Тронина Татьяна, Девушка На Качелях- библиотека РусЛит

Девушка на качелях Татьяна Михайловна Тронина
        # Она нежна, светла и чиста, как ангел, она до сих пор невинна. Она выглядит лет на двадцать пять - никто и никогда не дал бы Агнии ее тридцать четыре. Есть у нее одна страсть - «Призрак Оперы», этот фильм она пересматривает снова и снова, с его сюжетом пытается соотнести свою скромную жизнь. А уж когда в эту жизнь вдруг врываются страсти, когда двое мужчин начинают смертельную борьбу за ее руку и сердце, Агния окончательно понимает, что «Призрак Оперы» - это знак судьбы. Но кого же выбрать ей? Кто из ее мужчин добро, а кто зло? То, что жизнь сложнее романтической сказки, девушке пока еще не приходит в голову…
        Татьяна Тронина
        Девушка на качелях
        В мечтах приходит он,
        Он снится мне…

    (Из мюзикла Э. Л. Уэббера «Призрак Оперы»)
        Агния всегда, сколько себя помнила, могла с легкостью заплутать в двух соснах. Да-да, именно в двух, а не в трех. Как только ей предстояло сделать осознанный выбор - свернуть направо или налево, произнести «фено?мен» или «феноме?н», понять, когда ее ждут в гости (во вторник в четыре или в четверг в два), - она начинала отчаянно сомневаться.
        Если действовать приходилось бессознательно, не думая, сразу, или вариантов было больше - Агния не ошибалась. Но стоило задуматься, засомневаться, вот как сейчас, - и все.

…Выйти на станции надо там, где первый вагон из центра или где последний? Кажется, где первый! Нет, все-таки где последний…
        Агния стояла посреди платформы и вертела головой, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, хоть какой-то знак, напоминание, которые позволили бы ей выбрать правильное направление (зрительная память у Агнии была хорошей). Но тщетно - эскалаторы на обоих концах платформы выглядели абсолютно одинаково. И от указателей тоже не было толку - и тот и другой выходы вели к одному и тому же большому московскому проспекту. И одинаковые рекламные плакаты по обеим сторонам туннеля…
        Первый или последний? Первый?.. Последний?..
        Собираясь в поездку, девушка не захватила с собой бумажку с подробным описанием маршрута, ведь она, Агния, уже ездила сюда один раз! И совсем недавно, всего две недели назад… Тем более от метро до той конторы, куда она направлялась, не так далеко…
        Загвоздка в одном - в какую сторону сейчас повернуть?..
        Ах да, есть же квитанция! Хотя толку в ней… В квитанции лишь адрес - проспект, номер дома.
        Спросить?
        - Простите, дом семьдесят два - это в какую сторону? - обратилась Агния к проходившей мимо женщине.
        - Не знаю.
        - Простите, а вы не подскажете? - метнулась она еще к кому-то. - Дом семьдесят два - куда?
        - Нет, я не знаю.
        - Простите, а… - Агния повернулась - на нее надвигалась медно-смуглая физиономия, с черными непроглядными глазами, аж до бровей заросшая сизой разбойничьей щетиной… Точь-в-точь с плаката «Их разыскивает милиция». Впрочем, сейчас в Москве у половины прохожих такие… э-э… лица. - Нет-нет-нет, ничего, все в порядке, спасибо!
        Агния нервно метнулась к тому выходу, который был чуть ближе. «Подумаешь, ерунда… Выйду, разберусь. Тут идти-то…»
        Эскалатор потащил Агнию в город.
        Едва только ее выплеснуло вместе с толпой из стеклянного вестибюля наружу, Агния поняла - выбор был сделан неправильно. У того выхода - никакого сквера не наблюдалось.
        Здесь же широкой снежной полосой тянулся сквер, за ним шеренгой - сталинские дома. Между домов в одном месте ширился просвет, где на фоне серого неба возвышались четкие контуры толстых, страшных труб теплоцентрали… О, значит, туда. Трубы - это ориентир.
        Агния пожалела о том, что не оделась теплее. Но тогда бы в метро было жарко. Нет, все-таки лучше вспотеть, чем замерзнуть… Очередной промах!
        Свистел поземкой холодный зимний ветер, серое небо давило на голову, безжалостно сжимало виски - даже непонятно, то ли это слышался стук отбойных молотков с ближайшей стройки, то ли пульсировал в ушах кровоток…
        Конец февраля. Кажется, до счастья, до весны то есть, совсем близко, но нет - еще ждать и ждать тепла, солнца. Март тоже наверняка будет неотличим от зимних месяцев. И апрель может снегом удивить. Да и май, если вспомнить, часто дышал Арктикой… А лето такое короткое! Может, счастья нет вообще?

…Агния шла по утоптанной дорожке, зажимая у горла (чтобы не так сильно дуло) воротник черного демисезонного пальто.
        И тут - бац! Под ноги ей прыгнул разноцветный мяч.
        Агния остановилась как вкопанная. К мячу бежал карапуз лет пяти - в комбинезоне малинового цвета, укутанный в шарф (один румяный нос торчал). Непонятно - мальчик, девочка ли…
        - Привет! - дружелюбно сказала Агния. - Лови…
        И мыском сапога она отбила мяч, да так ловко, что малыш поймал его прямо в руки и захохотал - удивленно, счастливо… И тут же снова кинул мяч Агнии. Агния опять перебросила его ребенку.
        - Ну все, беги, мне некогда! - весело сказала она. - Пока-пока!
        - Пока! - радостно крикнул малыш. И убежал.
        В конце сквера Агния зачем-то оглянулась, замерла - ребенок уже лепил вместе с отцом (а кем же еще?) снеговика, рядом возились другие дети, сторонкой стояли мамаши и оживленно болтали, притоптывая ногами от холода.
        Ребенок в малиновом комбинезоне с хохотом принялся бодать уже готового снеговика.
        - Катя, ну вот, ты все разрушила… Катя! - укоризненно сказал мужчина.

«Это девочка. Девочка и ее отец. Папа и дочь».
        Девочка Катя, совсем разыгравшись, пыталась уже забросать отца снегом.
        - Катя, ну что ты делаешь…
        - Папа, и ты! И ты!
        Отец схватил свою Катю поперек туловища, затряс, подбросил, перевернул, макнул в сугроб. Катя совершенно не сопротивлялась - она безудержно хохотала.
        Агния смотрела на эту сцену с улыбкой, забыв обо всем. Они так смешно возились, так радовались друг другу, что нельзя было не любоваться ими.
        - Катя, ну все, пора… Мама ждет.
        - Нет. Еще! Еще гулять!
        - Катя… Катя-Катя-Катенок! Все, домой. Обедать пора.
        - Не хочу. Еще! Па-а-а…
        - Катя, каждый раз одна и та же история - то ты не хочешь гулять идти, то тебя домой не загонишь. Пойдем. Мама ждет.
        - Па, еще! - Катя обняла отца за ноги, подняла румяное от мороза личико, на котором нестерпимо сияли счастливые, хитрые глаза…
        - Все, я сказал. Домой! - с притворной суровостью произнес отец, схватил дочь под мышку и широко зашагал к дому. Катя заверещала, но даже в этом вопле было больше веселья, чем возмущения.
        Только тогда Агния очнулась от забытья. И побежала, чувствуя, как леденеют ступни в осенних сапожках.
        Через подземный переход перебралась на другую сторону проспекта, там - под горку, мимо автомастерской, мимо каких-то скучных конструкций из железа, напоминающих ангары…
        Вот и он, многоэтажный офисный центр. Проходная, стеклянный холл с дерматиновыми диванами, одинаковые коридоры, лифт. Нет, лифта тут не дождешься, проще пешком - на третий этаж-то!
        На третьем этаже располагалась гарантийная мастерская известной фирмы - Агнии надо было забрать ноутбук, у которого вдруг стали залипать кнопки. Еще вчера ей скинули на мобильный эсэмэску о том, что ремонт «успешно завершен».
        В коридоре сидели люди - человек пятнадцать, не меньше. О том, что очередь тут одна для всех, для сдающих технику и для забирающих ее, Агния уже знала. Поэтому сразу спросила:
        - Кто последний?
        Негромкие разговоры, бубнеж телевизора на стене, чьи-то взгляды…
        - Кто последний?
        - Я не последний, за мной мужчина занимал, куда-то отошел… Но на всякий случай на меня ориентируйтесь, девушка.
        - Хорошо, спасибо. - Агния прислонилась к стене - все стулья были заняты.
        На Агнию пялились двое - девица лет шестнадцати с нахальным выражением лица, жующая жвачку, и мужчина лет шестидесяти, с бородой, как у Карла Маркса.
        Агния отвернулась.
        - Какие у вас волосы, девушка, - приветливо произнесла женщина рядом. - Неужели свои?

«Какое счастье - до сих пор девушкой называют!» - мелькнуло в голове у Агнии, и она тоже приветливо ответила:
        - Да.
        - Потрясающе, - с уважением и восхищением произнесла женщина. - Чем-то особенным пользуетесь?
        - Нет, что вы… От природы такие, - улыбнулась Агния.
        Девица с жвачкой хмыкнула и отвернулась. Мужчина с бородой почтительно вздохнул и произнес лирично, негромко, куда-то в сторону:
        - Бывают же такие красавицы…
        Агния уже привыкла к тому, что на нее часто обращают внимание. Причиной были ее волосы - длинные (ниже талии!), густые, светло-пепельного оттенка. Обычно Агния заплетала их в косу, а сегодня сделала нечто вроде «греческого» хвоста - туго завязала на затылке, потом еще несколько раз перехватила резинками и заколками по всей длине волос. И не коса, и не хвост получился, а так… живенько.
        Очередь двигалась довольно быстро - в приемной сидели несколько сотрудников. Агния прикинула - еще минут пятнадцать, и она будет свободна.
        На экране плоского телевизора, висевшего на стене, бегали футболисты. Потом в уши полезла реклама. Пошла заставка перед фильмом. И… и - он. Ее любимый фильм!
        Агния в первый момент глазам своим не поверила, когда увидела мерцающую свечу на темном фоне. Да, транслировали тот самый, ее фильм. И это было странно, дико - в какой-то конторе, среди толпы, услышать знакомую дивную музыку, от которой у Агнии каждый раз начинало щемить сердце…
        Агния зажмурилась и зажала уши. Пусть смотрят на нее сейчас как на дурочку… Наплевать. Потому что кощунство. Нельзя. Она будет смотреть этот фильм дома, одна. Она ни с кем не разделит свою радость, свое наслаждение…
        - Девушка… Девушка, вы спите? - Кто-то коснулся ее плеча.
        - А?
        - Ваша очередь!
        Агния метнулась в кабинет, старательно глядя себе под ноги. Протянула свободной приемщице квитанцию.
        - Сейчас принесу… - Приемщица вышла, вернулась через минуту, неся в руках ноутбук. - Здесь распишитесь. Все, можете забирать.
        - Спасибо. - Агния запихнула ноутбук в специальную сумку, выскочила из кабинета. Вслед ей лились звуки музыки - они словно пытались ее догнать, лианами обвить ее сердце, лишить чувств, разума…
        Лишь стоя внизу, в стеклянном холле, Агния позволила себе расслабиться.
        - Агния Борисовна! Агния Борисовна, это вы?! - чей-то радостный вопль сзади.
        Агния оглянулась - навстречу ей, по коридору, стремительно цокала каблучками юная девушка - с восторженной, изумленной улыбкой на хорошеньком личике. Абсолютно незнакомая.
        - Я вас знаю? - доброжелательно спросила Агния.
        - Агния Борисовна, я Лена Голикова… Ваша ученица! Вы меня помните?
        Ничего себе… Ученица. Привет из прошлого называется. В первый раз…
        - Боже мой, Леночка! - растрогалась Агния. - Тебя не узнать! Но если честно - я плохо помню… Ведь столько лет прошло!
        - А вы совершенно не изменились! Ни капельки! - сияя глазами, восторженно крикнула Леночка и от избытка чувств даже топнула ножкой. - Я сразу вас узнала. По волосам.
        - Ну да, понимаю… Меня все по волосам узнают, да. Ты такая взрослая… Сколько же лет?
        - Мне? Двадцать! Агния Борисовна, я так рада! Послушайте, это хорошо, что я вас нашла. У нас весной, в начале мая, будет встреча одноклассников, вы приходите…
        - Я не знаю… А разве меня кто-то помнит? Вы же тогда совсем маленькими были…
        - Да вас все, все помнят! Мы вообще вас очень хорошо вспоминаем! Да вы вообще были самой моей любимой учительницей, вообще самой-самой…
        - Леночка, милая… - Агния засмеялась, приобняла свою бывшую ученицу.
        - Вы ведь больше не преподавали, нет? Жалко! Приходите на встречу обязательно, вот моя визитка, созвонимся, ладно?
        - У меня нет визитки, но… - замялась Агния. - Я тебе обязательно позвоню.
        - Обещайте, что позвоните! - обрадовалась Лена. - И обещайте, что придете. Я прямо в шоке… И я не вру, что вы совсем не изменились! Вы прямо… вы прямо как моя ровесница, да!
        - Скажешь тоже… Мне тридцать четыре. Какая я ровесница! А как ребята? Ты учишься? А другие? Все хорошо? - взволнованно спросила Агния.
        - Да! У нас почти все поступили, - энергично закивала Леночка. - Я тоже учусь, на третьем курсе. А тут подрабатываю, оператором. На полставки. На последнем этаже компания по продаже бытовой техники - чудо-швабры и прочая ерунда… Маврин Гоша и Люда Рожкова поженились, представляете? Бахмин после восьмого уехал с родителями в Америку. Что еще? А, да - Рахматуллин актером стал и уже снимается вовсю, сериал про эту безумную семейку смотрели на ТВТ? Вот Марат там Макса играет! Да, да! - оживленно тараторила Леночка.
        - Боже мой, Рамиль - актер… И Гоша с Людочкой… Ребята, какие же вы молодцы!
        - Нет, это вам спасибо, Агния Борисовна, что вы такая… Это ведь так важно - первый учитель! От него столько зависит… Правда-правда, мы вас все помним и любим! И прозвище у вас такое милое…
        - Какое прозвище? - опешила Агния.
        - Как? Вы не знаете? - засмеялась Леночка. - Мы вас называли Рапунцель.
        - Как?! Рапунцель? О-о… - засмеялась шокированная Агния. - Что ж, подходящее прозвище, милое… Я не обижаюсь! Рапунцель, надо же…
        - Ну все, Агния Борисовна, - заторопилась Леночка, - я побежала, а то меня выгонят с работы. А вы приходите к нам на встречу, обязательно приходите!
        - Я постараюсь… До встречи, Леночка!
        Бывшая ученица ускакала - звонкий перестук ее шпилек растаял в глубинах огромного офисного здания, а Агния все еще стояла в холле, растерянно и счастливо улыбаясь.
        В первый раз за столько лет она встретила кого-то из своих учеников! Ее узнали и добрые слова еще сказали… Как же приятно, как трогательно!
        До сегодняшнего дня Агния была уверена, что те годы, которые она работала учительницей младших классов, растаяли, растворились в потоке времени, исчезли навсегда. Ее забыли, равно как и она сама почти забыла о том, кем была когда-то. И вообще, подумаешь - учительница… Всех ли учителей помнят?
        Десять лет назад Агния, выпустив своих ребят из начальных в средние классы, навсегда ушла из школы. Проработала она в ней всего три года. А ее помнили, оказывается… Даже если Агнию помнила одна примерная девочка-припевочка Леночка Голикова, щедрая на комплименты, все равно приятно. Говорит - узнала по косе…

«Приду!» - выдохнула Агния, решив, что обязательно пойдет на встречу выпускников. И, окрыленная, выскочила на улицу, в начинающиеся зимние сумерки.
        И только тогда вспомнила - она не проверила, работает ли ноутбук. Расписалась в ведомости не глядя - скорей, скорей, лишь бы не вслушиваться в волшебную музыку, и удрала.

«Ты проверила? Они точно все починили?» - обязательно спросит дома отец.

«Нет. Ты понимаешь, там столько народу, конвейер из людей, никто не проверяет… - растерянно ответит ему Агния. - А тут тратить время на включение-выключение компьютера…»

«Ты что? Зачем обязательно включать? - мгновенно раздражаясь от ее тупости, возразит отец. - Ты хотя бы могла нажать кнопки на клавиатуре - залипают они или нет?! Это всего пара секунд! Ты - это - могла - сделать?»
        Молчание. Она промолчит, ужасаясь собственной недогадливости. И в самом деле, отчего было не нажать пару кнопок на клавиатуре…

«Ты расписалась, что претензий к ремонту не имеешь?» - новый хлесткий вопрос.

«Да, папа».

«А на хрена? Я ж тебе сколько раз говорил, пиши - «вещь получила, работает она или нет - не проверяла». А так получается, что они ремонт выполнили, к ним претензий нет. Я тебя сколько раз просил об этом помнить?»
        Молчание. Она замрет, ужасаясь собственной забывчивости. И в самом деле, отчего ей было не сделать эту маленькую, но такую важную приписку в ведомости…

«Папа, но… Ноутбук по-прежнему на гарантии. Ничего страшного! Я еще раз съезжу туда».
        И тогда отец начнет орать.

«Нет, но это ж надо… Как дятел, годами твержу одно и то же… Бесполезно! Ничего страшного, говоришь? А тебе охота туда-сюда лишний раз мотаться? Я поражаюсь… Пары секунд нет, чтобы на кнопки понажимать, а полдня на поездки по Москве - есть! Уроды… Все уроды. Купил ноутбук - он екнулся, пары месяцев не проработал. Известной фирмы, недешевый… Не за пятнадцать тыщ, а за сто. Уж, кажется, должен был работать. Так нет… Уроды! Китайцы его ногами, что ли, в подвале делали? И купил ведь в хорошем магазине, не на распродаже… Блин, ни на кого нельзя надеяться, все работают спустя рукава, тупые свиньи!..»
        Вот что будет, когда Агния придет домой.
        Соврать, что проверила? А если там опять какие-то кнопки не работают? Нет, врать нельзя, отец сразу чувствует, врет она или нет. Если соврет - начнет орать еще сильнее.
        Только бы ноутбук работал! Только бы все было в порядке… А уж в следующий раз она, Агния, в точности исполнит все указания отца!
        Отец Агнии, Борис Николаевич, был человеком вспыльчивым и громогласным. Обязательным и требующим обязательности от других. Он - профессионал, который вокруг себя хотел видеть тоже профессионалов. Он отвечал за свою работу - и ждал такой же ответственности от окружающих. А окружающие отличались, как назло, исключительной безалаберностью и безответственностью!
        Отец, конечно, с легкостью мог купить новый ноутбук - взамен сломанного. Сто тысяч не были для него огромной суммой. Но разве дело в деньгах?
        Отец был очень принципиальным - и поэтому отправил Агнию со сломавшимся ноутбуком в гарантийную мастерскую.

«Ничего, может, все обойдется… Ноутбук нормально работает, это же хорошая фирма, не ширпотреб… Чего я так нервничаю? Все в порядке, зачем заранее переживать!» - уговаривала себя Агния.
        Она усилием воли заставила себя отвлечься и снова вспомнить о своем любимом фильме («Приду домой, посмотрю еще раз, от души - в тишине и одиночестве!»), потом принялась перебирать подробности сегодняшней встречи с Леночкой…

«Узнала меня по косе! Я и не знала, что дети мне дали прозвище - Рапунцель. Какое милое прозвище, прелесть! Рапунцель-Рапунцель, спусти свои косоньки!»
        Агния скинула капюшон, тряхнула головой, отбросив волосы назад, и почувствовала, как затылок приятно оттягивает. До метро она шла с непокрытой головой, горделиво задрав подбородок. Краем уха поймала в который раз восхищенный шепоток: «Смотри, смотри, какие волосы!», «Нет, это ненастоящие! Настоящих таких не бывает!»
        Все это (и прозвище, и шепоток) приятно грело сердце, успокаивало. Утешало. Уверяло в том, что она, Агния, - все-таки необыкновенная и особенная. Штучный экземпляр. Хорошая.
        Агния снова скользнула в стеклянные двери метро - на этот раз она шла к
«правильному» вестибюлю. Она успевала доехать к дому до часа пик. Час пик был плох не только давкой в метро, но и тем, что Агния часто цеплялась за что-нибудь волосами. Обычно она перебрасывала косу на грудь и прятала ее за полами пальто, но сегодня, как уже упоминалось, голову Агнии венчала не коса, а сложный «греческий» хвост. Его, конечно, можно тоже спрятать под пальто, но тогда красоты уже не будет…
        Агния прошла через турникет. Большая сумка - не тяжелая, но объемистая - мешала. Люди толкались о сумку.
        - Осторожней, девушка! - болезненно воскликнула немолодая женщина с измученным, измятым лицом, вся седая.
        - Простите. Ой! - Тут уж Агнии кто-то наступил на ногу, но она привычно отреагировала: - Простите!
        В ответ ей сверкнула золотыми зубами очередная разбойничья физиономия.
        На эскалаторе Агния разглядывала рекламные плакаты, растянувшиеся вдоль свода. Распродажа шуб и меха, скидки до семидесяти процентов. Купить, что ли, шубку? А есть ли смысл? Все равно погода в Москве такая… не зимняя. Это сегодня что-то похолодало, а так обычно - слякоть и сырость.
        Тот, кто стоял за Агнией, ворочался и слегка толкал ее в спину. Потом задел волосы. Агния нетерпеливо дернула головой, но не обернулась. Обычное дело.

…Сидя в вагоне и прижимая к груди сумку с ноутбуком, девушка думала уже о том, как расскажет Инге о сегодняшней встрече с Леночкой. «Инга, ты не представляешь - я встретила свою бывшую ученицу. И она узнала меня! Такая славная… Весной пойду на встречу со своими подопечными. Все-таки в профессии учительницы есть что-то особенное, высокое… То недолгое время, что я работала в школе, оказалось не напрасно проведенным!»
        Инга - лучшая и единственная подруга Агнии. Они учились вместе в педагогическом. После института Агния ушла сразу в школу. Ингина же специализация - английский язык - очень пригодилась для работы в иностранной компании. Инга в ней до сих пор и работала. Подруга всем была довольна - и заработком, и офисным покоем (а в школе покой только снится), и возможностью карьерного роста… Но и Агния, уйдя из школы, устроилась не хуже - к отцу под крылышко. Или хуже?..

…В шестом часу Агния была уже дома. Скинув с себя пальто, сразу же вытащила ноутбук, принялась нажимать на кнопки. Кажется, все в порядке…
        С облегчением вздохнув, Агния отправилась в свою комнату. В узенькой и тесной гардеробной, отмахиваясь от нависавших с потолка вещей, переоделась, затем пошла на кухню. В половине седьмого придет отец и потребует ужин. Отец очень строго относился к домашнему питанию. Чтобы никаких полуфабрикатов - одни полноценные, натуральные, свежие продукты! И побольше специй, душистых трав - майорана, базилика, шалфея, шафрана, розмарина, перца…
        - А это что?.. - Агния стряхнула с плеча домашнего платья из черного бархата несколько волосков. К бархату все легко липло… Еще волосы. Еще… Ее, Агнии, длиннющие волосины! «Господи, я что, лысею?» - недовольно подумала она.
        Только тогда Агния подошла к зеркалу. Забранные назад волосы, открытый лоб. Агния повертела головой, чувствуя все ту же приятную тяжесть, оттягивающую затылок назад. Но что-то не то… Агния подняла руки, начала ощупывать свой «греческий» хвост. И ахнула.
        Сзади, у самой головы, была тугая резинка. А дальше волосы должны были струиться свободно - до следующей перехватывающей резинки, потом опять свободно, потом снова перехватывались (в сущности, «греческий» хвост напоминал обыкновенную связку сарделек). Но… на первом же промежутке они не струились. Часть волос провисала, словно… отрезанная?!
        Агния тоненько застонала и принялась лихорадочно распутывать все эти резинки, отстегивать заколки - надеясь, что ошибается. Но нет - едва она только распустила свой хитроумный хвост, как часть волос упала к ее ногам бесполезной, мертвой прядью. Агния снова подняла руку - именно там, на первом «перехвате» и были отсечены волосы. До того отрезанная прядь держалась в хвосте, скрепленная с основной массой волос всеми этими резиночками и заколочками…
        - Мама… Мамочка! Да что ж это такое?! - прошептала Агния, не желая верить в произошедшее.
        Ее охватил ужас и такая безнадежная, ледянящая сердце тоска… Словно Агния только что лишилась ноги или руки. Ее волосы! Она лишилась своих чудесных волос! Ее уже никогда не назовут Рапунцель. Ее, без косы, не узнают бывшие ученики. Она станет как все. Ее лишили того единственного, чем она выделялась из толпы, из серой массы одинаковых людей. Украли красоту, украли лицо, украли жизнь…
        Сколько лет она растила волосы? Лет пятнадцать, не меньше… И что, еще пятнадцать лет растить?
        А может, не все так безнадежно? - затрепетала Агния. Если убыток незаметен?
        Она схватила второе зеркало и с его помощью осмотрела то, что у нее творилось сзади на голове.
        Нет, все безнадежно - волосам был нанесен непоправимый ущерб. Агния лихорадочно попыталась заплести косу, но отрезанная часть была слишком велика, а то, что ниже, - так жиденько, так жалко… И ведь как коротко то, что осталось! Теперь волосы даже в куцый хвостик с трудом соберешь. А с этими, длинными прядями что делать? Нет, никуда не деться, придется тоже срезать.
        Кто, зачем это сделал? Когда?
        Скорее всего - когда она возвращалась из гарантийной мастерской. В метро, на эскалаторе. Да да, именно там, на спуске, все и произошло! Кто-то ворочался сзади, задел ее волосы - а Агния даже не повернулась. Там, точно. А она даже не почувствовала, как ей кромсают хвост. Дома отрезанные волосы уже стали выбиваться из прически и…
        Агния, закусив губу, подняла с пола пряди и понесла на кухню, к мусорному ведру. Ее душили слезы. Кто, зачем? Как страшно, жутко… Может, какая-то ведьма хотела навести на нее порчу? Нет, ерунда. Она, Агния, никому дорогу не переходила, да и волосы так и остались висеть сзади, увязанные в хвост. Для наведения порчи нужно было вытащить волосы из прически - а это Агния уж точно почувствовала бы. То есть это не колдовство, это… это, скорее всего, зависть. Зависть к красивой прическе. Это сделала какая-то сумасшедшая. «Ах, у тебя коса? Ничего, отрежем ее, не будешь больше выпендриваться!»
        И ведь именно сегодня это произошло, когда Агния встретилась со своей бывшей ученицей, когда испытала столько радости, счастья… Выходит, заплатила за них. Агния попыталась вспомнить в мельчайших деталях, что тогда произошло в метро - чьи лица промелькнули, когда она входила в вестибюль, протискивалась через турникет, что видела, вцепившись в поручень эскалатора одной рукой, а другой прижимая к себе сумку с ноутбуком? Но ничего не смогла вспомнить. Обычные лица, обычные люди. Отец скажет, что она опять все прошляпила. «Тебе бы голову стали отпиливать - ты и то бы не сразу заметила!» - вот что он еще скажет. И начнет орать - какие люди уроды, как надо быть все время начеку, а она, Агния, вечно ушами хлопает… И отец будет прав.

«О господи… папа! Сейчас же придет папа, а у меня еще ничего не готово!» - спохватилась Агния.
        Она подбежала к окну и сквозь слезы увидела машину отца на дворовой автостоянке. Он только что приехал. Агния смахнула слезы… Отец в этот момент как раз вылез из своего «Лексуса».
        Издали Борис Николаевич Морозов, отец Агнии, казался совсем молодым, несмотря на значительно поседевшую шевелюру. Стать, движения, четкая и чуть развязная походка были свойственны скорее тридцатилетнему, чем мужчине пятидесяти девяти лет. Отец даже в самые лютые холода не носил головных уборов, полушубков, тяжелых сапог, утепленных мехом. Только демисезонное пальто из черного кашемира, длинное, на шелковой подкладке, пошитое в Италии, всегда нараспашку, со свободно висящими полами. Осенние туфли. Символическое кашне еще - дорогое, стильное. Отец - пижон и мачо!
        Отец был сильным человеком и окружавших его людей хотел видеть тоже сильными, собранными. Он бесился, когда дочь плакала, поэтому Агния при нем старалась не раскисать.
        Через пять минут хлопнула входная дверь.
        - Агуша, ты здесь? - весело и бодро закричал отец. - Я пришел!
        Агния постаралась успокоиться, но у нее ничего не получилось - слезы так и текли из глаз.
        - Агуша, ты привезла мой ноутбук? Его починили? Ты проверила? - Отец вошел на кухню. - А, вот ты где… Я, кстати, ужинать не буду, мы с Полиной идем в ресторан. В театр, а потом в ресторан, - уточнил он и насторожился: - Э, да что с тобой?
        Быстрым шагом Борис Николаевич приблизился к дочери, заглянул ей в лицо:
        - Ты чего ревешь?
        - Папа… Папа, случилась ужасная вещь… Вот! - Агния перекинула оставшиеся волосы вперед, себе на грудь.
        - Что? Что ты мне показываешь? - с недоумением, настороженно спросил отец.
        - Мне в метро отрезали волосы! - скороговоркой выдавила из себя Агния и с новой силой залилась слезами.
        - Да-а?! - Отец помолчал. - Охренеть. Кто?
        - Я не знаю…
        - Как - не знаю?
        - Я не видела! Это было на эскалаторе… Я даже ничего не почувствовала… Только дома увидела!
        - Тебе отрезали волосы, а ты ничего не почувствовала? - отчетливо произнес отец, глядя дочери в глаза. - Ты что, под наркозом была?
        - Нет. Но… Так, как будто задели случайно… я привыкла, что цепляюсь за все волосами, думала, что и сейчас ничего особенного, а пришла домой, и…
        У отца было то самое выражение лица, которого Агния боялась больше всего, - гневное. В бешенстве отец был страшен - орал так, что стены тряслись. На дочь он никогда не поднимал руку, но Агния несколько раз видела, как отец ввязывался в драку.
        Чаще всего мордобой начинался во время дорожных происшествий. Отец прекрасно водил машину и люто ненавидел «тупых чайников». Вот «чайникам» и доставалось - когда они на дороге создавали аварийную ситуацию. Тогда отец коршуном выскакивал из машины, выдергивал из-за руля нерадивого водителя, валтузил его, таскал за волосы…
        Еще был случай - отец вцепился в какого-то малолетнего хулигана, демонстративно бросившего обертку от мороженого посреди улицы. Не бил, но ткнул того лицом в грязь под ногами - знай, мол, щенок, как гадить в общественном месте. Особенно же Агнии запомнился эпизод с молодым человеком, вздумавшим оскорбить Полину. Тогда дело чуть не дошло до травмпункта… К счастью, юноша сообразил вовремя извиниться.
        Отец нападал на своих противников с такой яростью, так стремительно, с таким праведным гневом в глазах (как будто даже смерть не могла отвратить его от расправы с очередным «уродом»), что всегда выходил из потасовки победителем. К тому же внешний вид отца - лощеный и холеный - навевал мысли, что он, верно, из тех, кому закон не писан. Это было ошибочное впечатление - отцу, юристу по образованию, закон как раз и был писан…
        Но таков уж был у Бориса Николаевича темперамент… Правда, на работе, общаясь с клиентами, он оставался безупречно вежлив. Но это с клиентами…
        Поэтому Агния боялась лишний раз вызвать гнев отца. Да, он никогда не бил ее, а вдруг сейчас ударит? Или нет, не ударит даже, а убьет, доведенный до последней черты тупостью Агнии…
        - Агния, ты спятила? - процедил отец. - Тебе косу пилили, а ты что - так ничего и не поняла? Что за бред?!
        - У меня не коса была… У меня хвост… «греческий»… ты его еще связкой сарделек называешь! Ножницами, наверное, щелкнули - и… Я только дома заметила! - икая и всхлипывая, с трудом прошептала Агния.
        - Уроды… - тихим и страшным голосом произнес Борис Николаевич. - И что, ничего никто не заметил? Люди ж вокруг…
        - Нет. Никто. Ничего.
        - Одевайся. Пойдем. Быстро, я сказал!
        - Куда? - совсем ошалела Агния.
        - В милицию, куда. Заявление напишешь. Пусть ищут гада.
        - Папа… Папа, нет! - в ужасе закричала Агния. - Я никуда не пойду! Все равно же не найдут!
        - Если не искать, то и не найдут!!! Я сказал - одевайся, пошли!
        Выносить свое горе на люди Агнии совершенно не хотелось. Не то чтобы она не верила в справедливость… Она не верила в то, что ей станет легче, даже если виновного найдут и накажут. Она не хотела свидетелей своего несчастья. Не хотела расспросов, не хотела внимания к своей персоне… Проще было умереть, чем куда-то пойти, кому-то пожаловаться - чужому, циничному, равнодушному.
        - Папа!
        Глаза отца стали совсем белыми от гнева. И в этот момент спасительной трелью прозвучал звонок домофона. Секунда, другая… Выражение лица Бориса Николаевича вновь стало нормальным. Он стремительно, впечатывая каблуки в кафель, вышел с кухни.
        Агния перевела дыхание. Насколько отец был вспыльчивым, настолько же и легко после этого отходил.
        - Да, - услышала его голос Агния. - Нет. Нет, хрен с ней, с этой Лидией Трофимовной… Пошли ее, Эдик, куда подальше. Без ее подписи обойдемся. Да, вот что… зайди. Нет, не поэтому… Зайди. Все, жду.
        Скорее всего, отец сейчас говорил с Эдуардом Ореховым, который жил в соседнем подъезде. Отец с Эдуардом в последнее время часто пересекались, поскольку Борис Николаевич не так давно был выбран старшим по дому. И с того же времени жильцы дома разделились на два враждебных лагеря - тех, кто жаждал сделать автостоянку вместо двора, и тех, кто был против этого. Кроме того, отец с Эдуардом лоббировали установку автоматических ворот возле дома, чтобы никто из посторонних в их двор не ходил и на своих авто не заезжал - машино-места жильцов не занимал. Лагерь противников автостоянки и ворот был неизмеримо меньше.
        Эдуард Орехов был майором милиции - замначальника ОВД их района. Отец его очень уважал - за то, что Эдуард мыслил совершенно так же, как и он, Борис Николаевич Морозов, владелец частной нотариальной конторы: люди по большей части не соображают, что делают, и таких (для их же блага!) надо постоянно держать под контролем.

…А что, если отец сейчас потребует помощи от Орехова? Дескать, Эдик, помоги, на дочку напали в метро, изуродовали…
        Так оно и вышло.
        Минут через пять на кухне появились отец с Ореховым. Сегодня Эдуард был в гражданском - джинсы, «аляска» с меховым капюшоном, на ногах берцы… С серьезным, мрачным видом Орехов уставился на Агнию, стоявшую у окна.
        - Здравствуйте, Агния Борисовна.
        - Здравствуйте, - шепотом ответила Агния.
        - Вот, посмотри на нее… Агния, повернись. Я сказал, повернись! - От голоса отца Агния дернулась, словно от удара плетки, и повернулась - так, чтобы Эдуард мог увидеть то, что осталось от ее косы. - Видел? Вот что гады делают…
        - Агния Борисовна, это с вами в метро произошло? - спокойно спросил Орехов. - Мы можем вычислить злоумышленника, ведь в метро есть камеры наблюдения…
        - Не надо, - просипела Агния. - Ничего не надо!
        - Блин, - сквозь зубы произнес отец. - Эдик, поговори с ней ты, у меня уже сил нет…
        Борис Николаевич стремительно вышел из кухни. Агния осталась один на один с Ореховым.
        - Можно? - Он указал на стул.
        - Да, конечно, садитесь… Хотите кофе? - тихо, с тоской спросила Агния.
        - Не откажусь.
        Эдуард сидел, чуть развалясь, в кресле и серьезно наблюдал за тем, как она снует у плиты.
        - Агния Борисовна, у вас есть враги?
        - У меня? Нет.
        - Вы уверены? - мягко спросил Орехов.
        - Абсолютно.
        Пауза. Кофе, пенясь, медленно начал приподниматься в турке… Агния выключила газ, налила кофе в чашку, поставила ее перед гостем.
        - Спасибо. Садитесь, я не могу, когда вы стоите…
        Агния, опустив глаза, села напротив Орехова.
        - Вы мне не верите, Эдуард?
        - Верю. У вас действительно не может быть врагов. Вы - Агния. Овечка. Кроткая и беззащитная… Агнец божий. Вкусный кофе. - Эдуард поставил чашку на стол, в упор посмотрел на Агнию.
        Она физически ощутила тяжесть его взгляда и сникла еще больше. Эдуард вдруг протянул руку, поднял ее лицо за подбородок. Этот жест не мог быть истолкован как фамильярный, грубый или как попытка флирта… Нет. Просто Эдуард Орехов хотел понять ее, Агнию, не давал ей спрятаться в раковину. Этот жест толковался однозначно и просто - «смотри на меня».

«Ну и буду смотреть!» - едва не заплакав снова, подумала Агния. И уставилась прямо в глаза Орехову.
        У Эдуарда Орехова были серые, мрачные, колючие, словно февральское небо, глаза. Четко очерченные брови. Нос - не большой, не маленький, а… какой-то типично мужской, с легким, едва заметным изгибом переносицы - наверное, был когда-то сломан. Твердые, плотно сомкнутые губы с морщинками по углам рта. Хорошо выбритые щеки. Кожа лица ровная, но какая-то вся задубелая, жесткая - словно у моряка, просолившегося в долгих плаваниях. Сеточка мелких морщин у глаз. Белесый шрам на лбу, у волос. Сами волосы - густые, мягкие, русые - зачесаны назад, лишь одна упрямая прядь все время съезжала к бровям.
        Орехов не был великаном - среднего роста, чуть плотноват (заматерелость взрослого мужчины), но сейчас, сидя в этой куртке, в этих агрессивных сапогах, он показался Агнии таким огромным, страшным, чужим…
        Он не был злым, он не представлял для Агнии никакой опасности (как-никак приятель отца, майор милиции, давний сосед по дому), но в нем, именно в нем - таком, каким он был, - и заключалась почему-то угроза.
        Эдуард Орехов был типичным представителем мира мужчин. Настоящих мужчин - без слабостей, сомнений, страхов.
        Не то чтобы Агнии нравились слабаки и хлюпики - нет… Но в Эдуарде настолько все было мужским, маскулинным - без подтекста, без сложности, без тонкости, без лишних толкований, - что они с Агнией находились на разных полюсах мира.
        Невозможно было представить, чтобы они - Агния и Эдуард - когда-нибудь сошлись бы, хоть на один вечер, заинтересовавшись друг другом. Они изначально были чужими (наверное, Эдуард сейчас чувствовал то же самое). Слишком сильный мужчина и слишком слабая женщина. Нет, на вечер, может быть, и сошлись бы, но потом стали бы противны друг другу до тошноты…
        Эдуард своим присутствием буквально давил Агнию.
        Она вдруг вспомнила, что он всего лишь на шесть лет старше ее. Да, на шесть! Орехову сейчас должно быть около сорока. Не такая уж и большая разница. Но на самом деле между ними лежит вечность. Чужой. Страшный. Нет никаких точек соприкосновения, нет вероятности того, что они сойдутся, и даже если сойдутся - у них не окажется будущего, не возникнет понимания…

«О чем говорить с таким? - продолжала думать Агния. - Как принимать его любовь, его ласку? Это все равно что приручить тигра, хищника… Ведь придется играть только по его правилам. Иначе он раздавит, растерзает, сожрет. С ним, например, бесполезно разговаривать на отвлеченные темы - не поймет».
        - Агния Борисовна, почему вы молчите? Вы не хотите найти преступника? - прервал ее размышления требовательный голос Орехова.
        Агния машинально провела рукой по волосам.
        - Нет. Разве это возможно?
        - Возможно… Все возможно, если захотеть.
        - Я не хочу.

«Почему я так думаю о нем? Что за глупости… Он был два или три раза женат. Сейчас, кажется, свободен. Ну и что? Я его боюсь. И я ему не нравлюсь…»
        - Эдуард… - Агния напрягла память. - Эдуард Викторович, со мной все в порядке. Вы… вы, пожалуйста, скажите папе, что… что это происшествие нельзя распутать, и все такое… И он успокоится! Вы же можете на него повлиять, да? Пожалуйста!
        Орехов встал (в серых глазах его мгновенно потух, выключился всякий интерес к Агнии) и ответил равнодушно:
        - Дело ваше…
        Через секунду он вышел из кухни.
        После его ухода Агнии не стало легче. Она и раньше никогда не общалась особо с Ореховым, так - «здрасте-до свидания», даже в детстве они были в разных компаниях, два разных поколения… Но тяжесть сегодняшнего общения с ним, наверное, еще не скоро исчезнет. Вроде и не говорил ничего такого, и не делал - а вот хоть на стену лезь после его ухода!
        Агния осталась сидеть на кухне. Потом услышала, как хлопнула входная дверь. На кухню зашел отец, недовольно сморщился:
        - Все ревешь?
        - Нет, папа, я успокоилась.
        - Зря ты от помощи Эдика отказалась.
        - Мне не нужна помощь, - робко произнесла Агния.
        - Глупая. Глупая ты! - с досадой воскликнул Борис Николаевич. - Глупая жаба-а?га! Могла бы пофлиртовать с ним. Э, даже на это мозгов не хватает!
        Отец с досадой махнул рукой и снова вышел.
        Агния взяла швабру и принялась протирать пол - на нем остались следы от ботинок Орехова.
        Протерла пол в кухне, потом выбралась в коридор, стала тереть паркет там.
        Дверь в гостиную была распахнута.
        Отец перед зеркалом поправлял пиджак.
        - Ага, запонки помоги вдеть, - не отрывая глаз от зеркала, бросил отец.
        Ага. Именно А?га - от жабы-аги. Отец дразнил дочь то Агушей, то жабой-агой - существовала в природе такая лягушка…
        - Да, папа.
        От отца пахло мужскими духами. Серебристо-перламутровые пряди седых волос, нежнейшее, матовое мерцание ткани его костюма, свечение отполированной кожи дорогих ботинок… Бриллиантовые сполохи запонок… Отец был весь словно столб света. Он тихонько напевал что-то себе под нос. А если напевал - значит, уже был в прекрасном настроении. Удивительно, как легко Борис Николаевич отстранялся от всего плохого, грустного! Агния так не могла - она днями и неделями переживала насчет какой-нибудь мелочи, и переживания эти, словно ржавчина, разъедали ее душу…
        - Куда вы идете с Полиной?
        - На мюзикл.
        - Да? - обрадовалась непонятно чему Агния.
        - Да уж не на твой любимый, не надейся… Твой у меня - уже вот где! - Отец провел ребром ладони по горлу. - Плечи почисть.
        Агния аккуратно, специальной щеткой, прошлась по костюму - ни одной соринки, ни одной пылинки.
        - Благодарю.
        Агния вышла из гостиной. Снова взялась за швабру.
        Отец говорил по мобильному:
        - Алло, Полина… Ты как? Да, уже выхожу, через полчаса заеду. Послушай, у меня к тебе просьба - ты своей матери намекни, что мы…
        Отец вдруг замолк. Оглянулся, увидел Агнию. И, не меняя выражения лица, захлопнул дверь в гостиную.
        Не то чтобы этот жест обидел Агнию. Но… Она вдруг поняла, что отцу было совершенно безразлично то, что она думает, чувствует сейчас, после происшествия в метро. Конечно, отец по-своему любил дочь, переживал за нее (вон чуть в милицию ее не потащил, заявление писать, Эдуарда Орехова даже призвал для помощи). Но Борису Николаевичу и в голову не пришло ее пожалеть. Сказать какие-то добрые слова…

«Хотя это все глупости, - мрачно подумала Агния. - Он мужчина. Он не обязан сюсюкаться. Вот если бы была жива мама…»
        Агния, убравшись, ушла к себе в комнату.

…Мама умерла восемнадцать лет назад, когда Агнии, соответственно, едва исполнилось шестнадцать. Это случилось внезапно - раз, и все… Сердце.
        Самым горьким было то, что Агния в этот момент находилась в летнем лагере под Геленджиком и ничего не знала. Агнии не позвонили, не вызвали в Москву телеграммой - ничего… Она вернулась в конце августа - веселая, загорелая, с чемоданом, набитым галькой, ракушками и дешевыми сувенирами, - открыла дверь в квартиру и…
        Из гостиной вышел отец:
        - Агния, мужайся. Мамы нет.
        - Как - нет? А где она?
        - Она умерла.
        Агния тогда так и рухнула возле дверей. Отец говорил и говорил… Не сразу Агния поняла, что мама умерла уже довольно давно, три недели назад. Маму схоронили, дочери ничего не сообщили.
        - Но почему?! Я бы… я бы с ней простилась! - растерянно пробормотала тогда Агния (даже в страшном горе она не могла в открытую спорить с отцом).
        - А смысл? Что, это бы вернуло маму к жизни? - жестко возразил отец. - Тебе стало бы легче от этого прощания? А мне каково? Я и так тут весь на нервах, тебя еще утешать! А так лишних три недели покоя… Я тебе три недели нормальной жизни подарил! Господи, как ты не понимаешь… Ты маму мертвой не видела, ты весь этот тягомотный кошмар с похоронами не знала! Ты мне спасибо должна сказать!
        В словах отца имелась своя логика. А и правда - выдержала бы она, Агния, все эти испытания, если бы была тут?
        С тех самых пор Агния автоматически стала хозяйкой дома - на нее перешли все домашние обязанности мамы. Ну не мог же, в самом деле, отец заниматься бытовыми проблемами?
        Несколько раз нанимали приходящую домработницу, но чужого человека ни отец, ни Агния не могли вынести. Агния тушевалась, а отец гневался - его раздражали «тупые клуши». Так и договорились в конце концов - дом будет на Агнии.
        Новую жену Борис Николаевич так и не привел. Были, конечно, пассии, и много - но все ненадолго.
        Последний год отец встречался с Полиной - девушкой, на пять лет младше Агнии.
        Знакомых это не удивляло - отец был настолько моложав, жив, блистателен, что было бы странно, если бы он выбрал себе в подруги какую-то замшелую тетку. Ну а что касается Агнии…
        Агния отца не осуждала. Да, немного неприятно, что мачеха моложе падчерицы… Но кого это сейчас волнует? Все свободны, все можно. Условностей нет. Агния - не ханжа. Пусть отец живет, как хочет.
        - Агуша, я ушел, - крикнул из коридора отец. - Пока! Буду поздно. А может, и вовсе не буду… Да, ты на работу завтра не ходи. Можешь дома отдохнуть денек.
        Хлопнула дверь.
        Агния посидела еще немного в кресле, потом протянула руку к пульту. Вспыхнул экран телевизора. Еще несколько раз пощелкала кнопками, и на широком плазменном экране появилась знакомая картинка (диск из DVD-проигрывателя Агния практически не вынимала). Итак, ее любимое кино. Ее мюзикл.
        На темном фоне замерцала свеча.
        Каждый раз, когда Агния видела эту короткую заставку, сердце ее сжималось - от надвигающегося волшебства, от грядущего наслаждения… О, когда в жизни женщины нет ничего - только романтическая история может ее утешить, наполнить существование смыслом. Впрочем, даже самым счастливым женщинам и тем, наверное, трудно жить без красивой мелодрамы - воплощенной в фильме ли, в книге… Не важно. «Над вымыслом слезами обольюсь…»
        Тайна. Роковые страсти. Приключения. Месть. Ревность. Самопожертвование. Печаль. Радость…
        Ничего этого не было в жизни Агнии и, как она справедливо подозревала (все-таки не совсем дурочкой являлась), уже никогда не будет. Потому что она не героиня романа, она - Агния, кроткая, безответная овца, в принципе не способная высекать бурные чувства из сердца мужчины. Яркие страсти бывают только у ярких людей, всем остальным, таким, как Агния, - достаются лишь вялотекущие будни семейной жизни (это в лучшем случае), в худшем - полное одиночество.
        Первые кадры фильма - черно-белые. Так режиссер фильма Джоэль Шумахер выделил 1919 год, начало истории. В настоящем престарелый виконт Рауль де Шаньи, сидя в инвалидной коляске, присутствует на аукционе, где распродают имущество когда-то известного и блистательного театра - Опера Популер. На продажу выставлена забавная игрушка - обезьянка с тамбуринами, которую недавно нашли на развалинах театра. В хорошем состоянии. На аукционе присутствует и старуха - они с виконтом обмениваются холодными кивками. Когда Агния смотрела этот фильм в первый раз, она не поняла, кто этот старик, кто старуха - пока не досмотрела историю до конца…
        Но теперь она знала, что старуха - это мадам Жири, которая когда-то приглядывала за хористками в Опере. Мадам Жири - воспитательница Кристины. Кто такая Кристина, кто она виконту? Но о Кристине позже…
        А пока, в черно-белом, холодном, бесприютном настоящем, - престарелый виконт торгуется за игрушку.
        Зачем ему эта игрушка? Что там было, в прошлом виконта, что творилось в стенах полуразрушенной ныне Оперы?.. Неужели прошлое нельзя вернуть, неужели воспоминания лишь сон?
        Нет!
        Джоэль Шумахер, силой, данной ему продюсерами, с помощью компьютерной графики, под необыкновенную музыку Эндрю Ллойда Уэббера, поворачивает жизнь назад, воскрешает прошлое, возвращает молодость виконту и всем участникам той истории…
        Опера Популер на глазах зрителя расцветает красками, Шумахер сдувает пыль, стирает морщины…
        И в ярких цветах, в ослепительном свете газовых рожков вспыхивает прошлое многолетней давности. Тысяча восемьсот семидесятый год. На сцене поет Карлотта, примадонна. Смешная, капризная, вздорная. Вечный сюжет - примадонна взбрыкивает из-за какой-то ерунды и отказывается петь. Тогда отчаявшиеся владельцы театра, от полной безнадежности, соглашаются прослушать молоденькую и никому не известную хористку Кристину Дайе.
        Вот она, Кристина. Робко выходя к рампе, она поет так, что у всех сносит крышу… Браво, новая примадонна! И юный, пылкий Рауль, один из покровителей Оперы, узнает в Кристине девочку, в которую был влюблен в детстве. Да и вообще он никогда не переставал ее любить. О, эта бессмертная, единственная страсть Рауля, виконта де Шаньи, - красавца, нежного, отважного, пылкого… Любовь на всю жизнь. Любовь - и на после смерти. Вечная.

…Заливаясь слезами, Агния следила за тем, что происходило на экране, среди роскошных декораций: в театре - на фоне миллиона свечей или на кладбище, где теснились надгробия в стиле поп-барокко, над которыми стелился туман, и на белом снегу пылали розы… Агния смотрела этот фильм не меньше чем в сто двадцать пятый раз, он ей не мог надоесть. Даже больше, мюзикл Шумахера - Уэббера стал ее утешением, ее любовью. Он, фильм, сейчас успокаивал ее, а вовсе не отец.
        (Тут необходимо заметить, что у Агнии был еще один любимый фильм - «Титаник» с Леонардо Ди Каприо и Кейт Уинслет. Она тоже любила его пересматривать, но
«Титаник» заканчивался трагично, так что этот фильм тяжело было смотреть слишком часто.)
        Итак, Рауль и Кристина - счастливы вместе. Но тут появляется он. Он - Призрак Оперы!!! Страшный урод, прячущийся в подвалах театра, гениальный и зловещий Призрак.
        Призрак тоже до безумия любит Кристину, но его любовь темна, опасна, жестока. Он утягивает Кристину в подземелья, и тогда звучит главная тема, главная мелодия мюзикла. Необыкновенно красивая - от которой у Агнии всегда холодели руки, замирало сердце и мурашки бежали по спине, - «In sleep he sang to me…».
        Сколько раз Агния смотрела свой обожаемый мюзикл, столько раз пыталась понять, кто ей нравится больше - Рауль или Призрак. И тот, и другой были по-своему хороши. Свет и тьма. Кажется, очевидно - надо выбрать свет, но разве устоишь перед силой чувств Призрака… Да и как не пожалеть его, бедного, вынужденного скрываться от людей? Но Рауль такой милый, такой красивый, отважный…
        Господи, да кого же из них выбрать?! Кому отдать сердце - окончательно и бесповоротно?..
        Раулю?.. Или Призраку Оперы?..

* * *
        Мужчина, играющий с маленькой дочерью в сквере, Леночка Голикова, ноутбук, метро. Эскалатор - словно глотка чудовища, засасывающего в себя толпы людей…
        Агния открыла глаза. И вспомнила.
        Волосы!
        Что теперь делать? Как жить?
        Она скосила глаза на часы - начало десятого утра. Протянула руку за мобильным.
        - Алло! - бойко отозвалась Инга. - Агнет, привет!
        - Ты на работе?
        - А где мне еще быть?..
        - Я боялась - вдруг разбужу. Инга, у тебя есть знакомая парикмахерша? Хорошая парикмахерша?
        - Конечно, есть, - снисходительно-приветливо ответила подруга. - А ты для кого просишь?
        - Для себя.
        - Для себя?! Ты решила подстричься?!
        - Не спрашивай, лучше дай телефон. Мне срочно! - простонала Агния. - Я сейчас не в том состоянии, чтобы объяснять…
        - Но ты мне расскажешь?!
        - Обязательно. Но потом.
        - Ладно, - напористо произнесла Инга. - Я тебе даю телефон и адрес, а вечером мы с тобой встречаемся. Нет, можно даже не вечером, я после обеда могу освободиться. Да что там… Я сбегу с работы, лишь бы на тебя посмотреть! Пиши: мастера зовут Наташа, салон на Садовом, неподалеку от Красных Ворот…
        Агния после разговора с Ингой сразу же позвонила в салон - к счастью, Наташа сегодня работала, и утро у парикмахерши тоже было незанятым.
        Агния быстро умылась, оделась и, накинув на голову капюшон, вышла из квартиры. Причем, прежде чем открыть дверь, она долго прислушивалась к тому, что происходит в подъезде, - не ходит ли кто из соседей по лестничной клетке, свободен ли лифт… Ей ни с кем не хотелось встречаться.
        Во дворе было пусто. Серые высокие сугробы на газоне, голые ветви кустов. Это были кусты сирени. В мае они дивно цвели, а сейчас выглядели так уныло, так мрачно…
        Агния быстро пошла через двор (а не вдоль дома, по тротуару), чтобы сократить расстояние до арки - там был выход на улицу. Многоквартирный дом нависал над ней, и девушке вдруг показалось, что за черными окнами стоят люди и смотрят на нее сверху: «Глядите, глядите - вон она, Агния Морозова, у которой волосы отрезали!»
        Хлопнула дверь - Агния замерла. Из первого подъезда вынырнула долговязая фигура в черном. Черный зимний спортивный костюм, черные волосы до плеч, рюкзак за спиной… Харитонов, кажется.
        С Харитоновым Агния даже не здоровалась, хоть тот и являлся ровесником Эдуарда Орехова (да они оба, кажется, были когда-то одноклассниками - Орехов и Харитонов). Не потому не здоровалась, что Агния с Харитоновым находились в контрах, а просто так уж повелось с самого детства. Ни Харитонов ее не замечал, ни она Харитонова. Конечно, они знали друг друга в лицо, но разве это повод для вежливости?..
        Вот ее отец Харитонова откровенно терпеть не мог, называл его «уголовником»,
«костоправом» и «наглой рожей, пакостником». В последнее время ненависть отца к Харитонову усилилась, поскольку тот был против автостоянки и ворот.
        А Харитонов вдруг остановился, закурил.
        Агния замерла - она сейчас находилась за кустами и обуглившимися сугробами. Наверное, Харитонов заметил, что кто-то там стоит… Но Агнии в любом случае не хотелось идти мимо него. Он стоит, она стоит… Еще есть время.
        Харитонов курил, мрачно оглядывая двор. Похоже, ему было наплевать на Агнию, он думал о чем-то своем.
        Выглядел Харитонов не в пример хуже своего ровесника Орехова - нескладный, небритый, патлатый. Хотя, если честно, Агнии нравились длинноватые волосы у мужчин (не длинные, а длинноватые). Рауль из ее любимого фильма имел такие же волосы.
        Харитонов был бледнокожим, с узким длинным лицом, с длинным же носом. Мрачный, непонятный тип. Кто он, чем занимается, почему отец настроен против него?
        Стал бы сосед из первого подъезда слушать Агнию, если бы она вдруг заговорила с ним? Была бы она ему интересна?..
        Наверное, при виде любого мужчины женщина разгадывает одну и ту же загадку - могут они быть вместе или нет?
        Если с Ореховым ситуация казалась понятной - нет, не могут, то с Харитоновым все оставалось в неопределенной дымке. Может, да, а может - нет.
        Неожиданно Агния вспомнила картинку из детства: поздняя весна, компания из старших ребят во дворе, среди них Эдуард и Харитонов. Кажется, Харитонова зовут Глебом. Нет, Гришей, Гришей, точно!
        Так вот, сидят они, старшие, во дворе, смеются, кто-то играет на гитаре… Между прочим, юный Гриша Харитонов и тогда был нескладным, тощим и патлатым! Но к чему эти воспоминания?

…Харитонов докурил сигарету, бросил ее себе под ноги (ух, увидел бы это отец!) и зашагал к арке. Агния с облегчением вздохнула и, выждав еще пару минут, тоже решительно направилась к арке.
        Через полчаса девушка вышла из метро «Красные Ворота». Не то чтобы Агния была уже спокойна, нет… Но она уже смирилась со своей участью. Пусть стригут. Она находилась в том состоянии, которое в психиатрии называют «скорбное бесчувствие». Когда ничего не печалит и ничего не радует.
        Мелодично звякнул колокольчик над дверями.
        - Здравствуйте, вы к кому? - сладко-сладко пропела администраторша.
        - К Наташе, на одиннадцать.
        - Прошу…
        Небольшой зал был пуст. Наташа - молодая девица с теми же «сладкими» повадками (и почему работники сферы услуг так пошло себя ведут?) - усадила Агнию в кресло.
        - Стричься? Ой, а что это у вас с волосиками?.. В метро отстригли? Ой, какой ужас! В наше время только на машине можно по городу передвигаться… Дураков полно! Ну ничего, ничего, сейчас мы все поправим!
        Агния призналась, что практически никогда не стриглась.
        - Придется вот такой длины волосы оставить… - со скорбным вздохом произнесла Наташа. - Чуть-чуть до плеч не будут доставать. А длиннее никак нельзя - видите, у вас тут так срезано, да еще под таким углом… Но вы не переживайте, вам пойдут короткие волосы.
        - Каре, может быть? - прошелестела Агния.
        - Каре? Нет, что вы! Боб! Только боб. И филировку сделаем, затылочек приподнимем…
        - Боб так боб, - кротко согласилась Агния, которая понятия не имела, что такое этот «боб». - Вам виднее.
        - И покрасить бы волосики… А то, вы уж простите, ваш собственный оттенок такой… немножко невыразительный. Серенький. Я бы чуть посветлее сделала.
        - Светлее? - растерялась Агния. - Это что же, в блондинку? Н-не знаю… А может, потемнее?
        - Как - темнее? - испугалась Наташа. - У вас же глаза светлые, светло-серые… Так что вы после покраски будете вся такая светленькая. Беленькая, точно ангел. Как? Красим?
        - Красим, - обреченно кивнула Агния - все равно уже терять нечего. Теперь ее беспокоило лишь одно - чтобы Наташа сделала свою работу качественно. Если новая прическа окажется нелепой, несуразной и - упаси бог! - кривой, с неровно торчащими прядями - отец закатит скандал. Заставит дочь снова идти в салон, возвращать деньги, писать жалобы и т. д. и т. п. Отец требовал, чтобы Агния никогда не спускала дуракам и разгильдяям. Нельзя поощрять халатность и непрофессионализм!
«Чтоб еще за собственные деньги тебя так бездарно обкорнали!» - скажет отец, если стрижка ему не понравится.
        - И укладочку делаем, да?..
        Рекомендация Инги, хороший салон, немалые деньги за работу, которые назвала Наташа, определив объем работ, - все это, конечно, внушало оптимизм, но… Разве в наше время можно кому-то верить?
        Наташа недрогнувшей рукой срезала у Агнии оставшиеся длинные пряди и стала мешать в плошке краску.
        - Сначала красим, потом стрижем, - объяснила Наташа.
        Затем шустро, разделяя волосы прядь за прядью, принялась мазать голову Агнии какой-то сине-фиолетовой пахучей гадостью. Но почему синей? Наверное, Наташа что-то напутала с цветом. «Ужас…» - с безнадежной тоской подумала Агния и, не желая видеть свое отражение в зеркале, а также не в силах сопротивляться, закрыла глаза.
        - Так, сидим двадцать минут, потом смываем…
        Пришли посетители - в соседних креслах кого-то стригли, красили, шумел фен… Агния окончательно впала в прострацию и не заметила, как летит время.
        - Идем-идем-идем, головушку мыть…
        После мытья Агнию посадили обратно в кресло, Наташа сняла с ее головы полотенце - и вправду, волосы стали как будто светлее. «Уф, хоть не синяя», - с облегчением вздохнула Агния. Пока ничего катастрофического не произошло.
        Наташа защелкала ножницами. Долго-долго стригла, потом вооружилась феном… И затем филировочными ножницами принялась елозить по оставшимся волосам, да так безжалостно - только клочья полетели в стороны! Агния опять в ужасе закрыла глаза.
        - Ну-с, открываем глазоньки, смотрим!
        Агния, не питая никаких иллюзий, с тоской открыла глаза.
        - Как? По-моему, неплохо. Вам, кстати, короткая стрижка больше идет, - щебетала Наташа. - Затылочек немного скошенный, а я его приподняла, видите? И челочку сделала. Смотрите, как с челочкой хорошо, а? Прелесть! И волосы можно укладывать. Когда у вас волосы длинные были, с ними ничего нельзя было сделать, они от собственной тяжести распрямлялись. Да, вы теперь даже можете не укладывать особо - вымыли, гелем намазали, феном с диффузором посушили, и все!
        Агния смотрела в зеркало и не понимала - хорошо или плохо получилось. Кажется, не криво - и то ладно.
        - Личико только бледное, надо бы подкраситься, - опять защебетала Наташа. - У нас как раз специалист по макияжу свободна, хотите?
        - Хочу, - сказала Агния. Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей.
        Специалист по макияжу, молодая, полная, шумная, с энтузиазмом принялась малевать Агнии лицо.
        - Смотрите, как я брови подвожу… И тени вот так, в углах глаз растушевываю… Румяна чуть-чуть, на выступающую часть скул…
        - Я не буду похожа на матрешку? - робко промямлила Агния.
        - Так мы ж неярко… Губы вот таким оттенком, персиковым…
        Агния посмотрела на себя в зеркало - кажется, действительно неярко. А что, вполне прилично. Нормальное лицо, нормальная прическа. Обычная девушка. Отец, пожалуй, не погонит ее в салон скандалить и возвращать назад деньги.
        - Мне нравится! - признательно улыбнулась Агния. - Спасибо…
        Она вышла из салона, лишившись значительной суммы. «Все-таки умеют они разводить на деньги… Ну да ладно, чего теперь!»
        Агния достала сотовый.
        - Алло, Инга… Я освободилась. Ты как? Хочешь увидеть меня стриженой?
        - Да! Да!!! Давай через полчаса, у моей работы. Там как раз напротив новое кафе открыли, я еще в нем не была…
        Агния пешком, по Садовому, направилась в ту сторону, где располагался офис Инги.
        Было довольно прохладно - около нуля, ясный, белый свет пробивался сквозь облака. Снега не было.
        Скинув капюшон, Агния шла вдоль витрин и с жадным любопытством смотрела на свое отражение в стеклах. Не узнавала. Очень уж непривычно. И как-то легко голове, волосы не тянут вниз… Опять же челка эта…
        Агния повертела головой. Невысокая, худенькая девушка со светлыми пушистыми кудрями - одуванчик, да и только. Трогательно и мило. Пожалуй, ей идет стрижка.
        Агнии сначала было трудно признаться себе в этом. «С косой тоже было хорошо. Да еще с такой косой, как у меня! Трагедии, конечно, нет, но очень, очень жалко потерять такие длинные волосы, какие были у меня!»
        Рядом засигналила машина. Агния обернулась - водитель глядел на нее, приветливо махал рукой. Не бандит, не урод, вполне нормальный мужчина с внешностью яппи…
        Агния пожала плечами и зашагала вперед. Навстречу шел еще мужчина и смотрел на нее. Смотрел прямо в лицо. Потом вдруг заметил ее взгляд, нахмурился, опустил голову.
        Агния оглянулась - тот прохожий все еще глазел ей вслед.

«Интересно, что все это значит, может, у меня тушь потекла?» Агния снова уставилась в очередную зеркальную витрину. Там отразилась милая, трогательная, словно ангел, небесно-нежная, задорная, застенчивая девушка. Очень юная. Она?! Она.
        С каждым шагом, с каждым взглядом, с каждой прожитой минутой Агния все яснее замечала, осознавала те перемены, которые произошли с ней. Не сразу до ее сознания достучалась мысль: «Я красива».
        Она и раньше, с косой, выглядела вполне хорошо и тоже нравилась окружающим… В основном добродушным тетенькам и пожилым дяденькам. Но сейчас… Сейчас она была не примерной паинькой, сейчас она была - женщиной. Красивой. Раньше люди смотрели на ее косу, теперь - на ее лицо. «Это - я? Неужели это я?!»
        Агния ловила взгляды прохожих. Потом кто-то зазывно закричал - басом, с мольбой:
        - Девушка, а девушка, который час?
        - Ах, отстаньте… Я не знаю. Да вон же часы! - Агния уже находилась в смятении, взбудораженная, потрясенная. Она еще никогда не испытывала подобного.
        Это ощущение было сравнимо со счастьем. Быть красивой - счастье. И пусть другие - не идеальные, обделенные природой - твердят, что они и так хороши, что надо любить себя такими, какие они есть - то есть любить толстыми, кривобокими, коротышками, лысыми, старыми, что каждый человек красив по-своему… Но боже мой, какое это лицемерие, какая ложь! Только восхищенные взгляды прохожих могут подарить это счастье, только внимание мужчин…

«Выходит, я должна быть благодарна тому, кто отстриг мне в метро волосы? Выходит, да… Как там у классика - «Я - часть той силы, что вечно хочет зло и вечно совершает благо»? Интересно, а что скажет Инга?»
        Зазвонил сотовый.
        - Алло…
        - Ты где? - Инга. Легка на помине!
        - Я рядом. А ты где?
        - Я уже внутри. Японское кафе, там на витрине суши нарисованы…
        - А, вижу!
        Через пару минут Агния уже заходила в кафе. Здесь было довольно людно - время бизнес-ланча. Агния огляделась - и в углу, около окна, обнаружила Ингу. Ингу всегда было легко найти в толпе - по рыжим буйным кудрям, рубенсовским роскошным формам. Инга смотрела прямо на нее, на Агнию, и жевала хлебную палочку. Лицо подруги ничего не выражало.

«Инге не понравилась моя новая прическа?.. Почему она так равнодушна?» - расстроилась Агния.
        Она подошла к столику, за которым сидела подруга.
        Инга смотрела словно сквозь Агнию. Потом, нахмурившись, отвернулась и принялась нажимать кнопки на своем сотовом.
        - Инга!
        - А? - От неожиданности Инга чуть не выронила телефон. Взгляд ее вдруг сфокусировался. - Агнет… Ты?..
        - Я.
        - О-о… О-ой! - Зрачки у Инги расширились, стали бездонными. - Агнета, я… ты… - Пауза. - Как же тебе хорошо!!!
        - Тише, тише, не кричи.
        - Я в шоке! Тебе так хорошо, так хорошо!!! - страстно воскликнула Инга и от избытка чувств даже завыла.
        - Да тише ты… - засмеялась Агния, очень довольная тем впечатлением, которое произвела на подругу.
        - Морозова… Нет, не могу поверить! Я же сколько помню, ты все время с одной и той же чухонской косой…
        - Чухонской? Ты же говорила, что она меня украшает и вообще… редкое явление? - с иронией напомнила Агния.
        - Да мало ли что я говорила! Теперь-то видно, какая ты! Прелесть. - Инга немного успокоилась. - Девушка! - подозвала она официантку. - Дайте еще меню, пожалуйста. Я, пожалуй, выпью. Не хотела, а… Пива, ноль пять.
        - Сейчас же еще не вечер… - напомнила Агния. - Девушка, а мне, пожалуйста, глинтвейна. И вот этих роллов, - она ткнула пальцем в картинку на развороте меню.
        - Да, и мне тоже роллов. И суши. И сашими. И вот этот салат. И еще мидии… - Сделав заказ, Инга вновь впилась взглядом в Агнию: - Агнет, ты знаешь, на кого сейчас похожа?
        - На кого?
        - На Мэг Райан в юности. Точно такой же типаж.
        - Я не помню Мэг Райан…
        - Да господи, звезда мелодрам! - рассердилась Инга. - Снялась в фильмах «Город ангелов», «Французский поцелуй», «Вам письмо», «Дурман любви»…
        - Я не помню…
        - Ах, ну да, ты ж у нас один «Призрак Оперы» смотришь, я и забыла. Агнета, теперь ты живо найдешь жениха и бросишь меня. С кем мне теперь ездить по Золотому кольцу? С кем ходить по музеям? С кем ходить на разведку в новые кафе?
        Агния засмеялась, Инга всегда говорила в подобной манере - полушутя, полусерьезно.
        - Ты послушай, почему я решилась подстричься… Это же целая детективная история! - спохватилась Агния. - А дело было так. Да, кстати, еще кое-что вспомнила! В общем, начну с конца, с самого интересного…
        И Агния, которая теперь воспринимала вчерашнее происшествие иначе, уже не так трагично, пустилась в рассказ - подробный, закрученный, словно триллер. Жаль только, что преступник (маньяк с ножницами, подстерегающий девушек на эскалаторах метро!) так и останется неизвестным.
        Инга ужасалась, ахала, прижимала ладони к щекам, жадно пила пиво и от избытка чувств глотала роллы, почти не жуя.
        - …И почему, почему со мной так поступили? - то и дело вздыхала Агния, уже без надрыва, но с удивлением.
        - Из зависти! У тебя же шикарная коса… Но это только к лучшему. Ты теперь прекрасно выглядишь! И вообще, все, все сложилось исключительно удачно.
        - Но как я теперь пойду к своим ученикам? Я ведь до этого жуткого происшествия встретила Леночку Голикову, свою бывшую ученицу.
        - Кого?!
        - Да-да, представь, бывшую ученицу! И она меня узнала! По косе! Ты ведь помнишь, как я целых три года была учительницей в начальных классах?
        Снова ахи, охи, прижатые к щекам ладони, пиво и еда, которую Инга стремительно забрасывала в себя, словно кочегар в топку - уголь. Верно, от переживаний Инга не отдавала себе отчета, что делает.
        - …А чего жалеть о волосах? На встречу с бывшими учениками можно прийти и без косы… Девушка! Еще вот этих роллов мне принесите. И пива, еще ноль пять пива!
        - Инга, остановись, - засмеялась Агния.
        - Я не могу. Это нервы. И вообще… Я думаю, в наше время нельзя передвигаться по Москве пешком. Слава богу, что все так удачно закончилось и ты особо не пострадала, но… мало ли еще маньяков вокруг ходит!
        - И что теперь делать?
        - Как - что? Ездить на машине. Это безопасней.
        - Да, безопасней! - недоверчиво нахмурилась Агния. - Так я только косу потеряла, а на машине в аварию попадешь - с жизнью распрощаться можно!
        - Но ты будешь аккуратно ездить. Ты ведь не лихачка!
        - Инга, милая, я право и лево путаю, я газ от тормоза не отличу!
        - Да, что правда, то правда, - задумавшись, согласилась Инга. - Я тебя знаю. Газ от тормоза, да… Проблема.
        - И потом, откуда у меня деньги на машину? - продолжила Агния. - Нет, допустим, на
«Жигули» двадцатилетней давности я смогу накопить, но…
        - Как? А кредит на что? И потом, разве отец тебе не поможет?
        Агния пожала плечами. Ей вдруг стало неловко.
        - А почему это отец должен мне помогать? - выдавила она с натужной иронией.
        - Потому что он твой отец и небедный человек. Потому что мы не в Америке, а в России - тут принято помогать своим детям, - быстро возразила Инга.
        - Вот он мне и помогает. Я работаю у него.
        - И сколько он тебе платит? - не отставала подруга.
        - Да уж больше, чем зарабатывала в школе!
        Инга замолчала, серьезно глядя на Агнию. Потом улыбнулась:
        - Ладно, не будем об этом. Ох, Агния, Агния… Как же тебе идет эта стрижка! Я тебя просто не узнаю. Пойдем на следующие выходные в Дом фотографии? Там новая выставка…
        - Я постараюсь.
        - Я бы еще в Суздаль съездила… Говорят, зимой там необыкновенно… Скоро Масленица. Я обожаю Масленицу. Встретить Масленицу в Суздале, с блинами! Это сказка. Блины… ммм! - Инга мечтательно облизнулась.

…Подруги вышли из кафе только через час.
        - Чего-то как-то тяжко… - вздохнула Инга, повиснув у Агнии на локте. - Как-то мне… нехорошо.
        - А не надо было столько есть! - привычно напомнила Агния. - Такси, может быть, поймаем?
        - Какое такси! Ты посмотри - все Садовое стоит.
        - Вот! А ты говоришь - машина, машина… Ладно, идем, я тебя провожу.
        Они побрели по заледенелому тротуару. Дом Инги был не так уж далеко.
        Инга, только что веселая, оживленная, сникла и замолчала.
        - Да что с тобой? - удивилась Агния.
        - Как-то… нехорошо, - уныло повторила подруга. - Те роллы были лишними, точно.
        Они прошли еще пару кварталов.
        - Агния, стой. Сейчас… Отдышусь.
        - Тебе плохо?
        - Как-то… Ой, нет, пошли быстрее!
        Теперь девушки почти бежали. Инга молчала, уже ни на что не обращая внимания, забыв обо всем. Бледная, сосредоточенная, с испариной на лбу.
        - Инга?
        - Так и крутит, так и крутит в животе… - пожаловалась бедняжка. - Ой, давай быстрее!!!
        Они бегом, минут за пятнадцать, кое-как добрались до дома Инги. В лифте Инга тихонько постанывала и дрожала. На вопросы Агнии не отвечала, видимо, захваченная какой-то одной мыслью.
        - У тебя есть лекарства дома? От живота? - спросила Агния.
        - Н-нет… Н-не знаю… Ой! Да где же ключи?!
        Они вбежали в квартиру. Инга бросила на руки Агнии шубку и стремительно скрылась в туалете.
        - Инга, я не буду раздеваться на всякий случай, я в аптеку пойду… - сообщила Агния.
        Шум воды. Стоны.
        - Инга!

«Нет, это невозможно…» Агния постучала в закрытую дверь.
        - Ты как?
        Инга вышла минут через пять, измученная, бледная.
        - Ты посиди со мной… - едва слышно попросила она.
        - Да, конечно!
        - У нас там, в аптечке, есть лекарства, никуда не ходи…
        Инга напилась таблеток, легла на диван.
        - Ты вся бледная… - с ужасом произнесла Агния. - И у тебя озноб. Может быть, врача вызовем?
        - Нет. Нет… Я просто съела лишнего… Ой! - Инга вскочила с дивана и вихрем умчалась. Вернулась минут через десять, уже не бледная, а белая какая-то, с мокрыми волосами, с синюшными подглазьями - утопленница, да и только.
        - Инга, плохо? Давай врача вызовем, а? - жалобно взмолилась Агния.
        - Нет. Я родителям позвонила. Через час они приедут.
        Инга полежала еще несколько минут на диване, потом снова выбежала из комнаты.
        - Инга, ты как хочешь, а я в «Скорую» звоню! - дрожащим голосом вслед ей закричала Агния.
        Было слышно, как в туалете Ингу мучительно рвет.
        Агния набрала «ноль три».
        - Алло, «Скорая»? Пожалуйста, приезжайте. Кажется, моя подруга отравилась. Что? А, ей тридцать четыре… Мы были в кафе, ели суши… Что? Нет, со мной все в порядке… Адрес? Диктую… - Агния, сбиваясь, продиктовала адрес. - Когда? Ждем.
        Инга вышла в коридор, еле держась на ногах.
        - Мне плохо, Агнета… - едва слышно прошептала она. - Я умираю.
        Агния подхватила ее под руку, дотащила до дивана.
        - Ничего-ничего… Сейчас врачи приедут!
        - Мне плохо, - одними губами произнесла Инга, и глаза у нее вдруг закатились - она потеряла сознание.
        - Инга! Инга! Ой, мамочки… - Агнию охватил такой мучительный страх, что она даже перестала соображать - птицей заметалась по комнате, натыкаясь на мебель.

«А если она умрет?! Ох, что же я ее родителям скажу… Она же их единственная дочь… Какой ужас!»
        И в этот момент в дверь позвонили. Агния бросилась к дверям, трясущимися руками принялась открывать замки. В «глазок» она даже не посмотрела.
        Одним движением Агния рванула дверь на себя и оказалась лицом к лицу с… Харитоновым. Это было так неожиданно, так внезапно, что Агнии показалось, будто она сама сейчас находится в бреду. Меньше всего она ожидала увидеть именно этого человека. В этом столкновении - нос к носу, сейчас - заключался какой-то парадокс. Ведь ни разу в жизни она с ним не поздоровалась - там, в их дворе. А вот здесь, в другой части Москвы, находясь в доме чужом, она говорит ему:
        - Здра… здравствуйте.
        Лицо у Харитонова было абсолютно непроницаемым - как, наверное, у любого человека, чья профессия связана с общением со множеством людей. Глаза - светло-голубые, ясные, чуть навыкате.
        - Здравствуйте, - дружелюбно и в то же время абсолютно спокойно ответил Харитонов. - Где больная?
        - Здесь… Проходите, пожалуйста, - отходя назад, на автомате произнесла Агния.
        - Здравствуйте, - вслед за Харитоновым вошла крупная, коротко стриженная женщина средних лет, которая несла в руках довольно большой чемодан. И Харитонов, и его спутница были одеты в спецодежду синего цвета, со светоотражающими полосками - как и полагается работающим на «Скорой» людям. И от обоих крепко пахло табаком.

«Теперь понятно, почему отец называл Харитонова «костоправом»… Он - врач! Он, наверное, утром как раз шел на дежурство…» - подумала Агния.
        Тем временем женщина в комнате мерила у Инги давление. Та уже пришла в себя и тихонько постанывала.
        - Что случилось? - обернулся Харитонов к Агнии.
        - Мы были в кафе. Ели суши. Потом ей стало плохо…
        - Тошнило?
        - Что? А, да, - растерянно произнесла Агния.
        Харитонов тем временем заставил Ингу показать язык, ощупал живот.
        - Вера Петровна, давление померь…
        - Любит наш народ суши, - недовольно произнесла женщина - Вера Петровна. - Охота людям эту дрянь есть! То и дело травятся… Замучились на вызов? ездить!
        Харитонов тем временем что-то писал в карте, сидя за столом.
        - Вера Петровна, вколите больной… - он неразборчиво произнес название лекарства.
        - И что теперь будет? - растерянно произнесла Агния.
        - Что-что… в больницу вашу сестру повезем, - буркнул Харитонов.
        Агния в этот момент стояла позади него. Волосы у Харитонова были темные, он то и дело заводил пряди за уши. Если бы не кургузая спецодежда, то он здорово смахивал бы на Рауля. По крайней мере, со спины.

«Почему он говорит - «сестру»? Он что, не узнает меня?» - подумала Агния.
        - Она не сестра, она подруга. Сейчас ее родители приедут, - зачем-то уточнила Агния.
        Ингу вновь начало мутить.
        - Вера Петровна, надо ей желудок промыть…
        Пока врачи возились с Ингой, Агния не знала, что ей делать, куда приткнуться, и все время думала о том, почему Харитонов ее не узнал. Может, он и не смотрел никогда в ее сторону, время от времени сталкиваясь во дворе многоквартирного дома?
«Ах да, я же подстриглась! - озарило Агнию. - Ведь даже Инга меня не узнала сегодня…» Агния решила сказать доктору, что они соседи.
        Она подошла к дверям, ведущим в коридор - там Харитонов разговаривал по телефону:
        - …да, отравление. Ну что-что… Понос и рвота. Куда везти? В Боткинскую? Хорошо.
        Агния онемела. Нет, она была вполне современной девушкой, жила в Москве, передвигалась по городу в общественном транспорте и уж, кажется, ко всему должна была привыкнуть. Но чтобы человек столь благородной профессии, к тому же отдаленно напоминающий Рауля, виконта де Шаньи из «Призрака Оперы», говорил… Э-э, ну, эти слова…
        После промывания Инге сделали еще укол.
        - Ну как, поехали, девушка? В Боткинскую, хорошую больницу… Собирайтесь.
        Инга, до того только стонавшая, неожиданно воспряла. Приподнявшись на локте, она заявила голосом четким и твердым:
        - Я не поеду, мне лучше.
        Харитонов с Верой Петровной кратко, но очень сочно живописали Инге, что с ней может быть, если она не поедет. Вплоть до летального исхода!
        В этот момент в квартиру ворвались родители Инги - Антон Иванович и Нина Самойловна.
        - Инга, девочка! Птичка! - в ужасе зарыдала крупная и рыжая Нина Самойловна.
        - Мы через всю Москву, через пробки… Мчались на всех парах! - Антон Иванович упал на колени перед диваном, обнял Ингу.
        - Мамочка… папулик… я отравилась… проклятые суши! - пожаловалась страдалица. - Папулик, они хотят меня в больницу…
        - Ой, не могу! - застонала Нина Самойловна. - Агничка, детка, а ты как? Инга, а почему у Агнии все хорошо?
        - Она столько не ела, вот почему! - раздраженно и капризно крикнула Инга. При родителях она, особа тридцати четырех лет и девяноста килограммов живого веса, моментально расслабилась, превратилась в маленькую девочку.
        Семейная сцена вызвала у Харитонова усмешку. Но Агнии было не до иронии. Она растерянно наблюдала, как Антон Иванович обнимает дочь, как распускает над Ингой крыла Нина Самойловна… Столько любви, столько нежности! Смешно, трогательно… До слез.
        - Так, вы собирайтесь, будем ждать вас внизу, у «Скорой»… - скомандовала Вера Петровна. - Тапочки, халат, туалетную бумагу, зубную щетку… Лишнего не берите!
        - Агния, ты иди. Мы теперь уж сами… Спасибо! - плаксиво улыбнулась Инга, которая продолжала оживать буквально на глазах. - Вот видишь, как бывает… Я позвоню!
        Харитонов с помощницей ушли.
        Агния скомканно попрощалась с Ингой, ее родителями и тоже вышла на улицу.

…Уже стемнело - горели фонари вдоль дома, сахарно мерцал синий снег на газоне. К западу, за домами, разливался закатный свет - тоже синий, но уже с такими желтыми, зелено-оранжевыми оттенками, что напоминал скорее раннюю весну, чем зиму. Этот вечерний прозрачный свет заставил Агнию встрепенуться и на миг даже забыть обо всем. Надо же! А еще вчера казалось, будто не будет конца и краю этой зиме…
        Чуть в стороне стояла «Скорая». Водителя не было, в полуосвещенной кабине сидел Харитонов.
        Он писал что-то в блокноте, потом поднял голову, заметив Агнию.
        - Вы с нами? - спросил он, распахнув дверь.
        - Нет, - покачала она головой.
        Харитонов спрыгнул из машины ей навстречу.
        - А давайте с нами! - нахально улыбнулся он.

«Какой у него хриплый, грубый голос… Он совсем не похож на доктора. Скорее на уголовника. И Рауля ничем не напоминает!»
        - А что вы завтра делаете, девушка?
        - Я работаю, - сказала Агния. Было ясно, что Харитонов «кадрился» к ней, только вот совершенно напрасно - ведь она, Агния, не умела кокетничать и флиртовать. Она была проста и скучна. И пуглива. Овца.
        - А после работы вы что делаете?
        - Послушайте… - покраснев, отважно произнесла Агния. - Что вы делаете? Зачем вы ко мне пристаете? Разве вы не при исполнении?
        - А разве вы - моя пациентка? - парировал тот.
        - Нет, но…
        Агния не успела договорить - из подъезда выкатился Антон Иванович, отец Инги, замахал руками перед Харитоновым:
        - Все-все-все, спасибо! Мы никуда не едем! Нам хорошо! Агнюшечка, спасибо тебе еще раз… Доктор, поезжайте, нам лучше!
        - Гриш, они что, они отказываются от госпитализации? - из-за угла вышла Вера Петровна, на ходу запахивая куртку, - в руках она держала блок сигарет. - Мужчина, ну это вы зря…
        Агния не стала дослушивать, как препирается Харитонов с отцом Инги, и быстрым шагом направилась в сторону метро.
        Она боялась Харитонова - точно так же, как накануне трепетала перед Ореховым. Если Орехов был похож на тигра, то Харитонов напомнил сейчас обезьяну. Не внешне, а повадкой. Какой-то циничный, грубый, откровенно сластолюбивый… Интересно, а как бы он повел себя, если бы узнал в ней соседку, дочь своего недруга - Бориса Николаевича Морозова? Уж, наверное, не посмел бы держаться так нахально…
        И что самое забавное - если Харитонов сейчас не узнал ее, то что будет, когда он вновь увидит ее во дворе их дома… Ведь рано или поздно они столкнутся…
        Странный, страшный мир мужчин. О них, о мужчинах, думаешь, они притягивают, но буквально после нескольких минут разговора понимаешь: с этими существами никогда не будешь счастлива…

…Отца в квартире не оказалось.
        Он позвонил около десяти вечера:
        - Хэлло, Долли! Ты дома?
        - Да, папа.
        - Ты меня не жди, я не приду.
        - А мне выходить завтра на работу?
        - А почему нет? - В голосе послышались раздраженные нотки. - Ты что, больна?
        - Нет, я просто… - мгновенно стушевалась Агния. - Я буду. Я просто так спросила…
        Отец положил трубку.

«Почему он сказал мне - «хэлло, Долли»? А, это наверное, из мюзикла, который они смотрели вчера с Полиной! Или… или он намекнул на овечку Долли».

* * *
        Утром Агния вымыла голову. Она раньше никогда не мыла по утрам голову - по той причине, что волосы сохли долго, чуть не полдня. Но теперь, когда от волос практически ничего не осталось…
        Агния по совету парикмахерши воспользовалась феном с диффузором. Пока сушила волосы, страшно нервничала - казалось, что только мастер ей теперь может сделать красивую укладку.
        Но нет, волосы после фена так мило вились, что этот «художественный беспорядок» выглядел даже лучше, чем вчера - салонные кудри.
        - Это я… - пробормотала Агния, разглядывая себя в зеркало. Она снова себя не узнавала и томительно радовалась - себе новой. И ведь такая малость, такая ерунда - стрижка! А уже весь мир перевернулся.
        Самым интересным было то, что Агния стала выглядеть гораздо моложе своего возраста. К ней и раньше никогда не обращались - «женщина», а теперь, наверное, вообще - «тыкать» начнут! Лицо словно открылось, в глазах засиял свет, щеки, скулы, нос, губы казались сейчас другими, очаровательными, незнакомыми.

…Нотариальная контора, в которой работала Агния, принадлежала ее отцу, частному нотариусу Морозову Борису Николаевичу, и располагалась в центре Москвы, на одной из тихих улочек Замоскворечья.
        Агния опоздала к открытию минут на пятнадцать (все-таки не хватило еще сноровки, когда прихорашивалась по новым правилам…). Вошла в предбанник, где вдоль стен уже сидели посетители.
        - Девушка, вы куда? Очередь займите!
        - Я здесь работаю. - Агния скользнула за ширму. В закутке она могла переодеться. Помещение нотариальной конторы было небольшим, состояло всего из трех комнат, расположенных анфиладой.
        - Агния, доброе утро, - мимо прошла Света, помощница отца. Она, наверное, заметила за ширмой шевеление и догадалась, кто пришел.
        - Доброе.
        - Зайди ко мне, надо подготовить кое-какие документы, ксерить много придется…
        - Да, - отозвалась Агния.
        Девушка скинула сапоги, сунула ноги в туфли. Теперь, в белой блузке, черной юбке и черных «лодочках», она полностью соответствовала требованиям отца. Борис Николаевич терпеть не мог неформального вида на работе.
        Посетители в предбаннике наперебой рассказывали истории из своей жизни - кто чем болел, чьи дети где учились… Иногда от их разговоров Агнию тошнило - особенно когда разговор заходил о болезнях, описываемых со всякими подробностями.
        Агния направилась в комнату, где работала Света.
        - …так, теперь внимательно перечитайте договор и поставьте подпись. Только прошу, без помарок… - У Светы за столом сидел посетитель.
        Света подняла голову, оцепенела и буквально прилипла взглядом к Агнии. Сказать, что коллега была потрясена, - значит ничего не сказать. Она была сражена и шокирована. Столько эмоций - и всего-то из-за новой стрижки!
        Агнии даже стало неловко.
        - Света, что надо отксерить?
        Света сглотнула, потом с усилием заставила себя улыбнуться (выражение ее лица при этом оставалось напряженно-взвинченным):
        - Вот… в трех экземплярах, на всякий случай.
        - Хорошо.
        Агния с кипой бумаг вышла в коридор.
        - Минутку, прошу, я кое-что уточню… - бросила Света посетителю и побежала за Агнией.
        - Агния! Я в себя не могу прийти…
        - А что такое? - растерянно улыбнулась Агния.
        - Где твои шикарные волосы? - шепотом спросила Света. - Ты что, с ума сошла?
        - Ты о чем? - удивилась девушка.
        - У тебя же были такие шикарные волосы, зачем ты их отстригла?! - Лицо Светы исказилось - уже и не понять, чего она так волнуется.
        Агния встревожилась - она совсем не такой реакции ожидала.
        - Разве плохая стрижка? - с тоской, шепотом спросила она. «Господи, может, я чего-то не понимаю… А что скажет отец? Вдруг ему тоже не понравится?!»
        - Агния, никакая стрижка не может сравниться с тем, что у тебя было раньше!
        В этот момент послышался шум, и в предбанник вошло сразу несколько женщин. Они помогали идти грузной старухе, которая шумно отдувалась и стонала - видимо, каждый шаг ей давался с невыносимым трудом. Старуха опиралась на железную конструкцию, напоминающую табуретку.
        - Фаина Рафаиловна, вы присядьте…
        - О-ох, сил моих нет…
        - Дианочка, держи маму, она сейчас завалится!
        Из дальней комнаты вышел отец:
        - Вы записаны?
        - Да, на одиннадцать! - хором ответили вошедшие.
        - А почему на дом нотариуса не вызвали? - с холодным возмущением произнес Борис Николаевич. - Разве вы не в курсе, что нотариус может выехать на дом? Нет, но это ужасно - так мучить пожилого человека…
        Ему хором закричали про какую-то доверенность, без которой им жить нельзя.
        - Я понимаю, что вам нужна доверенность, но документы можно было оформить, и не гоняя пожилого человека… Прошу вас, проходите сразу ко мне.
        Тут только отец посмотрел на Агнию. Несколько секунд - холодный, бесстрастный, ничего не выражающий взгляд от которого у нее мурашки побежали по спине… Посмотрел - и отвернулся равнодушно. Уф, обошлось. Как ни странно, но именно это спокойствие, даже безразличие отца и подсказало Агнии, что Борис Николаевич прическу дочери… скажем так, одобрил.
        Света уставилась вслед Борису Николаевичу, быстро облизнула губы. Потом снова повернулась к Агнии.
        - Нет, так тоже неплохо… - прошептала коллега с какой-то новой, насквозь фальшивой интонацией. - Не обращай на меня внимания, я просто… я тебя даже не узнала!
        Агния пожала плечами. Пока стояла у ксерокса, подумала: «Интересно, у отца со Светой был роман или нет?» Эта мысль возникла в голове Агнии против воли девушки.
        Возникла не в первый раз. А что? Свете тридцать шесть - она всего лишь двумя годами старше Агнии. Света работала с отцом уже много-много лет, чуть ли не сразу после школы пришла в эту контору и начинала с должности секретаря нотариуса. Тогда была еще жива и мама Агнии… Нет, именно тогда мама умерла - ровно восемнадцать лет назад. Нынешней пассии отца, Полине, - двадцать девять.
        У отца мог быть роман со Светой. Отец любит молоденьких. Отец любит женщин.
        Что поделать, он такой. Но лучше бы не знать, не замечать этих быстрых, напряженных взглядов, которые, словно дротики, мечет Света в отца.
        Не замечать, как на отца реагируют другие женщины - в его присутствии они подтягиваются, игриво и многозначительно усмехаются, хлопают ресницами, отрепетированно смеются… Это противно. А особенно противны тетки в возрасте - они даже не скрывают своего обожания и восхищения… «Ах, Борис Николаевич, дорогой вы наш!.. Король-лев! Таких, как вы, больше нет!» И отец смеется в ответ, снисходительно кивает престарелым развратницам - словно надежду им всем дает… Отцу нравится, что его любят женщины.
        Отвратительно.
        Детям лучше не знать об интимной жизни своих родителей. Пусть она, Агния, уже взрослая и многое понимающая женщина, но все равно лучше бы ей этого не видеть…

«Вот бы жить отдельно!» - вдруг озарило Агнию. Как ни странно, но до этого дня подобная мысль даже не посещала ее. А как отец будет ужинать, кто погладит ему рубашки, почистит пиджак?..
        Да жена, жена все это будет делать!

«В сущности, отец свободен, живя со мной в одной квартире, а я - нет. Я как в тюрьме, я каждый день сдаю экзамен - ему… Папа даже не думает обо мне, а я - должна все время угадывать, как он отреагирует на мои слова, мои поступки, мой внешний вид…»
        Агния, стоя у жужжащего ксерокса, с такой остротой представила себя одну, в отдельной квартире, свободную, что даже засмеялась вслух - тихо, счастливо… Хоть
«Призрак Оперы» круглые сутки крути, хоть Ингу в гости зови - каждый день! Можно не убираться, можно валяться на разобранной постели и читать… Можно ходить в халате, в растянутых тренировочных… Да хоть голой!

«Но откуда у меня возьмется собственная квартира? Купить? Нет, абсолютно нереально… Снять? Тоже денег не хватит. Отец платит мне немного и половину забирает на еду и оплату коммунальных услуг. То, что остается, можно и не считать». О том, чтобы попросить отца купить ей, дочери, отдельную квартиру - самую маленькую, самую дешевенькую, на самой дальней окраине, - даже думать нельзя. А у него были деньги - и, пожалуй, на несколько квартир… «Но это его деньги. А если уйти от отца на съемную квартиру? Тогда моя зарплата останется у меня, за эти деньги я найду себе какое-нибудь жилье! Точно!»
        А если и из нотариальной конторы уйти?
        Новая мысль еще больше взволновала Агнию. «Но кто меня возьмет? Куда? Кому я нужна? В учительницы опять?» - «Да, в учительницы, - ответил внутренний голос. - Делать то, что любишь и умеешь, - учить детей».
        Агния повернула голову - за стеклянной перегородкой Света разъясняла что-то очередной посетительнице.
        Как уже говорилось, Света была всего на два года старше Агнии. Но вот Света выглядела на свой возраст… Жгучая брюнетка с чуть желтоватым оттенком кожи, с сухими тонкими руками. Волосы у Светы всегда убраны назад, в маленький пучок, губы накрашены темно-вишневой помадой, наведены резкие стрелки у глаз - кто-то когда-то сказал Свете, что она похожа на Нефертити… Да, лицо красивое, но выражение всегда какое-то слишком жесткое. Любит или ненавидит Света отца Агнии? Было у них что-то или нет?

«Как же не хочется об этом думать! Если бы я тут не работала, то и не видела бы эту Свету!» - с тоской решила Агния.
        - …Нет, я не буду вам ничего заверять! Послушайте, в паспорте есть подчистки… Вот, видите? Я своей репутацией рисковать не собираюсь… Нет-нет-нет, и не просите! - донесся до Агнии громкий, уверенный голос отца.
        Около часа дня отец ушел куда-то, а в половине второго в конторе появилась… Полина. Белокурый ангел в белых лосинах и белоснежной шубке. Высокая грудь, пухлые губки, акриловые ногти немыслимой длины.
        - Агния, здравствуй, дорогая! - ласково и нежно улыбнулась Полина, зайдя к Агнии за ширму. - Ты куда-то идешь?
        - Да, сейчас обед, - сказала Агния, застегивая «молнии» на сапогах. - А папы нет, он позже будет. Разве вы не созванивались?
        - А я к тебе, не к нему… Пообедаем вместе?
        - Конечно, - бодро тряхнула Агния своими кудрями. Она теперь видела в Полине свою спасительницу, друга. «Полина наверняка тоже не хочет жить вместе с чужим человеком, со мной то есть!»
        Авто Полины - небольшое, дамское, хорошенькое, тоже белого цвета - было припарковано в переулке.
        - Тут неподалеку замечательное кафе… - Полина села за руль. В салоне нежно и сладко пахло духами. - Ты сделала новую прическу, тебе идет.
        - Спасибо! - обрадовалась Агния. - А то я сама не пойму… Все время сомневаюсь…
        - Никогда в себе не сомневайся! - сердечно произнесла Полина. - Ты прелесть.
        Кафе - дорогое, с вычурным интерьером, рыбками, плавающими под стеклянным полом… Полина с Агнией сели за столиком у окна.
        - Агния, папа тебе еще ничего не говорил? - после того как официантка приняла у них заказ, спросила Полина.
        - Нет, - дрогнувшим голосом произнесла девушка и уставилась на пухлые губы Полины, с которых должно было сейчас сорваться нечто судьбоносное. - А что?
        - Мы назначили свадьбу на конец апреля.
        - Ой! Поздравляю! Полина, я так рада…
        - А уж как я рада, что у меня будет такая чудесная дочка! - ласково засмеялась Полина, отчего упруго заколыхался ее высокий бюст. - Ты не беспокойся, сегодня я тебя угощаю.
        - Нет-нет, мы все пополам…
        - Агния, детка, ну не спорь! - Полина положила ладонь поверх ее руки. - Я теперь твоя вторая мама, да? Ты должна меня слушаться…
        Агния засмеялась смущенно, рассматривая рисунки на ногтях Полины - птицы, цветы, райские сады…
        - Полина, а где будет свадьба?
        - У нас снят ресторан в Подмосковье… все на свежем воздухе. В конце апреля будут стоять, как всегда, теплые дни. А в мае жениться нельзя… Ну а до того - пост.
        - Пост, да… А до лета - долго ждать! - подхватила Агния. - А что потом?
        - Потом едем в свадебное путешествие. Что еще… Потом мы с Борей живем долго и счастливо! - засмеялась Полина. Им принесли заказ. - Угощайся, Агния, это мой любимый салат. Ноль калорий - и очень вкусный!
        - А… а где вы будете жить? - дрогнувшим голосом поинтересовалась Агния.
        - Как где? У вас. Ты, надеюсь, не против? - быстро спросила Полина.
        - Н-нет. Но… Мы что, будем жить втроем?
        - Конечно. Мы же теперь одна семья.
        Агния молча положила в рот салатный лист.
        - Агния, ты ведь не думаешь, что я превращусь в злую мачеху и заставлю тебя перебирать просо с утра до ночи? - шутливо спросила Полина.
        - Нет. Да мне и не в тягость домашний труд… - запинаясь, ответила Агния. «Вместе! Но как же…»
        - Тебя что-то смущает, скажи? Я тебе не нравлюсь? Ты ревнуешь ко мне папу?..

«Почему она говорит со мной, точно с ребенком? Ведь я даже старше ее… А губы у нее напоминают куриную гузку. Кажется, вот-вот яйцо из них выскользнет!»
        Полина сидела перед ней - такая нежная, ласковая, лощеная, сияющая дорогим тональником на коже, благодушная. Абсолютно нескандальная, занятая своей внешностью. Любовью. Нарядами. Пожалуй, она действительно не будет досаждать Агнии. И Полина, и отец станут жить в свое удовольствие. Нормальные, современные люди. Только вот будут ли они учитывать интересы Агнии?
        - Нет, я не ревную, и ты мне нравишься, - честно ответила Агния. - Проблема в другом. Я… я хочу жить одна.
        - А как же семья? - растерялась Полина.
        - Семья - это вы с отцом.
        Полина отвернулась, молча постукивая пальцами по столу. Агнии очень не хотелось ссориться с ней, но…
        - Полина, ты можешь сказать отцу, что хочешь жить только с ним? Без меня? - набравшись храбрости, спросила Агния.
        - Я говорила, - ничуть не удивившись, спокойно ответила Полина. - Но он…
        - Что? - напряглась Агния. Если бы Полина ответила - «отец любит тебя и не хочет отпускать, потому что беспокоится за тебя», - Агния смиренно бы со всем согласилась бы. Но Полина сказала:
        - Он хочет, чтобы мы с тобой стали подругами. Чтобы ты работала меньше и проводила больше времени со мной. Я же не работаю… Да и тебе все веселей будет!
        Не сразу смысл сказанного дошел до сознания Агнии. А потом она поняла - отец хочет, чтобы она была кем-то вроде дуэньи при Полине. Отец, вероятно, боялся, что в его отсутствие Полина загуляет или заскучает…
        - Отец уже все решил? - быстро спросила Агния.
        - Да.
        У Агнии возникло такое ощущение, будто сердце в груди перевернулось. Затряслись руки - девушка быстро спрятала их под стол. Она не понимала, что с ней творится…
        - Я не хочу быть свидетельницей всего этого! - вырвалось у Агнии.
        - Чего - этого?
        - Вашего с отцом медового месяца!
        - Господи, Агния… Да разве ж мы при тебе… - опешила Полина.
        - Я не хочу… Я знаю, что мой отец - донжуан тот еще! Я не хочу видеть, как он выходит утром на кухню, в своем белом махровом халате, напевая, не хочу видеть тебя в пеньюарчике, томную, после ночи любви…
        - Я так и знала, что ты ревнуешь, - кисло произнесла Полина. - А ты хотела бы, чтобы он был старым пердуном, из которого песок сыплется? Ты бы варила ему манную кашу и носила грелку в постель, да?.. Нет, Боря, конечно, говорил, что ты старая дева, но не настолько же! Ты что, вообще отрицаешь любовь?

«Отец обсуждал меня с ней? Называл «старой девой»?!»
        - Да кто бы говорил о любви! - сквозь зубы произнесла Агния. - Любовь! Мой отец тебя старше на тридцать лет! Любовь… Так я и поверила, что ты, тридцатилетняя бездельница, холеная кукла, влюбилась!

«Боже, что я говорю?..» - с ужасом подумала девушка. Это была не она, не Агния - кроткое, доброе создание. И потом, гнев отца будет страшен… Она посмела назвать его невесту куклой и бездельницей. Теперь он точно ее убьет.
        - Ты ханжа! Ты… ты старая дева! - округляя глаза, раздельно произнесла Полина. - При чем тут возраст?..
        - Ага, он тоже влюбился… Как же! Не мог в свою ровесницу влюбиться. Или в женщину с грудью нормального размера. Это все… Это все его козлиная похоть! - с отвращением к себе, к тому, что говорит, продолжила Агния.
        - Ты же его ненавидишь! - прошептала Полина, отшатнувшись. - Ты ненавидишь своего собственного отца! Ты не хочешь, чтобы он был счастлив!
        - Если его счастье - затаскивать всех девиц в постель…
        - Замолчи! Ты сумасшедшая! - страшным голосом зашептала Полина. - Ты самая настоящая сумасшедшая… Ох, а я-то к тебе с добром… У него и так с этой дурой Кирой проблем хватает, а тут еще ты! Совесть-то у тебя есть?

«С Кирой, - машинально отметила Агния. - Еще какая-то дура Кира… Киры только не хватало!»
        - Вот он пусть сначала с Кирой разберется! - выпалила Агния.
        - С Кирой он никогда не разберется, потому что там ребенок, ты знаешь!

«Ребенок? У отца ребенок от какой-то там Киры?»
        Это оказалось последней каплей - Агния уже не владела собой.
        - Как вы мне все надоели… - не слыша собственного голоса, не соображая, что говорит, прошипела Агния. - Проститутки проклятые!
        Полина открыла рот. Округлила глаза. Закрыла рот. Снова открыла.
        - А… ты… - задыхаясь, точно рыба, выброшенная на берег, Полина попыталась справиться с дыханием, но не смогла.
        Агния не стала дожидаться, пока будущая мачеха наконец подберет нужные слова, схватила свое пальто и пулей выскочила из кафе.

«Что я наделала?!»
        Агния побежала вдоль улицы, нырнула в метро. Она совсем забыла о том, что ее ждут в нотариальной конторе.

«Все кончено…»
        Страшно было даже представить, что скажет ей отец, когда обо всем узнает. Он ее уничтожит…

«И будет прав! - в отчаянии подумала Агния. - Что такое на меня нашло… Это же не я была, не я эти гадкие слова говорила! И вообще, какое я имела право обсуждать чувства отца, его невесты, оскорблять этих людей… Взяла и совершенно без повода напала на Полину!»
        Агния немного пришла в себя лишь во дворе собственного дома. Было около трех часов дня. «Надо было к Инге ехать… Но Инга больна, еще не оклемалась после вчерашнего! - напомнила себе Агния. - Что же делать?! После всего этого я не имею права возвращаться домой!»
        Агния побрела по засыпанному снегом двору. Села на качели. «Если бы мама была жива…» Агния с такой тоской, с такой нежностью вдруг вспомнила сейчас о матери, что с трудом сдержала слезы. Мама была очень пугливой, робкой, абсолютно незлобивой женщиной. Характером Агния пошла в нее - об этом девушка и сама знала, да и окружающие не раз подтверждали.

«Почему отец не вызвал меня тогда в Москву, не дал проститься с мамой?.. Ее закапывали в землю, а меня, ее дочери, даже не было на похоронах! Как же ей было одиноко, грустно - умереть одной! И я ведь ни словом не упрекнула отца… Я тогда должна была высказать ему все, а не сегодня нападать на Полину, которая ни в чем не виновата…»
        Агния закрыла глаза, прислонившись виском к ледяному металлу стойки качелей.
        Восемнадцать лет назад, лето. Июль. Дивные, золотые, жаркие дни. Их уютный московский дворик весь в зелени… Ее, Агнию, ученицу последнего класса, провожает на вокзал мама. Они идут вдоль дома, мама торопливо вспоминает - все ли взяли…
        В тот самый день, когда Агния отправлялась в летний лагерь, во дворе веселилась молодежь постарше. Этот… Харитонов бренчал на гитаре. Орехов был. Еще кто-то. Девушка на качелях, с роскошной гривой золотисто-каштановых волос. Кажется, она тоже жила в их доме, потом уехала куда-то, что ли… Красивая. Да-да, была в тот день еще и девушка.
        Агния тогда шла мимо них, мимо разросшихся кустов сирени, рядом с мамой, и представляла, как будет плескаться в море… Она не знала, что в ее отсутствие мама умрет. Это был последний день, когда она видела маму живой.
        Агния тогда, тогда должна была высказать все отцу!
        Слезы мгновенно высохли на глазах Агнии. Она, будучи уже взрослым человеком, понимала, что глупо, да и поздно бунтовать против отца. Ей тридцать четыре, а не шестнадцать! Но он назвал ее «старой девой»… Он, старый казанова… и еще ребенок какой-то у него на стороне… и эта Полина, лоснящаяся, в лосинах, чуть не лопающаяся от силикона, насквозь пропитанная дорогими кремами… Ясно же - она собирается выйти замуж для того, чтобы содержать свое роскошное тело в холе и неге. Больше ей ничего не надо!
        - Агнесса!
        Агния вздрогнула - через двор, взрывая снег, к ней быстро шел Харитонов. Этот грубый, циничный, приставучий доктор.
        - Агнесса… вот так встреча! - Он приблизился, гипнотизируя Агнию своими светлыми, голубыми, наглыми глазами. Кажется, он и не моргал вовсе. Заросшая щетиной физиономия, крепкий запах табака…
        - Я не Агнесса, я Агния.
        - Агния! Дивное имя. Но я даже не надеялся, что еще раз встречу тебя… Ведь мы только вчера… А говорят, Москва - большой город! Я почему-то знал, что мы еще пересечемся. Но не думал, что так скоро. На следующий день!

«Он так и не узнал меня. Раньше все смотрели на мою косу, а не на мое лицо!»
        - Разве мы на «ты»?
        - Да, - бойко, без тени сомнения, ответил Харитонов. - Слушай, раз такие дела, может, посидим где-нибудь? Только я сейчас переоденусь… Две минуты!
        - Мне холодно.
        - Что? - Он потрогал рукав ее пальто. - Э, да, пальтишко совсем не для зимы! Идем ко мне.
        Агния подняла голову, посмотрела ему в лицо. И сказала:
        - Идем.
        В лифте он стоял близко, с едва заметной улыбкой утыкался ей в волосы лицом, словно невзначай, - Агния наблюдала за Харитоновым в зеркало.
        - Ты белокурая бестия, - прошептал он тоном заговорщика. - Я это еще вчера заметил.
        - Я - Агния. Бедная овечка, - поправила она его.
        - Нет, ты белокурая бестия! Ты - огонь.
        В его квартире пахло табаком и чем-то кислым.
        Харитонов помог Агнии снять пальто.
        - Сапожки можешь не снимать. Сама видишь, как у меня тут…
        - Нет. Я сниму.
        - Айн момент. - Харитонов сел на корточки, расстегнул «молнии» на ее сапогах. Достал из-под галошницы пластиковые женские шлепанцы и перед тем, как надеть их на Агнию, сжал в ладонях ее ступню. - Холодная. И сапожки у тебя не по сезону.
        Агния, покусывая губы, произнесла отстраненно:
        - Может, ты согреешь?
        Харитонов поднялся, посмотрел на Агнию сверху вниз (он был на целую голову выше). И молча, решительно обнял ее, так, что спина у Агнии прогнулась, а запрокинутое лицо оказалось ровно у его губ. Он поцеловал ее горькими от табака губами. Щетина на его щеке царапнула щеку девушки.
        Весь он - не слишком молодой, жилистый, прокопченный, уверенный, циничный, нахрапистый - был настолько далек от образа романтического возлюбленного, что Агния не воспринимала его всерьез. Это игра. Никаких чувств. Говорят, так надо. Ну, раз надо, так надо. Кстати, а что она должна делать?
        Агния подняла руки и обняла Харитонова за шею.
        Ей были неприятны его язык, губы («зачем так влажно?»), его щетина и особенно то, что Харитонов вдруг стал дышать часто.
        Агния покосилась на галошницу, на распахнутые дверцы какого-то гардероба - оттуда торчали полы курток.
        - Не здесь, - сказала она.
        Харитонов, не выпуская ее из объятий, ловко переместился в комнату. Комната, как краем глаза заметила Агния, представляла собой жуткую берлогу. Разобранная постель, обрывки бумаги на полу, стол, на котором были навалены книги, журналы и грязная посуда. Единственным «приличным» объектом в этой комнате являлась панель огромного плазменного телевизора, но на черном выключенном экране скопилось много пыли и кто-то уже успел нарисовать пальцем рожицы…
        Харитонов расстегнул на Агнии блузку и стал целовать ее плечи.
        - Ты такая холодная… - Он принялся своим дыханием отогревать ее пальцы. Далее он скинул с себя одежду, потом принялся раздевать Агнию. И все эти манипуляции Харитонов производил довольно ловко и легко, что возможно только после долгих лет интенсивной практики.
        Через короткий промежуток времени Агния уже лежала обнаженной спиной на чужой постели.
        Его руки. Щетина. Он целовал ее ступни, что Агнии показалось верхом… нет, не неприличия, но странности, что ли?
        - Господи, надо же так замерзнуть…
        - А ты говорил, что я - огонь.
        - Огонь - там, внутри, - быстро произнес Харитонов и снова прижался к губам Агнии. Он прикрыл ее сверху своим телом, на какое-то мгновение буквально вдавил в диван.
        - Ай, - едва слышно вскрикнула Агния и закрыла глаза.

…Это была ее любимейшая сцена из «Призрака Оперы» - Призрак уводит Кристину в свое подземелье и поет дивную песню. Главная мелодия, главный «зонг» мюзикла - «In sleep he sang to me, in dreams he came… that voice which calls to me and speaks my name…». Что примерно переводилось как: «В мечтах приходит он, он снится мне, чудесный голос звал меня во сне…» На какое-то время Кристина словно теряет разум, подчиняясь Призраку, силе его страсти. Она в тот момент - лишь игрушка в его руках, она покорна и податлива…
        Агния открыла глаза. На нее, не моргая, смотрел Григорий Харитонов.
        - Что это было? - тихо, даже строго спросил он.
        - Что? - вяло отозвалась Агния. - Ты не знаешь?.. Тоже мне, доктор.
        - Господи, ты должна была меня предупредить! - воскликнул он со злостью и недоумением.
        - Зачем? - Агния осторожно села, поправила волосы. Прислушалась к собственным ощущениям - и с недоумением обнаружила, что никаких физиологических неудобств не испытывает. «Как?.. И это - все? Так легко, быстро… А где боль, где страдания, которые я должна была испытать, ведь столько об этом написано, рассказано? Да, вот я наконец и стала женщиной. Но что изменилось? Какой во всем этом смысл? Чем я прежняя отличаюсь от себя теперешней?»
        - Ты сумасшедшая. Вот так просто, с первым встречным…
        - Прости.
        - Нет, и она еще и прощения просит! Ты… - Глаза у Харитонова были круглыми, белыми от гнева и… от удивления еще, наверное.
        - Что? Ну что?
        - Я не понимаю!
        - Мой отец назвал меня старой девой, - спокойно, даже рассудительно произнесла Агния. - Все, теперь он меня не сможет больше так называть. Пусть я и старая, но уже не дева.
        Агния встала и принялась одеваться. Она по-прежнему ощущала лишь недоумение, растерянность… Досаду? Харитонов, приподнявшись на локте, молча наблюдал за ней. Когда Агния принялась аккуратно натягивать на себя колготки, он спросил:
        - Ты куда?
        - Домой.
        - Я провожу.
        - Не надо.
        - Я провожу! - мрачно произнес он, вскочил. И тоже без всякого стеснения принялся одеваться при Агнии. Он был худой, жилистый, но слабым совершенно не выглядел. Он - Призрак Оперы. А есть еще где-то Рауль, нежный и прекрасный… Только вот где его сыщешь, виконта Рауля де Шаньи?..
        - Погоди! - Харитонов поймал ее, попытался снова поцеловать.
        - Не надо. Глупости все это.
        - Да что ты за человек такой! Что случилось? Рассказывай! Ты поссорилась со своим отцом? Он тебя оскорбил? Кто он?
        - Перестань. Ты действительно хочешь с головой влезть в чужие проблемы? Оно тебе надо? Тебе мало твоей работы? Не наспасался еще людей? - поморщилась Агния.
        - Хотя бы расскажи!
        - Зачем? Ты чувствуешь себя обязанным? За что? За такую ерунду? Это я тебе обязана!
        - Агния! Вот чума… - Харитонов, прыгая одной ногой в штанине, поскакал за ней в коридор. - Стой!!! Я сказал, что я тебя провожу, и я тебя провожу!
        - Не ори. Даже я не орала.
        Он вдруг развернул ее к себе. При этом у Харитонова было такое странное, мрачное, злобное лицо… Он смотрел на Агнию с ненавистью. «Точно, он - Призрак Оперы».
        - У меня права отобрали, через пару месяцев только смогу сесть за руль… Но я поймаю такси. - Он подал Агнии пальто.

«А ведь он так и не понял, кто я. Не догадался, что я - из соседнего подъезда! И чья я дочь…»
        Они спустились в лифте, молча вышли во двор.
        - Все, спасибо. Мне вон туда, - она указала рукой на свой подъезд.
        - Зачем - туда?
        - Я там живу.
        - Ты?.. Давно?!
        - С рождения.
        Харитонов взял ее за плечи, развернул к себе. Вгляделся в ее лицо.
        - Ты шутишь, - холодно произнес он. - Почему ты такая, а? Почему?.. - Он слегка встряхнул Агнию за плечи.
        Сверху стукнула балконная дверь.
        - Агния! - раздался резкий голос отца.
        Харитонов поднял голову, увидел на балконе четвертого этажа Морозова Бориса Николаевича.
        - Агния, ты что там делаешь? Григорий, отпусти мою дочь! Агния, быстро домой, я сказал.
        Снова хлопнула балконная дверь - отец вернулся в комнату.
        - Агния… ну да, Агния… - пробормотал Харитонов, отпуская ее. - А я все не могу понять - вроде знакомое лицо… Еще вчера голову ломал! Как будто лицо из снов, знаешь? Снилось, снилось, а потом раз - увидел наяву… Дежавю! А это ты, Агния. Моя соседка. Это имя знакомое! Но у тебя вроде какая-то другая прическа раньше была, да?
        - Да. Я с косой ходила. Но это все неважно.
        - Так ты… Сколько же тебе лет? - прищурился он.
        - Тридцать четыре, - без всякого выражения произнесла Агния. - Но выгляжу моложе, правда?
        - О-о… И что теперь? - решительно произнес Харитонов. - Что мне делать?
        - Ничего. Забудь.
        - Забудешь такое!
        - А ты забудь, - упрямо повторила Агния.
        - Послушай… - Он опять схватил ее за рукав.
        - Пусти. Если отец увидит…
        - Да мне на твоего отца… Агния, мы не договорили.
        - Нам не о чем говорить! Забудь, пожалуйста! - взмолилась Агния.
        И в этот момент из подъезда выскочил отец, в одном костюме, без пальто.
        Агния знала, что, когда отец налетает вот так стремительно, как коршун, - мирного исхода не жди. Сейчас отец набросится на Григория, будет скандал, мордобой, ужас… А потом достанется и ей, Агнии, - за то, что наговорила гадостей Полине.
        - Пусти мою дочь! - Борис Николаевич рванул Агнию на себя и стремительно поволок обратно к подъезду. - Я тебе сказал - иди домой, ты что, оглохла?..
        - Папа!

«С Харитоновым отец разбираться не стал… - машинально подумала Агния. - Значит, он только на меня злится. Ой, что будет…» - от тоскливого страха даже замутило.
        В лифте ехали молча. Отец тяжело дышал, играл желваками.
        - Что ему от тебя надо? - едва они вошли в квартиру и за ними захлопнулась дверь, спросил отец.
        - Просто… Мы же соседи… - тихо ответила Агния.
        - М…к он, а не сосед, - резко произнес отец. Он иногда позволял себе подобные выражения при дочери. - Не смей к нему даже приближаться, ты слышишь!
        - Хорошо, папа.

«Почему он не спрашивает о Полине?»
        Отец вдруг моментально успокоился, как это обычно с ним бывало.
        - Ты даже не представляешь, насколько это страшный человек, - мрачно, но уже без бешенства в голосе повторил Борис Николаевич.
        - Почему? - робко спросила Агния. Она не верила своему счастью - отец даже не вспомнил о Полине. Значит, невеста ему ничего не рассказала! Или - еще не рассказала? «А может быть, и не станет рассказывать! - догадалась Агния. - Потому что это правда - то, что она выходит за отца ради денег… И еще она насчет какой-то Киры проболталась! Точно-точно!» Эта мысль заставила Агнию вздохнуть свободней - с души словно камень свалился.
        - Он выродок. Убийца, - отрывисто произнес отец.
        - Харитонов - убийца? - растерялась Агния.
        - А ты не знала? Господи, Агния, дитя природы… Ты вообще отдаешь себе отчет, в каком мире живешь? Ты хоть иногда смотришь по сторонам?..
        - Если Григорий Харитонов - убийца, то почему он на свободе?
        - А то нашего правосудия не знаешь… - презрительно усмехнулся отец.
        - Но он доктор…
        - А что, доктор не может быть убийцей? Что у нас на обед, кстати?
        Агния пошла на кухню. Отец - за ней. Пока она хлопотала у плиты, отец уже совершенно спокойно стал рассказывать:
        - Это давно было, странно, что ты не помнишь… Ты еще в школе училась, кажется. У Харитонова была девушка, Марина. Она жила в нашем доме, в том же подъезде, что и Харитонов, только на первом этаже… Ты помнишь Марину?
        - Марину? Н-нет…
        Агния никогда особой общительностью не отличалась. Да и разве запомнишь всех, кто жил в их большом доме?..
        - Такая эффектная, с зелеными глазищами, гривой волос золотых, вьющихся… Ноги от ушей, грудь… Все при ней. Очень породистая девица! Мать у нее была еще алкоголичка…
        - И что? - Налив в тарелку суп, Агния поставила ее на стол. - Приятного аппетита, папа.
        - Спасибо… Так вот, Марина была девушкой Харитонова. И она загуляла. У нее появился кто-то еще. И Григорий ее кокнул. Из ревности.
        Агния едва не уронила тарелку со вторым, которую она только что вытащила из микроволновки. Мысль о том, что она сегодня была близка с убийцей, что ее первым мужчиной оказался убийца, потрясла Агнию.
        - Почему же его не посадили? - дрогнувшим голосом спросила она.
        - Потому что он сумел отмазаться, гад, - улыбнулся отец. - Нет-нет, хлеба не надо… Темное дело. Я не вникал, но Харитонова так и не посадили, да… И все-таки это он убил Марину. Не люблю быть голословным и вообще делать беспочвенные предположения… Но он убил. Это очевидно.
        - А… как он ее убил?
        Отец отодвинул пустую тарелку. Агния в этот момент варила в турке кофе.
        - Я не помню. Давно было. И какая разница? - холодно произнес он. - Ты мало криминальной хроники смотрела?
        - Я вообще ее не смотрю! - испугалась Агния.
        - И слава богу. Какая разница, как Харитонов убил Марину, как ему удалось отмазаться… Главное - ты не должна с ним общаться. Он - урод. Я не хочу, чтобы моя дочь общалась с уродом. Всё, - отец стукнул кулаком по столу, словно поставил точку в конце этого разговора.
        - Папа, я сегодня видела Полину…
        - Я в курсе. Она мне сказала, что вы обедали вместе.
        Агния вздрогнула. Но продолжения, которого в глубине души все же продолжала ожидать Агния («Как ты могла, ты что такое Полине наговорила, совсем спятила, жаба-ага!») - не последовало.
        - Папа… я тебя поздравляю, - Агния поставила на стол перед отцом чашку с кофе. - С грядущей свадьбой…
        - Благодарю, - отец в два глотка выпил его. - Кстати, а почему ты дома? Нам еще пахать и пахать! Едем в офис, - он вскочил со стула.
        - Папа… Папа, у меня… голова болит. Сильно.
        Отец несколько секунд буравил Агнию напряженным, холодным взором - словно сканировал - а что у дочери там, внутри?.. И неожиданно сказал:
        - Ладно, посиди сегодня дома.
        Борис Николаевич ушел, и Агния позволила себе немного расслабиться. О перепалке с Полиной она почти забыла - ладно, обошлось… Но вот то, что произошло после, с Харитоновым!

«Зачем я это сделала? - в ужасе спросила себя Агния, схватившись за голову. - Я что, хотела отцу отомстить? Но какая глупая месть! Глупая я! И, главное, с кем… с кем я сделала это! Куда я торопилась? Могла бы выбрать кого-нибудь получше!»
        Убийца. Он, спасающий жизни, Григорий Харитонов - убийца. Или это только дворовые слухи? Чтобы доктор - и убийца… Нет, отец прав, спасающий жизни вполне может быть убийцей. В этом мире возможно все…
        Но почему это случилось именно с ней? Что за наваждение нашло на нее сегодня? Агния тихо закричала, упала на колени - комната кружилась перед ней. И ведь ничего, ничего уже нельзя изменить, переиграть, вернуть назад.
        Сколько прошло времени, сколько она была в забытьи, сидя на полу, Агния не знала. Наконец она заставила себя подняться и, словно сомнамбула, побрела в свою комнату. Там Агния включила проигрыватель. Если что-то и могло ее сейчас утешить, успокоить - это любимый фильм.
        Свеча, мерцающая в темноте. Ангел Музыки, помоги мне…
        Кристина Дайе думала, что общается с Ангелом Музыки, а он, ее таинственный покровитель, оказался Призраком Оперы, жестоким и несчастным злодеем. Ревнивым, эгоистичным, жестоким.
        Григорий Харитонов, вернее, тогда еще просто Гриша, тощий лохматый юноша, бренчащий на гитаре, любил Марину. Красавицу с превосходной фигурой, волной роскошных волос, зелеными глазами… Она изменила ему - и он ее убил.
        Марина - это Кристина. Харитонов - Призрак Оперы.
        А сейчас она, Агния, - тоже Кристина (новое воплощение Кристины), и ей грозит смертельная опасность… Ведь она связалась со страшным Призраком Оперы! Человеком, безусловно, талантливым, интересным, но опасным… Как там, в неуклюжем переводе на русский? «В слезах, пролитых по твоей судьбе, теперь лишь ненависть к тебе!»
        Агния смотрела любимый фильм и представляла в роли героини себя. Краем сознания она понимала, что таким образом пытается примириться с тем, что произошло сегодня. Но никакая сила не могла избавить ее от романтических фантазий.
        Агния, в сущности, и не жила еще. Что у нее было? Ничего. Только этот фильм, только эта музыка, только воображение. Одни мечты.
        Хотя нет. Она жила. Правда, совсем немного - сегодня. Когда поскандалила с Полиной и когда… когда была с Григорием Харитоновым.
        Герои фильма пели на английском, внизу экрана шли субтитры. Агния настолько привыкла к ним, что уже не замечала их, словно и Призрак, и Кристина, и Рауль говорили на ее родном языке.
        Убийца. Злодей. Харитонов - Призрак Оперы. Все по-настоящему!
        Прижимая ладони к щекам, погруженная в музыку Эндрю Ллойда Уэббера, Агния в который раз прокручивала в памяти сегодняшние события. Как все происходило. Поцелуи, прикосновения, запахи, звуки… Агния помнила даже то, как холодна была простыня в первый момент, когда она легла на нее обнаженной спиной.
        Она, Агния, нашла своего Призрака Оперы. Осталось отыскать главного героя, любовь всей ее жизни - Рауля де Шаньи. Виконта. Нежного, мужественного, романтичного. С которым она проживет до старости, родит детей и будет безумно счастлива. Когда она умрет (очень не скоро, они еще с Раулем золотую свадьбу успеют справить!), ее муж придет к ней на могилу, положит цветы - благодарный, тоскующий, верный…
        Агния то и дело смахивала со щек слезы, глядя на экран.
        Она была несчастна и счастлива одновременно.
        Она уже не раскаивалась в том, что произошло сегодня. Отец пришел поздно, когда она уже легла - Агния слышала, как хлопнула входная дверь.
        И одновременно с этим хлопком вдруг поняла - она видела Марину! Она помнит ее. Это была та самая девушка, которая тогда сидела на качелях. Григорий бренчал на гитаре, Орехов стоял рядом, еще какие-то ребята… Она, Агния, шла мимо - на вокзал.
        Агния села на кровати, потерла виски. «Боже, как я недогадлива, как невнимательна… Это была Марина, та самая!» Когда же Харитонов убил ее? Позже?
        Нет, не позже, ответил внутренний голос.
        Когда Агния вернулась из летнего лагеря в Москву, Марины уже не было. Марина погибла тогда же, в августе, восемнадцать лет назад.
        Агния слышала о погибшей девушке - обрывки соседских разговоров. Но не запомнила, не вникла. А зачем? У нее тогда было собственное горе. Разве можно в горе заинтересоваться смертью какой-то Марины?
        Потом, через год или два, умерла мать Марины. Точно! Опять соседские разговоры об алкоголичке из третьего подъезда. Что-то вроде - спилась тетка, одна, без дочери…
        Но Агния и тогда не связала Марину с той алкоголичкой, не подозревая, что они были мать и дочь. Да и сейчас - какой смысл вспоминать все это?

* * *
        Отец забарабанил ей в дверь:
        - Спишь?
        - Нет, папа, я уже встаю… - дернувшись, сонным голосом отозвалась Агния, зашевелилась под одеялом. - Сейчас собираюсь.
        - Никуда не надо собираться. Я в своем кабинете оставил кое-какие записи - ты их набей на компьютере и по электронной почте перешли мне на работу. Их же распечатай и к четырем сходи к Орехову, в ОВД, передай ему экземпляр. Я Эдика предупредил уже. Все. Скажи, пусть подписи собирает… - добавил отец.
        - В какой ОВД?
        - В наш, в какой! - раздраженно отозвался Борис Николаевич. - Ты что, Агуша, спросонья совсем не соображаешь?
        - А-а… Я поняла.
        - Слава богу. - Отец быстро ушел, хлопнув дверью.
        Вспоминать события вчерашнего дня (размышлять о том, насколько судьбоносным он был, этот день, да как же так произошло, да неужели ее первым мужчиной оказался злодей, и как удивительно перекликается ее жизнь с любимым фильмом и т. д. и т. п.
        было некогда. Если отец о чем-то просил, надо было выполнить его просьбу, забыв о всех прочих делах, - даже если впереди неотвратимо маячил конец света…
        Агния вскоре села за компьютер, принялась печатать. Это были какие-то скучные документы, со ссылками на Гражданский кодекс, с угрозами из Уголовного, с цитатами из городского законодательства, что-то там о гаражах…

«А, отец всерьез намерен добиваться того, чтобы наш двор отдали под автостоянку!» - догадалась Агния.
        Она отослала текст отцу по электронной почте, затем сделала распечатку. В начале четвертого вышла из дома.
        Местный ОВД располагался на соседней улице, минутах в десяти ходьбы от дома.

«Я же Инге так и не позвонила! Как она там?» Агния нырнула в сумочку за мобильным.
        - Алло, Инга… Ты в порядке? Ты дома?
        - Я уже на работе, - бодро отозвалась подруга, энергично жуя что-то. - Тружусь вовсю. На следующей неделе начинается Масленица. У нас тут ресторан русской кухни неподалеку открыли, надо исследовать. Блинами зазывают.
        - Да, блины - это тебе не суши, ими не отравишься…
        - Даже если отравишься, приедут и спасут! - радостно захохотала Инга. - Доктор какой мировецкий меня спасал, помнишь? Красавчик.
        - Красавчик?!
        - Агния, ты совершенно не разбираешься в мужчинах… Он - настоящий мачо. Эта щетина, этот наглый взгляд, эти руки… Никогда не забуду, как он меня пальпировал! Он больше на мафиози похож, чем на доктора. Эх, я еще раз согласна тухлятины съесть, лишь бы он ко мне приехал. Ой, начальство идет… Все, до встречи!

«Наверное, надо будет рассказать Инге о Харитонове… Или нет? Нет, нет, о таком даже близкой подруге нельзя рассказывать!» Больше всего Агнию поразило то, что Инга назвала Харитонова «мачо». «А ведь и правда он такой, - подумала Агния. - Наглый, самоуверенный, напористый. У него, конечно, много женщин… И наверняка он уже забыл обо мне!»
        Агния остановилась перед зданием ОВД - старинным трехэтажным особняком. Во дворе стояли спецмашины, у входа прогуливался милиционер с автоматом.
        - Вы куда? По какому вопросу?
        - Я к Орехову… - смутилась Агния. - Мы договаривались.
        - Проходите.

«Зачем я сказала, что мы договаривались? Ничего мы не договаривались. Это отец с ним договаривался!» - привычно рефлексировала Агния.
        Она заплутала в казенных коридорах, выкрашенных в темно-синий, мрачный цвет.
        - Девушка, кого ищем? - К Агнии подошел немолодой, полноватый мужчина в милицейской форме, со взглядом уверенным и цепким. Агния в званиях не разбиралась - количество звездочек на погонах ей ни о чем не говорило.
        - Я ищу Орехова. Эдуарда Викторовича…
        - По какому вопросу?
        - По личному.
        - По личному? Это интересно… Пойдемте, я вас провожу. - Мужчина подхватил ее под руку, повлек за собой - уверенно, властно. - Хотел бы я, чтобы и ко мне приходили такие девушки… По личным вопросам!
        Мужчина шутил, но Агния отшутиться в ответ не могла. Не умела!
        - Вы не поняли… Ничего личного в том смысле, что… - пролепетала Агния. - Просто мы соседи с Эдуардом Викторовичем. Живем в одном доме. А мой отец - старший по дому. И это у них всякие дела - насчет дворовой территории и вообще…
        - Ага. Вы насчет дворовой территории. Понял. Претензии? Но это не к нам, это вам, милая девушка, в ДЭЗ, наверное…
        - Да нет же! У меня никаких претензий… Меня отец просил зайти к Эдуарду Викторовичу! - вдруг разволновалась Агния.
        - Ничего-ничего, сейчас мы во всем разберемся… - гудел мужчина, поглядывая на Агнию с улыбкой. Остановился перед одной из дверей, постучал: - Эдуард Викторович, ты свободен? А я вот кого поймал…
        Мужчина, не выпуская руки Агнии, вплыл в кабинет - довольно просторный, обитый деревянными панелями, с зарешеченным окном.
        За столом сидел Орехов, в форме.
        - Кого ты поймал, Михал Михалыч? - Орехов встал из-за стола. Впился взглядом в Агнию: - Вы по какому вопросу?
        - А говорили - соседка! Не узнает он вас! - засмеялся тот, кого Орехов назвал
«Михал Михалычем».
        Агния, умом понимая, что бояться ей нечего, что Михаил Михайлович просто шутит (типичный балагур!), что Орехов не узнает ее - из-за стрижки, тем не менее почувствовала себя чуть не преступницей.
        - Эдуард Викторович… я по просьбе папы…
        - Чьего папы?
        - Папы римского! - засмеялся Михаил Михайлович.
        Эдуард вышел из-за стола, продолжая напряженным, тяжелым взглядом изучать Агнию. Потом вдруг углы его губ дернулись, потянулись вверх.
        - Агния?! Агния Борисовна! Я вас не узнал…
        - Как это не узнал - такую красавицу? - балагурил Михаил Михайлович. - Я бы на твоем месте, Эдуард Викторович, в отпуск бы попросился, в санаторий… Это ж надо так заработаться, чтобы столь прелестную соседку не узнать! Ай-ай-ай! Беда! Стареешь, брат…
        - Иди к черту… Агния Борисовна, простите. У вас новая прическа… Вот видите - нет худа без добра. Без косы вам лучше. Ох, не то говорю… Вы очень, очень хорошо выглядите! - Орехов вдруг взял руку Агнии, поцеловал.
        Агния беспомощно, не находя себе места от смущения, посмотрела на Михаила Михайловича. Тот вдруг стал серьезен, ласков, прост:
        - Агния Борисовна, значит? Очень приятно познакомиться. А вы знаете, Эдуард у нас один из лучших сотрудников. У него одни грамоты да благодарности. Самый низкий уровень правонарушений в районе, между прочим! В коллективе - железная дисциплина. Ему цены нет…
        - Михал Михалыч… Ты бы это…
        - Все, ухожу! Не буду мешать! - Михаил Михайлович быстро вышел из кабинета.
        Агния и Орехов остались одни.
        - Эдуард Викторович, папа просил вам передать… - Агния полезла в сумку. - Вот.
        - Спасибо, - Орехов принял у нее из рук папку.
        - Да! И он что-то говорил насчет подписей, но я не поняла…
        - Все ясно. Насчет подписей я в курсе. Вы присаживайтесь, Агния. Можно, я вас Агнией буду называть? В одном дворе росли, сто лет друг друга знаем…
        - Хорошо.
        - И на «ты». А то как-то глупо, согласитесь, высший свет из себя изображать. Я человек простой. И вы… и ты мне не чужая.

«Не чужая… Ого!» - испугалась Агния.
        - Мне пора, - сказала она. - До свидания.
        - Агния, погоди. Сядь, пожалуйста.
        Девушка послушно села в кресло.
        Она, хоть и была не искушена в вопросах кокетства, тем не менее сразу почувствовала перемену в Орехове. Раньше он был строг и равнодушен, теперь - таял, словно масло на раскаленной сковородке. И все это потому, что у нее - новая стрижка?..
        - Ты что делаешь завтра, Агния? - Орехов сел рядом, взял ее за руку.
        - А что? - тихо спросила она.
        - Давай куда-нибудь сходим?
        Несмотря на то что Орехов переменил к ней свое отношение, Агния по-прежнему боялась его. «Да я вообще всех мужчин боюсь, - с неожиданным раздражением подумала Агния. - Всех подряд! А почему? Я же могу вертеть ими как хочу…»
        - А куда?
        - Я знаю один неплохой ресторан, - спокойно ответил Орехов. - Тебе должно понравиться.
        - Я надеюсь.
        - Тогда до завтра? Я зайду - часов в пять-шесть?

«Он зайдет, папа увидит его… Папе нравится Орехов. Он, наверное, хотел бы, чтобы Орехов ухаживал за мной… Ну уж нет, папу я не буду ставить в известность! - спохватилась Агния. - Это моя жизнь, мой выбор. Он не будет меня контролировать. Даже его одобрения мне не надо!»
        - Нет. Ты позвони, я спущусь во двор.
        - Но Борис Николаевич…
        - Я не хочу, чтобы папа был в курсе моих дел.
        - Ого! Ты с ним поссорилась?
        - Нет.
        Орехов помолчал, глядя на Агнию с легкой, едва заметной улыбкой. Потом спросил:
        - А номер твоего сотового?
        Агния продиктовала.
        - Ну все, до завтра! - приветливо и уверенно произнес Орехов. У него зазвонил городской телефон. - Алло, майор Орехов слушает. Где? Когда? А Козленков не в курсе? И что?..
        - До свидания. - Не дожидаясь, пока Орехов положит трубку, Агния вышла из кабинета.
        В коридоре она остановилась на несколько мгновений. Голос майора - уверенный, резкий, безапелляционный - был отчетливо слышен и здесь.
        Орехов - настоящий мужчина. Он в курсе всего, у него все под контролем, он не терзает себя лишними сомнениями. Эта прямолинейность, исключительная мужественность первоначально смущали Агнию. Он и она - такие разные… Но, может, в этом и плюс?
        Чего она боится? Пора проживать свою жизнь, а не влачить существование старой девы, которая ото всех шарахается. Тем более она уже теперь не старая дева.
        Милиционер у входа - тот самый, с автоматом, лихо отдал ей честь. И улыбнулся - с таким юношеским восхищением, с такой застенчивой приязнью, что Агния не смогла не улыбнуться ему в ответ.

* * *
        - Эдик, это кто такая была? - в кабинете Орехова вновь появился Михаил Михайлович.
        - Живет в соседнем подъезде. Как?
        - Прелесть. Юна, хороша…
        - Не так уж она и юна. Но хороша, да. И главное, Миша, она из хорошей семьи. Очень хорошей. Отец у нее - вот такой мужик.
        - Так чего ж… Женись. На такой только жениться.
        - Я вот тоже так думаю. Все должно быть серьезно. Если нет - ее отец мне яйца оторвет.
        - Не все же эти стервы… А она - миленькая, нежная, очень трепетная. Агния… Агнец Божий. Мне понравилась. Славная, очень славная.
        - Да. Я все присматривался… А сейчас думаю - лучше не найдешь.
        - Если только совсем молоденькую дурочку.
        - Можно и дурочку молоденькую найти. Только, Мишаня, через год-два она уже перестанет быть молоденькой дурочкой и превратится в ту же стерву. Молоденькие - они же как кот в мешке. Поначалу глазками хлопают, лепечут-щебечут, а потом сжирают мужика с потрохами. Некоторые думают - вот возьму молоденькую, вылеплю под себя - она ведь как пластилин в моих руках будет… А фиг тебе. Не будет. В тихом омуте черти водятся. Из этого нежного, румяного ангелочка вдруг вылезет баба - с железным характером, непробиваемая, которая попрет как танк, заставит себя беспрекословно слушаться, выхолостит, высушит душу…
        - Да, да, ты прав, Эдик! Как ты прав… Ужасно. Ну их к лешему, этих молоденьких.
        - А она, Агния наша, уже взрослый человек с давным-давно сформировавшимся характером. Она такая - уже навсегда. А ей далеко за тридцатник, прикинь?
        - Да-а?! Я бы ей ни за что больше двадцати пяти… ну, в крайнем случае двадцати восьми не дал! И, кстати, Эдик, Бог просто так такие лица не раздает. Чистая душа, значит. О-о, она мне все больше и больше нравится. Пожалуй, если ты этой Агнией не займешься, я за ней приударю.
        - Во тебе! Фигу с маслом.
        - Эдик, ты чего! Я же шучу! Ненормальный… Чувство юмора-то должно быть?!
        - А я уже завелся. Все серьезно! Я к ней давно приглядываюсь, говорю. Так, все бегала, бегала мимо девочка с косичкой по нашему двору… Счастье, Миша, всегда рядом. Вот возьму и женюсь.
        - Да ты подумай еще…
        - А чего думать? - с серьезным лицом произнес Орехов. - Меня сейчас буквально озарило, она - моя женщина. Мне сороковник. Ни ребенка, ни котенка… Два развода. Если я хочу и дальше делать карьеру, надо жениться… Кстати, Антипов уже прямым текстом намекал: «Эдуард, хочешь из замов в начальники - приведи в порядок свою личную жизнь!»
        Пару минут мужчины молчали. А затем Михаил Михайлович хлопнул себя по коленям:
        - Ладно, все хорошо, лучше этой Агнии нет никого… Это я понял. Но она - согласится ли?.. Она к тебе - как?
        - Супер, - с уверенностью заявил Орехов. - Насчет этого не беспокойся. Мы с ней завтра договорились встретиться.
        - Ну ты шусте-ер, брат…
        - Я думаю, медлить нельзя. Она как-то похорошела вдруг резко… Отстригла свою дурацкую косу… И уже другой человек, другая женщина! Поразительно, как у них это получается… А с этим… новым имиджем… ее уже не пропустят. Так что мне надо шевелиться.
        - Ты говоришь, она из хорошей семьи?
        - У нее отец - нотариус. Серьезный мужик. Кстати, ко мне хорошо относится.
        - Нотариус? У нотариусов денег куры не клюют… - одобрительно покачал головой Михаил. - Тебе второй зачет, Эдик.
        - Да, он при деньгах… Но мне на деньги насрать, ты знаешь.
        - Ой, вот не надо… категорично так… бескорыстный ты наш! Деньги ему не нужны, можно подумать!
        - Нужны, врать не буду. Но… ты понимаешь, Миша, есть вещи поважнее. Вот как здоровье, например, - его же ни за какие деньги не купишь. Удача, фарт… Семья. Карьера. И потом, мне от ее папаши ничего не обломится. Я же не дурак, все понимаю, все вижу. Не тот он мужик. Он еще лет сто проживет, вон жениться собрался… И на вид тоже - даже полтинника ему не дашь. У них, наверное, это семейное… Гены, гены хорошие! Так что деньги тут ни при чем.
        - Да-а… Даже не знаю, к чему бы еще придраться! - Михаил развел руками. - Что тут сказать? Совет да любовь.
        - А чего тут говорить? У меня не тот характер, чтобы сопли жевать. Пришел, увидел, победил.

* * *
        В том, что отец не будет против ее свидания с Ореховым, Агния нисколько не сомневалась. Отец давал ей определенную свободу. Даже больше того - Борис Николаевич никогда ничего ей не запрещал. Другое дело - как он комментировал поступки дочери, ее решения, ее знакомых…
        После таких комментариев хотелось убежать, спрятаться, закрыться в платяном шкафу и больше ничего не делать, ни с кем не встречаться.
        Первый роман у Агнии случился еще тогда, когда она училась в педагогическом институте. За ней стал ухаживать юноша с параллельного потока, Вадик. Дарил цветы, водил в кино, читал стихи. Очень романтично и красиво. Однажды Вадик завел разговор о браке…
        Агнии Вадик нравился, ничего против брака она не имела (наоборот, ужасно хотелось фаты, белого платья, тостов, родного человека рядом, который бы ее любил, любил, любил, который бы говорил ей ласковые слова, которого тоже можно было любить, любить, любить, ласкать, говорить слова… И снова любить его, и жить ради него, и все, все - ради него! Чтобы прямо сердце трещало, разрываясь от любви и нежности! .
        Поэтому Агния пригласила Вадика домой - познакомить с отцом. Отец был не против знакомства с Вадиком, наоборот - даже заинтересовался личной жизнью Агнии: «Ну-ка, ну-ка, кого ты там себе нашла, Агуша?.. Приводи!»
        Вечер знакомства. Небольшой ужин с шампанским - в их с отцом квартире. Вадик вел себя скромно, беседовал сдержанно, не поднимая ресниц, словно девушка, деликатно вкушал приготовленный Агнией оливье.
        Отец говорил с Вадиком - вежливо, с пристрастием спрашивал: «А вы где живете, молодой человек? В общежитии? А сами откуда? А, из Саранска вы… Где собираетесь после свадьбы жить? Снимать, да-да-да… Или у нас, да-да-да… На родину после института ехать не собираетесь? Нет, я так и думал. А родители у вас кто? Понятно. Что ж, тоже нужные профессии. А кем работать планируете? Учителем? Что ж… Учителя тоже нужны! И Агуша учителем будет, и вы учитель… Семья учителей, да-да-да…»
        Вадик поначалу отвечал охотно, не думая, но потом насторожился. Насторожилась и Агния - отец, не произнося ни единого оскорбительного слова, тем не менее подводил разговор к одному. К тому, что не произносилось вслух, но угадывалось точно: «Ты, братец, прохвост. Но не на того напал! Я тебе не позволю жить здесь. Снимать квартиру - денег у тебя не хватит. И вообще ты за моей дочерью ради московской прописки ухаживаешь!»
        После его ухода Борис Николаевич бросил в лицо дочери презрительное: «Ну и дура ты!» Все.
        А на следующий день, когда Агния с Вадиком встретились в институте, Вадик (взвинченный, полный сарказма и желчи) заявил, что они расстаются. «Вадик, но почему? Тебя мой папа чем-то обидел? Да бог с ним! Действительно, будем жить на съемной квартире!» - попыталась успокоить жениха Агния. «А на какие шиши?» - «Но ты же сам сказал…» - «Это нереально! И все нереально… И вообще, такое отношение… зажрались вы, москвичи!»
        После Вадика, где-то через год, к Агнии пристал на улице нахальный молодой человек: «Красавица! Вы моя мечта!» Он буквально «заговорил» Агнию. Оказался тренером по баскетболу. Звали Геной. Несколько встреч - в основном встречались на баскетбольных матчах и прочих спортивных мероприятиях, затем неизбежное знакомство с отцом.
        Но и тот совместный ужин закончился плохо. Отец был человеком горячим, ну и новый знакомый, Гена, тоже покладистым характером не отличался. Слово за слово - поругались. Гена ушел, хлопнув дверью, отец долго орал, что только его бестолковая дочь способна отыскивать таких удивительных уродов и хамов, как Гена.
        Некоторое время Агния еще продолжала встречаться с Геной, но отец неизменно отчитывал ее за глупость и неразборчивость в кавалерах: «Иди-иди к своему чемпиону… Пусть он тебя научит мячик бросать! Ни на что другое мозгов-то у него не хватает…»
        И как-то само собой так получилось, что она и с Геной рассталась.
        Потом Агния окончила институт и три года работала в школе. Тогда ей было не до романов - работа ей нравилась, занимала все свободное время, все мысли. За Агнией ухаживал физрук, но безуспешно. Он был на тридцать лет старше ее, сильно пил по вечерам, в одиночестве (это выяснилось позже, но чувствовалось всегда - уж больно вял, несчастен бывал он днем), и Агния, как ни старалась, влюбиться в физкультурника так и не смогла.
        Потом отец сказал, что это глупо - корячиться за копейки, и предложил Агнии работать у него, в нотариальной конторе секретарем. Как не согласиться? Родной же отец зовет к себе… И вот тогда, когда Агнии было лет двадцать восемь, у нее случился очередной роман - с молодым человеком, системным администратором по профессии.
        Очень приличным, очень скромным и сдержанным. Звали Юрой.
        В гости к Агнии Юра отказался идти категорически. Он как-то сразу, инстинктивно, издалека - понял ситуацию с отцом Агнии.
        Зато к себе Юра звал несколько раз - сидели, пили чай в присутствии его матери, добрейшей женщины, дерматовенеролога по профессии, которая была кладезем всяческих историй о своих пациентах. Очень часто Агния и Юра ходили на выставки и концерты. Очень много говорили и спорили об искусстве. Но дальше поцелуев и объятий дело не шло.
        С Юрой Агния встречалась года четыре, в последний год начала догадываться, в чем дело. После нескольких случайностей (то бардачок в машине открылся, вывалив Агнии на колени стопку мужских журналов с откровенными красотками, то в его ноутбук она не вовремя заглянула, узрев там все тех же красоток, и т. д и т. п.). Словом, Юру реальность не интересовала. Да, а все время ее знакомства с Юрой отец остроумно смеялся над кавалером дочери. Причем Борис Николаевич, тоже в глаза не видев Юру, интуитивно и точно «угадал» его, называл Юру - «этот твой, любитель виртуальности».
        И Агния с Юрой расстались.

…Но к Эдуарду Орехову отец уж точно никак не мог придраться. Настоящий мужчина.
        Но пусть Борис Николаевич и хорошего не говорит. Ничего не говорит. Это ее, Агнии, жизнь. Все, хватит. К счастью, в субботу отца не было дома… Не пришлось врать - куда, с кем идет.
        И вот в пять вечера раздалась трель мобильного.
        - Алло, Агния? Я жду. - Эдуард.
        - Иду.
        Все просто, ясно, четко.
        Агния надела пальто и, не застегиваясь, сбежала по лестнице. Это у них было семейное - они с отцом редко когда пользовались лифтом. Быстрее по ступенькам сбежать, с четвертого-то этажа…
        - Агния… - Орехов подал ей руку, когда она выходила из подъезда. - Привет. Моя машина там, со стороны улицы… Во двор не проедешь. Паркуются тут не пойми кто… Надо ворота ставить, и как можно скорее! Тут лужа. Давай через двор?
        Они пошли через двор.
        - Ты не сказала отцу? - спросил Орехов.
        - О чем? Что я с тобой? Нет.
        - Что за кошка между вами пробежала… - усмехнулся Орехов, сверху вниз глядя на Агнию.
        - Нет никакой кошки. Отец по делам уехал. Или к Полине. Я уж не знаю…
        - Полина - это невеста Бориса Николаевича?
        - Да.
        Снег под ногами - истоптанный, темный. В деревьях кричат галки. Светло. Промозглый, свежий ветер…
        На миг, проходя по двору, Агния опять вспомнила прошлое. Лето, компания молодых людей, девушка на качелях, переборы гитарных струн, смех - беззаботный, бездумный… Все счастливы, все живы. Вся жизнь впереди. Подумать только - прошло восемнадцать лет, и она, Агния, снова идет по тому же месту, но… как все изменилось! Что сбылось? Ничего. Счастье? Нету. Умерла мама, убили Марину.

«Надо спросить Эдуарда о Марине. Хотя - зачем? Прошлое не вернешь, ничего не исправишь. А я навек породнилась с убийцей. Нет, не породнилась, а… Как это назвать, каким словом определить то, что произошло позавчера? Но в истории моей жизни Григорий теперь прописан навечно».

…За воротами, у дороги, стояла машина Орехова - черная «Ауди».
        - Прошу… - Эдуард распахнул перед Агнией дверцу. Сел на водительское место, потянулся назад, положил Агнии на колени розу. - Пристегнись.

«Может быть, я поторопилась? Кто гнал меня, кто заставил пойти за Харитоновым? Каких-то два лишних дня я могла подождать?! Ведь у меня теперь, кажется, есть тот, кого ждала всегда. Эдуард - это Рауль? Впрочем, лучше не думать, ни о чем не жалеть. Не гадать, не выгадывать, а… просто жить!»
        Ресторан, в который Орехов привез Агнию, располагался в центре. Не так уж долго пришлось ехать, да еще без пробок почти - выходной день.
        Внизу был гардероб. Разделись.
        Агния - в том же офисном виде, что и ходила на работу. Черная узкая юбка до колен, белая блузка с высоким воротником. Краем глаза девушка поймала свое отражение в зеркале - не слишком ли просто, невзрачно она одета?
        Хостес повела их с Эдуардом вверх по лестнице, в зал.
        Нечто вроде отдельных кабинетиков, отгороженных друг от друга невысокими коваными ширмами, увитыми цветами. Все на виду, но вместе с тем - раздельно, уютно. В один из таких кабинетиков посадили и Агнию с Ореховым.
        - Прошу… - на стол перед Агнией положили меню.
        Агния принялась листать его - названия блюд, цены… Все очень серьезно и красиво. Тапер за роялем играл негромко и ненавязчиво. Агния не привыкла к таким ресторанам, они с Ингой посещали заведения, что называется, мидл-класса, где основными посетителями были студенты, мелкие клерки…
        - Агния, ты что будешь? - Эдуард заглянул к ней в меню.
        - Вот эту рыбу. Без гарнира, - Агния ткнула пальцем в картинку.
        - Хорошо. Девушка, нам дорадо на гриле, отбивную из телятины с запеченным картофелем, жюльен, вот этот салат, вино калифорнийское… Агния, ты точно ничего больше не хочешь заказать? Нет? Ну ладно… Все. С десертом потом разберемся. - Сделав заказ, Эдуард чуть перегнулся через стол, взял Агнию за руку. - Рассказывай. Как живешь?
        Агния подняла голову, сразу же попала в плен его взгляда - внимательного, цепкого. Уже не спрятаться.
        - По-разному.
        - А с отцом что?
        - Да все в порядке! - отмахнулась Агния. - Послушай, Эдуард… а вы правда хотите с отцом наш двор в автостоянку превратить?
        - Не весь. Часть. Хотим, чтобы часть двора отдали под строительство народного гаража. Прикинули - можем рассчитывать на тридцать пять машино-мест.
        - Жалко двор.
        Эдуард улыбнулся, показав крупные, красивые, чуть желтоватые зубы.
        - Я закурю?
        - Да, конечно…
        Он щелкнул зажигалкой, пыхнул в сторону дымом:
        - Ностальгия по детству? Понимаю. В одном дворе росли, хоть и в разное время. Помнишь - эти компании, детей разного возраста… Старухи все время на лавках сидели? Клумбы летом, зимой каток заливали!..
        - Да, да… еще сирень цвела. Красиво.
        - Допустим, сирень и сейчас цветет - в мае. Но дело в другом. Ты обратила внимание, Агния, что двор наш чаще стоит пустым? Нет ни старух, ни детей. Собачники иногда гуляют со своими этими… питомцами. Но мы с твоим отцом этих собачников гоняем - несознательные они, не научились убирать за собой. В общем, полное запустение…
        - Заметила. А куда все делись, правда? - удивленно спросила Агния.
        - Жизнь другая. Половина жильцов уехала, половина приехала - я этих, новых, в лицо не всех знаю. Все по дачам, по квартирам, детей одних уже редко выпускают… Из машины - в квартиру, из квартиры - в машину. Двор не нужен, а превращать его в собачью площадку… глупо.
        - А старухи? Они же есть, я их видела! Почему они не сидят, как раньше, на лавочках? - с интересом спросила Агния.
        - Даже старухи стали другими. - Эдуард раздавил сигарету в пепельнице. - Поэтому такой огромный двор надо использовать в своих нуждах. Машины-то куда девать? Кстати, а почему у тебя нет машины? Я бы на месте Бориса Николаевича не стал отпускать такую красивую девушку одну в город на своих двоих… Дураков много, сама знаешь! - Он провел ладонью по ее волосам. - Но все к лучшему…
        - Все к лучшему, - согласилась Агния.
        - Хочешь, я по утрам стану подвозить тебя до работы? Вечером могу встречать… когда будет удаваться, конечно. А то пошлю за тобой кого-нибудь из отделения - тоже есть такая возможность! Привезут-отвезут.
        - Я что, хрустальная?
        - Честно? Мне за тебя страшно. Ты… и вправду хрустальная. Не могу представить тебя в толпе, среди уродов всяких, в метро, в давке, на улице… Прости, - Орехов выхватил из кармана трепыхающийся сотовый. - Алло! Где? А… А я при чем? Вызывайте следственную группу, там Дорохов сейчас… Вот пусть он этим и занимается. Все, до понедельника. Нечего меня по пустякам беспокоить, - он с раздражением нажал на кнопку.
        Им принесли заказ.
        - Я только символически глотну… За тебя, - Эдуард поднял бокал и чокнулся с Агнией.
        Агния выпила свой бокал до дна.
        - Дай сигарету, пожалуйста.
        - Ты же не куришь! - сухо произнес Орехов, но тем не менее щелкнул зажигалкой, помогая Агнии прикурить.
        - Так странно… Мне кажется, что-то изменилось в этом мире, - пробормотала она, глядя в сторону.
        - Я бы не хотел, чтобы ты менялась. Перестань… ты же не умеешь даже! - Орехов отнял у Агнии сигарету, раздавил в пепельнице.
        - Почему ты так за меня беспокоишься?
        - Не знаю. У меня профессия такая - людей спасать… - усмехнулся Эдуард.
        - От них самих?
        - Что? Я тебя не понимаю. Ты говоришь загадками. Можно напрямую?
        - Да.
        - У тебя кто-то есть?
        - Никого, - ничуть не удивившись вопросу, ответила Агния.
        - У меня тоже никого.
        - А я тебя не спрашивала… - улыбнулась девушка.
        Орехов заиграл желваками. «Я ему нравлюсь, - поняла Агния. - И он бесится. Но почему он так бесится-то?»
        - Можешь спрашивать меня о чем хочешь, - отрывисто произнес Орехов.
        - Хорошо. Ты помнишь Марину? - В голове у Агнии слегка шумело от вина.
        - Кого? - вздрогнул Эдуард. - Какую Марину?
        - Ее правда Харитонов убил?
        - О господи… - мрачно прошептал Орехов. - Вот ты о чем…
        - Мне отец сказал, что Харитонов - убийца. Я не понимаю… он же доктор! И - убийца… Разве так может быть?
        - Все, девушке больше не наливать… - Орехов отставил бокал Агнии в сторону. - Послушай… Ты ни о чем не должна беспокоиться. У меня все под контролем. Я не дам тебя в обиду. Он что, приставал к тебе? Харитонов, в смысле?
        - Нет.
        - Ты не должна ничего бояться. Я с тобой, - Орехов провел тыльной стороной ладони у нее по щеке. - Ты мне очень нравишься.
        - Десерт? - подошла официантка.
        - Да, кофе… Агния, тут очень вкусные шоколадные пирожные. Ты будешь?
        - Да. Пирожные и тоже кофе. Капучино, - кивнула Агния.
        Они некоторое время сидели молча, слушая, как на эстраде тихо, словно рассеянно, тапер перебирает клавиши на рояле.
        - Я не могу. Со мной что-то странное, - опять нервно закурил Эдуард. - Наверное, рано об этом говорить, но ты меня волнуешь… Сижу рядом, а у самого сердце сжимается.
        - Ты был женат?
        - Два раза. Детей нет. Что ты еще хочешь знать? Спрашивай, спрашивай.
        - Что ты делал в ночь с тринадцатого на четырнадцатое?
        - Что? В каком смысле? - вскинул брови Орехов, потом насупился, словно припоминая. И вдруг хлопнул рукой по столу: - Ты же шутишь! Ох, не могу… Агния! - Он захохотал, и девушка засмеялась вслед за ним. - Ты прелесть! - Он сжал ее запястье.
        Чем дальше, тем сильнее он концентрировался на ней - Агния это чувствовала. Он уже ловил каждое ее слово, каждый взгляд, пытался предугадать ее желания. И это не могло не льстить. Раньше мужчины, подобные Орехову, никогда не ухаживали за ней. То, что происходило сейчас, ей нравилось. Приятно осознавать свою власть.
        - Потанцуем?
        На небольшом подиуме возле эстрады уже кружились две пары. Агния с Эдуардом тоже заскользили в медленном танце.
        Орехов был выше своей партнерши на голову. Он прижимал ее к себе в танце - и Агния щекой касалась его груди. «Снаружи - мягкий, плотный… а внутри его - словно железо. Железный хребет. Он - другой. Тяжелый и очень сильный… Ми-ли-цио-нер!»
        Агния ловила его дыхание - быстрое и теплое. Взволнованное. От Орехова едва ощутимо пахло одеколоном.
        Рядом танцевала пара - молодой мужчина в клубном пиджаке, джинсах, с продуманным беспорядком на голове, и девушка в розовом мини-платье. Ботфорты, колготки в сеточку, белоснежные кудри и ротик сердечком… Торжество гламура! Она, эта девица, все время радостно хихикала - даже когда ее кавалер молчал. Агния обратила внимание на эту парочку еще и раньше - они вели себя так, как будто были здесь самыми главными.
        - Эй, поосторожней там! - Эдуард увел Агнию от парочки, с очаровательным эгоизмом не замечающей никого и ничего.
        И девица, и парень, немедленно уставились на Агнию с Ореховым - с обидой, недоумением, злостью. Как смеют им - таким продвинутым, таким необыкновенным - делать замечания! Подобное часто происходит - вдруг в общественном месте вспыхивает резко и почти без повода недоброжелательность, даже почти ненависть - между совершенно незнакомыми людьми.
        - Все, я устала… Спасибо, - сказала Агния.
        Эдуард отвел ее на место.
        - Вот уроды… - поморщился он. - Терпеть таких не могу. Что он, что она…
        - Я никогда ни из-за кого не злюсь, - честно призналась Агния. - Я всегда ухожу от конфликта.
        - Даже если ты права?
        - Я думаю, что спокойствие важнее скандала.
        - Но вокруг столько уродов… Спускать еще им! Больно жирно.
        - Эдик!
        - Как ты сказала? Эдик? - Орехов засмеялся, быстро поцеловал Агнию в висок. - Эдик… Ты прелесть. Ты ангел.
        Они еще посидели, болтая уже о пустяках (погода, новости, кино), потом Эдуард расплатился, и они направились к выходу из зала.
        И тут, как назло, столкнулись на лестнице с той самой парочкой. Скорее всего, и парень, и девушка в розовом просто были навеселе и мало обращали внимание на окружающих. Ну, подумаешь, толкнул этот парень Агнию, замешкавшись на ступенях… Нечаянно же.
        - Ой, - вырвалось у Агнии, и она в последний момент успела уцепиться за локоть Эдуарда.
        - Ты, придурок. Не хами. Извинись перед девушкой, - моментально подобрался Эдуард.
        - А что такого?
        - Я сказал - извинись, быстро! - Эдуард схватил противника за плечо.
        - Да пошел ты…
        Раз - Эдуард лишь слегка тряхнул парня, и тот кубарем полетел по лестнице. Девица в розовом взвизгнула.
        - Козел… - Парень поднялся, вытирая кровь, текущую из носа.
        В ответ Эдуард молниеносно ударил его в челюсть. Девица опять взвизгнула.
        - Эдуард, не надо. Пожалуйста, не надо! - крикнула Агния. Наверное, какой-то другой женщине, не такой, как она, понравилось бы поведение Орехова, его быстрая и жесткая реакция - «Обидел мою спутницу? Тогда получай в морду!». Но Агния физически чувствовала боль других людей, и вообще… Что-то первобытное, грубое было в этой сцене. Неправильное. Да, наверное, следовало сделать замечание этому парню, но никак не бить в лицо… «А если он не понимает? Если правда есть люди, которые слов не понимают, которые только кулака слушаются?» - вдруг сама себе возразила девушка.
        - Урод… - презрительно произнес Орехов и протянул руку Агнии. - Пошли отсюда. Скоты… вот охота людям вечер портить! Быдло…
        К ним уже бежал через вестибюль охранник заведения:
        - Так, в чем дело? Что происходит?
        Орехов прошептал ему на ухо несколько слов. Пара секунд - и лицо охранника приняло строгое, сдержанное выражение. Он понимающе кивнул Орехову.
        - Молодой человек, вы бы вели себя приличнее! - укоризненно обратился охранник к парню. - Все ж таки общественное место…
        Девица тихо плакала, парень молча вытирал кровь с лица.
        Все.
        На этом инцидент был исчерпан. Все его участники словно почувствовали - кто из них кто. Мини-спектакль, где каждый знал свою роль… Парень больше не лез на рожон.
        Уже в машине Орехов сказал Агнии:
        - Ты меня прости. Но иначе нельзя…
        - А что ты сказал охраннику?
        - Секрет фирмы. Но он не дурак. Он… они, эти ребята, сразу просекают, кто перед ними. Разбираются в людях. Со мной нельзя связываться. Себе дороже выйдет! И пацан этот тоже… урок ему на будущее.
        - А они… они не станут тебя преследовать? Этот парень с девицей? - снова спросила Агния. - Вдруг запомнят номер машины, напишут заявление, что им нанесли тяжкие телесные повреждения…
        - Тяжкие телесные… - засмеялся Эдуард. - Я тебя обожаю! Тяжкие телесные…
        Через полчаса машина уже была возле арки у их дома.
        Эдуард помог Агнии выйти из салона.
        - Блин, опять не заехать… Достали!
        - Ой… - Агния едва не поскользнулась - вечером похолодало, и лужи превратились в лед.
        - Мы с твоим отцом с дэзом воюем. Набрали чурок в дворники, те ни хрена не делают… Могли бы хоть песком посыпать!
        Агния, смеясь, опять поскользнулась. Сумерки, темнота, островки света от фонарей… Дорога во дворе, вдоль дома превратилась в каток - синевато-черный лед маслянисто поблескивал, отражая огни.
        Орехов подхватил Агнию одной рукой (девушке осталось только обхватить его за шею) и с разбега, стремительно заскользил по льду.
        - Ай! - в ужасе пискнула Агния. - Страшно… Упадем!
        - Не упадем… Я пока еще хорошо на ногах держусь.
        От Эдуарда Орехова исходила такая сила, такая мощь, такая неколебимая уверенность, что Агния в первый раз поняла, как это - быть словно за каменной стеной.
        У подъезда Орехов поставил ее на землю.
        - Отец уже дома, - Агния подняла голову. - Вон свет горит… Нет-нет, ты не провожай, дальше я сама.
        - Точно, поссорились, - сказал Эдуард. - Но ничего, я вас помирю, - он приподнял лицо Агнии за подбородок. - Ты прелесть. Спасибо, что согласилась провести этот вечер со мной. Все было отлично.
        - Да уж…
        - Никогда ни о чем не переживай. Ни о чем не думай. Я буду за тебя думать… - Орехов наклонился, поцеловал ее.

«Рауль. Он - мой Рауль!» - подумала Агния и благодарно отозвалась на поцелуй. Холодный февральский ветер пробирал насквозь, но внутри - там, где сердце, - было горячо, словно переливалась раскаленная лава.
        - Ты такая красивая. Такая нежная. Ты… - Эдуард с едва слышным стоном снова поцеловал ее. - Все, все, я пропал!
        - Я пойду… - попыталась увернуться Агния. - А то сейчас отец начнет названивать. Поздно…
        - До завтра? Нет, завтра не могу. Вечером в понедельник! Встретимся?
        - Наверное.
        - Никаких «наверное»! Чтобы сто процентов! - Орехов опять принялся целовать Агнию.

* * *

…Григорий допил пиво и, пока шла рекламная пауза (хоккейный матч между Россией и Канадой), отправился на кухню, к холодильнику - за другой банкой.

«Продуют наши, ясновидящим не надо быть… Уж больно сильные противники! Придется Покровскому тысячу отдавать».
        Покровский - водитель, Вера Петровна - фельдшер, он, Григорий Харитонов, - врач. Вот он, экипаж линейной бригады «Скорой помощи».
        Тысяча - пустяки, но сам факт… Не хотелось проигрывать. Сегодня был тяжелый день. С утра одни старики - в основном с жалобами на давление, на хронические болячки. Говорят, магнитная буря… Григорий привык к тому, что основные вызова? приходились на стариков.
        Их и жалко было, и досада брала. Одна и та же история - у стариков подскакивало давление, они вызывали «Скорую», начинали пить свои лекарства… И что? К приезду врачей давление уже падало. Если других серьезных проблем со здоровьем не было, в больницу класть не имело смысла. Эта была рутинная, обычная часть профессии…
        Хуже другое - сегодня двое умерло до приезда «Скорой». Сердце и еще сердце. Два сердца остановились. Поздно. Не успели.
        Оно, конечно, подстанций «Скорой помощи» в городе много, на каждый район - своя подстанция, по инструкции машина должна прибыть в течение пятнадцати минут… Но разве пробки на дорогах кто-то мог отменить?
        Григорий давно уже привык ко всему. Комнаты, в которые он заходил, слились в одну - душную, теплую, наполненную запахом лекарств. Кровать - одна и та же, со слежавшейся подушкой, с больным (уже неважно кто - мужчина, женщина или ребенок), мечущимся или лежащим неподвижно - под скомканным горячим одеялом.
        Осмотр больного. Руки ощупывают его тело, мнут живот. Руки Григория привыкли к чужой коже - в основном беспомощно-мягкой, сливочно-нежной, дряблой.
        Родственники больного. Либо взволнованные донельзя, дрожащие, бестолковые в своей тревоге… Либо привыкшие к болезни своего родственника, четко и точно отвечающие на вопросы. Либо равнодушные. Безразличные. Или смирившиеся…
        К своей работе, как уже говорилось, Григорий давно привык. Его профессия, вероятно, была не лучше и не хуже других… Бывали и веселые, забавные моменты. Некоторые истории становились даже легендами, такие удивительные истории, которые иначе как чудом и не назовешь. Все было.
        Он, в общем, сам по себе человек нормальный, с чувством юмора, любящий жизнь во всех ее проявлениях. Но сегодня… Чего-то не того. Или дело в другом? Конец февраля, погода соответственная, мерзкая - межсезонье никому радости не доставляет!
        Григорий открыл холодильник, стоявший у окна, достал банку с пивом и привычно глянул во двор. Там стояла его машина, пока еще недоступная. Старенькая, но послушная «японочка». И ведь как глупо прав лишился - развернулся в неположенном месте через две сплошные, а потом еще и поругался с инспектором, его поймавшим…

…Ничего интересного там, во дворе, не было. Темный двор, одинокий фонарь, ряды машин («японочка» на месте, родная), у второго подъезда, как раз под фонарем - целующаяся парочка.
        Григорий уже хотел было вернуться в комнату, но тут словно что-то толкнуло его в грудь. Знакомый, тонкий силуэт. Темное пальто, короткие светлые волосы. Она? Та самая?
        К мужчине Григорий не приглядывался - его сейчас больше волновало, она это или нет - странная особа из второго подъезда, дочь старшего по дому - нотариуса Морозова.
        Сегодня был тяжелый день. И последние дни тоже какие-то неприятные, нелегкие… Но они оказались нелегкими не потому, что работа или погода виноваты.
        Она! Это Агния. Она была виновата в его дурном настроении - вдруг понял Григорий. Зачем он с ней связался?
        А связался потому, что не узнал. Подумал - о, та самая красотуля вчерашняя, родственница больной - той рыжей девицы, отравившейся суши. И в голову, дураку, не пришло, что красотуля - Агния из соседнего подъезда.
        С ней не стоило связываться потому, что она, во-первых, была дочерью Морозова, а с Морозовым никто, никто в здравом уме и твердой памяти, старался не связываться. Себе дороже. Во-вторых, она оказалась… невинной. Блин, да предупреждать о таких вещах надо! Ненормальная какая-то. Конечно, с таким склочным папашей будешь нормальной, как же! Что она там сказала? А, вот чего - «Мой отец назвал меня старой девой. Теперь он не сможет больше меня так называть».
        Теперь вот стоит, целуется с кем-то. То густо у нее, то пусто. Точно, ненормальная.
        Григорий сел на подоконник, открыл банку с пивом, глотнул. О хоккее он забыл - происходящее за окном заинтересовало его гораздо больше.
        Эти двое все целовались и целовались. Мужчина наконец отпустил Агнию. Да, это точно она - свет от фонаря, упавший на ее лицо, окончательно рассеял сомнения. А мужик - кто? Ба, да это Эдик, друг детства, одноклассник!
        Григорий засмеялся. «Она что, теперь всем мужикам из нашего дома на шею будет вешаться? Ох, папаша теперь ей точно голову оторвет!»
        Агния шагнула к подъезду, но Эдик поймал ее за руки, вновь притянул к себе. Что это с ним? Эдик никогда не терял голову, был человеком умным, расчетливым, в глупое положение никогда не позволял себе попасть, и чтобы вот так, на виду всего двора, на старости лет - целовать дочку Морозова?.. Хотя вроде Орехов с Морозовым дружат - на почве автостоянки. Да, точно!
        Но все равно, что это нашло на Эдика, какие страсти-мордасти африканские творятся… Целует, за руки ее хватает!
        А знает ли он, Эдик Орехов, что всего-то пару дней назад он, Гриша Харитонов, эту самую Агнию…
        Григорий сжал банку, отчего часть пива выплеснулась ему на колени. Это из-за нее, из-за Агнии, тошно стало жить. Он никогда из-за женщин не переживал, ко всему относился легко и свободно - ну, может, по молодости только у него от любви крышу сносило…
        Но то, что сейчас с ним происходит, - непонятно.
        Ее лицо, узкое тело и его изгибы, тонкие щиколотки и запястья, плечи… спутавшиеся пряди коротких светлых волос. Ее голос. Ее запах - слишком цветочно-фруктовый, слишком сладкий, нелюбимый.
        Она - слишком нежная - до приторности даже.
        И какого черта этот хряк Эдик тискает ее сейчас?!
        Да он вообще не имеет никакого права прикасаться к ней.

* * *
        В специальной комнатке Агния сварила кофе и принесла его в кабинет отца.
        - Мерси, Агуша… - кивнул отец, не отрывая глаз от документов. За стеной переговаривались дожидающиеся своей очереди люди. - Сейчас бумагу и картриджи привезут, ты их получи, ладно?
        - Да, папа.
        Агния вышла из кабинета и столкнулась со Светой - та выглядела взволнованной, возбужденной и как будто даже втайне радостной, что ли…
        - Борис Николаевич, там опять она! - услышала Агния, закрывая за собой дверь.
        - Кто? - холодно спросил отец. - Посетительница?
        - Нет. Она, она!
        Агния стояла за дверью. Она никогда в жизни не подслушивала и не подглядывала. Не вникала ни во что - просто молча, не думая, выполняла поручения. Не анализировала, не оценивала, не сравнивала. Не понимала и не хотела понимать. А зачем? Все равно дальше определенной черты отец ее не пустит. Поставит на место, если она, его дочь, вздумает сунуть нос куда не следует.
        Но сейчас… сейчас с Агнией творилось нечто непонятное.

…Она. Света сказала «она». Значит, женщина. Опять женщина! Не посетительница. И не Полина, конечно. А кто?
        Агния прижалась ухом к двери.
        - Что ей надо? - Голос отца.
        - Хочет с вами поговорить. Я сказала - Борис Николаевич занят… Она там, за дверью, на улице. Курит.
        - Господи, Света, ты что, не могла послать ее куда подальше? - тихо, зло спросил отец.
        - Я сказала… Но вы же знаете ее!
        Шаги.
        Агния быстро нырнула в соседнюю комнату, сделала вид, что перекладывает папки на столе. Потом выглянула в окно - из него видно крыльцо, ведущее в нотариальную контору.
        На улице было сумрачно - несмотря на полдень; падал пушистый крупный снег и сразу же таял на черном асфальте. Возле крыльца топталась женщина (довольно полная и, кажется, не совсем молодая) в длинной песцовой шубе, без головного убора - темные густые волосы закрывали половину спины, в волосах запутались хлопья снега.
        На крыльцо выскочил отец, как был - в костюме, без пальто. Что-то резко сказал женщине, потом за локоть стал оттаскивать ее от крыльца.
        Голосов Агния не слышала, хотя ей до смерти хотелось узнать, о чем они там говорят.
        Женщина попыталась вырвать руку, но отец неумолимо оттаскивал ее все дальше и дальше.
        Женщина, кажется, заплакала - плечи ее затряслись, и тогда отец отпустил ее. Он крикнул ей что-то повелительное, надменное, его собеседница повернулась и ответила - с укором и гневом в глазах. Тогда Агния разглядела ее лицо - полное, с яркими, резкими чертами лица. Пожалуй, когда-то она была очень красива, наверное, теперь же эта резкость и яркость портили женщину, делали ее лицо чуть карикатурным. Хотя бы не красилась так сильно, что ли…
        На вид женщине было около сорока пяти - сорока восьми лет. Да, уже не молода, но и до старухи еще очень далеко…
        Отец вернулся в контору.
        Агния вышла из комнаты, прошла мимо Светы, стоявшей возле кассы.
        Свернула за угол и через предбанник, где вдоль стен сидели посетители, оживленно обсуждающие болезни и детей, выскочила на улицу. Одеваться девушка не стала - не захотела привлекать к себе внимание.
        В туфельках, узкой юбке и белой блузке, Агния через лужи заскакала вслед за женщиной - та как раз уже сворачивала на соседнюю улицу.
        - Стойте! Женщина, стойте!
        Та остановилась, оглянулась с недоумением. На щеке, в слое пудры, была промыта слезами дорожка - она уходила к ярко накрашенным, малиновым губам.
        - Вы кто? Что вы хотели? - взволнованно спросила Агния.
        - А вы кто? - слабо улыбнувшись, в свою очередь спросила та.
        - Я - Агния.
        - Агния?! - Женщина побледнела. - Боже, боже… Так вот вы какая… Не думала, что когда-нибудь…
        - А вы - кто? Что вы хотели от моего отца? Почему он так сердит на вас? - дрожа от холода, нетерпеливо спросила Агния.
        - Ну что ж… Вы должны знать. - Женщина тоже дрожащими руками достала из кармана шубы сигареты, закурила. - Я Кира. И мне нужны деньги.

«Кира! Кира… Та самая, о которой говорила Полина? У которой ребенок от отца?»
        - На ребенка?
        - Да. Вы знаете? Очень мило. У вас есть брат. Можете меня ненавидеть за это сколько угодно…
        - Я вас не ненавижу, - быстро сказала Агния. - Я просто хочу разобраться во всем. И я хочу увидеть своего… братика.
        На глазах Киры внезапно и обильно выступили слезы, сигарета буквально запрыгала в пальцах.
        - Вам холодно, Агния… Замерзнете же, девочка! Приходите к нам домой.
        - Куда? Скажите адрес, я приду к вам вечером.
        Кира продиктовала адрес. Она смотрела на Агнию с удивлением, с недоумением, с надеждой.
        - Я приду… Обязательно. Сегодня, после шести - ждите меня.
        Агния побежала обратно. Влетела в контору, стряхнула с волос снег и как ни в чем не бывало отправилась ксерить очередные документы - как раз стопка накопилась. Никто не заметил ее отсутствия. Через полчаса приехала служба доставки - привезли бумагу, картриджи… Агния возилась с получением.
        В семнадцать сорок пять контора закрывалась, но отец остался - у него был важный посетитель, и Свету он тоже заставил задержаться.
        Агния вышла на улицу. Было светло, издалека доносилась веселая мелодия. Ах да, сегодня первый день Масленицы…
        Звонок сотового. Эдуард - быстро, официально:
        - Агния, через час я освобожусь, пойдем куда-нибудь. Жди.
        - Эдик, стой! Не клади трубку! - воскликнула Агния. - Сегодня ничего не получится.
        - Как? - Орехов не смог скрыть неприятного удивления.
        - У меня сегодня срочное дело. Очень-очень срочное! Я не могу! - взмолилась Агния. - Встретимся завтра, хорошо?
        - Созвонимся. Чао, - сухо ответил Эдуард, и в трубке зазвучали короткие гудки.
        Мучаясь угрызениями совести - обещала человеку, а сама обманула! - Агния принялась заталкивать сотовый обратно в сумочку. Автомобильный сигнал заставил ее вздрогнуть. Она оглянулась и увидела, что рядом, из потрепанной иномарки ей сигналит… Григорий Харитонов.
        Когда Агния представляла их встречу (а они не могли не столкнуться, ведь в одном доме живут), думала, что она, наверное, сквозь землю провалится от стыда.
        Но никакого стыда сейчас не было. Растерянность, удивление - да. Но стыда - нет.
        - Привет, - сказала она. - А… а откуда ты взялся тут?
        - В этот раз никаких случайностей, - ответил Харитонов. - Быстро садись, я не хочу, чтобы твой папаша опять увидел нас вместе…
        Привыкшая подчиняться, Агния нырнула в его машину. Впрочем, через пару минут, когда они отъехали от нотариальной конторы довольно далеко, опомнилась:
        - Выпусти меня! Куда ты меня везешь?
        - А поговорить?
        - О чем?
        Харитонов притормозил.
        Они сидели и молча смотрели друг на друга.
        - Ты же утверждал, будто тебе еще не скоро права вернут, - вдруг вспомнила Агния.
        - Вернули. Чего мне это стоило - даже не спрашивай… Весь вчерашний день на это угробил, - хрипловатым голосом весело ответил Харитонов. - Но у меня теперь есть цель. Когда у меня есть цель, я могу горы свернуть. Честно.
        - Какая еще цель?
        - Ты.
        Опять пауза. Агния не знала, что на это ответить. «Удивительно. А ведь и правда, все как в моем любимом фильме… Жизнь - кино. Эдик - Рауль, Харитонов - Призрак. Один белый, другой черный. Но оба ко мне неравнодушны… И как приятно! Господи, как приятно жить, как приятно быть красивой!»
        - Почему ты улыбаешься?
        - Так… Ты подвези меня к метро, у меня дело срочное, - сказала Агния.
        - Давай я довезу тебя куда надо, - предложил Харитонов.
        - Пробки же… Час пик! На метро быстрее.
        - А я маршруты знаю. И вообще, самая пробка начнется минут через тридцать… Куда везти?
        Агния назвала улицу.
        Харитонов и правда довез ее до места назначения довольно быстро - только на Садовом пришлось потомиться в потоке.
        - Вот этот дом, кажется… Все, спасибо.
        - Тебя подождать?
        - Нет. Я, наверное, надолго… - покачала головой Агния.
        - А что за дело, если не секрет?
        - Это касается моего отца, - отвернувшись, ответила Агния. - Лучше не спрашивай.
        - Хорошо, - покладисто кивнул он. - Не буду. Иди.
        - Спасибо, что довез… - Агния посмотрела Григорию в глаза. И в его глазах поймала воспоминание о том дне. «Инга права - он красивый. Хотя красота такая, не классическая… Дикая немного. Он убил Марину? Хотя о чем беспокоиться, меня-то он не убьет…»
        Откуда у нее была такая уверенность - что рядом с этим человеком ей не грозит опасность, Агния не знала. Интуиция - на уровне животных инстинктов… И вообще серьезные ошибки люди, если не дураки, совершают только в юности. А Григорий Харитонов дураком не выглядел.

…Агния вошла в подъезд (домофон был сломан), поднялась на нужный этаж, нажала кнопку звонка. Как ни странно, она почти не волновалась - так ей хотелось во всем разобраться.
        Дверь распахнулась - на пороге стоял юноша, почти мальчик. Высокий и такой худой, что вся одежда на нем болталась, точно на вешалке. Красивая голова, пепельные густые волосы, правильные черты лица, глаза - такие яркие, живые, ясные, добрые, что Агния не смогла не улыбнуться:
        - Здравствуйте! Я к Кире. Мы с ней сегодня договаривались…
        - Агния? Привет! - Парень вдруг шагнул к ней и обнял.
        - Илюша, кто там? - в глубине квартиры раздался знакомый голос давешней женщины, Киры.
        - Мама, Агния пришла! Агния, проходи, пожалуйста. Я тебя целый день жду.

«Мама?! Так это он, этот ребенок? Это мой брат?..»
        Бедная квартирка, душный влажный воздух, старая мебель. И этот мальчик - нежный и хрупкий, точно цветок…
        - Раздевайся… - Илья помог ей снять пальто. - Знаешь, все представлял, как мы с тобой встретимся. Я думал, ты взрослая, такая солидная тетенька… А ты!..
        - А я думала, что ты ребенок. Совсем маленький. Младенчик. А тут взрослый дядя… Сколько же тебе лет?
        - Семнадцать. Мама, на стол уже накрывать? - баритоном, перемежающимся с фальцетом, крикнул Илюша.
        - Погоди, у меня не все готово… Агния, вы располагайтесь, я сейчас… а то у меня картошка сгорит, простите!
        - Ничего-ничего… - отозвалась Агния. Они стояли с Ильей посреди комнаты, на вытертом, с проплешинами, ковре, и с любопытством разглядывали друг друга.
        - Ты светлая… Не похожа на меня!
        - Я такая же, как ты. Это краска для волос! Если бы ты меня неделей раньше видел… Повернись. Что же ты такой худой?
        - Я болел, - с удовольствием ответил Илья. - Очень долго болел. Думали - умру.
        - Илья, прекрати! - истерично крикнула с кухни Кира. - Ни слова о смерти в этом доме… Никогда!
        - Ты потрясающе красивая, - серьезно сказал Илья, разглядывая Агнию. - Супер. Фотомодель. Я горжусь, что ты такая… что у меня именно такая старшая сестра.
        У Агнии сжалось сердце. Этот юноша - даже не юноша, мальчик - говорил так искренне, так простодушно… И эта его болезненная худоба, почти прозрачность… Как отец мог оставить его? Ну Киру-то ладно, а его, его, этого ребенка, как он мог оставить?!
        Стараясь побороть подступившие к горлу слезы, Агния принялась оглядываться, стараясь уцепиться взглядом хоть за что-то, лишь бы не расплакаться. Книги, учебники.
        - А это что? «Начала теоретической физики», «Физика сплошных сред»… «Квантовая радиофизика»! О, сколько книг по физике! Твои? - спросила Агния.
        - Да. Я в Бауманский хочу поступить! - радостно, с гордостью сообщил Илья.
        - Ты молодец! - с энтузиазмом, страстно (даже почти свирепо) воскликнула Агния. Что-то давнишнее, почти забытое шевельнулось в душе. Много лет назад она вот точно так же восхищалась талантливыми детьми. И то же самое пожелание родилось в ее душе, то пожелание, которое она когда-то посылала мысленно всем своим воспитанникам: «Учись! Пробивайся! Ты сможешь! Лети!»
        В это мгновение она вдруг и очень легко окончательно приняла своего брата.
        - А вот и ужин… - В комнату с дымящейся сковородкой вошла Кира. - Илюша, ставь тарелки. У меня вино есть. Агния, вы пьете вино?
        - Пью.
        - Илюша, бокалы тоже доставай… Ах, я не думала, что вы такой нормальной окажетесь, что вы согласитесь прийти, Агния!
        - Да как же мне не прийти к своему брату! - мрачно воскликнула Агния. - Такому хорошему… Дети ни в чем не виноваты, никогда!
        И это тоже в ней было от прежней профессии - защищать, принимать полностью всех детей. Даже когда защищать их вроде бы и не следовало.
        - Прошу, садитесь. Вы слишком добрая, Агния. Эти дети… своих у вас нет? Нет, я так и думала… Все нервы они вымотают. Не виноваты… Куда с его здоровьем учиться? Да еще в Бауманке…
        - Мама, я уже здоров! - недовольно произнес Илья.
        - Да прям… Сидел бы дома. Ты не представляешь, какие там нагрузки!
        - Я не хочу сидеть дома. Это не жизнь! Зачем такое существование… Если Бог, ну, или судьба там, дали мне шанс - почему я должен торчать дома, как овощ?
        - Господи, Илюша, я уже вся седая с тобой стала… У меня волосы тоже крашеные. - Кира подала Агнии тарелку с жареной картошкой. - Он мальчик способный, Агния. Но так себя изнурять…
        - Чем ты болел? - спросила Агния.
        Илья спокойно произнес свой диагноз, от которого у Агнии похолодело сердце.
        - …но это ничего, у меня уже ремиссия. Прогноз самый благоприятный! - тут же с усмешкой, торопливо добавил он.
        - Да. А сколько я натерпелась… Сколько лет по больницам… Донора костного мозга сколько искали… Я как донор не подходила! Он же лысый весь был, от химиотерапии! Это сейчас кудри отросли. Потом донора нашли…
        - Отец мог быть донором. Я могла бы! Мы же родственники все! - с тоской воскликнула Агния.
        - Так я ходила к Борису… А толку! - Кира махнула рукой, высморкалась в платок. Агнии продолжения не требовалось - она все поняла. Кира махом выпила бокал вина, раскраснелась. - Илюша в школе не учился почти, все по больницам. И я с ним. Все накопления уходили на него. Конечно, у нас медицина бесплатная, и детей лечат… и доктора все хорошие… и благотворительные организации всякие помогали… Но денег все равно много надо было.
        - Отец не давал? - быстро спросила Агния.
        - Нет. Я, конечно, могла в суд подать, генетическую экспертизу - чтобы, значит, Илюшу его законным сыном признали… Но разве с Борисом можно связываться? У него все схвачено.
        - Он что, считал, что Илья - не его сын?
        - Он считал, что я не имела права рожать. Он не хотел ребенка. А раз я против его воли поступила, родила - значит, должна быть наказана. Типа - я сама свою судьбу выбрала! - с обидой воскликнула Кира. - И все на мне… А я ведь не старая, сорок один мне всего…
        - Сколько?! Впрочем, не важно… Но, говорите, Илья уже здоров? - нахмурившись, спросила Агния.
        - Здоров-здоров! - весело произнес Илья, руками забрасывая в рот дольки жареного картофеля. - И деньги нам не нужны. Зря ты, мам, к отцу ходила… Я сам справлюсь.
        - Как же… - плаксиво отозвалась Кира. - На репетиторов сколько потребуется… А весной он мог бы на курсы поступить.
        - Не нужны мне курсы, не нужны репетиторы! - раздраженно отозвался Илья. - Я все выучил.
        - Ты физику выучил, а русский язык? А ЕГЭ эти треклятые скоро сдавать?! Я, конечно, книг ему накупила, и в Интернете он лазит, но… Я, конечно, против того, чтобы Илюша учился, но если он не поступит… Я же мать, у меня кровью сердце за него обливается!
        Постепенно Агния вникала в жизнь этих двух людей - Киры и Ильи. Она хорошо знала характер своего отца и сразу поняла, почему тот не дал Кире ни копейки - ни на лечение сына, ни на его учебу… Если что было не по его, отец становился как скала.
        Жизнь Киры была ужасна - Агния вдруг с особенной отчетливостью представила все метания и страдания бедной женщины.

«Минутку… Илье семнадцать. То есть восемнадцать лет назад у отца случился этот роман. Но восемнадцать лет назад… умерла мама. До или после ее смерти у отца был роман с Кирой?» Агния спросила, когда день рождения Ильи, в голове произвела нехитрые подсчеты… И получилось, что Кира забеременела, когда мать Агнии была еще жива.
        - Кира… Кира, вы знали, что мой отец был женат?
        - Знала, - скорбно вздохнула та. - Дура была. Он ведь, папа ваш, жениться на мне обещал. И женился бы, если б я не забеременела. Очень он не хотел детей. Мы с ним из-за Илюши и разошлись…

«Знала ли мама?» Агния мрачно посмотрела на Киру.
        Она не испытывала к этой женщине почти ничего. Так, отстраненное сочувствие. Вот брата, Илюшу, было действительно жалко, да… Вот он страдал ни за что. А может, и было за что. Сказано же - грехи отцов падут на головы детей их. Грехи отцов и матерей, конечно же. И нечего теперь Кире причитать - за что? Ясно, за что, за то, что пыталась увести чужого мужа из семьи. Хотела своего счастья, не думая о том, что разрушает счастье матери Агнии… Может, из-за нее, из-за Киры, умерла мама! Из-за нее заболел Илья! Не брала бы чужого, не потеряла бы своего. Око за око.

«Какая же я злая… Нет, лучше не думать о этом. Надо придумать, как помочь Илье!»
        - Я поговорю с отцом, - вздохнув, мужественно заявила Агния. - Знаю, будет тяжело, но…
        - Может, он хоть вас послушается! - надрывно произнесла Кира. - Агния, спасибо! Нам немного надо - на репетиторов, на курсы… Я чеки могу потом предоставить, на что деньги потратила! Я ни копейки себе лишней…

«Бедная. Все равно она бедная и несчастная. Но она искупила свою вину. Бог с ней…»
        - Я вам верю. Если б у меня деньги были, я бы сама вам помогла.
        - Не надо никаких денег! - отмахнулся Илья. - Я ж сказал - сам поступлю, без всяких репетиторов… Агния, и ты! Не проси, не проси, не проси!
        - А мы похожи, - сказала Агния, желая сменить тему. - Вот, Кира, посмотрите на нас в профиль… Мы похожи? - Агния повернула голову Ильи, сама придвинулась ближе. - Похожи? По-моему, у нас носы одинаковые, да?
        Вместо ответа Кира заплакала и принялась громко сморкаться. От вина женщина совсем расслабилась, поглупела.
        Дальше разговор шел только между Ильей и Агнией, а Кира лишь смотрела на них, заливаясь слезами умиления, и время от времени у нее вырывалось:
        - Братик… сестричка… Ах, кто бы знал… вот уж не думала, что у Бориса такая дочь…
        Илья оказался очень незаурядным юношей - Агнию он поразил эрудицией. Много читал, но при всем при том рассуждал еще как ребенок. А она и половину того не прочитала, что читал Илья!
        В девятом часу Агния опомнилась:
        - Все, мне пора…
        - Ты приходи, ладно?
        - Обязательно! Давай телефонами обменяемся и электронными адресами.

…Агния вышла от них в половине девятого, шатаясь, точно пьяная, хотя и не пила почти. Брат! Родной брат! И какой!
        Ее так мало любили, так мало любила она, что теперь мысль о родном брате, которому надо помочь, буквально вытеснила все прочие мысли из ее головы.
        Резкий автомобильный гудок.
        - Агния!
        - А? - вздрогнула она и увидела Харитонова - тот все так же сидел в своей машине у дома.
        Агния подбежала, села рядом с ним.
        - Что случилось? На тебе лица нет…
        - Нет, все в порядке… Послушай, ты ведь доктор? - Агния спросила о диагнозе Ильи, возможно ли после него полное выздоровление. Харитонов сказал, что да, возможно, хотя и не часто. Агнии стало немного легче. - А вот еще вопрос тогда… Может ли человек в один момент, вдруг умереть? От сердца.
        - Может. Кардиомиопатия, например. Вот недавно случай был - человек пил много, много работал. Потом раз, приступ - и ага…
        - А-а… а от того, что человека сильно огорчили? Например, женщина узнала, что муж изменяет ей, и умерла - в один миг.
        - Да все может быть… - усмехнулся Григорий. - Хотя, конечно, должны быть еще какие-то причины. То есть твоя женщина не просто так умерла, а у нее были и до того проблемы со здоровьем, о которых она, возможно, и не подозревала. А известие об измене стало последней каплей.

«Болела ли чем-то мама? Нет, вроде не жаловалась никогда на здоровье!»
        Григорий вел машину в сторону их дома и рассуждал вслух:
        - Ты сама подумай… Все друг другу изменяют. Что мужчины, что женщины. Если б каждый от измены умирал, от человечества ничего бы не осталось. Я тебя уверяю - психика человека очень мобильна и подвижна, мы в состоянии пережить самый тяжелый стресс…
        - И что мне делать? Как узнать, отчего умерла моя мама?
        Григорий присвистнул:
        - О, вот ты о чем… Найди документы. В свидетельстве о смерти должна быть указана причина смерти. Диагноз.
        - Да, точно! - вздрогнула Агния. - Свидетельство… Послушай, а почему ты к Инне приезжал? К той моей подруге - помнишь? Это далеко от нашего дома… А в нашем доме я тебя ни разу не видела на «Скорой». Или просто не обращала внимания…
        - А я вообще не в своем районе работаю. Моя подстанция в другом месте.
        - Почему? В нашей подстанции тебя не взяли?
        - Агния, ни один нормальный врач не работает там, где живет! - засмеялся Григорий. - Тогда шагу не пройдешь - будут встречаться пациенты, приставать с расспросами:
«Доктор, а какие таблетки посоветуете, доктор, а делать ли мне клизмы? Доктор, а вы мою жену не в ту больницу направили!»
        Они уже подъезжали к дому.
        - Спасибо, что подвез. Давай я лучше здесь выйду.
        Григорий притормозил, не доезжая до арки.
        Агния открыла дверь, уже опустила одну ногу вниз.
        - Постой. Агния…
        - Да? - Она обернулась.
        - Я хочу тебе сказать одну вещь. Я думаю все время… о тебе.

* * *
        Она улыбнулась, ничего не ответила и выскользнула из машины.
        В темно-синих сумерках, разбавленных оранжевым светом фонарей, ее удаляющийся силуэт казался ненастоящим, мультяшным, диснеевским - так рисуют красоток, преувеличенно-изящных, с тонкой талией и гибкими, ломаными движениями.
        Эта ее походка - неуловимое и завораживающее покачивание бедер, неподвижные плечи и легкие, танцующие шаги… Ничего вульгарного, но вместе с тем в красивой женской походке столько угрозы и вызова для слабого мужского сердца…
        Агния сейчас шла не по асфальту, а по его, Григория Харитонова, сердцу, вбивая в него свои каблучки-гвозди.
        Конечно, если включить мозг и попытаться оценить Агнию рассудком - не она одна такая раскрасавица. Григорий видел девушек и поэффектнее. Но ни в ком из них он давно не видел Тайны. Он знал женщин наизусть, он навидался всяких, в разных обстоятельствах, и как врач, и как мужчина… В них, во всех представительницах слабого пола, - никакой тайны для Григория уже не было. Нет, иногда, в первые мгновения знакомства с очередной феминой, вдруг вспыхивала надежда - о, вот она, женщина-тайна! Но потом, если удавалось пообщаться ближе, Григорий неизбежно разгадывал и ее. Как только он начинал понимать, почему женщина так говорит, так думает, так ведет себя, как только он угадывал ее темперамент, психотип, узнавал обстоятельства ее жизни - Григорий уже мог просчитать все дальнейшее развитие событий.
        Харитонов с легкостью разгадывал женщин. Он знал наперед все их слова, все реакции. Мог предугадать тембр голоса: ласково-нежный, с придыханием - в те самые жаркие минуты и язвительно-презрительный, с вкраплениями горьких ноток, - в моменты расставания. Он мог всегда со стопроцентной точностью угадать, что они скажут ему в ответ на то или иное его замечание.
        Он всегда чувствовал, лжет ему женщина в данный момент или нет. И почему она делает это. Причем не всегда эта ложь вызывала у Григория неприятие. Скорее - снисходительное сочувствие, понимание. Да, она лжет - потому что… и далее длинный список этих причин.
        Он знал все об их, женских, недугах, он, как врач, видел женщин буквально насквозь - его пальцы привыкли осторожно вминаться в теплую кожу пациенток, ловя контуры их внутренних органов. Он столько раз слышал в ушах отчетливое биение их сердца и движение воздуха в их легких… Он понимал, почему они плачут, смеются, бьются в истерике, почему они - такие.
        Они зависели от смены лун, от того, одиноки они или нет, от гормонов, от стресса, от общественного мнения, от воспитания, от мужа, от детей - от всего…
        Они были слабы и сильны одновременно. Отвратительны и прекрасны. Они могли вызвать восхищение, отвращение, сочувствие… Да что угодно!
        Но только не удивление.
        А вот Агния, одна-единственная, смогла удивить, поразить Григория. Не тем, что оказалась virgin - в своем-то возрасте… Нет! Агния… она была непонятной. Непонятной в принципе, изначально. Вот почему у нее такое лицо? Почему у нее такие глаза? Ресницы? Почему у нее узкие запястья и нежная кожа на ключицах? Почему у нее такой голос? Ни анатомия, ни физиология, ни психология - ни одна из наук не давала Григорию ответа на эти вопросы.
        А также на тот, главный вопрос - почему у него так бьется сердце, когда он думает об Агнии, когда он вспоминает о ней?
        Тайна сия велика есть.
        Нечто похожее уже было с Григорием - правда, давно, много лет назад.
        Когда была жива Марина…

* * *

…Отец пришел домой около одиннадцати вечера.
        - Агуша! Ужин не грей, мы с Полиной были в ресторане! - снимая пальто в прихожей, бодро крикнул он. Судя по всему, отец пребывал в хорошем настроении.
        - Папа… - Агния вышла из своей комнаты. - Я бы хотела с тобой поговорить.
        - Не сейчас. - Отец шагнул в гостиную, торопливо развязывая галстук на шее. - Устал как собака!
        Впрочем, через минуту он позвал Агнию:
        - Агуша! О чем ты хотела поговорить?
        Отец был в этом весь - нетерпеливый и любопытный.
        Агния прошла к нему в кабинет, села в кожаное кресло. Ей было страшно.
        - Что ты молчишь? Говори!
        - Папа, я сегодня виделась с Кирой.
        - С кем?!
        - С Кирой.
        Пауза. Агния посмотрела в глаза отца - и почти пожалела о том, что затеяла этот разговор. Но отступать было уже поздно.
        - Какого хрена… Как?.. Она и до тебя добралась! Вот сука! Я ей…
        - Папа! Папа, я сама ее нашла! Вернее, все произошло случайно… Она ни в чем не виновата. Это я.
        - Блин… Этого только не хватало! - с раздражением, с яростью выплюнул отец. - Зачем ты полезла не в свое дело, А?га? Это твое дело? Нет, это не твое дело! - Отец вдруг взял себя в руки и говорил теперь с холодной ненавистью.
        - Папа, мне очень жалко Илюшу, - тихо произнесла Агния.
        - Кого? А, Илюшу… Поня-атно! Она уже и тебе голову заморочила… Ты ж овца у меня, тебя легко на жалость взять!
        - Папа, он очень умный мальчик. Ему надо учиться. Он так болел, так болел… Он чуть не умер!
        - Ты еще скажи, что я в его болезни виноват, - скривился отец. - Ты его видела? А, ты у них дома была… Как трогательно! Воссоединение потерянных родственников. Передача «От всей души», ведущая - тетя Валя Леонтьева…
        - Что? Кто?
        - Ах да, ты не помнишь уже этих передач… Чего ты от меня-то хочешь?
        - Я хочу, чтобы ты дал им денег, - выдавила из себя Агния.
        Вместо ответа отец сложил из пальцев кукиш и сунул его Агнии прямо под нос. Она слегка отшатнулась.
        - Вот. Видела?
        - Папа, но он же твой сын!
        - Да? Кто сказал?
        - Папа, если ты не веришь, что он твой сын, можно сделать генетическую экспертизу…
        - Что сделать? - снова взбеленился отец. - Да пошли вы все в ж… Экспертизу! А я просил эту дуру рожать? Я ее - просил?!
        - Ну и что теперь? Илюша есть, и я так рада…
        - А, ты рада! Вот и дай им денег! - засмеялся отец. - Ты думаешь, я жадный? Я жмот? На больного ребенка денег пожалел? Нет, жаба-ага моя дорогая… Я из принципа этой Кире не собираюсь помогать! Она сделала свой выбор, а я - свой. Все. Пусть катится к черту.
        - Ты ведь на ней чуть не женился… - вымучивая каждое слово, напомнила Агния.
        - И что? Да, я на ней чуть не женился… Да я и в браке просил бы ее не рожать, если это тебе так хочется знать! Меня не интересуют пеленки-распашонки! Я, если хочешь знать, ревнивый! - раздувая ноздри, бросил отец. - Я хочу, чтобы любили только меня! Я ни с кем своей любовью делиться не собираюсь. Тебя это шокирует, я смотрю? А зато я честный. Я честно всех предупреждаю - да, я такой. И Киру я предупреждал. А она взяла и родила… Ну и пусть сама все расхлебывает, если такая самостоятельная! Да я, если хочешь знать, А?га, прав был, когда уговаривал Киру не рожать! Словно чувствовал - хорошего из этого ничего не выйдет… И оказался прав! Родился больной ребенок! Я был прав, понимаешь ты или нет?

«Нет!» - мысленно ответила Агния, глядя в раскрасневшееся лицо отца с яростно сверкавшими глазами.
        - Папа… ты сам сказал, что собирался жениться на Кире. Папа… значит, ты хотел бросить маму, да?
        Борис Николаевич открыл рот, потом закрыл. Потер виски. И произнес добродушно, почти ласково:
        - Слушай, Агуша… А разве это не твое собачье дело? Пардон, овечье. Ты… ты в жизнь своего отца не лезь. Это моя жизнь! Я в твою не лезу, и ты в мою - тоже не смей. Я живой человек, я мужчина, в конце концов.
        - Мама умерла из-за тебя, да? - опустив голову, сквозь зубы спросила Агния. - Ты ей сказал, что уходишь от нее, и она - умерла…
        Она помнила, как ссорились в детстве отец с матерью за закрытыми дверями. О чем говорила мать - не слышно, а отец ей в ответ нечто похожее на то, что сегодня говорил Агнии: «Я живой человек, я мужчина, в конце концов, чего ты привязалась!»
        Впрочем, Агния и не прислушивалась никогда к ссорам родителей - она всегда убегала в свою комнату, захлопывала дверь, пряталась в шкафу и закрывала уши. Она видела все и не хотела видеть ничего.
        Отец никогда не поднимал руку на мать, но, боже, как он иногда страшно кричал…
        Бедная мама. Она всегда все заминала и потом, в разговорах с дочерью, ни разу не вспоминала о ссорах с отцом. И Агния ни о чем не спрашивала.
        Мама умерла из-за отца. Он ее довел до сердечного приступа.
        - Это ты довел ее, - прошептала Агния.
        - Я?! А она, маменька твоя, не знала, за кого замуж выходила? Не предполагала, как оно будет? - все так же ласково произнес отец. - Какие ж бабы дуры… Я, Агния, неплохой человек. Но я такой, какой есть. И меня не переделать. И Маша, мать твоя, это знала. И все страдала, страдала… Ушла бы, да и дело с концом! Я ее не держал! Нашла бы себе еще кого…

«Держал, - вдруг неожиданно осознала Агния. - Он не из тех, кто отпускает. Бедная мама, как же она с ним мучилась, правда!»
        - Твоя мамаша - идиотка, истеричка… Жить ей, видите ли, не хотелось… А мне с ней - каково было?! - с раздражением пробормотал отец. - Все они хороши, что Кира, что Маша… Все мне подгадить умудрились! Столько крови испортили… Вот, думал, освободился наконец от этих дур. Думал, нашел настоящую женщину. О свадьбе задумался. Даже о детях! Да! От Полинки я бы хотел детей! Вот она бы родила нормальных, она бы сумела их воспитать… Так нет, родная дочь мне вздумала мораль читать! Я, как жучка, с утра до ночи работаю, а она… Пошла вон! - вдруг произнес отец таким страшным голосом, что у Агнии все похолодело внутри.
        И ее точно ветром сдуло с кресла.
        Она прибежала в свою комнату и забилась в угол.

«Ну вот и поговорили…» - с тоской подумала девушка.

* * *
        На следующее утро отец попросил Агнию уйти в отпуск, на неделю.
        - Довела ты меня вчера… Хоть отдохну без твоей физиономии на работе. Может, потом пройдет, - едва разжимая губы, с отвращением произнес он. - И хорошо бы, если б ты куда-нибудь уехала, что ли…
        Это было что-то новое. Отец не умел долго бушевать, злиться - приступы ярости у него заканчивались быстро, и потом он старался не вспоминать о ссоре - словно и не было ничего. Но сейчас…
        Впрочем, и Агния стала уже другой. Если раньше она смиренно пережидала бы отцовский гнев, то теперь… Теперь она упрямо шла к цели. А цель ее была - помочь Илюше.
        Для начала Агния отправилась в свою школу. Нет, не в ту, где училась когда-то, а где работала учительницей.
        Нашла Галину Георгиевну, преподавательницу физики, - та уже была в должности завуча. Галина Георгиевна - сухощавая, со строгим мрачным лицом, в очках (тех же?
- совсем не изменилась, хотя и была уже немолода. Словно мумифицировалась… Галина Георгиевна тоже узнала Агнию.
        - Хорошо, Агния Борисовна, я вас поняла. Подождите здесь, в учительской, у меня еще один урок сегодня, - сказала Галина Георгиевна после рассказа Агнии об Илюше.
        Пока Агния сидела час в учительской, пережила немало. В кабинет заходили учителя - правда, все новые, которые Агнию не помнили, забегали дети - то за журналом, то за учебными пособиями… За дверями раздавался гвалт, топот. Кому-то эта школьная обстановка показалась бы скучной и отвратительной, но только не Агнии. Вот это была настоящая жизнь…
        И, господи, какие милые эти дети, даже когда они совсем не казались милыми! Потому что только в них - надежда. Они спасут мир. Они будут жить правильно, они придумают что-то такое, необыкновенное, до чего не додумались их родители… Хорошие, хорошие дети. Славные лица. Почему их так не любят, боятся? Они же лучше взрослых - в сто крат. Они иногда говорят гадости и грубости, они ведут себя отвратительно, они курят и все такое прочее - но они же ангелы… Они чистые сердцем. Они лучше, чем взрослые, которые творят зло осознанно, с благими намерениями, оправдывая свои поступки моралью…
        Дикие и прекрасные дети. Агния - вовсе не овечка. Это они - овечки, а она - пастырь, только она способна вывести детей к свету, сделать так, чтобы все лучшее - сбылось…
        В общем, вот такие мысли клубились у Агнии в голове, пока она сидела в учительской… Смешные, глупые, восторженные. Наверное, она, Агния, - типичная училка. Фанатичка. И зря она тогда ушла из школы, зря.
        И все эти мысли Агния разом вывалила на Галину Георгиевну, пока они ехали в такси к дому Илюши.
        - …Галина Георгиевна, как вы думаете, мне стоит вернуться в школу? - в конце спросила Агния.
        - Конечно, - не без интереса выслушав бывшую коллегу, ответила Галина Георгиевна. - У нас учителей недокомплект, особенно учителей младших классов. Возвращайтесь, Агния Борисовна, с удовольствием возьмем вас.

…Пока Галина Георгиевна тестировала Илюшу на предмет того, насколько тот знает физику, Агния с Кирой сидели на кухне. Кира была взволнована и счастлива. Впервые кто-то проявил интерес к ней и ее сыну… Она считала Агнию спасительницей. Правда, Агния выдала Кире правду в отредактированном виде - Борис Николаевич пока еще сердится, но она, Агния, надеется уломать его. Борис Николаевич станет помогать Илюше, и все будет в шоколаде. Но надо только немного подождать, совсем немного…
        - Ах, Агния, вы наш ангел-хранитель! - вытирая слезы, с надрывом произнесла Кира, выслушав Агнию. - Вот уж не думала, что вы такая… Дай вам Бог!
        Часа через два Галина Георгиевна вышла из комнаты, вслед за ней - чрезвычайно довольный Илюша.
        - Мам, во! - поднял он большой палец, обращаясь к Кире.
        - Что? Как? - затрепетала Агния.
        - Молодой человек досконально знает физику - в объеме школьной программы и даже больше. Поэтому я не могу в полной мере оценить его способности, - сдержанно произнесла Галина Георгиевна. - Тут нужен еще кто-то, кто знает университетскую программу… Я, к сожалению, тут не эксперт.
        - Он не сможет поступить в Бауманку? - растерянно ахнула Кира. Она ничего не поняла.
        - Смогу-смогу! - весело закричал Илья, обнимая мать. - Мам, ну ты чего так тормозишь-то?
        - Слава богу… А то ведь скоро ЕГЭ… Агния, если Борис Николаевич даст денег, то Илюшенька еще успеет на курсы попасть… - залепетала Кира.
        - Курсы желательны, но необязательны, - нетерпеливо поморщилась Галина Георгиевна. - Мальчик вполне готов к поступлению.
        - А русский язык, еще другие предметы… - напомнила Агния. - Илья, я могу заниматься с тобой русским языком!
        - Да не надо ему помогать! - рассердилась Галина Георгиевна. - Он умеет учиться - а это главное. Я дала ему список книг - он сам во всем разберется. И что вы придумали - репетиторы, курсы… Как будто без этого ребенок в институт не поступит. Да его с руками-ногами возьмут в Бауманку-то… Тем более он не на экономическую специальность собрался поступать и не в Плехановский… Я сто лет туда детей готовлю, в Бауманку, знаю, что говорю.
        - Но ЕГЭ… - робко встряла Кира.
        - Сдаст он ЕГЭ, не беспокойтесь. Вот ненормальные… Главное, чтобы не надорвался ваш сын, учась в Бауманке. Там нагрузки - филонить не дадут. Серьезное учреждение, - отмахнулась Галина Георгиевна. - Все, я пойду.
        - А чаю с тортиком? У меня блины еще… Масленица как-никак! - расстроилась Кира.
        - Нет-нет, я не хочу. Пойду. У кого Масленица, а у кого поджелудочная.
        - Я провожу! - Агния бросилась за старой учительницей. - Илюша, ты молодец! Вечером созвонимся. Я так рада, так рада…
        Агния с Галиной Георгиевной вышли из дома.
        Было светло, сырой и свежий воздух напомнил о близкой весне. Да, в следующий понедельник - весна…
        - Галина Георгиевна, огромное вам спасибо! Я бы сама не смогла оценить возможности Ильи. В физике я - профан. Как вам мой брат? Он милый мальчик, да?
        - Очень милый.
        - Я его матери не стала говорить… Мой отец не будет им помогать, - призналась Агния. - А раз вы считаете, что Илюша сам со всем справится… Так это чудо, настоящее чудо!
        - Чудо.
        - И дети все - чудесные. Я их обожаю. Я… Если честно, мне сны иногда снятся, что я снова в школе преподаю! - восторженно призналась Агния. - Я, пожалуй, точно вернусь в школу. Не знаю, что скажет отец… Но я вернусь! Это такое счастье, такое счастье - заниматься любимым делом! Знаете, я вот сегодня была там, в школе… Так мне даже запах столовки нравится, можете себе представить?!
        - Не могу.
        - Но деньги все равно нужны! - вдруг испуганно воскликнула Агния. - Илюша будет учиться. Подрабатывать он не сможет, с его здоровьем… Он слабенький еще. Не знаю, справится ли Кира… Но он должен учиться! Я думаю… Я вот что думаю, - шепотом призналась Агния. - Я попрошу отца разменять нашу квартиру. Ведь часть квартиры принадлежит мне, по рождению. У нас роскошная и просто гигантская квартира, знаете? Я куплю себе «однушку», а остальные деньги отдам Илье. Он мой брат, он необыкновенный, он гений!
        Галина Георгиевна вдруг остановилась, посмотрела Агнии в глаза и произнесла холодно:
        - Агния Борисовна, вы бредите.
        - То есть? - опешила Агния.
        - Вы обалдели - продавать квартиру, с отцом вашим в конфликт вступать? Зачем вам все это?
        Агния и сама отлично понимала, что отец не согласится ни на какой размен, но иного способа достать деньги у нее не было. А так хоть помечтать…
        - Но мой брат…
        - Вот именно - ваш брат! - вдруг рассердилась Галина Георгиевна. - Не сын, не муж… Брат! Которого, как я вас поняла, вы почти не знаете. О нем мать должна заботиться, отец. Но не вы! С какой стати вы должны чем-то жертвовать, портить отношения с папенькой вашим? И, заметьте, речь уже не о здоровье Ильи, не о чем-то важном, от чего зависит жизнь или смерть… Речь всего лишь о его образовании! А вы уже готовы с себя кожу живьем содрать!
        - У меня больше никого нет… потому что отец… - подавленно пробормотала Агния.
        - Агния, ваш брат - мужчина! Он сам уже должен со всем справиться! Господи, да что ж у нас в стране за женщины такие живут… Вы же сами портите, балуете наших мужчин! Лишаете их воли, инициативы! Ну подумаешь, не поступит ваш Илюша в этом году… так вся жизнь впереди! Не в этом году, так в следующем поступит! Все равно ему в армию не идти, чего ж вы так за него трясетесь?..
        Агния схватилась за голову. В чем-то Галина Георгиевна была права, конечно…
        - Агния Борисовна! Вы добрая женщина, - жестко произнесла завуч, глядя на Агнию сквозь очки. - Поэтому вы не можете быть учителем. Я вас сегодня в школу звала, у нас недокомплект… Но я была не права. Беру свои слова обратно. Пусть хоть сто раз недокомплект, но вы - слишком, слишком добры! У вас все дети - замечательные! Уси-пуси! Да вы погубите их всех! Не лезьте вы не в свое дело! К такой работе, как наша, надо с холодной головой подходить. А в вас столько романтизма, столько сентиментальности… иллюзий столько! Ужас-ужас-ужас.
        Агния молчала.

«А ведь она права. Да, она права!»
        - В общем, Агния Борисовна, вы на меня не обижайтесь. Я вам сказала, что думаю. Горькая правда лучше сладкой лжи. Учительница из вас - никакая. Так что занимайтесь тем, чем вы там сейчас занимаетесь. Поверьте моему опыту, я не со зла это все говорю.
        - А… а Илья? - прошептала Агния.
        - А с Ильей все будет в порядке, - уже спокойно, даже доброжелательно произнесла Галина Георгиевна. - Он очень талантливый мальчик. Возможно, он гений. Это редкость, когда человек столько знает. Словно Бог ему все это на ухо нашептал. Они в нем, эти знания, уже есть. Полжизни по больницам, все из книжек… до всего своим умом… Он справится сам. Не знаю, справится ли со всем этим его мать - уж больно надорванная она женщина… Вы ее хорошо знаете?
        - Так, не очень, - подавленно произнесла Агния.
        - По-моему, она алкоголичка. Сына с того света вытащила, а сама…
        - Кира - алкоголичка?!
        - А вы на ее лицо смотрели? Ах, Агния Борисовна, какая ж вы далекая от жизни… Кира - алкоголичка.

* * *
        Агния после всех этих событий даже не знала, плакать ей или радоваться. Но на Галину Георгиевну не обижалась - в словах пожилой учительницы была своя правда.

«Я не знаю жизни… Она права! И отец, в общем, тоже был прав, когда называл меня
«старой девой». Я как-то неправильно обо всем рассуждаю… Мне нельзя преподавать. Мне надо замуж, - вдруг подумала Агния. - За человека, который бы думал за меня!»
        Мысль о муже, о человеке, который бы направлял ее, сдерживал бы ее глупые порывы, раньше никогда не приходила в голову Агнии. Но сейчас вдруг показалась верной и привлекательной.
        Муж. Сильный человек! Рассудочный, рациональный. Вот кто ей нужен! А то ведь и вправду она живьем сдерет с себя кожу - ради кого-то, кто неизвестно, отплатит ли ей добротой…
        Телефонная трель. Наверное, кто-то там, наверху, услышал о желании Агнии… Потому что на экране телефона высветилось имя абонента - Эдуард Орехов.
        - Алло?
        - Агния, это я, Эдуард. Ты где?
        - Уже подхожу к дому.
        - Отлично. Я сейчас буду. Надеюсь, ты этим вечером ничем не занята? - с подозрением спросил Эдуард.
        - Ничем… - Агния невольно улыбнулась.
        - Может, сходим в ресторан? Я голодный как не знаю кто… Или еще вариант - идем ко мне домой, и ты готовишь мне ужин. Как? - осторожно спросил он.

«Я ему нравлюсь. А он - серьезный и добрый. Лучше я никого не найду…»
        - Второй вариант, - ответила Агния. - Я готовлю тебе ужин.
        Кажется, Эдуард там, на другом конце виртуальных проводов, едва слышно, с облегчением перевел дыхание.
        - Отлично. В восемь - у меня.
        Агния нажала на кнопку отбоя. Этот короткий диалог, в котором не было почти ни одного лишнего слова, очень сильно подействовал на нее. Орехов - как Рауль, решительный и отважный! Сильный и нежный. Нет смысла прятаться от него.

…Собираясь на свидание, Агния окончательно поняла, что лаконизм, простота - это ее изюминка. В черных узких брючках, белой водолазке, в короткой осенней куртке, накинутой на плечи, в туфлях на высоком узком каблуке (зачем напяливать сапоги, если от подъезда до подъезда - всего два шага!), Агния выглядела как-то
«французисто», что ли… И еще эти светлые, короткие, словно растрепанные ветром волосы, и бледное, с идеально гладкой кожей лицо… Хотя, говорят, француженки давно подрастеряли свой шарм.

«Это же надо - лишь в тридцать четыре года понять свой стиль, стать женщиной - во всех смыслах…» - подумала Агния, разглядывая себя - с жадностью, удивлением, грустью.
        Эта красота не должна пропасть. Надо отдать все Раулю… ой, то есть Эдуарду Орехову. Да, решено! Она слабая женщина, и пусть по жизни ее ведет сильный мужчина!..

…Орехов распахнул дверь - в джинсах, босиком, черной майке-борцовке.
        - Привет! - пробормотал он и, перед тем как обнять Агнию, быстро оглядел ее всю, с ног до головы, и в глазах его отразились те самые чувства, коих она ждала от него, - восхищение, преклонение, восторг. Причем не тот мальчишеский, щенячий восторг, которого легко добиться и который так же легко потерять, а другой - немного мучительный, тяжелый, мужской. Который дорогого стоит… Именно этого восторга Агния ждала, и она его получила сейчас сполна.
        - Привет! - завороженно отозвалась она.
        - Какая ты… никак не могу привыкнуть! - Эдуард обнял ее - сильно, порывисто, словно желая втиснуть Агнию в свою грудную клетку, ладонью смял ей волосы на затылке… Потом поднял ее лицо и поцеловал. Поцелуй был долгим, томительным - во время его Агния услышала стремительный стук сердца Эдуарда, почувствовала, как мощно перекатываются потоки крови в его артериях…
        - Ты… ты говорил, что голодный?.. - попыталась она напомнить о цели своего визита. Ее ведь просили приготовить ужин.
        - Да, я очень, очень голодный, - пробормотал Эдуард. Одной рукой он бросил курточку Агнии на вешалку, другой подхватил саму Агнию, поднял вверх, словно размазывая девушку по своему телу - у Агнии даже дыхание перехватило. Она еще никогда в жизни не чувствовала столь сильных мужских объятий. Ладно, бог с ним, с ужином. Она знала, на что идет.
        Орехов перехватил ее другой рукой под колени и на руках внес в комнату. Краем глаза Агния успела заметить вполне приличную, даже очень стильную обстановку и так же - краем сознания - не могла не вспомнить другую комнату, где царили бардак и разорение и где ее обнимал другой мужчина…
        Туфли были отброшены в сторону, водолазка хоть и аккуратно, но стремительно сдернута, равно как и брюки… Через пару мгновений девушка уже лежала голой спиной на холодном постельном белье, и ей не хватало дыхания - от поцелуев и от того, что Эдуард навалился на нее всем телом.
        Было странно наблюдать за мужчиной во время близости. Это был лишь второй опыт Агнии, но не сравнивать она не могла, это происходило помимо ее сознания, само собой. У Орехова был какой-то перевернутый взгляд - он смотрел на Агнию, но словно не видел ее, целиком погруженный в свои ощущения. Он давил и плющил ее, распластывая - так повара готовят цыпленка табака. Она чувствовала, как у нее растянуты все суставы, какое напряжение испытывают ее ребра, ее ключицы, как тянутся мышцы на икрах ног и судорогой сводит ступни…
        На миг Агнии даже стало страшно - а ну как Эдуард своими сильными руками согнет ее чуть сильнее, и хрупнет ее позвоночник, и разойдутся в разные стороны ребра, явив миру ее еще пульсирующее, перевитое сосудами сердце…
        Но, к счастью, это испытание длилось не так уж долго - Орехов зарычал, оскалив зубы, потом резко отскочил назад. Агния судорожно вздохнула, почувствовав себя снова свободной.
        Ни в первый раз с Григорием, ни сейчас она не испытала того самого главного, ради чего люди и занимаются любовью. Она просто терпела и пережидала. Но в первый раз, кажется, не было так мучительно, так страшно (вот парадокс!).
        - Тебе хорошо было? - Орехов упал рядом с Агнией, положив поперек ее груди тяжелую руку. - Скажи!
        Спрашивал ли ее об этом Григорий? Нет.
        Вроде бы нормальный вопрос. Орехов заботится о ней. Но какой убийственно смешной вопрос…
        - Почему ты улыбаешься?
        - Все хорошо, - сказала Агния и заставила себя поцеловать Орехова. Именно заставила - иначе тот бы стал дальше расспрашивать ее. Лучше прекратить этот разговор на корню - да, милый, мне было хорошо, ты, милый, самый лучший мужчина на свете…

«Я привыкну. Все будет действительно хорошо!»
        Орехов лежал рядом - постепенно его дыхание успокоилось, он расслабился. И тоже улыбнулся:
        - Агния…
        - Да?
        - Ну кто бы мог подумать… чтобы ты и я… - Он ласково провел пальцем по ее губам. - Ты ангел. Ты такая нежная… О господи! - Он вдруг зажмурился, и между сомкнутых ресниц вдруг показались… слезы? - Послушай! - Он снова открыл свои серые глаза, гипнотизируя Агнию блестящим, влажным, лихорадочным взглядом. - Послушай… об этом, наверное, рано говорить, но…
        - Так не говори, - испуганно сказала Агния.
        - Нет, не могу. Я должен сказать. В сущности, я ведь тебя давно знаю. С самого рождения, да? Так вот. Ты всегда мне нравилась. Но я не замечал тебя… Лицом к лицу лица не увидать! А я любил тебя. Всегда. И люблю. Представляешь?
        У Агнии все похолодело внутри. Он говорит ей о любви! (Харитонов говорил? Нет, ни слова.) Как трогательно, как необыкновенно… И страшно почему-то. К любви тоже надо будет привыкнуть.
        - Погоди, не торопи события… - прошептала Агния. - Потом.
        - Зачем - потом? Сколько можно? - Орехов опять сграбастал, прижал ее к себе. - Ты мой ангел. Ты - мой ангел. Вот кто ты! Обожаю тебя.
        У него вдруг отчетливо заурчало в животе.
        - Ты голодный! - Агния вскочила, потом стыдливо присела, потянула на себя простыню. - Дай, пожалуйста, мне что-нибудь, а?
        Орехов, ничуть не смущаясь своей наготы, встал, натянул джинсы.
        - Вот рубашка моя, подойдет?
        Агния надела рубашку Орехова - довольно длинную, закатала рукава.

…Кухня у Эдуарда тоже была современной. И в ней тоже царил идеальный порядок.
        - Пожалуйста, холодильник в твоем распоряжении… Видишь, я товарищ запасливый… У меня продуктов на месяц.
        - А какое твое любимое блюдо? Что тебе приготовить? - спросила Агния, изучая содержимое холодильника. Кулинарного испытания она не боялась совершенно. Ей ли, в шестнадцать лет взвалившей на свои плечи домашнее хозяйство, бояться такой ерунды!
        - Я все люблю, - с суровой пылкостью произнес Эдуард. - Я всеядный. Тем более если это приготовишь мне ты!
        Агния вытащила из морозилки пласт готового слоеного теста, из ящика с овощами - свежие помидоры и (какая удача!) нашла именно тот сыр, который обожал и ее отец.
        Слоеное тесто за пару минут оттаяло в микроволновке, помидоры и моцарелла были нарезаны кружочками… В сущности, сейчас Агния готовила любимое блюдо своего отца, поклонника итальянской кухни.
        Пока разогревалась духовка, Агния разложила на тесте рядами сыр с помидорами. Поперчила, посолила, посыпала сверху сушеными травами… Все.
        - Все? - поразился и Эдуард, наблюдая за ее манипуляциями.
        - Нет, не все… Еще минут двадцать придется подождать.
        - Вино! У меня есть вино - красное, сухое… Как раз под твой пирог! Нет, я в шоке… В хорошем смысле в шоке. Так быстро, так красиво… Агния! - Эдуард звучно чмокнул ее в щеку.
        - Ты погоди, что там еще получится… - Девушка почувствовала неловкость: за подобную ерунду, за пирог быстрого приготовления - так хвалить!
        Но выпечка получилась на редкость удачной и красивой - ровно через двадцать минут. За эти двадцать минут Агния умудрилась приготовить еще и салат. Эдуард был просто сражен. Смущаясь от града похвал, которые он на нее обрушил, Агния невольно подумала - интересно, неужели те женщины, которые раньше были с Ореховым, совершенно не умели готовить?

…Они сидели за обеденным столом, друг напротив друга. Агния, пока готовила, уже немного забыла о том, что ее полчаса назад пластовали, как цыпленка…
        - За тебя, Агния. Кстати, Борис Николаевич не будет беспокоиться, что ты задерживаешься?
        - Нет, даже наоборот… Мы поссорились. Он не хочет меня видеть.
        - Я так и знал, что вы поссорились. Ничего, я к вам на днях загляну… - уминая салат с пирогом, благодушно отозвался Эдуард. - Живо помиритесь! Я, Агния, прирожденный миротворец…
        - Мой отец - негодяй, - вырвалось у Агнии. - У него есть на стороне сын, а он о нем совершенно не заботится.
        - Что?! У твоего отца - внебрачный сын родился? Ну, Борис Николаевич, молодец! - захохотал Эдуард.
        - Нет, моему брату уже шестнадцать. И отец не хочет его признавать.
        - А в чем проблема-то? Подумаешь…
        - Я отца не осуждаю. То есть осуждаю… но не за то, что он моей маме изменял… Не только… Но надо же отвечать за свои поступки! Ведь там - ребенок…
        - Брось! - добродушно произнес Эдуард. - Ты же знаешь, в жизни все бывает.
        - Но он должен был…
        - Агния, никто никому не должен! Обычная житейская ситуация, каких миллион. Никто никого не убил, не зарезал, все живы, одним человеком на земле больше стало. Что такого!
        - В том-то и дело… Мне кажется, что моя мама… что она умерла из-за отца. Он изменил ей, и ее сердце не выдержало.
        - Так не бывает, - ласково произнес Эдуард. Он подлил в бокалы вина. - Из-за измен не умирают.
        - Вот-вот, и Григорий тоже так сказал! - в отчаянии, что ее опять не понимают, воскликнула Агния.
        - Какой Григорий?
        - Харитонов.
        - Ты с ним общаешься?
        - Н-нет. Но он врач, и я как-то его спросила… - растерялась Агния. Она солгала, но не солгать не смогла - в лице Эдуарда промелькнуло что-то такое недоброе, едва она произнесла фамилию Харитонова…
        Эдуард помолчал. Кажется, поверил в то, что с Харитоновым ее ничего не связывает. Потом спросил:
        - Ты с братом общаешься?
        - Да. Но мало. Пару раз мы только встречались…
        - Дело твое. Но я бы не стал. Ясно, что все от Бориса Николаевича денег хотят… Может, он шантажист, братец твой.
        - Эдик, не надо, - печально улыбаясь, покачала Агния головой. - Он славный.
        - Ты его любишь?
        - Брата, Илюшу? Да, люблю.
        - Агния… - Эдуард отложил вилку. - Ты не должна во все это вникать. У тебя уже своя жизнь. Ты о себе должна думать! И обо мне. Я тебе честно признаюсь - я тебя ни с кем делить не хочу. Ни с отцом, ни с братом, ни с подружками твоими…
        - У меня только одна подруга - Инга.
        - Не важно. В общем, будь моей. Только моей. Ладно? - Эдуард взял ее руку, прижал к своему сердцу. Он смотрел Агнии в глаза - мрачно, сурово, страстно.
        И Агния вдруг поверила - в то, что Эдуард любит ее. Нельзя было противиться этой любви - мужской, тяжелой, сокрушительной, которая, словно танк, подминала под себя все, чем жила Агния до этого дня.
        - Ладно… - покорно согласилась она.
        - Иди ко мне, - Эдуард потянул ее к себе на колени.
        И все повторилось. Тело Агнии опять пластали, сворачивали и скручивали. Несколько раз она позволила себе вскрикнуть - не от наслаждения, нет - от боли, от страха (а ну как хрупнут сейчас все ее косточки!). Но Эдуард воспринял эти звуки как призыв к усилению атаки, и стало еще хуже…
        В общем, Агния возвращалась домой в полном смятении, измученная и разбитая. С одной стороны, ей признались в любви, ею восхищались, но с другой…

«Надо поговорить с Эдуардом, - подумала Агния, поворачивая в замке ключ. - Чтобы он как-то… тише, что ли… Чтобы он не ломал меня так!»
        Она зашла в прихожую. Из кабинета отца доносились мужские голоса, звон бокалов, струился запах сигар…
        Отец выглянул в коридор, посмотрел на Агнию без всякого выражения, сказал:
        - Не беспокоить, у меня важные гости! - и снова скрылся за дверью.

…На следующее утро Агния проснулась непривычно поздно для себя, в одиннадцатом часу.
        Открыла глаза, долго изучала потолок. Очень хотелось еще раз пересмотреть «Призрак Оперы», но Агния усилием воли заставила себя не включать проигрыватель.
        Она вылезла из теплой постели, вышла в коридор, прислушалась.
        Никого. Отец давно ушел. Она одна.
        Агния открыла дверь в кабинет отца. Легкий беспорядок, грязные чашки из-под кофе, пыль на полу. Она должна все это убрать - так было заведено испокон веку. Отец никогда не просил ее специально: «Агуша, приберись, мне некогда…» Нет. Она в любом случае должна была прибраться, это ее обязанность. Без всяких просьб и напоминаний. Это женская доля. Так надо. Мужчина зарабатывает деньги, женщина создает в доме уют.
        Агния дрожащими руками переставила грязные чашки на поднос, отнесла все на кухню. Вернулась со шваброй, чтобы протереть пол - на лаковом паркете так отчетливо была заметна пыль! - но вместо этого уселась за стол, в глубокое кожаное кресло отца. Швабру оставила прислоненной к стене.
        Где-то здесь отец хранил документы…
        Агния принялась выдвигать один за другим ящики стола. Кипы бумаг - образцы доверенностей, заявления… Но это по работе, где же личное?
        В сейфе?
        Агния вскочила, подбежала к противоположной стене - там, за картиной, на которой был изображен цветущий луг (подлинник, кто-то там из передвижников рисовал), прятался сейф. Нет, шифра-то она не знает…
        Агния от сейфа метнулась к книжному шкафу. Где-то здесь тоже прятался тайник - помнится, совсем ребенком, лет в семь, Агния видела, как отец выдвигает какую-то хитрую полочку сбоку…
        Пытаясь так и эдак повернуть резные загогулины, украшавшие старинный антикварный шкаф, Агния все-таки добилась своего - сбоку в шкафу что-то скрипнуло, и с треском выдвинулся потайной ящик.
        Агния не позволяла себе лазить по шкафам и ящикам в кабинете отца, перебирать его бумаги. Отец никогда не говорил, что этого делать нельзя - это и так подразумевалось. Если хоть какая-то вещь была сдвинута со своего привычного места, отец впадал в ярость… Агния прибиралась, стараясь не тронуть ничего лишнего. Чтобы переложить папки на столе, хотя бы поменять их местами при уборке - да никогда! И отец знал, чувствовал, изначально привык к тому, что Агния никогда и нигде не шарила, не подглядывала и не заглядывала никуда…
        Этот порядок, эти неписаные правила соблюдались годами и десятилетиями.
        Но не сейчас.
        Агния лихорадочно перебирала бумаги, лежавшие в потайном ящике. Она хорошо понимала, что совершает сейчас нечто ужасное, из-за чего отец может впасть в самое настоящее бешенство - если узнает. Чего не простит ей никогда. Но не могла остановиться…
        Если рассуждать логически, то в сейфе должны лежать деньги, драгоценности, очень важные документы. В этом же тайничке - просто важные документы. Свидетельство о смерти матери отец вряд ли станет прятать в сейф - слишком много чести. Но и на виду не оставит. Если оно не уничтожено, то хранится именно здесь.
        Итак, что обнаружила Агния в тайнике? Аттестат зрелости - отца. Копию его диплома. Какие-то чеки, письма… Свидетельства о смерти бабушки и дедушки. Когда Агния наткнулась на них, то у нее задрожали руки. Значит, она на правильном пути! Где-то здесь, где-то здесь…
        Вот! Вот оно!
        Свидетельство о смерти Марии Степановны Морозовой.
        Агния от волнения почти ничего не соображала, сердце билось как сумасшедшее, буквы прыгали перед глазами. «…Смерть наступила в результате перелома шейного отдела позвоночника…» Что это? Какой такой шейный отдел позвоночника?! Мама же умерла от болезни сердца!
        - Господи, господи, господи… - в ужасе прошептала Агния. - Мама. Мамочка!
        Под свидетельством о смерти лежала еще одна бумажка - довольно большой лист, формата А4, что-то вроде таблицы… Агния принялась изучать его, перепрыгивая взглядом с одной клеточки на другую. Это был документ сугубо медицинского характера… Перед глазами Агнии мелькнули два слова - «суицид» и «повешение».
        И она вдруг поняла.
        Тогда, восемнадцать лет назад, мама повесилась.
        Не было никакого сердечного приступа. Ее родная мать наложила на себя руки. Повесилась! У мамы хрупнули шейные позвонки, и она умерла…

«Ты это искала? Ты это хотела знать? Ну и получай!» - услышала Агния голос отца у себя в голове.
        Она ахнула и опустилась на пол - ноги вдруг перестали ее держать.
        В голове снова зазвучал голос отца:

«Тебе стало бы легче от этого прощания? А мне каково?.. Я и так весь на нервах, тебя еще утешать! А так лишних три недели покоя… Я тебе три недели нормальной жизни подарил! Господи, как ты не понимаешь… Ты маму мертвой не видела, ты весь этот тягомотный кошмар с похоронами не знала! Ты мне спасибо должна сказать!»
        Он сказал это восемнадцать лет назад, когда Агния вернулась из летнего лагеря. И узнала, что маму похоронили за три недели до того.
        А недавно что было? Отец недавно обронил еще что-то такое, что Агния, как всегда, пропустила мимо своего сознания…

«…А она, маменька твоя, - не знала, за кого замуж выходила? Какие ж бабы дуры… Я, Агния, неплохой человек. Но я такой, какой есть. И меня не переделать. И Маша это знала. И все страдала, страдала… Ушла бы, да и дело с концом! Я ее не держал! Нашла бы себе еще кого… Твоя мамаша - идиотка, истеричка… Жить ей, видите ли, не хотелось… А мне с ней каково было?!»
        Жить ей, видите ли, не хотелось.
        Агния эту фразу пропустила мимо ушей, и напрасно. Тогда отец проговорился.
        Это отец виноват в смерти мамы. И ничем мама не болела… Отец придумал сердечный приступ - так сказать, лайт-вариант. Облегченная версия - для дочки. Чтобы ничего не объяснять.
        А на самом деле мама повесилась.

…Слез не было - только страшная тоска заполнила грудь Агнии, мешала дышать.
        Лишь минут через двадцать Агния нашла в себе силы пошевелиться. Потихоньку встала, спрятала все документы обратно в тайник. Подмела пол.

«А где мама повесилась? Дома? А где - здесь?» Девушка обошла все комнаты, оглядывая их пристрастно. Наверное, это произошло в комнате для гостей - решила Агния. Отец сюда почти не заходил…
        Оставаться в пустой квартире, наедине со своими мыслями, было невыносимо - у Агнии возникло чувство, будто она сходит с ума. Будто где-то здесь, за дверями, - мама, живая… Страшно, жутко! «Мамочка, родненькая… Но зачем же вешаться, у тебя же была я?!»
        Агния быстро оделась, выскочила из подъезда.
        Во дворе еще лежал снег, но асфальт возле дома был уже сухим, чистым. Агния пошла вдоль ряда машин, выискивая взглядом знакомые. Машины Эдуарда нет, машины Григория - тоже… Интересно, кто из этих двух мужчин согласился бы сейчас ее выслушать? Кто стал бы ей сострадать? Оба? Никто?
        Агния дошла до арки, затем повернула назад. Выходить на улицу ей не хотелось, возвращаться домой - тоже.
        Остановилась у первого подъезда, где жил Григорий Харитонов, подняла голову.
        Окна первого этажа, забранные решетками. Тут была квартира Марины. Везде смерть… Везде тайны! Что ж за дом такой страшный!
        Агния, словно завороженная, смотрела на эти окна.
        Внезапно одна из занавесок шевельнулась, и показалось морщинистое, бледное лицо… Сердце у Агнии едва не разорвалось от ужаса, но это была соседка по дому - Агния узнала ее. Пожилая женщина, которая ходила с палочкой. Агния с ней здоровалась, но они никогда не говорили…
        Женщина выжидательно смотрела на Агнию. Агния - на нее, не в силах пошевелиться. Наконец женщина открыла форточку и крикнула:
        - Здравствуйте! Что-то случилось?
        Агния сглотнула. Нашла в себе силы ответить:
        - Нет.
        - А что вы тут стоите?
        - Не знаю.
        - Если вы насчет денег, то я против установки ворот. Я не дам никаких денег! Ко мне врач часто ходит на дом… А как она будет ходить, если ворота все время закрыты? Вы так и передайте своему отцу, что я против…
        - Я не из-за ворот. Скажите… а ведь тут жила Марина? Та девушка, которую убили?
        У женщины за окном широко раскрылись глаза.
        - А вам зачем? Почему вы спрашиваете про Марину?
        - Я ее помню. Мы же в одном дворе…
        - А… вы играли в детстве!
        Агния не стала разубеждать женщину. Та снова крикнула:
        - Как вас… Агния, да? Заходите. Поболтаем.
        - Зачем?
        - Ну как… Мариночку вспомним! Заходите, заходите… Сейчас я вам дверь открою. Как войдете в подъезд, сразу направо. …Как я не догадалась, что вы подружками, верно, были! - воскликнула женщина, впуская Агнию в квартиру. - Девчонки, девчонки! Но Мариночка постарше, да… Сейчас чаю сделаю.
        - Простите, я не знаю вашего имени-отчества… - призналась Агния.
        - Я Лидия Трофимовна. Тетя Мариночки. Родная сестра ее матери. Младшая. Теперь тут живу.
        Они прошли на кухню.
        - Вы милая девушка, я за вами давно наблюдаю… - болтала Лидия Трофимовна. - Вы уж извините, что я так про вашего папу… Но иногда пословицы врут!
        - Какие пословицы?
        - О том, что яблоки от яблоньки… Это не про вас, Агния. Вы не в папу. Зеленого чая, черного?
        - Черного.
        - Вот печенюшки еще… Садитесь, садитесь. Я одна, мне скучно. Вы славная, я вижу.
        - Спасибо.
        Агния глотнула чай, не чувствуя вкуса.
        - Но с чего вы, Агния, взяли, что Мариночку убили? - отхлебывая из большой чашки, с любопытством спросила Лидия Трофимовна.
        - Слухи.
        - А, слухи… Нет, Мариночку никто не убивал. Она сама на себя руки наложила. Да, да…
        Агния закашлялась. Соседка продолжила:
        - Ой, все эти сплетни… Не верьте. Гришу Харитонова тогда, конечно, забрали, следствие было… Но это не он. Потом записку нашли. Мариночка перед смертью оставила прощальную записку - дескать, так и так, нет смысла, простите, и все такое…
        - Из-за Харитонова она… убилась? - спросила Агния с мистическим ужасом. «Мама - из-за папы, Марина - из-за Григория! И почти одновременно ведь!»
        - Да прям! Это все сказки… Мама Мариночки, моя сестра Ларочка… пила страшно! Я всегда Мариночку к себе забирала, когда у Ларочки запои бывали… У меня своих детей-то нет, - призналась Лидия Трофимовна. - Вы помните Мариночку, как славно… Чудная была девочка, племяшка моя.
        - Помню, - кивнула Агния, с трудом улыбнувшись. После того как всякая мистика исчезла и все совпадения стали случайными, ей стало чуть легче дышать. - У нее были чудесные волосы, золотые, очень длинные. Роскошные.
        - Да, красавица она была… А вы ведь свои локоны отрезали, я заметила. Зря, зря! Не понимаю я этой моды… Ну да ладно, волосы не зубы - отрастут еще.
        - Значит, Марина из-за алкоголизма матери повесилась? - жуя печенье, задумчиво спросила Агния.
        - Повесилась? - вытаращила глаза Лидия Трофимовна. - С чего вы взяли, что Мариночка повесилась? Ох, сколько же глупых слухов! Мариночка утопилась. Летом было дело. Не сразу нашли. Потом, когда Москву-реку чистили, то… Ее нашли, Мариночку. Ее тело. А папа ваш, вы уж простите, на каждом углу говорил, что это Гриша Мариночку утопил. Прямо «Муму» какое-то, ей-богу… Записку же потом еще обнаружили, где Мариночка черным по белому объяснила, что не хочет больше жить. Гриша не мог, не мог ее и пальцем тронуть, вы даже не представляете, как он ее любил! Он после того весь засох, почернел. Я так думаю… - понизила голос Лидия Трофимовна, - что Гришенька не просто так потом в «Скорую» пошел работать. Он спасает. Всех спасает. Марину спасти не смог, так других теперь с того света вытаскивает. Ко мне часто заходит, давление меряет.

«С чего я действительно взяла, что Марина повесилась? - Агния потерла лоб. - Совсем плохая… Но какая странная смерть! Утопилась. В грязной Москве-реке. Бр-р!»
        - Так вот, и я себя немного виноватой чувствую. И тоже косвенно, конечно, - охотно продолжила Лидия Трофимовна. - У меня в то лето, восемнадцать лет назад, муж болел. Последняя стадия. Я с ним была. А у Ларочки - запой очередной. Белая горячка! Все черти мерещились, с ножом она бегала за дочкой… А Марина не могла ее оставить, уйти - мать же родная! Я Мариночку к себе ну никак не могла тогда взять… Всегда брала, а тогда - нет! И, короче, пропадает она вдруг, Мариночка. Ищут-ищут, на Гришу наезжают, и все такое… А я с мужем, в больнице - помирает уже. Короче, звонит мне Ларочка (у нее как раз просветление после запоя наступило) - нашли Марину. Мертвую. «Я, - говорит, - ее опознала…» И с горя Ларочка - в новый запой! А у меня муж отходит… Умер, хоронить надо, я вся не в себе, на успокоительном, на уколах… К концу осени только оклемалась. Сюда переехала. Ларочка еще два года мучилась… Умерла на моих руках. Ужас!
        - Зачем же она в реку-то бросилась? Марина… зачем? - с недоумением спросила Агния. - Странная смерть.
        - Да я вообще не понимаю, зачем молодые на себя руки накладывают! - в отчаянии воскликнула Лидия Трофимовна. - Видимо, помрачение находит. Я вот старая, больная, а мне даже в голову не приходит над собой такой грех сотворить! Уж буду жить, сколько положено. Идемте, я вам покажу, где она жила, Мариночка…
        Старуха отставила пустую чашку, поманила Агнию за собой.
        - Вот тут ее кровать стояла. Тут стол - я его не передвигала даже. Вот тут она сидела, уроки делала, потом в институт готовилась. Ведь так и не поступила в свой театральный, три или четыре раза проваливалась! Кстати, и это тоже причина, что жить не захотелось, ведь так?
        - Марина хотела стать актрисой? - спросила Агния.
        - Да. С ее-то внешностью - как не в актрисы! И провалилась в очередной раз. Одно к одному, одно к одному сошлось… А вот ее вещи. Эту записку она оставила перед смертью. Я тогда у следователя, как дело закрыли, выпросила. Память же!
        Агния взяла в руки записку, подошла к окну, где было светлее. Последние слова Марины были запечатлены на обычной почтовой открытке. На одной стороне этой открытки - фотография какой-то старинной постройки, утопающей в зелени и цветах. На другой стороне было написано синей шариковой ручкой: «Нет смысла и желания жить в этом мире. Простите и прощайте! Ухожу навсегда».
        - Это Марина писала?
        - Да. Экспертиза была. Ее почерк, - твердо произнесла Лидия Трофимовна. - Сама на себя руки наложила, бедная моя дурочка. А что про Гришеньку говорят - это все ерунда, слухи. Он ее любил. Очень, очень любил…

* * *
        Ночь прошла относительно спокойно. Вызовов было мало, и все несложные. Потом, утром, купировали приступ мерцательной аритмии у пожилой женщины - довольно долго…
        - Вы бы раньше нас вызвали! - с досадой воскликнула фельдшер Вера Петровна. - Приступ же еще ночью начался, да? Сразу бы и вызвали! Зачем терпели?
        - Так не хотелось вас беспокоить - среди ночи-то… - жалобно застонала больная. - Поспят, думаю, лишнюю минутку врачи!
        - Мы не спим, - усмехнулся Григорий. - Мы на дежурстве. А вот теперь нам возни больше… Если бы сразу «Скорую» вызвали, как только приступ начался, мы бы быстрее его купировали.
        - Я не знала… Ах, милый мой, дай вам бог здоровья. Спасибо вам, спасибо, спасибо! Вы уж простите меня, глупую…
        - В больницу едем? - спросила Вера Петровна.
        - Нет! - испуганно закричала женщина. - Мне уже лучше!
        - Что ж вы все так больниц боитесь, а?..
        Через полчаса, когда женщине действительно стало лучше, линейная бригада отправилась на следующий вызов. На подстанции сообщили - больной, двадцать восемь лет, острая боль в животе.
        Старый, ветхий дом - кажется, общежитие какого-то завода. Шестой этаж, лифта нет. Под ногами - битое стекло, все стены разрисованы надписями.
        - Вот люди… Помыли бы тут все, почистили, покрасили бы сами… - пыхтя, заметила Вера Петровна, поднимаясь по лестнице. - Живут как свиньи.
        - Так это общежитие. Не свое, чужое, - буркнул Григорий. - Ты, Вера Петровна, как с луны упала… Кому охота чужое мыть?
        - Как - чужое? - яростно возразила фельдшер. - По одной земле ходим. Весь мир - наш дом!
        - Да, да, да… Старая песня.
        - Я тебе поражаюсь, Гриша, - ты молодой еще вроде, а хуже старика!
        Привычно, без злобы, препираясь, они поднялись на четвертый этаж, позвонили в дверь.
        Им открыл молодой парень в растянутом тренировочном костюме. Опустив голову, он держался за живот.
        - Кто больной? Вы? Ложитесь, сейчас посмотрим… - сказал Григорий.
        Прошли в комнату - мебели почти нет, черный липкий пол, вместо кровати - матрац…
        - Живот. Очень болит. Очень! - Парень со стоном опустился на матрац, скорчился, словно креветка.
        - На спину ложитесь. Поднимите рубашку. - Григорий присел на корточки, принялся пальпировать живот парня. - Здесь болит? А здесь? Здесь?
        - О-о! А-а! О-о! - выл парень, зажмурившись.
        - Вера Петровна, померь у него давление.
        - Мне укол нужен. Обезболивающее, - сказал парень, косясь на Григория.
        - Живот мягкий, с внутренними органами все в порядке. Печень чуть увеличена, но это не страшно… Не нужно тебе обезболивающее.
        - Как это - не нужно?! У меня болит! Еще как! Страшно болит! - возмутился парень. - Сделайте мне укол! Вы что, хотите, чтобы я умер? Я от болевого шока могу загнуться! У вас что, морфина нет?
        Парень рукой указал на медицинский чемоданчик.
        - Нету там никакого морфина, - спокойно произнесла Вера Петровна.
        И это было чистой правдой - морфин Григорий таскал во внутреннем кармане куртки, отдельно от других лекарств. Вынужденная необходимость - уж сколько раз наркоманы на этот чемодан покушались… Морфин - только тем, кому он действительно нужен. Кто на самом деле испытывает боль.
        - Как нет морфина? Не врите! Есть. Продайте мне его. Я… я вам свои часы отдам! Продайте! Сколько вы хотите? Ну сколько?..
        - Нет у нас морфина. - Вера Петровна поднялась, убрала тонометр. - И вам он не нужен, молодой человек.
        Она посмотрела в глаза Григорию. Тот едва заметно кивнул.
        - Как - не нужен?! - заорал парень. - Скоты! Живодеры! Я ж тут помираю, а они… Убийцы!
        События развивались по самому худшему варианту сценария - парень вскочил, бросился к чемоданчику. Вера Петровна оттолкнула парня, и тот, зарычав, поднял колченогий стул, замахнулся…
        Григорий сзади схватил парня поперек туловища, резким движением вытолкнул в другую комнату. С грохотом упал стул… Григорий захлопнул дверь, заблокировав ее тем же стулом.
        - Так я и знала… - задыхаясь, с раздражением произнесла Вера Петровна. - Мне сразу этот дом не понравился!
        Григорий достал сотовый:
        - Покровский? Тут наркоман. Руки распускает. Милицию вызывай. Мы его заперли пока…
        Следующий вызов, на сегодня последний, - к мужчине с отравлением. Очередная жертва общепита…
        Пока возились с бедолагой, везли в Боткинскую больницу, Григорий не мог не вспомнить, как в первый раз увидел Агнию. Тоже приехали на отравление, а там…
        В памяти Григория навеки запечатлелось то самое, первое мгновение, когда дверь распахивается, и ее лицо, Агнии, - прямо перед ним. Раз, и Григорий утонул в ее глазах. А потом, на следующий день, он встретил эту девушку во дворе собственного дома, и она оказалась его соседкой. А потом… Нет, хорошо, что дежурство кончилось, с этими воспоминаниями не до работы!

«Кажется, я влюбился», - констатировал Григорий, возвращаясь домой. Он тысячу лет не влюблялся, а тут - здрасте… Тысячу лет назад была Марина.
        Марина.
        Он студент меда, она - так, без дела… Подрабатывала на почте. Эдик - он в академии тогда учился. Еще Славка, Костик, Люська, Борис были в их компании… Сидели все во дворе, пели песни под гитару - молодые, счастливые.

…Григорий заехал в арку, припарковался, вышел из машины. Остановился, оглядывая двор. Он часто так делал все последние годы - словно надеялся увидеть здесь Марину. Словно ждал чуда: вот она, Марина, снова здесь, во дворе, сидит на качелях… Хотя чего об этом думать - чудес не бывает.
        Но почему так: было, а потом - бах! - и все исчезло? Григорий пошел вдоль дома к своему подъезду.
        Поднял голову - там она жила когда-то. Она, Марина.
        Григорий всмотрелся. За окном стояла девушка. Тонкий силуэт, нежные черты лица…
        На миг Григорию показалось, будто он сходит с ума. Какая девушка, откуда она там? Кроме Лидии Трофимовны, старухи, никого в той квартире не должно быть!
        Только в следующее мгновение он узнал Агнию. Агния сейчас находилась в квартире, в которой когда-то жила Марина. Как, почему? Зачем там - Агния?!
        Девушка заметила Григория. Губы ее беззвучно шевельнулись.
        Григорий быстро вошел в подъезд, одним махом перескочил лестничный пролет.
        Из дверей квартиры, где когда-то жила Марина, вышла Агния. (О благословенные, счастливые, почти забытые времена, когда из этих дверей навстречу Григорию выходила его любимая… Неужели они вернулись?)
        - Ты? - тихо сказал Григорий.
        - Я, - едва слышно отозвалась она.
        - Не уходи. Не уходи, пожалуйста!
        Он шагнул ей навстречу и обнял. Господи, как же нестерпимо сладко было обнимать ее!
        - Я не уйду, - обещала Агния. Потом поднялась на цыпочки и обвила его шею руками.
        Милая, нежная.
        Единственная.

* * *
        Почему так произошло, Агния не знала. Она собиралась жить умом, а не эмоциями, она вроде уже нашла своего мужчину - сильного, мужественного человека…
        Почему она вздумала ответить на объятия Григория?
        Агния не знала. Руки сами потянулись обнять его. Ей так захотелось, и все тут.
        Они вдвоем поднялись в квартиру Григория.
        - Что ты делала там?
        - У Лидии Трофимовны? Просто зашла… Она позвала. Лидия Трофимовна старенькая, ей скучно.
        О Марине Агния не стала спрашивать. Все ясно - Григорий не убивал Марину, и вообще так глупо верить дворовым сплетням! Надо было с самого начала слушать свое сердце… И не встречаться с Ореховым.
        А то теперь получается, что она, Агния, наломала дров - сначала отвечала на ухаживания одного, потом - другого… И все равно выбрала того, первого. Григория…
        - Помнишь, ты говорил, что надо найти свидетельство о смерти? - спросила Агния.
        Он вздрогнул:
        - И?..
        - Я нашла.
        Григорий скинул с себя куртку, помог раздеться и Агнии.
        - Что узнала?
        - Она повесилась. Моя мама - повесилась. Представляешь?
        - Ого… - Его лицо стало тревожным, помрачнело. - Ты была не в курсе?
        - Нет. А ты? Ничего такого не слышал?
        - Нет. Твой отец умеет держать все под контролем. Никаких слухов, никаких разговоров. Почему она повесилась?
        - Я думаю - от горя, - коротко всхлипнула Агния. - Мой папа, он… он ей изменял.
        - Но у нее же была ты! Зачем же в петлю-то лезть…
        - В том-то и дело… - Агния закрыла лицо руками. - Зачем она это сделала, зачем?!
        - Послушай… у нее, у твоей матери, наверняка была тяжелая депрессия. Она не отдавала себе отчет в том, что делает. Мнительно-тревожная, склонная к переживаниям личность… таких ничего остановить не сможет, ничего не удержит, я знаю!
        Они прошли в комнату, Григорий посадил Агнию на колени, обнял.
        - Я его ненавижу все равно… - прошептала Агния. - Он гад. Он гадкий гад.
        - Оставайся у меня.
        - Что?
        - Ты не хочешь возвращаться домой? И не надо. Живи у меня. Сколько хочешь. Всегда.
        - Что ты за глупости говоришь, ну что за глупости… - Агния пришла в отчаяние. - С какой стати я должна жить у тебя?
        Григорий подумал и ответил чрезвычайно важно и даже торжественно:
        - Потому что я не могу жить без тебя.
        - Гришенька! - истерично расхохоталась Агния. - Ты бредишь, да?..
        - Нет, я абсолютно серьезно.
        - Ты же меня не знаешь!
        - Ну и что? - Он прижал ее к себе, стал баюкать, точно маленькую девочку. - Это все не важно…
        - А что важно?
        - Ничего не важно.
        - Ты вообще соображаешь, что говоришь? Если ничего не важно, то почему я должна остаться у тебя? Почему?..
        - Потому что ты мне нравишься. И только это важно…
        - Врешь ты все. Если бы ты знал, как мне плохо! - с тоской, агрессивно пожаловалась Агния.
        - Вот поэтому ты и должна остаться у меня. Потому что только со мной тебе будет хорошо. - Харитонов поцеловал ее. - Не плачь, пожалуйста. Все хорошо. Я с тобой.
        Как ни странно, но именно эти слова - «я с тобой» - магическим образом подействовали на Агнию. Она то ли всхлипнула, то ли застонала, уткнувшись лицом Григорию в шею, и затихла, пока он гладил ее по спине.
        Его прикосновения не вызывали в Агнии отторжения, не заставляли ее сжиматься - как в объятиях Эдуарда. Наоборот, ей хотелось, чтобы Григорий продолжал ее гладить, не отнимал от нее своих рук.
        - Я все равно тебе не верю, - шепотом, капризно (теперь уже скорее для проформы) пожаловалась она.
        - Милая. Ты - милая…
        - Я все равно уйду.
        - А я тебя никуда не пущу.
        - А я, а я… - Она не договорила, потому что Григорий закрыл ей рот поцелуем. Он целовал, гладил ее, баюкал - и каждое его прикосновение действительно утешало Агнию. Он словно отдавал ей свою энергию - бескорыстно, без остатка.
        Агния подставляла Григорию лицо для поцелуев - то левую щеку, то правую, то губы… Потом подставила плечи, руки. И он целовал ее, и с такой радостью, так пылко, с такой готовностью и энтузиазмом, словно не было в мире ничего важнее. А затем положил ее на диван, принялся раздевать.
        Агния не сопротивлялась и сама помогала ему раздеться. В этот раз все было как-то по-особенному, не так, как в первый раз. И совсем иначе, чем с Ореховым…
        Ничего неприятного, ничего мучительного в этой близости с Григорием сейчас не было. Одна радость. Этот человек словно держал ее в своих ладонях, пряча от всего мира. Согревал своим дыханием. От него, от Григория, не исходило ни зла, ни угрозы - ничего темного, страшного, непонятного.
        И потом, если подумать, он с самого начала напоминал Агнии Рауля из «Призрака Оперы»… Если бы побрился, конечно.
        Он, этот мужчина, вел ее за собой - в какой-то дивный сад, где цвели розы, где ветви деревьев провисали под тяжестью фруктов - яблок, персиков, слив… Где все краски были яркими, сочными, полными солнца. Где царили умиротворение, нега, покой. Где не было ни прошлого, ни будущего. Одно лишь сладкое, янтарное мгновение настоящего.
        Забвение.
        Утешение.
        Счастье.
        - Ах - вырвалось у Агнии, когда она находилась в самом центре этого сада и когда у нее на глазах вдруг стали распускаться розы… Розы словно взрывались - медленно, плавно, неотвратимо выворачиваясь перед солнцем своей ярко-малиновой сердцевиной. Ярко-малиновое стало фиолетовым, налилось темно-вишневой густой чернотой - и растаяло.
        Вернее, не растаяло, а это просто Агния открыла глаза.
        Несколько секунд она лежала неподвижно, удивленная и растерянная. Она подняла руку и прикоснулась к своему лицу. Потом принялась внимательно рассматривать свои пальцы. Это ее руки, ее пальцы. Это она, Агния. Или не она?
        Григорий взял ее руку, поцеловал ладонь. Потом придвинул Агнию к себе, обнял. Они лежали так очень долго, обнявшись, и молчали.
        Потом Агния дернулась, собираясь встать.
        - Куда?.. - вздрогнул Григорий, прижал ее к себе еще теснее.
        - Мне пора.
        - Никуда тебе не пора. Ты уже пришла. Ты здесь. Куда тебе еще идти?

«А и в самом деле, куда я тороплюсь?» - подумала Агния. Она щекой потерлась о грудь Григория - там, где у него была негустая поросль мягких волос.
        За окном густели, набухали фиолетовые, сиреневые сумерки, превращаясь в ночь.
        Агния закрыла глаза и уснула. В первый раз в жизни она спала в объятиях мужчины. И это был такой сладкий, спокойный сон - так, наверное, спят младенцы, еще не знающие, что существует смерть.
        Около двенадцати ночи она проснулась - одновременно с Григорием, совершенно отдохнувшая и спокойная.
        Григорий уткнулся лицом в ее волосы.
        - Ты моя овечка… ты мое белое облачко… ты моя Агния… - пробормотал он с таким умилением, так убежденно, так растроганно, что Агния не выдержала и засмеялась. Он поцеловал ее, обнял поудобнее. Потом она повернулась, и он тоже.
        Они были единым целым, они не могли и на миг расцепить объятий. «Я не одна больше», - вдруг осознала Агния.
        Это было очень четкое ощущение: раньше она была одна, теперь - нет. Она не одна в этом мире, пока рядом с ней этот мужчина. Именно он - Григорий, и никто другой…
        Далее они среди ночи ужинали.
        Еды как таковой у Григория почти не было - лишь макароны и одна-единственная куриная нога в морозилке.
        Макароны были сварены, нога - зажарена. Агнией, конечно. С аппетитом влюбленные все это съели, запили пивом. Пока ужинали, смотрели вполглаза какой-то боевик по телевизору, болтали.
        - Мне на следующей неделе, наверное, надо будет выйти на работу, - вдруг вспомнила Агния. - Но так не хочется… Там отец. Все время отец перед глазами. А я не хочу его видеть… - с досадой произнесла она.
        - Не ходи. Зачем себя так мучить? - удивился Григорий. - Как-нибудь проживем с тобой. Человек, он для чего рожден? Для счастья… Ты свободна, Агния. Никто тебя цепями к этой нотариальной конторе не приковывал!
        - Я жила словно во сне, ничего не замечала. А теперь со мной что-то странное творится. Мне хочется скандалить и ругаться. И мысли иногда такие злые…
        - Сейчас? Со мной скандалить?
        - Нет, с тобой - нет. Это я все про отца говорю. Я, наверное, не успокоюсь, пока не узнаю всю правду. Всю-всю-всю, до самого донышка. Как именно мама решила покончить с собой, почему отец это допустил… Мне нужны подробности.
        - Послушай, а у вас с отцом кто-нибудь из родственников жив? - с интересом спросил Григорий.
        - Нет.
        - А друзья семьи?
        - Друзья? У отца есть друзья, но… это друзья отца, я с ними почти не общаюсь. Адвокат Доброделов - известный очень, слышал?.. Его по телевизору часто показывают. Из мэрии много знакомых…
        - Это все не то. Должен быть человек, который был в курсе той давнишней истории с твоей мамой…
        Агния задумалась. Кира? Но Кира - бестолковая тетка, у нее свой взгляд на это дело. Полина? Полина, может, и знает что, но она - невеста отца, она не станет его выдавать. Перебрав все возможные варианты, Агния произнесла медленно:
        - Света… Света, она давно в конторе отца работает. Кажется, она должна знать.
        - Разве она расскажет? Твой папенька ей голову свернет… Или она не боится потерять работу? - усмехнулся Григорий.
        - А я слово дам, что ее не выдам. Ты знаешь, мне кажется, она расскажет. У нее в глазах иногда такое… - задумчиво произнесла Агния. - Там такие страсти кипят, что она должна мне все рассказать.

* * *
        Суббота. Григорий ушел на дежурство, оставив Агнии ключи. Она набрала домашний номер Светы:
        - Алло, Света… Нам надо поговорить. О моем отце.
        Молчание.
        - Света! Ты можешь не бояться, о нашем разговоре отец никогда не узнает.
        Молчание. Слышно было только, как Света дышит.
        - Света!
        - А я не боюсь, - вдруг с вызовом произнесла Света. - О чем ты хочешь узнать?
        - О том, почему моя мама наложила на себя руки.
        Молчание. Потом сдавленное:
        - Ты знаешь… - И громко, решительно: - Приезжай! Ко мне приезжай, прямо сейчас. Я все, все тебе расскажу!

…Через полтора часа Агния уже звонила в дверь Свете.
        - Привет, Агния. Заходи!
        До этого момента Агния не представляла, как живет Света. И была поражена: маленькая однокомнатная квартирка в панельном доме, не просто маленькая, а даже крошечная какая-то, с низкими потолками, тонкими стенами. Дешевая мебель, бумажные простенькие обои, запах стирального порошка. Следов откровенной нищеты - как, например, в доме у Киры - не наблюдалось (ни вытертых до дыр ковров, ни ветхих стульев), но все в этой квартирке говорило о скудости средств хозяйки…

«А чего я ожидала? - подумала Агния, проходя вслед за Светой в комнату. - Она лишь помощница нотариуса, и только… Откуда у нее большие деньги?»
        - Сюда, пожалуйста, - Света рукой указала на диван.
        - Ты живешь одна? - присаживаясь, спросила Агния.
        - Одна. Мама умерла пять лет назад. Очень болела, - быстро произнесла Света, села в кресло напротив. На Свете был короткий шелковый халат пестрой расцветки, тапочки с пушистыми помпонами, но эта игривость в одежде странно контрастировала с ее внешностью. Света - слишком худощавая, жилистая, с темной, желтоватой кожей - словно брела долго по безводной пустыне. В рабочей обстановке (женщина появлялась в нотариальной конторе в белой блузке, застегнутой до последней пуговицы, черной юбке, в плотных колготках - как требовал от своих сотрудниц Борис Николаевич) этой
«провяленности», высушенности Светы Агния не замечала. Поэтому сейчас она с изумлением рассматривала ее ноги, обнаженные руки, ключицы…
        Агния как будто в первый раз увидела Свету.
        И это вскользь оброненное - «мама умерла пять лет назад»… И сколько ей, Свете? Всего лишь тридцать шесть.
        - Что ты так смотришь на меня? - резко спросила Света.
        - Я… я все время думаю… когда вижу тебя… Ты… была любовницей моего отца? - спросила Агния.
        Света вытаращила глаза - и без того огромные, темные, подведенные резко черными тенями, уходящими к вискам. Глаза - это все, что напоминало о Нефертити, с которой когда-то сравнивали эту женщину.
        - Да. Была! - выпалила Света. - А что? Ты меня осуждаешь? Ты об этом хотела поговорить? Ну так знай - я была любовницей твоего отца!
        Агния помолчала.
        - А почему ты спрашиваешь об этом? - нервно произнесла Света. - Почему, почему?
        - Потому что он всех сделал несчастными, - мрачно, спокойно ответила Агния. - Всех женщин, которые были с ним рядом.
        На лице Светы отразилось изумление, потом она вдруг расслабилась, закрыла глаза - и засмеялась с каким-то облегчением даже.
        - Да, это так… Боже, как ты права! - Света открыла глаза, придвинулась ближе. - Агния! Как жаль, что мы не поговорили с тобой об этом раньше… Но мне казалось, Борис убьет меня, если я стану болтать о его тайнах… А ты сама все узнала, да? Сама?
        - Нашла документы, - кивнула Агния. - Рылась в тайнике у отца.
        - Ах, молодец, девчонка! - звонко, переливисто, истерично, так, что у Агнии заложило уши, снова засмеялась Света. - Ну да… Только так и можно узнать правду… Сам-то Борис никогда ни в чем не признается!
        - Отец говорил, что мама умерла от сердечного приступа. Я подозревала, что это он довел ее… И хотела знать правду. Но я не думала, что все настолько… настолько ужасно. Никакого сердечного приступа не было, мама повесилась - из-за отца, я теперь знаю.
        - Да, твоя мама повесилась из-за Бориса! - с исступленной радостью закивала Света. - Он ее довел! Но раз ты все знаешь… Зачем ты пришла ко мне?
        - Я хочу знать подробности.
        - Да. Да. Подробности! Точно. Я тебе все расскажу. Все, все! И мне плевать, что будет… Ты пьешь? У меня есть водка. Ну немножко, глоточек!

«С утра - водку?» - тяжело задумалась Агния.
        - Ладно. Давай. Только рюмку, не больше.
        - Отлично! Я знала, что ты мировецкая девчонка… Ух, как мы могли бы дружить все эти годы! - Света, сверкнув темно-желтыми коленями, бросилась на кухню, вернулась с передвижным столиком, на котором была бутылка водки, рюмки и кольцо краковской колбасы. - За нас.
        Они чокнулись, выпили.
        Света принялась ожесточенно пилить колбасу, произнесла сдавленным голосом:
        - На вот, закусывай… кружочек… открой рот. Ам! Супер. Ты молодчина. Так вот… Твой папаша - кобель тот еще. Хотя это теперь не так называется. Знаешь как? - Света уставилась на Агнию огромными черными, лихорадочно блестящими глазами.
        - Как?
        - Он - альфа-самец. Да-да-да, так это называется - хочешь, почитай потом в Интернете, там много статей на эту тему. Я читала - все правда! Это термин из мира животных пришел. Вот, например, шимпанзе…
        - Кто?
        - Шимпанзе, обезьяны такие… Короче, стая обезьян. У них вожак, этот самый альфа-самец. Первый, значит. И все у него в подчинении. Все самки его, дети его, не дай бог кто против него выступит. Жрет первый, самое лучшее, остальным достаются объедки… Так вот, и мужики такие есть, в мире людей. Они должны быть первыми, они должны быть главными - хоть трава не расти! - неистово закричала Света. - И вот твой отец - такой. И с возрастом только хуже… Я ведь в дочки ему годилась, понимаешь? Я как ты - всего лишь на два года старше тебя!
        - Зачем же ты связалась с ним?
        - Так попробуй ему откажи! У них же обаяние, у этих альфа-самцов! Они прут как танки! Они - настоящие мужики. Но запомни, Агния, нет ничего хуже настоящего мужика, потому что настоящий мужик озабочен только собой, только тем, насколько он настоящий! Какой он стопроцентный! Ему нужно постоянное подтверждение, что он настоящий! И вот он, старый козел, вечно молоденьких себе заводит, вечно хорохорится…
        Агния молча кивнула.
        - Сколько твоя мама от него страдала… Нет, я так понимаю, он по любви на ней женился. Он ее любил - по-своему. И он не злой, Борис-то… Он просто альфа-самец! А мама твоя не могла смотреть на его измены сквозь пальцы, страдала очень.
        - И что было?
        - Чего было… Гулял он всегда, я так понимаю. А лет восемнадцать назад Борис влюбился. О-очень сильно! В эту…
        - В Киру, - подсказала Агния.
        - Точно! Ну ты молодчина, и про Киру знаешь… Короче, она тогда была еще красивая. Эффектная такая, юная. Кудри до попы, бюст пятый номер, все такое… В общем, отец бросил твою мать, ушел к Кире.
        - Бросил? - прошептала Агния.
        - Что? А, ты ж не знаешь, ты в отъезде была… - Света подлила еще водки в рюмки. - За нас… Оп! И закусывай, закусывай! Короче, тебя он отправил в лагерь, от матери ушел к Кире. Жениться на ней собрался - вот на него как сильно ее пятый номер подействовал! А мать твоя возьми и повесься… Ужас. Похороны и тэ дэ. А аккурат после похорон Кира заявляет Борису: «Милый, я беременна». Он ей: «Делай аборт!»
        - Почему? - шепотом спросила Агния. - Почему он так ненавидит детей?
        - А зачем ему дети? Ему тебя хватало. Девочку он еще терпел, но если мальчик… А так потом и вышло - у Киры мальчик родился.
        - Чем же ему мальчик не угодил?!
        - Соперник, - веско произнесла Света. - Молодой самец. Борька на дух юнцов не выносит, лютой ненавистью их всех ненавидит! Они же кто, по сути? Конкуренты! Я об этом как прочитала в Интернете - много, много всяких психологических сайтов, - так сразу поняла про Борьку. А Кира от аборта отказалась. И они тогда страшно, страшно разругались - Кира и Борис. В общем, никакой свадьбы не получилось. А тут ты из лагеря вернулась… Как будто и не было ничего.
        Агния потерла виски. О чем-то подобном она могла догадаться сама, представить, что происходило тогда, восемнадцать лет назад.
        - Света, ты при этом присутствовала?
        - Да. Ну, почти при всем. По крайней мере, финал истории произошел на моих глазах. Я тогда только школу окончила, выпускные сдала. Подала документы на вечернее, а сама в контору твоего отца устроилась, секретарем. При мне он уже сходился-расходился, жену хоронил - маму твою то есть.
        - А… ты?
        - А я в него влюбилась. Где-то с сентября у нас начался с Борей роман.
        - Маму похоронили в начале августа, а в сентябре у него новый роман… - сдавленно прошептала Агния. - Скотина… Гад!
        - Он альфа-самец. Что ты от него хочешь? - Света ожесточенно пилила колбасу, сдирала с нее оболочку. - Что, он будет траур носить, переживать? Нет, ему некогда. Он же должен постоянно свою мужественность доказывать! Ты меня извини, но как любовник он очень даже…
        - Нет-нет-нет! - закричала Агния, закрыв уши. - Вот только этих подробностей мне не надо!
        - Да. Прости. Понимаю. Я вот о чем… Когда он меня на работу брал - а это еще в июле было, все живы-здоровы, любовь-морковь с Кирой, - Борька ведь не просто так меня, именно меня, к себе взял в секретари. Он на меня еще тогда глаз положил! Вот он какой… Он меня с Нефертити сравнивал!
        - А потом что?
        - Мы с ним три года… встречались.
        - Где? Тут? - невольно огляделась Агния. - А твоя мама не была против?
        - Зачем тут? Мы встречались с твоим отцом не отходя от кассы. В нотариальной конторе. После работы, в обеденный перерыв, и все такое… Не к себе же он меня поведет? Ко мне тоже нельзя - тут мама. Мама, наивная, все надеялась, что Борис на мне женится. Но нет. Видимо, после Киры Борис очень изменился. И мне условие поставил - никаких детей, никаких разговоров о свадьбе. Или - вон.
        - И ты согласилась на его условия? - с трудом произнесла Агния.
        - Да. Согласилась. Я дурочка была молоденькая. Я же надеялась, что сумею завоевать его своей любовью… Ан нет. Через несколько лет я ему надоела. Он тогда знаешь что придумал? Он тебя на работу взял. Тобой прикрылся, понимаешь? Вроде как - «при дочери, нам с тобой, Светка, нельзя шуры-муры в конторе разводить!».
        - Но тебя не уволил?
        - Нет. Я же хорошо работаю. Я суперпомощница. Без меня он как без рук! - с гордостью произнесла Света.
        - А ты говорила, что училась на вечернем… - напомнила Агния.
        - Нет, я так и не пошла учиться. Любовь…
        - Послушай, получается, что ты из-за отца - без семьи, без детей, без образования?
        Света вздрогнула. Потом сказала:
        - Да. Да. Да, черт возьми!
        - Ты его любишь еще?
        - Я его ненавижу… Ох, как я его ненавижу… - Света подлила себе еще водки, Агния же предусмотрительно убрала свою рюмку со стола. У нее и так уже шумело в голове. - Но ничего… Вот надоест ему эта Полинка…
        - Он на ней жениться собрался. Там все серьезно, - Агния покачала головой. - И она ему не надоест.
        - Это еще почему? - вскинулась Света. - Вот начнет он ей изменять, как всегда… Он же не может не изменять, понимаешь?!
        - Понимаю. Но Полина - другой человек. Ей все равно, будет ей муж изменять или нет. Она вообще не человек. Она кукла. Она не живая. Она в петлю от несчастной любви не полезет…
        - Ты ее так хорошо знаешь? - с исступленным любопытством, с недоверием спросила Света. - Ты уверена?
        - Да, - кивнула Агния. - Абсолютно. И не надейся, что Полина начнет переживать из-за отца… Ее интересует только собственная внешность. Она помешана на салонах красоты, на одежде, на обуви. На аксессуарах! Инновационный крем для лица с какими-нибудь нанолипидами, краска для волос с керамидами, эксклюзивные SPA-процедуры, элитный массаж, тайная диета голливудских звезд - вот ее боги…
        Света, прижав ладони к пылающим щекам, широко раскрыв и без того огромные глаза, напряженно слушала Агнию.
        - …словом, Полина никогда не станет беситься из-за отца. Он ей будет дарить бриллианты, возить на Сардинию, Мальту… Больше ей и не надо ничего! А она потом упоенно, взахлеб, будет рассказывать своей массажистке или парикмахерше о тамошней жратве, о том, как был обставлен ее номер люкс, и минеральном составе воды в бассейне. А бедной парикмахерше или массажистке придется улыбаться и корчиться от зависти, поскольку дальше Турции с Египтом и не ездила никогда… Вот она какая, эта Полина! И поскольку отца она ревностью не изводит, то он считает ее самой лучшей. Ему повезло, - добавила Агния, - ведь он наконец нашел свой идеал женщины!
        Света застонала. Потом плеснула себе в рюмку еще водки. Залпом выпила и произнесла сдавленным голосом:
        - Да, ты права. Ты все это так правильно сейчас описала! Так и будет. Полина - его идеал. Я на него всю жизнь положила, а он…
        - А ты будешь пахать на него до пенсии, - жестко произнесла Агния. - Пока не превратишься окончательно в старую, никому не нужную жужелицу.
        - Ты права, боже, как ты права… Нет, я все это знала, примерно так и представляла, но была еще какая-то глупая надежда… я только сейчас и поняла, что Полина - идеал Бориса. Да, да! - Из глаз Светы брызнули слезы.
        - Ты говоришь, отец без тебя как без рук?
        - Да, он без меня не справится… И почему, почему он так мало меня ценит? Я не понимаю…
        - Ты еще не старая. Ты можешь создать свою семью. Родить детей! Стать счастливой! Какого черта ты держишься за моего отца? Я этого тоже не понимаю!
        - Но любовь…
        - Какая любовь?! Ты же сама сказала, что ненавидишь его! Света, он разрушил твою жизнь! Он всех, кто любил его, сделал несчастными! - словно заклинание, повторила Агния. - Ты тоже хочешь повеситься, как моя мать? Сейчас, может, и нет, но что будет лет через десять, неизвестно… И не нужна ты отцу, ты ему надоела сто лет назад, он только молоденькими интересуется!
        - Меня с руками и ногами оторвут в другой нотариальной конторе… - с отчаянием пробормотала Света. - И в любой другой фирме… я же и юрист, и бухгалтер в одном флаконе… Я красивая! У меня фигура. У меня глаза - как у Нефертити!
        - Уходи от отца. Уходи, пока не поздно. В сорок лет ты уже не найдешь хорошей работы. А сейчас - да, есть шанс. Есть шанс создать семью. Найти свое счастье.
        Света выпила еще водки. Глаза у нее были совсем черными, огромными - даже белков не видно. Она уставилась этими страшными, черными глазами на Агнию и произнесла мрачно, торжественно:
        - А и правда. Уйду.

* * *
        Не то чтобы Агния была пьяной, нет… От двух рюмок водки не опьянеешь сильно. Но было другое - Агния ощущала, как напряженно работает ее мозг, как все чувства ее, все движения подчинены одной идее, одной цели.
        Она влетела в квартиру, где жила со своим отцом, и сразу же устремилась в свою комнату. Достала огромный матерчатый баул и принялась сосредоточенно, четко метать в него свои вещи - одежду, обувь… «Что еще взять? Не забыть документы, медицинский полис, деньги… Сколько там? Сорок тысяч. Сорок тысяч рублей - это все, что мне удалось накопить. Негусто. Но ничего, на первое время хватит… Что еще? А, диск!» Агния нажала на кнопку проигрывателя - плавно выплыл диск с ее любимым мюзиклом.

«Куда его? Коробки нет… в книгу, между страниц!»
        Агния засунула диск в первую попавшуюся книгу - ею оказался Гражданский кодекс РФ, втиснула книгу отдельно, в свою сумку.
        И в этот момент услышала, как хлопнула входная дверь.
        - ?га, ты здесь? - Раздраженный, злой голос отца.
        Агния не ответила. Она пыталась сообразить, что же еще она забыла упаковать.
        - А?га! - Отец ворвался в комнату - в пальто нараспашку, на шее - кремового цвета кашне, мерцание бриллиантовой булавки в галстуке… - Наконец-то! Ты где была? Ты вообще соображаешь? Я уже хотел в морг звонить, в больницы… У тебя мобильный не отвечает, ты дома не ночевала…

«Не отвечает мобильный. Точно. Взять зарядное устройство!» Агния выдвинула ящик стола, достала из него зарядное устройство, тоже запихнула его в баул.
        - Чего ты молчишь? Ты где была?.. И что это ты задумала, а?.. - Он уперся гневным, непонимающим взглядом в раздутый баул, стоявший у Агнии на кровати.
        - Папа, я ухожу.
        - Куда?
        - Не важно куда. Важно, что я ухожу от тебя, - лаконично, четко произнесла Агния.
        - Сдурела, да?
        Агния ничего не ответила - она сосредоточенно выдвигала ящики секретера в поисках забытых вещей.
        - Это что? ПМС? Или ранний климакс?

«Скотина… Негодяй!» Агнию вдруг затрясло. Раз - и она перестала владеть собой. Душа наполнилась дикой, неуправляемой ненавистью.
        - Ты убил маму. Ты! - с ненавистью крикнула она.
        - Опять двадцать пять… Тебе не надоело? - насмешливо спросил отец - он, в свою очередь, успокоился, пренебрежительно заулыбался.
        - Ты убил ее. Ты. Из-за тебя она повесилась!
        Улыбка исчезла с лица отца, глаза стали колючими.
        - Что за бред? - осторожно произнес он.
        - Я все знаю. Все.
        - Это тебе Кира рассказала, да? Вот уродка…
        - Нет. Я сама узнала. Нашла свидетельство о смерти.
        - Что-о?.. Ты рылась в моих вещах? - поразился отец, но против ожиданий Агнии он не стал впадать в неистовую ярость. Наоборот, чем дальше, тем холодней и презрительней становился его взгляд. - Поразительно… до чего ты докатилась! А я, дурак, берег тебя, скрывал правду…
        - Ты не берег меня. Ты берег свой имидж! - Слово «имидж» вырвалось у Агнии как шипение. - Ты хотел быть хорошим и правильным. Лучше всех. Непогрешимее папы римского! Ты не мог допустить, чтобы люди говорили: смотрите, он довел свою жену до самоубийства! Ты придумал этот сердечный приступ, которого не было. Ты скрыл от меня смерть мамы, ты не вызвал меня на ее похороны. Я так и не смогла с ней проститься! - звонко закричала Агния.
        Она еще никогда в жизни не повышала голос на отца. Это было в первый раз…
        - Ах, бедная девочка… А то, что я уберег тебя от страданий…
        - Уберег, как же! Ты сломал мою жизнь - так же, как и жизнь моей матери! Как и жизнь Киры! Собственного сына! Светы! Еще не знаю кого!
        - Я сломал? Я? - захохотал отец. - Я - такой, какой есть… Меня просто надо принимать таким, какой я есть, понимаешь? И тогда все будет хорошо. Я - простой и открытый, люблю жизнь, люблю женщин, я прямо говорю о своих желаниях и не-желаниях… Я искренний! Только закомплексованные уроды этого не понимают… И меня не переделаешь. Какого хрена вы, бабы, от меня ждете? Сломать меня хотите? Согнуть? Не получится! Идите вон, ищите других мужиков, которые позволяют собой вертеть… Я - не такой! А не нравится - валите прочь. Травитесь, вешайтесь, бросайтесь под поезд… Я не виноват в том, что вы все - дуры. Я не виноват, что нет ее, той любви, которую вы все себе придумали… Она - только в слезливых мелодрамах! В кино, в книгах… Но в реальной жизни любовь - другая! Расстанься же ты со всеми этими бабскими пошлыми иллюзиями о принце и принцессе, о Золушке, о Призраке Оперы и тому подобной хрени!
        - Вот я и валю. Ухожу. Ухожу вон, как ты хочешь… - задыхаясь, пробормотала Агния.
        - И это моя дочь… Вот не думал, что у меня растет такая тупица…
        - Ты меня никогда не любил. Ты… я не помню даже, когда ты в последний раз приласкал меня. Сказал доброе слово… утешил! Ты не играл со мной в детстве. Не гулял со мной… - ожесточенно произнесла Агния.
        - Да, зато я работал как вол, зарабатывал денежки, ты жила в хорошей квартире, ты ходишь на хорошую работу… - с ядовитым презрением продолжил отец.
        - Ой, обломилось мне от твоих денежек… Ни копейки лишней ты мне не заплатил, папочка! - засмеялась Агния, впрочем, почему-то не слыша собственного смеха. - Сэкономил на домработнице… Умно! У меня одно золотое кольцо, без бриллианта причем… Ни одной шубы никогда не было! За границу я ни разу отдыхать не ездила… Ты лишил меня любимой работы, заставил уйти в свою дурацкую контору, где от скуки мухи на лету дохнут…
        - Так зачем шла? Я ж не силком тебя туда волок!
        - Потому что я хотела быть рядом с тобой. Хотела, чтобы ты любил меня. Хвалил. Все. Ухожу. Ухожу из дома, ухожу из твоей конторы…
        - Ты что, увольняешься? - прищурился отец.
        - Да. Увольняюсь! - снова засмеялась Агния. Внутри ее все дрожало и трепыхалось, она собой не владела. - Охота мне там торчать… Там, куда ты со своими шлюхами… На всех диванах, на всех столах и стульях…
        Борис Николаевич побледнел.
        - О! Ты думал, я не знаю? А я все знаю! Все! И мне от тебя ничего не надо. Отдай все этой медузе, этой кукле…
        - Кому?..
        - Полине отдай все свои богатства! Только не думай, что она тебя любит. Вот ты меня за иллюзии только что ругал… Сам-то ими не страдай, папочка, ладно?.. - звонко произнесла Агния, с восторгом и ужасом наблюдая, как меняется лицо отца, как у него начинают дрожать от гнева губы. - Думаешь, ты ей интересен? Не смеши. Ты - старик. Старый сатир… И при чем тут любовь, при чем?
        После слов «старый сатир» отец перестал владеть собой. И произошло то, чего всю жизнь боялась Агния. Чего она всеми силами старалась избежать. Ее страх, висевший над ней всю жизнь дамокловым мечом, раз - и обрушился на ее голову. В прямом смысле.
        Отец размахнулся и ударил Агнию. Куда, как - она даже не очень поняла. Поняла только, что летит в противоположный угол комнаты. И вот она уже на полу, в ушах - колокольный звон.
        Было очень больно, но вместе с тем Агнию вдруг охватила радость. Злорадная, странная радость. Это должно было случиться рано или поздно, и это случилось. И теперь уже никакая сила не помирит их - отца и дочь. Теперь они чужие навеки. И не надо думать о нем, ждать его любви.
        Агния с трудом поднялась, держась за стену. В ушах звучали колокола, ног она почти не чувствовала.
        Отец стоял чуть в стороне, внимательно смотрел на Агнию. Гнева в его глазах больше не было - лишь удивление. Холодное такое удивление: «Ой, я, кажется, все-таки треснул ее… Но она сама напросилась!»
        - Будь ты проклят, - медленно, отчетливо произнесла Агния.
        Пошатываясь, подошла к кровати, сдернула с нее свой баул. Пошатываясь, пошла к дверям… И вышла вон, захлопнув за собой дверь.

…Только через несколько лестничных пролетов Агния сообразила, что идет пешком по лестнице, с трудом волоча за собой баул… На первом этаже она почувствовала себя настолько вымотанной, что пинками затолкала баул за лифт, в каморку, где стояли швабры уборщицы. «Потом заберу…»
        Пошатываясь от усталости, девушка, с одной дамской сумочкой через плечо, вышла во двор.
        Постояла, пытаясь отдышаться и успокоиться. Скоро головокружение исчезло, дыхание пришло в норму.
        - Агния! - Перед ней остановилась машина, из нее вылез Эдуард в форменной милицейской куртке нараспашку.
        - А, это ты… привет! - Агния уставилась на его ремень с кобурой. В кобуре - пистолет…
        - Блин, понаставили тут своих машин не пойми кто! Уроды! Не из наших же… - пробормотал Эдуард вполголоса и пнул по колесу чьей-то машины. - Что ты тут стоишь? Идем ко мне… Я пытался дозвониться, но твой телефон не отвечает. Агния, у меня к тебе очень серьезный разговор! - Орехов захлопнул дверцу своего авто, нажал на брелок, а затем подхватил Агнию под локоть и решительно повлек к третьему подъезду.
        - Погоди… я не могу… нет! Эдуард, я не… - в замешательстве, упираясь, забормотала Агния. - Мы с отцом…
        - К твоему отцу мы заглянем позже. А сейчас я должен кое-что сказать тебе. Очень важное! Не на улице же… Пойдем-пойдем. Это ненадолго. А потом к твоему папе… - Эдуард распахнул дверь подъезда, протолкнул Агнию вперед.
        Агния не собиралась идти к Эдуарду домой, она не собиралась продолжать с этим человеком какие-либо отношения, она хотела только одного - вернуться в квартиру Григория, дождаться его, прижаться к нему… Он, один он - Григорий Харитонов, - мог сейчас утешить ее. Лишь с ним Агния чувствовала себя счастливой, лишь к нему она стремилась…
        Она уже сделала свой выбор. Она поняла, с кем хочет быть.
        - Я не могу… я не хочу! - стоя спиной к лифту, отчаянно возразила Агния.
        - Агния, разговор на пять минут. Потом к папе. Все! - Эдуард засмеялся и шагнул на нее грудью. Агния попыталась отступить, но сзади ее распахнулись дверцы лифта, и она вошла в него.
        Эдуард шагнул следом и нажал на кнопку.
        - Милая моя… как я по тебе соскучился! - Он усмехнулся, чмокнул Агнию в лоб.

«Это для меня все ясно… А Эдуард даже не подозревает ни о чем! - в замешательстве подумала Агния. - Ну хорошо, мы поговорим с ним. И я ему скажу, что ничего не было… То есть было, но ничего не значит, потому что я не люблю его. Это оказалось ошибкой - то наше свидание, последнее!»
        У Агнии не было никакого опыта в подобных делах. Она не умела сходиться с мужчинами, не умела правильно расходиться с ними. Поэтому, не мудрствуя, она решила сейчас заявить Эдуарду - прямо, в лоб, что они не могут быть вместе. И все тут.
        - Проходи… - Орехов помог Агнии в прихожей снять пальто. - Иди в комнату. Я сейчас.
        - Эдуард, мне тоже надо кое-что сказать тебе…
        - Да-да, скажешь. Иди! - Он распахнул перед ней дверь.
        Агния прошла в комнату, остановилась у окна, сжимая перед собой руки: «Как же неудобно, как глупо… Какая же я дура!»
        Через несколько минут в комнату вошел Эдуард - уже переодетый в гражданское. В костюме с галстуком. В руках у Орехова был роскошный букет - розы, огненно-красные, очень много… Агния так и шарахнулась от этого букета.
        - Куда ты? Стой. Смешная… милая… - Эдуард свободной рукой схватил Агнию за плечо. Агния в ужасе смотрела на букет. - Со вчерашнего дня у меня эти цветы… Еще вчера хотел поговорить. Так вот, Агния… Это тебе.
        - Н-нет…
        - Агния, я много лет знаю тебя. - Эдуард втиснул ей в руки цветы. - Много лет наблюдаю за тобой. Я еще никогда не видел более чистого, более нежного создания, чем ты. Ты самая красивая женщина на земле. Когда я думаю о тебе, у меня внутри, вот здесь… - он прижал руку к сердцу, - у меня здесь все дрожит. Не знаю, поверишь ли ты, но я никого и никогда так не любил. Как я люблю тебя.
        - А… но…
        - А тогда все было по-другому! - перебил ее Эдуард. - Те два брака не считаются. Я тогда любил, да… Но сейчас - десять из десяти, если по десятибалльной шкале. Сейчас я себя не узнаю. Все по-другому, все…
        - Эдуард, не надо, - волнуясь, мрачно произнесла Агния.
        - Почему? Чего ты боишься? Я говорю - сейчас все серьезно, не сомневайся во мне. И чтобы убедить тебя… Вот что у меня есть.
        Эдуард достал из кармана бархатную коробочку. Опустился на одно колено. Раскрыл коробочку, достал из нее кольцо (в глаза Агнии сверкнул бриллиант, как давеча - в булавке отца).
        - Агния, радость моя, счастье мое… Я тебя люблю, я тебя обожаю. Агния, детка, будь моей женой! - Эдуард взял ее правую руку и, не раздумывая, принялся натягивать на ее безымянный палец кольцо.
        - Эдик… - Агния хотела вырвать руку, но он держал крепко, цепко, он не выпускал ее и не слышал ее. Он был слишком уверен в себе. Он знал, что поступает правильно, и возможные сомнения невесты казались Эдуарду ерундой. Он знает, что делает, - и этого достаточно.
        Эдуард словно заворачивал ее в кокон. Пеленал в свои желания - по рукам и ногам…
        - Нет!
        - Что - нет? - нахмурился он.
        - Не надо! Я… - Агния осеклась вдруг. «Правильно ли я поступаю? - подумала она. - Мне делают предложение. Меня хотят взять замуж! Не об этом ли мечтает каждая женщина? И Эдуард… он настоящий мужчина, он сильный человек…»
        Но сердце не отозвалось на доводы разума.
        Она не хотела быть женой этого человека. Она его боялась. В сущности, чем Эдуард отличается от ее отца? Да ничем. Такой же сильный и властный. Жесткий. Окружающие - что для Орехова, что для отца - уроды, которых надо держать в ежовых рукавицах.
        Сейчас Эдуард плавится от нежности к ней, к Агнии (как, наверное, был нежен попервоначалу и отец со всеми своими избранницами, и со своей женой, матерью Агнии), а потом она будет ходить у него по струночке. Другим женщинам, может, и понравится жить с таким мужчиной как за каменной стеной (пока любит), но Агния об эту стену лоб расшибет. Агния с ее характером, с ее вечными переживаниями и рефлексиями… Рано или поздно она начнет бесить всегда уверенного Орехова - как бесила ее мать Бориса Николаевича.
        Не только сердце, но и разум восстал у Агнии против Эдуарда. Он будет пластать ее годами, как цыпленка табака - в прямом и переносном смысле. С ним - ад.
        - Ты хочешь подумать? Агния, ну о чем думать… - нетерпеливо продолжил Эдуард. - Ладно, бери кольцо, ответ можешь сказать потом. Все! - Он поднялся с колена. - Экая ты упрямица… Хотя уважаю. Надо держать марку! - Он засмеялся, уже с восхищением глядя на Агнию. Похоже, препятствия только раззадоривали его. - Сейчас пойдем к твоему отцу, отметим помолвку. Я вас помирю.
        - Эдик, ты нас не помиришь, - покачала головой Агния. - Я с ним не просто поссорилась, я его прокляла. Он не отец мне больше! Я теперь - сирота.
        - Гос-споди… - ошеломленно прошептал Эдуард. - Да у вас война не на жизнь, а на смерть! Ладно, понимаю, я не к месту со своими предложениями… А может, это и к лучшему, - тут же возразил он сам себе. - Все, решено. Оставайся, будешь жить у меня. Ты моя невеста, я тебя люблю. Новая жизнь. У тебя своя, у Бориса Николаевича - своя…
        - Эдик, ты меня не слышишь и не слушаешь, - сказала Агния нетерпеливо. - Почему ты все за меня решаешь, а? - Она положила букет в сторону, потом стянула с пальца кольцо. - На… Я не буду твоей женой. Я не люблю тебя.
        - Агния!
        - Что? - мрачно воскликнула она. - Мы с тобой разные люди! Мы не сможем быть вместе.
        - Э, э… потише! Я понимаю, ты не в духе… но лучше меня ты никого не найдешь! - нахмурился Эдуард.
        - Ты не понимаешь ничего… Я не люблю тебя, слышишь?
        - А кого ты любишь? - Его глаза сверкнули зло.
        - Это не твое дело!
        - Агния, да погоди… не горячись! - Эдуард перехватил ее руки, прижал к себе. Агния попыталась вырваться - не получилось.
        - Пусти!
        - Я люблю тебя.
        - Пусти!..
        - Я люблю тебя!
        - Да пусти же ты!.. - закричала она и рванулась что было сил. - Ты чужой. Ты злой. Иди прочь!
        Орехов разжал руки.
        Агния бросилась в коридор, схватила свое пальто, сумку.
        - Ну и катись… - с ненавистью произнес Эдуард. - Я с ней как с человеком… Катись отсюда, сука!
        Агния выскочила на лестничную клетку.
        Эдуард за ее спиной захлопнул дверь - с такой силой, что в подъезде в рамах задрожали стекла.
        Агния перевела дыхание, потом помчалась по лестнице вниз. Выскочила во двор, метнулась к первому подъезду.
        Только в квартире у Григория Агния почувствовала себя наконец в безопасности. Харитонова еще не было. «Придет, попрошу его принести мой баул…» Агния упала в кресло перед телевизором. Она ничего не хотела, все было ей противно. «Ах да, у меня же есть диск…»
        Агния достала диск со своим любимым мюзиклом, включила проигрыватель. И как всегда - случилось чудо. Музыка, чудесная музыка - взяла ее в плен, дивная картинка на экране вытеснила из головы все другие образы.
        Забвение.
        Утешение.
        Этот фильм - и Григорий, Гриша. И больше ничего, ничего не надо…
        Фильм рассказывал о ней. О ее судьбе. Она - Кристина Дайе, Призрак Оперы - Эдуард, Рауль - Гриша.
        Рауль - мужественный человек, и его нельзя назвать слабым… Но он не гнет свою Кристину, как Призрак, Рауль прислушивается к ее мнению. Ужасно, когда мужчина - подкаблучник, абсолютно послушный воле своей женщины… Но это не про Рауля, не про Гришу. С Гришей можно быть свободной. Но еще ужасней, когда женщина - раба своего мужа. С Призраком, с Эдуардом то есть, никогда не будешь свободной.
        Вцепившись в подлокотники, Агния смотрела фильм. В нем заключались ответы на все вопросы.
        Какая трогательная и сильная, например, вот эта сцена… Кристина едет на кладбище, к могиле отца, не зная, что карету вместо кучера ведет Призрак… Страшный, таинственный, красивый пейзаж: снег, обнаженные черные ветви деревьев, печальные надгробия - кресты, ангелы…
        Но карету настигает Рауль - вскочил на коня, помчался следом. Белая рубашка, длинные волосы, лицо страстное и отчаянное…
        Дуэль между Призраком и Раулем - за сердце Кристины.
        Рауль побеждает, он уже готов заколоть Призрака шпагой, но в последний момент Кристина умоляет Рауля - нет, не надо! Не убивай его! И Рауль слушается Кристину, опускает оружие.
        Рауль считает Кристину равной. Ему не наплевать на ее чувства, ее желания. Он видит и слышит свою возлюбленную…
        По экрану поползли бесконечные титры… Агния затихла, замерла в своем кресле. Было темно, но свет она не включала. «Я поступила правильно. Григорий, а не Эдуард…» Агния подумала о своей матери - как та ошиблась, выбрав отца. И расплатилась за свою ошибку смертью.
        Или взять, например, Марину… Хотя Марина тут ни при чем. Марина - не жертва роковых страстей. Марина не имеет никакого отношения к Krim Passional («преступления по страсти»). Ее, как выяснилось, не убивали из-за ревности, и она - наложила на себя руки не от несчастной любви, это был самый обычный (хотя звучит ужасно - «обычный»!) суицид на бытовой почве. Мать-алкоголичка, неудачи с выбором профессии…
        Нет-нет-нет, Марина - это уже совсем другое кино!
        Но тем не менее Агния почему-то не могла не думать о Марине. Ведь Марина - первая любовь Григория…
        В этот момент загремели ключи во входной двери. Агния вскочила, включила свет…
        - Агния! - в коридоре топтался Григорий с букетом белых лилий.
        - Это кому?
        - Угадай с трех раз… - Он подошел к ней, обнял одной рукой, другой - передал Агнии букет. - Там тепло, совсем весна… Я целый день думал о тебе.
        Григорий поцеловал ее. От него жестоко несло табаком, какими-то едкими лекарствами, бензином, но Агнии это не было противно, скорее наоборот… Она принимала этого человека со всеми потрохами - с его недостатками, достоинствами, с его профессией, его бытовой безалаберностью, цинизмом, странно сочетающимся с застенчивой романтикой. Она хотела прикасаться к нему, и она хотела, чтобы он прикасался к ней.
        В этом было что-то животное. От животных инстинктов…
        - И я о тебе думала… Я так ждала тебя!
        Поцелуи. Объятия. Смех.
        - Погоди, помнешь цветы… У тебя есть ваза?
        - Ваза? - глубокие раздумья. - Вроде где-то была…
        - Гриша, белые лилии - это намек, да?
        - Что? А, да, конечно! Ты моя лилия!
        - Тебя это поразило?
        - Твоя невинность? О! Еще как!
        - Но это ничего не значит, - нервно засмеялась Агния, вспомнив Эдуарда. - Ты меня не знаешь. Я, может быть, плохая…
        - Ну и что? Я и плохую тебя люблю. Знаешь, я тебе честно скажу: самые хорошие девчонки - это плохие девчонки!
        Агния засмеялась.
        Они болтали, шутили. Агния нашла на кухне у Григория большую бутылку из-под коньяка, поставила в нее цветы.
        - Ты выпил столько коньяка? - с удивлением спросила она.
        - Ну, не за один раз, конечно… А что? Между прочим, есть своя прелесть в профессии врача - все время дарят бутылки!
        Григорий принес с собой еды - картошки и целый пакет куриных окорочков. Это было весьма кстати - Агния вдруг вспомнила, что ничего не ела целый день.
        Григорий чистил картошку, она жарила окорочка… Как все просто, банально. И начисто лишено какого-либо пафоса… Агния огляделась - на кухне беспорядок, пыль, потеки жира на кафеле возле плиты… Но ее это нисколько не беспокоило. Она столько лет драила, чистила, сдувала соринки, что уже ненавидела порядок.
        Живя с Григорием в жутком бардаке, питаясь самой простой едой, она будет абсолютно счастлива.
        - Как дела? Что на работе?
        - Было две гипертонии, одно воспаление аппендикса, приступ панкреатита, почечная колика… Что еще? А, и один термический ожог. Но все живы, прогноз благоприятный!
        - Слава богу.
        - А ты как? - Григорий поставил кастрюлю с картошкой на плиту.
        - А я… я шарила в чужих вещах, я с утра пила водку, меня обозвали «сукой»… что еще? А, я прокляла собственного отца! - засмеялась Агния.
        Григорий внимательно посмотрел на нее:
        - Да-а, насыщенный день! А кто тебя сукой обозвал? Отец?
        - Нет, другой человек. Ты лучше не спрашивай, я все равно сейчас ничего не скажу. Потом.
        - Таинственная ты моя… Но уже хорошо, что ты никого сегодня не убила.
        Агния опять захохотала:
        - Да уж… А ты знаешь, Гриша, я ведь одно время всерьез думала, что убийца - ты. - Агния ловко перевернула окорочка на сковородке.
        - Я?! Хотя ты права… У каждого доктора есть свое маленькое кладбище! - усмехнулся Григорий.
        - Нет, я не про то. Ходили слухи, будто ты убил Марину…
        Григорий уронил нож. Поднял его, бросил в раковину.
        - …но потом-то я поняла, что все это вранье, - оживленно продолжила Агния. - Ее тетка сказала, что Марина очень страдала от алкоголизма матери и потом так и не поступила в театральное… И вообще то было самоубийство, а не убийство… - Агния вдруг сникла. Она вспомнила о своей матери. Это тоже было самоубийство, хотя Агния и считала, что в смерти матери виноват отец.
        - Ты с Лидией Трофимовной именно это и обсуждала? - спросил Григорий.
        - Да. Это.
        - Агния… Агния, давай я тебе расскажу правду, а? - отвернувшись, произнес Григорий. - Не могу, когда что-то недосказанное…
        - Какую правду? - насторожилась Агния.
        - Я виноват. Я до сих пор сожалею. Не могу об этом забыть. Я… возможно, Марина покончила с жизнью из-за меня, - быстро произнес Григорий. - Лидия Трофимовна - очень добрая женщина, она всегда относилась ко мне хорошо… Но она появилась здесь уже после смерти Марины. Она не знает всего. Она считает, что все это слухи… - Григорий сделал паузу. - Но слухи возникли не на пустом месте.
        - Да?.. - растерянно произнесла Агния.
        - К сожалению. В общем, многие из нашего дома видели, слышали, как мы ссорились с Мариной… Я ее ревновал. Если бы не та предсмертная записка, меня бы точно посадили, я думаю.
        - Ты убил Марину? - ахнула Агния.
        - Нет. Почти. Не то, не так! Я тебе сейчас все расскажу. Ты должна знать правду. Потому что эти слухи… они будут всегда. От них никуда не деться.
        Агния накрыла сковородку крышкой, села на табурет напротив Григория.
        - Рассказывай! - выдохнула она.
        - Вкратце: у нас с Мариной был роман. Лет с четырнадцати мы встречались, потом было все очень серьезно, хотели пожениться… - мрачно начал Григорий. - Мать у нее пила, это так, и в театральный Марина тоже никак не могла поступить… Но это все не важно. Я любил ее - очень. Я любил ее как сумасшедший и ничего не замечал, не хотел видеть…
        - Она тебя не любила?
        - Любила. Тоже очень любила - первое время. Но потом все изменилось. Мы всегда с ней мечтали о свадьбе, но она в какой-то момент вдруг перестала об этом говорить. Она стала избегать меня. А я ее любил, я от нее не мог отстать… Бегал за ней, пока она однажды прямым текстом мне не заявила: «Люблю другого. Иди к черту, Гриша. Надоел!»
        - А в кого она влюбилась? - завороженно спросила Агния. - В Орехова?
        Григорий быстро взглянул на Агнию. Усмехнулся. Произнес с ленивой, яростной тоской:
        - Дался вам всем этот Орехов! - Потом продолжил: - Марина не сказала. Она шифровалась. Она знала, что я… В общем, она берегла своего возлюбленного. Я же ревнивый был, дурак, горячий… Может, и в Орехова. Но нас, ребят, было много, все в одном дворе, как сейчас говорят, тусовались. Потом она стала мне рассказывать, как занималась с ним, со своим этим… мистером Икс, любовью.
        - Зачем?!
        - Наверное, сильно хотела, чтобы я отстал.
        - А ты?
        - А я ударил ее.
        Агния ахнула. Невольно подняла руку, пощупала лоб - там, скрытая челкой, на границе с волосами, все еще болезненно пульсировала шишка. Это Агния сегодня стукнулась о стену, когда отец дал ей пощечину…
        - Твой отец видел, еще кто-то из окон видел, потом вспомнили, когда Марину искали… Это во дворе было, возле качелей. Я знаю, мне нет оправдания. Я ударил девушку, женщину… На следующий день она исчезла. Пропала. Через три недели ее нашли мертвой…
        - Какой ужас… - прошептала Агния.
        - Я помню ее лицо до сих пор. Ее лицо - после того, как я ее ударил. Я виноват. Пусть бы она делала что хотела, как хотела, с кем хотела, сколько хотела - я все равно не имел права ее бить!
        - Ты думаешь, она утопилась из-за того, что ты ее ударил?
        - Нет. Но я думаю, что моя пощечина оказалась последней каплей в череде всех ее несчастий - сама знаешь, их у Марины было немало. Я виноват.
        - А… а тот, другой?
        - А хрен его знает.
        - Но он же ее любил! Зачем ей вздумалось топиться? - растерянно произнесла Агния.
        - Может, и не любил, - покачал головой Григорий. - Да, они занимались любовью с этим мистером Икс, как рассказывала Марина, она его любила - это точно… Но вот он… Не знаю. Я потом, после ее исчезновения, все приглядывался - кто из парней мог оказаться этим мистером Икс? И ты знаешь, никто из-за ее исчезновения особо и не переживал. Так, банальные ахи-охи… но и только. Либо этот мистер Икс не любил ее, либо… либо он был вовсе не из нашей компании.

«Орехов… - подумала Агния. - Не знаю почему, но это был точно Эдуард Орехов!»
        - Но все это не важно, - точно заклинание, повторил Григорий. - Я виноват. Я не должен был поднимать на нее руку.
        Агния встала, потирая ладонью лоб - то место, где набухла шишка.
        - Что там у тебя? Покажи! - Григорий отвел ее руки, откинул челку с ее лба. - Ого… сейчас мазь принесу. Где шишку-то набила?
        - Не важно… кирпич на голову упал… Не надо мазать, само пройдет.
        - Нет, надо помазать - отек сойдет, и синяк быстрее исчезнет. - Григорий достал из холодильника мазь и принялся втирать Агнии в лоб.
        - Я не хочу… - она попыталась отмахнуться. - Боже, какой сегодня был ужасный день…
        - Откуда шишка, Агния? - серьезно спросил Григорий.
        - Я не хочу… все не так… - Из ее глаз вдруг полились слезы - Агния уже не могла себя контролировать. - И ты не такой! А я дура, которая живет в мире иллюзий… Что я себе навоображала, что?! Мне тридцать четыре года, а я такая дура…
        - Агния!
        - Не трогай меня! - с яростью закричала она. - О, как же все паршиво, как все безнадежно…
        - Агния… - Григорий попытался ее обнять.
        - Не трогай меня! - Агния уже визжала во весь голос. - Все вы… все вы одинаковые! Ненавижу!

* * *
        Уже которую неделю Агния жила у Инги. Собиралась день-два там перекантоваться (пока не найдет работу, съемную квартиру не подыщет), а вместо этого застряла у подруги надолго.
        Инга - общительная, благожелательная - откровенно радовалась присутствию Агнии. Есть такие люди - страстные поклонники культурных программ. Ни путешествия по одежно-обувным распродажам, ни продуктовые рейды по гипермаркетам, ни посиделки в гостях не интересуют их. Но и дома они сидеть не могут, слишком деятельные натуры… Зато обожают походы по недорогим кафе, музеям, выставкам. Вот такой была Инга.
        Кино, театр! Инга снимала сливки со всех событий, происходивших в Москве. Винзавод, Дом художника, встречи в книжных с известными писателями… А в перерывах - ресторанчики фри-фло, кофейни.
        У Инги были и другие подруги, помимо Агнии, но в основном дамы уже замужние, с детьми, домашними обязанностями, отсутствием свободного времени. Родители Инги в силу возраста тоже не могли участвовать в культурных марш-бросках… Оставалась Агния.
        Они и раньше, две подруги, бегали по выходным на выставки и часто сиживали в кофейнях… Но теперь, когда Агния оказалась в полном распоряжении Инги, начался сплошной «пир духа» (выражение Нины Самойловны, матери Инги, когда-то перенятое, в свою очередь, у Михаила Горбачева).
        С середины апреля в Москве установилась теплая погода. Инга взяла отпуск за свой счет, и они с Агнией объездили все парки и усадьбы.
        А на двадцатые числа апреля Инга заказала тур по Золотому кольцу: Суздаль, Владимир, Переславль-Залесский, Ростов Великий… Монастыри, памятники истории и архитектуры. Три дня автобусных экскурсий и пеших прогулок.
        Причем все это Инга затеяла под лозунгом - «моральная поддержка бедняжки Агнии, которая поссорилась со злым отцом». О том, что, помимо ссоры с отцом, Агния умудрилась разругаться и с двумя поклонниками, Инга не знала. Агния не стала ей об этом рассказывать - боялась ранить подругу. Инга так откровенно не желала ни любви, ни семьи, что всякое упоминание о романах и страстях, пусть даже и чужих, пугало ее. Вызывало тревогу - «а я-то, я-то - не как все!».
        Пусть уж Инга думает, что она не одна такая.
        Агния с нежностью относилась к своей подруге - большому ребенку. Вечной девочке.
        Она понимала, почему Инга - такая. Хотя истории их одиночества были разными. Если Агния - это история нелюбви отца, то Инга - это история великого родительского обожания. Агния жила в несвободе, Инге же позволялось все. Родители Инги всегда относились к дочери как к божеству. Кумиру. Идолу. Солнцу…
        Нина Самойловна и Антон Иванович настолько любили дочь, что ничья другая любовь с этой - тотальной и безграничной - сравниться не могла. У этой родительской любви просто не могло быть конкуренции.
        Инга привыкла к абсолютной свободе, все бытовые проблемы брали на себя ее родители, а она сама, точно птичка, порхала от одного уик-энда к другому. Теперь, получив в свою власть Агнию, Инга оторвалась по полной.
        Нельзя сказать, что Агнии не нравились все эти развлечения. Нет. Она и раньше с удовольствием сопровождала свою подругу на все мероприятия, если позволяло время. Но сейчас тоска мешала девушке в полной мере наслаждаться культпоходами.
        Отец нанес ей незаживающую рану, в которую можно было постоянно вкладывать персты, щупать, теребить пробитое сердце, поверять - как там, не зажило? Не зажило. И не заживет никогда…
        На Пасху Агния решила съездить на могилу матери. Инга звала подругу на Новодевичье, на Ваганьковское - напитаться скорбным и сладким запахом чужой славы, полюбоваться роскошными надгробиями, но тут уж подруга в первый раз отказалась.
        Рано утром Агния села на электричку, которая увезла ее за пределы Москвы, в пригород. Там, на окраинном гигантском кладбище, отец восемнадцать лет назад похоронил мать Агнии.
        Агния ездила туда каждый год, но этот раз был особенным. Потому что Агния теперь знала все.

…От сырой, черной земли поднимался пар. Ослепительно сияло солнце, и на фоне яркого неба набухшие почки на деревьях казались гипертрофированно огромными. Асфальтовые дорожки в трещинах, бумажные цветы. Запах краски и дыма. Много посетителей…
        Агния купила букет у входа, в палатке, и углубилась в лабиринт узких аллей.
        На том участке кладбища, где покоилась ее мать, посетителей было мало. И хорошо - положив цветы, Агния села на узкую лавку за железной оградой, уперлась взглядом в пыльный гранитный камень и сказала, не боясь, что кто-то услышит ее:
        - Мамочка, здравствуй.
        Глаза слепило солнце. Агния зажмурилась, расстегнула плащ… Вверху, в ветвях деревьев, свиристела какая-то птица.
        О чем еще говорить, Агния не знала. Они и при жизни с матерью не откровенничали. Любили друг друга, беспокоились друг о друге, обнимались, ласкались, но почти не говорили о главном. Говорили всегда о чем-то обыденном, простом: о школе, об отметках, погоде, природе, как правильно сварить кашу и каких приправ положить в мясной фарш. О том, что надо постирать занавески и купить новое пальто на зиму.
        Но ни слова о том, что творилось между отцом и матерью. Ни слова о том, как мама ревновала его. Ни слова о том, почему накануне отец кричал на нее. Ни слова о том, куда отец уезжал на все майские праздники. Как будто ничего не было. Как будто так и надо, потому что именно так и живут все семьи.
        Наверное, теперь настало время для разговора.
        - Я все знаю, мама, - мрачно произнесла Агния. - Я знаю, что тогда произошло. И я нисколечко тебя не осуждаю… И не обижаюсь на тебя. Ты не переживай из-за меня, ладно?
        Она помолчала, стараясь справиться с волнением. В горле стоял ком.
        Наконец Агния устала сдерживаться и заплакала.
        - Мама, не обращай внимания… Это я так… нервы.

«Надо ли рассказать маме о личном? Наверное, надо!» - мужественно решила Агния. Отныне между ней и матерью не будет никаких тайн. Полная откровенность!
        - Мама, у меня было два… кавалера, - торопливо произнесла она, вытирая слезы. - Ты только не осуждай меня… Я просто не сразу разобралась, кто из них мне больше нравится. Один - серьезный такой мужчина… злой. Нет, он меня не обижал и ничего такого не делал, не думай! Но он - как отец. С ним тяжело. Он никогда не будет верен. Он - слишком мужчина, и он за грех не сочтет, если когда-нибудь изменит жене… А я не могу так. Я умру, если меня предаст тот, кого я люблю. Я как ты, мама, я поняла…
        Агния всхлипнула, постаралась успокоиться. Продолжила сосредоточенно:
        - Кто другой? Хороший человек. Он добрый и… и я почти в него влюблена… была. Но потом поняла, что и с ним я не буду счастлива. Вообще, мам, ни с кем нельзя быть счастливой. Почему люди считают, что любовь, брак - это счастье? Что это то, к чему должны стремиться все? Да глупости это! Так мало по-настоящему счастливых людей… Получается, все стремятся к тому, чтобы испытать боль, унижение, предательство… Не хотят видеть того, что любовь - это страдание! Все вокруг - слепые. Как мотыльки, летят на огонь, а потом содрогаются в агонии… Я тебя понимаю, мама. Помнишь Марину? Ну, ту девушку, что жила у нас в доме? Она тоже поняла, что любовь не приносит счастья.
        Агния помолчала немного, словно давая матери, лежащей там, под землей, собраться с мыслями, вспомнить прошлое.
        - Марина тоже поняла, что любовь - это страдание. Она тоже сбежала из этого мира, как и ты. Мы одинаковые - ты, я, Марина. Мы, все трое, - поняли. Но мне повезло больше, чем Марине или тебе, - я успела спастись. Я вовремя сбежала. От них от всех - от отца, Эдуарда, Гриши. Я сейчас живу у Инги. Хорошо, весело… Мы с ней ходим везде, гуляем - ни забот, ни хлопот! И никаких, никаких переживаний!
        Агния поправила волосы.
        - Да, я постриглась еще… Мне идет? Я уже два раза стриглась и красилась - волосы отрастают быстро. Все говорят, что с короткими волосами мне лучше. О чем мы с тобой говорили? А, про то, что я сбежала… Я вот думаю - ищут меня или нет? Наверное, забыли уже. Я свой телефон отключила - хожу со старым Ингиным. Только с ней перезваниваюсь… Ты правда помнишь Марину? Я сама-то ее не сразу вспомнила. Странно… Иногда вдруг картинки из прошлого всплывают в голове - как Марина, и Эдик, и Гриша сидят во дворе… Смеются, играют на гитаре, болтают. Отец не любил, когда во дворе собирается молодежь…
        Агния замолчала, погрузившись в хаос воспоминаний. Их двор, разросшиеся кусты сирени, на качелях - Марина, рядом стоит Эдик Орехов. Марина смотрит на Эдика, Эдик смотрит в сторону, лениво жует какую-то травинку. Марина протягивает руку - берет ладонь Эдика, прижимает ее к своей щеке. Сколько нежности, скрытой любви - в ее жесте, взгляде, прикосновениях…

«Орехов! - вздрогнула Агния - она сама не ожидала, что ее память хранит подобное. Наверное, Агния много лет назад видела мельком, проходя через двор, эту немую сценку, и забыла… а она, эта сценка, оказывается, запечатлелась в ее мозгу навсегда. - Так я и знала! Марина любила Орехова! И ничего хорошего из этого не вышло…»
        - Мне иногда бывает очень страшно, мама, - содрогнувшись, тихо произнесла Агния. - Я иногда делаю что-то не то… Ошибаюсь! Лучше ничего не делать, ни с кем не встречаться! Потому что ничего хорошего из этого не выйдет, - снова повторила она, как заклинание.
        Агния минут тридцать сидела молча, разглядывая надгробную плиту. Рядом, за соседней оградой, появились посетители - зашумели, наводя порядок, остро запахло краской.
        - Ладно, мамочка, пойду… Пора! - Агния накинула плащ, побрела по аллее к выходу.
        Из головы упорно не шла Марина. И эта привязанность к Марине пугала Агнию. Ну какое ей дело до девушки, погибшей восемнадцать лет назад?! Почему призрак этой Марины неотступно тащится за Агнией?..
        Эдуард + Марина + Григорий = смерть
        Эдуард + Агния + Григорий =?
        Уравнение, которое нельзя решить. Теорема, которую никогда не доказать…
        Или - можно?
        Агния, зябко ежась, вышла за ворота кладбища. Солнце спряталось за облака, и эта улица, серый асфальт под ногами, серое небо - весь пейзаж вокруг тоже показался Агнии призрачным. Тоскливо и страшно.
        Она пошла вдоль каменного высокого забора к трамвайной остановке. На трамвае - пару остановок до станции и потом на электричке…
        Вдали, на пригорке, показался трамвай. Агния полезла в сумочку за билетом. На остановке сидели три старухи в черном, с цветами. Три мойры. Три предсказательницы… Каждый день продавая цветы у кладбища, они точно знали, чем все должно закончиться…
        - Девушка, купите цветы…
        - Нет, спасибо!
        Рядом притормозила машина. Милицейская, кажется. Краем глаза Агния заметила, как из салона выскочил человек. Нет, двое…
        - Остапенко, это она… Осторожней, я сказал! Если хоть волос с ее головы…

«Чей это голос? - отстраненно подумала Агния, наконец найдя в глубинах сумочки кошелек. - Какой знакомый голос…»
        Додумать она не успела.
        Ее схватили, затолкали в машину. Агния даже закричать не смогла.
        - Давай гони… Ишь, уставились. Старые дуры!
        Агния была так ошеломлена, что не сразу поняла, что же произошло. Но в следующие же мгновения осознала - она сидит на заднем сиденье милицейской машины, ее прижимает к себе… Эдуард Орехов.
        - Что ты делаешь? - изумленно спросила Агния. - Ты с ума сошел, да?
        Она попыталась вырваться, но Орехов держал ее крепко. Словно в капкан попала…
        - Пусти!
        - Агния, сиди спокойно.
        - Пусти же! - сдавленно закричала она, пытаясь высвободить руки.
        Сержантик на водительском месте заерзал, нервно оглянулся.
        - Остапенко, на дорогу смотри! - рявкнул Орехов.
        - Эдик, что ты делаешь?! Пусти! Мне больно…
        - На дорогу! Остапенко, на дорогу смотри!
        - Эдуард Викторович, как бы не…
        - Молчи! Поворот не пропусти!
        - Куда? Куда ты меня везешь?.. - с усилием произнесла Агния. Ей не хватало дыхания - так крепко прижимал ее к себе Орехов.
        - Домой, куда же еще! Послушай, ты… Я из-за тебя ночей не сплю! Пропала! И никто ни хрена не знает, где тебя искать. Я всех на уши поднял, всю Москву прочесал… Где ты была?! Ты вообще соображаешь, что творишь?..
        Агния затихла. Ей вдруг стало не по себе. А и правда, что же она сделала такого, чтобы искать ее по всей Москве? А вдруг… а вдруг в ее отсутствие произошло что-то страшное?
        - А что случилось? - испуганно спросила она.
        - Что случилось… Я места себе не нахожу - вот что случилось! Агния… Агния, ты меня убиваешь! - со злостью, мрачно произнес Орехов.

«Нет, все в порядке… если бы с отцом что случилось, он бы сразу сказал. Дело в нем, в Эдуарде. О, зачем, зачем он ко мне так привязался!» - в отчаянии подумала Агния.
        - Это похищение! - сказала она. - Ты не должен… Ты не имеешь права!
        Машина быстро мчалась по полупустым улицам. Воскресенье, Пасха… Пробок не было.
        - Я пойду к твоему начальству… ты не имел права… похищать!
        - Похищать… - коротко засмеялся Эдуард. - Ты сама села в мою машину. Вон Остапенко подтвердит. Ты никому ничего не докажешь. И вообще… Перестань ерундой страдать! Я ничего такого не делаю. Я просто везу тебя домой!
        - Зачем ты это делаешь? Зачем?
        - Затем, что я люблю тебя, - прошептал ей на ухо Эдуард. Его дыхание было горячим. Раскаленным… Оно обожгло Агнию.
        Он провел рукой по ее груди, едва слышно застонал.
        - Агния, ну прости… прости. Я не хотел тебя обижать. - Орехов продолжал дышать огнем ей в ухо. - Я был не прав. Ты моя девочка. Моя принцесса. Моя самая-самая-самая…
        Он положил Агнии руку на бедро, прижал ее к себе еще сильнее, опять едва слышно, сдавленно застонал. От его прикосновений тоже шел огонь. Наверное, Орехов был сейчас немного не в себе…
        Агния даже представить себе не могла, что Эдуард испытывает к ней нечто подобное. Она никак не ожидала, что Эдуард настолько любит ее. Или это не любовь? Страсть… впрочем, не важно.
        - Ты искал меня? - спросила она осторожно. - Все это время - ты искал меня?
        - Да. Твой отец ни хрена не знает… Где ты можешь быть, у кого… Сказал, что у тебя есть подруга, рыжая толстая дура… Но он даже имени ее не мог вспомнить! И что мне было делать? Где тебя искать, у кого… Ни одного телефона, ни одного адреса… Я по своим каналам… все свои связи задействовал… Но я тебя все-таки нашел! Я догадался, где тебя можно отыскать! Именно сегодня! - засмеялся Орехов.

«Наверное, отец сказал ему, где кладбище, на котором похоронена мама… Как отец только вспомнил! Никогда, никогда не ездил к ней!» - мелькнуло у Агнии в голове.
        - Эдик… зачем ты так? Пусти… Я хочу выйти. Все, все, давай забудем, я на тебя не в обиде… давай разойдемся по-хорошему! - умоляюще произнесла Агния.
        - Разойдемся? Ты с ума сошла… Перестань, уже не смешно! Я тебя люблю… Я не буду тебя торопить со свадьбой и прочим… Я прошу прощения! - Он схватил ее за запястья, прижал ее ладони к своему лицу. - Агния…
        Он не слышал ее и не слушал. И это заставляло Агнию томиться от тоски и страха. Возможно, чье-то женское сердце и тронул бы подобный порыв, похищение, мольбы… Но только не Агнию.

«Я, наверное, жестокая. И холодная. У меня каменное сердце!» - подумала она.

…Автомобиль наконец въехал во двор дома.
        Агния вышла, вслед за ней - Орехов.
        - Остапенко, все. Дуй в отделение. - Эдуард зашагал вслед за Агнией. Милицейская машина выехала со двора.
        - Агния, идем ко мне, поговорим.
        - О чем? - Агния не собиралась идти к Орехову, равно как и к себе - туда, где отец…
        Она села на качели. В кустах сирени, только-только начинающей выпускать листья, дико чирикали и возились воробьи.
        - Послушай, но не здесь же все обсуждать… - раздраженно начал Орехов.
        - Эдик, - перебила его Агния. Она глядела на него снизу вверх, слегка покачиваясь на качелях. - Эдик, это ведь из-за тебя Марина покончила с собой?
        - Что? - опешил Орехов. Он меньше всего ожидал подобного вопроса. - Какая Марина? Блин, далась тебе эта Марина… Агния, ты чего?
        - Это ты был ее тайным любовником, да?
        - А при чем тут Марина?! - совсем разозлился Эдуард.
        - Я не знаю, при чем тут Марина. Но я все время думаю о ней, - честно призналась Агния. - Пока я не узнаю правду, я не успокоюсь. Лучше расскажи мне все.
        Орехов, с раздражением кусая губы, смотрел на Агнию. Потом произнес медленно, отчетливо:
        - Я не понимаю, почему ты носишься с этой Мариной как с писаной торбой, но я тебе скажу, раз ты требуешь… Я спал с ней, да. И что теперь? Покончила она с собой из-за Гришки Харитонова… Это он ей оплеух надавал! Кстати, твой отец видел, подтвердит…
        Агния задрожала вся: «Так я и знала… Он это был, он! Эдуард!»
        - Нет, не из-за Гриши Харитонова она утопилась, - мрачно, печально возразила Агния. - Она его уже разлюбила к тому времени. Она любила тебя - сильно, до безумия…
        - А ты-то откуда знаешь? Никто не знает, а ты знаешь… - фыркнул Эдуард, едва сдерживаясь. - Ты же тогда совсем шпингалеткой была…
        - Я вспомнила. Я тогда видела вас с Мариной вместе!
        - Ну и что?! - нетерпеливо закричал Эдуард.
        - А как она могла наложить на себя руки из-за Харитонова, когда у нее в голове только ты был?.. Да, он надавал ей оплеух, как ты выражаешься… Но из-за этого рук на себя не накладывают! Из-за того, что бывший любовник дал пощечину… Подумаешь! Неприятно, но не смертельно! - быстро произнесла Агния.
        - И что? - уже тише произнес Эдуард.
        - Она из-за тебя решила покончить с собой. Признайся. Признайся!
        Эдуард шепотом выругался. Глаза у него стали бешеными, он заметался туда-сюда перед Агнией… Потом схватился за металлические поручни качелей, тряхнул их, ощутимо встряхнув и Агнию:
        - Я не виноват, что она оказалась дурой. Я не виноват, что не любил ее!
        - Но она из-за тебя…
        - Да пусть хоть сто раз из-за меня вешалась бы, топилась, под поезд бросалась… Я не виноват в том, что ее не любил! - яростно заговорил Эдуард. - Да у нее, кроме меня, еще куча проблем была, ты в курсе? Забудь ее! Двадцать лет почти с тех пор прошло… От нее, от этой Марины, и костей, поди, не осталось! Зато есть я - живой, здоровый… И я люблю тебя, Агния. Только тебя.
        - А почему ты тогда не признался, что был ее любовником? Почему ты позволил во всем обвинить Гришу? Ведь его чуть не посадили…
        - Ага, пусть лучше бы меня посадили! - саркастически захохотал Эдуард. - И вообще… зачем кого-то сажать, если она оказалась дурой… если она сама мне на шею вешалась! А я ее не любил! Да, было у нас с ней пару раз. И что теперь?.. За секс с Мариной меня посадить? Я ей так и сказал: «Маринка, у меня к тебе никаких чувств. Я с тобой переспал только из дружеского расположения. Не жди от меня большего…»
        - И она наложила на себя руки от отчаяния!
        - Да наплевать на нее! Все, забыли, проехали! Давай о нас тобой поговорим! - нетерпеливо воскликнул Эдуард. - Ты, может, единственная женщина, которую я когда-либо любил… а ты про какую-то Марину, про Гришку этого… - Эдуард вдруг резко замолчал. - Мину-утку… А при чем тут Харитонов, а?
        Агния не ответила. Она все еще переживала свое открытие, то, что ее догадки подтвердились - тайным любовником Марины был все-таки Эдуард Орехов.
        - Агния! - опять встряхнул ее Орехов.
        Агния подняла голову. «Господи, как он смотрит… Догадался?..» Она не желала признаваться, что у нее с Григорием был роман (зачем сталкивать этих двух мужчин? , но так получилось…
        - Агния, при чем тут Харитонов, а? - настойчиво и почему-то ласково повторил свой вопрос Эдуард. - Какого хрена ты о нем так беспокоишься, а?..
        - Ну…
        - Ты говорила с ним? Это с ним вы обсуждали Маринкины выходки? Почему ты с ним вообще говорила? Агния!
        - Отстань от меня! - чуть не плача, взмолилась девушка. - Уйди! Я не хочу с тобой ни о чем говорить!
        - А почему тебя так заинтересовала Марина, а?
        - Потому что я не хотела бы оказаться на ее месте! - выпалила Агния. - Я не люблю тебя. И что ты привязался ко мне, Эдик? Мы с тобой переспали, да… И что теперь? Я должна стать твоей женой? Не смеши!
        Эдуард побледнел, его лицо исказилось.

* * *
        Утром выезжали на большое ДТП на Садовом. Потом направились к ближайшему метро - с подстанции сообщили, что пожилой женщине у турникетов стало плохо.
        К приезду «Скорой» женщину уже вывели на свежий воздух - теперь она сидела неподалеку от входа, в скверике, на лавке.
        - Наконец-то… - навстречу к спешащей бригаде бросилась сотрудница метро. - Принимайте. Свалилась в вестибюле, когда выходила… Хорошо, что не в час пик, иначе затоптали бы. Ладно, побежала!
        Сотрудница метро торопливо ушла.
        Григорий с Верой Петровной быстро осмотрели больную. Померили давление, сняли кардиограмму на переносной аппаратуре…
        - Давление повышено… Вера Петровна, укол ей сделайте. Как зовут? - обратился Григорий к больной. - Сколько полных лет?
        - Селиверстова, Зинаида Яковлевна. Шестьдесят два мне… - вяло ответила та. Женщина выглядела гораздо старше своего возраста - с седыми волосами, измученным лицом и в старомодном болоньевом плаще.
        Вера Петровна сделала женщине укол.
        - В больницу едем?
        Женщина закрыла глаза, отдышалась. Через некоторое время ответила:
        - Никуда не поеду. Мне лучше. Правда. Укол сделали - и лучше… Зачем куда-то ехать-то? Не поеду.
        - Давление часто скачет? Какие препараты принимаете?
        Зинаида Яковлевна бодро ответила. Она оживала прямо на глазах.
        - Григорий Иванович! Вызывают вас! - крикнул из кабины «Скорой» Покровский, водитель.
        Харитонов ушел к машине - переговорить с подстанцией. Фельдшер Вера Петровна осталась сидеть с больной.
        - Ну как, Зинаида Яковлевна, лучше?
        - Лучше. Прям другое дело… - Селиверстова глубоко вздохнула, наклонилась, с живым интересом разглядывая монетку, валявшуюся в пыли возле лавки. - О, десятка…
        Женщина схватила монетку, и из кармана ее широкого болоньевого плаща выпали большие ножницы.
        Вера Петровна подняла их:
        - Зачем это вы с собой носите, милочка? В кармане, без чехла… А ну как поранитесь? Или кого пораните случайно, в метро?.. Вдруг на эскалаторе голова закружится? Упадете, а ножницы полетят в кого-то!
        Женщина снова спрятала ножницы в карман плаща, буркнула недовольно:
        - Сроду на эскалаторе голова не кружилась…
        - Ага… Ножницы-то зачем?
        - Просто. Купила, забыла дома выложить. Забыла! - раздраженно произнесла Селиверстова.
        - Ладно, ладно, не злитесь, а то давление опять скакать начнет…
        Пациентка молчала. Она выглядела уже вполне здоровой.
        Мимо прошла девица в мини, с роскошной гривой блондированных волос.
        - Ишь, расфуфырилась… - неодобрительно произнесла Селиверстова. - Патлы свои распустила…
        - Молодежь! - безмятежно улыбнулась фельдшер. - Они такие…
        - У меня тоже дочь была, - вдруг произнесла с кривой улыбкой Селиверстова, не слушая Веру Петровну. - И тоже волосы у нее были. Золотые, до попы. Чудо. Вот ее волосы - это да… Такие стоило миру показать. Не то что эти… мочалки.
        - А где сейчас дочь-то? - с любопытством спросила Вера Петровна.
        - Пропала. Давно. Давно-давно, - все с той же кривой улыбкой произнесла Селиверстова.
        - Ох ты!..
        - Ничего, я уж не переживаю. Померла, поди. Иначе вернулась бы, да? Столько лет-то прошло… Менты - гады. Ненавижу их, - с озлоблением вдруг произнесла Селиверстова. - Хоть бы тело нашли, я бы дочку похоронила по-человечески. Так нет, даже того не сделали! Ур-роды проклятые…
        - Все, все, не надо. Успокоились… Давайте я вам еще давление померю. Работаете? На пенсии?
        - Как же, проживешь сейчас на пенсию… Работаю, в ресторане «Мечта», посудомойкой. Вот люди, тоже делать им нечего - в рестораны ходят жрать. Другие на одной гречке с хлебом сидят, а эти крабов трескают… Чтоб они все подавились, ур-роды…
        - Вера Петровна, как? - крикнул из машины Харитонов, держа в руках переговорное устройство.
        - Норма! Зинаида Яковлевна, в больницу едем?
        - Да не поеду я никуда… - раздраженно отозвалась Селиверстова. - Лучше мне. Сейчас посижу еще чуток да домой.
        - Распишитесь в карте вызовов, что отказываетесь от госпитализации… Да, здесь. Старайтесь отдыхать, в метро без надобности не ездите. Если что - опять «Скорую» вызывайте.
        - Да, да. Спасибо, - буркнула Селиверстова. - Езжайте уж. Может, еще кого спасете.
        - Да нет, у нас уж смена закончилась. Сейчас тоже по домам… - Вера Петровна направилась к «Скорой». Уже сидя в машине, произнесла задумчиво: - Откуда в людях столько злобы? Понимаю, жизнь тяжелая, и все такое… Но разве это повод - ненавистью упиваться? А потом на гипертонию жалуются…
        - Психосоматика, - рассеянно отозвался Харитонов.
        - Есть ли смысл в таких людях? Зачем они живут? Для чего? Я не понимаю…
        - Вера Петровна, не бузи. Смысл есть, - обернулся к напарнице Харитонов. - Только мы его не всегда видим.
        - Да, хотела бы я верить… - вздохнула Вера Петровна.

…Переодевшись, Григорий возвращался домой.
        Все последнее время он был сам не свой. Он не понимал, из-за чего Агния на него обиделась, почему убежала. Конечно, неприятно узнать, что твой возлюбленный когда-то ударил женщину… Но это было восемнадцать лет назад! С тех пор много воды утекло - мир изменился, и изменился он, Григорий Харитонов. Почему Агния этого не понимает?
        Сейчас ему и в голову не пришло бы поднять руку на женщину. Уже не первой молодости он, всякое видел, многое понял. Работа эта еще ума прибавила.
        Но Агния словно не хотела ничего знать. О, ты ударил женщину, ты злодей, не хочу с тобой водиться…

«И не надо! - с неожиданной злостью подумал Григорий. - Переживу…»
        Григорий понимал, что сам себе противоречит - он все равно сейчас злился и переживал. Из-за Агнии.
        Как когда-то - из-за Марины.
        Господи, как Григорий любил Марину, как сходил по ней с ума… Они с четырнадцати лет почти не расставались, он уже и не помнил того времени, когда не любил Марину. Он считал эту девушку своей собственностью, она была продолжением его тела, его души, его второй половинкой. Они уже кожей срослись!

«Если бы Марина была жива - я бы заставил ее простить себя. Я бы заставил ее забыть того типа, с которым она вздумала связаться… И мы бы с ней жили вместе - до сих пор. Поженились бы, как и собирались. У нас были бы дети. Все путем!»
        В последний год перед своей гибелью Марина стала тиха, рассеянна. При встречах уже не бросалась на шею, не визжала от восторга - девичьего, глупого, такого милого:
«Гришечка ты мой золотой, как же я по тебе соскучилась!» Потом стала пропадать.
        Григорий тогда отправлялся ее искать - и находил, рано или поздно. Марина пряталась где-нибудь за дальними гаражами, в переулках, на детских площадках - сидела где-нибудь в уголку, одна, сжавшись, о чем-то напряженно и сосредоточенно думая…
        Поскольку Марина была одна, то и повода для ревности у Григория в первое время не возникало. Он списывал все на нелады в ее доме, на неудачи с театральным. Как мог, пытался развеселить, расшевелить Марину… Говорил о свадьбе, просил перебраться к нему.
        Она отказывала, улыбаясь: «Нет, все в порядке, Гришечка, просто настроение не очень… Потом, все потом. И свадьба, и житье совместное… Потом».
        Он, тогда уже студент меда, решил вытащить Марину к психотерапевту - у человека же явная депрессия! Но Марина ничего не хотела, к врачу идти отказалась.
        Совсем замкнулась. Стала пропадать чаще - Григорий, обходя окрестности, уже не находил ее. И чем больше он преследовал Марину, тем холодней, раздражительней становилась она. Она явно тяготилась Григорием, его любовью.
        Но затем Марина вновь изменилась. В начале лета она вдруг расцвела, стала снова улыбаться. Сделалась еще краше, еще раскованней. Ходила быстро - волосы золотой волной вились по ветру… Григорий вздохнул с облегчением, хотя Марина по-прежнему избегала его. У них уже не было свиданий, один на один, бывшие влюбленные встречались лишь изредка во дворе, в компании. Но Григорий смотрел на будущее с оптимизмом. Он надеялся, что скоро они с Мариной снова будут вместе, как раньше. Как всегда… Надо только выбрать удобный момент, поговорить с ней!
        Помнится, стоял разгар лета, какая-то сумасшедшая жара. Григорий только что сдал сессию и был совершенно свободен. Московское лето будоражило, жгло, лишало сна и покоя!
        Григорий встретил Марину во дворе - если точнее, то выследил, высидел, заставил ее себя слушать («Люблю, не могу жить без тебя, все что хочешь, только вернись!»). Она выслушала этот монолог-заклинание, но ничего не ответила. Григорий схватил ее за руки, потребовал объяснений… Он буквально припер ее к стенке.
        Марина наконец разомкнула уста. И призналась…
        Призналась в том, что любит другого. Любит больше жизни. А Григорий ей - в тягость. И Марина принялась подробно, с усмешкой, глядя прямо в глаза, рассказывать, как хорош ее новый любовник. У Григория помутилось в голове, он перестал владеть собой… и вот тогда влепил Марине пощечину.
        Он раскаялся - буквально в следующее мгновение, но это ничего не изменило. Марина оттолкнула Григория и ушла, не желая его больше слушать.
        И вскоре после этого вдруг совсем пропала.
        А еще через три недели ее тело выловили из реки…

…Григорий из темной арки вышел во двор, освещенный солнцем, деревья, кусты сирени - в дымке молодой листвы.
        И увидел Агнию, сидящую на качелях. А рядом с ней - Эдика Орехова, бывшего одноклассника и соседа по дому.
        В то же мгновение Григорий забыл о Марине.
        Он видел только Агнию. Он думал только об Агнии…
        Марины больше не существовало.

«Опять Орехов Агнию за руки хватает, опять около нее вьется!» Григорий решительно зашагал в сторону качелей.

* * *
        Агния повернула голову и заметила Григория. Вздрогнула, мурашки побежали по спине…
        - Агния! - позвал Григорий, приближаясь.
        Агния отвернулась, сжалась.
        - Харитонов, чего тебе, а? - мрачно спросил Орехов.
        Но Григорий проигнорировал его.
        - Агния… ты должна меня выслушать… Посмотри на меня!
        Агния повернула к Григорию лицо, и опять ей стало не по себе. Она окончательно и бесповоротно поняла, что, как ни старается, не может оставаться к нему равнодушной.
        - Агния, если я тебя чем-то обидел… - настойчиво повторил Григорий.
        - Ты меня ничем не обидел! - с досадой перебила она. - Просто… к чему все это? Встречи, расставания… Так или иначе все закончится плохо!
        - Ну и что? - сказал Григорий, подойдя к качелям уже вплотную. - Что теперь, не жить, что ли? Ты еще вспомни, что мы все умрем… Да, мы все умрем, рано или поздно, это я тебе как доктор говорю! А через сто тысяч лет, ученые обещают, Солнце погаснет… и что теперь?
        Григорий протянул к Агнии руки, поднял с качелей. Она не сопротивлялась, она растерянно смотрела в его глаза, забыв обо всем на свете.
        - О чем это вы? Чем ты ее мог обидеть? Э… э… что такое?! - между Григорием и Агнией втиснулся Эдуард Орехов.
        - Орехов, не мешай! - мгновенно взбеленился Григорий, попытался оттолкнуть Эдуарда плечом.
        - Ай… - Агния едва удержалась на ногах.
        - Я все понял! Вот ты с кем связалась, оказывается! - с холодной яростью произнес Эдуард. - «Гриша, Гриша…» - передразнил он. - Я так и знал, что тут дело нечисто!
        - Эдик, я тебе ничего не обещала…
        - Лапы от нее свои убери, Орехов!
        - Ты пожалеешь, что ты с ним связалась… Харитонов, ты…
        Эдуард отпустил Агнию.
        Замахнулся… Он ударил первым. Сам удар Агния не заметила - все произошло слишком быстро, она увидела только, как голова у Григория дернулась, тоненькая струйка крови брызнула у него из носа…
        - Нет! - закричала Агния, невольно отступая. Ей хватило ума держаться подальше от мужских кулаков. - Что вы делаете, ненормальные… Остановитесь!
        Григорий тоже замахнулся, но удар прошел по скользящей - Орехов успел увернуться. И еще раз Эдуард ударил Григория. Было бы глупо рассчитывать на то, что в этой драке возьмет верх Григорий. Грош цена была бы Орехову как милиционеру… Приземистый, тяжелый, Орехов дрался профессионально и ловко. Он уходил от ударов, а сам бил целенаправленно и методично.
        - Орехов! Гриша! Орехов, не смей! - закричала Агния, едва не плача. - Эдик, прекрати!
        Григорий не уступал - он продолжал нападать на Орехова. Смотреть на драку было невыносимо, сам вид крови - такой алой, такой яркой - привел Агнию в ужас. Наверное, Орехов, как профессиональный милиционер, мог одним ударом сбить Григория с ног, но ему доставляло удовольствие бить, бить…
        - Орехов, скотина… - Она заплакала в голос, растерянно оглядываясь - найти что-то, чем можно стукнуть Орехова сзади, обездвижить его…
        - Она не твоя, не твоя, не твоя! - с мрачным торжеством твердил Эдуард, нанося удары. - Будешь знать… И Марина была не твоя, а моя! Это я был с ней! Меня она любила!
        Григорий пропустил один удар, схватился за бок - боль, растерянность, изумление, сменяя друг друга, отразились на его лице.
        - Что, съел? - насмешливо произнес Орехов. - Марина - любила - меня, - отчетливо повторил он и картинно, медленно, расчетливо, словно в кино, занес руку для последнего удара.
        - Орехов, я выйду за тебя замуж, - быстро произнесла Агния.
        - Что? - вырвалось у Эдуарда - он в первый раз перевел глаза на Агнию, кулак замер в воздухе.
        Этим мгновением Григорий и воспользовался - он, качнувшись, с размаху ударил головой Эдуарда в лицо.
        Агния видела, как Орехов дрогнул, и глаза у него закатились под лоб. Раз - и он медленно повалился назад, на пыльную апрельскую землю с пробивавшейся бледно-зеленой травкой. Сзади, в кустах сирени, оглушительно кричали потревоженные, взбудораженные воробьи.
        Григорий, оседлав Орехова, уже дубасил его кулаками по лицу - оно моталось в разные стороны, брызги крови таяли на земле.
        - Нет! - Агния вцепилась Григорию в плечо, потянула его назад. - Не надо… Не надо, пожалуйста!
        Григорий неохотно отступил, сквозь зубы, вместе с кровью, выплевывая:
        - Скотина… Так это ты был с Мариной? Ты?! И молчал, и молчал ведь, гад…
        - А что бы это изменило? - умоляюще произнесла Агния. - Гриша, успокойся!
        - Ты этого любишь, да? Ты за этого замуж собралась?.. - он ткнул рукой в сторону Эдуарда, лежавшего на земле. В этот момент Эдуард Орехов зашевелился и с коротким стоном сел. Схватился за голову.
        - Нет! - крикнула Агния Григорию в лицо.
        - Нет?..
        - Нет! Я соврала! Господи, господи, надо же было как-то вас остановить…
        - Ну ты даешь… - шепотом, ошеломленно, произнес Григорий. Все лицо у него было в кровоподтеках, один глаз заплыл.
        - Нет?.. - хриплым эхом отозвался сзади Орехов.
        - Нет же, нет! Эдик, я еще с ума не сошла, чтобы за тебя замуж идти… - раздраженно отозвалась Агния и потянула Григория за рукав. - Пойдем. Пойдем отсюда. Как глупо… Детский сад какой-то… Эти мужчины… Вроде взрослые люди, а такие дураки!
        Она чуть не силой потащила Григория к его подъезду. На миг, перед входной дверью, оглянулась: Эдуард Орехов стоял, держась за качели, и смотрел ей вслед. Взгляд его ничего не выражал, словно он уставился в пустоту…
        Дома у Григория Агния попыталась помочь ему, но тот сделал все сам - смыл с себя грязь, обработал те места, на которых была содрана кожа, каким-то спреем, на ушибы и кровоподтеки нанес мазь.
        - Больно? - содрогаясь и морщась, Агния наблюдала за всеми его манипуляциями.
        - Грелку со льдом принеси, пожалуйста, из морозилки… Спасибо. - Григорий приложил грелку ко лбу, произнес с коротким смешком: - Хорошо я головой поработал… Ничего, она у меня крепкая. Внутри - кость!
        - Ты еще шутить! - взвилась Агния. - Я такого ужаса еще никогда не видела… Тебе надо в больницу, срочно!
        - Зачем? Я сам врач. У меня впереди два дня выходных - отлежусь. Буду потом как огурчик.
        - А вдруг что-то серьезное…
        - Нет ничего серьезного, я знаю! И вообще… Обычное дело - два мужика подрались. Что такого? Совсем неженками стали люди… Раньше стенка на стенку ходили - и ничего!
        - Ой, даже слушать не хочу… - Агния опять сморщилась, зажав уши руками.
        - Агния… Агния, он… что он там говорил про Марину? - Григорий лег на диван, удерживая у лба грелку.
        - Правду. Это он был ее любовником. Вернее, она его любила, а он ее - нет… Я думаю, она из-за этого руки на себя наложила.
        - И ведь молчал… Он мог спасти ее, а погубил! - со злобой прошептал Григорий.
        - Ты не понимаешь… - перебила его Агния. - У меня такое странное ощущение, что только одна я понимаю Марину, только я одна ее чувствую…
        - И что же ты чувствуешь? - насмешливо спросил Григорий.
        - Я уже говорила об этом - что счастья нет. Любят тебя или нет, любишь ли ты… Все равно все закончится плохо! Посмотри вокруг - так мало людей счастливых! И те, кто вместе, это не счастливые, нет… это самые терпеливые! - мрачно, очень серьезно произнесла Агния. - Марина любила Эдуарда… Но она знала, что, даже если он и ответит ей взаимностью, даже если он ее и полюбит, все кончится плохо!
        - Да почему?.. Откуда ты знаешь? - раздраженно возразил Григорий.
        - Он бы ей все равно изменил! Вернее, изменял бы, многократно, не один раз… Может быть, не бросил бы, но… Он такой! И ты такой.
        - Я не такой, - Григорий скинул грелку, сел, посмотрел на Агнию печально, заплывшим глазом. - Я люблю тебя.
        - Любишь… ну и что? - Агния замотала головой. - Все равно ты рано или поздно сделаешь мне больно… - Она почувствовала, что плачет. - Рано или поздно ты изменишь мне… с другой женщиной!
        - Здрасте! С какой стати?
        - С такой… потому что ты мужчина. Потому что так устроена жизнь. Прожить чисто и честно - только в сказке можно! А я так не могу… Я умру… Я ужасно, ужасно ревнивая! - закричала Агния - слезы уже градом лились у нее из глаз.
        - Я тебя тоже ревную. К Эдьке Орехову… Но я от своего счастья отказываться не собираюсь. Я люблю тебя, я буду за тебя бороться. Я и за Марину боролся - до последнего… Ой, блин… - Григорий застонал, поморщился и снова водрузил на лоб грелку.
        Они помолчали.
        - Ты был у моего отца? - тихо спросила Агния.
        - Да, старик сильно не в духе. Заходил к нему два раза, и оба раза он пытался спустить меня с лестницы. Я искал тебя.
        - Старик… Скажешь тоже, - усмехнулась Агния. Но спохватилась и с волнением спросила: - Он выглядел расстроенным, подавленным, несчастным?
        - Он выглядел окончательно чокнувшимся.
        - Это нормально, - подавленно произнесла Агния. - Ладно, я пойду.
        - Куда?! - Григорий опять вскочил.
        - Ляг! Я живу у подруги. Все в порядке. Я должна вернуться к ней - завтра у нас автобусная экскурсия по Золотому кольцу. Вставать рано утром…
        - К черту Золотое кольцо! К черту подругу! Я тебя не пущу! Ты… ты моя.
        - Нет, я поеду, - упрямо произнесла Агния. - И не смей мной командовать - мало мной папаша командовал!.. - с досадой воскликнула она. Потом добавила уже спокойней: - Я вернусь, честное слово. Я вернусь к тебе.
        Григорий помолчал. Потом произнес мрачно, недовольно:
        - Ладно, поезжай, если так приспичило… Адрес дай твоей подруги и телефон.
        - Я сама тебе позвоню, как приеду. Я обещаю!
        - Хорошо. Только не кричи… в ушах звенит, - поморщился Григорий, снова попытался встать.
        - Ты куда?!
        - Я провожу тебя.
        - Нет! Сама…
        - Но там Орехов…
        - Орехов раны свои зализывает, ему не до меня сейчас… - Агния подошла к окну, оглядела двор. - Никого.

* * *
        Агния побежала по лестнице вниз, не дожидаясь лифта.

…Если бы раньше ей сказали, что из-за нее будут драться мужчины, Агния ни за что бы не поверила.
        Но это было. И она не упала в обморок при виде крови… Неужели она уже не кроткая овечка? Она - сильная? Способная управлять теми, кто всегда командовал ею?

«И ведь как в «Призраке Оперы» получилось! - мысленно ахнула Агния. - Почти как в моем любимом фильме… Кладбище, похищение… Дуэль Рауля и Призрака!»
        Агния остановилась на предпоследнем лестничном пролете.
        Мысли, чувства ее были максимально сконцентрированы, напряжены. «Есть еще что-то… Что только я знаю, и никто другой! Только я могу что-то изменить… - Агния затряслась, словно в лихорадке. - Нет, нет, не думать… Совсем отключить мозг!»
        Она закрыла глаза. Девушка с золотыми волосами, девушка с несчастной судьбой… Марина. Один из ее любовников ударил ее. Другой признался, что не любит. И Марина наложила на себя руки. Или…
        Агния постояла минуту, потом шагнула к ближайшей двери. Нажала на кнопку звонка. Спустя несколько секунд за дверью послышались шаркающие шаги, она распахнулась.
        - Агния! - на пороге стояла Лидия Трофимовна. - Здравствуй, детка!
        - Здравствуйте, - рассеянно ответила Агния. - Лидия Трофимовна, не могли бы вы еще раз показать мне ту открытку?
        - Какую? Да ты проходи, деточка, сейчас чаю попьем… Я одна все - грустно, скучно. Ко мне только Гришенька ходит да ты вот. Заходи, заходи…
        - Ту открытку, на которой прощальное письмо Марины.
        - А-а… сейчас. Садись вот. Тут печенье, тут варенье…
        Лидия Трофимовна ушла, вернулась через пару минут со знакомым уже прямоугольником плотной бумаги.
        Агния так и впилась в открытку глазами.
        - Лидия Трофимовна… А как Марину нашли?
        - Как? Не сразу… тело из реки сначала выловили, потом Ларочку на опознание вызвали. Ларочка - это моя сестра, мама Мариночки. Ларочка ее опознала, Мариночку похоронили…
        - Вы не были при опознании?
        - Охо-хо… я тебе рассказывала - у меня муж был при смерти, я его хоронила потом… Все как в тумане!
        - Значит, Марину опознавала ее мать. Сильно пьющая. А сколько тело пробыло в воде?
        - Мариночкино-то? Три недели… - растерянно, подавленно ответила Лидия Трофимовна. - А почему ты спрашиваешь об этом?
        - Потому что… А вдруг это была не Марина? - быстро спросила Агния.
        - А кто еще?! Ларочка пила, да… Но потом говорила, что Мариночку она не могла не узнать… По волосам! Ох ты, ох ты… - разволновалась пожилая женщина. - Не Мариночка… А кто тогда?.. Какая-то другая девушка? Нет, нет, ты ошибаешься, детка! Это была она, Мариночка.
        Они помолчали. Агния перечитывала текст записки: «Нет смысла и желания жить в этом мире. Простите и прощайте! Ухожу навсегда».
        С другой стороны открытки было изображение какой-то старинной постройки с куполами, утонувшей в зелени.
        Агния вгляделась в мелкий шрифт снизу: «Вознесенский монастырь, Оскольино».
        Мир. Мирская жизнь. Уйти из мирской жизни.

* * *

…На площадке у гостиницы «Космос» стояли экскурсионные автобусы.
        - Где наш-то? - вертя головой, взволнованно спросила Инга, перебрасывая через плечо рюкзак.
        - Ищи, где написано название тура… О, вон он - «Истоки древних сказаний»! - Агния махнула рукой. Подруги через толпу стали пробиваться к своему автобусу.
        - Граждане экскурсанты, занимайте свои места в салоне… Поторопитесь! Отправление через двадцать минут!
        Было раннее утро. Воздух еще не успел прогреться - туман, серовато-розовый, сворачивался в клубки над асфальтом, заставлял ежиться от холода.
        - Как фамилии? Морозова и Бортникова? - У входа в автобус подруг встретила полная, добродушная женщина в леопардовом плаще - это она вела тур. Сверилась с блокнотом, поставила там галочки напротив фамилий Инги и Агнии. - Прошу, девочки, в салон. Да-да, вам сюда…
        Инга была бодра, оживленна, ее глаза искрились от возбуждения.
        - Сто лет не ездила на экскурсии… Соскучилась!
        - В прошлые выходные ездили в Царицыно, - напомнила Агния.
        - Так это же Москва, не считается! А поедем летом на Соловки, а? Кижи, Валдай… Еще бы по Волге на теплоходе прокатиться!
        Агния в ответ улыбнулась. Она молчала и улыбалась всю дорогу, словно боялась проговориться и тем самым сглазить свой план. Инга же болтала не переставая обо всем, что приходило ей в голову…
        При выезде из Москвы автобус попал в пробку, потом долго тащился вдоль скучных заборов и промзон. А дальше стало повеселей - за окном стали мелькать поля, деревья.
        Солнце поднялось выше, и теперь оно уже ощутимо грело кожу, пробиваясь сквозь затемненные стекла внутрь салона.
        - …Я бы знаешь куда поехала? В Японию! В то время, когда там цветет сакура. Говорят, красота неописуемая! Еще бы я на гору Фудзи посмотрела. И там все такое национальное… самураи, домики из бумаги, гейши… Саке!
        - Хватит, саке, уже «Скорую» один раз вызывали… - рассеянно напомнила Агния.
        - Нет, это я тогда суши отравилась, и все потому, что в Москве невозможно найти свежую рыбу… А в Японии я бы не отравилась суши, там все буквально только что из моря выловлено… Да, можно же еще попробовать рыбу фугу!..
        - …скоро мы прибудем в вотчину Ивана Грозного, - вещала в мегафон женщина-экскурсовод. - Как известно, Иван Грозный решился на реформы…
        Агния слушала и не слышала. Она сидела у окна, и солнце грело ей щеку - несильно, но настойчиво. Автобус слегка потряхивало. За окном мелькали дачные домики. Вот проехали мимо развала мягких игрушек. А вдали на фоне сине-фиолетового неба курился за лесом дымок…
        Окружающий мир казался Агнии странным, незнакомым. Но не потому, что она давно не покидала пределы города. Какая разница, многоэтажки или бескрайние поля?.. Просто сейчас солнце было другим. И небо. И дышалось как-то иначе…

«Наверное, дело во мне. Это я - другая… Раньше я ничего не могла изменить. А сейчас - могу. И все получится, все обязательно получится!» - с исступленной надеждой подумала Агния. Со вчерашнего дня ею овладела одна мысль, одна идея, которую она собиралась доказать.

…Через час группа экскурсантов бродила по бывшей вотчине Ивана Грозного. Солнце поднялось еще выше, стало совсем жарко - в благостно-умиротворенном оцепенении благоухала трава, терпкой горечью сочились стволы деревьев…
        Агния ничего этого не замечала, она почти не слушала экскурсовода и твердила про себя только одно: «Все получится! Все обязательно получится!»
        После экскурсии обедали в местной столовой. Обед оказался стандартным, туристическим, без особых изысков, но Инга восхищалась даже банальному рассольнику:
        - Ой, как я люблю есть не дома… Дома скучно! Пусть дома вкуснее и полезней в сто раз… Но когда обедаешь где-нибудь в кафе, ресторане, ешь чужую пищу… все как-то иначе, да?
        - Иначе. В домашней еде интриги нет.
        - Да. Да! Это ты очень верно заметила, Агния!
        Во второй половине дня отправились в небольшой городок на берегу живописного озера, там строем бродили по музеям, церквям, местному кремлю, выбирали сувениры, фотографировались…
        Вечером группу заселили в гостиницу - большую, вполне современную. Здесь надо было переночевать, а следующим утром намечалась очередная экскурсия - в Вознесенский монастырь, что рядом с маленьким городком Оскольино.
        Да, так совпало. Но Агния, прочитав вчера на открытке эти слова: «Вознесенский монастырь, Оскольино», - вдруг поняла, что случайностей нет и не может быть. Сама судьба вела ее…

…Утром был туман - такой густой, плотный, что даже солнце с трудом сквозь него пробивалось.
        Призрачным миражом выступила из тумана стена с башнями. Туман и солнце одновременно не могли не вызвать удивления.
        Агния вместе со всеми другими экскурсантами вышла из автобуса. Внизу, далеко, молочными, серебряными бликами смутно мерцало озеро. Деревья с молодой листвой нависали над белоснежными стенами монастыря, в ветвях тоже запуталась белесая дымка…
        От этой картины веяло таким нездешним, ангельским покоем, что у Агнии невольно выступили слезы на глазах. И красота эта, и тишина в очередной раз подтвердили ее догадку. Если Марина и жива, то она - где-то рядом…
        - Так, пожалуйста, друзья мои, подходите ближе! - в мегафон созвала всех экскурсовод. - Перед вами Вознесенский женский монастырь, основанный в 1729 году. Монастырь действующий. Сейчас мы пройдем на его территорию. Большая просьба при входе надеть на голову платки, и дамы, кто в брюках, наденьте юбки. Юбки тоже можете взять там, при входе… Прошу, не задерживаемся…
        Инга рысью побежала вперед:
        - Агния, не отставай… Ох, какая красота! Сказочный туман. - Она щелкнула фотоаппаратом, взглянула на экран. - Надо же, получилось…
        Агния вслед за группой тоже прошла на территорию монастыря.
        - Проходим за мной. Ближе, друзья мои, ближе… Прошу соблюдать уважение к тем, кто проживает на территории монастыря. Не курите, не шумите. Посмотрите налево. Что мы там видим? Слева мы видим кирпичное одноэтажное здание. Это поздняя пристройка, сейчас там располагается швейная мастерская…
        Агния сделала шаг в сторону. Потом еще шаг. Группа слушала экскурсовода и не заметила ее перемещений.
        Мимо проходила монашка в темных одеждах.
        - Простите, а кто тут главный? - обратилась к ней Агния.
        - Главный? - удивленно взглянула на нее монашка - лицо юное, чистое, круглые очки. - Главная тут настоятельница монастыря, игуменья Маргарита. А вам зачем? Вы от группы отбились?
        - Нет-нет… Мне надо поговорить с настоятельницей. По очень важному делу. Личному.
        - Да? Ну хорошо… Я вас провожу. Только если матушка Маргарита занята, не обессудьте…
        Агния заспешила вслед за монахиней. Все было так просто, быстро… Может, в этом и подвох?.. Может, она ошибается?
        Подошли к небольшой кирпичной постройке, поднялись по лестнице. Внутри - узкие коридоры, толстые стены…
        - Матушка, к вам посетительница. Примете? Да, проходите, пожалуйста… - Монахиня пропустила Агнию в комнату. Вернее, не в комнату, а в кабинет - стол, офисное кресло, компьютер. На столе папки с бумагами, скоросшиватель… Перед Агнией сидела пожилая женщина в черном одеянии, высоком черном головном уборе. Что ж, и в монастыре, наверное, приходится заниматься бухгалтерией…
        - Здравствуйте, проходите… - кивнула настоятельница.
        - Здравствуйте. Я… Меня зовут Агнией, - тихо произнесла девушка, хотя внутри ее словно пружина сжималась. - Я здесь вместе с экскурсией… Но у меня есть дело - я ищу одну женщину. Вот… - она положила на стол перед настоятельницей открытку.
        - Что это? - та надела очки.
        - Это записка, которую считают предсмертной. А я думаю, все не так…
        - А как? - глядя на Агнию поверх очков, удивленно, осторожно спросила настоятельница. - Да вы садитесь…
        - Спасибо. Эту записку написала одна девушка, восемнадцать лет назад. Мы были с ней соседями, жили в одном дворе. Она пропала. Все думают, что она умерла… погибла… А я считаю: она здесь. Ее зовут Марина. Сейчас ей уже около сорока, должно быть… Волосы роскошные, густые, золотого цвета. Я бы, может, и не стала ее искать, но… есть люди, которые все еще переживают ее исчезновение. Ее жених, бывший, который до сих пор винит себя в ее гибели, и ее родная тетя - одинокая старая женщина.
        Настоятельница перевернула открытку. Нахмурилась, вздохнула.
        - Есть у вас такая женщина? - настойчиво спросила Агния. Она не надеялась, что ее поймут сразу, но игуменья Маргарита и не думала отпираться, ответила просто:
        - У нас несколько послушниц Марин. И у многих нелегкие судьбы. Но… Есть одна, которая подходит под ваше описание. А давайте поговорим с ней! Идемте за мной, - настоятельница быстро поднялась из кресла.
        Они вдоль стены направились к швейным мастерским. Пружина внутри Агнии сжималась все сильнее. Значит, все-таки живет здесь какая-то Марина с похожей судьбой!

…Внутри длинного, просторного помещения горел яркий свет, стрекотали швейные машинки. Несколько столов, за которыми сидели швеи… Но Агния пока увидела только спины и головы в платках. Она нетерпеливо сжала руки.
        - Марина! Марина, можно тебя на минутку? - позвала настоятельница.
        Одна из женщин встала, обернулась, отложила шитье. Сердце у Агнии забилось стремительно - пружина внутри ее распрямилась…
        Но в следующие мгновения все вновь изменилось.
        Женщина, к которой обратилась настоятельница, была неопределенного возраста - узкое бледное лицо, густые черные брови, точно нарисованные… Из-под платка выбивались волосы… Сероватые, но - никак не золотые. «Это не она!» - со страшным разочарованием подумала Агния.
        - Да, матушка Маргарита? - Швея подошла к ним.
        - Марина, вот у нас гостья, назвалась Агнией. Говорит, вы жили в одном дворе. Помнишь ее?
        Женщина вздрогнула, наморщила лоб и ответила с вполне искренним недоумением:
        - Как? Агния?.. Нет, не помню.
        Этот ответ окончательно убедил Агнию, что перед ней - другая Марина. Напрасно. Все было напрасно! На всякий случай Агния решила уточнить.
        - Марина… - сглотнув, невнятно, негромко произнесла она. - А вы помните Гришу Харитонова? Помните Орехова, Эдуарда?
        Щеки у той, которая называлась Мариной, моментально вспыхнули. Она закусила губы, отвернулась. «Это она… Это она!» - подумала изумленная, потрясенная Агния. И шепотом закричала:
        - Марина! Это ты! Марина, все думали, что ты умерла! Утонула, утопилась! Вместо тебя похоронили какую-то другую девушку! Только я одна не поверила… - Агния протянула Марине открытку. - Помнишь? Ты писала?
        Открытка в руках Марины задрожала. «Она! Она это!!!» - продолжала ликовать Агния.
        - Бред какой-то… Да, писала я. Но я не про смерть писала… А про монастырь! Я и открытку выбрала специальную… Чтобы все поняли, куда я собралась. Достала меня та жизнь… Но с чего взяли, что я утопилась?! Что ты хочешь, Агния? - наконец истерично спросила Марина. Голос у нее был глуховатым, резким, совершенно немелодичным.
        - Я хочу, чтобы ты вернулась. Хотя бы на один день - появилась там, в нашем дворе. Твоя тетя, Лидия Трофимовна, до сих пор тебя вспоминает, а Гриша…
        - Нет! - отшатнувшись, с гримасой неприязни, перебила Агнию Марина. - Я не вернусь. Я не хочу никого видеть! Меня там все достали… На тысячу лет вперед! У меня теперь другая жизнь, спокойная! - Она обернулась к настоятельнице: - Матушка Маргарита, я не хочу! Не хочу ничего! Не заставляйте меня!
        Марина швырнула в лицо Агнии открытку и стремительно убежала.

* * *
        У автобуса металась Инга:
        - Наконец-то… Куда ты пропала? Сейчас уже отъезжаем!
        Они поднялись в салон.
        - Ну вот, все в сборе, - произнесла экскурсовод. - Сейчас мы отправимся в краеведческий музей в центре Оскольина и узнаем о быте крестьян в дореволюционное время…
        - Инга, я должна тебе кое-что сказать, - не выдержала, прошептала Агния на ухо подруге.
        - О чем? - оживилась та.
        - Это очень долгая история. Началась этой зимой. А вернее, еще раньше - восемнадцать лет назад.
        - Ой, как интересно! И что было?
        - Пропала одна девушка. Она жила в нашем доме. Все подумали, что она утопилась, наложила на себя руки…
        - Это детектив? Обожаю детективы! - с восторгом воскликнула Инга.
        - Не совсем, - подумав, уточнила Агния. - Это драма. Или даже - мелодрама. Все дело в любви, - она снова задумалась. Сбилась: - Помнишь того доктора, который приезжал, когда ты отравилась суши?
        - Да-а… А он-то тут при чем?
        - У меня с ним был роман…
        Инга отшатнулась:
        - Роман?!
        - Да. Этот доктор - тоже из моего дома, из соседнего подъезда. Он тогда меня не узнал, когда приехал по вызову, - с новой-то прической… А на следующий день мы встретились в нашем дворе, и у нас начался роман… В общем, Марина, та самая пропавшая восемнадцать лет назад девушка, когда-то была его невестой.
        - Погоди… ты что, влюбилась? - с тоской спросила Инга. - В того доктора? И что, у вас все серьезно?
        - Ни в кого я не влюблялась! Я о Марине. Ты знаешь, я о ней все время думала… Она мне казалась моим отражением. Моей судьбой. Я не ее искала - себя…
        Агния вкратце рассказала подруге историю, произошедшую много лет назад. Но Инга уже слушала невнимательно, она сосредоточилась лишь на одной мысли - у Агнии был роман. Нет, Инга не ревновала Агнию в прямом смысле - просто она не хотела, чтобы в этой жизни что-то менялось. Они - две подруги, совершенно свободные, вместе ездят на экскурсии, ходят в кафе… А тут - какой-то роман с невероятной предысторией, любовь, страсти-мордасти. Этак у Агнии не останется время для нее, Инги!
        Агния буквально кожей ощутила недовольство, исходившее от подруги.
        - …ладно, я поняла. Ты ее нашла, эту Марину, - выслушав Агнию, мрачно сказала Инга. - Она жива. Слава богу! Ну и что теперь?
        Агния не ответила. Она сама не знала, что теперь будет.
        - Дорогие друзья, мы прибыли! Выходим из автобуса, собираемся у кассы! - объявила экскурсовод. Автобус с пыханьем остановился, распахнул двери.
        - Ладно, потом поговорим еще, - буркнула Инга. - Заметь, я ничего не имею против любви, против того, чтобы у тебя были романы, и тэ пэ… Я и сама собираюсь выйти замуж - лет через пять, может. Но сейчас - рано! Рано об этом думать!

«Тебе всегда будет рано…» - подумала Агния без всякого раздражения. Она понимала Ингу и поэтому нисколько не сердилась на нее. В сущности, она сама, Агния, была как Инга.

…Вечером автобус отвез экскурсантов в ту же гостиницу.
        Инга с Агнией ужинали в кафе.
        - Зря ты это затеяла… Это ведь тебя не касается, - вещала Инга. - Сама подумай - Марина не хотела, чтобы ее искали. А тут ты - разбередила ей всю душу!
        - Она даже не спросила, жива ли ее мать!
        - Значит, не нужна ей мать. Господи, Агнета, я тебя совершенно не узнаю - ты так изменилась, и в худшую сторону… Ты ведь была другой, нормальной! Вот что любовь с людьми делает…
        - Ладно, забудь. Забудь обо всем, что я тебе рассказала, - не выдержала, сдалась Агния. - Все равно у меня, наверное, ничего не выйдет с тем доктором… ты думаешь, почему еще я из дома сбежала? Не только из-за отца… Я сбежала от Гриши! Я сбежала потому, что не верю, что буду хоть когда-нибудь счастлива…
        - А счастье - это не главное! - обрадованно подхватила Инга. - Вспомни, как там у поэта - на свете счастья нет, а есть покой и воля… Недаром твоя Марина от этой любви в монастырь сбежала!
        После ужина отправились в номер, спать. Инга заснула моментально, Агния же ворочалась с боку на бок на соседней кровати.
        В самом деле, зачем она ввязалась в эту историю? Зачем ей понадобилось искать Марину? «Она казалась моим отражением!» Нет, нет, что-то не то, не так…

«Может, я искала ее потому, что не хотела считать Гришу злодеем? - вдруг подумала Агния и села на постели. Потерла виски. - Я хотела оправдать его - ради себя. Хотела доказать себе, отцу, всем, что он не убийца. Что я имею право любить его!»
        Эта мысль поразила Агнию. Она сама боялась себе признаться, что она была не просто влюблена… Она - любила. Любила своего Гришу.

* * *
        Раннее утро. Экскурсанты позавтракали, собрали вещи и стали подтягиваться к автобусу - предстояла еще одна, последняя поездка - в Переславль-Залесский. А вечером автобус возвращался в Москву.
        Агния с Ингой покинули свой номер, спустились в холл.
        - Только бы дождя не было - вон какие тучи! - забеспокоилась Инга, глядя в окно.
        Агния не успела ей ответить - у дверей, на диване, сидела… Марина. Она поднялась навстречу Агнии. Марина была одета по-походному - длинная черная юбка, тяжелые мужские ботинки, серая спортивная куртка, за плечами - рюкзак. Голова Марины была укутана в черный же платок, делавший ее лицо еще более длинным, узким - и так странно выделялись на этом бледном лице густые брови…
        - Агния! - громко, хрипло позвала Марина.
        - Марина, это ты… - растерялась Агния. - Как ты меня нашла?
        - А чего искать… - пожала плечами Марина. - Тут одна гостиница, туристов в ней всегда селят. Ну чего, поехали?
        - Куда? - опешила Инга (она уже догадалась, кого они встретили в холле).
        - В Москву, - ответила Марина. Сердце у Агнии так и забилось…
        - В какую Москву, у нас еще целый день экскурсий! - возмутилась Инга. - Агнета, ты же не хочешь меня бросить?
        - Инга, прости. Встретимся потом, - не раздумывая, произнесла Агния. - Марина, а как мы правда до Москвы поедем?
        - Тут вокзал недалеко, экспресс до Москвы. В десять отправление. Еще успеваем билеты купить.

* * *
        Они успели. Правда, билеты оказались неожиданно дорогими - как для Агнии, так и для Марины. Только в вагон первого класса - дешевые были уже распроданы.
        Но в этом был и плюс - ехали с комфортом, на мягких креслах, сидя друг напротив друга, за откидным столиком.
        Первое время Марина молчала, разглядывая Агнию.
        - Не помню тебя. Не помню, и все тут, - наконец решительно произнесла Марина.
        - Столько лет прошло… - кивнула Агния. - Марина… Марина, а почему ты все-таки решилась ехать в Москву?
        - Я с матушкой Маргаритой вчера беседовала. Она говорит - нехорошо, коли из-за меня люди до сих пор страдают. Надо съездить, успокоить всех. Пусть видят, что жива-здорова. Съезжу да вернусь. Хотя ой как неохота… Но надо. Надо, сама понимаю. Вот и матушка сказала, что не напрасно меня столько лет в послушницах держала, что не все дела я в миру закончила… А что, тетка у меня живет, что ли?
        - Да, в той же самой квартире. А мама твоя умерла. Года через два после твоего исчезновения.
        - Не удивляюсь. Уж так, как она пила… - махнула рукой Марина.
        - Думали, что ты утонула. Опознали и похоронили.
        - Кого?! Я ж вот, живая… - усмехнулась Марина. - Наверное, нашли кого похожего. Я ж, Агния, сказала матери - уйду в монастырь, буквально. Надоела мне эта жизнь… И ушла! А она, видно, спьяну и запамятовала.
        - Ужас… - потрясенно прошептала Агния. - Ты ей говорила про монастырь?
        - А то. Записку оставила. Написала на открытке - той, что давеча ты показывала. Все честь по чести объяснила, даже, можно сказать, адрес указала! Думала - надо будет, так сама найдет. А меня за самоубийцу сочли… Ох, я бы такой грех на душу не взяла! Смертный же грех… - Марина перекрестилась, вздохнула.
        - Наверное, мама твоя искала тебя… А через три недели после твоего исчезновения обнаружили труп девушки в реке. И мама твоя как будто узнала тебя…
        - Тетку бы на опознание позвали! - с досадой воскликнула Марина, хлопнув рукой по колену. - Вот люди!
        - У Лидии Трофимовны в то время у самой горе случилось… она не могла.
        - А, точно - дядя болел. Помер? Хотя чего спрашиваю - последняя стадия у него была… - кивнула Марина. - И правда, как все совпало! Точно, а что еще людям было думать! Так и решили - наложила Маринка на себя руки… В милиции, поди, и разбираться не стали. Утопла и утопла. Кого искать-то…
        - Да. Никому в голову не пришло, что ты ушла в монастырь. Стала монахиней, - добавила Агния. Она глядела на Марину и не могла узнать в той прежнюю - ту яркую, красивую девушку с гривой золотых волос.
        Марина искоса посмотрела на Агнию. Потом сказала со странным выражением:
        - Я не монахиня. С чего ты взяла? Я же говорю - послушница все еще…
        Агния смешалась. Если честно, она не очень разбиралась во всем этом. Монахиня, послушница… В чем разница?
        - Но ты живешь в монастыре?
        - Да. Живу при монастыре. Все хорошо. Если б не ты… - усмехнулась Марина. Помолчала и добавила с тоской: - Ох, не хочу, не хочу в мир возвращаться. Умом понимаю - надо, а все равно сердце щемит, щемит!
        - Почему ты решила сбежать тогда из Москвы, восемнадцать лет назад? - не выдержала, задала Агния главный вопрос. - Из-за матери? Из-за того, что в театральное так и не поступила? Или…
        - Из-за всего, - жестко ответила Марина. - А главное, надоела мне та жизнь. Ничего хорошего! И вправду, не удивляюсь, что люди решили, будто я утопла.
        - Я так и думала, что тебе все надоело. Но… но ты же любила!
        - А, вот ты о чем, - усмехнулась Марина. - Любила. Эдика Орехова любила - признаюсь. Тогда скрывала, а теперь смысла нет… Но он-то меня не любил. А если не он, то и никто…
        - Гриша Харитонов до сих пор тебя забыть не может. Считает, что он… тоже способствовал твоей смерти. Ведь он тогда тебя ударил.
        - Ой, ударил… За дело. Я ему такое ляпнула… Нет, правильно еду - скажу Гришке, чтоб не переживал. Да другой бы за такое убил бы! Гриша - хороший, я виновата перед ним, - засмеялась Марина. - А что они сейчас, ребята?
        - Живут потихоньку. Но это уже не ребята, взрослые дядечки на пятом десятке. Эдуард работает в милиции, он майор, Григорий - врач на «Скорой помощи». Не женаты, детей нет.
        - А ты-то, ты-то как в это дело влезла? - с насмешливым любопытством спросила Марина.
        Агния смутилась. «Наверное, Марине можно рассказать все… Она не Инга, поймет!»
        - Ты сбежала в монастырь, а я… я там, в Москве, тоже, словно в монастыре, жила, - стиснув до боли пальцы, с кривой улыбкой произнесла Агния. - Мне сейчас тридцать четыре, а… Словом, моим первым мужчиной стал Гриша, этой зимой… Я его люблю, - выдохнула Агния.
        - Да, по нынешним временам редкость… А он? - с живым любопытством спросила Марина. - Он-то к тебе как?
        - Кажется, он тоже меня любит. Вот недавно, на днях, они устроили драку - Орехов и Гриша. Из-за меня. Так глупо… - Агния схватилась за голову. - Это двадцать лет назад они должны были из-за девчонок драться, а не сейчас! Но я сама виновата. Если бы я знала!
        - Что ты должна была знать? - быстро спросила Марина. - И Орехов тут при чем? Ты ж говоришь, что ты с Харитоновым…
        - И с Эдуардом. Так получилось. Почти одновременно. Но Гриша был первым.
        Марина молча, с недоброй насмешкой, долго рассматривала Агнию. В этот момент Агния пожалела, что рассказала Марине свою главную тайну.
        - Ты что, ревнуешь меня к Орехову? - наконец решилась спросить Агния.
        - Ой, не смеши! Делать мне нечего! - захохотала Марина. - Но ты шустра… Долго запрягаешь, быстро едешь! Правду говорят, что в тихом омуте…
        - Кто бы говорил! - вспыхнула Агния.
        - Что? А, поняла… Но я с двумя роман крутила по глупости, по молодости… - возразила Марина. - А вот ты вроде как взрослая уже. Нельзя мужиков лбами сталкивать!
        - Я поняла, - холодно ответила Агния. - Я Орехову сразу сказала, что наш с ним роман, очень короткий, был ошибкой.
        - Н-да? А почему ты Гришу выбрала, а не Орехова? Не понимаю… Орехов - он настоящий, он… глупая! - Марина на полуслове оборвала себя, с досадой махнула рукой. - Впрочем, чего тут говорить. - Она вдруг резко сникла, постарела на глазах. - Это не моя жизнь, меня все это не касается. Потому и не хочу ехать, не хочу их видеть. Загляну к тетке - и обратно…
        Некоторое время они ехали молча.
        Марина о чем-то напряженно думала, хмурилась, словно споря с самой собой. Потом сняла с головы платок, откинулась назад, закрыла глаза.
        Волосы Марины, заплетенные в косу, но упрямо выбивающиеся из нее, были рыжевато-пепельные, изрядно поседевшие. Только сейчас Агния стала узнавать в своей спутнице прежнюю Марину. Эти островки солнца, запутавшиеся в прядях… Лицо у Марины было довольно моложавым, без морщин. Кожа лица - чуть красноватая, тонкая, сухая, веснушки на переносице. И брови, брови сильно выделялись!
        - Что смотришь? - не открывая глаз, спросила Марина.
        - Ты похожа на Мишель Мерсье.
        - На кого? - Марина в изумлении открыла глаза, подалась вперед.
        - На Мишель Мерсье. Помнишь старые фильмы об Анжелике, маркизе ангелов?
        - Помню. Эдька как-то раз меня назвал Анжеликой… - хохотнула Марина. - Но это когда было… Сейчас уж ничего от Анжелики во мне не осталось.
        - Если бы ты покрасила волосы и…
        - Ой, вот не надо! Делать мне нечего. Зачем? - рассердилась Марина. - Опять мужикам голову морочить? А зачем мне эти мужики, эта любовь? Одни страдания! Я вот тебе честно скажу - если б не сбежала тогда, может, действительно руки бы на себя наложила! Он же не любил меня, совсем не любил! - произнесла она так страстно, так недобро, что у Агнии мурашки по спине побежали.
        - Орехов?
        - Да. Я ведь год по нему сохла. А он - хоть бы хны. Потом снизошел, но сказал честно, что не любит, что у него другая… и не одна даже… Ты хоть понимаешь, что счастья - нет? - сведя брови, грозно спросила Марина. - Все суета и обман! Ни одна любовная история не закончилась хорошо! Все предают, изменяют, лгут… Не хочу!
        Агния завороженно кивнула. Марина сейчас слово в слово повторяла ее, Агнии, слова.
        - Хочу покоя. Хочу, чтобы сердце не болело. В согласии с собой жить, чтобы мысли в голове были чистые, светлые… - страстно продолжила Марина. - Тетку повидаю, Гришке скажу - «не журись ты из-за меня»… И обратно вернусь, в Оскольино! - Марина перевела дыхание. - Я перед отъездом - тогда, восемнадцать лет назад, с одной женщиной говорила. Тоже из нашего дома. Может, видела ее - из второго подъезда? Жена одного мужика - то ли адвоката, то ли юриста… Красавец дядька, и гулена тот еще!
        Агния вздрогнула.
        - Может быть, нотариуса? - дрожащим голосом спросила она.
        - А может, и нотариуса. Я уж не помню. Короче - я во дворе сидела, на качелях, чуть не плакала - так тошно было… Гришку не люблю, а Эдик - меня не любит. Как жить-то, думаю?.. И тут она, эта женщина, тоже во двор вышла. На ней лица не было. Спрашиваю - плохо вам? А она мне - плохо, меня муж бросил, к другой ушел. Говорит - жить ей не хочется, хоть вешайся… Я тогда подумала - точно, нет счастья. Нет!
        - А что еще та женщина сказала? - дрожащим голосом спросила Агния.
        - Что? А я и не помню. Твердила как заведенная, что муж ее бросил. О том, как ей плохо, плохо, плохо… Ну, я после этого домой вернулась, написала записку, вещей не брала почти, и - вон из Москвы.

* * *
        Агния с Мариной оказались у дома в начале третьего. От вокзала Марина шла по улицам, оглядываясь со странным выражением - смесью удивления и восхищения, а когда увидела знакомые места - даже споткнулась, едва не упав на ровном месте.
        - Вот… Уж не гадала, что еще раз здесь окажусь!
        У дома, со стороны улицы, стояла небольшая толпа жильцов. Люди что-то страстно обсуждали. А в арке возились рабочие - ставили железные ворота, от сварочных аппаратов летели снопами искры.
        - Что это? - ошарашенно спросила Марина.
        - Ворота делают. Чтобы чужие во двор свои машины не ставили…
        Марина с Агнией прислушались, что говорят в толпе:
        - …да вы не понимаете, теперь у нас свободней станет, чужие перестанут ходить! Видели, видели - весь двор загадили!
        - Так это свои гадят, не чужие! Ставьте ворота, не ставьте - все равно бардак будет! Зато свои теперь не пройдут.
        - Как не пройдут? Ключи же выдадут!
        - Ага, ключик - по тыще рублей! Откуда у меня такие деньги?!
        - Это для автовладельцев удобно, для молодых и здоровых! А к моей бабушке врач каждый день ходит - как он теперь пройдет? Это что же, бабке каждый раз из дома выскакивать, ворота отпирать? Зачем ставят эти дурацкие ворота, если их нельзя открыть прямо из квартиры… Как домофон, например! Позвонили - человек, не выходя из квартиры, нажал кнопочку - открыл дверь внизу… А это что, ваши новые ворота? Бред! Я по Интернету вещи заказываю, продукты… Доставка не пройдет ко мне!
        - Зато живы-здоровы будете! Ни один бандит не проникнет во двор.
        - Да! Как же! Уж бандиты куда угодно проникнут, а свои не пройдут, точно…
        - Я вам как врач «Скорой помощи» говорю - мешают ворота, - раздался знакомый голос.

«Гриша!» - обрадовалась Агния.
        - Эта морока - для врачей, для пожарных… Сразу в дом не попадешь! А когда надо спасти человека, счет идет на секунды!
        - Гриша… - прошептала и Марина - узнала.
        - Идем к нему?
        - Да нет, погоди… Во двор зайдем еще, ладно? - Марина потянула за собой Агнию. - Никого не узнала - только Гришку. Наверное, много новых жильцов.
        Сзади продолжали доноситься возбужденные голоса:
        - …зачем, зачем такие хреновые ворота ставят, не понимаю! И денег содрали столько… Не имеете права!
        - А не нравится - уезжайте! Продавайте квартиру и катитесь к чертовой матери!
        - Денег много содрали, а толку мало!
        - Много?! Да, а вы знаете, чтобы ворота с переговорным устройством сделать, еще лишних пятьсот тысяч надо выложить?
        - Вот пусть Морозов и выкладывает, он богатый!
        - Он богатый, но за копейку удавится… Будет он за других платить!
        - Погодите, сейчас Орехов еще придет… Они с Морозовым спелись! Откуда у Орехова тачка такая крутая, а?! Взятки берет! Оборотень в погонах!.. Народный гараж еще во дворе грозятся сделать! Жулики! За свои машины дрожат! Чтоб они все поразбивались на машинах этих!

…Агния с Мариной с трудом протиснулись во двор через арку, мимо рабочих со сварочными аппаратами, никто из толпы их не заметил - все были слишком поглощены обсуждением нововведений.
        Марина слегка дрожала.
        - Ох ты, не узнаю… Все другое… Нет, двор тот же! - Марина поднялась по ступенькам. Она вертела во все стороны головой, глядела вокруг с тревогой и волнением. - Сирень! Сирень хоть не вырубили… Скоро зацветет. Весна в этом году какая ранняя…
        Агния молчала. Она переживала за Марину, думала о Григории, Орехове… О том, что отец, может быть, сейчас дома.
        Марина села на качели.
        - Вот и прошло восемнадцать лет…
        В этот момент из арки в освещенный солнцем двор выскочил Григорий. Прижав ко лбу ладонь, вгляделся против солнца, крикнул:
        - Агния! - и побежал к ней.
        - Гляди, гляди… - тихо, нервно засмеялась Марина. - Узнает меня или нет?
        - Агния… - Григорий подбежал, стиснул Агнию в объятиях. - Беглянка! Вернулась?
        Он вдруг замер.
        Отстранил Агнию. Он теперь смотрел на Марину - со странным, безумным выражением лица. Сзади Марины светило солнце, оно подсвечивало огнем ее освобожденные от платка волосы - те казались вновь огненными, яркими…
        - Не пугайся. Ты не сошел с ума. Это не призрак… Это Марина. Я нашла ее! - быстро произнесла Агния.
        - Марина… - удивленно повторил Григорий. Только сейчас Агния заметила ссадины на его лице - последствия драки с Ореховым. Но ничего, почти зажило…
        - Она жива. Вместо нее похоронили другую. А она в монастыре все это время была… - продолжила Агния.
        - Марина! - не слушая Агнию, выдохнул Григорий. Подошел к Марине. Та встала с качелей, обняла Григория.
        - Ну здравствуй… Здравствуй, Гришенька. Друг ты мой дорогой… - Голос у Марины тоже задрожал - она заплакала. - Хороший ты мой. Добрый. Ни в чем ты не виноват… Это я дура. Надо было с тобой поговорить, прежде чем из дома сбегать… Ты прости меня, прости! И за те злые слова прости! Я ведь знаю, мучила тебя…
        - Маринка… - простонал тот, стиснув Марину в объятиях. - Маринка!
        Агния с улыбкой наблюдала за ними. А потом вдруг одна мысль поразила ее: что, если Григорий до сих пор любит Марину? Как там у Шекспира - «Любил ли я хоть раз до этих пор? О нет, то были ложные богини. Я истинной красы не знал доныне». Немного не в тему, но… Ложные богини! Она, Агния, - ложная богиня?..
        Агния не хотела поддаваться этому чувству, но ревность тисками сжала ее сердце. Она не могла предугадать, что ей станет так больно. «Так ведь я сама, сама, сама - привела к нему Марину, его вечную любовь! Что же я наделала…» Только сейчас, ревнуя, Агния осознала истинные размеры своей любви.
        - Маринка, ты жива! Это сон? Я брежу?..
        - Жива я, жива!
        - Маринка… - Григорий обнимал, целовал Марину в щеки, бормотал еще что-то - бессвязно, восхищенно, а та плакала. Смеялась. Они словно забыли об Агнии. Агния тихонько стала отступать назад. Она не хотела видеть, как Григорий целует Марину. Она вообще не того хотела, когда везла сюда Марину…
        А чего?
        Агния не успела додумать эту мысль - сзади хлопнула дверь. Агния обернулась и увидела отца - тот, в легком черном плаще нараспашку, вдоль дома рысью спешил к арке - видимо, знал, что там, за воротами, уже собрался стихийный митинг.
        Отец заметил Агнию и резко затормозил.
        - Агуша? - строго, мрачно произнес он. - Очень хорошо… Надо поговорить.
        Агния вспомнила о недавних словах Марины: «Она твердила как заведенная, что муж ее бросил. О том, как ей плохо, плохо, плохо…» Она - это мама. Восемнадцать лет назад отец сказал маме, что уходит к Кире.

«Интересно, они с Полиной поженились уже? Свадьба в конце апреля, говорили. Сегодня двадцать девятое. Может, уже поженились…»
        - О чем?
        - Ты нужна мне. Света уволилась. Я теперь как без рук. Мне требуется помощница.

«Словно и не было ничего! Как будто мы не ссорились, как будто он забыл, что я его прокляла! Помнит только о том, о чем ему удобно помнить!»
        - Зайдем домой, поговорим. Не здесь же! - нетерпеливо произнес отец.
        - Хорошо.
        Они поднялись в квартиру. Агния уже забыла этот особенный, домашний запах, забыла, какого цвета обои, мебель, паркет, забыла, как плавно переливается свет, пробиваясь сквозь шторы…
        - Агния, ты вполне в курсе дел. - Отец прошел в кабинет, Агния - следом. Отец взял со стола папку. - Пожалуйста, разберись с этими документами, исправь, что не так… Ты сможешь. Ты теперь будешь не секретарем, а помощницей нотариуса.
        - Света уволилась?
        - Да, Света уволилась. Я же говорил! На, держи…
        Он протянул ей папку, но Агния спрятала руки за спину.
        - Ты что, -га?
        - Я не стану тебе помогать.
        - Не глупи! - поморщился отец. - Тебе нужна работа, я знаю. И ты не сможешь вечно скитаться по чужим квартирам… Будь умной, будь взрослой, наконец!
        - Нет.
        - Нет? - В глазах отца вспыхнул огонь. Он, как всегда, моментально завелся. - Нет… Ты… ты знаешь, кто ты?..
        - Ну кто, кто я? А ты еще ударь меня, - Агния попыталась улыбнуться.
        - Неблагодарная! Я из-за тебя… да у меня сердце из-за тебя болит! - Отец прижал ладонь к сердцу, другой вытер лоб. - Ты что, довести меня хочешь? Ты моей смерти желаешь?
        - Смерти? Нет… Это ты - убил маму, а я не хочу никого убивать… Я просто хочу уйти от тебя. Навсегда. Кстати, ты, как юрист, подскажи: я могу отказаться от тебя как от отца? Есть такая процедура?
        - Ты спятила, точно, - отец поморщился, схватился за край стола. Но Агния не верила ни одному его слову, ни единому жесту.
        Все - спектакль. Старый лис!
        - Ты расписался с Полиной? Нет?
        - Нет… свадьба завтра…
        - А завещание? Ты успел все завещать Полине? - Злость вибрировала в груди Агнии, расходилась по ее телу кругами и дальше - по всей комнате, заполняя пространство. - Смотри, если умрешь сейчас, все достанется мне… Срочно пиши завещание! - Агния захохотала. - Оставь меня с носом, да! Отдай все своим шлюхам!
        Меньше всего Агния думала сейчас о деньгах, завещании и прочих матримониальных делах - она просто хотела как можно сильнее уязвить отца.
        Она его ненавидела. В ней не было ни капли любви к нему. На самом деле она ничего от отца не хотела. Все его вызывало в ней отторжение, отвращение. Дай отец ей сейчас денег, вложи в руки подарок - она бы, не раздумывая, швырнула бы это ему в лицо.
        - Я тебя ненавижу. Если бы ты знал, как я тебя ненавижу! - с отчаянием воскликнула Агния.
        Но тут произошло нечто странное, непонятное. Отец вдруг зашатался, побледнел и грохнулся на пол, звучно ударившись затылком о паркет. И замер.
        - Папа?
        Первая мысль была - притворяется. Потом Агния сообразила, что отец слишком сильно ударился затылком. Она присела, прикоснулась к его лицу. Наклонилась, слушая его дыхание.
        - Папа!
        Он молчал, не двигался.
        Агния бросилась к телефону:
        - Алло, «Скорая»? Выезжайте, человеку плохо…
        Она обрисовала ситуацию, ответила на вопросы.
        - Ждите, врачи скоро будут, - ответили ей.
        Агния положила трубку, схватилась за голову. Отец все так же лежал на полу. Умер?

«И чем я тогда лучше его?..»
        Она метнулась к окну - надо позвать Григория, он врач, знает, как реанимировать, - но двор был пуст. Григорий с Мариной куда-то исчезли… Агния боялась уйти, оставить отца одного. Через двадцать минут в дверь позвонили - приехали врачи.
        - Девушка, безобразие, к подъезду не подъехать! У вас ворота ставят - ни туда, ни сюда…
        Отца переложили на диван, осмотрели. Померили давление, сняли кардиограмму. Сделали укол.
        Отец очнулся, застонал:
        - Что со мной?
        - Сердечный приступ, похоже. Возможно, еще небольшое сотрясение мозга… Надо ехать в больницу. Вот как, вот как мы папашу вашего через весь двор потащим к машине? Чер-те что…
        Агния вышла вслед за врачом в коридор:
        - Послушайте, это серьезно?
        - Приступ? Нет. Через неделю-две окончательно выздоровеет. Но надо в больницу, наблюдать.
        - Да, да, - кивнула Агния. Сейчас, когда она узнала, что отец не умрет, что с ним ничего серьезного, прежняя решимость вернулась к ней. Она уже ни в чем не раскаивалась.
        - В третью городскую. С нами поедете?
        - Нет, - сказала она.
        Отца вынесли на носилках. Он, морщась, метнул на Агнию ненавидящий взгляд, отвернулся. Агния тоже отвернулась, захлопнула за врачами дверь.

* * *
        Он изменился, конечно. Много седых волос, лицо какое-то помятое, грубая щетина на щеках… Но все такой же худой, жилистый, высокий. Милый, милый, хороший друг. Друг детства. Родной. Марина погладила его по щеке:
        - Гришенька, как же я рада тебя видеть!
        - Подожди, Маринка, все никак в себя не приду… Это ты? Ты? Ущипни меня, что ли…
        - Ты доктор, да? Ну дай бог, дай бог тебе…
        - Прости меня.
        - Ты меня прости, - ласково сказала она. - Еще поговорим. Тетку бы повидать…
        - Да, да. А где… - Григорий оглянулся беспокойно. - А где Агния?
        - Ушла вроде… Я не заметила. Ты вот что, Гриша… ты первым к тетке зайди. Поговори с ней, подготовь. Ежели я к ней сразу заявлюсь - она, поди, не выдержит такого шока… Пожилой человек.
        - Конечно. Ты стой здесь пока, у подъезда. Увидишь Агнию - скажи ей, где я, ладно?
        - Ладно, ладно! - засмеялась Марина.
        Григорий скрылся в подъезде, а Марина осталась стоять, прислонившись спиной к стене, подставив лицо теплому весеннему солнцу.
        Она и радовалась, и печалилась одновременно. Надо, надо было поговорить с Гришей, повидать тетку. Только бы с ним не столкнуться.

«А чего я боюсь? Что голову опять потеряю? Смешно! Все прошло, сердце успокоилось. Все суета».
        Марина уже мысленно планировала свой разговор с теткой. Вот они посидят все вместе втроем - она, Гриша, тетя Лида, поболтают, чаю попьют, а потом надо ехать на вокзал. Или сегодня она не успеет на поезд?
        Ладно, переночует у тетки, в Оскольино вернется завтра. Придет к матушке Маргарите, расскажет, как все было. Скажет: «Матушка, закончила я все мирские дела, простилась со всеми. Благословите на постриг!»
        Матушка Маргарита должна, должна в этот раз благословить. Это ведь сколько лет она, Марина, в послушницах ходит… Словно между небом и землей висит. Ни туда, ни сюда. До недавнего времени игуменья считала, что Марина еще не готова для монашеского служения.
        Но вот теперь, наверное, увидит матушка (после этой поездки) в Марине искреннее желание и рвение посвятить себя Богу и благословит ее наконец на постриг. И успокоится тогда душа у Марины окончательно.
        Хлопнула дверь третьего подъезда.
        Марина повернула голову. Мужчина в милицейской форме - невысокий, крепкий, подтянутый - шел в ее сторону, тяжело впечатывая шаги в асфальт. Светлые, зачесанные назад волосы, неподвижное широкое лицо, острый взгляд серых глаз.
        Он. Он, совсем как в тех снах, которые приходили иногда перед рассветом - коротких, тревожных, после которых уже не заснуть. Только и оставалось, что лежать с открытыми глазами, смотреть в темноту, словно в бездну…
        Марина отвернула голову, Зарыла глаза. «Царица небесная, сжалься, дай мне сил вынести это испытание!»
        Шаги затихли неподалеку. Щелчок зажигалки, запах сигаретного дыма.
        Марина повернула голову, приоткрыла глаза.
        Эдуард стоял в трех шагах от нее, курил. Смотрел и пускал в сторону дым.
        - Здравствуй, - спокойно произнес он.
        - Здравствуй, - тихо ответила Марина.
        - Постарела ты, мать… Еле узнал.
        - А это не я! - попыталась она пошутить.
        - Ты, ты. Марина Зарубина. Старого мента не проведешь.
        - Какой же ты старый - совсем не изменился! - улыбнулась она.
        - Обманула всех. Вокруг пальца обвела. А я ведь как чувствовал, знаешь, - жива ты.
        - Чувствовал?
        - Ага. Меня никогда чутье не подводило, - усмехнулся Эдуард. - А чего в таком виде, Марина? Прямо как монашка…
        - А я и есть монашка, - сказала она. Соврала, но это же ложь во спасение. - В монастыре живу. Далеко отсюда. Опять ты угадал, Эдичка.
        Он с силой втянул ноздрями воздух:
        - От тебя ладаном пахнет.
        - Ты как зверь. Носом чуешь…
        - А чего тут стоишь, чего ждешь?
        - Гриша Харитонов тетку готовит к моему приходу.
        - Харитонов? Ну ладно, жди… - Эдуард ловко кинул сигарету в урну. - Я пошел.
        И он прошел мимо все той же твердой, тяжелой походкой. Так и не оглянулся ни разу.

«Матерь Божия, Царица небесная, дай мне сил, - прошептала Марина. - Дай мне сил вынести все это!»

* * *
        После того как захлопнулась дверь за врачами, Агния некоторое время стояла посреди прихожей - неподвижно, сжав руки.
        Потом встряхнулась - надо идти отсюда. Это не ее дом, она здесь чужая. «А куда? Я еще две недели могу здесь спокойно пожить, пока отец в больнице!»
        Агния прошла в свою комнату, принялась перебирать оставшиеся в шкафу вещи - в прошлый раз она забрала не все.
        Внезапно хлопнула входная дверь, раздались чьи-то шаги. У Агнии мороз пробежал по коже… Она осторожно выглянула в коридор и увидела Полину. Та топталась в прихожей, вся обвешанная пакетами, свертками. В белом плаще, высоких белых ботфортах, белых плотных чулках, с гривой выбеленных волос.
        - Полина?
        - Ой, ты тут! - ахнула Полина, и ее невероятная, идеально круглая грудь слегка колыхнулась под белой водолазкой. - Как хорошо! Ты помирилась с папой, да? Ведь завтра у нас с Боречкой свадьба!

«С Боречкой… Сука!» - с холодной яростью подумала Агния. И сказала:
        - Очень сожалею, но свадьбы не будет.
        - Как?! - ахнула Полина и выронила пакеты. - Почему?! Что ты такое говоришь?!.
        - Отца только что увезли в больницу.
        - Что? В больницу? - прошептала Полина, и на ее огромных, чуть навыкате глазах заблестела влага. - Ты шутишь?
        - Разве такими вещами шутят?
        - Минутку… а… - Полина задумалась, поводила пальцем в воздухе, - а это Борю, что ли, увозили на «Скорой»? Я сейчас видела, как от ворот уезжала «Скорая»… Так это его увозили, да?!
        Агния кивнула.
        - Ой. Ой, не могу, - Полина опустилась на пуфик возле дверей, изящно скрестив длинные ноги. - А что случилось?
        - Инсульт, - не задумываясь, произнесла Агния. Хотя весьма приблизительно представляла, что такое инсульт. (Но он показался ей интересней, чем инфаркт. Онкология - совсем темный лес, и она не бывает внезапной, придумывать бытовую травму - потребовались бы подробности, как отец ее, эту травму, умудрился получить…)
        Вероятно, представления Полины об инсульте тоже были весьма приблизительными. Потому что она спросила дрожащим голосом:
        - И что теперь будет?
        - Ничего страшного. В?ходят. Ты же знаешь, сейчас не дадут совсем умереть.
        - А… а как его будут лечить? Что сказали врачи?
        - Полгода придется, конечно, лежать в постели, - серьезно произнесла Агния. Она нахмурилась, вспоминая те истории, которые рассказывали посетители нотариальной конторы, дожидаясь своей очереди в предбаннике. - Потом восстановительное лечение - год, полтора, три… Массаж, лечебная физкультура, покой. - Агния задумалась. - У него половина тела парализована. Не говорит, встать не может…
        Полина в ужасе закрыла рот руками.
        - Боже… А как… А почему это случилось? - дрожащим голосом спросила она Агнию.
        - Я сегодня пришла за оставшимися вещами. Ты же знаешь, я поссорилась тогда с отцом, ушла…
        - Да, да!
        - Так вот. Захожу, а отец лежит на полу, мычит, пена изо рта, встать не может. Что делать? Вызвала «Скорую». Врачи сказали - вероятно, от волнения перед свадьбой у отца случился инсульт.
        - Но он же был здоров! - вдруг в отчаянии закричала Полина, вскочив с пуфика. - Твой отец был абсолютно здоров!
        - Полина, - жестко произнесла Агния. - Ты вспомни, сколько моему отцу лет. Пятьдесят девять. Почти шестьдесят! Ему седьмой десяток практически! Какое здоровье, ты соображаешь?!
        Полина осеклась, упала обратно на пуфик.
        - Свадьбы не будет… - прошептала она.
        - Ну, может года через три, когда отец снова сможет ходить, говорить… Сейчас все лечится! Были бы деньги!
        Полина молчала - бледная потрясенная, и все равно прекрасная. Даже в горе она умудрялась правильно ставить ноги и принимать выигрышные позы. Следить за выражением лица. Настоящая женщина!
        - Полина, ты поезжай к нему. Отцу сейчас нужна помощь, поддержка… Он не может говорить, но прекрасно слышит. Поезжай. Будь с ним. Кстати, может, ты сама станешь ему делать массаж, это несложно! Кормить с ложечки… Это так трогательно!
        Глаза Полины еще больше заблестели. Она сдавленным голосом спросила Агнию:
        - А ты? Ты поедешь к нему?
        - Я? Нет.
        - Господи, Агния, он же твой отец!
        - Я с ним разругалась навеки. Он тебе говорил, что ударил меня? Говорил, что я его прокляла? - Полина закивала. - Вот, какое уж тут примирение… Но у него есть ты. Поезжай к нему, прямо сейчас.
        Агния сочиняла эту историю с инсультом буквально на ходу. Словно демоны зла вселились в девушку - она изрекала столь кощунственную ложь, но даже не сомневалась в том, что поступает правильно. Агнии хотелось вывести Полину на чистую воду.
        - Агния, а кто будет ухаживать за ним?
        - Наверное, сиделки, нянечки… Нет, судно вынесет сиделка, конечно… Но и ты должна быть с ним все время рядом. Ты же его любишь?
        - Я не могу, - прошептала Полина. - Это так тяжело, страшно…
        - Вот именно - потому что так тяжело и страшно - ты должна быть с ним все время. Любовь - это труд. Ты собиралась выходить замуж за пожилого человека, ты, наверное, догадывалась, что тебе предстоит?
        Полина молчала.

«Верит… А почему бы ей не верить? Ведь это почти правда! Да, отец оклемается через две недели, а не через три года, но какая разница?.. Пусть Полина помучается! - мрачно подумала Агния. - Она сама - лгунья… Она не любит отца!»
        - Ты тоже должна быть с ним, - нервно произнесла Полина.
        - Нет. Это ты должна быть с ним. Ты - жена.
        - Я не жена еще. А вот ты - родная дочь, его кровиночка! - возмущенно произнесла Полина. - Ты не смеешь его бросать… Ты же не чудовище!
        - Я не чудовище, - спокойно произнесла Агния. - Но он меня ударил. Я его никогда не прощу.
        Полина вдруг заплакала. Она уже больше не следила за собой, за тем, как выглядит, - рыдала, некрасиво сморщив лицо, вцепившись пальцами себе в волосы. «Неужели любит?» - зачарованно подумала Агния, глядя на Полину.
        - Я не могу… не могу…
        - Что ты не можешь? - тихо спросила Агния.
        - Я не могу быть нянькой при старике! - закричала Полина неистово. Судорога пробежала по ее лицу. - Столько лет ухаживать за ним… Да никаких денег не надо, никаких благ! Уж лучше одной… И почему одной, почему одной? - нетерпеливо, раздраженно возразила она сама себе. - Я что, неужели не смогу найти кого-то помоложе? У меня подруга за олигарха вышла, за молодого, красивого, теперь в Жуковке живет… Почему же я должна ухаживать за стариком? Да это же стыдно! Глупо! Противно! Я себя не на помойке нашла!.. У меня же есть чувство собственного достоинства!
        Полина высморкалась в кружевной платочек. Потом затихла, сложив руки на коленях. И заявила хоть и взволнованно, но твердо:
        - Я не поеду к твоему отцу. Поезжай ты. Или не езди, как хочешь, дело твое…

«Не любит. Все-таки - не любит!» - констатировала Агния и сказала:
        - Я тебя не осуждаю. Я тебя понимаю.
        - Что?.. - Полина вскинула голову. - Хотя да… - Она помолчала, глядя Агнии в глаза уже без всякой злости. - Ты - понимаешь… Кстати, а что делать со свадьбой? Завтра люди придут. Очень немного, но… Ресторан, гости.
        - Позвони, скажи всем, что свадьба отменяется.
        - Позвонить? То есть мне придется объяснять всем, что произошло?
        - Или разошли гостям письма по электронной почте. Это быстро, и не придется лично со всеми болтать… Болезнь - это серьезный повод для того, чтобы отложить свадьбу. Или вообще отказаться от нее. Никто тебя не осудит, - сказала Агния.
        - Ага… а что потом скажут, когда узнают, что я жениха бросила в трудную минуту!
        - Перестань. Тебя все поймут. Ты чудна?я… Мы в двадцать первом веке живем, а не в девятнадцатом. Осудят! - фыркнула Агния. - Да тебя за дуру сочтут, если ты еще лет десять, двадцать будешь старика на каталке возить…
        Полина застонала, услышав слово «каталка»:
        - О-о… Я в Питер поеду! Вот прямо сегодня вечером. Уедем с мамой. Да! У нас там родственники. Поживем там полгода. За полгода тут все забудется!
        - Конечно. Послушай, Полина… Но, может, ты хотя бы для вида к отцу съездишь? - дрогнувшим голосом спросила Агния. - Побудешь с ним сегодня, завтра… А потом постепенно, постепенно - отдалишься?
        Полина задумалась. Потом сказала капризно, с отчаянием:
        - Нет. Я не могу! Это очень тяжело. Я сегодня уеду. Если уж рвать со всем - так сразу. Позвоню в агентство, которое свадьбой занимается, гостям сообщения отправлю, и все. Уеду. Знаешь… моя мама изначально была против этой свадьбы. Она ненавидит Бориса. Говорит - он такой жесткий, жестокий… А на днях мы с Борисом занимались брачным договором. Это была такая битва… Долго объяснять, но, короче, твой отец ни пяди не собирается уступать мне. Я в полной его власти по этому договору, я абсолютно бесправна. И вообще… Он меня не слушает. Это он выбрал ресторан, он выбрал сценарий свадьбы… Он выбрал, куда ехать в свадебное путешествие. Я хотела к морю, а не в Лондон.
        - Да? - растерянно спросила Агния.
        - Да. В Лондоне тоже хорошо, и Боря мне распродажи обещал… Но я, я хотела к морю! А ты, наверное, решила, что я только о шмотках думаю? Вовсе нет! - страстно воскликнула Полина. - И вот представь - я еще за ним, больным, должна ухаживать… И не дай бог я не так ложку ему ко рту поднесу, не так посмотрю, не так улыбнусь… Массаж этот не так сделаю! Нет, все к лучшему, - твердым голосом произнесла Полина. - Уеду. Я почему-то не хотела смотреть правде в глаза… боялась… Зачем мне Борис? Ведь он ни одну женщину так и не смог сделать счастливой. А его родная дочь вообще прокляла его.
        Полина поднялась, шагнула к двери. Обернулась на прощание:
        - Ты знаешь, Агния, а мне сейчас вдруг так легко стало…
        И она ушла.
        Агния не стала ее догонять, не стала разубеждать.
        Минут через десять в дверь позвонили. Агния посмотрела в «глазок» - Григорий.
        Сердце ее, как всегда, дрогнуло - хотела открыть. А потом вспомнила о Марине, о том, как Григорий обнимал ее…
        Агния на цыпочках отошла от двери, заперлась у себя в комнате.
        Мир, в котором она жила, был полностью разрушен. У нее не осталось никого. И в этот момент где-то в глубине квартиры зазвонил городской телефон. Не отвечать? А вдруг это от отца…
        Она встала, добрела до гостиной, нехотя сняла трубку:
        - Алло.
        - Агния Борисовна? Какое счастье, что я вас нашла! - защебетал возле уха милый девичий голос. - Почему же вы мне так и не перезвонили? Своего-то телефона вы мне так и не оставили! Это просто чудо, что я нашла ваш номер…
        - Вы кто? - устало спросила Агния.
        - Я Лена Голикова! Вы меня забыли?.. - опечалился нежный голос. - Я сейчас в нашей школе. Галина Георгиевна ваш телефон дала. Завтра встреча выпускников. Будут все! Гоша Маврин, Люда Рыжкова… Бахмин из Америки приехал, представляете?! И Рахматуллин придет - у него как раз перерыв между съемками! Представляете, как все удачно? Галина Георгиевна говорит, что вы свободны - она с вами недавно встречалась, я знаю.
        - Куда приходить? - растерянно спросила Агния.
        - Да в нашу школу! Завтра, к четырем! Будут все!
        Агния вдруг вспомнила то, что ей сказала в их последнюю встречу Галина Георгиевна, когда она попросилась работать в школе: «Агния, да вы погубите всех детей! Не лезьте вы не в свое дело! К такой работе, как наша, надо с холодной головой подходить. А в вас столько наивности, столько сентиментальности… иллюзий столько!»

«У меня нет никого и ничего. Я не имею права даже заниматься любимым делом. Зачем? Тогда зачем мне идти на эту встречу?» - осадила себя Агния.
        - Нет, я не могу, - солгала Агния (ох, сколько она стала лгать!).
        - Как?.. Ну пожалуйста-пожалуйста! - взмолилась Лена. - Я уже всем сказала, что придет наша самая дорогая, самая любимая Рапунцель!
        Агния провела ладонью по волосам.
        - Я уже больше не Рапунцель, Леночка.
        - Нет! Для нас вы всегда будете Рапунцель! - пылко воскликнула бывшая ученица. - Приходите обязательно, или… или я прямо сейчас заплачу.
        Хотя Лена Голикова уже давно была взрослой девушкой, Агния не выносила, когда ее подопечные плакали. Ей всегда хотелось утешить их.
        - Нет-нет, не надо плакать! - испугалась Агния. - Я приду.
        Она положила трубку. Через пять минут телефон опять зазвонил.
        - Алло? Алло! - сказала Агния.
        Но в трубке была тишина. Потом раздались короткие гудки.

* * *
        В третьей городской Борису Николаевичу не понравилось - эти рожи безразличные, мрачные, запах больничной столовки… Он немедленно попросил перевезти себя в частный медицинский центр. Там ему тоже не пришлось по вкусу: рожи были уже чрезмерно льстивые, улыбки приклеенные… Лишь бы денег содрать побольше!
        В городской больнице сказали, что ничего серьезного, в частной - что надо срочное обследование, причем назначили такую кучу процедур, что Борис Николаевич, никогда и ничем не болевший, сроду к врачам не ходивший, сразу заподозрил их в жульничестве.
        До позднего вечера Бориса Николаевича исследовали со всех сторон. Нашли еще кучу болезней. Попал человек в больницу с сердечным приступом, а ему чуть не геморрой лечат…
        Лишь к вечеру Борис Николаевич смог включить телефон и позвонить в агентство, которое занималось организацией его свадьбы. Попросил все отменить в связи с болезнью. В агентстве сказали, что уже в курсе и делают, что в их силах: «Да-да, Полина Аркадьевна нас предупредила о вашей тяжелой болезни. Мы все понимаем. Скорейшего выздоровления!»

«Тяжелой болезни…» Она-то, его невеста, откуда узнала? Наверное, от Агнии. Борис Николаевич набрал номер Полины. Но телефон Полины был выключен.
        Борис Николаевич набрал домашний номер.
        - Алло? - отозвалась Агния.

«Тьфу ты…» - с ненавистью подумал Борис Николаевич и нажал на кнопку отбоя. С дочерью он говорить не желал.
        В этот момент позвонил старый приятель, адвокат Доброделов:
        - Боря, что происходит?.. Я в шоке! Только что получил сообщение по электронной почте - ты болен? Ты где?
        - Лева, я в больнице… Представляешь, не могу до Полинки дозвониться! Съезди к ее матери, ладно?
        Через полтора часа Доброделов перезвонил и сообщил, что был по тому адресу, где живет Полина. Ни Полины, ни ее матери дома не обнаружилось. Консьержка сказала, что незадолго до того мать и дочь отбыли в неизвестном направлении с большущими чемоданами, причем мать Полины заявила, что они уезжают на длительный срок.
        Борис Николаевич ничего не мог понять.
        Куда уехала его невеста? Ладно, свадьбу пришлось отложить из-за его болезни… Но это же не повод исчезать внезапно? А может, мать Полинки все-таки отговорила дочь от свадьбы? «Тяжелой болезни…» Что там Полинке Агния наговорила? Зачем дочь сгустила краски? Тяжелой болезни… Тогда тем более - почему Полина не здесь, не у изголовья своего будущего супруга?! Светка уволилась, ко всему прочему дела в запустении, новая помощница - дура дурой. Вся надежда была на Агнию, но Агния работать у отца окончательно отказалась.
        - Уроды… что они со мной делают… - заметался Борис Николаевич.
        Он вдруг понял, что никогда не был счастлив, ни с одной женщиной. Наконец встретил Полину, понял - вот она, та, единственная… Идеальная женщина! И вот где она сейчас? Где?.. Куда уехала?
        И дети - наказание. Агния сошла с ума, ребенок от Киры - больной урод, которому только деньги нужны.
        Где, где в этом мире хоть один человек, который любит его, и не важно, кто это - женщина, ребенок ли…
        В очередной раз зазвонил телофон.
        - Борис Николаевич, это Орехов.
        - Эдик, ты? Я в больнице. Сердце прихватило.
        - Сочувствую. Поскорей выздоравливайте. Борис Николаевич, у меня к вам просьба.
        - Да, Эдик.
        - Повлияйте на свою дочь. Она в Харитонова влюбилась, из первого подъезда.
        - Эдик, пошли ее куда подальше.
        - Борис Николаевич, это не разговор. Я люблю вашу дочь, если уж на то пошло. Повлияйте на нее, пожалуйста.

«Любит… Она - любит?! Эта маленькая дрянь кого-то любит! Харитонова? Кого угодно, но только не своего отца!» Борис Николаевич едва не задохнулся от ярости.
        - Борис Николаевич, если вы устраняетесь, то я вас честно предупреждаю - за дело возьмусь сам. Я им устрою сладкую жизнь…

* * *
        Агния подошла к зданию школы, в которой работала когда-то. Она уже была здесь не так давно, когда искала Галину Георгиевну, желая, чтобы та проконсультировала Илюшу, брата…
        Тогда Агния волновалась, тогда она с жадностью и восторгом вдыхала школьные запахи, прислушивалась к гаму, который царил на переменах, заглядывалась на детей, пробегавших мимо нее, словно сканировала каждого - кто, что, какой (какая), чего не хватает в характере, а чего с избытком…
        Теперь же Агния ничего не чувствовала. Смысла нет волноваться, думать об учительской работе… Не то чтобы она с ходу и безоглядно поверила тогда Галине Георгиевне, поставившей крест на ее профессиональных способностях, нет. Агния просто поняла - бесполезно мечтать. Все - прах и тлен. Нет ни зла, ни добра. Ни любви…
        Скорбное бесчувствие - опять оно вернулось к ней!
        Она пришла сюда затем, чтобы просто убить время.
        - На встречу выпускников? - спросил ее охранник у входа. - В актовый зал проходите… Знаете, где он?
        - Да.
        Школа была уже пуста - занятия закончились рано, завтра начинались майские праздники.
        Гулкие коридоры, женский смех…
        Агния поднялась по ступеням в актовый зал.

…Он показался ей огромным - без рядов кресел. Посреди стоял накрытый стол, вокруг - молодые женщины, молодые мужчины, кое-кто из учителей… В толпе Агния увидела Галину Георгиевну, кивнула той. Завуч тоже кивнула в ответ.
        На Агнию посмотрели с любопытством. Ее не узнали.
        - Лена! Где Лена Голикова? - спросила Агния и тут увидела девушку - та ставила букеты цветов в вазы.
        - Да, я вас слушаю? - вежливо спросила Лена.
        - Лена, это я.
        - Агния Борисовна?.. Ой… Я не узнала… А где ваша коса? Ребята, Агния Борисовна пришла!.. Я вам говорила, что она придет!
        Гул голосов, все стали поворачиваться.
        - Агния Борисовна?! - на лицах вокруг отразилось изумление. Две девушки, стоявшие к Агнии ближе всех, вдруг подскочили к ней, заахали, закричали… и бросились обнимать. За ними подтянулись и другие. «Рапунцель пришла…» - эхом пронеслось по залу.
        Миг - и Агния была уже окружена плотным кольцом бывших учеников.
        - Агния Борисовна!
        - Да не может быть!
        - Это она, она!
        - Агния Борисовна, да вы моложе нас выглядите! - кто-то из юношей вложил ей в руки букет роз.
        - А мы вас помним!
        Агния никого не могла узнать - в ее памяти сохранились лишь детские лица.
        - Агния Борисовна, а помните, как вы нас в первом классе всех рассаживали? Вы меня с Гошей посадили… Так мы теперь женаты!
        - Людочка, Гоша… - растерянно произнесла Агния. - Да-да, я знаю! Ой! - Она опустила глаза и вдруг увидела округлившийся животик Люды Рыжковой, а ныне - Мавриной. - Людочка, поздравляю!
        - Девочка будет! Угадайте, как назовем?
        - Я не знаю…
        - Как вас! Чудесное такое имя! Редкое! Прекрасное!
        - Гоша, спасибо… Людочка! Но я вас совершенно не узнаю…
        - Вы должны быть крестной, вы должны быть крестной обязательно!
        - Агния Борисовна, а вот Рахматуллин! Ну его-то вы узнали? Он же звезда экрана!
        - Марат, миленький, какой же ты красивый…
        Вокруг хороводом кружились улыбающиеся лица. Ахи, охи, град вопросов, девчонки лезли обниматься, ребята тоже… По рукам пошла фотография - первый «А».
        - Это мы! Агния Борисовна, а где ваша коса?
        - Нет косы. Надоела! А где Бахмин? Бахмин, ты как?
        - Я хорошо, учусь. В Массачусетском университете, представляете?
        - О-о! И все, все поступили?
        - Все, все… А Ленька Липатов - кинолог, представляете? Он с собаками… Помните, он однажды щенка в портфеле на урок притащил!

…Чуть позже подошли еще учителя, в том числе и бывший классный руководитель ребят - пожилой историк, который был уже на пенсии. Пожалуй, только историк сорвал такие же овации, как и Агния…
        Школа, в которой когда-то преподавала Агния, считалась одной из лучших среди городских школ. Директриса, Серафима Андреевна, умела подбирать коллектив. Это была ее заслуга - что бывшие ученики без ужаса и отвращения вспоминали теперь школьные годы.
        - Агния, милая, вы, говорят, с Галиной Георгиевной общаетесь… а что ж ко мне тогда не зашли? - подошла к Агнии директриса.
        - Простите, Серафима Андреевна! Я как-то не сообразила…
        - Агния, а где вы сейчас работаете? - благожелательно спросила та.
        - Я работала в нотариальной конторе, но уволилась недавно. Сейчас безработная.
        - Так идите к нам. Мы с радостью вас примем!
        - Агния Борисовна, возвращайтесь! - закричали и бывшие ученики.
        - Агния Борисовна, мы с Гошей хотим, чтобы наша девочка, когда вырастет, училасть только у вас! Никому другому не отдадим! Вы добрая, вы хорошая, вы никогда ее не обидите…
        - Да? - растерянно спросила Агния, оглянулась на завуча. Галина Георгиевна отвела ее в сторону:
        - Агния, простите.
        - Нет, ну что вы…
        - Нет, простите, - покачала головой завуч. - Я в тот раз наговорила вам много лишнего. Всякие неприятности, конфликт у меня был с некоторыми учениками… В семье не очень, настроение тоже не ахти. Здоровье - с поджелудочной проблемы… одно к одному. Я была не права. Вы должны вернуться. Посмотрите, как они вас любят. Они помнят… Господи, чуть на части вас не разорвали! Обычно первых учителей и не вспоминают, а тут… - Галина Георгиевна махнула рукой, стала протирать очки. - Возвращайтесь.
        - Но я не знаю…
        - Не думайте, возвращайтесь, - нервно перебила ее завуч. - Если кто и должен быть с детьми, так это вы. Кто-то должен любить их так, как вы…
        Далее начался банкет - сели за стол, налили шампанское в пластиковые стаканы… Вспоминали дружно истории из прошлого, рассказывали, как обстоят дела сейчас.
        - …Нет, если бы мы не здесь встречались, без учителей, то, конечно, опять бы ребята напились…
        - Да, точно. А как при Агнии Борисовне напьешься? Она же нас младенцами помнит!
        - Агния Борисовна, а вы замужем?
        - Нет. Я старая дева.
        Хохот.
        - Агния Борисовна, я тоже холостяк. Это намек.
        - Марат, перестань… - Агния смеялась, не в силах остановиться. - Ты пьяный уже, что ли?
        - Я не пью, я за рулем!

…Агния не заметила, как пролетел вечер.
        Рахматуллин на машине довез ее до дома.
        - Упс… Дальше не проеду, ворота.
        - Я здесь выйду.
        - Агния Борисовна, вы только свистните…
        - Марат, осторожней, цветы помнешь!
        Марат помог Агнии вылезти из машины.
        - Все, спасибо.
        - Я вас так люблю, так люблю! Вы моя первая любовь, знаете? - Бывший ученик и шутил, и был серьезен одновременно.
        - Я вас тоже всех очень люблю, - серьезно сказала Агния. - Ну все, пока-пока, Марат…
        Рахматуллин уехал, Агния толкнула ворота - к счастью, замок не работал - они открылись.
        Агния прошла через арку. Уже стемнело, горели фонари. Тепло. И так уютно, так хорошо было во дворе…
        Агния улыбнулась. Она поняла, что чувства снова вернулись к ней! Вернулись запахи и звуки - девушка вдруг ощутила теплоту этого вечера, мятный холодок весеннего вечернего ветра, услышала шелест молодых листьев.
        Агния уже падала в пропасть, а ее подхватили чьи-то руки… Много рук! И сколько слов любви она услышала сегодня…
        Любовь.
        Агния тихо засмеялась, вздохнула полной грудью. «Будь что будет. Пусть не получится, пусть все закончится плохо… Пусть мне будет больно. Только мертвым не больно… А я - живая!»
        Она остановилась у первого подъезда, подняла голову, высматривая, горит ли свет в окнах Григория. Агния сейчас с такой нежностью думала о нем… Свет не горел. «Ах да, он на дежурстве сегодня… Или уже должен был вернуться?»
        Занавеска на окнах первого этажа шевельнулась. Агния перевела взгляд и увидела за окном в квартире Лидии Трофимовны - Марину. Марина все еще здесь. «А что, если Гриша у нее?»
        Лицо у Марины было встревоженным, несчастным. «Заходи!» - сделала она жест рукой.
        Агния зашла в подъезд, поднялась - распахнулась дверь, Марина буквально втащила Агнию в квартиру.
        - Марина, ты не уехала…
        - Уедешь тут! - сердито произнесла Марина.
        - Мариночка, кто там? - из глубины квартиры.
        - Теть Лид, Агния пришла… Я с ней поговорю, ладно?
        Марина втянула Агнию в свою комнату, закрыла дверь.
        - Ух ты, цветов-то… Со свидания, что ли?
        - Нет, бывшие ученики подарили. А что случилось?
        - Гришу арестовали! - со страшным выражением, шепотом произнесла Марина.
        - Как? - с недоумением спросила Агния. Первая мысль: «Они, наверное, опять сцепились с Ореховым!»
        - У него наркотики дома нашли, - шепотом произнесла Марина.
        - Наркотики?!
        - Приходила милиция, обыск делали. Завьяловых из двенадцатой понятыми вызвали. Говорят, нашли лекарства.
        - Какие лекарства?
        - Неучтенные. Которые как наркотики. Морфий, что ли…
        - Гриша - наркоман?.. Нет, не может быть…
        - Говорят, что он их распространял. Доставал по своим каналам, медицинским, а потом продавал.
        Агния была ошарашена.
        - Нет… Послушай, ты веришь? - Она свободной рукой (другой прижимала к груди букет) вцепилась в Марину.
        - Нет. То есть я не знаю. Откуда я могу знать, я только вчера тут появилась! Тетке пока не сказала, она же Гришку обожает… И так вчера литр валерьянки выпила…
        - Очень обрадовалась тебе тетя, да?
        - Не то слово…
        - Марина, я не верю, - вдруг с отчаянием произнесла Агния. - Он хороший! Я его люблю!
        - Говорят, за это, за распространение наркотиков, срок очень большой дают, - с тоской произнесла Марина. - Жалко Гришку. Есть адвокат какой хороший на примете?
        - У меня? - растерялась Агния. - Марина… ты только не удивляйся моему вопросу… Ты Гришу любишь?
        Марина ничуть не удивилась. Ответила сразу и быстро:
        - Нет. А ты чего спрашиваешь?.. А, понимаю. Нет, Агния, нет. Как там в старой песне, «позарастали стежки-дорожки…». Ничего нет вот здесь к нему, веришь? - Она прикоснулась ладонью к левой стороне груди. - Он тебя вчера искал. И сегодня к тебе заходил где-то в половине четвертого… А потом к нему домой милиция заявилась.

«В половине четвертого… Я в три из дома вышла!» - сообразила Агния.
        - Он тебя искал, все спрашивал. Вот странная жизнь - у всех сотовые, а найти друг друга не могут. Он тебя любит, Гришка-то. Не ревнуй…
        Агния вдруг разрыдалась:
        - Послушай, Марина… я так все неправильно делаю… только порчу все… Я хочу как лучше, а…
        - Не реви. У Эдика завтра день рождения.
        Меньше всего Агния сейчас думала об Орехове.
        - И что?
        - Ничего. Я помню. С детства помню. О том, что первого мая у Эдика Орехова - день рождения.

…Агния вошла в свой подъезд, по привычке пешком поднялась по лестнице. В голове ее лихорадочно крутились мысли, как спасти Гришу. По всему выходило, придется обращаться к отцу… «Но он не поможет! После всего, что я натворила… Довела его до сердечного приступа, обманула Полину! Я собственными руками разрушила личную жизнь отца. Он не станет мне помогать!»
        Агния достала из кармана ключи и вдруг увидела под дверью белый конверт. Обрадовалась - от Гриши записка, наверное!
        Агния открыла дверь, вошла в квартиру, положила букет на пуфик… Конверт был не запечатан.

«Агния, у меня завтра день рождения. Приходи обязательно к пяти в ресторан «Мечта» - это за метро, у гастронома. Нам есть что обсудить. Э. О.». Слово «обязательно» было подчеркнуто двумя линиями.
        От Орехова… Агния отшвырнула записку. «Обсудить. Что там еще обсуждать?» Она не собиралась идти на этот день рождения, она должна была выяснить насчет Гриши. «Но Орехов - милиционер. Он знает все эти дела…» И тут новая мысль поразила Агнию. Не мысль - догадка! - внезапная, яркая, невероятная…
        Это Орехов устроил арест Гриши.

* * *
        Первого мая было тепло, почти жарко.
        Агния вышла из дома в черном, узком, очень простого кроя платье до колен, поверх - белый пиджак. Черные туфли-лодочки, черная сумка через плечо, на шее - нитка искусственного жемчуга. Очень долго Агния обдумывала этот наряд, желая повлиять на Эдуарда Орехова, чтобы тот понял, что он должен ей помочь, но вместе с тем чтобы с его стороны не было никаких поползновений личного характера…
        Во дворе начинала уже зацветать сирень. Значит, уже скоро похолодает…
        - Агния!
        Агния оглянулась, увидела Марину. Подошла.
        - Известно что? - с тревожным любопытством спросила Марина. - Насчет Гриши…
        - Нет, я пока ничего не узнавала. Сейчас иду к Орехову. Он милиционер, и, потом, я его… - «подозреваю» - хотела сказать Агния, но запнулась, увидев, как вспыхнули у Марины щеки после слов - «сейчас иду к Орехову». - А что такое?
        - Я Эдика с утра жду. Сижу тут. Хочу поздравить, - облизнув губы, сказала Марина. - Посмотри, что я нашла…
        Марина встала, повернулась - на ней был легкий голубой сарафан, плечи закутаны в вязаную шаль. Волосы распущены по плечам. И брови - опять выделялись резко на лице. И белые кеды на ногах.
        - Это мое девичье платье. Тетка не стала выбрасывать. Видишь, налезло…
        - Ты решила остаться! - вырвалось у Агнии.
        - С чего ты взяла? Нет! Просто не хочу совсем уж чучелом сегодня выглядеть… Я с тобой, ладно?
        - Ладно.
        Они вышли сквозь ворота на улицу.
        - Говорят, ворота поставили, а замок в первый же день кто-то сломал… - усмехнулась Марина. - А куда идем?
        - В ресторан «Мечта».
        - О, в ресторан… - почему-то встревожилась Марина. - Послушай, Агния, скажи честно - я прилично выгляжу?
        - Кеды надо сменить, - подумав, сказала Агния. - С этими кедами твой сарафан не смотрится.
        - Да?! А где тут обувной? Только недорогой. Или рынок какой-нибудь, что ли!
        Агния взглянула на часы, вздохнула. Но ничего, девушке можно и опоздать…
        - Идем, тут есть один вполне недорогой магазин.
        В обувном они долго выбирали туфли. Сошлись, что лучше всего Марине в телесного цвета балетках.
        - Смотри, как удлиняют зрительно ногу…
        - Где удлиняют? Они же без каблука!
        - Удлиняют! - настаивала Агния. - И смотри, на них скидка…
        Скидка окончательно примирила Марину с балетками. Вышла она из магазина уже в новых туфлях.
        Было без пятнадцати пять.
        - Я помню, в детстве в этот день демонстрации по улицам ходили… - нервно засмеялась Марина. - А меня пустят? Эдик меня не приглашал…
        - Куда, в ресторан? Да. Ты же его друг. Подруга детства.
        Они свернули к гастроному - рядом располагался ресторан. Агния никогда в нем не была.
        У входа стоял охранник.
        - Девушки, простите, нельзя. Сегодня тут банкет.
        - Нас приглашали.
        - Как фамилии? - охранник заглянул в список.
        - Агния Морозова.
        - О, пожалуйста, прошу! - Охранник мгновенно отступил. - Эта девушка с вами? - Он на миг засомневался, но, видимо, Орехов дал насчет Агнии какие-то особые распоряжения. - И вас прошу! Вот туда, до конца…
        Агния с Мариной пошли по узкому длинному коридору. Агния взяла Марину под локоть, почувствовала, как дрожат у той руки.
        - Я боюсь. Меня прямо трясет… - пожаловалась Марина.
        - Может, не пойдешь? Вернешься?
        - Нет. Я должна.
        - Зачем? - вздохнула Агния - ей самой тоже было не по себе. Но она шла сюда - ради Гриши.
        - Я не знаю, - смятенно, раздраженно ответила Марина. - А у тебя, значит, было с Эдиком, да? И с Эдиком, и с Гришей…
        Агния ничего не ответила.
        В следующее мгновение они уже вошли в зал - большой, заполненный людьми. На эстраде негромко играл саксофонист. Сигаретный дым, непрерывный говор…
        - Так, к нам еще гости! - в микрофон произнес полный мужчина в серебристом пиджаке - наверное, ведущий вечера. - Девушки, здравствуйте! Как вас зовут?
        Шум, хлопки, Эдуард Орехов вырвал у ведущего микрофон:
        - Это моя невеста, Агния!
        Овация взорвала зал. Все хлопали, кричали что-то одобрительное, глядя на Агнию.
«Невеста? Что он такое говорит?» - растерянно подумала Агния, повернувшись к Орехову.
        Эдуард подскочил к ней, взял за руку, поцеловал. Он был разгорячен - Агнию так и обдало жаром, идущим от его тела. И еще от Эдуарда весьма ощутимо пахло спиртным. Он не был пьян, но, судя по всему, алкогольная эйфория уже постепенно овладевала им.
        - Агния, идем со мной… О, Маринка, и ты тут! Привет-привет, очень рад. Агния, идем, я тебя познакомлю со своим начальством… Вот позволь представить - генерал Антипов, из следственного комитета… А это Михал Михалыч, ты его помнишь…
        Генерал поцеловал Агнии руку, Михаил Михайлович на правах старого друга Орехова расцеловал Агнию в обе щеки. Далее Эдуард подвел Агнию к другим столикам - все вскакивали, раскланивались, целовали, кричали, сыпали поздравлениями, опять целовали…
        Эдуард был крайне возбужден, его глаза лихорадочно блестели - он ни на шаг не отпускал от себя Агнию, то и дело прижимал ее к себе. И каждый раз девушка чувствовала волну жара от Орехова, словно слишком близко подходила к огню.
        - Эдик… Эдик, зачем? Что ты придумал… Я вовсе не собираюсь…
        - Молчи. Ты что, хочешь испортить мне праздник? Потом поговорим… - Орехов не давал Агнии и слова сказать. Ей пришлось подчиниться - она скрепя сердце здоровалась со всеми, подставляла щеки для поцелуев… Внутри ее, наоборот, все больше леденело от ужаса и недоумения. Что за спектакль устроил Орехов? Зачем он ее представляет всем как невесту?.. Бред…
        - Эдик, я тебя умоляю! Давай поговорим!
        - Давай. Только выпей за меня, ладно? - Он силой вставил ей в руки фужер с шампанским. У него в руках тоже был бокал. - За тебя.
        - Эдик, я не…
        - За тебя! - непреклонно произнес он, чокнулся с Агнией, залпом выпил. Агния тоже глотнула шампанского. Едва отставила бокал - Эдуард впился в ее губы поцелуем. Все вокруг заорали, захлопали, саксофонист издал пронзительную трель…
        - Я тебя люблю, - прошептал Орехов на ухо Агнии. - Все, не отдам никому.
        Они закружились в танце у эстрады.
        Агния огляделась - все в зале смотрели на них. Встревоженный, мрачный взгляд Марины - она сидела за одним из столиков, с двумя дамами почтенного возраста, одетыми в парчу и бархат, со сложными лакированными прическами.
        В зале были и другие женщины, очень много женщин, одетых празднично - удачно и нет, с волосами, тщательно выпрямленными или завитыми в кудри, молодые и нет… Мужчины с интересом разглядывали Агнию - кое-кто из них был в форме. (Эдуард, кстати, тоже был в милицейской форме.) Причем абсолютно все разглядывали Агнию не просто с любопытством, как невесту Эдуарда Орехова, а… а как некое чудо. Явление!
        Во взглядах, обращенных на нее, Агния увидела свое отражение. Прочитала в них, что она - неожиданно хороша. Очень хороша.
        Агния вдруг поняла, что ошиблась с нарядом. Хотела выглядеть скромнее, сдержанней, а в результате оказалась здесь самой стильной. И Эдуард буквально с первого мгновения, как увидел ее, преисполнился этой свирепой, торжествующей мужской радостью: «А моя женщина - самая лучшая!»
        И зрители в зале видели эту влюбленность Эдуарда в нее, в Агнию, и не могли не умиляться. Все, все здесь были свидетелми чудесной сказки - о прекрасной принцессе и мужественном принце.
        - Эдик… зачем ты объявил, что я твоя невеста?
        - Ты сама об этом сказала мне на днях. Помнишь?
        - Я это сказала, чтобы прекратить драку.
        - Значит, ты не держишь слова? - улыбнулся Орехов.
        - Господи, да ты же сам все знаешь, все понимаешь… Зачем ты так? - взмолилась Агния.
        - Ты все равно моя, - улыбаясь, невозмутимо парировал Эдуард.

«И как с ним, с таким, говорить о Грише?!» Но пускать дело на самотек тоже было нельзя. Она больше не бедная овечка…
        - Эдик, я не твоя, - упрямо, нетерпеливо возразила Агния. - Я пришла с тобой поговорить о Грише Харитонове, а ты…
        - При чем тут Гриша Харитонов? - улыбнулся опять Эдуард, но на этот раз его улыбка показалась Агнии оскалом.
        - Ты устроил его арест!
        - Меня там не было.
        - Но у тебя есть связи, возможности… Это ты сделал, ты!
        - А чего ты так переживаешь из-за этого Харитонова? Кто он такой?
        - Эдик, я хочу, чтобы его выпустили… Он невиновен!
        - О, много ты знаешь - кто виновен, кто нет… - фыркнул Эдуард.
        Агния не знала, как еще можно было воздействовать на Орехова.
        - Значит, ты отказываешься помогать? - с детским отчаянием, обиженно спросила она.
        - Да.
        - Тогда я ухожу.
        Она дернулась, но Эдуард моментально перехватил ее:
        - Стоп.
        - Я сейчас всем скажу, на весь зал, что никакой свадьбы не будет. Можно микрофон? - Агния потянулась к ведущему. - Я хочу кое о чем заявить…
        Эдуард, танцуя, развернул Агнию, увлек в другой конец площадки.
        - Если ты хоть слово скажешь, ты вовек своего Гришу не увидишь, - мрачно, зло, без тени улыбки произнес он.
        - Значит, это все-таки ты устроил…
        - И я не то еще могу устроить. Мало не покажется! Живым и здоровым твой Гришенька из тюрьмы не выйдет!
        Агния сникла.
        - Давай так договоримся - я делаю так, что Харитонова отпускают на все четыре стороны, а ты - выходишь за меня. Как?
        Она молчала.
        - Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю, - словно заклинание, произнес Эдуард, обдавая ее своим горячим дыханием. - Я тебя на руках буду носить. Ты никогда - слышишь, никогда! - не пожалеешь о том, что стала моей женой.
        Агния молчала.
        - Что же ты? Отвечай! - Он слегка встряхнул ее.
        - Я устала…
        Этот ответ вдруг умилил его, вызвал у него приступ мучительного восторга:
        - Устала… Она устала, девочка моя… самая сладкая… - Он неистово принялся целовать Агнии руки. - Устала… Агния… ангел! Любимая! Самая-самая любимая!..
        Орехов подвел ее к столу, за которым сидела Марина:
        - Вот, посиди. Отдохни, детка…
        К Эдуарду подошел Михаил Михайлович с бокалом:
        - Эдик, друг, я так рад за тебя… Я тебе сразу сказал - это не девушка, это мечта…
        - Агния… - подала голос Марина. - Ты правда выходишь за него замуж? За Эдика?
        - Нет, - шепотом ответила Агния. - Это все его фантазии. Но он меня не заставит. Я не знаю, как от него отвязаться! - сквозь зубы пожаловалась она.
        - Я тебя не понимаю, - прошелестела Марина.
        - Чего ты не понимаешь?
        - Это же Эдик. Эдик Орехов. Как его не любить… - улыбнулась Марина.
        - Ты же монахиня! - возмутилась Агния.
        - Я не монахиня, я послушница. Я еще не принимала постриг. Я вполне могу вернуться в мир, выйти замуж, родить детей…

«Да что с ней говорить! - пришла в отчаяние Агния. - Она же до сих пор этого Орехова любит! Двадцать лет в монастыре просидела, а так и не смогла забыть его…»
        Агния достала из сумочки сотовый.
        - Ты кому звонишь? - из-за плеча моментально вынырнул Эдуард.
        - Да отцу я звоню, отцу… - Агния повернула телефон экраном к Эдуарду. - Видишь? У меня отец в больнице… Я выйду в коридор, ладно? Там тише…
        - Если ты уйдешь… - свистящим шепотом начал Эдуард.
        - Я не уйду, - твердо ответила Агния.
        - Эдик, потанцуй со мной? - Марина встала перед Эдуардом.
        Секунду тот колебался, потом закружил Марину.
        Агния с телефоном вышла в коридор.
        - Алло… Папа, здравствуй.
        - Чего тебе? - мрачно ответил отец.
        - Как ты себя чувствуешь? Тебя лечат?
        - Калечат… - хмыкнул отец. - Я уж давно в другой больнице.
        - Да… Какой?
        - А тебе зачем? Можно подумать, собралась приехать… На Четвертой Тверской-Ямской…
        - Папа, тебе лучше?
        - Тебе что надо? Ты где? Что за шум там? - раздраженно спросил отец.
        - Я в ресторане. У Эдика Орехова сегодня день рождения.
        - Поздравь от меня.
        - Папа, он подставил Гришу… папа, Гришу арестовали - как будто он связан с наркотиками… папа, ты…
        - Папа? Папа еще тебе должен помогать?! Ну, знаешь… - короткие гудки. Отец бросил трубку.
        Агния растерянно улыбнулась. В ту же минуту телефон зазвонил снова. Илья, брат!
        - Илюша, здравствуй! Ты как?
        - Агния, поздравь. Я поступил! - с неимоверной гордостью произнес брат.
        - Уже?..
        - Был конкурс в конце марта, я в нем участвовал. Всех, кто победит, автоматом зачисляют в Бауманский. Я победил.
        На миг Агния забыла обо всем:
        - Илюша, братик! Поздравляю…
        - Меня автоматом берут. ЕГЭ сдал, тоже все хорошо. Агния, я студент!!! Только формальности осталось - бумажки принести, и все такое…
        - А я знала… я в тебе не сомневалась!
        - Деньги, деньги… - передразнил Илья. - Если котелок варит, никакие деньги не нужны!
        - Мама как?
        - Мама радуется.
        - Она… пьет?
        - Нет. Обещала, что теперь не будет. Она сказала, что теперь, когда я пристроен, у нее сердце успокоилось. Говорит, будет работать, чтобы я мог спокойно учиться. Но я ей сказал, что я тоже могу подрабатывать…
        - Илюша, да погоди ты про «подрабатывать», там же, в институте, первое время такая нагрузка…
        - А я сильный. Я все смогу. Я докажу.
        - Не надо ничего доказывать, ты просто сделай счастливыми тех, кого любишь…
        Агния еще поговорила с братом, потом они попрощались, договорившись, что в ближайшее время Агния зайдет к ним домой.
        Она выглянула в зал.
        Эдуард танцевал с Мариной. Та ему о чем-то быстро, оживленно рассказывала, он внимательно слушал. Лицо у Орехова было напряженное, мрачное.

«О чем это они?» - подумала Агния.
        Эдуард вдруг сморщился, оттолкнул Марину.
        К нему кто-то подошел, но он не ответил, молча отстранил собеседника, быстро направился к Агнии.
        Схватил ее за плечо, увлек обратно в коридор.
        - Эдик…
        - Как ты могла, как ты могла… - пробормотал он дрожащим голосом.
        - Что? Что?
        - Она мне все рассказала… Как ты могла! - Орехов вцепился себе в волосы, застонал. Он весь дрожал, он был настолько не в себе, что Агнии стало страшно.
        - О чем ты?
        - Он был у тебя первым. Она рассказала… Он, а не я!
        Агния моментально поняла, о чем речь. Марина выдала все ее интимные тайны Эдуарду Орехову. «Он» - это Григорий…
        - Ну и что?
        - Как - что?! Я же мог быть твоим первым! Первым и единственным! Господи, Агния, ты творишь страшные вещи, ты…
        - Я же не спрашивала тебя, с кем ты и когда…
        - Это другое! - взревел он. - А ты…
        - Прости. Прости. Но я не люблю тебя. Прости! - взмолилась Агния.
        Но на Эдуарда было страшно смотреть. Эйфория и нежность сменились ненавистью и отчаянием. Он застонал, не разжимая губ, на ресницах задрожали слезы.
        Из зала на них уже смотрели люди.
        - Эдик… - к Эдуарду и Агнии подбежала Марина. - Эдик, ты видишь, она тебя не любит. Одна я тебя люблю.
        - Отстань. Зачем ты мне это рассказала…
        - Эдик…
        - Отстань! - страшным голосом закричал Эдуард прямо в лицо Марине.
        Музыка и голоса в зале стихли, все теперь повернули головы в сторону коридора. Из-за стола, вытерев губы салфеткой, встал Михаил Михайлович, направился к Эдуарду.
        - Вот какой вы подарок мне преподнесли… - сказал Орехов.
        - Эдик, брось ее. Я тебя люблю, - с мольбой протянула к нему руки Марина. - Я всегда тебя любила!
        - Отста-ань!!! - Эдуард был уже в совершенно невменяемом состоянии. - Ты мне надоела… Тысячу лет назад - надоела!
        - Эдик… Милый, любимый, хороший!
        И дальше произошло следующее - Эдуард выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в Марину, прямо в упор.
        В зале на секунду повисла гробовая тишина, потом закричали… Марину выстрелом отбросило назад, она упала на спину, прижав ладонь к груди. Из-под руки, пульсируя, вытекала кровь, расплываясь темным пятном на сарафане.
        - Эдик, Эдик, Эдик, что ты делаешь… - в ужасе заговорил Михаил Михайлович.
        - Миша, не подходи. И вы не подходите! - не своим голосом просипел Орехов, водя пистолетом в воздухе.
        - Тише, не лезьте, он не в себе… - крикнул кто-то из толпы.
        Агния, зажав уши, смотрела на Марину. Та, лежа на полу, выгнулась, открыла рот, словно собираясь глотнуть воздуха, а потом закрыла. И затихла совсем.
        В кармане пиджака Агнии зазвонил телефон. Эдуард, держа в вытянутой руке пистолет, вскинул голову, встретился с Агнией глазами.
        Она попятилась.
        - Эдик, не надо! - снова раздался голос Михаила Михайловича.
        Агния спиной ощутила пустое пространство - за портьерами скрывалась дверь, она была распахнута - и нырнула туда.
        Огляделась - это оказалась бильярдная. Телефон продолжал настойчиво звонить.
        Агния машинально нажала на кнопку «ответить», поднесла телефон к уху:
        - Алло.
        - Алло… Это я! - раздался в трубке взбешенный голос отца. - Послушай, Агния, я тебя прошу… Больше не звони мне!
        В коридоре раздался еще один выстрел, дикие крики.
        - Что у вас там происходит? - спросил отец уже на тон ниже.
        - Эдик стрелял, - полуобморочным голосом ответила Агния. - Он только что… убил человека. Он хочет убить и меня.

* * *

«Шутит она, что ли? - раздраженно подумал Борис Николаевич. - Зачем Эдику убивать Агнию?»
        Дикие крики на заднем фоне, дыхание дочери в трубке…
        - Агния!
        - Папа?
        - Агния, кого убил Эдик? Почему он хочет убить тебя? - нетерпеливо спросил Борис Николаевич.
        Дочь не ответила. В трубке на заднем фоне продолжали раздаваться крики.
        - Агния! - услышал Борис Николаевич в трубке, на заднем фоне, голос Орехова.
        - Эдик, зачем… - это дочь.
        - Агния, я не могу, не могу… - Орехов.
        - Что у вас там происходит? - заорал Борис Николаевич, садясь на кровати.
        Выстрел. Опять крики. Хруст - словно кто-то наступил на телефон каблуком. Короткие гудки.
        Борис Николаевич посмотрел на свой мобильный. На экране мерцала надпись: «Связь прервана».
        И что все это значит?
        Эдуард Орехов только что убил его дочь?
        Агнии нет больше?..

* * *
        Эдуард не собирался стрелять в Марину. Просто она очень мешала ему. Вдруг нестерпимо захотелось, чтобы Марина замолчала, затихла и больше не лезла к нему со своей дурацкой любовью… Навязчивая, как муха! А муху можно и прихлопнуть…
        Эдуард выстрелил, потом отвлекся на мгновение - и Агния, стоявшая рядом, куда-то исчезла. Растворилась в воздухе. Вот только что была тут, в коридоре, - и неожиданно пропала!
        - Эдик, не надо, - произнес Михаил Михайлович, осторожно приближаясь. - Эдик, посмотри на меня. Все хорошо. Все еще можно исправить!
        Но Эдуард не стал слушать друга. Он уловил голос Агнии - за портьерой, напротив. Она с кем-то говорила по телефону. За портьерой находилась комната.
        Эдуард рванул тяжелую ткань, влетел в соседнее помещение - это была бильярдная. В углу стояла Агния, прижимая к уху мобильный.
        - Эдик, зачем… - с тоской произнесла она, опустив руку с телефоном.
        - Агния, я не могу, не могу… - начал Эдуард. Он хотел сказать: «Я не могу без тебя».
        В этот момент, чуть не запутавшись в портьере, в бильярдную ворвался и Михаил Михайлович:
        - Эдик, Эдик, Эдик, что ты делаешь!..
        Эдуард не хотел стрелять в него - но друг тоже мешал. Пусть и он замолчит, пусть и он - не мешает!
        Эдуард снова нажал на спусковой крючок - Михаил упал, зажимая рану на ноге.
        Агния с ужасом смотрела на Эдуарда. Выронила телефон.
        - Агния… - Эдуард подошел к ней, наступил на телефон - тот хрустнул под его ботинком.
        Сзади, в коридоре - крики. «Господи, и эти мешают… Отстали бы раз и навсегда!»
        Эдуард выглянул в коридор - толпа с криком отшатнулась, но никто и не думал разбегаться:
        - Не надо его провоцировать…
        - Эдик, остановись, что ты делаешь!
        - Да уберите вы пистолет, заденете еще кого…
        - Не стрелять!
        У кого-то из гостей, видимо, тоже имелось при себе оружие, но стрелять в такой толпе было опасно…
        Эдуард нырнул обратно в бильярдную. Агнии там уже не было. В противоположном конце комнаты колыхалась другая портьера - значит, там тоже дверь. Эдуард побежал туда. Еще коридор. Дверь.
        Кухня.
        Повара, увидев Эдуарда с оружием в руках, с криками рванули из помещения. Загрохотала кастрюля, прыгая по кафельному полу…
        Осталась только одна женщина, немолодая, в грязном белом халате, с седыми волосами, выбившимися из-под косынки, в красных резиновых перчатках по локоть. В руках у нее была губка, с которой ей прямо на тапочки капала мыльная пена…
        Судя по всему, эта женщина была посудомойкой. Она - единственная, кто не испугался Орехова. Даже наоборот - она сейчас шла прямо на него.
        - Урод… Чего пистолетом-то машешь?! - зло сказала женщина. - Ишь, думает, все ему можно! Ми-ли-ция, тоже мне…
        Эдуард моментально ощутил ненависть к этой тетке. Сколько таких, как эта женщина, он видел - ненавидящих людей в форме! Ненавидящих всех людей. Весь белый свет…
        - Заткнись, тварь, - сказал ей Эдуард.
        - А вот не заткнусь! Меня не напугаешь… Сами вы все твари! Толку от вас! Бандитов защищаете, а на простых людей наплевать! Лишь бы деньги с кого содрать! Взяточники, оборотни. Работать не хотите… Человека найти не можете! Двадцать лет почти в розыске, а так и не нашли мою девочку… Где она, где?! - исступленно закричала тетка. Глаза у нее были белые, совершенно безумные. От ее крика зазвенело в ушах… Эдуард поднял руку и, не раздумывая, выстрелил.
        Тетка упала, лужа крови стала растекаться под ней, заливая белый кафельный пол.
        Эдуард побежал в другой конец кухни, выскочил на задний дворик. Здесь было тихо, деревья подсвечены вечерным оранжевым солнцем. Там, за деревьями, мелькали чьи-то силуэты - это люди бежали прочь от ресторана.
        Но где же Агния?..
        Эдуард стремительно обошел дворик, уперся с улицы в стеклянные двери супермаркета - тот находился в одном здании с рестораном. Может быть, Агния там?
        Он вошел внутрь. Здесь, судя по всему, только что узнали о стрельбе в ресторане - люди, увидев Орехова с пистолетом, сразу же ломанулись назад, куда-то в глубины магазина. Визжали женщины, сталкивались в проходах тележки, падали товары с полок…
        Люди были отвратительны. Они мешали. Они мешали Эдуарду не только тем, что суетились, не давали отыскать Агнию. Они мешали в принципе. Глобально. Зачем они вообще родились на свет - эти глупые, бессмысленные, злобные, трусливые существа?.
        Зачем Бог тратил время на их создание? Только сейчас Эдуард осознал размеры своей ненависти к людям.
        Много лишних. Очень много.
        Самый ненужный - это Харитонов, конечно. Несколько дней назад Эдуард беседовал с ним.

«Послушай, Гриша… Мы никогда с тобой не были врагами. Давай и сейчас попробуем договориться. Забудь об Агнии».

«Я не могу. Глупый разговор».

«Глупый? - возмутился Орехов. - Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю, если ты не оставишь Агнию в покое…»

«Орехов, ты испортил жизнь Марине, а теперь взялся за Агнию? Ну уж дудки, Агнию я тебе не отдам!»

«При чем тут Марина? Я эту Марину никогда не любил, сдалась она мне…»

«Послушай, Эдик, Агния тебя не просто не любит, она тебя - боится! Ты что, думаешь, сможешь заставить ее себя полюбить?»

«Заставлю. Если ты не будешь лезть!» - ответил Григорию Эдуард.

«Я буду лезть, - вспылил Харитонов. - Я не хочу потерять Агнию - как Марину когда-то…»

«Вот и бери себе Марину!»

«Мне не нужна Марина! Мне нужна Агния!»

«Всем нужна Агния, - зло сказал Эдуард. - Только я ее никому не отдам. Мое. А ты, Гришенька, еще попляшешь…»

«Ты не можешь заставить женщину полюбить тебя. Ты… Ты наказан, Орехов, самой судьбой. Жизнью наказан! Ты отверг Марину, теперь Агния отвергла тебя. Тебе больно? Ты не можешь смириться? Всем больно. И мне было больно… И Марине было больно!»

«И что теперь делать?!» - возмутился Орехов.

«Терпи, - со странной улыбкой произнес тогда Харитонов. - Терпи, Эдик!»
        Вот такой был разговор у Эдуарда с Харитоновым. Харитонов отказался помочь - что ж, пусть теперь сам терпит, в местах не столь отдаленных. Подбросить Харитонову в дом наркотики оказалось совсем несложно.

…На полу супермаркета Эдуард увидел мужчину - тот, барахтаясь среди рассыпавшихся коробок, пытался ползти к выходу. Мужчина и встать на ноги боялся, и оставаться на месте не хотел. Словно червь, полз вперед. «Мешает!» - подумал Эдуард и выстрелил. Тот завизжал отвратительным голосом, забился. За полками еще кто-то завозился - Эдуард выстрелил и туда.
        Все люди мешали Эдуарду. Все они - раздражали его. Все они вели себя неправильно, отвратительно…
        Пожалуй, только Агния не мешала, не раздражала. О, как было бы здорово, если бы все умерли и они с Агнией остались бы одни. Одни в целом свете! Вот это было бы счастье…
        Эдуард обошел супермаркет, уже пустой (воскресенье, праздник, выходной день, народу изначально было немного), и выбежал на улицу.
        Там по-прежнему светило солнце. Ветер играл в ветвях деревьев, теребил молодую листву. Вдали, над высотными зданиями, золотистой грядой тянулись облака.
        Дома, улицы, деревья. Небо, солнце. На все это Эдуарду было мучительно смотреть.
        Город - это она. Небо - это тоже она. Солнце - она. День или ночь - она… Она - в золотистой кайме облаков и свежем майском ветре. И это нестерпимо - ощущать ее везде, во всем. Каждый вздох, каждый взмах ресниц - она.
        Она, Агния, словно заполнила собой весь мир.
        Смешно вспомнить - ведь были времена, и не так давно, когда он думал об Агнии просто, без сердечного трепета: «А что, вот хорошая девушка. Отчего бы на ней не жениться?» Эта мысль впервые посетила Эдуарда, когда Агния зашла к нему в отделение. Но потом, за короткое время, эта девушка - Агния - каким-то образом заменила Эдуарду и свет, и воздух. Стала всем. Как произошло, что он теперь без нее не может ни дышать, ни ходить по земле?
        Он никого и никогда так не любил. Он вообще никого не любил - пока не встретил Агнию. Любовь - наказание. Проклятие…

«Уж лучше пусть не будет Агнии!» - догадался Эдуард. Ведь если не будет Агнии, то он как-нибудь да сумеет примириться со всем окружающим.
        Орехов повернул голову и вдруг увидел девушку. Она сама шла ему навстречу.
        - Агния!
        - Послушай, ты не должен… - она смотрела на него с отчаянием, печально. На ее ресницах дрожали слезы. - Что ты делаешь? Не стреляй. Зачем ты стреляешь в людей?
        В отдалении послышались звуки милицейских сирен.
        - Агния, я не могу без тебя, - пожаловался Эдуард. - Я не могу терпеть. Почему все не так, а?
        Он сделал шаг к Агнии, взял ее за волосы на затылке, потянул вниз. Она сморщилась, выгнув шею.
        - Больно? А мне - не больно? - Эдуард другой рукой прижал пистолет к ее виску. Она молчала, не вырывалась - смиренная и покорная, точно овечка. Смиренно ждала смерти. Она была готова умереть - лишь бы Эдуард не убивал других людей. Именно так Орехов расценил сейчас ее возвращение.

«Ну, выстрелю я в нее. И что? Она все равно будет сидеть у меня в голове. Нет, все не так…» - с тоской подумал Эдуард.
        Он отпустил ее волосы, оттолкнул от себя.
        Звук милицейских сирен слышался все ближе.
        - Беги. Уйди отсюда. Я больше не буду никого убивать. Обещаю! - отвернувшись, сквозь зубы произнес Эдуард.
        Агния попятилась. Потом побежала прочь.
        Звук милицейских сирен был все ближе.
        Когда девушка свернула за угол, Эдуард Орехов поднес пистолет к своему виску и нажал на спусковой крючок.
        Только так он мог перестать думать об Агнии…

* * *
        В утренних новостях этот сюжет занимал первые строчки. Заместитель начальника ОВД майор Эдуард Орехов устроил побоище в одном из московских ресторанов. Ранены четверо, двое убиты - Марина Зарубина, сорока лет, и Селиверстова Зинаида Яковлевна, шестидесяти двух лет, посудомойка ресторана «Мечта» - того самого, где произошел трагический инцидент…
        Опрашивали всех свидетелей, и Агнию в том числе.
        Почти весь следующий день она давала показания, освободилась лишь к вечеру.
        Придя домой, нашла в справочнике телефон больницы на Тверской-Ямской, позвонила в регистратуру и спросила, как состояние отца. Ей ответили, что Морозов Борис Николаевич уже выписался.
        Агния положила телефонную трубку. С одной стороны, это хорошо, что отец выздоровел. С другой - надо уходить из дома… Ни отец не желал видеть дочь, ни дочь - отца.
        Агния быстро собрала оставшиеся вещи, вышла во двор.
        Опять был вечер, опять оранжевое солнце играло в молодой, еще не успевшей запылиться листве. Опять это обманчивое ощущение счастья…
        Агния остановилась посреди двора. Огляделась.
        Больше нет ни Марины Зарубиной, ни Эдика Орехова. Давным-давно умерла мать Агнии. Гриша Харитонов - под следствием, ему грозит долгий срок за то, к чему он не причастен.
        Где все? Почему этим людям не жилось спокойно, мирно, почему им понадобилось уничтожить друг друга?
        Агния судорожно перевела дыхание. Она пока не знала, куда ей идти и что делать. Лишь одно Агния знала точно - она уже не оставит Григория.
        Что будет впереди? Какая жизнь? Возможно, Гриша изменит Агнии. Возможно, он ее бросит. Возможно, скажет ей (рано или поздно) какие-нибудь ужасные, жестокие, несправедливые слова…
        Или самый худший вариант - возможно, он умрет раньше ее и тем самым заставит ее невыносимо страдать.
        Возможно все.
        Но она, Агния, готова рискнуть. Вчерашний день все расставил по своим местам - она словно заглянула в глаза самой Смерти. И тем бесценнее ей показалась жизнь…
        Агния села на качели. Она вдруг вспомнила концовку своего любимого фильма. Призрак затаскивает Кристину в подземный дворец, говорит ей: либо останься со мной, либо я убью твоего Рауля. И что Кристина? Она соглашается остаться с Призраком.
        Но уже через мгновение Призрак понимает, что хотел совсем другого - он хотел любви Кристины, а вовсе не ее формального присутствия рядом. И он отпускает Кристину, отпускает ее - вместе с Раулем…
        - Почти как в кино, - прошептала Агния, прислонившись виском к железной перекладине.
        Вчера Эдуард отпустил ее - потому что понял, что не может заставить ее любить.
        Агния нехотя встала, побрела к арке.
        Едва она хотела свернуть за угол, в темное нутро арки, как оттуда, навстречу ей, вышли двое.
        Ее отец и Гриша.
        Оба. Причем самым невероятным было то, что Гриша вел отца под руку! Поэтому в первый момент Агния не поверила своим глазам. Она решила, что у нее начались галлюцинации. Что это сон…
        - Агния! - в один голос произнесли оба.
        Агния ничего не ответила.
        Она смотрела только на Григория.
        - Агния… - он сделал шаг вперед, обнял ее.
        - Гриша! - взвизгнула Агния, повиснув у него на шее.
        - А я тут как будто третий лишний… - брезгливо, сквозь зубы, произнес отец. Засунул руки в карманы широкого плаща и принялся насвистывать, разглядывая стену дома. - Это ж надо, опять вся штукатурка облетела…
        - Папа, здравствуй. Очень рада тебя видеть, - Агния отстранила от себя Григория.
        - Оно и видно. Ты куда это собралась?
        Агния растерялась:
        - Мне сказали, что тебя выпустили…
        - Это его выпустили, а меня - выписали! Вот и делай людям добро… - мрачно произнес отец.
        - И что? - еще больше смешалась Агния.
        - И что… Целый день ничего не ел. Мне пиццу на дом заказать? Или в забегаловку какую тащиться? Чтобы меня там не пойми чем накормили… - брюзгливо произнес отец. - Жених вон твой тоже, поди, оголодал, на казенных харчах-то…
        - Ты тонко намекаешь, папа, чтобы я вам приготовила ужин? - с трудом улыбнулась Агния.
        - Куда уж тоньше! - фыркнул отец. - Домой. Все к нам домой, я сказал!
        Отец, отдав приказ, решительно зашагал к подъезду.
        Григорий и Агния последовали за ним.
        - Что это с ним? - шепотом спросила Агния. - С каких это пор вы стали с ним друзьями?
        - С сегодняшнего… Мы не друзья, так - временное перемирие… Но что с ним произошло - я не знаю, - честно ответил Григорий. - Борис Николаевич подключил адвоката Доброделова, весь день они доказывали следователю, который занимался моим делом, что Орехов подбросил мне морфин… И доказали. Сержанта какого-то нашли, тот дал показания, что Орехов испытывал ко мне неприязнь на личной почве, еще нашли свидетелей… Конечно, если бы не было вчера стрельбы в ресторане, все оказалось бы гораздо сложней и дольше. А так, я думаю, милицейскому начальству не хотелось, чтобы на Орехове еще какие-то дела висели, чтобы он со всех сторон негодяем выглядел… Поэтому меня так легко отпустили.
        - Значит, отец тебе помог… - пробормотала Агния.
        - Он за тебя испугался. И я за тебя испугался… Когда я узнал, что Орехов устроил стрельбу и ты была там, с ним рядом… - Григорий сжал ей руку.
        - Ты уже все знаешь? Марину жалко. Людей жалко, - с трудом произнесла Агния.
        - Он псих. Он сумасшедший! - мрачно, устало произнес Григорий.
        - Нет-нет. Он просто хотел, чтобы все было по его воле… - возразила Агния. - А так нельзя!
        Григорий хотел тоже возразить ей, но передумал. Взял ее руку, поцеловал. Агния потерлась щекой о его плечо.
        - Скоро вы там? - Отец обернулся, открывая дверь в подъезд.
        В лифте все трое ехали молча, - лишь отец насвистывал, глядя в потолок.
        Отец с Григорием прошли в гостиную, Агния сразу же направилась на кухню. Как ни странно, сейчас она не испытывала никакого недовольства от того, что ее используют как домработницу.
        Пусть мужчины всегда едят пищу, приготовленную руками любящей их женщины…
        То и дело вздыхая и смахивая с глаз слезы, Агния принялась готовить ужин. Она была и счастлива, и несчастна одновременно, сердце щемило - от печали и радости.
        - Агуша, вино-то у нас есть? - на кухню заглянул отец.
        - Я не знаю. А что, в баре ничего нет? - дрожащим голосом ответила Агния.
        - Коньяк только. Стоп, у меня была бутылка в кабинете… - отец развернулся на каблуках.
        - Папа.
        - Да? - он снова развернулся.
        - Папа, я… - она хотела сказать «я люблю тебя».
        - И я тоже! - быстро перебил ее отец. - Все, забыли. Давай не будем разводить сырость!
        - Папа, ты меня прости, - упрямо произнесла Агния.
        - Что еще? - подозрительно спросил отец.
        - Папа, это я виновата в том, что Полина сбежала.
        - Ты?!
        - Да. Я ей сказала, что ты серьезно болен, что ты стал инвалидом и за тобой придется ухаживать… Прости! Хочешь, я поеду за ней, верну ее?
        Глаза у отца стали белыми от ярости. Агния зажмурилась - кажется, грозы не миновать! О, как страшен гнев Зевса-громовержца…
        Но стояла тишина.
        Агния осторожно открыла глаза, но в кухне уже никого не было.
        Агния подошла к дверям, прислушалась к тому, что творилось в глубине квартиры.
        - …а ты еще жениться на ней собрался! - услышала Агния сварливый, раздраженный голос отца. - Да она всю душу из тебя вынет, если ей что не понравится! Ты ее характер еще не знаешь! Она меня в бараний рог согнула и тебя согнет, ты не думай!
        - А вино нашли, Борис Николаевич? А то я сейчас сбегаю.
        - Не надо никуда бегать, у меня в сейфе бутылка спрятана. Да ты меня не слушаешь, Григорий!..
        Агния пожала плечами и отошла от дверей. Достала с полки баночки с приправами, сушеными травами и улыбнулась - вдруг вспомнила, как прочитала в одной поваренной книге, что какие травы символизируют.
        Базилик - любовь.
        Майоран - радует сердце.
        Шалфей - изгоняет злых духов…
        Эпилог. Восемь лет спустя
        - …Идем, Генрих, быстрее, - Калерия Ивановна дернула за поводок. Генрих еще раз с подозрительным, очень недовольным видом понюхал дерево, чихнул и затопал вслед за хозяйкой, оставляя на белом, чистом снегу следы от лап. В этот час сквер был почти пуст.
        Впереди располагалась детская площадка - именно туда и стремилась сейчас Калерия Ивановна.
        На площадке лепила снеговика девочка лет пяти, бойкая, шустрая, в розовом комбинезоне, ей помогал пожилой мужчина, очень благообразного вида, в шикарном черном пальто нараспашку, с непокрытой головой - сверкающая седина его волос спорила с белизной только что выпавшего снега.
        - Маша, давай верхнюю часть… Где она? Да ты не дотянешься, дай я сам…
        Генрих чихнул и остановился, с изумлением рассматривая готового снеговика.
        - Ой, какая собачка… - с восторгом произнесла девочка. - Деда, смотри!
        - Это Генрих, - приветливо произнесла Калерия Ивановна. - Его зовут Генрих!
        Пожилой мужчина с интересом взглянул на Калерию Ивановну. Стянул с рук перчатки, отряхнул с них снег.
        - Генрих! - с восторгом произнесла девочка и принялась неотвратимо надвигаться на пса. - Можно его погладить? Деда, я хочу его погладить!
        - Можно, можно… Он не кусается! - благожелательно произнесла Калерия Ивановна. Генрих чихнул, подозрительно глядя на девочку. Но все-таки дал себя погладить, закатывая глаза от отвращения. Генрих был очень воспитанным мопсом.
        - Ты какой хороший… Ты какой красивый! - с восторгом произнесла девочка. - Деда, купи мне такого.
        - Сейчас, разбежалась! - желчно произнес мужчина. - А кто с ним гулять будет?
        - Ты-ы-ы! - с простодушным удивлением ответила девочка. - Ну, и я. Вместе будем гулять.
        - Маша, ну это несерьезно… - Мужчина принялся натягивать перчатки на руки. Краем глаза Калерия Ивановна успела заметить, что кольца на его безымянном пальце нет.
        Это хорошо.
        - Нам три года, - приветливо произнесла Калерия Ивановна, слегка дернув за поводок. - А тебе сколько?
        - А мне пять с половиной, - ответила девочка, сев на колени перед Генрихом. - А что он ест?
        - Он все у нас ест! - засмеялась Калерия Ивановна.
        - Сейчас проверим, - деловито сказала девочка и достала из кармана конфету. Развернула. - Генрих, на!
        Генрих понюхал конфету на ладошке девочки, чихнул с презрением, отвернулся.
        - Не ест, - сказал мужчина. - Маша, собаки не любят конфеты.
        - А я люблю. - Девочка хладнокровно запихнула конфету себе в рот.
        - Маша, до обеда! - ужаснулся мужчина.
        Маша с хохотом убежала на другой конец площадки.
        - С характером! - улыбнулась Калерия Ивановна. Кажется, удавалось завязать разговор. Чем дальше, тем сильней ей нравился этот мужчина. Пожилой, но какой красавец… И как удачно, что у нее есть Генрих! Генрих - это отмычка ко всем сердцам. А что, как еще иначе женщине в возрасте найти себе спутника жизни… не через Интернет же?..
        - Еще с каким характером! - усмехнулся мужчина. - Маша, не лежи на снегу!
        - Внучка? - осторожно спросила Калерия Ивановна.
        - Внучка.
        - Родители, наверное, работают? - прощупывала ситуацию Калерия Ивановна. Она все-таки не хотела, чтобы ее спутник жизни был слишком загружен семейными делами.
        - Отец - врач, мать - учительница… Маша, не лежи на снегу!!! - заорал мужчина так громко, что Генрих обескураженно чихнул и спрятался за Калерию Ивановну.
        Маша захохотала, и не думая вставать.
        Мужчина побежал к ней, потянул за руку. Девочка хохотала. Мужчина схватил ее, поднял на руки, встряхнул.
        - Ты почему такая хулиганка, а? Ты почему меня не слушаешься? - грозно спросил он.
        Но девочка деда не боялась - она прямо варежками, залепленными снегом, взяла его лицо в ладони, стала бодаться с ним лоб в лоб, продолжая хохотать.
        - Деда, давай в салочки!
        - Ох, делать мне нечего… - Мужчина звонко поцеловал внучку, поставил ее на землю. - Беги!
        И побежал за ней.
        Дед и внучка бегали вокруг засыпанной снегом песочницы, бросались снегом.
        Генрих разочарованно чихнул и потянул Калерию Ивановну в сторону, прочь.
        Словно почувствовал, что не будет этот пожилой благообразный господин знакомиться с его хозяйкой.
        Потому что у него, у этого мужчины, уже есть своя хозяйка - эта самая Маша. Маша держит его сердце в своих варежках, залепленных снежными комьями, - и никому, никому, никому не отдаст…