Желанная месть Кейт Уокер
        Любовный роман — Harlequin #585 Для Дарио брак с леди Элис — это не только способ отомстить своему единокровному брату Маркусу, но и возможность получить наследство и признание отца, который жаждет породниться с аристократической семьей. Элис вынуждена согласиться на брак по расчету, чтобы при помощи денег Дарио спасти родителей от суда. Но они оба, и Дарио, и Элис, не предусмотрели одного — взаимного влечения…
        Кейт Уолкер
        Желанная месть
        Все права на издание защищены, включая право воспроизведения полностью или частично в любой форме. Это издание опубликовано с разрешения Harlequin Books S. A.
        Иллюстрация на обложке используется с разрешения Harlequin Enterprises limited. Все права защищены.
        Товарные знаки Harlequin и Diamond принадлежат Harlequin Enterprises limited или его корпоративным аффилированным членам и могут быть использованы только на основании сублицензионного соглашения.
        Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.
        Olivero’s Outrageous Proposal
«Желанная месть»
        
        Глава 1
        Элис почти отказалась от своего плана и была готова признать, что вся эта затея сплошное безумство, и к тому же опасное. И тут она увидела его. Она действительно думала о том, чтобы уйти до начала пышного благотворительного бала. Сомнения относительно дикого плана продолжались, пока в толпе перед ней не образовался просвет и она не увидела впереди на противоположной стороне зала высокого темноволосого мужчину.
        Дыхание застряло в горле. Элис, чтобы лучше его разглядеть, откинула со лба прядку светлых золотистых волос. Он был… само совершенство.
        Она чуть было не произнесла это вслух.
        Мужчина в дальнем конце зала отличался от всех. Он выглядел… инопланетянином, выделяясь подобно большому черному орлу среди кучки сверкающих ярким оперением павлинов. Он принадлежал к той породе людей, которые совершенно не похожи ни на кого. И вот эта непохожесть заставила ее не отрываясь смотреть на него. Не в силах отвести глаз, она застыла, не донеся фужер с шампанским до рта.
        Он… потрясающий. Другого слова не подобрать. Высокий, поджарый, мускулистый. Несмотря на официальный элегантный вечерний костюм с белоснежной рубашкой, мужчина выглядел… необузданным. Галстук был ослаблен — видно, он потянул стягивающий шею узел,  — а верхняя пуговица рубашки расстегнута, словно ему не хватало воздуха. Черные волосы — длиннее, чем у других мужчин,  — походили на гриву сильного льва, худощавое лицо с высокими скулами, густые темные ресницы скрывали жгучий взгляд. Он смотрел прямо перед собой, на чувственно изогнутых губах играла едва заметная холодная и насмешливая улыбка.
        Все это делало его неотразимым и совершенным. И еще чувствовалось, что он, как и Элис, был здесь чужим. Хотя, разумеется, его не заставили сюда прийти, как в ее случае. Отец настоял на том, чтобы она вышла в свет, Элис же предпочла бы остаться дома.
        — Тебе необходимо куда-нибудь пойти. Сколько можно торчать в этой убогой художественной галерее,  — заявил он.
        — Мне нравится там работать!  — возразила Элис. Возможно, эта работа не совсем такая, на какую она надеялась, но она хотя бы зарабатывала деньги, и к тому же это был просвет, когда болезнь матери нависала темным облаком.
        — Тебе следует бывать в обществе, встречаться с людьми.
        Элис понимала, что отец имеет в виду Маркуса Кавано. Этот человек превратил ее жизнь в сущий ад своим настойчивым вниманием и назойливыми визитами, пытался склонить ее выйти за него замуж. Он даже стал появляться в художественной галерее, так что покоя от него не было. Но недавно отец Элис по какой-то причине решил, что браки должны заключаться на небесах.
        — Он может быть сыном твоего босса и наследником, но он мне не нравится!  — заявила Элис.
        Отец ее не слушал. Он, правда, не давил на нее, не требовал, чтобы она приняла предложение Маркуса, но ей было ясно: отец считает, что лучшего мужа ей не найти.
        В конце концов, устав от изматывающего ощущения тяжести и тревоги, Элис решила пойти на сегодняшний бал и использовать это событие себе на пользу — попытаться выйти из затруднительной ситуации, в которую угодила. И тут появляется незнакомец.
        Конечно, этот человек не в таком плачевном положении, как она. Весь его вид — осанка, прекрасно сшитый костюм — соответствует окружающей публике. Но… выражение лица показывает, что мнение других ему безразлично. Это добавляет ему плюсов к тому, что она задумала для себя на сегодняшний вечер.
        Он может стать ее… сообщником.
        И тут мысль, промелькнувшая у нее в голове, как будто долетела до мужчины на противоположной стороне зала, потому что он мотнул львиной гривой волос и встретился с Элис взглядом.
        В ту же самую секунду мир опрокинулся, Элис пошатнулась и уперлась рукой в стену, чтобы держаться прямо. В голове сверкнуло одно слово — «опасность». Она в панике закусила губу. Но ее охватила не просто паника — она ощутила возбуждение. Она ведь хочет положить конец чрезмерно настойчивым ухаживаниям Маркуса. Здорово, если ей удастся немного развлечься. Но можно ли считать развлечением то гудение во всем теле, которое возникло от вида этого мужчины?
        У Элис дрогнула рука, фужер наклонился, и капли прозрачной шипящей жидкости выплеснулись прямо на платье. На темно-синем шелке тут же расползлось пятно.
        — О нет!
        У нее в серебряной сумочке-клатче есть бумажная салфетка, но как достать ее оттуда одной рукой, когда другой она пытается удержать фужер? Она стиснула тонкую ножку фужера и чуть не выронила клатч. В результате она пролила еще вина прямо себе на грудь в глубокий вырез декольте.
        — Позвольте мне.
        Голос был невозмутимый и мягкий, как бархат. Элис также заметила, что голос еще и глубокий, мужественный и с очень приятным акцентом забрал у нее фужер, серебряный клатч, и положил все это на столик рядом, затем схватил белую салфетку, взмахом развернул и прижал к платью, промокая мокрое пятно, и в этот момент Элис залюбовалась длинными загорелыми руками.
        — Спасибо…  — промямлила она.
        Ноги почему-то ее не слушались, и она неловко покачнулась на высоких каблуках, к которым была непривычна.
        — Осторожно.
        Голос прозвучал почти ей в ухо, и крепкая рука сомкнулась у нее на запястье.
        — Спасибо.
        К своему облегчению, Элис смогла справиться с волнением. Она выпрямилась и посмотрела прямо ему в глаза.
        И… чуть не упала. Таких синих глаз, ясных и ярких, как Средиземное море на солнце в полдень, она никогда не видела.
        Мужчина, который стоял на противоположной стороне зала, сейчас находился рядом и нависал над ней темной тенью. Его фигура загородила свет и всех в зале. Казалось, что из его тела исходит жар и обволакивает ее подобно волшебному облаку, а запах его кожи вместе с пряным запахом одеколона пьянит.
        — Спасибо… вам.
        Она выдернула руку и ухватилась за его плечо, почувствовав, как напряглись мышцы под тонкой материей костюма. Прилив жара обжег ее, и она испугалась, что лишится сил.
        Он как-то странно усмехнулся, продолжая вытирать ей платье.
        — Надо, чтобы пятно побыстрее высохло,  — пробормотал он.  — Чтобы платье окончательно не было испорчено.
        — Я… да…
        Что еще сказать? И кому? Они словно существовали в собственном изолированном мирке, недоступном для гула разговоров вокруг.
        Темноволосая голова наклонилась, прядь задела ей щеку, когда он сосредоточенно высушивал салфеткой платье. Он так близко, что наверняка мог услышать, как сильно стучит у нее сердце, почувствовать ее частое дыхание и увидеть, как она покраснела. Салфетка переместилась на край декольте, туда, где была видна кремовая кожа. Он стер капли вина с выступающих выпуклостей груди.
        Мужчина коснулся ее осторожно, деликатно, но, учитывая то, где они находились, это был интимный жест.
        — Думаю, достаточно…  — Элис хотела отстраниться, отбросить его руки, потрясенная собственной реакцией на его прикосновения, пусть и сквозь накрахмаленную салфетку. Но в то же время она хотела этих прикосновений. Хотела ощущать их обнаженной кожей.
        Элис испугалась. Если она не последит за собой, то вполне может произнести совсем другие слова. Те, которые побуждает ее сказать первобытный женский инстинкт. Это слова «еще» и «пожалуйста»  — они уже готовы сорваться с языка.
        — Все в порядке… благодарю вас.
        — Да, по-моему, все в порядке.
        Его теплое дыхание задело вьющиеся прядки волос около уха. Но, по крайней мере, он отнял руку от ее груди, свернул салфетку в комок и положил на стол позади них.
        — Теперь мы могли бы начать все сначала.
        Голос с красивым акцентом звучал немного насмешливо. На губах — улыбка. А эти темно-голубые глаза… Они беззастенчиво оценивали ее. Элис почувствовала себя молекулой под микроскопом.
        Он выпрямился, и только сейчас Элис увидела, какой же он высокий — когда он наклонялся над ней, это было не так заметно.
        — Меня зовут Дарио Оливеро,  — сказал он, протягивая руку. Этот официальный жест показался ей нелепым после той интимной минуты. Голос прозвучал почему-то резко, словно у него пересохло в горле.
        — Элис Грегори…  — еле слышно представилась она и лизнула губы, вдруг ощутив их сухость.
        Он не сводил с нее своих синих глаз и продолжал улыбаться. Это была улыбка тигра, когда хищник понял, что олень, которого он заприметил, дрожит от волнения и страха.
        Но стоило ему взять ее за руку, как эта мысль вылетела у нее из головы. Его сильная теплая рука… Ее это возбудило. Такого с ней еще не бывало. Да, конечно, с ней здоровались за руку мужчины, но испытать при этом волнение… Кожу обожгло, казалось, что из всех пор сочится жар, растекается по телу, устремляясь прямо в самую чувствительную точку внутри. Это безнравственно. Она в публичном месте, а этого мужчину она встретила всего минуту назад.
        Подобные ощущения она никогда раньше не испытывала. Такие внезапные, ошеломляющие… И это она чувствует к мужчине совершенно незнакомому.
        Но теперь она хотя бы знает его имя. Конечно, она слышала о Дарио Оливеро. Да и кто не слышал? Принадлежащие ему виноградники и завоевавшие награды вина были всемирно известны.
        — Элис…  — Ее имя прозвучало у него как-то по-особому, по-новому, медленно и чувственно. Он словно ласкал языком эти два слога.
        Но взгляд совсем не соответствовал мягкости слов. Синие глаза на секунду сделались колючими. Правда, всего на секунду. Лицо тут же расслабилось, и он ослепил ее улыбкой.
        Элис Грегори. Имя эхом отозвалось в голове у Дарио. Значит, это леди Элис Грегори. Ему говорили, что она будет на балу, и исключительно поэтому он до сих пор выносил скуку этого вечера, хотя занятно было наблюдать за другими гостями, видеть их фальшивые улыбки, поцелуи в воздух, не касаясь щек.
        В прежние годы — очень давно — он не смог бы даже переступить порог такого зала, не говоря уже о том, чтобы находиться среди титулованного и богатого общества. А если бы попытался, то его, несомненно, выпроводили бы вон через заднюю дверь. Задняя дверь была ему хорошо знакома, когда он занимался доставкой для винного завода Коретти. Это была его первая работа, которая проложила ему путь к успеху.
        Вероятно, он мог бы называться незаконным сыном Хенри Кавано, если бы отец признал его. Но от одной этой мысли во рту появлялся горький привкус. Даже если он когда-либо надеялся на это, то сегодня о подобных мыслях полностью забыл. Сегодня он здесь, его принимают как Дарио Оливеро, владельца огромных виноградников в Тоскане, экспортера вин, пользующихся спросом у сильных мира сего — эти люди почитали за честь иметь его своим гостем на подобных приемах.
        Он — человек, сам создавший свое состояние. А деньги, как известно, говорят за себя.
        Но не это привело его сегодня сюда. Он хотел встретить одну женщину… эту.
        — Здравствуйте, Элис Грегори.  — По его интонации нельзя было догадаться, как он удивлен и доволен.
        Он ожидал, что она красива. Маркус, разумеется, появляется на таких значимых приемах лишь в обществе дам с внешностью топ-моделей и тем более если у дамы титул, который для обоих Кавано, отца и сына — законного сына,  — представляется очень важным.
        Но Элис Грегори не походила на привычных для Маркуса женщин. В этой высокой красивой блондинке было что-то другое, неожиданное. В ней не было искусственности, которой отличались накрашенные худосочные особы, с которыми Маркус любил фотографироваться. У нее женственные формы, настоящая, а не силиконовая грудь, как у последней из моделей Маркуса. Когда Дарио промокал салфеткой вино на кремовой коже в вырезе декольте, то сердце громко застучало, а брюки натянулись и сдавили пах. Запах ее кожи вместе с цветочным ароматом духов окутал его, обострив все чувства. А в тот момент, когда блестящая капелька соскользнула в ложбинку на груди, у него так сильно пересохло во рту, что он с трудом проглотил слюну, прежде чем назвать свое имя.
        Он слишком долго задержал ее изящную тонкую руку в своей руке. На ее губах появилась нерешительная улыбка, и он почувствовал, как напряглась у нее кисть, будто она хотела вырвать руку.
        — Простите меня…
        — Здравствуйте, Дарио…
        Эти две фразы вдруг нарушили возникшую неловкость, и оба рассмеялись. Он отпустил ее руку и заметил, что она на секунду задержала свою ладонь.
        Но секунда прошла, и она опустила руку, оглянулась, ища глазами свою сумочку, которую он положил на стол.
        — Спасибо, что пришли мне на помощь.
        — Я уже до этого шел к вам.
        — Да?  — Она слегка откинула голову — зеленые глаза смотрели прямо на него, кремовый гладкий лоб прорезала морщинка.
        — Конечно,  — улыбнулся он.
        Ее губы дрогнули — она его поняла, он уверен.
        — И вы это знаете,  — сказал он.
        — Знаю?
        Она произнесла это излишне отрывисто и резко, вздернула подбородок и поджала пухлые губы. Он почувствовал, что она сейчас отпрянет от него. Боится признаться себе, что в тот самый момент, когда их глаза встретились, ошеломляющая огненная вспышка молнией пересекла расстояние между ними? Эта сила оглушила его и заставила двинуться прямо к ней еще до того, как он осознал, что случилось. Он был не в силах остановиться и подумать о том, что такое поведение ему абсолютно несвойственно. Он не тот человек, кто действует импульсивно. Он никогда не совершает опрометчивых поступков. Он все продумывает вплоть до последней детали, все доводит до конца. Он этим славится. На этом он построил свою репутацию… и свое состояние: полная сосредоточенность, доведенное до совершенства внимание к мелочам.
        И тем не менее он стоит перед женщиной, которую он увидел через зал. И все это оттого, что он не в силах поступить иначе.
        У него даже нет такого оправдания, что она — женщина, которую он искал. Когда он сделал шаг в ее сторону, то понятия не имел, что это Элис Грегори.
        Она чувствовала то же самое к нему — он прочитал это в ее глазах. Он не ошибается.
        — Знаю?  — повторила она.
        Зеленые глаза быстро переместились с его лица вправо на вход под высокой аркой, где даже в такой поздний час толпились новые гости, направляясь в зал. Она, видно, ищет возможности уйти отсюда. Она струсила. Его охватила досада.
        Но Элис повернула к нему голову и сказала твердо и решительно:
        — Да, я знаю. А если вы не подошли бы ко мне, то я подошла бы к вам.
        У него было ощущение, что мир пошатнулся. Произошло невероятное: женщина, которую он только что увидел, исчезла, и ее заменила совершенно другая.
        — Для чего тогда вы направились ко мне?  — шутливо произнесла она, и глаза у нее как-то по-новому засветились.
        Уместный вопрос. Если бы, черт возьми, Дарио мог на него ответить, потому что в голове у него все смешалось из-за настойчивых требований тела.
        А кто в этом виноват? Никто. Просто Элис Грегори, ради которой он сюда явился, оказалась такой сексуальной женщиной. Как только их глаза встретились, между ними пролетела искра, соединившая их. Ее глаза звали: «Иди сюда». И вот он подошел…
        В этот самый момент краем глаза он заметил движение на лестнице и фигуру со светлыми прилизанными волосами. Маркус. Наконец-то появился и напомнил ему, зачем он здесь: чтобы сорвать план Маркуса еще до конца вечера представить своему отцу титулованную невесту. Пора переходить к осуществлению плана А. Хотя, если ему повезет, он сможет задействовать новый план Б… одновременно.
        — Я хотел пригласить вас на танец.
        Какая же женщина ему ответит? Какая из Элис Грегори? И в каком она будет настроении?
        — Конечно.
        Ее улыбка могла бы осветить все помещение не менее ярко, чем сверкающие под высоким потолком зала люстры. Но все-таки его не оставляло ощущение чего-то странного. Чего-то непонятного. Все выглядело слишком… слепяще.
        Слишком.
        Но он согласен. Ему это подходит, поскольку не идет вразрез с его планом. Да, это не нарушает его плана, но, черт побери, то, чего он хочет сейчас, стучит в мозгу подобно молоту.
        — Я с удовольствием потанцую.  — Элис протянула руку.
        Что ему оставалось? Он взял ее руку, и они направились к танцполу. Играли легкий вальс. Он едва успел положить руку ей на талию, как музыка смолкла и танец закончился.
        Элис засмеялась и бросила взгляд на их сомкнутые руки. Но она не сделала ни малейшей попытки отодвинуться, а стояла, глядя на него своими изумрудно-зелеными глазами.
        — Я хочу танцевать…
        Дарио было наплевать на танцы, но если она будет находиться близко, и их руки будут соприкасаться, и он сможет смотреть, как поднимается и опускается при дыхании ее грудь, как розовеют щеки, сможет упиваться ее нежным запахом, то первым он ни за что не отстранится. Поэтому он тоже стоял и ждал, когда заиграет музыка.
        К счастью, следующий танец тоже был вальс. Элис попала в такт и, соблазнительно покачиваясь, увлекла его с собой. Она двигалась очень легко, почти парила над паркетом.

«Я хочу танцевать…»
        Собственные слова отдавались в голове у Элис. Неужели это она их произнесла? В голове гудело и жужжало от вихря мыслей.
        Она не просто хотела танцевать — ее захватила непреодолимая потребность танцевать именно с этим мужчиной. Ощущать, чтобы его ладонь была в ее ладони, а его рука обхватила ее. И эти ощущения не имели ничего общего с тем, что было у нее раньше на уме, не связано с ее диким планом найти кого-нибудь, с чьей помощью она сможет отвадить Маркуса и положить конец его настырным преследованиям.
        Но то, что происходит сейчас… Это идет вразрез с ее планом. Сейчас для нее главное — этот мужчина, Дарио Оливеро. Мужчина, который взбудоражил ей душу с того самого момента, как она его увидела. То, что происходит у нее в мозгу сейчас, уже не поддается контролю.
        — Дарио…  — Как странно выговаривается его имя.  — Дарио,  — уже громче повторила она.
        Темная голова наклонилась, взгляд синих глаз впился в ее глаза. Она чувствовала каждое его прикосновение, каждое движение, каждый вздох, задевавший ей волосы. Элис не сознавала, каким образом у нее передвигаются ноги, как ей удается не сбиваться с такта.
        — Вы очень хорошо танцуете,  — с трудом выдавила она — язык сделался толстым и тяжелым от ощущения опасности.  — Даже очень хорошо.  — И услышала рокот смеха — скорее почувствовала, потому что его грудь была почти у ее уха.
        — Поздновато вы это заметили,  — шутливо произнес он.  — А если бы я отдавил вам ногу в начале танца?

«Мне было бы все равно». Элис сжала губы, чтобы эти слова нечаянно не вылетели изо рта. Ног под собой она в любом случае не чувствовала. Она почти что летела по воздуху, едва касаясь паркета.
        — Тогда расслабьтесь.
        — Я расслабилась.
        Он на это лишь приподнял бровь. Сердце у нее подпрыгнуло. Конечно, в голове все смешалось, но тело вроде повинуется, она держится прямо, как ее учили на уроках танцев, которые по настоянию матери она посещала в привилегированной школе. Расстояние между ними было крошечным, скорее его вообще не было.
        Она подняла голову и посмотрела в его потрясающие глаза. Теперь сердце остановилось. Огромные черные зрачки поглотили синий цвет, и глаза превратились в озера из черного стекла, в которых отражалась она, маленькая и беззащитная. Элис потеряла счет времени, споткнулась и чуть не упала, если бы не сильные руки, поддержавшие ее, и не широкое и крепкое плечо, за которое она ухватилась.
        Но сердце у нее часто застучало, дыхание перехватило и голова закружилась не от беззащитности, а совсем от другого.

«Он тоже это почувствовал».
        В это верилось с трудом, но сомнений не было. Дарио Оливеро, темноволосый, похожий на пирата… Этот человек всего несколько минут назад был ей совершенно чужим, а сейчас охвачен таким же огнем, как и она, и так же возбужден. А она… она на грани обморока от желания, силы ее вот-вот покинут, если она не утолит чувственный голод, который никогда прежде не испытывала.
        — Дарио…
        От сухости во рту она почти не могла говорить. На его губах промелькнула непонятная улыбка, он снова наклонил голову и прижался щекой к ее голове, задевая губами ее волосы, и прошептал всего одно слово:
        — Расслабьтесь…
        Осторожно он потянул ее к себе. Она ощутила спиной его сильную руку — ладонь обожгла обнаженную кожу.
        — Расслабьтесь…  — тихо повторил он. Мягкий акцент гипнотизировал.
        Она таяла в этих крепких руках. Ее голова была прижата к его груди, и она слышала тяжелое, размеренное биение его сердца. Терпкий мужской запах окутывал Элис, она покачивалась в унисон с Дарио и отдалась чувственным ощущениям. Глубоко внутри росло томление, одновременно болезненное и приятное. Необходимо успокоиться.
        Но не сейчас. Сначала она еще немного насладится этим ощущением близости, связью с ним и получит то удовлетворение, какое только сможет за краткие минуты.
        Дарио удивлялся на себя: призывает ее расслабиться, когда его собственное тело словно охватил огонь, который угрожает его сжечь и превратить в горстку пепла.
        Шорох ее туфель по полу, кружение ярко-синего платья вокруг стройных ног зачаровывали. Ее близость, ее запах, ее кожа… Все чувства, каждая часть его тела — все сконцентрировалось на женщине, которую он обнимал. Но ему этого мало. Тело инстинктивно требует другого, того, что принесет еще более сильное удовольствие. Но он должен закончить танец.
        Дарио этого не намечал для себя, не ожидал, что это произойдет. Но прямо сейчас он более чем готов пустить все на самотек. Все мысли о том, чтобы разрушить планы Маркуса, уплыли куда-то в глубь сознания. Он оставит все как есть.
        Одна мелодия закончилась, и оркестр начал играть другую, медленную. Такой танец предполагает держать партнершу совсем близко.
        Он так и поступил. Или, может, Элис сама прижалась к нему? Он ощущал изгибы ее тела грудью, животом, бедрами. Не может быть, чтобы она не понимала, как он возбужден. Она должна это чувствовать, но ни коим образом не показывает, что ей это не нравится. Наоборот, она даже плотнее прижалась к нему. Он молча выругался — съедаемое его желание уже граничило с болью.
        — Элис…  — У него вырвался стон. Они на публике, в танцевальном зале, это не место для проявления страсти… такой сильной, горячей, безжалостной. Этим чувствам место в спальне, когда одежда отброшена в сторону и синее шелковое платье сорвано с ее тела. Как ему обуздать себя? Лишь держаться прямо. Это невыносимо. Невозможно.
        — О, черт…
        Поняв, что его стальная воля дала трещину, он опустил голову и припал губами к золотистым шелковым волосам. Тонкие прядки попали ему в рот. Она что-то прошептала и придвинулась ближе, голова упиралась ему в грудь. Атласная кожа щеки, шеи звали к поцелую, к ласкам. Он знал, что не в силах от этого отказаться.
        Ее запах — это наркотик, который его одурманивает. Больше ждать он не мог.
        — Элис…  — Голос резко и хрипло прозвучал прямо в ее тонко очерченный овал уха.  — Я хочу… Давайте…
        — Давайте уйдем куда-нибудь.  — Ее ответ смешался с его словами. В голосе то же нетерпение.  — Куда-нибудь, где не столько людей.
        Она взяла в свою мягкую теплую ладонь его пальцы. Дарио так и не понял, то ли он увел ее с танцпола, то ли она увела его.
        Он лишь знал, что это было неизбежно, с того самого момента, когда их глаза встретились. Это — судьба, остановить ход которой никто не в силах.
        Глава 2
        После шумного зала в фойе было странно тихо.
        Там устроили буфет, где стояла небольшая очередь. Почти пустое помещение казалось холодным и неприветливым, и Элис проняла дрожь.
        — Мне нужно надеть пальто.
        Она порылась в сумочке, ища номерок в гардероб. Наконец нашла. Дарио протянул руку и вытащил из ее ладони бумажный квадратик:
        — Подождите здесь.
        Это что — вежливость с его стороны или он проявляет властность? Она не хотела в это вдумываться. Властность связана у нее с отцом или с Маркусом, с его поведением, а она не хотела сейчас думать ни о ком из них.
        Элис наблюдала, как Дарио пересек мраморный холл, направляясь к гардеробу. Всего две минуты вне бального зала — две минуты без интимной близости танца,  — а кажется, что чувственный жар исчезает. Тряслось все внутри, и она обхватила себя руками, чтобы хоть немного согреться и не разрывать тот кокон тепла, в который они были заключены во время танца. Дарио едва успел отойти от нее, а холодная реальность уже начала заполнять ее, вытесняя бурлящее состояние восторга.
        — Что я делаю?
        Она пробормотала это вслух, не спуская глаз с затылка Дарио, с его широких мощных плеч.
        Неужели она на самом деле намерена уйти отсюда с ним? С мужчиной, которого встретила — взгляд упал на стрелки часов в гардеробе — менее часа назад?
        Парадная дверь открылась с глухим свистом — кто-то выходил покурить и вернулся, оставив дверь наполовину открытой. Элис приподнялась на носках, подобно атлету, который замер на старте и готов бежать. Она могла бы сейчас уйти и уже сделала шаг вперед. Ее обдало холодом и сыростью — это в холл вышел новый гость. Его одежда была забрызгана, значит, погода испортилась, и ей понадобится пальто, а оно…
        Оно в руках Дарио. Дорогое черное бархатное пальто.
        Ноги у нее приросли к полу, глаза смотрели в его глаза поверх голов людей в фойе. Он догадался, что у нее на уме,  — она поняла это по легкой морщинке на лбу, по сдвинутым бровям и прищуру синих глаз.
        — Хелена!
        Позади нее в коридоре, ведущем в зал, Элис услышала до неприятности знакомый мужской голос. Быстрый взгляд через плечо убедил ее — Маркус здесь, и она мгновенно вспомнила, с каким отчаянным планом приехала на бал — постараться, чтобы Маркус увидел ее с кем-то еще и, возможно, после этого понял, что она безоговорочно ему отказывает.
        И вдруг прежнее желание, чтобы он увидел ее с кем-то еще, испарилось. Она просто хочет убраться отсюда и сделать так, чтобы этот вечер, который превратился в волшебство, продолжался. Она повернулась и направилась к Дарио.
        — Благодарю вас.  — Элис поспешно просунула одну руку в рукав пальто.  — Вы видели, какая погода? Льет дождь.  — Она хотела показать, что ее дрожь от непогоды, но Дарио ее не слушал, он смотрел поверх ее головы, выискивая кого-то в вестибюле. Он машинально помог ей натянуть второй рукав, потом приподнял у нее с плеч волосы и расправил на воротнике.

«Скорее, скорее!  — Элис молча подгоняла его.  — Пожалуйста, скорее уйдем отсюда, пока нам не помешал Маркус».
        — Мы должны взять такси,  — вслух сказала она, взяв его под руку и сжав пальцами предплечье, ощущая крепость мышц под тканью дорогого костюма.  — Иначе вымокнем.
        — Такси нам не нужно,  — произнес Дарио и кивнул служителю в униформе. Тот извлек из подставки большой черный зонт и раскрыл у них над головами.
        — Ваша машина, сэр.
        Почти неслышно подъехал блестящий черный автомобиль, и для Элис открылась задняя дверца. Она прошла внутрь салона, и не успела сесть на мягкое кожаное сиденье, как дверца захлопнулась. Дарио быстро сел с другой стороны. Шофер, очевидно не нуждаясь в указаниях, отъехал от края тротуара.
        Элис снова охватила неуверенность, и она похолодела, несмотря на тепло в салоне машины. Решительность Дарио ее пугала — она была готова поверить в то, что ее похитили, увозят против ее воли.
        Но ведь она сама принимает в этом «похищении» непосредственное участие. Разве там, в зале, она не сгорала от желания, зародившегося глубоко внутри? Желания, которое лучами разошлось по всем нервным клеткам. Если бы они тогда сразу переместились из зала туда, куда направляются сейчас, то у нее не было бы времени подумать и засомневаться.
        А сейчас вечерний холод проникает до самых костей, и мрачное предчувствие начинает разрушать такую замечательную мысль о том, что она поступила правильно, что к этому стремилась всю жизнь. Ограничения, с которыми ей пришлось смириться, чтобы помогать в уходе за больной матерью, не давали ей возможности повеселиться и почувствовать свободу, как это было у ее друзей. Сегодняшний вечер должен стать совсем другим.
        Повернувшись на сиденье, Элис оглянулась на ярко освещенный вход в отель — навес над парадной дверью трепал сильный ветер. Погода загнала всех внутрь, так что там стоял лишь швейцар. Но вдруг она увидела, как чья-то фигура появилась из отеля и застыла на красной ковровой дорожке, провожая взглядом их отъезжавшую машину. Свет фонарей выхватил из темноты светлые волосы. Сомнений в том, кто это, у Элис не было.
        Маркус Кавано. Человек, чьи настойчивые предложения выйти за него третировали Элис вот уже несколько недель. Она сделала все, что в ее силах, чтобы дать ему понять — он ничего для нее не значит, но потерпела фиаско. Конечно же ей пришлось быть вежливой. Он ведь, в конце концов, сын отцовского босса. Но вежливостью она ничего не добилась. А когда отец присоединился к попыткам женить их и стал настаивать на том, что это великолепный брак, брак века, Элис почувствовала себя затравленной, загнанной в угол, угодившей в капкан.
        Его голос звучал в ушах. Не далее как сегодня утром этот человек заявил, что она пожалеет, если снова будет увиливать от ответа, и сказал это со зловещей интонацией, отчего она похолодела. И это подвигло ее придумать план на сегодняшний вечер.
        Элис торопливо отвернулась и съежилась.
        — Замерзли?
        Она быстро подняла глаза — настороженные зеленые встретились с оценивающими синими.
        — Вы дрожите,  — пояснил он.
        — Разве?
        Разговор какой-то пустой, и ситуация, в которой она очутилась, странная. Такой ничего не значащий разговор ведется с человеком, с которым только что встретились.
        Но… Дарио и есть незнакомый человек. И опасный. И она, несмотря ни на что, связалась с этим человеком, чье прикосновение зажгло пожар у нее внутри. Из-за этого человека у нее из головы улетучились все разумные мысли и пропал инстинкт самосохранения в тот момент, когда они оба прошептала одни и те же слова: «Давайте уйдем куда-нибудь»
        Неужели такое бывает? Как можно завязывать подобные отношения за столь короткий срок? И тем не менее она планировала именно это. Предполагалось, что это будет ее пропуск из неволи.
        Она еще раз оглянулась через плечо и увидела, как Маркус поднял руку, ловя такси. Их машина повернула за угол, и он скрылся из вида. Элис не смогла не улыбнуться — в этот момент Маркус определенно ей не угрожает. Ощущение свободы было похоже на глоток крепкого вина.
        — Вам лучше?
        Он заметил ее улыбку — уж слишком это было очевидно. Она ни за что не признается ему, в чем дело, потому что правда не имеет к нему никакого отношения. Так же как происходящее сейчас не имеет отношения к Маркусу. Результат, правда, тот же, но вот чего она не ожидала, когда придумывала свой безумный план, так это как сильно она захотела сделать то, что сделала.
        — Да, мне намного лучше.  — Она придвинулась поближе к мускулистому, крепкому, теплому телу Дарио Оливеро. Ей необходимо снова почувствовать его руки, обнимающие ее.  — Да.  — Она вздохнула, ощущая, как от его тепла уходит опасение.
        Он не мог видеть ее лица, когда она положила голову ему на грудь, но она что-то удовлетворенно пробормотала, вернее, промурлыкала. Она словно котенок прильнула к нему. Светлый шелк ее волос задевает подбородок, аромат духов парит в воздухе. Дарио глубоко вдохнул этот дивный запах. Она, разумеется, не чувствует, как он горит, как напряглось у него тело, как подскакивает сердце, стоит ей слегка шевельнуться. У него с трудом получалось дышать ровно. Когда Элис подняла голову, он понял: она хочет, чтобы он ее поцеловал. Но не сейчас.
        — Мы скоро приедем,  — сказал Дарио и кивнул на шофера, давая понять, что им нужно подождать, когда они останутся одни. Это так, но было еще кое-что.
        Он хотел узнать, что означала ее улыбка. И почему появилась у нее на губах, сразу как она посмотрела в окно машины. Кто мог вызвать у нее улыбку? Только промелькнувшая фигура Маркуса.
        А Маркус не мог вызывать улыбку.
        Собственная улыбка Дарио, отраженная в черном стекле, была мрачно-торжествующей, отблеск огней на улице высветил изогнутые в холодной усмешке губы и решительно стиснутые челюсти. Маркус проиграл этот раунд… и если повезет, то и весь бой.
        — Уже сейчас, за углом.
        Машина сделала поворот, разбрызгав лужу у тротуара, проехала еще немного по улице и остановилась около здания, где Дарио недавно приобрел квартиру, занимавшую весь верхний этаж.
        — Приехали.  — Голос Дарио прозвучал хрипло. Если они быстро не поднимутся в пентхаус, то самообладание его покинет, потому что с каждым покачиванием автомобиля ее хрупкая фигурка плотнее приникает к нему. Он готов прямо здесь подмять ее под себя, чтобы его руки трогали мягкое тело, атласную кожу. И пусть катится к дьяволу водитель Хосе…
        — Пойдемте в дом.
        Он схватил Элис за плечи и, пятясь задом, вытянул ее из машины, закрывая собой. Его хлестал ветер и поливал дождь. Он накрыл ей голову, чтобы ливень не намочил ей волосы.
        — Хосе, вы мне больше сегодня не нужны.
        Бросив распоряжение шоферу, Дарио захлопнул дверцу, не дожидаясь ответного кивка или понимающей улыбки.
        Это смахивало на путешествие вслепую. После вечерней темноты яркий свет внутри здания резал Элис глаза. Она знала, что идет по натертому до блеска полу, слышала, как Дарио здоровается с консьержем. Потом они очутились перед металлическими створками лифта, которые мгновенно распахнулись, когда длинные загорелые пальцы Дарио дотронулись до кнопки вызова.
        Его рука обхватила ее талию. Было надежно и тепло, волнение ушло. Она приникла к нему всем весом, ноги и руки расслабились. Свежий запах его кожи, лаймовый запах мужского одеколона… Она впитывала в себя это, испытывая физическое удовольствие.
        — Элис…
        Он произнес ее имя мягко и немного хрипло. Элис подняла лицо, посмотрела ему в глаза и увидела расширенные черные зрачки с узким голубым ободком. Секунду как загипнотизированная она не могла отвести взгляда, рот приоткрылся, и легкий вздох смешался с его горячим дыханием, когда его губы опустились на ее губы.
        Его медленный поцелуй окунул ее в теплую, томную волну наслаждения. Она приподнялась на носках и обвила руками его за шею, запустив пальцы в черную шелковистую гриву волос. Рука, обхватившая ее плечи, напряглась, и она оказалась плотно прижатой к его крепкому телу. Гибкие сильные пальцы гладили нежную кожу шеи под воротником пальто. Она задрожала… задрожала от прилива желания. Сердце подскочило, кровь запульсировала.
        Она была уверена, что и он чувствует то же самое. И доказательство тому — набухший твердый ком, который давил ей на низ живота. У обоих вырвался стон. Он с такой силой прижался ртом к ее губам, что ей стало больно.
        — Дарио…  — сдавленно вырвалось у нее. Она уже не соображала, где находится, когда его язык скользил у нее по губам. Она боялась, что он отстранится, и повисла на нем.
        Лифт легонько подпрыгнул и остановился, дверцы раскрылись.
        — Мы приехали.
        Ему удалось вытащить ключи из кармана и отпереть дверь, не отпуская при этом Элис — он даже не разжал ладонь, сжимавшую ей руку, не убрал руку с ее талии.
        Несмотря на темноту, было понятно, что комната огромная, хотя свет падал лишь из соседних зданий и уличных ламп. В окне поблескивала серебряная лента реки, воздушной паутиной поднимался голубой круг «Лондонского глаза»[1 - «Лондонский глаз»  — одно из крупнейших колес обозрения в мире. Расположено на южном берегу Темзы. (Здесь и далее примеч. пер.)].
        Элис едва успела привыкнуть к полутьме и окинуть взглядом комнату, как Дарио не глядя скинул пиджак и хриплым голосом произнес:
        — Идите сюда. Я ждал… ждал этого, как только увидел вас.
        Его руки с такой силой сомкнулись у нее на плечах, что ей стало больно. Но это не важно. Важно другое — страстность, с которой он припал к ее губам, тот напор, который она ощутила грудью. Жар, исходивший от него, поглощал ее, заполнял тело.
        Удивительно, как они оба не загорелись от возбуждения и не превратились в пламя.
        — Я… я… да…
        Это все, что она смогла произнести, прежде чем его губы зажали ей рот. Туфли упали у нее с ног, когда он поднял ее, донес до массивного дивана и поставил на мягкий ковер. Правой рукой он нащупал молнию у нее на спине, быстро и умело потянул вниз. Избавиться от сковывающей одежды было все равно что выпустить на свободу свои чувства. Грудь у Элис напряглась, натянув тонкое кружево и шелк бюстгальтера, словно требовала внимания этих сильных рук с грубыми ладонями. Она застонала, когда он провел крепкими пальцами вниз по ее телу, и изогнулась, чтобы лучше ощутить его прикосновения.
        И вот она уже лежит на диване, гладкая кожаная обивка холодит ей спину. Дарио опустился на нее, обдав жаром и придавив своим весом. Длинной ногой, обтянутой брючиной, он развел ей ноги. Она почувствовала животом его твердый член. Глубоко внутри лона запульсировало.
        — Дарио…
        Она тянулась к его рукам, хотела, чтобы он касался ее в тех местах, которые так отчаянно требовали этого. Но она хотела и другого: самой дотронуться до него, впитать жар его кожи, вкус его губ.
        — Я хочу…
        Но ее путаные слова и мысли остановились от неожиданного грохота. Кто-то колотил в дверь кулаком с такой силой, что деревянная панель была готова разлететься в щепки.
        Дарио замер, вскинул голову, повернулся к двери и прислушался.
        — Кто это?  — прошептала Элис, но он положил ей палец на губы, чтобы она молчала.
        Запах его кожи щекотал ноздри. Все, что ей нужно сделать,  — это открыть рот и попробовать этот запах языком до того, как кто-то вторгнется в пышущий жаром их мир и разрушит его.
        — Оливеро!  — Выкрик сопровождался страшным стуком.  — Открой дверь, черт бы тебя побрал! Сейчас же открой!
        Глаза Дарио переместились с лица Элис на дверь.
        — Открой дверь, ублюдок! Я знаю, что ты там… и Элис с тобой.
        — Нет!  — непроизвольно вырвалось у Элис. Она узнала этот голос, даже приглушенный дверью, и пришла в ужас.
        — Оливеро, трус несчастный, не прячься!
        — Дарио… Нет!
        Возглас Элис потонул в новом каскаде ударов по двери. Она протянула к Дарио руку, но он уже отпрянул от нее и вскочил.
        Не обеспокоившись тем, чтобы пригладить взъерошенные волосы и поправить смятую одежду, он подлетел к двери, одним махом повернул ручку и распахнул дверь:
        — Ну?
        У Элис холодные мурашки пробежали по коже, по позвоночнику. С дивана ей были видны дверь и мужчина, стоящий в проеме. Она не могла не узнать светлые волосы, искаженное красное лицо, горящие бешенством голубые глаза. Незваный гость был Маркусом Кавано.
        Но что он здесь делает? И как сюда попал?
        Он видел, как они уходили из отеля, как вместе уехали. Она ведь сквозь залитое дождем машинное окно заметила, что он пристально смотрит им вслед. Но как он узнал, где их найти? У него не было времени, чтобы быстро поймать такси и проследовать за ними в дом, где живет Дарио. Как же все-таки он узнал, что надо ехать прямо сюда, чтобы их поймать?
        — Элис…
        Маркус перевел взгляд на нее. Она неловко поднялась с дивана. Да, она хотела от него отвязаться, но не таким образом…
        — Что, черт возьми, ты здесь делаешь?
        — По-моему, это очевидно.
        Выносить полный ярости взгляд Маркуса было ужасно, но намного ужаснее этот насмешливый тон Дарио, когда он ему ответил. Кошмар и позор. Именно так она и выглядела: распростертая на диване, спутанные волосы, ноги раскинуты, а одежда…
        С горящими щеками Элис потянула вниз подол, а лиф платья — наверх, отчаянно пытаясь привести себя хоть в какое-то подобие порядка. Руки так сильно тряслись, что она не могла дотянуться до молнии. Она умоляюще посмотрела на Дарио, чтобы он ей помог, но в ответ получила лишь пустой взгляд. Либо он не понял, либо…
        Сердце екнуло, желудок сжался от прилива тошноты. Возможно ли, чтобы Дарио, видя, в каком она состоянии, не хотел ей помочь? Похоже на это. Он почти не смотрит на нее, сосредоточив все внимание на своем сопернике.
        — Я… Это не то, что ты думаешь, Маркус…  — запинаясь, произнесла она и замолкла, видя, что Дарио повернулся к ней и бросил на нее мрачный и презрительный взгляд, словно не в силах поверить, что она могла сказать такую глупость. Да и она сама тоже не могла этому поверить. Объяснение этой сцены могло быть только одно.
        — И что, черт побери, я еще могу подумать?  — рявкнул Маркус.  — Если только ты не станешь утверждать, что он проявил насилие?
        — Я… Он… Нет, я не утверждаю, что…
        Господи, да как у нее вообще язык поворачивается что-либо сказать? Но почему Дарио молчит? Почему ничего не скажет, чтобы снять нависшее напряжение? Но после того едкого замечания и холодного презрительного взгляда он застыл там где стоял, скрестив руки на широкой груди, и, сдвинув брови, молча наблюдал развернувшийся перед ним спектакль.
        — Уж кто-кто, а он не растеряется,  — заявил Маркус.  — Его репутация известна.
        — Репутация?  — Элис была потрясена. Маркус, кажется, знает о Дарио то, что ей неизвестно.
        Но Маркус ее не слушал, обрушив свою ненависть теперь не на нее, а на Дарио:
        — Что с него взять? Вырос в трущобах, а мать предлагала себя кому угодно за…
        Дарио сжал кулаки, угрожающе сдвинул брови, чувственные губы сложились в тонкую твердую линию. Его длинное тело едва заметно подалось в сторону Маркуса, но этого было достаточно, чтобы тот понял, что ему грозит, и замолк.
        У Элис обмякли ноги. Господи, что происходит? Неужели в это вылился ее первоначальный блестящий план отделаться от Маркуса, дать ему понять, что она встречается с другим мужчиной — может, даже спит с ним,  — лишь бы он оставил ее в покое? И чего она добилась? Маркус стоит на пороге и застал ее и Дарио вместе в недвусмысленных позах. Ситуация намного более компрометирующая, чем она планировала. Все пошло не так, как она задумывала. С одной стороны, разъяренный Маркус… А Дарио… Она бросила взгляд налево — у Дарио был вид свирепого зверя, прогоняющего врага со своей территории. Казалось, что от злости волосы у него встали дыбом. Лучше бы она этого не видела. Она чувствовала себя раненой добычей, за которую вот-вот начнется борьба между двумя прожорливыми львами.
        Оставив попытки застегнуть платье, Элис плотно обхватила себя за талию, чтобы синий шелк не соскользнул на ковер у ее ног.
        — Плевать на мою репутацию,  — подчеркнуто растягивая слова, произнес Дарио,  — но, mi caro fratello[2 - Мой дорогой брат (ит.).], кажется, Элис это не волнует.
        Мой… кто? Элис не могла поверить тому, что услышала. Наверное, из-за стресса она не разобрала итальянского. Он не мог сказать, что…
        Но что бы это ни было, но желаемого эффекта Дарио добился, потому что Маркус побелел от злобы, по его лицу было видно, что он сейчас кинется в бой.
        — Маркус…  — пролепетала она, испугавшись, что эта патовая ситуация закончится мордобитием. Между ними происходит что-то ужасное и непонятное, но если она может предотвратить драку…  — Послушай, мне очень жаль, но ты ведь знаешь, что я никогда не говорила…
        Он ее не слушал, он смотрел только на Дарио.
        — Я бы мог тебя убить…  — еле слышно произнес Маркус.
        У Элис по позвоночнику пробежали мурашки. В страхе она шагнула вперед, забыв о том, чтобы держать платье. Только бы остановить Маркуса…
        — Маркус, я пыталась объяснить тебе, что не вижу нашего общего будущего, поэтому я подумала…
        — Подумала проучить меня?
        — Нет… я…
        — Ты решила утереть мне нос?  — прохрипел он, повернувшись к ней. Он оглядел ее с головы до ног и словно облил едкой кислотой.
        Только сейчас, когда его полный ненависти взгляд остановился на ней, Элис сообразила, что влажные пятна проступили у нее на груди сквозь лифчик. Это отметины жадных губ Дарио. У нее сжалось горло.
        — Нет…  — Она неуверенно посмотрела на Дарио, но его тяжелый взгляд сказал ей, что у него на уме что-то еще, что он ей не верит.
        Из глубины сознания всплыл тот момент, когда в окне машины она увидела Маркуса и, не удержавшись, улыбнулась, а Дарио это заметил. Неужели он подумал, что она специально все подстроила?
        — Ты не могла бы лучше преуспеть, сука,  — продолжал Маркус.  — Но знай, есть одно обстоятельство, которое гарантирует, что я не желаю иметь с тобой ничего общего. Это видеть то, как ты опустилась до того, что спишь с моим ублюдком братом.
        Глава 3

«Брат… ублюдок».
        Теперь она не ослышалась, хотя поверить этому трудно. Mi caro fratello… Сказанное по-итальянски она могла не разобрать, но то, что сказано по-английски, прозвучало более чем ясно.
        Но это просто невозможно. Маркус был солидным бесстрастным англичанином с бледным цветом лица и типичными глазами англосакса. А у Дарио оливковая кожа и гладкие черные волосы. Только голубые глаза, казалось, их связывали. Брат ублюдок…
        — Точнее сказать, единокровный брат,  — произнес Дарио, хотя это уточнение застряло у него в горле.  — Но уж точно незаконнорожденный.
        Он понял, что она этого не знала… или знала не все, если только смятение на ее лице было искренним. Каким-то образом ей удалось пропустить скандальные публикации в желтой прессе много лет назад, когда он объявился в доме Кавано, чтобы донести до них последнюю волю матери и заявить свои права на то, чтобы семья его признала. Но не верится, чтобы она ничего не знала. Ее отец работал у Маркуса и его отца и был, несомненно, в курсе всех дел младшего Кавано. Даже изысканная леди Элис Грегори должна хоть что-то об этом знать.
        — Я…
        В ее взгляде, который она перевела с его лица на лицо Маркуса, кроме смущения, ничего не было. Значит, она выбрала его не потому, что знала, кто он. Ей подошел бы любой.
        Интересно, а она пошла бы до конца, если бы их так грубо не прервали? Или она рассчитала все с точностью до секунды, чтобы их застали вместе как раз в этот момент?
        — Он — последний мужчина, до чьих объедков я бы хотел дотронуться!  — рыкнул в бешенстве Маркус.
        О, это достигло цели. Он задел ее за живое, и тут Дарио не мог не восхититься тем, как она вскинула голову и как гневно сверкнули ее глаза. Она выглядела той женщиной, какой по рождению была — наследницей многих поколений аристократов, в чьих жилах течет голубая кровь, женщиной, которую Хенри Кавано мечтал иметь матерью своих внуков.
        — Я ничья! Я никому не принадлежу! И раз ты не понимал, что значит слово «нет», то я была вынуждена…
        Она произнесла это сгоряча, от негодования, но пыл прошел, и она перевела настороженный, неуверенный взгляд на Дарио, поняв, что только что поставила себя в еще более компрометирующее положение. Своим взглядом она не просила, нет… она призывала его на помощь. Она ждала, что он ей поможет, подтвердит ее слова. Но она ошиблась — помощи от него она не получит.
        Слово «вынуждена» вонзилось в него подобно острой колючке.
        — Мне не нужно было…  — Элис попыталась оправдаться, но это не смягчило Дарио. Он просто выжидал.
        — Ты об этом пожалеешь,  — угрожающе прошипел Маркус.
        — Уже жалею.
        А это уже ближе к правде. Это уже похоже на признание вины. Очевидно, что леди Элис Грегори сожалеет о своем легкомысленном и неосторожном поведении. Особенно когда она узнала, что бросилась в объятия итальянского ублюдка, как его обозвал Маркус.
        Ясно, что его братец так и думал, поскольку в бледно-голубых глазах Маркуса промелькнуло торжество.
        — И что же? Ничего не произошло? Тогда пойдем со мной и забудем об этой глупости.
        А Дарио подумал: «Неправильный шаг, братец». Даже при столь кратком знакомстве с Элис он успел понять, что она не согласится на повелительное «Пойдем со мной». Самое неправильное, что Маркус мог сделать,  — это позвать ее словно послушную собачку.
        Элис Грегори не такая. Это Дарио понял, глядя, как сжались у нее губы и каким жестом она откинула назад светло-золотистые волосы.
        — Нет.
        Она должна это сказать — другого выхода у нее нет. Будь у нее выход, то она сию минуту убралась бы отсюда, не оглядываясь ни на Дарио, ни на Маркуса. Она понятия не имеет, что на уме у этих двух братьев — подумать только, братьев!  — но она не желает быть замешанной в разборки между ними.
        Если же она уйдет, то Маркус решит, что одержал верх. А это последнее, чего она хотела. Разве она не задумала это безумие исключительно ради того, чтобы он оставил ее в покое? Чтобы прекратил досаждать ей, убеждая, как выгодно будет для них обоих, если аристократизм соединится с богатством. Ей не удалось убедить его принять ее отказ, и если она уйдет с ним сейчас, то все начнется заново.
        — Нет,  — повторила она.
        — Элис…
        — Леди сказала «нет»,  — неожиданно раздался голос Дарио у нее за спиной.  — Ты проиграл.

«Ты проиграл». Если до сего момента она чувствовала себя беззащитной добычей, то теперь это уже походило на драку двух злых собак за вкусную косточку.
        Кем он ее считал? Трофеем, своей очередной победой в постели? Хотя до постели дело у них не дошло. Только отделаться от Маркуса… Дарио заплатит ей за свои слова.
        Дарио подошел к двери и встал, не впуская Маркуса.
        — До свидания,  — произнес он.
        — Клянусь, что ты об этом пожалеешь. Ты…
        — Маркус, до свидания.
        У Элис перехватило дыхание. Что ей делать, если Маркус не уйдет? Вызывать полицию?
        Можно только представить, как отреагирует отец, если она окажется замешанной в скандал и это попадет в газеты. Он просил ее — умолял — не раздражать семейство Кавано, не дать их фамилии появиться в желтых колонках. Это нанесет удар матери, усугубит ее очередную депрессию. Вот почему Элис решилась на план, который заставил бы Маркуса отказаться от идеи жениться. А план обернулся таким результатом, о котором она и помыслить не могла.
        — Будь ты проклят, Оливеро!  — продолжал бушевать Маркус.
        И вдруг… он повернулся и ушел, продолжая извергать ругательства.
        — Наконец-то.
        Дарио ногой захлопнул за ним дверь и с мрачной улыбкой посмотрел на Элис:
        — Думаю, что мы его больше не увидим.
        Элис удалось все же натянуть платье на плечи, и теперь она пыталась справиться с молнией. Надо скорее привести себя в порядок!
        — Итак, на чем мы остановились?
        Она не заметила, как Дарио подошел к ней,  — он двигался неслышно, как кот на охоте. Он коснулся ее щеки.
        — Что?  — Она вздрогнула, пальцы застыли на замке молнии.
        Он перебирал пряди ее волос, гладил их. До нее не сразу дошло, что он имеет в виду.
        — Вы думаете, что мы… что вы продолжите то, на чем вас прервали?  — с трудом произнесла она.
        — Почему нет?  — искренне удивился он.  — Что изменилось?
        — Что изменилось?.. Вы…
        Она пришла в ужас, не могла поверить своим ушам. Гнев душил ее. Она вспомнила, как он торжествующе бросил Маркусу: «Ты проиграл».
        — Да как вы смеете говорить, что ничего не изменилось?  — возмущенно воскликнула она.
        Но Дарио это нисколько не задело. Казалось, что ее слова просто отскочили от него как от твердой стены.
        — Смею?  — повторил он.  — О чем вы? Мы с вами оба знаем, почему вы сюда пришли… и чем мы занимались, пока дорогой Маркус все не испортил. Но сейчас он ушел…
        И куда-то подевалась вся атмосфера, существовавшая между ними до сего момента. Вместо жаркой чувственности желания теперь ее охватило горькое разочарование. Он абсолютно уверен, что они могут продолжить то, что начали! Его не останавливает появление Маркуса. Да они оба боролись за обладание ею, как собаки за кость! Она ощущала себя проколотым шариком, из которого постепенно выдувается воздух. Сердце закололо оттого, что все рухнуло, но сил задуматься об этом сейчас у нее не было.
        Ведь Дарио успел подарить ей радость, восторженное возбуждение своими прикосновениями, своими дразнящими поцелуями. Она почувствовала себя красивой и особенной. А она… Она так сильно его хотела, что подумала: он тоже хочет ее. Но все это было до того, как она узнала, кто он. До того, как оказалась в перепалке между Дарио и Маркусом, когда они делили ее. Элис не знала, что было причиной их неприязни, но очевидно, что они терпеть друг друга не могут и что пойдут на все, лишь бы победить. Она не желает, чтобы ее использовали, чтобы Дарио чувствовал, что его брат потерпел поражение, а победил он.
        — Я так не думаю.  — Она отвернулась от него, закусив нижнюю губу. И вдруг едва не вскрикнула от боли, потому что его пальцы сжали ей волосы и потянули пряди. Она откинула назад волосы и посмотрела прямо ему в глаза. Как же она раньше не видела, какими холодными могут быть эти синие глаза? Выходит, что ее безрассудная страсть так ее ослепила, что она не разглядела того, что его глаза очень похожи на глаза Маркуса? Конечно, его глаза более глубокого цвета, но когда он злится, то они застывают и делаются точно такими же, как у Маркуса.
        — Что, черт возьми, не так?  — Дарио недовольно нахмурился.
        — А вы еще не поняли?  — воинственно бросила ему Элис, подавив страх от холода его прищуренных глаз, которые подобно лазеру сверлили ее, и заставила себя продолжить, пока нервы окончательно не сдали:  — Это было несерьезно. Абсолютно. Просто небольшое развлечение.
        — Развлечение…  — сквозь зубы выдавил он. Это было похоже на шипение кобры, прежде чем та кидается, чтобы укусить.
        Элис непроизвольно сделала шаг назад. Но атаки не последовало. Вместо этого Дарио застыл перед ней, словно изваяние из камня.
        — Вы обычно используете людей для развлечения?
        — Я не использовала…
        Под его испепеляющим взглядом мужество покинуло Элис. Она его не использовала… по крайней мере, не в том смысле, о чем он намекал. Но ее дикий план привлечь к себе чье-то внимание разве не называется использованием? О чем она подумала, когда на другом конце зала увидела Дарио, смуглого, влекущего к себе и… опасного?
        — Значит, вы заявляете, что стоило вам меня увидеть, как вы потеряли голову и упали в мои объятия?
        Именно так и было. Но как признаться в этом даже самой себе? А уж тем более ему, чтобы он поверил в то, что он победитель, и Маркус — проигравший. Ну нет, она не станет тешить его самомнение.
        — Похоже на то,  — произнесла она. Ей все равно, пусть думает, что она его использовала.
        Но ведь эти мысли исчезли в порыве влечения, так же как и самоконтроль, и чувство самосохранения. Как такое может быть, чтобы мужчина, который стоит перед ней с жестким выражением лица и глаз и говорит ледяным голосом, был способен на страсть, и не менее сильную, чем у нее?
        Возможно ли, чтобы он с самого начала знал, кто она? Что даже их танец — тот незабываемый танец!  — был тщательно заранее продуман, чтобы добиться наибольшего эффекта? Он вспомнила, как он сощурился, когда она назвала свое имя. Да, он знал, кто она… и значит, знал о Маркусе.
        — Я хочу уехать домой.
        Она оглядела комнату, ища свою сумочку и туфли, отброшенные в сторону, когда Дарио обнял ее и понес к дивану. Все это было до того, как грозный стук в дверь ворвался в затмивший разум вихрь страсти.
        — Я хочу уехать домой,  — повторила она, не получив ответа. Он что, не услышал ее или просто укрылся за холодной маской, на которую теперь походило его лицо?
        — О’кей.
        Если она думала, что он станет возражать, попробует переубедить ее не уезжать, то она глубоко ошибалась. Он всего лишь пожал плечами и отвернулся.
        — Замечательно.  — Он махнул загорелой рукой.  — Дверь там.
        Вот так. Но разве она ждала чего-то другого? Хотела, чтобы он спорил с ней, пытался отговорить? Да надо быть сумасшедшей, чтобы так думать.
        Элис прошла туда, где валялись брошенные сумка и туфли.
        — Но как я…  — Она даже не знает, где находится.
        Он не дал ей закончить:
        — Консьерж внизу вызовет вам такси. И запишет на мой счет.
        Конец. Он полностью от нее отключился. Ее вообще могло бы не быть в комнате. Он не получил от нее того, чего хотел. Она не оказалась в его постели, на что он рассчитывал, поэтому сейчас ему не терпится от нее отделаться.
        — Вы обычно таким образом расстаетесь со своими дамами после свидания?
        Он припечатал ее ледяным взглядом синих глаз. После долгого молчания поднял руку и загнул один палец.
        — Первое,  — растягивая слова, произнес он,  — это не свидание. Всего лишь случайная встреча. И второе,  — он загнул другой палец,  — вы не моя дама.
        Он не добавил: «И слава богу», хотя ясно, что это вертелось у него на языке. Она прочла эти слова по его глазам. Ее прогоняют!
        — А теперь не могли бы вы уйти? У меня много дел.
        Он щелчком открыл футляр планшета, лежащего на столе, включил и уставился на экран.
        Такое впечатление, что ее здесь больше нет. Не сказав ни слова, она пересекла комнату и вышла. А он даже не посмотрел ей вслед.
        Элис пришло в голову, что она еще легко отделалась. Она успела заметить, как зловеще блеснули глаза Дарио, прежде чем он отвернулся от нее к компьютеру. Остается лишь надеяться, что Маркус не околачивается где-нибудь около дома. Ясно, что он в бешенстве, но, как ни странно, его злоба страшит ее меньше, чем грозный взгляд Дарио.
        О боже! Дарио — единокровный брат Маркуса!
        В голове до сих пор это не укладывалось. Как ее угораздило в огромном зале среди сотни людей выбрать человека, вовлекшего ее в еще худшую ситуацию, чем та, которой она пыталась избежать? Поистине попала меж двух огней. Ноги ее не держали. Элис чуть не оступилась на лестнице и ухватилась за перила.
        Кажется, ей удалось убедить Маркуса, что нет смысла преследовать ее своим вниманием. Но почему не отпускает страшное предчувствие, что ее ждут еще испытания? Что она попала из огня да в полымя.
        Глава 4
        Элис меньше всего ожидала звонка в дверь.
        И честно говоря, это последнее, чего она хотела. Мог прийти отец, потому что мать спрашивала о нем и с каждой минутой все сильнее волновалась. Кроме отца, никаких посетителей сегодня не намечалось.
        Первым побуждением было не открывать. Отец никогда не звонил — у него свой ключ. Роуз и Луси, близкие подруги, в отпуске, катаются на лыжах. Элис рассчитывала к ним присоединиться, но не получилось. Мать постоянно нуждалась в ее помощи — на этот раз ее болезненное состояние протекало настолько тяжело, что у Элис не было другого выхода, как взять отпуск в художественной галерее и сутками не отходить от матери.
        Маркус, слава богу, кажется, все понял после стычки в квартире Дарио и вот уже два дня не появлялся. Прежде он приходил при любой возможности, и это было ужасно, учитывая депрессию у матери, которая на этот раз протекала особенно тяжело.
        Поэтому Элис просто сидела, не вставая, надеясь, что ее не видно с улицы. Но неожиданный гость не собирался уходить, а настойчивый звонок мог побеспокоить мать и та спустится вниз.
        Элис молилась, чтобы это не был Маркус, вернувшийся взять реванш. Хотя на этот раз она своим видом его скорее оттолкнет, чем привлечет. Элис стоило лишь взглянуть на себя в зеркало, когда она шла по коридору: обычная юбка красного цвета и простая кремовая блузка не вызовут эротических фантазий у любого мужчины.
        Звонок трезвонил все громче, на кнопку нажали и не отпускали.
        — Ох, иду, иду.
        Она распахнула дверь и в ужасе уставилась на высокую темноволосую фигуру на пороге:
        — Вы?!
        Дарио Оливеро в старой кожаной куртке, синей футболке и узких темно-синих джинсах выглядел не менее привлекательно, чем в элегантном вечернем костюме. Лучи весеннего солнца играли на загорелой оливковой коже, точеном лице и черных как вороново крыло волосах.
        — Я.
        Он не сразу ее узнал. Когда дверь дома открылась, он решил, что это кто-то из прислуги. Исчезла ухоженная, изысканная светская красавица, которую он увидел на балу. Вместо элегантного шелкового платья простые юбка и блузка, на ногах — домашние тапки. Волосы не уложены в прическу, а падают на плечи — правда, руки так и тянулись потрогать эти мягкие волны,  — лицо без блеска макияжа. Но она выглядела даже свежее и моложе своих двадцати трех лет — сколько ей лет, он знал.
        Дарио провел два дня, убеждая себя забыть женщину, которая считала, что может использовать его в своих интересах лишь бы избавиться от его ненавистного брата. Сейчас, стоя лицом к лицу с совершенно другой Элис, он понял, почему он не пре успел. Женщина на балу не выходила у него их головы, мучила его во сне видениями: вот она лежит под ним на диване, раскинув ноги, обжигая ему рот своими губами. Но он сказал себе, что ему не нужна женщина, которая всего лишь хотела использовать его, чтобы брат сгорал от ревности. А эта женщина уничтожила все подобные мысли и оставила его с ощущением помутненного рассудка. С ощущением того, что эту женщину он никогда не сможет забыть.
        Она причина того, что он здесь. Он не забыл ее раз и навсегда, как клялся две ночи подряд.
        Но прошедшие сорок восемь часов изменили очень многое. За два дня до этого он вполне удовлетворился бы тем, что вставил бы палки в колеса своему братцу, сорвал бы его план использовать брак с Элис, чтобы обеспечить себе расположение отца. С тех пор он узнал намного больше о том, что происходит. А получение весьма неожиданного письма — первого и единственного, полученного им от отца,  — письма, которое переслали ему из Тосканы, лишь сгустило тучи над тем, что лежало на поверхности.
        Его не удивила замышленная братом интрига, а вот вмешательство отца стало полной неожиданностью. Когда же он встретил Элис, то понял — она, по крайней мере, не знает о сомнительных планах, в которые ее втянули и хотят использовать. Она оказалась в зависимости от своего отца, как и он когда-то от своего.
        Он поклялся себе, что ни за что не допустит, чтобы хладнокровный план Маркуса удался, если в его власти этому помешать. Была еще одна клятва, более старая. Эту клятву он дал матери много лет назад. Она заставила его поклясться, когда умирала, что он ответит на любую попытку к примирению со своим биологическим отцом, даже если это ему претит.
        А если та клятва открывает ему возможности не только видеть красавицу Элис Грегори, но и заполучить на его условиях, то тем лучше.
        — Что вы здесь делаете?  — Слова с запинкой вылетели изо рта, сердце бешено заколотилось о ребра при виде Дарио.
        Дарио улыбнулся:
        — И вам добрый день. Спасибо за теплый прием.
        — Никакого приема не будет.
        Если бы она, отворив дверь, увидела пантеру — черную, гладкую, готовую к прыжку,  — испугалась бы не меньше.
        — Прекрасно.
        Он повернулся и направился к своей шикарной машине, ожидавшей его на залитой солнцем улице. Ей бы обрадоваться, что он уходит, но вместо этого все внутренности стянуло тугим узлом, и ее охватило неприятное ноющее чувство недосказанности.
        В конце концов, у него была какая-то веская причина сюда прийти.
        — Подождите!
        Сначала ей показалось, что он ее не услышал или что не хочет отвечать. Но тут он замедлил шаг, остановился и бросил через плечо взгляд. Он ждал.
        — Зачем вы приходили?
        — Я хотел кое-что вам отдать.
        — Что отдать?
        Он наконец повернулся. Медленно, лениво.
        — Вы предпочитаете, чтобы все происходило здесь?
        — Входите.
        Она распахнула дверь и прошла в холл, не глядя, идет ли он за ней. Он вошел, и она спиной почувствовала его шаги. Атмосфера в доме сразу же переменилась. Он, наверное, принес с собой тепло с улицы, или просто от его присутствия температура внутри помещения повысилась. Ей вдруг сделалось жарко и душно в блузке с длинным рукавом. А когда он со стуком захлопнул за собой дверь, то от резкого звука Элис едва не подскочила.
        — О’кей.  — Она заставила себя повернуться к нему лицом.  — Итак, что именно вы хотите мне отдать?
        Рот Дарио слегка дрогнул.
        — Было бы хорошо выпить чашечку кофе.
        — Дальше по улице есть итальянская кофейня,  — бросила ему Элис.
        Он пропустил ее слова мимо ушей и перевел взгляд на приоткрытую дверь на кухню, где, к неудовольствию Элис, мог заметить кофеварку, которую она как раз перед его звонком в дверь включила. Аппетитный аромат свежесваренного кофе проник из кухни в коридор.
        — Хорошо! Только чашку кофе,  — с раздражением уступила Элис.
        Она открыла другую дверь — в гостиную. Она хотела, чтобы он вошел туда и там остался. Потому что, даже когда она не находилась слишком близко от него, у нее гудела кровь и горели щеки.
        Плохо соображая, что делает, Элис прошла на кухню. А он, двигаясь бесшумно, как тигр на охоте, оказался у нее за спиной.
        Элис открыла буфет. Схватила с полки две кружки и с грохотом поставила на стол, потом взяла стеклянный кувшин кофейника, который дрогнул у нее в руке, и горячая жидкость едва не пролилась. Это стало для Элис последней каплей. Она с глухим стуком опустила на подставку кофейник и повернулась к Дарио. Он стоит совсем близко. Ей хотелось вытянуть руки, прижать ладони к обтягивающей широкую грудь темно-синей футболке и… оттолкнуть его. Что будет, если она его коснется? Элис испугалась, спрятала руки за спину и ухватилась за край кухонного стола, чтобы удержаться от опрометчивого поступка.
        — Так вы говорите, что вам надо что-то мне отдать?
        Она сделала ударение на слове «говорите», чтобы у него не осталось сомнений в том, что она ему не верит.
        — Вот это.
        Он сунул руку в карман куртки и протянул ей на ладони блестящую жемчужину.
        — Моя сережка!
        Сережки, которые были на ней в тот вечер на балу… Собираясь их снять, она обнаружила только одну в левой мочке.
        — Я, должно быть, оставила ее…
        — У меня в квартире.
        Он произнес это спокойно и без малейшего налета торжества, но все равно эти слова обожгли ее. Не в силах посмотреть ему в глаза, Элис уставилась на сережку, чувствуя себя ужасно глупо. А она-то, дурочка, на минуту подумала, что он просто все придумал, что пришел потому, что не смог ее забыть, что хотел ее намного сильнее, чем позволил себе показать. Что она нужна ему не только на одну ночь.
        Все оказалось совсем обычно — он всего лишь возвращает ей украшение, которое нашел после того, как она ушла. Он поступил бы точно так же с любой женщиной. Лично она для него ничего не значит.
        Он ждал, пристально глядя на нее. В этих немыслимо синих глазах мелькала то ли насмешка, то ли вызов. Между ними его рука с протянутой ладонью, на которой лежит сережка. Элис знала: он ждет, когда она сделает движение и возьмет ее.
        А это означает коснуться Дарио, задеть его ладонь своими пальцами, почувствовать тепло его кожи и тем самым оставить на своей руке его след.
        Уголки его рта дрогнули, и она поняла: он подзадаривает ее.
        — Спасибо.
        Она сглотнула слюну и протянула руку. Только бы взять сережку, не дотрагиваясь до его ладони! Но нервное напряжение сказалось, сережка выскользнула из ее неловких пальцев и упала обратно ему на ладонь.
        — Простите…
        Дарио закусил губу, сдерживая смех. Кого она пытается обмануть? Между ними пробегают электрические токи с самого первого момента, и эта связь не исчезает, как бы она ни старалась это скрыть. Это видно по ее глазам, по покрасневшим красиво очерченным скулам, по приоткрытым губам, по учащенному дыханию. Если бы у него была хоть капля сомнения — а этого не было,  — то и эта капля испарилась бы, когда она быстро и нервно провела языком по ненакрашенной губе, оставив мокрый блестящий след.
        Наклониться и поцеловать ее… Позыв был настолько требовательным, что Дарио пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы подавить свой мужской инстинкт. Если он только коснется губами ее рта, вдохнет на секунду ее особенный запах, то ему конец. Он будет не в силах совладать с собой.
        Но на кон поставлено слишком многое. Да, он до боли, до безумия хочет эту женщину, но пришел сюда не только по этой причине. Она — ключ к тому, чтобы расквитаться с его братом раз и навсегда. И возможно, ему даже удастся приоткрыть дверь в мир его отца.
        Нежелание Элис быть с Маркусом — а это было ему ясно — сыграло Дарио на руку, он понял, что она нужна ему в союзники.
        — Ваша сережка.  — Он не смог подавить улыбку, видя, как ее пальцы в нерешительности застыли над его ладонью.
        Но все-таки она собралась. Зеленые глаза сверкнули, словно бросая ему вызов. Как же ему хотелось овладеть ею прямо сейчас, а не выжидать, наблюдая и строя планы.
        Ему никогда не приходилось выжидать там, где дело касалось женщины. Но с этой женщиной выжидание того стоит.
        — Мисс Грегори, пожалуйста, возьмите.  — Он приблизил к ней руку.
        — Спасибо.
        Быстрым движением она схватила жемчужную сережку, и от легкого царапанья бледно-розовых ногтей по коже ладонь у него загорелась, а в паху вообще бушевал пожар. Он едва сдержался, чтобы не сжать ей пальцы и не притянуть ее к себе.
        Не сейчас. Она как дикая пугливая птичка, которую он заманивает хлебными крошками. Сделай он лишнее движение, и птичка улетит.
        — Рад услужить.  — Он про себя улыбнулся, видя, как плечи у нее расслабились.  — А что же кофе? Мне черный, без сахара.
        — Да, разумеется.
        Пить кофе ему совершенно не хотелось, но у него будет возможность смотреть, как она двигается, как красная юбка обтягивает ее аккуратный зад, видеть ее стройные ноги, когда она встает на цыпочки, чтобы достать молоко с верхней полки в холодильнике. Пальцы у него зудели от желания погладить мягкие волосы, поэтому он засунул руки в карманы джинсов, чтобы удержаться от искушения.
        — Маркус не объявлялся?
        От неожиданности бутылка с молоком выскользнула у Элис из руки на стеклянную полку.
        — Нет…  — Она все внимание сосредоточила на разливании кофе в кружки, но не могла не ощущать его напряженного тела рядом с собой, от чего сама была натянута как струна.  — Ему, должно быть, все стало понятно после того, что случилось в понедельник.
        Если вопрос Дарио лишал ее присутствия духа, то его молчание еще больше угнетало. С кружкой в руке она повернулась к нему:
        — Вы думаете, он не понял?
        Неужели она так и не освободилась от Маркуса, как надеялась? Два месяца страшного напряжения извели ее вконец. Ей необходимо, чтобы жизнь вошла в прежнее русло, чтобы мама поправилась. Больше ей ничего не нужно. И… больше ничего?
        — О, я не сомневаюсь, что он увидел то, что вы хотели ему показать. Но если вы думаете, что это конец, то очень ошибаетесь. Мой брат никогда не отказывается от того, что намерен получить.
        — И он решил, что… Что ему нужно?
        Дарио взял кружку с кофе из ее нетвердой руки, но пить не стал.
        — Вы, конечно.
        — Что?
        Он шутит. Он точно шутит. Он не мог сказать это всерьез. Но глаза его говорили об обратном, и на чувственных губах не было и намека на улыбку.
        Нет, нельзя смотреть на его рот, иначе она лишится способности думать, отчетливо представить себе вопросы, которые возникли от его ответа. Серьезное выражение его лица побуждает к серьезным размышлениям. Но… у нее в голове лишь одно: как почувствовать вкус его крепких губ, их жаркое прикосновение.
        — Но я… Тогда в понедельник я… мы… дали ему понять…
        — Не считайте, что вы окончательно отделались от Маркуса.
        — Но он не настолько сильно меня хочет. Ладно, согласна, он какое-то время оказывал мне знаки внимания, но настойчив стал лишь недавно.
        Элен Грегори после Рождества пребывала в экзальтированном состоянии, была сверх меры возбуждена, посещала вечеринки и приемы, куда ни ее муж, ни Элис не могли с ней пойти. А затем три недели назад произошел резкий — и ожидаемый — спад. Она не выходила из своей комнаты и ни с кем не разговаривала. Элис заметила, что и отец изменился, он сделался молчаливым и замкнутым.
        И примерно в то же время Маркус начал наносить регулярные визиты. И тогда же отец попросил ее не отталкивать Маркуса, ну хотя бы сразу не отказывать ему. Она не могла взять в толк, почему Антони Грегори вдруг стал сторонником Маркуса, но постаралась понять отца. В конце концов, Маркус — сын отцовского босса, а она вовсе не хочет создавать отцу неприятности.
        Но Маркус становился все более настойчивым. Он бросал намеки на возможные последствия, если она ему откажет. И вот тогда она придумала, что сделает на балу. Элис была уверена, что если он увидит ее с кем-то еще, если она покажет, что увлечена другим мужчиной, то он отступит. И что получилось? Какая польза от того унизительного вечера? Ей казалось, что Маркус отвязался от нее, а Дарио сейчас утверждает, что его брата случившееся не остановит.
        — Нет…  — Она качала головой, снова представив кость, за которую дерутся два решительных пса.
        — Да.  — Дарио отставил нетронутую кружку с кофе, взял Элис за руку и провел в холл, где развернул лицом к высокому зеркалу в резной оправе.  — Взгляните на себя.
        Он пробормотал это прямо ей волосы, его дыхание задевало ей кожу на шее. Элис на секунду прикрыла глаза, борясь с желанием поддаться теплу его сильного тела, вдохнуть запах его кожи. Но она тут же очнулась и открыла глаза. Это опасно. Опасно отдаться на волю чувств.
        — Бледная, без макияжа, неухоженная,  — резко ответила она, и их глаза встретились в зеркале — зеленые и синие.
        Она скорее почувствовала его смех, хотя улыбки не увидела.
        — И вы ждете, что я вам поверю? Элис, вы напрашиваетесь на комплимент?
        Загорелая рука убрала прядь светлых волос с ее лица и завела за ухо. Одно лишь легкое прикосновение… и Элис проняла дрожь, кровь запульсировала по всему телу и сосредоточилась где-то между бедер. Болезненно-сладкое желание нахлынуло на нее.
        — Если вы этого хотите, то я готов осыпать вас лестью каждую минуту. Маркус таким образом вас задабривал, да? Он восхищался вашей красотой, говорил, что влюблен по уши?

«Что-то в этом роде»,  — про себя призналась Элис. Да, Маркус говорил ей, что она красивая… и что он ее хочет. Но все это было в начале его ухаживаний, а последнее время уговаривал выйти за него безо всяких комплиментов, убеждая, что лучше его ей не найти, что в ее же интересах принять его предложение.
        Но пугает вот что: комплименты Маркуса были чрезмерно пышными, звучали неискренне, отталкивали ее, а Дарио… Она хотела ему верить — верить, что его слова, которые он назвал лестью, были правдивыми.
        — Вы этого хотите? Вам нравится это?
        Что-то в его тоне заставило Элис отказаться от глупых мечтаний.
        — Но не в том случае, если вы имеете в виду другое!
        Она резко отстранилась от его ласкающих рук, и пряди волос хлестнули его по лицу. Он медленно и осторожно отвел волосы, задержав пальцы на шелковистых нитях.
        — Так что же произошло?  — потребовала Элис.  — Почему вы пришли?
        Его лицо было холодно и непроницаемо, рот сжат, губы вытянуты в тонкую линию.
        — Спросите своего отца,  — жестко бросил он.
        — Какое отношение мой отец имеет к этому? Я вас спрашиваю: что происходит между вами и вашим братом?  — И поправила себя, видя, как сердито блеснули его глаза:  — Вашим братом по отцу.
        — Вас это не касается.
        — Но вы делаете так, что касается. Вы и Маркус. А я этого не хочу. Не хочу впутываться в вашу отвратительную междуусобицу…
        Он покачал головой:
        — Боюсь, что это уже происходит, вы уже вовлечены… и не только вы.
        У нее от его слов по позвоночнику поползли холодные мурашки, горло сдавило, и дышать стало невозможно. Она с трудом разжала губы и произнесла:
        — Дарио, вы слишком долго ходите вокруг да около. С меня хватит! Я хочу, чтобы вы сказали мне, в чем дело. Вы заявляете, что вы и ваш брат во что-то замешаны. Кто еще?
        — Вы все. Вы, ваш отец, ваша мать.
        — Моя мать?
        Ее мать… Она в депрессии. Лежит наверху в своей комнате с задернутыми от солнца шторами, натянув на голову одеяло. У Элис сжалось сердце. Элен не одну неделю находилась в экзальтированном состоянии — более экзальтированном, чем обычно. После этого ее неизбежно охватывала депрессия. Контраст был пугающий, но, может, здесь кроется что-то еще? Что-то угрожающее?
        — Что вы имеете в виду? Прекратите ваши завуалированные угрозы…
        — Элис, никаких угроз. Во всяком случае, не от меня. Это Маркус угрожает вам и вашей семье. Это он держит в своих руках ваше будущее… или так думает.
        Элис хотела закричать, сжать ладони в кулаки и заколотить ими по его груди. Все что угодно, лишь бы прекратить эту игру с ней — игру кота с мышью. Она собрала волю в кулак.
        — Расскажите мне, в чем дело.
        Дарио запустил в свою густую шевелюру обе руки и пристально на нее посмотрел, словно надеялся на ее лице прочитать, действительно ли она хочет узнать правду. Должно быть, то, что он увидел, его убедило, потому что он кивнул и произнес:
        — Ваша мать играла в казино.
        — Это невозможно… Она уже несколько недель не выходит из дома.
        — Это произошло пару месяцев назад.
        Да, тогда Элен пребывала в приподнятом, оживленном настроении, была полна энергии. У матери в таком состоянии полностью отсутствовала сдержанность и осмотрительность.
        — Сколько она проиграла?  — в ужасе спросила Элис.
        От цифры, названной Дарио, у Элис перед глазами все поплыло, а колени подогнулись. Черная туча, маячившая на горизонте, надвинулась и вот-вот поглотит ее.
        — У нас нет возможности заплатить такую сумму… за один раз.  — Но и погасить долг частями равноценно гибели.
        По лицу Дарио она поняла, что это не все, ее ждет что-то еще более ужасное.
        — Продолжайте. Каким образом с этим связан Маркус?
        — Он вам не сказал?  — Смех Дарио был не только удивленным, но и мрачным. Он покачал головой, словно не веря.  — Вы меня поражаете. Выходит, он оказался намного хитрее, чем я мог ожидать. Или, возможно, научился играть по-умному и не болтать лишнего.
        — Он…  — Из глубины сознания всплыли слова Маркуса накануне бала: «Твой отец хочет этого не меньше, чем я. Даже больше». А потом, позже, отец… он выглядел таким измученным, но она отнесла это на счет его переживаний из-за матери.  — Мой отец…  — Голос у нее сел. Отец уговаривал ее видеться с Маркусом, быть с ним любезнее. И… подумать о предложении выйти за него.
        Но дела обстояли намного хуже. Отец пытался достать деньги для жены и для этого тайно брал большие суммы в компании, где работал.
        — Растрата.
        Ужасное, страшное слово. Ей стало еще страшнее, когда до нее дошло, у кого отец брал деньги.
        — Кавано… Боже мой! Папа, как он мог?
        Элис чувствовала, что краска отлила от лица, что сердце сейчас остановится. Теперь она знает, почему отец вот уже несколько недель выглядел таким подавленным и измученным. Он пытался спасти ее мать, а в результате увязал все глубже. Еще бы ему не желать ее брака с Маркусом! Маловероятно, что семейство Кавано возбудит дело против человека, который стал бы тестем Маркуса.
        — Неудивительно, что он хотел, чтобы я вышла за Маркуса.
        Теперь Маркус осуществит свою угрозу, он ведь заявил ей, когда она пыталась отделаться от его назойливого внимания: «Клянусь, что ты об этом пожалеешь». Она понятия не имела, какие темные силы стоят за этими словами.
        — Вы все это знали?  — спросила она Дарио.
        — Сейчас я это знаю.
        У Дарио были свои источники, чтобы узнать, почему Маркус хочет жениться на Элис. Его единокровный братец решил завоевать одобрение отца, осуществив амбициозную мечту Кавано-старшего — связать семью Кавано с семьей Грегори. Невестка-аристократка и, бог даст, внук с титулом. Таким образом Хенри Кавано достигнет цели — попасть в мир аристократии.
        Дарио знал, что его брат — гнида и всегда таким был. Но он и представить себе не мог подобного грязного шантажа. Так неужели его, Дарио, незаконного сына, следует называть выродком?
        — Но вы даже не подумали сказать мне об этом в тот вечер!
        — Я тогда всего не знал, и к тому же вы вполне могли с радостью согласиться выйти за Маркуса. Лишь когда я увидел его и вас, то понял, что вам ничего не известно.
        — Поэтому вы решили сделать так, чтобы я досталась вам?
        Он лениво изогнул бровь и ответил:
        — В то время как вы использовали меня, чтобы отделаться от моего брата.
        — А как насчет того, что вы использовали меня, чтобы разозлить его… заставить ревновать?
        Он не собирался ничего отрицать, поскольку это был его первоначальный план. Сладкий вкус мщения… возможность отплатить за все годы злонамеренной жестокости от человека, кого общество называло его братом… Он увидел возможность помешать Маркусу и воспользовался этим. А сейчас кажется, что судьба вручила ему более сильный аргумент для мести… и, возможно, даже способ заставить отца наконец обратить на него внимание.
        И способ заполучить эту женщину себе в постель, пока плотский голод, который подобно фосфору пылает между ними, не иссякнет.
        — Полагаю, что мы оба использовали друг друга,  — произнес он, пожав плечом.
        Элис это потрясло. Его равнодушие, холодность и черствость — все говорило о том, что она для него — ничто, лишь средство против его брата.
        — Надеюсь, вы получили удовольствие?  — бросила ему она, тряхнув головой, отчего волосы упали ей на лицо, и она откинула их назад.  — Было занятно? Вам понравилось?
        — Не настолько, как я рассчитывал…  — Дарио не договорил.  — Элис…  — Он сдвинул брови и поймал ее руку.
        — Что?
        Жемчужная сережка выпала из ее руки на плитки пола, но Элис смотрела не туда, а на свою ладонь, на то место, где сережка, которую она крепко сжимала, порезала ей кожу до крови.
        — Ой!  — вырвалось у нее.
        — Подождите… дайте мне…
        Он взял ее руку в свою, вытащил из кармана платок, смял в комок, приложил к ладони и согнул ей пальцы.
        Он дотрагивался до нее нежно и осторожно. Крови почти не было, но у Элис кружилась голова и она чувствовала дурноту. Темноволосая голова склонилась к ее руке, его запах пьянил. Одно легкое движение, и она могла коснуться Дарио. Он так близко, что наверняка слышит, как громко стучит у нее сердце, видит частое биение голубой жилки на запястье.
        — Дарио…  — вырвалось у Элис.
        — Элис…  — прозвучало в ответ. Он прижал рот к тому месту, где бился пульс, а она покачнулась и всем телом подалась к нему.
        Она не в силах сопротивляться… Она запуталась в своих чувствах. Ей хотелось провести рукой по его небритой щеке.
        И хотелось не только этого.
        — Элис!
        Ее имя прозвучало пронзительно и раздраженно. Звук шел сверху и долетел до холла, где они с Дарио стояли.
        — Элис!
        — Мама…  — Она повернулась к лестнице.
        Дарио стиснул ей кисть. Элис хотела выдернуть руку, но он ее не отпускал, а заглянул прямо ей в лицо. Глаза у него потемнели, покрылись дымкой. Его желание так же неодолимо, как и ее, они оба в ловушке своей страсти.
        — Я должна идти!  — шепотом — почему-то злым — произнесла Элис.  — Мама зовет. Я ей нужна! Нужна!
        — Не уходите…
        Если бы он только знал, что делает с ней его густой хрипловатый голос, повелительный и влекущий одновременно! Желание боролось с чувством долга… и отчаяния.
        — Я должна узнать, что ей нужно. Должна… Все остальное исправить я не могу.
        Он отпустил ее руку. Синие глаза сделались непроницаемыми и холодными. Что он чувствует? Он сообщил ей подробности плана Маркуса: либо она выходит за него, либо ее отец отправляется в тюрьму. А сейчас он оставляет ее прямо в пасти льва.
        — Что я могу сделать? Мне нечем противостоять Маркусу.
        Веки у Дарио дрогнули, он тяжело вздохнул.
        — Есть чем,  — глухо произнес он.  — Это я.
        Элис ничего не понимала. Глаза отчаянно искали объяснения на его лице. Что он имеет в виду? Если помощь, то какую? Ей нужна помощь, очень нужна. Но мысль об этом страшит. Потому что она знает: то, что он предложит, будет дорого стоить.
        Такие люди, как Дарио, не предлагают помощь без выгоды для себя.
        Элис разрывалась на части, поэтому для нее стал облегчением новый крик матери: «Элис!», еще более требовательный.
        Она вырвала руку из руки Дарио и быстро взбежала по лестнице. Задохнувшись, она остановилась на повороте и посмотрела вниз в холл — Дарио стоял, подняв к ней лицо. И ждал. Ждал от нее вопроса.
        — Что… Каким образом…  — проглотив ком в горле, произнесла она.
        Губы у него дрогнули. Элис поняла: он ждал, что она спросит. Он ей необходим, ей не к кому больше обратиться.
        — Завтра,  — как бы между прочим сказал он.  — Завтра приходите ко мне, и я все вам расскажу.
        И с едва заметной, но довольной улыбкой он развернулся и вышел из двери.
        Глава 5
        Элис не донесла бокал до рта и со стуком опустила на полированную поверхность обеденного стола.
        — Не может быть! Вы шутите.
        — Не шучу.
        Дарио теребил ножку бокала, и, казалось, мысли его были где-то далеко, но Элис чувствовала, что это притворство. Он сделал ей предложение и теперь ждал, чтобы она успокоилась, прежде чем он обсудит с ней детали.
        Но как она может успокоиться, когда он предложил ей… такое?
        — Я сказал, что помогу вам, на моих условиях.
        А вот от этих-то условий у нее голова пошла кругом.
        — Я не понимаю… Зачем нам жениться?
        — Вы произнесли это как смертный приговор.

«Это почти то же самое»,  — подумала Элис. За исключением того, что казнь может быть безотлагательной и кончается очень быстро.
        — Это — пожизненный приговор.
        — Да?  — Он бросил на нее скептический взгляд.  — Я предложил брак, а не связь и привязанность на всю жизнь.
        Понятно. Если она когда-то грезила о кольцах, цветах и счастье, то эта фантазия разлетелась вдребезги. Но о каких мечтах может идти речь? Это шанс выйти из того кошмара, куда она угодила. Она еще не опомнилась от его слов, что он ей поможет, а тут такое… К этому она была совершенно не готова.
        — Разве брак не подразумевает того и другого… или, по крайней мере, стремления к этому?
        — Если вы в это верите, то у вас на глазах розовые очки. О, возможно, какие-то романтические олухи клянутся соблюдать свои обещания. Мы хотя бы будем знать, что к чему: это брак по расчету и даст нам обоим то, чего мы хотим.
        — Просто брак по расчету.
        Она очень старалась произнести это спокойно и уверенно. Надо быть сумасшедшей, чтобы представить кольца, цветы и счастье с этим человеком, но в душе у нее все перевернулось, когда он описал ей брак, который ее ждет. Она, конечно, надеялась, что когда-нибудь встретит мужчину, который полюбит ее так, как отец любил мать, любил больше всего на свете. Разве не все женщины мечтают о такой любви?
        — Брак с предсказуемым концом,  — продолжал Дарио,  — чтобы не было ни ошибок, ни иллюзий и чтобы никто не мог заявить, что вступил в этот брак вслепую.
        — Понятно.  — Гладкое пространство блестящего дерева между ними стало похоже на широкую безводную пустыню. Нетронутая еда стыла перед ней на тарелке.  — Вы даже ничем не приукрасили ваше предложение.
        — Я обычно не отличаюсь мягкостью в сделках,  — ответил Дарио.
        Она это знала. У нее было всего несколько часов после его ухода, чтобы открыть Интернет и выяснить все что можно о Дарио Оливеро. О его происхождении сообщалось туманно, но очевидно, что вырос он в обстановке совсем не похожей на ту, в которой жил сейчас — власти и богатства. Судя по всему, до последнего времени у него не было связи с семьей Кавано. Но неясное прошлое Дарио осталось позади, и он создал обширный и успешный винодельческий бизнес в Тоскане, получая награду за наградой за крепленые красные вина и легкие белые. Нет сомнения, что он обеспечивал вином отели Кавано и таким образом встретился со своим единокровным братом. Он создал целую винную империю, которая не только соперничала, но и превосходила то, чем владел Кавано. Он создал огромное состояние, потому что, как он только что сказал, был известен своей жесткостью и решительностью во всех сделках.
        О да, жестокость распространялась также и на его связи с женщинами. Ни одна из женщин не оставалась с ним слишком долго. Их было много, и все богатые гламурные красавицы. Но их круговорот являлся доказательством — если ей нужно было доказательство — того, что он не шутил, заявляя, что не предлагает ей связь и привязанность на всю жизнь.
        Но что он на самом деле ей предлагает и почему?
        — Я пересказала отцу все сказанное вами… и он все подтвердил.
        — Я это знал.
        Это был самый неприятный и неловкий разговор, который она когда-либо имела с отцом. Сначала Антони Грегори возмутился, потом сник, а в конце почти потерял самообладание, и Элис видела, что глаза у него были полны слез. Она была потрясена тем, как низко пал отец. Она все-таки надеялась, что дела обстоят не настолько плохо, как ей обрисовал Дарио. Оказалось, что намного хуже. Растрата отцом денежных средств компании Кавано всплыла, и Маркус грозил отцу разоблачением и арестом. И у нее не было сомнений в том, что ее поведение в злополучный вечер благотворительного бала усугубило положение.
        — Маркус жаждет мести за то, что он увидел,  — он счел это жутким унижением. Он сказал отцу, что у него есть время до конца недели, чтобы все уладить, а затем он идет в полицию.
        Перед глазами Элис всплыло лицо отца. Но отцовские слезы были о его жене — и о себе,  — но не о дочери или о том, что он толкает ее в брак, который ей ненавистен. За двадцать четыре часа Элис многое передумала. Поняв, какую роль сыграли родители в том, что их дочь попала в ловушку, она по-новому взглянула на их брак.
        Она никогда не сомневалась в том, что отец любит мать. Он был готов поставить на карту свое имя и свободу, чтобы защитить женщину, которую обожал. События последних дней сотрясли мир Элис, вырвали у нее все, в чем она была уверена: материальная обеспеченность семьи, вера в родителей. А она осталась с осознанием того, что ей лгали, что она — пешка в руках людей, которым следовало доверять больше всего.
        — Вот почему вы здесь.
        Неужели ничто не может заставить его выказать хоть каплю чувств?
        Во время еды он сидел с видом сфинкса, ел мало, как и она. Но возможно, он просто умерен в еде, как и в сдержанной элегантности своей одежды. Безукоризненная белая рубашка обтягивала мощные плечи, черные брюки плотно сидели на узких бедрах и длинных ногах, талию подчеркивал кожаный ремень с увесистой серебряной пряжкой.
        Ясно, что от недостатка самоуверенности он не страдает и никакие тревожные предчувствия его не мучают. Чего Элис не могла сказать про себя, когда она собиралась на эту встречу. Ей было очень трудно решить, что надеть. В конце концов, это деловая встреча, и она выбрала бледно-зеленое платье-рубашку, одно из тех, которые носила на работу, и добавила лишь блестящие балетки да высоко зачесала волосы в хвост. Ей казалось, что она выбрала правильный наряд, но сейчас…
        Что, черт возьми, следует надевать, когда тебе предлагают вступить в брак по деловым соображениям?
        — Я весьма ценю то, что вы предлагаете помощь, но… почему мы должны пожениться?  — У Элис так сильно дрожал голос, что последнее слово она почти проглотила.
        — А вы можете придумать что-то еще, что отвадило бы от вас Маркуса? Поверьте мне, если мы намерены довести дело до конца, то недостаточно предложить уплатить долги вашего отца.
        — Недостаточно?
        Он чего-то ей недоговаривает, но он сказал «мы», и она не должна это забывать. В одиночку она не в силах это сделать, поэтому для нее огромное облегчение, что Дарио рядом и поддержит ее. Он, по крайней мере, предлагает ей выход.
        — Но наверняка помолвка…
        Дарио поставил бокал и через стол внимательно на нее посмотрел. Легкий сквозняк колыхал пламя свечей, блики падали на бледное лицо Элис. Небо за окнами быстро темнело, наступал вечер. Элис пришла позже, чем Дарио ожидал. Наверное, ей было нужно переговорить с отцом, и на это ушло время. Но времени у них явно не хватает, если они хотят, чтобы Маркус не одержал над ними верх.
        — Помолвки недостаточно.
        Помолвка могла бы удержать его братца, но чтобы выполнить требования, которые выдвинул их отец, вернее, условия в измененном завещании, этого мало.
        Дарио сжал ножку бокала, да так крепко, что побелели костяшки пальцев. Для него стало шоком, как тяжело, вот уже несколько месяцев, был болен отец. Настолько тяжело, что он изменил завещание… и написал об этом своему незаконнорожденному сыну.
        На пороге смерти Хенри Кавано испугался, что его заветная мечта иметь внука от невестки с титулом никогда не сбудется. Иллюзий в отношении Маркуса он не питал, учитывая его распущенный образ жизни. Поэтому в своем завещании сделал условием получения наследства вступление в брак. Хитрый старый лис решил подстраховаться и впервые признать, что у него два сына. До того, как он уйдет в мир иной, у него должен быть внук, пусть и от незаконного сына, которого он до сих пор знать не знал.
        Глядя в потрясенные зеленые глаза Элис, Дарио спрятал улыбку — он ведь тоже не собирался жениться. Раньше не собирался. Он дал себе слово, что это не для него. Когда он недавно приехал в Англию, то всего лишь хотел сорвать план Маркуса. Сделает это и уедет. Но тут пришло отцовское письмо, и ему была предложена возможность продвинуться намного дальше, чем он мог предположить.
        Знай он об этом завещании раньше, то успел бы придумать что-нибудь другое. Но Маркус, будь он проклят, его опередил и составил свой собственный план в отношении Элис. Дарио не собирался допустить, чтобы его опять обошли.
        — Почему недостаточно?
        — Потому что Маркус не хочет отправлять вашего отца в тюрьму… хотя сделал бы это при возможности. То, чего он хочет,  — это вы.
        — О, теперь вы…
        Она тряхнула головой, и гладкие светлые волосы, зачесанные в хвост, едва не попали в пламя свечи. Дарио наклонился и отвел пряди подальше от огня. Их лица оказались совсем близко.
        — Прежде чем снова сказать мне, что я шучу, подумайте дважды. Неужели я стал бы обсуждать это, будь другой выход?
        — Я… Но…  — Глаза у Элис — то ли оттого, что в комнате стемнело, то ли от бледности лица — из зеленых, под цвет светло-зеленого платья, сделались совсем темными. Она прижала пальцы к губам. На ногтях у нее был тот же матово-розовый лак, и Дарио вспомнил, как эти самые ноготки задевали ему ладонь. Свело пах. Хорошо хоть, что нижняя часть напрягшегося тела скрыта под столом. Для этого еще будет время позже, а сейчас он не позволит себе отвлекаться и спешить — она может вскочить и убежать до того, как он уладит дела.
        От Дарио не укрылась ее внутренняя борьба. Ему нравилась гордая, непокорная Элис. Такая, какой она была в тот вечер, когда Маркусу не удалось заставить ее пойти с ним и он потерпел позорное фиаско. Завоевать слабую женщину — это не по его части. Это он оставляет Маркусу. Возможно, сейчас он одерживает верх, но лишь потому, что Элис тоже его хочет. Просто она пока не готова признаться в этом.
        — Я Маркуса никогда не поощряла,  — сказала Элис, и ее глаза с вызовом сверкнули.  — Даже когда отец дал мне понять — теперь мне ясно, по каким причинам,  — что не возражал бы иметь Маркуса своим зятем. Я прямо ему заявила, что Маркус меня не интересует.
        — Что, зная Маркуса, только его распалило. Отказать ему — значит, задеть его за живое,  — усмехнулся Дарио.
        — Я поступила так не поэтому!
        — Знаю. Вы были готовы пойти на крайние — и нелепые — меры, лишь бы отделаться от его ухаживаний.
        И еще Дарио знал, что Элис уже забыла про свой план, когда Маркус ввалился к нему в квартиру. Он отпустил тогда Элис — он никогда не принуждал женщин и не собирался поступать так с Элис Грегори. Когда она к нему придет — а это случится,  — то будет сама желать близости так же, как желал этого он в жарких снах, преследовавших его все ночи после их первой встречи. Он просыпался в поту с дико стучащим сердцем, разрываясь от прилива страсти, и долго стоял под холодным душем, чтобы прийти в себя. Есть, разумеется, способы, как удовлетворить сжигающее его плотское желание, но он счел, что долгое ожидание вознаградится сполна.
        — Вы на самом деле не понимаете?  — произнес Дарио, увидев, как она сдвинула золотистые брови, отчего на атласном лбу появилась маленькая складочка.  — У вас безупречная родословная, что крайне важно для Маркуса, да и для всего семейства Кавано.
        — Родословная? Я чувствую себя какой-то кошкой…
        — Но очень породистой.
        Складка у нее на лбу стала глубже. Дарио улыбнулся. Неужели она все еще не понимает? Ему нравилось, что она не придает значения своему титулу.
        — Леди Элис…
        Она быстро-быстро заморгала — наконец-то поняла.
        — Он считает, что это важно?
        — Его отец так считает. Ему кажется, что брак с вашей светлостью повысит репутацию семьи.
        Элис подумала о том, что если титулы кому-то важны, то Маркус как раз такой человек, и становится понятно, почему он так долго ее преследовал. Но… отец Маркуса и отец Дарио — один и тот же человек.
        — А вы? Вас титулы волнуют?
        Он сощурился, потом засмеялся, откинулся в кресле и взял в руку бокал.
        — Certamente[3 - Конечно, безусловно (ит.).],  — весело произнес он.  — Там, где я жил, на задворках Казентино[4 - Казентино — город в итальянской области Абруццо.], мы все безумно хотели быть лордами и леди… Больше ни о чем не говорили.
        Элис заставила себя улыбнуться, но ее больно кольнуло — не сладко ему было расти в таком месте.
        — Ваш… отец Маркуса вам совсем не помогал?
        Лицо Дарио окаменело.
        — Кавано меня не признавал — как и мою мать — многие годы. Она ведь была всего лишь девушкой из итальянской деревни, с которой он, напившись, переспал, когда остановился у своего поставщика вин. А она работала в доме прислугой. Она пыталась сказать ему, что беременна, но он отказывался ее видеть.
        — Что случилось с вашей матерью?
        — Она умерла, когда мне было пятнадцать лет.  — Лицо Дарио темнело с каждой произнесенной им фразой.  — Я обратился к нему за помощью, когда она заболела, но…
        Он развел руками и больше ничего не сказал.
        — Мне очень жаль…
        Элис хотелось узнать, что было потом. Ведь потом за многие годы в его жизни все изменилось. Дарио встал, прошел к окну своей кошачьей походкой и вернулся, так и не посмотрев в окно.
        Он такой высокий, особенно когда стоит, что ей приходится запрокидывать голову, чтобы посмотреть на него, а широкие плечи закрывают свет из окна. Он сказал, что поможет ей, но она не чувствовала себя в безопасности с ним. Ну, может, опасность была чуть меньше, чем когда она узнала правду о махинациях Маркуса. Если Дарио поможет ей освободиться от ужаса и страха, которые обуяли ее после признаний отца, то она… рискнет и согласится на его условия.
        — Если вы выйдете за меня, то я, как ваш муж, буду обязан помочь вам и вашей семье. Когда же долги вашей семьи будут выплачены, то Маркусу ничего не останется, как оставить вас в покое.
        Все это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Элис не могла отделаться от сомнений.
        — Это… Что в результате приобретаете вы?
        Взгляд синих глаз изменился. Сначала они затуманились и потемнели, потом, к ее изумлению, снова стали ясными, и он улыбнулся, глядя в ее обеспокоенное лицо. Он протянул ей руку ладонью вверх. Как под гипнозом, Элис вложила свою руку в его. Он потянул ее, и ей пришлось встать с ним рядом.
        — Вам действительно нужно было задать мне этот вопрос?  — Длинные пальцы приподняли ей подбородок, синие глаза смотрели прямо на ее рот. Взгляд Дарио сказал ей, что сейчас произойдет… и она этого хотела. Хотела так сильно, что не знала, сама ли подняла к нему лицо или это он наклонил голову. Она знала одно: ее губы вписались в его губы. Ни колебания, ни неловкости.
        После жаркого напора их первой встречи Элис не была готова к нежности. Там, где раньше пылал огонь, сейчас грело ласковое солнце. Она словно плыла по теплому морю. Руки Дарио обхватили ее, твердые ладони гладили спину, и тепло проникало сквозь льняную ткань платья. Он сжал ладонями ей ягодицы, приподнял ее, и она ощутила твердый член между его ног. Этот выпирающий ком давил ей на живот, отчего внутри у нее запульсировало и закололо.
        — Дарио…
        Не в силах удержаться, Элис потерлась о его член и услышала в ответ громкий стон и прерывистый выдох.
        — Strega… колдунья…  — пробормотал он, одной рукой касаясь ее груди, а другой прижимая поясницей к себе, не давая отстраниться, да она и не хотела этого.  — Колдунья!
        Если она колдунья, то он чародей. Он едва коснулся ее поцелуем, а она уже жаждет, чтобы он пошел дальше. Она умрет, если он остановится…
        Мысли разлетались, когда его ладонь обхватила ей грудь и сжала. Ее снова охватил жар. Ей нужно это…
        — Bella strega,  — продолжал шептать Дарио, водя языком по ее губам, понуждая открыть рот.  — La mia bella strega[5 - Моя прекрасная колдунья (ит.).].
        Это прозвучало с интонацией собственника. Элис словно брызнули холодной водой в лицо. Она отодвинулась и встретилась взглядом с его глазами, затуманенными страстью, увидела, как покраснели у него скулы.
        — В чем дело?  — Синие глаза Дарио впились в нее.
        — Я не…
        — И даже не пытайтесь заявить, что это не то, чего вы хотите, потому что я знаю, когда женщина отвечает мне. И дураку ясно, что вы хотите меня так же сильно, как я хочу вас.
        Он отнял руку от ее груди и осторожно провел ладонью по щеке. Она вздрогнула, а он улыбнулся и сказал:
        — Мой чертов братец наверняка не раз говорил вам, какая вы красивая и что он хочет вас. Но если это говорю я, то так оно и есть, Элис. Вы красивы, и я хочу вас.  — Он произнес ее имя со стоном.  — Я до безумия вас хочу, и это желание съедает меня живьем оттого, что я не обладаю вами, что вы не моя…
        В этом сомнений у нее не было: его взгляд, его страстный голос говорили сами за себя. Он хочет ее, а ведь с ней такого никогда в жизни не бывало… чтобы кто-нибудь хотел ее так сильно. Она была дитя любви, всепоглощающей любви, которая существовала между ее родителями. И это привело к тому, что она часто ощущала себя посторонней, за исключением тех случаев, когда от нее что-то требовалось. Она так и не переехала из родительского дома в собственную квартиру, потому что мать нуждалась в уходе и поддержке, а отец — в помощи. Он даже пытался убедить ее ради спасения семьи принять предложение Маркуса.
        Но то, что говорит Дарио,  — это все для нее и только для нее.

«Я до безумия вас хочу, и это желание съедает меня живьем…»
        Она готова слушать его слова весь вечер. Никто никогда раньше не говорил ей ничего подобного. Никогда она не чувствовала, что ее хотят просто так, а не используют. Беда в том, что как бы она ни хотела слушать это до конца жизни, она знает, что у Дарио на уме другое. Но пусть все остается так, как есть. Пусть будет это дикое возбуждение, это ощущение того, что тебя хотят,  — ощущение, которое она испытала совсем недолго в вечер бала. Она могла бы насладиться этим состоянием и одновременно спасти родителей от страшной участи.
        — Я тоже вас хочу,  — сказала Элис. Все зашло слишком далеко, чтобы врать. Но… не слишком ли опасно признаваться ему в этом? А что ей делать? Какой другой выход? Альтернатива чересчур страшна.
        — Значит, все ясно. Не стоит спрашивать, что получаю я от этой сделки — ответ очевиден. Я получаю вас — в моей постели, там, где хотел вас видеть с первой же минуты.
        И таким образом они спасают ее отца, спасают мать… и расстраивают планы Маркуса. У нее это единственный выход, и разве это очень отличается от того, что она задумала вначале? Тот план должен был освободить ее от Маркуса. Но сейчас она хочет большей свободы — права быть самой собой. В родительском доме у нее такого права никогда не было. Теперь-то она видит, что любовь родителей друг к другу не оставляла места для нее, для того, что нужно лично ей.
        Она планировала сделать вид, что увлечена другим мужчиной, а не Маркусом. И этот мужчина мог бы дать ей все то, что она, возможно, была бы вынуждена просить у брата Дарио.
        Маркус ее не волновал, ее передергивало от одного лишь его прикосновения, от взгляда. Рядом с ним она даже мечтать не могла о страсти, полной восторга и чувственного наслаждения. А Дарио… Дарио она страстно хотела.
        Если отец попадет в тюрьму, мать останется одна, и тогда мечтам о свободе придет конец. Дарио ясно дал понять, что хочет ее… и он ее волнует, он открыл ей новый мир. Она ведь этого хотела для себя? Когда она по собственной воле пришла к нему, в его квартиру, то разве она не собиралась отдаться ему без каких-либо сомнений? У нее в голове была одна-единственная мысль — получить наслаждение. Она знала, что получит это, что они подарят наслаждение друг другу.
        И если после того одного вечера Дарио говорит, что снова хочет ее, то зачем ей сомневаться? Она ведь именно это хотела услышать. Тогда почему слово «брак» вызывает у нее неприятие? Это из-за ее детских мечтаний, из-за того, что она верила в идеальные отношения у родителей?
        Ее тело знает, чего хочет, но что потом, после того, как она окажется в его постели? Что будет потом, после того как он получит желаемое? Зачем ему помогать ей?
        Но Дарио предлагает ей выход. Все остальные ей лгали, а он вроде откровенен.
        — Откуда мне знать, что я могу вам доверять, что вы сдержите свое слово? Какая у меня гарантия, что я не попаду впросак после того, как вы получите все, чего хотите?
        — А вы разве меня не хотите?
        Слова прозвучали мягко и глухо, как шипение змеи, и выбили у нее почву из-под ног.
        Но Дарио и не нужен никакой ответ — он широко улыбался.
        — Предварительный брачный контракт вас устроит? Юридически оформленный, подписанный обеими сторонами? Где четко обговорены условия, и что каждый из нас получает в результате, и с чем остается, когда с браком будет покончено и мы оба разойдемся в разные стороны.
        Но все же что он получает, какая выгода помимо того, что отомстит своему брату? Ему этого достаточно? Кажется, что Дарио настолько сильно ненавидит Маркуса, что удовольствуется этим фальшивым браком. Правда, он еще получает кое-что — ее в своей постели, где он хотел, по его словам, видеть ее с первой же встречи. У Элис пересохло во рту, голова закружилась. Что тому причиной, она не совсем понимала: то ли страх, то ли у нее начался бред от сексуального влечения, которое в ней зажег Дарио.
        Достаточно ли этого, чтобы удовлетворить такого мужчину, как Дарио? Удовлетворит ли она его?
        — Контракт должен быть подписан и заверен, никаких двойных толкований — все должно быть обговорено до последней детали.
        — Вы сами можете дать указания моему юристу,  — ответил Дарио, совершенно не раздосадованный ее заявлением.  — И разумеется, вы не должны ничего подписывать, пока не будете полностью довольны.
        Все звучит честно и разумно. Выходит, она получит все, чего хочет. Словно это контракт между двумя равными в своих правах людьми, выгода присутствует с обеих сторон. Но тем не менее она чувствовала, что это не так.
        Дарио… он получает то, чего хочет. А она может потерять очень много. Если она не подпишет контракт, тогда Дарио просто устранится, но серьезно он не пострадает. Она же останется с тем кошмаром, в какой превратится ее жизнь: мать тяжело больна, возможно, она и не выберется из депрессии, а отец в тюрьме, куда попадет за преступление, которое он совершил, чтобы защитить любимую женщину.
        Страшно даже представить себе это.
        У нее есть возможность помочь им, если она найдет в себе мужество. А в конце этой истории — каким бы ни был конец — она получит желанную свободу.
        Элис сделала глубокий вдох, собираясь с силами, с трудом проглотила слюну.
        — В таком случае свяжитесь со своим юристом,  — сказала она. Хорошо, хоть голос не дрожит!  — Пусть составит контракт, я его просмотрю и тогда подпишу. Давайте запустим это шоу.
        В глазах и улыбке Дарио промелькнуло торжество.
        — Тогда идите ко мне…
        Он взял ее за руку, и от его прикосновения к обнаженной коже по телу пробежала волна желания и угнездилась глубоко под ложечкой. Все слишком походило на то, что происходило в вечер бала. Очень похоже на тот момент, когда он навис над Маркусом со словами, что тот проиграл, а он выиграл. Элис не хотелось думать о том, что сейчас происходит что-то похожее. Не хотелось быть костью, которую тащат каждый в свою сторону два злых рычащих пса. Но нет… сейчас все не так… по-другому… и она хочет, чтобы было по-другому.
        — Нет.  — Ей удалось произнести это шутливо, даже улыбнуться и легонько чмокнуть его в нос.  — Подождем до брачной ночи.
        — Как старомодно.
        — Ну, такая вот я есть — старомодная девушка.  — Элис бросила на него кокетливый взгляд.  — О, не беспокойтесь, вы получите то, за что заплатите… но не раньше чем кольцо будет на моем пальце.
        Темное облако заволокло синие глаза. Она, затаив дыхание, ждала взрыва. Но, слава богу, взрыва не последовало.
        — Хорошо, mia strega, мы сделаем все традиционным образом. Подождем до брачной ночи… но потом…
        Он не договорил, но мог бы и не продолжать. Мозг у нее разрывался от наплыва эротических видений предстоящей ночи.
        — Я завтра же увижусь со своим юристом, потому что я не намерен долго ждать вас, bellissima[6 - Красавица (ит.).].
        Она не предполагала ничего иного. Душа трепетала от возбуждения и предвкушения. В голове не укладывалось, как может этот потрясающий мужчина так сильно ее хотеть, что готов пойти на большие жертвы, лишь бы добиться ее. Даже связать себя браком по расчету, заплатив целое состояние в качестве выкупа за невесту. Это непостижимо. Это порождает новые, незнакомые ощущения.
        И тут он спустил ее с небес на землю, сказав:
        — Я хочу вас в своей постели до конца месяца… или скорее. Маркус не станет ждать… да и я тоже.
        Глава 6
        Элис удалось улыбнуться на слова отца: «Ты такая красивая».
        — Спасибо, папа.
        Отец выглядел на десять лет моложе, чем две недели назад. Огромный долг был выплачен, а угроза тюрьмы осталась лишь страшным воспоминанием. Никаких больше слез, хотя мать сентиментально приложила платок к глазам, прежде чем отправиться в церковь. Но это, по крайней мере, были слезы радости.
        — Ты уверена… ты счастлива?  — спросил Элис отец, пристально глядя на ее лицо.  — Все произошло так стремительно.
        Наконец-то он спросил! Элис от неожиданности закусила нижнюю губу, чтобы громко не произнести: «Неужели тебя это беспокоит?»
        — Стремительно, но зато он тот, кто мне нужен!  — Элис надеялась, что ее ответ прозвучал убедительно, а улыбка была радостной.
        Она попросила Дарио сказать родителям, что их роман начался неожиданно, а спешка со свадьбой из-за того, что они страстно влюблены… и Дарио решил показать любовь к своей невесте, заплатив долги ее семьи.
        Но все происходящее не казалось Элис настоящим. У нее было такое ощущение, будто она двигается по другую сторону громадной стеклянной стены, видит родителей, разговаривает с ними, слышит их ответы, но она не с ними. Она больше не может видеть их такими же, как видела раньше, после того как узнала правду о растрате и о том, почему они пытались склонить ее к браку с Маркусом. Она словно отошла от них на какое-то расстояние, преодолеть которое сейчас не в состоянии. Реальным ей казался только Дарио. Ее будущее вместе с ним… ну хотя бы на какое-то время. Она вступает в жизнь, которая наконец станет ее жизнью. Или, по крайней мере, такой жизнью, которую она для себя выбрала сама. Пусть это и деловой договор, но Дарио не догадывается о том, какой важный подарок он ей вручает. Этот подарок — свобода.
        — Да, папа, это романтика, но такое случается. Ты же сам всегда говорил мне, что…
        — Я сразу понял: твоя мама создана для меня,  — кивнул отец.
        — Удар молнии, и у тебя нет выбора.  — Элис взяла отца под руку. Только бы пережить этот день…
        А что ее ждет в конце дня? Одно дело — изображать счастливую невесту в течение двух недель, и совсем другое — знать, что они с Дарио останутся вдвоем сегодня ночью… и много-много ночей потом.
        Чем ближе становился день свадьбы, тем больше она волновалась от тревожных предчувствий. Ей казалось, что выглядеть влюбленной новобрачной целые две недели до свадьбы будет очень трудно, но все происходило на удивление легко. Дарио вел себя очень непринужденно: то обнимет за талию, то слегка прижмет к себе, то запустит руку ей в волосы, а в присутствии ее родителей выражал свои чувства сдержанным поцелуем исподтишка.
        Это было нелепо. Дарио Оливеро не проявлял сдержанности ни единого дня в своей жизни. Она уже успела получить этому доказательство — его обжигающие поцелуи, чувственные прикосновения к коже.
        Но, как ни странно, сейчас нежные знаки внимания воспламеняли Элис еще больше. Ей хотелось схватить его за руки и потащить наверх, в свою комнату, забыв, что их могут увидеть. Один раз она попыталась это сделать, но Дарио ее удержал — он покачал головой, наклонился и медленно и нежно поцеловал ее за ухом.
        — Не раньше брачной ночи,  — задевая дыханием ей кожу, прошептал он.  — Я обещал.
        Ему явно доставляло удовольствие держать свое слово и тем самым доводить ее до безумия.
        Но сегодня ночью… ночью у него будет право овладеть ее телом.
        — Готова?  — тихо спросил отец и сжал ей руку, открывая дверь в церковь.
        — Готова,  — ответила Элис, сомневаясь, выдержит ли церемонию венчания.
        Она опустила глаза на свою руку, лежащую на руке отца,  — на пальце сверкало кольцо с бриллиантом, подаренное Дарио.
        — Мне оно не нужно!  — запротестовала она, когда он надел ей кольцо перед тем, как они отправились сообщить родителям о том, что решили пожениться.  — Это же просто… для видимости.
        — Нет никакой видимости,  — сердито ответил он.  — Во всяком случае, не для Маркуса и Хенри Кавано. О нашем соглашении знаем мы, но больше никто не узнает. Все должны думать, что брак настоящий. И чтобы в это поверили, нам следует вести себя как положено.
        Положено… Как этот массивный бриллиант, который сверкал и переливался, демонстрируя всем законность их брака. И к тому же — отчего Элис делалось совсем уж не по себе — он разузнал о ее страсти к винтажным украшениям и выбрал такое потрясающее кольцо, что у нее дух перехватило.
        — Пойдем, дорогая,  — подтолкнул ее отец.
        Ноги ее плохо слушались, пол плыл под ногами, к горлу подступала тошнота. Элис вцепилась в отцовскую руку и старалась смотреть вперед.
        А впереди она видела Дарио, высокого, широкоплечего, с гордой осанкой — он стоял в конце прохода. Лица его она не видела, поэтому понять, что он чувствует, не могла. Но уж точно не волнуется так, как она. О чем он думает? О том, что игра стоит свеч, что женитьба на ней окупит те расходы, которые он понес?
        Хоть бы он повернулся, чтобы она могла увидеть его красивое лицо…
        И тут Дарио сделал то, чего ей хотелось — он повернул голову, и их взгляды встретились. Дрожь пробежала у нее по коже.
        Он — жесткий, безжалостный, успешный бизнесмен, который продумал их сделку до малейшей детали. Так почему он оглянулся, словно проверяя, идет ли она по проходу к алтарю? Как он мог сомневаться? Ведь она его капиталовложение, его ставка в сделке. Он должен знать, что у нее нет другого выхода, кроме как быть здесь сегодня, потому что иначе ее родителей ждет крах.
        Она наконец оказалась рядом с Дарио. В официальном пиджаке-визитке, изысканной белой рубашке и серебристо-сером галстуке он был каким-то чужим. Она не знает этого человека и все же вступает с ним в брак. Страх поднимался изнутри к горлу, и Элис прерывисто вдохнула побольше воздуха.
        Она чувствовала, что отец вложил ее руку в руку Дарио, но не могла смотреть никуда, кроме его сверлящих насквозь синих глаз. Теплая сильная рука легла поверх ее руки, но она ощутила не поддержку, а ловушку.
        Роуз, старшая подружка невесты, взяла из бесчувственной руки Элис букет лилий, но она этого не заметила — она смотрела на Дарио и больше ничего и никого не видела вокруг. Запах его кожи, прохладный запах одеколона… она вдыхала эти запахи, но они не будили в ней никакого сексуального влечения, как раньше. Все было не так, во всем холодный расчет. И сам Дарио стоял напряженный и застывший, словно отгораживался от любых чувств. Он здесь для того, чтобы получить положенное ему, как победитель, имеющий право на трофей.
        — Вы очень красивы.
        От неожиданности Элис вздрогнула. Его прищуренный взгляд скользил по ее прическе под изящной бело-золотой диадемой из цветов, по ее лицу и по незатейливому белому платью.
        — Спасибо. Я…
        Элис поняла, что он удивлен, почему на ней простое платье вместо платья от-кутюр, которое он ожидал увидеть. Даже мужчине ясно, что простое облегающее фигуру платье без рукавов не является плодом творчества французского дизайнера, которого рекомендовал ей Дарио.
        — Я…
        Она не успела ничего объяснить, потому что священник вышел вперед и момент был упущен.
        Она действительно выглядела очень красиво.
        О, он знал, что она будет прекрасно выглядеть. С первой минуты, когда он увидел ее через зал на балу, она его поразила.
        — Если есть человек, которому известно о каких-либо законных препятствиях…
        Голос священника то приближался, то отдалялся — так бывает с неисправным радиоприемником.
        Пошли все куда подальше! Уж кто-кто, а он, Дарио, знает, почему им не следует жениться. Потому что сейчас происходит пародия на венчание, потому что это нарушает веру в подлинный брак.
        Для себя он никогда не рассматривал возможность брака. Он не создан для этого. Но сам по себе брак… как мечта. Мечта, которая всю жизнь была у его матери и так и не осуществилась.
        На секунду в голове промелькнула мысль: что будет, если он скажет «да», что ему известна причина, по которой брак не может состояться? Будет ли душа матери спокойно после этого там, на небесах?
        Возможно, сейчас он выполняет ее самое заветное желание — пусть и посмертно — и женится. Но Дарио знал, что она хотела, чтобы он женился по любви.
        Элис не просила любви. Все крутилось вокруг денег и вокруг Маркуса, чтобы тот никогда больше не стоял у нее на пути. А Маркуса не отпугнуть ничем, кроме официального брачного контракта, подписанного и юридически заверенного.
        В этот момент священник закончил говорить со словами «и живите в мире». Наступила тишина. Рука Элис слегка дрожала в его руке.
        Он посмотрел на нее, а она подняла на него лицо. Губы у нее дрогнули, зеленые глаза казались бездонными. Как она красива даже в простом облегающем платье из шелка вместо дорогого дизайнерского, которое он ожидал на ней увидеть.
        И от церемонии бракосочетания он ждал большего. Свадьба леди Элис Грегори — светское событие, и можно было предположить, что это будет происходить достаточно пышно. А немноголюдная свадьба была в скромной деревенской церкви около того места, где родилась Элис.
        Пальцы сжали ей кисть. Какая тонкая, хрупкая у нее рука! Незатейливость ее свадебного платья, неброскость макияжа и прически… В голову пришли слова «ранимая» и «нежная». Эти слова он раньше никогда не связывал ни с одной женщиной. Как связать это сейчас с ней и здесь?
        — Дарио?  — священник вернул его в действительность.
        Дарио пропустил момент, когда его спросили: «Берешь ли ты в жены эту женщину?» Теперь все смотрели на него и ждали ответа.
        Рука Элис нервно дернулась, и он крепко стиснул ей пальцы. Он не допустит никаких неприятностей на церемонии.
        — Да,  — ответил он твердым громким голосом и почти услышал вздох облегчения собравшихся в церкви. Он бросил быстрый взгляд на женщину рядом — ее глаза расширились от страха. Неужели она решила, что он не ответит?
        — Элис?
        Настала ее очередь ответить на вопрос священника. Ее ответ прозвучал торопливо и резче, чем она того хотела.
        Дарио мысленно пообещал своей матери, что он будет вести себя с Элис подобающим образом. Она получит все, что хотела: деньги для родителей и свободу от Маркуса для себя. А еще сексуальное удовлетворение в постели.
        — Да…  — Это слово волновало Элис с утра, когда она проснулась. Слово, которое изменит ее жизнь. Как только она произнесет это слово, пути назад не будет. Она выйдет замуж за Дарио, предсвадебный контракт вступит в силу и свяжет их.
        Но разве она не этого хотела? Если она не прошла бы через это, то пострадали бы родители. А любовные ласки Дарио… Мечты о нем преследовали ее ночью, эротические фантазии опутали ей мозг подобно клейкой паутине, и она просыпалась в холодном поту среди смятых простыней. Ее тело жаждет его. А сегодня ночью…
        Она думает о горячей страсти, о сексе. Думает перед алтарем.
        Дарио не отпускал ее руку, сжал сильнее. Неужели он подумал, что она может сбежать и оставить его с невыполненной частью их соглашения? Свои обещания он уже выполнил: отец не уставал повторять, что долги заплачены. Выходит, остался только ее долг. Неужели он думает, что она, забыв, чем ему обязана, схитрит и сбежит?
        — Да,  — повторила и услышала, как по рядам гостей пробежал приглушенный смех, словно она, повторив свое согласие, хотела подчеркнуть значимость ответа.
        Но на лице Дарио не было и намека на улыбку. Он выглядел серьезным и строгим, а глаза походили на глубокие темные озера, в которых можно утонуть.
        У Элис хватило сил дождаться конца службы. Обеты произнесены, кольцо у нее на пальце, другое, большое и широкое, у Дарио. Их объявили мужем и женой.
        — Вы можете поцеловать новобрачную…  — Слова стучали у нее в мозгу, когда Дарио приподнял ее и обнял, прижав свои твердые губы к ее рту. Она припала к нему, чтобы не упасть.
        Момент, казалось, длился вечно. Наконец Дарио отпустил ее. Ухо было как раз на уровне его рта.
        — Пусть хоть кто-нибудь заявит, что все прошло не по-настоящему,  — пробормотал он, услышав, как по церкви прокатился шум аплодисментов.  — Приветствую вас, синьора Оливеро.
        Почему прямо не сказать: «Приветствую вас в своей постели»?
        Они шли обратно по проходу, она держала Дарио под руку и улыбалась родителям и знакомым. Только сейчас она поняла, что почти все гости были из ее окружения, и лишь несколько человек, друзей Дарио, прилетели из Италии.
        Дарио, высокий и внушительный, любезно кивал всем, принимая поздравления, но улыбка на его лице напоминала неоновую рекламу, а глаза не улыбались. Он бросал взгляды то налево, то направо, ища кого-то. Но тот, кого он хотел видеть, не появился.
        Они вышли из церкви на залитые солнцем ступени. Элис стало горько за него. Его мать умерла, а единственный член семьи, о котором она знала, был Маркус, который едва ли стремился попасть на венчание.
        — Мне очень жаль…  — шепнула ему Элис.
        — Жаль?  — Он повернулся к ней.
        — Моя семья… Они заполонили собой всю церковь, а ваша…
        — Не важно.  — Он нахмурился.  — Так уж случилось.
        — Но вы…
        — Элис, все в порядке. Я не семейный человек, так что важно одно — это мы.
        В эту минуту легкий ветерок нагнал большое облако на солнце. Элис стало холодно. Отчего? Оттого что скрылось солнце или от ответа Дарио, что он не семейный человек?
        Глава 7
        Заслонив глаза от слепящих лучей заходящего солнца, Элис любовалась красотой сельского пейзажа.
        — Поверить не могу, что я здесь…
        Вид с каменной террасы огромной виллы был захватывающим. Вдали на горизонте тянулись виноградники Дарио.
        Элис не предполагала, что он привезет ее в свой дом. И уж никак не ожидала, что он увезет ее со свадебного приема и они окажутся в его личном самолете, который летит в Тоскану.
        — Я не думала, что у нас будет медовый месяц,  — торопливо произнесла она.
        Им следовало узнать друг друга до свадебной церемонии. И вот сейчас, стоя здесь, она понимает, как мало знает о мужчине, которого все считают ее мужем. И с этим мужчиной она будет сегодня ночью спать в одной постели… и все остальные ночи, ровно столько, сколько продлится этот брак по расчету.
        — Я же говорил, что мы все сделаем как положено.
        — Ты так и сделал.  — Элис надеялась, что улыбка у нее не вымученная. Почему в его устах эти слова прозвучали как упрек?  — Все было как положено.
        Положено… Странно, какой смысл может скрываться за этим словом. Все, что касалось дня свадьбы, было абсолютно в рамках положенного, приличного. Спешная романтическая свадьба… Но никто не описал бы события, приведшие к этой свадьбе по расчету, как приличные, подобающие.
        А что почувствовали бы все присутствующие в церкви — и ее семья в частности,  — если бы знали, что она продалась Дарио за баснословную сумму денег? Причины, стоящие за этим, ничего не изменили бы. Для сделанного есть отвратительное слово.
        — Все было замечательно. Все,  — сказала она, повернувшись к нему.
        Он сменил официальный костюм на свободную белую рубашку и полинявшие джинсы, что больше подходило для жаркой погоды в Тоскане. Как только они приехали на виллу, он скинул ботинки и теперь ходил босиком по нагретой солнцем террасе. Розовые кирпичные стены виллы светились в предзакатных лучах солнца, а фигура Дарио выделялась на этом фоне и… пугала ее. Откуда у нее эта настороженность? Ведь он был таким щедрым. Она и рассчитывать не могла на такую щедрость.
        — Запоминающийся день.  — Элис подошла к нему и поцеловала в худую колючую щеку.  — Я знаю, что все тоже так думают.
        — Мне безразлично, что думают все,  — грубовато пробормотал Дарио.  — Если ты была довольна своей свадьбой, то я рад.
        — Конечно довольна!
        Элис решила не цепляться к словам, почему он не сказал «нашей свадьбой». Можно подумать, что он не участвовал в ней, кроме как заплатил за все.
        — Было очень красиво. Спасибо…
        Ее рот в нескольких дюймах от его лица, она ощущает запах его кожи, смотрит прямо в сапфировую глубину его глаз. Внутри живота затрепетало, кровь загорелась, сердце сильно застучало.
        — Уверен, что узнаю, насколько это того стоило.
        Она не сразу поняла смысла сказанного им, а когда до нее дошло, то она испугалась, сердце екнуло, но почти тут же ей стало все равно. Пусть называет это возмещением своих расходов, средств, потраченных на ее семью, но у Элис нет сил обо всем этом думать. Ее охватила страсть, жуткая, первобытная. Эта страсть заставила ее снова прижаться ртом к его щеке, ощутить под губами щетину и горячие напрягшиеся скулы.
        Быстрое движение и… уже не щека у нее под губами, а его обжигающий рот. Его поцелуй требовал, а не дарил.
        Он вправе ее целовать. Она ему это обещала. Дело не в том, за что заплатил Дарио. Дело в том, чего хочет она. Чего они оба хотят. И сейчас это время настало. Пожар между ними какое-то время тлел из-за решения Элис подождать до свадьбы, но прямо сейчас, сию минуту, пламя страсти вырвалось наружу и обожгло обоих.
        — Я достаточно ждал,  — бормотал Дарио, откинув ей голову и жадно целуя.  — Слишком долго.
        — Слишком долго,  — эхом повторяла Элис. Зачем она придумала запрет до свадьбы? Она ведь хотела этого и тогда, и сейчас хочет, а две недели только распалили желание.
        Она обхватила Дарио за шею и запустила пальцы в черный как смоль шелк его волос. Желание росло и пульсировало внутри.
        — Слишком долго,  — снова сказала она и почувствовала, как он смеется. А на нее накатила новая волна желания, грудь под бирюзовым летним платьем напряглась, натягивая тонкую льняную ткань.
        — Тогда почему, черт возьми…
        Элис не дала ему договорить, зажав рот поцелуем.
        — Потому что я была дурой,  — заявила она.
        — А я оказался еще большим дураком, когда согласился. Но с этим покончено.  — И Дарио занялся молнией у нее на платье. Она почувствовала, как горит спина там, где его пальцы касались кожи.
        — Покончено.  — Это все, что она была в силах произнести.
        Элис плохо представляла себе расположение помещений на вилле. Они прибыли менее часа назад, чемоданы незаметно отнесли в их комнаты слуги. Потом Дарио предложил выпить вина на террасе. Она понятия не имела, куда они сейчас идут, но это и не важно — всем управляет Дарио.
        Они поднимались наверх по лестнице, и на каждой ступеньке он останавливался, прижимал ее спиной к стене и получал очередной поцелуй. Стена холодила ей кожу на спине, а там, где соприкасались их тела, горел огонь. А еще сильнее полыхало у нее внутри.
        — Вот как должно быть.  — Голос Дарио звучал глухо и грубовато. Каждое слово сопровождалось жадными поцелуями, от которых переворачивалась душа.
        Одна босоножка упала с ноги и покатилась вниз, туда же последовала и другая. В голове у Элис грохотал барабанный бой, страсть было не остановить. Это — неизбежность, преследовавшая ее с первой же их встречи, и она не хотела ждать ни секунды больше. Она просунула между ними руки и рывком расстегнула ему рубашку — пуговицы отскочили и рассыпались по полу,  — и у нее под пальцами оказалась мускулистая теплая грудь с темными завитками волос. Элис поцарапала ногтями оливковую кожу и услышала, как гулко застучало в ответ его сердце, а изо рта вырвался стон. Она улыбнулась, припав к его плечу. Дарио ударом ноги открыл дверь наверху лестницы, и от возбуждения и предвкушения того, что последует, Элис едва не задохнулась. Кровь стучала в ушах, пока он нес ее по комнате к кровати и, особенно не церемонясь, бросил на пуховое одеяло.
        — Momento…[7 - Сейчас… (ит.)]
        Он начал быстро сбрасывать с себя одежду — рубашка отлетела в сторону на пол, брюки, черные трусы-боксеры полетели туда же. Он нагнулся, завладел снова ее ртом, покусывая, посасывая, водя языком по ее сжатым губам, понуждая разомкнуть. А Элис пыталась высвободиться из платья. Верх платья упал вниз, открывая его взору заалевшую грудь в шелковом кружевном бюстгальтере.
        — Дарио… скорей… скорей…
        — Подожди…
        Подождать? Да она сейчас разорвется на части.
        Дарио, прижимая ее горячим тяжелым телом к кровати, повернул голову и выдвинул ящик тумбочки. Элис не сразу, но все же поняла, что он делает.
        — Не надо… Я предохранилась… Опасности нет, совсем нет,  — прошептала она ему в ухо.
        — Предохранилась?  — Он бросил на нее нетерпеливый взгляд.  — Лучше перестараться.
        — Я же…
        Но он уже достал презерватив, его движения были быстры, отработаны.
        — Теперь я тоже готов.
        Хриплый гортанный звук вырвался у него изо рта, когда он, наклонив голову, провел языком по груди Элис, по налившимся соскам, проступавшим сквозь кружево бюстгальтера. Он зубами оттянул край, чтобы облизать атласную кожу, потом сомкнул губы на выпирающем кончике и стал сосать.
        — Черт… черт…  — бормотала Элис, проклиная его за то, что он медлит, и в то же время не в состоянии сопротивляться жалящему удовольствию, исходящему от его рта.
        Она извивалась под ним, ей не терпелось утолить съедающее ее желание.
        — Дарио… Дарио…  — шептала она ему в ухо.  — Надо… по-настоящему…
        У нее вырвался довольный крик, когда она почувствовала, как у нее внутри все заполняется им, заполняется до конца.
        — Хорошо…  — выдохнула она.  — Вот так… хорошо.
        — Хорошо…  — хрипло вторил ей Дарио, ритмично погружаясь в нее, а она прижимала его к себе так крепко, будто хотела впитать в себя его силу.
        Волны восторженной страсти накатывали на Элис, поднимая ее все выше и выше, несли вперед все быстрее и быстрее. Мышцы внутри лона сжимались и разжимались, пик наслаждения уже близок… Элис откинула голову, имя Дарио со стоном вылетало у нее из груди. Он же убыстрил свой темп. Она растворилась в нем, сладостные потоки омывали ее. Она не могла поверить, что такое возможно… эти взрывы радости и удовольствия.
        — Дарио… О, Дарио!
        Ночь была долгая, жаркая, чувственная. Эта ночь насытила их и лишила сил.
        Было раннее утро, когда Элис пошевелилась, потянулась и огляделась. Тело ныло после ночи любви, побаливало в тех местах, где любовные ласки отпечатались синяками. Дарио, просыпаясь, задвигался рядом с ней и потерся лицом о подушку. Последствия прошедшей ночи валялись на полу — одежда была разбросана повсюду. Элис протянула руку и подобрала свое платье — льняная бирюзовая ткань была разорвана по швам сверху донизу.
        Дарио открыл глаза и бросил довольный взгляд на дело своих рук.
        — Оно мне мешало.  — И повел мускулистым плечом со следами ее ногтей и даже зубов.  — Я куплю тебе другое.  — Ленивый взгляд синих глаз, все еще затуманенных ночной страстью, смеялся, губы снисходительно улыбались.  — Но его тоже порву. Я предпочитаю тебя такой, как сейчас.
        Он ласкал глазами ее раскрасневшиеся щеки, плечи, грудь, едва прикрытую тонкой простыней. Секунда — и тот же путь проделала его рука.
        — Да,  — прошептал он,  — именно такой я бы хотел видеть тебя всю жизнь.
        — Немного непрактично,  — ответила Элис.
        — Кому нужна практичность?  — Руки Дарио оказались у нее под грудью, и он большими пальцами ласкал соски. Шероховатые пальцы терлись о набухшие кончики, горячие стрелы желания пронзили ее и угнездились внутри влажного лона.  — В этом браке нет места практичности, а есть вот что…  — Он сильнее нажал на кончик соска, не сводя с нее потемневших глаз.  — Разве не так, bellissima?
        Элис забыла обо всем. Она откинула голову и судорожно выдохнула. К черту сдержанность! Не все ли ей равно, если он считает, что она совершенно безвольна в его руках? Ведь это правда, и незачем это скрывать. Зачем оттягивать удовольствие, которое она опять хочет получить?
        — Да,  — низким от желания голосом прошептала она.
        — Не слышу.
        Он хочет услышать от нее признания? Значит, услышит. Ей наплевать на все. Она широко раскрыла глаза и почти выкрикнула:
        — Да, черт тебя побери! Да!  — Но на этот раз верховодила она, сама прильнула к его рту и навалилась на него.  — Да…
        Элис осыпала Дарио поцелуями, медленно водила руками по всему его телу и улыбалась, когда тугие мускулы вздрагивали от ее прикосновений.
        Она провела кончиками пальцев по грубым волоскам у него на бедре и еще выше, отважилась погладить ту часть, которая тут же напряглась и стала набухать под ее дразнящими пальцами. У него изо рта полились итальянские проклятия.
        — А сейчас что ты скажешь по поводу удовольствия?  — шаловливо спросила она, заглядывая ему в глаза, засветившиеся новым желание.
        Он дернулся, лежа под ней.
        — Ты про это говорил?
        — Почти!  — с хрипом вырвалось у него.
        — Почти?  — Она не успела больше ничего произнести, потому что он крепко схватил ее руки и отвел от себя, не давая ей возможности продолжить эту сладкую муку. Он вывернулся, и теперь она оказалась лежащей под ним. Он так крепко прижимал ее к постели, что она едва могла дышать, не то что говорить.
        — Почти,  — прорычал он.  — Quasi, la mia bella strega[8 - Почти, моя красавица колдунья (ит.).]. А теперь…
        Он завел ей руки наверх и припечатал к подушке, а коленом развел ей бедра. Его губы сомкнулись у нее на соске, он сосал и покусывал кончик. Она кожей чувствовала жаркую влажность его рта.
        — Вот так,  — сказал он и одним рывком вонзился в нее.
        Ее голова билась на подушке. Она была во власти его силы, его мощи, ее лоно готово принять его.
        — Вот про это я говорил.
        Глава 8
        Слабый свет начал проникать в окна, не закрытые ставнями. Дарио проснулся, повернулся на бок, и взгляд упал на смятое бирюзовое платье — вернее, на то, что от него осталось.
        — Что касается платьев,  — произнес он, пропуская ткань сквозь загорелые пальцы,  — то чем тебе не подошло свадебное платье, предложенное Линетте?
        Он произнес это между прочим, но Элис знала, что разговор неизбежен, и ждала его. Живот стянуло, и приятное тепло в теле мгновенно ушло.
        — То платье, которое ты хотел чтобы я надела?
        Чтобы впечатлить Маркуса и его отца. Показать всем, всему миру, что она принадлежит ему, Дарио.
        — Тебе оно не понравилось?
        — Очень красивое платье, но…
        Ночное троекратное любовное цунами лишило Элис сил, она не могла ни дышать, ни говорить. Сейчас происходит что-то похожее, но по другой причине.
        — Я хотела сама решить, что на мне будет надето. Ты ведь понимаешь, что мечта каждой девушки самой выбрать свадебное платье.
        — Понятно,  — буркнул Дарио, хотя его взгляд говорил другое: ему непонятно, почему она выбрала такое простое платье, не воспользовавшись услугами нанятого для нее кутюрье.  — Но я бы заплатил за любое…
        — Вот именно этого я и не хотела.  — Элис приподнялась повыше на подушках, чтобы лучше видеть его лицо, лучше его понять.  — Ты и так уже слишком потратился на нас. Я не могла вводить тебя в новые расходы.
        — Это был день твоей свадьбы. Я был бы счастлив купить тебе все, что ты попросила бы.
        — Ну как же ты не понимаешь? Именно просить я не хотела.
        Дарио сдвинул брови, пытаясь понять ее… и не понимал.
        — Я хотел, чтобы у тебя была свадьба… твоей мечты.
        Он хотел, чтобы ее мечты — по крайней мере, о свадьбе — осуществились. Их брак никогда не будет браком по любви, так пусть хотя бы день свадьбы станет таким, о каком она мечтала. Что касается чувств, то тут он бессилен.
        — Возможно, все дело в том, что ты собирался сделать все так, как ты хотел.
        От колкости в ее голосе он резко обернулся и посмотрел на нее — светлые волосы в беспорядке падали на лицо, а само лицо застыло.
        — Ты ведь по большому счету обо мне не думал.
        — Черт возьми, почему меня должно интересовать, какого фасона платье на моей невесте, когда мы оба знаем, что женимся не по любви, а по расчету, что это просто сделка?
        Элис, плотно сжав губы, отвернулась и уставилась в окно, щурясь от лучей восходящего солнца.
        — Потому что ты хотел утереть нос Маркусу, показать ему, чего он лишился, а своему отцу показать, чего ты добился.
        Надо ей что-то ответить, но в голове нет ни одной подходящей мысли, а лишь один вопрос: она права? Он действительно хотел, чтобы было дорогое платье, красивые наряды подружек невесты, обилие цветов и пышное убранство церкви? Действительно все это было для того, чтобы показать отцу и единокровному брату каков он?
        Что ж, если таковой была его задумка, то все вышло не так как Дарио хотел. Несмотря на то что Хенри Кавано получил приглашение, он не появился на бракосочетании. Правда, он прислал письмо с поздравлением, но Дарио не смог отделаться от неприятного привкуса. Да, он наконец получил признание отца, но какой ценой ему досталось это признание! Хорошо хоть, что в результате этого брака Элис обезопасила своих родителей.
        — Ну, наверное, все женщины начинают мечтать о свадьбе с того момента, когда они выбирают себе первое платье. Да, любой женщине свойственно обдумывать все мелочи, каждую деталь. И какой будет жених, разумеется. Это самое главное.
        — Любой женщине?
        Элис повернула к нему лицо и вызывающе задрала подбородок, сверкая зелеными глазами.
        — Любой?  — повторила она.  — Значит, вот так ты на меня смотришь? Как на любую женщину? Любую, которую уложишь себе в постель.
        — Черт, нет!
        Дарио охватил гнев. Гнев от ее обвинения и еще неловкость от того, о чем он предпочитал не думать.
        — Ты не могла быть любой женщиной. Неужели ты полагаешь, что я осуществил бы все это… пожертвовал бы своей свободой и вложил бы столько денег в твою семью, чтобы завоевать кого угодно?
        Ага, он все-таки упомянул деньги. Огромное спасибо, Дарио! Если и был способ заставить ее почувствовать себя ничего не стоящей — о нет, слишком стоящей,  — это сказать такое. Он предал свою свободу, не так ли? Как он думает, почему она здесь? Потому что хотела его денег?
        Но конечно же — как он может думать по-другому?

«Посмотри правде в лицо, Элис. Разве во многом это выглядит не так?»  — сказала она себе.
        Нет, подобные мысли недопустимы. Не деньги перевесили, а сам Дарио. Потому что она хотела быть с ним при любых обстоятельствах.
        — Видишь ли,  — торопливо произнесла она, чтобы отвлечь его,  — ты предлагал мне свое платье, а мама хотела, чтобы я была в ее подвенечном платье.
        — На твоей матери было то же самое платье, в котором ты была на свадьбе?
        Его не провести!
        — Ну нет. В результате я решила его не надевать.
        — И по какой же причине?
        Правда заключалась в том, что она была не в силах представить себя в материнском платье, символе любви родителей. Когда-то она об этом мечтала, но сейчас, после того как поняла всю опасность той всепоглощающей любви, она просто не смогла этого сделать. Эта любовь довела их до катастрофы. Элис не хотела надевать на свадьбу вещь, привязывающую ее к родителям. Пусть ее брак основан на деловой сделке и деньгах, но желание тоже имеет место, как и тот факт, что она порывает с прошлой жизнью.
        — Я хотела оставить мамино платье для… для настоящей свадьбы.
        — Настоящей?  — У него был такой вид, что он вот-вот бросится на нее и растерзает как тигр добычу.  — Что значит — для настоящей? Объясни. Ты ведь не имела в виду, что свадьба не отвечала всем требованиям этикета?
        Он произнес слово «этикет» очень старательно, но все-таки не совсем правильно — впервые почти что идеальное владение английским языком его подвело.
        — Подразумевается что-то… что-то большее, чем это…
        О господи, она сама роет себе яму…
        — Что-то большее, чем…
        — Дарио, ну ты же понимаешь, о чем я. Все это не по-настоящему. Это не настоящий брак, это — сделка, где ты покупаешь, а я…
        — А что делаешь ты? Продаешь себя?
        Его голос прозвучал зловеще. Ей стало страшно.
        — Ну, мы оба знаем, что наши чувства не задеты… Если не принимать во внимание страсть… физическое влечение.
        — Конечно,  — холодно ответил он.  — И ты объяснила это своей матери?
        — Нет, разумеется.  — Элис передернуло от его тона.  — Неужели ты думаешь, что она смогла бы смотреть на то, что я как купленная невеста иду к алтарю? Знай она, что этим браком заплачено за страшные ошибки, которые она и отец совершили, то была бы окончательно сломлена. Я сказала ей то, что сказала тебе: что я хочу сама выбрать себе платье и сама заплатить.  — Это ее брак, ее свадьба, ее выбор.  — Не всякая дочь хочет надеть платье матери. Большинство женщин хотят особенный наряд для особенного дня.
        — Но не моя мать.  — Дарио произнес это безжизненным тоном.  — У нее никогда не было свадьбы… не говоря уже о платье.
        Раньше он дал ей понять, что не хочет, чтобы она интересовалась его прошлым. Но может, сейчас ей удастся что-нибудь узнать?
        — Твой отец так ее и не признал?
        Как бы Элис не хотела освободиться от всей той лжи и неприятностей, связанных с родителями, о которых она недавно узнала, но сомнений в том, что она была желанным ребенком, у нее никогда не было.
        — Ни ее, ни меня. Она не знала, что он женат, а он ей об этом не сказал. Он хотел просто переспать с ней, а потом забыть про этот эпизод. Он думал, что и она тоже забудет, но она обнаружила, что беременна.
        — Она ему рассказала?
        — Разумеется, она рассказала… или попыталась это сделать.  — Дарио нервно взъерошил волосы.  — Она написала… она даже узнала его домашний адрес и потратила все, что скопила, чтобы добраться до него. Он не захотел ее видеть — дверь захлопнули у нее перед носом.
        Элис впилась ногтями в ладони — она представила, что пережила несчастная женщина.
        — Она снова попыталась его увидеть, когда родился я. Она взяла меня с собой, она была уверена, что мой отец…  — Дарио произнес слово «отец» так, словно у него во рту отрава,  — не сможет отвернуться от собственного сына.
        Наступило молчание. Дарио, прищурившись, смотрел на восход солнца.
        — Он смог. Не успела она переступить порог, как один из слуг был послан сказать ей убираться вон, а иначе вызовут полицию. Но она не сдавалась. Она снова пришла, когда мне исполнился год, и продолжала приходить каждый год, пока не заболела раком. В тот год к нему пошел я. Я должен был попросить его помочь ей.
        Сколько же горечи, невысказанной боли было в его голосе! Элис это почувствовала. Он пошел ради матери, хотя в его душе все протестовало.
        — Я знал, что она, несмотря ни на что, любила его. И умерла бы спокойно, если бы смогла просто его увидеть. Или если бы он смог сделать что-нибудь, чтобы облегчить ее страдания.
        — А он?
        Дарио резко дернул головой, и Элис поняла все без слов.
        — Ничего. Мама умерла, так и не увидев его. Но потом выяснилось, что мой отец ничего не знал. Его не было дома, когда я приходил. Лишь позже я узнал это.
        — Маркус?  — спросила Элис и получила в ответ кивок.
        Соперничество и ненависть между двумя братьями укоренилось слишком глубоко, и Элис даже показалось, что солнце скрылось за темной тучей, забрав все тепло из воздуха.
        — Я поклялся держаться от них как можно дальше.
        — Тогда как же ты узнал о том, что моя мать играет в казино… и о долгах моего отца?
        Дарио усмехнулся:
        — Я не хотел их видеть, но у меня есть связи, и если я захочу, то легко получаю информацию. Я узнал, что Хенри хватил удар и что теперь всеми делами управляет Маркус. Было нетрудно узнать, какую игру мой паразит братец затеял с тобой… и почему.  — Идея отомстить Маркусу за то, как тот обошелся с его матерью, сама шла Дарио в руки.  — Ты была именно той женой, которая украсила бы семейное древо Кавано. И тобой можно манипулировать, чтобы ты приняла его предложение, а иначе твоя семья будет уничтожена.
        — И ты по этой причине стал искать встречи со мной?
        Дарио не потрудился это отрицать и, кажется, не придал значения обвинению, прозвучавшему в ее словах. Но Элис такое признание глубоко затронуло. Он, оказывается, ринулся в атаку, чтобы отомстить брату и отплатить за то, что отец отверг их с матерью.
        Мысли вернули ее в тот вечер, когда она встретила Дарио на благотворительном приеме. Он пересек зал и прямо подошел к ней, а она решила, что она его привлекла и он не смог противиться своему желанию. Но когда она назвала свое имя, ей на мгновение показалась странной его реакция. Тогда она не подумала об этом, но сейчас поняла, в чем было дело.
        — Помнишь, ты представилась. У меня были кое-какие подозрения, и ты их подтвердила.
        — Выходит, что я для тебя тоже…,  — голос у нее дрогнул,  — трофей?
        Дарио повернулся на кровати, чтобы видеть ее лицо.
        — Ты — та жена, какую я когда-либо хотел иметь, хотя я и не семейный человек, как тебе уже говорил.
        Слова Дарио походили на подарок, который сначала дали, но тут же отняли.
        Неужели она все еще пешка в его игре, призванной перехитрить и покарать свою бессердечную семью?
        — Если тебе от этого легче,  — медленно произнес он,  — то я не ожидал, что буду желать тебя так сильно… с первого же момента, как увидел.
        — И не из-за мести Маркусу и твоему отцу?
        Элис не ожидала, что так обрадуется, узнав, по крайней мере, хоть это.
        — Все было не так. В тот миг, когда мы встретились, между нами пролетела молния. Ты тоже это почувствовала, и не отрицай.
        — Я не отрицаю.  — Элис заглянула ему в глаза — она очень хотела, чтобы он ей поверил.  — Я не могу этого отрицать.
        — Это было неизбежно. Не важно, кем была ты и кем был я — это произошло бы все равно, стоило нам увидеть друг друга.
        Крепкие пальцы заскользили у нее по руке, по плечам. Кожу приятно закололо, пульс тут же участился, в висках застучало.
        — Неизбежно,  — пробормотала она и, полузакрыв глаза, отдалась его ласке.
        — Без всякого сомнения.  — Низкий голос Дарио струился и окутывал ее подобно дымке. Рука двигалась по ее телу вниз, медленно и нежно, порождая дрожь и прилив желания. Элис тихонько простонала:
        — Совершенно неизбежно.
        Он подмял ее под себя, и она окунулась в штормовое море страсти, где нет места словам и мыслям, только сокрушительная власть его тела над ней.
        Глава 9
        Элис медленно просыпалась, потягиваясь и зевая. Дарио чмокнул ее в губы со словами:
        — Buon giorno[9 - Добрый день (ит.).], Спящая красавица. Ты собираешься сегодня вставать?
        — М-м-м…  — промурлыкала она и свернулась клубочком под одеялом, как маленький хрупкий котенок. Как же ему это нравилось! Хотелось погладить ее по атласной спине, наблюдая, как она выгибается и прижимается к его ладони.
        — Так ты собираешься вставать?
        — Может быть… если проснусь…
        Она сонно улыбнулась ему. От этой улыбки у него внутри все стянуло и напряглось.
        — Но я не собиралась вообще сегодня вставать. Я думала остаться здесь… Может, и ты захочешь ко мне присоединиться.
        Элис потянулась к нему и, задев рукой его ногу в брючине, нахмурилась:
        — Ну нет, так дело не пойдет…  — И недовольно надула губы.  — Тебе придется снять это… все снять.
        — Элис!
        Он попытался скрыть свое удовольствие — он сам хотел сделать то, что она предложила. Глаза у Элис были прикрыты, и поэтому она не могла видеть, что его возмущение притворно.
        — Дарио!  — передразнила его тон она.  — Не понимаю, почему ты возражаешь. Проведем весь день в постели. Немного еды, немного вина, а остальное время займемся любовью, снова и снова.
        Она призывно изогнулась, одеяло сползло с ее голого тела, пробивавшиеся сквозь сетку на окнах солнечные лучи осветили кремовую грудь, заострившиеся розовые соски. Дарио хорошо помнил их вкус, и рот наполнился слюной.
        — Но то же самое было и вчера… и позавчера…
        — А ты можешь придумать что-нибудь получше?  — Глаза Элис, широко раскрытые, сверкали на солнце изумрудами.  — Может, ты от меня устал? Да?
        — Устал от тебя?  — Он засмеялся, глядя, как заколыхалась у нее грудь, когда она села.  — Черт возьми, женщина, ты что, действительно думаешь, что такое возможно?
        Она сдвинула брови, и тонкая складка прорезала ей лоб. Ему это не понравилось. Что с ней? Что ее беспокоит? Всю ночь она была полна страсти, жаждала наслаждений. И так было все ночи после их приезда на виллу. Устоять против ее ненасытности было невозможно. Он вспомнил то первое утро, когда они оба настолько потеряли голову, что он начисто забыл о своем правиле: никогда ни за что без презерватива. Если бы не Элис, которая принимала таблетки…
        Дарио отключился от этой мысли и внимательно посмотрел на Элис.
        — Как я мог устать от тебя? Разве я выглядел уставшим прошлой ночью?  — На этот раз он засмеялся более естественно, даже виновато, когда вспомнил, как они наконец провалились в сон.
        Но у нее по-прежнему был озабоченный взгляд. Надо ее отвлечь и сообщить план, с которым он пришел:
        — Я подумал, не отправиться ли нам сегодня куда-нибудь. Пора тебе познакомиться с Италией.
        — Куда? Что здесь есть поблизости?
        — Ну, Болонья или Флоренция… Пиза.  — Заметив в ее глазах интерес, он засмеялся:  — О нет. Неужели ты хочешь стать туристкой? Увидеть падающую башню?
        — Я бы лучше увидела другую падающую башню…
        То куда она посмотрела и шаловливый изгиб ее губ прямо говорили, что она имеет в виду.
        — Но если это не предлагается, то сойдет и Пиза. Это недалеко от Кампо-Санто?[10 - Кампо-Санто — монументальное кладбище в Пизе.]
        — Можно дойти пешком. Но почему ты спрашиваешь?
        Шаловливая улыбка исчезла с лица Элис.
        — Мне говорили, что там есть фрески, которые стоит увидеть. Ой, не надо так на меня смотреть!  — воскликнула она на его недоверчивый взгляд.  — Я изучала историю искусств в университете.
        Он-то всегда считал, что она взялась за необременительную работу секретарши с приличной зарплатой в художественной галерее, потому что это не нарушало привычного образа жизни. Но он, оказывается, ошибался.
        — Да? Тогда почему…
        — Почему я работала простым секретарем?  — закончила за него Элис.  — Я хотя бы находилась в мире искусства. Мама часто болела, и было необходимо, чтобы кто-нибудь находился рядом и ухаживал за ней. Вот почему я до сих пор жила дома. Но не беспокойся,  — поспешила успокоить она его, заметив, как он нахмурился,  — этого больше не будет. Во-первых, я не вернусь в галерею. Я предупредила об увольнении, как только… когда мы заключили сделку. И во-вторых…
        — Сколько времени болеет твоя мать?
        — У нее были резкие смены настроения ровно столько, сколько я себя помню.  — Элис сморщилась.  — Меня с детства приучили ее не расстраивать.
        Мать ничего не могла поделать со своими «приступами», но, оглядываясь назад, Элис поняла, что отец потакал жене, ходил вокруг нее на цыпочках, окружал заботой и вниманием, говоря, что она «слишком чувствительна», делал все, чтобы она никогда не сталкивалась с последствиями своего поведения. А все закончилось катастрофой, из которой их вызволил Дарио.
        — Ты достаточно для нее всего сделала,  — заявил Дарио.
        — Теперь пусть всем занимается мой отец,  — согласилась Элис, мысленно радуясь восхитительному ощущению свободы, с которым она просыпалась каждое утро с тех пор, как Дарио сделал ей предложение выйти за него замуж.
        Она только сейчас, после того как приехала с Дарио в Италию, перестала чувствовать себя пешкой в руках родителей. Странно, но она никогда не ощущала столько жизненной энергии, несмотря на то что связана брачным договором.
        — Я не могу больше жить жизнью матери. У меня своя жизнь.
        — Итак, фрески.
        — И все остальное: падающая башня и туристические достопримечательности.  — Настроение у Элис поднялось, и она, откинув одеяло, встала с постели.  — Дай мне полчаса, и я буду готова. Дарио, в чем дело?  — Увидев, как он, не отрываясь, смотрит на ее обнаженную фигуру, она погрозила ему пальцем:  — Нет! Ты обещал мне выходной.
        — Выходной…  — У Дарио пересохло в горле.  — А потом мы вернемся в постель.

«Вернемся в постель»… Позже в тот день она металась на широченной кровати, стараясь найти удобное место на подушке, чтобы пристроить пульсирующую болью голову. Сомнительно, что Дарио имел в виду это, когда собирался снова уложить ее в постель.
        Головная боль начала ее мучить уже по пути с Виллы-де-Оро, а к тому моменту, когда они закончили осмотр фресок, переросла в сильнейшую мигрень. Элис знала, что ее ждет, и умолила Дарио немедленно вернуться обратно. Они успели приехать до того, как у нее началась рвота, и следующие двадцать четыре часа она находилась в плачевном состоянии.
        Она не стала бы упрекать Дарио, если бы он ушел, оставив ее на попечении слуг. Но как только они приехали на виллу, он на руках поднял ее наверх в спальню, где осторожно раздел, уложил на прохладные простыни, дал необходимые лекарства и, к ее немалому смущению, принес таз, который вскоре стал абсолютно необходим.
        Время для нее остановилось, все заволокло туманом. Элис сознавала только то, что Дарио около нее… его тихий голос, прохладную руку на лбу. Он вытирал пот с ее лица влажной салфеткой, давал глотнуть воды в перерывах между приступами.
        Наконец через обычные в таких случаях сорок восемь часов она почувствовала, что мигрень отступила. Вторую ночь Элис проспала и наутро смогла подняться с постели. Она сняла смятую ночную рубашку, надела белый хлопчатобумажный халат и спустилась вниз. Дарио сидел на террасе с кружкой кофе в руке. Он смотрел на зеленую долину, на занимавшийся рассвет, позолотивший кирпичные стены виллы.
        — Buon giorno, mio marito…[11 - Добрый день, мой муж (ит.).] — сказала она.
        Он резко обернулся — ее появление вывело его из задумчивости.
        — Buon giorno, mia moglie[12 - Добрый день, моя жена (ит.).].
        Он, казалось, с трудом произнес эти слова по-итальянски. Или, возможно, дело в том, что она назвала его мужем?
        — Тебе можно вставать?
        Он поднялся, придвинул ей кресло и взбил подушки.
        — Я уже хорошо себя чувствую. Обычно приступ проходит через пару дней. Выглядит все, конечно, ужасно.  — Элис быстро села. Чувствует она себя лучше, но не готова смотреть на полуголого Дарио — босого, без рубашки, в одних лишь шортах до пупка.  — Но с удовольствием чего-нибудь выпью. Это лимонад?
        — Naturalmente[13 - Конечно, разумеется (ит.).].
        Лимонад был прохладный, с кусочками льда и приятно освежил пересохшее горло. Сегодня утром Дарио какой-то… другой, не похожий на себя, но в чем эта непохожесть, она не понимала.
        — Такое с тобой часто случается?
        — К счастью, нет.  — Элис перевела взгляд на горизонт, где вставало солнце.  — Извини…
        — Извинить? За что?  — Темные брови недоуменно сдвинулись.
        — Ну… ты же не подписывался на роль сиделки.
        Он ведь хотел иметь в своей постели любовницу, привлекательную, желанную, а ее два дня нельзя было назвать желанной. Она не знала, где он спал, но точно не в одной с ней постели. Элис смутно припоминала, что, проснувшись пару раз, видела его вытянувшегося в неудобной позе в кресле около кровати.
        — «В горе и в радости, в богатстве и в бедности»,  — насмешливо процитировал Дарио.
        Эти обеты относятся к настоящему браку. Она не хотела думать о другом обете — «Пока смерть не разлучит нас», поскольку этого в их браке никогда не будет. Но как же это больно…
        — Как долго наш брак продлится?  — Элис не ожидала, что произнесет эти слова, и пришла в ужас.
        — Тебе уже надоело?  — нахмурившись, спросил Дарио.
        — Нет…  — Элис торопливо глотнула лимонада.  — Я хотела сказать… кому же надоест жить здесь?  — И обвела рукой раскинувшуюся перед ними долину, бассейн с искрящейся голубой водой, длинную подъездную аллею, ведущую к дороге.  — Это рай, но…
        Рай, но не для нее. Потому что настанет день, когда эта благодать будет у нее отнята. А потом… потом от нее уйдет Дарио.
        Куда же ее уводят мысли? Она думала о Дарио и одновременно о любви и страшилась того момента, когда он устанет от этого фальшивого брака.
        — Почему ты привез меня сюда?  — спросила она, не осмеливаясь домысливать то, что крутится у нее в мозгу.
        — Ты знаешь почему.
        — Ты хотел, чтобы все было как положено.
        Вдруг освежающий, терпкий вкус лимонада сделался неприятно кислым. Она знала, что медовый месяц в Тоскане был обманом, чтобы их брак выглядел настоящим. И сначала она не испытывала сомнений — пусть будет так. Но многое изменилось за прошедшие три недели. Абсолютно изменилось.
        — Я хотел, чтобы ты увидела мой дом.

«Мой дом», не «наш дом». Она знала это. Господи, какое это имеет значение сейчас? Зачем переживать по этому поводу?
        Да потому, что вначале она чувствовала благодарность к Дарио за то, что он сделал, за то чудесное ощущение свободы, когда от счастья кружится голова. Он безумно привлекал ее, она страстно его хотела… Но те чувства, которые обуревают ею сейчас… они совсем другие. Она не представляла, что у нее разобьется сердце, когда придет время покинуть Виллу-де-Оро… и его.
        Потому что за тот небольшой период, прошедший с их фальшивой помолвки, брака по расчету и сексуальных страстей, она влюбилась в своего ненастоящего мужа. Мысль была такой сокрушительно опасной, что Элис боялась даже думать об этом.
        — Твоя мать когда-нибудь здесь жила?  — спросила Элис, лишь бы что-то сказать.
        — Нет, здесь она не жила.
        Голос Дарио замер. Он так и не смог помочь матери, когда она заболела. Он не зарабатывал тогда достаточно денег, не мог обеспечить ей должного ухода, но нашел способ, чтобы хранить память о ней.
        — Я купил виллу в память о моей матери. Ей очень нравилась эта вилла, когда она была жива. Она как-то сказала, что ее мечта иметь свой дом в таком месте.
        — Это волшебное место.
        Дарио лишь кивнул, подумав, что волшебство Виллы-де-Оро он почувствовал, когда сейчас приехал сюда.
        Последние недели он жил в дымке лени и покоя, проводя дни с Элис, показывая ей красоты Тосканы, а ночами открывая красоты ее тела. Они баловали себя вкусной едой, пили лучшие вина из его виноградников. Это было неспешное, полное наслаждения существование — своего рода отпуск, которого у него никогда не было. Никто не поверил бы, что он может так долго бездельничать. Да ему это и не было нужно.
        Он сказал Элис, что хотел показать ей свой дом. А сейчас вдруг понял, что никогда никому не говорил этого. Ни одной женщине не говорил. Вообще-то он ни разу не приводил сюда женщину. Обычно ему хватало двух дней на Вилле-де-Оро, и он уже стремился вернуться к работе. Но не на этот раз. Теперь что-то изменилось.
        — Я бы очень хотел, чтобы моя мать хоть раз увидела это место. Увидела свою мечту.
        И еще кое-что изменилось. И это тоже связано с Элис. Он знал, чего хотела бы его мать: чтобы у него была жена… настоящая. Неправильно, когда его союз с женщиной — всего лишь иллюзия. Но другую мечту матери — чтобы он примирился со своим отцом — он пытался осуществить.
        — А я хочу, чтобы она могла увидеть тебя сейчас,  — мягко вставила Элис.
        В сердце кольнуло, и он уставился на солнце, пока не ослеп от яркого света, а из сознания не исчезли призраки его так называемой семьи. Но мысли все равно тяготили, давили на плечи, темной тенью закрывали прекрасный сегодняшний день.
        — Я пригласил отца на свадьбу,  — вдруг сказал он, глядя на Элис.  — Он не пришел.
        Элис вспомнила, как он оглядывался, когда они шли по проходу к алтарю,  — он искал кого-то. Несмотря на свое циничное и безразличное отношение к отцу, неужели он на самом деле надеялся, что тот появится на бракосочетании своего отвергнутого незаконного сына с женщиной, которую не удалось завоевать Маркусу?
        Неудивительно, что Дарио заявил ей, что он не семейный человек. Но ведь у него никогда не было полноценной семьи. Откуда ему знать, что это такое и как жить в семье?
        — Он глупец,  — сказала Элис.  — Надо быть дураком, чтобы не захотеть общаться с сыном, которым любой другой гордился бы.
        — Ты так думаешь?  — Дарио бросил на нее косой недоверчивый взгляд.
        — Конечно. Ты сам себя создал. Ты сам сделал состояние, в отличие от Маркуса, который с детства имел все.
        — Я тоже так когда-то думал,  — сказал Дарио.  — Зарабатывая деньги — каждую тысячу, а потом каждый миллион,  — я хотел верить в то, что на этот раз он должен меня заметить. Когда я его превзошел…  — Дарио невесело и отрывисто рассмеялся. У Элис от этого унылого смеха на глаза навернулись слезы.  — Пора бы мне привыкнуть к молчанию со стороны Кавано.
        — Я уже сказала: твой отец — глупец. Ты — тот сын, который добился всего сам, а не унаследовал состояние.
        Дарио повернулся к ней. Его голова закрывала солнце. Он мог четко ее видеть, а его лицо вырисовывалось черным силуэтом на фоне поднимавшегося солнечного круга.
        — А как насчет сына, который шантажом получил жену?
        Ну зачем он так сказал? Элис передернуло от этих слов, от цинизма, прозвучавшего в его голосе.
        — О чем ты? Ты не шантажировал меня. Я хотела это сделать.
        Черная бровь насмешливо выгнулась, и тогда Элис вскочила с кресла. Она подошла к нему, склонилась и поцеловала его в губы. Поцелуй был долгим и медленным, полы халата распахнулись, в низком вырезе ночной рубашки он увидел грудь. Элис не могла не заметить, как потемнели его глаза.
        — Я хотела…  — повторила она и уселась ему на колени, сразу почувствовав, как он напрягся.  — Я все еще хочу…
        — Элис…  — Он погрузил руки ей в волосы, а она продолжала его целовать.
        — Давай я покажу, как сильно я хочу.
        Она потянула вниз молнию на его шортах. Он не успел опомниться… и его набухший член оказался в ее руках. Еще мгновение — и в ее лоне. Он глухо застонал от удовольствия.
        — Это похоже на шантаж?  — бормотала Элис.  — Похоже?
        У Дарио не нашлось слов, чтобы ей ответить, он лишь потряс головой. А Элис начала размеренно двигаться вверх-вниз, сидя у него на коленях. Он замер, потом со стоном подчинился, прижал ее к себе, нагнул ей голову и впился в рот. Он отдавал себя ей.
        Глава 10
        Дарио, не переставая ругаться, перечитал электронное сообщение.
        Как, черт возьми, он настолько забыл о времени? Раньше с ним ничего подобного не бывало.
        Встреча, о чем ему напоминали, планировалась несколько месяцев назад. До того, как он женился. Черт… да еще раньше, до того, как он встретил Элис. Изначально его визит в Лондон был связан с этой встречей, а в Лондоне он узнал о гнусном замысле Маркуса шантажом заманить Элис в брак.
        Но все это было до благотворительного бала. О том вечере он думал как о вечере с Элис. Вечере, когда он полностью утратил душевное равновесие. С тех пор он уже не был в состоянии мыслить разумно.
        И вот результат: он практически забыл об этой встрече. Он никогда ничего не забывал. Во всяком случае, такие важные вещи.
        Снова выругавшись, он сердито выбил на клавиатуре компьютера сначала «Я буду», затем нажал на ссылку «Послать».
        Возможно, это напоминание было важно и по другим причинам — оно подтолкнуло его к осознанию того, что же происходит в его жизни и что необходимо сделать, чтобы положить конец случившимся с ним нелепостям. Да, встреча необходима, но решить дела с отцом важнее, и с этим необходимо покончить как можно скорее. Его воротило от одной лишь мысли об этих делах, но другого выхода нет.
        — После завтрака упакуй вещи.
        Распоряжение последовало за едой. Завтрак — любимое время Элис, когда солнце еще не слишком припекало, а они с Дарио были сонные и томные после любовной ночи.
        Но сегодня все было по-другому — Элис сразу это поняла, когда, проснувшись, не обнаружила Дарио около себя на кровати. Он уже поднялся и был одет в официальную темно-синюю рубашку и черные брюки. Это одежда подобно кольчуге отгораживала его от их привычного распорядка.
        — Да?  — Элис не донесла ложку с йогуртом до рта.  — Почему?
        — Мы возвращаемся в Англию.
        Взгляд Дарио был прикован к планшетному компьютеру, брови сдвинуты — он просматривал электронную почту. Раньше он этим за завтраком не занимался. Элис сделалось не по себе.
        — Вот просто так? Возвращаемся, и все?  — Элис не стала скрывать своего сарказма. По крайней мере, это заставило его поднять голову. Синие глаза сверкнули, остановившись на ее лице.
        — У меня неотложные дела.
        Вполне разумное объяснение, но почему на сердце кошки скребут? Она же знала, что их идиллия на Вилле-де-Оро не может длиться вечно. Она ведь ждала, что Дарио объявит, что медовый месяц закончился. Тогда почему у нее внутри все дрожит, будто в животе тысячи бабочек бьются крыльями, пытаясь вырваться наружу? И йогурт на вкус какой-то странный. Элис опустила ложку в мисочку и взяла стакан с водой. Вообще-то сегодня утром ей совершенно не хотелось есть. Да, у нее вот уже пару дней отсутствует аппетит, а сейчас, после того что сказал Дарио, ей что-то совсем не по себе.
        — О’кей. Тогда я пойду и займусь вещами.
        — Хорошо. Машина будет в десять.
        Так скоро? И никаких объяснений? Все просто: проснулся утром и заявил, что ему пора возвращаться к работе. Щелчок пальцами, и она должна повиноваться. Йогурт, который она успела съесть, подступил к горлу.
        Вид аккуратно застеленной свежими простынями постели в спальне заставил Элис уныло вздохнуть. Она подумала о том, что пустая постель вполне соответствует тому, что она услышала сейчас за завтраком. Когда она проснулась, то смятое покрывало было отброшено, несколько подушек валялись на полу. Она вспомнила, как подняла одну подушку, ту, на которой лежал Дарио,  — подушка пахла его особым запахом,  — и сунула себе под щеку, когда он поднялся с постели. Теперь весь этот восхитительный беспорядок исчез, кровать выглядела нетронутой, словно никакой дикой любовной пляски не было и в помине.
        Любовь…
        Элис выдвинула ящик комода, где лежало ее нижнее белье. Причем здесь любовь, если для Дарио это просто секс, за который он заплатил? Как и обозначено в том проклятом свадебном контракте, который она подписала.
        Но… что еще было в контракте? Элис резко вскинула голову, пытаясь вспомнить. И вдруг у нее так сильно закружилась голова, что пришлось быстро сесть на кровать, чтобы не свалиться на пол.
        Она не хочет укладывать свои вещи. Она хочет остаться здесь, потому что это дом Дарио и у них есть хотя бы иллюзия брака. Если они вернутся в Лондон, то все изменится, и Дарио уже не будет больше тем человеком, каким был в залитой солнцем Тоскане. Он будет занят работой, а она окажется в его большой квартире… содержанкой. Но хуже всего то, что ей придется убеждать всех, что она счастлива, что любит Дарио, а он ее.
        Ну, первое — это легко. Но даже если Дарио хорошо сыграет свою роль, то все равно для него это всего лишь роль.
        Она боялась, что с возвращением в Лондон все закончится. Это неизбежно. Медовый месяц закончился, и в свои права вступила реальность. А в дальнейшем и необходимость посмотреть правде в глаза и честно ответить себе на вопрос, что же она на самом деле совершила, выйдя замуж за Дарио… и, что еще ужаснее, влюбившись в него.
        Он составил предсвадебный контракт по ее настоянию, и он сдержал свое обещание помочь ее родителям — вызволил их из страшной беды, куда они попали. Но он не объяснил ей никаких дальнейших шагов, просто сказал, что этот брак важен для него и почему. Ну не считая того, что он разрушил планы своего ненавистного брата. Он мог бы определить, сколько времени будет длиться их брак, но он, к удивлению Элис, этого не сделал.
        Он предложил ей брак, а не связь и привязанность на всю жизнь. Элис помнила его слова. Этот брак не настоящий, значит, конец неизбежен, но когда? Сколько еще Дарио захочет, чтобы она была с ним, в его жизни, в его постели, пока она ему не надоест? А как она узнает об этом? И как ей быть, когда он от нее откажется?
        Здесь, на Вилле-де-Оро, она наслаждалась общением с ним, спала с ним, была центром его внимания, любила его и радовалась этому. А что ей делать, когда он скажет, что все закончено? Как она совладает с собой, если увидит его с другой женщиной? При этой мысли тошнота подступила к горлу.

«Хватит!»  — решительно оборвала себя она. Ей было велено сложить вещи, и Дарио наверняка заподозрит неладное, если войдет и увидит, что она сидит на кровати, уставившись в пол. Он захочет узнать, в чем дело, а она не сможет ничего ему объяснить. Элис встала и повернулась к шкафу, стараясь не думать о тошноте, которая не проходила. Впереди перелет, что только усугубит ее теперешнее состояние.
        Полет на личном самолете Дарио, пусть и не долгий, оказался путешествием в ад, начиная со взлета и кончая приземлением. Элис из последних сил сдерживала тошноту. К тому же ее начали мучить подозрения относительно своего состояния. Эти волнения окончательно ее измучили, и она хранила молчание весь перелет.
        Наконец они прибыли в квартиру Дарио.
        — Я должен уйти. Прости, но ничего не поделаешь.
        Это «прости» прозвучало бы более убедительно, если бы он не был уже у двери, но Элис даже обрадовалась, что он уходит.
        Ей удалось по пути из аэропорта, сославшись на то, что ей нужны болеутоляющие таблетки якобы из-за месячных — которые вообще-то сильно задерживались,  — заехать в аптеку и купить набор тестов на беременность. Элис казалось, что этот пакетик прожжет дырку в кожаной сумке, пока они добирались до дома.
        — Все в порядке. Я понимаю,  — ответила она Дарио.
        Едва за ним закрылась дверь, как она пошла в ванную и вытащила дрожащими руками полоску из упаковки. Она должна знать.

«Я не семейный человек».
        О боже, почему эти слова Дарио лезут в голову как раз сейчас?
        Но кто может винить Дарио за такие слова после того, как повели себя его отец и единокровный брат? Как человек, от которого отрекся отец, захочет иметь семью? Этот отвратительный тип даже не пришел на бракосочетание Дарио, хотя был приглашен.
        Элис ждала результаты теста?
        Стиснув белую палочку в руке, Элис кругами ходила по ванной и гостиной. Чтобы отвлечься от томительного ожидания — секунды тянулись бесконечно,  — она стала открывать шкафы и выдвигать ящики. Бесцельное занятие. Лишь бы убить время.
        — Ох…
        От ужаса увиденного она уронила тест в последний из выдвинутых ящиков, потом судорожно схватила его, но ее глаза смотрели не на полоску, а на бумаги, куда упала полоска.
        — Нет…
        На бланке, который она нечаянно увидела, наверху значилось имя… имя Хенри Кавано. Буквы плясали у Элис перед глазами, когда она трясущейся рукой схватила бумаги.
        Почему отец Дарио написал сыну, которого он бросил и с презрением отверг, когда Дарио попытался наладить отношения, сломать барьеры между ними? Было два письма, но ее внимание привлекло первое, потому что ее словно молнией ударило, когда она увидело указанное там число.
        Оно было написано перед их свадьбой. До того, как Дарио заплатил долги ее отца. Даже до того, как он пришел с предложением брака — сделки с ней как с подходящей невестой. Но насколько она оказалась подходящей, Элис и не догадывалась. Она думала, что Дарио предложил ей брак как способ помочь ее родителям, потому что уж очень ее хотел. Сейчас ее словно ударили по лицу — она поняла: было кое-что, чего он хотел намного больше. И это он мог получить, только используя ее.
        Она-то думала, что с Дарио она наконец обрела себя и свою свободу, но ее использовали, обманули, предали с начала до конца. Ужасный обман, ужасная ложь.
        Но это будет последняя ложь. В этом Элис поклялась. Письмо выпало из ее ослабевшей руки и упало обратно в ящик. И в тот же момент Элис вспомнила про полоску с тестом, которую она все еще держала в ладони. Три минуты прошли.
        — О нет.
        Голова закружилась, ее затошнило, когда она увидела результат. Ошибки быть не может.
        Беременна.
        — О нет, нет, нет!
        — Что значит — нет?
        Она не услышала ни шагов, ни стука двери у себя за спиной, но было ясно, кто вошел в комнату. Ей для этого не надо поворачиваться. Дарио здесь.
        — Я не смог уйти… я понял, что-то не так. Так что же? Что, черт возьми, здесь происходит?
        Глава 11
        Зачем увиливать или стараться подсластить пилюлю?
        — Я беременна.  — Элис не смогла придумать другого ответа, да и что тут придумаешь? Наверное, было бы легче произнести эти слова, если бы она смогла перевести дух, опомниться, но сейчас Дарио здесь, так что ничего не остается, как сказать ему правду. И она хочет, чтобы правда прозвучала. С этого момента — только правда, и больше ничего.
        — Я беременна,  — повторила Элис. Теперь в ее голосе прозвучал страх, и этот страх скрыть она не смогла.
        Молчание. Она не осмелилась обернуться и посмотреть на Дарио, чтобы по его лицу понять, что он чувствует. Почему он молчит? Пусть скажет что-нибудь, что угодно, только бы знать, как ей быть, понять, о чем он думает.
        Дарио шумно выдохнул. И это все.
        — Ты уверена?  — наконец произнес он и резко развернул ее лицом к себе.
        — Конечно, я уверена! Я умею читать!  — Она помахала белой полоской и сунула ему под нос, чтобы он сам все увидел.  — Беременна. Вот что здесь написано. Беременна! Я жду ребенка. Твоего ребенка, Дарио. Если ты спросишь как, то я…
        — Не спрошу,  — безжизненным тоном ответил он.  — Я прекрасно представляю, каким образом ты забеременела. Но когда… В ночь перед тем, как у тебя началась мигрень?
        — Или после… тогда на террасе.  — Нелепо краснеть, вспоминая это, но Элис чувствовала, как щеки у нее заливает краска.  — Меня тошнило, поэтому я два дня не принимала таблетки.
        Она не думала о последствиях, когда соблазняла его на залитой солнцем террасе. О последствиях, которые сейчас стали реальностью.
        Это последнее, чего ждал Дарио, когда почувствовал: что-то происходит. Хотя надо быть идиотом, чтобы не подумать про это в первую очередь. Но именно о такой возможности он даже не думал. Он пользовался презервативом за исключением двух раз, но и тогда он знал, что Элис принимает противозачаточные таблетки.
        Но он совсем забыл про ее мигрень. В те дни ни одна таблетка не могла удержаться у нее в желудке, поэтому нет ни малейшего сомнения, когда это произошло или где.
        Оставался единственный вопрос: что с этим делать?
        В первую минуту ответа не пришло. Все, о чем он мог думать,  — это то, что Элис беременна его ребенком. Взгляд переместился на ее живот — плоский — и на бедра в узких джинсах, которые она надела для поездки. Никаких признаков. Да и откуда? Еще слишком рано.
        Но как что-то такое невидимое могло потрясти его не менее сильно, чем если бы он получил удар в челюсть?
        Он будет отцом…
        — Это был тот случай… особенный…
        Дарио увидел, что его слова поразили ее. Розовые полные губы приоткрылись, словно она собиралась ответить ему. Но она ничего не сказала, лишь удивленно на него смотрела. Неужели она сомневается в том, что он сказал правду? Господи, да у него все тело заныло от воспоминаний…
        — Но я же знаю… я знаю, что ты не…  — Она запнулась.

«Я не семейный человек». О, когда он произносил эти слова, то был абсолютно уверен в этом. И до сих пор не желает встречаться ни с кем из членов его семьи — так называемый отец для этого постарался. Ту семью он не знал. Боже, сейчас он сам создал семью… они с Элис создали. Он не представлял, что это возможно, старался, чтобы этого никогда не произошло, поэтому он не готов… не знает, как относиться к случившемуся.

«Я не семейный человек».
        Но он будет… отцом.
        Он потратил столько лет в тщетных попытках достучаться до отца, которого у него никогда не было, так что откуда, черт возьми, ему знать, как быть родителем? Может, этому учатся на примере? Наблюдают, как вел себя отец…
        Черт, нет! Он содрогнулся при мысли, что может стать похожим на человека, который был способен лишь переспать с его матерью. Хенри Кавано никоим образом нельзя назвать настоящим отцом, кроме как биологическим.
        Ему не с кем себя сравнивать, не на что опереться. Никто ему не подскажет, какой должна быть семья.
        Куда все это приведет? Он растерян, но и Элис, судя по ее виду, растеряна не меньше, чем он.
        — Я…
        Он открыл рот, чтобы ответить ей, но на секунду заколебался. Этой секунды было достаточно, чтобы она нарушила молчание:
        — Не беспокойся. Я ничего у тебя не попрошу.
        Если она думала унять его гнев, то не могла поступить хуже. Он бросил на нее такой грозный взгляд, что у Элис перед глазами все поехало и ей пришлось ухватиться за кресло.
        — Тебе не придется ничего просить,  — холодно бросил он.  — Я сознаю свой долг. Я выделил тебе содержание, как только мы поженились… хотя я не заметил, чтобы ты что-то потратила.
        Элис покоробило, когда ледяной взгляд синих глаз пробежал по ее старым джинсам и незатейливой свободной красной блузке. Выходит, он считал все сделанное для нее своим долгом. Это невыносимо. И к ребенку он так же стал бы относиться? Считал бы свое участие в жизни ребенка исключительно своим долгом?
        — С чего мне просить у тебя что-нибудь? Мне не на что тратить деньги. Ты покупал мне одежду и после свадьбы, ты купил мне столько украшений, что мне их за всю жизнь не сносить. Я жила на вилле в Тоскане… как во дворце. И вот сейчас здесь, в пентхаусе…
        Она обвела рукой огромное помещение с большими зеркальными окнами, из которых открывался вид на Лондон. Хмурое лицо стало ей ответом, и ноги у нее затряслись. Господи, неужели он решил, что она считает эту квартиру своим домом? Этого ведь никогда не будет? Сейчас все кончится?
        Он не обговорил, сколько продлится их брак по расчету. Неужели так скоро конец? Конечно, новости, которые она на него обрушила, не согласуются с тем, что ему нужно в жизни. А то страшное письмо в ящике открыло ей, что на самом деле ему было нужно. Оказывается, она всего лишь средство для достижения желаемого — чтобы его признал отец… и еще месть.
        — Ты меня перекормил подарками…
        Слова прозвучали едко, слишком едко, но это от той горькой правды, которую она узнала. Черные брови Дарио сурово сдвинулись. Он, кажется, догадывается, что она еще не все сказала. Но она не намерена просто так его отпустить.
        — Что еще, по-твоему, мне нужно?
        Что еще кроме мужчины, который захотел бы на ней жениться… по-настоящему? Который любил бы…
        Нет! Она отбросила эту мысль. Элис не допустит, чтобы она прокралась ей в мозг, поселилась там… и в ее сердце.
        — У нас был контракт.
        — Был.
        Контракт — это все, что у них было. А она — дура, если позволила себе считать, что может быть что-то большее.
        — И я хотела соблюдать контракт, но ребенок… ребенка нет в контракте,  — смогла выговорить Элис онемевшими губами. Онемели не только губы, но и тело.
        — К черту контракт! Если только…
        Он вдруг замолк и прострелил ее горящим гневным взглядом. Она вздрогнула, но подняла подбородок и глаз не отвела. Желудок стянуло болезненным узлом.
        — Ты же не предлагаешь аборт?..  — вырвалось у нее.
        — Господи, нет… Нет!  — выкрикнул он с яростью и ужасом.
        Его реакция неудивительна. Ведь в письме, которое она увидела, ясно сказано, что ребенок является существенной частью другого контракта — того, что он заключил со своим дьяволом отцом.
        — Но о ребенке ничего не было сказано в предсвадебном контракте.
        Потому что они оба не думали, что это случится. Она думала, что защитилась от беременности. Он считал, что она предохраняется… и они рискнули всего один раз.
        Но так ли это? О боже, все хуже, чем она думала. Неужели Дарио умышленно забыл о презервативе, чтобы они очутились именно в этой ситуации? Мозг медленно, с трудом переваривал то, что она узнала, что конкретно стояло за действиями Дарио.
        Она не сможет жить с ложью.
        Пусть ее сердце разорвется, если она уйдет. Но каково ей будет, если она останется, зная, почему он хотел ее, хотел жениться на ней?
        — Тебе не нужно оставаться женатым на мне ради того, чтобы все выглядело по-настоящему только потому, что я беременна,  — выдавила она сквозь одеревеневшие губы. Холодное отчаяние охватило ее.  — Я справлюсь сама…
        — И как же ты справишься? Ты оставила работу. Я, разумеется, обеспечу ребенка…
        Конечно… Он, конечно, захочет, чтобы было известно, как он выполняет свой долг по отношению к ребенку.
        — И… у тебя есть положенное тебе содержание.
        — Ты хочешь сказать, что я все равно имею на это право, как твоя бывшая жена?
        — Бывшая жена?  — У него перекосилось лицо, будто она влепила ему пощечину.  — Этот брак не закончился. Мы не расстаемся. Я тебя не отпущу.
        Ирония судьбы! Всего несколько часов назад именно эти слова она безумно хотела — мечтала — услышать от него. Скажи он тогда, что хочет, чтобы их брак продолжался, что у него нет намерения с ней расстаться, она решила бы, что ей все это снится. Но сейчас она точно знает, почему он это говорит. Ее надежда рассыпалась в прах, а сладкий сон превратился в кошмар.
        — Конечно, ты меня не отпустишь,  — желчным тоном ответила она.  — Развод тебя не устраивает, да? Ты ведь тогда не выполнишь условия своего отца.
        — Какого черта… При чем здесь мой отец?
        — Он не заплатит за бывшую жену и ребенка, не так ли? Ему нужен респектабельный брак и законный внук. Ты должен представить ему все, что он требует,  — ты же это знаешь,  — а иначе ты никогда не сможешь въехать в Кавано-Хаус… семейный дом.
        Теперь он понял. Упоминание Кавано-Хаус попало в цель. Элис заметила, куда смотрят синие глаза — на выдвинутый ящик, внутри которого отчетливо виднелось письмо Хенри Кавано.
        — Письмо.
        Элис говорили, что от любви до ненависти один шаг. Она до конца этому не верила, но сейчас поверила. Дарио стоял перед ней, высокий, грозный и… неотразимый. Мужчина, в которого она влюбилась. Но этот мужчина ее предал. Он лгал ей, использовал ее, чтобы получить то, что хотел. Поступил с ней так же, как и ее родители. Она ненавидела все это. Она ненавидела его за то, как он с ней поступил.
        — Да, письмо. Это письмо твой отец послал тебе еще до того, как ты сделал мне предложение выйти за тебя. Ты помнишь, что там написано, или мне напомнить?
        — Проклятье… нет.
        Ему не нужно напоминать, что написано в том письме. Оно въелось ему в мозг с того момента, как он в первый раз его прочитал. С этого письма все и началось. Он увидел способ, который поможет ему не только разрушить усилия Маркуса сделать Элис своей женой — он сможет осуществить самое большое желание старика Кавано, а сам получит в награду семейное поместье и Кавано-Хаус.
        Это письмо направило его в дом семьи Грегори в тот день, когда он узнал о финансовых трудностях отца Элис. О трудностях, которыми решил воспользоваться Маркус и заставить Элис стать его невестой, несмотря на то что она ясно дала ему понять, что не хочет этого.
        Проклятое письмо с заманчивым предложением, согласившись на которое он мог бы наладить отношения или, по крайней мере, получить от Хенри Кавано признание того, что он его сын. И даже получить семейный дом, если он, а не его единокровный братец поможет старику осуществить его заветное желание. Мать Дарио мечтала об этом для своего сына до последнего вздоха.
        — Мой отец… Кавано написал мне о том, что он изменил свое завещание и готов признать, что я его сын.
        — И предложил большую сочную морковку в виде Кавано-Хаус.
        — Это не то, чего я хотел.
        — Да ну?  — Сарказм Элис вонзился в него подобно ножу. Он не может отрицать, что мысль обставить Маркуса, унаследовать то, чего больше всего хотелось его единокровному брату, казалась Дарио самой что ни на есть идеальной формой мести.
        Тогда казалась.
        — Не может быть, чтобы ты этого не хотел,  — бросила ему Элис.  — Разве твоя мать не испробовала все, что могла, чтобы заставить отца признать тебя? Ты же сам говорил, что упорно работал, чтобы разбогатеть, надеясь, что он признает тебя своим сыном или хотя бы будет знать о твоем существовании. Разве не так?
        — Так.
        Он не собирался этого отрицать. Он так думал и этого хотел. Но все кажется теперь чем-то очень далеким.
        — Да, я хотел этого.  — Или думал, что хотел. Он так долго жил с пустотой в душе, что решил: наконец-то найден выход, чтобы заполнить эту пустоту.
        — И ты хочешь ребенка?  — Элис коснулась своего живота, того места, где ребенок — его ребенок — должен лежать. Крошечный, но уже успевший все кардинально изменить в его жизни.  — Хочешь?
        — Черт тебя подери, да!
        Он, возможно, понятия не имеет, как быть отцом, но одно знает совершенно точно: его ребенок никогда не почувствует своей ненужности, как было с ним. Он всегда будет рядом и никогда не отвернется от своего дитя. Да он станет самым лучшим отцом на свете!
        — Потому что ребенок даст тебе все, чего ты хочешь?
        — Да.
        Дарио слишком поздно понял, что его ответ можно истолковать по-другому, не так, как он хотел. Она наверняка ему не поверит, если он станет объяснять, что он имел в виду. И не стоит ее винить.
        Дарио мысленно послал себя к черту. Как могло получиться, что Элис обнаружила письмо отца до того, как он разрешил эту проблему? Но у него просто не хватило времени. Он как раз собирался ехать к Хенри, чтобы поговорить. Сказать ему, что не желает принимать участия в его интригах и манипуляциях. Он хотел оставить эту мерзость позади, чтобы идти вперед, жить там, где у него есть будущее, а не вязнуть в прошлом.
        — Нет,  — сказала Элис. Тонкое нежное лицо приняло непреклонное выражение, зеленые глаза были полуприкрыты. И руку с живота она не убрала, словно защищала своего ребенка от жестокости мира.
        А может, она защищается от него? Дарио пронзила резкая боль, как от удара ножом.
        — Нет. Теперь ты заявляешь права на ребенка… теперь ты «создаешь семью».  — Голос у нее зазвенел.  — Тебе следует кое-что знать. Я никогда… никогда не допущу, чтобы моего ребенка превратили в орудие торга, как поступил с тобой твой отец. И как он хочет поступить сейчас. О, не надо ужасаться, Дарио. Я не стану препятствовать тебе — ты будешь видеться с ребенком, если захочешь.
        — Если я… Ты в этом сомневаешься?
        — Да, сомневаюсь.  — Глаза Элис вызывающе сверкали. Пусть только попробует ее остановить или перечить ей!  — Не забывай, ты не семейный человек.
        — Я был дураком, сказав такое,  — сердито произнес Дарио, но Элис либо его не услышала, либо нарочно не обратила внимания, решив поставить все точки над «i» раз и навсегда.
        — Но я пойду тебе навстречу. Ты сможешь видеться со своим ребенком… когда захочешь. А вот меня ты больше не получишь… даже как свою бывшую жену.
        Напряжение, которое не оставляло его ни на секунду, слегка отпустило, но когда она бросила ему в лицо эти слова, то у него внутри все перевернулось.

«Меня ты больше не получишь…»
        Это прозвучало подобно захлопнувшейся двери. Звук, который Дарио знал хорошо. Он словно вернулся в то время, когда ему было пятнадцать лет и он стоял на пороге Кавано-Хаус и просил — молил — помочь умирающей матери. А дверь захлопнули у него перед лицом.

«…Даже как свою бывшую жену». Слова, которые она бросила ему, стучали в голове. Он-то думал, что она проверяет его, чтобы посмотреть, как далеко он зайдет в заботах о своем ребенке. Ему ни разу не пришло в голову, что она уже считает себя его бывшей женой… и что их брак закончился.
        — Ты меня не получишь,  — повторила Элис.  — Мне нужно больше, чем секс. Больше, чем содержание, которое ты мне определил.
        — Если тебе нужно больше, ты получишь больше. Сколько?
        Она не колебалась ни секунды, и он знал, что она скажет, еще до того, как она открыла рот. Ему уже приходилось видеть неприкрытую неприязнь, написанную на лице человека, но такого отвращения он никогда не видел.
        — Мне не нужно никакой поддержки… никакого содержания. Мне ничего от тебя не нужно. Все те деньги, которые ты заплатил за долги моих родителей…
        — Я мог это себе позволить… и это того стоило…
        Деньги дали ему то, чего он хотел,  — признания своего отца. Но не слишком ли дорого он заплатил за это признание?
        Это того стоило. Элис обхватила себя руками, чтобы унять дрожь. Он говорил об их браке как о прошлом событии — он уже оставил это позади.
        — Я хочу сделать это…
        — Но я не хочу! Я хочу вернуть тебе часть денег. Ты сделал для меня — для нас — очень много, заплатив долги, спас от Маркуса…
        — Это входило в соглашение.
        — Но я не могу вот так просто взять все. Сомневаюсь, что я когда-нибудь смогу вернуть тебе то, что ты дал нам. Я всегда буду у тебя в долгу.
        — А ты не думаешь, что ты уже выплатила свой долг сполна?  — Дарио скривился при слове «долг», словно попробовал отраву.  — Ты не думаешь, что то, что ты уже сделала для выполнения нашего контракта, будет считаться оплатой в счет какого-то непонятного долга мне?
        Она не в состоянии честно ему ответить, когда он стоит между ней и окном, нависая над ней темным грозным силуэтом.
        — С чего мне так думать?  — уклонилась она от ответа.
        — Ну, если ты подсчитываешь… если действительно хочешь подытожить то, что было заплачено и какие выгоды были получены, тогда…
        — Тогда что? Тогда наш брак, оказавшийся таким коротким, должен уменьшить немного мой долг?
        Элис чуть не подавилась словами. Неужели он действительно так думает? Что можно подытожить их дни — их ночи — и деньги, потраченные на нее? Ужасный подсчет выгод и потерь. Но он ведь не получил желаемого. Не похоже, что его отец, расчетливый интриган, расплатится с Дарио, если тот не предъявит всего, что старик потребовал.
        Да, он и его отец — два сапога пара.
        — Так как же? Скажи мне, Дарио, как ты считаешь, какую сумму, по-твоему, я уже компенсировала? Насколько сократился мой долг?
        Он ей не ответил, да она и не ждала, что он ответит. Его грозный вид мог бы испугать любую другую женщину, но не Элис. Ее было уже не остановить. Боль и гнев лишили ее страха и осторожности.
        — Постой-ка… мы были женаты… сколько? Четыре месяца? Сколько раз мы занимались лю… сколько раз у нас был секс? Десять раз в неделю? Чаще? Даже по этим меркам выходит больше ста пятидесяти раз. Сколько я заработала? Сколько стоит ночь?
        — Я не делаю подобных подсчетов.
        — Ну, наверное, пора сделать. Потому что мне нужно знать. Сколько из своего долга я уже заплатила тебе? Скажи!  — Боль разъедала сердце подобно кислоте.  — Я имею в виду, сколько ты обычно платишь проституткам?
        Он вздрогнул, голова у него дернулась и буквально отлетела назад, словно она бросила ему в лицо самую ужасную непристойность. Он опустил веки, но она успела заметить, что его глаза из синих сделались почти черными.
        — К твоему сведению, я не связываюсь с проститутками, так что деньги здесь ни при чем. Все женщины, которые у меня были, знали, как я их ценю, и все — слышишь, все — были счастливы со мной. Но ты…  — Дарио не ожидал, что задохнется от этих слов. Неужели он теряет самообладание? Он с трудом сделал вдох, прежде чем продолжить:  — Но случай с тобой… ты слишком дорого обошлась.

«Ты слишком дорого обошлась».
        Элис казалось, что он не может не слышать звона, с каким вдребезги разбиваются ее надежды. Только сейчас она признала тщетность своих диких, глупых, наивных фантазий и мечтаний. Она полностью не давала себе в этом отчета, и вот только сейчас, сию минуту, она позволила себе признать горькую правду: она придумала его слова о том, что он не хотел ее отпускать.
        И все потому, что она забыла истинный смысл их брака. Забыла, что для Дарио их брак чисто деловое соглашение и больше ничего он от нее не хотел. Ее место — быть около него… и спать с ним. Ее имя должно быть на документах, которые заставят его отца выполнить свои обещания. Никаких чувств, никакой привязанности — за исключением секса,  — что могло бы нарушить условия контракта.
        Она избегала признать правду — Дарио ее не любит. А раз любви нет, то он не готов принять изменившиеся обстоятельства. Он без обиняков, холодно заявил ей об этом.

«Случай с тобой обошелся слишком дорого».
        Он ведь ее обо всем предупреждал, разве нет? Сказал ей прямо, без обиняков. Почему тогда ей так больно, почему его слова рвут душу? Разве Дарио когда-нибудь говорил то, чего не имел в виду?
        — Ты абсолютно прав. Ты не можешь больше быть со мной. И мне это тоже не нужно. Я хочу большего, чем быть рядом с мужчиной, который женился на мне ради того, чтобы получить от меня…
        — Я хотел тебя!
        Что в его голосе — ярость или обвинение? Не важно, в любом случае он опоздал.
        — Я хочу большего, чем постель. Всю мою жизнь меня использовали. Я не желаю, чтобы это продолжалось. Родители использовали меня, чтобы выбраться из своей тяжелой ситуации, пытаясь склонить к браку с Маркусом. Маркус использовал бы меня, если бы смог, чтобы угодить отцу, чтобы ему достался этот проклятый семейный дом. А ты… ты…
        Она задохнулась от душивших ее слез. Сил говорить не было. Если бы у них был хоть какой-то шанс, если бы Дарио сейчас заговорил, то, возможно, это остановило бы поток обвинений, но он молча стоял с мрачным видом, синие глаза ничего не выражали. Никакого ответа не последовало. Ни слова возражения. Он молча слушал то, что она говорит. Надо быть полной идиоткой, чтобы надеяться. Он даже не оправдывается. Вероятно, считает, что ему не в чем оправдываться, или, возможно, он чувствует, что нет смысла отрицать истинный смысл своих поступков.
        — Все кончено,  — произнесла она. Зачем стараться говорить спокойно и холодно? Дарио не спорит против правды, и ей это ясно.  — Кончено раз и навсегда.
        Он что, превратился в глыбу льда? Хранит ледяное молчание, никак не реагирует на ее слова, на всплеск чувств. Вокруг них — пустота. Неужели суровость жизни так ожесточила его мысли, его сердце, что сейчас не дает ему возможности ни двигаться, ни говорить? Да и что он мог бы сказать? Он не сделал ни малейшей попытки отрицать ее обвинения, не выказал никаких чувств, просто неподвижно стоял и молчал.
        И сейчас, когда замолчала она, от него по-прежнему не последовало ни слов, ни движений. Ничего.

«Все кончено. Кончено раз и навсегда».
        Собственные слова стучали в мозгу как окончательный приговор, как похоронный звон. Он не собирается ни протестовать, ни что-либо изменить.

«Все кончено…»
        — Да.
        Одно-единственное слово. Сухое, бесчувственное. И это ответ Дарио. Больше ничего.
        Кто-то постучал в дверь, которую Дарио не закрыл за собой.
        — Простите…
        Хосе, шофер, все это время сидел в машине, ожидая Дарио, но сейчас он, видно, решил, что хватит ждать. Он появился с чемоданами, привезенными из Тосканы, и поставил их на пол. Чемоданы, ее и Дарио. Рядом.
        — Мне отнести их…
        — Нет.
        Ему ответила Элис. Она ринулась вперед, а Дарио продолжал неподвижно стоять и молчать.
        — Нет, Хосе… не будете ли так добры отнести мой чемодан обратно в машину?  — Она бросила взгляд на Дарио. Лицо у нее свело от напряжения, перед глазами встала пелена.  — Полагаю, ты позволишь Хосе отвезти меня?
        — Куда ты едешь?  — Голос прозвучал равнодушно и бесцветно, без малейшего интереса.
        — Пока не знаю. Но я тебе сообщу.
        Он сощурился и сдвинул брови. Ну хоть какая-то реакция.
        — Я обещала, что видеться с нашим ребенком ты будешь, и я сдержу это обещание,  — сказала Элис.
        Это все, что она смогла сказать. На что хватило сил. Большего она не вынесет.
        Собрав волю в кулак и не разрешив себе обернуться, чтобы не видеть, как он стоит, неподвижный и внушительный, она развернулась и вышла из комнаты. Сзади Хосе нес ее чемодан.
        Дарио говорил себе, что если она замешкается, если повернется и хоть раз взглянет на него, то он, возможно, найдет слова, чтобы заставить ее передумать. Но что он может сказать? Он едва выдавил слово «да». Это «да»  — все, что он мог предложить.
        Потому что больше ничего не скажешь. Он не мог опровергнуть ее обвинения в том, что он хотел ее из-за корысти… потому что она могла дать ему то, чего он так жаждал получить. Обвинения справедливы. Все так и было… по крайней мере, вначале. Но потом все изменилось, хотя это не смягчает того факта, что он преследовал свои интересы и эти интересы толкнули его к ней.
        Он не мог возразить ей, что все кончено и возврата нет. Но он хотел, чтобы все было вновь, по-другому… так, как должно быть. Без лжи. Больше никогда никакой лжи.
        Поэтому единственный возможный ответ — это «да». Возможный до тех пор, пока он не найдет другого ответа. Он обязан найти этот ответ, потому иначе не знает, как жить дальше.
        Но лишь когда тишина квартиры окутала его своей пустотой, он до конца понял, что произошло и что он потерял.
        Глава 12
        Открывая дверь, Элис никак не ожидала, что на пороге может оказаться Дарио.
        — Что ты здесь делаешь?
        Она и не предполагала, что он помнит про ее подругу Роуз, не говоря уже о том, что знает, где находится ее квартира. Когда она ушла от него, то единственное место, которое пришло ей в голову, где можно укрыться и обдумать, как дальше строить жизнь после того, как будущее превратилось в безводную пустыню, была квартира Роуз. Выходит, Дарио выследил ее и пришел.
        — Как ты узнал, где меня найти?
        — Сначала хотел поехать к твоим родителям, но потом сообразил, что ты, разумеется, туда не вернешься,  — он усмехнулся, видя, как негодующе сверкнули ее глаза,  — в каком бы отчаянии ни была.
        Голос Дарио звучал хрипло, низко. У него были темные круги под глазами, небритые, заросшие скулы. Она-то думала, что выглядит измотанной, не спав несколько ночей,  — все это отразилось на ее лице, когда утром она посмотрела в зеркало,  — но Дарио выглядел намного хуже.
        — Поэтому я спросил у Хосе, куда он тебя отвез.
        В тот момент Элис думала лишь об одном: убраться вон, не расплакавшись, и чтобы ее не стошнило. Первое, что ей пришло в голову,  — ехать на работу к Роуз. Очевидно, Дарио выяснил ее дальнейший маршрут.
        — Я сказала Роуз не…
        — Знаю, но я ее убедил.  — Даже теперешняя кривая и невеселая улыбка Дарио напомнила ей, каким убедительным он может быть, когда захочет.  — Я сказал ей, что у меня есть кое-что важное для тебя.
        — Разве? Я ничего не оставила в твоей квартире.
        — Нет, не оставила. Это то, что я хочу тебе дать.
        Он поднял руку, показывая ей объемистый файл с какими-то документами.
        Элис не могла не признаться, что, когда она увидела Дарио, сердце у нее подскочило — ну совсем чуть-чуть — и зародилась крошечная надежда, но сейчас сердце упало, ее затошнило, и она сделала два шага назад. Глаза у нее были прикованы к файлу. Единственное, что могло привести его сюда,  — это долг, который он чувствовал к своему ребенку… и к ней как к матери ребенка. Она не в силах вынести этого, зная, что ничего другого не будет.
        — Я могу войти?  — неуверенно спросил он.
        Ее удивила его робость. Не оставит же она его стоять в дверях? Элис кивнула, чтобы он вошел. Он протянул ей папку, на что она отрицательно замотала головой.
        — Мне ничего не нужно! Ты уже сделал достаточно, более чем достаточно.
        Он небрежно махнул рукой. Вот уж поистине жест богатого человека, для которого потратить огромную сумму — ничего не значащая мелочь!
        — Ты что, меня не слушаешь?  — Элис выпрямилась. Только бы он не догадался, что у нее внутри все дрожит. Господи, помоги!  — Что бы там ни было, я этого не хочу.
        Она едва не умерла, уходя от него, видя его в последний — как она думала — раз. А сейчас он пришел, снова появился в ее жизни, пусть даже на краткий период, и ей опять грозит расставание. Она едва вынесла это один раз, а во второй… Хватит ли у нее сил?
        — Я не могу допустить твоих дальнейших расходов на меня.
        — Сможешь — тебе придется.
        Элис вдруг заметила в его взгляде не гнев, а скорее боль. Ее это поразило. Что случилось?
        — Я не могу…  — снова произнесла она, но тут он достал документы из папки.  — Что это?
        Дарио молча протянул ей бумаги. Она медленно взяла их, начала читать… и не поверила своим глазам. И прочитала снова.
        — Что это?  — повторила она, ничего не понимая. Она не в силах была это уразуметь.  — Дарио… это ведь…
        — Документы на Виллу-де-Оро,  — уточнил он.  — Юридически заверенная передача собственности от меня к тебе.
        Наконец она поняла смысл его слов, когда он сказал, что она обошлась ему слишком дорого. Он отдавал ей свой дом — дом, купленный им в память о матери. Элис могла лишь догадываться, чего ему это стоило во всех отношениях.
        — Ты не можешь…
        — Могу и я должен. Зачем мне такой большой дом? Я в нем потеряюсь, а ты и ребенок… тебе необходим семейный дом.
        У Элис и без того кружилась голова, но когда он произнес «семейный дом», у нее в мозгу произошел взрыв, она качнулась и уперлась рукой в стену, чтобы не упасть, и сдавленно выговорила:
        — Кавано-Хаус…  — Он расстается с виллой, потому что у него уже есть Кавано-Хаус — дом, юридически закрепленный за ним?  — Твой отец…
        Дарио знал, что она это скажет, но все равно его передернуло, когда слова сорвались с ее губ. Тяжело сознавать, что пагубное влияние его отца распространилось так далеко.
        — Нет,  — сказал Дарио.  — Черт возьми, Элис, нет! Он уже давно не имеет к этому никакого отношения. С того дня, как я на тебе женился.
        Он рад дать ей больше, чем этот брак.
        — Признаю, что, когда я узнал, что ты нужна Хенри как невестка, что он жаждет породниться с твоей семьей и за это готов вознаградить Маркуса, отписав ему значительную часть наследства, я решил разрушить эти планы. А когда потом Хенри…  — у Дарио никогда больше не повернется язык назвать этого человека отцом,  — прислал мне то письмо, предлагая признать меня сыном, если именно я, а не Маркус, женюсь на тебе…
        Дарио достал другой документ, который Элис узнала. Это были письма от Хенри Кавано, где он сообщал Дарио, что вознаградит его, если получит сначала невестку с титулом, а затем и внука.
        — Искушение было велико…  — Дарио удрученно покачал головой.  — Но после нашей свадьбы я больше ничего этого уже не хотел. Вообще не хотел иметь с ним ничего общего.
        Элис сомневалась в его искренности — он увидел это по ее взгляду. Но он должен постараться ее убедить. Отец для него умер, а Элис — единственное, за что следует биться.
        Он протянул к ней руки, указывая на письма:
        — Дай их мне.
        Она словно приросла к полу, тогда он забрал письма из ее негнущихся пальцев. Решительными движениями он разорвал их сначала пополам, потом еще пополам, а потом на мелкие кусочки, которые усыпали пол у ее ног подобно конфетти.
        — Но я не понимаю…  — Она была потрясена не меньше, чем если бы что-то холодное и колючее ударило ей по лицу.
        Как она может понять то, что он сам полностью не осознал? Что с ним происходит? Он знает одно: когда она ушла из его жизни — а вместе с ней ушел и его ребенок, его семья,  — у него в душе произошел слом. Ему было больно и тягостно слышать ее слова о том, что она должна отдать ему долг. Что каждую ночь в его постели она списала в счет этого долга, что подсчитала каждую минуту, когда они были вместе. Что все сравнивала с деньгами.
        А ее слова о проститутках, о том, сколько он им платит? Страшные слова. Они крутились у него в голове и были страшнее отказа отца признавать его, страшнее того, как поступил Маркус, не пустив его в дом отца. Те удары он пережил, залечил раны и смог жить дальше. Когда же ушла Элис… эта рана могла стать смертельной.
        — Дарио… то письмо дало бы тебе все, чего ты хотел. Признание отца… Разве…  — Она не договорила, увидев, как он, яростно тряся головой, стал топтать клочки разорванного письма.
        — Нет! Будь оно проклято, нет!
        Черная, жгучая ярость кипела у него в груди, рвалась наружу, гнев душил его, гнев на своего отца. Этот человек до сих пор отравляет ему жизнь. Это из-за него, из-за Хенри Кавано, Элис стала ненавидеть его… ушла от него.
        И вдруг словно опустилась огромная стеклянная завеса и отрезала его от остального мира, оставив наедине с Элис.
        Только он и женщина, которую он любит.
        — Нет.  — Это все, что он смог сказать, на что хватило сил. Она должна ему поверить!  — Отец ничего мне не дает. Абсолютно ничего.
        — Но он…  — Элис не понимала до конца, что происходит. Письма, уничтоженные Дарио… Эти письма давали ему возможность после стольких лет отторжения от отца стать признанным сыном Хенри Кавано.  — Он тебя признал бы…  — Неужели Дарио готов отказаться от этого? Отказаться от мечты, которую он носил в себе в память о матери? И почему?
        — Он принял бы меня как сына лишь оттого, что я мог ему что-то дать, а не просто оттого, кто я.
        Наконец она поняла, и ее всю затрясло от ужаса и отчаяния. Она не примет этого дара…
        — Как ты можешь отдать мне Виллу-де-Оро? Это же твой дом… Если только…
        — Ты думаешь, что я расстаюсь с виллой потому, что теперь мне досталось наследство Кавано…  — Дарио не договорил и отрицательно тряхнул головой.  — Ты ошибаешься. Я отдаю тебе Виллу-де-Оро, потому что жить там я не могу. Без тебя не могу. Без тебя это не дом… не семейный дом. Это просто адрес, место без души, без сердца. Сердце этого места — ты. Ты превратила виллу в дом, а без тебя там всегда будет пусто.
        У Элис дрогнуло лицо, и это придало Дарио сил. Он сделал шаг вперед и протянул к ней руку. Но лишь протянул, не касаясь. Он еще не все сказал.
        — Мне от Кавано ничего не нужно. Я не Кавано. Я — Оливеро. Это фамилия моей матери… и фамилия, которую, я надеюсь, будет носить мой ребенок.
        Трудно поверить, но волнение настолько овладело Дарио, что он потерял свое хваленое хладнокровие и самообладание. Элис видела, что он изо всех сил старается держать себя в руках, чтобы продолжать говорить.
        — Этому человеку ты нужна как мать его внука исключительно из-за титула. У него хватило на это наглости. Ты достойна большего. Бесконечно большего. И наш ребенок будет важен сам по себе, потому что он есть, а не потому, что прибавит нашей семье влияния.
        — Нашей семье?
        Слова замерли у нее на языке, и она едва не задохнулась от услышанного. Она не могла этого себе представить, не могла мечтать. Он на самом деле считает ее своей семьей?
        — У нас нет семьи,  — еле ворочая одеревеневшим языком, произнесла Элис.  — У нас деловое соглашение, в котором ты заплатил за то, чего хотел…  — Дыхание перехватило, казалось, что легкие вот-вот разорутся, и она замолчала.
        — Чего я хотел?  — с горечью повторил Дарио.  — Черт возьми, нет… не этого я хотел.
        Его голос так хрипло звучал, словно у него саднило в горле. Она не могла понять почему.
        — Но ты заплатил за то, что я буду спать с тобой…
        Она не закончила, потому что он вытащил еще один документ и буквально сунул ей под нос. Эту бумагу она узнала, и нет надобности ее читать. Это предсвадебное соглашение, которое она подписала. Неужели прошло всего четыре месяца? Шестнадцать коротких недель? Казалось, что прошла целая вечность.
        — Я знаю, что ты так и не прочитала всего текста полностью. Черт тебя подери, так прочти сейчас! И читай внимательно.
        Как это сделать, когда строчки пляшут у нее перед глазами? Но она должна, потому что его лицо — жгучий взгляд синих глаз, белые пятна на сжатых скулах — требовало этого.
        Она уже читала это. Но теперь, когда читает снова, то не может не поразиться. Неужели она подписала это? Видно, подписала, потому что в конце страницы стоит ее подпись рядом с подписью Дарио. И это юридически заверено… и тем самым связывает ее с ним.
        Формальность бракосочетания — это одно, и совсем другое — то, что отражено в этом документе.
        Она-то думала, что Дарио потребовал, чтобы она вышла за него, чтобы спать с ним, стать его любовницей и что таковы условия, прописанные в соглашении, которое он составил. Что он фактически покупал ее — ее тело и душу,  — а цена — спасение родителей. Он вправе был потребовать за это спасение такую высокую цену.
        Оказывается, она ошибалась.
        — Выходит, ты просто хотел жениться на мне… и все.  — Голос у Элис дрожал.  — Ты не…
        В контракте значилось лишь то, что она выходит за него. Берет его фамилию. Дарио не внес в контракт никаких условий относительно «настоящего брака» в полном смысле этого слова, что подразумевало постель с ним. А она была уверена, что он сделает это условием спасения ее родителей. Все оказалось не так.
        — Я женился на тебе, потому что я тебя хотел. Да, я хотел увидеть, как будут выглядеть мой отец и мой чертов братец, когда поймут, что их гнусный план провалился. Я хотел быть уверенным, что Маркус никогда не дотронется до тебя своими грязными руками. Но я не хотел покупать тебя, как покупают очень дорогую проститутку. Я хотел спать с тобой, но только чтобы ты легла в мою постель по собственному желанию. Я ни разу в жизни не принуждал ни одну женщину и уж точно не собирался начинать с этого со своей женой, даже если наш брак был по расчету и состоялся лишь потому, что я заплатил долги твоей семьи.
        — Нет…  — с трудом произнесла Элис, глядя ему в лицо. Его настойчивый взгляд требовал, чтобы она продолжала. Она должна все прояснить. Она не вынесет, если он будет думать иначе.  — Я вышла за тебя, потому что тоже этого хотела. На браке настоял ты. Ты!
        Элис едва не рассмеялась, увидев стыд на его лице. Но желание засмеяться пропало, стоило ему сказать следующее:
        — Да, я думал, что единственный способ завоевать признание отца,  — это брак с тобой… Но это заблуждение исчезло в день свадьбы, когда он не только не пришел, но и не ответил на мое приглашение. Ему нужна была эта свадьба… и больше ничего его не интересовало.

«Я не семейный человек». В голове у Элис звучали слова Дарио — он сказал их, выходя из церкви. Это были слова человека, пережившего тяжелое разочарование.
        И сейчас он снова их повторил, словно прочитал ее мысли:
        — Я не… семейный человек.
        Дарио вздохнул — это вздох смирившегося с неизбежным. Но, кажется, он не полностью в этом уверен. Что-то ее насторожило.
        — Что? Что ты сказал?
        Несколько секунд он молчал, и Элис подумала, что ответа не последует. Но тут он вздернул голову, будто хотел отбросить сомнения.
        — Я не знаю, что такое быть семейным человеком,  — с трудом, низким голосом произнес он.  — Но я понял, что вместе с тобой я хотел бы попытаться им стать.
        Элис не могла этому поверить. Наверняка она ослышалась. Не может быть, чтобы он сказал…
        Но, глядя в эти синие глаза — такие любимые,  — она увидела, как они потемнели, услышала боль, рвущуюся из его голоса.
        — Когда понял?  — еле слышно прошептала Элис.
        — В первую же ночь на вилле… и после этого каждую ночь.  — Он не отводил от нее глаз, обжигая своим взглядом, моля поверить ему.  — Я мог бы уже тогда сказать тебе это. Надо было сказать… Я понял, что никогда не захочу тебя отпустить. Я просто не знал, как это назвать.
        В его тоне было столько убедительности, столько уверенности в словах.
        — А… сейчас?  — Она спросила почти неслышно, но почувствовала тот момент, когда он уловил ее слова — она увидела потрясение на его лице. Словно у него внутри зажегся свет, но он еще не осмеливается поверить в происшедшее.
        — А сейчас я признаю, что это любовь. Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю, что мне страшно думать о том, что ты считаешь, будто я заплатил тебе за постель. Ты необходима мне в жизни. Моя любовь так сильна, что я хочу, чтобы ты была со мной всегда. Я хочу тебя как свою возлюбленную, свою жену, как мать моего ребенка.
        — Но ты…  — Договорить ей не удалось, потому что он приблизился, взял ее руки и крепко прижал к груди.
        — Не говори этого,  — попросил он.  — Не напоминай мне, какой я был глупец, как не сумел распознать… Я не знал, что такое семья. Знал только, что семья должна быть больше и значительнее, чем то, что произошло между моим отцом и матерью. Должны быть более крепкие узы, чем кровные, связавшие меня — помимо моей воли — с Хенри и Маркусом.
        — Они не твоя семья!  — воскликнула Элис. Мысль о том, как так называемая семья обошлась с Дарио, была невыносима.
        — Я знаю, и мне они не нужны. Я хотел иметь семью, похожую на твою. Семью, где твой отец так любит твою мать, что готов ради ее спасения отправиться в тюрьму. Семью, где ты отказалась от привычной жизни, чтобы помочь им обоим. Господи, как я хотел того же.
        — На самом деле?
        — Да.  — Ответ прозвучал решительно, твердо и уверенно.  — Я смутно представлял себе, догадывался, что притягательность семьи — настоящей семьи — в причине, по которой семья существует. Эта причина — особая близость людей, необходимость друг в друге, в заботе друг о друге. А это невозможно приказать, невозможно купить ни за какие деньги. Такая семья должна постепенно создаваться, чтобы стать настоящей. И она начала возникать в первую же нашу ночь. И мы уже были семьей в тот день на террасе.
        — Это началось раньше,  — мягко сказала Элис.  — Когда ты ухаживал за мной во время мигрени как сиделка. Помнишь, в болезни и в здравии…
        Дарио улыбнулся — он тоже вспомнил.
        — Это привело нас в сегодняшний день… к ребенку. А сейчас…  — Дарио провел рукой по ее животу, пальцы прижались к тому месту, где был его ребенок — крошечное существо, которое вырастет в личность, в члена их семьи.  — Наш ребенок будет любим потому, что он есть, а не за то, что он принесет в наш брак. Вот как я люблю тебя просто за то, что ты есть. И всегда буду любить. Я не знаю, как быть отцом, но я постараюсь стать самым лучшим папой на свете.  — Вдруг его голос стих, и уже мучительным шепотом он сказал:  — Я до сих пор не знаю, как создать семью. Знаю лишь, что хочу попробовать вместе с тобой.

«Хочу попробовать вместе с тобой».
        Господи, какое еще заявление ей нужно? Как она может желать чего-то еще, чего-то более значительного и смелого?
        — И я тоже хочу попробовать,  — уверенно и убежденно произнесла Элис.  — Вместе с тобой, с мужчиной, которого я люблю. С отцом моего ребенка.
        Элис подалась вперед, подставляя ему свои губы. Ощущение подлинного счастья охватило ее, вознесло вверх, когда Дарио поцеловал ее. Такого наполненного любовью поцелуя она от него еще не получала. Элис было уютно, спокойно и надежно в его объятиях. Ей хотелось, чтобы это длилось вечно.
        — Я скажу тебе кое-что,  — прошептала она и улыбнулась ему теплой, счастливой улыбкой, вобравшей в себя всю ее любовь.  — Я на самом деле тоже не знаю, как создать такую семью. Семью, где я мать, а ты — моя любовь, мой муж, мое будущее — отец. Но я знаю одну вещь: мы будем учиться вместе. Мы создадим настоящую семью. А это — самое главное, что только можно пожелать.
        notes
        Примечания

1

«Лондонский глаз»  — одно из крупнейших колес обозрения в мире. Расположено на южном берегу Темзы. (Здесь и далее примеч. пер.)

2
        Мой дорогой брат (ит.).

3
        Конечно, безусловно (ит.).

4
        Казентино — город в итальянской области Абруццо.

5
        Моя прекрасная колдунья (ит.).

6
        Красавица (ит.).

7
        Сейчас… (ит.)

8
        Почти, моя красавица колдунья (ит.).

9
        Добрый день (ит.).

10
        Кампо-Санто — монументальное кладбище в Пизе.

11
        Добрый день, мой муж (ит.).

12
        Добрый день, моя жена (ит.).

13
        Конечно, разумеется (ит.).