Пояс Ориона Татьяна Витальевна Устинова
        Тонечка - любящая и любимая жена, дочь и мать. Счастливица, одним словом! А еще она известный сценарист и может быть рядом со своим мужем-режиссером всегда и везде - и на работе, и на отдыхе. И живут они душа в душу, и понимают друг друга с полуслова… Или Тонечке только кажется, что это так? Однажды они отправляются в прекрасный старинный город. Ее муж Александр должен встретиться с давним другом, которого Тонечка не знает. Кто такой этот Кондрат Ермолаев? Муж говорит - повар, а похоже, что бандит. Во всяком случае, как раз в присутствии столичных гостей его задерживают по подозрению в убийстве жены. Александр явно что-то скрывает, встревоженная Тонечка пытается разобраться в происходящем сама - и оказывается в самом центре детективной истории, сюжет которой ей, сценаристу, совсем непонятен. Ясно одно: в опасности и Тонечка, и ее дети, и идеальный брак с прекрасным мужчиной, который, возможно, не тот, за кого себя выдавал…
        Татьяна Устинова
        Пояс Ориона
        «Она слышала только рёв собственной крови, и он казался ей грохотом. Так грохочет и ревёт надвигающийся скоростной поезд в ночном кошмаре, когда почему-то нельзя шевельнуть ни рукой, ни ногой, чтобы спастись, отползти с рельсов. Но в кошмаре было не так страшно, была надежда - вот, ещё чуть-чуть, последнее усилие и удастся пошевелиться, и ужас отступит.
        Никакой надежды. Никакого сна. Всё происходит здесь и сейчас - наяву.
        Она вдруг мимоходом удивилась - ну да, наяву. И именно с ней. В эту минуту.
        Она прислушалась, но из-за пульсации и стука в ушах ничего не было слышно.
        Она сглотнула сухую, как папиросная бумага, слюну, помедлила и выглянула из своего укрытия.
        Ничего не видно, только плотный серый туман висел над берегом. Наверняка в такой оглушительной тишине рёв её скоростного поезда слышен издалека, и он её выдаст!..
        Она вновь прижалась спиной к стене старого лодочного сарая.
        Медлить нельзя, нужно спасаться, но как, как?..
        Впереди река, но её не переплыть, не одолеть течение и водовороты. Дальше по берегу, кажется, камыши и болото, не выбраться. Назад никак нельзя, там… они.
        Остаётся сарай.
        Очень осторожно, перебирая по влажным шершавым доскам обеими руками, словно слепая, она двинулась вдоль стены. Лишь бы не сломалась под ногами ветка, не скрипнула предательски старая доска!..
        Щелястая дверь держалась на одной петле и была зачем-то подпёрта доской, но внизу оставался проём. Она стала на четвереньки и проворно забралась внутрь.
        Здесь тоже висел туман, наползший с реки, и было сумрачно.
        Она села на пятки и огляделась - две перевернутые лодки, какой-то запущенный верстак, в углу навалены рыболовные сети.
        Убежище так себе. Совсем никудышное. Если начнут стрелять, стены моментально разлетятся в щепки и ни от чего не укроют.
        Она потрогала лодку, покачала туда-сюда. Очень тяжелая, словно дубовая. Под неё не подлезть.
        Разве бывают дубовые лодки?..
        У кого-то из поэтов было про дубовый челн, а может, он был не дубовый, а утлый, она забыла.
        - Да некуда ей деваться,  - громко сказали совсем рядом, словно говорящий стоял над ней.  - Здесь где-то.
        - А может через реку махнула?
        - Щас!.. Там верная смерть, течение даже мужик не одолеет!
        - Так может, утопла?
        - Это бы хорошо, возни меньше. Эй, тут халабуда какая-то, взглянуть надо!
        - Да точно она в воду кинулась! Баба же! Мозгов нет!
        Девушка в сарае изо всех сил потянула на себя какую-то железяку, и лодка вдруг мягко перевернулась, оставив на земляном полу гору полуистлевших сетей. Девушка нырнула в лодку и мгновенно завалила себя серыми гнилыми верёвками.
        В эту секунду дверь сарая распахнулась и, нагнувшись, вошёл высокий человек с винтовкой в руке.
        - Ну чего там?!  - прокричали снаружи.
        - Да вот смотрю!  - Высокий пнул ногой лодку. Она закачалась, заскрипела, но устояла. Девушка не издала ни звука.
        Он подошёл ко второй лодке и заглянул под неё.
        - Куда баба делась,  - пробормотал он,  - хрен поймёшь!..
        - Чего там у тебя?
        - Нет её тут!
        - Говорю, вплавь решила!..
        - Как это теперь проверить?!
        - Не будем мы проверять!
        - А если в кустах засела?
        - Все кусты мы излазили!
        Высокий человек ещё раз оглянулся вокруг, ткнул дулом карабина в старые сети. Дуло упёрлось в лодочное дно в сантиметре от её лица. Она зажмурилась.
        - Хорош, пойдём отсюда!..
        Высокий длинно выматерился, ударил ногой покосившуюся дверь и вышел из сарая.
        Девушка лежала, заваленная сетями, боясь открыть глаза».
        Тонечка поставила точку, моргнула, прогоняя из головы серый речной туман, старые лодки и бандитов.
        На сегодня, пожалуй, хватит. Она сделала всё, что могла, и даже немножко больше.
        - Я люблю тебя, жизнь,  - пропела она фальшиво и потянулась,  - что само по себе и не ново! Я люблю тебя, жизнь, я люблю тебя снова и снова!..
        В гостиничном номере было сумрачно - горела только настольная лампа. Который может быть час?.. Сколько она просидела за работой?
        Впрочем, какая разница! Работа срочная, сценарий, как обычно, был нужен позавчера, съёмочный процесс запустить никак не могут, потому что сценарий не написан. Вот и призвали Тонечку, как лучшего сценариста, чтобы она написала быстро и качественно. Она согласилась - уж очень хорошие деньги пообещали за «быстро и качественно», так что теперь не имеет значения, сколько часов в день ей придётся просиживать за работой - взялся за гуж, не говори, что не дюж…
        …И всё-таки какой там был челн, в стихах? Дубовый или утлый?… Или тот и другой?
        Ей очень хотелось есть, пить, лечь, закрыть глаза и ни о чём не думать.
        Так есть и пить - или лечь и закрыть глаза?..
        Она посмотрела в окно - на фонари и старинное здание театра. Этот театр она обожала и, приезжая в Нижний Новгород, всегда старалась попасть на спектакль.
        Нужно будет Сашу сводить, он наверняка никогда не был в Нижегородском театре драмы!..
        Тут она вдруг сообразила.
        - Позвольте,  - сказала она с громким удивлением.  - А где мой муж?!
        Муж уехал в гости к «старому другу», и это было… Тонечка посмотрела на время… Часов шесть назад, ничего себе!..
        Она включила телевизор, позвонила на мужнин телефон, который, ясное дело, только уныло гудел ей в ухо.
        - Александр Наумович,  - сказала она телефону,  - где вы есть-то?.. Отзовитесь!..
        Абонент не отвечает, любезно сказал телефон женским голосом и предложил оставить сообщение после звукового сигнала.
        Тонечка никаких сообщений оставлять не стала. Её муж никогда не пользовался автоответчиком.
        …Или спуститься вниз, в ресторан? В этом отеле превосходный круглосуточный ресторан! Вчера по приезде они наужинались так, что Тонечка поклялась себе, что никогда в жизни больше куска в рот не возьмёт.
        В принципе.
        …Или принять душ и лечь? Если она ляжет, то сразу уснёт, а тут как пить дать явится муж-объелся-груш, разбудит, а потом она уж точно не заснёт!
        - Как всегда в это время,  - сказали из телевизора магическим голосом,  - шоу «Любит - не любит» и его ведущая Гелла Понтийская. Представляю вам моих сегодняшних гостей.
        - Какая ведущая?  - заинтересованно спросила Тонечка у телевизора.  - Как её звать? Гелла?!
        Ведущая была «норм», как выражаются Тонечкины продвинутые дети: длинноногая, волоокая, грудастая и губастая. На Геллу, конечно, не тянет, но зато очень, очень современная красавица.
        «Как вы узнали, что муж вам изменяет»?  - пытала ведущая смирную тётку лет шестидесяти. Татка волновалась, цветастое платье ходило на ней ходуном.
        «Дак я и не знала! Мне уж соседка сказала, Марья Павловна! Ваш-то, говорит, прощелыга, тихий-тихий, а на седьмой этаж шастает к Светке-козе!»
        «И вы решили сделать тест ДНК»,  - подсказала Гелла.
        «Я решила на лысину ему плюнуть, вот что я решила!»  - рассердилась тётка.
        Тонечка захохотала:
        - Зачем ей тест ДНК?  - спросила она у ведущей в телевизоре.  - Чтобы установить, её муж или не её на седьмой этаж шастает?
        Впрочем, тесты ДНК захватили нынче не только центральные каналы, но и региональные тоже. Господи, кто это смотрит, ну вот кто?!
        - Ты же и смотришь,  - сказала себе Тонечка и опять захохотала.  - В данную минуту.
        Она решила позвонить в ресторан и заказать еды в номер, даже трубку сняла, но тут в коридоре что-то с грохотом упало и как будто посыпалось, бабахнуло в стену.
        Она подбежала и распахнула дверь. И взвизгнула.
        Какая-то туша ворочалась на гостиничном ковре, пытаясь подняться. На голову туши была почему-то надета дикая плетёная шляпа, а вокруг рассыпаны яблоки - много!
        - Что такое?!  - выпалила Тонечка.  - Вам помочь? Вам плохо?!
        - Хорошо-о-о!  - уверила туша и поднялась, опираясь руками о стену.
        Поднявшись, она оказалась собственным Тонечкиным мужем Александром Германом, телевизионным продюсером и режиссёром.
        - Я пришёл,  - сказал Тонечкин муж,  - на своих ногах, заметь!
        - Я замечаю,  - едва выговорила ошеломлённая Тонечка.
        - Я тебе яблоки нёс, но растерял.
        - Я нашла,  - сказала Тонечка и сняла у него с головы корзину.  - Ты проходи, проходи!..
        Он ввалился в номер, дублёнка волоклась за ним по полу.
        - Вот сюда, сюда давай! Ложись!
        Он плюхнулся на кровать, запутался в дублёнке, стянул один башмак, а про второй забыл и полез к Тонечке с поцелуями.
        - От тебя разит, как от самогонного аппарата!
        Продюсер всех времён и народов нахмурился, на лице его отобразилась работа мысли.
        - Не,  - в конце концов обиженно сказал он.  - Не было никакого аппарата. Мы самогонку не гнали!
        Тонечка стащила с него дублёнку.
        Он опять потянулся, чтоб поцеловать.
        - Иди ты на фиг!  - Она оттолкнула его физиономию.  - Как ты в лифт зашёл? И кто тебя вёз?!
        - Кто-то вёз,  - признался Герман.  - Я не помню. И яблоки потерял. Вкусные такие яблоки, красные. Кондрат тебе передал, а я потерял.
        - Ты зачем корзину на голову надел, алкоголик?
        - Я нннеее надевал!
        Тонечка отбежала к чемодану, раскопала аптечку, которую всегда брала в поездки, немного там, у чемодана, похохотала сама с собой, бросила в стакан четыре таблетки растворимого аспирина и залила их водой.
        Когда она вернулась к мужу, тот крепко спал, подложив под щёку башмак.
        Тонечка забрала башмак, заставила страдальца сесть и выпить аспириновую воду.
        Страдалец хныкал, мотал головой и пить отказывался.
        - Нужно сейчас,  - уговаривала Тонечка.  - Иначе утром совсем плохо будет!
        - Будет хорошо!  - не соглашался её муж, но в конце концов всё допил.
        Тонечка прикрыла его пледом, побежала в коридор и собрала в корзину рассыпанные яблоки. Они на самом деле были очень красивые - крепкие, зимние.
        Когда она вернулась, муж, не разлепляя век, спросил строго:
        - Зачем ты её позвала?
        - Кого?  - не поняла Тонечка.
        - Эту Геллу из телека.
        Тонечка оглянулась на экран, там вовсю продолжалось шоу «Любит - не любит».
        - Гони её отсюда,  - продолжал муж.  - Она Ермолаю всю жизнь испортила!
        - Кто?!
        - Гелла из телека. Она его жена.
        - У тебя белая горячка,  - констатировала Тонечка,  - в начальной стадии.
        - Что ты,  - сказал муж,  - нет у меня горячки. Я просто напился.
        После чего захрапел так, что занавеска на окне, выходящем на драматический театр, пошла мелкой волной, и унять этот храп до самого утра не было никакой возможности.
        Утро началось, как и полагается утру после грандиозной мужской попойки: муж стонал, что больше никогда не будет пить, жена отчитывала его за содеянное и параллельно лечила.
        Фраза «Сколько раз я тебе говорила!» была повторена неоднократно.
        - Хорошо ещё, я тебя вчера заставила аспирин принять,  - говорила Тонечка, выжимая принесённый из ресторана лимон в стакан воды со льдом.  - Господи, что за удовольствие так налакиваться!
        - Да я же не специально,  - морщась отвечал Герман.  - Мы под разговоры и под закуску хорошую… Он же повар…
        - Я знаю, что он знатный повар, ты мне все уши про это прожужжал!  - Тонечка подала мужу воды, он жадно припал к стакану.  - Только я не понимаю, как это связано! Повар обязательно должен надираться до поросячьего визга?! Я вообще не понимаю, как ты до номера дошёл, как тебя в отделение не забрали или не ограбили по дороге, честное слово!..
        - Тоня, я не специально,  - Герман выпил всю воду и теперь налитым кровью глазом косил на стол: там был стратегический запас воды, но о том, чтобы встать, подойти и налить, не могло быть и речи!
        Тонечка, сообразив, налила ему ещё и поставила в изголовье кровати целую бутылку.
        - У меня первый муж был алкоголик,  - напомнила она тихо.  - Он допился до психиатрической больницы.
        Герман посмотрела на неё. В ушах у него шумело, в горле стояла гадость, голова была тяжелой и словно пылала.
        И тем не менее он рассердился.
        - Не нужно никаких сравнений!  - ответил он грозно.  - Ещё не хватает! Я не алкоголик и не первый муж. Я твой единственный муж, и точка.
        Тонечка наклонилась и с сочувствием поцеловала его в небритую щёку.
        - Бедный ты мой пьянчужка.
        - У меня голова вот с этой стороны болит, как будто я ударился.
        - Ты и ударился,  - сообщила жена.  - Ты упал в коридоре, стукнулся о стену! Рассыпал яблоки и надел на голову корзину.
        Он посмотрела на неё.
        - Что, серьёзно? Или ты шутишь?
        - Ничего я не шучу.
        - Вот дела,  - протянул Александр Герман задумчиво.  - Вообще не помню.
        - А ещё ты мне велел прогнать Геллу из телевизора, потому что она жена Ермолая.
        - Здесь была Гелла?!
        - Саш, хорош дурить,  - сказала Тонечка с сердцем.  - В телевизоре была ведущая, Гелла Понтийская какая-то! Ты в бреду решил, что она здесь, и велел её прогнать!
        - Да я вчера на неё полвечера убил,  - Герман сел, осторожно придерживая голову.  - Она приехала, такие давала гастроли, прямо образцово-показательные! И что он ей жизнь испортил, и что она несчастная, и что она в соцсетях всем расскажет, как он её избивает!..
        - Саш.
        - А?
        - Ты сейчас о чём говоришь?
        - Я тебе рассказываю про Кондрата Ермолаева, моего старого друга, с которым мы вчера вместе пили! Он первоклассный…
        - Повар!  - перебила Тонечка.  - Я знаю! На кого ты убил полвечера и кто давал гастроли?
        - Ведущая эта, Гелла! Она его жена.
        Тонечка зачем-то оглянулась на телевизор, словно Гелла, жена повара, могла внезапно выскочить оттуда. Телевизор не работал.
        - Она приехала в самый… разгар,  - продолжал её муж.  - И сразу стала беситься и кидаться на Ермолая, а он…
        - Он же вроде Кондрат.
        - Кондрат Ермолаев он. Смирный мужик, но вчера тоже чего-то разошёлся!
        - В смысле?..
        - Ну, они почти подрались,  - выговорил Герман неохотно.  - Как в сериале, которые ты пишешь.
        - Саш, я не пишу плохих сериалов!
        - Значит, как в хорошем сериале подрались! Почти.
        - Но не подрались?
        - Чтоб Кондрат женщину ударил?! Но послать … послал. И она уехала.
        Тонечка налила ему ещё воды и подсыпала льда из ведёрка.
        - Ну, муж и жена одна сатана,  - сказала она задумчиво.  - Всякое бывает…
        - Я, видишь ли, к семейным сценам непривычный,  - он вдруг улыбнулся.  - Ты же мне не закатываешь!
        - А она прям … закатывала?
        Герман кивнул. Он шумно хлебал воду из стакана.
        - А когда она уехала, мы уж всерьёз за дело взялись. Я вообще не помню, на чём ехал, кто меня вёз, как я в лифт зашёл. Яблоки помню, Кондрат за ними в погреб лазал.
        - А как ты корзину на голову надел, помнишь?  - не удержалась Тонечка.
        - Ты её выдумала, эту корзину? Чтоб уж окончательно добить?
        Тонечка засмеялась.
        - Саш, даже я такого не выдумаю! Но это была картина!
        - Всё, проехали.
        Тонечка промолчала.
        …А вот и не проехали, Сашечка, милый! Я теперь эту корзину тебе всю оставшуюся жизнь буду поминать, и ты об этом прекрасно знаешь! Стыдно тебе? Вот и хорошо, вот и постыдись всласть, от души!..
        Зазвонил телефон, и супруги стали синхронно озираться по сторонам.
        - В дублёнке,  - определил Герман.  - В кармане.
        Тонечка вытащила телефон и подала ему. На экранчике светилась надпись «Ермолай». Лёгок на помине! Он первоклассный повар, нам это известно. Должно быть, опохмелиться нечем. И ухаживать некому, Гелла-то была послана и уехала куда послали!
        Герман нажал на телефоне громкую связь и откинулся на подушки.
        - Са-ань?  - проговорил из трубки грубый, словно больной голос.
        Тонечка остановилась и посмотрела на телефон. Что-то случилось, моментально поняла она.
        Герман ничего такого не понял.
        - Кондрат! Здорово! Ты только глаза продрал?..
        - Нет,  - ответили из трубки.  - У меня тут… беда, Саня. Давай ноги в руки и ко мне.
        Герман сел, схватил трубку и поднёс к уху.
        - Кондрат!.. Алё!  - Посмотрел на экран и перевёл взгляд на жену.
        - Я тебя отвезу,  - сказала Тонечка.
        Первоклассный повар жил неблизко, почти в пригороде Нижнего. Гиппопотамистую, тяжеленную машину мужа Тонечка водила не слишком уверенно, а Герман нервничал и торопил, и по дороге чуть было не приключилась та самая семейная сцена, к которой он был непривычен.
        Один раз свернули не туда, оказались на пустой, присыпанной снегом дороге, которая петляла по мокрому лесу. И сигнал навигатора, ясное дело, пропал. Почему-то этот самый сигнал всегда пропадает в самый неподходящий момент.
        Пришлось возвращаться к развилке, перезагружать программу, ждать.
        - Я тебе говорил, не сюда! Я вчера не так ехал!
        - Саш, я не знаю, как ты ехал, но адрес я правильно завела. Если ты мне правильно назвал!
        - Дай я посмотрю!
        Тонечка закатила глаза и сунула ему телефон.
        «Поверните направо,  - командовал телефон невыносимо самодовольным женским голосом,  - через триста метров развернитесь!»
        - Ты что, обалдела?!  - зарычал Герман на телефонную женщину.  - Посёлок Заречный, дом сорок один!
        Тонечка отняла у него телефон.
        «Поверните направо»,  - повторила женщина-навигатор.
        Тонечка повернула, как было велено, и вскоре впереди замаячил указатель «Заречный 1,5» и стрелка.
        - Вот этот поворот помню,  - сказал Герман.
        - Молодец,  - похвалила Тонечка.
        На тихой улице дремали за заборами справные домишки, каменные, двухэтажные. И дорога была почищена, и переулки тоже. Видно, в посёлке Заречный хозяйничали со знанием дела и от души.
        - Где-то здесь,  - сказал Герман, всматриваясь в заборы.
        - Подожди, ещё не доехали!..
        Она въехали в переулок, и Тонечка притормозила. Ворота дома номер сорок один были распахнуты настежь.
        - Он что, куда-то утром ездил с такого похмелья?  - спросила Тонечка.  - Или жена вернулась?
        - Откуда я знаю,  - огрызнулся Герман.  - Заезжай давай!
        Посередине двора стояла красная машина, молотила движком. Передние двери и багажник открыты.
        - Ну вот! Жена и вернулась! Две минуты назад! Опять скандалить понеслась, даже двери не закрыла.
        - Нет, машина давно стоит,  - проговорила Тонечка настороженно.
        - С чего ты взяла?!
        - Крыша и багажник снегом присыпаны, видишь?.. А капот мокрый, он же горячий, снег на нём тает…
        Герман выпрыгнул, огляделся по сторонам, покричал:
        - Кондрат! Ты где?!  - И прислушался.
        Никто не отозвался.
        Тонечка выбралась с водительского места и потянула за собой рюкзачок. В рюкзачок она напихала воды в бутылках, сколько взлезло, и аптечку.
        Герман заглушил работающий двигатель в красной машине, сунул в карман ключи. Сразу стало очень тихо, как и положено зимой в деревне. Он захлопнул дверь и пошёл к дому, продолжая на ходу оглядываться.
        - Не нравится мне всё это,  - пробормотала Тонечка.  - Что-то здесь не так…
        Большой лохматый пёс выбрался из будки, за ним тащилось сено, как видно он спал на нем, отряхнулся и вопросительно брехнул.
        Тонечка оглянулась:
        - Ты мой хороший!  - сказала она псу.  - Что-то у тебя вид заспанный! Ты охранный пёс или нет?
        - Тонечка, давай за мной!
        - Я иду, иду!..
        В дом вели двойные двери, по виду старинные, на поверку оказавшиеся новомодными - металлические, с тяжелыми хромированными задвижками, почти банковские.
        Тонечка недоверчиво посмотрела на двери. Видимо, повар чего-то боялся. Или это его жена, звезда шоу «Любит - не любит», боялась?..
        - Кондрат, алё!  - проорал Герман из прихожей.  - Ты где?!
        - Осторожней, Саня,  - отозвался из глубины дома больной голос, который Тонечка сразу узнала.  - Иди кругом, прямо не ходи!
        Александр Герман замер на пороге комнаты, мельком оглянулся на Тонечку.
        - Тоня, иди в машину,  - велел он.
        Но она уже заглянула, конечно.
        Большая комната на три окна была разгромлена, словно в ней дрались стенка на стенку. Пол усыпан битой посудой и какими-то круглыми деревяшками - Тонечка не сразу сообразила, что это ножки от стульев. На светлом ковре, сбитом в сторону, тёмные пятна, много. Неровные, острые, страшные осколки стекла возле старинного буфета, из которого выбиты дверцы, закапаны чем-то красным. Кровь? Ветер колышет занавеску на распахнутом окне, на подоконнике перевернутые цветочные горшки, батареи засыпаны землёй.
        - Кондрат, мать твою!
        - Я здесь, на кухне.
        Большая комната была разделена на две условные части - кухню и столовую, и та часть, где располагалась кухня, тоже имела выход из прихожей.
        Возле гигантской плиты стоял высоченный мужик в тельняшке. Рыжая всклокоченная борода словно светилась в полумраке на фоне бледного, в голубизну, лица.
        - Что тут было?! На тебя напали?!
        Мужик пожал плечами и бородищей показал на Тонечку:
        - Ты зачем её привёл?
        Герман оглянулся. Тонечка ещё ни разу в жизни не видела, чтобы её муж был так растерян. И напуган.
        - Кого?..
        - Мы вместе приехали,  - выпалила Тонечка.  - Такси долго бы ждали, пришлось мне за руль садиться.
        - Уезжайте,  - сказал рыжебородый с трудом.  - Сань, выпроводи её. Нечего здесь делать.
        Но Герману было не до Тонечки.
        - Ты что натворил, Кондрат?!
        - Или кто натворил?  - встряла Тонечка.
        - Не знаю. Я проснулся… так уже было. А я ничего не помню!..
        Тонечка осторожно обошла мужа и огляделась. На кухне не было никакого разгрома, словно сюда не дошло цунами. Больше того! Кухня сияла какой-то праздничной, новой чистотой, словно из неё только что вышла команда уборщиков.
        Тонечка ещё пооглядывалась по сторонам, а потом тихонько взяла со стойки стакан.
        - Не трогайте вы ничего,  - выговорил рыжебородый с трудом.  - Нельзя! Сань, чего теперь делать? Наряд вызывать, да?..
        - Подожди, успеем,  - сказал Герман.  - Давай подумаем. Может, ты чего вспомнишь?..
        - Мы с Ленкой в хлам поругались.
        - Это ещё при мне.
        - Я больше ничего не помню!!!
        Тонечка налила в стакан воды, бросила аспирин, который моментально зашипел, брызгая колючими крохотными фонтанчиками ей на руку.
        - Девушка, я же вам сказал, не трогайте ничего!..
        Тонечка подала повару стакан.
        - Ну, давайте познакомимся,  - предложила она деловым тоном.  - Меня зовут Антонина Морозова. Вернее, Герман, но подписываюсь я Морозовой. Так удобней, потому что я сценарии пишу уже давно и под фамилией Морозова. Но Герман - звучит, правда?
        Она болтала без остановки, чтобы дать ему возможность отвлечься, рассмотреть её и выпить аспирин.
        - Я жена вашего друга Сани, то есть Александра Наумовича, конечно! А вы повар, и вас зовут Ермолай! Вернее, вас зовут Кондрат, а фамилия у вас Ермолаев, так что мы с вами оба называемся не так, как нам положено!
        Ермолаев Кондрат залпом допил воду, выдохнул и посмотрел на Германа.
        - Ну да,  - тот кивнул,  - она такая.
        Тонечка между тем пристроила рюкзак на стул и стала обходить кухню по кругу. Зачем-то она открывала ящики и заглядывала в шкафы. Вытащила какой-то свёрток, развернула, посмотрела и сунула обратно.
        - У вас образцовый порядок,  - похвалила она.
        - Ну, когда я готовлю, здесь бардак.  - Повар покрутил ручищей, на пальцах синела татуировка.  - Страшный.
        - Я слышала,  - подхватила Тонечка,  - что настоящие повара никогда за собой не убирают и не моют! Они только всё разбрасывают и расшвыривают, зато у них получаются кулинарные шедевры. У вас получаются шедевры?
        Рыжебородый Кондрат Ермолаев пожал плечами.
        - Я не знаю.
        - Выпейте ещё вот… таблеточку. Это от отравления. Ваш организм отравлен алкоголем,  - добавила она, сделав ударение на первом слоге, чтоб получилось смешно.
        Но никто не рассмеялся.
        - Слушайте, я вообще не пью никакие пилюли! Сань, скажи ей!
        - Тоня, он не пьёт пилюли!
        - А кто вчера убирал кухню?
        Кондрат с усилием проглотил таблетку.
        - В смысле?
        - Или вы сами убирали за собой? Саша сказал, что ужин был очень вкусный, и выпили много, потому что закуска была хороша. Вот вы приготовили ужин, а потом всё за собой сами помыли?
        Кондрат задумался - на лбу собрались складки.
        - Лена убирала,  - сказал он наконец.  - Точно, Лена! Она тогда ещё не уехала, и всё тут помыла.
        - Кто такая Лена?
        - Это его жена,  - подсказал Герман.
        - Да,  - согласился Кондрат,  - это моя жена.
        Тонечка посмотрела на мужа недоверчиво.
        - Ты же сказал, что его жена ведущая - шоу! Гелла… Гелла…
        - Понтийская,  - хором сказали мужики, и Кондрат продолжил:
        - Это для телека имя. А в жизни её зовут Лена Пантелеева.
        - Где она сейчас?
        Кондрат весь перекосился.
        - Не знаю. Я проснулся там, на диване, а вокруг… вот это всё. Я Сане позвонил.
        - А ей? Позвонили?
        Он кивнул.
        - Не отвечает?
        Он опять кивнул.
        Тонечка заглянула в широкий, почти во всю стену проём, соединявший кухню со столовой. С этого ракурса разгром тоже смотрелся ужасающе.
        Она осторожно прошла, стараясь не наступать на черепки, щепки и осколки.
        - Нельзя там ходить,  - безнадёжно проговорил Кондрат и махнул огромной ручищей.
        - Ничего, я тихонечко.
        - Надо вспоминать,  - Герман налил себе воды в стакан Кондрата и с наслаждением выпил.
        - Да чего вспоминать-то, Саня. Ничего мы не вспомним. Давай ментам звонить.
        - Нет, подожди,  - Герман выдвинул стул и сел.  - Она же приезжала!
        - И мы поругались,  - перебил Кондрат.  - В лоскуты.
        - Это было при мне!  - продолжил Герман.  - Только я не могу сообразить, в котором часу. Тоня! Когда я домой вернулся?
        - После двух,  - откликнулась Тонечка. Она ходила по комнате, высматривая что-то.
        - После неё мы ещё долго сидели! Ты в погреб ходил за яблоками, помнишь?
        - Яблоки помню, Саня,  - сказал Кондрат.  - А потом что? Ну, она же могла вернуться и… что?..
        - А чья машина на улице?  - издалека спросила Тонечка.  - Ваша или вашей жены? Или у вас одна на двоих?
        - Где?..
        Рыжебородый повар вдруг бросился к окну, прямо по осколкам и черепкам, и выглянул, даже свесился наружу, словно боялся изнутри не рассмотреть.
        Тонечка внимательно следила за ним.
        - Ленкина машина,  - сказал он убитым голосом.  - Значит, она возвращалась…
        - Когда мы подъехали, все двери были открыты, и двигатель стучал,  - Герман тоже подошёл и посмотрел в окно.  - Я заглушил.
        - А я ничего не слышал…  - растерянно проговорил Кондрат.
        И они взглянули друг на друга.
        - Я не мог её убить,  - сказал Кондрат скорее себе, чем Герману.  - Да ещё по пьяни!..
        - Значит, будем исходить из того, что вы не убивали,  - отозвалась Тонечка бодро.  - Теперь самое главное узнать, что здесь произошло.
        - Как узнать?!
        - Я пока не придумала,  - призналась Тонечка.  - Саш, а ты?
        - Камер никаких нет, конечно,  - полуутвердительно поинтересовался её муж.
        - Сдурел, что ли?
        Повар перегнулся через подоконник, зачерпнул мокрого снега и крепко отёр лицо. С бороды закапали тяжёлые капли.
        - Короче, звоню ментам.
        - Подождите!  - в один голос воскликнули супруги Герман.
        - Мы успеем позвонить,  - продолжала Тонечка очень уверенно.  - Давайте только сначала поговорим.
        Поговорить они не успели.
        На крыльце зазвучали шаги, сильно протопало,  - пришедший отряхивал снег с ботинок,  - и распахнулась тяжелая входная дверь.
        Высокая женщина в длинном пальто прямиком промаршировала в столовую, замерла на пороге и вытаращила глаза.
        - Здрасти, Светлана Павловна,  - пробормотал Кондрат.
        Женщина отступила и зажала рот обеими руками.
        Тонечка встала так, чтобы хоть немного прикрыть от глаз вошедшей разгром и бурые пятна.
        - Давайте я вас отведу на кухню,  - предложила Тонечка.  - Вы присядете, я налью вам…
        - Допился, сволочь, свинья поганая!  - вдруг заголосила женщина.  - Леночка!.. Зарезал её, сволочь?! Где она?! Куда дел?!
        - Тише,  - сказала повар умоляюще,  - тише, тише!..
        - Лю-у-у-ди!  - женщина сорвала с головы платок, побежала и скатилась с крыльца.  - Люди, человека убили! Убили человека!..
        - Странно, что меня тоже не арестовали,  - Герман потёр руками лицо.  - Я же был с ним почти всю ночь.
        - Его не арестовали, а задержали,  - поправила Тонечка устало.  - Саш, давай выпьем, а?
        - Нет,  - моментально отказался Герман.  - Только не это.
        - Ну, тогда ты чаю, а я… не чаю.
        Она прошла по сверкающей плитке - за ней оставалась цепочка мокрых следов,  - плюхнулась в кресло и с наслаждением вытянула ноги, словно весь день не могла присесть. Герман медлил, рассматривая её.
        Так она ему нравилась!..
        Приятное, особенное чувство, когда женщина нравится, и она - собственная жена.
        Даже после стольких часов - долгих часов, которые они провели сначала в доме Кондрата Ермолаева, а потом в отделении, после стольких объяснений, разговоров, подписанных бумаг, Тонечка казалась свежей, и буйные кудри вились особенно буйно - должно быть, от мокрого снега, который всё сыпал и сыпал с небес. Ей очень подходил пятизвёздочный «Шератон» в центре Нижнего Новгорода, сверкающая плитка, уют модной мебели, странных картин и дорогих ковров. Александр Герман за всю жизнь не встречал женщины, которой бы всё это так подходило. Её клетчатая английская куртка, той же генеалогии сумка на длинном ремне, на сумке монограммы в виде всадников, причёска, точнее полное её отсутствие, румяные щёки, уверенная грудь под светлым свободным свитером, ладные джинсы - как ему всё это подходило!..
        Он и не думал, что женщина может так ему подходить. До неё, до прошлого года, когда он её встретил, он просто… выполнял некую жизненную программу. Положено, чтобы успешный, уверенный и деловой мужчина появлялся в обществе с красоткой - он появлялся с разнообразными красотками. Положено ветреный и мрачный февраль проводить в Индонезии, «на солнышке» с длинноногой феей - он проводил февраль с феями. Положено по весне фотографироваться на итальянских озёрах рядом с совершенным женским телом, раскинувшимся в соседнем шезлонге - он фотографировался с телами. Иногда его связи были достаточно интересными и развлекали его, иногда получались так себе, но они всегда оставались словно вне его самого. Он наблюдал за собой и своими романами всегда с некоторой отстранённой иронией.
        Тонечка за год ни разу не дала ему возможности иронизировать и наблюдать!.. С ней он всё время жил полной жизнью, и это его… удивляло. Каждый день!
        Его жена, на которую он в эту минуту смотрел с тихим и умильным восторгом, нетерпеливо крутила шеей, выпутывала кудри, наконец стянула с шеи шарф, с облегчением пристроила вещи в руки подошедшего официанта и спросила белого вина со льдом, кофе и мятного чаю.
        Между прочим, Герман давно заметил, что официантам она тоже нравится, хотя они все были почти подростки, а Тонечка вполне себе дама!..
        Он подошёл и сел рядом.
        Она сразу придвинулась к нему и приложилась к щеке дурацким поцелуем в стиле «дорогой, как я рада тебя видеть этим вечером».
        - Какой-то ужасный день,  - пожаловалась она.  - Ты как? Как твоё похмелье?
        - Нет никакого похмелья.  - Ему не понравился поцелуй, он прихватил жену за шею и поцеловал как следует.
        Не по возрасту и не в меру целомудренная супруга тут же оттолкнула его физиономию.
        - Саш, ну что ты!..
        Он усмехнулся и отпустил её шею.
        - Ну, что мы будем делать?
        Тонечка потёрла нос.
        - История странная,  - сказала она наконец,  - вот правда, очень странная.
        - Как это верно, Ватсон.
        Она искоса взглянула на него и фыркнула.
        - Кондрат не мог убить,  - продолжал Герман очень серьёзно.  - Вот поверь мне. Я знаю.
        …Муж что-то недоговаривает, это ясно как день. С самого начала! Сколько Тонечка ни пыталась ещё в Москве выяснить, откуда у её мужа, великого телевизионного продюсера и в прошлом режиссёра, человека всегда и во всём благополучного, сытого и самоуверенного, взялся давний друг повар, да ещё в Нижнем Новгороде, у неё так и не получилось. Муж рассказывал какие-то глупости про бурную молодость и про то, что когда-то он, муж, был большой шалун, но дело с места не двигалось. Целый год, нет, даже почти полтора, Герман ни разу не вспоминал друга-повара и вспомнил только сейчас, а когда Тонечка пристала, только отшучивался.
        - На первый взгляд, всё как раз наоборот,  - нащупывая почву, продолжала Тонечка.  - Как раз похоже, что он убил жену-то.
        - Тоня, даже не начинай!..
        - Смотри, они сильно поссорились, ты сам мне рассказал ещё той ночью, что приехала и закатила скандал, что она испортила ему всю жизнь! Что она обещает выложить в сеть побои. Что он её послал подальше и они почти подрались…
        - Пошла писать губерния…  - пробормотал Герман в сторону.
        - Разве не могло быть так, что она вернулась, они опять поссорились, потом на самом деле подрались, и он её… ну, случайно, в драке, в угаре… ударил… неудачно…
        - Не могло быть,  - отрезал Герман.  - Тоня, правда. Я знаю, что говорю.
        Официант принёс поднос и начал ловко расставлять на круглом столе бокалы и чашки. Тонечка сосредоточенно думала.
        - А про неё ты что-нибудь знаешь?  - спросила она, как только официант отошёл, улыбнувшись ей напоследок.  - Про жену?
        - Ни-че-го,  - по слогам ответил Герман.  - Я понятия не имел, что Кондрат женился.
        - Плохо,  - сказала Тонечка.  - Самое скверное, что мы даже не знаем, где и как её искать.
        Герман обжёгся мятным чаем и уставился на жену.
        - Как… искать?  - переспросил он.  - Зачем нам её искать? Если Кондрат её…
        - Тьфу на тебя, Саша,  - рассердилась она.  - Ты сам себе противоречишь! Ты же клянёшься, что твой друг-повар жену не убивал! Значит, она жива и где-то должна быть! А где?..
        - Да в этом всё дело!  - вдруг вспылил Герман.  - Её нигде нет, ни на работе, ни дома! В отделении так сказали!
        - Саша, что выходит? Выходит, что Кондрат Ермолаев ночью в беспамятстве её убил, а тело где-то спрятал. Не приходя в сознание.
        - Во дворе машина стояла, вся нараспашку,  - напомнил Герман.  - Мотор работал.
        - Вот именно. Когда она на ней приехала? Выходит, после того, как ты ушёл, то есть, где-то ближе к двум. Потом они поссорились - с дракой и битьём стёкол. Потом, получается, он её выволок, затолкал в машину, куда-то вывез, вернулся обратно, оставил машину посреди двора с работающим двигателем и завалился спать. Логично?
        - Нет,  - отрезал Герман.
        - Вот именно,  - согласилась его очень умная жена.  - Так не бывает. Хотя, по большому счёту, есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось вашим мудрецам. Можно мне ещё Шабли?
        Герман помахал официанту, спросил вина и вдруг несказанно удивился:
        - Постой, постой, так ты… тоже не веришь, что Кондрат зарезал жену?
        - Молодец,  - похвалила Тонечка.  - Я ещё пока ничего не понимаю, но кое-что странно, правда.
        - Что?
        - Порядок на кухне, это раз,  - задумчиво начала перечислять Тонечка.  - Два: ночью был шум, и никто из соседей не прибежал и не спросил, в чем дело.
        - Фью-ю!  - присвистнул Герман.  - Нынче на шум никто не выходит, никому дела ни до чего нет.
        - Саш, это в Москве никто не выходит на шум! А здесь все выходят! Когда тётя сегодня на крыльце заголосила про убийство, моментально под забором народ собрался, ты не обратил внимания? И наряд сразу вызвали! Мы же не вызывали никого, а патруль приехал через семь минут после того, как она заорала, я засекла.
        - Ну ты даёшь,  - Герман покачал головой отчасти даже с недоверием.  - А кухня при чём?
        - При том, что расстались они, по всей видимости, абсолютно мирно. Твой повар и его телеведущая!.. Он ждал тебя в гости и готовил. Устроил на кухне бардак. Она этот бардак убирает, она всегда так делает, это Кондрат рассказал. Он готовит, а она за ним всё чистит и моет. После этого она уезжает - кстати, куда?  - среди ночи возвращается и закатывает скандал. В чём смысл, если подумать?
        Герман пожал плечами.
        - Вот именно,  - подхватила Тонечка.  - Получается, что смысла нет. Если они мирно расстались вечером, почему ночью случился скандал?
        - Потому что мы пьяные были.
        Тонечка рассердилась:
        - Саша! Ты же режиссёр! Включи режиссёрское воображение!  - Она потянула его за ухо.  - Чик-трак! Включилось?
        - Чего ты от меня хочешь?
        - Чтоб ты фильм представил. Муж и жена на кухне. К мужу вечером приезжает старый друг,  - тут она подумала и зачем-то добавила,  - лучше новых двух. Муж - повар, и он готовит пир,  - и она опять добавила,  - на весь мир. Жена видит, чего и сколько он готовит, знает, сколько закуплено выпивки. Потом она ликвидирует бардак, вылизывает кухню и деликатно отбывает в неизвестном направлении. Возвращается ночью, Бог мой, каков пассаж, что за ужасная картина - муж и старый друг уже изрядно набрались!
        Герман засмеялся.
        - И она давай скандалить и на него кидаться!
        - Да,  - согласился Герман.  - Фильм не складывается что-то.
        - Вот именно,  - кивнула Тонечка.  - Шума соседи не слыхали, на Кондрате твоём ни царапины. Или они очень аккуратно и тихо дрались, или…
        - Не дрались,  - подсказал Герман.
        - Или она так же деликатно и тихо дала себя зарезать,  - продолжала его жена,  - или…
        - Никто никого не резал, и вообще непонятно, что там произошло,  - закончил он.
        - Смотри, какая собака!  - вдруг с восторгом выпалила Тонечка.  - Ну вон, вон! Оглянись!
        К её внезапным перепрыгиваниям с мысли на мысль, с эмоции на эмоцию он никак не мог привыкнуть.
        …Что за собака?! При чём тут собака?!
        За соседний столик усаживалась женщина. Лицо у неё было озабоченное и словно встревоженное. На руках она держала…
        - Какая же это собака,  - сказал Герман несколько даже обиженно.  - Это какой-то… организм!
        - Сам ты организм!  - прошипела Тонечка.  - Это совершенно прекрасная маленькая собака! Нет, Саша, ты посмотри, какая прелестная!
        У «прекрасной собаки» тоже был довольно встревоженный вид. Она столбиком сидела на коленях у женщины, перебирала тоненькими, как спички, лапами, раскидистые уши время от времени начинали дрожать.
        - Я знаю породу,  - продолжала неистовствовать жена у него над ухом.  - Называется пражский крысарик! Правда! Очень редкая порода! В Средневековье такие собаки спасли Прагу от чумы! Они истребили чумных крыс!
        - Любая уважающая себя крыса перекусит этот организм на счёт «раз»!
        - Они на самом деле охотники, Саша!
        - Да в ней весу, должно быть, полтора кило! Какая уж тут охота!
        Но его жену было не остановить - как же! Поблизости от себя она заметила собаку!.. Всё остальное забыто.
        - Я подойду и познакомлюсь.
        - Дай им хоть отдышаться,  - недовольно сказал Герман.  - И чаю выпить. Они только пришли.
        Тонечка, приподнявшаяся было, чтобы бежать к «прекрасной собаке» и её хозяйке, плюхнулась обратно.
        Тут её словно осенило.
        - Слушай, там же тоже собака осталась! У Кондрата! Она выходила из будки и гавкала на нас.
        Герман с усилием перескочил следом за ней на эту новую мысль. Он явно отставал!
        - Это Ямбург,  - сказал он наконец.  - Кондрат его когда-то из Сибири привёз.
        - Он там остался совсем один,  - затараторила Тонечка.  - Его хоть покормить надо.
        - Соседи покормят.
        - А если нет?
        Он вздохнул.
        - Хорошо, мы поедем.
        - Поедем,  - повторила она.  - Вот бы ещё раз в дом попасть, осмотреться. Может, что-нибудь и высмотрели бы…
        Александр Герман, московский продюсер, в прошлом режиссёр, человек системный, хваткий, процветающий и благополучный, никогда и ничего не добился бы в жизни, если бы время от времени не решался на самые странные и дурацкие поступки.
        …Год назад он ввязался в расследование убийства артистки Дольчиковой и обрёл жену-сценаристку, тёщу - королеву-мать, тестя-генерала, дочь-студентку и племянника-африканиста[1 - Роман «Серьга Артемиды».]! Впрочем, Даня Липницкий никакой не племянник, а скорее тоже сын. В кроне семейного древа Липницких-Морозовых-Германов легко заблудиться, как в том самом дубе, который у Лукоморья. Там ещё златая цепь и кот!.. Так и у них.
        Герман переложил на диване свою дублёнку и пошарил в карманах.
        - Попасть в дом хорошо бы,  - пробормотал он и выложил на стол связку ключей на автомобильном брелоке.  - Попробуем? Может и попадём!..
        Тонечка уставилась на связку.
        - Я забрал из красной машины,  - пояснил её муж.  - Когда двигатель глушил, а потом сунул в карман и забыл. Тут только один ключ автомобильный, остальные скорее всего от дома.
        Тонечка перебирала ключи с таким восторгом, словно муж преподнёс ей букет орхидей.
        - Вот этот точно от наружного замка, а этот, скорее всего, от внутреннего… Саша! Ты гений!  - И она бросилась ему на шею.
        - А что ты там собираешься высмотреть? Есть идеи?
        - Конкретных пока нет, но мне, например, очень любопытно, почему на кухне полный порядок и райский рай, а гостиная вся разнесена по кирпичикам! А это, считай, одна комната!
        Герман немного подумал:
        - Может, потому что они в гостиной подрались? А не на кухне?
        - Или потому,  - подхватила Тонечка,  - что устроить образцово-показательный разгром в одном помещении проще, чем в двух. Особенно ночью и чтоб без лишнего шума. Хорошо бы ещё с соседями поговорить, может, ночью кто-то что-то видел или слышал?
        - Как ты это себе представляешь? Поговорить с соседями?
        Тонечка махнула рукой.
        - Ну, это очень просто придумать. Придумывать вообще просто!
        Герман усмехнулся.
        - Кому как.
        - Мне просто. Саша, я хочу такую собаку! Вот именно такую, ты посмотри только!..
        Ему опять понадобилось несколько мгновений, чтоб сообразить, о чём речь.
        Диковинное существо с не менее диковинным названием «пражский крысарик» устроилось на коленях у хозяйки столбиком и влажными оленьими глазами наблюдало за происходящим в лобби. Оно не тявкало и не тряслось, вид заинтересованный, но понятно, что настороже.
        - Можно я подойду уже?!
        - Они заняты, Тоня!..
        К женщине с «прекрасной собакой» размашистым шагом подходила девица в красной куртке. Она уселась напротив и начала сразу очень громко, на весь лобби-бар:
        - Здрасти, Галина Сергеевна, что за спешка? Я занята, у меня маленький, а вы звоните, житья никакого нет! Вам чего, денег жалко? Ну, так всё равно придётся отдавать!..
        - Милана,  - взволнованно отвечала женщина с «прекрасной собакой»,  - вы меня извините, конечно, но ведь собака не может у меня оставаться! Она уже большая, восемь месяцев скоро, ей дом нужен!..
        - Выдумали тоже,  - фыркнула девица и посмотрела на пражского крысарика, как показалось Тонечке, с отвращением.  - Она ж не на улице зимует! Я вообще хотела на вас в суд подавать! Только я человек не скандальный, повезло вам!
        - В суд?!  - изумилась женщина, и вид у неё стал совсем несчастный.  - На меня?!
        - И на собак ваших,  - продолжала Милана с чувством,  - и вот, ей-богу, подам, если вы не отвяжетесь!
        - Я?!  - опять повторила женщина.
        - Да, вы, вы!.. Вы же нас надули!.. Да ещё как ловко! Мама у вас зачем собачку брала? Мама брала, чтоб маленький в неё игрался!.. А собачка ваша чокнутая, с маленьким не играется, только прячется по углам! А в ванной запрёшь, так она оттуда лает, будит его!.. Я так маме и сказала, забирай от нас и отдавай обратно!
        Галина Сергеевна посмотрела на собеседницу с некоторым отчаянием, а собака точно с таким же отчаянием не отводила глаз от Галины Сергеевны. Вообще при появлении Миланы она заметно взволновалась, задрожала и пыталась спрятаться под стол.
        - Мы, должно быть, все друг друга не поняли,  - проговорила наконец Галина Сергеевна, и щёки у неё покраснели.  - Ваша мама брала собаку в подарок дочери, то есть вам, как я понимаю. Про ребёнка она ничего не рассказывала! Эти собаки не годятся для маленьких детей, что вы!.. Это собака-компаньон для взрослых, за ней особый уход нужен, пригляд.
        - Мне ещё за собакой ухаживать не хватает!  - Девица покрутила головой, как будто собеседница сморозила невесть какую глупость.  - Забирайте, а деньги возвращайте! Хорошо, я человек отходчивый, не скандальный, а то бы в суд подала! За обман!
        Галина Сергеевна вдруг посветлела лицом:
        - То есть вы её возвращаете совсем? Ваша мама, когда мне её привезла, сказала - на передержку.
        - Что ещё за передержка!  - возмутилась девица.  - Забирайте обратно и нянчитесь с ней, сколько хотите, только деньги верните все до копеечки, а мне такой радости не надо! Я думала, с ней маленький играться будет, а она не даётся! И чего? Какой от неё прок?
        Галина Сергеевна под столом погладила собаку, та вынырнула, и они посмотрели друг на друга, обе радостные.
        - Ну, конечно!  - Галина Сергеевна уселась свободней, и крохотное ушастое существо опять устроилось у неё на коленях заинтересованным столбиком.  - Давайте завтра? Только не здесь, мне сюда ехать неудобно!
        - Зато мне удобно,  - отрезала девица.  - Вы ещё покапризничайте! Скажите спасибо, что мы …
        - В суд не подадим,  - неожиданно подхватила Тонечка, поднялась и подошла к троице.
        Герман нисколько не удивился, чего-то в этом роде он и ожидал, странно, что его жена терпела так долго.
        - Меня зовут Антонина Герман,  - представилась Тонечка для солидности мужниной фамилией.  - Я из Москвы. Разрешите присесть?
        - Конечно,  - пробормотала Галина Сергеевна, двигаясь вместе с креслом и словно давая Тонечкиному креслу больше места.
        - Короче, завтра в семь здесь, и чтоб всё до копейки,  - распорядилась девица.
        - Какая прекрасная маленькая собака,  - не обращая на девицу никакого внимания, заговорила Тонечка, обращаясь исключительно к Галине Сергеевне.  - Я знаю эту породу! Она страшно редкая и ценная! Ещё со времён Средневековья!
        Женщина покивала. Кажется, собака покивала тоже.
        - Пражских крысариков дарили друг другу европейские монархи,  - продолжала выступление Тонечка,  - они очень ценились и стоили, как небольшое имение!..
        Девица Милана перестала натягивать куртку, замерла и стала слушать.
        Герман потешался.
        - Они душили амбарных крыс, разносчиков чумы. Этих собак носили в сумках, и они спасали вельмож от карманных воришек!
        Галина Сергеевна улыбнулась и погладила свою собаку.
        - Так оно и есть. А у вас крысарик?
        - Я о нём мечтаю!  - воскликнула Тонечка пылко.  - Во Вторую мировую порода почти погибла, и потом пришлось кропотливо восстанавливать! Эти собаки - мировое достояние!..
        Милана недоверчиво посмотрела на собаку, словно прикидывая, что из неё можно извлечь.
        - Вы ещё здесь?  - вдруг обратилась к ней Тонечка.  - Вы свободны, можете идти.
        Это было сказано таким тоном, что девица неожиданно для себя подхватила с кресла сумку и быстро посеменила к выходу. Тонечка и Галина Сергеевна смотрели ей вслед. Она дошла до двери, остановилась, потрясла головой, словно прогоняя наваждение, оглянулась на них и вышла.
        - Какая прекрасная маленькая собака,  - заговорила Тонечка совсем другим голосом.  - Я сразу хотела подойти, а мне муж говорит - не приставай!..
        - Да, видите, какого я маху дала,  - Галина Сергеевна улыбнулась.  - Иногда трудно разобраться! Покупательница сказала, что взрослой дочери хочет подарок сделать, а про ребёнка ни слова! Конечно, они не для детей, собаки эти! Детям нужно лабрадора брать…
        Она опять погладила собаку. Та внимательно следила за Тонечкой.
        - Придётся нам с тобой новый дом искать,  - сказала Галина Сергеевна.  - Ну, ничего, хорошо, что без потерь вернули. Запуганная, конечно, но очухается! Они такие умные.
        - Можно мне её подержать?
        Галина Сергеевна посмотрела на Тонечку и отказала вежливо, но твёрдо.
        - Зачем собаке лишние надежды? Вы же её не возьмёте! А она и так понимает, что от неё отказались. Вот уже неделя, как вернули, и всё время в плохом настроении, не отходит от меня. Мы лучше поедем, нам в Автозавод, далеко.
        - Завтра увидимся,  - быстро сказала Тонечка.  - Вы же приедете!..
        Галина Сергеевна рассеянно кивнула.
        - Как это я не разобралась сразу!  - сама себе сказала она.  - Чуть не погубила собаку-то!..
        - Тонечка,  - окликнул Герман негромко.
        Ему было совершенно ясно, что через пять минут его жена вернётся к столику с этой самой собакой!..
        Она подошла, вид немного рассерженный.
        - Саш, ну что такое? Я просто разговариваю!
        - Если ты хочешь ехать к Кондрату, поедем.
        - Нет, но это же совершенно замечательная маленькая собака!
        - Это организм, а не собака! Зачем она тебе?
        - Мы с ней вместе будем сценарии писать. И она станет со мной спать.
        - Я уже сплю с тобой,  - сообщил Герман,  - место занято.
        - Ну, Саша!
        - Ну что - Саша?! И у нас же Черри!
        Черри - веселая рыжая колли - на самом деле принадлежала тестю-генералу, но от души жила на два дома, и у тестя, и у Тонечки с мужем.
        - Черри не моя собака,  - заныла Тонечка.  - А я хочу свою!.. Она будет сидеть у меня на руках, когда я пишу.
        - А когда ты на совещании, она где будет сидеть?.. В сортире, как у той дуры?..
        Тонечка, открывшая было рот, чтоб продолжать ныть, осеклась и задумалась, но только на секунду.
        - А я буду брать её и на совещания тоже!  - И она подцепила мужа под руку.  - Её никто-никто не заметит, она станет тихо-тихо сидеть у меня под свитером, а я буду много-много и быстро-быстро работать!..
        Герман промолчал.
        «Много-много» и «быстро-быстро» работать - это совсем другой разговор, из другой, деловой и торопливой московской жизни.
        Тонечка писала сценарии, и делала это хорошо, но, с точки зрения её делового и расторопного мужа, медленно. Ему нужно было быстрее, как можно быстрее!.. Его воля, он заставил бы её писать все сценарии для его продюсерской компании. Она сопротивлялась, конечно, но всё равно чувствовала себя виноватой - опять задержала, подвела, а то и не угодила, нужно переделывать, а производство стоит!
        …Возможно, он слишком на неё давит, но деньги нужно зарабатывать изо всех сил, каждую минуту, не делая никаких поблажек, не позволяя расслабляться ни себе, ни окружающим, близким и далёким!..
        «Я так не могу,  - жалобно говорила Тонечка, шмыгая носом после очередного его выговора,  - как ты не понимаешь, мне нужно подумать, помолчать, посидеть. Иначе я напишу какую-нибудь ерунду!»
        «Ну, ерунду ты в любом случае не напишешь,  - отвечал он сердито,  - а думать и вздыхать некогда, нужно работать!»
        Так у них и не получалось договориться, и это немного беспокоило его. Он никогда не упускал своего и любое безделье считал преступлением, а она качалась в гамаке, играла с собакой, грызла яблоко, и при этом у неё получались лучшие сценарии на современном отечественном телевидении!.. Он не очень понимал, как это ей удаётся, но из такого умения нужно извлекать прибыль, постоянно, ежедневно, а она… в гамаке качается, теряет время!..
        Мысль о том, что «лучшие сценарии» как раз и получаются в основном из бездумных качаний в гамаке или созерцания июльских облаков, в голову ему не приходила.
        - Са-аш,  - сказала Тонечка дурацким голосом, когда он запустил двигатель машины,  - подари мне собаку. Пражского крысарика! А?..
        - Лучше скажи мне, зачем мы на самом деле едем к Ермолаю.
        - Ну и пожалуйста,  - Тонечка отвернулась и стала смотреть в окно.  - Ну и сколько угодно.
        Снег под вечер опять повалил, в свете фонарей густо сыпались крупные хлопья, и многочисленные следы, которыми был затоптан двор, уже замело.
        Герман остановил машину у ворот, заезжать не стал. Тонечка распахнула пассажирскую дверь и посмотрела вниз.
        Земля была далеко.
        - Купил бы приставную лестницу, что ли,  - пробормотала она.  - Как пить дать, навернусь.
        - Подожди, я тебе помогу.
        Но она, разумеется, сама выпрыгнула из салона и пошла к калитке. Снег скрипел у неё под ногами.
        Герман отчего-то чувствовал виноватым себя, а злился на Тонечку. Это было новым в его жизни - теперь всегда и во всём или почти всегда и почти во всём оказывалась виновата она!
        Тонечка осторожно зашла на участок - он казался совсем не таким, как при свете дня, притихшим, настороженным, с глубокими тенями вдоль забора, похожими на провалы в черноту. Со стороны будки забренчало, и выбрался, волоча за собой цепь, кудлатый пёс. Он взглянул на Тонечку, потянулся и зевнул во всю пасть.
        - У тебя хозяина забрали, бестолочь,  - сказала она псу.  - А ты спишь без задних ног!
        Пёс вильнул хвостом.
        - Саш, как его зовут, я забыла?
        - Ямбург. Кондрат его с газовой станции привёз, как раз из-под Ямбурга.
        - Что делал твой друг на газовой станции под Ямбургом?
        Герман ничего не ответил.
        …Э-э-э, нет, подумала Тонечка, так дело не пойдёт. Ты всё мне выложишь, милый. Я твоя жена, и именно я в данный момент стараюсь вызволить твоего друга из передряги!..
        Впрочем, с расспросами можно подождать.
        - Открывай скорей! Холодно, и лучше на крыльце просто так не маячить.
        Герман отрыл дверь - она не была опечатана,  - они оказались внутри дома и замерли. Было очень тихо, слышно, как на кухне капает в раковину вода.
        - Как ты думаешь,  - зашептала Тонечка, в такой зловещей тишине по законам жанра следовало шептать,  - он собаке сухой корм даёт или похлёбку варит? Первое, второе, третье и компот!
        - Он может,  - тоже шепотом подтвердил Герман, рассердился и заговорил в полный голос:  - Что ты тут хотела найти? Ничего мы не найдём, темнота хоть глаз выколи.
        - Мы задёрнем шторы и включим свет,  - бодрым шёпотом ответила Тонечка.  - Не бойся, Саша, я с тобой!
        - Я ничего не боюсь.
        Битое стекло и черепки захрустели, потом что-то зазвенело и покатилось.
        - Осторожней, Тоня!..
        Послышался шелест - Тонечка зашторивала окна.
        - Я всегда думала,  - донесся до него её шёпот,  - что писать сценарии - самая безобидная и мирная работа на свете. Сидишь себе и пишешь. Пишешь, да и сидишь себе!..
        Герман подошел к другому окну, засиневшему в темноте, как только привыкли глаза, и задёрнул плотную занавеску.
        - Ох, ёлки-палки!  - Она обо что-то споткнулась.  - Можно зажигать, Саш!
        Оба зажмурились от света, хлынувшего со всех сторон, а потом стали озираться.
        В огромной комнате ничего не изменилось - ни в той половине, где был мир и покой, ни в той, где Мамай прошёл.
        - Да уж,  - сказал Герман в конце концов. Разгром при электрическом свете производил какое-то новое, ошеломляющее впечатление.  - Что тут у них случилось?..
        Тонечка зашла на половину кухни и уверенно полезла в шкаф.
        - Что ты ищешь?
        - Я хочу посмотреть ещё раз. Я уже днём видела эту штуку!..
        Она вытащила из ящика свёрток тёмной кожи, перевязанный бечёвками, положила на стол и стала развязывать.
        - Это ножи, целая раскладка,  - Тонечка оглянулась на мужа.  - Ножи всегда собственность повара. Всякое кухонное оборудование, продукты и прочее - собственность ресторана, а ножи у поваров всегда свои. И вот у меня вопрос! Если твой друг зарезал супругу, то чем?
        Герман подошел к ней и стал рассматривать сверток.
        - В ящиках только серебряные приборы, ими не зарежешь! Никаких тесаков и топоров на поверхности нет. То есть они наверняка где-то есть, но не под рукой. А здесь всё цело!..
        И Тонечка откинула последнюю часть раскладки.
        И уставилась на ножи в изумлении.
        - Одного ножа не хватает,  - констатировал Герман.  - Как раз самого большого.
        Тонечка кинулась к ящику, заглянула, а потом зашарила в глубине.
        - Саш, ты понимаешь, что днём все ножи были на месте?! Я тебе точно говорю, я смотрела!
        - Ты не заметила.
        - Я всё заметила! И я клянусь тебе, они все были здесь! Каждый в своём кармашке!..
        Герман подумал немного.
        - Давай поищем… там?  - и он кивнул в сторону разгрома.
        - Его не может там быть, потому что днём он был в этой штуке!
        - Кто-то мог взять нож из этой штуки и положить туда для достоверности картины.  - Он махнул рукой в сторону разгрома.  - Уже после того, как мы все уехали в отделение.
        - Здесь всё заперли! А дверь просто так не взломаешь! Ты обратил внимание? У них как в бункере!
        Тонечка выскочила в прихожую, выхватила телефон и стала светить фонариком в дверной замок.
        - Не взломано тут ничего! Если открывали, то ключами! Саша!
        - А?
        - Я ничего не понимаю,  - произнесла Тонечка жалобно.  - Почему я не понимаю?!
        - Я-то уж совсем ничего не понимаю,  - пробормотал Герман.  - Я же не пишу сценарии.
        - При чём тут сценарии?!
        Она вбежала на кухню и энергично почесала свои буйные кудри.
        - Думай, думай,  - велела она себе.  - Предположение, что нож вынули из раскладки, чтобы подложить на место возможного убийства - чушь. Здесь сотрудники всё осмотрели, составили протокол и уехали, зачем подбрасывать нож после осмотра, для кого?.. Но всё же нужно попробовать поискать.
        - Я попробую,  - сказал Герман, перешёл на другую половину и уставился в пол.
        - И дверь,  - продолжала Тонечка.  - Дверь не взломана, а она совершенно точно была заперта! Значит, открывали ключами. Давай подумаем, у кого могут быть ключи.
        - Я вынул связку из замка зажигания красной машины,  - отозвался он, присев на корточки и осторожно рассматривая какие-то черепки.  - Кондрат сказал, что это машина его жены.
        - Стало быть, и ключи тоже её,  - подхватила Тонечка.  - Ну, у него свои ключи должны быть точно. Но он в кутузке. Остаётся тётя Мотя, которая днём вопила и билась.
        - Она домработница и звать её Светлана Павловна Махова.
        - Кстати,  - Тонечка посмотрела на мужа с восторгом.  - Кстати, это мысль! Она могла вернуться и подложить нож! Как раз для достоверности картины! Помнишь, она сразу стала кричать, что твой друг Кондрат сволочь и поганая свинья, допился и зарезал Леночку! Вряд ли она знает, что второй раз под протокол никто ничего не осматривает!
        - Н-да…  - пробормотал Герман.
        Копаться в осколках и мусоре было противно. Он косился на зазубренные пики выбитых стёкол с подсохшими красными каплями, и от их вида его мутило.
        - Он сильно пил? Твой повар?
        - Не знаю, я давно его не видел. Раньше пил как все.
        - Откуда он вообще взялся, Саш? Для чего мы сюда к нему поехали?
        Он поднялся с корточек и переступил через опрокинутый стул.
        - Я сто раз уже говорил!.. Старый приятель, позвал в гости, чего не съездить!
        - Ну да, ну да,  - согласилась Тонечка.  - В Рим мы не полетели, потому что тебе некогда, а в Нижний Новгород - совсем другое дело, конечно! Чего не съездить…
        Герман промолчал.
        Тонечка вновь принялась открывать шкафы.
        - Как ты думаешь, где может быть собачий корм?..
        - Если первое, второе, третье и компот, то в холодильнике, а если мешок, не знаю где. Ищи.
        - Какой ты умный, Саша.
        Тонечка заглянула в холодильник, но там не было ничего, что могло сойти за собачий обед, и вообще готовой еды почти не было. Видимо, Кондрат Ермолаев готовил, что называется, «с ножа»  - приготовлено, съедено, всегда свежее, всегда с пылу с жару!..
        Зато холодная кладовая ломилась от припасов - здесь хранилось такое изобилие, что Тонечка несколько секунд озиралась в изумлении. На полках в образцовом порядке были разложены пакеты и расставлены сверкающие банки, отдельно лежали приправы, какие-то стручки и ветки, плотно закупоренные стеклянные сосуды, в одном из них на дне оказался диковинный цветок. Спаржа, артишоки, фенхель, имбирь, сельдерей, какие-то травы, отдельно, за стеклом - десять сортов и разновидностей муки!
        Как видно, повар еду любил, холил и лелеял!
        - Саш, подойди! Посмотри, что тут!
        Захрупало стекло, Герман подошёл и присвистнул.
        - А собачьего корма так и нет?
        - У него всё разложено идеально, у твоего Кондрата,  - сказала Тонечка.  - Такое только в кино показывают!.. Стало быть, и собачья еда должна храниться по всем правилам!
        - Ты знаешь правила хранения собачьей еды?
        - Из пакета пересыпать, закрывать крышкой, не на свету и не на жаре,  - протараторила Тонечка.  - Это все знают, у кого собаки. Пошли отсюда, а то мы тепла напустим! У него здесь аж два градусника, на этой стене и на дальней, видишь?
        Они вернулись в кухню. Герман потёр затылок - голова начинала болеть как-то снизу, от шеи.  - Ему хотелось скорей уехать отсюда, вернуться в «Шератон», съесть двойную порцию огненной ухи, выпить рюмку водки, завалиться на чистые простыни и спать до часу дня.
        Но его жена искала собачий корм.
        В самом углу кухни, за холодильником, обнаружился справный дубовый бочонок с плотной крышкой. Тонечка потянула, крышка открылась не сразу.
        - Нашла!.. Саш, притащи с улицы миску!.. Она возле будки! Как же хорошо, сейчас собака наконец поест!
        - Налей ему виски,  - буркнул Герман, распахивая дверь.  - Собака наконец выпьет!
        - Уличные собаки,  - вслед ему проговорила Тонечка,  - зимой едят снег, а виски они не пьют! И воду они тоже не пьют! Им хватает снега!
        Миску с едой она вынесла сама, чтобы послушать, как пёс станет радостно и упоительно хрустеть, и, понаблюдав немного, вернулась в дом.
        - И всё-таки, куда мог деться нож? Кто его взял?.. И зачем?..
        - Может, поедем?  - попросил Герман, чувствуя, что малодушен и жалок.  - Ну сил никаких нет, Тоня!
        - Поезжай,  - тут же откликнулась Тонечка.  - А я тут ещё побуду, потом выйду к магазину и вызову такси. Всего и делов!
        - Я так и думал.
        Некоторое время они молча копались в обломках и черепках. Герман сердито, а Тонечка задумчиво.
        - Нет здесь ножа.
        - Зато смотри, что я нашла!..
        Она подняла с пола пухлый том, переплетённый малиновым, и стала дуть на обложку. С неё посыпались земля и мелкие стеклянные крошки.
        - Мы станем читать вслух?
        - Это альбом с фотографиями, балда,  - сказала Тонечка.  - Дивная вещь, таких давно ни у кого нет.
        Герман вздохнул. Тонечка открыла первую страницу.
        - Смотри, фотографии совсем новые! Прошлая осень, а тут Новый год. Везде даты стоят! Твой Кондрат любитель семейных альбомов?
        - Я не знаю.
        - А ты вообще что-нибудь про него знаешь?
        - Я точно знаю, что он не мог убить жену,  - заявил Герман.  - Вот это я знаю!
        Тонечка захлопнула альбом и сунула его в рюкзак.
        - Дома посмотрим,  - решительно проговорила она.  - Саш, я схожу на второй этаж, ладно?
        - А там тебе что понадобилось?!
        Она пожала плечами.
        - Ну, просто посмотреть. Мы же должны понимать, как они жили! Вдруг у них разные спальни и всякое такое.
        - Да какая нам разница, какие у них спальни?!  - почти зарычал Герман.  - И вчера Кондрат наверх не ходил! Он лазал в подвал за яблоками! И вообще, давай уже поедем отсюда!
        Тонечка с сочувствием поцеловала его в щёку, выбралась в коридор и зажгла свет.
        И тут же позвала негромко:
        - Саша…
        Он моментально подскочил к ней - голос не обещал ничего хорошего.
        - Смотри,  - теперь она шептала.  - Вон, на третьей ступеньке.
        Герман отсчитал ступеньки. На третьей была разлита вода, небольшая лужица.
        Он посмотрел на жену.
        - Наверху кто-то есть,  - прошептала она, и глаза у неё округлились.  - Это снег. По лестнице прошёл человек, с ботинка отвалился снег и растаял.
        Он даже не стал спрашивать: ты уверена? Он сразу понял, что она права.
        …Чёрт возьми, чего-то в этом роде он и ожидал! Всё сразу пошло наперекосяк, недаром ему так отчаянно хотелось отсюда уехать!
        Он отстранил Тонечку с дороги и стал подниматься по лестнице.
        - Саша, стой! Не ходи!
        Но он не слушал. Она догнала и вцепилась ему в рукав:
        - Стой, мы не знаем, кто там!..
        Он оторвал от себя её руку и пошёл дальше, прикидывая, где может быть выключатель. Нужно сразу зажечь свет!.. Если на втором этаже кто-то есть, значит, он давно их слышит и видит. И он готов!..
        - Тоня, не ходи за мной!
        Он перемахнул сразу через две ступеньки, нашарил выключатель, вспыхнул свет.
        Возле чёрного провала распахнутой двери стоял наизготовку человек с длинным ножом в руке.
        - Не подходи,  - негромко сказал он, и свет блеснул на лезвии.  - Я не дамся.
        - Тихо, тихо, тихо,  - быстро проговорил Герман.  - Ты кто? Как ты сюда попал?
        - Прочь с дороги,  - приказал человек.  - Ну?!
        И головой вперёд, как в воду, кинулся на Германа. Тонечка взвизгнула.
        - Стой, кому говорю!  - Герман перехватил руку с ножом, выбил, нож дзинькнул и покатился. Человек дёрнулся, вывернулся, странно извиваясь - в руках у Германа осталась куртка,  - и помчался к лестнице.
        Какое-то молниеносное движение, сдавленный крик, и человек кубарем покатился вниз.
        Герман ринулся за ним, следом Тонечка.
        Человек сидел на полу возле лестницы, держался за локоть и скулил.
        - Вставай,  - сказал ему Герман.  - Или ты ноги переломал?
        Незнакомец неуклюже поднялся.
        Тонечка подумала, что все драки в сценарии нужно срочно переписать. Нынешняя возня с незнакомцем так отличалась от киношных драк! Неприлично писать такие глупости, которые она писала до сегодняшнего дня. В жизни так не бывает…
        - Иди туда,  - Герман подтолкнул человека к кухне и повернулся к жене:  - Что ты сделала? Почему он упал?
        Тонечка пожала плечами с независимым видом.
        - Подножку поставила,  - сказала она и зачем-то отряхнула свитер.  - Мы в университете всё время на «Динамо» бегали, и мне всё время подножки ставили. Я плохо бегала! И всё время падала. И решила тоже научиться и всем ставить!
        - Молодец,  - похвалил Герман.  - Научилась.
        Незнакомец стоял посреди кухни, ссутулив плечи и опустив длинные, словно обезьяньи, руки.
        - Ты кто такой?  - Герман взял стул, уселся и положил ногу на ногу.  - Как ты сюда попал?
        Человек дёрнул шеей, и только тут Тонечка его рассмотрела. Он был совсем юный и какой-то… грязный, словно никогда не умывался. Сальные волосы косицами свешивались на лоб, на впалой щеке то ли шрам, то ли пятно. И лицо словно из острых углов.
        - Я… эт самое… почапаю,  - заговорил человек хрипло.  - А? Ты меня не видел, я тебя не видел. Досвидос. А?
        - Поговорим, и почапаешь,  - пообещал Герман.  - Ну? Кто ты такой? Как в дом попал?
        Человек пожал плечами. Скулы у него постепенно наливались нездоровой краснотой.
        Тонечка соображала.
        Взяла стул, подвинула парню и велела ему:
        - Садись. Как тебя зовут?
        Тот усмехнулся.
        - А тебя?
        - Меня Антонина Фёдоровна,  - сказала она, не дрогнув.  - А это Александр Наумович.
        Парень вдруг хохотнул:
        - Еврей, что ли?..
        - Как тебя зовут?
        - Петя. Или Вася. Чё ты мне сделаешь, мужик?  - вдруг напал он на Германа.  - Я ща пойду, ты чё, наручники на меня наденешь?
        - Надаю по заднице,  - ответил Герман равнодушно, и это равнодушие, казалось, задело парня.  - И сдам в участок. Ты как в дом попал, Петя или Вася?
        - А ты как, дядь?
        - Мне хозяин ключи оставил. Тебе тоже оставил?
        - Открыто было!
        - Не бреши.
        Тонечка, стараясь быть как можно менее заметной, обошла их по кругу, вышла в прихожую и на всякий случай заперла входную дверь - мало ли, вдруг на самом деле побежит? Потом тихонько поднялась на второй этаж, подобрала нож, внимательно его осмотрела, понюхала и осторожно прошла в комнату - ту, где было открыто.
        Быстро вышла оттуда и сбежала по лестнице.
        Внизу дело никуда не продвинулось.
        - Отцепись, дядя,  - гундосил парень.  - Хошь, пойди проверь, я ничего не крал, блин!..
        - Как ты вошёл? Кто тебя пустил?
        Тонечка положила руку мужу на плечо и тихонько нажала. Он посмотрел вверх, на неё.
        - Ножом из раскладки он резал колбасу,  - сказала жена негромко.  - В спальне.
        …Другой, что ли, нож найти не мог, зачем он полез в раскладку? И почему он поперся на второй этаж?  - мелькнуло у нее в голове.
        - И чё?!  - вскинулся парень.  - Я жрать хотел! И щас хочу!.. Нельзя, что ль?!
        - Можно, можно,  - успокоила Тонечка.  - Ты расскажи нам, как всё было, и мы от тебя отстанем.
        Герман вдруг на что-то решился. Тонечка почувствовала это ладонью - плечо под её рукой дрогнуло и окаменело.
        - Ты Родион?  - спросил Герман.  - Тебя Кондрат разыскал?
        Парень дёрнул головой - дрогнули сальные косицы - и кулаком сильно потёр нос.
        - Родион?  - переспросила изумлённая Тонечка.  - Раскольников?
        - То есть, ты в курсе, что ль, дядя?
        Герман кивнул:
        - До некоторой степени.
        - И… чё теперь?  - спросил парень.  - Где Кондрат? И чё тут было ваще? Разборки?
        - Мы не знаем,  - сказал Герман.  - Но нам нужно уходить отсюда. Поедешь с нами.
        - Чё это я поеду?  - пробормотал парень, и стало ясно, что поедет.  - Меня Кондрат позвал, а без него я не согласен!..
        - На нарах Кондрат, понятно?! И давай не бузи, я устал очень. Тоня, гаси везде свет.
        - Саш,  - тихонько проговорила Тонечка.  - Можно я тоже спрошу, что здесь происходит?
        - Можно,  - разрешил Герман.  - Где его куртка?
        - Ты бросил её на лестнице.
        - Принеси.
        Тонечка принесла куртку. Вся её жизнерадостность улетучилась, теперь ей хотелось только одного: вернуться в отель и хорошо бы заодно уж во вчерашний день, где её придуманная героиня пряталась в придуманном сарае от придуманных бандитов.
        - Кондрат говорил, ты приедешь через три дня.
        - А я сегодня, и чё?!
        Тонечка машинально вымыла нож и сунула его на место, в кожаный чехол.
        - Тоня, что ты там копаешься?! Выходи, я дверь закрою.
        Тонечка вышла во двор. Снег всё летел, но стало как будто теплее. Она задрала голову, посмотрела в тёмное небо и вдруг удивилась - из такой темноты сыплется такой белый снег!.. Он возникал из небытия где-то прямо над головой, и хотелось поднять руку, чтобы пощупать, откуда он берётся.
        Парень по имени Родион мялся возле машины, не решаясь ни сесть, ни убежать, нерешительность была написана у него на лице.
        - Залезай давай,  - велел Герман, стянул дублёнку и швырнул в салон. Он никогда не ездил за рулём в верхней одежде.
        - Ага,  - прогундосил парень,  - я-то залезу, а ты меня копам сдашь?..
        - Копы в Америке,  - сказал Герман.  - А до Америки далеко. Садись!
        Парень неловко полез на заднее сиденье. Тонечка посмотрела в окно.
        В машине быстро стало тепло, от куртки парня несло какой-то дрянью - то ли гарью, то ли резиной. В молчании они доехали до Театральной площади, на которой сияли фонари, а по улице Большой Покровской прогуливался праздный народ и какой-то уличный музыкант играл на аккордеоне - жизнь!..
        - Останови, дядя,  - сказал парень.  - Я здесь сойду.
        - Ответишь на пару вопросов и вали,  - Герман приткнул зелёного бегемота, гордость британского автопрома и, возможно, короны, к сугробу.
        Родион поёрзал на заднем сиденье, одним движением наотмашь распахнул дверь, чуть не вывалился, сиганул и дал стрекача напрямик через сквер.
        - Стой!  - заорал Герман и дёрнулся за ним.
        Тонечка вышла из машины, вытащила рюкзак, захлопнула дверь и потихоньку пошла по расчищенному тротуару к сверкающему подъезду «Шератона».
        Герман нагнал её уже на ступеньках.
        - Утёк,  - он опёрся руками о колени и шумно выдохнул.  - Прям по сугробам и… туда куда-то, за дома.
        - Марафонец,  - констатировала Тонечка и зашла в отель.
        В номере она сразу отправилась в душ и поливала себя горячей водой до тех пор, пока её муж не зашёл и не сказал, что она вот-вот сварится, пора выходить.
        Тонечка, решившая, что разговаривать с ним ни за что не станет, повернулась спиной и переключила воду - теперь лилось прямо с потолка, и это было удивительно приятно.
        Однако её эскапада дала совершенно неожиданный эффект. Муж, с которым она не желала разговаривать и видеть его не могла, как только она повернулась спиной, моментально стянул с себя футболку и джинсы вместе с трусами, распахнул стеклянную дверь и схватил Тонечку за бока.
        Она взвизгнула и попыталась высвободиться, но не тут-то было. Он был не слишком высок, но широк и силён, не Тонечке тягаться. Он как-то ловко схватил её за руки, прижал их к боками и обнял, не давая вырваться.
        - Что ты надулась как мышь на крупу?  - Он поцеловал её в шею с одной стороны. Вода валилась им на головы, шумела и сверкала. У Тонечки в голове тоже зашумело и засверкало.  - Я забыл про этого парня начисто, только и всего.
        И он поцеловал её в шею с другой стороны.
        - Мне Кондрат что-то такое говорил, но я его плохо слушал,  - и он поцеловал её в губы.  - В чём я провинился?
        - Сейчас ты используешь незаконные методы воздействия. На меня.
        - О, да!..
        - Ты не хочешь мне ничего объяснять и пристаёшь!
        - Ну, конечно.
        - Я не стану с тобой разговаривать!
        - Правильно.
        - Саш, отпусти меня!
        - Легко.
        Он разжал руки и даже развёл их стороны, и Тонечка вместо того, чтобы с достоинством - или его остатками - удалиться, кинулась ему на шею.
        Ну, не удержалась.
        Ну, что теперь поделаешь.
        Он был весь крепкий, ладный, немного волосатый - ей это особенно нравилось. Ей нравились даже его уши, с которых катилась вода, на мочках висели капли!.. Тут ей вспомнилась Анна Каренина и что-то такое гадкое про уши её мужа, но она воспоминание прогнала.
        Её собственный муж стоял под душем, раскинув руки, и не предпринимал никаких попыток продолжить применять незаконные методы воздействия! Тогда она налила себе в ладошку вкусно пахнущего геля из бутылочки и стала водить по его телу скользкими горячими руками.
        Некоторое время он продержался, конечно, только принимая и не отдавая, но не выдержал. Слишком уж много было горячей воды, гладкой чистой кожи, скользящих движений - буйства телесного, живого, выставленного напоказ, бесстыдного.
        Он попытался перехватить инициативу, но она не разрешила, продолжая искушать и получая от этого удовольствие. Она иногда даже вздыхала прерывисто - от восторга.
        Понимая, что долго не протянет, он вытолкал её из душа. Совершенно мокрые, они упали на кровать и стали по ней кататься.
        - Ты моя,  - грозно заявил он ей в самый ответственный момент. Ему это было очень важно.  - Ты только моя.
        Тонечка принимала его со всё тем же первобытным восторгом, ей хотелось ещё больше, сильнее, и чтоб он тоже принадлежал ей целиком, до самой последней молекулы, и тогда… тогда… тогда… на несколько мгновений всё в мире изменится, мир изменится сам, и она станет частью этого изменившегося волшебного мира!..
        …Очень быстро она замёрзла и забралась под одеяло, а ему было невыносимо жарко. Он лежал, раскинувшись, и тяжело дышал.
        В этот момент он чувствовал себя полным, окончательным и вечным победителем.
        - Я тебя люблю,  - сказал он, не открывая глаз.
        - Слияние душ, слияние тел,  - пробормотала Тонечка,  - со мной он делал, что хотел.
        Герман открыл глаза, посмотрел в потолок и захохотал.
        - Что ты? Я сочиняю любовные стихи.
        - Давай закажем в номер поесть и выпить?
        - Мне уху,  - тут же отозвалась его романтическая жена,  - можно двойную. Ещё форшмак и ледяной водки! И томатного сока! И пирожное с кремом! Саш, я толстая?
        Он опять захохотал, поднялся, не стесняясь и не прикрываясь, подошел к телефону и заказал еды и водки.
        - Одеяло совсем мокрое,  - Тонечка, взбрыкивая ногами, пыталась найти местечко посуше.  - Может, ещё и одеяло попросить?
        Герман вновь было взялся за трубку, Тонечка подскочила и отобрала.
        - Ещё не хватает! Давай лучше на батарее посушим!
        - Как в общаге?  - осведомился Герман, стянул одеяло с кровати и стал откидывать занавески в поисках батареи.  - Мы в общаге всегда так одеяла сушили. После лета! Когда их раздавали, они были… совсем сырые.
        - Ты жил в общаге?  - спросила Тонечка.  - Ты же москвич, какая общага?!
        - А батареи-то и нету,  - объявил Герман.  - Тут всё по-модному, в полу конвектор. Бросить одеяло сверху? Высохнет?
        Тонечка в ванной включила фен и принялась сушить волосы. Они всегда плохо сохли, их было слишком много, и они слишком буйно кудрявились. Фен приятно дул ей в лицо тёплым воздухом, она время от времени прикрывала глаза и размышляла.
        …Её муж, оказывается, вовсе не делит с ней жизнь. Нет, у них, разумеется, есть общее бытие, но разница в том, что Тонечкина жизнь этим общим бытием и ограничивается, а его - вовсе нет. Она понятия не имеет, сколько всего там осталось - за границей круга. Должно быть много! И он не хочет это с ней делить.
        Он так ничего и не рассказал про Кондрата Ермолаева, и непонятного парня по имени Родион он, оказывается, знал!
        Тонечка, прожившая последний год, как в раю, вдруг усомнилась, что это рай, а не театральная декорация с голубым небом, позолоченными деревцами и хрустальными бубенцами.
        Она усомнилась и перепугалась. Вдруг она обманулась, и на самом деле нет никакого рая и того, кто этот рай создал?.. Вдруг она всё придумала, а он только немного подрисовал картину, которую она с таким упоением придумывала и воплощала?..
        Муж и жена, говаривала её мама Марина Тимофеевна, одна сатана.
        …Сатана?..
        Впрочем, она говорила ещё так: если ты в чём-то сомневаешься, или не уверена, или опасаешься, у тебя есть только один выход - поговорить. Не нужно ничего выдумывать за другого человека, не нужно никаких сложных построений на пустом месте. Если хочешь получить ответ - задай вопрос.
        Тонечка выключила фен и крикнула в сторону комнаты:
        - Кто такой Родион? И откуда он взялся?
        - Племянник Кондрата,  - тут же отозвался муж.  - Выходи, что ты там опять застряла!
        - Пф-ф-ф,  - сказала Тонечка своему отражению в зеркале. Такого скорого сюрприза она не ожидала.  - Племянник!..
        - Ну да, племянник,  - подтвердил Герман, входя в ванную.  - У Кондрата была сестра, умерла, остался мальчишка. Его забрали в детдом. Кондрат узнал о нём недавно, стал искать, просил меня помочь. Я помог.
        - У тебя связи в детских домах?  - Тонечка накинула халат, туго-туго затянула пояс, чтобы не допустить вольностей, подвинула мужа с дороги и прошла в комнату.
        Он пожал плечами ей вслед и тоже облачился в халат.
        - У меня связи в телевизионных программах, шери,  - иногда он почему-то так её называл, на французский манер, а ещё, уж по совсем непонятной причине, Ефим Давыдович.  - Вроде, например, «Ищу тебя»! Они и нашли.
        - Где?
        - Где-то в Угличе.
        - А сколько ему лет?
        - Семнадцать,  - ответил Герман, не задумываясь.  - В этом году школу заканчивает.
        - А Кондрат хотел его забрать к себе, что ли?..
        Тут её муж немного сбился с уверенного тона.
        - Этого я не знаю. Но мы о нём… говорили вчера вечером. Кондрат беспокоился немного. Мы парня никогда не видели, ни я, ни Кондрат.
        Тонечка посмотрела на мужа.
        - А ты… где ты мог его видеть?
        - Нигде,  - буркнул Герман.  - О чём и речь.
        Она пристроила на колени локти и угнездила в ладонях подбородок.
        - Саша,  - начала она серьёзно,  - мы с тобой можем говорить друг другу правду, только правду и ничего кроме правды. Мы… взрослые слишком! Мы потеряем уйму времени и совсем запутаемся, если станем друг другу врать, а времени у нас мало.
        - Здрасти вам в шляпу,  - Герман плюхнулся рядом с ней, подогнув под себя плотную волосатую ногу.  - Ты собралась помирать или пытаешься сказать мне, что я лжец?
        Она посмотрела на него.
        - Я не лжец.
        - Тогда расскажи мне, откуда ты знаешь Кондрата Ермолаева.
        Он помолчал, и Тонечка, быстро взглянув на него, поняла, что правды он не скажет.
        И опередила:
        - Нет, не нужно! Лучше не говори. Я не хочу, чтоб ты мне врал, Саша!..
        Он посидел, посматривая на неё. Такой проницательности от жены он не ожидал.
        - Я… потом расскажу,  - пообещал он.  - Только не придумывай ничего романтического! Кондрат не выносил меня раненого из-под обстрела!..
        Здесь он не соврал. Кондрат Ермолаев его действительно с поля боя не выносил.
        - Но я хорошо его знаю. И знаю, что жену он убить не мог.
        В дверь деликатно постучали, Тонечка подбежала и открыла. Официант в накрахмаленной форме вкатил столик, уставленный кушаньями и напитками.
        - Если сюда поставлю, будет удобно? Карточка или наличные?
        - Карточка,  - подал голос Герман, поднялся и стал шарить по карманам дублёнки.
        - Тоня, ты не брала мою карточку?
        - У меня своих навалом,  - отозвалась Тонечка и улыбнулась официанту, который рассматривал её.  - А что?
        - Пропала куда-то. Я сейчас другую достану.
        Он вынул из бумажника карточку, аппарат заурчал, чек выполз.
        Герман проводил официанта и продолжил шарить, уже в карманах джинсов.
        Тонечка наблюдала за ним.
        - Да нет, ну была у меня с собой карточка,  - бормотал её муж.  - Мы на заправку заезжали!.. Я бумажник здесь оставил, а карточку взял на всякий случай.
        - И где она?
        - Да шут её знает.
        Тонечка подошла и тоже поискала - последовательно в джинсах, в кофте, в дублёнке.
        Карточка пропала.
        - А когда ты в машину сел, дублёнку куда дел? Ты же всегда её снимаешь!
        Он подумал немного.
        - Как всегда, на заднее сиденье кинул.
        - Поздравляю,  - сказала Тонечка со всем возможным сарказмом.  - Твой племянник жулик. Карточку спёр.
        - Он не мой племянник, он Кондрата племянник.
        Герман ещё раз облазил все карманы.
        - Ты не поверишь!  - Он покрутил головой.  - У меня тыщу лет ничего не крали!
        - Звони в банк, блокируй счёт.
        - Да там денег всего ничего, тысяч пятьдесят, что ли.
        Тонечка аж задохнулась от возмущения.
        - Ничего себе!  - закричала она и топнула ногой.  - Пятьдесят тысяч для него не деньги!.. Если они тебе не нужны, отдай мне! Я маме куртку новую куплю, а Насте ботинки!..
        - Хорошо, хорошо,  - согласился Герман поспешно.  - Отдам, конечно.
        - Пятьдесят тысяч ему не жалко,  - продолжала возмущаться Тонечка.  - Их ещё пойди заработай! А ты какому-то прохиндею хочешь…
        Тут она осеклась.
        Пока Герман звонил в банк, она молча думала, даже уху не ела.
        - А с чего мы взяли,  - начала она, как только он нажал отбой,  - что этот парень действительно племянник?.. Ты говоришь, что никогда его не видел.
        - Не видел,  - согласился Герман и снял с тарелки металлический колпак. Сразу в номере вкусно запахло и на душе сделалось веселее.
        - Тогда почему мы решили, что это - он?
        - Потому что я назвал его по имени, и он удивился, что я его знаю.
        - А если б ты назвал его Александром Македонским и он удивился, что его знаешь, тогда как?..
        - Ты хочешь сказать?..
        - Я хочу сказать,  - Тонечка отхлебнула ухи и зажмурилась, так было вкусно и горячо,  - что мы с тобой застали в доме твоего друга какого-то подозрительного типа с ножом. И тут же решили, что он есть потерянный в младенчестве племянник, а оказалось, что он заурядный жулик!.. Может, он видел, как хозяина забрали, и решил вечером навестить пустой дом. Поживиться не удалось, мы ему помешали, так он хоть карточку у тебя стянул!
        - Ну, давай по первой, пока холодная!
        Герман разлил водку, полюбовался на сразу запотевшую стопку, плотоядно осклабился, коротко вздохнул и махнул одним глотком.
        - Алкоголик,  - пробормотала Тонечка, тоже махнула и следом отправила в рот ложку ухи.  - А утром-то что было! Я больше никогда! Я ни за что! Я в рот не возьму!..
        - Приятного аппетита, шери.
        Она вытаращила глаза и вскрикнула:
        - Колбаса! При чём тогда колбаса?!
        - Колбаса ни при чём,  - согласился Герман немного удивлённо. Он всё не мог никак привыкнуть к её перескакиваниям с мысли на мысль, с эмоции на эмоцию.  - Мы заказали уху, форшмак, водки и пирожное с кремом. Колбасу не заказывали.
        - Парень наверху в спальне ел колбасу, это совершенно точно! На туалетном столике валялись шкурки и крошки, и от ножа пахло!.. И почему он в спальне устроился?
        - О чём нам это говорит?
        - О том, что это какой-то странный жулик! Он забрался в дом и первым делом решил закусить хозяйской колбасой, что ли?.. И поспать в теплой постели?!
        - Где нам теперь его искать,  - задумчиво проговорил Герман.  - Вряд ли он в дом вернётся…
        - Зачем его искать?
        - А если он на самом деле племянник Кондрата?
        - Кондрата освободят, и он его сам найдёт.
        Герман ничего не ответил, и она поняла, что это всё продолжение повести «Военная тайна». С племянником что-то связано, и муж знает, что именно, а она нет.
        И правду он не скажет.
        Тонечка доела уху, намазала на тонкую ржаную греночку форшмак, деловито отряхнула крошки с халата, потянула с пола рюкзак и вынула фотоальбом.
        - Посмотрим?
        Герман взглянул на альбом и скривился.
        - Я не люблю фотографии чужих людей под пальмами и на фоне пирамид и новогодних ёлок.
        - Ну, ты слишком придирчив, Александр Наумович. Нам же нужно узнать, как твой Кондрат жил и как жена его жила… Тем более, ты говорил, что он её бьёт, а она побои в сеть собирается выложить.
        - Я так не говорил!.. Это жена так кричала, когда ночью приехала!.. А он её пальцем ни разу не тронул!
        - Это он так сказал?..
        - И он сказал, и я говорю! Кондрат женщин не бьёт. Никто из нас женщин не бьёт!
        - Из кого - из вас?  - осведомилась Тонечка, открывая первую страницу.
        Альбом начинался с фотографии ослепительной красавицы в алом открытом платье и Кондрата Ермолаева, запакованного в негнущийся костюм и белую сорочку, застёгнутую под шеей, как у американских фермеров пятидесятых. Вид у красавицы был загадочный, а у Кондрата довольно мрачный. Рыжая борода словно сама по себе светилась на фоне лица, почти такого же белого, как сорочка. Вместе они смотрелись… странно.
        Тонечка ещё немного поизучала фотографию.
        - Менее подходящих друг другу людей найти трудно,  - проговорила она задумчиво.  - Где он её добыл, такую жену?..
        - Откуда мы знаем, подходят они друг другу или нет, Тоня! Может, они идеальная пара?
        - Оно и видно,  - согласилась Тонечка.  - В любой идеальной паре муж пьёт и дерётся, а жена грозит выложить в сеть побои и закатывает по ночам скандалы. Это показатель идеальности. Ты не знаешь, он родом отсюда, из Нижнего?
        - Да. Насколько я помню.
        - А она?..
        - Давай ещё по одной тяпнем.
        Они тяпнули - Герман решительно, Тонечка задумчиво.
        И перевернула страницу.
        Альбом заполняла собой красотка Гелла Понтийская - практически до краёв. Вот зимние забавы - Гелла на фоне снегов в пушистой шапке, губы сильно выпячены, глаза расширены, подбородок задран. Вот рабочие будни - Гелла на фоне гримировальных зеркал, волосы подвиты, губы выпячены, глаза расширены, подбородок задран. А вот заслуженный отдых - Гелла на фоне домашнего уюта, волосы, глаза, губы и подбородок в прежнем виде.
        - Сплошные селфи,  - констатировала Тонечка.  - Интересно, она сама всё это распечатывала и вставляла в альбом или любящий муж?..
        Здесь же в альбоме оказалась вклеена статья из цветного журнала. Опять фотографии - Гелла в алом платье с открытыми плечами рядом с кирпичной стеной, Гелла в розовом платье с глубоким декольте вблизи фонтана, окружённая купами роз и примул, Гелла в лиловом платье средь шумного бала, случайно.
        - «Мой мужчина очень мужественный,  - Тонечка принялась читать наобум,  - и в то же время очень нежный. Мы с ним любим дарить друг другу подарочки. И вообще наше любимое времяпрепровождение - посидеть в ресторане, покушать, поболтать, пообниматься и отдохнуть от рабочей рутины, ведь мы оба работаем. Считаю, что на любом этапе важно создавать маленькие традиции, чтобы даже тогда, когда грустно, можно было окунуться в сладостные воспоминания».
        - Сладостные воспоминания на этапе?  - переспросил Герман.  - Занятно.
        Тонечка продолжала быстро читать:
        - «Я в этот день работала, но успела заехать домой переодеться. Так приятно приезжать в ресторан, где тебя ждёт любимый. Он всегда старается для меня хорошо выглядеть. Знает, что я люблю, когда он выходит ко мне в костюме с шикарным букетом роз. Это поддерживает романтику в отношениях. Мы прекрасно провели вечер. Заказали устрицы, любимый подарил мне платье и колечко. Я тоже преподнесла ему кое-что из вещей. Я знаю его вкус, многие вещи из его гардероба подарены мной… И утро после бурной ночи было прекрасно! Я проснулась в объятиях любимого мужчины. Мы обнимались, прижимались друг к другу, говорили какие-то приятные вещи. Мы не отлипаем друг от друга, прикалываемся, снимаем ролики для ТикТока».
        - Экая дичь,  - сказал Герман, подумав.
        - Тут ещё много всего в том же духе. «Очень приятно, когда мой мужчина встречает меня у трапа самолёта в три часа ночи… Мой мужчина берёт на себя ответственность за меня и не разрешает мне выходить без шапки… Мой мужчина сказал: «Я отвечаю за тебя, хочу быть рядом всю жизнь, давай сделаем татуировки».
        Герман вытаращил глаза.
        - Видимо, татуировки как-то влияют на ответственность в браке. Саша, как ты думаешь, о ком она говорит, эта Гелла Понтийская? Как её зовут на самом деле?
        - Лена Пантелеева.
        - Вот о ком говорит Лена Пантелеева? О твоём друге Кондрате? Или ещё о ком-то?.. Кто этот «её мужчина», в объятиях которого она просыпается и сразу принимается снимать ролики для ТикТока? Очень мужественный и в то же время очень нежный?
        - Должно быть, про Кондрата она говорит,  - пробурчал Герман.
        - А что? Похоже?
        - Нет.
        Тонечка пролистала альбом - селфи всё никак не заканчивались. Уже альбом почти закончился, а селфи всё нет!..
        Потом мелькнула почему-то школьная фотография - класс и учительница, все в овалах, и Тонечка захлопнула тяжелую крышку.
        - Здесь не хватает профессиональной фотосессии,  - сказала она задумчиво.  - Студийной. Она верхом на байке, она в ванне, попой вверх, на попе лепестки роз, она в кружевном белье на фоне кактусов.
        - Должно быть, ванна и кактусы в каком-то другом альбоме.
        Тонечка подошла к окну, отдёрнула штору и посмотрела на здание театра. Снег всё летел, фонари горели, и было очень красиво.
        - Нижний - прекрасный город.
        - Согласен.
        Тонечка подбежала и с разбегу прыгнула на кровать, как раз когда её муж подносил ко рту очередную стопку.
        - Ты что?! Я чуть не пролил всё!
        - Вот что я тебе хочу сказать,  - она подпёрла рукой кудрявую голову и подсунула замёрзшие ступни ему под коленки.  - Как сценарист продюсеру. Вся эта история не про убийство и не про покушение. История про враньё.
        - В смысле?
        - Зачем-то твой друг повар и его знакомая - скорее всего никакая она не супруга - решили разыграть пьесу про убийство. Ты нужен был как свидетель. Но сценарий написан наспех, подготовки у труппы никакой. Всё шито белыми нитками.
        - Тоня, что за глупости?! Какой из меня свидетель?! Свидетель чего?!
        - Ссоры,  - убеждённо сказала Тонечка.  - Ты должен был своими глазами увидеть их бурную ссору и потом подтвердить это под протокол.
        - Зачем?! Чтоб Кондрата в изолятор сволокли?!
        - Саша, ты же понимаешь, он в изоляторе надолго не задержится. Нет тела, как говорится, нет дела! И орудия убийства нет! И непонятно, что там за кровь кругом, чья она и вообще кровь ли это! Он посидит-посидит, да и отпустят его.
        - И для чего всё это было проделывать?!
        Тонечка пожала плечами:
        - Налей мне тоже водки. Есть там ещё? И гренку дай, пожалуйста. Вот увидишь, я окажусь права!..
        - Посмотрим.
        - Съезжу-ка я завтра на местный телек. Поговорю там с людьми. У них-то вообще должна быть паника - ведущая пропала!.. Они небось её ищут, бегают по всему городу.
        - Брось острить, Тоня.
        Он сердился на себя, а виновата была она. Он сердился, потому что готов был поверить в то, что Кондрат Ермолаев, старый друг, зачем-то его надул, провёл! Герман знал, что Кондрат ни за что не стал бы ему врать, да ещё так… масштабно, и злился, что Тонечка всё так ловко объяснила!..
        - А ты съезди в отделение,  - распорядилась она.  - Может, тебе разрешат с ним поговорить?.. И ты у него спросишь, зачем он затеял такую канитель!
        Но последнее слово всё равно осталось за ним:
        - Ты бы лучше сценарий писала,  - сказал он с раздражением.  - Пользы больше было бы!..
        Утром муж уехал, не сказав куда, а жена решила, что работать не станет - всё равно день пропал, голова занята совсем другим.
        Она легко разузнала, где именно расположена местная телекомпания, и оказалось, что до студии Геллы Понтийской недалеко, можно пешком дойти.
        Тонечка решила, что на телевидении должна выглядеть как столичная штучка, и обнаружила, что «штучные» брюки забыты в Москве!..
        Она перерыла свои вещи, а потом заодно и мужнины. Нет брюк, и всё тут!
        С нарядами у Антонины Герман были… особые отношения.
        Собственно, ещё полтора года назад никаких отношений не было вовсе. В отличие от мамы Марины Тимофеевны, которая умела и любила одеваться, Тонечка не умела и не любила. Вечно жаль было денег, вечно возникали «первоочередные траты», вроде зимних колёс, путёвки на море для мамы и дочки Насти, вечно нужно было платить репетитору, кровельщику, автослесарю, налоги, за газ и за свет! А ещё раньше, когда Настя была крохой, нужно было содержать ребёнка и первого мужа, допившегося до психбольницы и санитаров!.. Тонечка зарабатывала неплохо, можно даже сказать - хорошо, но на любовь к нарядам не хватало решительно.
        А потом… потом…
        Тут Тонечка улыбнулась, села на обувную скамеечку под вешалкой и понюхала мужнину дублёнку, утром он уехал в пальто. Дублёнка прекрасно пахла - им, его одеколоном, машиной, немного табаком. Муж время от времени покуривал, и Тонечке это нравилось, ей всё в нём нравилось!..
        …Потом на ней неожиданно женился самый известный в России продюсер - вот чью дублёнку она сейчас нюхает с таким трепетом!.. И техосмотр, колёса, крыша, налоги, газ и свет из её жизни пропали. Первое время она ничего не могла понять и всё совала ему купюры, а он только поднимал брови и не брал!.. Больше того, всеми этими делами занимался помощник, Герман называл это «подключить административный ресурс».
        Тонечка пугалась и говорила, что должна следить за всем сама, а Герман говорил, что вполне достаточно Антона - так звали помощника. Антон был человеком на редкость дельным, налоговые декларации никогда не задерживались, коммунальные счета не накапливались, всё шло своим чередом и даже гораздо лучше, чем когда «следила» Тонечка!.. Доходило до смешного - она приезжала на работу, точно зная, что в машине кончается бензин, а когда вечером выходила и садилась за руль, оказывалось, что бак полон. Это называлось «послать водителя».
        «Я послал водителя заправить наши машины, а что тут такого?»
        Тут неожиданно выяснилось, что у неё куча денег и ей совершенно некуда их девать! Она купила в дом кофеварку новейшей модели и дивный немецкий сервиз с грушами и яблоками, нарисованными так искусно, что их хотелось немедленно съесть. Поменяла шторы в своей комнате и полки в ванной. Всё это было красиво, конечно, но старые шторы и старые полки тоже годились!..
        Когда Тонечка приволокла огромный набор столовых приборов, мать возмутилась и сказала, что приборы в семье серебряные, оставшиеся ещё от прабабушки, и пусть Тоня весь этот новодел спрячет, а потом положит Насте в приданое, когда та соберётся замуж. Настя, разумеется, завопила, что замуж она не пойдёт никогда - что за варварство, насилие над личностью, ещё скажите, что она должна фамилию поменять, как делали, когда в обществе главенствовали мужчины и не было никакого равноправия, да еще ложки-поварёшки в приданое ей, эмансипированной девушке двадцать первого века, короче говоря, на пустом месте вышел почти скандал и никакой радости.
        - Купи себе платье,  - посоветовала мать.  - У твоего мужа на будущей неделе премьера, в чём ты пойдёшь?..
        …И Тонечка купила платье.
        Весь год она словно приспосабливалась к новому положению - когда можно купить понравившуюся вещь и не думать о последствиях, не терзаться, что много потратила, не мучиться от стыда, что потратила на себя, а не на семью.
        За этот год стало ясно, что вдумчивый, многочасовой поход по магазинам ну вообще не для неё - она моментально устаёт, раздражается и хочет «на воздух». Зато она поняла, что именно для неё - удовольствие и красота!..
        Красота, когда удобно и прикольно,  - широкие брюки, яркий свитер, длинный шарф. Удовольствие, когда муж смотрит на неё, уверенный, что она не замечает, а она-то всё замечает!.. Красота, когда продавщица в магазине приносит именно то, что нужно - жилетку, джинсы, парку, подбитую рыжим мехом. Удовольствие, когда она заходит на очередное «совещание сценаристов с продюсерами» и молодые мужики, эти самые продюсеры, улыбаются ей одобрительно и немного игриво. Даже в молодости ей так не улыбались!..
        И она полюбила… одеваться. Так, чтоб на неё посматривали и чтоб ей улыбались. Стеганая английская куртка, небольшая сумочка в знаменитую британскую клетку, вельветовые штаны и роскошный свитер - чтобы ехать с мужем в «Сапсане» и чувствовать себя прекрасно. Отличного кроя брюки, ладный жакет, желательно с каким-нибудь «приколом»  - рваным краем или искусно перекошенными пуговицами,  - плотная футболка, которая так выгодно подчёркивает грудь,  - чтобы ходить на совещания или встречи с режиссёрами и артистами.
        А тут - о ужас!  - брюк-то и нету!..
        Тонечка знала на Большой Покровской шикарный магазин. Три этажа набиты невообразимым люксом, зато на четвёртом как раз то, что ей нужно - кашемир, шёлк, шаловливая элегантность.
        И Тонечка отправилась за штанами, абсолютно уверенная, что подберёт себе там «что-нибудь ещё». На самом деле ей ничего не нужно, но одна мысль о том, что она может купить вещичку, которая вдруг понравится, поднимала ей настроение.
        На улице было серо и сыро.
        - Сыр сер,  - сказала себе Тонечка, спускаясь с крыльца «Шератона». На самом деле было ещё и скользко.  - Обещали же солнышко! Сколько можно, уже полгода живём вообще без солнца!..
        Народ гулял по Покровской не торопясь - романтические парочки, бодрые старушки, компании с рюкзаками, по всему видно, туристы. Пробежала девчонка с собакой на поводке, прискакала компания парней, по-лошадиному топая тяжеленными ботинками. Уличный саксофонист старательно выводил рулады, Тонечка подошла и положила в раскрытый чехол бумажку - пятьдесят рублей. Саксофонист кивнул ей и улыбнулся глазами, не отрываясь от своего инструмента.
        …Хороший город Нижний Новгород!..
        На четвёртом этаже нужного магазина знакомые приказчицы возликовали, и первым делом: не желает ли Тонечка чаю или кофе? А дело-то сразу пошло - ей принесли несколько пар отличных брюк, золотисто-бежевый свитер с высоким горлом и короткими рукавами, короткую кофтёнку-размахайку на одной пуговице. Кофтёнка была особенно хороша - она вроде бы ни на что не претендовала, но фасон, эта единственная пуговица и какое-то потаённое сверкание тёмно-синего, почти чёрного кашемира делали своё дело, Тонечка глаз от себя не могла оторвать в зеркале!..
        В конце концов она взяла брюки и свитер, ей понравились эти короткие рукава, долго вздыхала над кофтёнкой - всё вместе выходило дорого,  - но, мысленно прикинув свои финансы, решила взять и её тоже.
        - Это очень правильно,  - приговаривала приказчица, заворачивая покупки.  - Не потому, что нам продать нужно, а по-честному - вам так хорошо! И вы носить будете, не пожалеете!
        - И нас вспомните,  - поддакивала вторая.
        Совершенно счастливая Тонечка вышла из магазина, радостно соображая, что сейчас для телевидения она наденет новые брюки и как раз эту самую кофтёнку, и там все упадут замертво!..
        Она перешла трамвайные пути и зашагала к отелю, когда из-за кремлёвской башни вдруг выглянуло неожиданно косматое дымное солнце.
        Тонечка заулыбалась во весь рот. На улице сразу сделалось весело, словно голоса зазвучали громче, и саксофон запел бодрее, из кондитерской запахло кофе и сдобным тестом - красота!
        Тут ей на глаза попалась вывеска «Редкие и старинные книги» и внизу помельче «Во двор и направо», и Тонечка решила заглянуть. По опыту она знала, что нынче к «старинным» и «редким» относятся все книги, изданные до двухтысячного года, а не только «Новой и совершенной расчотистой картёжный игрок», 1791. Ей для работы нужен Эренбург, дома он был, разумеется, но с собой она не взяла, и хорошо было купить, а тут он вполне может быть, среди «старинных и редких»!
        Она свернула с оживлённой Покровки в подворотню. Промёрзший кирпичный свод был невысок, можно дотронуться рукой, и почему-то здесь гулял ветер и уличные звуки как отрезало, и показалось, что она попала, может, и не в тысячу семьсот девяносто первый год, но уж в тысячу девятьсот пятнадцатый точно! Тонечка сунула нос в воротник куртки, ускорила шаг и почти вбежала во двор. Здесь были навалены сугробы почти до уровня окон, и жёлтая стена с отвалившейся штукатуркой тоже казалась иззябшей, промёрзшей.
        Слева в сугробе копошились какие-то люди, Тонечка в первую секунду не поняла, что они делают.
        Они молча и сосредоточенно били ногами единственного, корчившегося на снегу. Тот не звал на помощь, не кричал, он корчился и хрипел. Когда очередной ботинок врезался ему в рёбра, изо рта у него вырывался фонтанчик крови.
        - Что такое?!  - в бешенстве закричала Тонечка, и голуби вспорхнули с карнизов.  - Пошли вон отсюда! Что здесь происходит?!
        Они оглянулись, щерясь, как волки.
        - Чего надо?  - негромко спросил один из них и медленно двинулся на неё.  - Не, я не понял, чего надо-то?..
        - Не подходи ко мне,  - сквозь зубы сказала Тонечка.  - Проваливайте отсюда!
        - Щас!  - шедший на неё усмехнулся.  - Как же!
        Тонечка лихорадочно соображала, что делать. Защищаться ей было нечем.
        …Саша, помоги мне. Саша, я попала в беду!..
        Парень подошёл к ней, усмехаясь, и вдруг с силой толкнул в грудь. Тонечка отшатнулась, сделала торопливый шаг, но не упала, удержала равновесие.
        Парень засмеялся, предчувствуя забаву.
        - Зря ты, тётя, припёрлась,  - заявил он, взяв Тонечку за шиворот,  - шла бы себе в собес спокойненько!..
        Вдруг что-то произошло. Раздался оглушительный рёв, словно сирена завыла, во двор въехала машина, почти перегородив собой подворотню.
        - Атас, пацаны! Ходу, ходу!..
        Вся стая сорвалась и побежала - мимо машины. Гулко топали тяжелые подошвы.
        Тот, что шёл на Тонечку, тоже побежал прочь, загребая ногами - скользко было!..
        Ведомая непонятно каким инстинктом московская сценаристка, которую только что почти поколотила местная гопота, бросилась вдогонку!.. Она настигла «своего», быстрое движение, промельк ног, и тот полетел головой вперёд, ударился лбом в бампер машины, завыл, откатился, ринулся бежать и на этот раз угодил в открывающуюся дверь автомобиля. Схватился за живот и рухнул на колени, изрыгая проклятия.
        - Что здесь происходит?  - спросил человек в форме, выскочивший из машины. Вид у него почему-то был весёлый и странно знакомый.
        Тонечка показала на парня в сугробе у стены дома.
        - Избиение,  - сказала она, тяжело дыша. Только сейчас ей стало страшно.  - Все на одного.
        - А вы кто? Народная дружинница?
        - Тоня?!
        Тонечка в изумлении повернулась. Возле пассажирской двери стоял её собственный муж Александр Герман, очень сердитый.
        - Тоня, как ты сюда попала?! Что тут такое?! Как тебя сюда занесло?!
        Она подбежала, намереваясь обнять его, пакет с вещичками, которые так славно было покупать, грозился стукнуть его по спине.
        Она обняла мужа и чуть не заплакала. Но удержалась.
        Человек в форме взял за шиворот гопника, который вопил и плевался, и встряхнул хорошенько.
        - Хорош надрываться,  - сказал он всё так же весело.  - В ушах звенит!
        - Пусти меня!
        - Годика через три!  - объявил человек.  - Будешь свободен! Где тут у нас…
        Он полез в машину, не выпуская гопника, вынырнул и ловко приладил наручники.
        Тонечка сунула Герману пакет, перелезла через сугроб и подбежала к тому, которого избивали. Он уже сидел, немного покачиваясь из стороны в сторону. Кровь капала из носа, он шмыгал, время от времени утирался ладонью и с удивлением смотрел на кровь.
        - Здорово, Родион,  - сказал Герман из-за её плеча.  - Как сам?..
        Парень искоса глянул на него, сплюнул, взял немного снега и приложил к губе.
        - Разрешите отрекомендоваться, а то вы меня так и не признаете,  - энергично начал тот, что был в форме.  - Подполковник Мишаков Сергей Петрович, начальник здешнего ОВД. Мы с вами ещё с Москвы знакомы!
        И только тут Тонечка его узнала!
        В прошлом году он, этот самый Мишаков, расследовал убийство артистки, которое случилось почти что на глазах у её дочери Насти[2 - Роман «Серьга Артемиды».]!
        Страшное дело.
        - Саша,  - пробормотала Тонечка.  - Саша… а… как же? Я ничего не понимаю, как ты здесь?.. Откуда?..
        - Так мы пообедать заехали! По старой дружбе!  - объявил жизнерадостный подполковник.  - Вон мои окна, угловые, на третьем этаже!
        Тонечка зачем-то подняла голову и посмотрена на угловые окна.
        - Я был у Серёги на службе,  - Герман взял её за плечи, повернул к себе и осмотрел с головы до ног.  - Ты как?.. Ничего?
        - Мы за Ермолая тёрли,  - пояснил Мишаков.  - Ну, за Кондрата Ермолаева, в смысле. А потом уж и обед, так я Сашку и говорю: поедем, Сашок, ко мне, я тебе покажу, какие хоромы мне местное МВД снимает!
        Тонечка перехватила руку мужа и сунула себе в карман. И там крепко сжала его пальцы.
        - Вы же в Москве были,  - пробормотала она.
        - Сюда на повышение кинули,  - подхватил Серёга.  - Годика на два, на три. Потом полковника обещали и обратно в управление! А ты-то тут как приземлилась, Антонина… как по батюшке тебя?
        - Фёдоровна,  - хором сказали супруги Герман.
        - Я зашла книжки посмотреть,  - объяснила Тонечка тонким голосом.  - Вон там вывеска «Старинные и редкие книги». Я хотела Эренбурга купить, а тут… такое!
        - И наскочила, стало быть, на хулиганствующий элемент! Куда б нам его деть, пока мы обедать будем?.. А! Я его в подъезде к батарее пристегну, и вся недолга!.. А тебя, Антонина Фёдоровна, чего геройствовать понесло? За каким лешим ты погналась-то за ним?
        - Как… за каким лешим? Чтоб не убежал!..
        - Она такая,  - сказал Герман, и непонятно, с досадой сказал или с восхищением,  - она может.
        - А терпилу ты знаешь, что ль, Сашок? По имени кличешь!
        - Да это племянник Кондрата Ермолаева! По крайней мере, говорит, что племянник.
        - Да ну-у-у?..  - вдруг поразился Серёга, присел на корточки перед парнем и сдвинул на затылок фуражку. Фуражка настолько ему не подходила, что казалось, он снял её с чьей-то с чужой головы.  - За что метелили? Чего не поделили?..
        Парень ладонью крепко отёр нижнюю часть лица.
        - Да они… закурить попросили, а я сказал, что некурящий, вот они меня сюда затащили и …
        Сергей Мишаков поднялся с корточек и протянул парню руку. Тот уцепился и неловко встал.
        - Ну, это ты бабушке своей расскажи про то, как закурить у тебя попросили! Или вон, Фёдоровне! Она поверит!..
        - Да чесслово!..
        - А документы?  - продолжал Мишаков.  - Имеются? Или на вокзале украли?
        Родион молча глянул на него.
        - Ну, и ладненько,  - подытожил подполковник.  - В отделении разберёмся, пообедаем только. Сашок, вот тебе ключи, третий этаж, налево, а я пока злодея пристегну, чтоб не утёк!..
        - Отпустите,  - вдруг попросил злодей жалобно.  - Я больше не буду!..
        - Милай!  - душевно сказал ему подполковник.  - Знаю, что не будешь, милай!.. И небось не сам удумал, небось заставили тебя дружки-негодяи, а?.. А у тебя отец пьющий и мать больная! И сестра парализованная, как пить дать! Ничего, не дрейфь, годика три, и - на свободу с чистой совестью!..
        - Я с вами не пойду,  - заявил племянник Родион мрачно.  - И заяву писать не стану.
        - Ну чё, съел, мент?!  - возликовал гопник.  - Не будет заявы, понял?! Зато я на тебя жалобу накатаю, без погон останешься!
        - Ишь ты,  - удивился подполковник Мишаков.  - Так может, не было драки никакой? И не бил тебя никто? Просто ребята тренировались, а ты у них навроде боксёрской груши?..
        - Подождите,  - вмешалась Тонечка. Её опыт общения с правоохранительными органами, а также с преступным элементом ограничивался сценариями - там, в сценариях, они были совсем другими!  - Как не было драки? Да они бы его убили!.. Я сама, своими глазами видела!..
        - А тебя никто не спрашивает!  - заорал гопник.  - Ты мимо чалила!..
        - Что-то расхотелось мне обедать,  - сказал Герман.
        - Да ну-у-у, Сашок,  - разочарованно протянул Мишаков.  - Брось ты, это просто рабочий момент!..
        - Вечером приезжай в «Шератон», выпьем. До него отсюда два шага!
        - Чего я в «Шератоне» твоём не видел?  - пробормотал Мишаков.  - И чего это я туда пойду, под камерами светиться?.. Уж лучше вы ко мне приваливайте!..
        Он поправил на голове фуражку и спросил Родиона негромко:
        - Мамку как звали?
        Тот дёрнул шеей:
        - Детдомовский я!
        - Как звали мать?  - повторил Мишаков как-то так, что стало ясно - придётся отвечать.
        - Зо… Зося,  - выдавил Родион.
        Герман и Мишаков посмотрели друг на друга. У Тонечкиного мужа был странный вид, на скулах ходили желваки.
        - Я его заберу?  - И он кивнул на Родиона.
        - Валяй,  - разрешил Мишаков.  - Только посматривай за ним. И заявление понадобится, привезёшь его, накатаете.
        - Будет заявление,  - пообещал Герман.
        Гопник что-то заверещал, но Мишаков ловко затолкал его в машину, сел сам и захлопнул дверь.
        - Без обеда я сегодня из-за вас, черти,  - проговорил он, опустив стекло.  - Сашок, ты завтра подгребай часикам к шестнадцати, я попробую организовать. До скорых и радостных, Фёдоровна!.. Славная у тебя жена, Сашок. Ты за ней тоже посматривай, чтоб не во все городские драки лезла!..
        И внедорожник с синими и красными линиями на бортах стал аккуратно сдавать назад.
        - А что будет завтра в шестнадцать?  - негромко спросила Тонечка.
        - Он обещал мне встречу с Кондратом. Сегодня не получилось.
        - У тебя в Нижнем Новгороде полно друзей, оказывается,  - заметила жена.  - И всё такие интересные люди - повара, подполковники! А ты с Мишаковым с тех пор дружбу водишь, что ли?
        - А что? Нельзя?
        - Можно, но мог бы мне рассказать тоже! Я его даже сразу не узнала, а вы, оказывается, друзья не разлей вода!
        Чтобы отвлечь её, он напустился с упрёками:
        - Вот зачем ты полезла?! Ну, ты видишь, дерутся, беги прочь, вызывай наряд! А если б они тебя…
        - Саша, ничего не случилось,  - остановила его Тонечка.  - Где твоя машина? Я думаю, Родиона нужно в больницу.
        - Я не поеду,  - тут же сказал парень.
        Он стоял, держась рукой за вымороженную стену и немного наклонившись вперёд. Стоять ему было трудно.
        - До гостиницы сам дойдёшь?
        - Я с вами не пойду.
        - Ту-ру-ру,  - протрубил Герман.  - Не хочешь, не ходи. Я сдам тебя Серёге и напишу заявление, что ты у меня банковскую карточку увёл. Подходит?
        - Вы права не имеете!
        - Только что этот, который тебя чуть до смерти не забил, такую же песню пел о правах. Серёга тебя с ним на одни нары наладит. До суда. Хочешь?..
        Парень непроизвольно схватился за разодранную щёку и старательно попробовал языком зубы.
        - Пойдём потихоньку,  - предложила Тонечка и твёрдо взяла его за руку.  - Саша, мой пакет у тебя?
        Герман показал ей пакет, подцепил её под локоть и повёл прочь из подворотни. Тонечка волокла за собой Родиона.
        Таким порядком - Герман, за ним Тонечка, то и дело подъезжавшая, чтоб не упасть, и парень, которого она не выпускала,  - кое-как дотащились до подъезда «Шератона».
        - Я не хочу,  - забубнил парень, когда они поднимались по ступенькам,  - я не хочу, не могу, мне нельзя туда!..
        Герман затолкал его в лифт и сказал с неожиданной злостью:
        - Ты мне надоел!.. Или ты делаешь то, что я говорю, или я перестану с тобой возиться и правда сдам Серёге, подполковнику Мишакову. Куда ты мою карточку дел?..
        - Я не брал!
        Они зашли в номер. Парень смотрел в пол, только один раз стрельнул по сторонам глазами. Тонечка незаметно улыбнулась. Стянула куртку, зашла в ванную и открыла воду.
        - Иди,  - велела она парню.  - И мойся как следует, от тебя воняет. Одежду оставишь на полу. Шампунь и мыло с правой стороны.
        Парень заглянул в ванную, а потом посмотрел на Тонечку.
        - Я не хочу мыться,  - острожно начал он, словно пробуя почву.
        - Без разговоров!  - отрезала Тонечка. Она умела обращаться со строптивыми подростками.
        Она захлопнула дверь в ванную и сказала мужу:
        - Саш, нужно сходить и купить ему амуницию.
        - В смысле?!
        - Одежду, в смысле!.. Напротив театра какие-то магазины. И купи сразу всё - штаны, труселя, футболку, толстовку. Куртку тоже! Зайди в аптеку, возьми мирамистин, пластырь, можно бинт. Йод тоже можно. И обезболивающее самое сильное, что у них есть. Скажи - от травм и ушибов.
        Герман помолчал, разглядывая жену, а потом неожиданно сказал:
        - Ты хороший человек, Тоня.
        Поцеловал её в губы и вышел.
        Тонечка походила по номеру, прислушиваясь к шуму воды, позвонила на ресепшен и попросила, чтоб открыли смежную комнату - Германы занимали часть огромного номера.
        - К Александру Наумовичу неожиданно приехал племянник, он поживёт с нами какое-то время,  - объяснила она.  - Разумеется, мы доплатим.
        Вода всё лилась.
        Откинув занавеску, Тонечка немного полюбовалась на театр - так красиво!
        …Куда они денут мальчишку вот хотя бы на остаток дня?.. Она собиралась на телевидение, и надо бы сходить, разузнать про Геллу Понтийскую, в миру Лену Пантелееву! У мужа тоже наверняка какие-то свои загадочные дела - повесть «Военная тайна»! Оставить в номере невозможно, он ещё что-нибудь утащит и смоется, взять с собой - тоже вряд ли, он едва на ногах стоит!..
        …И вообще - как они во всё это ввязались?!
        Тонечка посмотрела на свой закрытый ноутбук. Там внутри, в тексте брошена героиня, в самый опасный и критический момент! Тонечка была уверена, что вскоре вернётся и сможет ей помочь, а вот уже сколько времени прошло, а она всё не возвращается и не помогает. И даже не знает, что там происходит, в её истории! Она точно знала - что-то происходит, так не бывает, чтоб брошенные на полуслове герои замирали, как в игре «Море волнуется», и ничего не делали. Чем-то они заняты, о чём-то думают, чего-то боятся или ждут, а она всё никак не придёт к ним на помощь!..
        …Прав Саша, нужно сидеть и писать, а не болтаться по Нижнему Новгороду в поисках приключений!
        Но как же не болтаться, если всё так запуталось? Просто насмерть!
        Однажды собака Клякса утащила из бабушкиного вязания клубок какого-то редкого и дорогого красного мохера. Должно быть, Кляксе понравилось, что он мохнатенький, как и она сама! Клякса долго и вдумчиво его слюнявила и запутывала, катала по полу, а потом забыла возле дивана. А бабушка почему-то решила, что клубок взяла маленькая Тонечка, и заставила внучку распутывать. Маленькая Тонечка обливалась слезами, уверяла, что ни при чём, но бабушка была неумолима: провинилась - исправляй! Тонечка мучилась с клубком дня два. Её не выпускали на улицу, после завтрака она садилась и принималась за клубок, который от её усилий стал уж вовсе ни на что не похож! Бабушка сидела рядом, посматривала поверх очков и ничем ей не помогала.
        Потом из города приехала мама, выбросила ненавистный клубок и купила бабушке новый мохер!
        Вот и сейчас всё запуталось примерно как тогда - что произошло в доме Кондрата Ермолаева, куда подевалась его жена, откуда взялся племянник Родион, и самое главное, при чём тут её собственный муж, столичный продюсер и режиссер?!
        Стукнула дверь, явился продюсер и режиссёр.
        Он сразу постучался в ванную, велел парню заканчивать водные процедуры, повытащил из пакетов барахлишко, поотрывал ценники и сунул ком вещей в приоткрывшуюся щель, из которой сразу повалил пар.
        - Я сказала, чтоб ту комнату открыли,  - проинформировала Тонечка.
        - Зачем?
        - А где он будет жить?
        - А что, он с нами будет жить?!
        Она пожала плечами.
        - Саш, пока твой друг Кондрат в отделении, видимо, будет.
        Герман подумал немного.
        - Я не хочу.
        - Можно подумать, что я хочу!.. Это ведь ты меня втравил в… поездочку! Лучше бы в Италию полетели.
        Парень выбрался из ванной, зашел в комнату и остановился посередине, свесив длинные худые, как у недокормленной обезьяны, руки.
        Германы на него оглянулись.
        Он был чистенький, отмытый - и совсем другой. У него оказалась славная, совсем детская мордаха, острые скулы - на левой растекался фиолетовый синяк,  - пухлые купидонские губы, зачёсанные назад волосы начали уже подсыхать, кончики завивались. В серой футболке и широченных камуфляжных штанах, страшно модных.
        Тонечка быстро взглянула на мужа, хотела было спросить, зачем он купил парню брюки «Стоун Айленд» за бешеные деньги, но не стала.
        - Саша, собери его старые вещи в пакет,  - распорядилась она,  - их нужно отдать в стирку.
        - Их нужно выбросить.
        - Ну, выброси. Садись, Родион, я тебе заклею здесь и вон на щеке. И рёбра как? Целы?
        Он дёрнул тощей шеей.
        - Не знаю.
        - Больно? Сильно?
        - Терпеть можно.
        - Тогда терпи.
        Тонечка залепила царапины - на щеке и под глазом,  - залила антисептиком губу. Парень шипел и мотал головой.
        - За что тебя били?  - спросила Тонечка, проводя все эти манипуляции.
        - Так просто.
        - Так просто не бывает.
        - А ты откуда знаешь, тётя?
        - Я всё знаю. Ещё таблетку, вот эту.
        - Да не буду я пилюли глотать!
        Тонечка улыбнулась - «пилюли» слово её мужа.
        - Придётся.
        Она налила воды и, стоя над ним, контролировала, чтоб проглотил, а не держал за щекой.
        - Вот молодец. Теперь расскажи мне, как ты попал в дом Кондрата Ермолаева.
        Вернулся Герман. Он и вправду ходил к мусорным ящикам во внутренний двор отеля.
        - Кондрат сказал, что ты будешь только через три дня,  - с порога начал он, услышав Тонечкин вопрос.  - Почему ты приехал раньше?..
        Парень пожал плечами.
        Эти двое не казались ему опасными или подозрительными, но и рассказывать им свою жизнь он не желал.
        Нашёлся дядька - повезло, не всем детдомовским так везёт, особенно взрослым! Взрослых никто не хочет, толку от них никакого! Пособие только до восемнадцати платят, а ему уже почти семнадцать, больно кому надо его содержать!.. А свой родной дядька в Нижнем Новгороде не каждому попадается! Когда Маргарита Николаевна, директриса, стала с ним разговоры заводить, мол, кого он помнит из детства, какая мать была, отец какой, кто в гости приходил, он вдруг догадался!.. Не сразу, конечно. Он честно рассказал, что никакого отца вовсе не помнит и не знает, был ли он в их с мамой жизни, а маму он очень любил, вот прямо изо всех сил. Мама весёлая была, кудрявая и всё время пела. Рассказывала, что в роду у них с одной стороны староверы, а с другой поляки, и все пели. Пироги ещё он запомнил. Мама могла соорудить пирог из чего угодно! Маленьким он страшно любил пирог с лимоном - даже фотография осталась, где ему года три и он держит в пухлом кулаке здоровенный кусок лимонного пирога! Удивительное дело, он даже помнил тот пирог, и кто его фотографировал тоже помнил, какой-то дядька с маминой работы. Они пришли с
женой, и он всё фотографировал - и стол, и маму, и жену, и вот Родиона!.. А потом Родион ещё очень пироги с мясом полюбил. С вареньем и творогом не особенно, а вот с мясом, это да!..
        Он рассказывал, Маргарита Николаевна слушала, и он всё никак не мог понять, что это она вдруг за расспросы принялась, он в детдоме с семи лет, про него всё давно известно!
        А однажды ночью вдруг догадался. У него захватило дыхание так, что пришлось сесть и взяться руками за спинку кровати.
        - Ты чё, Родька?  - шёпотом спросил Вовка Кузьмин.  - Ты чё не спишь?
        - Вовка, мне кажется, меня ищут,  - сказал Родион дрожащим голосом.  - Маргарита всё про родственников выспрашивает! Может такое быть?
        - Да ладно,  - не поверил вмиг проснувшийся Вовка.  - Кто тебя искать будет?
        - Вдруг отец?  - И от этого слова «отец», сказанного вслух, озноб продрал вдоль позвоночника.  - А?..
        Это предположение Вовку возмутило до глубины души.
        - Откуда?! Ты чё, телека насмотрелся?! Губы-то закатай!
        - А чего она тогда?..
        - Может, для документов,  - предположил Вовка, успокаиваясь и укладываясь под одеяло,  - следующий год выпускной, они, может, какие анкеты пишут!..
        Родион тоже лёг, но спать не мог. Сердце колотилось в горле. Он знал, что его ищут и, может быть, уже нашли! И может быть, на самом деле отец!
        Оказалось, что не отец, а дядька, мамин брательник. Маргарита Николаевна дала ему прочесть письмо, которое дядька прислал на электронную почту, и сказала, что на весенних каникулах они с воспитательницей к нему съездят.
        - Так, вообще говоря, не делается, не по правилам,  - сказала Маргарита,  - но все документы у него в порядке, и… большие люди попросили… съездите, я думаю, ничего.
        Родион страшно обрадовался и огорчился - ему не хотелось ехать к дядьке с воспитателем. И ещё гордость его взяла - оказывается, родственник не так просто, какие-то «большие люди» попросили, и племянника в обход правил отправляют!..
        Вся старшая группа несколько дней гудела - ещё бы, такая новость, Родька на каникулах к родственникам уезжает!..
        Он ждал, считал дни, строил планы, рисовал картинки не только воображаемые, но и наяву - он неплохо рисовал!  - а потом, как-то в одну секунду решил убежать. Ну, какая разница, сейчас или через неделю!.. И одному приехать гораздо круче, чем с воспитательницей! Будет на них глядеть, оценивать, подходит дядька для Родиона или не подходит! Ещё не то что-нибудь разглядит!
        Адрес он запомнил из письма, кое-какие деньги были, билет без паспорта не продадут, но он всё придумал - поедет на электричках, подумаешь!.. Сначала в Ростов, потом в Иваново, потом в Шую, а там и Нижний!..
        Добирался он долго. Всё время хотелось есть и спать и приходилось постоянно прятаться от патрулей - в любую минуту могли проверить документы. Потом его осенило, что в детдоме его наверняка хватились и теперь ищут, и он стал прятаться от любого человека в форме. На всё это уходило очень много сил и… времени.
        Дважды он пропустил электричку, на которую уже купил билет, потому что по перрону вдоль вагонов ходили полицейские. А один раз вообще не поехал и решил добираться на попутке.
        В общем, добрался.
        А тут!..
        Главное, непонятно, что теперь делать. Дядьку забрали, в детдоме все небось на ушах!.. Возвращаться туда так… позорно он не хотел.
        Он придумывал и так и сяк и ничего не мог придумать. Завербоваться на Север? Не возьмут его ни в какую артель без документов! И в армию не возьмут, восемнадцати ещё нет. Податься в Москву? Говорят, там всегда можно работу найти. Нелегалов гоняют, но есть люди, которые нанимают их на работу и прячут. Но где найти таких людей, Родион не знал.
        Он молчал, а взрослые смотрели на него - мужчина как-то странно, недоверчиво, что ли, а женщина с сочувствием, это было прямо видно.
        - В дом Кондрата ты как попал?
        На этот вопрос можно было ответить, и Родион ответил:
        - Ключи взял, открыл, да и попал, чего особенного!
        - Где ты взял ключи?
        - В ёлке,  - сказал Родион и с удовольствием отметил, как у них вытянулись лица.  - А чё? У них там на крыльце здоровенный жбан, а в него ёлка воткнута, не видали?
        - Видели,  - сказала Тонечка.  - Ёлка в горшке, да.
        - Вот я там ключи и взял, их та бабка оставила. Она сначала со всеми вместе вышла, а потом вернулась ключи в ёлку сунула, я видел.
        - Подожди,  - остановила его Тонечка.  - Вот ты нашёл улицу, дом и что сделал?
        Парень усмехнулся.
        - Я к дому подошёл, а во дворе там машины, мигалки, ну я и спрятался за гаражом. Там навес, а под ним дрова. Вот я за дрова и спрятался. Я всё вижу, а меня никто!..
        Тонечка переглянулась с мужем.
        - Какая бабка?  - спросил Герман, обращаясь к Тонечке.
        - Сначала все вышли, и бабка тоже, и вы!.. Потом менты дядьку с бородой вывели. Бабка всё ругалась! И все уехали. Ну, я посидел-посидел и тоже вышел. Собаку почесал, там собака осталась…  - Он помолчал немного и добавил:  - Холодно было и… того… есть хотелось.
        Тут он вдруг покраснел почти до слёз.
        На самом деле есть хотелось так, что он съел из собачьей миски несколько катышков сухого корма, которые пёс не доел. Катышки были холодные, замёрзшие и напоминали овечьи поделки. Он проглотил их с трудом, но голод был выше его сил!.. И вроде бы собачий корм поддержал его! Перестало мутить, и желудок больше не скручивался в жгут. Белый пёс смотрел на него дружелюбно и немного вопросительно. Родион старательно попрыгал, пытаясь согреть ледяные ноги - он убежал в кедах, ему хотелось, чтоб дядька понял, что он не лыком шит, одет по моде, а не как нищета детдомовская!.. Он не знал, сколько времени прошло, как долго он прыгал, но вдруг забренчала щеколда калитки, Родион бросился обратно в укрытие - вернулась та самая бабка в платке. Он наблюдал.
        Бабка посмотрела по сторонам, поднялась на крыльцо и сунула что-то в кадушку, из которой торчала ёлка. Обошла дом, ещё раз зыркнула по сторонам и скрылась. Родион ещё немного выждал за поленницей, потом посмотрел, что под ёлкой, и оказалось - ключи, целая связка.
        Клацая зубами, он открыл двери, запер их за собой, нашёл в холодильнике колбасу, а в ящике сверток с ножами. Зачем они их туда засунули?.. Потом заметил, что кто-то во дворе, и спрятался наверху.
        - …Остальное вы знаете,  - буркнул он и потрогал залепленную пластырем щёку.
        - Я так понимаю, бабка в платке - домработница тётя Мотя.
        - Светлана Павловна Мохова,  - поправил жену Герман.  - И она вернулась, чтобы оставить ключи. Интересно, кому?..
        - У Кондрата свои ключи, но он в кутузке,  - задумчиво сказала Тонечка.  - Ты забрал ключи Геллы, то есть Лены. И попасть в дом она не может. Получается, дом- работница знает, что она жива?.. И никто её не убивал? И она должна вернуться в дом?
        - Ты делаешь поспешные выводы.
        - Пфф! Я делаю единственно возможные выводы. Всё остальное нелогично! Может, нам устроить там засаду, у Кондрата в доме?..
        - А вы кто?  - вдруг спросил парень.  - Вы откуда сами взялись?
        - Мы друзья Кондрата Ермолаева,  - сказал Герман.  - Мы из Москвы.
        - А к нему в дом зачем ночью припёрлись?
        - Собаку покормить,  - не моргнув глазом сказала Тонечка. Это было единственно возможное логичное объяснение!  - Там же собака осталась!
        - А про кого вы говорите, что она жива?
        - Про жену твоего дяди. Ты видел, какой у него в доме разгром?
        - Ну, видал.
        - Полиция подозревает, что они… в общем, что они подрались с женой.
        Парень, казалось, был поражён.
        - Так его за мокруху повязали, дядьку моего?!
        - Подожди,  - остановил Герман.  - Пока ничего не понятно.
        - Мы пытаемся разобраться,  - подхватила Тонечка.  - Саша, у тебя какие планы? Мне бы на телевидение попасть, а Родиона хорошо бы обедом накормить.
        Она была уверена на сто процентов, что муж сейчас же начнёт возмущаться и говорить, что у него полно своих дел и заниматься детскими обедами он не может, но вышло всё наоборот, удивительное дело!
        Муж ответил:
        - Да, конечно, только возвращайся быстрей, мне тоже уехать нужно.
        - Далеко?  - спросила Тонечка милым голоском, но игра в «военную тайну» продолжалась.
        - Я… это… жевать не могу,  - Родион потрогал щёку.  - У меня… зубы… того…
        - Я закажу бульон и кашу. Как-нибудь без зубов справишься. Тоня, твой пакет на кровати, мы уходим.
        Он вернулся из коридора, поцеловал Тонечку и велел, чтоб она не встревала в уличные потасовки.
        - Как странно,  - сказала она сама себе, когда он вышел.  - Невозможно странно…
        Охраннику она сунула под нос пропуск на Российское телевидение. По опыту она знала, что этот пропуск действует безотказно почти на всех охранников.
        - Я на интервью,  - выпалила она.  - В программу «Любит - не любит». Где они сидят?..
        - На втором этаже,  - объяснил охранник охотно,  - как с лестницы сойдёте, так направо, увидите. Вы прям с Москвы?
        - Прямиком оттуда.
        - Ничего себе!  - Охранник покрутил головой.  - С самой Москвы едут интервью брать! Вот молодец Ленка, жжёт!..
        - Вы про ведущую?
        - Ну, про кого же! Она у них главная! Это она в телевизоре какая-то Белла, а на самом деле Лена она! Главное, так ведь и говорила - мол, наше шоу вся страна смотреть будет! Я, мол, в своём блоге рекламу дам! Я, говорит, вас прославлю на весь мир! Только её сегодня нету, не приходила,  - спохватился охранник.
        - Ну, шеф-редактор наверняка знает, где искать ведущую!  - Тонечка решила, что беседу пора сворачивать, вдруг охранник в конце концов сообразит, что пускать её не следует.  - Значит, направо, да?..
        …Нужно посмотреть в интернете, что это за блог такой у телевизионной ведущей Геллы Понтийской! Или она там зажигает под именем Лена Пантелеева?..
        Чугунная лестница на второй этаж была непривычно крутая, ступени высокие, и Тонечка подумала, что во времена советской власти здесь было, должно быть, заводоуправление, а ещё раньше, во времена Каширина, дедушки Максима Горького, какая-нибудь фабрика - ткацкая или швейная. Дом красного кирпича с частыми переплётами окон, с затейливыми каменными карнизами, с низкими сводами и щербатой плиткой пола очень походил на декорацию к драме из жизни купцов и сахарозаводчиков.
        В Москве такие хоромы хищно и радостно превратили бы в «деловой центр» с «оупен эйр», с зонами для «коворкинга», с непременным и обязательным кафе с лавандовым латте и зелёными фрешами, с решительно необходимой для таких мест «барберной»  - мужская борода требует особо тщательного и постоянного ухода!.. Чем более деловой мужчина работает в деловом центре, тем нежнее и трепетнее он относится к своей бороде.
        Здесь дом почти не пострадал - стены остались целы, «барберных» не наблюдалось, чугунная лестница и щербатые полы были старательно помыты.
        Тонечка повернула направо, в узкий и довольно тёмный коридор, и дошла до двери с пришпиленной к ней бумажкой «Кастинг «Любит - не любит», осторожно постучала и заглянула.
        - Можно?..
        - Опаздываете!  - энергично закричали изнутри.  - Быстрей, быстрей, что вы тянетесь!
        Тонечка вскочила в комнату, но оглядеться ей не дали.
        - Давайте куртку, давайте,  - зашипели сбоку.  - В коридоре нужно раздеваться, заранее!
        Тонечка поспешно сдёрнула клетчатую английскую куртку и сунула кому-то в руки.
        - Сейчас героиня выйдет, и вы зайдёте!..
        - Куда зайду?  - не поняла Тонечка.
        - Туда,  - растрёпанная девица с карандашом за ухом и папкой под мышкой пристроила куртку на крючок и подбородком показала, куда именно заходить.  - Значит, историю расскажете от начала до конца, если остановят, просто отвечайте на вопросы!..
        Тонечка посмотрела на девицу, а потом на закрытую дверь.
        - Вы не поняли,  - начала она очень убедительно,  - я пришла к вашему шеф-редактору, чтобы поговорить…
        - Здесь все к шеф-редактору, чтобы поговорить,  - перебила девица.  - Вон, выходит, выходит! Ваша очередь!
        Из смежной комнаты вышла тётка в кургузой кофте и тесных брюках, до невозможности обтянувших ее телеса. Тётка была вся красная и обмахивалась растопыренной ладонью.
        - Господи ты боже мой, что ж это делается,  - бормотала она себе под нос, и Тонечке стало её жалко.
        - Стеша, кто следующий?!
        Тонечку толкнули в спину, довольно ощутимо.
        Она торопливо зашла в соседнюю комнату, растрёпанная Стеша сказала в дверях:
        - Из первой партии последняя, вторая партия вся наготове.
        - Стеша, сделай кофе!
        - Сейчас принесу!..
        Дверь закрылась, Тонечка осталась стоять посередине просторного помещения.
        Здесь были два стола, сдвинутые буквой Т, светлый диванчик по правую руку, высокий шкаф, набитый книгами, и доска с пришпиленными фотографиями.
        За короткой - главной - стороной буквы Т сидела блондинка с прямыми волосами и что-то читала в компьютере, за длинной - неглавной!  - ещё одна блондинка, коротко стриженная. Она что-то строчила в блокноте.
        За плечом у главной блондинки возле окна стояла камера на треноге, а на подоконнике сидела оператор в кепке.
        - Присаживайтесь, пожалуйста,  - не отрываясь от компьютера, пригласила главная блондинка.  - Мы сейчас начнём.
        - Вот на этот стул присаживайтесь,  - показала неглавная блондинка и улыбнулась.  - Стасик как раз пока на вас в камеру посмотрит.
        Улыбка у неё была дивная.
        Тонечка «присела» и дала оператору посмотреть на себя в камеру.
        Главная блондинка стремительно напечатала какой-то текст, нажала кнопку и сказала неглавной:
        - Я тебе всё отправила, Лёль.
        И посмотрела на Тонечку. И сказала:
        - Здрассти ещё раз.
        - Здравствуйте,  - отозвалась Тонечка.
        …Это не охранник, стремительно подумала она, и не девушка Стеша. Эту не проведёшь.
        - Меня зовут Наталья,  - представилась главная, рассматривая Тонечку.  - А это Ольга, наш редактор. Вы по телефону с ней разговаривали.
        Неглавная блондинка приветственно помахала Тонечке левой рукой. Правой она продолжала строчить в блокноте.
        - Тема программы - как сохранить интерес друг к другу в многолетнем браке. Форма - разговор по душам.  - Тут она энергично почесала платиновую голову, взглянула на товарку, через плечо на оператора, и продолжала, прищурившись:  - Ну, вы же не на кастинг, да?..
        Ольга оторвалась от блокнота, и оператор выглянул из-за камеры.
        - Нет,  - призналась Тонечка.  - Я не на кастинг. Я пришла, чтоб поговорить с шеф-редактором. Это вы?
        - Это я,  - призналась главная блондинка как будто с удовольствием.  - А вы?
        - Меня зовут Антонина Морозова, я из Москвы. Я тоже на телевидение работаю… не совсем, но всё-таки. Я пишу сценарии.
        - Морозова!  - вдруг ахнула вторая.  - Я вас знаю! Вас все знают, даже я, хотя я телевизор сроду не смотрю!
        - Лёля,  - попыталась остановить главная.
        - А что тут такого! Ну, не люблю я его смотреть! Работать на телеке люблю, а смотреть не люблю! Я ваши фильмы знаю. Наташ, помнишь, мы ещё обсуждали! «Тайна трёх волков», отличный фильм! И про сыщика тоже, как он называется?..
        - «Дело штабс-капитана»,  - подсказала Тонечка скромненько.
        - Точно! Наташ, помнишь?..
        - А как вы у нас на кастинге оказались?.. Вам есть что рассказать нам о своей семейной жизни? Хотите кофе? Всё равно сейчас будет перерыв! Или в буфет? У нас отличный буфет!
        - Небось, там уже всё съели,  - заметила Лёля.
        - Ну, попросим, нам сосисок отварят. Хотите сосисок, Антонина? И кофе с молоком? Стас, будешь?
        Тонечка немедленно согласилась на сосиски и кофе.
        …Насколько прекрасна и деловита ведущая Гелла Понтийская пока непонятно, зато ясно, что с таким шеф-редактором дело, должно быть, идёт хорошо!
        Наталья моментально распорядилась насчёт обеда, позвонила какому-то Голубеву, попросила принести распечатки сценариев, ещё что-то быстро, как из пулемёта, набрала на компьютере.
        Оператор незаметно вышел.
        - Вот если вы хотите, чтоб счастье наше не знало границ,  - она весело взглянула на Тонечку, а потом опять уставилась в монитор,  - скажите, что решили навеки поселиться в Нижнем и сейчас ищете подработку.
        - В таком случае, вы приняты!  - объявила Лёля.  - Нет, вот скажите, как вы пишете?! Я три программы в неделю пишу и к концу третьей уже проклинаю всё - себя, телевидение, маму - за то, что она меня не научила, допустим, играть на рояле! Я бы тогда играла, как Денис Мацуев, и не писала сценариев! А вы?! Вы должны двенадцать серий отчубучить, нигде не накосячить, и так, чтоб интересно! Особенно штабс-капитан!
        - Лёля, не трынди,  - велела Наталья.  - Что такое, рот не закрывается прямо! У нас гостья!
        - Да ещё какая!  - подхватила восторженная Лёля.  - Наташ, давай у Антонины спросим, может, она согласится у нас экспертом побыть? Ну, вот на этой съёмке, которая на будущей неделе?
        - Лёля, ты гений,  - объявила шеф-редактор.
        Тонечка переводила взгляд с одной на другую. Они очень ей нравились, обе.
        - Мы гонорар заплатим,  - продолжала шеф-редактор и улыбнулась.  - Мы честные люди!..
        - Я с удовольствием!  - горячо вскричала Тонечка.  - Только мы пока не знаем, сколько здесь пробудем.
        - Ну вот,  - огорчилась Лёля.  - Наверняка смоетесь в свою Москву, и все дела! У нас звездных экспертов почти не бывает! А вы звезда! Вы же звезда?
        Запыхавшаяся Стеша приволокла поднос и стала быстро его разгружать. Кофе был в высоких металлических кружках, им сразу запахло остро и вкусно. Гора сосисок в миске, над миской аппетитный пар, огурцы, помидоры, кисть винограда и несколько крепких красных яблок, сразу напомнивших Тонечке о весёлом.
        Наталья отщипнула виноградину, кинула в рот и нацелилась вилкой на сосиску.
        - А я лапшу люблю,  - мечтательно сказала Лёля.  - Особенно по ночам! Когда всю ночь пишешь, часа в три всегда так охота есть! Берёшь банку сухой лапши, заливаешь кипятком, а если туда ещё тушёнки бухнуть - м-м-м!.. Умереть можно, так вкусно!..
        - А я люблю пирожное «картошка»,  - призналась Тонечка, поедая сосиску. Горячо, радостно!..
        - А я макароны с помидорами и сыром,  - поддержала гурманов Наталья.  - Могу съесть прям целую миску!..
        Некоторе время три грации молча и вдохновенно ели.
        - Я пришла спросить про вашу ведущую,  - в конце концов сказала Тонечка.
        - Про Ленку, что ли? Или про какую?  - уточнила Лёля.
        - В эфире её зовут Гелла Понтийская.
        - Она самая, Лена Пантелеева! А что вы хотите спросить?
        - Она неплохая девка,  - подала голос шеф-редактор.  - Сообразительная. У нас такой опыт в первый раз, мы из интернета ведущих никогда не брали, всё же это разные навыки совсем. Она поначалу барахталась, конечно, но потом ничего, набрала.
        - А… где она?
        - В смысле?!  - удивилась Наталья.  - Дома, наверное. У нас пул закончился, а следующий ещё не начался. Мы же снимаем несколько дней подряд, залпом!.. А сейчас перерыв.
        - Мы с ведущими не дружим,  - объяснила Лёля и помахала вилкой.  - Ведущий всегда… как бы сказать… материал. С ведущим работаешь на работе, а когда не на работе, зачем он нужен?.. А что?
        Тонечка вздохнула. Ей не хотелось ни огорчать, ни тревожить этих симпатичных девиц.
        - Она пропала куда-то,  - осторожно начала она.  - Дома разгром, осколки, черепки, следы крови. Муж ничего не помнит.
        Девицы переглянулись.
        - А мой муж с её мужем давние друзья. Вот я и хочу понять, где она может быть.
        - Звонить не пробовала?  - осведомилась Наталья и взялась за телефон.
        - А вдруг она лежит в лесу зарезанная?!  - с восторгом выпалила Лёля.  - С ножом в груди!
        - Лёля, не трынди. Тоня, не обращайте на неё внимание, она у нас так шутит,  - Наталья бросила телефон.  - Аппарат абонента выключен. Так, где у нас Голубев?  - Она опять схватила телефон.  - Он директор программы, всех разыщет, из-под земли достанет. Голубев, найди мне срочно Пантелееву! Нет, если бы у неё отвечал мобильный, я бы тебя не просила! Давай, давай, в темпе!..
        - Откуда вы её взяли, вашу Лену?
        Лёля пожала плечами.
        - Как сказать? Когда мы новую программу придумывали, решили ведущей взять интернет-девушку. Чтоб в городе её знали. Ну, Наташа прошерстила всех блогерш, мы выбрали вроде самую адекватную. Ну, чтоб она могла слова в предложения складывать и чтоб не только про красоту и младенцев, но и, например, про природу и любовь. Мы на неё подписались и какое-то время смотрели, что она делает. Сколько мы смотрели, Наташ?
        - Недолго,  - откликнулась начальница.  - Месяца полтора. Потом позвали на кастинг и запустились.
        - Она местная?
        - Вроде да. Да, Наташ? Она рассказывала, что в детстве с кремлёвского холма на санках каталась.
        - Но в детстве вы её не знали,  - уточнила Тонечка, и девицы засмеялись.
        - У меня детство в Краснодаре прошло,  - сказала шеф-редакторша.  - А у Лёли в Москве. Мы вообще-то в Москве работаем, разные программы делаем, шоу, интервью для федеральных каналов! И одного нашего начальника сюда назначили культуру возглавлять. Такая неожиданность! Он нас упросил местное телевидение придумать, оно тут прямо… отставало от жизни. Мы с Лёлей приехали и придумали.
        - Наташ, ты так говоришь, как будто мы продуктовую палатку наладили,  - надулась Лёля.  - Что вы смеётесь? Здесь телевидение было образца восемьдесят четвёртого года от рождества христова!.. Наталья всё заново придумала - и про моду, и про любовь, и про здоровье!
        - Так вы вахтовым методом работаете?  - не поняла Тонечка.  - То здесь, то в Москве?..
        - Начальник сказал - на год, вот мы уже почти год и мечемся. Сейчас производство на полном ходу, без нас справляются. Мы за собой оставили Ленку, вечерний прайм и одну дневную, про моду. Когда окончательно всё на ноги встанет, вернёмся в семью, в коллектив, в работу!
        В кабинет, предварительно постучав, заглянул задумчивый парень в водолазке и светлых джинсах.
        - Наташ, я Пантелееву не нашёл пока. Мобильный не отвечает, дома трубку никто не берёт. Я сейчас дозвонюсь стилисту, который всегда её делает, может, знает.
        - Давай,  - кивнула шеф-редакторша. И добавила, когда за парнем закрылась дверь:  - Голубев всё может. Иголку в стоге сена найдёт, луну с неба достанет.
        Тонечка вздохнула.
        - А мужа вашей ведущей вы знаете, девочки?
        - Я знаю,  - откликнулась Лёля.  - Понесло меня как-то курить под дождём.
        - Лёля у нас романтическая,  - пояснила Наталья.
        - А муж за ней приехал. Очень симпатичный парень. Борода такая прикольная! И собака в машине смешная, белая.
        Тонечка ожидала чего угодно, любого впечатления от мужа блогерши и телеведущей, но только не «симпатичного парня»!
        - Он… странный немного, да?  - осторожно уточнила Тонечка.
        - Да ну,  - махнула рукой Лёля.  - Ничего он не странный! Бородища, конечно, но у них у всех теперь бородищи!.. Он её в машину подсаживал так… любовно. Ну, видно, что у людей чувство!
        - Лёля у нас проницательная,  - сказала Наталья.
        - Может, вы его с кем-то путаете?  - Тонечка не верила своим ушам.  - Такой высокий, широкоплечий. Борода рыжая. Они с вашей Леной как будто разных биологических видов.
        - Да одного они вида!  - вскричала романтическая и проницательная Лёля.  - Она классическая уездная красота, он классический бывший военный. Военные любят такую красоту.
        - Он же повар!
        Лёля несколько смешалась.
        - Повар, да? Я ошиблась?
        - Лёля в людях не ошибается,  - заметила Наталья.
        - Может, он потом переквалифицировался в повара? Когда в отставку вышел?.. Ваш муж должен знать, если они дружбаны! А ваш не военный?
        - Мой - продюсер,  - сказала Тонечка. Впрочем, она была в этом уже не очень уверена.  - И режиссёр. Зовут Александр Герман.
        - Тот самый?!
        Она кивнула.
        - Наташ,  - завопила Лёля,  - нам везёт! Тоня не только звёздный эксперт, но и сценарист с глобальными семейными связями. Если нас уволят, пристроите на работу к Александру Герману?
        - Предложение о поступлении на Нижегородское телевидение отменяется,  - подхватила Наталья.
        Тонечка задумчиво отхлебнула кофе из высокой кружки:
        - В вашей группе есть кто-нибудь, кто ведущую хорошо знает?
        Девицы переглянулись.
        - Голубев наш из Москвы. Стеша тоже с нами приехала. Редакторы все наши.
        - Как?!  - изумилась Тонечка.  - Получается, вообще все столичные?!
        - Столичные штучки,  - подтвердила Наталья.  - Нет, мы смену-то себе готовим, но работаем в основном со своими, конечно. Так проще, хотя мы лёгких путей не ищем.
        - Учить всех надо,  - добавила Лёля и потянулась.  - Видели бы вы, как люди пишут!.. Не сценарии, а сплошные… сны про звезду.
        - Стилист местный,  - спохватилась Наталья.  - Точнее, стилистка! Которую Голубев обещал найти. Я вам сейчас телефон скину.
        Тонечка продиктовала свой номер.
        Разведка ничего не дала.
        Нет, в Тонечкиной жизни появились две замечательные редакторши, и, пожалуй, она поняла, почему шоу «Любит - не любит» пользуется таким успехом, но ситуация нисколько не прояснилась.
        Скорее, ещё больше запуталась. Почему-то Тонечка сразу поверила легкомысленной Лёле - знатоку человеческих душ,  - что Кондрат Ермолаев бывший военный и Александр Герман не может этого не знать, раз уж он старый друг.
        Старый друг лучше новых двух!..
        Почему он ничего не сказал Тонечке о прошлом Кондрата, имеет ли это прошлое какое-то значение?
        - А давно они женаты, не знаете?..
        Леля пожала плечами:
        - Когда мы приехали, никакого мужа у неё не было, вроде да, Наташ? А потом появился.
        - И свадьбы не было?  - продолжала приставать Тонечка.
        - Нас не приглашали, это точно.
        - Ну как же! Она же блогерша! Свадьбы для блогерш - первое дело. Острова в океане и платье за миллион. И фото в Инстаграм!
        - Не было никаких фото, вот те крест,  - не унималась Наталья.  - Я же на неё подписана! И я не поняла, нам уже нужно начинать волноваться, что ведущая пропала, или рано?
        - А когда следующая съёмка?  - осведомилась Тонечка.
        - На будущей неделе во вторник стартуем.
        Она подумала немного и решила:
        - Пока рано. Если мы её не найдём, я позвоню.
        - Да мы тоже поищем,  - пообещала Наталья.  - Ну, где там Голубев застрял?!
        Словно издалека услыхав призыв начальства, Голубев явился и доложил, что стилистку Лену Пантелееву не видела с самой съёмки, хотя та должна ей звонить, и если позвонит, стилистка попросит её немедленно связаться с шеф-редактором.
        - Спасибо,  - Тонечка допила кофе, с сожалением посмотрела в пустую кружку и поднялась.  - Вы мне позвоните, если она найдётся?..
        - Мы вам не помогли, да?  - Лёля словно извинялась.  - Но все равно, если нас уволят, вы пристроите нас к своему мужу?
        - Конечно!  - бодро пообещала Тонечка.  - Первоклассные редакторы на вес золота!
        - Откуда вы знаете, что мы первоклассные? Может, мы дуры?..
        И все трое улыбнулись друг другу.
        Тонечка вышла в коридор и постояла, размышляя.
        Что сделал бы на её месте штабс-капитан из нашумевшего сериала? Или та самая героиня, которую она так и бросила в лодочном сарае? Уж они-то наверняка бы не растерялись и моментально придумали, куда двигаться дальше!..
        Пожилая уборщица протирала полы, широко загребая шваброй слева направо. Тонечка посторонилась.
        - Ходют и ходют,  - в полном соответствии со своей ролью пробормотала уборщица.  - Губы накрасют и ходют! Срамота!
        Тонечка, которая всегда забывала накрасить губы, потрогала рот тыльной стороной ладони.
        - И разговоры у них тьфу, пакостные! Один мат-перемат! А туда же, культурными прикидываются! И ходют!..
        - У меня ноги чистые, я на машине приехала,  - соврала Тонечка.
        Уборщица плюхнула швабру в ведро.
        - У тебя, мож, и чистые, а у остальных грязные! А я подтирай за всеми! Наталья Владимировна талдычит: у нас должно быть чисто, мы телевидение! А сами матерятся!
        Наталья Владимировна, догадалась Тонечка, должно быть, шеф-редактор.
        - Кажный-всякий день горбатисся! Спина отваливается, а я за ими подтирай! Наталья-то хотела мне какую-то помощницу нанять, а я ей - вот!  - Уборщица энергично обтёрла руку о подол форменного платья и сложила пальцы в узловатую фигу.  - Чтоб я работала, а за меня какая-то фефёла денежку огребала?! Нет уж, не бывать такому!
        - А давно?
        - Чего давно?  - Уборщица опять принялась протирать пол.
        - Работаете здесь давно?
        - Тю! Так ещё с советской власти, когда тута контора была. Горгазмашпроект называлась! Там-то культурные работали, Никодим Петрович всех обязывал сменку носить! Внизу переобувалися, а сюда уж в чистой обувке всходили! Тогда порядок был!..
        - Тогда да, тогда был,  - подхалимским тоном поддакивала Тонечка.  - То есть, вы всех здесь знаете?
        - Век бы мне их не знать, срамников!
        - И Лену Пантелееву?
        - Ленку-то? Да её кажная собака в городе знает! Всякий вечер в телевизоре языком мелет да подолом трясёт! Я её терпеть не могу! Каблучищи наладит, губы накрасит, сиськи выставит и ходит! А мать приличная женщина с виду, рассудительная.
        - Вы с ней знакомы? С матерью?
        - Да чего ж не быть знакомой-то? Она тута в буфете, считай, с девяностых торгует! Никодим Петрович её на работу принимал, она ещё молодая была! Ты чего вытаращилася? Так оно всегда и бывает, мать приличная, а дочь с ума свихнулась! Срамота! А пироги у ей вкусные, у матери-то! Я и домой беру, и в гости когда. Говорю ей - ты уже мне отложи, Пална, ну она откладывает!
        - А где буфет?
        - Пирожка захотела? Так по лестнице вниз и ещё чуток вниз, а там налево!.. А я Палне так и говорю - на твою-то смотреть тошно, а вот Якубович - это да! Любимец мой!.. Чегой-то его кажный день не показывают? Вот показывали бы кажный день Аркадьича, народ бы в ножки поклонился и духом окреп! Чем срамоту глядеть, лучше Якубовича!.. Ты бы начальству свому передала, что ли!
        Тонечка пообещала передать начальству, чтоб Якубовича показывали каждый день, и побежала вниз по лестнице.
        Потом ещё немного вниз и налево.
        В коридоре были стеллажи от пола до потолка, сплошь уставленные кассетами «Бетакам», давно вышедшими из употребления, видимо, архивными, дальше опять стеллажи с металлическими ящиками неизвестного назначения, а по правую руку единственная дверь, широко распахнутая.
        Чем ближе к двери, тем отчетливее пахло булками, кофе, кажется, ванилью или ещё чем-то принадлежащим тесту. Обычно в телевизионных буфетах пахнет пригоревшим гороховым супом, луком и словно немного тряпками!..
        Тонечка подошла и заглянула.
        Все столики были заняты, у прилавка небольшая очередь. Давешний оператор Стас стоял первым.
        - А булки сегодня с чем?  - спрашивал он невидимую отсюда буфетчицу.
        - С изюмом, Стасик. Возьми, твоя-то маленькая такие булки любит!
        - Дайте штук пять, Светлана Павловна!
        - Не дам я тебе пять, Стасик, у меня ещё народ на обед не приходил, три дам.
        - Ну, давайте хоть три.
        - И плетёнку с маком. Возьмёшь?..
        Тонечка зашла в буфет и тут же ринулась обратно в коридор, потому что увидела буфетчицу, выплывшую из подсобки.
        В коридоре московская сценаристка решительно натянула куртку и сильно почесала голову.
        - Что здесь происходит?  - строго спросила она сама себя.  - Кто-нибудь может мне объяснить?..
        Первым делом, вбежав в вестибюль «Шератона», Тонечка осведомилась у портье, где её муж.
        - Уехал,  - доложил добросовестный портье.  - Примерно час назад. Они с мальчиком вместе уехали.
        …Вот она так и знала, что его нет! Вот так и знала!
        - Антонина Фёдоровна, если можно, когда вам будет удобно, занесите нам паспорт вашего племянника, пожалуйста.
        Тонечка обещала занести, когда будет удобно. Если можно.
        …Она понятия не имела, чей именно племянник этот мальчик и есть ли у него паспорт!..
        …Она понятия не имеет ни о чём!.. Даже о том, кто такой на самом деле Кондрат Ермолаев, старый друг её мужа. Или он не друг?..
        А муж, продюсер и режиссёр, на самом деле кто?.. И как это теперь понять? И что будет, если окажется, что вся её нынешняя благополучная, счастливая, весёлая и беззаботная жизнь с ним - враньё?..
        В Риме они ходили к стене, где когда-то дурачились герои фильма «Римские каникулы»,  - к «Устам истины». Лгунам эти самые «уста» по легенде откусывали руку. Грегори Пек совал руку в «уста», а Одри Хепбёрн пугалась, что он остался без пальцев!..
        Тонечка сейчас с удовольствием засунула бы в «Уста истины» руку своего мужа по самую шею. А лучше голову.
        В своём номере - дверь в смежную комнату была распахнута, и это почему-то её разозлило,  - она скинула ботинки, швырнула на вешалку куртку, открыла компьютер и немедленно подписалась на Геллу Понтийскую.
        - Посмотрим, что там у неё,  - сама себе пробурчала она.
        Контент не обновлялся три дня, и подписчики массово и справедливо негодовали: их никто не развлекал! Насколько Тонечка могла судить, такие блоги создаются исключительно, чтобы развлекать собой подписчиков!
        Собственно, во все времена императоры и придворные, да и весь народ, очень любили шутов! Шуты кривлялись, строили рожи, напоказ женились в «ледяном доме», кидали друг в друга навозом, дрались, хохотали, отпускали непристойные шутки - на них смотрели и покатывались со смеху или ужасались. Иногда шуты учили императоров жизни, и это тоже было превесело - им всё сходило с рук. Император или императрица, даже разгневавшись, не рубили им головы, чтобы они продолжали развлекать, без них скучно сделается. Их кормили с барского стола, никакую работу не спрашивали, они должны были делать только одно - занимать. Некоторые самые остроумные и неистовые шуты становились фигурами весьма влиятельными, их остроты и замечания передавали из уст в уста, и каждый день ждали чего-то новенького, остренького!..
        У блогершы Геллы «остренького» хватало с избытком: вот она в нижнем белье и чулках сидит за компьютерным монитором, вокруг продуманный деловой беспорядок, хештег «сутранаработе». Вот она лежит в атласном пеньюаре, игриво задравшемся на крутых бёдрах, в тонкой руке гроссбух - хештег «люблюденьги». Вот она в крохотных трусиках одной рукой прикрывает пышные груди, другой делает селфи, хештег «ищисвойракурс».
        Истории вполне соответствовали: «Дорогие мои, меня так достало это серое небо. Каждый день как под колпаком. Я уже стала думать, чтоб уехать отсюда. Я с такой жадностью смотрю на фотографии из Лос-Анджелеса или с островов и понимаю, что там я бы улыбалась каждую секунду». И Гелла в профиль на фоне знаменитых букв HOLLYWOOD, волосы эффектно развеваются, голова красиво запрокинута.
        Или вот ещё: «Жизнь моего тела - это замкнутый круг: то диета и ежедневные тренировки, то короба пирожных и фильмы на диване. Девочки, главное, не забывайте про воду. Вода - основа жизни и нашей красоты».
        - Вашей красоты,  - пробормотала Тонечка.
        Она листала довольно долго. Всё одно и то же: нижнее бельё, провокационные позы, рисунки на острых, загнутых от длины ногтях, купальники, прибой, закат, роза в бокале шампанского, морозной пылью серебрится её бобровый воротник, смузи, ванна, разметавшиеся шелка.
        И никаких следов мужа-повара. То есть вообще никаких. Даже со спины он нигде не был запечатлен!
        А девицы-редакторы сказали, что замуж она вышла недавно, следовательно, муж должен быть! И свадьба «на островах», и арка из магнолий, и босые ноги, попирающие белый песок, и свечи, и букеты, и ленты!
        Ничего не было.
        Тонечка размышляла.
        Для того чтобы успешно развлекать собой народ, нужно то и дело придумывать эти самые развлечения, а их не так много: как похудеть; как помолодеть; как женить на себе; как получить в подарок; где родить; чем лечить; как развестись, чтобы; кто будет с ребёнком; как соблазнить; как укрепить ягодицы.
        Ну, и ещё несколько пунктов.
        Никто не станет смотреть фотографии, на которых Гелла Понтийская без грима и кудрей, с хвостом и в безразмерной толстовке пишет текст для программы, если она, конечно, пишет. Никому не интересно видео, где она читает роман, ну, если она читает!
        Свадьба, роды в прямом эфире, бурное выяснение отношений там же с последующим разводом - как раз то, что нужно, но никакой свадьбы не было.
        …Что это может значить?
        И ещё: жена Кондрата Ермолаева утверждала, что муж её избивает и она выложит побои в сеть. Какой муж? В её блоге нет никакого мужа! Какие побои?.. В блоге сплошная красота и «острова», будь они трижды неладны!..
        Или Гелла Понтийская и жена Кондрата Ермолаева Лена Пантелеева - два разных человека?..
        И Кондрат врёт, что Гелла его жена?..
        Тонечка схватила себя за кудри и с силой почесала голову.
        - Думай,  - велела она себе.  - Соображай!
        Герман никогда раньше не видел жену своего старого друга, только один раз ночью, будучи сам в сильном подпитии. Это могла быть любая девица, похожая на Геллу, а такие девицы все на одно лицо!
        А кого видела тогда наблюдательная редакторша Лёля на стоянке возле телецентра? Она видела именно Кондрата - здоровенного мужика с бородой и при белой собаке!..
        …Нужно съездить и покормить собаку. Она-то уж точно настоящая и по-настоящему хочет есть!..
        Тонечка походила по комнате, откинула занавеску, полюбовалась на драматический театр и площадь - так красиво!..
        Достала альбом с фотографиями, который прихватила из дома повара, и стала сравнивать с блогом.
        Вроде всё сходится. Одно и то же лицо, одна и та же попа, одни и те же ногти, загнутые на концах.
        Тонечка долистала до конца, до школьной фотографии - смешные детские лица в овалах. А вот и Лена Пантелеева - чёлка, два хвоста, вытаращенные глаза. Как будто она смеялась, а фотограф или классная руководительница на неё прикрикнули.
        Тонечка посмотрела на классную - строгая дама!.. На кого-то она похожа, только вот на кого?
        Тонечка отложила альбом, бухнулась спиной на кровать и попыталась вспомнить. Подтянула к себе альбом и посмотрела ещё раз.
        …Точно! Это же та самая Галина Сергеевна, которой вернули маленькую собаку породы пражский крысарик! Страшно редкая порода!..
        Выходит, она знает Лену Пантелееву и даже учила её! И сегодня вечером она должна быть здесь, в гостинице!
        Тонечка посмотрела на часы, абсолютно без толку, потому что вспомнить, в котором часу Галина Сергеевна должна приехать, она не могла и, ни на что не надеясь, позвонила мужу.
        Как ни странно, он ответил!..
        - Мы часа через полтора вернёмся,  - сказал он, когда она спросила, когда его ждать.  - Мы заявление поехали писать.  - И продолжал, понизив голос:  - Слушай, Тонь, парень клянётся, что карточку он у меня не крал. И я ему уже почти верю.
        - Может, и не крал,  - проговорила Тонечка.  - Может, ты её сам из кармана вытряхнул.
        - И не признаётся, за что его били. Молчит, и всё.
        - Может, он наркоман?  - предположила Тонечка.  - И били его тоже наркоманы? За дозу?
        - Не говорю глупостей,  - рассердился муж.  - Ты что-нибудь узнала про Геллу?
        - На работе её нет, и шеф-редактор не знает, где искать,  - сказала Тонечка то, что можно было сказать без всяких конспиративных соображений. Впрочем, Тонечка пока толком не понимала, как именно и в чём должна соблюдать конспирацию.  - Зато я узнала её учительницу, помнишь, в альбоме была школьная фотография?.. Так вот, это Галина Сергеевна, которая была с пражским крысариком.
        - Иди ты,  - весело удивился Герман.
        И они помолчали.
        Он ждал, что она скажет: купи мне такую собаку.
        Она ждала, что он скажет: хочешь, я куплю тебе такую собаку?
        Ничего не дождавшись друг от друга, они попрощались довольно холодно, и Тонечка, которая терпеть не могла так прощаться, тут же перезвонила:
        - Саш,  - выпалила она,  - скажи мне, ты ничего от меня не скрываешь?
        - Самое время спросить.
        - Саша!
        - Страшного ничего,  - сказал он вполголоса.  - Не придумывай ужасов.
        - Да я уже придумала!
        Он хмыкнул:
        - Расскажешь?
        - Конечно!  - вскричала Тонечка.  - Конечно, расскажу, Саша!
        И они опять немого помолчали.
        - Как племянник Родион?
        - Ничего, пока на ногах держится. Хотя поколотили его крепко.
        - Ну, вот именно. Может, вы прямо сейчас приедете, я запру его в номере, и он поспит?
        - Тоня, мы приедем через полтора часа.
        Тонечка рассказала, что отправляется в лобби-бар караулить Галину Сергеевну, а он - чтобы последнее слово осталось за ним!  - сказал, что лучше бы она хоть пару страниц написала.
        …Странный человек, думала Тонечка, устраиваясь за столиком. Очень странный человек её муж!.. Неужели он не понимает, что для того, чтобы написать «пару страниц» или даже «пару строк», в голове должно быть место! Некое свободное, специально для этого расчищенное место, чтобы туда поместились мысли и чтобы можно было их формулировать и выражать. Без свободного места это совершенно невозможно! Сейчас вся её голова - целиком, кажется, и кудри тоже,  - была занята странным происшествием в доме Кондрата Ермолаева. Поместить туда, в голову, мысли о героине в лодочном сарае было решительно невозможно, они не вмещались, места нет.
        Она заняла позицию так, чтоб было видно входную дверь, попросила кофе, спрайт со льдом и пирожное «картошка». Вздохнула - всё же жизнь так прекрасна!  - и открыла книжку про шпионов.
        Тонечка страшно любила книжки про шпионов, особенно 50-х годов.
        …Как только вернусь в Москву, пообещала она себе, почитав немного, сразу же пойду в тренажёрный зал и начну худеть к весне. Невозможно каждый день есть так, как она здесь наворачивает!.. Везёт её мужу - он ничего не делает, чтобы «держать себя в форме», а форма держится как-то сама собой. Он весь ладный, поджарый, крепкий, словно из бронзы отлитый. Вот почему некоторым везёт в этом вопросе, а другим вовсе не везёт? Вот Тонечке стоит только посмотреть на пирожное, а уже полкило прибавила!..
        Впрочем, некоторым везёт не только в этом, но и во многих других вопросах! А ей, Тонечке, не везёт.
        Тут она устыдилась.
        Вся её жизнь с тех пор, как умер первый муж - он допился до белой горячки и умирал у Тонечки на руках долго и мучительно,  - была сплошным везением. Словно она заплатила вперёд!..
        Она много лет спасала, лечила, ухаживала, занимала у матери деньги на новейшие всемогущие препараты. Даже работала за него! Он вроде бы писал фантастические романы, а на самом деле Тонечка вместо него писала! Когда его не стало, не стало словно холодной бетонной плиты, лежавшей у неё на плечах. Плита давила и грозила задавить насмерть, а потом она пропала.
        Первое время Тонечка просыпалась от ужаса - заснула, недоглядела, он опять ушёл, его нужно искать, звонить санитарам и в полицию, ловить, водворять в лечебницу и с ужасом ждать, что рано или поздно его выпишут и всё начнётся вновь.
        Она просыпалась и понимала, что его нет - и ужаса никакого нет. Что впереди день, целый огромный день, наполненный работой, разговорами с мамой, ссорами с дочкой - она всегда была строптивицей! Что можно выйти на крыльцо старого дома в Немчиновке, посмотреть на облака и по сторонам, не прислушиваясь поминутно к тому, что творится в доме, не вздрагивая от каждого звука!.. Что можно удалить из записной книжки телефоны всех наркологических клиник и всех врачей - Тонечке, маме и дочке точно не нужна помощь наркологов! И можно после работы поехать в парикмахерскую, а не лететь домой, опасаясь опоздать хоть на пять минут, за которые произойти может всё что угодно! И в отпуск можно поехать, и вечером выпить вина - много лет Тонечка не держала в доме никакого спиртного, даже пустырник в каплях!
        У неё было много работы и совсем немного денег, но работа ей нравилась, и на жизнь вполне хватало, чего же лучше!..
        А потом уж совсем неслыханно повезло, как в романе - ей встретился Александр Герман, женился на ней, и они стали жить-поживать и продолжали бы жить прекрасно, не случись этой поездки в Нижний Новгород!..
        Она вздохнула, глотнула огненного кофе, потом ледяного спрайта, откусила пирожное и опять вздохнула - от полноты чувств.
        …Проницательная Лёля сказала, что Кондрат - типичный бывший военный. И подполковник Мишаков, старый друг номер два, но всё же поновее Кондрата, тоже человек в погонах. Или старые друзья её мужа все до одного служивые люди? Впрочем, она никаких его друзей и не знает! У него есть коллеги, соратники и конкуренты. Друзей как-то и нет…
        Как было бы прекрасно сейчас пить кофе и думать о героине и о том, как её теперь выручать, а не о тёмных пятнах в судьбе собственного мужа!..
        Чтобы не думать, Тонечка заставляла себя читать и в конце концов увлеклась - лейтенант госбезопасности вот-вот должен был догадаться, кто именно строит козни талантливому секретному учёному, который уже вот-вот откроет формулу сверхпрочной стали для советских танков и самолётов. Учёный собирался на концерт, чтобы послушать Эдварда Грига - он же настоящий советский учёный, то есть гармоничная личность,  - а шпион уже подкрадывался к каптёрке, где учёный хранил свои записи и дневники. По непонятной причине работал учёный на заводе, вблизи доменной печи, а не в лаборатории. Должно быть, чтоб подчеркнуть близость настоящих учёных к рабочему классу и пролетариату.
        Тонечка так увлеклась, что не заметила, как к её столику подошли двое, и подняла глаза, только когда тень упала на страницу.
        - Ла-ла-ла-ла-ла-ла, вертится быстрей земля!  - пропела её собственная дочь Настя, ринулась и поцеловала ошарашенную мать.  - А это мы!
        - Здрасти, Тонечка,  - поздоровался Даня.  - Мы… эээ… без приглашения… Приятным сюрпризом…
        - Дневной лошадью!  - подхватила Настя.  - Мамочка, ты рада? Ты рада, что я приехала к тебе?
        - Я счастлива просто,  - пробормотала Тонечка, выбираясь из кресла.  - Вот неожиданность!
        - Да скучно было бы, если б была ожиданность!  - Одним глотком Настя махнула материнский кофе, понюхала газировку и сморщилась.  - Опять ты эту гадость липкую пьёшь! Сколько тебе повторять, это вредно! Там сплошной сахар! Мам, а у нас на курсе «Тихий Дон» ставят, я Наталья! Представляешь? Конечно, всего несколько сцен, но я играю! Ла-ла-ла-ла-ла-ла, вертится быстрей земля!
        - Ты роман не читала,  - подал голос Даня.  - А это великий роман.
        - Ну и что, и прочитаю.
        - Его нужно вдумчиво читать, головой. А ты головой не умеешь, ты глазами читаешь!
        - Можно подумать! Мам, я доем твоё пирожное?
        - Там сплошной сахар,  - заметил Даня.  - Сколько раз тебе повторять. Это вредно.
        - Мама, он меня дразнит!
        - Тонечка, ты не волнуйся,  - сказал Даня.  - Мы здесь вам с дядей Сашей глаза мозолить не будем. Мы квартиру сняли на Большой Покровской. В доме причта. Папа сказал, что раньше в Нижнем хороших отелей не было и он в этом доме часто останавливался, когда по делам бывал. Там старые квартиры переделали в новые, но как будто старые. Их сдают. Папа говорит, когда там жил Мацуев, ему специально ставили рояль. Из филармонии привозили!
        - Что такое причт?  - Настя отправила в рот последний кусок пирожного. Рот у неё был в шоколадной пыли.
        - Эх ты, серость!..
        - Сам ты серость!..
        - Дети, угомонитесь,  - велела Тонечка.  - Я не поняла ничего. Приятным сюрпризом, дневной лошадью! Вы на выходные, что ли?..
        - Ну да,  - Даня покивал.  - Папа сказал: съездите, раз уж у тебя ОВЯ отменили.  - Тут он счёл нужным пояснить:  - Основы восточных языков пропускать нельзя, за этого могут и того… по шапке. А в эту субботу отменили, в посольстве день независимости Танзании отмечают, все преподы приглашены!
        - Мы тут с друзьями Данькиными встречаемся,  - продолжала Настя.  - Они из Питера «Сапсаном» приедут сегодня ночью. Мам, а где дядя Саша? Мы с вами поужинаем, ладно? Ты что, не рада нас видеть?
        - Страшно рада!  - вскричала Тонечка.  - Ужасно рада!..
        …Хоть бы бабушка позвонила и предупредила, что внучка едет, подумала она стремительно. Но нет!..
        - И что?  - спросила она.  - Вы все вместе с друзьями будете жить в этом доме причта?
        - Нет, мы с Данькой, а остальные ещё где-то! Мам, ну, не в «Шератоне» же нам жить! Тут кругом пафос и дорогостоящие напитки и закуски!
        И она залпом выпила весь Тонечкин спрайт.
        - Мы рюкзаки бросим и придём. Вы же ещё не ужинали?
        Тонечка засмеялась.
        - Нет, конечно!.. Молодцы, что приехали!..
        Даня широко и радостно улыбнулся - он был не такой толстокожий, как Тонечкина родная дочь, и по всей видимости немного сомневался в радушии приёма.
        - Здесь совсем рядом,  - продолжал он.  - Если к кремлю по Покровской идти, этот дом будет с левой стороны.
        - Мам, мы сейчас будем. Ты жди нас.
        Они подхватились и помчались - в стеклянную дверь Тонечке было видно, как Даня, надев на плечи собственный, забрал и Настин рюкзак. Она что-то ему говорила, махала перчаткой у него перед носом, а он смешно отшатывался и в конце концов выхватил перчатку и сунул себе в карман.
        Они были очень молодые, очень высокие, очень весёлые и очень… москвичи. Настя в шапке с помпоном, в огромном пальто, накрученном шарфе, джинсы заправлены в ботинки. Даня в суконной куртке, клетчатой кепке, вельветовые штаны непередаваемо болотного цвета и широченный свитер с высоким горлом на три размера больше, чем нужно.
        Её собственные дети!.. Так странно.
        Впрочем, Даня Липницкий вовсе не приходился ей сыном. Тонечкина мать Марина Тимофеевна вышла замуж за Даниного отца генерала Липницкого, и Даня по большому счету должен был считаться Тонечкиным братом и Настиным дядей, хоть и не кровным. В раскидистой кроне семейного древа Морозовых-Липницких-Герман легко заблудиться и пропасть!..
        Там ещё где-то кот и златая цепь, возможно, и утлый челн тоже!
        Тем не менее, в семье само собой установилось так, что Настя и Даня - брат и сестра, и они оба очень быстро привыкли к такому положению вещей.
        Насте казалось, что Даня был в её жизни всегда - стр-р-рашно красивый, необыкновенно умный и немного занудный, как и положено правильным старшим братьям. Даня ни о чём таком не задумывался, он просто знал, что отвечает за Настино воспитание наряду со всеми взрослыми членами семьи, хотя разница у них была всего год.
        Поначалу Тонечка беспокоилась - ей не хотелось никаких… романов между детьми. Она точно знала, что романы у восемнадцатилетних всегда заканчиваются катастрофой, и было страшно, что катастрофа настигнет сразу этих двоих… эльфов.
        Они и жили никакой не человеческой, а «эльфийской» жизнью!.. Даня в Институте стран Азии и Африки учил суахили и время от времени задвигал что-то вроде: «У отечественной африканистики есть основатель, лицо почти священное, Дмитрий Алексеевич Ольдерогге. Его значимость равновеликая и в отечественной, и в зарубежной африканистике».
        Настя в театральной академии искала «зерно роли», решала «сверхзадачи», читала Михаила Чехова, боготворила Таирова и немного опасалась Мейерхольда - «Мама, это же такие бездны!»  - приносила «наблюдения» на «этюды» и домой приезжала только спать.
        Куда уж родителям с их сугубо практическим подходом к жизни и всякой ерундой, вроде того, например, что нужно учиться отвечать за себя, зарабатывать хоть что-нибудь, запоминать, где лежат документы и счета, держать в голове срок окончания заграничного паспорта и что собака сама себя не выведет на прогулку - какая бы ты ни была Джульетта, доченька, или Клара, нужно приехать вовремя домой и выйти с собакой!..
        Фу, всё это так скучно, приземлённо, так попахивает бабушкиным гардеробом с неизменными лавандовыми саше!.. Сейчас совсем другое время, другие скорости, «земля как ракета летит по параболе»  - вот это да! Правда, поэт, придумавший эту метафору, тоже совсем замшелый, из прошлого, но ведь верно придумано!..
        Тонечка всё это отлично понимала - как мать и взрослый человек,  - но решительно не знала, что с таким мировоззрением делать.
        Пугать? Ругать? Молчать?..
        Пугать не имеет смысла - ведь ясно, что «свобода и скорость» закончатся при первом же серьёзном жизненном шторме. Придётся искать работу, платить по счетам, чинить трубу, варить бульон, и не помогут никакие придумки про то, что для всех этих бессмысленных занятий есть «специально обученные люди».
        Ругать тоже не имеет смысла - они не верят и точно знают, что уж они-то наверняка «не допустят» того, что так напугало и заморозило старших. Мировые войны остались в далёком варварском прошлом, голод, холод и лишения - там же. Нам не нужно так много всего, как вам, дорогие родители! Нам вполне достаточно капучино на миндальном молоке - только капучинатор должен быть хорошим, разумеется!  - зернового хлеба, авокадо с ломтиком лосося, кусочка палтуса, немного свежей спаржи. Ну, разумеется, одежда из натуральных материалов, только никаких мехов и кожи, мы не убиваем животных! В вашем поколении убивали, а в нашем это считается преступлением. Эпидемии побеждены давно и безусловно, где-то есть люди, которые за это отвечают, они сидят в лабораториях в таких защитных костюмах и блестящих щитках и смотрят в микроскопы. В общем, эпидемиям не бывать никогда. Кроме того, в Голливуде точно знают, что нужно делать в случае катастрофы - звать Тома Холланда. Он переоденется в костюм человека-паука и всё решит.
        Поэтому Тонечка предпочитала помалкивать. Вся надежда была на Даню, он казался более… человечным, чем её собственная дочь и её друзья и подруги.
        …Какая-то квартира на Большой Покровской, приятели из Питера, «Сапсан», почему бы не поехать на выходные!.. Какая странная и непонятная жизнь!
        Зазвонил телефон.
        - Мам,  - сказала Тонечка в трубку.  - Что ж ты меня не предупредила?!
        - Приехали?  - уточнила Марина Тимофеевна.  - Вот и хорошо.
        - Убежали в какую-то квартиру, которую они сняли.
        - Ты на этот счёт не волнуйся,  - проговорила мать успокаивающе,  - её сдаёт вполне приличная дама, знакомая Андрея.
        Андреем звали генерала Липницкого, Даниного отца и мужа Тонечкиной матери. У-у-уф!..
        - Мы решили, ничего такого, пусть прогуляются,  - продолжала мать в трубке.  - Настя, по-моему, с первого сентября ни разу не легла спать раньше трёх часов ночи. И Даньке полезно, он весь зелёный от этого своего суахили!..
        - Они вам надоели, что ли, мама?
        - Есть немного,  - безмятежно ответила Марина Тимофеевна.  - Нам с Андреем тоже хочется… свободы и праздника жизни. Хотя вам, молодым, этого не понять.
        - Мам, мы старые! Совсем! Я сейчас это поняла так отчётливо, когда они приехали!
        Мать помолчала немного, а потом осведомилась:
        - А мы тогда кто? Лавка древностей?
        - Да нууу, я совсем не об этом!
        - Звони нам,  - сказала Марина Тимофеевна.  - Я знаю, тебе тоже хочется свободы, но за три дня ты позвонила только два раза!
        - Вот именно,  - пробормотала Тонечка.
        Ей вдруг пришла в голову мысль, показавшаяся… ужасной. Но она пришла и засела внутри Тонечкиной головы.
        Это нужно обдумать. Вот так, с бухты-барахты нельзя.
        - Я завтра с утра съезжу и сделаю Черище прививку,  - продолжала в трубке мать,  - а потом, может быть, мы с Андреем куда-нибудь сходим.
        - Прививка дело нужное,  - сказала Тонечка, словно бы с опасением оглядываясь на стоявшую в сторонке мысль.  - Передавай Черри привет! Мы тут тоже одну собаку взяли на попечение. Сашин друг… нам её поручил. Белая такая, лохматая.
        Тут Тонечка вдруг вспомнила, зачем пришла в лобби-бар, стала оглядываться по сторонам, уронила телефон, подобрала его и вновь прижала к уху.
        - Что там у тебя, Тоня?
        - Мама, я ищу даму с собачкой. Ты знаешь такую породу - пражский крысарик?
        - Ну, конечно. Такая очаровательная ушастая чепуха на тонких ножках.
        - Я хочу такую собаку!
        Мать молчала только секунду.
        - И что тебе мешает?
        - Как что?  - поразилась дочь.  - Разве я могу завести собаку?
        - А разве не можешь?
        - Мама,  - выпалила Тонечка,  - ты просто мастер простых решений! Целую, позвоню!
        - Ничего не поняла,  - напоследок сказала Марина Тимофеевна и пропала из трубки.
        Тонечка выбралась из-за стола и обежала лобби-бар. Галины Сергеевны нигде не было.
        …А вдруг она не придёт? Где её искать? Обязательно придётся искать, чтобы поговорить о крысариках и о бывшей ученице Лене Пантелеевой!
        Хорошо бы расспросить и о Лениной матери!.. Наверняка учительница должна знать хоть что-то!..
        Тонечка вернулась на свой наблюдательный пункт, но читать про мерзкого шпиона и талантливого учёного больше не могла. Она поминутно смотрела в сторону двери и прокручивала в голове ту самую мысль, что пришла ей в голову во время разговора с матерью.
        …Ей придётся… решиться, а это трудно. И опасно! Мало ли к чему может привести такое её решение!..
        Она так разволновалась, что вспотели ладони.
        Она сидела, вытирала потные ладони о новые брюки, которые еще утром обещали столько удовольствия, а сейчас не доставляли никакого, и всё думала и думала.
        Явились дети.
        - А дядя Саша ещё не вернулся?  - заговорила Настя, бросив пальто мимо кресла. Даня сразу же поднял.  - Есть охота! Мы в поезде ничего не ели, я сразу заснула, как тронулись! А Данька читал какую-то китайскую книгу.
        - Не китайскую книгу, а «Задачу трёх тел» Лю Цысиня!
        - А этот твой Лю разве не китаец?
        - Китаец, конечно!
        - Значит, и книга китайская,  - заключила Настя.  - Ещё у нас хотят «Варшавскую мелодию» ставить, но пока не распределяли, а я посмотрела, как Борисова играла, вот это да, вот это сила!.. И вообще я тут подумала, что великие артисты были не только в Голливуде, но и у нас.
        - Да ты что?  - поразился Даня Липницкий.  - Да неужели такое возможно?
        - Вот ты смеёшься,  - сказала Настя, вытащила из сахарницы кусок и кинула за щёку,  - а это правда! Вот например, Караченцов! Или Олег Даль, был такой артист. Господи, как я хочу есть!
        - Пойдёмте в ресторан и закажем,  - предложила Тонечка.  - А пока можно чаю попросить, чтоб вы с голоду не умерли.
        - Не умрём,  - бодро сказал Даня.  - Хотя в поезде я тоже ничего не ел.
        - Почему?  - заинтересовалась Настя.
        - Из солидарности! Как это, я наемся, а ты нет?
        - Как это благородно, друг мой.
        - Моё благородство не знает границ.
        - Вот именно.
        Тонечка их остановила:
        - Данька, отнеси пальто в гардероб, вон туда! Настя, кончай грызть сахар.
        - Ты что, с ума сошла?! Я сахар не ем!
        - Я вижу.
        Настя слегка покраснела и схватила Тонечкину книжку.
        - Вот ты тоже читаешь всякую ерунду! Зачем читать такое старьё?!
        - Я люблю.
        Тонечка мешкала, надеясь, что Галина Сергеевна всё-таки придёт, но вместо неё явились её муж и неизвестно чей племянник Родион. Первым их заметил Даня.
        - Дядя Саша!  - обрадовался он и пошёл навстречу.  - Мы с Настей решили, что вам без нас скучно. Привет!
        Герман окинул взглядом всю компанию и, кажется, нисколько не удивился.
        - Привет, Данька!  - Он пожал руку и хлопнул Даню по плечу.  - Ты бы хоть позвонил.
        Настя подскочила и поцеловала Германа в щёку.
        - Это я придумала!  - выпалила она.  - И звонить не разрешила! Чтоб сюрприз!
        Герман одним движением словно вытащил у себя из-за спины Родиона и сказал:
        - Знакомьтесь. Это Родион, племянник моего старого друга. Родион, это… наши дети, Настя и Данила.
        Настя одним взглядом оценила всё - пораненную щёку, синяк под глазом, припухшую губу. При этом одет с иголочки и во всё новое. И симпатичный!.. Если не обращать внимания на отёки и фиолетовую раскраску.
        Впрочем, нужно сразу дать ему понять, кто здесь главный. Главные здесь они с Данькой, других нам не надо. Может, мы и пообщаемся, но… так, слегка! Мы из Москвы, мы богема и всё такое, а на кадров местного разлива, да ещё побитых жизнью, нам наплевать.
        - Настя,  - сказала Настя, подала руку и сделала воздушный реверанс, её научили на занятиях по сцендвижению.  - А почему вы такой фиолетовый, Родион?
        - Настя,  - предостерегающе сказала мать.  - Даже не начинай.
        Родион осторожно взял Настину руку, подержал, словно не зная, что с ней делать, и отпустил.
        Девушка была вся какая-то волшебная, словно из иностранного кино - светлые волосы ниже плеч, высокие скулы, хорошо очерченный подбородок, персиковые щёки, лукавые глаза. Родион никогда не видел таких девушек наяву. В детдоме были симпатичные девчонки, но совсем другие, земные, понятые, громкие, кряжистые. А эта - как лесная королева из «Властелина колец». Если бы Родиону пришлось её рисовать, он бы так и рисовал - в лесу, и чтоб рядом озеро, и чтоб такие прозрачные блики.
        Он понятия не имел, что именно это и называется «тонкая кость» и «голубая кровь».
        Парень тоже какой-то чудной - одежда болталась на нём, как с чужого плеча, замшевые ботинки странного цвета, волосы давно не стрижены, щетина, должно быть, недельная - не борода, а как раз щетина!.. При этом парень весь был словно отмытый - чистая кожа, блестящие волосы, розовые ногти. И пахло от него хорошо и словно надёжно.
        Точно так же пахло от дядькиного друга Александра Наумовича!
        - Меня зовут Даня,  - сказал парень.  - Мы только из Москвы приехали с Настькой. А ты здесь живёшь?
        Родион помотал головой - не здесь он живёт. Теперь вообще непонятно, где он живёт! Дядькин друг сказал: переночуешь у нас, но быть такого не может, что его оставят ночевать в таких хоромах!..
        - Саш, все хотят есть,  - подала голос Тонечка.  - Пойдёмте пообедаем.
        Родион удивился - какой обед, время-то уж давно к ужину!..
        - А чем вы занимаетесь, уважаемый Родион?  - спросила Настя дурашливым голосом.  - Я, например, в театральном учусь, а Данька в ИСАА. Вам известно что-нибудь о театрах и об ИСАА?
        - Настя,  - остановил Герман, глядя в телефон.  - Тоня, Серёга Мишаков спрашивает, когда мы к нему придём выпивать.
        - Эти ваши выпивки,  - пробормотала Тонечка,  - заканчиваются черт-те чем!..
        - Что мне ему ответить?
        - Ох, Господи, ответь, что завтра! Или когда хочешь!..
        Муж взглянул на неё. Щёки у неё горели, и он не понял, то ли она сердита, то ли в каком-то нервном возбуждении.
        Ресторан находился здесь же, сразу за лобби-баром, окнами выходил на театральную площадь, и в нём было очень уютно, особенно по вечерам.
        Всей толпой они двинулись в ту сторону, Тонечка то и дело оглядывалась на дверь, и не зря!..
        Оглянувшись в последний раз, она увидела, как в холл вбежала запыхавшаяся Галина Сергеевна.
        - Вы идите, я сейчас!  - быстро сказала Тонечка.  - Саш, и сразу попроси, чтоб побыстрее.
        И ринулась к вошедшей.
        Та оглядывалась по сторонам, тяжело дышала и тянула с шеи шарф.
        - Галина Сергеевна,  - заговорила Тонечка на ходу.  - Здравствуйте, вы меня помните?.. Мы разговаривали про собак.
        - Помню, конечно.
        - Можно, я вам позвоню, и мы поговорим ещё немного?
        Галина Сергеевна посмотрела на неё и вздохнула.
        - Вы всё-таки хотите собаку?
        Тонечка смешалась.
        - Я ещё точно не решила, хотя мама сказала, что мне ничего не мешает завести свою собственную собаку, если мне хочется.
        - А вам хочется?  - уточнила Галина Сергеевна.
        Тонечка кивнула.
        - Можно я вам позвоню? Например, завтра? Сегодня не получится, к нам неожиданно дети приехали. И племянник,  - неизвестно зачем добавила она.
        - Сегодня и у меня не получится,  - Галина Сергеевна улыбнулась.  - У меня там собаки брошены, а ещё через весь город обратно пилить. Недавно малыш родился, его взвешивать нужно постоянно. Они же такие крохи!
        - А та как? Которую вернули?
        - Спасибо, хорошо,  - ответила Галина Сергеевна, отчего-то насторожившись.  - Запишите телефон.
        Тонечка потыкала в экран, набирая цифры.
        - Когда вам можно позвонить и подъехать?
        - Да в любое время. Я всегда дома.  - Она опять посмотрела по сторонам, вздохнула и добавила:  - Только вот что я вам скажу, если вы всё-таки решите собаку брать. Я сначала смотрю, подходят хозяева собаке или нет. Если нет, я так прямо и говорю. И не отдаю.
        …Что-то уж больно много предостережений, подумала Тонечка. Я в невестки не набиваюсь, я хочу просто поговорить и, может, на самом деле посмотреть собак.
        Это такое прекрасное занятие - выбирать собаку!
        …Нужно будет вписать в сценарий, как герой и героиня едут смотреть щенка. Только продюсер скажет, что на это нет денег, а режиссёр, что это сложно снять и уйдёт целая смена. И вычеркнут сцену!..
        Когда она вошла в ресторан, все многочисленные родственники сидели, уткнувшись в огромные, плотные карточки меню.
        Выражения лиц у всех разные.
        Её муж читал с аппетитом.
        Даня с удовольствием.
        Настя нетерпеливо.
        Родион испуганно.
        - Я договорилась с Галиной Сергеевной,  - сказала Тонечка мужу, плюхнувшись в услужливо подставленное официантом кресло.  - Завтра встречаемся.
        - Кто такая Галина Сергеевна?  - тут же спросила Настя.
        - Я буду салат из сезонных овощей, борщ, пельмени и беф-строганов,  - объявил Даня.  - А ты?..
        - Сальсу, минестроне и равиоли с крабом. Дядь Саш, давай шампанского выпьем?
        - Давай,  - согласился Герман.
        Тонечка подглядывала на Родиона. Ему нужно помочь, но так, чтобы не унизить и не вызвать лишних вопросов у любопытных и хорошо кормленных её собственных детей.
        - Здесь всё вкусно,  - полголоса сказала она мальчишке.
        - Ты какую кухню любишь?  - тут же встряла Настя.  - Если итальянскую, бери спагетти, не прогадаешь.
        - Я всё люблю,  - пробормотал Родион.
        На самом деле любил он не всё.
        Дядькин друг сегодня уже кормил его в этом ресторане, и ему ничего не понравилось - в бульоне не было лапши, а только какие-то овощи тонкой соломкой, а пельменей принесли всего штук шесть, разве этим наешься?!
        - Я суп не буду,  - сказал Родион.  - Я лучше мяса. И картошку-фри.
        - Значит,  - подытожила Тонечка,  - свежий салат, стейк, картошки-фри у них нет.
        - Мы попросим, и нам поджарят,  - сказал Герман и помахал официанту.  - Может, правда, сразу чаю?.. Пока ждём?
        - Попроси, дядь Саш,  - Настя скроила дурашливую гримаску.  - И давайте светски беседовать! У меня через неделю этюд - обед в богатом доме!
        - Ты горничная?  - уточнил Даня.  - Или дворецкий?
        - Я хозяйка!
        - Какая из тебя хозяйка, ты сразу самовар опрокинешь!
        - Ой,  - вдруг сказала Настя и просияла.  - Правда! В богатом доме вполне может быть самовар! Ну, как деталь!..
        И они заспорили, хорошая ли деталь самовар.
        Родион сидел, разглядывая собственные руки.
        - Мы написали заявление,  - сказал Герман Тонечке.  - Иначе Серёге пришлось бы того гопника отпустить с миром.
        Родион всё не отрывался от своих рук, как бог знает от какой диковины.
        - И ботинки поменяли,  - продолжал Тонечкин муж.  - Те, что я купил, оказались велики.
        - А мне на телевидении сказали, что Лена Пантелеева на звонки не отвечает и дома телефон молчит.
        - Мы это и так знаем.
        - Я подписалась на неё в Инстаграм и посмотрела, что она там выкладывает. Сплошная красота и никаких побоев! И никакого мужа, а замуж она вышла, судя по тому, что сказали редакторши, совсем недавно.
        - Это ни о чём не говорит.
        Тонечка пожала плечами. С её точки зрения, отсутствие мужа в блоге, в ленте, на стене - везде!  - говорило о многом.
        - А муж у неё, сказали редакторши, типичный бывший военный. Твой друг - повар - военный?
        Герман посмотрел на неё. И Родион посмотрел на неё.
        И дети перестали спорить про самовар и посмотрели на неё.
        - Какой друг-повар?  - спросила Настя.  - Дядь Саш, у тебя есть друг-повар? Мишлен, три звезды?
        - Это чё, дядька повар, что ли?  - протянул Родион.  - Или военный?
        - Военный врач бывает,  - заметил Даня.  - А военный повар?..
        - Военный повар называется кок!
        - Настька, ты серая личность! Кок - это морской повар! А военный… как, дядь Саш? Кашевар?
        - Оператор полевой кухни,  - буркнул Герман.
        …Догадка Тонечки - и каких-то неизвестных редакторш!  - его встревожила. Нужно срочно увести разговор в другую сторону, и он увёл.
        - Кстати, про моря и реки! Здесь в Нижнем есть музей Сормовского завода. Если есть желающие, я позвоню и договорюсь.
        - Музей завода?  - удивилась Настя.  - Зачем нам музей завода?..
        Тонечка закатила глаза - до чего серую дочь она вырастила!
        - Сормовский завод - легенда,  - сказала она.  - Сто романов можно написать и двести фильмов снять!.. Его в своё время устроил удивительный грек Бенардаки Дмитрий Егорович. Он всю жизнь занимался разного рода промышленностью, у него царь деньги в долг брал!.. Завод плавил сталь, делал пароходы, баржи, вагоны! Когда война началась, танки стал выпускать. Подводные лодки! Вы можете себе представить, дети, чтоб подводные лодки строили на реке?! А в Сормово строили!
        - Как это?  - Даня почесал голову, от чего сделался необыкновенно лохмат.  - А как отсюда подводную лодку вести в море? Да ещё в войну?
        - Сходи в музей,  - посоветовал Герман.  - И спроси.
        - Я бы сходил.
        - Ну, не зна-а-аю,  - протянула Настя.  - Это всё такое далёкое прошлое! Промышленная революции, вагоны! Какая сейчас разница, какой завод строил вагоны? Вот нам сейчас до этого какое дело?..
        - Большое,  - сказал Герман довольно резко.  - Мы не прилетели сегодня из космоса и завтра обратно в космос не улетаем. Мы живём на этой земле, в этой стране, вблизи этой реки. Или, например, гор! Или моря. Ты представь себе, сколько людей стоит за тобой. Ну, ты же актриса! Закрой глаза и представь.
        - Я всё что угодно могу представить,  - пробормотала Настя несколько обескураженно.  - Что значит - за мной, дядь Саш? Кто стоит?
        - Питекантропов рассматривать не будем и славянские племена тоже, бог с ними,  - продолжал Герман.  - Но чтобы на свет появилась Настя Морозова и сидела сейчас в ресторане, нужно, чтоб твои предки пережили Батыя, Мамая, ливонцев, поляков, пожары, недороды, эпидемии. Чтоб ты родилась, нужно, чтоб линия твоих предков нигде не прервалась, чтобы они не только выжили, но и оставили сильных, приспособленных, сообразительных детей, которые тоже выжили и тоже оставили детей.
        - К примеру,  - вставила Тонечка,  - Елец, городок такой, горел дотла двадцать раз! Двадцать!.. И всякий раз заново отстраивался.
        - Потом Иван Грозный,  - продолжал Герман,  - опричники, казни, войны, Смута, голод, холод, темнота, болезни. Заметь, мы ещё до Петра не дошли! И линия твоей жизни нигде не прервалась.
        - При чём тут моя жизнь, дядь Саш?  - вспылила Настя.
        - При том, что ты просто обязана знать, что здесь было до тебя, до того момента, как ты сюда пришла. Как воевали, как строили, как делали корабли, как плавили сталь, как романы писали! Это всё твоя жизнь. И конкретно твоей жизни не было бы, если б не было… всех этих людей до тебя.
        Он глотнул чаю и добавил:
        - Кстати, есть легенда или версия, как на Руси появилось обращение «дядя» и «тётя»! Считается, что его ввёл указом Дмитрий Донской после какого-то особенно страшного мора, когда перемёрло почти всё взрослое население, дети и подростки остались сиротами. И Дмитрий Иванович велел детям обращаться к чужим взрослым «дядя» и «тётя», чтоб хоть иллюзия создавалась, что у них есть родные! А ты говоришь - какая разница.
        - Ну, я же просто так говорю,  - пробормотала Настя.  - И потом! Вы, взрослые, очень любите нас пугать! Вы все живёте какими-то доисторическими категориями! Войны, пожары, эпидемии, мор!.. В нашем поколении ничего такого не будет, неужели непонятно?! Мы не допустим! У нас открытый мир, мы совсем по-другому живём!
        - Настя,  - сказала Тонечка,  - нет никакого открытого мира. Есть интернет, он, конечно, создаёт иллюзию открытости, но это только иллюзия…
        Настя дёрнула плечом:
        - Ты не понимаешь ни-че-го! Ва-а-абще! Именно на наше поколение пришёлся глобальный разрыв с прошлым!.. Вот ты и бабушка - у вас никакого разрыва нет, вы одинаковые, и представления о жизни у вас одинаковые! А я другая! Дру-га-я! И Данька другой!
        - Не уверен,  - пробормотал Даня.
        Настя не обратила на него внимания.
        - И вы никогда нас не поймёте, потому что мир изменился, а вы не хотите это принимать!
        - В чём именно изменился мир?
        - Как?!  - поразилась Настя.  - А информационные технологии?!
        - Да бог с ними,  - продолжал Герман.  - Мой дед пел в церковном хоре и учил в гимназии латынь. А моя мама, дедова родная дочь, работала у Сергея Королёва и провожала в космос Леонова. И только посмей сказать, что ты не знаешь, кто такие Королёв и Леонов!.. Вот это я понимаю - разрыв поколений! А в интернете сидеть уже научились, по-моему, все, и стар и млад.
        - Всё равно в нашем поколении ничего не будет,  - сказала Настя убеждённо.  - Ни войн, ни эпидемий. Мам, ты ещё про чуму задвинь! Ты любишь про чуму и Средневековье! И про то, что население Европы почти вымерло!..
        - И что? Так оно и было!
        - Да они же дикие были! Ди-ки-е!.. Руки не мыли! Все отходы в речки сливали! И препаратов никаких не было! Их только потом придумали!.. А мы цивилизованные! И лекарства есть от всего!..
        - Положим, не от всего,  - вставил Даня, и Тонечка посмотрела на него.
        …Его мать умерла от болезни, которую так и не научились как следует лечить.
        - Вся штука в том,  - проговорил Герман задумчиво,  - что ничего нельзя как следует предвидеть. Сейчас всё хорошо и прекрасно, можно сидеть в ожидании обеда и рассуждать о разрыве поколений, а что может случиться завтра, никто не знает.
        - Да ничего не может случиться!  - фыркнула Настя.  - Вот этим мы и отличаемся! Вы всё ждёте каких-то ужасов, а мы точно знаем, что никаких ужасов не будет! Правда, Данька?
        Тот пожал плечами.
        - Я бы не был так уверен. То и дело что-то происходит. Всякие экзотические вирусы и микробы появляются…
        - Да ну тебя,  - отмахнулась Настя.  - И ты туда же!..
        Родион за время дискуссии не проронил ни слова, да и не слушал почти. И вообще его удивляло, как взрослые люди могут всерьёз рассуждать про всякую ерунду. Эпидемии, войны, какие-то цари и опричники! Разве это важно? Важно, что дядьку забрали, что негде ночевать, что денег негде взять, хотя бы чтоб обратно в детдом вернуться - пусть позорно это, но куда деваться?! Важно, что новая жизнь оказалась фейком, пустышкой, а он просто замирал от счастья и предчувствия перемен, когда ехал в Нижний на перекладных. Важно, что избили его сильно и теперь везде болит - во рту, в боку, в коленке!.. Важно, что ему хочется есть и спать, а поесть и поспать он может только из милости, если взрослые посторонние люди его покормят и пристроят на кровать.
        Важно, что его так и тянет нарисовать эту невозможно красивую и сердитую девушку, и он уже придумал, как её нарисует, но нет ни бумаги, ни карандаша. И где их взять, у кого попросить?..
        Когда принесли еду, Родион обрадовался, но оказалось, что жевать он почти не может - так больно зубы и щёку. И жалко было мяса - здоровенный кусище, и пахло от него как-то особенно вкусно, совсем не так, как в детдомовской столовой, хотя повариха тётя Люба всегда старалась приготовить получше, её стряпню воспитанники любили! Особенно коврижки, которые она пекла на Новый год, и куличи на Пасху. Изюма она всегда клала много, больше, чем положено по рецепту, и это было очень вкусно. Если сторож Лексеич отправлялся на рынок за изюмом, все знали - весь детский дом!  - что тётя Люба задумала плюшки ставить и вечером будет особенный чай!
        Но этот кусок мяса с тёти Любиным никак уж нельзя было сравнить, а прожевать его Родион не мог.
        Тонечка, поглядев на его мучения, заказала паштет и бульон.
        - А мясо мы с собой заберём,  - сказала она официанту, а на самом деле Родиону.  - И потом разогреем. У нас же печка есть!.. Или вас попросим.
        Родион проводил мясо глазами - он был уверен, что ничего им с собой не дадут, а официант его сам съест.
        С паштетом дело пошло веселее, его не нужно было жевать, и бульон он выхлебал с удовольствием - Тонечка попросила положить яйцо и лапшу вместо овощей соломкой.
        После еды непреодолимо захотелось спать, и он почти не помнил, как заплетающиеся ноги несли его по тихим и тёплым коридорам, как по воде. Потом Тонечка взбивала подушку, а Александр Наумович стаскивал с него футболку и штаны, а когда взрослые вышли, осторожно прикрыв за собой дверь,  - он уже спал.
        Он спал под одеялом, от которого пахло свежестью, постепенно согревался, и ему снились мать и лето - самое лучшее, что только может быть в жизни.
        Утром жена объявила мужу - в полном соответствии с законами драматургии,  - что так больше продолжаться не может.
        …Она не хочет и не будет так жить!
        С вечера они улеглись, как оловянные солдаты в коробку, каждый на своё место, руки по швам, и Тонечка долго сопела в темноте, надеясь, что муж заговорит первый, но он всё молчал, а потом как-то неожиданно оказалось, что уже утро, за окнами белый зимний рассвет, и лежат они в обнимку, и ей невыносимо жарко, но пошевелиться никак невозможно, потому что муж притиснул её к себе и пристроил на неё тяжёлую горячую ногу. Она ещё немного полежала, изнемогая от жары, а потом стала спихивать его с себя. Её возня привела к тому, что муж распахнул глаза, некоторое время смотрел на неё очень близко.
        Она всё возилась.
        Тогда он схватил её за шею - ладони были сухими и горячими,  - укусил за ухо и поцеловал куда-то под глаз.
        - Тише!  - прошипела Тонечка и покосилась на дверь в смежную комнату.  - Мы не одни.
        - Я всё запер. Мы одни.
        Он откинул одеяло, сел на пятки и просто смотрел, ничего не делая.
        Тонечка вдруг страшно смутилась, задрыгала ногами и стала тянуть одеяло, но он не дал.
        Он лёг рядом, прижал, обнял и сказал ужасную глупость:
        - По утрам ты такая красивая.
        - Я толстая,  - проскулила Тонечка,  - и мне нужно зубы почистить, Саша…
        Он захохотал так, что кровать заходила ходуном.
        - Что?  - спросила Тонечка и ткнула его в бок.  - Что ты хохочешь?
        - А сделать макияж тебе не нужно?.. Вот прямо сию минуту?
        - Сашка, ты ничего не понимаешь!
        - Ну, уж побольше тебя,  - заявил он с невыносимым самодовольством.  - Особенно в женщинах. Особенно по утрам.
        Он погладил её по плечам, по спине, запустил руку в кудри и погладил затылок. Тонечка охнула и закрыла глаза.
        - Ты точно запер дверь?
        Он хмыкнул.
        - Абсолютно.
        И больше она не вспоминала ни про зубы, ни про дверь.
        Ей так нравилось быть с ним, очень близко, страшно тесно, принадлежать ему, ни о чём не думать, только чувствовать - всей кожей, телом, сердцем, мозгом,  - что он рядом, с ней, в ней, внутри и снаружи, и всякий раз это было так, словно она на какое-то время переставала быть Антониной Морозовой-Герман, сценаристкой, хозяйкой дома, матерью взрослой дочери.
        Она вообще переставала быть человеком и превращалась в сгусток энергии, похожей на термоядерную, неустойчивую и неуправляемую, и эта энергия искала выход, и выход был только один. Только один человек мог её вынести без потерь - это он с его бесстрашием и силой.
        …Когда она немного пришла в себя и разлепила глаза, оказалось, что он опять сидит на пятках и рассматривает ее. Она подняла отяжелевшую руку, взяла его за подбородок и повернула голову.
        - Не смотри ты на меня,  - сказала она.
        - Хочу и буду.
        Он перехватил руку, поцеловал, помедлил, взял Тонечку за уши и поцеловал в губы.
        - Душ?  - спросил он уверенным, деловым, всегдашним тоном.  - Завтрак? Мальчика будить?
        Тонечка села, прикрыла одеялом телеса, помотала головой и почесала кудри.
        Она должна что-то ему сказать, и это «что-то» очень важное для их общей жизни. Она ещё вчера собиралась, но так и не сказала. А сейчас… не могла вспомнить.
        - Саш,  - сказала она, сообразив.  - Подожди. Не спеши так. Поговори со мной.
        Он присел на край кровати. Ему даже в голову не приходило прикрываться одеялом!..
        - Что ты знаешь о Кондрате Ермолаеве?
        Муж вздохнул. Тонечка покосилась на его грудь - она поднялась и опустилась, очень красиво.
        - Что он в кутузке. Сидит за решёткой в темнице сырой.
        - Саша!
        - Тоня, что ты хочешь услышать? Он мой старый друг, его жену я раньше не видел, сегодня к четырём я поеду к Серёге Мишакову, он мне обещал свидание с Кондратом. Что ещё?
        - Чем занимается твой Кондрат?
        - Он повар.
        - Всю жизнь? Где вы познакомились? В ресторане? Он тебя угощал? Готовил бараний бок с кашей и няню?..
        Герман засмеялся:
        - Бараний бок и няня - это откуда?
        - Из «Мёртвых душ»,  - буркнула Тонечка.
        - А что такое няня?
        - Понятия не имею. Саша, расскажи мне всё, пожалуйста. Я так… не могу. Правда!
        Она посмотрела на него, и он понял, что дело серьёзное. Серьёзней, чем он предполагал!
        - Мне кажется, мы вот-вот… потеряемся,  - продолжала она в отчаянии.  - Что ты - уже не ты, и непонятно, кто тогда я!.. И что вокруг нас творится!
        Он попытался её обнять и привлечь к себе, но она не далась.
        - Саша, так нельзя. Мне страшно.
        - Не бойся,  - тут же сказал он.  - Бояться нечего. Если бы было чего бояться, я бы… оставил тебя дома.
        Тонечка уставилась на него. И пробормотала:
        - Господи ты Боже мой.
        - Я тебе всё объясню,  - пообещал муж.  - Но не сейчас.
        - А… что ты мне объяснишь?  - спросила она горестно.  - Я не хочу никаких ужасов, понимаешь? У меня в жизни они уже были!
        - Не будет никаких ужасов,  - пообещал он уверенно.  - Ты сможешь с Родионом побыть? Или сбагрить его нашим детям? Мне нужно съездить.
        - Куда?
        - По делам.
        - Понятно.
        …Затея провалилась, вот что. Ничего не вышло из её попытки поговорить «о важном». Её муж или не хотел, или не мог ей ничего сказать.
        - Я вернусь,  - сказал он, наблюдая за её лицом,  - и мы вместе съездим к Серёге, хочешь? Повидаем Кондрата.
        - Да,  - ответила Тонечка.  - Хочу. Ты мне вот что скажи хотя бы - имеет смысл искать его жену или нет?
        Он удивился:
        - Ну, конечно, имеет! Мы же должны понять, что произошло у Кондрата в доме!..
        - А ты не знаешь?  - уточнила Тонечка.
        - Нет.
        Пока он принимал душ и одевался, она сосредоточенно думала, сидя на разгромленной кровати. Потом спохватилась, напялила халат, постелила одеяло и покрывало.
        - Разбуди Родиона,  - велела она мужу.  - Скажи, чтоб обязательно почистил зубы и помыл голову! И чтоб ждал меня, мы пойдём завтракать, а потом поедем к Галине Сергеевне. Она живёт где-то неблизко, в Автозаводе, что ли!.. И позвони в Сормовский музей.
        - Музей!  - спохватился Герман.  - Точно. Оставить тебе машину?
        - Не нужно,  - отказалась Тонечка.  - Это крейсер «Аврора», а не машина! Я лучше такси вызову.
        И спросила, подумав:
        - Как ты думаешь, почему Родион не говорит, кто на него напал и почему? Ты же не видел, а я видела, как они его били!.. Просто… насмерть. На уличную драку совсем не похоже. Хотя я не разбираюсь в уличных драках…
        - Поговори с ним,  - предложил Герман, натягивая куртку.  - Может, он тебе и расскажет.
        - Саша, а ты знал его мать?  - спросила Тонечка.  - Сестру Кондрата? Помнишь, твой Мишаков спросил у Родиона, как звали мать, и тот сказал Зося. Получается, что Мишаков её знал. А ты?
        - И я,  - сказал Герман.  - Мне нужно ехать.
        Тонечка ничего не поняла.
        …Почему её вопрос так его смутил? Ведь это просто вопрос!..
        Об этом не имело смысла думать, но она всё равно думала, пока они завтракали с мальчишкой - он съел омлет, тарелку колбасы и сыра, миску овсянки, яйцо вкрутую, несколько гренок с повидлом, закусил всё это ореховым пирожным и залил тремя стаканами сока.
        Тонечке нравилось, что он ест с таким упоением и восторгом. Она считала это хорошим признаком.
        С Галиной Сергеевной они договорились на редкость быстро, она продиктовала адрес и не велела звонить в дверь, чтоб собаки не подняли шум.
        В такси Тонечка смотрела в окно и то и дело восклицала, обращаясь к Родиону:
        - Смотри, как красиво! Нет, ты смотри, смотри!
        Всё для того, чтоб не думать, отчего её муж так перепугался! И мысль, пришедшая ей в голову вчера во время разговора с той же Галиной Сергеевной, вновь приблизилась и стала в сторонке, ожидая, когда Тонечка обратит на неё внимание.
        А ей так не хотелось! Вот она и восклицала без конца.
        И так получилось, конечно, что самый интересный момент она проспала.
        - Это что?  - спросил Родион, подвинулся на сиденье и опустил стекло.  - Вот там? Это же …
        - Воздушные шары!  - засмеялся водитель.  - Когда погода хорошая, они часто с обрыва летают. Ты никогда не видел, парень?
        Родион оглянулся на Тонечку, глаза у него блестели.
        - Вон, вон, смотрите!  - Он так сильно высунулся в окно, что Тонечка потянула его за штаны, испугавшись, что вывалится.  - Летят!
        В просторном сияющем небе плыли огромные разноцветные шары с корзинами - как во сне. Они плыли медленно и так парадно над слиянием Волги и Оки, словно выныривали из голубых высот и плавно, величественно снижались.
        - Я никогда не видел!  - повторял Родион.  - Ни разу! Только по телику! А в жизни они совсем другие! Я думал, они мелкие, а они… огромные! А как ими управлять?
        - Там пилоты,  - объяснила Тонечка.  - И газовые горелки. Они как-то умеют ловить ветер и этими горелками регулировать высоту.
        Мальчишка захлёбывался от восторга, позабыв обо всём на свете - о том, что объелся так, что его мутило, о красивой девушке Насте, которую он надеялся увидеть, но утром она так и не появилась, о боли в боку и в коленке, о том, что его ищут и вот-вот найдут, и даже о том, что дядька оказался каким-то там поваром, вот ужас!..
        Он смотрел, глубоко дышал, вцепившись в пластик автомобильной двери, и изо всех сил запоминал - чтобы потом нарисовать.
        - Я знаю, как нарисовать!  - вслух выпалил он с восторгом и оглянулся на тётку.
        - Что?  - не поняла она, и он больше на неё не оглядывался.
        Шары долго не кончались - а они все ехали в машине, и им то и дело было видно их, то над водой, то над холмами, и Родион всё смотрел и смотрел.
        Когда переехали мост и шары остались где-то позади, он ещё какое-то время старательно укладывал увиденное в рисунок. Нужно так нарисовать, чтобы чувствовалась их огромность и плавность хода, и он придумывал, как это сделать.
        ..Жалко, что нет ни бумаги, ни карандашей!..
        Они вышли из машины возле длинного, как дядя Стёпа-милиционер из детской книжки, дома, и тут мальчишка сообразил, что так и не понял, куда и зачем они приехали с кудрявой розовощекой тёткой.
        - А чё мы тут станем делать?  - спросил он со всем возможным безразличием. Ему казалось, чем безразличней, тем безопасней.
        - Собак смотреть,  - ответила тётка весело.  - Ты любишь собак?
        - Ужасно,  - признался Родион, моментально позабыв, что должен быть безразличен.  - Они добрые. Гладить даются. У нас в детдоме два кота, так они не даются!..
        - И я люблю,  - призналась Тонечка.  - Ты только не удивляйся, здесь живут очень маленькие собаки, не такие, как во дворе у твоего дяди! Так, звонить мы не будем, нам сказали, что открыто. Давай за мной.
        Тонечка зашла в тесную прихожую и позвала:
        - Галина Сергеевна! Мы приехали!
        - Я сейчас!  - отозвались из комнаты, и тотчас же на разные голоса затявкали очень маленькие собаки.  - Вы пока разувайтесь!
        Тонечка мигом стянула ботинки. Родион тоже стал тянуть, но никак не получалось. Наклониться он не мог - проклятый бок словно железным прутом проткнули,  - а сесть было некуда. Тонечка моментально сообразила, присела и по очереди стащила с него кроссовки.
        Он стоял весь пунцовый, даже лоб взмок.
        - Да ничего страшного!  - воскликнула она, увидев его физиономию.  - Подумаешь, ботинки снять, ерунда какая!
        Галина Сергеевна появилась из-за угла:
        - Проходите, проходите!.. Только калитку за собой закрывайте!
        Оказалось, что коридор поделён на две части, из одной в другую на самом деле вела низенькая белая калиточка.
        - Это от собак,  - объяснила она.  - Чтоб обувь уличную не грызли! Наглотаются всякой заразы, мало ли!
        Тонечку позабавило, что калитка защищает не обувь от собак, а собак от обуви! Это прямо интересно - такой штришок.
        - Я с племянником,  - объявила она хозяйке. Кажется, со вчерашнего дня она уже привыкла к наличию племянника и произносила это легко, как будто так и надо.  - Его зовут Родион. А это Галина Сергеевна.
        В комнатах продолжалось бодрое тявканье.
        Осторожно - Тонечка сразу за Галиной Сергеевной, Родион сразу за Тонечкой - они зашли в просторную кухню-гостиную с высокой барной стойкой, кушеткой, несколькими табуретками и многочисленными полками. Полки были уставлены не посудой и вазами, а призами и кубками, которые стояли так плотно, и их было так много - от пола до потолка!  - что в первую секунду Тонечка подумала, что Галина Сергеевна, должно быть, ещё и судья международной категории и то и дело награждает кого-нибудь призами!..
        - Это всё мои собаки на разных выставках получают,  - объяснила Галина Сергеевна со скромной гордостью.  - Ставить некуда.
        - Собаки?  - спросил Родион. У него сегодня был день открытий.  - Я думал, собакам только медали дают. За службу на границе.
        - Медали тоже дают,  - ответила Галина Сергеевна.  - Они у меня на балконе в ящике. Ну, готовы? Я выпускаю!
        И пошла в соседнюю комнату.
        Тотчас из неё вылетели, словно на стрекозиных прозрачных крыльях, несколько ушастых, тонконогих, невесомых существ и закружились по комнате.
        Тонечка засмеялась. Родион замер.
        - Это Китти,  - представляла существ Галина Сергеевна,  - ей уже двенадцать лет. Следом Бобби, ему пять. Дальше Оскар, он молодой, ему всего два. Дейзи, их бабушка. И та девчонка, которую вернули, Буси. Вон она самая последняя мчится!..
        - Какие прекрасные собаки!  - воскликнула Тонечка от души. Невесомые существа продолжали кружить по комнате вокруг них.
        - Это не собаки,  - сказал Родион.  - Какие ж это собаки!
        - Самые настоящие!  - воинственно вступилась за своих Галина Сергеевна.  - Он крошечные, конечно. Но зато самые настоящие собаки! Они верные, преданные, душевные! Всё понимают!
        - А можно подержать?  - спросила Тонечка.
        Галина Сергеевна посмотрела на неё и улыбнулась.
        - Вы присядьте пока вот здесь. Мальчик, ты тоже садись. Они сейчас успокоятся немного, и можно будет подержать. Я вообще не очень приветствую, когда щенков на руки просто так берут, чтоб они лишнего не надеялись. Они же знают, когда за ними приходят, чтоб взять в семью.
        Родион посмотрел на странных существ.
        …И эти знают?.. В детдоме все знали, когда вдруг за кем-то приезжали. Никто никому ничего не говорил, но дети всегда точно понимали, кого возьмут, а кого нет.
        И ему вдруг так жалко стало этих собак, просто до слёз!.. Они ведь как и он сам - не бездомные, не голодные, не на улице. Но всё равно ждут, что заберут. Те, у которых здесь дом, спокойны и уверены, а остальные должны… пристроиться. И ещё неизвестно, к кому пристроишься! Вот у него, у Родиона: дядька вроде нашёлся, а его сразу забрали то ли за драку, то ли за что похуже, и вообще оказалось, что он повар! Должно быть, повар это и неплохо, всегда при еде, вон как тётя Люба, но всё-таки хотелось, чтоб дядька оказался бизнесменом, или военным, или хотя бы уж водителем. Всё лучше, чем… повар!..
        И вообще Родион был уверен, что поварами только женщины бывают! Нет, по телевизору в разных глупых шоу время от времени показывали поваров-мужчин, но он подозревал, что это просто артисты.
        Как и сейчас он подозревал, что летающие ушастые существа - всё же не собаки.
        - А вы давно ими занимаетесь?  - Тонечка чинно уселась, куда ей показали, и завела беседу.
        - Да уже больше десяти лет. У меня Китти первая, вон та, которой сейчас двенадцать. У меня тогда трудные времена были, я с работы ушла, и как-то всё не ладилось. Вот мне муж и сказал - займись собаками, отвлечёшься. Например, крысарика заведи, такое дивное существо. А я ему и говорю: как такую собаку завести, её нигде не достанешь! И он, знаете, достал. С тех пор и занимаюсь.
        Родион почесал нос. Слово какое глупое - крысарик!
        - Так называется порода,  - пояснила Галина Сергеевна, словно услышав его мысли,  - пражский крысарик. Они чумных крыс душили.
        - Так крысы здоровые! И толстые!
        - Это сейчас крысы здоровые и толстые,  - сказала Галина Сергеевна.  - А в давние времена они были чуть побольше мышей. Амбарные крысы. Эти собачки - настоящие охотники. Очень быстрые и внимательные.
        - Да ну,  - не поверил Родион.
        - Точно, точно,  - подтвердил Тонечка.  - Я много о них читала.
        Она изловчилась и подхватила самую младшую, как раз пролетавшую мимо.
        - Вот так держите столбиком,  - взволновалась Галина Сергеевна.  - Под попу и под передние лапы. Иначе им неудобно.
        Тонечка перехватила собаку, как было велено.
        Собака ничего, не вырывалась, только сильно колотилось сердце под тоненькими воробьиными рёбрышками, и мелко дрожали огромные тонкие уши.
        Родион со своим стулом придвинулся и стал рассматривать близко-близко. Тонечка чувствовала, как от его головы тонко и приятно пахнет улицей и знакомым гостиничным шампунем.
        - У неё зубы!  - вдруг восхитился мальчишка.  - Белые-белые и мелкие-мелкие!
        - А как же? У всех собак зубы и у людей. Ты в каком классе учишься?  - неожиданно спросила хозяйка.
        - В десятом, а чего?
        - Я раньше в школе работала. Преподавала алгебру и геометрию. Ты математику любишь?
        Родион любил рисовать, а учился постольку-поскольку, но всё же по математике лучше, чем по русскому и по английскому. Читать ему нравилось - он всё время представлял себе картинки, и это было очень весело, а правила зубрить он не выносил.
        - Вы здесь, в Нижнем, работали?  - спросила Тонечка, рассматривая собаку.  - Наверное, всех учеников помните! Говорят, учителя всех помнят.
        Галина Сергеевна засмеялась.
        - Помню! У меня это потом на собак перешло! Я и собак всех тоже помню. И кого куда забрали, и кто когда родился.
        - Я раньше дружила с Леной Пантелеевой,  - лихо сообщила Тонечка.  - Не помните такую?
        Галина Сергеевна удивлённо на неё посмотрела:
        - А вы жили, что ли, тут?
        - Нет, мы в Москве жили, а с Леной познакомились, когда однажды на пароходе отдыхали, и они, кажется, в Нижнем тоже на пароход сели, а может, я путаю, уже не помню,  - заюлила Тонечка.
        - Их две было, Лены Пантелеевы. Одна восьмидесятого года рождения, а другая восемьдесят пятого. Вы которую знаете?
        Тонечка попыталась прикинуть, сколько лет может быть Гелле Понтийской.
        - Которая восемьдесят пятого,  - сказала она.
        Галина Сергеевна засмеялась:
        - Звезда наша телевизионная?
        - Да, да, да!
        - А можно я тоже немного подержу?  - вмешался Родион, который всё рассматривал собаку.  - Я аккуратно!
        - Ну, возьми,  - разрешила хозяйка.  - Только за шею обязательно придерживай, а то она может вырваться и упасть, а у них кости хрупкие.
        Родион, которому уже почти понравился крысарик, немного огорчился. Что это за собака, у которой кости хрупкие?! Собака должна быть… собакой! Лаять, рычать, на всех кидаться, крыс душить на худой конец.
        Он взял лёгонькое, тёплое, гладкое существо и посмотрел ему в морду. Существо посмотрело на него влажным оленьим глазом и неожиданно лизнуло в нос. Родион замер.
        - Мы с Леной потерялись,  - продолжала вдохновенно врать Тонечка,  - я в интернете на неё подписана, а координат у меня нет никаких. Может, у вас сохранились?
        - Жили они на Верхневолжской набережной, пятнадцать,  - сказала Галина Сергеевна задумчиво.  - Квартира была, по-моему, восьмая. На втором этаже по правую руку. Из окон реку видно и Заволжье. Там всегда большие начальники жили, областные, городские, ну и Пантелеевы тоже.
        - А кто у них большой начальник?  - не поняла Тонечка.
        - Так папаша!  - удивилась Галина Сергеевна.  - Вы не знали?.. Он здесь, в Горьком, всей медициной командовал! Между прочим, при нём полный порядок был, врачи у нас первоклассные работали. И мединститут славился. В конце девяностых его убили. Что-то он с бандитами не поделил, то ли здание не хотел отдавать, то ли деньги из бюджета, не знаю, врать не буду. Они вдвоём с матерью остались.
        - Я не знала,  - сказала Тонечка на этот раз честно.
        - Тогда у нас то и дело убивали. Сейчас это называется - криминальные войны. И все делают вид, что это не при нас было, а словно в четырнадцатом веке! Вон они сейчас все у власти, кто тогда в бандитах ходил!  - И Галина Сергеевна кивнула в сторону окна.  - И всё повторяют «лихие девяностые, лихие девяностые»! Не девяностые лихие-то, а люди лихие…
        Все крылатые существа, летавшие по комнате, остановились и расселись вокруг хозяйки, заглядывая ей в лицо.
        - Всё понимают,  - рассказывала про собак Галина Сергеевна.  - Каждую интонацию. Знают, что я о грустном заговорила. Ну, что, нравится тебе?  - спросила она у Родиона.  - Или тебе большую надо?
        - Это я маленькую собаку хочу,  - поделилась Тонечка.  - Уже давно, несколько лет. Всё присматриваюсь, но никак не выберу. У меня работа такая… специфическая. Я сижу и пишу. И мечтаю, чтобы со мной собака сидела и писала.
        - Ну, мои - идеальные компаньоны!  - Галина Сергеевна нагнулась и взяла кого-то из компаньонов на руки.  - Главное, правильно реагировать. Если собака делает что-то не то, не обращайте внимания, как будто нет её. И она перестанет! А ругать не поможет. Для них главное внимание привлечь.
        - Надо же,  - решила повернуть разговор Тонечка.  - Я про Лениного отца ничего не слышала.
        - Да ведь его не стало, она совсем девчонкой была, лет тринадцать или четырнадцать. Она тогда школу экстерном закончила и в Москву уехала. Вы в Москве с ней виделись?
        Тонечка покосилась на Галину Сергеевну. Та невозмутимо гладила компаньона или компаньонку.
        …Лена Пантелеева закончила школу экстерном? Поехала поступать в Москву?.. Тонечка ожидала чего угодно, любых историй о трудной судьбе провинциальной девочки, потерявшей отца - большого начальника, постановка на учёт в детской комнате милиции или, к примеру, беременность в шестнадцать, или уж секс, наркотики, рок-н-ролл!
        …Или это всё же не та Лена Пантелеева, которая зовётся теперь Гелла Понтийская, ведёт шоу «Любит - не любит» и называет подписчиков в своём блоге «дорогие мои»?
        - Что вы так смотрите?  - спросила Галина Сергеевна.  - Она большая умница, училась всегда отлично, поступила с первого раза, и не куда-нибудь, а в институт военных переводчиков!..
        …Час от часу не легче. Ещё и военные переводчики, оказывается!.. И никакого рок-н-ролла!
        - Она приезжала, ко мне забегала иногда, рассказывала. Гордилась, что поступила, на арабские языки только мальчиков берут, а она поступила! Но это раньше было, когда она училась.
        - А… сейчас?  - быстро спросила Тонечка.
        - Сейчас не заходит,  - отчеканила Галина Сергеевна.  - Как год назад вернулась, так ни разу не заходила. Однажды на набережной встретились, я с собакой гуляла, так она на другую сторону перешла. Не узнала, должно быть!  - заключила бывшая учительница.
        - Ерунда какая-то,  - недоумевала Тонечка.
        - Я не поняла,  - Галина Сергеевна спустила собаку на пол.  - Вы пришли про Лену спросить или собаку посмотреть?
        - А?..
        - Ну, ясно.
        - Нет, нет,  - спохватилась Тонечка.  - Конечно, собаку!
        - Мы возьмём?  - спросил Родион неожиданно.  - Вот эту?..
        Маленькое существо пригрелось у него на руках, уши перестали дрожать. Собака сидела совершенно спокойно, ждала.
        - Она милая,  - сказала Галина Сергеевна.  - Молчаливая. Я других слышу, а её почти нет. Характер хороший. Я её себе оставлю, наверное, она уж подросток!.. Ей нужен дом, а я недоглядела… Только время упустила, может, хорошим людям бы отдала.
        - Мы возьмём?  - повторил Родион настойчиво и посмотрел Тонечке в лицо.
        …Он как-то совершенно позабыл про своё положение, про дядьку в камере, про возвращение в детдом! Даже про боль в боку позабыл, словно волшебная собака р-раз!  - и слизнула все эти тягостные мысли.
        - Родион,  - Тонечка положила руку ему на плечо.  - Мы должны подумать. Это же серьёзное дело!
        - Ну, думайте, думайте,  - разрешила Галина Сергеевна.  - Если надумаете, звоните, мы всегда на месте.
        Тонечка взяла собаку у Родиона из рук и пристально на неё посмотрела. Та тоже посмотрела, и Тонечке показалось, что они поняли друг друга.
        …Ты подожди, мысленно сказала существу Тонечка. Совсем немножко. Мы сейчас уйдём, но вернёмся за тобой. Ты понимаешь?..
        …Понимаю, ответила ей собака. Я подожду, ничего. Конечно подожду! Но я бы к вам… пошла. У вас мальчик хороший, добрый.
        - Мы не возьмём?  - спросил Родион.
        Тонечка вздохнула и посадила собаку на пол.
        - Пока нет.
        Он хмуро посмотрел в сторону.
        И сразу всё вернулось: боль в боку, страх, что ищут и вот-вот найдут, страх, что не найдут, куда тогда деваться!.. Волшебная собака волшебным образом спасла бы его, а так - не будет никакой собаки, и спасаться придётся самому.
        Они пошли к выходу - через калитку посреди коридора - и маленькое существо пошло за ними, не осталось с родственниками и друзьями, которые вовсю резвились, носились и играли.
        Мальчишка оглянулся.
        - Давай возьмём!  - вырвалось у него.
        - Мы сейчас не можем,  - беспомощно ответила Тонечка.
        - Но она же идёт за нами, смотри!
        Галина Сергеевна молча наблюдала.
        - Мы не можем сейчас,  - повторила Тонечка.  - Нам нужно с родственниками посоветоваться! У нас куча родственников.
        Тут она сообразила, что у Родиона нет вообще никаких родственников, и заторопилась.
        - Давай, обувайся, нам ещё до четырёх нужно много дел переделать.
        Она подставила Родиону кроссовки, он молча сунул в них ноги. Тонечка не стала зашнуровывать, чтоб скорее уйти и от собаки, и от её хозяйки.
        - Ну что ты?  - спросила она, когда они выбрались на улицу.  - Мы же и ехали, только чтобы посмотреть! И ты больших собак любишь, а эти крошечные совсем!
        - Но она же за нами пошла!..
        - Мы за ней вернёмся.
        - Ничего мы не вернёмся.
        …Да уж, подумала Тонечка. Дала я маху, совсем как Галина Сергеевна!.. Потащила парня смотреть щенков, как ему объяснить, что сейчас брать собаку она и не собиралась? А он ведь тоже подросток и тоже… непристроенный!
        Некоторое время они просто шли по улице, молчали и думали каждый о своём. Потом Тонечка спохватилась.
        - Нам нужно вызвать такси, мы пешком не дойдём, тут далеко.
        Родион покосился на неё - вот люди, а? На автобусе поехать ей даже в голову не приходит! И гостиница ихняя невозможная - кругом мрамор, сверкающие полы, мягкие кресла, официанты в формах, а в комнате тапочки лежат пушистые и халат мягкий!.. Небось, за всю эту красоту деньги платят бешеные, лучше бы собаку купили!..
        - Будет через пять минут,  - сообщила Тонечка про такси и сунула телефон в карман.  - Ждём. Смотри, Родион, это совершенно особенный район Нижнего, я про него читала. Его заложили в двадцатых годах прошлого века, когда стали строить автомобильный завод. Здесь полным-полно конструктивизма!
        - Это что значит?
        - Это такая архитектурная форма, вернее, направление. Вон видишь, такие прямоугольные балконы, а внизу арки квадратные? Это и есть конструктивизм! Здесь где-то кинотеатр со скульптурами на крыше, я видела фотографии, вот бы посмотреть.
        - Ты архитектор, что ли?
        - Я сценаристка,  - ответила Тонечка беспечно.  - Пишу сценарии для сериалов. Ну, и для фильмов.
        - Да ладно,  - сказал парень басом.
        - Точно тебе говорю.
        - Молодёжные? Или для стариков?
        - Это уж как пойдёт,  - усмехнулась Тонечка.  - По всякому бывает.
        - А про общагу? Это ты?
        - Нет, не я.
        - А про необитаемый остров?
        - Тоже не я.
        - А про пацана с Рублевки, который как бы в полиции служит, а на самом деле он богатый?
        - И это не я,  - призналась Тонечка, чувствуя, что Родион разочаровывается всё больше и больше.
        - А что тогда ты?..
        - Про курсантов я.
        Родион просиял. Этот фильм они всем детдомом любили! Там жизнь была похожа на их собственную как две капли воды.
        - Чесслово?
        Тонечка кивнула на подъезжавшую машину:
        - Чесслово. Садись, я прямо замёрзла, ужас!.. Когда весна придёт!
        Они немного не доехали до Покровской, вышли возле большого магазина. Родион плёлся за Тонечкой, сунув руки в карманы безразмерной куртки, купленной только вчера. Он думал какими-то скачками - то про оставленную собаку, то про «курсантов», то про свои горести, то про воздушные шары и про то, как их нарисовать.
        Тонечка оглянулась на него. Он шёл весь поникший, плечи сгорблены, волосы лезут в глаза, шапка натянута почти на уши, под глазом синяк, на скуле царапины.
        - За что тебя били?  - вдруг спросила она.  - И вообще как ты ввязался в драку?..
        Он дёрнул плечом.
        - Ни за что. Просто так.
        - Улицу не поделили?
        Он промолчал.
        - Ты бы рассказал,  - посоветовала Тонечка.  - Может, мы бы меры какие-нибудь приняли.
        - Нечего мне рассказывать, и мер никаких не нужно.
        …Она же не знает, что в следующий раз его… убьют. Точно убьют! И рассказать он ничего не может.
        - Мне кажется,  - продолжала Тонечка, открывая тяжёлую дверь в магазин,  - ты мне должен.
        - Чего это?!
        - Я тебя спасла,  - сказала она.  - Между прочим, могла бы и убежать.
        - Ну и убежала бы.
        - Ну и лежал бы ты сейчас в морге,  - заключила Тонечка безжалостно.  - И похоронили бы тебя, как неопознанный труп!..
        Тут ей позвонила Настя и, зевая, стала спрашивать, где они все - и мать, и дядя Саша, и мальчик Родион.
        - Ты что, только встала?  - спросила Тонечка подозрительно.
        Оказалось, что ещё даже и не встала, потому что Данькины питерские друзья приехали в час ночи и все пошли есть в круглосуточную пельменную, а потом ещё гуляли, а потом ещё пили вино и слушали музыку в «доме притча».
        - Какой ужас,  - сказала Тонечка.  - Какие-то ночные гульбища! А днём нельзя прогуливаться?
        Днём совсем не то, да и друзья приехали ночью, что тут непонятного?! В общем, сейчас Данька вылезет из ванной, Настя немного полежит в горячей воде, и они придут в «Шератон» завтракать.
        - Завтрак давно закончился,  - проинформировала мать.
        Ну и что, пусть у них будет поздний завтрак, они отлично позавтракают бульоном и белой рыбой со спаржей, а не омлетом и круассанами!
        - Мы в книжном магазине,  - сказала Тонечка.  - Вскоре будем. Так, Родион, мне нужно купить Эренбурга.
        - Это город такой?
        - Это писатель такой, балда.
        Продавец несколько озадачился и сообщил, что сейчас поищет «по компьютеру». Пока он искал, Тонечка подвела мальчишку к писчебумажному отделу.
        - Что тебе нужно?
        - Мне?!  - удивился тот.  - Мне ничего не нужно!.. Сейчас каникулы, я дополнительно решать ничего не буду!
        - Да никто тебя не заставляет! Тебе разве не нужна бумага? Карандаши? Ты вроде рисовать хотел!
        Родион посмотрел на неё. Она предлагает ему карандаши и бумагу?!
        - Вон смотри, какие прекрасные альбомы! Только я в них ничего не понимаю. И рисовать совсем не умею. Тебе какой?
        Он пожал плечами:
        - Да любой…
        - Иди и выбери.
        Выбирать он… не умел. Он рисовал на бумаге для принтеров, который в детдоме было полно, а вот карандаши у него были роскошные, огромный подарочный набор, когда-то привёз спонсор или благотворитель, как его называла директриса.
        Альбомы для рисования - один краше другого!  - занимали несколько магазинных полок. Родион открывал то один, то другой, пытаясь сообразить, чем они отличаются друг от друга. От волнения ему стало жарко.
        - Здесь написано - для акварелей,  - подсказала Тонечка.  - Вот тут просто для рисования. Так, а здесь что написано?..
        Родион вытер пот со лба.
        Ему хотелось забрать с полок все альбомы и немедленно начать в них рисовать.
        - Ты рисуешь красками или карандашами?
        - Карандашами,  - ответил он. Краски в детдоме были только в младших группах, и считалось, что рисовать ими должны только малыши.
        - Может, красками тоже попробуешь?
        …Вот что она от него хочет, а? Чего добивается? Он не знает, он не может выбрать, он не привык, не умеет! Всю жизнь он пользуется только тем, что дадут взрослые - одеждой, посудой, тетрадками!
        Кажется, Тонечка поняла его смятение:
        - Мы возьмём вот этот, для акварелей, и вот этот, для карандаша. Подходит? Кисти и краски нам продавец сейчас посоветует, а карандашей, я считаю, мы должны взять самый большой набор.
        Они взяли альбомы, и краски, и кисти - особенно Родиону понравилась самая тоненькая, продавец сказал «беличья». И самую большую коробку карандашей! Она открывалась, как конфетная, откидывалась тяжёлая крышка, на которой была картина Репина про запорожцев и письмо турецкому султану, карандаши лежали в три ряда, отточенные, свежие, нетронутые!..
        Вот хорошо, что она догадалась купить ему карандашей и альбомов! Рисуя, он не скучал никогда и мог заниматься много часов подряд. Когда он был маленький, его за это хвалили - молодец, мальчик, сидит тихо и рисует, никому не мешает. Когда вырос, стали ругать - где ты там есть, уже обед заканчивается, беги скорей!
        Первым делом он нарисует собаку, пока помнится её хрупкость и лёгкость и тонкость лап и ушей. Потом воздушные шары между рекой и небом. Потом девушку Настю.
        Или сначала Настю, а уж потом воздушные шары…
        Он прижимал к себе пакеты, физиономия у него сияла так, что в её сиянии потерялся, растворился синяк, и царапина на скуле, кажется, тоже куда-то делась.
        Тонечка дождалась своего Эренбурга, пришла в восторг, что нашлись все три тома, и они пошли по Большой Покровской в сторону памятника Добролюбову, за которым был скверик и отель «Шератон».
        - Давай, я книжки тоже понесу.
        Тонечка отдала ему поклажу.
        Он понимал, что должен ей отплатить. За спасение не должен, а вот за альбомы и карандаши должен, потому что она как-то поняла, что ему это нужно, очень нужно! Но благодарить он не умел и чем отплатить не знал.
        - Ты есть хочешь? Сейчас ребята прибегут, ты можешь с ними поесть. А мы к четырём уедем, но потом приедем.
        - Да не нужно меня ни с кем оставлять, что я, маленький?  - Ему ужасно хотелось порисовать, даже в висках стучало от нетерпения, а есть не хотелось совсем.
        И девушки Насти он немного опасался. Она над ним смеётся, а он даже толком не понимает, почему.
        - Можно я в номер пойду? Дверь можешь запереть, хоть я никаких ваших кредитных карточек не крал!..
        Тонечка проводила его в номер, рассудив, что красть у них всё равно нечего - кошельки у всех по карманам, а мысль о том, что Родион украдёт её брюки, казалась дикой.
        Она спустилась вниз, прихватив первый том Эренбурга, тут же в холле наткнулась на Настю с Даней, усадила обедать и поинтересовалась, какие у них планы.
        - В кремль,  - сообщил Даня.  - Здесь художественный музей прекрасный, папа сказал. Он ходил, когда по работе приезжал. Там иконописи много, кажется, даже есть Рублёв. И Тропинин, и Брюллов!
        - Быт помещика,  - подтвердила Настя, слизывая пенку с капучино.  - Мне тоже нужно посмотреть, у меня этюд про обед в богатом доме!..
        - Данька, кого готовит институт военных переводчиков?
        Даня удивился.
        - Военных переводчиков, а ты думаешь, кого? Цирковых наездников?
        - Дань, я серьёзно спрашиваю.
        Тонечка уселась напротив, пристроила локти на коленки, а подбородок в ладони.
        Даня посмотрел на неё с удовольствием. Ему нравились его новые родственницы - от души!.. На Тонечке был свитер крупный вязки с высоким горлом, но почему-то с короткими рукавами, очень привлекательное и странное сочетание, голубые джинсы и замшевые меховые мокасины. И сидела она уютно, и волосы у неё были кудрявые, весёлые!..
        Они с папой вообще стали жить гораздо веселее, когда в их жизни появились три женщины - папина жена Марина, её дочка Тонечка и внучка Настя.
        - Ну, смотри,  - начал он про военных переводчиков.  - На самом деле, тебе лучше спросить у папы, потому что, когда я два года назад поступал, я думал про этот институт, но папа меня отговорил.
        - Почему?
        - Он сказал, что они готовят разведчиков. Для работы в разных секретных службах. Он сказал, что процентов девяносто - это кадровые разведчики, а какой из меня разведчик?.. Я в этом году паспорт второй раз потерял.
        - Как?!  - воскликнула Тонечка.  - Опять?
        - Нашёл уже,  - успокоил Даня.  - А студак не нашёл пока.
        - Ты и студенческий потерял?  - ужаснулась Тонечка, и Даня кивнул:
        - Уже две недели как.
        - А как тебя в университет пускают?!
        - Меня там все знают. Поэтому в разведку я пойти не могу. Хотя арабский язык мне когда-то нравился. И фарси. Но он простой очень, его быстро выучишь, а дальше что делать?
        - Читать персидских поэтов,  - предложила Тонечка, раздумывая про выпускников института военных переводчиков.
        Скорее всего, Лена Пантелеева попала в те десять процентов, которые не становятся кадровыми разведчиками, а работают, к примеру, телевизионными ведущими! Но непонятно, как это можно проверить.
        И вновь вернулась та самая мысль, которая так её напугала. Она возвратилась и по своему обыкновению стала в сторонке, ожидая, когда Тонечка додумает её до конца.
        - А ваши приятели?  - спросила Тонечка, чтобы не додумывать мысль.  - С вами?
        - У Ромки сегодня круглый стол в местном отделении политеха, он докладывает. Оля пойдёт его послушать. А потом обещали звонить.
        …Какая у нас молодёжь, подумала Тонечка с некоторым сарказмом, образованная, всесторонне развитая!.. Доклады делают, в галереи ходят, одно удовольствие!.. Правда, паспорта то и дело теряют, ни одного документа не в силах правильно заполнить, искренне считают, что во Второй мировой войне Ленин и Сталин бились с Гитлером, а англичане и американцы всех троих разнимали, и уверены, что на их веку уж точно никаких трудностей не случится, кроме пресловутых «изменений климата»!
        При этом никто не даёт себе труд изучить вопрос с «изменениями»-то! Может, они сами собой происходят, так сказать, циклично, а может, солнечная активность влияет, а не только человек и его жизнедеятельность! Может, человек как раз совсем не влияет! Никто не собирается ничего изучать, зато все рассуждают и пугаются.
        Впрочем, когда мир устойчив, себя нужно чем-то пугать, иначе неинтересно…
        - Вот вы где!  - громко сказал Герман в дверях ресторана.  - Опять едите?!
        - Мы сегодня только в первый раз едим, дядь Саш!  - Настя помахала ему рукой.  - Ты будешь?
        - Нам уехать нужно. Тонечка, ты готова?
        - Я всегда,  - ответила жена задумчиво.  - Ты же знаешь.
        - Тогда вперёд.
        - Дети, там у нас в номере Родион.
        - Племянник?  - тут же уточнила Настя.
        - Вы к нему особенно не приставайте, но в кремль пригласить можете. Мне кажется, музей его заинтересует.
        - Да ну его, мам,  - заканючила Настя.  - Он какой-то малахольный.
        - Он живёт в детдоме,  - проинформировал Герман.  - Сюда приехал к дяде.
        - Как - в детдоме?  - поразилась Настя Морозова.  - Родион из детдома?!
        …Нет, разумеется, где-то там, на окраине жизни есть какие-то социально безответственные людишки, которые наркоманят, пьют, ведут антиобщественный образ жизни, а детей сдают в детские дома. И она, Настя, об этом прекрасно осведомлена и людишек этих горячо осуждает и презирает! Но истории в интернете - помогите найти семью, помогите с лечением, помогите с обучением,  - казались словно… описанием жизни инопланетян! Вполне возможно, что инопланетяне существуют и летают где-то там на своих тарелках, и может даже они зелёные или в чешуе, но их никто никогда не видел и всерьёз о них ничего неизвестно.
        Симпатичный угрюмый побитый парень, который ужинал с ними вчера, не мог быть из детдома - хотя бы потому, что не зелёный и не в чешуе!..
        - Что ты так уставилась, Настя?  - спросил Герман, подавая Тонечке куртку.
        - Он не похож на детдомовского…  - пробормотала Настя.
        - Если ты про штаны, то это я ему вчера купил.
        - Его одежду пришлось выбросить,  - продолжала Тонечка.  - Она была вся в крови и порвана. И грязная очень!..
        - Мам, почему ты мне сразу не сказала, что он из детдома?!  - Настя чуть не плакала.  - Я бы с ним совсем по-другому разговаривала! Я к нему вязалась со всякой ерундой!
        - Интеллигентный человек,  - начал Даня назидательно,  - со всеми людьми разговаривает одинаково. А ты просто обезьяна. Тебе главное качаться на лиане и орать дурным голосом на все джунгли!..
        - Мама, я пойду к нему и извинюсь.
        Герман положил руку ей на плечо.
        - Настя,  - и посмотрел в глаза.  - Не нужно ничего делать специально. Не нужно специально обижать, а потом специально извиняться.
        - Он рисует,  - объяснила Тонечка.  - Мы купили альбомов и карандашей. Вы ему не мешайте. Но когда соберётесь, позовите, может, он с вами сходит.
        Она забралась в мужнину машину, посетовав в очередной раз, что он никак не купит приставную лестницу, кинула на заднее сиденье сумку в солидную британскую клетку и спросила, что Герману удалось узнать.
        Он посмотрела на неё.
        - Ничего особенного,  - сказал он осторожно.  - Ты о Кондрате? Мы сейчас вместе узнаем у Серёги!.. А тебе что удалось?
        …Вот если бы он ей всё рассказал, прямо сейчас, сию минуту, жизнь вернулась бы на круги своя, стала бы такой, как прежде - понятной, прочной, надёжной!
        Тонечка ждала изо всех сил.
        …Ну?! Ну же?!
        А он сказал - ничего особенного.
        И всё опять заволокло серым, скучным, непроницаемым туманом, в котором она бродит последние дни. Совсем как её брошенная героиня в лодочном сарае!
        И никто, кроме Тонечки, не может ей помочь.
        А самой Тонечке кто может?..
        - Саша,  - проговорила она.  - Почему ты ничего мне не рассказываешь?..
        - Всё, что можно, я тебе рассказываю,  - ответил он официальным тоном продюсера Германа.  - Мы же договорились! Ты не будешь выдумывать лишнего!..
        - Я не выдумываю, я ничего не понимаю! Например, Галина Сергеевна сказала, что Лена Пантелеева экстерном закончила школу, уехала в Москву и поступила в институт военных переводчиков, который готовит кадровых разведчиков! А теперь ведёт ток-шоу «Любит - не любит» на нижегородском телевидении!..
        - Бывает, что люди работают не по специальности, особенно в наше время.
        - Саша!  - закричала Тонечка.  - Зачем ты меня злишь?! Я тебя говорила: посмотри её блог и фотографии в Инстаграмм! Там сплошная малограмотная, унылая чушь и голые фотографии! При чем там институт военных переводчиков?! Или это какая-то другая Лена Пантелеева?! Но Галина Сергеевна сказала, что та же самая - она теперь работает на телевидении и свою учительницу не узнаёт, на другую сторону дороги переходит!
        Герман слушал очень внимательно.
        - И чем она занималась между институтом и телеком?! Галина Сергеевна говорит, что жила в Москве! В Нижний приезжала, только когда была студенткой, и вот недавно совсем вернулась!
        - Хорошо бы её найти,  - сказал Герман.  - И чем быстрей, тем лучше.
        - Я пытаюсь, а ты мне совсем не помогаешь!
        - Я бы помог,  - продолжил он, пожалуй, искренне,  - если б знал как. У тебя получается лучше, чем у меня, Тоня, правда. Я сегодня только и успел, что позвонить в Углич и всех там предупредить, что Родион с нами и всё в порядке. Его уже неделю ищут, представляешь?
        - Вполне,  - ответила Тонечка.  - Странно, что на вокзале не забрали! Когда он прибыл!
        - Да наверняка он прятался.
        Тонечка помолчала, а потом спросила очень серьёзно:
        - Что мы станем с ним делать, Саша? Если твоего Кондрата не освободят? Мы же не можем… засунуть его обратно в детдом!
        Герман посмотрел на неё и согласился:
        - Не можем.
        - Тогда что?
        - Нужно, чтоб освободили Кондрата.
        - А твой Мишаков может нам в этом помочь?
        - Он здесь человек новый, на рожон не полезет, даже ради Кондрата. Хотя!..
        Тонечка помолчала.
        - Откуда ты его так хорошо знаешь? Подполковника Мишакова? Вы с ним в прошлом году познакомились. Или я и тут ошибаюсь?..
        - Я его знаю из прошлой жизни, Тоня,  - ответил её муж.  - Или тебе не нравится моя дружба с правоохранительными органами? Не только с поварами, но и с органами?
        - Мне не нравится всё, что меня пугает,  - пробормотала она.  - А эти твои связи меня пугают. Нам нужно покормить собаку, Саш. Она там торчит второй день без еды! Я, конечно, в тот раз ей много насыпала, но сегодня съездим.
        …Он всё никак не мог привыкнуть к её перескакиванию с мысли на мысль, с эмоции на эмоцию!..
        - Хорошо, шери,  - согласился он, сообразив, о какой собаке идёт речь.  - Покормим.
        Она хотела добавить, что сегодня чуть было не обзавелась пражским крысариком, что даже пообещала Родиону - и не стала.
        В этой новой пугающей реальности он не могла, как прежде, рассказывать всё!..
        Подполковник Мишаков принял их с такой радостью, словно считал минуты до приезда.
        - Сашок, здоров!  - И он крепко пожал Герману руку и хлопнул его по плечу так, что тот пошатнулся немного.  - Антонина!
        Тут подполковник щёлкнул каблуками и приложился к её руке невесомым поцелуем - гусар гусаром!..
        - Я вопросики-то порешал,  - доверительно сообщил он.  - Сейчас увидимся с Кондратием, забери его кондратий!
        И засмеялся, что так удачно пошутил.
        - Как сам-то, Сашок? Процветаешь?
        - Да ты тоже вроде не отстаёшь,  - парировал Герман.  - Кабинет у тебя приличный, все вокруг под козырёк берут! Доволен?
        Тонечке, которая смотрела на них, показалось, что разговаривают они о чём-то совсем другом - не об успехах и кабинетах!
        - Да как тебе сказать,  - Мишаков развёл руками.  - Скучно, брат Кюхля!.. Так всё вроде и ничего себе, но!.. Не хватает чего-то.
        - Чего тебе не хватает, брат?
        - Сам не знаю. Простору! Вот у меня девушка знакомая есть, знаменитая писательница Покровская!
        - Марина?  - поразилась Тонечка.  - Марина Покровская?
        - Так точно. Так она всегда говорит, что есть два главных вопроса, на которые отвечает любой писатель: как вы начали писать и где вы берёте сюжеты. А в нашей службе, она считает, самый главный вопрос: кому выгодно. А я ей на это отвечаю, что у нас самый главный вопрос: зачем. Вот зачем?
        - И… что?  - не понял Герман.
        - А то, что я не знаю - зачем.
        …И это было сказано о чём-то «другом», и Тонечка понимала это.
        - Когда накатывать-то будем?  - спросил подполковник и подмигнул ей.  - Вы тут уж столько дней, а мы не накатили ни разу!
        - Зато мы с Кондратом накатили,  - сказал Герман, и они почему-то захохотали.
        - К нам дети приехали,  - сообщила Тонечка.
        - Ну, детей привлекать не станем,  - решил Мишаков.  - Сашок, ты не понял, за что гопники пацана метелели?
        - Не говорит,  - быстро ответила Тонечка.
        - Надо, чтоб сказал,  - серьезно сказал Мишаков.  - Гопник тоже не колется, мы, правда, особенно и не допрашивали. Но вот что он под Сутулым ходит - это точно, и это нехорошо…
        Тут он пояснил Тонечке, очень галантно:
        - Вениамин Сутулов - местный авторитет. Его шестёрки просто так на людей не кидаются, им резону нету. Они у Сутулого все по номерам расставлены, как на охоте, и в свободное время все как один - добропорядочные граждане и ударники каптруда. В уличные драки не встревают, гоп-стопом не промышляют.
        - Что это значит?  - забеспокоилась Тонечка.
        - Это значит, что к пацану их Сутулый послал за каким-то надом. А какие у пацана могут быть тёрки с Сутулым?!
        - Да он ребёнок совсем!  - Тонечка беспомощно посмотрела на мужа.  - И приличный, рисовать любит, собак жалеет.
        - Так точно, любит, жалеет,  - подхватил подполковник Мишаков.  - И приличный! Только хорошо бы приличный всё же нам сказал, по какому делу его метелили!
        - Я выясню,  - пообещала Тонечка. Она должна защитить парня! Неизвестно пока, от чего и от кого, но должна!  - Он мне всё расскажет.
        - Тогда и дело у нас веселей пойдёт!.. Ну, господа офицеры, вызываю задержанного?
        Тут Мишаков стал серьёзен и сказал внушительно:
        - Я на должностное преступление иду, прошу это держать в голове. Никаких свиданий задержанному не полагается, кроме адвоката. Поэтому посажу я вас вот таким манером.
        Он отодвинул стулья от приставного стола и поставил как-то на редкость неудобно, далеко, возле шкафа.
        - Попрошу с мест не вскакивать, на середину кабинета не выбегать. Присаживайтесь, Антонина Фёдоровна!..
        Тонечка прошла и присела. Вид у неё сделался растерянный.
        - Что ты?  - спросил Герман.  - Камера, видишь, как висит? Этот угол в слепой зоне. Камера нас не видит. Нас как будто нет, а мы здесь.
        Она посмотрела - и правда камера!.. Она и внимания не обратила!..
        Мишаков распахнул дверь в коридор и кивнул кому-то. Тотчас конвоир в форме ввёл в кабинет Кондрата Ермолаева.
        - Там подожди,  - велел Мишаков конвоиру.  - Задержанный, проходите, проходите, не стесняйтесь!..
        Кондрат огляделся и кивнул Герману с Тонечкой.
        - Здорово,  - сказал Герман негромко.
        Кондрат усмехнулся, потирая запястья, видимо, наручники с него сняли только что:
        - Бывало и здоровее!..
        Мишаков подошел к окну и стал неторопливо поворачивать стеклянную палочку - закрывать жалюзи. Окон в его кабинете было три, и пока он их закрывал, все молчали.
        - Ну, вот и хорошо,  - сказал он, закрыв последнее, прошел на своё место, уселся и вытащил какой-то бланк.  - Присаживайтесь, присаживайтесь, задержанный.
        Кондрат Ермолаев посмотрел по сторонам, нащупал глазами камеру, взял стул и сел так, чтоб камера не видела его лица.
        - Каяться будем, задержанный?  - продолжал Мишаков, взял ручку и уткнулся в бланк. Теперь Тонечка - и камера!  - могли лицезреть только его макушку, заросшую тёмными волосами.
        Все трое действовали как образцовые шпионы из сериала, и Тонечка вдруг сильно взволновалась, так что сердце застучало и взмокли ладони.
        - Родион приехал,  - заговорил Герман, как только Мишаков уткнулся в бланк.  - Сейчас у нас. В Угличе я всех предупредил, чтоб не искали. Вроде обошлось.
        - Отметелили его здесь нехило,  - подхватил Мишаков, не поднимая головы.  - Если б не Антонина, забили бы пацана. За что, не говорит. Ты знаешь, Кондратий?
        - Нет. Я его раньше никогда не видел.
        - Мы его у тебя в доме прихватили,  - продолжал Герман.  - В тот же день вечером.
        Кондрат снова потёр запястья.
        - Как он там оказался?
        - Ключи взял в кадке с ёлочкой,  - сообщил Герман.  - А туда их твоя домработница положила, Светлана Павловна Махова. Спрашивается, для кого она их там оставила?..
        - Светлана Павловна Махова - мать вашей жены Лена Пантелеевой,  - сказала Тонечка.  - Вы же знаете свою тёщу, Кондрат?
        Повар не оглянулся и не пошевелился. Мишаков продолжал писать. Герман взял жену за плечо и повернул к себе:
        - Откуда ты узнала?!
        - Я на телевидении поговорила с уборщицей. Она сказала, что Ленка дрянь, а мать женщина порядочная, служит в буфете ещё с той поры, как там была советская контора «Заготзерно» или что-то в этом духе. Я пошла в буфет и обнаружила там Светлану Павловну.
        - Она тебя видела?
        Тонечка помотала головой.
        - Нет,  - озвучил Герман для остальных.
        - Дела,  - проговорил Мишаков в стол.  - Чего-то ты здорово темнишь, Кондратий!
        - Где Лена?  - спросила Тонечка.  - Ну, вы же должны знать! Не было никакой драки, никто никого не убивал! Был спектакль, специально для зрителей. После чего Лена пропала. Её мать знает, где она, и вы наверняка знаете, Кондрат!
        Она говорила так горячо, что он улыбнулся, не поворачиваясь к ней. Он вообще был на удивление спокоен, словно человек, сделавший очень важное дело. И совершенно не изменился «в заточении», разве что дикая борода выглядела немного более дикой.
        Тонечке было непонятно его спокойствие. Оно возможно только в одном случае - если он точно знает, что Лена жива и в безопасности и что он ни в чём не виноват.
        Но для чего тогда всё затеяно? И для чего человеку, ни в чём не виноватому, сидеть на нарах?!
        - Зачем пришла тёща и подняла шум?  - продолжала Тонечка.  - Чтобы вас забрали? Специально для этого?..
        Кондрат Ермолаев вздохнул. Стул под ним скрипнул.
        - Как давно вы женаты?  - продолжала допрос Тонечка.  - Чем занималась ваша жена до телевидения? Почему у вас в доме сейфовые двери и рольставни, а ключи Светлана Павловна оставила в кадушке?
        - Серёг,  - проговорил Кондрат.  - Ты меня сколько ещё продержишь?..
        - Так это смотря чего ты натворил,  - быстро ответил Мишаков. Голос звучал глухо, говорил он в стол.  - Если ничего, тогда недолго.
        - Всё равно мне нужно адвоката вызвать,  - продолжал Кондрат.  - Его фамилия Кегер, знаешь такого?
        Мишаков вскинул голову, вид у него было изумлённый.
        Герман наклонился вперёд и потёр лицо ладонями.
        Тонечка ничего не поняла.
        - Прямо хочешь, чтоб Кегер приехал?  - спросил Мишаков у Кондрата.
        Тот кивнул.
        Мишаков опять уткнулся в бумаги.
        - Ясно.
        - Но если с Леной всё в порядке, зачем вам адвокат?  - заговорила Тонечка.  - Кондрат, вы бы нам рассказали, что случилось! Мы же волнуемся и стараемся вам помочь!..
        Кондрат Ермолаев опять улыбнулся и сказал, не поворачивая головы:
        - Спасибо. Вы за племянником моим пока посмотрите.
        Мишаков выбрался из-за стола и распахнул дверь:
        - Конвой, давай забирай задержанного! Задержанный, а вы вот тут распишитесь!..
        - Как?!  - поразилась Тонечка.  - Уже всё?! Мы же ничего не узнали!.. Нет, подождите, постойте!..
        Кондрат, не читая, расписался в бумажке, подставил руки, подождал, пока конвоир защелкнёт наручники, и вышел в коридор. Дверь за ним закрылась.
        - Почему он ушёл?!  - продолжала Тонечка.  - Почему вы его ни о чём не спросили?! Что случилось?!
        - Тоня, Тоня,  - остановил её Герман.  - Всё понятно, он хочет говорить только с адвокатом. Нам он ничего не расскажет.
        - Да мы так ничего и не спросили!
        - Антонина, не нервничайте!  - распорядился Мишаков. По правде говоря, вид у него был довольно растерянный.  - Я вызову адвоката, это как раз разрешается, это процессуальный кодекс не запрещает и даже приветствует.
        - Что вы несёте!  - вспылила Тонечка.  - Вы Кондрату ни одного вопроса не задали!..
        - Он бы не ответил,  - сказал Герман.  - Тоня, я тебя подвезу до гостинцы, ладно? Мне нужно будет ещё раз отлучиться.
        - Я с вами поеду,  - неожиданно решил Мишаков.  - Меня подвезёшь до Покровской? День-то уж к концу идёт, домой пора. Никогда я так шикарно не жил, как Нижнем Новгороде, вот ей-ей! В самом центре, в старом доме, потолки пять метров, люстра раскидистая и торчит из розетки мраморной или из чего там они бывают.
        Он запер кабинет, сдал ключи дежурному, велел тому быть бдительным и зашагал к машине Германа.
        Тонечка плелась за ними.
        Мишаков галантно распахнул ей дверь, но посмотрел при этом на её мужа, и тот в ответ сильно и досадливо махнул рукой.
        …О чём они поговорили, подумала Тонечка, что друг другу объяснили?..
        - Говорят, с завтрашнего дня на тепло потянет,  - объявил подполковник, когда машина тронулась.  - Стало быть, дожди зарядят! А я так солнышко люблю! А кроме тёщи вы чего-нибудь ещё интересное обнаружили, Антонина?.. На телевидении или в окрестностях его?
        Тонечка повторила то, что уже говорила Герману:
        - В блоге Лены Пантелеевой нет ни одного упоминания о её муже, а замуж она, по сведениям коллег, вышла недавно. Это правда странно, Сергей. Блогерши выходят замуж с большими шумом, так положено и нужно для бизнеса.
        - Тэ-экс, а ещё?
        - Всё,  - буркнула Тонечка.  - Больше ничего.
        - Тоня рассказала, что жена Кондрата закончила институт военных переводчиков,  - проинформировал Герман.  - И долго где-то пропадала. В Нижний вернулась как раз год или около того назад.
        Мишаков подумал.
        - Ну, это я попрошу своих московских ребят… Или не лезть, как ты думаешь?
        - Думаю, не лезть,  - сказал Герман.  - Видишь, что получается.
        - Да ничего не получается,  - пробормотал подполковник.  - Вот это я и вижу.
        - О чём речь?  - спросила Тонечка безнадёжно.  - Вы можете мне рассказать хоть что-то?
        - Да мы сами ничего не знаем,  - ответил Мишаков.  - Стало быть, сегодня выпивка и закуска отменяется, да? Может, завтра, Сашок?
        - Как пойдёт.
        - Ну, как-нибудь пойдёт!.. А я карасей в сметане сделаю! Это у меня фирменное блюдо! Я вообще считаю, что карась такой же символ России, как русская берёза.
        Герман посмотрел на друга в зеркало заднего вида и засмеялся.
        - Высади меня,  - попросила Тонечка.  - Я прогуляюсь немного.
        - Возвращайся в отель,  - распорядился Герман, притормаживая возле автобусной остановки.  - Я приеду, и мы поговорим.
        - Дождёшься от тебя,  - пробормотала Тонечка, выбираясь.  - До свидания, Сергей.
        Она перешла трамвайные пути и побрела в толпе в сторону кремля.
        …Мне нужно подумать, говорила она себе, но в какую сторону думать, она решительно не знала.
        Ясно, что в кабинете Мишакова что-то случилось, и произошло это в тот момент, когда Кондрат заговорил об адвокате. Что это за человек со странной фамилией, упоминание о котором моментально изменило положение?.. Кондрата тут же увели, и Мишаков практически вытолкал Тонечку и её мужа вон. И поехать с ними подполковник решился только для того, чтобы поговорить с Германом, это тоже ясно.
        И как сложить всё это в единую картинку?.. Или картинка и не должна быть единой, а должно быть много картинок, как кадров в фильме, чтобы потом из них выстроилось стройное повествование?..
        Тонечка дошла до театра и присела на холодную деревянную скамейку. На соседней - бронзовой - сидел вполоборота артист Евгений Евстигнеев, тоже бронзовый, Тонечка любила к нему подходить, чтобы поздороваться, а сейчас не поздоровалась, забыла.
        Они явно были настроены на беседу, и Мишаков, и Герман. Они расселись так, чтобы не попадать в камеру и чтобы непонятно было, о чём они говорят - как в сериале про шпионов. И Кондрат Ермолаев собирался с ними поговорить, точно, точно!..
        Что его сбило? Само присутствие Тонечки или то, что она спросила про тёщу?.. И зачем ему адвокат? Может, все её построения неправильные, и Лена Пантелеева на самом деле лежит сейчас в лесу, и снег засыпает её мёртвое лицо?..
        - Антонина Фёдоровна?  - спросили рядом, и Тонечка подняла глаза.  - Можно присесть?
        Человек был совсем незнакомый, в сером пальто с поднятым воротником и без шапки. Видно было, что он сильно промёрз.
        - Или лучше пойдёмте в тепло?  - Тут он улыбнулся и шмыгнул носом.  - Я давно вас поджидаю.
        - Зачем?  - спросила Тонечка, не двигаясь с места.
        Человек спохватился.
        - Прошу прощения, не представился!  - Рукой в перчатке он полез во внутренний карман и вынул удостоверение в солидных малиновых корочках с двуглавым орлом.  - Степанов Сергей Алексеевич.
        Федеральная службы безопасности, прочитала Тонечка.
        Приехали.
        Она поднялась с лавочки и с тоской посмотрела на бронзового Евстигнеева. Сидит себе, думает о роли, наверное. И никакая служба безопасности его не интересует, хоть бы и федеральная.
        - Пойдёмте,  - предложил Степанов,  - у вас в отеле наверняка есть где выпить кофе?
        Но Тонечка не собиралась вести его в «Шератон»! Там могут быть дети, и даже скоре всего - они наверняка уже вернулись из кремля и теперь изнемогают от желания чего-нибудь поесть и поспорить о высоких материях!..
        - Давайте лучше туда,  - и она показала на другую сторону улицы.
        В кофейне было шумно и людно, куртки не помещались на вешалках и некоторые валялись прямо на полу, на сером вытоптанном ковролине. Один парень сидел у стены, скрестив ноги, и что-то строчил на клавиатуре ноутбука. Девицы шептались и хохотали, заваливались на подушки кресел и закрывали рты ладошками. Гудел сложный кофейный аппарат, и пахло крепким кофе. Под стеклянным колпаком были соблазнительно выложены булки и пирожные, и в другое время Тонечка с удовольствием выбрала бы себе вкусное, но сейчас ей не до сладкого.
        - Вы не пугайтесь,  - сказал Степанов, когда они пристроились за крошечный круглый столик.  - Ничего страшного, нам просто нужно поговорить.
        Тонечка пожала плечами:
        - Не то что я пугаюсь, просто не очень понимаю, о чём вы хотите со мной говорить. Я про ФСБ только фильмы смотрела.
        - Речь о вашем приятеле Ермолаеве,  - начал Степанов.  - Вернее, не столько о нём, сколько о роде его занятий.
        - Он повар,  - пробормотала Тонечка.
        - Он вор,  - продолжил фээсбэшник, и Тонечка чуть не упала со стула.  - Высокой квалификации. Очень известный в определённых кругах.
        - Да бросьте,  - проговорила Тонечка растерянно.  - Это невозможно.
        Степанов улыбнулся ей ободряюще.
        - Вы же толком его не знаете, правильно? Он приятельствует с вашим мужем, да и то не слишком тесно и не слишком давно, насколько я понимаю.
        Тонечка хотела было сказать, что Кондрат старый друг её мужа, но в последнюю минуту поймала себя за язык.
        В такой ситуации лучше помалкивать и слушать!
        К столу подбежал взмыленный официант и кинул перед ними две потрёпанные карточки меню.
        - Два кофе,  - остановил его Степанов, как раз когда тот собрался отбегать.  - Отдельно сливки и сахар. Больше ничего не нужно.
        Официант, кажется, немного обиделся, схватил карточки и исчез.
        - Мы разрабатывали все связи Ермолаева,  - продолжал Степанов,  - и вас с мужем в том числе. Вы знаете, где он сейчас?
        - Кто?  - не поняла Тонечка.
        - Ермолаев.
        - В КПЗ,  - растеряно вымолвила она,  - а вы не знаете?
        Сергей Александрович посмотрел на неё с некоторым удивлением:
        - Нет, не знаю. Я только вчера приехал.
        - А позавчера его забрали в кутузку.
        - Это неожиданно,  - пробормотал Степанов.  - Мы ничего такого не предполагали. И за что?
        - По подозрению в убийстве жены.
        - Этого не может быть,  - сказал Степанов с ещё большим удивлением.  - Он вор, очень квалифицированный, он никогда не пойдёт на убийство!..
        …Её муж тоже то и дело повторял, что Кондрат не способен убить! Что это невозможно. Что так не бывает.
        …Знал, чем тот промышляет?..
        - Ну, это я всё выясню,  - продолжал Сергей Александрович.  - А к вам у меня просьба. В последний раз Ермолаев украл вещь, которую… красть было никак нельзя. Это очень серьёзно. В той стране, где он её украл, ему вынесен смертный приговор за оскорбление святыни.
        - Господи боже мой,  - пробормотала Тонечка.
        - Наша служба должна эту вещь найти и вернуть,  - продолжал Степанов.  - Чтобы не допустить дипломатического скандала. Как вы думаете, ваш муж может быть в этом замешан?
        - Что-о-о?!
        - Тише, тише,  - попросил он и улыбнулся, глядя в её перепуганные глаза.  - Не в краже, разумеется! Он может что-то знать о том, что… было украдено и где сейчас этот предмет?..
        Тонечка лихорадочно соображала.
        Шум кафе отдалился и стих, как будто уши заткнули ватой.
        …Мог Саша знать? Конечно, мог!.. Или не мог? Если не знал, почему он поехал в Нижний, хотя не собирался? Он сказал: навестить старого друга, но почему именно сейчас?.. Если знал, как именно он собирался помочь Кондрату? Забрать эту неведомую вещь и спрятать в их номере? Отвезти в Москву?..
        - Я, конечно, спрошу и у Германа,  - продолжал Степанов.  - Но мне хотелось бы быть уверенным в его… благоразумии.
        Эх, как Тонечке самой хотелось быть в этом уверенной!..
        Ладони у неё вспотели, как давеча в кабинете у Мишакова, и под столом она вытерла их о новые брюки.
        - Если вам что-то известно,  - тут собеседник глянул на неё, словно проверяя,  - расскажите мне.
        Она покачала головой:
        - Ничего. Послушайте! А вы уверены, что Кондрат вор? Да ещё какой-то знаменитый! Вы его ни с кем не путаете?
        Степанов засмеялся:
        - Нет, не путаю. Да не волнуйтесь вы так!
        - Позвольте,  - пробормотала Тонечка.  - Как же мне не волноваться?.. Мы приехали в Нижний, к другу мужа, а его на наших глазах забрали по подозрению в убийстве! Потом появляетесь вы, и оказывается, что друг мужа какой-то необыкновенный вор, и ФСБ им интересуется!..
        - Я всё понимаю,  - сказал Степанов, пожалуй, с сочувствием.  - Но, пожалуйста, говорите тише.
        Тонечка спохватилась и кивнула.
        - У меня к вам просьба,  - продолжал Степанов.  - Вы же сценаристка, человек наблюдательный! Если что-то покажется вам странным или просто нелепым, позвоните мне. Я в городе и пока отсюда не уеду.
        - Странным и нелепым,  - повторила Тонечка почти шепотом.
        - Вот-вот. Вы никому не повредите, а возможно, даже поможете избежать большой беды.
        - Вот ужас,  - сказала она самой себе.  - Во что мы ввязались?..
        - Надеюсь, вы-то как раз не ввязались и ваш муж тоже. Просто ещё раз повторю, дело серьёзное. И не рассказывайте никому о нашем разговоре!
        Тонечка сто раз писала в сценариях эту фразу, точно знала, что она добавляет таинственности в повествование, но никто и никогда в жизни не говорил ей такого!
        Больше того, она была абсолютно уверена, что это полная чепуха и герой или героиня как раз после этой фразы должны помчаться и всем всё рассказать!..
        Сейчас она точно знала, что никому ничего не расскажет - даже Саше, особенно Саше!.. Слишком серьёзной оказалась их увеселительная поездка к старому другу.
        - А что именно он украл?  - спросила она, подумав о старом друге.
        Фээсбэшник посмотрел на неё, словно оценивая, стоит говорить или нет.
        - Пояс Ориона,  - сказал он наконец.  - Это старое ливанское украшение, предмет культа. И, Антонина Фёдоровна, поймите меня! Я вам всё равно ничего не могу рассказать. И не стану. Зачем вам лишняя информация… такого рода?..
        - Где он его украл?  - быстро спросила она.  - В Ливане, если украшение ливанское?..
        - Антонина Фёдоровна!
        Одним глотком он выпил кофе - у него были красивые пальцы, длинные, нервные. И улыбался он хорошо. А в остальном - человек как человек, серое пальто, мягкий пиджак, тёмные джинсы.
        Или люди из ФСБ и должны выглядеть… обыкновенно? И говорить киношные фразы, вроде той, что он уже сказал?..
        - Наберите мой номер,  - он продиктовал цифры и распорядился:  - Моё имя в записную книжку не заносите. Если ваш муж спросит, чей это телефон, скажите ему, что, допустим, театральной кассы.
        - Мой муж не копается в моём телефоне.
        - Ну, на всякий случай. И ещё раз - если что-то покажется вам просто странным, позвоните мне!..
        Он оставил на столе деньги, натянул пальто, улыбнулся Тонечке и пошел к выходу, боком протискиваясь между столиками. Она не отрывала от него взгляд.
        …Ну, хорошо, хорошо! Кондрат Ермолаев - знаменитый вор. Украл некий Пояс Ориона. Его ищет федеральная служба безопасности, это понятно, видимо, такими делами занимается именно она. Но Александр Герман, её собственный муж, которого она настроилась любить и обожать до конца своих дней! И ей так хорошо жилось с этим настроем! При чём здесь он?
        Знает ли он, чем занимается старый друг? Или для него, как и для всех остальных, он - повар?..
        …Нет, нет, нет! Тонечка прижала холодные руки к пылающим щекам. Нужно думать не так. Нужно думать вот как: возможно ли, что он знает?
        И с ужасом поняла - возможно.
        Возможно ли, что он знает про Пояс Ориона?
        Да, и это возможно.
        Тонечка сжала руки в кулаки и сдавила щёки. В голове, в глазах, в горле всё дрожало, мешая дышать, видеть и думать.
        …Тогда кто все остальные? Подполковник Мишаков, начальник местного ОВД - кто? Побитый мальчишка, которому она покупала карандаши,  - кто?
        Александр Герман, знаменитый продюсер и режиссёр - кто?!
        - Ещё что-нибудь?  - спросил официант, прибирая со стола деньги. Тонечка отрицательно покачала головой и поднялась.
        …Как она сейчас вернётся домой, увидится с Сашей? Как она станет с ним разговаривать? И с детьми, они ведь ничего не знают!
        Тут ей вспомнилась мать, Марина Тимофеевна.
        Если ты в чём-то сомневаешься, у тебя нет никакого другого выхода - только задать вопрос и получить ответ.
        Может, нужно задать ему вопрос, и дело с концом!
        А если он не ответит, как не ответил ни на один её вопрос?! Что тогда ей останется?
        Пока ничего не сказано вслух, этого как бы нет. А когда слова произнесены - значит, оно есть, и это уже окончательно понятно!
        Тонечка трусила и не хотела никакой окончательности! Она хотела, чтобы всё стало, как было ещё неделю назад, и не понимала, почему так нельзя!..
        Она выбралась из кофейни и медленно пошла в противоположную от дома сторону - ей нужно было собраться с силами.
        Та самая мысль, которая так пугала её в последнее время, вдруг показалось спасительной и возможной.
        Она достала из сумки телефон, посмотрела на него - и не решилась, сунула в карман и отправилась дальше.
        Возле решётки заваленного сугробами сада давали представление уличные музыканты, она простояла возле них довольно долго. Пробежала девчонка с маленькой собакой на привязи, напомнившей о хорошем, Тонечка не смогла вспомнить, о чём.
        Она опять побрела и брела довольно долго.
        …Постой, наконец хором сказали её жизнерадостность и чувство юмора, что ты убиваешься? Ещё пойди с обрыва в Волгу кинься, как Катерина в «Грозе»! Ты ничего толком не знаешь! Может, имеет смысл прояснить ситуацию, а уже потом начинать страдать и биться?.. Ты как хочешь, а нам страдать уже надоело!..
        Тонечка неожиданно для себя засмеялась, расправила плечи и глубоко вздохнула.
        Вытащила из кармана телефон и решительно нажала кнопку.
        - Андрей Данилович,  - сказала она, как только ответили.  - Привет, это я. Вы можете мне помочь? Мне очень важно!..
        Утром Тонечка проснулась по обыкновению притиснутая к супругу, но в этот раз слабины не дала - сразу же поднялась, ушла в ванную и пробыла там долго.
        Когда она вышла, Герман ругался с телефоном. Он время от времени так делал.
        - Опять,  - говорил он телефону, сердито сопя,  - вот куда опять тебя понесло? Зачем ты меня зарегистрировал на этом сайте?! Я тебя просил?! Ненавижу эти девайсы, терпеть не могу!.. Вот что теперь делать?!
        - Дай сюда,  - Тонечка забрала у него телефон.  - Хорошо, что ты на порносайт не записался!
        Она позакрывала все приложения и удалила невесть как появившиеся аккаунты.
        Герман зевал и потягивался. Тонечка закончила возиться с телефоном и накинулась на него.
        - Что ты сидишь? Вот что ты сидишь тут голый?
        - А что я должен делать голый?
        - Ты должен одеться, принять душ и разбудить Родиона!
        - Постой,  - сказал Герман. Глаза у него смеялись, и всё было, как в прежние, такие прекрасные времена.  - Если я оденусь и одетый пойду в душ, будет нелогично. Если я разденусь и голый пойду будить ребёнка, будет неприлично. Что делать?
        - Да ну тебя,  - и вдруг ни с того ни с его она решилась.  - Саш, что такое, Пояс Ориона?
        - Какие-то звёзды, а что?
        - Просто спрашиваю.
        Тонечка изо всех сил всматривалась в его лицо.
        - Я толком не знаю,  - он уткнулся в телефон,  - Гугл наверняка знает. Можешь его спросить.
        …Вот и все дела. Он не знает, а Гугл знает!
        В сценарии - Тонечка глянула на закрытый ноутбук,  - герой в такой ответственный момент непременно перекосился бы, а героиня всё сразу поняла. Но нет! Герой не перекосился, и героиня не поняла.
        - Буди Родиона, и пойдёмте завтракать. Сейчас я только Насте с Данькой позвоню, они наверняка тоже ещё не завтракали.
        - Ефим Давыдович,  - вдруг сказал её муж, не отрываясь от телефона. Почему-то время от времени он так называл жену!  - А чего ты вчера весь вечер был такой кислый? Как будто крыжовнику налопался?
        За этот крыжовник и за Ефима Давыдовича она готова была простить ему всё, что угодно, правда!
        Она уже почти бросилась к нему - обнимать и рассказывать!  - но остановила себя.
        Тот человек из ФСБ сказал, что должен быть уверен в благоразумии Германа. Что ничего ужасного произойти не может, она просто должна молчать и наблюдать за окружающей обстановкой и в случае чего сигнализировать!
        И она просто подошла и поцеловала его в макушку.
        - Ты мне ничего не рассказываешь,  - заявила она.  - И я тебе не буду.
        - Это правильно,  - согласился он.  - Станем жить как нормальные супруги нашего возраста! Я могу переехать в соседнюю спальню, хочешь?
        - Нет,  - проговорила Тонечка.  - Не хочу.
        Он долго и с удовольствием мылся, брился и одевался, потом пошёл в смежную комнату и там провозгласил во весь голос:
        - Утро красит нежным светом стены древнего кремля! Вставай, поднимайся, рабочий народ, последний парад наступает…
        Про парад он договорил уже тише, а потом выглянул и поманил Тонечку.
        - Что?
        - Иди, иди, посмотри!..
        Она зашла в мальчишкину комнату. Здесь было холодно, окно открыто. Вся одёжка аккуратно сложена на стуле, под стулом ботинки. Мальчишка спал, укрывшись почти с головой, только сопел торчащим из-под одеяла носом.
        На столе лежал альбом, рядом огромная коробка карандашей с запорожцами на крышке, всё прибрано, всё на местах.
        Герман держал в руках второй альбом, распахнутый, и рассматривал рисунок. Тонечка подошла и тоже заглянула.
        …Над рекой плыли воздушные шары - много. Они были огромными, весёлыми и невесомыми! Их огромность и выпуклость чувствовалась так, что Тонечке показалось, будто она слышит сипение газовой горелки! Храм на том берегу реки едва угадывался и словно скреплял небеса и землю.
        - Мы вчера видели,  - одними губами сказала она Герману.  - Воздушные шары над обрывом.
        Он с изумлением посмотрел на холмик из одеяла, под которым спал мальчишка.
        - Может, он гениальный художник?..
        Тонечка радостно покивала: пожалуй, так оно и есть!
        Они аккуратно перевернули страницу.
        И увидели странное существо, похожее одновременно на собаку и крошечного тонконогого оленя. У существа были влажные глаза, кожаный нос и раскинутые почти прозрачные уши. Оно смотрело вопросительно и как будто немного с обидой.
        Оттого, что всё это было нарисовано карандашами, цвета казались приглушенными, неяркими и от этого особенно естественными.
        - Представляешь,  - прошептала Тонечка.  - Это мальчишка из детдома всё нарисовал! Его нужно учить, Саш.
        Герман закрыл альбом, аккуратно вернул его на место и погладил Тонечку по голове.
        - Ты хороший человек, Тоня,  - сказал он с тоской.
        …Ему слишком много предстоит ей объяснить! Слишком многого она о нём не знает, и это пугало его и мучило, а он не привык страдать и бояться.
        …И вот ещё: он не собирался посвящать в подробности своей жизни никого и никогда. Этих подробностей никто не должен узнать, даже самые близкие! Впрочем, о родителях речь не шла, а других близких у него не было. Таких, с которыми имеет смысл обсуждать жизнь!..
        Тонечка тоже не должна узнать, но всё сложилось так, что ей придётся. И что будет с ней, с ними обоими после этого, он не знал.
        Между тем его жена растолкала мальчишку и велела собираться на завтрак.
        Тот сидел на постели, завернувшись по шею в одеяло, с ошарашенным видом и таращил сонные глаза.
        - Ты всю ночь рисовал, что ли?  - спросила Тонечка.  - Вот я не понимаю этой моды - сидеть по ночам! Настя по ночам текст учит, Данька читает, этот рисует! Что хорошего?
        - Не, я не всю,  - пробормотал Родион, который залёг на кровать, только когда за окнами стало сереть и подниматься небо, стало быть, часа два назад.
        - Нам очень понравились шары,  - сказал Герман в дверях.
        - И собака,  - поддакнула Тонечка.
        Родион просиял, даже спутанные волосы надо лбом зашевелились.
        - Что, правда?
        Взрослые смотрели на него как-то странно, жалостливо, что ли. Он не понимал, почему. Сейчас, сию минуту, его жизнь была прекрасна и ослепительна - он рисовал, вкусно ел, спал в своей собственной комнате, совершенно один, без соседей! Да ещё вчера Александр Наумович сказал, что договорился с директрисой и он до конца каникул может побыть у них! А там… Там посмотрим! Может, они не знают, когда каникулы заканчиваются! И он тогда ещё побудет.
        И порисует, и поест.
        И посмотрит на красивую Настю… И её нарисует тоже.
        Они вышли из номера все втроём, как будто у них семья, мама, папа и сын, и Родиону вдруг захотелось нарисовать семью. Не взрослых и ребёнка или нескольких детей, а - семью. Чтоб было понятно, что они вместе, и будут вместе всегда, и это их единственное возможное и правильное положение.
        И он стал думать, как нарисовать так, чтоб было понятно про семью.
        Пухленькая горничная в сером форменном платье попалась им навстречу. Родион взглянул и отвёл глаза - по какой-то непонятной чистоплотности он стеснялся в присутствии таких девиц почти до слёз. Платье было девушке маловато, полные ножки в сетчатых чулках слишком выставлены, бюст слишком поднят, губы слишком сочны.
        Она обстреляла глазами всех троих и улыбнулась Герману.
        - Я могу у вас убраться?..
        - Да, конечно,  - на ходу сказала Тонечка.
        Родион посмотрел на неё, заметила или нет, как девица улыбалась её мужу?
        Тонечка была безмятежно спокойна, и Родион понял, что ничего она не заметила.
        Он был человеком исключительно опытным - в детдоме воспитательницы то и дело смотрели сериалы про любовь и измены - и знал, что вот такие, с ногами и губищами, всегда уводят чужих мужей. Он не хотел, чтобы у Тонечки увели мужа, и решил, что должен её защищать и быть бдительным.
        Тут он подумал, что не знает, какая жена у его дядьки, вдруг противная?.. И вдруг она не захочет, чтоб Родион с ними жил? И придётся возвращаться в детдом! Правда, всего на год, там ему стукнет восемнадцать, и он получит государственную квартиру…
        И ещё он подумал, как приедет к Тонечке и Саше в Москву - вот они удивятся!.. И Настя, скорее всего, удивится тоже…
        Завтрак был по-прежнему шикарный, всего полно. Родион никак не мог понять, почему люди приходят и жеманятся - едят листик салата и ложку творога, когда можно съесть сколько угодно и никто не остановит!..
        Вот, например, Тонечка! Взяла прозрачный ломтик копчёной рыбы, несколько кусочков вонючего сыру и воды с лимоном! А рядом и колбаса, и сосиски, и блинчики, и жареная картошка - да, да!  - и оладьи, и буженина, и омлет! И повар в колпаке жарит яичницу, прямо здесь же!.. И можно подойти и сказать…
        - Мне с ветчиной и сосисками,  - сказал он солидно.
        Повар, должно быть, года на три старше его, поднял глаза и уточнил:
        - Из двух яиц? Или из трёх?
        …Что за вопрос, конечно, из трёх!..
        - Как ты думаешь, он всё это съест?  - спросил Герман, наблюдавший за мальчишкой издалека. На тарелке у того уже была огромная гора.
        Тонечка оглянулась:
        - Пф-ф-ф!  - фыркнула она.  - Он три раза по столько съест, вот увидишь!
        Позвала официанта и попросила:
        - Поставьте, пожалуйста, ещё два прибора, сейчас обезьяны прискачут.
        - Обезьяны?  - уточнил официант, и они улыбнулись друг другу.
        Вскоре явились Настя и Даня - Родион в это время ел, сгорбившись над тарелкой, как кот над пойманным мышом, зорко глядя по сторонам, чтоб не отняли.
        - Приятного!  - провозгласила Настя.  - Мам, привет, дядь Саш, привет! Здравствуй, Родион.
        Родион покивал с набитым ртом.
        - Можно мы позавтракаем?  - спросил вежливый Даня.  - И можно я чаю закажу? С марокканской мятой?
        Настя взяла свежих огурцов, холодную куриную ножку и стакан свежевыжатого сока - апельсин и грейпфрут.
        Даня взял пшённую кашу в горшочке и горстку салатных листьев на отдельной тарелке.
        Родион посмотрел и стал медленно краснеть, из-за ворота футболки поднялась краснота, залила шею и щёки.
        А тут ещё этот повар!.. Он принёс яичницу из трёх яиц и водрузил перед ним. И объявил на весь ресторан:
        - Ваша яичница!
        Родион готов был сквозь землю провалиться.
        - Сделайте мне тоже, пожалуйста,  - немедленно вступила Тонечка.  - Вот такую же!
        - И мне,  - поддержал Герман.
        У-уф, слава богу. Хорошо, что им тоже захотелось яичницы, а то прямо неудобно.
        - Мы решили в кремль сегодня пойти,  - Настя деликатно обгладывала ножку.  - Родион, пойдешь с нами?
        - У них отличный художественный музей,  - сказал Даня.  - Хочешь чаю с марокканской мятой? Я сам не был, мне папа рассказывал. А мы вчера в интернете посмотрели, сейчас как раз выставка «Красная Атлантида» художников двадцатых годов.
        - Только я не поняла, почему она красная, эта Атлантида,  - призналась Настя.
        - Как почему?  - удивился Даня.  - Потому что красный был символом эпохи! Революция, большевики, мы красная кавалерия, и про нас былинники речистые ведут рассказ.
        - Какой эпохи?  - Настя посмотрела на него как на умалишённого.  - Двадцатые годы - это сейчас! Сегодня! Две тысячи двадцатый! И где он красный?
        - Настька, ты мой позор,  - объявила Тонечка.  - Это ужасно.
        - Да нет,  - удивился Даня.  - Речь о двадцатых годах прошлого века!
        - Когда был конструктивизм?  - неожиданно осведомился Родион, и все на него посмотрели.
        - Ну да,  - сказал Даня.  - А ты что, увлекаешься? Я так люблю про это время читать! Вот папе интересней пятидесятые и шестидесятые, а мне как раз двадцатые и тридцатые!
        - Да уж больно людоедское время,  - добавил Герман.
        - Да не с точки зрения людоедства, а с другой!.. Вот конструктивизм, например! Кубизм, всякие новые направления! Маяк опять же, то есть Маяковский. Я раньше больше всех Маяка любил, а потом полюбил Гумилёва.
        Настя закатила глаза:
        - Короче говоря, пойдёшь?
        Родион кивнул.
        - Я лично хочу посмотреть картины из жизни помещиков,  - продолжала Настя.  - Чтоб хорошо этюд сыграть! Боже мой, я на сцене не была уже два дня, это меня просто убивает!
        - До смерти не убьёт,  - парировал Даня, и Настя запулила в него салфеткой.
        Он поймал салфетку, положил рядом с собой и сказал:
        - Веди себя прилично.
        Для Родиона они оба были словно… с другой планеты. Они так изящно ели, так весело препирались, так красиво рассуждали о непонятном, так хорошо выглядели и пахли, что он никак не мог уложить в голове, что это самые обыкновенные ребята, почти его ровесники!.. Они ничего не боялись, не стеснялись, не жались, они вели себя как хозяева и были очень на месте среди дорогой мебели, красивой посуды, крахмальных скатертей, хрустальных светильников и картин, которые Родиону были непонятны. Он не знал, что такие люди… бывают.
        В детдоме все мечтали о том, что их рано или поздно «найдут», словно когда-то потеряли, и о богатстве!.. Вот чтоб много денег! И чтоб сразу! И чтоб хватило на подержанную «бэху» или даже на «мерина». И чтоб переехать в Москву, купить «двушку» и стать бизнесменом. Все девчонки грезили о том, как станут певицами или блогершами и выйдут замуж за богатого. В Москве, разумеется.
        Никто не хотел ничем заниматься, никто ничего не любил делать. Только Родион любил рисовать, и ещё одна девчонка Надя любила красить волосы всем куклам, а когда подросла, стала и воспитательницам красить, им нравилось!..
        Родион не мечтал ни о Москве, ни о богатстве. Он представлял себе так: хорошо бы научиться что-нибудь делать, ну, например, ремонтировать машины или писать компьютерные программы, чтоб хватало на прожиток и на карандаши и бумагу. Квартира ему полагается от государства, без крыши над головой не останется точно! Он будет работать, чтоб получать заплату, а всё остальное время рисовать.
        Просто так, для себя. Ведь невозможно жить и не рисовать!.. Это что ж за жизнь такая?..
        Людей, которые бы делали то, что любят - например, как розовощёкая Тоня!  - этим зарабатывали и получали бы от этого удовольствие, он никогда не видел и не знал, что они существуют.
        Или, к примеру, Даня. Он учит какой-то смутный африканский язык, и ему это нравится! И ещё он любит Маяковского и Гумилёва, просто так, не потому, что задали, а потому что любит.
        И Настя! Она собирается смотреть картины, потому что ей хочется хорошо сыграть какой-то там этюд! И на картинах может оказаться нечто, что ей подскажет, как это сделать.
        Это было совершенно новым и непонятным для Родиона.
        - Если вы хотите в кремль,  - сказал Герман сразу всем детям,  - отправляйтесь сейчас, пока хороший свет. Завтра по плану музей «Красного Сормова», и если мне удастся договориться, сходите на судостроительный завод.
        - Ох, ничего себе!  - восхитился Даня.  - Правда?! Там же эта яхта знаменитая, «Максим Горький» называется! Она у них на территории до сих пор стоит!
        - Там на стапелях как раз три сухогруза собирают,  - продолжал Герман.  - Один уже почти собрали, а два других в разных стадиях.
        - Это страшно интересно,  - у Тонечки блестели глаза.  - Можно я тоже схожу?
        - Можно.
        - А откуда ты знаешь про сухогрузы?
        Герман усмехнулся, поднимаясь:
        - У меня большие связи.
        - В этом никто не сомневается.
        - Я отъеду к Сергею Петровичу,  - сообщил муж, и жена не сразу сообразила, что Сергей Петрович - это подполковник Мишаков.  - Мне нужно поговорить… про адвоката.
        Тонечка кивнула.
        У них как в английском романе: «Он уехал загород по поводу собаки», и это может означать всё, что угодно, например, что герой решил бросить героиню и жениться на другой, или что ушёл на войну и вернётся лет через пять-семь!..
        Впрочем, у неё свои планы.
        Известий придётся ждать ещё какое-то время, а она пока займётся собственным расследованием. И пусть её муж и его старый друг, то ли вор, то ли повар, не думают, что могут бесконечно водить её за нос!..
        - А мне нужно найти экскурсовода,  - объявила она.  - Чтобы нас сводили на хорошую экскурсию по городу! Нижний - великий город, а мы ничего о нём не знаем!..
        Она проводила детей в кремль и поехала на Верхневолжскую набережную, дом пятнадцать.
        Кажется, Галина Сергеевна сказала, что Пантелеевы жили в квартире номер восемь.
        Набережная, уходившая вправо от памятника Чкалову, была сказочной красоты. На ней славно сочетались купеческие особняки и советский номенклатурный сталинский шик - серый камень, высокие окна, балкончики с балюстрадами.
        Тонечка шла по набережной и с удовольствием смотрела по сторонам. День вопреки прогнозам подполковника Мишакова был солнечным и ярким - до боли в глазах. Крутой берег, засыпанный снегом, словно волнами спускался к замёрзшей реке, деревья казались нарисованными тушью на голубом фоне. По расчищенному променаду прогуливались старушки и парочки.
        И солнце, и небо, и гуляющие как бы намекали на то, что скоро весна, вот она, уже не за горами!..
        Дом пятнадцать она нашла сразу, но оказалось, что внутрь попасть не так-то просто - на солидной двери кодовый замок. Тонечка некоторое время слонялась рядом с подъездом, ожидая, когда кто-нибудь из жильцов войдёт или выйдет, и дождалась.
        Из подъезда выскочил парень в тренировочном костюме, поскользнулся, чуть не упал, замахал руками и рысцой побежал вверх по улице.
        Тонечка кинулась, придержала дверь и вошла. Но не тут-то было!
        - Вы к кому?
        Из-за стеклянной перегородки выглядывала тётка с высоко взбитой причёской, на кончике носа очки, в руках потрёпанная книжка.
        - А? В какую квартиру?
        - В восьмую,  - очень уверенно сказала Тонечка.  - К Пантелеевым.
        Тётка посмотрела на неё сначала в очки, закинув голову назад, а потом поверх очков, утопив подбородок в мохеровый шарф.
        - Их никого нету дома,  - проинформировала тётка.  - А вы что ж, договорились или так просто?
        - Так просто,  - призналась Тонечка.  - Мне, собственно, Лену нужно, а не Светлану Павловну. Лены тоже нет?
        - Так Лена здесь не живёт давно,  - удивилась тётка.  - Бывать бывает, а не живёт.
        - А когда она в последний раз была?
        - Да вот неделю, может, дней пять. Не слежу я за ней, какое моё дело?..
        Тонечка вздохнула.
        - А Светлана Павловна когда придёт?
        - Я у ней не спрашиваю.
        - А Лена часто приходит?
        Тут тётка вдруг взволновалась:
        - Что за вопросы такие? Ступайте, ступайте отсюда! У нас жильцы все положительные, на машинах приезжают, чего ради я перед вами отчитываться должна! Если вы в гости, приходите, когда хозяева дома, а так - ступайте!..
        - Спасибо,  - проблеяла Тонечка.  - Вы меня извините, пожалуйста, я просто хотела Лену повидать. И вы не знаете, когда Светлана Павловна будет, да?
        - Ничего не знаю, а если б знала, не сказала! У нас все положительные, нечего тут вынюхивать!.. Взяли моду! Все вынюхивают, и всем Лену подавай!.. Вон вам телевизор, там на неё и глядите!
        - Лену ещё кто-то спрашивал?  - взволновалась Тонечка.  - Вы не подумайте плохого, мы в одной школе учились, Галина Сергеевна у нас математику преподавала, я по её просьбе зашла.
        - Да Лену каждый день спрашивают!  - Тётка несколько смягчилась, но смотрела всё ещё подозрительно.  - Раньше ещё ничего было, а сейчас как с цепи все сорвались - подай Лену, и всё тут! А как я пропущу, если у меня на то распоряжения нету?
        - А когда в последний раз спрашивали?
        - Да сегодня и спрашивали, минут, может, сорок назад или с полчаса!.. И позавчера спрашивали! Вчера-то я не работала!
        - И кто спрашивает? Подруги?
        Тётка махнула рукой:
        - Всё мужики, и всё разные!.. И молодые, и постарше!.. Может, сейчас так модно, в подругах мужиков держать, я не знаю, только в моё время по-другому было! И ступайте! Договоритесь, тогда и приходите, пропущу, а сейчас до свидания.
        - До свидания,  - попрощалась Тонечка и вышла на улицу.
        …В последнее время Лену Пантелееву то и дело спрашивают какие-то люди. Может, из ФСБ? Те, кто ищет Пояс Ориона, украденный её мужем? И что это за пояс такой, господи ты боже мой?!
        …Да нет, не получается. Сергей Степанов вчера был явно удивлён, когда узнал, что Кондрат в участке, значит, о пропаже Лены он ничего не знал!
        Тогда кто её ищет? Что за люди?..
        Тонечка обошла дом, вернулась к подъезду и пристроилась на детской площадке на холодную железную карусель.
        Долго она тут не протянет, холодно, но всё же немного подождет.
        Ей было тревожно - почти как вчера после встречи со Степановым. Нет, вчера было совсем плохо, он как будто ударил её в солнечное сплетение, она даже дышать не могла. А сейчас, после разговора с консьержкой, она встревожилась.
        …Вся история с пропажей телевизионной ведущей, с каким-то украденным у кого-то сокровищем, с избиением мальчишки-племянника касалась её семьи, и это было… страшно и непонятно.
        Почему ей ничего не рассказывает муж? Почему так странно повёл себя подполковник Мишаков - привёл Кондрата на свидание и практически вытолкал вон? Что на самом деле произошло в доме повара или вора, или кто он на самом деле?
        Тонечка поднялась с железки, потопала ногами и похлопала руками.
        Когда же весна?.. Дураку понятно, что в марте, но - когда?.. Так всё перепуталось - времена года, системы координат! Люди все перепутались - словно у всех сразу в головах выключился некий волшебный фонарь, освещавший дорогу во мраке. И все заблудились, потерялись, ау, не докричишься!.. Ценное и важное перепуталось с пустым и ничтожным, интересное и умное с бессмысленным и тупым, жизнерадостное с конским ржанием, доброе с лицемерием. Умы и души заволокло словно сырым туманом, и в нём всё отсырело - чувства, мысли, поступки. Тонечке никогда не приходило в голову осуждать «новое поколение» за то, что оно новое и не такое, как её собственное!.. Она только никак не могла понять - в её-то поколении что случилось с людьми?.. Почему никого и ничего не интересует, почему у всех одна-единственная и очень примитивная грёза - о деньгах. Помнится, в школе и дома их совсем не этому учили… Да и деньги нужны не для того, чтобы учить детей, лечить родителей, собирать библиотеки, ездить на конференции, выставки и концерты, а для того чтобы… «сделать пластику», накупить нарядов, сфотографироваться на фоне золотой
кареты и выложить в интернет.
        Вот вопрос - зачем?! Зачем?!
        Почему все как-то моментально разучились… жить? Ведь умели! Да, не слишком широко, да, не очень красиво, да, без пришитых силиконовых грудей, но жили по-настоящему, по-человечески.
        Мама Марина Тимофеева живет так до сих пор - у неё есть любимый муж, любимый Данька, любимый сад, любимый пёс! И горшок с бегонией на окне, и швейная машинка «Зингер», доставшаяся от прабабушки, и новая замшевая жилетка, сшитая на этой самой машинке! И возможность читать под вечер, и печь плюшки по воскресеньям, когда затевается обед «на всю семью»! Ни разу Тонечка не слышала, чтобы мать сетовала на жизнь, жаловалась и негодовала. Ей всего хватало - всегда. Ей и в голову не приходило страдать, что у неё нет прислуги или шофёра, зато есть лишний вес и нужно чинить крышу!..
        И на погоду она никогда не жаловалась и не стенала «когда же солнышко?» или «когда же снег?».
        Марина Тимофеевна считала, что погода уж такая, какая есть, жаловаться на неё бессмысленно и нужно извлекать самое лучшее из того, что дано.
        Дано: зима - не зима, снега не было вообще, сейчас вдруг насыпало, теперь начинает таять, кругом грязь и гололедица, как выражаются в прогнозах погоды.
        Решение: надеваем тёплые ботинки, идём гулять с собакой вокруг дома.
        Ответ: жизнь прекрасна.
        …Но никто не умеет так жить, кроме её матери.
        Сама Тонечка постоянно из-за чего-нибудь страдала и боялась - страдала, что толстая, боялась, что потеряет работу; страдала, что Настя плохо учится, боялась, что дочь не окончит институт; страдала, что пишет плохо, боялась, что вскоре все вокруг об этом догадаются и писать она больше не сможет!
        Клацая зубами, она дала круг, обежала карусельку сначала в одну, а потом в другую сторону.
        И чуть не пропустила женщину в тёмном пальто, которая быстро подходила к подъезду.
        - Светлана Павловна!
        Женщина вздрогнула, выронила ключи и оглянулась. Запыхавшаяся Тонечка подскочила к ней.
        - Светлана Павловна,  - заговорила она дрожащими губами, всё же она очень замёрзла,  - меня зовут Антонина Герман, я была у Кондрата Ермолаева, когда вы пришли. Помните меня?
        - Уходите,  - процедила женщина, нагнулась и подняла ключи.  - Уходите сейчас же!
        - Светлана Павловна, где Лена? Мне нужно с ней поговорить, обязательно!  - умоляюще глядя на неё выпалила Тонечка.  - Ну, вы же знаете, что она жива, да?.. Вы же ей ключи в кадке оставили? Чтобы она вернулась и забрала… что? Что, Светлана Павловна?
        Тут случилось неожиданное. Тётка размахнулась и изо всех сил ударила Тонечку сумкой по голове. Та закрылась руками, но не удержала равновесие и с размаху села в сугроб. Светлана Павловна подскочила и ударила ещё несколько раз.
        - Не смей!  - прошипела она.  - Не смей сюда приходить! Убью! Мне терять нечего!
        Тонечка закрывала голову руками. Тётка напоследок изо всех сил пнула её в бок, заскочила в подъезд и с грохотом закрыла за собой дверь.
        Тонечка ещё немного посидела, растерянно улыбаясь, а потом, кряхтя, стала подниматься.
        …Хорошо, куртка толстая, думала она сконфуженно. Фу, какой ужас, стыдоба, уличная потасовка! Саша сказал, в потасовки не встревать…
        Она подобрала свою уверенную британскую сумочку - сумочка отлетела к урне,  - огляделась по сторонам и пошла вдоль дома, на ходу отряхивая брюки от снега.
        …Чего так испугалась Светлана Павловна? Простого вопроса о дочери? Что ей может угрожать так сильно, что мать кинулась на случайного человека?..
        Нужно позвонить Сергею Степанову, он же сказал - звоните, если хоть что-то покажется вам странным!.. Уж сотрудники ФСБ наверняка смогут обеспечить безопасность кому угодно.
        Размышляя таким образом, Тонечка шла по улице Пискунова, длинной и красивой, и ей приходилось то и дело переходить с одной стороны на другую - там, где тротуары не чистили, было не пройти.
        Она шла, думала и тревожилась всё сильнее.
        …Нужно выпроводить детей в Москву, и хорошо бы всех троих! Позвонить матери, сказать, чтоб она отменяла свои каникулы в Простоквашино и встречала ребят. Здесь им оставаться опасно, мало ли как дело пойдёт дальше!
        …Нужно ещё раз поговорить с Галиной Сергеевной, может, она знает какую-нибудь подругу Лены Пантелеевой, настоящую, не такую, какой прикидывалась Тонечка.
        …Нужно расспросить феэсбешного офицера, что это за пояс такой, хотя бы какого он размера! И что там такого ценного - драгоценные камни, старинная работа или его владельцем был египетский фараон?..
        …Нужно дождаться информации, которую она на свой страх и риск попросила разыскать.
        …Нужно разузнать, что это за всесильный адвокат, кажется, Ергермак - что за странная фамилия!
        Возле памятника Добролюбову она остановилась, задрала голову и посмотрела, а потом в полном соответствии с законами конспирации оглянулась по сторонам - прохожие фланировали по Покровке, музыка играла, солнце светило, на Тонечку никто не обращал внимания.
        Вот и слава богу!..
        Сквер за Добролюбовым был весь расчищен от снега и сиял солнечной предвесенней красотой, и в другое время она непременно бы остановилась и воскликнула: «Какая красота!»
        - Стой! Эй! Стой!
        Она вздрогнула и оглянулась.
        За ней по скверу мчался Родион.
        - Что случилось?!
        Он подбежал и перевёл дыхание:
        - Я… это… из кремля бегу!
        - Что?!
        - Я подумал, а вдруг она собаку отдаст?
        Тонечка взялась рукой за сердце - вернее, за куртку в том месте, где полагается быть сердцу.
        Родион тяжело дышал, вид у него был дикий.
        - Кто отдаст? Какую собаку?!
        - Ну, помнишь, та женщина, у которой собаки! Ты сказала, мы потом заберём!
        Тонечка соображала и наконец сообразила.
        - И что случилось?
        - А вдруг она её отдаст?! Другим? Пока мы не забрали, она же свободно может кому угодно отдать, это ещё пока её собака, а не наша!..
        - О господи.
        Он не понимал, почему она не осознаёт масштаба опасности.
        - Там… картина,  - продолжал Родион, облизывая губы.  - Очень хорошая картина, называется «Летний полдень». Крыльцо, а на крыльце девочка, а у неё собачка маленькая. И я вспомнил!.. И побежал. Я Насте сказал, что мне… надо.
        - И что нам теперь делать?  - беспомощно спросила Тонечка.
        - Может, ты ей позвонишь? Той женщине?
        Тонечка присела на лавочку.
        Ситуация требовала немедленного решения, а она не была к нему готова.
        - Ну?  - поторопил Родион и кивнул на её сумку.  - Позвони!..
        Тонечка как под наркозом достала телефон.
        …Зачем ей сейчас собака, даже такая… волшебная, как пражский крысарик? Что она станет с ней делать здесь, в Нижнем, где непонятное множится с каждым часом, а понятного всё меньше и меньше?.. Как она объяснит мальчишке, что собака в любом случае будет жить с ней и её детьми, а мальчишка как-то совершенно отдельно, то ли со смутным дядей, то ли опять в детдоме!
        - А,  - сказал Родион и плюхнулся на лавочку рядом с ней. Лицо у него погасло.  - Я понял. Ты не собиралась её брать, да? Это всё просто так, да? Как для маленьких?
        Она посмотрела на него, и решение было принято.
        Тонечка открыла сумку и вытянула кошелёк - в солидную британскую клетку, разумеется! Сунула сумку в руки Родиону и велела:
        - Подержи.  - И стала считать купюры.
        Отсчитав сколько-то, довольно много, она сказала:
        - Мы сейчас позвоним Галине Сергеевне, ты поедешь и отвезёшь ей предоплату. Ну, так полагается, когда покупаешь! Тогда она уж точно собаку никому не продаст и будет спокойно дожидаться нас.
        - Точно,  - восхитился Родион, и лицо у него опять осветилось.  - Вот ты хорошо придумала!
        - Только не шатайся с деньгами по подворотням,  - говорила Тонечка приказным тоном. Телефон гудел возле её уха.  - Только туда и сразу обратно. Я вызову тебе такси…
        - Зачем?! Я на автобусе!  - перебил Родион, но тут в трубке ответили, Тонечка махнула на него рукой и заговорила совершенно другим тоном, елейным:
        - Галина Сергеевна, здравствуйте, это Антонина Герман. Как вы поживаете? Спасибо, мы тоже. Мы тут все поговорили и решили взять Бусинку. Вы нам её отдадите? Тогда сейчас приедет Родион, привезёт предоплату, чтоб вы больше её никому не предлагали, а мы днями собаку заберём? Что?.. Конечно, конечно, и договор подпишем, а как же? Хорошо, разумеется, мы все пройдём ваш инструктаж! Нет, маленьких детей у нас нет. Да, он уже едет.
        И нажала кнопку отбоя. Родион переминался с ноги на ногу.
        - Значит, поедешь на такси,  - продолжала Тонечка прежним командирским голосом.  - Машина будет тебя ждать у подъезда. Никаких автобусов!.. Вежливо поздороваешься и вежливо попрощаешься. Хозяйку зовут… как?
        - Галина Сергеевна,  - выпалил Родион.
        - Вот именно. Ко взрослым нельзя обращаться «Эй!», это крайняя степень бескультурья! Делай всё, как она скажет. Разуешься, пройдёшь осторожно, собаку на руки возьмёшь аккуратно.
        - Да, да!  - вскричал Родион, гарцуя от нетерпения.  - Я всё понял! Я побежал!
        - Подожди, я такси не вызвала!
        - Может, я на автобусе всё-таки, а?.. Ну, быстрее будет, чесслово!
        - Никаких автобусов,  - отрезала Тонечка. Гопники авторитета Сутулого не шли у неё из головы.  - У меня будет номер машины и маршрут, я всё время буду видеть, где ты.
        Он понял это по-своему, дёрнул шеей и сузил глаза:
        - Не брал я никаких ваших карточек, понятно?! И деньги ваши мне не нужны! На, забери лучше!..
        - Я не буду с тобой препираться,  - не растерялась Тонечка. Она умела разговаривать с подростками.  - Один раз тебе уже надавали по шее в этом городе. Вон под глазом фингал! Второго раза я не допущу. Машина пришла, пойдём.
        Родион сунул деньги во внутренний карман куртки и поплёлся за ней. Вид у него был пристыженный.
        Она подтолкнула его вперёд, подождала, когда машина тронется.
        - Ну вот,  - сказала она себе.  - Теперь у нас, кажется, есть собака.
        Позвонила Настя и доложила, что как только они поднялись на второй этаж, как раз, где выставка «Красная Атлантида», мальчик Родион сбежал.
        - Мам, я ничего не поняла,  - взволнованно рассказывала Настя в трубке.  - Он что-то такое проблеял и смылся! Данька говорит, что не нужно тебе звонить, а я считаю, что нужно!
        Тонечка знала такую особенность своей дочери - если уж та принималась опекать «несчастных», то делала это вдохновенно и с восторгом. Родион оказался таким «несчастным»  - бедный детдомовский ребёнок, брошенный негодяями-родителями,  - и Настя теперь за него отвечает.
        Тонечка объяснила, что встретила Родиона возле отеля и услала его под делам.
        - По каким делам?  - подозрительно спросила дочь.  - Мам, у вас там какой-то заговор Фиеско в Генуе, что ли?
        - Какие ты слова знаешь!  - восхитилась Тонечка.  - Нет никакого заговора, а просто дела.
        - Мам, а кто у него родители?
        Тонечка вздохнула.
        - Толком не знаю. У него очень рано умерла мама, остался дядя, мамин брат. И почему-то этот дядя взялся его искать только сейчас. Саша ему помог.
        - А он с нами будет жить?
        - Не говори глупостей, Настя.
        - А где он будет жить?  - продолжала дочь в трубке.  - И кто его побил? Он же весь побитый, когда смеётся, морщится даже.
        - Настя, ты в музее? Вот иди, изучай быт помещика девятнадцатого века, тебе для этюда нужно! А потом мы обо всём поговорим.
        - Когда потом-то?…  - пробормотала недовольная дочь, но тем не менее от Тонечки отвязалась.
        Поднимаясь по ступенькам «Шератона», Тонечка думала, что дочь у неё хороший человек. Не слишком лёгкий в общении, а в быту так вообще свинья свиньёй - тут нежная мать улыбнулась,  - но хороший, добрый, прямой человек!
        …Заговор Фиеско в Генуе, надо же! Не иначе Данька что-то излагал, а она запомнила!..
        Этот заговор вдруг направил её мысли совершенно в другое русло.
        …А ведь действительно! Почему Кондрат Ермолаев столько лет племянником не интересовался, и вдруг - на тебе! Принялся искать! И Мишаков тогда, в подворотне, спросил мальчишку, как звали его мать, и когда мальчишка сказал, подполковник сразу поверил, что он и есть племянник.
        …Какое-то странное имя назвал Родион! Моника или Ванда…
        Александр Герман сказал, что не знает, как Кондрат жил последние годы. А Сергей Степанов из ФСБ, что тот знаменитый вор.
        Получается, Кондрат промышлял воровством, о мальчишке не вспоминал и, только когда украл Пояс Ориона, вспомнил и позвал к себе.
        Но в этот момент что-то случилось.
        Лена Пантелеева исчезает, Кондрат в участке, мальчишку избивают на улице.
        …Ах, если бы обсудить всё это с Сашей!.. Его здравый смысл и логика так помогли бы ей! Но с Сашей ничего обсуждать нельзя!.
        Во-первых, тогда ей придётся рассказать про ФСБ и про то, что Кондратом интересуются и оттуда. Во-вторых, неизвестно, замешан ли во всё это её муж, и что делать, если замешан?
        Нужно узнать как можно больше о самом Кондрате, решила Тонечка. Только как это сделать?..
        Она кивнула официанту, стянула куртку, уселась и стала думать.
        Кондрат родом отсюда, из Нижнего Новгорода. Если так, у него должны остаться соседи, одноклассники, приятели! Которые вполне могли знать и его сестру тоже!.. Их можно разыскать и расспросить. Только вот - как? Как их искать?
        …В сценарии бы героиня позвонила бы знакомому оперу или следователю, у героини сериала всегда и непременно есть такие знакомые, сказала заветные слова: «Пробей по базе!» И - ать!.. Тут же явились бы все необходимые сведения.
        Где она, Тонечка, не имея возможности сказать заветную фразу - Мишаков ей не поможет точно!  - может добыть сведения о человеке?..
        Разумеется, в интернете!..
        Она достала телефон и углубилась в него.
        Примерно через сорок минут отложила гаджет и потёрла глаза.
        Никаких сведений о человеке по имени Кондрат Ермолаев мировая сеть не содержала. Тонечка пыталась и так, и сяк, и эдак, и разэдак,  - ничего.
        Попадались какие-то тёзки, но ни один не подходил ни по возрасту, ни по виду.
        Где и как искать дальше, она не знала.
        Из знакомых в Нижнем у неё были только две телевизионные редакторши и директор театра Борис Петрович.
        Впрочем… телевизионщики всегда всё знают. У них скапливается прорва информации, разнородной, разношёрстной, несистематизированной. Но именно - прорва.
        Можно попробовать.
        Тонечка сначала посмотрела, где там Родион. Машина такси на карте не двигалась, должно быть, мальчишка не мог оторваться от собаки и торчал у Галины Сергеевны в квартире.
        Потом позвонила шеф-редактору Наталье, главной из блондинок.
        - Здрасти, Тоня,  - бодро поприветствовала её Наталья.  - Рада вас слышать. Слушайте, у нас тут переполох! Вы были правы, ведущую найти не можем!.. Одна надежда, что к съёмке сама объявится! Но мы ищем…
        - Наташ,  - перебила Тонечка.  - А можете заодно поискать её мужа? Про которого Ольга сказала, что он типичный бывший военный? Его зовут Кондрат Ермолаев и по профессии он вроде повар. Может, кто-то из ваших знает о нём хоть что-нибудь?
        - Ну, я сама ничего про него не знаю,  - ответила шеф-редактор, подумав,  - но у нас есть Голубев, он иголку в стоге сена найдёт и муху на теле у слона! Он гениальный директор. Я его озадачу этим мужем! А вы пока поговорите с Нинулькой, гримёром. Я вам телефон скинула.
        - Ничего вы мне не скидывали,  - пробормотала Тонечка.
        - Прошу прощения, должно быть, я забыла. Сейчас скину. Получили? Лена с ней секретничала, может, она что-то знает и про мужа. Хотя Нинулька у нас кремень, никого ни с кем не обсуждает! А?..
        Тут Наталья явно на что-то отвлеклась, кто-то что-то ей говорил, довольно громко.
        - Точно, так и сделаем,  - сказала она уже в трубку.  - Лёля считает, что я должна ей вначале позвонить, иначе она разговаривать не станет. Это правда! Я позвоню, а потом вы, ладно?
        - Спасибо,  - прочувствованно поблагодарила Тонечка.  - Огромное.
        - Не забудьте нас в случае чего пристроить на работу!  - прокричала в отдалении настырная и умная Лёля.  - И про то, что вы у нас эксперт на съёмке, тоже не забудьте!
        - Ах да,  - спохватилась Наталья.  - Ну, я вам позвоню заранее, если ведущая найдётся!
        - Отыщем!  - опять вмешалась далёкая Лёля.
        Тонечка выждала десять минут. Посмотрела на карту - машина так и не двигалась,  - и попросила чаю с марокканской мятой. Данька очень любит такой чай.
        И позвонила гримёру.
        Долго никто не брал трубку, а потом девичий голос сказал довольно холодно:
        - Извините, я занята.
        - Меня зовут Антонина,  - заторопилась Тонечка.  - Наталья должна была вас предупредить, шеф-редактор.
        - Да, она звонила,  - ответила девушка в трубке и больше ничего не добавила.
        - Можно мне к вам подъехать?  - завиляла хвостом Тонечка.  - Я очень быстро!
        - Я на работе,  - проинформировала Нинулька-кремень и опять ничего не добавила.
        - Так я на работу к вам и подъеду!
        - Я освобожусь через полчаса,  - помолчав, сказала Нинулька.  - Салон красоты «Профи», мы на Рождественской, двадцать один.
        И положила трубку.
        - Да уж,  - пробормотала Тонечка.  - И вправду кремень!..
        Выпила глоток чаю с марокканской мятой и помчалась на Рождественскую.
        Салон красоты «Профи» выглядел… респектабельно. На улицу смотрел чистыми стёклами, медная ручка на солидной двери сияла, крылечко приветливое, не затоптанное!..
        Тонечка зашла - в салоне было тепло и хорошо пахло - и спросила Нину.
        Девушка-администратор, тоненькая и грациозная, как пражский крысарик, показала Тонечке на кресла.
        - Я сейчас позову.
        Тонечка огляделась. Внутри выглядело всё также респектабельно, как и снаружи: чистые полы, яркий свет, много цветов и зеркал. Ни уханья навязчивой музыки, ни пыльных шкафов с дешёвой бижутерией, ни работающих непременно на канале Fashion телевизоров.
        - Вы меня спрашивали? Я Нина.
        Она оказалась старше, чем Тонечка определила по голосу. Лет под сорок, пожалуй. Невысокого роста, ладная, хорошо причёсанная.
        - А я Антонина,  - представилась Тонечка.
        Девушка-администратор копошилась за своей стойкой, делала вид, что не видит и не слышит.
        - Может, мы меня… улучшите?  - моментально придумала Тонечка.  - Сколько у вас времени?
        Нина смотрела на неё с интересом, изучала внимательно.
        - А что именно вы хотите улучшать?  - спросила она наконец.
        - Да что угодно!  - воскликнула Тонечка.  - Вы же видите, что мне нужно всё!.. Макияж, причёску! Стрижку можно сделать!
        Нина вдруг засмеялась и сразу помолодела лет на десять:
        - Стрижку не боитесь делать у незнакомого мастера?
        - Нет,  - решительно объявила Тонечка.  - Не боюсь.
        - Ну, подстричься мы не успеем, а уложиться можем. Проходите, пожалуйста.
        И кивнула администратору.
        Тонечка устроилась в кресле, на которое ей указала Нина, вытянула ноги и вздохнула.
        До чего она любит эти самые салоны красоты! Любит, когда возятся с её волосами и после этого они выглядят как-то непривычно и стильно. Любит свежий маникюр, а уж если удаётся сделать что-нибудь совсем экзотическое, вроде массажа лица - это вообще отлично!..
        - А макияж?  - спросила она, глядя на мастерицу снизу вверх.  - Тоже не успеем?
        - А вам нужен макияж?
        - Я сто лет не делала,  - призналась Тонечка.  - А сегодня можно сделать! К нам дети приехали и… племянник. Мы сегодня ужинать собирались с размахом.
        - Если с размахом, тогда сделаем,  - пообещала Нина.
        На зеркальной поверхности столика стояли банки и баночки, были разложены коробки и палитры всех мастей. Тонечка посмотрела на кисти и краски и подумала про Родиона.
        Нужно ему позвонить.
        Она позвонила, спросила, сделал ли он дело.
        - Да, да,  - выпалил он виновато.  - Я сейчас, уже скоро.
        На заднем плане раздавалось бодрое потявкивание.
        - Ты ещё та-ам?  - протянула Тонечка.  - Слушай, это перебор. Давай прощайся и езжай ко мне. Я сейчас напишу водителю про изменение маршрута.
        - Ладно, ладно,  - согласился Родион, даже не спросив, куда он должен ехать согласно новым указаниям.
        Нина накрыла Тонечку шуршащей пелериной, устроила её затылок на подголовник и принялась за работу.
        Тонечка изменила адрес, куда следовало привезти Родиона,  - спасибо всем современным технологиям,  - спрятала телефон в карман и блаженно закрыла глаза.
        …Она вовсе не беззаботная дама, которая отдыхает в салоне красоты! Она сыщик, может, и не гениальный, как задумчивый Голубев из телекомпании, но ей нужно расспросить Нину!
        Тонечка открыла глаза.
        - Вы дружите с Леной Пантелеевой?
        Нина ловко наносила крем на Тонечкину физиономию.
        - Мы работаем вместе.
        - Я знаю, мне рассказала ваш шеф-редактор.
        - Да,  - согласилась Нина.  - Если б не Наташа, я, конечно, не стала бы с вами беседовать. Но она попросила.
        - Спасибо большое,  - быстро сориентировалась Тонечка.  - Вы не знаете, куда Лена могла пропасть?
        Нина покачала головой.
        - А её маму вы знаете?
        Нина удивилась.
        - Маму? Нет, не знаю. Вы, наверное, неправильно поняли!.. Я с ней работаю вот уже довольно давно, но семьями мы не дружим.
        Её мама тоже работает с вами, подумала Тонечка, и тоже довольно давно, лет тридцать, наверное! А вы ничего о ней не знаете! Ещё эта же самая мама у собственного зятя служит домработницей, но зять тоже о ней говорить отказался.
        …И как это понимать?
        - И мужа не знаете?.. Кондрата?
        Нина набрала на кисточку немного магического снадобья и, касаясь легко-легко, стала водить по Тонечкиному лицу.
        - Нет, не знаю,  - сказала она и снова набрала снадобья.
        …Вот и конец расследованию! Собственно, он оказался там же, где начало.
        - Понятно,  - пробормотала Тонечка.
        - Я знала его сестру,  - неожиданно продолжила Нина, и Тонечка вытаращила глаза.  - Закройте, закройте! Я скажу, когда можно будет открыть.
        Тонечка завозилась в кресле, и Нина отняла руки, пережидая её беспокойство.
        - Мы по соседству жили, ещё в старых домах. Там теперь всё снесли.
        - А… как её зовут?
        - Звали,  - поправила Нина.  - Она умерла давно. Зося звали.
        Точно, вспомнила Тонечка, так и есть, Зося.
        - Болела?
        Нина вздохнула.
        - Не знаю. Мы разъехались, когда дома посносили, я её всего пару раз в городе видела. Очень красивая… была. Потом говорили, что одна осталась с ребёнком вроде, а брат не помогал совсем. Да его в городе не было, шабашил где-то.
        - Шабашил?  - переспросила Тонечка, не открывая глаз.
        - Я точно не знаю,  - тут же пошла на попятную Нина.  - Так говорили!.. Я его совсем не помню. Он же старше нас! У него своя компания была, а у нас, у детей, своя. И с Зосей мы потом не общались. Она уехала, по-моему, в Москву, а может, и нет.
        - Зося - редкое имя.
        - Польское,  - отозвалась Нина, продолжая что-то делать с Тонечкиной физиономией,  - у них семья такая, староверы и поляки.
        - Как они так умудрились?  - удивилась Тонечка.  - Староверы строгих правил, насколько мне известно. А поляки и вовсе католики!..
        - Война всех перемешала, так бабушка говорила. Тогда никто не спрашивал, кто какой веры!
        - Это точно,  - пробормотала Тонечка и добавила:  - Какая у вас рука лёгкая! Одно удовольствие.
        Кажется, это признание растрогало Нину, потому что она сказала негромко:
        - Если вы хотите про Зосю Ольшевскую узнать, спросите Гришу Самгина. Он про неё всё знает.
        - Почему Ольшевскую?
        Тут Нина удивилась:
        - Что значит - почему?
        - У брата же совсем другая фамилия! Он Кондрат Ермолаев!
        - А, у них так и было! Брата по отцовской фамилии записали, а сестру - по материнской.
        - А Гриша Самгин - это кто?..
        Нина вздохнула, очень по-женски:
        - Он Зосю любил. Вот, знаете, как в кино. Ну, я такую любовь только в кино и видела. Глаз с неё не сводил. А она, конечно, на него внимания не обращала, он… незаметный такой. Просто хороший парень.  - И Нина опять вздохнула.
        Тонечка заподозрила неладное.
        - Он вам нравился?
        - Какая разница!  - сказала Нина с досадой.  - Я тут совсем лишняя! Если вы хотите про Зосю узнать, поговорите с ним. Он на Сормово работает, я вам скажу, как его найти. С ним-то мы как раз иногда общаемся!
        Тут она, по всей видимости, пожалела, что сказала про Гришу, потому что добавила словно про себя:
        - Наташа попросила, как не рассказать…
        - Вы поймите,  - продолжала Тонечка и опять открыла глаза. Нина показала кистью - закройте,  - я не из праздного любопытства! У меня на руках мальчик оказался, сын Зоси.
        - Да что вы говорите?!  - ахнула Нина и перестала возить кисточкой.
        Тонечка покивала - да, да!..
        - Этого мальчика дядя нашел, как раз Кондрат. И вызвал сюда! А потом путаница какая-то началась - самого Кондрата задержали, Лена, его жена, куда-то пропала, и мне нужно её найти, наверное… С кем я мальчика оставлю?
        - Это конечно,  - быстро согласилась Нина.  - Тогда нужно найти. Я вам телефон дам, вы Грише позвоните. Он правда про Зосю больше меня знает!..
        - А кем он на заводе?
        - Раньше главным технологом работал, а однажды на стапеле из отсека в отсек спрыгнул неудачно, ногу повредил. Пришлось ему со стапелей уйти, а в конторе сидеть не хотел категорически. Теперь директор музея Сормовского завода.
        …Тонечкин муж как раз толковал детям, что нужно непременно сходить в этот музей. И говорил, что у него там большие связи!.. Может, этот самый Гриша Самгин - и есть его большие связи?!
        Господи, хоть когда-нибудь туман рассеется? И грозная черная туча, проступающая вдалеке, на поверку окажется старым лодочным сараем!..
        - Нина,  - попросила Тонечка.  - Может быть, вы ему позвоните и скажете, что я приеду? А то он со мной разговаривать не станет, вы же вот не стали бы, если б не Наташа!
        Нина вздохнула.
        - Ну, хорошо, позвоню. А вы прям сегодня хотите?
        Тонечка собиралась было воскликнуть, что прямо сейчас, но только кивнула - да, сегодня.
        Нина ещё какое-то время возилась с её лицом, потом, заботливо прикрывая ладошкой Тонечкин лоб, намочила кудри и похвалила, что «волосы в хорошем состоянии».
        - Вы их не вытягиваете?
        - Кого?  - не поняла Тонечка.
        Нина засмеялась:
        - Волосы! Сейчас модно прямые.
        - Нет,  - призналась Тонечка.  - Мне и в голову не приходило! А что, их можно вытянуть?
        - Можно,  - Нина вооружилась феном.  - Но мы не станем. Я их, наоборот, сейчас ещё подовью. Вам понравится!..
        Тонечка опять закрыла было глаза, но тут же забеспокоилась и передумала.
        В зеркале у неё за спиной мыкался Родион.
        - Нина, извините!  - Она перехватила руку мастерицы и повернулась к мальчишке.  - Вон там присядь и подожди меня! Я сейчас! Ты хоть без собаки?
        - А что, нужно было забрать?!  - опешил Родион.
        - Нет, мы потом вместе заберём. Всё в порядке, ты деньги отдал?
        - Конечно. И с Бусей поиграл. Ты знаешь, она такая славная! И соображает, хотя совсем козявка! И не боится меня! Остальные все боятся немного, а она не боится!.. Я её на руки взял, а она…
        - Ты мне всё потом расскажешь,  - перебила Тонечка.  - Подожди, мы дело закончим.
        Родион пожал плечами. На лице у него отражалось некое презрительное недоумение: какое же это дело?! Это так, глупости и ерунда, на голову феном дуть!.. Вон у Галины Сергеевны дело, она собак выращивает, кормит их, воспитывает, ухаживает за ними. Даже позволила Родиону немного помочь - он перетащил в угол плексигласовую загородку, чтоб Галине Сергеевне было видно, как возится малышня!.. А на волосы дуть - разве это дело?!
        - Это он и есть?  - тихонько спросила Нина, когда Родион плюхнулся в кресло в некотором отдалении.  - Зосин сын?
        Тонечка кивнула.
        - Как похож на мать,  - прошептала Нина,  - Боже мой, сколько лет… Тоже красавец будет, глаз не оторвать.
        Она доделала Тонечкину причёску - получилось и вправду прекрасно!  - и взялась за телефон.
        - Я отойду.
        Тонечка посмотрела на себя в зеркало - волосы уложены легко и непривычно, сама она никогда в жизни так бы не уложила! На лице неожиданно появились глаза, и ещё оказалось, что у этого самого лица есть скулы, а не только щёки, из-за которых не видно ушей, как определяла Тонечка.
        Родион посмотрел на неё и заявил:
        - Ты какая-то не такая.
        - Я сделала причёску и макияж.
        - Раньше лучше было.
        - Да что ты говоришь?!
        Он кивнул, разглядывая её и прикидывая, как бы нарисовать - чтоб сразу было видно, что она… добрая. И весёлая.
        Что-то общее у неё с маленькой собакой, которую Родион так полюбил. Словно постоянная улыбка на лицах - у той собаки тоже было лицо, а не морда,  - даже когда они не улыбались, а может, лёгкие и тонкие кудри - у собаки на ушах кудри были совершенно такие, как у Тонечки.
        Появилась Нина, сказала, что предупредила и продиктовала Тонечке номер.
        Они заплатили, попрощались - Тонечка ткнула Родиона в бок и велела вежливо сказать до свидания,  - и вышли на улицу.
        - Ты есть хочешь?
        Он хотел есть уже часа три - в детдоме обед давно прошел!  - но не признаваться же!.. Он и так утром с яичницей чуть не погорел!..
        - Мы сейчас съездим в музей Сормовского завода, ладно? Это недолго!.. А потом сразу ужинать.
        - А чего мы в музей вдвоём пойдём? А остальные?
        - Мне нужно поговорить с директором. Я… сценарий решила написать про Сормовский завод.
        Тонечка врала в последнее время так много, что это, считай, и не враньё!
        Тем более она вполне может написать такой сценарий!..
        Они уселись в такси - опять в такси!  - и поехали.
        - Тебе нравится писать сценарии?  - неожиданно спросил Родион.
        - Конечно!  - пылко воскликнула Тонечка.  - Нет, бывает я устаю, и мне неохота, но это всё равно самая лучшая работа на свете!
        - А я рисовать никогда не устаю,  - признался Родион.  - Мне Ирина Сергеевна часто говорит, что, если б меня не заставляли, я бы писать и читать не научился! Это потому, что я, когда рисую, ни про что не помню. Обед могу пропустить.
        Мысль о пропущенном обеде как-то гулко отдалась в животе. Надо же, как есть охота!..
        - Когда ты начал рисовать?
        - Не помню. Ещё при маме. Мы с ней в книжный ходили, она мне покупала альбомы и карандаши. И книжки красивые.
        - А где вы жили?
        Он удивился:
        - На втором этаже. На балконе цветы сажали, а зимой мама гирлянды вешала. А однажды мы пришли из сада, а на наш балкон Дед Мороз лезет! И на спине у него мешок!  - У Родиона загорелись глаза.  - Я тогда даже завизжал. На весь дом. А это мама всё придумала, понимаешь?.. Ну, фигурку эту!.. И я знал, что он не настоящий, а настоящий в новогоднюю ночь придёт.
        Тонечка внимательно слушала.
        - В каком городе это было?
        Он посмотрел в окно на вечереющую реку и облака над ней.
        Вспоминать дальше ему не хотелось.
        - Я болел сильно,  - сказал он.  - Мама умерла, а я заболел. Это мне потом уже рассказали, я не помню. В больнице почти полгода пролежал. Из детдома приехали и меня забрали.
        - Ты с трудом привыкал?  - зачем-то спросила Тонечка.
        - Не знаю. Мне всё равно было. Мне сказали, что мама умерла, я сначала не понял, а потом понял. Нет, ты не подумай,  - спохватился мальчишка.  - Там у нас нормально, в детдоме. Воспитатели все хорошие, и праздники хорошие, и мне карандаши подарили!..
        - Понятно,  - откликнулась Тонечка.
        - Если меня дядька возьмёт,  - продолжал Родион,  - я тут школу закончу, а потом какой-нибудь колледж.
        - Какой?
        - Да без разницы! Лишь бы потом на работу взяли. Квартиру-то мне государство даст!.. И я буду ходить на работу, а после работы рисовать.
        Голос у него был вдохновенный - должно быть, он уже давно намечтал себе такую жизнь, и она представлялась ему прекрасной.
        - А здесь много чего можно нарисовать,  - продолжал Родион.  - Мы сегодня в кремль зашли с той стороны, а там такие кручи!.. И внизу под обрывом церковь!.. Я до сих пор не понял, как это нарисовать, чтоб видно было, как высоко!..
        - Тебе нужно в художественное училище, Родион.
        Тут он удивился:
        - А что, такое есть?
        Тонечка покивала:
        - Не знаю, может, в Нижнем тоже есть, а в Москве точно!
        - В Москве квартиру-то не дадут,  - рассудительно сказал Родион.  - А здесь дадут, если тут родной дядька. Только он в участке… Слушай, а пёс? У него же там пёс! Один! Без еды!
        - К нему Александр Наумович должен съездить и покормить. Не переживай.
        Они въехали совсем в другой город - заводской, рабочий, где много труб, заборов, переездов через узкоколейку, где на автобусных остановках толпились люди, у которых закончился рабочий день. Все спешили домой.
        Это была словно картинка из кино про прежнюю жизнь, когда существовало понятие «общего дела», и это было важно и нужно, когда на работу и с работы ходили отчасти с гордостью - мы строим нечто важное и нужное и вскоре уже построим.
        …Ничего не построили, даже то, что уже было построено, развалилось и погибло, но здесь, вблизи Сормовского завода, по-прежнему чувствовалась энергичная, живая жизнь, принадлежность всех людей «общему делу»…
        Заводские постройки красного кирпича кое-где были совсем заброшенными, а где-то подновлёнными, бодрыми, в окнах синий фабричный свет.
        - Тут чё, правда корабли строят?  - вдруг спросил Родион с недоверием.  - И подлодки?
        - Эх, парень!  - таксист обернулся к нему на мгновение.  - Ничего-то вы, молодые, теперь не понимаете! Такой завод был! Вот мы едем, это всё территория была, сейчас половина только осталась. Да и то хорошо - живёт, работает! Летом на воду такой прогулочный корабль спустили! Он когда с ходовых испытаний шёл, мы специально на тот берег поехали, в бинокль смотрели. Махина!..
        - Вот не зря дядя Саша говорит, что нужно читать книжки и учить историю,  - встряла Тонечка. Она никогда не упускала подходящий момент для воспитания подростков!  - Ведь гораздо интересней жить, когда много знаешь!.. Сразу всё по-другому видишь!..
        Музей Сормовского завода размещался в двухэтажном доме, стоящем как-то наособицу, не в ряду других домов, а словно в небольшом скверике. Заходить в него нужно было почему-то с заднего крыльца.
        Возле тяжёлой двери был пристроен чугунный якорь на неправдоподобно большой цепи.
        - Зачем они такие здоровые?  - спросил Родион.
        - Вот и спроси.
        Тонечка нажала латунную пупочку звонка - дверь была заперта - и прислушалась. Подождала и ещё раз нажала. Родион перчаткой отряхивал с якоря снег.
        - Зачем ты на штаны метёшь? Мети в сторону!
        Тут в замке щёлкнуло, дверь немного подалась, Тонечка потянула её на себя и зашла. Родион следом.
        Прямо перед ними оказалось лестница, и холодно здесь было, почти как на улице.
        Они поднимались по второму маршу, когда на площадке появился человек.
        - Добрый вечер,  - сказал он негромко.
        - Здрасти,  - тяжело дыша от восхождения, проговорила Тонечка, улыбнулась куда-то вверх и добавила:  - Лестницы - враг панды.
        Кажется, человеку это понравилось, потому что он сделал шаг навстречу.
        - Проходите.
        С площадки они зашли в небольшое помещение, где стояли несколько книжных шкафов, с правой стороны доска с фотографиями сердитых мужчин, а с левой короткий коридорчик и ещё одна дверь.
        - Музей на ремонте,  - сообщил человек, пока Тонечка оглядывалась.  - Это черный ход.
        - А это кто?  - вылез мальчишка.  - На портретах?
        - Все директора нашего завода, начиная с самого первого.
        - Чего-то больно много!
        Человек вздохнул и представился:
        - Григорий Александрович Самгин.
        - Антонина Герман,  - выпалила Тонечка.  - А это Родион. Поздоровайся по-человечески!
        Родион болтнулся всем телом, изобразив поклон. Видимо, он считал, что здоровается по-человечески.
        - Пройдём в кабинет?
        Он пошел через комнаты, зажигая по дороге свет.
        Со всех сторон на них смотрели люди со старых фотографий, детали машин, части механизмов, модели катеров и пароходов, даже снятая рубка подводной лодки, на которой белыми буквами было выведено С-13, даже водолазный скафандр с круглым шлемом и латунными заклёпками!.. За стеклом лежали кованые детали, компасы, книги и схемы.
        - Я же говорила, что здесь страшно интересно!  - втолковывала Тонечка Родиону. Щёки у неё горели, свежая причёска почти расстроилась, и она опять стала прежней, на взгляд Родиона - прекрасной.
        - Вы у нас бывали?
        - Нет, никогда! Но мне очень хотелось!..
        Директорский кабинет располагался слева от самого большого зала, где, судя по всему, были собраны предметы и документы военного времени.
        Кабинет оказался не совсем кабинетом - здесь было много витрин с моделями подводных лодок, шкафов, полных книг и переплетённых газетных подборок, несколько картин, очень неплохих, Родион сразу подошёл и уставился.
        И письменный стол у директора был знатный: громоздкий, с выпуклыми тумбочками и слоновьими ногами. Стол был покрыт зелёным сукном, на нем масса штучек - чернильный прибор с пресс-папье, бювар бордовой кожи с тиснением, малахитовый стакан для карандашей, искусно выполненная модель парохода «Максим Горький» с золотыми буквами по борту.
        - Как здорово!  - Тонечка разглядывала модель.
        - Он выполнен в точности по эскизам,  - поделился директор.  - А вообще это стол моего отца. Он был когда-то директором завода «Красное Сормово». Когда на пенсию вышел, стол отдали мне.
        Тонечка покрутила головой от восторга.
        - Присаживайтесь.  - Директор отодвинул перед ней кожаное кресло.  - Раздеваться не советую, у нас холодно, батареи перед ремонтом отключили.
        - О чём вы хотите со мной поговорить? Нина сказала, вам срочно.
        Тут вдруг Тонечка - голова садовая!  - сообразила, что говорить при мальчишке она ни о чём не сможет!..
        - Можно, Родион пока в том зале макеты посмотрит?
        Директор пожал плечами:
        - Ну, разумеется,  - и пропустил мальчишку в дверь.  - Итак?
        - Вы знаете Лену Пантелееву?  - сразу же бухнула Тонечка.  - Она жена Кондрата Ермолаева, а его вы уж точно знаете, потому что дружили с его сестрой Зосей.
        Тут она вдруг сообразила, что дала маху не только потому, что притащила Родиона с собой! Она дала просто грандиозного маху! Ведь если этот самый Григорий Самгин знал Зосю и был в неё влюблён, вполне может статься, что Родион - его сын!..
        …Щёки у неё запылали ещё больше.
        Как вести разговор дальше - она не знала.
        Директор музея обошёл свой великолепный стол и сел напротив Тонечки в точно такое же кресло. Теперь они почти касались друг друга коленями, и это очень мешало. Посмотреть ему в лицо она боялась - вдруг окажется, что они с Родионом похожи?..
        - Кондрата я знаю, конечно,  - проговорил Григорий медленно.  - И сестру его… да, знал.
        Тонечка перевела дыхание. Она сильно волновалась.
        - Почему он вас интересует, этот человек?
        Ей не понравилось, что Григорий Самгин назвал Кондрата «этот человек».
        - Видите ли,  - зачастила она,  - Кондрат старый друг моего мужа. Они много лет не виделись. Когда мы приехали, произошло недоразумение, и Лена, его жена, пропала. Мне нужно её найти.
        Директор музея опять помолчал. Вообще он говорил медленно, словно обдумывал каждое слово.
        - А она зачем вам понадобилась?
        - Кондрата задержали по подозрению в убийстве жены,  - выпалила Тонечка. Теперь она смотрела ему в лицо, не отрываясь, в надежде что-нибудь там высмотреть.  - Но мы с мужем уверены, что никого он не убивал, просто получилась какая-то нелепица!..
        Григорий полез в карман пиджака и вынул сигареты.
        - Не возражаете?..
        Тонечка помотала головой - она не возражает, а можно сказать, приветствует!..
        - Я работаю с телевизионщиками,  - объяснила она.  - А на телевизионном производстве курят все. Некурящие - значит, профнепригодные.
        Он улыбнулся.
        …Что это Нина сказала, что он «незаметный»! Нет, на красавца из отечественного сериала не тянет, конечно, зато вполне подошёл бы на роль в британском - худой, узкий, длинноносый, светлоглазый. Такими обычно бывают герои-интеллектуалы, в противовес простакам-сержантам! Ездят на «Астон-Мартинах», носят твидовые пиджаки и вельветовые брюки.
        Директор музея как раз был облачён именно в твидовый пиджак и именно в вельветовые брюки!.. Вокруг шеи мягкий шарф, на ногах меховые мокасины.
        Он закурил и сообщил, что Кондрата не видел лет двадцать, а то и больше, о жене его вообще не слыхал.
        …Расследование опять захлебнулось!
        Внезапно дверь в кабинет распахнулась - и показалась голова Родиона.
        - Там кто-то ходит,  - заявил он и показал подбородком, где именно.
        Директор вскочил:
        - Где? Мы здесь одни, больше никого нет.
        И почти выбежал в зал, потеснив в дверях мальчишку.
        Удивлённая Тонечка велела Родиону ждать здесь и отправилась следом за убежавшим директором.
        Они столкнулись возле доски с портретами сормовских директоров.
        - Я позабыл форточку закрыть,  - объяснил директор, несколько запыхавшись.  - Сквозняк. Идёмте.
        И пропустил Тонечку вперёд.
        …Пф-ф-ф, подумала Тонечка. Зачем вы меня обманываете, уважаемый?.. В музее холод собачий, батареи не работают, я в куртке, и то уже почти продрогла, у вас вон нос красный, и вы то и дело потираете руки, пытаетесь согреть, а про открытую форточку толкуете! За каким лешим вы её открыли?..
        Они вернулись в кабинет - Родион в большом зале рассматривал какую-то массивную штуковину, то ли пароходный гудок, то ли штамповочный станок.
        - Поверьте, я не из праздного любопытства,  - оправдывалась Тонечка, как давеча в разговоре с Ниной.  - Мне правда нужно как можно больше узнать о Кондрате! Вокруг какая-то сплошная путаница, ерунда и туман.
        Директор пожал плечами:
        - Я о нём ничего не знаю.
        - Хорошо, а раньше? Раньше знали? Когда дружили с Зосей?
        - Она давно умерла,  - с раздражением ответил Самгин.  - Зачем сейчас её тревожить? К нынешним делам брата она уж точно не имеет отношения!
        …Господи, как это в сериалах всё так легко и просто получается?! Героиня раз-раз, задаёт пару умных вопросов, и ей всё выкладывают как на духу!..
        - Вы знаете, что у неё есть сын?
        Директор пристально посмотрел на Тонечку.
        - А сын вас почему интересует?..
        - Потому что я за него отвечаю,  - наконец рассердилась та.  - И бросить на произвол судьбы не могу. Его и так уже бросили все, кто только мог! Мать умерла, отца он не знал, родной дядя нашёлся, но тут же опять исчез! Дядя теперь в кутузке, видите ли!.. И мне никто не хочет помочь!..
        Директор опять закурил.
        - Зосю я знал в молодости,  - выговорил он неохотно.  - Удивительная была девчонка. Такая красивая. С братом её общался мало, он старше и быстро куда-то уехал, то ли учиться, то ли работать. Зося после школы тоже уехала, и я ничего о ней не слышал.
        - И не интересовались?  - спросила Тонечка.  - И не виделись?
        - Я интересовался!  - вдруг повысил голос директор.  - Но она словно в воду канула! Я пытался её найти много раз! И в интернете, и через знакомых!
        - И не нашли?
        - И не нашёл!
        - Откуда тогда вы знаете, что она умерла?..
        - Я встретил Кондрата здесь, в Нижнем. И он мне сказал.
        …Значит, Родион не может быть сыном директора музея, если только эта самая Зося не родила ребёнка в семнадцать лет!..
        Впрочем, всякое бывает, и такое тоже.
        - Вы не знаете, от чего она умерла?  - спросила Тонечка, уже не стараясь быть деликатной.  - Кондрат вам не рассказывал?
        - Я не спрашивал,  - скривился директор.  - Мы с ним не друзья и не товарищи. Я его терпеть не могу.
        - За что?
        - Он заставил Зосю уехать,  - разозлился директор.  - Тогда, сто лет назад!.. Он приехал, вроде бы в отпуск, и уговорил её уехать! Если б не он, всё было бы… по-другому!
        - Она же вас не любила,  - парировала Тонечка.  - А насильно мил не будешь.
        - Ей было семнадцать лет, что она понимала!  - почти прорычал директор.  - Она осталась совсем одна! Отец у них в Волге утонул, Зося маленькая была, а мать от инсульта померла, когда Зося школу заканчивала! Тут же нарисовался этот братец и забрал её! Припожаловал… мммерзавец!.. Она бы не уехала, если б не он! А она уехала, и столько лет никаких следов!..
        Он смял в пепельнице сигарету, подошёл к двери и выглянул.
        - Теперь братец вернулся,  - продолжал он, поворачиваясь,  - и оказалось, что она умерла, а он - вот он! Жив, здоров и невредим! Э-эх!..
        И он со злостью махнул рукой. Щеки у него горели каким-то неровным румянцем, шарф скособочился, соломенные волосы на макушке стояли дыбом, и вовсе он не походил на героя британского сериала!..
        - Про её сына вам тоже Кондрат рассказал?
        Директор опять махнул рукой:
        - Да если б я только знал, что у неё ребёнок остался!.. Забрал бы сразу!
        Они помолчали.
        - Вот дела,  - в конце концов проговорила Тонечка.  - Как мне разобраться во всём этом деле?..
        - Ничем не могу помочь.
        …Сказать или не сказать, что Родион и есть сын Зоси? Гримёрша Нина, едва взглянув, определила, что он как две капли воды похож на мать! А… этот? Не понял?
        Впрочем, мужчины видят совсем не то и не так, как женщины!..
        - А с чего вы взяли, что Лена пропала?  - вдруг спросил директор.
        - Её нигде нет, ни дома, ни на работе!
        - Вы сказали, что Кондрата подозревают в убийстве.
        - Ну да.
        - Может, он её и убил? Вот её и нет нигде.
        Тонечка осеклась и беспомощно посмотрела на модель парохода «Максим Горький».
        …В самом деле!.. Следом за своим Сашей она всё время повторяет, что Кондрат не мог убить жену, а если это неправда и он вполне мог?.. И разгром в доме - самый настоящий, следствие страшной драки с убийством, а никак не инсценировка?..
        …Почему все вокруг врут? Её собственный муж, Кондрат, подполковник Мишаков! И даже директор музея соврал про форточку!..
        Тут Тонечку осенило. Идея была совершенно как в сериале, но… может, имеет смысл попробовать?..
        - Мы, наверное, поедем,  - сообщила она директору и поднялась.  - Спасибо вам большое.
        - Я вас огорчил?  - осведомился директор.
        - Нет, что вы!  - фальшиво возразила Тонечка.  - Я просто не знаю, что мне делать, а помочь никто не может.
        - Уезжайте в Москву,  - неожиданно посоветовал директор.  - Я уверен, всё разрешится без… вашего деятельного участия.
        - Скорее всего так и будет,  - мило улыбнулась Тонечка.  - Можно я зайду в заведение?
        - Куда?.. Ах, да, конечно!..
        - Родион!  - позвала она. Парень выбрался из-за какой-то трибуны.  - Тебе никуда не нужно?
        - Куда? А, нет не нужно.  - И покраснел.
        Мимо витрин и макетов они вышли в помещение с портретами, и директор проводил Тонечку по узкому коридору до заветной дверцы. Здесь было ещё холоднее.
        Стуча зубами, она стянула куртку, повесила её на крючок, выбралась в коридор, тихонько прикрыв за собой дверь, и огляделась. Свет здесь не горел, но фонарь во дворе заливал коридор мертвенным синим светом. По правую руку - три окошка, а по левую три двери. И под всеми темнота.
        Стараясь не шуметь, Тонечка по очереди нажала на ручку каждой. Две были заперты, а третья неожиданно подалась. Тонечка шагнула внутрь и замерла.
        Здесь было значительно теплее - от обогревателя, стоящего у стола. Ещё одна дверь вела в смежную комнату, из-под неё пробивалась полоска света.
        Тонечка подкралась и очень осторожно заглянула.
        И увидела письменный стол, на котором стоял электрический чайник и пара кружек, диванчик со свёрнутым пледом, книжный шкаф под потолок, на стуле навалено какое-то барахло.
        Она ретировалась на цыпочках, изо всех сил стараясь ничего не задеть, прошла первую комнату, вернулась в туалет и перевела дыхание.
        В этот момент коридор осветился, и директор позвал громко:
        - Антонина! Всё в порядке?
        - Всё, всё в порядке!  - прокричала Тонечка, повернула кран и хлебнула из ладони ледяной воды.
        Наспех открыла дверцы стоящего тут же шкафчика, где, по всей видимости, уборщица держала своё хозяйство, заглянула и выскочила из туалета.
        - Как же холодно у вас!..
        - А это чего такое?  - спросил Родион.
        У самого выхода стояла непонятная загогулина, а к ней был привешен начищенный медный колокол.
        - Это рында,  - объяснил директор.  - Корабельный колокол. Раньше рынды была средством оповещения и для команды, и для других кораблей, если в тумане ничего не видно.
        Тонечка натянула куртку и обмоталась шарфом. Руки у неё тряслись немного - от холода и волнения.
        - А это спуск на воду,  - директор показал на огромные цветные фотографии.  - Вот сам корабль, вот строители, а это - крёстная мама.
        - Чья?
        Директор улыбнулся.
        - Корабля. Когда корабль спускают на воду, его крестят.
        - Как?!
        - По-настоящему. Разбивают бутылку вина, когда он касается воды. И для этого приглашают женщину, которая и становится крёстной матерью.
        - Да ну?!
        - Вот тебе и ну,  - передразнила его Тонечка.  - Бежим, мы с тобой и так задержались!
        - А можно мне в рынду бабахнуть?
        Тонечка посмотрела на директора.
        - Не бабахнуть, а ударить,  - поправил тот.  - Ударь, конечно.
        Родин потянул за канат, колокол отозвался высоким медным голосом, очень громким.
        - Я ещё раз, можно?!
        И ещё раз ударил.
        - У нас примета есть,  - рассказал директор.  - У того, кто бьёт в эту рынду, исполняются все желания.
        У Родиона в последнее время появились несколько желаний, и он страстно хотел, чтобы они исполнились.
        Все! Не одно, а чтоб все!..
        Рында уж точно поможет, решил он. Не зря он сразу её заприметил!..
        Они попрощались и стали спускаться по лестнице.
        - Слушай,  - заговорил Родион,  - у них там картины, я посмотрел. Она очень страшная, называется «Ремонт доменной печи», ты не видела?
        Тонечка помотала головой и у самого выхода придержала его за плечо.
        - Тихо,  - прошептала она мальчишке на ухо.  - Делай, что я говорю. Выходи на улицу и как следует хлопни дверью.
        Тот вытаращил на неё глаза. Она покивала: да, да.
        - Возьми мою сумку. Сразу иди направо, за угол, стой и жди меня. Если не дождёшься, езжай в «Шератон», найди Сашу и скажи, чтобы ехал сюда. Ты понял?
        Он смотрел на неё.
        - Всё,  - отрезала она.  - Вперёд!
        И подтолкнула его в спину.
        Мальчишка явно колебался, но ей было не до разъяснений.
        Она дёрнула на себя дверь, которая отделила их друг от друга - Тонечка осталась в музее, а Родион на улице. Замки щёлкнули, закрываясь.
        Они немного постояла, прислушиваясь, а потом крадучись стала подниматься по лестнице.
        В помещении с рындой и фотографиями директоров «Красного Сормова» было темно - как видно, директор сразу, как только они ушли, выключил свет. Рында отсвечивала в темноте начищенным боком.
        Тонечка постояла, прислушиваясь. Ей было страшно и в то же время как-то отчаянно весело.
        В ней всё перемешалось: сыщицкий азарт, фантазия сценариста, желание поставить точку в этом деле - или хотя бы восклицательный знак!  - страх, холод, беспокойство за Родиона и желание поскорее добраться до дома и ужина!..
        Она потрогала подставку рынды, просто так, чтоб не так страшно. Колокол чуть покачнулся, словно кивнул.
        Тонечка осторожно вошла в левый коридор, замерла и подкралась к той самой двери, единственной, незапертой.
        Там в глубине разговаривали - двое. Слов не разобрать.
        Она прислушивалась изо всех сил, но невозможно было понять даже, кому принадлежит второй голос, мужчине или женщине.
        Тонечка помедлила, зажмурилась, открыла дверь и вошла в кабинет с обогревателем у стола. Здесь по-прежнему было темно, свет падал из смежной комнаты, где разговаривали.
        - А если он её прислал?  - говорили приглушённо.  - Что тогда?
        - Не мог он её прислать! Никто ничего не знает!
        - Но она же явилась!
        Молчание. Сопение чайника. Бульканье кипятка.
        - От него нужно избавиться.
        - Как?
        - Я не знаю, но он опасен.
        - Господи, да он всегда был опасен! Что изменилось?!
        - Ты что, не понимаешь?! Она же откуда-то прознала про… меня! Она и про тебя узнает.
        - Нет.
        - Почему?
        Молчание.
        - Она мне не понравилась,  - признался первый голос.  - Она не та, за кого себя выдаёт. Слишком быстро на меня вышла.
        - Ты думаешь…
        - Я думаю, что она из них. Из этих!..
        - Не может быть.
        Загрохотал стул - как горный обвал,  - зазвучали шаги, всё ближе.
        Тонечка ринулась в коридор и заметалась.
        Куда?! Куда бежать?! Где прятаться?!
        Она пронеслась по коридору и забилась в угол между рындой и стендом с фотографиями.
        Сердце металось, как пойманный заяц в мешке.
        Человек прошёл в другую сторону, к туалету. Там вспыхнул свет, зашумела вода. Очевидно, человек наливал воду в чайник.
        Потом свет погас, дверь хлопнула.
        Тонечка ещё немного посидела в углу, прислушиваясь. Отсюда совсем ничего не было слышно.
        Очень осторожно, стараясь не оступиться и ничего не задеть, она обошла рынду, выбралась на площадку и стала спускаться.
        - Говорю тебе, там кто-то есть!  - громко заговорили сверху.  - Колокол качается!
        Тонечка ринулась к выходу.
        Наружная дверь - на улицу, к спасению!  - была заперта. Она зашарила по стене в поисках кнопки и нашла не сразу.
        Наконец, замок щёлкнул, Тонечка выкатилась на мороз и нос к носу столкнулась с какой-то тенью.
        Взвизгнула, чуть не упав, и метнулась в сторону.
        - Я это!  - сиплым шёпотом сообщила тень.  - Ты чего так долго?
        Тонечка схватила Родиона за руку, и они, поскальзываясь и чуть не падая, побежали к пустынному шоссе.
        Она перетащила мальчишку на другую сторону дороги, они забежали за стенку автобусной остановки и замерли.
        - Чего такое-то?!  - продолжал недоумевать Родион.  - Чего это мы помчались?
        Тонечка выглянула из-за остановки.
        Погони со стороны музея не наблюдалось.
        - Чего ты там высматриваешь?!
        Тонечка взяла у него свою сумку, чтобы порыться в поисках телефона.
        - Ничего не понял,  - признался Родион.
        - Я тоже, знаешь, мало что пока понимаю,  - проговорила Тонечка.  - Самое главное, я не понимаю, почему мне все врут!
        - Я тебе не вру!
        - Алё, Саш,  - с ходу начала она, как муж ответил.  - Что это такое? Что за безобразие, в конце концов! Почему ты мне не звонишь целый день?! Звонил? Когда звонил?
        - Минут пять назад,  - подсказал Родион негромко.
        - А, пять минут назад!  - продолжала Тонечка чуть менее воинственно.  - Ты где? Собаку кормишь, это правильно, это хорошо. Нет, мы с Родионом едем в гостиницу. Саша, я все день на ногах, я не пойду сегодня к твоему Мишакову, не до него мне! Ну и пожалуйста!..
        Она нажала кнопку и прикрыла глаза.
        Всё, всё пропало! Он собирается к Мишакову, стало быть, полночи его не будет, явится не то что пьяный, а на рогах, утром будет болеть, кроме того, избави Бог, втюхается ещё в одну криминальную историю!..
        Настроение испортилось моментально и окончательно. И силы кончились, словно из воздушного шара выпустили воздух. Тонечка взялась рукой за промёрзшую стену остановки и немного постояла. Дышать правда было тяжело.
        - Сейчас вызовем такси,  - объявила она мальчишке.  - И поедем.
        - Смотри, вон автобус подходит,  - он показал подбородком, и Тонечка посмотрела в ту сторону.  - Может, на нём? А там пересядем или пешком дойдём?
        И они поехали на автобусе.
        Народу было мало, как видно, после смены народ уже разъехался по домам. Тонечка сидела возле замёрзшего окошка, смотрела на проплывающие мимо фиолетовые и зелёные огни. От них изморозь на стёклах казалась бриллиантовой пылью.
        Ей было невыносимо одиноко - в автобусе, рядом с чужим мальчишкой, который уже почти стал своим. Ничего не случилось, она не попалась, ей, наверное, и не угрожало ничего, но мысль о том, что она должна переживать всё это одна - опять, снова одна, как в прошлой жизни, как всегда!  - была тяжёлой и холодной, похожей на якорную цепь возле музея.
        …Он собирается выпивать с Мишаковым, а не ужинать с Тонечкой и детьми.
        Ей некому рассказать о произошедшем сегодня.
        После того, как она познакомилась с Германом, у неё появился союзник, железобетонная опора - так ей казалось,  - и вот теперь нет.
        Автобус покачивался из стороны в сторону. В ноги дуло невыносимо.
        Мальчишка сидел рядом, нахохлившись, и тоже молчал и думал.
        Поймав её взгляд, он буркнул ни с того ни с сего:
        - Я тебе не врал! И карточку не крал! Сколько раз повторять-то!
        Тонечка ничего не ответила. Какая теперь разница, крал он какую-то там карточку или не крал!..
        - Я просто говорить не хотел,  - продолжал мальчишка, уставившись на свои руки. Руки была красные и все в цыпках.
        Батюшки, спохватилась Тонечка, мы перчатки-то ему не купили! Руки вон все в волдырях, а он художник!..
        - Они сказали, что в другой раз убьют совсем, насмерть,  - говорил между тем Родион.  - И сроку дали неделю. Если через неделю не принесу, хана мне. Убьют.
        Тонечка ничего не поняла.
        - Кто тебя убьёт?
        - Пацаны,  - ответил Родион.  - Которые меня били. Ну, ты спрашивала, за что били!
        - Ну?!
        - Они сказали, я что-то из того дома взял, из дядькиного. А я не брал ничего!  - Он с отчаянием уставился Тонечке в лицо.  - И карточку вашу не брал, и оттуда ничего не брал! Я там колбасы поел! А они говорят, ты взял, ты и возвращай обратно! Или быть тебе на пере, фраер ушастый!
        - Господи,  - пробормотала Тонечка.  - Как они тебя нашли?
        - Да у дядькиного дома караулили! Я туда вернулся, когда от вас сбежал. Думал, хоть там погреюсь или съем чего-нибудь. А они меня прихватили. Ну, я в первый раз от них… того…
        - Удрал?
        Он кивнул.
        - Только, видать, проследили они меня. Или, может, догадались, что я к вам подамся, куда мне ещё-то?.. На этой улице, где гостиница, поймали и…
        - Да,  - согласилась Тонечка.  - Дальше я знаю.
        Автобус повернул так, что они повалились друг на друга, заревел, наддал и медленно пошёл в гору.
        - А что ты должен отдать, они тебе не сказали?
        - Не-а. Не сказали, я сам знаю. А я откуда?! Вот честно! Не брал я ничего!.. Ни у вас, ни из дома!..
        Тонечка взяла его руку - ледяную, тощую, от цыпок и холода жесткую, как наждак,  - и сунула себе в карман.
        - Не дрейфь,  - ответила она словами своего мужа, бывшей надежды и опоры.  - Прорвёмся!
        Автобус объезжал кремль, и было понятно, что скоро конечная - все вышли, они ехали вдвоём.
        - А ты не догадываешься, что это может быть?  - спросила она.  - Я не знаю! Деньги, золото, бриллианты?.. Картины, вазы династии Цинь?
        Мальчишка опять помотал головой.
        - Они говорили только… что мне такой кусище не проглотить. Подавишься и всякое такое…
        - Пойдём,  - предложила Тонечка.  - Отсюда нам близко.
        Тем не менее шли они довольно долго.
        Пришлось обойти просторную площадь почти по периметру, потом ещё нырнуть в пешеходный переход, потом по улице Покровской вверх, к театру.
        Во всех кафе было полно людей, которые сидели за столиками, ели, разговаривали и смеялись, неслышимые, но хорошо видимые с улицы, и Тонечке вдруг показалось, что всё это сон.
        Вот она проснётся, и окажется, что никого нет в кафе и на улице, что она стоит одна посреди пустого города, и ветер гоняет по брусчатке вчерашнюю газету, а за окнами лишь тени людей и прежней жизни.
        …Нужно успеть, вдруг пронеслось у неё в голове. Нужно успеть, пока жизнь не изменилась окончательно и неотвратимо. Нельзя терять ни минуты!.. Нельзя по-глупому обижаться, по-дурацки разбазаривать время. Нельзя злиться и отчаиваться по пустякам.
        Это запрещено. Это наказуемо.
        Как бы ни повернулось это дело, она будет радоваться - не потому, что она кретинка, а потому, что она - здесь и сейчас, и при ней мальчишка, который, вполне возможно, вырастет в гениального художника, и дочь Настя, хороший и правильный человек, хотя задиристый и временами противный! И Даня, который всё время читает умные книги и рассуждает о «чёрной Африке», и мама, и генерал! И даже залог за ушастую, дикого вида собаку внесён, а это означает, что собака уж точно от них никуда не денется!..
        …Разве этого мало?
        Кстати, любимая дочь тоже не позвонила ни разу, это на неё похоже!..
        На ступеньках «Шератона» она поскользнулась и чуть не упала, Родион её поддержал.
        - А мы… сразу есть пойдём?
        - Сразу, сразу,  - успокоила его Тонечка.  - Давай сейчас налево, в ресторан. А куртки в гардероб сдадим! Что ж ты дяде Саше не сказал, чтоб он тебе перчатки купил!
        Родион покосился на неё и хмыкнул. Мысль о том, чтоб он попросил «дядю Сашу» купить перчатки, показалась ему на редкость идиотской.
        Впрочем, они правда странные, и Тоня, и этот самый дядя Саша. И дети у них странные!.. Родион пока так и не разобрался, кем они все друг другу приходятся. И вообще он никогда не думал, что родственников может быть целая толпа! Он жил с мамой, а потом узнал, что у него есть родной дядька, и ему казалось, что это уже очень много. Но чтоб вот так - дети, родители, да ещё в Москве у них бабушка и дедушка, который одновременно папаша Дани. Чудно как-то и непонятно!
        Тонечка, придерживая плечом телефон, стянула куртку и сунула её в руки Родиону.
        - Настя, почему мне никто не звонит целый день?  - начала она сразу, как только дочь ответила.  - Это просто безобразие!
        - А мне почему никто не звонит целый день?  - вопросила дочь в ответ.  - И вообще, где вы все есть?
        - Мы с Родионом пришли в гостиницу, дядя Саша пока… занят. Вы ужинали?
        - Да ничего мы не ужинали! Мы с ребятами тусили после музея, у них в кремле, в арсенале хорошая кафешка, мы капучино пили и пончики ели. А сейчас в театр собираемся, Данька билеты взял.
        - Сказали бы мне, я Борису Петровичу позвонила бы!
        - Да ладно, мам, Данька уже взял! Мы после спектакля к вам придём, да? Вы нас только дождитесь! Можно, мы у вас поедим? Мы что-то поиздержались! Мам, а ты бабушке звонила? Потому что она мне звонила, а я трубку не взяла, мы в галерее были! И вообще ты какая-то озабоченная, ничего не случилось?..
        Тонечка уверила дочь, что ничего не случилось, плюхнулась в кресло, обнаружила, что Родион с куртками в обнимку притащился следом и стоит, не зная, куда податься, и показала, в какой стороне гардеробная.
        Проделав всё это, она откинулась на спинку, шумно выдохнула и запустила пальцы в кудри, но тут же отдёрнула руку, вспомнив, что у неё сегодня - укладка!
        Она приготовилась к ужину с мужем и детьми.
        А ужинать будет с мальчиком Родионом.
        Ну и хорошо, ну и отлично.
        Сейчас они закажут всего самого вкусного, а потом поднимутся в номер, и Родион будет рисовать, а Тонечка немного подумает в тишине.
        …Как это у героинь сериалов получается расследовать любое дело легко и просто! Почему у неё, у Тонечки, которая придумала этих героинь два десятка, не получается ничего?..
        Нужно ещё раз сходить в музей, чтоб подтвердить свои догадки, этим она займётся завтра утром. Пока ещё не очень понятно, как это сделать, но она что-нибудь придумает!
        Нужно позвонить Сергею Степанову из ФСБ и расспросить как следует про этот самый Пояс Ориона, хотя бы как он выглядит! И рассказать, что Пояс ищет не только служба безопасности, но и ещё кто-то - ведь у Родиона требовали, чтоб он вернул «то, что взял в том доме», и говорили, что «кусище ему не по зубам», а что это может быть, если не украденное сокровище? А подполковник Мишаков утверждал, что мальчишку избили подручные местного авторитета Сутулого, стало быть, ищет авторитет!
        Нужно попробовать узнать, как связаны её любимый, драгоценный муж и Кондрат, но это никак невозможно сделать, только ждать сведений, которые ей обещали добыть в Москве.
        Нужно думать сначала - вдруг прав директор музея, и Лена Пантелеева на самом деле убита, а Тонечка просто убедила себя в обратном!
        …Господи, как ей необходимо поговорить с мужем, а говорить никак нельзя, он может быть причастен!
        …Нет, не может! Он не может ничего украсть!
        …А Кондрат Ермолаев может убить?..
        - Ты чего будешь?  - спросил рядом Родион, и Тонечка очнулась.  - В смысле есть?
        Она потянула к себе карточку меню и сказала уверенно:
        - Всё. Я буду есть всё, я целый день об этом мечтала.
        Родион возликовал:
        - Тогда я тоже всё! Можно?
        - А я?  - спросили рядом.  - Можно?
        Тонечка подскочила в кресле и уставилась с изумлением.
        Её муж, который собирался принимать на грудь со старым другом Мишаковым, стаскивал дублёнку, разматывал с шеи шарф, вид самоуверенный и довольный.
        - Как?!  - спросила Тонечка.  - Ты здесь?..
        - А что? Ты меня не узнаёшь, шери?
        - Узнаю!  - воскликнула Тонечка, вскочила, пылко его поцеловала и призналась:  - Как я рада тебя видеть.
        …Пусть он замешан во что угодно! Наверняка это как-то объясняется - легко, просто, разумно и логично. Её муж - самый лучший человек на свете.
        В сценариях она как раз так и писала: жена до последнего не верит в измену, предательство и прочие пакости, потому что верит в мужа!.. Она писала и думала, что пишет про идиоток, что всякая нормальная женщина точно знает, на что способен, а на что не способен её муж, и внезапное превращение из принца в чудовище не может застать её врасплох!..
        И ещё она думала, что только идиотка может отрицать очевидное!
        Сейчас она решительно не чувствовала себя идиоткой, хотя отрицала очевидное - её муж темнил, недоговаривал, не отвечал на вопросы, но она точно знала, что это ничего не означает.
        Он - самый лучший человек на свете, и точка.
        - Где ты был?..
        - Ворон считал,  - ответил самый лучший человек на свете.  - А ты где была? И остальные дети куда делись?
        - Они в театр пошли, потом к нам прибегут. А мы с Родионом …
        Тут она вдруг сообразила, что не знает, что можно, а что нельзя рассказывать - в этой новой реальности!
        Про директора музея - можно или нет?
        Про Зосю, сестру Кондрата, можно?
        - У тебя причёска,  - заметил Герман, усаживаясь за стол.  - Красиво.
        - А Родиону не понравилось,  - сообщила Тонечка, лихорадочно соображая, что говорить.
        - Она на себя не похожа с такой причёской,  - заявил Родион Герману.
        - О собеседнике нельзя говорить местоимениями в третьем лице,  - встряла Тонечка,  - Можно по имени! Например, Тоня не похожа на себя.
        - Тоня не похожа на себя,  - повторил мальчишка, и Герман засмеялся.
        - Что это тебя в парикмахерскую понесло?
        - Я хотела поговорить с гримёршей Лены Пантелеевой,  - решилась Тонечка.  - Я думала, может, хоть гримёрша знает, куда она делась?
        - Знает?  - спросил Герман, и Тонечка отрицательно покачала головой.
        - А я к собакам ездил,  - похвастался Родион.  - И потом ещё в музей мы ходили!
        - К каким собакам?  - не понял Герман.  - В какой музей?..
        - Я тебе потом расскажу,  - затараторила Тонечка,  - у нас свои секреты.
        - Я уже понял. Тоня, я прошу тебя, не лезь куда не следует!
        - А куда мне следует лезть? В сценарий?
        - Хоть бы в сценарий! Кстати сказать, он с места так и не двигается, да?
        - Я найду Лену, а потом сразу напишу тебе сценарий,  - упорствовала Тонечка.
        Родион встревоженно переводил взгляд с одного на другую - ему показалось, что они ссорятся.
        - Мне не нравится твой сыщицкий азарт.
        - Можно подумать!.. Кто меня втянул во всю эту ерунду? И бросил!
        - Я тебя бросил?  - поразился Герман.
        - Ну, конечно!  - Тонечка вдруг почувствовала, как слёзы обожгли глаза, вот уж некстати!  - Ты привёз меня сюда, заставил искать жену Кондрата, а сам… а сам…
        - Тоня,  - одёрнул Герман негромко.
        - Да, да,  - быстро сказала она и салфеткой сердито смахнула с глаз слёзы.  - Я понимаю. Ты сам мне всё потом расскажешь.
        - Вот именно.
        - А сейчас нельзя рассказать?
        - Сейчас нельзя,  - стоял на своем он.  - И давайте пообедаем, правда! Сцены и слёзы пока отложим.
        Родион подумал - что это они всё обедают! Обед когда-а-а был, да и ужин уже скоро закончится!..
        Тонечка попросила чаю с марокканской мятой, чтоб скрасить ожидание еды, и велела Родиону рассказать, за что его били гопники.
        Родион промямлил, что били за то, что он вроде бы что-то утащил из дядькиного дома, требовали это вернуть.
        - Главное, я не знаю, чего им надо-то,  - с тоской проговорил он.  - Я не брал ничего, вот клянусь!.. А они говорят - верни или того… замочим. Я бы вернул, если б знал, чего возвращать-то!
        - Ты понимаешь, о чём идёт речь?  - спросила Тонечка у мужа.  - Что им нужно?..
        Герман пожал плечами и спросил:
        - Кому ты должен вернуть и когда?
        - Не знаю! Вы же их… разогнали. Ещё до того, как бить начали, говорили, что сроку неделя. Только я всё равно не знаю, что возвращать!
        Тонечка держалась изо всех сил, чтобы не спросить про Пояс Ориона!
        Впрочем, однажды она уже спросила, и муж сказал, что это звёзды!..
        - Вскоре всё выяснится,  - непонятно о чём сказал Герман.  - Тоня, ты всё же постарайся… не увлекаться расследованием.
        - Я не могу,  - буркнула Тонечка.  - Я уже увлеклась.
        Тут он взял её за руку и посмотрел в глаза.
        - Это опасно,  - сказал он негромко.  - Ты не понимаешь, а я понимаю.
        - Саша, я не какая-то дура из фильма!  - Тонечка выдернула руку.  - Или поговори со мной по-человечески, или отстань от меня!
        Он ещё посмотрел ей в глаза, а потом покачал головой:
        - Я не могу ни того, ни другого.
        - Значит, я доведу дело до конца.
        И они замолчали, недовольные друг другом.
        Родион думал, как бы это нарисовать - не сердитых людей, а именно недовольство, которое повисло между ними, как грязное кухонное полотенце!
        - Ты разговаривал с Мишаковым? Когда он освободит Кондрата?
        - Я не знаю.
        - А вдруг он на самом деле убил свою жену?  - спросила Тонечка.  - Но обставил всё так, чтоб мы решили, что это инсценировка!
        - Для меня это слишком мудрёные умозаключения,  - упирался Герман.  - И я сто раз тебе говорил, что Кондрат не мог её убить. По определению. Солнце не может взойти на западе. Кондрат не мог убить жену.
        - Ты говорил, что сто лет его не видел!
        - Не видел.
        - Может, он за эти сто лет изменился! А ты не в курсе!
        Родион, который лихорадочно придумывал, чем бы отвлечь их от ссоры, вдруг ткнул пальцем в работающий телевизор.
        - А мне такую штуку делали! Вон как той тётке!..
        Взрослые тотчас замолчали и уставились в экран.
        Гелла Понтийская, в миру Лена Пантелеева, в шоу «Любит - не любит» приглашала на сцену экспертов, которые должны были определить родство героев.
        - Это называется тест ДНК,  - продолжал Родион.
        - Модная штука,  - прокомментировала Тонечка.  - Теперь во всех программах прикол номер один! И ещё детектор лжи. Тебя не проверяли?
        - Да мне правда делали,  - оскорбился Родион.  - Специальные люди! Из Москвы приезжали, ватными палками в рот лезли и ещё волосы с головы брали.
        - Зачем?
        - Откуда я знаю!
        Тонечка переглянулась с мужем.
        - И тебе не объяснили?
        Родион помотал головой - нет, не объяснили.
        - Давно делали?
        - В сентябре, только учебный год начался.
        - Кто-то ведь этот тест заказал,  - задумчиво сказала Тонечка.  - И оплатил! Для чего?.. И кто?
        - Может, дядька?  - предположил Родион.
        - Может, и так,  - согласился Герман.  - Но на самом деле странно.
        Принесли салаты и закуски - всё сказочной красоты и аппетитности.
        - Саша, ты скажи Мишакову, что гопникам нужно что-то из дома Кондрата,  - попросила Тонечка, принимаясь за форшмак.  - А у Родиона этого нет, и мы не знаем, о чём речь.
        - Хорошо,  - согласился Герман с раздражением.  - Скажу. А ты всё же постарайся не ввязываться в потасовки!..
        - Хорошо,  - с той же интонацией пообещала Тонечка.  - Ты покормил пса Ямбурга?
        - Конечно, я же тебе говорил.
        - А я сегодня с Бусей играл,  - похвастался Родион с набитым ртом. Он поедал овощной салат.  - Мне Галина Сергеевна разрешила!
        - Вы снова были у Галины Сергеевны?  - осведомился Герман.
        - Родион был, а я нет,  - ответила Тонечка, решив, что больше ничего объяснять не станет.
        - Галина Сергеевна говорит, она маленькая слишком, не выросла, да ещё её какие-то дураки взяли, а потом вернули, вот она и нервная немного. Но меня не боится.
        - Ты её в альбоме нарисовал?
        - Ну да!  - подтвердил Родион с восторгом.  - Похожа?
        - Очень,  - ответила за мужа Тонечка.  - Одно лицо!
        - Странные такие зверики,  - продолжал Родион.  - Совсем мелкие, а настоящие собаки!.. Я ей говорил, то есть Тоне говорил, что больших собак люблю, а оказалось, что маленьких тоже! Вот стану жить один, окончу колледж и куплю себе такую собаку. С ней, наверное, можно на работу ходить, да?
        - Смотря какая работа,  - ответила Тонечка.
        - Какой колледж ты собираешься заканчивать?  - спросил Герман.
        - Да без разницы,  - Родион принялся за борщ.  - Главное, профессию получить. Нам в детдоме всё время так говорят.
        - Он собирается днём работать,  - пояснила Тонечка,  - а по вечерам рисовать.
        - Ну да,  - Родион кивнул. Такая жизнь казалась ему пределом мечтаний.  - Квартира от государства положена.
        - Что ты заладил про эту квартиру!  - разозлилась Тонечка, и Родион удивился:
        - Я не заладил. Просто раз положена, значит, дадут.
        Тут оказалось, что он съел весь хлеб, и теперь заглядывал под льняную салфетку, которой была прикрыта хлебная корзинка, без всякого толку.
        Тонечка попросила хлеба.
        - Если хочешь, можно и борща ещё заказать,  - спокойно сказал Герман.
        Мальчишка согласно помычал. Ему ужасно не хотелось, чтобы ужин заканчивался. Получается, впереди теперь только второе и чай! А если принесут ещё борща, можно долго сидеть и есть.
        И взрослые больше не ссорились, красота!..
        У Родиона получился замечательный день - он пошёл с ребятами в музей и побыл там немного. Он любил музеи! В Угличе весь класс водили в краеведческий и в галерею, а на каникулах однажды ездили в Питер, в Эрмитаж, вот где красота! Родион и представить себе не мог, что в одном месте может быть собрано столько чудесных вещей - картин, статуй, мозаик! Мебель тоже прикольная, на современную не похожа! Он бы и сегодня в музее подольше побыл, но вспомнил про собаку - и хорошо, что вспомнил, её ведь могли отдать, и они больше не увиделись бы! А так он повидал собаку и даже поиграл с ней. И в том, заводском музее тоже было интересно - картин мало, зато множество макетов кораблей, раньше Родион таких не видел. Корабли ему тоже сразу захотелось нарисовать, но он понимал, что не сумеет - на них нужно посмотреть, когда они… живые, на воде, на воздухе!
        Ещё радовался, что рассказал Тоне и Саше, за что его били - стало легче и совсем не страшно, словно они теперь отвечали за всё. Он дышал свободно, с удовольствием ел, даже мысль о том, что дядька может не взять его себе, как-то скукожилась и перестала тревожить, хотя бы на сегодня.
        …Ничего, как-нибудь!..
        Когда прибежали Настя и Даня, Родион пил третий чайник чаю и доедал второй кусок яблочного пирога.
        Настя сразу же принялась рассказывать про спектакль, а Даня смешно комментировать её рассказы. Они объявили, что умирают с голоду, и Настя заказала себе салат «оливье» с перепёлкой и чашку бульона, а Даня протёртый суп из белых грибов.
        Разве это еда?.. Смех какой-то!..
        Разошлись поздно, условившись, что завтра сходят в музей на набережной, в какой-то дом Рукавишникова. Оказывается, там есть зал, а в нем одна-единственная картина про Козьму Минина! Козьму проходили по истории, и тут Родион не ударил в грязь лицом.
        В номере было прохладно и чисто, и Родион сразу ушёл в свою комнату.
        Он очень быстро привык к тому, что у него есть своя комната!..
        Тонечка, позёвывая, включила телевизор и прилегла на покрывало, решив, что полежит минут десять. Сил раздеваться, умываться и укладываться как следует не было никаких.
        Она прилегла и вдруг насторожилась.
        Что-то не так. В номере что-то изменилось.
        Она села и стала оглядываться по сторонам.
        Да нет, вроде бы всё в порядке.
        Тонечка пристроила голову на подушку, подложила локоть и как следует осмотрелась.
        Чемодан, куртки, всё на месте.
        - Саша!  - позвала она и опять села.
        Он выглянул из коридора.
        - Саш, открой чемодан!
        - Что достать?
        Он распахнул крышку, и они оба уставились в чемоданное нутро с изумлением.
        Все вещи были перевёрнуты, скомканы и засунуты кое-как.
        Тонечка вскочила и подбежала.
        - А я думаю, что не так! Все вещи висят не так! Вот эти висели на одной вешалке, а твои с той стороны! А сейчас… видишь?
        - Вижу,  - согласился Герман.
        Он знал привычку жены раскладывать вещи трепетными кучками - сам он всегда швырял как попало, а она вечно сворачивала, развешивала, разглаживала!
        «Саша,  - объясняла она,  - у меня никогда не было такой одежды! Я её люблю, что здесь смешного?»
        С его точки зрения смешно было всё, он не представлял, как можно… любить собственную одежду!
        Тонечка вынула из чемодана джинсы и свитера и свалила на кровать.
        - Так, на первый взгляд ничего не пропало,  - растерянно рассуждала она.  - Саш, кому понадобилось рыться в наших вещах?
        Герман открыл и закрыл пустой сейф - они им так и не воспользовались. Полазал по карманам - перчатки на месте, а больше ничего там и не было.
        - Странно.
        Зачем-то Тонечка заглянула под все подушки, а потом полезла под кровать.
        - Что ты делаешь?
        Она вылезла из-под кровати и села на ковре на пятки.
        И призналась:
        - Не знаю. Но у нас что-то искали, Саша. В чемодане открыты все молнии на карманах!.. Мы их никогда не открываем.
        - Да,  - согласился Герман.  - Чушь какая-то.
        - Мне не нравится эта чушь, Саша!
        - Можно подумать, мне нравится,  - вид у него был озабоченный и сердитый.  - Нужно у парня посмотреть, там тоже рылись?
        И, постучав, зашёл к Родиону.
        Тонечка принялась складывать вещи.
        Муж вернулся и сказал, что у Родиона в шкафах что-то искали - вещей у него нет, но запасные подушки и одеяла все перевёрнуты.
        - Нас не было целый день,  - Тонечка запустила руку в кудри.  - И здесь без нас кто-то похозяйничал! А если б я Родиона не встретила на улице, он бы пришёл и застал тут кого-нибудь?!
        - Посторонних в отель не пускают,  - успокаивал Герман.  - Камеры кругом. И на этаж без карточки не поднимешься, лифт не поедет.
        - Что это значит?
        - Что тут шуровал кто-то из персонала. У кого была карточка.
        - Горничная?
        - Кто угодно, Тоня.
        Она сунула ему в руки стопку вещей:
        - Помоги мне.
        Они уложили вещи в чемодан и посмотрели друг на друга.
        - Давай детей в Москву отправим,  - предложила Тонечка.  - Прямо завтра. Всех троих.
        - Мы не можем,  - проговорил Герман, подумав.  - У Родиона нет документов, а наши не поедут никуда, ты их знаешь.
        - Поедут, не поедут, какая разница! Мы заставим.
        - Я завтра посмотрю запись с камер,  - предложил Герман.  - Кто у нас был и когда.
        - Тебе не покажут.
        Он отмахнулся.
        - Ну, Мишакову покажут! Это всё легко решается.
        Тонечка уселась на кровать и огляделась по сторонам.
        - Мне теперь кажется, что в любую минуту к нам могут вломиться бандиты, урки и гопники авторитета Сутулого,  - призналась она.
        Он сказал хмуро:
        - Я выставлю их вон.
        - Саша,  - Тонечка потёрла лицо.  - Что можно искать в наших вещах? Деньги? Но это вполне респектабельное место, вряд ли тут воруют у постояльцев! В сейфе мы ничего не держим. Серёжки,  - она потрогала уши,  - на месте. Кольца,  - она посмотрела на руки,  - тоже на месте.
        Герман, которого обыск в номере встревожил гораздо сильнее, чем он хотел показать своей неугомонной жене, неожиданно привлёк её к себе и поцеловал в губы.
        - Тоня,  - прошептал он проникновенно.  - Ты самая лучшая женщина на свете!..
        - Почему?  - тут же спросила она. Требовалось продолжение признаний.
        Но ничего не вышло!..
        - По всему,  - ответил он.  - Давай спать, а?..
        Тонечка долго не могла уснуть, ей слышались шорохи, звуки, мерещились тени и казалось, что кто-то скребётся в дверь.
        Муж спал, закинув локоть за голову, и храпел. Она его даже не переворачивала.
        …Завтра она позвонит Сергею Степанову из ФСБ и расскажет, что у неё в номере кто-то рылся. Детей отправит в город - в Нижнем Новгороде полно разнообразных занятий - и запретит являться в гостиницу, пока не вернутся взрослые.
        …А если искали Пояс Ориона?.. Стало быть, тот, кто искал, уверен, что он может быть здесь? То есть у её мужа?! Как это проверить?..
        И если Пояс на самом деле у него, значит, они все в опасности - и она, и дети! В самой настоящей опасности, не придуманной, не сценарной! И тут уже неважно, что она, Тонечка, лишилась «надежды и опоры».
        Важно, что по её вине дети могут лишиться… жизни.
        Ей стало так страшно, что она вскочила, бросилась в ванную и стала жадно пить тепловатую воду из-под крана.
        Тут на неё навалилось всё сразу: Лена Пантелеева скорее всего убита. Кондрат украл Пояс Ориона, и Герман знает об этом. Они где-то его прячут. Сокровище ищут все кому не лень - служба безопасности и неведомые бандиты. Мишаков тоже что-то знает, поэтому и не стал ни о чём спрашивать Кондрата в Тонечкином присутствии, а тот придумал неведомого адвоката, чтобы ни о чём не рассказывать!..
        Она посмотрела на себя в зеркало и не увидела отражения.
        …У Родиона нет паспорта, следовательно, билет на поезд не купить. Нужно позвонить матери и генералу, они приедут и заберут его на машине, а в Москве с документами что-нибудь придумается. Или попросить Степанова посодействовать, наверняка всесильная служба безопасности знает, как можно отправить человека без документов!..
        Тонечка ещё немного попила.
        …Что же делать? Что теперь делать?..
        Она вернулась в комнату, осторожно пристроилась на край широченной кровати и подумала горестно: как жизнь была хороша ещё десять дней назад! Как проста и прекрасна! В ней не было тайн и загадок - только те, которые она придумывала сама.
        Муж длинно всхрапнул и перевернулся на живот.
        В эту минуту Тонечка его ненавидела.
        Сергей Степанов, нужно отдать ему должное, явился по первому зову. Тонечка позвонила и назначила ему встречу в арсенале, где была выставка какого-то модернового итальянского художника.
        С утра она фальшивым голосом сообщила Герману, что у неё дела на местном телевидении - она будет принимать участие в программе, она обещала. Если он и удивился, то виду не подал. Тонечка накормила Родиона завтраком, предупредила администратора, чтобы в её отсутствие в номер не пускали никого из детей. Они зашли за Настей и Даней в «дом причта», и она проводила их почти до набережной, до дома Рукавишникова, выдала «содержание», чтобы они до вечера не умерли с голоду.
        И помчалась в кремль.
        Степанов уже был на месте. Едва влетев в зал, она заметила его возле какой-то мудрёной инсталляции.
        - У вас встревоженный вид,  - заметил он, когда она подошла к нему.  - Что случилось?
        Тонечка перевела дыхание.
        - У нас в номере вчера кто-то был. Все вещи перевёрнуты.
        - Что-нибудь забрали?  - живо спросил фээсбэшник.
        - Ничего, в том-то и дело,  - сказала Тонечка.  - И я даже не знаю, что искали! Скорее всего, этот ваш Пояс Ориона!..
        Степанов немного подумал:
        - Это маловероятно.
        - Почему?!
        - Как Пояс мог оказаться у вас в номере?..
        Тонечка смешалась:
        - Но вы же… говорили, что… мой муж… что Саша может знать …
        - Антонина,  - проникновенно начал Степанов.  - Должно быть, я как-то плохо объяснил, о чём идёт речь. Этот Пояс не просто сокровище за много миллионов долларов. Это… как бы сказать… раритет, предмет культа в той стране, откуда он был вывезен. Вряд ли вор мог отдать его на сохранение! Даже если ваш муж знает о краже. Но этой вещи не место в гостиничном номере.
        Тонечка посмотрела сначала на него, а потом опять на инсталляцию. Произведение искусства представляло собой дурно сбитые деревянные козлы, в середину который был воткнут топор. Называлось произведение «Конец войны».
        - Тогда я совсем ничего не понимаю,  - призналась она.  - Кто мог к нам забраться? Что у нас искали?..
        - Да всё, что угодно,  - стоял на своем Степанов.  - Например, деньги.
        - В таких отелях по номерам не воруют.
        - Допустим. Но вряд ли у вас искали Пояс.
        - Родиона, племянника Кондрата, избили на улице местные бандиты. Требовали, чтобы он вернул то, что взял. А он даже не знает, о чём речь!..
        - Вы уверены?  - быстро спросил Степанов.  - Что он не знает?..
        Тонечка кивнула.
        - Ему семнадцать лет,  - сказала она, как будто это всё объясняло.  - Он любит рисовать и маленьких собак. И я умею разговаривать с подростками! Я знаю, когда они врут. Родион не врёт.
        Сзади подошли какие-то люди и тоже стали рассматривать топор и козлы.
        - По мне,  - заявил Степанов довольно громко,  - метафора уж слишком очевидна.
        - Да это вообще никакая не метафора,  - поддержала Тонечка разговор об искусстве.  - На метафору не тянет.
        - А как же топор войны?
        - То есть, вы хотите сказать, это намёк на борьбу индейцев с белыми? Топор войны - это что-то из Фенимора Купера!
        И они перешли к следующему произведению.
        - Вам не удалось узнать достоверно, знает ваш муж о Поясе или нет?
        Тонечка покачала головой.
        - Он со мной почти не разговаривает,  - призналась она.  - А я не знаю, как спросить. А вы узнали, когда Кондрата освободят?
        - Я был занят другими делами,  - сообщил Степанов сухо.  - Мне даже на руку, что он пока за решёткой, меньше хлопот. Я должен найти этот Пояс!
        - Как он мог украсть такую вещь?  - спросила Тонечка.  - Вы же говорите - предмет культа, раритет! Его, должно быть, охраняли!
        - Нет такого раритета, который нельзя было бы украсть. Это закон. Охраняй не охраняй, если задаться целью, украсть можно всё, что угодно.
        - Да, но зачем это нужно?  - недоумевала Тонечка.  - Его ведь, наверное, даже не продашь!
        - Говорите тише, пожалуйста,  - попросил Степанов довольно сердито.  - Вы не на митинге.
        Тонечка покивала.
        - Продать можно тем, у кого украли,  - объяснил фээсбэшник неохотно.  - Это довольно хлопотно и опасно, нужно уметь. Но за такие вещи платят огромное деньги! Не коллекционеры, разумеется, а как раз те, кто понимает их истинную ценность.
        Тонечка рассматривала синтетическую ёлку, увешанную смятыми банками из-под кока-колы, рулонами туалетной бумаги и пустыми пластиковыми бутылками. Композиция называлась «Дубрава».
        - Всё же поговорите с мужем,  - посоветовал Степанов.  - Хотя бы попробуйте!.. Вдруг нас что-то наведёт на след.
        - Пока что никто не доказал мне, что мой муж в сговоре с ворами и бандитами,  - сквозь зубы выговорила Тонечка.
        Степанов улыбнулся.
        - Не волнуйтесь так,  - попросил он.  - Я ведь ничего не утверждаю!.. Я просто обязан проверить все версии и найти это чёртово сокровище, где бы оно ни было. Вполне возможно и даже скорее всего, Герман ни при чём. Но я должен убедиться.
        - Понятно,  - сказала Тонечка.
        Они еще постояли перед композицией.
        - Здесь тоже слишком ясен смысл,  - вымолвила она наконец.  - В современном мире дубрава выглядит именно так - куча мусора на синтетическом дереве. Никакое это не искусство.
        - Если узнаете что-нибудь, позвоните мне. И присмотритесь повнимательнее к племяннику. Всякое бывает, вы уж мне поверьте.
        Тонечка собралась было возмутиться, но когда повернулась, Степанова рядом не было. И в зале его не было, и в дверях. Он словно испарился.
        Она ещё минут двадцать послонялась по залу, а потом вышла на улицу.
        Ей предстояло нелегкое и даже опасное дело, но она думала о нём с радостью - придётся действовать, а не страдать и мучиться!..
        Тонечка посмотрела на часы и заторопилась, до музея «Красного Сормова» путь был неблизкий, а ей нужно ещё подготовиться!..
        Она вызвала такси, вспомнила, как вчера они с Родионом ехали на автобусе, и улыбнулась.
        Хороший мальчишка, настоящий художник. Вот кто-кто, а он точно не имеет никакого отношения к краже драгоценностей, будь это хоть Пояс Ориона, хоть алмаз Кох-и-Нор!..
        Она доехала до заводской проходной, перешла скверик - до здания музея было рукой подать. Потом обошла музей кругом, закинув голову, посмотрела в окна второго этажа, свет нигде не горел.
        Спрятаться было негде, и Тонечка решила, что будет ходить, но так, чтобы всё время видеть входную дверь, автобусную остановку и скверик.
        По её подсчётам, директор должен был появиться с минуты на минуту.
        Ходила она довольно долго - подсчёты оказались неверны. Она считала шаги и думала, думала. Потом стала замерзать и немного пробежалась. Когда к остановке подкатывал очередной автобус, Тонечка устремлялась к музею, чтоб не упустить добычу. Машин на этой улице было совсем мало, Тонечка провожала каждую глазами.
        После расчетного времени прошёл, должно быть, час, когда из притормозившей маршрутки выскочил директор музея и зашагал через дорогу.
        Тонечка на миг растерялась - выполнить задуманное оказалось сложнее, чем ей казалось. Героиня сериала ни за что не растерялась бы, а она!..
        Она бросилась вдогонку, замёрзшие ноги не слушались, но всё же догнала. В последнюю секунду он обернулся, как видно заслышав её топот, короткое движение, взмах руками, и он плашмя полетел в сугроб, выронив пакет, который тащил в руке.
        - Господи!  - вскрикнула Тонечка.  - Простите меня! Так скользко!
        Директор сел на снег и посмотрел на неё.
        - Я за вами побежала,  - тараторила Тонечка без остановки.  - А там один лёд! Я поехала и прямо на вас! Извините меня, пожалуйста!
        Она подобрала отлетевший пакет и стала собирать то, что из него рассыпалось.
        Директор неловко поднялся и перчаткой сбил снег с коленей.
        - Я хотела ещё кое о чём вас спросить,  - продолжала Тонечка.  - Держите! И так неловко вышло!.. Простите!
        - Да ничего,  - вымолвил наконец директор.  - Нужно песком посыпать, правда скользко.
        Он взял у неё из рук пакет и сказал:
        - Вы бы позвонили сначала. У меня времени нет.
        - Я на пять минут!  - пылко выкрикнула Тонечка.  - Правда! Я сценарий хочу написать, вы мне расскажите про пароход «Максим Горький»! Прямо в двух словах! И может, у вас книжка есть какая-нибудь, мне для работы очень нужно!..
        Директор пожал плечами, вынул ключи и стал возиться с замком.
        - Разве что на пять минут,  - пробормотал он.  - Да и холодно у нас должно быть после ночи…
        Они зашли в знакомый подъезд и стали подниматься по лестнице.
        Тонечка тяжело дышала.
        - Лестницы,  - сказала она на площадке второго этажа,  - враг панды.
        Плечом потеснила ни о чем не подозревающего директора и ринулась в коридор с левой стороны.
        - Стой, стой! Куда?!
        Та самая дверь, возле которой она вчера подслушивала, по-прежнему была не заперта. Тонечка ворвалась в помещение и молниеносно повернула за собой крутилку замка.
        С той стороны в дверь немедленно заколотили.
        - Откройте сейчас же! Ну! Откройте!
        Тонечка перевела дыхание.
        В дверях смежной комнаты возникла молодая встревоженная женщина, закутанная в какие-то платки.
        - Здравствуйте, Лена,  - проговорила Тонечка, тяжело дыша.  - А мы вас везде ищем!
        - Вы кто?  - отрывисто спросила женщина.  - Это вы приходили вчера?
        - Ну, конечно.
        - Так я и знала,  - сказала женщина.  - Вы очень ловкая дама.
        - Ну что вы,  - возразила Тонечка.  - Я размазня и врушка. Ну что? Впустим вашего приятеля, пока он дверь не вынес?
        И открыла замок.
        Директор головой вперёд ввалился в комнату, удержался на ногах, схватил Тонечку за шею и стал душить.
        - Гриша!  - закричала Лена Пантелеева.  - Гриша, прекрати немедленно! Отпусти её!
        - От…пус…ти…  - прохрипела Тонечка.
        В глазах у неё постепенно темнело, как будто медленно гас свет. И уже померещился какой-то золотистый зал, тускнеющая люстра, расходящаяся волна занавеса, а в прорези нестерпимое сияние, и тут какой-то глухой удар, тиски на горле разжались, Тонечка закашляла, из глаз полились слёзы.
        - Ты сдурел, что ли?!  - кричал кто-то рядом.  - Ещё не хватает!..
        Тонечка подышала открытом ртом и огляделась по сторонам.
        Лена Пантелеева держала в руках толстую газетную подшивку. У директора музея волосы на голове стояли дыбом.
        - Чем ты меня?  - сдавленным голосом спросил он.
        Лена показала ему подшивку:
        - Вот этим.
        Директор наклонился вперед, опёрся руками о колени и потряс головой.
        - Дайте попить,  - просипела Тонечка.
        Лена побежала и принесла ей кружку с тёплой водой.
        Тонечка отпила немного - глотать было больно.
        …Опять она ввязалась в потасовку, на этот раз в самую настоящую!..
        - Что же мне так не везёт-то,  - еле пробормотала она себе под нос.
        - Уходите сейчас же,  - велел директор музея.  - Уходите и забудьте про нас.
        Лена Пантелеева с размаху села на стул и потёрла лицо ладонями.
        - Гриша, ты же понимаешь, она никуда не уйдёт. Мы - её законная добыча.
        - Пф-ф-ф,  - Тонечка очень старалась, чтоб это прозвучало залихватски.  - Слово-то какое - добыча!..
        - Кто вам платит?  - спросила Лена.  - И сколько? Может, мы больше заплатим?
        Тонечка взглянула на неё.
        - Мне платит Российское телевидение,  - сиплым голосом сообщила она.  - И довольно прилично!..
        - Вы журналистка?  - с неподдельным ужасом спросил директор.
        - Я сценаристка,  - пояснила Тонечка.  - Пишу сценарии для сериалов.
        - Какие сценарии? Для каких сериалов?..
        - В основном для детективных. Но любовную историю тоже могу забабахать.
        Лена и директор переглянулись.
        - Не морочьте голову,  - вымолвила Лена наконец.  - На кого вы работаете?
        - На ВГТРК, Всероссийскую Государственную телерадиокомпанию,  - выдала Тонечка с раздражением.  - Работаю я сценаристом. Это так же точно, как и то, что вы работаете ведущей шоу на местном телевидении.
        - Зачем я понадобилась Российскому телевидению?
        - Боже сохрани,  - успокоила её Тонечка.  - Вы ему без надобности! Может, конечно, в будущем вы сделаете карьеру и вас позовут в федеральный эфир, но я тут ни при чем.
        - Тогда почему вы здесь?
        - Я должна была вас найти - и нашла.
        - Лена,  - подал голос директор.  - Тебе нужно уходить. Я её запру, а ты уходи.
        - Не нужно меня запирать!
        - А я тебе вчера говорила!  - почти выкрикнула Лена.  - А ты мне не верил!..
        - Откуда я мог знать!..
        Тонечка отошла и присела на продавленный диван. И потрогала собственную шею. Прикосновение вызывало странное чувство, как будто шея затекла от неудобного положения.
        Впрочем, положение действительно неудобное - как-никак её пытались задушить. А в горле саднило.
        Лена Пантелеева спасла. Шарахнула директора газетной подшивкой по голове.
        - Давайте поговорим, и я пойду,  - шептала Тонечка,  - а вы оставайтесь.
        - Как вы меня нашли?
        Тонечка пожала плечами.
        - В открытую форточку увидела! Нет, правда! Вы,  - она повернулась к директору,  - вчера как ошпаренный побежали форточку закрывать, когда Родион сказал, что там кто-то ходит. В такой холод в помещении, где батареи не работают, форточек никто не открывает.
        - Я сто раз тебе говорил,  - процедил директор Лене сквозь зубы,  - сиди тихо, не ходи, когда здесь люди!..
        - В туалете в шкафчике зубная щётка и крем для век,  - продолжала Тонечка.  - В той комнате на стуле дамская сумка и свитер с лисьими мордами.
        - Ты что?  - спросила Лена.  - Была в той комнате?!
        - Я заглянула,  - пояснила Тонечка.  - И потом ещё раз заглянула. Родион вышел, а я вернулась и подслушала ваш разговор.
        Директор застонал.
        - Рында качалась,  - как заворожённая выговорила Лена.  - Мне показалось, что в коридоре кто-то есть. Я вышла, а рында качается…
        - Я там и сидела,  - подтвердила Тонечка.  - Между рындой и стендом. А сегодня всё проверила. Я ещё в университете научилась подножки ставить, когда мы на «Динамо» бегали. Так что вы меня извините, Григорий. Я поставила вам подножку, вы упали, пакет рассыпался.
        Директор взялся за голову.
        - Зефир, шоколадка, пакет сушек, сухие хлебцы, йогурт, сыр,  - перечисляла Тонечка,  - бутылка смузи и… дамские прокладки. Стало быть, вы прячете женщину. Единственная женщина во всей этой истории, которая прячется, это Лена Пантелеева. Ну, то есть я, конечно, до конца не была уверена, что это именно она, но потом увидела…
        - Ничего, ничего,  - успокаивал директор Лену.  - Мы что-нибудь придумаем сейчас. Чтобы она никому не сказала.
        - Что мы придумаем, Гриша?!
        - Я не знаю!  - в его голосе прорывалось отчаяние.  - В подвале запрём!
        - Не нужно меня запирать в подвале!
        Лена посмотрела на Тонечку:
        - Зачем я тебе понадобилась? Почему ты меня искала?
        - Потому что твоего мужа забрали по подозрению в убийстве!
        - Ты-то тут при чём?!  - снова почти закричала Лена.
        - При том, что Саша говорит, что этого не может быть!  - попыталась закричать ещё неокрепшим голосом Тонечка.  - И Кондрат тебя не убивал! Мы приехали, Кондрат не в себе, комната вся разгромлена, кругом кровь, осколки, черепки и безобразие! А пили они с Сашей вдвоём! Всю ночь!..
        - С каким… Сашей?  - с великим изумлением спросила Лена.
        - С моим мужем Сашей.
        - Ты что, жена Германа?!
        - Саша рассказал, что ты ночью приезжала и закатила скандал! А больше они с Кондратом ничего не помнят! То есть совсем ничего, ни один, ни второй! И я подумала, что не было никакого убийства, а была только инсценировка!
        - Почему ты так решила?
        - Да потому! Посуда перемыта, в доме чистота и порядок, только в одной комнате всё вверх дном! Светлана Павловна явилась как раз, когда мы там были, стала кричать, вызвала наряд! Словно по заказу! Я же тогда ещё не знала, что она твоя мать!..
        - Боже мой.
        - И ключи! Она в тот же день оставила в кадке с ёлкой ключи! Спрашивается, для кого, если Кондрат в тюрьме, а тебя он прикончил в пьяной драке?! Кто мог знать про эту кадку, кроме домочадцев?! А вот что хочу знать я,  - тут Тонечка поднялась с дивана и нацелила на Лену палец,  - по какому праву со мной всё это проделали?! Заставили участвовать в дурацком представлении?! Искать труп, которого никогда не было?! Да! Я ещё воспитываю вашего племянника, а Сашка кормит вашу собаку!.. А вы! Один в кутузке, а другая по музейным подсобкам прячется!..
        - Твой муж Саша Герман?  - повторила Лена.  - Не может быть!
        - Да ну вас всех!  - Тонечка выхватила из сумки паспорт.  - Нате, любуйтесь!..
        Она отлистала страницы и сунула Лене под нос ту, что была со штампом.
        Лена глянула и передала паспорт директору музея.
        - Убедились?  - спросила Тонечка и отобрала паспорт.  - Теперь я жду объяснений. Я считаю, что заслужила.
        Лена Пантелеева, ссутулив плечи, подышала на руки, видимо, совсем замёрзла. Директор прошагал в соседнюю комнату, и вскоре оттуда послышался шум чайника.
        - Каких именно объяснений вы ждёте, уважаемая?  - спросил он, появляясь в дверях.  - Лена жива. Кондрата вскоре освободят. Чего вам ещё?
        - Для чего было затеяно представление?  - спросила Тонечка.  - Для кого?
        - Не для вас,  - быстро ответил директор.  - Вы нашли Лену, вопрос закрыт. Можете писать сценарий, если вы на самом деле их пишете.
        - Откуда ты узнала про маму?  - хмуро спросила Лена. В ней словно шла внутренняя борьба, Тонечка отчётливо это видела.
        - Я была в редакции «Любит - не любит». Уборщица мне сказала, что мать ведущей работает у них в буфете уже бог знает сколько лет, с советских времён. Я заглянула и увидела Светлану Павловну.
        - Ты с ней разговаривала?
        - Я пыталась,  - призналась Тонечка.  - Она побила меня сумкой.
        - Господи,  - сказала Лена с тоской.  - Зачем ты влезла?
        - Я не лезла. Меня втянули,  - отрезала Тонечка.  - Кстати, ты бы хоть на работу позвонила! Там никто не может тебя найти, даже всесильный Голубев! А у вас съёмки на носу.
        Директор вдруг засмеялся, и это было так неожиданно, что Тонечка посмотрела на него, как на полоумного.
        - Она совсем ничего не понимает, да?  - спросил директор у Лены.  - То есть играет втёмную!
        - Я не играю!
        - И что нам теперь делать?  - продолжал директор.  - Хорошо, она жена Германа, и что дальше? Мы же не можем её отпустить!..
        - Что значит, не можете отпустить?  - возмутилась Тонечка.  - Я сама уйду.
        - Ты не понимаешь ничего,  - процедила Лена.  - Ты понятия ни о чём не имеешь!
        - Так объясните мне!..
        Директор дёрнул шеей.
        - Сделать тебе чай?
        - Мне тоже сделайте,  - попросила Тонечка.  - Только без сахара, я на диете!
        Зачем она приплела эту диету, непонятно, но ей всё хотелось как-то… разрядить обстановку, а не получалось. И горячего бы попить, для горла.
        Директор посмотрел на Лену, словно спрашивая разрешения, вышел в смежную комнату и загремел чашками.
        - Почему вы пришли именно ко мне?  - спросил он оттуда.  - Откуда я-то взялся в вашем… воображении? Где вы познакомились с Ниной? Она же мне звонила!
        - С Ниной меня познакомила шеф-редактор «Любит - не любит»,  - начала Тонечка,  - хотя я не собираюсь перед вами отчитываться! Я не знала, где найти Лену или её подруг, а шеф-редактор Наташа сказала, что она дружит с гримёром Ниной. Я поговорила с Ниной, и она мне рассказала о вас. Что вы росли вместе с Кондратом Ермолаевым и его сестрой Зосей. Мы пришли, вы соврали про форточку, я догадалась, что вы кого-то прячете. Вот и всё.
        Директор появился в дверях, в каждой руке у него было по кружке. Над кружками поднимался пар.
        - Всё, да не всё,  - сказал он и поставил одну кружку перед Тонечкой.  - Принесло вас на нашу голову.
        - Да,  - согласилась Лена Пантелеева,  - принесло. Придётся всё начинать сначала.
        - Что начинать?  - грозно спросила Тонечка.  - Мне кто-нибудь объяснит хоть что-то?
        - Например, что?  - Лена обхватила свою кружку, руки у неё тряслись немного.
        Тонечка подумала:
        - Например, от кого ты здесь прячешься? И почему именно здесь, в музее, если директор терпеть не может Кондрата?..
        Лена посмотрела на Тонечку.
        - От Кондрата я и прячусь,  - сказала она, словно раздумывая.  - Он собирается меня убить.
        - Как?! Опять?!
        - Я тогда приехала домой,  - продолжала Лена,  - перевернула там всё вверх дном, оставила машину во дворе и уехала. Кондрат спал. Я была уверена, что он утром ни о чём не вспомнит.
        - Та-ак,  - протянула Тонечка и отхлебнула чаю. Он был почти чёрного цвета и отдавал то ли прелой травой, то ли жжёными листьями.  - А скандал зачем закатила? Той же ночью, только раньше?
        - Ну как зачем? Неужели непонятно? Я знала, что у Кондрата вечером будет попойка со старым другом. Мне нужен был свидетель! Чтобы кто-то видел, как мы с Кондратом… дерёмся. Ну, я и приехала.
        - Так,  - повторила Тонечка, соображая.  - Ты приехала, закатила истерику. Мужики были ещё не совсем в лоскуты и твой приезд запомнили, это логично. Когда твоя мать вызвала наряд и нас всех отвезли в отделение, Саше пришлось рассказать, что ночью ты приезжала и у вас с Кондратом случилась почти что драка. Это тоже логично. Потом ты спряталась. Почему здесь?..
        - Потому что никому в голову не должно было прийти, что Лена у меня,  - подал голос директор.  - И я действительно терпеть не могу этого козла Кондрата! Поэтому помогаю его жене прятаться.
        Тонечка хлебнула ещё и поморщилась - горячо и прямо вот веником воняет!
        - Почему ты думаешь, что Кондрат собирается тебя убить?
        - Я не думаю,  - объянила Лена.  - Я знаю. У меня была фора. Пока он в камере, убить меня он точно не сможет. А теперь её нет. Ты меня нашла, и время почти закончилось.
        - И за что?  - спросила Тонечка.  - Для убийства нужно очень серьёзные мотивы.
        - Поверь мне,  - стояла на своем Лена.  - Они у него есть.
        …Пояс Ориона, подумала Тонечка. Наверняка опять этот чертов Пояс!..
        - Что ты должна была забрать из вашего дома? Ну, мать же оставила тебе ключи!
        Лена смешалась:
        - Кое-какие вещи,  - ответила она фальшиво.  - Да это неважно!
        …Это как раз очень важно, но ты мне не скажешь, решила Тонечка.
        И спросила:
        - А вы давно поженились?
        - Какая разница!
        - У вас всего одна общая фотография.
        - Ну и что?
        - То есть или вы вовсе не женились, или поженились тайно.
        - Он не любит фотографироваться.
        - До такой степени, что его даже у тебя в инстаграмме нету?
        - Да,  - сказала Лена решительно.  - До такой.
        - Антонина,  - вдруг вступил директор музея,  - поверьте нам, мы рассказали всё, что могли. Больше мы рассказать не можем.
        - Военная тайна?  - усмехнулась Тонечка, вспомнив, что всё начиналось как раз с этой самой «военной тайны».
        - Если ты кому-нибудь обо мне расскажешь,  - сказала Лена, как о чём-то совершенно обыденном,  - меня убьют.
        - Какие страсти.
        - Она совсем ничего не понимает, да?  - снова спросил директор у Лены.  - То есть вообще ничего?..
        - А племянник Родион?  - спросила Тонечка.  - Зачем Кондрат его вызвал?
        Лена покачала головой:
        - Не знаю. Он меня не посвящал. Но у него была какая-то сентиментальная идея объединения семьи, это точно.
        - Не сходится,  - проговорила Тонечка задумчиво.  - Он собирается тебя убить, а до этого собирался объединять семью. Какая-то петрушка получается!
        - Я не знаю ничего! Он не рассказывал про племянника.
        - Моего мужа ты раньше знала?
        - Нет,  - Лена покачала головой.  - Мне Кондрат сказал, что приезжает его старый друг Александр Герман. На несколько дней. Я решила воспользоваться приездом и исчезнуть. А ты меня нашла.
        - Да и что с того?  - вспылила Тонечка.  - Если тебе нравится здесь прятаться, прячься сколько хочешь! Я никому ничего не скажу. В конце концов, это ваше дело, а вовсе не моё!
        Директор посмотрел на неё, явно собираясь что-то сказать, но промолчал.
        - Мне нужно ещё хотя бы дня три,  - заявила Лена,  - не больше! И я уеду навсегда.
        Тонечка допила свой чай, вернее, распаренный веник. Горлу стало немного легче.
        - Лучше бы ты всё мне рассказала. Я хорошо придумываю, мы бы вместе придумали что-нибудь.
        - Я не могу. Всё, что могла, рассказала.
        - Тогда я ухожу,  - объявила Тонечка.  - А вы тут как хотите. Только не нужно больше меня душить, ладно?  - И осторожно потерла шею.
        - Ты никому не расскажешь?
        - Пф-ф-ф,  - фыркнула Тонечка.  - Поклясться? На библии? Кстати, кем работает твой муж?
        Лена моргнула:
        - Поваром.
        - А,  - протянула Тонечка.  - Ясно.
        Она осторожно замотала шею шарфом, порылась в сумке - оба, и директор музея, и Лена, следили за её манипуляциям,  - и выложила на стол визитную карточку.
        - На всякий случай мои телефоны,  - объяснила она.  - Ума не приложу, что мне теперь делать с мальчишкой.
        - С каким мальчишкой?
        Тонечка вздохнула.
        - С племянником вашим!..
        - Подожди,  - попросила Лена.  - Всё как-нибудь устроится!..
        - Сомневаюсь,  - резюмировала Тонечка.
        - Лучше бы тебе в Москву вернуться,  - Лена взяла Тонечку за плечо и посмотрела ей в лицо.  - Правда. Здесь опасно.
        - Я бы вернулась. Но у Родиона нет паспорта, а одного его я не брошу. Ну, всего хорошего, продолжайте в том же духе.
        И вышла.
        Директор и Лена молча смотрели ей вслед.
        Неожиданно ударила рында, они переглянулись и выскочили в коридор. Рында качалась, а Тонечка спускалась по лестнице.
        Когда захлопнулась дверь, директор сбежал вниз, запер все замки и спросил, поднимаясь:
        - Как ты думаешь, она на самом деле ничего не знает? Или притворяется?
        - Я не поняла.
        - Я тоже не понял.
        - Но она будет продолжать копаться, а это опасно.
        - Да. Как этого избежать?
        - Нужно подумать,  - заявила Лена решительно.  - Все равно так оставлять нельзя. Если б Герман один приехал, всё обошлось бы. А он притащил… её.
        - Нужно сделать так, чтоб она больше не появлялась.
        - Да,  - согласилась Лена Пантелеева.  - Хорошо хоть, ты её здесь не задушил!..
        Из такси Тонечка позвонила Насте и спросила как можно бодрым голосом, как дела.
        Настя немедленно заныла, что они до сих пор в доме Рукавишникова, потому что Родиона невозможно оттащить ни от одной картины, Козьму Минина рассматривали час!
        - Я уже всем в инсту написала, сорок лайков поставила, в кулинарный блог зашла, а он, представляешь, всё сидит и пялится!
        - Какой умный мальчик,  - похвалила Тонечка.  - Тебе бы тоже неплохо попялиться, глядишь, высмотрела бы как-нибудь детали для своих этюдов!
        - Да какие там детали, мам! Там сто человек нарисовано, на этой картине!.. Короче говоря, мы сейчас уже выходим.
        - И дальше куда?
        - Родион хочет в ту галерею, которая в кремле, он же оттуда сбежал. А я не хочу, мы с Данькой там всё посмотрели! И дядя Саша говорил про музей этого Сормова, помнишь? Как оно? Красное, да? Я бы лучше в него сходила!
        - Этот музей закрыт на ремонт,  - быстро среагировала Тонечка.  - Дядя Саша ошибся. Идите лучше в кремль.
        - Мам, я не хочу!
        - Ничего, тебе полезно. Можете ещё охватить дом Каширина, дедушки Максима Горького. Дане понравится.
        - Ну, хоть дом!..
        - Я скоро вернусь в отель. И сразу позвоню! И вы мне звоните, если что,  - велела Тонечка.
        - Мам, а дядя Саша где?
        - В Караганде,  - пробормотала Тонечка.  - Я не знаю, где дядя Саша, Настя. У него свои дела.
        - Странно,  - удивилась дочь.  - У вас обычно все дела общие.
        - Всё, Настюш, пока.
        И Тонечка нажала кнопку отбоя.
        Машина катилась по просторным, совсем весенним улицам. Лужи сверкали на солнце, из-под колёс веером летела вода.
        …Вот и весна пришла, никто и не заметил.
        Горло почти не болело, и Тонечка размышляла.
        Лену она нашла, и что с того?
        Ничего.
        …И всё же она молодец, что так ловко разгадала затею с инсценировкой!.. Не было никакого убийства. И получается, что Саша был прав - жену Кондрат не убивал.
        Именно Саша повторял всё время, что это невозможно, а она, Тонечка, сомневалась!..
        Лена утверждает, что прячется, потому что Кондрат собирается её убить, но это Лена так утверждает, а что на самом деле?.. Как понять?.. У кого спросить?…
        Знает или не знает Лена про Пояс Ориона? И если знает, не его ли она должна была забрать из дома, когда Кондрата засадили за решётку? Может быть, мать оставила ей ключи именно за этим? Чтобы она забрала Пояс?
        Тонечка запустила руку в кудри и с силой почесала.
        - Если бы Лена забрала Пояс,  - пробормотала она,  - её бы здесь давно не было! А она торчит в музее. Значит, Пояс всё ещё в доме.
        - Что ты гавариш?  - переспросил водитель.  - Я здэс нэ слышать, э?..
        Тонечка, не обращая на него внимания, продолжала думать.
        Значит, Светлана Павловна, мать Лены, знает, что дочь в городе, не уехала. А что ещё она может знать?..
        …Я пообещала, что никому не скажу, где прячется Лена, продолжала рассуждать в уме Тонечка, но я не обещала, что перестану задавать вопросы. С меня такого обещания и не требовали! Значит, я имею полное право продолжить расследование.
        Ей-Богу, я не стала бы ничего такого проделывать, если бы меня не втянули! Я должна разобраться, хотя бы ради мальчишки из детского дома, который, по большому счёту, никому, кроме меня, не нужен! Уж Лене не нужен точно.
        Самый лучший способ получить ответ, говаривала Тонечкина мать Марина Тимофеевна, это задать вопрос.
        И Тонечка решила задать!
        - Вот здесь налево поверните,  - указала она водителю.  - И во-он у того здания остановите, где телевидение!..
        Она вышла из машины, прищурилась на солнце и вдохнула полной грудью.
        Весна! Как есть весна!
        Жалко, что в её клетчатой британской сумке нет тёмных очков! Она бы сейчас нацепила их на нос - поприветствовала таким образом весну.
        Под нос вахтёру она сунула пропуск на Российское телевидение, и тот даже привстал немного со своего места - в знак уважения.
        Тонечка дошла до лестницы и остановилась в раздумьях.
        Если она сейчас поднимется на второй этаж к симпатичным редакторшам Наташе и Лёле, то сразу выложит, что их ведущая жива-здорова, но в подполье. Они ведь небось с ума сходят, у них съёмки на носу.
        Значит, на второй этаж она не пойдёт.
        И Тонечка решила спускаться вниз.
        Чем ближе к буфету, тем прекрасней пахло в коридоре - кофе, свежими булками и, кажется, жареными котлетами. Наверняка Родион опять пропадает с голоду, хотя Тонечка велела Насте как следует его кормить, не обращать внимания на протесты, если тот будет сопротивляться, и выдала средства на фураж.
        Подумав о детях и о том, как они сидят в музее перед картиной Маковского и целый час рассматривают её, она улыбнулась. Детей у неё точно никто не отнимет. Они будут с ней всегда.
        А это так важно - знать, что кто-то всегда рядом…
        Немного не дойдя до распахнутых дверей буфета, Тонечка стянула куртку, затолкала в рукав шарф и решительно свернула в подсобку.
        В узком коридорчике стояли ёмкости с водой, на полках посуда стопками и горками, из кухни неслись обеденные звуки - что-то гремело, скворчало, слышались голоса.
        Тонечка заглянула.
        Светлана Павловна в поварском обличье - китель, фартук, колпак,  - прикрыв глаза, нюхала пар, поднимающийся из большой кастрюли. Девчонка за прилавком выбивала чеки и подавала тарелки.
        Светлана Павловна бросила в кастрюлю какую-то приправку, пристроила крышку, резво подбежала к духовке, распахнула - оттуда сразу запахло пирогами - и ловко вытянула противень. На нём рядами лежали ровные, блестящие, загорелые пироги.
        - Вот мерзавчики!  - похвалила пироги Светлана Павловна и тут увидела Тонечку.
        Лицо у неё изменилось. Из румяного стало серым и резко заострилось.
        - Светлана Павловна,  - негромко протараторила Тонечка,  - не волнуйтесь, я только что из музея «Красного Сормова». Там всё в порядке.
        Повариха громыхнула противнем.
        - Правда, правда. Вы правда не волнуйтесь так, я всё знаю и ничего никому не скажу.
        - Тёть Свет, Стасу десять пирожков отпускаю?  - девчонка обернулась от прилавка и тоже увидела посетительницу.  - Здрасьте! Вы к нам?
        - Я к Светлане Павловне,  - сказала Тонечка очень-очень убедительно.
        - Отпускаю пирожки-то, тёть Свет?
        - Пять отдай,  - распорядилась Светлана Павловна.  - У нас три группы на выезде, ещё никто не обедал. Пускай потом приходит, я ему отложу, если останутся.
        Повернулась и спросила совершенно другим тоном:
        - Что вам нужно?..
        - Вы только в меня ничем не кидайте,  - попросила Тонечка.  - Я просто хочу поговорить. Можно?
        Светлана Павловна вытерла полотенцем большие руки с набухшими синими жилами.
        - Принесло на нашу голову,  - пробормотала она себе под нос.  - И лезет, и лезет, и копается, и копается! О чём говорить-то будем?..
        - О Поясе Ориона,  - бухнула Тонечка.
        Повариха взялась рукой за сердце. Колени у неё подогнулись.
        Тонечка отшвырнула куртку, ринулась и подставила табуретку.
        - Тёть Свет, вы чего?!  - перепугалась девчонка за прилавком.  - Опять сердце, да?..
        Она тоже куда-то побежала, вернулась, в руке у неё была зажата упаковка таблеток. Очередь с той стороны волновалась, люди заглядывали в кухню.
        - Может, скорую вызвать? Или окно открыть? Тётя Света, вы как? Машунь, ей бы прилечь!
        - Сейчас, сейчас,  - приговаривала девчонка.  - Тёть Свет, вот нитроглицерин, давайте, давайте!
        Тонечка сидела перед поварихой на корточках, держала за руку.
        - Воды?
        - Сейчас отпустит,  - прошелестела повариха сухими синими губами.  - Ничего…
        - С ней бывает,  - объясняла девчонка рядом.  - Сердце плохое. А сегодня погода меняется, вон как на улице потеплело! Тёть Свет, говорю, на улице потеплело, это у вас на погоду! У моей бабушки, как погода меняется, всегда гипертонический криз! Тёть Свет, вам получше?
        - Получше, получше,  - прошептала повариха и пошевелилась на табуретке.  - Ты иди, Машуня, народ обедать хочет!..
        - Может, скорую всё же вызвать?  - спросила Тонечка негромко.
        - Какая ещё скорая!  - отмахнулась повариха.
        - Тёть Свет, вы на улицу пока выйдите,  - проговорила девчонка, поворачиваясь от прилавка.  - Я справлюсь, точно-точно!..
        - Пойдёмте правда на воздух,  - поддержала Тонечка.  - Я вас проведу.
        Повариха с ненавистью отняла руку, тяжело поднялась и пошла, время от времени опираясь на столы и полки.
        Тонечка следовала за ней.
        Светлана Павловна стянула фартук и колпак, сунула руки в рукава пальто, запахнулась и, сильно шаркая ногами, вышла в другую дверь. Тонечка следовала за ней.
        Они вышли сразу на улицу, минуя телевизионный коридор.
        Здесь оказалась небольшая стоянка, за ней кусты, беседка с табличкой «Место для курения», а дальше несколько старых яблонь. Должно быть, в прежние времена тут был конторский садик.
        Солнце слепило, всё таяло, с крыш весело капало, и воробьи возились в ветках освобождённо, по-весеннему, не так, как вчера.
        Светлана Павловна дошаркала до беседки, тяжело опустилась на лавочку и, сильно наклонившись влево, стала шарить в кармане.
        Тонечка топталась рядом.
        Повариха выпростала из кармана пузырёк с таблетками, вытряхнула на ладонь две и кинула в рот.
        - Откуда ты взялась на нашу голову,  - проговорила она с тоской.  - И ещё лезет! Вынюхивает!
        - Светлана Павловна,  - завела Тонечка песню.  - Я бы не вынюхивала! Я вообще-то с мужем приехала, думала сценарий дописать! А всё пошло кувырком. Потому что ваша дочь, видите ли, решила спрятаться…
        - Тихо, тихо!  - приказала повариха.  - Заверещала! Не смей про неё говорить.
        - Почему это?
        - Потому что мало ли!.. Услышать могут… кому не надо. Ехала бы ты отсюда, право слово. Ну, на что мы тебе сдались? В сценарий нас хочешь вписать?! Тебе сценарий, а нам муки смертные принимать?
        Тонечка подняла брови, пожала плечами, развела руками - в общем, проделала всё, что только можно было проделать, чтобы продемонстрировать недоумение.
        - На самом деле,  - призналась она,  - я устала оправдываться! Вот правда! Меня все упрекают! Муж упрекает, Лена упрекает, вы тоже! Если б от меня зависело, я бы сегодня вечером и уехала.
        - Так и с богом!
        - Я не могу,  - заявила Тонечка.  - У меня мальчик на руках, племянник вашего зятя.
        Повариха скривилась и оглянулась по сторонам.
        - Тихо, говорю тебе!..
        - Да что такое!  - вспылила Тонечка.  - Здесь никого нет!
        - Откуда тебе знать?
        - Я вижу. Мы тут одни торчим. И пока вы мне не объясните, чего так боитесь, я от вас не отстану.
        Светлана Павловна посмотрела на неё.
        Лена походила на мать, заметила Тонечка. Повариха в молодости наверняка была красавицей. У неё были правильные и определённые черты лица, хорошая кожа и глаза необыкновенного цвета - тёмно-зелёного, глубокого. Её портили старушечья причёска и нелепое заношенное пальто, а так - никакая она не бабка, просто женщина в возрасте.
        - Лена на вас похожа,  - сказала примирительно Тонечка.
        Светлана Павловна вздохнула.
        - Приходи вечером к нам домой,  - распорядилась она.  - Что знаю, скажу.
        - Нет,  - быстро отказалась Тонечка.  - Вы меня не пустите, и все дела. Давайте сейчас поговорим.
        - И не пущу,  - подтвердила повариха и вдруг улыбнулась.  - Здесь разговаривать нельзя. Ты не соображаешь ничего, а я точно знаю!
        - Тогда я вас подожду,  - решительно объявила Тонечка.  - Вы до которого часу?
        Светлана Павловна поднялась со скамейки.
        - Подождёт она меня,  - пробормотала она себе под нос.  - И Лену сама нашла. Шустрая какая!..
        Оглянувшись по сторонам, повариха помедлила, словно в самом деле опасалась, что их могут подслушать.
        - Сейчас обед подадим, и я домой пойду,  - продолжила она.  - Если делать тебе нечего, жди.
        - Делать мне как раз есть чего,  - возразила Тонечка.  - Но я подожду.
        В буфете она быстро нашла себе применение - девчонка подавала тарелки с едой, а Тонечка, нацепив передник, принимала опустошённые и складывала в гигантскую жестяную раковину, больше похожую на бак. Светлана Павловна ловко управлялась со сложной системой кастрюль и сковородок, каждый страждущий получал еду огненно-горячей, в зелёные щи добавлялась сметана, гречка поливалась грибном соусом, котлеты на тарелках ещё продолжали пузыриться и вскипать растопленным маслом.
        Устала Тонечка очень быстро и как-то сразу - ноги устали ходить, руки носить тарелки, спина сгибаться, а нос нюхать кухонные запахи! А народ всё шёл, и конца-края ему не было видно.
        Поначалу ещё Тонечка опасалась, что явятся Наташа с Лёлей, вот будет история! Она поглядывала в зал и прикидывала, можно ли быстро нырнуть в подсобку.
        Потом ей стало не до планов отступления. Она всё носила тарелки, с жестяным грохотом ссыпала в контейнер приборы, вытряхивала в мусор использованные салфетки и куриные кости.
        У-у-уф!..
        Когда повариха принялась развязывать фартук, Тонечка не поверила своим глазам.
        - Уходим?  - спросила она слабым голосом и в первый раз присела на табуретку. Всё тело гудело, словно она валила лес, а не носила тарелки.
        - Вот как люди на работе работают,  - вместо ответа сказала Светлана Павловна.  - Это тебе не сценарии писать! Машуня, мы уходим! Вера Васильевна сейчас придёт, посуду всю перемоет. Пироги Стасу вон, я отложила! Если придёт, отдай, а нет, так сама забери.
        - Хорошо, Светланочка Пална! Ой, Тоня вас проводит, да? Вот и хорошо, а то у моей бабушки как раз вчера гипертонический криз был на погоду!
        На улице Тонечка вдохнула полной грудью, голова закружилась. Воздух был вкусный, и самое замечательное, что не пахло едой, а Тонечке казалось, что она пропитана запахами съестного вся целиком, до печёнок.
        Светлана Павловна бодро шагала впереди, Тонечка плелась за ней, провожая взглядом каждую лавочку. Единственной мечтой было сесть, вытянуть ноги и так сидеть дотемна, не двигаясь.
        И чтоб щами не несло!
        - Нежные все какие,  - заметила Светлана Павловна, оглядываясь.  - Чего ты там проработала-то? Два часа?
        - Это с непривычки.
        - С непривычки! Теперь ни у кого привычки нету, все к работе непривычные.
        - А нам далеко ещё?
        - Вам не знаю,  - отрезала повариха.  - А я уж почти пришла!
        В самом деле вскоре они вышли к нарядному дому на Верхневолжской набережной - как-то с другой стороны, Тонечка толком не поняла, с какой именно.
        Тут Светлана Павловна замедлила шаг, почти остановилась, посмотрела вдоль улицы, потом внимательно оглядела двор.
        Тонечка стояла рядом. Дышать ей было тяжело.
        - Кого вы высматриваете?
        - Соглядатаев,  - ответила повариха, словно удивляясь Тонечкиной тупости.  - Они меня то и дело домой провожают.
        - Вы шпионка?  - спросила Тонечка.  - Как в сериале?
        Светлана Павловна ничего на это не ответила, сорвалась с места и почти побежала через двор.
        Тонечка едва поспевала за ней.
        На ходу доставая ключи, Светлана Павловна подбежала к подъезду, секунда - и они уже оказались внутри.
        Тётка, которая не пустила Тонечку в первый раз, выглянула из-за своей загородки, но, завидев Светлану Павловну, только величественно кивнула, а на Тонечку посмотрела с подозрением.
        В подъезде было чисто, светло и просторно - широкая мраморная лестница неторопливо поднималась на второй этаж, медная решётка почищена, в пролёте огромное окно аркой, на подоконнике цветы и фарфоровая советская статуэтка - девочка в пионерском галстуке и белом фартучке читает книгу.
        Ни пыли, ни грязи, ни застарелой сигаретной вони, которая бывает и в самых распрекрасных домах. Даже консервной банки, наполненной окурками под завязку, и той нет!..
        На площадке второго этажа Тонечка увидела две двери. Светлана Павловна остановилась возле правой и загремела ключами.
        Тонечка смотрела во все глаза.
        Дверь была двустворчатая, под потолок, на двери табличка. Затейливая надпись гласила: «Лев Ильич Пантелеев, доктор медицины», и рядом латунная крутилка звонка.
        Не кпонка, а именно крутилка!
        - Можно?  - спросила Тонечка в спину Светланы Павловны.  - Покрутить?
        Та кивнула.
        Тонечка повернула латунную рукоятку - так в детстве она поворачивала ключ в заводных игрушках,  - изнутри задребезжал звонок. Тонечка с восторгом повернула ещё раз.
        - Наигралась?  - спросила повариха.  - Проходи.
        Прихожая была просторной, квадратной. Вешалка с перекладиной - Тонечкина бабушка рассказывала, что перекладина нужна была, чтобы заправлять за неё полы шуб,  - комод тёмного дерева с выпуклыми ящиками, бок голландской печки, на деревянном полу цветной приветливый коврик.
        …Вот это да, подумала Тонечка.
        - Наш папа, то есть муж мой, отец Лены,  - объяснила Светлана Павловна, стягивая башмаки,  - не разрешал тут ничего переделывать. Даже звонок! И табличку заказал специальную, как в старину.
        Двустворчатые двери в комнаты распахнуты настежь, из них лился в коридор солнечный весенний свет. Там, куда попадали солнечные потоки, пол был тёплым, почти горячим.
        Светлана Павловна привела Тонечку на кухню и указала на стул:
        - Садись. Сейчас чаю согрею.
        Тонечка огляделась. Кухня не очень большая, как во всех старых домах. Мебель массивная, светлого дерева, с цветными стёклами на дверцах. В стёклах тоже прыгало солнце. Плита огромная, газовая, с чугунными конфорками. Должно быть, на ней много готовили, вид у неё был заслуженный.
        Вместо чайника Светлана Павловна включила в сеть …электрический самовар.
        Тонечка поискала глазами и чайника не нашла.
        - Наш папа говорил, что электрический самовар сродни желудёвому кофе, но всё равно лучше, чем чайник,  - заметила Светлана Павловна.  - Раньше мы обычный самовар топили, на углях, вон в голландке для трубы вытяжка специальная сделана, а теперь какой самовар…
        - Сколько же лет этому дому?  - спросила Тонечка.
        - Сто пятьдесят, может, чуть побольше. До революции здесь квартировали зажиточные адвокаты, доктора, профессора. А после семнадцатого года партийные работники. Новая знать! Наш папа здесь всю жизнь прожил. Это ещё его дедушки квартира. После свадьбы меня сюда привёл. Здесь Лена выросла.
        Светлана Павловна махнула рукой, глаза у неё внезапно налились слезами.
        Тонечка встрепенулась - бежать за нитроглицерином, подавать воду,  - но хозяйка быстро справилась с собой.
        Она присела за стол напротив Тонечки, сложила руки на скатерти. Самовар успокоительно шумел.
        - У нас дома,  - неизвестно зачем вспомнила Тонечка,  - очень похожая скатерть. Это же крючком связано, да?..
        - Лёвина мама вязала, у неё такие вещи получались, загляденье. Раньше в этой квартире полно народу жило - родители, мы с Лёвой, наша Лена, няня, она ещё Лёвушку растила, а потом и Лену. Теперь никого не осталось. Одна я.
        Тонечка слушала.
        …Ей никогда не приходило в голову, что она может остаться… одна, как эта женщина. Что все «взрослые» в свой срок умрут, дочь бесповоротно вырастет, а Тонечка так и будет сидеть на террасе дома в Немчиновке, и ничего у неё не останется в жизни, кроме воспоминаний о том, «как все были вместе»  - самовар дымил, гамак качался, пионы пролезали после зимы красно-розовыми упругими стрелами, лаяла собака, на лужайке играли в бадминтон, а в беседке готовились к экзаменам.
        …Так бывает со всеми? На это обречены все до единого? Или есть рецепт спасения, средство Макропулоса для собственного единственно важного мира? И если только найти его, всё останется, никто не умрёт, не пропадёт и не сгинет?..
        Светлана Павловна поднялась и стала заваривать чай.
        - Хочешь с мятой?
        Тонечка кивнула.
        - Зачем же ты в это дело ввязалась?  - спросила хозяйка, не поворачиваясь.  - Что тебе до нас?
        - Так случайно получилось, я же говорила,  - попыталась оправдаться Тонечка.  - Я не специально! Просто Лена пропала, Кондрата забрали, а он друг моего мужа. Вы знаете моего мужа?
        Светлана Павловна покачала головой.
        - Он телевизионный продюсер, очень известный. Его зовут Александр Герман. В тот вечер они вместе с вашим зятем… напились, а утром случилось то, что случилось. Вы всё видели.
        - Нам нужно было Лену спрятать,  - Светлана Павловна налила Тонечке чай.  - Мы и придумали, как это сделать. Ну, она придумала, я-то просто… помогла немного.
        Тонечка отхлебнула чай. Божественный нектар, а не чай, честное слово!..
        - Откуда ты знаешь… про Пояс? Смотри на меня и отвечай как есть.
        Тонечка уставилась хозяйке в лицо и немедленно покраснела - краска залила щёки и лоб, загорелись уши, стало жарко пострадавшей шее.
        - Я узнала случайно,  - умоляющим голосом промямлила она.  - Правда, Светлана Павловна! От одного знакомого офицера ФСБ. Он сказал, что Пояс был украден, а это страшно ценная шутка, и из-за неё может разразиться третья мировая война и всё такое…
        - Что-о-о?!  - протянула Светлана Павловна с угрозой.  - Украден?! Господи, что за чушь?!
        Тонечка вытаращила глаза.
        - А… что с ним тогда? Почему его ищут?..
        - Потому что он пропал!
        - Куда? Когда?
        - Я не знаю, куда, но пропал ещё тогда, в девяностые! Из-за него все наши несчастья, будь он проклят, этот Пояс!
        Воцарилось молчание, Светлана Павловна тяжело задышала.
        - Вы меня простите,  - проговорила Тонечка,  - но я правда ничего не понимаю, Светлана Павловна. Если Пояс никто не крал, как он тогда пропал? И вообще! При чём тут вы? И Лена?
        - Это наш Пояс,  - пояснила Светлана Павловна, и Тонечка чуть не упала со стула.
        - В… каком смысле?
        - Лёвушка нам его оставил. Но мы не знаем, где он.
        - Светлана Павловна,  - взмолилась Тонечка.  - Я так ничего не пойму! Вы мне расскажите… с самого начала! Пожалуйста!..
        - Ну, хорошо,  - согласилась хозяйка.  - Я-то думала, ты знаешь…
        - Я знаю только, что Пояс существует и что он очень ценный! Но я думала, что его украли! Вернее, мне так сказали! Но я понятия не имею, кто его украл и у кого.
        - Никто ни у кого не крал,  - отрезала Светлана Павловна.  - Ещё этого нам только не хватало! Украл! Лёвушка никогда в жизни ничего не крал, он был великий врач, великолепный хирург, от Бога!..
        - Вы говорите про своего мужа?  - перебила Тонечка, опасаясь, что опять ничего не поймёт.  - И Лениного отца?
        - Ну, конечно!.. У него в семье все врачи! Лёвушкин прадед был военным врачом, дослужился до генерала! В Плевне на памятнике его имя золотом высечено! Лёвушка меня специально возил в Болгарию, мы и Ленку потом тоже возили, когда она немного подросла, чтоб она своими глазами увидела!.. Лёва был лучшим студентом на курсе. Все тогда мечтали в Четвёртое управление распределиться, в Минздраве было такое, называлось Четвёртое главное, а Лёва в самую обычную больницу пошёл, ординарным хирургом, только чтоб практика была!..
        Тонечка слушала и молчала, решив, что перебивать и переспрашивать больше не станет.
        - Лёва докторскую защитил в тридцать два года,  - продолжала Светлана Павловна. Глаза у неё горели.  - Это, знаете ли, и сейчас почти невозможно, а в советские времена немыслимо было! Медицина очень консервативна, ну просто как… как православная церковь! Заслуги молодых признают неохотно и не сразу, а его признали!.. Господи, да если бы Лёва дожил, он бы… он бы…
        Тут она заплакала - сразу навзрыд, из глаз полились крупные детские слезы, закапали на скатерть, связанную Лёвиной мамой.
        Ни Лёвы, ни мамы давно нет, а скатерть - вот она, и на неё капают слёзы, подумала Тонечка.
        - Мы из Москвы вернулись, и он быстро стал главным врачом пятнадцатой больницы здесь, в городе, потом директором института кардиологии, а уж потом всей медициной в области командовал! Господи, какой это был человек! Вот я жизнь прожила, никогда больше таких не видела! А красавец! Какой он был красивый! Мы с Ленкой на него иногда смотрели, я всё поверить не могла, что он мой муж!.. А он смеялся только и говорил, чтоб мы перестали на него таращиться! Сейчас!
        Светлана Павловна выбежала из кухни и тотчас вернулась с портретом в деревянной рамке. И сунула портрет Тонечке в руки.
        С чёрно-белой фотографии смотрел самый обыкновенный молодой мужик - немного лысоватый, длинноносый, довольно симпатичный. Самым замечательным было выражение лица, как будто он собирался сказать что-то смешное, но фотограф его остановил, отвлёк. В нём чувствовалось словно превосходство, как будто он знал о жизни что-то такое, чего не могли знать остальные, и он старательно это скрывал, но не особо получилось.
        - Он плаванием занимался,  - продолжала его жена.  - Волгу переплывал, а она у нас тут широкая, почти километр! И опасно очень, течение сильное, ямы, водовороты! Лёвушка не боялся. Нет, он говорил, что только идиоты ничего не боятся, но сам был отважный, смелый! Я всегда знала, что у нас с Леной есть человек, который за нас всё решит. А нам надо только жить и радоваться.
        Тонечка ещё раз посмотрела на фотографию.
        Человек с фотографии глянул на неё.
        …Как же так получилось, спросила у него Тонечка. Куда ты делся из жизни жены и дочери? Почему оставил их одних? Они без тебя не справляются. В историю попали. А ты не можешь помочь.
        Я старался, ответил человек с фотографии. Я очень старался их защитить, и у меня не получилось. Может, у тебя получится?..
        - Я-то тут при чём?!  - вслух сказала Тонечка и тотчас прикусила язык, но Светлана Павловна не обратила на неё никакого внимания.
        Её и не было сейчас на этой кухне с голландской печкой и электрическим самоваром. Она была в собственном прошлом, там, где они все «ещё были вместе», где был жив этот самый замечательный на свете Лёвушка, отличный врач и хороший мужик.
        - И в Ливан он полетел именно как практикующий хирург, а не просто как медицинский начётник! Тогда там как раз разгар неразберихи был, гражданская война.
        - В Ливане?  - уточнила Тонечка.
        - В Бейруте работала целая группа советских военных специалистов, так их тогда называли. Ну, и врачи тоже. Израильтяне войска вводили, чтоб разгромить сирийскую оккупацию. Израильтян поддерживали американцы, а наши Сирию, негласно, конечно. Ни советских, ни американских войск официально в Бейруте не было, а по факту были. Лёва несколько раз летал то на месяц, то на три. Господи, как я за него боялась!.. Там что ни день, бомбардировки! И авиация, и артиллерия! А он одно и то же повторял: я врач, я врач! А раз так, значит, должен. На войне врач прежде всего организатор, а я как раз умею организовать! И все его слушались, и военные, и гражданские! Он там какие-то госпитали разворачивал, показательные операции проводил, учил местных хирургов!..
        - Он там и погиб?  - тихонько спросила Тонечка.
        Светлана Павловна засмеялась - весело, от души.
        - Да что ты, нет! Он говорил, что у него дел полно, просто так погибнуть под бомбёжкой он себе не позволит!.. А я поначалу даже и не знала, куда он летает! Уже когда в третий раз полетел, рассказал. У него там лечились все, не только солдаты, но вообще все!
        Светлана Павловна налила себе воды из-под крана и залпом выпила. И присела на стул. Щёки у неё горели, старушечья причёска вся распустилась, и Светлана Павловна с досадой помотала головой и собрала волосы заколкой. Теперь она казалась такой молодой и красивой, что не верилось, что у неё совсем взрослая дочь!
        - В Ливане какая-то сложная система,  - продолжала она.  - Страна светская, мусульман и христиан примерно поровну. Это сейчас всё изменилось, конечно, христиан теперь гораздо меньше. Тогда по негласному закону президента всегда выбирали из христиан, премьер-министром должен быть мусульманин-суннит, а глава парламента шиит! Лёва мне так рассказывал! И, представляешь, он лечил всех троих!.. И их семьи!.. Они ждали, когда он прилетит, к своим врачам не обращались! Не доверяли. Ему даже однажды пришлось объяснять, что зубы он не дёргает, он хирург, а не стоматолог!.. Он мне рассказывал, и мы хохотали.
        Тонечка ещё раз посмотрела на фотографию, которая стояла на столе между ней и хозяйкой.
        …Вот, значит, какой ты был, сказала Тонечка человеку на фотографии.
        - Премьер-министра звали Саад аль-Харуни. Молодой, сорока не было ещё. У него сильно болела мать. Она жила не в Бейруте, а в какой-то деревне и выезжать оттуда категорически отказывалась. Врачи летали к ней, ставили разные диагнозы. А ей только хуже становилось. И болезнь прогрессировала быстро! Она прям… угасала. Саад её очень любил. В мусульманстве почтение к родителям закладывается с рождения, но тут особый случай. Он единственный сын, остальные девочки, и мать его просто обожала, и он её тоже. Я точно знаю, потому что она мне сама рассказывала!
        - Кто?  - не поняла Тонечка.
        - Фатима, мать Саада. Что ты смотришь? Она прилетала, жила здесь на правительственной даче! Ты дослушай до конца, дослушай!
        - Ну?  - поторопила Тонечка.
        - Премьер-министр привёз к ней Лёвушку, а она уже не встаёт, в горячке, бредит!.. Он посмотрел, а там же никакого оборудования нету, деревня в горах!.. И кругом война!.. С премьером лекари все прилетели, которые её пользовали, все стоят, молчат, молятся. Понимают, что не спасти.
        - Ну?!
        - Лева спас,  - сказала Светлана с торжеством в голосе.  - Представляешь?
        - Нет,  - не поверила Тонечка.
        - Он живот смотрел, смотрел, потом говорит: вы что все, обалдели тут? У неё уже перитонит, срочно оперировать, пока не поздно!.. И прооперировал. Кто-то там ему ассистировал из местных. На другое утро Фатима проснулась - температуры нет, болей нет. Я, говорит, встану, мне по хозяйству надо! Ну, Саад собирался своим головы рубить за то, что мать чуть не погубили, но Лёва его отговорил,  - Светлана Павловна засмеялась.  - Объяснил, что аппендицит - коварная штука, может маскироваться под любое заболевание. Нужен большой опыт, чтоб его сразу распознать.
        - Вот это да,  - от души сказала Тонечка.  - Вот это правда - сценарий.
        - Саад и подарил Пояс Ориона моему мужу,  - неожиданно заключила Светлана Павловна.  - Он прилетел в Москву с неофициальным визитом, и мать с ним прилетела. Она ни разу в жизни из своей деревни никуда не выезжала, а тут в Москву отправилась! Чтобы Лёву поблагодарить. Тогда только-только в Горький стали иностранцев пускать. Вот они с матерью и женой у нас были. Шум на весь город!.. Улицы перекрывали! В магазинах шаром покати, на улицах свет не горит, каждый день демонстрации, а тут - делегация! «Чайки», «Волги», мотоциклисты, флаги!..
        Тонечка опять посмотрела на фотографию.
        Ну да, сказал ей человек оттуда, так всё и было. Приятное воспоминание. Трогательное и смешное.
        - Вернее, Пояс подарила Фатима. Она сказала, что посоветовалась с сыном и они решили наградить советского хирурга таким особенным образом. Этот Пояс по легенде принадлежал какому-то звездочёту, который вёл свой род от самого Пророка. Цены ему нет.
        - А какой он?  - завороженно спросила Тонечка.  - На что похож?
        - Это, знаешь, такая полоска парчи, довольно длинная, вся затканная жемчугом, с тремя большими бриллиантовыми звёздами. Лёва мне рассказывал, что в созвездии Пояс Ориона состоит из трёх звёзд, называются они Альнитак, Альнилам и Минтака, переводится с арабского «кушак», «нить жемчуга» и «пояс». Звезды бело-голубые, похожие на те бриллианты, которые были на парче. И он тяжелый! Парча золотая, и камней много.
        Светлана Павловна помолчала, а потом сказала негромко:
        - Вот из-за этих жемчугов и бриллиантов Лёву убили.
        И моментально превратилась опять в старуху. Щёки ввалились, запали глаза, потускнели волосы, небрежно стянутые заколкой.
        - У него украли Пояс?  - спросила Тонечка, замирая.
        Если Пояс украл Кондрат, значит, он и убил Лениного отца! Ещё тогда, давно!..
        - У нас здесь бандитов было много,  - продолжала старуха, только что бывшая Светланой Павловной,  - они везде были, но у нас каждый второй. Или мне так казалось?.. Когда начался беспредел, они решили у Лёвы Пояс отобрать, про этот подарок весь город знал. Ему угрожали, пугали, что нас с Леной убьют. Мы тогда несколько месяцев с охраной в школу ездили, я её провожала и встречала. Потом в Москву папа нас отправил, квартиру нам снял. А его здесь убили. Перед смертью так пытали, что хоронили мы его в закрытом гробу. Весь город хоронить пришёл.
        - Господи,  - пробормотала Тонечка.  - Какой ужас…
        - Только Пояс он им не отдал,  - сказала Светлана Павловна.  - Лучше бы отдал! Может, жив бы остался! Но это же Лёва! Чтобы он какую-то мразь испугался и сделал то, что они хотели! Никогда в жизни!..
        - Почему вы думаете, что не отдал?
        - Я знаю, а не думаю.
        - Почему?
        - Потому что его, этот Пояс проклятый, теперь с Лены требуют. И с меня.
        Теперь Тонечка встала, налила себе в чашку воды из-под крана и залпом выпила.
        - Так,  - сказала она.  - С вас требуют, чтобы вы отдали Пояс Ориона. Следовательно, считается, что он у вас.
        Светлана Павловна кивнула.
        - Почему сейчас? Столько лет прошло! Почему раньше не требовали?
        - Потому что Лена только в прошлом году вернулась.
        - Откуда?
        - Из Бейрута. И они сразу зашевелились. Сначала вроде потихоньку, а потом всё активней и активней.
        Тонечка запустила руку в кудри.
        - Что Лена делала в Ливане?
        - Работала,  - и Светлана Павловна улыбнулась изумлению собеседницы.  - Когда отца не стало, она школу экстерном закончила, поступила на арабское отделение в институт военных переводчиков и уехала в Ливан. Ну, не могла она здесь жить со мной!
        - Кем она работала?
        Светлана Павловна сухо улыбнулась.
        - Она мне не рассказывала, а я не расспрашивала. У них не принято расспрашивать. Она ещё в школе мне сказала, что уедет в Ливан, как отец. И будет там работать. Она же маленькая была, всё фантазировала, как разыщет Саада, расскажет, что отца убили, и тот отомстит. Закончила институт и уехала. В отпуск только приезжала ненадолго, да и то мы с ней почти всегда в Москве встречались и на курорт ездили под Петрозаводск. Ей всё на север хотелось, чтоб лес, озёра, холодные дожди, грибы…
        - Да,  - сказала Тонечка.  - А я-то думала, при чём тут институт военных переводчиков и арабский язык… А оказывается, это самое главное…
        - Когда она вернулась, нам стали звонить, эсэм- эски гадкие слать, пару раз электронную почту Ленину взломали. Всё требовали, чтоб мы отдали Пояс. Мы им говорили, что не знаем, где он! Однажды Лену на стоянке возле телецентра поймали, она едва успела в машину сесть и уехать. И ко мне ломились, избили даже, в больнице потом лежала. Вот она и придумала спрятаться. Мы решили, сначала она уедет, а потом уж и я за ней.
        - Всё равно непонятно, почему Пояс стали искать только сейчас.
        - Лена считает, что тогда, в девяностые, бандиты решили, что никакого Пояса здесь нет, раз Лёва им не отдал его даже под пыткой. А когда она из Ливана вернулась, решили, что Пояс там и был, Саад его забрал, а теперь она привезла - как законная наследница.
        Тонечка попила ещё воды и стала ходить по кухне за спиной у Светланы Павловны.
        - А что за люди требуют, чтоб вы отдали Пояс?
        - Так откуда же мы знаем? Бандитьё какое-то! Они говорят - ваш отец и муж деньги под залог Пояса взял, уважаемым людям пообещал. Он помер давно, а вы отдавайте Пояс! И все дела. Они нам паспортов и трудовых книжек не предъявляют.
        Тонечка ещё немного походила, потом остановилась и спросила:
        - То есть Пояс где-то есть, но ни вы, ни бандиты не знаете, где он, правильно я понимаю?
        - Мы не знаем,  - ответила Светлана Павловна.  - А бандиты думают, что у нас, вернее, у Лены. Она его якобы привезла из Бейрута.
        …Да, подумала Тонечка. Лене Пантелеевой на самом деле угрожает опасность. Пожалуй, понятно, почему она прячется и почему так перепугался директор музея, когда Тонечка её нашла.
        - А муж её, он знает? И почему Лена прячется в музее?  - подумав про директора, спросила она.
        - Там искать никто не станет, так мы решили.  - Светлана Павловна быстро ответила и мельком посмотрела на Тонечку.  - Если ты не начнёшь языком трепать на каждом углу.
        - Я не начну,  - с досадой отмахнулась Тонечка.  - Просто долго там не высидеть. Холодно, и ремонт вот-вот начнётся.
        - Долго она и не собирается. Ей подготовиться нужно, чтоб уехать.
        - Зачем вы оставили ей ключи? В кадке с ёлкой на крыльце?
        - А ты откуда знаешь?!
        - Знаю,  - нетерпеливо сказала Тонечка.
        - Чтоб она забрала, что ей надо,  - сказала Светлана Павловна.  - Я вещи-то соберу, а документы, деньги только она сама может, я не найду.
        Тонечка покосилась на фотографию в рамке, стоящую на столе. Что-то она упускала.
        …Задал ты мне работу, сказала она человеку на фотографии. Вот как мне быть, а? Я же теперь ни за что не оставлю это дело!.. Не брошу твоих девиц на произвол судьбы.
        Я бы тоже не бросил, ответил ей человек. Просто так сложились обстоятельства. Я не мог защищать их дальше. Меня убили.
        - Светлана Павловна,  - сказала Тонечка.  - Я сейчас пойду, а вы дверь за мной заприте. И вот что.
        Она достала из сумки визитную карточку.
        - Если что-нибудь покажется вам подозрительным, просто подозрительным, немедленно звоните мне.
        Кажется, ей самой кто-то говорил эти самые слова, но ей некогда было вспоминать.
        - Только не болтай!  - ещё раз сказала Светлана Павловна. И странно на нее покосилась.
        А Тонечка опять отмахнулась от навязчивой мысли: что-то она упускает.
        С набережной она отправилась пешком, хотя от разговора устала ещё сильнее, чем от грязных тарелок в буфете.
        Она шла и думала, ничего не замечая вокруг.
        …Значит, Пояс никто не крал, но где он - неизвестно. И его ищут бандиты, чтобы прикарманить, и ищет ФСБ, чтоб вернуть в Ливан. Вот здесь непонятно. Если Пояс был официально подарен, зачем его возвращать и при чём тут международный скандал?.. Впрочем, там вполне могла сто раз смениться власть, и нынешний правитель решил, что Пояс необходимо вернуть.
        …Кондрат. Что, если Кондрат специально женился на Лене, чтобы узнать, где она прячет этот самый Пояс? Её мать сказала, бандиты уверены, что Лена привезла его из Бейрута!.. А она это поняла и устроила так, чтобы его хотя бы на время изолировали.
        Вправду получается, что Тонечкино расследование может только навредить. Невольно она может выдать Лену, а выдавать никак нельзя, её убьют, как убили её отца.
        Тонечка ссутулила плечи и пошла быстрее.
        …А её собственный муж, бывшая надежда и опора? Он знает, что за Леной охотятся бандиты? И вполне возможно, что Кондрат - один из них?
        Хорошо хоть, Кондрат не крал Пояс, следовательно и Саша ни во что такое не замешан.
        А вдруг её муж посвящён в планы Кондрата, если он на самом деле ищет Пояс?!
        - Господи боже мой,  - пробормотала Тонечка, насмерть испугавшись этой мысли.  - Не может быть!
        …Нужно увозить детей, уезжать самой, нужно как-то помочь Лене выбраться!..
        Её отца хоронили в закрытом гробу, потому что по-другому было нельзя. Так его пытали!..
        А что будет с Леной, если её тоже станут пытать?..
        Тонечка ускорила шаг. Её лихорадило.
        На кого опереться, когда нет опоры? Кого позвать на помощь, когда некого звать? Как справиться самой, если понятно, что не справиться?..
        - Эй!  - закричали откуда-то сбоку.  - Эй, стой! То есть Тоня!
        Тонечка от неожиданности и со страху припустилась бегом. Сумка хлопала её по боку, ноги стали как из песка - подгибались и казались тяжелыми, не поднять!
        Но она спасалась, бежала - изо всех сил.
        - Тонь,  - спросил рядом задыхающийся голос.  - А куда мы бежим?
        Тонечка остановилась, и Родион остановился тоже.
        - Ты чего помчалась?  - спросил он.
        Тонечка наклонилась вперёд и упёрлась ладонями в колени. И немного подышала открытым ртом.
        - Откуда ты взялся?  - спросила она наконец.  - А?! Я вам где велела быть?! В музее! Что ты шляешься?!
        Родион опешил.
        - Я не шляюсь,  - начал он осторожно.  - Я как раз из музея иду. Из кремля! Ребята пошли какой-то дедушкин дом смотреть, а я сказал, что лучше картины посмотрю. Ты же разрешила!
        - Разрешила,  - несколько непоследовательно согласилась Тонечка.
        - Мы договорились, что из музея я к ним приду, в «дом причта». Ну, чтоб тебя ждать. Я иду, а тут ты. Ну, я за тобой. Потом ты побежала, и я тоже побежал.
        - Ты меня напугал,  - призналась Тонечка.
        - А ты где была? У собак?
        - У тебя одни собаки на уме,  - в сердцах сказала она.  - Собаки и картины!
        … А что, это неплохое сочетание, особенно для семнадцатилетнего подростка, пронеслось у неё в голове.
        - Мы ужинать будем?
        - Ну, конечно, будем, Родион. Не сидеть же нам голодными!..
        - Я бы поел, а потом порисовал,  - признался он.  - Вот как он такую картину нарисовал, а? Я понять не могу.
        - Кто?
        - Художник!  - Родион сделал неопределённый жест рукой.  - Который про Козьму Минина.
        - А! Маковский.
        - Да, Маяковский.
        - Маковский,  - поправила Тонечка.  - Ты серый человек вроде моей Насти.
        - Нет, он со стремянки, что ли, рисовал? Как ты думаешь?
        - Я точно не знаю, но наверняка есть какая-то техника. Тебе в художественное училище надо.
        - А может, здесь есть художественное образование? В Нижнем Новгороде?..
        Они почти дошли до Большой Покровской, когда сзади неожиданно взревела автомобильная сирена - у-а-у!..
        Тонечка схватила Родиона за руку и оттащила от края тротуара.
        У-а-у!.. У-а-у!..
        Полыхнуло синим тревожным светом, и длинная чёрная машина припала рылом к бордюру в нескольких метрах от них.
        С переднего пассажирского сиденья выскочил человек в сером костюме:
        - Антонина Фёдоровна?  - спросил он негромко.
        Родион вытаращил глаза и сглотнул.
        Тонечка покрепче перехватила его руку.
        - Здравствуйте,  - продолжал человек, приближаясь.  - Будьте добры, проедемте с нами.
        - Что?  - спросила Тонечка беспомощно.  - Куда?
        - Здесь недалеко. Проедем?
        - Я никуда не поеду.
        - Антонина Фёдоровна,  - человек был очень вежлив, но настойчив,  - придётся. Я должен вас доставить.
        - Куда?!
        - По адресу,  - стоял на своем человек и при этом приятно улыбался.
        Тут он открыл заднюю дверь.
        Тонечка посмотрела внутрь. В машине никого не было, только водитель.
        - Мальчик может проехать с нами.
        - Мальчик никуда не поедет. Родион, ступай к нашим и попроси Настю позвонить дяде Саше. Ты меня понял?
        - Я не пойду,  - заявил Родион воинственно.  - Я с тобой.
        - Нет, не со мной.
        - Антонина Фёдоровна,  - мягко, но настойчиво перебил человек, проявляя признаки нетерпения,  - уверяю вас, поездка совершенно безопасная. Не волнуйтесь.
        И взял Тонечку под локоть.
        Она не знала, что делать.
        Кричать? Звать на помощь? Она до смерти перепугает Родиона, да и не поможет никто, всё слишком серьёзно - мигалки, сирены, люди в костюмах!..
        Вырваться и убежать? Она даже от Родиона не смогла убежать, не то что от этих с их машиной!
        Вряд ли её убьют прямо сейчас, и вряд ли её убийство нужно обставлять с таким размахом!
        - Родион, уходи.
        Мальчишка ринулся, обогнул её и сиганул в машину.
        - Антонина Фёдоровна, садитесь.
        И человек пошире открыл ей дверь.
        Тонечка пролезла внутрь, дверь захлопнулась, чёрный монстр поехал.
        - Вот что ты наделал?  - зашипела Тонечка.  - Ты что, не понимаешь, что это опасно?!
        - Что ж, я тебя одну брошу, если опасно?
        - Я тебе сказала, что нужно сделать! Если бы ты так и сделал…
        - Уверяю вас, никакой опасности нет,  - сказал человек с переднего сиденья.
        Машина заухала сиреной, выскочила на осевую, набирая скорость, и стрелой полетела через мост.
        - Я позвоню Саше.  - И Тонечка начала лихорадочно копаться в сумке.
        - Подождите, пожалуйста,  - вежливо попросил человек.  - Мы сейчас прибудем, и вы сразу же позвоните.
        Тонечка вытерла лоб. Ей было невыносимо жарко в прохладной машине.
        - Куда мы едем?..
        - Мне приказано вас доставить,  - ответил человек.  - Вам всё объяснят.
        …Ничего она от него не добьётся, это ясно.
        Нужно было всё же как-то заставить мальчишку уйти. Непонятно, что с ними будет дальше.
        Угрозы? Пытки?
        Но она знает только, где прячется Лена Пантелеева, а больше ничего. Или именно это их интересует?
        Лену выдавать никак нельзя, ей угрожает страшная опасность. Значит, нужно придумать что-то, как-то их отвлечь, заморочить голову!
        Что-что, а придумывать она умеет!..
        Машина летела вдоль какого-то парка с высокой решёткой ограды. По тротуару прогуливались люди, но Тонечку и её мальчика отделяли от них не только тонированными стёклами автомобиля, но словно невидимой стеной.
        Мы - здесь. Они - там.
        Они ничем не помогут. Они нас не спасут. Мы в другом измерении.
        Машина подъехала к глухим кованым воротам. Дорога была расчищена, но казалось, что ворота никогда не открывались.
        Тем не менее створки стали медленно распахиваться навстречу машине, и она въехали в вечерний парк.
        Тонечка оглянулась. Створки смыкались позади.
        Машина поползла по аллее. Впереди не было видно никаких строений.
        …Зачем их привезли в парк?.. Что с ними будут делать?
        Машина всё катилась.
        Между очень чёрными на фоне голубого ясного неба деревьями показался белый затейливый дом с колоннами. В окнах горело закатное солнце, плескало оранжевым светом в глаза.
        Тонечка зажмурилась.
        Автомобиль подкатил к подъезду - высокие двери были с внутренней стороны занавешены зелёными шторками, на ступенях лежала ковровая дорожка.
        Человек в сером костюме выскочил и открыл Тонечке дверь.
        Она выбралась, следом за ней выбрался и Родион.
        - Ну вот, мы на месте,  - объявил человек радостно.  - Прошу вас!..
        Тонечка поднялась по ступенькам. Двери были двойные, монументальные, с латунными перекладинами и шарами.
        За ними открылся мраморный холл с колоннами и гигантским камином по левую руку, дальше небольшая зала с французскими окнами. Даже отсюда было видно, что окна выходят на реку, на великолепный солнечный вечерний простор.
        - Добрый вечер!  - Навстречу им выступила румяная женщина в белом переднике и кружевной наколке на пышных волосах.  - Позвольте вашу одежду.
        Родион, посматривая на Тонечку, стянул куртку.
        Женщина приняла у них вещи, на секунду куда-то пропала, вновь явилась и сделала приглашающий жест.
        - Сюда, пожалуйста.
        - Тонечка! Здравствуй, лапочка!
        Она зажмурилась, тряхнула головой и распахнула глаза.
        Лишь один человек на свете называл её лапочкой!..
        - Мама?..
        Марина Тимофеевна обняла дочь, поцеловала в щёку, осмотрела с головы до ног и ещё раз поцеловала.
        Тонечка стояла как дура.
        - Мама, откуда ты взялась?!
        Марина махнула рукой:
        - Андрей меня привёз! Это какая-то государственная дача для крупных чинов. Он же у нас большой начальник!
        Муж матери и отец Дани Андрей Данилович Липницкий на самом деле был большим начальником.
        - Тонечка, как я соскучилась,  - продолжала Марина.  - Я думала, отдохну, потому что вы все мне надоели, а я только соскучилась. Что это за мальчик, как его зовут?
        - Его зовут Родион,  - пробормотала Тонечка, чуть не плача.  - Мам, можно я вот присяду? На диванчик?
        - Ты что? Устала?
        - Нет, просто меня схватили на улице, впихнули в лимузин и притащили сюда! Я думала, нас похитили!
        - Да ну,  - удивилась Марина Тимофеевна.  - Какие глупости.
        И снова обняла и поцеловала.
        От матери так прекрасно пахло - духами, свежестью, чистой одеждой и ею самой, что Тонечка на самом деле почти зарыдала.
        - Мама,  - проблеяла она как коза.  - Мамочка. Миленькая. Дорогая моя.
        - Я тут, я тут,  - живо откликнулась Марина.  - Ты сама не своя, лапочка моя. Где ты взяла Родиона? У него голодный вид. Нам всем нужно пообедать.
        - Мама,  - спохватилась Тонечка.  - Родион, племянник Сашиного друга Кондрата. Сам Кондрат сейчас в тюрьме, а Родион с нами. Он превосходный художник. Родион, это моя мама Марина Тимофеевна. Она превосходный человек и лучшая мама.
        - Надеюсь, про тюрьму ты пошутила,  - пробормотала Марина.  - Пойдёмте, пойдёмте, ребята! Там стол давно накрыт, Андрей отвлёкся на какой-то важный звонок. У него все звонки важные.
        Они миновали ту самую залу, выходящую окнами на реку, и оказались в следующей. Здесь окон было меньше, зато на потолках росписи дивной красоты, а в середине под слепящим водопадом хрустальной люстры накрыт стол - белоснежная скатерть, голубой фарфор, салфетки в серебряных кольцах, свежие цветы.
        - Тоня! Нашли они тебя? Я звонить не стал, чтоб приятным сюрпризом!
        Генерал Липницкий подошёл, чмокнул Тонечку в щёку, Родиону потряс руку и представился:
        - Андрей Данилович.
        Родион от растерянности ничего не ответил, зато Тонечка сказала, что это мальчик Родион.
        - К столу, к столу,  - заторопился генерал.  - Обещали уху из царской рыбы, вдруг простынет! А водка согреется.
        - Тебе бы только водки, Андрюш.
        - Нет, не только! Мне ещё ухи, котлет пожарских, расстегаев и мадеры!
        - Ну,  - усмехнулась Марина.  - Понесло!..
        Сформировавшийся из вечернего солнечного воздуха официант в белом кителе отодвинул перед Тонечкой стул. Она уселась, пристроив на колени сумку. Тотчас словно сама по себе возле ножки стула возникла подставка, и Тонечка поставила сумку.
        - Мама, когда вы приехали?
        - Часа два назад. Мы только успели по парку пробежаться и ещё не обедали. Какая здесь красота! А где наши? Дети и Саша?
        - Дети в домике Горького на экскурсии, а Саша где-то по делам. Я тебе всё потом расскажу, мама! Как хорошо, что вы приехали!
        - Тоня, ты будешь водку?
        Тонечка посмотрела сначала на Липницкого, потом на стол.
        - Водку? Да, буду. Спасибо.
        - Минеральную воду? Компот из сухофруктов? Морс клюквенный, брусничный?  - Официант, заложив руку за спину, наклонился над ней.
        - А можно мне компот?  - встрял Родион.  - Я люблю!
        - Горячее подавать?  - обратилась к Липницкому доброжелательная женщина в переднике и кружевной наколке на волосах.
        - Давайте, давайте!..
        Генерал взялся за запотевший штоф, разлил по стопкам ледяную водку. Вид у него сделался необыкновенно довольный и предвкушающий.
        - Тоня? Тебе килечку или селёдку?
        - Андрей, она большая девочка, сама возьмёт.
        - Маруся, что такое?  - возмутился Липницкий.  - Дай мне поухаживать!..
        Почему-то жену Марину он называл Марусей.
        Впрочем, Герман тоже время от времени именовал свою жену Тонечку - Ефим Давыдович!..
        - Первую рюмку,  - продолжал генерал,  - всегда нужно закусить холодной рыбой! Вторую уже можно салом или бужениной! А уж третью под горячее.
        - Мальчику очень полезно знать порядок возлияний,  - заметила Марина Тимофеевна.
        - У мальчика голодный вид,  - заметил генерал.
        - Сейчас уже всё несут, Андрюш.
        - Ну, наше здоровье!  - Липницкий чокнулся с женой и Тонечкой и скомандовал Родиону.  - И ты давай, компотом!..
        Родион торопливо взял стакан с компотом.
        - Ну, Тоня,  - заговорил генерал, энергично прожёвывая кильку на чёрном хлебе.  - Задала ты мне задачу!
        - Андрей Данилович!
        - Не вскидывайся, я ничего говорить не собираюсь, мы потом всё обсудим с глазу на глаз.
        - Какие тайны,  - пробормотала Марина Тимофеевна.
        - И не говори!  - согласился Липницкий.  - Сам удивляюсь! Ну, разговоры пока отложим. Родион, ты чем занимаешься?
        Мальчишка, которому поджарый дядька в очках казался очень важным и строгим, несмотря на балагурство, неловко пожал плечами и сказал, что учится в школе, а сейчас у него каникулы.
        - Родион живёт в Угличе, в детдоме,  - объяснила Тонечка.  - Приехал к дяде.
        Мальчишка метнул в Тонечку взгляд, но «взрослые», как он сразу их для себя обозначил, не проявили никакого оскорбительного интереса. Они не стали многозначительно переглядываться, вздыхать и задавать глупые вопрос, мол, как же это так вышло и всё такое. И моложавая дама, немного похожая на Тоню, и строгий дядька слегка кивнули, словно принимая положение Родиона.
        В детдоме так в детдоме. Бывает и не такое.
        - Я как только твоё задание выполнил,  - Липницкий многозначительно посмотрел на Тонечку,  - сразу решил, что лучше бы нам приехать, чем по телефону беседовать. Маруся сразу согласилась, и вот мы тут.
        - Ещё бы я не согласилась,  - Марина Тимофеевна улыбнулась.  - Ты приехал и сказал: собирайся, мы отправляемся в Нижний. Очень романтическое приглашение.
        - Вы на машине?
        - На самолёте,  - сказала Марина и слегка покраснела.  - На каком-то особенном.
        - У вас теперь и самолёт свой?  - вопросила Тонечка.
        Генерал возмутился:
        - Никакой он не мой. Служебный он.
        Родион от неожиданности и восторга выронил вилку. Она громыхнула о тарелку и свалилась под стол. Официант метнулся и поднял.
        Вся компания проводила вилку глазами.
        Перед Родионом возникла другая, завёрнутая в крахмальный лён.
        - Мне нужно, чтоб вы забрали в Москву детей,  - сказала Тонечка очень серьёзно.  - А у Родиона нет паспорта, ну, так получилось. Ваш служебный самолёт может забрать человека без паспорта?
        Генерал опять не дрогнул лицом и не выпучил глаз. Он нацелился на маринованный грибок, прожевал и сказал, что с паспортом вопрос решаемый.
        Зато Марина Тимофеевна обеспокоилась.
        - Что тут у вас происходит?  - спросила она, слегка повысив голос.  - Нет, я дала себе слово, что не стану лезть в вашу жизнь, раз ты не звонишь, значит, не можешь, но всё же? Ты пришла вся бледная, вон под глазами зелень, чуть не плачешь, говоришь, что перепугалась, потому что вас похитили! Что за ерунда? Как это понять?
        - Моего дядю,  - неожиданно вмешался Родион,  - Кондрата Ермолаева в тюрьму посадили за то, что он жену убил, а Тоня считает, что он никого не убивал.
        - Господи,  - сказала Марина Тимофеевна и обеими руками взялась за лоб.  - Во что ты опять влезла?!
        - Маруся,  - перебил генерал,  - она взрослая девочка, имеет право лезть, куда считает нужным.
        - Ничего подобного,  - отрезала Марина.  - У неё дети! Наши. Когда появляются дети, человек перестаёт принадлежать себе и не может позволить делать, что вздумается.
        - Мама, я в курсе. У меня дети уже… довольно давно. Я как раз хочу, чтоб вы с Андреем их забрали отсюда.
        - Тоня, ты должна нам всё рассказать.
        - Сейчас не могу,  - Тонечка показала глазами на Родиона.  - А потом расскажу, конечно.
        …Родион ни при чём, разумеется. Рассказать она не может совсем по другим причинам.
        - Как вам уха?  - спросил Липницкий.  - На мой взгляд - превосходная. Хотя Марусину солянку не может затмить ничто!
        - Андрюш, при чем тут моя солянка?
        - Марина,  - сообщил Липницкий Родиону,  - так готовит, что за её обед можно жизнь отдать! Когда твоего дядьку выпустят с кичи, приглашаем на обед.
        - Андрей!
        - А что такое?
        - Я рыбу не очень,  - признался Родион.  - Я больше мясо.
        - Так ты её, вкусную, небось и не пробовал!
        - Я супы тоже… не очень.
        - Так это не суп, а уха! Давай хоть попробуй!
        Почему-то этих «взрослых» он стеснялся меньше, был уверен, что никто не станет над ним смеяться или осуждать за то, что он не любит рыбу, вот просто на дух не переносит!
        Впрочем, от тарелки рыбой не воняло, а хорошо пахло - бульоном, какими-то травами или приправами, что ли.
        Родион наклонился над тарелкой и осторожно зачерпнул ложку.
        - Не отравишься,  - уверил генерал.
        Мальчишка попробовал. Вид у него был встревоженный, словно пробовал он китайского таракана или жаркое из летучих мышей.
        Он сразу сказал себе, что есть всю тарелку его тут никто заставлять не станет, а раз они хотят - пожалуйста, он попробует.
        Уха была так вкусна, так сладостно обжигала язык, так упоительно пахла, что Родион даже не сумел скривиться, как того требовали правила приличия, раз уж он сказал, что есть не станет!..
        Он начал работать ложкой так проворно, что все взрослые моментально отвернулись от него и заговорили о постороннем - чтобы не смущать.
        Родион доел, утёр со лба пот и перевёл дыхание.
        - Добавку?  - спросила женщина в переднике, наклоняясь над ним.
        Он проверил - на него по-прежнему никто не обращал внимания - и молча кивнул.
        Явилась вторая порция ухи.
        Родион проглотил её так же моментально, как и первую, решил, что съел бы и третью, но там впереди ещё котлеты и другое вкусное. И вообще следует принять участие в разговоре, всё время есть неприлично, о нём чёрт знает что подумают.
        - Мы за собаку залог внесли,  - сообщил он, улучив момент, когда все замолчали.  - Я к ней ездил и даже поиграл. Такая смешная собака! Маленькая совсем, но настоящая.
        Непонятно почему, Тоня вдруг покраснела. И стала заправлять за уши буйные кудри. Уши тоже пылали.
        - Её зовут Буся, можно Бусинка,  - продолжал Родион с разгону.  - Или Буська. У неё мордочка такая сообразительная…
        Про мордочку он договаривал совсем упавшим голосом, потому что Тоня вдруг стала ненатурально кашлять.
        - Что за порода?  - поинтересовалась Марина Тимофеевна.
        Родион воспрянул духом.
        - Порода называется пражский крысарик! Мне Галина Сергеевна, хозяйка, рассказала - ух!.. Когда-то раньше была чума. Этой чумой все заразились от крыс. А собаки всех крыс переловили, и чума кончилась!
        И он откинулся на спинку стула, чтобы насладиться произведённым эффектом.
        - Поразительно,  - заметил генерал.
        - А ещё короли друг другу крысариков дарили,  - продолжал Родион.  - Это ценный подарок был!.. Самое чудное, что они крохотные, ну, вот такие,  - Родион показал, какие именно,  - а прямо собаки! Наша Буська ещё меньше, Галина Сергеевна говорит - не выросла, подвела. Её нельзя размножать, то есть детей нельзя. Я подумал, ну и ладно, что тут такого? Без детей ещё даже лучше.
        Взрослые слушали внимательно. Тонечка перестала кашлять.
        - Вот у нас в детдоме их полно. Ну, детей. А собака только одна, у сторожа в будке. Звать Жучок. Я его люблю. Я раньше думал, что больших собак люблю, а сейчас маленьких тоже.
        - Он еще рисует превосходно,  - откашлившись, проговорила Тонечка.  - Я вам покажу. Просто как художник.
        - Я люблю рисовать,  - согласился Родион.  - И собак. А детей не очень.
        - Ну, у тебя всё впереди,  - сказала Марина.  - Не пройтись ли нам перед чаем по парку, Родион? Уж очень красивый вид на реку отсюда. Может, тебе пригодится в твоих… художественных упражнениях.
        - Да мы с Тоней вполне может переместиться в кабинет,  - предложил генерал.  - Солнце уже почти зашло, холодно.
        Но Марина поднялась:
        - Ничего, отлично. Закат и вечерние краски. Пойдём, Родион.
        Он оценил, что его не выставили в другую комнату, как лишнего, чтобы поговорить на свободе. Мама Тони тоже уходит, приглашает его с собой. Это совсем другое дело.
        - Ну, а мы всё же в кабинет,  - заключил Липницкий.  - Я попрошу нам туда кофе подать и коньяку, что ли.
        - Я не буду коньяк,  - отказалась Тонечка.
        - Тогда лимончелло.
        Они вышли в следующую комнату, где было сумеречно, только плясали по стенам отсветы пламени от горящего камина.
        - Что это за дом?  - спросила Тонечка, оглядываясь.
        - Государственная дача.  - Липницкий прошёл вперёд, распахнул перед ней следующую дверь.  - Бывшая усадьба графа Растопчина, кажется.
        - Очень красиво,  - от души похвалила Тонечка.  - Здесь до сих пор живут какие-нибудь графы?
        Липницкий засмеялся.
        - Никто не живёт. Когда приезжают важные гости, например, иностранцы, они здесь останавливаются. Тут всё приспособлено, есть спальни, конференц-зал, библиотека.
        …Должно быть, здесь и гостевал ливанский премьер-министр Саад аль-Харуни с матерью Фатимой, когда приехал в Нижний, подумала Тонечка. Может, вручал Льву Пантелееву Пояс Ориона в обеденном зале…
        - Или президент,  - продолжал Липницкий,  - если у него в городе программа. А когда дом свободен, можно и простым смертным заехать.
        Тонечка хмыкнула:
        - Это вы-то простой смертный, Андрей Данилович?
        - Смотря с кем сравнивать,  - генерал распахнул ещё одну дверь.  - Заходи, располагайся.
        Это был именно кабинет - на стенах дубовые панели, книжные шкафы до потолка, два письменных стола, один огромный, а второй поменьше, видимо, для секретаря, кабинетные кресла с невысокими спинками, напротив окна морской пейзаж.
        На круглом столике возле кожаного дивана уже стояли кофейные чашки, две крохотных зелёных бутылочки с минеральной водой, пузатый коньячный бокал и узкая рюмка лимончелло.
        Ловко, подумала Тонечка.
        Она сильно нервничала.
        Генерал прошёл к большому письменному столу, взял объёмную папку с тесёмками и расположился в кресле.
        - Ты мне вот что скажи,  - начал он, и голос у него изменился, стал другим.  - Насколько всё серьёзно?
        - Очень серьёзно,  - призналась Тонечка.  - Дальше некуда. Иначе я бы вас не просила.
        - А мальчик откуда?
        - Всё, что он рассказал,  - правда, Андрей. Его дядя Кондрат Ермолаев задержан по подозрению в убийстве жены. Мы с Сашей его подобрали у Кондрата в доме. Родион приехал к дяде, а дядю забрали в участок.
        - Жену, насколько я понял, Ермолаев не убивал.
        Тонечка покачала головой.
        - Она совершенно точно жива. Ну… была жива ещё сегодня утром.
        - Та-ак,  - протянул генерал.  - Почему вдруг ты решила запросить сведения о прошлом твоего мужа? Что случилось? У тебя подозрения на его счёт?
        Тонечка перевела дыхание.
        Высказанная вслух другим человеком, эта мысль казалась совсем уж чудовищной.
        - Можно я окно открою? Жарко.
        Генерал встал, отдёрнул штору и распахнул створку.
        Сразу потянуло свежестью, запахом подтаявшего снега, близкой весной.
        - Итак?..
        Тонечка запустила руку в кудри.
        - Я не знаю,  - сказала она с отчаянием.  - Он говорит неправду. Всё время. Говорит, что не знает, чем занимался Кондрат в последние годы, а мне кажется, знает! Говорит, что не знает, зачем приехал Родион, а мне кажется - знает. Я даже вам не всё могу рассказать, Андрей!
        - Мне-то уж точно можешь.
        - Нет,  - заявила Тонечка твёрдо.  - Я пообещала.
        - Тоня, не ерунди,  - приказал генерал Липницкий.
        Они помолчали. Тонечка - с отчаянием, генерал сердито.
        - Твои подозрения сводятся к тому, что Герман не тот, за кого себя выдаёт. Правильно я понимаю?
        Она кивнула.
        - Ты решила, что он в прошлом… кто?
        - Бандит,  - выговорила Тонечка. По спине у неё волной прошёл холод.
        Почему так холодно в этом кабинете?..
        Генерал принялся неторопливо развязывать тесёмки на папке. Тонечка смотрела на его руки и думала - что он сейчас оттуда достанет?
        Жизнь или смерть?
        Надежду или потерю?
        - Интуиция тебя не подвела,  - объявил генерал, открывая папку.  - У твоего мужа действительно очень богатое и… своеобразное прошлое.
        Сердце бухнуло, замерло, переместилось в горло и заткнуло его. Стало нечем дышать.
        - Вы, бабы, в этих вещах лучше детектора лжи! Насквозь видите. На, читай.
        Она помотала головой.
        - Ты что?
        - Я не могу,  - просипела она.
        Липницкий посмотрел на неё.
        - То-оня, Тоня! Ты что? Ну-ка выпей! Залпом! Р-р-раз!
        Коньяк обжёг всё внутри, проделал в горле дыру, Тонечка коротко вздохнула.
        - Ты гляди, в обморок не упади,  - сказал генерал с тревогой.  - Ну что, что?.. Он не бандит и никогда им не был! Ты знаки перепутала, минус с плюсом! Он сотрудник особой разведгруппы Главного управления безопасности. Вышел в отставку двенадцать лет назад в звании полковника.
        Тонечка нашарила на столе высокую рюмку с лимончелло и выпила её тоже залпом.
        - Видела бы ты себя сейчас. Постой, я тебя на телефон сниму!  - и Липницкий на самом деле полез в карман и достал телефон.
        Тонечка потянула на себя бумагу, которую он ей подал, и стала жадно читать.
        Липинцкий пару раз сфотографировал её.
        - Завтра покажу ему твою физиомордию,  - сказал он, полюбовавшись на снимки.
        - Военный советник в Иордании,  - бормотала Тонечка,  - два года в Сирии… награждён… отозван для спецзадания…
        - Это то, что в открытом доступе, ты понимаешь, да? Ну, то есть то, что мне удалось получить через отдел кадров ГРУ. Никаких подробностей я не знаю и достать не смогу.
        - Мне не нужно подробностей!  - завопила Тонечка и бросилась генералу на шею.  - Самое главное, что он не убивал и не грабил мирных людей!..
        - Мирных не убивал и не грабил,  - согласился генерал,  - постой, ты меня задушишь!
        - Я же решила, что он… что он… Понимаете?
        - Понимаю.
        - То есть он вышел в отставку и стал снимать кино, что ли?
        - Должно быть, так он и сделал.
        - А они так делают?
        - Кто?
        - Сотрудники особых разведгрупп!
        - Наверное, делают, я точно не знаю. Они же чем-то занимаются, когда выходят в отставку.
        - Андрей,  - спросила Тонечка дрожащим голосом,  - а это точно… правда? Не может оказаться, что это… враньё?
        Генерал захохотал.
        - Это самая правдивая правда, которая только может быть,  - заверил он.  - Отдел кадров ГРУ не может ошибаться, ты уж мне поверь.
        - Я стараюсь,  - пробормотала Тонечка.  - Если бы вы знали только, как я в последнее время жила!
        - Могу себе представить.
        - Не можете.
        - Я забеспокоился, когда ты позвонила и сказала, что тебе нужно досье на собственного мужа. Это уж совсем ни в какие ворота!
        - Я перестала ему верить!  - Тонечка подбежала к окну и распахнула вторую створку.
        До чего жарко в этом кабинете, невозможно просто! Зачем они так топят?!
        Она подышала открытым ртом, свесившись на улицу через подоконник, съела немного снега с карниза, вдвинулась обратно и стала скакать по кабинету то на одной, то на другой ноге.
        - Моя бабушка,  - объяснила она, остановившись на секунду,  - называла такие прыжки «зайкин праздник».
        И снова начала скакать.
        - Андрей, я должна сейчас же ему позвонить! Вот прямо сию минуту!
        - Звони, конечно. Только по телефону никаких подробностей.  - Липницкий подумал немного.  - И вообще я бы тебе посоветовал ничего ему не рассказывать.
        - Как?!
        - Как хочешь. Если бы моя жена решила, что я, к примеру, поездной шулер, и устроила по этому поводу дознание, я бы с ней развёлся.
        Тонечка остановилась, как будто её ударили по голове настольной зелёной лампой с бронзовым основанием.
        - Да ладно,  - не поверила она.
        - Ну, может, и не развёлся бы,  - поправился генерал,  - но скандал бы закатил точно. И всю жизнь об этом помнил.
        - Какой ужас,  - опешила Тонечка.  - То есть, я хотела сказать, какое счастье.
        В дверь кабинета деликатно постучали.
        Генерал забрал со стола бумаги, поместил в папку и завязал тесёмки.
        - Можно?
        - Заходи, Маруся.
        - Мама!  - закричала Тонечка, подбежала к матери и обняла изо всех сил.  - Мама, всё хорошо! Всё совсем не так, как я думала, и всё хорошо!
        - Бедная,  - погладила её по голове Марина Тимофеевна.  - Ты совсем извелась. На тебе лица и вправду нет. Андрей, всё в порядке?
        - В полном,  - уверил генерал.
        - Мы с мальчиком немного прошлись,  - рассказала Марина Тимофеевна.  - Он на самом деле рассуждает как художник. Что мы с ним будем делать, Тоня?
        - Я пока не знаю, мама.
        - Что за манера,  - пробормотала мать себе под нос,  - вечно подбирать чужих детей.
        - Я не подбирала,  - улыбнулась Тонечка.  - Он как-то сам… приблудился.
        - Давайте выпьем чаю,  - предложила Марина Тимофеевна.  - Ты нам расскажешь, что это за история с собакой! Как я понимаю, никаких других историй ты нам рассказать всё равно не захочешь.
        - Я хочу!  - пылко воскликнула Тонечка.  - Я просто пока не могу!..
        - Там принесли пирогов с яблоками,  - продолжала Марина,  - и они остались наедине, Родион и пироги. Я боюсь, это плохо кончится.
        За чаем Тонечка так бурно веселилась, что опрокинула на белоснежную скатерть стакан чая. Пока меняли на свежую, пока заново сервировали, генерал предложил выпить, и Тонечка немедленно согласилась.
        Они выпили раз и ещё раз, а потом она улеглась на диван, прямо здесь же, в столовой, и заснула каменным сном, как в обморок упала.
        И больше ничего не помнила - как её перенесли в спальню, как мать раздела её, как маленькую, как генерал звонил Герману и говорил, что его жена и Родион останутся у них, как уверял того, что ничего не случилось.
        Тонечка спала, и ей снились мать и лето, самое лучшее, что только может быть в жизни.
        Она проснулась как в прошлой прекрасной жизни - выспавшаяся, бодрая, полная сил и готовая продолжать жить дальше.
        Всё, случившееся вчера, казалось ей… дурацким сценарием, который она сама придумала, а потом кто-то поправил, и получился не дурацкий, а хороший сценарий!
        Тонечка долго и с удовольствием принимала душ, потом сушила кудри - она терпеть не могла их сушить, но сегодня делала это с удовольствием.
        - Саша,  - пела она под гудение фена,  - милый Саша, я вся, как прежде, ваша!..
        На завтрак были сырники и весёлые разговоры, и она всё оттягивала момент, когда позвонит, наконец, мужу и скажет, как она его любит.
        Ей было радостно об этом думать.
        Она позвонит, а лучше приедет в «Шератон»  - вдруг он ещё там!  - всё ему расскажет, и они вместе придумают, как быть дальше.
        Конечно же, конечно, придумают!..
        Теперь, когда выяснилось, что он окончательно и бесповоротно на «нашей» стороне, ему можно рассказать всё!
        И он многое должен будет ей рассказать! Например, как из секретного агента превратился в режиссёра и продюсера!.. Уж она теперь от него не отстанет!..
        Марина Тимофеевна, всегда понимавшая без слов, неожиданно предложила Родиону лыжную прогулку.
        - А потом, если ты не возражаешь,  - продолжала она.  - Нам с Андреем тоже хотелось бы посмотреть на эту твою необыкновенную собаку. Может быть, мы съездим? Позовём Настю с Даней!
        Родион немедленно уставился на Тонечку.
        - Можно?
        - Конечно. Нужно только предупредить Галину Сергеевну и попросить разрешения. Я позвоню. Ты помнишь, где она живёт?
        Родион воскликнул, что конечно помнит, но тут сообразил, что у него нет ни лыж, ни ботинок.
        - Наверняка мы здесь подберём,  - успокоила Марина.  - Ты умеешь с горки? Я никогда в жизни не могла!
        - Я научу,  - сказал генерал.
        Тонечке предлагали машину, но она отказалась.
        Ей хотелось двигаться, бежать, дышать, скакать - «зайкин праздник»!
        Её совершенно перестала угнетать мысль о Поясе Ориона, неведомых бандитах. Вдвоём с Сашей со всем разберуться. И помогут Лене Пантелеевой.
        И никакой Кондрат, даже если он опасен, не страшен. Её собственный Тонечкин муж умет не только снимать кино. Он служил… как это называется? … в «особой разведгруппе»!..
        Она шла по солнечной улице лёгким шагом и думала о том, что, если написать сценарий, никто не поверит! Герман первый скажет, что так не бывает и сценарист должен быть «ближе к жизни»!..
        Тут она засмеялась, немного пробежала, а потом проехала по раскатанной ледяной дорожке.
        …Как хороша жизнь!..
        Она не дошла до подъезда гостиницы всего несколько шагов.
        Попавшийся ей навстречу молодой человек неторопливо оглянулся по сторонам, вытащил из кармана нечто похожее на большую зажигалку, поравнялся с ней и чем-то брызнул в лицо.
        Тонечка отшатнулась, потеряла равновесие, стала валиться навзничь. Человек подхватил её и затолкал в подъехавшую машину.
        Саше она так и не позвонила.
        Она слышала только рёв собственной крови, и он казался ей грохотом.
        Так грохочет и ревёт надвигающийся скоростной поезд в ночном кошмаре, когда почему-то нельзя шевельнуть ни рукой, ни ногой, чтобы спастись, отползти с рельсов. Но в кошмаре было не так страшно, была надежда - вот, ещё чуть-чуть, последнее усилие - и удастся пошевелиться, и ужас отступит.
        Никакой надежды. Никакого сна. Всё происходит здесь и сейчас - наяву.
        Она вдруг мимоходом удивилась - ну да, наяву. И именно с ней. В эту минуту.
        Она прислушалась, но из-за пульсации и стука в ушах ничего не было слышно.
        Она сглотнула сухую, как папиросная бумага, слюну, помедлила и выглянула из своего укрытия.
        Ничего не видно, темнота и тишина. Наверняка в такой оглушительной тишине рёв её скоростного поезда слышен издалека, и он её выдаст!..
        Она вновь прижалась спиной к холодной стене.
        Медлить нельзя, нужно спасаться, но как, как?..
        Тонечка ощупала руками стену - она была гофрированная, как будто склад или ангар. Под стеной топчан, на котором она сидит, набросаны какие-то тряпки.
        И ничего не видно, совсем ничего!..
        Тут навалилась паника - такая, что не справиться! Тонечка замычала, сползла с топчана, держась руками за стену, пошла, сильно ударилась головой и остановилась.
        Нет, так нельзя. Нужно вернуться, сесть и подумать.
        Где она? Как она тут оказалась?
        Она вспомнила улицу, как она шла и радовалась, и подъезд отеля был совсем рядом!..
        И какой-то парень шел ей навстречу, а дальше провал, чернота.
        Она постояла, прислушиваясь.
        За стеной раздавался шорох, словно двигалось нечто большое.
        Что там может двигаться?..
        Ощупью, стараясь ни во что не врезаться головой, она добралась до топчана и опустилась на него.
        Кто на неё напал? Зачем?..
        Она принялась перетряхивать тряпье. Дурацкая мысль, что где-то здесь её сумка, а в ней телефон, показалась ей вполне логичной.
        Сумка в конце концов нашлась - она валялась под досками на полу,  - но в ней не было никакого телефона.
        Тогда Тонечка заплакала, громко, навзрыд.
        Она плакала от отчаяния и страха, но внезапно осознала, что её плач отдаётся от стен словно эхом.
        Она перестала всхлипывать и прислушалась.
        - Эй!  - робко сказала она.  - Где я?
        И снова голос отдался от стен.
        - Э-эй!  - закричала Тонечка во весь голос.  - Где я?! Помогите!..
        Внезапно, словно отвечая на её призыв, в вышине зажёгся свет. Он показался таким ярким, что Тонечка закрылась локтем.
        Лязгнуло железо, загремели засовы, что-то заскрипело в отдалении.
        Тонечка замерла и отняла от глаз руку.
        Оказалось, что она сидит у стены гигантского полупустого ангара. В центре ржавые металлические конструкции почти до потолка, под ними навалены бочки и какая-то арматура.
        От широких ворот к ней приближались люди - несколько человек. Рассмотреть их она не могла, свет был им в спины.
        Тонечка поняла, что там, за ними - улица, свобода, и ей стало наплевать на всё.
        Она сорвалась с места и побежала, но её перехватили, поволокли и швырнули на топчан. Она упала неловко, лицом вниз.
        - Антонина Фёдоровна,  - голос показался очень знакомым.  - Опомнитесь. Вы же разумный человек.
        Тонечка села, обеими руками придерживая голову.
        - Вы кто?  - спросила она и прищурилась.  - Я вас знаю?
        - Ради бога, конечно, знаете.
        Человек приблизился, оказался в центре светового круга - с металлической штанги свисала тусклая лампочка, показавшаяся Тонечке такой ослепительной после темноты.
        - Дайте на что сесть,  - приказал человек, и тотчас же ему подали какой-то стул.
        Он уселся, и Тонечка наконец-то смогла его рассмотреть.
        - Это вы?!  - изумилась она.  - Вы пришли меня спасти?!
        Человек засмеялся.
        - Поверьте, милая дама, вам ничего не угрожает. По крайней мере, пока.
        Тонечка смотрела на него. Глаза у неё слезились.
        - Вы… не офицер ФСБ по фамилии Степанов,  - наконец догадалась она.  - Вам нужен Пояс Ориона. Но не для того, чтобы его вернуть.
        Тот, кого она считала Сергеем Степановым, развёл руками.
        - Нужно быть последним идиотом, чтобы возвращать такую ценность! Мне она нужнее, чем ближневосточным царькам или этим чудесным женщинам, матери и дочери! Кстати, вы не знаете, где Пояс?
        Тонечка помедила:
        - Как вас зовут?
        - Вениамин Сутулов,  - сказал человек весело.  - Я здесь, в Нижнем Новгороде, пользуюсь определенным уважением. Если вы вернёте мне Пояс, буду очень признателен. Если нет, я вас пристрелю.
        - Понятно,  - ответила Тонечка.  - Но я не знаю, где он. И Светлана Павловна не знает.
        - Может быть, знает её дочь?..
        - Сомневаюсь,  - Тонечка постаралась, чтобы это прозвучало язвительно.
        Один из тех, кто стоял за спиной авторитета Сутулого, пошевелился и оглянулся.
        - Папаша был крайне несговорчивый человек,  - продолжал Сутулый словно с сожалением - Если бы он отдал Пояс, до сих пор бы лекарил потихоньку. Но он упёрся. А я был молодой, горячий!  - Он махнул рукой.  - Увлёкся, и он перекинулся, а я так ничего и не узнал. А может, у него и не было Пояса, тот чурка как подарил, так и забрал, они все такие! А дочь законное наследство вытребовала и привезла. Не зря же она столько лет там торчала, на Востоке. Отдал бы папаша сразу, и не было бы этого ничего.
        И Сутулый вздохнул печально, сокрушаясь, что Лев Пантелеев оказался «несговорчивым»!
        - Он бы ничего вам не отдал,  - проговорила Тонечка, вспомнив человека с фотографии.  - Как же вы не поняли?..
        Сутулый помолчал, разглядывая её.
        - Ты, конечно, милашка,  - сказал он.  - И, говорят, сценарии пишешь! Но ты и понятия не имеешь, о чём идёт речь.
        Он вдруг рывком придвинулся к ней, она отшатнулась.
        - Расколоть можно любого,  - он оскалился.  - Только действовать нужно правильно, постепенно. А я тогда погорячился.
        - Я не знаю, где Пояс,  - испуганно пробормотала Тонечка.  - Я вообще про него ничего не знаю.
        - Ну и хорошо!  - сказал Сутулый весело.  - Я думал, ты меня к нему приведёшь через муженька своего и его дружка Кондрата. А ты, видишь, тётёха! Ничего не знаешь! Но привести - приведёшь.
        - Я не знаю, где Пояс,  - повторила Тонечка.  - Правда!
        - Мы сейчас позвоним,  - обрадовался Сутулый и приказал:  - Телефон мне! И позвоним. И ты попросишь мужа найти Пояс.
        Тонечка смотрела на него.
        - А я возьму тебя за ручку,  - он схватил её за пальцы сильно, больно.  - И пока ты его станешь убеждать, я тебе стану пальчик отрезать. Ты его сначала попросишь, а потом мы отрежем - для убедительности и чтоб он слышал.
        Тонечка продолжала смотреть на него остановившимся взглядом. Она понимала, что так всё и будет.
        - А если он плохо искать будет или дружок Кондрат упрётся, у нас пальчиков много! И у тебя, и у девочки твоей, и у мальчика.
        Он вынул нож, ловко и привычно, перехватил её руку и просунул лезвие под ноготь.
        Тонечка закричала.
        - Как?  - спросил Сутулый, усмехаясь.  - Уже?! Так я не начал даже! Весело у нас тут будет, шумно! Ну, звони, милашка.
        И подал ей телефон.
        Его свита молчала, только один всё оглядывался.
        Тонечка стала набирать номер.
        - Слышь, Сутулый,  - сказал тот, кто оглядывался,  - там это… вроде мелькнуло что-то…
        - В глазах у тебя мелькает после вчерашнего,  - сморщившись, отмахнулся Сутулый.  - Ну? Набрала? Давай, давай!..
        Что произошло дальше, Тонечка не успела ни разглядеть, ни понять.
        Сверху, с металлических конструкций, свалилась какая-то тень, ещё одна мелькнула в проёме ворот за спинами у бандитов, а потом сбоку появилась третья.
        Совсем рядом негромко и мягко хлопнуло, раз, другой, третий, и все, кто стоял за спиной у Сутулого, зачем-то повалились на пол.
        Тот судорожно дёрнулся, подтянул к себе Тонечку, в последнюю секунду прямо перед собой она увидела Германа - должно быть, она в бреду.
        Герман резко отпрыгнул в сторону, за его плечом возникла бородища Кондрата.
        - Только не насмерть!  - заорали издалека, и эхо разнеслось по всему помещению, почти заглушив ещё один мягкий хлопок. Сутулый весь обмяк, нож вывалился из его руки и покатился.
        Герман зачем-то поддал его ногой, и он улетел в черноту.
        - Са… Саша…  - проговорила Тонечка, трясясь.  - Это… ты?..
        - Жива?
        - Ка… кажется…
        Кондрат Ермолаев подошёл, присел на корточки перед лежащим на цементном полу авторитетом и потрогал его шею. А потом посветил фонарём сначала в один, а потом в другой глаз.
        - Ну чего?
        - Нормально.
        Герман подошёл и зачем-то уселся на топчан рядом с женой.
        - А я тебе говорил,  - сказал он Кондрату.  - Ты стрелять должен. Какой из меня стрелок-то? Я сто лет без тренировок. А ты снайпером был, снайпером и остался.
        Кондрат кивнул.
        - Мужики, чего там у вас?  - закричали издалека.
        - Всё в порядке, товарищ подполковник!  - прокричал в ответ Герман.  - Заложница жива. Три трупа и один раненый.
        - Ай, молодцы,  - похвалил Мишаков, появляясь со стороны ворот.  - Ай, красавцы! И этого в живых оставили! Вот это прям подарочный вариант!
        Мишаков был в камуфляжной форме, бронежилет торчал за шеей горбом. Тонечкин муж и его друг Кондрат были в джинсах и футболках с длинными рукавами, одинаковых, чёрных.
        Мишаков помахал рукой в сторону ворот и отступил. За его спиной в ангар стали въезжать полицейские машины.
        - Как ты меня нашёл?  - спросила Тонечка и привалилась к Герману плечом.
        - Тебя товарищ подполковник нашёл,  - ответил тот и потрепал её по голове.  - Он все такие места в окрестностях наперечёт знает. Где Сутулый пасётся и свои вопросы решает. А мы с Кондратием только к финалу подключились.
        - А как ты узнал, что я… что меня…
        - Так позвонили мне,  - Герман привычным движением отправил пистолет в кобуру.  - Сказали, чтоб я Пояс Ориона искал. И обещали, что дадут с тобой поговорить. Классика жанра.
        - Здрасти, Тоня,  - сказал Кондрат Ермолаев и тоже сел на топчан с другой стороны от неё.  - Перепугались?
        Тонечка кивнула.
        - Вы молодцом,  - похвалил Кондрат.
        - А вы… снайпер?
        - Вам Саша всё расскажет.
        - А Лена? Жива?
        - Жива, жива. Передаёт вам привет.
        Тонечка посмотрела на него:
        - Вы всё знали, да? Где она прячется и от кого!
        Кондрат вздохнул.
        - Ну, конечно. Мы вместе придумали, как нам время потянуть. Её в музее спрятали, там Гриша служит, мой старый приятель. А меня на нары. Я сдуру Сашку не посвятил в наши планы, вот оно всё и завертелось…
        - А мне директор музея сказал, что он вас терпеть не может,  - не унималась Тонечка.  - Вы Зосю увезли куда-то, а потом она умерла.
        Герман и Кондрат поверх Тонечкиной головы посмотрели друг на друга.
        - Это долгая история,  - проговорил Герман, морщась.  - Я тебе потом расскажу.
        - Нет,  - вдруг перебил Кондрат.  - Нужно прямо сейчас, Сашка. Ты потом в подробностях, а сейчас только главное. Давай.
        - Я не могу,  - быстро сказал Герман.
        - Брось ты.
        По ангару ходили люди, перекликались, курили. Машины стучали двигателями. В распахнутые ворота тянуло сырым туманом.
        Тонечка ничего не поняла.
        - Саша,  - она взяла мужа двумя руками за уши и повернула к себе его голову.  - Что?.. Ведь хуже уже точно не будет!
        Герман помедлил.
        - Родион мой сын,  - ответил он наконец.  - Я и не знал. Восемнадцать лет назад у нас с Зосей был… роман. Я вернулся в отпуск на несколько дней, Кондрат остался в Сирии. И попросил меня съездить к его сестре. Я съездил и… получился Родион.
        - Мы правда не знали,  - подхватил Кондрат.  - Мы здесь, в России, и не бывали почти. А она ничего не сказала и спряталась. Полячка, гордячка!.. Всю жизнь такая была. Я в прошлом году вернулся, стал её искать. И нашёл Родиона.
        - Кондрат приехал ко мне в Москву, рассказал.
        - Так вот зачем ему делали тест ДНК,  - проговорила Тонечка.
        Герман кивнул.
        - Ты должен был всё мне рассказать,  - сказала она грозно.  - Сразу же! А не ждать год!
        - Ну, вот не рассказал.
        - Мужики!  - издалека закричал Мишаков.  - Мы тут закончим, поедем все ко мне! Я карасей в сметане сделаю! Карась, я считаю, такой же символ отечества, как и русская берёза!
        Вся троица - Тонечка, Герман и Кондрат - молча сидела на топчане плечом к плечу.
        - То есть,  - продолжила Тонечка,  - нам не нужно узнавать, есть ли художественное училище в Нижнем, потому что учиться Родион будет в Москве. И собака будет с нами! Он прямо помешался на этой собаке!
        - Какое художественное училище?  - спросил Кондрат.
        - Какая собака?  - спросил Герман.
        - Эх вы, герои, особая разведгруппа!  - усмехнулась Тонечка.  - Таких простых вещей не знаете.
        И обняла обоих за шеи.
        - А я тебе говорил - расскажи,  - сказал Кондрат.  - А ты струсил.
        - Поедем?  - предложил Герман жене.  - Там наши все на нервах.
        И только тут она заплакала.
        На лужайке играли в бадминтон, на террасе накрывали стол, возле сарая рубили дрова, из-под навеса тащили мангал.
        И народу - не протолкнёшься.
        Генерал Липницкий в подвёрнутых спортивных штанах и носовом платке, завязанном на четыре узла, на голове вогнал топор в колоду и скомандовал, чтоб Марина подала ему квасу - жарко.
        - А что, у нас есть квас?  - удивился Даня, который таскал дрова в дом.
        - Полно,  - не моргнув глазом, ответила Марина Тимофеевна,  - я наварила, мы вчера на ледник отнесли.
        - Тогда и мне, и мне квасу,  - заныл Даня.  - Что ж вы мне не сказали, что квас есть!
        - Потому и не сказал, что ты его весь выдуешь,  - парировал отец.
        Настя бросила ракетку и сказала Родиону, что играть больше не может - жарко. Крохотная собаченция, метавшаяся между ними за воланом, тоже остановилась, встопорщила уши и вопросительно наклонила голову.
        - Пить хочешь?  - спросил Родион.  - Сейчас принесу.
        - Там квас есть!  - прокричал Даня.
        - Собаке квасу?!
        - Почему собаке? Людям!..
        - Да ну тебя.
        Тонечка показалась на крыльце.
        - Родька!  - прокричала она.  - Спроси дядю, где самовар! Нам бы его помыть!
        - Дядю?
        - Ах, господи, самовар.
        - А он в доме!
        - Самовар?  - удивилась Тонечка.
        - Дядя!
        - Ах, господи.
        Родион подхватил под мышки свою собаку, немного потряс, поцеловал в морду, спустил на траву, прямо к миске с водой.
        Пёс Ямбург, который, кажется, никак не мог разобраться, что это за существо скачет по его участку, подошёл и тоже стал пить. У него была своя миска размером с небольшой тазик, но из этой, крохотной, он пил из принципа.
        Герман тащил тяжеленный мангал, Родион бросился помогать, собачье недоразумение поскакало за ним.
        - Пап,  - сказал Родион, старательно пыхтя,  - там Тоня самовар ищет.
        - Сейчас достанем.
        - «Течёт река неспешно по долине,  - продекламировала Настя из гамака,  - многооконный на пригорке дом, а мы живём как при Екатерине: молебны служим, урожая ждём». Данька, как ты думаешь, я смогу сыграть Катерину в «Грозе»?
        - Ты можешь сыграть обезьяну на лиане.
        - Эта собака ко мне не идёт,  - пожаловалась Настя.  - Только Родьку признаёт! Родька, поделись собакой, будь человеком!
        - Да бери, пожалуйста,  - пробормотал Родион ревниво.  - Пользуйся.
        Он знал совершенно точно, что попользоваться Буськой не удастся никому. Она и впрямь признавала только Родиона.
        - Андрюш, хорош,  - сказала Марина Тимофеевна мужу,  - давайте с детьми складывайте дрова в поленницу. И тебе умыться нужно, ты весь мокрый.
        - Так ведь жара, Маруся!.. Лето!..
        - Я Светлане Павловне помогу,  - Марина сунула мужу футболку.  - Она на стол подаёт. И оденься, сгоришь сейчас весь!..
        И поднялась на террасу.
        Стол был уже почти накрыт - дачный сервиз с вишнями и сливами на тарелках сверкал, отражая солнце, серебряная крюшонница на специальном подносе была вся покрыта мелкой водяной пылью, как видно, её только что внесли с ледника.
        Самое смешное, подумала Марина Тимофеевна, что в этом доме как раз есть настоящий ледник! Не просто холодильник, а именно ледник, где с зимы был запасён и уложен ровными плитами речной лёд!..
        - Я вам помогу, Светлана Павловна.
        - Отдыхайте, отдыхайте, Марина! Нас тут и так полно.
        - Мне неудобно,  - объявила Марина Тимофеевна.  - Я привыкла всем подавать, а тут наоборот.
        - Лен,  - спросила Тонечка у хозяйки дома, которая раскладывала приборы к тарелкам с вишнями и сливами,  - а твой муж Кондрат правда повар, что ли? Он так готовит! Я только в кулинарных передачах видела, чтоб так готовили.
        Лена засмеялась и передала ей приборы.
        - А твой? На, разложи на той стороне! Твой муж правда продюсер?
        - Ну, мой со своей прежней работы много лет назад ушёл, а твой совсем недавно!
        - Он в последние годы правда поваром работал,  - объяснила Лена.  - Это очень хорошее место - всегда вокруг много людей, вина, разговоров. Он же… в разведке служил. В ресторане много информации можно получить. Да и я тоже, знаешь, не тупая блогерша! То есть, может, и тупая, но не до конца. Мы все решаем свои задачи, Тоня.
        Тонечка кивнула.
        Свыкнуться с мыслью, что Герман и его друг Кондрат вместе служили когда-то в разведке, она до сих пор не могла. Оперативный псевдоним Кегер - Кондрат Ермолаев и Александр Герман!
        Тогда, зимой, она ничего не поняла, когда Кондрат сказал, что будет разговаривать только с адвокатом по фамилии Кегер! А оказалось, он таким образом дал понять Герману, что снова вышел на тропу войны и Герман не должен ему мешать!
        Мишакова Тонечкин муж предупредил, а ей не сказал ни слова!
        Впрочем, они многого не могли друг другу сказать. Хорошо, что всё закончилось.
        Липицкий вошел на террасу, сделал большие глаза, увидев роскошный стол, и заметил:
        - Там собаки подрывают устои.
        - Что такое?
        - Ну, роют яму под забором.
        - Так разгони их немедленно!  - всплеснула руками Марина.
        - Нет, я в душ. Гоните сами!
        Лена выскочила на крыльцо и закричала детям, чтоб разогнали собак.
        Её никто не слушал и разгонять пришлось самой.
        За стол уселись поздно и пировали долго.
        Кондрат произнёс тост за Тонечку, и Лена произнесла тост за Тонечку.
        - Как ты тогда меня нашла!  - сказала она.  - А помнишь, как Гриша тебя чуть не задушил!
        - Тоня, не ввязывайся в уличные потасовки,  - вставил Герман.  - Я же тебя просил!
        - Если бы я не ввязывалась, неизвестно, чем бы всё закончилось,  - язвительно отвечала Тонечка.  - А почему вы тогда Родьку позвали, а сами смылись? Один на нары, другая в музей!
        - Мы думали, что у нас есть время, а Сашка настаивал, хотел Родиона увидеть. А тут как раз накануне вашего приезда на Лену на стоянке напали, и мы поняли, что ждать нельзя. Мы когда в Бейруте познакомились, она мне сразу рассказала и про отца, и про Пояс, и сразу было понятно, что нас в покое не оставят. На самом деле, я был уверен, что Сашка Родиона не проворонит, разберётся.
        - Да это я разобралась-то!
        - Ну, ты, конечно!  - Герман от души поцеловал супругу в розовую щёку.  - Хотя лучше б ты сценарий написала!
        - Саша, я написала сценарий!
        - Ещё один,  - не растерялся Герман.  - Если б ты время не тратила на детективную деятельность, ты бы их уже десять написала!
        - Саша!..
        - А что бы стали делать с Поясом Ориона, если б он нашёлся?  - спросил Липницкий у Светланы Павловны.
        - Да будь он трижды проклят, этот Пояс,  - она махнула рукой.  - Слышать о нём не хочу.
        - А я бы посмотрел,  - мечтательно сказал Даня.  - Настоящее сокровище, да ещё с легендой! Никто не знает, как звали звездочёта, которому он принадлежал?
        - А может и не было никакого звездочёта,  - высказалась Настя.
        - Сто пудов был,  - откликнулся Родион.  - Если не было, тогда это никакое не сокровище, а просто жемчуг с бриллиантами. Ерунда, неинтересно.
        - Ты совершенно верно рассуждаешь,  - поддержала Марина Тимофеевна.
        После ужина долго искали самовар, который оказался почему-то на чердаке.
        - Этому самовару лет двести,  - пояснила Светлана Павловна, когда его внесли на террасу.  - Он нам от Лёвиного дедушки достался. Когда Лена вернулась, мы его сюда перевезли, в квартире он лишний совсем.
        - А раньше и в квартирах топили,  - вспоминал Липницкий.  - Специальные дымоходы делали!
        - У нас есть,  - Светлана Павловна улыбнулась.  - Мы с Лёвушкой по молодости топили! Мне нравилось!
        - Его бы почистить,  - заметил Кондрат.
        - И отреставрировать,  - поддержал Герман.
        - Ну почистите и отреставрируйте,  - предложила Лена.  - Только давайте сначала чаю попьём. Саш, тащи его под уличный кран. Вот помыть его точно нужно!..
        - А я пока стол почищу и отреставрирую,  - Марина Тимофеевна решительно поднялась.  - Так, брысь все на улицу! Я сама.
        Герман поволок самовар. Тот был тяжёлый, словно из чугуна отлитый.
        Он снял конфорку и крышку и подставил самовар под кран. Распрямился и посмотрел по сторонам.
        Лето, теплынь, пионами пахнет. Самое лучшее время в жизни!
        Вода залила ему ноги, он отскочил и завернул кран.
        Странное дело. Самовар наполнился как-то слишком быстро.
        Герман вылил воду в траву и посмотрел внутрь, а потом смерил глазами снаружи.
        - Кондрат,  - позвал он.  - Подойди, а?..
        - Чего такое?
        Герман кивнул на самовар.
        - Ты посмотри, какой он внутри и какой снаружи.
        - Что там у вас?  - заинтересовалась Тонечка.
        - Да,  - согласился Кондрат,  - объём разный.
        - Эх ты,  - непонятно сказал Герман.  - Разведчик хренов. И не заметил?
        - Я его в руках не держал, Сашка. Родька, принеси там, на верстаке, пассатижи.
        Аккуратно вырезанный железный диск служил фальшивым дном и надёжно прикрывал то, что было под ним спрятано.
        Герман и Кондрат осторожно вынули диск.
        Вокруг самоварной топки были намотаны какие-то тряпки.
        - Ну, конечно,  - проговорил Герман.  - Зови своих. Дети, идите сюда! Андрей, Марина!..
        Когда все собрались вокруг самовара, Кондрат вытащил намотанные тряпки, развернул и разложил на молодой изумрудной траве.
        - Боже мой,  - произнесла Светлана Павловна.
        Жемчуг сиял под вечерним солнцем, полыхали бриллиантовые звёзды, переливалось золотое шитьё.
        Все молчали.
        - Ну вот,  - только и смогла вымолвить Лена. Кондрат обнял её за плечи.
        Дети, сталкиваясь головами, рассматривали сокровище.
        - И вот из-за этого столько всего случилось?  - спросил наконец Родион.  - Это же просто какие-то звёзды. Из бриллиантов.
        Тонечка погладила его по голове, он вывернулся.
        - Я его потом нарисую,  - решил Родион.  - Только вместе со звездочётом.
        - Звездочёта ещё нужно придумать,  - заметил Даня.
        - Придумывать - самое простое,  - отмахнулся Родион.
        - Придумать просто,  - поддержала Настя,  - а вот сыграть! Поди сыграй!..
        - Ну, ты-то пока ничего сыграть не можешь! Только обезьяну можешь! Или табуретку.
        - Я хочу клубники,  - заныла Настя.  - Светлана Павловна, можно мы соберём?..
        - Ну, конечно.
        Взрослые всё стояли и смотрели на сокровище, а дети, подхватив ушастую собаку и миску, отправились на грядки.
        …Как хорошо, думала Тонечка, как хорошо, что есть дети, и мама, и любовь, и пионы, и лето - всё самое лучшее в жизни!..
        А Пояс Ориона - так, какие-то звёзды…
        THE END
        notes
        1
        Роман «Серьга Артемиды».
        2
        Роман «Серьга Артемиды».