Все его жены Таррин Фишер
        У главной героини триллера экзотическое имя - Четверг - и непростая жизнь. Она очень любит своего мужа, но видится с ним, по иронии судьбы, только… по четвергам. Остальные дни Сет проводит с двумя другими своими женами, которых Четверг никогда не видела и ничего о них не знает.
        Однажды, стирая вещи мужа, она находит в кармане записку с напоминанием о встрече с женщиной по имени Ханна. Интуиция подсказывает, что Ханна одна из его жен. Четверг не хотела нарушать договоренность со своим мужем, но все же выследила Ханну и завела с ней дружбу. Ханна понятия не имеет, с кем имеет дело. Но чем ближе они становятся, тем больше раскрываются друг другу. Однажды Ханна приходит в синяках и становится очевидно, что это дело рук ее мужа. Это открытие шокирует, ведь Сет никогда не бывал жестоким по четвергам.
        Кем он является на самом деле и как далеко его жена готова зайти в другие дни, кроме четверга? Рискнет ли она жизнью, чтобы узнать его «поближе»?
        Таррин Фишер
        Все его жены
        Посвящается Колин
        1
        Он приходит по четвергам, каждую неделю. Это мой день, я - Четверг. День надежды среди более важных дней; не начало и не конец, но передышка. Аперитив перед выходными. Иногда я думаю о других днях: думают ли они обо мне? Ведь женщины так устроены, верно? Всегда интересуются друг другом - любопытство и ненависть сливаются в маленьких лужицах эмоций. Ничего хорошего тут нет; если слишком много думать, можно натворить ерунды.
        Накрываю стол на двоих. Немного медлю, когда выкладываю столовое серебро, пытаясь вспомнить, что куда полагается по этикету. Провожу языком по зубам и качаю головой. Это просто нелепо; мы с Сетом будем сегодня только вдвоем - домашнее свидание. Впрочем, иначе почти и не бывает - мы нечасто рискуем ходить на настоящие свидания, где нас могут увидеть вместе. Только представьте… Ты опасаешься, что тебя увидят с твоим собственным мужем. Или твой муж не хочет, чтобы его видели вдвоем с тобой. Стопка водки, выпитая чуть раньше, согревает, дарит расслабленность и беззаботность. Опуская рядом с тарелкой вилку, я чуть не роняю вазу с цветами - букет бледных роз, вполне оправдывающих свое название. Я выбрала их за едва уловимую сексуальность, ведь в моем положении крайне важно быть на пике любовной игры. Посмотри на эти нежно-розовые лепестки. Они напоминают мой клитор? Прекрасно!
        Справа от цветов стоят две белые свечи в серебряных подсвечниках. Однажды мама сказала, что в мерцающем пламени свечи женщина выглядит почти на десять лет моложе. Маму всегда волновали подобные вещи. Каждые шесть недель доктор протыкал ей иголкой лоб, запуская под кожу тридцать кубиков ботокса. Она была подписана на всевозможные глянцевые журналы и собирала книги о том, как удержать мужа. Никто не прикладывает столько усилий, чтобы удержать мужа. Особо стараться начинают только те, кто его уже потерял. Раньше, когда я еще свято верила в идеалы, я считала ее поверхностной. У меня были большие планы отличаться от матери во всем: быть любимой, успешной, родить прекрасных детей. Но увы, желание сердца - лишь слабый ручей против потока воспитания и природы. Ты можешь плыть против него всю жизнь, но постепенно устанешь, и тогда поток генов и воспитания утянет тебя под воду. Со временем я стала очень похожа на нее и лишь немного - на себя.
        Кручу пальцем колесико зажигалки и подношу пламя к фитилю. На «Зиппо» виднеются остатки потертого английского флага. Мерцающий язычок напоминает мне о коротком опыте курения. В основном чтобы казаться круче - я никогда не затягивалась, но мне нравилась сияющая искра на кончиках пальцев. Родители купили подсвечники мне в подарок, для домашнего уюта, после того, как я присмотрела их в каталоге Тиффани. Предсказуемо роскошные. Сразу после свадьбы ты смотришь на пару подсвечников и представляешь долгие годы домашних ужинов, дополненных такой красотой. Именно таких, как сегодня. Моя жизнь почти идеальна.
        Я складываю салфетки и смотрю в эркерное окно - передо мной простирается парк. Погода серая, типичный Сиэтл. Я выбрала эту квартиру именно из-за вида на парк, хотя другая, выходящая на Эллиот-Бей, была гораздо больше и лучше. Большинство предпочитают вид на воду, но я больше люблю наблюдать за людьми. Седая пара сидит на скамейке, наблюдая за тропинкой, на которой каждые несколько минут можно встретить велосипедистов и любителей оздоровительного бега. Прекрасные в своей седине наблюдатели не прикасаются друг к другу, но их головы синхронно поворачиваются, когда кто-то появляется на тропинке и исчезает снова. Интересно, ждет ли такое будущее нас с Сетом? Потом я вспоминаю других и чувствую, как к щекам приливает краска. Представлять будущее - непростая задача, когда делишь мужа с двумя другими женщинами.
        Я ставлю на стол бутылку «Пино-гри», выбранную сегодня на рынке. Обычная этикетка, ничего выдающегося, но строгий мужчина, который мне ее продал, подробно описал вкус, потирая пальцы. Я не помню, что именно он рассказывал, хотя это было всего несколько часов назад. Я была слишком озабочена покупкой продуктов. Мама учила меня: готовка - единственный способ быть хорошей женой.
        Я делаю шаг назад и оценивающе оглядываю результат работы. Стол впечатляющий, но королевой вечера буду я. Все именно так, как любит он, а значит, люблю и я. Нельзя сказать, что у меня нет индивидуальности, просто вся моя индивидуальность предназначена для него. Как и должно быть.
        Ровно в шесть я слышу, как поворачивается в замке ключ и со свистом открывается дверь. Потом щелчок, когда она закрывается, и бряцанье его ключей, брошенных на столик в прихожей. Сет никогда не опаздывает: при такой сложной жизни, как у него, четкий распорядок крайне важен. Я приглаживаю с огромным трудом завитые волосы и выхожу из кухни в коридор, ему навстречу. Он разглядывает почту, которую держит в руке, с кончиков волос капает вода.
        - Ты забрал почту! Спасибо.
        Я смущаюсь восторга в собственном голосе. Господи, да это всего лишь почта!
        Он кладет стопку на маленький мраморный столик в прихожей, рядом с ключами, и улыбается. Меня начинают даже слегка настораживать замирания моего сердца и бросает в жар от удовольствия. Я подхожу к его широкой груди, вдыхаю его аромат и утыкаюсь лицом в шею. В прекрасную шею, широкую и загорелую. Грациозно поддерживающую голову с превосходными волосами и классически красивым лицом. Я в страстном порыве вся прижимаюсь к нему. Пять дней - долгий срок без любимого мужчины. В юности я считала любовь обузой. Как вообще можно заниматься делами, если каждую секунду приходится думать о другом человеке? После встречи с Сетом все мои принципы полетели к чертям. Я превратилась в то, что видела в собственной матери: обожающую, покладистую шовинистку - эмоционально и сексуально. Это поразило и возмутило меня.
        - Я скучала,  - говорю я ему.
        Целую его в подбородок, в нежную кожу под мочкой уха, а потом встаю на цыпочки, чтобы дотянуться до губ. Я изголодалась по вниманию и целую агрессивно и глубоко. В его груди раздается стон, и портфель со стуком падает на пол. Он обхватывает меня руками.
        - Прекрасная встреча,  - произносит он. Два его пальца скользят по моим позвонкам, как по саксофону. Он мягко массирует меня, и я придвигаюсь ближе.
        - Я бы сделала ее еще лучше, но ужин готов.
        Его взгляд затуманен, и я внутренне ликую. Я завела его меньше чем за две минуты. Хочется сказать: «Видели?!» Но кому? Что-то разматывается у меня в животе, нитка раскручивается и раскручивается. Я пытаюсь поймать ее, пока не поздно. Почему я постоянно думаю о них? Основная задача как раз о них не думать.
        - Что ты приготовила?  - Он разматывает шарф и оборачивает его вокруг моей шеи, прижимает меня к себе и снова целует. Его голос согревает мое ледяное оцепенение, и я прогоняю непрошеные чувства, исполненная решимости не портить совместный вечер.
        - Пахнет здорово!
        Я улыбаюсь и плавной походкой возвращаюсь в столовую - пора кормить его ужином. Задерживаюсь в дверях, чтобы проследить за его реакцией на стол.
        - Как красиво!
        Он протягивает ко мне сильные загорелые руки с прожилками вен, но я игриво отскакиваю в сторону. На оконном стекле за его спиной виднеются капли дождя. Я выглядываю из-за его плеча - пара со скамейки ушла. Чем они будут ужинать? Едой из китайского ресторана? Супом из банки?
        Я двигаюсь по кухне и слежу, чтобы Сет не сводил с меня взгляда. Он научил меня - можно полностью завладеть вниманием мужчины, если правильно двигаться.
        - Каре ягненка,  - сообщаю я через плечо.  - И кускус…
        Он берет со стола бутылку вина, держит за горлышко и наклоняет, чтобы рассмотреть этикетку.
        - Хорошее вино.
        Сет не пьет вино; во всяком случае, с другими. По религиозным причинам. Но для меня он делает исключение, и я считаю это еще одной своей маленькой победой. Я соблазнила его темно-красным «Мерло» и бодрящим «Шардоне». Мы целовались и смеялись, и пьяными предавались долгожданным любовным утехам. Только со мной, с ними он так не делал.
        Глупо, знаю. Я сама выбрала такую жизнь, и ее смысл - не соревнование, а забота, но невозможно удержаться и не вести счеты, когда рядом есть другие женщины.
        Когда я возвращаюсь из кухни и несу между двумя полотенцами горячий ужин, он уже разлил вино, пьет его и смотрит на улицу. Под окном двенадцатого этажа пульсирует вечерний город. Перед парком проходит оживленная улица. Справа от парка, вне поля зрения - Зунд, покрытый лодками и кораблями летом и скрытый в тумане зимой. Его видно из окна спальни - широкий водный простор. Идеальный вид на Сиэтл.
        - Плевать на ужин. Хочу тебя, немедленно,  - говорит он. Тон командный, Сет не оставляет места для обсуждений. Эта черта сослужила ему хорошую службу во всех сферах жизни.
        Я ставлю блюдо на стол, чувствуя, как во мне пробуждается совсем другой аппетит. Наблюдаю, как он задувает свечи, не сводя с меня глаз, и иду в спальню, расстегивая на ходу платье. Медленно, чтобы он видел, стягиваю с себя шелк. Я чувствую его сзади: его присутствие, его тепло, его нетерпение. Мои идеальный ужин стынет на столе, жир ягненка сгущается по краям блюда, а я выскальзываю из платья и наклоняюсь вперед, упираясь руками в кровать. Запястья тонут в пуховом одеяле, его пальцы касаются моих бедер и цепляют упругую резинку на талии. Он стягивает трусики, они сползают к лодыжкам, и я скидываю их на пол.
        Звон металла и свист его ремня. Он не раздевается - слышен только глухой звук спадающих вниз штанов.
        Уже после я разогреваю ужин в микроволновке, завернувшись в халат. Я чувствую пульсацию между ног, чувствую, как стекает по бедрам семя; все болит самым лучшим образом. Я несу ему тарелку с едой, он лежит на диване без рубашки, закинув руку за голову,  - картина изнеможения. Я не могу сдержать широкой улыбки, хотя пытаюсь. Улыбка школьницы прорывается сквозь мою обычную сдержанность.
        - Ты красивая,  - произносит он, увидев меня. Хрипловатым голосом, как всегда после секса.  - С тобой было так хорошо!
        Пока я передаю тарелку, он гладит меня по бедру.
        - Помнишь, мы обсуждали совместный отпуск? Куда хочешь поехать?
        Типичная беседа с Сетом после близости: он любит говорить о будущем после того, как кончит.
        Помню ли я? Конечно, помню. Я изображаю удивление.
        Он обещает мне эту поездку уже год. Только мы вдвоем.
        Сердце начинает биться быстрее. Я так этого ждала. Не хотела давить на него, ведь он был очень занят, но провела в мечтах целый год. Я представляла места, куда мы можем отправиться. Определилась, что это будет пляж. Белый песок, бирюзовая вода, долгие прогулки вдоль кромки прибоя, держась за руки прилюдно. Прилюдно.
        - Куда-нибудь, где тепло,  - отвечаю я. Зрительного контакта избегаю - не хочу, чтобы он заметил, насколько мне не терпится получить его в полное распоряжение. Как я нуждаюсь в нем, какая я ревнивая и мелочная. Позволяя халату раскрыться, я наклоняюсь, чтобы поставить его вино на газетный столик. Он протягивает руку и обхватывает мою грудь, как я и ожидала. В некоторых моментах он предсказуем.
        - Турция или Кайкос?  - предлагает он.  - Тринидад?
        Да и да!
        Я опускаюсь в кресло напротив дивана и закидываю ногу на ногу, чтобы халат распахнулся и показалось бедро.
        - Выбирай,  - говорю я.  - Ты путешествовал больше, чем я.
        Я знаю, он любит принимать решения. Да и какая мне разница, куда мы поедем?! Если я получу его на целую неделю, непрерывно, безраздельно! На эту неделю он станет только моим! Мечта! Но наступает момент, которого я боюсь и ради которого живу.
        - Сет, расскажи, как прошла неделя.
        Он ставит тарелку и складывает кончики пальцев. Они блестят от мясного жира. Мне хочется подойти и засунуть их себе в рот, обсосать дочиста.
        - У Понедельника токсикоз, ребенок…
        - О нет,  - ужасаюсь я.  - У нее же первый триместр, это может продлиться еще несколько недель.
        Он кивает и улыбается.
        - Она на седьмом небе, несмотря на тошноту. Я купил ей книгу про имена. Она подчеркивает те, которые нравятся, и, когда видимся, мы вместе выбираем.
        Я ощущаю укол ревности и немедленно прогоняю чувство прочь. Это кульминация моей недели - слушать о других. Я не хочу портить ее мелочными обидами.
        - Так здорово,  - восхищаюсь я.  - Она хочет мальчика или девочку?
        Смеясь, Сет идет на кухню и опускает тарелку в раковину. Я слышу звук стекающей воды, а потом стук крышки мусорного ведра - он выбрасывает бумажное полотенце.
        - Мальчика. С темными волосами, как у меня. Но думаю, ребенок в любом случае получится светловолосый, как она.
        Я представляю Понедельник - высокая, прямые светлые волосы, загар от серфинга. Стройная и подтянутая, с идеальными белыми зубами. Она много смеется - в основном над его шутками - и влюблена, как девчонка. Он говорил, что ей двадцать пять, но она выглядит как школьница. Обычно я осуждаю мужчин, которые предпочитают женщин сильно моложе себя, но не в его случае. Для Сета важна духовная связь.
        - Расскажешь, когда узнаете, кого ждете?
        - Странная просьба, но да,  - улыбается он только уголком рта.  - На следующей неделе у нас врач. В понедельник утром поеду прямо туда.
        Он подмигивает, и я не могу скрыть смущения. Я сижу, покачивая ногой, живот наполняется теплом. Он оказывает на меня такое же действие, как и в день нашей первой встречи.
        - Хочешь чего-нибудь выпить?  - спрашиваю я, поднимаясь.
        Подхожу к бару и попутно включаю стереосистему. Конечно, он хочет выпить, он всегда пьет по вечерам, когда мы вместе. Он признался, что тайно хранит в кабинете бутылку виски, и я тайно радуюсь своему дурному влиянию. Начинает петь Том Уэйтс, и я тянусь за графином с водкой.
        Спрашивала я и про Вторник, но Сет рассказывает о ней не слишком охотно. Я всегда списывала это на ее особый авторитет, как первой жены. Первой жены, первой женщины, которую он полюбил. Немного мучительно осознавать, что я лишь второй выбор. Но я утешаю себя фактом, что я - законная жена Сета, что даже хотя они еще вместе, ему пришлось развестись с ней, чтобы жениться на мне. Мне не нравится Вторник. Она эгоистка - главную роль в ее жизни играет карьера, я же берегу это место для Сета. Но винить ее тоже неправильно. Его не бывает рядом по пять дней в неделю. У нас есть один плавающий день, который мы проводим с ним по очереди, но более сложная наша задача - заполнять неделю чем-то помимо Сета. В моем случае это всякая ерунда: гончарная мастерская, любовные романы и Netflix. А Вторник занимается карьерой. Я лезу в карман халата за гигиенической помадой. У нас есть целые жизни вне брака. Это единственный способ сохранить рассудок.
        Опять на ужин пицца?  - часто спрашивала я. Однажды он признался, что Вторник из тех, кто скорее заказывает еду, чем готовит.
        Ты всегда придаешь такое значение кулинарным способностям,  - поддразнивал он.
        Я выставляю на стол два бокала и наполняю льдом. Слышу, как сзади движется Сет, поднявшись с дивана. Бутылка с содой шипит, я скручиваю крышку и наполняю бокалы. Прежде чем успеваю закончить, он подходит сзади и целует меня в шею. Я наклоняю голову, чтобы дать ему лучший доступ. Он берет у меня напиток и отходит к окну.
        Я занимаю место на диване и наблюдаю за ним с влажным бокалом в руке.
        Сет садится рядом со мной и ставит напиток на столик. Поглаживает меня по шее и смеется.
        Его взгляд танцует, заигрывает. Я влюбилась в эти глаза, которые всегда лучатся весельем. Улыбнувшись ему уголком рта, я откидываюсь назад и наслаждаюсь, прижимаясь к его крепкому телу. Он водит пальцами по моей руке.
        Что еще нужно обсудить? Мне важно быть в курсе всей его жизни.
        - Как работа?
        - Алекс…  - начинает он, но тут же смолкает. Я наблюдаю, как он проводит большим пальцем по нижней губе. Люблю эту привычку.
        Что он устроил на этот раз?
        - Я снова поймал его на лжи.
        Алекс - бизнес-партнер Сета; они вместе основали компанию. Сколько я помню, Алекс был лицом бизнеса: встречался с клиентами и нанимал сотрудников, а Сет действительно занимался строительством домов, улаживал дела с подрядчиками и инспекциями. Сет рассказывал, что первые разногласия возникли у них по поводу названия компании. Алекс хотел, чтобы в названии бизнеса было его имя, а Сет предпочитал видеть там Тихоокеанский Северо-Запад. В результате после долгих споров они назвали компанию «Эмеральд Сити Девелопмент». За последние годы внимание к деталям и изумительная красота построенных домов привели к ним нескольких крупных клиентов. С Алексом я не знакома, и он не знает о моем существовании. Он думает, жена Сета - Вторник. Когда Сет и Вторник ещё были женаты, они ездили отдыхать с Алексом и его женой - один раз на Гавайи и один раз на лыжный курорт в Банф. Я видела Алекса на фотографиях. Он чуть пониже своей жены, Барбары, бывшей «мисс Юта». Коренастый и лысеющий, он постоянно демонстрирует затаенное самодовольство.
        Со сколькими же людьми я не знакома! Например, с родителями Сета и его друзьями детства. А если учесть, что я - вторая жена, возможно, и не познакомлюсь никогда. Ой, что-то я совсем замечталась! Кажется, меня зовут.
        - Да?  - откликаюсь я.  - Что такое?
        Все эти игры так утомительны! Женское проклятие. Быть прямой, но не слишком. Быть сильной, но не слишком. Задавать вопросы, но не слишком много. Я делаю глоток и выпрямляюсь.
        - Тебе интересно? Довольно странно, что ты спрашиваешь…
        - Мне интересен ты,  - с улыбкой, но твердо заверяю я.  - Я хочу знать твой мир, что ты чувствуешь и переживаешь, когда не со мной.
        И ведь это чистая правда! Я люблю мужа, но не могу похвастаться своей исключительностью. Есть и другие. Мое единственное оружие - знания. Я могу вмешаться в его планы, вытянуть информацию или изобразить равнодушие, и все с помощью нескольких удачных вопросов.
        Сет вздыхает и трет ладонями глаза.
        - Пойдем спать,  - предлагает он.
        Я всматриваюсь в его лицо. На сегодня он уже устал их всех обсуждать. Он протягивает мне руку и помогает подняться.
        В этот раз мы занимаемся любовью, страстно целуясь, ещё я обхватываю его ногами. Мне не следует удивляться, но все же. Как мужчина может одновременно любить стольких женщин? Почти каждый день новую. И на каком месте по предпочтительности нахожусь я?
        Он быстро засыпает, а я нет. По четвергам мне не до сна.
        2
        В пятницу утром Сет уходит еще до моего пробуждения. Я крутилась в постели до четырех утра, а потом, видимо, заснула глубоким сном, потому что даже не слышала, как он ушел. Иногда я чувствую себя девочкой, которая проснулась одна в кровати после случайной связи, а мужчина сбежал прежде, чем она успела спросить, как его зовут. По пятницам я всегда подолгу лежу в кровати, уставившись на его примятую подушку, пока солнце не начинает светить прямо в глаза. Но в этот раз солнце только начинает настойчиво озарять горизонт, а я всё ещё не отвожу глаз от вмятины, словно от нее зависит моя жизнь.
        По утрам особенно тяжело. В нормальном браке ты просыпаешься рядом с человеком, и его пропитанное сном тело наполняет жизнь смыслом. Есть рутина и расписание, они скучны, но при этом - с ними спокойнее. Мне же неведом покой нормальной жизни: храпящий муж, которого толкаешь ночью, или зубная паста на раковине, которую раздраженно стираешь. Присутствие Сета не ощущается в моем доме, и из-за этого у меня часто болит душа. Он едва показывается и снова уезжает, в постель к другой женщине, пока моя остается холодной и пустой.
        С опаской смотрю на телефон. Не люблю писать ему - всегда представляю ежедневный поток сообщений от остальных, но сегодня утром мне очень хочется взять телефон и написать ему: «Я скучаю». Он знает, конечно же знает. Если вы с мужем не видитесь пять дней в неделю, он должен понимать, что ты скучаешь. И я не трогаю телефон и не пишу сообщений. Решительно опускаю ноги на пол и просовываю в тапки, впиваясь пальцами в мягкий флис. Тапки - часть моей рутины, часть нормальной жизни. Я выхожу на кухню, выглядываю из окна на город, лежащий внизу. Змея красных тормозных огней застыла у перекрестка. Дворники машут туда-сюда, сметая с лобовых стекол мелкий дождь. Интересно, есть ли среди них машина Сета? Нет, обычно он уезжает по другому шоссе. Уезжает от меня.
        Я открываю холодильник, достаю и ставлю на столешницу стеклянную бутылку колы. Копаюсь в ящике в поисках открывалки и ругаюсь, когда под ноготь попадает зубочистка. Палец приходится засунуть в рот, но снять крышку свободной рукой не составляет никакого труда. Я всегда держу в холодильнике только одну бутылку колы, а остальные прячу под раковиной, за лейкой. Выпивая эту одну бутылку, я каждый раз ставлю на ее место новую. Так кажется, что в холодильнике все время стоит одна и та же бутылка. Мне некого обманывать, кроме себя. Ну и возможно, я не хочу, чтобы Сет узнал, что я пью на завтрак колу. Он будет меня дразнить. Хоть я и не против, но все же не хочется, чтобы кто-то узнал о тебе подобные вещи. В детстве я единственная долго любила играть с Барби. Все мои подруги уже закончили это занятие, а я все никак не желала расставаться со своей любовью. И это в десять-то лет, когда все уже переключились на косметику и МТВ и просили у родителей на Рождество новую одежду, а не кемпинговый фургон для кукол. Я ужасно стыдилась своей любви к Барби, особенно когда другие девочки уже начали обращать на это
усиленное внимание и называть меня маленькой. В один из самых печальных дней детства я собрала всех Барби в коробку и убрала в шкаф. Я проплакала весь вечер, пока не уснула,  - мне не хотелось расставаться с любимыми куклами, но и терпеть издевательства больше не было сил. Несколько недель спустя мама нашла коробку, когда разбирала стирку, и спросила, в чем дело. Я со слезами рассказала ей правду, заверила, что уже слишком взрослая для Барби, пора расставаться.
        Ты можешь играть с ними тайно. Не обязательно кому-то рассказывать. Не нужно отказываться от того, что любишь, из-за чужого неодобрения,  - сказала она.
        Секреты! О, я умею их создавать и хранить.
        Я вижу, перед уходом он готовил себе тост. Столешница усеяна хлебными крошками, в раковине лежит нож, блестящий от масла. Ругаю себя, что не встала раньше и не приготовила ему поесть. На следующей неделе, обещаю я себе. На следующей неделе буду лучше и накормлю мужа завтраком. Буду женой, которая обеспечивает секс и еду три раза в день. Но внутри сжимается от тревоги - интересно, а Понедельник и Вторник готовят ему завтрак? А если они да, а я все это время ленилась? Он считает меня нерадивой из-за того, что я остаюсь в кровати? Я счищаю крошки, смахивая их в ладонь, и сердито выбрасываю в раковину, потом беру колу и иду в гостиную. Делая глоток из холодной бутылки, я размышляю о собственных несовершенствах.
        Когда я просыпаюсь некоторое время спустя, освещение меняется. Я сажусь и вижу опрокинутую бутылку колы, а вокруг - коричневое пятно от впитавшейся в ковер жидкости.
        - Вот дура,  - ругаюсь я и встаю. Видимо, заснула с бутылкой в руках. Последствие бессонной ночи. Спешу за тряпкой и пятновыводителем, опускаюсь на колени и яростно оттираю. Кола въелась в вязаный бежевый коврик, превратившись в липкую карамель. Я почему-то злюсь и чувствую, как по щекам текут слезы. Капли падают на пятно, я тру сильнее. Очистив ковер, опрокидываюсь назад и закрываю глаза. Что со мной случилось? Как я могла превратиться в такого покорного человека, живущего ради четвергов и любви мужчины, который столь скупо делит себя между тремя женщинами? Если бы в девятнадцать лет мне сказали, что моя жизни превратится в это, я бы рассмеялась в лицо.
        На следующей неделе будет пять лет, как он меня нашел. Я сидела в кофейне, готовилась в выпускному экзамену на медсестру - это препятствие казалось непреодолимым. Я не спала двое суток и дошла до такого состояния, что уже пила кофе как воду, просто чтобы не спать. Я покачивалась в кресле в полубезумном состоянии, когда рядом со мной опустился Сет. Помню, что почувствовала раздражение. В кафе стояли пять свободных кресел; почему нужно садиться именно рядом со мной? Он был красив: блестящие черные волосы и бирюзовые глаза, свежий, ухоженный, обходительный. Он спросил, учусь ли я на медсестру, и я бросила какую-то резкость, но уже через секунду извинилась за грубость. Он отмахнулся от извинений и предложил меня поспрашивать.
        Я рассмеялась и только потом поняла, что он серьезно.
        - Вы хотите провести весь вечер пятницы, задавая медицинские вопросы полуживой студентке?
        - Конечно,  - ответил он со смешинкой в глазах.  - Думаю, если мне удастся завоевать твое расположение, ты не откажешься сходить со мной на ужин.
        Я помню, как нахмурилась, решив, что он шутит. Словно его друзья отправили унизить печальную девушку в углу. Он был слишком красив. Таких, как он, никогда не интересовали девушки вроде меня. Конечно, я не уродина, но и ничего особенного. Мама всегда говорила, что мне достались мозги, а моей сестре, Торренс,  - красота.
        - Вы серьезно?
        Я вдруг застеснялась собранных в хвост волос и скромного макияжа.
        - Только если ты любишь мексиканскую кухню. Я не стану встречаться с девушкой, которая не любит мексиканскую кухню.
        - Я не люблю мексиканскую кухню,  - сообщила я, и он с деланым ужасом схватился за сердце. Я рассмеялась - слишком красивый мужчина делает вид, что ему стало плохо в кафе.
        - Шучу. Какой разумный человек не любит мексиканскую кухню?
        Вопреки здравому смыслу и несмотря на безумное расписание, я согласилась пообедать с ним неделей позже. В конце концов, мне нужно было что-то есть. Когда я припарковала свой маленький видавший виды «Форд» перед рестораном, то была вполне готова, что он не придет. Но как только вышла из машины, сразу увидела, что он ждет у входа и капли дождя падают на его шерстяное пальто.
        Он был очарователен, расспрашивал меня об учебе, моей семье и дальнейших планах. Макая чипсы в сальсу, я пыталась вспомнить, когда кто-нибудь так интересовался мной в последний раз. Увлеченная беседой, я охотно отвечала на каждый вопрос, а когда ужин закончился, вдруг поняла, что ничего о нем не знаю.
        - Отложим это до следующей недели,  - пообещал он, когда я озвучила наблюдение.
        - А что, будет следующая неделя?
        Он просто улыбнулся, и в тот момент я поняла, что влипла.
        Я принимаю душ, одеваюсь и проверяю телефон только на выходе из квартиры. Поскольку Сета не бывает по пять дней в неделю, я добровольно беру вечерние смены, которые никто не любит. Сидеть весь вечер одной дома и думать о том, как он проводит время с другими, невыносимо. Я предпочитаю занимать голову другими делами. По пятницам хожу в зал и на рынок. Иногда обедаю с подругой, но в последнее время все слишком заняты, чтобы встречаться. Многие из моих подруг либо недавно вышли замуж, либо родили детей, и наши жизни сосредоточились на работе и семьях.
        На экране появляется сообщение от Сета: «Уже скучаю. Жду следующей недели».
        Я натянуто улыбаюсь и нажимаю кнопку лифта. Легко ему говорить, как он скучает,  - с ним ведь всегда кто-то есть. Но я не должна так думать. Я знаю, он любит каждую из нас и скучает по каждой.
        Чтобы ответ не получился слишком обычным, пытаюсь шутить: «Заказать пиццу, когда приедешь в следующий раз?»
        Он сразу отвечает, присылая смеющееся сквозь слезы эмодзи. Как люди вообще жили без эмодзи? Это единственный способ облегчить перегруженное предложение.
        Я кладу телефон обратно в сумку и захожу в лифт, на губах играет улыбка. Даже в самые тяжелые дни сообщение от Сета способно исправить ситуацию. А тяжелые дни бывают часто - дни, когда я ощущаю свою роль в его жизни слишком слабо и неуверенно.
        Я люблю каждую из вас по-разному, но одинаково сильно.
        Я бы хотела знать, что конкретно это значит. Речь о сексе? Эмоциях? И если бы ему пришлось выбирать под дулом пистолета - он бы выбрал меня?
        Когда Сет впервые рассказал мне о жене, мы сидели в итальянском ресторане «Ля Шпига» в Кэпитол-Хилл. Это было наше четвертое свидание. Неловкость первого знакомства ушла, и отношения перешли в более расслабленную стадию. Мы уже держались за руки… Целовались. Он сказал, что хочет со мной о чем-то поговорить, и я ожидала разговор о будущем наших отношений. Как только прозвучало слово жена, я опустила вилку, вытерла губы, взяла сумку и ушла. Он выбежал за мной на улицу, когда я останавливала такси, а за ним выбежал официант, требуя, чтобы мы оплатили наполовину съеденную еду. Мы все неловко стояли на тротуаре, пока Сет не уговорил меня вернуться. Я сомневалась, но часть меня все же хотела послушать, что он скажет. Что тут вообще можно было сказать? Как можно оправдать такое?
        - Поверь, я знаю, как это звучит.  - Он сделал долгий глоток вина, прежде чем продолжить.  - Но дело не в сексе. У меня нет дурных наклонностей, если ты так подумала.
        Именно так я и подумала. Я сложила руки на груди и ждала, краем глаза наблюдая за официантом, который старался не выпускать нас из виду. Видимо, боялся очередного побега и неоплаченного счета.
        - Мой отец,  - начал он. Я закатила глаза. Половина оправданий начинается с фразы «мой отец». Тем не менее я ждала продолжения. Я была женщиной слова.
        Прозвучали слова:
        - Мои родители… Полигамны… Четыре матери…
        Я изумленно пялилась на него. Я почти залезла к мужчине в штаны, и вдруг оказалось, у него уже есть женщина! Сначала я подумала, что это ложь, дурная шутка, но увидела что-то в его глазах. Он дал мне осторожную крупицу информации и ждал реакции. Я не знала, что сказать. Что там можно было ответить? Такие вещи видишь по телевизору, а в реальной жизни…
        - Я вырос в Юте,  - продолжил он.  - Но уехал, как только мне исполнилось восемнадцать. И клялся, что я против всех их убеждений.
        - Я не понимаю.
        Я и правда не понимала. Вся напряглась, сцепила под столом руки, впилась ногтями в ладони.
        Он провел рукой по лицу, внезапно постарев лет на десять.
        - Моя жена не хочет детей,  - сказал он.  - А я не из тех, кто станет заставлять.
        Тогда я посмотрела на него другими глазами - как на отца с одним ребенком на плечах и другим возле ног. Мороженое по воскресеньям и игры в тибол. Те же мечты, что и у меня, у большинства из нас.
        - И при чем тут я? Ты ищешь самку и я подхожу?  - враждебно выпалила я, но прозвучало все не слишком убедительно. Почему он выбрал именно меня, и кто вообще сказал, что я хочу детей?
        Похоже, мое обвинение его сильно задело, но я не переживала, что причиняю боль. Меня тошнило от типов вроде него. Но я вернулась его выслушать и выслушаю. Хотя пока все звучало совершенно абсурдно. У него была жена, но он хотел новую. Чтобы создать семью. Кем он себя возомнил? Меня тошнило, и я ему об этом сказала.
        - Понимаю,  - понуро ответил он.  - Прекрасно понимаю.
        Потом он оплатил счет, я холодно попрощалась, и мы разошлись в разные стороны. Как он потом признался, он думал, что больше никогда меня не увидит, но я вернулась домой и всю ночь крутилась в постели без сна.
        Он все равно мне нравился. Очень, очень нравился. В нем что-то было - харизма, может, или восприимчивость. В любом случае рядом с ним я никогда не чувствовала себя незначительной. Не то что с мальчиками из колледжа, которые смотрели лишь на собственное отражение в твоих глазах и считали тебя «проходным» вариантом. Оставаясь с Сетом, я чувствовала себя единственной. Но я заставила себя отбросить эмоции и страдала из-за внезапного конца многообещающих, как мне казалось, отношений. И даже сходила на два свидания - с пожарным из Белвью и владельцем малого бизнеса из Сиэтла. Оба закончились ужасно, стоило только сравнить мужчин с Сетом. А потом, примерно месяц спустя, тоскуя по едва знакомому мужчине куда сильнее, чем следует, я не выдержала и позвонила ему.
        - Я скучаю!  - выпалила я, едва он взял трубку.  - Не хочу скучать, но скучаю.
        А потом спросила, знает ли его жена, что он ищет кого-то еще, чтобы заиметь детей. На той стороне линии повисла долгая пауза, дольше, чем могло мне понравиться. Я хотела сказать уже, чтобы он забыл о вопросе, когда он выдохнул:
        - Да.
        - Погоди,  - я сильнее прижала к уху трубку,  - ты сказал да?
        - Мы вместе с ней пришли к такому решению,  - уже более уверенно продолжил он.  - Что мне нужен кто-то, разделяющий мои желания.
        - Ты сказал ей?
        - После первого свидания. Мне показалось, что это может быть серьезно, и я ей сказал. Я знал, что рискую, но между нами что-то возникло. Духовная связь.
        - И она отнеслась спокойно?
        - Нет… Да. То есть все непросто. Сказала, что нам надо все обдумать. Что она любит меня, но понимает.
        Я молчала, переваривая каждое его слово.
        - Мы можем увидеться?  - спросил он.  - Просто выпьем или закажем кофе.
        Я хотела отказать, быть сильной, решительной, бескомпромиссной женщиной. Но вместо этого договорилась встретиться с ним через неделю в местной кофейне. Положив трубку, я напомнила себе, что позвонила ему сама и он мной не манипулировал. Все под контролем,  - сказала я себе.  - Ты станешь его законной женой. Как же я ошибалась!
        3
        Воскресным утром я возвращаюсь после смены домой и валюсь на кровать. Ночь была долгая, изматывающая физически и морально. На Пятом шоссе случилась авария с участием десяти машин, и к нам привезли двенадцать человек, а потом приехал мужчина с тремя пулями в животе, которого подстрелила жена. Она ворвалась к нам через десять минут, с ребенком на руках, в насквозь промокшей от крови желтой рубашке. Кричала, что все это было ошибкой. Каждая ночная смена в «Скорой помощи» напоминает эпизод фильма ужасов: открытые раны, плач, боль. К утру полы становятся липкими от крови и скользкими от рвоты. Я ношу черную униформу, чтобы грязь было не так заметно.
        Я начинаю засыпать, но вдруг слышу, как открывается и закрывается входная дверь, а потом раздается гудок поезда. Гудок - предостережение системы безопасности. Я резко сажусь в кровати, широко открыв глаза. Это случилось во сне или наяву? Сет в Портленде; он написал мне прошлым вечером и не говорил, что собирается приезжать. Я жду, замерев на месте, обратившись в слух - готовая выскочить из кровати и…
        Сердце бешено стучит, я лихорадочно оглядываюсь по сторонам в поисках оружия. Пистолет, который папа подарил мне на двадцать первый день рождения, спрятан где-то в шкафу. Я пытаюсь вспомнить где, но трясусь от страха. Значит, нужно другое… Моя спальня состоит из мягких, женственных предметов; под рукой нет ничего подходящего. Я сбрасываю одеяло и поднимаюсь на ноги. Я глупая, беззащитная девочка, у которой есть пистолет, но которая не знает, где он и как его использовать. Я что, забыла запереть дверь? Пришла домой, засыпая на ходу, сбросила обувь… И вдруг из прихожей раздается мамин голос, зовущий меня по имени. Паника отступает, но сердце продолжает стучать. Я прикладываю к нему руку, закрываю глаза. Раздается звон - когда мама двигается, она звенит. Я расслабляюсь, облегченно опуская плечи. Все правильно. Она собиралась сегодня приехать, мы договорились пообедать. Как я могла забыть? Ты устала, тебе надо поспать,  - твержу я себе. Поправляю перед зеркалом волосы, протираю заспанные глаза и выхожу из спальни в коридор. Пытаюсь изобразить бодрость.
        - Мам, привет.  - Я подхожу и быстро обнимаю ее.  - Я только пришла. Прости, не было времени принять душ.
        Мама делает шаг назад и осматривает меня; ее идеальная прическа немного видна в скупом свете из окна, и я вижу, что у нее новое мелирование.
        - Выглядишь потрясающе,  - говорю я. Причем, совершенно искренне, ведь это правда.
        - А ты выглядишь усталой,  - качает головой она.  - Может, сходишь в ванную, а я пока приготовлю нам обед, чтобы никуда не идти?
        Мною распоряжаются в собственном доме. Удивительно, но рядом с ней я каждый раз чувствую себя подростком.
        Я благодарно киваю, несмотря на ее тон. После сегодняшней ночи о сборах и походе в ресторан страшно даже подумать.
        Быстро принимаю душ и выхожу, обернувшись полотенцем. Мама уже приготовила круассаны с куриным салатом. Рядом с моей тарелкой стоит высокая мимоза. Я с облегчением опускаюсь на стул. Недавно заполненный холодильник ее не разочаровал. Я научилась готовить, наблюдая за ней, и главное, чему она меня научила - в холодильнике всегда должны быть продукты на случай, если вдруг неожиданно придется кого-то кормить.
        - Как Сет?  - Она садится напротив, и это первый вопрос. Моя мама: всегда по делу, всегда вовремя, всегда организованная. Идеальная жена и домохозяйка.
        - Приезжал в четверг, очень уставший. У нас почти не было возможности поговорить.
        Это правда. Боюсь, мой голос выдал больше, чем следует, но когда я поднимаю взгляд, она занята едой.
        - Бедняга,  - замечает она, решительно разрезая круассан. Рука соскакивает, и она недовольно поджимает губы.  - Все эти поездки туда-сюда. Я понимаю, решение было правильным для вас обоих, но все равно это очень тяжело.
        Она называет решение правильным только для того, чтобы не расстраивать меня. Раньше она вполне ясно дала мне понять, что моя обязанность - быть с Сетом, что я должна оставить работу и последовать за ним. Она ворчала из-за нашего брака, а теперь благополучно переключилась на тему ребенка.
        Я киваю. Совершенно не хочется вступать с ней в дискуссию. Она всегда находит способ заставить меня почувствовать себя плохой женой. Чаще всего речь о ребенке. Она думает, муж перестанет меня любить, если моя матка не будет работать. Я могла бы успокоить ее, что кроме меня у Сета есть другая жена, точнее две, и они заполняют мои пробелы. Одна растит в себе его ребенка прямо сейчас.
        - Ты можешь сдать эту квартиру и переехать к нему в Орегон,  - предлагает она.  - Там не так плохо. Мы прожили там год, когда тебе было два, в доме бабушки. Ты всегда так любила тот дом.
        Будто я не знаю. Будто не слышала этих историй.
        - Не могу,  - возражаю, набив рот.  - Два дня в неделю ему приходится ездить в Сиэтл. Нам все равно нужно здесь жилье. Кроме того, я не хочу уезжать. Здесь вся моя жизнь, все друзья и любимая работа. Правда, правда, не правда. Мне никогда не нравился Портленд; всегда напоминал Сиэтл для бедных: те же декорации, похожая погода, но неопрятный город. Здесь прожили всю жизнь и умерли мои бабушка с дедушкой. Кроме основного дома у них был курортный дом на юге, рядом с Калифорнией. Мысли о Портленде вызывают у меня приступ клаустрофобии.
        Мама смотрит неодобрительно, на жемчужно-розовом ногте белеет пятно майонеза. В этом плане она старомодна. Считает, что жена должна следовать за мужем повсюду, иначе он может ей изменить. Если бы она только знала!
        - Так мы договорились, и это главное,  - твердо заявляю я. И добавляю, чтобы ее успокоить:  - На данный момент.
        Это все правда. Сет - строитель. Недавно он открыл новый офис в Портленде, и пока его партнер, Алекс, руководит подразделением в Сиэтле, Сет проводит большую часть недели в Портленде, наблюдая за тамошними проектами.
        Понедельник и Вторник живут там, в городе. Они видят его гораздо чаще, и я схожу с ума от зависти. Он часто обедает с кем-нибудь из них днем - недоступная мне роскошь, потому что большую часть четверга он проводит в дороге. Пятничные дни он проводит в офисе в Сиэтле, а потом иногда встречается со мной для совместного ужина, прежде чем уехать обратно в Портленд в субботу. Общий день мы пока пропускаем, планируя возместить его путешествием, но если учесть, что в Орегоне у него две жены, я начинаю подозревать, что так будет всегда. Тяжело быть частью чего-то столь необычного и не иметь возможности это с кем-нибудь обсудить. Никто из моих друзей не в курсе, хотя несколько раз я чуть не призналась своей лучшей подруге Анне.
        Иногда у меня возникает желание связаться с одной из других жен, иметь группу поддержки. Но Сет хочет, чтобы все было иначе, чем у его родителей. Мы, жены, друг с другом не контактируем, и я даже не пыталась шпионить, уважая его желание. Я даже не знаю их имен.
        - Когда вы планируете ребенка?  - спрашивает мама.
        Опять. Это происходит каждый раз, когда мы встречаемся, и мне уже порядком надоело. Правды она не знает, и мне не хватает решимости ей признаться.
        - Если ты родишь, ему придется бывать здесь чаще,  - заговорщически произносит она.
        Я смотрю на нее с открытым ртом. Мы с сестрой были смыслом маминой жизни. Наши успехи были ее успехами, наши неудачи - ее неудачами. Думаю, жить ради детей, пока ты их растишь,  - нормально и правильно, но что потом? Когда у них начинается своя жизнь, а ты остаешься ни с чем: без увлечений, без карьеры, без личности.
        - Мама, ты предлагаешь мне привязать Сета с помощью ребенка?  - уточняю я, опустив вилку и изумленно глядя на нее.
        Моя мама - человек непредсказуемый и часто говорит бесцеремонные вещи. Но советовать мне забеременеть, чтобы удержать мужа дома,  - это уже слишком, даже для нее.
        - Ну, некоторые так делают…  - Она немного теряется, отводит взгляд. Чувствует, что зашла слишком далеко. Меня охватывает чувство вины. Я так и не рассказала маме о срочной гистерэктомии. Тогда я не хотела обсуждать произошедшее, а если признаюсь только теперь, это расстроит ее еще сильнее.
        - Я не такая. У нас не такие отношения. Да и кто заменит Сета в Портленде? Речь о наших деньгах и о нашем будущем.
        Да, не только моем. Сету приходится содержать довольно большую семью. Я закрываю лицо руками, мама встает и обходит стол, чтобы меня утешить.
        - Прости, детка,  - извиняется она, используя мое домашнее прозвище.  - Я перешла черту. Это твоя семья, и тебе виднее.
        Я одобрительно киваю, поднимаю упавший кусочек из куриного салата и слизываю с пальца. Ситуация ненормальная, и если мы с Сетом хотим двигаться дальше, придется обсудить с ним мои чувства. Я очень долго делала вид, что все хорошо, и он понятия не имеет о моих проблемах. Это несправедливо и по отношению к нему, и по отношению ко мне.
        Мама уезжает через час, пообещав сводить меня в понедельник на обед.
        - Поспи,  - говорит она, обнимая меня.
        Я закрываю за ней дверь и с облегчением выдыхаю.
        Я ужасно устала, но вместо возвращения в кровать открываю дверь маленькой гардеробной Сета. Несмотря на частое отсутствие, он хранит здесь часть одежды. Провожу рукой по пиджакам и брюкам, подношу к носу рубашку, чтобы вдохнуть его аромат. Я очень люблю его и, несмотря на необычность ситуации, не могу представить в качестве мужа кого-то другого. Ведь это и есть любовь, верно? Принимать партнера таким, какой он есть. А у моего есть две другие женщины.
        Я уже собираюсь выключить свет и уйти, как замечаю одну деталь. Из кармана брюк торчит уголок какой-то бумажки. Вытаскиваю ее, сперва из беспокойства, что штаны постираются вместе с бумагой, но когда она оказывается в руках, мне становится любопытно. Листок сложен в аккуратный квадратик. Несколько секунд держу его на ладони, а потом разворачиваю. Медицинский счет. Я просматриваю написанное, пытаясь узнать, плановая ли это проверка или с Сетом что-то не так, но его имени на листочке нет. Счет выписан на Ханну Оварк, и сверху в углу указан ее адрес - 324, Галатия-Лейн, Портленд, Орегон. Врач Сета живет в Сиэтле.
        - Ханна,  - повторяю я вслух. Судя по чеку, она ходила на обследование и анализы. Может, Ханна… Понедельник?
        Выключаю в гардеробной свет и несу бумажку в гостиную, не зная, как поступить дальше. Расспросить Сета или сделать вид, что я ничего не видела? Мой макбук стоит рядом с диваном. Я ставлю его на колени и захожу на Фейсбук. Меня охватывает смутное чувство, словно я нарушаю какое-то правило.
        Ввожу ее имя в строку поиска и стучу пальцами по коленке, дожидаясь результата. Появляется три профиля: женщина лет сорока из Атланты; девочка-подросток с розовыми волосами. Я выбираю третий профиль. Сет упоминал, что Понедельник - блондинка, но больше ничего не рассказывал о ее внешности. Я смотрю на Ханну Оварк, и все мои представления рушатся. Она не занимается серфингом, и в ней нет невинности, на которую я надеялась. Довольно резко захлопнув ноутбук, я направляюсь в ванную искать таблетки от бессонницы. Мне очень нужно поспать. Я чувствую себя странно и начинаю воспринимать реальность искаженно.
        Ряд оранжевых пузырьков смотрит на меня из аптечки. Маленькие обереги на самые разные случаи жизни, от оцепенелой апатии до постоянной тревоги. Беру снотворное, кладу в рот таблетку. Запиваю ее прямо из-под крана, сворачиваюсь на кровати и дожидаюсь погружения в забытье.
        4
        Проснувшись, я чувствую себя разбитой и слабой. За окном высоко в небе светит солнце, но разве я заснула не ранним вечером? Смотрю на часы и понимаю, что проспала почти тринадцать часов. Слишком быстро вскакиваю с кровати, и комната вокруг расплывается.
        - Черт, черт, черт.
        Хватаюсь за стену, чтобы не упасть, и стою так, пока не возвращается равновесие. Телефон лежит на тумбочке экраном вниз, батарея почти села. Я вижу семь пропущенных от Сета и три голосовых сообщения. Перезваниваю, не слушая сообщения; чувство ужаса нарастает с каждым гудком.
        - Ты в порядке?  - первое, что он спрашивает, сняв трубку. Голос напряженный, и мне сразу становится стыдно, что я заставила его волноваться.
        - Да, в порядке,  - отвечаю я.  - Приняла снотворное и вырубилась на всю ночь. Прости, мне очень стыдно.
        - Я беспокоился,  - уже менее взволнованно говорит он.  - Уже собирался звонить в больницу, чтобы узнать, когда ты ушла.
        - Прости пожалуйста,  - повторяю я.  - У тебя там все в порядке?
        Нет. Я уже определила это по голосу. Но он ведь не мог узнать, что я нашла Ханну, правда? Я жду, пока он заговорит, накручивая на палец прядь волос.
        - Просто проблемы на работе. Ненадежные подрядчики. Не могу сейчас об этом говорить. Просто хотел услышать твой голос.
        Внутри все сжимается - он хотел услышать мой голос. Не чей-то еще. А мой.
        - Хочу с тобой увидеться.
        - Может, отпросишься с работы? Приедешь в Портленд, проведешь со мной несколько дней…
        От восторга у меня чуть не вываливается трубка из рук.
        - Правда? Ты… хочешь?
        Я смотрюсь в зеркало. Волосы длиннее, чем обычно; им нужен профессиональный уход. Я беру в руку безжизненную прядь, размышляя, успеет ли мой стилист принять меня до отъезда. Небольшой отпуск - отличный повод привести себя в порядок.
        - Конечно,  - отвечает он.  - Приезжай завтра. У нас с тобой столько неиспользованных дней.
        Я обвожу взглядом спальню, выбеленное дерево и плетеные корзины. Может, смена обстановки - как раз то что нужно. В последнее время я сама не своя.
        - Но где мне остановиться?
        - Погоди секунду…  - приглушенно просит он, и я слышу, как на том конце провода ему что-то говорят.  - Мне пора. Забронирую тебе номер в «Досьер». Увидимся завтра?
        Я хочу спросить его про Понедельник и Вторник, собирается ли он пропускать их дни ради моего, но он торопится.
        - Я так рада. До завтра. Люблю тебя.
        - Я тоже тебя люблю, малыш,  - заверяет он и кладет трубку.
        Я сразу звоню на работу и отпрашиваюсь с трех смен, а потом стилисту - она говорит, что у нее отмена и она ждет меня через час. Два часа спустя я уже дома, с новой стрижкой, и направляюсь к шкафу собирать вещи. Я не вспоминаю про найденную бумажку или Ханну Оварк, пока не начинаю искать Макбук, который планирую взять с собой. На экране все еще открыт Фейсбук, и на меня смотрит ее улыбающееся лицо. Уставившись на свидетельство своих прошлых изысканий, опускаюсь на диван. При свете дня я почему-то чувствую себя скованно. Нерешительно вожу мышкой по ссылке на ее страницу. Когда я узнаю про нее, обратного пути не будет, увиденное навсегда отпечатается в моей памяти. Задержав дыхание, я щелкаю мышкой, но когда страница загружается, вижу, что вся информация закрыта. Нахмурившись, я закрываю браузер и выключаю компьютер.
        Ханна больше похожа на супермодель, чем на любительницу серфинга. Идеальные пухлые губы и скулы, которые видишь только у скандинавских моделей.
        Проснувшись на следующее утро, я по-прежнему думаю о Ханне. Пытаюсь выбросить из головы ее лицо, пока несу сумку с вещами на парковку. Но в последний момент разворачиваюсь, вызываю лифт, поднимаюсь наверх и, забрав с тумбочки бумагу, убираю ее в самый глубокий и секретный карман кошелька. Просто на случай, если мне понадобится ее адрес. Но зачем он может мне понадобиться?  - спрашиваю я у себя, пристегиваюсь и выезжаю с парковки.
        Просто на всякий случай… На случай, если я захочу посмотреть, как она выглядит в реальной жизни. На случай, если я захочу с ней поговорить. На всякий случай. Это ведь мое право, верно? Знать, с кем я делю мужа… Я устала гадать.
        Если дорожные боги будут милостивы, поездка в Портленд займет около двух часов. Я до конца опускаю окно и включаю музыку. Когда волосы превращаются в один большой колтун, я решаю сделать с музыкой перерыв и позвонить лучшей подруге, Анне. Несколько месяцев назад Анна переехала в Калифорнию, на Венис-Бич, к парню, с которым познакомилась через Интернет.
        - Здорово, что ты едешь к нему,  - говорит она.  - Купила новое белье?
        - Нет! Но хорошая идея. Можно будет остановиться где-нибудь по дороге и выбрать. Как думаешь, лучше сексуальное и вызывающее или сексуальное и красивое?
        - Определенно вызывающее. Мужчинам нравится представлять, что они трахаются со шлюхой.
        Я смеюсь ее грубости.
        - Эй,  - начинает она после повисшей паузы,  - как ты, после того…
        - Нормально,  - вырывается у меня. Я меняю тему прежде, чем она успевает продолжить. Сегодня я не хочу это обсуждать. Сегодня меня ждет вечер с Сетом.  - Слушай, мне пора. Уже подъезжаю к отелю. Созвонимся на следующей неделе?
        - Конечно,  - отвечает она, но голос ее звучит как-то неуверенно. Узнаю Анну, вечно она волнуется. Мы вместе ходили в старшую школу и были соседками по комнате в колледже. Когда я познакомила ее с Сетом, он ей очень понравился, но постепенно ситуация изменилась, она отдалилась и начала относиться к нему с неприязнью. Истинное положение дел я предпочла держать от нее в секрете, как и от всех остальных, так что Анна понятия не имеет о других женах. Думаю, когда Анна узнала Сета поближе, он просто утратил для нее привлекательность. У нас с Анной очень разные вкусы в мужчинах, и мне почти никогда не нравятся ее парни. Разве же можно винить её в том, что ей не нравится мой муж?
        Я паркуюсь сама, избегая портье, чтобы ускользнуть до прихода Сета и выбрать в магазине что-нибудь сексуальное. В голове возникает фотография Ханны. Неудивительно, что Сет не хотел ничего о ней рассказывать. Зайдя в номер, я пристально изучаю в зеркале собственное лицо, гадая, что Сет во мне нашел. Я всегда считала себя не слишком привлекательной, обычной девчонкой. Если у тебя есть женщина вроде Ханны, зачем нужна такая, как я, со скучными каштановыми волосами и веснушками на носу? У меня хорошая фигура - грудь притягивает мужские взгляды с шестнадцати лет, но я не высокая и не стройная и далеко не изящна. У меня круглые бедра и круглый зад. Сет, самопровозглашенный любитель задниц, каждый раз хватает меня ниже спины, когда мы обнимаемся. С ним я всегда чувствовала себя красивой и сексуальной - пока не увидела Ханну. Либо он любит разнообразие, либо собирает жен просто ради коллекции. После фотографии Ханны мне стало любопытно, как выглядит Вторник, но Сет ни за что не назовет мне ее имя. Он и так придет в ярость, если узнает, что я подглядывала за его беременной женой из Портленда.
        Я смотрю на часы и понимаю, что пора обедать. Принимаю решение доехать до торгового центра и поесть прямо там. Портленд гораздо скромнее Сиэтла, полного оживленных улиц и спешащих пешеходов. На узких улочках скромного городка ориентироваться непросто, и я заезжаю на крытую парковку в квартале от магазина. Добравшись до него, подбираю кружевной черный бюстгальтер с трусиками и прозрачный пеньюар, отношу покупки на кассу.
        - Еще что-нибудь?  - спрашивает продавщица, обходя кассу, чтобы отдать мне покупку.
        - Да,  - слышу я собственный голос.  - Не подскажете, далеко ли Галатия-Лейн? Я не местная.
        - Ой, это на окраине города. Километров шесть. Милая улочка, с красивыми викторианскими домами.
        - Ага,  - улыбаюсь я.  - Спасибо.
        Я приезжаю прямо туда и резко останавливаюсь - раздается скрежет тормозов. Вытягиваю шею, рассматриваю дома, крепко вцепившись руками в руль. Еще не поздно уехать. Достаточно переключить передачу, нажать на педаль газа и не оборачиваться. Я задумчиво постукиваю пальцем, переводя взгляд с дома на дом. Раз я уже здесь - почему бы не оглядеться? Даже если Ханна Оварк не Понедельник, место здесь очень красивое.
        Оставив сумку на переднем сиденье, я выхожу из машины и иду по тротуару, восхищенно разглядывая дома. Они похожи на пряничные домики: широкие башенки, ящики для цветов, белые деревянные заборы. Дома окрашены в цвета детской мечты - нежно-розовый, тиффани и даже в цвет мятного мороженого с шоколадной крошкой темно-коричневых ставень. При виде такого возникает ассоциация с застрявшими между зубами твердыми кусочками шоколада. Прямо ностальгическое место! Какая досадная ирония, что Понедельник поселилась именно здесь! Я вспоминаю свой район, безликий, как десятки других - там люди живут вертикально, в маленьких клетушках в небе. Никакой магии, никакого мятного мороженого с шоколадной крошкой, лишь долгие поездки на лифте и городские виды. Интересно, каково жить в месте вроде этого? Я так увлечена собственными мыслями, что прохожу мимо дома с номером 324 и приходится возвращаться.
        Дом Ханны - кремовый с черной матовой дверью. На окнах зеленые ставни и цветочные ящики с маленькими вечнозелеными растениями. В саду множество растений - тоже вечнозеленых, а не цветов. Я мысленно одобряю ее предпочтение, ведь цветы погибают каждый год. Минут пять я стою и восхищенно рассматриваю все вокруг и вдруг подпрыгиваю от неожиданности, услышав голос.
        - Черт.  - Я хватаюсь рукой за сердце. Оборачиваюсь и вижу, что она тоже смотрит на дом, блондинка с тонкими прядями, обрамляющими лицо. Она наклоняет голову набок, словно также внимательно изучает его.
        - Красивый, правда?
        Я всматриваюсь в ее лицо. Запоздалое узнавание - так обычно бывает, когда лично сталкиваешься с человеком, которого знаешь только через Интернет. Приходится сопоставлять черты, откорректированную кожу с настоящей.
        Ханна! Сердце чуть не выпрыгивает у меня из груди. Я нарушила правило, условие контракта. Мне всегда было интересно, почему олени не убегают, когда видят, что на них движется машина. А теперь и я сама словно окаменела, сердце ушло в пятки.
        - Да,  - соглашаюсь я, не зная, что сказать.  - Он ваш?
        - Да,  - подтверждает она, сияя от радости.  - Принадлежал мужу еще до того, как мы поженились. После свадьбы мы сделали реконструкцию. Столько работы!  - закатывает она глаза.  - К счастью, мой муж этим зарабатывает, так что он руководил процессом.
        Я люблю вас одинаково, так ведь он всегда говорил? Одинаково! Только ее дом словно сошел со страниц журнала, а я чахну в высотке. Очевидно, она из тех, кому покупают дома, а таким, как я, дарят открытки. На ней кимоно с цветочным рисунком, майка и джинсы. Над поясом виднеется полоска живота, гладкая и упругая. Неудивительно, что Сет не хотел нас знакомить, я бы умерла от неуверенности.
        - Хотите зайти, посмотреть?  - вдруг предлагает она.  - Люди часто стучатся и просят провести экскурсию. Никогда не думала, что дом сделает меня такой популярной.
        Ханна хрипловато смеется, и я предполагаю, что она курит. Уже нет,  - напоминаю я себе, глядя на ее живот. Но он слишком плоский, чтобы таить жизнь, слишком впалый. Мысли о ее беременности вызывают у меня фантазии - ее длинные ноги, обхватившие Сета, и он, неустанно проникающий внутрь нее.
        - Да, с удовольствием,  - слова срываются с губ прежде, чем я успеваю сдержаться. Да, с удовольствием. Еще не поздно передумать. Но вместо этого я иду за ней по дорожке к передней двери и жду, пока она достанет ключ. На связке болтается брелок, маленькая пластиковая сандалия. Большая часть надписи стерлась, но по оставшимся буквам можно догадаться, что это сувенир из Мексики. У меня внутри все сжимается. Она ездила туда с Сетом? Господи, я столько всего не знаю. Ханна возится с замком, я слышу тихое ругательство.
        - Вечно застревает,  - объясняет она и наконец поворачивает ключ.
        Прежде чем проскользнуть за ней, я на несколько секунд оборачиваюсь, чтобы убедиться, что вокруг никого нет. Это не твой район,  - думаю я.  - Какая разница, даже если кто-то увидит? Ханна еще красивее, чем на фотографиях, и к тому же очень милая. Достаточно милая, чтобы устроить экскурсию по дому незнакомому, чужому человеку. Не настолько уж чужому,  - думаю я, следуя за ней в дом. В конце концов, у нас общий пенис.
        Я едва сдерживаю истерический смех, и вдруг у меня перехватывает дыхание. Приходится прокашляться, чтобы прочистить горло, пока Ханна вешает ключи на богато украшенный крючок и с улыбкой обводит вокруг себя рукой. Дом поскрипывает, мягко напоминая о своем возрасте. Безупречные, сверкающие полы из красного дерева, вроде тех, что я хотела положить в квартире. Сет не одобрил мой выбор - ему хотелось что-нибудь посовременнее, и мы сошлись на варианте шиферно-серого пола. Я останавливаюсь у подножия резной лестницы, пытаясь понять, нужно ли разуваться. Меня посещает странное чувство, будто я бывала здесь раньше, хоть я и понимаю, что это невозможно. Ханна ничего не говорит, и я разуваюсь, оставив обувь возле лестницы. Пара ярко-розовых туфель среди кремовых оттенков. Справа стоит антикварный столик, на нем - ваза с яркой бугенвиллией. Семейных фотографий нигде не видно, и я чувствую облегчение. Каково будет увидеть собственного мужа на семейных снимках с другой женщиной? Все обставлено с идеальным вкусом. У Ханны отличное чувство стиля.
        - Изумительно,  - выдыхаю я, жадно оглядывая обстановку.
        Ханна, которая тоже сняла обувь и надела тапочки, улыбается в ответ. У нее острые розовые нордические скулы. У Сета лицо тоже угловатое, квадратная челюсть и длинный прямой нос. Интересно, что за божественное создание у них получится… Меня потряхивает при мысли об их ребенке. Их ребенке. Их поездке в Мексику. Их доме.
        - Кстати, я Ханна,  - представляется она и ведет меня наверх. И рассказывает, что сто лет назад этот дом один мужчина построил для своей новой жены. Ну что же, замечательно! А теперь вот в нем живет новая, улучшенная жена Сета. Я согласилась на все это всего год назад - наши планы разрушились, но любовь осталась. Я хотела угодить ему, как, видимо, хотела и Вторник, когда соглашалась на меня.
        Она проводит меня через несколько спален и две отреставрированные ванные комнаты. Я высматриваю фотографии, но их по-прежнему нет. Потом она ведет меня вниз, показать гостиную и кухню. В кухню я влюбляюсь с первого взгляда. В три раза больше моей крохотной кухоньки - там достаточно места, чтобы приготовить несколько пиров одновременно. Проследив за моим взглядом, Ханна широко улыбается.
        - Она не всегда была такой большой. Я решила пожертвовать второй гостиной, чтобы расширить кухню. Мы любим развлекаться.
        - Здорово!
        - Тут были желтые шкафы и черно-белый клетчатый пол.  - Она морщит нос. Я представляю старинную кухню с промасленными шкафами, возможно, вручную покрашенными первым владельцем.
        - Мы ее ненавидели. Наверное, другие видят в подобных вещах очарование старины, но мне не терпелось ее сменить.
        Мы! Очередной шок. Мой Сет не любит развлекаться. Я пытаюсь представить, как он стоит под яркими лучами потолочного освещения и режет на мраморной доске лук, пока Ханна достает что-то из духовки. Это слишком. У меня вдруг начинает кружиться голова. Я поднимаю руку к лицу и хватаюсь за стул.
        - Вы в порядке?  - обеспокоенно спрашивает Ханна. Она вытаскивает из-под столешницы стул, и я сажусь.
        - Давайте налью воды,  - предлагает она.
        Ханна приносит высокий стакан с водой, и я пью, пытаясь вспомнить, когда пила в последний раз. Чай за обедом и бокал розового вина. Вероятно, у меня обезвоживание.
        - Послушай, Ханна, ты ведь пустила в дом незнакомого человека. Я могу оказаться, например, маньяком. А ты наливаешь мне воду,  - удивляюсь я, покачивая головой.  - Так нельзя.
        Она проказливо улыбается, глядя на меня озорным взглядом. Она значительно моложе меня, но в ней есть нечто величественное и старомодное. Не представляю, чтобы она выпила слишком много коктейлей и всю ночь блевала в туалете, как я в подростковые годы. Нет, эта женщина слишком собранна, слишком ответственна и слишком хорошо воспитана. Я поняла, что так зацепило Сета - элегантность. Идеальная мать идеального ребенка.
        - Думаю, сейчас подходящее время перекусить. Я не ела,  - игриво замечает она, что-то бубнит себе под нос и идет к холодильнику, а потом к буфету. И возвращается с деревянной доской, на которой виднеются разные сыры, крекеры и фрукты, разложенные очень художественно и по-взрослому. Я чувствую симпатию к ней, к ее желанию накормить незнакомца. Я бы сделала то же самое. Съедаю несколько кусочков сыра, и мне сразу становится лучше.
        За едой она рассказывает мне, что работает фотографом-фрилансером. Я спрашиваю, ее ли работы висят в коридоре. Сияя, она говорит, что да. И снова возникает вопрос - почему нигде нет семейных фотографий? Уж у фотографа-то дома они точно должны быть.
        - Чем вы занимаетесь?  - спрашивает она, и я отвечаю, что медсестра.
        - В нашей региональной больнице?
        - Нет-нет. Я приехала сюда с мужем на выходные. Я живу в Сиэтле.
        В подробности я не вдаюсь - боюсь себя выдать. Мы еще немного беседуем о больницах и реставрации красивого дома Ханны, и я встаю.
        - Я отняла достаточно вашего времени,  - с теплой улыбкой признаю я.  - Это было так мило с вашей стороны. Можно я приглашу вас на обед, когда приеду в следующий раз?
        - С удовольствием,  - радостно откликается она.  - Я не из Орегона. Переехала сюда к мужу, и друзей пока немного.
        - А откуда вы?  - Я наклоняю голову набок, пытаясь вспомнить, рассказывал ли Сет.
        - Юта.
        По коже бегут мурашки. Сет тоже из Юты. Они с Ханной были знакомы, когда он там жил? Невозможно. Это первая жена - Вторник, и в Юте он был с ней. У Сета и Ханны большая разница в возрасте, вряд ли они учились вместе в школе.
        Ханна достает из заднего кармана телефон, и я диктую ей свой номер.
        Я иду в прихожую и надеваю туфли. Мне вдруг невыносимо захотелось уйти. О чем я вообще думала? Сет мог заехать домой в обеденный перерыв и обнаружить меня с Ханной. Что бы он сказал, обнаружив вместе двух жен? Я подхожу к входной двери и наклоняюсь поправить завернувшийся задник туфли. И вдруг вижу на полу возле окна осколок стекла - длинный и зазубренный. Поднимаю его и зажимаю в руке. Из стены торчит пустой гвоздь, там когда-то висела картина. Я поворачиваюсь и показываю стекло Ханне.
        - Оно было на полу. Можно порезать ногу…
        Она благодарит и забирает у меня стекляшку, но я замечаю, что у нее покраснела шея.
        - Наверное, это от фотографии, которая там висела. Она упала со стены.
        Я киваю. Бывает. Но потом, когда она отводит руку, осторожно зажав осколок двумя пальцами, я замечаю у нее на предплечье несколько внушительных синяков. Они только становятся синими. Я быстро отвожу взгляд, чтобы она не заметила, и открываю дверь.
        - Тогда до свидания.
        Она машет рукой и закрывает дверь.
        Всю дорогу к машине я думаю о ее синяках. Похожи ли они на следы пальцев? Нет,  - убеждаю я себя.  - Ты выдумываешь.
        5
        У меня едва остается время вернуться в отель и принять душ, прежде чем встретиться с Сетом за ужином. Я вела машину рассеянно и едва не врезалась в почтовый фургон, остановившийся на светофоре. Ханна, Ханна, Ханна. Ее лицо проплывает перед глазами. На мне его любимое черное платье, обтягивающее во всех нужных местах, а волосы свободно лежат на плечах. Под платьем белье, купленное сегодня днем. Кружево натирает кожу, я представляю в таком же комплекте Ханну и мысленно сравниваю себя с ней. Нас ждет прекрасный вечер, напоминаю я себе. Мне не терпится наверстать украденные дни. Это немного напоминает измену и потому особенно меня возбуждает. Возможно, до Ханны мне далеко, но он предпочел провести вечер со мной. Я звоню Сету уточнить время бронирования, и достаточно одного звука его голоса, чтобы согреться.
        - Сколько ты потратила?  - спрашивает он.
        Разумеется, он шутит. Ему нравится изображать бережливость, когда я трачу деньги, но он всегда просит показать ему, что я купила, и комментирует покупки. Я действительно интересна мужу, а это редкость.
        - Много,  - отвечаю я.
        Он смеется:
        - Жду не дождусь встречи. Весь день отвлекался от работы, думал о сегодняшнем вечере.
        - Приедешь сюда или тебя встретить?
        - Встретимся там. Ты привезла мое любимое черное платье?
        - О да,  - улыбнувшись, отвечаю я.
        У меня до сих пор бабочки в животе, когда мы разговариваем по телефону. Иногда мне сразу становится легче: достаточно только услышать глубокий голос Сета, и я уже полностью принадлежу ему. Но сегодня я слушаю его без эмоций, чувствую легкий сбой в голове. Мы поддразниваем друг друга, как обычно, но я не ощущаю привычных эмоций. Возможно, кода я увидела Ханну, другую жену, во мне что-то изменилось. Заставило осознать ситуацию, от которой я эмоционально изолировалась. Этот ребенок. Их поездка в Мексику. Их дом. Жаль, нет времени выпить,  - печально думаю я, забирая пальто с сиденья.
        Когда я останавливаюсь около портье, Сет уже ждет меня у входа. Ресторан старомодный и романтический - место, где образуются новые пары и воссоединяются старые. Меня восхищает, что он выбрал для нашего свидания именно это место: ничего помпезного, без белых льняных скатертей и официантов в длинных передниках. Сотрудница ведет нас к столику в углу, я занимаю место лицом к окну. Вместо того чтобы сесть напротив, Сет опускается рядом.
        Я оглядываюсь по сторонам, чтобы посмотреть, как реагируют окружающие. Убедившись, что никто не показывает пальцами и не смеется, я расслабляюсь.
        - Никогда не думала, что стану той самой девушкой,  - говорю я, делая глоток воды.
        - Мы всегда над ними смеялись, помнишь?  - ухмыляется Сет.  - Над странными парами…
        Я улыбаюсь:
        - Да, но теперь мне тебя все время мало. Возможно потому, что приходится делиться.
        - Я твой,  - просто говорит он.  - Я так тебя люблю.
        Голос кажется пресным. Неужели он звучал так всегда? Ты себя накручиваешь, придираешься к мелочам,  - убеждаю я себя.  - Это не он изменился, а ты.
        Сложно не задаваться вопросом, насколько часто он говорит это остальным. В голове возникает лицо Ханны, меня охватывает неуверенность. Именно поэтому Сет нас и разделяет - чтобы мы циклились не на ревности и друг друге, а на отношениях с ним. Я сдерживаю чувства. Как всегда: отделяю, организовываю, расставляю приоритеты.
        Сет заказывает стейк, я предпочитаю семгу. Мы обсуждаем больницу и новый дом, который он строит на озере Освего для пожилой актрисы. Это все до банальности нормально: типичная женатая пара обсуждает детали своей жизни. Мне почти становится лучше, вино смягчает острые углы тревоги, пока в ресторан не заходит молодая блондинка с младенцем на руках. У завернутого в одеялко ребенка видно только макушку с прядями темных волос. Меня охватывает горячая, удушливая ревность. Я не могу оторвать от нее взгляда. Спутник женщины суетится вокруг, нежно к ней прикасается и заботливо обнимает ее рукой, пока они вместе любуются своим крошечным созданием. Меня пробирает дрожь, я пристально смотрю на них, чувствуя знакомый прилив боли. Они так близки, потому что у них ребенок. Хотя это правило работает не для всех. У многих людей есть общие дети и больше ничего. Но я не могу перестать думать о Ханне и Сете - у них будет то, чего никогда не будет у меня.
        Сет замечает, куда я смотрю, и берет меня за руку.
        - Я люблю тебя,  - говорит он, обеспокоенно глядя на меня.
        Иногда мне кажется, что он понимает, когда я думаю о них, других женах, и спешит меня успокоить. Словесная поддержка для второй, бесплодной жены. Ты не смогла дать мне то, чего я желал сильнее всего на свете, но все же! Я очень тебя люблю.
        - Знаю,  - вздыхаю я, печально улыбаясь, и отвожу взгляд от счастливой семьи.
        - Мне достаточно тебя,  - уверяет он.  - Ты ведь понимаешь?
        Мне хочется наброситься на него, спросить: если меня достаточно, то почему у тебя скоро родится ребенок от другой женщины? Почему вообще есть другая женщина? Но я сдерживаюсь. Не хочу быть слезливой истеричкой. Моя мама была истеричкой. Я выросла, глядя на несчастное лицо отца, слушающего ее бесконечные крики, и мне было его жаль. С возрастом ее язвительность только усилилась, как и глубокие морщины на папином лбу. Его лицо напоминало изношенный кусок кожи, ее же лоснилось от ботокса и филлеров.
        - Выглядишь расстроенным,  - замечаю я.
        - Прости,  - извиняется он.  - Тяжелая неделя на работе.
        Я сочувственно киваю:
        - Могу ли я чем-то помочь?
        Сет смотрит на меня мягким взглядом. С сексуальной полуулыбкой берет за руку.
        - Я сам выбрал такую жизнь. И справлюсь. Но я беспокоюсь о тебе. После…
        - Волноваться не о чем. Со мной все в порядке,  - обнадеживающе киваю я. Явная ложь! Если бы он не был отвлечен остальными, вполне понял бы это. Я не в порядке, но можно все изменить. В моменты слабости мне думается, что неплохо было бы поговорить с ним о своих сложностях, но у него достаточно собственных. К тому же, если Ханна справляется, справлюсь и я. Она ждет ребенка от мужчины, у которого несколько жен, но не проявляет никакого беспокойства. Наоборот, выглядит счастливой. Потом я вспоминаю синяки на ее руке, сиреневые отметины, сливово-темные, напоминающие пальцы, и мои глаза сужаются.
        - Что? Что такое?  - спрашивает Сет.  - Твои брови…
        Его рука находит под столом мое бедро, легонько сжимает, и я ощущаю покалывание между ног. Как обычно, мое тело предает разум; никакой дисциплины. Если дело касается Сета.
        - Что брови?  - уточняю я, хотя прекрасно понимаю, о чем речь. Просто хочу опять услышать это от него.
        - Ты хмуришься, а потом кривишь губы, будто хочешь, чтобы тебя поцеловали.
        - А может, и правда хочу! Тебе не приходило такое в голову?
        - Приходило,  - соглашается Сет, наклоняясь, чтобы меня поцеловать, и прижимается ко мне мягкими губами. Я близко ощущаю его запах, и у меня вдруг появляется желание, чтобы он увидел мое новое белье. Хочется понаблюдать, как в его глазах будет разгораться страсть, прежде чем он уронит меня на кровать. Хорошо, когда ты хочешь собственного мужа и радуешься его желанию,  - думаю я.
        Мы продолжаем самозабвенно целоваться, как пара подростков, и вдруг слышим неподалеку женский голос - презрительный, немного раздраженный. Сет отстраняется, чтобы посмотреть через плечо, а перед моим затуманенным взглядом по-прежнему лишь кровать в отеле.
        - Любовная ссора,  - сообщает он, поворачиваясь ко мне. У него за спиной в баре ругается какая-то пара.
        Я вожу пальцем по краю бокала и наблюдаю за выражением его лица. Он сосредоточенно смотрит на свой бокал с водой и явно пытается услышать, что именно они говорят. Кажется, он наслаждается звуками их голосов, искаженных от напряжения. Пытаюсь понять, принимает ли он чью-то сторону, но нет - он просто слушает. Мы с Сетом ругаемся редко. Возможно потому, что мне привычно заставлять себя быть такой покорной. Видела ли я хоть раз, чтобы он терял терпение? Или был настолько рассерженным, чтобы ударить? Схватить? Толкнуть?
        - Сет,  - не выдерживаю я.  - А ты со своими часто ссоришься?
        Вино развязало мне язык, и фасад равнодушия постепенно разрушается. Я наблюдаю за лицом мужа.
        Он избегает моего взгляда:
        - Все ссорятся.
        - Да, я понимаю.  - Мне уже наскучили его ответы.  - А из-за чего именно вы ссоритесь?
        Сету явно неудобно, он тянется за бокалом. Разумеется, бокал пуст, и муж оглядывается вокруг в поисках официанта, чтобы смягчить мой вопрос алкоголем. Я не свожу взгляда с его лица. Мне нужно знать.
        - Из-за обычных вещей.
        - Почему ты такой уклончивый?  - настаиваю я и ударяю пальцами по столу. Меня охватывает злость. Я редко задаю вопросы, а если задаю, то заслуживаю ответа. Заслуживаю за собственную кротость. У меня непростая роль.
        - Слушай, у меня правда была очень тяжелая неделя. Я хотел побыть с тобой, от всего отвлечься. Мне лучше наслаждаться общением с тобой, чем заново переживать ссоры с ними.
        Я смягчаюсь. Прячу под стол руки и примирительно улыбаюсь. Сет расслабляется. Действительно, неразумно. Зачем тратить наше совместное время на обсуждение других отношений, если можно сосредоточиться на укреплении нашей связи? Имеет смысл прогнать сейчас из головы Ханну с ее синяками.
        - Прости,  - говорю я.  - Хочешь еще выпить или пойдем?
        Сет заказывает еще две порции. Когда нам приносят напитки, смотрит на меня с выражением глубочайшей вины.
        - Что такое? Я знаю этот твой взгляд. Говори.
        Он с тихим смешком наклоняется ко мне, чтобы поцеловать в губы.
        - Ты так хорошо меня знаешь!
        Я откидываюсь на гладкую кожаную спинку дивана и жду плохих новостей.
        - Вообще-то, мне правда нужно с тобой поговорить.
        - Хорошо…
        Я наблюдаю, как он делает новый глоток виски, тянет время, подбирает слова. Если он давно собирался сказать мне что-то плохое, то должен был продумать речь заранее. Я начинаю раздражаться при мысли, что он пригласил меня сюда только для того, чтобы подготовить к плохим новостям.
        - Дело в Понедельнике.
        Внутри все сжимается, меня охватывает паника. Неужели он узнал, что я была у Ханны? Я облизываю пересохшие губы, уже придумывая, как буду перед ним оправдываться.
        - Понедельнике?
        - С ребенком все в порядке. Пока. Но я подумал, что ехать нам с тобой с отпуск в этом году - плохая идея. Из-за ее беременности и…
        Он умолкает, не закончив фразу, и мне остается лишь ошеломленно на него смотреть. Дела не так плохи, как я полагала, но все равно плохи.
        - Почему?  - вырывается у меня.  - Какая разница? Мы можем поехать до родов.
        - К сожалению, нет,  - возражает Сет. Подходит официант, и Сет передает ему карту, не глядя на счет.  - Мне придется взять отпуск, когда родится ребенок. Я не смогу уехать. К тому же очень много дел на работе. Я должен быть там.
        Складываю руки на груди и смотрю в окно, вдруг перестав чувствовать себя особенной и любимой, как несколько часов назад. Теперь я ощущаю себя выброшенной, нежеланной. Это не я жду от него ребенка - она и потому мои нужды менее значимы. Господи, он позвал меня в Портленд, чтобы смягчить удар! Внезапно осознаю: все это - нежные слова, флирт, приятный ужин - вовсе не романтическая поездка, а банальная манипуляция.
        - Я многим пожертвовала, Сет,  - начинаю я и чувствую, как меня раздражает горечь в собственном голосе. Мне не хочется вести себя как капризное дитя, но украденное время - невыносимо.
        - Знаю. Мне больно тебя об этом просить,  - признает он.
        Я теряюсь. Он словно вразумляет ребенка, пытаясь призвать его к порядку.
        С тревогой смотрю на Сета, пытаясь преодолеть желание наброситься на него и сказать что-нибудь обидное.
        - Просить? Складывается впечатление, что ты просто ставишь меня перед фактом.
        Начинается дождь, и какая-то пара спешит из ресторана к парковке. Я наблюдаю за ними и пытаюсь представить, каково это - быть с мужчиной, который хочет только тебя. До Сета у меня имелся совсем небольшой опыт отношений. Я была из тех серьезных студенток, которые избегали парней, чтобы сосредоточиться на учебе. Будь я поопытнее, то, может, и не согласилась бы с такой легкостью на предложенную Сетом жизнь.
        - Ты же знаешь, что это не так,  - возражает он, протягивая ко мне руку, но я убираю ладонь, опустив ее под стол, себе на колени. Глаза наполняются слезами.
        - Я хочу уйти,  - уверенно произношу я и вижу, что у Сета даже хватает наглости нахмуриться.
        - Ты не можешь вот так убежать. Нам надо все обсудить. Так работают отношения. Когда я женился на ней, ты знала о возможных последствиях. И согласилась.
        Я в такой ярости, что вскакиваю, выбираюсь из-за стола, опрокинув по дороге пустой бокал, и спешу к двери. Слышу, как он кричит мое имя, но теперь меня уже не остановить. Мне нужно побыть одной, все обдумать. Как он смеет читать мне нотации о браке?! Он-то идет самым легким путем.
        6
        На следующее утро я просыпаюсь от звука открывающейся двери. Я так спешила попасть в кровать, что даже забыла повесить табличку «Не беспокоить». Слышу осторожное «Уборка номера…» и сдавленно откликаюсь: «Позднее!» Жду, когда дверь снова закроется, переворачиваюсь в кровати и вижу семь сообщений и пять пропущенных звонков от Сета. Если бы я звонила столько раз, когда он пропал, то выглядела бы неуверенной и привязчивой. Выключаю телефон, не читая сообщений, и слезаю с кровати, чтобы собрать немногочисленные вещи. Я хочу домой. Эта поездка оказалась ошибкой. Мне нужно скорее оказаться в своей уютной квартире, где в холодильнике ждет холодная бутылка колы. Там я смогу забиться под одеяло и не вылезать, пока не придет пора возвращаться на работу. Мне хочется позвонить маме или Анне и рассказать им, что случилось, но тогда придется открыть всю правду, а к этому я еще не готова. Уже по дороге в холл я вспоминаю о Ханне и чувствую внезапное желание ее увидеть. Она единственная, кто знает, что это за пытка - делить с кем-то собственного мужа. Отправляю ей сообщение и спешу к парковке. Вчера вечером я
настолько расстроилась, что забыла, где припарковала машину. Обхожу ряды автомобилей, передвигая тяжелую сумку вперед-назад по руке. Когда наконец нахожу свой и открываю дверь, то вижу букет лавандовых роз на переднем сиденье и открытку на руле. Перекладываю их на пассажирское сиденье, не читая открытки, сажусь в машину и завожу мотор. Мне не нужны его цветы и открыточные извинения. Мне нужен он: его внимание, его время, его благосклонность. Уже почти выезжаю на шоссе, моментально забыв о сообщении, отправленном Ханне, когда приходит новое смс. Я спрашивала, не хочет ли она встретиться на поздний завтрак, пока у меня есть такая возможность. От ответа сердце начинает биться сильнее.
        «С удовольствием! Встретимся в 10 в «Орсон’с»? Вот адрес».
        Вбиваю в телефон адрес и резко разворачиваюсь. Сегодня утром, выходя из номера, я едва посмотрелась в зеркало. Дожидаясь зеленого сигнала на светофоре, я опускаю солнцезащитный козырек, открываю зеркало и изучаю собственное лицо. Бледное и безжизненное, с опухшими от вчерашнего плача глазами. Копаюсь в сумочке в поисках помады и быстро крашу губы.
        «Орсон’с»  - скромная забегаловка. Над дверью - крупная вывеска с печатными буквами. В букве «О» дыра размером с мячик для гольфа и паутиной трещин вокруг. Захожу внутрь, где стоит насыщенный запах яиц и кофе, и оглядываюсь в поисках свободного столика.
        Местечко переполнено людьми, которых я никак не могу представить друзьями Ханны. Ирокезы, розовые волосы, татуировки. У одной женщины семь сережек только на лице.
        Нахожу столик у окна, откуда видно дверь, и кладу сумку на пустое сиденье напротив. Я слишком часто бывала в кофейнях, где отчаявшиеся люди пытаются стащить стулья. Ханна заходит минут через десять, в красном платье и блестящих черных туфлях. Волосы собраны на затылке, но некоторые пряди падают на лицо, словно их растрепало ветром.
        Она с измученным видом присаживается к столику и заправляет пряди за уши.
        - Прости, опоздала. Когда получила сообщение, только выходила из душа.
        Она снимает солнцезащитные очки, кладет на стол, и складывает пальцы на переносице.
        - Болит голова?  - спрашиваю я.
        Она кивает:
        - Нехватка кофеина. Я пытаюсь от него отказаться, но сегодня, думаю, выпью чашечку.
        - Я могу принести нам кофе, если ты скажешь, чего еще хочешь,  - предлагаю я, поднимаясь с места. У меня возникает внезапный порыв ее защищать. Она кивает, оглядываясь вокруг:
        - Да, иначе мы рискуем потерять столик.
        Она говорит мне заказ, я иду к кассе и становлюсь в очередь. И в этот момент меня прошибает пот. Что я творю? Это что, месть Сету? Нет,  - убеждаю я себя, продвигаясь ближе к кассе.  - Это поиск друзей по интересам. Мне необходимо понять себя, а единственный способ - познакомиться с женщиной, сделавшей аналогичный выбор. Вряд ли мне удастся найти себе группу по полигамии, наподобие кружка для молодых матерей.
        Делаю заказ и несу к столику табличку с номером. Ханна грызет ногти и рассматривает кофейное пятно.
        Бросаю взгляд на ее руку, где вчера видела синяки. Они превратились из сиреневых в светло-синие.
        Она ловит мой взгляд и прикрывает их рукой с идеальным маникюром.
        - Несчастный случай,  - объясняет она.
        - Похоже на следы от пальцев,  - небрежно замечаю я. Она выглядит ошарашенной. Вглядываюсь ей в глаза - безупречно-синие, словно нарисованные, с мастерски накрашенными ресницами. Все слишком идеально. Когда все настолько идеально, что-то не так.
        Дожидаясь заказа, мы обсуждаем еще одно изменение в доме, которое она мечтает произвести, но процесс тормозится из-за мужа. Я мечусь между симпатией и ненавистью, продолжая улыбаться и кивать. Какая неблагодарность - жить в таком красивом месте и быть вечно недовольной! Конечно, она уже измотала Сета своими требованиями. Думаю, скоро он мне все расскажет, спросит, что я думаю о ее идее. Сет всегда обсуждает со мной подобные вещи, даже как будто спрашивает разрешения. Разумеется, я посоветую ему удовлетворить ее желание. Это представит меня в выгодном свете. Внезапно Ханна меняет тему, начинает расспрашивать меня о моей квартире и о том, как я ее обставила. Ее интерес смущает меня, сбивает с толку. Чувствую облегчение, когда нам приносят еду и напитки. Смотрю на свой омлет и размышляю, что, будучи одна, я бы заказала нечто куда менее полезное. А сейчас мне отчаянно хочется рассказать ей что-нибудь личное.
        - Вчера вечером я узнала, что муж мне изменяет.
        У Ханны из рук выпадает вилка. Со звоном опускается на тарелку и соскальзывает на пол. Мы обе озадаченно смотрим на нее.
        - Что?  - спрашивает она. Реакция настолько замедленная, что становится почти смешно.
        Я пожимаю плечами:
        - Не знаю, что делать дальше. Прошлым вечером мы поругались, и я ушла.
        Ханна опускает голову и наклоняется, чтобы поднять вилку. Вместо того, чтобы попросить новую, она достает из сумки антибактериальную салфетку и начисто вытирает прибор.
        - Мне очень жаль,  - говорит она.  - Господи, а я тут болтаю про… Мне правда жаль.
        Она кладет вилку на место и смотрит на меня.
        - Серьезно, это ужасно. Не представляю, как бы я справилась. Как ты вообще держишься?
        - Не знаю,  - честно признаюсь, слегка пожимая плечами.  - Я люблю его.
        Ханна кивает, словно этого ответа достаточно.
        Она разглядывает меня, забыв о своей тарелке с яичными белками. Она почти не прикоснулась к еде. Мне хочется сказать ей, чтобы она поела, ведь в ней растет ребенок.
        - А я беременна,  - произносит она.
        Изображаю удивление. Особенно стараться не приходится, я действительно изумлена, что она рассказала это мне, абсолютно чужому человеку.
        Опускаю взгляд на ее живот, плоский и упругий.
        - Срок еще небольшой,  - объясняет она.  - Я никому не рассказывала.
        - А… мужу?  - уточняю я. Хотя хочется спросить:  - Нашему мужу?
        - Да,  - вздыхает она,  - он знает.
        - И как… Он счастлив?
        Разумеется, ответ мне прекрасно известен - Сет на чертовом седьмом небе, но я хочу услышать об этом из уст Ханны. Как она видит восторг моего мужа?
        - Он счастлив.
        - Ты чего-то недоговариваешь,  - резюмирую я и бросаю на нее выразительный взгляд. Мама терпеть не может эту мою черту, считает меня слишком прямолинейной. Но Ханну мое заявление, похоже, не смущает. Она вытирает рот салфеткой и вздыхает.
        - Да, так и есть. Мне нравится твоя прямота.
        Я прикусываю щеку, чтобы сдержать улыбку.
        - Так в чем дело? Нужно ведь с кем-то это обсудить, верно?
        Пытаюсь изобразить равнодушие, но пальцы в туфлях сжимаются и нога беспокойно покачивается под столом. Я чувствую себя наркоманкой. Мне нужно еще, нужно услышать все подробности, нужно понять.
        Она смотрит на меня сквозь острые черные ресницы и поджимает губы.
        - Он прячет мои противозачаточные.
        Прижимаю ладонь ко рту, подавившись глотком кофе. Да она шутит! Сет прячет противозачаточные? Сет из тех мужчин, кто получает желаемое без дешевых трюков. Хотя возможно - только со мной.
        - Откуда ты знаешь, что он их прячет?  - уточняю я, опуская чашку на стол. Ханна ерзает на стуле, беспокойно блуждая взглядом, словно ожидая, что Сет сейчас появится из ниоткуда.
        - Он шутил на эту тему, и, разумеется, таблетки пропали.
        - Бывает, что женщины протыкают дырки в презервативах, чтобы удержать мужчину беременностью,  - покачиваю головой я.  - Но зачем ему удерживать тебя беременностью?
        Рот Ханны превращается в прямую линию, она отводит глаза. У меня перехватывает дыхание, взгляд падает на синяки на ее руке.
        - Ты хотела уйти?
        Она смотрит на меня, но ничего не говорит. Я почти вижу правду в ее глазах, спрятанную за частым морганием. Голову переполняют лихорадочные мысли. Для меня немыслимо, что Сет мог ударить женщину, мог прятать противозачаточные таблетки. Хочу спросить, любит ли она его, но язык словно прилип к нёбу.
        - Ханна, ты можешь мне рассказать?
        Мимо нашего столика проходит женщина с дредами и ребенком, привязанным к груди шарфом-слингом - из тех, что используют хиппи. Ханна наблюдает за ней с живым интересом, видимо, представляя с ребенком себя. Я делала так тысячу раз, представляя вес маленького человечка в руках и воображая, каково осознавать, что ты сотворил нечто столь маленькое и прекрасное. Пристально всматриваюсь в ее красивое лицо. Ханна не та, кем кажется: идеальный дом, идеальное лицо, идеальный наряд… И синяки. Я хотела узнать ее поближе, понять, но с каждой секундой запутываюсь все сильнее. Несколько часов назад я была в ярости на Сета, а теперь, когда сижу напротив другой жены собственного мужа, мой гнев переходит на нее. Меня раздирают противоречивые эмоции - виноватыми кажутся то он, то она. Зачем она вообще на все это согласилась, если не ради ребенка? Ведь ради этого… Ради этого он нашел новую жену. Потому что я не могла родить ребенка.
        - Это он поставил синяки?  - заканчиваю я и, подавшись вперед, пристально изучаю ее лицо, чтобы определить ложь еще до ответа.
        - Все сложнее,  - отвечает она.  - Он не нарочно. Мы поругались, и я хотела уйти. Он схватил меня за руку. У меня нежная кожа…  - неуверенно добавляет она.
        - Это не нормально.
        Ханна отводит взгляд. Похоже, ей хочется как можно скорее покинуть забегаловку. Она бросает тоскливый взгляд на дверь; я опускаю ладонь ей на руку и смотрю ей прямо в глаза.
        - Он бил тебя до этого?
        Это глубокий вопрос. Я не просто спрашиваю у Ханны Оварк, бьет ли ее муж,  - я спрашиваю, бьет ли ее мой муж.
        - Нет! Он никогда меня не бьет. Слушай, ты все неправильно поняла.
        Собираюсь спросить, как именно я все неправильно поняла, но вдруг кто-то врезается в наш столик. Пытаюсь увернуться, но слишком поздно: надо мной наклоняется кружка и содержимое выплескивается на одежду. Девушка с кружкой в руках в ужасе смотрит на меня, раскрыв рот.
        - Черт,  - отпрыгивает она.  - Простите, пожалуйста. Он со льдом, слава богу, со льдом.
        Хватаю сумку, убирая ее с пути растекающейся по столу коричневой лужи. Ханна пихает мне салфетки, по одной вытаскивая их из коробки. Я беспомощно смотрю на нее, вытирая брюки.
        - Мне нужно идти,  - говорю я.
        - Знаю.  - Она понимающе кивает.  - Спасибо за завтрак. Приятно с кем-то поговорить. В последнее время у меня это получается не слишком часто.
        Я слабо улыбаюсь и пытаюсь что-то вспоминать, чтобы отвлечься. Но мысли все равно возвращаются к Ханне. Она лжет. С Ханной Оварк что-то не так, и я собираюсь выяснить, что именно.
        7
        Несколько дней спустя, когда мне звонит Сет, я - дома, лежу на диване, свернувшись под пледом. Я отклоняла его звонки несколько дней, перенаправляя их на голосовую почту после первого же гудка. Но сегодня мне удалось расслабиться после пары бокалов вина, поэтому я решаю ответить. Я раздумывала над услышанным от Ханны, вновь и вновь проигрывала ее слова в голове, пока мне не захотелось плакать от разочарования. Он здоровается первым. В его голосе слышатся усталость и надежда.
        - Привет,  - выдыхаю я в трубку. Прижимаю телефон к уху одной рукой, а пальцем другой обвожу орнаменты на декоративной подушке.
        - Прости,  - говорит он сразу.  - Мне так жаль.
        Слова звучат искренне.
        - Знаю…
        Гнев растворяется, я тянусь к пульту и выключаю звук на телевизоре, где идет какая-то бессмысленная чушь. Реалити-шоу - единственный способ отвлечься от разбитого сердца.
        - Я говорил с Ханной,  - произносит он.  - Так зовут Понедельник.
        Задержав дыхание, я резко сажусь, и подушка летит на пол. Он действительно только что сказал мне ее имя? Настоящий триумф - Сет доверился мне в вопросе, который раньше так тщательно скрывал. Я практически уверена - никто из других жен моего имени не знает. И тут до меня доходит: Ханна теперь главная. Она - беременная жена. Меня вдруг охватывает приступ клаустрофобии, расслабленность сменяется нервным напряжением. Если Ханна решила, что Сет должен остаться рядом с ней, а не ехать в отпуск со мной, так он и поступит. Возможно, я - законная жена Сета, но этот младенец переместил меня на позицию среднего ребенка, а всем известно - именно про среднего чаще всего и забывают. Я прочищаю горло, намереваясь сохранять спокойствие, несмотря на чувства.
        - Что она сказала?  - Сердце колотится, ногти оказываются у рта, и зубы сами начинают их отчаянно грызть.
        На том конце провода повисает пауза.
        - Я сказал ей, что для меня очень важна эта поездка. Ты права. Я не могу забирать твое время. Это несправедливо.
        Я должна быть хорошей, исполнять роль примерной жены, но слова срываются с губ прежде, чем я успеваю их остановить:
        - Мне не нужна благотворительность. Я хочу, чтобы ты хотел поехать со мной.
        - Я хочу. Я стараюсь как могу, детка.
        - Сет, не называй меня так.
        Долгая пауза, потом вздох.
        - Хорошо. Что ты хочешь услышать?
        В груди закипает раздражение.
        Что я хочу услышать? Что он выбирает меня… Что хочет только меня… Этого никогда не случится. Я соглашалась вовсе не на это.
        - Я не хочу ругаться,  - говорит он.  - Просто позвонил сказать тебе, что работаю над нашей проблемой. И что я тебя люблю.
        Интересно, он сделал из меня злодейку, сказал ей, что я устроила скандал? Хотя какое мне вообще дело до того, что думает Ханна? Но мне важно, что думает Ханна, хоть она и не знает, кто я такая. Но она ведь знает, разве нет?  - рассуждаю я. - Просто она, черт побери, сама не в курсе, что знает.
        - Я сказал ей, что это очень важно,  - повторяет он.
        Это действительно похоже на Сета. Он никогда не хочет быть злодеем. Он хочет угождать, и чтобы угождали ему. И любовью со мной он занимается всегда одинаково - нежное благоговение сменяется жесткой хваткой. И это длится, пока я не начинаю кричать, как порнозвезда.
        Внезапно его голос меняется, и я сильнее прижимаю телефон к уху.
        - Не знаю, хочешь ли ты еще меня видеть… В четверг…
        Я пытаюсь абстрагироваться от вины за свое жесткое поведение и осознать собственные чувства. Хочу ли я его видеть? Готова ли? Я могла бы прямо рассказать ему, что сделала, и потребовать объяснений. Но вдруг он будет все отрицать? И тогда я больше никогда не поговорю с Ханной. Он расскажет ей, кто я такая, и она будет чувствовать себя преданной. Вполне вероятно, что я полностью выведу ситуацию из равновесия и буду выглядеть жалкой идиоткой.
        - Можешь приехать,  - мягко отвечаю я. Потому что если он не приедет ко мне, то отправится к одной из них. Возможно, я зла, но соревнование продолжается.
        - Договорились,  - коротко отвечает он.
        После лаконичного люблю тебя от Сета разговор заканчивается. И я знаю, он говорит совершенно искренне. Но не отвечаю тем же. Я хочу заставить его помучиться. Он должен уяснить: в браке не бывает лжи, которая облегчила бы правду. И неважно, сколько у тебя жен. Но все же…
        Я не знаю, что делать. Чувствую, что с каждым днем кисну все сильнее, как свернувшееся молоко, оставленное на жаре. Наступает четверг, и в качестве протеста я решаю не готовить ужин. Не буду стоять ради него у плиты, делать вид, что все в порядке. Это не так. Не делаю прическу, не надеваю сексуальное платье. В последнюю минуту наношу на шею и запястья немного духов. Это для меня,  - думаю я,  - не для него. Когда Сет заходит в квартиру, я сижу на диване в спортивных штанах, завязав волосы в узел на затылке, ем лапшу и смотрю телевизор. Он замирает у входа в гостиную, изумленно меня рассматривает. У меня изо рта торчит лапша.
        - Привет,  - говорит он. На нем кардиган с закатанными до локтей рукавами и светло-голубая футболка с треугольным вырезом. Руки спрятаны в карманы джинсов, словно он не знает, что с ними делать. Вид застенчивый. Какая прелесть!
        Обычно к этому моменту я уже вскакиваю на ноги и спешу оказаться в его объятиях, с облегчением, что могу наконец к нему прикоснуться. На этот же раз я остаюсь на месте, а в знак приветствия лишь слегка приподнимаю брови и убираю пищу в рот. Лапша при этом хлопает меня по щеке, и в глаз попадают брызги соленого куриного бульона.
        Я наблюдаю, как он неспешно заходит в гостиную и садится напротив меня. Садится на один из стульев с цветочным орнаментом, которые мы выбирали вместе - темно-зеленые, с кремовыми гардениями.
        - Словно они колышутся на ветру,  - сказал он тогда, впервые увидев их в магазине. Такое его описание стало весомым фактором при выборе.
        - В кладовке есть лапша быстрого приготовления,  - бодро сообщаю я.  - Куриная и говяжья.
        Дожидаюсь изумленной реакции, но ее нет. Это первый четверг за все время нашего брака, когда я не приготовила нормальной еды.
        Он кивает, сложив руки на коленях. Я изумляюсь перемене. Внезапно начинает казаться, что он, в отличие от меня, здесь чужой. Он утратил власть, и мне это отчасти нравится. Поднимаю ко рту миску с бульоном, допиваю его и чмокаю губами. Вкуснотища! Я и забыла, как люблю лапшу. Господи, как же мне одиноко!
        - Итак,  - говорю я, пытаясь спровоцировать Сета высказать мне то, что он сдерживает. Судя по напряженному лицу, невысказанные фразы душат его изнутри. Я не понимаю, как вообще могла подумать, что этот человек поднял руку на женщину. Изучаю его лицо, слабый подбородок и слишком красивый нос. Удивительно, как обида меняет восприятие. Раньше его подбородок не казался мне слабым, а нос - слишком красивым. Мужчина, чье лицо я всегда любила и нежно держала в ладонях, внезапно начинает восприниматься жалким и слабым, преображается из-за моего стремительно изменившегося восприятия.
        Я щелкаю каналы, толком не всматриваясь в происходящее на экране. На Сета смотреть не хочу - боюсь, в моих глазах он увидит все то ужасное, что я чувствую.
        - Я думал, что справлюсь хорошо,  - говорит он.
        Я бегло бросаю на него взгляд и продолжаю смотреть на экран.
        - Справишься с чем?
        - Смогу любить нескольких женщин.
        С моих губ срывается резкий, некрасивый смешок.
        Сет бросает на меня огорченный взгляд, и я чувствую резкий укол вины.
        - Кто вообще может с этим справиться?  - спрашиваю я, покачивая головой.  - Господи, Сет. Жить в браке с одним человеком - уже непросто. В одном ты прав.  - Я опускаю пульт и внимательно смотрю на него.  - Я расстроена. Я чувствую, что меня предали… Ревную. Тебе родит ребенка другая женщина, а не я.
        Я высказала о ситуации практически все, что думаю. И сразу хочу взять слова обратно, проглотить их. Моя речь прозвучала так измученно. Я стараюсь не показывать Сету эту сторону. Мужчины предпочитают мурлыканье самоуверенных, надежных женщин - вот как написано в книгах. Именно так Сет говорил обо мне в первые месяцы отношений: «Мне нравится, что ты ничего не боишься. Тебе плевать, кто еще находится в комнате…» Но теперь все изменилось, верно? В комнате находятся две другие женщины, и я замечаю их каждый день, каждую минуту. Я оглядываю свою маленькую гостиную, цепляясь взглядом за безделушки, которые мы с Сетом выбирали вместе. Пейзаж английского побережья, выброшенная на берег чаша из дерева, которую мы нашли в Порт Таунсенде в первый год брака, стопка книг на журнальном столике, которые я так и не прочитала. Все эти предметы составляют нашу жизнь, но ни один из них не способен наполнить ее воспоминаниями или воплотить наше единство, как мог бы ребенок. Внезапно мне становится очень плохо. Наше совместное существование поверхностно. Если не ради детей, то ради чего? Секса? Общения? Что может быть
важнее рождения на свет новой жизни? Я невольно кладу руку себе на живот. Навсегда пустой.
        8
        В Вашингтоне уже третьи сутки стоит ясная погода и ночное небо покрыто радостными брызгами звезд. Я специально раскрыла шторы перед кроватью, чтобы создалось ощущение, что мы лежим прямо под звездным небом, но теперь, когда я ворочаюсь без сна рядом с храпящим мужем, они кажутся даже слишком яркими. Бросаю взгляд на часы и вижу, что уже за полночь. И тут у телефона Сета вдруг загорается дисплей. Мобильный лежит рядом с ним на тумбочке, и я слегка приподнимаюсь, чтобы посмотреть, кто пишет моему мужу. Реджина. Я моргаю, глядя на имя. Это что… Вторник? Клиент в такое время писать не станет, имена всех его сотрудников я знаю. Больше некому. Я ложусь обратно и пялюсь в потолок, вновь и вновь повторяя мысленно имя: Реджина… Реджина… Реджина…
        Первая жена Сета - Вторник. Не помню уже, как мы с Сетом дали ей это прозвище, но до Ханны были только мы двое и Сет. Три дня доставалось Вторнику, три дня мне, а один предназначался для переезда. Тогда все было спокойнее; я чувствовала больше контроля над его сердцем и над своим собственным. Я была его новой женой, сияющей и любимой - мое влагалище было еще новинкой, а не старым другом. Разумеется, мы надеялись на семью и детей - что их подарю ему я, а не она. Это укрепляло мою позицию, давало власть.
        Вторник и Сет познакомились на втором курсе колледжа, на рождественской вечеринке одного из профессоров. До бизнеса Сет занимался юриспруденцией. Когда он зашел, Вторник, студентка-второкурсница, одиноко стояла у окна и пила диетическую колу в свете праздничных огней. Он заметил ее сразу, но заговорить не решался до конца вечера. По словам Сета, она была одета в красную юбку и черные туфли на высоком каблуке. Разительное отличие от безвкусных нарядов остальных студентов юридического. Про верх он ничего не говорил, но едва ли там было нечто непристойное. Родители Вторника преподавали в этом же колледже, занимались мормонами. Во всем, кроме туфель, она одевалась скромно. Сет рассказывал, что вызывающие туфли она носила с самого начала и с годами склонность к подобной обуви только усилилась. Я пытаюсь ее представить: каштановые волосы мышиного оттенка, блузка, застегнутая до ключиц, и развратная обувь. Однажды я спросила, какой она предпочитает бренд, но Сет не знал. У нее их полный шкаф.
        А ты проверь, красная ли у них подошва,  - захотелось сказать мне.
        В конце вечера, когда все начали расходиться по общежитиям, Сет решился сделать первый шаг.
        - Это самые сексуальные туфли, которые я видел.
        С такой фразы он начал знакомство. И продолжил:
        - Я бы пригласил их на свидание, но боюсь, они откажут.
        И Вторник ответила:
        - Ну тогда пригласи меня.
        Они поженились через два месяца после выпускного. Сет уверял, что за два с половиной года отношений у них не было ни единой ссоры. Он говорил об этом с гордостью, но я чувствовала, как удивленно приподнимаются мои брови в ответ на эту глупость. Ссоры - наждачная бумага, выравнивающая первые годы отношений. Разумеется, множество неровностей возникает и после, на протяжении всей жизни, но ссоры снимают все наносное, открывая другому человеку то, что для тебя действительно важно. Они переехали в Сиэтл, когда друг отца предложил Сету работу. Но Вторник так и не смогла привыкнуть там к местному климату - постоянной пасмурности и мелким дождям. Ее недовольство постепенно переросло во враждебность. Она начала открыто обвинять его, что он увез ее от семьи и друзей плесневеть во влажном, промозглом Сиэтле. Потом, через год после свадьбы, он поймал ее с противозачаточными таблетками и она призналась, что не хочет детей. Сет был обескуражен. Весь следующий год он пытался убедить ее поменять решение, но Вторник оказалась карьеристкой, а мой дорогой Сет - семейным человеком.
        Она поступила в юридический университет в Орегоне, исполнив свою мечту. Они договорились взять паузу в отношениях на два года ее учебы. Сет хотел найти новую работу где-нибудь поближе к ней, но дела его компании шли очень успешно и он вкладывал туда все больше сил. Когда у владельца случился удар, он согласился продать компанию Сету, которому доверял управление два предыдущих года. Это воспрепятствовало переезду Сета в Орегон. Но он не оставил Вторник, поскольку слишком сильно ее любил. Так он и проводил бесконечные часы за рулем. Иногда Вторник приезжала в Сиэтл, но чаще жертвовать приходилось Сету. Это - первая причина, по которой я осуждаю Вторник и считаю ее эгоистичной женой. Сет открыл офис в Портленде не только потому, что там неплохие перспективы для бизнеса, но и для того, чтобы быть ближе к Вторнику. В начале наших отношений я спрашивала его, почему он с ней не разведется. Он тогда посмотрел на меня почти с жалостью и спросил, бросали ли меня прежде. Разумеется, бросали - а какую женщину не бросали? Родитель, любовник, друг. Возможно, он просто попытался отвлечь меня от вопроса. И это
сработало. На глаза навернулись слезы, нахлынули воспоминания об обидах, и я поверила, что Сет - мой спаситель. Он не оставит меня, несмотря ни на что. В тот момент я поняла Сета, даже в каком-то смысле им восхитилась. Он не бросал, но у медали была и обратная сторона - он не бросал никого. Скорее, подстраивался. Вместо развода он нашел себе новую жену - которая захочет родить ему детей. Я стала второй женой. Вторник в обмен на возможность остаться без детей согласилась официально развестись с Сетом, чтобы я вышла за него замуж. Я должна была стать матерью его детей. До… Ханны.
        - Сет,  - зову я и повторяю еще раз, уже громче:  - Сет…
        В окно спальни ярко светит луна, освещая лицо моего мужа, который медленно открывает глаза. Я разбудила его, но, похоже, он не сердится. Сегодня вечером Сет стоял за моей спиной, обхватив меня руками за талию, и медленно целовал в шею, пока мы смотрели на город. Я простила его где-то между съеденной им миской лапши и сексом и сейчас чувствую только одно - безграничную любовь.
        - Да?  - глухим сонным голосом отзывается он, и я прикасаюсь к его щеке.
        - Ты злишься на меня за то, что случилось с нашим ребенком?
        Он переворачивается на бок, и я больше не вижу его лица - только линию носа и сине-зеленый глаз.
        - Уже полночь,  - сообщает он, будто я не в курсе.
        - Знаю,  - мягко отвечаю я. И добавляю:  - Я не могу заснуть.
        Он вздыхает и трет рукой лицо.
        - Я злился,  - признается он.  - Но не на тебя… На жизнь… На Вселенную… На Бога.
        - И поэтому ты нашел Понедельник?
        Мне приходится собрать все свое мужество, чтобы произнести это предложение. Словно мне нужно разрезать грудь и вынуть собственное сердце.
        - Понедельник не заменила тебя,  - помедлив, отвечает он.  - Поверь, я искренне привязан к тебе.  - Он протягивает руку и нежно гладит мое лицо теплой ладонью.  - Все вышло совсем не так, как нам бы хотелось, но мы по-прежнему здесь и наши чувства реальны.
        Он так и не ответил на мой вопрос. Я облизываю губы, раздумывая, как сформулировать его иначе. Я чувствую нестабильность собственного положения в нашем браке, не знаю, куда стремиться.
        - Мы могли бы взять приемного ребенка,  - предлагаю я. Сет отворачивается.
        - Ты же знаешь, я хочу не этого,  - отрезает он. Конец истории. Я уже поднимала тему, и каждый раз он резко пресекает разговор.
        - А если с Понедельником случится то же самое? То же, что со мной.
        Он снова резко поворачивается ко мне, но на этот раз во взгляде нет доброты. Я вздрагиваю.
        - Зачем ты говоришь такие ужасные вещи?
        Он садится, я тоже приподнимаюсь на локтях, и мы вдвоем смотрим в эркерное окно на звезды.
        - Я… не имела этого в виду,  - быстро оправдываюсь я, но Сет продолжает негодовать:
        - Она - моя жена. Как думаешь, что я сделаю?
        Я прикусываю губу, сжав в кулаке одеяло. Надо же было сказать такую глупость! А ведь сегодняшний вечер так хорошо прошел!
        - Просто… Ты оставил меня. И нашел ее…
        Он уставился в пустоту невидящим взором. Я замечаю, как двигаются мышцы его челюсти.
        - Ты знала, что я хочу детей. И я здесь. Рядом с тобой.
        - Разве?  - возражаю я.  - Тебе нужны еще две женщины…
        - Довольно,  - обрывает он, вылезает из кровати и берет штаны.  - Мне казалось, мы закрыли эту тему.
        Я наблюдаю, как он надевает их, а потом, даже не потрудившись застегнуть пуговицу, натягивает футболку.
        - Сет, ты куда? Слушай, прости. Я просто…
        Он направляется к двери, а я сажусь на кровать и опускаю ноги на пол. У меня твердое намерение не дать ему уйти. Только не так.
        Бросаюсь к нему, хватаю за руку и пытаюсь удержать. Все происходит мгновенно - его рука отталкивает меня. Потеряв равновесие, я заваливаюсь назад. Ударившись ухом об тумбочку, падаю спиной на деревянный пол. Зову Сета, но он уже в коридоре. Поднимаю руку к уху, чувствую теплую струйку крови на кончиках пальцев, и в этот момент с грохотом захлопывается входная дверь. Я подскакиваю - не из-за громкого звука, а из-за отразившегося в нем гнева. Не следовало этого делать - будить его посреди ночи и рассуждать о погибших младенцах. Случившееся тяжело далось не только мне, Сет тоже потерял ребенка. Я встаю, ноги слушаются плохо. Зажмурив глаза, обхватываю рукой кровоточащее ухо, жду, пока пройдет головокружение, и медленно иду в ванную. Включаю свет, чтобы оценить ущерб. На внешней стороне уха сантиметровый порез вдоль хряща. Сильно болит. Я протираю его спиртовой салфеткой и наношу мазь. Кровь остановилась, но боль не уходит. Вернувшись в спальню, я долго смотрю на кровать - пустую, со смятым бельем. На подушке Сета еще виден отпечаток его головы.
        - Ему так тяжело,  - говорю я вслух, залезая в кровать. Мне казалось, что у меня огромные проблемы и сложности, но мне нужно заботиться только об одном мужчине. А у Сета три женщины: три комплекта проблем, три комплекта жалоб. Уверена, все мы давим на него по-разному: Понедельник с ее ребенком, Вторник с ее карьерой… Я и мое чувство неполноценности. Притягиваю колени к груди, не в силах закрыть глаза. Интересно, он сейчас едет к Ханне? Или на этот раз это будет Реджина?
        Твержу себе, что не стану искать их в Интернете, что буду уважать частную жизнь Сета, но знаю: это неправда. Я уже пересекла черту, познакомилась с одной из его жен. Завтра я введу их имена в поисковик и посмотрю, что они из себя представляют. Увижу их глаза, буду искать там сожаления, боль… Или еще что-нибудь, похожее на мой собственный взгляд.
        9
        Реджина Келе - совсем миниатюрная, ростом метра полтора, может чуть больше. Я отхожу от ноутбука, стоящего на кухонной столешнице, и открываю морозильник. Еще только десять утра, но мне нужно что-нибудь покрепче, чем кола, которую я пила на завтрак. Вытаскиваю бутылку водки, спрятанную между пакетом замороженного горошка и покрытыми инеем котлетами для гамбургеров. Я рассматриваю ее фото на сайте компании «Маркель & Абель»: семейной юридической фирмы с двумя офисами - в Портленде и в Юджине. На снимке она в очках с черной оправой, высоко сидящих на слегка курносом носу. Если бы не красная помада и не изысканная прическа, ее запросто можно было бы принять за девочку-подростка. Заливаю водку соком и добавляю в тумблер несколько кубиков льда. Большинство женщин сочли бы столь моложавую внешность большой удачей. Но Реджина работает в сфере, где клиенты должны уважать тебя, а не задаваться вопросом, можно ли тебе спиртное. Апельсиновый сок почти не скрывает тяжелого вкуса водки. Я провожу языком по зубам, раздумывая, что делать дальше. Я обещала себе, что просто быстренько посмотрю на нее, и все. Дала
это молчаливое обещание, еще когда вводила имя в поисковик, но теперь, увидев ее, хочу знать больше. Залпом допиваю остатки водки с соком, наливаю себе еще и несу ноутбук в гостиную.
        Снимаю колпачок с ручки и ставлю ноутбук на подлокотник - я готова работать. Аккуратными буквами вывожу на листе бумаги Реджина Келе и название фирмы, где она работает. Потом записываю ее электронную почту, телефон фирмы и адрес. Закрыв колпачок и отложив ручку в сторону, перехожу с сайта фирмы на самую очевидную страницу, где можно найти человека. Фейсбук никогда не слышал о Реджине Келе - во всяком случае о той, которую я ищу. Там десятки профилей других Реджин, и ни один не подходит под детали, которые мне уже удалось разузнать. Конечно нет, печально думаю я; она не станет использовать свое имя в социальных сетях, чтобы ее не могли найти клиенты.
        Пробую Джиджи Келе, Р. Келе и Джина Келе, но безрезультатно. Откидываюсь обратно на диван, соединяю пальцы в замок и потягиваюсь. Может, ее нет на Фейсбуке? Действительно, многие люди избегают цепких любопытствующих объятий социальных сетей. Но потом в голове возникают веснушки и круглый нос, и я вспоминаю маленькую девочку, которая жила на моей улице в детстве. Джорджина Бейкер - или Баркер - или что-то вроде того. Она, в отличие от меня, была настоящим сорванцом, и предпочитала, чтобы ее называли Джорджи. Джорджи из детства чем-то напоминает мне Реджину. Возможно, дело в том, что у нее тоже веснушчатый нос.
        Я ввожу в поисковик Фейсбука Реджи Келе, и - бинго! Появляется другая версия Реджины Келе - с волнистыми волосами, сильно накрашенными глазами и блестящим губами. Настройки приватности позволяют увидеть только основную фотографию. Судя по объятиям с подругой и бретелькам от майки, это ее истинная сторона - полная противоположность сурового юриста. Меня засасывает в кроличью нору информации. Я не могу остановиться, пальцы передвигают курсор с сайта на сайт. Впадаю в маниакальное состояние - то ненавижу ее, то восхищаюсь ею. И неотрывно поглощаю взглядом информацию, которой так жаждала последние два года. В животе сжимается комок волнения и наслаждения. Это другая жена моего мужа. Во всяком случае, одна из них. Я нашла ее Инстаграм (закрытый) и открытый аккаунт в Твиттере, но последняя запись опубликована год назад. Чтобы проверить, не делает ли она чего запретного, ввожу ее имя на сайте, который поможет найти Реджину (или Реджи) на популярных сайтах знакомств. Поисковик выдает два результата: сайт, где можно смахивать фотографии влево или вправо, чтобы выявить взаимные симпатии в твоем районе, и
более продуманный сайт знакомств, где пары подбираются по социотипам.
        Зачем Реджине сайты знакомств? Они с Сетом вместе со времен колледжа, когда он был совсем мальчишкой, и в их отношениях не было перерыва, когда она могла бы быть одинока. Меняю позу, подогнув под себя ногу в носке, и смотрю на экран с мрачной решимостью. Я должна все выяснить, верно? Сет точно ничего не знает, а такая информация меняет жизни людей. Я представляю, насколько глубоко могут задеть его новости об измене любимой Реджины, и чуть не захлопываю ноутбук.
        Возможно, лучше не вмешиваться в ситуацию. Я могу наконец поумерить свою пламенную ревность, поскольку теперь знаю, что первая жена Сета - неверная ведьма. Отношу тумблер на кухню, возвращаюсь в гостиную и начинаю ходить кругами, прижав руку ко лбу и крепко задумавшись. И вдруг понимаю: я не могу не знать. Я должна выяснить секреты первой жены моего мужа, иначе просто сойду с ума.
        Чтобы получить полный доступ к профилю Реджины, мне нужно создать аккаунт. Что я и делаю от имени Уилла Моффита, владельца сайта, который недавно переехал в Портленд из Калифорнии. Когда система просит загрузить фотографии, использую снимки двоюродного брата Эндрю, который сидит в тюрьме за кражу личности. Ирония судьбы. Я чувствую себя виноватой, но недостаточно, чтобы остановиться. В любом случае, это неважно. Как только я получу необходимую информацию, сразу удалю аккаунт. Никакого вреда. Мне нужно только быстренько взглянуть. Заполняю форму, пальцы легко скользят по клавишам макбука - идеальная чушь, строчка за строчкой. Любимый фильм Уилла - «Гладиатор». Он бегает марафоны, и у него толпа племянников и племянниц. Он их обожает, но своих детей у него нет. Печатаю все быстрее и быстрее, постепенно начиная теряться в собственных выдумках. И вдруг этот человек, Уилл Моффит, становится очень реальным. Хорошо! Превосходно! Значит, Реджина тоже поверит, что он реален. А мне нужно скомпрометировать первую жену моего мужа. Выставить себя в выгодном свете. Смотри, что я нашла, любимый! Она не любит
тебя так, как я!
        И вот, все готово. Профиль загружен на сайт с многообещающим зеленым баннером, который гласит: Родственная душа в нескольких кликах от вас! Выбираю профиль Реджины, рука подпрыгивает на коленях. Хорошо, что я одна и никто не видит, как я нервничаю. Сет всегда говорит, что язык тела выдает все мои чувства в полной мере.
        Она значится как 33-летняя, разведенная, из Юты. В интересах - походы, суши, чтение автобиографий и просмотр документальных фильмов. Какая скука,  - думаю я, щелкая пальцами. За все совместные годы я ни разу не видела, чтобы Сет смотрел документальные фильмы. Представляю их вместе на диване - она небрежно закинула на него ногу, и они держатся за руки под одеялом. Это как-то неправильно. Но возможно, я знаю совсем другого Сета, чем Реджина. Раньше мне такое в голову не приходило. Может ли человек быть иным с каждой из жен? Могут ли ему нравиться разные вещи? Быть нежным во время секса или вести себя грубо? Возможно, именно поэтому Реджина оказалась на сайте знакомств. Потому что у них нет ничего общего, и она ищет кого-нибудь, с кем можно разделить жизнь, кого-нибудь с общими интересами.
        Я пролистываю ее фотографии, узнавая некоторые места. Вот, например, концертный зал Арлен Шнитцер - два года назад Сет водил меня туда на «Пиксис». Реджина стоит перед постером Тома Петти, положив руки на бедра, и широко улыбается. На другом фото она сидит в каяке - на лицо падает тень от кепки, подняла над головой руку с веслом и победно улыбается. Пролистываю до последнего снимка и вижу ее. Несколько раз моргаю, чтобы прояснить зрение. Как давно я уже смотрю в экран? Неужели мозг играет надо мной шутки?
        Встаю, ставлю макбук на журнальный столик и направляюсь к бару за нормальным алкоголем. На этот раз никакого апельсинового сока. Наливаю себе немного бурбона и несу обратно на диван. Меня так смущает увиденное, что я решаю еще посмотреть на то, что меня так напугало. Наклоняюсь и нажимаю клавишу пробела. Экран загорается, снимок Реджины по-прежнему на месте. Несколько секунд я пристально всматриваюсь в него, потом отворачиваюсь. Я не уверена, точных выводов сделать нельзя. На фотографии Реджина стоит перед рестораном, обнимая за плечи подругу. Изображение обрезано, но из того, что видно, можно сделать вывод, что подруга шокирующе похожа на Ханну Оварк. Я нажимаю на иконку Отправить сообщение и начинаю печатать.
        10
        На следующий день, по дороге на работу, я настолько увлечена размышлениями о других женах, что пропускаю нужный поворот и теряю двадцать минут в пробках. Ругаясь, паркую машину на служебной стоянке и бегу наверх, не дожидаясь лифта. Я провела день, сочиняя письмо от Уилла Реджине. Не слишком длинное:
        «Привет! Я здесь недавно. Ты - юрист? Круто! Увидел тебя в подходящих вариантах и решил написать. И вот пишу… Так нелепо. Никогда не умел знакомиться».
        Я поставила в конце сообщения смайлик и нажала «Отправить». Вполне достаточно очаровательного самоуничижения, чтобы привлечь внимание женщины. Уилл кричит: Я честный и твой успех меня не пугает. Ну, или мне так казалось. Если мне повезет, Реджина ответит и я смогу узнать ее получше.
        - Ты опоздала.
        Лорен, одна из сестер, хмурится на меня, когда я захожу в отделение. Почему обязательно нужно придавать широкой огласке то, что ты опаздываешь? Будто тебе самому это непонятно? У меня сжимается челюсть. Я ненавижу Лорен. Ненавижу ее безупречную пунктуальность. Ту легкость, с которой она справляется со сложными пациентами, будто это настоящее удовольствие. Она любит командовать. Прямо настоящий генерал - безупречно красивый и светловолосый!
        Заставляю себя расслабиться, стараюсь изобразить виноватый вид и бормочу что-то о пробках, пытаясь проскочить мимо нее. Она отталкивает стул от стола с компьютером, перекрывает мне проход и пристально рассматривает.
        - Выглядишь ужасно,  - объявляет она.  - Что случилось?
        Последнее, что мне сейчас хочется, это объясняться перед всезнайкой Лорен Халлер. Упорно глядя мимо нее, я пытаюсь придумать объяснение.
        - Плохо спала. Рабочий график иногда дает о себе знать.
        С тоской смотрю в сторону сестринской, надеясь, что она меня пропустит.
        Лорен смотрит на меня еще несколько секунд, словно решая, верить мне или нет, и наконец кивает:
        - Привыкнешь. Со мной в первый год тоже такое было. Ничего не соображала от усталости.
        Хочу закатить глаза, но сдерживаюсь и улыбаюсь. У меня это не первый год. В реальности она здесь всего на один год дольше, чем я, но щеголяет своим опытом, как школьница из группы поддержки. Ха-ха, я лучше тебя!
        - Да? Спасибо, Ло. Уверена, и мне потом станет лучше.
        Направляюсь в сестринскую, опустив голову, чтобы запихнуть вещи в шкафчики.
        - Выпивай бокал вина!  - кричит она мне вслед.  - Перед сном! Мне помогает.
        Поднимаю руку, чтобы показать, что я ее услышала, и ухожу прочь. Последнее, что мне хочется, это следовать советам Лорен. Лучше я пробуду трезвой всю оставшуюся жизнь, чем стану повторять ее вечерние ритуалы.
        К счастью, когда я захожу в сестринскую, там абсолютно пусто. Выдыхаю и бросаю взгляд на шкафчики, как делаю каждый день. Все то же самое. Люди украшают дверцы фотографиями мужей, детей и внуков, в разной степени счастливых. Юбилейные открытки, сувенирные магниты из поездок и даже высушенный цветок - все с гордостью приклеено скотчем. Отпихиваю в сторону зеленый воздушный шар, понуро висящий перед моим шкафчиком: у кого-то был день рождения. «Счастья в 40!»  - написано на нем яркими цветами. Сверху прилипла сахарная пудра и виден след жирного пальца. Дверца моего шкафчика пуста, не считая остатков логотипа музыкального лейбла «Саб Поп», криво приклеенного на металл предыдущим владельцем. Уборщица пыталась его убрать, но остался серый след клея, который я никак не могу удалить. Надо чем-нибудь его закрыть, например, нашей с Сетом совместной фотографией.
        Мысль меня расстраивает. Ничего удивительного, что я до сих пор этого не сделала. Я не чувствую его полностью своим. От мысли о существовании еще двух женщин, которые могут поставить фотографию Сета на рабочий стол или приклеить к шкафчику, мне становится физически дурно. Я невольно тянусь к ссадине на ухе и думаю о синяках Ханны. По ее словам, это была случайность. Ага, такая же, как произошла прошлой ночью. Случайность.
        Перевожу взгляд на шкафчик Лорен, в четырех дверцах от моего. Обычно я стараюсь туда не смотреть, сосредотачиваться на пустых местах, напоминать себе, что это неважно. Но сегодня пристально разглядываю все ее фотографии, и внутри зарождается странное чувство. Среди обилия блестящих селфи взгляд попадает на открытку со слащавой фразой «Ты - любовь моей жизни», написанной розовым курсивом. Открытка выглядит вызывающе. Любой может подойти, открыть ее и прочитать, и я подозреваю, что Лорен хочет именно этого. Приближаюсь еще на шаг, чтобы рассмотреть фотографии: Лорен и Джон перед Эйфелевой башней, Лорен и Джон целуются перед пирамидами, Лорен и Джон обнимаются возле канатного трамвая в Сан-Франциско. Сколько раз я слышала, как она рассказывала окружающим, что они «любят приключения»…
        Я подозревала, что Лорен и Джон столько путешествуют, потому что не могут иметь детей. Мои подозрения подтвердились ее нежеланием разговаривать со мной после того, я забеременела. Я даже спросила об этом одну из других сестер. Та сдавленным шепотом рассказала, что Лорен сложно находиться рядом с беременными женщинами из-за всех ее выкидышей. Я не стала обижаться, начала держать дистанцию и старалась не упоминать при ней о своей беременности. Несколько месяцев спустя, когда я потеряла ребенка, у Лорен сразу снова появился ко мне интерес. Она начала вести себя так, словно я - ее вновь обретенная сестра. Даже прислала мне в квартиру огромный букет цветов, когда я взяла неделю отпуска, чтобы оправиться от потери. Меня это очень тяготило - иметь с кем-то такой ужасный и разрушительный общий опыт. Другое дело, если бы мы обе интересовались книгами или косметикой, или телешоу. А пустые утробы не слишком объединяют. Я упорно игнорировала поступавшие от нее приглашения на ужин для нас с Сетом, пока они не прекратились. Сообщения тоже постепенно сошли на нет. Теперь мы почти не смотрим друг в другу в глаза,
если только она меня не донимает.
        Все дело в том, что истории Лорен о счастливых поездках и заботливом муже будят во мне зависть. Все могло бы быть гораздо проще, если бы не было двух других. Поездки в отпуск когда угодно, ужины в публичных местах, где все бы видели, какая мы красивая пара, и муж, открывающий входную дверь каждый вечер, а не дважды в неделю. Даже вчерашней ссоры бы не случилось - для нее просто не возникло бы причин.
        Собираю стетоскоп и ножницы, когда приходит сообщение от Сета. Оживляюсь, увидев его имя. Захлопнув ящик, предвкушаю просьбу о прощении. Конечно же, я приму извинения. И даже извинюсь сама, что спровоцировала ссору. Таить обиду нет смысла. Но открыв сообщение, я вижу нечто неожиданное. Во рту пересыхает.
        «Кое-что прихватил. Извинюсь и буду выбираться. Люблю тебя».
        Я пялюсь на слова, пытаясь понять, о чем речь, и тут до меня доходит: сообщение предназначалось не мне. Сет ошибся, отправил его неправильному адресату. Мучительно осознавать, что видишь сообщение от мужа, предназначенное другой женщине. И еще мучительнее, когда это происходит с твоего разрешения. Кому именно?  - с горечью думаю я. - Реджине или Ханне? Сжимаю веки, убираю телефон в карман и делаю несколько глубоких вздохов, прежде чем выйти за дверь. Я справлюсь. Я сама на это подписалась. Все хорошо.
        Между пациентами я вновь и вновь перечитываю сообщение Сета, гадая, откуда именно он собирается выбираться, и пролистываю фотографии Реджины. Потом решаю написать Ханне - может, удастся получить какую-то информацию.
        «Привет! Надеюсь, ты в порядке. Пишу узнать как дела».
        Отправляю сообщение и убираю телефон в карман, но уже через пять минут, меняя чей-то катетер, понимаю, что пришло сообщение.
        - Ой, забыла выключить звук,  - подмигиваю я пациенту, мужчине средних лет с болями в груди.
        - Посмотри, что там, милочка,  - отвечает он.  - Я знаю, как для молодежи важны телефоны.
        Это сообщение от Ханны.
        «Спасибо за заботу. Все отлично! Когда приедешь в Портленд?»
        Сообщение почти слишком радостное. Когда мы виделись в последний раз, она жаловалась, как Сет спрятал противозачаточные, чтобы она забеременела.
        «У вас с малышом все в порядке?» - пишу я. И, подумав, добавляю: «Возможно, в этом месяце, но позже. Давай встретимся!»  - «Договорились. Было бы здорово».
        Убираю телефон обратно в карман, невольно нахмурив брови. Ханна счастлива. «Молодец, Сет»,  - бормочу я.
        Прошло уже четыре часа, а Сет все еще так и не понял, что отправил сообщение неправильному адресату. Не представляю, как он выкрутится, когда наконец это выяснится. Как себя ведут в подобных ситуациях? Прости, дорогая, сообщение предназначалось другой жене.
        Насчет Реджины - невозможно оставаться в стороне теперь, когда знаешь, что всю нужную информацию можно найти в Интернете. Даже жутковато: всю твою жизнь могут просмотреть без твоего ведома. Я рассматривала фотографии, заходила на страницы ее друзей, искала под их записями ее комментарии. Я хочу знать больше, знать все - даже то, как она общается с людьми.
        - Ты весь вечер сидишь в телефоне.  - Дебби, медсестра средних лет, приносит на пост стопку медкарт. Ее волосы заплетены во французскую косу, лента в которой столь же ярко-желтая, как нашивки на ее униформе. Я возвращаюсь к телефону, ничего не отвечая и надеясь, что она поймет намек. Меньше всего мне сейчас хочется отвечать на вопросы, особенно если учесть, что Лорен уже меня допросила.
        Дебби опускает медкарты на стол, подкрадывается ко мне и поднимается на цыпочки, пытаясь разглядеть дисплей. Ее широкие бедра касаются моей руки, и я бросаю на нее взгляд, вполне ясно говорящий «Отстань!». Среди медсестер даже гуляет шутка на эту тему - если кто-то сует нос не в свои дела, просто назови его Дебби и скажи оставить тебя в покое.
        - Что ты там смотришь?  - щебечет она, когда я поднимаю локти, чтобы отстранить ее от экрана.
        Некоторым людям неведомо понятие личного пространства. Я прижимаю телефон к груди, пряча экран, и бросаю на нее сердитый взгляд.
        - Бывшая девушка,  - с видом знатока констатирует она, сложив руки на пышной груди.  - Я постоянно захожу на страницу бывшей Билла.
        Дебби и Билл женаты всю мою жизнь. Что за бывшая девушка может угрожать такому стабильному браку? Хочу спросить, хотя с Дебби это обязательно выльется в продолжительную беседу. В итоге любопытство все же берет верх и я все-таки спрашиваю:
        - Что ты имеешь в виду?
        - О, милая. Поживешь с мое…
        Я смягчаюсь. Очевидно, я - не единственная женщина, способная на необдуманные поступки из-за неуверенности в себе. Мысленно выстраиваю вопрос, ничем не выдающий моей ситуации.
        - Как ты с этим справляешься - с сомнениями в его любви?
        Дебби удивленно моргает:
        - Меня волнует не его любовь, а их.
        Кто-то проходит мимо с чашкой кофе в руках. Дебби пережидает, когда человек исчезнет за углом.
        - Женщины бывают очень коварны, если ты понимаешь, о чем я,  - продолжает она, посылая мне взгляд, говорящий, что я должна понимать, о чем она.  - У меня никогда не было много подруг, только Анна, мама и сестра. Впрочем, в телешоу и фильмах женщин частенько выставляют не слишком положительно.
        - Пожалуй, да.
        - Ну вот, и я не хочу ничего пропустить. Я ведь знаю себе цену.
        Дебби осматривается, чтобы убедиться, что нас никто не услышит, и наклоняется поближе ко мне, так что я чувствую аромат ее геля для душа с запахом сакуры.
        - Я увела его у лучшей подруги.
        - Билла?  - недоуменно уточняю я.
        У Билла большой живот и тонкие ноги, а волос на голове осталось так мало, что они растут в форме подковы. Сложно поверить, что когда-то его нужно было уводить.
        - И ты до сих пор… заглядываешь в ее профиль?
        - Разумеется,  - уверенно заявляет Дебби, достает из кармана жвачку и предлагает мне половину. Я качаю головой, и она засовывает пластинку в рот.
        - Почему?
        - Потому что женщины никогда не отказываются от своих желаний. Они видят чужого мужчину, внимательного и красивого, и вспоминают, чего им не хватает в собственной жизни.
        Я чувствую во рту горький привкус и жалею, что отказалась от жвачки. Дебби беспокоится из-за той, которая была бывшей Билла двадцать лет назад… Насколько же сильно я должна беспокоиться из-за женщин, которых мой муж обхаживает сейчас?
        В этот момент у нее пиликает пейджер. Она посылает мне усталый взгляд, снимает его с пояса и смотрит на экран.
        - Пора бежать, детка. Поговорим позже.
        Я наблюдаю, как она размашистыми шагами уходит по коридору, скрипя белыми «Рибоками». Дойдя до лифтов, она оборачивается, смотрит на меня и возвращается, уперев руки в бока.
        - Кстати, лучше контролировать ситуацию лично,  - подмигивает она и снова уходит.
        Любопытная, надоедливая, приставучая Дебби вполне может стать моей новой лучшей подругой. Я слышу, как дает о себе знать мой телефон. Опускаю взгляд и вижу на экране оповещения от приложения для знакомств. «Реджина прислала вам сообщение».
        11
        Распахивается входная дверь, и заходит Сет, он несет два больших пакета с готовой едой. Ой, сегодня же четверг! Я и забыла. В последнее время все мои мысли занимают исключительно жены моего мужа. Они вытеснили Сета. Я выдавливаю полуулыбку. Мы оба знаем - она фальшивая. Он придерживает локтем букет белых роз. Эти розы вообще без причины? Или из-за того, что он случайно отправил мне сообщение, предназначавшееся другой? Обычно я спешу забрать у него ношу, но на этот раз остаюсь на месте. Он даже не попытался объяснить то сообщение. А я всю неделю ждала чего-то… Хоть чего-нибудь. На душе погано. Изображать хорошее настроение ради него я не планирую.
        Кое-что прихватил. Извинюсь и буду выбираться. Люблю тебя.
        Его лицо расслабленно, но взгляд тревожный. Я складываю полотенце и кидаю его на стопку чистого белья, наблюдая, как он закрывает дверь ногой и неторопливо идет ко мне по коридору. Все его манеры раздражают меня. Он совсем не похож на раскаявшегося мужа.
        - Тебе,  - сообщает он, протягивая цветы.
        Несколько секунд я неловко стою с букетом в руке, потом откладываю его в сторону, чтобы заняться позже. Выгляжу я снова ужасно - растрепанные, пересушенные волосы. Любимые штаны для йоги с дырой на правой ноге. Смахиваю волосы с глаз, когда он протягивает мне пакеты с едой.
        - Ужин,  - объявляет он.
        Его улыбка почти заразительна, вот только мне совсем не до улыбок. Интересно, он так доволен собой, потому что принес ужин? Или у него хорошие новости? Было довольно рискованно покупать еду, не зная заранее, приготовила ли я поесть, но, видимо, он подозревал, что я бастую.
        - Ты чего такой счастливый?  - Я складываю последнее полотенце и несу в шкаф для полотенец. По дороге Сет шлепает меня по ягодицам. Подумываю отправить ему убийственный взгляд, но просто прохожу мимо, подчеркнуто глядя перед собой. Что ему теперь от меня нужно? Еще несколько недель назад я бы наслаждалась его вниманием.
        - А мужчина не может быть счастлив, что вернулся домой к своей девочке?
        А мужчина не может быть счастлив, если возвращается домой всего к одной девочке?
        Я сжимаю губы, чтобы сдержаться и не произнести это вслух, и занимаю себя раскладыванием полотенец в шкафу.
        Когда я заканчиваю со стиркой, мы садимся за кухонный стол, чтобы поесть. С тех пор как он зашел, я произнесла лишь несколько слов, но, похоже, он этого не замечает. Или игнорирует мое молчание, делая вид, что все отлично. Я наблюдаю, как он раскладывает на столешнице испачканные жиром контейнеры, искоса поглядывая за моей реакцией.
        От коробок исходит аромат чеснока и имбиря, и у меня урчит в животе. Он поднимается, чтобы достать тарелки, но я жестом останавливаю его.
        - Не надо.
        Пододвигаю к себе контейнер с курицей и чесноком. Открываю крышку, беру палочками кусочек курицы и украдкой поглядываю за ним, пока жую. Он с молчаливым изумлением на лице смотрит на мои «Угги», стоящие на кухне.
        - Сначала лапша, теперь китайская еда на вынос,  - перечисляю я.  - Следующей будет пицца…
        Предполагается, что это шутка, но мой голос лишен эмоций. И думаю, фраза звучит больше как угроза.
        Сет смеется, пододвигая ко мне барный стул, и тянется за Ло-мейн.
        - И уличная обувь на кухне,  - намекает он на «Угги».  - Мне нравится.
        - Честно говоря, «Угги» это практически тапки,  - флиртую я и ненавижу себя за это.
        - Не думал, что ты способна позволять себе вольности.
        Пальцы ног протестующе сжимаются. Мне хочется вскочить и достать из шкафа нормальные тарелки, но я все же остаюсь на месте, глядя мужу прямо в лицо. Возможно, я наконец стремлюсь узнать его поближе, а не произвести впечатление. Возможно, мне стоило вести себя так с самого начала. Но я вместо этого была напряженной, полной мечтаний и веры, что между нами что-то есть.
        Ставлю коробку с курицей на стол и вытираю рот бумажной салфеткой, которую протягивает мне Сет. И вдруг замечаю, что под толстовкой на нем надета незнакомая футболка. Когда в последний раз я видела мужа в такой простой одежде? Последний год гардероб Сета состоял из парадных рубашек и галстуков, строгих брюк и неудобных ботинок. А тут потрепанные кеды и поношенная футболка. Во мне что-то шевелится… Желание? С таким мужчиной хочется быть рядом,  - думаю я.
        - Ты сегодня другой.
        - Ты тоже.
        - Что?  - Я так увлеклась собственными мыслями, что даже испугалась звука его голоса.
        - Ты тоже другая,  - поясняет он.
        Я пожимаю плечами; это выглядит ужасно по-детски, но что тут скажешь? Я нашла твоих жен, и теперь, когда у них есть имена и лица, все стало иначе. Я больше не знаю, кто ты. Я не знаю, кто я.
        Мне нелегко облечь в слова свои противоречивые чувства, и я произношу единственное, что поняла точно:
        - Люди меняются…
        Меня почти пугает его спокойный взгляд, но потом я напоминаю себе, что пытаюсь меньше тревожиться о его мыслях и сосредотачиваться на своих.
        - Ты права,  - бодро соглашается он, берет свое пиво и протягивает в мою сторону.  - За перемены!
        Я мешкаю лишь мгновение, прежде чем поднять бутылку воды и стукнуть об его пиво. Он не сводит с меня взгляда, пока мы едим и пьем.
        - Пошли погуляем,  - предлагает он, встает и вытягивает руки над головой. Футболка поднимается, обнажая загорелый подтянутый живот.
        Я быстро отвожу взгляд, чтобы не отвлекаться. Я - сексуальное существо. Он контролирует меня с помощью секса, и я контролирую его с помощью секса. Я всегда наслаждалась этой каруселью удовольствия и зависимости. Но находясь во власти члена или вагины, легко ослепнуть. Мама однажды сказала мне, что отношения способны преодолеть почти любое испытание, если секс достаточно хорош. В то время совет показался мне поверхностным и глупым, но теперь я понимаю - у нас с Сетом случилось именно это. В отношениях, кроме секса, очень много всего, и на это действительно следует обратить внимание. Но вы слишком заняты сексом и ничего не замечаете.
        Я надеваю в прихожей куртку и натягиваю на волосы шапку. Поворачиваюсь к двери и вижу, что Сет разглядывает меня со странным выражением лица.
        - Что?  - спрашиваю я.  - Почему ты так смотришь?
        - Ничего,  - отвечает он, немного смутившись.  - Просто наслаждаюсь видом.
        Он наклоняется и целует меня в нос, прежде чем открыть дверь. Я следую за ним к лифтам, чувствуя покалывание на кончике носа. Мы молча спускаемся вниз, но когда выходим из лифта, он берет меня за руку. Что на него нашло? Флирт, публичное проявление чувств… Сета словно подменили. Когда мы выходим на тротуар, у меня возникает слабое ощущение, что я о чем-то забыла. Но прогоняю эту мысль прочь. Здесь и сейчас,  - напоминаю я себе.  - Живи настоящим и прекрати думать о чем-то другом.
        Обычно мы с Сетом не покидаем квартиру в дни его визитов. Отчасти потому, что просто предпочитаем проводить совместное время дома. Разумеется, есть и вторая причина. Мы боимся, что нас заметит кто-то, кто знает его как мужа Реджины. Сначала меня это беспокоило. Я пыталась вытащить его в ресторан или в кино, но он упорно хотел остаться дома. Тогда это казалось мне несправедливым - в конце концов, я ведь его законная жена. Но постепенно я сдалась и примирилась, что наши отношения будут оставаться за закрытыми дверями. И вот сейчас мы вместе выходим на сырые улицы Сиэтла, крепко держась за руки. Браво мне!
        Сет смотрит на меня и улыбается, словно происходящее доставляет ему такое же удовольствие, как и мне. Шлепая по лужам, мы направляемся к киоску с сидром на рынке Пайк. Сет вытаскивает из зажима для денег купюры - одну за другой. Оставляет щедрые чаевые и протягивает мне бумажный стаканчик с «жидким золотом». Этот зажим я подарила ему на Рождество несколько лет назад. Но с тех пор еще не видела, чтобы он им пользовался Раньше он всегда доставал из заднего кармана джинсов потертый кожаный бумажник.
        Со стаканчиками в руках мы встаем под навес и слушаем, как уличный музыкант играет на скрипке песню Лайонела Ричи. Неторопливо делая глотки, мы смотрим друг на друга почти со смущением, словно на первом свидании - наполненные эмоциями незнакомцы. Сегодня вечером между нами что-то переменилось, возникла какая-то новая химия. Думаю, она могла бы сопровождать нас всегда, если бы в браке нас было двое, а не четверо. Наша связь бы усилилась, а не истончилась.
        Сет притягивает меня, и я приникаю к нему. Опустив голову ему на плечо, тихонько подпеваю песне. Он прижимает меня к себе так крепко, что когда звонит телефон, я ощущаю вибрацию. Сет, который обычно отключает мобильный, когда он со мной, ощупывает свободной рукой карман. Я отодвигаюсь от него, чтобы он мог достать аппарат, и делаю осторожный глоток сидра. Он обжигает нёбо. Я прижимаю кончик языка в обожженному месту и жду, станет ли Сет отвечать на звонок.
        Сет достает телефон из кармана, не пытаясь спрятать от меня экран. Имя Реджины отображается на обоях - совместной фотографии его племянников и племянниц в костюмах на Хэллоуин. Прикусываю губу и отвожу взгляд с ощущением, что сделала что-то не так.
        - Ты не против?  - спрашивает он, показывая мне «Реджину». Я недоуменно моргаю. Он что, спрашивает разрешения принять вызов от другой жены?
        Молча качаю головой, переводя взгляд обратно на скрипача, который теперь с явным удовольствием наигрывает песню Майли Сайрус.
        - Привет,  - говорит в Сет в трубку.  - Да… Ты спрятала ее в арахисовое масло? Так она согласится… Хорошо, держи меня в курсе.
        Он разговаривает с Реджиной прямо при мне. В меня словно вонзается острая металлическая игла. Ой, ой, ой.
        Сет смущенно убирает телефон в карман.
        - Наша собака,  - объясняет он, с новым интересом наблюдая за скрипачом.  - Старая и болеет. Она соглашается есть таблетки, только если спрятать их в арахисовом масле.
        У Сета есть собака!
        - А,  - отзываюсь я. Чувствую себя глупой, бестактной. Пытаюсь вспомнить, находила ли я когда-нибудь на его одежде собачьи волосы.
        - А что за собака?
        Он улыбается своей кривой улыбкой.
        - Шелти. Уже совсем старушка - проблемы с задними ногами. Несколько дней назад ей сделали операцию, и теперь она отказывается принимать таблетки.
        Изумленно слушаю. Деталь его другой жизни, которую большинство сочли был незначительной, но я хочу знать больше. Собака. Какое-то время и мы думали о собаке, но жизнь в квартире казалась несправедливостью по отношению к животному, как и мое рабочее расписание.
        - Как ее зовут?  - осторожно спрашиваю я.
        Я боюсь, что задаю слишком много вопросов, что он может закрыться или разозлиться на мою назойливость. Но он спокоен.
        Выбрасывает пустой стаканчик в переполненное мусорное ведро и отвечает:
        - Смидж. Имя придумала Реджина. Я бы предпочел нечто классическое, вроде Лэсси.
        Он смеется над воспоминанием, а потом машет рукой малышу, который проезжает мимо нас в коляске. Я быстро отвожу взгляд. Я не могу смотреть детям в глаза.
        - Ты никогда не называл ее имя.
        Сет прячет руки в карманы и внимательно смотрит на меня.
        - Да?
        - Ага. А на прошлой неделе ты прислал мне сообщение, предназначенное одной из них…
        Он отдергивает голову назад, и я вижу в его глазах растерянность.
        - Что там было написано?
        Я пристально вглядываюсь ему в лицо, не веря в притворство.
        - Ты знаешь, что там было написано, Сет.
        - Прости, малыш. Я не помню. Если так вышло, это была моя ошибка. И очень болезненная для тебя. Ты простишь меня?
        Я сжимаю губы. Разве у меня есть другие варианты? Можно, конечно, устроить скандал и пообижаться еще несколько дней, но кому от этого будет лучше? Я киваю, заставляя себя улыбнуться.
        - Пошли,  - протягивает он мне руку.  - Давай вернемся домой. Я уже продрог.
        Позволяю ему обхватить мои пальцы, и вот вдруг мы уже бежим по улице. Придерживаю на голове шапку и пытаюсь не споткнуться о бордюр. Даже смеюсь, уворачиваясь от медленных фигур на тротуаре. Он оборачивается ко мне, я застенчиво улыбаюсь, и в животе бьют крыльями бабочки.
        Мы целуемся, пока едем в лифте на наш этаж, хотя мы не одни - с нами поднимается женщина средних лет с трясущимся йорком. Она отодвигается как можно дальше от нас, вжимаясь в угол, словно мы заразные.
        - Где ты был?  - шепчу я Сету в губы.
        - Я здесь.  - Он тоже задыхается, его пальцы обхватывают меня сквозь толстый пуховик. Он расстегивает молнию, наполняя замкнутое пространство лифта неожиданно резким звуком.
        Я вижу в зеркальной стене отражение побледневшего лица нашей спутницы. Она прижимает сумочку к груди и пялится на числа над дверью, желая как можно скорее добраться до нужного этажа. Йорк скулит. Я хихикаю, не отрываясь от губ Сета. Он стягивает пуховик с моих плечей и обхватывает рукой мою грудь. Двери открываются, дама с йорком выскакивает прочь. Закрываются снова, и мы едем выше. Его рука у меня между ног, большой палец движется кругами. Когда двери открываются на нашем этаже, мы выходим вместе, не желая отрываться друг от друга.
        Чуть позже мы уже лежим в постели - руки и ноги переплетены, кожа влажная от усилий. Сет водит пальцем вверх и вниз по моей руке. Я прижимаюсь к нему, наслаждаясь мгновением, забывая обо всем, кроме нас. Только сегодня. Сегодня я забуду. А завтра будет совсем другая история. И вдруг я вспоминаю о том, что меня заботило, возникая где-то на подсознании: о сообщении Реджины.
        Привет, Уилл!
        Я совсем не против комплиментов! Юридическое образование далось мне нелегко - так что я заслужила.
        Сейчас у меня очень много работы, но время для веселья всегда можно найти. Ты писал, что любишь походы. Можем отправиться куда-нибудь вместе. Но если ты предпочитаешь сходить куда-нибудь выпить, я с удовольствием составлю компанию. У тебя очень милые племянники и племянницы. Похоже, ты прекрасно ладишь с детьми.
        До связи,
        Реджина
        Сет рядом мирно храпит, и я трижды перечитываю письмо для Уилла, прежде чем написать ответ. Мне нужно узнать больше, чтобы быть уверенной, и Уилл - мой единственный шанс.
        Привет, Реджина!
        Раз ты дала разрешение на комплименты, должен написать тебе, что ты потрясающая. Было бы здорово сходить вместе в поход! И да, мои племянницы и племянники очаровательны. Ты хочешь детей? Понимаю, вопрос очень личный, но довольно важный, когда собираешься строить отношения.
        Уилл
        Проходит всего несколько минут после того, как я нажимаю кнопку «Отправить», когда на тумбочке вновь загорается экран моего телефона. Смотрю через плечо на Сета, чтобы убедиться, что он повернулся ко мне спиной и продолжает храпеть. Осторожно беру телефон и с удивлением вижу, что Реджина прислала мне/Уиллу сообщение. Но ведь уже поздно. Интересно, почему она не спит? И тут я вспоминаю - Сет рассказывал, что она ложится спать очень поздно, потому что постоянно работает.
        Уилл, почему ты не спишь в такое время? Похоже, ты сова, вроде меня. Вечно не могу уснуть. У меня рядом с домом есть отличный однодневный маршрут - весь путь занимает около четырех часов. Давай сходим!
        И, да, я хочу детей. Давай поговорим по телефону.
        До связи,
        Реджина
        12
        Сегодня воскресенье, и я приехала на обед к родителям. Мамы нигде нет. Я только что в десятый раз перечитала письмо от Реджины к Уиллу и с грохотом опускаю телефон на столешницу. Испугавшись, что разбила экран, переворачиваю его, чтобы проверить повреждения. К моему облегчению, их нет. Я по-прежнему злюсь. Чтобы не ударить аппарат снова, подхожу к окну и начинаю рассматривать туман над заливом Эллиотт. Мне надо успокоиться. Реджина изменяет Сету; ее игривость при общении с предполагаемым Уиллом набирает обороты. К тому же я не понимаю, зачем она обманывает его насчет детей. Сегодня утром она прислала Уиллу вызывающее фото в купальнике (видимо, ей нравится, когда ей льстят). Меня особенно задело, что фото было сделано в отпуске, куда она ездила с нашим мужем. Не знаю, что расстраивает меня сильнее - что она собирается сделать Сету больно или что мне приходится делить его с женщиной, которая не способна даже хранить верность и, ради всего святого, заказывает пиццу. Я должна рассказать ему. Ему нужно знать.
        Вскоре на кухню заходит папа с упаковкой диетической колы под мышкой.
        - Нашел коробку диетической в гараже,  - сообщает он.  - Пойдет?
        - Отлично,  - отвечаю я. Хотя это и не отлично. Я не пью диетическую. Он открывает банку и наливает содержимое в стакан со льдом. Беру его и делаю глоток. Откуда горечь? А может, привкус горечи остался у меня во рту с завтрака, когда я прочитала четвертое сообщение от Реджины Уиллу? Она наконец рассказала ему, что разведена, не уточняя, почему и как давно. Отчасти это правда - Сет развелся с Реджиной, чтобы официально жениться на мне, но их отношения не закончились.
        - Где мама?
        Папа достает из холодильника пиво. Мне он не предлагает - дамам не положено пить спиртное так рано, во всяком случае, так он мне говорил. Услышав мой вопрос, папа решительно отвечает:
        - В магазине. Где еще?
        - В церковном дамском клубе, в спортзале, с Сильвией, в спа…
        - Тоже верно,  - подмигивает он мне и роется в ящике в поисках открывалки.
        - Она там,  - я показываю на ближайший к задней двери ящик. Родители живут в этом доме уже двадцать лет, а папа до сих пор не в курсе, где что лежит. И виновата в этом мама, которая не дает ему даже самостоятельно открыть пивную бутылку.
        Легка на помине, на кухню влетает мама с пластиковыми пакетами из магазина в руках. Она смотрит на нас так, словно мы волки и пытаемся ее сожрать.
        - Чем занимаетесь?
        Я наблюдаю, как она опускает пакеты на пол и тянется к волосам. Так всегда делала бабушка, когда нервничала. До меня доносится аромат маминых духов: какой-то «Эсте Лаудер».
        - Обсуждаем тебя, мама. Уши горят?
        Она, нахмурившись, прикасается к уху.
        - Где Сет?  - спрашивает она.  - Мы не видели его несколько недель.
        Сегодня мой муж - муж другой женщины.
        - В Портленде до вторника.
        Она прекрасно об этом знает! Я говорила ей вчера по телефону, когда она спрашиваила, где он. Просто не упускает шанса напомнить, что работа для него важнее меня. Я делаю глоток пузырящегося напитка. По ее мнению, проблема в том, что я недостаточно старательная жена. Однажды она сказала, что, возможно, Сет часто от меня уезжает потому, что я работаю.
        - С чего ты взяла?  - удивилась я.
        - Он чувствует, что вынужден с тобой соревноваться, больше работать. Место женщины - дома. И твоему отцу бизнес-встречи никогда не мешали вовремя приходить на семейный ужин.
        Мой отец даже не знает, где открывалка для бутылок. Вспоминаю последний ужин, который я приготовила для Сета,  - разве не он открыл стоявшую на столе бутылку вина? Да, и он знает, в каком ящике лежит штопор.
        - Мне кажется, тебе стоит записаться в спортклуб, это тебя займет.
        О, мы перешли к критике моего тела. Она моет под краном руки, оборачивается и смотрит на мои бедра. Я поднимаюсь на цыпочки и отрываюсь от сиденья, чтобы они не выглядели такими широкими.
        - Сет ведет себя как настоящий мужчина,  - вмешивается папа.  - Трудится ради будущего, чтобы стать достойным добытчиком.
        Мой отец одним предложением и заступается за меня, и насаждает патриархию. Браво!
        Я посылаю ему благодарную улыбку. К маме у меня претензий больше, чем к папе. Неважно, что у меня есть доверительная собственность и стабильная работа, позволяющая выплачивать ипотеку за квартиру. Семью обеспечивает Сет. Вернее, три семьи.
        - Разумеется,  - быстро соглашается мама.  - Просто было бы здорово, если бы мы могли хоть иногда с ним видеться. На прошлых выходных сюда приезжала твоя сестра с Майклом. Его повысили, и он купил ей новый БМВ. Они едут в Грецию на третью годовщину свадьбы.
        Мама сообщает об этом таким тоном, словно это ей купили машину и ее везут в Грецию. Для меня это норма; я всю жизнь живу в тени своей прекрасной сестры. Если бы я первой родила ребенка, мы бы поменялись местами, но увы - для меня это даже не вариант.
        - Мне нужно возвращаться к работе. А вы пока покудахтайте на свои девчачьи темы.  - Папа целует маму в щеку и удаляется в кабинет.
        - Девчачьи темы,  - повторяю я.  - Оплодотворять яйца или их готовить?
        Она слышит отвращение в моем голосе и шипит на меня:
        - Ты знаешь, о чем речь.
        - Мам,  - вздыхаю я.  - Конечно, знаю… Это меня и огорчает.
        Она смотрит на меня недовольным взглядом, стекла очков отражают солнечный свет.
        - Не знаю, что в тебя вселилось,  - произносит она.
        Она права. Обычно я не говорю таких вещей. В меня вселилась Ханна… И Реджина. Глубоко, глубоко, глубоко внутрь. Опускаю взгляд на полупустой стакан с диетической колой, глаза жгут слезы, и я осторожно прикасаюсь к почти зажившему уху. Можно отдать мужчине все, все до последнего, и все равно остаться с разбитым ухом. Зачем я нашла других жен Сета? Я все испортила. Но для кого?  - спрашиваю я у себя.  - Для себя или для Сета? Теперь все кажется несправедливым, даже брак моих родителей. Я разваливаюсь, сдираю с себя отношения, словно коросту. Вспоминаю сообщения, написанные Реджиной Уиллу. Последние дни все мое внимание было поглощено только ими, я перечитывала их снова и снова, пока не запомнила ее стиль письма. Все по делу, но с нотками флирта, замечая все упомянутые им детали. С пристальным вниманием к деталям. Потому что Сет слишком занят тремя отношениями, чтобы замечать детали? Реджина зарегистрировалась на сайте знакомств и увлеченно переписывается с мужчиной по имени Уилл, потому что он говорит правильные вещи. Я следующая? Неужели брак разочарует меня настолько, что я начну искать отношений
на стороне? Если бы только не погиб мой малыш… Ханны бы не было, Реджина стала бы далекой женой с пиццей, и Сет принадлежал бы мне без остатка. Я подвела его в самом важном вопросе, и ему пришлось идти к другой женщине за тем, что я не смогла ему дать.
        Мама опускает передо мной тарелку с салатом - зелень с ярко-красными помидорами черри из ее сада. У меня еще есть шанс. Я могу рассказать правду про Реджину. Сет увидит, что его интересы для меня на первом месте, что я - его настоящий защитник. Он не осознавал, какую цену приходится платить за его образ жизни: вспышки гнева были лишь одним из проявлений стресса. Неважно, что я не смогла дать ему детей. Для этого мы оставим Ханну. К тому же она будет занята их ребенком. Молодые мамы ведь печально известны пренебрежительным отношением к мужьям, потому что уделяют все свое внимание маленькому человечку, верно? Все ее промахи возмещу я.
        Я приняла решение и теперь знаю, что делать. Если не могу победить Ханну, я одолею Реджину. Вместо трех в гнезде останутся двое.
        Привет, Реджина!
        Мне нравится Том Уэйтс. Был на его концерте несколько лет назад. И кажется, это был лучший концерт в моей жизни. Сочувствую насчет твоего брака. Моя сестра развелась в прошлом году и до сих пор приходит в себя. Рад, что ты в порядке и готова идти дальше! Его потеря - моя прибыль. Если можно, позволь спросить, почему вы решили расстаться? У тебя есть какие-то сожаления насчет брака? У меня уже довольно давно не было серьезных отношений. Последние несколько лет я полностью посвятил работе. Но теперь готов остепениться (мне так кажется). На этих выходных еду к сестре в Монтану. А у тебя какие планы?
        До связи,
        Уилл
        13
        Жалкое зрелище. Я даже не могу нормально поссориться с мужем.
        Вновь и вновь проигрываю в голове разговор, состоявшийся у нас после того, как я уехала от родителей. Я позвонила Сету, как только отъехала от их дома. Хотела сказать, как здорово мы провели время, как я наслаждалась нашим совместным вечером, но он перенаправил меня на автоответчик. И перезвонил двадцать минут спустя, когда я заходила в лифт нашего дома.
        - Привет,  - поздоровался он.  - Я говорил по телефону…  - Его голос прервался, я сильнее прижала трубку к уху и услышала слово «…родители…».
        Родители Сета: я никогда их не видела. Большую часть времени они проводят наедине друг с другом и редко выбираются за пределы Юты. Когда дверь лифта открылась и я вышла наружу, у меня появилась идея. Я озвучила ее Сету:
        - Нам нужно поехать в отпуск в Юту! Когда ты последний раз виделся с семьей?
        Я ожидала, что моя задумка приведет его в восторг и он будет счастлив использовать наше совместное время, чтобы съездить домой. Но реакция Сета меня шокировала - его голос сразу стал ледяным.
        - Нет,  - сказал он и тяжело вздохнул, словно я - ребенок. Сет откладывал мою встречу с его родителями все два года, что мы были вместе.
        - Моей семье не до этого,  - все время повторял он.  - Занятые люди.
        Он говорит «занятые» таким тоном, словно мне это понятие недоступно и я не в состоянии понять их жизненные потребности.
        - У тебя есть братья и сестры!  - возражаю я.  - Уверена, они смогут найти время. Я хочу с ними познакомиться…
        Сет довольно агрессивно отверг мою инициативу, и мы продолжали споры, пока я не сдалась. Именно так я всегда поступаю, чтобы не утратить благосклонность Сета,  - сдаюсь. Я не буду сварливой мегерой. Не буду сложной женой. Буду любимой, с которой легко. Которая предлагает пососать его член, чтобы утешить после сложного дня, и стонет, словно удовольствие доставляют ей.
        На самом деле я вообще сомневаюсь, что хочу знакомиться с его родителями. Они же полигамны. И совсем иначе, чем мы. Они живут все вместе, и носят странную одежду, и выращивают вместе детей, словно чертова стая кроликов. Невообразимо - каждый день смотреть другой женщине в глаза, мыть за ней посуду, менять подгузники ее ребенку и знать, что прошлой ночью она царапала спину твоего мужа от наслаждения. Извращение какое-то, хотя мне ли судить? Я так и не рассказала правду семье и друзьям, потому что они сочтут ее извращением.
        Но как бы там ни было, они его родители и я должна с ними встретиться. И тут мне приходит в голову не совсем приятная мысль: а вдруг они уже познакомились с Ханной? Рассказал бы мне об этом Сет? После того, как его реакция привела к кровотечению, я слишком боюсь спрашивать.
        Наливаю себе бокал вина, второй за час, и иду в гостиную смотреть телевизор. Единственное, что получается смотреть - серии дурацкого реалити-шоу, которые я уже видела. Когда я смотрю на беспорядочные жизни его звезд, начинаю спокойнее относиться к собственной. В пластиковых женщинах с экрана есть что-то глупое и пресное, несмотря на их славу и состояние. В этом чувствуется какая-то надежда для остальных.
        Но проходит двадцать минут, а я не могу сосредоточиться. Выключаю телевизор и устремляю взор на стену, продолжая кипеть от гнева. Иду в коридор и достаю из шкафа открытки, присланные его родителями за эти годы. Их восемь штук. Банальные открытки с цветами и мишками, все одинаковые. Без всяких надписей, только наспех нацарапанные имена - Перри и Филис. Странно, правда? Да, они меня не знают, но можно было бы хотя бы проявить инициативу. Не можем дождаться встречи! Обнимаем! Или, например, Сет всегда так хорошо о тебе рассказывает. Вспоминаю все отправленные им открытки с желанием наладить контакт, где я рассказывала о нашей квартире в Сиэтле и - до выкидыша - об именах, выбранных для ребенка. Теперь мне кажется глупым, что я делилась ними такими деталями, хотя они даже не трудились отвечать. Жаль, нельзя обсудить их с Ханной и Реджиной. Интересно, что они думают на эту тему и общались ли когда-нибудь с родителями Сета.
        У меня даже нет электронного адреса его мамы, хотя я несколько раз просила его у Сета. Думаю, если мы свяжемся через Интернет, в отношениях может наметиться прогресс. Сет каждый раз обещал его мне прислать, но так и не сдержал своего слова.
        За день до нашей свадьбы его отец, Перри, перенес срочную операцию на желчном пузыре. Мама Сета тогда не захотела оставлять мужа в таком состоянии. Я не понимала, в чем проблема, ведь за ним могли присмотреть остальные четыре жены, разве нет?
        - Она же его законная жена. И должна быть рядом на случай, если что-то пойдет не так,  - объяснил Сет.
        Пропустив свадьбу, они обещали приехать на Рождество, но потом его мама слегла с пневмонией. На Пасху случился фарингит, на следующее Рождество - что-то еще. Когда я потеряла ребенка, они прислали цветы, которые я немедленно выбросила на помойку. Я не хотела напоминаний о случившемся. На день рождения они всегда присылают мне открытку, вкладывая туда пятидесятидолларовую купюру.
        Я допиваю бокал вина и загружаю профиль Реджины на Фейсбуке. Может, у нее есть совместные с ними фотографии? Сомнительно, но попробовать стоит. У Сета их снимков нет. Он говорит, что они ненавидят камеры и телефон и по юридическим причинам никогда не фотографируются вместе. Как я и думала, у Реджины никакой информации нет. Как и у Ханны. Даже не знаю, расстраиваться или испытывать облегчение.
        Расстроенно отворачиваюсь от макбука. Если мне нужны ответы, остается только одно, а это значит, придется снова действовать за спиной у Сета. На почту приходит сообщение, что Реджина написала Уиллу. С чувством тревоги захожу на сайт. Я с тревогой жду момента, когда она предложит встретиться, пытаясь заранее продумать ответ, но пока Реджина не торопит события. Она прислала длинное сообщение. Повышаю градус, налив себе водки, и поудобнее устраиваюсь на диване.
        Привет, Уилл!
        Только вернулась домой после целого дня встреч. Я выдохлась. Наверное, просто закажу какой-нибудь еды и буду смотреть Нетфликс. Здорово, что на выходных ты поедешь к семье! Повеселись как следует!
        Мой брак… Гм, он был непростым. Мы старательно трудились над ним несколько лет, даже когда оба уже склонялись к тому, что все кончено. В итоге оказалось, что мы просто очень разные люди и хотели разного. Сейчас он снова женат… Как я слышала, счастливо.
        Иногда меня задевает, что он смог оправиться так быстро. Мне-то понадобилось время, чтобы прийти в себя. Хотя все мы справляемся с переживаниями по-разному… Почему закончились твои последние отношения? Долго вы были вместе?
        Реджина
        Я долго смотрю на экран, обдумывая ее слова. Разные люди и хотели разного. Зачем она лжет? Зачем ей вообще эти отношения с мужчиной из Интернета? И я заранее знаю ответ: ей одиноко. Порой внимание Сета ослабевает, кажется несуществующим, и внимание незнакомца может компенсировать потребность быть увиденной… И услышанной. Но как бы там ни было, она действительно изменяет. А Сет даже не подозревает. Я захлопываю крышку макбука и подхожу к окну. Возможно, стоит выйти на улицу - жизнь в высотном доме иногда провоцирует клаустрофобию. Можно целыми днями не выходить на улицу, спускаясь в спортзал на первом этаже и покупая напитки в автомате, и смотреть на мир сверху, не отваживаясь стать его частью. Я поймала себя на том, что все чаще предпочитаю оставаться дома, если не нужно на работу. А уж под дождь и вообще не выбираюсь под дождь без особых причин. Раньше, в прошлой жизни, ничто не могло удержать меня в четырех стенах. Если я так изменилась за последние несколько лет, возможно, Реджина тоже. Может, она поняла, что больше не хочет быть вместе с Сетом и это ее способ покинуть сцену? Тогда ее сообщения
Уиллу - хороший признак. Во всяком случае для меня. Если я расскажу Сету, что о ней знаю, придется слишком многое объяснять. Я принимаю решение ничего ему не рассказывать. Посмотрим, что еще она напишет Уиллу. Минут десять я пролистываю каналы и наконец останавливаюсь на какой-то передаче о виртуальных отношениях. Там знакомят людей, которые до этого общались только через Интернет, и нередко оказывается, что кого-то из них крупно обманывали. Я вздрагиваю, вспомнив об «Уилле» и фотографиях двоюродного брата, загруженных на сайт. То, что люди показывают в Интернете, редко соответствует реальности. Если я хочу действительно познакомиться с Реджиной Келе, надо увидеть ее в реальной жизни, как Ханну.
        Звоню в фирму «Маркель & Абель» и прошу записать меня на встречу с Реджиной Келе. Меня просят подождать, и тут мне становится не по себе. Спрашиваю себя, что же я делаю. Это на меня не похоже; долгие годы я сносила все тихо… Покорно. Но сейчас уже слишком поздно: я открыла слишком много дверей, и жажда знаний побеждает здравый смысл. Трубку берет секретарь Реджины. Он сообщает мне, что ближайшая доступная запись - через три недели. Я чувствую прилив разочарования. Три недели кажутся бесконечностью.
        - Вы уверены, что поскорее ничего нет?
        - Боюсь, ничего. У Мисс Келе полная запись. Я могу внести вас в лист ожидания, но, честно говоря, отмены случаются крайне редко.
        У секретаря гнусавый, сухой голос - именно такой я всегда представляла у Гермионы Грейнджер.
        - Ну хорошо,  - вздыхаю я.  - Похоже, выбора нет.
        - Чтобы вас записать, мне нужно внести некоторую базовую информацию,  - сообщает она. Я слышу стук клавиш, и она начинает задавать мне вопросы.
        Говорю ей, что меня зовут Лорен Брайан и я из Орегона. Когда она спрашивает о причинах визита, сообщаю, что это касается развода, и ее голос вдруг резко меняется, становится добрее. Настолько, что я начинаю подозревать - ей самой пришлось пережить развод. При мысли о разводе с Сетом мне становится нехорошо. Я не хочу с ним разводиться - я хочу его себе. Но сперва надо разведать природу их отношений с Реджиной. Мне задают множество вопросов - есть ли дети, подписывали ли мы контракт, как давно мы женаты?
        - Не беспокойтесь,  - говорит она, прежде чем повесить трубку.  - Мисс Келе - одна из самых компетентных специалистов в Орегоне.
        Компетентная Реджина. Интересно, может кто-нибудь назвать меня самой компетентной медсестрой в Сиэтле? Уж точно не Ло.
        Закончив разговор, я иду к бару и делаю себе коктейль из водки и содовой. Слышу треск кубиков льда и вдруг осознаю, насколько мне одиноко. Одиноко и грустно. И это неправильно; я молода и энергична, и настали мои лучшие годы. Так надо,  - твержу я себе, прогоняя чувство вины.  - Ты должна со всем разобраться.
        14
        Все утро я думаю о Ханне. Мысли о том, где она и что делает, становятся навязчивой идеей. Я плохо сплю. Даже после прописанного мне снотворного просыпаюсь посреди ночи, насквозь мокрая от пота. Я уже забыла, что значит мое личное счастье. Что я за человек. Этот наплыв эмоций вызвало последнее письмо Реджины Уиллу, в котором она спросила, что делает его по-настоящему счастливым. «Уилл» в моем лице ответил, что семья, работа. Но, применив этот вопрос к себе, я не смогла придумать хороший ответ. Я знаю, как бы ответил на этот вопрос Сет, и знаю, что счастлива, когда счастлив он. Но разве это не подтверждает, что я совершенно утратила себя, растворившись в нем? Стала той самой женщиной, которая живет лишь чужим счастьем. И меня расстраивает, что я совершенно себя забыла. Когда мы с Сетом познакомились в том кафе, я находилась в поисках и у меня совершенно не было опыта. Иногда я думаю - он это каким-то образом понял и потому выбрал меня. Как легко убедить молодую влюбленную девушку, что она эмоционально способна на невозможное! А многоженство - определенно невозможно для сердца и разума. Но я упорная.
Мы с Сетом сошли с дистанции, и то, как он меня недавно толкнул, хорошее тому подтверждение. Но мы еще можем вернуться друг к другу - нужно просто убрать Реджину.
        Принимаю решение прогуляться, чтобы прояснить мысли. Возможно, там слишком холодно, но я уже очень долго просидела в квартире наедине с собственными терзаниями. Если бы рядом был друг, все было бы иначе. Кто-то, кому можно довериться, кто может дать мудрый совет. Но секрет моего брака не позволяет развивать доверительные отношения. Слишком много вопросов, слишком много неизбежной, вынужденной лжи. Почти комично представлять, будто кто-то сможет дать совет касательно полигамного брака. Поддерживай других женщин! И не забывай почаще сосать его член, чтобы оставаться в фаворитках…
        Надев самое теплое пальто, я засовываю ноги в резиновые сапоги и направляюсь в сторону торгового центра «Уэстлейк Сентер». По пути внимание невольно привлекают деревья на площади, стволы которых покрашены в кобальтово-синий в честь команды «Сиэтл Сихокс». Проходя мимо них, я замечаю киоск с глинтвейном и жареными каштанами. Сегодня я уже слишком много выпила, но порция глинтвейна не повредит. Дожидаясь в очереди, я пытаюсь убедить себя, что в нем почти не осталось алкоголя.
        Беру еще один глинтвейн и иду с ним к магазинам на другой стороне улицы. Я уже собираюсь переходить дорогу, когда слышу, как кто-то кричит мое имя. Поворачиваясь и удивленно рассматриваю лица окружающих. У меня не так много знакомых в городе. Почти все прячут лица от дождя. Когда я останавливаюсь на тротуаре, люди начинают проталкиваться мимо меня.
        И вот я вижу ее - невыносимо идеальные светлые волосы, спрятанные под шапкой, и капюшон ярко-красного дождевика. Она выглядит невинной и жизнерадостной, словно Красная Шапочка.
        - Привет, я тебя узнала,  - начинает Лорен, подходя ближе. Ее лицо порозовело от холода или напряжения. Она опускает руку мне на плечо и наклоняется, чтобы восстановить дыхание.  - Я бежала, чтобы тебя догнать. А ты витала в облаках, не слышала моих криков.
        - Прости,  - говорю я, оглядываясь через плечо. Светофор снова переключился на красный, улицу теперь не перейдешь. Ну что ж, значит, я застряла тут с Лорен еще на несколько минут.
        - Гм… Так что ты тут делаешь?  - выдавливаю я.
        Ожидаю, что из толпы сейчас появится ее муж, Джон, с приторной улыбкой на лице. Джон вечно улыбается, умоляя весь мир полюбить себя. Я хороший парень! Посмотрите на мою улыбку! Он тоже носит шапочки, всегда выпуская на лоб три идеальных стратегических локона. Устало оглядываюсь вокруг. Последнее, что мне хочется, это видеть их милые отношения.
        - Да вот, решила немного прогуляться по центру. Купить что-нибудь поесть.
        - А где…
        - Работает,  - быстро отвечает она. В меня кто-то врезается, и глинтвейн выплескивается из стакана на мое пальто. Я спотыкаюсь и теряю равновесие. Лорен хватает меня, предотвращая мое падение. Я выпрямляюсь с благодарной улыбкой.
        - Ого,  - удивляется она.  - Это который по счету?
        Она просто шутит и, разумеется, не подозревает, что большая часть моего дня прошла за выпивкой, но что-то в ее тоне меня злит.
        - Может, хватит критиковать?!  - рявкаю я.
        Выливаю остатки вина на тротуар и несу пустой стакан к урне. Но она переполнена, поэтому просто ставлю стакан сверху и возвращаюсь ждать светофора. Лорен выглядит, словно я ее ударила, улыбка исчезла с ее лица. Сразу чувствую себя виноватой. Она была со мной очень милой, а я вымещаю на ней свое раздражение.
        - Прости,  - извиняюсь я, поднимая руку к голове.  - У меня ужасный день. Может, пойдем выпьем?
        Она молча кивает, и внезапно я вижу по ее лицу, что у нее не все гладко. Она тоже несчастна, что-то явно не так. Я вздыхаю. Последнее, что мне сегодня нужно, это выполнять роль чьей-то жилетки.
        - Ну хорошо,  - говорю я, оглядываясь вокруг.  - Там есть закусочная. Или можем пойти в настоящий бар, с тяжелой артиллерией.
        Она раздумывает несколько секунд и наконец решительно кивает:
        - Тяжелую артиллерию.
        - Отлично,  - говорю я.  - Есть хорошие места. Пошли за мной!
        Веду ее мимо туристических мест и ярко освещенных ресторанов на Пост-Аллей, где поворачиваю налево. Нужно пройти жвачную стену, и Ло морщит нос на тошнотворно сладкий запах наполовину пережеванной жвачки.
        - Жуть,  - слышу ее слова.  - Поверить не могу, что это достопримечательность. Что не так с людьми?
        - Снова критикуешь,  - напоминаю ей через плечо.
        Девочка-подросток справа от нас делает вид, что слизывает жвачку со стены, пока ее подруга фотографирует, и Лорен передергивает.
        Людей вокруг становится все меньше, и вскоре мы единственные, кто идет по переулку. Лорен прижимается ко мне, словно боится ограбления.
        - Давно ты здесь живешь?  - интересуюсь я. Ее рот спрятан под шарфом, виден только красный кончик носа.
        - Четыре года.
        Я киваю. Четыре года это относительно недавно в городе. Еще пытаешься понять, каких улиц избегать, и часто посещаешь сетевые рестораны.
        - А ты здесь родилась?  - спрашивает она.
        - Родилась в Орегоне, а сюда родители переехали сюда, когда я была еще маленькой.
        Веду ее в другой переулок и останавливаюсь перед зеркальной стеной.
        - Ты не против зайти сюда?  - уточняю я.
        Ло усталым взглядом рассматривает заведение и кивает.
        Интерьер бара подсвечен неоновыми розовыми огнями, бегущими по стенам и по потолку. Такие места иногда называют убогими. Когда мы пришли сюда впервые, Сет сказал, что в этом месте атмосфера порнофильма восьмидесятых. Это был один из наших немногих совместных походов в публичное место. Сейчас, заходя с Лорен внутрь, я понимаю, что, возможно, он привел меня сюда потому, что шансы встретить здесь знакомых были минимальными.
        Мы занимаем маленький столик в углу и начинаем выбираться из шарфов и верхней одежды. Я стараюсь на нее не смотреть, потому что не понимаю, зачем вообще это делаю. Возможно, только из-за грусти в ее глазах, какого-то родственного мне чувства. Обещаю себе, что встану и уйду, если вдруг она поднимет тему отсутствия детей. Для начала заказываю шоты. Нужно как-то разрядить обстановку, и побыстрее.
        - Что ты обычно пьешь?
        Я ожидаю розовое вино или шампанское, но она не моргнув глазом спокойно отвечает «виски» и одним глотком осушает шот, словно на студенческой вечеринке в колледже. Мило.
        Мы заказали картошку фри. К тому времени, как приносят еду, успеваем выпить по три шота и весьма пьяны. Лорен не может разобраться, как открыть крышку кетчупа, и, хихикая, роняет бутылку на пол. Поднимает ее и наконец вскрывает зубами.
        - А ты думала, я правильная?  - говорит она.
        - Ты пьяна,  - напоминаю я, макая картошку в кетчуп и поднося ко рту.  - Твоя идеальная жизнь не позволяет тебе быть неправильной.
        - Прямо уж идеальная,  - фыркает Ло и с явным страданием на лице закрывает глаза.  - Все иначе, чем ты думаешь.
        - О чем ты?  - недоумеваю я.
        Я знаю, что она выпила больше своей нормы, но не останавливаю ее, когда она начинает говорить. Если она и будет сожалеть о своих признаниях, то завтра, когда меня уже не будет рядом.
        - Ты правда хочешь знать?
        - Я не стала бы спрашивать, если бы не хотела,  - отвечаю я.
        Она теребит салфетку, разрывает ее пополам, сжимает в кулаке. Потом бросает скомканную бумажку в стакан с водой. Я наблюдаю, как он плавает, и наконец перевожу взгляд на ее лицо.
        - Он мне изменяет,  - признается она.  - Постоянно. И путешествовать мы ездим после того, как я его ловлю. Видимо, это его способ меня подкупить.
        Я не знаю, что ей ответить. Лишь молча смотрю на нее, пока она снова не начинает говорить.
        - Все это фарс. Я думала, если у нас родится ребенок, дела наладятся, он станет бережнее относиться к нашей семье. Но забеременеть оказалось тяжело, а удержать ребенка в собственном теле - еще тяжелее. А теперь я вообще не могу иметь детей, и это просто моя реальность.
        Я протягиваю руку через картошку и пустые рюмки и прикасаюсь к ее ладони - сперва слегка, потом сильнее.
        - Мне жаль,  - говорю я, хотя мне же самой эта фраза кажется пустой и неутешительной.  - Ты не думала от него уйти?
        Лорен качает головой. Ее нос покраснел, и я вижу, что она начинает плакать.
        - Не могу. Я люблю его.
        Я убираю руку и начинаю пристально рассматривать тарелку с наполовину съеденной картошки. Слишком знакомое чувство, верно? Сомнения, стоит ли уходить, попытки исправить ситуацию - каждый раз провальные. Пьяная и воодушевленная честностью Лорен, я произношу:
        - У моего мужа еще две жены.
        И чувствую, как сердце уходит в пятки. Она первая, кому я рассказала, и это человек, которого я всегда ненавидела. Забавно.
        Лорен смеется, думая, что я шучу, но я совершенно серьезна, и у нее падает челюсть. Шокирующие новости заставляют ее забыть собственную боль, она теряется в словах.
        - Шутишь?! Господи, ты не шутишь…
        Я чувствую одновременно облегчение и страх. Я знаю, что не должна была ей рассказывать, что это опасно для Сета и других женщин, но алкоголь и тоска развязали мне язык и сказанного теперь не вернуть.
        - Я полигамна,  - объясняю я.  - Хотя никого из них не знаю, они даже живут в другом городе.
        - Погоди, давай уточним,  - выдыхает Лорен.  - Ты знаешь и позволяешь мужу изменять тебе… с двумя другими женами?
        Я киваю. Она начинает хохотать. Сперва я расстроена. На мой взгляд, смеяться тут не над чем. Но потом, словно сквозь туман, я начинаю видеть то, что видит она, и тоже не могу удержаться от смеха.
        - Ну мы и парочка,  - с этими словами она встает и направляется в бар, чтобы заказать еще выпивки. На самом деле пить нам больше не стоит, но мы продолжаем. Когда она приносит напитки, я печально ей улыбаюсь. Лорен смотрит на меня с такой же слабой улыбкой.
        - Ну и бардак мы устроили в собственной жизни, да? Ну, и какой он - твой Сет? Стоит того?
        - Не уверена,  - честно отвечаю я.  - Раньше я именно так и думала, иначе не вышла бы за него замуж. Но в последнее время мои чувства меняются. Я даже нашла в Интернете остальных жен, чтобы шпионить.
        Она делает большие глаза.
        - Как в кино. На самом деле, если бы я не была пьяна, то сомневаюсь, что вообще бы тебе поверила.
        - Ты уйдешь от Джона?  - спрашиваю я.
        - А ты уйдешь от Сета?  - парирует она.
        - На самом деле я хочу, чтобы ушли другие женщины.
        - Так выпьем за это,  - поднимает она бокал. Но выглядит не убежденной, а встревоженной.
        Мы расходимся ровно на том же месте, где встретились, но теперь на улице уже слишком темно и синих стволов не видно. Она быстро, но многозначительно обнимает меня, пообещав никогда не выдавать моего секрета. Я обещаю то же самое. И даже чувствую облегчение, что наконец рассказала кому-то всю правду - пусть даже человеку, который никогда мне не нравился. Я думаю об этом всю дорогу до дома. Словно кто-то снял с моих плеч часть груза, и двигаться стало немного легче. Интересно, чувствует ли она то же самое? Можем ли мы друг другу чем-то помочь?
        15
        Я лежу на диване и слушаю грустную музыку: «1975», «Нейборхуд», «Джул Вера». Глаза закрыты, из-за похмелья болят голова и желудок. Поворачиваюсь на бок, не размыкая век. Удивительно - стоит один раз открыть дверь, и обратного пути нет. Остается только собраться с духом, погружаясь все глубже и глубже. Реджина и Ханна, Реджина и Ханна - я могу думать только о них. Прокручивать в голове информацию, сравнивать наши недостатки. Сегодня утром я написала Ханне, но она не ответила. Она - мой союзник, хотя сама об этом не знает. Наши судьбы связаны. Интересно, хочет ли она избавиться от Реджины?
        Реджина - успешнее, чем когда-либо смогу стать я, увереннее в себе. Ханна - моложе и красивее. Я где-то посередине, уравновешиваю крайности. На этой неделе Сет писал мне чаще обычного - он старается.
        В районе полудня я поднимаюсь с дивана и направляюсь в ванную. Выбравшись из душа, смотрю на себя в зеркало и пытаюсь представить, что видит Сет. Невысокая, но не миниатюрная, как Реджина. У меня широкие бедра, полные, мускулистые ягодицы. Грудь торчит из любой рубашки; без бюстгальтера она свисает вниз. У всех нас совершенно разные типы фигуры, но при этом нас хочет один и тот же мужчина. Что-то не сходится. Мужчины предпочитают женщин определенного типа, разве нет? Особенно такие разборчивые, как Сет. Сет, которому нравится Мэри-Кейт Олсен, но не Эшли. Как сказал он сам, точно не Эшли.
        Очевидно, его тип - Реджина, ведь на ней Сет женился первой. Но разве в двадцать лет мы еще не ищем себя? Возможно, он нашел свой тип во мне. Во всяком случае, так хочется думать, когда ты одна из трех. Однажды он сказал мне, что на той вечеринке Реджина покорила его полностью и он был готов приблизиться к ней даже под дулом пистолета. Ко мне его тоже тянуло - когда он флиртовал, взгляд всегда наполнялся страстью. Не знаю, как именно он познакомился с Ханной, нужно это выяснить. В голове всплывает фотография Реджины и высокой, более молодой блондинки рядом с ней. Это Ханна? Знакомы ли они? Можно дождаться встречи с Реджиной в Портленде, а можно узнать сейчас.
        Да, отличная идея - небольшое расследование меня отвлечет. Снова пишу Ханне и, прежде чем она успевает ответить, принимаюсь собирать вещи в небольшую сумку. Если она занята, я всегда могу заняться самостоятельной детективной работой. К моему облегчению, она отвечает и очень рада, что я приеду. Она предлагает поужинать и сходить в кино. Наверное, я сошла с ума - идти на ужин и в кино с другой женой собственного мужа. Некоторые назовут меня преследователем, другие скажут, что я слетела с катушек, но какая разница? Любовь действительно сводит людей с ума,  - думаю я, застегивая сумку. Наверняка она выберет романтическую комедию - что-нибудь легкое и сексуальное. Девушки ее возраста еще видят жизнь в розовом свете. Но вместе этого она спрашивает, люблю ли я фильмы ужасов. Я немного обескуражена. Разумеется, нет, но ей отвечаю, что люблю. Хочу посмотреть, что у нее на уме, какие вещи ее развлекают. Ее очаровательный исторический дом и идеально составленная сырно-мясная доска не слишком вяжутся с любовью к кровавой резне в фильмах. Она говорит, что хочет посмотреть психологический триллер с Дженнифер
Лоуренс. Я спрашиваю, любит ли она фильм «Шестое чувство», и она отвечает, что не смотрела. Я как раз выезжаю на дорогу, не обращая внимания на гудки. Это «Шестое чувство»… Кто не видел «Шестое чувство», особенно будучи фанатом ужастиков? Она настолько молода.
        Выезжаю из Сиэтла чуть после полудня, со свежим кофе в подстаканнике и бодрой музыкой в колонках. Ах, как все меняется! Буквально ежечасно… Я бодра, по радио играет музыка восьмидесятых, и я подпеваю. Если доберусь достаточно быстро, можно будет успеть заехать в отель и освежиться перед встречей с Ханной. Внутри бурлит наслаждение. И не только от перспективы собрать информацию о нашем муже, но еще и потому, что сегодня вечером мне не придется сидеть дома и ждать Сета. Ждать, ждать - всю жизнь я только и делала, что ждала.
        К счастью, пробок на дорогах почти нет и я прекрасно успеваю. Сет бы назвал меня лихачкой; он начинает нажимать ногой воображаемую педаль тормоза, когда я его нервирую. Добравшись до отеля, вываливаю вещи на кровать и быстро принимаю душ. У меня с собой только два комплекта одежды - на сегодняшний вечер и на обратную дорогу в Сиэтл. Теперь, глядя на коричневый кардиган, кремовую шелковую блузку и джинсы, жалею, что не взяла что-нибудь поярче, позаметнее. Рядом с грациозной Ханной я буду смотреться пресно и тускло, а из-за большой груди я выгляжу полнее, чем на самом деле. Тереблю пальцами ткань и нервничаю. Нервничаю слишком долго и не успеваю высушить волосы. Пряди постоянно превращаются в неаккуратные волны. Изо всех сил пытаюсь их уложить, но мне уже пора уходить.
        К Портленду погода благосклоннее, чем к Сиэтлу. В воздухе нет тумана, только запах выхлопных газов и алкоголя. Ханна открывает мне дверь после первого стука, на ее лице играет улыбка. Слишком радостная. Быстро обнимаю ее и сразу вижу его - темный синяк под скулой, болезненного зеленого цвета, как гороховый суп. Она попыталась прикрыть его макияжем, но на ее светлой коже цвет выделяется пугающе ярко.
        - Сейчас, надену пальто,  - говорит она.  - Зайди на секундочку.
        Делаю шаг в прихожую, сомневаясь, говорить ли о синяке или сделать вид, что ей удалось хорошо его замаскировать, как она надеялась. Осматриваю фойе в поисках недостающего снимка, висевшего рядом с дверью, как она говорила. Вместо него висит в рамке постер с засушенным маком. Это меня расстраивает. Засушенные цветы - попытка держаться за что-то отжившее, символ отчаяния и одиночества.
        - Нравится?  - спрашивает она, спускаясь вниз.  - Нашла на блошином рынке. Всегда хотела сделать нечто подобное сама, но все не доходят руки.
        - Красиво,  - обманываю я.  - Ты говорила, раньше тут висело семейное фото?
        Похоже, Ханна слегка краснеет.
        - Да,  - отвечает она и быстро отворачивается.
        Вспоминаю пустой шкафчик на работе и понимаю - она играет в ту же игру, что и я. Прятать мужа, избегать вопросов. Но синяки? Мне никогда не приходилось прятать синяки. Вспоминаю про ухо и невольно ощупываю пальцем то место. Внешне я расслаблена, но сердце бьется с бешеной скоростью. До того вечера, когда он меня ударил, я и представить не могла, что Сет способен обидеть женщину. И даже после я придумывала оправдания, винила себя. Но синяки Ханны не замечать невозможно. Я сдерживаюсь из-за всех сил, буквально давлюсь вопросом.
        - Давай поедем отдельно, чтобы тебе не пришлось возвращаться сюда после фильма,  - предлагает она. Я киваю, сразу подозревая, что есть и другая причина. Сегодня ее вечер с Сетом; он приедет поздно, после Реджины. Может, Ханна не хочет, чтобы он узнал о ее новой подруге? Подруге, которая будет расспрашивать о синяках и о муже.
        Я следую за ее внедорожником, вцепившись в руль так сильно, что побелели костяшки. Мы проезжаем центр, фургоны с едой, магазины, гуляющих людей. Я почти ничего не вижу - слишком увлечена мыслями.
        Мы как раз останавливаемся перед рестораном, когда приходит сообщение от Сета:
        «Привет. Ты где?»
        Изумленно смотрю на телефон.
        Сейчас шесть вечера. А значит, Сет по-прежнему должен быть с Реджиной. Негласное правило - когда ты с одной из жен, не следует писать остальным.
        «Ужинаю с подругой»,  - отвечаю я.
        «Здорово. Что за подруга?»
        Волосы на руках встают дыбом. У Сета нет привычки меня допрашивать. Вообще-то он никогда не спрашивал меня о друзьях, только предупреждал, чтобы я не рассказывала им о нас.
        «Ты где?»
        Если он допрашивает меня, я тоже имею на это право.
        «Дома».
        Интересный ответ. Особенно если учесть, что дома у него три.
        Ханна уже припарковалась и подходит к моей машине. Я прячу телефон поглубже в сумочку и выхожу ей навстречу.
        Сету придется подождать. Приятное разнообразие, если учесть, что обычно жду его я. Забавно, что он волнует меня гораздо меньше, когда я с Ханной.
        - Готова?  - улыбается Ханна. Выбранный ею итальянский ресторан немного напоминает место, где мы сидели в Сетом, когда он впервые рассказал мне о своей жене. Как только мы заходим внутрь, к нам спешит, по моему предположению, менеджер. Суетясь вокруг Ханны, он провожает нас к столику. Ханна благодарит его, и он бежит на кухню, принести нам специальную закуску.
        - Откуда они тебя знают?  - спрашиваю я, когда ей машет рукой официант.
        - О, мы очень часто сюда приходим,  - видимо, она имеет ввиду себя и Сета.
        Я замечаю, что она старается не поворачиваться к ним разбитой стороной лица. И только сделав заказ, я наконец задаю вопрос, терзавший меня весь вечер:
        - Ханна, откуда у тебя этот синяк?
        Она поднимает руку, словно хочет к нему прикоснуться, и снова роняет ее на колено.
        - Если ты скажешь, что ударилась об дверь или об шкаф, я тебе не поверю. Так что выкладывай, что произошло на самом деле.
        - Значит, ты хочешь, чтобы я что-нибудь придумала?  - спрашивает она, приподняв бровь.
        Прикусываю губу и думаю, что ответить.
        - Нет. Я хочу, чтобы бы мне доверилась,  - осторожно говорю я.  - Бог свидетель, я наделала в жизни достаточно глупостей и не собираюсь тебя осуждать.
        Она вытирает салфеткой губы и делает большой глоток воды.
        - Такое впечатление, что ты ждешь от меня каких-то скандальных признаний.
        - В нашу последнюю встречу ты рассказала, что муж спрятал от тебя противозачаточные таблетки, чтобы ты забеременела. По-моему, дело попахивает гиперконтролем и манипуляциями. Просто хочу убедиться, что не права.
        Она опускает взгляд на руки, аккуратно сложенные на столешнице. Ханна выглядит абсолютно расслабленно и спокойно, не считая синяка под глазом. Я смотрю на нее и хочу услышать правду. Если Сет бьет ее, я должна знать. Господи - поверить будет сложно, но…
        - Мой муж…
        Она прикусывает изнутри щеку. Я хочу подстегнуть ее, убедить открыться мне, но боюсь испортить момент и просто жду.
        - …бывает несдержанным. Иногда…  - Она умолкает, словно пытается подобрать слова.  - Думаю, прошлое повлияло на него сильнее, чем он готов признать. Но уверяю тебя, он меня не бьет.
        Меня цепляет часть ее объяснений, насчет прошлого. Может, ей известно то, чего не знаю я?
        - Его прошлое?  - перебиваю я.  - О чем ты?
        Я пытаюсь сохранять невозмутимый вид, но чувствую, как сдвигаются брови, как морщится от волнения лоб.
        Ханна прочищает горло - очень воспитанный звук. Я изнемогаю от нетерпения и хочу получить ответ. Внутри уже зарождается чувство мучительной зависти - ей известно то, чего не знаю я.
        - Ну,  - наконец начинает она,  - он из большой семьи…
        Да ладно, хочется ответить мне.
        - И некоторые члены семьи… Ну, его обижали.
        Я качаю головой.
        - Как именно обижали?
        - Ой, не знаю,  - теряется Ханна, явно сожалея, что вообще затронула тему.  - Били его ради удовольствия, запугивали. На самом деле все было гораздо хуже, чем я рассказываю…
        Изумленно смотрю на нее. Сета дразнили братья и сестры? И что такого? Сестра однажды засунула мою любимую куклу в камин и с довольным видом наблюдала, как я рыдаю.
        Она дожидается, пока официант наполнит ее бокал водой и уйдет, потом наклоняется поближе ко мне.
        - У него был старший брат-психопат,  - шепчет она.  - Он вытворял с ним ужасные вещи. Например, опускал его голову под воду и держал, пока не начинал думать, что брат умирает. Или пробирался ночью в его комнату и… Ну… Трогал его.
        Я не могу поверить.
        - Его насиловали?
        Пытаюсь вспомнить какие-нибудь - хоть какие-то - рассказы Сета о старшем брате. Но муж почти никогда о нем не рассказывал, я даже не знаю имени. Чувствую прилив тоски, я менее важна. Он не делился со мной этой болью. Делаю большой глоток воды, надеясь спрятать эмоции.
        Ханна отодвигается от меня и быстро осматривается, чтобы убедиться, что нас никто не слышит. Поблизости никого нет, и она расслабляется.
        Меня раздражает ее поведение. Зачем крутиться? Какая разница, кто что подумает? Сердце колотится с бешеной скоростью, подступает тошнота. Если это правда, как он мог мне не рассказать? Глядя на Ханну, на идеальные скулы, на пухлые губы - неодобрительно сморщенные, я чувствую боль и предательство. Видимо, это отражается на лице, потому что она тянется через стол и хватает меня за запястье. Мягко сжимает и взволнованно смотрит своими большими голубыми глазами.
        - Ты в порядке?  - спрашивает она.  - Я тебя чем-то расстроила?
        - Нет, совсем нет. Просто это так ужасно…
        Пытаюсь отстраниться от нее как можно мягче, с непроницаемой улыбкой на губах. Сейчас я ее ненавижу. Похоже, она покупается на ложь, потому что отпускает меня, возвращая руки на колени.
        - Сколько лет это продолжалось?  - спрашиваю я.
        - Периодически, все его детство. Пока брат не уехал в колледж.
        - Хочешь сказать, иногда он… делает вещи… из злости, потому что натерпелся от брата?
        - Нет. Да. Мы ссоримся, как и все женатые пары, и иногда атмосфера очень накаляется. Я дала ему пощечину,  - признается она.  - Разумеется, потом мне было жутко стыдно. И он схватил меня за руку, чтобы я не ударила снова. Так и появились синяки, которые ты видела в прошлый раз.
        Она пристыженно отводит глаза.
        В этот момент мне страшно хочется ей все рассказать. Кто я, что я знаю про нее и про Реджину. Как он толкнул меня и не извинился - видимо, он так и не понял, что сделал. Ведь все было бы настолько проще, если бы ничего не приходилось скрывать. Я бы точно лучше понимала Сета. Конечно, можно спросить его напрямую, но тогда он узнает, что я говорила с Ханной.
        - А синяк под глазом?  - Я сглатываю эмоции, словно хлебный ком, и пристально смотрю ей в глаза.
        - Нет, тут все иначе. Я делала домашний проект и врезалась в открытую дверцу шкафа. Правда. Он просто становится угрюмым, замкнутым… Ему нужно побыть в одиночестве, понимаешь? Иногда я думаю - дело в том, что его постоянно окружают люди.
        Она сжимает губы. Нужно испробовать новую тактику. В конце концов, я пришла сюда за информацией, не обязательно негативной.
        - А может, расскажешь о нем что-нибудь хорошее? То, что любишь,  - ободряюще улыбаюсь Ханне, прикусившей губу.  - В конце концов, ты ждешь его ребенка. Должно же тебе что-нибудь нравиться…
        - Да, конечно, разумеется.  - Похоже, она испытывает облегчение, что я переключилась на более радостную тему.
        Она мгновенно меняется. Когда Ханна рассказывает про Сета в этом ключе, ее глаза начинают сиять, а на губах расплывается улыбка по уши влюбленной девчонки. Узнаю собственные симптомы.
        - Он очаровательный и очень добрый. Балует меня, все время спрашивает, что мне нужно и в порядке ли я. Купил книгу с именами и с удовольствием слушает мои идеи… Все проявляется в мелочах…
        Я помню, как Сет рассказывал про эту книгу и говорил, что Ханна - или Понедельник, как он ее называет,  - хочет мальчика.
        - С ним весело,  - продолжает она.  - Он любит шутить и смеяться. Мне это очень в нем нравится.
        Приходило ли мне в голову, что чувство юмора - сильная сторона Сета? В наших отношениях шучу чаще я, выдаю остроумные комментарии, над которыми он смеется.
        - Да,  - соглашаюсь я, когда она смолкает.  - Это все прекрасно.
        Она воодушевленно кивает. Мне кажется, я вижу в ее глазах слезы, но потом подходит официант, чтобы налить еще воды.
        - Может, сменим тему?  - спрашивает она, когда он уходит.
        - Конечно,  - улыбаюсь я.  - Где он сегодня?
        Я не знаю, зачем спрашиваю. Возможно потому, что когда подобный вопрос задают мне, я всегда теряюсь, прежде чем придумать слабый предлог.
        - Он… Должен быть дома. Я сказала ему, что занята вечером.
        - Он не против твоих встреч в друзьями?
        - Он не знает. Он всегда переживает насчет меня, насчет того, с кем я провожу время.
        От меня не ускользает, как ее взгляд перемещается влево, в поисках правильного ответа… Самого простого ответа.
        Согласно киваю, но меня терзает вопрос - решает ли она проблемы с ним вместе или сама, считая себя нужным ему типом женщины. Она гораздо моложе меня, примерно в этом возрасте я познакомилась с Сетом в кофейне. Если бы тогда кто-то попытался меня предупредить, я бы рассмеялась, проигнорировала тревогу. Сет - хороший, семейный человек. Иногда он бывает мрачным, но это нормально.
        В этот момент нам приносят еду. Оставшуюся часть ужина мы обсуждаем банальные вещи. Когда приходит время десерта, я встаю и направляюсь в уборную. Чувствую, как Ханна провожает меня взглядом. Интересно, что она думает?
        16
        Когда я возвращаюсь из уборной, Ханны нет. Смотрю на пустой столик, и внутри все падает. Официант церемонно убирает последние бокалы, когда видит меня. Он растерянно улыбается, пожимает плечами и делает шаг назад:
        - Думал, вы ушли. Она так поспешно убежала.
        Подхожу ближе и вижу, что она оплатила счет наличными и оставила записку на моей салфетке. Хмурюсь и читаю послание. Почему она так внезапно ушла? Неужели ее так напугала наша беседа? Может, позвонил Сет и позвал ее домой? Слова нацарапаны; ее ручка прорвала салфетку в нескольких местах. Прошлось убежать, стало нехорошо. С меня кино.
        И все? Переворачиваю салфетку в надежде на более детальные разъяснения, но вижу лишь розовый след собственной помады.
        - Она выглядела больной?  - спрашиваю у официанта. Он ждет, пока я уйду, чтобы забрать деньги и приготовить столик для следующих гостей.
        - Не особенно,  - пожимает плечами он.
        Достаю телефон и пишу сообщение.
        «Что случилось? Почему ты ушла, не попрощавшись?»
        «Стало нехорошо. Пришлось убежать».
        Собираюсь продолжить расспросы, но передумываю. Я уже достаточно напугала ее своим любопытством. Лучше оставить все как есть. Не следует забывать: возможно, дело в ребенке. У нее по-прежнему первый триместр. Первые пять месяцев беременности меня тошнило как проклятую. Пол ванной комнаты стал любимым курортом. Прогоняю эти воспоминания, острым ножом пронзающие сознание. Если думать об этом слишком много, я…
        Раздумываю, не сходить ли в кино одной, но постепенно осознаю, что сильно устала и что сильнее всего мне сейчас хочется вернуться в отель.
        Дожидаюсь портье, чтобы отдать машину, и нетерпеливо стучу пальцами по рулю, когда мне вдруг приходит в голову одна мысль. Сегодняшние сообщения от Сета были странными. Вернее, их тон. Мог ли он видеть меня с Ханной? Решаю быстро проехаться мимо дома Ханны. Просто проверить, на месте ли ее машина. Вреда не будет. Машу рукой приближающемуся портье и быстро уезжаю, не обращая внимания на его неодобрительный взгляд. Двадцать минут. Максимум двадцать минут займет шпионаж за Ханной и моим мужем. В нетерпеливом возбуждении проскакиваю на желтый свет, желая скорее доехать до их старомодного дома.
        И еще издалека вижу, что дома никого нет. Окна темные и безжизненные, машины на привычном месте у тротуара нет. Сета тоже нигде не видно. Подумываю пробраться к дому и заглянуть внутрь, но еще достаточно рано. Меня могут заметить соседи.
        Дерьмо. Дерьмо.
        Может, она вышла из ресторана и сразу поехала в больницу? Сегодня уже не выяснить. Возвращаюсь в отель с чувством поражения. Что-то происходит, и у меня создается впечатление, что в этом браке я - единственный человек, который не знает, что именно.
        Ночью практически не сплю. Разум одолевают лихорадочные мысли, я представляю слишком много плохого. Если в ближайшее время я не найду способ выспаться, придется идти к врачу. Настоящая пытка - пролежать полночи без сна, в измотанном состоянии, но не зная, как отключить мозг. Около пяти утра я впадаю в прерывистый сон, а в семь просыпаюсь и обнаруживаю голосовое сообщение от Ханны. Переворачиваюсь на спину, удивившись, почему телефон не зазвонил, и вспоминаю, что выключила звук, когда мы пришли в ресторан. Мои два часа дремоты были украшены снами - темными сновидениями, где меня преследовали и ловили. Деталей я не помню, но эмоции остались. Слушаю сообщение, спрятав половину лица под одеяло, зажмурив глаза от света, пробивающегося между штор. Голос Ханны дрожит, и я подношу телефон поближе к уху, чтобы разобрать слова.
        «Я просто в ужасе,  - срывающимся голосом говорит она и, судя по звуку, сморкает нос.  - Мы подрались. Мне страшно. Я просто… Я…»
        Фраза обрывается, словно посередине звонка пропала связь.
        Я убираю телефон от лица и вижу, что голосовое сообщение еще продолжается. Снова прикладываю трубку к уху и пытаюсь расслышать хоть что-нибудь.
        «Осталась… одна… он…»
        Звонок отключается окончательно. Проклятая связь.
        Несколько минут я лежу, замерев. Ее слова эхом отдаются в голове. Она поругалась с Сетом и теперь боится. Чем он так ее напугал? Закрываю руками глаза. Я ведь тоже боялась, верно? С момента… срыва он стал казаться более непредсказуемым. Если я скажу что-то не так, ситуация повторится? Если я перезвоню Ханне, то неизбежно втянусь в эту… историю. Мне будет нечем оправдаться. Придется признать, что все произошло неслучайно. Что я разыскала Ханну, что утаила от нее, кто я такая. Возможно, пора признаться ей, что Сет и мой муж. Переворачиваюсь на живот и утыкаюсь лицом в подушку. Надо позвонить Анне.
        - Что такое?  - спрашивает она, подняв трубку. Бодрое приветствие меня не смущает, это в духе Анны.
        - Привет. Мне нужно моральное руководство.
        - Лежишь, уткнувшись лицом в подушку?
        Анна тоже хорошо меня знает. Поворачиваю голову, чтобы ей было лучше меня слышно.
        - Уже нет.
        - Господи, ты уверена, что за моральным руководством стоит обращаться ко мне?
        - Нет, но больше у меня никого нет, так что соберись и дай совет в духе Мелани.
        Мелани - мама Анны, психолог. Когда мы были подростками, она наблюдала за нами, словно мы научные проекты, и разбирала каждое наше действие. Нас, подростков, это ужасало и волновало одновременно. В таком возрасте большинство взрослых не интересуются твоими мыслями, только их критикуют. Но Мелани была другой. Она одобряла нас и говорила, что мы на своем пути изучения мира. Она перевела саморазрушение в разряд нормы, и мы разрушали, не испытывая вины. Теперь у меня возникают вопросы, насколько это была здоровая ситуация: взрослый человек, подбивающий нас на всякую ерунду. И вот уже во взрослом возрасте я сама ищу аналогичного одобрения, прошу лучшую подругу одобрить меня, как делала ее мама.
        - Хорошо,  - выдыхает Анна.  - Вперед, я в режиме Мелани.
        - У меня появилась подруга. Мы познакомились через общих знакомых,  - добавляю я, предупреждая вопрос Анны.  - Я уже видела у нее синяки, но не обращала особого внимания, а сегодня она прислала мне голосовое сообщение, что подралась с мужем и боится. Но я относительно неплохо знаю ее мужа, он совсем не похож на человека, который может ударить жену. И еще - она беременна.
        Анна вздыхает. Я представляю, как она сидит за кухонным столом с чашкой своего дурацкого растворимого кофе - она предпочитает не горячий, а чуть теплый. Когда она расстраивается, начинает покачивать ногой, и браслет мерцает на оливковой коже лодыжки.
        - Ну, во-первых,  - начинает она,  - мне плевать, насколько невинно выглядит мужчина. Если женщина говорит, что ей страшно, значит, ее что-то напугало. Не старайся слишком вмешиваться в их отношения, но ты можешь дать ей толчок к уходу. В конце концов, всем нам нужно, чтобы кто-то принял нашу сторону, верно? Даже один человек делает нас сильнее.
        Я прикусываю губу. Анна права. Сажусь в кровати, притянув колени к груди и обхватив их руками. Какой кошмар! Я разделяю их, сама этого не осознавая.
        - Но вдруг она преувеличивает? Ведь я знаю этого парня. Он хороший человек…
        - Не глупи. Прихожане думают, что знают священников. Тетушки думают, что знают своих мужей, а тем временем те насилуют маленьких мальчиков. Разве можем мы знать кого-то по-настоящему?
        Я думаю о себе и о том, насколько мало знает о моей жизни лучшая подруга, и опускаю голову. Анна права, разве нет? Возможно, все мы лишь делаем вид, будто все в порядке, хотя это и не так. Он толкнул меня,  - вспоминаю я. Можно попытаться переписать эту историю, винить себя, оправдывать мужа, но он меня толкнул.
        Мы с Анной болтаем еще несколько минут. Потом, воспользовавшись паузой в разговоре, я благодарю ее и говорю, что мне пора. Она прощается с некоторым сомнением, словно подозревает, что я рассказала не все, и дает мне шанс восполнить пробелы. Она уже дала мне много пищи для размышлений. Быстро кладу трубку и направляюсь в ванную, принять душ.
        Нужно перезвонить Ханне и все ей рассказать. Вместе мы можем… Что? Уйти от Сета? Найти Реджину и спросить, проявлял ли Сет когда-нибудь к ней агрессию? Неважно. Мы можем обдумать все варианты вместе. Как команда. Намыливая волосы, я продумываю наш разговор, а горячая вода снимает напряжение с плеч.
        Завернувшись в полотенце и сев на край кровати, я перезваниваю Ханне. Я нервничаю. Кусаю губы. Примерно после шести гудков я слышу ее голос: Привет, это Ханна. Оставьте сообщение!
        «Привет, Ханна. Это я. Очень волнуюсь за тебя, так что перезвони, как только прослушаешь сообщение. Я еду обратно в Сиэтл и в ближайшие два часа смогу сразу ответить. Пока».
        Одеваюсь и собираю вещи, каждые несколько минут поглядывая на телефон, чтобы убедиться, что не пропустила звонок. Однако мобильный не подает признаков жизни. Перезваниваю снова, на этот раз меня сразу перенаправляют на голосовую почту.
        Ханна, черт подери! Перезвони мне!
        Оторвав телефон от уха, я издаю раздраженный звук и понимаю, что еще не закончила звонок. Отлично. Сую мобильный в карман, хватаю сумку и направляюсь в холл.
        Снова проезжаю мимо их дома, но машин там нет. Не зная, что еще предпринять, решаю отправиться домой. Если я ей понадоблюсь, всегда можно развернуться. Но четыре часа спустя я уже заезжаю на домашнюю парковку, а новостей по-прежнему нет. Пришлось отстоять в пробках несколько миль. Я голодна и хочу в туалет. Быстро затаскиваю вещи в лифт и потом в квартиру, распахивая дверь ногой. Бросаю сумку возле двери и спешу в ванную.
        Выхожу оттуда, несусь к холодильнику - мне страшно хочется есть и пить И вдруг замечаю сквозь дверь спальной какое-то движение. Сердце уходит в пятки, я замираю. Где мой телефон? В прихожей, где я бросила сумку?
        Оглядываюсь вокруг, пытаясь найти признаки присутствия мамы, которая обычно оставляет вещи на столешнице - кучу дизайнерской кожи. Но все именно так, как я оставила, вплоть до хлебных крошек возле тостера. Слышу движение, шарканье ног по ковру, и вот в кухонном проходе появляется Сет. Хватаюсь за сердце, болезненно стучащее в груди, слегка наклоняюсь вперед и начинаю смеяться над собой.
        - Я думала, сюда кто-то забрался сюда. Ты меня напугал.
        Проходит еще минута, прежде чем я успеваю осознать несколько фактов. Во-первых, сегодня не четверг. Во-вторых, Сет не улыбается. А в-третьих, у него перебинтованы костяшки правой руки. Облизываю губы, лихорадочно соображая. Он знает! Поэтому и приехал сюда - разобраться со мной. Я не из тех, кто станет лгать. Недоговаривать я могу, но если он напрямую спросит насчет Ханны, я скажу правду.
        Перевожу взгляд на его лицо, и какое-то время мы оба молчим, глядя друг другу в глаза. Я бы предпочла не участвовать в этой дуэли.
        - Что ты здесь делаешь?  - наконец спрашиваю я.
        У него усталый, потухший взгляд - озорная искорка моего Сета куда-то пропала. Моего Сета! Я почти смеюсь. Я больше не знаю этого человека. И вдруг мне становится страшно.
        Он отвечает на мой вопрос другим вопросом.
        - Где ты была?
        Ну все, тупик. Кто захочет отвечать первым?
        Поворачиваюсь к холодильнику, вспомнив, как хочу пить, и беру с полки бутылку воды. Предлагаю другую Сету, прежде чем закрыть дверь. Он кивает, по-прежнему с каменным лицом. Бросаю ему бутылку и прислоняюсь к столешнице, снимаю крышку со своей и пью.
        - Виделась с подругой. Я же говорила тебе.
        - Я знаю, где ты была,  - заявляет он.
        Впервые обращаю внимание на его одежду - джинсы и свитер с круглым вырезом, который я стирала на прошлой неделе. Вещи отсюда, из квартиры.
        - Ты здесь со вчерашнего вечера?
        Эта мысль не приходила мне в голову, пока я не увидела одежду. Он приехал сюда после ссоры с Ханной, а меня не было…
        - Да,  - отвечает он.
        - Прости. Я не знала, иначе бы вернулась домой. Почему ты не позвонил?
        Сет отвечает мрачным взглядом, и мне становится не по себе. У него сильные квадратные плечи, как у человечка из «Лего». Женщины без ума от таких плеч, но сейчас они меня пугают. Насколько будет больно, если он меня ударит? Насколько сильно он ударил Ханну? Представляю ее гибкое тело и молочную кожу. Один удар - и она вся в крови и синяках. Ребенок!  - в ужасе вспоминаю я. Его глаза ищут мое лицо, но не умоляют. От жесткости в его взгляде бросает в дрожь. Это в его духе: принуждать, не спрашивая. Задавать вопросы - ниже его достоинства. Мы все здесь ради его удовольствия.
        Горестно поднимаю подбородок. Что-то во мне изменилось. Сколько же на это понадобилось? Дни? Недели? Невозможно точно сказать, когда и что изменилось. Но если перемена заметна мне, то ее точно заметил и мой муж, который пялится на меня, словно у меня на лице нарисованы египетские иероглифы. Типичная мужская недальновидность. Они-то полагают, что ты всегда будешь одинаковой, надежной коровой, но женщины постоянно меняются. Наши перемены могут пойти на благо мужчине или ему во вред - все зависит от того, как с нами обращаются. Меня качнуло против, хоть я и чувствую, как притяжение моей любви к нему пытается притянуть меня обратно. Он хороший. У всего этого должно быть какое-то объяснение…
        - Что ты натворила?  - спрашивает он.
        Я замечаю, что белки его глаз не белые, а розоватые. Такой оттенок появляется после долгой ночи излияний. Пытаюсь скрыть дрожь в голосе:
        - Я не понимаю, о чем ты.
        - Прекрасно понимаешь.
        Начинаю дышать ртом. Я не хочу показывать ему, насколько напугана. Не хочу, чтобы он чувствовал превосходство.
        Из крана капает вода, и это хорошо слышно. Еще тикают часы. Я слышу, как сглатываю, не отводя взгляда с его лица.
        - Что случилось с твоей рукой?
        Мы оба смотрим на его руку. Сет рассматривает бинт, словно видит его впервые. Растопыривает пальцы, крутит запястьем и моргает. Ему на лоб падает прядь волос, и я вдруг замечаю - они влажные, он только вышел из душа. Что ты пытаешься смыть?
        Если так выглядят его костяшки, то как выглядит Ханна?
        - Я кое-что ударил,  - говорит он, словно этого объяснения достаточно.
        - Зачем?
        Кажется, мой вопрос выводит его из себя. Он открывает и закрывает рот.
        - Сет,  - настаиваю я,  - что ты наделал?
        17
        Он бросается на меня. Все происходит словно в замедленном действии, мой мозг отчаянно пытается поспеть за происходящим. Мой. Муж. Нападает. На. Меня. Я к этому не готова, и когда его руки смыкаются на моих предплечьях, я кричу. Получается короткий слабый звук. Прямо сказать, жалкий.
        Он прерывается, когда Сет начинает меня трясти, вцепившись пальцами мне в предплечья. Моя голова трясется вперед-назад, вперед-назад, пока он не прекращает и не придвигается вплотную к моему лицу, тяжело дыша. Я слышу запах алкоголя и полоскания для рта, которым он пытался его заглушить. Пытаюсь вырваться, но он держит крепко, и в спину упирается мрамор столешницы. Его пальцы болезненно впиваются в кожу, я начинаю хныкать. Он никогда меня так не трогал. Я словно смотрю в лицо незнакомца.
        - Сучка,  - выдыхает он.  - Вечно тебе все мало. Я рисковал всем…
        Чувствую на губах капли его слюны. Пытаюсь вывернуться из хватки, отталкиваясь от его груди, но вместо того, чтобы отпустить меня, его руки перемещаются ко мне на запястья. Я в ловушке. Поверить не могу, что он это сказал. Рисковала всем я. Это я пошла на жертвы.
        Тяжело дышу ему в лицо, не осмеливаясь пошевелиться. Отрицать происходящее больше невозможно. Я проснулась! - думаю я. Пути назад нет. Кажется, он хочет раздавить кости моих запястий, тонкие кости в его сильных руках. Мне всегда нравилось, что Сет гораздо крупнее меня, но теперь я боюсь его силы и проклинаю себя. Я в шоке, трясусь, как загнанное в угол животное.
        Он повторяет снова, на этот раз громче, медленнее, словно я слишком тупая, чтобы понять с первого раза.
        - С. Кем. Ты. Была?
        - С Ханной,  - спокойно отвечаю я.  - Я была с Ханной.
        Наши взгляды синхронно опускаются вниз, к перевязанной руке.
        На мгновение его хватка слабеет, пальцы отпускают меня. Полагаю, он хочет думать, что неправильно меня расслышал. Я понимаю, что подтвердила его страх и что нужно держаться от него подальше.
        Высвобождаю одну руку и толкаю его в грудь, пытаясь высвободиться. Нужно добраться до телефона, позвонить кому-нибудь, попросить о помощи. Но кому? Кто мне поверит? Что я скажу полиции? Муж кричит на меня, потому что думает, что я ему изменяю? Сет словно окаменел, он пристально сверлит меня взглядом. Я еще никогда его таким не видела. Я словно смотрю на другого человека.
        - Зачем?  - У него бегает взгляд.  - Как? Мы же договорились. Почему ты так поступила?
        - Да?  - вспыхиваю я.  - Или это ты договорился? Меня это достало. Я хотела узнать, кто она такая. Увидеть ее лицо. Ты получаешь все, что пожелаешь, трех жен, а нам остается только по тебе чахнуть.
        - Мы договорились,  - повторяет он.  - Ты сама этого хотела.
        - Хотела, потому что это был единственный способ быть с тобой. Ты бьешь ее. Я видела синяки.
        Он качает головой:
        - Ты сошла с ума.
        Похоже, он в шоке, что я вообще могу обвинять его в таких ужасных вещах.
        Он отпускает меня, и все давление резко уходит. Я резко ударяюсь о столешницу и массирую запястья, пока Сет мечется по маленькой кухоньке.
        На его побелевшем лице особенно заметны темные круги. Он выглядит больным. Но мне кажется, вполне логично чувствовать себя не совсем здоровым после того, как ты ударил беременную жену, пил всю ночь и теперь ругаешься с бесплодной женой. Я чувствую, как нарастает мой гнев, когда я смотрю на него - мужчину, которого всегда считала таким красивым, бога во плоти. Если честно, он выглядит немного осунувшимся - отвергнутый идол, лишенный сияния. Я хочу проверить телефон, узнать, не звонила ли Ханна. А вдруг она сильно пострадала? Потихоньку отступаю к двери, если сделать рывок, я могу успеть добежать до сумки в прихожей. Телефон в кармане, рядом с недоеденным шоколадным батончиком и таблетницей.
        - Послушай. Ты больна. Все повторяется…
        Я изумленно уставилась на него.
        - Больна? Это ты болен,  - огрызаюсь я.  - Как ты вообще можешь говорить такие вещи, после того, как попросил меня согласиться на такую жизнь? Ты получил столько женщин, сколько захотел, и мы - твои эмоциональные узницы.
        Лишь произнеся эти слова вслух, я понимаю, насколько они правдивы. Я никогда не позволяла себе так думать. Любовь во мне была слишком сильна. Она выдавливала, выдавливала, выдавливала чувства, чтобы вместить его. Разве не так всегда поступают женщины?
        - Ты принимаешь таблетки?
        - Таблетки?  - эхом отзываюсь я.  - Зачем мне таблетки?
        Вспоминаю о таблетнице, которую купила в сувенирном магазине на рынке Пайк, с розовой розой на крышке. Что там внутри? Аспирин… Пара старых таблеток «Ксанакса» от Анны? Кап-кап-кап из крана действует мне на нервы. Мне не нужны никакие таблетки. Это давно в прошлом.
        Сет приоткрывает рот и быстро моргает - как при выстреле. Он осматривается, словно ищет что-то на кухне, нашей ослепительной бело-серебряной кухне, которую мы так старательно выбирали вместе. Мне хочется закрыть глаза и оказаться в более теплом месте. Я почти готова предложить переместиться в гостиную, когда он бросает на меня ожесточенный взгляд.
        - Я была у тебя дома,  - заявляю я.  - Почему ты не сказал, что купил и отремонтировал ей дом? Думал, я буду слишком сильно завидовать?
        - Ты что, издеваешься?
        Он поднимает руки ладонями ко мне, вытаращив глаза. Я вздрагиваю, хотя он явно не собирается мне угрожать. Его грудь ходит ходуном, и я невольно опускаю взгляд на свою. Похоже, я задержала дыхание, потому что моя грудь неподвижна вообще.
        - Все кончено,  - говорит он, закрыв глаза.  - Я думал, ты справишься. Мы договорились… Поверить не могу.
        В груди бурлят боль и гнев. С губ срывается всхлип. Я так запуталась. Поднимаю руку и ощупываю собственное лицо; это не сон, это реальность.
        Сет смягчается.
        - Послушай. Я очень старался. Между нами все было по-настоящему, но жизнь меняется. Потеряв ребенка, ты изменилась.
        - Нет!  - кричу я.  - Я расскажу всем, кто ты и что наделал. Ты больше не можешь держать свою жизнь в секрете. Даже Реджина тебе изменяет.
        За моими словами следует напряженное молчание. Его глаза расширяются, и я вижу на белках красные полоски, когда он говорит:
        - Прекрати.
        Откидываю голову назад и хрипловато смеюсь.
        - Шутишь?  - Мой страх превращается в гнев. Я решаю, что злиться лучше, чем бояться.  - Скоро все узнают, кто ты такой.
        - Я звоню твоему врачу.
        Он на ощупь ищет телефон и вытаскивает его из заднего кармана, не сводя с меня взгляда. Прикладывает большой палец, чтобы его разблокировать. У него между бровей появляется глубокая борозда, пальцы мечутся по экрану.
        - Я нашла у тебя в кармане медицинский счет - Ханны. И поехала на нее взглянуть.
        Я рассказываю все спокойно, пристально вглядываясь в его лицо. Почему он делает вид, что проблема у меня в голове?
        - Какой еще счет?  - Он качает головой, а потом я замечаю ее. Искорку узнавания. Он кладет телефон на столешницу, рядом с кофе-машиной.  - О господи,  - выдыхает он.  - Боже мой.  - Сет качает головой.  - Когда я был у врача, передо мной вышла женщина. Она отвлеклась на телефон и ушла, оставив чек. Я выбежал за ней, но уже не смог ее найти. Видимо, она уехала. Я сунул его в карман. Нужно было вернуть администратору, но я забыл. И ты нашла его.
        Я не верю ему ни на йоту. Это безумие. Он лжет.
        - Тебе нужна помощь. У тебя опять бредовые идеи.
        Опять? Я в такой ярости, что на этот раз приближаюсь к нему сама, протянув руки, словно собираюсь выцарапать ему глаза своими искусанными ногтями.
        - Лжец!  - кричу я.
        Я бью его в грудь, и это моя ошибка. Он использует свою силу против меня, удерживая меня на расстоянии вытянутой руки. Я не могу до него дотянуться, но продолжаю молотить руками, пытаясь попасть хоть по чему-нибудь. Открытая бутылка воды падает со столешницы, глухо ударяясь о деревянный пол. У нас под ногами растекается лужа, я пытаюсь вырваться из рук Сета, но поскальзываюсь. Сет пытается меня поймать, но его ноги тоже разъезжаются в стороны. Мы падаем на пол спутанным клубком. Я чувствую, как Сет валится на меня всем своим весом, и погружаюсь в темноту.
        18
        - Привет, Четверг. Ты меня слышишь?
        Ко мне в сознание проникает незнакомый голос. Он вытягивает меня вперед, словно рука в тумане. В голове пульсирует ослепительная боль, и я понимаю, что если открою глаза, станет еще в десять раз хуже. Провожу языком по нёбу и просыпаюсь в яркой комнате - не из-за естественного освещения, а благодаря гудящим над головой флуоресцентным лампам.
        Надо мной наклоняется какая-то женщина, я замечаю синюю униформу и стетоскоп, свисающий с ее шеи, как украшение.
        - Проснулась!  - радостно говорит она. Слишком радостно.  - У вас будет болеть голова, но мы уже дали лекарство. Скоро станет лучше.
        Я поворачиваю голову направо, где возле кровати стоит капельница. Ужасно хочется пить.
        - У вас было сильнейшее обезвоживание,  - сообщает она.  - Но мы вас подлатаем. Хотите пить?
        Я киваю и вздрагиваю - голову пронзает резкая боль.
        - Постарайтесь пока не двигаться.  - Она исчезает и возвращается с толстым пластиковым стаканчиком неопределенного цвета, из его крышки торчит трубочка. Вода на вкус пластиковая, зато холодная. Я пью ее и закрываю глаза.
        - В какой я больнице? Где мой муж?
        Я слушаю хлюпанье ее ботинок, пока она ходит по комнате - знакомый, успокаивающий звук. Много лет назад одна пациентка сказала мне, что звук шагов медсестры по больничному полу вызывал у нее паническую атаку. Ты понимаешь, что сейчас тебе введут очередную дрянь или расскажут какие-нибудь плохие новости, - сказала она.
        - Вы в «Куин Кантри». Мужа я не видела, но часы посещений уже прошли, и я уверена - он вернется завтра.
        «Куин Кантри»! Пытаюсь сесть в кровати, но голову снова простреливает приступ боли.
        - Спокойно.  - Она спешит ко мне.  - У вас сотрясение. Небольшое, но…
        - Почему я в «Куин Кантри»? Где врач? Мне нужно с ним поговорить.
        Она открывает мою папку, неодобрительно на меня поглядывая. Ее брови словно две песочно-коричневые гусеницы - неплохо было бы их выщипать. Сама не знаю, почему меня это так раздражает. Возможно, потому что у нее есть ответы, которых нет у меня.
        - Здесь написано, что вас привезли на «Скорой». Больше ничего сказать не могу, дождитесь разговора с врачом.
        Она захлопывает папку, давая понять, что тема закрыта, и я понимаю - дальнейшие расспросы ни к чему хорошему не приведут. Мне знаком этот тип; она берет на себя все сложные моменты. У нас в больнице таких трое или четверо. Они всегда работают с самыми непростыми пациентами в качестве милости к остальным.
        Мгновенно признав поражение, я откидываюсь на плоскую больничную подушку и закрываю глаза. Что именно произошло? Почему меня не отвезли в центральную больницу Сиэтла? Там мои друзья и коллеги. Я бы получила самый лучший уход. У «Куин Кантри» репутация больницы для менее благополучных слоев населения. Я это знаю, потому что здесь не впервые. «Куин Кантри»  - как дядюшка с криминальным прошлым, с которым видишься только на каникулах: неопрятный, потрепанный и татуированный. На лужайке перед его домом, как сорняки, раскиданы пустые банки и бутылки из-под пива, а рядом стоит тележка из супермаркета. В таком месте неоткуда расти мечтам и все покрыто трещинами.
        Я вдруг вспоминаю: кресло-каталка, кровь - очень много крови - и напряженное лицо мужа, наклонившегося надо мной, уверяющего, что все будет хорошо. Тогда я ему наполовину поверила, таково уж свойство любви. Она дарит нам чувство благополучия - будто все плохое испарится усилиями двух людей, обожающих друг друга. Но хорошо ничего не было, и сейчас мой брак куда более пуст, чем в первый раз.
        Кривлюсь от воспоминания. Натягиваю простыню себе на шею, внезапно замерзнув, и поворачиваюсь на бок, стараясь делать как можно меньше движений. Голова кажется хрупкой, словно малейшее движение способно вызвать вспышку невыносимой боли. Я хочу видеть Сета. И маму. Мне нужен кто-то, кто скажет мне, что все хорошо, даже если это неправда. Почему он оставил меня одну, без записки, без объяснения?
        Открываю глаза и осторожно оглядываю палату в поисках телефона или сумки. Нет, медсестра сказала, что меня привезли на скорой; значит, телефон дома. Я вспоминаю, что оставила сумку у входной двери - в прихожей. И вдруг чувствую страшную усталость. Препараты,  - понимаю я. Они дали мне что-то обезболивающее, и скоро меня вырубит. Закрываю глаза и улетаю назад, словно лист на воде.
        Когда я просыпаюсь, в палате уже другая сестра. Она стоит ко мне спиной, у нее узкая коса почти до талии. Она совсем молодая - думаю, закончила обучение около года назад. Почувствовав мой взгляд, она оборачивается и видит, что я проснулась.
        - Здравствуйте.  - Она передвигается быстро, как кошка. Проверяет монитор, пока я наблюдаю за ней, я еще не в силах произнести ни слова.
        - Я Сара,  - говорит она.  - Вы проспали какое-то время. Как себя чувствуете?
        - Лучше,  - хриплю я.  - Но пока слабо. У меня сотрясение?
        Горло саднит, и я смотрю на пластмассовый кувшин с водой справа от меня. Проследив за моим взглядом, она наливает мне стакан, и я смотрю на нее с благодарностью. Она уже нравится мне больше, чем вчерашняя медсестра.
        - Давайте я позову доктора, чтобы он поговорил с вами, раз вы проснулись.
        - Сет?..  - спрашиваю я, когда она направляется к двери.
        - Приходил, пока вы спали. Но я уверена, он скоро вернется.
        Отрываю губы от трубочки, и струйка воды стекает по подбородку. Стираю ее рукой.
        - Какой сегодня день?
        - Пятница,  - и потом, почти со смущенным смешком, она добавляет:  - Слава Богу.
        Сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза - хотя я сомневаюсь, что вообще могу их закатить. Чувствую себя, словно под водой, будто мое тело - водоросль, влекомая течением по дну океана.
        - Сара,  - зову я. Она уже наполовину вышла за дверь, но выглядывает из-за угла.  - Какое мне дают лекарство?
        Мой голос дрожит или мне кажется?
        Она моргает, и я вижу, что она не хочет ничего рассказывать до моего разговора с доктором.
        - Галоперидол.
        Я пытаюсь сесть, катетер неприятно натягивается, когда я отталкиваю рукой одеяло. Галоперидол, галоперидол, галоперидол! Мой мозг вопит. Где Сет? Что произошло? Пытаюсь вспомнить, как я здесь оказалась, но не могу. Это как пробиваться сквозь кирпичную стену.
        Сара спешит обратно в палату с перекошенным от волнения лицом. Ее учили обращаться с такими, как я,  - успокой ее, зови на помощь. Она смотрит через плечо, надеясь увидеть кого-нибудь в коридоре. Я не хочу ее пугать; они так накачают меня лекарствами, что я не смогу вспомнить собственное имя. Я расслабляюсь, опускаю руки. Похоже, Сара мне верит. Она замедляется и подкрадывается к кровати, словно к живому скорпиону.
        - Почему я на галоперидоле?
        Однажды мне уже назначали галоперидол. Нейролептик, который используется лишь в экстремальных случаях агрессивного поведения.
        Сара побелела, ее губы сжимаются, не в силах выдавить ответ. Глупая девочка - ну ничего, со временем она научится. Ей положено рассказывать, какие мне прописаны лекарства, но не положено говорить, почему. Я хочу воспользоваться неопытностью медсестры, пока кто-нибудь ее не надоумил, но потом ко мне заходит доктор с серьезным непроницаемым лицом. Сара выбегает из палаты, и он приближается ко мне, высокий и решительный - вполне может напугать, если смотришь слишком много фильмов ужасов.
        - Галоперидол?  - снова спрашиваю я.  - Почему?
        - И вам здравствуйте, Четверг. Надеюсь, вам удобно.
        Если под удобством имеется в виду действие лекарств, то да, определенно. Я пялюсь на него, отказываясь играть в эту игру. Я в ужасе, внутри все сжалось, мозг пробивается сквозь наркотики, пытаясь обрести контроль. Я хочу, чтобы пришел Сет. Мне необходима его стойкая уверенность, но при этом он вызывает у меня отвращение. Почему? Почему я не помню?
        - Я доктор Штейнбридж. Я был вашим ведущим врачом, когда вы были у нас в прошлый раз.
        - В прошлый раз, когда Сет запер меня в психушке?
        У меня охрипший голос. Поднимаю руку к горлу, но передумываю и опускаю ее на одеяло.
        - Вы помните, в каких обстоятельствах попали сюда в прошлый раз, Четверг?
        Меня раздражает, что он повторяет мое имя. Сжимаю зубы, содрогаясь от унижения. Я не помню, но если я это признаю, все решат, что я сумасшедшая.
        - Нет,  - просто отвечаю я.  - Боюсь, воспоминания испарились вместе с моим супругом.
        Доктор Штейнбридж никак не реагирует на мое признание. Длинные, долговязые ноги приближаются к кровати, и кажется, кости в них могут сломаться в любую минуту, и тогда он повалится на пол.
        Сомневаюсь, что он ответит мне, где Сет, если я спрошу напрямую. Врачи всегда так поступают - отвечают на вопросы выборочно, нередко переворачивая их в твою сторону. За свою жизнь я достаточно часто говорила с психиатрами, чтобы это усвоить.
        - Я задам вам несколько вопросов, просто чтобы исключить последствия сотрясения. Вы можете назвать свое имя?
        - Четверг Эллингтон,  - с легкостью отвечаю я.  - Вторая жена Сета Арнольда Эллингтона.
        - И сколько тебе лет, Четверг?  - спрашивает он.
        - Двадцать восемь.
        - Кто сейчас президент?
        Я мощу нос.
        - Трамп.
        Он хихикает, и я расслабляюсь.
        - Отлично, хорошо, хорошо. Ты молодец.
        Он разговаривает со мной, как с ребенком или с умалишенной. Но я стараюсь не выказывать раздражения. Я знаю, как в больницах обращаются с несговорчивыми пациентами.
        - Вас не тошнит?
        Качаю головой.
        - Нет.
        Похоже, ответ его удовлетворяет, он что-то помечает в своей папке.
        - Почему я не помню, как сюда попала? И что случилось перед этим?
        - Возможно, потому что ударились головой или из-за стресса. Когда мозг будет готов, он откроет для вас эти воспоминания, но пока остается только отдыхать и ждать.
        - Но вы можете сказать мне, что произошло?  - упрашиваю я.  - Может, это запустит память…
        Он сплетает пальцы рук, кладет их на талию и поднимает взгляд на потолок. Напоминает дедушку, который собирается рассказать давнее воспоминание сидя в комнате, полной внуков, а не доктора, беседующего с пациенткой на больничной койке.
        - Во вторник вечером вы были на кухне. Помните?
        - Да,  - отвечаю я.  - С Сетом.
        Он заглядывает в папку:
        - Верно. Сетом.
        Сохраняя невозмутимый вид, я жду дальнейших разъяснений. Я не собираюсь хватать приманку и уговаривать его, хотя отчаянно хочу узнать правду.
        - Вы напали на него. Помните?
        Да. Воспоминание врывается в мою голову волной. Я помню свой гнев, помню, как летела по кухне ему навстречу. Как хотела до крови расцарапать его кожу. Причина гнева тоже всплывает в голове, и я хватаюсь за одеяло - сначала Ханна, потом его отрицания.
        - Почему именно вы напали? Вы помните?
        - Да. Он ударил свою другую жену. Из-за этого я с ним поругалась и мы подрались.
        Врач наклоняет голову вправо:
        - Другую жену?
        - Мой муж полигамен. У него их три.
        Я жду от него реакции, шока, но вместо этого он что-то помечает в папке и настороженно на меня смотрит.
        - Вы видели, как он ударил жену?
        - Одну из жен,  - раздраженно поправляю я.  - Нет, но я видела синяки у нее на руке и на лице.
        - Она сказала вам, что он ее ударил?
        Я сомневаюсь:
        - Нет…
        - И вы все живете вместе, с этими другими женами?
        - Нет. Мы даже не знаем имен друг друга. Или не должны знать.
        Доктор опускает ручку и смотрит на меня из-за оправы очков.
        - То есть вы полигамны, потому что у вашего мужа…
        - Сета.
        - Да, Сета, есть отношения еще с двумя женщинами, чьих имен вы не знаете.
        - Теперь знаю. Я… Я нашла их.
        - И вы поссорились с ним из-за тех других отношений?
        - Да!  - Я опускаю голову и в который раз удивляюсь тому, как все сложно.  - Я про них знала. И поссорилась с ним из-за синяков… На руке Понедельника.
        Внутри меня разливается тревога, тяжелым весом опускаясь в живот. Я пытаюсь не терять самообладания; если сейчас случится срыв, я буду выглядеть еще более сумасшедшей.
        Доктор Штейнбридж берет ручку и что-то записывает в моей папке. Ручка царапает по бумаге маленькими короткими очередями. Звук вызывает эхо воспоминаний, мое тело сжимается в эмоциональной агонии. Скорее всего, там написано нечто вроде бредовые идеи. И подчеркнуто, два-три раза. Как так? Мне приписывают бредовые идеи, хотя это Сет решил, что сможет управиться с тремя браками за раз.
        Решаю придерживаться изначальной версии. Приподнимаюсь, пристально смотрю доктору Штейн-какому-то в глазки-бусинки и заявляю:
        - Я могу это доказать. Если вы принесете мне телефон и позволите сделать звонок, я все докажу.
        В палату заходит сестра Сара с подносом в руках. Смотрит на выражение лица доктора, потом на меня, и ее кошачьи глаза горят от любопытства.
        - Доктор Штейнбридж,  - приветливо говорит она,  - у Четверга посетитель.
        19
        Заходит Сет. Заходит с таким видом, будто явился на обычный воскресный обед, а не навещает жену в психиатрическом отделении. На нем рубашка с кардиганом и потертые серые джинсы. Одежда мне незнакома, видимо, он хранит ее в одном из их домов.
        Я вижу, что у него новая стрижка, и пытаюсь вспомнить его прическу в тот день, когда он неожиданно приехал к нам в квартиру. Занятно, да? Его жена в психиатрическом отделении, а он идет стричься. Кого я обманываю? У него есть еще две. Если одна сойдет с дистанции, останутся еще две.
        Он улыбается, выглядит свежим и отдохнувшим, подходит и целует меня в лоб. Я почти отворачиваюсь, но передумываю. Если я хочу отсюда выбраться, нужно вести себя хорошо. Сет - мой ключ к свободе.
        Его губы обжигают мне кожу. Это из-за него я оказалась здесь, из-за него мне никто не верит. Разве он не должен быть на моей стороне, пытаться оградить меня от подобных мест? А потом я вспоминаю его ложь, его отрицания, когда я смотрела на него на кухне. Он пытался заставить меня поверить, что я придумала Ханну. С тревогой смотрю на лицо мужа, раздумывая, ссориться ли с ним, когда мы останемся наедине или прямо сейчас. Бросаю взгляд на доктора Штейнбриджа, который за нами наблюдает. В этом месте все всегда начеку, ястребиным взором следят, когда ты облажаешься и выдашь свое психическое состояние.
        - Не могли бы вы кое-что прояснить?  - спрашивает доктор, глядя на Сета. Да!  - думаю я, поудобнее устраиваясь в кровати. Наконец-то! Загнать его в угол и заставить ответить. Мой муж кивает, нахмурив брови, словно страшно хочет помочь.
        - Четверг сказала, что у вас,  - доктор Штейнбридж бросает на меня взгляд, словно смущается произносить это вслух,  - есть другие жены…
        Он умолкает, и Сара, которая писала что-то на моей доске, застывает на месте. Смотрит на меня через плечо и, смутившись, возвращается к работе.
        - Боюсь, что это неправда,  - отвечает Сет.
        - Нет?
        Доктор Штейнбридж смотрит на меня. Он ведет себя непринужденно, словно мы обсуждаем погоду.
        - Я развелся с первой женой три года назад,  - смущенно рассказывает Сет.
        - Но они по-прежнему вместе,  - вставляю я.
        - Мы разведены,  - твердо заявляет Сет. Доктор кивает.  - Я ушел от нее ради Четверга.
        Я изумленно качаю головой. Поверить не могу!
        - Это чушь, Сет. Ты не можешь искажать факты, как тебе удобно. Расскажи правду - ты полигамен!
        - Я женат только на одной женщине, Четверг,  - упорствует Сет с самым честным, убедительным видом. Я запинаюсь, не зная, как реагировать на такое его представление.
        - Ну хорошо. Со сколькими женщинами у тебя на данный момент сексуальные отношения?
        - Четверг утверждает, у вас есть еще две жены, которых вы называете Понедельник и Вторник,  - поясняет доктор.
        Под взглядом Штейнбриджа лицо Сета заливается краской. Я с удовольствием наблюдаю. Ну, теперь ему не отвертеться.
        - Да, мы играем в такую игру.
        - Игру?  - переспрашивает Штейнбридж. У меня отваливается челюсть. Я начинаю трястись.
        - Да.  - Он смотрит на меня в поисках поддержки, но я отворачиваюсь. Не понимаю, зачем он так врет. Он не состоит с двумя другими в законном браке, его не могут арестовать за многоженство. Все между нами происходило по взаимному согласию. Если он убедит их, что я все придумала, меня отсюда не выпустят - во всяком случае, без лечения и лекарств.
        - Так мы с Четвергом шутили по поводу моего отсутствия. Я всегда приезжаю домой по четвергам, а поскольку ее зовут Четверг, мы придумали, что есть еще Понедельник и Вторник,  - извивается он, бросая на меня нервные взгляды.  - Не знал, что она воспримет все настолько серьезно. Но если учесть…
        - Что? Учесть что?  - вскипаю я, не в силах сдерживать гнев. Поверить не могу, как далеко он зашел. Внезапно мне становится жарко, хотя я знаю, что в помещении прохладно. Мне хочется отбросить одеяло и высунуться из окна, на холодный воздух.
        - Четверг, в вашей истории болезни уже есть бредовые идеи,  - вмешивается доктор.  - Иногда при травме…
        Он продолжает что-то говорить, но я не слушаю. Не хочу слушать. Я знаю, что произошло, но сейчас не тот случай.
        Сет умоляюще смотрит на меня - он хочет, чтобы я поддержала его версию. Головная боль внезапно усиливается. У меня возникает явная потребность побыть одной, все как следует обдумать.
        - Уходите,  - говорю я обоим, но никто не двигается с места. И тогда я перехожу на крик:  - Все, уходите!
        Еще одна медсестра появляется в дверях и вопросительно смотрит на доктора Штейнбриджа.
        Я подчеркнуто обращаюсь к нему, игнорируя Сета:
        - Мне не нужны успокоительные. Я не представляю опасности ни для себя, ни для окружающих. Мне просто нужно побыть одной.
        Доктор пристально смотрит на меня, пытаясь определить мое психическое состояние. Потом кивает.
        - Ну хорошо. Я еще вернусь вас проведать, и тогда мы продолжим разговор.
        Затем он смотрит на Сета, который выглядит так, будто вот-вот потеряет сознание.
        - Вы можете вернуться в вечерние часы посещения, если она будет готова вас видеть. А пока давайте поговорим в моем кабинете.
        Я вижу, как у мужа напряглись плечи; он утратил контроль над ситуацией. Сет не любит терять контроль. Он не привык уступать. Почему я не понимала этого раньше? Почему увидела все только сейчас?
        Сет бросает на меня еще один взгляд и кивает.
        - Хорошо. Я вернусь позднее.
        Он объявляет это палате, а не мне. Не глядя на меня, он выходит за дверь.
        Когда все уходят, я делаю глубокий, судорожный вздох, поворачиваюсь на бок и смотрю в маленькое окошко. Снаружи темно-серое небо плачет мелким дождем. Мне видны верхушки деревьев, и я сосредотачиваюсь на них. Думаю об окне в нашей - моей - квартире. О том, которое выходит на парк. Как отчаянно я боролась за него с Сетом! Он предпочитал вид на залив. А мне был нужен этот вид на чужие жизни. Так было проще забыть о собственной.
        Я погружаюсь в дремоту и просыпаюсь, когда Сара приносит мне обед - или ужин? Я даже не знаю, сколько сейчас времени. Как только я чувствую запах еды, тело вспоминает, что хочет есть. И даже неважно, что кусок мяса серого цвета, а пюре сделано из порошка. Запихиваю еду в рот с пугающей скоростью. Закончив, откидываюсь на подушки с болью в желудке. Глаза закрываются, и я снова засыпаю, когда вдруг слышу голос Сета. Не открываю глаз и делаю вид, что сплю, надеясь, что он уйдет.
        - Я знаю, что ты не спишь, Четверг,  - говорит он.  - Нам надо поговорить.
        - Говори,  - отвечаю я, не размыкая век. Слышу шуршание бумажного пакета и чувствую аромат еды. Наконец открываю глаза и вижу, что Сет расставил между нам контейнеры - пять штук. Несмотря на больничную еду в желудке, у меня просыпается аппетит.
        - Твоя любимая еда на вынос,  - сообщает он, улыбаясь уголком губ. Это его самая очаровательная улыбка, ее он использовал в тот день в кофейне. Он смотрит на меня исподлобья и на мгновение напоминает маленького мальчика - ранимого и желающего угодить.
        - Я уже поела вкуснейшего больничного мяса,  - протягиваю я, разглядывая контейнер с грибным ризотто.
        Сет пожимает плечами и робко улыбается. Мне его почти жаль, но потом я вспоминаю, где я и почему.
        - Сет…
        Я твердо смотрю на него, и он смотрит в ответ. Никто из нас не знает, что делать дальше, но мы оба готовимся в своеобразному эмоциональному противостоянию. Я вижу это в его глазах.
        - Почему ты не скажешь правду?  - наконец начинаю я. Это ведь основная суть, верно? Если он скажет правду, я смогу отсюда выйти.
        Но если он скажет правду, мы можем… Мы можем никогда не вернуться к привычной жизни. И тут я понимаю, откуда сталь в его взгляде. Все дело во мне. Я знаю не только, кто такая Ханна, но и то, что он применил к ней насилие - ударил. Наши отношения никогда уже не станут прежними. Изначально я надеялась, что он захочет быть со мной и только со мной. Но этого никогда не случится, да я больше и не хочу этого. Я не знаю, что за человек мой муж. Вообще ничего не знаю. И тут он говорит неожиданную вещь:
        - Правда в том, что ты очень больна, Четверг. Тебе нужна помощь. Я пытался делать вид, что все нормально, играл в твои игры…
        Он встает, и контейнеры с едой наклоняются в сторону кровати.
        Я так зла, что готова ими в него швырнуть. Он подходит к окну, смотрит наружу и снова поворачивается ко мне. Выражение его лица изменилось. Теперь в нем читается угрюмая решительность, словно он собирается сказать мне нечто ужасное.
        - Ты изменилась,  - медленно, осторожно говорит он.  - После ребенка…
        - Нет,  - перебиваю я.  - Не смей впутывать ребенка.
        - Но нам нужно об этом поговорить. Такие вещи невозможно просто оставить позади.
        Я никогда не видела Сета таким решительным. Он стоит, сжав руки в кулаки, и мне вспоминается прошлый вечер на кухне. Он выглядит злым, но и печальным одновременно.
        Он прав. Я всегда отказывалась говорить о произошедшем. Это было слишком болезненно. Я не хотела отпускать эти чувства, ворошить их снова и снова в кабинете у какого-нибудь психиатра. Мои страдания живы - болезненные и опухшие, они еще гноятся под фасадом спокойствия. Это личное. Я не хочу никому их показывать. Я взращиваю их сама, не даю угаснуть. Потому что пока со мной моя боль, жива и память о моем сыне.
        - Четверг! Четверг, ты меня слушаешь?
        Меня тошнит от запаха - и даже вида - еды. Я начинаю сталкивать контейнеры с кровати, один за другим.
        Они падают на пол с влажным хлюпаньем и отвлекают внимание Сета. Он бежит к кровати и хватает меня за запястья прежде, чем я успеваю добраться до горохового супа. Я поднимаю под одеялом колено и пытаюсь столкнуть его вниз. Этого падения я ждала особенно - хотела увидеть, как он растечется по больничной плитке, словно ил.
        - Наш ребенок умер, Четверг. Ты не виновата. Никто не виноват!
        Я извиваюсь, откидываюсь на подушки и поднимаюсь снова. Запястья болят от хватки Сета, и я хочу его укусить. Это неправда, и мы оба это знаем. Это неправда.
        - Ты должна прекратить,  - умоляет он.  - Прекратить себя обманывать. Тебя отсюда не выпустят, пока ты не признаешь правды.
        Воет сирена, высокая и пронзительная. Интересно, это из-за меня? В комнату забегает Сара, за ней комично развевается коса. С ней заходят мужчина и другая женщина, оба в синей форме и с решительными лицами.
        Тут до меня доходит, что сирена воет здесь, в моей палате. Видимо, ее включил Сет. Но нет… Это не сирена… Это я. Я ору. Я чувствую жжение - это звук проникает из горла в открытый рот.
        Одна из медсестер поскальзывается и падает в месиво еды возле кровати. Медбрат помогает ей подняться, и они приближаются ко мне, отталкивая Сета, чтобы меня удержать. Он отходит назад, к стене, и наблюдает.
        Я ожидаю увидеть в его взгляде страх или тревогу, но он кажется довольно спокойным. Чувствую, как по венам растекается что-то холодное и глаза закрываются. Из последних сил размыкаю веки, хочу видеть Сета. Он расплывается, но по-прежнему там, смотрит. Лекарства вырубают меня, я опускаюсь вниз. Почему он так смотрел? Что это означает?
        20
        Когда я прихожу в себя, мне холодно. Я не помню, где я, и на то, чтобы восстановить события последних дней, уходит несколько минут. Нехорошие, колючие воспоминания. Запах антисептика наполняет ноздри, я пытаюсь оттолкнуть одеяло и сесть в кровати.
        Больница… Сет… Еда на полу.
        Потираю болезненный лоб и бросаю взгляд на пол. Там не видно никаких следов палитры, оставленной мною перед тем, как меня вырубили. Зачем я это сделала? Тупой вопрос, ведь я знаю сама. Сет считает, что драться едой расточительно и глупо. Я ничего не бросала в мужа, но бросить продукты на пол было достаточно - детское выражение недовольства.
        Практичный, сухой, серьезный Сет - именно так я бы описала его еще несколько недель назад. Что изменилось?
        Ханна! Это имя задевает меня сильнее, чем остальные. Потому что сколько дней назад я последний раз с ней общалась? Три… Четыре? Я помню лицо Сета перед тем, как меня усыпили наркотики… Я не смогла определить его выражение: смесь эмоций, которых я не видела прежде. Это ведь что-то значит? Быть замужем за человеком несколько лет и впервые видеть такое лицо.
        Нужно связаться с Ханной - убедиться, что она в порядке. Но без телефона у меня нет ее номера. К тому же Сет мог уже залезть ко мне в мобильный и удалить нашу переписку. Интересно, он знает пароль? Впрочем, догадаться не сложно - предполагаемая дата родов нашего погибшего ребенка.
        Заходит новый медработник - на этот раз пожилой человек с короткой стрижкой, белыми бровями и лицом, как у бульдога. Я опускаюсь на кровать. У него слишком широкие плечи, и я понимаю, что его не проведешь. Я надеялась на кого-нибудь молодого и менее опытного, например на Сару, ее можно было бы уговорить мне помочь.
        - Привет,  - говорит он.  - Я Фил.
        Когда началась его смена? Когда он уйдет?
        - Я говорил с вашим врачом. Похоже, с головой все нормально,  - изрекает он, стучит себя костяшками по виску и листает мою папку.  - Они переводят вас в психиатрическое отделение.
        Я с недоумением смотрю на этого пещерного человека в униформе и морщусь:
        - Зачем? Я в порядке, почему меня не выписывают?
        - Доктор с вами не говорил?
        Фил почесывает левый сосок и переворачивает очередную страницу.
        Я качаю головой.
        - Скоро он освободится и все с вами обсудит.
        - Здорово,  - сухо отзываюсь я.
        Мне паршиво. Мне не нравится Фил. Он явно бывший военный и считает, что все должно делаться определенным образом: с дисциплиной и порядком. Мне нужна молодая медсестра вроде Сары - ею легко манипулировать, потому что она меня жалеет.
        Прежде чем Фил уходит, я спрашиваю, можно ли позвонить.
        - Кому?
        - Мужу. Он работает в Портленде. Хочу узнать, как дела.
        - Но в списке ваших контактов нет мужа.
        - Хотите сказать, я вас обманываю?
        Фил игнорирует мой выпад.
        - Давайте предоставим ему узнавать, как дела. В конце концов, в больнице лежите вы.
        Я бросаю на него мрачный взгляд, и он уходит. Раньше мне нравились парни вроде Фила - они помогали справляться со сложными пациентами, брали на себя роль плохого полицейского, если медсестре был нужен перерыв. Но теперь, когда я оказалась по другую сторону, Фил ужасен. Дождусь следующего сотрудника, может, он подойдет мне больше.
        Доктор Штейнбридж говорит, что моя голова в порядке, нет ни ушибов, ни отеков.
        - Выглядит неплохо, неплохо,  - бормочет он, стуча сухим пальцем по моей папке. Его костяшки покрыты белыми волосками.  - Переведем вас в психиатрическое отделение, там вас обследуют и пропишут новую схему лечения.
        - Подождите… Мне не нужно в психиатрическое. Я в порядке. Я упала и ударилась головой.
        Его губы сжимаются, словно он расстроен.
        - У вас бредовые идеи, Четверг. Вспышки агрессии. Не беспокойтесь,  - пытается убедить меня он,  - мы вам поможем. У нас общая цель.
        Сомневаюсь. Сет предпочел бы, чтобы я оставалась здесь. Хочется орать, ругаться… Заставить врача увидеть правду. Но я понимаю: это лишь подтвердит его мнение… То, что наплел ему Сет. Я не сумасшедшая. Конечно нет,  - твержу я себе.  - Даже если ты чувствуешь себя сумасшедшей, помни - это не так.
        Час спустя медсестра заходит в комнату с каталкой и нажимает на тормоз.
        - Я пришла вас перевезти,  - говорит она.
        - А мой муж?  - жалобным голосом произношу я и ненавижу, что мне приходится спрашивать о муже вместо того, чтобы знать, где он.
        Она пожимает плечами:
        - Я просто пришла вас перевезти. Я ничего не знаю.
        Пошатываясь, я направляюсь к креслу и с облегчением опускаюсь в мягкую кожаную обивку. Дело не в ушибе головы, а в препаратах. Я практически не способна мыслить внятно. Не помню, как меня отвезли на восьмой этаж или переложили на кровать в маленькой палате. Мне положена медсестра, но я не помню, чтобы ко мне кто-нибудь заходил. Все кажется нереальным. Я сомневаюсь в собственном существовании, сомневаюсь в существовании Ханны… Может, я все придумала, как они сказали? Мне хочется поговорить с Сетом, прочистить сознание, но они продолжают пичкать меня таблетками.
        Следующие семь дней проходят словно в тумане. Из-за лекарств я словно отделяюсь от тела: полусдувшийся гелиевый шарик качается по комнате и никуда не летит. Я хожу в группу, ем в столовой и посещаю доктора Штейнбриджа. Я так похудела, что не узнаю собственное отражение в зеркале. Как можно настолько измениться за неделю? Странно, но по большому счету мне все равно. Все приглушено, даже мои чувства насчет себя.
        Спустя несколько дней я перестала спрашивать про Сета; даже мысли о нем вызывают отчаяние и безумие. Медсестры смотрят на меня с жалостью. У меня есть смутное чувство, что мне это не нравится. Возможно, они думают, что Сета не существует вообще. А может, его и правда не существует. В любом случае, на черта он мне нужен, если он оставил меня в таком состоянии?
        На девятый день меня приезжает проведать мама. Посещения проходят в общественной зоне, где мы, психи, с нетерпением дожидаемся своих. Мы садимся на горчичные диваны или за серые столы - с грязными волосами и бледными лицами от избытка или недостатка сна. Пространство попытались нормализовать с помощью растений в горшках и произведений искусства. Я изучила каждое из них и все таблички, где указаны местные творцы - скульпторы, фотографы или живописцы. Сиэтл предпочитает лечить доморощенных психопатов местными художниками.
        Нахожу возле автоматов свободный диван. Кофеин или избыток сахара нам противопоказаны. Автоматы нашпигованы витаминной водой и несвежими яблоками. Я сажусь, опустив руки на колени, и устремляю взор на пол. Когда заходит мама, сначала она меня и не узнает. Ее взгляд скользит по моему лицу и возвращается обратно.
        Потом она все-таки произносит мое имя, крепко сжимает сумочку и спешит ко мне. Когда она подходит, я встаю. Даже не знаю, хочет ли она меня обнять или она слишком расстроена. Когда я впервые оказалась в психиатрической лечебнице, она отказалась приезжать. Сказала, что ей слишком мучительно видеть меня в таком состоянии. Слишком мучительно для нее. Теперь она опускается на диван, не сводя взгляда с моего лица.
        - Твой отец…
        - Да, мам, я знаю. Все в порядке.
        Мы обмениваемся взглядами, словно видим друг друга впервые. Папа никогда бы не приехал в такое место. Увидеть одну из дочерей в психушке это означает признать, что он был недостаточно хорошим родителем, а мой отец предпочитает жить с иллюзией совершенства. Для мамы же я безумное, неадекватное потомство. Она меня только родила и теперь не знает, кто я и какой жизнью живу. И не хочет знать. В этом мы единодушны. Я разглядываю ее обколотый ботоксом лоб. Она не желает признавать собственный возраст и то, что ее дочь - абсолютная неудачница.
        - Я здесь не потому, что сумасшедшая.
        Мама сразу открывает рот, чтобы убедить меня, что она так и не думала. Это ее материнский долг.
        - Я не больна. И дело не в эмоциональном срыве из-за того, что год назад я потеряла ребенка.
        Я отрезаю ей все пути, исключаю все возможные варианты, которыми она может объяснить мое пребывание в этом месте.
        Она закрывает рот и пристально смотрит на меня. Я чувствую себя маленькой девочкой, нижняя губа начинает дрожать. Она не поверит моим словам. Сет уже до нее добрался.
        - Мам, когда я познакомилась с Сетом, у него уже была другая жена. Ее зовут Реджина Келе. Она не хотела детей. Я должна была родить ему ребенка. Но потом…
        Мама опускает голову, когда я умолкаю, словно это для нее слишком. Я разглядываю кончики ее ресниц, переносицу, пока она рассматривает свои туфли. С этого ракурса она выглядит на десять, двадцать лет моложе. Просто девушка, наклонившая голову с раздражением… Разочарованием… Безысходностью? Я никогда не могла определить, что именно она чувствует. Я знаю все ее любимые бренды, ее мнения по пустым, поверхностным темам, но понятия не имею, каковы ее истинные чувства. И не уверена, что она знает их сама.
        - Реджина - бывшая жена Сета. Он был женат на ней до тебя, да? Ты права - она не хотела детей и их пути разошлись.
        Мама наклоняется вперед и умоляюще смотрит на меня. Это правда. Как можно с ней спорить? Юридически Реджина - его бывшая жена. Он развелся с ней, чтобы жениться на мне. Но они по-прежнему вместе, по-прежнему пара, просто неофициально.
        - Мама, пожалуйста, выслушай меня. Сет пытается замести следы. Они по-прежнему вместе.
        Она роняет лицо в ладони. С каких пор мне не верит собственная мать? С тех пор, как ты начала обманывать саму себя.
        Когда она поднимает взгляд, в ее глазах стоят слезы. Теперь она напоминает мне кокер-спаниеля.
        - У тебя нездоровая зацикленность на его бывших. Но, Четверг, он не с ними. Он с тобой. Сет страшно за тебя волнуется.
        Она хочет взять меня за руку, но я отдергиваю ладонь. Я не потерплю такого обращения - нечего разговаривать со мной, как с ребенком. Ее рука падает обратно на колени.
        - Как ты думаешь, почему он постоянно в Портленде? У него еще две жены,  - выдаю я, поднимаюсь и начинаю ходить вокруг.
        - Он там работает,  - сдавленно произносит она.  - Он любит тебя, все мы любим. Мы хотим, чтобы ты поправилась.
        - Я в порядке,  - сухо заявляю я, останавливаясь и смотря на нее.  - Почему он не приехал? Где он?
        Теперь она начинается уходить от ответа, отводит взгляд, переступает ногами. Она не знает, что сказать, потому что не знает, где Сет и почему он не приехал.
        - В Портленде…  - бросает она, но ее слова больше похожи на вопрос.  - Ему по-прежнему нужно работать, Четверг. Жизнь продолжается.
        - Нет. Не когда я в больнице. Его проблемами могут заняться другие жены.
        Она обескураженно смотрит на меня и поднимается на ноги. Мы смотрим друг другу в глаза, и я вижу, что она расстроена.
        - Мне пора,  - говорит мама.
        Пятнадцать минут. Она продержалась в психиатрической лечебнице пятнадцать минут. Я наблюдаю, как она направляется к двери, опустив плечи под грузом моих провалов. Но в этот раз она хотя бы приехала.
        21
        Я одна. И я понимаю, что так было всегда, всю мою жизнь. И все, что я придумывала, чтобы убедить себя в обратном, ложь. Столь необходимая мне удобная ложь. Родители занимались моей сестрой Торренс, которая постоянно влипала в неприятности в школе или с друзьями. Я была хорошим ребенком и прекрасно за собой присматривала, пока они были заняты. Четко знала правила и моральные границы, которые они для меня установили: никакого алкоголя, никакого секса до свадьбы, никаких наркотиков, никаких ночных побегов, только высшие оценки. Следовать правилам оказалось легко; бунтарство в нашей семье досталось не мне. Моя сестра старалась за двоих. У отца поседели виски, мама начала колоть ботокс, а я изо всех сил пыталась не доставлять им лишних переживаний. Но потом Торренс выправилась и вышла замуж за приличного человека. Они испытали такое облегчение, что окружили ее уже совсем другим вниманием. Последние три года она ведет себя хорошо. И они оба уже забыли, что десять лет до этого она спускала их деньги на наркоту и практиковала сексуальные игры со всеми наркодилерами города. Возможно, все это и довело меня
до психушки. Возможно, недостаток родительского внимания подтолкнул меня к Сету и отчаянная потребность быть понятой спровоцировала отношения, которые любой нормальный человек посчитал бы странными.
        Ковыряюсь в своем желе. Они здесь любят кормить нас желе - дрожащим и разноцветным, как наше сознание. Сегодня оранжевое, вчера было зеленое. Словно нам пытаются напомнить, какие мы слабые и нестабильные. Я ем желе.
        Нужно выбираться отсюда. Разыскать Ханну и убедиться, что она в порядке. Я спала, но теперь проснулась. Сегодня я виделась с доктором Штейнбриджем. И поняла, что меня удерживает здесь он - не электронные двери с закрытым доступом и не дородные медсестры, которые обращаются с нами, как с расшалившимися детьми. Успокойся, малышка Четверг, или отправишься сидеть в комнату.
        Доктор Штейнбридж обладает властью, он может сказать, что я здорова. Он - божество этого царства стерильной плитки и флуоресцентного света. Один росчерк его ручки (фирмы BIC)  - и я свободна, как птица.
        Ханна… Ханна. Я думаю только о ней. В собственной голове я уже стала ее спасительницей. Если с ней что-нибудь случится, это моя ответственность. Если ее нужно спасать, я должна отсюда выбраться. Я вышла за этого мужчину, дала разрешение на третью жену. Еще только увидев первый синяк, я должна была поговорить с ней, заставить рассказать мне, что он сделал. На какое-то мгновение я даже начинаю сомневаться в ее реальности. Здесь вообще начинаешь сомневаться в собственном разуме.
        Ешь желе!
        Я понимаю: моя задача - убедить доброго доктора, что я пришла в себя, что мой разум очистился от бредового тумана. Что я в порядке и у моего мужа всего одна жена! Ханны и Реджины не существует, мы с мужем придумали их для сексуальных игр. Ведь именно это они хотят услышать, верно? Нужно просто сказать, что я обманула их насчет любви Сета к нескольким вагинам и я здоровая женщина!
        Перемена не может произойти слишком быстро, иначе Штейнбридж заподозрит, что я его обманываю. На наших сеансах я делаю вид, что сбита с толку. У Сета только одна жена? И это я? Постепенно я прихожу в себя, становлюсь менее запутанной, менее настойчивой.
        - Что со мной не так?  - спрашиваю я у доктора.  - Почему я не различаю реальность и вымысел?
        Мне поставили диагноз! Травма из-за потери ребенка, неспособность справиться с этой потерей самостоятельно и переход стресса на наши отношения с Сетом. Я винила других женщин вместо того, чтобы сосредоточиться на лечении. Когда добрый доктор спросил, что, по-моему мнению, инициировало манию, которая привела к моему психическому сбою, я подумала о Дебби: болтливой, любопытной Дебби с копной волос, которая посоветовала следить за женщинами, которые кажутся мне опасными. Я не виню Дебби ни за какие собственные действия. В конце концов, она же заставила меня очнуться. Не я одна страдала от мучительной неуверенности, это может случиться в любом возрасте. Вот у Лорен вроде была идеальная жизнь. Мне всегда казалось, что она приклеивает к шкафчику открытки, чтобы похвастаться, лишний раз продемонстрировать собственное превосходство. Но теперь я вижу правду: из-за мужчин женщины навсегда оказываются в ловушке неуверенности, постоянном стремлении доказать себе и другим, что у них все в порядке. Конечно, иногда женщины теряют голову из-за мужчин. Но говорит ли это о нашей нестабильности или это мужчины
делают нас такими своими беспечными поступками? Я не рассказываю доктору Штейнбриджу про Дебби или про Лорен - он решит, я перекладываю ответственность. Но вовсе нет - я просто учитываю все факторы: чтобы свести человека с ума, нужна целая деревня.
        По словам доктора Штейнбриджа, мои затруднения с разбором этих тем - часть процесса моего распутывания. Мне нравится, как звучит: моего распутывания.
        Только распутываюсь я вовсе не так, как они думают. Я распутываюсь от одержимости собственным мужем. Играю роль хрупкой, болезненно неуверенной в себе женщины. Меня сожрал стресс, защитных механизмов не осталось. Недостаток внимания родителей превратил меня в тугой наивный маленький кокон.
        Мы обсуждаем мои отношения с матерью и отцом. Моя мама стремится угодить, а папа невозмутим. Наблюдая, как мама все сильнее, сильнее и сильнее старается привлечь внимание папы, я… Ну… Научилась этому языку любви. И когда я сама делаю слишком многое, то ломаюсь под грузом ожиданий. Из-за неспособности зачать ребенка я почувствовала себя ненастоящей женщиной, не достойной любви мужа. Они выскребли все мои органы, вырезали репродуктивную систему. Дело закрыто. Перед глазами начинают проноситься мучительные сцены выкидыша. Я знаю, что должна открыться им, встретиться лицом к лицу, как говорит доктор. Но я никогда не возвращалась к этим воспоминаниям. Гораздо проще справляться с тем, чего не осознаешь.
        Мы с Сетом только выехали из гостиницы и останавливаемся на заправке, наполнить бак и купить закусок в дорогу. Мы только поели, но он настаивает, что ребенку будет нужна еда, и это меня очень веселит. Он такой внимательный: покупает маленькие подарочки и целует мой огромный живот. Одна из подруг в больнице рассказала, что ее беременный живот вызывает у мужа отвращение и он отказывается к нему прикасаться. Я наблюдаю за ним из окна машины, сердце переполняет гордость. Мой муж. И мы сделали вместе ребенка. Более идеальную жизнь и представить нельзя. Он так красив, когда подходит к машине с двумя бумажными стаканчиками и полиэтиленовым пакетом на предплечье. В чашках чай. Сет говорит, что попросил кипятка и заварил чайные пакеты своей мамы. Он горький, но я пью его уже неделю и начинаю привыкать к вкусу. Залезаю в пакет, пока он заканчивает заправку. Сет купил все мои любимые беременные лакомства: нездоровую дрянь, которая в обычное время заставила бы меня покраснеть от стыда. Но сделав глоток чая и доставая из пакета еду, я чувствую лишь благодарность к своему заботливому, внимательному мужу. Такие
вкусные чипсы и лакричные палочки, напоминающие витой красный пластик. Схватки начинаются полтора часа спустя. Сначала я не хочу ничего говорить. Я помню, врач рассказывал, что у некоторых женщин рано начинаются тренировочные схватки Брэкстона-Хикса. Фантомные боли - лишь отражение того, что впереди. Неуютно ерзаю на сиденье, открытый пакет чипсов падает на коврик, маленькие пятнистые треугольнички вываливаются мне на ботинки. И только наклонившись, чтобы поднять пакет, я вижу кровь. Она льется на бежевую кожу, угрожающим темным пятном расплываясь на моих кремовых брюках. «Сет»,  - только и говорю я. Он смотрит на меня и вдавливает педаль газа, побледнев от вида крови. Ближайшая больница - «Куин Кантри». Когда мы врываемся в отделение неотложной помощи, я уже знаю, что ребенок мертв и его жизнь вытекает у меня между ног.
        Что было потом, я помню смутно - лишь какое-то мельтешение при свете флуоресцентных ламп. Первое ясное воспоминание после приезда в больницу - как пять дней спустя мне сообщили, что у меня разорвалась матка и им пришлось срочно ее удалить, чтобы остановить кровотечение. Я больше никогда не смогу иметь детей. Сет обнял меня, я рыдала ему в рубашку, потом он отошел ответить на рабочий звонок, а я направилась в ванную и попыталась вскрыть себе вены металлической пилкой для ногтей. Медсестра обнаружила меня на полу, истекающую кровью, абсолютно спокойную. Это была грубая работа - кромсать вены тупым предметом. Остались толстые, бугристые шрамы. Я оставалась спокойной, пока они не попытались мне помочь. Тогда я начала царапаться, и кусаться, и кричать, что они убили моего ребенка и пытались убить меня. Так началось мое первое пребывание в «Куин Кантри». Здесь меня лишили матки и сердца.
        Доктор Штейнбридж говорит, что от горя у меня возникла бредовая идея о трех женах - женщинах, которые подходили Сету лучше, чем я, которые могли дать ему то, чего не смогла я. Господи, сколько же у меня проблем! Даже если половина из них неправда…
        Я выхожу с сеанса, опустив голову, с зудящими шрамами на запястьях. Убедительно жалкий вид. Он думает, я иду на поправку. Но на самом деле я не смирилась - я злюсь. Где Сет? Почему не приезжает? Когда я носила его ребенка, он был совсем другим - баловал меня, выполнял любой каприз. Он вообще чувствует себя виноватым за ложь?
        Меня отвергли. Киплю от злости всю дорогу в палату, слишком холодную, несмотря на мои многочисленные жалобы. Со мной лежит женщина лет сорока пяти по имени Сьюзан. У нее случилось психическое расстройство, когда она поймала мужа на измене. Мне кажется, что Сьюзан - слабачка. Я тут пытаюсь справиться с двумя другими браками и ролью забытой средней жены.
        У Сьюзан нет ни ресниц, ни бровей. Я видела, как она ищет их, когда нервничает, ее пальцы пытаются нащупать их, словно пинцеты. На макушке у нее тоже лысина, а вокруг кровати - россыпь длинных каштановых волос. Боюсь, когда она отсюда выйдет, то будет лысой, как одна из тех кошек.
        Сьюзан в комнате нет. Ложусь на кровать и закрываю глаза рукой, пытаясь заслонить свет - днем его выключать не разрешается. Погружаюсь в полудрему. Это лучшее, что можно делать в таком месте. Вдруг приходит медсестра и говорит, что у меня посетитель.
        Распахиваю глаза, и моя первая мысль: надо сделать вид, что я на него не сержусь. Да. Буду покорной и извиняющейся - кроткая домашняя жена, как ему нравится. Это ведь не сложно, верно? Я разыгрывала этот спектакль несколько лет, пока внутри кипел невидимый гнев. Ты проснулась,  - думаю я.  - Не засыпай снова.
        Я поднимаюсь с кровати, бдительная и готовая к действиям. Зеркал в палате нет - они могут привести к порезанным запястьям. Поэтому я приглаживаю волосы и тру глаза. Понятия не имею, как я выгляжу, но чем более жалкий вид, тем лучше. Провожу руками по животу и чувствую лишь пустоту и две острые шишки бедер, которые раньше скрывались под моими дурными привычками - вином и пастой. Выпячиваю грудь - к счастью, она не исчезла. Муж должен быть на моей стороне.
        Но когда я выхожу в общий зал, то вижу не Сета, а Лорен. Я разочарована. Мои ожидания не оправдались. Беру себя в руки, прячу истинные чувства и улыбаюсь прилипчивой Лорен. Лорен, с которой я пила и которой рассказала все свои секреты. Мы что, теперь подруги?
        Не уверена, что счастлива ее видеть, но она определенно счастлива видеть меня. Она поднимается из-за стола, за которым меня ждала, и я вижу, что на ней джинсы и толстовка с логотипом «Сиэтл Сихокс». С встревоженным видом она подходит ко мне, уворачиваясь от пациентки, которая исполняет своеобразный танец посреди комнаты.
        - Четверг,  - выдыхает она, качая головой.  - Какого черта?
        В этот момент она мне настолько нравится, что приготовленная для Сета ложная покорность улетучивается, и я отчаянно обнимаю ее. Все мысли и идеи вылетают из головы. Я как паукообразная обезьяна, с облегчением вцепившаяся в знакомого человека.
        Лорен тихо охает. Я понимаю, что душу ее, и сразу отпускаю. Она улыбается мне, как улыбаются старые друзья после того, как с тобой случилось что-то плохое. Я уже вижу - она мне верит. У меня есть подруга.
        - Как ты нашла меня?  - спрашиваю я, едва дыша от нетерпения.
        - Твой муж звонил в больницу - Сет, верно?  - и сказал, что ты уходишь в долгосрочный отпуск по болезни. Я пыталась с ним связаться, но у нас нет номера. В твоих экстренных координатах есть только мама. Поэтому я позвонила ей, и она рассказала, где тебя найти.
        Удивительно - мама рассказала незнакомому человеку, что ее дочь в психиатрической лечебнице. Лорен приложила множество усилий, чтобы меня найти. Интересно, заметила ли мое отсутствие Анна, связалась ли с мамой?
        - Как ты сюда попала?  - наконец спрашивает она, когда мы садимся возле окна. На улице сильный дождь и ветер. От него гнутся деревья, а дождь лихо барабанит по окну, стекая по нему тонкими струйками. Когда я наклоняюсь к Лорен, к нам приближаются мать с сыном, глядя на оставшиеся пустые стулья возле столика. Посылаю им убийственный взгляд, и они поворачивают куда-то еще. Отлично. Идите.
        Я рассказываю ей, что хочу увидеться с Ханной и что нужно найти в Интернете Реджину. Под впечатлением моего описания синяка Ханны Лорен начинает таращить глаза. Очередная деталь запутанной истории. Рассказываю, как Сет толкнул меня во время ссоры.
        - Я поругалась с ним из-за всего этого. И теперь он говорит, я на него напала, упала и ударилась головой. Когда я проснулась, уже была здесь. Лорен, ты представляешь, он говорит, что я все придумала,  - заканчиваю я, понижая голос.
        На ее лице отображается ужас. Жизнь Лорен запутана, но у меня все гораздо хуже.
        - Придумала что?
        - Его полигамию. Он убедил всех, что я сумасшедшая, даже мою маму,  - с нажимом произношу я, теребя пальцами прядь волос, и резко останавливаюсь, испугавшись, что выгляжу сумасшедшей.
        Но похоже, Лорен ничего не замечает. Ее взгляд задумчиво опускается вниз.
        - Если все вокруг твердят одно и то же, тебе никто никогда не поверит,  - говорит она.  - Сама знаешь, как это работает.
        Я знаю.
        - А друзья? Может, я могу кому-нибудь позвонить, чтобы тебя прикрыли?
        - Нет. Я никому ничего не рассказывала, кроме тебя. Даже моя сестра не в курсе.
        - Не слишком дружная семья, да? Прямо как у меня.
        - Мы близки, но не слишком, если ты понимаешь, о чем я. Часто видимся, но по сути ничего друг о друге не знаем.
        Лорен кивает, словно прекрасно меня понимает. Возможно, все американские семьи изображают сплоченность - обсуждают спорт и едят запеканку, спорят о политике и делают вид, что у них близкие отношения, хотя на самом деле умирают от одиночества.
        - Не знаю, в порядке ли она,  - говорю я о Ханне.  - Когда я видела ее в последний раз, она была не в себе. Позвонила мне на следующий день, но когда перезвонила я, она не взяла трубку.
        - Может, я смогу с ней связаться?  - предлагает Лорен.  - Например, у нее есть Фейсбук?
        Я рассказываю все, что знаю о Ханне. Я помню ее адрес, но не номер телефона.
        - Ты, наверное, знаешь, где он с ней познакомился?  - спрашивает Лорен, пока я провожаю ее к выходу.
        Я качаю головой. В своей детективной работе я так и не спросила Ханну, где она познакомилась с мужем, хотя сомневаюсь, что она сказала бы мне правду.
        - Есть одна фотография,  - быстро говорю я.  - В профиле Реджины на сайте знакомств. Думаю, Ханна и Реджина знакомы.
        Лорен изумлена; сюжет усложняется.
        - Погоди,  - шепчет она.  - Две другие жены Сета знакомы?
        Я киваю.
        - Если ты найдешь ту фотографию, у нас будет доказательство. Мы можем отвезти его к Реджине, заставить ее все рассказать…
        Сомнительный план. Маловероятно, что Реджина пойдет мне навстречу. Маловероятно, что фотография может послужить доказательством полигамии Сета. Но больше у меня ничего нет. Можно попробовать их шантажировать.
        Лорен обещает вернуться, как только что-нибудь узнает, и я чувствую такое грандиозное облегчение, что снова бросаюсь ее обнимать.
        - Лорен,  - говорю я ей перед ее уходом.  - Ты не представляешь, как много это для меня значит! Я даже не спросила, как у тебя дела…
        - Ну, если учесть твою ситуацию, тебе простительно.
        Я благодарно улыбаюсь, она возвращает администратору пропуск и машет мне рукой.
        - Скоро вернусь,  - обещает она.
        Иду в палату с возрожденной надеждой в груди. Я не одна. Хотя Сет и пытается убедить меня в обратном. Он забрал мою мать… Моего отца. Он хочет, чтобы я зависела только от него. Правда, мне не совсем понятно, зачем ему это. Проследив вопреки разрешению за его женами, я стала для него обузой. Я знаю вещи, которые могут разрушить его карьеру, его репутацию. Разумеется, он хочет запереть меня, заткнуть мне рот.
        А если… если Ханна обо мне не знает? Вполне возможно. Все это время я думала, что мы трое были в сговоре, в секретном женском альянсе. Наш мужчина настолько великолепен, что захомутал трех женщин, и мы счастливы быть частью этой истории! Но Сет крайне старается держать меня взаперти, изолировать от остальных. Возможно, он скрывает меня от Ханны. Не хочет, чтобы она узнала. Вспоминаю фотографию в профиле Реджины, блондинку в углу, подозрительно похожу на Ханну. А если Сет использовал для Ханны ту же историю, что и для меня? Бесплодная жена, мечты о детях… Меня вообще можно убрать из этого уравнения… Чтобы Сет снова смог получить желаемое.
        22
        Лорен возвращается два дня спустя - с уставшим видом и в черном пуховике цвета мусорных пакетов поверх униформы. Пряча взгляд, она протягивает мне стакан из «Старбакса», прокручивая его между пальцами. У нее не покрашены ногти; сомневаюсь, что я вообще видела ее с ненакрашенными ногтями. Похоже, это отчаянный крик о помощи, Лорен очень плохо. Я слишком взволнованна, чтобы тратить время на обмен любезностями или светскую беседу.
        - Я купила и тебе, но мне не разрешают пронести.
        Купила что? А, латте! Она говорит про латте. Я отмахиваюсь от кофе.
        - Нам запрещен кофеин.
        Она кивает и делает глубокий вздох, надувая щеки. Я собираюсь с духом.
        - Ее нет на Фейсбуке, Четверг. Вообще никакой информации. Я проверила все социальные сети - даже Пинтерест. Ее не существует. Господи, я даже пробовала менять имя - знаешь, некоторые любят использовать сокращения или прозвища.
        Я киваю, вспомнив поиски Реджины.
        - Она либо удалила профиль, либо поставила строгие настройки приватности. В Гугле я тоже искала… Ничего. Ты уверена, что это ее настоящее имя?
        - Не знаю. Я увидела это имя на бумаге в кармане у Сета,  - объясняю я и опускаю голову в руки.
        - А фотография Реджины и Ханны? Ты нашла ее?
        Лорен залезает в сумочку и достает сложенный листок бумаги. Побледнев, она подвигает его ко мне через стол. Беру дрожащими руками и разворачиваю. Это распечатка той самой фотографии Реджины и, по моим подозрениям, Ханны. Но на грубой распечатке что-то не так. Реджина такая же, как я ее помню, с широкой улыбкой. Но в углу, где я когда-то увидела Ханну, стоит девушка с темными волосами.
        - Нет,  - говорю я.
        Нет, нет, нет…
        - Это она?  - спрашивает Лорен. Ее палец стучит по снимку там, где должна была быть Ханна.  - Четверг, это Ханна?
        Отталкиваю бумагу прочь. Мне становится холодно. Я слегка покачиваюсь, мотая головой. Я сошла с ума?
        Если я думаю, что сошла с ума, возможно, так думает и Лорен. Резко поднимаю взгляд.
        - Ты мне веришь?
        - Да…
        Но в ее голосе слышится сомнение. Взгляд бегает по комнате, словно она пытается найти в моем вопросе лазейку. Мое сердце сжимается.
        Несколько минут мы сидим молча и смотрим в окно. Я замечаю, что Лорен ерзает на месте Это еще один знак, что не все в порядке. Не знаю, смущает ли ее моя ситуация или дело в ее личных обстоятельствах.
        - Есть еще кое-что…
        Она рассказала не сразу, молчала до последнего. Почему она не смотрит мне в глаза?
        Буквально чувствую, как желудок завязывается узлом, начинаю качать под столом ногой. Скорее бы она уже сказала и ожидание прекратилось…
        - Говори.
        - Слушай, мне непросто это сказать. Я сделала несколько звонков, и… Ну… Дом, который находится по данному тобой адресу… Гм, Четверг! Он записан на твое имя.
        Она закрывает глаза ладонями.
        Мой разум отключается. Я не знаю, что ответить, и молча смотрю на Лорен, словно ее не расслышала, пока она не повторяет сказанное.
        - Что?
        Она смотрит уже иначе. Так, как смотрят на меня доктора и медсестры, с осторожной жалостью - бедная, сломанная девочка. Встаю и заставляю себя посмотреть ей в глаза.
        - Это не мой дом. Я не знаю, что происходит, но он не мой. Мне даже не важно, веришь ли мне ты. Я не сумасшедшая.
        Она поднимает обе руки, словно хочет отгородиться.
        - Я и не говорила, что ты сумасшедшая. Я просто рассказываю, что нашла.
        Облизываю губы и откидываюсь на спинку стула. Бальзамы для губ тут не раздают. Они заботятся о целостности разума, а тело может разваливаться на куски.
        Я изо всех сил стараюсь на спешить, не убегать в свою палату не попрощавшись и не кричать - кричать плохо. Но это требует полного самоконтроля. Восприятие окружающих может очень плохо повлиять на разум. Если все против тебя, начинаешь сомневаться в собственном разуме, как сейчас.
        - Спасибо, что приехала,  - выдавливаю я.  - В любом случае я очень ценю твою заботу.
        И быстро ухожу прочь, хотя она зовет меня. Я не бегу, а просто торопливо скрываюсь, чтобы она не увидела моих истинных чувств.
        Добравшись до палаты, сворачиваюсь на тонком матрасе, прижав колени к груди, и прижимаюсь щекой к жесткой простыне. Она пахнет отбеливателем и немного рвотой. На меня уставилась Сьюзан. Когда я заходила, в ее глазах без ресниц блеснула тревога, словно она забыла, что я тоже здесь обитаю.
        Чувствую спиной ее пристальный взгляд. Обычно мы обе проводим это время в комнате, между сеансами групповой терапии и ужином. «Немного личного времени»,  - так они это называют. Большинство проводят это время, размышляя, насколько у них лично все плохо.
        - Давно ты здесь, Сьюзан?  - спрашиваю сдавленным голосом. Мне приходится даже повторить вопрос, прежде чем она по-мышиному пищит в ответ:
        - Месяц.
        Сажусь, прислоняюсь к стене и прижимаю к груди подушку.
        - Ты когда-нибудь была раньше в подобном месте?
        Она поднимает глаза, но, видя мой взгляд, снова отводит их.
        - Лишь однажды… Я была гораздо моложе. У меня умер папа, и я плохо с этим справлялась.
        Мне нравится, что Сьюзан дает краткие, исчерпывающие ответы, не подразумевающие дальнейших расспросов. Наверное, ее врач очень доволен.
        - И когда они решили, что тебя можно выпустить?
        Сьюзан смущается. На щеках вспыхивают два красных пятна, и она начинает переплетать пальцы.
        - Когда я перестала думать о самоубийстве - или так сказала.
        Логично. Я хотя бы на правильном пути. Я перестала обо всем этом говорить.
        - Сьюзан, надеюсь, у тебя все наладится. Он тебя не заслуживал.
        Я искренне так считаю. Последние дни я постоянно думала о женщинах вроде себя, Ло и Сьюзан. О женщинах, которые отдали все мужчинам, разрушившим их доверие.
        Она поднимает на меня взгляд, но из-за отсутствия бровей непонятно, удивляется она или грустит. Кажется, постепенно она становится довольна моими словами. Словно вновь и вновь прокручивает их в голове. Он тебя не заслуживал, он тебя не заслуживал.
        - Спасибо,  - мягко произносит она.  - И правда не заслуживал.
        Я киваю, а сама думаю: Как и Сет. Не заслуживает. Женщин, которые стелятся перед ним, готовые исполнить любой каприз, и жизни, которую он вел за нашими спинами. На него работала целая команда: юридические услуги, рождение ребенка, деньги. Я никогда не хотела этого признавать, но возможно, он со мной из-за моих денег, из-за трастового фонда. Я просто об этом не думала.
        Я - деньги. Никогда не осознавала себя в подобной роли, никогда не думала, что это определяющий фактор наших отношений. Но я богата во всех смыслах слова. Мой отец потрудился над нашим с сестрой благополучием. Сестра промотала большую часть состояния и вышла замуж за состоятельного завсегдатая загородного клуба по имени Майкл Спраус-младший. В глазах родителей, это ее спасло. А для меня деньги никогда не имели значения, мне нужен был только Сет. И я всегда была щедрой… Даже рассеянной и предоставляла ему самому решать все вопросы.
        Но теперь… Теперь все иначе. Он изолировал меня, а с любимыми женами так не поступают. Так поступают с теми, кем пытаются манипулировать. А он манипулировал нами тремя, все это время.
        Мы со Сьюзан сидим напротив друг друга, уставившись в потолок и дожидаясь ужина.
        Я составляю в голове список вещей, которые должна сделать, когда выпишусь. Итак, мне надо проверить банковский счет, поговорить с женами, связаться с родителями Сета и его бизнес-партерном, Алексом, который даже не в курсе о моем существовании. Они не смогут держать меня здесь вечно. Я выберусь и покажу всем, кто он на самом деле такой. У него ничего не выйдет. На этот раз я буду сражаться.
        23
        Через два дня меня выпускают. На прощание я оставляю на кровати Сьюзан, которая ушла на групповую терапию, мой маленький квадратик мыла, украденное с завтрака яблоко и бутылки больничного шампуня. Мы все время жаловались на нехватку шампуня, словно жили в отеле, а не психиатрической лечебнице. Жаловались, просто чтобы почувствовать себя нормальными; если много думаешь о шампуне, то не думаешь ни о чем важном.
        Сет стоит в приемной, разговаривает с одной из медсестер, и ко мне подходит доктор с бумагами.
        - Он звонил каждый день, спрашивал о вашем здоровье,  - мягко сообщает мне Штейнбридж. Его дыхание пахнет стариком и луковым багетом.  - Все по-разному справляются с горестями, не судите его слишком строго.
        Я киваю, сжав зубы. Что за детский сад! У доктора Штейнбриджа на пальце обручальное кольцо, но он проводит все свое время здесь. Интересно, миссис Штейнбридж дожидается его дома или у нее есть своя жизнь? И говорит ли ей кто-нибудь «Он тяжело работает, не суди его слишком строго…»? Ожидание… Ожидание… Вот чем занимаются женщины. Мы дожидаемся, когда он вернется домой, когда обратит на нас внимание, когда отнесется к нам справедливо - увидит и признает нас. Жизнь для женщин - лишь игра в ожидание.
        Я продолжаю изображать покорную жену и буду изображать ее всю дорогу, пока не освобожусь. Надеваю маску невозмутимости, ставлю одну ногу перед другой. Сет выглядит как воплощение успеха и собранности. На нем одежда от Реджины: темно-серые брюки и мшисто-зеленый свитер, волосы аккуратно расчесаны и уложены гелем, лицо гладко выбрито. Со мной он одевается совсем иначе. Я вдруг понимаю, что с каждой из нас он разный. Значит, подбирает подходящий стиль для каждой жены. Для Ханны это толстовки, кепки и футболки с логотипами групп: молодежная одежда для молодой жены. Гладко выбритое лицо и строгая одежда - для Реджины, чтобы он мог выглядеть респектабельным бизнесменом с женой-юристом. Мне достается сексуальный Сет: щетина, пиджаки, обтягивающие футболки и дорогая обувь. Он хамелеон и любит менять обличья. Когда я приближаюсь к Сету, он прерывает разговор и улыбается мне. Улыбается! Словно все совершенно нормально, все в порядке вещей. Бросить жену в психиатрической лечебнице и исчезнуть. Я заставляю себя слабо улыбнуться в ответ - одними губами. Медсестра за стойкой смотрит на меня красноречивым
взглядом, как будто хочет отметить, как мне повезло, и удивиться, что такой мужчина делает рядом с чокнутой вроде меня. Мне хочется похлопать ее по плечу и сказать, что на самом деле сумасшедший в этих отношениях он, но я переключаю внимание на Сета, моего дорогого мужа. Бросаюсь ему в объятия, словно все в порядке, и на какое-то время замираю. У него резкий, удушливый одеколон - не тот, что он обычно использует со мной. Уверена, я выгляжу испуганной женой, но, прижимаясь к его груди и нюхая одеколон Реджины, я испытываю исключительно ярость.
        - Ну, я вас оставлю,  - прощается доктор Штейнбридж.  - Обязательно звоните, если возникнут какие-то вопросы или проблемы. Мой номер там, на бумажке.
        Он показывает мне пальцем, где именно, и кладет листок на столешницу перед Сетом. Мы благодарим его хором, словно мы идеально гармоничная пара. И раньше мы определенно ею и были, преимущественно благодаря моим усилиям.
        Сет привез мне сменную одежду: домашние штаны, футболку с длинными рукавами и «Найки».
        - Твоя мама ездила в твою квартиру и захватила несколько вещей,  - поясняет он, протягивая их мне.
        Твою квартиру. Почему он сказал твою, а не нашу? Я отправляюсь в ванную переодеться и выясняю, что мне велико все, кроме кроссовок. Выхожу, задумчиво теребя свисающую мешком футболку.
        - Прекрасно выглядишь!  - заявляет Сет.
        Худая, как Ханна! - думаю я. По дороге к выходу Сет берет и сжимает мою руку, и на мгновение я теряюсь в воспоминаниях о том, каково это - быть его возлюбленной.  - Проснись, Четверг!
        Я просыпаюсь. Сжимаю руку в ответ, позволяю ему отвести меня в машину и не сплю во всех смыслах слова. После месяца в таком мрачном месте, как «Куин Кантри», я изумленно осматриваю парковку. Свобода! Я могу бежать в любом направлении, я свободна. Забираюсь на пассажирское сиденье, по привычке пристегиваюсь. Сет замечает и улыбается. Для него все вернулось к норме - предсказуемая Четверг. Я проснулась! Пока он идет к водительской двери, я злюсь и учусь его ненавидеть. Это не его машина. Что за машина? Все не так - другой запах, другие сиденья… Но вопросов задавать я не хочу. Он может снова обвинить меня в бредовых идеях. Когда он залезает, я улыбаюсь и засовываю руки между бедрами, чтобы согреть. Идет дождь, легкие капли падают на стекло, но это не такой ливень, как на прошлой неделе. Сет протягивает руку и гладит меня по колену. С родительской заботой.
        - Послушай, Четверг,  - говорит он, когда мы выезжаем на шоссе.  - Прости, что не приехал тебя проведать…
        За это он извиняется?
        - Ты и не звонил,  - напоминаю я.
        Сет бросает на меня взгляд.
        - И не звонил,  - признает он. Буднично, словно муж, забывший о годовщине свадьбы, а не отправивший жену в психушку. Я могла бы упрекнуть его, все высказать, но что-то изменилось. Словно между нами теперь другая атмосфера, полная затаенного напряжения. Когда я смотрю в окно, то вижу, что мы обгоняем минивэн. Там в детском кресле сидит девочка с рыжими волосами и машет мне рукой. Я не отвечаю ей, но из-за этого сразу чувствую себя виноватой. Запоздало поднимаю руку и машу пустой дороге. Я впервые чувствую себя сумасшедшей. В «Куин Кантри» такого не было, а тут вдруг появилось. Забавно!
        - Я… злился,  - продолжает Сет. Он осторожно подбирает слова.  - Я чувствую вину за то, что с тобой случилось. Если бы я был лучше… Вел себя лучше… Я не знал, что сказать.
        Злился? Да знает ли он вообще, что такое злость? Его жизнь полностью подстроена под все его желания, его ублажают три жены. Если одна из нас его огорчает, он просто посвящает свой член и внимание остальным, пока гнев не растает.
        Я думаю обо всем, что он мог сказать, обо всем, что я хочу от него услышать. Столько всего… И тут я понимаю, что он так и не объяснил, почему злился. Потому что я выгнала его из больницы? Потому что обвинила в избиении молодой беременной третьей жены? Потому что я тайно виделась с этой женой? Вероятно, из-за всего сразу. Но любое обвинение может заставить Сета развернуть машину и отвезти меня в «Куин Кантри», где уже поджидает доктор Штейнбридж со множеством новых методов лечения, после которых я стану овощем с текущей изо рта слюной. Нужно держать все под контролем, а значит - делать вид, что у меня его нет.
        Надо отдать ему должное - выглядит он искренне виноватым. Мой бедный, несчастный муж.
        Я напрягаюсь.
        - Ты обманывала врачей, придумывала истории…
        Значит, даже за пределами больницы Сет придерживается теории, что я его обманываю. Поверить не могу. Пальцы ног невольно сжимаются, я пристально смотрю вперед, на поток машин перед нами. В отличие от Ханны или Реджины я знаю правду. Сет позаботился, чтобы друзья и семья считали меня неадекватной. Он может отправить меня обратно в «Куин Кантри», и никто за меня не заступится. Я вспоминаю выражение лица Лорен, когда она пришла ко мне в последний раз, и прикусываю изнутри щеку. Я точно знаю, где искать Ханну. Нужно просто пойти и поговорить с ней. В тот последний день она пыталась со мной связаться, оставила сообщение с просьбой о помощи. Держи рот на замке, пока не получишь доказательства,  - твержу я себе.
        - Понимаю,  - мягко говорю я.
        Похоже, Сет доволен, что не нужно продолжать этот разговор. Он стучит указательным пальцем по рулю. У мужа очень изменился язык тела, я просто не узнаю его.
        - Ты голодная? Твоя мама наполнила холодильник, но если хочешь, можем купить что-нибудь по дороге.
        Я не голодна, киваю и выдавливаю улыбку:
        - Я просто хочу домой. Уверена, там будет чем подкрепиться.
        - Хорошо. Мы можем приготовить что-нибудь вместе - ты уже много лет обещаешь преподать мне урок…
        У него нарочито бодрый голос. Не знаю, что может хуже наигранной бодрости, когда ты чувствуешь себя крайне несчастным.
        Урок кулинарии для Сета - то, что мы всегда обсуждали, но в реальности делать не собирались. Это как желание ходить на уроки бальных танцев или прыгнуть с парашютом. Только представь! Было бы здорово! Готовка интересует Сета в такой же мере, как меня - строительство домов.
        - Конечно,  - соглашаюсь я. А для убедительности добавляю:  - Будет весело.
        Полчаса спустя, когда мы заходим в квартиру, я вся на нервах. В воздухе пахнет свежестью, и я замечаю, что он оставил открытым окно в гостиной. В помещении прохладно, я спешу закрыть его. Сет держится рядом, словно я могу сломаться в любой момент. Я врезаюсь в него, отходя от окна, и мы извиняемся, как незнакомцы. Не знаю, хочет ли он поймать меня в случае падения или отправить в «Куин Кантри». Я очень хотела вернуться домой, но вернулась сюда совсем в других обстоятельствах: мой муж - не тот человек, что я думала, а я - не та женщина, какой пытаюсь казаться. Все выглядит как прежде, но кажется ужасно, невыносимо другим.
        Первым делом я принимаю душ: долгий, горячий, мыльный душ. Использую в два раза больше шампуня, чем обычно, и думаю о Сьюзан. Мы не обменялись информацией, но хорошо было бы когда-нибудь ее найти, проведать. Мы могли бы выпить кофе, делая вид, что не встречались в психиатрической лечебнице. Когда я встаю на резиновый коврик, у меня сморщены пальцы. Прикусываю нижнюю губу. Мне тревожно, но впервые за долгое время я чувствую себя чистой. Оборачиваюсь в свой пушистый халат, делаю глубокий вдох и выхожу из ванной в клубах пара.
        - Я немного поживу с тобой,  - говорит Сет.
        Немного? Что значит «немного»? Если бы он сказал мне такое месяц назад, я от восторга бросилась бы к нему в объятия, но сейчас просто выжидательно смотрю. Два дня? Три дня? Меня уже утомило его присутствие, а прошло всего несколько часов. Он копался в моих вещах? В шкафах беспорядок, словно там рылись чьи-то неопытные руки. Мы с Сетом всегда уважали личное пространство друг друга, но теперь, когда я кое-что о нем узнала, он наверняка захотел узнать что-нибудь обо мне.
        - Как же работа?
        - Ты важнее работы. Ты - моя основная забота, Четверг. Послушай.  - Он берет меня за руки. Его руки кажутся неправильными, странными. Неужели прошло столько времени, что я их уже не узнаю?
        - Я знаю, что подвел тебя. И понимаю, что не уделял тебе достаточно внимания. Хочу все исправить. Поработать над нашими отношениями.
        Я киваю, словно хочу услышать именно это. Выдавливаю улыбку и закручиваю мокрые волосы в узел на затылке. Легкомысленная и покладистая, как прежняя Четверг. Но более стройная! Милая секс-куколка Сета.
        - Приготовлю что-нибудь поесть. Ты голодный?
        Мне нужно отвлечься, подумать где-нибудь подальше от Сета, но он встает и перегораживает мне дорогу на кухню. Сердце начинает колотиться, в крови бурлит адреналин. Если он попытается, я готова драться. Делаю глубокий вздох и улыбаюсь. Такой искренней улыбки у меня не было уже несколько недель.
        - Нет, позволь мне. А ты отдыхай.
        Я выдыхаю и разжимаю спрятанные в рукавах кулаки. Сет заходит на кухню, рассеянно оглядываясь вокруг. Даже в нынешней ситуации мне хочется посмеяться над его беспомощностью. Прямо как мой отец. Понятия не имеет, что делать. Замираю на месте, а потом напоминаю ему:
        - Я не больна, не устала и не ослабла.
        Он поворачивается ко мне:
        - Может, лучше позвать твою маму…
        Он говорит это обыденным, бодрым тоном, но я видеть маму не хочу. С каких это пор мой муж ищет поддержки у моей мамы? Она будет ворчать, цокать языком и неодобрительно на меня смотреть, осуждая мой брак. Захожу вслед за ним на кухню. Он стоит перед открытым холодильником с пачкой куриных грудок в руке. И понятия не имеет, что с ними делать. Я их забираю.
        - Кыш,  - командую ему. И киваю головой в сторону двери. Он открывает рот, но я перебиваю:  - Я не против. Мне нужно чем-то себя занять.
        Похоже, это его успокаивает. Он уходит в гостиную, пожав плечами. В этом весь Сет - он создает видимость огромных усилий. Постоянно делает вид, что очень старается, из кожи вон лезет, лишь бы мне угодить. Но это всегда оказывается лишь притворство. Вся тяжелая работа ложится на меня. Вытаскиваю из шкафа сковородку, нарезаю лук и свежий чеснок и бросаю в горячее оливковое масло. Меня наполняет негодование. Когда курица шипит на сковородке, я прислоняюсь к столешнице и складываю руки на груди. В гостиной работает телевизор, новостной канал. И тут я понимаю, что происходит: все возвращается в норму. Сет надеется, что я безропотно продолжу играть свою роль.
        В отчаянии опускаюсь на пол. Я должна отсюда выбраться.
        24
        Из-за лекарств мне нельзя пить. Поэтому следующие четыре дня становятся просто невыносимыми. Мы с Сетом сидим на диване и часами смотрим комедии - он с одной стороны дивана, я с другой. Пространство между нами расширяется каждый день. Я представляю, как заливаю себе в горло едко пахнущую водку, как приятно она обжигает изнутри. Как согревает желудок и начинает медленно растекаться по венам, добирается до головы и дарит чувство легкости и шаткости. Когда я начала столько пить? В начале наших с Сетом отношений я не прикасалась к спиртному. Возможно, раньше меня отвращал вид постоянно пьяной сестры, но в какой-то момент я взяла бутылку и больше ее не отпускала.
        Сет не пьет - сострадательная трезвость. Когда я забеременела, он тоже отказался от алкоголя. Интересно, ему вообще нравится пить? Или он делал это только ради меня? Сексуальный, опасный Сет. Он играл со мной роль, проживал фантазию.
        Оранжевые пузырьки, управляющие моей жизнью, выстроились на кухне рядом с электрическим чайником, словно часовые. Это Сет придумал их туда поставить.
        - Почему не в ванной?  - возмутилась я, когда их впервые увидела.
        - Чтобы ты не забывала,  - ответил он.
        На самом деле он поставил их туда, чтобы напоминать мне и всем остальным, что я больна. Каждый раз, когда я захожу на кухню, чтобы выпить воды или что-нибудь перекусить, они попадаются мне на глаза, светят своими белыми ярлыками.
        Заезжает мама, привозит суп минестроне. Суп - словно у меня простуда. Хочется рассмеяться ей в лицо, но я улыбаюсь и ем суп. Когда она находит взглядом пузырьки, то заметно бледнеет и отворачивается, делая вид, будто ничего не заметила. Физическую болезнь люди считают нормальной, обычной, достойной сочувствия. Они приносят суп и лекарства, прикладывают руку тебе ко лбу. Но если они думают, что ты болен ментально, все иначе. Чаще всего это твоя вина. Я говорю «чаще всего», потому что людям постоянно твердят: психические болезни - не осознанный выбор, а биохимия.
        - Прости, что не смогла забрать тебя из больницы,  - говорит она.  - Папа сказал, что я ездила к тете Кель, во Флориду?
        - Папа? Он со мной не разговаривает. Ему стыдно.
        Она странно на меня смотрит.
        - Он старается. Честное слово, Четверг, иногда ты такая эгоистка.
        Это я эгоистка? Где был мой отец? Если ему не все равно, то где он?
        Из-за лекарств я чувствую себя заторможенной и неуклюжей. Сет исчезает на несколько дней, вероятно, уезжает в Портленд к остальным. Мама остается со мной, выдает мне таблетки по утрам и вечерам. По вечерам полагается снотворное - единственная таблетка, которой я рада. Сон позволяет передохнуть от бесконечного круговорота тревожных мыслей, постоянным потоком бегущих в моем сознании. Планирование, планирование, планирование…
        Когда мама приходит в следующий раз, с ней приходит отец. Я удивлена его появлением. За все годы моей жизни в этой квартире он приходил лишь несколько раз.
        - Он не из тех, кто ходит в гости, - однажды сказала мама.  - Он из тех, к кому приходят.
        Я приписала это папиному чувству собственной значимости. В его представлении он король и подданные должны приходить к нему сами. Делаю шаг в сторону, пропуская их внутрь, и размышляю, спланирован ли этот визит Сетом. Он ушел десять минут назад, сказал, что должен на несколько часов съездить в офис. Я едва успела одеться, когда прозвенел звонок.
        - А ты что здесь делаешь?  - Фраза вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать. Отец хмурится, словно не уверен и сам.
        - Четверг, что за способ выражения одобрения?  - упрекает мама. Она направляется в гостиную, сумочка висит у нее на руке, словно маленькая дизайнерская обезьянка. Мы с папой обмениваемся смущенными улыбками и спешим за ней. Его присутствие почему-то тревожит меня, мне неуютно. Его здесь быть не должно, и я не должна была попасть в психушку, мы оба это знаем. С кислым привкусом во рту я опускаюсь напротив них на стул.
        - Твой отец с ума сходил от волнения.
        Она залезает в сумочку, достает бумажную салфетку и осторожно вытирает нос, а я в это время смотрю на смущенного папу.
        - Вижу,  - отвечаю я.
        Мне хочется поскорее от них избавиться. У меня другие заботы. Решаю перейти прямо к делу:
        - Вас попросил приехать Сет?
        Мама выглядит оскорбленной.
        - Разумеется, нет! Почему ты так решила?
        Открываю и закрываю рот. Я не могу обвинить его, что он держит меня в заточении, это прозвучит неадекватно. Собираюсь отговориться какой-то чушью насчет того, как он за меня переживает, но в разговор вмешивается отец.
        - Четверг…  - С таким выражением лица он разговаривал с нами в детстве. Не знаю, готовиться ли к серьезному разговору или обижаться, что он по-прежнему считает, будто мне двенадцать.  - Хватит историй про Сета,  - решительно заявляет он и разрезает ладонью воздух, словно разрубает «истории про Сета» пополам.  - Оставь его позади. Тебе нужно двигаться дальше.
        - Конечно,  - отвечаю я.
        - Запишись в зал,  - предлагает мама.
        - Обязательно,  - киваю я.
        - Ну, тогда…
        Папа выпрямляется. Его дело закончено. Можно идти домой, смотреть новости и есть еду, приготовленную мамой.
        - Я очень устала,  - намекаю я им.
        Папа с облегчением говорит:
        - Ну тогда иди спать. Мы тебя любим.
        Это ложь. Я его ненавижу.

* * *
        Провожаю родителей до дверей, уже продумывая, чем займусь после их ухода. Позвоню Ханне… Соберу сумку… Уеду. Но даже не успеваю дойти в спальню до телефона, когда в квартиру заходит Сет. Весь его вид говорит: Дорогая, я дома! Он спешит спасать меня от меня же самой. Я замираю над тумбочкой, ругая себя, что не избавилась от родителей быстрее.
        - Что делаешь?
        Совершенно нормальный вопрос, если бы не события последних нескольких недель. Теперь его тон пугает меня.
        - Ищу свой крем с кортизоном,  - улыбаюсь в ответ и рассеянно чешу руку.  - Кажется, у меня избыток энергии из-за лекарств.
        - Может, он в аптечке?
        - Вообще-то я держу его возле кровати, но может…
        Смотрю в сторону ванной, продолжая чесаться.
        - Я принесу.
        Сет говорит бодро, но я замечаю едва заметную перемену во взгляде. Походка тоже изменилась: шаги настороженные, плечи напряжены. Что ты задумал? С трепетом наблюдаю, как он заходит в ванную, включает свет. Через несколько секунд он возвращается с кремом. Я изображаю благодарную улыбку - еще несколько месяцев назад она была бы искренней. Демонстративно открываю тюбик и втираю крем в руку. Сет наклоняется, чтобы рассмотреть пятно. Я впервые замечаю, насколько он поседел. Должно быть, три жены и постоянная ложь - непростое испытание для нервов. Еще он набрал вес.
        - Я ничего не вижу,  - говорит он.
        - Оно чешется,  - заявляю я и сама прекрасно слышу, насколько неубедительно это звучит.
        Он выпрямляется и смотрит мне в глаза.
        - Я и не спорю.
        По ощущениям, мы стоим и смотрим друг на друга несколько минут, хотя я знаю, что прошли лишь секунды.
        - Мама…  - начинаю я, желая рассказывать ему, что она приходила с отцом. Сет снова смотрит на мою руку.
        - Она сказала, что вернется завтра. И останется с тобой,  - дополняет он, совсем не поднимая взгляда.
        - Мне не нужна сиделка. Я в порядке.
        Впервые он отворачивается.
        - Мы беспокоимся о тебе, Четверг. Пока ты не придешь в себя, кто-нибудь все время будет рядом.
        Я должна отсюда выбраться. Должна уйти.
        Мы ложимся спать одновременно, как настоящая пара, но Сет не спит со мной в кровати. Он ложится на диване, и всю ночь работает телевизор. Это мое единственное время наедине с собой, и я очень рада, что в моем распоряжении вся кровать. Притворство утомляет. Когда я иду в ванную, он стучит в дверь и спрашивает, все ли в порядке. На пятый день пребывания дома Сет возвращает мне телефон - возвращает телефон, словно я маленький ребенок и мне нужно его позволение. Там сообщения от начальника, который желает мне скорейшего выздоровления и говорит, что меня подменят, сообщения от Лорен до того, как она меня нашла, и от Анны - четыре дня назад она спрашивала, когда я смогу поболтать. Отправляю ей короткое извинение, что была занята, и обещаю позвонить в ближайшее время.
        Ищу сообщения от Ханны, но выясняю, что они удалены, как и ее номер.
        - На автоответчике никаких сообщений,  - будничным тоном замечаю я.  - Ты их удалил?
        Сет поднимает глаза от книги, выбранного из моей коллекции триллера. За пять минут он не перевернул ни одной страницы. Он качает головой, опустив уголки рта.
        - Нет.
        Серьезно? Нет? Он возвращается к «чтению», но глаза неподвижны. Он наблюдает за мной. Кладу телефон и начинаю переставлять вещи на столе, делая вид, что протираю пыль. Я - счастливая жена. Мне спокойно и радостно, когда рядом муж. Когда он снова поднимает взгляд, я улыбаюсь, расправляя стопку счетов. Что ты задумал, чертов ублюдок?
        Пальцы тянутся к ноутбуку, ввести имя Ханны в строку поиска, как я сделала в первый раз. Он стоит на столе, подключенный к зарядке. Мой компьютер защищен паролем, и Сет никак не мог угадать его и стереть все оттуда.
        Четно говоря, мне страшно. Я помню его взгляд в тот вечер, когда я потеряла сознание на кухне. И Ханна - он ударил Ханну. Господи, я даже не знаю, все ли с ней в порядке.
        Выжидаю. На шестой вечер крошу таблетку снотворного, пока подогреваю суп. Сет пытается найти что-нибудь интересное по телевизору - мы уже просмотрели два сезона тупого реалити-шоу.
        Разливаю суп и высыпаю порошок в его миску минестроне, потом добавляю горячий соус, как он любит. После одной серии «Друзей» он засыпает на диване и начинает храпеть, открыв рот и откинув голову. Я говорю его имя - «Сет…», потом «Сет!»  - немного громче. Когда он не реагирует на сильный толчок в руку, я осторожно встаю. Бешено бьется сердце. Ковер смягчает мои шаги, но мне все равно кажется, будто я топаю, как слон. Что он сделает, если меня поймает? Я еще никогда не заглядывала в его телефон. Правило частной жизни касается только жен. Я просто никогда не трогала его вещи, а он не трогал мои. Пока не удалил сообщения Ханны. Это новая эпоха нашего брака.
        Его телефон лежит на журнальном столике дисплеем вниз. Пытаюсь вспомнить, нормально ли это, делал ли он так раньше. Нет - Сет всегда открыто демонстрировал экран мобильного. Подруга в колледже однажды рассказала мне, как ей изменял парень и постоянно клал телефон дисплеем вниз. И как я не догадалась,  - недоумевала тогда она.  - Это такой явный признак.
        Но ведь Сет не совсем изменяет, верно? Просто не хочет, чтобы я видела на экране их имена. Пытается убедить меня, что их не существует. Протягиваю руку к мобильному, не сводя взгляда с его лица. По телевизору идет реклама про женщину с крокодиловой кожей, которая использует лосьон для тела, чтобы ее магическим образом разгладить. Она проводит пальцами по руке и убедительно улыбается, пока я ввожу пароль Сета.
        Его пароль не менялся со дня нашей встречи - он ужасно предсказуемый, и я сотни раз видела, как Сет его вводит. Но все равно удивляюсь, когда экран загорается и мне открывается доступ. Разумеется, Сет его не менял - он уверен, что контролирует ситуацию и контролирует меня. Телефон всегда рядом с ним, а я под наблюдением каждую минуту. Во всяком случае, так хочет думать Сет. Залезаю в его телефонную книгу и ищу имена Ханны и Реджины. Никаких результатов, ничего. Мой муж не знает ни одной Ханны, ни одной Реджины. Но еще несколько недель назад, когда мы пили сидр на ярмарке, имя Реджины появилось на дисплее его телефона: она звонила насчет собаки. Я не могла это выдумать. В сообщениях ничего интересного: мои мама и сестра, спрашивающие обо мне, работа, клиенты, подрядчики… Я… То же в голосовых сообщениях и на почтовом ящике.
        Я не двигаюсь с места, но становится тяжело дышать. Он все очистил. Хотел, чтобы я нашла это… И ничего не увидела. Аккуратно возвращаю телефон на столик, точно на прежнее место, и подкрадываюсь к ноутбуку. Но он не включается. Кнопка включения упрямо отказывается загораться, сколько ни нажимай. Сет что-то с ним сделал. Вытираю вспотевшие ладони об штаны и в последний раз нажимаю дрожащей рукой кнопку. Не знаю, злиться или бояться. Зачем ему это? Хотя, может это и не он. Компьютеры постоянно ломаются. Два… Три… Четыре… Не включается. Нет, я купила ноутбук всего год назад. И он прекрасно работал, пока я не рассказала мужу, что нашла его другую жену.
        Хватаю телефон и строчу сообщение Ло - рассказываю, что произошло. Мысли путаются, я оборачиваюсь и вижу, как ворочается во сне Сет. Отправляю одно сообщение за другим, на экране появляется множество маленьких синих пузырьков. Выглядит маниакально, я тут же жалею о содеянном. Все удаляю - на всякий случай, чтобы не увидел Сет,  - и дожидаюсь ответа или информации, что она прочитала мои сообщения, но ничего не появляется.
        Сет спрятал мой ключ от машины и бумажник. Около семи вечера я собираю запасной комплект одежды и вытаскиваю спрятанный в ящике со старьем запасной ключ. Мне понадобится наличка. Прикусив губу, вытаскиваю из его бумажника хрустящую стодолларовую купюру. Еще пятьсот он хранит в хлебнице на экстренный случай. Мучительно долго добираюсь на кухню, с ужасом представляя, что буду делать, если денег нет. Но подняв крышку, первым делом вижу пачку купюр, перемотанную целлофаном. Она лежит в углу, рядом с одинокой изюминкой. Быстро запихиваю в сумку самое необходимое и направляюсь к выходу. Замираю, когда скрипит дверь. Звук кажется мне ужасно громким, способным разбудить весь дом. Тело напрягается; руки Сета могут в любой момент утащить меня обратно. Оборачиваюсь посмотреть, насколько он близко, готовая сорваться с места, но вижу, что он по-прежнему спит, развалившись на диване.
        Сложно сказать, насколько долго меня не будет. Если закончатся деньги, можно позвонить Анне, попросить в долг, но она потребует объяснений и придется ей все рассказать. Нет… Думай… Должен быть другой способ. И тут меня охватывает паника. Я спешу к лифту, внутри все сжимается. Вдруг он проснется? Захочет остановить меня? Смогу ли я убежать, если он нападет? Можно закричать; возможно, выйдут соседи. Судорожно жму кнопку лифта, представляя все возможные ужасы. Скорее, скорее… Ему не сразу удастся меня выследить. Сначала он спросит у мамы и Анны, возможно в больнице. Так я выиграю несколько часов. Потом он догадается, что я поехала к Ханне, но к тому времени я буду уже на месте. Лифт начинает движение, и мне вдруг приходит в голову, что Сет может отслеживать мой телефон. Почему бы нет? Есть специальные приложения. Устройства. Смотрю на мобильный, лежащий в ладони. Сет - стратег, он всегда все продумывает заранее. Когда двери открываются, я сомневаюсь лишь мгновение, а потом бросаю телефон на пол лифта и выхожу прочь.
        25
        Перед домом новые цветочные горшки - огромные керамические штуки, которые весят, должно быть, килограмм по пятьдесят каждый. Наверное, Сет сам вытаскивал их из машины и расставлял, пока она давала указания, стоя в нескольких шагах от него. Счастливая семья. Она посадила в них ярко-оранжевые ноготки.
        Интересно, что еще изменилось? И покажет ли она эти изменения мне, когда откроет дверь и будет разговаривать, держась за живот? У меня эта привычка появилась на ранних сроках - рука неосознанно тянулась к растущей внутри меня жизни. Прохожу мимо горшков к входной двери. Слышен звук телевизора, какая-то комедийная передача. Отлично! Значит, Ханна дома.
        Нажимаю кнопку звонка. Я спешила, когда уходила из дома, и даже не успела причесаться в машине. Ну, ладно. Уже слишком поздно. Звоню в звонок, делаю шаг назад. Минуту спустя слышатся шаги и щелчок замка. Сквозь открытую дверь ночной воздух наполняется ароматом булочек с корицей.
        Ханна стоит босиком в дверях и выглядит совсем иначе, чем в прошлый раз. На ней пижамные штаны и майка, волосы собраны в низкий хвост. Я с облегчением замечаю, что выглядит она хорошо. Увидев меня, она поднимает брови и слегка наклоняет голову набок. Почему такой взгляд? И вдруг я вспоминаю про собственную одежду и волосы. Вероятно, внешний вид соответствует моему внутреннему состоянию. Ханна же сияет - гармоничная, словно фарфоровая статуэтка.
        - Я… ты оставила сообщение, и я не знала, все ли с тобой в порядке. Прекрасно выглядишь!  - Ханна смотрит на меня недоуменно, и я добавляю:  - У меня сломался телефон…
        Но слова застревают в горле. Что-то не так. У Ханны вежливое, но непроницаемое выражение лица. Единственная реакция на мои слова - чуть шире раскрывшиеся глаза, но потом веки снова опускаются.
        - Простите,  - говорит она.  - Я не очень понимаю. Вы к кому?
        - К тебе,  - мягко говорю я.  - Я к тебе.
        Мой голос звучит неуверенно и слабо. Я пытаюсь изобразить уверенный вид.
        Она поднимает руку и кладет ее чуть ниже ключицы. Отчаянно, смущенно моргает.
        - Я вас не знаю. Может, вы ошиблись домом?  - Ханна выглядывает на улицу, словно хочет посмотреть, с кем-то я или одна, затем пытается помочь:  - Какой вам нужен номер? Я знаю большинство людей с этой улицы.
        У меня открывается и закрывается рот, с головы до ног пробегает волна холода. Дыхание перехватывает.
        - Ханна?  - Я делаю последнюю попытку.
        Она качает головой:
        - Простите…
        Ее голос становится тверже; она хочет вернуться к своему комедийному шоу.
        - Я…
        Я оглядываюсь вокруг. На улице никого нет, только аккуратные дома с теплым желтым светом в окнах. Чувствую себя изолированной, изгнанной. Теплый желтый свет предназначен не для меня, а для других людей. Делаю шаг назад.
        - Это я, Четверг. Мы обе… Я тоже жена Сета.
        Она хмурит брови и бросает взгляд себе за спину.
        - Простите, видимо произошла ошибка. Давайте я позову мужа, может он сможет вам помочь…
        Она оборачивается и кого-то зовет. И в этот момент я замечаю, что ее волосы вовсе не собраны в хвост, как я подумала, а коротко подстрижены.
        - Твои волосы… Ты их недавно подстригла?
        Потом замечаю ее совершенно плоский живот. От изумления почти опускаю руку на свой.
        Теперь она кажется почти напуганной, ее взгляд мечется в поисках помощи. Она поднимает руку к шее.
        - Надеюсь, вы найдете, кого ищете,  - говорит она и захлопывает у меня перед носом дверь. Аромат корицы пропадает, и мне остается лишь запах влажной земли и гниющих листьев.
        Пячусь назад, а потом разворачиваюсь и бегу по улице к припаркованной машине. Открывая дверь, снова оборачиваюсь к дому и вижу движение штор на втором этаже, словно кто-то наблюдает. Она - Ханна. Но почему она делает вид, будто меня не знает? Что происходит? Забираюсь в машину и опускаю лоб на руль, тяжело дыша. Это безумие, я чувствую себя сумасшедшей. Ощущения настолько неприятные, что я быстро разворачиваю машину и уезжаю прочь. Боюсь, она может вызвать полицию. Как я все объясню?
        Меняю введенный в навигаторе адрес и выезжаю на шоссе. Сначала Сет проверит большие отели - с халатами и мини-баром. Другие он даже рассматривать не будет, ведь он женился на женщине, которая предпочитает все самое лучшее.
        Болит голова, и я понимаю, что таблеток под рукой нет; дорожная упаковка аспирина осталась в спрятанной Сетом сумке. Впервые за много дней я мыслю внятно и четко. Возможно, головная боль - лишь последствие освобождения организма от таблеток, которые я перестала принимать в последние дни. Вспоминаю оранжевые пузырьки рядом с чайником, их горьковатый привкус на языке. Они должны были помогать, но лишь сводили меня с ума, путали мысли, заставляли сомневаться в себе. Разве не этого хотел Сет? Чтобы я сомневалась в себе и вместо этого верила ему… Через десять минут навигатор ведет меня по длинной грунтовой дороге. Уже темно, но я знаю, что слева, за деревьями, есть озеро. Днем оно покрыто любителями водных лыж и паддлбордов - на выходных тут отдыхают с семьями студенты. Дорога заканчивается, я паркую машину. Передо мной темный дом, большие окна зияют, как пустые глаза. Беру с пассажирского сиденья сумку и выхожу из машины. Господи, пожалуйста, пусть все получится,  - думаю я, направляясь к двухэтажному дому в окружении леса. Вокруг еще лежат строительные материалы, и выбравшись из машины, я переступаю
через большую металлическую трубу. Иду ко входу по извилистой тропинке, под ногами шуршит гравий. На передней двери висит сейф. Я опускаюсь перед ним, жалея, что не захватила фонарик. На всех домах Сета стоит одинаковый код. Он рассказал мне об этом, когда мы еще встречались, и он показывал мне дом, который строил в Сиэтле. Мы бродили по огромному особняку, где я охала и ахала от каждой детали, а потом занялись сексом прямо на кухонной столешнице.
        Ввожу цифры, молясь, чтобы Сет не поменял код. Сейф открывается с удовлетворительным щелчком, и я трясущимися руками беру ключ. Вставляю его в замок, дверь открывается, я захожу внутрь. Осматриваюсь с чувством глубокого удовлетворения. Я прячусь прямо у него под носом. В воздухе пахнет сигаретами и влажными полотенцами, я дышу ртом и медленно прохожу в глубь дома. Дом Коттонмаус - источник вечных проблем. Он находится на Коттонмаус Роад, 66, и Сет прозвал его змеиным домом. Четыре месяца назад у владельца случился удар, он попал в больницу. Его сын, сомневаясь в будущей судьбе отца и не желая платить по его счетам, приостановил проект на неопределенное время. Сета сложившаяся ситуация раздражала, он постоянно мне жаловался, и поэтому я запомнила все детали. Приоткрываю шторы, запуская в маленькую прихожую тусклый лунный свет. Ковер затерся и выгорел, из некогда синего превратился в джинсовый. Он свернут в местах, где подрядчики начали работы над полом. Выглядываю из окна на ночное небо. Если бы светило солнце, оно было бы рябым, из-за тяжелых облаков. Время - у этого места было столько времени,
чтобы потрескаться, поблекнуть, свернуться. Захожу в маленькую гостевую ванную и рискую включить свет. Морщу нос от затхлого запаха, исходящего из канализации. Раковина покрыта пятнами ржавчины. Когда я спускаю воду в унитазе, раздается скрежет. Глядя на себя в зеркало, я вижу бледную, безжизненную кожу, темные пятна под глазами. Неудивительно, что Ханна выглядела такой встревоженной, когда открыла дверь.
        Отправляюсь наверх и нахожу спальню. Обои с цветочным рисунком отклеиваются по углам, к стене придвинута старая кровать. Сажусь на угол кровати, проваливаясь в матрас. Что я здесь делаю? Может, я зря приехала? Ханна смотрела на меня, словно понятия не имеет, кто я. Сет предупредил ее? Угрожал ей? Или… Господи. Провожу рукой по волосам, случайно прикасаюсь к болячке и морщусь от боли. Или она раньше никогда меня не видела? Можно ли выдумать целые отношения? В другой ситуации я бы позвонила своему доктору, посоветовалась с ним, но я не доверяю ни доктору, ни мужу, ни себе самой. До всех нас добрался Сет.
        Голова по-прежнему болит. Откидываюсь на спину и поворачиваюсь на бок, притягивая колени к груди. Просто немного вздремну. Пока не пройдет боль, чтобы снова мыслить ясно.
        Когда я просыпаюсь, уже утро. Не знаю, сколько времени. В последние месяцы я путаюсь после сна - видимо, из-за постоянной смены мест и лекарств. Сажусь и осматриваю комнату на предмет часов, но стены абсолютно голые, не считая обоев. Сет уже проснулся? Начал звонить, пытаясь меня найти? Я не подумала об отслеживании машины, но это уже слишком. Сет бы не стал… Правда?
        Принимаю душ в хозяйской ванной, слушая гудение труб, по которым бежит горячая вода. Найденное мною полотенце - грубое и жесткое, и я бросаю его на пол, не досушившись. Быстро натягиваю на влажное тело одежду. Я так спешила, что взяла только джинсы и свитер. Некогда обтягивающий свитер болтается на мне мешком. Ладно, пойдет. Отбрасываю неуверенность, натягиваю «Конверсы», беру ключи и направляюсь к выходу.
        Пора поговорить с Реджиной.
        26
        Я еду по утренним улицам, по радио играет Адель. Сегодня мне лучше, я снова чувствую себя собой. Делаю музыку громче и жму на тормоза. Фургон, в который я чуть не врезалась, продвигается вперед еще на несколько метров, и на этот раз я следую за ним осторожнее. У Адель такой меланхоличный голос, что я вдруг ощущаю все одиночество собственного положения. Что я здесь делаю? Может, я действительно сумасшедшая? Ловко заезжаю на парковку, глушу машину, Адель выключается. Нет, Сет - лжец, и я должна найти способ это доказать. Я все утро думала о вчерашней встрече с Ханной. При воспоминании о пустоте в ее взгляде становится не по себе. Что-то не так, и я должна выяснить, что именно. Связаться с Реджиной - единственное, что я могу. Вспоминаю о созданном на сайте знакомств профиле Уилла Моффита. Я не заходила туда уже несколько недель - Реджина, наверное, думает, что он утратил к ней интерес.
        Офис компании «Маркель & Абель» располагается в белом трехэтажном каменном доме, выходящем фасадом на небольшое озеро. Они делят здание с титульной компанией и педиатром. Заглядываю в окна машин, проезжающих в подземный гараж под зданием. В одной из них может ехать Реджина. Подумываю поймать ее в гараже, но это произведет не лучшее впечатление, она может счесть меня сумасшедшей. Нет, нужно делать все по порядку, как запланировано. Я пытаюсь себя в этом убедить, но начинаю плакать, не успев вылезти из машины. Это беспомощные слезы; я сама не могу понять, страшно ли мне, или грустно, или обидно, но они не прекращаются. Смахиваю их рукой и вытираю ладонь о джинсы.
        Что-то не так, но я не могу понять, что именно. В последний раз вытираю слезы и наношу на губы блеск - жалкая попытка произвести впечатление, будто я не разваливаюсь на части. Открыв дверь здания, я слышу детский визг и топот маленьких ног. Через мгновение из-за угла появляется светловолосый малыш, за которым спешит измотанная мать.
        - Простите,  - извиняется она, когда он на меня налетает. Берет его на руки, где он сразу устраивается поуютнее, явно довольный, и опускает голову ей на плечо. Грудь пронзает острая боль, но я прогоняю ее прочь и улыбаюсь незнакомке, которая пересаживает ребенка на бедро и уносит обратно к доктору.
        Я уже готова отправиться за ними и посмотреть, что будет, но потом вспоминаю, зачем пришла. Поднимаюсь по лестнице на второй этаж и останавливаюсь перед стеклянными дверьми. За ними - большая приемная с коричневыми кожаными диванами, элегантными и мужественными. В задней части комнаты, прямо напротив меня, стойка администратора. Сотрудница с пучком и в очках разговаривает по телефону, печатая что-то на компьютере. Мне становится стыдно за свой огромный свитер и потертые джинсы. Надо было взять что-нибудь более подходящее.
        Открываю дверь, направляюсь прямо к стойке и улыбаюсь сотруднице, которая только закончила разговор.
        - Добро пожаловать,  - приветствует она меня с заученным профессионализмом.  - Чем могу помочь?
        - У меня встреча. С Реджиной Келе,  - бодро произношу я и умолкаю, пытаясь вспомнить имя, которым назвалась для записи на прием. Это было словно в прошлой жизни, а не несколько недель назад.  - Я Лорен Брайан.
        Кладу руки на талию и пытаюсь изобразить скучающий вид. Она бросает на меня беглый взгляд и вводит что-то в компьютер.
        - Я вижу, вы пропустили свою запись на прошлой неделе, миссис Брайан,  - хмурится она.  - На сегодня вас в расписании нет.
        Я поднимаю руку ко лбу и, как надеюсь, изображаю растерянность.
        - Я… Я…
        Встречаюсь взглядом с администратором, и мои глаза наполняются слезами. Я сидела взаперти в «Куин Кантри», ела желе и рассматривала лысые веки Сьюзан в тот день, когда была назначена запись. Смущение разыгрывать не приходится, оно искреннее. Поднимаю руку к лицу и снова роняю.
        - Просто все так… Я развожусь. Должно быть, перепутала…
        Я вижу, что она смягчается:
        - Минутку.
        Встает и уходит в коридор, видимо туда, где расположены кабинеты юристов. Я тем временем рассматриваю приемную, относительно пустую в такое раннее время. В дальнем углу сидит посетительница средних лет, со стаканом из «Старбакса» в одной руке и книгой «Домашнее хозяйство» в другой. Опускаюсь на краешек ближайшего стула, нервно покачивая ногой.
        Ушедшая сотрудница возвращается через несколько минут и садится на место. По выражению ее лица ничего понять невозможно.
        - Миссис Брайан, мисс Келе предложила пропустить обед, если вы хотите вернуться к двенадцати часам.
        Какой хороший, прекрасный человек! Сердце подскакивает в груди, я встаю и подхожу к стойке.
        - Хочу,  - быстро говорю я.  - Спасибо вам огромное.
        Я говорю это совершенно искренне, голос наполнен благодарностью.
        Она кивает, словно это мелочь. Телефон снова звонит, я ей мешаю. Ухожу, посмотрев на время. Нужно убить еще четыре часа.
        Нахожу маленький бутик с одеждой в ближайшем торговом центре. «Прелестная дама». Корчусь от дурацкого названия, разглядывая витрину. При одном взгляде на потрепанные гольфы и аляповатые футболки мне хочется уйти, но нужно как-то убить время, а возможности ограничены. Захожу в магазин, бросая взгляд на свое отражение. Оранжевый свитер напоминает тюремную робу. Минут тридцать копаюсь в вешалках, пока не подбираю коричневую замшевую куртку и белую блузку. Уже лучше. Оплачиваю покупки наличными и переодеваюсь в машине. Новая одежда раздражает кожу, и я чешусь до ссадин.
        На обратной дороге к офисному зданию я вижу бар, в окне мерцает табличка «Открыто». Смотрю на время: еще три часа. Слишком рано для алкоголя, но я все равно заезжаю на парковку. Кроме моей, там всего две машины. Одна, вероятнее всего, принадлежит бармену, вторая - местному пьянице. Осмотрев старомодный «Мерседес», я направляюсь к входу, под ногами хрустит гравий. Я уже чувствую во рту привкус спиртного. Когда я пила в последний раз?
        Толкаю дверь, и в нос бьет типичный запах дешевого бара: смесь затхлого воздуха, пролитого пива и пота. Устраиваюсь на барном стуле и заказываю водку с содовой у парня с усталыми глазами и в футболке «Ван Хален». Я благодарна, что он со мной не разговаривает, просто толкает ко мне напиток по стойке, не глядя в глаза, и продолжает заниматься своими делами. Надо бы достать телефон, проверить обновления друзей на Фейсбуке или посмотреть скидки на сайтах моих любимых магазинов. Но вместо этого я устремляю взор в стакан - истинная поза человека, который сидит в баре до обеда,  - и планирую, что скажу Реджине.
        27
        Я захмелела. Выпила три водки с содовой и ничего не ела все утро. В глазах все расплывается, конечности не слушаются. Ругаю себя, расчесывая пальцами волосы в маленькой уборной, и хмурюсь на собственное отражение. Я выгляжу как пьяница: опухшее лицо, красные глаза, неровная кожа. Ну, хотя бы избавилась от оранжевого свитера. Умываюсь холодной водой и выхожу из бара.
        У меня ровно тридцать минут, чтобы привести себя в порядок перед встречей с первой женой моего мужа. Мне важно ее мнение, и потому алкоголь был плохой идеей. По сути я была ее заменой. Несмотря на ядовито-зеленую зависть, я чувствую с ней некоторое родство. Я хочу ей понравиться. Она могла бы мне помочь. Я как брошеный щенок, виляющий хвостом и жаждущий любви. Заезжаю на заправку, покупаю глазные капли, жвачку и спрей для тела. В последнюю минуту прошу парня за кассой продать мне дешевый телефон. Спрей для тела - с запахом ванили - был плохой идеей, потому что в баре было жарко и я вспотела. Теперь я пахну как сладкое, потное пирожное. Забегаю в офис с опозданием на пять минут. Секретарь смотрит на меня с раздражением. Уж могла хотя бы не опаздывать…
        - Пойдемте.
        Я следую за ней по коридору. Они организовали пространство не слишком удачно, мне вспоминается старшая школа, долгий поход в кабинет к директору. Чувствую собственный запах - ваниль и пот.
        Реджина сидит за столом, когда секретарь легонько стучится и открывает дверь. Делает шаг назад, не глядя в глаза, и запускает меня внутрь. Как только я захожу, Реджина встает. Она миниатюрная, как и говорил Сет, но гораздо красивее, чем на фотографиях. Я разглядываю ее, но осознаю это, только когда мы остаемся вдвоем. Ситуация сюрреалистическая. Она жестом предлагает мне присесть на один из двух кожаных стульев возле стола. Вместо того чтобы сесть на место, она подходит ко мне и опускается на соседний кожаный стул, закинув ногу на ногу. Я сразу чувствую аромат ее духов, мягкую лаванду. Невольно сжимаюсь, словно могу таким образом втянуть запах ванили и пота.
        - Может, хотите кофе или воды?  - предлагает она.  - Чаю?
        - Нет, спасибо.
        Я заправляю за ухо прядь волос и выпрямляюсь на стуле. Она не должна видеть, что я боюсь.
        - Я так понимаю, вы планируете развод?
        У нее очаровательный тембр голоса - глубокий, но женственный, как у звезды старого черно-белого кино. Мурррр.
        - Не просто планирую. И спасибо, что согласились принять меня вместо обеда. Я понимаю, что пропустила встречу. Очень мило с вашей стороны.
        Мама всегда говорила, что уверенные в себе люди никогда не благодарят и не раздумывают сверх меры.
        - Бизнес,  - отвечает Реджина.  - Работа сначала, еда потом, верно?  - улыбается она.  - Ну, рассказывайте.
        Прочищаю горло. Я чувствую, как в рукаве болтается бирка, которую я забыла оторвать. Проталкиваю картонку пальцем поглубже внутрь.
        - Мой муж полигамен.
        У обычного человека эта фраза должна вызывать потрясение. Мне много раз хотелось выдать ее незнакомцам или коллегам, просто чтобы посмотреть на их реакцию.
        Но лицо Реджины остается бесстрастным. Она меня будто бы и не слышала. Она не просит разъяснить или уточнить, просто говорит:
        - Продолжайте.
        Так я и поступаю.
        - Я его официальная жена. У него есть две другие.
        Реджина пристально смотрит на меня.
        - А дети?
        Я умолкаю, думая о Ханне и о том, что вчера вечером она смотрела на меня как на совершенно незнакомого человека, когда я позвонила ей в дверь. Недоумение и боль в глазах Сета, когда я рассказала врачу, кто он такой. В мой разум закрадывается беспокойное сомнение. Ты сумасшедшая, ты сумасшедшая, ты сумасшедшая.
        - Его третья жена беременна, срок не очень большой.
        - А эти другие жены, они все живут с вашим… мужем?
        Качаю головой:
        - Две живут здесь, в Портленде. Я живу с Сиэтле.
        Пытаюсь заметить на ее лице малейшие признаки узнавания. Она знает обо мне так же мало, как знала про нее я?
        - Они о вас знают?  - спрашивает она.
        Смотрю на нее долгим, пристальным взглядом - полные губы с вишневой помадой, россыпь веснушек на носу, проглядывающая сквозь косметику. Сейчас или никогда, ведь я для этого приехала.
        - Ты знаешь, Реджина? Он что-нибудь обо мне рассказывал?
        Выражение ее лица непроницаемо. Она откидывается на спинку стула, сверля меня пустым взглядом. Довольно долго мы просто сидим и смотрим друг другу в глаза. Кажется, еще немного - и я провалюсь в пропасть.
        - Четверг,  - говорит она.
        Мне хочется вскочить со стула и закричать - этим единственным словом определяется все, зачем я пришла. Реджина знает мое имя, знает, кто я такая. Назвав меня по имени, она растворила все сомнения.
        - Да,  - выдыхаю я.
        На ее лице отражается нескрываемое отвращение. Она вздыхает, распрямляет ноги и подается вперед, опустив ладони на бедра. Теперь она выглядит не такой собранной, просто усталой. Удивительно, как нас может изменить выражение лица.
        - Мне звонил Сет. Сказал, ты можешь заехать.
        Она смотрит на пол, потом выпрямляется.
        Значит, Сет уже знает, где я. Он знает меня лучше, чем я предполагала. Смотрю на Реджину, и внутри все падает. Вместо того, чтобы названивать маме или Анне, Сет обратился прямиком к Реджине. Я воображала, что обвела мужа вокруг пальца, а оказалось, он умнее меня. А я дура. Но это лейтмотив моей жизни последние несколько лет: я дура. Сет предвидел, что я нарушу его планы. Предсказывал мои действия. Возможно, лишь последние несколько недель, а может, и всегда.
        - Ну ладно, Четверг. Ты проделала такой путь - расскажи мне, зачем. Я так понимаю, дело не в разводе.
        На лице Реджины решимость и отвращение. Она очень ошибается насчет развода, но я ей этого не рассказываю. Пусть думает что хочет. Мне же нужны ответы про мужчину, за которым мы обе замужем.
        Осматриваю кабинет, пытаясь найти проявления индивидуальности женщины, с которой разговариваю: картины, плед, хоть что-нибудь. Но интерьер очень мужской. Он совсем с ней не вяжется. Вряд ли женщина захотела бы столько вишневого дерева. Ей нравятся папоротники, их целых три. Один на книжной полке, второй, поменьше, на рабочем столе, и третий, самый пышный из трех, на подоконнике. Все сочные и ухоженные.
        - Я здесь, потому что не знаю своего мужа. Надеялась, ты сможешь кое-что прояснить.
        Мягко говоря, мой муж бьет женщин и упрятал меня в психушку, потому что я задавала слишком много вопросов. Как оказалось, я очень глупая. Поэтому хочу услышать, что Реджина такая же глупая и ему поверила, а потом рассказать ей про Ханну.
        - Твоего мужа?  - Она удивленно поднимает брови.
        Хочется сказать ей, что сейчас не время выяснять, кому принадлежит Сет, но молчу.
        - Не уверена, что смогу тебе помочь, и не уверена, что хочу.
        Реджина расправляет юбку и смотрит на часы. Мимолетный жест, но она продемонстрировала его намеренно. Я трачу ее время. Чувствую себя уже не настолько уверенно. Атмосфера переменилась.
        - Ты провела с Сетом восемь лет,  - начинаю я.
        - Пять,  - перебивает она.  - До развода мы прожили с Сетом пять лет, и, разумеется, тебе это известно, потому что развелись мы из-за тебя.
        Недоуменно на нее смотрю. Разумеется, но Реджина сама на это согласилась. Все идет совсем иначе, чем я ожидала. Почему она так злится из-за ситуации, на которую согласилась сама? Сет познакомился с Реджиной и женился на ней за пять лет до меня. Помню, как завидовала их времени, проведенному наедине. Мне никогда его не наверстать.
        - А последние три?
        - Что последние три?  - выдыхает она со странным блеском в глазах. На мгновение наружу прорывается яд.
        - Вы были вместе… В множественном браке…
        Реджина смотрит на меня, словно я ее ударила. Тонкая шея подается назад. Я вижу, как она розовеет над воротником. Она нервничает. Не знаю, хорошо это или плохо, но что-то ее нервирует.
        - Прости,  - говорит она,  - я не понимаю, о чем ты.
        Я понимаю, что если вскочу со стула, начну трясти ее и орать «расскажи мне правду!», то приедет полиция. В лучшем случае меня выведут из здания и еще один человек посчитает меня сумасшедшей.
        - Помимо короткого звонка с предупреждением о твоем возможном визите я не виделась и не разговаривала с бывшим мужем уже несколько лет.
        Ее слова исключают мой следующий вопрос. Я раскрываю рот, потом сжимаю губы и хмурюсь.
        Смотрю на Реджину, потом на свои руки. Чувствую в голове какое-то онемение. Я не понимаю, что происходит, и Реджина тоже. Шумит в ушах, я слышу стук собственного сердца.
        - В смысле?  - наконец выдавливаю я.
        - Думаю, тебе пора,  - Побледнев, она встает и направляется к выходу.
        Я следую за ней, не зная, что еще можно сделать. Мысли мечутся между Реджиной и Ханной.
        - Четверг, тебе нужна помощь,  - говорит Реджина, глядя мне в глаза.  - У тебя бред. Сет говорил, что ты больна, но…
        - Я не больна.  - Я произношу это с таким упорством, что несколько секунд мы просто смотрим друг на друга и моргаем.  - Я не больна, что бы ни рассказывал Сет.
        - Уходи.  - Она открывает дверь.
        - Скажи только одну вещь,  - прошу я.  - Пожалуйста…
        Ее губы сжимаются в тонкую линию, но она не отказывает.
        - Родители Сета. Ты их когда-нибудь видела?
        Она выглядит смущенной.
        - Родители Сета мертвы,  - качает головой Реджина.  - Их не стало много лет назад.
        - Спасибо,  - выдыхаю я и ухожу.
        28
        Машина Ханны припаркована на обычном месте вдоль тротуара. Проходя мимо нее, я на мгновение опускаю руку на крышу, проверяя температуру. Холодная. Последние несколько часов она никуда не ездила. Значит, Ханна дома. Спешу мимо горшков к входной двери.
        Веду себя настороженно, словно за мной наблюдают - в подобных районах всегда кто-нибудь наблюдает. Именно поэтому мы с Сетом выбрали анонимность квартиры вместо доступности частного дома, где соседи приносят по вечерам запеканку в блюде, которое придется вернуть, и выгуливают вечерами собак мимо твоих окон, чтобы заглянуть внутрь. Подозрительно оглядываюсь, проверяя окрестные окна.
        - Четверг, ты и правда сумасшедшая,  - бормочу я. Это новый уровень безумия - разговоры с самой собой в общественных местах.
        С замиранием сердца подхожу ко входу в дом. Почему-то становится тяжело дышать. Нога соскальзывает с камушка, я пошатываюсь. Спокойно, спокойно. Опускаю взгляд на свои туфли, они начинают пахнуть. Если Ханна пригласит зайти, я не хочу их снимать. Просила ли она меня разуться в прошлый раз? Я не помню. Нажимаю на звонок, делаю шаг назад и жду. А если мне откроет не Ханна? Вдруг с ней действительно живет муж? Что я тогда скажу? Ногти впиваются в ладони. Я начинаю потеть, чувствую, как становлюсь липкой.
        Но проходит минута, две, три. Снова звоню в дверь, заглядываю в окно. Свет не горит, но это ничего не значит, ведь сейчас день. Хоть и пасмурный день. Солнце ненадолго появляется каждые полчаса или около того, когда находит прорехи в облаках. Обхожу вокруг дома, мимо больших окон столовой и с некоторым трудом открываю калитку. Если меня кто-нибудь увидит, они точно вызовут полицию - странная незнакомка, совсем непохожая на Ханну, наматывает круги вокруг дома в зажиточном квартале.
        Я ни разу не была на заднем дворе и даже не видела его, когда осматривала дом. Прекрасный маленький тайный сад Ханны. Летом здесь благоухают цветы, но сейчас ветки голые, а подпорки для роз пусты. В саду два императорских дерева, одно из них растет совсем близко к дому, возле окна.
        Заглядываю внутрь, пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки жизни, и замечаю, что окно открыто, меня отделяет только экран.
        - Ханна?  - зову я.  - Ты в порядке? Я зайду…
        Прислушиваюсь и жду. Ничего, ни малейшего шороха. Рассматриваю экран - его будет несложно вытащить. Я уже делала так в детстве, однажды мама случайно заперла нас снаружи, когда мы поливали сад. Если окно открыто, она не могла уйти далеко. Возможно, решила сбегать за продуктами или на почту. Раз машина на месте, возможно, ее повез Сет. Если я правда хочу это сделать, нужно действовать быстро.
        Не раздумывая, я поддеваю ключом экран, вытаскиваю его и осторожно опускаю на траву. Дрожащими руками опираюсь на подоконник и залезаю в гостиную. Жду сирены сигнализации, напрягшись всем телом, но через несколько секунд, когда ничего не происходит, делаю несколько осторожных шагов вперед. Странно, чтобы Ханна возилась с сигнализацией…
        В доме пахнет, словно кто-то недавно готовил. Не нужно заглядывать на кухню, чтобы определить - Ханна что-то делала, но ей пришлось спешно уйти. Бегу к лестнице и поднимаюсь наверх, громко топая по деревянному полу. Первая дверь на втором этаже - хозяйская спальня. Распахиваю ее и осматриваю комнату на предмет… чего? Подбегаю к ближайшей тумбочке и выдвигаю ящик. Коробка бумажных салфеток, несколько книг, «Тайленол»  - ничего особенного. Где-то должна быть фотография Ханны с мужем.
        Осматриваю ящики комода, но в них царит идеальный порядок - аккуратные ряды идеально сложенного нижнего белья. Майки нейтральных оттенков, носки, нижнее белье. Ничего мужского. Где его ящики? Открываю шкаф, вижу яркие свитера и джинсы. Никаких костюмов, рубашек, ботинок или мужских туфель. В спальне нет ни малейшего признака мужского присутствия.
        Рядом с шкафом - маленький санузел. Одна раковина, одна зубная щетка, на краю ванны стоит гель для душа с запахом пиона. Аптечка: противозачаточный колпачок в пластиковом футляре, разные лекарства от головной боли, препараты для желудка. Ни витаминов для беременных, ни крема для бритья. Высматриваю на полу темные волосы Сета, совсем другие, чем у блондинки Ханны. Если он использует эту ванную, на полу должны быть волосы - я вечно нахожу их у себя. Ничего, ничего, ничего. Что происходит?
        Перехожу в следующую комнату, кабинет. У дальней стены стоит рабочий стол, совсем не в духе Ханны. Современный, прямоугольный, с резкими линиями - дешевый вариант из «Икеи». Стакан с ручками и карандашами, степлер… Ищу какие-нибудь счета с ее именем или даже с именем Сета. Неважно, мне просто нужны ответы. Так или иначе, я должна выяснить, кто из нас сумасшедший - я или Сет.
        Никаких счетов, никакой почты. Все стерильно. Единственный в комнате шкаф пуст, не считая пылесоса. Никаких фотографий на стенах. Разве я не видела фотографий, когда она показывала мне дом? Кажется, бизона - или нет, альпаку! Там висел огромный снимок альпаки в рамке. Он еще показался мне странным.
        Провожу рукой по пустому месту, где он висел, в поиска дыры от гвоздя. И нахожу след, замазанный и покрытый краской.
        На этаже есть еще одна спальня с ванной. Кровать накрыта покрывалом с цветочным рисунком, на тумбочке - антикварная лампа. Ничего личного, ничего запоминающегося.
        Что за запах я услышала внизу, когда залезла в окно? Она что-то готовила и спешно ушла. Бегу по ступенькам вниз и останавливаюсь у входа на кухню. Тарелка свежевыпеченного печенья, пышного, с еще мягкой после духовки шоколадной крошкой. Подхожу ближе к столешнице: там лежит что-то еще… Стопка бумаг… Заявления… Беру одно дрожащей рукой.
        - Простите,  - раздается голос за спиной. Не Ханна. Точно не Ханна.  - Как вы сюда попали? Просмотры начнутся только через час.
        В дверях стоит женщина и подозрительно хмурится. Она выглядит, как риелтор: волосы убраны в низкий хвост, черные брюки и розовая блузка. Позитивная, но не властная. Она босиком, в колготках. Держит в руках упаковку бахил для посетителей.
        - Простите, простите,  - быстро говорю я.  - Я ошиблась. Вернусь попозже… Не буду вам мешать.
        Чувствую, как бешено колотится сердце. Пытаюсь прорваться к входной двери. Но она не пропускает меня.
        - Как вы сюда попали?  - повторяет она, сложив на груди руки. Непробиваемый тип. Из тех, кто бежит жаловаться директору школы, если ее ребенка толкают на детской площадке. И выбивает штраф из соседей, если их собака слишком много лает. Можно, конечно, рассказать правду, но есть вероятность, что она позвонит в полицию. Бросаю взгляд на телефон, висящий у нее на поясе. Так профессионально.
        - Послушайте, я не хотела вам мешать. Просто дайте мне уйти.
        - Ну уж нет.  - Она закрывает собой проход и тянется за телефоном. За мной - открытое окно, ветви деревьев колышутся на ветру. Если она посмотрит налево, точно обо всем догадается. Беру себя в руки. Делаю каменное лицо, выпрямляю плечи.
        - Пропустите меня. Немедленно.
        Она отходит в сторону, от военной выправки не остается и следа. Риелтор встревоженно наблюдает, как я отпираю входную дверь и ухожу прочь. Хорошо бы вернуться и поставить на место экран, но это даст ей время вызвать полицию.
        Большими шагами несусь к машине. Не оборачиваясь, залезаю внутрь и завожу мотор. Бесцельно проезжаю несколько миль и паркуюсь перед аптекой. Достаю и рассматриваю заправленную за пояс бумагу со стола. Ханна ничего не говорила о переезде. Где она? Еще вчера вечером она смотрела там с кем-то телевизор, а сегодня дом уже выставлен под аренду.
        Без телефона мне некому позвонить, нечего искать в Интернете. Можно отправиться в библиотеку, воспользоваться компьютером. Но остается один человек, чья история не сходится. Я почти ничего не знаю о первой жене Сета. Что-то в ней меня настораживает. Нужно больше узнать о Реджине Келе. Ханна и Сет пока подождут.
        29
        Я не сумасшедшая.
        Сет играет в молчанку, а Ханна непостижимым образом исчезла, так что остается только один вариант: Реджина Келе. Она что-то знает. Я уверена. Иначе она бы не выгнала меня с такой спешкой из кабинета, заявляя, что не разговаривала с Сетом несколько лет. Она писала ему при мне, когда мы были на ярмарке. Я видела ее имя на экране его телефона. Тот звонок насчет собаки.
        Слишком осторожно она со мной разговаривала. Это было продумано, спланировано заранее - они обо всем договорились, чтобы выставить меня сумасшедшей. Но зачем? И какую роль играла во всей истории Ханна? При мысли о Ханне екает сердце. Я умышленно обманула ее, не призналась, кто я на самом деле. Если Сет ей обо всем рассказал, неудивительно, что она меня боится. Но неужели она действительно стала бы сдавать дом в аренду, потому что ее нашла вторая жена Сета?
        Возможно, Сет вынудил ее переехать и выставил на аренду дом, когда подумал, что я буду и дальше рассказывать всем о полигамии. Но почему? Официально он женат только на мне, проблемы с законом ему не грозят. Многие мужчины заводят любовниц; наказания за внебрачный секс не существует. Он пытается защитить репутацию? Бизнес? Сета никогда не заботило, что думают о нем окружающие, но, наверное, многоженство - не лучшая репутация для бизнесмена. Так дело лишь в этом? Я должна узнать. Прежде чем строить собственные планы, нужно узнать, что планируют они.
        С удивительно оптимистичным настроем я веду машину к белому зданию, где заканчивает рабочий день Реджина. Без ответов я не уйду. Наверное, сейчас она принимает последних клиентов - или предпоследних, если учесть, что она трудоголик.
        - Она часто задерживается на работе,  - рассказал мне однажды Сет.
        Гордость в его интонациях меня смутила. Он ведь должен жаловаться, а не восхищаться, разве нет? А чем она занимается, когда уходит из офиса? Идет выпивать с друзьями? Или возвращается домой, подогревает готовый ужин и съедает его перед телевизором? Вспоминаю ее безликий кабинет. Нет, она не станет тратить время на выпивку в баре. Она из тех, кто работает дома. Каждый вечер она забирает с собой толстые кремовые папки, кладет на переднее сиденье и увозит домой. Ужинает за длинным столом в окружении бумаг, с очками на носу. Такой образ нарисовал мне Сет, и она мне сразу не понравилась. Слишком занятая, чтобы заботиться о нашем муже. Возможно, он рассказывал мне об этом, чтобы побудить к действиям, чтобы я восполнила пробелы Реджины. И я восполнила, верно? Мне всегда хотелось делать больше, чем достаточно. Когда Сет только женился на Ханне, я сходила с ума от ревности. И чувствовала себя виноватой; это из-за меня у нас не получилось ребенка, мое сломанное тело разрушило брак. Пытаясь осознать свое место, я спросила его, чем отличаются роли каждой из нас. Он предложил подумать о солнце.
        - Солнце дарит свет, тепло и энергию.
        - А ты, значит… Земля?  - парировала я.  - Кажется, это мы вращаемся вокруг тебя, а не наоборот.
        Он напрягся, хотя его губы растянулись в улыбке.
        - Не воспринимай слишком буквально, Четверг. Ты попросила объяснить.
        - Так кто же я?  - последовало мое сообщение, произнесенное сахарным голосом. Аналогия вызвала у меня раздражение. Я попыталась это скрыть, качая под столом ногой. Я делала так все время - прятала эмоции туда, где он не увидит. Но вообще, подумать только, мы втроем удовлетворяли его потребности! Он что, получает от Земли солнце? Брак моих родителей был далеко не идеальным, но они всегда взаимно нуждались друг в друге.
        - Ты моя энергия,  - быстро ответил он. Тогда мне это понравилось - быть энергией Сета. Я буквально испытала словесный оргазм. Это я наполняла его мотивацией и драйвом, заставляла двигаться вперед. Я придумала себе, что энергия - самое важное из трех. Реджина была светом, а Ханна - теплом. Но как можно наслаждаться светом и теплом, если нет энергии?
        Теперь, дожидаясь на парковке Реджину, я морщусь и осознаю, как все было на самом деле. Ханна дарила Сету тепло, как новая любовница. Реджина была его первой любовью. Влюбленная женщина сначала теряет разум, а потом мужество. Стучу пальцем по рулю. Я не сумасшедшая… Или может… В любом случае, есть лишь один способ узнать.
        Реджина выходит из здания через один час и сорок минут. Все именно так, как описывал Сет. Она пересидела секретаршу, которая вышла час назад и на огромной скорости унеслась с парковки на своем «Форде». Реджина бодро направляется к старому «Мерседесу», крепко сжимая портфель. Машина видала лучшие дни, я замечаю потертости и вмятину на бампере. Винтажным такой автомобиль еще не назовешь, но большинство людей сочтут его слишком старым. Учитывая, что Реджина - частный юрист, я ожидала, что она водит какую-нибудь сверкающую новую модель. Завожу машину и выезжаю вслед за ней со стоянки.
        К моему ужасу, она выезжает на скоростную трассу. Крепче хватаюсь за руль и пытаюсь сосредоточиться на ее бампере. Непросто будет следовать за ней при таком движении. Но мне удается держаться на несколько машин позади, а потом я сворачиваю за ней с трассы - вслед раздается несколько гудков. Через несколько минут езды по скучному пригородному кварталу она поворачивает к обшарпанному зданию - комплексу апартаментов «Марина Пойнт». Моря вокруг не видно, только угловатые здания, выкрашенные в тюремно-серый цвет. Вокруг них - жалкие клочки пожелтевшей травы. Снаружи, на лестнице, сидят и курят несколько человек. Если открыть окно, можно понять, что именно - травку или сигареты, но у меня нет на это времени. Реджина подпрыгивает на ограничителях скорости, словно их не замечая. Я ожидаю, что мы опять выедем на улицу, предполагая, что это просто короткая дорога. Но она заезжает на пронумерованное парковочное место. Она здесь живет?!
        Разглядываю убогий район, остановившись прямо посреди дороги. Не может быть. Женщина с коллекцией «лубутенов» не может водить такую машину, не может жить в таком месте. Наверное, она просто решила заехать к кому-то в гости по дороге домой. Возможно, завезти клиенту бумаги. Но выходя из машины, Реджина забирает с собой и портфель, и папки, и вставляет ключ в водительскую дверь, пытаясь удержать все в руках. Нужно посмотреть, куда именно она пойдет. Быстро паркуюсь посреди улицы и вылезаю из машины, дождавшись, пока она начнет подниматься по лестнице. Поднимаюсь бегом на третий этаж - как раз вовремя, чтобы увидеть хлопнувшую дверь. Звук эхом несется по коридору, и я слышу, как Реджина запирается изнутри. Оглядываюсь вокруг. Никаких дверных ковриков, никаких растений - только пустые двери с номерными табличками из дешевого пластика. Несколько минут я пялюсь на ее дверь с номером 4L. Потом стучусь.
        Реджина открывает дверь, и я вижу, что за несколько минут она уже успела полностью смыть макияж. Интересно! А я обычно забываю сделать это даже перед сном.
        Она даже не пытается скрыть изумления, быстро подается назад и захлопывает дверь. Но я оказываюсь быстрее - сую ногу в щель и вздрагиваю, когда мне болезненно сжимает пальцы.
        Реджина снова распахивает дверь и бросает на меня рассерженный взгляд. Без макияжа она выглядит как ребенок. Сердитый, капризный ребенок, не получивший желаемого.
        - Что? Чего ты хочешь?
        Она придерживает дверь, пытаясь не впускать меня внутрь, вцепившись красными ногтями в серую обивку.
        - Ты знаешь, чего я хочу,  - парирую я. А потом делаю то, что удивляет меня саму: проталкиваюсь к ней домой без приглашения.
        Она поворачивается ко мне, приоткрыв от изумления рот. Ее взгляд мечется по комнате в поисках телефона. Кому она будет звонить - Сету или в полицию? Я нахожу его первой, он лежит на обеденном столе. Прячу мобильный в карман и смотрю на нее с невозмутимым видом.
        - Я хочу просто поговорить.
        Она бросает взгляд в сторону коридора. Я чувствую - Реджина лихорадочно соображает. Если она закричит о помощи, кто придет?
        Видимо, она решает, что лучше довериться мне, и запирает дверь. Ее твердость куда-то исчезает, сменившись нервозностью. Она явно не в восторге, что находится со мной наедине в замкнутом пространстве. И интересую я ее куда меньше, чем она меня. Но разве женщинам не свойственно проявлять любопытство к другим женщинам? Мы постоянно сравниваем себя с другими. Я занимаюсь этим даже сейчас, глядя на ее чистое лицо и густые волосы.
        - Ну хорошо, Четверг. Давай поговорим.
        30
        Недорогая квартира обставлена дорогими вещами. Кожаный диван, предназначенный для большой гостиной, толстые книги на мраморном столике. Все слишком большое, из-за чего комната кажется маленькой и душной. Выглядываю в окно, но вижу лишь ряды безликих серых многоэтажек. В квартире тепло, как летом. Электричество работает на полную. Она полностью оторвана от реального мира,  - думаю я. Реджина подходит к самой дальней от меня секции дивана и садится, не предлагая мне сделать то же самое. Сворачивается в углу в маленький комочек. Я присаживаюсь на самый край, почти соскальзывая с гладкой кожи. Пытаюсь не пялиться, но когда ты столько думал о человеке, удержаться сложно.
        - Ну?  - начинает она.  - Что ты хочешь узнать?
        Разительное отличие от прежнего Чем я могу помочь? в окружении папоротников, дерева и дипломов. Здесь, в ее гостиной, я окружена ее вещами.
        - Я хочу узнать правду.
        - Правду?  - недоверчиво переспрашивает она.  - Сомневаюсь, что ты когда-либо хотела правду, Четверг. Ты хотела Сета. Я все знаю…
        - Что ты имеешь в виду? И почему сказала, что вы с Сетом были вместе всего пять лет?
        - Потому что так и было,  - раздраженно отвечает она. И добавляет:  - Пока не появилась ты.
        - Ты имеешь в виду вы были только вдвоем?
        - Нет! Господи, ты и правда сумасшедшая…  - Она изумленно качает головой.  - Четверг, ты стала любовницей Сета. Поэтому мы с ним развелись.
        Наступает оглушительное молчание. Голову пронзает боль, перебегает от виска к виску.
        - Это неправда,  - бормочу я.  - Зачем ты так говоришь?
        Она невозмутимо смотрит мне в глаза.
        - Потому что это правда.
        Я качаю головой. Во рту пересохло. Хочется пить, но попросить воды не позволяет гордость.
        - Нет. Он сказал мне, что…
        - Прекрати,  - перебивает она с диким взглядом и закрывает глаза.  - Просто прекрати.
        В обычных обстоятельствах я бы отстала, но не сейчас. Я слишком долго просидела в темноте, мне нужны ответы.
        - Когда ты видела Сета в последний раз?
        Реджина делает кислую гримасу.
        - Я же сказала…
        Она опускает взгляд и разглядывает колени, руки, узор на пижаме, но только не меня. Ее плечи поднимаются и опускаются - она вздыхает.
        - Я виделась с Сетом на прошлой неделе. Здесь, в квартире,  - признается она и добавляет, увидев выражение моего лица:  - Он должен мне денег.
        - За что?
        - За то, что я все потеряла. Считаешь, мне подходит это место?
        Реджине с «лубутенами»? Я сдерживаю смешок: нет, вероятно нет. У меня есть деньги на туфли с красной подошвой, но это совсем не мое. Реджина же с детства привыкла к роскоши. Она носит дизайнерскую одежду и, скорее всего, водила «Мерседесы» последних моделей, а не побитую рухлядь, стоящую внизу на парковке.
        - Тебе придется объяснить подробнее, Реджина. Я понятия не имею, о чем ты.
        Пытаюсь говорить спокойно, но голос все равно звучит будто сквозь зубы.
        - Его бизнес. Несколько лет назад все начало сдвигаться на юг. Как раз перед тем, как он женился на тебе… Сет заложил дом, который мы купили вместе, чтобы поддерживать бизнес на плаву, но денег все равно не хватало. У него было слишком много долгов. Нас лишили права на выкуп. Он обещал все компенсировать, исправить, но как видишь…  - она обводит взглядом комнату,  - я здесь.
        Почему я ничего этого не знаю? Почему он мне не рассказал? У меня было достаточно денег… Качаю головой. Поверить не могу. Даже сейчас, сидя напротив его другой жены после того, как он упрятал меня в психушку, я рассуждаю, как могла бы ему помочь.
        - И он отдал тебе деньги?  - спрашиваю я.
        Пытаюсь представить описанную ситуацию. Сет никогда не рассказывал о финансовых делах. У нас раздельные счета, хотя я оформила на него дебетовую карту, когда мы поженились. Я всегда думала, у остальных так же.
        Реджина вздыхает, надув щеки. Она напоминает маленькую девочку. Как ее вообще можно воспринимать всерьез?
        - Да, но немного. Совсем недостаточно. Ко мне приходят коллекторы. Жуткий стресс.
        - Если вы не в отношениях, почему он не мог просто прислать деньги? Зачем приезжать лично?
        Она поджимает розовые губы. И я вдруг понимаю, что Реджина одинокая и несчастная женщина, а вовсе не воплощение силы и грации, как я представляла. Мне больше нравилась выдуманная версия, из-за которой я комплексовала.
        - Умерла наша собака. И он хотел лично сказать, что скоро привезет еще денег. Через несколько недель ему должны оплатить какую-то сделку.
        Значит, он не врал про собаку. Интересно, а насчет сделки это правда? Сет постоянно работает, клиенты считают его эффективным и трудолюбивым. У него есть один плохой отзыв в Интернете, и Сет постоянно переживает из-за него. Он получает прилично, но недостаточно для оплаты крупных долгов или покупки большого дома.
        Проверяю имя собаки:
        - Смидж?
        Реджина смотрит на меня с ужасом:
        - Откуда ты знаешь?
        - Сет рассказывал,  - пожимаю плечами в ответ. Мне он тоже кое-что рассказывает. Только я не знаю, что из этого правда.
        Она часто моргает и отводит взгляд, словно не может поверить, что он так поступил.
        - Я пока так и не смогла выбросить ее вещи.
        Реджина кивает на пространство между телевизором и кухней, где по-прежнему стоит корзина с собачьими игрушками. Она заполнена яркими мячиками и мягкими игрушками - избалованная собака.
        - Когда он приехал, у вас был секс?
        Реджина резко поворачивает ко мне голову, ее лицо искажено от ярости.
        - Как ты смеешь…
        Но за гневом скрывается нечто еще… Признание.
        - Был.
        Заправляю за ухо прядь волос. Я ничего не чувствую; разумеется, ничего. Я знала, что все это время Сет занимался сексом с двумя другими женами. Просто делала все возможное, чтобы быть лучше них. Более ухоженной, более гибкой, более отзывчивой. Реджина сидит и моргает.
        - Зачем ты меня обманываешь? Сет ведет себя так, будто я сумасшедшая, все придумала насчет его отношений с тобой и с Ханной. Я просто хочу знать правду.
        - Я не знаю никакой Ханны. И я уже сказала тебе, между нами давно все кончено.
        Качаю головой. Я не сумасшедшая. Нет.
        Реджина раздувает ноздри, и я вижу, как поднимается и опускается ее грудь. Она пытается сдерживаться. Но зачем? Она встает и направляется к двери, и я понимаю, что сейчас меня выгонят. Нужно что-то сделать, как-то ее разговорить.
        - Я потеряла ребенка…  - Слова слетают с моих губ и отзываются острой болью в груди.
        Реджина замирает, стоя ко мне спиной.
        Все началось, когда я потеряла ребенка. Жизнь стала постепенно разрушаться. Возможно, тогда я была слишком убита горем, чтобы замечать, но теперь прекрасно все вижу. Отчуждение Сета, его желание другой женщины, зацикленность на сексе, когда мы вместе. Я перестала быть женщиной, с которой он хотел говорить, и стала женщиной, с которой ему хотелось лишь искать любовных утех. Вот к чему привела моя бесполезность.
        - Я была на пятом месяце беременности. Мне пришлось…  - я сглатываю эмоции,  - пришлось родить его.
        Краем глаза я вижу, как она поворачивается ко мне. Поднимаю взгляд: на ее лице ужас, рот раскрыт, глаза вытаращены. Он ей не говорил. Прикусываю щеку и заставляю себя рассказывать дальше:
        - У него были рыжие волосы… Всего немного… Но рыжие. Даже не представляю, откуда. У нас в семье рыжих нет…
        Разговоры о моем ребенке утверждают его существование в этом мире, пусть и недолгое. Он был совсем крошечным, а рыжие волосы напоминали оранжевую пыль. Медсестры восхищались им, а мне становилось еще грустнее. Его тельце было таким маленьким, что потерялось в одеяле, в которое его завернули. Мне позволили подержать его несколько минут, и мой разум метался между восхищением и отчаянием. Я это сделала. Он мертв. Я это сделала. Он мертв. Я не назвала его, хотя Сет хотел. Имя бы сделало смерть реальной, а я хотела забыть.
        Все, что я столь тщательно сдерживала, рвется наружу, глаза жгут слезы.
        - Это в маму Сета,  - мягко говорит Реджина.
        С трудом сглатываю. Я никогда не видела фотографий его родителей. Сет рассказывал, что они не любят фотографироваться.
        - Да?
        Мне хочется услышать больше. Просто необходимо.
        - Да. У нее были длинные красивые волосы.
        Сглатываю очередной ком:
        - Что с ними случилось? Как они погибли?
        Реджина опускает руки на колени и печально качает головой.
        - Его отец застрелил мать, а потом самого себя. Это была большая трагедия.
        Открываю от изумления рот.
        - Не понимаю. Когда это случилось? Что стало с другими женами? Другими детьми?
        Она пожимает плечами.
        - Когда это случилось, мы уже поженились. Его отец был болен. Шизофрению диагностировали еще в детстве, он говорил, что Бог приказывает ему делать определенные вещи. Они были очень… религиозными.
        - А ты с ними когда-нибудь встречалась?
        Вспоминаю открытки, которые якобы приходили от них, подписанные рукой его матери. Нет, Реджина ошибается. Родители Сета прислали нам свадебный подарок. Разве нет? Так это все тщательно подстроенный Сетом обман?!
        - Да. Они были странными людьми. Я была рада держаться подальше. Даже не приехали на нашу свадьбу.
        Я хочу сказать ей, что на нашу свадьбу они не приезжали тоже, но решаю не перебивать.
        - Сет был в некотором смысле зациклен на отце.
        - То есть?
        Похоже, она чувствует облегчение, что больше не приходится обсуждать их с Сетом отношения.
        - Не знаю. Думаю, так у всех мальчиков. Они были близки. Его отец очень расстроился, когда мы переехали. Сказал, что Сет бросил семью.
        - А вы пытались завести детей?  - резко меняю я тему.
        Реджине не нравится этот вопрос.
        - Ты же знаешь, я не хотела детей.
        - Почему?
        - А что, разве нужно какое-то особое объяснение?
        - Нет… То есть… Ты вышла замуж за сына полигамного мужчины. Он должен был сказать тебе, что хочет семью.
        Она отводит взгляд.
        - Он надеялся, что я передумаю, а я надеялась, он любит меня достаточно, чтобы отказаться от этой идеи.
        Что-то вертится у меня в голове, что-то знакомое, словно песня, мелодию и название которой никак не получается вспомнить.
        Реджина снова вернулась к оборонительной позиции, ее голос звучит твердо:
        - Я ответила на все твои вопросы, Четверг. И хочу побыть одна.
        Она выразительно смотрит на дверь. Достаю из кармана ее телефон и аккуратно кладу на стол. Прежде чем уйти, поворачиваюсь к ней - она стоит и невидящим взглядом смотрит в окно - и кладу на стопку журналов бумажку с номером купленного телефона.
        - Сет ударил Ханну. Ты должна знать. Когда я узнала и обвинила его, досталось и мне.
        У нее на виске дергается мускул.
        - Пока, Реджина.
        31
        Когда я ухожу из квартиры Реджины, голова идет кругом. Останавливаюсь на лестнице, положив руку на перила. Кто-то нацарапал ключом на металле слово «шлюха». Реджина могла обо всем солгать. Нельзя же доверять другой жене собственного мужа, верно? Не мог ли Сет обманывать и ее? Насчет меня, насчет наших отношений? Я думала, он скрывает правду от своей сверкающей новой жены, Ханны, но, похоже, во мраке жила и Реджина. Он обманывал всех нас? Что он за человек? Неужели я настолько любила его, что ослепла? Сета, который сказал, что Реджина не хочет детей, и поэтому он ищет вторую жену. Сета, который не рассказал Реджине о моем выкидыше. Слишком много секретов, и я слишком долго блуждала в темноте. Как я могла позволить всему этому случиться? Нужно поговорить с Ханной, заставить ее рассказать мне, что происходит. Где он спрятал Ханну?
        Еду обратно в Коттонмауз, мне становится хуже с каждой минутой. Громко урчит в животе. Когда я ела в последний раз? Заезжаю в закусочную и заказываю сэндвич и газировку. Но, развернув фольгу, чувствую, что от вида пищи мне становится нехорошо. Выбрасываю еду прочь и делаю осторожный глоток колы. Меня лихорадит, лицо теплое и влажное. Пошатываясь, захожу в дом, кружится голова. Перед глазами проплывают пустые стены, меня тошнит от запаха краски и ржавчины. Я не хочу здесь быть. Надо поспать несколько минут, и станет лучше. Вваливаюсь в комнату и запираю за собой дверь. Еще только восемь, но тело болит от усталости. Сворачиваюсь на затхлой кровати и засыпаю.
        - Четверг?
        Сажусь в кровати и пытаюсь нащупать телефон. Его нет. Нужно посмотреть время. Я прижимаю телефон к уху и слышу свое имя. Все правильно. Я в Портленде. Старый телефон выбросила в лифте. Это новый.
        - Да…  - отзываюсь я и пытаюсь выпутаться из одеяла.  - Кто это?
        Женщина снова произносит мое имя.
        - Четверг… Это Реджина.
        Я вдруг резко просыпаюсь, опускаю ноги на пол и встаю.
        - Что такое? Что-то случилось?
        - Нет…
        У нее неуверенный голос.
        Измеряю шагами маленькое пространство между окном и кроватью с влажной трубкой в руке.
        - Сет знает, что ты здесь. Я сказала ему, что ты приезжала ко мне на фирму. Он тебя ищет.
        Резко сажусь. Я не удивлена. Но как быстро он меня найдет?
        - Зачем ты мне это рассказываешь?
        Долгая пауза. Я слышу ее неровное дыхание - словно она плакала.
        - Мы можем где-нибудь встретиться и поговорить?
        - Когда?
        - Сейчас. В двух кварталах от меня есть круглосуточное кафе. Называется «Ларри’с». Могу быть там через полчаса.
        - Хорошо,  - осторожно соглашаюсь я.  - Откуда мне знать, что я могу тебе доверять?
        - Сомневаюсь, что у тебя есть другой выбор.
        Она вешает трубку. Настоящий юрист: привыкла оставлять последнее слово за собой.
        Ищу, что бы надеть. Единственная относительно чистая вещь - мой оранжевый свитер. Натягиваю его и залезаю в джинсы. Быстро собираю грязные, спутанные волосы в хвост, споласкиваю лицо водой и выхожу из дома через пять минут после звонка Реджины. Лишь включив машину, я вижу на приборной панели время - 4:30 утра. Зачем ей вдруг понадобилось будить меня посреди ночи?
        Опускаюсь на диван в почти пустом «Ларри’c» и ставлю перед собой чашку кофе, когда заходит Реджина. На ней толстовка и джинсы, волосы собраны в пучок на затылке. Ее можно принять за студентку колледжа. На плече висит рюкзак - из тех, что используют в качестве сумочки. Она ищет меня взглядом, я поднимаю руку, привлекая к себе внимание. Реджина неторопливо направляется ко мне, и у меня возникает чувство, что ей сомнительно, стоило ли сюда приходить. Подойдя, садится напротив и снимает рюкзак. Я сразу замечаю, что у нее покрасневшие, опухшие глаза. Она устраивается поудобнее и поднимает взгляд. Мне становится ясно - она пришла облегчить душу.
        - То же, что ей,  - бросает она подошедшему официанту.
        Я виновато улыбаюсь ему, он спешит прочь. Реджина злится, когда ей приходится быть честной. Побочный эффект профессии. Она немного напоминает мне мою сестру, такую самоуверенную и властную, что окружающим кажется, будто она постоянно раздражена. Мы с сестрой очень разные, и отношения у нас всегда были натянутые. Мы обе прекрасно могли бы без них обойтись. Но ради мамы стараемся видеться хотя бы раз в месяц, и обычно дело заканчивается неловким молчанием за ужином. Мы фиксируем событие чересчур радостным селфи и отправляем его маме. Ее восторг по поводу нашей встречи хоть немного оправдывает этот ритуал.
        - Ну?  - хмуро спрашиваю я.  - Зачем я здесь?
        Она трет пальцами глаза и проверяет, не осталось ли на них туши. Ты все смыла еще вечером, хочется напомнить ей. Она прямо смотрит мне в глаза и сообщает:
        - В первый год нашего с Сетом брака у меня случился выкидыш.
        У меня падает сердце. Хочется взять Реджину за руку, но у нее такое каменное лицо, что я не решаюсь. Реджина не похожа на человека, который нуждается в утешении. Банальное «мне жаль» тут тоже не к месту. Мы не две подружки, обсуждающие душевные травмы за кофе.
        - Ясно…
        Я обхватываю руками свою пустую кружку, не зная, как реагировать. Уже ощущается тревожность из-за поступившего в кровь кофеина.
        Выкидыши случаются у многих женщин, особенно на ранних сроках беременности. Может, она пытается найти между нами что-то общее?
        - Я была на двадцать первой неделе… Я не знала про тебя… Про твой. Сет… никогда мне не рассказывал.
        Отпускаю кружку и откидываюсь на спинку дивана.
        - Ясно,  - снова повторяю я.  - А что он тебе рассказывал?
        Она бросает на меня неуверенный взгляд:
        - Что ты пока не забеременела. Что вы пытаетесь.
        - Ты говорила, что долго не общалась с Сетом до недавнего времени, что вы расстались несколько лет назад. Так почему он должен был рассказывать такие вещи бывшей жене?
        Официант приносит кофейник и кружку. Молча наливает кофе Реджине, потом наполняет мою кружку. Когда он уходит, Реджина пододвигает напиток к себе, обхватывает руками, но не пьет.
        Я молча наблюдаю за ней, дожидаясь продолжения.
        - Что ты помнишь о своем выкидыше?  - спрашивает она.
        Вопрос злит меня. Я помню немногое, во всяком случае, стараюсь; детали крайне болезненны.
        - Четверг,  - уже мягче произносит Реджина и прикасается к моей ладони. Я изумленно слежу за ее рукой.  - Прошу. Это важно.
        - Хорошо,  - изумленно отвечаю я, смотря на ее руку. Потом облизываю губы и закрываю глаза, пытаясь вспомнить подробности самого ужасного дня в моей жизни.  - Помню, было очень больно… И много крови. Мы поспешили в больницу…
        - А до этого? Где вы были до этого?
        - Я… Мы уезжали. Ездили на север на выходные.
        Она наклоняется вперед, положив локти на стол. Хмурит брови, и между ними появляется глубокая морщина.
        - Что ты ела? Пила? Он ничего тебе не давал?
        Качаю головой.
        - Конечно, мы ели. Сет не пил алкоголь из солидарности со мной. Я пила чай…
        - Какой чай?
        Слышу настойчивость в ее голосе. Кажется, она хочет перемахнуть через стол и меня потрясти.
        - Сет сказал, этот чай прислала для меня его мама. Он помогал справляться с тошнотой.
        Сказав эту фразу, я чувствую, как с лица отливает кровь. Кружится голова. Я хватаюсь за край стола, чтобы не упасть, и закрываю глаза. Реджина говорила, что родители Сета умерли. Откуда тогда на самом деле взялся этот чай и почему Сет сказал, что его прислала моя свекровь?
        - Меня ужасно тошнило, весь день…
        Я чувствую, что начинаю покачиваться, и делаю глубокий вздох, пытаясь успокоиться.
        - Травяной чай,  - мягко говорит Реджина.  - В маленьком коричневом пакете?
        Я киваю:
        - Да.
        - Он дал его тебе в первый раз?
        Пытаюсь вспомнить. Я жаловалась на плохое самочувствие. Доктор прописал мне что-то от тошноты, но лекарство не работало, и Сет предложил попробовать чай его матери.
        - У нее было несколько беременностей, Четверг,  - с улыбкой сказал он, когда я спросила о безопасности средства.  - И его пили все мои матери.
        Я рассмеялась, и он подмигнул мне. А потом приготовил чай, вскипятив воду в маленьком гостиничном чайнике. У напитка был привкус лакрицы и кориандра, и с сахаром получалось вполне вкусно.
        - Ты пила его все выходные?  - уточняет Реджина.
        Я согласно киваю:
        - Понятно. Ладно…
        Она бледнеет, хлопает ресницами. А потом рассказывает мне историю. И я бы предпочла, чтобы она могла забрать свои слова обратно, и можно было бы сделать вид, будто ничего не произошло. Что я не настолько глупа. Не настолько доверчива. Что меня не так легко использовать.
        32
        Час спустя я выхожу из кафе, и мне некуда идти. Я совсем не хочу возвращаться в дом на Коттонмауз, к его отклеившимся обоям и затхлому запаху. Теперь, когда Сет знает, что я в Портленде, он примчится сюда. Хотя зачем - вразумить меня? Отвезти обратно в Сиэтл? Я не готова его видеть. Можно обхитрить его, потратить два часа на дорогу и вернуться домой. Мне хватит времени, чтобы собрать вещи и уехать к родителям. Но мама не поверила мне в больнице, когда я пыталась рассказать ей правду. И я не знаю, поддерживали ли они связь с Сетом последние несколько дней. Скорее всего, Сет рассказал им полуправду: что я исчезла посреди ночи и меня нужно найти, пока я себе не навредила. Я сама по себе. Столкновение с Сетом неизбежно. Скоро мне придется с ним встретиться, но Реджина попросила дать ей время, и я его дам. Ее рассказ в том кафе сковал меня ледяным ужасом, заставил усомниться в себе. Мой кофе остыл и покрылся пленкой, а я, съежившись на диване, слушала сухое изложение произошедших событий.
        Доезжаю до торгового центра с большим сетевым магазином. Он откроется только через несколько часов. Паркуюсь за зданием, чтобы было не видно с улицы, и максимально откидываю сиденье. Нужно поспать, хотя бы несколько часов.
        Меня будит стук в оконное стекло. Резко выпрямляюсь, сонная и растерянная.
        - Здесь парковаться нельзя!  - кричит мужчина в желто-оранжевом жилете, заглядывая в окно.
        Он снова стучит и растерянно оглядывается через плечо. Невольно вздрагиваю, когда его кулак бьется об стекло совсем рядом со мной. Большой и загорелый кулак, подходящий к его широким плечам.
        Он снова поворачивается ко мне и поясняет:
        - Вы перегораживаете дорогу.
        Оборачиваюсь и вижу мусоровоз, ему нужно подъехать к баку, перегороженному моей машиной. Не поднимая кресла, я завожу мотор, нажимаю педаль газа и переезжаю на переднюю парковку. Останавливаюсь на другом месте, выбитая из колеи внезапным пробуждением и грубостью рабочего. Тру глаза и зеваю. Нужно поехать в какое-нибудь уединенное место, где можно спокойно поразмыслить, где на меня не будут кричать мусорщики. Например, в публичную библиотеку. Еще там можно воспользоваться компьютерами. Я проезжала мимо нее в прошлый раз, когда ехала на ужин с Сетом. Элегантное кирпичное здание тогда зацепило мой взгляд своей старомодной красотой.
        Я не помню названия улицы, и остается полагаться только на зрительную память. Нужно довериться инстинктам. Минут сорок я прочесываю улицы Портленда, пытаясь вспомнить, где именно ее видела. Когда наконец подъезжаю к нужному зданию, вижу, что группа бездомных неподалеку пакует вещи, готовясь к дневному путешествию по городу. Еще довольно рано и парковка относительно свободна. Мне удается быстро найти место недалеко от входа. Когда я выхожу из машины, в нос бьет запах мочи. Без куртки очень холодно. Спешу к дверям, к счастью, они не заперты. С облегчением выдохнув, захожу внутрь, дрожа и натягивая на пальцы рукава свитера, как перчатки. Библиотека - огромный открытый зал под стеклянным куполом. Быстро направляюсь к компьютерам.
        - Два часа,  - говорит сотрудница.  - Еда и напитки запрещены.
        У нее сухой, строгий и резкий голос. Больше похоже на запись, чем на живую человеческую речь. Послушно киваю. Она смотрит на меня с подозрением, словно я могу прятать завтрак под свитером. Но пропускает.
        За одним из компьютеров уже сидит пожилой мужчина в фетровой шляпе и сосредоточенно набирает что-то на клавиатуре двумя указательными пальцами. Когда я прохожу мимо, он не поднимает взгляда, и мне удается заглянуть ему в экран. Пишет сообщение кому-то на сайте знакомств. Молодец! Сет бы осудил мое любопытство, он в шутку называл меня «всевидящим оком». Напоминаю себе, что мнение Сета больше не имеет никакого значения. И вообще, если бы не любопытство, я бы до сих пор блуждала во тьме, замужем за человеком, которого толком не знала.
        Подхожу к одному из дальних компьютеров и сажусь на пластмассовый стул. Во рту кисло от выпитого ночью кофе и сна в машине, волосы - грязный комок. Сотрудница библиотеки продолжает бросать на меня взгляды, словно я в любой момент могу убежать с одним из старых компьютеров под мышкой. Нетерпеливо стучу пальцами по столу, дожидаясь, когда загрузится Интернет, и тревожно озираюсь каждые несколько минут, словно в помещение в любой момент может зайти Сет. Наконец появляется окно поиска, и я ввожу запрос, подперев рукой подбородок. Я пришла сюда разведать три вопроса, и под первым номером идут родители Сета - полигамные мама и папа! Ввожу в поисковик их имена, Перри и Филлис Эллингтон, и слова «убийство, суицид». Никаких статей, никаких заголовков. Только некролог с датами рождения и смерти и указанием единственного ребенка - Сета Арнольда Эллингтона. Если верить Сету, у него были братья и сестры от других матерей, гораздо моложе его, потому что его отец женился на других женщинах, когда Сет был подростком. Но поскольку Перри и Филлис жили вне общественных норм, информацию о братьях и сестрах Сета найти
практически невозможно. Они сейчас должны быть подростками, не старше. Законной женой Перри была Филлис, которая сейчас лежит с ним в могиле. И только другие жены могут знать, что случилось на самом деле… И мой муж.
        Приступаю к следующему пункту и ввожу название препарата, о котором Реджина рассказывала в кафе: «Мизопростол». Он вызывает схватки и в сочетании с «Мифепристоном» используется для проведения абортов во втором триместре беременности. Орально его безопасно использовать до сорок девятого дня, после чего возникают серьезные риски для матери. Руки трясутся, и я вспоминаю день гибели моего ребенка. Перехожу от ссылки к ссылке. Внутри все холодеет, словно прочитанное прогнало тепло. Более позднее использование опасно для матери, вызывает понижение давления, потерю сознания и инфекции после аборта. Отпускаю мышку и откидываюсь на спинку стула, закрыв глаза ладонями. В день выкидыша Сет останавливался на заправке купить еды. Я помню бумажные стаканчики с чаем, которые он принес в машину, и свою благодарность заботливому мужу. Чай, присланный, по его словам, его матерью, которая на самом деле погибла. О господи! Если Реджина права, выкидыш спровоцировал Сет.
        Боль практически невыносима. Когда все произошло, я не стала смотреть медицинский отчет из больницы - не хотела. Сет защищал меня все эти дни: горевал со мной, оберегал от всего, что я не желала слышать. Без него я бы не справилась. Он говорил, что решил найти вторую жену, когда Реджина твердо высказала нежелание иметь детей. Но зачем тогда убивать своего нерожденного сына и подвергать опасности мою жизнь? Какая-то бессмыслица. Мне хочется вцепиться в собственные волосы, закричать от разочарования. Ответы я могу получить только от Сета. Я должна посмотреть медицинские документы. Услышать все объяснения.
        Последний поиск - самый мучительный. Он спровоцирован фразой, брошенной Реджиной уже на выходе из кафе:
        «Мне кажется, с ним что-то не так».
        33
        Несмотря на все старания, фраза Реджины не выходит у меня из головы. Осознание наступает постепенно, вместе со жгучим, шипящим гневом. Мой муж болен - отвратительно болен. Почему я не заставила его рассказать о своей семье? Он скрывал свою травму, уходил от расспросов о детстве. И теперь я ужасно боюсь за Ханну - за ее нерожденного ребенка.
        Я всегда была такой доверчивой, да? Когда-то я никого не впускала в свою жизнь, чтобы меня не отвлекали от целей. Почему же с Сетом вышло иначе? Конечно, он был привлекателен, но разве мало таких мужчин? И флиртовал со мной, но и тут он был не первым. Вокруг меня всегда были мужчины, желающие привлечь мое внимание. Я принимала их ухаживания с подчеркнутой вежливостью. Иногда ходила на ужин или выпить пива, просто прогуляться или на другие развлечения, типичные для девушек моего возраста. Но получалось всегда не то - я ожидала совершенно других ощущений. До Сета.
        Пытаюсь сформулировать, чем он так меня зацепил, какими преимуществами, и все сводится к одному: он всегда очень интересовался моей жизнью. Задавал вопросы и восхищался ответами. Вспоминаю, как он поднимал брови, если я говорила что-то остроумное, с какой мягкой улыбкой слушал мои рассказы. Тогда казалось, что у него нет никаких скрытых мотивов, я просто привлекаю его столь же сильно, как он меня: чистая химия. В тот первый раз в кафе он помогал мне готовиться к экзамену и расспрашивал, почему я захотела стать медсестрой. До этого никто не задавал мне подобный вопрос, даже родители. Получается, он тщательно продумал план действий, стратегию. Девушка вроде меня, оторванная от семьи, увлеченная учебой, втайне мечтала об эмоциональной близости. Думаю, мне было даже все равно, с кем: мужчиной, женщиной, подругой или давно потерянной тетушкой. Я ждала, пока меня кто-нибудь заметит. Даже не знаю, за что я злюсь на себя сильнее: что купилась на это или что так долго этого не замечала. Но разве все мы не хотим быть услышанными? Я ничем не отличалась от любой другой женщины, которую заставил почувствовать
себя особенной, а потом бросил мужчина. Хотя она ради него отказалась ото всего. Сет оказался шарлатаном. Он использовал свое обаяние, чтобы манипулировать женскими эмоциями. К тому моменту, как он рассказал мне про Реджину, я уже была влюблена. И готова принять любое его предложение. Стыдно подумать.
        А сейчас он где-то манипулирует Ханной, и она слепо ему верит, мечтает об их семейной жизни с ребенком. Если Реджина права, Сет планирует сделать с ней то же, что и с нами.
        Сажусь на какую-то скамейку в центре города, перед фургонами с едой. Какой-то мужчина в кепке стоит рядом и тоскливо смотрит на фургон с тако. Интересно, почему он не осчастливит себя и не купит порцию? Начинается мелкий дождь. Меня чем-то беспокоит эта история, что-то не сходится. Закрываю глаза и пытаюсь расставить все по местам. Реджина, Четверг, Ханна и Сет - что у нас общего? Каковы наши роли в игре Сета? Иногда в нашей жизни возникают моменты особой ясности. Именно такой момент сейчас настал в моей. Наслаждаюсь им несколько мгновений, а потом принимаю решение. Встаю, и в этот момент мужчина в кепке перебегает дорогу - вместо тако он идет к фургону с салатом. Улыбаюсь: мы оба сделали выбор.
        Я дома уже неделю. Милый дом, который пришлось убирать после Сета добрых три часа. Когда я вернулась, в квартире царил страшный бедлам, словно Сет надеялся, что, побросав на пол все подушки и содержимое моих ящиков, он узнает, где я нахожусь. Воняло тухлятиной, в переполненном мусорном ведре на кухне я нашла контейнеры из-под готовой еды и недоеденные фрукты. Дом казался странным… Чужим. Первым делом я нашла пистолет, который подарил папа. Потом открыла все окна и много часов жгла свечи, чтобы прогнать запах. Видимо, Сет нашел мой телефон в лифте - мобильный с треснутым экраном лежал на кухонной столешнице, рядом с пузырьками лекарств. Я покрутила его в руках. Похоже на предупреждение, и я сделала выводы. Оставила телефон на столешнице и понесла лекарства в ванную, а там открыла их, одно за другим, и высыпала все в унитаз. Спустила воду и с удовлетворением наблюдала, как исчезает моя тюрьма. Компьютер исчез, хотя бумажник и ключи муж галантно оставил на месте. Потом я вызвала слесаря и заплатила дополнительные деньги, чтобы замки поменяли в тот же день. Параллельно установила новый код
сигнализации.
        Когда слесарь ушел, я положила в карман блестящие новые ключи и отправилась в город, покупать телефон и компьютер. На следующей неделе мне предстоят встречи и телефонные звонки. Нужно иметь возможность проверять почту и голосовые сообщения, а телефон с заправки принимает только звонки и эсэмэски. Дожидаясь светофора на той же улице, где я когда-то - кажется, что в прошлой жизни,  - столкнулась с Лорен, я наблюдала за лицами прохожих. И поняла, что если отвлечься от собственных мыслей и хорошо приглядеться к людям, можно заметить нечто удивительное. Каждый из них - от бизнесменов, прижимающих к ушам телефоны, до туристов на углах улиц, раздумывающих, куда идти,  - имеет уязвимые места. Любили ли их родители? Мужчины, женщины? А если любящий человек их бросит, насколько сильна будет боль? Мы изо всех сил стараемся избежать одиночества, найти смысл жизни в карьере, любви, детях, но с таким трудом обретенные ценности у нас могут в любой момент отнять. И мне стало легче от осознания, что я не одна, весь мир тоже хрупок и одинок, как я.
        Благодаря новым замкам, смене кода и пистолету на тумбочке в ту первую ночь мне удалось поспать. Но не без кошмаров.
        Сет не пытался выйти со мной на связь, но в понедельник позвонила Реджина - на телефон с заправки. Я поставила его на подзарядку и совершенно про него забыла. Сначала незнакомый звонок меня испугал. Но потом я увидела на экране ее номер и сразу приняла вызов, прижала телефон к уху и свободной рукой отключила звук на телевизоре.
        - Привет… Четверг?
        - Да.
        - Я нашла ее. Я знаю, где он держит Ханну.
        Через час я выехала в Портленд. Взяла с собой только телефон и пистолет - бросила его в сумочку в последний момент. Нужно было спешить. По дороге я вновь и вновь прокручивала в голове слова Реджины.
        В тот день в кафе Реджина рассказала мне историю про манипуляции и насилие. Неочевидные - она их никак не предвидела. Она вышла замуж за очаровательного и энергичного Сета, и первый совместный год оказался волшебным. Но вскоре после переезда в Сиэтл он изменился. Стал замкнутым и мрачным. По ночам он чаще всего вообще не приходил в кровать, и она находила его на том же месте, где оставила. Он сидел, стеклянным взглядом уставившись в телевизор. Отказывался принимать душ и ел один раз в день. Это начало пугать Реджину, она просила Сета обратиться за профессиональной помощью. Он сказал, что у него депрессия, и обещал - скоро все наладится. А потом начал работать с Алексом, развивать компанию, и на какое-то время дела наладились.
        Письма от его отца она увидела случайно. Сет забыл закрыть вкладку, Реджина села за компьютер и все увидела. Письма приходили до того, как отец Сета застрелил жену и свел счеты с жизнью. Их содержание было запутанным. Отец Сета твердил о заговорах, о том, что правительство хочет убить его с женами и забрать детей. Он подозревал мать Сета, что та добавляет ему в еду лекарства, от которых путается сознание. Последнее письмо он отправил за день до смерти - поделился планом убить себя и мать Сета. Они умрут вдвоем и смогут спасти остальных жен. Реджина искала в исходящих сообщениях ответы Сета, уверенная, что он пытался отговорить отца, убедить его обратиться за помощью, но ничего не нашла. Она попыталась обсудить это с Сетом, но он только разозлился.
        В тот момент я впервые увидела у холодной и бесстрастной Реджины глубокие эмоции. Со слезами на глазах она рассказывала, как он перебил тогда все вокруг: вазы, тарелки, даже телевизор. Он обвинял ее, что она лезет не в свое дело. Потом начал угрожать. Схватил за шею и прижимал к стене, пока Реджина не закричала, что беременна.
        Сет сразу отпустил ее и заулыбался, словно последних десяти минут вовсе и не было. А потом он заплакал. Обхватил ее руками за талию, рыдал, извинялся и признался, что тема смерти родителей что-то в нем пробудила. Реджина стояла в оцепенении, а Сет обнимал ее и обещал обратиться за помощью, все изменить. Они переехали, и в первые месяцы беременности все было идеально: Реджина купалась в слепом обожании Сета, будущего отца. Она почти забыла о происшествии. А потом, на двадцать первой неделе, у нее внезапно случился выкидыш. Она уже чувствовала, как двигается ребенок. И ей пришлось родить ее - девочку. Сет был убит горем, говорил, что они могут попробовать снова. Но Реджина отказалась. Испугавшись повторения трагедии, она установила в руку противозачаточный имплант и сосредоточилась на карьере. Сет умолял удалить контрацептив, а когда Реджина отказалась, они отдалились друг от друга. Через какое-то время Сет предложил вариант многоженства, потому что хотел детей. Когда Реджина выразила свое недовольство, он попросил развода. Она согласилась, но их отношения на этом не закончились. Он продолжал
оплачивать половину ее счетов, как они договорились перед разводом. Когда он приезжал по работе в Портленд, то останавливался в их старом доме, сначала в гостевой спальне, а потом снова в ее кровати. Я почти видела стыд в ее глазах, когда она призналась, что во время его визитов у них был секс, хотя он и женился на другой женщине. Она сказала, что вообще ничего не знала про Ханну, и я ей поверила.
        - За неделю до выкидыша он начал делать мне чай,  - продолжила Реджина.  - Это удивило меня, он вообще редко хозяйничал на кухне. Даже кофе по утрам не готовил, а тут вдруг стал кипятить воду и засыпать заварку. Мне и в голову не приходило, пока я не услышала твою историю.
        - Это могло быть совпадением,  - сказала я.
        Реджина покачала головой.
        - Он был старшим из братьев и сестер и не любил остальных. Считал, они отбирают у него внимание родителей. Он говорил мне, что жизнь с маленькими детьми была настоящим мучением.
        - К чему ты ведешь?
        Она тогда долго смотрела на меня, словно ждала, что я догадаюсь сама, и наконец сказала:
        - Думаю, он хочет сделать то же самое и с новой девушкой, Ханной. Мы должны остановить его. Мне понадобится несколько дней, чтобы узнать, где она находится.
        34
        Реджина присылает мне адрес в районе Перл-Дистрикт, и я ввожу его в телефон, дожидаясь светофора перед поворотом на шоссе. Я слышу бешеный стук собственного сердца, и пытаюсь успокоить растущую в груди панику. Надо спешить. Я должна помочь Ханне. В Перл-Дистрикт, районе художественных галерей и дорогого жилья, я была лишь проездом. Однажды мы с Сетом обедали там в ресторане на реке Уилламет, ели устриц и держались за руки по дороге к машине. Это был идеальный день. Вскоре после я узнала, что беременна, и подумала, что мы зачали ребенка в тот вечер, на свежевыстиранном белье отеля.
        Делаю по дороге несколько важных звонков, мой голос спокоен, несмотря на внутреннюю истерику. Получив сообщение, пытаюсь дозвониться Реджине, но звонок сразу перенаправляют на автоответчик. Она приедет туда,  - твержу я себе.  - Мы работаем в команде. Где-то в глубине души зарождаются сомнения, но я прогоняю их прочь. Кроме нее у меня никого нет, я должна доверять ей. Веду машину нервно, наклонившись к рулю и разговаривая с другими автомобилями. Ханна в порядке или Сет удерживает ее насильно? Она обрадуется мне или снова сделает вид, что не знает меня?
        Подобные тревожные мысли могут заставить усомниться в собственном рассудке. А этого за прошлые недели мне более чем хватило. Вжимаю педаль газа, и машина рвется вперед. Догоняю фургон и еду за ним, уткнувшись впритык, пока он не освобождает первую полосу. Когда я обгоняю его, водитель показывает средний палец и что-то кричит, но я не обращаю внимания и прижимаю следующую машину. Это продолжается несколько миль, пока я не замечаю в зеркале заднего вида сине-красные огни. Сзади раздается короткий гудок сирены, и мне приходится перестраиваться через две полосы к обочине. Сижу и с замиранием сердца жду, пока к окну подойдет полицейский.
        - Мэм, пожалуйста, ваши документы.
        Я готова. Передаю все в окно, пытаясь поймать его взгляд. Мне это удается, хотя на нем зеркальные очки от солнца - как у полицейских в фильмах. Он уходит к себе в машину и через несколько минут возвращается.
        - Вы знаете, почему я остановил вас?
        - Я превысила скорость,  - уверенно отвечаю я.
        Выражение его лица непроницаемо, он смотрит из-за стекол очков, невозмутимо и выжидательно.
        - Я опаздываю. Виновата, заслужила штраф.
        Ноль реакции. Стучу пальцем по рулю, мечтая, чтобы он скорее приступил к делу. Он протягивает мне документы.
        - В следующий раз будьте осторожнее.
        И все? Смотрю на его бейдж: офицер Моралес.
        - Гм… Спасибо.
        - Можете ехать. Хорошего дня.
        Через десять минут я опять несусь по шоссе и чувствую себя почти хорошо - лучше, чем прежде. Отпускаю газ и иду в общем потоке, не превышая на этот раз скоростной режим.
        Когда я въезжаю по мосту в город, солнце уже клонится к закату. Теплый оранжевый свет освещает здания, и на мгновение возникает ощущение лета, до которого еще совсем не скоро. Кажется, будто все уже давно разрешилось и моя жизнь вернулась в норму. Это чувство настолько сильно, что мне приходится прогонять его усилием воли. Иногда главный враг женщины - надежда, что она все выдумала. Что сумасшедшая она, а не ее жизненные обстоятельства. Забавно, какую эмоциональную ответственность мы готовы на себя взять, лишь бы сохранить иллюзию. Моя жизнь - запутанный, пугающий клубок обмана, разум легко впадает в заблуждения… Я слишком поздно выучила этот урок: вещи не всегда таковы, как нам кажется. Отбрасываю задумчивость и настраиваюсь на решительный лад, когда съезжаю с моста и сворачиваю в оживленный центр Портленда. Сет и его маленький гарем. Перед отъездом я проверила банковский счет и обнаружила, что оттуда периодически снимали наличные. Дважды в неделю в течении последних шести месяцев! Как я не замечала? Сет тайком брал деньги с моего счета, чтобы отдавать долг Реджине. Интересно, знает ли она,
откуда он брал деньги, и имеет ли это для нее значение? Сет за все ответит. Нажимаю на педаль газа.
        Навигатор приводит меня к недостроенному зданию. Четырехэтажный дом с квартирами, вдоль улицы еще висят рекламные щиты с ценами. Посетите наш офис продаж! Западную часть уже заселили, но с восточной еще стоят строительные леса, пластиковая пленка закрывает пустые окна квартир, где только предстоит возвести стены. Паркуюсь и нерешительно выхожу из машины. Как Сет мог поселить здесь Ханну, когда Реджина живет в таком ужасном месте? Видимо, по-прежнему пытается произвести впечатление. Он постарался обезопасить беременную жену. Звоню Реджине, стоя возле машины, но опять попадаю на автоответчик. Дрожащим голосом оставляю сообщение:
        - Реджина… Я здесь, у Ханны… Надеялась, ты приедешь… Я захожу. Просто… Я должна его остановить…
        Отключаюсь, прежде чем начать плакать.
        Для входа в здание карта не нужна. Добраться до Ханны относительно легко, благодаря продолжающемуся строительству за правилами особо никто не следит. Рассматриваю ламинированную схему здания в холле и нахожу ее квартиру на втором этаже. Пока лифт ползет вверх, я сую руку за спину, слегка прикасаясь к холодному металлу пистолета. Прежде чем выйти из машины, я переместила его из сумочки на талию.
        Сложно предугадать, какое у Сета настроение и как он отреагирует на мое появление. Он болен. Это своего рода серийный убийца младенцев, прерывающий жизни собственных детей, рискуя жизнями многочисленных жен. Господи, как я вообще могла во все это влипнуть? Я помню его взгляд в тот день, когда он на меня напал. Помню ту холодную жестокость, которую я увидела, прежде чем отключиться. Нет, отключиться - понятие слишком общее. Я уверена, это он бросил меня на пол, ударил головой об кухонный пол. Просто подводит память.
        С волнением выхожу из лифта на этаж Ханны. Сет дома или она одна? Ее дверь - самая дальняя от лифта. Услышит ли меня кто-нибудь, если что-то пойдет не так? Замираю на полпути, прикладываю руку к стене и делаю несколько глубоких вздохов. А потом срываюсь с места - быстрее, чем обычно.
        - Надо с этим покончить,  - тихо говорю себе под нос. И вот уже стою перед дверью, со вспотевшими ладонями. Поднимаю руку и стучу кулаком - громкий звук разносится под длинному коридору. В нос бьет запах свежей краски и новых ковров, и я озираюсь, не открылись ли другие двери. Раздается щелчок, и дверь широко распахивается. Я застала ее врасплох. Ханна стоит на пороге, приоткрыв рот, с кухонным полотенцем на руке.
        - Мне нужно с тобой поговорить,  - заявляю я, прежде чем она успевает отреагировать.  - Это очень важно… Дело касается Сета.
        Она рассматривает меня, сжав губы и наморщив лоб. Красивое лицо искажено тревогой, она бросает тревожный взгляд себе за спину, и тут до меня впервые доходит, насколько Ханна молода. Она же еще совсем девочка. В этом возрасте я только поступила учиться на медсестру. И влюбилась в Сета, искренне ему поверила. Как бы я отреагировала, если бы ко мне домой также заявилась Реджина? Примерно минуту Ханна раздумывает, что делать. Заставляю себя не смотреть на ее живот, не сводить взгляда с ее лица. Я ведь не хочу знать, верно? Вдруг я опоздала? Я себе не прощу.
        Она разворачивается и уходит в квартиру, оставив дверь открытой. Я воспринимаю это как приглашение войти. Ханна направляется в гостиную, где стоит диван, который я видела в прошлом доме. Она смотрит на меня, сложив руки на груди. Ей явно не по себе. Я осторожно закрываю дверь и делаю несколько шагов в ее направлении. Вдоль стены стоят ряды нераспакованных, неподписанных коробок. Она переезжала в спешке. Через дверь спальни видна неубранная кровать со сваленным в кучу одеялом. Ищу привычные для себя признаки Сета: пару ботинок или стакан с водой, который он обычно ставит на прикроватную тумбочку. Но его привычек в доме Ханны я не знаю, они могут очень отличаться от знакомых мне. Подхожу ближе, и она поднимает испуганный взгляд.
        - Как ты себя чувствуешь?  - мягко спрашиваю я.
        Ее рука машинально опускается на живот. Я прекрасно помню этот жест - ты всегда ощущаешь, что в твоем теле растет новая жизнь. В груди что-то расслабляется: облегчение. Она все еще беременна.
        - Ханна, ты говорила, он тебя ударил. Это правда?
        - Нет, это ты говорила, что он меня ударил, Четверг. Я пыталась объяснить, что это неправда, но ты меня не слышала.
        - Нет. Я видела синяки…
        Похоже, Ханна в глубоком шоке. Она оглядывает комнату, словно ищет убежище.
        - Он очень разозлился, что я нашла тебя и к тебе приехала,  - рассказываю я.  - Когда я вернулась домой после нашей последней встречи, то с ним из-за тебя поругалась. Дошло до рукоприкладства, и я оказалась в больнице.
        Ханна смотрит на меня, вытаращив глаза, но упорно молчит, словно боится вымолвить хоть слово. Потом начинает качать головой, словно не может поверить моим словам.
        - Ты сама знаешь, он не совсем нормальный. Как он рос… Как просил нас жить…
        - Просил нас жить?  - переспрашивает она.  - О чем ты?
        В замке поворачивается ключ, и открывается входная дверь. У меня перехватывает дыхание, словно в крошечной квартирке слишком мало воздуха. Хватаюсь рукой за шею. Не знаю, зачем - возможно, надеюсь нащупать там цепочку, чтобы себя отвлечь.
        Заходит Сет с пакетами в руках. Сначала он меня и не замечает. С расслабленной улыбкой подходит к Ханне и наклоняется ее поцеловать.
        - Купил твои любимые консервированные груши,  - сообщает он и замирает, увидев выражение ее лица.  - Что случилось, Хан?
        Она кивает в мою сторону головой, и Сет следует за ее взглядом. Он смотрит на меня с недоверием, словно не может поверить, что я их нашла. Опускает на пол пакеты, и из них выкатывается банка с консервированными грушами.
        Эльфийское лицо Ханны бледнеет, ее губы становятся белыми как мел, взгляд мечется между нами.
        - Я пришла к Ханне,  - объясняю я.  - Предупредить ее о тебе.
        34
        Сет подбегает ко мне и хватает меня за руку. Удивление исчезает, и ему на смену быстро приходит что-то еще. Я боюсь всматриваться в его лицо и не свожу взгляда с Ханны, пока он тащит меня к дивану. Он толкает меня вниз, колени подгибаются, и я падаю в мягкие широкие бархатные подушки. Пытаюсь выпрямится, но чувствую себя глупой и неуклюжей. Наконец мне удается неловко устроиться на краю, сдвинув колени. В любую минуту я готова снова вскочить на ноги. Ханна упорно избегает зрительного контакта. Она стоит рядом с Сетом, опустив взгляд. Интересно, что он ей наплел, кем она меня считает?
        - Как ты нас нашла?  - спрашивает он.
        Держу рот на замке. Я не стану рассказывать ему, что мне помогла Реджина.
        - Четверг,  - говорит Сет и делает шаг в моем направлении.
        Шарахаюсь от него и сразу чувствую себя виноватой. Разумеется, он ничего мне не сделает на глазах у своей Ханны.
        - Я звоню в полицию,  - заявляет он и достает из кармана телефон.  - Ты нас преследуешь. Ты опасна для себя и для Ханны.
        Протестующе открываю и закрываю рот, но от изумления не могу вымолвить ни слова. Преследую? Как он смеет делать вид, будто я опасна для Ханны, когда сам поднимал на нее руку?
        - Ты зашла слишком далеко,  - продолжает Сет.  - Все кончено, кончено уже давно!
        Он обнимает Ханну за плечи. И как мне кажется, она даже напряглась.
        - Я все рассказал Ханне. Она знает о нас.
        Знает о нас? Что именно знает? Лоб пронзает острая боль, я жмурюсь и моргаю.
        Я не смотрю на Сета, он для меня пустое место. Я смотрю на Ханну, только на нее - молодую девушку, чья жизнь вот-вот разрушится. Она выглядит совсем юной, гораздо моложе Сета. Его объятия кажутся почти отеческими.
        - Ханна,  - мягко говорю я,  - что именно тебе рассказал Сет?
        Она резко поднимает голову, смотрит мне прямо в глаза, а потом на Сета, сверлящего меня взглядом.
        - Я рассказал ей правду,  - вмешивается он.  - Все кончено, Четверг.
        - Я спросила не у тебя, а у Ханны,  - огрызаюсь я и обращаюсь к ней:  - Когда я приехала к тебе домой, ты сделала вид, будто мы незнакомы…
        Она прикусывает нижнюю губу и отчаянно моргает.
        - Ты знала, кто я. Приехала в наш дом, представилась другим человеком. Ты нас преследовала…
        Ее голос звучит все громче. Нужно успокоить ее, убедить меня выслушать. Я киваю.
        - Ты права. Я приехала к тебе домой. Мне было любопытно на тебя посмотреть. Я знала, что у Сета отношения с двумя женщинами вне нашего брака, и хотела увидеть… тебя.
        Ханна резко дергает головой, словно от пощечины.
        - О чем она говорит?  - спрашивает она у Сета.
        - Мы с Сетом все еще женаты,  - объясняю я.
        - Ты сумасшедшая.  - У нее дрожит голос.
        Перевожу изумленный взгляд на Сета - кажется, мои глаза вот-вот выскочат из орбит.
        - Так вот что ты рассказал? Она ничего не знает о твоем многоженстве. Получается, эта история была исключительно для меня?
        У него на челюсти дергается мускул. Я понимаю, что права.
        - Мы жили вместе как муж и жена, во всех смыслах слова,  - поясняю я Ханне.
        Ханна начинает плакать. Сет хочет ее утешить, но она отталкивает его прочь, и ее всхлипы наполняют квартиру.
        - Посмотри, что ты наделал,  - выдыхает она.  - Что принес в наши жизни.
        Сет открывает и закрывает рот. Принес в их жизни? Это в мою жизнь Сет принес Ханну. Я была первой.
        Безмолвно стою, словно пораженная громом. Представляю его своим мужем, а не этим монстром. Мужчину, которого я любила, который нежно целовал меня в губы и массировал мне шею после долгого рабочего дня. Я готовила ему еду, а он восхищался моим кулинарным талантом. Если в квартире что-то ломалось, он брал ящик с инструментами и чинил, а я стояла над ним, переполненная гордостью. Я чувствую боль. Она наполняет меня, но потом вдруг исчезает, и ей на смену приходит гнев. Как он посмел?! Как посмел любить меня, а потом выкинуть прочь?!
        Внимание Сета сосредоточено не на мне. Оно сосредоточено на Ханне.
        - Она больна,  - говорит он.  - Только вышла из психиатрической лечебницы. Прости, Ханна… Я люблю тебя, только тебя.
        - Больна?  - переспрашиваю я.  - Я оказалась там по твоей милости, потому что ты боялся, что я расскажу о тебе правду.
        Немного переводя дыхание, поднимаю глаза на его дрожащую девушку и обращаюсь уже к ней:
        - Он был добр со мной - или мне так казалось - и я всему поверила. Когда я потеряла ребенка, сразу стала ему не нужна. С таким человеком ты хочешь прожить жизнь, Ханна? Который обманывает, бьет, находит других женщин для удовлетворения своих безумных, ненасытных потребностей. Была не только я. Еще Реджина.
        - За этим ты явилась?  - шипит Сет.  - Обвинять меня, что я бью любимую женщину? С ума сошла? Агрессию проявляешь только ты. Ты напала на меня, когда я попытался закончить отношения. Нам пришлось переехать.
        - У нее на руках были синяки!  - кричу я.  - Я видела!
        - Я уже рассказала тебе, откуда они появились,  - вмешивается Ханна.  - У меня нежная кожа.
        Качаю головой:
        - А лицо? У тебя был синяк под глазом…
        Ханна неуверенно смотрит на Сета. Мне уже кажется, что я ее расколола и сейчас она во всем признается. Но она говорит нечто шокирующее:
        - Это случилось во время секса. Я не хотела рассказывать. Стеснялась, ведь мы с тобой были едва знакомы. Сет случайно ударил меня локтем в глаз.
        Смотрю на нее с изумлением. Почему она продолжает врать?
        - Однажды, во время ссоры, он меня толкнул. Я повредила ухо. Возможно, он тебя и не бил, но…
        - Четверг, ты набросилась на меня с кулаками! Я пытался удержать тебя… Ты упала…
        У Сета раздраженный тон, глубокая морщина между бровями. Каков актер! Взгляд Ханны мечется между нами, она не знает, кому верить. Я понимаю, что должна ее убедить, иначе она останется с ним.
        - Я помню все иначе.
        Он горько смеется:
        - Ты вообще, похоже, многого не помнишь.
        - Почему твой дом записан на мое имя?  - интересуюсь я и поворачиваюсь к Ханне.  - Дом, в котором ты жила, принадлежит мне.
        Ханна отворачивается, но у Сета загораются глаза.
        - Потому что это твой дом, Четверг! Он достался тебе от бабушки.
        - Нет!  - кричу я. Но в глубине души уже понимаю, что это правда. Когда умерла бабушка, у меня уже была квартира. Я тогда предложила Сету останавливаться в доме во время поездок в Портленд. За это он пообещал мне бесплатно сделать ремонт. У меня из горла вырывается крик. Поднимаю руку к шее. Тяжело дышать. Как я могла не узнать собственный дом - дом моей бабушки? Ханна провела мне экскурсию, и я ходила за ней по комнатам, как чужая.
        - Твой агент выставил его на аренду.
        Лицо Сета искажают жалость и отвращение. Ненавижу!
        - Ты сумасшедшая,  - повторяет он и пренебрежительно качает головой. Он рад, что у нас все кончено и он от меня отделался. Он всегда этого хотел.
        - Нет!  - Меня так колотит, что стучат зубы.
        Сет смеется мне в лицо.
        - Конечно да. Ты всегда была чокнутой. Одержимой - сначала моей бывшей женой, теперь Ханной. Четверг, наши отношения были ошибкой. Мне нравилось с тобой трахаться, слышишь? На этом все.
        Он поворачивается к Ханне, а я сжимаю диван от мучительной, страшной боли. В пальцах… Груди… Глазах.
        - Детка,  - говорит ей Сет,  - я совершил ошибку. Прошу…
        - Почему ты не сказал мне, что это ее дом?
        Ханна медленно пятится назад, качая головой.
        - Я собирался… После расставания с ней. Я не хотел тебя расстраивать. Ребенок… Прошу, Ханна, это было ошибкой. Мне так жаль.
        Он попался на очередном обмане. С надеждой делаю шаг в сторону Ханны, и Сет орет:
        - Не приближайся к ней!
        - Что именно было ошибкой?  - ору я в ответ.  - Я твоя жена!
        В комнате становится тихо. Сет и Ханна с ужасом смотрят на меня.
        - Нет, Четверг,  - раздается голос у меня за спиной.  - Ты его любовница.
        Замираю, в жилах холодеет кровь. Поворачиваюсь и вижу: в дверном проеме стоит и неуверенно озирается Реджина с сумкой на плече. Наши глаза на мгновение встречаются, а потом она видит Ханну, которая плачет возле кухни. Реджина заходит внутрь.
        - Ты была его любовницей и предложила ему жить в твоем доме с новой женой.
        - Неправда!
        Но это правда. Теперь я помню. Когда Сет женился на Ханне, мои арендаторы как раз уехали, дом освободился. Я предложила его им. Думала купить таким образом его благосклонность - выступить щедрой и бескорыстной женой. Смотрю на Реджину, и глаза наполняются слезами.
        - Это из-за тебя распался наш брак,  - обвиняет меня она.  - Из-за вашей с Сетом интрижки.
        В ушах шумит. Покалывает кончики пальцев.
        - Реджина мне все рассказала, Четверг,  - говорит Сет.  - Как ты заявилась к ней в офис, представляясь другим человеком, и как ворвалась к ней домой. Твои безумные теории, что я вызывал у тебя выкидыш, и утверждения, что мои родители живы…
        - Ты говорил мне, что твои родители живы! Они не приехали к нам на свадьбу - ты сказал, твой папа попал в больницу…
        - Нет.  - Он медленно качает головой.  - По этой причине они не приехали на нашу свадьбу с Реджиной. Я рассказывал тебе эту историю.
        - Нет!
        - Да, Четверг. Господи боже мой…
        Реджина поворачивается ко мне, но у нее на лице полностью отсутствуют эмоции. Мы смотрим друг другу в глаза.
        - Почему ты так поступила?  - спрашиваю я.
        - Все в порядке?  - интересуется она у Сета и Ханны.
        - Реджина…  - начинаю я. Она перебивает:
        - Она оставила мне сообщения. Сказала, едет сюда. Я не знала… Я беспокоилась.
        Меня знобит. Холод невидимой рукой расползается с шеи по всему телу. Что она делает? Конечно, она приехала меня поддержать. Хочу спросить, что происходит, почему она избегает на меня смотреть, но язык словно прилипает к нёбу.
        - Я вызвала полицию,  - сообщает Реджина.  - Сказала, что ты приехала с намерением навредить Сету или Ханне, что ты угрожала так сделать.
        Теперь я трясусь всем телом. Все подстроено, подстроено заранее. Когда она сообщила, что узнала, где Ханна, я была слишком взволнована и не спросила, как именно. А она изначально знала, где они находятся, и я сыграла ей на руку.
        У Ханны по щекам текут огромные слезы. Вспоминаю потрепанную квартиру Реджины, ее озлобленность, ее рассказы про Сета. Она хочет выставить меня сумасшедшей.
        - Чертова сучка,  - шиплю я и направляюсь к ней. Сама не знаю, что собираюсь сделать, но мои руки вдруг оказываются у нее на шее. Это ошибка. На меня набрасывается Сет, хватает за запястья и оттаскивает прочь. Я вырываюсь, пинаю его и попадаю по колену. Он корчится от боли и падает на меня, прижимая к полу. Лезу за пистолетом. Рука зажата, металл холодит пальцы; Сет лежит на мне всем весом. Слышу, как вопит Ханна, как выкрикивает мое имя Реджина. Я не позволю ему навредить ребенку Ханны! Пытаюсь вытащить пистолет. Пальцы нащупывают курок. Когда колено Сета с силой бьет меня в живот, я стреляю. Слышу громкий звук, а потом крики Реджины, она говорит Ханне звонить в 911. Чувствую, как по рукам течет кровь, как оседает Сет, как в меня упирается жесткий пистолет. Его кровь согревает мне живот. Я едва дышу. И в этот момент начинаю вспоминать. Как Сет подошел ко мне в кафе, как рассказал, что женат. Мой гнев, наш роман, беременность… И уход его жены, Реджины. Вспоминаю, как думала, что теперь он на мне женится, что мы станем семьей. Но потом я потеряла ребенка… Боже, Боже. Как я очнулась в больнице и
доктор сказал, что я больше никогда не смогу иметь детей. Лицо Сета…
        А потом он бросил меня. Ради Ханны. Молодой шлюхи, способной родить ему детей. Они оба из Юты. Она моложе его на десять лет. Но я умоляла его вернуться ко мне. Сказала, мне неважно, что он женат на Ханне, я все равно его хочу. И так начался наш второй роман.
        36
        На этот раз все иначе - я более расслаблена, меньше тревожусь. Персонал знает меня по имени, и я больше не чувствую себя безликой жертвой. Доктор Штейнбридж видится со мной трижды в неделю. Он говорит - у нас прогресс.
        Я брожу по длинным, затхлым коридорам и думаю о сделанных выборах, разбираю свои слабости. Столько раз в своей жизни мне следовало проснуться, но я выбирала сонный эмоциональный транс. Плыла по течению.
        Я посещаю все группы и занятия. Мое любимое - холистическая йога, где все собираются в комнатке без окон, садятся на сиреневые маты, глубоко дышат и освобождают сознание от проблем. У нас столько проблем, столько волнений! Дважды в неделю меня посещает Лорен, приносит ужин из моих любимых заведений. Мама приходит тоже, с виноватым выражением лица, и приносит большие пластиковые контейнеры с домашним печеньем.
        - Хватит на всех,  - говорит она.
        Я никогда не спрашивала у нее, что она думает насчет истории с Сетом и поддерживает ли с ним связь. Думаю, я не хочу этого знать. Однажды, когда я произнесла его имя, у нее во взгляде показалась горечь, но она быстро взяла себя в руки и выдала свою фирменную улыбку.
        Два раза меня навещала Анна. В первый раз она ворвалась в «Куин Кантри» и наговорила про Сета много нехороших вещей, и достаточно громко, чтобы слышали все окружающие. Храни ее Бог.
        Отец не приходит. Впрочем, это меня не удивляет. Я - его неудачный ребенок, его позор. Я обманывала родителей насчет Сета, и теперь они знают правду: я всего лишь любовница, недостойная брака.
        Всю последнюю неделю в «Куин Кантри» я провожу ужины в одиночестве у окна. Передо мной поднос с картофельной запеканкой и, разумеется, желе. Его дают всегда. Вода здесь отдает металлом и грязью, но я пью ее маленькими глотками, уставившись на лужайку под окном. Стекло потеет от моего дыхания, и я наблюдаю за пятнышком конденсата - как оно растет и уменьшается, растет и уменьшается.
        Лечение проходит легко и даже мне помогает. Когда во временную квартиру Ханны и Сета приехала полиция и обнаружила на мне истекающего кровью Сета, меня отправили в больницу. Я провела там три дня, залечивая небольшие повреждения, а потом меня перевезли в тюрьму, дожидаться приговора.
        Разумеется, меня спровоцировала Реджина, заставив поверить, что Сет виноват в наших выкидышах. И это позволило смягчить приговор. Меня признали невменяемой и снова отправили в «Куин Кантри». Но в этот раз на гораздо более долгое время. Я боялась, что меня отправят в какое-нибудь новое место, и испытала облегчение.
        Во время первой встречи с доктором Штейнбриджем, на следующий же день после моего приезда, он рассказал мне, что я довольно долгое время преследовала Сета и его новую жену. Еще он сказал, что бывшая жена Сета, Реджина, подтвердила это рассказом о том, как я приходила к ней на работу и домой и требовала информацию. Реджина предоставила голосовое сообщение, которое я отправила ей прямо перед тем, как ворвалась в квартиру Сета и Ханны. Доктор воспроизвел его. Я неподвижно сидела в кресле напротив и слушала, замерев от волнения. Да, я действительно звучала как сумасшедшая. Доктор остановил запись, предполагая услышать мои признания или опровержения. Но не дождался никакой реакции. Бессмысленно отрицать факт преследования - это правда, и неважно, как меня обманула Реджина. Я просто молча сидела и слушала - без оправданий.
        - Вы не несете полной ответственности за случившееся,  - сказал доктор Штейнбридж.  - Сет травмированный человек: трудное детство, пережитое, как он утверждает, насилие. Он изменял обеим женам и манипулировал вами посредством эмоций. Он вас использовал. Но наша задача - помочь не Сету, а вам. Когда вы поняли, как развиваются ваши с ним отношения, ваш разум создал альтернативную реальность, чтобы справиться с гибелью ребенка и уходом Сета.
        - Но он никогда не пытался со мной расстаться.
        И тогда добрый доктор предъявил мне полдюжины электронных писем из моего ящика - нашу с Сетом переписку. Дал их прочитать. Сет, всегда логичный, умолял меня принять наше расставание и жаловался, что не хочет изменять Ханне. Я не помню, как читала эти письма, не помню, как на них отвечала. Доктор Штейнбридж сказал, что я их удалила, отчаянно пытаясь представить, что ничего не происходит.
        - Еще полиция нашла созданный вами аккаунт под именем Уилла Моффита, который вы использовали для связи с Реджиной…
        - Да, но я хотела узнать, не изменяет ли она…
        Доктор смотрит на меня с сочувствием.
        - А родители Сета? Они присылали мне открытки…
        - Открытки стали частью дела. Ваш адвокат предоставил их суду в качестве доказательства вашей невменяемости. Вы написали их сами. Это доказал эксперт-графолог.
        Я вспоминаю, как стою в супермаркете с пачкой открыток на кассовой ленте. И хныкаю, прижав ладони к глазам.
        - Все здесь, Четверг, прямо перед вами,  - подчеркивает доктор и стучит своими узловатыми пальцами по бумагам, лежащим перед ним.  - Вы с Сетом никогда не были женаты. У него случился с вами роман, когда он состоял в браке с первой женой, Реджиной. Реджина бросила его, когда узнала о вашей беременности… Но вы потеряли ребенка и из-за этого впали в психоз.
        Сет не был виновен в наших выкидышах, но Реджина заставила меня поверить, что был. Зачем? На заседании суда выяснилось, что Реджина действительно потеряла ребенка, но на гораздо более раннем сроке, в восемь недель. Еще она говорила, что Сет подделал ее противозачаточные. В тот момент я смотрела на Реджину, сидевшую на другом конце зала, и видела, как побледнело ее лицо.
        Я считала своим главным врагом Сета. Поэтому так легко доверилась Реджине. Мой ребенок был здоров, двигался и пинался, а потом просто умер. Никаких медицинских причин не обнаружили. Иногда так случается, дети погибают.
        - Доктор Штейнбридж,  - спросила я во время одного из сеансов,  - разве не странно, что Сет ничего этого не рассказывал, когда я была здесь в прошлый раз?
        - Он никогда не называл себя вашим мужем, Четверг. В прошлый раз вы попали сюда потому, что Сет пытался с вами расстаться. В частной беседе он признался мне, что женат на другой женщине и вы - его любовница. Его жена, Ханна, узнала, кто вы такая, в вашу последнюю встречу. Помните?
        Я помню, как мы ужинали в ресторане, как я вернулась из уборной и обнаружила, что она внезапно ушла. Рассказываю доктору эту историю.
        - Сет узнал, где вы находитесь, и написал ей сообщение. Сказал немедленно уходить.
        - Но когда я вернулась к себе в квартиру, он ждал меня там. С разбитой рукой…
        - Да, он утверждает, что ударил кулаком в стену, когда узнал, что вы преследуете его жену. Когда он сообщил о решении расстаться, вы на него напали. Видимо, после этого он чувствовал себя обязанным вас навестить…
        - Но он забрал меня, отвез домой.
        - Нет. Вас забрал и отвез домой отец.
        Я смеюсь:
        - Вы издеваетесь? После того, как я отсюда вышла, отец виделся со мной лишь один раз. Ему на меня плевать.
        - Четверг… Я присутствовал лично. За вами приехал отец, привез одежду. Он провел с вами неделю, пока вы не подсыпали ему в ужин снотворное и не сбежали в Портленд.
        - Нет.
        Конечности немеют, словно больше мне не принадлежат. Доктор ошибается или меня обманывает. Может, к нему приходил Сет, заплатил за молчание…
        - Вы были на тяжелых лекарствах и по-прежнему страдали бредовыми идеями.
        Хочется рассмеяться. Они считают, я настолько безумна, что могу перепутать отца с Сетом?
        Резко встаю, стул за спиной с металлическим грохотом падает на пол. Доктор Штейнбридж наблюдает за мной со своего места, спокойно положив руки на стол. В глазах, оттененных толстыми гусеницами бровей, виднеется грусть. Я чувствую, что испаряюсь, меня медленно засасывает в небытие.
        - Закройте глаза, Четверг. Вспомните, как все было на самом деле.
        Мне не нужно, не нужно закрывать глаза - правда и так круговертью проносится в голове.
        Я вижу, как на самом деле проходили те дни в моей квартире: как отец наклонялся надо мной и давал таблетки, как читал триллеры с моих полок, как смотрел со мной на диване «Друзей».
        - Нет,  - повторяю я. Глаза наполняются слезами.
        Сет за мной не приехал - он сказал, что между нами все кончено, и вернулся к жене. Сет бросил меня во второй раз. Меня было недостаточно. Меня было недостаточно. Я заслужила одиночество. Начинаю выть, как сирена, пронзительно и громко. Царапаю собственное лицо, руки, все подряд. Я хочу срывать собственную кожу, пока не останется ничего, кроме мышц и крови, пока я не стану скорее предметом, чем человеком. Когда меня скручивают, я чувствую тепло на кончиках пальцев; моя кровь оставляет пятна на их костюмах.
        В мой первый год работы медсестрой, за две недели до Рождества в отделение экстренной помощи привезли мужчину с переломом черепа. Его звали Робби Клемминс, и я поклялась, что никогда не забуду его имени - слишком страшный был случай. Кровельщик решил поработать волонтером в доме для престарелых, повесить на здание новогодние украшения, и упал с двухэтажного здания, ударившись головой об асфальт. Когда его нашли, он находился в сознании, лежал на спине и разговаривал спокойным, обычным голосом. Пересказывал доклад о том, как правильно снимать шкурки с белок, сделанный им в пятом классе. Когда его привезли в больницу, он плакал и бормотал что-то о своей жене, хотя женат не был. Я помню, как меня чуть не стошнило при виде вмятины в его голове, а череп на рентгеновском снимке напоминал разбитое яйцо. Осколки черепа попали в мозговую ткань, и операция по их удалению длилась восемь часов. Мы спасли его жизнь, но не смогли спасти человека, которым он был до падения. Помню, я удивилась, насколько мы хрупкие - души, покрытые нежным мясом и хрупкими костями. Одно неверное движение, и можно стать совсем
другим человеком.
        В общем и целом, мой мозг в порядке; я не падала с крыши, хотя в некотором смысле выпала из реальности. Но доктор Штейнбридж поставил несколько диагнозов, мне сложно их повторить. Говоря простым языком, у меня нездоровый мозг. Я часто сижу в палате и представляю его воспаленным и гноящимся. Иногда мне хочется расколоть себе череп и достать мозг, и я представляю многочисленные способы это сделать. Хочу выздороветь, но иногда не могу даже вспомнить, что со мной не так. Однажды днем ко мне в палату заходит доктор Штейнбридж. Судя по серьезному виду, у него есть новости.
        - Реджина Келе просит о встрече с вами,  - сообщает он.  - Если вы не хотите ее видеть, то не нужно.
        Меня это трогает. Мой случай его заинтересовал, и между нами установились менее формальные отношения, чем вначале.
        - Не имею ничего против, чтобы с ней поговорить.
        Это правда - я целый год ждала возможности встретиться с первой женой Сета лицом к лицу и получить ответы на свои вопросы.
        - Хорошо, тогда я одобрю ее визит. Думаю, это может вам очень помочь, Четверг. Оставить все позади и двигаться дальше.
        Через две недели ко мне заходит медсестра и сообщает, что Реджина пришла. С замиранием сердца иду в комнату отдыха. На мне спортивные штаны и майка, волосы собраны в небрежный пучок. Перед выходом из комнаты смотрю на себя в зеркало - вид расслабленный, даже симпатичный.
        На Реджине элегантная блузка и брюки, волосы собраны в хвост. Подхожу к ней, улыбаясь по дороге знакомым медсестрам.
        - Привет, Четверг,  - говорит она.
        Осматривает меня с ног до головы. На ее лице видно удивление. Она ожидала увидеть страшилище. Но я - не страшилище. Я каждый день занимаюсь йогой, ем овощи и фрукты и даже хорошо сплю. Мое тело здорово, даже если разум не в порядке. Сажусь напротив нее и улыбаюсь - улыбаюсь спокойно, ведь меня больше не тревожат дурные мысли.
        - Привет.
        С тех пор, как я вернулась в «Куин Кантри», я думала о Реджине почти каждый день. Без злобы и ненависти, скорее с любопытством. Я принимаю слишком много лекарств, чтобы злиться.
        Она смотрит на меня, раздувая ноздри, и каждая из нас осторожно ждет, пока заговорит другая.
        - Как ты?
        Лед пробит! Уклоняюсь от ответа.
        - Зачем ты пришла?
        - Сама не знаю,  - признается она.  - Наверное, просто захотела тебя проведать.
        - Чтобы почувствовать себя лучше или хуже?
        Бледная кожа вспыхивает, на щеках и подбородке проступают багровые пятна. Игра Реджины дорого обошлась. Она хотела наказать меня, но Сет и Ханна будут платить за это всю оставшуюся жизнь.
        - Наверное, и то и другое. Я не думала, что все настолько далеко зайдет…
        - Тогда почему?
        - Ты разрушила мою жизнь. И я хотела, чтобы ты заплатила.
        Я начинаю вязнуть в трясине раскаяния и вины. Я не знала, что разрушаю ее жизнь… Или знала? Созданная мною реальность разрушила жизни всем, но Реджина не была такой невинной, как Ханна. Она использовала против меня мою же слабость - накрутила меня.
        - Ну, ты же получила желаемое, разве нет?
        - Да,  - наконец говорит она.  - Думаю, да.
        Мне так хотелось найти виновного в смерти моего ребенка, что я ни разу не усомнилась в ее истории. А Реджина так хотела наказать меня, что не подумала о последствиях.
        - Я знала, что у тебя проблемы с психическим здоровьем, но не представляла, что ты придумала себе такую историю - про полигамию.
        Пристыженно отвожу глаза. Стыд - надежная проверка реальности. Доктор Штейнбридж сказал, что именно стыд заставил меня создать альтернативную реальность. Я была достаточно хороша, чтобы Сет хотел меня, и стала его любовницей в обоих браках. Но оказалась недостаточно хорошей для того, чтобы он меня полюбил.
        Доктор учит меня справляться со стыдом. «Принимай решения, с которыми сможешь жить»,  - говорит он.
        - Я хотела выставить тебя сумасшедшей. Но не знала, что ты была сумасшедшей на самом деле.
        - А себя ты считаешь нормальной?  - огрызаюсь я в ответ.  - Думаешь, твой поступок адекватен? Да, сюда попала я, но я хотя бы способна признать, что сделала. Ты сказала мне, что боишься его, умышленно подкрепив мои подозрения, что он бьет Ханну. Заставила меня поверить, что он спровоцировал наши выкидыши. Буквально отправила меня в ту квартиру.
        Она смотрит на меня, поджав губы. Конечно, ей неприятна мысль, что она виновата не меньше моего. Я тоже долго отрицала свою настоящую жизнь.
        - Это ты принесла пистолет. Ты выстрелила в Сета,  - шипит она.  - Я хотела наказать тебя за свою разрушенную жизнь, но не хотела вредить Сету.
        Отвращение в ее голосе будит во мне ярость. Закрываю глаза, заставляя себя успокоиться. Вспоминаю слова доктора Штейнбриджа: «Ты отвечаешь только за себя».
        - Да. Но ты могла мне помочь, а вместо этого решила меня использовать. Подкинула бредовую идею.
        На лице Реджины - печать уверенности в собственной правоте. Я закипаю, начинает покалывать кончики пальцев. Сет с Ханной такого не заслужили. Конечно, Сет - изменник. У него был роман со мной во время брака с Реджиной, а потом, когда я не смогла родить ему ребенка, он переключился на Ханну. Но он продолжал приезжать ко мне даже после женитьбы на Ханне. Из-за этого я и утратила чувство реальности. Сет больше никогда не сможет ходить; пуля повредила позвоночник. Никогда не сможет побежать за своей дочерью по парку, подвести ее к алтарю… И я за это в ответе. От осознания сжимается желудок.
        - Ты обманывала, когда сказала, что Сет был с тобой жесток? Что он прижал тебя к стене…
        - Нет, это не ложь. У Сета взрывной темперамент.
        Чувствую жжение в ухе, как всегда при мыслях о Сете. В очередной раз задаюсь вопросом, насколько правдивы истории Ханны о синяках. Видимо, правды уже не узнать никогда. Может и неплохо, что он теперь в инвалидной коляске. Он больше никогда не сможет физически навредить женщине, и изменам пришел конец.
        - Я рада, что мы обе от него избавились.
        - Нет-нет-нет,  - возражает Реджина.  - Никаких мини-клубов. Не равняй меня с собой,  - смеется она.  - Ты чокнутая.
        И в этот момент я вспоминаю Робби Клемминса и его сломанный мозг, разбитый на кусочки череп и навсегда изменившуюся жизнь. Жизнь сломала и его, и меня, и Реджину. Только я здесь, расплачиваюсь за содеянное, а она продолжает лгать. От ее смеха болят уши. Закрываю их ладонями, сильно сжимаю, пытаясь заблокировать звук. Это как в тот день на кухне, когда Сет назвал меня сумасшедшей, с отвращением глядя в глаза. Дрожа всем телом, я подаюсь назад и бью головой Реджине в нос. Удар отдается в челюсть. Я прокусываю нижнюю губу и чувствую во рту осколки зубов. Она кричит, тянется рукой к носу, из которого течет струя крови. Я перепрыгиваю через стол и толкаю ее на спину. Голова Реджины ударяется об пол, я вижу в ее глазах шок и панику - они широко открыты от страха. Когда Робби лежал на спине и его мозг умирал, он не знал, что происходит. А Реджина будет знать. Хватаю ее голову руками и бью об пол. Слышу ее крики, громкие крики.
        - Помогите!  - кричит кто-то.  - Она ее убьет!
        Я помогаю. Помогаю себе.
        Благодарности
        Спасибо моему редактору, Бриттани Лавери, и всем ее коллегам в издательстве «Харпер Коллинз». А также моему агенту. Джейн - ты спасительница. Пока ты не нашла меня, я чувствовала себя очень неуверенно. Мириам, твоя помощь в работе над этой книгой неоценима.
        Ронда Рейнольдс, за эти годы ты придумала для меня столько прозвищ: «дикое дитя», «творческий гений». Но больше всего я люблю, когда ты называешь меня невесткой. Спасибо, что ответила на все вопросы о работе медсестры, больницах и психиатрических клиниках. Я тебя люблю.
        Трейси Финлей, этот путь начался с тебя. Спасибо, что всегда готова прочитать, помочь, найти в сюжете дыру. Твои мысли и идеи насчет этой истории помогли мне ее закончить. Ты круче, чем я, хоть никто и не говорит это мне в лицо.
        Кейт Норман, еще одна медсестра в моей жизни. Знаю, некоторые вопросы тебя пугали. Ты - хорошая сестра.
        Колин Гувер, Лори Сабин, Серена Кнаутц, Эрик Русиков, Эми Холловей, Алессандра Торре, Кристина Эстервец и Джейми Иватсуру. Синди и Джефф Кэпшоу. Скарлет, Райдер Аттикус и Эвет Роулин Кинг - мама вас любит. Джошуа, за то что помогал мне все преодолеть и никогда не жаловался. Ты - лучший человек из всех, кого я знаю.