Роберт и Арабелла Кэтлин Уинзор
        # Не было в мире людей, более несхожих, чем с детства лелеемая, точно хрупкий цветок, юная принцесса и отчаянно храбрый цыган, презиравший богатство и роскошь. Однако что может значить любая преграда, если мужчина и женщина предназначены друг для друга судьбой? И какая сила сможет противостоять пламенной, безумной страсти, которая с первого взгляда охватила Роберта и Арабеллу, точно негасимое, неистовое пламя…
        Кэтлин Уинзор
        Роберт и Арабелла
        Глава 1

1315 год.
        Пять молодых дам развернули коней полукругом и пустили их галопом через луг по направлению к яркой разноцветной кибитке, рядом с которой на корточках у костерка сидел юноша, подбрасывая поленья в огонь. Две лошади - чистокровные и необычайно дорогие для цыгана - паслись неподалеку. Приближение нежданных гостей встревожило красивого тонконогого пса: он настороженно приподнял уши, а затем вскочил с места, втягивая воздух трепещущими ноздрями.
        Юноша взглянул из-под руки на дам, которые во весь опор мчались к нему. Их волосы развевались по ветру, а юбки задрались выше колен, потому что они ехали верхом без седел, как амазонки. Осадив взмыленных коней, дамы окружили юношу и стали разглядывать его, лукаво улыбаясь.
        - Доброе утро, леди, - поднявшись на ноги, с учтивым поклоном вымолвил юноша.
        Дамы удивленно переглянулись и расхохотались.
        Над костром висел медный котел, от которого поднимался пар и аппетитно пахло тушеной бараниной с овощами и специями.
        Не получив ответа на свое приветствие, юноша снова опустился на корточки и занялся приготовлением завтрака. Дамы тем временем стали неспешно объезжать маленький лагерь, оживленно беседуя между собой и не обращая ни малейшего внимания на юношу, словно тот был глухонемой.
        Они говорили вполголоса, но не слишком тихо. Без сомнения, им хотелось, чтобы он слышал, что они думают о нем, его лошадях, кибитке и большой послушной собаке.
        - Настоящий цыган! Я слышала о том, что он объявился в округе.
        - Ты думаешь, он попытается украсть нас?
        - Украсть?! - Девушка весело рассмеялась. - Скорее уж наоборот. Ты только погляди на него. Странно, что у него такие волосы. Они отливают золотом на солнце. А я всегда думала, что у цыган… - Она замялась, покосившись на одну из своих спутниц, черноволосую и черноглазую, которая бросила на нее предостерегающий взгляд. - Темные волосы всегда считались признаком королевской крови, - поспешно добавила она. - Говорят, что все норманны темные.
        - Посмотрите, у него в ушах золотые серьги. Должно быть, он украл их.
        - Зато, какие у него плечи! И спина. А талия и бедра!..
        Его костюм также подвергся тщательному осмотру и оценке, хотя одет он был подобно большинству людей того же социального положения и рода занятий: выгоревшие на солнце голубые льняные штаны турецкого кроя, свободные сверху и сужающиеся к икрам; шелковая рубашка с глубоким вырезом, обнажающим грудь, и закатанными по локоть рукавами. Его талию стягивал широкий пояс, набранный из полосок красной кожи, за который были заткнуты три кинжала в ножнах. Юноша ходил босиком.
        - Взгляните на его грудь.
        - Прошу вас простить меня, леди. - Он слегка прищурился. - Я не ожидал гостей.
        - А мы не гости. Мы любознательные наблюдатели.
        - И цензоры.
        - Давайте заглянем в кибитку. Меня всегда очень интересовало, как…
        Юноша проворно вскочил и преградил им путь. Его поспешность привела, дам в восторг.
        - Что ты там прячешь?
        - Неужели ты не позволишь нам заглянуть внутрь?
        - Там нет ничего интересного. Только лишь моя частная собственность.
        Его слова вызвали новый взрыв смеха. Дамы заливисто хохотали, все, кроме той, чьи длинные черные волосы стягивала на затылке бархатная лента. Она, напротив, притихла и стала задумчиво, с неподдельным любопытством разглядывать юношу.
        - Поезжайте, я вас догоню. А если нет, то вернусь одна.
        - Но если вы вернетесь одна, то, что мы…
        - Отправляйтесь, - нетерпеливо взмахнула рукой девушка и хлопнула в ладоши. - Живо!
        Четверо ее подруг развернули коней и помчались прочь не оглядываясь.
        - Наверное, приятно обладать такой властью над людьми, - рассмеялся юноша.
        - Ты поможешь мне спуститься или я должна сама слезать отсюда?
        - Конечно, помогу.
        Он подошел ближе и остановился в нерешительности. Ее спутницы были уже далеко. Она перебросила ногу через голову лошади, и он протянул руки, чтобы обхватить ее за талию. То ли случайно, то ли намеренно, но ее юбка при этом задралась настолько, что он на какое-то мгновение увидел треугольник темных вьющихся волос. Когда она оказалась на земле рядом с ним, юбка мягкими складками окутала ее ноги, касаясь травы.
        Юноша внимательно, с нескрываемым интересом смотрел на нее.
        - Ты видел? - рассмеялась она.
        - Очень немногое.
        - И ты думаешь над тем, произошло это намеренно или нет.
        - Да, думаю.
        - Я хотела, чтобы ты меня увидел, только и всего.
        - Я не насильник, - с улыбкой ответил юноша.
        - Ты цыган. И ты очень красивый. Я проголодалась. Ты можешь накормить меня? Мы выехали в пять утра, и рассчитывали вернуться назад уже давно.
        - А куда вы рассчитывали вернуться?
        Она указала в ту сторону, где вдалеке, почти на горизонте, темнели башни замка.
        - Вон туда. Я там живу.
        - Понятно. А что ты там делаешь?
        - Ты полагаешь, я нахожусь в услужении у королевы? Стираю для нее белье и привожу мальчика-пажа в ее покои, когда король в отъезде?
        Неужели он действительно считает, что дворцовые прачки разъезжают на породистых лошадях, таких, как ее Соломон, в роскошных бархатных платьях с узором из королевских черных роз и леопардов?
        - Я ничего не думаю, поэтому и спрашиваю. Прошу прощения. - Юноша поклонился и скрылся в кибитке. Через минуту он появился с двумя золотыми мисками, такими же ложками и салфетками тончайшего дамасского полотна.
        - Где ты это украл? - спросила она, разглядывая вещи, достойные королевской сокровищницы.
        Он присел на корточки и стал раскладывать тушеное мясо по мискам.
        - Это часть моего запаса товаров. Я торговец, и, как нетрудно заметить, довольно состоятельный.
        Девушка скептически улыбнулась, но ничего не ответила. Она опустилась на землю, скрестив ноги по-турецки, и приготовилась слушать его историю. Однако он, напротив, принялся расспрашивать ее:
        - Ты мне так и не рассказала про замок. Чем ты там занимаешься? - Он немного подтрунивал над ее заносчивостью и с лукавой улыбкой ждал ответа.
        Она склонила голову набок и тоже улыбнулась. Ее улыбка не была заискивающей или кокетливой, скорее вызывающей. Она с любопытством попробовала жаркое из молодой баранины и нашла стряпню своего нового знакомого вполне сносной.
        - Мои обязанности в замке достаточно просты. Наверное, потому, что я, к счастью, никогда не стану королевой. У меня есть четверо старших братьев. Еще было две сестры, но они умерли.
        Если это когда-то и печалило ее, то теперь горе осталось в прошлом.
        Она протянула руку и коснулась его обнаженной груди ладонью, слегка растопырив пальцы. Это прикосновение было неожиданным и кратким. Через миг она вернулась к еде.
        - Ты теплый. Ты самый красивый мужчина, какого я видела в жизни. Я всегда думала, что цыгане уродливы. Ты, случайно, не самозванец?
        - Исключено. Значит, получается, что ты…
        - Ее королевское высочество принцесса Арабелла. - Она бросила на него насмешливый взгляд сияющих глаз. - Впрочем, у меня есть еще много имен. Их все и не упомнишь. Можешь называть меня просто Арабелла. Или «ваше королевское высочество». А тебя как зовут?
        - Роберт.
        - Роберт… Невыразительное имя. Так могут звать человека любого рода-племени.
        Юноша молча собрал грязную посуду, ополоснул ее в ручье и неспешно вернулся назад. Он остановился за спиной у Арабеллы и задумчиво посмотрел на нее, после чего направился к кибитке и принес два больших золотых кубка. Один он протянул девушке.
        - Что это? - Она с подозрением заглянула внутрь. Жидкость напоминала красное вино. - Роковое зелье?
        - Где ты набралась этих суеверий?
        - А разве цыгане не поят детей и женщин роковым зельем?
        - Дети меня не интересуют, а с женщинами я нахожу общий язык другими средствами.
        - Охотно верю, - ответила она и пригубила вино, покосившись на Роберта, который опустился рядом на корточки. - Я вижу, что ты меня хочешь.
        - Ты очень красива, - сказал он извиняющимся тоном. - И очень соблазнительна.
        Она отвернулась и стала медленно пить вино, но не выдержала и снова покосилась на выпуклость у него между ног.
        - Я девушка. В переносном смысле этого слова.
        Он понимающе улыбнулся и сел на траву, вытянув и скрестив ноги.
        - В переносном?
        - Я хочу сказать, что еще ни один мужчина не был во мне. А в остальном… - Она пожала плечами.
        - Понятно, - кивнул он.
        - Жизнь в замке протекает по своим законам. Королевская кровь и благородное происхождение не являются залогом высоконравственного поведения. Там рано привыкаешь жить в чужих комнатах и спать в чужих постелях, где можно делать все, что нравится.
        - А что тебе нравится делать?
        - В замке много пажей, среди них есть очень красивые. Я позволяю им прикасаться к себе, иногда подпускаю совсем близко, но когда становится больно, прогоняю. Иногда трогаю их. А один раз я взяла фаллос в рот… просто из любопытства.
        - Ну и как?
        - Наверное, я должна полюбить мужчину, чтобы это понравилось. - Она погрузилась в задумчивость и оглянулась на замок. - Вот я и жду, - добавила она после долгой паузы.
        - Чего?
        - Все они недостаточно высокого происхождения.
        - Ты ждешь, пока родители сделают за тебя выбор? - рассмеялся он.
        - Я не могу идти против воли короля. - Ее губы тронула печальная улыбка. - И никто не может. Мать давно предупредила меня о том, что принцесса - это собственность короны, и она должна быть в безупречном состоянии.
        - А сколько тебе лет?
        - Восемь месяцев назад исполнилось четырнадцать.
        - Для незамужней принцессы ты старовата.
        - У меня были женихи, целых четверо. Первый появился, когда мне исполнился год. И все иностранцы - из Арагона, Каталонии, Бургундии и Ломбардии. Они были младше меня и умерли прежде, чем мне минуло двенадцать. И я никого из них ни разу в жизни не видела. - Она усмехнулась иронично и совсем по-взрослому. - Впрочем, я рада, что так получилось. Мне бы не хотелось жить в чужой стране.
        - Боюсь, что тут ничего не поделаешь. Это твой долг.
        - Меня это не волнует. Кроме того, чем старше и красивее я становлюсь, тем более амбициозным становится король. Я думаю, что он будет держать меня при себе на случай выкупа. - Она рассмеялась. - А тебе сколько лет?
        - Двадцать.
        - Это много, да? Хотя по сравнению с отцом ты нестарый. Ему сорок семь. - Она помолчала и вдруг решительно поднялась. - Мне пора. Если мои фрейлины приедут в замок раньше, у них не хватит ума придумать какую-нибудь правдоподобную ложь. Я вернусь завтра. Ты будешь здесь?
        - Нет.
        - Но я хочу снова увидеть тебя. А ты?
        - Скажи, ты точно знаешь, чего хочешь?
        - Думаю, да.
        - А как же быть с моим низким происхождением?
        - Ты цыган. А разве ваше племя произошло не от египетских фараонов?
        - Это миф.
        Он поднялся и подошел к ней совсем близко. Оказалось, что он гораздо выше ее отца и братьев. Его лицо было на удивление серьезным.
        - Однажды мама привела ко мне цыганку, - тихо вымолвила Арабелла. - Мне было тогда четыре месяца. Старуха посмотрела на меня и сказала маме: «Пусть она остерегается любить». - Она опустила глаза и глубоко вздохнула. - Если я приеду к тебе завтра, что ты со мной сделаешь?
        - Ты знаешь, что я сделаю. А если ты не уедешь сию минуту, это произойдет прямо сейчас. Мы здесь одни - оглянись, вокруг ни души, - и ты не захочешь остановить меня. Ты уже этого не хочешь. Мне будет легко это сделать. Легко и…
        - Договаривай.
        - Это будет прекрасно.
        - Мне нужно ехать. Я должна подумать. Мне почему-то стало страшно. Ты ведь не заставишь меня полюбить себя?
        - Даже пытаться не буду.
        Он улыбнулся ей и пошел за ее лошадью. Вернувшись, он обхватил ее за талию и посадил на Соломона, причем ее юбка задралась сильнее, чем раньше. Одно неуловимое движение - и Роберт запустил в нее два пальца, чтобы узнать, действительно ли она говорила правду. Затем чуть глубже, еще глубже… и неожиданно отступил на шаг.
        - Интересно, делал ли так кто-нибудь из твоих пажей?
        - О Господи… - Она подалась к нему. - Еще, пожалуйста…
        - Сейчас не время. Приезжай завтра к южной окраине дубовой рощи. Там тихо и спокойно. Я буду ждать тебя.
        - Я никогда не испытывала ничего подобного… прошу тебя, сделай так еще раз…
        - Боже мой! Уезжай сейчас же, иначе ты с ума меня сведешь. Я не хочу тебя насиловать. В первый раз я хочу взять тебя медленно, нежно… И только потом так страстно и долго, как ты захочешь…
        - Я не смогу заснуть… Я буду вспоминать твои руки… А ведь ты даже не поцеловал меня.
        Она склонилась к нему, он подступил ближе и внезапно изо всей силы ударил Соломона по крупу. Конь рванулся вперед, но Арабелла удержалась и, быстро выпрямившись, с улыбкой махнула Роберту рукой.
        - Я приеду в дубовую рощу в шесть утра. До свидания. И не делай так, чтобы я влюбилась в тебя, хорошо? Лучше приготовь мне еще зелья… Ты знаешь, что я имею в виду…
        Глава 2
        Арабелла приехала на условленное место в сопровождении фрейлин и приказала им покататься по степи и вернуться за ней через пять часов. Если она опоздает, им следовало дождаться ее, чтобы возвратиться в замок вместе.
        Подруги завистливо смотрели ей вслед, когда она направила Соломона в глубь леса. В висках у нее от волнения стучала кровь. Она в растерянности оглядывалась по сторонам, но не видела ни костра, ни кибитки. Может быть, он забыл о свидании? Неужели он уехал? Она укоризненно одернула саму себя, признавая, что подобные опасения - признак зарождающейся любви. Так же как и бессонная ночь, которую она провела, ворочаясь с боку на бок в постели.
        Роберт вырос, словно из-под земли и взял Соломона под уздцы.
        Она спрыгнула с коня, не дожидаясь, пока юноша ей поможет, и обняла его за шею.
        - Отведи меня в свою кибитку. Где она?
        Арабелла была так возбуждена, что не заметила, как серьезен Роберт: он не улыбнулся и даже не прикоснулся к ней. Более того, он попятился от нее. Она встревоженно нахмурилась, но, когда снова попыталась обнять его, он перехватил ее руки и удержал их.
        - Что случилось? Ты не ждал меня?
        - Нет. Я надеялся, что ты как следует все обдумаешь за ночь.
        - Я глаз не могла сомкнуть! Я думала только о том, как прекрасно будет ощущать тебя в себе. - Она сделала шаг навстречу ему и коснулась его груди. - Ты не хочешь меня?
        Он улыбнулся, но не весело, а серьезно и озабоченно.
        - Прощай, Арабелла.
        - Прощай?!
        - Да. Так будет лучше.
        - Для тебя?
        Он рассмеялся.
        - Какое это имеет значение: для меня или для кого-то еще? На свете есть много людей, которым не безразлично, что ты делаешь, которые заботятся о тебе.
        - Я сама знаю, что для меня лучше. К моему отцу приходило много мужчин. Отовсюду. Все они просили меня. Но среди них я не видела такого, как ты. И поэтому я пришла к тебе, чтобы узнать то, что интересует меня больше всего на свете. А я знаю много вещей.
        - Правда?
        - У меня прекрасные учителя, и я совсем не ленивая. Единственное, что пока остается для меня тайной за семью печатями, - что чувствует женщина во время близости с мужчиной. И я хочу, чтобы этому научил меня ты. Лучше это или хуже, разумно или нет - какая разница? Разве ты не хочешь меня?
        - Хочу. Но что будет, если я лишу тебя невинности? Что станет с собственностью короны?.. - Он с улыбкой пожал плечами.
        - Об этом не беспокойся, - рассмеялась Арабелла. - Я знаю, что делать. Потерявший рассудок от вожделения муж поверит чему угодно. Вскрикнуть якобы от боли, уколоть палец и выдавить каплю крови на простыню… - Она подступила еще ближе. - А теперь, пожалуйста… возьми меня. А иначе для чего ты пришел?
        - Я обещал тебе, что приду.
        - Ради Бога, зачем ты мучаешь меня, заставляешь ждать и просить?
        К ее изумлению, а потом досаде, он расхохотался. Она отшатнулась в гневе. До сих пор никто не позволял себе смеяться над принцессой Арабеллой.
        Она бросила на него возмущённый взгляд, который потеплел, едва она увидела выражение его лица - ласковое, задумчивое, серьезное.
        - Пойдем, - тихо вымолвил он и взял ее за руку.
        Они шли рядом через лес, пригибаясь под низкими ветвями деревьев, за которыми вскоре показалась кибитка. Неподалеку паслись лошади, а у лесенки в кибитку лежала собака, охранявшая вход.
        Цыган сделал знак Арабелле, приглашая ее войти, и она стала подниматься по ступеням, но вдруг остановилась в нерешительности и, оглянувшись на пса, заговорила с ним ласково и чуть заискивающе:
        - Привет, красавец. Как тебя зовут?
        - Его зовут Калиф. Но он понимает только по-цыгански. И не надо обращаться к нему и тем более указывать в его сторону.
        - Ясно. А он всегда такой молчаливый и спокойный?
        - Да. За исключением тех случаев, когда мне грозит опасность.
        Арабелла почувствовала, что решимость понемногу оставляет ее, и поспешила войти внутрь.
        - Как здесь красиво! - воскликнула она, переступив порог. - Сколько золота, ковров… И все такое разноцветное. Просто загляденье! - Она обернулась в тот миг, когда Роберт закрыл за собой дверь на задвижку. - Да, загляденье, - повторила она негромко.
        Она сняла черные кожаные туфли и осталась стоять босая, ожидая, что будет дальше.
        На ней было желтое бархатное платье с узором из черных роз и леопардов. Рукава на шнуровке сужались к локтям и были украшены кружевом. Корсет плотно облегал грудь, шнуровка стягивала ее до талии, широкая юбка мягкими складками спадала до пола. Арабелла казалась пленницей своего платья.
        - Я не могу раздеться самостоятельно.
        Он сбросил сандалии, отшвырнул их в сторону и снял рубашку.
        Арабелла протянула к нему руки ладонями вверх. Они переглянулись и улыбнулись друг другу, после чего Роберт принялся молча и неторопливо расшнуровывать ей рукава, затем корсет. Его пристальное внимание восхитило ее.
        - Ты такая независимая и в то же время беспомощная.
        - Это потому что… - Она осеклась, не желая напоминать ему о своем положении. - Потому что я так живу.
        Он осторожно стащил с нее платье до пояса, обнажив плечи, грудь и руки. Затем расправился с последней шнуровкой, и платье шуршащим ворохом легло к ее ногам. Арабелла предстала перед ним во всей красе, которую скрывало прежде ее великолепное королевское одеяние.
        Она неуверенно взглянула на него, чувствуя себя неловко и не зная, куда девать руки. Он задумчиво посмотрел на нее и легко коснулся ладонями ее груди.
        - О Господи, - вымолвил он тихо. - О Господи.
        Арабелла оставалась неподвижной, терзаемая тревожными предчувствиями. Совсем скоро это произойдет: великая тайна ее тела будет раскрыта.
        У нее за спиной стояла кровать - низкое сооружение на деревянной раме, застланное персидскими коврами, белыми шелковыми простынями и тремя пуховыми одеялами.
        Арабелла медленно попятилась от Роберта, когда он развязал пояс, поддерживающий его штаны, и перешагнул через них. Она присела на край кровати и испуганно уставилась на его естество. Впрочем, он ведь взрослый мужчина, а не тринадцатилетний паж.
        Сгорая от нетерпения, Арабелла легла на кровать и заложила руки за голову. Когда Роберт опустился перед ней на колени, она забросила ноги ему на плечи. Уже сейчас в глазах у нее помутилось, тело покрылось испариной, а сердце билось с такой силой, что подрагивали груди. Дышать было трудно. А ведь он еще даже не коснулся ее!
        В приступе внезапного страха она подалась вперед и схватила его за шею.
        - Не медли! Сделай это сейчас!
        Она опустила глаза, увидела, как он придвинулся ближе, а затем осторожно проник в нее. Она вскрикнула от нетерпения.
        - Я не хочу причинять тебе боль… - вымолвил он и вошел глубже.
        - Мне все равно… Какая разница! - Арабелла тихо всхлипнула.
        Ощутив его в себе, она дала волю эмоциям. Бессонная ночь брала свое.
        После его очередного резкого толчка она почувствовала приближение той боли, которую испытывала во время близости с пажами.
        - Если тебе станет больно, останови меня, - сказал он, глядя ей прямо в глаза. - Можно заняться другим… - Он продвинулся еще немного. - Вот так…
        Роберт действовал с величайшим тщанием, то и дело всматриваясь ей в лицо, дабы убедиться в том, что ей не больно. Арабелла лежала с закрытыми глазами, раскинув руки в стороны и широко раздвинув ноги.
        - Мне не больно… Сейчас все кончится… Возьми же меня. Быстрее… О Господи!.. Да, так… Это божественно!
        Он нежно поцеловал ее в приоткрытые губы, желая убедиться в том, что все в порядке. Его движения стали более порывистыми и быстрыми.
        - Это не может продлиться долго, - сказал он извиняющимся тоном. - Когда ты хочешь, чтобы это закончилось?
        - Не сейчас… Нет, пожалуйста… - В ее голосе прозвучало отчаяние, словно она боялась потерять его.
        - Если я кончу, то обязательно вернусь. О Господи…
        Арабелла чувствовала, как мышцы живота напрягаются и расслабляются, освобождая ее от какой-то непостижимой тяжести, скованности. Она лежала недвижимо, обвив шею Роберта руками. Он не выходил из нее; время, казалось, остановилось. Арабелла ухватила его за волосы на затылке, стараясь заглянуть ему в лицо.
        Но вот, наконец, он поднял голову и взглянул ей в глаза. Увиденное немало поразило его. Лицо Арабеллы было мокрым от слез. Она плакала от облегчения, оттого, что освободилась от самой себя, отдала свое тело мужчине. В ее слезах не было ни радости, ни боли, просто восхитительное ощущение финала.
        Он медленно двигался, и она жадно ловила каждое его движение. Вдруг он осторожно вышел из нее, и тотчас ей в рот скользнул его язык, который принес ей массу новых, неизведанных ощущений. Его поцелуй придал ей уверенности.
        - Перевернись на живот… Я не причиню тебе боли… Все будет так, как раньше.
        Арабелла послушно встала на колени, выгнувшись и уперевшись локтями в подушки. Его пальцы проникли в ее лоно, задвигавшись все быстрее. Затем пришел черед его налитой плоти, и она вскрикнула от неожиданности и блаженства. Он замер в нерешительности.
        - Не останавливайся… Что бы я ни говорила. Поступай так, как хочешь…
        Роберт манипулировал ею столь искусно, что вскоре она оказалась верхом на нем. Наклонившись вперед, она самозабвенно отдавалась этой неистовой скачке. Она слышала, что после первой близости желание не проходит, а, напротив, охватывает с еще большей силой, граничащей с настоящим безумием.
        Он ласкал ее соски и одновременно ухитрялся держать ее за талию, чтобы она ощутила всю глубину его проникновения. Арабелла слышала возгласы наслаждения, отчаяния в преддверии конца и не сразу поняла, что это кричит она сама.
        Когда все кончилось, и они лежали бок о бок, она была тиха и спокойна, дышала глубоко, смежив веки. Она боялась посмотреть ему в глаза и вскоре заснула, поскольку провела без сна всю предыдущую ночь.
        Проснувшись, Арабелла увидела, что Роберт одет и готовит завтрак: хлеб, сыр, изюм. Она села на кровати и откинула волосы со лба.
        - Я заснула, - сказала она растерянно, боясь, что пропустила что-то важное, что он мог дать ей: - Как долго я спала?
        - Не больше получаса. Ты проголодалась?
        Она откинулась на подушки с улыбкой, в которой было столько молчаливого обожания.
        - Наверное. Я должна встретиться со своими фрейлинами в полдень. Сколько сейчас времени?
        - Еще далеко до полудня, - ответил он, выглянув за занавеску, и улыбнулся, радуясь тому, как легко смог заполучить ее.
        Арабелла дотянулась до него и обняла за шею, после чего залезла к нему в штаны и извлекла на свет чудесный предмет, крепкий и красноватый. Она опустилась на пол и легла на спину. Он встал перед ней на колени, медленно вошел в нее, и тотчас его язык скользнул ей в рот. Но в ту минуту, когда все должно было завершиться, он перестал возбуждать ее языком, чтобы она могла сполна насладиться другими ощущениями. Каждая частичка ее тела изнывала от жажды.
        И когда он лег рядом с ней, положив руку ей на грудь, она слабо застонала. На сей раз от ощущения глубокого разочарования.
        - Неужели это конец?
        - Нет. Я обещаю тебе. Это не кончится, покуда длится жизнь, - ответил он, осыпая ее ласками.
        - Ты можешь повторить это? - спросила она, закрыв глаза.
        - Ты ненасытна. Особенно для девушки, которая является таковой в переносном смысле этого слова.
        Он ласкал Арабеллу, вызывая ее на ответные ласки, и она чувствовала, что ее прикосновения возбуждают его.
        - Я хочу больше, чем я могла себе представить. Больше, о чем я мечтала, направляясь к тебе сегодня утром. Но то, о чем я мечтала, нисколько не похоже на то, что я… испытываю сейчас. - Она погладила его плечи, грудь, волосы, которые окружали его возбужденную плоть.
        Роберт приподнял ее за ягодицы, овладел ею, двигаясь все быстрее до тех пор, пока с его уст не сорвался протяжный стон и он не застыл в неподвижности.
        Спустя некоторое время он приподнялся на локте и вопросительно посмотрел ей в глаза. Видимо, она чем-то не на шутку удивила его.
        - Теперь весь мир принадлежит мне, - сказала она и провела кончиками пальцев по его щеке.
        - Правда? - неверяще переспросил он.
        - Господи, мне пора идти! - воскликнула она неожиданно и села на кровати. - Они давно уже меня ждут. Тем более что сегодня в Тронном зале состоится праздник. - Она тряхнула головой. - Меня в сон клонит от усталости.
        Он подошел к двери как был обнаженный.
        - Вон твои подруги… Я их вижу вдалеке.
        - Я должна идти, я должна идти, - бормотала она, словно для того, чтобы убедить саму себя в этой необходимости. - Они будут расспрашивать меня, где я так долго пропадала. Они все девственницы… я полагаю. Кроме Марии. Мне придется так много врать.
        - Матери? Ее величеству?
        - Матери легко лгать. Ей приходится самой скрывать столько правды… - Она приподняла свой черный локон. - Взять хотя бы меня.
        - Тебя?
        - Я единственная в роду за три поколения родилась не с голубыми глазами и светлыми волосами. - Она улыбнулась. - Что ты об этом думаешь?
        - А что об этом думает твой отец?
        - Точное время, когда мать забеременела, не известно. Он отправился в Святую землю, а я родилась спустя десять месяцев… или чуть позже. Но говорят, что я похожа на него. Отец любит меня, и я полагаю, что он предпочитает в это верить… - Арабелла погрустнела. - «Пусть она остерегается любить…» Так сказала старая цыганка.
        - Она была права. Запомни ее слова хорошенько.
        Арабелла удивленно взглянула на него, затем опустилась перед ним на колени и начала ласкать его губами. Он молча смотрел на нее, слегка расставив ноги для устойчивости, а когда она откинулась на спину, снова овладел ею. А как только он попытался отстраниться, она удержала его, издав вздох сожаления.
        - Мне никогда не насытиться тобой. Значит, завтра? Здесь?
        - Завтра в замке состоится турнир, - напомнил он ей.
        - Я должна увидеть тебя.
        Он некоторое время хранил молчание, потом едва заметно улыбнулся, как будто у него созрел какой-то план.
        - Я буду там.
        - Ты обещаешь? - Ей казалось, что это так просто.
        Она хочет его. Он будет там.
        - Обещаю.
        Глава 3
        Арабелла сидела в королевском шатре и взволнованно всматривалась в лица прибывающих рыцарей, каждый из которых казался ей переодетым цыганом. Она поверила Роберту, когда он пообещал, что приедет на турнир. Но еще накануне, подъезжая к замку и увидев, что окрестные поля заполнены людьми, лошадьми и палатками, над которыми развевались штандарты графств и ленных владений, Арабелла поняла, что он сказал так, только чтобы успокоить ее. Эта задача была невыполнимой.
        Ни один рыцарь не мог проникнуть сюда незамеченным и выступить на турнире, не объявив своего имени, которое заранее вносилось в список и выкликалось глашатаем под звуки рога. Кроме того, рыцарю полагалось быть облаченным в доспехи, украшенные его собственным гербом. Даже цвет попоны его коня должен был соответствовать цвету его штандарта.
        Нет, он не мог приехать.
        Арабелла начала испытывать беспокойство и ломала себе голову над тем, как бы улизнуть с турнира. Ей было одиноко в атмосфере праздника, который проходил чудесным ясным днем. От яркого солнца, шума и суеты, бряцания оружия у нее кружилась голова. А когда два рыцаря на полном скаку съехались, прижав копья к седлу, и раздался оглушительный скрежет металла, она даже немного поморщилась.
        По рядам зрителей пробежал ропот, как только глашатай объявил, что граф Гуиз неожиданно свалился с лошади и стукнулся головой о камни. В настоящий момент он приводит себя в порядок и вскоре появится.
        Арабелла не удивилась, когда отец откинулся на спинку трона и расхохотался от души.
        - Вот идиот! Тоже мне граф! В седле удержаться не может! - воскликнул он и взмахнул рукой, приглашая к бою очередную пару.
        Арабелла улыбнулась, услышав, как отец искренне осудил Гуиза, своего друга и неизменного соперника на поединках. Падение с лошади - одно из немногих преступлений, на которое король не мог смотреть сквозь пальцы. По его мнению, разве что проявление неповиновения его власти - реальное или вымышленное - могло сравниться по тяжести с этим проступком.
        К примеру, убийство являлось орудием правления, часто стратегической необходимостью укрепления королевского могущества. Воровство в особо крупных масштабах считалось законным средством установления власти с тех пор, как три поколения назад предки короля украли ни больше, ни меньше, чем целое королевство. А вот падение с лошади было непростительным бесчестьем.
        Арабелла испытывала к подобной неуклюжести такое же презрение, как и король. Она никогда не падала с лошади, даже в раннем детстве. С ее братьями такое случалось, но не с ней. Она от молодых ногтей ценила превыше отцовской любви его восхищение.
        В ту минуту, когда рыцари сошлись в большой схватке после рукопашного поединка и король захотел предотвратить массовое кровопролитие, чтобы цвет рыцарства не уничтожил сам себя, взревели трубы, и глашатай объявил об очередном поединке.
        Вперед выехал граф Гуиз в серебряных доспехах и шлеме с зеленым плюмажем, забрало которого было, опущено. Попона его коня сияла на солнце серебряным шитьем. По знаку короля граф бросился на своего соперника с таким ожесточением, что вызвал восторженные аплодисменты, дам и кавалеров.
        Поединок длился не дольше трех минут, во время которых граф, успев оправиться после падения, нанес сопернику такой сокрушительный удар, что выбил его из седла и вынудил просить пощады.
        Гуиз прогарцевал на коне мимо королевского шатра, и Арабелла невольно подалась вперед. Она прекрасно знала этого человека, цвета его штандарта и коня. Однако стиль его боя и посадка в седле были странными, незнакомыми.
        Поравнявшись с Арабеллой, рыцарь чуть приподнял забрало, и из-под него торжествующе блеснула пара горящих глаз - но не карих глаз графа, а других. Цыган сдержал слово и приехал к ней! Миновав королевский шатер, он легким галопом направил коня к воротам, в то время как объявили последнюю пару рукопашных бойцов.
        Арабелла поднялась с места, повинуясь безотчетному порыву последовать за ним. Но Мария удержала ее за руку и прошептала:
        - Сядьте, пока этого никто не заметил. Умейте властвовать собой, ваше высочество.
        Арабелла послушно взяла себя в руки, вспомнила о том, что она принцесса, и стала равнодушно наблюдать за поединком.
        - Ваше высочество… - раздался голос у нее за спиной. Она обернулась и увидела юного оруженосца в ливрее цвета штандарта графа Гуиза. - Его светлость сожалеет о своем опоздании и просил передать извинения. - С этими словами он вложил ей в руки, сложенные на коленях, клочок бумаги и учтиво поклонился.
        - Передайте графу, что я принимаю его извинения.
        Юный оруженосец удалился, а Арабелла стала размышлять, куда бы деть записку, чтобы прочесть ее потом в укромном месте. В этот миг она почувствовала, как Мария забрала у нее из рук клочок бумаги.
        - Пусть пока побудет у меня, - шепнула она, пряча записку за корсаж. - Так надежнее.
        Еще довольно долго продолжалось кровопролитие, сопровождаемое человеческими криками и стонами, бряцанием оружия и конским ржанием, после чего турнир по знаку короля был прекращен.
        Арабелла и Мария поспешно удалились в покои, где никто не мог их потревожить. Там Мария извлекла на свет записку.

«Мне предстоит неблизкий путь. К полуночи я буду у деревни Фурчон, в лесу, граничащем с угодьями некоего Гаррона. Тебе не стоит приезжать туда. Это опасно. А когда объявится граф, это станет стократ опаснее».
        Арабелла перечитала записку еще раз, запомнила ее наизусть и порвала на мелкие клочки, которые сунула в руку Марии.
        - Сожги это.
        У нее была возможность рано удалиться с празднества. Отец отпустил ее, потому что мужчины быстро напились и многие дамы, которым стало скучно, покинули стол. Кровавая бойня обычно завершалась грандиозной попойкой.
        - И это те люди, которые плечо к плечу с отцом сражаются на поле боя! - презрительно поморщилась Арабелла, направляясь вместе с Марией в свою спальню. - А теперь мне нужна твоя помощь.
        - Извольте, ваше высочество. Но он ведь предупредил вас: это очень опасно. Женщина, которая едет верхом ночью через лес в полном одиночестве, может легко стать добычей диких зверей… или людей. Он простился с вами в этой записке.
        - Ничего подобного. - Арабелла бросила на фрейлину возмущенный взгляд. - Он никогда не стал бы прощаться со мной. И нечего стоять столбом и говорить со мной как с идиоткой! Сколько времени мне понадобится, чтобы добраться до Фурчона? - Она развязала шелковые черные завязки трико и снова надела туфли. Переодевать платье, отделанное золотым шитьем и расшитое черными розами и леопардами - знак причастности к королевской семье, - было некогда.
        Около девяти часов вечера Арабелла и Мария, закутавшись в длинные темные плащи и закрыв лица, прошли по пустым коридорам замка, не вызвав подозрений и вопросов у слуг, встретившихся им на пути.
        Мария быстро разыскала едва ли не единственного трезвого мужчину в замке - молодого графа, который давно условился с фрейлиной о свидании. Она заявила любовнику, что он удостоен чести послужить самой принцессе; после чего тот отправился на конюшни и привел ко рву своего коня и Соломона, которого выбрала для себя Арабелла. Подвесной мост был опущен в честь праздника.
        Ни Мария, ни Арабелла даже близко не подошли к стойлам. Арабелла должна была ехать без седла, чтобы не вызывать лишних подозрений: если бы граф вывел Соломона под седлом, это могло привлечь внимание любопытных конюхов.
        Арабелла села на коня и свесилась, чтобы поцеловать Марию в щеку. Она почувствовала, что щека верной фрейлины влажна от слез, и ласково погладила ее по голове.
        - Храни тебя Бог, Мария. Ты была мне ближе, чем сестры. Я всегда буду любить тебя. Не забывай меня.
        Мария принялась целовать ей руку, горько рыдая и не в силах вымолвить ни слова. Наконец Арабелла отняла руку.
        - Да пребудет Господь с вашим королевским высочеством.
        Арабелла и граф шагом проехали через подвесной мост и пустили коней рысью, держась подальше от стоянок гостей. Впрочем, если там и есть караульные, то они наверняка пьяны и не заметят двух закутанных в плащи всадников. Трудно было представить, что в эту пору кому-нибудь понадобится выезжать из замка.
        Вскоре лошади перешли на галоп, а когда шум лагерной жизни затих у них за спиной, Арабелла остановила Соломона и обернулась к ярко освещенному замку. Она даже не взмахнула рукой на прощание и снова взялась за поводья.
        - Когда мы будем на месте?
        - Спустя четыре с половиной или пять часов. Дорога проходит через густой лес и малонаселенную местность. Я думаю, нам лучше ехать молча.
        - Хорошо, только вы впереди.
        Они часто останавливались, поскольку им приходилось отыскивать узкие тропинки в лесной чащобе; иногда их путь пролегал мимо деревень, где их провожали громким лаем цепные псы.
        Арабелла перестала думать о предстоящей встрече, сосредоточившись на мерах предосторожности, которые им приходилось предпринимать, чтобы оставаться никем не замеченными. Соломон то и дело спотыкался о древесные коряги и пни, осторожно переходил вброд лесные ручьи, и она беспокоилась лишь о том, чтобы ненароком не свалиться с него на землю. И вот, когда ей уже стало казаться, что они никогда не доберутся до места, граф тихо прошептал:
        - Мы почти у цели.
        - Он должен найти нас. Вы умеете громко свистеть? Давайте остановимся и подождем немного.
        Они остановились, граф сунул два пальца в рот и громко свистнул. Ответа не последовало, и он снова свистнул. Откуда-то издалека донесся еле различимый отклик.
        - Останемся здесь, - сказала Арабелла. - Мы не сможем найти его, а он нас отыщет. Впрочем, вы можете вернуться назад.
        - С позволения вашего высочества, я останусь, чтобы убедиться в том, что вы в безопасности.
        Снова раздался свист, теперь ближе. Видимо, цыган ехал верхом, потому что они услышали треск кустов под натиском мощного коня. В лесу было темно, ночь выдалась безлунной.
        - Подай мне знак, - раздался голос из полного мрака.
        Граф опять свистнул, и через несколько минут показался всадник. Арабелла повернулась к своему спутнику.
        - Уезжайте. Я узнала его голос. - Она протянула ему руку. - Спасибо.
        Граф поклонился и исчез в кромешной тьме.
        - Арабелла?
        - Я тут, - отозвалась она и соскочила с коня. Он тоже спешился, подошел к ней, но даже ее не коснулся. - Ради Бога, объясни, как ты оказался там? Да еще в доспехах Гуиза и на его коне?
        - Я расскажу тебе об этом позже, - тихо и немного печально рассмеялся он. - Нам нужно поговорить о вещах, гораздо более серьезных.
        - Я приехала… а ты хочешь говорить со мной?
        - Я не надеялся увидеть тебя после турнира. С моей стороны было глупостью обещать тебе, что я туда приеду. Я выполнил свое обещание, повинуясь кодексу чести цыган. А потом… Когда я увидел твое лицо, грустные глаза, я понял, что должен дать тебе возможность еще раз увидеться со мной, если ты этого захочешь. Оруженосец Гуиза, которого я обвел вокруг пальца, принес тебе мою записку. - Он снова рассмеялся, хотя чувствовалось, что последние события внушают ему беспокойство. Она услышала сожаление в его голосе и протянула руку, чтобы приласкать его, однако он отшатнулся. - Не пора ли нам возвращаться? Скоро начнет светать.
        - Возвращаться? Я ехала в такую даль не за этим.
        Арабелла сделала шаг к нему навстречу, обняла его за шею и поцеловала в губы, но он мягко отстранил ее.
        - Присядь. Ты, должно быть, устала.
        - Я никогда не устаю.
        Роберт опустился на землю, и она после минутного раздумья последовала его примеру.
        - Я могу проводить тебя почти до самого замка, пока темно и безлюдно. Мне нужно быть уверенным, что с тобой все в порядке, - сказал он. Арабелла не могла видеть его лица, но его голос звучал твердо и решительно. - Нам пора в путь.
        - Нет, - отозвалась она и упрямо покачала головой. - Я останусь с тобой.
        - Ты не понимаешь, на какую жизнь обрекаешь себя. Еще не поздно вернуться назад. В замке продолжается праздник, и твое отсутствие останется незамеченным. А если тебя о чем-нибудь спросят, ты скажешь, что по своему обыкновению каталась по окрестностям.
        - А ты? Что будет с тобой? Когда я тебя снова увижу?
        - Никогда.
        - Что это значит? Через несколько месяцев? Я не могу ждать так долго.
        - Не забывай, что теперь у меня есть враг. Граф Гуиз вовек не простит мне, что я оставил его в дураках, пусть даже об этом знают еще только четыре человека, которые будут свято хранить тайну. Я уезжаю на юг, к морю. Я там родился и вырос, это моя земля. А твой отец найдет тебе подходящего мужа. Другой мужчина сможет доставить тебе удовольствие не хуже меня.
        - Ха!
        - Когда ты узнаешь разницу между любовью и похотью, тебе станет понятно предостережение старой цыганки.
        - А разве не может быть то и другое одновременно?
        - Может. И я боюсь, что ты любишь меня.
        - Да.
        Твоя любовь - если ты не выдаешь желаемое за действительное - способна причинить тебе много вреда, а возможно, и довести до настоящей беды. Вот почему тебе нужно вернуться назад, пока тебя не хватились и не начали искать.
        - Я хочу тебя. Я должна быть с тобой, - упрямо повторяла Арабелла, которая и помыслить не могла о разлуке.
        - Любовь ревнива, а ревность ограничивает мир человека. Любовь - чувство собственническое, нетерпимое.
        - Откуда ты знаешь?
        - В этом нетрудно убедиться.
        - Каким образом?
        - Я приведу тебе другого мужчину. И стану следить за тем, как он будет любить тебя.
        - Ты ведь убьешь его!
        - Не исключено. Или, напротив, мне понравится то, как ты это делаешь. А что, если ты остановишь выбор на нем?
        - Не надо мне никого приводить. Только… - Она протянула к нему руку, но он удержал ее и ласково отвел в сторону.
        - Я ни в чем не завишу от других людей, - произнес он после долгой паузы. - Думаю, что мне доставит лишь удовольствие видеть тебя в объятиях другого мужчины, наблюдать за тем, как он овладевает тобой, слышать твои стоны…
        - Я ненавижу тебя! Я возвращаюсь… И ты никогда меня не увидишь.
        - Хорошо. Значит, мы отправляемся в путь прямо сейчас?
        - Ты сказал так, чтобы заставить меня уехать?
        - Нет. Я сказал это потому, что знаю жизнь. Ты не должна рисковать своим будущим только из-за того, что я доставил тебе удовольствие. Удовольствие - это то, без чего человеку легче всего обойтись. Легче, например, чем без сытного обеда.
        - Тогда приведи мне кого-нибудь, - рассмеялась она. - Я вовсе не так напугана, как хочу казаться. Скромность и порядочность ценятся в замках не больше, чем на сеновалах.
        - Ты не веришь, что я способен на это. Но я это сделаю. Я должен знать, что будет.
        - С тобой или со мной?
        - Со мной. Про тебя мне и так все ясно. Вот как скептически поинтересовалась она. - И что же тебе ясно про меня? - Тебе это понравится…
        Арабелла улыбнулась, почувствовав, как внизу живота теплеет от такой перспективы. Потом это прошло.
        - Делай, как хочешь. Я подчинюсь тебе.
        - Не надо подчиняться мне, Арабелла. Если ты останешься со мной, у тебя и без того будет полно забот. Тебе неизбежно придется многим жертвовать, и тогда ты поймешь, в чем разница между плотскими утехами и обязательствами, которые накладывает на человека любовь.
        - Жертвовать? - задумчиво переспросила она.
        - Прежде всего… нам нужно будет избавиться от Соломона.
        - Нет! - Она вскочила на ноги. - Он принадлежит мне. Ты не посмеешь…
        - Замолчи и сядь, - сказал он. Арабелла послушалась и села перед ним, скрестив ноги по-турецки. - Повторяю, если ты хочешь остаться со мной, в первую очередь тебе придется многим поступиться. Вполне возможно, что мне придется поплатиться жизнью. Но я все же постараюсь избежать этого. Перво-наперво надо освободиться от Соломона.
        - Ты собираешься убить его?
        - Разумеется, нет. И вовсе не потому, что он принадлежит тебе. У меня рука не поднимется уничтожить такое прекрасное создание. Я знаю человека, который заплатит за него хорошие деньги и будет заботиться о нем. Я не скажу, что это за конь, но то, что он чистых кровей, и так видно. Я скажу, что украл его. Но признаться, гораздо большую опасность, чем Соломон, представляешь ты. Тебе нельзя будет выходить из кибитки днем, потому что для любого вора или бандита более лакомой добычи не сыскать. Ты сможешь вот так сидеть рядом со мной на улице только ночью, когда темно. Тебе придется влачить такое существование до тех пор, пока мы не уедем далеко отсюда. А ведь ты привыкла к свободе. Ты согласишься на такую жизнь?
        - Нет.
        - Тогда я благополучно отвезу тебя обратно. Но если мы упустим время, это будет невозможно.
        - Неужели если я останусь с тобой, меня ждут лишь опасность, мучения, боль и смерть? А где же то, что было вчера?
        Он прислонился спиной к дереву, а она встала перед ним на колени. Из груди у нее вырвался стон облегчения, как бывает после долгого воздержания. Их взаимное наслаждение было ослепительным, жадным, отчасти жестоким и длилось так долго, что Арабелла уже почти поверила в то, что это блаженство вечно. Они не могли оторваться друг от друга и, когда все кончилось, лежали, слившись воедино.
        - Да, - прошептал он ласково, оставляя ее. - Это невероятно сильное ощущение… очень глубокое. - Его голос был задумчив и печален. - Но если ты поедешь со мной, эти первоначальные эмоции покажутся тебе эфемерными. С каждым разом ты будешь открывать для себя новые ощущения, станешь чувствовать тоньше и сильнее. Иногда это будет казаться тебе просто невыносимым.
        - Это уже теперь кажется мне таким, - ответила она, продолжая лежать без движения, словно ожидая, что их близость повторится. - Ты говоришь так потому, что все еще надеешься, что я оставлю тебя?
        - Я говорю так потому, что хочу тебя не меньше, чем ты хочешь меня. А то и сильнее.
        - Это невозможно.
        - Это возможно по одной причине: я знаю то, во что ты пока отказываешься верить. Если ты останешься со мной, нам не миновать беды. - Он тяжело вздохнул. - К сожалению, у нас больше нет времени. До моей кибитки ехать не меньше часа. Пошли. - Он встал и протянул ей руку.
        Через минуту она сидела верхом на Соломоне. Цыган вскочил на своего коня, и они тронулись в путь в гробовом молчании.
        Глава 4
        Они вошли в кибитку, и Роберт зажег свечу. Арабелла сбросила туфли, сняла плащ и отшвырнула его в сторону.
        - Уже почти четыре часа, - сказал он. - Я могу добраться до города, где живет человек, который, как я надеюсь, купит у меня Соломона, за три четверти часа. Если сделка пройдет без осложнений, я вернусь часа через два.
        Арабелла смотрела на него в недоумении. Неужели он действительно поступит с ней так? Заберет Соломона? Продаст его незнакомому человеку? Роберт снял золотые серьги и положил их на стол, после чего обмотал голову шарфом так, чтобы не было видно светлых прядей. Это казалось странным потому, что в этих краях большинство людей были светловолосыми и голубоглазыми.
        - Ты не хочешь бросить на него прощальный взгляд?
        - Нет! Раз уж ты решил отобрать его у меня, то и отбирай!
        Арабелла рассерженно отвернулась и услышала его легкие шаги. Он ласково положил руку ей на плечо, развернул к себе лицом, и тотчас его нежные губы коснулись ее влажной от слез щеки.
        - У нас нет выбора. Если мы его оставим, нас будут преследовать. Он очень заметный и будет бросаться в глаза людям.
        - Тогда отправляйся, - недовольно сказала она. - Неужели ты вправду опоил меня любовным зельем?
        - Еще не поздно, - ответил он недоверчиво. - Я могу отвезти тебя на то место, откуда ты сама легко найдешь дорогу домой. Но к полудню король поднимет людей. Им будет приказано выследить цыганскую кибитку по описанию графа. Так что решай сейчас, Арабелла. Ты этого хочешь?
        - Ты знаешь, чего я хочу! - воскликнула она и бросилась на кровать лицом вниз.
        - Калиф останется с тобой. Если ты услышишь шум и Калиф не залает, значит, это вернулся я. Он может в две минуты разорвать человека на куски, если тот, конечно, не вооружен. - Роберт говорил спокойным тоном, стараясь сдержать раздражение, переполнявшее его душу. И как его угораздило оказаться в такой глупой ситуации! - Не раздвигай кожаные занавески на окнах. - С этими словами он открыл сундук, который был прибит гвоздями к полу, достал оттуда красную кашемировую шаль и накрыл ею Арабеллу. - Здесь в сундуках хранятся награбленные крестоносцами в разных землях сокровища. Кстати, ты не сможешь больше носить королевский перстень, - заметил он. - Займи себя чем-нибудь. Все, что найдешь, твое. Пока. - И он задул свечу.
        - Пока, - отозвалась она вяло и услышала, как щелкнул дверной замок. Арабелла подавила желание встать и проводить его, а заодно посмотреть в последний раз на Соломона. Она завернулась в шаль и поймала себя на мысли, что думает о цыгане с обидой и злостью.
        Роберт собирается продать Соломона. Наверное, ему также придется продать кибитку, потому что она успела примелькаться в округе за три месяца, и своих лошадей - Дамона и Пифиаса, - чтобы купить других перед дальней дорогой. Единственное существо, от которого он не собирался избавляться, - это Калиф.
        А вдруг он хочет и ее продать? Или получить выкуп? Может быть, именно поэтому он запер ее тут? Не потому, что хочет ее, а потому, что знает - отец отдаст все что угодно, кроме своей короны и головы, чтобы вернуть ее.
        Арабелла незаметно для самой себя заснула, терзаемая сомнениями, и проснулась спустя долгое время оттого, что рядом с кроватью кто-то стоял. Роберт привел с собой юношу, не такого красивого, как он сам, но вполне привлекательного. Они оба молча смотрели на нее в глубокой задумчивости. Роберт стянул с нее шаль.
        - Разве она не хороша? - спросил он.
        Ни единый мускул не дрогнул на его бесстрастном лице.
        - Она еще лучше, чем я представлял себе, - обреченно вздохнул юноша.
        Сон мгновенно улетучился, однако Арабелла не сделала попытки прикрыться шалью. Ей льстили восторг и желание в глазах незнакомца.
        - Он продал меня тебе… вместе с… Цыган, стоявший позади юноши - вероятно, оруженосца того господина, которому он продал Соломона, - предостерегающе покачал головой.
        - С вашего позволения… - Голос юноши предательски дрогнул. - Нет, я не платил за это удовольствие… смотреть на тебя.
        - А кто я, по-твоему?
        - Очень красивая женщина. Самая красивая на свете.
        Арабелла взглянула на цыгана. Он стоял, скрестив на груди руки, с абсолютно невозмутимым выражением, хотя и не таким мрачным, как прежде, и смотрел на нее. Его выдержка восхитила ее и казалась просто волшебной. Ведь то, что должно было произойти, наверняка задевало его. Это была проверка, в результате которой он собирался выяснить каковы его истинные чувства к ней.
        Неужели он не верил, что способен на ревность?
        - Я ни к чему не принуждаю тебя. Отошли его, если захочешь, - сказал цыган.
        Арабелла перевела взгляд на юношу и почувствовала, как у нее в лоне разгорается искра желания.
        - Я хочу посмотреть на тебя.
        Он распустил шнуровку оттопырившегося гульфика, и Арабелла увидела его возбужденный, огромный фаллос.
        Она легла на спину, в: последний раз бросив взгляд на цыгана, и, убедившись, что тот совершенно равнодушен, раздвинула ноги. Оруженосец лег сверху, а она приподнялась ему навстречу, В первое мгновение его проникновение доставило ей наслаждение, но сразу же исчезло, как только он стал двигаться. Она отвернулась, когда он захотел поцеловать ее, чтобы не видеть его лица, так же как и Роберта. Юноша действовал стремительно и умело, однако присутствие ревнивого любовника, равно как и ее страстность, вселили в его душу опасения. Поэтому уже через несколько мгновений он застыл в неподвижности, издав вздох облегчения и разочарования одновременно. Арабелла вылезла из-под него.
        - Иди за занавеску, - резко сказал ей цыган. - Там найдешь воду, мыло, благовония и уксус. Живо!
        Арабелла вскочила с постели и метнулась выполнять его приказание. Ее тело все еще хранило жар так и не успевшей разгореться страсти. Она слышала, как цыган вывел юношу из кибитки, они о чем-то переговорили вполголоса, а затем раздался конский топот, быстро затихший вдалеке.
        - Я купил еду, - произнес цыган. - Жареного каплуна, хлеб, сыр и орехи. Сейчас я собираюсь разведать дорогу, ведущую на запад. Сегодня мы можем ехать средь бела дня. Вряд ли на дороге будет много народу.
        Его голос звучал ровно и спокойно. Она села в глубокую лохань с теплой водой и тщательно вымылась, стремясь избавиться от запаха незнакомца. Входная дверь захлопнулась, щелкнул замок. Цыган снова ушел и оставил ее одну. Арабелла вышла из-за занавески, вытираясь полотенцем. Она вдруг поняла, что ужасно проголодалась, и набросилась на еду. Близость с юным оруженосцем не оставила у нее никаких приятных воспоминаний. Ее вообще могло и не быть.

«Роберт никогда больше не допустит этого. Он хотел убить его. Я видела ненависть и жажду крови и его глазах. Теперь он понимает, что способен на ревность, на убийство. Он думает, что лишился чего-то важного. Его независимости нанесен большой урон».
        Она улыбнулась, отрезала острым ножом кусочек грудки каплуна и с удовольствием его проглотила.
        Заметив золотые серьги на столе, Арабелла вдела их в уши и подошла к зеркалу, чтобы посмотреть на себя. Она с улыбкой поворачивала голову из стороны в сторону, откровенно любуясь собой. Затем открыла сундук и обнаружила там несметные сокровища. В свое время она тщательно переберет аккуратные свертки и рассмотрит каждый из них. Она с радостью заметила несколько лютней, развешенных по стенам: инструменты были высочайшего качества и очень дорогие.
        Арабелла покачала головой и прищелкнула языком, лукаво улыбаясь.
        - А он, должно быть, превосходный вор. Сколько тут всего…
        Пока он перетаскивал пожитки из старой кибитки в новую, Арабелла сидела в маленькой каморке скрючившись и часто подтягивая колени к подбородку, надеясь таким образом облегчить боль в суставах и хоть немного размять их. Здесь Роберт держал лекарственные травы и всякие снадобья. В то время как она пряталась внутри, цыган позаботился о том, чтобы любопытные ребятишки и взрослые держались подальше от кибитки. На страже их покоя стоял верный Калиф.
        Она прислушивалась к гомону цыганского табора, в который они приехали два дня назад. До нее доносился детский смех, беспрерывный лай собак, менее воспитанных, чем Калиф, обрывки зажигательных и печальных песен, голоса людей, говоривших по-цыгански. Она слышала, как Роберт тоже говорит на этом непонятном, загадочном и мелодичном языке.
        Изредка он закрывал дверь между двумя подогнанными одна к другой кибитками и разрешал Арабелле выйти из укрытия, чтобы размять кости, но не обращал при этом на нее никакого внимания. Он был занят тем, что сдирал с потолка старой кибитки тканную золотом материю, упаковывал медикаменты и готовился к переезду в новую большую кибитку, которую купил у одного цыгана. Она была раскрашена в желтый и зеленый цвета. Продавец хотел получить взамен кибитку Роберта, но тот отказался расстаться с ней.
        Как только Арабелла была готова просидеть еще час или два взаперти, он неизменно закрывал дверь ее темницы на замок. Она вздрагивала всем телом каждый раз, когда слышала за спиной щелчок замка.
        Только теперь она начала понимать, что имел в виду Роберт, когда говорил, что привык к независимости и никогда всерьез не заботился ни о ком. Впрочем, с ее появлением в его жизни многое изменилось.
        Она сходила с ума от скуки в темной каморке, впадала в ярость, тихо плакала, горько сожалела о том, что согласилась остаться с ним, мечтала сбежать. Казалось, так просто выпрыгнуть из кибитки среди ночи, когда они были в пути, и скрыться в темноте. Ведь первые два дня они ехали только по ночам. С турнира возвращались графы и лорды, поэтому движение на дорогах в это время было оживленным. Она легко могла убежать, прийти в первое попавшееся селение и найти человека, который вернул бы ее в замок за вознаграждение. Роберт даже не сделал бы пытки остановить ее. Наоборот, он был бы рад, если бы она избавила его от своего присутствия, вернув ему утраченную свободу.
        Когда он позволял ей выйти ненадолго из каморки - хотя он даже не смотрел в ее сторону, занимаясь хозяйственными делами с мрачным лицом, на котором иногда отражалась ненависть сродни той, какую испытывала она сама, - она видела, как он красив, и на память приходили те редкие минуты счастья, которые он дарил ей. И тогда ее ярость обращалась в желание, а жалость к себе самой - в благодарность к нему.
        Сидя взаперти, Арабелла вспоминала, что он предупреждал ее обо всех трудностях, связанных с ее повой жизнью, в том числе и о возможных последствиях их занятий любовью.
        - Не забывай, что у удовольствия есть обратная сторона. По крайней мере для женщины.
        - Да, - соглашалась она с готовностью, не желая ни о чем задумываться. Такая перспектива казалась настолько далекой и сомнительной в те минуты, когда она лежала в его объятиях, испытав неземное блаженство, которое все еще растекалось по телу теплыми волнами, заставляя сердце учащенно биться.
        - Но ведь у тебя есть снадобья и на этот случай?
        - Да, и очень эффективные. Правда, они далеко не безболезненны. Я видел женщин, которые их принимают. Отвратительное зрелище. Иногда от них умирают.
        - Наверное, можно заранее позаботиться о том, чтобы этого не произошло?
        - Я делаю, что в моих силах. Некоторым женщинам везет в этом смысле.
        - Будем надеяться, что я из таких. Но как бы там ни было, я не хочу отказываться от тех ощущений, которые ты мне даришь.
        Он предупреждал ее и о других опасностях, когда они разговаривали в лесу. Сказать по совести, она была не вправе винить его. Арабелла ценила честность только в самой себе. Равно как и справедливость.
        Странно, но она видела проявления тех же чувств в цыгане.
        В своем заключении Арабелла пришла к выводу - она слышала, как Роберт ходит взад-вперед по кибиткам, и не один, а с каким-то человеком, который помогает ему перенести на новое место тяжелые сундуки и лохань для мытья, - что хотя он и выдает себя за цыгана, говорит на их языке, знает их нравы и обычаи, но предприимчив и расчетлив не по-цыгански.
        Когда он выпустил ее прогуляться в очередной раз, кибитка была пуста, если не считать груды скатанных в трубки персидских ковров.
        - Все эти сборы очень напоминают подготовку к войне, - заметила она.
        - Именно к ней я и готовлюсь, - отозвался он, не глядя на нее и озабоченно осматриваясь.
        - Я слышала такие слова от отца. Ты думаешь как принц крови, а не как простой цыган.
        - Выходит, мы, цыгане, - все как один принцы крови. - Роберт внимательно осмотрел кибитку, чтобы ничего не забыть.
        - Мы. Цыгане. Да никакой ты не цыган!
        - Если нет, то мне не известно, кто я.
        Он ткнул носком сапога в свернутый ковер и размотал его.
        - Ложись. Я перенесу тебя в другую кибитку. Лежи тихо и расслабься. Вокруг полно любопытных глаз. В этом смысле цыганский табор похож на любое другое поселение.
        Он быстро и осторожно завернул ее в ковер так, чтобы не было видно ни волос, ни ступней. Затем поднял ее, взвалил на плечо и понес в новую кибитку. Там он запер за собой обе двери, положил ее на кровать и развернул ковер. Она счастливо и лукаво улыбалась, словно им удалось осуществить хитроумный замысел.
        - Я не сделал тебе больно?
        - Нет. Это наш новый дом?
        - Это будет наш новый дом, когда я все окончательно приведу в порядок. А пока… - он бросил шелковую простыню поверх пуховой перины, - я собираюсь поспать три часа, а потом мы тронемся в путь.
        - Поспать?
        Роберт быстро разделся и рухнул на кровать в полном изнеможении, издав стон блаженства. Она легла рядом, и он обнял ее, но только затем, чтобы утешить и вознаградить за целый день, проведенный в душной и темной каморке.
        - За последние три дня я не спал и двенадцати часов. Если я не посплю сейчас, то мы не сможем ехать. - Он поцеловал ее, закрыл глаза и провалился в глубокий сон.
        Она некоторое время пролежала неподвижно, подавляя в себе желание разбудить его, но так и не осмелилась. И снова ее стали одолевать мрачные мысли и сомнения.
        Он совсем не заботится о ней. И думает только о том, как скрыться от отца и Гуиза, которые, возможно, и не собираются посылать за ними в погоню. Почему он не хочет остаться здесь? Впрочем, рано или поздно цыгане догадаются, что в его кибитке прячется женщина, а могут и увидеть ее. Он боится, что ему станут задавать вопросы и что их тайна окажется в ненадежных руках.
        Роберт неожиданно проснулся, перелез через нее, даже не прикоснувшись к ней, и через минуту был полностью одет. Она смотрела на него удивленно и разочарованно. Он раздвинул деревянные египетские ставни и отдернул кожаные занавески. Солнце давно село, за окном было темно.
        - Пора, - сказал он и знаком велел ей спрятаться.
        Потом вышел из кибитки и принес запас провизии, которую можно было употреблять в пищу, не готовя на огне. До Арабеллы донеслось, как он разговаривает с Калифом по-цыгански. Без сомнения, у него были особые причины пользоваться этим языком, который она не могла понять.
        Арабелла слышала, как он несколько раз вошел и вышел, передвинул по кибитке тяжелые предметы, наполнил лохань и деревянный бак водой для купания, налил в золотой кувшин питьевую воду и только затем обратился к ней:
        - Мы отправляемся, но тебе придется просидеть в укрытии до тех пор, пока мы не отъедем от табора на несколько миль. За нами могут следить.
        - Ты не доверяешь своим соплеменникам? - иронично улыбнулась она.
        - Я никому не доверяю. За одним только исключением. Мы должны научиться доверять друг другу. Я доверяю цыганам не больше, чем остальным. Кроме того, они знают, что я был принят в табор…
        - Ага, значит, ты признаешь, что ты был…
        - Арабелла, сейчас недосуг рассказывать друг другу истории своей жизни. Тем более что твою я знаю, а свою могу изложить при случае за пятнадцать минут. А теперь постарайся никому не попасться на глаза. Цыганам неведомо чувство преданности, но они очень любят деньги. Всему свету известна эта наша любовь. - Он улыбнулся. - И если люди твоего отца или Гуиза придут в этот табор… - он пожал плечами, - цыгане проговорятся. Поэтому нам следует поскорее убраться отсюда. К счастью, на свете еще не перевелись дураки.
        - А что, если мой отец найдет Соломона и этого оруженосца?
        - Я наврал ему с три короба и всыпал в кошелек столько же золота, так что могу рассчитывать на его молчание. А чем оно будет обусловлено не важно. Я обещал вернуться и убить его, если он нас выдаст. Нам пора в дорогу… - С этими словами он склонился, чтобы накрыть ее шалью с головой, но на мгновение задержался и взглянул ей в глаза. Его лицо показалось ей не таким неприступным, каким было все последнее время.
        - Только один раз… - прошептала она. - Совсем недолго…
        - «Недолго» - это не для нас. Я не буду говорить тебе, как это серьезно для нас обоих, потому что ты мне не веришь. Сейчас уже достаточно темно, чтобы отправиться в путь.
        Немного погодя кибитка стронулась с места, и Арабелла услышала голоса: Роберт отвечал на прощания, пожелания доброго пути.
        Кибитка тряслась и подпрыгивала на ухабах. Арабелла тихо лежала на кровати и укоряла себя за то, что отправилась с Робертом только из-за того, что он умел доставить ей плотское наслаждение, в котором в последнее время отказывал. Он был, одержим навязчивой идеей спастись от их самим выдуманного преследования отца и Гуиза.
        Казалось, они ехали уже несколько часов. Арабелла набралась храбрости и высунула голову из-за кожаной занавески. Вокруг лежала непроглядная тьма, ночь была безлунной и беззвездной, а Роберт не стал зажигать факелы. Она попробовала открыть дверь, но та была заперта. Ей пришлось снова лечь на кровать и ждать.
        Если кто-нибудь нападет на них и попытается взять ее в плен, она будет бороться до последнего дыхания. По крайней мере, в этом она была уверена. В кромешной тьме делать было нечего, и Арабелла вскоре заснула.
        Она проснулась оттого, что Роберт зажег свечу на столе, за которым они обедали. Не оборачиваясь, он предостерегающе заявил:
        - Оставайся здесь. Я собираюсь сжечь кибитку. Слишком много народу видело ее неподалеку от замка твоего отца. Когда мы отъедем подальше, ты сможешь вылезти наружу, если захочешь… - он взглянул на нее с улыбкой, - и помочь мне бодрствовать.
        Он оставил свечу на столе, но зажег от нее другую, а также взял с собой пропитанный дегтем факел. В тот день он отнес ее туфли, плащ и платье, в котором она бежала из замка, в другую кибитку.
        Кибитку начало трясти и дергать взад-вперед, лошади тяжело переступали на месте, беспокойно фыркая. Арабелла отодвинула край кожаной занавески и увидела, что старая кибитка охвачена ярким пламенем. Через секунду лошади сорвались с места и помчались галопом. Еще долго высоко в темном небе таяли снопы искр. Арабелла отвернулась и неожиданно всхлипнула, чувствуя, что потеряла что-то важное.
        Наконец кибитка остановилась, и в замке повернулся ключ. Через мгновение Роберт и Арабелла встретились лицом к лицу.
        - Там сгорели твои розы и леопарды.
        - Ну и пусть.
        Постепенно жалость сменилась в ее душе негодованием: она рассердилась на себя за упрямство, которое и его поставило в такое затруднительное положение. Впрочем, он ведь тоже сделал выбор. Он сам прислал ей записку через оруженосца Гуиза и нашел ее в лесу.
        И теперь они молча сидели за столом и ели, украдкой поглядывая друг на друга, точно встретились впервые в жизни.
        Арабелла в новом костюме, извлеченном из его сундука, - легкая полупрозрачная юбка из персидской ткани, открывающая живот и верхнюю часть ягодиц; красная шелковая блузка с глубоким вырезом; желтая узорчатая жилетка и золотая цепь, на которой висел изумруд размером с грецкий орех, лежавший в ложбинке между ее грудями, - была непохожа на принцессу, затянутую корсетом и заключенную в тиски бархатного платья.
        Она поднялась и нерешительно подошла к нему. Роберт взял ковер и направился к двери, сделав ей знак следовать за собой.
        - Пойдем, ты сядешь рядом со мной. Посмотрим, выдержишь ли ты это. Там не очень удобно.
        Арабелла с радостной улыбкой пошла с ним, словно ей была оказана величайшая честь. При тусклом свете факелов, которые Роберт зажег по обеим сторонам козел, она вскарабкалась на жесткое сиденье, застеленное ковром. Роберт щелкнул кнутом, и кибитка тронулась с места. Калиф молча трусил у переднего колеса.
        - Прости меня, - сказал он негромко. В его голосе слышались теплота и нежность, которые очаровали ее с самого начала. - Я даже не могу смотреть на тебя - здесь крутой берег реки. И я не могу любить тебя… до тех пор, пока не рассветет и я не найду укрытия, где мы могли бы провести день.
        - Я подожду, - кивнула Арабелла, искренне намереваясь сдержать обещание. Тем не менее, спустя несколько минут она положила руку ему на колено, затем погладила его по внутренней стороне бедра и потянулась дальше, к складкам штанов, в которых было отверстие. Через мгновение она держала в руке его горячую твердую плоть.
        Роберт тяжело вздохнул, и лошади замерли на месте, повинуясь вожжам. Она села к нему на колени так, что любовники оказались лицом к лицу, и он приподнял ее за ягодицы. Внезапно она стала бить его кулаками по спине, выплескивая накопившиеся за день злость, раздражение и жалость к себе.
        Он увернулся от ее ударов, а затем схватил за руки и поволок в кибитку. За то короткое время, пока они преодолели несколько метров от двери до постели, он раздел ее и разделся сам. Затем опрокинул ее на спину и так высоко и сильно развел ей ноги, что они обрушились ему на плечи, когда вошел в нее. Роберт был прав: наслаждение от близости с каждым разом усиливалось, они дольше не получали удовлетворения, им не хватало друг друга, хотелось больше нежности и страсти. Любовники словно вступили в необъявленную войну.
        В какой-то миг Арабелле стало казаться, что она полностью отделилась от своего тела. Она вспомнила о том, что цыгане обладают магическим искусством приводить женщин в бессознательное состояние. Она слышала, как Роберт что-то бормочет по-цыгански, не сбиваясь с отлаженного ритма. Вдруг это какое-то заклинание? Она не могла расслышать его хорошенько, потому что в голове у нее шумело, а затем в ушах появился звон. Такое ощущение она испытывала всего два раза в жизни: когда однажды упала с Соломона на полном скаку и когда в детстве, играя в салки, налетела на дерево и потеряла сознание. Тогда по всему телу точно так же растекалась липкая влага.
        - Мне остановиться?
        - Нет, нет… Ради Бога, продолжай…
        Он не изменил положения, только глубина дыхания и ритм толчков стали другими. Наконец из ее груди вырвался протяжный крик, в котором не было ни боли, ни радости, ни протеста, - бесконтрольный, дикий, торжествующий крик. Казалось, она полностью растворилась в нем. Арабелла расслабленно затихла. Она лежала без движения.
        Внезапно Роберт вскочил и пробормотал рассеянно:
        - Господи, куда нас занесло? Оставайся здесь. Мы не можем доверять друг другу.
        Дверь хлопнула, кибитка тронулась. Арабелла не могла пошевельнуться, она лежала, скрестив ноги, словно хотела сохранить в себе его частичку. Она и думать забыла о его наставлениях относительно мыла и лекарственных трав. В глубине ее лона медленно росла странная тяжесть. Она заснула с улыбкой благодарности на губах. Еще одна загадка, истинной природы которой она не понимала, была разрешена.
        Глава 5
        Он предупредил ее, что, если она хочет сидеть с ним на козлах, подобные эксцессы должны быть исключены. Они потеряли более двух часов драгоценного ночного времени, когда можно было ехать. Что бы там ни думала Арабелла, они будут в полной безопасности только тогда, когда окажутся за пределами владений ее отца и Гуиза, земли которого к ним примыкают.
        Они старались избегать больших дорог и часто ехали, по тропам, иногда непроходимым и трудно различимым в лесной чащобе. Арабелла дивилась тому, как Роберт безошибочно находил дорогу. К трем часам утра он обычно выбирал укромное место для стоянки, где-нибудь у ручья или на берегу реки. Здесь они оставались до темноты, с тем, чтобы снова двинуться в путь.
        На этих менее людных дорогах они изредка встречали крестьян или горстку пилигримов, которые держались подальше от больших проезжих трактов, не желая подвергнуться нападению бандитов на пути в Святую землю. Поскольку в королевстве царил мир, солдаты и вооруженные рыцари навстречу им не попадались.
        - Король был не прочь выдать меня замуж за Гуиза пару лет назад, - сказала она. - Правда, отец всегда хотел получить за меня не графство, а целый народ.
        Роберт рассказал ей, как ему удалось попасть на турнир в доспехах Гуиза и на его лошади.
        - Это вышло случайно. После того как я дал тебе это абсурдное обещание, мне пришлось среди ночи отправиться к замку пешком, оставив Калифа охранять кибитку и лошадей. Я взял с собой три кинжала, длинную веревку и черную маску, чтобы скрыть лицо. К замку на турнир во множестве собирались рыцари, но они ехали группами и я очень долго не мог выбрать подходящую цель. И, наконец, когда уже совсем рассвело, я наткнулся на бедного Гуиза.
        - Бедный Гуиз! Он очень нехороший человек.
        - Даже плохой человек негодует, когда остается в дураках. Он встретил по дороге деревенскую девчушку и выслал своих людей вперед, оставив при себе только боевого коня, коня с доспехами и двух оруженосцев. Одного оруженосца я привязал к дереву и засунул ему в рот кляп, а второго послал в замок сообщить о временном отсутствии господина. Он был рад убраться оттуда, зная, что Гуиз убьет его, если тот проговорится. Гуиз был слишком занят девчонкой и ничего не видел вокруг. Именно так он и стукнулся головой о камень, который, к слову сказать, был у меня в руке.
        - Ах, Гуиз, Гуиз! - Арабелла весело расхохоталась.
        - Затем я связал его вместе с девчонкой, а оруженосец помог мне облачиться в доспехи и сесть на коня. Все сложилось удачно. - Он улыбался, несмотря на то, что был очень обеспокоен возможными последствиями своей выходки. - Я привязал оруженосца к дереву, но оставил его в сознании. Мне нужна была его помощь, когда я вернусь.
        - Ты сильно рисковал. Мало того, что ты принимал участие в турнире, где тебя могли ранить, ты еще прогарцевал, мимо королевского шатра и передал мне записку.
        - А как иначе мне было дать о себе весточку? Я разыскал одного из оруженосцев Гуиза и отправил тебе с ним послание. Затем я вернулся, развязал оруженосца, и тот помог мне разоблачиться. Возможно, я должен был бы отказаться от возни с Гуизом, но я решил, что, если он вскоре не объявится, его начнут искать, а заодно и меня. Первый оруженосец видел мои глаза и знает, какого я роста. Да и Гуиз тоже. Мы переглянулись в ту минуту, когда оруженосец ворочал его с боку на бок и поливал водой, чтобы привести в чувство. По-твоему, он забудет о таком унижении? Кроме того, твои фрейлины наверняка проговорились о том, как ты ездила к цыгану. Так что они знают, кого искать.
        - Только не Мария, - возмутилась Арабелла. - Она не проговорится. Она меня любит.
        - А остальные тебя любят? Женщины не умеют держать язык за зубами. Выдавая чужую тайну, они чувствуют свою значимость. Они ищут нас - твой отец и Гуиз. Король не допустит, чтобы ты связала свою жизнь с цыганом. Когда мы отъедем от замка на безопасное расстояние, я достану для тебя лошадь, и ты сможешь каждую ночь ездить верхом по нескольку часов. Но днем тебе лучше носа не высовывать из кибитки. Ты уж извини.
        Утром, найдя место для стоянки, цыган обычно уходил, чтобы обследовать окрестности, расспросить местных жителей о том, не видели ли они солдат, купить еды и принести свежей воды.
        Арабеллу удивляло то, как налажена и продумана его жизнь, и по прошествии двух или трех дней пути она спросила:
        - Скажи, а кто о тебе заботится?
        - Заботится?
        - Готовит. Стирает. Поддерживает порядок в кибитке. - Она широким жестом обвела внутреннее убранство, где каждая вещь лежала на своем месте, отчего создавалось ощущение уюта.
        - Раньше я сам готовил себе еду, - улыбнулся он. - Теперь, поскольку нам нельзя разводить костры, чтобы стряпать, я покупаю ее в городе или у крестьян. Селянки стирают мне рубашки за плату.
        - За какую плату?
        - За деньги, разумеется.
        Однажды он поведал ей о том, как он - высокий, белокурый и голубоглазый - оказался в цыганском таборе среди низкорослых, смуглых и отвратительных, как думала Арабелла, людей.
        - Я знаю только то, что рассказывал мне отчим думаю, что могу так его называть, - когда мне было лет восемь или десять. Младенцем меня принесла в табор молодая женщина. Она сказала, что щедро заплатит, если они примут меня и будут хорошо обо мне заботиться. Бытующее мнение о том, что цыгане крадут детей, - предрассудок. У них хватает своих детей, которых надо растить и воспитывать. А мужья благородных дам слишком много времени проводят на войне и в походах в Святую землю. В их отсутствие рождаются дети, от которых приходится избавляться к тому моменту, когда они вернутся. Детей часто убивают. Кто бы ни была моя мать, знатная госпожа или служанка, она оказалась добрее других. Возможно, она даже любила меня. Или любила того человека, который был моим отцом. Она сказала, что меня зовут Роберт, и больше ничего. И когда старейшина, у которого было двое сыновей и дочь, согласился оставить меня у себя, она отдала меня в табор. Без особых слез и горьких сожалений, как мне рассказывали. Мать, сама того не ведая, подарила мне возможность жить самой прекрасной жизнью на свете. Я не променяю ее ни на какую
другую. Те несколько слов, которым я научился от матери, быстро забылись, и следующие десять лет я говорил только по-цыгански. Цыгане - мудрый народ. Их знания уходят в глубь веков и частично почерпнуты в давние времена, когда они кочевали по Индии. Европейцам не помешало бы овладеть этими знаниями. Но цыгане ревниво хранят свою мудрость. Если бы мои приемные родители не любили меня, я бы никогда не узнал столько, сколько знаю благодаря им.
        - Твоя мать не была ни служанкой, ни горничной, - сказала Арабелла, решив, что в этом кроется ключ к разгадке. - Если она заплатила старейшине много денег, то она благородная дама, а твой отец, без сомнения, либо фаллос королевской семьи, либо знатный господин, который отправился в Святую землю. У нас в замке воспитывались три таких ребенка. К ним относились так же, как к нам, потому что они одни из нас. Мать или отец знают, кто их родители.
        - Думай так, если тебе это нравится, Арабелла. Мое происхождение мне безразлично.
        Он мог пробить человеческий череп кинжалом, бросив кинжал с расстояния десяти шагов, что и продемонстрировал, нарисовав на стволе дерева бычий глаз.
        - Если цель подвижна, надо метить в горло, - сказал он. - Пожалуй, это самая важная и ценная из моих многочисленных способностей. Копья и мечи, все это громоздкое и нескладное вооружение европейских воинов, лишают их преимущества. Если, конечно, их мало.
        В таборе Роберт научился разным нужным и полезным вещам: объезжать лошадей, дрессировать собак, разбираться в травах - какие из них лекарственные, а какие смертоносные, - готовить снадобья: снотворные, средства предохранения, приворотные зелья и яды.
        - Приворотные зелья и яды действуют скорее на воображение человека, хотя сами цыгане придерживаются иного мнения. Есть средство, чтобы заставить женщину сойти с ума от желания, но оно очень опасно и отвратительно. Я видел, как оно действует, и никогда не буду сам этого делать.
        - Тебе это ни к чему.
        - Цыганки предсказывают судьбу, как тебе известно, и они достаточно умны, чтобы догадаться, что именно женщина хочет услышать. Гадают всегда только женщины, и никогда - мужчины. Это потому, что женщины не хозяйки собственной жизни.
        - Это цыгане научили тебя обращаться с женщиной?
        - Они считают европейцев грубыми, неотесанными любовниками. Я научился у них заниматься любовью на протяжении трех или четырех часов.
        - Трех или четырех? - с любопытством переспросила она.
        - А ты хочешь пять?
        Арабелла задумалась, а когда подняла на него глаза, то увидела, что он улыбается. Может быть, он и смеется над ней, но над его словами стоило поразмыслить.
        После этого разговора, как только он уходил в деревню, чтобы купить еду или отнести постирать белье, - это случалось в то время, когда мужчины были в поле, а их жены оставались дома одни, - она всякий раз задумывалась над тем, занимается ли он с ними любовью, однако не осмеливалась прямо спросить его об этом.
        Роберт дал ей возможность принять или отвергнуть молодого оруженосца. Она уступила, повинуясь лишь любопытству, а не для того, чтобы цыган мог проверить свои чувства к ней. Теперь она не хотела другого мужчину и даже помыслить не могла о близости с кем-то еще. И если цыган будет ей верен сейчас и впредь, то не потому, что она станет просить его об этом.
        Они направлялись на юг, выискивая окольные пути. Роберт хорошо знал эти места, словно перед глазами у него была точная карта. Но продвигались вперед они медленно, поскольку не хотели рисковать и ехали исключительно ночью.
        По возвращении из своего ежедневного похода по окрестностям за едой цыган, как правило, спал несколько часов, после чего снова уходил на разведку.
        День за днем он планомерно восстанавливал внутреннее убранство своей старой кибитки, которую сжег: затянул потолок тканью, расшитой золотом, развесил по стенам персидские шелковые ковры. Несколько диванных подушек, обтянутых переливчатой материей, которая играла на свету всеми цветами радуги, появились на кровати. В кибитке всегда приятно пахло, здесь витал смешанный аромат благовоний, свежих и сухих трав, которыми были увешаны стены в той части кибитки, где они принимали ванну.
        Оставаясь одна, Арабелла коротала время, перебирая содержимое шкатулки с притираниями и лосьонами. Она нашла здесь хну, которой натерла ладони, ступни, соски и мочки ушей, а также черную арабскую краску для век. Она разобрала сундуки и вывалила на пол целый ворох одежды: полупрозрачные шелковые юбки и шаровары, блузки и жилеты, расшитые золотом длиннополые халаты и туфли без задников с загнутыми вверх носами.
        Она не спрашивала у Роберта, как и где ему удалось наворовать столько красивых вещей, поскольку не хотела ничем огорчать или расстраивать его, дабы не отвращать от возможного занятия любовью. Она не могла думать ни о чем другом, потому что страстно желала его даже тогда, когда он дарил ей ни с чем не сравнимое удовольствие.
        Удовлетворение таило в себе новую угрозу, а постоянная потребность в его близости породила в ее сердце страх, предощущение чего-то дурного.
        Все это не к добру. Они испытывали физическую тягу друг к другу, и это все.
        Однако она не теряла надежды понять, что таится в душе этого странного, непостижимого человека, такого неотразимо прекрасного и загадочного.
        - Когда ты в первый раз занимался с женщиной любовью? - спросила она как-то непринужденным тоном, а он лишь рассмеялся.
        Была ночь, они продолжали свой путь. Лучшего времени для того, чтобы задавать вопросы, не придумаешь, коль скоро они не могли заняться ничем другим, более приятным.
        - Вряд ли ты хочешь услышать ответ.
        - Это было давно. Меня не волнует, что происходило в твоей жизни до того, как мы встретились.
        - Правда? - скептически переспросил он. - Мне было двенадцать лет.
        - И ты уже мог…
        - Да, я уже мог переспать с женщиной.
        - Она была цыганкой?
        - Нет. Они мне не нравились, должен признаться. И мой отчим это знал. Это была девчонка из соседней деревни. Отчим сказал, что мне пора узнать, что такое женщина, и обучил меня искусству любви.
        - Он показал тебе сам? - изумилась Арабелла.
        - Так было лучше и для меня, и для него. Он избавил меня от необходимости тратить месяцы или годы на то, чтобы тыкаться вслепую, как это принято у европейцев.
        - Ты ненавидишь европейцев, а ведь ты один из них.
        - Это случайность. И потом, я вовсе не ненавижу их, а просто презираю. Они очень мало знают о действительно важных вещах.
        - А эта деревенская девчонка… Где ты овладел ею?
        - В поле. Она была хорошенькой. Мы искупались в ручье, и от нее пахло чистотой и свежестью. Я к тому времени уже знал, как выглядит женщина.
        - Цыгане были добры к тебе. Впрочем, они не могли поступать иначе, потому что ты очень независимый. Странно, что ты ушел от них.
        - Я оставил их не по своей воле. Отчим решил, что такова моя судьба.
        - Дело в женщине?
        - Да, - тихо рассмеялся он.
        - Кто она была?
        - Благородная дама, графиня. Тебе ни к чему знать больше: чем меньше тебе известно, тем меньше у тебя поводов для ревности. Ты чувственная, страстная и неистовая натура, Арабелла. Когда мы занимаемся любовью, я вижу это в твоих глазах. Ты хочешь всего на свете с такой страстностью, какую я никогда прежде не встречал в людях. Прости. Мне не следовало говорить этого.
        - Почему? Да я и сама это знаю. Но я должна знать об этой графине, коль скоро она была в твоей жизни. Расскажи мне. Я не стану ревновать, обещаю.
        - Не станешь? - удивился он. - Хорошо. Однажды она приехала к нам в табор со своей свитой.
        - Как знакомо, - насмешливо заметила Арабелла. Она вдруг почувствовала, что история с девчонкой ее совсем не волнует, а графиня - другое дело. - И что же?
        - Мне едва исполнилось двенадцать. Она с изумлением посмотрела на меня, потому что я был единственным светловолосым мальчиком в таборе. Затем попросила, чтобы ей погадали. Она поговорила с отчимом обо мне и вернулась на следующий день. Отчим сказал, что будет лучше, если я поеду с ней. Эта благородная дама могла сделать меня своим пажом, телохранителем, а со временем своим рыцарем.
        - И ты с радостью пошел с ней.
        - Сначала я отказался. Я любил свою семью. Однако она приезжала снова и снова. Благородные дамы, как ты знаешь, обладают особой властью над людьми.
        - Она была красива?
        - Да. - Он запнулся. - Очень.
        - Не рассказывай мне о ней Дольше ничего.
        Арабелла прекратила этот разговор и целых два дня не возвращалась к нему. Но однажды ночью неожиданно спросила с самым невинным видом:
        - А что сделала графиня, когда привезла тебе в дом своего мужа? После того как одела тебя в костюм пажа?
        - Она послала за мной и прямо спросила, знаю ли я, чего она от меня хочет, - усмехнулся он. - Я ответил, что знаю. Год спустя я знал это гораздо лучше. Двумя годами позже - еще лучше.
        - Как часто вы занимались любовью? Ты спал в ее постели ночью?
        - Ты хочешь это знать?
        - Да. Просто из любопытства.
        - Это происходило три-четыре раза в день. Иногда ей нравилось наблюдать за тем, как я занимаюсь этим с ее фрейлинами. Но вскоре она влюбилась в меня и стала ужасно ревнивой. Да, я спал в ее постели.
        - О! - Арабелла задохнулась от злости. - Все благородные дамы такие! Она, должно быть, учила тебя и другим вещам.
        - Я занимался по двенадцать часов в день. Она наняла мне учителя, который обучал меня разговаривать так, как говорили в тех местах, писать и читать на их языке. Я освоил азы математики, латыни и мифологии. Мне также преподавали этикет, чтобы я мог свободно чувствовать себя в обществе. Я обучался верховой езде. Я научился драться на турнирах, что оказалось полезным, если иметь в виду недавние события. Она воспитывала меня, чтобы я со временем занял место ее мужа. Каждый день она ходила в церковь и молила Бога, чтобы он погиб в Иерусалиме.
        Арабелла немного помолчала, а потом вымолвила медленно и отчетливо:
        - Я надеюсь, что она умерла. Мне бы не хотелось, чтобы она помнила о том, что ты делал с ней.
        - Порой ты бываешь, жестока, Арабелла.
        - Ты тоже жесток, если мог жить с ней. Люди повинуются только собственным желаниям. Остальной мир для них безразличен.
        Время от времени она задавала ему вопросы о графине, словно желая полностью исчерпать свое любопытство и выбросить из головы эту страницу его жизни.
        Оказалось, что Роберт прожил у графини до шестнадцати лет. Тогда пришло известие о том, что через несколько недель муж возвращается. Графиня была беременна.
        - Значит, у тебя был ребенок - сын или дочь.
        - Она собиралась избавиться от ребенка, после того как расстанется со мной.
        - И она нисколько не горевала по этому поводу?
        - У нее не было выбора. Мы не таили наших отношений. Да ты и сама знаешь, что в замках невозможно ничего скрыть. А эта кибитка со всем ее содержимым - торговый запас, как я его называю, - ее прощальный подарок. Я принял его, потому что ей это ничего не стоило, а мне давало средства к существованию. Это остатки того добра, которое собрали в доме ее предки за две сотни лет крестовых походов. Они были свалены на чердаке и всеми позабыты. Никто никогда не стал бы их искать. Калифу тогда и года не было. Она дала мне его с собой.
        - Сколько ей было лет? - спросила Арабелла в тайной надежде, что графиня была старухой - например, тридцатидвухлетней.
        - Когда мы встретились, ей было пятнадцать.
        - О! - задохнулась от возмущения она. - Пожалуйста, не говори мне о ней больше ничего. - Она на мгновение задумалась. - Четыре года. Нам понадобится много времени, чтобы переделать все то, что ты вытворял с ней.
        - В любви не бывает повторений. Разве тот молодой оруженосец, которого я привел тебе, не доказал это? Кстати, вот еще одна причина, по которой я привел его.
        Арабелла притихла. И вдруг спросила требовательным, властным тоном, от которого и следа не осталось за последние несколько недель, когда страсть к нему превратила ее в безвольное, пассивное существо:
        - Ты любил ее?
        - Любил? С двенадцати до шестнадцати лет? Какая может быть любовь?
        - Для мужчины, наверное, нет. Но для женщины… Она ведь доставляла тебе удовольствие.
        - Я тоже доставлял ей удовольствие.
        - Прошу тебя, замолчи.
        - Хорошо. Но этот разговор был нужен. И еще одна вещь… Я никогда не видел ее с тех пор и ни разу не приближался к границам владений ее мужа. Когда ты начала меня расспрашивать о ней, я ее почти забыл. - Он взглянул в ночное небо, усыпанное звездами, в котором за облаками пряталась луна. - Ну вот, ночь пролетела. Пора искать место для стоянки. Будет дождь, через день или два, - сильный дождь, настоящий ливень. Надо заранее найти надежное укрытие для кибитки и лошадей. Если дождь затянется надолго, как бывает в этих местах, лошади могут простудиться.
        На следующий день, когда Роберт нашел убежище, ветер переменился и воздух стал более влажным, так что даже Арабелла это почувствовала. Она была рада, что им придется задержаться на несколько дней, пережидая непогоду в заброшенном амбаре. Роберт щедро заплатил хозяину за возможность остановиться здесь и оставаться столько, сколько им понадобится. Он объяснил крестьянину, что находится на службе у богатого торговца и перевозит груз шерстяных тканей - что вряд ли возбудило бы алчность хозяина - из Марселя в Кале.
        Роберт врал легко и непринужденно. Арабелла была поражена, что он владеет искусством лжи ничуть не хуже, чем она сама.
        Глава 6
        Арабелла, которой цыган велел спрятаться, слышала, как они с крестьянином прохаживаются по амбару и о чем-то беседуют. Роберт уговаривал хозяина, призвав на помощь все свое красноречие. Затем они влезли на сеновал и вместе обследовали его. Арабелла догадалась, что Роберт хочет быть уверенным, что там никто не прячется. Они договорились также о том, каким образом Роберт будет получать свежую воду, еду, кто будет стирать ему белье. Он настаивал, чтобы его не беспокоили, потому что путешествие было утомительным и ему нужно как следует отдохнуть.
        Он отказался от услуг сыновей крестьянина, которые предложили кормить лошадей и пса. Более того, он предупредил хозяина, что к собаке лучше не приближаться даже с самыми благими намерениями, поскольку она обучена не подпускать к себе незнакомых людей. Роберт настоял также на том, что повесит на двери свой собственный замок.
        Когда договоренность была достигнута, Роберт заверил хозяина, что не поскупится и заплатит больше, если ненастье затянется или если ему понадобится что-нибудь сверх того, о чем они условились. А потом он вежливо, но настойчиво выставил крестьянина за дверь, поблагодарив за гостеприимство, и настоятельно попросил не возвращаться.
        - Если мне что-нибудь потребуется, я сам приду и попрошу, - сказал он.
        Арабелла слышала, как лязгнул дверной замок, и ее сердце учащенно забилось. Ведь именно затем, чтобы быть вместе с ним, она отправилась в этот дальний путь. Теперь он сможет любить ее. А она получит то, что находится за гранью ее фантазии и на что он, безусловно, способен.
        Она смотрела на себя в зеркало, висевшее на задней стенке кибитки. К сожалению, это зеркало, купленное Робертом в таборе вместо того, которым он пользовался раньше, позволяло ей увидеть себя только до пояса.
        Арабелла накрасилась хной и черной краской для век, а также надела полупрозрачную юбку, которая держалась на бедрах с помощью тканого золотого кушака. Изумруд, который она не снимала с того дня, когда Роберт надел ей его на шею, переливался в ложбинке между грудей. Она расчесала волосы - теперь, когда у нее не было служанки, это занятие отнимало у нее ежедневно два часа.
        Сундуки, содержимое которых Арабелла исследовала регулярно, оказались полны сюрпризов и изысканных диковин. Судя по всему, предки графини и ее мужа были настоящими знатоками и ценителями восточной роскоши.
        Она размышляла над тем, не дополнить ли ей свой костюм еще какой-нибудь деталью, например, жилетом или узорчатым халатом, когда дверь в кибитку распахнулась. Она увидела в зеркале, что Роберт смотрит на нее с восхищенной улыбкой, и медленно обернулась к нему.
        - Я собираюсь накормить лошадей и почистить их, пока не начался дождь. Еще нужно принести воды для купания. Не выходи из кибитки - в этом амбаре больше дыр, чем в сыре. Ты можешь посидеть здесь до моего возвращения?
        Он подошел к ней, и, как бывало всякий раз, когда она чувствовала его приближение, сердце ее бешено забилось, дыхание замедлилось и казалось, что еще миг - и она задохнется. Она смотрела на него серьезно и вопросительно.
        Роберт не прикоснулся к ней, и она испугалась, что он уйдет заниматься хозяйственными делами. Но он неторопливо сунул руку в складки штанов и извлек на свет орудие любви - возбужденный фаллос с пульсирующими голубыми жилками и ярко-красной блестящей головкой. Она встала на колени и взяла его в рот, а он запустил руки ей в волосы и Крепко сжал голову. Арабелла подняла глаза и увидела, что он внимательно смотрит на нее. Она угадала: сейчас он ждал от нее именно этой ласки.
        Он начал медленно двигаться, стремясь проникнуть ей в рот как можно глубже. В эту минуту ни для него, ни для нее не существовало иного способа доставить друг другу удовольствие. Он держал Арабеллу за голову, время, от времени вынуждая ее смотреть ему в глаза. Его сосредоточенность достигла предела, в глазах застыло благоговейное восхищение. Наконец он закрыл глаза и, глухо застонав, извергся ей в рот.
        Она без сил рухнула на пол, изможденная этой стремительной, краткой и почти жестокой близостью, которая, как она догадывалась, была не чем иным, как предвестием беды. Он провел рукой по ее груди, привел себя в порядок и вышел.
        Арабелла неподвижно сидела на полу, ее дыхание постепенно выравнивалось. Она слышала, как снаружи он говорит с Калифом по-цыгански, распрягает лошадей и ведет их в стойла, открывает дверь амбара, чтобы принести воды для купания. Затем до нее донесся стук дождевых капель по крыше, робкий и неуверенный. Она огорчилась при мысли, что дождь быстро кончится и им придется снова трогаться в путь. Но минуту спустя раздался оглушительный раскат грома, и через щели в соломенной крыше амбара блеснула молния.
        Она неторопливо поднялась, с удивлением обнаружив, что ноги ее не слушаются. Раньше он всегда изливался в нее, а этот акт любви вселил в нее смятение и немного испугал своей необычностью, хотя и пробудил в ней доселе неизведанные чувства.
        Она оглянулась на открывающуюся дверь и увидела, что Роберт стоит на пороге, ласково улыбаясь.
        - Чего ты хочешь? - спросил он, приближаясь.
        - Того же, что ты. Тебе хорошо со мной?
        - Господи! Ну конечно! - Он рассмеялся. - Интересно, есть ли такая вещь, которую я не мог бы сделать ради тебя, - влезть на отвесную скалу, убить человека?..
        Она давно не видела его таким торжествующим.
        Усталость как рукой сняло, и Арабелла была готова снова повторить то, что делала несколько минут назад. Она опустилась на колени и залезла ему в штаны. На этот раз Роберт стоял, слегка раздвинув ноги. Он начал медленно двигаться, постепенно ускоряя ритм. Его первое горячее желание было удовлетворено, и ей пришлось постараться, чтобы возбудить его.
        Он склонился и сжал ей соски большими и указательными пальцами, причинив такую боль, что она возмущенно застонала и стала осторожно его покусывать.
        Он задвигался быстрее, не выпуская ее соски, и когда Арабелла почувствовала, что еще немного - и она закричит от боли, каким-то таинственным образом боль пропала, и он извергся ей в рот. Его мускулы мало-помалу расслабились. Немного погодя, он отстранился от нее.
        К обоюдному изумлению, Арабелла вдруг бросилась на пол, заливаясь слезами, словно оплакивая тяжелую утрату, и принялась колотить кулаками по доскам.
        - Арабелла… - Он встал на колени и обнял ее. Она лежала у него на руках с закрытыми глазами, запрокинув голову, как будто лишилась чувств. - Арабелла…
        Он прижал ее к груди, прекрасно понимая, что женщины могут неожиданно разрыдаться либо от большой радости, либо от горя.
        Она улыбнулась, не открывая глаз, и тихо вымолвила:
        - Я хочу тебя, так или иначе, все время…
        Он отнес ее в постель, нежно поцеловал в губы и, сказав, что скоро вернется, ушел. Арабелла лежала неподвижно, прислушиваясь к собственным ощущениям.
        На этот раз он отсутствовал дольше, чем прежде. Она поднялась и отодвинула кожаную занавеску. Роберт чистил Дамона, пока Калиф мирно спал возле кибитки. Арабелла снова легла в постель, слишком рассеянная, чтобы чем-нибудь заняться. Она не хотела ни играть на лютне, ни расчесывать волосы.
        Наконец она услышала, как он вошел.
        Сколько прошло времени, она не знала. Может быть, минута, а может, несколько часов. Она абсолютно утратила чувство времени. Раздался плеск воды, она встала и нашла Роберта в лохани - он смывал с себя конский пот. При виде ее он улыбнулся так открыто и приветливо, как будто не было ее странного приступа в конце их последнего соития. Она подошла ближе и увидела, что он лежит в лохани расслабленный, давая мышцам отдых.
        Он поманил ее к себе, она нагнулась. Развязав кушак, поддерживающий ее юбку, он прикоснулся губами к ее груди и потянул ее за руку, давая понять, что хочет, чтобы она потрогала его. Она влезла в лохань и села на него сверху.
        Он еще не был готов к тому, чтобы войти в нее. Она вскрикнула от неожиданности, ощутив проникновение его пальцев. Вдруг он поднялся из воды, крепко держа ее за талию, вылез вместе с ней из лохани и опустился на пол. Не давая Арабелле опомниться, он вошел в нее, и через несколько минут они вознеслись к сияющим вершинам страсти.
        Арабелла была не в состоянии шевельнуться. Он вытер ее мягким полотенцем, затем перевернул на живот, чтобы вытереть спину, и слегка раздвинул ей ягодицы.
        - Хочешь так?
        - Я хочу по-всякому. Но то, что было… Это слишком часто, очень странно…
        - Сначала я хочу извергнуться.
        - Сначала?
        - Да, прежде чем мы всерьез займемся любовью.
        - Всерьез? - Она скептически улыбнулась.
        - Если это продлится четыре-пять часов, как ты того хочешь, то это серьезно. От меня потребуется предельная сосредоточенность и отказ от некоторых маленьких удовольствий. Тебе тоже придется довольно долго пролежать неподвижно и позволить мне сделать все так, как я захочу. Ты выдержишь, Арабелла?
        Ее сердце учащенно забилось при мысли, что наслаждение может быть таким долгим. Один час, два часа - ведь это уже у них было. Хотя жертвовать никакими удовольствиями ни ей, ни ему не приходилось. Разве что ей иногда хотелось, чтобы он не действовал так быстро и настойчиво.
        - Как долго, - задумчиво вымолвила она. - А что при этом чувствуешь?
        Роберт с улыбкой покачал головой, словно предполагал, что она играет с ним в своеобразную игру.
        - Я не могу отвечать за тебя. Более того, я не могу отвечать и за себя, если это продлится столько, сколько мне бы хотелось.
        Она смотрела на него с нескрываемым восхищением. Как прекрасно ощущать в себе этот таинственный предмет, почти что живое существо, на протяжении трех или четырех часов, а то и дольше…
        Он иронично улыбнулся.
        - Цыгане говорят, что если это получится, то возникает ощущение величия и всемогущества. Однажды испытав его, становишься заложником собственных эмоций.
        На этот раз она опустилась на колени без малейшей надежды вызвать у него оргазм. Он хотел лишь доставить ей удовольствие.
        Он стоял неподвижно и не касался ее, а просто ждал, что будет. Арабелла утратила чувство времени и пространства, с каждой минутой возбуждаясь все сильнее. Она почувствовала, как фаллос напрягся, и стала сосать более жадно, стремясь подарить блаженство Роберту.
        Его фаллос постепенно наливался силой, становился больше и горячее. Наконец он задвигался намеренно неторопливо, пассивно ожидая оргазма. Теперь, казалось, он был полностью удовлетворен.
        Однако в ту минуту, когда она собиралась отстраниться от него, он удержал ее за голову, продолжая медленно и ритмично погружать фаллос ей в рот. В конце концов, они оба пришли в исступление, какого не испытывали прежде. Арабелла подстраивалась под ритм его движений, ласкала его бедра и ягодицы, восхищенно рассматривала его стройные ноги, великолепно сложенное тело.
        Его нагота возбуждала ее, она смотрела ему в лицо, стараясь встретиться с ним взглядом. Его глаза были задумчивы, сосредоточенно-серьезны и торжественны. Она никогда не видела его таким.
        Они не останавливались, неспешно раскачиваясь из стороны в сторону. Напряжение их тел росло, его толчки стали более резкими, и через минуту ее рот наполнился живительной влагой. Он затих, и она выпустила его.
        Они молчали. Арабелла все еще стояла на коленях на полу.
        - Ты устала? - спросил он.
        - У меня такое чувство, будто я выпила какое-то магическое снадобье, - вздохнула она и быстро взглянула на него. - Может быть, так и было?
        - Когда? - рассмеялся он. - Ты уже много часов ничего не ела и не пила. - С этими словами он склонился и стал ласкать ей грудь. Она ухватила его за руку и положила ее ниже, на живот, а затем себе между ног. Он опустился перед ней на корточки, и так они просидели довольно долго в полном молчании и неподвижности. Ей было приятно ощущать его руки, которые дарили ей чувство защищенности. В тот миг этого было ей достаточно.
        - Как ты себя чувствуешь? Давай поспим?
        Шум дождя по крыше действовал умиротворяюще. Наконец-то они обладают несметным богатством, которого были лишены с той ночи, проведенной в лесу: временем.
        Арабелла поднялась, неохотно оставляя его, правда, уже спокойнее, чем раньше. Частые и напряженные соития требовали от нее гораздо больше сил, чем она предполагала. Теперь ей хотелось хоть ненадолго оказаться вне его досягаемости, но она боялась, что он почувствует это и охладеет к ней.
        У окна она задержалась и, отдернув занавеску, выглянула в полумрак амбара.
        - Сейчас утро или ночь? Мы спали или нет? Я чувствую себя так… как никогда прежде.
        В кибитке было очень жарко, но из-за того, что в амбаре было полно дыр, а даже сильный дождь не мог удержать хозяина и его детей от желания удовлетворить свое любопытство и выяснить, что за странная кибитка нашла приют под их крышей, Роберт и Арабелла не могли открыть дверь. А может, это внутренний жар не дает ей покоя? По ее разгоряченному влажному телу волнами растекалась усталость.
        Лошади фыркали и переступали в стойлах. Калиф беззаботно дремал поблизости.
        Арабелла хотела что-нибудь сказать, чтобы нарушить их сосредоточенность друг на друге, но не могла подобрать нужных слов. В этом молчании было что-то угрожающее, требование расстаться с чем-то дорогим и важным, что составляет часть ее души.
        - Я никогда не видела Калифа с сукой. Он кастрирован? - Она улыбнулась цыгану, притворяясь, что действительно обеспокоена судьбой собаки.
        - Калиф предпочитает женщин.
        - Кто его этому научил? - спросила она, глядя в окно.
        - Я. Ты никогда не видела, как совокупляются женщина и собака?
        - Видела. Я же говорила тебе: если живешь в замке, многое видишь. У одной из фрейлин королевы была такая собака. А где ты берешь женщин для Калифа?
        - В деревнях. Иногда за деньги, иногда женщины сами предлагают. Они говорят, что удовольствия гораздо больше, чем с мужчиной, а риска забеременеть нет. Меня это устраивает - по крайней мере, он не бегает за суками, когда мы проезжаем через деревни.
        Арабелла обернулась к нему и заметила на стуле лютню. Обрадовавшись, что найдено хоть какое-то занятие, она схватила ее и стала неспешно перебирать струны, внимательно прислушиваясь. И неожиданно запела тихим чистым голосом ту песню, которую слышала от трубадура, выступавшего на празднике в тронном зале замка. Роберт наблюдал за ней без улыбки, заметив перемену в ее настроении и страстно желая, чтобы она снова пришла к нему.
        Глава 7
        - Я так и не поняла, день сейчас или ночь? - поинтересовалась Арабелла, наигрывая на лютне печальную мелодию. Она овладела этим инструментом в возрасте четырех или пяти лет, и теперь играла с непревзойденным мастерством.
        - Сейчас полдень. Я все утро провозился с лошадьми, если ты помнишь…
        - Я помню, что произошло в то время, когда ты с ними возился.
        Он стоял, прислонившись к стене и скрестив на груди руки. Казалось, ему не терпится начать этот головокружительный многочасовой любовный поединок, так же как и ей самой. Три, четыре, пять часов, а может быть, и дольше, если она выполнит обещание и будет лежать тихо, когда он того потребует. Если она сдержит свою страстность и не поддастся желанию ускорить процесс, который приводит к взрыву эмоций, потрясающему их обоих.
        - Ты не голодна? - Он кивнул в сторону стола, на котором стояло блюдо, покрытое белой дамасской тканью. - Я купил еду во время последнего похода в деревню. Все свежее.
        Говоря о еде, он не спускал горящего взора с ее грудей, подкрашенных сосков, плоского живота, округлых бедер и темного треугольника мягких пушистых волос. Его взгляд был пристальным и призывным, а в ее сердце росло предчувствие чего-то страшного. Она огляделась, словно в поисках места, где можно было спрятаться, не выпуская из рук лютни и притворяясь, что занята музицированием.
        - Я не голодна. А ты?
        - А я проголодался.
        Он прошел мимо нее к столу, отломал ногу у каплуна и начал жадно есть, затем предложил ей кусочек. Она нерешительно согласилась. Они стали есть вместе, по очереди вгрызаясь в нежное мясо.
        Наслаждаясь едой, она закрыла глаза. Когда он коснулся ее рукой, она раздвинула ноги и его пальцы проникли в нее. Она сжала в ладони его естество.
        Свободной рукой он отломал еще одну ногу у каплуна и, дразня, поднес ее ко рту Арабеллы. Они предались любовной игре, распаляя, друг в друге желание утоления плотского голода. Каплунья нога была отложена в сторону, и они медленно, словно нехотя, стали передвигаться по направлению к кровати. Над ними отчетливо проступал знак судьбы, о чем догадывался он, но не подозревала она.
        Арабелла легла на спину, заложив руки за голову, и смотрела, как он встает перед ней на колени. Она улыбалась вопросительно и напряженно, почти испуганно.
        - Что ты собираешься со мной делать?
        - То, что ты сама захочешь. И как захочешь.
        - Я слышала, что если мужчина и женщина… - нерешительно начала она, раздвинув ноги.

__ Что?
        - Если мужчина и женщина очень сильно хотят друг друга, то их молитвы будут услышаны. И они смогут никогда не разлучаться.
        - Не разлучаться?
        - Не разделяться, - прошептала она. - Они могут остаться… если захотят… единым целым навсегда… и умереть вот так же…
        - Арабелла, Арабелла, тебя научили этому в твоем замке?
        - Ты тоже когда-то жил в замке. Но только не рассказывай мне об этом, - поспешно добавила она. - Не говори мне о том, как ты был со своей графиней вместе на протяжении трех, четырех или пяти часов. - Она смотрела на него без улыбки, пораженная вспышкой ревности к женщине, которую он не видел долгие годы и о которой почти забыл. - Ты делал с ней это?
        Он взглянул ей прямо в глаза и ничего не ответил.
        - Наверняка делал, - ответила вместо него Арабелла и вскочила с постели.
        Он развернулся и сел на краю кровати в той позе, в которой часто размышлял: ноги широко расставлены, локти уперты в колени, голова опущена, взгляд устремлен в пол.
        - Какое это имеет значение? - спросил он, наконец.
        Она смотрела на него укоризненно, словно воспоминание о тех далеких временах нарушило равновесие, воздвигло между ними стену. И дело не в том, что она ненавидела его за то, что когда-то происходило между ним и этой женщиной. Она испытывала страх перед собственным будущим.
        - Я не понимаю, что так сильно волнует тебя, - сказал он после долгой паузы. - Вернее, я понимаю, что это. Выбрось из головы саму мысль о многочасовом соитии. Ты испугалась. Ты уже теперь ненавидишь меня.
        Она улыбнулась, торжествующе и отчасти жестоко, и вызывающе посмотрела на него. И вдруг ее лицо смягчилось, улыбка стала печальной, как если бы это таинственное и вожделенное соитие уже было позади. Именно таким она представляла себе итог - глубокая печаль и безысходность. Вот что влечет за собой ее преклонение перед этим человеком, непреодолимая физическая потребность в близости с ним.
        - Да. Я испугалась. И возможно, я действительно ненавижу тебя.
        Она оглядела роскошное убранство кибитки, изысканные шелка, переливающиеся в мягком, приглушенном свете сгущающихся сумерек. Время тянулось медленно, а они ждали либо того, что ее страх рассеется, либо того, что они расстанутся навеки.
        - Впрочем, почему бы тебе и не испытывать страха? Я тоже не знаю, что почувствую после того, как пробуду в тебе несколько часов.
        - Может быть, ты захочешь убить меня, чтобы покончить с этим раз и навсегда? Чтобы уже никогда не повторять этого со мной. Тебе принесет это облегчение? Может быть, мы, сами того не ведая, причинили друг другу зло? Иногда мне кажется, что это так. Ну, вот и все. Я ничего больше не хочу.
        - Арабелла… - тихо вымолвил он, но она даже не взглянула на него. - Арабелла…
        Она не откликнулась и на второй его призыв. К ее огромному изумлению, он лег на спину, заложил руки за голову и тут же заснул. Он не притворялся, а действительно спал. Арабелла знала, как он дышит, когда спит, как бывают неподвижны его веки, как слегка приоткрываются губы.
        Она стояла и смотрела на него, с сожалением думая о том, что теперь он больше не хочет ее. Ее сводила с ума красота его тела, белокурые волосы на голове, груди и лобке. Она не могла отвести от него взора.
        Затем, стараясь не разбудить его, понимая, что его сон - нечто ценное, что она должна хранить, поскольку он был на страже ее безопасности все остальное время, не доверяя Калифу полностью, Арабелла тихонько легла рядом с ним и, не прикасаясь к нему, тоже заснула.
        Когда она проснулась, в кибитке было темно. На столе горела свеча, Роберта рядом не было.
        - Где ты? - позвала она, поднялась с постели и, подойдя к окну, отдернула занавеску.
        Роберт был подле лошадей. Он выходил под дождь, и теперь с его плаща ручьями стекала вода. Калиф стоял рядом с ним, пока он задавал корм лошадям. Время от времен! - он протягивал руку, чтобы погладить своего верного пса.
        Она перестала его бояться. Страх, терзавший ее, рассеялся во время сна. И сейчас она хотела его так страстно, как никогда прежде. Даже в первый раз она не испытывала к нему такого вожделения. Первый раз… Казалось, с тех пор прошла вечность! Он говорил ей, что они вместе всего четыре недели, а ее не покидало ощущение, что за плечами у них целая жизнь.
        Хотя Арабелла насмехалась над ним из-за того, что он боится людей отца и Гуиза, она понимала, что за ними наверняка выслана погоня.
        Отец никогда не отдаст ее, не откажется от поисков, сколько бы времени и сил они ни потребовали. Одураченный Гуиз тоже не оставит их в покое.
        Она знала, что Мария не выдаст ее, но остальные фрейлины могут дать выход скрытой враждебности, зависти к принцессе.
        Арабелла легла на кровать и пролежала неподвижно до тех пор, пока Роберт не вернулся. Она слышала, как он сбросил одежду, затем раздался плеск воды. Она закрыла глаза и отдалась ожиданию.
        Роберт подошел к кровати и сел рядом с ней. Взглянув на него, она подняла руки и обняла его за плечи. Он склонился и прижался к ней всем телом, ощущая тепло и атласную нежность ее кожи. Уперевшись в кровать руками, он вопросительно взглянул ей в глаза. Она раздвинула ноги и прижала его к себе теснее.
        - Пожалуйста, сделай так, как ты хочешь…
        Он вошел в нее медленно, так медленно, что она запрокинула голову, сгорая от нетерпения ощутить те ритмичные движения, которые доставляют ей столько удовольствия. И когда в один прекрасный момент это удовольствие становится нестерпимым, в глубине ее лона распускается огненный цветок, мышцы напрягаются, земля уходит из-под ног. Это наслаждение она каждый раз испытывала будто впервые.
        И вдруг необъяснимый страх вернулся к ней.
        - Я умру от этого, сама не знаю почему… - тихо вымолвила она.
        Он подался вперед, и его мягкие толчки успокоили ее. Их головы почти соприкасались, его белокурые пряди падали ей на лицо, когда они слаженно двигались вместе, словно установив временное перемирие. Любовники открыли для себя гармонию движения и телесной радости, когда, не прилагая больших физических усилий, которых требовало от них желание поскорее достичь оргазма, они неторопливо приближались к нему, упиваясь каждым мгновением близости. Он менял ритм, то, убыстряя, то, замедляя его, заставляя ее повиноваться себе безоглядно, чтобы воспринять и оценить каждый нюанс соития. Она переплела ноги у него за спиной, напрочь забыв обо всем.
        Он задвигался быстрее. Она опустила ноги и раскинула руки, выгнув спину и издав радостный возглас. По мере того как ритм ускорялся, она принималась колотить его кулаками по спине.
        - Сейчас, прошу тебя, сейчас… сделай это сию минуту… не тяни.
        Она внезапно испытала отчаянную потребность в том, чтобы акт любви завершился незамедлительно, пока она помнит себя, помнит, кто рядом с ней и что он делает.
        Он промолчал и, несмотря на ее мольбу - казалось, он понял, чем она была продиктована, - стал двигаться медленнее. Ее руки безвольно опустились, ноги раздвинулись шире, и она была вынуждена принять этот ритм, пульсирующий в крови и превращающий их в единое целое. Словно откуда-то издалека до нее донесся жалобный стон - она узнала свой голос, - к которому примешивался жаркий шепот на незнакомом языке.
        Он приподнялся и, почти выйдя из нее, положил руки ей на плечи и потянул ее вниз. И вдруг одним быстрым движением овладел ею так неистово, что ее подбросило. Она вскрикнула от боли, которая исчезла, прежде чем затих ее крик. И тотчас с ее губ сорвался стон наслаждения.
        И снова он подался назад и вновь бросился в любовную атаку. Она плакала от радости и, обняв его за спину, молитвенно стискивала руки. Продолжая свой неистовый натиск, он вдруг остановился, затих и стал гладить ее по голове и ласково вытирать слезы, катившиеся по ее щекам.
        Она лежала молча и неподвижно, думая о том, что они превратились в единое целое и никакая сила теперь не сможет оторвать их друг от друга - ни Бог, ни дьявол, ни магия, ни человек.
        Роберт тоже оставался, недвижим, но его естество по-прежнему было напряжено. Он обнимал ее и покрывал поцелуями лицо и шею.
        Возможно, он знал, что убивает ее. Возможно, он хоть немного сожалеет об этом. Она ведь предупреждала его, что это может произойти.
        Она чувствовала пульсацию в лоне, мышцы ее тела ритмично сокращались, сжимая его фаллос. Он снова задвигался в ней. Она выгнулась, вцепившись ему в спину, и смирилась с его беспощадным ритмом. Затем, понимая, что силы ее на исходе, попыталась вывернуться из-под него, но безуспешно.
        Не выпуская ее, он развернул ее таким образом, что она оказалась верхом на нем. Он ласкал ей ягодицы и грудь, сжимая соски.
        Обхватив ее за локти, он приподнимал ее и с силой опускал вниз. Так продолжалось довольно долго, и вот, наконец, он замер и внимательно посмотрел на нее впервые с тех пор, как началось это безумное, бесконечное действо. Ее глаза ярко сияли в свете умирающей свечи - прошло больше четырех часов, именно такой короткий век отпущен свече.
        - Арабелла… - тихо вымолвил он. Он произнес ее имя, как молитву, как проклятие, как благословение, как прощание и как приветствие одновременно. - Арабелла…
        Пламя свечи дрогнуло, и, словно по какому-то магическому знаку, он оросил ее лоно своим семенем, и затих, хотя его руки продолжали ласкать ее грудь. В отчаянии, в полубреду он шептал ее имя:
        - Арабелла…
        Они лежали неподвижно, и в первый раз она не испытывала потребности ни в том, чтобы ощущать его движения, ни в том, чтобы двигаться самой. Он сдвинул ей ноги так, что оказался сверху. Она чувствовала, что он никогда не оставит ее и будет пребывать в ней вечно. Этого слияния она жаждала так сильно, что перед ним отступал страх умереть в его объятиях. Она оказалась в плену своей собственной страсти. Теперь ничто не могло разлучить их.
        В кибитке было абсолютно темно, и эта темнота сделала связь между ними нерушимой. Она ощущала, как в ней пульсирует его фаллос, а руки нежно скользят по ее телу. Роберт слегка приподнялся и начал двигаться, а потом с такой силой сжал ей соски, что она вскрикнула от боли. Вскоре боль прошла, уступив место блаженству.
        Очень медленно Роберт встал на колени и, положив ее ноги себе на плечи, с такой силой вошел в нее, что она вскрикнула от боли.
        Ощущения нисколько не притупились за эти часы, наслаждение оставалось все таким же вожделенным. Это казалось магическим, порочным чудом, потому что Арабелла уже не могла представить себя без него. И в ту же минуту он поспешно оставил ее, отчего эта потеря показалась ей граничащей со смертью. Он проник в нее рукой, а другой стал ласкать ей грудь, губами приникнув к ее рту.
        - Вернись, - прошептала она, обняв его за шею. - Ты ведь все еще хочешь меня, Роберт. Умоляю, не оставляй меня.
        Глава 8
        К сожалению, он не внял ее мольбам. Поцеловав ее на прощание, он поднялся и подошел к окну. Сквозь занавеску пробивалась полоска тусклого дневного света.
        - Неужели это конец? Неужели ты так вот меня оставишь?
        Роберт плотнее задернул занавеску и зажег свечу. Он улыбался, но выглядел уставшим. Арабелла также изнемогала от усталости. Она наблюдала за тем, как он одевается, пряча в широких штанах орудие любви.
        - Так вот и оставлю, - кивнул он. - К полудню дождь кончится. Мне нужно взглянуть на лошадей, разведать дороги. - Он подошел к ней и, склонившись, нежно погладил ее по щеке. - Спи. Я скоро вернусь.
        Едва он накрыл ее простыней, она погрузилась в сон и проснулась от ужасной мысли, что все еще одна - и не только в кибитке, в амбаре, но в целом мире.
        Она думала, что еще долго не сможет пошевелиться, однако, к своему огромному изумлению, смогла не только сесть на кровати, но и потянуться, размять уставшие мышцы.
        На столе стояла еда - жареный каплун, деревенский сыр и свежеиспеченный ржаной хлеб. Она завернулась в шаль и жадно набросилась на еду.
        Пифиаса в стойле не было, Дамон беспокойно фыркал, тряся головой, а Калиф бегал по амбару кругами, что-то вынюхивая.
        Она подошла к зеркалу, ожидая увидеть в нем свое изменившееся, постаревшее отражение. Однако на нее глянула все та же Арабелла, но в то же время немного другая - той, которая была прежде, уже нет.
        Она не спеша, вымылась, вытерлась насухо полотенцем и оделась - обмотала зеленый шарф вокруг бедер, надела красный шелковый марокканский жилет и, любуясь изумрудом на груди, заметила темные синяки, оставленные пальцами Роберта.
        Дверь распахнулась, и она стремительно обернулась, внутренне дрожа, опасаясь, что столкнется лицом к лицу с незнакомым Робертом, намерения которого ей не известны, а возможно, и опасны. Она спрашивала себя, готова ли к очередной близости с ним, может ли снова принять в себя его прекрасный пульсирующий жезл.
        Он улыбнулся ей широко и открыто, как будто они сию секунду вернулись после утренней верховой прогулки. Он не поинтересовался, как она спала, как себя чувствует, не устала ли.
        - Ливень кончился, только слегка моросит. Сегодня ближе к вечеру я снова попытаюсь разведать дороги. Пока они так размыты, что невозможно проехать.
        Он снял насквозь промокший плащ, сбросил башмаки, на которые налипли комья глины, стянул мокрую рубашку и штаны. Арабелла с облегчением заметила, что его плоть не возбуждена. Он влез в лохань и стал стоя тереть себя мочалкой.
        - Отправимся дальше при первой возможности. Мы и так слишком долго проторчали здесь.
        - Как долго? - спросила она и подошла ближе, повинуясь странному импульсу. Она держала себя в руках, просто хотела рассмотреть его получше. - Ты знаешь?
        Он улыбнулся в ответ так непринужденно, словно не было этих часов - сколько, сколько их минуло? - которые они провели в порочном кругу своей страсти. Он разорвал его своевольно, тогда, когда захотел, и, казалось, не испытывал сожаления.
        - Мы тут уже тридцать часов. Хозяин начал подозревать неладное, тем более что ему пришлось отказать еще двум путникам, которые искали убежища от непогоды.
        Роберт вылез из лохани и быстро вытерся, затем натянул чистую рубашку. Велико же было его изумление, когда Арабелла подошла к нему вплотную и взяла в руку его фаллос. Она подивилась самой себе, потому что ее мысли в этот миг витали где-то далеко.
        - Завтра мы уже будем в пути? - осведомилась она.
        Они вопросительно переглянулись, и Арабелла почувствовала, как по телу пробегают теплые волны. А ведь еще несколько минут назад она помыслить не могла о новом вторжении! Его мужская плоть восстала.
        Роберт сел на табурет возле стола, и она медленно опустилась ему на колени, вновь пораженная радостным ощущением наполненности, пронзившим ее тело.
        - Когда ты изольешься? - спросила она и стала поглаживать его нежнее и в то же время быстрее. Она сгорала от нетерпения в преддверии соития.
        Он взял ее за талию, приподнял и с силой насадил на себя.
        - Ты этого хочешь?
        - Ты снова можешь?
        - Да. Но недолго.
        - Я думала, что больше никогда не захочу тебя. - Она тряхнула головой и закрыла глаза. - А теперь… Я не могу вспомнить, что случилось между нами прошлой ночью.
        - Ты получишь то, что хочешь. Как только будет достаточно… впрочем, мы можем наслаждаться друг другом бесконечно… когда захочешь…
        - Когда ты захочешь?
        - А разве мы не испытываем желание в одно и то же время? - рассмеялся он.
        - Тогда почему надо снова отправляться в путь? Мы могли бы провести еще одну ночь здесь…
        - Если жизнь нам дорога, следует убраться подальше от владений твоего отца. И Гуиза.
        Он нажал ей на плечи и вошел в нее так глубоко, что у нее перехватило дыхание. Она тихо застонала и запрокинула голову. Он не выпускал ее плечи и осторожно проникал все глубже.
        - Выйти из тебя? - спросил он вкрадчиво через некоторое время. - Тебе так больно, что ты не получаешь удовольствия?
        - Нет… нет. Не обращай внимания. Люби меня. Казалось, его грозное орудие любви пронзает ее насквозь, отчего резкая боль мешалась с величайшим наслаждением. Они расслабленно застыли. Арабелла с силой зажмурила глаза, цыган приник губами к ее лицу. Наступило гробовое молчание. Шли минуты, часы. И вдруг она обрушила на его грудь и спину град ударов.
        - Отпусти меня… отпусти… - Ее охватил внезапный ужас.
        Давление ослабло, боль понемногу утихла, а вместе с ней прошло ощущение фатальной неизбежности происходящего. Он внял ее просьбе, но, оказавшись свободной, она не оставила его.
        Уперевшись руками ему в грудь, она подняла свое искаженное сладкой мукой лицо и увидела, что он смотрит на нее и как будто не видит. Предельная сосредоточенность слепца, крайняя напряженность в чертах делали его неузнаваемым.
        Неужели это он? Арабелла изумленно всматривалась в человека, который, находясь рядом, мыслями был очень далеко.
        Он крепко обхватил ее руками за талию и тихо вымолвил:
        - Не шевелись. Подожди немного, и наступит конец.
        - Когда-нибудь это должно произойти…
        - Еще не время. Поверь мне… - Он освободился от нее. - Не теперь… - Она протянула руки, чтобы обнять его за шею, но он уклонился. - Ты захочешь большего… и совсем скоро. - Он улыбнулся. - И я тоже.
        - Ты собираешься одеваться? - спросила она разочарованно.
        - Да, - рассмеялся он. - Мне нужно накормить животных и съездить на разведку. Если по дорогам можно проехать, мы отправимся ночью. Интересно, сколько еще придется дать хозяину, чтобы он молчал? Если это вообще возможно.
        - Трудно сказать.
        Арабелла готова была заснуть там, где сидела, но он поднял ее на руки, нежно прижал к груди, словно между ними не было нескольких часов яростного противостояния, и отнес на кровать.
        Она проснулась оттого, что кибитку плавно покачивало. Похоже, они уже давно в пути. Несмотря на то что они выехали из-под крыши амбара, шума дождя не было слышно. Значит, Роберт решил, что оставаться дольше опасно. Им следовало найти новое надежное укрытие, пока дороги оставались проезжими.
        Арабелла снова провалилась в глубокий сон, а когда проснулась, обнаружила, что кибитка неподвижна, через щели между окнами и занавесками льется дневной свет. Роберт крепко спал рядом с ней.
        У цыгана был свой особый режим дня, где бодрствование и сон сменяли друг друга с интервалом в несколько часов. Впрочем, с тех пор как они вместе, он думает только о том, как бы поскорее убраться от владений отца и Гуиза, избежав преследования их шпионов и соглядатаев.
        Может быть, однажды, когда они наконец будут в безопасности…
        Арабелла невольно относилась к этой перспективе как к возможной, но совсем не обязательной. Она, как и Роберт, больше не была уверена в том, что их ждет спокойное будущее.
        Под влиянием минуты она протянула руку, чтобы приласкать, успокоить его, утешить своей близостью, но передумала. Они ехали перед этим много часов, и, когда Роберт зашевелился во сне, она пожалела его и не стала будить. Умиротворенно вздохнув, она тоже заснула.
        Казалось, они проснулись одновременно и удивленно посмотрели друг на друга. Затем, он быстро перелез через нее и встал с кровати.
        - Где мы сейчас?
        - К сожалению, нам пришлось вернуться назад. Я не поверил крестьянину и правильно сделал. Он стал следить за нами, но Калиф быстро прогнал его. Мы пробудем здесь несколько часов. - Он вдруг стал серьезным. - Я не сделал тебе больно?
        - Нет, - ответила она, перевернулась на живот и стала смотреть, как он одевается. - Ты куда?
        - Хочу взглянуть, безопасно ли тут, и раздобыть еды. Мы не ели уже двадцать часов.
        - Вот как? Я давно потеряла счет времени. Он погладил ее по голове, когда она села на кровати, подтянул ее к краю и, опустившись на колени, вошел в нее. Сделав несколько резких выпадов, он внимательно посмотрел ей в глаза.
        - Я говорил, что, если сделаю это, ты никогда не сможешь думать ни о чем другом. И я, видимо, тоже. - Он печально улыбнулся. - Цыгане считают, что если и можно постичь смысл вселенной, то это по силам только мужчине и женщине, когда они так близки, как мы с тобой сейчас. Постичь его можно в мире, тишине, покое и самозабвении. - Она молча слушала его, завороженная мистическим рассказом, а он ласково гладил ее по голове, словно хотел успокоить. - Один из друзей моего отчима клялся, что ему открылся смысл жизни. Это ощущение длилось у него несколько мгновений.
        Арабелла колебалась, не будучи уверена в том, что хочет узнать разгадку.
        - Ив чем же он? - спросила она. - Он забыл, - рассмеялся Роберт.
        - И хорошо. Никому не следует знать это. Роберт встал и направился к двери.
        - Не открывай занавески. Если Калиф залает, не выглядывай. Я вернусь сразу, как только смогу.
        Глава 9
        Арабелла некоторое время пролежала не шевелясь, затем поднялась, чтобы принять ванну, причесаться, убрать постель и принарядиться. Но, взглянув в зеркало, она увидела у себя на лбу глубокую складку. Дьявольский союз, возникший между ними за последние несколько недель и достигший кульминационной точки прошлой ночью, обладал такой силой, что они теперь были единым существом и не могли снова стать двумя разными людьми.
        Когда наслаждение приносило муки, захватывало душу, приводило в восторг, когда ожидание Роберта казалось невыносимым, а его плоть сводила с ума, Арабелла мысленно повторяла: «В конце концов, рано или поздно мы оба умрем». Но эта перспектива лишь помогала смириться с судьбой, вызывала чувство фатального безразличия.
        Она вымылась и стала расчесывать волосы, напевая песенку, которую слышала от трубадура незадолго до своего побега. Песенка развеселила ее, прогнала печаль из сердца.
        Как только волосы высохли, а спутанные пряди были расчесаны, она накрасилась и, обмотавшись длинным, расшитым золотом шарфом, заколола его на бедре.
        Дверь открылась, и она резко обернулась, вздрогнув от неожиданности.
        - Мы здесь в безопасности на несколько часов. Дороги подсохли, и мы можем снова двинуться к югу. - Роберт положил на стол сверток. - Это еда. Ты проголодалась?
        Роберт стоял в лохани и намыливал себя, когда она принесла ему кусочек грудки каплуна.
        Никакие страшные мысли о разлуке или забвении, приступы малодушия или растерянности, страх потерять самое себя в этом дьявольском единении не помешали ей вновь воспылать к нему желанием. Она принесла ему кубок с вином, разбавленным водой. В отличие от европейцев Роберт пил мало.
        Он вылез из лохани, растерся полотенцем и склонился к ней. Развернув ее к себе спиной, он заставил ее нагнуться вперед. В таком положении они не видели лиц друг друга, но это и не было нужно, чтобы получать чувственное наслаждение. Арабелла изнемогала от усталости, когда он отнес ее на кровать.
        Проснувшись, она обнаружила, что Роберт снова ушел исследовать окрестности. Они нашли укрытие в овраге, таком глубоком, что вековые деревья, стеной обступавшие кибитку, своими кронами почти полностью закрывали небо. Солнце клонилось к горизонту, и Арабелла догадалась, что сейчас около четырех часов вечера.
        Она поднялась, провела руками вдоль тела, затем опустилась на пол, уткнулась лицом в ладони и заплакала.
        Слезы медленно катились по ее щекам, она тихо всхлипывала. Но вскоре тихий плач перешел в исступленные рыдания - она не сомневалась, что на сей раз он покинул ее навсегда, отправился искать покоя в одиночестве, потому что, покуда они вместе, ему его не обрести.
        Она прикоснулась к груди и вдруг заметила, что ее тело за последние несколько дней изменилось. Груди стали нежнее, но даже легкое прикосновение было для них болезненным. И хотя она старалась уверить себя, что дело в его грубости, в ее сердце рос страх, подозрение, недоверие.
        Две недели назад у нее должны были начаться месячные. С того дня, когда Роберт научил ее мерам предосторожности, прошло пять недель. Но, открыв для себя неземное наслаждение, о котором она даже не подозревала, Арабелла забыла о них.
        Однако он ничего не сказал ей. Может быть, не заметил? Вряд ли. Он всегда все замечал, обо всем помнил. Скорее всего, он решил, что она еще молода и цикл еще не установился. Он, должно быть, надеялся, что все в конце концов придет в норму и месячные начнутся.
        А что, если этого не произойдет?
        Она тряхнула головой в знак решительного протеста против самой такой мысли и разрыдалась с новой силой.
        Она плакала так горько, как могла плакать только принцесса Арабелла, словно ей что-то обещали и не выполнили обещания. Она не могла поверить в то, что забеременела. Что-то должно произойти, это может случиться в любой день, в любую минуту. Беременность в их жизненных обстоятельствах стала бы настоящей трагедией.
        Она подняла голову, услышав скрежет ключа в замочной скважине, и поспешно вытерла глаза краем простыни. На ее лице появилась смущенная улыбка.
        Арабелла внезапно испугалась, что если Роберт узнает о ее беременности, то возненавидит ее. После того как она доставила ему столько хлопот и они вынуждены были из-за нее обратиться в бегство и искать тихую гавань, которой, возможно, и вовсе не существовало, Арабелла боялась поделиться с ним своими новыми опасениями.
        Они обсудили предположительные маршруты и отвергли все их один за другим: Северную Африку, Святую землю. В таком случае Роберту пришлось бы продать не только все свое имущество, но и кибитку с лошадьми, потому что ни один корабль не согласится их перевозить. Да и на то, чтобы все распродать, потребовалось бы много времени, потому что, если найти одного покупателя, можно вызвать подозрения, а то и стать мишенью для бандитов, которые попытаются ограбить и убить владельца столь крупной суммы.
        - К. тому же такой женщине, как ты, опасно путешествовать в сопровождении лишь одного мужчины, - сказал он. - Если мы с тобой пересечем границу Каталонии или Ломбардии, что само по себе невероятно трудно, то окажемся во власти воровских шаек, которыми кишат тамошние леса. Мне в голову не приходит место, где у нас был бы хоть малейший шанс…
        - Да, похоже, что такого места нет.
        С тех пор они не возвращались к этой теме.
        Теперь Роберт опустился перед ней на колени; приподняв ее голову за подбородок, он внимательно посмотрел на нее и сказал:
        - Арабелла, ты никогда прежде так не плакала. Ты жалеешь, что сбежала из дома, покинула свою семью? - Он пытливо всматривался ей в глаза. Она недоумевала: откуда в человеке, который совсем недавно готов был разорвать ее на части в порыве страсти, столько сострадания? - Мне не следовало брать тебя с собой, - добавил он тихо.
        - Как бы ты помешал мне пойти с тобой? - скептически усмехнулась она.
        - Я отвел бы тебя назад.
        Она оттолкнула его руки и поднялась, глядя свысока на то, как он сел на пол и обнял колени руками.
        - Я делаю что хочу, Роберт. Я хотела поехать с тобой. А если я плакала… что ж, женщины порой плачут… - Она рассмеялась с непритворной веселостью, убеждая себя в том, что двухнедельная задержка ничего не значит. А что касается болезненных ощущений в груди, то это не так уж плохо, потому что они провоцируют в ней плотское желание. Кроме того, все дело не в тех процессах, которые происходят в ней, а в том, что Роберт бывает иногда не в меру агрессивен.
        - Когда я смогу выйти из кибитки хотя бы ненадолго? - спросила Арабелла, серьезно взглянув на него. - Я привыкла к свободной жизни, как и ты. Мы можем немного прогуляться?
        Роберт тут же вскочил, почувствовав, что в этом таится причина ее слез, и снял с гвоздя бурнус. Завернув в него Арабеллу, он надвинул ей на голову капюшон и вывел из кибитки.
        Сделав глоток свежего воздуха, напоенного цветочными ароматами, Арабелла присела на корточки и провела рукой по влажной траве. Она погладила Калифа, приласкала Дамона и Пифиаса, выражая таким образом, радость и благодарность за внезапно обретенный миг свободы, о которой она уже и не мечтала.
        Они гуляли по лугу, беседуя о небе, траве, цветах, о том, как сильно отличается здешний ландшафт - а они уже далеко продвинулись на юг - от него, к которому привыкла Арабелла. Наконец они достигли тех мест, которые Роберт считал своей родиной.
        Неожиданно она обернулась к нему, и в ее сияющих глазах промелькнула мольба.
        - Ты можешь овладеть мной сию минуту?
        Он начал отвечать, но поскольку выражение ее лица оставалось просительным, опустил ее на траву. Арабелла стремилась приблизить развязку, однако он удержал ее на месте, обхватив за ягодицы.
        - Я не хочу, чтобы это произошло здесь и сейчас… А это легко может случиться. Мы возвращаемся…
        Он отстранился и провел рукой по ее груди, медленно и задумчиво, как будто делал это впервые. Неужели он нашел в ней какие-то перемены? Нет, он думает о чем-то другом. Почему он не замечает, что голубые жилки на сосках потемнели, груди стали более округлыми, а соски темно-красными даже без хны?
        На обратном пути они серьезно и обстоятельно беседовали. Если он что-либо и заметил, то явно не хотел говорить об этом. Если начать задумываться о каждой возможной неприятности - а их и без того предостаточно, - тогда недолго прийти и к фатальному решению: стоит ли подвергать риску друг друга ради беспросветного будущего.
        Войдя в кибитку, она сбросила плащ и обернулась к нему. Их губы слились в поцелуе, что случалось довольно редко в последние дни, когда они спешили соединить тела, забывая о предварительных ласках. Он опустился перед ней на колени, когда она легла на кровать и раздвинула ноги.
        - Позволь мне сделать тебе больно, Арабелла. Я должен… это отвлекает меня.
        В последнее время их любовные баталии стали более страстными и вместе с тем жестокими. Теперь Роберт наслаждался при виде болезненной гримасы на ее лице.
        - Это очень долго, - прошептала она. - Сделай, если хочешь. Тебе ведь трудно терпеть. О Господи…
        - Я хочу, чтобы это произошло, когда я больше не смогу терпеть. А пока я могу. - Он улыбнулся и неожиданно добавил: - Ты была любимой дочерью отца не только потому, что он рассчитывал выгодно выдать тебя замуж. Вы очень похожи. Я чувствую ту же силу и властность в том, как ты обнимаешь меня, в том, какие глубокие следы остаются на моих плечах и спине от твоих зубов и ногтей. - Он не жаловался, а, напротив, говорил радостно.
        - Я не знала об этом, - виновато отозвалась Арабелла.
        Каждый раз при виде царапин на его теле она зарекалась этого не делать, но когда он доводил ее до исступления в момент очередной близости, она забывала про клятву. И теперь в ее взгляде было столько искреннего раскаяния, что он невольно рассмеялся.
        - Я никогда больше не буду оставлять царапин на твоей прекрасной коже, - сказала она, гладя его по плечам. - Я никогда не причиню тебе боли.
        - Причинишь, - снова рассмеялся он. - И я тоже. Иногда я читаю мольбу об этом в твоих глазах. И потом, если бы мы всегда владели собой… - Он вошел в нее глубже.
        - Я теряю голову, когда ты во мне… О Боже!
        Боль прошла, и по телу растеклось тепло. Почувствовав, что он хочет оставить ее, Арабелла с силой вцепилась ему в спину, стараясь удержать.
        Глава 10
        - В нескольких часах езды отсюда есть табор. Я хочу добраться до него, пока не рассвело.
        Арабелла сидела рядом с Робертом на козлах. Спать ей не хотелось. Удивительно, что он может не только предсказать погоду, но и определить, где находится неизвестный ему табор, который постоянно кочует.
        - Откуда ты знаешь об этом?
        - Крестьянин случайно проболтался. Его слова подтвердили женщина, у которой я покупал еду, и мальчишка-подпасок, которого я встретил в поле. - Он усмехнулся. - Никогда не задавай прямых вопросов. Человек говорит искренне, когда не догадывается, о чем на самом деле его спрашивают. Нужно опросить несколько человек, а затем сложить их ответы вместе.
        - Мы надолго там задержимся?
        - На день. Я должен продать Дамона и Пифиаса: их видели в окрестностях замка твоего отца. А я предпочитаю вести торговые дела с цыганами. Правда, лошади у них не очень хорошие. А мои просто красавцы, ими все восхищаются.
        - А ты купишь лошадь для меня? - робко поинтересовалась она, помня о его обещании.
        - Зачем человеку, который путешествует один, третья лошадь? Я доверяю своим соплеменникам не больше, чем всем остальным. Не стоит подавать им повод для подозрений и лишних вопросов, тем более что, после того как мы уедем, в табор могут заявиться наши преследователи, вооруженные мечами и туго набитыми кошельками. Мы раздобудем тебе лошадь позже. Совсем скоро. Обещаю.
        Вскоре Роберт отослал ее в кибитку. Когда они приехали в табор, небо уже начало светлеть. До Арабеллы доносились те же звуки, которые она слышала в первом таборе, - лай собак, обрывки песен и фраз на непонятном мелодичном языке.
        Роберт принес котелок с горячим рагу.
        Арабелла села за стол, и они некоторое время молча смотрели друг на друга. Оба готовы были заговорить о том, что волновало их уже давно и о чем они говорить избегали.
        Они по очереди погружали руки в котелок, брали куски сочного мяса и с удовольствием ели, не переставая внимательно, почти настороженно наблюдать друг за другом.
        И вдруг он протянул к ней руку, расстегнул жилет и провел ладонью по ее округлившейся груди.
        Сердце у нее забилось быстрее. Роберт молчал, и Арабелла решила, что он ничего не заметил, что это просто ласка, прелюдия к любовным утехам, которые ждут их, прежде чем он займется продажей лошадей.
        - Мы вместе уже пять недель, - вымолвил он.
        Она проглотила ком в горле и взяла еще кусочек мяса.
        - Да, - кивнула она. Почему, хотелось бы узнать, он завел этот разговор?
        - И все это время у тебя ни разу не было месячных.
        - Нет, - смущенно потупилась она.
        - Когда это было в последний раз, Арабелла?
        Мать с детства приучила ее строго вести счет дням до тех пор, пока со временем в этом не отпадет необходимость. Арабелла задумалась, стараясь вспомнить, и вдруг вскрикнула от боли, когда Роберт слегка сжал ей грудь.
        - Я сделал тебе больно?
        - Совсем чуть-чуть. - Она покраснела до корней волос. - Это было с двадцать пятого по двадцать девятое апреля.
        - Мы встретились девятого мая. Потом ты приехала на следующее утро. Не исключено, что это произошло уже тогда.
        - Наверное, - сокрушенно вздохнула она.
        Ее беременность была настоящей обузой в их положении.
        Он грустно улыбнулся. Его рука, ласкавшая ей грудь, стала нежнее.
        - Это могло случиться только в ту ночь, которую мы провели в лесу. Не позднее. Впрочем, какая разница. Главное, что это случилось. Хотя ты еще молода, может быть…
        - С тех пор как мне исполнилось двенадцать лет, сбоев в цикле ни разу не было, - ответила она вызывающе.
        - Я думал, что…
        - Я знаю. Ты думал то же, что и я.
        - Не раздвигай занавески, - сказал он, поднимаясь. - Никто не должен знать о том, что я не один. Меня не будет несколько часов.
        - Если это действительно случилось… Ты рассердишься на меня? Ты говорил, что у тебя есть снадобье…
        - Говорил, но я не хочу давать его тебе. О, Арабелла… мне не следовало извергаться в тебя. - Он коснулся ее щеки.
        - Да ведь именно это мне необходимо более всего, - возразила она. - Как ты мог лишить этого нас обоих? Дай мне снадобье. Я не боюсь. - В ее глазах появилось то же тоскливое выражение, которое он видел, проезжая мимо королевского шатра на турнире. - Я могу умереть от него?
        - Господи! - воскликнул он и заключил ее в объятия, как маленького испуганного ребенка. - Что за глупости! Нет, Арабелла, ты не умрешь, но это очень больно и отвратительно. И потом время еще не пришло. Не исключено, что все еще поправится. Помолись об этом, - улыбнулся он. - Это лучший совет, который я могу дать тебе сейчас.
        - Помолиться? - горько переспросила она. - Может быть, если я буду ездить верхом…
        - Может быть.
        Оставшись в одиночестве, Арабелла потупилась и стала разглядывать рисунок персидского ковра, на котором стояла босыми ногами. Затем она подошла к зеркалу и внимательно осмотрела свои груди, выискивая внешние признаки того, что, возможно, происходило в ней. Она провела руками по плоскому животу и постаралась убедить себя, что месячные обязательно придут - не сегодня, так завтра.
        С Марией тоже было такое однажды. Она пришла в полное отчаяние и уже готова была звать повивальную бабку, как вдруг все словно по волшебству обошлось…
        И с ней будет так же. Иначе быть не может.
        И все же червь сомнения точил ее сердце. Ее лицо помрачнело, она страшно обозлилась на Роберта. Он не должен был брать ее с собой!
        Сердитое выражение не сходило с ее лица. Она проникалась к Роберту все большей ненавистью. Тем более что на память ей пришли рассказы о женщинах, которые умирали от такого снадобья.
        Почему же она не поверила его предостережению и не послушалась, когда он, уговаривая ее вернуться к отцу, сказал: «Ты сама не знаешь, что выбираешь»?
        Тогда она думала только о прекрасном цыгане и о том, что он сделает с ней, когда она отправит своих спутниц кататься верхом по окрестностям.
        Что она ждала от тех четырех-пяти часов? Он мог дать многое той, которая хотела лишиться девственности и как молитву повторяла: «Я хочу тебя. Ты нужен мне. Я должна получить тебя».
        Он сидел, прислонившись к стволу дерева, и беседовал с ней, не касаясь ее. А вокруг была такая темень, что они не видели лиц друг друга.
        Он говорил о тех жертвах, которые ей придется принести, о том, что скоро она узнает разницу между наслаждением телесной близостью и обязательствами, возлагаемыми на человека любовью.
        Первый жестокий урок она получила, когда он продал Соломона.
        Он предупреждал ее о том, что ей будет невыносимо трудно подолгу не видеть солнечного света, потому что она привыкла к свободной жизни.
        Ей и тогда не понравилась такая идея, но кто знал, что это будет так тяжко!
        Арабелла сжала груди до боли и с отвращением отвернулась от зеркала.
        Он может отправить ее назад с каким-нибудь цыганом. Мать подскажет ей, как избавиться от плода греховной любви. Отец наверняка простит ее.
        Впрочем, в последнем она не была уверена. Вполне возможно, что вместо королевского прощения ее ждет заключение в подземелье.
        Арабелла села на кровать, подперла щеку кулаком и стала размышлять о своей горькой судьбе. Затем поднялась, подошла к столу, положила в рот кусочек мяса, но тут же выплюнула его; оно больше не казалось ей таким аппетитным. Скорее, даже было отвратительным. Это дурной знак. Она обвела взглядом роскошную обстановку кибитки, которая когда-то так восхищала ее, а теперь приводила в неописуемую ярость.
        Он должен отослать ее в замок. Она даже усмехнулась, представив себе его лицо, когда она скажет ему об этом. А может быть, он испытает облегчение, если она примет такое решение вместо него.
        Шло время. Роберт не возвращался, и Арабеллу стали раздражать звуки бурной жизни табора, доносившиеся снаружи. Она разрывалась между яростью и жалостью к себе, обвиняя Роберта в том, что он отнял у нее свободу, поработил ее личность и сделал ее заложницей своих маниакальных страхов.
        Погруженная в размышления, она не заметила, как он вошел и, задержавшись у порога, долго смотрел на нее, словно читая ее мысли, после чего захлопнул дверь.
        - Я купил двух отличных пегих лошадей. Я могу устроить так, что ты отправишься назад в сопровождении троих людей. Они не причинят тебе зла, потому что будут знать, что я жду их возвращения, чтобы заплатить им. Это твой последний шанс, Арабелла. Если ты останешься со мной, тебе все же придется выпить это снадобье, а оно отвратительное. И я не смогу облегчить твою боль. Более того, я не смогу гарантировать, что этого не повторится впредь. Ты можешь ненавидеть меня, если тебе так легче. А теперь спрячься за занавеску. Я принесу воду и запас еды. Мне помогут.
        Она беспрекословно выполнила его распоряжение, пораженная тем, что он заговорил на эту тему сам, что не винит ее в недостатке любви к нему и в трусости перед лицом первого серьезного испытания. Из-за занавески она слышала его шаги, чужой голос, стук чего-то тяжелого об пол. Затем дверь затворилась.
        - Выходи, - промолвил он властно. - Три недели назад здесь были двое всадников, которые искали светловолосого цыгана в красно-зеленой кибитке. - Он улыбнулся. - Ты удивлена? Кибитку придется снова перекрасить. С наступлением ночи ты сможешь ненадолго выйти. А я должен поспать - у меня был тяжелый день.
        Арабелла молча смотрела на человека, который вдруг показался ей незнакомцем. Он готов расстаться с ней и не испытывает ни малейшего сожаления. Их разыскивают, и, отправив ее назад, он сможет больше не опасаться за свою жизнь.
        Роберт разделся, и она не могла отвести горящего взгляда от его прекрасного тела, лица, гордо посаженной головы. Он вызывающе посмотрел на нее, лег на кровать, раскинув руки и ноги, и вскоре заснул.
        Она слышала, как его дыхание стало размеренным и глубоким, и в ужасе подумала о том, что скоро уедет и никогда больше его не увидит. Но что делать, если это единственная надежда на спасение для них обоих!
        Он напоминал статую античного бога: широкая грудная клетка, поросшая светлыми волосами, плоский, мускулистый живот, половой орган, огромный даже в спокойном состоянии. Невозможно было вообразить, что судьбой им уготована разлука на веки вечные.
        Арабелла разделась и, стараясь не разбудить его, прилегла рядом. Она проснулась оттого, что свалилась с кровати. Роберт склонился к ней и, поставив на ноги, внимательно посмотрел в глаза. В них блеснуло восхищенное ожидание.
        - Нет, - категорически отверг он ее безмолвный призыв. - Ты не о том думаешь, Арабелла.
        - О чем же надо думать? - улыбнулась она.
        - О возвращении назад. Там твой дом, семья. Ты принадлежишь им, а не мне. Они уже давно ищут нас, мы можем наткнуться на них в любой момент.
        - Еще совсем недавно я ненавидела тебя и собиралась уйти, - ответила она.
        - Ты и сейчас собираешься уйти.
        Она отвернулась и прижалась к нему спиной. И только спустя много времени его руки легко коснулись ее груди. Он положил ее на постель и лег сверху, зажав ей рот рукой, когда с ее уст сорвался вздох наслаждения.
        Нет, он не собирается ее отпускать! И она не хочет расставаться с ним. Никогда.
        Их близость продолжалась недолго, после чего он без слов оделся и вышел. Арабелла лежала с закрытыми глазами и не думала больше ни о ненависти, ни о возвращении в прежний мир.
        Беременность уже не пугала ее. Преследуют их или нет, что принесет им завтрашний день - все не важно. Тепло, близость - вот единственная реальность.
        Глава 11
        Роберт хотел как можно скорее покинуть табор. Вероятно, он действительно не доверял своим соплеменникам. Кто знает, может быть, их искали здесь не три недели, а три дня назад? Может быть, их преследователи находятся где-нибудь поблизости?
        Они выехали с наступлением темноты и не останавливались до рассвета. Арабелла почти все время сидела около Роберта на козлах. Ее прежняя враждебность породила в ней потребность ощущать его рядом, решение покинуть его навсегда магическим образом претворилось в желание не расставаться с ним ни на мгновение.
        - Давай забудем этот разговор, - предложила она. - Я не оставлю тебя. Неужели тебе бы этого хотелось?
        Роберт сосредоточенно правил лошадьми и не ответил. Когда она коснулась его локтя, он отрицательно покачал головой.
        - Нет, я не хочу терять тебя. Но дело наше дрянь. Признай это, Арабелла, иначе мы не поймем друг друга. Ты была бы в большей безопасности с кем угодно, кроме меня. Даже если они хотят всего лишь забрать тебя и вернуть отцу, мужчинам иногда приходится сражаться.
        - Я знаю, - отозвалась она задумчиво, словно размышляла над такой возможностью впервые.
        Она всегда считала, что им удастся обвести преследователей вокруг пальца и добиться того, что отец и Гуиз откажутся от поисков.
        Но видимо, отец намерен вернуть ее любой ценой. Они с матерью возлагали на нее большие надежды: удачное замужество дочери помогло бы им расширить свои владения. Эту проблему родители обсуждали в ее присутствии последние несколько лет.

«Она для нас ценнее, нежели все ее братья, вместе взятые», - заметил как-то отец, и Арабелла понимающе улыбнулась. Она вовсе не хотела возлагать на себя обязательства, связанные с властью, но интересовалась отцовскими проблемами и в свои двенадцать лет была посвящена в сложности правления государством более чем ее братья.
        - Ты прав, - сказала Арабелла цыгану. - Они не прекратят поиски. Впрочем, не думай, что если отец найдет меня, то будет ко мне милосерден.
        Она замолчала, вспоминая, каким отец бывает в ярости: это случалось нечасто, однако в такие минуты лучше было не попадаться ему на глаза. Раньше его гнев никогда не был направлен на нее саму, сестер или мать, но теперь она неминуемо станет объектом этого гнева.
        - Он вполне может убить меня, - продолжала она. - Особенно если узнает, что я ношу под сердцем твоего ребенка. А ведь я беременна, правда? - Она задумчиво взглянула на грудь и слегка сжала ее. Резкая боль заставила ее поморщиться. Без сомнения, это так.
        - Думаю, да.
        - Откуда ты можешь это знать! - рассмеялась она. - Я спрашиваю тебя, словно ты в состоянии ответить на любой вопрос. Странно, но я верю, что это так. Ты можешь общаться со сверхъестественными силами, я это чувствую. Иначе как бы ты стал таким, каков ты есть?
        Он ничего не ответил, и они оба довольно долго молчали. Светало. Роберт отослал ее в кибитку, где она переоделась и легла спать в надежде, что он ее разбудит, прежде чем заснет сам.
        Однако этого не произошло, и когда она проснулась около полудня, то обнаружила, что он уже на ногах. На нем был костюм оруженосца: трико, плотно обтягивающее бедра и ягодицы, - одна половина зеленая, другая желтая; короткая куртка такой же расцветки. Этот наряд он носил, когда служил у своей графини. Роберт однажды примерил его, когда Арабелла замучила его расспросами о том, как он выглядел в те времена, когда жил с ней.
        Роберт собирался в соседний город на ярмарку, чтобы купить ей коня взамен Соломона. Они были довольно далеко к югу от владений отца и Гуиза, и Арабелла могла по ночам кататься верхом. Это оставалось столь же рискованным, но находиться взаперти ей было уже невмочь.
        - Меня не будет какое-то время. Еда на столе.
        Она вскочила с постели в страшном испуге.
        - Ты вернешься? Ты не оставишь меня?
        - Я вернусь. А ты не очень-то доверяешь мне, да? - улыбнулся он. - Впрочем, как и я. С тебя станется взять Птолемея и ускакать от меня.
        Когда Роберт ушел, Арабелла присела на кровать и задумалась над такой возможностью, которая самой ей в голову не приходила.
        Она взглянула на себя в зеркало и нашла, что за последние несколько недель похорошела. Ее беспокоили болезненные ощущения в груди, но она убеждала себя в том, что это результат неумеренной страсти Роберта.
        Арабелла намеревалась внять предостережению старой цыганки и уберечься от любви. Родители помогали ей в этом, потому что понимали: ее любовь поставит крест на их планах, впустит беду в их дом.
        Но другая Арабелла, о существовании которой она не подозревала, отдалась Роберту телом и душой. Арабелла отказывалась верить в то, что та женщина, которую она видит в зеркале, - это она сама. И в то же время было приятно осознавать, что это чувственное создание, обладающее огромной притягательной силой для мужчины, а значит, и властью, - неотъемлемая часть ее личности.
        Арабелла всегда была хозяйкой собственной судьбы при условии, что она выполнит единственное требование матери: сохранит для будущего супруга девственность.

«Если ты согрешишь с каким-нибудь пажом - а для меня не секрет, что ты любишь с ними поразвлечься, - то останется только одно средство. И ты знаешь какое», - так сказала ей мать накануне двенадцатилетия.
        Мария, у которой жизненного опыта было побольше, рассказала ей, как поступают с принцессами, утратившими невинность до свадьбы: повивальные бабки зашивают им девственную плеву. Одно описание этого процесса заставило Арабеллу тогда застонать от воображаемой боли.
        Когда она выглядывала в окно и видела цыгана, сидевшего на корточках у костра, то ловила себя на мысли, что в нем есть то благородство, которым отнюдь не обладают люди, благородные по рождению. Он всегда чувствовал ее взгляд и оборачивался. В эти минуты она страстно вожделела его.
        Около полудня она услышала стук копыт, хотя Калиф не издал ни единого звука, поскольку привык встречать хозяина с молчаливым достоинством. Она выглянула в окно и увидела, как цыган спешился и погладил по шее гнедого скакуна, которого привел в поводу. Арабелла бросилась к двери и, позабыв о мерах предосторожности, забарабанила в дверь кулаками.
        - Выпусти меня! Я хочу посмотреть на него! Дверь распахнулась, и она готова была выбежать из кибитки, но цыган удержал ее за плечи.
        - Еще светло. Надень плащ и спрячь волосы под капюшон, - сказал он.
        Они вместе тщательно осмотрели коня, не упустив ни одной детали.
        - Это не Соломон, - обронил цыган.
        - Я и не ждала другого, - ответила она, хотя в голосе у нее звенели слезы.
        - Такой же великолепный конь, как Соломон, стал бы привлекать к нам внимание. А это рискованно.
        - Этот тоже очень хорош.
        Арабелла прекрасно разбиралась в лошадях, не хуже, чем цыган. Возможно, это единственное, в чем она не уступала ему.
        Жеребец косился на нее и беспокойно переступал с ноги на ногу, пока они с Робертом осматривали его со всех сторон. Казалось, он тоже оценивает своих новых хозяев.
        - А он не слишком норовист?
        - Нет. Я специально поинтересовался этим, потому что тебе некогда его объезжать.
        - Это я умею! - рассмеялась она.
        - Не сомневаюсь. Но тебе придется приучить его к мысли, что ты его хозяйка.
        Он стал рассказывать ей, как цыгане приучают своих коней слушаться только хозяина. Она не раз замечала, как заботливо Роберт относится к своим лошадям. Проходя мимо, он не упускал случая ласково погладить их, потрепать по холке. В его движениях в этот миг сквозила та же нежность, с какой он прикасался к женщине.

«Почему европейцы обращаются с лошадьми иначе, для меня всегда оставалось загадкой», - говорил Роберт.
        - Как его зовут? - спросила Арабелла, гладя жеребца по шее.
        - Сарацин. Ему три года. Он уже привык к своему имени. Я думаю, его лучше не менять.
        - Сарацин, - прошептала она, - нам с тобой предстоит долгий путь. - Она обернулась к цыгану. - Я могу проехаться на нем сейчас?
        - Нет, еще слишком рано.
        - Но поблизости никого нет.
        - Я видел троих человек у реки. Проедешься позже, когда мы тронемся в путь. А пока вернись в кибитку.
        Арабелла бросила на него укоризненный взгляд, однако повиновалась. Он последовал за ней.
        - А кто был его хозяином раньше? Он любил его? Хорошо с ним обращался?
        - Сарацин в прекрасной форме. Я проехал на нем несколько миль.
        Роберт умывался, низко склонившись над тазом, а она наблюдала за ним. Когда он обернулся, вытираясь полотенцем, она медленно двинулась к нему.
        Они долго смотрели друг на друга, словно пытались понять, насколько каждый из них важен для другого, чтобы пойти на риск сближения.
        Роберт вышел задать корм лошадям, даже не прикоснувшись к ней.
        Внутренне сжавшись от щемящей пустоты, как будто он сказал ей, что она ему больше не нужна, Арабелла смотрела в окно. Роберт не оглянулся, хотя она простояла у окна долго.
        В последний раз они занимались любовью сутки назад, за полчаса до того, как покинуть цыганский табор.
        Теперь она думала о том, что он ненавидит ее. Впрочем, не без оснований. То, что она осталась с ним, может стоить ему жизни. Она станет причиной его погибели, и это может случиться в любую минуту.
        Он говорил, что независим. По-прежнему ли это так? Пожалуй, нет. Он зависит если не от ее любви к нему, то от своей любви к ней, которая стала для него почище любой опасности.
        Так и есть.
        Цыган отказался от своей жизненной философии ради нее и не сможет больше к ней вернуться.
        Наконец Роберт вошел в кибитку с ведром воды. Она услышала, как дверь открылась, но не обернулась, решив, что если сейчас что-то и произойдет, то только по его инициативе.
        Она продолжала изучать Сарацина, невольно сравнивая его с Соломоном. Отец высоко ценил чистокровность своих лошадей - не в меньшей степени, чем родословную семьи, - и научил Арабеллу тому же.
        Слыша, как Роберт раздевается, как обливается водой, она решила не оборачиваться, ожидая, что он заговорит первым. Это ожидание казалось ей бесконечным. Стемнело, но она не зажигала свечу. Вскоре раздался шорох полотенца, затем шаги цыгана.
        Он встал у нее за спиной. Немного погодя его руки коснулись ее обнаженной груди, проникнув под жилетку. Он сел на табурет и потянул ее за собой, не поворачивая к себе лицом. Его фаллос проник внутрь, и Арабелла невольно вскрикнула от неожиданности, боли и радости одновременно. Ее слух ласкали нежные слова, которые он шептал по-цыгански сквозь стиснутые зубы.
        Ее страхи, ревность, мстительные мысли исчезли.
        - Слава тебе Господи! Для тебя это стало такой же сладкой мукой, как и для меня, - прошептала Арабелла.
        Каждая частичка ее тела пульсировала, когда он с силой сжимал ей грудь и живот, словно хотел преодолеть барьер, образованный плотью и мешающий им стать одним целым, слиться в едином потоке жизни.
        Какое-то время он оставался недвижим, и пульсация усилилась.
        Арабелла подумала о том, что вот так, наверное, наступает конец света, созданного за шесть дней и шесть ночей, который наконец-то стал для Роберта таким же непереносимо-мучительным, как и для нее. Они достигли такой несказанной близости, о какой раньше и не мечтали.
        Несколько минут они лежали без движения. Она утратила страх перед миром и возможным предательством своего тела. Все ее чувства сконцентрировались на их соитии.
        Роберт не мог быстро избавиться от напряжения, и Арабелла покорно ждала. Он приподнял ее и развернул к себе лицом в полной темноте. Они не видели друг друга, но достигли того уровня первозданного единения, которое свет только разрушал бы.
        - Не покидай меня… Ради Бога, не оставляй меня…
        - Я не могу тебе больше ничего дать, Арабелла, - вымолвил Роберт и заснул.
        Она набросила плащ и вышла, чтобы поближе познакомиться с Сарацином. Темень была непроглядная, но она надеялась, что конь узнает ее голос. Цыган научил ее говорить с животным ласково, долго, успокаивающе, гладить его по шее.
        У нее дрожали ноги от усталости, однако она надеялась, что общение с конем восстановит ее силы.
        У Арабеллы было несколько часов, чтобы подружиться с конем, прежде чем они снова двинутся в путь. Сарацин стоял неподалеку от Одиссея и Птолемея. Арабелла заговорила с ним тем же тоном, каким она привыкла говорить с Соломоном, затем стала гладить его по морде и шее. Он дернулся, но вскоре затих и успокоился.
        Арабелла общалась с конем и мечтала о том, чтобы оказаться в постели с Робертом. В последнее время Роберт чаще и дольше стал спать. Это дурной знак, подумала она. И, к сожалению, не единственный.
        Глава 12
        Сарацин не был оседлан, потому что Арабелла привыкла ездить без седла. Она вставила ногу в стремя и вскочила ему на спину так легко, словно только что слезла с Соломона.
        - Не отъезжай далеко. Если захочешь проехаться быстро, не удаляйся от кибитки дальше чем на два корпуса.
        Они тронулись в путь. Подвижное животное, на удивление послушное при том, что она ехала на нем впервые, приводило ее в восторг. Ей было приятно сжимать его бока коленями, чувствовать упругость уздечки.
        Прежнее состояние умственного и физического истощения растаяло. Сарацин был послушен ее голосу и рукам, сжимавшим поводья. Арабелла понимала, что он уже воспринимает ее как свою хозяйку.
        Она обогнала кибитку и услышала за спиной тяжелый стук копыт впряженных в нее лошадей. Время от времени Роберт обращался к ней, но никогда не называл ее по имени.
        - Не торопись. Помедленнее.
        Она подавляла в себе желание пустить коня вскачь, как когда-то Соломона, который в таких случаях тут же срывался с места и мчался по полям как безумный, до тех пор пока они оба не падали в изнеможении. Однако цыган, предполагая подобную выходку, предупредил ее о том, что такая верховая прогулка станет для нее последней.
        Внезапно кибитка у нее за спиной остановилась - слишком быстро, как ей показалось.
        - Пора, - окликнул ее Роберт.
        - Можно я проедусь еще немного? - попросила она, подъезжая к нему.
        Роберт не ответил. Она спрыгнула на землю и отдала ему поводья, а затем уселась рядом с ним на козлы. Сарацин пошел в поводу, Калиф бежал между Птолемеем и Одиссеем.
        - Тебе понравился новый конь? - поинтересовался Роберт.
        Она взяла его руку в свою и поцеловала, давая понять, что благодарна ему за попытку компенсировать отсутствие Соломона.
        - Да, конечно! А я смогу немного проехать верхом следующей ночью?
        Роберт долго хранил молчание и наконец спросил:
        - У тебя нет неприятного ощущения в груди?
        Арабелла машинально просунула руку под плащ и потрогала грудь, которая болезненно ныла.
        - Есть, - неохотно подтвердила она.
        - Почему бы тебе не поспать?
        - Я не хочу спать. Я хочу остаться с тобой. Но уже через несколько минут она склонила голову ему на плечо и задремала.
        Арабелла проснулась оттого, что кибитка остановилась. Она открыла глаза и увидела, что лежит на кровати, ее плащ отброшен в сторону, а Роберт снимает с нее турецкие шаровары.
        - Спи. А мне еще нужно найти место, где мы могли бы спрятаться до темноты. - Он погладил ее по голове, поцеловал в лоб, как целуют на ночь ребенка, и накрыл простыней до подбородка, стараясь не разбудить ее окончательно. - Спи, - повторил он, и она послушалась.
        Проснувшись в очередной раз, она обнаружила, что сквозь задернутые занавески пробивается дневной свет, а Роберт спит рядом с ней. Она хотела было разбудить его, но удержалась, вспомнив, что он всю ночь провел без сна на козлах.
        Следующее пробуждение принесло ей новое разочарование: Роберта не было. Она догадалась, что он ушел раздобыть еду - вот уже полтора дня они ничего не ели.
        Арабелла села на кровати и тут же легла обратно. Что это? Неприятное чувство зародилось у нее в желудке и стало подниматься вверх, к горлу. Неужели ее будет тошнить?
        Она снова попыталась сесть, теперь медленно и осторожно. Тошнота отступила, но очень хотелось есть.
        Арабелла умылась, расчесала волосы и почистила зубы, потом забралась в лохань, где ее и нашел Роберт по возвращении.
        - Здесь неподалеку крестьянское хозяйство. Я принес жареный бок ягненка…
        Она улыбнулась, а он стал выкладывать съестные припасы на стол.
        - Иди сюда, пожалуйста.
        Он неторопливо повернулся к ней и, словно повинуясь магическому заклинанию, снял с себя рубашку и штаны и влез в лохань, посадив ее сверху. Потом вошел в нее, и она почувствовала себя умиротворенной. Они долго смотрели друг на друга, задумчиво и серьезно.
        - Бывают минуты, когда я чувствую, что мы стали одним целым, - нарушила молчание Арабелла.
        - Я знаю. У меня тоже бывают такие минуты.
        Четыре дня спустя она проснулась утром с ощущением, что ее стошнит. На сей раз, она понимала, что избежать этой неприятности ей не удастся. Она успела добежать до ночной вазы и склониться над ней. После нескольких позывов ее вырвало остатками вчерашнего ужина.
        В таком положении ее нашел Роберт. Она попыталась отмахнуться от него.
        - Не смотри на меня. Это ужасно.
        Но он не оставил ее. Напротив, принес чистое полотенце, наполнил умывальник водой и дал соли, чтобы она могла почистить зубы, затем помог ей подняться на ноги, обнял за плечи и подвел к умывальнику. Через несколько минут Арабелла сидела за столом, с аппетитом ела и уверяла Роберта в том, что такое с ней случается, когда она голодна. Она старалась казаться веселой.
        И вдруг она отодвинула миску.
        - Роберт, что ты намерен делать? - Ее голос и взгляд были виноватыми.
        - Мы подождем еще шесть недель. К тому времени приблизительный срок достигнет трех с небольшим месяцев.
        - Тогда ты должен будешь… я должна буду…
        - Да.
        Она вгляделась в его лицо в поисках сожаления, отвращения или ненависти. Однако в его взгляде не было ничего, кроме сострадания и нежности.
        Роберт слишком хорошо знал, к чему ей следует готовиться.
        - Ты будешь по-прежнему хотеть меня?
        - Ну конечно, - улыбнулся он. - Не думай об этом. Ты же понимаешь, что это так.
        Ее стало тошнить каждое утро - к счастью, после того, как Роберт уходил. Сначала она ненавидела себя, затем ее гнев обратился против Роберта, которого она обвиняла в этой подлости. Однако к полудню жизненные силы возвращались к ней, а вместе с ними обожание.
        Через шесть дней головокружение и тошнота бесследно прошли.

«Может быть, все кончилось?» - печально подумала она, опасаясь делиться с Робертом своими надеждами.
        Последствия их близости не доставляли ему неприятных ощущений, в отличие от нее. Он принимал ее недомогания как любое другое проявление человеческой природы. И к ее огромному удивлению, потребность друг в друге у них возросла, а не уменьшилась.

«Некоторые женщины не испытывают тошноты на протяжении всех девяти месяцев. А некоторые наоборот». Когда он говорил так, она ненавидела его и ревновала.
        Казалось, он исподволь готовит ее к тому, что должно произойти в один прекрасный день. Он хотел убедить ее в том, что та процедура, через которую ей придется пройти, вовсе не так уж отвратительна.
        И откуда только он все это знает?
        Каким-то чудесным образом неожиданно оказалось, что ее не волнуют женщины, которые были с ним раньше. Теперь он любит ее, а они для него больше не существуют. Странно, что эту истину, такую простую и неизменную, она не могла постичь с того самого дня, когда Роберт выехал на турнир в доспехах Гуиза.
        Если бы она не поддавалась животному страху потерять его навсегда, то поняла бы это давно.
        Каждую ночь она общалась с Сарацином, постепенно завоевывая его расположение и доверие. В конце концов, ей удалось добиться того, что он слушался ее, повинуясь малейшему движению поводьев. Стоило ей шепнуть ему на ухо пару ласковых слов, и он готов был мчаться, не разбирая дороги. В таких случаях цыган останавливал Арабеллу окриком.
        - На дороге никого нет, - возражала она.
        - Да как сказать. Есть люди, которые предпочитают путешествовать, оставаясь незамеченными. Они едут ночью, в спешке, по важным поручениям.
        - Так же, как мы.
        Арабелла стала ездить на Сарацине кругами, не удаляясь от кибитки. Она каталась по нескольку часов в ночь. Ее мышцы снова начали наливаться силой.
        Вскоре они доберутся до моря - этого события она ждала со все возрастающим нетерпением - и будут в безопасности. Навсегда.
        Арабелла не имела ясного представления об их будущем, несмотря на то, что они с Робертом часто говорили о нем. Она свято верила в то, что их души и тела навечно пребудут вместе: они были преданы друг другу, их взаимное желание близости становилось все более неутолимым, духовное родство все сильнее заявляло о себе. Она уверила себя в том, что они не причинят друг другу никакого зла.
        - Я так счастлива, - сказала она ему однажды утром и обняла за плечи, привлекая к себе. - Как хорошо, что ты не отправил меня домой в ту ночь, которую мы провели в лесу! И все твои предупреждения…
        - Они не голословны.
        Физическая близость в последнее время приобрела для них обоих особую прелесть: она стонала от боли, а не от наслаждения, а он все чаще говорил с ней по-цыгански.
        Арабелла помнила его предостережения; и не только его присутствие вынуждало ее к этому - она думала о них и тогда, когда примеряла юбки, шелковые шаровары, расшитые золотом жилетки, расчесывала волосы, красила глаза и соски или просто сидела у окна, перебирая струны лютни и напевая цыганские мелодии, которым он обучал ее. Они не были похожи на песни северян, которые она слышала с детства. Это были длинные, печальные мелодии - песни народа с трагической судьбой.
        Она часто вспоминала, с какой горечью он говорил ей в лесу о присущем его народу чувстве юмора. Роберт высоко ценил цыганский юмор - достояние того народа, к которому он не переставал себя причислять.
        Тогда он предупреждал ее, что она не отдает себе отчета в том, на какую жизнь обрекает себя. А она стояла на своем.
        Она выбрала его. И этот выбор сделало ее сердце.

«Когда я оставлю тебя, я отправлюсь на юг, в тот край, где я вырос, туда, где моя родина. А твой отец найдет тебе подобающего мужа…»
        Тот муж, которого найдут ей родители, никогда не узнает о ней столько, сколько знает цыган с того самого дня, когда они познакомились. С тех пор прошло уже семь недель.
        - Если бы это могло разрешиться само собой, это давно уже произошло бы, - сказала она обреченно.
        - Наверное, ты права. Но мы еще подождем. Арабелла была не против подождать, оттянуть событие, которого опасалась больше всего на свете.
        Она не могла даже Роберту признаться в том, как боится.
        Она притворялась, что боль, кровь, отвращение, ощущение того, что вместе с ребенком она теряет собственную жизнь, нисколько не пугают ее; что она легко перенесет цыганское снадобье, уничтожающее последствия любви.
        - Ты не покинешь меня, когда я приму его? Ты останешься со мной?
        - Оставить тебя?! - Он взглянул на нее с искренним недоумением. - Господи! Да как это могло прийти тебе в голову?
        Арабелла попыталась забыть свои тревоги в близости с Робертом. Следующие несколько недель прошли в напрасном ожидании чудесного освобождения от нежелательного плода их любви. Она не предполагала, что тяга к жизни у этого создания окажется столь непреодолимой. Удивительно, что их первая ночь любви, когда они и думать забыли о средствах предохранения, о целебных травах и уксусе, имела такие серьезные последствия!
        Каждый раз, пуская Сарацина вскачь, Арабелла надеялась, что именно сейчас произойдет избавление, доказательством чему будет кровавое пятно на попоне.
        Со временем она запретила себе питать напрасные надежды.
        Роберт даст ей снадобье, когда придет срок. Он узнает об этом, исследуя ее лоно, и не ошибется. Ее беременность станет ужасной обузой для них обоих, подвергнет их опасности быть обнаруженными ее отцом и Гуизом.
        Каждую ночь она ездила верхом на Сарацине. Скачка опьяняла ее, ощущение свободы кружило голову, и все труднее было сдерживаться и не пренебрегать предостережением Роберта.
        Арабелла мечтала изо всех сил пришпорить коня и сорваться с места вскачь, так, чтобы ветер засвистел в ушах и сердце восторженно забилось в груди. Она умела ездить на лошади только так.
        - Ну, пожалуйста, - просила она, возвращаясь к кибитке на призыв цыгана. - Всего один раз.
        - Это невозможно, Арабелла, - отвечал он добродушно, понимающе улыбаясь, но не терпящим возражений тоном. - Сарацин оказался гораздо лучше, чем я предполагал. Он вполне может обогнать Калифа. А мне нужно, чтобы на тот случай, если вдруг появятся нежданные гости, пес был рядом с тобой. Тогда у меня будет время прийти тебе на помощь.
        Арабелла выслушала эту тираду и весело вонзила пятки в бока Сарацина, как будто слова цыгана не имели к ней отношения. Но стоило ей удалиться, как за спиной у нее раздался оклик по-цыгански. Она притворилась, что не услышала, но вскоре слух ей резанул громкий свист. Арабелла оглянулась и увидела, что следом за Сарацином по дороге, освещенной лунным светом, бежит Калиф.
        Она вынуждена была остановиться и подождать, пока кибитка нагонит ее. Она полной грудью вдыхала аромат цветущих деревьев, такой густой, что казался осязаемым, и смотрела вдаль, на белеющую в темноте дорогу.
        Она была счастлива и вместе с тем сердита. Когда кибитка остановилась рядом, она даже не захотела взглянуть на Роберта, хотя чувствовала, что он подошел к ней совсем близко.
        Они долго молчали. Арабелла смотрела в сторону, неожиданно вспомнив о том, что она принцесса. Это случалось крайне редко с тех пор, как она примчалась в лес на свидание с человеком, чья красота заставила ее провести бессонную ночь.
        - Арабелла, ты считаешь, что я пытаюсь подчинить тебя? - спросил вдруг Роберт, крепко ухватившись за поводья Сарацина. - Ты поэтому с каждым разом скачешь все быстрее и отъезжаешь все дальше от кибитки?
        - Я так езжу потому, что это доставляет мне удовольствие, - ответила она, не глядя на него. - Огромное удовольствие. На дороге никого нет. Мы уже много часов не встречали ни единого человека.
        - Ты прекрасно знаешь, что это опасно, - недовольно отозвался Роберт. Круто развернувшись, он быстрым шагом направился к кибитке. - Оставайся поблизости - или вообще не будешь ездить.
        Арабелла молча наблюдала за тем, как он влез на козлы и взял в руки вожжи. Кибитка приблизилась к ней, раскачиваясь из стороны в сторону и подпрыгивая на ухабах. Когда она поравнялась с Арабеллой, та заговорила с Робертом, желая напомнить ему его же слова, произнесенные в их первую ночь:
        - «Никогда не подчиняйся мне, Арабелла. Если ты останешься со мной, у тебя и без того будет полно забот». Разве ты имел в виду не это?
        Он даже не обернулся, и Арабелле пришлось догонять его. Поравнявшись с козлами, она стала терпеливо ждать ответа.
        - Разумеется, и это тоже. Но в некоторых ситуациях ты должна меня слушаться. Для своего же блага.
        Роберт так и не взглянул на нее, и Арабелла свесилась с коня, чтобы ласково коснуться его руки.
        - Я больше не буду так поступать. Обещаю.
        Они долго ехали бок о бок. Наконец цыган нарушил молчание:
        - Я бы многое отдал за то, чтобы снова увидеть, как ты мчишься на коне по степи так, как в то утро… - Он осекся, словно ему тяжело было говорить об этом. - Тогда ты со своими спутницами была так весела и беззаботна.
        - Я и теперь такая, - попыталась успокоить его Арабелла. - Правда, не так свободна, как раньше. Зато я радостна. Я счастлива так, как никогда прежде. И это потому, что…
        У нее перехватило дыхание, и она замолчала, опасаясь, что расплачется. Взмахнув рукой, Арабелла пустила Сарацина вскачь, но не вперед по дороге, а вокруг кибитки. Ее радостный смех зазвенел в ночной темноте. Ей так хотелось вселить в себя и в Роберта уверенность в том, что их ждет счастливое будущее.
        Глава 13
        Спустя две недели, в ту ночь, когда дорога была прекрасно освещена луной и в безоблачном небе сияли огромные звезды, Арабелла неожиданно для самой себя нарушила приказание цыгана. Она пустила Сарацина галопом и быстро удалилась от кибитки на такое расстояние, что уже не слышала тревожных криков Роберта.
        Лишь все учащавшийся стук копыт Одиссея и Птолемея преследовал ее - кибитка пыталась набрать скорость, но безуспешно. Арабеллу опьянила скачка, она пригнулась к гриве и крепко сжала поводья. Нашептывая на ухо Сарацину ласковые слова, она отдалась во власть восхитительного ощущения свободы и безотчетной радости.
        Раздался свист, и Калиф отозвался на него лаем. Однако Арабелла даже не оглянулась. Она ехала без седла, и скачка требовала от нее полной самоотдачи: трудно было удержать равновесие на такой скорости.
        И вдруг Арабелла перестала слышать стук копыт за спиной. Она бросила взгляд через плечо и увидела, что Роберт распрягает лошадь, чтобы броситься за ней в погоню. Калиф тем временем догонял Сарацина, расстояние между ними быстро сокращалось.
        Арабелла распласталась по спине Сарацина и словно одержимая стала колотить голыми пятками по его бокам. Она как будто вызывала Роберта на поединок, предвкушая захватывающую борьбу. Впрочем, выносливые, но тяжеловесные тягловые лошади не были предназначены для скачек.
        В эту минуту на дороге откуда ни возьмись появился всадник. Он скакал наперерез и скорее всего уже давно преследовал Арабеллу, однако она не заметила его раньше.
        - Стой! Именем короля! - крикнул он, но Арабелла прекрасно знала, что такой трюк используют разбойники, чтобы остановить путников, поэтому не отреагировала на него.
        Она не сразу поняла, что если продолжит скакать вперед, то он неминуемо настигнет ее. Упустив много времени, Арабелла стала разворачивать Сарацина. Всадник повторил свой призыв остановиться. Он настигал ее, и ему удалось схватить ее за край плаща. Арабелла дернулась, но не смогла освободиться. Тогда она на полном скаку развязала тесемку на шее и отшвырнула плащ в сторону преследователя.
        Страх и азарт погони завладели всем ее существом, и она не сразу заметила Роберта, который стремительно мчался ей на помощь с криками:
        - Возвращайся в кибитку! Быстро!
        Гибкая спина Калифа промелькнула перед самыми копытами Сарацина, как только Арабелла потянула его за поводья, вынудив встать на дыбы. Она оказалась совсем рядом с незнакомым всадником, когда услышала хруст сухожилия - это Калиф мертвой хваткой вцепился в переднюю ногу коня. Всадник повалился на землю, а долину огласило оглушительное ржание раненого животного. Вскочив на ноги, незнакомец бросился к Калифу, надеясь отогнать его.
        Цыган в мгновение ока спрыгнул с Одиссея и побежал к всаднику, но Калиф опередил его и вонзил острые зубы ему в горло. Мужчина стал захлебываться собственной кровью.
        У Арабеллы перехватило дыхание, когда она увидела, как Роберт достал из-за пояса нож и склонился над незнакомцем. Одно неуловимое движение - и он снова выпрямился, потом круто обернулся к ней.
        - Я же велел тебе возвращаться в кибитку!
        Но она спешилась и подошла к Роберту, испытывая жуткий страх остаться в одиночестве. Она чувствовала, что лишь с ним рядом может быть в безопасности.
        - Уходи скорее, он наверняка не один.
        Она не шевельнулась, и через миг ее щеку обожгло болью: впервые в жизни ее ударили по лицу. Роберт с силой тряхнул ее за плечи, отчего она пошатнулась.
        - Убирайся отсюда!
        Он покосился на мужчину, который бился в судорогах в луже липкой крови, и оглянулся. Его взгляд был так страшен, что Арабелла сочла за благо не спорить, взяла под уздцы Сарацина и побежала к кибитке.
        Немного погодя до нее донесся предсмертный хрип коня: Роберт перерезал горло несчастному животному, спасти которое уже было невозможно.
        - О! - невольно воскликнула она.
        Роберт подобрал оброненный ею плащ и направился следом за ней. В его медленной походке сквозила угроза. Арабелла поспешила скрыться в кибитке. Роберт стал впрягать Одиссея, затем привязал Сарацина на длинный повод, чтобы тот мог трусить за кибиткой следом.
        Арабелла наблюдала за ним из-за занавески. Вдруг он подошел к двери, и она услышала, как лязгнул замок. Бросившись к двери, она стала колотить в нее кулаками.
        - Выпусти меня!
        Ее возмутило то, что он запер ее. Более того, ей казалось, что, обрекая ее на заточение, он преследует какую-то злодейскую цель.
        - Я сворачиваю с дороги! - крикнул он ей. - Может быть, у нас еще есть шанс спастись. Держись крепче!
        Кибитку тряхнуло, а когда она сорвалась с места, стало швырять из стороны в сторону. Они быстро спускались с холма. Арабелла с опозданием отреагировала на предостережение Роберта и теперь билась то об одну стену, то о другую, едва успевая выставить руку, чтобы смягчить удар. Когда кибитка так сильно накренилась, что, казалось, она вот-вот опрокинется, Арабеллу отшвырнуло на кровать.
        - Черт бы его побрал! - сквозь стиснутые зубы злобно процедила она, ухватившись за деревянную спинку.
        Она дрожала от страха, вспоминая, что случилось только что на дороге. А ну как этот человек действительно был не один? И в то же время ее трясло от негодования, потому что цыган осмелился поднять на нее руку. Вскоре они достигли подножия холма, и кибитка покатилась медленнее, подскакивая на крупных валунах; послышался плеск воды - видимо, они переезжали вброд ручей.
        Арабелла с трудом поднялась на ноги и заковыляла к двери.
        - Выпусти меня сию секунду! - снова потребовала она.
        Роберт не ответил.
        Через минуту она опустилась на колени перед дверью, затем повалилась на пол и заплакала от полного бессилия. Казалось, эта авантюра не сулит ничего, кроме гибели для них обоих.
        Незаметно она задремала. Кибитка плавно катилась в темноте. Плеска воды больше не было слышно, потому что они давно миновали русло ручья.
        Очнувшись от полусна, она поползла по полу в дальний конец кибитки, приняв жестокое решение.
        В одном из сундуков, в искусно инкрустированном кипарисовом ларце, хранилась коллекция старинных ножей в кожаных ножнах - добыча какого-нибудь крестоносца, привезенная с Востока. Ножи были так остры, что перерезали волос. Роберт не раз предупреждал ее, чтобы она обращалась с ними осторожно. Это оружие было предназначено для того, чтобы убивать - перерезать горло в мгновение ока или войти в сердце между ребер так быстро, что жертва не успеет ничего понять.
        Арабелла открыла крышку и аккуратно достала нож, вытащила его из ножен и завернула в кусок полотна, попавшегося под руку. Вернувшись к кровати, она засунула нож под ковер, так чтобы торчала только рукоятка. Теперь она могла легко дотянуться до него и схватить, едва Роберт откроет дверь.
        Мучаясь жаждой мести, ненавистью и предвкушая ужасную картину расправы, когда она вонзит нож в горло Роберта, Арабелла неожиданно для себя провалилась в глубокий сон, что в последнее время бывало с ней довольно часто.
        Она проспала много часов, а проснувшись, обнаружила, что занавеска на окне чуть-чуть отдернута и внутрь пробивается дневной свет.
        Еще через миг она увидела, что цыган стоит на коленях возле кровати и держит в руках спрятанный ею нож. Его рукоятка была обращена к ней. Роберт словно предлагал ей взять нож и воспользоваться им так, как она задумала. Выбор оставался за ней.
        Арабелла в страхе отпрянула и протестующе замахала руками, как будто лезвие было направлено на нее. Взгляд Роберта был холоден и невозмутим. Она не смогла прочесть в его глазах ни любви, ни ненависти, ни сожаления, ни укоризны - ничего, что говорило бы о том, какие мысли бродят у него в голове, какие чувства овладели его сердцем.
        - Убери его, - тихо попросила она и расплакалась, отвернувшись от Роберта.
        Она готова была сквозь землю провалиться со стыда, точно нанесла ему удар, гораздо более серьезный, чем тот, который задумала, перед тем как заснула.
        Арабелла слышала, как он подошел к сундуку, открыл крышку и убрал нож. Когда она оглянулась, он уже снова стоял возле кровати. Она села, но взгляд Роберта стал предостерегающим - он не хотел, чтобы она прикасалась к нему, отвергая любую попытку примирения. Руки у нее безвольно опустились. Она вцепилась в спинку кровати так, что побелели костяшки пальцев.
        - Никто никогда не обращался так со мной, - прошептала она, но не добилась ответа. Его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным. - Никто не поднимал на меня руку.
        Только теперь она заметила, что его рубашка и штаны залиты бурой засыхающей кровью. Чья она? Человека или животного? Впрочем, и убитый всадник, и его конь теперь далеко. Они ехали, не останавливаясь всю ночь.
        - Это была не ярость, - ответил Роберт. - Я сделал это от страха за тебя. Он мог быть не один.
        - Он был один.
        - Мы этого не знали. Мы до сих пор этого не знаем. Он мог выехать на разведку или отстать от своего отряда.
        Теперь на его лице блуждала мрачная усмешка. Она не привыкла к такому его выражению и неверяще покачала головой.
        - Ты видел кого-нибудь еще?
        - Мы сразу свернули с большой дороги, если ты помнишь, и довольно долго ехали вдоль ручья, чтобы не оставить следов. Я даже не остановился, когда рассвело, дабы как можно дальше убраться от того места… Арабелла…
        Она подняла на него глаза.
        - Что?
        Он молчал, и она схватила его за руки, прижала их к своей груди и тихо вымолвила: - Ты простишь меня? Он печально усмехнулся.
        - Несколько часов назад ты хотела убить меня. Интересно, а что было бы, если бы я вошел сюда раньше? Неужели ты могла бы убить меня, Арабелла?
        Она выпустила его руки, потупилась, и в тот же миг по ее щекам заструились горькие слезы, которые теперь казались по-детски смешными и глупыми. Она ведь действительно собиралась убить его, думала, что сумеет это сделать.
        - Я не знаю, - прошептала она. - Ты бы все равно не допустил этого.
        - Отчего же? Если ты и вправду так сильно ненавидишь меня… я мог дать тебе убить меня.
        Арабелла бросилась на кровать. Ее душили рыдания, она ненавидела себя, проклинала за глупость и слабость.
        - Прости меня, прости… - повторяла она, задыхаясь от слез и впиваясь зубами в подушку.
        Она услышала, как он направился к двери. Он вполне мог бы забрать сейчас лошадей и оставить ее запертой в кибитке. Тогда ей грозила бы голодная смерть или, что еще хуже, ее могли найти какие-нибудь разбойники.
        Роберт переоделся и сказал:
        - Уже позднее утро. Кони могут попастись здесь, но Калиф ничего не ел уже целые сутки. Впрочем, я тоже. Я скоро вернусь.
        Он ласково погладил Арабеллу по голове. Она решила, что прощена, и радостно обернулась. На его губах играла насмешливая улыбка, но глаза были по-прежнему холодны и внимательны. Она схватила его за руку и притянула к груди.
        - Ты простил меня, правда? Он рассмеялся.
        - Да? - с надеждой спросила она, прижимая его ладонь к груди. Он не убрал руку, но и не стал ее ласкать. - Скажи, да?
        - Я принесу свежей воды.
        Арабелла слышала, как отворилась дверь, затем в лохань полилась вода, деревянное ведро стукнуло о пол, дверь снова скрипнула, щелкнул замок, и все стихло.
        Она подбежала к окну и увидела, как Роберт удаляется по направлению к лесу. Вскоре он скрылся среди деревьев.
        Он не вернется. Он оставил ее навсегда.
        Эта уверенность была так сильна, а отчаяние так глубоко, что Арабелла почувствовала себя физически и духовно опустошенной. Она задернула занавеску и села на кровать.
        Окровавленная одежда Роберта, ее порванный плащ - все это лежало грудой в углу с прошлой ночи.
        Она осторожно подошла к зеркалу, чтобы выяснить, произошла ли в ее лице какая-нибудь перемена после недавних событий. Наверняка что-то должно было измениться, коль скоро некая дьявольская сила сначала заставила ее пустить Сарацина вскачь, увлечься этой безумной гонкой, а затем поселила в ее сознании жажду кровавой мести, желание убить Роберта.
        Она отодвинула занавеску, чтобы впустить в кибитку дневной свет, и с внутренним трепетом вернулась к зеркалу, боясь увидеть собственное отражение.
        Но Арабелла не нашла в своей внешности никаких изменений и вспомнила слова Роберта, которые он произнес, когда она подошла к зеркалу после очередного соития, чтобы взглянуть на себя: «Юность тем и хороша, что внешность остается неизменной при любых обстоятельствах».
        Разумеется, он любит ее.
        Она посмотрела на свою грудь, слегка сжала ее и с изумлением обнаружила, что она стала полнее, чем несколько дней назад. Арабелла долго с восхищенным благоговением рассматривала свое тело, которое за последнее время сильно изменилось: формы округлились, стали более женственными, приобрели плавность и законченность линий.
        Она задернула занавеску и влезла в лохань.
        У нее появился план, как одеться, чтобы отвлечь Роберта от воспоминаний о событиях прошлой ночи, если, конечно, это было возможно. Она была убеждена, что он решил проучить ее, отказав в близости. А может быть, он просто не в состоянии заниматься любовью с женщиной, которая собиралась убить его.
        Она нашла в сундуке длинное платье свободного покроя, белое, шелковое, с золотым тисненым узором. Оно пышными складками ниспадало до полу, глубокое декольте полуобнажало грудь.
        Арабелла накрасилась, но уверенности в себе ей это не прибавило. Простит он ее или нет?.. Оставалось уповать только на Божью помощь.
        Она выглянула в окно. С тех пор как он ушел, прошло около двух часов. Три коня паслись неподалеку, Калиф сидел возле кибитки и всматривался вдаль в том направлении, в котором скрылся его хозяин.
        Арабелла, не зная, чем себя занять, взяла в руки лютню и стала медленно перебирать струны. Неожиданно Калиф поднял уши и вскочил. Через минуту из-за деревьев показался цыган с холщовым мешком за спиной. Из него он достал кости с ошметками мяса, которые тут же бросил в миску псу. Калиф накинулся на еду с урчанием проголодавшегося дикого зверя.
        Сердце у Арабеллы забилось быстрее, когда она увидела, с какой поспешностью Роберт направляется к двери. И вдруг он вскинул глаза и увидел ее в окне. Радостная улыбка озарила его лицо. Через мгновение он распахнул дверь и, войдя внутрь, поставил на стол котелок с дымящимся жарким. Аромат мяса и овощей вырвался из-под крышки и заставил Арабеллу понять, насколько она голодна.
        - Господи, какое счастье, что ты вернулся! Я готова съесть быка!
        Она осторожно приблизилась к нему и почувствовала, что он не оттолкнет ее. С другой стороны, она понимала, что должна дождаться, пока он прикоснется к ней или заговорит с ней первый.
        Он не сделал ни того, ни другого, а принес две золотые миски и ложки, после чего разлил варево и знаком пригласил ее сесть за стол.
        - Здесь неподалеку есть крестьянское хозяйство. Место пустынное, и, судя по тому, что я узнал у хозяина, незнакомцев не видели в округе ни разу за последние две недели. Пожалуй, мы остановимся тут на пару дней, если не выяснится, что у того всадника были спутники.
        Арабелла бросила на него призывный взгляд. Она ела с большим аппетитом, чего с ней не случалось уже давно.
        - Это здорово!
        Она не чувствовала вины за случившееся, за свои предательские намерения, за нож под кроватью и нарушение его запрета. Она простила саму себя. Теперь наступила его очередь сделать то же самое. Арабелла никогда сознательно не причиняла зла людям, потому что предпочитала, чтобы ее любили. Но ей вовек не приходила мысль о том, что ее поступки могут быть восприняты другими людьми иначе, чем она сама их воспринимает.
        Они ели в полном молчании, однако она видела, что Роберт в хорошем расположении духа, что он настроен по отношению к ней доброжелательно, что на его лице больше нет того равнодушного выражения, которое так бесило ее. Она опасалась, что он размышляет над тем, как поступить с ней, избегая встречаться с ней взглядом, чтобы не выдать своих тайных мыслей.
        Но Роберт думал не о завтрашнем дне и не о предстоящей неделе. Его занимали мысли о гораздо более существенном сроке их совместной жизни и оставались для нее тайной за семью печатями. Тем более что раньше ее жизнь была предопределена скучной придворной рутиной: турниры, охота, верховые прогулки по окрестностям замка, танцы в Большом зале, плотские утехи с пажами.
        Они пообедали, после чего Роберт вымыл посуду и убрал ее на полку.
        Он влез в лохань и стал мыться, предоставив ей наблюдать за тем, как он это делает. Арабелла смотрела на него с таким восторгом, словно никогда прежде не видела его за этим занятием. Пластика его движений привлекала ее, хотя она испытывала необъяснимый страх при виде его обнаженного тела.
        Она отвернулась и неожиданно почувствовала на себе его взгляд. Обернувшись, она натолкнулась на него. Они обменялись улыбками, как два заговорщика, которых связывает какая-то тайна, недоступная больше никому на свете.
        Его взгляд ободрил ее. Арабелла села на кровать, подтянула колени к подбородку и обняла их руками, ожидая, что Роберт станет делать дальше. Его улыбка заронила в ее сердце надежду, что он захочет ее. Однако Роберт вылез из лохани и быстро оделся, к ее огромному разочарованию.
        Да, она должна ждать. Он непременно скажет ей что-то важное.
        Так и случилось, но прежде она услышала металлическое позвякивание, когда он открыл крышку сундука.
        - Подойди сюда, Арабелла. Я хочу тебе кое-что показать.
        Она покорно подошла к нему. Он стоял к ней спиной, согнувшись над сундуком, в котором тускло, блестели золотые монеты - несколько сотен штук, а может, и больше. Роберт задумчиво перебирал их. Рядом с ними лежала вместительная кожаная сумка.
        - Откуда они у тебя? - прошептала она.
        - Они были у того всадника. Я решил обыскать его. И вот… - Он взял одну монету и положил ей на ладонь.
        Арабелла с любопытством разглядывала ее со всех сторон. И вдруг страшная догадка промелькнула у нее в голове. Она перевела взгляд с монеты на Роберта.
        - Это Гуиз. Да, несомненно, - вымолвила она, вглядываясь в профиль, отчеканенный на монете. - Как странно!
        Тогда Роберт положил ей на ладонь другую монету.
        - Взгляни, а это сам король.
        Арабелла хотела отшвырнуть монеты прочь, не желая видеть их, но ее взгляд против воли был прикован к царственному профилю отца. Казалось, он напоминал ей о тех обязательствах, которыми она пренебрегла, о том, что ее постигнет неминуемое наказание, несмотря на расстояние, которое пока отделяет ее от семьи.
        - Король… - прошептала Арабелла, обмерев от страха. - Да… Я не могу в это поверить. Неужели все они…
        - На всех отчеканен профиль короля и Гуиза.
        Глава 14
        Арабелла на миг зажмурилась, затем снова взглянула на цыгана, по-прежнему держа монеты на ладони и желая больше всего на свете, чтобы он забрал их у нее и выбросил, а не прятал в сундук. Роберт взял у нее монету с профилем Гуиза, а ту, на которой был отчеканен профиль отца, она сжала в кулаке и молча смотрела на него, словно загипнотизированная.
        Лицо этого человека, которого она не могла воспринимать как своего отца, иногда вставало перед ее внутренним взором - лицо незнакомца, опасного чужака; человека, наделенного авторитетом и властью; того, кто с легким сердцем мог отдать приказ убить ее.
        - Десять недель… - прошептала она. - Я больше не нужна ему. Нет такой лжи на свете, которая могла бы объяснить десять недель моего отсутствия.
        Арабелла посмотрела на Роберта и увидела, что его лицо снова превратилось в бесчувственную маску наподобие той, с которой он протягивал ей нож.
        - Он наверняка знает, что я поехала с тобой по доброй воле. Теперь он не может использовать меня в выгодной сделке. Более того, он понимает, что я оставила его в дураках, и не только в глазах подданных. Он ненавидит меня. И мать тоже, - сказала Арабелла. - Отныне мы с тобой вместе. Ты и я. Да, - решительно добавила она и отвернулась, не желая, чтобы Роберт видел слезы у нее на глазах. Как бы ей хотелось, чтобы они исчезли! Она в растерянности улыбнулась ему.
        Роберт взял монету с ее ладони и вместе с остальными засунул в кожаный мешок, который отшвырнул в угол.
        - Что ты собираешься с ними делать? - спросила она.
        - Я использую, их по назначению. Куплю на них нужные мне сведения.
        - У кого? - изумилась она. - У крестьян?
        - Конечно же, нет. Когда мы доберемся до приморского города, я… - Он сделал красноречивый жест рукой. - Если у тебя есть деньги, ты всегда сможешь купить нужную информацию. Другой вопрос, какой процент ее окажется правдой. - Он снисходительно улыбнулся, понимая, что ему придется объяснять многие вещи этому юному созданию, ответственность за которое он взял на себя. - Впрочем, если знаешь, где и что искать… а я знаю. На побережье все можно купить: голову человека, шлюху без рук и ног…
        - Перестань! - возмутилась она. - Слушая тебя, я начинаю бояться мира.
        - Тебе не мешает бояться, чтобы быть менее безрассудной. Я не смогу защитить тебя так, как это делал твой отец. Здесь, в этом мире, ты представляешь опасность для самой себя. Кроме того, те люди, с которыми ты входишь в соприкосновение, опасны для тебя. Ты искушаешь мужчин, которые могут любить, а значит, и ненавидеть.
        - Я никогда больше не сделаю того, что сделала прошлой ночью.
        - Даже если и так, это ничего не меняет. Они ищут нас и не откажутся от поисков. И нет такого места на земле, где мы могли бы быть в полной безопасности. Я рассмотрел все возможности, и ни одна из них не представляется мне абсолютно лишенной риска. Боюсь, что наш единственный шанс на спасение был тогда в лесу. И мы его упустили. - Он сокрушенно покачал головой.
        - Ты уже тогда знал об этом и все-таки позволил мне ехать с собой.
        - Я хотел тебя и лгал себе. Я думал, что знаю страну лучше, чем все те, кого они вышлют в погоню. Я надеялся перехитрить их. Я думал… Правду сказать, я думал слишком о многом… - Он обнял ее за плечи. - И вот к чему привела моя самонадеянность.
        Роберт стал ласкать ей плечи, спину, грудь, постепенно возбуждаясь. Арабелла покорно положила голову ему на грудь и затихла, закрыв глаза и полностью отдавшись на волю победителя. Волна чувств нахлынула на нее, отчего казалось, что все ее существо вмиг наполнилось им.

«Вот я, Арабелла, готова отдаться тебе. Но я уже не та, что была раньше».
        Эта новая Арабелла не могла избавиться от страха: вдруг им не суждено остаться вместе навсегда? Появление на их пути всадника с сумкой, доверху набитой золотыми монетами, несло угрозу их совместному существованию. Кто знает, какой срок им отпущен - несколько дней, недель, месяцев?
        - Ты не знаешь, что такое смерть, - тихо вымолвил Роберт.
        - Я с детства вижу, как умирают люди.
        - А ты видела когда-нибудь, как умирает человек, которого ты любишь?
        - У меня умерли две сестренки. - Она печально улыбнулась. - Впрочем, это ложь. Я совсем не любила их.
        - Мне следовало отослать тебя назад.
        - Интересно, как ты собирался это сделать против моей воли? - Она помолчала, погрузившись в глубокую задумчивость. - А если нас убьют, то какая разница? Мы все равно уже ничего не почувствуем. Всего несколько секунд или минут страха… Я так часто видела смерть. Раненых воинов приносили в замок после сражения, они стонали от боли, плакали, молились, лежа на полу в тронном зале в ожидании врача. Я видела… - Она вздрогнула и покачала головой. - Откровенно говоря, это ерунда. Завеса между жизнью и смертью в какой-то миг исчезает, и все. Мы даже не узнаем, что нас больше нет. - Она бросила на него озлобленный взгляд и отвернулась. Их разделяла стена гробового молчания.
        Роберт протянул к ней руки и коснулся ее сосков, но не привлек к себе. Арабелла закрыла глаза и тихо вымолвила:
        - Я надеюсь, что если король пошлет за мной одного из братьев, то это будет Рауль. Я поговорю с ним и все объясню.
        - По-твоему, они придут только для того, чтобы поблагодарить меня за то, что я хорошо заботился о тебе?
        Она не могла отказаться от последней надежды, что в конце концов все это окажется страшной, опасной, но все же игрой, победителями в которой станут они - Роберт и Арабелла.
        - Между мной и Раулем есть договор. Мы никогда не говорили об этом, но он существует. Мы с ним всегда понимали друг друга. Такой близости у меня не было больше ни с кем из сестер и братьев. Так было и есть, - уверенно кивнула она. У нее перехватило дыхание от неожиданно накатившей волны желания, вызванной его нежными ласками. - Мы с тобой не могли бы сейчас быть ближе друг другу, даже если бы ты был во мне. - Она тяжело вздохнула. - Впрочем, ты и так во мне. - Беременность давала ей мистическое ощущение того, что Роберт стал ее частью.
        Он расстегнул рубашку и стал снимать штаны. Арабелла потянулась к нему, но он удержал ее за руки.
        - Терпение, Арабелла. Почему ты не доверяешь мне? Я доставлю тебе удовольствие, но не так быстро, как тебе хотелось бы. Ты можешь почувствовать то же, что чувствую я, не прикасаясь ко мне?
        - Да… - Она закрыла глаза и положила голову ему на плечо.
        Арабелла понимала, что ночной кошмар и ее утренняя истерика сблизили их еще больше. Она не ощущала обычного сердцебиения в преддверии соития, только смирение перед лицом судьбы, готовность покорно принять все, что случится с ними, когда их найдут. Смирение принесло ей облегчение, рассеяло страхи и сомнения, уничтожило потребность в быстром наслаждении, страстное желание ощутить боль, восторг, опьянение.
        Мягкие, успокаивающие движения его рук действовали на нее как магическое заклинание. Казалось, Роберт окутал ее волшебными чарами, влияние которых она испытала с минуты их первой встречи. А может быть, это случилось еще раньше, когда она с фрейлинами впервые очутилась возле его кибитки. Тогда он поднял на нее глаза, и в его взгляде она прочла обещание блаженства и угрозу, предупреждение и призыв. Молния страсти, вспыхнувшая в тот миг и ослепившая их обоих, исчезла, но ее отблеск до сих пор хранится в ее сердце. Она каталась вокруг его кибитки вместе со своими спутницами, и каждый раз, когда они встречались глазами, это ощущение возникало вновь.
        Поэтому она бросилась навстречу судьбе, презрев возможные опасности и трудности пути.
        Появление всадника с королевскими дукатами, которое так испугало ее, теперь казалось далеким воспоминанием. И причиной тому была близость Роберта, чувство надежности, которое дарило прикосновение его больших теплых рук. Он ласкал ее, стремясь зажечь в ней искру ответного желания. Его ладони все сильнее сжимали ей грудь, причиняя сильную боль. Арабелла почувствовала, что он злится на нее и на себя. Его ласки постепенно стали жестокими. Он начал дышать, как загнанный конь, и внезапно сорвал с нее платье.
        Их близость напоминала случку диких животных. В какой-то миг Арабелле почудилось, что он хочет не просто получить удовлетворение, но наказать ее за непослушание, которое привело к трагическим последствиям, а также отомстить ей за предательское намерение вонзить нож ему в сердце.
        К ее огромному изумлению, когда все было кончено, на лице Роберта сияла радостная улыбка, которая убедила Арабеллу в том, что взаимные обиды и обвинения позади.
        - Арабелла, послушай, что я скажу тебе, - начал он, и улыбка исчезла с его лица, ставшего неожиданно серьезным. - Когда они найдут нас - а это рано или поздно случится, - ты должна будешь побежать к ним, громко выкрикивая свое имя и имя Рауля. Тебе нельзя оставаться в эту минуту рядом со мной. Ты спасешься, если они узнают тебя. Меня не спасет ничто. Обещай, что поступишь, как я прошу.
        Арабелла вызывающе вздернула подбородок.
        - Я ничего не стану обещать. Откуда мне знать, как я поступлю в тот миг? - Она улыбнулась и искоса взглянула на него. - Ты предлагаешь мне оставить тебя?
        - Если ты этого не сделаешь, они убьют нас обоих. В схватке все возможно. - Он схватил ее за плечи и притянул к себе, внимательно глядя в глаза. Ее взгляд оставался непокорным, поэтому он с силой встряхнул ее. - Арабелла, в противном случае я найду способ расстаться с тобой.
        - Вот как?
        - Ты должна сделать это. Обещай мне. - В его тоне вдруг появились ласковые, просительные нотки.
        - Разве это возможно? - Она пристально посмотрела на него. - Если я не оставила тебя тогда в лесу, не могу оставить теперь, то как же я сделаю это потом?
        Глава 15
        Когда Роберт ушел проведать лошадей - убедиться в том, что у них достаточно воды и фуража, и набросить на них попоны, - Арабелла поднялась, чтобы заняться хозяйственными делами, и тотчас без сил опустилась на кровать. Откуда такая усталость? Ведь еще нет и полудня.
        У нее не было сил даже на то чтобы влезть в лохань и окатить себя прохладной водой. Скорее всего это ее состояние не было последствием пережитых волнений - убийства незнакомца и желания убить Роберта. Приходилось признать, что это еще одно проявление зародившейся в ней новой жизни. Роберт каждый день подвергал ее тщательному осмотру, но пока не обнаружил очевидного доказательства того, что она носит под сердцем ребенка.
        Сначала Арабелла с нетерпением ждала этих минут, воспринимая его осмотр как своеобразное любовное развлечение. Со временем оно стало довольно болезненным и ей стоило неимоверных усилий не отталкивать его руку, когда он проникал слишком глубоко.
        Арабелла ступила в лохань, села, скрестив ноги, и стала с наслаждением обливаться водой.
        Она внушала себе, что совсем не боится того снадобья, которое, судя по всему, ей придется принять. Если она откажется выпить его, то навлечет страшную беду на них обоих.
        Но впредь она будет осторожна. В этих краях полно лимонов, а говорят, что половина выжатого лимона может сотворить чудо. Главное, не упустить время.
        К тому же меры предосторожности никак не влияют на чувственное наслаждение.
        Она вымылась, причесалась, накрасилась и повязала на бедрах широкий, расшитый золотом шарф, концы которого доставали до пола.
        Арабелла понятия не имела, сколько времени, поэтому отдернула занавеску. Солнце уже садилось. Роберт дрессировал Калифа, который слушал его наставления с необыкновенным терпением, вытянувшись в струну и навострив уши.
        Она легла в постель и тут же заснула крепким сном. Проснулась она оттого, что ее ноги были широко раздвинуты, а Роберт, стоя перед ней на коленях, подвергал ее медицинскому осмотру, засунув пальцы ей во влагалище.
        - Ты что-нибудь чувствуешь? - беспокойно поинтересовалась она.
        Он отрицательно покачал головой и сосредоточенно нахмурился, всматриваясь ей в лицо и осторожно надавливая на живот. Она глубоко дышала, как просил ее Роберт в таких случаях, и упиралась руками в спинку кровати за головой.
        Эти исследования продолжались невероятно долго, пока из ее груди не вырвался возглас отчаяния и ярости. Она начинала ненавидеть Роберта за эти ежедневные безрезультатные истязания.
        - Прости, но это единственный способ убедиться.
        Он снова шевельнул пальцами, и его движения неожиданно стали возбуждать ее, хотя минуту назад свет померк у нее в глазах от нестерпимой боли. Роберт убрал руку, и она облегченно вздохнула.
        Закрыв глаза, Арабелла почувствовала, как он коснулся губами ее влагалища.
        - Цвет изменился, - вымолвил он. - Такими бывают некоторые морские раковины изнутри. Красиво.
        - Красиво! - передразнила она, вмиг рассердившись. - Почему ты не хочешь дать мне это чертово снадобье и раз и навсегда покончить с этим?
        Арабелла вызывающе взглянула на него, но в глазах Роберта было столько нежности, сострадания и сожаления, что она в отчаянии застонала и повалилась на кровать.
        Он стал ласкать ей живот, стараясь утешить, а не вызвать ответную реакцию.
        - Подождем еще немного, чтобы окончательно убедиться.
        - Это тебе нужно убедиться!
        - Раньше чем через двенадцать-четырнадцать дней этого делать нельзя. Слишком опасно.
        - Я не знаю, как выдержу, - со вздохом отозвалась она. - У меня уже сейчас нет сил.
        Он перестал ласкать ее и погрузился в угрюмое молчание. Она приподнялась на кровати и увидела, что он сидит на полу, оперевшись на локоть и опустив голову. Слегка прищурившись, он смотрел куда-то вдаль. Его мысли были далеко.
        Арабелла свято верила, что Роберт непременно что-нибудь придумает. Она понимала, что он причиняет ей боль вынужденно, потому что нет иного выхода. И потом, ведь когда они любят друг друга, это тоже зачастую связано с болезненными ощущениями.
        - Роберт… - тихо прошептала она, свешиваясь с кровати и касаясь его плеча.
        Он вздрогнул и поднял на нее глаза. В их глубине она прочла печальную озабоченность. Улыбнувшись, Арабелла склонилась к нему ближе.
        - Я знаю, что ты должен делать это. Мне следовало бы притвориться, по крайней мере…
        - Иди сюда. - Он потянул ее к себе и, посадив сверху, глубоко вошел в нее, не спуская с ее лица пристального взгляда. Он казался серьезным, даже торжественным, словно между ними происходило нечто необычайно важное.
        От него не укрылось, что Арабелла изнемогает от боли.
        - Хочешь, я перестану? - спросил он.
        - Нет, ни за что.
        Арабелла стиснула зубы и, обняв его за шею, изо всех сил прижалась к нему.
        - Прошу тебя, не останавливайся…
        Роберт редко разговаривал во время близости, но теперь прошептал ей на ухо так тихо, что она едва расслышала слова:
        - Я понимаю, что это эгоистично с моей стороны. Но мне иногда хочется кончить быстро. Ты не против?
        - Я тоже этого хочу.
        Он развернул ее так, что она оказалась лежащей на спине, а ее колени упирались ему в плечи. Он закрыл глаза, отдавшись во власть собственным ощущениям и не обращая внимания на то, что ее лицо перекосила гримаса боли. В тот же миг его тело конвульсивно содрогнулось. Эта дрожь передалась ей, а дальше произошло нечто странное: она словно провалилась в небытие, а когда очнулась, то поняла, что лежит не на кровати, а на полу. Она не знала, сколько прошло времени, где она находится, что он сделал с ней.
        Может быть, они преступили грань реальности? Роберт никогда прежде не поступал с ней так. Она была уверена, что ни с какой другой женщиной он также этого не делал. У нее было ощущение, что Роберт убил ее, а потом каким-то волшебным образом снова оживил.
        Она провела рукой по его волосам и обнаружила, что они мокрые. Он ласкал ей грудь, целуя живот.
        Арабелла не сомневалась, что все это потому, что он не мог простить ей событий вчерашней ночи. Он вовек не простит ее и уже принял какое-то решение, о котором она не узнает.
        Они погрузились в крепкий сон и проснулись одновременно в том же положении, в котором их одолел сон. Роберт поцеловал ее в губы и поднялся.
        Если не считать этих нескольких минут забытья, он не спал уже двадцать четыре часа. Поэтому он помог ей встать, уложил ее на кровать и, рухнув рядом, тут же заснул.
        Глава 16
        Арабелла с трудом разлепила веки, словно возвращаясь в реальный мир из потустороннего. Цыган уже оделся. Он сидел за столом и жадно поглощал ногу жареного каплуна.
        Он не смотрел на нее и не сразу заметил, что она наблюдает за ним. Его взгляд, устремленный в дальний конец кибитки, был сосредоточен. Он рассеянно отправлял в рот куски мяса, погруженный в собственные мысли.
        Арабелла неоднократно видела такое выражение на лице короля. Это случалось, когда он собирался на битву, отомстить за нанесенное оскорбление или отыграться в шахматы.
        Роберт отличался от ее венценосного родителя тем, что умел смеяться. На лице короля могла появиться разве что презрительная гримаса или кривая усмешка. Цыган улыбался открыто и приветливо, как человек, которому нечего скрывать, который никому не желает зла. Правда, в последнее время она редко видела его улыбающимся и тем более смеющимся.
        Неожиданно он почувствовал, что она смотрит на него, и его губы тронула извиняющаяся улыбка.
        - Сейчас утро или ночь? Мы только что остановились или собираемся тронуться в путь?
        Роберт рассмеялся в ответ. Именно такого его смеха она давно не слышала. Он подошел к кровати и протянул Арабелле каплунью ногу.
        - Мы проспали четыре часа. Я закопал окровавленную одежду в лесу. Сейчас я возьму Одиссея и съезжу посмотреть, на месте ли труп всадника. Так мы узнаем, был он один или нет.
        - Там может быть засада. Не нужно туда ездить.
        - По-твоему, я слишком много сделал для тебя?
        - Нет.
        - Когда поешь, погаси свет. Я скоро вернусь… Замок щелкнул, Арабелла подтянула колени к подбородку, обняла их и разрыдалась. С тех пор как они встретились - тогда они оба были счастливы и свободны, - она ни разу так горько не плакала.
        Как только слезы сами собой иссякли, она доела каплуна, умылась и заснула.
        Проснулась она оттого, что ей показалось, будто кто-то взламывает дверь кибитки. Она вдруг поняла, что Калиф не залаял. Через миг внутрь вошел Роберт.
        - О, как я испугалась! Похоже, я становлюсь трусихой, - вымолвила Арабелла и заметила, что Роберт чем-то обеспокоен. - Ты нашел его?
        - Нет. Труп исчез, остался только конь. Для того чтобы убрать его с дороги, понадобилось не меньше трех человек. Судя по следам, они оттащили его в сторону и положили на спину лошади. Следы ведут в лощину, а затем в лес. Днем я мог бы пойти по следу, но не теперь, когда темно. На дороге я встретил двух нищенствующих монахов.
        - Шпионы?
        - Нет, просто монахи, - рассмеялся он. - Они говорят на местном наречии. Я попробовал поговорить с ними на языке северян и немного по-латыни, но они не владеют ни тем, ни другим.
        Роберт снял сандалии, рубашку и штаны и влез в лохань.
        - Мы пробудем здесь сегодня и завтра. А когда двинемся в путь, они будут уже далеко. Сейчас почти полночь.
        Он вытирался полотенцем, когда Арабелла приблизилась к нему, завороженная видом его обнаженного тела. Она с изумлением почувствовала, что в ней разгорается желание.
        События последней ночи, когда они столкнулись со смертью - не с вынужденным убийством незнакомого всадника, а с возможной собственной гибелью, - вызвали в ней потребность нового подтверждения тому, что они оба все еще живы.
        Он заключил ее в объятия, словно ища точку опоры в этом зыбком мире. В ушах у нее раздался звон сотен колоколов. Она обхватила его за плечи, впилась ногтями в спину и стиснула зубы, чтобы не закричать. Они оба уже знали, в какой позиции Арабелла испытывает боль, столь необходимую для последующего оргазма.
        Если боль длилась чуть дольше нескольких секунд, Роберт ослаблял хватку, а затем возобновлял любовный штурм. В какой-то миг самообладание изменило ему, и хотя Арабелла закричала от боли, он зажал ей рот рукой и довел начатое до конца.
        - Прости, если я причинил тебе боль, - тихо и мрачно вымолвил он, лаская ей грудь. - Я надеюсь, что сделал это не из-за того, что… - Он уставился мимо нее в пространство и замолчал.
        - Не из-за того, что случилось прошлой ночью, да? Возможно. А может быть, у тебя есть причина, чтобы поступить так. - Она нежно поцеловала его в губы. - Я хочу еще раз. А потом мы ляжем спать.
        - Это не так просто, как ты думаешь, - рассмеялся он.
        Она стала медленно двигаться, постепенно ускоряя темп, и через минуту он присоединился к ней. На этот раз она ощутила лишь восторг и упоение.
        Роберт закрыл глаза. На его лице застыло выражение муки, жажды облегчения, освобождения от невыносимого страдания.
        Когда он конвульсивно вздрогнул в последний раз и замер, его веки дрогнули. Они вопросительно взглянули друг на друга и поняли, что оба очистились от взаимных обвинений и простили друг друга.
        События роковой ночи остались в прошлом. Нож, который она спрятала под кроватью, был забыт. В их сердцах снова вспыхнула надежда на счастье.
        - Когда ты ушел?
        - Едва рассвело.
        Арабелла проснулась около полудня. Она проспала восемь часов и могла проспать еще столько же, но ей не терпелось привести себя в порядок, принять ванну и надушиться, потому что Роберт только что вернулся из своей обычной разведки и принес еду.
        Он положил сверток на стол и взглянул на Арабеллу с трогательной заботой. В последнее время он был особенно нежен и ласков с ней, как будто чувствовал, что совсем скоро наступит конец той игре, которую они вели против целого света, против самой судьбы. Довольный тем, что она весела и счастлива, что ей удалось выспаться и отдохнуть, Роберт накрыл на стол и пригласил ее завтракать. Некоторое время они ели молча, не глядя друг на друга.
        - Ты кого-нибудь встретил? - спросила она наконец.
        - Только нескольких крестьян. Жена фермера ничего толком не могла рассказать мне. И я ей верю. Я научился распознавать, когда люди врут, а когда нет.
        - Да, я помню крестьянок, с которыми говорила, когда мы с подругами заезжали на фермы, - улыбнулась Арабелла. - Почему только знатные люди врут с такой легкостью? И предпочитают ложь правде?
        - Цыгане тоже, - заметил Роберт, убирая со стола тарелки. - Сегодня мы останемся здесь, а завтра снова двинемся на юг. Я не могу чувствовать себя в полной безопасности, пока мы не доберемся до моря.
        - А там?
        - Не знаю. Может быть, тоже нет. - Он ополоснул посуду и сказал, что ему нужно накормить лошадей и принести воды. - А ты ляг поспи, Арабелла. Это тебе не повредит.
        - По-твоему, я плохо выгляжу? - вызывающе осведомилась она и направилась к зеркалу. - Ты прав. Впервые в жизни я чувствую себя такой уставшей. - Она повернулась к нему с молчаливой мольбой, однако Роберт невозмутимо убирал остатки завтрака.
        Он направился мимо нее к двери, но Арабелла удержала его за руку.
        - Ну что ты?
        - Ты можешь дать мне снадобье прямо сейчас? Ведь у нас давно не осталось никаких сомнений.
        - Все еще может поправиться. Время есть. Я не хочу обрекать тебя на ненужные мучения. А насколько сильны эти муки, ты даже не представляешь.
        - Я не боюсь.
        Это заявление было честным лишь отчасти.
        Ее королевское высочество не ведало страха, но сама Арабелла дрожала от ужаса при одной мысли о том, что ей предстоит перенести. Она не сомневалась, что погибнет, хотя цыган убеждал ее в обратном.
        Суеверное убеждение, что смерть ее близка, заставляло Арабеллу спешить получить от жизни то, чего ей хотелось больше всего на свете.
        А чего ей хотелось? Роберта. Тех ощущений, которые она испытывала, когда он ласкал ее, прикасался к ней, был в ней.
        И еще ей хотелось увидеть море. Она давно мечтала окинуть взглядом бесконечный морской простор, хотя и не помнила точно, когда это желание возникло у нее. Возможно, в один из холодных, мрачных вечеров, когда в камине тронного зала полыхал огонь и кто-то из путешественников, нашедших приют в замке, рассказывал о том, что видел в дальних странах.
        Но желание увидеть море меркло перед жаждой обладать цыганом.
        - Скажи мне, почему я все время хочу тебя? Почему ты так нужен мне? Мне столько раз казалось, что я пресытилась тобой, что у меня больше не возникнет желания. Но проходило совсем немного времени, и все возвращалось. Отчего так?
        - Ты спрашиваешь, почему постоянно испытываешь плотский голод? - улыбнулся он, касаясь пальцами ее щеки. - Любовь тем и хороша, что ты вечно стремишься достичь недостижимого. Я говорил тебе давно…
        - Это не кончается потому, что это сама жизнь.
        - А тебе бы хотелось, чтобы наступил конец?
        - О Господи! Конечно, нет! - испуганно отозвалась она.
        Глава 17
        Она не спускала с него восхищенных глаз. В белом бурнусе, который полностью скрывал не только контуры его тела, но и три кинжала в ножнах, заткнутых за пояс, а также в восточном головном уборе Роберта легко было принять за араба.
        Он вопросительно улыбнулся.
        Она приблизилась и положила руку ему на грудь, беспокоясь о том, как пройдет его первая вылазка в приморский город, в окрестностях которого они остановились. Роберт собирался взять Одиссея и оставить его в городской конюшне. Он часто говорил Арабелле, что лошади, как правило, запоминаются лучше людей, потому что по ним всегда видно, сколько миль преодолел всадник.
        - На белом фоне твоя кожа кажется совсем черной. Ты смуглее, чем я предполагала.
        - Сойду за араба? - спросил Роберт, который специально выбрал такой костюм для маскировки.
        - Но у тебя голубые глаза.
        - Арабы бывают голубоглазыми. Крестоносцы не только вывезли, что могли из Святой земли, но еще кое-что оставили.
        Роберт запасся достаточным количеством золотых монет с изображением короля и Гуиза, чтобы разузнать, не искал ли кто-нибудь тут цыгана, путешествующего в одиночестве с тремя лошадьми и собакой.
        С тех пор как они покинули укрытие, в котором отсиживались после убийства незнакомого всадника, прошло несколько дней. Все это время они без остановки ехали на юг и достигли, наконец, родных краев Роберта, о которых Арабелла имела лишь смутное представление. От моря они были далеко.
        В этих местах прошло детство Роберта, когда он пятилетним мальчишкой - вместе с другими сыновьями старейшины табора или в одиночестве - побывал во многих окрестных городах. Теперь он не сомневался, что отыщет здесь кого-нибудь из старых знакомых. Арабелла подозревала - хотя и промолчала о своих подозрениях, - что Роберт бывал тут и в то время, когда жил со своей графиней.
        - Здесь живут люди, которым я могу доверять. Они считают меня своим и ненавидят тех, кто приходит с севера, из страны твоего отца.
        - Они ненавидят нас? Но почему? - изумилась Арабелла, в которой неожиданно проснулись патриотические чувства.
        - Северяне не любят тех, кто живет в южных провинциях. Ты это знаешь, - улыбнулся он.
        Через минуту он должен был покинуть ее, и Арабеллу охватил непонятный ужас.
        Он собирался взять Одиссея. А если он хочет оставить ее навсегда? Без нее он избавится от множества проблем и с легкостью найдет себе пристанище в одном из этих приморских городов.
        Роберт улыбнулся ей, но его лицо было серьезным. Казалось, он прочитал ее мысли, что было нетрудно - ведь она смотрела на него такими жадными и вместе с тем тоскливыми глазами, словно хотела запомнить и сохранить в памяти черты навсегда уходившего из ее жизни любимого человека.
        Он поцеловал ее, осторожно развел руки, готовые сомкнуться у него на шее, и покачал головой, давая понять, что на ласки сейчас нет времени. Дверь за ним закрылась, щелкнул замок.
        Арабелла слышала, как он что-то сказал Калифу. Подойдя к окну, она увидела, как он вскочил в седло, легко и изящно, показывая навыки искусного наездника, галопом помчался к лесу и вскоре скрылся за деревьями. Арабелла долго смотрела ему вслед и, наконец, с тяжелым вздохом отошла от окна.
        Она взяла свою любимую лютню, села к столу и, положив ее на колени, стала перебирать струны, а затем тихо запела старую песню трубадуров - песню севера, которую слышала как-то в тронном зале замка.
        Музыка против ее ожиданий не развеяла грусти, но Арабелла продолжала играть. Она совсем не беспокоилась, что Роберт мог попасть в беду, - у него было особое чутье, позволявшее избегать опасности. Однако мысль о том, что он мог случайно встретить в городе свою графиню - они были как раз неподалеку от владений ее мужа, - приводила ее в ужас.
        Может быть, это случится не сегодня, а в какой-то другой день. Если они останутся здесь надолго, то однажды Роберт и графиня столкнутся на улице и узнают друг друга.
        Теперь он, наверное, еще красивее, чем четыре года назад. Разумеется, ведь тогда ему было всего шестнадцать. Он стал взрослым и сильным мужчиной, и она наверняка захочет снова быть с ним.
        А Роберт?
        Когда-то он говорил ей о своей независимости. Но тогда ревность для него не существовала, а с тех пор, как он привел к ней юного оруженосца, многое изменилось.
        Сейчас Арабелла зависела от него, и не только потому, что он мог доставить ей удовольствие. Сама ее жизнь находилась в его руках. А такое бремя почти непосильно для человека, чья свобода никогда и ничем не была ограничена. Впрочем, он добровольно согласился на это.
        Роберт решил связать свою судьбу с ней той ночью в лесу. А ведь он прекрасно понимал, с какими трудностями это будет сопряжено.
        Теперь цыган был в бегах, и если он не избавится от нее, то ему придется скрываться до конца дней. Арабелла очень хорошо понимала, что король не отступится и не простит.
        Северный напев незаметно сменился песней южан, которой научил ее Роберт. В ней шла речь о любви и разлуке, об отречении от счастья. С какого-то момента она стала звучать для Арабеллы как пророчество.
        Графиня была южанкой. Именно поэтому судьба привела ее в цыганский табор, когда она выехала на прогулку в поисках любовного приключения.
        Так же как и саму Арабеллу. Она, подобно большинству женщин, предпочитала маленькую, безопасную интрижку настоящему чувству. Но находиться рядом с Робертом - значит подвергать опасности свою жизнь.
        Если он встретится с графиней, она поможет ему скрыться от преследователей. Солгать мужу спустя четыре года будет нетрудно. Роберт вполне мог сойти за трубадура: он образован, говорит на многих языках, играет на лютне и умеет петь.
        Ни люди короля, ни посланцы Гуиза не станут искать его в замке графини. Роберт сможет жить там, в полной безопасности.
        Арабелла никогда по своей воле не расстанется с Робертом, но он вполне может оставить ее. Например, сошлется на то, что ему нужно в город, и не вернется. И даже если ей удастся после этого возвратиться к отцу и вымолить его прощение, она уже никогда не сможет жить так, как прежде. Маленькие любовные приключения ей уже не будут нужны.
        Арабелла решила, что должна дать ему возможность пойти к графине. Она готова была вернуться к отцу, но только после того, как примет цыганское снадобье.
        Песня стихла. Арабелла в задумчивости стала рассматривать рисунок ковра, которым был застелен пол. Затем она отложила лютню в сторону.
        Роберт не хуже, чем она сама, понимал, что их ждет, если они останутся вместе. Он понимал это еще прежде, чем явился на турнир, выполняя обещание. Если теперь он захочет оставить ее…
        Арабелла подошла к зеркалу, своему единственному союзнику, которому она доверяла самые сокровенные мысли.
        Оставить ее? Нет, на такое он вряд ли способен.
        Когда дверь открылась, и на пороге появился Роберт, она все еще расчесывала волосы перед зеркалом. На ней был расшитый золотом арабский халат без рукавов и с глубоким вырезом. Она медленно обернулась на звук его шагов.
        Вешая бурнус на гвоздь, Роберт бросил на нее вопросительный взгляд, потом разделся и влез в лохань. Он стал намыливать себя, а Арабелла издали наблюдала за ним, сочтя за благо остаться на расстоянии и не подходить близко.
        Роберт вытерся и вылез, приглаживая волосы, спутавшиеся под замысловатым арабским головным убором. Он заговорил спокойно и ласково. Арабелла осмелела и подошла к нему. Казалось, он чувствовал себя виноватым за то, что принес плохие новости. В его тоне сквозила горькая ирония.
        - Менее двух недель назад здесь побывали люди. Трое в один день и двое в другой. Они искали светловолосого голубоглазого цыгана в темно-красной кибитке, с тремя лошадьми и собакой.
        - А женщину?
        - Король знает, что я не позволяю тебе показываться на людях, и никогда не уронит свое достоинство, признав, что ищет тебя.
        - Это правда. Я для него всего лишь повод, чтобы осуществить свою месть. А что им нужно? - осведомилась она дрогнувшим голосом, не находя в себе сил, чтобы прямо спросить у него: ты им нужен живым или мертвым?
        - Король хочет получить мою голову. Гуиз, возможно, удовольствуется моим сердцем.
        Арабелла невольно вскрикнула, но, почувствовав на себе его предостерегающий взгляд, поспешила отвернуться.
        - Может быть, он забудет? Со временем? - предположила она.
        - Ты действительно в это веришь?
        - Нет. Он никогда не прощает даже тех оскорблений, которые сам выдумал. Он не потерпит, чтобы кто-то пошел против его власти.
        - Я знаю.
        - А я совсем не думала об отце в то утро, когда впервые увидела тебя у костра, - продолжала Арабелла, словно не расслышав его слов. - Ты смотрел прямо на меня, когда мы подъехали. - Ласковая улыбка тронула ее губы. - Казалось, ты давно меня ждал. Это так?
        Роберт не ответил и стал одеваться.
        - Мне надо накормить и напоить лошадей. Я скоро вернусь. - С этими словами он вышел.
        Арабелла взяла гребень и стала расчесывать волосы, то и дело, поглядывая сквозь щель между занавесками на улицу. Она видела, как Роберт носил воду, разговаривал с Калифом на своем языке, чистил лошадей. В его отношении к животным чувствовалась необычайная забота и трогательная нежность, словно все они - люди и звери - были объединены общей судьбой, заставлявшей их держаться вместе, чтобы противостоять жестокому миру чужаков.
        Когда Роберт открыл дверь, она громко и отчетливо позвала его по имени. Он внимательно посмотрел на нее.
        - Мы находимся по соседству с владениями графини.
        - Я знаю.
        - Там ты будешь в безопасности.
        - Да.
        - Тогда отправляйся туда. Найди кого-нибудь, кто мог бы отвезти меня обратно. Я испрошу прощения у отца. По крайней мере, попытаюсь… - Она взглянула на него и осеклась. Никогда прежде она не видела Роберта в такой ярости. Более того, от нее не укрылось презрительное выражение его глаз.
        - Король не убьет меня, - продолжала Арабелла, лицо которой тут же превратилось в непроницаемую маску. Казалось, та опасность, которая объединяла их до сих пор, вдруг обратила их в кровных врагов. Арабелла вызывающе усмехнулась. - Теперь у твоей графини наверняка трое или четверо детей. Она не сможет любить тебя так сильно, как раньше. А вот я могу. - Она неожиданно расхохоталась, и этот смех поразил ее саму не меньше, чем Роберта, на губах которого заиграла недобрая улыбка.
        - Как ты груба, Арабелла. Нет, я не оставлю тебя. И давай больше не будем об этом. - Он приблизился к ней, и выражение его лица постепенно изменилось. Легко прикоснувшись к ее груди, он кивнул в сторону кровати. - Иди туда. Мне жаль, но так нужно. Я постараюсь не причинять тебе боли.
        Арабелла покорно легла на кровать, Роберт опустился перед ней на колени, а она положила ноги ему на плечи и закрыла глаза. Как ни странно, но эта ежедневная процедура, которая могла бы доставлять ей удовольствие, вызывала в ней отвращение.
        Роберт надавил рукой ей на живот, одновременно пальпируя ее лоно. Она стиснула зубы и запустила пальцы в его густую шевелюру. Это продолжалось невероятно долго и доставляло ей нестерпимую боль. Когда она почувствовала, что не может дольше ее выносить, Роберт медленно убрал пальцы.
        - Через несколько дней уже можно будет выпить снадобье.
        Роберт быстро разделся и снова встал перед ней на колени. Он осыпал ее ласками, целовал в губы, словно хотел вознаградить за терпение. Арабелла обхватила его за торс ногами и обняла за шею, хотя он не вошел в нее.
        - Однажды нам все же придется расстаться, - тихо вымолвил он. Она закрыла глаза, не желая слушать его. - Ты сделаешь это, когда они найдут нас. А это непременно произойдет.
        - Ты этого не допустишь.
        - Они найдут нас. Найдут, - повторял он, как заклинание, входя в нее.
        Глава 18
        Арабелла проснулась в смутной тревоге. Занавески на окнах были отдернуты, и в кибитку лился яркий солнечный свет. Цыгана не было.
        Она подошла к окну и, выглянув наружу, задохнулась от восторга, внезапно испугавшись, что видение может растаять. Но этого не случилось.
        Напротив, волшебное зрелище приобретало черты реальности: вдалеке до самого горизонта простиралось голубое море.
        Арабелла рассмеялась от радости и грусти. Ведь это означало, что пришел конец их долгому путешествию. Она мечтала увидеть море, грезила им, но втайне боялась обмануться в своих надеждах.
        Цыган чистил Сарацина. Она ехала на нем всю ночь до рассвета, а затем легла спать.
        Роберт оглянулся, почувствовав на себе ее взгляд, и улыбнулся той загадочной улыбкой, которая пленила ее сердце в день их первой встречи.
        - Выходи, - сказал он, открыв дверь. - Подожди минуту. - Он снял с гвоздя бурнус и набросил его ей на плечи, потом поднял ее на руки и поставил на землю. Арабелла полной грудью вдохнула просоленный морской воздух, который был так не похож на напоенный ароматом цветов и хвои воздух севера, знакомый ей с детства.
        - Так вот оно какое, твое море, - прошептала она. - Ты так много рассказывал мне об этой земле. Я знаю, ты любишь ее.
        Арабелла прошлась по траве, сорвала цветок и, украсив им волосы, вернулась к Роберту с сияющими от восторга глазами.
        - Как здесь красиво. Совсем другие деревья, цветы, запахи. И все это так похоже на тебя.
        Роберт с ласковой улыбкой смотрел на нее, но в глазах его притаилась печаль.
        Арабелле очень хотелось стереть с его лица озабоченность и тревогу, сделать его таким же радостным и беззаботным, каким оно было в день их первой встречи. Они стояли рядом и смотрели на сверкающую голубую полоску в полном молчании.
        - Путешественник рассказывал в замке, что морская вода на ощупь как шелк. Ничего похожего нет на свете. Мы можем войти в воду сегодня ночью?
        Роберт взглянул на нее, и хотя Арабелла знала, что он собирается сказать ей о том, как это опасно, потому что южные земли населены гораздо плотнее, чем труднопроходимые северные леса, через которые они так долго ехали, она не стала делиться с ним своими мыслями. Она давно мечтала ощутить прикосновение морских волн, заняться любовью на берегу под их мирный плеск.
        Она не сомневалась в способности Роберта защитить ее и себя, но теперь уже не испытывала уверенности в том, что жизнь - это бесценный дар, который никто не в состоянии отобрать у нее.
        - Хорошо, только когда стемнеет, - кивнул он. - Мы подъедем ближе на лошадях. Одинокая цыганская кибитка на побережье может вызвать подозрения.
        Роберт со временем стал ненавидеть постоянную необходимость во всем соблюдать меры предосторожности. Но он не мог позволить себе отказаться от них ради Арабеллы.
        - Пойдем перекусим. Я должен ненадолго оставить тебя.
        Он пропустил Арабеллу в кибитку впереди себя и запер дверь на замок. Она давно уже стала спокойно относиться к запертой двери, понимая, что, какими бы пустынными и безлюдными ни были окрестности, в любую минуту поблизости мог оказаться нежданный гость. И хотя вряд ли кто-нибудь мог подойти к кибитке близко незамеченным - Калиф был надежным стражем, - такая осмотрительность представлялась вполне оправданной.
        - Оставить меня? Опять?
        Они сидели за столом друг против друга и обедали остатками вчерашнего ужина - хлебом и сыром, - запивая их свежей водой. На лицах у них появилось озабоченное, сосредоточенное выражение, как бывало всегда, когда они оказывались лицом к лицу.
        Арабелла была в открытом красном платье без рукавов. Роберт протянул руку и сжал ей сосок, сначала слегка, потом сильнее. Он внимательно смотрел на нее. Она знала: он ждет, не появится ли на темном фоне капля белой жидкости.
        Роберт продолжал сжимать ей грудь, и через несколько мгновений Арабелла почувствовала, что сосок повлажнел. Она не осмеливалась взглянуть на него.
        - Что скажешь теперь? - спросила она.
        - Я не уверен.
        - А я уверена.
        - Еще пару дней.
        - Роберт… - склонилась она к нему. - Обещай, что я узнаю об этом в свое время.
        - Обещаю. Я слышал, что где-то здесь в округе остановился цыганский табор. Мне нужно точно выяснить, где он находится. Хорошо бы нам оказаться там… - Он осекся, но Арабелла догадалась, что он говорит о том дне, когда она выпьет снадобье.
        Роберт направился в дальний конец кибитки, и она последовала за ним. Ей хотелось спросить его, когда он вернется, но она понимала, что Роберт сам этого не знает. Он надел бурнус, надвинул капюшон и обернулся, чтобы поцеловать ее на прощание. Она потянулась к нему, однако он удержал ее за руки.
        - Арабелла, я понимаю, что тебе не хочется расставаться со мной, но ничего не поделаешь. Не открывай занавески. Тут много людей.
        Арабелла только чуть отодвинула занавеску, чтобы посмотреть, как он быстро удаляется верхом на Одиссее. Роберт даже не оглянулся, не помахал ей. Он лишь сказал что-то Калифу, который проводил хозяина взглядом и вернулся к своим обычным обязанностям: обошел вокруг кибитки, потягивая носом воздух и поводя чуткими ушами. Птолемей и Сарацин мирно паслись в тени.
        Арабелла некоторое время любовалась полоской моря, потом задернула занавеску и подошла к зеркалу. Она обнажила грудь и стала придирчиво рассматривать ее. Грудь заметно округлилась, налилась, как созревший плод, на ней четко проступали голубоватые жилки. Какие тут могут быть сомнения! Почему Роберт не видит этого? Какие ему еще нужны доказательства?
        Впрочем, может быть, он всего лишь оттягивает неизбежное.
        Накануне ночью во время очередного осмотра Арабелла заметила, как по лицу Роберта промелькнула тень горькой уверенности. Он ничего не сказал ей, а она не стала задавать вопросов.
        А этим утром разве не появилась у нее на соске капля жидкости? Она давно знала, что это случается на исходе третьего месяца беременности.
        Из чистого любопытства Арабелла слегка сжала грудь, и по соску тут же заструилась беловатая влага.
        Она с отвращением поморщилась, затем сжала другую грудь и, добившись того же результата, в отчаянии отвернулась от зеркала. Потом смочила полотенце в воде и протерлась.
        Несомненно, Роберт хочет, чтобы она выпила снадобье в цыганском таборе, поэтому так спешит найти его.
        Скорее всего ему не нужна посторонняя помощь. Просто им придется задержаться на одном месте на несколько дней. Арабелла полностью доверяла ему. Роберт сделает все как следует, с той тщательностью, с какой он делает все, чему его научили цыгане.

«Каждый ребенок в таборе с малолетства учится медицине, - рассказывал он ей. - Я могу лечить подагру травами и припарками, принимать роды и делать аборты, ампутировать палец или ногу. Кроме того, я умею убить человека тихо и безболезненно. Цыгане привыкли все делать самостоятельно, не прибегая к помощи врачей-инородцев».
        Приняв ванну и причесавшись, Арабелла открыла сундук и вытащила оттуда шелковые турецкие шаровары, длинную рубашку и жилетку, расшитую жемчугом.
        Она села на кровать, взяла в руки лютню и, склонив голову набок, стала наигрывать цыганскую мелодию, печальную и чувственную.
        Арабелла размышляла о том, как далеко успел ускакать Роберт за три часа своего отсутствия и когда он вернется. Она не рискнула отодвинуть занавеску настолько, чтобы Калиф заметил это, но не удержалась и все же взглянула через узкую щелку на полоску моря, пытаясь представить себе, что чувствует человек, входя в соленую воду, отдаваясь во власть волн, которые сами держат на поверхности, если им не противиться.
        Она предвкушала это ощущение с таким же нетерпением, с каким ждала рассвета, чтобы отправиться на свое первое свидание с цыганом. Наверное, это так восхитительно, когда входишь в воду обнаженная, позволяешь ей обволочь тебя и мягко убаюкать.
        Воображение будоражило ее, не давало покоя, как в ту ночь, когда она не могла сомкнуть глаз до рассвета.
        Теперь Роберт принадлежал ей. И это все, что ей нужно. Наступит день, когда она примет снадобье, когда им больше не придется спасаться от преследования короля и Гуиза, - тогда они будут абсолютно счастливы.
        Внезапная мысль поразила ее настолько, что она отложила лютню, вскочила и бросилась к окну, чтобы посмотреть, не едет ли Роберт. Полуденное солнце нагрело стены и крышу кибитки так, что в ней стало очень душно. На лбу у Арабеллы выступила испарина.
        Графиня!
        Ревность - неразлучная спутница любви. Но ревность ограничивает человека, делает его закрытым для мира. Так говорил Роберт. И он был прав.
        Ну почему он не солгал ей и не сказал, что прожил в цыганском таборе до шестнадцати лет! Впрочем, как бы он тогда объяснил, откуда у него такое богатство?
        Кибитка, украшенная персидскими коврами; кровать, застланная шелковыми простынями; золотая посуда, роскошные оружие, одежда, драгоценности - это не скроешь. И никакая ложь не могла бы убедить ее в том, что он не вор. Тем более что она сама настойчиво вынуждала его сказать правду.
        Теперь Роберт заверял, что никогда не покинет ее, и она готова была ему поверить. Но если он останется с ней, это может стоить ему жизни…
        В этот миг она услышала шум и отдернула занавеску. К кибитке как ветер мчался Роберт, Одиссей под ним был весь в мыле. Через пару минут он спешился, привязал коня и вошел в кибитку. Арабелла сразу поняла, что ни о какой его встрече с графиней не могло быть речи, и устыдилась своих мыслей.
        - Табор совсем близко. Через пару ночей мы будем там, - сказал Роберт, широко и радостно улыбнувшись.
        Глава 19
        Около полуночи они двинулись в путь вниз по крутому склону холма. Каменистая тропа была непроезжей, и это оказалось нелегким делом даже для таких сильных и выносливых лошадей, как Одиссей и Сарацин.
        Арабелла вполуха слушала Роберта, погрузившись в размышления о том, как она войдет в море обнаженной.
        Она послушно согласилась не отъезжать далеко на Сарацине, ехать шагом и не пускать коня вскачь, а также вернуться в кибитку по первому его требованию.
        Роберт решил не присоединяться к табору в ту же ночь, когда они доберутся до места, а остановиться сначала неподалеку от него. Наутро он отправится туда один с туго набитым золотыми монетами кошельком, чтобы представиться и попросить убежища, а заодно выяснить, могут ли они рассчитывать на пополнение съестных припасов и соблюдение строжайшей тайны: цыгане должны были солгать, если в таборе появятся незнакомцы, разыскивающие Роберта.
        Арабелле было скучно слушать о таких мелких деталях.
        Еще два дня и две ночи. У нее осталось совсем немного времени, когда она может чувствовать себя хотя бы относительно свободной. Затем ее судьба и жизнь будут зависеть от того, насколько эффективным окажется снадобье.
        Арабелла сомневалась, что сможет с легкостью исторгнуть из себя плод, с помощью снадобья или без него. Она понимала, что ее малодушие является предательством по отношению к цыгану, однако не могла относиться к крошечному существу, которое носила под сердцем и которое должно было погибнуть, без сострадания. Оно узурпировало не только ее свободу, но угрожало самой ее жизни.
        Она боялась, что с началом отторжения плода от ее тела жизненные силы начнут постепенно оставлять ее. Наверное, ей придется перетерпеть боль и, возможно, будет сильное кровотечение. Но через несколько дней она полностью оправится и снова станет прежней Арабеллой.
        Пока Роберт готовил лошадей, она переоделась: сняла турецкие шаровары, рубашку и жилетку и надела монашеский плащ с капюшоном. Роберт помог ей выйти из кибитки и сесть на Сарацина, потом запер дверь.
        Они ехали молча; лошади осторожно ступали по каменистой тропе, которая временами пропадала. Чем ближе они подъезжали к морю, чем отчетливее слышался плеск волн, тем сильнее билось сердце Арабеллы.
        Будет ли оно таким восхитительным, каким она себе его представляла? Она ощущала прилив сил и восторг перед неизвестностью, как тогда, когда ехала на первое свидание к Роберту. На что похожи морские волны?
        Она предполагала, что, как только спрыгнет с коня, сбросит плащ и влезет в воду обнаженная, Роберт схватит ее и заставит вернуться в кибитку. У нее будет всего несколько мгновений, чтобы насладиться свободой.
        Наконец они достигли подножия холма и поехали чуть быстрее. Роберт сам прибавил ходу и только оглядывался время от времени - не покажется ли поблизости кто-нибудь.
        Море было спокойным, мелкие волны с белыми барашками накатывали на белый песчаный берег с мягким шорохом. Арабелла послушно следовала за Робертом, глядя вдаль и полной грудью вдыхая соленый воздух. Она даже распахнула полы плаща, чтобы свежий ветер окутал ее тело.
        Роберт оглянулся и восхитился ею при ярком лунном свете. Его рука невольно сжала поводья. Арабелла торжествующе рассмеялась, вонзила пятки в бока Сарацину, наклонилась вперед и прижалась к его гриве. Стрелой она пронеслась мимо цыгана, не удостоив его ни словом, ни жестом, ни прощальным взмахом руки.
        Роберт не окликнул ее, потому что заранее предупредил, что они должны хранить молчание. В том случае, если им кто-нибудь встретится, Арабелле следовало немедленно тронуться за ним следом, не задавая вопросов и не вступая в спор.
        Арабелла не оглядывалась, но слышала, как Одиссей прибавил шагу.
        Не в силах сдержать ликование, Арабелла резко осадила коня, вцепившись ему в гриву, чтобы не перелететь через голову. Она осуществила этот маневр так неожиданно, что Одиссей промчался мимо. В тот же миг она спрыгнула с коня и побежала к морю.
        Арабелла не знала, глубоко здесь или нет и холодна ли вода. Она упала в воду, разбросав руки, и в первый момент была поражена ее прохладой. Почувствовав, что идет ко дну, она раздвинула ноги и расслабилась, как ее учил Роберт.
        Ощущение свежести и того, - что вода словно проникает внутрь тела, заворожило ее. Арабелла была готова рассмеяться от восторга. В эту минуту она увидела, что Роберт тоже бросился в воду и быстро приближается к ней, сильно взмахивая руками.
        Казалось, они вступили в игру. Арабелла попробовала плыть, следуя инструкциям цыгана, и у нее это получилось. Она изо всех сил била по воде руками и ногами, чтобы удалиться от него, но Роберт догнал ее и схватил за плечо. От неожиданности она чуть было не утонула и скрылась под водой на несколько мгновений. И когда ей показалось, что ее легкие вот-вот лопнут от недостатка воздуха, Роберт вытащил ее на поверхность. Арабелла почувствовала под ногами твердую почву. Он потянул ее к себе, но ей так не хотелось выходить из воды.
        - Еще немного, пожалуйста, - задыхаясь от восторга, вымолвила она.
        Она так часто повторяла эти слова, находясь с Робертом в постели.
        Но он крепко держал ее за руку и упорно тянул к берегу. Когда вода была ему уже до колен, он поднял ее на руки и прижал к груди. Арабелла обняла его за шею, ощущая прикосновение его насквозь мокрых рубашки и штанов.
        - Возьми меня там, в воде… Я хочу знать, на что это похоже. Прошу тебя…
        Роберт усадил ее на песок и отошел, чтобы принести ей плащ. Однако Арабелла не стала его дожидаться: она вскочила в седло и обнаженная поскакала по берегу по направлению к кибитке. Ее мокрые волосы развевались на ветру, а спутанные пряди налипали на лицо.
        Арабелла слышала за спиной стук копыт Одиссея и, оказавшись первой у подножия холма, пригнулась к шее своего коня и стала колотить кулаками по бокам. Роберт догонял ее абсолютно молча.
        Вдруг он рассержен и собирается наказать ее? Но что он может сделать? Только запретить ей снова войти в воду. Впрочем, он наверняка догадывался, что произойдет. Вряд ли он ожидал от нее чего-нибудь другого.
        Возле кибитки она спешилась и стала поджидать Роберта, который подъехал несколько минут спустя, открыл дверь и первый поднялся по лесенке, чтобы помочь ей. Арабелла принялась расчесывать свои мокрые волосы перед зеркалом и услышала, как он снимает с себя промокшую одежду.
        - Теперь я знаю, на что похоже море, - с улыбкой промолвила она. - Путешественник был прав. Оно похоже на шелк. И просто восхитительно! - Именно этим словом цыган пытался описать те ощущения, которые ей предстоит испытать впервые во время близости с мужчиной. Сейчас он стоял у нее за спиной и не сделал шага в ее сторону. Они долго молчали. Наконец Арабелла осторожно поинтересовалась: - Ты сердишься?
        - Я никогда не сержусь на тебя, так что не опасайся.
        - Мы не можем провести остаток дней в опасениях.
        - Если хотим выжить, то должны.
        Они прильнули друг к другу, и Арабелла обняла его за шею.
        - Море властно. Оно хотело поглотить меня, - сказала она, словно делясь замечательным открытием.
        Роберт молча опустил ее к себе на колени и мягко вошел в нее, отдаваясь головокружительному любовному танцу. Арабелле казалось, что она плавно покачивается на морских волнах. Она оставалась неподвижной, с закрытыми глазами, ощущая его тело как свое собственное.
        За последние три дня потребность в близости стала просто неодолимой, так что те часы, которые ему приходилось тратить на уход за лошадьми, исследование окрестностей и поездки в город, представлялись ей вечностью. Арабелла чувствовала себя спокойно и уверенно, только когда он был рядом: в эти минуты мир снова обретал смысл и становился устойчивым.
        Роберт бурно извергся и откинулся на спинку стула. Он опустил голову, и было понятно, что ему не хочется делиться своими мыслями с Арабеллой.
        Немного погодя он поднялся и зажег свечу, потом взял Арабеллу за руку, притянул к себе и пристально посмотрел ей в глаза. Ее не покидало ощущение, что Роберт стремится не только прочитать ее мысли, но и понять, из каких элементов состоит само ее существо.
        Внезапно он отстранился от нее. Арабелла не имела представления о том, удалось ему решить загадку или нет. Сама она давно отчаялась постичь суть человека, с которым не разлучается уже несколько месяцев. Ей казалось, что она вообще никогда не жила без цыгана.
        Должно быть, сама судьба уготовила Арабелле встречу с цыганом, когда в то утро она с подругами выехала из замка на прогулку. Они издалека заметили разноцветную кибитку и подъехали ближе, чтобы посмотреть, каков из себя цыган, о котором давно шли разговоры. Роберт с первого взгляда поразил ее. И с тех пор не переставал поражать каждый раз, когда она на него смотрела. Неужели этот человек действительно существует, а не является плодом ее воображения?
        По окончании ежедневного осмотра Арабелла вымылась и с трудом расчесала слипшиеся от морской воды волосы. Ее вдруг поразило предположение, что Роберт не захочет ее больше, после того как она выпьет снадобье и скинет младенца.
        Она взглянула на себя в зеркало и поморщилась при виде глубокой складки, появившейся на лбу. Тряхнув головой, она постаралась прогнать печальные мысли. Роберт учил ее: все сущее - будь то человек или животное - часть вселенной, а посему мир надо принимать таким, каков он есть, без сожаления, разочарования и сетований.
        Роберт спокойно относился к физической близости. А как отнесется она сама к тому, что перестанет быть для него желанной?
        Арабелла, сколько себя помнила, всегда была объектом вожделения.
        Роберт вошел и с улыбкой кивнул ей в знак того, что ночь тиха, мир спокоен. Он задул свечу и лег на кровать. Арабелла села на него верхом, а когда он вошел в нее, горько и беззвучно заплакала, словно в преддверии близкой разлуки.
        Глава 20
        В течение следующих двух ночей они близко подобрались к цыганскому табору. Арабелла испытывала прилив сил, несмотря на то что в конце этого пути ее ждало серьезное испытание. Она ездила верхом по нескольку часов за ночь, много спала, с радостью просыпаясь в объятиях Роберта, когда он мог позволить себе недолгий отдых.
        Она очень огорчилась, когда Роберт сказал ей, что перед абортом надо очистить кишечник. Снадобье приводило человека в состояние, похожее на сильнейшее алкогольное опьянение, в котором он не мог контролировать отправления своего организма.
        - Я все время буду с тобой. Слабительное подействует незаметно для тебя, а через несколько часов, когда ты придешь в себя, все будет позади и скоро забудется, как кошмарный сон.
        Арабелла молча отвернулась. Он собирался остаться с ней, а значит, будет свидетелем этого отвратительного события. Когда с ее братьями или сестрами происходило то же самое, кто-нибудь всегда был с ними…
        - Ты возненавидишь меня после этого. Каждый раз, глядя на меня, ты будешь вспоминать об этом.
        - По-твоему, я такой слабак? - с улыбкой спросил он.
        Роберт разбудил ее рано на рассвете. Он стоял возле кровати и протягивал ей кубок.
        - Выпей.
        Это было очень крепкое вино, которое заглушало вкус слабительного. В тот миг, когда она осушила кубок, Роберт подхватил ее на руки и понес на улицу.
        Некоторое время спустя Арабелла очнулась, но долго не могла прийти в себя. Наконец она нашла в себе силы и открыла глаза. Роберт сидел рядом с ней на краю кровати и смотрел на нее нежными, встревоженными глазами. Никакого отвращения в его взгляде она не заметила. Возможно, ничего страшного и не произошло? Он не нес ее на руках к двери, не держал над ямой, в которую она со стонами исторгала зловонное содержимое кишечника? Нет, все это было.
        Арабелла смежила веки, сгорая со стыда, и почувствовала, как на глазах у нее выступили слезы жалости к самой себе.
        - Арабелла… - тихо позвал он, опасаясь, что громкие звуки сейчас для нее невыносимы.
        - У меня такое ощущение, что голова стала каменной. Камень, который разрывается от боли. Господи, что за гадость ты дал мне выпить? Похоже на вино, я помню… - Она взглянула на него. - Уже все кончилось? Я избавилась от него?
        Она обнаружила, что лежит на кровати совершенно нагая и чистая, укрытая до пояса шелковой простыней. Значит, Роберт не только вымыл ее, но и надушил, чтобы уничтожить малейшие следы того, что произошло. Он ласково погладил ее по голове.
        - Нет, моя радость. Еще нет.
        В это мгновение ей вспомнилась разрывающая внутренности боль, вызванная действием слабительного. Она вспомнила также, как плакала и кричала, отталкивая Роберта, который стремился помочь ей. Затем наступило блаженное забытье.
        Ей казалось, что кибитка движется, оставляя позади ощущение нечистоты и бесчестья.
        Роберт сказал, что, как только действие слабительного закончилось, он подъехал вплотную к табору и провел там почти целый день, договариваясь с цыганами об условиях своего пребывания.
        Арабелла с трудом села на кровати и сжала виски руками, борясь с головокружением.
        Роберт отошел в конец кибитки и вернулся с золотым кубком. Она давно привыкла пить из него воду и вино, но в последнее время Роберт подносил ей в нем исключительно лекарство. Теперь же в кубке было снадобье, которое положит конец ее беременности, а возможно, и самой жизни.
        - Пора. Ты должна это выпить.
        - Уже? А нельзя позже?
        - Нет. Сию секунду.
        Роберт предупреждал ее, что на сей раз вина почти не будет - только снадобье. Арабелла испытает сильную боль, и облегчить эту боль нельзя никакими средствами. Ей придется тужиться и стараться вытолкнуть из себя плод. Когда все благополучно завершится, он даст ей настойку опия, боль стихнет, она заснет, а проснувшись сразу забудет о своих мучениях. При взгляде на кубок, эти обещания показались ей сомнительными.
        - Я не смогу выпить это… сразу.
        - Прошло уже четыре часа. Ты должна.
        Она взяла кубок и осторожно заглянула в него.
        Внутри была розоватая жидкость.
        - Я до последней минуты надеялась, что все само собой обойдется, - сказала она, оттягивая ужасный миг. - И вот время пришло. Я не могу отступить. - Она вглядывалась в кубок, словно желая увидеть на дне его отражение того, что с ней произойдет.
        - Выпей залпом. Оно очень горькое.
        - Знаю. Я должна. Мы должны.
        Она взглянула на цыгана, ища поддержки, и поднесла кубок к губам. В эту минуту он быстро перекрестил ее. Жидкость оказалась не настолько горькой, как она ожидала. Арабелла выпила ее в несколько глотков и, отшвырнув кубок в угол, закрыла лицо руками.
        - Ну вот, я это сделала. Теперь…
        Она укоризненно взглянула на него, когда он опустился рядом с ней на колени, и повторила его жест, осенив себя крестом.
        - Когда ты в последний раз крестился? Вне церкви?
        Роберт смущенно отвернулся, хотя цыгане обычно исповедовали религию той страны, на территории которой жили.
        - Никогда.
        Сейчас воспоминания о любовном наслаждении не приходили ей на ум. Она думала только о нескольких часах стыда и страданий, которые были позади, и о тех мучениях, которые ей предстоят.
        - Что мне делать?
        - Ждать.
        - Как долго?
        - Совсем недолго.
        Они молчали, исподтишка наблюдая друг за другом. Арабелла закрыла глаза и задремала. Прошло около получаса, прежде чем ее скрутило первой судорогой. По низу живота, казалось, полоснули острым ножом, и она вскрикнула от боли и неожиданности. Схватившись за живот, Арабелла попыталась сжать его, чтобы боль прошла, но та, напротив, становилась все сильнее.
        Роберт взял ее за руку и, преодолевая сопротивление, повел к специальному приспособлению, которое заранее установил в дальнем конце кибитки за занавеской; оно напоминало стул, под которым стояла фарфоровая посудина, расписанная арабской вязью. Эта изысканная вещь должна была принять в себя кровь и плод их греховной любви.
        Арабелла села, раздвинув ноги и подтянув колени к подбородку. Очередной приступ боли заставил ее скорчиться и застонать.
        Она изо всех сил стала тужиться, как будто уже неоднократно проходила через это испытание. Ею овладело отчаянное стремление освободиться от того существа, которое предательски проникло в ее тело и поселилось там, становясь с каждым днем все больше и больше, ограничивая свободу их передвижения, угрожая самой их жизни. Впрочем, если ее ожидает смерть, то и ребенка тоже.
        Боль накатывала волнами, Арабелла сжала кулаки, так что ногти впились в кожу. Словно откуда-то издалека она слышала собственный голос:
        - Матерь Божья, помоги мне, спаси меня, спаси…
        Арабелла уже не чаяла когда-нибудь избавиться от боли, и в эту минуту она пошла на убыль. Тотчас же на нее нахлынуло полнейшее безразличие и она перестала тужиться.
        И тут коварная боль снова поразила ее. В глазах у нее потемнело, на лбу крупными каплями выступил пот, а губы не переставая шептали молитву о спасении.
        Роберт стоял у нее за спиной и крепко держал за плечи, не давая упасть. Боль стихала, когда она переставала напрягаться. И Арабелла сдалась. Пусть уж лучше ребенок погибнет у нее во чреве. Тогда и сама она умрет. Видит Бог, она сделала все что могла.
        Роберт переменил положение и встал перед ней, не выпуская ее плеч.
        - Я не могу этого сделать. И не буду больше пытаться. Я хочу умереть.
        - Давай, - прошептал он. - Еще разок. Ты должна. Сильнее! - Он тряхнул ее за плечи.
        Арабелла снова закрыла глаза и стиснула зубы, чувствуя, что боль накапливается, чтобы с новой силой обрушиться на нее. На шее у нее надулись вены - она старалась сдержать крик. Ее голова безвольно болталась из стороны в сторону, когда Роберт тряс ее за плечи, тело стало липким от пота. Она побледнела и была на грани обморока.
        - Тужься что есть мочи! - скомандовал он.
        - Отпусти меня! - крикнула она в ярости.
        В этот миг живот свело и ей пришлось напрячься изо всех сил. Она уткнулась головой в грудь Роберта и заплакала от отчаяния.
        Немного погодя ей показалось, что в ее чреве что-то лопнуло и внутренности стали исторгаться из тела. Она инстинктивно потянулась к промежности, но Роберт перехватил ее руку. Она заметила на ней капли густой крови.
        В ушах у Арабеллы раздался звон церковных колоколов. Она услышала собственный жалобный стон и провалилась в черную пропасть небытия.
        Когда Арабелла очнулась - не известно, сколько часов, дней или недель она провела без сознания, но почувствовала, что лежит в постели, ее живот стягивает бандаж, а сама она до подбородка укрыта простыней. У нее не было сил ни шевельнуться, ни открыть глаза. Откуда-то издалека до нее доносились мелодичные звуки лютни и тихая песня. Роберт наверняка не хотел будить ее, давая возможность прийти в себя и постепенно вернуться во временно покинутый ею мир.
        Некоторое время Арабелла лежала неподвижно с закрытыми глазами. Она слышала не только музыку, но и голоса людей, лай собак и фырканье лошадей. За стенами кибитки своим чередом шла жизнь.
        Теперь ей стало понятно, что произошло. Она, они оба были свободны. Освобождение произошло как раз в тот момент, когда она совершенно отчаялась и потеряла всякую надежду. Оставался страх - что, если вместе с ребенком она лишилась и части жизненно важных органов? - который она не могла превозмочь.
        Арабелла решила заговорить с Робертом, дабы выяснить, не утратила ли она способность связно излагать свои мысли.
        Она осторожно повернула голову набок и открыла глаза. Роберт смотрел на нее серьезно и бесстрастно. На его лице она не могла прочесть ответа на свой вопрос. Он еще несколько раз тронул струны лютни, потом отложил ее в сторону и опустился на колени перед кроватью, на которой она лежала. Бережно, словно опасаясь, что она может оттолкнуть его, он погладил ее по голове. Его губы тронула ласковая улыбка.
        - Это случилось?
        - Да.
        Она снова замолчала, боясь ответов на те вопросы, которые ей не терпелось задать. Набравшись смелости, она прошептала:
        - Все вышло полностью?
        - Полностью.
        - Полностью… - повторила она, пытаясь представить себе, на что был похож этот маленький зародыш человека. - Пальчики на руках и на ногах?.. - Она вопросительно взглянула на него.
        - Да.
        Так она и думала. Пальчики на руках и на ногах. То, что в течение нескольких месяцев в ней существовала самостоятельная жизнь, казалось чудом. Она была изгнана оттуда против своей воли, судя по тому, каких физических мук это стоило самой Арабелле. Эта жизнь приобрела человеческие формы, имела голову, руки, ноги и даже пальчики. Арабелла хотела задать еще один вопрос:
        - Это был…
        - Мальчик.
        - Да. - Она отвернулась с тяжелым вздохом. - Я всегда это знала.
        Сейчас Арабелла не могла думать о том несовершенном создании, которое было зачато в радости, а затем принесло ей столько боли, как о презренном существе, называемом
«это».
        - Мальчик… - повторила она. - Твой сын, - вымолвила она и замолчала, боясь разрыдаться.
        Арабелле казалось теперь, что она была совершенно уверена в том, что зачала мальчика.
        Отныне его не существовало. Не было никакого мальчика, никакого сына, только кровавое месиво, которое Роберт закопал где-то поблизости от табора. Она никогда не узнает, где это место. Она чужая на этой земле, которую Роберт считает своей родиной. Здесь никто никогда не узнает, кем она была до встречи с ним.
        Арабелла повернулась к нему, в глазах у нее стояли слезы. Она смахнула их и растерянно улыбнулась, словно извинялась за что-то. Из-за чего теперь плакать? Все позади. Они приняли такое решение, потому что другого выхода не было. И через несколько дней им снова предстояло отправиться в путь.
        - Как долго я спала?
        - Почти двадцать четыре часа. Я будил тебя дважды и давал настойку опия и бульон. Ты не помнишь?
        - Помню настойку… горькая. И еще помню сны, очень красивые… Какие-то разноцветные тени, все вперемешку… - Она прикрыла глаза в надежде, что сновидения вернутся. - В этот миг она почувствовала, как он встал. - Не уходи. Пожалуйста. Куда ты?
        - Я принесу что-нибудь поесть. Уже пора…
        - Еще нет. Я не могу.
        Она снова затихла, а Роберт остался стоять рядом. Ее глаза казались огромными на побледневшем лице, в них застыла неизбывная печаль.
        - Ты не разлюбишь меня, когда все закончится?
        Он прищурился. Арабелла чувствовала себя бесконечно отвратительной в глазах человека, заслуживающего, по ее мнению, самого прекрасного, что есть на свете.
        - Нет, конечно, - ответил он. - Так будет всегда, и ты это знаешь.
        Она снова закрыла глаза. Действительно, она не сомневалась в этом с того самого дня, когда они встретились в лесу. Она принимала его любовь как божественное благословение и угрозу одновременно. Но угрозу для них обоих. И теперь Роберт признавал, что не может от нее защититься.
        Глава 21
        Арабелла проснулась в полной тьме, не понимая, где она, что с ней происходит. С огромным усилием она сделала еще один шаг на пути к пробуждению, который привел ее в замешательство и возродил страх в душе. Она протянула руку. Пустота…
        Он ушел. Он покинул ее после того, как она с таким трудом избавилась от плода их грешной любви.
        - Роберт, - позвала она, и в ее голосе невольно прозвучала мольба.
        Признаться, она и не ожидала ответа.
        И вдруг…
        - Тебе приснился дурной сон? - прозвучал у нее над ухом его тихий голос.
        Он ласково коснулся губами ее лба.
        - Сон? Да, наверное. Но я не могла найти тебя. Я искала тебя, а тебя не было…
        - Попробуй заснуть, - успокоил он ее. - Я был рядом. Просто лег спать на ковер возле кровати. Мне не хотелось тебя тревожить. Вот так, а теперь спи.
        - Без тебя? У меня не получится.
        Он нежно погладил ее по голове, и Арабелла погрузилась в сладкую дрему, из которой сначала пыталась вырваться, чтобы что-то сказать ему, но потом отчаялась ее побороть и расслабилась, отдаваясь во власть глубокого сна. Перед тем как она заснула, Роберт дал ей еще опиума, потому что судороги время от времени повторялись.
        На следующее утро он заявил, что она проспала более тридцати шести часов и ей пора поесть. С этими словами он оставил ее одну и ушел.
        Издали до нее доносились звуки пробуждающегося от сна становища: детский смех, женские крики, обрывки песен, лай собак. Все это действовало на нее успокаивающе. Арабелла насторожилась, ожидая новых спазмов в животе, но мышцы были полностью расслаблены и она ничего не чувствовала.
        Она осторожно поднялась и сделала несколько шагов, словно заново учась ходить. Ее движения были по-кошачьи легки и грациозны, хотя она с трудом владела конечностями. Ощущение легкости не поддавалось описанию. Арабелла с радостью положилась на память своего тела и доверилась ему. И оно не подвело.
        Она умылась и почистила зубы. На бедрах и между ног у нее до сих пор был бандаж, сооруженный Робертом. С невероятным облегчением она обнаружила, что на нем: почти нет кроки, да и: та, что была, засохла. Похоже, он поменял его, пока Арабелла спала. Интересно, сколько раз ему пришлось это сделать? И где он закопал испачканные?
        Стал бы Роберт точно так же заботиться о ней, если бы она родила ребенка, которого они вместе уничтожили? Как он согласился на это? Впрочем, если бы что-нибудь стряслось с самим Робертом, разве она не окружила бы его заботой и вниманием? Разумеется, она сделала бы все, что необходимо. Она не могла представить себе цыгана больным, немощным и абсолютно беспомощным. Он был в ее глазах верхом совершенства и должен был оставаться таковым до конца.
        Арабелла вытерла лицо и увидела, что ее глаза кажутся огромными на болезненно-бледном лице. Но его выражение было тем же, а это значит, что она осталась прежней Арабеллой. Роберт полюбит ее, когда придет время. Спешить им теперь некуда. Будущее представлялось ей лучезарным.
        Несмотря на то, что в голове у нее по-прежнему шумело, а на бедрах был бандаж, Арабелла достала из сундука красное атласное платье и надела его.
        Роберт приходил к ней несколько раз в течение дня и уговаривал лечь поспать без помощи опийной настойки. Он просил ее не прикасаться к занавескам, потому что в тот день кибитку снова перекрашивали, и вокруг толклось много народа. Роберт красил ее в темно-красный, фиолетовый и черный цвета - такими же были еще три кибитки в таборе. Оказывается, за несколько недель до их появления в табор наведывались незнакомцы и наводили справки.
        - Сколько их было?
        - Трое или четверо. Выброси это из головы. Тебе важно поправиться. Думай о себе.
        - О себе? Я не понимаю, о ком ты говоришь, - слабо улыбнулась она.
        - Это пройдет через несколько дней. Ты очень сильная, Арабелла, - сказал он, нежно целуя ее в губы.
        На следующую ночь он надел на нее плащ и вывел из кибитки, чтобы показать Дело своих рук, а заодно снова познакомить с лошадьми. Арабелла соскучилась по своим любимцам, и особенно по Калифу. Она ласкала их, разговаривала с ними, до тех пор пока к ней не подошли цыганские ребятишки и не заговорили с ней по-цыгански. Цыган поболтал с ними немного и отправил по домам. Дети были счастливы его вниманием и безоговорочно послушались.
        Они прогулялись еще немного и вернулись к кибитке. Арабелла была еще очень слаба.
        - Мы далеко от моря?
        - Километрах в одиннадцати.
        - Когда я поправлюсь, мы поедем к нему опять? Я не буду больше так себя вести.
        - Конечно, поедем. Но не раньше чем через пять-шесть дней.
        Стало быть, Роберт предполагает, что в течение этого времени она будет не способна к каким бы то ни было активным действиям. Значит, он не станет домогаться ее любви. Она с облегчением подумала, что у нее появится возможность восстановить физические и душевные силы.
        Тем не менее, Арабелла по-прежнему нуждалась в близости, она черпала в ней силы. Однако Роберт настороженно следил за каждым ее движением и держался на безопасном расстоянии.
        Арабелла смотрела на него из окна, когда он смеялся и шутил с цыганскими ребятишками, и думала о том, как поведет себя ее тело, когда они снова будут вместе.
        Впрочем, стоит ли беспокоиться? Роберт сам знает, на что может рассчитывать.
        На следующее утро он оседлал Одиссея и отправился в город. С тех пор как она приняла снадобье, это была первая его длительная отлучка. На нем было обычное одеяние: турецкие шаровары с широким поясом, за которым торчали три кинжала. Без оружия он никогда не покидал их маленький лагерь, и даже кибитку. Кожаные сандалии он надел на босу ногу.
        Именно так одевались мужчины в этих краях, если они не были монахами, князьями, оруженосцами или арабами, прибывшими из-за моря. Ничто в его внешнем облике не привлекало внимания окружающих, хотя каждую такую его вылазку Арабелла воспринимала с опаской. Тем более что его светлые волосы и голубые глаза, посадка в седле и манеры не могли остаться незамеченными. Его надежды слиться с толпой благодаря маскировке казались ей тщетными, потому что никто в монашеском или арабском плаще не двигался так грациозно и не был таким великолепным наездником, как Роберт.
        - Все будут спрашивать: «Кто это такой? - улыбнулась она. - Откуда он взялся?» Именно так мы с подругами и подумали в то утро, когда впервые увидели тебя.
        Он поцеловал ее в губы на прощание, ласково проведя рукой по голове. Его взгляд скользнул по ее груди и тут же потух. Роберт заставил себя не думать о том, что все равно невозможно.
        Арабелла смотрела на него в окно, когда он вскочил на Одиссея и помчался прочь. Солнце стояло невысоко, ее стало понемногу клонить в сон, и, в конце концов, она провалилась в забытье без помощи вина и настойки опия.
        День прошел как в тумане - Арабелла принимала ванну, ела, спала, иногда испытывала необъяснимые приступы страха перед тем, что возобновятся судороги или что Роберт встретится с графиней. А она-то надеялась, что хотя бы от этого страха избавится навсегда!
        Она привела себя в порядок и оделась так, как прежде: в турецкие шаровары, шелковую рубашку и жилетку. И не забыла надеть любимый изумруд, который занял свое место между грудями.
        Ранним вечером, сев у окна, Арабелла наигрывала на лютне и напевала по-цыгански похоронную песню. Неожиданно появился Роберт. Промчавшись во весь опор, он спрыгнул с коня и ворвался в кибитку как сумасшедший. Это означало, что он привез новости.
        Арабелла бросила в его сторону тревожный взгляд, отложила лютню, но боялась спросить у него, в чем дело. По-прежнему ли они в безопасности? Продолжают ли их искать? Она сгорала от нетерпения узнать ответы.
        Роберт кивнул, словно хотел разом покончить с ее невысказанными вопросами, снял пояс и стал умываться. Затем он обернулся к ней и улыбнулся, как будто то, что хотел сообщить ей, было сущими пустяками. Должно быть, ему самому надоело приносить плохие новости.
        - Похоже, нас ищут одновременно на севере, юге, востоке и западе.
        - Вот как! - воскликнула Арабелла, закрыла глаза и постепенно успокоилась. - Ты говорил со многими людьми?
        - Да. И все они сказали одно и то же. Значит, не солгали. И к тому же не просили денег. Они считают, что северяне не имеют права вторгаться в их земли и требовать выдачи их соплеменника. - Он сел на низкую скамеечку возле кровати и уперся локтями в колени. - Когда мы уедем отсюда через несколько дней, наш путь будет лежать обратно на восток, в большие города, где трудно отыскать человека. Там нас не ждут.
        Арабелла молча слушала его, стараясь ничем не выдать обуревавших ее эмоций. Тем не менее, сердце ее сжималось от ужаса: никакого облегчения, никакой свободы, снова бега!
        Роберт продолжал рассуждать так, словно не замечал перемены в ее настроении.
        - Конечно, они могут предполагать, что мы захотим спрятаться в городе, где нас сложнее найти… Но у нас есть шанс. - Он улыбнулся. - Я прекрасно знаю Марсель, все закоулки и тупики. Если они найдут нас там, они найдут нас везде. - Он взял ее за руку, погладил ее и тихо окликнул: - Арабелла?
        - Ты всегда это знал, - с сожалением вымолвила она. - Ты говорил, что у меня есть возможность спасти свою жизнь, а у тебя ее нет. Почему?
        - Я не хотел расставаться с тобой. У меня был шанс обмануть их. - Роберт вскочил и стал ходить взад-вперед по кибитке. - Арабелла, послушай меня… Давай выясним это раз и навсегда. Я лгал себе. Я слишком заботился о жизни и не думал о смерти. Я сделал ставку на жизнь и отказался принимать в расчет все остальное. Так-то.
        Он стоял перед ней, чувствуя, что ее переполняют страх и отчаяние больше, чем когда бы то ни было. Наконец она негромко обронила:
        - Мы вместе уже больше трех месяцев… - Арабелла осеклась, будучи не в силах упомянуть человека, который являлся ее отцом. - Я ждала, что король и Гуиз в конце концов, оставят поиски.
        - Такие люди не сдаются, - усмехнулся Роберт. - Тебе известен случай, когда король простил своего реального или вымышленного врага?
        - Нет, - ответила она и отвернулась. - Я надеялась, что когда он поймет, что я сбежала, он откажется от меня. Но он воспитывал меня не так, как остальных братьев и сестер.
        Роберт остановился напротив нее и крепко сжал ей запястья.
        - Арабелла, посмотри на меня. Если нас найдут… когда нас найдут… Не возражай, послушай. Ты побежишь к ним и постараешься убедить их в том, что тебя похитили, что ты отправилась со мной не по доброй воле. Король поверит тебе или притворится, что поверил. Ему нужно в это поверить. Обещай, что ты сделаешь это.
        Она вывернулась из его рук и вызывающе взглянула на него.
        - Увидев тебя, они вряд ли поверят в то, что я поехала с тобой по принуждению. - Она улыбнулась.
        - Они не увидят меня, - отозвался Роберт, удивляясь, что она не понимает такой простой вещи. - Им все равно, каким они увидят меня. Король вообще меня не увидит.
        - Возможно, - отозвалась Арабелла, думая о графине.
        - Нет, не поэтому, - возразил он, прочитав ее мысли. - Я не покину тебя. Но от меня тут же ничего не останется.
        Арабелла затихла, представляя себе картину, которую Роберт пытался нарисовать в ее сознании, и рухнула на пол. Она плакала и стонала, колотя в пол кулаками, и кричала в голос:
        - Нет! Нет! Не-е-ет!..
        Глава 22
        Арабелла проснулась и обнаружила рядом Роберта. Они оставили табор три дня назад и взяли курс на восток, делая остановки в светлое время суток.
        Было около семи утра. Она поднялась, стараясь не разбудить его, и взглянула сквозь щель в занавеске на пасущихся рядышком лошадей. Калиф, как обычно, был на страже их спокойствия и благополучия. Арабелла вернулась к кровати и стала смотреть на Роберта.
        Восемь дней. С тех пор как она приняла снадобье, прошло восемь дней. Ее силы восстановились, и она прекрасно себя чувствовала. В последние дни она ощутила неодолимую тягу к близости. А он настаивал на том, что нужно подождать еще немного.
        - Сколько именно? - поинтересовалась она накануне ночью, когда они собрались снова тронуться в путь. - Давай сделаем что-нибудь друг для друга. Я больше не вынесу этого существования врозь.
        Она стала ласкать его губами, но, как ни старалась, не могла добиться цели.
        - Ты не хочешь меня?
        - Надо повременить. Зачем делать то, что трудно нам обоим?
        - Тебе это трудно?
        Теперь Роберт лежал на спине, чуть раздвинув ноги. Казалось, что сновидения возбуждали его. Арабелла испытывала такое сильное желание, что позабыла обо всех страданиях, которые выпали ей на долю, о том, что когда-то прятала под ковром кинжал, чтобы поразить его в самое сердце.
        В ее глазах застыло выражение безнадежного вожделения. Она легла рядом с ним, провела рукой по его заросшему светлыми волосами торсу и животу, опустилась ниже, и по его телу пробежала дрожь. Роберт открыл глаза, сияющие от радости и восторга. Их первая после долгого перерыва близость была наполнена взаимной нежностью. Он страдал от невозможности быть с Арабеллой не меньше, чем она сама. Роберт осыпал ее ласками, давая понять, что она не стала ему менее дорогой, несмотря ни на что. Спустя некоторое время он поднялся и подошел к окну. Отодвинув занавеску, он зажмурился от яркого солнечного света.
        - Уже почти полдень.
        - Я вновь ожила, - с улыбкой отозвалась Арабелла, лежа на животе и уперев подбородок в кулаки. По всему ее телу разливались нега и блаженство.
        Роберт задернул занавеску и обернулся к ней.
        - Иди ко мне, - позвала его Арабелла. - У меня такое ощущение, что мы не любили друг друга со времен сотворения мира.
        - Позже…
        Арабелла села на кровати и забрала волосы в пучок на затылке. В эту минуту она заметила, что Роберт уже одет и готов выйти на улицу. Она вскочила, чтобы удержать его. Ей было страшно расстаться с ним хотя бы ненадолго.
        Те слова, которые он сказал ей несколько дней назад, не выходили у нее из головы, и Арабелла постоянно боролась с собой, чтобы снова не завести разговор на эту тему. Каждый раз, когда Роберту надо было пойти куда-нибудь даже в пределах табора, Арабеллу охватывал панический ужас.
        - Ты заходишь?
        - Конечно. Нам нужна еда. Лошади тоже требуют ухода.
        Она посмотрела ему вслед из окна и задернула занавеску. Роберт погладил лошадей, поговорил с ними, почесал за ухом Калифа и пошел прочь, даже не оглянувшись. Арабелла испытывала прилив сил. Она вдруг поняла, что проголодалась, но нашла только апельсин и кусочек сыра. После скудной трапезы она приняла ванну, накрасилась, оделась и перестелила постель - единственное, на что была способна.
        Вернувшись, Роберт застал ее сидящей у стола с лютней в руках. Арабелла пела песню, которую слышала от трубадура в тронном зале королевского замка. В ней говорилось о любви и самоотречении, которое раньше представлялось Арабелле непонятным и смешным. Самоотречение в любом его проявлении плохо сочеталось с жизненной философией прежней Арабеллы.
        Она всю жизнь верила, но не принимала свою веру всерьез. И вот настало время, когда вера приобрела для нее совершенно иной смысл.
        Арабелла встретила входившего Роберта радостной улыбкой и поднялась, чтобы забрать у него одну из котомок с провизией, которую ему удалось раздобыть у крестьян.
        Пока Роберт мылся и приводил себя в порядок, она разобрала котомки. Их ждала роскошная трапеза, совсем непохожая на ту, к которой они привыкли в таборе. Вместо незатейливого жаркого из баранины или телятины на столе появились кушанья, приготовленные умелыми руками крестьянки, - цыплята, зажаренные на открытом огне в виноградных листьях, свежайший козий сыр, а также виноград, апельсины и лимоны. Здесь же она нашла ржаной хлеб и толстый ломоть ветчины. В предвкушении пиршества она довольно потерла руки.
        Роберт смотрел на нее, растираясь полотенцем. В его взгляде было столько нежности, что Арабелла не удержалась и медленно подошла к нему.
        - Ты что-нибудь узнал? - осведомилась она с опаской, поскольку последние новости поубавили у нее оптимизма.
        - Ничего. Никто не интересовался цыганом, кибиткой и лошадьми. В округе тихо.
        Арабелла опустилась на колени и запустила руку ему в штаны.
        - Позволь мне… только один раз.
        - Позже, - ответил он, помогая ей подняться.
        Арабелла подумала, что ждать придется недолго, но после обеда Роберт встал из-за стола, сказав, что уже полдень и ему пора заниматься хозяйственными делами: накормить животных и принести воды.
        Арабелла загрустила, оставшись одна. Как жаль, что она не может склонить Роберта к близости! Но рано или поздно он сам пойдет на это, потому что нуждается, в ней не меньше, чем она в нем.
        Однако вскоре ее постигло разочарование: Роберт владел собой гораздо лучше, нежели она предполагала. После полудня он вернулся и лег спать, потому что ночью им предстоял долгий путь. Он проспал пять часов, а поднявшись, сказал:
        - Уже поздно, совсем стемнело. Пора в дорогу.
        - Ты сказал «позже»! - воскликнула она в отчаянии. - Что ты имел в виду?
        - Завтра… если мы будем в безопасности.
        - В безопасности?! - Она пришла в ярость и порадовалась тому, что в кибитке темно и Роберт не может видеть ее лица. К тому времени, когда он зажег свечу, она уже успокоилась. - Ты делаешь все, чтобы защитить меня, - сказала она печально, целуя его руку. - Но мне это не нужно. Мне гораздо важнее, чтобы мы были вместе.
        Роберт оставался неумолим. Он нежно поцеловал ее в губы, оделся и вышел. Арабелла не знала, чем себя занять, и вскоре уснула. Через несколько часов она проснулась оттого, что кибитка остановилась. Протянув руку в темноте, она обнаружила, что Роберт спит рядом. Она поцеловала его и заснула снова.
        Ее очередное пробуждение также было связано с разочарованием: Роберт ушел, Сарацина вблизи не оказалось, а Калиф нес караул у двери.
        Когда Роберт возвратился, он застал Арабеллу сидевшей в лохани. Ее волосы поддерживали китайские шпильки, украшенные драгоценными камнями. Она сидела в горячей воде, закрыв от наслаждения глаза, и, судя по всему, довольно долго, хотя постель была аккуратно застелена, а стол накрыт.
        Арабелла взглянула на него, и в ее глазах отразился немой вопрос. Роберт кивнул в ответ, быстро скинул рубашку и штаны, отбросил в сторону сандалии и сел в лохань лицом к ней. Он раздвинул ей ноги и просунул ее колени себе под мышки. Он медленно вошел в Арабеллу, не свода с нее глаз.
        Улыбка сбежала с ее лица, глаза стали серьезными, в них промелькнули тревога и напряженное ожидание. Она сомневалась в том, что полностью поправилась после аборта.
        Роберт отдался древнему любовному танцу, и она изогнулась всем телом, стараясь принять его как можно глубже. Но он чуть отстранился, не допуская этого. Арабелла задохнулась от наслаждения, которое давно не испытывала. Наконец Роберт вошел в нее глубоко и тут же извергся.
        Они оставались в неподвижности довольно долго. Затем Роберт поднялся и помог встать ей. Они молча переглянулись, радуясь, что им снова дано пережить те ощущения, от которых пришлось так надолго отказаться. Арабелла верила, что отныне с воздержанием покончено.
        И опять она убедилась в том, что не может предугадать его поступков. Они оделись, и сели за стол обедать, время от времени, переглядываясь с видом заговорщиков.
        Теперь Роберт знал, что она окончательно поправилась. На простыне не осталось ни капли крови - значит, он может не бояться причинить ей боль.
        Однако к изведанной вновь радости физической близости примешивалась легкая грусть. Пережитые страдания оставили глубокий след в душе. Арабелла боялась, что снова забеременеет и должна будет выпить роковое снадобье.
        Они обсуждали такую возможность спустя несколько дней после аборта.
        - Я не знаю, как я вновь пройду через это, - сказала тогда Арабелла.
        - Тебе не придется этого делать.
        - Но мы наверняка опять потеряем голову… Нам будет не до мер предосторожности…
        - Теперь, когда я знаю твой лунный цикл, я сам буду следить за ним. И если произойдет задержка в несколько дней, я дам тебе лекарство, после которого месячные возобновятся. Это почти безболезненно.
        Услышав эти слова, Арабелла успокоилась. Она готова была смириться с необходимостью пережить неприятные ощущения в обмен на то, чтобы иметь Роберта тогда, когда она этого захочет.
        Сейчас они молча ели, глядя друг другу в глаза и стараясь угадать, о чем думает другой. Арабелла подозревала, что Роберт вынашивает план, как бы ускользнуть от нее под тем или иным предлогом. Например, он мог сказать, что сегодня пасмурно и темнеет раньше, стало быть, можно вскоре двинуться в путь, а пока он должен заняться хозяйственными делами.
        Глава 23
        Около полуночи начался дождь, такой сильный, что стук капель по крыше разбудил Арабеллу. Кибитка немного погодя остановилась. Судя по тому, что ее время от времени встряхивало, Арабелла догадалась, что Роберт выпрягает лошадей. Он отвел их под раскидистый дуб и накрыл теплыми попонами. Войдя в кибитку, Роберт быстро снял с себя промокшую одежду. Он сильно продрог, его тело мгновенно покрылось мурашками.
        В самой кибитке тоже было непривычно холодно. Роберт лег в постель. Арабелла достала из сундука кашемировый плед и накрыла им Роберта, стараясь не разбудить его, потому что привыкла к тому, что он сразу засыпал, едва коснувшись головой подушки. Она осторожно прилегла рядом, чтобы не потревожить его, и внезапно его руки обвили ее талию. Они провалились в глубокий сон одновременно, умиротворенные близостью друг друга.
        Проснувшись, Арабелла увидела, что Роберта нет. Он часто покидал ее спящей, чтобы ухаживать за лошадьми, ездить на разведку по окрестностям и добывать еду.
        Хотя в кибитке было темно и дождь нещадно барабанил по крыше, Арабелла догадалась, что скоро полдень. Она долго лежала в постели с закрытыми глазами, стараясь вспомнить восхитительный сон, который ей приснился.
        Но это был не сон. Роберт овладел ею на рассвете, незадолго до того как уйти. Несколько энергичных движений, завершившихся обильным семяизвержением, привели ее в восторженное состояние, которое не покидало ее до сих пор.
        Неожиданная близость наполнила ее сердце благодарностью и надеждой на грядущее счастье. Встав с кровати, Арабелла направилась к зеркалу. Она ступала медленно, словно боялась расплескать бесценный сосуд.
        Однако собственное отражение в зеркале разочаровало ее: она была печальной. Но почему? Боль и страх, вызванные снадобьем, давно забылись. Если ей удастся сохранить здравый ум, она перестанет бояться короля и Гуиза.
        Тем не менее, ею владело чувство необъяснимой опустошенности, невосполнимой потери.
        Арабелла постоянно думала о том существе, которое исторгло ее тело. И сейчас она вспомнила слова цыгана о том, что плод, от которого она избавилась, уже имел пальчики на руках и на ногах.
        Перед ее внутренним взором возникли два детских кулачка, миниатюрные ножки, младенческое тельце, широко раскрытые глаза и пухленькие губки. Образ нерожденного ребенка был настолько реальным, что казалось, к нему можно прикоснуться.
        Арабелла отвернулась от зеркала, сдерживая непрошеные слезы.
        Зачем плакать? Ведь она не хотела этого ребенка. Она забеременела случайно, просто потому, что они оба потеряли голову от страсти. Тем более глупо плакать теперь, когда прошлого не вернешь.
        Арабелла приняла ванну и стала рыться в сундуке, выбирая одежду. Из глаз ее неудержимо текли слезы. В конце концов, она не выдержала и разрыдалась в голос, упав на колени и обхватив руками крышку сундука. Арабеллу не волновало, что Роберт может в любую минуту вернуться и застать ее в истерике, - так велико было это охватившее ее чувство потери.
        Она все еще плакала, когда замок в двери щелкнул. Роберт нахмурился и, подойдя к Арабелле, положил руки ей на плечи и тихонько окликнул ее.
        Что за абсурд! Она оплакивала их ребенка, в то время как смерть гналась за ними по пятам.
        - Я знаю, что с тобой… - сказал он, вешая плащ на гвоздь. - По крайней мере, думаю, что знаю.
        Арабелла поднялась, подошла к нему сзади и обняла за талию.
        - Ты тоже думаешь об этом?
        - Конечно, - ответил он, разворачиваясь к ней лицом. - Твоя печаль мне понятна. И незачем стыдиться. Он был живой, он был наш. - Роберт сокрушенно покачал головой. - Но у нас не было выбора.
        - Я хочу тебя. И больше ничего на свете мне не нужно. Я хочу, чтобы мы были вместе всегда. Всегда… - Она испытующе взглянула на него. - Какое длинное слово -
«всегда»…
        Он наклонил голову и нашел ее губы, которые поначалу оставались безответными. Между ними словно выросла стена отчуждения, возведенная ее грустью. Но постепенно волны горячего желания разлились по телу Арабеллы. Роберт опустился на стул и привлек ее к себе.
        Он вошел в нее медленно и осторожно, однако ей хотелось, чтобы он взял ее грубо и неистово. Она попыталась изменить положение так, чтобы принять его в себя как можно глубже, а Роберт препятствовал ей.
        - Пожалуйста, забудь о сдержанности, - взмолилась она, а потом предприняла очередную попытку добиться своего. Когда у нее снова ничего не получилось, она в ярости стала колотить Роберта по груди и спине кулаками.
        - Не заставляй меня рисковать твоим здоровьем…
        Она склонилась вперед и, закрыв глаза, решила отдаться ему во власть.
        - Я не могу вынудить тебя делать то, чего ты не хочешь, - печально улыбнулась она.
        - Ты ошибаешься, потому что я тоже хочу этого.
        - Тогда почему…
        - Ты сама знаешь почему.
        - Для меня самое лучшее лекарство - это когда ты во мне, - ответила она, проводя руками по груди и бедрам в сладкой истоме.
        - Позже.
        Цыганское снадобье дало двойной эффект: оно избавило Арабеллу от нежеланного ребенка и сделало их с Робертом бесценными в глазах друг друга. Казалось, что не только их тела, но и души, и чувства слились в единое, неделимое целое. Ее не покидала мысль, что близок тот день, когда они чудесным образом превратятся в единое существо и уже не расстанутся никогда.
        - Дождь перестал, - сказал он, положив Арабеллу на кровать, после чего быстро оделся и развернул сверток, который, принес три часа назад. Он наскоро перекусил, даже не присев за стол, и кивнул в сторону двери.
        - Мне пора к лошадям. Им жарко в попонах, а от земли сейчас парит.
        Арабелла вскочила, чтобы удержать его, и почувствовала головокружение и тошноту.
        Роберт протянул ей ножку жареного каплуна и раздвинул занавески на окне. Они ели молча и сосредоточенно, глядя в окно, за которым паслись стреноженные лошади, укрытые тяжелыми промокшими попонами. Калиф охотился на мышей-полевок в высокой траве, от которой валил пар. Солнце ярко светило в умытом дождем небе, так что приходилось щурить глаза.
        Роберт нежно поцеловал Арабеллу в губы, коснулся ее груди и вышел.
        Она продолжала, есть, наблюдая, как он ухаживает за животными. Эта сцена заворожила ее, словно она никогда прежде не видела Роберта за этим занятием. Отложив еду, она опустилась на стул, ощущая свинцовую усталость.
        Немного погодя направилась за занавеску, чтобы принять ванну, и заметила, что дверь открыта. Арабелла выглянула наружу и увидела Сарацина, который, казалось, ждал, что она выйдет и приласкает его, чего она ни разу не делала за последние десять дней.
        Арабелла набросила бурнус и шагнула к двери. Роберт не мог оставить дверь открытой по невнимательности, и она сочла это приглашением выйти. Он говорил ей, что они остановились в таком пустынном месте, где дорога заросла высокой травой. Это означало, что по ней никто не ездил уже много месяцев.
        Арабелла медленно сошла вниз по ступенькам, с наслаждением вдыхая ароматы полевых цветов. Цыган обернулся, улыбнулся ей и поощрительно кивнул. Она подошла к Сарацину, в глазах которого застыл немой вопрос: где ты была так долго? Она погладила его по шее и зашептала ему в ухо тихо и доверительно:
        - Я здесь. Я вновь с тобой.
        Глава 24
        Арабелла в последний раз коснулась морды Сарацина, и ее рука безвольно опустилась.
        - Позже, - вымолвила она извиняющимся тоном. - У меня пока мало сил. - Она улыбнулась, потому что конь прянул ушами и скосил на нее глаз, словно понимал, о чем она говорит. - Скоро все снова будет по-прежнему.
        Роберт опустился на корточки рядом с Калифом и принялся чесать его щеткой. Цыган опять оказался прав: Арабелла еще не оправилась после аборта, и физическая близость изнуряла ее.
        - Еще немного - и мы вновь будем скакать по ночным дорогам, - сказала Арабелла, отойдя от Сарацина.
        - Только не сегодня ночью, - отозвался Роберт. - Земля слишком влажная, и следы будут на ней хорошо видны. Так что подождем до завтра.
        - Ты слышал, Сарацин?
        Ее охватила слабость. Она сбросила бурнус и осталась стоять обнаженная, вытянув руки вверх, к солнцу.
        - Завтра, - шепнула она беззвучно самой себе.
        Затем Арабелла легла на плащ, заложила руки за голову и закрыла глаза, наслаждаясь теплом.
        - Наступит день, когда они забудут про нас. Тогда мы будем счастливы, - шептали ее губы.
        Роберт оглянулся, посмотрел на нее с ласковой улыбкой и снова занялся Калифом. Арабеллу не покидало ощущение, что туман, поднимавшийся от влажной земли, окутывал ее теплым покрывалом, расслабляя мышцы и волю.
        Незаметно для себя она задремала и очнулась только тогда, когда Роберт, завернув ее в плащ, поднял на руки, чтобы отнести обратно в кибитку. Солнце клонилось к горизонту. Она проспала не меньше трех-четырех часов, отчего почувствовала себя отдохнувшей и в то же время еще более расслабленной.
        Едва Роберт уложил ее в постель, она обняла его руками за шею, желая сказать что-то важное, но не нашла нужных слов. Она призывно раздвинула ноги, а Роберт поцеловал ее в лоб и сказал:
        - Я принесу воды и отправлюсь на разведку.
        Арабелла хотела было возразить, но обессилела окончательно и снова погрузилась в глубокий сон. Она проснулась среди ночи и обнаружила, что Роберт спит рядом. Не желая его будить, она приникла к его плечу и снова заснула.
        - Я переусердствовал вчера? - спросил ее Роберт, когда они пробудились спустя некоторое время.
        - Вчера? - недоуменно осведомилась она. Ей казалось, что с тех пор прошла вечность. - Ах да, вчера…
        Она потянулась к нему, однако Роберт удержал ее за руки и осторожно отстранился.
        - Поспи еще. А мне надо ненадолго уйти.
        - Хорошо. Спокойной ночи, если сейчас ночь…
        Через три ночи пути они вновь оказались вблизи морского побережья и Арабелла, которая ездила верхом каждую ночь, поскольку ее силы полностью восстановились, снова заговорила о том, что хочет войти в море. Воспоминание о ласковых соленых волнах ожило в ее памяти и не давало покоя.
        - Мы ничего не слышали о преследователях уже много дней, - говорила она.
        - Мы все это время провели в пустынной части побережья.
        - Какая разница? Везде одно и то же.
        - Возможно, ты права, Арабелла. Нам стоит полагаться только на судьбу.
        - Моя жизнь всегда складывалась счастливо. Повисла пауза, и Арабелла стала гадать, какое выражение сейчас на лице Роберта - удивление, недоверие или насмешка?
        - Моя тоже, - ответил он вдруг. Его голос показался ей необычно глухим и низким. Арабелла почувствовала, что ее замечание - самонадеянное и вызывающее - причинило ему боль. В этот миг Роберт видел мало прока в том, что когда-то раньше был счастлив.
        Он ни разу не напомнил ей, что она уговорила его взять ее с собой, презрев все его предостережения. Он предвидел трудности, которые их ждут, но она отмахнулась от них.
        Теперь Арабелла, убедив себя в том, что они оторвались от своих преследователей, посланных королем и Гуизом, старалась не думать о них вообще.
        То, что совсем недавно представлялось ей опасной игрой, которую они в состоянии выиграть благодаря терпению и ловкости, сейчас поразило ее своей страшной очевидностью: ставкой в этой игре была жизнь Роберта, а может быть, и ее собственная. Арабелла не могла жить с этим знанием, поэтому предпочла подменить его эйфорическим убеждением, что игра близится к счастливому концу. Она стремилась обрести в занятии любовью забвение.
        Она говорила себе: «Я удачлива. Мы удачливы. Мы рождены для счастья. Король понял, что не может вернуть меня, и оставил поиски».
        Эта мысль тоже казалась ей абсурдной, и Арабелла решила вообще ни о чем не думать. Она жила настоящим днем, не заглядывая в будущее. Приморский город или пустынное побережье, куда они должны были приехать на следующий день, казалось, находились на другом конце света.
        Их путь лежал в Марсель, потому что там Роберт надеялся раздобыть верные сведения.
        - Крестьяне глупые и жадные. За деньги они готовы наговорить что угодно. А в приморских городах я знаю людей, которые скажут мне правду.
        Через две ночи он нашел укромное место на окраине Марселя. Вернувшись из города около полудня, Роберт уверил, что за последние два месяца здесь их не разыскивали. Человеческая память коротка, и за больший срок никто ручаться не может. Горожане слишком заняты собой, своими повседневными заботами.
        Ему удалось снять у богатого крестьянина кирпичный амбар и при помощи туго набитого кошелька и искусного вранья сделать так, чтобы их там не беспокоили. Роберт сказал, что ждет прибытия с Корсики корабля с грузом ворованной шерсти. Такой товар не должен был подогреть алчность хозяина, а с другой стороны, репутация вора внушала ему уважение.
        - Если бы я сказал ему, что я честный торговец, он бы все равно не поверил.
        Арабелла пребывала в приподнятом настроений: наконец-то сбудется ее мечта и она увидит настоящий большой город, а не деревню.
        - Позволь мне пойти с тобой, - попросила она.
        - Это слишком опасно, - нахмурился он.
        - Что же, мне теперь до конца дней сидеть под замком? Сколько это еще будет продолжаться? Месяц? Два?
        Роберт быстро взглянул на нее и прищурился.
        - Ты права. Я не могу больше требовать от тебя этого.
        Они обосновались на ночь в амбаре. Роберт предупредил хозяина, что Калиф бросится на любого, кто попробует подойти близко.
        Арабелла плохо спала ту ночь в предвкушении долгожданной поездки в город и воспротивилась, когда Роберт решил отправиться с рассветом на разведку.
        - Мы поедем в Марсель в полдень, если не будет плохих новостей.
        - По-твоему, наши преследователи могли приехать в город за последние несколько часов? - рассмеялась она. - Да ведь это может случиться в любую минуту.
        Ей хотелось ободрить Роберта, сказать, что будет послушной и осторожной, чтобы свести риск к минимуму, но она не осмелилась, опасаясь его насмешливой улыбки. Кроме того, она боялась причинить ему боль напоминанием о том, что он рискует гораздо больше, нежели она.
        Когда Роберт ушел, Арабелла принялась за свое любимое занятие: стала копаться в сундуках и придумывать себе наряд для поездки в город, хотя и понимала, что вынуждена будет надеть плащ, который скроет ее роскошные одежды. Она даже попробовала примерить паранджу, но в конце концов отказалась от нее.
        Около полудня Роберт вернулся и привез пирог с мясом. Они на скорую руку перекусили. Арабелла сгорала от нетерпения, время от времени загадочно улыбаясь.
        - Невероятно! Марсель! Настоящий город, правда?
        - Он не намного больше, чем замок, когда в него съезжаются рыцари со всей округи на турнир или праздник.
        Они надели плащи и придирчиво оглядели друг друга. Капюшоны скрывали их лица до половины.
        Роберт усмехнулся, глядя в ее восторженно сияющие глаза.
        - Все хорошо, - заметил он, - но глаза выдают тебя с головой. Ты была бы менее заметна, если бы отправилась в город обнаженной.
        Глава 25
        В дверях Роберт задержался, чтобы дать ей последние наставления.
        - Не отставай от меня ни на шаг. Если отстанешь, они догадаются, что мы не арабы. Я и так мало похож на араба, - с сожалением добавил он. Действительно, несмотря на то что кожа его была смуглой, черты лица выдавали в нем европейца. - Держись рукой за мою спину и не позволяй никому пройти между нами. Если кто-нибудь попытается это сделать, стукни меня по ноге. Если я резко сверну в сторону или побегу, следуй за мной без колебания.
        - Бежать?
        - У тебя получится. Там полно народу на улицах. - Он открыл дверь и вышел под яркое полуденное солнце. - Что бы ни случилось, не разговаривай. Твой северный выговор выдаст нас. К тому же арабским женщинам вообще не положено открывать рот на людях.
        Они молча двинулись в путь. Роберт шел быстро, так что она едва поспевала за ним. Прогуливаться по пустынному побережью было небезопасно, поэтому они торопились выйти на большую дорогу. Здесь им навстречу стали попадаться люди: крестьянки с корзинами на головах, повозки, оборванные дети, нищие.
        Арабелла старалась не поднимать глаз, встречаясь с людьми, и почти не оглядывалась. Роберт не подавал милостыни, более того, держался так, слов-. но при нем вообще не было денег. Он отгонял попрошаек грубыми словами на арабском, и те отходили, оскорбленные его высокомерием и резкостью.
        Когда они вошли в город, где дома теснились в узких улочках так, что можно было перешагнуть с одной крыши на другую, Арабелла украдкой огляделась. Окраина Марселя напомнила ей те многочисленные деревушки, через которые они проезжали. Но чем дальше они углублялись в город, тем больше он поражал ее воображение своим шумом и сутолокой, грязью и зловонием. Здесь из мясных лавок прямо под ноги прохожим выбрасывали тухлятину, за которую бродячие кошки и собаки кидались в драку.
        Арабелла никогда не видела такого разнообразия в проявлении человеческого убожества и великолепия. Они оказались в самом сердце города, куда, казалось, некая магическая сила влекла сотни людей: всадники и пешеходы, портшезы и телеги - все замирало, если ломовой извозчик и какой-нибудь запальчивый оруженосец не могли разъехаться и устраивали склоку, порой переходящую в драку.
        Она предполагала, что увидит на улицах Марселя людей короля в красных, расшитых золотом ливреях или посланцев Гуиза в зеленых камзолах, расталкивающих народ в стороны, как они привыкли делать это в деревнях. Однако Роберт заверил ее, что, если их преследователи в городе, их будет невозможно узнать.
        - Они постараются держаться незаметно, чтобы не выдать себя.
        Мимо верхом на великолепном скакуне проехала знатная дама, одетая так, как когда-то давно одевалась сама Арабелла. Ее сопровождали четверо пеших пажей в сине-красных камзолах. Она взглянула прямо на цыгана, и на ее лице отразилось изумление, которое сменилось ослепительной улыбкой. У Арабеллы замерло сердце. Графиня! Хотя Роберт не говорил ей, где живет графиня, Арабелла помнила его рассказы о том, что в возрасте четырнадцати лет он бывал в Марселе и в соседних городах.
        Правда, она быстро успокоилась, потому что цвета графини - зеленый и желтый, а пажи этой дамы были в камзолах совершенно другой расцветки. Это всего лишь очередная ветреная красавица, ищущая любовных приключений, которую поразила внешность Роберта.
        Миновав даму с ее пышной свитой, Арабелла оглянулась и увидела, что всадница обернулась в седле и провожает Роберта жаждущим взглядом.
        Улица снова полностью завладела ее вниманием. Грандиозные масштабы города обладали невероятным эмоциональным воздействием, хотя Арабелла часто наблюдала большое стечение народа в замок.
        - В городе ты не увидишь почти ничего нового для себя, - говорил ей Роберт.
        Возможно, что жизнь при дворе короля довольно рано сделала Арабеллу искушенной.
        Ей казалось, что она уже видела все это когда-то, если не считать моря, близость которого ощущалась повсюду. Море было видно из любой точки города, к тому же порывы ветра приносили сюда его солоноватый аромат. Атмосфера города была напоена силой и энергией, неведомой Арабелле. Здешние люди делали все с невероятной увлеченностью, вкладывая в занятия всю душу, будь то драка, избиение лошади, собаки или ребенка, скачка галопом без седла сквозь толпу, в результате которой прохожие оставались искалеченными. Мужчины, и женщины были вооружены разнообразно и богато и не стеснялись применять свое оружие друг против друга, а также против животных, выражавших непослушание.
        Арабелла взирала на эти жестокие сцены с холодным равнодушием постороннего. Они не вызывали у нее никаких эмоций, за исключением простого любопытства.
        Ни жалости, ни искреннего сочувствия не пробуждал в ней вид прокаженных, прикрывавших наготу лохмотьями, нищенствующих монахов, калек и увечных, мужчин и женщин, лишенных глаз, зубов и конечностей. Хотя Арабелла никогда не видела такого скопления чудовищ, человеческое уродство было ей знакомо.
        Она с удовольствием наблюдала за выступлением акробатов, танцующих на натянутом над головами зевак канате; ее веселили клоуны и жонглеры бродячего цирка, фокусники, глотавшие огонь и выдыхавшие жаркий пар вперемешку с искрами. Толпа восторженно кричала, от души смеялась и громко аплодировала. Арабелла снисходительно улыбалась, отдавая дань мастерству трюкачей, но не веря в то, что все это взаправду. В тронном зале отцовского замка часто выступали фокусники, и учитель объяснил Арабелле, как они делают свои трюки.
        Тигр, запертый в клетке, испугал ее и заставил крепко ухватиться за полу плаща Роберта. Они задержались на минуту, чтобы полюбоваться плененным красавцем, но вид дикого зверя в неволе подействовал на Арабеллу удручающе. Роберт поспешил увести ее, и вскоре они оказались возле огромного деревянного строения, похожего на товарный склад. Из дверей вышла женщина, стала трясти грудями, поглаживать себя по ягодицам, а затем, повернувшись спиной к толпе и задрав юбку, раздвинула ноги и нагнулась вперед. Оглядывая прохожих призывным взглядом между ног, она приглашала первого, кто внесет небольшую плату, воспользоваться тем, что она так откровенно демонстрировала.
        Другая женщина начала тот же танец, и Роберт потянул Арабеллу прочь. Она коснулась его спины и шепнула:
        - Давай зайдем.
        - Ты уже и так все видела.
        - Может быть, там внутри есть что-нибудь новое.
        Роберт пожал плечами, и они вошли в барак. Здесь было много таких же женщин, как и снаружи. Они уводили клиентов в маленькие кабинки, лепившиеся друг к другу вдоль стен.
        Темный барак пропах навозом, тухлой рыбой, конским и человеческим потом. Роберт велел Арабелле встать ближе и прижаться к его спине, а если кто-нибудь к ней прикоснется, то немедленно сказать ему об этом. Впрочем, находившиеся тут мужчины не проявляли никакого интереса к закутанной с головы до пят арабской женщине.
        Для зрителей отводились специальные места, где за умеренную плату можно было стать свидетелем греховных услад.
        Они вошли в кабинку, и у Арабеллы захватило дух от возбуждения, поскольку сам воздух здесь, казалось, был напоен страстью. Она увидела женщину, которая лежала на столе, широко раздвинув ноги. После того как первый клиент отошел в сторону, натягивая штаны, его сменил второй. Он деловито овладел женщиной, удовлетворенно застонал и уступил место следующему. Желающих была целая очередь человек в пятнадцать. Мужчины нетерпеливо переминались с ноги на ногу, штаны у многих спереди заметно оттопыривались.
        Роберт взглянул на Арабеллу, чтобы выяснить, насмотрелась ли она на это непристойное зрелище. Арабелла кивнула, и они перешли в другую кабинку, откуда было видно, как коленопреклоненная женщина делала минет полностью одетому мужчине. Он быстро получил удовлетворение, и не успела она сплюнуть на грязную солому, как перед ней уже стоял другой клиент. К этой женщине тоже стояла очередь, и Арабелла заметила, что зачастую мужчины, отходя от нее, возвращались в конец очереди, чтобы повторить акт.
        Проститутки и их клиенты держались так, словно они одни в этом бараке, словно никто их не видит.
        Цыган снова посмотрел на Арабеллу и понимающе улыбнулся: она вознамерилась не подавать виду, что удивлена или обескуражена происходящим.
        Из следующей кабинки они наблюдали групповой половой акт, при котором обнаженная женщина сидела верхом на мужчине, в то время как другой пристроился к ней сзади. На лице у проститутки было равнодушное выражение, как будто ее вовсе не занимало то, что с ней делали.
        Вид проститутки, лежавшей на низком столе и обнимавшей ногами огромного пса, который, высунув язык, совокуплялся с ней, потряс Арабеллу. Эта пара производила впечатление страстных любовников, с наслаждением отдававшихся друг другу. Но пса было не так легко удовлетворить, как мужчину, поэтому проститутке приходилось стараться как следует.
        Огромное волосатое существо, которое показалось Арабелле отвратительным мужчиной с непомерно длинными руками, упиравшимися в пол, рычало от наслаждения. К нему была привязана женщина, которая сидела верхом и двигалась вперед и назад.
        Арабелла брезгливо поморщилась и бросила вопросительный взгляд на Роберта.
        - Это орангутан. Такого ты не видела у себя в замке? - улыбнулся Роберт, замечая, что эта сцена потрясла Арабеллу.
        - Нет, никогда. Но как же… - Она пожала плечами, давая понять Роберту, что вовсе не потрясена, а всего лишь удивлена.
        Две совокуплявшиеся женщины, к животу одной из которых был привязан искусственный фаллос, оставили Арабеллу равнодушной. Она видела такое в балагане странствующего цирка, посетив его представление вместе со своими подружками.
        Еще они видели толстую женщину, настоящую тушу: в ее жировых складках терялся карлик, смело карабкавшийся наверх. В довершение программы они посмотрели на проститутку, совокуплявшуюся с пони, передние ноги которого были просунуты в кольца, свисавшие с потолка.
        Цыган задержался в дверях и с насмешливой улыбкой спросил:
        - Ну что, хочешь еще посмотреть?
        Арабелла отрицательно покачала головой, и они вышли на улицу, залитую ярким солнечным светом.
        Многое из того, что она видела, было ей не в новинку, но городская жизнь поражала насыщенностью и масштабами. Вот и в этом доме было слишком много потных, омерзительных женщин, похотливых мужчин, в основном больных и уродливых. Арабеллу затошнило, ей хотелось поскорее забыть то, чему она только что была свидетелем.
        - Мы можем пойти в гавань и взглянуть на корабли?
        Они медленно двинулись по улице. Арабелла крепко держалась за плащ Роберта. Иногда ее толкали прохожие, по большей части пьяные мужчины. Однако ничего серьезного, что могло бы заставить цыгана обнажить кинжал, не происходило. Толпа, казалось, представляла собой единый живой организм, готовый в любую минуту обрушить свою ненависть и ожесточение на всякого, кто подаст к этому малейший повод. Поэтому было благоразумнее держаться тише воды, ниже травы.
        В гавани теснились большие и маленькие суда. Грузчики, сгибаясь под тяжестью ящиков и баулов, сновали взад-вперед по сходням. Пьяные матросы болтались по пристани, горланя песни. Здесь Арабелла увидела галеры, захваченные у пиратов из далеких стран. Команды в полном составе были отпущены на берег в бордели и кабаки. На борту остались лишь немногие, которые спали вповалку на палубе после тяжелой морской вахты.
        Просоленный ветер наполнял легкие, развевал полы плащей, заставляя кутаться в них плотнее. Роберт и Арабелла остановились на краю причала, где на волнах покачивались водоплавающие птицы, которые то и дело ныряли, вытаскивая на поверхность мелкую рыбешку.
        По какой-то молчаливой договоренности они не обсуждали увиденное, чувствуя, что это доставит им обоим неприятные ощущения. Роберт простер руку к горизонту и стал рассказывать Арабелле о тех далеких африканских странах, берега которых таяли в белой дымке.
        - Вон там Тунис, - говорил он, глядя на Арабеллу, - Марокко, Алжир, Египет.
        - Только там мы будем в безопасности, если доберемся туда когда-нибудь, - вздохнула Арабелла, щурясь на яркое солнце.
        - Вряд ли это возможно. Я все обдумал и не нашел выхода. Мы не доберемся туда живыми вдвоем.
        Арабелла погрузилась в размышления, забыв в этот миг о себе, о своих желаниях.
        - Ты мог бы вернуться к цыганам?
        - Я однажды пытался найти их, спустя полгода после того, как покинул табор. Они пропали бесследно. Никто не знал, где они. И потом, пути назад мне заказаны… как в свой, так и в чужой табор.
        - Дело в кодексе цыганской чести? - спросила она, вспоминая появление Роберта на турнире.
        - Да.
        Они долго молчали, с тоской глядя в сторону вожделенных земель, где могли бы обрести свободу, избавиться от постоянного страха быть пойманными, от необходимости бежать, спасаясь от преследования.
        - Неужели нет способа уехать из этой страны? - с жаром обратилась к нему Арабелла.
        - Как? Прежде чем я успею распродать свое имущество, нас схватят. Такая торговая операция не может остаться незамеченной на любом рынке. Если мы откажемся от этого, то все поймут, что мы европейцы. Нам не дадут сесть на корабль. Меня убьют, а тебя продадут в такой дом, в котором мы сегодня побывали. Может быть, твоим хозяином станет человек, который захочет поразвлечься и обречет тебя на медленную смерть. Да, такое случается, и довольно часто. Ты никогда не слышала о таком?
        - Нет.
        В эту минуту раздался оглушительный, душераздирающий вопль. Кричал мужчина, его протяжный голос поверг Арабеллу в ужас. Она зажала уши руками.
        - Господи, что это такое?
        До нее и раньше доносились далекие крики, но не такие страшные и громкие, поэтому Арабелла не обратила на них внимания, погруженная в мысли о бегстве из страны. Крики сливались с шумом порта и были почти неотделимы от него.
        Арабелле доводилось слышать такие ужасные крики, когда во двор замка приносили раненых в сражении воинов. Тогда они с подругами высовывались из окон, которые, к счастью, были настолько высоки, что девушки не видели искаженных от страха и боли лиц мужчин. Им отпиливали раздробленные конечности и зашивали животы, из которых вываливались внутренности.
        Роберт не отвечал ей, прислушиваясь. Его лицо посерело от злости, таким Арабелла его давно не видела.
        - Что там происходит?
        Роберт двинулся прочь от этого места, и она поспешила за ним, не переставая задавать один и тот же вопрос. Крики не смолкали, напротив, они стали такими громкими, что заглушили шум портовой суеты, заставили грузчиков прервать работу и усмирили пьяных матросов, дерущих глотку.
        Роберт шел быстро и легко; чтобы успеть за ним, ей приходилось бежать вприпрыжку. Они оказались около низкого барака возле самой воды, из-за закрытых дверей которого доносились крики.
        - Скажи мне! - не унималась Арабелла, схватив его за руку. Роберт остановился и торопливо заговорил, стараясь не привлекать к себе внимания окружающих: араб не мог унизиться до разговора с женщиной у всех на виду.
        - Тебе не надо смотреть на это, - сказал он, вложив в слова всю силу убеждения, на которую был способен.
        - Почему ты так считаешь?
        - Это зрелище не для женщин.
        - Я хочу знать, правда ли это. Один путешественник рассказывал в замке, что дьявол превзошел самого себя, когда искушал жителей приморских портовых городов. Мне хочется удостовериться в этом.
        - Я не позволю тебе войти туда, - в ярости процедил Роберт, обернувшись к ней.
        Глава 26
        Пронзительный крик оглушил Арабеллу и вдруг резко оборвался. Она взглянула на Роберта, в ее круглых от страха глазах застыл немой вопрос.
        - Это место называется Домом мертвецов, - нехотя вымолвил он.
        - Но они живы и подвергаются ужасным мучениям!
        - Они умрут все до одного. В течение нескольких часов.
        - Как же это возможно? - прошептала она.
        - Пойдем. Незачем здесь стоять. Арабелла последовала за Робертом, однако, сделав несколько шагов, остановилась.
        - Нет, я должна это видеть. Я могу вынести все что угодно. Все. Я не трусиха.
        Роберт вернулся и заплатил человеку, который открыл им дверь барака. Внутри было темно, большую комнату освещал единственный факел. Глаза не сразу привыкли к темноте, но спустя несколько минут Арабелла стала различать предметы и фигуры людей.
        Воздух тут был настолько спертым, что ее затошнило. Арабелла зажала рот рукой, чтобы не чувствовать отвратительного зловония - запахов пота, крови, экскрементов и коптящего факела.
        Возле небольших загонов, огороженных железными решетками, толпились люди. Таких клеток, в которых содержались пленники, было несколько.
        Арабелла огляделась, но не заметила среди зрителей женщин.
        Она подошла к одной из клеток и, приподнявшись на цыпочках, заглянула внутрь через головы мужчин, сгрудившихся впереди плотной стеной. Цыган встал у нее за спиной, чтобы ее никто не трогал. Взору Арабеллы открылось страшное зрелище: два только что ослепленных человека, из пустых глазниц которых сочилась кровь, дрались на коротких кинжалах. Они наносили друг другу смертоносные удары, которые приходились куда попало. Их тела давно превратились в кровавое месиво, но они не прекращали бой, бросаясь вперед словно одержимые.
        Арабелла зажмурилась и попыталась шевельнуться, однако толпа сплотилась сильнее. Если не считать яростного рычания и криков, которые издавали бойцы, в комнате стояла полная тишина. Лишь изредка раздавался стон кого-нибудь из зрителей, получавшего от этой жестокой сцены сексуальное удовлетворение.
        В соседней клетке дрались на утыканных гвоздями булавах. Бойцы были обнажены, их половые органы давно превратились в кровоточащие бесформенные обрубки плоти. Истекая кровью, люди подставлялись под удары, а не избегали их.
        Арабеллу затрясло, к горлу подступила тошнота, и ей стоило огромных усилий справиться с позывами рвоты. Цыган взял ее за плечи и развернул к себе. Арабелла зажала рот рукой и в ужасе огляделась. Взгляды зрителей были прикованы к дерущимся на булавах, в их горящих глазах застыло вожделение, неукротимое страстное желание видеть чужую боль и страдание.
        Цыган вывел Арабеллу на улицу, растолкав мужчин. Их поспешный уход остался незамеченным.
        Оказавшись на свежем воздухе, Арабелла перестала сдерживать себя. У нее подкашивались ноги, перед глазами плыли круги. Ее рвало несколько минут подряд. Затем Роберт отвел ее в сторону и плеснул ей в лицо холодной водой. Ее снова начало тошнить. Казалось, рвота никогда не прекратится.
        Все еще дрожа, Арабелла приникла к груди Роберта, который нежно обнял ее. Немного погодя они двинулись по направлению к центру. Ей было трудно идти, потому что ноги ее не слушались.
        Неожиданно она разрыдалась в голос, закрыв лицо руками и не обращая внимания на прохожих, которые удивленно оглядывались на них.
        Придя в себя, Арабелла с изумлением обнаружила, что они давно миновали центр города и вышли на окраину. Здесь ей снова стало дурно.
        Опустошенная и изможденная, Арабелла еле волочила ноги, стараясь не отставать от Роберта. К счастью, вид женщины, которую тошнит прилюдно, никого не удивлял. Несмотря на то что солнце жарко припекало, Арабеллу знобило.
        Обратный путь к дому показался ей бесконечным. Арабелла все еще держалась за спину Роберта, исполняя его приказание, хотя в этом уже не было особой необходимости. На дороге за городом редко встречались прохожие, по большей части это были крестьянки с корзинами на головах.
        Как только они ступили в полумрак амбара, навстречу им выскочил Калиф, который почуял запах рвоты. Он тревожно шевелил ушами, как будто хотел выяснить, все ли с Арабеллой в порядке. Она прислонилась к стене и закрыла глаза, силы оставили ее. Цыган подхватил ее на руки и отнес в кибитку. Там он положил ее на кровать и раздел. Арабелла открыла глаза и с радостью увидела, что выражение его лица не укоризненное и не торжествующее. Напротив, в его взгляде были жалость и искреннее сострадание.
        - Отправляйся в лохань, - сказал он ласково. Арабелла попыталась подняться, но не смогла.
        Тогда он сам отнес ее туда и вымыл с головы до пят, окатив водой трижды, словно совершал магическое омовение.
        - Кто были эти люди? Которые убивали друг друга? - спросила Арабелла, когда Роберт растирал ее полотенцем.
        - Пленные. Пираты захватили их и продали владельцу этого дома.
        Арабелла улеглась в постель под толстое одеяло, однако не перестала дрожать. Она постаралась ни о чем не думать и закрыла глаза, но вдруг почувствовала, что Роберта нет рядом. Она в страхе вскочила и огляделась.
        Оказалось, что он разделся, зажег свечу и пошел мыться.
        - Господи, какое счастье, что ты здесь! - воскликнула Арабелла и легла обратно.
        Роберт оделся и подошел к ней. Он коснулся ее щеки кончиками пальцев, и Арабелла открыла глаза. Они не стали говорить о пережитом ею потрясении. Роберт боялся нарушить ее вновь обретенное и пока еще хрупкое спокойствие. Они молча переглянулись, и Арабелла не стала задавать ему мучивший ее вопрос: почему им не удастся уехать из этой страны?
        - Мне нужно покормить и напоить лошадей. С тобой все в порядке?
        Арабелла кивнула и отвернулась. Заслышав, как открылась дверь, она бросила на Роберта умоляющий взгляд, не желая оставаться в одиночестве, но он ободряюще улыбнулся ей и вышел.
        Спустя несколько минут Арабелла поняла, что не может больше лежать. Она должна чем-то занять себя, иначе сойдет с ума. С трудом поднявшись с кровати, она подошла к сундуку, открыла его и достала оттуда кусок тончайшей материи, отделанный золотыми кружевами. Повязав его вокруг талии, она принялась расчесывать волосы.
        Арабелла боялась подойти к зеркалу. Что она там увидит? Вдруг ее лицо до неузнаваемости изменилось под воздействием той картины, которая повергла ее в такой ужас? Что, если, проявив настойчивость в желании посетить Дом мертвецов, она взяла на душу непростительный грех?
        - Я отправляюсь в город, чтобы выяснить, нет ли новостей, - раздался у нее за спиной голос Роберта.
        Арабелла молча кивнула. Он подошел к ней, ласково провел рукой по волосам и заглянул в глаза.
        Она не могла заставить себя извиниться перед ним за свое упрямство. Впрочем, Роберт и не требовал извинений. Он смотрел на нее с состраданием, понимая, что она сама сожалеет о случившемся. Всему виной ее отвратительный характер, унаследованное от отца самодурство.
        Роберт ушел, не поцеловав ее на прощание. Арабелла присела к столу, взяла в руки лютню и стала наигрывать тоскливую мелодию, погрузившись в размышления. Временами ее начинал бить озноб. Она боялась, что ее снова будет тошнить, и всеми силами старалась предотвратить позывы рвоты. Арабелла отложила лютню и надавила на глаза кулаками. У нее зашумело в голове, а перед глазами поплыли разноцветные круги. Но ничто не помогало ей избавиться от страшных картин, то и дело возникавших перед ее внутренним взором.
        Отец позволял ей, а также ее братьям и сестрам присутствовать на турнирах и видеть жестокость и насилие. Однако она и представить себе не могла, что возможна такая жестокость, при которой люди теряют человеческий облик и превращаются в животных. Истязающие друг друга на потеху публике пленники не имели ничего общего с теми, кто выходил на честный поединок в бою или на турнире, готовый принять страдания или смерть во имя чести и славы. Они сами выбирали свою судьбу.
        Вспомнив, что не ела с раннего утра, Арабелла нехотя очистила апельсин, съела дольку и отложила его в сторону. Время шло, а Роберта все не было. Наконец дверь отворилась и на пороге возникла знакомая фигура.
        - Ну что?
        - В городе не видели никого, кто разыскивал бы нас. - Он недоуменно пожал плечами и подошел к ней. - Как бы то ни было, это не так уж плохо.
        Он остановился возле Арабеллы, словно ожидая от нее какого-нибудь жеста, знака, который бы дал ему понять, чего она от него хочет. Вдруг он быстро разделся, сбросил сандалии, лег в постель и через минуту уже крепко спал в своей обычной позе: руки заложены за голову, колени чуть согнуты, лодыжки перекрещены. На его лице застыло строгое и спокойное выражение, грудь ровно вздымалась.
        Арабелла смотрела на него со смешанным чувством: ей хотелось прильнуть к нему в поисках защиты, покрыть его восхитительное тело поцелуями, одарить ласками любимые черты, теперь еще более дорогие, чем прежде. К горлу у нее подкатил ком, сердце сжалось от страха, что настанет день, когда она потеряет его безвозвратно. Арабелла уже не боялась, что он оставит ее по своей воле, но существовали могущественные силы, которые грозили им разлукой.
        Она упрямо тряхнула головой, чтобы прогнать мрачные мысли, развязала узел своего одеяния и осторожно улеглась рядом с Робертом. И тут же заснула глубоким сном. Проснулась она, спустя много часов оттого, что почувствовала его руку на своей груди. Арабелла потянулась к нему, но Роберт был уже одет. Он снял с гвоздя плащ и сказал:
        - Поедем к морю. Сейчас за полночь и на берегу никого нет.
        Сарацин и Одиссей уже ждали хозяев, и через несколько минут Роберт и Арабелла выехали из амбара и пустили коней галопом по дороге, залитой лунным светом. Стремительная скачка принесла Арабелле облегчение; ей казалось, что с тех пор, как они посетили Дом мертвецов, прошла вечность.
        На берегу росли высокие кипарисы, к стволам которых Роберт привязал коней. Арабелла сбросила плащ, прикрывавший ее наготу, и подождала, пока разденется Роберт, после чего они вместе побежали к воде.
        - Когда-то давно, много лет назад, здесь стоял цыганский табор, - сказал Роберт задумчиво, когда Арабелла присела на корточки, чтобы выяснить, не холодна ли вода.
        - Тот, где ты жил?
        Они вошли в воду, затем бросились вплавь. Роберт держал ее за руку, обучая, как правильно двигаться.
        - Нет, я всего лишь бывал в этом таборе. Держись поближе ко мне, здесь неровное дно. - Роберт глубоко вдохнул и нырнул. Арабелла осталась на поверхности, распластавшись на волнах. Он подплыл под нее и вынырнул так, что она оказалась лежащей у него на спине. Радостный смех Арабеллы далеко разнесся над морской гладью. Она снова почувствовала себя счастливой и умиротворенной.
        Никто не разыскивал их в городе. Они в безопасности. Эйфорическое ощущение свободы снова охватило Арабеллу.
        Вода была прохладной, и они двигались энергично, чтобы не замерзнуть, то приближаясь, то удаляясь. Они ласкали друг друга, и любовная игра приобретала особую прелесть, поскольку контуры тел преломлялись в воде и казались необычными. В какой-то миг она обняла его за пояс ногами, и вскоре плавные колебания волн распалили страсть в них обоих.
        - Пойдем на берег. Я хочу тебя, Роберт. Помоги мне забыть…
        Они бросились на теплый песок. Арабелла легла на разостланный плащ и раздвинула ноги. Роберт вошел в нее и замер на мгновение, ожидая, что к нему вернутся силы, отнятые купанием. Он ритмично задвигался, проникая все глубже, и Арабелла застонала от наслаждения, чувствуя, что страшные воспоминания стираются из ее памяти.
        Глава 27
        Она просыпалась медленно и тяжело, с ощущением того, что в мире происходит что-то неправильное. Мысли с трудом ворочались у нее в голове. Стоило ей открыть глаза, как она вспомнила Дом мертвецов. Поднявшись с кровати, она раздвинула кожаные занавески.
        Роберт был поблизости. Он чистил Одиссея в темном углу амбара. Арабелла заметила еду на столе: жареного каплуна, круг козьего сыра, хлеб, виноград и апельсины. Судя по всему, Роберт не прикасался к еде, ожидая, когда она проснется.
        Он почувствовал на себе ее взгляд и обернулся с улыбкой. Через мгновение он уже показался в дверях. Арабелла подошла к нему в поисках утешения. Он нежно обнял ее, как накануне вечером, когда они вернулись с моря, уставшие и голодные. Тогда им казалось, что они сразу же заснут, едва коснутся головой подушек, но, напротив, провели в любовных играх всю ночь до рассвета. Им обоим было необходимо тепло друг друга, чтобы обрести уверенность в собственных силах перед лицом неумолимой судьбы.
        Роберт отстранился и приподнял ее голову за подбородок, чтобы заглянуть в глаза. Арабелла потупилась.
        - Не думай об этом.
        - Воспоминания не дают мне покоя.
        - Думай о чем угодно, только не об этом. Например, о еде. Пойдем, нас ждет завтрак.
        Они сели за стол и стали молча есть, встревоженно глядя друг на друга. Когда Арабелла поднялась, чтобы подойти к нему, Роберт остановил ее.
        - Я собираюсь в город. Если не будет плохих новостей, то мы можем сходить туда вместе сегодня днем. Ты этого хочешь? - вымолвил он ласково, словно говорил с обиженным ребенком, которому предлагал игрушку, могущую его утешить.
        Арабелла просияла при мысли о возможности совершить еще одну прогулку по городу.
        - Да, конечно! Это будет настоящее приключение! - воскликнула она, мысленно зарекаясь даже приближаться к подозрительного вида строениям.
        Роберт поцеловал ее, провел ладонью по ее бедру и тут же поднялся.
        - Нет, если мы сейчас займемся этим, то до города нам сегодня уже не добраться.
        Арабелла видела из окна, как Роберт направился к дверям амбара. Калиф провожал его, совершая привычный ритуал, который заканчивался тем, что хозяин гладил его по голове и чесал за ушами, давая последние наставления перед уходом. Как только Роберт скрылся из виду, Калиф немного постоял в задумчивой неподвижности, как и Арабелла, а потом отправился по своим делам. Арабелла тоже нашла себе занятие: она перестелила постель, приняла ванну, расчесала волосы и накрасилась, чтобы Роберт по возвращении признал ее неотразимой.
        Она старалась не думать о Доме мертвецов, но, когда ей не удавалось совладать с собой и ужасные картины возникали у нее перед глазами, она надавливала на глаза кулаками, чтобы отогнать навязчивые видения.
        Спустя два часа она взглянула в зеркало и удовлетворенно улыбнулась, сочтя себя в высшей степени привлекательной.
        Когда они пойдут в город, длинный и широкий плащ будет полностью скрывать ее фигуру и лицо, а пока она могла покрасоваться перед зеркалом в роскошных арабских шелках и драгоценностях, в том числе с бесценным изумрудом, сиявшим между холмиками грудей.
        Арабелла взяла в руки лютню, надеясь, что на ум ей придет какая-нибудь веселая мелодия.
        Вместо этого в ее воспаленном мозгу возникла страшная сцена, которую Она наблюдала в злосчастном месте. Она вскрикнула от отвращения и закрыла лицо руками.
        Почему Роберт позволил ей увидеть этот кошмар? Почему не сказал заранее, какое зрелище ее ожидает?
        Все потому, что она была преисполнена решимости доказать самой себе, что ничего не боится. Она стала бы просить и умолять его позволить ей посмотреть на это, пока он не согласился бы.
        Роберт не напоминал ей - и она была благодарна ему за это, - что всему виной ее настойчивость, желание своими глазами увидеть то, от чего он хотел ее уберечь.
        Дверь открылась, и сердце Арабеллы радостно забилось.
        Роберт стоял на пороге, прислонившись к косяку. Он пристально посмотрел на нее, и Арабелле показалось, что он прочитал ее мысли. Они оба молчали, выжидая, кто заговорит первый.
        - Как дела? - наконец нарушила молчание она.
        Роберт с видом полного безразличия махнул рукой. Возможно, для него стало невыносимым воспоминание о посещении Дома мертвецов: без сомнения, он винил себя за то, что позволил ей войти туда. Так или иначе стена недоверия, готовая снова вырасти между ними, должна была быть разрушена совместными усилиями.
        - Нас никто не искал. В городе тихо.
        - Я так и знала, - торжествующе улыбнулась Арабелла.
        Роберт подошел к столу, очистил апельсин и начал есть. Арабелла видела, как он встревожен. Роберт не считал отсутствие плохих новостей хорошим предзнаменованием. Действительно, их преследователи вряд ли стали бы обнаруживать себя, чтобы достичь своей цели. Северяне знали, что в южных провинциях на свою власть, деньги и искренность неотесанных крестьян им полагаться не приходится. Они наверняка будут действовать другими, хитроумными способами.
        Роберт снял с гвоздя два плаща: черный для нее и белый для себя. Он засунул за пояс три острых кинжала и помог Арабелле завернуться в плащ и закрыть лицо вуалью. Она взглянула в зеркало и показала себе язык.
        - До чего же я страшная!
        - Это нам на руку. Пойдем, уже поздно. И держись все время за мою спину. Не выпускай меня ни на мгновение, - строго приказал он.
        - Хорошо.
        За два километра до городских ворот они влились в людской поток: крестьяне шли на рынок, медленно катились телеги с провизией, пажи и оруженосцы гордо красовались на празднично убранных лошадях. Мимо них проскакала та же знатная дама, которую они видели накануне. И снова она задержалась и оглянулась на цыгана. Но ревность оставила сердце Арабеллы. Она знала, что если Роберт и покинет ее, то не ради другой женщины. Ее преисполняла уверенность в своих силах, которую, казалось, ничто не могло поколебать.
        Арабелла с трудом поспевала за быстро шагавшим Робертом, вцепившись в складки его плаща на спине, и вспоминала то утро, когда они впервые были вместе. Тогда она подумала: «Теперь весь мир принадлежит мне». А Роберт взглянул на нее тревожно, словно сам испугался того, какое воздействие оказала на нее первая близость с мужчиной.
        Арабелла невольно улыбнулась, вспомнив об этом. Да, Роберт подарил ей огромный, богатый мир любви. Они вошли в город, и Арабелла украдкой огляделась по сторонам. Узкие улочки были такими же, как вчера, но городское население, казалось, полностью изменилось за прошедшую ночь. Навстречу им попадалось множество людей, одетых в заморские наряды.
        В гавани бросила якорь целая флотилия кораблей под разными флагами; порт напоминал огромный растревоженный муравейник.
        Роберт вышел на главную улицу и двинулся в противоположном от порта направлении. Несмотря на то что их со всех сторон толкали, Арабелла проворно лавировала, стараясь не отставать от Роберта ни на шаг. И вдруг они остановились вместе с остальными, потому что посреди улицы выступали бродячие музыканты и акробаты, которые собрали вокруг себя множество зрителей.
        В толпе раздавались радостные возгласы и смех, когда жонглеры роняли острые ножи на землю, а у пожирателей огня внезапно вспыхивали волосы и они начинали изо всех сил бить себя по голове, чтобы погасить пламя. Казалось, ничто не доставляло публике столько удовольствия, сколько ошибки и промахи актеров. Зрители заливались хохотом, награждали неудачников тумаками и пинками, стараясь ударить побольнее, кидали гнилыми овощами в музыкантов, наступали на ноги соседям, но опасливо держались подальше от цыгана, который был выше ростом и шире в плечах, чем большинство низкорослых южан. Арабелла презрительно оглядывала отвратительную толпу.
        Неожиданно толпа всколыхнулась, раздался чей-то крик, внесший беспорядок и сумятицу. Роберт схватил Арабеллу за плечо и стал проталкивать перед собой сквозь толпу, отпихивая свободной рукой тех, кто пытался преградить им путь. Арабелла испуганно оглянулась и увидела, что на земле в пыли лежит нищенствующий монах. Из горла у него торчала рукоятка кинжала, взгляд остекленел, а изо рта струйкой стекала кровь. Народ в панике разбегался в стороны.
        Цыган протиснулся в узкий проход между домами и втащил следом Арабеллу. Они быстро миновали его и вышли на другую улицу. Здесь Роберт крепко схватил ее за руку и поволок за собой. Перед глазами у нее мелькал калейдоскоп испуганных лиц, перекошенных ртов.
        Роберт внезапно застыл на месте. Арабелла едва успела перевести дух, как они оказались на пороге какого-то дома. Роберт заговорил с хозяином по-цыгански, а потом они побежали дальше.
        Даже когда они вышли на проезжий тракт, ведущий к городским воротам, Роберт продолжал тащить ее за собой. Арабелла путалась в полах длинного плаща, от стремительного бега у нее кололо в боку.
        - Быстрее. Неужели ты не можешь бежать быстрее? - то и дело оборачиваясь, спрашивал он.
        Прохожие обращались к ним с вопросами, желая выяснить, чем вызван такой переполох в центре города, однако Роберт не задержался ни на мгновение, чтобы ответить.
        Он открыл дверь амбара и втолкнул Арабеллу внутрь. Навстречу им выскочил Калиф, почуявший опасность, причину которой сама Арабелла пока не понимала. Роберт на бегу погладил пса, но не успокоился до тех пор, пока они с Арабеллой не оказались в кибитке и дверь ее не была заперта на засов.
        Здесь Роберт распахнул полы плаща, и она увидела, что на его белой рубашке алеет кровавое пятно - след от удара ножом.
        - Господи, ты ранен…
        Роберт даже не взглянул на нее. Он проворно снял штаны и рубашку и достал из сундука желто-зеленые трико и куртку, которые носил, служа пажом у графини.
        Быстро облачившись в другую одежду, Роберт надел поверх кожаный пояс. Только теперь Арабелла заметила, что одного ножа не хватает - он остался в горле у монаха на городской улице. Роберт засунул на пустое место новый нож и готов был уйти, не сказав Арабелле ни слова на прощание, но она преградила ему путь.
        - Не ходи туда!
        Роберт оттолкнул ее в сторону, а когда она вцепилась ему в руку, остановился и недоверчиво посмотрел на нее.
        - Он был не один. С ним был другой…
        - Ты не найдешь его!
        - Ему не спрятаться от меня, если он, конечно, не сбежал. Впрочем, он не может сбежать, не выполнив приказа. Я найду его.
        - Как? - прижавшись к нему всем телом, спросила Арабелла. - Как ты найдешь его?
        - В городе есть люди, которые мне помогут. Эти два монаха - с севера. Их лица и выговор наверняка не остались незамеченными.
        Роберт спокойно отстранил ее и вышел за дверь, не забыв запереть ее. Арабелла добежала до окна и увидела, как он вышел из амбара. Она вскрикнула в отчаянии и, повалившись на пол, обхватила колени руками и подтянула их к груди. Слезы неудержимо покатились по ее щекам.
        Глава 28
        Арабелла оставалась в этой позе несколько часов подряд. Горькие рыдания то вырывались из ее груди, то стихали. Она не сомневалась, что никогда больше не увидит Роберта. Ножевая рана под левым соском цыгана разрушила ее веру не только в его стойкость перед лицом бед и невзгод, но и в неуязвимость перед самой смертью.
        Она преисполнилась этим мистическим ощущением в то утро, когда увидела его впервые. Солнце тогда золотило его белокурые кудри и делало похожим скорее на языческого бога, чем на человека.
        А теперь, когда он был ранен, с ним могло произойти все что угодно. Ему могут причинить боль, как любому смертному. Он может умереть, как любой другой человек. Арабелле доводилось видеть, как люди погибают на турнирах, умирают от ран, полученных в боях. Короткая агония, медленное угасание - и затем смерть.
        Арабелла не представляла свою жизнь без него, поэтому эта мысль означала вынесение приговора для нее самой.
        Предостережение старой цыганки снова всплыло в ее памяти: ей следовало остерегаться любви.
        Пока Арабелла жила в замке и общалась с молодыми людьми, ей казалось, что любви не так уж трудно избежать: кавалеры из округи, заезжие путешественники - все они были чужими. Кроме того, ей на роду было написано выйти замуж не по любви, а исходя из интересов короны. И Арабелла с детства свыклась с этой мыслью, справедливо решив, что в любой ситуации можно найти способ компенсировать издержки брака по расчету.
        Арабелла лежала на полу скрючившись, не находя в себе силы шевельнуться или обратиться к своему молчаливому советчику и надежному оракулу - зеркалу. Оно слишком часто предавало ее, поддерживая в ней эйфорическую уверенность в том, что ее судьба не может сложиться трагически.
        Она не помнила, сколько часов назад Роберт ушел - может быть, два, три или четыре. Ее трясло от страха, она так долго проплакала, что уже не могла остановиться и лишь судорожно царапала ногтями ковер.
        Арабелла вспомнила, что собаки обычно чувствуют, когда хозяин попадает в беду. По их поведению можно узнать, жив он или мертв. Она с трудом поднялась и подошла к окну, чтобы взглянуть на Калифа.
        Верный пес застыл в напряженной стойке, не спуская глаз с дверей амбара. Сколько Арабелла ни смотрела на него, она не обнаружила в его повадках ничего необычного. Калиф ждал хозяина так же, как делал это изо дня в день. Арабелла ни с чем отошла от окна.
        Она подумала, что лучше лечь на кровать, но неудобная поза на ковре уже стала для нее привычной. В таком положении ее и застал Роберт. Он тихо вошел и замер в недоумении. Арабелла вскочила и вцепилась ему в руку, словно он намеревался исчезнуть.
        Он ласково обнял ее и осторожно прижал к себе, возможно потому, что рана на груди причиняла ему боль. Затем отстранился от нее и зажег свечу. Обернувшись, он увидел прежнюю Арабеллу. Роберт снова привлек ее к себе и поцеловал распухшие от слез глаза.
        - Неужели ты думаешь, что я не в состоянии защитить себя? - Он пристально посмотрел на нее. - Ты решила, что меня могут убить?
        - Конечно, нет, - спохватилась она, когда он произнес эти страшные слова. - Но их могло быть больше, чем ты предполагал.
        - Теперь уже нет.
        Роберт стянул с себя давно ставший ему тесным костюм и предстал перед ней полностью обнаженным. Арабелла смотрела на него в немом восхищении, уверяя себя, что судьба будет хранить Роберта хотя бы за его божественную красоту.
        - Ты нашел его? - спросила она, набравшись смелости.
        - Нашел.
        Его лицо оставалось абсолютно бесстрастным, словно она интересовалась, удалось ли ему раздобыть пропитание или найти убежище. А ведь речь шла об убийстве человека.
        - Кто-то рассказал тебе, где он прячется?
        - В этом не было необходимости. Он оказался там, где я и предполагал его найти, - ответил Роберт и слегка поморщился, снимая рубашку, на которой запеклась кровь. Через минуту он уже внимательно изучал содержимое своей шкатулки с лекарствами. - Он был в церкви. Молился. Скорее всего, замаливал грехи. - Он достал какую-то склянку, вылил из нее немного жидкости на чистую тряпицу и протер рану.
        Арабелле хотелось спросить, как и где он убил монаха, но она воздержалась от лишних вопросов. Он иронически усмехнулся.
        - Какая разница? - отозвался он на ее невысказанный вопрос. - Главное, что я убил его.
        Роберт разорвал полотно на бинты, и Арабелла туго перевязала ему грудь.
        - Они оба погибли в один день. Король будет в ярости. Вот что я нашел в его кошельке. - Роберт высыпал на ладонь золотые монеты.
        - Это монеты короля и Гуиза.
        Роберт молча кивнул и спрятал их в сундук. Переодевшись в турецкие льняные шаровары и рубаху, он отправился кормить лошадей. Арабелла тем временем постаралась вернуть утраченное самообладание, чтобы выглядеть как обычно. Она вспомнила о том, что горячая ванна обладает уникальным восстанавливающим действием, и поспешила вымыться.
        Она испытывала невероятный прилив энергии - ведь Роберт вернулся к ней живой и невредимый. Казалось, он совершенно лишился страха перед преследователями. Значит, у него есть на это веские причины, иначе он поделился бы с ней своими опасениями.
        Арабелла растирала себя полотенцем, стоя в лохани, когда Роберт вернулся в кибитку.
        - Уже темнеет. Я хочу сходить в город еще раз. Может быть, у них были сообщники.
        Арабелла испугалась, но не подала виду. Она просто обняла Роберта за шею и прижалась к его израненной груди. Король действительно мог выслать подмогу своим разведчикам.
        - В Марселе ежедневно погибают люди. Для приморских городов это обычное дело. Сюда приходят, чтобы свести счеты с жизнью или с врагами…
        - Прошу тебя…
        - Арабелла… - Его тон подействовал на нее успокаивающе. - Это моя родина, мой народ. Я здесь в безопасности. Я скоро вернусь… - С этими словами он вышел.
        Арабелла повязала на талии расшитый золотом шарф и взяла в руки лютню. Через мгновение по комнате разлилась тихая цыганская мелодия.
        При звуке открывающейся двери Арабелла вскочила, ожидая какого-нибудь дурного известия. Но Роберт, напротив, улыбался.
        - Либо их было всего двое, либо северяне поняли, что вопросы тут лучше не задавать.
        Арабелла подошла к нему, намереваясь произнести заранее приготовленную речь.
        - Роберт… - Она запнулась, прислушиваясь к учащенному биению своего сердца.
        Он скептически смотрел на нее.
        - Да?
        - Дай мне обещание.
        Он придвинулся к ней ближе, и Арабелла поспешила вымолвить:
        - Обещай мне, что, если они найдут нас, ты убьешь меня прежде, чем это сделают они.
        Роберт изумился так, что не сразу нашел, что ответить. Он просто взял ее за плечи и с силой тряхнул, потом тихо произнес сквозь стиснутые от ярости зубы:
        - Не говори глупости. Ты будешь жить. Ты должна жить, что бы ни случилось…
        - Но если они…
        - Они не посмеют причинить тебе зло. Они всего лишь хотят вернуть тебя отцу…
        - Я не хочу этого.
        - Арабелла, мы провели вместе почти четыре месяца. Это не так уж много. Очень скоро ты забудешь обо мне. Четыре месяца… - Он щелкнул пальцами. - Это ерунда.
        - Ерунда? По-твоему, это ерунда, Роберт?
        - Ты должна думать, что это так, - отозвался он, отвернувшись. - Время - лучший лекарь, а пока… - Он с опаской взглянул на нее, словно ожидал, что она снова устроит какую-нибудь сцену. - Я сказал хозяину амбара, что корабль с грузом прибыл. Я хорошо ему заплатил, и он рад, что я, наконец, уеду. Он считает, что я могу доставить ему множество неприятностей, если его станут допрашивать о том, кто я, откуда и куда подевался со своим товаром. Похоже, он не верит, что я торгую ворованной шерстью.
        - Когда мы уезжаем?
        - Как только я вернусь. Мы свернем с проезжего тракта и направимся в горы - там есть, где спрятаться. Но мне бы не хотелось далеко отъезжать от города. Я должен наведываться туда время от времени, чтобы быть в курсе последних событий.
        Арабелла промолчала, понимая, что никак не может повлиять на его решение. Она потупила взор, испуганная его внезапным приступом ярости, пораженная тем, что для него четыре месяца их совместной жизни ничего не значат.
        Роберт прикоснулся к ее щеке, поцеловал в губы и пристально посмотрел в глаза, призывая избавить его от необходимости увещевать и уговаривать. Она понимающе улыбнулась, и Роберт вышел, благодарно сжав ей руку.
        Во время очередной вылазки в город Роберт не узнал ничего нового и по возвращении стал собираться в дорогу. Он запретил Арабелле кататься верхом в ту ночь и посоветовал как следует выспаться ночью, несмотря на то, что им предстоял путь по каменистым тропам и пересеченной местности.
        Арабелла сняла с себя узорчатый шарф, аккуратно сложила его и убрала в сундук, затем легла навзничь на кровать, разбросав руки и ноги, и провалилась в глубокий сон.
        Признаться, она почувствовала облегчение оттого, что Роберта нет рядом. Когда он придет к ней утром, их размолвка позабудется, канет в прошлое.
        Дорога, по которой они ехали, была в рытвинах и колдобинах, кибитку то и дело подбрасывало, швыряло из стороны в сторону, отчего Арабелла время от времени ненадолго просыпалась. Если Роберт и приходил к ней, то она не заметила этого, потому что окончательно проснулась, только когда сквозь щели между занавесками пробился яркий солнечный свет.
        Наверняка он все еще злится на нее.
        Арабелла поднялась и раздвинула занавески, впустив в кибитку лучи жаркого солнца, рассеянные густыми кронами деревьев, под которыми паслись стреноженные Одиссей и Птолемей. Калиф лежал неподалеку и с удовольствием грыз кость с большим ошметком мяса.
        Она догадалась, что Роберт уехал на разведку. Когда она чистила зубы, склонясь над тазиком, он вошел в кибитку с котелком в руках, от которого валил аппетитный пар. Арабелла по запаху узнала рагу; Точно такое же Роберт готовил на костре в то утро, когда они впервые встретились.
        Она вопросительно взглянула на него, стараясь понять, сердится ли он на нее или уже нет. Роберт кивнул в сторону стола и, пока Арабелла заканчивала утренний туалет, разложил жаркое по золотым мискам.
        Они набросились на еду, словно не ели целую вечность. Им вообще не приходило в голову подумать о еде на протяжении последних двадцати четырех часов.
        Любовники избегали смотреть друг на друга, чтобы не пуститься в обсуждение недавних волнующих событий - два трупа, рана Роберта, его яростная реакция на ее просьбу об убийстве.
        После обеда Арабелла подошла к нему и задрала его рубашку. Никаких бинтов не было в помине, засохшая кровь была смыта, от нее не осталось и следа. На груди под соском алел свежий неровный шрам. Она прикоснулась к нему, и слезы навернулись ей на глаза. Арабелла поспешно сморгнула их, не желая причинять Роберту лишнее беспокойство.
        Быстро заживающая рана убедила Арабеллу во всемогуществе снадобий Роберта. Возможно, здесь дело было также в магическом противоядии, которое содержалось в самой крови цыгана. Ей было спокойнее думать, что это именно так.
        В глубине души Арабелла не верила в их удачливые судьбы, зачастую ей казалось, что фортуна отвернулась от них. Поэтому она наслаждалась каждым мгновением, когда они мирно сидели бок о бок, когда кибитка стояла в чаще непроходимого леса, а их окружали верные животные.
        - Мы долго ехали?
        - Около шести часов. Дорога плохая, и я выбрал как можно более безопасный маршрут. Море отсюда неподалеку. Я возьму Одиссея и съезжу к одному человеку. Мне нужно выяснить… - Роберт осекся, не желая пускаться в дальнейшие объяснения, чтобы не вызвать недовольства Арабеллы.
        Она лишь молча взглянула на него и кивнула в знак согласия. Говорить было не о чем. И все же Арабелла призывно улыбнулась, не побуждая его к любовной игре, а, просто заявляя, что хочет возвращения прежней близости. Это скорее была мольба, нежели призыв к действию.
        Роберт воспринял это иначе, и через мгновение ее одежды упали на пол. Он сжал ладонью ее грудь и стал ласкать пальцем сосок. Арабелла делала вид, что ничего не замечает. Ей не хотелось разочаровываться. Роберт тем временем распалялся все сильнее, его глаза изменили цвет и стали почти черными и невероятно глубокими. Арабелла склонилась ему на грудь и закрыла глаза.
        Его руки словно говорили ей: «Имей терпение, подожди немного - и я дам тебе все, что ты хочешь».
        Арабелла томилась от страстного желания, но держала себя в руках. Роберт поднялся и начал ласкать ей грудь, напоминая ваятеля, который стремится придать форму податливой глине.
        Все ее чувства сконцентрировались в груди. У нее задрожали ноги, она стала двигаться в такт с ним. Оргазм наступил неожиданно, словно после продолжительной страстной близости.
        Глава 29
        Арабелла обессилела и, закрыв глаза, опустилась на кровать. Роберт склонился над ней и, войдя в нее, задвигался ритмично и резко, не обращая внимания на то, что причиняет ей боль.
        Арабелла обвила его шею руками в поисках защиты и покоя. Ее лоно содрогалось от спазмов, из гортани вырывались хриплые рыдания. Она совершенно обезумела и испугалась самой себя. Никогда прежде слезы радости и стоны вожделения не смешивались в ее груди столь причудливо. Она чувствовала, что владеет им безраздельно, что чем сильнее впивается ногтями ему в спину, тем большее наслаждение он испытывает. Всепоглощающая страсть оправдывала ее в собственных глазах и примиряла с действительностью.
        Арабелла замерла, прижавшись к Роберту, и испытала непривычный стыд оттого, что он проник в нее слишком глубоко. Ей казалось, что они слились воедино, сама их кровь перемешалась и нет такой силы, которая может разлучить их.
        Приступы яростной злобы, которые отторгали ее от него, канули в прошлое. Она не помнила даже того, как настояла на посещении Дома мертвецов и как Роберт уступил ее капризу. Ужасные и разрывающие сердце воспоминания снова завладели ею: человек, лежащий посреди пыльной улицы и смертельно раненный цыганом; лицо Роберта, когда он услышал ее просьбу убить ее, - все плыло у нее перед глазами. И не было от этих воспоминаний спасения ни в физической близости, ни в непреходящей потребности любить друг друга.
        Роберт нежно коснулся ее груди, словно извиняясь за доставленную боль, и поднялся, направляясь к лохани. Она последовала за ним и, обнаружив следы собственных ногтей на его спине, поспешила покрыть их поцелуями. Арабелла стояла перед ним покаянная, ища прощения и сострадания. Роберт улыбнулся ей, вылез из лохани и надел монашеский плащ.
        - Боюсь, что я не похож на низкорослых арабов. Скорее я напоминаю всем европейца, который маскируется под араба.
        В дверях Роберт поцеловал ее в лоб. Она не шевельнулась, мысленно моля Бога о его спасении.
        Сквозь щель в занавесках она видела, как Роберт легко вскочил на спину Одиссея и быстро исчез между деревьями.
        Арабелла не находила в себе силы отойти от окна, но, когда Калиф спокойно залез спать под кибитку, взяла себя в руки и вернулась к своим ежедневным обязанностям - перестилать постель.
        Затем она стала расчесывать волосы и ушла с головой в это занятие, глядя в зеркало.
        У нее болела грудь, невыносимая тяжесть в лоне свидетельствовала о том, что ей не хватает Роберта. Арабелла могла забыть о том, что было, только в его объятиях.
        Она тщетно пыталась любоваться собой в зеркале, представ перед ним в роскошных персидских одеяниях и с изумрудом, улегшимся между ее грудей.
        Роберт отсутствовал уже больше четырех часов. Арабелла не волновалась, понимая, что он бродит по улицам, беседуя со знакомыми, выспрашивая о неизвестных, которые, возможно, разыскивают его.
        Она начала играть на лютне, и в эту минуту дверь отворилась. Роберт смотрел на нее с ласковой улыбкой. Арабелла поняла, что он не узнал ничего тревожного.
        Роберт поставил на стол мешок с едой и принялся распаковывать его. На столе появилось седло барашка, сыр, хлеб. Кое-что здесь предназначалось для изголодавшегося Калифа.
        - Я переговорил со всеми, кого мне удалось найти. Никто ничего не знает, и не слышал.
        - Так, значит, мы можем отправиться к морю?
        - Позже. После полуночи. А пока выйди и приласкай Сарацина.
        Они ехали молча, спускаясь по склону холма к берегу моря. Лунный свет заливал тропу, вселяя в них уверенность и умиротворенность.
        Они привязали лошадей к стволам прибрежных кипарисов и побежали к воде. Арабелла на бегу срывала с себя плащ. У самой кромки она остановилась, давая Роберту понять, что выполнит любое его приказание.
        Они вместе отдались во власть волн, наслаждаясь наготой друг друга. Роберт увлекал Арабеллу туда, где глубоко, но она безоглядно доверилась ему, обняв его ногами за талию.
        - Я никогда не знаю, что произойдет, отдаваясь тебе…
        В ответ Роберт подхватил ее на руки - оказалось, что они плавали на мелководье, - и вынес ее на берег.
        - Поспеши, - прошептал он и, опустив ее на плащ, быстро вошел в нее.
        Их соитие длилось несколько секунд, за которые перед ними пронеслась вся их жизнь.
        - Уже слишком поздно, - сказал Роберт. - Небеса светлеют. Нам пора возвращаться.
        Под кипарисами их ждали верные кони - Сарацин и Птолемей. Роберт завернул ее в плащ и помог сесть на коня.
        - Вперед, Арабелла! - воскликнул он.
        Она пришпорила лошадь, собираясь оглянуться на прощание и еще раз увидеть море. Роберт тем временем осмотрелся по сторонам. Кровь ударила ему в голову, когда он увидел двух всадников, стремительно скакавших к ним.
        - Господи, кто это? - воскликнула Арабелла.
        - Они приближаются к нам, - отозвался Роберт, и она не узнала его голоса.
        Он пустил свою лошадь в галоп, и Арабелла беззвучно последовала за ним.
        - Сейчас не время для верховых прогулок, - негромко заметил Роберт.
        Арабелла не слышала этих слов, она просто почувствовала, какие эмоции завладели его сердцем.
        - Давай срежем путь! - крикнул он ей на полном скаку. - Мы попытаемся скрыться от них, если только они приехали сюда не по наши души. - Роберт круто взял в сторону и помчался, огибая холм, по направлению к кибитке. - Странно, что в этот час на побережье оказались всадники.
        Он пришпорил коня, ведя за собой Сарацина, и вдруг остановился, надеясь, что Арабелла последует его примеру.
        - Возвращайся! - крикнул он ей. - Возьми ключи. Калиф защитит тебя. - Он осадил коня.
        Роберт постарался всунуть ключи ей в руку, но Арабелла уронила их.
        Роберт пробормотал цыганское проклятие и свернул, надеясь, что Арабелла отстанет. Однако как только началась эта сумасшедшая скачка, она решила, что не оставит его ни за что на свете. Роберт пронзительно свистнул, думая испугать Сарацина, который скакал бок о бок с его конем, но тщетно.
        Тогда Роберт прибег к последнему средству. Он придержал коня и бросил Арабелле на полном скаку:
        - Убирайся вон!
        Он мог бы и не произносить этих слов.
        - Я не оставлю тебя! - крикнула в ответ Арабелла.
        В эту минуту за спинами всадников появились еще двое. Лай Калифа внушал опасения за судьбу собаки, но не успокаивал Арабеллу.
        - Сворачивай в сторону, куда угодно! Убирайся прочь!
        - Я не оставлю тебя!
        - Неужели ты не видишь, что происходит? - воскликнул Роберт. - Черт бы тебя побрал!..
        Они продолжали скакать, невзирая на то, что два первых всадника зажимали их в тиски, поскольку их кони были сильнее и быстрее.
        Арабелла потеряла голову, понимая, что не может отстать от Роберта ни на шаг. Она гнала Сарацина вперед, думая только о том, как не отстать от цыгана.
        В считанные минуты ее сознание прояснилось. Она видела, как Роберт вытащил из-за пояса нож и метнул его в ближайшего преследователя. Всадник начал заваливаться на бок, а затем и вовсе рухнул. Роберт тотчас бросил второй нож и тут же соскочил с коня. Он бросился к остывающему трупу, вытащил у него из груди смертоносное оружие и стал поджидать остальных преследователей, прислонившись спиной к стволу кипариса, чтобы защититься с тыла.
        Арабелла быстро догнала его, спешилась и бросилась к кипарису. Калиф залаял совсем близко, и в этот миг она увидела, как всадник на полном скаку приближается к ним, выставив вперед копье. Не успела Арабелла глазом моргнуть, а всадник уже оказался на земле, крича от боли.
        Из темноты вынырнул его спутник и направил копье в грудь Роберту. Арабелла не помня себя, бросилась между ними. Ей довелось испытать странное ощущение: казалось, кто-то пришпилил ее к стволу кипариса. Она уже было подумала, что умерла, но чувства и мысли не оставляли ее. И потом этот странный скрежет, треск пронзенного дерева, крики…
        Откуда-то издалека до нее донесся протяжный собачий вой. Арабелла открыла глаза и увидела уткнувшееся в землю копье. Роберт лежал подле, широко раскинув руки и ноги.
        Арабелла поняла, что он мертв. У нее над ухом раздавался чей-то плач. Она почувствовала, что лежит на коленях у мужчины, который горько плачет, целует ее и одновременно отирает кровь цыгана со своих рук.
        - Сестра моя, любимая моя сестра… - услышала она скорбный вопль и только теперь узнала голос брата.
        - Рауль? - прошептала она.
        - Да, это я, Рауль. - Брат крепче прижал ее к груди. - Господи, сохрани ей жизнь! Не дай ей умереть!
        - Ты приехал из такой дали, чтобы убить нас, брат мой? - прошептала Арабелла.
        - Нет! Не для этого, нет! Я приехал, чтобы увезти тебя с собой. Господи… спаси ее от мук, от невыносимых страданий!
        И вдруг настала тишина, нарушаемая лишь тоскливым воем Калифа и безутешными всхлипами Рауля. Арабелла постаралась дотянуться до безжизненной руки Роберта. Ей было неловко доставлять огорчение брату.
        - Рауль… - теряя силы, прошептала она.
        - Да, я здесь. Я приехал за тобой… - с трудом вымолвил он, глотая слезы.
        Она хотела спросить у него что-то важное, но не смогла: мысли путались у нее в голове.
        - Сестра моя, возлюбленная моя Арабелла, живи… - откуда-то издалека доносился до нее родной голос.
        Арабелла чувствовала, что должна что-то ответить, хотя бы несколько слов. Но силы неожиданно оставили ее.
        - Неужели так быстро темнеет? Почему я не вижу твоего лица?
        - Господь Всемогущий, не позволяй ей умереть! - воскликнул безутешный Рауль.
        Арабелла предприняла еще одну слабую попытку коснуться мертвой руки, которая так напоминала руку Роберта, но была лишена его жизненной энергии. Но тотчас сдалась и внезапно очутилась очень далеко от Роберта, Рауля и сопровождавших его людей…
        - Рауль, кому мы причинили зло? - шепнули ее губы.
        Лицо брата почти поглотила тьма.
        Ее взгляд постепенно остекленел, в глазах застыл вопрос, на который ей не суждено, было получить ответ.
        Рауль склонился над телом бездыханной сестры и поцеловал ее закрывшиеся навеки очи. Калиф перестал бесноваться и припал на передние лапы, тихо скуля.
        - Арабелла, возлюбленная моя сестра…
        Воины, сопровождавшие Рауля, в один голос вымолвили:
        - Матерь Божия, упокой душу этой святой грешницы…
        - Благословения, покоя просим для нее…
        - Тот, кто боится больше всех, тот и виновен…