Ну разве она не милашка? Сьюзен Элизабет Филлипс
        Эту девчонку ненавидел весь городок… Она разбивала юношеские сердца, ссорила подружек и многим испортила жизнь. Когда она уехала, городок вздохнул спокойно. И вот теперь — пятнадцать лет спустя — она вернулась! Бывшая лучшая подруга мечтаете мести… Ревнивая соперница плетет интриги… А брошенный поклонник, ныне ставший самым богатым и преуспевающим человеком в городке,  — чего хочет он? Это — самое интересное!
        Сьюзен Элизабет Филипс
        Ну разве она не милашка?
        Посвящается Джейн Энн Кренц.
        Дорогому другу, прекрасной писательнице и самой красноречивой и проницательной защитнице романтической литературы.
        Глава 1
        Паршивая овца, необузданный отпрыск городка Парриш, штат Миссисипи, вернулась в город, который некогда оставила навсегда.
        Шугар Бет[1 - Шугар Бет — сладкая Бет (англ.), типичное прозвище девочек-южанок.] Кэри отвернулась от залитого дождем лобового стекла и уставилась на отвратительного пса, лежавшего рядом с ней на пассажирском сиденье.
        — Знаю, Гордон, о чем ты думаешь, так что давай не стесняйся, можешь высказаться. Размышляешь, как низко пали сильные мира сего?  — Шугар Бет горько рассмеялась.  — Ну и иди на хрен. Только… — Глаза снова защипало, и она поспешно сморгнула непрошеные слезы.  — Просто… иди на хрен.
        Гордон поднял голову и презрительно ухмыльнулся. Он явно считал ее швалью.
        — Только не я, приятель.
        Этот день в конце февраля выдался таким холодным, что она вздрогнула и поспешила включить обогреватель своего древнего «вольво».
        — Гриффин и Дидди Кэри правили этим городом, а я была их принцессой. Девчонкой, вполне способной поставить весь мир на уши,  — объявила она. И тут же услышала воображаемый взрыв смеха чистокровного бассета.  — И ничего не скажешь: она, Шугар Бет, бывшая принцесса, теперь так же потрепана жизнью, как ряд домиков под крышами из оцинкованного железа, мимо которых сейчас проезжала. Длинные светлые волосы, ниспадавшие локонами на плечи, уже не блестели так ярко, как когда-то, а крошечные золотые сердечки в ушах больше не отплясывали задорный танец. Пухлые губки давно потеряли способность изгибаться в кокетливой улыбке, а румяные кукольные щечки лишились своей первозданной невинности еще три мужа назад.
        Правда, густые ресницы по-прежнему обрамляли изумительно чистые голубые глаза, но тончайшая паутина морщинок уже начала рисовать гусиные лапки в уголках. Тогда, пятнадцатью годами раньше, лучше ее в Паррише не одевалась ни одна девушка, но теперь у высоких сапог с тонкими «шпильками» протерлась подошва, а вязаное алое облегающее платье со скромным высоким воротом и юбкой, далеко не столь скромной длины, куплено не в дорогом бутике, а в магазине дешевых товаров.
        Парриш начал свое существование в восемьсот двадцатом году как хлопковый городок северо-восточной части Миссисипи, а позже избежал факелов поджигавшей без разбора дома всех южан оккупационной армии Союза, поскольку женское население коварно обрушило на парней в синих мундирах такую силу неувядающего очарования и неутомимого южного гостеприимства, что ни у кого не хватило совести чиркнуть первой спичкой. Шугар Бет была прямым потомком тех женщин, но в дни, подобные этому, не слишком хотелось об этом вспоминать.
        Подъезжая к Шорти-Смит-роуд, она включила «дворники» и всмотрелась в двухэтажное здание, стоявшее на окраине города, пустое и тихое в этот воскресный вечер. Благодаря финансовым вливаниям и беззастенчивому давлению ее отца на городские власти средняя школа города Парриш до сих пор считалась одним из немногих успешных экспериментов по десегрегированному бесплатному обучению в сердце «глубокого Юга». Когда-то она полновластно царила в этих коридорах. Решала, кому сидеть за лучшим столиком в кафетерии, кому из мальчишек следует назначать свидания и можно ли носить сумочку под Гуччи, если твой отец не Гриффин Кэри и ты не можешь позволить себе оригинал. Божественная блондинка, она безраздельно правила всей школой.
        И хотя не всегда бывала милостивым диктатором, ее власть редко оспаривалась. Даже учителями. Один из них попытался было… но Шугар Бет быстро поставила его на место. Что же до Уинни Дэвис… сколько шансов было v неуклюжей, застенчивой деревенщины против силы и могущества Шугар Бет Кэри?
        Глядя сквозь февральскую морось на обшарпанное здание, она вдруг словно услышала музыку, любимые когда-то мелодии: «INXS», «Майами саунд машин», Принц… В те дни, когда Элтон Джон пел «Свечу на ветру», он пел о Мэрилин.
        Средняя школа. Последний раз, когда она владела всем миром.
        Гордон пукнул.
        — Господи, как я ненавижу тебя, паршивый пес!
        Пренебрежительная гримаса Гордона лучше всяких слов говорила, что ему наплевать. Впрочем, теперь и ей тоже.
        Она проверила счетчик топлива. Бак почти пуст, но не хотелось без крайней необходимости тратить деньги. К тому же, если во всем искать светлую сторону, кому нужен бензин, когда конец дороги вот он, рядом?
        Шугар Бет свернула за угол и увидела пустой участок, отмечавший место, где когда-то стоял дом Райана. Райан Галантайн. Ее Кен. Шугар Бет Кэри. Его Барби. Самый популярный мальчик. Самая популярная девочка. Любовь до гроба.
        Она разбила его сердце на первом же курсе «Старого Миса», когда трахнулась с Дарреном Тарпом, звездой-спортсменом, ставшим ее первым мужем.
        Шугар Бет вспомнила, с каким видом Уинни Дэвис поглядывала на Райана, когда воображала, что никто не видит. Можно подумать, у нескладной простушки, общего посмешища, парии был хоть малейший шанс завоевать очаровашку Райана Галантайна. Кружок подружек Шугар Бет, называвших себя «Сивиллы», буквально в штанишки писали, надрываясь от смеха у нее за спиной!
        Воспоминание еще больше расстроило Шугар Бет.
        Приближаясь к центру города, она заметила, что Парриш сумел по достоинству использовать новоявленную славу места действия и главного персонажа документального бестселлера «Последний полустанок на границе с нигде». Новое экскурсионное бюро сумело привлечь стабильный поток туристов, и вообще город просто расцвел. Тротуар перед пресвитерианской церковью больше не пестрел выбоинами, а уродливые уличные фонари, при которых она выросла, сменились новыми, и упаковку с шестью банками коки. Вещи в багажнике подождут, пока дождь не кончится.
        Она вышла из машины и пошла к дому, энергично ступая безупречно длинными ногами и не обращая внимания на то, что короткая юбка задралась едва не до пояса.
        Гордон, когда хотел, перебирал ногами с редким проворством и сейчас молнией взлетел по ступенькам маленького крыльца, обогнав хозяйку. Зеленая с золотом табличка, прибитая к стене сорок лет назад работником тети Таллулы, гласила:
        ЛЕТОМ 1954 ГОДА ЗДЕСЬ ЖИЛ И ТВОРИЛ ЛИНКОЛЬН ЭШ,
        ВЕЛИЧАЙШИЙ ХУДОЖНИК-АБСТРАКЦИОНИСТ АМЕРИКИ
        И не только творил, но и оставил Таллуле один из своих драгоценных шедевров, который теперь принадлежал ее племяннице, Шугар Бет Кэри Тарп Загурски Хупер. Картину, которую Шугар Бет следовало найти как можно скорее.
        Она выбрала ключ из связки, присланной адвокатом Таллулы, отперла дверь и вошла. На нее немедленно обрушились запахи из мира тетки: мази «Бен гей», плесени, салата с курицей и недовольства. Гордону оказалось достаточно одного взгляда, чтобы забыть о мокрых лапах и снова выскочить на крыльцо.
        Шугар Бет поставила на пол свертки и осмотрелась.
        Жилое пространство было до отказа заполнено уютным кошмаром семейных реликвий: пыльные стулья в стиле шератон, столы с поцарапанными ножками в виде львиных лап и шаров, письменный стол эпохи королевы Анны и вешалка для шляп из гнутой древесины, украшенная паутиной. На буфете красного дерева стояли часы Сета Томаса вместе с парочкой уродливых мопсов из китайского фарфора и серебряным сундучком с потемневшей табличкой, благодарившей Таллулу Кэри за многолетнюю преданную службу «дочерям конфедерации».
        В обстановке явно не существовало какого-то единого дизайнерского замысла. Старинный восточный ковер состязался по степени изношенности с выцветшей ситцевой обивкой дивана с цветочным узором. Зеленая кожаная, изрядно потертая оттоманка мало гармонировала с пожелтевшим тюлем занавесок. Все же цвета, рисунки, приглушенные временем и старостью, достигли некоей усталой гармонии.
        Шугар Бет подошла к буфету и, смахнув паутину, открыла серебряный сундучок. Внутри оказалось двенадцать столовых приборов работы Горэма Шантильи. Сколько Шугар Бет себя помнила, каждые два месяца, обычно по средам, тетя Таллула вынимала отсюда чайные ложечки для приема членов канаста-клуба. Интересно, сколько сейчас могут стоить двенадцать серебряных приборов работы Шантильи?
        Вряд ли этого хватит. Ей нужна картина.
        Ужасно хотелось писать, желудок сводило от голода, но ей не терпелось добраться до студии.
        Дождь не унимался, поэтому она схватила потрепанный старый бежевый свитер, оставленный Таллулой у дверей, накинула на плечи и нырнула на крыльцо. Через дырку в подошве сочилась дождевая вода, но она упрямо шагала по камням дорожки, огибавшей дом и ведущей в гараж. Старомодные деревянные двери обвисли на петлях. Кое-как повернув ключ в замке, она толкала их плечом, пока не развела в стороны.
        Студия осталась точно такой, как ее помнила Шугар Бет. Когда каретный сарай переделали под дом старой девы, Таллула не позволила плотникам уничтожить эту часть старого гаража, где Линкольн Эш когда-то устроил студию. Она довольствовалась меньшей гостиной и узкой кухонькой, оставив здесь все в музейной неприкосновенности. На грубо сколоченных деревянных полках все еще стояли банки с высохшей краской, в которую Эш пятьдесят лет назад окунал кисти, создавая свои шедевры. И поскольку два узких окна пропускали минимум света, он работал с открытыми дверями, кладя холсты на пол. Когда-то тетка прикрыла забрызганный красками половик толстым пластиком, ставшим теперь непрозрачным от грязи, мертвых насекомых и пыли, так что непосвященным было трудно различить, что там, внизу. С краю стояла лестница, тоже веснушчатая от краски и закутанная в полиэтилен. Рядом примостился верстак, на котором в живописном беспорядке были разбросаны ящик для инструментов, целая коллекция древних кистей, ножей, шпателей, словно Эш только сейчас на минутку вышел покурить. Шугар Бет, конечно, не ожидала, что ее вздорная тетка
оставит картину у самой двери, но все же это было бы неплохо.
        Она подавила вздох. Завтра с утра придется первым делом начать поиски.
        Гордон покорно побрел за ней в дом. И когда Шугар Бет включила торшер под бахромчатым абажуром, отчаяние, которое грызло ее весь вечер, наконец посмело вцепиться в сердце всеми своими клыками. Пятнадцать лет назад она покинула Сарриш в идиотской высокомерной уверенности, что весь мир вертится исключительно вокруг нее. Да и что взять с глупой мстительной девчонки, которая ничего не видит вокруг себя. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним. В данном случае последним был мир.
        Она медленно подошла к окну и отодвинула пыльную штору. Над высокими кустами живой изгороди виднелись дымовые трубы Френчменз-Брайд. Название осталось от прежней усадьбы. Бабушка Шугар Бет задумала постройку, дед осуществил ее планы, отец модернизировал дом, а Дидди наполнила его своей любовью.
        «Когда-нибудь Френчменз-Брайд будет твоим, сладкая детка».
        В прежние дни она дала бы волю слезам, сетуя на несправедливость жизни. Теперь же просто опустила штору и отошла, чтобы покормить своего склочного пса.
        Владелец Френчменз-Брайд Колин Берн в это время стоял у окна хозяйской спальни на втором этаже. Его внешность на редкость точно передавала мрачную элегантность мужчины из другого, давно прошедшего времени, возможно, даже эпохи Регентства или любой другой, где в ходу были монокли, табакерки и кружевные манжеты. И лицо у него было необычное: длинное, узкое, с острыми скулами и впадинами в виде запятых под ними. Хвостики этих «запятых» переходили в тонкие неулыбающиеся губы. Глубоко посаженные глаза цвета бледного нефрита пронизывали собеседника насквозь. Лицо истинного денди, несколько изнеженное, если бы не нос — длинный, тонкий, можно сказать, аристократический, невероятно уродливый и все же удивительно гармонировавший с остальными чертами.
        Фиолетовый бархатный жакет сидел на нем так же естественно, как на ином — спортивная куртка. Костюм дополняли черные шелковые пижамные брюки и домашние туфли с вышитыми на мысках китайскими иероглифами. Одежда безупречно облегала высокую широкоплечую фигуру, но большие рабочие руки с широкими ладонями и толстыми пальцами позволяли предположить, что Колин Берн может быть вовсе не тем, кем кажется на первый взгляд.
        При виде вспыхнувшего в каретном сарае света и без того суровая линия рта стала еще жестче. Итак… значит, слухи верны. Шугар Бет вернулась в родные места.
        В последний раз они виделись пятнадцать лет назад. Тогда он и сам был почти мальчишкой. Двадцать два, целиком поглощенный собственными переживаниями, экзотическая птица, прилетевшая в маленький южный городок, чтобы писать свой первый роман и… ах да… в свободное время преподавать в школе. Ничего не скажешь, было нечто утешительное в том, чтобы так долго лелеять обиду. Как все дорогие французские вина, она накапливала градусы, вкусовые качества, приобретала оттенки и нюансы, которых быстрое разрешение конфликта просто не допустило бы.
        Его губы тронула легкая улыбка. Пятнадцать лет назад он был бессилен против нее. Не то что, сейчас.
        Он прибыл в Парриш из Англии, чтобы стать учителем в местной средней школе, хотя не имел ни таланта, ни призвания к этой профессии. Но Парриш, как и остальные мелкие городки штата Миссисипи, отчаянно нуждался в преподавателях, и комитет, состоявший из наиболее известных представителей штата, стремившихся показать молодежи другую жизнь и мир во всем его многообразии, связался с английскими университетами, предлагая лучшим выпускникам места в школах вместе с рабочими визами.
        Колин, давно интересовавшийся писателями американского Юга, ухватился за такую возможность. Существует ли лучшее место для написания великого романа, чем плодовитая литературная почва Миссисипи, родины Фолкнера, Юдоры Уэлти, Теннесси Уильямса, Ричарда Райта? Он составил пространное резюме, где сильно преувеличил свою любовь к преподаванию, собрал хвалебные рекомендации от нескольких профессоров, приложил двадцать страниц едва начатого романа, рассудив — и, нужно сказать, верно,  — что штат со столь впечатляющим литературным наследием наверняка выберет будущего писателя. Месяц спустя из Парриша сообщили, что он принят, и вскоре мечтательный юнец отправился в Миссисипи.
        Он влюбился в чертово захолустье с первого взгляда: в гостеприимство и традиции, очарование провинциального городишки. А вот с работой повезло не так: из тяжелой она превратилась в невыносимую. И все благодаря Шугар Бет Кэри.
        У Колина не было специального, давно продуманного плана мести. Никакого макиавеллиевского замысла, над разработкой которого он проводил бы месяцы и годы. Он никогда бы не дал ей столько власти над собой. Но это еще не означало, что он готов забыть былые оскорбления. О нет. Он просто выжидал, желая посмотреть, куда занесет его писательское воображение.
        Обернувшись на телефонный звонок, он поспешил взять трубку и ответить с резким английским акцентом, который не сумели смягчить годы, проведенные в южной глубинке:
        — Берн у телефона.
        — Колин. Это Уинни. Я несколько раз пыталась тебе дозвониться.
        Он работал над третьей главой новой книги.
        — Прости, дорогая. Не успел проверить голосовую почту. Что-то важное?
        Он отнес телефон к окну. В каретном сарае снова загорелся свет, на этот раз на втором этаже.
        — Мы все собрались на потлак. Парни смотрят заключительный этап «Дейтоны», а тебя мы не видели целую вечность. Может, придешь? Мы скучаем по вам, мистер Берн.
        Уинни обожала дразнить его, напоминая о былых отношениях учителя и ученицы. Они с мужем были его ближайшими друзьями в Паррише, и на какой-то момент он едва не поддался искушению. Но там, естественно, будут «Сивиллы» и многие другие. Обычно женская болтовня развлекала его, но сегодня он был не в настроении слушать их трескотню.
        — Мне нужно еще немного поработать. Пригласи меня в следующий раз, хорошо?
        — Конечно.
        Колин тупо смотрел в пространство, сожалея, что именно ему придется сообщить неприятную новость.
        — Уинни… Свет в каретном сарае.
        Несколько мгновений молчания растянулись на целую вечность, прежде чем она ответила, глухо, почти неслышно, без всякого выражения:
        — Она вернулась.
        — Похоже, что так.
        Уинни давно уже не была застенчивым подростком, и теперь под мягким южным выговором прорезались стальные нотки:
        — Ну что же. Значит, игра начинается.
        Уинни вернулась на кухню как раз в тот момент, когда Линн Перкинс захлопнула свой сотовый.
        — Ты не поверишь!  — выпалила она, возбужденно блестя глазами.
        Уинни тяжело вздохнула, подозревая, что все-таки поверит.
        Остальные четыре женщины бросили работу и прислушались. Линн имела привычку почти визжать от волнения, что делало ее удивительно похожей на южную Минни Маус.
        — Звонила Рене. Помните, она еще в родстве с Ларри Картером, который работает в «Куик-Март» с тех пор, как окончил курс реабилитации? Угадайте, кто платил за коку у кассы пару часов назад?
        Пока Линн медлила, нагнетая напряжение, Уинни взяла нож и заставила себя сосредоточиться на разрезании торта Хейди Петтибоун. Рука едва заметно подрагивала.
        Линн, не глядя, сунула сотовый в сумочку.
        — Шугар Бет вернулась!
        Ложка с прорезями, которую мыла Мэрилин Джаспер, со звоном упала в раковину.
        — Не может быть!
        — Мы знали, что она возвращается,  — вмешалась Хейди, негодующе наморщив лоб.  — Хватило же наглости!
        — О, этого Шугар Бет не занимать,  — напомнила Линн.
        — Представляю, какие начнутся неприятности,  — пробормотала Эми Грэм, теребя золотой крестик на шее. В старших классах средней школы она считалась самой ревностной христианкой: недаром ее выбрали президентом Библейского клуба. У нее все еще сохранилась тенденция при каждом удобном случае обращать окружающих в свою веру, но Эми была настолько порядочным человеком, что все предпочитали смотреть на этот недостаток сквозь пальцы.
        Вот и сейчас она поспешно положила ладонь на руку Уинни.
        — Ты в порядке?
        — В полном.
        Линн ахнула и покаянно потупилась.
        — Мне не стоило распускать язык! Опять я веду себя как бесчувственное бревно, верно?
        — Как всегда,  — кивнула Эми.  — Но мы все равно тебя любим.
        — И Иисуса тоже,  — вставила Мэрилин, прежде чем Эми снова впадет в религиозный экстаз.
        Хейди расстроенно дернула за крошечного серебряного медвежонка — сережку, одну из пары, надетой к красно-голубому свитеру, затканному медведями. Она коллекционировала медведей, и иногда ее заносило.
        — Как по-вашему, сколько она тут пробудет?
        Линн сунула руку за глубокий вырез, поправляя лямку лифчика. Грудь у нее была что надо. Самая большая в их компании, и она любила выставлять ее напоказ.
        — Бьюсь об заклад, не слишком долго. Господи, какими же маленькими стервозами мы были!
        В кухне воцарилось молчание. Только у Эми хватило мужества высказать вслух то, о чем думали остальные:
        — Но не Уинни.
        Потому что Уинни не была одной из них. Она одна не принадлежала к клубу. Забавно… потому что именно сейчас она считалась их лидером.
        Идея клуба принадлежала Шугар Бет. Тогда ей было всего одиннадцать. И она сама выбрала название, явившееся к ней во сне, хотя сейчас уже никто не помнил, о чем был тот сон. После чего она объявила, что «Сивиллы» будут закрытым клубом, самым веселым клубом, для избранных, то есть наиболее популярных в школе девочек. При этом подразумевалось, что избирать будет она сама. Нужно сказать, что работа была проделана немалая и неплохая, потому что более чем двадцать лет спустя «Сивиллы» по-прежнему оставались самым веселым клубом в городе.
        Сначала их было двенадцать, но потом кое-кто уехал, а Дрима Шепард умерла. Остались только эти четверо, стоявшие сейчас на кухне Уинни. Они и стали ее лучшими подругами.
        В дверь просунулась голова Фила, мужа Хейди. Оглядевшись, он протянул жене пустую электрическую кастрюлю, в которой до этого медленно подогревалась острая смесь томатов с пряностями и плавленым сыром «Велвита» — соус «Ротел», куда так приятно обмакивать хрустящие тортильи: любимое лакомство мужчин, требовавших, чтобы оба блюда непременно ставились на стол перед общим ужином.
        — Клинт заставляет нас смотреть гольф,  — пожаловался он.  — Когда будем есть?
        — Скоро. И ты ни за что не угадаешь, что мы сейчас слышали.  — Серебряные медвежата в ушах Хейди взволнованно подпрыгнули.  — Шугар Бет вернулась.
        — Шутишь! Когда?
        — Сегодня днем. Линн только что узнала новость.
        Фил уставился на женщин, ошеломленно тряхнул головой и исчез. Очевидно, решил поделиться сенсацией с остальными мужчинами.
        Женщины принялись за работу, и в кухне снова стало тихо. Каждую мучили отнюдь не веселые мысли. Уинни переполняла горечь. В их общем детстве у Шугар Бет было все, чего так недоставало Уинни: красота, популярность, самоуверенность и Райан Галантайн. У Уинни же была только одна вещь, о которой мечтала Шугар Бет. Все же эта самая вещь оказалась единственной решающей и самой важной в жизни.
        Эми вынула из одной духовки запеченный окорок и блюдо со знаменитым ямсом «драмбуйе» по рецепту матери. В другой духовке уже была готова вареная кукуруза с чесноком и сыром и запеканка из шпината с артишоками. Просторная кухня Уинни со шкафчиками вишневого дерева теплого окраса и большим пространством для маневра считалась самым подходящим местом для их потлаков. Сегодня они оставили детей с племянницей Эми. Уинни просила посидеть с ними свою дочь, но она как раз переживала все трудности переходного возраста и оказалась на редкость несговорчивой.
        Как все истинные южанки, «Сивиллы» одевались друг для друга, а это означало, что первая часть вечера посвящалась обсуждениям сегодняшних нарядов: наследие матерей, которые надевали нейлоновые чулки и туфли на высоких каблуках только для того, чтобы дойти до почтового ящика. Но Уинни не была членом клуба, и, несмотря на все увещевания матери, потребовалось немало лет, чтобы она научилась этому искусству.
        Линн поддела пальцем кукурузные зерна с сыром.
        — Интересно, а Колин знает?
        — Ты дозвонилась до него, Уинни?  — спросила Эми.  — Мы так увлеклись новостями, что совсем о нем забыли.
        — Да,  — кивнула Уинни,  — но он работает.
        — Он всегда работает,  — пробурчала Мэрилин, потянувшись за бумажным полотенцем.  — Ну чистый янки!
        — Помните, как мы его боялись в школе?  — засмеялась Линн.
        — Только не Шугар Бет,  — возразила Эми.  — И не Уинни, потому что ходила в любимчиках.
        Все дружно захихикали.
        — Господи, как я его хотела,  — призналась Хейди.  — Пусть он странноват немного, но, уж конечно, мужик что надо. Особенно сейчас.
        Знакомая тема. С возвращения Колина в Парриш прошло пять лет, а они только начали привыкать к тому, что бывший учитель, мужчина, перед которым они когда-то трепетали, стал членом их дружной компании.
        — Мы все хотели его. Кроме Уинни.
        — Я тоже. Немного,  — заверила Уинни, чтобы как-то оправдаться. На самом деле все было не так. Она могла вздыхать над мрачно-романтической отстраненностью Колина, но никогда не мечтала о нем, как другие девочки. Для нее существовал только один человек: Райан. Райан Галантайн, мальчик, любивший Шугар Бет Кэри всем сердцем.
        — Куда я дела прихватки?
        Уинни раздала подругам прихватки.
        — Колин знает, что она вернулась. Видел свет в каретном сарае.
        — Интересно, что он будет делать?
        Эми положила на блюдо с окороком специальную длинную вилку.
        — Я, во всяком случае, не собираюсь с ней разговаривать.
        — Еще как собираешься. Если удастся, конечно,  — парировала Линн.  — И все мы тоже. Потому что умираем от любопытства. Интересно, как она выглядит?
        «Как всегда. Самим совершенством. Блондинкой с журнальной обложки»,  — подумала Уинни, борясь с желанием помчаться к зеркалу. Убедиться, что сама она больше не толстая, неуклюжая Уинни Дэвис. Хотя ее щеки не потеряли детской округлости и она так ничего и не смогла поделать со своим крошечным, унаследованным от папаши ростом, зато оставалась стройной, как тростинка, благодаря изнурительным упражнениям в тренажерном зале пять раз в неделю. И вообще теперь у нее все как у других женщин — искусно наложенная косметика, подобранные со вкусом украшения, хотя и подороже, чем у подруг, темные блестящие волосы, уложенные в короткую модную прическу: работа лучшего в Мемфисе стилиста. Сегодня на ней были расшитая бисером майка, синие брючки и такие же шлепки. Все новое, модное, красивое, разительно отличающееся от той мешковатой одежды, которую она носила в школе, когда тенью слонялась по коридорам в страхе, что кто-то с ней заговорит.
        Только Колин, который тоже был белой вороной, понимал ее и был добр с ней с самого начала. Куда добрее, чем с ее одноклассниками, часто становившимися мишенью для его резких циничных высказываний. И все же девчонки грезили о нем, особенно Хейди с ее страстью к историческим романам. Именно она придумала ему прозвище.
        «Он напоминает мне исстрадавшегося молодого герцога в широком черном плаще, который развевается на ветру, и каждый раз в бурю он не находит себе места и мерит шагами стену замка, потому что все еще скорбит о смерти своей прекрасной юной невесты».
        С тех пор Колин стал Герцогом, хотя в глаза его никто не смел так назвать. Он был не из тех учителей, кто поощряет подобную фамильярность.
        В комнату один за другим стали заглядывать мужчины, влекомые вкусными запахами и желанием узнать реакцию жен на возвращение Шугар Бет. Правда, Мэрилин попыталась их выгнать, но они не обратили на нее внимания, как всегда, когда уж очень хотели есть, поэтому женщины начали свой знакомый танец, перенося еду с кухни к буфету восемнадцатого века, занимавшему целую стену элегантно обставленной столовой Уинни.
        — А Колин знает, что Шугар Бет уже здесь?  — поинтересовался Дик, муж Мэрилин.
        — Именно он и сказал Уинни,  — бросила та, сунув ему в руки салатницу.
        — А вы, солнышки, еще жалуетесь, что в Паррише никогда ничего не происходит!
        Клинт, муж Эми, вырос в Меридиане, но за это время успел узнать все старые истории их детства и настолько ими проникся, что его считали своим. И очень удивлялись, вспоминая, откуда он родом.
        Брэд Симмонс, торговавший электроприборами, громко фыркнул. Он был кавалером Линн на сегодняшний вечер. Линн он не слишком-то и нравился, но со времени своего развода она успела «отработать» почти всех достойных женихов в Паррише вместе с несколькими не слишком достойными, но об этом никто не говорил вслух, потому что Линн тяжело воспринимала критику. Имея двух детишек, один из которых был умственно отсталым, и бывшего мужа, вечно задерживавшего алименты, любая нуждается хоть в каких-то развлечениях, и трудно ее в этом упрекнуть.
        Последним появился муж Уинни. Он был самым высоким из мужчин, самым стройным и самым красивым, с волосами цвета пшеницы, светло-карими глазами и почти совершенными чертами лица: недаром Мэрилин не раз твердила ему о необходимости выполнить Господне предназначение и стать штатным донором спермы.
        «Сивиллы» были слишком хорошо воспитаны, чтобы бросить свои занятия и допросить его, но искоса поглядывали, как он берет штопор и начинает открывать вино.
        Старая незажившая рана вновь открылась в груди Уинни. Они женаты чуть больше тринадцати лет. У них прекрасный ребенок, чудесный дом и почти идеальная жизнь. Почти… потому что, как бы ни старалась Уинни, она всегда будет только запасным вариантом в сердце Райана Галантайна.
        После двухдневного сидения на коке и сухом печенье Шугар Бет поняла, что откладывать посещение бакалеи больше просто невозможно. Она подождала до вечера четверга, рассчитав, что «Биг стар» к этому времени опустеет, и поехала в город. Удача ей сопутствовала: она не встретила никого из знакомых, если не считать Пег Дракер за кассой, которая пришла в такое волнение, что дважды просканировала виноградное желе, и Кабби Боумара, успевшего поймать ее, пока Пег складывала покупки в пакеты.
        Кабби широко улыбнулся, показав зияющую дыру на месте правого резца:
        — Эй, Шугар Бет, ты все такая же шикарная, куколка моя.
        Его глаза, беззастенчиво скользнув по ее груди, поползли к переду ловко сидевших на бедрах брюк.
        — А у меня теперь свой бизнес. Чистка ковров. Дела идут неплохо. Как насчет пары пива в «Дадли»? Посидим, вспомним былые времена.
        — Прости, Кабби. Но я зареклась проводить время с роскошными мужчинами с тех самых пор, как решила стать монахиней.
        — Черт, Шугар Бет, да ты ведь даже не католичка!
        — Да ну? Вот это сюрприз для моего друга папы римского.
        — Ты не католичка Шугар Бет. Просто выделываешься, как всегда.
        — А ты все такой же умный, Кабби! Передай привет мамочке!
        Выходя из магазина, она старательно отводила глаза от плаката, перед которым застыла по пути сюда.
        Уинни и Райан Галантайн
        Концерты симфонической музыки

7 марта, воскресенье, 14.00
        Вторая баптистская церковь
        Благотворительные пожертвования: $ 5.00
        Шугар Бет казалось, что ночь смыкается над ней. Душит. Почти теряя сознание, она направилась к озеру, но, к счастью, сообразила, что не может тратить бензин зря. Поэтому развернулась на Спринг-роуд, недалеко от оконной фабрики Кэри, основанной отцом. Только теперь она называлась ОФК. Трудно представить, что Уинни и Райан дают концерты! Они женаты уже лет двенадцать, не меньше.
        Почему ей так больно? Ведь это она, Шугар Бет, его бросила! Со своей типичной самоуверенностью, не позволявшей верно судить о людях, втрескалась в Даррена Тарпа с первого взгляда, забыв о любви до гроба. А теперь Уинни стала одним из инициаторов возрождения города. И заседала в советах большинства городских организаций.
        Мимо в противоположном направлении протарахтел фургон Кабби Боумара. Когда-то Кабби с приятелями ночами торчали на газоне перед Френчменз-Брайд, выли на луну и скандировали ее имя:
        — Шугар… Шугар… Шугар…
        Ее отец обычно спал так крепко, что ничего не слышал, но Дидди вставала с постели и садилась у окна спальни дочери. Курила «Тэритон» и следила за мальчишками.
        — Ты станешь женщиной на все времена, солнышко,  — шептала она.  — На все времена.
        — Шугар… Шугар… Шугар…
        Женщина на все времена повернула свой потрепанный «вольво» на Мокингберд-лейн и мельком глянула на здание во французском колониальном стиле, бывшее когда-то домом одного из самых известных дантистов города, но теперь принадлежавшее Райану и Уинни. Последние два дня прошли на редкость скверно. Шугар Бет навела некоторый уют в каретном сарае, но так и не смогла напасть на след картины Линкольна Эша, и завтра ей предстояла не менее неприятная перспектива обыска вокзала. Ну почему Таллула не могла завещать ей свои «голубые фишки» вместо убогого каретного сарая и старого железнодорожного вокзала, который следовало бы снести сто лет назад?
        Она добралась до конца Мокингберд-лейн и нажала на тормоза, когда фары «вольво» выхватили нечто такое, чего здесь не было, когда она уезжала: тяжелую цепь, натянутую поперек ухабистой подъездной дорожки. Она отсутствовала не более двух часов. Кто-то весьма оперативно сработал.
        Шугар Бет вышла из машины. Цемент схватился на совесть, и даже пара сильных пинков не смогла пошатнуть столбики, державшие цепь. Очевидно, владельцы Френчменз-Брайд еще не поняли, что ее подъездная дорожка не относится к их собственности.
        Настроение, и без того паршивое, стало хуже некуда. Она попыталась убедить себя подождать до утра, прежде чем ввязываться в драку, но прошлый, нелегко давшийся опыт требовал ни в коем случае не откладывать неприятности на завтра, поэтому Шугар Бет решительно зашагала по длинной аллее, ведущей к крыльцу дома, где она родилась и выросла. Даже с завязанными глазами она смогла бы узнать знакомый узор, выложенный кирпичом, то место, где дорога шла под откос и где изгибалась, чтобы обогнуть корни дуба, свалившегося в бурю, когда ей было шестнадцать.
        Она приблизилась к передней веранде с четырьмя изящными колоннами. Если провести пальцем по основанию ближайшей, можно нащупать место, где она выцарапала свои инициалы ключом от «эльдорадо» Дидди.
        В доме горел свет. Шугар Бет твердила себе, что легкая тошнота — всего лишь следствие двухдневного голодания, но в глубине души знала правду. Перед тем как ехать за покупками, она пыталась подкрепить былую уверенность в себе тесной ярко-розовой майкой, открывавшей пупок, низко сидевшими классическими джинсами, облегавшими ее длинные ноги, и черными лодочками на каблуках-шпильках, возносивших ее к небу дюймов на пять. Туалет был дополнен имитацией мотоциклетной куртки-косухи и фальшивыми бриллиантами в ушах, размером с горошину, которыми пришлось заменить настоящие, пребывавшие в данный момент в ломбарде. Но к сожалению, сейчас ни о каком подъеме духа не могло быть и речи, и, когда она вступила на крыльцо старого дома, каблучки выстукивали унылую дробь — напоминание о том, что она потеряла.
        Шугар Бет Кэри… больше здесь… не живет…
        Дверь открылась. На пороге стоял мужчина. Высокий. Надменный. Прошло пятнадцать лет, но она узнала его еще до того, как он заговорил:
        — Здравствуй, Шугар Бет.
        Глава 2
        « — Трясешься?  — спросил ненавистный голос.
        — Если будешь вести себя хорошо, я не побью тебя».
    Джорджетт Хейер. «Дьявольское отродье»
        Горло сжалось так, что воздух не проходил в легкие. Шугар Бет с трудом сглотнула и, едва ворочая языком, хрипло прокаркала:
        — Мистер Берн.
        Тонкие неулыбающиеся губы шевельнулись.
        — Совершенно верно. Мистер Берн.
        Она пыталась отдышаться. Таллула не говорила, что именно он купил Френчменз-Брайд. Впрочем, тетка передавала только те новости, которые считала нужным сообщать племяннице. Прошли годы. Двадцать два. Столько ему было, когда она покончила с его карьерой. Двадцать два. Почти мальчишка.
        В те дни он выглядел так смешно со своей фигурой Ихабода Крейна: слишком высокий, слишком тощий, слишком длинные волосы, слишком большой нос, и все в нем слишком эксцентрично для маленького южного городка — внешность, акцент, мировоззрение. Он всегда одевался в черные поношенные свитеры и брюки. С шеи неизменно свисал шелковый шарф. Их у него было несколько: с бахромой, желто-зеленый, а один такой длинный, что доходил до бедер. И в разговоре использовал такие фразы, как «чертовски ужасно», «не будем портачить», а однажды даже: «Кажется, мы маленько сглупили, верно?»
        В первую неделю занятий они увидели, как он курит сигарету в шикарном мундштуке из черепахового панциря. Когда же Берн подслушал, как мальчишки шепчутся, что он, должно быть, гей, окинул их надменным взглядом и объявил, что расценивает это как комплимент, поскольку многие великие мира сего были гомосексуалистами.
        «Увы,  — добавил он,  — я приговорен к пожизненной банальной гетеросексуальное. И могу надеяться только, что некоторым из вас повезет больше».
        Это привело к первым жалобам родителей.
        Но молодой учитель, каким она его помнила, был только бледной тенью представительного мужчины, стоявшего сейчас перед ней. Берн по-прежнему казался странноватым, однако теперь что-то ее в нем тревожило, но что именно, понять было трудно. Его нескладное тело стало мускулистым и подобранным. И хотя он все так же был строен, костлявым его теперь не назовешь. Да и лицо оформилось, и даже клюв, называемый носом, теперь казался патрицианским.
        Шугар Бет издали чувствовала запах денег, и этот запах льнул к нему, как сигаретный дым. Раньше его волосы падали до плеч. Теперь же, оставаясь густыми, были тщательно подстрижены и уложены в обманчиво простую прическу кинозвезд и миллионеров. Трудно сказать, был ли их блеск результатом стараний модных стилистов или крепкого здоровья, но одно она знала точно: таких стрижек в городе Парриш, штат Миссисипи, просто не делают.
        На нем были свитер в резинку, так и кричавший «Армани», и черные шерстяные брюки в тонкую золотистую полоску. Ничего не скажешь, Ихабод Крейн не только повзрослел, но и научился одеваться, а затем купил этот дом и превратил в нечто чужое и, наверное, безликое.
        Ей редко выпадало смотреть на мужчин снизу вверх, особенно при таких высоких каблуках, но сейчас приходилось задирать голову, чтобы смотреть в те высокомерные нефритовые глаза, которые она так хорошо помнила. И старая, полузабытая вражда возродилась с новой силой.
        — Никто не сказал мне, что вы здесь живете.
        — Неужели? Забавно.
        Он не потерял своего британского выговора, хотя она знала, как легко можно подделать выговор. Ее собственный, например, мог становиться северным или южным в зависимости от обстоятельств.  — Заходите.
        Он отступил, приглашая ее в ее же дом.
        Ей хотелось показать ему средний палец и послать к черту. Но бегство было еще одной роскошью, которую она не могла себе позволить, наряду с истериками и тратой последних денег с кредитки. Пренебрежение, затаившееся в уголках его тонких губ, говорило о том, что он прекрасно понимает, как укололо ее его приглашение. Сознание того, что он ожидает ее бегства, придало решимости расправить плечи и переступить порог… Френчменз-Брайд.
        Он изуродовал дом. Достаточно было одного взгляда, чтобы это понять. Еще один чудесный старинный южный дом, погубленный чужеземным мародером.
        Только округлая форма холла и винтовая лестница на второй этаж остались неизменными, но он уничтожил прелестные романтические пастели Дидди, выкрасив скругленные стены в цвет черного кофе, а старые резные дубовые панели — в снежно-белый. Режущая глаз абстрактная картина висела на месте другой, которая когда-то доминировала в этом замкнутом пространстве,  — портрета самой Шугар Бет в пятилетнем возрасте в изысканном платье из белых кружев с розовыми лентами, сидевшей у модно обутых ножек красавицы матери. Дидди настояла, чтобы художник пририсовал белого карликового пуделя, хотя у них не было не только пуделя, но и вообще собаки, несмотря на все мольбы Шугар Бет. Но мать заявила, что не допустит, чтобы кто-то в доме лизал при всех свои интимные места.
        Потертые деревянные полы сменили белые мраморные плиты с серо-коричневыми полосами. Антикварные сундуки исчезли вместе с позолоченным зеркалом Марии Антуанетты и парой обитых золотой парчой стульев. Большую часть пространства занимал сверкающий черный кабинетный рояль. Кабинетный рояль в холле Френчменз-Брайд… Бабке Шугар Бет с ее авангардными вкусами, возможно, понравилась бы подобная экстравагантность, но Дидди наверняка переворачивается в гробу.
        — Ну и ну… — Легкий южный акцент Шугар Бет сменился более ярко выраженным, как всегда, когда она оказывалась в невыгодном положении.  — На всех вещах прямо-таки выделяется особый отпечаток. Ваш, разумеется.
        — В своем доме я волен делать все, что угодно,  — отрезал он с высокомерием дворянина, вынужденного беседовать с судомойкой, но она заслужила такое отношение, и как бы ее ни трясло от одного его вида, пора расставить все точки над i. Можно сказать, давно пора.
        — Я написала вам письмо с извинениями.
        — Да неужели?  — обронил он с видом полнейшего равнодушия.
        — Оно вернулось. Адресат выбыл.
        — Какая жалость.
        Он намеревался держать ее в холле до второго пришествия. Да, поделом ей, но она не станет пресмыкаться. Поэтому наскоро избрала компромисс между своим долгом перед ним и обязанностями перед собой.
        — Понимаю, слишком поздно, слишком неубедительно. Но какого черта? Раскаяние есть раскаяние.
        — Откуда мне знать? Мне не в чем особенно раскаиваться.
        — Тогда прислушайтесь к тому, кто пришел и честно попросил прощения. Иногда, мистер Берн, простое «мне очень жаль» — это самое большее, на что способен человек.
        — Но иногда и большего недостаточно, не так ли?
        Похоже, прощения от него не дождешься, что и неудивительно. В то же время ее извинение не слишком чистосердечно, и поскольку он действительно достоин чистосердечия, моральные принципы требовали, чтобы она вела себя искреннее. Но не здесь. Не стоя в холле как служанка.
        — Не возражаете, если я немного огляжусь?
        И, не ожидая разрешения, Шугар Бет проплыла мимо него в гостиную.
        — Будьте моей гостьей,  — протянул он. Каждое слово прямо-таки сочилось сарказмом.
        Серо-коричневые стены в тон мраморным вставкам на полу, глубокие кожаные кресла и обтекаемой формы диван были того же самого оттенка, как панели холла. Симметрично расположенная группа из четырех черно-белых фотографий мраморных бюстов висела над камином, который сильно изменился с тех пор, как Шугар Бет жила здесь. Дубовая каминная доска с подпалинами, оставшимися от тех времен, когда Дидди забывала открывать вытяжку, была заменена новой, массивной, в неоклассическом стиле, с тяжелым карнизом и резным основанием, напоминавшим о греческом храме. Будь она в другом доме, вероятно, полюбовалась бы смелым смешением классики и модерна. Но только не во Френчменз-Брайд.
        Обернувшись, она увидела, что он так и стоит в дверях.
        Осанка и поза выдавали бессознательное высокомерие человека, привыкшего быть хозяином положения. Хотя… он всего на четыре года старше ее, Значит, ему сейчас тридцать семь. Когда он был ее учителем, эти четыре года казались непроходимой пропастью между ними, но теперь… теперь кажутся просто чепухой.
        Она вспомнила, каким романтичным считали его «Сивиллы». Но Шугар Бет отказывалась увлечься тем, кто упрямо противился ее заигрываниям.
        Наверное, нужно снова извиниться, и на этот раз как следует. Но мешал его обжигавший презрением взгляд в сочетании с гнусным осквернением родного дома.
        — Кто знает, возможно, я сделала вам одолжение. На учительское жалованье всего этого никак не купишь. Кстати, поздравляю с выходом книги.
        — Вы читали «Последний полустанок»?
        И, как всегда, стоило ему надменно вскинуть элегантно изогнутую бровь, как она немедленно ощетинилась:
        — Видит Бог, пыталась. Столько заковыристых слов!
        — Ничего страшного. Насколько я помню, вы никогда не любили обременять мозги чем-то сложнее модных журналов.
        — Да если бы их никто не читал, чертова уйма баб до сих пор разгуливала бы в клетчатом полиэстере. Подумайте только, что за ужасное зрелище,  — выпалила она и тут же картинно распахнула глаза: — Ой! Теперь меня выгонят из класса за сквернословие.
        К сожалению, время оказалось бессильно улучшить его чувство юмора.
        — Подобные меры никогда на вас не действовали, не так ли, Шугар Бет? Да и ваша матушка никогда бы не допустила подобного.
        — Ничего не скажешь, у Дидди всегда было твердое мнение насчет того, что для меня хорошо и что плохо,  — согласилась она, наклоняя голову ровно настолько, чтобы он увидел фальшивые бриллиантовые серьги.  — Знаете, она не разрешила мне участвовать в конкурсе «Мисс Миссисипи». Заявила, что я наверняка выиграю, а она не позволит никакой своей дочери переступить границу этого вульгарного Атлантик-Сити. Мы даже поссорились, но вы же знаете, какая она была, когда вобьет себе что-то в голову.
        — О да, помню.
        Еще бы не помнить. Именно Дидди добилась его увольнения. Дополнительная причина сложить оружие и попытаться заключить несколько запоздалый мир.
        — Мне очень жаль. Правда. То, что я сделала, было непростительно.  — Встретить его взгляд оказалось труднее, чем она представляла, но на этот раз она не отступила.  — Я сказала матери, что солгала, но к тому времени вред уже был причинен, и вы уехали из города.
        — Странно! Не помню, чтобы мамочка пыталась меня разыскать. Непонятно, как эта умная образованная женщина не сумела набрать номер и признаться, что все прощено, что я не… как это она выразилась… опозорил своей профессии, запятнав добродетель ее невинной дочери.
        Судя по тому, как были произнесены последние три слова, он прекрасно знал, чем занимались они с Райаном Галантайном на заднем сиденье его красного «камаро».
        — Значит, не пыталась. А у меня не хватило мужества сказать отцу правду.
        Однако Гриффин все узнал, когда рылся в бумагах жены через несколько месяцев после ее смерти и нашел письмо, написанное Шугар Бет.
        — Нужно признать, папочка постарался исправить несправедливость. Только что не дал объявление в газеты, рассказав всем, как я солгала.
        — Но к тому времени прошел почти год, так ведь? Немного поздно. Меня уже изгнали в Англию.
        Шугар Бет хотела напомнить, что он сумел вернуться в Штаты: судя по обложке, он теперь американский гражданин,  — но это будет выглядеть так, словно она оправдывается.
        Он шагнул в комнату и направился к стенке, в которой находился встроенный бар. Бар со спиртным в гостиной Диди Кэри…
        — Хотите выпить?
        Эти два слова прозвучали не приглашением гостеприимного хозяина, а вкрадчиво произнесенным началом игры в кошки-мышки.
        — Я больше не пью.
        — Перевоспитались?
        — Черт, нет, конечно. Просто не пью.
        Она из кожи вон лезла, стараясь сохранить небрежный вид, но удавалось это с трудом.
        Он налил на два пальца янтарной жидкости, выглядевшей как очень дорогое выдержанное виски. Она совсем забыла, какие у него огромные руки. Раньше она твердила всякому, кто хотел слушать, что он самый большой слюнтяй в городе, но даже тогда эти руки мясника обличали ее во лжи. Они по-прежнему, казалось, не принадлежали человеку, декламировавшему наизусть сонеты и иногда связывавшему волосы в хвостик черной бархатной ленточкой.
        Однажды вечером их компания высыпала из школы довольно поздно и увидела его на игровой площадке с футбольным мячом. Футбол как-то не привился в Паррише, и школьники никогда не видели ничего подобного. Он перекидывал мяч с одного колена на другое, отбивал бедром, голенью, удерживая на весу так долго, что они потеряли счет времени. А потом повел мяч по полю — бегом, во весь опор — и ни разу не потерял. После того случая мнение мальчишек о нем изменилось, и не прошло и недели, как Колина начали приглашать на баскетбольные матчи.
        — Трое мужей, Шугар Бет?  — Он сжал хрустальный стакан неповоротливыми пальцами мастерового.  — Даже для вас это, пожалуй, чересчур.
        — Да, время идет, а кое-что в Паррише так и не меняется. Сплетни по-прежнему любимое занятие в этом городе.
        Холодный воздух коснулся живота, когда она сунула руки в карманы черной кожаной куртки и развела борта. Короткая леденцово-розовая майка, со словом «ЗВЕРЬ», выложенным блестящими стразиками на груди, дюйма на четыре не доходила до пояса брюк. Конечно, она была немного кричащей, но цену снизили до $ 5.99, а Шугар Бет вполне могла позволить себе выглядеть вызывающе.
        — Буду очень благодарна, если вы уберете цепь с моей подъездной дорожки.
        — Неужели вы способны на благодарность?  — Он опустился в кресло, не пригласив ее сесть.  — Печальная статистика. Не слишком ли много мужей?
        — Вы так думаете?
        — О, слухи имеют обыкновение быстро распространяться,  — протянул он.  — Кажется, мужа номер один вы встретили в колледже, не так ли?
        — Даррен Тарп. Всеамериканский любимчик, звезда бейсбола. Одно время играл за «Смелых».
        Она довольно ловко изобразила рубящий удар томагавком.
        — Впечатляюще.  — Он поднес к губам стакан, почти утонувший в его ладони, и холодно усмехнулся.  — Я слышал, он ушел от вас к другой женщине. Жаль.
        — Ее звали Саманта. В отличие от меня она умудрилась окончить колледж. Но Даррена привлекла вовсе не ее степень. Как оказалось, у нее был природный дар к минету.
        Стакан замер на полпути к губам.
        Она одарила его ослепительнейшей улыбкой из своего репертуара южной красавицы, той самой, в которой не было ни капли искренности. Немного упражнений, и если бы не стойкое предубеждение матери против Атлантик-Сити, эта улыбка могла бы водрузить на голову Шугар Бет нечто посолиднее, чем корона королевы школьного вечера выпускников.
        Но Берн вовсе не собирался позволить ей его обойти.
        — И вы отправились в Голливуд с полученными алиментами, не так ли?
        — Я заработала каждый доллар.
        — Но продюсеры, похоже, не думали осаждать вас предложениями сняться в кино.
        — О, как мило с вашей стороны так живо интересоваться моими делами!
        — Должно быть, я что-то не так понял. Ваш второй муж был кем-то вроде «Ангела ада»?
        — О, это оказалось бы куда более волнующе, но, боюсь, Сай был просто каскадером. На редкость одаренным. И все шло прекрасно до того самого дня, когда он разбился, пытаясь перепрыгнуть на мотоцикле с пирса Санта-Моники на палубу роскошной яхты. Это был фильм о борьбе смелых копов против контрабанды наркотиков, так что я сказала себе, что он умер за правое дело. Впрочем, не то чтобы я иногда не позволяла себе выкурить косячок. Время от времени.
        — Да, вы и в средней школе этим грешили.
        — Ошибка, ваша честь. Я думала, это просто табак так странно пахнет.
        Он не улыбнулся. Чего и ожидать от этой гранитной физиономии!
        Она оставила Сая за несколько месяцев до того фатального трюка. Ничего не скажешь, редкостная способность напарываться на лживых ублюдков! Эммет, правда, был исключением, но в день свадьбы ему исполнилось семьдесят, а возраст — верный спутник мудрости.
        — Потом вы как-то пропали из виду,  — продолжал он.
        — Работала в ресторанном бизнесе. Уж-жасно эксклюзивном.
        Она начала, как хостесса, в приличном лос-анджелесском ресторане, но быстро вылетела за стычку с посетителем. Потом подавала коктейли. Когда же потеряла и эту работу, разносила лазанью в дешевом итальянском ресторанчике, откуда перешла в совсем уж дешевую бургерную. Ниже всего она опустилась в тот день, когда обнаружила, что изучает объявление эскортной службы. Именно тогда она наиболее отчетливо осознала, что ей давно пора стать взрослой и самой нести ответственность за свою жизнь.
        — И тут вы поймали Эммета Хупера.
        — И чтобы услышать это, вам даже не понадобились парришские сплетники.
        Ее улыбка успешно скрыла каждую каплю боли, до сих пор точившей сердце.
        — Ничего не скажешь, газеты были весьма информативны. И крайне занимательны. Двадцативосьмилетней официантке удалось подцепить семидесятилетнего удалившегося от дел техасского миллионера.
        Миллионера, инвестиции которого приказали долго жить еще до того, как он заболел. Эммет был ее лучшим другом, любовником и человеком, который помог ей наконец повзрослеть.
        Берн отсалютовал ей стаканом и кивнул. Ну просто копия пресыщенной, но ужасно мужественной модели Гуччи.
        — Мои соболезнования.
        Плотный ком в горле мешал подобрать подобающе остроумный ответ, но она все же справилась.
        — Ценю ваше сочувствие, но когда выходишь замуж за человека такого возраста, вроде как знаешь, чем все должно кончиться.
        Презрение в этих нефритовых глазах доставило ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Все лучше, чем жалость.
        Она молча проследила, как он скрещивает длинные ноги движением, исполненным тревожащего сочетания мужской силы и кошачьей грации.
        — Когда-то мы прозвали вас Герцогом,  — призналась она.  — Вы это знали?
        — Конечно.
        — Мы все думали, что вы гей.
        — Вы и теперь так думаете?
        — И задавала.
        — Так оно и было. Собственно говоря, в этом отношении я ничуть не изменился. И горжусь этим.
        Интересно, женат ли он? Если нет, все здешние невесты должны выстраиваться у его двери с кокосовыми тортами и запеканками. Она отошла к камину и постаралась принять уверенный вид.
        — Понимаю, что вы едва штанишки не намочили от смеха, когда протягивали цепь, но не зашла ли шутка слишком далеко?
        — О нет, я еще до сих пор веселюсь.
        По ее мнению, он вряд ли умел развлекаться, разве что поставил себе целью завоевать Индию. И судя по безупречно чистой одежде, вряд ли он собственными руками проделал грязную работу по установке столбиков в цементе, да еще за такое короткое время.
        — Полагаете, будет несколько неловко, если я вызову полицию?
        — Ничуть. Это моя земля.
        — А я считала вас таким авторитетом по знанию парришской жизни. Мой отец подарил каретный сарай моей тетке еще в пятидесятых.
        — Дом — да. Но не подъездную дорогу. Она все еще часть основного поместья.
        Шугар Бет резко выпрямилась:
        — Неправда.
        — У меня исключительно знающий адвокат, и он уделяет много внимания таким вещам, как границы собственности.  — Он поднялся с кресла.  — С радостью покажу вам все планы. И если хотите, пришлю копию.
        Неужели отец мог сотворить такую глупость? Ну конечно, мог! Гриффин Кэри был крайне скрупулезным в делах фабрики, но на редкость безалаберным там, где речь шла о доме и семье. Да и что взять с человека, имевшего семью и любовницу в одном городке, где все про всех знали?!
        — Что вам нужно, мистер Берн? Очевидно, не мои извинения, так что можете все выложить прямо.
        — Как что? Мщение, конечно. А что еще, по-вашему?
        От этих тихо произнесенных слов по спине прошел озноб. Она едва удержалась от жадного взгляда в сторону стакана с виски, который он только что отставил. Вот уже пять лет как она не пьет и не собирается все начинать сначала.
        — Ничего не скажешь, веселая шуточка. Как вам, должно быть, приятно! И где прикажете ставить машину?
        — А вот до этого мне нет никакого дела. Может, кто-то из старых друзей согласится вам помочь?
        Момент для истерики был идеальный, но она уже успела забыть, как это делается. И подплыла к нему, чуть покачивая бедрами, хотя кости болели, как у столетней старухи.
        — По-моему, вы не совсем связно мыслите. Я уже потеряла трех мужей и один комплект родителей, так что если действительно жаждете возмездия, советую придумать нечто помасштабнее, чем какая-то жалкая подъездная дорожка.
        — Бьете на жалость?
        Тут он прав. Именно так оно и выглядело, и ей захотелось откусить собственный глупый язык. Но она просто повернулась, подняла воротник куртки и направилась к двери.
        — Идите на хрен, мистер Берн. И пропади она пропадом, ваша жалость.
        Она едва успела сделать три шага, как почувствовала аромат дорогого одеколона. Сердце гулко стукнуло о ребра, когда он схватил ее за руку и повернул к себе.
        — Тогда как насчет такого воздаяния?
        Его холодное жесткое лицо напоминало физиономию Даррена Тарпа в тот день, когда он избил ее, но на уме у Колина Берна было насилие несколько иного рода. Прежде чем она успела опомниться, его темная голова опустилась, и он завладел ее губами в беспощадном, безжалостном поцелуе.
        Поцелуи… Так много поцелуев. Прикосновение гладкой щеки ее обожающей матери. Сухие поджатые губки тети Таллулы. Сочившиеся сексом ласки Райана. Даррен был мужчиной на солнечные дни, да и целовался паршиво. Пьяные слюнявые поцелуи Сая, и ее собственные, пропитанные джином. И поцелуи вереницы мужчин, которые она едва помнила, за исключением того, что все они отдавали отчаянием. Спасение пришло в форме поцелуев Эммета, полных доброты, потребности в ней, страха и в самом конце — смирения.
        Последний поцелуй она получила от его дочери Дилайлы, которая обхватила ее за шею и оставила влажный след на щеке: «Я люблю тебя больше всего на свете, моя Шугар Бет».
        Но такого поцелуя ей еще не доводилось ощущать. Холодного. Расчетливого. Призванного унизить.
        Берн не торопился восстановить справедливость. Он сжимал ее подбородок: не больно, но ровно с такой силой, чтобы заставить приоткрыть рот и впустить его язык. Она не отвечала. Не сопротивлялась.
        Ему было все равно.
        Она не удивилась, когда его рука легла на ее грудь. Потому что ожидала этого.
        Очередное клиническое исследование, словно под ее кожей крылось нечто вроде манекена: плоть и кости, без настоящей души.
        — Ну разве она не милашка?
        Он держал ее грудь в широкой ладони, потирая изгиб большим пальцем. И когда задел сосок, жажда обладания пронзила ее. Не желания: она была слишком опустошена для этого, а он был настроен на месть. Не на секс. Она испытывала неутолимый голод по простой доброте: весьма странное чувство для той, которая так неохотно делилась добротой с окружающими.
        За время своего брака с каскадером она многое узнала об уличных драках и грязных приемах и подумывала было укусить Берна или ударить коленкой в пах, но не решилась. Это несправедливо. Он заслужил свое возмездие.
        Наконец он отстранился, и на Шугар Бет повеяло легким запахом спиртного.
        — Вы утверждали, что я схватил вас за грудь и просунул язык в рот.  — Взгляд нефритовых глаз полоснул ее как ножом.  — Именно эту ложь вы сочинили для матери. Именно так опозорили меня и лишили работы.
        — Именно так,  — спокойно кивнула она.
        Он провел большим пальцем по ее нижней губе. У другого мужчины это означало бы нежность. Для него это был жест завоевателя.
        Она действительно раскаивалась, но все, что у нее еще оставалось,  — это немного достоинства, и она умрет, прежде чем позволит себе хоть одну слезу.
        Он опустил руку.
        — Теперь это правда.
        Ее источник душевных сил почти пересох, так что пришлось зачерпнуть с самого дна, чтобы найти в себе волю поднять руку и коснуться его щеки.
        — Подумать только, что все это время мне было ненавистно чувствовать себя лгуньей. Спасибо, мистер Берн. Вы очистили мою душу.
        Колин ощутил холодок ее ладони и вдруг понял, что последнее слово осталось за ней. Он потрясенно моргнул. Эта встреча должна была закончиться его победой! Оба это знали. И все же она пыталась взять верх!
        Он тупо уставился на только что измятые им губы. На вкус она была совсем не такой, какой он ожидал… впрочем, вряд ли он ожидал чего-то, поскольку не планировал свою атаку. И все же подсознательно готовился к коварству, хитрости, мелочности, чудовищному эгоизму, всегда отличавшему Шугар Бет.
        Кто прекрасней всех на свете? Я! Я! Я!
        И вдруг обнаружил нечто совершенно иное — сильное, решительное и дерзкое. Правда, с последним качеством он был хорошо знаком.
        Она опустила руку и ткнула в него указательным пальцем, как дулом пистолета, пустив воображаемую пулю. Правда, перед тем как спустить курок, растянула рот в улыбке опытной куртизанки.
        — Надеюсь, еще увидимся, мистер Берн.
        И она исчезла.
        Он долго стоял, не двигаясь. Ее запах — пряностей, секса, упрямства — еще долго держался в воздухе, даже после того, как захлопнулась входная дверь. Омерзительный поцелуй должен быть положить этому конец. Но почему-то начал все по новой.
        В восемнадцать она была самым прелестным созданием в Паррише. Наблюдая, как она шествует по тротуару к крыльцу парришской школы, он видел воплощенную чувственность: бесконечные ноги, покачивающиеся бедра, подпрыгивающие груди, сияние длинных светлых волос.
        У мальчишек глаза на лоб лезли при виде этой красоты, и музыка из их транзисторов становилась саундтреком ее жизни. Билли Оушн умолял ее выйти из снов и сесть в его машину. Бон Джови влюбился с первого взгляда и молил о взаимности. Каттинг Кру был готов умереть сегодня ночью в ее объятиях, Ганс Роузиз, Пойзн, Уайстснейк — их всех удалось ей поставить на колени и заставить умолять о крохах ее благоволения.
        И сейчас она была по-прежнему красива. Эти разящие мужчин наповал голубые глаза и идеально симметричные черты лица будут с ней до самой могилы, а облако светлых волос должно бы раскинуться по атласной подушке на развороте «Плейбоя». Исчезла только юная свежесть розы с каплями росы. Она выглядела старше своих тридцати трех. И жестче. Да и похудела тоже. Он заметил натянутые жилы на стройной шее, а запястья, казалось, вот-вот переломятся. Но от нее по-прежнему шла мощная волна сексапильности. Мало того, теперь она была отточеннее и куда более смертоносной. Пусть роза отцвела, но отравленные шипы оставались на месте.
        Он снова взял стакан, задумчиво понюхал содержимое. Их встреча вывела его из равновесия гораздо больше, чем следовало бы.
        Оглядывая роскошный дом, на покупку которого ушли все его деньги, он вспоминал злорадную ухмылку своего отца, ирландского каменщика, когда пришлось вернуться в Англию после увольнения: «Бежишь домой, с позором поджав хвост? Поделом тебе и твоей мамаше! Вечно нос драли, и чем все кончилось? Что же, по крайней мере хоть теперь возьмешься за честную работу, как все мы».
        И только за одно это Колин никогда не простит Шугар Бет Кэри.
        Он залпом выпил, но даже вкус виски десятилетней выдержки не смог стереть непреклонный вызов, блестевший в глазах Шугар Бет. И несмотря на оскорбление, нанесенное поцелуем, она все же была уверена, что взяла верх. Колин отставил стакан и стал размышлять, каким образом лучше всего избавить ее от этого убеждения.
        Глава 3
        «Я что-то сделала не так? Столько чинных особ уставились на меня с таким видом, словно не могли поверить собственным глазам».
    Джорджетт Хейер. «Великолепная Софи»
        Шугар Бет доела чипсы, составлявшие ее завтрак, и обернулась к Гордону, со злобным видом маячившему у двери.
        — На твоем месте я бы давно успокоилась. И не моя вина, что Эммет любил меня больше, чем тебя.
        Пес поэкспериментировал немного, пробуя принять вид серийного маньяка, но подобные выражения плохо удаются бассетам.
        — До чего ты жалко выглядишь.
        Гордон оскорбленно фыркнул.
        — Ладно, панк, так и быть.
        Она поднялась из-за стола и открыла входную дверь. Пробегая мимо, он попытался сбить ее с ног, но Шугар Бет знала все его трюки и вовремя отступила, а затем последовала за ним в очередное холодное, сырое февральское утро. Правда, поскольку это Миссисипи, возможно, на следующей неделе столбик ртути поднимется до тридцати градусов. Надо надеяться, что к тому времени ее уже здесь не будет.
        Пока Гордон обнюхивал кусты, она смотрела на Френчменз-Брайд, стараясь не думать о вчерашней встрече с Колином Берном. Что же, она по крайней мере не развалилась, пока не добралась до каретного сарая.
        Старая вина липла к ней клейкой паутиной. Ей следовало постараться уладить былую вражду, вместо того чтобы изощряться в остроумии, но, очевидно, ей еще предстоит немало взрослеть и умнеть.
        Ну почему из всех людей, именно он купил ее дом? Если он когда-нибудь и говорил в интервью, что собирается вернуться в Парриш, она это пропустила. Впрочем, тогда он избегал репортеров как огня и почти не давал интервью. Даже снимок на обложке был не слишком удачным, каким-то серым и зернистым, и она оказалась не готовой к встрече с таким опасным человеком.
        Она пробралась к кустам самшита и раздвинула нижние ветки.
        — Давай сюда, чертов пес.
        На этот раз он мгновенно послушался.
        — Дай повод мамочке гордиться тобой,  — добавила она. Гордон снова повел носом. Нашел подходящее местечко посреди газона, где можно было без помех сделать дела.
        — Милый песик.
        Несмотря на все, что Шугар Бет наговорила Берну, она, как и вся остальная страна, прочла «Последний полустанок на границе с нигде». Как она могла пропустить историю людей, о которых слышала с раннего детства? Черные и белые семьи, богатые и бедные, населявшие Парриш в сороковых и пятидесятых. И среди них ее собственные дедушки и бабушки, Таллула, двоюродный дед Линн и, конечно, Линкольн Эш.
        Интерес читателей к документальной прозе, передающей атмосферу Юга Америки, был подогрет мгновенно ставшей бестселлером книгой Джона Берендта «Полночь в саду добра и зла». Но если там шла речь об убийстве и скандале в богатом аристократическом семействе старой Саванны, «Последний полустанок» разрабатывал золотую жилу темы жизни маленького городка. На страницах повести Колина Берна о городке штата Миссисипи, сумевшем оправиться от сегрегационистского наследия, жили эксцентричные, чудаковатые люди, с которыми происходили маленькие домашние драмы из тех, что так любят читатели. И все это было сдобрено щедрой дозой южного фольклора. Другие писатели пытались делать то же самое, но любовь Берна к городу вместе с беспристрастной наблюдательностью чужака ставила «Последний полустанок» гораздо выше остальной литературы подобного рода.
        Она вдруг сообразила, что Гордон трусит к дому, ничуть не устрашенный его величием.
        — Немедленно вернись.
        Он, разумеется, проигнорировал ее.
        — Я серьезно, Гордон. Мне нужно ехать в город и, если немедленно не вернешься, придется ехать без тебя.
        Она не была уверена точно, но, похоже, он показал ей язык.
        — Если я пойду за тобой, ты обязательно попробуешь меня цапнуть.
        Он никогда не заходил так далеко, чтобы причинить настоящую боль, но очень любил показать, кто здесь главный. И теперь преспокойно поднялся на веранду.
        — Прекрасно. Сделай мне одолжение, не трудись приходить домой.
        В отличие от других представителей своей породы Гордон не желал бродяжничать. И слишком обожал терзать ее, чтобы пуститься в странствия.
        Она потопала к каретному сараю. Что говорить о человеке, если даже собака терпеть ее не может?
        Шугар Бет схватила сумочку, напялила старую соломенную ковбойскую шляпу и отправилась обыскивать депо. Но, проходя мимо машины, она обнаружила засунутую за «дворник» штрафную квитанцию за незаконную парковку. Прелестно! Вот только этого не хватало!
        Она пожала плечами и продолжила путь. Автомагазин Перли все еще был на прежнем месте, но магазин канцелярских товаров стоял там, где прежде было шляпное ателье «Весенняя фантазия». Дидди водила ее туда каждый год до шестого класса покупать пасхальную шляпку, пока Шугар Бет не взбунтовалась.
        Когда Дидди была чем-то недовольна, крылья ее носа трепетали, как крылья бабочки.
        — Неблагодарное дитя! Как, по-твоему, наш дорогой Создатель узнает о дне своего воскресения, если увидит тебя в церкви с непокрытой головой, словно язычницу какую-то? Отвечай мне, мисс Шугар Бет!
        Шугар Бет в подражание матери гневно раздула ноздри:
        — Воображаешь, что Иисус Христос так и останется в могиле, потому что я не надела шляпу?
        Дидди рассмеялась и потянулась за сигаретами.
        Желание увидеть свою любящую мать, далекую от совершенства, было таким сильным, что даже сердце заболело. Зато к отцу она не испытывала ничего, кроме горечи.
        — Он не мой настоящий отец, правда, Дидди? Ты забеременела от кого-то еще, а потом папа женился на тебе.
        — Шугар Бет Кэри, немедленно закрой рот. Если твой отец грешник, это не означает, что я следую по его стопам. И больше я не желаю слышать ничего подобного, ясно?
        Тот факт, что серебристо-голубые глаза Шугар Бет были словно сняты с отцовского лица, не позволял ей и дальше цепляться за фантазию насчет тайного любовника Дидди.
        Вероятно, брак родителей был неизбежен, но более неподходящих друг для друга людей было трудно найти. Дидди была ослепительно прекрасной, беззаботной и веселой дочерью местного владельца магазина. Гриффин был наследником оконной фабрики Кэри. Некрасивый, но наделенный блестящим умом коротышка потерял голову от первой красавицы Парриша, и хотя Дидди втайне презирала того, кого считала «уродливым жабенышем», все же мечтала о том, что может принести ей этот союз.
        Гриффин, должно быть, сознавал, что Дидди не отвечает на его чувства так, как ему хотелось бы, но он все равно женился на ней, а потом всю жизнь наказывал за нелюбовь, открыто живя с другой женщиной. Дидди мстила показным безразличием. Однако позже Гриффин поднял ставки в игре, отвернувшись от той, кого Дидди любила больше всего на свете. От их дочери.
        Несмотря на взаимную ненависть, они никогда не думали о разводе. Гриффин был экономическим лидером города. Дидди стала социальным и политическим. Никто не хотел лишиться взаимных преимуществ, и тяжелая телега супружеской жизни продолжала катиться дальше, таща за собой сбитую с толку, растерянную девочку, незаметно отравляя ее душу.
        Шугар Бет миновала «Макдоналдс», заново отремонтированный и подкрашенный, туристическое агентство с навесом в бордово-зеленую полоску и свернула на Вэлли. Улочка в один квартал, в конце которой стоял заброшенный вокзал, в отличие от многих других почти не изменилась, и Шугар Бет припарковала машину на клочке растрескавшегося асфальта. Оглядывая обшарпанное здание из красного кирпича, она увидела стену, где Колин Берн позировал для расплывчатого фото на обложку. Местами с крыши облетела черепица, и выцветшие граффити покрывали покоробленную фанеру, которой были заколочены окна. Банки и разбитые бутылки усеяли траву у путей. Почему Таллула считала необходимым сохранить старую развалину? Но тетка была так же одержима историей здешних мест, как и отец Шугар Бет, и, очевидно, не считала нужным сровнять вокзал с землей.
        Выйдя из машины, Шугар Бет наскоро пробежала глазами письмо, все это время лежавшее на дне сумочки.
        «Дорогая Шугар Бет!
        Я оставляю тебе каретный сарай, вокзал и, разумеется, картину, потому что ты моя единственная оставшаяся в живых родственница и, невзирая на твое поведение, свой своему поневоле брат. Понимаю, что вокзал в запустении, но к тому времени, когда я приобрела его, у меня уже не осталось ни энергии, ни денег на ремонт. То обстоятельство, что его довели до такого ужасного состояния, не слишком хорошо характеризует наш город. Уверена, ты пожелаешь немедленно продать его, но сомневаюсь, что сумеешь найти покупателя. Даже парришское общество по благоустройству города, не питает достаточного уважения к истории.
        Каретный сарай — это зарегистрированный архитектурный памятник и должен охраняться государством. Сохрани студию Линкольна в прежнем виде, иначе все перейдет университету. Что же до картины… ты либо найдешь ее, либо нет.
        Желаю удачи. Таллула Шелборн Кэри».
        Настойчивые утверждения Таллулы, что именно она была великой любовью всей жизни Линкольна Эша, доводили Дидди до белого каления. Таллула говорила, что Эш обещал вернуться в Парриш и к ней, как только его выставка на Манхэттене закроется, но за день до этого события его сбил автобус. Дидди клялась, что картина существует исключительно в воображении Таллулы, но Гриффин с ней не соглашался.
        — Картина у Таллулы, это точно. Я сам видел,  — возражал он. Но когда Дидди потребовала подробностей, муж просто рассмеялся.
        Таллула отказывалась показать картину, поскольку это все, что осталось от любимого, и она не собиралась потакать любителям совать нос в чужие дела и надутым индюкам-искусствоведам, которых при жизни так презирал Эш. Они просто разложат ее по косточкам, выплеснув с водой ребенка и выхолостив глубинный смысл, вложенный в работу автором.
        — Мир может пялиться на нее сколько угодно после моей смерти,  — твердила она,  — а пока я сохраню для себя все, что имею.
        Шугар Бет повернула ключ в скважине. Дверь перекосило, так что пришлось налечь на нее плечом. Стоило переступить порог, как что-то полетело ей в голову. Она взвизгнула и пригнулась. Когда сердце снова забилось в привычном ритме, она натянула шляпу пониже и прошла вглубь.
        Увиденное заставило ее содрогнуться. Вонючая засохшая корка птичьего помета и грязи покрывала выщербленные старые скамьи в помещении, бывшем когда-то маленьким залом ожидания. По одной стене змеились ржавые потеки, на полу разлилась смрадная лужа, а обломки мебели валялись повсюду, как полусгнившие кости. Под кассой громоздился ворох грязных одеял, старых газет и пустых консервных банок: очевидно, здесь некоторое время ночевал какой-то бродяга. В Шугар Бет сразу взыграла застарелая аллергия на пыль, и она стала оглушительно чихать. Немного придя в себя, она вытащила принесенный с собой фонарик и принялась осматривать каждый угол.
        Кроме зала ожидания, здесь были камеры хранения, кладовые, небольшое помещение за кассой и общественные туалеты — невыносимо вонючие вместилища голых труб, загаженной и разбитой сантехники и подозрительных куч всякого дерьма. Следующие два часа она ворочала поломанную мебель, ящики, покосившиеся каталожные шкафы, но обнаружила только мышиный помет и птичьи трупики, от зрелища которых тошнило. И ни следа картины.
        Грязная, сморкающаяся и обессиленная, она наконец рухнула на скамью. Если Таллула спрятала картину не в доме и не в здании вокзала, то где же? С завтрашнего дня придется поискать оставшихся в живых партнеров Таллулы по игре в канасту. Они, конечно, посчитают своим долгом осуждающе пощелкать языком при виде вернувшейся блудной дочери. Но все это ближайшие друзья тетки и скорее всего знают ее тайны. Хуже всего то, что у нее остались последние пятьдесят долларов. Если она намеревается обедать каждый день, придется найти работу.
        — Очаровательное местечко, ничего не скажешь.
        Шугар Бет, чихнув в очередной раз, обернулась и увидела стоявшего в дверях Колина Берна. Выглядел он так, словно только что вернулся с прогулки по болотам: сапоги, темно-коричневые слаксы, твидовая куртка, взъерошенные по моде волосы. Но холодный оценивающий взгляд больше напоминал буйного охотника с Фронтира, чем цивилизованного бритта.
        — Если собираетесь снова наброситься на меня,  — предупредила она,  — постарайтесь затянуть суспензорий как можно туже, потому что на этот раз я уже не буду такой вежливой.
        — Видите ли, мое тело способно выдержать только весьма ограниченную дозу яда.
        Он сунул дужку темных очков за распахнутый ворот сорочки и сделал несколько шагов внутрь.
        — Интересно, что Таллула оставила вам вокзал… впрочем, и неудивительно, учитывая ее чувства к родным.
        — Я продам по дешевке, если хотите купить. Выгодная сделка.
        — Нет, спасибо.
        — Вам он может принести целое состояние. Могли бы и выказать немного благодарности.
        — «Последний полустанок» — книга о городе. Вокзал — всего лишь метафора.
        — А я думала, метафора — диетический напиток. Вы всегда одеваетесь как зануда?
        — По крайней мере возможно чаще.
        — Дурацкий вид.
        — А вы, разумеется, непререкаемый арбитр мод,  — парировал он, пренебрежительно оглядывая ее грязные джинсы и пропыленную фуфайку.
        Шугар Бет стащила ковбойскую шляпу и вытерла паутину со щеки.
        — Вы были ужасным учителем.
        — Отвратительным,  — согласился он, поддевая носком сапога длинный отрезок кабеля.
        — Учителя должны воспитывать в учениках уверенность в себе. Вы называли нас жабами.
        — Только в лицо. Боюсь, за вашими спинами я именовал вас кое-чем похуже.
        Он действительно был ужасным учителем: саркастичным, язвительным и нетерпеливым. Но иногда и блестящим.
        Она вспомнила, как он читал им стихи и прозу: слова лились с языка, словно грустная музыка. Иногда в классе становилось тихо, как ночью, и она воображала, что вместе с друзьями сидит в темноте у костра, где-то далеко, на краю света. Он умел ободрить самых отстающих, так что последние тупицы вдруг начинали читать книги, спортсмены — писать стихи, а застенчивые из застенчивых — говорить у доски, хотя бы для того, чтобы защититься от его уничтожающих реплик. Она запоздало вспомнила, что он был именно тем учителем, который показал ей, как писать сочинения.
        Она снова нахлобучила шляпу, заметив, как брезгливо он поглядывает на лужу стоячей воды посреди пола.
        — Это правда, что вы не приехали на похороны отца? Довольно наглый поступок, даже для вас.
        — Он был мертв, поэтому, думаю, даже не заметил,  — пожала плечами Шугар Бет, оттолкнувшись от скамейки.  — Насколько я поняла, вы снимались на обложку книги прямо здесь, на фоне вокзала. Я требую отчисления за право пользования своей собственностью. Нескольких тысяч вполне хватит.
        — Можете подать иск.
        Она отбросила секцию трубы.
        — Позвольте спросить, что вы здесь делаете?
        — Злорадствую, естественно. А что вы подумали?
        Ей хотелось схватить ножку от стула и огреть его по голове, но он, несомненно, ответит ударом на удар, поэтому она вынудила себя быть сдержанной.
        — Вы хорошо знали тетю?
        — Лучше не бывает.  — Он подошел поближе, чтобы рассмотреть окно кассы, не обращая внимания на грязь.  — Как знаток местной истории, она была неоценимым источником сведений. К сожалению, мировоззрение ее казалось мне чересчур ограниченным. Поэтому особой моей симпатией она не пользовалась.
        — Уверена, что это мешало ей спать по ночам.
        Он провел пальцем по железному пруту, вынул белоснежный носовой платок и вытер собранную пыль.
        — Большинство местных жителей не верят в существование картины.
        Шугар Бет не потрудилась спросить, откуда он знает, что именно она ищет. Должно быть, всему городу известны условия завещания Таллулы.
        — Она существует.
        — Я тоже так думаю. Но как вы-то до этого докопались?
        — Не ваше собачье дело.  — Она показала на груду ящиков.  — За ними лежит мертвая птица. Должна же быть от вас хоть какая-то польза! Уберите ее отсюда!
        Он заглянул за ящики, но, похоже, и не подумал избавиться от трупа.
        — Ваша тетка была с тараканами.
        — Это у нас семейное. И не ждите, чтобы я устыдилась. Янки, как правило, запирают спятивших родственников в психушку, но здесь во время карнавалов мы сажаем их на увитые цветами платформы и провозим по всему городу. Вы женаты?
        — Был когда-то. Я вдовец.
        Не стань она другим человеком, не преминула бы осведомиться, уж не убил ли он жену своим тонким чувством юмора. Но в то же время ее разбирало любопытство. Что за женщина способна связать судьбу с таким невозможным циником?
        Но она тут же вспомнила, что в школе все девчонки вздыхали по нему, стоически вынося его жалящие выговоры. Женщины и трудные мужчины. Хорошо, что она сумела отказаться от этой привычки.
        Он наконец отвернулся от кассы.
        — Расскажите о бойкоте отцовских похорон.
        — А какое вам дело?
        — Я писатель. И меня интересуют механизмы функционирования самовлюбленного ума.
        — О, я сейчас в обморок упаду. Столько заковыристых слов, что моя несчастная бедная головка идет кругом.
        — А ведь вы были умны. Прекрасные способности. Только вы отказывались использовать собственный мозг для чего-то стоящего.
        — Опять вы! Что за патологическая ненависть к модным журналам!
        — Не приехать на похороны отца! Это требует немалой наглости даже для такой, как вы.
        — В тот день у меня была запись к парикмахеру.
        Он терпеливо ждал, но она не собиралась рассказывать о том кошмарном времени.
        Все началось так хорошо. Она была самой популярной первокурсницей в «Старом Мисе», так завертевшейся в вихре студенческой жизни, что «Сивиллы» отошли куда-то очень далеко. Она порвала с ними всяческие отношения, не отвечала на звонки и не приходила на свидания, когда они приезжали в гости. Но одним январским утром Гриффин позвонил и сказал, что Дидци умерла во сне от кровоизлияния в мозг. Шугар Бет была безутешна. И думала, что ничего худшего с ней уже не может случиться, но шесть недель спустя Гриффин объявил, что женится на своей стародавней любовнице. При этом он искренне ожидал, что Шугар Бет с радостной улыбкой будет восседать на передней скамье в церкви. Она завопила, что ненавидит его и ноги ее в Паррише не будет. И хотя отец пригрозил лишить ее наследства, сдержала слово.
        День свадьбы отца она провела в постели с Дарреном Тарпом, пытаясь заглушить свою скорбь плохим сексом. Вскоре, когда Гриффин избавлялся от вещей Дидди, он нашел исповедь дочери. Уже через несколько дней весь город знал, что она сотворила с Колином Берном, и люди, которые раньше просто ее недолюбливали, теперь возненавидели. «Сивиллы», и без того оскорбленные ее высокомерием, окончательно с ней порвали.
        У нее не было ни малейшего шанса помириться с отцом. Прямо перед летними экзаменами, всего через три месяца после свадьбы, отец умер от инфаркта. И только тогда Шугар Бет узнала, что он исполнил свою угрозу лишить ее наследства. На протяжении всего пяти месяцев она потеряла мать, отца, лучших подруг и Френчменз-Брайд. И была еще слишком молода, чтобы осознать, сколько потерь еще ждут впереди.
        — Это правда, что вы вышли замуж через три дня после похорон Гриффина?  — без особого интереса спросил Берн.
        — В свою защиту могу сказать, что во время церемонии рыдала, как прохудившаяся водопроводная труба.
        — Трогательно.
        Она вытащила из кармана ключ:
        — Как ни приятно беседовать с вами, но мне нужно запереть дверь и ехать по делам.
        — Маникюр и массаж.
        — Позже. Сначала мне нужно найти работу.
        Темная изогнутая бровь чуть приподнялась.
        — Работу? В жизни не поверю.
        — Безделье тоже надоедает, знаете ли.
        — Газеты писали, что Эммет Хупер умер банкротом, но я был уверен, что вам удастся что-нибудь урвать.
        — И вправду удалось,  — кивнула она, вспомнив о Гордоне.
        Он еще раз оглядел жуткую разруху и умудрился взбесить ее, изогнув губы в едкой улыбке.
        — Так вы действительно разорены?
        — Только до тех пор, пока не найду картину.
        — Если найдете.
        — Обязательно. В этом можете не сомневаться.
        Протискиваясь мимо него к выходу, она усилием воли заставила себя не пуститься в бегство.
        — Жаль, что не можете остаться еще на часок.
        Он не торопился следовать за ней. Тень улыбки все еще маячила в уголках рта.
        — Позвольте мне уточнить: вы действительно собираетесь зарабатывать на хлеб честным трудом?
        — О, мне не привыкать.
        Она немного энергичнее, чем необходимо, повернула ключ в скважине.
        — Снова найметесь официанткой?
        — Эта работа ничем не хуже других.
        Она шагнула к машине, стараясь не выглядеть так, словно удирает из тюрьмы. Но едва взялась за ручку дверцы, как он крикнул с крыльца:
        — Если не сможете ничего найти, приходите ко мне. Может, что-то и найдется.
        — О да, как же, непременно.
        Она рывком открыла дверцу и тут же развернулась.
        — Если не желаете, чтобы война между нашими ранчо приобрела действительно уродливые формы, советую снять эту идиотскую цепь не позднее вечера.
        Похоже, она не на шутку его позабавила.
        — Угрозы, Шугар Бет?
        — Вы меня слышали.
        Она буквально влетела в машину и, уже отъехав, увидела в зеркальце заднего вида, как он подходит к блестящему новому «лексусу». Элегантный, надменный, усмехающийся. Хладнокровный ублюдок.
        Заехав в аптеку-кафе за газетой, она снова столкнулась у кассы с Кабби Боумаром.
        — Видела на улице мой новый фургон, Шугар Бет?  — похвастался он.
        — Боюсь, не заметила.
        — Бизнес идет неплохо. Можно сказать, даже хорошо. Чистка ковров — дело прибыльное.
        Плотоядно облизнув губы, он снова пригласил ее выпить в баре. Она едва спасла то, что еще оставалось от ее добродетели, и, вернувшись в машину, развернула газету на странице объявлений о вакансиях. И еще раз напомнила себе, что долго работать не придется. Как только картина отыщется, она немедленно отправится в Хьюстон.
        Никому не требовалась официантка, что было даже к лучшему, потому что при мысли о необходимости подавать гамбургеры тем людям, перед которыми когда-то задирала нос, в животе все переворачивалось. Оставалось три варианта: кондитерская, страховое агентство и антикварный магазинчик. Но прежде всего нужно вернуться домой, принять душ и переодеться.
        К входной двери был прислонен план усадьбы. Присмотревшись, она поняла, что Колин был прав. Подъездная аллея принадлежала Френчменз-Брайд.
        Угнетенная этим открытием, она вымылась, накрасилась, сделала прическу и отыскала самый скромный костюм, который только смогла отыскать: древнюю юбку от Шанель и белую майку. Накинула сверху кардиган цвета малины, натянула нейлоновые колготки и сапожки и отправилась в путь. Поскольку страховое агентство предлагало самое большое жалованье, она решила начать оттуда. К сожалению, за столом менеджера по персоналу сидела Лори Ферпосон.
        В школе Лори ей нравилась. Кроме того, Шугар Бет считала, что не делала ей особенных гадостей, но уже через пять минут выяснилось, что у Лори на этот счет иное мнение.
        — Что же, Шугар Бет Кэри, я слышала, что ты вернулась, но никак не ожидала увидеть тебя здесь.
        Ее тяжелые волосы превратились из каштановых в ярко-рыжие, а серьги были чересчур велики для маленького остроносого личика. Даже не пригласив Шугар Бет сесть, она постучала по столу акриловым ногтем с крохотным американским флагом на кончике и затянулась сигаретой.
        — Подумать только, ты — и ищешь работу! Но, понимаешь, мы нанимаем только тех, кто действительно полон желания сделать карьеру.
        И хотя Шугар Бет про себя подумала, что место секретаря — не такое уж великое карьерное достижение, все же ослепительно улыбнулась.
        — Иного я и не ожидала.
        — Кроме того, нам нужен кто-то постоянный. Собираешься остаться в Паррише?
        Шугар Бет поняла, что за этим последует, и, несмотря на то что с некоторых пор возненавидела необходимость лгать, все же была вынуждена уклончиво промямлить:
        — Ты, должно быть, слышала, что у меня здесь дом.
        — Значит, остаешься?
        Судя по злобному блеску глазок, вопрос скорее связан с намерением Лори подлить масла в огонь местных сплетен, чем с желанием предложить Шугар Бет работу. С другой стороны, сама мысль о том, чтобы иметь на побегушках дочь Гриффина и Дидди может быть достаточно привлекательной, чтобы принять ее в агентство. Полупустой пакет с собачьим кормом, одиноко стоявший на кухне каретного сарая, подвигнул ее на вежливый ответ.
        — Я не могу пообещать прожить здесь остаток дней своих, но пока что не собираюсь уезжать.
        — Понятно.  — Лори переложила документы с одного места на другое и самодовольно усмехнулась.  — Надеюсь, ты согласишься пройти тест на профпригодность? Мне нужно убедиться в твоих минимальных знаниях математики и английского.
        И тут Шугар Бет все-таки не сдержалась:
        — О, разумеется. С математикой все в порядке. Впрочем, ты должна это помнить, если учесть, сколько раз списывала у меня задания по алгебре.
        Тридцать секунд спустя она уже шагала по тротуару.
        Кондитерская «Сливки сливок» в детстве Шугар Бет называлась кафе «У Глендоры». К несчастью, новая хозяйка искала такого человека, который мог бы не только печь пирожные, но и делать мелкий ремонт. Она вручила Бет гаечный ключ и попросила продемонстрировать свое умение, но на этом испытание и закончилось. Оставался антикварный магазин.
        Очаровательно оформленная витрина во «Вчерашних сокровищах» вмещала детскую лошадку-качалку, старый сундук с одеялами и стул с изогнутыми ножками, на котором стояли расписанный вручную кувшин и тазик для умывания. На душе Шугар Бет немного полегчало. Что за чудесное местечко! Может, владелец — человек в Паррише новый, как хозяйка кондитерской, и не знаком с репутацией Шугар Бет.
        Старомодный колокольчик над дверью звякнул, и мягкие звуки виолончельной сюиты Баха окутали ее. Она вдохнула пряный аромат смеси сушеных лепестков вместе с приятным запахом старины. Антикварные столики поблескивали английским фарфором и ирландским хрусталем. В открытых ящиках древнего комода на ножках виднелось чудесное старое белье. Оригинальный письменный стол розового дерева завален цепочками для часов, ожерельями и брошками. Все в этом магазине было высшего качества, со вкусом расставлено и идеально ухожено.
        Откуда-то из задней комнаты послышался женский голос:
        — Я сейчас приду.
        — О, не торопитесь.
        Шугар Бет как раз восхищалась пестрой выставкой викторианских картонок для шляп, шелковых фиалок и плетенных из тростника корзинок, наполненных коричневыми яйцами в крапинку, когда из полутьмы выступила женщина. Сначала Шугар Бет заметила только темные, затейливо подстриженные волосы. Женщина была одета в бледно-серые слаксы и свитер в тон. На груди переливались изумительно подобранные жемчужины.
        По спине Шугар Бет словно прошелся ледяной палец. Что-то в этих жемчугах…
        — Привет,  — улыбнулась женщина — Чем могу по…
        И тут она осеклась и замерла. Прямо посреди комнаты под французской люстрой. Одна нога едва коснулась пола, улыбка застыла на губах.
        Шугар Бет узнала бы эти глаза повсюду. Глаза того же серебристо-голубого оттенка, те самые, что каждое утро смотрели из зеркала. Глаза ее отца.
        Глаза его второй дочери.
        Глава 4
        « — Будь у меня такая дочь, как ты, я стыдился бы называться ее отцом!  — заявил мистер Голдхангер с неподдельным чувством».
    Джорджетт Хейер. «Великолепная Софи»
        Полузабытая горечь желчью обожгла горло Шугар Бет. Умные люди обычно стараются держать законных детей подальше от незаконных.
        Только не Гриффин Кэри. Он поселил их в одном городе едва не в трех милях друг от друга и в своем закоренелом эгоизме отказывался понять, насколько трудно Шугар Бет и Уинни учиться в одной школе.
        Обе его женщины забеременели почти одновременно: сначала Дидди, потом Сабрина Дэвис. Дидди высоко держала голову, ожидая, что муж постепенно справится со своим влечением к женщине, которую сама она считала деревенским ничтожеством. Когда же этого не произошло, она предпочла относиться к происходящему философски.
        — Настоящая женщина должна быть выше этого, Шугар Бет. Пусть возится со своей швалью. У меня есть Френчменз-Брайд.
        Когда же Шугар Бет рвала и метала из-за того, что ее заставляли ходить в одну школу с Уинни, Дидди с нехарактерной для нее резкостью напускалась на дочь:
        — Нет ничего хуже жалости окружающих. Держись прямо и помни, что когда-нибудь все, чем он владеет, перейдет к тебе.
        Но Дидди ошибалась. Перед смертью Гриффин изменил завещание и оставил все Сабрине и Уинни Дэвис.
        Элегантная особа, стоявшая сейчас перед ней, мало напоминала замкнутую, молчаливую парию, школьного изгоя, ту, которая путалась в собственных ногах и едва не падала, когда кто-то заговаривал с ней.
        Странное бессилие овладело Шугар Бет. В детстве она, естественно, не могла управлять взрослыми, поэтому показывала свою власть над единственной, кто не мог ей ответить тем же. Над незаконной дочерью отца.
        — Что ты здесь делаешь?  — бросила наконец Уинни, не двигаясь с места.
        Не могла же она сказать, что ищет работу!
        — Я… я проходила мимо и увидела магазин.
        Уинни удалось взять себя в руки намного быстрее.
        — Тебя интересует что-то определенное?
        Откуда такая выдержка? Уинни Дэвис, которую помнила Шугар Бет, мучительно краснела, стоило только кому-то заговорить с ней.
        — Н-нет. Просто смотрела.
        Шугар Бет услышала свой заикающийся голос и по тому, как довольно вспыхнули глаза Уинни, поняла, что и она тоже это отметила.
        — Я как раз получила новую партию из Атланты. Там есть чудесные пузырьки из-под духов.
        Она положила руку на нить жемчуга. Шугар Бет уставилась на розоватые горошины. До чего же они похожи…
        — Обожаю пузырьки из-под духов, а ты?
        Кровь бросилась ей в лицо. На Уинни жемчуга Дидди!
        — При виде очередного пузырька я всегда гадаю, кто была та женщина, которой принадлежали духи.
        Ее пальцы ласкали ожерелье. Намеренный жест. Жестокий.
        Шугар Бет не могла… не могла стоять и смотреть на жемчуга Дидди, поблескивавшие на груди Уинни Дэвис.
        Порывисто повернувшись, она пошла к двери. Слишком быстро. Потому что наткнулась на столик, совсем как Уинни налетала когда-то на школьные парты. Медный подсвечник покачнулся, упал и покатился к краю стола. Она не остановилась, чтобы поднять его.
        «Ужин сегодня будет отвратительным, и не только потому, что она подаст бифштексы, которые я отказываюсь есть из-за глобального потепления, и тому подобное, но, главное, из-за нее. Почему она не может хоть немного походить на ма Челси, вместо того чтобы разгуливать с таким видом, будто у нее кол в заднице? Я совсем не такая, как она, что бы там ни говорила бабушка Сабрина. И я не богатая сучка!
        Ненавижу Келли Уиллман».
        — Джи-джи, ужин готов,  — окликнула снизу мать.
        Джи-джи неохотно закрыла тетрадь на спиральке, в которой вела секретный дневник еще с прошлого года, когда училась в седьмом классе. Сунула дневник под подушку и свесила с кровати ноги в мешковатых вельветовых штанах. До чего же противная спальня! Обставлена в этом веселеньком стиле Лоры Эшли, который так лю-у-бит мамаша.
        Джи-джи хотела выкрасить комнату либо в черный, либо в фиолетовый и сменить доисторическую мебель на те потрясные штуки, которые видела в лавочках на набережной. И поскольку Уинифред не позволила ей это делать, Джи-джи повсюду наклеила постеры с изображением рок-групп. Чем гаже, тем лучше.
        Накрывать на стол было ее обязанностью, но, войдя в кухню, она обнаружила, что мать уже обо всем позаботилась.
        — Ты вымыла руки?
        — Нет, madre, я специально натерла их грязью по пути сюда.
        Губы матери раздраженно поджались.
        — Перемешай салат, пожалуйста.
        Ма Челси носила джинсы, застегивавшиеся на бедрах, но мамаша Джи-джи так и не переодела занудные серые слаксы и свитер, которые надевала на работу. В прошлом году она и от Джи-джи требовала одеваться в такое же дерьмо из каталога «Блумингсдейл». Она не понимала, что это такое, когда все за твоей же спиной обзывают тебя богатой сучкой. Но Джи-джи быстро исправила положение. И с прошлого сентября косила только то, что могла найти в магазинчике подержанных вещей Армии спасения. Это доводило Уинифред до белого каления. Джи-джи также прекратила вести себя в школе как последняя кретинка. И нашла новых классных подруг. Вроде Челси.
        — Звонила миссис Кимбл насчет контрольной по истории. У тебя тройка.
        — Ну и прекрасно. Я не так умна, как ты когда-то.
        Мать, хотя и знала, что это неправда, только молча вздохнула и при этом выглядела такой грустной, что Джи-джи вдруг захотелось извиниться. Сказать, что зря вела себя как последняя негодяйка. Что снова станет трудиться в меру своих способностей. Но язык отказывался повиноваться. Мать никогда ничего не понимала.
        Господи, до чего же противно быть тринадцатилетней!
        Уинифред поставила на стол последнюю тарелку для салата. Сегодня она вынула парадный темно-коричневый фарфоровый сервиз, возможно, потому что отец для разнообразия решил поужинать в кругу семьи. Их дубовый стол-тумба и вполовину не был таким прикольным, как тяжелый французский крестьянский стол, который Уинифред продала не задумываясь прямо из собственной кухни, хотя Джи-джи его любила и в деньгах они не нуждались. Джи-джи мечтала, чтобы мать закрыла магазин или хотя бы наняла кого-то себе в помощь, чтобы есть по вечерам нормальную еду, а не замороженное дерьмо. Но мать сказала, что если это так ее волнует, пусть готовит сама. Опять она слышит только то, что хочет слышать!
        В салатнице тикового дерева был один из тех готовых салатов, в которые не кладут ничего, кроме латука и сухого морковного дерьма. Раньше, даже часами просиживая в различных советах и комиссиях, мать умудрялась делать настоящие салаты из свежих помидоров, швейцарского сыра и орзо — макарон, похожих на крупные зерна риса. Она даже делала гренки с чесноком, который Джи-джи обожала, несмотря на дурной запах изо рта.
        — Я хочу орзо,  — пожаловалась она.
        — У меня не было времени.
        Мать подошла к задней двери и высунула голову на улицу:
        — Райан, бифштексы готовы?
        — Уже несу.
        Па круглый год жарил бифштексы в патио на гриле. Он не слишком любил это занятие, но мать утверждала, что мясо на гриле вкуснее, и па чувствовал себя виноватым, потому что постоянно задерживался на работе и к ужину попадал редко. Он был главным управляющим ОФК, что накладывало на него огромную ответственность. Фабрика принадлежала бабушке Сабрине, но управлял ею совет директоров, и ее па, как всякий другой, прошел все ступени служебной лестницы. Джи-джи сама слышала, как мать говорила бабке, что ему пришлось работать гораздо больше остальных, потому что он все еще считал необходимым доказывать свое право на должность. Бабушка жила в классном особняке на Синик-драйв в Пасс-Кристиен, ближе к Мексиканскому заливу, что, как говорил па, было достаточно далеко отсюда.
        Вернее, почти далеко.
        Их финансовые отношения были весьма сложны. Кое-какое имущество вроде фабрики принадлежало бабушке, но Френчменз-Брайд был оставлен матери. Правда, та отказывалась там жить, и дом простоял закрытым, пока его не купил Колин. Джи-джи любила Колина, хотя он вечно издевался над ней за то, что она не читала всякую муть вроде «Войны и мира». Два года назад он вызвался тренировать школьную футбольную команду, и в прошлом году они даже поехали на чемпионат штата.
        Джи-джи почти швырнула салатницу на стол.
        — Я не ем бифштексов. Сколько раз тебе повторять?!
        — Джи-джи, у меня был трудный день. Не упрямься.
        — А вот и мы.
        Отец внес бифштексы на фарфоровом блюде. Красиво. Но даже если бы Джи-джи и нравился сервиз, она не позволила бы себе привязаться к нему, потому что мать непременно продала бы его тоже. Прямо у нее из-под носа. Мать была помешана на истории, поэтому так любила антиквариат.
        Отец, подмигнув, поставил блюдо на медный треножник. Ему было тридцать три, а Уинифред — тридцать два. Большинство родителей ее сверстников были намного старше, но Джи-джи родилась, когда ее предки учились в колледже. Преждевременно, ха-ха, можно подумать, что кто-то этому поверил!
        От запаха жареного мяса рот наполнился слюной, но она заставила себя думать о том, что замороженные продукты хранятся в холодильниках, а всякая утечка фреона вызывает истощение озонового слоя и глобальное потепление, а кроме того, просто позор уничтожать бедных животных. Поэтому две недели назад Джи-джи решила стать вегетарианкой. Она пыталась объяснить это за ленчем, но Челси велела прекратить идиотские разговоры. Но эта чудачка Гвен Лу подслушала их и завела долгую интеллектуальную беседу на тему глобального потепления. Словно репутация Джи-джи может выдержать публичное появление вместе с Гвен Лу!
        — Вино?  — спросил отец.
        — Разумеется.
        Мать вынула из духовки мерзкую картофельную соломку и высыпала ее в стеклянную миску.
        Отец снял бутылку со стеллажа, где хранилось вино.
        В седьмом классе, когда Джи-джи еще дружила с Келли и остальными, Келли утверждала, что па Джи-джи похож на Брэда Питта, что было совершенным враньем. Во-первых, Брэд Питт коротышка и старый, а глаза слишком близко посажены. И неужели кто-то мог вообразить, что ее па способен расхаживать с вечно встрепанными волосами и такой щетиной, словно никогда не бреется? И Джи-джи ужасно злилась, когда девчонки твердили, что он горячий мужик.
        Овалом лица и формой губ Джи-джи походила на него, но волосы были темно-каштановыми, а не светлыми. И глаза у нее были не золотистыми, а противно голубыми, как у матери. Но что бы там ни твердила бабушка Сабрина, Джи-джи куда больше походила на отца, чем на мать.
        Жаль только, что он так много работает. Если бы отец почаще бывал дома, мать, наверное, не открыла бы магазин. Дело не в деньгах. Мать говорит, что, пока Джи-джи в школе, а Райан допоздна сидит на работе, ей просто нечего делать, даже при всех ее комитетах. По мнению Джи-джи, лучше бы она оставалась дома и готовила приличные салаты.
        Райан принес бокалы, и все уселись за стол. Мать прочитала молитву, и отец передал ей блюдо.
        — Ну, Джи, как дела в школе?
        — Тоска зеленая.
        Родители переглянулись, и Джи-джи сразу поняла, что следовало бы с самого начала прикусить свой длинный болтливый язык. Они считали, что одна из причин, по которым ее отметки продолжают снижаться,  — недостаточный интеллектуальный уровень самих учителей, неспособных заинтересовать учеников на уроках, что было правдой, но не имело ничего общего с ее плохой успеваемостью. Не так давно она испугалась, что ее могут отослать в тот же пансион для одаренных детей, что и Колби Снид, а та и вполовину не была так сообразительна, как Джи-джи.
        — В основном из-за дурацких выходок одноклассничков,  — быстро поправилась она.  — Уроки на этой неделе были на редкость интересными, и учителя все так понятно объясняют.
        Мать подняла брови, а отец покачал головой. В чем в чем, а в глупости ее родителей не упрекнешь. Отец посолил картофельную соломку.
        — Странно, что при всем этом ты не смогла получить больше тройки за контрольную по истории.
        Джи-джи знала, что ступает на тонкий лед. Положение первой отличницы в классе, если не считать придурочной Гвен Лу, и к тому же самой богатой девочки в городе вызывало искреннюю ненависть окружающих, но если отметки станут еще ниже, она в два счета окажется в пансионе, и тогда придется покончить с собой.
        — У меня живот болел. В следующий раз я наверняка сумею добиться большего, вот увидите.
        В глазах отца снова мелькнула тревога, которую Джи-джи так часто видела за последнее время.
        — Почему бы тебе не прогуляться со мной на фабрику в субботу утром? Я там долго не пробуду, а ты сможешь испортить столько компьютеров, сколько успеешь.
        Девочка закатила глаза. В детстве она любила ходить на отцовскую работу, но сейчас считала такое занятие слишком скучным.
        — Нет, спасибо. Мы с Челси идем к Шаннон.
        — Челси и я,  — поправила мать.
        — Как, и ты тоже приглашена к Шаннон?
        — Довольно, Джи!  — рявкнул отец.  — Хватит умничать!
        Джи-джи скорчила гримасу, но не осмелилась огрызнуться, как часто проделывала с матерью, потому что, если отец разозлится, ей мало не покажется, а она и без того только что вернула себе право говорить по телефону.
        Остаток ужина мать почти все время молчала, что было весьма необычно: когда отец приходил вовремя, она из кожи вон лезла, чтобы развлечь его — весело щебетала, находила занимательные темы для разговора и тому подобное. Сегодня же она явно думала о чем-то своем, почти не обращая на них внимания, и Джи-джи ужасно захотелось узнать, имеет ли настроение матери что-то общее с тем фактом что Та, Имя Которой Запретно, появилась в городе.
        Она просто на стенку лезла от злости. Ну почему они все вечно от нее скрывают! Джи-джи приходилось узнавать о происходившем от Челси, которая, в свою очередь, узнавала об этом от матери. Родители Джи-джи вели себя так, словно она по-прежнему оставалась ребенком, хотя весь город знал, что бабушка Сабрина вышла за папашу матери Гриффина Кэри, когда мать уже оканчивала школу, а до этого дед имел другую семью, и вообще кому какое дело? Хотя, нужно признать, Джи-джи просто сгорала от любопытства.
        Звякнул телефон, бросилась к трубке, поскольку знала, что это Челси.
        — Мне можно идти?
        Она ожидала, что мать, как всегда, скажет «нет», но та промолчала, поэтому Джи-джи, прихватив телефон, побежала наверх. Что-то непонятное творится сегодня в доме.
        Уинни молча смотрела вслед дочери, гадая, что сталось с той малышкой, которая хвостиком ходила за матерью. В прошлом году в это время Джи-джи прилетала домой из школы, настолько переполненная новостями, что даже заикаться начинала.
        Райан посмотрел на дверь.
        — Я считаю, что ты не должна ей позволять так много времени проводить с Челси. Девица выглядит как анонс детского порно.
        Уинни сжала в кулак лежавшую на коленях руку, но голос оставался спокойным:
        — И как же, по-твоему, я должна этого добиться?
        Райан вздохнул:
        — Прости. Устал. Вот и срываюсь на тебе. Думаю, девочка перерастет свои увлечения и мы получим назад нашу дочь.
        Уинни и Райан крайне редко ссорились и за все эти годы вряд ли сказали друг другу хоть одно резкое слово. Все ограничивалось ледяным тоном и короткими холодными фразами. Уинни искренне не понимала, как Мэрилин и Дик могут так себя вести. Во время одного из скандалов Дик пробил дыру в стене гаража, а потом оба смеясь об этом рассказывали. Удивительное дело!
        «Ну не мог же я врезать ей»,  — пояснил Дик, а Мэрилин рассмеялась.
        Уинни представить не могла подобных отношений. Да и не вынесет она таких стрессов!
        Райан грустно покачал головой:
        — В этих обносках она выглядит уличной девчонкой.
        И опять виновата Уинни. Сегодня на Джи-джи была жуткая блузка, купленная в секонд-хэнде Армии спасения. Уинни следовало бы сообразить, что дорогой гардероб дочери сделает ее мишенью для насмешек, и вовремя отступить, но она хотела, чтобы дочь чувствовала себя комфортно, и слишком долго выжидала.
        Уинни швырнула салфетку на стол.
        — На этот раз ты должен поговорить с ней. Она и без того меня ненавидит.
        Как могло до этого дойти? Она так стремилась стать Джи-джи именно такой матерью, о которой мечтала в детстве сама. Наверное, Сабрина делала все, что могла, но они слишком зависели от подачек Гриффина Кэри, и она посвятила ему всю свою жизнь и энергию, заботясь только о его комфорте и ничего не оставляя для нуждавшейся в любви дочери. Сабрина страстно ненавидела Дидди Кэри, и сознание того, что соперница родила ослепительную Шугар Бет, а сама она произвела на свет серую мышку, терзало бедную женщину. И даже то обстоятельство, что Гриффин обожал Уинни, не облегчало ее тревог. Безжалостная натура любовника не была секретом для Сабрины, и она постоянно ждала, что в нем наконец вспыхнут чувства к законной дочери.
        — Джи-джи вовсе не ненавидит тебя,  — заверил Райан.  — У нее просто трудный возраст.
        — Дело не только в этом. Так и врезала бы тем мерзавкам, которые ополчились на нее прошлым летом. И все из зависти.
        — Джи-джи сыграла им на руку. Ничего, она пройдет и через это,  — утешил муж, но Уинни знала, что он беспокоится не меньше, чем она сама. Поднявшись, она принялась ставить посуду в раковину.
        — На десерт только мороженое.
        — Может, позже.
        Райан не был особенно разборчив в еде. Чаще всего он вообще забывал пообедать, поэтому и оставался таким стройным, а Уинни приходилось считать каждый кусок. Ей необходимо рассказать о появлении Шугар Бет в магазине, иначе получится, что она придает этому чересчур много значения. Но пока она пыталась найти слова, бокал выскользнул из пальцев и разбился.
        — Ты в порядке?
        Он встал и подошел к ней. Она хотела, чтобы Райан обнял ее, однако он уставился на груду осколков в раковине.
        — Конечно. Может, сваришь кофе, пока я уберу?
        Бросая самые большие осколки стекла в мусорное ведро, она гадала, почему не испытывает истинного удовлетворения результатами сегодняшней встречи? Годы были беспощадны к Шугар Бет, и Уинни впервые в жизни ощутила, что вырвалась вперед.
        Она постепенно начала расцветать в выпускном классе, после того как Шугар Бет и Райан уехали в колледж. Перестала объедаться и нашла в себе мужество остричь волосы. В душе Уинни по-прежнему осталась неуклюжим подростком, но походка и осанка приобрели уверенность, которой ей так недоставало, уверенность, ставшую еще более заметной после свадьбы Гриффина и Сабрины. Она вдруг оказалась богатой наследницей, жившей во Френчменз-Брайд.
        Пальцы Уинни поползли к жемчужному ожерелью. Потрясенное выражение лица Шугар Бет стало кульминацией мечты о так долго вынашиваемой мести. Следовало бы больше насладиться ею, да вот почему-то не получалось.
        Прошлое прокрадывалось сквозь тиканье часов и запах кофейных зерен, которые поджаривал на плите Райан. Ей снова шестнадцать… она снова бежит через спортивный зал, спотыкается, и тетрадь по алгебре падает к ногам Шугар Бет.
        — Отдай!
        Высокий пронзительный голос Уинни отдается от стен спортивного зала. Но Шугар Бет поднимается выше на задние ряды скамеек с открытой тетрадью в руках. Высокая, гибкая. Красавица блондинка Шугар Бет была воплощенным злом с душой черной, как сажа.
        — Слушайте все! Уинни у нас мастер на все руки! Что там задачки по алгебре, пусть и повышенной сложности! Тут такое!
        «Сивиллы» забыли о сплетнях. Сердце Уинни билось так часто, что казалось, вот-вот разорвется.
        — Шугар Бет, предупреждаю…
        Шугар Бет только улыбнулась и прошла в следующий ряд. Уинни бросилась за ней, но споткнулась и едва не упала.
        — Отдай!
        Шугар Бет злорадно хмыкнула:
        — Не понимаю, почему столько шума. В конце концов, здесь только девочки и к тому же все свои.
        Эми нервно коснулась золотого крестика на шее.
        — Может, не стоит читать, если Уинни против…
        Но Шугар Бет проигнорировала ее:
        — Вам и не снилось!
        Уинни яростно сморгнула слезы. Как бы она ни хотела дать Шугар Бет достойный отпор, та была слишком могущественна.
        — Это личное. Немедленно отдай.
        — О, не будь такой мямлей!
        Золотые обручи в ушах Шугар Бет блеснули, когда она откидывала назад густую гриву волос. Поднеся к глазам тетрадь, она громко прочла:
        — «Он смотрел на мои обнаженные соски».
        Девочки покатились со смеху, все, даже Эми, хотя она снова коснулась крестика.
        Подмышки Уинни были мокры от пота. Она начала записывать свои фантазии несколько месяцев назад в специальной тетрадке, которую хранила в глубине шкафчика.
        — Прекрати, Шугар Бет.
        — Нет, читай дальше!
        Линн, не отрывая глаз от Уинни, сбрызнула косички лаком для волос, который выудила из сумочки.
        Шугар Бет оперлась отливающей металлическим блеском туфелькой о сиденье предыдущего ряда.
        — «Потом он просунул широкую сильную ладонь в мои крохотные кружевные трусики».
        При этом она выразительно подчеркнула слово «крохотные»: не слишком тонкий намек на то, что трусики Уинни были не такими уж крохотными.
        — «Я раздвинула ноги еще шире».
        Уинни больше никогда не вернется в школу. Это очевидно.
        — «Другая рука скользнула по внутренней стороне бедра…» — Шугар Бет широко раскрыла глаза в притворном ужасе: — Господи, Уинни Дэвис, да ведь это порнография.
        — А мне нравится,  — заявила Линн, выдув пузырь жвачки. Шугар Бет перевернула страницу:
        — «Я люблю тебя, Уинни, со всем пылом страсти».
        Она замолчала, бегая глазами по строчкам. Пытаясь найти оружие, которое окончательно уничтожило бы Уинни. Много времени это не заняло.
        — О Боже. Вы только послушайте. «Я раскинула ноги еще шире, когда его длинные пальцы стали теребить мой бутон. Я выдохнула его имя…»
        В ушах Уинни звенело. Зал начал медленно кружиться. Из горла вырвался тихий беспомощный стон.
        — «О, мой дорогой, дорогой…»
        Райан!
        Кровь застыла в жилах Уинни.
        — Эй, Шугар Бет, что это вы тут делаете?
        Из глубины зала к ним шел Райан Галантайн в компании с Диком Джаспером и Бобби Джарроу. На всех троих были куртки с логотипом команды, потому что на сегодня была назначена игра. Но Уинни видела только Райана, высокого, светловолосого, загорелого, предмет своих фантазий, и сейчас с ужасом наблюдала, как он поднимается к Шугар Бет.
        — Слушай, Шугар, я думал, у вас собрание.
        — Сейчас иду. Просто решила почитать девочкам, что пишет Уинни. У нее настоящий талант.
        — Да ну?
        Он поцеловал Шугар Бет, игнорируя школьный запрет на публичное выражение дружеских чувств, обернулся к Уинни и одарил ее мимолетной улыбкой.
        — Я тоже хочу послушать.
        Уинни поняла, что придется бежать из Парриша навсегда. Но когда отступила, поскользнулась и упала грузным мешком, застряв бедрами между рядами сидений.
        — Прекратите,  — попросила Эми, но, как и остальные, она немного побаивалась Шугар Бет и поэтому говорила не слишком убедительно.
        Шугар Бет мельком глянула на Уинни и снова опустила глаза в тетрадь.
        — С чего же начать? С обнаженных сосков или крохотных трусиков?
        Райан рассмеялся и по-хозяйски обнял плечи Шугар Бет.
        — А может, с того места, где она называет имя своего возлюбленного.
        Уинни затошнило.
        — Да, именно отсюда.
        — «О, мой дорогой…»
        — Довольно, Шугар Бет.
        Все дружно обернулись на голос с резким британским акцентом. Уинни кое-как высвободилась и, с трудом встав, молча смотрела, как мистер Берн, ее любимый учитель, неторопливо идет к скамьям. Сегодня он надел серый в белую полоску жилет поверх старой черной водолазки и связал длинные волосы в хвост.
        Хотя он был самым молодым учителем в школе, почти все его боялись из-за острого языка. Но и уважали тоже. Он не показывал фильмов в классе и требовал, чтобы все трудились в полную силу. Уинни обожала его. Он никогда не был язвителен с ней и даже давал почитать свои книги, утверждая, что она должна расширять кругозор.
        Шугар Бет в отличие от остальных ничуть не испугалась и не забеспокоилась. Наоборот, посмотрела ему прямо в глаза.
        — Привет, мистер Берн. А мы здесь время убиваем от нечего делать. Правда, Уинни?
        Уинни не смогла заставить губы пошевелиться. И вообще ничего не смогла.
        — Вы обе идите за мной.
        — У меня сейчас собрание, мистер Берн,  — пояснила Шугар Бет сахарным голоском. Сама вежливость, ничего не скажешь.  — Готовимся к выпускному балу. Надеюсь, вы будете у себя через час?
        В этот момент она удивительно походила на Дидди, известную умением впихнуть заседания школьного совета между любимыми сериалами.
        Никто из остальных учителей не смел слова сказать Шугар Бет из опасения впасть в немилость к Дидди, но мистер Берн еще не понял, как велико влияние Дидди в городе.
        — Мне совершенно все равно, что у тебя сейчас назначено.
        Шугар Бет пожала плечами и отдала тетрадь Райану.
        — Это я забираю,  — объявил мистер Берн.
        Сердце Уинни куда-то покатилось, когда Райан вернул тетрадь. Сначала Шугар Бет публично унизила ее перед одноклассниками, а теперь даже мистер Берн узнает, какая она извращенка. А Райан… она больше никогда не посмеет взглянуть на него.
        Шугар Бет спорхнула вниз с тетрадкой в руках. Уинни, с пересохшим горлом, увидела, как тетрадка переходит в руки мистера Берна.
        Желто-коричневые стены смыкались над ней, когда они проходили по коридорам. Шугар Бет весело щебетала, похоже, не обращая внимания на то, что остальные молчат. Уинни тащилась сзади, едва поднимая ноги. Перед дверью классной комнаты мистер Берн остановился. Уинни упорно смотрела на уродливый коричневый кафельный пол. Но видела лишь старые черные мокасины, которые мистер Берн начищал каждый день.
        — Насколько я понимаю, это твое, Уинни.
        Она заставила себя поднять голову и сквозь пелену горечи увидела в его глазах знакомое высокомерие одновременно с добротой, которую никто, кроме нее, вроде бы не замечал.
        Он протянул ей тетрадь.
        Уинни так до конца и не поверила, что он возвращает предательское сочинение, но все же взяла тетрадь дрожащей рукой.
        — С-спасибо.
        Шугар Бет беспечно хихикнула.
        — Мистер Берн, сначала вам бы следовало почитать, что написала Уинни. Все знают о ее талантах, но, бьюсь об заклад, вы и не подозревали, что она настолько творческая личность.
        — Увидимся завтра на занятиях, Уинни,  — бросил он, не глядя на Шугар Бет.  — И ожидаю, что ты сумеешь выдавить из себя что-нибудь остроумное об этой занудной Эстер Принн.
        Уинни утвердительно дернула головой и прижала тетрадь к груди. Но перед тем как отвернуться, мельком увидела лицо Шугар Бет, во взгляде которой сверкнула старая знакомая ненависть. Уинни точно знала причину этой ненависти. Той самой, которая всегда будет стоять между ними. Хотя у Шугар Бет было все, чего не имела Уинни: красота, популярность, самоуверенность и Райан Галантайн,  — Уинни обладала тем единственным, чего так отчаянно хотела и добивалась Шугар Бет.
        Любви их общего отца.
        Уинни выбросила в мусор последние осколки и снова унеслась мыслями к еще одному событию того года, бесконечно более мучительному, чем разоблачение ее сексуальных фантазий, но тут же одернула себя и оглянулась на теперь уже взрослого Райана. Он завернул манжеты легкой голубой рубашки. Как ей нравились его запястья, форма рук, их изящество и сила!
        Она стала его подругой, жилеткой, в которую он плакался в то лето, когда Шугар Бет бросила его и вышла за Даррена Тарпа. И хотя в его отсутствие Уинни не успела превратиться в лебедя, все же не была больше гадким утенком, и он это заметил.
        Соблазнила его именно она, и Райан почти растерялся, обнаружив себя в постели с ней одним прекрасным днем, когда его родители были на работе. Поняв, что забеременела, она сначала боялась сказать ему, но Райан поступил как настоящий мужчина, женившись на ней. И даже сказал, что любит, а она притворилась, будто поверила. Но и тогда и сейчас знала, что его чувство к ней — всего лишь бледная имитация того, что он испытывал к Шугар Бет. И по сей день он ни разу не посмотрел на Уинни так, как смотрел когда-то на соперницу.
        Она вытащила из шкафчика две керамические кофейные кружки и поставила на разделочный стол.
        — Помнишь тот случай… когда Шугар Бет нашла мою тетрадь в спортивном зале и пыталась прочесть вслух.
        Райан сунул голову в холодильник.
        — У нас еще есть сливки и молоко?
        — Посмотри за апельсиновым соком. Я… написала сексуальную фантазию о нас обоих.
        — Правда?  — Он наконец достал картонный пакет и, выпрямившись, улыбнулся жене.  — Что за фантазия?
        — Она не рассказывала?
        — Черт, не помню.  — Улыбка поблекла.  — Это было сто лет назад. Ты слишком зациклена на том, что было в школе.  — Райан с такой силой захлопнул дверцу холодильника, что чайная коробка восемнадцатого века, стоявшая наверху, угрожающе качнулась.  — Не понимаю, почему тебя это так волнует. В конце концов, у тебя есть все. Френчменз-Брайд, несколько миллионов на трастовом вкладе, и даже фабрика когда-нибудь станет твоей. Зачем зря тратить время, думая о том, что случилось в школе.
        — Я не трачу.
        Ложь. Бессовестная ложь. Те трудные годы сформировали всю ее дальнейшую жизнь: интеллект, чрезмерное внимание к собственной внешности и даже отношение к обществу.
        Кофеварка всхлипнула в последний раз. Райан вынул контейнер и стал наполнять кружки. Уинни поняла, что больше оттягивать нельзя.
        — Сегодня в магазин приходила Шугар Бет.
        Только жена могла заметить крошечную, пульсирующую на щеке жилку. Он наполнил кружки, вставил контейнер обратно и оперся бедром о стол.
        — И что она хотела?
        — Просто осматривалась. Вряд ли она знала, что это мой магазин.
        Он любил кофе с молоком, но сейчас даже не открыл пакет.
        — Парриш — маленький город. Рано или поздно вы должны были столкнуться.
        Уинни стала мыть тарелки.
        — На ней дешевый свитер. И выглядела она усталой.  — С таким же успехом она могла повесить на шею табличку с перечислением собственных комплексов.  — Но все так же красива. И стройна.
        Райан пожал плечами, словно потеряв интерес к разговору, но по-прежнему пил черный кофе. Ей хотелось сменить тему, но она никак не могла придумать, что сказать. Может, он чувствовал то же самое, потому что отставил кружку и медленно обволок Уинни взглядом.
        — Так как насчет сексуальных фантазий? Она закрутила кран и вымучила улыбку.
        — Мне было всего шестнадцать, поэтому все излагалось достаточно скромно. Но пожалуй, меня можно уговорить на кое-что более рискованное после того, как Джи-джи уснет.
        Он скрестил руки. Уголки идеально очерченных губ чуть приподнялись.
        — Да ну?
        Она обожала его улыбку, но сейчас ужасно устала, нервничала и хотела только одного — принять теплую ванну и свернуться в постели с книгой. Однако подошла к мужу и сунула руку между его бедер.
        — Определенно.
        Он слегка прикусил ее грудь.
        — Впервые жалею, что у нас в доме почти взрослая дочь.
        Она отняла руку и изобразила чувственное мурлыканье:
        — Не позволяй мне забыть о своем обещании, слышишь?
        — О, не позволю. Поверь, ни за что не позволю.
        Он чмокнул ее в щеку и отступил.
        — А пока что не мешало бы напомнить ее высочеству, что убирать кухню — ее работа.
        — Спасибо.
        После его ухода она завернула оставшийся бифштекс в пленку и сунула в холодильник, пока Джи-джи не выбросила. Потом взяла кружку и понесла в кабинет. Нужно подготовить кое-какие бумаги для городского общества по благоустройству и позвонить насчет концерта, но Уинни подошла к окну и долго стояла, глядя в никуда.
        Ей только тридцать два, слишком рано для полного угасания либидо. Стоило бы обсудить это с доктором, но Пол и Райан играли в одной футбольной команде и были одноклассниками.
        — Как давно отсутствие желания стало проблемой, Уинни?
        — Некоторое время.
        — А поточнее?
        Она могла бы солгать и сказать «год». Не так ужасно, как три… а может, четыре. Самое большее пять.
        — Ты обсуждала это с Райаном?
        Как может женщина сказать любимому мужчине, что все это время притворялась в постели? Райан не только оскорбится, но и озадачится. Он прекрасный любовник, совершенно лишенный эгоизма. Но они не с того начали. Уинни не хотела быть запасным вариантом, жалкой заменой Шугар Бет, поэтому пошла на все, прежде чем оказалась готова стать женщиной. И хотя он был более опытным партнером, она с самого начала утвердила себя в роли сексуального агрессора, и с тех пор так и повелось. Канва их отношений оставалась удручающе однообразной. Она всегда была к его услугам. И никогда не отказывала. Не отговаривалась головной болью. Не заставляла его просить и унижаться. Неизменно была преследовательницей. Райан неизменно оставался преследуемым. И как бы она ни любила его, все равно презирала и за это.
        Не слишком. Не постоянно. Только иногда. И недолго.
        Глава 5
        « — Упрямство, вот как? Я тебя усмирю,  — пообещал Видал, поднимаясь».
    Джорджетт Хейср. «Дьявольское отродье»
        Шугар Бет перекинула пакеты с покупками из одной руки в другую, но они были одинаково тяжелыми, поэтому ничего хорошего это не дало. Направляясь по Джефферсон-стрит к Мокингберд-лейн, она пыталась расслабить плечи. Те немногие продукты, которые она приобрела вместе с коробкой собачьего корма и шестью банками коки, в магазине казались куда легче.
        От того, что она старалась не обращать внимания на штрафные квитанции за незаконную парковку, меньше их не становилось, и этим утром пришлось пустить в ход весь арсенал женских уловок и приемов против здоровенного парня — водителя машины-эвакуатора, которому было приказано убрать ее «вольво». После этого она из осторожности поставила машину на стоянку Арби в миле отсюда. Собственно говоря, прогуляться было бы неплохо, если бы сегодня она не проделала этот путь уже дважды и руки не оттягивали бы пакеты. Правда, при этом можно было строить планы жестокой мести Колину Берну, и это помогало отвлечься, правда, она столько раз прибегала к этому приему, что он потерял свою новизну.
        Ей по-прежнему не везло, и после рокового визита в антикварную лавочку Уинни работу она так и не нашла. И картину тоже. В кошельке не оставалось даже пыли. Правда, ей удалось разыскать последних оставшихся в живых партнеров Тал-лулы по игре в канасту, но только Сисси Тумс вспомнила, что действительно видела картину. К сожалению, она также заявила, что спешит в Лас-Вегас на ужин с Фрэнком Синатрой.
        Зазвонил сотовый. Поставив пакеты на обочину, она тяжело вздохнула. Интересно, сколько еще остается до того, как отключат связь?
        — Это я,  — прощебетал нежный голосок.
        — Привет, крошка,  — улыбнулась Шугар Бет.
        — Я,  — повторила Дилайла, словно Шугар Бет могла не узнать голос единственного ребенка Эммета.
        — Как поживает моя любимая девочка?
        — Хорошо! Вчера мы рисовали! И Миси разрешила позвонить тебе.
        Шугар Бет совсем забыла, что сегодня среда, день, когда они с Дилайлой обычно разговаривали.
        — Как твоя простуда? Получше?
        — Я принимаю по ночам сироп от кашля. Помогает. И я нарисовала для тебя картину.
        Шугар Бет повернулась спиной к резкому ветру и придавила ручку пакета каблуком. Вчера было тепло, но сегодня снова похолодало, от которого не спасала имитация косухи.
        — Расскажи, какая она?
        Дилайла принялась описывать нарисованный ею океанский вид, а заодно поведала о новом морском ангеле в аквариуме, а на прощание, как всегда, сказала:
        — Я люблю тебя, моя Шугар Бет. И ты тоже меня любишь, правда?
        Глаза у Шугар Бет защипало. Любой ценой, любым способом нужно защитить это милое хрупкое создание.
        — Очень-очень. Ужасно.
        — Я так и думала.
        Шугар Бет улыбнулась такой уверенности и сунула сотовый обратно в сумочку, чувствуя, как в душе снова поднимается волна знакомого застарелого гнева на Эммета. Как мог отнестись до такой степени безалаберно к будущему дочери? Не позаботиться о ней?
        «Я обеспечил Дилайлу,  — объяснял он впоследствии,  — но как только дела пошли плохо, пришлось позаимствовать из ее фонда. Никогда не прощу себе этого».
        Шугар Бет вспомнила свой первый приезд к Дилайле в Брукдейл, частное заведение, где та прожила почти всю свою взрослую жизнь. Они влюбились друг в друга с первого взгляда. Мать Дилайлы умерла за несколько лет до того, как Шугар Бет встретила Эммета, и Дилайла отчаянно по ней тосковала. К великому удивлению Шугар Бет, она перенесла всю силу своей привязанности на мачеху. Дилайла была милой, забавной и ужасно уязвимой: пятидесятиоднолетняя женщина с умом одиннадцатилетней девочки. Оба любили всякие девчоночьи пустяки: одежду и косметику, повторные показы «Друзей» и побрякушки. Шугар Бет прочитала большинство книг Джуди Блюм, «Ведьму с Блэкберд-Понд», а также приключения Мэри Кейт и Эшли. Они сплетничали о Леонардо Ди Каприо, которого обожала Дилайла, играли в клу и гуляли, держась за руки.
        Не будь Дилайлы, Шугар Бет не пришлось бы возвращаться в Парриш. Но нужны деньги. Сумма, выделенная на содержание Дилайлы в заведении, подходила к концу, и Шугар Бет должна была найти картину, чтобы заплатить. Все же она не жалела себя. Беззаветная любовь — драгоценный дар, а Шугар Бет знала, какое счастье выпало ей на долю.
        Стоило ей нагнуться за пакетами, как рядом остановился знакомый «лексус»-седан коньячного цвета. Стекло со стороны водителя поползло вниз, открывая чванливую физиономию самого Герцога Рока.
        — Выглядите как бродяжка.
        Она предпочла думать, что он имеет в виду ее мешки, а не джинсы вкупе с косухой.
        — Спасибо, надеюсь, и у вас все хорошо.
        Он рассматривал ее сквозь невидимый монокль.
        — Хотите, подвезу?
        — Позволяете крестьянкам садиться в дорогой экипаж?
        — Разве что в припадке великодушия.
        — Значит, сегодня мой счастливый день.
        Он заставил ее ждать, пока неторопливо открывал замки. Она открыла заднюю дверцу и поставила пакеты за пассажирским сиденьем. И поскольку гордость все-таки еще имела некоторое значение, села рядом с ним и закрыла дверцу.
        — Поехали.
        Он закинул руку на спинку кресла и заносчиво повел длинным носом. Она ответила высокомерным взглядом.
        — У меня не слишком много времени.
        — Может, вам все-таки лучше пройтись пешком?
        — Зачем же позорить округу? Бродяжка и все такое?
        Она с удовлетворением заметила, что он нажал на акселератор чуть резче, чем нужно, а тон так и вовсе сделался уничтожающим:
        — Надеюсь, вы дадите знать, чем еще я могу вам услужить?
        Шугар Бет оценивающе осмотрела его широкие плечи.
        — Ну, например, снять с подъездной дорожки эту дурацкую цепь.
        — Но меня это развлекает.  — Он свернул на Мокингберд-лейн.  — Кстати, сегодня утром я видел эвакуатор у вашей машины. Мне ужасно жаль.
        — О, не стоит. Им управлял милейший молодой человек, такой разумный, а главное, привлекательный.
        — И вам удалось отговорить его забирать машину, не так ли?
        — О, что вы, что вы! Леди-южанки не увлекаются французскими поцелуями, чтобы потом рассказывать о них всякому встречному-поперечному.
        Она ожидала очередной ехидной реплики. Например, что она вообще не леди. Но очевидно, он считал обычные колкости ниже своего достоинства. И предпочитал более изощренные способы ведения войны.
        — Как идут поиски работы?
        Ей удалось изобразить небрежный взмах рукой.
        — Достойную карьеру избрать нелегко, поэтому я не тороплюсь. Можете высадить меня здесь.
        Не обратив внимания на просьбу, он свернул к Френчменз-Брайд.
        — И большой выбор?
        — Огромный.
        — Да, я так и слышал. Город прямо-таки гудит.
        — Еще бы!
        Он остановил машину у дома и выключил зажигание.
        — Если верить слухам, даже Луис Хиггинс отказался взять вас на работу в «Куик-Март» а он, насколько мне известно, нанимает всякого, кто знает по-английски три слова.
        — К моей превеликой скорби, именно я в девятом классе пустила ту гнусную сплетню о его младшей сестренке. И то, что все было чистой правдой, его, похоже, нисколько не волнует.
        — Какой мерой мерите, такой и вам отмерится, не согласны?
        — Что тут скажешь!
        Она открыла дверцу и принялась выгружать пакеты. Но тут он обошел капот, стал рядом, и она едва не уронила коку, потому что на нем был настоящий, всамделишный черный замшевый плащ. И он со своими короткими взъерошенными волосами словно сошел со старинной картины. Черт возьми, до чего же хорош!
        — Позвольте, донесу ваши пакеты до каретного сарая,  — предложил он.  — Это самое малое, что я могу для вас сделать.
        Но она была слишком потрясена видом плаща, чтобы найти слова. Это в Миссисипи и такое!
        — Я надеялся, что не причиню вам особого вреда, перекрыв подъездную дорожку. Увы, как же я ошибся!
        — Не беспокойтесь,  — отмахнулась Шугар Бет, придя в себя.  — Физические упражнения — штука полезная. К тому же можно отказаться от личного тренера.
        Гордон, очевидно, прятался на веранде, потому что, завидев ее, немедленно потрусил к сараю через весь двор. Берн, к удивлению Шугар Бет, радостно улыбнулся, переложил пакеты в одну руку и, наклонившись, почесал бассета за ухом.
        — Значит, ты не убежал.
        — Милая собачка,  — протянула она.
        — Появился здесь несколько дней назад. Бродячий.
        — А вдруг у него бешенство? На вашем месте я вызвала бы копов.
        — Он не бешеный!  — взвился Берн, раздраженно глядя на нее.  — И вы прекрасно знаете, что сделают с ним копы.
        — Отправят в газовую камеру,  — буркнула она, злая на Гордона, способного различить доверчивого дурачка за целую милю. Вот и сейчас, вместо того чтобы по своему обыкновению зарычать, он опустил голову, так что длинные уши распластались по земле, и тихо заскулил: идеальный портрет несчастного, жалкого бедолаги.
        — Я всегда знал, что вы на редкость бесчувственны, но такого не ожидал даже от вас,  — сухо заметил Берн.
        — Что поделаешь, закон джунглей,  — пожала она плечами. Гордон повернул назад к веранде, очевидно, очень довольный собой и молодцевато подняв голову.
        — Да вы его кормили, верно? Он толстый, как бочка!
        — А если и так, какое вам дело?
        Она вздохнула.
        Они подошли к каретному сараю, и, когда она толкнула дверь, он снова стал брюзжать:
        — Почему дверь не закрыта?
        — Это Парриш, не забыли? Не вижу смысла.
        — Здесь, как и везде, имеются преступники. Отныне прошу запираться на все замки.
        — Можно подумать, это кого-то остановит. Один хороший пинок, и…
        — Да не от меня, дурочка вы этакая!
        — Не хотелось бы первой сообщать дурные новости, но если мое тело обнаружат, вы — первый подозреваемый, поскольку всем известно, что у вас на меня самый большой зуб.
        — С вами невозможно говорить серьезно.
        Он брезгливо оглядел гостиную, несмотря на то что она вылизала здесь каждую пылинку.
        — Интересно, ваша тетя когда-нибудь что-нибудь выбрасывала?
        — Сомневаюсь. Если вам что-то понравилось, не стесняйтесь, предлагайте свою цену.
        — Спасибо, вряд ли.
        Он направился к кухне так стремительно, что полы плаща развевались за спиной. Она сбросила куртку, швырнула сумочку на стул и последовала за Берном.
        — Держу пари, вам не терпится сторговать картину Эша.
        — Боюсь, даже мне это не по карману.
        Он поставил пакеты на разделочный стол, заполнив, казалось, своим огромным телом все маленькое пространство. Она вытащила пачку печенья в шоколадной глазури.
        — Вы говорили с Таллулой. Верите, что картина существует?
        — Верю, что она существовала.
        — Надеюсь, что это высоколитературный британский эквивалент нашего простого «конечно, Шугар Бет, еще бы!».
        Он прислонился к древнему холодильнику и пожал плечами:
        — Вполне возможно, ваша тетка ее уничтожила.
        — Ни в коем случае. Это самое дорогое, что у нее имелось. Да и зачем ей?
        — При жизни она отказывалась показывать картину кому бы то ни было. Зачем делить ее с кем-то после смерти, а тем более с племянницей, которую она считала кем-то вроде шлюхи, пусть меня простят за откровенность.
        — Потому что была предана семье.
        Он поднял коробку с собачьим кормом, которую она только что выставила на стол.
        — Что это?
        — Я бедна. Единственное лакомство, которое могу себе позволить.
        Она вырвала коробку и постаралась не задеть его, когда ставила коку в холодильник.
        — Вздор. Этот пес появился одновременно с вами. Значит, он ваш, не так ли?
        — Поверьте, гордиться тут нечем.
        Она поставила коку на верхнюю полку.
        — И вы велели мне позвать копов?  — возмущенно прошипел он.
        Шугар Бет улыбнулась, радуясь, что вывела его из себя.
        — Мы все имеем право на мечту.
        — Если вы так не любите эту собаку, почему возите за собой?
        Она наклонилась, чтобы поставить корм под раковину.
        — Гордон принадлежал Эммету, и никто не захотел его взять. Я пыталась отдать его, потому что он страдает изменением личности.
        — Глупости. Чудесная собака.
        — Это он притворяется.
        Очевидно, он решил, что с него довольно, и принялся бродить по кухне, изучая шкафчики со стеклянными дверцами и старую кухонную утварь. Потянул за фарфоровую ручку хлебницы, и она осталась в его руке. Рассматривая ее, он ухмыльнулся:
        — Какая беда, что вы все еще не можете найти работу!
        — О, не забивайте вы свою большую спесивую голову всякой чепухой,  — посоветовала она. Трикотажный топик задрался почти до груди, когда она встала на носочки, чтобы поставить пакет с чипсами в шкаф. И он это заметил, потому что на миг потерял нить беседы и не сразу опомнился.
        — Мне почти жаль вас,  — продолжал он.  — На ваших руках собака, которую вы не любите, никто не желает дать вам работу, и вы разорены.
        — Зато мое обаяние все еще при мне.
        Он оперся плечом о стену и принялся перекидывать фарфоровую ручку с ладони на ладонь.
        — По-моему, я упоминал, что у меня есть для вас работа. Вы уже дошли до точки.
        Шугар Бет едва не захлебнулась слюной.
        — Я считала, что вы меня разыгрываете.
        — Совершенно уверен, что в жизни никого не разыгрывал.
        — Значит, ошиблась. В условия работы входит позволение лапать меня?
        — А вам хотелось бы?
        По тому, как опустились его веки, она поняла, что он тоже мастер в такого рода играх.
        — О нет, слишком боюсь обморозиться.  — Любопытство перевесило желание вести дальше поединок, и она спросила: — Что вы имели в виду?
        Он внимательно осмотрел хлебницу и долго привинчивал ручку, пока она ждала, затаив дыхание. Наконец, удовлетворенный результатом, он повернулся к ней:
        — Мне нужна домоправительница.
        — Домоправительница?!
        — Та, кто ведет хозяйство.
        — Я знаю значение этого слова. Почему вы предлагаете работу мне?
        — Не могу устоять перед соблазном. Драгоценная наследница Френчменз-Брайд вынуждена мести в нем полы и угождать человеку, которого пыталась уничтожить. Братья Гримм в интерпретации Колина Берна. Восхитительно, правда?
        — Как только я найду тесак Таллулы, вы труп.
        Она рывком открыла ближайший ящик стола. Он неспешно удалился в гостиную, на безопасное расстояние от гипотетического ножа.
        — Чисто с практической стороны… чтобы навести порядок во всех комнатах, требуется почти целый день, и это никак не совместимо с моей работой. Слишком много времени отнимает. Шесть дней в неделю, с семи утра до и после ужина. Понимаю, это очень много, и я, естественно, постараюсь делать вам как можно больше пакостей.
        — Черт, да где же этот нож?!
        — Будете отвечать на телефонные звонки, закупать провиант, готовить простые обеды, хотя, сомневаюсь, что это вам по силам. Оплачивать хозяйственные счета, сортировать корреспонденцию, стирать белье. Я желаю иметь хорошо организованный дом без всяких усилий с моей стороны. Как, по-вашему, вы на это способны?
        Он не потрудился скрыть злорадно-презрительную ухмылку, и она сказала себе, что не настолько отчаялась.
        Слова, слова… Настолько, если не хуже.
        Он назвал сумму, которая немного подняла ее дух, и Шугар Бет ринулась в гостиную.
        — Согласна. Это в день, так ведь?
        Колин даже с противоположного конца комнаты увидел, как озарилось ее лицо, и понял, что должен бы чувствовать себя последним подлецом. Но разумеется, даже глазом не моргнул. Наоборот, с самого ее приезда у него не было такого прекрасного настроения!
        — Не будьте дурочкой! Еще чего! В неделю!  — чванливо бросил он.
        У нее было такое лицо, словно ее душили, и Колин расплылся в улыбке. Мысль предложить ей работу пришла ему в голову при разговоре в здании вокзала. С тех пор у него было достаточно времени все как следует обдумать, но до сегодняшнего дня, когда Колин увидел ее стоящей на обочине, в тесных джинсах, с сотовым, прижатым к уху, и с видом дорогой проститутки, эта идея казалась ему чересчур опасной. Больше неприятностей, чем оно того стоит. Но тут ветер взметнул ее светлые волосы, играя ими, как рекламным флажком. Все зло, которое она причинила людям, казалось, не оставило на ней ни малейшего отпечатка, и тогда он решился.
        О нет, он не собирался уничтожить ее как личность и человека. Но вот нанести ответные раны или по крайней мере высечь несколько искренних слезинок раскаяния — дело другое. Даже самый мягкосердечный человек вынужден будет согласиться, что он заслуживает некоторого возмещения за все свои обиды. Протянуть цепь поперек подъездной дорожки — все равно что гоняться за слоном с игрушечным ружьецом. А вот это — достойная месть.
        Она крепче схватилась за спинку стула, все еще потрясенная оскорбительной суммой, которую он посмел ей предложить.
        — Ни одно человеческое существо на свете не может быть таким скупердяем!
        Он нагло оглядел ее, не упустив ни малейшей детали.
        — Не забывайте, что будете питаться за мой счет и, вне всякого сомнения, пользоваться моим телефоном. Я уже не говорю о мелком воровстве, присущем всем слугам.
        Ее голубые глаза метали молнии.
        — И чтобы доказать, что я не так уж мелочен, завтра же сниму цепь,  — пообещал он и в порыве вдохновения добавил: — Разумеется, униформа за мой счет.
        — Униформа?!
        О да! Не хватало еще, чтобы она слонялась по дому в облегающих джинсах и коротеньком топике! Да тогда ему будет не до работы! Довольно и того, что вид Шугар Бет, убирающей покупки, стал жестоким испытанием его воли: эти длинные-длинные ноги и кусочек голой спины, показавшейся, когда она тянулась к верхней полке, истощили его самообладание. Вот она, оборотная сторона удачи родиться мужчиной. Умом он понимал, что она источает яд, да вот только тело отказывалось повиноваться.
        — Но вы же будете домоправительницей,  — напомнил он.  — Конечно, вам нужна униформа.
        — В двадцать первом веке?
        — Мы обсудим детали в ваш первый день.
        Она стиснула маленькие ровные зубы.
        — Ладно, сукин вы сын. Но собачья еда тоже за ваш счет.
        — Буду только рад. Ожидаю вас завтра в семь.
        Все еще неудовлетворенный, он пошел к выходу. Чего-то он не предусмотрел. Нужно сделать все, чтобы она ясно поняла свое положение, и Колин ломал голову, пока не нашел тот последний гвоздь, который окончательно заколотит крышку гроба.
        — Кстати, вам полагается входить через заднюю дверь.
        Экономка Колина Берна!
        Шугар Бет металась по дому, пока не разозлила Гордона настолько, что он сомкнул челюсти на ее щиколотке и отказывался отпустить, пока не доказал ей всю бессмысленность сопротивления. Шугар Бет наклонилась, чтобы проверить, все ли в порядке с ногой, но пес был слишком умен, чтобы кусать до крови.
        — Ничего, жирняк, когда-нибудь ты все-таки оставишь следы на коже, и тогда я тебя вышвырну на все четыре стороны.
        Он отошел и принялся лизать брюхо.
        Она в гневе потопала наверх, надеясь хорошенько отмокнуть в горячей воде и немного успокоиться. Войдя в ванную, она спустила пожелтевшие жалюзи на единственном окне, сбросила одежду на черно-белые кафельные соты, напустила воды в старомодную ванну на львиных ножках, насыпала туда древнюю соль с запахом ландыша и легла, пытаясь думать о положительных моментах.
        Она уже прочесала каждый дюйм вокзала, каретного сарая и студии, и осталось всего одно место. Френчменз-Брайд. Больше Таллуле негде было прятать картину. Но почему она не забрала ее до переезда Берна? Наверное, была уже слишком больна.
        Линкольн Эш прибыл в Парриш весной пятьдесят четвертого. До того он ютился в квартирке на Манхэттене без горячей воды и душа и целыми днями торчал с таким же нищим Джексоном Поллоком (Художник, основоположник направления, называемого абстрактным экспрессионизмом) в баре «Сидар» в Гринич-Виллидж. Уже успевшие добиться признания художники презрительно фыркали при виде работ тех, кого сами же прозвали дриппингами (Имеется в виду особая техника письма, при которой холсты получаются словно в брызгах и потеках краски.), но публика уже тогда заинтересовалась ими, включая бабушку Шугар Бет, считавшую себя покровительницей авангардного искусства. Она согласилась предоставить ему крышу и стол на три месяца, студию для работы и маленькое пособие, что позволило ей бахвалиться направо и налево, выставляя себя первой женщиной в Паррише, заимевшей в доме собственного, можно сказать, придворного художника. В то время Гриффину было шестнадцать, и он любил повторять, что научился курить сигары и пить хорошее виски у Линкольна Эша.
        Вода дошла почти до бортика ванны, и Шугар Бет закрыла кран ногой. Стоит вспомнить о кладовых и каморках самых странных форм, в изобилии имевшихся во Френчменз-Брайд. А потайной шкафчик на чердаке… Его когда-то заказал дед, «на случай если эти идиоты в Вашингтоне снова решат вернуть „сухой закон“«. Знает ли Берн об этом шкафчике? Таллула наверняка знала.
        Вряд ли теория Берна о том, что Таллула уничтожила картину, имеет основание. Ее скорее мучила другая, не менее тревожная мысль. Берн купил дом. Вместе со всем содержимым? Этого она не знает. И что, если теперь картина принадлежит ему? Она не разбиралась в праве на собственность и не могла позволить себе нанять адвоката. Если картина найдется, придется тайком вынести ее, ничего не объясняя Берну. Не слишком приятная перспектива. Но она и не станет так рисковать, потому что полученные за картину деньги пойдут на содержание Дилайлы в Брукдейле. А сама она вернется в Хьюстон и найдет работу официантки, пока не добьется лицензии риелтора.
        Она долго не могла уснуть, а пробудилась от кошмара и с минуту лежала в темноте, мокрая от пота, с колотящимся сердцем, не в силах отрешиться от сна. Обычно храп Гордона ее раздражал, но теперь хриплые звуки, доносившиеся от изножья кровати, служили утешительным напоминанием о том, что она не одна в мире.
        Она снова видела Уинни. Не ту изящную женщину, встреченную на прошлой неделе в магазине, но неловкую, неуверенную в себе девочку, прятавшуюся за волной темных волос и укравшую то, о чем Шугар Бет мечтала больше всего на свете.
        «Папочка, знаешь, ты был настоящим подонком».
        Она не могла точно припомнить, когда узнала о второй семье отца: обрывки разговоров, случайно оброненные замечания… встречи с отцом в тех местах, где ему никак не следовало быть. Наконец она поняла кое-какие потаенные механизмы его отношений с обеими женщинами своей жизни. Дидди была живой, переменчивой, непостижимой Скарлетт О'Хара, Сабрина — нежной заботливой Мелани Уилкс, но в ее памяти намертво запечатлелось полное равнодушие отца.
        — Смотри, как я делаю колесо, папочка!
        — Не сейчас, Шугар Бет. У меня дела.
        — Пойдешь на мой танцевальный утренник?
        — У меня нет времени. Нужно работать, чтобы заплатить за те туфли, которые ты так усердно пачкаешь в грязи.
        Она подходила к нему с книгой, прося почитать, только, для того, чтобы увидеть, как он встает, прежде чем она сможет забраться ему на колени. Он отходил к телефону как раз в тот момент, когда она приносила рисунок, сделанный специально для него. Она всегда подозревала, что умение обольщать мужчин далось ей так легко, потому что в ее арсенале с самого детства было полно тех детских уловок, которыми она пыталась привлечь внимание отца. И ни одна не сработала.
        В третьем классе она обнаружила, что не единственная дочь у отца. И все случилось из-за его недовольства школьными успехами Шугар Бет.
        — Получила тройку по арифметике? У тебя куриные мозги, Шугар Бет. Истинная дочь своей матери.
        Он не понимал, какой пыткой были для нее уроки. Высиживать за партой целые часы, когда больше всего хотелось смеяться и танцевать, прыгать через веревочку с Линн и играть в Барби с Хейди. Украшать маленькие кексы с Эми и вместе с Мэрилин подпевать «Би Джи» (Английская поп-группа, состоявшая из трех братьев: Барри, Робина и Мориса Джибб). Однажды, когда отец довел ее до слез очередными сетованиями на тупость и нежелание учиться, она решила, что он не любит ее из-за плохих оценок.
        Целых шесть недель она изо всех сил пыталась изменить ситуацию. Она перестала шалить на уроках и старательно делала невыносимо скучные домашние задания. Слушала учителя, вместо того чтобы болтать, больше не рисовала смеющиеся рожицы в тетрадках и в конце концов добилась круглых пятерок. К тому времени когда одним апрельским днем она принесла домой табель, ее почти тошнило от возбуждения. Дидди ахала и охала над ней, но не ее одобрения добивалась Шугар Бет. Дожидаясь отца, она воображала, как он улыбнется, увидев табель, как подкинет ее в воздух и засмеется. «Что за умная у меня дочь! Я так горжусь тобой, моя Шугар Бет! Поцелуй своего папочку, да покрепче!»
        От волнения она не могла есть. Уселась на веранде, высматривая его машину. Когда совсем стемнело, а отец так и не появился, Дидди сказала, что все это не имеет значения и ей лучше идти спать.
        Но девочка так не считала. В субботу утром, проснувшись и обнаружив, что он уже уехал, она схватила драгоценный табель — магический пропуск в мир отцовской любви — и тайком ушла из дома. Она и сейчас видела, как мчится по двору к своему розовому велосипеду и швыряет табель в корзинку…
        Прыгнув в седло, она полетела по Мокингберд-лейн: ноги в кроссовках усердно работают, теплые от солнца заколки для волос в форме приносящих удачу подков греют голову, сердце поет.
        «Наконец-то папочка полюбит меня!»
        Она уже не помнила, откуда знала, как найти дом, где отец иногда оставался с другой леди, и почему посчитала, что сегодня утром он будет именно там. Зато помнила аккуратное кирпичное бунгало, стоявшее в глубине улицы, с опущенными шторами на передних окнах. Шугар Бет оставила велосипед на подъездной дорожке, за отцовским автомобилем, взяла из корзинки табель и взбежала на крыльцо.
        И остановилась, услышав доносившийся откуда-то его голос. Повернула к забору, окружавшему тенистый двор, и приблизилась к полуоткрытой калитке, сжимая табель в потных руках, счастливо улыбаясь.
        Заглянув в калитку, она увидела отца, сидевшего в большом садовом кресле посреди вымощенного камнями патио. Ворот желтой рубашки был распахнут, обнажая темную поросль блестящих волос, которые ей никогда не позволялось подергать.
        Улыбка девочки поблекла. Ей вдруг стало не по себе, будто большие пауки поползли по ногам. Все потому, что он был не один. Девчонка из второго класса, Уинни Дэвис, примостилась у него на коленях, прислонив голову к плечу и болтая ногами, словно каждый день проделывала нечто подобное. Он читал ей книгу, смешно подражая каждому персонажу. Совсем как Дидди, когда читала Шугар Бет.
        Пауки уже ползали по всему телу, забрались в живот, залезли в горло, и Шугар Бет снова затошнило так, что, казалось, сейчас вырвет. Уинни рассмеялась, когда отец пропищал что-то, и он чмокнул ее в макушку. Без всяких просьб.
        Волшебный табель выскользнул из пальцев. Должно быть, она издала какой-то звук, потому что отец вскинул голову и, увидев ее, снял с колен Уинни и вскочил. Густые черные брови мрачно сошлись на лбу.
        — Что ты тут делаешь?!  — набросился он на дочь. Слова застревали в горле. Она не могла рассказать о волшебном табеле и о том, как мечтала, чтобы отец ею гордился.
        Он шагнул к ней, коротконогий, широкогрудый, бентамский петушок-задира.
        — Что это ты вытворяешь? Немедленно домой!  — рявкнул он, наступив на валявшийся на камнях табель.  — И не смей никогда больше являться сюда, поняла?
        И, схватив ее за руку, потащил к подъездной дорожке. Уинни пошла следом, остановившись у забора. Шугар Бет начала плакать.
        — П-почему она сидит у тебя на коленях?
        — Потому что она хорошая девочка, вот почему. И не сует нос, куда ее не просят! А теперь садись на велосипед и поезжай домой.
        — Папа?  — позвала Уинни.
        — Все в порядке, тыквочка.
        Живот Шугар Бет невыносимо болел, но все же она посмотрела на отца сквозь целый океан слез.
        — Почему она так тебя называет?
        Не потрудившись даже взглянуть на дочь, он потащил ее прочь от дома.
        — Пусть это тебя не беспокоит.
        Но девочка, громко всхлипывая, повернулась к Уинни:
        — Он… он не твой папа! И не называй его так!
        — Довольно, Шугар Бет!  — приказал отец, хорошенько ее встряхнув.
        — Скажи ей, чтобы больше не звала тебя так!
        — Немедленно успокойся, или получишь трепку!
        Девочка вырвалась и метнулась прочь, пробежав мимо розового велосипеда, вперед, вперед по тротуару: ноги в кроссовках мелькают, сердце рвется на части.
        Он не погнался за ней.
        Прошли годы. Иногда Шугар Бет видела в городе отца с Уинни. Для той у него всегда находилось время. И любовь.
        Постепенно она начала понимать, почему он любит только одну дочь и равнодушен к другой. Уинни была тихой девочкой, хорошо училась и любила историю так же, как отец. Уинни не закатывала истерик из-за того, что ее не повели в «Деари Куинн» (Сеть американских магазинов, продающих гамбургеры, мороженое, фаст-фуд и т. д. Особенно популярны среди молодежи). Шеф полиции не тащил ее домой самолично, как несовершеннолетнюю преступницу, пойманную за распитием спиртных напитков. И Уинни никогда не доводила отца до сердечного приступа в выпускном классе в отличие от Шугар Бет, вообразившей, что причина случившейся некстати задержки — беременность от Райана. Нет, идеальная Уинни подождала, пока отец умрет, чтобы со спокойной душой на самом деле забеременеть от Райана. И самое главное: Уинни не была дочерью Дидди.
        Шугар Бет не могла наказать Гриффина за нелюбовь, но вот до Уинни добраться сумела.
        Гордон заворочался во сне. Шугар Бет повернулась на бок и попыталась заставить себя заснуть, прежде чем воспоминания поведут ее дальше по темной тропинке. Но разум отказывался подчиниться.
        Выпускной класс. Вечер поэзии в лицах, который мистер Берн велел посетить своим ученикам после уроков… В самом конце сцена погрузилась в темноту, и в лужицу черного света ступили две фигуры, раскрашенные желтой светящийся краской. Стюарт Шерман и Уинни Дэвис. Шугар Бет уже не помнила, какую поэму они инсценировали. Но что-то заставило ее обернуться. В глубине зала под табличкой «Выход» стоял Гриффин. Ее отец, который в октябре прошлого года был слишком занят и не мог подождать пять минут на ступеньках здания суда, чтобы посмотреть, как она проедет через весь город в открытом «мустанге» Джимми Колдуэлла, увенчанная короной королевы бала бывших выпускников. Зато у него нашлось время посмотреть, как вторая дочь декламирует стихи. И тогда она поняла, что нужно делать.
        Вместе с Райаном и его приятелями подождала на автостоянке, пока разойдутся остальные, и объявила, что пойдет за щипцами для завивки ресниц, якобы оставленными в раздевалке спортивного зала.
        Войдя в зал, она прислушалась. Так и есть, в душе льется вода. Уинни с желтыми светящимися лицом и шеей, раскрашенными руками и ногами была единственной, которой пришлось вымыться, прежде чем идти домой. Шугар Бет действовала быстро и, покидая раздевалку, представляла, как течет по трубам желтая краска, унося за собой незаконную дочь отца.
        — Подумать только,  — объявила она мальчикам, вернувшись на автостоянку,  — в раздевалке ни души. Вы еще с первого класса угрожаете устроить там оргию. Так вот, это ваш последний шанс перед выпускными экзаменами.
        Долгих уговоров не потребовалось. Дик Джаспер, Бобби Джарроу, Буди Ньюхаус и, конечно, Райан, самая важная фигура в ее плане, решили идти. Вуди и Дик принялись искать бумагу для записок, которые собирались просунуть через вентиляционные отверстия в дверях шкафчиков женской раздевалки, и при этом так шумели, что она шикнула на них:
        — Тише вы! Вдруг в школе еще остался кто-то из учителей! Все произошло так, как было задумано. Когда они вошли, голая Уинни стояла у стены: волосы прилипли к голове, на коже еще блестят капли воды, глаза озадаченно шарят по скамейке в поисках оставленных там одежды и полотенца, которые теперь мирно покоились в шкафчике Шугар Бет. Даже стопка полотенец, которая обычно возвышалась в углу, исчезла, спрятанная за ящиком с гантелями.
        Мальчики замерли. От лица Уинни отлила кровь.
        — Мать твою… — прошептал Вуди.
        Уинни еще могла рассмеяться, броситься в душевую кабинку, и на этом все бы и кончилось. Но она словно примерзла к месту, парализованная ядом пущенной Шугар Бет стрелы.
        Она не была такой высокой, как Шугар Бет: короткие руки и ноги, немного полноватые для узких плеч бедра. Не толстая. Просто достаточно пухленькая, чтобы попка казалась тяжеловесной. Что-то белое привлекло внимание Шугар Бет, и желудок неприятно сжался. Через влажный кустик волос между бедер Уинни тянулась белая нитка. У нее были месячные.
        Уинни смотрела на Райана. На одного Райана. Все мальчики увидели нитку, но для нее был важен Райан. Именно это и предвидела Шугар Бет, но сейчас ей было плохо, так плохо, будто это она стояла там, одна, перед всеми, голая и униженная.
        Уинни тихо, жалобно закричала, продолжая стоять перед ними с опущенными руками. Нить ярко выделялась на темном фоне.
        Дверь в душевую распахнулась, и вошел мистер Берн.
        — Что здесь про…
        Увидев Уинни, он тихо выругался. Руки взметнулись к пуговицам старенькой черной рубашки. Уже через несколько секунд Уинни была почти одета. Только потом он яростно обернулся к остальным:
        — Немедленно убирайтесь! Подождете меня в вестибюле!
        Выражение этих зеленых глаз испугало Шугар Бет. Он знал, что все произошло не случайно, и знал также, кто в этом виноват.
        Она выскочила из раздевалки, из здания, чувствуя себя последней негодяйкой. Живот сжимали спазмы, словно это у нее были месячные.
        — Не убегай, Шугар Бет! Только хуже будет!  — окликнул Райан. Но она уже мчалась к машине. Где же ключи?
        Шугар Бет упала на колени, открыла сумочку обеими руками и стала рыться в куче использованных салфеток, косметики, ручек. На самом дне лежал выскользнувший из обертки тампон. Она закусила губу и краем глаза заметила приближавшегося мистера Берна. Он по-прежнему был без рубашки. Длинные волосы развевались на ветру.
        — Немедленно вернись.
        — Пойдем, Шугар Бет,  — прошептал Райан, умоляюще глядя на нее.  — Делай, как он говорит.
        Она продолжала копаться в сумочке, пытаясь сообразить, как вывернуться. Лучше всего солгать. Сказать, что она ничего не знала об Уинни. Директор школы — друг Дидди. Что ей за это может быть?
        Постепенно сердце забилось медленнее. Ей нечего волноваться. Подумаешь, важное дело!
        Она схватила сумочку, кое-как запихнула обратно выпавшую дребедень и встала.
        — Из-за чего столько шума? Все это чистая случайность, мистер Берн. Мы понятия не имели, что она там.
        — Все ты знала.
        Господи, как она ненавидела его! В первый день занятий она посчитала его забавным чудаком, но при этом таким изысканным и утонченным, что даже Райан казался рядом с ним незрелым юнцом. Но когда она подошла после занятий с намерением немного пофлиртовать, он повел себя как грубый хам.
        Дик, Бобби и Вуди ждали в спортивном зале. Райан не донесет на нее, а из Дика и Бобби лишнего слова не вытянуть, но Вуди смертельно боялся отца, поэтому она послала в его сторону угрожающий взгляд, призывая держать большой болтливый рот на замке, иначе ему устроят такое, что никакому папаше в голову не придет.
        — Итак, может, кто-то решится объяснить?
        У Берна была костлявая грудь, и, стоя среди них без рубашки, он выглядел глупо, но, похоже, это его не волновало.
        Шугар Бет твердила себе, что не сделала ничего ужасного. Уинни следовало бы убежать в кабинку. Господи, какая тупица! Могла бы и посмеяться вместе со всеми! Сама она именно так и сделала бы.
        Интересно, расскажет ли Уинни Гриффину? Тот никогда в жизни не упоминал при ней имя второй дочери.
        — Мы не знали, что она там,  — выдавил Дик.  — Думали, что раздевалка пуста.
        У Берна был маленький прыщик на подбородке. Шугар Бет смотрела только на него. Почему-то становилось легче при мысли о том, что у него тоже бывают прыщи.
        — Это правда?  — спросил он.
        — Да, сэр,  — дружно кивнули мальчики.
        Берн медленно переводил взгляд с одного лица на другое, выискивая слабое звено и обнаружив его, когда дошел до Вуди.
        — Никто не знал?
        Вуди сглотнул и беспомощно уставился на Шугар Бет.
        — Н-никто, сэр.
        — В таком случае что случилось с ее одеждой?
        На это у них не нашлось ответа.
        — Шугар Бет, пойдем со мной. Остальные могут проваливать.
        Мальчишки тут же убежали, все, кроме Райана, продолжавшего стоять рядом с Шугар Бет.
        — Ты тоже, Галантайн.
        — Если вам все равно, сэр, я лучше останусь с Шугар Бет.
        — Мне не все равно. Я хочу поговорить с ней наедине.
        Райан упрямо набычился, очевидно, не собираясь двинуться с места. Но ему приходилось думать о стипендии, и Шугар Бет побоялась, что Берн может попытаться напакостить. Кроме того, не стоит, чтобы Берн вообразил, будто она нуждается в защите своего приятеля.
        — Валяйте, говорите!  — выпалила она.
        Дверь раздевалки открылась, и оттуда вышла Уинни в своем спортивном костюме, с рубашкой Берна в руках. Волосы свисали мокрыми сосульками. Вода капала на футболку с изображением бульдожьей морды. Она по-прежнему смотрела на Райана, и в лице было столько муки, что Шугар Бет захотелось встряхнуть ее за плечи. Неужели у девчонки нет ни капли гордости?!
        — Мы не хотели ничего дурного,  — выдохнул Райан.
        Уинни нагнула голову и направилась к выходу, словно забыв, что все еще держит рубашку Берна.
        Райан повернулся к Шугар Бет с таким встревоженным видом, что ей стало стыдно. Она не хотела, чтобы он присутствовал при этом. Чтобы узнал все. И поэтому поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
        — Позвони, когда придешь домой.
        Райану совсем не хотелось покидать ее, но он все-таки угрюмо побрел к автостоянке. Берн открыл дверь раздевалки:
        — Сюда.
        Она вдруг поняла, что немного боится его, и возненавидела за это еще больше.
        — Открой свой шкафчик,  — велел он, как только они очутились в раздевалке.
        Черт! Этого она не предусмотрела.
        — Мой шкафчик?
        Он спокойно выжидал. Она попыталась пойти в контратаку.
        — Знаете ли, вам вообще не полагается здесь быть. Это женская раздевалка.
        — Открой эту проклятую штуку, или я позову сторожа и прикажу взломать замок.
        Может, показать ему шкафчик Эми или Линн? Но он сразу же все поймет.
        Ну и хрен с ним! Если ему взбрело в голову раздуть из всего этого скандал, что ж, его проблема.
        Она медленно направилась к третьему ряду шкафчиков и непослушными пальцами набрала комбинацию, то и дело промахиваясь. Только после третьей попытки замок щелкнул. Шугар Бет, так и не взявшись за ручку дверцы, поспешно отступила. Тогда он сам протянул руку, слегка задев ее плечо, и рывком распахнул дверцу.
        На самом верху смятой кучкой лежала одежда Уинни.
        Он долго молчал. Просто смотрел на нее, заставляя корчиться от ужасного ощущения пронизывающего взгляда, проникавшего, казалось, под самую кожу.
        — Именно таким образцом добродетели ты хочешь стать?
        Она чувствовала себя маленькой и уродливой. И поэтому прикусила язык, чтобы не признаться ему, как сильно отец любил Уинни, а не ее, как она старалась стать самой красивой, милой, особенной, чтобы заставить его заметить все это, как любая ее попытка была заранее обречена на поражение.
        — Пожалуйста, сообщи матери, что сегодня вечером я заеду поговорить с ней.
        Облегчение окатило Шугар Бет. Дидди измочалит его в клочья!
        Ей хотелось засмеяться ему в лицо, но в душе, похоже, не осталось смеха.
        К тому времени, как он приехал во Френчменз-Брайд, Шугар Бет уже успела подготовить мать. Нет, сна не обвинила его в домогательствах — это пришло ей в голову только через несколько недель,  — просто пожаловалась на него Дидди. Как он высмеивает ее на уроках, позорит перед друзьями. И как его отношение выводит ее из равновесия настолько, что сегодня она не выдержала и сделала ужасную глупость. Поиздевалась над Уинни Дэвис.
        Дидди и без этого вовсе не была расположена сочувствовать незаконной дочери мужа и встретила Колина Берна с улыбкой, едва прикрывающей стальную учтивость, совершенно, казалось бы, нехарактерную для нежной красавицы блондинки.
        — Не вижу необходимости поднимать столько шума из-за глупой выходки. Уверена, что Шугар Бет не хотела ничего дурного.
        Поскольку Берн не был южанином, то и не подозревал, какой властью может обладать эта хрупкая женщина. И в отличие от окружающих не стушевался перед Дидди.
        — А вот я уверен, что она намеренно унизила Уинни Дэвис. Мало того, систематически преследовала ее весь год.
        Его прямота донельзя раздражала Дидди, не говоря уже об этих длинных волосах, дурацкой моде, которую она совершенно не одобряла.
        — Вы их наставник. И должны понять, что первопричина этой сложной ситуации кроется не в Шугар Бет, а в прискорбно богемном образе жизни моего мужа. Моя дочь точно такая же жертва его распущенности, как та… другая девочка.
        — Но то, что случилось сегодня,  — непростительная жестокость.
        — Жестокость?  — В нежном голосе Дидди зазвенели льдинки.  — Должно быть, у вас был тяжелый день сегодня, мистер Берн. Только усталостью можно объяснить столь непрофессиональное высказывание учителя об одной из самых блестящих молодых особ, когда-либо учившихся в парришской средней школе.
        — Возможно, все дело в культурном барьере, миссис Кэри, но в Англии блестящие молодые особы не подвергают унижению беззащитных девочек.
        — Я провожу вас.
        В конце концов все обошлось, и Шугар Бет получила не более чем мягкий выговор от директора, человека, обязанного своей должностью влиянию матери. А Уинни тем временем отрастила волосы еще длиннее и окончательно скрыла лицо за их ненадежным покрывалом.
        Гордон поднял голову и прислушался. Шугар Бет встала и пошла в ванную за стаканом воды. Что же, с Уинни все обошлось. Она неплохо устроилась в жизни. Лучшая часть натуры Шугар Бет, та самая, которая считала необходимым восхищаться человеком, преодолевшим немало трудностей в жизни и победившим, пыталась радоваться за нее. Но слишком мрачны и могучи были старые призраки; и она ничего не могла с этим поделать. Еще один пункт к длинному списку грехов, за которые предстояло нести покаяние.
        Она вернулась в спальню, надеясь заснуть. Кажется, завтра предстоит один из самых гнусных дней в ее жизни, и нужно успеть подготовиться.
        Глава 6
        «Вы, вне всякого сомнения, посчитаете, что я обладаю прискорбно дурными манерами. Но можете сесть. У моих ног».
    Джорджетт Хейер. «Эти старые тени»
        В животе неприятно ныло, и от этого на душе становилось еще противнее. Пересекая мокрый газон, Шугар Бет старалась не ускорять шаги, хотя опаздывала уже на час. После невеселого путешествия по дорогам памяти она так плохо спала, что, когда зазвонил будильник, машинально нажала на кнопку. Берн вряд ли будет рад. Худо дело. Правда, ей тоже не по себе.
        Гордон остановился, чтобы обнюхать очередной кустик травы. Где-то затрещал пересмешник.
        Она не собирается красться через заднюю дверь, что бы он там ни говорил!
        Поэтому Шугар Бет поднялась по ступенькам крыльца, но, протянув руку к двери, увидела приклеенную к старинному молотку записку:
        «Дверь заперта. Прошу входить через черный ход».
        Ублюдок!
        Дверь не поддавалась, и Шугар Бет обратила гнев на ближайшую мишень:
        — И что ты теперь думаешь о своем выборе друзей? Гордишься собой, а?
        Гордон ответил наглым взглядом, но все-таки пошел следом, когда она потопала вниз, не из преданности, конечно, а потому, что его еще не кормили. Шугар Бет уныло побрела по выложенной каменными плитами дорожке, но, обогнув дом, замерла.
        Шикарная новая пристройка, невидимая с улицы или от каретного сарая, поднималась на месте заброшенного патио. Пристройка включала в себя просторное крытое крыльцо и солярий с высокими окнами. Очередное осквернение.
        Через это крыльцо она и вошла в то, что когда-то было уютной кухней, где безраздельно царила Элли Майере, кухарка и домоправительница Дидди. Теперь же стены были снесены, потолки подняты, прорезаны световые люки, и все вместе превратилось в современную кухню, оборудованную по последнему слову техники.
        Шугар Бет оценивающе оглядела шкафчики из клена «птичий глаз» и кухонную утварь из нержавеющей стали. Вместо обеденного стола здесь красовалась столешница из толстого закаленного стекла, подвешенная над секцией длинной стойки с верхом из натурального графита. Один конец стойки изящно изгибался, отделяя кухню от солярия, обставленного в азиатском стиле — светлые стены и лакированная темно-красная мебель, среди которой выделялись европейские предметы обстановки: софа работы Адамса с золотистой обивкой и блестящими мебельными гвоздиками стояла рядом с декоративной викторианской птичьей клеткой. В лакированных бамбуковых ящиках и керамических горшках буйно кустились домашние растения. Неяркий узор в виде пагод на обивке стульев и оттоманке гармонировал с сундуком в китайском стиле, на котором громоздилась груда книг и стоял забытый лэптоп.
        Дома ее детства больше не существовало, и ей стоило большого труда стянуть с плеч куртку. Вся энергия словно вытекла из нее. Только сейчас она заметила аккуратно напечатанную записку на графитовой поверхности:
        «Подать завтрак в кабинет: свежий апельсиновый сок, блинчики с ежевикой, сосиски, томаты на гриле, побольше кофе».
        Она могла бы прозакладывать голову, что на деле Берн и близко не знаком со столь изысканным меню, иначе не был бы таким стройным. Что же, она готова к очередному испытанию!
        — Он думает, я откажусь принять вызов!  — ухмыльнулась она, глядя на Гордона. Судя по выражению морды, у того тоже имелись определенные сомнения.
        Она принялась за работу. Прежде всего разыскала собачий корм, который насыпала в дорогую хрустальную чашу и поставила на пол у двери крыльца.
        — Для тебя все самое лучшее, верно, приятель?
        Он уже зарылся носом в корм и поэтому ничего не ответил.
        Шаги послышались в тот момент, когда она с отвращением взирала на старомодную стеклянную соковыжималку. Ей ужасно не понравилось, что сердце покатилось куда-то в пятки. Это она привыкла дергать нервы мужчинам, а не наоборот!
        Берн вошел в кухню через недавно сделанный арочный проем, Когда его взгляд упал на нее, она мысленно поаплодировала себе за выбор одежды. Домоправительницам полагается носить черное, так ведь? И разве она не постаралась угодить хозяину?
        Треугольный вырез ее черной кружевной блузки-стретч был непристойно глубоким, а в древних черных слаксах все еще оставалось достаточно жизни, чтобы подхватывать бедра. Он пожирал глазами маленькую бирюзовую бабочку, свисавшую с серебряной цепочки прямо в ложбинку между грудями. Жаль, конечно, что эти самые груди не настолько впечатляющи, чтобы сунуть ему под нос и увидеть, как у него глаза на лоб вылезут! Но с приличным лифчиком возможно все, и, судя по тому, сколько времени ему потребовалось, чтобы перевести взгляд на ее лицо, этот раунд она выиграла.
        Униформа, черта с два!
        По контрасту с ее полупотаскушным нарядом он был одет в темные слаксы на элегантных подтяжках и бордовую шелковую рубашку с длинными рукавами. Интересно, какой нормальный мужчина одевается таким образом, чтобы работать дома? Глядя на его спесивую физиономию, можно было подумать, что он родился века три назад и попал не в свое время.
        — Только что с верховой прогулки в Гайд-парке, милорд?
        Она даже умудрилась изобразить некое подобие реверанса, хотя весь эффект был испорчен тем, что она стояла за столом и он не видел, как согнулись ее колени.
        — Могу я получить завтрак сейчас, или это слишком затруднительно?  — уничтожающе осведомился он.
        — Почти готов.
        Берн осмотрел полупустой рабочий стол.
        — Вижу.
        — Я осваиваюсь на кухне.
        — Вы опоздали на час.
        — Это как? Я пришла еще до восьми!
        — Вам полагалось быть здесь в семь.
        — Я положительно уверена, что вы сказали в восемь. Правда, Гордон?
        Но Гордон так яростно ласкался к Берну, что не успел подтвердить ее слова.
        Шугар Бет вытащила апельсин из миски на разделочном столе.
        — Это правда, что ваши родители — члены британской королевской семьи?
        — Одна ступенька от трона,  — заверил Берн и, хотя по пути в солярий заметил хрустальную чашу с недоеденным собачьим кормом, ничего не сказал.
        — Лгун. Вы росли в бедноте.
        — Почему тогда спрашиваете?
        — Как почему? Должна же я уязвить вас, указав на разницу в нашем происхождении! Ваше, нищенское и убогое, и мое, высокое и благородное. И если хотите свежий сок по утрам, мне нужна электрическая соковыжималка.
        — Переживете. Обойдетесь и этой.
        — Вам легко говорить. Не у вас будут волдыри на ладонях!
        Он повернул к арочному проходу, захватив по пути книгу.
        Свет, льющийся из высоких окон, играл всеми отблесками красного дерева в густых волосах.
        — Прошу подать завтрак через двадцать минут,  — бросил он, исчезая в холле.
        — Удачи,  — пробормотала она.
        — Сделаю вид, что не слышал этого.
        Она ринулась за ним и просунула голову в арку.
        — Забавляетесь, верно?
        До нее донесся смешок, тихий и дьявольский.
        — История Золушки наоборот. Жаль, что в камине нет золы, иначе я непременно бы приказал вам ее выгрести. За мной, Гордон!
        Она брезгливо поморщилась при виде гнусного предателя, бросившегося за Берном в кабинет.
        Полчаса спустя она сумела состряпать малоприличный завтрак в виде двух яиц-пашот на тосте, тарелки старомодной овсянки, увенчанной горой неочищенного сахарного песка, и самого маленького стаканчика апельсинового сока, который могла отыскать. Жаль только, что она не додумалась плюнуть в него раньше, чем открыла дверь старой библиотеки.
        Как и весь остальной дом, она совершенно не походила на темную, обшитую панелями орехового дерева комнату, которую Шугар Бет помнила с детства. Белые распахнутые ставни впускали солнечный свет. Разностильный антиквариат, с которым она выросла, сменила модная стеклянная, с гранитом, мебель. Гордон лежал на ковре с абстрактным рисунком у ног Берна, засыпанный бумажными комками, не попавшими в корзину. Она поставила поднос на край письменного стола. Заслышав шаги, Берн отвернулся от экрана компьютера и стал внимательно изучать завтрак сквозь очки без оправы а-ля Ричард Гир.
        — Я предполагал, что вы умеете читать.
        Все-таки она немного устала от намеков на ее глупость.
        — В кухне не было поваренных книг, а я не слишком хорошо помню рецепт блинчиков.
        — Поваренные книги на верхней полке в кладовой,  — объявил он, прищурившись на овсянку.  — Ненавижу ЭТО. И где мои томаты гриль?
        Любой нормальный человек сказал бы помидоры. Даже в устах бритта подобные словечки звучали чертовски претенциозно.
        — Понимаю, что формально вы американский гражданин, но если будете выражаться подобным образом, вас в два счета выставят из Миссисипи пинком под ваш жалкий зад! И кто это ест «томаты» на завтрак?! Черт, да эта гадость даже на ужин мне в рот не лезет! А это, друг мой, добрые старые «Куэйкер оутс»[2 - Компания, производящая крупы, сухие завтраки и замороженные полуфабрикаты. Правление находится в Чикаго.]. Очень полезно на завтрак.
        — Вы закончили?
        — Думаю, да.
        Она схватила тарелку с овсянкой, отнесла на диван, уселась на подлокотник и вонзила ложку в горку сахара.
        — Конечно, с изюмом вкуснее, но я не нашла изюма. И ежевики тоже, так что блинчики с самого начала были под сомнением.
        Шугар Бет растерла овсянку по небу, наслаждаясь сладкой теплой клейкостью. Она уже целую вечность не ела ничего приличного, но почему-то никогда не хватало времени готовить для себя.
        Он снял «гировские» очки.
        — Купите продукты в магазине. Вы ведь для этого здесь, не так ли? И разве я приглашал вас сесть?
        Она медленно вытащила изо рта ложку.
        — Сначала нужно обсудить мое жалованье.
        — Мы уже все обсудили.
        — Я требую повышения.  — Она величественно обвела рукой яйца-пашот.  — Ешьте, пока не остыло. Видите ли, пока вы получаете лишь то, за что платите, а то, что платите сейчас, действительно не слишком много стоит.
        Он с сомнением оглядел полупустой стакан.
        — По-моему, я получаю ровно столько, сколько вы стоите.
        Из чистого злорадства она подалась вперед ровно настолько, чтобы ему открылся вид безупречной ложбинки между грудями.
        — Ты и понятия не имеешь, сколько я стою, приятель. Он не спешил отвернуться, откинувшись на спинку стула и не делая секрета из того, что любуется соблазнительным зрелищем. Как-то получилось так, что именно ей стало неловко, и она поспешно выпрямилась под предлогом того, что хочет снова поднять тарелку с овсянкой. Все это невероятно его позабавило.
        — Вам следует поаккуратнее выставлять свой товар, Шугар Бет, иначе я могу подумать, что вы просите меня расширить круг ваших обязанностей.
        — Вряд ли вам настолько повезет.
        — Может, сейчас самое время пояснить, что я питаю слабость к сговорчивым женщинам.
        — О, это, разумеется, никак ко мне не относится.
        — Совершенно верно. Я бесконечно внимателен к сговорчивым женщинам. Даже галантен.
        — Но с такими потаскухами, как я, можно без белых перчаток, верно?
        — Я бы не стал называть вас именно так. Впрочем, я человек широких взглядов.
        Она подавила порыв вывалить овсянку ему на голову.
        Он занялся яйцами, что дало ей возможность хорошенько рассмотреть его: не обременительное занятие. Берна трудно назвать красавчиком, не то что ее бывшие мужья. Райан вообще был ослепителен, а Сай позировал для «Мистера Январь» в календаре каскадеров. Но было в Колине Берне что-то…
        Скульптурные скулы, чувственные губы, длинный прямой нос. Ступни огромные, но не грубые, потому что очень узкие. А вот руки… Им тоже следовало быть изящными и элегантными, а выглядят так, словно специально предназначались для рытья канав.
        Опасный выброс жара пронзил ее. Пусть он сам демон во плоти, но слишком сексапилен для ее душевного спокойствия. Очевидно, она избавилась не от всех самоубийственных инстинктов, когда речь идет о совершенно неподходящих мужчинах.
        Ее взгляд снова упал на эти широкие, умелые пальцы.
        Шугар Бет моргнула.
        — Это вы натянули цепь поперек моей подъездной аллеи.
        — Вы это знали.
        — Нет, я хочу сказать, вы сделали это сами. Никого не нанимали. Сами размешали цемент и установили столбики.
        — Ну это же не хирургическая операция. Ничего сложного.
        — Меня не было меньше двух часов. А когда я пришла в дом, на вас был «Армани».
        — По-моему, «Хьюго Босс».
        — Вы в самом деле умеете работать руками?
        — А как, по-вашему, я зарабатывал на хлеб, когда меня выгнали из школы?
        — Своим пером.
        Если говорить уверенно, не мямлить, может, это и окажется правдой.
        — Боюсь, моя способность писать что-то стоящее чтения несколько поблекла после того, как вы так славно развлеклись на мой счет.
        Шугар Бет потеряла аппетит.
        — Мой отец был каменщиком. Ирландцем. А мать — англичанкой. Весьма забавная история. Она происходила из знатной семьи, потратившей остатки былого состояния на то, чтобы единственная дочь смогла найти достойного жениха. А она влюбилась в моего отца. Рыдания, угрозы, лишение наследства. Все как в дамском романе.
        — И чем все кончилось?
        — Уже через год они возненавидели друг друга.
        Она знала, что это такое.
        — Я унаследовал любовь к литературе и искусству от матери, но по характеру больше похож на отца. Злопамятный, подлый ублюдок. Все же он дал мне в руки полезное ремесло.
        — Вы работали каменщиком после возвращения в Англию?
        — И здесь тоже. Роман, написанный мной перед «Последним полустанком», оказался не таким уж бестселлером, как я надеялся. К счастью, я действительно люблю физический труд и без особых бед смог себя прокормить.
        Но ему не обязательно было для этого класть кирпичи, и ее задор куда-то девался.
        — Вы никогда не простите меня, верно?
        — Скажем так: я не спешу. А теперь бегите и найдите какое-нибудь дело поунизительнее.
        Зазвонил телефон. Берн протянул руку, но она снова разозлилась и опередила его.
        — Резиденция Берна.
        — Дайте трубку.
        — Черта с два,  — прошептала она.
        — Мне нужно поговорить с Колином,  — сказал женский голос.
        Берн попытался перехватить трубку, явно ожидая от нее самого худшего. Ее так и подмывало отдать трубку, но ей нужно было поставить на своем, поэтому она повернулась к нему спиной.
        — Мистер Берн сейчас работает. Что ему передать?
        — Скажите, что это Мэдлин.  — Женщина на другом конце даже не пыталась скрыть раздражение.  — Уверена, что он захочет поговорить со мной.
        — Мэдлин?
        Она повернулась к Берну. Тот энергично потряс головой. Она снова уселась на диван и схватила тарелку с овсянкой, очень довольная собой.
        — Простите, но у меня приказ не тревожить его.
        — Уверяю, он не станет возражать.
        — Я обязательно передам, что вы звонили.
        — Боюсь, вы не поняли. Я Мэдлин Фарр.
        Шугар Бет смутно припомнила имя нью-йоркской миллионерши и признанной светской львицы, после чего ее южный акцент сделался совсем уже невыносимым.
        — Да неужели?! Боже, какая честь! Вот удивятся подруги, когда узнают, что я разговаривала с самой Мэдлин Фарр! Позвольте записать ваш номер.
        Пока обозленная Мэдлин диктовала цифры, Шугар Бет сунула в рот очередную ложку овсянки, не позаботившись взяться за ручку.
        — Готово,  — сказала она, когда Мэдлин остановилась, переведя дыхание.
        — Скажите Колину, чтобы позвонил мне до конца дня. Это очень важно.
        — Обязательно, как только увижу, но он с прошлой недели почти не выходит из кабинета, бедняга! Работает с утра до вечера и не отвечает на звонки.
        Она показала Колину отставленный большой палец, подчеркивая, что может говорить на его жаргоне в любое время, как только пожелает.
        Уголок его губ дернулся.
        — Уж постарайтесь, пожалуйста,  — отрезала женщина.
        — Обязательно. Приятно было поговорить с вами, мисс Фарр.
        Повесив трубку, она торжествующе взглянула на Берна.
        — Заметьте, я никуда ее не послала, хотя она явная стерва. Оставалась вежливой, почти подобострастной. В то же время не брала на себя никаких обязательств. На случай, если у вас не хватает ума сообразить, ужасно выгодно, когда такая грешница, как я, отвечает на звонки. Я лгу, а ваша совесть остается чиста.
        Она поднялась с дивана.
        — Так вот, насчет повышения…
        Он невозмутимо продолжал пить кофе, не обращая внимания на ее тираду.
        — Через десять дней я даю ужин, чтобы поблагодарить кое-кого из сотрудников университета, которые помогали мне с новой книгой. Прилетают мой агент и издатель. Будут и другие, всего человек тридцать. Позже я сообщу точнее, сколько именно. Номер фирмы, обслуживающей банкеты, в записной книжке. Подумайте, как лучше подготовиться. И вам, разумеется, придется подавать блюда. После этого мы обсудим, сколько вы стоите.
        — Можете прозакладывать свой сладкий зад, так оно и будет,  — кивнула Шугар Бет и, схватив тарелку с овсянкой, удалилась.
        Колин прислушался к стуку смехотворно высоких каблуков в коридоре. Его писательское воображение могло быть благословением или проклятием, и сейчас его преследовала картина этих тесных черных слаксов, туго обхвативших попку, и маленькой бирюзовой бабочки, плясавшей между грудями. Следует как можно скорее связаться с компанией, поставляющей униформы.
        Какая грустная ирония! Он приехал в Парриш двадцатидвухлетним юнцом, в самый разгар разгула гормонов, и потребовалось немало самообладания и сверхчеловеческое усилие воли, чтобы не слишком пристально глазеть на короткие юбки и упругие груди. Но Шугар Бет никогда его не привлекала. Почему же сейчас, став гораздо старше и бесконечно мудрее, он не может отрешиться от образа обнаженной и злющей Шугар Бет в его постели?
        Он совершенно спятил. Болезненный опыт научил его не ввязываться в сложные отношения с женщинами. Куда спокойнее ограничиваться необременительными связями!
        И все же иногда приходилось бороться с инстинктами, тянувшими его к ярким, необычным женщинам. Это как раз такой случай. Однако с возрастом он овладел искусством управлять слабостями и теперь не позволит им взять верх. Он унаследовал глупую романтичность от матери. Ребенком он слишком откровенно мечтал побеждать драконов и спасать принцесс, чем вызывал неистовый гнев отца. После нескольких порок Колин понял, что лучше держать свои истории в голове. Понадобился пятилетний неудачный брак с безнадежно неврастеничной американской поэтессой с черными словно смоль волосами, молочно-белой кожей и затравленными глазами, чтобы понять, как опасно выражать эту потаенную часть души где бы то ни было. Разве что только на бумаге. Он любил Лару отчаянно. Но во всем мире не хватило бы чувств, могущих удовлетворить ее потребность в любви. Девять лет назад дождливой новоорлеанской ночью она врезалась на машине в бетонную ограду, разом покончив с жизнью своей — и их нерожденного ребенка. Это было самое страшное время в его жизни, черный ад, поглотивший его более чем на два года. И он поклялся, что больше никогда не
пройдет через нечто подобное.
        И снова он засомневался в мудрости своего решения взять Шугар Бет в дом, но желание отомстить оказалось почти непреодолимым. Нужно не позволять ей отвлекать его. Отныне он направит всю свою энергию на дело всей его жизни. На новый роман.
        С кухни донеслось журчание воды. Прошлой ночью он около часа составлял для нее список необходимых на сегодня заданий. К званому ужину он готовился почти месяц, так что сегодняшний приказ был чистой фикцией.
        Колин улыбнулся и спросил свою совесть, следует ли ему стыдиться. Но романтический мальчишка, мечтавший когда-то убивать драконов и спасать принцесс, давно стал циником, так что совесть в данном случае промолчала.
        Шугар Бет отшвырнула список Колина, не дойдя и до половины, и сосредоточилась на, основном. Как она и ожидала, морозилка была забита заиндевевшими запеканками, приношениями добрых жительниц Парриша, но остальная часть холодильника была так же пуста, как у нее дома. Он швырнул на диван гору одежды, предназначенной для химчистки, и письмо, адресованное нью-йоркскому литературному агентству, которое следовало отнести на почту. Нужно было зайти в книжный магазин и принести заказанные книги. Если она сделает все это, может, сумеет начать обыскивать дом.
        Она допила кофе, поставила тарелку с овсянкой отмокать в раковину и схватила ключи от «лексуса». Не хватало еще тратить бензин на поездки по его поручениям!
        Немного подумав, она бросила на стол ключи от «вольво» на случай, если возникнет срочная необходимость уехать. Кто скажет, что она непредусмотрительна?!
        В «лексусе» пахло дорогим одеколоном и портфелем облигаций внутреннего займа, не облагаемых налогом. Она положила сумочку на сиденье. Внутри лежали конверт с оставленной Берном сотней долларов мелкими купюрами и записка с требованием отчета по каждому пенни. Подозрительный ублюдок.
        Выходя из химчистки, она встретила бывшую одноклассницу Шерри Уилкс, которая загнала ее в угол и долго бомбардировала подробным описанием всех своей болезней, включавших постоянную изжогу, экзему и начальную стадию эндометриоза. Шугар Бет полагала, что должна быть благодарной за то, что хоть кто-то из женщин этого города снизошел до разговора с ней, но встреча вернула ее к мыслям о том, как ей не хватает «Сивилл». Пока что она не столкнулась ни с одной. Но вечно так продолжаться не будет. Она со страхом ждала, когда презрение тех, чью дружбу она так низко ценила, ударит в самое сердце.
        Новый книжный магазин примостился на углу той улицы, где находилась антикварная лавочка Уинни. На витрине, украшенной каймой из нарисованных вручную африканских животных, лежали последние бестселлеры, биографии и множество книг афроамериканских писателей. Игрушечный поезд окружал стопку «Последнего полустанка» с автографом автора: неплохой способ привлечь туристов. В центре витрины большими коричневыми буквами, обведенными черным, было выведено название магазина: «Джемайма букс». Под ним буквами помельче было написано: «Здесь рады всем людям с открытыми сердцами!»
        Единственная табличка на витрине прежнего книжного магазина гласила: «С едой и мороженым не входить».
        До нее донеслись звуки музыки. Бах. Вариации Гольдберга в исполнении Глена Гульда. У полки с кулинарными книгами болтали две пожилые женщины. Молодая мать с младенцем перебирала книги по воспитанию детей. Продавщица с кудрявыми светлыми волосами что-то тихо ей советовала.
        Раньше Шугар Бет считала, что ничего на свете не пахнет лучше, чем стойки с парфюмерией в универмагах, но это было до того, как она открыла для себя общество книг. И теперь жадно вдыхала неповторимый аромат.
        Крошечная черная женщина с головой, выбритой наголо, очевидно, чтобы показать изящную форму черепа, направилась к ней. На женщине были облегающий темно-оранжевый топ с длинными рукавами, деревянные бусы и узкая юбка-саронг до половины икры. Шугар Бет подумала, что у нее тело танцовщицы, хоть и очень миниатюрное.
        Улыбнувшись, женщина села за кассу.
        — Чем могу… — начала она и тут же осеклась, вскинув брови.  — Так, так, так…
        Они, вероятно, были почти ровесниками и могли даже ходить в школу вместе, но Шугар Бет ее не узнавала. Белые и черные ребятишки почти не общались, хотя по идее должны были прекрасно ладить благодаря политике найма рабочих на оконную фабрику, проводимой ее отцом. Гриффин Кэри во многих отношениях был приверженцем традиций Юга, однако при этом имел достаточно широкие взгляды и отличался редкой для южанина терпимостью к людям разных рас. Мало того, для подкрепления своих взглядов он постоянно пользовался своим экономическим влиянием в обществе. Наградой за его неутомимую деятельность стал современный Парриш с относительно процветающей афро-американской общиной и сорокапятилетней историей взаимного сотрудничества рас.
        Шугар Бет приготовилась к худшему.
        — К сожалению, мне никак не удается вас припомнить.
        — И неудивительно. Я Джуэл Майерс.
        — Джуэл?
        Невозможно поверить, что эта красавица — Джуэл Майерс, тощий сорванец Джу, дочь Элли, домоправительницы Дидди.
        — Я… э… вас не узнала.
        — Я росла в ваше отсутствие,  — рассмеялась она.  — И стала радикальной феминисткой-лесбиянкой.
        — Да ну! Вот это здорово! Интересный выбор для девушки из Миссисипи.
        Какая-то покупательница обратилась к Джуэл с вопросом, давая Шугар Бет время прийти в себя и сориентироваться, прежде чем та снова повернулась к ней и долго оглядывала с головы до ног.
        — Когда-то я одевалась в ваши обноски. Ма перешивала их на меня.
        — И этого не помню.
        — Вы никогда никому не проговорились об этом. Год за годом я ходила в школу в ваших старых платьях, но вы ни разу надо мной не посмеялись.
        — Ну, не такая уж я была дрянь.
        — Солнышко, вы были самой большой в школе стервой. И посчитай вы меня такой же угрозой, как Уинни, наверняка не упустили бы случая подставить мне ножку. Хотя, по справедливости сказать, черных девчонок вы почти не задевали, разве что кто-то из них уж очень нагличал. Кстати, чем могу помочь, миз Шугар Бет Кэри?
        Оглядевшись, Шугар Бет не смогла сдержать мечтательного вздоха.
        — Неплохо бы получить у вас работу. Люблю книжные магазины.
        — Боюсь, мне никто не требуется. Кроме того, я нанимаю исключительно лесбиянок и других членов преследуемых меньшинств,  — ухмыльнулась Джуэл, оценивающе озирая черный кружевной топ Шугар Бет.  — Вы ведь не лесбиянка, верно?
        — Раньше не была. Но это не значит, что не пересмотрю свои взгляды, если хозяйка окажется достаточно убедительной.
        Джуэл хмыкнула: на удивление громкий звук для столь миниатюрного существа.
        — Значит, ищете работу?
        — Формально — нет. Но мой нынешний наниматель — бессердечный подонок, так что я не задумываясь брошу его, если подвернется что-то получше.
        — Здесь все любят Колина.
        — Худые вести не лежат на месте.
        — Многие остроумцы просто животики надорвали от смеха. Даже я, личность совершенно непредубежденная, не имеющая особых причин ненавидеть вас, нахожу это забавным. Вы знали, что именно Колин помог мне получить стипендию колледжа? Члены школьного совета и пальцем о палец не ударили.
        — Согласна, он настоящий святой.  — Шугар Бет еще раз тоскливо осмотрелась.  — Я пришла за книгами, которые он заказывал. Велел записать на его счет. И подбросьте заодно пару романов
        — А мне казалось, что подобное чтиво не во вкусе Колина.
        — Он расширяет кругозор,  — пояснила Шугар Бет и последовала за Джуэл к отделу бестселлеров. Ничего не скажешь, уютный магазин. И ассортимент прекрасный. С полок свисали каталожные карточки с написанными почерком Джуэл рецензиями на ту или иную книгу. Удобные кресла манили посетителей присесть и подремать. Только раздел детских книг казался совершенно заброшенным.
        — Чудесный магазин.
        — Мне повезло. Даже при не иссякающем потоке туристов, которых сумело заманить здешнее объединение общин, Парриш слишком мал, чтобы привлечь внимание больших фирм.
        — Почему вы назвали его «Джемайма букс»?
        — Да просто так. Люблю затейливые имена. Правда, сначала хотела назвать его «У мамушки», но с матерью едва удар не приключился. Кстати, спасибо, что прислали открытку с соболезнованием, когда она умерла.
        Они немного потолковали о книгах. Джуэл предпочитала романы с социальной направленностью, но при этом хорошо знала современную литературу, и Шугар Бет чувствовала, что могла бы ходить за ней по пятам хоть целый день. В магазин то и дело входили покупатели, и Джуэл знала по именам почти всех, кроме туристов. Она показала книгу испанского автора, которую, по ее словам, Шугар Бет было просто необходимо прочитать, а заодно и женский роман, претендующий на звание бестселлера. Шугар Бет, давно отвыкшая от нормальных отношений с людьми, была так растрогана, что едва удержалась от порыва броситься Джуэл на шею и умолять стать ее другом. Вот что значит поговорить с доброжелательным человеком! Подумать только, до чего может довести одиночество…
        Джуэл выбила чек и, вручая Шугар Бет связку книг, не скрыла лукавой улыбки.
        — Передайте Колину, что я желаю ему в полной мере насладиться..
        — Обязательно передам,  — кивнула Шугар Бет и, теребя ремешок сумочки, с небрежным видом пробормотала: — Если вдруг станет скучно и захотите выпить чашечку кофе в компании, дайте мне знать.
        — О'кей,  — пробормотала Джуэл без особого энтузиазма, но и не слишком недружелюбно, а ведь Шугар Бет не раз слышала, что чудеса случаются, хотя с ней никогда ничего подобного не было.
        Возвращаясь к машине, она взглянула на часы. На сегодня дел еще полно, но она и так потратила много времени, так что остальное подождет до завтра.
        Мудрое, как оказалось, решение, потому что беда поджидала ее в герцогском поместье. Похоже, его светлость устал дожидаться возвращения ничтожной домоправительницы…
        Глава 7
        « — Бесстыжая!  — сердито воскликнул он.
        — Вздор! Вы просто злитесь из-за того, что я брала ваших лошадей!  — ответила она».
    Джорджетт Хейер. «Великолепная Софи»
        — Где вас носило, черт возьми?!  — рявкнул Колин, врываясь на кухню в сопровождении Гордона.
        Шугар Бет, размещавшая по шкафчикам покупки, спокойно подняла глаза.
        — Бегала по вашим поручениям, ваше величество.
        — Вы взяли мою машину.
        — Ожидали, что потащу все это на себе?
        — Ожидал, что возьмете свою.
        — Ваша мне больше нравится.
        — Вне всякого сомнения,  — прошипел он, надвигаясь на нее.  — В точности как мне когда-то нравился ваш новехонький ярко-красный «камаро», который вы водили в школе. Тем не менее я почему-то не поспешил удрать на нем к подружке, не так ли?
        — Бьюсь об заклад, попади ключи в ваши лапы, смылись бы с машиной в два счета. Та жестянка, на которой вы рассекали, была настоящим позором.
        — Единственное, что я тогда мог себе позволить.  — Он подхватил ключи с разделочного стола и сунул в карман.  — Где мой ленч?
        — А я думала, знаменитые писатели принимают ленч в жидком виде.
        — Только не сегодня. Уже два часа, а во рту у меня ничего не было, кроме чашки кофе и холодной яичницы.
        — Нужно было есть сразу, как велели, тогда ничего бы не остыло.
        — Увольте меня от наставлений нахальной служанки!
        — Прекрасно!
        Шугар Бет бросила пакет риса на стол.
        — А теперь, черт побери, оставьте меня в покое, и я принесу ленч, как только он будет готов.
        Колин ответил леденящим взглядом и спросил:
        — Враждебность? Не слишком рано?
        — Выбирайте: враждебность или нахальство. Ничего другого не дождетесь.
        — Позвольте напомнить, что в ваши обязанности входит приготовление ленча, и надеюсь, впредь он будет подаваться в более подходящее время.
        Он повернулся к ней спиной, эффектно закончив дискуссию, но вместо того чтобы вернуться в кабинет, проследовал в солярий и бросился в большое кресло у окна — сплошная гибкая грация и бьющее через край недовольство.
        Убирая в холодильник скоропортящиеся продукты, она исподтишка наблюдала за Колином. Тот рассеянно побарабанил пальцами по подлокотнику, скрестил и снова вытянул ноги…
        Шугар Бет спрятала лук в кладовую и покачала головой, решив, что вряд ли ее поведение так уж волнует его. Нет, причина явно в чем-то другом…
        Подняв упавший на пол пакет, она громко заявила:
        — Возможно, вам это не известно, но мой второй покойный и постыдно не оплакиваемый муж, Сай Загурски, был не только каскадером, но еще и воображал, будто пишет песни.
        — Не может быть!
        — В стиле паршивого кантри-вестерна. Сай обычно был очень милый, даже когда напивался, что, должна признать, случалось почти каждый день. Но пьяный или трезвый, в те минуты, когда он обдумывал свой очередной шедевр, к нему было лучше не приближаться. Он мгновенно выходил из себя и начинал орать.
        — К какой же именно части беседы я должен проявить интерес?  — высокомерно осведомился Колин, не пытаясь, однако, встать, и она, высыпая апельсины в миску, поздравила себя с пусть и минимальным, но знанием человеческой натуры.
        — Итак, расскажите мне о вашей новой книге.
        — Какой именно?
        — Той самой, которая побуждает вас вести себя как последний мерзавец, благослови Господь ваше черное сердце.
        Он откинул голову на спинку кресла и вздохнул.
        — В таком случае речь равным образом может идти о любой.
        — Вот как?
        Она сняла целлофан с двух упаковок «Туинкиз», взяла одну и прошествовала в солярий.
        — Я все знаю насчет «Последнего полустанка», и вы заявили, что давным-давно написали еще один роман. А потом?!
        — Продолжение «Последнего полустанка». Сдано издателю в июле. Если хотите знать, оно названо «Отражения».
        «Последний полустанок» заканчивался шестидесятыми: дами, и значит, главными героями продолжения скорее всего окажутся ее родители. Учитывая чувства Берна к Дидди, Шугар Бет решила, что следует как можно скорее ознакомиться с романом.
        — Когда он выходит?
        — Месяца через два.
        — Судя по заголовку, основные роли распределены моими родителями и оконной фабрикой Кэри.
        — Без этой фабрики Парриш умер бы еще в начале шести десятых, как многие маленькие южные города. Так как насчет моего ленча? Готов?
        — Почти.
        Она откусила кусочек печенья и, смело ринувшись навстречу опасности, лениво опустилась на маленький тростниковый стул рядом с Колином.
        — А что вы делаете с самого июля?
        — Путешествовал. Собирал материал для нового романа,  — Он встал и шагнул к окнам, загородив свет широкой спиной.  — Семейной саги, о которой мечтал много лет.
        Она вспомнила смятые бумажные комки, усеявшие пол библиотеки.
        — И как идут дела?
        — Труднее всего начать книгу.
        — Уверена, что вы правы.
        — Это история моей семьи. Трех поколений британской аристократии и трех поколений нищих ирландцев. В художественной форме, разумеется.
        — И все сходится на дочери-аристократке, влюбившейся в сына каменщика?
        — Что-то в этом роде.
        — Но художественная проза совсем не то, что документальная.
        — Это еще не означает, что я не способен на большее!  — буркнул Колин.
        — Разумеется.
        Она не удивилась такой вспышке. Описание жизни маленького городка имело бешеный успех, но давняя попытка написать роман с треском провалилась.
        — Похоже, вы вовсе не бурлите уверенностью.
        Он уставился на ее «Туинкиз».
        — Это натуральная еда?
        — Сомневаюсь,  — отмахнулась она, подбирая кончиком языка кусочек начинки.
        Колин замер, пожирая глазами ее рот. Судя по всему, он остро реагирует на нее, хочет того или нет. Щугар Бет всегда поражалась женщинам, не умеющим завести мужчину, поскольку самой ей это удавалось без труда. Но в один прекрасный день сообразила, что воистину умные женщины поднимаются наверх, полагаясь не на секс, а на собственные мозги, и именно это служит им источником истинного удовлетворения.
        Однако время от времени неплохо воспользоваться тем, чем одарил тебя Господь, так что она продолжала делать минет своему «Туинкиз»; ничего чрезмерно вызывающего — это было бы слишком пошло,  — всего лишь медленное аккуратное вращение язычком, дабы показать чванливому бритту, что он не сумел ее запугать. Вернее, не слишком.
        Он все еще не сводил взгляда с ее губ.
        — Вы искренне наслаждаетесь опасными играми, верно, Шугар Бет?
        — Э… потаскушки обожают развлекаться.
        Берн ответил загадочной улыбкой, прежде чем отвернуться к окну. Она ожидала, что он вернется в кабинет, но ее неугомонный хозяин направился на кухню и принялся изучать покупки.
        — Очевидно, вы не читали инструкций, где я просил покупать только натуральные продукты.
        — Дьявол, так вы это серьезно? А я вообразила, что вы отвергаете меня чему-то вроде испытания. Решили посмотреть, смогу ли я думать собственной головой вместо того, чтобы слепо следовать вашим дурацким приказам.
        И снова надменно вскинутая бровь.
        Шугар Бет невозмутимо доела печенье и вернулась па кухню.
        — Насколько я помню, речь шла о свежих продуктах и по возможности натуральных. Зерновой хлеб, рыба, орехи, йогурт.
        Он повертел в руках пакет «Туинкиз» с вишневой начинкой.
        — Вы питаетесь черт знает чем.
        — Я ела на завтрак овсянку.
        — Вне всякого сомнения, первая нормальная еда с тех пор, как вы сюда попали. И то вы буквально утопили ее в сахаре.
        — Должна же я поддерживать силы. Мой босс — настоящий надсмотрщик над рабами.
        Но тут Колин заметил связку книг из магазина Джуэл и потерял интерес к продуктам. К несчастью, первым под руку попался роман Джорджетт Хейер. Шугар Бет поспешно выхватила томик из его руки.
        — Идеальный пример мелкого воровства слуг, о котором вы толковали, чтобы оправдать свою скупость.
        Колин мельком глянул на чек, прежде чем открыть один из справочников.
        — Вижу.
        Шугар Бет немного понаблюдала за ним и покачала головой.
        — Если понадобится помощь с новой главой, которую пытаетесь написать… той самой, что довела вас до столь бодренького настроения, дайте мне знать. У меня миллион идей.
        — Могу себе представить.
        Ей следовало тут и остановиться, но она еще не научилась справляться с тенденцией к крайностям.
        — Я, например, уверена, что могла бы написать потрясающую секс-сцену.
        — Буду иметь в виду.
        — Вы, разумеется, собираетесь вставить кучу секс-сцен, верно? Без них роман вряд ли будет продаваться.
        Его глаза скользнули от ее ключиц к грудям. Этот человек разбирается в географии женского тела!
        — Вы, кажется, много знаете о написании романа, верно?
        — Только не о сценах лесбийской любви. Понимаю, как вы, мужчины, их любите, но в этой стране большинство покупательниц романов — женщины, а нас подобные истории плохо заводят,  — пояснила Шугар Бет, но, вспомнив о Джуэл, добавила: — Хотя, полагаю, что впихнуть одну-другую вполне можно.
        — Впихнуть?! Интересное выражение.
        — У меня всегда был литературный дар,  — кивнула Шугар Бет, небрежно поигрывая бирюзовой бабочкой.  — Лично мне хотелось бы написать сцену секса с одной женщиной и двумя мужчинами. К чему мелочиться, пусть будут трое.
        — Скорее всего именно так и была изобретена порнография.
        — Можно подумать, все эти лесбийские сцены, которые вы собираетесь написать, не порно!
        — Я вовсе не собирался…
        — Понимаю,  — пренебрежительно отмахнулась она.  — Гетеросексуальные мужчины остро чувствуют угрозу своей мужественности, когда в постели оказывается больше одного представителя их пола. Но если женщина остается в середине, не вижу, что тут такого особенного.
        — Судите по личному опыту?
        — Если я расскажу, нарушу обет молчания и испорчу всю таинственность,  — объявила Шугар Бет, натягивая на лицо улыбку королевы красоты.  — А теперь идите и дайте мне спокойно работать.
        Но он, не поддавшись на удочку, уселся на табурет у разделочного стола и погрузился в книгу. Перед глазами Шугар Бет замелькали непристойные постельные сцены, в которых присутствовали она и Колин, обнаженные и слившиеся в объятиях. Она добавила туда же Джорджа Клуни, а потом для смеха и Хью Джекмена. Немного полюбовалась изображением, перекрутила пленку, но тут же сообразила, что ей не нравится увиденное. Вместо того чтобы все внимание уделять ее обнаженному телу, Джордж и Хью обсуждали футбол! Она пыталась перестроить мизансцену, но оба оказались заядлыми болельщиками, и не успела она опомниться, как они покинули ее ради матча с «Беарс». И это означало, что она и Колин остались одни. Голые.
        Ее соски напряглись. К счастью, он, похоже, настолько углубился в книгу, что ничего не замечал.
        Прошел всего год со смерти Эммета, а она уже предается сексуальным фантазиям о человеке, ненавидевшем ее до глубины души. Час от часу не легче. Когда она уже считала, что обрела некую толику здравого смысла, все старые мазохистские привычки вернулись и стучатся в дверь, надеясь вновь водвориться на прежнее место.
        «Обещай, Шугар Бет, что не будешь тратить время на траур по мне. И так жила словно монахиня невесть сколько лет. Все это и без того продолжалось слишком долго. О нет, вовсе не так долго!»
        Она подумала о когда-то могучем, но под конец совершенно истаявшем теле Эммета, и прежняя, смешанная с яростью любовь наполнила ее.
        «Почему тебе вздумалось заболеть, старый осел? Не говоря уже о том, чтобы умереть! Ты мне нужен, неужели не понимаешь?!»
        Он был любовью всей ее жизни, и иногда боль становилась невыносимой.
        Колин все-таки встал и вернулся в кабинет. Она наскоро состряпала ленч: сандвич с индейкой на зерновом хлебе и в качестве дальнейшего наказания — большую пригоршню пророщенных бобов. Он снова сидел за компьютером, поэтому она оставила поднос на углу письменного стола и потихоньку удалилась.
        В перечислении ее обязанностей указывалось, что раз в неделю на дом выезжает специальная служба уборки, но она должна застилать герцогскую постель и чистить ванну. И поскольку оба вида деятельности давали возможность обыскивать помещения, она направилась наверх. Гордон, сытый по горло писательской жизнью, поплелся за ней.
        Дымного цвета краска сменила розовые обои Дидди с цветочным рисунком, и в стены были вмонтированы современные медные светильники. Поднявшись по лестнице, она посмотрела вправо и тоже увидела изменения: другая краска и лепнина, иное освещение, изящная стальная скульптура на постаменте из матового стекла… И слева все было переделано. Вместо коридора, ведущего в спальни Дидди и Гриффина, она увидела арку в неоклассическом стиле, обрамлявшую нишу, в которой виднелись двойные двери. Непостижимо! Старой двери на чердак, расположенной в конце коридора, просто не существовало!
        Она бросилась в хозяйскую спальню: просторное помещение с арками, картинами, модной мебелью и огромной кроватью с четырьмя кручеными металлическими столбиками. Ближайшая дверь вела в ванную размером с кафедральный собор. Вторая открывалась в роскошную, пахнущую кедром двухкомнатную гардеробную с тиковой скамьей. Шугар Бет искала повсюду, но не смогла найти выхода на чердак. Пришлось забраться в другое крыло.
        Ее бывшая спальня вместе со старой комнатой для рукоделия превратилась в современный домашний гимнастический зал. В еще одной спальне для гостей был устроен маленький, заставленный книгами кабинет, а в третьей, шикарно обставленной, находилось нечто вроде салона. Она заглядывала в шкафы и кладовые, отодвигала сундуки, обыскала каждый уголок.
        Дверь на чердак исчезла.
        Райан проворочался в постели до полуночи и проснулся в половине пятого. На сегодня было назначено совещание с администрацией профессиональной безопасности и здоровья, для которого требовалась ясная голова, а его вот уже недели две как мучила бессонница. А ведь ему бы следовало спать как младенцу. И почему бы нет? У него чудесная жизнь: любимая семья, интересная работа, прекрасный дом, хорошие друзья. Словом, он счастливейший в мире человек.
        Уинни тихо вздохнула во сне и прижалась к нему. От нее слабо пахло духами, которыми она подушила ложбинку на горле, прежде чем он вернулся с работы. Она всегда так делала. И не только это: причесывалась, обновляла макияж. Другие мужчины жаловались, что жены сразу после свадьбы опускаются, перестают следить за собой, но Уинни с каждым днем становилась красивее. Идеальная супруга: умная, добрая, любящая. Разительный контраст с Шугар Бет, требовательной, темпераментной, тщеславной и избалованной стервой.
        Потрясающей, великолепной стервой, умевшей повергнуть его из экстаза в отчаяние и снова в экстаз одним взмахом ресниц. А когда она разбила его сердце, Райан думал, что умрет от боли, и только обожание в глазах Уинни стало бальзамом для его ран.
        Уинни забросила руку ему на бедро. Она спала голой. Почти всегда. Податливая. Готовая на все. Он никак не мог осознать своего везения. Правда, временами ему хотелось, чтобы она не старалась так сильно, но это только потому, что он чувствовал себя виноватым, зная, как беспредельно она отдает себя. Сколько вносит в их брак. Куда больше, чем он сам. Но что он мог предложить, когда она уже успела обо всем подумать?
        Зная, что все равно не уснет, он выскользнул из постели, и внутренний радар Уинни немедленно сработал.
        — Что-то случилось?
        — Хочу немного пробежаться.
        Он натянул одеяло на ее обнаженные плечи и надел спортивный костюм. Хотя для пробежки еще слишком рано, можно просмотреть кое-какие документы.
        Выйдя в коридор, он заметил, что Джи-джи повесила на дверь своей спальни новый постер, хотя ей было строго-настрого приказано держать все подобные произведения искусства в своей комнате. В последнее время она начала расспрашивать о Шугар Бет, называя ее Та, Имя Которой Запретно, в подражание злому Волдеморту в книгах о Гарри Поттере. Паршивка!
        Они никогда не пытались скрыть от нее правду, так что девчонка знала о родстве между Уинни и Шугар Бет, но все тонкости и сложности их отношений были недоступны уму тринадцатилетнего подростка. Вероятно, ее любопытство вполне естественно, но в последнее время она была положительно неуправляема, так что от ее вопросов становилось неловко. Она вполне способна остановить Шугар Бет на улице и задать те же вопросы, какие задавала родителям. Пришлось запретить ей общаться с теткой.
        Ах, если бы кто-то мог сделать то же самое и для него!
        Когда пришла пора ехать на работу, Райан успел взять себя в руки. На фабрике его приветствовал трехэтажный, заново обставленный в стиле ар деко вестибюль с широкими окнами. Он так и не освоился с тем фактом, что в тридцать три года стал одним из главных руководителей компании той фабрики, где всю жизнь трудились его родители: отец — маляром, а мать — делопроизводителем. Он заработал эту должность, так же как и уважение служащих, тяжелым трудом и преданностью делу и никогда не принимал свое положение как должное.
        Процент несчастных случаев на фабрике был ничтожен, и совещание шло своим чередом, когда во время обхода помещений секретарь отвела Райана в сторону и сообщила, что звонит директор школы Джи-джи. Ева никогда не звонила ему на работу, и поэтому он тут же извинился и подошел к телефону в конторе погрузочного склада.
        — Ева, это Райан. Что стряслось?
        — У меня в кабинете сидит Джи-джи. Срочно требуется твое присутствие.
        — С ней все в порядке?
        — Да. Зато у Челси Кифер сломано запястье. В раздевалке Джи-джи толкнула ее на шкафчик.
        — Джи-джи на такое не способна.
        Он оперся бедром о стол и взглянул в окно на погрузочную платформу. Его место занял Крейг Уотсон, один из заместителей, но он не был в курсе новых правил техники безопасности, и Райану следовало бы вернуться как можно скорее.
        — Позвони Уинни. Она обо всем позаботится.
        — Уинни отправилась в Мемфис на целый день. Тебе нужно приехать.
        Он совсем забыл, что сегодня Уинни собиралась закупать товар.
        — Я сейчас не могу. Буду около пяти.
        Если Уинни к тому времени не вернется, он сдвинет свой график. До чего же не вовремя! Но он что-нибудь придумает.
        — Это не может ждать так долго. Джи-джи ведет себя крайне агрессивно, а мать Челси вне себя. Заявляет, что отправится в полицию и напишет заявление.
        — Заявление?
        — Вот именно. Так что давай быстрее сюда.
        Джи-джи никогда не видела отца в таком гневе. Костяшки пальцев, сжимавших рулевое колесо, побелели, желваки на скулах ходили ходуном. Он никогда не бил ее, но, с другой стороны, и она никогда не творила ничего подобного, и сейчас, вполне возможно, ее ждет хорошая трепка.
        Он ни слова не сказал ей с тех пор, как они вышли из кабинета директора. Ей хотелось заорать, чтобы поскорее покончить со всем этим и одновременно оттянуть расправу. По чести говоря, она вовсе не хотела сломать Челси руку.
        При мысли об этом у нее засосало в животе. Всю неделю Челси вела себя хуже последней суки, возможно, потому, что ругалась со своей мамашей, но это еще не причина заявлять, будто Джи-джи снова начала задирать нос, потому что слишком богата. Она так довела Джи-джи, что та сказала, что Челси растолстела, как свинья. И хотя это было чистой правдой, Челси завопила, что ненавидит Джи-джи, как все остальные, а потом Джи-джи вроде бы толкнула ее, даже не так уж и сильно, да вот только дверца шкафчика оказалась открытой, Челси с размаху влетела внутрь и сломала запястье. И теперь все винили Джи-джи.
        Кусок съеденной на ленч пиццы из кафетерия стоял комом в горле. В ушах раздавался звук, который издала Челси, когда кость переломилась: придушенный вскрик.
        Джи-джи судорожно сглотнула, чтобы пицца провалилась вниз.
        Когда отец наконец вошел в кабинет, Джи-джи была так напугана угрозами матери Челси пожаловаться в полицию, что ей хотелось броситься ему на шею и заплакать, совсем как в детстве. Но он даже не взглянул на нее. И теперь не повернул головы.
        Миссис Уайтстоун исключила Джи-джи из школы до конца недели и велела посидеть в приемной, пока говорят взрослые. Матери Челси всегда нравился отец Джи-джи. Она даже вроде как флиртовала с ним, что совсем не нравилось Джи-джи, но сейчас, возможно, было только на руку. Потому что она перестала визжать и затихла. Правда, отец вышел из кабинета с таким лицом, словно хотел убить кого-то, и, по мнению Джи-джи, отнюдь не мать Челси.
        Одноклассники всегда твердили, что ей повезло иметь таких молодых родителей, потому что те помнили, каково это — быть подростком. Но сейчас, похоже, в отце не осталось никакого сочувствия подросткам.
        Неприязнь снова вспыхнула в ней. Отец в ее годы считался самым популярным парнем в школе. Она сама читала об этом в школьном журнале. А мать никогда не попадала в неприятности. Видно, Джи-джи пошла не в них.
        Не в силах вынести гнетущего молчания, она потянулась к клавише радио.
        — Оставь радио в покое.
        Обычно они слушали музыку вместе, но, судя по тону, больше этого не будет.
        — Челси первая начала.
        — Я не желаю ничего об этом слышать.
        — Так и знала, что ты примешь ее сторону.
        Он бросил на нее холодный взгляд:
        — Предлагаю тебе закрыть рот и прикусить язык.
        Она и пыталась, но это было так несправедливо и становилось еще хуже, оттого что он не обнимет ее, не стиснет крепко-накрепко, не скажет, что все будет хорошо.
        — Конечно, я не настолько идеальна, как вы с ма когда-то!
        — Это не имеет никакого отношения к твоей матери или ко мне. Беда в том, что вот уже несколько месяцев ты ведешь себя как наглое отродье, а сегодня дело дошло до рукоприкладства. Повезло еще, что ее мать не стала жаловаться з полицию. Всякие поступки приводят к определенным последствиям, Джи-джи, и поверь, тебя ждут самые серьезные.
        — Однажды ты сломал ключицу какому-то мальчишке. Сам говорил.
        — Но все случилось на футбольном поле!
        — Это тебя не оправдывает.
        — Ни слова больше!
        Вечером, после возвращения матери, ее заставили сесть в гостиной. Говорил в основном отец, напирая на то, как они разочарованы в ней и насколько серьезным был ее проступок. Она все ждала, когда отец скажет, что, несмотря ни на какие преступления, они по-прежнему ее любят. Но так и не дождалась.
        — Следующие две недели ты не имеешь права подходить к телефону,  — постановила наконец мать.  — А также смотреть телевизор и выходить из дома одна. Только с кем-то из нас.
        — Какая несправедливость! Вам никогда не нравилась Челси! Считали, что она плохо на меня влияет. Зато вы обожаете Келли Уиллман!  — выпалила Джи-джи.
        Отец проигнорировал страстную тираду дочери.
        — Кроме того, придется много работать, чтобы не отстать от класса. Самой проходить пропущенный за время твоего исключения материал.
        Можно подумать, она не сможет все нагнать через три секунды!
        — Тебе также следует извиниться перед Челси,  — добавила мать.
        Джи-джи вскочила:
        — Пусть первая извиняется, раз сама меня довела!
        — Это несравнимо. Ты сломала ей руку.
        — Я не хотела!
        Но оба не желали ничего слышать. И снова начали долбить свое, не понимая, что Джи-джи и без того чувствовала себя последним дерьмом и все рассуждения о ее порочности только надрывали душу. Родители совершенно забыли, что это такое — быть подростком, и потом их никто не ненавидел так, как ее, Джи-джи. Они были самим совершенством в отличие от дочери. Что же, она не идеал. Не похожа на них. Она…
        Она пошла в тетку.
        Слово прокатилось в ее мозгу, как большой блестящий шарик. Тетка. У нее было немного родственников: бабушка Сабрина и бабуля Галантайн да еще дядя Джереми, но он был намного старше отца и до сих пор не женат.
        Оставался только один человек. Пусть Шугар Бет Кэри — тетка только наполовину, но все же...
        «Сивиллы» много говорили о ней, когда воображали, будто Джи-джи не слушает. И о том, как в школе все лизали ей задницу. Как-то Колин сказал, что Шугар Бет была одной из самых способных в классе, но «Сивиллы» не поверили, потому что она всегда получала паршивые оценки. Все же Колин видел результаты контрольных, так что должен знать, хотя никогда никому не открывал, какими были эти результаты. Вот Шугар Бет наверняка поняла бы, что приходится выносить Джи-джи. Но па запретил встречаться с ней. Сказал, что если даже Джи-джи увидит ее на улице, пусть не вздумает здороваться, потому что он слишком хорошо знает свою доченьку, и та ни за что не ограничится одним «здравствуйте», а кроме нее, никто не желает вытаскивать старые скелеты из шкафов.
        Но это вовсе не старые скелеты. Это жизнь Джи-джи. И она просто должна поговорить с кем-то, кто поймет. Даже если за это ей до конца дней запретят пользоваться машиной.
        Глава 8
        «Теперь ты принадлежишь мне — душой и телом!»
    Джорджетт Хейер. «Эти старые тени»
        Голос Колина обрушился на Шугар Бет струей холодной воды:
        — Что вы здесь делаете?
        — Стелю вашу постель.
        — Ну так вот, стелите чьи-нибудь другие постели.
        — Вы снова забыли надеть счастливую улыбку.
        Она выпрямилась, балансируя на мыске туфельки, согнув колено другой ноги, и снова перегнулась через кровать, демонстрируя безупречные очертания округлой попки. Единственное оставшееся у нее оружие, которое приходилось пускать в ход возможно чаще все те девять дней, что она на него работала. И что из того, если все эти сексуальные выверты неизменно заставляли ее сознавать его присутствие куда острее, чем хотелось бы? Он-то этого не знает! Или знает? Неприятная особенность чувственных игр: никогда не можешь быть уверен, кто кого достает больше.
        Черт возьми, до чего же гнусно существовать в одном доме с собственным старым учителем английского, особенно если старый учитель английского вовсе не стар и телосложение у него такое, которое всегда привлекало ее: высокий, стройный, широкоплечий и узкобедрый. Не говоря уже о мозгах. Прошло много-много лет, прежде чем она научилась находить интерес именно в этой части мужского организма, но, приобретя наконец привычку, не собиралась от нее отказываться.
        Она не торопясь взбила последнюю подушку. Его званый обед был назначен на завтрашний вечер, и вскоре должен был прибыть грузовик прокатной компании. Хотя столовая во Френчменз-Брайд была достаточно велика, все же не могла вместить тридцать человек гостей, и она взяла напрокат столики поменьше, чтобы расставить внизу. Агент и редактор прилетали из Нью-Йорка. Но Колин разыскивал материалы к книге в «Старом Мисе», и большинство гостей собирались приехать из Оксфорда.
        Большинство, но не все.
        — Сколько местных, говорите, вы пригласили?
        Он не показал ей официального списка гостей, и она не успокоится, пока не узнает, что не будет вынуждена прислуживать тем, кого хотела бы всячески избегать.
        — Я уже говорил: двое здешних библиотекарей, которых вы не знаете, а также Эрон Лири и его жена.
        Эрон, теперешний мэр Парриша, учился в школе вместе с Шугар Бет, но так как был президентом шахматного клуба и к тому же черным, они вращались в разных кругах. Она помнила его милым, серьезным мальчишкой, так что, возможно, в свое время не пыталась делать ему пакости. Прислуживать однокласснику унизительно, но, поскольку он мэр, такое можно вынести.
        — А как насчет его жены?
        — Карис. Прелестная женщина.
        — Не увертывайтесь. Вы понимаете, о чем я.
        — Мы уже все обсудили.
        Шугар Бет потянула за кончик одеяла.
        — Имя Карис ни о чем мне не говорит.
        — Кажется, она из Джексона.
        — Почему вы сразу этого не сказали?
        — Простите. Неужели я невольно дал понять, что собираюсь облегчить вам жизнь?
        — Просто странно как-то, что у вас так мало друзей в Паррише. Впрочем, если хорошенько поразмыслить, тут нет ничего странного.
        Он снял часы.
        — Завтрашний обед — чисто деловое предприятие.
        — Знаю. Чтобы отблагодарить людей, которые помогли вам с «Отражениями». Но разве здесь, в городе, таких не больше, чем в Оксфорде?
        — Ваша тетка умерла. Хэнк Уидерз в больнице, а миссис Шейбл уехала к дочери в Огайо. Может, закончим этот разговор?
        Он стал неспешно расстегивать рубашку. Как особа, ответственная за стирку, она знала, что он не носит нижнего белья, но предпочитает трусы-"боксеры" в ярких тонах. Похоже, она чересчур много о нем знала.
        — Могли бы по крайней мере подождать, пока я не уйду, прежде чем раздеваться,  — сухо процедила Шугар Бет, которой совсем не нравилось то неоспоримое обстоятельство, что его присутствие неизменно выводило из комы ее внутреннюю порочную сущность.
        — А это вас беспокоит?
        Эротическое пип-шоу продолжалось. Одна пуговица сменялась другой. Под неотступным взглядом Колина хотелось поежиться.
        — Только потому, что я видела ту книгу, которую вы читали.
        Полы рубашки разошлись.
        — И какую же именно книгу я читал?
        — «Эротическую жизнь викторианского джентльмена». Тоже мне, джентльмен! Уж скорее бродячий пес! Там целые главы посвящены хозяевам и горничным!
        Он со зловеще-надменным видом сунул большой палец за пояс слаксов.
        — Воображаете, что мне в голову могут прийти кое-какие идеи?
        — Не то что воображаю, а знаю наверняка. Догадаться нетрудно.
        Он хмыкнул и исчез в гардеробной. Ей нравилась эта комната, роскошь полированных полок вишневого дерева и оловянной фурнитуры, красивые ящички, вешалки и отделеньица, запах импортной ткани и заносчивости.
        — Это своего рода исследования,  — пояснил он из гардеробной.  — А с чего это вы шарили в моем кабинете?
        — Убирала ваше дерьмо.
        И искала рукопись «Отражений», хотя признаваться в этом не собиралась.
        Шугар Бет поправила абажур на лампе.
        — Глава, повествующая об аукционе девственниц, омерзительна.
        — Ну и ну, да вы всерьез взялись совать свой нос в каждую щель.
        — Мне необходима интеллектуальная стимуляция, иначе я просто загнусь на этой работе.
        Он не закрыл дверь, так что она подошла поближе и заглянула в комнату.
        — Не думаю, что речь идет о каких-то исследованиях. По-моему, вы просто извращенец.
        — Какое грубое определение! Кстати, где мои спортивные трусы?
        На нем все еще были брюки, но рубашка исчезла. Интересно, каким это образом та тощая грудка, которую она помнила еще со школьных времен, превратилась в нечто столь великолепное?
        Он вызывающе подбоченился, и Шугар Бет, сообразив, что от нее ждут ответа, облизнула губы.
        — Понятия не имею.
        Его спортивные трусы лежали на той полке, где он их оставил, но к чему облегчать ему жизнь? Он-то этого делать не собирается!
        Она заметила его ремень, перекинутый через тиковую скамью посреди гардеробной. Берн был крайне аккуратен, и она подозревала, что он всячески старается не разбрасывать вещи, чтобы потом не убирать за собой.
        — Я думала, что вы упражняетесь по утрам.
        — И днем тоже, когда взбредет в голову.
        — И сегодня вам взбрело в голову, потому что снова застряли, верно?
        — Вам что, нечего делать? Может, отмыть что-нибудь особенно грязное?
        — Вы швыряете на пол так много бумаги, что я подумываю купить вторую корзинку для кабинета.
        — Не угодно ли отвернуться, пока я снимаю штаны?
        — Это едва ли не единственное преимущество моей работы, так что нет, не угодно.
        Посторонний вряд ли определил бы, является ли легкий изгиб уголков губ улыбкой или выражением презрения, но ей нравилось твердить себе, что он находит ее куда более забавной, чем хотел бы. Поэтому она прислонилась к косяку.
        — Итак, можете объяснить, почему вдохновение вас покинуло? В нормальных условиях я рекомендовала бы секс-сцену — кстати, если припоминаете, я питаю к ним особое пристрастие,  — но после того, что прочла сегодня в гнусной книжонке, просто опасаюсь вас воодушевлять.
        — Это долгая и сложная история, и я пытаюсь ввести новый персонаж. Эта дама причиняет мне немало неприятностей, вот и все.
        — Шерше ля фам.
        — Совершенно верно.
        Он поднял брошенный ремень, очевидно, только затем, чтобы лишний раз подействовать ей на нервы.
        — Фанни — одна из главных героинь. Молода, благородна, хорошо воспитана, но бьется в тисках условностей викторианского общества.
        — Ее можно олицетворить с… эй, это мое имя!
        Единственный раз в жизни ей, похоже, удалось застать его врасплох.
        — О чем это вы?
        — Мое настоящее имя — Фрэнсис Элизабет Кэри.
        — Я этого не знал.
        — Разумеется, знали. Никто и никогда меня так не называл, но это имя стоит во всех школьных документах.
        — Значит, давным-давно забыл.
        — Сильно в этом сомневаюсь.
        Он пропустил ремень сквозь пальцы.
        — Идите работайте. Вы меня раздражаете.
        — Надеюсь, ваша Фрэнсис не окажется очаровательной блондинкой с безупречным вкусом.
        — Эти штаны сейчас поползут вниз независимо от того, смотрите вы или нет,  — предупредил он, расстегивая молнию.
        Она успела мельком увидеть сильные мускулистые бедра. Игнорируя прошивший спину озноб, она напомнила себе, что существуют вещи поважнее, чем его тело. И поэтому направилась в ванную и прижала к лицу его мокрое полотенце, прежде чем повесить на сушилку. Прошло девять дней, а она так и не смогла найти двери на чердак. Дважды как бы между делом она задавала осторожные вопросы, но в первый раз он не успел ответить, как зазвонил телефон. Во второй раз Гордона угораздило пулей помчаться за белкой, и разговор прервался сам собой. Белка, черт бы его побрал! До чего же она ненавидит этого пса!
        Званый обед дает неплохой повод спросить его в третий раз.
        Поэтому Шугар Бет вернулась в спальню и повысила голос в надежде, что он услышит из гардеробной:
        — Сегодня утром я снова позвонила флористу. Передала, что вы не хотите, чтобы цветочные аранжировки выглядели слишком женственными, поскольку не стоит лишний раз подтверждать упорные слухи о вашей «голубизне». Сама она христианка, поэтому отнеслась ко мне с пониманием.
        Ей показалось, что из гардеробной донесся вздох. Шугар Бет довольно ухмыльнулась как раз в тот момент, когда Берн показался на пороге в кашемировых серых спортивных трусах и с синей футболкой в руке.
        — Интересно,  — протянул он,  — что-то не помню, чтобы я хоть словом обмолвился о цветах.
        Она с трудом оторвала взгляд от его груди.
        — Выказывай вы хоть немного больше интереса к футболу, уверена, что эти слухи давно умерли бы естественной смертью. К тому же ваша манера выражаться, как маменькин сыночек, просто отвратительна.
        Его губы дернулись, что неожиданно обозлило ее, потому что она стремилась не развлекать его, а вывести его из себя. Поэтому Шугар Бет небрежно уперлась рукой в бедро и скучающе поморщилась.
        — Обед уже завтра, и я думаю, что «Споуд»[3 - Марка английского фарфора, производимого фабрикой Споуда в Стоуке-на-Тренте. Здесь имеется в виду обеденный сервиз.] Дидди должен храниться на чердаке. Сегодня днем поднимусь и проверю,  — бросила она и затаила дыхание.
        Он натянул футболку.
        — Не трудитесь. Фирма, обслуживающая обед, привезет свою посуду.
        — Чего и ожидать от иностранца! Вы, разумеется, не знаете, но здесь, в Миссисипи, использовать посуду фирмы, а не фамильное наследие считается неприличным.
        — Все фамильное наследие, что хранилось на чердаке, давно ушло.
        — То есть как? Что значит «ушло»?
        — Уинни продала все, что там было, еще до моего переезда сюда.
        Он и не пытался смягчить то, что даже самый бесчувственный человек посчитал бы жестоким для нее ударом.
        — Продала?
        Опять оно. Это тревожное чувство, что она потеряла все. Пришлось мысленно представить широкую улыбку Дилайлы, чтобы окончательно не развалиться.
        — У нее было право,  — заметил он.
        — Да, полагаю, что так.
        Она отвела руку за спину и с такой силой стиснула кулак, что ногти впились в ладонь.
        — Все же она могла кое-что и просмотреть. У Дидди было немало тайников.
        Но он уже вышел из комнаты.
        Мерное шуршание «беговой дорожки» обычно успокаивало его, но сегодня явно чего-то недоставало. Нужно выйти на свежий воздух. Поработать руками. Бороться с сексуальным притяжением Шугар Бет и без того было достаточно трудным, не говоря уже о том, что приходилось заодно противиться ее чарам, хотя и, как он понимал, вполне расчетливым. И это ему не нравилось. Как, впрочем, и злой юмор, который она была готова в любую минуту обратить как на себя, так и на него. И острый ум, то и дело проблескивавший под маской милой, хорошо воспитанной простушки-южанки. Он, разумеется, знал, какова она на самом деле, но не ожидал, что это проявится в такой форме.
        И где она нашла столько мужества, не говоря уже о странноватой, но тем не менее впечатляющей уверенности? Она готовила вполне приемлемую еду, куда лучше, чем он сам стряпал для себя, и хотя пренебрегала большинством его инструкций, но только теми, которые были специально изобретены, чтобы ее позлить. Каким-то образом ей удалось отделить разумное от бессмысленного и действовать по своему усмотрению. Нет, это ему совершенно не нравилось.
        Он вытер пот со лба и прибавил скорость «бегущей дорожки». Сегодня она опять напялила очередной облегающий топ, на этот раз серебристо-голубого цвета в тон глазам. А вырез сердечком был достаточно глубок, чтобы он мог постоянно видеть чертову бабочку, порхавшую с одной груди на другую. Ему следовало бы исполнить сбою угрозу купить ей униформу, но все как-то руки не доходили.
        Старая неприязнь почему-то угасла. Поставить ее на колени оказалось не так легко, как он думал. Однако он еще не все козыри выложил. И живо представлял, как эти прекрасные голубые глаза роняют по крайней мере несколько слезинок искреннего сожаления. И тогда он наконец сможет перевернуть последнюю страничку этой ужасно старой и скучной главы своей жизни.
        «Бежишь домой, с позором поджав хвост? Хотел бы я, чтобы твоя мамаша увидела своего драгоценного мальчика!»
        Он снова прибавил скорость и принялся быстрее шевелить ногами, но и это не помогло. Руки стосковались по знакомой тяжести кирпича и камня.
        Гордон все-таки оказался не совсем бесполезным. Еще до того, как звонок каретного сарая залился трелью, он принялся лаять. Шугар Бет отложила книгу, которую успела умыкнуть из потрясающей библиотеки Колина. Удивительно, что Гордон послушно трусил домой каждый вечер, вместо того чтобы остаться со своим любимым Колином. Правда, он по-прежнему умудрялся подставить ей ножку, пока они брели через двор, но тем не менее послушно шел за ней, и в каретном сарае становилось чуть менее одиноко.
        Она неохотно встала. Даже когда жизнь катилась гладко, хорошие новости вряд ли стучатся в дверь в десять вечера.
        Пока она шла к двери, Гордон продолжал лаять. Шугар Бет отодвинула занавеску на боковом окне и не увидела ничего более зловещего, чем силуэт молоденькой девушки.
        — Молчать, Гордон!
        Пришлось зажечь свет на крыльце. Стоило приоткрыть дверь, как Гордон вырвался вперед и осторожно лизнул щиколотки девочки. На вид ей было лед тринадцать-четырнадцать: худенькая, длинноногая и очень красивая, пока еще несовершенной, неоформившейся красотой, замершей на грани между детством и отрочеством, и это, возможно, отравляло ей жизнь. Прямые, доходившие до плеч каштановые волосы заправлены за уши. А одежда… просто ужас: бесформенные штаны, размера на два больше, чем нужно, и потрепанная мужская ветровка, прикрывавшая бедра. Шугар Бет на мгновение залюбовалась ее круглым изящным личиком с широким, чуть великоватым для таких нежных скул ртом. Даже в слабом свете лампочки над крыльцом можно было разглядеть ее светло-голубые, странно контрастирующие с темными волосами глаза.
        Гордон поплелся во двор и стал шарить носом в кустах. Девочка уставилась на Шугар Бет, как на привидение. Та терпеливо выжидала и, не дождавшись объяснений, наконец заговорила сама:
        — Могу я вам помочь?
        Девочка нервно облизнула губы и провела по доске носком ботинка на толстой подошве.
        — Да, мэм.
        Голос оказался неожиданно хрипловатым, больше подходившим женщине постарше. Было в юной незнакомке что-то тревожащее, почти близкое, хотя Шугар Бет никогда раньше ее не встречала. Ей даже стало не по себе. Какое-то неприятное предчувствие ворохнулось в душе.
        Девочка с трудом сглотнула, напрягая горло.
        — Я… э… вроде как… ваша племянница.
        — Племянница? Не понимаю.
        Но она сразу поняла.
        — Я… это… Джи-джи Галантайн.
        Как странно звучало это имя в сочетании с фамилией. Его фамилией. Джи-джи. Дочь Райана.
        Желание, неожиданное, острое, сладостно-горькое, сжало сердце. Дитя Райана. Дочь, которая могла быть ее дочерью. Как случилось, что она умудрялась терять тех немногих порядочных мужчин, которых любила и которые любили ее? Райана по глупости, а Эммета… возможно, в наказание за то, что она сотворила с Райаном.
        Но эта девочка была также ребенком Уинни, и, осознав это, Шугар Бет похолодела. Неудивительно, что она показалась ей знакомой. Серебристо-голубые глаза Гриффина Кэри проложили дорогу в следующее поколение.
        Джи-джи выпростала руки из карманов ветровки.
        — То есть понимаю, что это ужасно невежливо и все такое, особенно вламываться в чужой дом, но я подумала, а вдруг вы не знаете обо мне. Конечно, я не должна быть здесь и тому подобное, но просто захотелось сказать «привет».
        Господи, как она устала. День тянулся бесконечно. Колин и его голая грудь. Званый обед. Потом расстроивший ее звонок от Дилайлы, которая пришла в отчаяние, потому что Шугар Бет не сможет приехать на День семьи. Очередные эмоциональные сложности ей ни к чему, а от этой светлоглазой девочки не жди ничего, кроме бед.
        — Не считаешь, что уже немного поздно?
        — Да, мэм. Па убьет меня, если узнает.
        Трудно представить, чтобы уравновешенный Райан кого-то убил… но в памяти Шугар Бет он остался восемнадцатилетним. Восемнадцатилетний парнишка, лежащий рядом с ней на ярко-красном пляжном одеяле на берегу озера. Тот самый, который обещал ей, что как только они поженятся, немедленно покинут Парриш и переедут в Атланту.
        — Может, стоит вернуться домой до того, как это случится?
        Девочка уставилась на свои ботинки и нервно шаркнула ногой.
        — Я вроде как надеялась, что мы сможем потолковать.  — Она резко вскинула голову, и в глазах мелькнул вызов.  — Потому что вы моя тетка и все такое.
        — Не думаю, что твои родители будут так уж счастливы, узнав об этом.
        — Они мне не хозяева. И пусть не командуют.
        Шугар Бет, заметив упрямо выдвинутый подбородок, крепко сжатые губы, подавила вздох и отступила, давая ей пройти. Рано или поздно разразится ужасный скандал, придется платить по счетам, и, можно побиться об заклад, именно Шугар Бет окажется у кассы первой.
        — Правда? Я могу войти?
        Она едва не сшибла Шугар Бет с ног, стараясь поскорее ворваться в дом. Гордон прыгнул на крыльцо и побрел за ней.
        — Всего на несколько минут,  — предупредила Шугар Бет, закрывая дверь.  — Тебе наверняка давно пора делать уроки.
        — Нет, мэм. Сегодня вечер пятницы. И меня все равно исключили до понедельника.
        Неужели дочь Райана и Уинни способна выкинуть нечто, достойное исключения?! Невероятно! Райан никогда не попадал в переплет, а Уинни даже на уроки не опаздывала.
        — Воображаю, в каком восторге твои родители.
        — Они меня ненавидят.
        Несмотря на вызывающий вид, она выглядит растерянной и несчастной.
        — Искренне в этом сомневаюсь.
        — Ну… может, не ненавидят, но ужасно злятся.
        — Почему меня это не удивляет?
        — Вы не можете встать на их сторону!  — крикнула она, сжимая кулаки.  — Просто не можете!
        Шугар Бет присмотрелась повнимательнее. Ее лицо раскраснелось, брови сосредоточенно хмурились. Выражение такое, словно Шугар Бет ее предала.
        Разостланная постель манила, и Шугар Бет пошла по пути наименьшего сопротивления.
        — Ладно, я на твоей стороне.
        Джи-джи закусила губу. Серебристые глаза загорелись тревожной надеждой.
        — Правда?
        — Почему нет?
        — Я так и знала. Потрясающе. Теперь что?
        — Хочешь коку?
        — Да, мэм, если вам не слишком трудно.
        Как всегда… хорошие южные манеры берут верх над рассерженным вызовом.
        Шугар Бет направилась на кухню, где извлекла из холодильника две банки с кока-колой. Немного подумав, развернула гамбургер и уронила на одну из оставшихся от Таллулы тарелок веджвудского фарфора. Вспомнила было о стаканах, но решила, что гостеприимство в столь поздний час тоже имеет свои пределы.
        Джи-джи потащилась за ней на кухню, но тут же присела на корточки, чтобы почесать брюшко Гордона. Тот раскинул латы и разбросал уши по линолеуму с видом полнейшего блаженства.
        — У вас чудесный песик,  — пробормотала она, вскочив, как только Шугар Бет поставила банки на стол. Гордон тоже оживился и принялся тереться головой о ноги девочки: самый дружелюбный бассет во всей вселенной. Джи-джи оглянулась на гостиную: — У вас здесь неплохой антиквариат.
        — Принадлежал когда-то моей тете Таллуле.
        — Знаю. Ма иногда приводила меня сюда. Мисс Таллула не слишком любила детей.
        — Расскажи мне об этом,  — попросила Шугар Бет, показав на стул напротив.
        Джи-джи двигалась немного неуклюже, словно еще не привыкла к длине собственных ног.
        — Трудно поверить, что она была предметом страсти Линкольна Эша.
        Шугар Бет улыбнулась:
        — Ты и об этом знаешь?
        — Все знают.
        Девочка уселась и принялась вертеть банку в руках. Часы работы Сета Томаса мирно тикали в соседней комнате. Джи-джи нагнулась и почесала Гордона за ухом.
        — Сколько тебе лет?
        — Тринадцать.
        Шугар Бет помнила себя в тринадцать. В. тот год у нее выросли настоящие груди и она заставила Райана Галантайна осознать, что в жизни есть кое-что поинтереснее спорта и боевиков.
        Она подвинула тарелку с гамбургером поближе к девочке, но Джи-джи рассеянно отломила кусочек и не стала есть.
        — Так почему же тебя исключили?
        — Не думайте, такого со мной раньше никогда не бывало.
        — Ничего я не думаю. Тем более что совершенно тебя не знаю.
        — Все это вроде как трудно объяснить.
        По мере того, как рассказ разворачивался, набирая силу, гамбургер постепенно превращался в гору крошек. Предательство Келли Уиллман. Дружба с Челси. Раздевалка. Сломанное запястье. У Джи-джи была обескураживающая манера мешать подростковый сленг с вполне литературными оборотами. Истинная дочь своей матери. И выглядела она при этом несчастной и одновременно вызывающей. Знала, что поступила нехорошо, но никак не могла себя заставить признаться в этом.
        Если бы тринадцатилетняя Шугар Бет втолкнула кого-то в шкафчик, Дидди всего лишь выдохнула бы облако дыма и заявила, что хорошо воспитанные юные леди не толкают в шкафчики людей. Даже тех, кто это заслужил. Хорошо воспитанная леди просто повернется и уйдет, устроит божественную вечеринку и позабудет пригласить оскорбившую ее сторону.
        «Огромное спасибо, Дидди. Крайне полезный совет».
        Вполне подходящий момент, чтобы проверить, из чего сделана Джи-джи Галантайн.
        — Бьюсь об заклад, Челси жалеет, что назвала тебя воображалой.
        Джи-джи настолько это понравилось, что она энергично закивала:
        — Я вовсе не деру нос, то есть не моя вина, что мы богаты.
        Шугар Бет ждала. Джи-джи нерешительно прикусила губу, мгновенно растеряв все довольство собой.
        — Я не назвала бы Челси жирной, не наговори она мне гадостей первой.
        — Но ведь Челси действительно жирная, верно?
        — Ее ма позволяет ей есть всякую вредную пакость вроде фаст-фуд.
        Шугар Бет подавила желание накрыть гамбургер салфеткой.
        Джи-джи отхлебнула коки и поставила банку на стол.
        — Мать отвезла меня к ним и заставила извиниться, но Челси и смотреть на меня не захотела. И рука у нее была в гипсе.
        Шугар Бет подбросила немного земли в могилу, вырытую для себя Джи-джи:
        — Думаю, иногда люди получают то, что заслужили. Джи-джи неуверенно поморщилась.
        — Похоже, в тот день она не слишком хорошо себя чувствовала. И у нее нет… ну, понимаете… таких преимуществ, как у меня. Отца, денег и тому подобного.
        Очередное грозовое облако омрачило ее лицо.
        — Зато ма — ее лучший друг. Ее ма все понимает.
        В отличие от матери Джи-джи, которая, очевидно, лишена столь тонкой проницательности.
        — И что же ты собираешься делать?
        Джи-джи подняла голову, и у Шугар Бет мурашки пошли по коже. На какой-то момент показалось, что она смотрит в собственные глаза.
        — Поэтому я и пришла сюда. Чтобы вы мне сказали.
        — Милая, я последний человек, к которому стоит обращаться за советом.
        — Зато единственная, которая знает, что почем. То есть мы вроде как похожи.  — И слова опять полились рекой.  — Вы тоже были самой богатой девочкой в городе, и, бьюсь об заклад, все считали вас воображалой и эгоисткой. Родители других детей работали на вашего папу, в точности как сейчас работают на моего, и, должно быть, за вашей спиной тоже говорили всякие гадости. Но никто не изводил вас, как меня. И я хочу знать, что делать для того, чтобы меня не изводили. Как взять верх. Стать… ну вы понимаете, главной.
        Так вот оно что.
        Шугар Бет попыталась выиграть время, поднеся к губам банку с кокой. Джи-джи считает, что они похожи, хотя это не так. У девочки нет Дидди, твердившей, что она лучше всех. Позволявшей верить, что высокомерие и пренебрежение по отношению к окружающим вполне приемлемы. В отличие от Шугар Бет у Джи-джи есть все шансы на то, чтобы повзрослеть без необходимости учиться на собственных, зачастую роковых, ошибках.
        Ее племянница.
        Шугар Бет привыкла считать Дилайлу единственной своей родственницей, но в жилах ее и этого ребенка течет одна кровь.
        Минуты две она привыкала к этой мысли.
        — Значит, ты хочешь, чтобы я рассказала, как это делается, верно? Как я манипулировала людьми, чтобы они поступали так, как нужно мне?
        Джи-джи кивнула, и какая-то часть души Шугар Бет едва не зааплодировала.
        «Молодец, малышка. Хочешь урвать свою долю власти. И даже если пользуешься для этого не теми средствами, все равно молодец».
        Она подложила ногу под бедро.
        — Уверена, что хочешь этого?
        — О да!  — с энтузиазмом выпалила Джи-джи.  — И «Сивиллы» говорят, что вы были самой популярной девочкой в школе.
        Значит, Джи-джи знает и о «Сивиллах».
        — Они были моими лучшими подругами. Но больше мы не видимся.  — Шугар Бет чуть помедлила для полного эффекта.  — Я по ним скучаю.
        — Но у вас была куча других друзей. Важных людей, с которыми вы познакомились в Калифорнии и Хьюстоне. Не то чтобы вы нуждались в «Сивиллах». То есть они самые обычные. Ничем не выдающиеся.
        Предательский ком застрял в горле. С каждым днем она все легче поддается эмоциям.
        — Настоящие друзья всегда важны.
        Не такого ответа ждала Джи-джи, и Шугар Бет прямо-таки видела, как ее хитроумный мозг готовит новый залп аргументов. Пришлось вести упредительный огонь.
        — Уже поздно, и я устала. Тебе тоже давно пора спать.
        Джи-джи сразу сникла. Шугар Бет напомнила себе, что у нее и без того неприятностей выше крыши. Но она понимала девочку куда лучше, чем хотелось бы, и вдруг услышала собственный голос:
        — У меня будет немного свободного времени в воскресенье. Может, тогда нам удастся поговорить.
        Джи-джи мгновенно ожила.
        — Я смогу удрать из дома днем. Родители дают концерт.
        Шугар Бет припомнила виденные в городе афиши. Уинни и Райан Галантайн. Концерты симфонической музыки…
        — Вряд ли это такая уж хорошая идея.
        — Па ужасно строгий. Это единственный способ увидеться с вами.
        Шугар Бет вполне могла понять Уинни, запретившую дочери видеться с ней, но Райан?! Что, по его мнению, Шугар Бет способна с ней сделать?!
        — Хорошо,  — кивнула она, поднимаясь.  — В воскресенье днем.
        Джи-джи расплылась в улыбке:
        — Спасибо!
        Шугар Бет не могла отослать ее домой одну в такой час, поэтому потянулась за жакетом.
        — Я тебя провожу.
        — Не стоит.
        — Именно стоит.
        Они вышли во двор. Гордон, разумеется, тоже не остался дома, предпочтя весело прыгать перед Джи-джи, вместо того чтобы держаться рядом с законной владелицей. На Мокингберд-лейн не было тротуаров, поэтому они шли по мостовой.
        — Па был вашим бойфрендом, верно?
        — Давным-давно.
        — А вы с ма не ладили? Потому что она была незаконной и тому подобное?
        — Все это очень сложно.
        — Полагаю.
        Девочка закинула голову и уставилась в небо.
        — Когда-нибудь я уеду из Парриша и больше не вернусь.
        — Это все мы говорим, солнышко.
        Свет сиял в окнах старого кирпичного дома во французском колониальном стиле, который выглядел бы на месте во Вье-Каре[4 - Французский квартал, район Нового Орлеана, где находятся все основные исторические памятники города]. Джи-джи остановилась на углу.
        — Дальше идти не стоит. Моя спальня как раз над задним крыльцом, и я в два счета взберусь по столбикам. Это совершенно безопасно.
        — Еще бы!
        Следовало бы заставить ее позвонить в дверь и честно принять наказание, да вот только она не мать Джи-джи и не обязана поступать как полагается.
        — Я на всякий случай останусь, посмотрю за тобой.
        — Ладно, только не подходите слишком близко. Двор тоже освещается. Идея Уинифред.
        Несмотря на презрение в голосе девочки, Шугар Бет строго-настрого приказала себе не вмешиваться и не поддакивать, как ни велик был соблазн.
        Усилием воли она изгнала образ жемчугов Дидди, обвивших шею Уинни, и сосредоточилась на Джи-джи, ловко взбиравшейся по столбику кованого железа на маленьком заднем крылечке. Очевидно, задача оказалась несложной, потому что уже через несколько минут девочка встала на узкую крышу, свесилась, открыла окно и, прежде чем скользнуть внутрь, обернулась и махнула рукой.
        И хотя Шугар Бет стояла в тени и понимала, что видеть ее нельзя, все же помахала в ответ.
        «Я привела твою дочь домой, Райан. Живой и невредимой».
        Вздохнув, она обратилась к Гордону:
        — Пойдем, приятель. Пора и нам в постельку. Завтра большой день.
        Глава 9
        «Герцог был великолепен всегда, но сегодня превзошел себя».
    Джорджетт Хейер. «Эти старые тени»
        Колин побрился и направился в гардеробную. Обычно Гордон присутствовал при его одевании, но сегодня был изгнан в каретный сарай на весь вечер. Ничего не скажешь, самое лучшее в Шугар Бет — это ее собака.
        Откуда-то, по соседству с кухней, раздался грохот. Снова официант. Или Шугар Бет что-то уронила. Она целый день летала по дому: открывала дверь, расставляла цветы, спорила с поставщиками.
        Вкладывала сердце и душу в собственное падение.
        Колин ударился носком о скамью и выругался. С чего это бы ему чувствовать себя виноватым? На это просто нет причин. Была некая жестокая простота в том, что должно произойти вечером, и поскольку месть — вовсе не то, чему он старался посвятить жизнь, сегодняшнее наказание будет вполне достаточным, и на этом конец. После обеда он выпишет ей чек на крупную сумму в возмещение морального ущерба и больше никогда не станет думать о ней. Что, нужно признать, не так-то легко.
        Он как раз вдевал в рукава запонки от Булгари, когда в дверь постучали.
        — Проваливайте.
        Как он и ожидал, она тут же ворвалась в комнату. Ради торжественного случая она позволила себе одеться консервативно — в ее понимании, разумеется: черные слаксы и белая блузка с треугольным вырезом. Если смотреть под нужным углом, вот как сейчас, можно узреть край белого кружевного лифчика. Ему не хватало высоченных шпилек, на которых она привыкла разгуливать, ведь именно он заставил ее переобуться. Заметил, что придется быть на ногах весь вечер, хотя оба знали правду. Слуги не носят модных туфель, только гости. Слуги также не укладывают волосы в прическу, и ее длинные непокорные локоны вели себя как хотели: падали на изгиб разрумянившейся щеки, на стройную шею, маленькие ушки, в которых блестели крохотные золотые сердечки,  — но он решил не делать ей замечания.
        — Клянусь, дело дойдет до драки!  — воскликнула она, тряся золотыми сердечками.  — Как только вы сказали, что этот чертов распорядитель из Калифорнии, следовало бы посоветовать вам найти кого-то другого. Он подает на закуску соевый творог! И даже не потрудился сначала его поджарить!
        Она полностью вошла в режим милой доброй леди-южанки, что, как он подозревал, обычно бывало, когда возникала необходимость оправдаться, то есть почти все время. Румянец на щеках придавал ей более здоровый вид, но косточки запястья по-прежнему оставались трогательно-хрупкими, а синие вены на тыльной стороне ладони могли быть дорожной картой всех разочарований, которые жизнь уготовила стареющим королевам красоты.
        — Он только что разбил новый графин, который я вам купила. И знаете ли вы, что он собирался поставить на буфетный стол одноразовые алюминиевые лоточки? Пришлось напомнить, что это званый ужин, а не пикник.
        Пока она разорялась, он с трудом сдерживался, чтобы не посоветовать ей вкладывать поменьше энергии в чужую вечеринку. С самого начала он предупредил, что ей придется обслуживать гостей, но она и глазом не моргнула. Мало того, он даже велел ей одеться соответственно. Удивительно, как легко разыгрывать подонка, если поставить себе подобную цель, разумеется. Если бы только она хоть раз согнула гордые плечи и признала свое поражение, он бы отступил. Но она не сдавалась. И вот до чего дошло. А теперь ему хотелось одного — поскорее со всем этим покончить.
        — …не забудьте вычесть стоимость графина из его гонорара, когда будете с ним расплачиваться.
        — Обязательно.
        Бедный парень и разбил-то графин скорее всего потому, что загляделся в вырез ее блузки.
        — Забудете. Это только со мной вы настоящий скряга, а так вечно бросаете деньги на ветер. Даже на гнусного хорька с западного побережья, возомнившего, будто умеет обслуживать званые обеды.
        — Какое предубеждение со стороны той, что сама когда-то жила в Калифорнии.
        — Что верно, то верно. Но я с утра до вечера была пьяна. Это меня оправдывает?
        Колин вовремя спрятал улыбку. Нельзя поддаваться этому чувственному очарованию. Ее самоуничижительный юмор — всего лишь один из способов вертеть мужчинами, упреждающий удар, своеобразное средство защиты.
        — Это все?
        Она оглядела его темные брюки и сорочку с длинными рукавами цвета зеленого винограда.
        — Ах, если бы я только не отослала ваши дуэльные пистолеты в химчистку!
        Он давал себе слово, что прекратит всякую пикировку с ней, но слова сами сорвались с языка:
        — Ничего, по крайней мере стек у меня еще остался. Как я слышал, самое оно, когда речь идет о вразумлении непокорных слуг.
        Очевидно, ей это понравилось, потому что она ответила широкой улыбкой.
        — Для такого зануды вы иногда бываете довольно забавным.
        Слово «зануда» повисло за ней в воздухе, как запах смятых сексом простыней. Если бы только она знала…
        «Что же, пока все идет как надо»,  — подумала Шугар Бет. Дом в идеальном порядке: повсюду цветы и горящие свечи. Дрожащие огоньки отражаются в блестящем черном лаке кабинетного рояля. Молодая пианистка, нанятая Колином на вечер, подняла голову и улыбнулась, Шугар Бет ответила улыбкой и в последний раз оглядела гостиную. Высокие кремовые свечи поднимались из листьев магнолии, которыми она украсила каминную доску, а хрустальные пепельницы поблескивали на столах поменьше, которые она расставила здесь и в солярии.
        «Давай действуй. Не задумывайся».
        Некоторые переделки дома явно пошли ему на пользу. Нижние, лишенные вычурных обоев помещения казались намного просторнее, а старая тесная кухня никак не могла соперничать с новой, прекрасно оборудованной и обставленной. Кроме того, раньше, когда не было солярия, задняя часть дома была чересчур уж мрачной. Но все же ей не хватало брошенных на столик ключей отца и аромата духов Дидди, проникавшего в каждую комнату.
        Через несколько часов все будет кончено.
        Она направилась в столовую, убедиться, что официант ничего не передвинул. Зеленые веточки, которыми она увила люстру, придавали комнате более уютный вид, а цветочная аранжировка из светло-оранжевых роз сорта Сари и золотистых перуанских лилий пылала огнем на фоне льняной скатерти цвета кофе мокко, как и было задумано. Она уже притушила люстру в холле и теперь сделала то же самое в столовой. Старые стены словно обнимали ее.
        «Вы должны были стать моими,  — подумала она.  — Я не достойна вас и даже не хочу вас получить, но так или иначе вы должны были стать моими».
        Ей хотелось верить, что она так выкладывалась ради этого вечера лишь с целью убедить Колина, что не такое уж она ничтожество, но дело было не только в этом. Шугар Бет требовалось снова увидеть этот дом во всем его блеске. И еще занять себя настолько, чтобы не терзаться мыслями о той роли, которую предстоит сегодня сыграть.
        На какой-то момент она позволила себе притвориться дочерью Френчменз-Брайд, законной владелицей, пригласившей на сегодня гостей. Наверное, так оно и было бы, не старайся она так усердно разрушить собственную жизнь. А кого бы она пригласила? «Сивилл», Райана, помешанную старуху миссис Кармайкл, которая умерла десять лет назад, но всегда твердила, что Шугар Бет так же сладка, как ее имя; Бобби Джарроу и Вуди Ньюхауса, пастора Феррелла с женой, тетю Таллулу, хотя та и не одобряла хозяйничанья племянницы.
        «Где сырные палочки по рецепту твоей бабушки? Благослови тебя Господь, Шугар Бет, но даже ты не можешь давать обеды во Френчменз-Брайд без сырных палочек Марты Кэри».
        Воображаемый список гостей исчез. Ну нет, не хватало еще сегодня увидеть знакомые лица!
        Переливавшиеся чистотой бокалы для шампанского весело ей подмигивали. Ренальдо, студент колледжа, которому было поручено подавать напитки, осторожно поставил поднос на стойку бара и громко вздохнул.
        — Эрни зовет вас на кухню.
        — Спасибо, сейчас.
        «Не думай о том, что ждет впереди. Делай свое дело».
        Эрни, несчастный распорядитель, сильно напоминал демонического поросенка Порки[5 - Персонаж ранних мультфильмов Диснея, поросенок-заика.] — в точности такие же розовая мордочка, лысина и густые брови. Он забыл миниатюрные шпажки для подносов с закусками, так что Шугар Бет пришлось шарить по всем шкафчикам. Едва она успела найти коробочку, как в дверь позвонили. Внутри у нее похолодело.
        О нет. Поздно идти на попятную.
        Она расправила плечи и зашагала к выходу. Но Колин опередил ее и уже стоял в холле, в обществе двух мужчин и женщины, шикарный черный наряд которой так и кричал о нью-йоркских магазинах. Один из мужчин, лет пятидесяти, был коренастым и краснолицым, другой явно принадлежал к кругу «плющевых»[6 - Так в обиходе называют выпускников университетов Лиги плюща, группы самых престижных учебных заведений Америки]. Это наверняка агент Колина, его жена и Нил Киркпатрик, его редактор. Колин приглашал их на ленч в «Парриш инн», местную гостиницу, где они провели ночь, но Шугар Бет видела их впервые.
        При виде широкой лестницы и горящих в холле свечей глаза женщины широко раскрылись.
        — Колин, я такого не ожидала. Невероятно!
        Шугар Бет машинально отнесла комплимент на свой счет. Что ж, Френчменз-Брайд нельзя назвать последним полустанком на границе с нигде!
        Нежная баллада, исполняемая на рояле, мраморный пол, сияющий в свете люстры, пламя свечей… Неправдоподобно прекрасно. Дом опутал ее своими чарами, и показалось вдруг, что она уловила запах духов Дидди.
        Шугар Бет, улыбнувшись, направилась к гостям и протянула руку:
        — Добро пожаловать во Френчменз-Брайд.
        Женщина склонила голову набок. Мужчины сконфуженно переглянулись. Только теперь Шугар Бет сообразила, что наделала, и, словно обжегшись, отдернула руку. Колин выступил вперед.
        — Возьмите пальто миссис Лукато, Шугар Бет,  — спокойно велел он. Шугар Бет с горящими от унижения щеками заставила себя снова протянуть руку.
        — Конечно.
        Она не могла взглянуть на него. Не могла вынести мысли о том, что он наблюдает за ней. За какие-то десять секунд она собственноручно погубила десять дней острот, уколов, шпилек и упрямства, Десять дней, в течение которых она ни разу не позволила ему увидеть, как больно и обидно оказаться служанкой в доме, который по справедливости должен был принадлежать ей.
        Она не помнила, как добралась до прачечной, где установила вешалку для пальто. Подумать только, она едва не представилась им, словно имела на это право.
        Кажется, у нее температура. Лоб на ощупь совсем горячий. Очень хотелось сбежать, но она в плену. В плену этого дома. Этого города. В плену человека, который не желает ей ничего, кроме зла.
        Снова звонок, слабый, но отчетливый.
        Она подумала о Дилайле, поспешно вставила в позвоночник стальную пластину и пошла к двери.
        На этот раз прибыла пожилая супружеская пара. Шугар Бет сумела поприветствовать их вежливым кивком. После этого гости пошли один за другим. Наконец появились мэр Эрон Лири с женой.
        — Как, это вы, Шугар Бет! Давно не виделись!  — воскликнул он.
        — Очень, мэр.
        — Это моя жена Карис.
        Изящная, как топ-модель, женщина, явно не уроженка Парриша, недоуменно хлопнула глазами, не понимая, с чего это вдруг муж знакомит ее с горничной.
        — Рада познакомиться, миссис Лири.
        На этот раз Шугар Бет не переступила границ фамильярности. Больше такого удовольствия она ему не доставит, тем более что Берн следит за ней, как коршун, ожидая ее очередной ошибки.
        Многие собравшиеся были из Оксфорда, вероятно, тамошние преподаватели. И все приветствовали Колина как своего, каковым он никогда не станет, даже через тысячу лет. Она так и чувствовала, как он наблюдает за каждым ее движением! Хочет, чтобы она подольше помучилась. Наконец-то ему удалось отомстить.
        Что же, она это знает, но заставит себя смириться.
        Пришла и Джуэл Майерс вместе с кудрявой блондинкой, работавшей в книжном магазине. Шугар Бет вспомнила, как Элли присылала дочь на веранду с графином лимонада обслуживать Шугар Бет и ее друзей.
        «Лимонад сегодня не такой розовый, Джуэл. Отнеси назад и скажи Элли, что мы хотим розовый».
        Джуэл оценивающе оглядела черные слаксы и белую блузку Шугар Бет.
        — Ну-ну… вижу, мир становится все интереснее и интереснее.
        Только на прошлой неделе Шугар Бет надеялась, что подружится с Джуэл. А вот теперь поняла, насколько это невозможно.
        — Взять у вас шаль?
        — Нет, пока не стоит.
        Голоса из прошлого эхом звенели в голове: «Я не хочу ветчины, Джуэл. Передай Элли, чтобы сделала сандвичи с арахисовым маслом и медом.
        — Да, мэм, миз Скарлетт».
        Джуэл так и сказала, и Шугар Бет хотелось верить, что она только засмеялась, но, возможно, все было несколько иначе.
        Колин стоял в гостиной, беседуя с одним из преподавателей, но она знала, что все это лишь поза. Всеми фибрами своего существа он сосредоточился на ней. Время платить по счетам.
        — Вряд ли Мередит захочет сидеть за столом в пальто,  — заметила Джуэл, весело блестя глазами.
        Шугар Бет обрадовалась возможности скрыться с глаз, но, вешая пальто, она успела пробормотать короткую молитву:
        — О'кей, Господи, пора немного отпустить поводья, договорились? Я понимаю, что вела себя ужасно. Но с тех пор старалась исправиться. По крайней мере хоть в чем-то. Так не мог бы ты отвязаться от меня?
        Однако у Бога были дела поважнее, чем прислушиваться к молитвам потрепанной жизнью южной красавицы, потому что, когда она в следующий раз открыла дверь, за порогом стояли «Сивиллы».
        Правда, не все. Только Линии и Мэрилин, этого больше чем достаточно. Шугар Бет смотрела в их лица, такие знакомые, хоть и изменившиеся, и вспоминала, как ловко Колин ухитрялся обойти правду. Ей следовало обо всем догадаться. Возможно, в глубине души она и без того все знала…
        Линн и Мэрилин, ничуть не удивленные, уставились на нее, словно ожидали именно этого. Глаза Линн сверкали лукавым восторгом.
        — Да это Шугар Бет! Мы слышали, что ты снова в городе!
        — Надо же, встретить тебя именно здесь! Никогда не ожидали!  — вставила Мэрилин.
        Когда-то эти двое были ее ближайшими подругами. Но она уехала в «Старый Мис» и забыла о них. Линн стала медсестрой и потяжелела со школьной поры фунтов на двадцать. В старших классах она была одной из лучших спортсменок. Сегодня на ней было ярко-желтое платье, более подходящее к июлю, чем к началу марта. Платье из трикотажа в рубчик цвета мандарина прекрасно облегало высокую худую фигуру Мэрилин, но она по-прежнему злоупотребляла косметикой. Таллула говорила, что она преподавала математику в школе. Трудно представить Мэрилин, верную помощницу Шугар Бет во всех проделках, школьной учительницей.
        Шугар Бет поняла, что загораживает дверь, и отступила. И впервые заметила мужчин. Дик Джаспер, муж Мэрилин, растерял большую часть рыжеватых волос, но по-прежнему был крепок и прекрасно выглядел. Он всегда был человеком мягким, и сейчас ей показалось, что в его взгляде светится нечто вроде сочувствия.
        — Привет, Шугар Бет. Помнишь меня? Я Брэд Симмонс.
        Он был из тех мальчишек, которые никогда не умеют вписаться ни в одну компанию. На весеннем балу в восьмом классе он пригласил ее на танец, и она едва не намочила в штанишки от смеха, потому что он был невзрачным коротышкой, а она — Шугар Бет Кэри.
        Она почувствовала, что Колин стоит всего в нескольких шагах, ожидая увидеть ее унижение. Шугар Бет крепко прикусила губу изнутри и стала закрывать дверь, но вовремя увидела еще две пары, идущие по дорожке. Хейди и Эми с мужьями. Что же, и этого следовало ожидать. Появилась одна «Сивилла», значит, ожидай остальных.
        Только сегодня утром она и Колин улыбались друг другу при виде Гордона, появившегося на кухне, с вывернутым наизнанку ухом и пустой пачкой от крекеров в пасти. Сейчас она ненавидела его за эту улыбку.
        Хейди Дуайр, ныне Петтибоун, по-прежнему была счастливой обладательницей больших зеленовато-карих глаз и непослушных кудрявых рыжих волос. С шеи свисала цепочка с серебряным медведем, а на ярко-фиолетовом свитере красовалась россыпь воздушных змеев, весело порхающих на ниточках под мартовским ветерком. Шугар Бет мгновенно представила комод, набитый свитерами на каждое время года и праздник. Когда-то Хейди шила одежду для их Барби.
        Фил, муж Хейди, играл в футбол с Райаном. Он остался таким же худым, как в школе, но теперь загорел и приобрел облик жилистого, выносливого бегуна на дальние дистанции. Летом перед последним учебным годом все они проводили уик-энды на озере, обжимаясь и попивая пиво, которое таскал им контрабандой один из помощников официанта в местном ресторанчике. Фил и Хейди встречались еще с тех пор, но как-то Фил попытался поцеловать Шугар Бет. Она не хотела портить его дружбу с Райаном, поэтому промолчала. Зато во всем призналась Хейди, и та долго плакала.
        Эми по-прежнему не пользовалась косметикой, и золотой крестик, выглядывавший в вырезе ее розового платья довольно скромного покроя, был чуть большей копией того, что она носила в школе, когда вместе с Шугар Бет оккупировала кухню Элли, чтобы испечь печенье. Мужчина в очках, с каштановыми волосами, должно быть, ее муж.
        — Привет, Шугар Бет.
        Эми была достаточно доброй христианкой, чтобы пройти мимо нее, задрав нос. Но прощение грешницы еще не означало прощения греха, поэтому она не представила своего мужа, а прямо направилась к Колину. Судя по теплому приветствию, она не делала секрета из того, кому принадлежат ее верность и дружба.
        Линн помахала кому-то в гостиной. Она была самой лучшей подружкой Шугар Бет. Они встретились еще в детском саду, где, если верить мамашам, Линн пыталась отнять у Шугар Бет игрушечный телефон, а Шугар Бет стукнула ее телефоном по голове. Когда же Линн заплакала, Шугар Бет зарыдала в унисон, а потом отдала свою новую мисс Пигги[7 - Одна из героинь «Маппет шоу».], чтобы успокоить. Из всех «Сивилл» Линн сильнее других чувствовала себя преданной, когда Шугар Бет повернулась к ним спиной, предпочтя Даррена Тарпа.
        — Колин, солнышко!
        Она буквально повисла на шее бывшего учителя, который едва не провалил ее на экзаменах, потому что у нее не хватало сообразительности обзавестись шпаргалкой. Но тот факт, что Линн, возможно, до сих пор считала Беовульфа[8 - Герой поэмы восьмого века, убивший двух чудовищ и погибший в поединке с третьим.] членом Международного фонда любителей диких животных, похоже, теперь его не волновал. И, крепко обнимая ее, он даже не пытался заглянуть в вырез.
        Шугар Бет наконец позволила себе заметить то, чего не хотела видеть. На Линн до сих пор было пальто. Вернее, жакет. Коричневая шерсть на подкладке, слишком теплый для дома. Из тех вещей, что должна брать у гостей горничная. Линн, трепеща от восторга, сбросила жакет и швырнула Шугар Бет.
        — И поосторожнее, пожалуйста. Это мой любимый.
        Дюжина оскорблений пронеслись в мозгу Шугар Бет, но она только крепче сжала губы, потому что когда-то отреклась от старой подруги ради ничтожества по имени Даррен Тарп.
        И все следили, как она идет через холл. Жакет на ее руке весил тысячу фунтов.
        Опять звонок. Она продолжала идти. Не позволяла себе его слышать. Почти успела сбежать.
        — Не откроете дверь, Шугар Бет?  — тихо спросил Колин.
        Невыносимая тоска охватила ее. Где одна «Сивилла», там и остальные.
        Путешествие к двери длилось целую вечность. В Паррише больше не осталось ни одной «Сивиллы». Все остальные уехали. Но кое-какие их приятели еще оставались…
        Она распахнула дверь.
        Он показался таким знакомым, словно они виделись этим утром, и все же годы оставили свою метку, и, глядя в его глаза, она поняла, что тот парнишка, которого помнила, был всего лишь тенью мужчины, которым он стал. И был куда красивее, чем она представляла: уверенный, элегантный, и хотя светлые волосы чуть потемнели, зато глаза остались теми же, теплого карамельного цвета. Спортивный пиджак в черно-белую елочку прекрасно сочетался с рубашкой в тонкую полоску. И то и другое было очень дорогим и безупречно сшитым. Но несмотря на поразительно красивое лицо, она не ощутила ни следа былой страсти. Ни огонька того жаркого желания, которое пробуждал в ней Колин. Только смесь ностальгии и глубочайшего сожаления.
        Шерстяной жакет Линн жег руку. Пианистка заиграла балладу Стинга.
        Семья Райана была бедной по сравнению с ее собственной. Маленький тесный домишко, старые машины… но ей было совершенно все равно. Даже в юности она понимала, чего стоит Райан. Хотя бы в этом нужно отдать ей должное. Впрочем, вероятно, и тут все дело в сексе.
        — Здравствуй, Шугар Бет.
        Она пыталась выговорить его имя, но язык не слушался, и она сумела только кивнуть. И неуклюже отступить, чтобы дать им пройти. Потому что Райан, разумеется, пришел не один.
        Уинни заменила жемчуга Дидди бриллиантом в белом золоте. Такие же серьги поблескивали сквозь пряди темных волос. На ней были облегающий брючный костюм цвета листвы базилика и длинная кофточка-сетка, расшитая изумрудными пайетками. Шугар Бет подобные оттенки бледнили бы, но Уинни, унаследовавшая оливковую кожу отца, выглядела неотразимой.
        Она вовсе не выказала такого нескрываемого наслаждения ситуацией, как Линн и Мэрилин. Ее взгляд был исполнен глубочайшего, яростного достоинства. Пусть весь мир видит, что рыхлая неуклюжая отщепенка превратилась в прекрасного и очень богатого лебедя.
        Райан обнял Уинни за плечи. Шугар Бет поняла намек.
        Колин выступил вперед. Уинни рядом с обоими мужчинами казалась миниатюрной и женственной. Шугар Бет совсем забыла, какая она маленькая. Она и Колин обменялись традиционным поцелуем.
        — Уинни, сегодня ты просто ослепительна. Впрочем, как всегда.
        Его улыбка сказала Шугар Бет, что, как бы хорошо он ни относился к Линн и другим «Сивиллам», дружба с Уинни имела куда более глубокие корни.
        — Боюсь, мы опоздали. Райана срочно вызывали на фабрику.
        — Поломка на одной из линий,  — пояснил Райан.  — Но мы справились и снова на коне.
        — Рад это слышать.
        Колин и Райан обменялись рукопожатием с видом людей, чувствующих себя комфортно в обществе друг друга. Контраст был поразительным: светловолосый, с тонкими чертами Райан и Колин, темный, мрачный и загадочный.
        Шугар Бет поспешила скрыться.
        Добравшись до прачечной, она поняла, что трясется в ознобе. Ничто не заставит ее вернуться туда. Она уходит и больше не вернется. Где ее сумочка? Где она оставила сумочку? Где…
        «Я люблю тебя, моя Шугар Бет. И ты меня тоже любишь, правда?»
        Дилайла… Пусть на минуту, но она позволила себе забыть. Гордость — вещь хорошая, но что будет с Дилайлой, если счета за ее содержание перестанут оплачиваться?
        Она снова стоит на очередном жизненном перекрестке.
        Эммет назвал, бы сегодняшний вечер идеальной возможностью показать, чего она стоит. Из чего она сделана.
        «Из стекла, дорогой. Совсем как одно из папочкиных окон.
        — Брось злиться, любовь моя, и делай то, что должно быть сделано.
        — Легко тебе говорить. Ты мертв.
        — Зато ты жива, и Дилайла целиком от тебя зависит».
        Она сунула плечики в рукава жакета Линн, почти ощущая сладость мести на языке у Колина. Он ожидал, что она сбежит… хотел этого бегства, и чем дольше она торчит в этой комнате за закрытой дверью, тем больше удовольствия ему доставляет.
        Она шагнула к порогу и глубоко вздохнула. Пора испытать себя. Снова.
        Глава 10
        «Есть что-то необыкновенно вульгарное в особах, подверженных сильным эмоциям».
    Джорджетт Хейер. «Коринфянин»
        Колин наблюдал, как Шугар Бет входит в гостиную с подносом канапе и стопкой коктейльных салфеток. «Сивиллы» подняли головы: стервятники, заметившие добычу. Они мгновенно слетелись в стаю, предоставив мужей самим себе. Уинни, бывшая пария, ставшая предводительницей, сверкала среди них, как бриллианты, которые надела сегодня. Она одна спокойно поднесла к губам бокал, не игнорируя присутствие Шугар Бет, но и не глазея на нее, как другие.
        Райан, стоявший поодаль, в арочном проеме, тоже украдкой следил за Шугар Бет. Колин же безуспешно пытался пробудить в себе прежнее чувство своей правоты и уверенности в правильности собственных поступков, горевшее в нем с тех пор, как она вернулась в Парриш. Но ничего не получалось. Того эпизода, когда ее принудили взять жакет Линн, оказалось достаточно, чтобы удовлетворить жажду мести. Теперь же он просто хотел, чтобы вечер скорее закончился и можно было наконец забыть и Шугар Бет, и вызванные ею треволнения.
        На скулах Шугар Бет выступили ярко-красные пятна, но вместо того чтобы, как всякий здравомыслящий человек, держаться подальше от «Сивилл», она прямиком направилась к ним. Колин кожей ощущал их злобу, ползущую к ней волной радиоактивных отходов. Она оскорбила всех, и ей не забыли и не простили. Жаль, что у нее не осталось ни единого оружия защиты: черных туфель на шпильках, которые он заставил ее снять, облегающего топа, бирюзовой бабочки.
        Она протянула поднос Линн:
        — Креветки?
        Линн коснулась пальчиком подбородка.
        — Дай мне минуту, хорошо? Попытаюсь представить, что подумала бы Дидди, увидев сейчас свою Шугар Бет.
        Не потрудившись стереть ехидную улыбочку с лица Линн одной из своих уничтожающих реплик, на которые прежняя Шугар Бет была так щедра, высокая блондинка с подносом не ответила ни слова. Просто стояла и позволяла им пялиться на нее так, словно у нее внезапно выросли рога.
        Колину стало не по себе. Почему она не смирится с поражением и не уедет? Неужели так отчаянно нуждается в этой картине? Невозможно придумать иную причину, по которой она позволяет так себя унижать!
        — Креветки свежие?  — свысока осведомилась Хейди.
        Вопрос должен был оскорбить его, как хозяина, но, понятное дело, не имел отнощения ни к нему, ни к креветкам. Он мысленно подначивал Шугар Бет на контратаку, но она, видимо, не обладала телепатическими способностями.
        — Абсолютно.
        Хейди взяла креветку, а Линн, преисполненная самодовольной уверенности в собственной правоте, потянулась к полупустому бокалу Уинни:
        — Шампанское Уинни выдохлось. Принеси новый бокал.
        Он сам планировал этот вечер, так как же мог винить их за беззастенчивое издевательство над жертвой? Задумывая всю эту историю, он считал, что нашел наилучший способ сравнять счет. Месть джентльмена, если вам угодно, прямо к делу и без кровопролития. Теперь же горечь и обида казались пожелтевшим кусочком старой зернистой кинопленки, слишком долго проигрывавшейся в голове.
        Шугар Бет переложила салфетки в ту же руку, которой держала поднос, и взяла бокал.
        Жажда мести выгорела, и во рту чувствовался вкус золы. Верх взяла старая, разрушительная потребность убивать драконов. Он поспешно подошел к женщинам:
        — Я сам принесу.
        Но Шугар Бет отступила, прежде чем он успел коснуться бокала.
        — Не стоит беспокоиться, мистер Берн. Я более чем счастлива принести шампанского миссис Галантайн,  — заверила она, направляясь к стойке бара: подбородок вздернут, спина прямая, плечи расправлены. Королева с подносом в руках.
        — Вот так так,  — нахмурилась Линн, разочарованная полным отсутствием реакции.  — По-прежнему дерет нос.
        Хейди вытянула шею, стараясь получше разглядеть Шугар Бет.
        — Какое у нее было лицо, когда Линн протянула ей бокал Уинни! Не знаю, как насчет вас, но лучшей вечеринки мне не приходилось видеть.
        Эми встревоженно огляделась:
        — Я не стала бы так открыто злорадствовать.
        — Отдыхай и веселись,  — парировала Мэрилин.  — Завтра еще будет время попросить прощения у Иисуса.
        — Она просто вычеркнула нас из своей жизни,  — вторила Мэрилин.  — Как только поступила в колледж, мы перестали для нее существовать.
        — Плюс все, что она сделала с Колином,  — добавила Эми.
        — И при этом клялась, что все правда,  — фыркнула Линн.  — Но мы никогда ей не верили.
        Колин уже слышал все это раньше и не желал слышать снова.
        — Было когда-то, но быльем поросло, и все такое. Дело прошлое, и не стоит больше об этом.
        Все дружно уставились на него, но прежде чем кто-то успел возмутиться, вернулась Шугар Бет с бокалом Уинни. Та взяла бокал, не глядя на нее. Словно Шугар Бет была невидимкой. Ничего не скажешь, ему можно себя поздравить. Салонное правосудие во всем своем блеске.
        — Я закончила читать роман китайского автора, который вы рекомендовали,  — заметила Уинни.  — Вы были правы. Я получила огромное наслаждение.
        Колин ощутил укол раздражения. Уинни лучше других понимала, каково быть отверженной, и он ожидал от нее большего благородства.
        Но сознание собственного лицемерия отрезвило его. Значит, теперь он будет винить Уинни за то, что самолично запустил адский механизм?
        Шугар Бет отправилась на кухню, и он позволил себе немного расслабиться. Может, она все-таки придет в себя и догадается удалиться. Прежняя Шугар Бет так и поступила бы.
        Он очертя голову ринулся в обсуждение китайского романа, и, хотя сам себе казался напыщенным болваном, это его не остановило. И пропади все пропадом, вовсе он не напыщенный, что бы там ни твердила Шугар Бет. Просто нравилось поощрять высказывания окружающих о литературе.
        — Если только на обложке не изображен голый мужик, мне вряд ли захочется это читать,  — призналась Мэрилин.  — Вот разве что снимут картину, тогда…
        Все, кроме Уинни, засмеялись. Проследив за направлением ее взгляда, он увидел, что Шугар Бет вернулась и на этот раз преспокойно идет к Райану.
        Райан любил вечеринки с хорошей музыкой и вкусной едой, на которых старые друзья иногда встречаются с новыми людьми и узнают от них немало интересного, но сегодня он не хотел идти к Колину. И в то же время почти не мог думать о чем-то еще. После стольких лет он все-таки увидит ее!
        — Погодите, Колин еще поставит ее на место,  — твердила Линн во время их последней встречи.  — Как и всякий нормальный человек.
        Остальные что-то чирикали, наперебой высказывая свое мнение. И только Уинни молчала.
        Еще не заметив Шугар Бет, он ощутил ее близость. Так было и в школе. Еще не свернув за угол, он знал, что она стоит на другой стороне улицы.
        Любовь до гроба.
        Он решительно отмахнулся от старческого, заикающегося шепота. Они мало походили на Ромео и Джульетту. Скорее уж на Кена и Барби, как их часто дразнили. Он лизал ее ноги, как спятивший от любви щенок, а она и тогда была именно тем, кем осталась: женщиной, от рождения слишком красивой и богатой, чтобы волноваться о такой мелочи, как порядочность.
        — Привет,  — сказала она чуть хрипловато. Он помнил другой голос: веселый и звонкий.  — У меня здесь тартинки, довольно среднего, правда, качества, но для мужчины с хорошим аппетитом сойдет. Только вот эти лучше не трогать. Соевый творог.
        Он медленно обернулся.
        Хотя она была одета скромнее остальных женщин, все же умудрилась затмить их одной манерой держаться. Присмотревшись, он заметил, что свежая красота юности осталась позади. Она была слишком худа, а под глазами темнели круги. Возможно, она выглядела немного постаревшей. Не измученной. Не изнуренной. Не потасканной. Просто не новой. И в то же время ничто не могло скрыть ее благородного происхождения. Настоящая чистокровка.
        Шугар Бет протянула ему поднос.
        — Посмотри на себя,  — тихо бросила она.  — Мистер Большая Шишка.
        Тон был не саркастическим. Скорее, любящим. Словно перед ним стояла гордая мамаша, а не бывшая подружка-изменница.
        Из него будто воздух выпустили, и именно поэтому он ощетинился.
        — Не жалуюсь. И вполне освоился в бывшем кабинете твоего папаши.
        — Бьюсь об заклад, так оно и есть.
        Ее улыбка стала еще ослепительнее, и это окончательно взбесило его.
        — Никогда не знаешь, когда жизнь подставит тебе подножку. Верно, Шугар Бет?
        — И тут ты прав.
        Резкая боль налетела на него вместе с потоком эмоций, в которых не было сил разобраться. С чего это она смотрит на него с такой симпатией? Он ждал чего-то более опасного, более определенного. Может, раскаяния из-за того давнишнего предательства? Жалких остатков прежней похоти, способных утешить его эго, хотя, учитывая тогдашнюю юношескую неуклюжесть, последнее вряд ли возможно.
        «Вынь его, Райан. Я передумала. Очень больно. Вынь».
        Но было уже поздно.
        — О Господи, прости меня.
        Она засмеялась:
        — Все в порядке. Давай сделаем это еще раз.
        И они сделали это еще раз. Снова и снова, пока наконец все не получилось как следует. Они делали это в ее «камаро». На одеялах, у озера. Рядом с печкой, в подвале дома Линн. И всего этого было недостаточно.
        Они поклялись друг другу, что, когда поженятся, будут делать это не меньше трех раз в день.
        Любовь до гроба.
        — Шугар Бет, мне нужно с вами поговорить.
        Он не слышал, как подошел Колин, и сейчас едва не поддался неожиданному порыву защитить Шугар Бет, особенно еще и потому, что ее улыбка мгновенно поблекла.
        — Прошу прощения, босс, но лучше поболтаем позже. Сейчас нет времени. Нужно разнести эти так называемые закуски, пока они не прокисли.
        — Обойдутся без закусок. Но она уже отошла.
        Пианистка заиграла песню Фейт Хилл. Колин прожигал взглядом удалявшуюся спину Шугар Бет. Райан глотнул пива и покачал головой:
        — Какого черта все это затеял?
        Колин вздохнул:
        — В то время это казалось неплохой идеей.
        — Ну так вот, это дерьмовая идея.
        — Исключительно дерьмовая,  — согласился он.
        Дурные предчувствия Колина усиливались с каждой минутой, пока Шугар Бет расхаживала по комнате со своим подносом. Тед Уиллоуби не мог отвести от нее глаз, а парнишка у стойки бара мгновенно превращался в идиота, стоило ей подойти за новыми бокалами. Она предложила салфетку заведующему университетской библиотекой и принесла шампанское Карис Лири, после чего натянула маску холодного безразличия и отправилась обслуживать «Сивилл».
        Рука дрогнула, и виски из стакана плеснуло ему на живот. Она скорее сломается, прежде чем согнется хоть на дюйм. Ему хотелось вытащить ее из комнаты и поцелуями излечить от упрямства.
        — По-прежнему воображает, будто владеет миром,  — заметил Райан.
        Только теперь Шугар Бет уже не была тем отравляющим людям жизнь подростком, которого они оба помнили. Он хотел объяснить это Райану, но, поскольку сам не все еще понял, решил промолчать.
        По комнате пронесся легкий шум. Колин повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мэрилин небрежным движением опрокидывает бокал красного вина прямо на блузку Шугар Бет.
        Шугар Бет метнулась в спальню Колина. Она не даст им увидеть себя плачущей. И без того пролила столько слез жалости к себе, что в них можно утопиться, и что это ей дало? Да ничегошеньки!
        Вино пропитало блузку, как свежая кровь.
        Она заставила себя сделать несколько глубоких вдохов, но ком в горле все не таял. Что же, нужно быть откровенной: ком этот называется стыдом. Одно дело знать, что тебя яростно ненавидят, и совсем другое — столкнуться лицом к лицу с этой ненавистью.
        Она нашла в ванной бумажные платки и высморкалась. Ничего, все пройдет. И она никуда не убежит. Пусть «Сивиллы» едят ее поедом, она и шагу не сделает из этого города. Придется послужить боксерской грушей. Но она все равно что неваляшка. Сбивай ее с ног сколько угодно, а она все будет вставать, верно?
        Но сейчас вставать почему-то не хотелось.
        Шугар Бет стащила блузку и протерла грудь губкой. Вино оставило красное пятно на лифчике. И с этим ничего не поделаешь. Впрочем, как и со всем остальным.
        Направляясь в спальню, она чувствовала себя столь же хрупкой, как сахарный замок, когда-то украшавший ее именинный торт, в далекие восемь лет.
        В комнату быстро вошел Колин.
        — Убирайтесь,  — прошипела она, маршируя к гардеробной.
        Он не стал объяснять, что это его комната. Просто встал на пороге гардеробной, на том месте, где стояла она всего несколько часов назад, наблюдая, как он одевается.
        — Я хочу, чтобы вы немедленно вернулись в каретный сарай,  — объявил он с неожиданной мягкостью, жалившей куда больше той злобы, что ждала внизу.
        — Да неужели?  — бросила она, роясь в его рубашках.
        — Всему есть предел.
        — Но раны еще недостаточно глубоки, как по-вашему?
        Она вытащила одну из его белых сорочек и продела руки в рукава.
        — Я не хочу вашей крови, Шугар Бет.
        — Хотите. Всю, до последней капли. А теперь прочь с дороги!
        Она попыталась протиснуться мимо него, но он успел схватить ее за руку и заставил поднять голову. Обычно ей нравилось на него смотреть, но сейчас… эти надменные нефритовые глаза смягчились сочувствием, которое она ненавидела.
        — Мне что, вышвырнуть вас силой?
        Она яростно боролась с желанием спрятать лицо у него на груди. Если он вдруг преисполнился участия к ней, это его проблема, потому что ей ничего подобного не нужно.
        — Как ты догадался, пижон?  — бросила она, вырываясь.  — Можешь вышвырнуть меня, потому что иначе я отсюда шагу не сделаю.
        — Здесь не поле битвы.
        — Скажите это им. А еще лучше — себе.
        Она яростно дергала пуговицы.
        — Я сделал ошибку,  — признался он и без перерыва продолжал тем же отеческим тоном: — Идите домой. Я вас увольняю. И завтра первым делом выпишу вам чек.
        И можно побиться об заклад, на кругленькую сумму.
        — Отправляйтесь ко всем чертям со своей жалостью и своими деньгами, ваша светлость! Почетный гость не уходит в самый разгар веселья.
        — Я задумал эту вечеринку еще до того, как нанял вас.
        — Только не знали, как лучше развлечь гостей. Подождали, пока на сцену выйду я.
        Не стоило и отрицать. Она несколько раз спрашивала, кто приглашен, и он отделывался уклончивыми ответами.
        — Позвольте мне.  — Он оттолкнул ее руки и сам принялся застегивать пуговицы.  — Вы все петли перепутали.
        — Я сама способна застегнуться.
        — Верно. Точно так же, как способны на все другое.
        Она пыталась отстраниться, но он крепко держал ее. Его пальцы ловко управлялись с пуговицами, подбирая нужные петли.
        — Вам никто не нужен, верно?  — спросил он.  — Потому что вы самая большая негодяйка в этом городе.
        — Если вам так хочется думать, я не против.
        — Вооружена и очень опасна. Показывает каждому встречному свою крутость.
        — Уж куда круче, чем хорек вроде вас,  — парировала она.
        — Вне всякого сомнения.
        — Гей паршивый.
        Он поднял бровь:
        — Приятно думать, что в моей душе кроется некая чувствительность сродни женской.
        — Бьюсь об заклад, вы носите кружевные трусики.
        — Вряд ли на меня найдется подходящий размер.
        Он добрался до ее груди. Пальцы скользнули по изгибу холмиков, посылая легкий озноб по ее телу. Ощущение напугало ее больше, чем мысль о необходимости спуститься вниз. Он излучал именно ту мужскую мощь, которая стала в прошлом причиной всех ее бед.
        Но не в этот раз. Что бы там ни было.
        Она отступила и принялась завязывать полы рубашки на талии.
        — Я ни разу не видела здесь ни одной женщины. Когда в последний раз вы ездили на свидание? С женщиной, разумеется.
        — Я в отпуске.
        — Так все говорят, чтобы прикрыть свои истинные наклонности.
        — Идите домой, Шугар Бет. Вы уже показали, чего стоите. Думаю, большего не требуется.
        — С чего это я должна лишаться возможности поразвлечься как следует?
        — Потому что я вижу, как рвется ваше сердце.
        — А вот тут вы не правы, приятель. Я похоронила родителей и пару мужей. Так что подобными штучками меня не возьмешь.
        Она обошла его и направилась к двери. На этот раз он не пытался остановить ее.
        Колин не думал, что ситуация станет еще неприятнее, но снова ошибся. Шугар Бет отказывалась отступить. С застывшим на лице вежливо-отчужденным выражением она обходила гостей, предлагая напитки и закуски. Доведенный до отчаяния, Колин вырвал у нее последний поднос, чем заработал сахарную улыбочку и накаленный яростью взгляд.
        Он все время вспоминал, как она стояла в гардеробной в белом, залитом вином лифчике, и даже мучительное желание не могло затмить отвращение к себе.
        Колин стал медленно курсировать по комнате, стараясь честно выполнять хозяйские обязанности. Все собравшиеся здесь так или иначе помогали ему с «Отражениями» — библиотекари, историки. Уинни критиковала неверно, по ее мнению, изложенные факты, Джуэл и Эрон Лири обеспечили ему доступ в афроамериканскую общину и заставили разобраться в менталитете более пожилых ее членов. «Сивиллы» старательно отделяли факты от сплетен.
        Колин увидел Уинни, стоявшую у одного из маленьких столов, расставленных в солярии. С другой стороны полуострова, отделявшего кухню, Шугар Бет и распорядитель добавляли последние штрихи к украшению блюд. Райан и «Сивиллы» переместились в солярий вместе с другими гостями, но Уинни была словно отделена невидимой стеной. И хотя в сравнении с Шугар Бет выглядела совсем маленькой, но отнюдь не беззащитной.
        — Незабываемая вечеринка,  — обронила она, когда Колин подошел ближе.
        Он сделал слабую попытку дистанцироваться от той жестокости, которую сам же срежиссировал и выпустил на волю.
        — Я задумал ее еще до того, как она появилась в Паррише.
        — Знаю.
        В отличие от большинства женщин Уинни не боялась перерывов в беседе, но сегодня ее молчание действовало на нервы, так что пришлось заговорить первому:
        — Мэрилин не стоило опрокидывать на нее вино.
        — Ты прав. Но я была в восторге, Колин. И солгала бы, сделав вид, что не наслаждалась каждой каплей.
        Он понимал, и от этого на душе становилось еще паршивее.
        В солярии появился его издатель. Расположением издательства не стоит легко разбрасываться, даже если ты один из ведущих его авторов, и Колину следовало бы подойти и потолковать с ним. Но он почему-то следил за Шугар Бет, несущей салатницу в столовую.  — Все это происходило так давно,  — заметил он.  — Если уж говорить прямо, мы все были детьми. Ты никогда не думала, что обо всем этом пора забыть?
        Он знал, что все испортил, даже до того, как услышал, как она ахнула.
        — Значит, она сумела запустить свои коготочки и в тебя? Впрочем, как в любого, кто подлетает слишком близко к ее паутине!
        — Конечно, нет!
        Ее оскорбленный взгляд говорил, что она ему не верит. Он и сам себе не верил. Потому что хорошо помнил, каким жаром обдало лицо, когда он застегивал ей пуговицы.
        — Я всегда считал тебя единственным невосприимчивым к подобным вещам человеком.
        — У всех в прошлом имеются горы мусора. Появление ее здесь заставило меня понять, что в какой-то момент нужно переступить через них и идти дальше.
        Уинни нервно потеребила солитер на шее.
        — Думаешь, я так и не переступила через это?
        — Я имею в виду только себя,  — осторожно ответил он.
        — Сильный ты человек, если готов так просто отбросить обвинения в сексуальных домогательствах. Я не настолько великодушна.
        — Уинни…
        — Она превратила мою жизнь в кошмар, Колин. Знаешь, что каждое утро перед школой меня выворачивало наизнанку? Потом приходилось набивать живот всякой дрянью, чтобы почувствовать себя лучше. Она никогда не упускала случая меня унизить. В младших классах я каждый раз рассчитывала, каким коридором пройти, чтобы не столкнуться с ней. Если какая-то девочка была не прочь подружиться со мной, Шугар Бет налетала на нее и заявляла, что только неудачницы водятся с Уинни Дэвис. Она была жестокой и злобной, Колин, а такие качества вряд ли исчезают с годами. Это врожденное. И если ты считаешь, что она изменилась, мне тебя жаль. А теперь прости, я еще не успела поговорить с Карис.
        Колин подавил желание пойти за ней. В понедельник он заедет к ней в магазин и успокоит разбушевавшиеся воды. К тому времени он переборет идиотское желание защищать Шугар Бет. К тому времени ему уже не захочется объяснять, что ей тоже было нелегко каждый день видеть в школе незаконную дочь отца и иметь Дидди в качестве образца для подражания. Может, Шугар Бет боролась единственным оружием, которое было в ее арсенале.
        Все новые гости появлялись в солярии, привлеченные запахами еды. «Сивиллы» осаждали Нила, допрашивая, знает ли он какие-нибудь хорошие руководства по правильному питанию и знаком ли с их авторами.
        Шугар Бет подошла к нему, но ее почтительный тон его не обманул.
        — Простите, что отвлекаю вас, мистер Берн, но обед готов. Ваши гости могут идти к столу.
        Она подчеркнула свое подчиненное положение, обвязавшись передником!
        Ему хотелось сорвать с нее эту тряпку, сорвать все и отнести в гардеробную.
        — Вы достаточно потрудились. Берите тарелку и присоединяйтесь к нам.
        «Сивиллы» услышали. Их головы мгновенно настороженно повернулись. Как у хищных птиц. Уинни оцепенела. Райан направился к бару. Но ледяные огни, полыхавшие в глазах Шугар Бет, знаменовали, что ответной благодарности он дождется не скоро.
        — Ну разве не лапочка! Так трогательно заботиться о наемных служащих! Спасибо, я уже объелась закусок. Клянусь, что не смогу проглотить ни кусочка!
        Господи помилуй, он возродил Дидди!
        — Вам ничего больше не требуется?  — проворковала она, вызывающе блестя глазами.  — Я более чем счастлива услужить вам.
        Она обращалась с ним как с надоевшим мужем, и в нем взыграло ирландское упрямство.
        — Можете избавиться от чертова передника и поужинать с нами.
        Приезжие гости, слышавшие все это, недоуменно переглядывались. Зато «Сивиллы» все поняли. Из разинутых клювов полилось недовольное шипение. К завтрашнему утру весь Парриш узнает о его предательстве. Черт, какое там к утру! Куда быстрее! Их пальцы так и чесались выхватить сотовые. Не дай Бог, кто-то раньше их распространит весть о том, что Колин Берн перешел на сторону темных сил!
        Шугар Бет имела наглость погладить его по руке.
        — Вы снова перепутали лекарства, верно, босс? Благослови вас Господь, завтра мы немедленно вызовем вашего психоаналитика и все приведем в норму,  — утешила она и потянулась к пустому бокалу Эрона Лири.  — Позвольте взять у вас это, мистер мэр, чтобы освободить вам руки. Пора в буфет.
        И она поплыла прочь. Крохотные капельки крови Колина стекали с ее клыков. Рядом оказался Нил:
        — Настоящая жизненная драма в маленьком южном городишке. Тебе следовало бы написать об этом книгу.
        — Потрясающая мысль.
        Нил глянул вслед Шугар Бет:
        — Она точно такая, как ты описывал. Почему не сказал, что она вернулась?
        — Все это слишком сложно.
        — Может, нам все-таки удастся сделать парришскую трилогию?  — с надеждой осведомился редактор.
        Колин без труда расшифровал его вопрос. «Последний полустанок» стал самой удачной книгой в его издательской карьере, а «Отражения» ждет еще больший успех. Нил хотел получить третью книгу о Паррише вместо семейной саги о трех поколениях англичан и ирландцев.
        Нил заартачился, когда Колин подтолкнул его к столовой:
        — Еще рано. «Сивиллы» только сейчас туда пошли. Очень страшные женщины.
        — Представляешь, какими они были, когда Шугар Бет ими заправляла?
        — Представлять мне ни к чему,  — отмахнулся Нил.  — Я читал «Отражения».
        Но кроме него, никто больше не читал последней книги Колина. Интересно, как отреагируют добрые граждане Парриша на вторую книгу об их городе, тем более что многие из основных игроков все еще живы и на поле.
        Колин повернул голову к столовой.
        «Сивиллы» предпочли ужинать за маленькими столами в солярии. Колин скрыл отсутствие аппетита, обходя столы. Наконец он вернулся в солярий и прислонился к стойке, держа тарелку с едой, на которую было тошно смотреть. Безуспешно надеясь, что со своего наблюдательного пункта каким-то образом сумеет контролировать происходящее.
        — Я забыла салфетку,  — промурлыкала Хейди.  — Принеси, Шугар Бет.
        — Как насчет этих восхитительных булочек? Только не забудь подогреть.
        — Возьми мою тарелку, я уже доела.
        Не успевала она выполнить одно поручение, как «Сивиллы» придумывали другое. И она все им позволяла. Не торопилась, но и не требовала оставить ее в покое.
        — Мне нужно влажное полотенце. Руки почему-то липкие.
        — Постарайся найти перечницу. Она наверняка на одном из столиков.
        Даже Эми не устояла перед искушением присоединиться к травле, хотя и на свой манер, и Колин услышал ее шепот:
        — Иисус может смыть любые грехи, Шугар Бет, даже твои. Проси его о милосердии.
        Колин отставил тарелку, намереваясь положить конец этой бессмыслице, но Шугар Бет уловила движение и бросила на него взгляд, оспаривавший не только его мужское достоинство, но и самое право существования на этой земле. Смиренно вздохнув, он уселся и приготовился к худшему.
        Глава 11
        « — Вряд ли,  — мрачно заявил лорд Бромфорд, хорошенько обдумав ситуацию,  — стоит жертвовать принципами ради угождения женским капризам».
    Джорджетт Хейер. «Великолепная Софи»
        Уинни дала попробовать Райану пирожное с киви с собственной тарелки за минуту до того, как сделала свой ход. Едва Шугар Бет начала собирать пустые тарелки, как Уинни слегка повысила голос:
        — О Господи, я случайно уронила вилку под стол. Позволь мне отодвинуться, Шугар Бет, чтобы тебе было легче ее достать.
        Колин мгновенно понял. Уинни специально выбрала нечто маленькое, неважное, почти незначительное и одновременно знаменательное, Для того чтобы поднять вилку, Шугар Бет придется встать на колени у ног Уинни.
        Он понятия не имел, что сделает Шугар Бет. И не желал видеть, как развернутся события. И поэтому немедленно вскочил. Но мгновенно понял, что муж Уинни успел его опередить.
        — Я сам,  — пробормотал Райан.
        Уголки губ Уинни горестно опустились. Впервые за этот вечер она показалась ему куда более уязвимой, чем Шугар Бет. Последняя на мгновение встретилась глазами с Райаном, прежде чем сделать крошечный шажок в сторону. Райан медленно опустился на одно колено у ног жены, пошарил под столом и извлек вилку, вне всякого сомнения, намеренно отброшенную Уинни в самый угол.
        Колин перевел взгляд с одной женщины на другую. Его всегда завораживали литературные прототипы, но, спроси его кто-то в этот момент, какая из женщин — отважная Золушка, а которая — злая сестра, он далеко не сразу нашел бы ответ.
        Вечер все тянулся. И хотя хозяин не находил себе места, гости, похоже, искренне веселились и расходиться начали только в начале двенадцатого, да и то неохотно.
        Уинни дрожащими руками натягивала черную кружевную ночнушку, одну из целой коллекции всех цветов и оттенков. В спальню вошел Райан, уже без пиджака, который скорее всего швырнул внизу на стул. Пиджак так и будет лежать там, когда они вернутся завтра из церкви. Он не требовал, чтобы она убирала за ним. Просто не замечал, как часто разбрасывает вещи.
        — Взгляни на это.
        Он протянул ей смятый постер, изображавший громилу с голой грудью и продетыми сквозь соски кольцами. Чья-то женская рука игриво ласкала его пах.
        — Висел на обратной стороне двери. Я случайно заметил, когда зашел посмотреть на нее.
        — Она знает, как мы ненавидим подобные вещи. Поэтому и развешивает их повсюду.
        — Если она так ведет себя сейчас, что будет в шестнадцать лет?
        Уинни не посмела высказать свои самые мрачные опасения. А вдруг наследственность скажется, и Джи-джи превратится в копию Шугар Бет: эгоистичную, злобную, распущенную…
        Райан отправил постер в корзинку для мусора и скрылся в гардеробной. Он вроде как не заметил ее ночнушку, да и с чего бы вдруг? У нее целые шкафы соблазнительных вещиц, и почти каждую ночь он видит ее в чем-то новом. Иногда ей хотелось выбросить все это и поехать в «Уолмарт» за уютной фланелевой пижамой.
        Пока он переодевался, она скользнула под одеяло и открыла книгу, оставленную на тумбочке. Но даже не сделала виду, что читает. Слишком больно терзало воспоминание об уродливой сцене: Райан на коленях у ног Шугар Бет. Как ужасно она просчиталась! Вынудила мужа сделать выбор. Принять чью-то сторону. И он выбрал не ее.
        Уинни тошнило от ревности. Весь вечер он следил за Шугар Бет, о нет, не открыто, разумеется. Но нельзя прожить с мужем столько лет, не понимая, о чем он думает. Сегодня Уинни придется соблазнить мужа и ласкать, пока не вскружит ему голову настолько, что он забудет о Шугар Бет.
        «Дай мне его, беби-и-и…»
        Совсем как в третьеразрядном порно. Но мысль о стонах, объятиях, поцелуях, всех этих усилиях не вызывала ничего, кроме тоски и неприязни.
        Голый Райан вышел из душа, лег в кровать. И повернулся к ней лицом. Стоило прижаться к нему, как он мгновенно отвердел, протянул руку и стал гладить ее волосы. Палец проник под бретельку ночнушки и задел сосок.
        «Дай мне его, беби-и-и…»
        Она была обязана ему всем. Но сейчас отвернулась якобы для того, чтобы положить книгу на тумбочку. И сказала нечто совершенно для нее необычное:
        — Я неважно себя чувствую. Пожалуй, мне стоит лечь в спальне для гостей.
        Золотисто-карие глаза наполнились сочувствием.
        — Что случилось?
        — Желудок немного расстроен.  — Она откинула одеяло и свесила ноги с кровати.  — Не хочу будить тебя, если придется вставать.
        Он осторожно потер ее поясницу.
        — Я не возражаю.
        — Нам нужно выспаться,  — возразила она и отошла от кровати, не поцеловав мужа на ночь. Собственное поведение поражало и возмущало ее. Именно сегодня, когда настоятельно требовалось соблазнить мужа, она не смогла заставить себя его поцеловать. Он был ей противен. Противны его красивое лицо, безупречные манеры, бесконечная заботливость. Противно вечно чувствовать себя вторым сортом, И особенно противно притворяться, что он ей нравится, хотя это вовсе не так. Любить его — да. Она любит мужа всем сердцем. И это никогда не угаснет. Но сейчас она не могла вынести самого его вида.
        Она захватила халат, лежавший в изножье кровати, и повернулась к двери.
        — Утром Джи-джи непременно станет вопить из-за воскресной школы. Предоставляю тебе управиться с ней.
        Он приподнялся на локте, насмешливо глядя на нее.
        — Согласен.
        Она велела себе не произносить больше ни единого слова, убраться в гостевую спальню и закрыть за собой дверь, прежде чем успеет натворить дел.
        — Я собираюсь купить несколько пижам.
        — Я не ношу пижамы.
        — Для себя.
        Он выдал свою патентованную чувственную улыбку.
        — Мне нравится то, что сейчас на тебе.
        — Значит, тут мы расходимся во мнениях.
        Он мигом перестал улыбаться.
        — Ты устала.
        Устала и корчится от омерзения. И он знал почему. Только не хотел говорить вслух. Предпочитает игнорировать призрак, не оставлявший их все четырнадцать лет. Впрочем, как и она. Потому что их брак хрупок, как яичная скорлупа, и оба боятся его разбить.
        — Устала,  — согласилась она, вымучив неуверенную улыбку.  — Утром испеку тебе оладьи.
        Можно подумать, гора оладий залечит все раны. Перекинет мост через разверзшуюся пропасть.
        Она выключила свет и шагнула к выходу.
        — Хочешь, я разотру тебе спину?  — спросил он.
        — Нет. Мне совсем этого не хочется,  — бросила она, переступая порог.
        Войдя в кухню, Колин увидел стоявшую на табуретке Шугар Бет. Она убирала в шкаф очередной поднос. Был уже час ночи. Распорядитель уехал, а Шугар Бет, похоже, едва держалась на ногах, но по-прежнему доказывала, что возьмет любой мяч, посланный Колином. Какой же из ее мужчин пытался погасить такой гордый дух?
        — Вы совсем измучены. Идите домой.
        Она только сейчас заметила собаку.
        — Что здесь делает Гордон?
        — Я пошел в каретный сарай, чтобы вывести его, и он потащился за мной. Учтите, он успел сжевать один из ваших шлепанцев.
        — Он ненавидит меня.
        — Собаки не могут ненавидеть хозяев. Это противоречит естественному ходу вещей во вселенной.
        — Так я и поверила.
        Шугар Бет спрыгнула с табуретки, и, когда ставила ее на место, он заметил темные тени у нее под глазами.
        — Оставьте в покое эту чертову штуку. Завтра я обо всем позабочусь.
        Она прижала табуретку к бедру и удостоила его взглядом, полным неприкрытого издевательства.
        — Только посмотрите на него! Угрызения совести сочатся из каждой поры. Надеюсь, вы не собираетесь зарыдать? Потому что, откровенно говоря, этого мне не переварить.
        — Попытаюсь сдержать слезы. А теперь идите спать. Утром я выпишу вам чек.
        — Чертовски верно, выпишете. И заплатите сверхурочные за сегодняшнее представление. Но дважды ноль — все равно ноль, верно? Господи, что за скряга! Может, не трать вы столько на модный парфюм и записи Барбры Стрейзанд, и смогли бы заплатить мне, сколько я стою.
        — Дорогая, даже у меня нет столько денег.
        Последняя фраза успешно заткнула ей рот. Ему выпало счастье видеть, как она моргнула, потом нахмурилась, выискивая в его словах скрытое оскорбление. Но Колин не замедлил воспользоваться победой:
        — Жаль разочаровывать вас, но сегодняшняя ночь была последней. Конец вражде. Мы квиты. Я официально отмщен за ваше детское предательство.
        Шугар Бет закатила глаза, мгновенно включившись в игру:
        — Хотите сказать, что этих жалких приступов больной совести достаточно, чтобы вы поджали хвост? И еще называете себя мужчиной!
        Он, должно быть, прочел слишком много викторианской эротики, потому что захотел перегнуть ее через стул и… и сделать что-нибудь страшно непристойное.
        Она уселась на табуретку и, сбросив туфельку, поставила ногу на перекладину.
        — Кажется, я никогда не рассказывала вам об этом,  — начала она, опершись подбородком о сложенные ладони: вполне сносная пародия на мечтательные воспоминания.  — В ночь, когда я сочинила ту гадость о вас… не поверите, плакала настоящими слезами.
        — Не может быть!
        Она ранила себя, он чувствовал это, но не знал, как ее остановить. Кроме того, времена, когда он не задумываясь бросался спасать страдающих женщин, остались далеко позади.
        — Видите ли, в тот день я разбила свой «камаро» — красный свет всегда пробуждал во мне мятежные инстинкты — и боялась, что па отнимет у меня ключи. Поэтому не только то обстоятельство, что я терпеть вас не могла, заставило меня солгать.
        — Уже поздно, Шугар Бет, и вы измучены.
        — Ну и потеха же была! Едва я сказала Дидди, что вы пытались меня лапать, она совершенно забыла о вмятине в дверце и папочка тоже. Они даже не заставили меня оплатить ремонт, из карманных расходов. Я все еще смеюсь при мысли об этом.
        Но похоже, ей было не до смеха. Она выглядела безумно измученной и осунувшейся. Он подошел к ней.
        — Вы были ребенком, до мозга костей избалованным ребенком. Перестаньте себя казнить.
        Ему следовало бы понять, что любое проявление сочувствия будет ошибкой, потому что она сорвалась с места, шипя по-змеиному:
        — Ну что за лапочка! Сплошное христианское милосердие! Сострадание и прощение так и льются из каждой поры! Ну так вот, мистер Берн, мне ваша жалость не нужна. Как не нужна…
        — Довольно!
        Одним молниеносным движением он подхватил ее и вынес из кухни. Хватит бороться с собой. Весь этот вечер неумолимо вел к одному, и теперь он потащит ее наверх, швырнет на постель и будет любить, пока оба не потеряют способность рассуждать связно.
        — Так-так-так… — Она уставилась на него: одни усталые глаза и дразнящие интонации.  — Это уже больше похоже на дело, английский верзила!
        Она словно выплеснула ему в лицо ведро ледяной воды. Он мигом отрезвел.
        — Что это с вами, ваша светлость?  — издевательски осведомилась Шугар Бет. Губы сложились в устало-кокетливую гримаску.  — Боитесь, что на девушку у вас не встанет?
        Секс и дерзость были единственным оставшимся у нее оружием. И он понимал это, как и то, что его заботливость могла казаться ядом, медленно сочившимся в эти полные гордой крови вены, и такое поведение казалось ей вполне приемлемым способом отплатить ему.
        Он, циник, возбужденный сверх всякой меры, когда-то был романтиком и теперь сверхъестественным усилием воли нашел в себе силы поставить ее на ноги. Но потом, лишь потому, что заслуживал награды за самоконтроль, стал целовать ее, долго и яростно.
        Она отвечала, как истая искусительница: острый язычок, приглушенные стоны, трущиеся об него бедра, и все это чистая фальшь, дающая понять, что он может делать со своей жалостью. Но кровь все равно билась и пульсировала в чреслах, а тело требовало большего. Потребовалось все самообладание, чтобы не потерять терпения, но он не позволял губам ожесточаться, давая ей время выплеснуть гнев. Постепенно она перестала извиваться. Язык возвратился в рот. Мягкая и нежная, она прильнула к нему. Он наслаждался ее губами со вкусом душистого бархата.
        Шугар Бет чувствовала нежный призыв его поцелуя и поняла, что Колин сумел ее обезоружить. Но она слишком устала, чтобы продолжать борьбу. Он был невероятно возбужден, и она даже растерялась, сообразив, что готова ответить ему. Глубоко под сковывавшим ледяным панцирем ее тело возродилось к жизни.
        От него веяло энергией и здоровьем, той самой мужской потенцией, в существование которой она давно не верила.
        Поцелуй становился все крепче. Она чувствовала упругие мускулы, скрытую силу его тела.
        Ее губы раскрылись, и его язык скользнул ей в рот. Она как во сне подняла руки и обняла его шею. Колин неспешно ласкал ее, пока со вздохом снова не поднял на руки. Но вместо того чтобы направиться к лестнице, понес к выходу и, помогая себе плечом, открыл дверь.
        — Самый героический поступок в моей жизни,  — процедил он сквозь стиснутые зубы,  — но когда мы займемся любовью, и поверь, мы обязательно займемся любовью, то исключительно ради наслаждения, а не чертова состязания, имеющего целью посмотреть, кто будет смеяться последним.
        На улице похолодало. Она прижалась щекой к его плечу. Он даже не запыхался, когда нес ее по двору за бегущим впереди Гордоном.
        — Далее,  — продолжал он,  — ты хорошенько отдохнешь. И… — он сжал ее еще крепче,  — станешь милой и послушной.
        — Похоже, вы выпили больше, чем мне показалось.
        Шугар Бет зевнула и закрыла глаза.
        — Давайте признавайтесь, что боитесь меня.
        — Точнее говоря, запуган до смерти.
        Она зарылась глубже в распахнувшийся ворот сорочки.
        — Да, я сущее наказание, что есть, то есть.
        — Мой самый ужасный кошмар.
        Дверь каретного сарая заело, и пришлось спустить Шугар Бет на землю, чтобы попасть внутрь. Там он снова поцеловал ее, на этот раз чуть коснувшись губ, словно не отваживался на большее, опасаясь не сдержаться. И только тогда она поняла, что сейчас он действительно оставит ее. Этого она не хотела, но не знала, как объяснить, что одинока, несчастна и нуждается в нем.
        — Ты не представляешь, чего мне это стоит,  — признался он, шагнув к двери,  — так что не ожидай ни вежливости, ни учтивости, когда утром я буду здесь.
        — Кто сказал, что я тебя приглашала?
        — Кто сказал, что я нуждаюсь в приглашении?
        На этот раз, уходя, он взял с собой пса.
        Она едва доволоклась наверх. Сбросила одежду на пол и каким-то образом умудрилась почистить зубы, но разобраться в хаосе нахлынувших чувств было выше ее сил, поэтому она упала на постель.
        И, уже засыпая, услышала дикие завывания:
        — Шугар… Шугар… Шугар…
        Сначала казалось, что это ей снится, но когда она перевернулась на спину, вопли стали громче.
        — Шугар! Шугар! Шугар Пай[9 - Букв.: сладкий пирожок (англ.)]!
        Кабби Боумар и его пьяные дружки вспомнили старые школьные забавы.
        Недаром Дидди обещала, что она станет женщиной на все времена.
        Шугар Бет сунула голову под подушку и заснула.
        Уинни проснулась от шума воды — должно быть, Райан принимал душ. Потом раздался его строгий голос: очевидно, он отправлял Джи-джи в воскресную школу, невзирая па вполне предсказуемые протесты.
        — Меня исключили, па, помнишь?
        — Но не из церкви.
        — А где ма?
        — Она себя неважно чувствует.
        — Я тоже.
        — Одевайся.
        Уинни снова задремала. Сквозь сон до нее доносились запах кофе… звон посуды… стук двери… шум мотора… мир вертелся и без нее.
        Наконец она заставила себя встать с постели. Переступила через черную ночнушку, вместо которой прошлой ночью надела старую футболку Райана и розовые спортивные штаны. Отправилась в ванную, вяло почистила зубы, но на душ энергии уже не нашлось. Посмотрела на себя в зеркало: опухшие глаза, отекшее лицо, всклокоченные волосы. Ее жизнь прохудилась, как эти розовые штаны, истерлась до дыр. Разлезлась по ниточке.
        — Тебе лучше?
        В зеркале рядом с ее собственным появилось отражение Райана. От неожиданности она подскочила. На нем были легкие брюки цвета хаки и тонкий трикотажный свитер, подаренный Джи-джи на Рождество.
        — Я думала, ты уехал.
        — Волновался за тебя, вот и попросил Мэрилин взять Джи-джи в церковь. Ну как ты?
        — В порядке.
        Уединение гостевой спальни манило… то место, где она не сможет ранить ни его, ни себя. Ей хотелось заползти туда и спрятаться под одеяло.
        — Сегодня у нас концерт. И прием. Сможешь выдержать?
        — Разумеется.
        Он привалился к косяку, скрестив на груди руки. Уинни знала, почему он не поехал в церковь. Пытается замолить вчерашние грехи. Шугар Бет так легко все давалось: красота, обаяние, способность завлечь самых порядочных мужчин, даже Колина. Что же до Райана… один взгляд на Шугар Бет, и он пропал. Раздавлен тяжелыми колесами грузовика, нагруженного целой тонной предположений о том, что могло бы быть.
        Уинни душил гнев. Она принесла в жертву себя, самую свою суть, свою душу в бесплодной попытке соперничать с призраком испорченной восемнадцатилетней девчонки. Она так презирала себя, что тошно становилось. Райан взглянул на часы:
        — Джи-джи вернется не скоро. Почему бы нам…
        — Ты когда-нибудь думаешь о чем-то, кроме секса?!
        Слова вырвались из нее с силой некоего доисторического гейзера.
        Даже ударь она его, он и то не был бы так потрясен. Гейзер взвился к небу, но тут же опал, придавленный ее раскаянием.
        — Прости. О Господи, Райан, мне ужасно жаль. Я не хотела.
        Но простым извинением уже ничего не исправить. Теплые карие глаза похолодели.
        — Я собирался предложить тебе накинуть что-то попроще, съездить в кондитерскую и раздобыть твоих любимых оладий с вишнями.
        Несправедливость собственных нападок придавила ее к земле, но и бурлящий в самой глубине гнев никак не унимался. Всю свою жизнь она свято верила, что не достойна ничего, кроме эмоциональных объедков окружающих, и это до смерти ей надоело.
        Уинни тяжело дышала, загоняя гнев внутрь.
        — Прости.
        — Как бы ты там ни считала, секс — далеко не все, о чем я думаю.
        — Знаю. Просто я немного… не в себе.  — Она прижала руки к животу, пытаясь удержать кипящий гейзер.  — Сейчас я приберусь и поеду с тобой.
        — Я передумал. Нужно поработать.
        Он взялся было за ручку двери, но остановился. Луч утреннего света падал на его руки, оставляя лицо в тени, и на какой-то момент он показался ей совсем чужим.
        — Если злишься из-за вчерашнего вечера, можешь так прямо и сказать, вместо того чтобы разыгрывать спектакли.
        Гейзер угрожающе заворчал.
        — Я не злюсь.
        — Согласен, Шугар Бет заслужила холодный прием, но то, что происходило вчера, перешло все границы. Вы все вели себя как жестокие дети, и я не желаю в этом участвовать.
        — Разумеется, не желаешь.
        Гейзер набирал силу, выискивая слабое место, чтобы прорвать ее кожу.
        — Когда ты наконец оставишь прошлое позади?
        — Как это сделал ты?
        — Чертовски верно. Именно как сделан я.
        — Ты с нее глаз не сводил! Весь вечер! Каждый раз, когда я на тебя оглядывалась, ты смотрел на нее.
        — Немедленно прекрати! Поговорим об этом, когда придешь в себя.
        Спокойный отказ выяснять отношения окончательно лишил ее остатков самообладания, и гейзер взорвался снова. И на этот раз принес с собой все, включая тайну, которую она так свято хранила много лет.
        — Не могу!
        Он перешагнул порог.
        — Не смей прятаться от меня!  — Он продолжал идти.
        Она бросилась за ним, обезумевшая, истерически вопящая фурия.
        — Я забеременела специально!
        — Угомонись!
        — Я лгала тебе!
        Райан остановился на лестнице и снова повернулся к ней. Впервые за все утро он выглядел по-настоящему встревоженным.
        — Уинни, замолчи!
        — Я забеременела специально, чтобы женить тебя на себе.
        — Знаю.
        Она судорожно прижала пальцы к губам, проглотила горькую желчь, попыталась вдохнуть, но не смогла.
        — Знаешь? Ты знал и ни словом не обмолвился.
        — А какой смысл?  — Он рассеянно провел рукой по волосам.  — И не было особых причин говорить об этом.
        — Я поймала тебя в ловушку!
        — Я этого не чувствовал. И Джи-джи для меня дороже жизни. А теперь прими ванну. Сразу станет легче.
        Словно ванна может смыть ее грехи.
        — Райан…
        Но он уже исчез внизу. Она привалилась к стене. Ее самая мрачная тайна… и он не желает говорить об этом.
        Уинни оцепенело вернулась в ванную и почти рухнула на бортик. Она не собиралась расставлять на него капканы. Но как-то вечером вдруг услышала собственный голос, уверявший, что она на таблетках и ему совершенно незачем беспокоиться. И поскольку это была Уинни Дэвис, Райан поверил.
        Но сегодня нет времени расслабляться. И поэтому она решительно повернула кран. Концерт и прием. Если бы только она смогла стать такой же, как Шугар Бет, бесчувственной, эгоистичной и совершенно бессовестной!
        Уинни начала плакать. Сколько же можно платить за старые грехи? Из ее лжи родилась чудесная девочка, ее дочка, так что стоит ли об этом жалеть? Так почему же она так себя ненавидит?
        Возможно, потому, что Райан никогда не питал к ней недобрых чувств.
        Шугар Бет повела носом, почуяв запах кофе. И бекона. Она любила бекон. И поэтому перевернулась на спину, увидела, что уже почти одиннадцать, и направилась в ванную. Двадцать минут спустя чистенькая и свежая в черном атласном халатике и старых ковбойских сапожках она уже спускалась с лестницы. Волосы она вымыла, но просушить не потрудилась. Как, впрочем, и наложить макияж. После вчерашнего Колин Берн не заслуживал ничего, кроме чистых волос и, может быть, пары капель увлажнителя.
        Мышцы ныли от тяжелой работы и праведного негодования, но, как ни странно, она испытывала облегчение. Сознает Колин или нет, но он наконец простил ее. Бремя, которое она так долго несла, упало с плеч.
        Он стоял у плиты в тесной кухоньке, повернувшись к ней спиной и занимая почти все пространство. При одном взгляде на Колина хотелось сорвать с него одежду и потащить наверх.
        — Я уже собирался тебя будить.
        Жаль, что она не осталась в постели подольше. Не дождалась его. Старая добрая черная магия — влечение к самому неподходящему человеку. Правда, теперь она не так глупа. Пусть далеко не сразу, но она сумела понять разницу между любовью и похотью.
        — Господи Боже, неужели и ты напялил джинсы? Дай сначала немного кофе!
        — Они сделаны на заказ,  — заметил он, когда Шугар Бет сняла с полки одну из чашек Таллулы веджвудского фарфора и налила себе кофе.  — Французские. Обошлись мне в триста долларов, но, думаю, они того стоят.
        Присмотревшись, как синяя джинса облегает его бедра под этикеткой «Гэп», Шугар Бет согласно кивнула.
        — Эти лягушатники, похоже, кое-чему научились,  — сухо признала она.
        — Прошлой ночью я слышал твоих обожателей.
        — Кабби и мальчиков?
        — Видимо, праздновали окончание школы идиотов, не иначе. Одно яйцо или два?
        Не дожидаясь ответа, он разбил на сковороду два яйца.
        — Скажи, что где-то спрятана коробка «Криспи кримз»[10 - Вид сухого завтрака из овсяных и пшеничных хлопьев.].
        — Радуйся, что тост не из пшеничного хлеба.
        Он оценивающе оглядел атласный халат и ковбойские сапожки.
        — Мило.
        — Ты единственный человек в Паррише, имеющий наглость употреблять подобные определения. Где моя собака?
        — Во дворе. По-моему, он не из тех, кто склонен к побегу.
        — Для этого он слишком упрям. Предпочитает доводить меня.
        Она отнесла кофе к кухонному столу и села.
        — Носом чую бекон, а вот глазами не вижу.
        — Сейчас поджарю.
        Он удивительно ловко переложил яйца на тарелку, добавил уже намазанный маслом тост и поставил все это перед ней.
        — А с чего это ты вдруг пристрастился к бекону? Твои артерии, должно быть, взбесились.
        — Минута слабости.
        — Кому, как не мне, знать, как это бывает.
        Тост оказался холодным, но Колин не пожалел масла, так что она не жаловалась. И яичница была совсем неплоха. На сковороде весело зашипел бекон. Шугар Бет промямлила, набив рот:
        — Надеюсь, никто не узнает, что ты предложил врагу помощь и утешение.
        — Ничего, выживу.
        — Готовишь мне завтрак, чтобы успокоить разгулявшуюся совесть, или подлизываешься, стараясь поскорее добраться до сластей?
        — Под сластями, насколько я понимаю, ты подразумеваешь все те прелести, которые в настоящее время скрыты черным атласом?
        — Совершенно верно. Только их.
        — Возможно.
        — Возможно — что? Совесть или сласти?
        — Я должен выбрать?
        — Не важно.
        Она доела первое яйцо.
        — Расскажи о своей жене.
        — Не хочу.
        — Нет истории — нет сластей.
        Он не полез в драку, и она тоже не собиралась этого делать.
        — Как она умерла?
        Он ткнул вилкой в бекон.
        — Если тебе так уж нужно знать, она врезалась в опору моста. Достаточно трагично при любых обстоятельствах, но она сделала это намеренно.
        — Ой!
        — Именно.
        За этим бесстрастным выражением лица скрывался целый мир боли.
        — Сознаюсь, угрызения совести тебе знакомы куда больше, чем мне. Забавно, как иногда мы неверно судим о людях.
        — У меня нет причин терзаться сознанием собственной вины. Я делал все возможное, чтобы помочь ей.
        Но Шугар Бет слишком много знала о взаимных обвинениях, чтобы поверить в его полную невиновность, и поэтому молча подняла брови. Колин отвел глаза.
        — Ладно, она была беременна, и это на время выбило меня из колеи. Но холодный разум восторжествовал, и я многое узнал о себе.
        — А именно?
        — Брак не для меня. Некоторым людям удается жить семейной жизнью, но я не из таких.
        — И с тех пор ни разу не поддался соблазну?
        — Тебе, конечно, трудно такое представить, но ни разу. Я наконец организовал свою жизнь именно так, как считаю нужным. И никогда еще не был счастливее. Но довольно о моем утомительном прошлом.
        Он палил себе кофе и повернулся к ней.
        — А теперь твоя очередь. Скажи, была ли какая-то причина, кроме самых очевидных, заставившая тебя выйти за человека на сорок лет старше?
        — Ты все равно не поверишь.
        — Я уже немного научился продираться сквозь нагромождения твоей лжи, поэтому позволь попытаться.
        Она отломила кусочек тоста, но тут же отложила.
        — Я любила его.
        — Почему бы нет! С такими миллионами!
        — Обычно так и бывает, но я не знала, насколько он богат, до того, как поддалась его чарам.
        — Ему было семьдесят. Какие уж тут чары?
        — А вот такие. Он был красивым сукиным сыном, выглядел на пятнадцать лет моложе, этакая техасская версия Энтони Хопкинса, только без его ужасной штуки на зубах.
        Горло стиснуло судорогой.
        — Самый обаятельный человек, которого я когда-либо знала. Истинное безграничное обаяние, рожденное добротой. Можешь не верить, но он был любовью всей моей жизни.
        — Трогательно.
        Несмотря на едкий тон, улыбка вышла сочувственной. Она по достоинству оценила сочетание. Он снял со сковородки бекон.
        — Ты вроде упоминала, что он долго болел.
        — Два года. Последние шесть месяцев лежал в коме.
        — И умер четыре месяца назад?
        Шугар Бет кивнула, но тут же, стряхнув грусть, усмехнулась:
        — Ну вот, чудесная парочка. Скорбящая вдова и одинокий вдовец, продлевающие свои исполненные тихого отчаяния жизни посредством хорошо задуманного, но плохо состряпанного завтрака. Достаточно, чтобы заставить «Холмарк»[11 - Имеются в виду драматические сериалы, поставленные американской компанией «Холмарк карде инкорпорейтед». Получили больше премий «Эмми», чем все другие сериалы. Среди постановок много пьес Шекспира и других выдающихся драматургов.] рыдать. Кстати, на следующей неделе я постараюсь приготовить что-нибудь повкуснее. На меня нашло вдохновение.
        Он поспешно поставил тарелку с беконом. Взгляд из циничного стал серьезным.
        — Для нас следующей недели не будет, Шугар Бет.
        Шугар Бет вскочила как ужаленная:
        — О нет, ничего не выйдет! Я еще не нашла картину, и не тебе меня увольнять! Мне нужны деньги, пусть и такие жалкие.
        Он воззрился на нее с прежней надменностью.
        — Эта работа унизительна. Сама знаешь, я хотел уничтожить тебя.
        — Смотрю, ты исправляешься прямо на глазах. Еще несколько недель, и из тебя выйдет человек.
        Он взглянул на нее. Она вновь уселась.
        — Пожалуйста, Колин, не будь скотиной.
        — Вот я и пытаюсь не быть скотиной. Ты больше не можешь оставаться в городе. Я выписал тебе чек, так что сможешь протянуть первое время. Возвращайся в Хьюстон. Там сумеешь заработать куда больше.
        Заработать? Для нее это не проблема. А вот оплачивать счета Дилайлы становилось все труднее.
        — Без этой картины я никуда не уеду.
        — Ты даже не знаешь, существует ли она.  — Он угрожающе навис над ней.  — И вся роскошь, которую можно купить на вырученные деньги, не стоит потери достоинства.
        — Тебе легко говорить. Ты не был рожден тщеславным.
        — Черт бы тебя побрал, Шугар Бет! Взгляни на себя! От тебя остались кожа да кости! Выглядишь так, словно неделями не спала. Добавь еще тот факт, что люди плюют в тебя на улицах и ты даже не протестуешь. Пойми, лучше не будет. Только хуже. И учти, Уинни имеет немалую власть в этом городе.
        — Я не боюсь Уинни Дэвис.
        — Верю. Но вот Уинни Галантайн — дело другое. Она и есть Дидди, как ты не понимаешь? Вбей это в свою тупую голову. Именно к Уинни перешла та власть, которой когда-то обладала твоя мать.
        — Но ни капли ее обаяния.
        — Кроме того, речь еще и о нас с тобой,  — выдавил он.  — Прошлый вечер вполне удовлетворил мою жажду крови, но не могу сказать, что так уж желаю тебе добра. В свете вышесказанного я нахожу крайне зловещим то обстоятельство, что вчера мы были готовы заняться сексом. Более чем готовы. И если бы это зависело только от меня, мы давно бы уже оказались в постели.
        — К счастью, это зависит не только от тебя. Я еще ничего не решила.
        — Лгунья. От нас летит столько искр, что стены дымятся.
        — Искры обычно вызывает короткое замыкание. Мы — двое самых неподходящих друг другу людей во всей вселенной.
        — Что делает все это еще заманчивее, верно?
        Его взгляд прожигал ее насквозь.
        — Я стараюсь избегать дорогостоящих женщин, как чумы, а ведь таких дорогостоящих, как ты, еще поискать!
        — Ты мне льстишь.
        — Ты буквально пожираешь мужчин, которые ползают у твоих ног, а со мной этого не случится.
        — Обожаю твою манеру объясняться. Таких комплиментов я еще не слышала.
        — Сексуальное влечение противоположностей.
        — Ты умеешь убеждать, да вот только у меня имеется подленькое подозрение, что в постели ты — сплошное разочарование.
        — И почему так, хотелось бы спросить?  — угрожающе осведомился он.
        — Сам знаешь.
        — И все же, может, поделишься?
        — Дело в изнеженности. Мое тело не так идеально аккуратно, как твое. Оно женское. И поэтому может издавать запахи. Влажнеть в самых неподходящих местах. Ты до ужаса брезглив. И не думаю, что такое тебе понравится.
        Ее явно несло. Она пыталась сообразить, что делает и почему запугивает себя до смерти.
        — Ты, дорогая моя, само воплощение зла.
        — Знаю,  — просияла она.
        — Ешь!
        Он со стуком поставил перед ней тарелку с беконом.
        — Не голодна? Чудненько. Тогда идем наверх.
        — Только при условии, что я сохраняю работу.
        — Это не имеет никакого отношения к твоей работе, как ты прекрасно понимаешь.
        Едва он потянулся к ней, как за дверью громко взвыл Гордон.
        — Проклятая дворняга.
        — Наконец-то ты увидел свет истины.
        Он впустил собаку, которая немедленно ринулась к миске с водой. Шугар Бет взяла вилку, но тут же сообразила, что потеряла аппетит. До возвращения в Парриш скорбь и постоянные тревоги надежно гасили порывы чувственности. Но здесь она снова встретила Колина Берна. Почему именно он оказался тем мужчиной, который вызволил ее из добровольного чистилища? Нельзя сказать, что он изменил своим взглядам, когда утверждал, что не желает ей добра.
        — Скажи, что ты не успела прийти в сознание,  — прошептал он, глядя на нее.
        — Глупость накрепко вбита в мою ДНК.
        — Слава Богу.
        Она знала, что не откажет ему. И в то же время старалась объяснить, что все это сплошные игры и забавы.
        — Что же, вперед,  — объявила она, поднимаясь из-за стола.  — И попробуй только спасовать, тогда я постараюсь, чтобы об этом весь город узнал!
        — А ты, дорогая, надеюсь, способна не только на болтовню, в чем я начинаю сильно сомневаться.
        — Да неужели?
        Она расстегнула халат и одним движением сбросила с плеч. Он жадно вбирал взглядом белый лифчик, черные трусики и ковбойские сапоги.
        — Я громом поражен.
        Она провела пальцем по животу.
        — А ведь ты еще даже не видел самого главного.
        — Вот тут ты ошибаешься.
        Уголки его губ дернулись. Тремя огромными шагами он перекрыл разделявшее их расстояние.
        — Хотя, должен признать, мне действительно не терпится увидеть остальное.
        — О'кей, но я сохраняю работу.
        — Заткнись, слышишь?
        Он обхватил ее за талию и притянул к себе. Его губы приоткрылись, и он стал целовать ее с жаром, казавшимся немного странным для столь элегантного мужчины. Не прекращая поцелуя, он одним движением пальцев расстегнул лифчик.
        — Ты великолепна,  — прошептал он, отбрасывая мешающий предмет туалета.
        — Знаю.
        Он невольно хмыкнул и стал ласкать ее груди. Потом снова поцеловал, все с тем же пылом. Но как бы приятно ей ни было, она хотела большего. Хотела почувствовать на своей груди его губы, язык, зубы…
        Гордон нагло гавкнул.
        И еще она хотела уединения.
        — Избавься от него,  — простонала она.
        — Но это всего лишь пес,  — возразил Колин, прикусив ее губу.  — Он никому не скажет.
        — Зато все увидит.
        Он схватил ее за руку и потащил по лестнице в спальню. Пес упрямо пошел следом и, когда Колин захлопнул дверь, стал жалобно выть. Несмотря на сжигавшее ее нетерпение, Шугар Бет улыбнулась и тут же громко рассмеялась при виде убийственной гримасы Колина.
        — Не шевелись!  — прорычал он, ринувшись к двери.
        Все еще улыбаясь, она опустилась на смятую постель и сняла сапожки. Колин разыскал либо собачье лакомство, либо крысиный яд, потому что когда вернулся, внизу царила тишина. Она вскинула голову.
        — Прелестна,  — прошептал он, почти благоговейно.
        На ней остались только трусики-стринги и фиолетовые носки с изображением забавной мультяшной девчонки по бокам. Она купила их для Дилайлы, но той они не понравились, потому что она как раз была в разгаре розового периода.
        — Тут ты прав, тем более что я всегда придирчива в вопросах дамского белья.
        — Не стану спорить.
        Он остановился в центре старого выцветшего ковра с цветочным рисунком и принялся сбрасывать одежду. Когда остались только джинсы, она встала и подошла к нему.
        — Оставь это мне.
        И принялась неспешно играть с язычком молнии.
        — Нужна помощь?  — прохрипел он.
        — Нет, спасибо. Какой он горячий!
        Она провела пальцем по всей длине молнии. Он оказался толстым, твердым и — очередной сюрприз — очень большим. Нос. Руки. Ноги. Ей следовало бы догадаться.
        Ее желание было таким же неуемным, как его собственное, но она не могла вынести мысли о том, что все закончится слишком быстро… или… или покажется не таким уж важным событием.
        — Не следовало ставить мне двойку за статью о Шарлотте Бронте.
        Его дыхание обдало теплом ее шею.
        — Возможно, стоит обсудить это позже.
        — Ни за что,  — покачала она головой, продолжая забавляться с язычком молнии.  — Я слишком усердно работала над этой статьей.
        — И уверен, отдала ее на неделю позже срока.
        Она расстегнула молнию на полдюйма, но тут же остановилась и надула губы.
        — Все же…
        — Даю слово, что исправлю на тройку.
        Шугар Бет спустила молнию до конца и, игнорируя сладостное оцепенение в ногах, отступила и капризно уставилась на него.
        — Хочу пятерку.
        Но оказалось, она была не единственной в этой комнате, кто умел играть в подобные игры.
        — В таком случае ты должна ее заработать.  — Он показал на ее ноги: — Отдай мне носок.
        — Только один?!
        — Вполне разумное требование.
        — Полагаю.
        Она поставила ногу на край кровати, медленно нагнувшись, церемонно стащила носок, словно сетчатый чулочек стриптизерки, и заткнула за пояс его джинсов.
        — Очень-очень мило. А теперь я снимаю твои трусики.
        — Пять с плюсом.
        — Только ради твоего тела.
        Что же, весьма благородно, особенно потому, что оба знали, насколько она худа, не говоря уже о том, что ее бедра давно обходились без тренажера. Все же длинные ноги в глазах мужчин способны перевесить любые недостатки.
        — Только если ты сначала меня поцелуешь.
        — С превеликим удовольствием.
        Этот поцелуй длился еще дольше остальных и был еще горячее. Еще исступленнее. Первоклассным. Он зарылся пальцами в ее волосы. Его джинсы царапали ее кожу. Она почувствовала, что рассыпается, еще до того, как он поддел ее трусики, потянул вниз и встал на колени.
        Она бессильно откинула голову, когда он зарылся лицом в треугольник волос и стал вдыхать ее запах, как это делают все настоящие мужчины. И ненастоящие тоже, кстати говоря, но к чему беспокоиться, когда она единственная грешница в этой комнате.
        Он рывком раздвинул ее бедра. Сжал ягодицы.
        Ноги Шугар Бет подогнулись, но он удерживал ее на месте своей огромной ладонью, делая с ней все, что пожелает. Оставляя там, где хотел, открытой и доступной.
        Оргазм застал ее врасплох. Она испустила сдавленный крик.
        Он оставался с ней, пока не улеглась последняя волна, и только потом уложил на постель, легко, как куклу. А сам запутался в джинсах, и эта необычная для него неловкость вызвала у нее мечтательную улыбку. Она заметила, что он успел подготовиться и вытащил из кармана заранее припасенный презерватив.
        Оставшись обнаженным, он провел губами от ее живота вниз. Кто бы мог предвидеть столь приземленное великодушие у такого брезгливого мужчины!
        Она вцепилась в его густые волосы, казавшиеся шершавым шелком под ее пальцами. Он тем временем играл с ней, снова подводя к краю, но не давая провалиться в пропасть.
        Хмельные от наплыва ощущений, они смело пустились в неизведанное путешествие, касались, гладили, пробовали на вкус, обменивались милыми непристойностями и гортанными стонами, доводя друг друга до безумия. Она попыталась сомкнуть ноги, чтобы помучить его, но он не дал.
        — Даже не думай!
        Поймав ступню, ту, на которой еще остался носок, он отвел ее в сторону, сжал колено и вонзился глубоко, не грубо — для этого он был слишком велик,  — но и не так уж осторожно. Словно прочитал ее мысли.
        Она обхватила его ногами, и их тела слились в древнем ритме давних любовников. Мышцы спины подрагивали под ее ладонями. Он двинул бедрами, снова сжал ее попку, нашел новое местечко, новый источник наслаждения.
        Она выгнулась и закричала. Их взгляды скрестились. На какой-то ошеломительный момент молния озарения проскочила между ними: осознание чего-то поразительного и очень важного. Но прежде чем название для этого чего-то было найдено, водоворот подхватил их и унес.
        Глава 12
        «Клянусь, я готова убить Видала. До чего же легкомысленно с его стороны бесчестить честных девушек…»
    Джорджетт Хейер. «Дьявольское отродье»
        Шугар Бет отвернулась и передернула плечами.
        — С тобой покончено. Между нами больше нет счетов. Можешь идти.
        Его дыхание еще не выровнялось, и она, возможно, торопила его, но, как оказалось, попросту боялась дать ему увидеть, насколько потрясена случившимся только что на этой постели. Бессмысленный секс должен доставлять удовольствие, но придавать ему значение? Почему у нее такое чувство, что произошло нечто знаменательное? Следует поостеречься, если она не хочет влипнуть в очередной раз.
        Она встала, ощущая на себе пристальный взгляд Колина, вспоминая его угрозу уволить ее. Но не позволила себе даже думать о такой возможности.
        — Это была только разминка, дорогая,  — сообщил он своим тягучим британским выговором. Чисто член королевской фамилии, не больше и не меньше.  — Кроме того, я определенно не покончил с тобой.
        — Как всякий мужчина. Но у меня полно дел, и ни одно из них не касается тебя.
        — Да неужели?
        При одном взгляде на него, облокотившегося на подушку, с влажной от пота грудью и темными, взъерошенными больше обычного волосами, ей захотелось немедленно лечь в постель и позволить ему снова пустить в ход свою магию. Еще и еще раз. Но следовало вновь восстановить разрушенные было баррикады, поэтому она подняла джинсы и швырнула на кровать.
        — Ты был великолепен. Можно сказать, исполнен вдохновения. Теперь иди домой и восстанавливай силы. Увидимся завтра утром.
        Вальяжная поза сменилась настороженной.
        — По-моему, мы уже это обсудили.
        — Не заставляй меня платить за работу очередным сеансом секса. Самому же будет паршиво на душе.
        — Господи, сколько же в тебе этого самого…
        В этом он был совершенно прав, но прежде чем успел договорить, она попыталась метнуться к двери. И совершенно напрасно, потому что он успел догнать ее в два шага и потащить обратно.
        — Не так быстро. Недавно в поисках материала я наткнулся на одно интересное извращение.
        — Какое именно?
        Вместо ответа он сунул руку между ее бедер, и каждое движение пальцев заставляло забыть, что она так и не успела воздвигнуть оборонные сооружения.
        — Думаю, для тебя это слишком.
        Она куснула его за плечо.
        — Может, и нет, если будешь сверхосторожным.
        — Может, и нет,  — согласился он.
        После чего в спальне надолго воцарилась тишина.
        Гораздо позже, когда она приняла вторую ванну за утро, в постели остался только недовольный бассет. Время, проведенное в ванне, отрезвило ее, и она устало опустилась на край матраца. Гордон подвинулся ближе и положил голову на ее бедро. Длинное лопушистое ухо упало на колено.
        Шугар Бет зарылась в подушку, сдерживая слезы. Все утро она пыталась не думать об Эммете, но призраки упрямы и имеют свойство возвращаться. Сегодня она обрезала очередную нить, связывавшую ее с покойным мужем. Вот как бывает, когда наблюдаешь, как любимый умирает медленной смертью. Ни окончательного полного разрыва, ни единого момента всепоглощающей скорби, только бесконечная цепь потерь.
        Она погладила Гордона. Свела колени.
        Ей было чересчур хорошо с Колином. Но не стоит винить себя за уже сделанное, особенно если у тебя столько времени не было мужчины. Но нужно сделать все, чтобы ее прежняя тяга к сексу вновь не прокралась в душу. Она никогда не позволяла себе ставить собственное счастье в зависимость от мужчин, особенно столь эмоционально холодных, как Колин Берн.
        Внизу пробили часы, и она вспомнила, что сегодня воскресенье. Колин собирается на концерт, а она разрешила Джи-джи прийти днем. И хотя была явно не в форме для общения с терзаемой тоской девочкой-подростком, вряд ли могла позвонить Галактайнам и попросить Джи-джи остаться дома. Поэтому она высморкалась, натянула джинсы; поправила макияж и спустилась вниз убрать беспорядок, оставшийся после завтрака.
        Прощальный чек Колина. Она бросила на листок бумаги почти безразличный взгляд. Две тысячи долларов. Должно быть, совесть совершенно его замучила, поэтому она порвала чек. И подумала о Дилайле. В который раз задалась вопросом, не стоит ли взять к себе падчерицу, и в который раз отказалась от этой мысли. Дилайла обожала совместные походы по магазинам и ленчи в ресторанах, но, пробыв несколько часов вдали от Брукдейла, приходила в сильнейшее возбуждение и умоляла поскорее ехать обратно.
        Она тупо смотрела в стену, не заметив появления Джи-джи, которая сегодня нарядилась в очередную убогую одежонку, висевшую на ней как на вешалке и, без сомнения, крайне раздражавшую родителей. Девочка долго гладила Гордона, а выпрямившись, нервно пробормотала:
        — Я должна была ехать с ними на концерт, но поругалась с отцом.
        — До чего же вовремя!
        — Вы… э… хотите испечь печенье или что-то вроде?  — выпалила Джи-джи. Но тут же вспыхнула, слишком поздно сообразив, что такая светская львица, как тетушка, вряд ли станет заниматься столь прозаическими делами, как выпечка.
        Шугар Бет едва слышно вздохнула. Она со своими комплексами не может справиться, куда уж там заниматься чужими!
        — У меня нет муки.
        — Не важно. Печенье — это такая тоска!
        — Неужели?
        Шугар Бет могла бы объяснить, что любила печь всякие вкусности почти так же, как их есть, но не хотела поощрять даже намек на близость между ними.
        — Может, вы покажете мне, как подводить глаза? У вас здорово получается.
        Шугар Бет оглядела ее мешковатые штаны и выцветшую майку:
        — Не думаешь, что это вряд ли будет сочетаться с той дешевкой, что на тебе?
        — Я не всегда так одеваюсь.
        — Неужели?
        Джи-джи принялась сосредоточенно изучать ноготь на большом пальце.
        — Так спокойнее.
        — Спокойнее для кого?
        Девочка пожала плечами.
        У Шугар Бет не хватало энергии допытываться. Подводка глаз — вполне безопасный предмет. Пусть лучше Джи-джи узнает тонкости макияжа от Шугар Бет, чем от своей зануды мамаши или, не дай Бог, от Мэрилин, хотя Мэрилин неплохо управлялась с контурным карандашом для губ.
        Она было повела Джи-джи наверх, но вовремя вспомнила о смятых простынях.
        — Сейчас принесу косметичку. Здесь свет лучше.
        — О'кей. И потом я вроде как составила список.
        — Список чего?  — насторожилась Шугар Бет.
        — Вопросов, которые я хотела бы вам задать.
        В голове запульсировала боль. Почти забыв о косметичке, она повернулась к кухне.
        — Мне нужно выпить кофе.
        — Я пью кофе.
        — Еще бы!
        — Пью!
        Прекрасно. Пусть Райан беспокоится о кофемании.
        Она включила древнюю кофеварку и, повернувшись, увидела, что Джи-джи уже успела сесть за стол и вынула из кармана листок бумаги и огрызок карандаша, готовая делать заметки.
        — Первое: что, по-вашему, лучше — быть умной или популярной? Думаю, популярной.
        — Эти свойства трудно назвать взаимоисключающими.
        — Только не в Паррише.
        — Даже в Паррише.
        — Вы были умны, но получали дерьмовые оценки, и это принесло вам популярность.
        — Неприятно тебя разочаровывать, но я получала дерьмовые оценки, потому что с самого начала дерьмово определила приоритеты. И была бы популярной даже с лучшими оценками в классе.
        — Но как?  — подскочила Джи-джи, отложив список.  — Именно этого я никак не могу понять. Как вам это удавалось? Вы были так же богаты, как я. Разве одноклассники не ненавидели вас за это?
        Шугар Бет надоело позволять миру рассматривать свои кровоточащие раны, и она не желала говорить об этом сейчас. Или вообще, если уж на то пошло. Но Джи-джи заслуживала ответа.
        — Я родилась с ложным чувством превосходства,  — медленно протянула она,  — и умела ловко манипулировать окружающими, а они мне позволяли. Это продолжалось недолго, но ты, должно быть, заметила, что для меня даром не прошло.
        Но Джи-джи так и не получила ответа, на который рассчитывала.
        — А как именно вы ими манипулировали?
        Шугар Бет с тоской взглянула на кофеварку, но она еще не выключилась. Ей просто необходим кофеин!
        Поэтому она схватила с холодильника банку коки.
        — Хочешь?
        — Нет, спасибо. Предпочитаю кофе.
        — Ну еще бы!
        Она дернула за колечко. Джи-джи терпеливо ждала: сплошные огромные глаза и настороженные уши.
        — Цель не в популярности, Джи-джи, а в том, чтобы быть сильной.
        — Я не чувствую себя сильной,  — уныло пробормотала девочка.
        «Добро пожаловать в клуб, малышка».
        — Как любой в тринадцать лет. Но тринадцать — самый лучший возраст, чтобы начинать накапливать силы. Именно то, что надо.
        Лицо Джи-джи озарилось искренней заинтересованностью.
        — Именно этого я и хочу. Стать сильной.
        — Но ты желаешь этого прямо сейчас, чего просто быть не может.
        — В тринадцать вы были сильной.
        Шугар Бет чуть усмехнулась:
        — Моя сила была иллюзией. Любая уловка, которую я использовала, чтобы добиться своего, со временем оборачивалась против меня. Ты хочешь, чтобы сила оставалась с тобой всегда. Но ее не получишь, принижая себя.
        — Не понимаю, о чем вы.
        — В твоем случае это означает притворяться бедной, напяливать уродливые тряпки, пропускать уроки, получая плохие оценки, а в свободное время шататься по улицам со всякой швалью.
        Джи-джи оскорбленно вскинулась:
        — Только потому, что Челси небогата…
        — Это не имеет никакого отношения к деньгам. Речь идет о мозгах, а судя по тому, что ты мне рассказывала, Господь выделил Челси неполный набор. Ты со своей стороны получила более чем достаточно, но, похоже, ты плохо пользуешься своим преимуществом.
        — Я не желаю якшаться с занудами вроде Гвен Лу и Дженни Берри, если имеете в виду именно их.
        Шугар Бет вспомнила Уинни, всячески старавшуюся казаться невидимой.
        — Потому что ты их не любишь? Или боишься, что другие дети будут смеяться над тобой?
        Джи-джи слишком долго не отвечала.
        — Потому что я их не люблю,  — выдавила она наконец.
        — Ты хочешь настоящей силы?
        Даже задавая вопрос, Шугар Бет пыталась решить, какой рецепт дать девочке.
        — О да,  — мечтательно вздохнула Джи-джи, но личико ее тут же затуманилось.  — Вы, конечно, скажете, что нужно учиться? И подружиться с Гвен и Дженни.
        — Уважение к окружающим и умение стать на их точку зрения дают тебе силы.
        Шугар Бет искренне надеялась, что это правда.
        — И делают тебя добрее. А людей влечет доброта. Разумеется, ты должна уметь постоять за себя. Но это не должно повлечь за собой стремления топтать других, а это значит, что ты должна делать это честно и с открытым забралом, без подленьких намеков на чужую полноту.
        Джи-джи с надутым видом сгорбилась на стуле. Шугар Бет перекатывала в ладонях банку коки, бессознательно ожидая звона обручального кольца. Но она заставила себя снять его еще в прошлом месяце. Джи-джи удивленно смотрела на нее. Рано или поздно она станет настоящей красавицей, но Шугар Бет всем сердцем надеялась, что это не случится слишком скоро. Рано расцветшая красота мешает формированию характера.
        Она прерывисто вздохнула и попробовала придумать, что сказать Джи-джи. Как ее убедить.
        — Может, тебе пора обдумать свое будущее. Составить план жизни. Только по-настоящему честолюбивый план. И не отступать. Даже если решишь стать президентом Соединенных Штатов. С годами твой план, вероятно, будет меняться, но это даже к лучшему, потому что, пока готовишься взять одну высоту, узнаешь вещи, которые помогут тебе достигнуть другой. Это и означает истинную силу: не тратить время на скандалы и не стервозиться, волнуясь о том, что кто-то может сказать за твоей спиной,  — объяснила она, до глубины души потрясенная неизвестно откуда нахлынувшей волной гнева. Почему Дидди не могла сказать то же самое, когда Шугар Бет было тринадцать? Но мать была неспособна мыслить шире своего крайне узкого кругозора.
        Шугар Бет откинулась на спинку стула, обдумывая то, что, как оказалось, до этого момента не понимала.
        — Люди всегда пытаются украсть твои власть и силу. Когда тебе все удается, утверждают, что все дело в богатстве и положении твоих родителей. Люди, которым ты небезразлична, тоже пробуют украсть твою силу, но при этом действуют другими способами. Когда ты совершаешь промах или терпишь неудачу, они пытаются тебя утешить, говоря, что нет людей идеальных и ты не должна так себя мучить. Могут сказать, что не стоит горевать о двойке по математике, потому что математика слишком трудна для девочек. Или что не стоит слишком тревожиться о несправедливости этого мира, потому что нельзя побороть все зло на свете. И даже если они желают тебе добра, все равно принижают тебя. Не дают встать во весь, рост.
        Сердце сжималось, в груди было тесно, и никак не удавалось глубоко вздохнуть.
        — Единственный способ отстоять силу — учиться идти вперед, несмотря ни на что, признавать свою неправоту, а иногда и стоять насмерть, потому что убеждена в своей правоте.
        — А как можно это узнать наверняка?
        Шугар Бет пожала плечами:
        — В этом и состоит загадка жизни. Каждый должен познавать ее на собственном опыте.
        — А вы? Познали?
        Только тринадцатилетняя девчонка способна задать такой вопрос.
        — Пока еще нет. Но я стараюсь.
        Джи-джи кивнула, словно обдумывая сказанное, и оперлась локтями о стол.
        — А теперь давайте поговорим о сексе.
        Шугар Бет не собиралась ввязываться в дискуссию подобного рода, но обрадовалась перемене темы.
        — Кофе готов!  — воскликнула она, вскакивая.
        — То есть мне интересно, как вы узнаете, когда готовы заниматься сексом?
        Шугар Бет подумала о смятых простынях наверху.
        — Если только дело не срочное, на что я искренне надеюсь, почему бы нам не отложить этот разговор?
        — О'кей.
        Удовлетворенная улыбка вызывала определенные подозрения в том, что Шугар Бет хитростью вынудили согласиться на очередной визит племянницы.
        — Не можем мы сейчас заняться макияжем?
        — Почему нет?
        Пока они экспериментировали с содержимым косметички, головная боль немного унялась. Они толковали о том, как сделать, чтобы косметика не расплывалась, как поставить перед собой цель, обрести силы. Временами Шугар Бет чувствовала себя лицемеркой, но, слава Богу, не во всем и, обводя веки Джи-джи, спрашивала себя, уж не обрела ли наконец крохи мудрости, которые стоит передать следующему поколению.
        Джи-джи сказала, что родители вернутся не раньше четырех, и где-то в половине четвертого неохотно направилась к двери.
        — Не стоит идти со мной,  — пробормотала она, когда Шугар Бет проводила ее во двор, оставив в доме несчастного Гордона.  — Я не маленькая.
        — И не будешь взбираться по столбику, если я не смогу проследить, чтобы ты благополучно выбралась на крышу.
        — Подумаешь, большое дело.
        — Сарказм крадет твою силу.
        — А вы часто бываете саркастичны.
        — Поэтому и говорю по собственному опыту.
        Джи-джи хихикнула. Шугар Бет улыбнулась девочке:
        — Все мы не стоим на месте. Все мы идем вперед, солнышко.
        — Думаю, вы хорошо над собой поработали.
        Шугар Бет не стоило бы так радоваться одобрению тринадцатилетней девочки, но тем не менее на душе было хорошо.
        На подходе к дому Галантайнов она нырнула в крохотную рощицу, чтобы понаблюдать, как Джи-джи будет взбираться на крышу. Та, как назло, стала дурачиться, откидываясь назад, размахивая руками и ногами и намеренно пытаясь довести тетку до сердечного приступа. Но Шугар Бет испортила забаву, заставив себя отвернуться. Поблизости треснула ветка. Кто-то шел через рощицу.
        Не успела Шугар Бет опомниться, как оказалась лицом к лицу с Райаном. У него вытянулось лицо: очевидно, он был так же шокирован встречей, как она сама. Сегодня на нем были синий спортивный пиджак, голубая рубашка и галстук пастельных тонов, костюм, который, по ее мнению, никто, кроме Колина, не мог выбрать для прогулки в роще.
        — Шугар Бет? Что… — начал он и, не вовремя оглянувшись, заметил дочь, выполнявшую очередной акробатический номер на балконном столбике.  — Джи-джи! Немедленно слезай!
        Завидев отца, бегущего к дому, Джи-джи крепче сжала столбик. Даже с довольно дальнего расстояния Шугар Бет видела ее искаженное ужасом лицо. Слишком хорошо она понимала, что значит гнев отца.
        Джи-джи медленно заскользила вниз, пытаясь оттянуть неизбежное, но ожидание отнюдь не охладило Райана, потому что, едва ее ноги коснулись земли, он схватил дочь за плечи и основательно тряхнул. Шугар Бет инстинктивно рванулась к ним, но к тому времени как оказалась рядом, Райан уже отпустил девочку.
        — Что ты тут делаешь? И где была? Мы с матерью всюду тебя искали.
        — Гуляла,  — упрямо процедила Джи-джи.  — И вы должны были вернуться только через полчаса.
        — Мы ушли с приема пораньше, а тебе было велено сидеть дома.
        — Я задыхалась!  — вскрикнула она с трагическими интонациями звезды «мыльной оперы».
        Райан, вне себя от злости, снова повернулся к Шугар Бет:
        — Не знаю, что за игру ты ведешь, но я не желаю видеть тебя рядом со своей дочерью. Никогда.
        Вся эта сцена не должна была ранить так сильно, но это говорил Райан, и они вместе смотрели «Скуби-Ду».
        — Шугар Бет ничего такого не делала!  — воскликнула Джи-джи.  — Я случайно встретила ее во время прогулки. Нечаянно! Мы даже не разговаривали. И вообще я ее не знаю.
        Прошло бог знает сколько времени с тех пор, как кто-то с такой яростью бросался на ее защиту, и Шугар Бет была тронута.
        — Боюсь, наша проделка раскрыта,  — бросила она, сухо улыбнувшись девочке.
        — Вовсе нет! Все было не так…
        — Райан?  — окликнула Уинни, выбегая из дома. Как и муж, она была нарядно одета, только волосы растрепанные и лицо встревоженное.  — Райан, что… — начала она и оцепенела. Взгляд лихорадочно перебегал с дочери на Шугар Бет и мужа.
        — Немедленно домой!  — рявкнул он на Джи-джи.
        Но девочка совершила роковую ошибку, на которую способны только тринадцатилетние подростки: вместо того чтобы подчиниться, упрямо набычилась и пробурчала:
        — Я ничего плохого не сделала.
        Райан гневно вспыхнул, и Шугар Бет поспешно шагнула вперед:
        — Джи-джи…
        — Домой, тебе сказали!  — прорычал он.  — Иди в свою комнату и оставайся там, ты меня слышишь?
        Джи джи, сжав кулаки и не вытирая катившихся по щекам слез, набросилась на родителей:
        — Я знала, что так будет! Вы крадете у меня силу! В точности как сказала Шугар Бет.
        О Господи…
        Шугар Бет съежилась. Уинни побелела. Райан задыхался от бешенства. Но Джиджи еще не все сказала.
        — Я вам не позволю! Никому не позволю украсть мою силу!
        Райан разрубил кулаком воздух:
        — Немедленно домой, я сказал!
        Джи-джи бросила умоляющий взгляд на тетку, но Шугар Бет молчала, понимая, что каждое ее слово только ухудшит положение.
        Джи-джи, громко топая, пошла к крыльцу. Секунду спустя дверь оглушительно хлопнула. Шугар Бет мечтала поскорее оказаться у себя, но этому, похоже, было суждено случиться далеко не сразу. Она приготовилась к атаке Уинни, но та не сводила глаз с мужа, который, в свою очередь, с ненавистью уставился на Шугар Бет.
        — Она всего лишь ребенок,  — прошипел он.  — Как ты могла сделать это? Зная, что мы не желаем видеть ее рядом с тобой?
        Джи-джи и без того попала в беду, так что выдать ее было бы верхом подлости.
        — Она моя племянница. Было любопытно узнать ее поближе.
        Уинни очнулась от своего транса:
        — Не смей и близко подходить к ней, ясно? Я не позволю.
        Шугар Бет, не обращая на нее внимания, поинтересовалась у Райана:
        — И какое зло, по-твоему, я способна ей причинить?
        — Я не желаю это обсуждать!  — напыщенно заявил он.
        — Вы не можете уберечь ее от жизни.
        — Зато можем уберечь от тебя.
        Такого фарисейства Шугар Бет вынести не сумела и поэтому немедленно вспылила:
        — Опоздали! Я уже рассказала ей все, что знала. Как выкурить косячок. Стащить деньги из отцовского бумажника. Перепихнуться с парнем на заднем сиденье «камаро».
        Это был удар ниже пояса, и Шугар Бет стало стыдно за себя. Или если еще не стало, то скоро будет.
        — И идите оба ко всем чертям!
        Уинни оцепенело наблюдала, как Шугар Бет уходит от них, двигаясь с привычной кошачьей грацией. Паника росла с каждой минутой. Что, если Шугар Бет уже украла все? И мужа, и дочь?
        — Не уйди мы с приема пораньше… — Райан осекся.  — Готов поклясться, это все затея Джи-джи. Все это время она умирала от любопытства.
        Он опять встал на сторону бывшей любовницы.
        Доведенная до отчаяния, Уинни отвернулась и пошла в дом, где разыгралась вполне предсказуемая сцена с Джи-джи. Девочка забилась в угол, прижимая к груди залитую чернилами подушку от Лоры Эшли, и продолжала во всем винить Уинни.
        — Я нуждалась в ком-то, с кем можно было бы поговорить откровенно. Шугар Бет слушает меня. И понимает!
        — Я твоя мать, Джи-джи. И понимаю тебя. Можешь говорить со мной, когда пожелаешь.
        — Не могу! Ты хочешь одного: чтобы все было по-твоему.
        Уинни на миг лишилась дара речи. Кто этот дьяволенок, вселившийся в тело ее драгоценной дочери?
        — Это неправда!
        — Папа по крайней мере хоть иногда слушает!
        — Речь идет не о твоей матери,  — вмешался Райан,  — а о тебе. И сегодня ты отвергла нечто очень важное. Лишилась нашего доверия.
        Джи-джи сунула подушку под подбородок.
        — Почему бы тебе не подумать об этом?  — продолжал он, сжимая руку Уинни.  — И о том, сколько времени потребуется, чтобы вернуть его?
        Он вывел жену из комнаты и закрыл за собой дверь. За спиной раздались скрип кроватных пружин и рыдания Джи-джи. Все-таки она была любимой папиной дочкой, и Райан на мгновение замялся.
        — Оставь ее. Ей нужно побыть одной,  — посоветовала Уинни.
        Они вместе спустились в гостиную. Уинни боролась с тошнотой. Райан сбросил пиджак и ослабил галстук.
        — Рано или поздно наша дочь вернется,  — заявил он не слишком убежденно.
        Из комнаты Джи-джи донесся грохот рэпа. Уинни собрала части воскресной газеты, повсюду разбросанные мужем.
        — Когда я превратилась во врага? Понятия не имею. Проснулась как-то утром, и вот оно.
        — Мы тут ни при чем. Такой возраст.
        — Мне так не кажется.
        Он расстегнул воротничок и рухнул в темно-красное кожаное кресло, купленное женой на распродаже одного из фамильных владений.
        — Мне следовало догадаться, что она найдет способ повидать Шугар Бет. Признаков было предостаточно.
        — Ты о чем?
        — Она задавала кучу вопросов. Я запретил Джи-джи видеться с ней, но если она уже вбила что-то в голову… словом, с таким же успехом я мог бы помахать перед быком красной тряпкой.
        — Ты мне ничего не сказал.
        — Ты не слишком владеешь собой, когда речь заходит о Шугар Бет.
        — Зато ты холоден, как мрамор!
        Райан медленно поднялся.
        — Не начинай все сначала.
        — Почему бы нет? Сам видишь, к чему привели все попытки замалчивать очевидное.
        — Ты просто не в себе.
        — Мне все равно. Я сыта по горло. До тошноты.
        Губы Райана побелели.
        — А знаешь, от чего тошнит меня? Меня тошнит от необходимости ходить перед тобой на полусогнутых. Бояться, что скажу что-то не то и раню твои деликатные чувства.
        — В таком случае не стоит этого делать.
        На его щеке дернулась жилка. Потянувшись к пульту телевизора, он сухо обронил:
        — Тебе давно пора взять себя в руки.
        Она выбила у него пульт, и черный прямоугольник заскользил по ковру. Райан растерянно заморгал, но Уинни уже пошла вразнос:
        — А вот тебе давно пора быть честным! Если так уж сильно хочешь Шугар Бет, иди к ней!
        Это окончательно добило Райана.
        — Так вот что ты обо мне думаешь?
        — Я устала притворяться.
        — Я был верен тебе четырнадцать лет.
        — Погоди, сейчас найду медаль.
        — Я женился на тебе, черт возьми! Зная, что ты забеременела нарочно, никогда не упрекнул тебя!
        — Еще бы. Ты для этого слишком порядочен. А вот я лгунья.
        — Это сказала ты. Не я.
        — Потому что для этого у тебя никогда пороху не хватало.
        — И не смей корить меня за это! Сознание собственной вины заставляет тебя принимать все так близко к сердцу. Но это твоя проблема, Уинни. Не моя.
        Ярость сменилась отчаянием. Она машинально присела на диван.
        — Я видела, как ты смотрел на нее вчера вечером.
        — Ты видела то, что нарисовало тебе собственное воображение. Стала настоящим параноиком.
        Неестественное спокойствие снизошло на нее. Руки бессильно упали на колени, и она переплела пальцы.
        — Я ревную. Так ревную, что неспособна мыслить связно. Но я не параноик. После стольких лет я все еще не могу заставить себя забыть о ней.
        — Это чистый вздор. Ради всего святого, я женился на тебе.
        — Не женился бы, если бы я не забеременела.
        — Конечно, женился бы,  — ответил он, помедлив чуть-чуть дольше, чем следовало.
        Боль ударила в сердце.
        — Конечно, женился бы,  — повторил он, словно пытаясь себя убедить.
        Уинни глубоко, прерывисто вздохнула.
        — Я больше не знаю, кто я такая. И может быть, никогда не знала. Понятно только одно: я извела себя, пытаясь стать достойной такого мужа.
        — Говорю же, все это чушь собачья.
        — А я так не думаю.
        Она встала. Оглядела все редкости, собранные с такой любовью. Она обожала эту комнату. Свой дом. Ей нравилось окружать себя предметами, говорившими о прошлом.
        — Я собираюсь на время переехать в квартиру над магазином,  — издалека донесся до нее собственный голос. Она не планировала этого, даже не думала ни о чем подобном до последнего момента. Но идея манила, как тенистая роща.
        — Ты никуда не переедешь,  — почти угрожающе отрезал муж. Такого тона она никогда еще от него не слышала.
        — Нам нужно время.
        — Нам нужен консультант по семейным вопросам.
        — Понимаю, ты сердишься.
        — «Сердишься»? Весьма слабое определение для того, что я сейчас испытываю. И что, по-твоему, я должен сказать Джи-джи? Что ее мать упорхнула, бросив ее?
        — Не знаю, что ты должен ей сказать.
        — То есть собираешься взвалить все это на меня, верно?
        — Да,  — прошептала она, шагнув к двери.  — Верно. Раз в жизни я собираюсь взвалить все на тебя.
        — Не смей шагу делать из этого дома, Уинни. Я не шучу. Попробуй уйти и увидишь, что будет!
        Она притворилась, что не слышит.
        Глава 13
        «…у нее было достаточно времени, чтобы как следует рассмотреть любовника сестры».
    Джорджетт Хейер. «Дьявольское отродье»
        Дверь открыл Колин. На пороге стоял Райан. Ничего из ряда вон выходящего, если бы не то обстоятельство, что он оказался здесь в десять утра понедельника и выглядел при этом далеко не лучшим образом.
        — Выглядишь препогано.
        — Спасибо.
        Они не разговаривали с самой субботней ночи. Размолвка была намеренной, поскольку у них было достаточно ясное представление о том, какое направление примет их беседа. Райан был лучшим другом Колина. Прежние отношения учителя и ученика давно остались позади, и теперь они даже не вспоминали об этом. Вместе играли в баскетбольной команде, иногда бегали трусцой по выходным, и Райан помогал ему тренировать футбольную команду мальчиков.
        — Неужели фабрика сгорела?  — осведомился Колин.  — Просто в голову не приходит никакой другой причины, по которой ты мог отрешиться от привычек закоренелого трудоголика.
        — С фабрикой все в порядке. Нужно потолковать.
        Колину ужасно хотелось отложить этот несвоевременный тет-а-тет. Шугар Бет появилась на кухне вовремя, как он и ожидал, совершенно игнорируя факт своего увольнения. Впрочем, пока он сидел в кабинете, уставившись в монитор, она старалась не мозолить глаза. Он не мог отрешиться от мыслей о ней. Вчерашний секс оказался лучше, чем можно было вообразить, особенно учитывая жанр литературы, интересовавший его в последнее время. Она была бесстыдной, распущенной, спонтанной, волнующей и непредсказуемой. А потом не проявила ни малейшего интереса к посткоитальному выяснению отношений, что должно было облегчить ему душу. Вместо этого он ощутил нездоровое стремление заставить ее выложить все свои секреты. Хотя, он знал, кем она была раньше, все же не имел ни малейшего представления, кем стала впоследствии, и тайна манила его. Может, именно поэтому так много мужчин не устояли перед ее чарами. Она словно излучала трудноуловимый, но безошибочный вызов, тот самый, который заставлял их идти до конца.
        Но образ Шугар Бет, как хладнокровной пожирательницы мужчин, не выдерживал никакой критики.
        Райан заметил Гордона и удивленно поднял брови:
        — Откуда взялся этот пес?
        — Сам явился,  — вздохнул Колин и, уступая неизбежному, спросил: — Хочешь кофе?
        — Почему нет? Заодно расширю дыру в желудке.
        — Можно перейти на низкокислотный органический кофе.
        — И отказаться от любимой боли в животе? Ни за что.
        Гордон поплелся за ними на кухню, покрутился там, отправился в солярий и плюхнулся на ковер. Райан выдвинул было табурет, но тут же оттолкнул его и принялся мерить шагами пол.
        — Послушай, Колин, ты вправе отомстить, тут нет вопросов, но ситуация с Шугар Бет вышла из-под контроля. Страдают другие люди, так что ты должен избавиться от нее.
        Слабый шум воды, доносившийся откуда-то сверху, усиливал сознание необходимости отделаться от Райана. Поэтому Колин наполнил кружку только наполовину.
        — Значит, Уинни расстроена?
        — Не то слово. Шугар Бет виделась с Джи-джи.
        Вот это новости. Впрочем, никакие выходки Шугар Бет не способны его удивить.
        — Вчера, пока мы были на концерте, Джи-джи удрала из дома, чтобы встретиться с ней. А Шугар Бет, возможно, ее поощряла. Не знаю, как все случилось. Джи-джи не желает говорить об этом.
        Колин мысленно проклял Шугар Бет. Почему она из кожи вон лезет, чтобы наделать людям кучу неприятностей?
        — Думаю, вполне естественно, что они хотят побольше узнать друг о друге.
        — Невозможно поверить, что она втянула Джи-джи во все это.
        — Как по-твоему, что Шугар Бет может ей сделать?
        — Ты знаешь, на что она способна.
        — Но ей уже далеко не восемнадцать.
        — Давай реально смотреть на вещи,  — рассерженно парировал Райан.  — Она успела трижды побывать замужем, не говоря уже о том, что последний брак автоматически ставит ее в ряд золотоискательниц. Теперь она разорена и отчаялась, иначе в субботу послала бы всех к чертям и вылетела бы из комнаты. Назови меня перестраховщиком, но я не желаю видеть подобную женщину рядом со своей дочерью.
        Колин терпеть не мог вмешиваться в чужие скандалы, но понятия не имел, как устраниться от выяснения отношений.
        — В том, что касается Шугар Бет, все далеко не так просто, как кажется.
        — Ты защищаешь ее?
        — Всего лишь стараюсь быть объективным.
        Просто слушать смешно. Еще до вчерашнего дня он напрочь лишился объективности именно в том, что касалось Шугар Бет.
        Райан зловеще прищурился:
        — Ты просто втрескался в нее, верно?
        — Ни в кого я не втрескался.
        — Тогда уволь ее.
        — Уже уволил.
        — Уже?  — удивился Райан, но тут же облегченно вздохнул.  — Первые хорошие новости за эти два дня. Прости, приятель, я тебя недооценил. Не знаешь, она уже уехала из города?
        — Что до этого…
        — Мне следовало больше доверять тебе… но… я немного взвинчен.  — Он угрюмо уставился в кружку.  — Видишь ли… дело в том, что Уинни ушла из дому.
        — Что?!
        — Ушла. Перебралась в квартиру над магазином.
        Колин лишился дара речи. Райан и Уинни были лучшей парой из всех его знакомых. Если они не смогли сохранить брак, значит, никто не может.
        — Уверен, это временно. Вы с Уинни идеально друг другу подходите.
        — Очевидно, нет. Уинни словно взбесилась. Знаешь, какой рассудительной она всегда была. Но теперь… Убеждена, что я все еще зациклен на Шугар Бет. После стольких лет! Толкует насчет того, будто не знает, кто она есть на самом деле… ну, вся эта муть, что проповедует Опра[12 - Опра Уинфри, ведущая популярного ток-шоу, первая ведущая-негритянка на телевидении.]. Такое ощущение, словно я больше не знаю свою жену.
        Колин вспомнил, как Райан то и дело поглядывал на Шугар Бет в субботу вечером. Позволив ей остаться в Паррише, Колин бездумно ранил двух людей, чей дружбой он больше всего дорожил.
        — Я пытался урезонить Уинни, но она ничего не желала слышать. Даже не поговорила с Джи-джи, перед тем как уехать. Предоставила решать эту небольшую проблему мне.
        — А как Джи-джи это восприняла?  — с готовностью спросил Колин, вовсе не желавший ничего знать.
        — О, прекрасно. Я сказал, что у матери сильный стресс, потому что в магазине слишком много работы, так что придется ей несколько дней провести там, чтобы без помех разгрести дела. Джи-джи поверила, но она девочка неглупая, и не пройдет и недели, как она сообразит, что происходит на самом деле.
        — Уверен, что Уинни к этому времени придет в чувство?
        — Это случится гораздо быстрее, если Шугар Бет уберется из города. Всегда считал, что давить на людей неприлично, но если узнаю, что кто-то еще нанял ее…
        — Привет, Райан!
        В комнату впорхнула Шугар Бет, в руках у нее была бутылка с жидкостью для прочистки канализации. Колину хотелось удушить ее. Она не могла остаться наверху, подождать ухода Райана! О нет! В ее взбалмошных мозгах благоразумие было синонимом трусости, и, кроме того, разве можно провести день спокойно, хоть кого-нибудь не оскорбив и не обидев?
        — Теперь душ работает идеально,  — сообщила она.  — Добавь к моему жалованью шестьдесят баксов, которые наверняка запросил бы сантехник.
        Райан с такой силой стукнул кружкой об стол, что кофе выплеснулся через край.
        — Ты сказал, что уволил ее.
        — Уволил. К сожалению, у Шугар Бет проблемы со слухом.
        — Это мешает моему своекорыстному образу жизни,  — хмыкнула Шугар Бет, направляясь к раковине, куда тоже налила едкой жидкости.
        Колин с трудом оторвал взгляд от ее попки, обтянутой узенькими темно-фиолетовыми штанишками.
        — Именно такого рода реплики вызывают в людях ненависть к тебе. Впрочем, ты и сама это знаешь.
        — Ты так думаешь?
        Но он отказывался играть в ее игры.
        — Райан пришел сказать, что Уинни ушла из дому. Из-за тебя.
        Шугар Бет выпрямилась и улыбнулась:
        — Да неужели? Считай, что я не даром прожила день.
        — Это низко даже для тебя,  — процедил Райан сквозь зубы. Однако на Колина ее остроты не действовали. Она просто хочет скрыть смятение, вот и все.
        — Шугар Бет вовсе не это имела в виду. Она намеренно злит тебя.
        — Почему же, именно это,  — покачала головой Шугар Бет.  — Вспомни, как вы с Уинни вчера доводили меня из-за Джи-джи!
        — Ты полезла не в свое дело!  — воскликнул Райан.
        — По моему скромному мнению, вы должны быть с ней помягче.
        Колин поспешил вмешаться, прежде чем дело дойдет до драки:
        — Вряд ли Райана интересует твое мнение по поводу воспитания дочери.
        — Его проблемы. Я знаю в тысячу раз больше об упрямых девчонках, чем все папаши, вместе взятые.
        Колин попытался усмирить ее взглядом.
        — Ты снова его дразнишь.
        Райан уставился сначала на него, потом на Шугар Бет.
        — Что это с вами?
        — Ничего.
        На беду, они ответили разом, что автоматически внесло их в разряд лжецов. Первой опомнилась Шугар Бет и постаралась разрядить ситуацию на свой лад:
        — Расслабься, Райан. Колин из кожи лез, чтобы избавиться от меня, но я шантажирую его кое-какими малоприглядными фактами, которые выкопала в его прошлом. Кое-что, касающееся ритуальных убийств мелких животных, так что если мое тело найдут в канаве, посоветуй полиции начать допросы с него. К тому же можешь предупредить соседей, чтобы следили за своими кошками.
        Поразительно. Иногда ее нахальство изумляло даже его. Райан, однако, потерял чувство юмора.
        — Тебе по-прежнему плевать, сколько людей пострадает, главное — добиться своего!
        Шугар Бет любила жалить, но истинной стервой не была и не слишком стремилась причинить окружающим настоящую боль, поэтому ее глаза мгновенно похолодели.
        — Терпеть не могу сообщать плохие новости,  — ответила она тихо, почти мягко,  — но в твоем браке уже кое-что было неладно, иначе мое появление не выгнало бы твою жену из дому.
        — Ты ничего не знаешь о моем браке.
        — Зато знаю, что Уинни ушла,  — сочувственно кивнула Шугар Бет.  — И ты вообразил, что вернуть ее можно, только если я уберусь отсюда. Но сомневаюсь, что все это так легко. А теперь прошу извинить, у меня дела.
        И ровно через минуту она исчезла.
        К тому времени как Колин отделался от Райана, дом словно душил его. Почему человек, столь высоко ценивший уединение, позволил этой истории зайти так далеко? Все написанное утром придется отправить в корзину. Поэтому он схватил куртку и зашагал к задней двери.
        Он слишком долго думал об этом. Пора действовать.
        Все собравшиеся сейчас в школьной столовой исподтишка следили за ней. Или это так казалось?
        Сжимая потными руками пластиковый поднос, она лихорадочно оглядывалась в поисках хоть кого-нибудь, с кем можно было сесть. Не желая проводить перемену в библиотеке, она сказала себе, что сегодня испытает свою силу, не важно, как бы страшно это ни оказалось и как бы сильно родители ни ненавидели ее. Однако теперь она решила, что слишком молода для испытания сил. Стоило бы подождать до девятого класса. Или даже десятого.
        До этой минуты она была почти рада, что вернулась в школу. Никто особенно не высказывался по поводу ее исключения, а Джек Хиггинс даже заявил, что она выглядит клево. Правда, у него физиономия покрыта прыщами и рост едва четыре фута, но все же…
        Вчера перед сном она выкрасила ногти черным лаком и позаимствовала из гардероба матери черную майку, которую та никогда не носила, считая чересчур тесной. Утром она натянула старые черные джинсы, слишком узкие и короткие, но с черными носками вряд ли кто-то что-то заметит. Потом отыскала ожерелье-ошейник, которое собрала в седьмом классе из коричневых бусин. Результат, конечно, получился не лучшим: неплохо бы иметь классный пояс с серебряными заклепками или черную юбку с черно-белыми колготками, но все же это сразу придало ей сил и уверенности.
        Уинифред провела ночь в магазине, чтобы с утра пораньше взяться за инвентаризацию, а па был в дерьмовом настроении, и Джи-джи пришлось наводить красоту в школьном туалете. Она густо обвела тушью веки, отчего ее светлые глаза казались пугающе таинственными, что было круто. Родители и без того злы на нее, хуже уже не будет, поэтому сегодня она намеревалась выстричь волосы клоками и, может, выкрасить красным несколько прядей, если отыщется красный маркер. Какое счастье — избавиться от старых мешковатых одежек!
        Какой-то семиклассник наткнулся на нее, и буррито с фасолью едва не соскользнул с подноса. Нельзя стоять на одном месте как столб.
        Челси устроилась за их обычным столом, яростно сверля ее глазами. Рядом сидела Вики Ленсон, о которой было известно, что она не гнушается оральным сексом! И все ради того, чтобы мальчишки за ней бегали.
        При мысли об оральном сексе Джи-джи затошнило. Она никогда, никогда не опустится до такого, даже если выйдет замуж!
        Келли Уиллман и все девочки, с которыми раньше водилась Джи-джи, разместились у двери. Правда, там оставалось одно свободное место, но Джи-джи не чувствовала себя достаточно сильной, чтобы его занять. Представив, как будет обедать одна, Джи-джи даже вспотела. Только полные неудачники никому не нужны.
        Кто-то за столом Гвен Лу весело рассмеялся. Там собрались все зануды и уродины: Гвен и Дженни Берри, Сачи Пател и Джиллиан Грейнджер. Что хуже: сидеть одной или в компании уродин? Хотя если честно, надо признать, что Гвен Лу и Джиллиан Грейнджер были самыми умными и интересными в восьмом классе девочками. Но если она сядет за их стол сегодня, то завтра не сможет повернуться к ним спиной, иначе будет такой же подлой, как Келли.
        Ее охватила настоящая паника. Она не хотела, чтобы ее посчитали занудой и уродиной, но и не могла дальше стоять на одном месте. И поэтому зашагала, сама не зная куда, пока вдруг не оказалась у стола Гвен. Язык прилипал к небу.
        — Можно мне сесть с вами?
        — О'кей.
        Гвен немного подвинула поднос, чтобы дать ей место, но при этом не обратила на Джи-джи особенного внимания. Та села и развернула буррито. Гвен и Сачи обсуждали работы по экологии. Наконец Гвен спросила, о чем собирается писать Джи-джи.
        — Что-нибудь насчет глобального потепления и почему все должны быть вегетарианцами,  — пробормотала Джи-джи, разрывая пакет с чипсами.  — Нельзя убивать несчастных коров.
        — Джиллиан подумывает стать вегетарианкой,  — сообщила Гвен чуть громче, чем следовало.  — Но я обожаю мясо. Никогда бы на такое не решилась.
        — Думаю, это клево,  — вмешалась Дженни.  — Я люблю животных. Но когда поговорила об этом с ма, та сказала, что мне нужен протеин.
        Последнее замечание привело к большой и крайне занимательной дискуссии на тему родительских запретов. Все сошлись на том, что родители никогда не позволяют детям сделать что-то действительно выдающееся. Потом Джи-джи сказала, что, по ее мнению, все должны чем-то жертвовать ради этой планеты, и, похоже, Гвен задумалась над ее словами, потому что не доела свой хот-дог.
        Поразительно, до чего же хорошо она провела время: никто и словом не обмолвился об исключении. Даже немного обидно было, когда прозвенел звонок. Выбросив мусор, девочки заторопились на уроки. У Гвен и Джиллиан была физкультура, а у Джи-джи — английский, поэтому она пошла в раздевалку за тетрадью. И как раз закрывала шкафчик, когда увидела идущих навстречу Келли и Хизер Берк. Джи-джи уже хотела, как обычно, опустить голову, притворяясь, что не замечает их, но неожиданно передумала и вместо этого сама пошла к ним.
        Келли так удивилась, что перестала жевать жвачку, а щеки Хизер, кажется, заполыхали, как будто от страха, что сейчас случится что-то неприятное. Джи-джи крепче прижала к груди книжки и быстро, чтобы не успеть струсить, сказала:
        — Келли, я хочу, чтобы ты знала, как сильно оскорбила мои чувства, когда за моей спиной говорила все эти гадости. Насчет того, что я богатая сучка. Думаю, если люди действительно дружат и между ними возникли какие-то проблемы, следует быть честными друг с другом, поэтому, наверное, мы не были такими хорошими подругами, как я считала. А если я задирала нос, мне очень жаль, и, если можешь, прости меня. Больше этого не повторится.
        Келли вроде как сгорбилась, словно только и умела, что за глаза распускать сплетни, а прямо сказать боялась. Джи-джи вроде как пожалела ее, потому что Келли не понимала, как необходима человеку сила.
        — Я не виновата,  — пробормотала наконец Келли плаксиво, как маленькая,  — просто никто тебя не любил.
        Джи-джи почувствовала, что снова накаляется, но вовремя вспомнила, что, если выйдет из себя, потеряет силу.
        — Я была глупенькой и незрелой,  — пояснила она, чем потрясла Келли, не привыкшую к подобной искренности. И тут впервые вмешалась Хизер.
        — Думаю, мы тоже тогда были глупыми и незрелыми,  — кивнула она.
        Келли молча уставилась в пол, и Джи-джи ушла. Она не знала, смогут ли они снова стать подругами и хочет ли этого, но когда начался урок, отвечала без единой ошибки.
        Шугар Бет не верила собственным ушам.
        — Работа? Ты предлагаешь мне работу?
        — Я в отчаянном положении. А ты по крайней мере хотя бы книги читаешь,  — пояснила Джуэл, кладя стопку книг на прилавок у кассы.  — Мередит уволилась без предупреждения. Один звонок от прежней любовницы, и она уже на пути в Джексон.
        Уже на вечеринке у Колина было ясно, что Мередит больше чем служащая, и небрежный тон не одурачил Шугар Бет.
        — Мне очень жаль. Не насчет работы — тут счастливее меня нет на свете. Но разбитое сердце — это не шутки.
        Джуэл пожала узкими изящными плечиками:
        — Ничего, переживу. Мы друг другу не подходили, и обе это знали. Но были одиноки, и, скажем прямо, для тех девушек, кто любит девушек, выбор в Паррише крайне ограничен.
        Как ни неприятно было Шугар Бет, но она должна была это сказать:
        — Надеюсь, ты понимаешь, что мое появление может повредить твоему бизнесу?
        Джуэл улыбнулась впервые с тех пор, как Шугар Бет вошла в магазин.
        — Смеешься? После того, чему я была свидетелем в субботу вечером, покупатели будут в очередь выстраиваться, только чтобы войти и поиздеваться над тобой.
        К сожалению, она, возможно, была права. И все же Шугар Бет приняла предложение.
        По пути к Мокингберд-лейн она твердила себе, что так будет куда проще. Ей вредно так долго находиться рядом с Колином.
        Она включила радио и стала подпевать Люсинде Уильямс, исполнявшей балладу покинутой женщины, но и это не помогло отрешиться от мыслей. Нечего излишне драматизировать ситуацию, стоит подумать о будущем. Вчерашний вечер был не чем иным, как десертом, лакомством, которого она была лишена гак долго. Поэтому желание накапливалось, пока не взорвалось. Но теперь она наелась досыта и еще долго не захочет сладенького.
        Она прибавила громкости. Вместо того чтобы мечтать о десертах, следует поразмыслить, как попасть на чердак. Джуэл просила ее выйти послезавтра, значит, нужно прямо сейчас приступать к делу.
        В животе сразу стало неуютно, но что с того?
        Вернувшись, она нашла дверь кабинета Колина закрытой, но не услышала щелканья клавиатуры. Постепенно до нее доходило, что жизнь писателей была бы куда более шикарной, если бы им не приходилось время от времени писать.
        Кружка Райана так и стояла в раковине. Шугар Бет тяжело вздохнула, вспомнив его искаженное болью лицо, и не задумываясь, справедливо ли это, обвинила во всем Уинни. Какой же нужно быть ничтожной трусихой, чтобы бросить мужа при одном виде его прежней подружки!
        Какое-то движение во дворе отвлекло ее. Подойдя к окну солярия, она увидела рабочего, что-то копавшего в дальнем конце. Насколько она знала, они никого не вызывали…
        Шугар Бет тихо ахнула и, распахнув глаза, бросилась к дверям. Метнулась через двор и остановилась рядом с ним. Положив ладонь на ручку лопаты, он взирал на нее с обычным высокомерием. Она подняла руку:
        — Ради Господа Бога, не говори ничего, пока мое сердце снова не забьется.
        — Может, тебе стоит пониже опустить голову и дышать глубже?
        — Я всего лишь шутила, утверждая, что у тебя проблемы с наркотиками. Вообрази я хоть на минуту…
        — Дашь мне знать, когда закончишь кошачий концерт, договорились?
        На нем были заношенные до дыр «ливайсы», протертые на коленях и с прорехой на заднице, похожая на половую тряпку серая футболка, старые рукавицы и нечищеные, исцарапанные сапоги со шнурками в узлах. Настоящий, неподдельный мазок грязи тянулся по всей длине шикарного шнобеля. Он никогда еще не выглядел неотразимее. Поэтому она мрачно нахмурилась.
        — У тебя не волосы, а воронье гнездо.
        — Думаю, одна поездка к стилисту все исправит,  — отмахнулся он, вновь вонзая лопату в землю.
        — Я не шучу, Колин. Если бы приверженцы Армани увидели тебя в таком виде, ты в два счета попал бы в черный список.
        — Ужас, ужас.
        Ей хотелось затащить его в тень пекановых деревьев, прижаться покрепче и заниматься любовью до умопомрачения. Кто там рассуждал о том, что одного десерта хватает надолго?
        Темные пятна пота выступили на футболке. Руки бугрились мускулами. Он все вонзал лопату в землю, кидая куски торфа в тачку. Копает канаву? Или неглубокую могилу?
        Он знал, что она сгорает от любопытства, но продолжал работать, пока наконец не снизошел до объяснений:
        — Я решил сложить каменную ограду. Невысокую. Только для того, чтобы определить границы владения. Тем более что на улице потеплело, так что можно и начать.
        — Это имеет что-то общее с постоянно выключенным компьютером?
        — Я давно это задумал,  — оборонялся он и показал на запад, где земля шла круто вниз к небольшому оврагу.  — Хочу сделать здесь искусственные террасы, чтобы не портить пейзаж. А потому окружу все поместье стеной.
        — Тут работы на месяцы.
        — А мне не к спеху.
        Хотя с фасада дом окружал прекрасно благоустроенный участок, никто никогда не обращал особого внимания на задний двор.
        Колин снова поддел лопатой большой кусок торфа. Было что-то необыкновенно привлекательное в мужчине с лопатой, и пот на его шее казался ей шоколадным соусом. Просто несправедливо. Мозги и физическая сила — разные категории и должны оставаться таковыми, а не подаваться в одной соблазнительной упаковке. Нужно взять себя в руки, прежде чем она начнет охотиться за ним с ложкой. Но откуда начать?
        — Мне нужно забраться на чердак. Когда я была в твоей спальне, слышала, как там кто-то скребется.
        — А вот я ничего не слышал.
        — Ты же не был наверху!
        Колин выпрямился и внимательно всмотрелся в нее.
        — Ты пыталась пробраться на чердак с той минуты, как начала работать на меня.
        — Я домоправительница. Это часть моей работы.
        — Не такая уж ты хорошая домоправительница. Пора отступать.
        — Прекрасно. Если хочешь, чтобы белки свили гнездо над твоей головой, мне плевать.
        Она откинула волосы назад и отвернулась. К сожалению, не слишком проворно, потому что он отбросил лопату и загородил ей дорогу.
        — Новая книга отвлекла меня больше, чем следовало, иначе я бы сообразил быстрее. Ты вообразила, что картина на чердаке.
        Сердце Шугар Бет куда-то покатилось.
        — Все эти истории, которые ты насочиняла… то белки, то посуда. Не терпелось попасть на чердак и поискать картину там.
        Она пыталась найти выход, но он успел заткнуть каждую щелку, поэтому пришлось гордо задрать нос.
        — Называй как хочешь.
        — Почему ты просто не пришла и не спросила?
        Как бы повежливее объяснить, что она недостаточно доверяет ему? А вдруг он не отдаст картину? Впрочем, Колин — человек умный. Пусть сам догадается.
        Только он не догадался.
        Колин задумчиво свел брови, наклонил голову и вопросительно уставился на нее. И Шугар Бет вдруг осенило, что она совершила огромный просчет. Теперь нужно спасать ситуацию.
        — Мне казалось, что ты можешь… в конце концов, это твой дом, и… — промямлила она, но, не докончив, нервно облизнула губы.
        Прошло еще несколько секунд, прежде чем до него стало доходить, и на грязном, но все же аристократическом лице проступило искреннее негодование.
        — Ты посчитала, что я отберу у тебя картину?!
        Ее рассуждения были вполне логичны, неужели он не понимает?
        — Ты — владелец дома. А у меня не хватит денег на адвоката, который смог бы защитить мои права.
        — Ты подумала, что я заберу картину.
        Уже не вопрос. Холодное, резкое обвинение.
        — Мы были врагами,  — оправдывалась она.
        Но оскорбленный Колин ничего не желал воспринимать. Он молча нагнулся и схватил лопату.
        — Прости,  — прошептала она, когда он яростно принялся копать.  — Мне очень жаль. Правда. Я жестоко ошиблась.
        — Разговор окончен.
        — Я не хотела. Честное слово. Брось, Колин. Не обижайся. Мне действительно необходима твоя помощь. Покажи, как забраться на чердак.
        Очередной ком торфа полетел в тачку.
        — А что, если картина там? Не боишься, что я ее украду?  — бросил он уже спокойнее.
        Похоже, бешенство улеглось. Осталось одно раздражение. А с этим она как-нибудь справится.
        — Вот видишь, как плохо иметь столько недостатков? Впрочем, не у меня одной их целая куча.
        Это откололо кусочек ледяного панциря с поруганного британского достоинства.
        — У тебя не так много недостатков. Просто ты идиотка.
        Последнее было произнесено с американским выговором, чтобы до нее получше дошло.
        — Означает ли это, что ты покажешь мне чердак?
        — Там пусто. Уинни все вывезла еще до того, как я переехал. Должно быть, отдала кое-что на хранение, но точно я не уверен.
        — Может, ты просто не знаешь, где искать. Например… там есть потайной шкаф.
        Она видела, что он еще не совсем смягчился, но все же уловила некоторый намек на любопытство и немедленно выпятила губу в прелестной кокетливой гримасе. И хотя Колин видел ее насквозь, так ничего и не сказал. Она затаила дыхание.
        — Ладно,  — пробурчал он наконец.  — Сейчас умоюсь, и пойдем наверх. Но не говори, что я тебя не предупреждал.
        Она хотела попросить его не умываться. Объяснить, что такой — грязный и потный — он вполне ее устраивал. Но она придержала язык.
        Полчаса спустя замурзанный землекоп сменил свои джинсы на «Дольче и Габбана» и повел ее в кабинет наверху.
        — При ремонте дверь на чердак перенесли. Но я не хотел портить стены в коридоре, так что архитектору пришлось поломать голову,  — пояснил он, подводя ее к книжным шкафам. Она уже заметила, что центральный блок выдавался больше, чем остальные, но предполагала, что это сделано из-за встроенной вентиляции. Однако стоило Колину нажать на край полки, как весь блок выдвинулся еще на несколько дюймов, а потом отошел в сторону. Позади открылась узкая лестница на чердак.
        — Я бы никогда не нашла сама.
        — Готовься к разочарованию.
        Она остановилась на верхней площадке. Чердак в самом деле был пуст. Раньше тут было полно пыльных семейных реликвий, но теперь шаги Колина эхом отдавались от голого деревянного пола и обшитых досками, выкрашенных в давно уже выцветшую зеленую краску стен. Все следы, оставленные тремя поколениями Кэри, были начисто стерты. Коробки с рождественскими украшениями, дорожный сундук бабушки, дедушкины клюшки для гольфа, уродливый сервиз, подаренный Дидди на свадьбу, и пластиковые мешки на молниях с ее же старыми вечерними платьями… все исчезло. Из стены торчал гвоздь, на котором уже не висела байдарка Гриффина, а корзинки с драгоценной коллекцией плюшевых мишек, принадлежавших когда-то Шугар Бет, нигде не было видно. Все пропало. Уинни Дэвис надежно избавилась от истории семьи Кэри.
        В столбах солнечного света, пробивавшегося сквозь маленькие окна, плясали пылинки. Доски скрипели под ногами Колина. Он пробрался в самую середину, где стоял когда-то пластиковый ящик, набитый ее костюмами для танцев.
        — Ничего.
        Он стоял к ней спиной и не видел ее лица.
        — Однако,  — выдавила она наконец, каким-то образом ухитрившись взять себя в руки,  — и старый дом хранит кое-какие секреты.
        На потолке было прорезано несколько слуховых окон и отверстий для дымоходов. Она направилась в угол, слева от главного дымохода, где когда-то вместе с Линн выстроила палатку из двух сломанных стульев и старого походного одеяла.
        Дидди давно показала ей, как открывается шкаф, но постаралась, чтобы у дочери не было соблазна делать это в одиночку.
        — Видишь, солнышко, здесь ничего нет, кроме огромных жуков и волосатых пауков.
        Шугар Бет встала на колени и пошарила у основания деревянной панели.
        — Мой дед всю жизнь прожил в тоскливом ожидании повторного объявления «сухого закона». По его словам, сознание того, что этот шкаф никуда не денется, позволяло ему спокойно спать по ночам.
        Она нашла скрытую задвижку и с силой нажала.
        — Вторая наверху, у самого карниза.
        Дорогая ткань брюк Колина задела ее плечо.
        — Есть. Сейчас открою.
        Панель покоробилась с годами, и пришлось потрудиться, чтобы отодвинуть ее в сторону. На помощь пришел Колин.
        Шкаф оказался чересчур маленьким, чтобы вместить монументальный холст Эша, это она хорошо понимала, но он мог оставить Таллуле картину поменьше или скатать в рулон большую. Она мечтала об этом моменте все последние недели, но теперь, когда он настал, боялась посмотреть.
        — Ты сам.
        Он заглянул внутрь.
        — Похоже, здесь пусто, но так сразу не скажешь.
        Он согнулся и влез в шкаф с головой.
        — Что-то есть.
        Во рту у нее пересохло, а ладони повлажнели.
        Колин вытащил пыльную бутылку и торжественно поднял в воздух.
        — Господи Боже, да это виски Макаллена пятидесятилетней выдержки!
        Шугар Бет сразу поникла.
        — Оно твое. Посмотри, что там еще.
        — Э, поосторожнее!  — воскликнул он, когда она выхватила у него бутылку и почти швырнула на пол.  — Там определенно что-то есть. И притом не виски.
        Хорошенько пошарив внутри, он вытащил толстую трубку фута в три длиной, обернутую грубой коричневой бумагой и перетянутую шпагатом. Шугар Бет тихо вскрикнула. Но Колин выпрямился и покачал головой:
        — Непохоже…
        — О Господи!
        Она потянула к себе рулон и метнулась к окну.
        — Шугар Бет, он слишком легкий…
        — Я знала, что это здесь! Знала!
        Шпагат легко разорвался, и ломкая оберточная бумага, хрустнув под нетерпеливыми пальцами, полетела на пол. Но внутри оказался только пухлый бумажный сверток. Никакого холста. Бумага.
        Шугар Бет устало привалилась к подоконнику.
        — Дай я взгляну,  — тихо попросил он.
        — Это не картина.
        Он стиснул ее плечо, прежде чем развернуть рулон. А когда заговорил снова, в голосе звучало еще больше благоговения, чем при виде виски.
        — Это первоначальный проект оконной фабрики. Самый первый вариант. Сделан в двадцатых годах. Вот так находка!
        Для него — возможно. Но для нее…
        Она подбежала к шкафу, согнулась в три погибели и сунула руку внутрь. Картина должна быть там! Больше искать, негде.
        Пальцы касались холодных досок пола и стен.
        Ничего, кроме паутины.
        Шугар Бет устало присела на корточки и отодвинула чертежи. Бумага зашуршала. Он встал на колени рядом с ней и, сочувственно обняв за плечи, заправил за ухо светлый локон и провел пальцем по щеке.
        — Шугар Бет, тебе не нужна картина. Ты вполне можешь заработать себе на жизнь. Может, не на такую роскошную, но…
        — Я должна ее найти.
        — Ладно,  — вздохнул он,  — тогда мы вместе все обыщем. Может, я смогу увидеть то, что просмотрела ты.
        — Может быть.
        Она так хотела прижаться к нему, что поспешно отодвинулась.
        — Мне пора за работу.
        — Сегодня можешь отдыхать.
        Опять это невыносимое участие. Шугар Бет поспешно вскочила:
        — У меня слишком много дел. И я не нуждаюсь в утешениях.
        Он всего лишь пытался помочь ей, а она наорала на него, но снова извиняться не было сил, поэтому, спускаясь вниз, чувствовала себя последней негодяйкой.
        Остаток дня он провел в своем кабинете. Проходя мимо двери, она слышала приглушенное клацанье клавиатуры. К вечеру она вытащила из морозилки одну из запеканок с таинственным содержимым, сунула в микроволновку, включила таймер и оставила ему записку, что придет утром. И поскольку понимала, что просто не выдержит, если час спустя он появится в каретном сарае, приписала: «У меня колики, поэтому я решила серьезно полечиться. Не беспокоить!»
        За весь день она так и не нашла в себе мужества признаться, что увольняется, потому что нашла работу у Джуэл. Не поблагодарила его за доброту. Не сказала того, что должна была…
        Снова начало моросить, и Гордон вырвался вперед. Она впустила его в дом, но сама не вошла, а направилась в студию. Открыв дверь и ступив внутрь, она пыталась убедить себя, что все случившееся сегодня не означает конца поисков. Колин пообещал помочь. Может, свежий глаз заметит то, что пропустила она.
        Она зажгла верхний свет и оглядела мастерскую: заляпанную краской лестницу, древние банки и кисти. Даже сквозь грязный пластик, которым была затянута утварь, можно было различить густые мазки багряного, застывшие лужицы изумрудно-зеленого, широкие полосы пронзительно-желтого. На большой тряпке, закрывавшей пол, валялись клочки бумаги, окурки, крышка от банки с краской и другой сор, так же неразличимый и вросший в пол, как насекомые, завязшие когда-то в ставшей янтарем смоле. Повсюду была краска. А вот картины нигде не было. И человек, живший во Френчменз-Брайд, никак не хотел покидать ее мысли.
        Она стиснула виски ладонями, пытаясь не дать волю отчаянию.
        Глава 14
        «И когда же вы собираетесь покончить с этим безрассудством?»
    Джорджетт Хейер. «Эти старые тени»
        Квартирка над «Вчерашними сокровищами» была тесной и убогой, набитой мебелью, которая либо никак не хотела продаваться, либо еще не выставлялась. В единственной комнатке были голые кирпичные стены, два высоких, выходивших на главную улицу окна и раскладной диван. В углу старомодной ванной стояла душевая кабинка, а кухонный закуток мог похвастаться доисторическим холодильником, современной микроволновкой и газовой плитой золотой поры семидесятых годов. Контраст с домом Уинни был разителен, но, хотя она не была здесь счастлива, несчастной тоже себя не считала.
        Она отнесла чашку успокоительного чая с травами на специально снятый с витрины французский кофейный столик и уставилась на темный пустой тротуар. Было почти одиннадцать, и магазины давно закрылись. Красная неоновая вывеска на химчистке Ковнера мигала и переливалась под легким дождиком, и фары редких машин отражались в окнах книжного магазинчика Джуэл. В свои тридцать два Уинни впервые жила одна. Правда, не слишком долго. Сегодня была всего вторая ночь.
        — Идиотизм какой-то!  — возмущалась Джи-джи, ворвавшись сегодня в магазин.  — Вчера вечером па заставил меня делать все! Ну просто все! Пришлось убирать на кухне после того, как мы съели пиццу, а потом он велел мне вынести мусорное ведро! Он даже помочь отказался: ушел в кабинет и закрыл за собой дверь! Когда ты придешь домой?
        Уинни была так озадачена черным обмундированием и вызывающим макияжем дочери, что даже не сразу ответила. Ее малышка! Как бы Уинни ни жаждала избавиться от обносков из запасов Армии спасения, все же такого не ожидала. Что дальше? Тату и пирсинг языка?
        Она поспешно отхлебнула чай. Даже «Сивиллы» не знали, что она перебралась сюда, хотя Донна Гримли, новая продавщица, явно начинала что-то подозревать.
        Внизу загорелся красный свет светофора, и из-за угла показалась одинокая фигура мужчины: высокого, широкоплечего… воротник куртки поднят, дождь капает на непокрытую голову.
        Это был Райан, и сердце Уинни забилось точно так же, как в детстве. Вихрь желания, которого она не испытывала вот уже долгое время, подхватил ее. И она поднялась из-за стола, чтобы лучше видеть.
        Он замедлил шаги, заметил ее и откинул голову, чтобы лучше видеть. Она припала щекой к пыльному стеклу и прижала чашку к груди.
        Он резко вскинул вверх большой палец.
        «Открой дверь, черт возьми, и впусти меня».
        Ее теплое дыхание туманило окно. Когда-то она нарисовала бы на стекле кружок и его инициалы. Теперь же отодвинулась ровно настолько, чтобы покачать головой.
        Его гнев долетел до нее выпущенной из лука стрелой: гнев несправедливо обиженного мужа, обремененного неблагодарной женой-истеричкой. Он снова яростно ткнул пальцем в воздух. Она снова покачала головой. Дома на вешалке висел запасной ключ. Райан либо не заметил, либо просто не сообразил, что может им воспользоваться. Капли дождя переливались в его волосах, но он их не стряхивал. Сжав кулаки, он выпрямился, отвернулся и пошел прочь. Быстро. Не оглядываясь. Меряя шагами мокрый тротуар.
        Даже потеряв его из виду, Уинни еще долго стояла у окна с чашкой в руках, ожидая, когда хлынут слезы.
        Но глаза оставались сухими.
        Наутро Шугар Бет проспала. Кабби и его приспешники снова сходили с ума, вторую ночь подряд, и не давали спать своим воем:
        — Шугар… Шугар… Шугар…
        Она поспешила одеться, а придя во Френчменз-Брайд, нашла записку от Колина. Тот сообщал, что уехал по делам в Мемфис и вернется поздно. В конце он приписал:
        «Сегодня я заказал для нас столик в „Парриш инн“. Поужинаем вместе. Зайду за тобой в семь».
        Ничего глупее он придумать не мог? Должно быть, это предсмертное желание. Иначе с чего бы ему отважиться на такой идиотизм? Одно дело, когда она на него работает — людям это нравится,  — и совсем другое, когда они вместе показываются в общественных местах. Она скоро оставит Парриш навсегда, а он пустил здесь корни. Но каким бы знаменитым ни стал, по-прежнему остается чужаком. Если местные жители поймут, что ее постоянное унижение перестало быть целью его жизни, он потеряет с таким трудом завоеванный авторитет.
        Она встала и швырнула записку в мусорное ведро на кухне. Там ей самое место. Подошла к Гордону, доедавшему свой завтрак, и вздохнула:
        — Похоже, я сама себя одурачила, верно? Эта связь ни к чему хорошему не приведет.
        Гордон, которого вкусная еда настроила на философский лад, ответил взглядом, явно означавшим: «Говорил же я тебе».
        Шугар Бет схватила губку и атаковала кухонный стол. Колин наверняка откажется таиться, как сделал бы на его месте всякий благоразумный человек. Раз и навсегда устроившись на недосягаемом пьедестале высоких моральных принципов, он отказывался рассматривать ее как только секс-партнершу, считая подобный подход омерзительным и низким. Но кто сказал, что омерзительно и низко — это всегда плохо? Иногда это просто синоним практичности.
        Она без устали, как в лихорадке, трудилась целый день: разбирала кухонные шкафы, отмывала холодильник, приводила в порядок гардеробную. Зайдя в кабинет, чтобы рассортировать почту, она пожалела, что не сказала ему вчера о новой работе.
        Плохо еще, что она не смогла найти рукопись «Отражений». Правда, спросила у Колина, нельзя ли почитать роман, но тот ответил, что у него сейчас нет лишнего экземпляра. Шугар Бет попросила его собственный, но Колин отнекивался, пока она наконец не сказала прямо, что нападки на давно уже лежащую в могиле Дидди, которая не может ответить тем же, вряд ли совпадают с ее представлением о честной игре. Он вроде бы не обратил внимания, но с тех пор она, сколько ни шарила, так и не смогла отыскать рукопись, даже в компьютерных файлах. Зато заметила на столе распечатку первых нескольких глав новой книги. Пометки красными чернилами, усеявшие страницы, напомнили о выпускном классе, когда поля каждой ее работы были исчерканы той же рукой.
        Она вернулась на кухню и принялась делать запеканку про запас. Совсем как остальные безнадежно влюбленные одинокие женщины Парриша. Наконец, когда тянуть больше не имело смысла, она набрала номер его сотового.
        — Это Фрэнсис Элизабет,  — пробормотала она, услышав его голос.
        — Я действительно не знал, что тебя так зовут.
        — Скажи это своему шринку[13 - Психоаналитик (жарг.)],  — посоветовала она, усаживаясь рядом с Гордоном на диван в солярии.  — Где ты?
        — Почти дома. Как себя чувствуешь?
        — Прекрасно. А в чем дело?
        — Твои колики?
        — Э… все прошло.
        Но от него не ускользнули нерешительные нотки в ее голосе, а что ни говори, он был куда сообразительнее среднего медведя.
        — Ты мне лгала! Никаких колик не было! Я этого не потерплю, слышишь?!
        Тон был восхитительно напыщенным и решительно оскорбленным.
        — Извини,  — усмехнулась она,  — я сильно устала вчера и не хотела ранить твое эго, напрямую тебя отвергнув. Мужчины иногда бывают такими чувствительными! И не забывай, у меня большой опыт и безошибочное умение найти самый легкий выход из положения.
        — Почему меня терзают дурные предчувствия относительно именно этого звонка?
        Как объяснить ему, когда язык едва ворочается?
        — Говоря по правде, у меня появились кое-какие новости. Хорошие, хорошие, не волнуйся. Ты, пожалуй, даже захочешь остановиться и сплясать радостный танец.
        Она погладила Гордона, отчетливо ощущая, что ей самой не до радостных танцев.
        — С завтрашнего дня я на тебя не работаю.
        — О чем ты?!
        — Джуэл меня наняла. Платит она немного, но и ты не удосужился раскошелиться, так что разницы не вижу. Не думай, я не забыла о чеке, исторгнутом у тебя в муках совести, но должна сообщить, что разорвала его.
        Сейчас произойдет взрыв. Долго ждать не пришлось.
        — Об этом не может быть и речи!
        — Почему? Ты же уволил меня, помнишь?
        — Я передумал.
        — Когда?
        — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
        — Только не говори, будто считаешь все, что мы делали в пятницу, трудовым договором.
        — Перестань упрямиться. Работа в книжном магазине сделает тебя мишенью для всякого, кто захочет купить книгу. Ты никак не сможешь защититься от бесчисленных оскорблений своих старых врагов. Мало ли что им придет в голову! Джуэл следовало бы иметь больше здравого смысла!
        — Прекрати, папочка. Ты меня пугаешь!
        — Издевайся, сколько пожелаешь, но пока работаешь во Френчменз-Брайд, ты под моей защитой. В книжном магазине ты станешь жертвой.
        — Знавала я немало безрассудных мужчин, но ты только что стал первым в списке. Ты хотел избавиться от меня!
        Он, разумеется, полностью ее проигнорировал.
        — Почему ты сначала не обсудила это со мной?
        — Времени не было. Она предложила мне работу только вчера утром.
        Медленное зловещее потрескивание в телефонной трубке подсказало, что она совершила стратегическую ошибку.
        — Ты знала об этом со вчерашнего дня и только сейчас соизволила упомянуть?
        — Видишь ли, у меня мысли были другим заняты. Кстати, спасибо за то, что был так добр на чердаке. Следовало бы поблагодарить тебя вчера, но ты, должно быть, заметил, что с выражением благодарности у меня затруднения.
        — Не заметил. Нет у тебя никак затруднений. И я буду крайне признателен, если ты перестанешь в каждом не слишком приятном разговоре перечислять свои воображаемые недостатки.
        Он был человеком опасным. И поэтому она поспешно сменила тему:
        — Не пора ли тебе сплясать танец радости?
        — Хотя бы кто-то из нас должен действовать в твоих интересах. Немедленно позвони Джуэл и скажи, что передумала.
        — Ни за что.
        — У нас договор. И я не позволю тебе пойти на попятную.
        — Постой-постой! Мы договорились только о том, что ты намерен любым способом досаждать мне, а я, в свою очередь, буду мужественно встречать все неприятности лицом к лицу как подобает храбрым южанкам.
        — Поговорим об этом за ужином,  — рявкнул он: очевидно, чаша его терпения была невероятно мелкой.
        — Что до…
        Но он уже отключился.
        Одеваясь, чтобы везти Шугар Бет на ужин, Колин был вне себя. Со своей типичной безответственностью она опять ухитрилась усложнить себе жизнь. Согласившись работать в книжном магазине, она отдала себя на милость всякого, кто затаил против нее вражду. Кроме того, вчера ночью снова возникли ее завывающие обожатели. Он в то время читал в кабинете на втором этаже и не сразу услышал вопли, а к тому времени, как спустился вниз, они уже уехали, лишив его удовольствия вышвырнуть их ко всем чертям.
        Он оглядел спальню. Она позаботилась, чтобы у него были чистые рубашки, свежие простыни и запас любимых туалетных принадлежностей. Он уже успел привыкнуть к тому, что кто-то печется о его удобствах, хотя он вполне способен делать это сам. И все же он не мог предусмотреть мелочи вроде натертого до блеска красного яблока на белой льняной салфетке рядом с кроватью. Одно яблоко. Нет, она просто с ума его сведет!
        Колин, хмурясь, надел часы и застегнул запонки.
        Подходя к каретному сараю, он ругал себя. Почему он сразу не дал понять, что снова ее нанял? Впрочем, вряд ли это что-то изменило бы. Вечно ей нужно все испортить!
        Он целый день думал только о том, какая она была, когда они занимались любовью. Все острые края сгладились, серебристые глаза смотрели мечтательно и дремотно… Потом она нежилась в его объятиях, развлекая забавными историями. Дело в том, что ему всегда было чужда беззаботность, а с ней он по крайней мере ощущал некоторое подобие беззаботности. Слишком поздно он сообразил, что нужно было принести ей цветы, что-нибудь истинно южное, пряное и душистое. Такое же прекрасное, сложное и ускользающее, как она сама.
        Он поднялся на крыльцо. При одной мысли о том, что они снова увидятся, дурное настроение куда-то улетучилось. И тут он заметил пришпиленную к двери записку: «Опять колики».
        Лениво жуя жареный сладкий картофель, Шугар Бет смотрела в окна ресторанчика «Лейкхаус». За причалом лежала вода, темная и таинственная, ожидая возвращения водяных лыж, мотоциклов и купальщиков. В старших классах они загорали на небольшом мысу, названном Аллистер-Пойнт, где пили запрещенное пиво, рассказывали сальные анекдоты и обжимались. Интересно, обжимался ли когда-нибудь Колин на пляжном одеяле, пахнувшем пивом и лосьоном от загара?
        Она отодвинула недоеденный сандвич-барбекю — фирменное блюдо «Лейкхауса»,  — в который входили тамалес[14 - Сваренная на пару кукуруза с мясом и перцем.], кукурузный хлеб и пикули с укропом. Несмотря на субботний вечер, народу было совсем мало, но она постаралась сесть за самый дальний угловой столик, для чего пришлось отшить Джеффи Стивенса.
        Ее влекли в «Лейкхаус» ностальгия и желание снова попробовать барбекю, еду ее детства. Декор старомодного речного судна сохранился в неприкосновенности: медные лампы с зелеными стеклянными абажурами, обшитые досками стены, имбирного цвета панели, деревянные стулья с виниловыми сиденьями, специально для посетителей в мокрых купальниках, строго-настрого запрещенных в обеденном зале,  — правило, которое, на удивление быстро забывалось с мая по октябрь, когда бизнес был в самом разгаре. Когда-то большие окна, выходящие на воду, украшали зеленые бархатные занавеси. Теперь же занавеси были красными с золотой бахромой, а на деревянных полах красовался свежий слой стального цвета краски. В углу около крошечного танцпола находился музыкальный автомат, предусмотрительно поставленный рядом с ведущей в бар дверью.
        Она потянулась к стакану с кокой, но едва не опрокинула его при виде Райана, входившего в этот самый бар. Как всегда, повезло! Она пришла сюда, чтобы избежать появления на людях в компании Колина, и нужно же было наткнуться на Райана! Может, он ее не заметит?
        Но прямо перед ним тянулась длинная зеркальная панель, и как раз, когда бармен подавал ему пиво, Райан вскинул голову. Она поспешно отвернулась к окну, притворившись, что не заметила его, но он направился к ней. Сегодня он был в сером костюме, белой рубашке и галстуке. Головы всех присутствующих повернулись к ним. Шугар Бет опустила глаза в тарелку и зло прошипела:
        — Ты с ума сошел? Убирайся!
        Райан пинком выдвинул стул и плюхнулся на него, поигрывая бутылкой.
        — А мне не хочется.
        Тот подросток, которого она помнила, никогда бы не сел за стол без приглашения и был при этом бесконечно более вежливым, чем этот фабричный босс с жестким взглядом. Жаль, что при ней нет собаки.
        — Я не шучу, Райан. Теперь все скажут, что я заманила тебя сюда, а мне, признаться, немного надоело нести ответственность за падение нравов всего человечества.
        Его волосы выглядели так, словно он то и дело запускал в них руку, а морщинки на лице казались куда глубже, чем четыре ночи назад. Пиджак распахнулся, когда он вытянул ноги и ткнул бутылкой в ее тарелку.
        — Будешь доедать?
        — Конечно.
        Но он уже потянул тарелку к себе. И тут воспоминания о прошлом охватили ее с такой силой, что голова пошла кругом. Она всегда была разборчива в еде и больше интересовалась танцами и флиртом, а он обладал гаргантюанским аппетитом подростка. И неожиданно ей захотелось, чтобы все вернулось: упущенные возможности, потерянная уверенность в себе, блаженная самонадеянность, позволявшая верить, что с ней никогда и ничего не случится. Чтобы мать была рядом. И «Сивиллы» тоже. И больше всего она хотела той жизни, которая ждала бы ее, останься она со своим первым возлюбленным, хотя любовь длилась недолго.
        Райан тем временем успел проглотить ее сандвич и глотнул пива.
        — Ты думала о Паррише после отъезда?
        — Изо всех сил старалась не думать.
        — Помнишь, как мы собирались убраться отсюда навсегда? Поселиться в большом городе и оставить там свой след?
        — Это ты хотел оставить след. Лично мне хватило бы и походов по магазинам.
        Колин бы от души наслаждался перепалкой. Но Райан, похоже, едва ее услышал. Даже в детстве они смеялись разным шуткам. Он всегда был более утонченным. Как Уинни.
        Райан поддел пивную этикетку ногтем большого пальца.
        — Ты когда-нибудь думала обо мне?
        Усталость наконец взяла верх, и вместо того чтобы возмутиться, она вздохнула.
        — Иди домой, Райан. А еще лучше, пойду я.
        Она бросила на стол салфетку и уже стала подниматься, как он проворно сжал ее запястье.
        — И куда же ты пойдешь?  — яростно прошипел он. У нее не было настроения устраивать сцены, поэтому она снова упала на стул и выдернула руку.
        — Поверь, я постоянно думала о тебе. Когда Даррен Тарп швырял меня по комнате, я думала о тебе. Когда гонялся за каждой юбкой, я думала о тебе. В ту ночь, когда я, пошатываясь, ввалилась в действующую круглосуточно часовню Вегаса под руку с Саем, мы были так пьяны, что едва смогли произнести свадебные обеты, и все же мои мысли были о тебе. Как-то утром — и заметь, это случилось после моего развода, потому что в отличие от моих ничтожных супругов я никогда не ходила налево,  — так вот, как-то утром, проснувшись в грязном мотеле, я увидела на соседней подушке мужчину, которого, могла бы поклясться, в жизни до того не встречала, и, беби, поверь, твой образ снова предстал у меня перед глазами.
        Смесь самых противоречивых эмоций промелькнула на его лице: потрясение, жалость и нечто вроде удовлетворения тем неоспоримым фактом, что она жестоко наказана за то, как поступила с ним. Столь общечеловеческая реакция охладила ее гнев.
        — Прежде чем ты преисполнишься злорадства,  — печально улыбнулась она,  — должна предупредить, что я перестала думать о тебе в тот день, когда встретила Эммета Хупера. Я любила этого человека всем сердцем.
        Самодовольство Райана несколько померкло, и она, поняв, что сейчас будет, предостерегающе подняла руку.
        — Не трудись растекаться от жалости. В нашем коротком браке мы испытали столько счастья, сколько некоторым супругам не удается узнать и за всю жизнь. Мне очень повезло.
        К ее удивлению, он ощетинился.
        — Мы с Уинни были очень счастливы.
        — Я не делала никаких сравнений.
        — У всех пар бывают сложные моменты.
        У них с Эмметом не было. Никаких сложностей. Он слишком рано умер.
        — Что-нибудь принести, мистер Галантайн?  — пропела подобравшаяся к столу официантка с горящими любопытством глазами.  — А вам, мисс?
        — Пива,  — велел Райан,  — а ей — кусок шоколадного торта.
        — Только счет,  — попросила Шугар Бет.
        — Лучше два куска,  — поправился он.
        — Сейчас, мистер Галантайн.
        — Не хочу я никакого торта,  — отрезала Шугар Бет после ухода официантки.  — Я иду домой. И поскольку ты такой святой, может, до тебя не дошло, что Уинни обязательно станет известно о нашем маленьком тет-а-тет, и, полагаю, ей вряд ли это понравится. Ты выбрал не лучший способ уладить ваши разногласия.
        — Мне не в чем себя винить,  — дипломатично ответил он, и Шугар Бет мгновенно насторожилась.
        — Так ты хочешь, чтобы она обо всем узнала!
        — Если не будешь доедать картофель, лучше передай мне.
        — Не люблю, когда меня используют.
        — Ты у меня в долгу.
        — Считай, что в прошлое воскресенье я отдала все долги.
        Он обвел пальцем мокрый кружок, оставленный бутылкой на столе.
        — Ты о Джи-джи?
        — Смотрю, ты все такой же сообразительный.
        — Я не извиняюсь за то, что был тогда расстроен.
        — Значит, ты полный идиот. Вместе со своей Уинни ухитрился превратить меня в запретный плод, и, можешь прозакладывать последний цент, Джи-джи уже придумала способ снова со мной увидеться.
        Вместо яростных возражений он опустил голову.
        — Ты, возможно, права.
        Вернулась официантка с пивом, двумя кусками торта и счетом. Шугар Бет помешала соломинкой полурастаявший лед в стакане с кока-колой.
        — Она классная девчонка, Райан. Уже сейчас задает вопросы, до которых никто из нас не смог бы додуматься в ее возрасте.
        — Она ни о чем меня не спрашивает.
        Шугар Бет изогнула бровь.
        — Мы с ней большие друзья,  — принялся оправдываться Райан.  — И всегда разговаривали на любые темы.
        — До того, как она подросла.
        — Это не должно было что-то изменить.
        — Говоришь как девяностолетний старец. Неужели не помнишь, каким был сам? Я не ее родительница и, кроме того, умудрилась приобрести дурную славу, поэтому ее влечет ко мне как магнитом. Наверное, я успела стать для нее высшим авторитетом.
        — А что за вопросы она задает?
        — Закрытая информация. Придется доверять мне.
        Райан долго-долго смотрел на нее, и Шугар Бет уже ожидала услышать, что она последний на земле человек, кому он способен довериться, но ошиблась. Райан промолчал.
        — Колин прав. Ты изменилась,  — выдавил он наконец. Она пожала плечами. Он принялся снова теребить этикетку.
        — Ты когда-нибудь задавалась вопросом, что было бы, останься мы вместе?
        — Мы бы не остались вместе. Моя страсть к саморазрушению была шириной с милю. Не брось я тебя ради Тарпа, бросила бы ради другого.
        — Думаю, ты просто не могла ничего с собой поделать.
        — Погоди-ка! Ты же не собираешься так вот просто размахивать оливковой ветвью?
        — Твой отец был бесчувственным сукиным сыном. Если бы он хоть немного любил тебя, ты бы не применяла по отношению к мужчинам политику выжженной земли.
        — Девочки и их папаши.
        Райан мучительно поморщился.
        — Послушай, с Джи-джи такого не произойдет. Она знает, что ты ее любишь. И постепенно все станет на свои места. Только дай ей возможность совершить пару ошибок.
        Она глазом не успела моргнуть, как он круто свернул в другую сторону:
        — Не стоит вести прицельный огонь по Колину, Шугар Бет. Он так же легко кровоточит, как все мы, не говоря уже о ранах, оставшихся после самоубийства его жены.
        — Беспокойся о себе,  — буркнула она, придвигая к нему торт.  — И больше не используй меня как пешку для решения своих проблем с Уинни.
        — По-твоему, я именно это делаю?
        — Именно это.
        Он подался вперед, глядя ей в глаза:
        — А что, если я все еще думаю о тебе?
        — Можно поверить, но я бы не придала этому особого значения. Между нами не пробежало ни единой искорки. Все выгорело.
        — Но ты по-прежнему красивая женщина.
        — А ты — великолепный мужчина. Повзрослевшие Кен и Барби. Мы прекрасно смотримся вместе, но сказать нам друг другу нечего.
        Он невольно улыбнулся, и Шугар Бет показалось, что между ними возникло нечто вроде былой непринужденности. И прежде чем эта непринужденность улетучилась, она схватила сумочку и положила перед ним счет.
        — Спасибо за ужин. Желаю как можно правдоподобнее объяснить все Уинни.
        Райан вошел в дом, показавшийся ему заброшенным и унылым. Никакой жены, встретившей его бокалом вина и улыбкой. Никакой рок-музыки, ревущей наверху.
        Он бросил пиджак на спинку кухонного стула, поверх оставленного вчера свитера. Его развернутый «Спортс иллюстрейтед» лежал на столе. На разделочной тумбе громоздились рекламные листки вперемешку со счетами и брокерскими отчетами, которые он так и не удосужился проверить. Он всегда считал себя человеком педантичным, но, одеваясь сегодня утром, не смог найти ни дорогого черного ремня, ни щипчиков для ногтей.
        Он попытался представить реакцию Уинни, узнавшей об ужине с Шугар Бет. Может, хоть это приведет ее в себя и заставит вернуться?
        Входная дверь хлопнула. Раздался отчаянный крик:
        — Папа!
        Испуганный, Райан уронил газету. Сегодня дочь ужинала с Уинни в «Парриш инн». Неужели что-то случилось?
        Он бросился в переднюю. Перед глазами мелькали сцены одна другой страшнее.
        Она стояла у порога, тяжело дыша. Глаза превратились в огромные озера боли. Сейчас Джи-джи показалась ему такой маленькой и несчастной, что он не раздумывая схватил ее в объятия.
        — Детка! Что с тобой?
        — Па,  — дрожа, прошептала она,  — па, мама нас бросила.
        Уинни вцепилась в рулевое колесо. Больше она не могла держать Джи-джи в неведении. Может, им с Райаном вдвоем следовало поговорить с дочерью, но в таком случае все было бы обставлено чересчур серьезно, а Уинни не хотела ее пугать. Кроме того, вряд ли Райан согласился бы на такое: он был слишком зол на жену.
        Когда она несколько часов назад позвонила ему, он вел себя язвительно и враждебно, изображая мужа-страдальца, натерпевшегося от спятившей жены. И наверное, он прав. Какая нормальная женщина уйдет от мужа под предлогом, что недостаточно любима? И все же она не жалела о том, что прошлой ночью не позволила ему подняться наверх.
        Как ни забавно, но они с Джи-джи прекрасно провели время, тем более что Уинни сумела оправиться от первоначального потрясения при виде волос дочери, висевших неровными лохмами и пестревших красными прядями. Мало того, с одной стороны этих самых волос почти не осталось, но Джи-джи, похоже, была счастлива, поэтому Уинни даже умудрилась выдавить из себя комплимент. Она ни словом не обмолвилась о подведенных глазах и безобразно тесных одежках дочери.
        Преодолев начальную неловкость, Джи-джи принялась трещать о том, как некоторые девочки не понимают собственной силы,  — тема, впервые поднявшая змеиную головку после ее тайного свидания с Шугар Бет.
        — …например, когда девчонка выкидывает на уроке что-нибудь дурацкое, чтобы посмешить очередного идиота, который ей нравится. Или когда девочки позволяют учителям их игнорировать, хотя бы даже женщинам. Миссис Керкпатрик вызывает к доске мальчиков гораздо чаще, чем девочек, потому что мальчишки вечно вертятся и вскакивают, а она любит дисциплину. Сегодня я тысячу раз поднимала руку, но она так меня и не вызвала. Наконец я тоже вскочила с места и принялась махать руками, пока она не поняла намек.
        — Помню, меня тоже не замечали.
        — Потому что ты была тихоней.
        Уинни кивнула.
        — А вот Колин все видел. В некоторых случаях он был ужасным учителем, а иногда — самым лучшим,  — протянула она и довольно похоже изобразила британский выговор: — «Джаспер, держи свой проклятый зад на чертовом сиденье, пока тебя не вызвали. Уинни, говори!» Я смертельно его боялась.
        Джи-джи хихикнула, и на какое-то время все стало как прежде. Но тут подали клубничный пирог, и Уинни поняла, что больше не может откладывать неизбежное.
        — Знаешь, я кое-что хотела сказать, прежде чем ты услышишь это от посторонних и сделаешь неверные выводы.
        Она заставила себя слегка улыбнуться, будто упоминала о чем-то, не более значительном, чем поход к зубному врачу.
        — Я решила некоторое время побыть одна и собраться с мыслями. Ничего особенного, и тебе, разумеется, не о чем волноваться. Но мне придется пожить немного отдельно.
        Сначала Джи-джи не поняла:
        — Но это просто глупо! И несправедливо! С тех пор как ты наняла Донну, днями и ночами торчишь в этом магазине!
        Уинни попыталась снова, тщательно выбирая слова:
        — Дело не только в работе. Мне кое-что нужно осмыслить, понять для себя. Мы с папой поженились очень молодыми, но, взрослея, люди немного меняются. Я хочу хорошенько все обдумать. Это недолго: всего несколько недель. Самое большее — месяц. Ничего серьезного, так что не беспокойся. Просто ты уже не маленькая, и не стоит ничего от тебя скрывать.
        Капризная гримаска сменилась сначала растерянностью, а потом ужасом, словно Джи-джи мгновенно осознала всю меру свалившегося на нее несчастья.
        — Вы с папой разводитесь!
        — Нет! Нет, родная, ничего подобного,  — уверяла Уинни, надеясь, что дочь не заметит ее собственных гнетущих сомнений.  — Никакого развода. Говорю же, мне нужно побыть одной и все разложить по полочкам.
        Вместо надутого, несговорчивого подростка на Уинни смотрела беззащитная маленькая девочка, и сердце ее сжалось. Джи-джи громко заплакала.
        — Вы разводитесь.
        Уинни поняла, что этот разговор не следовало бы вести в ресторане, но она думала, что на людях все пройдет легче. И снова ошиблась.
        — Все из-за меня, так ведь?  — всхлипывала Джи-джи, шмыгая носом.  — Потому что я была такой стервой?
        — Нет, солнышко, нет. Это не имеет к тебе никакого отношения.
        Она не добавила, что поведение Джи-джи тоже сыграло свою роль, и поспешно увела дочь в туалет, где обняла ее, помогла смыть размазанную тушь и сделала все возможное, дабы уверить ее и себя, что это все временно.
        Дрожа от напряжения, она поднялась в убогую квартирку, ставшую жилищем самой богатой женщины в Паррише, штат Миссисипи. Натянув майку и недавно купленные пижамные штаны в бело-голубую клеточку, она уселась за работу, но не смогла сосредоточиться. Взяла «Саутерн ливинг», просмотрела рецепты и вдруг сообразила, что теперь ей не для кого готовить.
        Зазвонил телефон. Должно быть, Райан. Джи-джи уже наверняка успела передать их разговор, и он в бешенстве. Если не брать трубку, только хуже будет.
        — Алло.
        — Уинни, мы все в переулке,  — раздался голос Мэрилин.  — Немедленно спускайся и открой чертову дверь.
        А она-то надеялась, что пройдет еще несколько дней, прежде чем «Сивиллы» узнают о ее побеге из дому.
        — Сейчас приду.
        Медленно пересчитывая ступеньки, она старалась найти способ убедить их, что перебралась сюда только из необходимости поскорее закончить инвентаризацию.
        Не выдерживает никакой критики.
        Они выглядели так, словно выбежали из дома впопыхах, в чем стояли: Линн в выцветших капри и мужской клетчатой рубашке, Мэрилин в желтых спортивных штанах, такой же майке и куртке на молнии, Хейди в джинсах. Эми, должно быть, вечером ходила в церковь, потому что надела розовый костюм с белыми обтяжными пуговицами. Все дружно ринулись наверх, обдавая ее сильным запахом духов и страсти совать нос в чужие дела.
        — Мы кое-что принесли,  — объявила Мэрилин, вытаскивая из пестрой хозяйственной сумки бутылку водки и серебряный шейкер для коктейлей.  — Спасибо тебе, Господи, за бесконечные циститы Эми. Всегда знаешь, где водится клюквенный сок.
        — Теперь мне уже лучше,  — сообщила Эми, в свою очередь, вынимая «Оушн спрей»[15 - Имеется в виду клюквенный сок компании «Оушн спрей», занимающейся изготовлением всех видов продукции из клюквы.] и две банки коки: алкоголя она принципиально не пила.
        — Если бы ты пошла пописала сразу после того, как позанимаешься сексом с Клинтом, не сидела бы потом на унитазе целыми днями,  — изрекла Хейди, принимаясь шарить по шкафам в поисках стаканов.
        — Я и писаю,  — отмахнулась Эми.  — Только не всегда помогает.
        Хейди воинственно ткнула в нее стаканом:
        — Сразу после? Или после того, как вволю наобжимаешься?
        — Когда как.
        — Я писаю,  — призналась Мэрилин,  — и все равно иногда бывает.
        Пытаться остановить «Сивилл», когда они пришли в действие,  — все равно что пытаться остановить нашествие кудзу[16 - Вьющееся растение, привезенное из Японии. Сначала его сажали, чтобы остановить наступление оврагов, но скоро оно заполонило весь Юг.].
        Поэтому Уинни покорно устроилась на продавленном диване и только наблюдала за их бурной деятельностью. Линн вытащила из пакета коробку «Кокоа пафс»[17 - Сухой завтрак, хлопья в шоколаде].
        — Единственное подобие шоколада, которое я нашла в доме. Ребятишки добрались до моих запасов «Херши».
        — Представляешь, нужно же было так случиться, что именно Сью Ковнер…
        Линн опрокинула коробку сухого завтрака над миской, подставленной Хейди. Сью была отъявленной сплетницей и владелицей химчистки, по несчастному совпадению находившейся через дорогу от «Вчерашних сокровищ».
        — Ни слова, пока я не приготовлю выпивку,  — бросила Мэрилин, направляясь на кухню.
        «Сивиллы» привыкли работать дружно, и вскоре все уже собрались вокруг дивана со стаканами в руках. На французском кофейном столике красовалась керамическая миска с «Кокоа пафс» и «Скиттлз», которые Хейди выудила со дна сумки.
        — Можете издеваться надо мной сколько угодно,  — объявила Эми,  — но это серьезное дело, и начать следует с молитвы.
        Она схватила за руки Уинни и Линн.
        — Господи Иисусе, мы здесь во имя дружбы, чтобы помочь Уинни и Райану в тяжелое для них время. Просим тебя вселить в их сердца всепрощение, чтобы они смогли разобраться со своими проблемами, какими бы они ни были. Напомни им, как сильно они любят друг друга. И молим тебя, Господь наш, не позволь никому, подчеркиваю, никому разлучить то, что ты соединил. Аминь.
        — Аминь,  — хором вторили остальные.
        Уинни глотнула клюквенного сока, разбавленного водкой — очень много водки, очень мало сока,  — и обреченно уставилась на подавшуюся вперед Мэрилин.
        — Ладно, друзья, а теперь к делу.
        Отчаянно сморщившись, она коснулась колена Уинни.
        — Солнышко, сегодня мне звонила Сью Ковнер. Сказала, что две последние ночи у тебя наверху горел свет и, по ее мнению, ты здесь ночуешь.
        Она многозначительно оглядела наряд Уинни.
        — Я ответила, что она скорее всего ошибается, но, похоже, Сью была права.
        — Сью Ковнер следовало бы заниматься собственными делами,  — отрезала Уинни.
        — Для этого она слишком занята чужими!
        Линн схватила пригоршню «Кокоа пафс» и подобрала под себя ноги.
        — Сегодня Дик звонил Райану на работу. Говорит, голос у него ужасный,  — продолжала Мэрилин.
        — Вот и хорошо,  — буркнула Уинни, удивив себя почти так же сильно, как подруг.
        Хейди повертела в руках стакан и оглядела остальных.
        — Все вы знаете, какая у меня интуиция. Я первая сказала, что у них, должно быть, проблемы.
        Все эти годы интуиция Хейди, как правило, оказывалась куда менее надежным источником, чем местные прогнозы погоды. Могла бы найти другой случай, чтобы ее демонстрировать!
        — У нас трудный период. Что-то вроде ухабистого участка дороги, на который иногда попадает машина,  — осторожно объяснила Уинни.  — Ничего серьезного. Мне не хочется говорить на подобные темы, и все это зряшная трата хорошей водки.
        Мэрилин оглядела подруг, и Уинни стало немного не по себе при виде их многозначительных физиономий. Эми схватила стакан Линн и украдкой глотнула смесь, которую никогда не пила. Линн засмеялась:
        — Солнышко, лично мы считаем, что это немного серьезнее ухабистого участка. Поэтому и пришли сегодня.
        — Почему вы так думаете?  — медленно спросила Уинни.
        — Сью звонила дважды, и второй раз — не далее как час назад.
        Мэрилин беспомощно взмахнула руками.
        — О черт, я сейчас заплачу.
        Эми погладила ее по плечу, не сводя, однако, глаз с Уинни.
        — Дочь Сью позвонила из «Лейкхауса».  — Она нервно потеребила крест с видом скорбящей Богоматери и, набрав в грудь воздуха, выпалила: — Там был Райан. В «Лейкхаусе». Ужинал с Шугар Бет.
        И тут все заговорили сразу:
        — Я так зла, что готова плюнуть ей…
        — Мы должны были первыми предупредить тебя…
        — Ты сама знаешь, Райан никогда не взглянул бы на другую женщину. И если бы это была не Шугар Бет, никто бы и внимания не обратил.
        — Я просто ее ненавижу. Ничего с собой поделать не могу. Ей это с рук не сойдет.
        Сначала Уинни во всем обвинила себя. Не уйди она из дому, ничего этого не случилось бы. Позволь она Райану вчера вечером подняться к ней… Объясняйся она мягче по телефону…
        Желудок словно обожгло кислотой.
        Ну что же, по крайней мере теперь кое-что стало ясно.
        — Райан уже большой мальчик,  — услышала она собственный голос,  — и достаточно силен для того, чтобы отбить все ее атаки, если захочет, конечно.
        — А если не захочет?  — вскинулась Линн.  — Что тогда мы будем делать?
        «Не ты. Мы».
        То ли от водки, то ли от страха, но сердце Уинни наполнилось любовью к этим женщинам.
        Начался допрос с пристрастием. Что именно сделал Райан? Как долго все это тянется? Что это Шугар Бет о себе вообразила?
        Уинни осушила стакан, призналась, как сильно она их любит, но наотрез отказалась отвечать на вопросы.
        — Мы твои лучшие друзья,  — запротестовала Мэрилин, наполняя свой стакан.  — Если не хочешь поговорить с нами, тогда с кем же?
        — Очевидно, не с тем ублюдком, за которого я вышла замуж.
        Услышав, что Золотого Мальчика Паррища, штат Миссисипи, впервые в жизни назвали ублюдком, Хейди от неожиданности фыркнула, отчего водка попала ей в нос. Тут все, даже Уинни, захихикали и успокоились не скоро. Хейди проглотила «Кокоа пафс», каким-то образом попавший в ее стакан. Эми прикончила выпивку Линн. Мэрилин вновь наполнила шейкер. Линн сколупывала лак с ногтей. Их дружба окутывала Уинни теплым одеялом.
        Линн выпрямилась и надела туфли. Глаза ее вновь стали серьезными.
        — Райан — человек особенный, и, по правде говоря… если не будешь поосторожнее, Шугар Бет украдет его прямо у тебя из-под носа.
        — Линн права,  — кивнула Мэрилин.  — Райан особенный. Нельзя позволить ей отнять его у тебя. Ты должна за него бороться.
        — Я тоже особенная,  — возразила Уинни.  — И думаю, давно пора Райану Галантайну побороться за меня.
        Все воззрились на нее, но Уинни испытывала свою силу и поэтому даже не поморщилась.
        — Если хотите знать, ему давно следовало это сделать.
        Глава 15
        «Ты не можешь вечно держать меня на расстоянии, моя маленькая красавица. Я хочу тебя. Придешь ко мне?»
    Джорджетт Хейер. «Дьявольское отродье»
        Шугар Бет вошла в каретный сарай, включила свет и истерически вскрикнула.
        — Добро пожаловать домой, дорогая,  — приветствовал Колин, скорчившийся в самом темном углу комнаты, закинув одну руку на подлокотник кресла и сжимая в другой хрустальный стакан с виски. Воротник рубашки был расстегнут, у ног лежал Гордон, разостлав ухо на начищенном черном мокасине от Гуччи.
        — Не смей больше никогда так меня пугать!
        — Я предупреждал: запирай дверь!
        Она уронила сумочку на стул, сбросила куртку, надетую поверх свитера, и покачала головой.
        — Мог бы по крайней мере включить свет.
        — Хотел поразмышлять в одиночестве.
        — Немедленно перестань.
        Он скрестил ноги, потревожив мирно спящего Гордона.
        — Брось, ты, должно быть, давно привыкла находить на своем пороге разгневанных мужчин. Помнишь, у нас было назначено свидание?
        — Это ты его назначал. Меня не спрашивали.
        — Насколько припоминаю, я оставил тебе записку, а потом был еще телефонный разговор.
        — Односторонний, прошу заметить.
        — Я не собираюсь встречаться с тобой тайком.  — Он со стуком поставил стакан и поднялся.  — Именно в этом все дело, верно?
        — Тебе придется жить в этом городе, приятель. Не мне.
        Он шагнул ближе и угрожающе навис над ней.
        — Таким странным образом ты, значит, стараешься меня защитить.
        — Как бы добрые граждане Парриша ни пресмыкались перед твоей известностью, все же ты остаешься чужаком, и красный ковер может быть в любую минуту выдернут у тебя из-под ног.
        — Это моя забота. И я ничего подобного не допущу. Ясно, Шугар Бет?
        — Ты сейчас ужасно похож на одного из своих викторианских предков!
        — Я не нуждаюсь ни в чьей защите,  — бросил он, медленно зловеще надвигаясь на нее.  — Особенно в защите женщины, чьи жизненные планы начинаются и заканчиваются продажей картины, которую она не в силах найти.
        — Ах, до чего же мы сегодня полны сочувствия!
        — Веришь или нет, но ты вполне способна вести нормальную жизнь без мехов и бриллиантов.
        — Спасибо за совет, мистер Гуччи,  — бросила она, отодвигаясь. Он положил руку на спинку второго кресла.
        — Я наслаждаюсь роскошью, которую дают мне деньги, но вполне могу обойтись без них и, уж конечно, ни за что не продал бы ради всего этого свою душу.
        — Снова доказываешь, что ты лучше меня.
        — Шугар Бет… — тихо прорычал он, и она поняла, что сейчас не время обмениваться уколами.
        — Я не полная идиотка. И никогда не намеревалась жить на деньги от продажи картины. Собираюсь вернуться в Хьюстон и получить лицензию агента по продаже недвижимости.
        Идея была прекрасной, ничего не скажешь, и она так и считала, но все же почему-то с трудом изобразила энтузиазм в голосе.
        — Там у меня много знакомых, и я действительно хочу продавать недвижимость. Но поверь, это трудно делать без приличной машины и впечатляющего гардероба.
        — Ты? Продавать недвижимость?
        — А что тут плохого?
        — Абсолютно ничего. Весьма респектабельное занятие. Просто я как-то не вижу тебя в этой роли.
        — Не волнуйся, я большой специалист по продажам. Все будет о'кей.
        — Пока какой-то несчастный клиент не умудрится обозлить тебя.
        — Я могу быть тактичной.
        Он скрестил руки на груди:
        — Ну да, ты воплощенная тактичность.
        — Спасибо за поддержку.
        — Я просто подчеркиваю то, что ты, похоже, твердо решила игнорировать. По-моему, мы уже говорили о трудностях, возникающих при твоем соприкосновении с реальностью. Взять хотя бы твою идиотскую идею насчет книжного магазина.
        — Я больше не желаю говорить на эту тему.
        — В таком случае вернемся к твоему плану продажи мини-особняков.
        Он снова накалялся, и ей стало немного не по себе.
        — Тебе необходим реальный способ заработать деньги, а не какой-то заоблачный мираж, основанный на продаже картины, которая, возможно, давно уже уничтожена.
        — Знаю! Пойду учиться на автомеханика!
        — Ну все, с меня хватит!  — И не успела она оглянуться, даже не поведя своим аристократическим носом, как он прижал ее к стене, схватил в объятия и прорычал: — Помоги мне Боже, никогда еще я пальцем не тронул женщину, но мы либо займемся любовью, либо я тебя побью.
        Это наконец заставило ее улыбнуться.
        — Выбираю первую дверь.
        Он пробормотал грязное ругательство и раздавил ее губы своими, одновременно сунул руки под короткую джинсовую юбку… и она пальцем не пошевелила, чтобы его остановить.
        Еще секунда — и ее колготки и трусики полетели на пол. Он стиснул ее бедра и поднял на себя. Фарфоровая ваза рухнула на пол у самой головы Гордона, отчего несчастный пес вихрем метнулся на кухню. Она обхватила ногами талию Колина. Он принялся возиться с застежкой брюк. Рывком вонзился в нее.
        Она была готова принять его.
        Он вонзился глубоко, застонал и попытался выйти.
        — Кондом…
        Она сжала его, не собираясь отпускать.
        — Все предусмотрено.
        — Слава Богу.
        Он еще крепче притиснул ее к стене, впиваясь пальцами в попку. Она завладела его губами и отдалась жаркому влажному трению… звукам и запахам… его ярости… его нежности.
        Она, кажется, влюбляется в него.
        Подспудное понимание этого преследовало ее не один день, но она отказывалась признаться себе, да и не могла, особенно сейчас, когда стрельчатые ресницы лежали густыми темными полумесяцами на его щеках. Когда ей было так хорошо. Когда он наполнял ее собой.
        Она ахнула. Вобрала в рот его нижнюю губу. Он застонал, проник еще глубже, и она отдалась на волю вихря.
        Когда все было кончено, она позволила ему увлечь ее наверх, где они наконец разделись и снова занялись любовью, на этот раз куда медленнее и с нежностью, которая почти раздавила ее. Она проигрывала битву, безуспешно пытаясь сохранить разделявшие их барьеры.
        Насытившись, они пошли в ванную вместе. Она заколола волосы на макушке. Он сел позади нее, обхватив согнутыми коленями и облокотившись локтями на бортики.
        — Что ты имела в виду насчет кондома?  — спросил он, лаская намыленными руками ее груди.  — Когда сказала, что все предусмотрено?
        Розовое сияние старых красных рождественских свечей Таллулы делало древнюю ванную похожей на некую фантастическую пещеру вне времени и пространства. Ах, если бы только это было правдой…
        Она не хотела отвечать, но и лгать тоже не стоило. В конце концов, он имеет право знать.
        — В двадцать два года у меня была внематочная беременность. А потом и еще кое-какие проблемы. Надеюсь, ты будешь рад услышать, что я неспособна стать мамочкой.
        Колин прижался губами к ее шее.
        — Никак не можешь угомониться, верно?
        Он ударил в больное место, и она не смогла найти ответа. И продолжал гладить ее груди, чтобы дать ей время прийти в себя. Наконец он заправил мокрый локон ей за ухо.
        — Как давно ты одна?
        Она нарисовала спираль на его намыленном колене.
        — Эммет заболел два с половиной года назад.
        — То есть у тебя не было секса почти три года.
        — По крайней мере с другим человеком.
        Он фыркнул. Одна из свечей затрещала. Он передвинул ногу в более удобное, как ему казалось, положение и прикусил мочку ее уха. Она откинула голову ему на плечо. Собственно говоря, очередная влюбленность не была чем-то необыкновенным, поскольку уже не раз настигала ее раньше. Старая слабость, что поделать, но она уже давно прошла тот этап, когда не чувствовала себя живой, если не воображала, что в очередной раз влюблена в кого-то. Но сейчас она точно знала, что делать.
        — Нам нужна музыка,  — объявил Колин.  — Думаю, Бах подойдет.
        Но вместо этого начал напевать «Ну разве она не милашка?» удивительно мягким баритоном, чем заставил ее улыбнуться, несмотря на воинственное настроение. Допев, он погладил ее по плечу.
        — Обещай, что откажешь Джуэл, дорогая. Дай слово, что останешься во Френчменз-Брайд.
        За эти годы мужчины называли ее по-разному: «детка», «солнышко», «лапочка», «сука», но никогда «дорогая».
        — Мои дни во Френчменз-Брайд окончены, ваша светлость.
        — Позволь спросить: почему?
        — Ну… не годится быть содержанкой и все такое…
        — Какая же ты содержанка, если работаешь на меня?
        — Спать с боссом…
        — Ты вечно стараешься все усложнять. К счастью, я в необычайно хорошем настроении. Можно сказать, в прекрасном.
        — Еще бы! После того, что я проделывала с тобой сегодня вечером!
        Этим его удалось отвлечь еще на пару минут. Но не больше, потому что он тут же вернулся к прежней теме:
        — Кроме всего прочего, мы должны понять природу нашего поразительного взаимного влечения. Ко всему следует иметь логический подход.
        — О'кей, но я попрошу своего адвоката составить железный брачный контракт, чтобы после нашего развода Френчменз-Брайд остался за мной.
        Колин, вместо того чтобы испугаться, почти обрадовался.
        — От меня так просто не отделаешься.
        — Да ты должен посинеть от страха! Если не считать одного, к счастью, весьма кратковременного периода моей жизни, ознаменованного беспробудным пьянством, я имею неприятную тенденцию тащить своих любовников к алтарю.
        — Но теперь ты стала зрелой и более мудрой женщиной.
        — Не настолько уж мудрой, приятель, и, кроме того, меня обуревает страстное желание.
        — Перестань играть со мной. И запугать меня не так легко. Признаю: все случившееся поистине удивительно. Похоже, мы одни из тех странных капризов природы…
        Легко ему говорить о капризах природы. У него нет психопатической склонности влюбляться во всякого, кто носит брюки.
        — …и думаю, я нашел почти идеальное решение нашего вопроса.
        — Надеюсь, мне не нужно писать отчетную работу?
        — Нет, если не собираешься вставлять в нее откровенно эротические сцены.
        Его большой палец нашел напряженную мышцу на шее и принялся разминать.
        — Больше всего нам необходимо время, чтобы то, что есть между нами, спокойно развивалось естественным путем.
        — Колин, тебе ведь нравятся только скромные женщины, верно?
        — Ты мне тоже нравишься.
        — Спокойно, сердце мое.
        Она почувствовала, что он улыбается.
        — Ты действительно необыкновенная женщина.
        — А ведь я еще и не начала игру по-настоящему.
        Ее оборона катастрофически слабела. Пора принимать срочные меры.
        Она пошарила ногой в поисках затычки.
        — Ты должен помнить, что с самого моего появления я не причинила тебе ничего, кроме неприятностей. И прости, если раню твои чувства, но я потеряла всякое желание связываться с явно неподходящими для меня мужчинами. И если уж на то пошло, с любыми мужчинами вообще.
        — Вздор. Я именно тот, кто тебе нужен. Никто не может быть безопаснее меня.
        Это большое тело каменщика, прижимавшееся к ней, совсем не казалось безопасным.
        — Интересно, как ты до этого додумался?
        — Мы прекрасно понимаем друг друга. Я язвителен и неприятен по натуре. Ты упряма и обожаешь манипулировать людьми.
        — Благослови нас Бог.
        Она нащупала кольцо на затычке и теперь пыталась поддеть его пальцем ноги.
        — Совершенно верно. Мы не питаем никаких иллюзий относительно друг друга, следовательно, нет никакой опасности влипнуть в передрягу.
        Затычка поддалась.
        — Я была замужем трижды. Передряга — мое второе имя.
        — И это исключительно твоя проблема. Ты выходила замуж. Может, выйдешь еще раз. Но со мной тебя ничего подобного не ждет. Я заранее устраняюсь от брачных уз.
        Почему-то стало больно… не потому, что он не хотел жениться на ней — она больше никогда не пойдет по этой дорожке,  — но от сознания того, что она неспособна на простые, нежные, ни к чему не обязывающие отношения, которые так легко завязывают другие женщины. На этот раз приходилось быть откровенной, но как это сделать, когда он близко?
        Поэтому она, прежде чем заговорить, встала.
        — Знаешь, все случившееся между нами, было единственным светлым пятном в моей жизни за последние несколько лет, но с какой точки зрения ни подходи, для меня это шаг назад. И огромный.
        Рука, скользившая по ее ноге, замерла.
        — Я не какой-то тип, которого ты сняла в баре,  — заносчиво бросил он.
        Она вышла из воды и завернулась в полотенце.
        — Наверное, тебе трудно поверить, но я умею позаботиться о себе, и связь с тобой — не выход из положения.
        — Не находишь, что уже немного поздно об этом говорить?
        — Ты оказался соблазном, против которого я не смогла устоять.
        Несмотря на комплимент, он казался мрачным как туча.
        — И что хуже всего, я только сейчас сообразила, что мы испохабили чудесную дружбу.
        — Глупости. Ничего мы не испохабили,  — буркнул он, вставая. Вода лилась по бугрившимся мускулам его крепкого тела.  — Вполне возможно быть и друзьями, и любовниками одновременно. Даже предпочтительно.
        — Только не во вселенной Шугар Бет,  — возразила предусмотрительно отходя как можно дальше.  — По мне, так все или ничего, ваша светлость, и тот факт, что я стою здесь без трусиков всего четыре месяца спустя после смерти мужа, означает возвращение к прежним повадкам.  — Ее голос дрогнул.  — Что куда более угнетающе, чем ты способен вообразить.
        — Но перед смертью он много месяцев лежал в коме. И судя по тому, что ты о нем рассказывала, вряд ли он хотел, чтобы ты весь остаток жизни провела в трауре.
        — Ты не понял главного. Это вредно для меня.
        — Неужели? А полчаса назад ничего другого тебе не нужно было.
        Он отказывался понять, поэтому пришлось пустить в ход тяжелую артиллерию.
        — У меня имеется весьма неприятная тенденция путать секс с иллюзией влюбленности.
        Мгновенно промелькнувшая настороженность во взгляде дала понять, что ей наконец удалось привлечь его внимание.
        — Шугар Бет, неужели ты искренне веришь…
        — Что начинаю в тебя влюбляться? Почему нет? Вспомни о моей немалой практике. И если этого недостаточно, чтобы ты поскорее смазал пятки, лично у меня едва хватает времени, чтобы натянуть мои кроссовки и пуститься наутек.  — Она глотнула воздуха, чтобы набраться сил для последней фразы: — Поэтому между нами все кончено.
        — Черта с два!  — шумно вознегодовал он.  — Я не один из твоих мальчиков для развлечения, Шугар Бет. Со мной нельзя играть! Ты не можешь выкинуть меня, как ненужную тряпку, только потому, что впала в очередную истерику.
        — Похоже, ты так и не пожелал меня услышать.
        — Не волнуйся, услышал. Каждое слово. И все это чушь собачья. Ты слишком привыкла к тому, что мужчины стоят перед тобой на задних лапках. Ну так вот, от меня этого не дождешься.
        — Уверена, что твой мозг заработает с минуты на минуту.
        Он обвязал бедра изношенным полотенцем, испортив великолепный вид.
        — И не стоит так драматизировать.
        — Позволь мне выразиться яснее. За свою жизнь у меня было много весьма болезненных и малоприятных отношений с мужчинами, и больше меня в эту ловушку не заманишь. Никогда.
        — Согласен. Никакой боли. Только удовольствие.
        — Ты либо глух, либо глуп как пробка.
        — Перестань упрямиться.
        Она туже закуталась в полотенце и зашагала к спальне.
        — Если угодно разыгрывать из себя идиота, ради Бога, но эту длинную дорогу к газовой камере придется пройти одному. Наш так называемый роман окончен.
        Она уже открыла дверь, когда до нее донесся тихий, но решительный голос:
        — Это, дорогая моя, ты так думаешь.
        Глава 16
        «Вы бесцеремонно играли моими чувствами, мадам. Мне следовало бы посмеяться над собой, глупцом, принявшим все за чистую монету. Впрочем, я должен был с самого начала понять, чего ждать от вашей семейки».
    Джорджетт Хейер. «Дьявольское отродье»
        Райан подождал, пока помощница Уинни уйдет на ленч, прежде чем приблизиться к «Вчерашним сокровищам». Колокольчик над дверью жалобно тренькнул, когда он переступил порог. Уинни в одиночестве стояла у прилавка, рассаживая антикварных кукол в сплетенный из прутиков экипаж. Заслышав шаги, она подняла голову с заученно приветливой улыбкой на губах, но при виде мужа улыбка тут же исчезла. Это так взбесило Райана, что он проворно выставил в дверях табличку с надписью «Закрыто», запер замок и бросил на жену зловещий взгляд.
        Она сделала крошечный, почти незаметный шажок назад. Прекрасно. Он устал быть постоянно на взводе.
        — Я ожидаю партию товара,  — сообщила она.
        — Мои соболезнования.
        — Сейчас неподходящее время, Райан. Если хочешь что-то обсудить, поговорим позже.
        — Я действительно хочу кое-что обсудить. И не желаю делать это позже.
        Настроение и в самом деле было хуже некуда: слишком много кофеина, слишком мало сна. Сейчас ему следовало сидеть за письменным столом, есть сандвич с ветчиной из кафетерия, просматривать стопки не прочитанных до сих пор отчетов и работать над сводным графиком прибылей и убытков, который он намеревался закончить три дня назад. Но он никак не мог сосредоточиться.
        Прошло почти сорок восемь часов с того дня, как он повстречал Шугар Бет в ресторанчике, а Уинни и словом ни о чем не обмолвилась, хотя они уже дважды говорили по телефону. Он точно знал, что новости до нее дошли. Дик поспешил передать ему, что во вторник вечером «Сивиллы» слетелись на внеочередной совет. Жаль, что он не заглянул в «Джемайму» подлить масла в огонь. Прошел мимо, не зная, что Шугар Бет начала там работать. Говоря по правде, он почти не вспоминал о Шугар Бет с самого вторника. Слишком много места в его мыслях занимали претензии к Уинни.
        Ее волосы вроде бы стали длиннее, чем он помнил, что было уж совершенным вздором, потому что она ушла из дому всего четыре дня назад. Крохотная, усыпанная блестящими камешками застежка скрепляла темные пряди с одного бока. Сейчас она казалась не старше Джи-джи, но выглядела куда менее невинной.
        Он никогда не обращал особого внимания на ее одежду. Ее гардероб был стильным, консервативным, и на первый взгляд платье-саронг цвета слоновой кости казалось именно таким. Он наверняка видел его на жене и раньше, но почему никогда не замечал, как откровенно оно льнет к телу? Уинни всегда жаловалась, что у нее чересчур короткие ноги, но даже без смехотворно сексуальных босоножек на высоченных каблуках с открытыми мысками они были более чем длинны — на его вкус, разумеется. Достаточно длинны, чтобы обвиться вокруг его бедер.
        Волна похоти захлестнула его: это была не та, знакомая, похоть, которую испытывает муж к жене, а нечто куда более низменное, подразумевающее дешевые мотели и нарушенные брачные обеты.
        «Ты когда-нибудь думаешь о чем-то, кроме секса?!»
        Он вознегодовал, когда она бросила ему обвинение, но сейчас вряд ли смог бы достойно защититься.
        — Райан, у меня действительно нет времени на разговоры.
        — А мне действительно плевать.
        Ее настороженность росла на глазах.
        — Если у тебя что-то важное…
        — Можно ли считать важным, что моя жена ушла из дому, а дочь либо липнет ко мне, как репей, либо отказывается выходить из своей комнаты, а я, как работник, и медяка не стою? Как насчет всего этого?
        — Мне очень жаль.
        С таким же успехом она могла выражать сочувствие постороннему человеку, и низ его живота обожгло огнем. Он был так уверен, что известие об ужине с Шугар Бет потрясет ее настолько, чтобы привести в чувство, понять, что давно пора не убегать, а бороться за собственный брак. За собственного мужа. Его целью было запугать ее. Хотя бы для того, чтобы усадить за стол переговоров. До него не дошло, что ей может быть попросту все равно и что у нее ив мыслях нет о чем-то договариваться.
        — Ни о чем ты не жалеешь, иначе постаралась бы все уладить.
        У нее хватило наглости засмеяться неприятным, надрывным смехом:
        — О да, сэр, только позвольте сделать именно это, сэр, немедленно, сэр.
        — Господи, как я ненавижу твое ехидство!
        — Только потому, что ты к нему не привык.
        — А чего ты ждешь от меня?
        — Честности.
        Поняв, что, кажется, проигрывает сражение, он скрипнул зубами.
        — Какого черта все это должно означать? Объясни, чего ты от меня хочешь.
        Уинни опустила глаза, и на мгновение ему показалось, что она смутилась. Но когда снова посмотрела на него, он понял, что ошибся. Она выглядела жесткой и решительной.
        — Я хочу твое сердце, Райан.
        Ее спокойное достоинство говорило об уме, порядочности — качествах, которые вынуждали его чувствовать себя виноватой стороной, чего он никак не заслуживал, поэтому Райан уже не рассчитывал силу удара.
        — Что же, ты нашла потрясающий способ его заполучить. Она не отступила. Наоборот, смело шагнула к нему. Сейчас она казалась молодой, наивной и очень-очень красивой.
        — Мне нужны твое сердце и твое прощение.
        Признание должно было бы смягчить его, но только еще больше рассердило.
        — Чушь собачья.
        Она устало вздохнула, словно успокаивала неразумного ребенка.
        — Поезжай на работу. Сейчас ты слишком зол, чтобы рассуждать здраво.
        Ощущение несправедливости изводило его все последние дни. Нет, гораздо дольше. У него были свои планы, замыслы, и ни в один из них не входили женитьба и отцовство в двадцать два года. Она украла его мечты. Украла его будущее, но тогда он тщательно подавлял в себе враждебные чувства. Удалось это не сразу: слишком много пришлось переварить и осознать, не залпом, а постепенно, медленными глоточками, такими маленькими и редкими, что он долго не представлял, как добраться до дна стакана.
        И только сейчас он сорвался.
        — Если тебе так уж нужно мое прощение,  — услышал он собственный голос,  — придется чертовски долго ждать. Пока ад замерзнет.
        Она резко вскинула голову. Райан велел себе остановиться на этом, но бессонница действовала на нервы, а кроме того, он знал, что слишком многое принимал как должное, в том числе и ее, и что она права — всю их совместную жизнь он утаивал от жены какую-то часть самого себя,  — но сейчас ему было не до справедливости.
        — Ненавижу все, что ты со мной сделала. И всегда ненавидел, слышишь?
        Ее лицо сделалось белым, как у Джи-джи в позапрошлую, ночь. Такие же широко раскрытые, потрясенные глаза. Так ей и надо. Четырнадцать лет он молчал и ради чего? Чтобы она сбежала и все разрушила?
        — Райан…
        — Заткнись!  — Он бил словами, как хлыстом, проклиная ее за все, что так долго копилось в душе.  — Ты сказала, что хочешь честности. Так получай! Ты украла мою гребаную жизнь!
        Он выбросил руку вперед, задев ладонью полку со стеклянными изделиями. Уинни ахнула, когда хрупкие вещички разлетелись во все стороны, разбиваясь с прощальным звоном, в точности как ее семейная жизнь, но и это не остановило Райана. Он рвался вперед, высказывая то, о чем едва смел думать.
        — Ты отняла у меня возможность выбора, когда решила забеременеть. Тогда тебе было наплевать на мои желания. Ты заботилась исключительно о своих. И мне тошно от того, что ты со мной сделала, черт побери! Не прощаю тебя! Не прощаю, слышишь? И никогда не прощу.
        Потрясенное молчание накрыло их. Ее лицо из белого стало пепельным, губы тряслись. Горло Райана перехватило удушьем: он тщетно ловил ртом воздух. Повсюду валялись разбитые бокалы, фужеры, стаканы и графины. Сверкающие осколки усыпали пол — переливающиеся остатки уничтоженной радужной жизни.
        Он ждал, что она тоже рассыплется, как рассыпался он. Но она встретила его взгляд, и сквозь дрожь голоса он расслышал бесконечную грусть, смешанную с решимостью, о существовании которой даже не подозревал.
        — Хорошо,  — прошептала она.  — Значит, так…
        И только сейчас до него дошло, что он наделал. Он не желал этого. Не желал разрушать свою жизнь. Просто по-своему пытался вернуть все назад: свой брак и жену, женщину, которая когда-то смотрела на него так, словно это он развешивал по небу луну и звезды. Все сказанное им было правдой, но где облегчение, которое ему следовало бы испытать от сброшенной наконец тяжести? Куда девалась годами копившаяся горечь? Она нужна ему, нужна позарез. Ему необходимо продолжать упиваться собственным гневом, чтобы оправдать расколотое стекло, распавшуюся семейную жизнь.
        Но он опоздал ровно на четырнадцать лет со своей правдой, со своими чувствами, и горечь уже не оставляла вкуса на губах.
        Ее груди часто вздымались под мягкой тканью платья. Она давала ему все, что он хотел, о чем мечтал, но вместо того чтобы ценить это, он бросил ей в лицо ее дары.
        — Мне так жаль,  — снова прошептала она, и глаза ее были переполнены сочувствием, пониманием… и болью тоже, но не той мучительной агонией, которая терзала его сейчас.  — Мне ужасно жаль.
        И он понял, что испортил все, и совершенно не знал, как исправить сделанное. Его тайная враждебность была краеугольным камнем их брака, причиной ее постоянного стремления угодить и его почти неуловимой, но карающей отчужденности. Зато теперь эта враждебность, вспыхнув ярким пламенем, сгорела, и он хотел признаться, что любит ее. Да вот только она ни за что не поверит после тех слов, которыми он так усердно ранил ее.
        Выйдя из заднего помещения магазина, Шугар Бет увидела, как жадно смотрит малыш на мобиль, изображавший Соловьиный лес, который она повесила несколько часов назад, чтобы отметить выпуск новой книги из серии о приключениях крольчишки Дафны. Мальчик, лет пяти, в джинсах и полосатой маечке, с плоским лицом и узкими глазами, верными признаками синдрома Дауна, не сводил глаз с игрушки.
        Он был первым ребенком, забредшим в плохо освещенный и неудобно расположенный отдел детских книг за целое утро.
        — Ты права, мне стоило бы уделять этому отделу столько же внимания, как и остальным,  — признала Джуэл, когда Шугар Бет спросила ее, почему в магазине так мало детских книг.  — Но у меня нет желания возиться с такой литературой, а кроме того, продавать ее просто невыгодно.
        — Еще бы! Это самый неуютный уголок магазина.
        Джуэл надменно задрала нос:
        — Прекрасно! Если считаешь себя такой умной, с этого дня ты заведуешь отделом детских книг.
        — Это трудно назвать отделом.
        — И пусть это не мешает твоей основной деятельности.
        Шугар Бет, не обижаясь, ухмыльнулась своей крошечной хозяйке:
        — Всего третий день на работе, и уже повышение! Так и знала, что стану звездой.
        Джуэл фыркнула и отошла.
        Шугар Бет так и подмывало поднять трубку и поделиться с Колином новостями, но больше она не могла позволить себе ничего в этом роде. Однако тот факт, что она бросила его, не мешал ему звонить ей. Обычно предлогом служил Гордон — Колин настаивал на совместном владении. Иногда он заранее готовил вопросы. Возобновила ли она подписку на «Атлантик мантли»? Отнесла ли его твидовый спортивный пиджак в химчистку, потому что он никак не может его найти?
        Она отчаянно тосковала по нему, а иногда втайне хотела, чтобы он настоял на свидании и пригласил ее на ужин. Но он, похоже, не торопился: голодный волк на охоте, выжидающий момента слабости, чтобы напасть. Может, его стратегия и срабатывала, потому что утром она с трудом удержалась, чтобы до работы не побежать к нему приготовить завтрак.
        Но времени предаваться мрачным мыслям не было, поэтому она подошла к маленькому покупателю. Шугар Бет оставалась в магазине одна, и Джуэл, разумеется, посчитала бы, что прежде всего нужно обслужить того, кто пришел с мальчиком, но она проследила за направлением его взгляда.
        — Тебе нравятся книги о Дафне?
        Малыш широко улыбнулся:
        — Бенни хороший!  — Он показал на картонную фигурку хитрющего барсука в очках-консервах и белом шарфе авиатора: — Бенни — мой друг. Почитай книжку.
        Шугар Бет засмеялась и покачала головой. Как можно устоять перед таким энтузиазмом?!
        Мальчик схватил с только что оформленной ею выставки одну из предыдущих книг серии и протянул ей. Она взяла книгу.
        — Как тебя зовут?
        — Чарли.
        — Ну тогда пойдем, Чарли.
        Шугар Бет уселась на полу, скрестив ноги, и решила, что в этом углу просто необходимо поставить маленькие стульчики или по крайней мере положить подушки.
        Она приглашающе похлопала по линолеуму, и Чарли уселся рядом.
        — «Дафна летит кувырком». Автор Молли Сомервилл.
        Возможно, это влияние Колина, но разве не стоит с самого начала приучать детей распознавать имена авторов и названия?
        — «Крольчишка Дафна любовалась ноготками, только что покрытыми блестящим фиолетовым лаком, когда барсук Бенни, мчавшийся на своем красном горном велосипеде, самым бессовестным образом сбил ее с лап…»
        — Мне нравится эта история.
        Чарли забрался к ней на колени и к третьей странице запустил пальцы ей в волосы.
        — «Бенни вертел педали все быстрее и быстрее. Впереди на дороге он заметил огромную лужу».
        Звякнул колокольчик над дверью. Шугар Бет искренне надеялась, что это вернулась Джуэл. Пусть обслужит остальных покупателей, потому что Шугар Бет с места не сдвинется.
        Чарли протянул ручонку и перевернул страницу.
        — Это самое интересное место.
        — «Бенни засмеялся и вообразил, что эта лужа — океан. Океан. Пл-л-люх!»
        — Плюх!  — восторженно вторил мальчик.
        Они наконец дочитали книгу, и он поднял личико, чтобы одарить ее очередной, невыразимо трогательной улыбкой.
        — Ты очень хорошо читаешь.
        — А ты очень хорошо слушаешь.
        Скорее почувствовав, чем услышав какое-то шевеление справа, она подняла голову. На другом конце стеллажа с биографиями стояла Линн, пристально наблюдавшая за ними. Шугар Бет осторожно поставила Чарли на ножки и поднялась. На Линн были слаксы и туфли на тонком каучуке: должно быть, она шла в больницу или возвращалась после дежурства.
        — Мамочка!  — завизжал Чарли, бросаясь к ней.  — Я люблю Бенни и Дафну!
        — Знаю, милый,  — кивнула Линн, не отрывая взгляда от бывшей подруги.
        — Я хочу книжку. Пожалуйста, ма!
        — У тебя уже есть эта книга.
        — А этой нет.
        Он вихрем метнулся к полке, схватил последнюю книгу из серии и понес матери.
        — Что тут написано?
        — «Бурундучок Виктория и ее надоедливый младший братец».
        — Такой у меня нет.
        — Сколько за эту?  — спросила Линн.
        Шугар Бет так разволновалась, что не сразу нашла ярлычок с ценой. Линн погладила сына по голове.
        — Если получишь новую книгу, мы не сможем купить игрушку, когда в следующий раз пойдем в «Уол-Март».
        — Ладно.
        — Отнеси ее к кассе. Я сейчас приду.
        Мальчик помчался к кассе, маленькие кроссовки так и мелькали.
        Воцарилось неловкое молчание. Линн теребила застежку на сумочке.
        — Чарли — мой младшенький. Во время беременности я делала амниографию, поэтому мы с самого начала знали, что у него синдром Дауна.
        — Должно быть, тебе нелегко пришлось.
        — Да, были кое-какие проблемы. С деньгами всегда туго. Мой бывший — Энди Перкинс,  — ты его не знаешь, он из Тапело, предъявил мне ультиматум: либо аборт, либо он уходит.
        — И ты попросила его не хлопать дверью по пути к порогу.  — Линн слабо улыбнулась.
        — Я думала об этом долго и напряженно. И поверь, все было не так-то легко.
        — Еще бы! Но Чарли — просто лапочка! И такой умный! Точно знает, когда перевернуть страницу.
        — Так что обмен получился неплохим,  — кивнула Линн, проводя пальцем по краю полки.  — Ты ведь не знала, что он мой, верно?
        — Не знала.
        — Спасибо, что почитала ему.
        — В любое время, только свистни.
        Линн переложила сумочку в другую руку.
        — Мне нужно идти.
        — Сейчас выбью чек.
        — Джуэл все сделает,  — отмахнулась Линн, но почему-то не двинулась с места.
        Наконец Шугар Бет не вынесла напряжения:
        — Валяй, Линн, выкладывай, что у тебя на уме.
        — Я только хотела сказать, что ты обидела здесь многих и все никак не угомонишься. Держись подальше от Райана.
        Шугар Бет хотела объясниться, хоть как-то себя защитить, но Линн уже шла к кассе. Шугар Бет поставила «Дафну» на полку, посмотрела на мобиль и, осторожно подув на картонных животных, пожалела, что не живет в Соловьином лесу. Хотя бы ненадолго.
        Остаток дня пролетел так быстро, что у Шугар Бет не хватило времени привести в порядок детский отдел, и потому она решила заняться этим после работы. К сожалению, это означало внеочередной звонок Колину.
        — Не подержишь Гордона у себя часов до девяти-десяти? Я работаю допоздна.
        — Интересно, над чем? Вы закрываетесь в шесть.
        Он явно старался потянуть время и подольше задержать ее у телефона, и она не могла удержаться, чтобы не поделиться новостью:
        — Я теперь менеджер. Джуэл поставила меня заведовать детским отделом.
        — А сама она этого делать не пожелала?
        — Ну… можно сказать и так.
        — А что ты знаешь о детской литературе?
        — Все.
        — И все довольно паршиво?
        — К счастью, я очень способная и быстро учусь.
        — Хорошие вести, старина.  — Голос Колина отдалился: очевидно, он отвернул голову от трубки.  — Мамочка сегодня придет поздно. А мы, парни, найдем, чем поразвлечься. Надеремся и будем смотреть порно.
        — Тоже мне, «мы, парни»!  — фыркнула она.
        — Местоимение первого лица множественного числа.
        — Ну и зубрила же ты!
        Повесив трубку, она выругала себя за то, что опять вступила в перепалку. Типичное поведение наркоманки.
        Выглянув на улицу, она заметила, что Уинни закрывает магазин. За последние дни ей иногда удавалось увидеть, как сводная сестра входит и выходит из двери. Как-то Уинни даже меняла антиквариат в витрине, и, нужно сказать, у нее были все задатки хорошего дизайнера.
        Вчера Джи-джи забежала в «Джемайму», чтобы повидаться с Шугар Бет, но была подавленной и необщительной, даже когда Шугар Бет похвалила ее новый наряд. Скорее всего она тяжело переносила разрыв между родителями. Перед самым ленчем она узрела Райана, входившего во «Вчерашние сокровища». Хорошо бы они уладили свои разногласия, хотя бы ради Джи-джи, но сейчас, глядя, как в квартире наверху вспыхивает свет, заподозрила, что все не так просто.
        Звонок Шугар Бет выбил Колина из равновесия. Он немного поиграл на пианино, провел пальцем по клавишам, уговаривая себя, что для него в ней больше не осталось тайн. Он ведь видел все ее секретные местечки, верно? Касался и пробовал на вкус. Знал каждый звук, который она издает во время занятий любовью, ощущал шелковистость ее кожи. Шугар Бет любила быть наверху, но ее оргазмы были более взрывными, когда она находилась под ним. Любила, когда он поворачивал ее голову набок и удерживал в таком положении, изводя поцелуями. Ее соски были чувствительнее цветочных лепестков, и ее особенно возбуждало, если он захватывал в плен ее руки.
        Но на каждую обнаруженную тайну находилась тысяча неизведанных. И они еще столько всего не сделали! Ему пока не удалось затащить ее в свою постель или под душ. Он хотел иметь ее на столе с раздвинутыми ногами. Так, чтобы пятки упирались в край. Хотел перегнуть ее через подлокотник кресла попкой вверх. О да, он определенно этого хотел и очень живо представлял.
        Колин оттолкнулся от пианино и встал. Ему нужно что-то, физически потяжелее Шопена, чтобы отвлечься. Например, заняться с ней любовью.
        В холле было темно. Он включил было люстру, но тут же снова выключил. В воскресенье она застала его врасплох, заявив, что почти влюбилась, но теперь, когда у него было время все обдумать, идея уже не казалась столь устрашающей. Шугар Бет просто излишне все драматизирует. Как обычно. Ее упрямое желание положить конец их связи раздражало его. Какая близорукость! Он вовсе не безразличен к ее печали. Действительно, всего четыре месяца назад она потеряла мужа. Но до этого Эммет Хупер полгода лежал в коме, а еще раньше болел бог знает сколько времени, так что вряд ли можно обвинить ее в измене его памяти. Он понимал, что Шугар Бет напугана. Мало того, и сам при этом не был слишком уж спокоен, но если бы она логически подошла к ситуации, сразу бы поняла, что этот период как-то нужно пережить.
        Дом без нее казался пустым, и это ему совсем не нравилось. И работа никак не шла. В прежние времена он потолковал бы об этом с Уинни, но сейчас у нее и своих бед полно. Кроме того, она уж слишком тактична. А вот Шугар Бет обладает поразительной способностью продираться через дебри наносного прямо к делу и не стесняясь высказывает свое откровенное суждение.
        Утром он позвонил Джуэл под предлогом заказа очередной книги, но в действительности, чтобы поинтересоваться новой продавщицей.
        — Шугар Бет — настоящая золотая жила,  — заверила Джуэл.  — Она любит продавать книги. Ты и не поверишь, до чего она начитанна!
        Он всему поверит. Недаром заметил, насколько разнообразны книги, которые она тайком таскала из его кабинета.
        — Значит, у нее все получается?
        — Лучше, чем я ожидала. Весь город находит причины побывать в магазине. В последние два дня тут яблоку было негде упасть. И поскольку они не желают выглядеть праздными сплетниками, каждый что-нибудь покупает. Я пытаюсь обслуживать женщин — они не дают ей житья,  — но мужчин оставляю ей. Она способна продать любую книгу любому парню, даже тем, кто читать не умеет.
        — Рад это слышать,  — пробурчал он и, распрощавшись, отправился на кухню готовить ужин. Шугар Бет оставила битком набитую морозилку, и он выхватил первый попавшийся лоточек с замороженной запеканкой. Она, разумеется, так занята перестановками в детском отделе, что забудет поесть. А если и вспомнит, слопает шоколадный батончик и назовет это ужином. Ее понятия о правильном питании не выдерживают никакой критики. Она совершенно не заботится о своем здоровье, и пусть она не лучший повар в городе, но и далеко не худший, и неплохо бы ей позаботиться о себе.
        Колин сунул лоточек в микроволновку и захлопнул дверцу, игнорируя то обстоятельство, что сейчас он очень походил на человека, полного решимости убивать драконов и спасать принцесс.
        Бросила! Она его бросила. Как же!
        Неужели воображает, что это так легко?!
        Телефон зазвонил, и он схватил трубку, надеясь, что это снова она и можно высказать свое мнение о слабовольных женщинах.
        Но это была не Шугар Бет…
        Кто-то колотил в дверь. Магазин закрылся два часа назад, и Шугар Бет, пыхтя и хмурясь, принялась толкать в намеченный угол последний стеллаж. Передвинув несколько стеллажей, она открыла более широкий доступ в детский отдел, но при этом пришлось потеснить любимый Джуэл раздел поэзии, что означало непременные объяснения утром.
        Стряхнув с ладоней пыль, она пошла к выходу. Короткое трикотажное платье-свитер кораллового цвета испачкалось. Оставалось надеяться, что она сможет вывести пятно, поскольку гардероб у нее и без того был не слишком велик, а условия работы в книжном магазине вообще сводили его к минимуму.
        — Иду!  — крикнула она, слыша, что дверь угрожающе потрескивает. По другую сторону витрины стоял мужчина. Высокий, широкоплечий, в Версаче и весьма мрачном настроении. Сердце тревожно заколотилось, как у школьницы. Трясущимися руками она отперла замок и распахнула дверь.
        — Ваша светлость?
        Он протиснулся мимо нее, оставляя за собой легчайший запах серы.
        — Кто такая Дилайла?
        Шугар Бет поперхнулась.
        — Моя кошка.
        — Забавно. Твоя кошка хочет знать, почему ты уже два дня не звонишь.
        Шугар Бет была готова убить себя. Она оставила в администрации Брукдейла номер телефона Колина на случай, если ее деньги на сотовом закончатся. И просила звонить только в крайних обстоятельствах, но Дилайла иногда могла быть ужасно хитрой и, должно быть, каким-то образом выпросила его у секретаря.
        — Ты напугал ее?! Клянусь, если ты хотя бы словом ее расстроил…
        Он швырнул на прилавок обернутый фольгой лоточек.
        — С чего мне ее расстраивать, когда я сберегал энергию для ссоры с тобой!
        — И какое, собственно говоря, тебе до этого дело?
        — Она называла тебя мамушкой.
        — Мамочкой. Ты живешь под красно-бело-голубым флагом, приятель. А мы здесь говорим по-американски.
        Но она не сумела отвлечь его от главной темы. Он привалился к прилавку, скрестил руки на груди и постучал по полу носком ярко начищенного мокасина.
        — Судя по голосу, не слишком она похожа на чью-то малышку. Скорее уж на женщину постарше.
        — Дилайла — моя падчерица. А теперь у меня полно работы, так что пока-пока.
        — Она сказала, что ей сорок один.
        — Ошиблась. Она вечно путается в цифрах.
        Его взгляд был куда спокойнее, чем ее сердцебиение.
        — Она и есть причина тех телефонных совещаний на пониженных тонах, которые мне иногда удавалось подслушать, верно?
        — Не будь дурачком. Я разговаривала со своим любовником.
        — Она сказала, что живет в некоем месте, называемом Брукдейл. Повесив трубку, я провел небольшое расследование в Интернете. Твое умение темнить потрясает меня.
        — Эй, я вот уже неделю как живу на свету. В темноте сидеть вредно: можно ослепнуть.
        Он высокомерно вскинул брови. Она схватила принесенный лоток и отвернула краешек алюминиевой фольги. Ее лазанья. Он даже вилку не позабыл. Она почти не ела целый день, и от запаха у нее должны были бы слюнки потечь, но аппетита почему-то не было.
        — Ничего особенного. Дилайла — дочь Эммета. Родилась умственно отсталой. Ей пятьдесят один, если уж так хочешь знать, и почти всю жизнь она прожила в Брукдейле. Там она счастлива. У нее никого нет, кроме меня. Конец истории.
        — Брукдейл — дорогое частное заведение.
        Она отнесла лазанью, на которую теперь смотреть не могла, к столику для читателей, уселась и протянула ему вилку.
        — В принципе мы не позволяем ни есть, ни пить в магазине, но для тебя сделаем исключение.
        Он мрачно надвинулся на нее.
        — Теперь я начинаю понимать.
        — Хорошо, так и быть, я поем. Но только потому, что умираю с голоду.
        Шугар Бет вынудила себя вонзить вилку в лазанью.
        — Я знаю, что ты его любила, но что это за отец, который не сумел обеспечить даже больную дочь?!
        Она никогда не предаст Эммета, открыто высказав свое раздражение его непредусмотрительностью.
        — Его финансовые дела были весьма запутанны,  — промямлила она, заставляя себя жевать.  — Должна признаться, я неплохо готовлю лазанью.
        — Теперь понятно, почему ты так одержима этой картиной. Вот оно, недостающее звено. Ты вовсе не собиралась осыпать себя бриллиантами. Я должен был сам сообразить.
        — Нет, в самом деле, мне еще никогда так не удавалась лазанья!
        Он уперся ладонями в полку.
        — Тебе нужны деньги, чтобы и дальше содержать ее в Брукдейле. Значит, в этой сказке ты не злодейка? Не подлая блондинистая женщина-вамп, любящая только себя! Ты простая, бескорыстная героиня, готовая пожертвовать всем, чтобы помочь слабым мира сего.
        — Ты точно не хочешь кусочек?
        — Почему ты не сказала мне правду?
        Дальше отступать некуда. Поэтому она снова ткнула вилкой в лоточек.
        — Не видела причин.
        — А тот факт, что мы любовники, уже не считается?
        Шугар Бет сорвалась с места.
        — Прошедшее время. И я делаю все, чтобы уберечь себя.
        — Выстроив стену, настолько высокую, что никто не может заглянуть через нее? Это таким образом ты стараешься себя уберечь?
        — Эй, вспомни, это не я провожу все свободное время, укладывая камни на заднем дворе Френчменз-Брайд. Хочешь поговорить об упрощенном символизме…
        — Иногда стена — это всего лишь стена, Шугар Бет. Но в твоем случае возведение барьеров — занятие перманентное. Ты не живешь. Ты играешь. Играешь некий спектакль.
        — У меня полно работы.
        Она отошла к прилавку, но он не отставал.
        — Стараешься предстать перед публикой в ином обличье: женщины, настолько бесчувственной, что ей совершенно все равно, что о ней думают окружающие. Женщины, такой жесткой, что она гордо объявляет о своих недостатках всему миру, хотя, заметь, в чем тут кроется настоящий талант,  — те самые недостатки, которые ты демонстрируешь всем, не имеют ничего общего с твоей натурой. Аплодисменты, аплодисменты.
        Она принялась выравнивать стопку закладок.
        — Это неправда.
        — В таком случае почему ты не открыла истинную причину столь лихорадочных поисков? Почему таишься от меня?
        — А почему я должна откровенничать? Что это мне даст? Я что, должна обнажить не только тело, но и душу лишь потому, что в моей жизни появился очередной мужчина, готовый уничтожить мое шаткое благополучие? Нет уж, спасибо. А теперь убирайся.
        Под его взглядом она поежилась. Чувство было такое, словно она провалила очередной его экзамен. Но она жила своей жизнью, жила, как могла, и если такое положение вещей ему не подходит, что ж, тем хуже для него.
        Он подошел ближе и заглянул ей в лицо. Обычное высокомерие сменилось непривычной нежностью.
        — Ты… — тихо сказал он,  — самая поразительная женщина на свете.
        Ей хотелось прильнуть к нему, как самой обычной, умирающей от желания экс-королеве бала выпускников, каковой она и была на самом деле, но Шугар Бет крепко прижала локти к бокам.
        — У меня много работы.
        Он со вздохом отпустил ее, пошел к двери, но, уже положив ладонь на ручку, обернулся и повелительно бросил:
        — Ничего не кончено, дорогая. Что бы ты там ни воображала.
        Она подождала, пока он исчезнет, метнулась к двери и молниеносно задвинула засов. Грудь стеснило, но она наотрез отказывалась дать волю слезам. Не хватало еще плакать из-за очередного мужчины!
        Схватив лоток с лазаньей, она заходила по магазину, время от времени кладя в рот кусочек, тоскуя по Дилайле, тоскуя по Гордону, тоскуя по человеку, которого поклялась выбросить из сердца. К тому времени, как Шугар Бет собралась заняться работой, оказалось, что все удовольствие от уже сделанного померкло, и в десять часов она выключила свет. Подойдя к двери, она подняла глаза и недоуменно моргнула, посчитав сначала, что ей просто показалось, что это всего лишь странная игра света уличных фонарей. Но, присмотревшись, тихо охнула.
        Из окна второго этажа, над магазином Уинни, сочилась струйка дыма.
        Глава 17
        «Неудивительно, что, став взрослыми, мы превратились в некое подобие злых собак».
    Джорджетт Хейер. «Эти старые тени»
        Несколько секунд Шугар Бет оцепенело наблюдала за дымом, отметив, что свет горит. Значит, Уинни дома.
        Прежде всего она бросилась к телефону и набрала «911». Поговорив с диспетчером, она повесила трубку, немного подумала, схватила с прилавка степлер, открыла дверь и бросилась через улицу.
        Дым стал гуще.
        — Уинни!  — завопила она, подняв голову.  — Уинни, ты меня слышишь?
        Никто не ответил. Шугар Бет попыталась рассмотреть что-то сквозь витрину и поняла только, что вроде бы на первом этаже дыма не было. Она подергала ручку и, когда дверь не поддалась, отступила и швырнула в нее степлером. Небьющееся стекло разлетелось на тысячу круглых кусочков.
        Шугар Бет пролезла в дыру и принюхалась. В нос ударил запах дыма. Она прошла в заднее помещение.
        — Уинни, ты наверху?
        Здесь пахло гораздо сильнее. Она заметила узкую деревянную лестницу, ведущую на второй этаж. С таким же успехом на ней могла бы висеть табличка с надписью «Смертельная ловушка».
        — Уинни!
        Наверху раздался грохот, сопровождаемый совершенно не Уинниподобными проклятиями.
        — Вызывай пожарных.
        — Уже вызвала. Спускайся!
        — Нет!
        Шугар Бет навострила уши, пытаясь уловить вой сирен, но прошло слишком мало времени. Поэтому она нерешительно схватилась за перила и побрела наверх. В полутемный коридор выходили три двери. Дым валил из средней. Она направилась туда.
        — Уинни.
        — Здесь я.
        Комната оказалась длинной, с высокими потолками и старомодной: нечто вроде комбинированной кухоньки-гостиной. Источник дыма как раз и находился у плиты. Уинни била махровым полотенцем по буфету. Хотя Шугар Бет не увидела открытого пламени, похоже, ситуация вышла из-под контроля и Уинни нужно было уводить отсюда.
        — Я жарила цыпленка, и…
        Она оглянулась и закашлялась.
        — Что ты здесь делаешь?
        — Хочешь, чтобы я ушла?
        — Мне все равно.
        — Следовало бы позволить тебе сгореть.
        — Тогда проваливай!
        — Не соблазняй меня.
        Уинни охнула при виде занявшейся пачки бумажных салфеток, валявшейся на разделочном столе, и бросилась туда. Пока она орудовала полотенцем, Шугар Бет схватила половик и принялась сбивать огненный язычок, лизавший настенный календарь. И тут завыли сирены. Глаза Шугар Бет слезились, дышать становилось все труднее.
        — Это глупо. Сейчас здесь будут пожарные. Уходим, пока еще можно.
        — Только когда они поднимутся сюда. Я не могу допустить, чтобы огонь пошел вниз.
        В магазине было полно ценного антиквариата, так что Шугар Бет почти понимала ее. Почти. Поэтому принялась хлопать половиком по дверце буфета.
        — Скажи: «Прошу, Шугар Бет, пожалуйста, останься и помоги мне, дуре набитой».
        — Полотенце!
        Шугар Бет круто развернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как вспыхнуло кухонное полотенце. Наспех потушив его половиком, она закашлялась.
        — Ты отдашь мне жемчуга Дидди, иначе, клянусь, я запру тебя здесь и уйду.
        — Спешу и падаю.
        Дым становился все гуще, вой сирен — ближе, и Шугар Бет решила, что Уинни слишком долго испытывала судьбу. Поэтому, отшвырнув половик, шагнула вперед и зажала ее шею в хаммерлок[18 - Один из приемов борьбы, захват.].
        — Что ты делаешь?
        — Кладу конец переговорам.
        — Прекрати!
        — Заткнись. Машины почти у дома,  — прошипела Шугар Бет, потащив ее к двери.
        — Я никуда не пойду!
        Хотя Шугар Бет была выше, Уинни, должно быть, ежедневно занималась на тренажерах, потому что оказалась сильной, как бык, и умудрилась почти вырваться. Пришлось применить один из приемов, усвоенных от Сая Загурски, и выволочь ее в коридор.
        — Больно! Ты мне руку сломаешь!
        Шугар Бет принялась подталкивать ее к лестнице:
        — Веди себя смирно и останешься цела.
        — Да перестань же!
        — И не выступай.
        Они уже почти спустились вниз, когда Шугар Бет зазевалась и ослабила хватку. Уинни немедленно попыталась рвануть наверх, но, надышавшись дымом, несколько ослабла, и Шугар Бет взяла ее в очередной захват.
        — Прекрати идиотничать!
        — Отпусти!
        Трудно сказать, как долго бы удалось удерживать сводную сестру, если бы как раз в эту минуту не подкатила первая пожарная машина. Уинни тоже ее заметила и перестала сопротивляться. Сквозь дыру в разбитой двери Шугар Бет видела, как люди выскакивают из машин, и поняла, что у магазина уже успела собраться небольшая толпа.
        И тут она сообразила, что судьба дарует ей редкостную возможность. Честно говоря, возможность была именно такого рода, от которой наверняка отказался бы человек более благородный. Колину, например, такое в голову бы не пришло. Да и Райану тоже, не говоря уже об Уинни. Но пожар, похоже, не успел разгореться, и ни один из этих зануд не обладал особенным даром Шугар Бет Кэри удачно пользоваться моментом.
        Пожарные выскочили из машины и ринулись к разбитой двери. Но пока они бежали к магазину, Шугар Бет ловко подставила Уинни подножку. И поскольку от природы была человеком заботливым, успела подхватить ее, прежде чем та упала в разбитое стекло.
        — Я ее держу!  — крикнула Шугар Бет первым пожарным, ворвавшимся в магазин.  — Даже не думала, что смогу стащить ее с лестницы — она весит целую тонну,  — но Господь милостивый сжалился над нами.
        — Что это ты меле…
        Шугар Бет поспешно запечатала ладонью рот Уинни.
        — Не пытайся говорить, солнышко, иначе опять закашляешься.  — И, махнув в сторону лестницы, добавила;  — Она в порядке. Сейчас выведу ее наружу.
        Один из пожарных двинулся к ним, явно намереваясь прийти на помощь, и Шугар Бет отняла ладонь от губ Уинни. Та негодующе забормотала что-то, заикаясь от гнева.
        — Видите! Она прекрасно дышит. Но там, наверху,  — настоящий ужас.
        Пожарный отошел к товарищам, и все дружно промчались наверх. Шугар Бет оттащила Уинни на тротуар: нелегкая задача, поскольку та отчаянно боролась.
        — Ты быстро поправишься, солнышко,  — объявила Шугар Бет, играя на публику.  — Я бы скорее умерла сама, чем оставила тебя наверху погибать от дыма. И я вовсе не героиня, так что не смей снова меня благодарить.
        Тут на сцене появилась «скорая», и медики сцапали Уинни, чем выручили Шугар Бет, потому что «спасенная» принялась кусаться. Шугар Бет торопливо отступила.
        Далейн Кауи, выглядевший в мундире копа куда привлекательнее, чем в те далекие времена, когда его любимой привычкой было ковырять в носу, подбежал к ней:
        — Шугар Бет! Ты сама вынесла Уинни?
        — Поразительно на что способен человек, когда на кону чья-то жизнь,  — скромно ответствовала она.
        Пока Уинни дискутировала с медиками, женщина, в которой Шугар Бет признала более зрелый и упитанный вариант Лаверн Ренк, помахала ей рукой из-за полицейского ограждения:
        — Эй, Шугар Бет, что там случилось?
        — Привет, Лаверн. Выходя из книжного магазина, я заметила дым и прибежала сюда посмотреть, чем могу помочь. Уинни держалась так храбро, пытаясь в одиночку справиться с огнем. Я так рада, что вовремя оказалась на месте.
        — Еще бы!  — воскликнула Лаверн.  — Похоже, она была без сознания, когда ты ее вытаскивала.
        Уинни, очевидно, услышала ее, потому что, высунув голову из-за плеча фельдшера, наградила сводную сестру яростным взглядом.
        — Наверное, надышалась дымом,  — поспешно вставила Шугар Бет.
        Далейн вскинул голову и осмотрел окна верхнего этажа.
        — Повезло ей, что ты оказалась рядом.
        — Всякий на моем месте сделал бы то же самое.
        Медики по-прежнему удерживали Уинни. Дым постепенно рассеивался. Шугар Бет вместе с толпой наблюдала за происходящим. Вскоре из двери вышел один из пожарных и направился прямо к Уинни. Шугар Бет решила, что сейчас самый подходящий момент для бегства, но, едва зашагала к своему «вольво», рядом с пожарными машинами, скрежеща тормозами, остановилась «БМВ», из которой вылетел Райан, босой, в джинсах и серой майке, метнулся к Уинни и прижал к груди. Шугар Бет, стоявшая в пяти шагах, слышала каждое слово.
        — Ты в порядке?  — спросил он.
        — Д-да… я жарила цыпленка… Карис заболела, и… меня отвлек телефонный звонок. Масло перекалилось. Все так глупо…
        — Мне ужасно жаль… — прохрипел Райан с таким чувством, что Шугар Бет мгновенно заподозрила, что речь идет о гораздо большем, чем какой-то ничтожный пожар. На своем веку она видела немало влюбленных мужчин, и Райан как нельзя точнее подходил под эту категорию.
        На несколько минут она потеряла нить беседы, убеждая другого санитара, что совершенно не пострадала при пожаре. Наконец отделавшись от него, она отвернулась и увидела, к Райан отвел прядь волос с измазанного сажей лба Уинни и заглянул ей в лицо.
        — Все сказанное мной вчера… я не хотел. Это не так.
        Уинни нерешительно кивнула.
        Вперед выступил молодой пожарный, которого Шугар Бет не знала.
        — Наверху все испорчено дымом и сажей, миссис Галантайн, но могло быть куда хуже,  — сообщил он и, ткнув пальцем в Шугар Бет, добавил: — Хорошо еще, что та леди вовремя прибежала на помощь. Она вытерла миссис Галантайн из огня. Ваша жена могла бы серьезно пострадать, мистер Галантайн.
        Уинни, временно позабывшая о Шугар Бет, встрепенулась и угрожающе свела брови. Райан так и подскочил:
        — Шугар Бет?
        Уинни открыла рот, очевидно, готовясь выпустить по ней залп ругательств, но Райан снова притянул к себе жену.
        — Господи… ты уверена, что все в порядке?
        Кажется, он никак не мог отдышаться.
        — Ты просто должна поехать со мной. Уинни, у тебя нет иного выхода.
        Он не злорадствовал, не показывал своего превосходства, но Шугар Бет заметила, как Уинни мгновенно сжалась и с несчастным видом отступила, заправив локон за ухо вымазанными в саже пальцами.
        — Не сейчас… пока мы оба еще не уверены.
        — Я уверен,  — настаивал Райан.  — Никогда ни в чем не был уверен больше.
        — Рада за тебя.  — Уинни протянула руку и нежно коснулась его щеки.  — Еще немного.
        Даже оттуда, где стояла, Шугар Бет видела, какой любовью светится ее лицо, но Райан, похоже, не был таким проницательным. Вместо того чтобы расслабиться и дать ей время, в котором она так нуждалась, как сделал бы любой нормальный человек, он продолжал давить:
        — Но ты должна вернуться домой. Тебе больше некуда идти.
        Уинни негодующе выпрямилась, и Шугар Бет невольно подумала, что даже лучшие из мужчин могут быть глупее пробки.
        — Поеду в гостиницу,  — решила Уинни.
        — Эрон сегодня устраивает конференцию членов торговой палаты, не помнишь? Все было забронировано еще за несколько недель.
        — Совсем забыла,  — пробормотала Уинни, беспомощно озираясь.  — Я… я что-нибудь придумаю.
        — Позже придумаешь. А пока я хочу, чтобы ты немедленно ехала домой.
        — Райан, пожалуйста…
        — Это единственная разумная вещь…
        — Если я вернусь домой сейчас, мы никогда ничего не исправим!  — вскричала она.
        — Между нами еще ничего не сломано,  — настаивал он.  — Все устроилось.
        — Но раны еще не зажили,  — уже спокойнее пояснила она.  — И поэтому не стоит торопиться.
        Но он не хотел отступать:
        — Тогда хотя бы на сегодняшнюю ночь.
        Уинни выглядела как загнанное животное, и тот же порыв, который заставил Шугар Бет подставить ей подножку, теперь подначивал сделать нечто совершенно иное, далеко не столь забавное. Нечто совершенно не забавное.
        Она приказала себе поскорее убираться, но неожиданно услышала собственный голос:
        — Ты могла бы…
        «Заткнись, кретинка».
        — Знаешь, ты могла бы… — Она закашлялась и похлопала себя по груди.  — Дым.
        «Больше ни одного слова. Ни единого. Поворачивайся и уходи».
        Их нетерпеливые лица заставили ее почувствовать себя ребенком, ненароком вмешавшимся в важные дела взрослых людей. Она прижала руку к горлу.
        — Ты могла бы… э… переночевать у меня, Уинни. Только сегодня. Может, и завтра, если захочешь, но… не больше, чем… да сколько пожелаешь, черт побери!
        — У тебя?!  — засмеялся Райан.  — Неплохо придумано! Не трудись уговаривать. Уинни к тебе не поедет!
        Чем они больше, тем глупее.
        — Хорошо,  — медленно, словно во сне, произнесла Уинни.  — Спасибо. Я поеду.
        У Райана был такой вид, словно кто-то врезал ему по голове кирпичом.
        — Ты спятила! Это же Шугар Бет.
        — Я прекрасно вижу, кто передо мной,  — сообщила Уинни и без тени улыбки добавила: — В конце концов, именно она спасла мне жизнь.
        Шугар Бет сделала все возможное, чтобы выглядеть как можно более скромной.
        — О, не стоит благодарности.
        — Поверь, мне лучше судить об этом,  — сухо обронила Уинни.
        Райан вытаращился на них как на сумасшедших.
        — Ничего не понимаю.
        — Приезжай, как только все здесь закончишь,  — кивнула Шугар Бет.  — Я отправляюсь вперед, прятать ножи.
        Час спустя, проверив, спит ли Джи-джи, Райан опрокинул стакан виски, позвонил Колину и рассказал, что произошло.
        — Уверен, что обе в безопасности?  — спросил Колин в третий раз.
        — Если говорить о пожаре, то да, но кто знает, что будет ночью? Пойди посмотри, как они там. Уинни так меня довела, что если окажусь рядом с ней, просто за себя не ручаюсь.
        — Об этом забудь. Я сделаю для тебя все, что пожелаешь, но если, как ты говоришь, с ними ничего не случилось, и близко к их дому не подойду. Пусть сами выясняют отношения.
        — Шугар Бет ничего не желает выяснять. Она все это сделала назло мне. Задумала удержать Уинни от возвращения домой.
        Колин искренне в этом сомневался. Но в то же время, кто знает, что у нее на уме?
        — Говоришь, она спасла Уинни?
        — По крайней мере именно так утверждают. Господь видит, я благодарен, но… почему именно она? Все так запуталось! Минуту назад я держал судьбу за яйца, а сейчас она меня достала.
        — Утром все покажется в ином свете, уверяю тебя.
        — Хоть бы ты оказался прав!
        Повесив трубку, Колин долго стоял на месте, твердя себе, что Шугар Бет невредима и поэтому не стоит мчаться в каретный сарай. Его присутствие только заставит ее почувствовать, что вместо одной битвы придется вести сразу две.
        Выглянув из окна, он заметил припаркованный у дома «мерседес» Уинни и быстро отвернулся, только чтобы наткнуться взглядом на неубранную постель. Он хотел Шугар Бет: обнаженную, полуприкрытую смятой простыней, тянущуюся к нему.
        Теперь, когда он знал о Дилайле, все части головоломки встали на место. Шугар Бет — женщина твердых принципов, с золотым сердцем, из тех, что в давно прошедшие дни побуждали мужчин штурмовать стены замка или вдохновляли принцев ходить от двери к двери с хрустальным башмачком в руках.
        Кто мог бы представить, что закоренелый реалист вроде него поддастся чарам Шугар Бет Кэри? Но именно так и случилось, и теперь необходимо ясно понять, что он собирается делать дальше.
        Шугар Бет была совершенно уверена, что Уинни не заедет домой за вещами, поэтому положила в маленькую спальню новую зубную щетку и чистую одежду. Для схватки со старым врагом она сегодня была не в форме, поэтому, наскоро приняв ванну, легла в постель.
        К сожалению, наутро избежать встречи не удалось. В начале девятого она услышала на лестнице шаги Уинни. Шугар Бет закрыла кухонный кран и, не оборачиваясь, сказала:
        — У меня только «Фрутти пеблс»[19 - Сухой завтрак из смеси кукурузной крупы, сахара, пищевых красителей и вкусовых добавок в виде гальки. Выпускается фирмой «Поуст»] или «Доритос»[20 - Хрустящие палочки со вкусом мексиканской тортильи. Фирма «Фруто-лей»]. Выбирай.
        — Я что-нибудь перехвачу по пути на работу.
        — Прекрасный выбор.
        Шугар Бет оглянулась и фыркнула. Она знала, что старая майка Сая с логотипом «Матрицы» и ее поношенные спортивные штаны вряд ли пойдут Уинни, но не представляла, что та в них просто утонет.
        — Миленький прикид.
        Уинни, как обычно, оказалась выше мелких дрязг и не проглотила приманку.
        — Все нормально,  — сдержанно ответила она.
        Из-под стола вылез Гордон, пожелавший поближе рассмотреть гостью, ощерился и гордо проследовал в гостиную.
        — Спасибо за то, что позволила мне переночевать.
        — Это самое малое, что я могла для тебя сделать. После того, как спасла жизнь, и все такое…
        Это наконец вывело Уинни из равновесия.
        — Я могла сильно ушибиться, когда ты подставила мне подножку.
        — Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
        — Но пока что рисковала я.
        — Именно это делает меня неотразимой.
        — Ты всегда должна быть в центре внимания, верно?
        — Скажем, я никогда не упускаю представившихся возможностей.
        — И не только своих. Ты без зазрения совести используешь всех и вся.
        — Неужели никто не упоминал, что у тебя нет чувства юмора?
        — Нельзя все превращать в шутку.
        — А что для тебя шутка? Или лучше выглядеть так, словно вечно сосешь чернослив?
        — Лимоны. Говорят: «Сосать лимоны».
        — Тебе лучше знать.
        В гостиной залаял Гордон.
        — Тихо!
        И тут она сообразила, что собака лает, потому что кто-то колотит в дверь. Раздраженно прошипев что-то, она пошла к выходу и обнаружила на пороге Джи-джи, в свитере и джинсах, которые, как ни странно, были ей в самый раз, Даже с волосами, висевшими неровными клочьями, она выглядела хорошенькой.
        — Вы здорово ругались?
        — Привет, малышка.
        Из кухни вылетела Уинни. Девочка подбежала к ней и неловко обняла. Уинни на секунду закрыла глаза, прижимая к себе дочь. А когда отпустила, Джи-джи смущенно потупилась и встала на колени, чтобы погладить Гордона.
        — Привет, парень. Скучал по мне?
        Гордон немедленно перевернулся на спину и подставил ей брюхо. Пока Джи-джи послушно чесала его, пес бросал враждебные взгляды на Уинни. Оглядев наряд матери, Джи-джи сморщила нос:
        — Отстой.
        — Это не мое. Для субботнего дня ты ужасно рано. Что-то случилось?
        — Знаешь, у меня было дурное предчувствие,  — призналась Джи-джи и, погладив Гордона, поднялась.  — Папа рассказал мне, что случилось. Он сказал, что я могу прийти сюда.
        — Хочешь гренок с корицей?  — спросила Шугар Бет, выходя на кухню.
        — Конечно.
        Уинни немедленно обиделась:
        — А мне ты предложила «Доритос».
        — Черт, совсем забыла о гренках!
        В глазах Джи-джи блеснула надежда.
        — Вы что, уже подружились?
        Шугар Бет усердно принялась взбивать яйца, предоставив Уинни ответить на вопрос.
        — Не друзья. Нет.
        Джи-джи сосредоточенно наморщила лоб:
        — Значит, все еще ненавидите друг друга?
        — Никого я не ненавижу,  — ответила мать Тереза, наливая себе чашку кофе. Шугар Бет скрыла ехидный смешок за треском разбитого яйца.
        — Будь у меня сестра, я ни за что бы не стала ее ненавидеть,  — заявила Джи-джи, садясь на пол у двери и притянув к себе Гордона.
        — Мы не обычные сестры,  — заметила Уинни, устраиваясь за столом.
        — Единокровные. У вас один отец.
        — Но мы не росли вместе.
        — Узнай я о единокровной сестре, все равно была бы счастлива, пусть мы и не росли вместе. Быть единственным ребенком — это отвратительно!
        — Как я уже слышала от тебя тысячу раз!
        Джи-джи с упреком воззрилась на мать:
        — Не понимаю, почему ты терпеть ее не можешь!
        — Джи-джи, это не твое дело.
        Временное перемирие между матерью и дочерью, очевидно, пришло к концу, потому что в кухне установилось молчание, прерываемое только тихим довольным ворчанием бассета, которому растирали уши. Шугар Бет постучала мутовкой по краю старой миски для взбивания яиц. Джи-джи предпочитает осуждать мать, выставляя Шугар Бет пострадавшей стороной, а это значит, что пора внести ясность. Остается утешать себя напоминанием о том, что она обязана Уинни за вчерашнюю проделку. Ладно, если быть честной, то не только за это.
        — По правде говоря, лапочка, я много потрудилась, чтобы испортить жизнь твоей матери.
        Джи-джи выпустила из рук уши Гордона и недоуменно моргнула:
        — А что вы делали?
        — Все, что в голову приходило.
        Она принялась сосредоточенно обмакивать хлеб в молоко и яйца, стараясь не смотреть ни на сестру, ни на племянницу.
        — Твоя мать была девочкой застенчивой, и я пользовалась этим, чтобы унизить ее в глазах других ребят. Когда кто-то хотел с ней дружить, я находила способ все поломать. Издевалась над ней, в лицо и за спиной. Даже нашла ее дневник и прочитала всем, кто стоял рядом.
        — Я вам не верю,  — отозвалась Джи-джи, не собиравшаяся отрекаться от новоявленной родственницы.  — Даже Келли Уиллман не сделала бы такого.
        — А я вот сделала,  — вздохнула Шугар Бет, бросая масло на сковороду. Она забыла зажечь горелку, и масло так и осталось лежать комом. Пришлось вытереть руки полотенцем и повернуться лицом к сестре. Та вертела в руках кружку с кофе. Лицо оставалось непроницаемым.
        — В выпускном классе я сотворила величайшую подлость в жизни. Твоя мать играла в спектакле…
        Уинни поспешно вскочила:
        — Не стоит вдаваться в подробности.
        — Это мой позор, не твой,  — отмахнулась Шугар Бет.
        К чести Уинни, она не стала вмешиваться и снова села. Может, как и сестра, поняла, что настало время выволочь старые призраки на свет.
        — Она была вся вымазана в краске,  — продолжала Шугар Бет,  — и я знала, что ей придется пойти в раздевалку и вымыться. Поэтому подождала, пока она войдет в душевую, прокралась туда и спрятала ее одежду вместе с полотенцами, чтобы ей было нечем прикрыться.
        Она почти ожидала, что Уинни снова вмешается, но та по-прежнему сжимала кружку и смотрела прямо перед собой.
        — Это не так гнусно, как прочесть чужой дневник,  — возразила Джи-джи.
        — Я еще не закончила.
        Девочка положила голову Гордона себе на колени, глядя в каменное лицо матери.
        — Я была в компании мальчишек и подбила их пойти в раздевалку, притворившись, будто ничего не знаю. Они тоже понятия не имели, что твоя мать там, вот и пошли со мной. Одним из этих мальчишек был твой па.
        Джи-джи судорожно сглотнула.
        — И он ее увидел?
        Шугар Бет кивнула:
        — Да, а ведь она была без ума от него. Если бы не это, все было бы не так уж плохо. Но она очень любила его, а я ее так унизила.
        — Но почему вы решились на такую подлость?
        Шугар Бет взглянула на Уинни:
        — Может, ты лучше объяснишь?
        — Как я могу объяснить, если сама никогда не понимала?  — глухо ответила Уинни.
        — Понимала. И еще как!
        — На это не было причин!  — отрезала Уинни.  — У тебя было все. Ты законная дочь. И жила в настоящей семье.
        — И были так популярны в школе,  — вторила Джи-джи.  — Так чему же вы завидовали?
        Уинни знала, но не собиралась признать это вслух.
        — Мой отец любил твою мать, но не любил меня. Мало того, едва меня выносил. Я хихикала, плохо училась и слишком многого от него требовала,  — вздохнула Шугар Бет.
        — Я вам не верю!  — повторила Джи-джи.  — Отцы любят своих детей, даже самых отвязных.
        — Не все отцы такие, как твой. Мой не бил меня, не издевался. Просто не выносил моего присутствия. Зато души не чаял в твоей матери, и поэтому я ее возненавидела.
        Шугар Бет повернулась к плите и включила горелку, вдруг осознав, что раны прошлого все еще не зажили.
        — Я несколько раз видела их вместе. Знаешь, каким он казался счастливым? Со мной он был совсем другим. Я не могла наказать его, поэтому наказывала ее.
        Джи-джи нахмурилась, пытаясь осмыслить сказанное.
        — Тинейджеры вечно делают всякие глупости. Подумаешь, какая важность. И не стоит делать из мухи слона.
        — Ты права,  — согласилась Шугар Бет.  — Не стоит.
        Уинни, по-прежнему не вмешиваясь, молча пила кофе.
        Шугар Бет принялась жарить гренки. Наконец Джи-джи отстранила Гордона и встала.
        — Вы отбили па у мамы, когда учились в школе.
        — А вот этого я не делала.
        — Он ведь долго был вашим бойфрендом?
        — Пока мы не поступили в колледж. Потом я бросила его из-за другого парня. Парня, который и вполовину не был так хорош, как твой па. Но ты должна признать, что я оказала тебе услугу, потому что, не измени я Райану, он не женился бы на твоей маме и ты не появилась бы на свет.
        — Им пришлось пожениться. Ма была беременна.
        Шугар Бет глянула на Уинни, но та сидела с таким видом, словно была в тысяче миль отсюда. Совсем как когда-то в школе.
        — А вот у меня хватит ума, чтобы не забеременеть, пока не выйду замуж!  — объявила Джи-джи.
        — Это потому, что ты не собираешься заниматься сексом до тридцати,  — ухмыльнулась Шугар Бет.
        Что-то похожее на улыбку притаилось в уголках губ Уинни, но Джи-джи не поняла шутки.
        — И вы вроде как собираетесь снова его увести от мамы?
        — Нет!  — Уинни так яростно ударила кулаком по столу, что задребезжала посуда.  — Нет, Джи-джи! Она этого не сделает!
        Джи-джи, почти неуловимо расслабившись, подошла к матери.
        Шугар Бет выложила на сковороду очередную партию гренков.
        — Лапочка, я не могла бы увести твоего папу, даже если бы очень старалась. Он любит ее. Не меня.
        Но Джи-джи никак не могла успокоиться:
        — Не пойму, почему ты позволяла над собой издеваться? Почему не постояла за себя.
        — Я была размазней и тряпкой,  — призналась Уинни, выглядевшая на удивление величественно в мешковатых обносках.
        Джи-джи понимающе кивнула и с высоты вновь обретенной мудрости изрекла:
        — Ты не воспользовалась своей силой.
        — Я вообще не знала, есть ли у меня сила. Видела бы ты ее, Джи-джи! Такая красивая, такая уверенная! Идеальная прическа, идеальная одежда, идеальный макияж! И заразительный смех, которому хотелось вторить! Когда появлялась Шугар Бет, все вокруг словно расцветало, и люди смотрели только на нее, не замечая остального.
        — Она и сейчас вроде как такая. Я сама видела, как на нее обращают внимание,  — кивнула Джи-джи.
        — Эй, на случай, если вы не заметили, я стою рядом,  — напомнила Шугар Бет.  — И никто за пределами Парриша меня не замечает.
        — В этом я серьезно сомневаюсь,  — покачала головой Уинни.  — Ты просто настолько к этому привыкла, что перестала замечать.
        Лицо Джи-джи приняло знакомое упертое выражение.
        — Думаю, вам следует извиниться, Шугар Бет. А ты, ма, должна ее простить, потому что сейчас она совсем другая.
        — Это не так легко,  — объяснила Шугар Бет, чтобы Уинни снова не показалась дочери злодейкой.  — Я действительно сожалею о прошлом, но между нами столько лет вражды!
        На губах Уинни снова появилась тень улыбки.
        — Гриффин Кэри действительно любил меня больше.
        — Ма! Это подло!
        — Зато правда,  — возразила Уинни.  — Но я тоже завидовала, потому что у Шугар Бет была Дидди.
        — А у тебя — бабушка Сабрина.
        — Поверь, это далеко не одно и то же. Никакого сравнения. Дидди была как кинозвезда: ослепительно красивая, шикарная и так же удивительно смеялась. Они с Шугар Бет больше походили на подружек, чем на мать и дочь. Они так часто бывали вместе! Все знали, что по утрам в субботу лучше и не пытаться назначать Шугар Бет свидания, потому что они с матерью вместе смотрели «Джози и котята». Даже на людях они вечно перешептывались, обмениваясь секретами, а проходя мимо Френчменз-Брайд, можно было частенько видеть, как они сидят на крыльце, пьют чай и сплетничают. А мы с бабушкой Сабриной только и могли, что действовать друг другу на нервы.
        — Сейчас она стала добрее.
        — Это годы ее смягчили. А когда я росла, в ее жизни было место только для одного человека. Моего отца.
        Услышав, как она назвала Гриффина, Шугар Бет поморщилась, хотя и понимала, что у сестры есть на это право.
        — Так что вы собираетесь делать?  — не выдержала Джи-джи.  — Ненавидеть друг друга по-прежнему? Или думаете, что станете друзьями, как только обсудите свои проблемы?
        — Вряд ли,  — покачала головой Шугар Бет.  — По крайней мере пока кое-кто не отдаст чьи-то жемчуга.
        Джи-джи вопросительно взглянула на мать.
        — Те жемчуга, что я ношу,  — пояснила та,  — принадлежали Дидди. Они должны были перейти Шугар Бет, но ничего не вышло, а я их не отдам.
        — Это тоже подло.
        — Так же подло, как то, что случилось в раздевалке?
        — Нет, не так.
        Джи-джи обернулась к Шугар Бет, маленький государственный секретарь, пытающийся заключить мирный договор между двумя воюющими нациями:
        — Думаю, ма должна оставить себе жемчуга, в возмещение за то, что сделали вы, пусть на ней они выглядят по-дурацки.
        — Вовсе не по-дурацки,  — заспорила Уинни,  — поэтому я и ношу их все время.
        — Вы должны радоваться, что ма их сохранила. На вас они тоже будут выглядеть по-дурацки.
        — Не в этом дело,  — отмахнулась Шугар Бет.  — Дело в том что… а, не важно. Я знаю, куда это приведет, так что не, трать зря силы и слова, Джи-джи. Мы с твоей мамой никогда не почувствуем себя сестрами, как бы ты на нас ни давила. Самое большее, на что мы можем надеяться,  — это взаимная вежливость.
        — Наверное. Но, Шугар Бет, вы когда-нибудь думали — Джи-джи коснулась плеча матери.  — Мы с мамой единственные на всей земле, в ком течет та же кровь, что и в вас.
        Шугар Бет ощутила знакомый ком в горле, но постаралась побыстрее его проглотить.
        — Значит, мне повезло, малышка.
        — Могу я показать Гордона папе?  — резко спросила Джи-джи.
        — Хочешь оставить нас вдвоем? Не сработает,  — покачала головой Шугар Бет.
        — Просто хочу познакомить Гордона с папой.
        — А как насчет твоего гренка?
        — Заберу с собой.
        Она схватила с тарелки гренок, позвала Гордона, и они исчезли.
        Уинни поднялась и пошла за кофейником.
        — Я знала, что ты ревнуешь. Просто не понимала, насколько сильно.
        — Совершенно не обязательно так радоваться.
        — Жизнь нечасто меня баловала. Наслаждаюсь редким моментом счастья.  — Она улыбнулась, положила себе на тарелку гренок и, критически его осмотрев, пожаловалась: — Но где же корица?
        — Я отвлеклась, покрывая себя позором на глазах у твоей дочери.
        Уинни выдавила на гренок немного сиропа, взяла вилку с ножом и стоя принялась есть, хотя больше уже не выглядела такой самодовольной.
        — Мне хотелось бы провести здесь еще несколько ночей, если не возражаешь,  — выдавила она наконец.
        — Тебе все равно придется объясниться с ним, раньше или позже.
        — Позже,  — решила Уинни, откусив еще кусочек.  — А что у тебя с Колином?
        — Считай, что я им играю.
        Уинни, рассмеявшись, отставила тарелку.
        — Да ты на нем помешалась.
        — Кто бы говорил.
        Уинни пошла в гостиную за сумочкой.
        — Вот я позабавлюсь, когда он тебя бросит! Что за чудесное будет зрелище.
        — Да? А вот это мы еще посмотрим!
        Уинни ухмыльнулась и демонстративно захлопнула за собой дверь.
        Шугар Бет потянулась к кленовому сиропу.
        — А все же хорошо, что старой вражде пришел конец!
        Глава 18
        « — Она всегда была необузданной дикаркой,  — всхлипывала Мадам».
    Джорджетт Хейер. «Эти старые тени»
        Весь этот день Шугар Бет следила за всеми перемещениями во «Вчерашних сокровищах». Несмотря на табличку «Закрыто», приклеенную к заколоченной досками двери, в магазине бурлила жизнь. Райан и Джи-джи явились около половины пятого. Чуть позже одна задругой потянулись «Сивиллы». К двенадцати подъехал крытый фургон, и Райан, одетый в джинсы и клетчатую рубашку, немного постоял на тротуаре, беседуя с рабочими, прежде чем повести их в магазин. Где-то через час оттуда выскользнула Джи-джи и вернулась с пиццей. Семья Уинни, очевидно, сплотилась перед лицом неприятностей. Может, в стране Галантайнов все наконец уладилось?
        А это означало, что сегодня Уинни не вернется в каретный сарай. Не то чтобы Шугар Бет так уж этого ждала. Но все же в их сегодняшней стычке было нечто явно привлекательное.
        От раздумий ее отвлекла тощая женщина с квадратным» подбородком, невесть как оказавшаяся у кассы.
        — Ты помнишь меня, Шугар Бет? Пэнси Тимс, старшая сестра Коринны.
        — Да, Пэнси, конечно. Как поживаешь?
        — Понемногу отхожу,  — пожаловалась Пэнси и, подавшись вперед, заговорщически сообщила: — Все в городе только и говорят что о вчерашнем вечере. Представить страшно, что было бы с Уинни, не окажись ты рядом. Как тебе удалось снести ее по лестнице? Она такая необыкновенная! Парриш уже не был бы прежним без нее. Я только хотела сказать, как мы все тебе благодарны.
        Шугар Бет неловко потупилась. Пэнси была примерно двадцатой из тех, кто сегодня заглянул в магазин, чтобы поблагодарить ее. Почему Уинни не обличила старого врага?
        — Откровенно говоря, Пэнси, вся история немного преувеличена. Я не выносила Уинни на руках. Наоборот…
        — О, брось! Ты настоящая героиня.
        У кассы, словно злобный эльф, возникла Джуэл:
        — Совершенно верно, Шугар Бет. Я слышала даже, что тебе хотят дать награду мэра «Лучший гражданин города».
        Шугар Бет испепелила взглядом знавшую истинную подоплеку случившегося хозяйку. Придя сегодня в магазин, она честно рассказала, как все было, но Джуэл только рассмеялась.
        После ухода Пэнси Шугар Бет нашла Джуэл в отделе самообслуживания и пожаловалась:
        — Вся эта история была задумана как шутка! Я сделала это, только чтобы развлечься и позлить Уинни. А она нарочно не желает сказать людям правду, зная, что я стану ждать и мучиться в неведении.
        — Клянусь, Шугар Бет,  — хмыкнула Джуэл,  — я не прогадала, взяв тебя на работу. Да что там, это был блестящий ход! Мало того, что с самого твоего появления я ни секунды не скучала, так еще и дела идут так, как мне и не снилось! Покупатели валом валят.
        — И весь мой успех основан на лжи и обмане.
        — Какая разница!  — воскликнула Джуэл, но тут ее внимание привлек сильно похудевший раздел поэзии. Улыбка сменилась гневной гримасой.  — Где весь мой Лэнстон Хьюз?[21 - Афроамериканский поэт и писатель, один из основатели так называемого гарлемского ренессанса] Он…
        — …умер,  — парировала Шугар Бет.  — Мне потребовалось место для детского отдела.
        — Да? А Никки Джованни еще жива,  — отрезала Джуэл, тыча пальцем в полку.  — И если она войдет в магазин, не знаю, как посмотрю ей в глаза.
        — Сомневаюсь, что Парриш, штат Миссисипи,  — это ее заветная мечта. И нам совершенно ни к чему выставлять по три экземпляра всего, что она написала.
        — Конечно, с точки зрения белой леди.
        Джуэл продолжала ворчать почти весь остаток дня, пока не сообразила, что новая книга о приключениях крольчишки Дафны оказалась распроданной. А вместе с ней и куча других.
        — Ладно,  — неприветливо буркнула она.  — Так и быть, оставлю все как есть. Но если хотя бы подумаешь коснуться Гвендолен Брукс, считай, что сама уже мертва.
        К вечеру Шугар Бет вдруг поняла, что все еще ждет звонка Колина. Он наверняка уже слышал о пожаре. Неужели нисколько не волнуется? Очевидно, нет.
        — Ужин в «Лейкхаусе»,  — объявила Джуэл,  — плачу я.
        — Договорились. Но чтобы не возникло никаких неловкостей, я не отдаюсь на первом же свидании.
        — Не льсти себе. На этот раз я ищу сестру.
        — Могла бы по крайней мере дать мне шанс.
        — Чего не суждено, того не суждено.
        К тому времени как они добрались до ресторана и сделали заказ, разговор переключился наиболее серьезные темы. Они беседовали о любимых книгах, давних мечтах и новых секретах. Шугар Бет старательно игнорировала, расспросы Джуэл о Колине, но кое-что рассказала о перепалке с Уинни.
        Джуэл сочувственно покачала головой:
        — Ты расстроена, потому что она сегодня не придет ночевать.
        — Не поэтому.
        — Именно поэтому.
        Позже, уже ставя машину перед домом, Шугар Бет сообразила, что это правда и она каким-то образом надеялась, что очередная встреча с Уинни может послужить основой, вых… для чего угодно.
        Гордон не сбил ее с ног, спеша выскочить наружу, и она заключила, что Колин успел его вывести. Она устояли перед искушением использовать это как предлог, чтобы затеять ссору. Шугар Бет обожала спорить с ним. Какая свобода действий! Никаких опасений получить пощечину и отлететь в другой угол комнаты. Никакого, и вызвать фатальный сердечный приступ! Рядом с ним она чувствовала себя красивой. Старая песенка, не так ли? Чувствовать себя живой, только когда видишь свое отражение в глазах мужчины. Больше никогда! Теперь она куда умнее, хотя ярость не способна прогнать одиночество.
        Все, что было неправильного в ее жизни, серым туманом окутало ее. Она устала держать голову прямо, когда больше всего хотелось зарыться под одеяло, устала притворяться, что ей все равно, что говорят за спиной люди, устала от тщетности общения, побуждавшей снова и снова влюбляться, знала только один способ притупить боль. Напиться.
        Шугар Бет попила на кухню в надежде, что шоколад окажется достойным заменителем спиртного.
        Увидев на подъездной аллее «вольво» Шугар Бет, тихо выругался. Уинни здесь нет. А ведь он принес ей белые тюльпаны. Правда, десять вечера — несколько поздновато для визита, но Испанский клуб устраивал пикник в «Каса-П и ему пришлось подвозить туда Джи-джи.
        Уставившись на бампер «вольво», Райан безуспешно пытался размять затекшую спину. Он воображал, что Уинни простила его за ту уродливую сцену в магазине, но, выходит, дурачил себя. Правда, когда он помогал ей отмывать квартиру после пожара, она не проявляла особой враждебности, что еще не означает, что все забыто и прощено. Каждый раз; когда он пытался застать ее одну, она ловко ускользала и так и не согласилась перебраться домой.
        С другими она была сама приветливость: улыбалась, когда Джи-джи примеряла старые шляпы, болтала с рабочими, приводившими в порядок верхний этаж, шутила с «Свиллами». А ему улыбнулась всего однажды, и сразу пересохло. До этого дня он никогда не замечал, как она улыбается. Теперь же знал, что она чуть приподнимает уголки губ и улыбка постепенно освещает все лицо. Она не поблагодарила его за помощь. Ни разу не спросила дела и не хочет ли он чего-нибудь. Прежняя Уинни уговаривала бы его не заниматься уборкой. Он, естественно, не уступал бы и тогда она принялась бы порхать вокруг него, то и дело бросая работу, чтобы сварить ему кофе, принести сандвич, и невероятно раздражая своей суетой. Но эта новая Уинни не стремилась угодить. Куда девалась милая, добрая женщина? Вместо нее возникла другая Уинни, уверенная в себе, хладнокровная, даже жесткая, но такая соблазнительная, что он мог думать только о том, как бы затащить ее в постель.
        Оказалось, что сегодня он впервые пробыл в магазине дольше нескольких минут. Хотя Райан знал, как сильно увлечена Уинни антиквариатом, все же втайне считал магазин всего лишь игрушкой богатой женщины. Однако, слыша, как Уинни рассказывает Джи-джи о том или ином предмете, он понял, как прекрасно она разбирается в своем деле, и ощутил нечто вроде стыда.
        Он оставил цветы на сиденье и вышел из машины. И хотя даже в страшных снах не мог представить, как будет спрашивать Шугар Бет о том, куда подевалась Уинни, решительно отказывался звонить «Сивиллам». Все же интересно, что произошло между Уинни и Шугар Бет сегодня утром? Джи-джи все знала, но он так и не смог вытянуть из нее ничего существенного.
        Немного подумав, он вернулся и взял цветы из машины. Лучше оставить их для Уинни. Может, хотя бы тогда она немного смягчится. Придется начинать ухаживать за женой, но, как ни странно, эта мысль не показалась неприятной. Он всегда любил сложные задачи и нелегкие испытания. Просто не ожидал, что нечто подобное ждет его с Уинни.
        Дверь открыла Шугар Бет, босая, в доходившей до колен мужской футболке. Бесконечные ноги, растрепанные светлые волосы и надутые губки… настоящая королева бала выпускников, решившая пуститься во все тяжкие. Она по-прежнему оставалась самой соблазнительной из всех его знакомых женщин, но он почему-то не чувствовал ничего, кроме сожаления четырнадцати годах, проведенных впустую, в мечтах о Шугар Бет. И это вместо того, чтобы посвятить жизнь собственное жене!
        Шугар Бет выхватила у него тюльпаны:
        — Pour moi?[22 - Для меня? (фр.)] Как мило.
        — Они для Уинни, и только попробуй сказать ей, что я принес их тебе! Я не шучу, Шугар Бет! Никаких твоих шуточек и забав! Ты и без того натворила кучу бед и едва не разрушила мой брак!
        — Ой-ой, кое-кто снова валит с больной головы на здоровую.
        Она, конечно, была права.
        И не успел он оглянуться, как она схватила его за руку и потащила в комнату, едва не облизываясь, словно при виде огромной коробки конфет.
        — Ты, дружище, как раз то, что доктор прописал. Мне нужно отвлечься.
        — Найди кого-то другого.
        Он уже хотел уйти, но она протиснулась мимо и прижалась спиной к двери, загородив выход.
        — Пожалуйста, Райан,  — промурлыкала она, и у него мурашки пошли по коже.  — Я веду битву с демонами рома. Побудь со мной немного.
        — Ты пьяна?
        — Трезва, как судья… если не считать подскочивший сахар. Но опасаюсь, что без твоей помощи продержусь недолго.
        — Послушай, Шугар Бет, я всего лишь хочу увидеть Уинни.
        — А я — забыть, что безумно нуждаюсь в выпивке.
        — Так выпей.
        — К несчастью, одного раза недостаточно, и не успеешь оглянуться, как я уже танцую на стойке бара в одном нижнем белье.
        — Здесь нет бара, так что на твоем месте я бы не беспокоился.
        Шугар Бет обняла его за талию. Райан дернулся, но у нее оказалась стальная хватка.
        — Может, тогда я сразу покажу тебе нижнее белье? Без всякой выпивки?
        Она прижалась к нему, и ее запах ударил в ноздри. Он сжал ее плечи и дрогнувшим голосом пробормотал:
        — Что ты делаешь?
        — Всего лишь нуждаюсь в небольшом утешении. Месяц был на редкость паршивым. Да и год тоже.
        Она припала щекой к его груди и скользнула босой ступней по ноге.
        — Помнишь, как это было, Райан? Я и ты. Помнишь, как мы не могли насытиться друг другом?
        Ему сразу стало трудно дышать.
        — Это было давно.
        Она смотрела на Райана серебристо-голубыми глазами. Глазами его жены.
        — Не отталкивай меня. Пожалуйста.
        Он грезил об этом моменте — Шугар Бет бросается ему на шею. Умоляет вернуться.
        — Пусть не навсегда,  — шепнула она.  — Только на сегодня. Что тут плохого?
        Он был твердым, как камень. Да и кто бы на его месте не изнемогал от желания, когда такая женщина трется о тебя, как кошка? У всякого нормального мужчины ширинка бы треснула. Но не соблазнился. Ни на секунду.
        И поэтому, снова сжав ее плечи, решительно отстранил от себя.
        — Что тут плохого? Дело в том, что я люблю свою жену.
        — Ах, какое благородство!
        — Благородство не имеет к этому никакого отношения. Она для меня все. И я никогда ее не предам.
        — В таком случае проваливай отсюда ко всем чертям.
        Он почувствовал короткую вспышку жалости к ней, порыв объяснить, что она слишком стара для таких игр. Но он был не из тех, кто легко раздает советы, поэтому лишь коротко кивнул и вышел.
        Мартовский ветер свистел в ушах, ероша волосы. Спустившись с крыльца, он откинул голову и посмотрел в небо сквозь ветви деревьев. Может, это только его воображение, но он уже не помнил, когда в последний раз видел такие яркие, крупные звезды.
        Райан улыбнулся.
        А Шугар Бет тем временем увлеченно жевала печенье «Орео», доставая его из полупустой пачки, лежавшей на диване. Минут через пять вниз спустился Гордон в сопровождении Колина и Уинни.
        — Это было так уж необходимо?  — осведомился Колин, яростно раздувая ноздри.
        — Спроси ее,  — хмыкнула Шугар Бет, дернув головой в сторону Уинни, и засунула в рот очередное печенье. Уинни растерянно смотрела на дверь.
        — Ты его расстроила!
        — Не говоря уже о том, что сотворила со мной!  — прогремел Колин, ткнув пальцем чуть ли не в лицо Шугар Бет.  — Психопатка. Кто-то должен посадить тебя под замок. Черт побери, я лично посажу тебя под замок.
        Шугар Бет, проигнорировав его, обрушилась на Уинни.
        — И на этом все!  — крикнула она, не успев дожевать печенье.  — Сегодняшняя унизительная эскапада ставит штамп «Оплачено» на все мои долги по отношению к тебе. Парень тебя любит, на меня ему наплевать, и, полагаю, мы квиты. Если ты так не считаешь, мне абсолютно все равно. Ясно?
        Уинни рассеянно кивнула.
        Она заявилась всего десятью минутами раньше Райана в сопровождении Колина и сказала, что оконную задвижку заело и она попросила Колина помочь, чему Шугар Бет ни на секунду не поверила. Уинни явно решилась на какую-то проделку. Хочет позлить то ли ее, то ли мужа. Очевидно, они оба уже успели поужинать во Френчменз-Брайд. Ну просто сердце радуется, на них глядя!
        — Ты вела себя на редкость бесстыдно,  — продолжала Уинни, глядя на дверь.  — Просто вешалась ему на шею.
        — Обвилась вокруг него, как удав. И поверь, он это заметил.
        — Гм…
        Шугар Бет ожидала, что Уинни схватит сумочку и бросится за Райаном. Но та подняла горшочек с белыми тюльпанами и поплыла наверх с дремотной улыбкой на лице. Шугар Бет покачала головой:
        — Смотрю, эта женщина всерьез взялась разыгрывать недотрогу.
        — Пойдем на кухню,  — велел Колин.  — Я сварю тебе горячего шоколада.
        — Во всем мире не хватит шоколада, чтобы удовлетворить меня сегодня ночью,  — вздохнула она, но все же последовала за ним.
        — Так сильно хочется выпить?  — спросил он, открывая холодильник.
        — Нет. Просто устала. И раздражена,  — ответила она, немного подумав.
        — Благородство — ужасная гадость.
        Он подозрительно понюхал молоко, прежде чем вылить в кастрюльку, потом извлек из буфета древнюю жестянку с какао.
        — Ты действительно была алкоголичкой или, по обыкновению, преувеличиваешь?
        — Скажем так: я была склонна к излишествам в смысле выпивки. И зауважала себя в тот день, когда впервые заказала просто содовую. Без виски.
        — И давно это было?
        — Как раз перед тем, как встретила Эммета. А до того пьянство стало моим способом справляться с кризисами.
        — А теперь ты делаешь это с помощью сахара.
        — И жира. Не забудь жир!
        Он отрегулировал пламя под горелкой и обернулся к ней. Ленивый взгляд нефритовых глаз заставил сердце биться сильнее.
        — У тебя что-то надето под этим джерси.
        — Разумеется.
        Он вопросительно поднял бровь.
        Шугар Бет приказала себе попридержать язык, но что поделать, если она рождена неисправимой?
        — Только «Белая гардения»[23 - Имеются в виду либо духи, либо душистое масло из коллекции парфюмера Клер Берг «Белая гардения»] тети Таллулы.
        Ей бы следовало вспомнить, как опасно играть с мастером. Губы Колина чуть дрогнули в усмешке. И без того неспешный осмотр продолжался, похоже, до бесконечности, посылая сквозь нее крохотные волны возбуждения. Не желая потакать ему, она намеренно резко отвернулась якобы для того, чтобы найти сахарницу и кружки. Она не сказала всей правды. Кроме «Белой гардении» на ней были голубые трусики-бикини с растянутой резинкой.
        Колин делил свое внимание между кастрюлькой и ее ногами. По мере того как тянулась тишина, напряжение все возрастало, но, похоже, Колина это ничуть не беспокоило. Почему он просто не уйдет? Даже зная, что Уинни наверху, она все равно не чувствовала себя в безопасности и к тому времени, как он стал разливать шоколад по кружкам, она едва не выпрыгивала из собственной кожи. И почти выпрыгнула, когда он наконец заговорил:
        — Все в городе только и говорят о том, как ты спасла жизнь Уинни.
        — Вернее, подставила ей подножку у самой двери, а потом вытащила наружу, чтобы все считали, будто я действительно ее спасла.
        Он улыбнулся и отсалютовал ей кружкой:
        — Молодец!
        — Ты слишком долго водился со мной.
        — Интересно, что Уинни даже не упомянула об этом.
        — Для такого она слишком хитра. Собирает улики против меня, чтобы иметь под рукой побольше оружия.
        — Что ж, это все объясняет,  — кивнул он, вытащив из кармана сотовый.
        Шугар Бет нахмурилась, наблюдая, как он набирает номер. Послышался приглушенный писк автоответчика.
        — Райан, это Колин. Уинни ночует у Шугар Бет, но оставила машину у моего дома. Поговорим завтра.
        — Собираешься рассказать, что мы его подставили?  — буркнула Шугар Бет.
        — Соблазнительно, но думаю, нужно предоставить это Уинни.
        Он снова пялится на ее ноги!
        — Прекрати!
        — Значит, ты твердо решила меня бросить?
        — Абсолютно,  — заверила она, ощутив, как перехватило горло.
        Он подступил ближе.
        — Надеюсь, не может быть никаких сомнений в том, что я и не подумаю заставлять тебя вернуться ко мне?  — Еще один шажок.  — Британские правила честной игры и все такое…
        — Колин…
        — Правда, теперь я американец.
        Он провел ладонями по ее рукам сверху вниз, оставляя шлейф ошеломляющих ощущений.
        — А мы, янки,  — народ агрессивный.
        — О, Колин…
        Больше она ничего не успела сказать, потому что он снова целовал ее и она позволяла, отвечая на поцелуи, вбирая в себя его язык и отдавая в ответ свой. Он коленом раздвинул ее бедра, полез под футболку и сжал груди.
        — Господи, Шугар Бет, ты такая сладкая…
        Тепло его рук проникало сквозь ткань трусиков. Она ослабела от желания к нему. Опять эта слабость! Больше она такого не вынесет!
        — Нет!  — вскрикнула она, отталкивая его.  — Не позволю превратить себя во что-то вроде сексуального вызова! Я серьезно, Колин! Я для тебя не препятствие, которое следует взять, чтобы доказать собственную ловкость или храбрость!
        Веки его чуть опустились, а губы, которые только секунду назад были такими мягкими, отвердели на глазах.
        — Так вот что ты думаешь обо мне?
        Она потерла руку, запустила пальцы в волосы и медленно покачала головой:
        — Нет. Ты агрессивен, но никогда не был хищником. И не собирался причинить мне боль.
        — Совершенно верно. И зачем трудиться, когда для этого хватает тебя самой? Остается надеяться, что утром ты будешь в более сговорчивом настроении.
        — Утром?
        — Я обещал тебе помочь обыскать вокзал и каретный сарай. Неужели забыла? Встречаемся часов в десять, договорились?
        Провести с ним утро? Только этого не хватало! Идея не из лучших, но она нуждалась в его помощи. И что бы он там ни задумал, она не позволит изводить себя поцелуями.
        — Договорились,  — кивнула она.  — В десять.
        Обычно Джи-джи не слишком любила посещать церковь. Иногда проповеди были вроде ничего — пастор Мейфэр был классным парнем, да и занятия в воскресной школе сегодня были вроде интересными, но она не так чтобы была помешана на Библии, в которой содержалось чересчур много гнетущих мест и которую, по мнению Джи-джи, следовало бы запретить читать детям ввиду разгула насилия едва не на каждой странице. Однако сегодня утром она даже не возмутилась по поводу того, что Иоанн Креститель лишился головы из-за капризов наглой девицы, поскольку как раз перед началом службы на скамью рядом с ней уселась мать.
        Джи-джи пожалела, что никак не может поменяться с ней местами, так чтобы она оказалась в серединке, рядом с отцом. Правда, они переглядывались и улыбались, хотя Джи-джи так и не поняла, делают они это искренне или просто из вежливости и ради ребенка. Ей ужасно хотелось, как в детстве, прислониться к материнскому плечу и закрыть глаза.
        Сегодня она даже надела дурацкую юбку из «Блуминг-дейла» и блузку, чтобы порадовать мать. Все же она еще не решила, что наденет в понедельник в школу, но уже подумывала отказаться от черного цвета и тесных джинсов. Вчера Шугар Бет заявила, что для восьмиклассницы Джи-джи выглядит идеально, но, судя по тону, все же считала, что она просто копирует окружающих, вместо того чтобы искать свой стиль.
        Вчера Джи-джи вместе с Гвен и Дженни ужинала в Испанском клубе, но родители все еще были настолько погружены в собственные проблемы, что даже не спросили об этом. Собственно говоря, она была счастлива, что они перестали совать нос в ее дела, но неплохо бы иногда проявлять хоть какой-то интерес, особенно матери!
        Совсем недавно Джи-джи заподозрила, что, возможно, мать не так уж идеальна, как она раньше считала. И все, что она вынесла в школе, куда хуже того, что пришлось пережить Джи-джи.
        После службы родители задержались, чтобы поговорить с друзьями, хотя между собой почти ни словом не обмолвились. А когда наконец направились к автостоянке, Джи-джи нарочно отстала.
        — Спасибо за тюльпаны,  — услышала она.
        «Отец подарил матери цветы?!»
        — Увидев их, я подумал о тебе,  — признался он.
        «Так держать, па!»
        — Правда? Но почему?
        «Ой, сейчас он ляпнет какую-нибудь чушь!»
        — Они так же прекрасны, как ты. Сейчас ее вырвет. Прямо здесь, на стоянке.
        Но мать, похоже, была не так разборчива и вроде бы даже покраснела. Отец немедленно закрепил свои позиции и продолжал наступать:
        — Не хочешь поужинать сегодня в «Парриш инн»? Часов в семь? Если, конечно, у тебя нет других планов.
        Джи-джи затаила дыхание. Мать ответила не сразу:
        — Что же, там неплохо готовят. Да!
        — Мы будем только вдвоем, хорошо? Джи-джи нужно сдавать работу.
        Через две недели.
        — Вот как? Да. Конечно.
        — Если хочешь поужинать втроем… может, она согласится позаниматься днем…
        Джи-джи наспех помолилась, чтобы мать не наделала глупостей.
        — Нет, не стоит.
        «Так держать, ма!»
        Отец придержал дверцу «мерседеса», и мать уселась за руль. Джи-джи ужасно хотелось, чтобы она поехала с ними. Но отец не пытался уговорить ее. Только улыбнулся, захлопнул дверцу и помахал рукой.
        По дороге домой Джи-джи думала о том, что случилось, и чем больше думала, тем сильнее тревожилась. Наконец она выключила радио.
        — Спроси ее о магазине.
        — Что?
        — Когда заедешь за ней, спроси о магазине. Она любит о нем говорить. Не о том, сколько он приносит денег. Спроси, как она решает, что именно выставить на витрину, и откуда знает, что именно покупать. Что-то в этом роде. Покажи, что тебе это интересно.
        — Хорошо,  — медленно выговорил он.
        — И что бы она ни надела, не спрашивай, новая ли это вещь. Ты всегда так делаешь. На ней платье, которое она носила целый год, а ты спрашиваешь, новое ли оно.
        — Я никогда не спрашиваю.
        — Постоянно твердишь одно и то же.
        — Что-нибудь еще?  — язвительно осведомился он.
        — Ма любит говорить о книгах. И скажи ей еще раз, что она очень красивая. Ей наверняка понравится. Может, стоит добавить, что у нее хорошие зубы.
        — Такой комплимент скорее годится для лошади, чем для женщины.
        — Если бы какой-то мальчик сказал мне это, я бы возгордилась.
        — Ладно, похвалю ее зубы. Ты все высказала?
        — Не спрашивай ее о Шугар Бет. Они еще не помирились.
        — О нет, ни за что, уж ты мне поверь.
        Ему, конечно, не терпится услышать, что произошло вчера утром, и Джи-джи уже подумывала признаться, что знает о том случае в школе, но ей было слишком стыдно.
        Они сворачивали на Мокингберд-лейн, когда навстречу промчался «лексус» Колина. Джи-джи помахала рукой.
        — Смотри, Шугар Бет и Колин куда-то едут.
        — Смилуйся над его душой, Господи!
        Глава 19
        « — Ричард, я готова вас ударить!  — провозгласила она.
        Улыбка становилась все шире, открывая превосходные белые зубы.
        — Не думаю, что вы на такое способны, дорогая».
    Джорджетт Хейер. «Коринфянин»
        Шугар Бет выглядела как реклама диет-пепси в одном из тех телевизионных роликов, которые обычно снимаются на автозаправках посреди пустыни. Стоило лишь посмотреть, как она направлялась к машине в своих узких джинсах, обнажающем живот топе и соломенной ковбойской шляпе: некий генетический каприз в образе женщины, чересчур высокая, чересчур худая, чересчур длинноногая. Прямые светлые волосы медленно колышутся по ветру, руки описывают грациозные дуги, с пальцев свисает джинсовая куртка. Задолго до того, как они добрались до вокзала, Колин начал потеть.
        — Что-то ты молчалив сегодня.
        — О чем говорить?
        Он остановил машину, вышел и, поскольку ключи были у нее, долго стоял, переминаясь с ноги на ногу, наблюдая, как вся процедура повторяется с самого начала. Беззаботная, какая-то волнообразная, чуть небрежная походка, едва заметное покачивание бедер… С каждой ступенькой топ задирался чуть выше, пояс джинсов съезжал, позволяя на миг увидеть ямку пупка. К тому времени когда она успела открыть замок, он уже корчился от вожделения.
        — Давай я сделаю!
        — Что это на тебя нашло?
        И поскольку каждый приходивший в голову ответ казался крайне непристойным, он предпочел промолчать и, сунув ей в руки брезентовые рукавицы, показал в глубь здания:
        — Тут самое главное — вести поиск систематически, начиная с дальнего конца.
        — Как скажешь.
        Приехав в Парриш, она выглядела измученной, но с тех пор все изменилось. Лицо сияло здоровьем, волосы блестели. Ему хотелось верить, что это его ласки оживили ее. Что это он наполнил ее волшебным эликсиром, вернувшим молодость и красоту. И почти услышал, как она презрительно фыркает при одной этой мысли.
        До чего же эти мужчины обожают утешать себя ложью!
        — Собираетесь так и простоять весь день, ваша светлость, или поможете передвинуть этот ящик?
        — Черт побери, Шугар Бет, я пытаюсь сосредоточиться.
        — На чем? Ты вот уже пять минут глазеешь на эту стену. Либо разорви того сукина сына, который так тебя обозлил, либо иди сюда и помоги мне.
        — Ты слишком много ругаешься.
        — «Сукин сын» — не ругательство, а оборот речи.
        Все утро Колин был молчалив и угрюм, но, поскольку разбирался в строительстве и конструкциях, Шугар Бет старалась угождать ему. Прежде всего она нуждалась в нем, желая найти то, что до сих пор ускользало от нее. А если и сегодня ничего не выйдет, пусть его сарказм хотя бы немного ее утешит.
        — Это место не такая уж развалина, как кажется,  — заметил он, отодвигая ящик.  — Нужны новые крыша и канализация, но стены довольно крепкие. Таллула была права. Кому-то следует его реставрировать.
        — Не смотри на меня. Мне не по карману даже бампер выпрямить.
        — Почему бы тебе не поговорить с Уинни насчет вокзала? Совет по благоустройству города мог бы рассмотреть, этот вопрос.
        — Я последний человек, которого согласится выслушать совет по благоустройству.
        — Реставрация потребует немалых денег, это точно.
        — Оглянись! Тут сплошной кошмар!
        Но, не успев договорить, она почему-то представила чистенький книжный магазин для детей, украшенный миниатюрным домиком на колесах, моделями паровозов и сундуком с маскарадными костюмами. Шугар Бет вздохнула.
        — Что случилось?
        — Жаль, что Джуэл по-прежнему не хочет уделять больше внимания детским книгам. Представляешь, какой шикарный магазин для детей здесь можно сделать? Впрочем, у нее нет таких средств, даже если бы она и согласилась.
        — Участок удачно расположен. Но здесь гораздо больше места, чем требуется для книжного магазина.
        — Рядом можно открыть кафе.
        Она сама не знала, откуда взялась эта идея, но Колин, подняв брови, внимательно всмотрелся в нее. Шугар Бет отвернулась и направилась в глубь здания. Некоторые вещи чересчур непрактичны, даже в качестве мечты.
        Колин простучал стены, исследовал бывшие склады, не упуская ни единой возможности рявкнуть на нее. И наконец объявил, что поднимется на верхний этаж.
        — А я не знала, что здесь есть верхний этаж.
        — Интересно, а что, по-твоему, находится над потолком!  — осведомился он тем же уничтожающим тоном, который она хорошо запомнила еще по средней школе.
        «Воображаете, будто сумеете впитать эту информацию посредством осмоса, мисс Кэри, или все же соизволите открыть учебник?»
        Она последовала за ним в кассу, где он встал на старый стол и отодвинул треснувшую крышку люка над головой. Наблюдая, как он без видимых усилий подтягивается вверх, она почти задохнулась от желания. Сначала исчез его торс, потом ноги, и все это одним грациозным движением. Она страстно хотела вновь ощутить зту силу. Ощутить, как она вошла в нее, хотя бы еще раз. И поэтому поспешно отступила.
        Минут через пять он снова появился, до ужаса грязный и невыносимо отчужденный.
        — Ничего. Идем отсюда.
        Она надеялась, что в каретном сарае окажется Уинни, могущая послужить чем-то вроде буфера, пока они станут обыскивать комнаты, но у двери их встретил только Гордон. Колин продолжал есть Шугар Бет поедом, и когда они добрались до студии, ее терпение наконец лопнуло.
        — Иди отсюда! Я сама управлюсь.
        — Ну да. Так же ловко, как до сих пор,  — буркнул он, снимая со стола пластик. Она стиснула зубы и ничего не ответила. Он отодвинул лестницу, заглянул под половик, осмотрел обшарпанные, заляпанные краской кожаные сапоги, обнаруженные ею во время прежних поисков.
        — Он не оставил бы их здесь, если не собирался вернуться,  — заметила она.
        — Кто знает!
        Пока он ставил сапоги под верстак, Шугар Бет думала о Таллуле и горечи, терзавшей всех тех женщин, для которых истинная жизнь заключалась только в отношениях с мужчинами.
        Они обшарили каждый уголок, но так ничего и не нашли.
        — Мне очень жаль, Шугар Бет,  — выдавил он. Она рассчитывала не на сочувствие, а на сарказм, от которого становилось легче, и теперь едва сохраняла спокойствие.
        — Полагаю, такова жизнь.
        — Дай мне пару дней,  — уже мягче попросил он.  — Я что-нибудь придумаю.
        — Это моя проблема. Не твоя.
        — Тем не менее.
        Она не стала затягивать прощание и, оставив его на дорожке, вернулась домой. Закрывая дверь, она напомнила себе, что шансов найти картину именно сегодня было не слишком много. Не стоило особо и надеяться.
        Минут через пять появилась Уинни с горой пакетов из бакалеи. Гордон угрожающе зарычал.
        — Этот пес опасен?
        Шугар Бет пришлось собрать всю свою энергию для ответа:
        — Пока что мы с тобой единственные, кого он ненавидит.
        — Зачем же тогда держать в доме такое животное?
        — Урок смирения.
        Уинни злобно уставилась на все еще ворчавшего Гордона:
        — Немедленно прекрати.
        Он растянулся на кухонном пороге, так что ей пришлось переступать через него.
        — Я принесла кое-что из продуктов и велела Джи-джи прийти на ленч. Надеюсь, ты не возражаешь.
        — Конечно, нет. Джи-джи-то как раз мне нравится,  — усмехнулась Шугар Бет.
        Прозрачный намек ничуть не тронул Уинни. Напевая себе под нос, она принялась потрошить пакеты. Шугар Бет оглядела покупки. Сплошная зелень, и ни пачки мятных шоколадок!
        Она вынесла мусор и вставила в ведро новый пакет.
        — У тебя расстроенный вид,  — заметила Уинни.
        — Ноготь сломала.
        — Все из-за картины? Колин говорил, что поможет тебе поискать. Должно быть, так ничего и не нашли.
        — Если не считать пауков.
        — И что собираешься делать?
        — Не знаю. Поговорить с членами канаста-клуба Таллулы. Может, у нее были какие-то подруги.
        — Вряд ли. Она была такой нетерпимой, что люди просто избегали. Трудно поверить, что кто-то вроде Линкольна Эша мог влюбиться в такую брюзгу.  — Наверное, она не всегда была такой. Мой отец говорил, что она была забавной девчонкой.
        — Наш отец. Хоть раз в жизни, Шугар Бет, хотелось бы услышать это от тебя.
        — Может, проверишь прогноз погоды? Когда я в последний раз смотрела, ад еще не успел замерзнуть.
        — Не слишком это утомительно — постоянно стервозиться?
        — Тебе лучше знать.
        — Я верю в суждения экспертов.
        Они продолжали пикироваться, обмениваясь уколами, впрочем, беззлобными, скорее ради смеха, что немного помогло Шугар Бет отвлечься от сегодняшней неудачи. Многие годы пребывания в роли респектабельной, чтившей законы гражданки Парриша не позволяли Уинни парировать выпады с такой же ловкостью, как Шугар Бет, зато она компенсировала собственную неопытность рвением новообращенной. Наконец она немного успокоилась и сосредоточилась на приготовлении салата.
        Шугар Бет отправилась наверх смыть с себя грязь и позвонить Дилайле, а потом долго глазела на Френчменз-Брайд. Колин заявил, что намеревается сегодня работать, но вместо этого опять кладет стену.
        А внизу счастливый маленький кухонный эльф, продолжая напевать, жизнерадостно готовил салат.
        — Крутые яйца,  — перечисляла она вернувшейся Шугар Бет,  — томаты, кедровые орешки и авокадо. Джи-джи понравится.
        Шугар Бет тем временем решила, что для поднятия духа необходим очередной скандальчик.
        — Неплохо бы поблагодарить меня за все, что я сделала прошлой ночью. Язык, во всяком случае, не отвалился бы. Если бы я из кожи вон не вылезла, ты до сих пор бы воображала, что твой муж без ума от меня.
        Но и Уинни теперь трудно было смутить. Кроме того, у нее было наготове собственное оружие.
        — Ты ведь спишь с Колином, верно?
        — Ну да, это именно та информация, которую мне не терпится разделить со злейшим врагом.
        — Я еще на вечеринке поняла, что между вами что-то есть. Но тут нашла коса на камень. Колин — единственный мужчина, у которого на плечах здравомыслящая голова.
        — Именно сейчас у меня куда больше здравых мыслей, чем у него.
        — Искренне в этом сомневаюсь,  — пропела Уинни, подцепив помидорину.  — Как бы ты ни старалась манипулировать им, он на тебе никогда не женится.
        — Я и не хочу.
        — Да если мужчина помашет перед тобой бриллиантом, ты ему руку оторвешь, чтобы поскорее завладеть камешком.
        Шугар Бет пожала плечами:
        — Верь чему хочешь.
        Сразу став серьезной, она испортила всю игру. Обеим стало неинтересно воевать. Уинни отложила помидор, вытерла руки бумажным полотенцем и прислонилась к разделочному столу.
        — Ты это вправду?
        Шугар Бет кивнула. Но если и ожидала, что Уинни отстанет, то внезапная атака застала ее врасплох. Глаза сестры блеснули неподдельным гневом.
        — Пытаешься прибавить очередной скальп к своей коллекции? Тебе нет дела до того, что ему больно! Хочешь похвастаться новой победой? А он так увлекся, что не понимает, что его ждет!
        — Все он понимает. Я пыталась отделаться от него со вторника. Но он ничего не желает слышать. И не хочет оставаться брошенным.
        Это на миг сбило Уинни с толку.
        — Я тебе не верю. С чего это ты вдруг вздумала бросить его? Он богат, знаменит… настоящий гений. И владеет Френчменз-Брайд. А кроме того, самый сексапильный мужчина в Паррише, если не считать Райана. У Колина Берна больше силы воли, чем у всех твоих бывших мужей, вместе взятых.
        — Только у двоих. О третьем мы говорить не будем. Когда придет Джи-джи?
        — И не пытайся уверять, что тебя не влечет к нему. Я видела, как вы себя ведете в присутствии друг друга.
        — Давай сменим тему, ладно?
        — Ну и ну, неужели я случайно задела больное место? Шугар Бет молча кивнула. На большее ее просто не хватило.
        Это дало Уинни пищу для размышлений, и она вновь занялась салатом. Шугар Бет глотнула остывшего кофе. Прошла минута. Другая. Наконец Уинни отложила нож.
        — Я забеременела специально.
        Шугар Бет едва не подавилась.
        — А вот в подобных вещах определенно не стоит признаваться злейшему врагу.
        — Возможно, нет,  — согласилась Уинни, стукнув крутым яйцом о край салатницы.  — Я четырнадцать лет старалась загладить свою вину. Мне в голову не приходило, что он все знает. Он знал и ничего не сказал. Все это время злость на меня грызла его заживо.
        Кусочек скорлупы упал на пол, но она ничего не замечала.
        — Что за пара из нас вышла! Он страдал в благородном молчании. А я подогревала сознание собственной вины, во всем ему угождая. А потом винила тебя за все, что было неладным в нашем браке. Так что, если уж на то пошло, Шугар Бет, кто из нас большая грешница?
        — Понятия не имею. Я не слишком хороший судья в вопросах морали.
        — Зато себя ты судишь по всей строгости.
        — Да, но это легко.
        Уинни с задумчивым видом выудила из салатницы еще один кусочек скорлупы.
        — Джи-джи сказала бы, что я отказалась от своей силы.
        — Но сейчас делаешь все, чтобы ее вернуть.
        Уинни улыбнулась.
        — Райан пригласил меня сегодня на ужин.
        — Если даже парень и покупает тебе стейк, это еще не причина, чтобы так уж сразу ему давать.
        — Я запомню.
        Гордон радостно залаял, приветствуя Джи-джи. На этот раз на ней были джинсы и футболка с логотипом «Старого Миса».
        — Па почему-то опять ужасно зол на Шугар Бет. Даже не хотел, чтобы я приходила. Что стряслось?
        — Иди посмотри, что я положила в салат,  — позвала Уинни, прежде чем Шугар Бет успела ответить. Джи-джи погладила Гордона, который немедленно облизал ее руки, и заглянула в салатницу.
        — Круто! И авокадо? Только не клади курицу, хорошо?
        Она подцепила ломтик помидора все еще мокрыми от собачьей слюны пальцами, отчего Уинни едва не хватил удар. Шугар Бет вымыла кружку из-под кофе.
        — Оставляю вас наедине.
        — Не уходите,  — взмолилась Джи-джи.  — У меня дела.
        Она пыталась дать им побыть вместе, но Уинни окинула ее оскорбленным взглядом.
        — Теперь ты видишь, Джи-джи, до чего неблагодарна твоя тетка. Я приготовила чудесный ленч, а она? Ей абсолютно наплевать!
        Шугар Бет не хотела показывать Уинни, как это приятно, когда о тебе заботятся.
        — Ладно, но учти, в последнюю минуту я поменяюсь с тобой тарелками, так что и не думай подсыпать мне яд!
        — Что-то вы ведете себя странновато, подруги.
        Вскоре они уже сидели в гостиной за столиком вишневого дерева с салатом, булочками и стаканами Таллулы из прессованного стекла со сладким чаем.
        — Ты уже решила, что наденешь на свидание?  — допрашивала Джи-джи мать.
        — Это не свидание. Мы с твоим отцом просто решили поужинать, вот и все.
        — Думаю, тебе следует позаимствовать кое-что у Шугар Бет.
        — Этого только не хватало. Я не пойду на встречу с твоим отцом в вещах Шугар Бет!
        — Только блузку или что-нибудь в этом роде. Он не узнает. Ее вещи куда сексуальнее твоих.
        — Хорошая мысль,  — согласилась Шугар Бет.  — Меняю довольно миленькое платьице, которое купила прошлой зимой в «Тагите»[24 - Сеть универсальных магазинов, в которых товары продаются по относительно низким ценам.], на ту кашемировую двойку из «Нейман-Маркусе»[25 - Сеть универсальных магазинов с куда более дорогими товарами], в которой видела тебя на той неделе.
        — Она снова пытается расстроить тебя, мама.
        Шугар Бет спрятала улыбку.
        — Если будешь портить мне веселье, детка, я тебя вышвырну.
        Джи-джи подалась вперед.
        — Он заедет за ней в семь. Накрасьте ее, Шугар Бет.
        — Я сама накрашусь,  — отрезала Уинни.
        — А Шугар Бет лучше подводит глаза.
        — Это верно. Свои глаза я знаю как собственные пять пальцев. И волосы тоже. Что скажешь, если я немного подровняю твою стрижку?
        — Согласна.
        Разговор зашел на другие темы, и Шугар Бет, сама не зная почему, рассказала им о Дилайле, умолчав только о финансовых проблемах с падчерицей.
        Джи-джи наморщила носик:
        — Иметь такую старую падчерицу! До чего же противно, правда?
        Уинни улыбнулась и дотронулась до руки дочери:
        — Любовь — странная штука, Джи-джи. Никогда не знаешь точно, когда она на тебя свалится и как сильно захватит.
        По крайней мере в этом Шугар Бет и ее коварная сестрица были полностью согласны.
        Колин сидел в баре вестибюля отеля «Пибоди Мемфис», пытаясь утопить угрызения совести в виски. Сегодня он решил надраться до синих чертиков. Южане утверждали, что дельта Миссисипи начинается в вестибюле отеля «Пибоди Мемфис», но больше всего это место было известно своими утками. Вот уже более семидесяти пяти лет каждое утро, в одиннадцать часов, небольшая стайка крякв дружно маршировала по красному ковру под звуки «Кинг коттон марш» Сузы[26 - Джон Филип Суза (1894 —1952) — известный композитор, прозванный королем маршей. Написал около ста сорока военных маршей.] к фонтану из белого итальянского известняка, где и плескалась весь день.
        Но сейчас был вечер. Утки удалились на покой, и приглушенное освещение бросало желтые отблески на великолепие вестибюля в стиле итальянского Ренессанса, с его мраморными полами, потолочными витражами и элегантной обстановкой, привезенной из Старого Света.
        Проехать шестьдесят пять миль только для того, чтобы напиться, не входило в привычки Колина, но он любил «Пибоди», и после мучительно-тоскливого дня, проведенного за возведением стены, это казалось не таким уж плохим решением. Поэтому он покидал в портфель кое-какие вещички, решив провести ночь в отеле.
        — Колин!
        Он был настолько поглощен самоуничижением, что не заметил хорошенькую рыжеволосую особу, и только когда она снова окликнула его, рассеянно поднял глаза. Кэролин Брэдмонт была одной из тех влиятельных, хорошо обеспеченных женщин, обществом которых он обычно искренне наслаждался. Она была умна, утонченна и слишком занята своей карьерой, чтобы требовать от него сильных эмоций. Идеал женщины Колина Берна… так почему же за пять месяцев, прошедших с их последней встречи, он ни разу о ней не вспомнил? Но сейчас вежливость взяла верх. Колин поднялся и дружески кивнул:
        — Привет, Кэролин. Как дела?
        — Лучше не бывает. А твоя книга?
        Этот вопрос люди частенько задавали писателям, и если он сейчас пригласит ее выпить, наверняка посыплются другие, такие же шаблонные:
        — Я всегда хотела знать, Колин, откуда вы, авторы, берете идеи для своих книг?
        — Крадем. Заимствуем у инопланетян. Недалеко от Талсы есть один склад…
        Но сегодня у него не было сил для подобных бесед, поэтому он остался стоять и болтал, пока она не поняла намек и распрощалась. Как только пианист, сидевший за кабинетным роялем, переключился на Гершвина, Колин прикончил третью порцию виски и заказал четвертую. До того как Шугар Бет впервые попыталась вышибить его дверь, он гордился тем, что ограничивал все романтические склонности печатными страницами. Но как может мужчина оставаться холодным к такой женщине?
        Он не позволит ей покинуть Парриш. Не сейчас. Во всяком случае, пока они не поставят на рельсы опрокинувшийся поезд их отношений. А для этого нужно время, но она не желает дать им это самое время. Наоборот, вбила себе в голову, что следует бежать из города при малейшей возможности. А это неправильно.
        Он вспомнил, с каким мечтательным лицом она оглядывала вокзал и толковала насчет книжного магазина для детей. Парриш — это ее родина. То место, где она должна жить. Она часть этого города. И часть его, Колина Берна.
        Совесть грызла его, не давая покоя. Пианист устал от Гершвина и перешел на Хоуджи Кармайкла. Колин допил виски, но алкоголь не дал ему утешения, которого он так жаждал.
        Сегодня он нашел картину Шугар Бет и ни словом об этом не обмолвился.
        Райан никогда еще не был так внимателен. Задал Уинни кучу вопросов о магазине и с видимым интересом слушал ответы. Похвалил ее волосы, осанку, украшения и, Господи Боже мой, даже зубы! А вот насчет одежды умолчал, что было очень странно, поскольку она надела совершенно непристойный топик Шугар Бет из черного кружева-стретч, завязывавшийся под грудью, и темно-синюю юбку, которую она, должно быть в момент безумия, подрезала и укоротила до середины бедра. Что ж, иногда даже забавно вырядиться под шлюху, но совершенно не обязательно делать это часто, и она тихо радовалась, что он не возмущается ее короткой юбкой и огромным вырезом.
        Странно только, что, несмотря на его ухаживания, она не чувствует себя по-настоящему счастливой, потому что на столе между ними по-прежнему сидел слон: чудовище, созданное ее ложью и его враждебностью. Райан игнорировал животное, ведя себя так, словно гневные, копившиеся годами слова, которыми он хлестал ее на прошлой неделе, никогда не произносились. А она настолько устала перебирать их в памяти, что не посмела заговорить о случившемся.
        — Как твои гребешки?  — спросил он.
        — Восхитительны.
        После сказанного им Шугар Бет прошлой ночью она ожидала взрыва эмоций, бурной страсти, но он поболтал с официантом, помахал Бобу Воррису, сидевшему на другом конце комнаты, обсудил марку вина и говорил с ней о всякой чепухе. Хуже того, его даже не поразили те острые крохотные разряды сексуального электричества, которые изводили ее в самые неподходящие моменты: когда она слышала его голос в телефонной трубке, видела его за рулем машины или в церкви сегодня утром, едва он задел ее рукой во время проповеди. И что поделать с ошеломительным, сбивающим с ног смерчем желания, подхватившим ее вчера, когда Райан сумел устоять перед чарами Щугар Бет?
        «Ты когда-нибудь думаешь о чем-то, кроме секса?»
        Поужинав, они заказали кофе. В один прекрасный день придется рассказать о спектакле, затеянном Шугар Бет. Но не сейчас.
        Он заплатил по счету, и слон последовал за ними в машину. Она знала, что их супружеская жизнь настолько устоялась, что всякие изменения обойдутся нелегко и ему, и ей и поэтому не следует возлагать особых надежд на этот вечер. Она всегда была преследователем. Райан всегда оставался преследуемым. Она целовала, Райан подставлял щеку. Но теперь у нее просто не было сил доигрывать роль.
        Он слишком резко свернул за угол, и она вдруг поняла, что они направляются не к Мокингберд-лейн, а к южной части города.
        — Я хочу вернуться в каретный сарай.
        Вместо ответа он заблокировал дверцы машины. Наверное, ударь он Уинни, она и то не была бы так потрясена.
        — Что ты делаешь?
        Он не ответил.
        Его жест был чисто символическим. Вряд ли она осмелится выпрыгнуть из машины на полном ходу!
        Уинни хотела было узнать, чего он надеется добиться своей театральной выходкой, но, взглянув на упрямо выдвинутый подбородок, благоразумно отступила.
        Когда они выехали на шоссе, узкое лезвие света, отброшенного фарами проходящей машины, скользнуло по его лицу, и она едва не согнулась от нового приступа похоти.
        — Я хочу вернуться,  — повторила она не слишком убежденно.
        Он не ответил. Вежливый, заботливый, внимательный Райан Галантайн проигнорировал ее, словно не слыша.
        Они направлялись к озеру. Но сейчас, в марте, сезон еще не начался.
        Уинни сложила руки на коленях, молча выжидая. Ужасно странно быть такой пассивной и ничего не предпринимать!
        Он миновал сначала дорогу, ведущую к коттеджу Эми и Клинта, затем ворота пляжа Спрус-Бич, где они летом отдыхали и устраивали пикники. Пляжные магазинчики были еще закрыты с зимы. Проехал лодочную пристань и «Лейкхаус». Прошло десять минут. Они приближались к менее населенной южной части озера. Она редко бывала здесь, но он, похоже, хорошо знал дорогу. Уикни не увидела узкую, ничем не обозначенную тропинку, пока он не начал сворачивать именно туда. Интересно, куда это он…
        Аллистер-Пойнт. То место, куда «Сивиллы» ездили со своими дружками пить пиво и обжиматься.
        — О Боже,  — прошептала она.
        Когда-то, только получив водительские права, она приехала сюда посмотреть, что тут такого особенного, но никогда не была здесь с мальчиком. И сейчас почти не дышала.
        Тропа заканчивалась небольшим мысом, окруженным с трех сторон деревьями и выходившим к озеру. В то время дорогу даже посыпали гравием, от которого мало что осталось.
        Райан выключил зажигание. Уинни несколько раз сглотнула и, стараясь не поворачивать головы, упорно смотрела прямо перед собой. Лунный свет падал на середину озера, как пролитое молоко.
        — Я запер дверцы,  — напомнил он.
        Уинни облизнула горевшие губы и повернулась к нему:
        — Я скажу маме.
        — Не скажешь,  — покачал он головой и, откидываясь на сиденье, бросил на нее дерзкий взгляд из-под полуприкрытых век.  — Она спросит, что ты делала здесь. Как это ты скажешь ей, что позволяла Райану Галантайну лапать себя?
        — А я позволю?
        — Поживем — увидим,  — пообещал он, сунув палец в вырез черного кружевного топа.  — И больше не носи вещи Шугар Бет.
        — Ты их узнал?
        — Не слепой же я! И надеялся, что ты наденешь голубую шелковую блузку в цвет глаз. Или розовый вязаный свитер, через который лифчик видно. А может, желтое платье. То, что ты надевала, когда мы в последний раз ездили в Мемфис. В нем у тебя такие красивые ноги.
        Тот факт, что он вообще замечал, что она носит, не говоря уже о ногах и желтом платье, лишил ее дара речи. А Райан обхватил ее плечи, подался вперед и завладел губами.
        У нее все растаяло внутри. Всего несколько недель назад она считала, что больше никогда в жизни не испытает желания. Сейчас же хотела сорвать с него одежду, наброситься и…
        Всегда агрессор. Никогда — жертва.
        — Отвези меня домой,  — попросила она,  — я не собираюсь идти с тобой до конца.
        — Нет?  — Он провел пальцем от ямочки на шее к черному кружеву.  — Воображаешь, будто можешь меня остановить?
        Короткая юбка задралась едва не до пояса, но она и не думала ее поправлять.
        — Я всегда могу закричать, если захочу.
        — Придется сделать так, чтобы ты не захотела.
        Он запустил пальцы глубже, подцепил бретельку лифчика и одним движением спустил с плеча и ее, и топ, обнажив одну грудь. Его волосы скользнули по ее щеке, когда он на клонился и схватил зубами местечко чуть повыше соска. Она тихонько вскрикнула от боли. Он тут же зализал укушенное место и осторожно подул.
        — Скажи-ка, Уинни Дэвис, как ты объяснишь это своей мамочке.
        Она сейчас умрет, прямо здесь, растворится в кипящем озере похоти. Ее ноги чуть раздвинулись. Груди заныли. Трусики промокли.
        — Если немедленно не прекратишь…
        — О нет, и не думай.
        Он снова стал целовать ее. Не супружескими поцелуями, а глубокими, жаркими поцелуями любовника. Ее колготки словно растаяли. Трусики тоже. Он был весь покрыт потом. Окна тоже запотели. Он схватил ее щиколотку, поставил ногу на панель и запустил в нее палец. Она застонала. Он наклонил голову. Прижался к ней губами, наслаждаясь вкусом. Довел до громоподобного оргазма.
        Для сексуально озабоченного подростка он на диво хорошо умел управляться с женским телом и во второй раз сумел послать ее к звездам с помощью основания ладони и большого пальца. Придя в себя, она сняла ногу с панели и повернула к нему голову. Он тяжело дышал.
        И даже не удосужился расстегнуть брюки!
        Она, в свою очередь, и не подумала потянуться к нему. И вместо этого опустила юбку. Что за стерва! Настоящая динамистка!
        Дверные запоры, щелкнув, открылись.
        — Подышим свежим воздухом,  — хрипло предложил он.
        После всего, что он только что для нее сделал… после всего, что она не сделала для него… следовало бы быть посговорчивее.
        — Слишком холодно.
        — Можешь накинуть мой пиджак. Поверь, мне он ни к чему.
        — Еще бы.
        Перегнувшись через нее, он достал из «бардачка» фонарик.
        — Ах, эти бойскауты,  — обронила она, изо всех сил стараясь изобразить скучающий тон.
        Райан вышел из машины, и Уинни сообразила, что на ней нет ни колготок, ни трусиков. Но все же храбро сунула босые ноги в туфли и, как всякая приличная южанка, которой она сейчас никак не выглядела, подождала, пока он откроет ей дверцу. И при этом дерзко пялилась на его вздутую ширинку. Бедняжка!
        Он накинул пиджак ей на плечи и взял за руку. Высокие каблуки увязали в мягкой земле, поэтому приходилось идти чуть ли не на цыпочках. Он увлекал ее к лесу. Воздух пахнул сосной и сыростью.
        Райан включил фонарик и провел лучом по древесным стволам.
        — Это где-то здесь.
        Прохладный ветерок пробирался под юбку, щекотал ее голую попку. Если так будет продолжаться, она приобретет определенную репутацию и кличку потаскухи. «Вон идет та самая распутница Уинни Дэвис».
        — Подожди здесь.
        Он отошел к деревьям, изучая каждый ствол, словно обуянный похотью лесник. И похоже, нашел, что искал. Иди сюда,  — позвал он, остановившись у подножия толстого дуба. Она поковыляла к нему: высокие каблуки, короткая юбка, голая задница — ходячее чучело, панельная девка. Та самая распутница Уинни Дэвис.
        Он опустил фонарик, осветив свои мокасины.
        — Я ничего не вижу,  — пожаловалась она.
        Райан молча поднял руку, упершись лучом в ствол дуба. И тут она заметила: едва различимые очертания сердца, вырезанного в коре. Буквы потемнели, обветрились и почти заросли, но все же она прочла:
        ЛЮБОВЬ ДО ГРОБА
        РГ + ШБК
        Она протянула руку и обвела «Р» пальцем.
        — Мы где-то услышали, что такие дубы могут жить тысячу лет,  — сообщил он,  — и сразу поверили. Шугар Бет сказала, что, пока наши инициалы останутся на этом дереве, мы будем любить друг друга вечно.
        — Вечность — это очень долго.
        — Как видишь, не слишком,  — улыбнулся Райан и вынул карманный нож. Продолжая подсвечивать себе фонариком, он спилил «Ш» и «Б», вместо них вырезал большое «У», а потом превратил «К» в «Д».
        Кривые буквы ярко выделялись на морщинистой коре.
        Что за балбес! Ей давно уже были безразличны инициалы, выдолбленные в дереве двумя тинейджерами шестнадцать лет назад, зато он, видимо, переживал, и это было приятно, Он сунул нож в карман и погладил ее по щеке.
        — Я не жалею обо всех гадостях, которые наговорил тебе на прошлой неделе. Все это давно уже неправда, но когда-то было очень важно для меня. И я рад, что высказался.
        — Тебе следовало высказаться четырнадцать лет назад.
        — Я боялся. Ты казалась такой хрупкой.
        — Не такой уж хрупкой, чтобы сообразить, как тебя поймать. Видно, я тогда не слишком себя уважала.
        — Мы были детьми.
        — Я отчаянно хотела тебя и была готова на все. Не слишком приятно вспоминать об этом сейчас.
        — А я помню, что ты была самой милой девочкой из всех моих знакомых.
        Она уткнулась носом ему в руку и поцеловала ладонь.
        — Женщина не должна обожествлять мужчину, за которого выходит замуж.
        Райан невольно улыбнулся.
        — Думаю, с этим у нас теперь нет проблем,  — заверил он и, совершенно неожиданно стиснув ее пальцы, сказал поразительную вещь: — Уинни Дэвис, ты выйдешь за меня? Я бы встал на одно колено, но боюсь, ты начнешь ругать меня за грязь на моих лучших брюках.
        — Ты делаешь мне предложение?  — рассмеялась Уинни.
        — Именно. Причем по доброй воле.
        Белые цветы счастья расцвели в ее душе. Лицо осветилось улыбкой.
        — Я должна дать ответ прямо сейчас?
        — Был бы очень рад.
        — И все это только для того, чтобы я позволила тебе все? До конца?
        — Отчасти. Ты сжигаешь меня на медленном огне, любимая.
        Она снова рассмеялась, обняла его и, не обращая внимания на упавший фонарик, принялась целовать.
        Он сунул руки ей под юбку и погладил попку.
        — Я люблю тебя, милая. Ты для меня все. Пожалуйста, скажи, что веришь.
        — Сначала убеди меня.
        — Убеждать тебя в голом виде или лучше писать стихи?
        — Пожалуй, лучше в голом виде, хотя в перспективе неплохо бы получить и поэму с посвящением.
        Он хохотнул, отпустил ее и, вернувшись к машине, достал из багажника одеяло.
        — Ты уже делал это раньше, верно?  — спросила она.
        — Не так. Такого со мной никогда не было.
        В этот момент, утопая во влажных листьях и опавших сосновых иглах, ощущая запах озерной воды и хвои, она остро осознала всю силу его любви к ней. Слон, исчез; призраки убрались, чтобы преследовать кого-то другого. Между ними — любовь, которая что-то значит. На которую можно рассчитывать. Любовь, которая не растает при виде неудачного обеда. Не погибнет под напором дурного настроения. Любовь, способная выдержать даже хороший скандал.
        Она потянулась к молнии юбки, но остановилась.
        — Иногда мне не хочется заниматься любовью. Иногда просто хочется побыть одной, принять ванну, почитать журнал.
        — Хорошо,  — согласно кивнул он.  — Но пожалуйста, скажи, что сейчас не тот случай.
        Она улыбнулась и позволила юбке сползти с бедер.
        Глава 20
        « — А если я соглашусь выйти за вас, милорд? Позволите ли вы мне идти своей дорогой? Не подойдете близко, пока я не захочу? Не станете гневаться на меня? Не собираетесь тиранить?
        — Клянусь,  — кивнул он.
        Она подошла к нему. В глазах плескался нежный смех.
        — О, любовь моя, я знаю вас куда лучше, чем вы себя».
    Джорджетт Хейер. «Дьявольское отродье»
        Уинни подождала, пока они доберутся до города, прежде чем сказать:
        — Тебе это не понравится.
        — Милая, нет ни единой вещи из того, чтобы ты ни сказала или ни сделала сегодня, которая может мне не понравиться.
        — Я пока не могу вернуться домой. Он ударил по тормозам.
        — О'кей. Ты все-таки нашла ту самую, единую, вещь.
        — Знаю, это безумие, но мне нужно еще немного побыть с Шугар Бет.
        — Безумие — не то слово.
        Он подкатил к обочине, выключил зажигание и положил руку на спинку ее сиденья. Она сняла с его волос сухой листочек, повисший как раз над виском. Он поцеловал ее пальцы, но продолжал хмуриться.
        — Шугар Бет — это отрава. Яд. Бойся ее.
        Уинни провела пальцем по его подбородку.
        — Она изменилась.
        — Так твердят все, но я должен сказать, что ты ошибаешься.
        Уинни положила руку ему на грудь.
        — Мы постоянно ссоримся, и за два дня я наговорила ей гадостей больше, чем всем окружающим, вместе взятым, за целую жизнь. Но она скоро уезжает, и это, может быть, единственной возможностью выяснить отношения.
        Райан стал массировать пальцем ее затылок.
        — Милая, поверь, добра тебе она не желает.
        — Это не совсем верно.
        — Поверь, так оно и есть.
        Он отнял руку, задумчиво постучал пальцами по рулевому колесу.
        — Не собирался ничего говорить тебе, но… она пыталась соблазнить меня вчера вечером.
        — Знаю,  — улыбнулась Уинни.  — Я была там.
        — Что?!
        — Мы с Колином стояли на лестнице и слушали. Шугар Бет тебя испытывала.
        — Вы с Колином стояли на лестнице и слушали, как она ко мне пристает?
        — Человек слаб. И кроме того, мы были, каждый по-своему, заинтересованы в исходе.
        — Ушам не верю,  — выдохнул он, ударив по рулю кулаком.  — Она меня подставила?
        — Настоящий дьявол, правда?
        — Что-то не нравится мне восхищение в твоем голосе.
        — Она агрессивна, но не коварна, совсем не такая, как когда-то. И сумела найти общий язык с Джи-джи. Я хочу узнать ее получше.
        — Для этого совершенно не обязательно оставаться в каретном сарае. Можешь встречаться с ней за ленчем, черт возьми. Бегайте вместе по магазинам.
        — Это не одно и то же. Мы должны оставаться одни, без посторонних, с глазу на глаз,  — пояснила она, целуя его в уголок губ.  — Мне это очень нужно.
        — И сколько это будет продолжаться?  — хмуро спросил он.
        — Сама не знаю.
        — А как насчет нас? Нашего брака?
        — По-моему, между нами больше нет особых проблем,  — удивилась она, прикусив его нижнюю губу.  — Неужели тебе не хочется немного поухаживать за мной? Будем встречаться, как сегодня.
        — Встречаться?
        — Пока что да.
        — Хочешь, чтобы я назначал тебе свидания?
        — Совсем недолго. А ты что, возражаешь?
        — Чертовски верно, возражаю.
        — Тогда мы обязательно поскандалим, и, как бы ни была привлекательна эта идея, не могли бы мы подождать до завтра?
        — Ты собралась со мной скандалить?
        — О да.
        Райан засмеялся, завел машину и отвез жену в каретный сарай, где проводил до двери, поцеловал на ночь, как полагается истинному джентльмену-южанину, и удалился, унося в кармане голубые трусики.
        Шугар Бет не видела Колина до самого утра среды. Уходя на работу, она заметила, как он толкает нагруженную камнями тачку к древесным зарослям позади Френчменз-Брайд. Гордон немедленно потрусил к нему, а Шугар Бет нахмурилась. Колину следовало бы писать, вместо того чтобы заниматься ерундой.
        В обеденный перерыв она понесла пакт с чипсами тако и кокой через улицу, во «Вчерашние сокровища». С тех пор как магазин открылся вновь, покупатели шли потоком, включая престарелых пассажиров туристического автобуса, осаждавших несколько часов назад книжный магазин. Она все еще не могла привыкнуть к тому, что Парриш стал центром туризма.
        Поздоровавшись с продавщицей Донной, Шугар Бет направилась в заднее помещение, где нашла мечтательную и сонную Уинни за письменным столом. Шугар Бет придвинула стул, закинула ноги на стол и открыла пакет с чипсами.
        — Я слышала, ты снова прокралась в дом под мраком ночи. Почему бы просто не перебраться к себе?
        — Мне еще не надоело тебя изводить.  — Уинни зевнула, но тут же улыбнулась.  — Вчера у нас с Райаном был ужасный скандал.
        — А, это объясняет твою блаженную физиономию.
        — Раньше мы никогда не скандалили,  — ухмыльнулась Уинни и, перегнувшись через стол, подцепила из пачки горсть чипсов.  — Как же здорово!
        — Каждому свое. Хотя вы оба такие ужасные мямли, что не могу представить особой опасности в таких развлечениях.
        — Мы орали,  — оправдывалась Уинни.  — По крайней мере он орал. Требует, чтобы я вернулась домой. Он пытается понять меня, но его терпение подходит к концу.
        — Но не из-за недостатка секса, полагаю.
        Уинни совсем по-девчачьи хихикнула.
        — Никогда не думала, что в нас так много страсти.
        — У тебя в голове куда больше тараканов, чем у меня!
        Едва Шугар Бет вернулась в магазин, Джуэл передала ей конверт:
        — Это пришло для мадам в ее отсутствие.
        Внутри оказались авиабилеты в Хьюстон и обратно. Она взглянула на дату. Билет был на завтра, ее выходной день, с вылетом утром и возвращением вечером. Отдельно лежала квитанция на аренду машины.
        Шугар Бет задумчиво посмотрела в окно. Вполне возможно, что это подарок Уинни… но она сейчас слишком занята своим романом, чтобы думать о сестре.
        Шугар Бет прижала конверт к груди. Колин.
        Менее чем через двадцать четыре часа Шугар Бет стояла в дверях холла второго этажа Брукдейла и рассматривала Дилайлу, трудившуюся над пазлом. Седеющие, аккуратно подстриженные волосы прикрывали уши. Лента с узором из божьих коровок придерживала самые непослушные пряди надо лбом. Пухлое лицо сосредоточенно хмурилось. Сегодня на ней были розовый джемпер, подаренный Шугар Бет несколько месяцев назад, и лиловая майка. Шугар Бет долг смотрела на падчерицу, прежде чем тихо сказать:
        — Привет, солнышко.
        Дилайла замерла. Медленно подняла голову. В глазах промтупала надежда.
        — Моя Шугар Бет?
        Они бросились друг другу в объятия, и Дилайла, непрерывно повторяя ее имя, принялась целовать. Следующие полчаса она без устали болтала.
        — Не думала, что ты приедешь… ты сказала, что не сердишься, но… я дала Гарри лишнюю пышку… доктор Брент! поставил мне пломбу… а Ширли знает, что тебе позволено курить только во дворе…
        Все это время она держала Шугар Бет за руку и отказывалась разжать пальцы. Зато согласилась пообедать в «Тако Белл», а после они пошли по магазинам, где и расправились с остатками жалованья Шугар Бет. Последняя не позволяла себе думать о том, что до следующей выплаты еще целых шесть недель.
        Тревоги Дилайлы постепенно улеглись, и она захотела обратно в Брукдейл.
        — Миси расстраивается, если меня долго нет.
        Миси Бейкер была ее любимой сиделкой.
        — Думаю, вам труднее расставаться с Дилайлой, чем ей с вами,  — заметила Миси, когда Шугар Бет застала ее одну.  — Она скучает по вас, но, в общем, ей совсем неплохо живется.
        На прощание Шугар Бет погладила падчерицу по голове.
        — Позвоню в воскресенье. И буду думать о тебе каждый день.
        — Знаю, моя Шугар Бет. Потому что ты очень меня любишь.
        — Верно, ас,  — согласилась Шугар Бет, и Дилайла хихикнула.
        На обратном пути Шугар Бет смотрела в окно и пыталась сглотнуть ком в горле. Многим ли людям посчастливилось стать объектом столь беззаветной любви?
        Сидя в машине по дороге домой, она пыталась придумать, как отблагодарить Колина, и в конце концов избрала самый трусливый способ: написала записку. Первые три варианта получились слишком откровенными и поэтому закончили свое существование в корзинке для бумаг, зато четвертый, который она опустила в почтовый ящик утром в пятницу, был почти идеален — короток и без всяких сантиментов:
        «Дорогой Колин!
        Вчера я повидалась с Дилайлой. Спасибо. Встречи с ней означают для меня очень много, и я беру назад все гадости, которые говорила о тебе.
        С благодарностью, Шугар Бет.
        Пожалуйста, не ставь оценок за орфографию и пунктуацию».
        Колин смял письмо в кулаке и швырнул на землю рядом с тачкой. Черт возьми, не нужна ему ее благодарность! Он хотел ее общества! Ее улыбок! И тела тоже — этого он отрицать не мог,  — но он тосковал и по ее возмутительным высказываниям, нешаблонному мышлению, непочтительному юмору, взглядам исподлобья, которые она бросала на него, когда думала, что он не видит.
        Колин отбросил лопату. С самого воскресенья он был напряжен и раздражителен. Не мог писать, не мог спать. И не стоит гадать, почему именно. Угрызения совести — не слишком удобный компаньон, и давно пора что-то с этим делать.
        Телефонный звонок раздался в три часа дня, в субботу, за час до закрытия магазина.
        — «Джемайма букс»,  — сказала в трубку Шугар Бет.
        — Если хочешь увидеть своего пса живым, будь в Роуэн-Оук в пять. Приезжай одна.
        — В Роуэн-Оук?
        — Позвонишь в полицию… и твоему псу каюк. Будешь торговать собачьим мясом.
        — Я бросила тебя!
        Но он уже повесил трубку.
        Она с места не тронется! Не позволит манипулировать собой!
        Но вскоре после закрытия магазина она, сама не зная как, оказалась на шоссе, ведущем к легендарному дому Уильяма Фолкнера в Оксфорде. Колин дал ей возможность увидеться с Дилайлой, и теперь она у него в долгу. Все же жаль, что он все так усложняет.
        Дом и усадьба закрывались для посещений в четыре, но кое у кого, вероятно, были влиятельные связи, потому что на пустой автостоянке стоял темно-красный «лексус», а деревянные ворота оставались открытыми. Выросшая в северо-восточном Миссисипи, Шугар Бет часто бывала здесь: с отрядом герлскаутов, с церковными экскурсиями, с «Сивиллами» и в выпускном классе в большом желтом автобусе под присмотром учителя английского мистера Берна. Уильям Фолкнер в начале тридцатых купил полуразрушенную плантацию с домом в новогреческом стиле. В то время в доме не было ни канализации, ни электричества, и, по слухам, жена Фолкнера целыми днями, рыдая, просиживала на крыльце, пока муж пытался сделать дом обитаемым. До самой своей смерти в шестьдесят втором Фолкнер жил здесь. Здесь напивался, здесь пугал детей сочиненными им же сказками с привидениями, здесь писал романы, которые в конце концов принесли ему Нобелевскую премию по литературе. В начале семидесятых его дочь продала дом и усадьбу Университету штата Миссисипи, и с тех пор посетители со всего мира приезжали сюда, чтобы увидеть самую знаменитую литературную
достопримечательность штата.
        Она шла к двухэтажному белому каркасному дому по впечатляющей кедровой аллее, посаженной в девятнадцатом веке, и задолго до того, как добралась до конца, увидела Колина, прислонившегося к одной из квадратных колонн дома. У его ног лежал Гордон.
        — Пат Конрой назвал Оксфорд Ватиканом южной литературы,  — заметил он, спускаясь с крыльца.
        — Этого я не знала, но его книги мне нравятся,  — кивнула она, почесав Гордона за ухом.  — Вижу, моя собака все еще жива.
        — Я человек милосердный.
        Белый свитер красиво оттенял загорелую кожу, и ее снова поразил контраст между его мужественностью и неизменно элегантным видом. Он вообще был сплошным противоречием, высокомерным и циничным, но одновременно нежным и куда более сентиментальным, чем хотел показать. Как же надломило его самоубийство жены!
        — И в чем, собственно, дело?  — осведомилась она.
        — Я хочу кое-что тебе подарить.
        — Ты и без того сделал мне подарок. Билет в Хьюстон…
        — Фолкнер всегда был моим любимым американским писателем,  — перебил он.
        — Неудивительно. Вас обоих неумолимо влечет к одному и тому же литературному ландшафту.
        — Да, но до его языковых приемов мне далеко. Этот человек был гением.
        — Полагаю.
        — И чтобы я слова неуважительного не слышал о Фолкнере!
        — Пока меня не заставят читать его шедевры, обещаю быть крайне почтительной.
        — Как ты можешь?! Фолкнер — это…
        — Он мужчина, а у меня не хватает терпения на мертвых белых мужчин-писателей. Впрочем, и на живых, если на то пошло. Ты и мистер Конрой — почетные исключения. А вот Джейн Остин, Харпер Ли, Элис Уокер — дело другое. В их книгах говорится о вещах, действительно интересующих женщин.
        Она говорила все быстрее и быстрее.
        — Маргарет Митчелл теперь уже не так известна, но все же написала потрясающую книгу. А есть еще и Мэри Стюарт, Дафна Дюморье, Лавирл Спенсер, Джорджетт Хейер, Хелен Филдинг — но только первая часть «Бриджет Джонс». Нет, Фолкнер — не мой идеал писателя.
        — На мой вкус, этот список сильно отдает романтикой.
        — Попробуй сам полгода просидеть у постели умирающего и затем скажешь, что любовная история со счастливым концом — не дар самого Господа!
        Колин чмокнул ее в лоб, и неожиданная нежность затопила ее.
        — Давай войдем в дом.
        Оказавшись в холле, она огляделась и показала на лестницу, ведущую наверх.
        — Не мог бы ты заодно показать мне дом Джорджа Клуни?
        — Как-нибудь в другой раз.
        Они прогулялись по коридорам, заглядывая в каждую дверь, но не входя внутрь. Шугар Бет не устояла перед искушением ткнуть пальцем в стопки бульварных романов в бумажных обложках на полках у кровати Фолкнера, но Колина больше интересовал кабинет. Разглядывая старый «Ундервуд», он вслух размышлял, как бы современный компьютер мог повлиять на творчество Фолкнера. Шугар Бет воздержалась от замечания, что «Майкрософт» никоим образом не помог Колину в работе и что вот уже неделю как он, вместо того чтобы написать хоть строчку, упорно кладет камни.
        Выйдя из дома, они погуляли по саду. Солнце уже садилось, но еще можно было разглядеть форзицию и дикую сливу, цветущие в Бейлиз-Вудс позади дома. Скоро расцветет и кизил.
        Гордон важно выступал слева от Колина, иногда останавливаясь, чтобы исследовать куст или понюхать травку. Когда они вернулись к дому, Колин взял ее за руку.
        — Я скучал по тебе.
        Она ощутила твердые бугорки мозолей на его ладони. Ужасно не хотелось отстраняться, но что толку мучить себя?
        — Это всего лишь похоть.
        Он остановился и провел пальцем по ее щеке. И во взгляде было столько нежности, что ее сердце пропустило удар.
        — Я хочу от тебя большего, чем секс, Шугар Бет.
        На языке уже вертелась подобающая отповедь, пистолет отпора был заряжен, но она все возилась с курком.
        — Ты… ты знаешь, что окон я не мою.
        — Пожалуйста, не нужно, родная,  — мягко попросил он, и ласковое слово, которое в устах любого другого звучало бы напыщенно, упало на Шугар Бет лепестками цветущей вишни.
        Она стряхнула с рукава воображаемого жучка, чтобы получить предлог отойти на несколько шагов.
        — Чего же ты хочешь?
        — Я прошу только одного — дай нам обоим время. Неужели это так много?
        — Время для чего? Три матча я уже проиграла. Даже четыре, если считать Райана.
        Она старалась говорить небрежно, но в голосе то и дело проскальзывали грустные нотки.
        — Я питаюсь мужчинами. Заманиваю их всякими извращенными штучками, потом откусываю головы во сне.
        — Именно такой считал тебя Эммет?
        — Он был только исключением, которое подтверждает правило.
        — Я не слишком волнуюсь о своем безвременном обезглавливании. Поэтому не понимаю, к чему тревожиться тебе.
        — Ладно, я наконец поняла, почему ты так настойчив. Хочешь, чтобы я так отчаянно в тебя влюбилась, что не смогла бы думать ни о чем другом. И вот когда я превращусь в огромную миску картофельного пюре и стану молить о крошках твоего внимания, ты засмеешься мне в лицо и гордо удалишься прочь. Именно это ты и задумал с самого начала? Страшная месть за то, что я сделала с тобой в школе?
        — Шугар Бет,  — вздохнул он,  — тебе вредна романтическая литература…
        — Ну так вот, парень, этого не будет, потому что я слишком много времени провела в школе нокаутов. И давно переросла одержимое желание посвятить свою жизнь очередному куску бифштекса.
        — Как бы я ни ценил твои метафоры, думаю, ты просто боишься.
        И тут что-то словно взорвалось в ней.
        — Конечно, боюсь! Для меня отношения с мужчинами ни к чему хорошему не приводили!
        Он хотел что-то ответить, но боль продолжалась слишком долго, и она не желала ничего слышать.
        — Знаешь, чего хочу я? Покоя. Хорошей работы и нормального жилья. Хочу читать книги и слушать музыку, иметь время, чтобы завести подруг, я имею в виду, настоящих подруг. Просыпаясь утром, я хочу знать, что у меня еще есть шансы стать счастливой. И вот что самое грустное: пока я не встретила тебя, почти добилась своего.
        Его лицо словно окаменело. Она знала, что ранила его, но лучше резкая, острая боль, чем непрекращающаяся, глухая, ноющая, изводящая днем и ночью.
        — Меня тошнит от всего этого,  — с трудом проговорила Шугар Бет.  — Я же сказала, что больше не хочу тебя видеть, но ты ничего не желаешь слушать. Ну так вот, я устала от твоих преследований. Пойми это наконец и оставь меня в покое.
        Колин побледнел. Глаза медленно заливала пустота.
        — Прошу прощения. В мои намерения не входило никого преследовать.
        Он выхватил из-за колонны большой канцелярский конверт и сунул ей в руки.
        — Я знал, что ты искала это. Теперь у тебя есть собственный экземпляр.
        Она смотрела, как он уходит, гордый и надменный, меряя шагами газон Фолкнера.
        — Гордон! Вернись!  — вскричала она.
        Но у бассета теперь был новый хозяин, и поэтому он даже не обернулся.
        Послышался шум автомобильного мотора, Шугар Бет долго стояла, не двигаясь, не решаясь вынуть содержимое конверта.
        Экземпляр «Отражений».
        Колин успел проехать тридцать миль, прежде чем раздался вой сирены. Посмотрев на спидометр, он увидел цифру «восемьдесят». Блестяще!
        Он сбавил ход и остановился. Гордон, сидевший рядом, встрепенулся. Идеальная концовка скверного дня.
        Преследователь. Так вот кем она его считает?
        Отдавая права, он спрашивал себя, как вышло, что его планы на вечер пошли прахом. Выманить Шугар Бет из Парриша казалось неплохой идеей, а Роуэн-Оук — самым подходящим местом. Он намеревался сам провести ее по дому и воображал, будто сочетание романтического окружения и его личного обаяния поможет смягчить ее, когда речь зайдет об «Отражениях». Возможно, у него даже хватит времени все объяснить. Но он совсем забыл, что личное обаяние никогда не было сильной стороной его натуры, а Шугар Бет, вне всякого сомнения, успела приобрести иммунитет к романтическому окружению еще до своего двадцать первого дня рождения. Но во всяком случае, он не собирался с ходу совать ей книгу. Наоборот, хотел подвести к теме постепенно, объяснить, что чувствовал, когда работал над ней, и особо подчеркнуть, что он закончил писать задолго до того, как Шугар Бет вернулась. И главное, намеревался ее предупредить. И уж потом сказать о картине.
        — Вы писатель!  — воскликнул патрульный, увидев права Колина.  — Тот, кто написал ту книгу о Паррише.
        Колин кивнул, но не попытался завести беседу. И вообще нечестно таким образом увертываться от вполне заслуженной штрафной квитанции. Но жена патрульного была большой любительницей книг, а дома, кроме того, жил бассет-хаунд, поэтому Колин отделался короткой лекцией.
        Вскоре он добрался до Парриша, но вместо того чтобы ехать домой, долго бесцельно кружил по улицам. Сегодняшняя яростная отповедь Шугар Бет пугала его. Она не играла с ним. И не думала шутить. А ведь он влюбился в нее.
        И осознание этого было давним и привычным, словно он давно уже с ним жил. Ему, с его едким чувством юмора, такое положение должно было показаться забавным, но смешно почему-то не было. Он неверно судил, играл не по правилам и недостойно себя вел. И в процессе всего этого потерял нечто невероятно драгоценное. И это уже непоправимо.
        Шугар Бет хотела прочитать «Отражения» в полном одиночестве и поэтому отклонила приглашение Уинни пойти с ней в церковь в воскресенье утром. Как только ее машина отъехала, Шугар Бет натянула джинсы, схватила старое одеяло и отправилась к озеру. Она с удовольствием взяла бы с собой Гордона, но тот так и не вернулся. Кажется, она потеряла и единственное, что осталось из наследства Эммета.
        Она расстелила одеяло на солнышке недалеко от заброшенной лодочной пристани и посмотрела на обложку книги. Там стоял штамп «Сигнальный экземпляр. Не для продажи». Это означало, что он отдал ей один из экземпляров, предназначенных для рецензентов и книготорговцев, прежде чем книга в следующем месяце поступит в магазины.
        Шугар Бет провела рукой по книге, собираясь с духом, чтобы прочесть то, что, по ее твердому мнению, было написано о матери. Пусть Дидди была женщиной своевольной и властной, но в то же время считалась своеобразным двигателем прогресса в этом городишке, и если Колин не отметил это, она никогда ему не простит.
        Где-то зазвонил церковный колокол.
        Шугар Бет открыла книгу.
        «Я приезжал в Парриш дважды. В первый раз — чтобы написать великий роман. Во второй раз — более чем десятилетие спустя, потому что ощутил потребность вернуться домой».
        Он вывел себя в книге!
        Шугар Бет даже растерялась немного. В «Последнем полустанке» такого не было.
        Она пробежала глазами первую главу, где говорилось о его приезде в Парриш. Во второй главе он описал встречу с Таллулой: «Ваши волосы слишком длинны, молодой человек, даже для иностранца»,  — чтобы вернуться к концу шестидесятых, когда экономическое положение города резко пошло на спад. Его рассказ о почти разразившемся банкротстве оконной фабрики читался как триллер, а напряжение усугублялось забавными городскими анекдотами вроде повествования о великом соперничестве картофельных салатов в церкви Христа Спасителя. Дойдя до семидесятых, он умело показал социальную цену расовой политики города на примере семьи Эрона Лири. И как она и подозревала, он написал о Дидди и Гриффине. Шугар Бет не слишком заинтересовал портрет отца, зато щеки гневно загорелись, когда она читала, как ее надменная, высокомерная красавица мать разгуливала по городу, разбрасывая сигаретный пепел и покровительственные замечания. И хотя он не умалил ее достоинств, изображение все же вышло уничтожающим.
        Оставалось прочитать около сотни страниц, но Шугар Бет закрыла книгу и медленно направилась к воде. Она предполагала, что история закончится восемьдесят вторым годом, когда открылась новая фабрика, но ошиблась. Продолжение составляло еще три главы, и нехорошее предчувствие свернулось тугим узлом в желудке. Может, Дидди — не единственная, о ком следовало бы беспокоиться.
        Она вернулась к прежнему месту, села на одеяло и раскрыла книгу.
        «В тысяча девятьсот восемьдесят шестом мне исполнилось двадцать два года, и Парриш стал моей нирваной. Местные жители смирились с моими странностями, вопиющими изъянами в преподавании, чужеземным акцентом и непомерными претензиями. Я писал роман, а в Миссисипи любят писателей больше, чем людей любой другой профессии. Впервые в жизни я чувствовал себя среди друзей. И был полностью, абсолютно, блаженно счастлив… пока мой южный Эдем не был разрушен девушкой по имени Валентина.
        В восемнадцать она была самым красивым на свете созданием. Смотреть, как она шествует по тротуару к дверям парришской средней школы, было все равно что наблюдать сексуальный артистизм в действии…»
        Шугар Бет дошла до конца страницы, пробежала глазами следующую и продолжала читать, задыхаясь, кипя от ярости, дрожа как в лихорадке. Валентина — это она. Он изменил не только ее имя, но и имена остальных, всех, кто учился с ней тогда, но этим, разумеется, никого не одурачишь.
        «Валентина была юной вампиршей, после школы запивавшей кровью невинных жертв свои „чикен макнаггетс“. Однако она не казалась мне слишком опасной, пока ограничивалась только плазмой сверстников мужского пола и не начала искать добычу постарше. Меня».
        Солнце почти опустилось в воду, и похолодало. К тому времени когда была перевернута последняя страница, Шугар Бет уже дрожала от озноба. Отложив книгу, она свернулась калачиком и подтянула колени к подбородку. Ее история заняла меньше главы, но ощущение было такое, будто каждое слово наколото на коже, совсем как те чернильные татуировки, которые мальчишки от нечего делать накалывали на руках кончиками шариковых стержней, когда уроки казались невыносимо скучными. Там уместилось все: ее эгоизм, лживость, интриги,  — и все это выставлено на обозрение и суд людей.
        Стыд жег изнутри. Стыд и гнев. Он знал все с самого начала. И когда они смеялись, целовались, занимались любовью, помнил, что написал о ней. Понимал, что она когда-нибудь прочтет. И не подумал предупредить. Честно рассказать.
        Она оставалась на озере до темноты, накинув на себя одеяло, боясь пошевелиться. А когда все же вернулась, каретный сарай показался темным и гнетущим. Уинни оставила на столе записку, однако Шугар Бет прошла мимо. У нее крошки во рту не было целый день, но при мысли о еде становилось тошно. Она поднялась наверх, умылась и легла. Потолок, на который сорок лет смотрела Таллула, был словно крышка гроба. Жизнь ее тетки была погребальным плачем по утерянной любви. Непрерывными муками сожаления и тоски.
        Шугар Бет не могла дышать. Немного полежав, она встала и спустилась вниз, но даже здесь все было пропитано горечью давно ушедшей Таллулы. Убогая мебель, выцветшие обои, пожелтевшие занавески — все запятнано яростью женщины, сделавшей потерянную любовь одержимостью и идолом всей остальной жизни.
        Сердце глухо заколотилось.
        Это не дом, это мавзолей, а студия была его мумией.
        Она схватила ключи и в темноте пошла к студии. Пришлось долго возиться с замком. Когда ключ наконец повернулся, она распахнула дверь и включила единственную лампочку без абажура. Оглядывая жалкий мемориал погибшей любви, она представляла оправдания и объяснения Колина.
        «Книга была написана задолго до твоего возвращения. И что хорошего получилось бы, расскажи я обо всем раньше?»
        Действительно, что хорошего?
        Шугар Бет ступила в хаотическую сердцевину мрачного духа Таллулы и принялась срывать грязный пластик. Она не станет жить такой жизнью! Никогда больше! Сыта по горло! И не будет пленницей собственных инстинктов и потребностей! Чиркнет спичкой, и вся эта безумная энергия, вложенная в краски, потраченная на оплакивание потерь, исчезнет в пламени.
        В глаза ударил вихрь ярких цветов. Она попятилась. Исступленные мазки и брызги закружились по комнате.
        И тут она увидела.
        Картину, подаренную Таллуле Линкольном Эшем.
        Глава 21
        «Мисс Крид безутешно побрела наверх и долго сидела у открытого окна спальни, невидящими глазами уставясь на залитый лунным светом сад. Что ни говори, а сегодняшний день был самым несчастным в ее жизни».
    Джорджетт Хейер. «Коринфянин»
        Картина была здесь все эти годы, с самого начала, неистовая паутина алого, черного, кобальта и охры, с яростными полосами желтого и взрывами зеленого. Совсем не половик. И никогда не была половиком.
        Сдавленно всхлипнув, она упала на колени рядом с гигантским полотном, расстеленным на бетонном полу, провела ладонью по вросшему в холст колпачку от тюбика с краской, окаменевшему сигаретному окурку. Все эти предметы были брошены здесь не просто так. Оставлены специально, чтобы отметить момент создания шедевра.
        Тихий стон застрял в горле. В этих каплях и застывших лужицах не было ничего произвольного: стройная композиция, извержение формы, цветов и эмоций. Теперь, разглядев все это, она поверить не могла, что когда-то приняла картину за половик.
        Шугар Бет переползла на другой конец, нашла в дальнем углу подпись, провела пальцем по единственному слову: «ЭШ».
        И замерла. Даже в тускло-оранжевом свете единственной лампы, свисавшей с потолка, цветовое смятение отвечало хаосу, творившемуся в ее собственном сердце.
        Шугар Бет покачнулась. Позволила яростному ритму успокоить себя. Шевельнулась. Отдалась страданиям. Вгляделась в душу картины.
        — Шугар… Шугар… Шугар Пай!
        Вой, Свистки.
        — Шугар… Шугар… Шугар Пай…
        Она вскинула голову.
        — Шугар… Шугар… Выходи, поиграем…
        Она вскочила и бросилась к выходу. Кабби Боумар и его парни вернулись!
        Они стояли на маленьком полумесяце газона, перед каретным сараем, все шестеро — пивные банки в руках, лица повернуты к луне. Ничего не видят и не слышат, увлеченные своим занятием.
        — Ну же, Шугар Бет! Давай, беби…
        Вой и свистки.
        — Шугар… Шугар… Шугар…
        Они орали и скандировали:
        — Шугар… Шугар… Шугар…
        Волчий оскал, вопли, пьяное свинячье фырканье. Шугар Бет бросилась туда.
        — Кабби Боумар, мне все это осточертело! Немедленно прекрати!
        Кабби вскинул руки, наткнулся на Томми Лилберна и едва не упал.
        — Ох, Шугар Бет, нам и всего-то нужно немного любви.
        — Все, что вы получите,  — это здоровенную выволочку, если ты и эти бестолковые ослы — твои дружки немедленно не уберетесь из моих владений!
        Вперед, спотыкаясь, вырвался Джуниор Бэтлз.
        — Ты же не прогонишь нас, Шугар Бет! Лучше давай выпьем пивка!
        — А жена знает, что ты здесь?
        — Не будь такой строгой! У нас просто мальчишник.
        — Скорее, сборище идиотов!
        — Ты самая прекрасная женщина в мире!  — провозгласил Кабби, сунув свободную руку под мышку, и, размахивая ею, как однокрылый петух, снова стал скандировать: — Шугар… Шугар… Шугар…
        — Шугар… Шугар… Шугар… — подхватил Джуниор.
        Томми откинул голову, разбрызгивая пиво и громко ухая.
        — О, ради Господа Бога, замолчите же!
        Она наступала на Кабби, готовая разорвать его в клочья, но тут из темноты неожиданно материализовался Колин и, подобно мрачному мстителю, набросился на оскорбителей.
        Кабби охнул от боли, когда плечо Колина врезалось ему в грудь и опрокинуло на землю. Следующей жертвой пал Джуниор. Резкий тычок в челюсть влепил беднягу в дерево. Карл Рей Норрис попытался было сбежать, но Колин успел схватить его за шиворот и сбить с ног, повалив по пути Джека Маккола. Томми, стоявший шагах в десяти, благоразумно рухнул сам, не дожидаясь, пока Колин примется за него.
        Постепенно Колин сообразил, что никто не думает сопротивляться. Он стоял над поверженными врагами, подбоченившись, сверкая глазами, ожидая, что Кабби, или Джуниор, или хотя бы Карл Рей и Джек ответят ударом на удар. Лунный свет отражался от темных волос и сверкающей белой рубашки. Он ужасно походил на пирата, паршивую овцу благородного рода, вынужденного искать фортуну в высоких широтах, грабя испанские галеоны и сражаясь с английскими солдатами.
        Похоже, он устал ожидать, потому что издевательски поманил их пальцем:
        — Ну же, парни, чего ждете? Хотите играть? Поиграйте со мной.
        Шугар Бет перевела взгляд с Колина на валявшихся в жалких позах парней. Один Томми все еще ползал на четвереньках, пытаясь отыскать банку с пивом. Кровь грохотала в ее ушах.
        — И что? Ни один из вас не собирается его отделать?!
        Кабби потер ногу.
        — Черт, Шугар Бет, мы слишком пьяны.
        — Да вас же шестеро!  — взвизгнула она.
        — Мы можем его ушибить.
        — В этом-то и весь смысл, идиот ты безмозглый!
        Джуниор задумчиво почесал челюсть:
        — Это Колин, Шугар Бет, забыла? Он писатель. Представляешь, как все на нас окрысятся, если мы его побьем?
        — Тогда я это сделаю, никчемные сукины дети!
        Верная своему слову, Шугар Бет ринулась на оскорбителя.
        Застигнутый врасплох, Колин пошатнулся и чуть не упал. Она размахнулась, и Колин едва не взвыл, когда ее кулак угодил ему в висок. Сама Шугар Бет зашипела от боли: его голова оказалась тверже ее руки, но это ее не остановило. Мало того, она выбросила ногу и лягнула его в коленку.
        Он с шумом выдохнул, когда ее локоть погрузился ему в живот, и жалобно простонал:
        — Что это ты делаешь?
        — Воздаю тебе по заслугам, подлый крысиный ублюдок!
        Она попыталась хорошенько врезать ему коленом, но поскользнулась на мокрой траве и шлепнулась на него и забарабанила кулаками в его грудь.
        — Ты же ушибешься!
        Он дернул за пояс ее джинсов, сбросил с себя и перекатился на бок, увлекая ее за собой.
        Она яростно уставилась на него.
        Его зубы блеснули в улыбке, глаза превратились в щелочки.
        — Может, успокоишься?
        Не отвечая, она снова принялась молотить кулаками.
        Он поморщился, схватил ее за руки и прижал к земле. Она попробовала освободить колено, но он предугадал ее намерения и придавил ее ногу бедром. Она пнула его свободной ногой в голень. Они опять покатились по траве, и на этот раз она оказалась сверху. Вместо того чтобы отомстить, он попытался ее удержать, чем еще больше взбесил.
        — Давай дерись, лживый английский гомик!
        — Прекрати!  — крикнул он, стараясь перехватить другую ногу.  — Эй вы, стащите ее с меня, пока она чего-нибудь себе не поломала!
        — А по-моему, она здорово действует левой,  — заметил Джуниор.
        — Берегись второго колена!  — окликнул Карл Рей, но, к несчастью, предупреждение на несколько секунд опоздало, и Колин взревел, как раненый бык. Правда, в яблочко ей попасть не удалось, но удар пришелся в бедро, причем достаточно высоко, чтобы причинить боль. Колин пробормотал тихое омерзительно грязное ругательство и снова подмял ее под себя.
        «Ты будешь женщиной на все времена, Шугар Бет».
        Голос матери обдал ее стыдом, и адреналин, который все это время подогревал ее, внезапно иссяк. Очередной мужчина. Очередная драка.
        Ее затошнило.
        Колин постепенно осознал, что она прекратила борьбу. Давление на ее грудь ослабло. Он откатился в сторону.
        Послышался хлопок вскрытой банки с пивом, сопровождаемый голосом Кабби:
        — Похоже, спектакль окончен, парни, так что, думаю, нам пора.
        Шесть пар ног дружно зашагали прочь.
        — Спокойной ночи, Шугар Бет.
        Звякнули чьи-то ключи.
        — Спокойной ночи, Колин.
        Отрыжка.
        — Поберегись, Колин.
        Минуту спустя взревели автомобильные моторы.
        Хриплое дыхание Колина эхом отдавалось в ночном воздухе. Грудь его тяжело вздымалась. Он долго смотрел на Шугар Бет, прежде чем протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Но она намеренно проигнорировала его и сама встала на колени. Царапина на локте саднила, а джинсы были разорваны. Щеки жгло, и она не сразу поняла, что это слезы.
        У Колина перевернулось сердце при виде блестящих капель, медленно ползущих по высоким скулам. Он наконец добился своего. Поставил Шугар Бет Кэри на колени. Но сейчас было не до этого.
        Со сдавленным восклицанием он опустился рядом и прижал ее к себе. Она не сопротивлялась. Он стал целовать ее веки, щеки, вбирая губами влагу. Его глаза горели, и он моргнул, пытаясь видеть яснее. Провел ладонью по трогательным бугоркам ее позвоночника. Коснулся губами висков. Он был писателем, человеком, умевшим обращаться со словами, но не мог придумать ничего, кроме самых глупых, произнесенных едва различимым шепотом:
        — Вижу, ты прочитала мою книгу.
        Она кивнула, ударившись головой о его грудь.
        Он прижался к ее лбу своим. Вдохнул выдыхаемый ею воздух. Попытался сообразить, как сделать так, чтобы все плохое исчезло, но в голове не было ни единой мысли.
        — Я чувствую себя изнасилованной,  — выдавила она.
        Он съежился.
        Ее дыхание коснулось его лица.
        — Знаю, что все это написано задолго до моего возвращения. И все это правда. Я была легкой добычей. Более чем легкой. И ты мог бы написать обо мне куда резче. Я даже понимаю, почему ты сразу мне не сказал. Что хорошего это бы нам дало, верно? А теперь я по крайней мере подготовлена.
        — Не надо, любимая,  — пробормотал он.  — Не старайся оправдать то, что так больно ранит.  — Он сжал ладонями лицо, провел губами по влажной дорожке на щеке.  — Если бы я мог начать все сначала, написал бы по-другому.
        — Факты все равно не изменишь.
        — Но можно изменить свою точку зрения на эти самые факты.
        Он мог бы стоять вот так, на коленях, рядом с ней хоть всю жизнь, но Шугар Бет отстранилась и села на траву, подвернув под себя ногу.
        — Сегодня я нашла картину,  — медленно выговорила она.
        Еще один удар в сердце.
        — Правда?
        — В студии. Половик. Половик — это и есть картина.
        Он велел себе немедленно признаться во всем, но она продолжала говорить:
        — Пока я росла… сколько раз обыскивала студию с тех пор, как вернулась… и никогда не видела по-настоящему… до сегодняшней ночи…
        Настало время загнать последний гвоздь в крышку его гроба. Он встал. Она последовала его примеру. Волосы упали на щеку, и она трясущейся рукой отвела их.
        — Неудивительно, что отец всегда смеялся при упоминании о картине. Таллула спрятала ее у всех на виду.
        Пуговка на блузке расстегнулась, открыв верх лифчика, такого же кремово-белого, как ее душа.
        — Значит, ты добилась своего,  — сказал он.
        Шугар Бет кивнула.
        — Последний холст Эша такого размера был продан на аукционе за четыре с половиной миллиона долларов.
        — Будешь богатой женщиной. Независимой.
        — За это полотно я получу меньше.
        — Почему?
        — Хочу, чтобы оно висело в музее, а не пряталось от посторонних глаз в личной коллекции. Это, разумеется, ограничит число покупателей. Но главное для меня — обеспечить Дилайле спокойное существование.
        — Тебе хватит не только на это.
        — Полагаю.
        — Наша благородная, исполненная самопожертвования героиня,  — улыбнулся Колин, и хотя в голосе не звучало обычного сарказма, она мгновенно насторожилась, и он проклял ту часть своей души, которая так опасалась малейшего признака сентиментальности, что любое проявление чувств было окрашено цинизмом даже против его воли. Пришлось все-таки задать ненавистный вопрос: — Когда собираешься уезжать?
        — Как только распоряжусь насчет картины.
        — Это много времени не займет.
        — Не больше недели.
        Он легко коснулся ее волос.
        — Знаешь, я тебя люблю.
        Ее губы дрогнули. На ресницах повисла слеза.
        — Переживешь. Поверь человеку опытному: любовь не та эмоция, которая длится вечно.
        — Значит, любовь к Эммету — дело прошлое?
        — Наверное, иначе я не влюбилась бы в тебя так быстро.
        Столь открытое выражение чувств должно было радовать его, но лишь усилило боль.
        — Неужели ты так мало веришь в себя?
        — Дело не в вере. Просто я реально смотрю на вещи.
        — Будь это правдой, ты не уехала бы. Все, что тебе необходимо, здесь, в Паррише.
        — Ошибаешься.
        — Как насчет детского книжного магазина, о котором ты говорила? Теперь эта мечта может стать явью. Тут твой дом, Шугар Бет, твоя родина.
        — Нет, это теперь твой город.
        — Значит, для нас двоих места слишком мало, так?
        — Сам знаешь, ничего не получится.
        — Тебе необходимо остаться. У тебя родные.  — Он прерывисто вздохнул.  — И я тоже.
        Глаза Шугар Бет тоскливо блеснули.
        — Поэтому я и должна убраться отсюда. Не могу видеть… прости.
        — Я нашел картину на прошлой неделе.
        Она резко обернулась.
        — В тот день, когда мы обыскивали студию. До того я бывал там раз десять, но… в тот день мне было паршиво донельзя: знал, что теряю тебя, вот и срывал злость… Я повернул голову, чтобы в очередной раз на тебя рявкнуть, и тут… что-то в буйстве красок, безумии переливов… меня будто за горло схватило.
        Шугар Бет кивнула, словно прониклась его горечью, хотя он сам до сих пор не совсем умел осознать шквал эмоций, подхвативший его в ту минуту.
        — И когда ты собирался мне сказать?  — поинтересовалась она без всякого упрека. Наоборот, во взгляде светилось нечто вроде понимания.
        Наверное, он ощутил ее готовность отстраниться, потому что поспешно сказал:
        — Я прошу тебя стать моей женой.
        Ее глаза широко распахнулись.
        Вырвавшиеся словно против воли слова должны были потрясти его: он в жизни не предполагал, что скажет снова, но на сердце почему-то стало спокойно. Похоже, он сказал именно то, что давно копилось внутри. И теперь смело шагнул вперед и сжал это ослепительное лицо.
        — Жаль, что у меня сейчас нет магнолий или хотя бы гардений. Необходим шикарный романтический жест. Я вполне на него способен, как тебе известно.
        Она на мгновение прижалась щекой к его ладони.
        — Я никогда бы не посмела сотворить с тобой такое.
        Ее трусость взбесила Колина. Все это слишком знакомо. Слишком походит на его прошлое.
        — Я не стану молить, Шугар Бет. Как-то я уже умолял женщину, и это больше никогда не повторится. Либо в тебе окажется достаточно силы, чтобы любить меня, достаточно силы, чтобы позволить мне отвечать тебе любовью, либо я ошибся и ты слаба. Итак?
        — Думаю, то, что ты считаешь недостатком мужества, мне кажется мудростью,  — прошептала она, опустив голову.
        — Нет ничего мудрого в том, чтобы бежать от любви.
        — Есть, когда речь идет обо мне.
        И она ушла, оставив его одного во влажной весенней ночи.
        Следующие несколько дней Шугар Бет двигалась как во сне. И Колина она ни разу не увидела: только иногда замечала его машину, заворачивавшую к дому. Он даже перестал трудиться над стеной.
        Вера в собственный здравый смысл отнюдь не помогала смириться с тем фактом, что она больно ранила любимого человека. А уж что сделала при этом с собой… Да, ее решение было мудрым, что же касается душевных мук… рано или поздно она это переживет. Как всегда.
        Обслуживая покупателей, Шугар Бет твердила себе, что Колин ошибался, обвиняя ее в трусости. Люди, которые не учатся на собственных ошибках, не заслуживают счастья. Нельзя и дальше переключаться с одного мужчины на другого, щедро наделяя их своим теплом и отдавая сердце, влюбляясь в любовь, чтобы потом терпеть разочарования. Колин не понимал, что она защищает его!
        В среду за картиной прибыли взволнованные представители «Сотбис». Студия казалась без нее совсем пустой, но Шугар Бет ни о чем не жалела. Ей хватало своих взбудораженных эмоций и ни к чему было видеть хаос чужих на испещренном красками холсте.
        Неделя тянулась бесконечно. Она убеждала себя, что вынесет публичное унижение, ожидавшее ее, когда в продаже появятся «Отражения». И не такое бывало.
        Шугар Бет без труда получила небольшой кредит в банке, чтобы продержаться до продажи картины. Полотно было куда больше размером, чем она представляла в самых смелых мечтах. Даже после того, как она учредит доверительный фонд Дилайлы, денег останется достаточно, чтобы открыть детский книжный магазин. Колин прав. У нее нет никаких способностей к продаже недвижимости. Ничего похожего на то тихое счастье, которое она испытывала, когда знакомила детей с новыми книгами. Приехав в Хьюстон, она немедленно займется поисками подходящего места и забудет, что уже нашла его на заброшенном вокзале в Паррише, штат Миссисипи.
        Усилием воли Шугар Бет выбросила из головы мысли о старых кирпичных стенах, уставленных книжными полками, с комнаткой для чтения в виде домика на колесах. Она решительно отказывалась представить маленькое кафе, устроенное на заброшенной погрузочной платформе или заросших сорняками рельсах, уставленное деревьями в горшках и корзинками с цветами. Лучше сосредоточиться на работе.
        Джуэл дала объявление о приеме новой продавщицы, но Шугар Бет не нравилась ни одна кандидатура.
        — Ты просто обязана найти кого-то, кому небезразличны детские книги.
        — Я уже нашла,  — отвечала крохотная хозяйка магазина.  — Тебя.
        И Шугар Бет вдруг разрыдалась, прямо там же, между Сандрой Сиснерос и Мэри Хиггинс Кларк. Джуэл обняла ее, но бывает так, что никакие утешения помочь не в силах.
        Уинни объявила, что в понедельник вечером устраивает десерт прощения и примирения, дабы Шугар Бет смогла перед отъездом помириться с «Сивиллами».
        — Откровенно говоря, я не уверена, каким образом это самое прощение и примирение будет обставлено,  — призналась она.  — Они только что привыкли к мысли о твоем возвращении, а теперь ты снова улетучиваешься. Бедняжки воспримут это как личную обиду.
        — Ты ведь знаешь, что у меня нет выхода.
        — Это ты так считаешь.
        И Шугар Бет прочла в глазах сестры, что та тоже чувствует себя преданной.
        По ночам она почти не спала. Часами стояла у окна, глядя на Френчменз-Брайд и борясь с почти непреодолимым желанием бежать к нему. Как он мог просить ее выйти за него? Неужели разучился считать? Какой приступ идиотизма пробудил в нем желание добровольно стать ее четвертой жертвой?
        В субботу она должна была работать последний день. Поли все знали о ее отъезде, и полгорода перебывало в магазине, чтобы попрощаться. Что же, на этот раз они по крайней мере не будут так плохо думать о ней.
        Позже, когда поток посетителей почти иссяк, она в последний раз прошла в детский отдел и принялась расставлять маленькие стулья, но тут в дверь влетела Уинни:
        — Райан только что звонил из Френчменз-Брайд! Сегодня Колин покидает Парриш!
        — Ты о чем?
        — Говорю же, он перебирается в другое место. Уезжает навсегда!
        Кровь Шугар Бет превратилась в лед.
        — Я тебе не верю.
        — Сейчас он грузит вещи в багажник. И предупредил Райана, чтобы тот ничего тебе не говорил, пока он не уедет.
        — Колин любит Парриш! Он ни за что не бросит его! Этот город значит для него все!
        Перед глазами мелькали первые строчки «Отражений»: «Я приезжал в Парриш дважды. В первый раз — чтобы написать великий роман. Во второй раз — более чем десятилетие спустя, потому что ощутил потребность вернуться домой».
        — С чего бы это вдруг?  — пролепетала она.
        — Думаю, мы обе знаем ответ.
        — Считает, что, если уедет он, я останусь,  — выпалила Шугар Бет и испуганно прижала пальцы к губам.
        — Он собирается продать тебе Френчменз-Брайд.
        Шугар Бет уставилась на нее.
        — Ты должна позвонить его поверенному и предложить свою цену.
        Шугар Бет выпрямилась.
        — Он не может этого сделать! Где мои ключи?
        — Моя машина у входа. Скорее!
        Они выбежали на улицу, где прямо под табличкой, запрещавшей парковку, стоял «мерседес» Уинни. Она села за руль и резко сорвала машину с места.
        — Нужно же было тебе так все изгадить,  — буркнула она, пролетая на красный свет и сворачивая за угол. Шугар Бет больно ударилась плечом и вонзила ногти в ладони.
        — Мой особый дар.
        — Уж кому, как не тебе, уметь обращаться с мужчинами,  — продолжала Уинни.  — Ты просто национальная катастрофа, вот что ты такое.
        — Перестань нудить.
        — Вы идеальная пара. Все эта так глупо! Я сразу и не поняла, да и как я могла, имея дело с тобой! Но теперь все кристально ясно! Ты единственная, у которой есть силы противостоять ему! Остальных он безжалостно подавляет! И ты ему нужна. Вчера при встрече он вроде говорил все как надо, но при этом был словно потерянный.
        Шугар Бет тупо смотрела вперед, ломая руки.
        Наконец Уинни затормозила у Френчменз-Брайд, и Шугар Бет сразу увидела припаркованный сбоку «лексус» и Колина, кладущего что-то в багажник. Райан тащил коробку с компьютером. Шугар Бет выскочила из машины и бросилась бежать. Колин с упреком взглянул на Райана:
        — Я же просил не говорить ей.
        — Здесь живут по-другому,  — возразил Райан,  — и тебе следовало бы уже это понять.
        Колин выхватил у него коробку и, обойдя автомобиль, поставил ее на заднее сиденье. Райан направился к Уинни, а Шугар Бет надвинулась на Колина. Он, как всегда, выглядел высокомерно-отчужденным, но теперь его вид уже не мог ее обмануть. У него душа поэта. Истинного романтика. Нежная и ранимая.
        — Это безумие! Что это ты вытворяешь?
        — Именно ты решила, что нам двоим тут места мало,  — бросил он, передвигая очередную коробку,  — и только один из нас может тут жить.
        — Ты!  — закричала она.  — Это ты должен здесь жить.
        — Брось,  — фыркнул он, словно его отъезд был чем-то совершенно незначительным.  — Мы оба знаем, что Парриш скорее твой дом, чем мой.
        — Это неправда. Теперь это твой дом. Колин, не делай этого.
        — Нам всем нужно когда-то выбирать. Ты решила, что легче быть трусихой, а я решил не возражать.
        — Я не трусиха. Просто пытаюсь смотреть вперед. Ты не можешь бросить Френчменз-Брайд после того, как вложил в него сердце и душу.
        — Ошибаешься, Шугар Бет,  — тихо ответил он.  — Я вложил сердце и душу в тебя.
        Она отпрянула.
        Он снова полез в машину и переставил коробку с книгами. Она заметила на полу миску Гордона. Колин захлопнул дверцу. Маска отстраненности будто приросла к лицу.
        — Поговори с моим поверенным насчет дома. Я заберу вещи, как только определюсь, где осяду на первое время, ну а пока спокойно переезжай и живи.
        — Поверить не могу, что ты на такое способен.
        Она оглянулась на Уинни и Райана, мысленно умоляя их сказать что-то такое, что заставит его передумать, но они казались такими же беспомощными, как она сама.
        — Пожалуйста,  — прошептала она.  — Однажды я уже выгнала тебя из города. Не позволяй мне снова это сделать!
        — Ты, дорогая моя, единственная, кто считает, что этот город для нас тесен.
        Он вынул из кармана какой-то предмет и сунул ей в руку. Ключи от Френчменз-Брайд.
        Колин отошел и, пожав руку Райану, обнял Уинни:
        — Скажите Джи-джи, что я позвоню ей вечером. Берегите себя, мисс Дэвис.
        Уинни крепко стиснула его плечи:
        — И вы тоже, мистер Берн.
        — Нет!  — крикнула Шугар Бет, вырвавшись вперед.  — Я этого не допущу, слышишь? Твоя благородная жертва не имеет смысла, потому что я тоже уезжаю, независимо ни от чего. Я серьезно, Колин. Все это совершенно ни к чему, потому что на следующей неделе я уберусь отсюда навсегда.
        — И сделаешь глупость,  — покачал головой Колин и, приподняв ее подбородок, коснулся губами губ. Ей хотелось большего, но когда она попыталась обнять его, он отступил.  — Прощай, моя любовь.
        — Колин…
        Он отвернулся и пошел к машине.
        — Идем, Гордон.
        Гордон немедленно прискакал и прыгнул на сиденье, ее ужасный пес-предатель. Колин закрыл за ним дверцу.
        Гордон оперся передними лапами на спинку сиденья и уставился на Шугар Бет.. Подошедшая Уинни взяла ее за Руку.
        — Не делай этого,  — прошептала Шугар Бет.
        Он в последний раз взглянул на нее, открыл дверцу машины со стороны водителя. Но когда уже хотел сесть, Гордон перескочил через спинку и выпрыгнул наружу.
        — Гордон!  — позвал Колин, щелкнув пальцами. Пес уныло повесил голову и медленно потащился к Шугар Бет, волоча уши по траве. Она присела на корточки, сглатывая слезы.
        — Иди, приятель,  — всхлипнула она, гладя пса по голове.  — Ты теперь его собака.
        Но Гордон жалобно вздохнул и лег на траву у ее ног.
        — Что же, значит, все,  — сухо заключил Колин, словно ему было все равно. Словно очередная измена тоже была неизбежной. Еще минута — и он завел двигатель и стал разворачиваться.
        — Нет!  — отчаянно вскрикнула Шугар Бет, пытаясь броситься на капот, но Райан вовремя успел ее оттащить.
        — Не нужно, Шугар Бет. Имей хоть какую-то гордость.
        — Отпусти!
        Слишком поздно. Колин Берн навсегда покинул последний полустанок.
        Гордон завыл: похоронный, душераздирающий звук, исходивший из самой глубины собачьей души. Зубы Шугар Бет выбивали мелкую дробь. Вырвавшись, она встала на колени рядом с Гордоном, вдруг вспомнив, что собачья миска осталась в машине Колина. Где будет Колин, когда заметит это? На автозаправке? В придорожном мотеле? Сколько же потерь он перенес: любовь отца, которая должна была принадлежать ему по праву, жена, предавшая его, потому что не нашла в себе мужества жить, нерожденный ребенок, Гордон… и она.
        Она подняла глаза в тот момент, когда Райан притянул к себе Уинни. Уинни прильнула к мужу, но он смотрел не на жену. На Шугар Бет. И в этих золотисто-карих глазах светилось искреннее сочувствие. Какое же большое сердце у этого человека. И какая неизменная порядочность!
        В ушах что-то громко, пронзительно завизжало. Сердце глухо бухало в ребра. Шугар Бет упала в траву так тяжело, что ушибла копчик.
        Господи Боже, она опять это сотворила!
        — Шугар Бет?
        Уинни отскочила от Райана и бросилась к сестре:
        — Ты в порядке?
        Она не могла дышать. Не могла пошевелиться. Почему, ну почему она снова отреклась от любви хорошего человека?
        Уинни встала на колени рядом с ней и стала растирать спину.
        — Все будет хорошо.
        Шугар Бет положила голову ей на колени. Колин сказал, что не станет умолять, и сдержал слово, но в нем говорила не гордость, а печаль. Он оставил Парриш не потому, чтобы дать ей возможность жить здесь. Уехал, не в силах сознавать, что влюбился в женщину с трусливым сердцем. Слишком невыносима боль.
        Он с самого начала был прав. Она отвергла его не из храбрости. Из страха. Прогнала, когда не смогла найти в себе мужество дать им хотя бы один шанс на совместное будущее.
        Гордон лизнул ее в щеку. Шугар Бет подняла голову.
        — Я боюсь,  — прошептала она. Уинни сжала ее плечо.
        Закатное солнце вышло из-за тучки и ударило Шугар Бет в глаза крохотным электрическим разрядом. Она вскочила, словно пробудившись к жизни.
        — Сумочка! Мне нужен сотовый! Где моя сумочка?
        — В магазине,  — напомнила Уинни.  — Сейчас принесу свой.
        Но Райан уже протягивал ей сотовый:
        — Ради Бога, хоть на этот раз не напортачь!
        Шугар Бет с колотящимся сердцем набрала номер Колина. Она сделала огромную ошибку; мать всех ошибок и должна все исправить. Они с Колином ничего не сумеют сделать порознь.
        Она плюхнулась рядом с Гордоном и стала ждать.
        Звонок.
        Другой.
        Третий.
        Включилась автоматическая запись.
        — Он не отвечает.
        Она нажала кнопку и снова набрала номер. Но он не брал трубку.
        — Зализывает раны,  — утешила Уинни.  — Позже ответит. Давай я отвезу тебя в магазин. А потом переправим твои вещи во Френчменз-Брайд.
        Шугар Бет вздернула подбородок:
        — Я не могу переехать во Френчменз-Брайд!
        Уинни ответила спокойным взглядом.
        — Теперь ты вернулась навсегда. И по-другому поступить невозможно.
        Глава 22
        «О Господи, я бы все отдала, чтобы узнать, куда он уехал и что все это означает».
    Джорджетт Хейер. «Коринфянин»
        К ужину Уинни и Райан успели устроить Шугар Бет во Френчменз-Брайд. Пришлось немало потрудиться, потому что вся работа легла на их плечи, тогда как Шугар Бет бесцельно слонялась по дому и непрерывно звонила Колину, не получая ответа. И с каждым звонком ее тревога росла. Он человек жесткий. Что, если у нее была всего одна возможность, которую она так блистательно прохлопала? Может, он провел нечто вроде ритуала своеобразного экзорсизма, когда уехал, вырвав ее из своего сердца?
        Она стояла на любимом месте, у двери гардеробной Колина, рассеянно наблюдая за хлопотавшей Уинни. При виде своих убогих вещичек, висевших среди дорогих костюмов и спортивных пиджаков, оставленных Колином, хотелось плакать.
        — После вашего ухода я все равно перенесу вещи в каретный сарай,  — всхлипнула она.
        — Ничего подобного! Ты почувствуешь себя лучше, оставшись здесь. Это поможет тебе понять, где именно должна проходить твоя жизнь.
        — Откуда тебе знать?
        — Знаю.
        Шугар Бет отвернулась и пошла вниз. Гордон потащился за ней в солярий, где Райан устроил себе перекур и с банкой пива в руках смотрел конец турнира по гольфу.
        — Мне нужна моя жена,  — объявил он, выключая телевизор.  — Тебе, конечно, не до этого, и сейчас неподходящее время, но я желаю, чтобы она сегодня же вернулась домой.
        — Ты провел с ней четырнадцать лет. Нельзя ли нам побыть вместе еще несколько дней?
        — Нельзя. Она нужна мне сейчас.
        — Считаешь меня эгоисткой за то, что я не хочу отпускать ее?
        — Естественно,  — улыбнулся Райан, отставив банку.
        Шугар Бет подошла к окну и, глядя на груды камней, ожидавших своего места в ограде, стала молиться, чтобы Колин когда-нибудь закончил работу. Зачем ему понадобилось срываться с места? Ему следовало дать ей больше времени, и, когда она все выскажет, он наконец соизволит ответить!
        — Почему он не включит сотовый?
        — Потому что не хочет с тобой говорить.
        — Мне больше нравилось, когда ты был вежливым.
        — Ты не дала ему особого выбора.
        Гордон потерся о ее щиколотку. Она наклонилась и погладила его, находя некоторое утешение в знакомом тепле.
        — Помнишь «любовь до гроба»?
        — Мы были детьми. Для нас вечная любовь была вполне реальной.
        — Кен и Барби существуют куда комфортнее в придуманном мире, чем в настоящей жизни.
        Райан вытянул ноги.
        — По-моему, я так и не поблагодарил тебя за то, что меня бросила.
        — Не стоит благодарности.
        — Сейчас легко увидеть, как мало мы подходили друг другу. Я для тебя слишком скучен, а твое вечное стремление к драматическим эффектам рано или поздно свело бы меня с ума.
        — Колин любит драму. В конце концов, это его хлеб.
        Он улыбнулся доброй улыбкой Кена. Шугар Бет опустилась на оттоманку.
        — Мне следовало быть с ним более гибкой.
        — Жаль, что ты не принесла это покаяние несколько дней назад.
        — Я королева драматических эффектов,  — с отвращением призналась она,  — и обычно учусь на собственных, иногда непоправимых, ошибках.
        — Райан, думаю… — начала подошедшая Уинни.
        — Нет,  — перебил он, вставая и мрачнея на глазах.  — Ни минуты больше. Надоело. Либо на первом месте у тебя Шугар Бет, либо я. Решай.
        — Не пытайся меня шантажировать!
        — А тебе всегда нужно поставить на своем. Ну так вот, на этот раз не выйдет.
        — Перестань изображать осла.
        — Если кто-то и изображает осла…
        — Да перестаньте вы!  — вмешалась Шугар Бет.  — Подождите, пока останетесь одни, прежде чем начинать свои любовные игры.
        Она поднялась, шагнула на середину комнаты и оцепенела.
        — Джи-джи!
        Супруги уставились на нее.
        — Колин сказал, что сегодня вечером позвонит Джи-джи. Скорее!
        Она вылетела из комнаты. Остальные, включая Гордона, побежали следом.
        Шугар Бет ворвалась в дом Галантайнов, как раз когда Джи-джи спускалась вниз. Она отказалась от зловеще-черных нарядов в пользу коротких, слишком низко сидевших на бедрах бриджей и прозрачной блузки с полами, завязывавшимися под грудью. Вчера, когда Шугар Бет спросила ее о причине резкой смены имиджа, девочка с расчетливым блеском в глазах пояснила, что определяет возможности своей сексуальности. При всем своем неустойчивом эмоциональном состоянии Шугар Бет без труда разгадала, что подверглась очередному испытанию, и не поддалась на удочку.
        — Что ты сделала с Колином?  — крикнула Джи-джи, срывая с себя наушники.
        — О чем ты?
        — Он уехал!
        — Откуда ты знаешь?
        — Сам сказал.
        Шугар Бет оцепенела.
        — Когда?!
        — По телефону, несколько минут назад.
        Шугар Бет бессильно опустилась на нижнюю ступеньку и уронила голову в ладони.
        — Ты уже говорила с ним?
        — Судя по голосу, он совершенно убит,  — объявила Джи-джи тоном обвинителя.  — Значит, ты его бросила, верно?
        Шугар Бет не нашла ответа.
        Мало того, что он уехал, так еще полностью порвал всякую связь с ней!
        Смириться с этим Шугар Бет не собиралась. В понедельник утром она первым делом позвонила его издателю и попросила разрешения поговорить с рекламным агентом Колина. Трубку подняла женщина, и Шугар Бет немедленно и крайне удачно изобразила лязгающий выговор янки:
        — Говорит Фрэнсис Гордон. Из шоу Опры.
        — Гордон? Не помню такого имени.
        — Я новенькая. Понимаю, что нужно было предупредить заранее, но Опра хочет пригласить мистера Берна на свое шоу не позже этой недели. Мне срочно нужно поговорить с ним о деталях. Правда, на это же время претендует Стивен Кинг, а вы знаете, как он умеет давить.
        — Вряд ли мистер Берн сможет подойти к телефону.
        — Конечно, сможет! Это же Опра!
        — Мне бы удобнее поговорить с прежним представителем мисс Уинфри.
        — К несчастью, сегодня утром она попала в автокатастрофу. Ничего серьезного, но врачи пока запретили ей работать.
        — Странно. Я говорила с ним не более десяти минут назад.
        — Должно быть, пока он ждал «скорую».
        В трубке раздались гудки.
        Под напором Райана Уинни сдалась и в воскресенье вечером вернулась домой. Однако это не означало, что она собирается покинуть Шугар Бет в беде, и поэтому решила устроить десерт прощения и примирения во Френчменз-Брайд.
        — Так получится более символично,  — твердила она.
        В понедельник вечером, моя под краном вымазанные шоколадом десертные тарелки, Уинни убеждала себя, что должна быть счастлива таким ходом событий. Сначала Шугар Бет была взведена, как часовая пружина, так что атмосфера оставалась несколько напряженной, но «Сивиллы» были готовы примириться и простить. Эми, как добрая христианка, старалась заранее отпускать грехи окружающим, а Линн смягчила привязанность Шугар Бет к Чарли. Хейди расплылась в улыбке, когда Шугар Бет стала восторгаться снимками ее трехлетней малышки. Одна Мэрилин долго дулась и сдалась, только когда Шугар Бет обняла ее и прошептала:
        — Либо убей меня, либо прости. Что же до Колина…
        Все дружно заявили, что только Шугар Бет могла довести мужчину до такого, но не накинулись на нее с упреками, так что Шугар Бет немного расслабилась. К тому времени как исчез последний кусочек двойного шоколадного торта Уинни, Шугар Бет снова стала «Сивиллой», вождем и главой «Сивилл».
        Уинни схватила последнюю тарелку и сунула под «оду. Остальные собрались в солярии, хихикая и делясь воспоминаниями. Уинни нечего было вспомнить. Ей не стоило мучиться мыслями о том, что они ее бросили: конце концов, она напросилась вымыть посуду. Почему же упорно казалось, что она вновь стала шестнадцатилетней?
        Брезгливо морщась, она взялась за кухонное полотенце. Ведь знала же, как не хватает Шугар Бет «Сивилл», и должна! быть счастлива, что вновь свела их вместе. Но они и ее подруги, и Уинни нравилось быть главной. До сегодняшнего дня? именно ее слово было решающим, когда заходила речь о том, где и в какой день устроить посиделки и кто что должен принести. Именно она приглаживала взъерошенные перышки и выслушивала исповеди. И делала это на совесть. Теперь же, однако, все должно измениться.
        Если только Шугар Бет не покинет Парриш.
        Возможность этого несколько отрезвила Уинни. Она не хочет лишаться сестры. Сейчас, когда они вместе, она не откажется от этого! Даже ради того, чтобы сохранить положение предводительницы «Сивилл»!
        Вернувшись в солярий, она почувствовала себя лучше, но никто и не подумал включить ее в разговор.
        — …и помнишь, как мы изображали людей на луне в гостиной Хейди и разбили лампу ее матери?
        — …а когда отец Эми застал нас с сигаретами в руках?
        — …та ночь, когда мы все были на мысу и машина Райана не завелась…
        — Помните, как мы все…
        — Не помню!  — выкрикнула Уинни, к собственному изумлению.  — Тогда я не была «Сивиллой»! Впрочем, как и сейчас. И я была бы очень благодарна, если присутствующие проявят немного деликатности к моим чувствам, не рассуждая ночь напролет о тех вещах, к которым я не имею ни малейшего отношения.
        В комнате воцарилось неловкое молчание. Мэрилин стряхнула пылинку со слаксов, Хейди сосредоточенно вертела на пальце обручальное кольцо. Только Шугар Бет, похоже, ничуть не растерялась и, вскинув тонкие брови, с деланным удивлением оглядела подруг:
        — Да ну? Хотите сказать, что так и не приняли ее в клуб?
        — Нам это в голову не приходило,  — призналась Линн.
        Мэрилин подобрала под себя ноги.
        — В конце концов, именно ты всегда проводила церемонию посвящения!
        — Верно,  — согласилась Шугар Бет и повернулась к Уинни, которую нисколько не утешило виноватое выражение прищуренных серебристо-голубых глаз.  — Уинни, выйди из комнаты, пока мы голосуем.
        — Голосуете?
        Шугар Бет надменно кивнула:
        — Так ты хочешь быть «Сивиллой» или нет?
        Уинни ответила таким же высокомерным взглядом.
        — Не думаешь, что мы немного стары для этого?
        Нет, этого они не думали.
        Уинни наконец сдалась и перестала спорить, отчасти потому, что ни к чему хорошему это все равно не вело, да и Шугар Бет смогла обрести некое подобие прежнего духа. Кроме того, Уинни действительно хотела стать «Сивиллой».
        Они вытолкали ее в гостиную, где она стала ждать.
        И ждала.
        И ждала…
        Часы тикали, минуты шли. Потеряв терпение, она ворвалась в солярий:
        — Не соизволите ли объяснить, почему я торчу в гостиной целый час?!
        Мэрилин ткнула пальцем в распростертую на полу Эми:
        — О, мы проголосовали с самого начала, но Эми стала показывать новую гимнастику. Совсем забыли тебя позвать.
        Уинни снова вышла из себя:
        — Не позволю забывать о себе, ясно? То, что мисс Воображала снова втерлась к вам в доверие, еще не значит, что можно топтать меня ногами.
        — До чего же обидчива!  — фыркнула Шугар Бет.
        — И всегда была такой,  — согласилась Мэрилин.
        — Лучше придержи язык, подруга,  — самодовольно объявила Линн.  — Ты еще не прошла церемонию посвящения, так что мы можем взять свои голоса обратно.
        Уинни скрестила руки на груди и раздраженно топнула ногой:
        — Что значит «церемонию посвящения»?
        И тут началась оживленная дискуссия, потому что никто не помнил точно, как проходила церемония посвящения, но все соглашались в одном: нужна фотография. Джорджа Майкла.
        — Для чего?  — с преувеличенным терпением спросила Уинни.
        Линн дернула ее за бретельку лифчика.
        — Ты должна поклясться, что будешь вечно его любить.
        — Никогда в жизни.
        — Так надо,  — вмешалась Мэрилин.  — Это ритуал «Сивилл».
        — Жаль, что фото у нас нет,  — сказала Хейди. Эми порылась в сумочке и вынула Библию.
        — У меня идея.
        — Только не Христос!  — воскликнула Мэрилин.
        Эми разочарованно поморщилась, но милостиво уступила общему давлению. Обсуждение продолжалось, но ни к чему! не привело, пока Линн не сообразила порыться в коллекции компакт-дисков Колина.
        — Смотрите! Новый альбом «Ю ту»![27 - Британская поп-группа, организованная в 1977 г.Дублине. Солист — Боно, настоящее имя — Пол Ньюсон] Уинни может поклясться в верности Боно!
        Хейди повертела в руках диск:
        — Это все равно не одно и то же.
        Шугар Бет передала альбом Уинни с улыбкой:
        — Целуй снимок Боно и клянись любить его вечно.
        — Ладно. Только ради его одержимости добрыми делами,  — вздохнула Уинни.
        К несчастью, на этом дело не кончилось. Очевидно, имела место также некая приветственная речь, которую никто не мог вспомнить. Кроме того, они усаживались в круг и передавали друг другу «священное», но давно потерянное ожерелье.
        — Одно я знаю точно!  — просияла Мэрилин.  — Ты должна сказать, кто из мальчишек тебе нравится.
        — Черт, мне нужно сначала подумать,  — съязвила Уинни.
        — Она не проявляет истинного духа «Сивилл»!  — заметила Хейди.
        — А сексуальный секрет? Пусть откроет свой сексуальный секрет!
        — Сексуальный секрет?  — Уинни закатила глаза.  — Вам, подруги, было одиннадцать! И сколько сексуальных секретов у вас могло быть?
        — Немало! Мэрилин нашла у своей матери книгу «Радость секса».
        Уинни воздела руки к небу:
        — Так и быть! Пару ночей назад я видела эротический сон с Эдвардом Нортоном.
        — А кто не видел?  — отмахнулась Хейди, ничуть не впечатлившись.  — Нет, нам нужен секрет получше.
        Самый большой свой секс-секрет — былое отсутствие желания к собственному мужу — Уинни не собиралась делить ни с кем. Поэтому сделала вид, что задумалась.
        — О'кей, как насчет этого? Мэрилин, помнишь, как ты взяла к себе Джи-джи, чтобы мы с Райаном смогли поехать в Майами на конференцию?
        — Угу.
        — Не было никакой конференции. Мы сняли гостиничный номер в Мемфисе и провели уик-энд, играя в секс-рабов.
        Это было ложью, но такой реакции она даже не ожидала.
        — Ах ты, распутница!
        — Секс-рабы?
        — У вас были наручники и все такое?
        — Все,  — кивнула Уинни.
        Шугар Бет явно не поверила, но, как преданная сестра, держала рот на замке, что заставило Уинни еще раз осознать, как хорошо, что они наконец помирились.
        — У нее слезы на глазах,  — подметила Мэрилин.  — Наверное, чертовски веселый был уик-энд!
        — Незабываемый,  — улыбнулась Уинни сестре.
        Та ответила улыбкой.
        — Даже в моей жизни не было уик-энда с секс-рабами!
        — Не пора зажигать священные свечи?  — встрепенулась Уинни, пока новая волна воспоминаний не захлестнула ее подруг.
        — Не совсем,  — покачала головой Шугар Бет, многозначительно поднимая брови.  — Еще одно…
        — Нет!  — завопила Эми, вскакивая.  — Этого мы делать не будем!
        — Придется. Иначе Уинни никогда не станет настоящей «Сивиллой».
        — О Господи… — пробормотала Мэрилин и, откинув голову, расхохоталась.
        — Не следовало мне так много есть,  — простонала Линн.
        — Только никому не говорите,  — попросила Хейди.  — Сами знаете, как свекровь меня ненавидит. Если она пронюхает, мне несдобровать.
        — Да о чем вы?  — спросила Уинни, совсем не уверенная, что хочет услышать ответ.
        Несколько минут вся компания молчала.
        — Мы должны раздеться догола и три раза обойти Френчменз-Брайд,  — прошептала затем Эми.
        Уинни, не веря собственным ушам, вытаращилась на подруг:
        — Сочиняете!
        — Хотелось бы!  — хмыкнула Линн.
        — Чистая правда,  — поклялась Эми.  — Каждый раз, когда кто-то новый вступал в клуб…
        — Что, к счастью, случалось не так уж часто,  — вставила Мэрилин.
        — …мы ждали ночи, когда Дидди разрешала нам переночевать во Френчменз-Брайд.
        — Предпочтительно летом, чтобы можно было лечь на веранде,  — добавила Хейди.
        — Как только Дидди и Гриффин засыпали,  — продолжала Эми,  — мы раздевались и бегали голышом вокруг дома.
        — А я ничего об этом не слышала,  — удивилась Уинни.
        — Это была наша лучшая тайна.
        — Наша единственная тайна,  — сухо поправила Линн.
        — Даже мальчишки не знали.
        — Но солнце только что село,  — возразила Уинни.  — И на улице даже шестидесяти градусов[28 - Приблизительно пятнадцать с половиной градусов по Цельсию.] нет!
        — Значит, придется бегать быстрее,  — ухмыльнулась Шугар Бет.
        Последовали дебаты о сроках и условиях, но в конце концов они все же сделали одну уступку зрелости: согласились, что туфли снимать не будут.
        — Знала же, что нужно выбросить эти вшивые трусики,  — пропыхтела Линн, сбрасывая одежду.
        — Кто-нибудь, проверьте, выключен ли свет.
        — Я коплю на липосакцию, клянусь! Честное слово!
        — Мне больше нравилось, когда мы ненавидели Шугар Бет. Только взгляните на ее ноги!
        — Господи Боже, ну и засос у Уинни!
        Голые хихикающие женщины собрались у задней двери.
        — Готовы?  — спросила Мэрилин.
        — Готовы!  — хором ответили остальные.
        Шугар Бет схватилась за ручку и распахнула дверь.
        — «Сивиллы» навсегда!  — провозгласила она. И они выпорхнули из дома.
        Незапланированная ночная прогулка привела Райана и Джи-джи в конец Мокингберд-лейн. Добравшись до тропинки, ведущей к Френчменз-Брайд, они одновременно остановились как вкопанные.
        К Джи-джи первой вернулся дар речи:
        — Как по-твоему, они все рехнулись, или что?
        — Похоже, что рехнулись.
        Несколько секунд оба молчали, потом Джи-джи затрясло от ужаса.
        — Не смотри, папа,  — выпалила она.
        — Солнышко, да я не пропустил бы это и за миллион!
        До них донеслись пронзительные смешки… проклятие… шипение. Женщины исчезли за домом.
        — Если ребята в школе узнают об этом,  — процедила Джи-джи,  — я домой не вернусь. Даю слово.
        — Покинем город вместе.
        — Ничего подобного не было, пока Шугар Бет не появилась!
        — Если она останется, будет еще хуже.
        — Но я все же не хочу, чтобы она уезжала.
        Райан сжал плечо дочери:
        — Я тоже.
        Джи-джи тихо ахнула, когда с другой стороны дома возникла все та же процессия, на этот раз во главе с Уинни.
        — Какой позор!
        — Самое печальное в том, что они наверняка не пили ни капли спиртного.
        — А я-то думала, что у меня идеальная мама.
        — Ничего не поделать, дорогая. Южанки рождаются с геном безумия.
        — Только не я.
        Райан вздохнул:
        — Рано или поздно и ты последуешь их примеру.
        В этот момент с тихим шелестом включились автоматические разбрызгиватели, и женщины дружно завизжали.
        — Я больше не могу смотреть.
        Райан прижал к груди голову дочери и улыбнулся.
        — Утром мы притворимся, что все это было дурным сном.
        Шугар Бет выключила будильник. Сегодня вторник, день, когда она собиралась навсегда уехать из Парриша. Она повернула голову на подушке Колина, вдохнула знакомый запах и помолилась, чтобы он вернулся до того, как придется сменить простыни. Тоска одолевала ее, но Шугар Бет отважно боролась с ней, вспоминая прошлую ночь и «Сивилл». Уинни подарила ей бесценный подарок, и какое же это счастье!
        Кое-как ей удалось стащить себя с постели — нелегкая задача в эти дни. Одевшись, она поехала в магазин.
        — А я думала, ты вещи складываешь,  — удивилась Джуэл, когда Шугар Бет вручила ей плюшку с голубикой, которую намеревалась съесть сама, но не нашла в себе сил даже откусить.
        — Временное изменение в планах. Я, пожалуй, немного задержусь.
        Крошечное лицо Джуэл просветлело.
        — Правда?
        Шугар Бет кивнула и сообщила последние события.
        — Он уехал? Вот так взял и уехал?  — яростно прошипела Джуэл.
        — Вот так,  — кивнула Шугар Бет, несколько утешенная сочувствием подруги.
        — И что собираешься делать?
        — Продолжаю его разыскивать.
        Джуэл покачала головой:
        — Судя по тому, что ты сказала, это может занять немало времени. Похоже, он не хочет, чтобы его нашли.
        — Позвоню его редактору. Кто-то должен знать, где он.
        — Постарайся придумать более правдоподобную историю, чем эта штука с Опрой, о которой ты мне рассказывала.
        — Постараюсь.
        Редактор Колина поднял трубку после второго звонка:
        — Нил Керкпатрик.
        — Леди Фрэнсис Пош-Уикер. Я звоню из Лондона.
        — Кто?
        — Я директор Королевского ведомства ордена Подвязки ее величества. У меня весьма волнующие новости для одного из ваших авторов, сэра Колина Берна. Ах, что я за глупая корова! Он еще пока не сэр Колин. Именно в связи с этим я должна с ним поговорить. Но он почему-то не отвечает на проклятые звонки.
        — Боюсь, что не знаю, где он.
        — Вздор, милостивый сэр! Прикажете верить, что вы потеряли связь с одним из самых прославленных авторов?
        — Прошу прощения?
        — Может, вы лично скажете ее величеству об исчезновении сэра Колина, потому что я на такое не осмелюсь.
        — Кто это?
        — Мне придется настоять, чтобы вы не медленно отыскали сэра Колина.
        — Не знаю, кто вы, но у меня много дел.
        — Никаких дел, пока не скажете, где он, онанист вы этакий!
        Пауза.
        — Шугар Бет, это вы?
        На этот раз она повесила трубку первой.
        Глава 23
        « — Они безумны, все до единого,  — объявил Руперт с глубочайшим убеждением».
    Джорджетт Хейер. «Дьявольское отродье»
        Буйство азалий и цветущего кизила возвестило о приходе апреля. Северная Миссисипи никогда еще не была прекраснее, но Шугар Бет изнывала от тоски. Все это время она жила в чистилище, утешаясь только тем, что никакая фирма по перевозке вещей так и не прислала своих представителей за пожитками Колина. Иногда ей даже удавалось убедить себя, что он просто пытается манипулировать ею и скоро вернется. Но один день сменялся другим, и она начинала верить, что он действительно сдержит слово.
        Через две недели после его отъезда в доме появился Райан с известием, что Колин наконец позвонил.
        — Он снял дом… только не упомянул, где именно. Говорит, что работает двадцать четыре часа в сутки, чтобы закончить книгу.
        — А я? Что он сказал обо мне?
        Райан потупился и принялся внимательно изучать ключи от машины.
        — Прости, Шугар Бет, мне очень жаль, но он твердит, что пока еще не хочет говорить с тобой. Может, когда закончит книгу, решится… но кто его знает. И еще настоятельно попросил не доводить больше его издателя. Кстати… он спрашивал о Гордоне.
        Онанист чертов.
        Он действительно манипулирует ею!
        Девятый вал праведного негодования смыл слезы, которые то и дело угрожали вырваться на поверхность. Она протиснулась мимо Райана и прямиком отправилась в «Лейкхаус», где весь вечер протанцевала с Кабби Боумаром.
        Ярость помогала ей держаться следующие две недели. Но тут газеты объявили о выходе «Отражений»…
        — В жизни не видела ничего подобного,  — проворковала Джуэл.  — Всего четыре дня, а продано уже триста экземпляров.
        — Ура,  — мрачно буркнула Шугар Бет.
        Из-за плеча Джуэл выглядывала Сью Ковнер, не дававшая себе труда скрыть злорадство.
        — Во всем нужно искать светлую сторону, душечка… вернее, Валентина. Не каждому выпадает счастье обрести бессмертие в великой книге.
        — По-моему, ты прекрасно держишься,  — немедленно встряла в разговор Марта Дейли.  — На твоем месте я, клянусь, сбежала бы в Мексику. Впрочем, не так уж это далеко, в той же Северной Америке и все такое.
        Весь город смеялся до умопомрачения, надрывая свой коллективный животик.
        Книга немедленно взлетела на первую строку списка бестселлеров «Нью-Йорк таймс», и в городе появился репортер из «Ю-эс-эй тудей». И хотя в прессе уже начали появляться истории о таинственном исчезновении Колина, папарацци куда больше интересовали прототипы «Отражений», и, разумеется, прежде всего демоническая Валентина.
        — Так это вам нужна Шугар Бет Кэри!  — «догадалась» Аманда Хиггинс примерно секунд через пять после приезда репортера в город.  — Шугар Бет Кэри Тарп Загурски Хупер.
        — Да вы, наверное, читали о ней,  — добавил ее муж.  — Помните, та официантка, которая несколько лет назад подцепила нефтяного магната. И звали его Эммет Хупер.
        Двадцать четыре часа спустя история попала в газеты, и теперь даже Тибет вряд ли можно было посчитать подходящим местом для укрытия. Шугар Бет выставили на потеху всей Америке.
        В начале мая, через месяц после отъезда Колина, картина появилась на аукционе, и музей Пола Гетти купил ее за три с лишним миллиона долларов. И хотя Джуэл и «Сивиллы» делали все возможное, чтобы по достоинству отпраздновать это событие с Шугар Бет, ей был нужен только Колин. Именно он лучше, чем все остальные, вместе взятые, понимал, что это для нее значит. Но тот факт, что он даже не позаботился поздравить ее, подкинул лишнее полено в тлеющий погребальный костер ее враждебности.
        Она подписала все документы на оформление трастового фонда, обеспечившего будущее Дилайлы, и вылетела в Хьюстон, чтобы провести с падчерицей несколько дней, а заодно позаботиться еще об одном деле. С витрин всех книжных магазинов, мимо которых она проходила, смотрели обложки «Отражений». В утешение она позволила себе посетить лучший салон красоты города, а затем вихрем пронеслась по магазинам. Но ни светлые «перышки» в волосах, ни туфли на высоченных шпильках от Джимми Чу не смогли поднять ей настроение.
        Она вернулась в Парриш во вторник вечером, через шесть недель после дезертирства Колина, уставшая, одинокая, с глазами на мокром месте. И едва потянулась выключить ночник, зазвонил телефон, и знакомый властный голос произнес:
        — Какого черта тебя где-то носит три дня подряд?
        У нее разом ослабели ноги.
        — Колин?
        — Позволь спросить, какой еще мужчина будет звонить тебе в полночь?
        Все, что она собиралась сказать, мигом вылетело из головы.
        — Ты подонок!
        — Кажется, я позвонил в неподходящее время?
        — Паршивый ублюдочный интриган!
        На этот раз гнев и обида вырвались наружу, и удержу им не было. Она вопила и ругалась, пока не охрипла, но только начала успокаиваться, как он снисходительно заметил:
        — Ну-ну, любимая, стоит ли так волноваться,  — чем вызвал новую волну бешенства.
        — Я не твоя любимая! И вообще не имею к тебе никакого отношения! Ты трусливо смылся, английский мерзавец, и я никогда тебя не прощу! Зато рада, что ты убрался и теперь мне никогда больше не придется смотреть на твою уродливую морду! И знаешь что? Когда я говорила тебе, что люблю, это была просто шутка, неудачная шутка, слышишь? Все это время я издевалась над тобой. Смеялась за твоей спиной! Я не люблю тебя! Не люблю, ясно?!
        — Прискорбно слышать это,  — вкрадчиво ответил он не задумываясь,  — но поскольку моей любви хватит на нас обоих, я не слишком огорчен. Однако я позорно истосковался по тебе.
        Это немного ее умиротворило. Она сползла с кровати и уселась на ковер со скрещенными ногами, чтобы Гордон, забравшийся от греха подальше под кровать во время ее пылкой тирады, смог наконец выползти и положить голову ей на колени. Из глаз Шугар Бет снова полились слезы, так что пришлось сделать несколько глубоких вздохов: нечего Колину знать, что его бегство превратило ее в настоящую лейку.
        — Как ты мог уехать?
        — Раненый зверь и все такое, как пишется в любовных романах.
        И снова этот тон, высокомерный, слегка скучающий, но она слишком хорошо его знала, чтобы поверить. Да, она ранила его и, может, куда беспощаднее, чем он ее.
        Шугар Бет наклонилась и вытерла глаза ухом Гордона.
        — Я не хотела сделать тебе больно. Ты же знаешь, что не хотела.
        — То обстоятельство, что ты не владела собой, делает всю эту историю еще убийственнее,  — пояснил он все тем же тоном пресыщенного аристократа.
        — Ты был прав,  — жалко пробормотала она.  — Я не дала нам обоим ни малейшего шанса. И поняла это, как только ты уехал.
        — Разумеется, я был прав.
        — Не мог бы ты вернуться?
        — На каких условиях?
        — Это не деловые переговоры.
        — Просто чтобы все выяснить.
        — Я люблю тебя,  — выпалила она.  — Что тут выяснять? Но это не телефонный разговор. Мы должны поговорить лицом к лицу. Ты где?
        — Что до этого… я не вполне готов сказать.
        Шугар Бет выпрямилась.
        — В таком случае почему ты звонишь? Чего хочешь?
        — Мне нужно твое сердце, родная.
        — Оно твое. Разве не знаешь?
        — И еще мне необходимо твое мужество.
        Шугар Бет прикусила губу.
        — Эта самая штука… мужество… дается не так легко, но я стараюсь. Может, все случится не слишком быстро, но я обязательно соберусь с духом. Я не хочу тебя терять. Я еще не все обдумала, но мне кажется, что Парриш сможет пережить очередной скандал и простить двух любящих, но живущих в грехе людей.
        Последовала короткая пауза.
        — Так вот что тебе надо? Чтобы я вернулся и мы смогли жить в грехе?
        — Я знаю, это важный шаг, но я устала бояться — ты и понятия не имеешь как — и готова сделать этот шаг, если, конечно, ты согласен.
        — Понятно.
        — Ты говорил о женитьбе. Я… это большая честь для меня, Колин. Знаю, для тебя это не менее трудно, чем для меня. Но нам вполне можно попробовать.
        Он ничего не ответил, и она вдруг испугалась, что слишком многого требует.
        — Но если ты не чувствуешь в себе решимости жить со мной, я пойму и даже не буду настаивать на помолвке: действительно, слишком еще рано. Я перееду в каретный сарай, чтобы у тебя было больше места. И не стану давить и настаивать. По себе знаю, каково это. Времени у тебя сколько угодно, Только возвращайся.
        Она ждала. Ответа не было.
        — Колин?
        — Ты так и не поняла, родная.
        Ее обдало жаром.
        — Что именно?
        — Я вернусь в день нашей свадьбы. Ни секундой раньше.
        — В день нашей свадьбы?!
        Шугар Бет взметнулась с пола. Гордон со страху полез обратно под кровать.
        — Уверен, что Уинни и «Сивиллы» будут более чем счастливы помочь с приготовлениями, а на долю Райана останется вся бумажная волокита.
        — Ты это серьезно?
        — Абсолютно.
        — Значит, свадьба…
        Она принялась метаться по комнате.
        — После того как мы поживем вместе и лучше узнаем друг друга. Но очертя голову ринуться в брак? Ни за что! Мы не готовы к семейной жизни.
        — Боюсь, мне пора идти, Шугар Бет. Много работы. Поздравляю с продажей картины. Жаль, что не смогу с тобой отпраздновать.
        — Не смей вешать трубку! Хочешь сказать, что не покажешься, пока я не соглашусь выйти за тебя?
        — Не совсем так. Это дало бы тебе слишком много места для маневра. Нет, я торжественно заявляю, что не вернусь, пока ты не будешь стоять в церкви со всеми старыми друзьями в роли свидетелей.
        — Ерунда! Просто бред какой-то!  — взвизгнула Шугар Бет, отшвырнув попавший под ноги журнал.  — Это не одна из твоих книг, Колин! Это жизнь! Люди так не делают!
        — Но ведь мы не обычные люди, верно?
        Она начала задыхаться и, хватая воздух ртом, рухнула в кресло.
        — Подумай головой! Еще одну ошибку мы просто не можем себе позволить! Нужно твердо увериться, что нам хорошо друг с другом.
        — Я давно уверился. И безумно тебя люблю.
        Шугар Бет стиснула трубку.
        — Приезжай, Колин. Сейчас.
        — И снова отдаться на твою милость? Не такой я осел.
        — И как мы собираемся это улаживать?
        — В церкви, перед священником. Дело за тобой. Да или нет.
        Шугар Бет снова подскочила:
        — Нет, нет и нет!
        Утомленный вздох.
        — К счастью для тебя, я готов потерпеть день-другой, что, разумеется, свидетельствует о глубине моих чувств к тебе.
        — Перестань вести себя как жалкий фат!
        — Время от времени я буду звонить Райану, чтобы узнать о твоем решении. Но — и слушай очень внимательно, солнышко,  — тебе я больше звонить не собираюсь. Будь ты нормальной женщиной, я, конечно, вел бы себя более рационально, но, поскольку ты давно уже не в себе, это единственный способ.
        — Ты задумал это с самого начала, верно?
        — Скажем так: ты не из тех женщин, которым позволяется бегать без поводка и ошейника.
        Шугар Бет сжала свободную руку в кулак.
        — Колин, пожалуйста. У нас есть шанс на совместное будущее. Не погуби все своими неразумными требованиями.
        — Как я могу все погубить, когда ты и без меня прекрасно справляешься?
        — Я беременна! Немедленно возвращайся, чтобы позаботиться обо мне.
        — Нет, любимая, ты не беременна, а я не позволю собой манипулировать. И поскольку эта беседа становится невыносимо утомительной, я вешаю трубку. И помни, я люблю тебя всем сердцем, и еще… Ты плачешь, дорогая?
        — Да,  — шмыгнула носом Шугар Бет.  — Это практически все, что я делаю с твоего отъезда.
        — Честное слово?
        — Боюсь, что так.
        — Чудесно!
        И на этом все.
        Несколько часов Шугар Бет как заведенная бродила по дому, поплакала еще немного и опустошила две тарелки с овсянкой. Наутро злость вспыхнула с новой силой, поэтому она схватила трубку и наняла Брюса Клейнмана, первого бой-френда Эми и лучшего подрядчика в городе, привести в порядок вокзал.
        Больше она ничем Колину не обязана.
        Сразу после этого она позвонила Джуэл.
        — Помнишь, я рассказывала о своей мечте насчет детского книжного магазина в здании вокзала?
        — Где уж мне забыть! Я с самого начала твердила, что тебе следовало этим заняться. Из нас двоих именно ты пошла на попятную. Сказала, что из-за Колина не можешь думать ни о чем постоянном.
        — Больше это не проблема, поскольку теперь я официально с ним порвала. Ненавижу подонка! И надеюсь, ты по-прежнему хочешь, чтобы мы стали партнерами.
        Пришлось отнять трубку от уха, чтобы не оглохнуть от радостных воплей Джуэл.
        Шугар Бет приняла душ, надела новую пару оранжевых капри, белую блузку без рукавов и босоножки, позвонила Уинни, чтобы сообщить последние новости, и отправилась на встречу с Брюсом. Они вместе осмотрели вокзал, договорились, что нужно сделать, после чего Шугар Бет поехала к Джуэл обсудить условия партнерства. Остаток дня она посвятила Чарли, которого бесцеремонно забрала у няни и утащила в парк. И уже перед самым закрытием забежала во «Вчерашние сокровища».
        — Джуэл волнуется за тебя,  — объявила Уинни вместо приветствия.  — Я только что говорила с ней по телефону, и она клянется, что ты отказалась от шоколадного батончика. Она считает, что я должка незамедлительно созвать внеочередной совет «Сивилл», чтобы принять срочные меры.
        — А Джуэл пусть не сует нос в дела «Сивилл»,  — мрачно парировала Шугар Бет.  — Она засмеялась мне в лицо, когда я сказала, что мы просим ее вступить в клуб.
        — Тебе, пожалуй, не стоит принимать это на свой счет,  — посоветовала Уинни.
        — И как я могу не принять это на свой счет? Она моя лучшая подруга, после тебя, конечно, не говоря уже о том, что мы скоро станем деловыми партнерами! И ее шуточки вовсе не так уж смешны, как она воображает. Говорит, что, став «Сивиллой», сделает первый шаг к тому, чтобы напялить кринолин и прогуливаться под зонтиком по газону Френчменз-Брайд, болтая всякий вздор и строя глазки кавалерам.
        — Дело не в Джуэл,  — вздохнула Уинни,  — а в тебе.
        Шугар Бет устало опустилась на дубовый крестьянский стул.
        Наконец сказались переживания последних двух дней.
        — Даже если человек что-то про себя понимает, это еще не означает, что он захочет перемен.
        — Мы вроде бы говорили о тебе.
        — Лучше подумай вот о чем: женщина, всегда страдавшая полнотой, точно знает, что нужно делать, чтобы сбросить вес, так ведь? Но это еще не означает, что она может или хочет похудеть.
        — Тут ты права.
        Шугар Бет прижала ладонью живот.
        — Считай меня рехнувшейся, но четвертое путешествие к алтарю не кажется лучшим способом починить то, что сломано во мне.
        — Если только поломка уже не исправлена.
        — При одной мысли обо всем этом мне становится дурно. Ну что же, пора идти.
        Она схватила сумочку, чмокнула Уинни в щеку и вышла из магазина.
        Жара только-только начала спадать, и, шагая по тротуару, Шугар Бет нацепила новые темные очки, ультрамодные «консервы». Какой-то незнакомый мужчина немедленно споткнулся и долго выворачивал шею ей вслед, но она слишком устала, чтобы оценить его внимание.
        Гордон приветствовал ее у двери. После отъезда Колина он постоянно жался к ней, и теперь она уселась на пол, чтобы погладить его, но он, как дитя распавшейся семьи, был слишком угнетен, чтобы поиграть с ней, и удосужился только перевернуться на спину и подставить брюхо. Утешив расстроенного пса, она пошла на кухню, вынула из холодильника баночку с клубничным йогуртом и принялась метаться по комнате. Потом легла на диван в солярии и задремала только для того, чтобы пару часов спустя вскочить и снова бесцельно мерить шагами пол.
        С каждой новой минутой ее возбуждение росло. К одиннадцати она довела себя до такого состояния, что, не в силах больше выносить все это, выскочила на улицу и решительно промаршировала к дому Уинни, где и принялась колотить в дверь.
        Открыла сестра, в одной пижамной куртке, с всклокоченными волосами и красноречивым раздражением от щетины на лице. Шугар Бет вихрем ворвалась в переднюю.
        — Неужели не можете провести хоть один вечер за спокойной беседой, как все нормальные люди?
        — Не срывай на мне свое сексуальное неудовлетворение. Что на этот раз?
        — Мне нужно поговорить с Райаном.
        — Он спит.
        — Значит, проснется! Недолго ему осталось спать,  — зловеще прошипела Шугар Бет и, почти оттолкнув Уинни, взбежала наверх.
        Сестра последовала за ней, громко ворча и жалуясь на отсутствие мира и покоя в собственном доме.
        Райан лежал на животе, возможно обнаженный, хотя бедра прикрывало тонкое голубое одеяло, так что точно сказать было трудно. Шугар Бет тряхнула его за плечо:
        — Немедленно вставай.
        Райан повернулся на спину, сбивая простыню, моргнул и сонно уставился на разъяренную жену.
        — Она твоя старая подружка. Я едва ее знаю,  — процедила та, вызывающе скрестив руки на груди.
        Шугар Бет затрясло, но она старалась говорить потише, чтобы не разбудить Джи-джи:
        — Послушай меня, Райан Галантайн. Когда этот подонок позвонит, передай, что этот раунд он выиграл. Я выйду за него. Но запомни, не люблю, когда меня шантажируют. И добавь, что я намереваюсь отравить ему всю оставшуюся жизнь. Он у меня еще попляшет, ясно?!
        Райан приподнялся и подоткнул под себя подушку. Несмотря на сонный вид, в глазах блестели смешливые искорки. Но Шугар Бет не сдавалась:
        — Я не шучу. Если ему так уж приспичило жениться, пусть получает свое, но готовится к весьма серьезным последствиям,  — прошипела она, повернулась, гордо промаршировала мимо Уинни, спустилась вниз и, не прощаясь, вышла на улицу.
        Райан посмотрел на жену и покачал головой:
        — Ей-богу, они друг друга достойны.
        Шугар Бет отказалась иметь что-либо общего с подготовкой к свадьбе, обронив, что желает скромную церемонию: только Джи-джи, Райан и Уинни в качестве подружки. И больше никого, даже Джуэл и «Сивилл».
        Но не тут-то было. Уинни поклялась, что не допустит такого. Она созвала «Сивилл», ничего не сообщив Шугар Бет, и уговорила Джуэл тоже прийти. Поскольку Линн не смогла нанять няню, все собрались за ее кухонным столом, где Уинни немедленно вытащила блокнот и перешла к делу:
        — Придется самим все спланировать. К счастью, Колин предоставил нам полную свободу действий и неограниченный бюджет. Он сказал Райану, что следующая суббота — крайний срок, что дает нам десять дней для подготовки. Колин боится, что, если мы будем ждать дольше, она смоется.
        — Завтра же предупрежу в видеомагазине, чтобы спрятали «Сбежавшую невесту»,  — всполошилась Мэрилин.  — Не хватало еще подать ей идею!
        — Если Колин так уж хочет уберечь ее от побега, почему не вернется и не позаботится о ней сам?  — резонно спросила Хейди.
        Уинни уставилась в блокнот, чтобы не встретиться взглядом с подругами.
        — Он сказал, что сначала должен закончить книгу.
        Это вызвало всеобщее возмущение.
        — Не находишь, что она поважнее какой-то книги?  — возмутилась Мэрилин.  — Или ему совершенно все равно?
        — Никогда не понимала этого человека!
        — Надеюсь, Шугар Бет не сознает, как низко стоит в списке его приоритетов! Безобразие!
        — Вы же знаете, какой он язвительный! Сплошной сарказм!  — вступилась Джуэл, честно стараясь защитить Колина.  — Может, Райан не так понял.
        Но ощущение некоторой неловкости все же омрачило общее настроение.
        Пренебрегая желаниями Шугар Бет, Уинни постановила назначить церемонию на вечер субботы в пресвитерианской церкви с последующим приемом под большим тентом на переднем газоне Френчменз-Брайд. И поскольку разослать официальные приглашения уже не успевали, Джуэл и «Сивиллы» обзвонили всех, кого только можно, и к тому времени как эта нелегкая задача была выполнена, число гостей возросло до трехсот. Шугар Бет взвилась до потолка, услышав все это, но Уинни велела ей заткнуться и поискать платье.
        Райан ухитрился раздобыть разрешение на брак, а Линн поволокла Шугар Бет в лабораторию сдавать анализ крови. Шугар Бет понятия не имела, как готовится к свадьбе Колин и выполнил ли уже свою часть обязанностей: у нее и своих горестей хватало, куда уж интересоваться его душевным состоянием!
        В пятницу утром, за день до венчания, во Френчменз-Брайд прибыла бригада рабочих, чтобы возвести тент для приема, а вскоре приехал и фургон прокатной фирмы со столами и стульями. Шугар Бет надвинула наушники на голову, дабы не слышать шума, и провела целый день, лаская Гордона и обдумывая интерьер нового магазина под вопли старушки Пирл Джем, несущиеся из компакт-диска.
        Времени организовать прием в доме невесты или хотя бы девичник не было, но отчаиваться тоже не приходилось, поскольку Шугар Бет все равно не пришла бы. В вечер перед свадьбой Уинни пыталась уговорить ее переночевать у них, в спальне для гостей, но Шугар Бет отказалась покинуть Френчменз-Брайд. Уинни пришлось задействовать альтернативный план, и ровно в шесть в дверь тетки постучалась Джи-джи в компании с тремя большими пиццами, Гвен Лу, Джиллиан Грейнджер, Сачи Пател и Дженни Берри.
        — Ма сказала, что мы можем остаться на ночь. Все хотят услышать твою речь о женской силе. Кроме того, Дженни никак не научится подводить глаза. Покажи ей, Шугар Бет!
        Вместо ответа Шугар Бет промаршировала к телефону и позвонила Уинни.
        — Значит, вот до чего дошла моя жизнь? Меня охраняют тринадцатилетние соплячки!
        — Ты немного нервничаешь,  — пояснила Уинни.  — Я решила, что тебе неплохо бы отвлечься.
        — Немного нервничаю? Да если уж речь идет о нервах, мне можно дать двенадцать баллов по шкале Рихтера! Все это заговор! Подстава! Последнее звено в его планах мести! Я иду по проходу, а жениха в церкви нет. Он собирается бросить меня у алтаря! Говорю тебе, он и не думает появляться!
        — Бросить тебя у алтаря — это уже перегиб,  — заметила Уинни.  — Он уже прикончил тебя, когда издал «Отражения».
        Шугар Бет бросила трубку.
        Уинни оказалась права в одном: невозможно терзаться тяжкими мыслями в доме, полном тринадцатилетних девиц, единодушно требующих твоего внимания. Новые подруги Джи-джи были неловкими и неуклюжими, зато милыми и добрыми. Тем более что когда-нибудь «Сивиллам» придется организовать молодежное отделение.
        Но она все равно спала плохо и встала задолго до того, как проснулись девочки. Спустилась вниз в старых шортах и рабочей рубашке Колина: волосы висят неопрятными лохмами, на щеке рубец от подушки. День ее свадьбы. Очередной.
        Выпустив Гордона, она избавилась от коробок из-под пиццы и с мрачным видом уселась за кухонный стол. Ноги давно нужно побрить, ногти поломаны, она не записалась к парикмахеру, и единственное, что сейчас хотелось,  — снова лечь в постель и спрятаться с головой под одеяло. Поэтому она впускала Гордона и сделала именно то, о чем мечтала,  — легла в постель и спряталась с головой под одеяло.
        Пару часов спустя Уинни подняла на ноги весь дом. Она промчалась по комнатам вихрем, переполненная фальшивым оживлением и раздражающими тирадами. Шугар Бет сгоряча потянулась к баночке с арахисовым маслом, но тут; же отдернула руку, поскольку желудок сжимался при одной мысли о еде.
        Райан обещал сопровождать девочек к «Денни» на поздний! завтрак, а потом развезти по домам — одеваться для предстоящей церемонии. Перед уходом Джи-джи обняла тетку:
        — Не тревожься. Ты еще можешь испытать свою силу даже после свадьбы. Взгляни хоть на маму! Она своего не упустила.  — И неожиданно обняла Уинни так крепко, что та немного растерялась. Зато после такого допинга пришла в необычайное возбуждение.
        — Кстати, как насчет платья? Ты обещала, что сама о нем позаботишься, и, хотя наверняка пришлось купить готовое, уверена, что ты, как всегда, будешь омерзительно шикарно в нем смотреться!
        — Платье у меня есть,  — проворчала Шугар Бет,  — и спрятано там, где вы все его не отыщете.
        — Но почему я не могу его увидеть?
        — Потому что это большой гребаный сюрприз, вот почему! Колин здесь?
        Уинни отвела взгляд:
        — Насколько я знаю, нет. Но Райан говорил с ним. Он приедет.
        — Да, как же, приедет!  — завопила Шугар Бет, ударив кулаком по столу.  — Я же говорила тебе, что будет! Он и носу сюда не покажет! Поэтому я и не хотела приглашать целый город! Но разве ты послушаешь?
        — Конечно, покажет! Он тебя любит. А теперь иди прими душ. В четыре придет Дженис Менкен делать тебе прическу. Ты должна быть в церкви к половине шестого.
        На какой-то момент все защитные укрепления Шугар Бет пали.
        — Скажи, что я поступаю правильно,  — прошептала она, беспомощно уставившись на Уинни.
        — Конечно, правильно,  — кивнула Уинни, по-прежнему не глядя ей в глаза, из чего Шугар Бет поняла, что и сестру терзают не меньшие сомнения.
        Шугар Бет мгновенно возвела прежние баррикады, барьеры и крепостные стены. Выпрямилась, замолчала и пошла принимать душ и брить ноги, после чего позволила Дженис Менкен сконструировать изысканную, похожую на свадебный торт прическу, словно придавившую ее к земле. Но стоило Дженис закрыть за собой дверь, как Шугар Бет разрушила сложное сооружение и сотворила нечто попроще, но гораздо изысканнее. Она отказалась надеть вуаль и обошлась почти без макияжа, подчеркнув только глаза и немного подкрасив губы рыжевато-коричневым блеском. Привычные ритуалы, однако, не смогли успокоить ее, и по мере того как «Сивиллы» по очереди впархивали в комнату, чтобы поздороваться и посмотреть на невесту, напряжение становилось невыносимым. И никто так и не видел Колина, зато все были уверены, что он где-то тут.
        Шугар Бет решила, что чем меньше времени проведет в церкви, тем лучше, поэтому достала свадебное платье с чердака, где все это время его прятала, и переоделась в гардеробной Колина. Как раз в тот момент, когда она надела туфли, появились Линн и Джуэл, чтобы вести невесту на церемонию. При виде Шугар Бет, облаченной в подвенечный наряд, они оцепенели и тихо ахнули.
        — Надеюсь, ты не собираешься стоять у алтаря в этом?  — осведомилась Линн, немного придя в себя.
        — Это моя четвертая свадьба,  — отрезала Шугар Бет,  — так чего вы ожидали?
        Джуэл бросила на Линн многозначительный взгляд:
        — Говорила же Уинни, что она в дурном настроении!
        — И все же ты чудесно выглядишь,  — заключила Линн.  — Даже больше чем чудесно. Но Колина хватит удар.
        — Кто-то из вас его видел?
        — Он, наверное, с Райаном,  — неловко пробормотала Джуэл.
        — Или на пути в Южную Америку,  — фыркнула Шугар Бет и, поцеловав на прощание Гордона, направилась к машине Джуэл, вызывающе стуча острыми каблуками расшитых бисером босоножек.
        Знакомые запахи окутали Шугар Бет, едва она вошла в заднюю дверь краснокирпичной пресвитерианской церкви. Уинни, на редкость элегантная в золотистом шелковом платье, ждала у порога и, хотя недовольно прищурилась, окинув взглядом платье Шугар Бет, все же мудро придержала язык.
        — Скажи, что видела Колина,  — шепнула Шугар Бет, когда Уинни подтолкнула ее к маленькой комнатке рядом с притвором.
        — Колином занимается Райан.
        — Значит, не видела.
        — У меня не было времени его искать. Нужно было подобрать музыку, и цветы у алтаря стояли не так, а потом Джи-джи накрасила веки серебряными тенями. Это ты ее научила? Ладно, не важно.  — Губы Уинни растянулись в вымученной улыбке.  — Кстати, как насчет чего-то старого и чего-то одолженного? Платье на тебе новое, глаза голубые, но нам нужно подумать об остальном[29 - Старое поверье: чтобы быть счастливой в браке, невесте нужно иметь во время венчания что-то новое, что-то старое, что-то голубое и что-то взятое взаймы.].
        — Когда выходишь замуж в четвертый раз, суеверия каким-то образом теряют всякую силу, не говоря уже о значении.
        — Это твое последнее замужество, и дело не в суевериях, а в традициях, и традиции всегда важны.
        Уинни открыла маленькую, усыпанную пайетками сумочку, вытащила жемчуга Дидди и застегнула на шее Шугар Бет.
        — Но не советую питать особых надежд: я заберу их обратно, как только окончится прием,  — предупредила она.
        Шугар Бет коснулась бусин кончиками пальцев, и глаза наполнились слезами.
        — О, Уинни,  — прошептала она, обнимая сестру.  — Я люблю тебя.
        — Я тоже люблю тебя,  — ответила Уинни и немедленно разрыдалась сама.
        Органистка заиграла прелюдию, и сестры стали деловито подпрыгивать, обмахиваясь руками, чтобы высушить слезы, не размазав косметику. Уинни высморкалась и шмыгнула носом.
        — Колин определенно здесь. Миссис Паттерсон никогда не начинает играть, пока жених с невестой не прибудут в церковь.
        — Она ненавидела меня с самого девятого класса, когда мне дали партию Феи Драже вместо ее бесценной Кимми.
        — Не может быть, чтобы весь Парриш участвовал в заговоре против тебя.
        — А это мы посмотрим.
        Прелюдия подошла к концу. Уинни сунула в руки Шугар Бет свадебный букет из белых лилий, сама взяла букет поменьше и вывела невесту в притвор. Шугар Бет успела увидеть только два последних ряда скамеек, но даже на них не было свободных мест.
        — Что это на тебя нашло? Пригласить такую прорву народа, это же нужно было!
        — Вы с Колином будете достойными членами нашей общины,  — возразила Уинни.  — Весь город заслужил честь быть свидетелями на вашей свадьбе.
        — Если только Колин соизволил прибыть.
        — Конечно, соизволил.
        Орган разразился свадебным гимном, и зубы Шугар Бет мелко застучали.
        — Я не выйду в проход, пока ты не заглянешь за угол и не уверишься, что он здесь.
        — Он должен быть здесь. Иначе Райан никогда бы…
        — Не желаю ни слова слышать о Райане!  — прошипела она.  — Твой муж тоже имеет все причины меня ненавидеть и, возможно, заодно с ними.
        — Верно,  — кивнула Уинни,  — а кроме всего прочего, есть еще я.
        И с этим зловещим намеком она завернула за угол и исчезла в проходе.
        Музыка нарастала, становясь все громче. Шугар Бет расправила плечи и постаралась подавить нарастающий страх. Стоило ей показаться в проходе, как собравшиеся встали, загораживая ей алтарь. Она крепче сжала букет разом вспотевшими ладонями. Четыре мужа! Только клиническая идиотка способна согласиться выйти замуж в четвертый раз!
        Море лиц, повернутых к ней, целых три сотни, но среди них нет того единственного, которое ей так необходимо видеть.
        И она не видела… до тех пор, пока не оказалась в конце прохода. Он стоял у алтаря рядом с Райаном. Оба были в черных смокингах, и Колин, очевидно, чувствовал себя в своем так же комфортно, как в старых джинсах. Белоснежная рубашка оттеняла загорелое лицо, похудевшее и осунувшееся с тех пор, как Шугар Бет в последний раз его видела. Похоже, не она одна страдала потерей аппетита, и осознание этой мелочи дало ей ровно столько отрицательной энергии, чтобы хоть как-то передвигать ноги. Значит, ему тоже пришлось нелегко! Что же, пустячок, а приятно!
        Сердце Колина замерло при виде медленно приближавшейся Шугар Бет, одетой во все черное. Он невольно хмыкнул и впервые за последние два месяца почувствовал, что немного расслабился.
        Несмотря на цвет, платье было изумительным. Длинное, тонкое и без бретелек, с диагональными полосами крошечных черных бусинок, расширявшихся к подолу. Она плыла ему навстречу — само изящество, воплощение изысканности и элегантности. Светлые волосы и гладкие белые плечи поднимались из выреза платья, как пена на бушующих волнах в штормовом море. Нервность и неуверенность, льнувшие к ней, как вторая кожа, когда она только что приехала в Парриш, теперь, исчезли. Она стала мягче, изысканнее и гораздо для него дороже, чем можно было представить, но убийственный блеск серебра в светло-голубых глазах напомнил, какую опасную игру он затеял. И эта игра еще не кончена.
        Она остановилась рядом с ним и передала букет Уинни. Он взял ее за руки. Они показались ему холоднее льда, но и его были не теплее.
        Церемония началась. Он бы предпочел написать обеты сам, такие, которые искренне говорили бы о глубине его чувств к этой великолепной женщине, но в этом случае она должна была сочинить свои, а он не посмел доверить ей эту миссию, опасаясь, что дело кончится проклятиями прямо у алтаря. Угрозы и запугивание были единственным известным ему способом убить дракона, слишком долго державшего принцессу в плену. Они предназначены друг для друга, и он был полон решимости как можно скорее положить конец ее страданиям.
        В его мысли ворвался голос священника. Пастор Дэниелс слыл приверженцем традиций, и поэтому ему в голову не пришло несколько изменить обычный порядок.
        — Кто отдает эту женщину в жены этому мужчине?
        Последовала долгая пауза. Прихожане принялись нервно ерзать. Колин нахмурился. Райан улыбнулся и выступил вперед:
        — Я.
        После этого пастор немного опомнился и тут же опустил ту часть, где требовалось перечислить возможные препятствия к браку или молчать о вышеуказанных препятствиях до конца дней своих, поскольку это требование наверняка подняло бы с мест всех присутствующих.
        Жених с невестой обменялись обетами. Щугар Бет произносила свои резко, почти гневно, и Колин ее понимал. Она давно лишилась веры в обеты, и именно эта церемония пробуждала в ней самые неприятные воспоминания. Но все же ей придется пройти и через это.
        Далее все шло как в тумане: что-то тяжелое, бесконечно нудное, что необходимо вынести и постараться поскорее выбросить из головы. Как ни удивительно, у Шугар Бет нашлось для него кольцо: простой кружок белого золота. Он надел ей на палец ослепительный бриллиант в два с половиной карата. Скромность и утонченная простота не для таких женщин, как его Шугар Бет.
        Снова требование принести обеты, и наконец объявление:
        — Можете поцеловать невесту.
        Не отводя взгляда, он притянул ее к себе и прошептал:
        — Только не кусайся.
        Она и не кусалась. Но и не ответила на поцелуй.
        Райан и Уинни затормошили их и утащили во Френчменз-Брайд на прием. На входе под белым тентом висели сетчатые гирлянды. Точно такие же украшали потолок. Столы были накрыты двойными скатертями: снизу крахмальными, сверху — из прозрачного золотистого гипюра. В центре красовались цветочные аранжировки из лилий, гиацинтов и плюща.
        На длинных буфетных столах стояли блюда с клешнями крабов, мясом лангуста, креветками и множеством других разнообразных горячих и холодных закусок.
        Колин покачал головой. Трудно представить, как удалось Уинни и «Сивиллам» устроить все это в такое короткое время и как теперь их отблагодарить.
        Ни оркестра, ни музыки не было. Уинни понимала, что Колину и Шугар Бет необходимо как можно скорее покончить с приемом и, вытерпев положенное время, потихоньку скрыться. Видя, как старательно Шугар Бет обошла башню эклеров с шоколадной глазурью и протянула руку к подносу с мелко нарезанными пикулями, Колин недоуменно нахмурился.
        Гости, похоже, дружно участвовали в некоем заговоре с целью как можно старательнее беречь нервы новобрачных, потому что никто не попросил их позировать для свадебной фотографии и ни один человек не постучал ножом по краю бокала для воды, требуя от них поцелуя. Когда дело дошло до свадебного торта, Уинни с паническим выражением лица подскочила и объявила, что честь разрезать торт берут на себя она и Райан. Только Кабби Боумар был немного разочарован тем, что не увидит физиономии Колина, разукрашенной ванильным кремом.
        Шугар Бет старалась держаться либо рядом с «Сивиллами», либо около Джи-джи и ее подружек. Наконец Уинни отвела ее в сторону, велев подбросить букет. Шугар Бет нацелилась прямо в Джуэл, что, по мнению Колина, было весьма великодушным жестом. Никто не вспомнил о церемонии с невестиной подвязкой. Когда новобрачным пришло время уезжать, Уинни забрала у Шугар Бет жемчуга.
        — Ты не можешь отнять их у меня!  — вознегодовала разъяренная невеста.  — Могла бы и подарить мне на свадьбу! Именно о таком подарке я мечтала!
        — Про это забудь,  — отрезала Уинни.  — У меня на них планы поинтереснее.  — Поцеловав сестру в щеку, она спрятала колье.  — Твой подарок дождется, пока ты вернешься после медового месяца.
        — Какого еще медового месяца?
        Уинни подтолкнула ее к Колину. Тому, хоть и с некоторым трудом, удалось подвести ее к своей машине, украшенной белыми лентами и табличкой «Четвертый и лучший». В воздухе летали рисовые зерна. Мэрилин затолкала Шугар Бет на переднее сиденье, Линн бросила на заднее чемоданчик с вещами на первое время. Кто-то нажал клаксон, и они пустились в путь.
        Постепенно в машине воцарилась могильная тишина. Шугар Бет смотрела прямо перед собой. Колин пытался придумать, как начать разговор, но ничего не выходило. Обычно он засиживался у компьютера до рассвета, потом немного отдыхал, вставал и снова принимался за работу. И если не считать еженедельной поездки за продуктами, ни с кем не встречался. Иногда изводил себя жестокими походами по пустыне с рассвета до заката в надежде, что усталость позволит ему поспать дольше, чем два часа подряд, но такое удавалось редко. Он потерял вкус к еде и вообще к чему бы то ни было, кроме работы и мучительных мыслей о Шугар Бет.
        Они миновали забегаловку для водителей, и она наконец соизволила обронить:
        — Что за медовый месяц?
        — Я подумывал о Виргинских островах, но решил, что лучше просто направиться к озеру. Эми и Клинт уступили нам на ночь свой коттедж. Почему ты ела цветную капусту?
        Ее платье рассерженно зашуршало.
        — Объясни, где ты находился эти два месяца?
        — Снял маленький домик на краю Таоса. Три комнаты рядом с осиновой рощей. Скромно, но уютно.
        — Выглядишь утомленным. И похудел.
        Он расслышал тревогу в ее голосе — первую пробоину в доспехах враждебности, и вялость мгновенно исчезла.
        — Я вымотался. Устал как собака.  — Он тяжело вздохнул, краем глаза наблюдая за ее реакцией.  — Эти два месяца ужасно тяжело дались. Я постоянно чувствовал себя больным.
        — Возможно, страдал от последствий слишком бурной деятельности.
        Он улыбнулся, любуясь ее прелестным лицом:
        — Ты так сильно ненавидишь все это? Будущую жизнь со мной?
        Глаза ее грозно сверкнули.
        — Мы даже не подписали брачный контракт! А ведь я теперь богатая женщина!
        — Значит, беспокоишься?
        — Еще бы! Я только что вышла замуж в четвертый раз! Но излишком здравого смысла я никогда не страдала, поэтому что тут удивляться!
        — У тебя достаточно здравого смысла, не говоря уже о роскошном теле… которым я намереваюсь насладиться при первой же возможности.
        — Прекрасно, потому что секс — единственная причина, по которой я согласилась на эту авантюру.
        — Как я тебе понимаю.
        Остаток пути они провели в молчании. Она казалась смирившейся, почти счастливой, и атмосфера уже не была такой угнетающей, но он знал, что до опушки леса еще далеко.
        Он внес ее чемоданчик в коттедж — его вещи уже успели привезти — и, не тратя времени, увлек ее в спальню. Но не успев переступить порога, она замерла как вкопанная.
        — О Господи!
        Горы живых цветов и десятки высоких белых свечей заполонили каждый угол серой с белым комнаты. Где-то тихо играла музыка, и, что особенно тронуло Шугар Бет, одеяла на постели были откинуты, открывая массу белых розовых лепестков, которыми были усыпаны светло-серые простыни. Даже занавески на окнах, выходящих на озеро, были спущены. Мать Эми свято следовала данным ей указаниям.
        — Как всегда, все через край! Ничего в меру! Уж эти мне южане!  — фыркнул он.
        — Прекрасно,  — прошептала она.
        — Ну… если ты так считаешь…
        Трепетный свет отражался в черных бусинах платья, и ее кожа казалась полупрозрачной, переливающейся, словно присыпанной опаловым порошком.
        — У меня для тебя свадебный подарок,  — сказал он.
        — У меня тоже.
        — Если он тикает, я немедленно вызываю полицию.
        Шугар Бет улыбнулась. Он расслабился настолько, что смог пересечь комнату и вынуть из своего чемоданчика толстую стопку бумаги, перевязанную красным бантом. Протягивая ей подарок, он искренне пожалел, что мало выпил на приеме.
        — Я… я только вчера дописал последнюю главу и не успел раздобыть подарочную обертку.
        Шугар Бет не шевелилась. Ей почему-то стало страшно. Слегка трясущимися руками она взяла рукопись и поняла, что он нервничает. Это обрадовало ее больше, чем все, что происходило сегодня, и последние бастионы враждебности, которыми она старалась уберечь себя, стали потихоньку разрушаться. Она уселась на единственный стул и положила подарок на колени.
        — Ты закончил книгу.
        — Почти под утро.
        И наверное, посвятил ее Шугар Бет. Это и будет его сюрпризом.
        Она усмехнулась и потянула за криво завязанный красный бант. Он переступил с ноги на ногу и откашлялся. Его волнение еще больше смягчило ее. И тут ее взгляд упал на титульную страничку. Шугар Бет задохнулась.
        КОЛИН БЕРН

«Любовная история для Валентины»
        — О Боже…
        Десятки вопросов одолевали ее, но язык не слушался. Она с трудом обрела голос, оказавшийся тонким и неуверенным:
        — Но… но что случилось с той книгой?
        — Сначала я должен был написать эту.
        Она провела пальцем по странице, и тугой узел страха, живший в ней столько долгих лет, внезапно растворился. Его место занял всеобъемлющий покой. Мужчина, способный сделать такое для женщины,  — это мужчина на все времена.
        Губы ее дрогнули в нерешительной улыбке.
        — Когда любовные истории пишутся мужчинами, почему-то вечно оказывается, что героиня в конце умирает.
        — Только не в этот раз,  — таким же неверным голосом пробормотал он.  — И знай, что я никогда больше не смогу гордо смотреть в глаза своим собратьям по литературе.
        — О, Колин…
        Она прижала рукопись к груди. Глаза наполнились слезами. Последние следы страха улетучились. Остались только она и он, ее четвертый и последний муж.
        — Я так люблю тебя, родной.
        — На это я и рассчитывал,  — кивнул он и, подняв ее со стула, принялся вынимать шпильку за шпилькой из светлых прядей. И когда масса волос обрушилась вниз, стал целовать ее шею, плечи, шепча слова любви, становившиеся все более приземленными и недвусмысленными, по мере того как одежды на них оставалось все меньше.
        — Ты ослепительна,  — прошептал он, укладывая ее на розовые лепестки.
        Она провела руками по его телу, вновь знакомясь с буграми мускулов и впадиной живота. Он отыскал другие лепестки, мягкие и влажные, набухшие вожделением, благоухающие желанием, и она мгновенно потеряла голову. И совершенно обезумела, когда он вошел в нее и она встретилась с его горящим взглядом.
        — Я люблю тебя,  — шептал он.  — Так люблю, дорогая.
        Она прошептала в ответ свои клятвы любви, и сладостный шторм унес обоих.
        Наутро Шугар Бет, проснувшись, приподнялась на локте и долго смотрела на спящего мужа. Он много потрудился прошлой ночью, занимаясь с ней любовью, пока оба едва не потеряли сознание от усталости. Твердо воспротивившись первому порыву разбудить его, она соскользнула с кровати и натянула трусики, затем его фрачную сорочку. В кухне она нашла Гордона, кувшин с только что выжатым апельсиновым соком и корзинку с теплыми пышками. Ни у одной женщины нет подруг лучше, и как только выдастся время, она немедленно устроит прием в их честь.
        Шугар Бет выпила стакан сока, потрепала за уши Гордона и, оставив его дома, вышла через заднюю дверь и направилась к озеру. Солнечные лучи переливались в роскошном бриллианте, подаренном вчера мужем. Очевидно, он хотел, чтобы она ни на минуту не забывала о своем замужестве.
        Шугар Бет улыбнулась, купаясь во вновь обретенном покое, как в теплой, тихой речке. И пусть вечность — это очень долгий срок для любви, там, где речь шла о Колине Берне, не было ничего невозможного.
        — Я уже тебе надоел?
        Повернувшись, она увидела идущего к ней мужа! Его босые ноги оставляли темные следы на росистой траве. Рядом вышагивал Гордон. Колин в джинсах и майке выглядел неотразимым распустехой: небритый, растрепанный, жующий на ходу пышку, и, когда он поцеловал ее, она ощутила вкус бананово-ореховой крошки, зубной пасты и секса.
        — Ни чуточки.  — Она улыбнулась и погладила его по щеке.  — Я думала о свадебном подарке.
        — Я вложил кусочек сердца в каждую страницу,  — сказал он так нежно, что она снова залилась бы слезами, если бы не все то, что хотела сначала сказать ему.
        — Не этот подарок,  — выдавила она.  — Мой подарок тебе. Надеюсь, тебе понравится, потому что я не сумею забрать его обратно.
        — Невозможно представить, чтобы я вернул что-то, подаренное тобой.
        — Ловлю тебя на слове.
        И тут она сказала ему. Он оцепенел.
        Она не удивилась. Ей тоже понадобилось время, чтобы привыкнуть.
        Только через несколько минут он пришел в себя настолько, чтобы задать пару вопросов. Потом снова стал целовать ее, но как раз в тот момент, когда их дыхание стало прерывистым, он отстранился:
        — Прости, дорогая. Конечно, это наш медовый месяц, но…
        Он с величайшей неохотой отнял руку от ее попки.
        — Надеюсь, ты согласишься поскучать без меня всего часик? Самое большее два.
        — Ты бросаешь меня сейчас?!
        — В обычных обстоятельствах мне и в голову бы это не пришло, но в свете твоих поразительных новостей… — Глаза его сияли.  — Я чувствую настоятельную потребность написать эпилог.
        Эпилог
        Все звали ее Ханибелл[30 - Букв.: медовый колокольчик (англ.)], все, кроме отца, который обычно обращался к ней Юджиния… или Юджиния Фрэнсис, особенно в то утро, когда нашел новый галстук от Гельмута Ланга плавающим в миске с водой Гордона. Она была радостью и светом его жизни, после своей матери, разумеется: лукавый чертенок с его темными волосами, ослепительными глазами Шугар Бет и собственным задорным характером. Каждое утро, когда он нес ее на руках вниз, она визжала от восторга при виде огромного портрета Дидди и Шугар Бет, снова висевшего на прежнем месте в холле. Все угрозы спалить чертову штуку ни к чему не приводили. Шугар Бет оставалась глуха к его жалобам, объявляя, что Уинни не могла дать ей лучшего свадебного подарка. Если не считать жемчугов Дидди.
        — И не думай их надевать,  — шептала Джи-джи малышке в день ее крестин, когда Уинни официально преподнесла содержимое синего бархатного футляра своей новорожденной племяннице.  — Будешь выглядеть последней дурой.
        По воскресеньям они все собирались в доме Уинни на потлак: «Сивиллы» и их мужья, Линн и ее постоянная пара. Известие, что Джуэл и Линн стали отныне неразлучны, повергло город в настоящую панику, но Линн объявила, что больше она не желает жить во лжи, что она по-настоящему счастлива впервые в жизни, и хотя Джуэл наотрез отказывалась стать одной из «Сивилл», все же никогда не пропускала их потлаков.
        Хейди, размахивая разделочным ножом, направилась к Колину.
        — Ты здесь единственный мужчина, который способен разрезать окорок, не раскрошив,  — заверила она.  — Дай мне Ханибелл.
        — Я не ем ничего, кроме диетической кухни,  — провозгласила Мэрилин, устремляясь к микроволновке.  — И шлепните меня по рукам, если увидите, что я тянусь к чему-то другому.
        Шугар Бет поймала взгляд мужа поверх голов собравшихся и улыбнулась одной из тех редких улыбок, от которых таяло сердце. В ее глазах все еще светился некий намек на недоумение, словно она так и не смогла поверить, что все это принадлежит ей. Иногда он и сам с трудом этому верил.
        «Любовная история для Валентины» оправдала предсказания Шугар Бет и стала самой популярной книгой года, хотя лично Колин вполне мог бы обойтись без такой славы, не говоря уже о настойчивых мольбах редактора написать еще один романтический шедевр.
        Колин вздрогнул. Шугар Бет, разумеется, наслаждалась известностью и раздавала интервью налево и направо. «Валентайн букс». Название, которое она дала своему магазину, имело мгновенный успех, а Джуэл расширила «Джемайму». «Вокзальное кафе», которым Хейди управляла от имени Шугар Бет, превратилось в место сборищ всего города и самый кипящий рассадник сплетен, которых Колин боялся как огня.
        Жизнь была хороша, но не идеальна. Он и Шугар Бет время от времени вступали в словесный поединок, когда бывало подходящее настроение. «Сивиллы» затеяли нелепый заговор с целью найти секс-партнера для овдовевшей матери Мэрилин. Джи-джи обзавелась бойфрендом, что доводило Райана до белого каления. И иногда, особенно в полнолуние, Кабби Боумар и его дружки оккупировали передний газон Френчменз-Брайд, чтобы повыть на луну, призывая Шугар Бет. Колин в основном мирился с этим, потому что знал, как наслаждается она вниманием мужчин.
        — Ужин готов.
        Уинни взяла у него блюдо с окороком и погнала всех в столовую.
        — Когда-нибудь я принесу суши,  — мечтательно протянула Хейди.  — В «Биг стар» теперь продают.
        — Я в рот не возьму никакого суши!  — взорвался Дик.  — Уверен, что в Миссисипи эта гадость вообще запрещена законом!
        — Время молитвы,  — объявила Эми.  — Возьмитесь за руки.
        — Иди ко мне, Ханибелл,  — проворковала Шугар Бет, беря малышку у Хейди, и протиснулась между Райаном и Диком, чтобы встать рядом с Колином. Сжала его руку, и они оба молча возблагодарили Бога за все милости, о которых раньше и мечтать не могли.
        notes
        Примечания
        1
        Шугар Бет — сладкая Бет (англ.), типичное прозвище девочек-южанок.
        2
        Компания, производящая крупы, сухие завтраки и замороженные полуфабрикаты. Правление находится в Чикаго.
        3
        Марка английского фарфора, производимого фабрикой Споуда в Стоуке-на-Тренте. Здесь имеется в виду обеденный сервиз.
        4
        Французский квартал, район Нового Орлеана, где находятся все основные исторические памятники города
        5
        Персонаж ранних мультфильмов Диснея, поросенок-заика.
        6
        Так в обиходе называют выпускников университетов Лиги плюща, группы самых престижных учебных заведений Америки
        7
        Одна из героинь «Маппет шоу».
        8
        Герой поэмы восьмого века, убивший двух чудовищ и погибший в поединке с третьим.
        9
        Букв.: сладкий пирожок (англ.)
        10
        Вид сухого завтрака из овсяных и пшеничных хлопьев.
        11
        Имеются в виду драматические сериалы, поставленные американской компанией «Холмарк карде инкорпорейтед». Получили больше премий «Эмми», чем все другие сериалы. Среди постановок много пьес Шекспира и других выдающихся драматургов.
        12
        Опра Уинфри, ведущая популярного ток-шоу, первая ведущая-негритянка на телевидении.
        13
        Психоаналитик (жарг.)
        14
        Сваренная на пару кукуруза с мясом и перцем.
        15
        Имеется в виду клюквенный сок компании «Оушн спрей», занимающейся изготовлением всех видов продукции из клюквы.
        16
        Вьющееся растение, привезенное из Японии. Сначала его сажали, чтобы остановить наступление оврагов, но скоро оно заполонило весь Юг.
        17
        Сухой завтрак, хлопья в шоколаде
        18
        Один из приемов борьбы, захват.
        19
        Сухой завтрак из смеси кукурузной крупы, сахара, пищевых красителей и вкусовых добавок в виде гальки. Выпускается фирмой «Поуст»
        20
        Хрустящие палочки со вкусом мексиканской тортильи. Фирма «Фруто-лей»
        21
        Афроамериканский поэт и писатель, один из основатели так называемого гарлемского ренессанса
        22
        Для меня? (фр.)
        23
        Имеются в виду либо духи, либо душистое масло из коллекции парфюмера Клер Берг «Белая гардения»
        24
        Сеть универсальных магазинов, в которых товары продаются по относительно низким ценам.
        25
        Сеть универсальных магазинов с куда более дорогими товарами
        26
        Джон Филип Суза (1894 —1952) — известный композитор, прозванный королем маршей. Написал около ста сорока военных маршей.
        27
        Британская поп-группа, организованная в 1977 г.Дублине. Солист — Боно, настоящее имя — Пол Ньюсон
        28
        Приблизительно пятнадцать с половиной градусов по Цельсию.
        29
        Старое поверье: чтобы быть счастливой в браке, невесте нужно иметь во время венчания что-то новое, что-то старое, что-то голубое и что-то взятое взаймы.
        30
        Букв.: медовый колокольчик (англ.)