Беру тебя напрокат Елена Трифоненко
        Изобразить романтические отношения с наглым красавчиком? Легко!
        Отправиться с ним в круиз? Да запросто. Обниматься и целоваться с наглецом перед камерой? Ну, наверное, смогу, главное, порепетировать.
        Примерно так я заполучила контракт мечты. Вот только зачем красавчику понадобился мой волшебный артистизм? Где подвох?
        В ТЕКСТЕ ЕСТЬ: ЮМОР, ОТ НЕНАВИСТИ ДО ЛЮБВИ, БОГАТЫЙ ПАРЕНЬ И ПРОСТАЯ ДЕВУШКА
        БЕРУ ТЕБЯ НАПРОКАТ
        ЕЛЕНА ТРИФОНЕНКО
        Глава 1. Никита
        Гудки. Долгие. Марина не любит отвечать сразу, хотя все время таскает телефон с собой. Даже в туалет его берет. Кажется, она вычитала в каком-то журнале, что быстрый ответ на звонок делает ее в глазах мужчин легкодоступной дешевкой. Бред, конечно!
        Я выхожу на балкон и разглядываю прохожих, чтобы убить время. Ну давай, Мариш, снимай трубку! Хватит набивать себе цену. В конце концов, к чему эти манипуляции? К чему так бестолково тратить мое драгоценное время? Его и так - в обрез.
        Вот прямо сейчас мне надо монтировать заставку для новых выпусков. Я не могу доверить такое важное дело кому-то из своих парней. У Тохи руки не тем концом вставлены, а Валера - вообще у нас как с луны свалился, он мне там цветочков каких-нибудь наляпает или сердечек с пирожными. И плевать ему, что мой канал - о путешествиях.
        Гудки в динамике обрываются. Механический голос сообщает, что мой абонент не может ответить на звонок. Я чертыхаюсь и набираю Марину снова. Эта кукла явно не в колодце сидит. Хотя, может, она на маникюре…
        - Я тебя слушаю, Петров! - наконец соизволит отозваться ее высочество.
        - Доброе утро, солнышко, - я с большим трудом загоняю собственное раздражение поглубже. - Как у тебя дела? Как настроение?
        - Нормально.
        - Встретиться не хочешь?
        - Зачем? Ты таки созрел до того, чтобы сделать мне предложение? - голос Марины сочится иронией и чем-то еще. Надеждой?
        - Мариш, ну не начинай, - я прохаживаюсь по балкону взад-вперед. - Мы же уже обсуждали этот вопрос. Я вовсе не против на тебе жениться. Но не сейчас же! Сейчас мне некогда всем этим заниматься. Вот годика через три-четыре…
        - Петров, ты издеваешься? - Марина мгновенно закипает. - Какие три-четыре годика, а? Я не могу больше ждать, когда ты созреешь до семьи и детей. Я в загс седой и сморщенной должна топать, что ли? Мне через четыре месяца двадцать девять вообще-то.
        - Солнышко, ну не я же виноват в том, что ты такая старая, - глупая шутка вылетает у меня раньше, чем я успеваю оценить ее уместность. Марина старше меня на два года и терпеть не может, когда я об этом напоминаю. Ну что же… Слово не воробей.
        Марина с шумом выдыхает, а потом цедит:
        - Какая же ты сволочь, Петров! Сволочь самая последняя.
        - А вот это уже оскорбление! - почти искренне возмущаюсь я. - Я точно не последняя сволочь. Я, минимум, в первой двадцатке.
        Она некоторое время сопит, а потом начинает всхлипывать. Ненатурально, кстати.
        - Марин, ну кончай дурить, - я устало перекладывая айфон в другую руку. - Возвращайся! Тебе же плохо без меня, я знаю.
        - Да, плохо, - признает она, не переставая демонстративно хлюпать носом. - Потому что, несмотря на все твои закидоны, я тебя люблю.
        Марина делает паузу, ожидая, что я отзовусь на ее признание. Фу, блин! Как же меня достали эти сантименты. Я делаю пару глубоких вдохов, а потом кое-как выдавливаю из себя:
        - Я тебя тоже, ага.
        На радостях Марина даже что-то роняет (ну не балую я ее признаниями, не балую), а потом зачем-то снова включает училку:
        - Любовь, Петров, должна быть не только на словах. Ее доказывают поступками.
        - И чего ты от меня ждешь? Завтрак в постель я тебе регулярно приношу, когда дома бываю. Да и о всяких годовщинах обычно не забываю.
        - Мне бы хотелось более серьезных поступков с твоей стороны.
        - Серьезных поступков? - я невольно заглядываюсь на блондиночку с глубоким декольте, в этот момент проплывающую под моим балконом. - Серьезные поступки - это я могу. Хочешь, куплю тебе какой-нибудь бриллиантик? Или, может, обновим тебе гардероб?
        Блондинка замечает мой интерес и улыбается. Я, конечно, тоже улыбаюсь ей в ответ (мама учила меня быть приветливым с людьми), а потом еще раз обвожу взглядом блондинкины буфера. Как же все-таки круто жить на втором этаже! Такие виды открываются!
        - Женись на мне, Петров, - твердо говорит Мариша, невольно отвлекая от прекрасного. - Мне не нужны бриллианты. Обойдемся малой кровью: я хочу платье-торт и печать в паспорте.
        - И детишек, да? - с ехидством уточняю я.
        - Конечно! Как любая нормальная девушка, я хочу детей. Мальчика и девочку.
        Ну звиздец вообще! Я беззвучно чертыхаюсь, а потом пытаюсь вернуть разговор в нормальное русло:
        - Мариша, ты там перегрелась, что ли? На солнышке? Какие дети? Ты вообще понимаешь, о чем говоришь? Мне сейчас не до памперсов твоих. Я раскручиваю канал, я делаю себе имя.
        - Ты мне тоже самое говорил год назад, - напоминает Марина. - Когда у тебя на канале было триста тысяч подписчиков. Сейчас их у тебя почти два миллиона. Сколько мне еще ждать?
        - Два миллиона - это вообще не о чем для «Ютуба». Слезы, - хмыкаю я. - Мне надо минимум десять. Да и нынешних подписчиков надо регулярно подкармливать интересным контентом. Стоит дать слабину, взять паузу - все, половина аудитории отвалится. Мариш, мне сейчас правда не до детей.
        - Значит, нам с тобой не по пути, - с досадой заявляет Марина. - Я уже все решила. Врачи советуют рожать до тридцати, и я рожу. И плевать от кого: от тебя, или другого смазливого мужика.
        
        - Ну круто вообще! - саркастично восхищаюсь я. - Ты - молодец, Марина, целеустремленная.
        - И это все, что ты можешь мне сказать? - ее голос дрожит от обиды.
        - А ты бы хотела, чтобы я тебе еще и удачи пожелал в поисках нового хахаля? Хорошо. Мне не жалко! Удачно тебе залететь, Мариночка. Из тебя получится отличная «яжмать»
        - Идиот! - верещит она. - Идиотище! Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу!
        Мне почему-то становится смешно. Желание помириться с Мариной почти мгновенно испаряется. Фиг с ней! Еще лучше найду. Такую, что не будет клепать мозг по пустякам.
        - Два года с тобой убила, - шипит Марина, - два долбанных года.
        - Ах, бедняжка! И правда, столько мучиться, а все зря, - зачем-то глумлюсь я. - По закону жанра, тебе не помешало бы заявить сейчас, что и в постели со мной ты только симулировала удовольствие.
        - А вот не буду, - говорит Марина с каким-то отчаянием, - в постели ты хорош, но это, Петров, совсем не главное.
        - А что главное?
        Она не отвечает. Я некоторое время еще надеюсь на ответ, а потом окликаю:
        - Ау, Мариш? Ты еще со мной? Или уже навешиваешь мосты с новым мужиком?
        Моя теперь уже окончательно бывшая девушка опять с шумом выдыхает, а потом выдает:
        - Надеюсь, ты не будешь счастлив, Петров. Никогда. Ты этого не заслуживаешь.
        А потом она кладет трубку.
        - И тебе не хворать, - говорю я гудкам и некоторое время в задумчивости разглядываю экран телефона.
        Неожиданный получился разговор. Неожиданный и странный. И я реально не могу вкурить: где прежняя Марина - покладистая и добрая? Может, ее, мать вашу, пришельцы подменили? Или что это вообще за фигня?
        Когда неделю назад Марина устроила истерику с требованием на ней жениться, я решил, что у нее просто ПМС. Что ее отпустит. Но ни черта! Не отпустило. Заклинило деваху не по-детски. «Женись на мне, ага. Сделай мне ребенка». На тренинг, что ли, какой-то сходила? Сейчас ведь популярны всякие дурацкие тренинги, на которых якобы учат прогибать парней. Вот и эта, наверное, повелась.
        Дура, блин! Я ей не каблук какой-нибудь. И не волшебник в голубом вертолете, чтобы любую «хотелку» сделать явью.
        Несколько секунд я задумчиво кусаю щеку и вспоминаю, как хороша Марина в постели. Она у меня, конечно, еще та искусница. И постоянно повышает свой уровень. Любит все эти статейки в духе «Пятнадцать способов сделать мужику приятно», любит всякие гаджеты.
        В окне со стороны комнаты появляется физиономия Антохи. Он машет мне рукой и делает страшные глаза.
        - Да иду я, иду! - огрызаюсь я и отворачиваюсь.
        Вот же гребаная ситуация! Отдавать кому-то куколку, которую так славно подучил под себя, совершенно не хочется. Но и тряпкой я тоже не записывался. Если я сказал, что до тридцати не женюсь, значит, не женюсь.
        Я киваю своим мыслям, а потом решительно стираю из телефона Маринин номер. Надо возвращаться к парням. Надо работать.
        Зайдя в комнату, сразу сажусь к ноуту.
        - Погоди зарываться, - деловито орет Антон, - пошли сначала чего-нибудь пожрем.
        - Не хочу.
        - Пошли, деточка! - настаивает он. - Надо обсудить кое-что.
        Валера тоже встает из-за стола с довольной рожей. Этот всегда не прочь похавать. Щеки уже из-за ушей торчат, пузико наметилось, а он все за ложку чуть что хватается. Я и Тоха зовем его между собой Пупсом. Он прям похож. И если продолжит жрать как в не себя, через пару месяцев сходства будет еще больше.
        - Валерик, тебя не звали, - Тоха грубо пихает Пупса обратно на его стул. - Взрослые дяди сейчас серьезные разговоры разговаривать будут. Уши им греть не надо.
        Он достает откуда-то конфетку и сует Валере:
        - На вот тебе карамельку.
        Валера забавно хмурится, шевелит своими пушистыми нежными бровками. Наверное, опять обидится. Да и фиг с ним. Чего обижаться? Мы же так, по-доброму прикалываемся.
        Я и Антоха идем на кухню. Там, конечно, свинарник, потому что, съезжая, Марина устроила погром, а прибираться мне некогда. У меня сроки горят. Я только кое-какие осколки смел в кучу и выбросил заплесневелый холодец, который кто-то оставил на столе.
        Антон находит в холодильнике колбасу и сыр, нарезает их огромными шматками. Я от скуки завариваю себе чай из пакетика. Какую-то цветочную муть: Маринка только такую и покупала. Она вообще большая любительница всяких веников.
        - Ты своей сейчас звонил? - спрашивает Антон, мастрякая слабое подобие бутерброда: по краям колбаса, внутри - сыр.
        - Не твое собачье дело.
        - Помирились?
        - Нет.
        - Так ты у нас по-прежнему брошенка, Петров? - Антоха откладывает бутер и, вытерев руки об какую-то валяющуюся на столе тряпку, похлопывает себя по груди. - Иди к мамочке! Взрыдни на ее широкой груди.
        - Спасибо, как-нибудь обойдусь, - невольно ухмыляюсь я. - Буду копить в себе.
        - Ну это тоже дело, - Антоха возвращается к бутеру, запихивает чуть ли не половину его в рот. - Только физию попроще сделай, а то как будто бабушку похоронил.
        - Ты же знаешь, я эти девчачьи истерики на дух не переношу.
        - А кто их любит?
        Я делаю глоток цветочной мути, а потом меня почему-то прорывает:
        - Не, я не понимаю: нормально все было, и тут - бац! Подавай ей печать в паспорте. Вот чего у девчонок в башке, что их так клинит на свадебках? Это уже третья, что пытается меня в загс отпереть.
        Антоха дожевывает остатки бутера и смотрит на меня снисходительно:
        - Знаешь, в чем твоя проблема, Петров? В том, что тебе нравятся домашние фифочки, а у них у всех идея-фикс - взамуж сходить. Ты выбирай кого попроще. Ну и жить их с собой не зови. Просто встречайся. А еще меняй телок почаще, чтобы не привязывались.
        Я, конечно, кривлюсь, а Антоха начинает ржать:
        - Ай, забыл-забыл, у тебя же дед - венеролог, ты же у нас не приемлешь беспорядочных половых связей.
        - Не венеролог, а сексолог, - на автомате поправляю я. - Это вообще разное. Но потаскушки меня и правда не интересуют. Я себя не на помойке нашел, чтобы совать в место, в котором полгорода отметилось. И еще я ревнивый. Мне надо знать, что девочка кроме меня никого к себе не подпускает.
        - Ну тогда не жалуйся, мурзик, что бабы к тебе со всей душою и хотят размножаться.
        - Спасибо за совет, мамуля! - говорю я и тоже делаю себе бутер из колбасы и сыра. - Ты чего меня на кухню притащил-то? Чтобы мою тонкую душевную организацию обсудить, или еще дела есть?
        - Меня все в комплексе интересует, - Антоха задумчиво поглаживает свою густую рыжеватую бороду. - Мне тут такая мысль крутая пришла, насчет твоей личной жизни, я прямо ночь не спал - усердно пытался не сдохнуть от счастья.
        - Ты меня пугаешь, мама!
        - Не дрейфь, деточка! Думаю, тебе тоже понравится, - он отправляет в рот еще один кусок колбасы, а потом приосанивается. - Слушай, короче, сюда. Мой батя обожает Карнеги цитировать. Ну ты в курсе! И вот любимая его цитата такая: «Если судьба преподносит тебе лимоны - сделай из них лимонад».
        - Хорошо хоть ты не с бабули начал, - задумчиво констатирую я. - Это обнадеживает. Еще какие-то два часа, и мы таки подойдем к сути дела.
        Антоха не обращает никакого внимания на мою подколку:
        - То, что Маринка тебя бросила, - это настоящий подарок судьбы!
        - Серьезно? - я оглядываю разбомбленную кухню. - Нет, отчасти ты прав: «домашнюю технику» время от времени надо обновлять. Вот только, чтобы заполучить себе на хозяйство новую куклу, мне надо теперь угрохать кучу времени. А его нет.
          - Подожди, Никитос. Не надо торопиться с поисками очередной домашней клуши. Найми уже себе домработницу, а статус холостяка используй на благо канала.
        - Это как?
        - Объяви открыто, что ты теперь в активном поиске. Подкатывай в своих выпусках к цыпочкам, флиртуй. Можешь даже «Тиндер» на камеру юзать. Гарантирую, подписчики повалят только так. Они такое обожают.
        - То есть ты предлагаешь мне корчить из себя бабника? - удивленно уточняю я. - Что-то мне эта твоя идея не алё. Во-первых, с артистизмом у меня плохо. Во-вторых, мне просто стремно. Никогда не понимал пацанов, которые девочек своих выставляют на всеобщее обозрение.
        - Не, блин, а чё такого? - раздражается Тоха. - Это же не кто-то из твоих постоянных, это случайные девки. Ты их больше, может, вообще не увидишь.
        - Увидеть не увижу, но жизнь им подпорчу. Ты же знаешь, какие у нас люди. На любую наивную дуреху, с которой я стану флиртовать на камеру, будут показывать пальцем и говорить: смотри, а вот ее на днях отматросил Никита Петров.
        - Ох ты ж моралист чертов! - почти искренне восхищается Тоха. - Да баба эта, может, еще гордая ходить будет. Внукам о тебе рассказывать.
        Я допиваю цветочную муть и отставляю чашку:
        - Нет, Тох, выкинь этот бред из башки. Я не буду корчить из себя озабоченного козла.
        - Хорошо, - вдруг легко «сдает назад» Антон. - Тогда переходим к плану «Б». Специально его для тебя заготовил: как знал, что ты слюни распустишь.
        Мне жутко не нравится его тон. Тоха - мой двоюродный брат, мы вместе росли, так что между нами довольно фамильярные отношения, но сейчас, мне кажется, он уже перегибает палку. Я подаюсь вперед и цежу:
        - Умерь-ка энтузиазм, мамуля. Я тебя нанял в качестве пиарщика. Не надо мне тут метить в продюсеры.
        Он ухмыляется:
        - Может, сначала выслушаешь мое предложение, а потом будешь фыркать, деточка?
        - То, что я придумал, поможет тебе набрать целую кучу подписчиков.
        - Тох, не обижайся, но у меня уже уши опухли. От твоего креатива.
        - Да ладно! Вообще-то, я частенько предлагаю тебе дельные вещи, - Тоха приосанивается, поглаживает рыжую бороду. - Вот Валерика тебе нашел. Ты, помнится, год назад плевался от его кандидатуры, а сейчас готов лобзать его в макушку.
        - Не преувеличивай.
        Антоха хмыкает:
        - Чё, не готов? Да ладно? Пупс - красавчик, он нам такие офигительные видосики пилит, что я бы, на твоем месте, его хорошенько поощрил. Лобзать, конечно, не обязательно. Просто возьми его с собой в очередную поездку. Пусть ребенок мир посмотрит.
        - Может, и возьму, - киваю я. В принципе, Антон прав, Валера просто находка. Ему всего девятнадцать, но с «Эдоб Премьером» и другими программами для обработки видео он на «ты». До его появления в моей жизни я временами почти отключался от усталости, а сейчас приличная часть монтажа на плечах Пупса, и у меня появилась уйма свободного времени.
        Антон снова поглаживает бороду и смотрит на меня выжидающе.
        - Ладно, валяй, - поддаюсь любопытству я. - Выкладывай свой план «Б». Но, учти, если от тебя сейчас прилетит очередной тупняк - лишу премии.
        Он самодовольно улыбается, закидывает руки за голову:
        - Не лишишь. Потому что у меня для тебя просто убойное предложение. Вот оно: если тебе стремно флиртовать со случайными бабами, давай найдем для тебя какую-нибудь распутную блогершу. Ей это тоже будет выгодно. Для рейтинга. А честь ее не пострадает, потому что страдать там нечему.
        Я некоторое время размышляю над его словами, а потом киваю:
        - Мысль интересная. А после поцелуев можно отключать камеру и полоскать рот мирамистином, да?
        Тоха вздрагивает и косится на меня с подозрением:
        - Слышь, Никитос, ты чего такой повернутый? Ты там руки по двадцать раз не намываешь, а? У меня, кстати, подруга одна в психдиспансере работает, может, вас свести?
        - А она симпатичная?
        Антон крякает:
        - Фух, ты все-таки не потерян для общества. Раз не спрашиваешь, в первую очередь, о ее здоровье.
        - А зачем спрашивать? Она же медик, она регулярно сдает все анализы.
        Некоторое время мы бестолково ржем, а потом Антон становится серьезным:
        - Ну так я напишу паре блогерш, закину им наше деловое предложение?
        - У тебя уже кто-то есть на примете?
        - Уже есть. Говорю же: всю ночь не спал, разрабатывал твою новую пиар-стратегию. И, конечно, скреб по сусекам.
        Я старательно хмурюсь:
        - Ты там это… осторожней с сусеками, они тебе еще понадобятся. Для передачи твоего ценного генетического материала человечеству.
        В кухню заглядывает Пупс:
        - Ребят, а можно мне все-таки тоже чаю?
        - Можно, - говорю я, помахивая куском колбасы. Ко мне постепенно возвращается хорошее настроение.
        Пупс с щенячьей радостью на лице бросается к чайнику. У него, похоже, с детства навязчивое желание - не отрываться от коллектива. А может, ему просто нравится тереться среди мужиков. Дома-то у него дамский клуб: мама, бабушка и сестра. Папаша вроде был когда-то, но бесславно свалил с концами в новую семью.
        Антоха придирчиво оглядывает Пупса с головы до ног. Тот у нас весьма своеобразно одевается. Постоянно таскает какие-то советские брюки, а еще настойчиво заправляет в них видавшие виды футболки. Выглядит подобное ужасно, но я помалкиваю на этот счет. Главное, чтобы работал хорошо, а так - пусть хоть в шторе по улицам рассекает.
        Антоха же не такой терпимый, как я. Он у нас старательно растит из Пупса мужика. А мужик, по мнению Антохи, начинается с нормального тряпья. В этот раз брат, конечно, тоже сразу же врубает свою шарманку:
        - Валера, ты эти свои штанишки случайно не у бабули на антресолях нашел?
        Пупс от неожиданности слегка цепенеет и вовсю хлопает своими длиннющими светлыми ресницами.
        - Наверное, это дедовские? - добавляет Антоха, довольно грубо выдергивая футболку Пупса из брюк.
        - Нет, - тихо выдавливает из себя Валера. - Мне их мама купила.
        - Чё? - Антоха демонстративно роняет челюсть. - Мама купила? Капец! Валера, ты уже здоровый мужик, на полголовы выше меня, какого фига тебе мама одежу покупает?
        Пупс смущенно молчит. Одна его рука нервно дергается. Ему хочется запихать футболку обратно в штаны, но интуиция подсказывает, что лучше этого не делать - можно схлопотать подзатыльник от Антохи.
        - Валера, купи себе джинсы со следующей зарплаты, - подсказываю я (во мне тоже просыпается дух Макаренко). - И кроссовки какие-нибудь приличные.
        - Я не могу, - Валера вздыхает и чуть ли не шаркает в подобострастии ножкой.
        - Почему?
        - Я коплю.
        - Да на что ты, пугало огородное, можешь копить? - удивляется Тоха. - Неужели на тачку?
          - Эй, полегче, - одергиваю я. - Давай без оскорблений.
        Тоха зыркает на меня недовольно, но исправляется:
        - Пардон, я хотел сказать, не пугало, а братан. У меня, видимо, косноязычие уже от вас двоих. Вы меня своей правильностью довели уже до ручки.
        - Не, это не косноязычие, - меланхолично возражаю я. - Это алкоголизм. Первые симптомы.
        Антон ухмыляется:
        - Спорить не стану. Алкоголизм у меня тоже в наличии. А как мне, спрашивается, не бухать, если у меня работа нервная?
        - Нормальная у тебя работа, - рыкаю я. - Не хуже, чем у других.
        - Молчу-молчу, начальник, - бурчит Тоха, а потом поворачивается к Пупсу, - Вернемся, пожалуй, к тебе.
        Он глубокомысленно подымает вверх указательный палец и изрекает:
        - Братан! Брателла! Прислушайся к мудрости старика. Нельзя забивать на себя, даже если копишь на тазик, в котором будешь любить девочек.
        Щеки Валеры стремительно розовеют. Он у нас еще та нежная фиалка. Один раз даже кефиром подавился, когда Тоха пошлый анекдот рассказывал.
        Я проникаюсь торжественностью момента и тоже качаю головой:
        - Да, Валера. Послушай эту рухлядь, пока она еще способна складывать слова в предложения. Тачка не прибавит тебе популярности у девушек, если будешь носить дедовские штанцы.
        - Я не на машину коплю, - Валера еще больше краснеет и смущенно отводит взгляд. - Я коплю на первый взнос по ипотеке.
        - Серьезно? - мы с Тохой удивленно переглядываемся.
        - Да, я уже проанализировал цены на новостройки Подмосковья и присмотрел себе хороший вариант, - с радостью делится Пупс. - Однушку-бабочку. С окнами на разные стороны.
        - Круто! - я одобрительно улыбаюсь. - Вот умеешь ты расставлять приоритеты. Девки подождут, квартира - это святое.
        - Ну не скажи, - бурчит Тоха. - Воздержание вообще-то чревато проблемами со здоровьем.
        На меня вдруг нападает подозрительное человеколюбие. Я ненадолго отлучаюсь в спальню, а потом возвращаюсь на кухню с несколькими купюрами, которые удалось насобирать по углам (с наличкой у меня плохо, я привык всюду платить картой).
        - Держи, - я вручаю деньги Валере и многозначительно киваю. - Ипотека - это хорошо, но все-таки в ближайшие дни наведайся в ТЦ и найди себе приличные джинсы.
        - Да зачем? Не надо, - блеет Пупс. - Мне и так нормально.
        - Валера, начальник дал задание - выполняй, а не пререкайся, - одергиваю я. - Я собираюсь тебя скоро с собой в поездку взять. И мне как-то не улыбается, чтобы от нас из-за тебя люди шарахались.
        - Вы хотите взять меня с собой? - Валера чуть не подпрыгивает от радости. - А куда?
        Я поворачиваюсь к Тохе:
        - Куда там нас сегодня спонсоры зазывали?
        - В круиз по Средиземному морю.
        - Отлично! - киваю я. - Значит, ты, Валера, поедешь с нами в круиз. До какого числа у тебя в универе каникулы?
        - До первого сентября.
        - Нормально, - констатирую я. - Мы уже успеем вернуться.
        - Может, нам и блогершу с собой в круиз взять? - задумчиво предлагает Антон. - По-моему, лайнер - отличное место для осуществления нашего проекта. Для подписчиков, конечно, обставим все, как случайную встречу. Будешь флиртовать с размахом - на фоне европейских городов.
        - Хорошо, - соглашаюсь я. - Пиши всем, кого присмотрел, договаривайся.
        Допив чай, мы расходимся - каждый к своему ноутбуку. Пупс монтирует выпуск, я клепаю заставку, Антон старательно налаживает «связи с общественностью». Он так ожесточенно стучит по клаве, будто строчит злобный пасквиль, а не переписывается с девчонками. И лицо у него крайне сосредоточенное.
        Если честно, беря его к себе по просьбе тетки, я не ожидал, что он так серьезно отнесется к работе на меня. Думал, буду изредка давать ему камеру, а в остальное время он будет слоняться из угла в угол и играть в танчики. Но нет. Я его недооценил. Антоха выкладывается на сто процентов. И кажется, ему уже тесно в моем проекте. Надо будет как-то серьезно побазарить с ним на этот счет: пора ему уже мутить что-то свое. Мне без него, конечно, будет печально, но ничего - подыщу еще помощника.
        Антоха замечает мое внимание и оживляется:
        - Слушай, нам прет нереально. Написал трем цыпочкам, и все три готовы сотрудничать. У одной, правда, недавно парень появился, но она согласна с ним порвать на время вашего с ней общения.
        - Мать моя женщина! - я шутливо хватаюсь за голову. - А можно без драм? Ненавижу любовные треугольники!
        - Тогда выбирай из двух оставшихся.
        Я встаю из-за стола и пересаживаюсь к Антохе на диван:
        - Показывай фоточки. Сейчас выберу.
        Он щелкает на одну из открытых у него в браузере вкладок. На экране появляется страничка «ВК» с фоткой какой-то силиконовой куклы.
        - Есть вот такая мадам, - рекламирует Тоха. - Двадцать шесть лет. Триста тысяч подписчиков в «Инсте», двести пятьдесят - на «Ютуб». Фитоняшка. Пятый размер груди.
        - Ага, и губищи - вареники, - кривлюсь я. - Типичная инстакурица. Терпеть таких не могу.
        Тоха моментально разъяряется:
        - Никитос, я тебе не жениться на ней предлагаю. Тебе всего-то надо - пару раз потискать эту девку на камеру. Глаза закроешь и ткнешься ей куда-нибудь в моську. Все!
        - Не, эта совсем тошнотная, - бурчу я. - Давай вторую. Может, та не такая ужасная.
        Он старательно испепеляет меня взглядом, но таки открывает другую вкладку.
        Так-так, еще одна страница в «ВК».
        Тоха быстро щелкает на фото профиля.
        - Ого! - искренне удивляюсь я. - Ничего такая!
        Со снимка на меня игриво смотрит девушка с золотистыми волосами и широко распахнутыми васильковыми глазами. На ней что-то типа прозрачной комбинации, через которую откровенно просвечивают трусики. Грудь блондинка кокетливо прикрывает руками, но отлично видно, что там отнюдь не силиконовые шары. А еще мне нравится, что у девушки аккуратные, в меру пухлые губки. Они чуть приоткрыты. Призывно и сексуально.
        - Клубничка Вероничка, - представляет виртуальную незнакомку Тоха. - Сто десять тысяч подписчиков на «Ютуб». Немного, конечно, но просмотры у нее шикарные. На предпоследнем видео - почти миллион уже.
        - И что там за видео?
        - Про отдых в Анапе, - Тоха хмыкает. - Сейчас включу.
        Через несколько секунд он находит и запускает нужный выпуск. На экране появляется та самая блондинка. Она красиво танцует посреди пустынного пляжа. На ней короткий белый сарафан, ветер то и дело задирает его подол, обнажая красивую упругую попку в розовых трусиках.
        - Понятно, откуда столько просмотров, - добродушно бурчу я. - Весь фан-клуб Мадам Кулаковой, похоже, отметился.
        - Ага, - соглашается Тоха, но видео отключать не торопится.
        Блондинка поворачивается к камере спиной и медленно, под музыку стягивает свой сарафанчик через голову. Неожиданно! Я невольно скольжу взглядом по красивой линии ее бедер, с удовольствием разглядываю гибкую женскую спину.
        Девушка тем временем швыряет сарафан на песок и продолжает танцевать. Несколько раз она слегка оборачивается и игриво улыбается камере. Интересно, кто ее снимает? Кому предназначены эти жаркие улыбки?
        Мне становится тесно в джинсах. Все же Маринка та еще грымза: бросила меня сразу после того, как я вернулся из недельной поездки, и даже не дала напоследок. Ни капли человеколюбия!
        Блондинка неожиданно расстегивает лифчик от купальника и осторожно спускает с плеч бретельки. Я невольно сглатываю. Черт! Она собирается купаться голышом?
        Невидимый оператор вдруг отвлекается от блондинки и показывает нам море и песок. Тоже мне эстет, блин! Вот кому, спрашивается, сейчас интересны его природные красоты?
        - Ага, - поддакивает Тоха. - Никому.
        Так, стоп! Я что, выразил свое мнение о красотах вслух? Наверное, это старость. Еще пару лет - и начну спорить с телевизором.
        Оператор наконец возвращается к блондинке. Она еще раз «стреляет» глазками в камеру и улыбается. В ее улыбке обещание и легкий укор.
        Ну давай уже, - мысленно подгоняю я. - Решайся.
        Несколько секунд девушка красиво извивается под музыку, а потом снова поворачивается к камере спиной и аккуратно избавляется от лифчика. Пару раз, дразня, она поворачивается к камере полубоком, но всегда тщательно прикрывает грудь рукой. Вот такой облом!
        Лифчик тоже летит на песок, а девушка бежит к воде. Ее распущенные волосы переливаются на солнце, и я совершенно не в силах отвести взгляд от монитора. Просто наваждение какое-то! Я знаю все эти блогерские штучки, знаю, что «Ютуб» ни в жизнь не пропустит настоящей обнаженки. Но все равно, часть меня глупо ждет, что краешек груди этой нежной малышки все же промелькнет в кадре. Ничего такого, конечно, не происходит.
        Когда блондинка забегает в воду, поднимая сонм брызг, врубается заставка канала. Тоха почти сразу жмет на паузу и говорит:
        - Дальше не особо интересно. Про Горгипию там, про Русские ворота.
        Я понимающе киваю.
        - Ну как тебе? - спрашивает он чуть погодя.
        - Интересная девочка. Сколько ей лет?
        - Двадцать два.
        - Выглядит на девятнадцать, - почему-то ворчу я.
        - Можешь перед круизом проверить ее паспорт.
        Я сосредоточенно тру лицо. Видео меня зацепило, но мне почему-то не хочется показывать это Тохе.
        - У нее там и более пошлые выпуски есть, - зачем-то говорит он. - Рекомендую тебе ее видео про Турцию. Она там весьма зажигательно ест фрукты. Особенно бананы.
        - Да я смотрю, ты ее фанат! - не удерживаюсь от подколки я. - Тоже скрашиваешь одинокие вечера?
        Антон почему-то оскорбляется, надувает щеки, как жаба:
        - Вообще-то, я смотрю почти всех твоих конкурентов. В конце концов, я всегда должен держать руку на пульсе.
        - Ох ты черт! Теперь это так называется? - продолжаю хохмить я. - Буду знать.
        Он демонстративно закатывает глаза:
        - Деточка, хватит петросянить. Не смешно. Давай уже сюда свой вердикт: Вероничка тебя устраивает?
        - Вполне. Видно, что талантливая девочка.
        - Да ты что? - на лицо Антона возвращается привычная насмешливость. - И где ты талант разглядел? В каком месте?
        - Монтаж хорош, - не моргнув глазом, отвечаю я. - Не затянуто, не занудно.
        - Думаешь, эта курица сама его делала? По любому, нашла себе какого-нибудь Валерика, как и мы.
        Я пожимаю плечами. Ну да, все может быть.
        - Ладно, проехали, - задумчиво говорит Антон. - Нам ее таланты в монтаже без надобности. Мы ее по-другому юзать будем.
        - Не спорю.
        - Значит, утверждаем ее кандидатуру? - на всякий случай еще раз уточняет Тоха.
        - Утверждаем.
        - Отлично. Прямо сейчас напишу ей о деталях сотрудничества, и начнем переговоры.
        У него вид кота, который дорвался до сметаны. И мне это почему-то не нравится. Я одним махом выдергиваю у него из рук ноутбук и деловито хмурюсь:
        - Знаешь, я лучше сам с ней пообщаюсь!
        Глава 2. Вероника
        Я пялюсь в монитор до тех пор, пока в глазах не появляется резь. И что это сейчас было? Розыгрыш, что ли, какой-то? Человек, который всего пять месяцев назад высмеял меня в своем видео, натравил на мой канал толпу хейтеров, предлагает сотрудничать? Бред!
        Сначала я хочу написать ему так: «Иди ты к черту, кусок козлятины!» Даже набираю это предложение в окошке сообщения. Но потом стираю. Мне вдруг становится любопытно, до какой степени может дойти человеческая наглость. Я делаю глубокий вдох и отвечаю: «Сотрудничество? В принципе, я не против. Напиши подробней».
        И он не откладывает дело в долгий ящик - почти сразу строчит:
        «Предлагаю вместе отправиться в круиз. На борту мы сделаем вид, что незнакомы. Столкнемся как бы случайно. Пофлиртуем. Несколько раз сходим на свидание. Ну и поцелуемся на камеру - это уже ближе к окончанию поездки. В общем, изобразим мини-роман. Подписчики такое любят, потому наши псевдоотношения хорошо скажутся на моей и твоей популярности.
        Пы. Сы. Твое участие в круизе оплачу я».
        Ах, ты ж чертов благодетель! - злобно восклицаю я. - Значит, решил прикупить себе куклу для продвижения? Неужели дела настолько плохи, неужели твои правильные видео больше не цепляют людей?
        Я сворачиваю окошко диалога в «ВК» и открываю личную страничку своего собеседника. С фотографии на меня смотрит улыбающаяся физиономия. Напротив имени - галочка - страница верифицирована. Мне однозначно пишет Никита Петров, но вот с какой целью?
        Немного подумав, решаю найти канал Петрова на «Ютуб». Раньше я была его подписчицей, но после того, как этот гад поглумился над моими видео, сразу отписалась. Теперь приходится искать его через поиск.
        Когда «Ютуб» выдает мне нужную ссылку, мои глаза лезут на лоб. Вот это да! У Петрова уже почти два миллиона подписчиков! Да и просмотров на последних видео прилично. Какого же рожна ему тогда надо?
        Я в задумчивости раскачиваюсь на стуле туда-сюда. Нет, это точно пранк! Пранк на потеху любимым подписчикам. Ну что же. Подыграем тогда, получим свою порцию удовольствия.
        Я снова открываю окошко диалога с Петровым и строчу:
        «Твое предложение мне интересно, но такие вещи обсуждаются при личной встрече. Вдруг ты слишком противный, и стремно целуешься? Я бы хотела убедиться, что мне не придется мучиться, отправляясь с тобой на свидание».
        Он отвечает почти сразу:
        «Тебе не придется мучиться, не волнуйся. Вообще, я пользуюсь популярностью у девушек, и очень многие были бы безумно рады оказаться на твоем месте».
        Боже! Сколько же в нем гонора!
        «Эти многие, возможно, ведутся на твою популярность и деньги, - пишу я. - Меня ни то ни другое не интересует. Мне важно убедиться, что ты не преподнесешь мне каких-то сюрпризов в виде липких ладошек и гадкого запаха изо рта. Я себя люблю и не стану целоваться с тем, от кого тошнит».
        На этот раз он отвечает чуть погодя:
        «Хорошо. Давай встретимся, чтобы ты убедилась в моем природном обаянии. Ты где сейчас?»
        «В Краснодаре», - отвечаю я и замираю. Мне ужасно любопытно, как далеко он готов зайти в своем розыгрыше. Когда именно сольется?
        «А я - в Москве», - пишет Петров и добавляет к сообщению грустный смайлик.
        Хочется написать: «И что?» Но я просто жду. Проходит минут пять, и Петров таки присылает новое сообщение:
        «В Москве встретиться удобней всего. Давай я оплачу тебе билеты на самолет - ты прилетишь ко мне на денек, и мы спокойно все обсудим?»
        «Нет, дорогой, - ехидно ухмыляясь, набиваю я. - Лучше вы к нам».
        И тут он меня удивляет. Почти сразу пишет:
        «Хорошо. Я прилечу в Краснодар. Завтра сможешь со мной увидеться?»
        Вот что значит тревел-блогер! Легок на подъем! Из моей груди вырывается судорожный вздох. А может, это не шутка? Может, Петров и правда хочет сотрудничать?
        Я снова начинаю раскачиваться на стуле, но потом спохватываюсь. Ой-ой! От моей привычки - на новом линолеуме уже приличные вмятины. Если мама их заметит - убьет.
        «Буду ждать тебя завтра в полдень в кофейне «Кофе и ничего лишнего» - пишу я, и мне почему-то становится слегка не по себе.
        «Отлично! - Петров присылает мне очередной смайлик. - Только скинь мне, пожалуйста, точный адрес этой кофейни!»
        «Воспользуйся «Гуглом»!» - огрызаюсь я и выхожу из «ВК».
        Хм! Что все-таки происходит? Не понимаю.
        В груди странно екает, а потом седьмое чувство подсказывает мне, что Петров не блефует. Он и правда собрался лететь в Краснодар. Но вот с какой целью?
        Мне всегда легче думается, когда можно где-то записать отдельные мысли. Потому я создаю документ в «Ворде» и начинаю заносить туда все, что мне известно о Петрове.
        Брюнет. Глаза голубые. Возраст - двадцать семь лет. Тревел-влогер. Канал на «Ютуб» ведет не так давно, кажется, года два - два с половиной. Еще Петров является совладельцем туристического агентства «Приключение 2.0». В каждом втором своем видео его пиарит.
        Несколько лет Петров работал ведущим телепередачи «Аверс и Реверс». Я, идиотка, смотрела каждый ее выпуск. Точней, мы вместе с Женькой эту передачу смотрели.
        Надо признать, что Петров все же очень обаятельный, хоть и гад. Мне всегда нравилось его чувство юмора. Когда он вдруг ушел из передачи и запустил канал на «Ютуб», я регулярно ставила ему лайки. И даже участвовала в розыгрышах на его канале. Ни разу, правда, ничего не выиграла, но это не важно. Петров был моим кумиром, эталоном, на который мне хотелось быть похожей. Он всегда делал очень крутые видео: сочные, интересные, динамичные. Наблюдая за ним, я многому научилась, а потом…
        При воспоминании о его гадком поступке, у меня портится настроение. Нет, этот Петров все же редкостная скотина! Если бы он предложил мне встретиться месяцев шесть назад, я бы скакала от счастья! А теперь внутри только злость и какое-то разочарование. Получается, он даже хуже, чем я думала. Поглумился - и забыл.
        А я вот помню. Помню тот день, как вчера.
        В начале года Петров сделал небольшой видео-анонс на тему «Чего ждать от моего канала в две тысячи девятнадцатом?» Я смотрела его с замиранием сердца. Было, как обычно, очень смешно и классно. До тех пор, пока Петров вдруг не сказал:
        - А сейчас поговорим о том, чего точно не будет на моем канале! У меня никогда не будет треша, тупых пранков и клубнички.
        И после этих его слов пошла нарезка из моих влогов. Всего несколько кадров, но смонтированных так, чтобы затошнило. Например, эпизод с мелькнувшей в кадре попой в купальнике прокрутили туда-сюда, а случайное колыхание груди повторили несколько раз. Получилась та еще пошлятина.
        - Говорят, подобное продвигает канал, - задумчиво сказал Петров, когда нарезка закончилась. - Но я как-нибудь обойдусь без дешевого хайпа.
        И хорошо бы он на этом остановился, но нет! Когда его подписчики узнали меня и начали обзывать в комментариях ночной бабочкой, Петров не пожалел сил и лайкнул каждое обидное высказывание. Спустя час раззадоренные морализаторы пришли на мой канал и продолжили оставлять свои скабрезные комментарии уже под моими видео. Клянусь, я замучилась банить всяких неадекватов! И нарыдалась тогда тоже от души: шесть пачек носовых платков извела.
        Все же Петров - это вам не какая-нибудь бабуля на лавочке у подъезда. Это сила куда разрушительней.
        На следующий день после выхода его видео-анонса у меня появилось несколько сталкеров, которые начали писать гадости мне в личку. Я отправляла их в черный список, но они создавали себе новые страницы и продолжали сточить. Предлагали переспать, слали фотки своих причиндалов. Один особо отмороженный даже взломал аккаунты моих подруг и прислал мне от них письма с угрозами.
        Мне, наверное, недели полторы было страшно выходить из дома. Я купила себе перцовый баллончик и посмотрела штук пятьдесят видео о самообороне. Это ни фига не помогло. Все равно при необходимости куда-то отправиться, мне становилось не по себе. Сердце стучало, как бешеное, а по спине струился липкий пот.
        А потом все прошло. Просто раз - и все. Я проснулась утром и поняла, что устала бояться. А еще поняла, что убью любого, кто попытается сделать мне что-то плохое. И вместо баллончика стала носить в сумке мясной топорик. Первое время было неудобно, а потом ничего, привыкла.
        Вместе с боевым настроем пришла и уверенность в том, что я не заслуживаю плохого обращения. Все же до этого был во мне червячок сомнения. Был!
        Продвинуться на Ютуб не просто, и нужно использовать для этого все ресурсы, какие имеешь. Лучше, конечно, вваливать деньги в рекламу. Но, когда я заводила канал на Ютуб, мои финансы оставляли желать лучшего. Я только окончила универ, освоив никому ненужную профессию менеджера. Из ресурсов у меня имелось только время. Его я тратила сполна: часами снимала, сутками монтировала, придумывала всякие фишечки. Вот только они не действовали: мои видео почти никто не смотрел.
        И однажды я решила сделать ставку на сексуальность. Короткие платья, игривые шортики, откровенные купальники - вот чем я попыталась «взять» подписчиков. И это сработало! Мои влоги вдруг стали пользоваться популярностью.
        Первые несколько месяцев я была безумно счастлива: наконец-то у меня появилась возможность путешествовать и зарабатывать на этом. Я ведь мечтала об этом с детства. Еще в десять лет читала ночами Жюль Верна, изучала карту и фантазировала о дальних странах. И вот все сбылось: мир открыл для меня свои двери.
        А потом эта травля. И следом страх, что если пожалуюсь куда-нибудь, меня поднимут на смех. Скажут: «Сама дура виновата. Разделась перед камерой до купальника - ешь домогательства полной ложкой и не вякай».
        Первое время этим страхом я была буквально парализована, а потом спохватилась: «Буду вякать! Еще как буду!»
        Я отчетливо помню тот день, когда решила, что если еще раз получу письмо с угрозами или оскорблениями, обязательно заявлю в полицию.
        Но, как не странно, мерзкие письма больше не приходили. Хейтеры словно почувствовали, что я больше их не боюсь, и отстали. В принципе, я почти забыла об этой небольшой травле. Я бы и дальше о ней не вспоминала, если бы Петров вдруг не стал напрашиваться в «друзья» и предлагать сотрудничество. Видимо, совесть у него отсутствует, в принципе. Хотя это ожидаемо.
        Говорят, он из богатенькой семьи, попал в телевизор по протекции. Такие обычно думают, что им все позволено, что у них особые права. А у Петрова еще и от популярности, наверное, выросла корона с дом.
        У меня прямо кулаки сжимаются, когда я думаю об этом наглом товарище. Нет, неужели он правда верит, что я забуду о пережитом унижении и буду целовать ему ручки за проявленную милость в виде оплаты круиза? Вот же мерзкий тип! Хотя, может, он думает, что я не в курсе его выпадов.
        Следующие пятнадцать минут я пытаюсь придумать какой-нибудь план мести. Может выложить нашу с ним переписку в «Инсту»? Только надо снабдить ее каким-нибудь обидным комментарием, например: «Как думаете: у Петрова так плохо с девушками, что приходится покупать внимание к себе? Или он просто предпочитает мальчиков, а «купленная» девочка нужна ему для отвода глаз?»
        Из груди вырывается тяжелый вздох. Нет, вряд ли такое прокатит. Петров будет все отрицать. Объявит нашу переписку «Фотошопом». Социальный капитал у него больше, так что никакого удовлетворения я не получу, а вот очередную волну хейта словлю обязательно.
        Хотя можно все-таки завтра встретиться с Петровым. Плесну ему в лицо кофе и сниму все на камеру. Тут уже ему будет сложней отвертеться.
        Я рисую себе в красках процесс обливания, и мне почему-то становится ужасно весело. Эх, да к черту всякие видео! Я не такая подлая, как этот придурок. Снимать ничего не буду, обсуждать его в публичном пространстве тоже не стану. Выплесну капучино ему на тыкву и пойду домой. Этого мне более чем достаточно.
        Утром я чуть ли не прыгаю в предвкушении реванша. Мне нужно монтировать влог про последнюю поездку в Турцию, а я не могу. Дурацкое волнение мешает сосредоточиться. Около часа я бестолково втыкаю в монитор, а потом отчаиваюсь. Иду на кухню, чтобы убить время чаепитием. Заслышав звон посуды, туда же подтягивается Женька. С несчастным видом. Она у нас, в принципе, всегда тихая и пытается слиться с местностью, но сегодня глаза у нее уж совсем какие-то потухшие.
        Я наливаю сестре чаю, достаю из шкафчика ее любимую соломку и, как бы между прочим, интересуюсь:
        - Чего нос повесила?
        Она ковыряет пальцем щербинку на столе и вздыхает:
        - Да так…
        - Неужели влюбилась?
        - Вот еще! - сестра смотрит на меня с ужасом. - Ни за что. Я не какая-нибудь ветреная идиотка: пока школу не закончу, влюбляться не стану.
        Я с трудом прячу улыбку:
        - А чего тогда кислая такая? Кто обидел? Ты это… только намекни - я ему от души накостыляю.
        Она возводит глаза к потолку:
        - Ника, не надо пытаться улучшить мир насилием. Это так не работает.
        - Это мы еще посмотрим. Говори имя, адрес. Я уж разберусь с методами.
        - Меня папа достал, - выдыхает она и с задумчивым видом смотрит в окно.
        - А поподробней?
        Сестра вздрагивает:
        - Вот так да!
        - Что?
        - Бабочка такая красивая у окна пролетела! Ты видела? У нее на хвосте было две завитушки.
        - Нет, я ничего не видела, - хмурюсь я. - Расскажи подробней, что у тебя за терки с папой?
        Она смотрит сквозь меня и задумчиво улыбается:
        - Эта бабочка похожа на ту, что я когда-то видела во сне. По-моему, она будет неплохо смотреться на вазе.
        - О нет! - я невольно закатываю глаза. - Жень, нам твои вазы уже ставить негде. Распиши что-нибудь другое.
        - Шторы?
        Я оглядываю кухонные занавески, которые сестричка покрыла росписью еще в прошлом году.
        - Э…
        - Ой, да какая разница! - Сестра проворно достает из кармана кофты блокнот и карандаш. - Придумаю, куда ее пристроить. Сейчас главное, зарисовать эти ее завитушки, чтобы не забыть.
        С моих губ срывается беззлобный смешок. Вот и поговорили - называется! Хотя в этом вся Женька. Поймала вдохновение - и забыла обо всем. Она, наверное, и спит в обнимку со своим блокнотом.
        Пока сестра рисует, я опять думаю о Петрове, прикидываю, какой стакан капучино заказать, когда мы встретимся с ним в кафе. Ноль три мне будет, наверное, мало. Лучше потрачусь на пол-литра кофе, чтоб хорошенько этого гада окатить.
        Минут через пять Женька удовлетворенно выдыхает и откладывает блокнот в сторону:
        - О чем мы говорили?
        - Ты жаловалась на папу.
        - А, ну да! - мечтательное выражение с ее лица моментально пропадает, сменяется грустью. - Папа меня достал. Третий день ходит и гундит: Женя, подумай хорошенько, стоит ли тебе связывать жизнь с искусством.
        - Так ты вроде уже подумала.
        - Ага, я так ему и сказала, что уже вообще-то целый год готовлюсь к поступлению в выбранный вуз. А он все равно не отстает. Говорит, что с профессией учителя рисования много не заработать, и я уже через пару лет после окончания универа пожалею о том, что не пошла, например, на бухгалтера.
        - Это он по себе судит, - констатирую я. - Он пожалел. А у тебя все будет по-другому. Ты обязательно добьешься успеха.
        - А вдруг он все-таки прав? - Женька вздыхает. - Вдруг мне не повезет, и всю оставшуюся жизнь я буду питаться одними макаронами и ходить в старом пальто?
        - Не придется, - почти серьезно говорю я. - Ты забыла, что у тебя сестрица - известный блогер? Я же вот-вот стану миллионершей.
        - Обязательно станешь, - поддакивает она. - Но при чем здесь я?
        - При том. Мы с тобой одной комплекции: когда я разбогатею, буду регулярно отдавать тебе вещи, которые мне надоели. И у тебя каждый год будет новое пальто. Правда, чуть-чуть поношенное.
        Она смеется:
        - Фух! Мне сразу полегчало. Надо еще привить тебе нормальный вкус, чтобы ты свои миллионы на всякую фигню не тратила.
        - Это да! - соглашаюсь я. - Можешь уже начинать заниматься моим эстетическим развитием! И отращивай лапы, а то с обувью номер не прокатит. У меня нога почти на два размера больше.
        - Ничего страшного, - веселится Женька. - Обувь мне тоже отдавай. Я буду туда вату напихивать. Бедные художники, они, знаешь ли, не привередливы. Кстати, против поношенной квартирки я тоже возражать не буду.
          - Очень хорошо, - хмыкаю я. - А то я в последнее время волновалась, куда же буду наскучившую недвижимость девать.
        - О! Кстати, насчет недвижимости! - Женька вдруг хлопает себя ладонью по лбу и подскакивает со стула. - Совсем забыла! Я же, когда недавно ездила в торговый центр за купальником, заскочила на небольшую ярмарку квартир. Целую кучу рекламных листовок для тебя набрала.
        Она тут же убегает к себе в комнату, а через минуту возвращается оттуда уже с пакетом макулатуры:
        - Вот! Изучай! Там прикольные варианты были.
        - Спасибо, Жень, - я немедленно высыпаю листовки на стол и тщательно перебираю.
        За последние месяцы мне удалось неплохо заработать на своих влогах. Когда я сменила концепцию канала и стала вести себя более раскованно, подписчики ко мне хлынули рекой. Еще чуть-чуть подкоплю и смогу позволить себе пусть крохотное, но свое жилье.
        Один из рекламных проспектов вызывает у меня особый интерес. «Купи две квартиры-студии и получи скидку в полмиллиона!» - гласит яркая надпись. Ну прямо на больную мозоль! Я всегда мечтала купить сразу две квартиры: одну - себе, другую - Женьке.
        Сестра очень помогает мне с влогами, и мне хочется ее за это отблагодарить. А еще я хочу, чтобы она в ближайшие годы развивала свои блестящие способности, а не бегала по подработкам в надежде собрать на первый взнос по ипотеке.
        Я осторожно разглаживаю пальцами заманчивый буклет. На бумаге, конечно, все очень красиво. Застройщик обещает уютный дворик с фруктовыми деревьями, спортивную площадку и даже фонтан. Эх, уговорили! Беру! Только подскажите, где денег-то столько взять, чтобы хватило сразу на две квартиры?
        Из задумчивости меня выводит Женькин вопрос:
        - Ты сегодня куда-нибудь идешь?
        - Да, у меня встреча в двенадцать.
        Сестра бросает взгляд на часы:
        - Тогда тебе, наверное, пора собираться. Уже одиннадцать.
        - Серьезно? - я немедленно подскакиваю на ноги. - Блин! А мама просила еще макароны сварить.
        - Я сама сварю! - говорит она, хрумкая любимая соломкой. - Беги по своим делам!
        - Спасибо! - кричу я и в ту же секунду несусь в свою комнату - переодеваться.
        По дороге в кафе я все еще думаю о приглянувшемся буклете. Мне так хочется прикупить сразу две студии, что аж мурашки по спине бегают. И, конечно, в голове тут же запускается мозговой штурм на тему: а что бы еще замутить на канале, чтобы подписчиков и денег от рекламы стало больше?
        Несколько минут мозг тарахтит вхолостую, а потом я даже спотыкаюсь от посетившей меня вдруг идеи.
        А что если согласиться на предложение Петрова? Он все же прав: сотрудничать с ним очень выгодно. Когда люди увидят меня в его влогах, они все хлынут на мой канал, чтобы посмотреть, что я за человек. У меня вырастут просмотры и увеличатся доходы. Круто же! И всего-то надо - отложить свой план с выливанием кофе на голову этого гада. Не отменить, нет! Отложить! Поглумиться над Петровым, как следует, я всегда успею, но сначала мне надо попытаться на нем заработать.
        От охватившего меня азарта я невольно ускоряю шаг. Да! Так даже лучше: сначала использую этого придурка в своих целях, потреплю ему нервы и только потом устрою ему душ из капучино.
        Я сама не замечаю, как оказываюсь у кафе. В планах у меня было чуть опоздать, но на радостях я прилетела в условленное место ровно в полдень. Ну и ладно! Побуду пунктуальной.
        Я толкаю тяжелую дверь и с улыбкой до ушей вплываю в уютный зал, пропахший арабикой.
        В кафе почти нет народа. В углу у стены - какой-то студент с ноутбоком, возле окна - парочка влюбленных. И все! Петрова - нет… Улыбка медленно сползает с моего лица. Все-таки это пранк! А я повелась, дурочка. На мгновение мне даже хочется застонать от накрывшего меня разочарования.
        - Привет, Ника! - говорит знакомый бариста и взгляд его буквально лучится. - Давно тебя не было.
        - Много работаю, - бормочу я и пытаюсь прогнать с лица раздосадованное выражение. Не удивлюсь, если парень с ноутом - человек Петрова, и сейчас мою физиономию снимают скрытой камерой.
        - Тебе, как всегда, - капучино с ореховым сиропом? - уточняет бариста.
        - Давай! - киваю я и на всякий случай строю ему глазки. Вдруг меня и правда снимают?
        Бариста на глазах розовеет: он светленький, такие легко краснеют.
        Мы перекидываемся еще парой слов об общих знакомых, а потом он с излишне сосредоточенным видом варит мне кофе. Я от скуки слежу за его действиями и мысленно костерю себя. Нет, ну надо же быть такой доверчивой!
        - Отлично выглядишь сегодня! - говорит бариста, пару раз нервно сглотнув.
        - Спасибо.
        Так-с, кажется, я перестаралась с кокетливыми взглядами.
        К моему самобичеванию примешивается чувство вины. Не хватало только, чтобы парень решил, будто я к нему и правда не равнодушна. Не люблю динамить, а отношения мне сейчас вот совсем не упали. Мне канал надо развивать, на квартиру зарабатывать.
        Я отворачиваюсь от баристы и старательно изучаю интерьер. Вот нравится мне эта кофейня и все, нравятся скромные деревянные столики, фикусы на подоконнике и стальные абажуры.
        - Держи! - бариста наконец вручает мне чашку, и я, расплатившись, присаживаюсь за второй свободный столик у окна. Раз я здесь, почему бы все же не насладиться кофе? Тем более он тут хорош.
        Минут через десять моя чашка пустеет, а разочарование тускнеет. Я с телефона проверяю электронную почту и собираюсь двигать домой. И в этот момент дверь в кофейню распахивается, и на пороге появляется Петров.
        - Чертовы пробки! - цедит он и быстро обводит взглядом зал. - И где она?
        Он внимательно изучает парочку, пару секунд смотрит на меня, а потом отворачивается, достает телефон.
        - Твою мать! Пятнадцать минут уже, - на лице Петрова проступает еще больше досады.
        Он присаживается за ближайший столик и начинает кому-то звонить. Я вся подбираюсь и, конечно, развешиваю уши. Интересно же, почему меня проигнорировали.
        - Прикинь, она уже ушла, - заявляет Петров, когда его собеседник снимает трубку. - Просто непруха какая-то…
        Некоторое время он молча слушает, что ему отвечают, а потом кривится:
        - Ну да, может, и вообще не приходила. С нее станется.
        Мне смешно. Я встаю со своего места и пересаживаюсь за стол Петрова. Никита смотрит на меня удивленно:
        - Тут занято вообще-то, найди себе дру… - он осекается, некоторое время с интересом изучает мое лицо, а потом откладывает телефон. - Привет.
        - Привет, - киваю я.
        - Извини, что опоздал. В твоем городе слишком узкие улицы и много машин!
        Я молчу и тоже внимательно его разглядываю. Он красивый. Кажется, мы будем очень хорошо смотреться в кадре.
        - И извини, что не узнал, - добавляет Петров, самодовольно вскидывая подбородок. - Ты в жизни совсем не такая, как на видео. Попроще.
        Тон у него весьма нахальный. Я снимаю бейсболку и откладываю ее на край стола:
        - Неужели ты думал, что я и по городу рассекаю в коротких платьях и на каблуках?
        - Вообще, да, - беспардонно скалится он. - Когда я только зашел в кафе, я принял тебя за мальчика.
        Я чуть вздрагиваю. Он что, хочет меня задеть? Не, отчасти он прав: оделась я так себе. На мне растянутая футболка, штаны и кроссовки. Мне не хотелось, чтобы Петров думал, будто встреча с ним для меня повод наряжаться. И все же, не так уж я смахиваю на мальчика - бариста, например, мне даже комплимент отвесил.
        - Давай к делу, - говорю я, нахмурившись. - Мой внешний вид за кадром тебя не очень касается.
        - К делу так к делу, - кивает Петров и, пересев на мой диванчик, берет меня за руку.
        Вид у него чрезвычайно наглый, в глазах пляшут черти.
        - Что ты делаешь? - спрашиваю я с искренним недоумением.
        Мне хочется отодвинуться, но диванчик слишком мал, чтобы можно было установить дистанцию.
        Петров разворачивает кверху мою ладонь и начинает поглаживать своей. Это очень странно и немного волнующе. На меня нападает совершенно несвойственное мне оцепенение.
        - Ну и как? Приятно? - в голосе Петрова прорезаются хриплые нотки. Непривычные. В его видео я подобных интонаций ни разу не слышала.
        Я пожимаю плечами:
        - В смысле?
        - Ты переживала, по поводу того, что у меня потные ладошки.
        - Ах, вон ты про что! - я отталкиваю его руку и нарочито усмехаюсь. - Считай, что этот тест ты прошел.
        - Отлично! А то ведь мне пришлось поволноваться.
        - Правда?
        Он смотрит на меня глазами хищника, присмотревшего добычу:
        - Перейдем к тесту номер два. К объятьям и поцелуям!
        - Это лишнее! - мотаю головой я, но он игнорирует мои возражения: обхватывает рукой за талию и бесцеремонно прижимает к себе.
        Я неуклюже тычусь ему лицом в плечо.
        - Ничего не напрягает? - с какой-то нарочитой деловитостью уточняет Петров.
        Мне хочется брякнуть что-нибудь язвительное, но на ум ничего не идет. Голову заполняет только одна мысль: от него очень приятно пахнет. Подготовился все же, свинтус, к нашей встрече: душ принял, про парфюм не забыл.
        - Так что, тебе норм? - серьезно переспрашивает Петров и слегка проводит свободной рукой по моим волосам.
        Мне неожиданно приятно, и это злит. Я отгоняю прочь накатившую вдруг слабость и пытаюсь вырваться из непрошеных объятий:
        - Может, хватит уже?
        Парочка у окна начинает поглядывать на нас с любопытством.
        Петров прижимает меня к себе еще крепче. Он явно не какой-нибудь задохлик, явно регулярно наведывается в тренажерку. Я понимаю, что вырваться силой не получится, потому пытаюсь воздействовать эмоционально.
        - Петров, ну правда, хватит, - говорю я и угрожающе хмурюсь. - Отпусти.
        Он пристально вглядывается в мое лицо, и, кажется, даже собирается ослабить хватку. Но потом у него в голове что-то щелкает. Петров резко наклоняется ко мне и впивается в мои губы своими.
        Это уже слишком! Гнев заполняет меня до краев. От возмущения силы у меня прибавляется, и я таки отталкиваю мерзавца от себя, а потом от души залепляю ему пощечину.
        Шлеп! Получается почему-то так звонко, что слышно, кажется, даже на улице.
        - Не понравилось? - со смехом уточняет Петров, потирая щеку. - Ну да, признаю, не самый лучший мой поцелуй. Но, если ты перестанешь брыкаться, гарантирую: у меня получится намного лучше.
        - Идиот! - почти выплевываю я и, вскочив на ноги, сгребаю со стола бейсболку. - А с идиотами я не сотрудничаю, так что - досвидос!
        Он хватает меня за руку:
        - Подожди, Вероника! Не надо спешить с выводами.
        Я дергаюсь. Черт! Какой же он сильный. Кажется, что у него ни один мускул не напряжен, а держит крепко. Знала бы - взяла на встречу свой перцовый баллончик.
        - Убери от меня свои клешни! - цежу я и вкладываю всю свою ярость во взгляд. - Наш разговор окончен.
        - Ника, все нормально? - окликает бариста. - Нужна помощь?
        Вот только внимания со стороны общественности мне и не хватало! Я стреляю глазами в баристу и старательно улыбаюсь:
        - У меня все хорошо, не волнуйся. Просто беседую со старым приятелем.
        - Если он тебя достанет, скажи, - бариста посылает Петрову неприязненный взгляд.
        - Хорошо! - киваю я и снова поворачиваюсь к «приятелю».
        - Сядь, пожалуйста, - тихо просит он и демонстративно убирает руку, растопырив пятерню. - Обещаю, что больше даже пальцем не притронусь.
        - Обещаю, что больше даже пальцем не притронусь.
        На его лице появляется виноватое выражение. О да! Артистизма этому гаду не занимать! Наверное, нужно уйти, но я медлю. Прикидываю, что важней: моя гордость, или Женькина квартира. А спустя десять секунд уходить уже как-то глупо. Я присаживаюсь на тот диванчик, на котором до этого сидел Петров. Теперь между нами стол, и мне так намного спокойней.
        - Я не с того начал, - говорит мой потенциальный деловой партнер, постукивая пальцами по столу. - Немного ошибся с тем, что для тебя важно. Давай отложим прочие тесты до лучших времен, а сейчас лучше обсудим то, что тебя ждет.
        Я не слишком охотно киваю, и он невозмутимо продолжает.
        - Я хочу, чтобы ты отправилась со мной в путешествие по Средиземному морю. План таков: сначала разными рейсами мы прилетим в Геную, там сядем на лайнер, и уже на борту, как бы случайно, встретимся. У тебя будет отдельная каюта с окном и приличная сумма на карте, которую ты сможешь потратить на кафешки и магазины. Мне продолжать?
        Звучит довольно заманчиво. Но как быть с тем, что он считает меня человеком второго сорта, которого можно лапать, не спрашивая разрешения? Я вдруг понимаю, что не прощу себя, если сейчас же не заставлю его заплатить за допущенную вольность.
        Я скрещиваю руки на груди и угрюмо заявляю:
        - Мне нужна путевка на двоих.
        - В смысле?
        - Со мной поедет мой оператор.
        Лицо Петрова странно вытягивается. Хе-хе! Он явно не рассчитывал на дополнительные траты. А вот придется раскошелиться, дорогой!
        Я откидываюсь на спинку диванчика и спокойно жду решения. Если Петров согласится - будем дальше обсуждать условия. Если - нет, я все же пойду домой.
        Он явно считывает мою решимость и, хоть и морщится, кивает:
        - Ладно, я оплачу путевку на двоих. Но ты должна понимать, что никакие шуры-муры между тобой и этим самым оператором на палубе не допустимы.
        Мне смешно. На самом деле, я собираюсь взять с собой Женьку.
        - Не волнуйся, - говорю я Петрову. - У меня с моим оператором исключительно деловые отношения. Просто мне нужно, чтобы временами меня кто-то снимал со стороны.
        - Это могу делать я.
        - Ты будешь заниматься своими видео. И ты не в курсе моих удачных ракурсов.
        Он как будто даже расслабляется, на его губы возвращается улыбка:
        - По-моему, ты со всех ракурсов выглядишь превосходно.
        Сердце у меня почему-то екает. Неужели это комплимент? Хотя стоп, Ника, не расслабляйся. Вспомни все те гадкие комментарии, которые он когда-то лайкал.
        - Наш круиз будет продолжаться восемь дней и семь ночей, - продолжает объяснять Петров. - У тебя и твоего оператора есть шенген?
        - Конечно.
        - Мы посетим шесть европейских городов, да и на борту будет чем заняться.
        Я опять напрягаюсь. Мне кажется, или его последняя фраза намекает на пошлости? Петров словно читает мои мысли, на его лице появляется снисходительное выражение.
        - Я имею в виду, что на нашем лайнере ежедневно будут проводиться театральные и цирковые представления, а так же всевозможные вечеринки. Мы будем регулярно куда-то выбираться.
        - Хорошо, - киваю я. - А что насчет романа?
        - Что именно тебя интересует?
        - Как мы будем демонстрировать чувства?
        - Как подростки! Будем ходить за ручку и смотреть друг на друга вот так, - Петров подпирает подбородок рукой и делает влюбленные глаза (ему, кстати, идет). - Ну и пару раз тебе все же придется меня поцеловать. Справишься?
        - Не сомневайся, - с раздражением бурчу я.
        Он откидывается на спинку диванчика и заводит руки за голову. Не дать не взять - котяра на солнышке, расслабленный и наглый.
        - Мне кажется, нам все же лучше как-нибудь порепетировать. Дело довольно ответственное. Не хочу делать сто-пятьсот дублей из-за отсутствия подготовки.
        - Тренируйся на ком-нибудь другом, - цежу я. - А я в своем умении целоваться уверена.
        - Неужели такой большой опыт? - его тон вроде бы невинен, а вот губы предательски напряжены в едва сдерживаемой усмешке.
        - Не твое дело.
        - Ладно. Сориентируемся на корабле. У тебе есть еще какие-то условия?
        Я киваю:
        - Да! Я не хочу, чтобы ты говорил своим подписчикам, будто спал со мной.
        - Вот как? - он опять нагло ухмыляется. - Надо сказать, что ты меня обломала?
        Мне так и хочется его чем-нибудь треснуть.
        - Просто не делись с подписчиками подробностями - и все. Пусть гадают: было или нет.
          - А, понял! Ты любишь атмосферу таинственности…
        У меня неприятно холодеет внутри. Нет, он совершенно несносен! Может, мне лучше отказаться от сотрудничества, пока не поздно? Он же явно собрался строить из себя мачо, а мне в его спектакле отведена роль какой-то профурсетки.
        Мои пальцы так крепко сжимают столешницу, что костяшки белеют. Петров смотрит на них и качает головой.
        - Не надо так нервничать. Я и не собирался комментировать подписчикам наш флирт.
        - Поклянись!
        - Боже, что за детский сад? - он смотрит на меня с удивлением. - Может, еще договор кровью подписать?
        - Поклянись, или я откажусь.
        Он чуть закусывает губу, в его глазах плещется насмешка. В воздухе повисает тягостное молчание.
        Эх! Кажется, я все же зря ему ультиматум выдвинула. Скорей, это он сейчас откажется, решив, что можно найти девушку попроще. Тем не менее, на попятный я не иду. Мне не хочется, чтобы меня снова полоскали в сети. В конце концов, на квартиру я и без сотрудничества с этим мерзавцем заработаю, просто надо будет чуть дольше вкалывать.
        - Ладно, убедила, - наконец говорит Петров, - Клянусь! Я не буду говорить подписчикам, что мы переспали, даже если это случится.
        - Что? - я чуть не подпрыгиваю от возмущения.
        Он наблюдает за моей реакцией с явным удовольствием. Ох! Надо все-таки вести себя сдержанней. Я поспешно возвращаю на лицо безмятежное выражение и чуть надменно улыбаюсь:
        - У нас ничего не будет, Петров. Можешь даже не надеяться.
        - Печально, - со смехом констатирует он. - А я так рассчитывал совместить приятное с полезным.
        Он тут же снова берется за телефон:
        - Давай обменяемся контактами. Завтра-послезавтра мой помощник с тобой свяжется, будем бронировать билеты на самолет и каюты на лайнере.
        Я киваю и деловито диктую ему свои данные. Мне хочется казаться собранной и деловой. Но на самом деле, меня почему-то колотит от волнения. Когда Петров делает мне дозвон, чтобы я сохранила у себя его номер, я тут же поднимаюсь на ноги:
        - Ну все, мне надо идти. Увидимся в Генуе?
        На его лице отражается что-то похожее на досаду. Он снова придерживает меня за руку, на этот раз осторожно и мягко:
        - А может, сегодня поужинаем где-нибудь вместе? Надо же хоть немного привыкнуть друг к другу.
        - Нас могут увидеть твои подписчики.
        - Мы выберем какое-нибудь нелюдное место.
        - Например, какое?
        Он пожимает плечами:
        - Можем посидеть у меня в номере. Я закажу хороший ужин, шампанское.
        Меня снова захлестывает волна удушающей ярости. Нет, он серьезно думает, что со мной можно вот так? Что я из тех, кого можно сразу приглашать в номер и не церемониться?
        Петров снова «читает мои мысли» и ухмыляется:
        - Ох, какая глубокая мыслительная работа на лице! Подсчитываешь шансы не устоять перед моим обаянием? Расслабься! Я не собираюсь к тебе приставать. Я всего лишь хочу узнать тебя получше.
        - На корабле у нас будет достаточно времени для знакомства, - бурчу я. - Так что - до свидания!
        Мне кажется, или он выглядит разочарованным?
        Глава 3. Никита
        Ника вылетает из кафе пулей. Я некоторое время гляжу ей вслед, а потом поспешно отворачиваюсь. Что за фигня? Какого черта я тут завис, как пацан из слюнявой киношки?
        Я заказываю себе капучино, а потом отзваниваюсь Антону, сообщаю, что все схвачено, что он может договариваться о путевках со спонсорами.
        Бариста по-прежнему косится на меня, как на врага народа. Остынь, приятель, тебе с Никой все равно ничего не светит! Эта птичка не твоего полета!
        Я пересаживаюсь к окну и смотрю на улицу. Краснодар - красивый город! Я бы с удовольствием прогулялся по нему в обществе какой-нибудь смазливой крошки. Вообще, я и летел сюда с надеждой на экскурсию по городу. Думал, Ника гостеприимно покажет мне какие-нибудь знаковые места. Но она оказалась той еще злючкой. Вот уж не ожидал! Мне почему-то казалось, что мы поладим.
        В аэропорту, перед отлетом, я немного посмотрел ее канал и остался под впечатлением. Монтаж реально крутой. А еще мне понравилась сама Ника. Она показалась простой адекватной девчонкой, этакой милой кошечкой, которую так и хочется посадить на колени и приласкать.
        В жизни она, конечно, другая. Тоже кошечка, но дикая. И глаза у нее такие, будто вот-вот зашипит и вцепится зубами мне в горло. Интересно, из-за чего она так «кипела» всю нашу беседу? Неужели из-за поцелуя?
        Да, наверное, из-за него. Не стоило мне все-таки с порога на нее набрасываться. Впрочем, это и не в моем стиле. Обычно я веду себя с девушками по-другому - мягко и осторожно, а тут даже не дал привыкнуть к себе. Не знаю, что на меня нашло. Просто у Вероники было такое забавное лицо, когда я ее обнял! Меня словно в спину толкнули. И, черт возьми, я ни капли не жалею!
        Я вспоминаю вкус Никиных губ, то, как она смешно упиралась своими маленькими кулачками мне в грудь, и кровь сразу собирается в одном месте. Вот только место это отнюдь не голова. Черт! Надо срочно найти себе девушку. Как там дед любит говорить? «Мужику негоже быть голодным - соображалка отключается». Вот и моя, кажись, скоро заглючит! Меня даже голос этой маленькой злючки заводит. У нее такой интересный, мурлычущий тембр! Таким только всякие пошлости на ухо шептать.
        Из задумчивости меня выводит звонок от Антона:
        - Никитос, ты там домой собираешься сегодня или нет?
        - А чего это ты так волнуешься за меня, мамуля? - беззлобно бурчу я. - Некому за хлебом сходить и мусор вынести?
        - Просто сегодня нас с тобой зовут на вечеринку. С цыпочками. Мне чего пацанам говорить: ты подъедешь, или останешься налаживать деловые отношения с Клубничкой?
        Эх! Прямо по больному проехался. Я бы с удовольствием занялся с Вероникой тимбилдингом у себя в номере. У меня там такая кровать шикарная - просто идеальное место для формирования командного духа.
        - Деточка, ты там опять мечтаешь? - хохмит Антон, устав ждать моего ответа.
        Я растираю лицо рукой:
        - Сейчас все будет. Куплю билет и перезвоню тебе. Думаю, не проблема улететь сегодня.
        - Океюшки! А чё, Клубничка? Не приласкала? - не унимается Тоха. - Может, мало денег предложил?
        Тон у него странный, я бы даже сказал, заинтересованный. И мне почему-то нестерпимо хочется ему врезать. Хорошо, что между нами сейчас больше тысячи километров.
        Я делаю глубокий вдох и тихо хмыкаю:
        - Умерь свое больное воображение, Антон. Я предпочитаю не смешивать деловое и личное. Ты же знаешь.

***
        Вечеринка - у Тохиного кореша. В пригороде. Мы долго премся туда по пробкам, а, когда таки добираемся до гудящего, как улей коттеджа, я понимаю, что у меня совершенно нет настроения веселиться. В доме тесно, а народу много. А еще музыка какая-то тупая и заунывная. Я прочесываю взглядом толпу на предмет смазливых мордашек и чувствую невыразимую апатию. Есть, конечно, пару сносных цыпочек, но почему-то не цепляют.
        Через пару минут я понимаю, что сравниваю их с Никой, потому они мне не нравятся. Они просто не похожи на злючку. Вот подстава! Никогда я еще не был таким избирательным.
        Я торопливо опустошаю предложенный официанткой стакан и подкатываю к знойной блондиночке. Ее глаза почти сразу вспыхивают интересом. Я пытаюсь шутить, а она повисает на моей руке и самоотверженно хохочет. У нее классная грудь, но отстойные духи - слишком сладкие. Я пытаюсь как-то абстрагироваться от этого запаха, но ни фига не получается.
        Чтобы помочь себе отвлечься, хватаю блондинку за зад. Девка хохочет еще громче и никнет ко мне, как собачонка. Не, так не пойдет! Если она продолжит об меня тереться - весь пропахну ее отвратными духами.
        Я перепоручаю блондинку какому-то дрыщу и выхожу в сад. Там тоже веселье. Всюду снуют какие-то парочки, а в компании у беседки уже пытаются бить друг другу морды.
        - Боже, ты - Никита Петров, да? - возле меня словно из ниоткуда возникает худенькая брюнетка, чем-то похожая на Одри Хепберн.
        - Допустим, - говорю я и обнимаю ее за талию.
        Она слегка смущается, мягко отводит мою руку:
        - Я твоя давняя поклонница.
        - Серьёзно?
        - Да, смотрю все твои видео.
        - Круто! - киваю я и улыбаюсь.
        Кажется, наконец мой типаж. Настоящая домашняя девочка, мамина радость.
        - Ты здесь с парнем? - спрашиваю я на всякий случай.
        - Нет, с подругами. - Щеки брюнетки предательски краснеют.
        - Хочешь потанцевать?
        - С тобой?
        Я киваю.
        - Почему бы и нет? - говорит она и застенчиво смеется.
        Смех у нее приятный - легкий и мелодичный.
        Я осторожно беру ее за руку и веду в дом:
        - Как тебя зовут?
        - Ангелина.
        - Очень красивое и необычное имя.
        Ее ладонь в моей руке чуть подрагивает.
        Когда мы оказываемся в гостиной, где танцуют другие пары, Ангелина становится чуть более расслабленной. Ну и я стараюсь не напрягать - держусь на расстоянии. Мой дед любит повторять: женщина - это скрипка, - перед тем, как играть на ней, ее надо как следует настроить. Я уже не единожды убедился в мудрости этих слов.
        Мне везет с музыкой, и я танцую с Ангелиной несколько танцев подряд. Времени даром, конечно, не теряю: шепчу Геле всякие милые глупости об окружающих. И постепенно сокращаю дистанцию. К концу третьего трека Ангелина почти прижата ко мне. Щеки ее полыхают, но отодвинуться она не пытается.
        Вот только мои мысли опять сворачивают к Нике. Черт! Держать ее в объятьях было во сто крат приятней.
        Ангелина замечает перемену во мне и принимает виноватый вид:
        - Что-то не так?
        - Кажется, я перебрал, - вру я, отстраняясь. - Мне, наверное, лучше на воздух.
        - Хочешь, пойду с тобой?
        - Не надо, - я хмурюсь и стараюсь не встречаться с ней взглядом. - Выпей пока чего-нибудь, а я скоро вернусь.
        - Хорошо. - Геля смотрит на меня преданными глазами.
        Очаровательная девчушка! Надеюсь, не добавлю ей комплексов.
        Я выхожу из дома и сразу вызываю такси. К черту тупую вечеринку! У меня был тяжелый день - надо поспать и привести мысли в порядок.

***
        Идея свалить оказывается правильной. Утром я свеж как огурчик, а вот Тоха блеет в трубку что-то про то, что сегодня задержится. Слабак! Я сажаю подвалившего к девяти Валеру за монтаж, а сам набираю Нике.
        Она довольно долго не берет трубку. Я уже собираюсь сбросить вызов, как вдруг она все же отвечает:
        - Что тебе надо, Петров?
        В ее голосе плещется беспричинное раздражение, но мне все равно приятно ее слушать.
        - Мне нужны сканы твоих документов, - говорю я, пытаясь отгадать, чем она занимается.
        - Боже! Из-за этого ты звонишь в такую рань?
        Неужели она все еще в постели? Маленькая соня…
        Мои губы трогает легкая усмешка.
        Интересно, Ника спит голой или в пижаме? Если в пижаме, она у нее точно какая-нибудь карамельная - с сердечками или цветочками. С ночной сорочкой Ника не вяжется. Сорочки - это для женщин постарше, а у злючки явно шортики и крохотная маечка, под которую я бы сейчас с удовольствием запустил руки.
        От нарисованной воображением картины над губой выступает испарина, а ниже пояса наблюдается заметное оживление. Черт! Как бы не забыть, какого фига я вообще звоню этой соне.
        Я кое-как отгоняю пошлые мысли и деловито покашливаю:
        - Я собираюсь заняться бронированием. Так что, пожалуйста, Ника, сделай над собой усилие и доберись до сканера.
        - А может, ты меня разводишь, Петров? - хмыкает она. - Может, ты собираешься взять на мой паспорт какой-нибудь кредит?
        Вздохнув, я провожу языком по верхней губе. Да уж! Голос злючки совершенно невыносим. У меня мысли в косичку заплетаются от ее сексуальных интонаций.
        - Давай колись, что у тебя там сломалось, - продолжает мурлыкать Ника, - стиралка или холодильник? А может, ты новый телевизор собрался прикупить?
        - Даже мысли о таком не было! Но идею ты подала неплохую, - с наигранным безразличием отвечаю я. - Если что-то забарахлит, обязательно воспользуюсь в магазине твоим паспортом. Сейчас же тебе бояться нечего: я только недавно поменял всю бытовую технику!
        Она некоторое время молчит, а потом вздыхает:
        - И все же я тебе не доверяю. Давай баш на баш. Ты пришлешь мне скан своего паспорта, а я тебе скан своего.
        - На черта тебе мой паспорт?
        - Просто так. Это вопрос доверия. Покажи свою уязвимость - тогда я смогу в ответ довериться тебе.
        - Ладно, - соглашаюсь я. - Я пришлю тебе паспорт. Но только если ты сейчас скинешь мне селфи.
        - Что? - она, кажется, огорошена. - Зачем?
          - Это вопрос доверия, - возвращаю я ее же слова. Вру, конечно. На самом деле, мне просто хочется взглянуть на ее пижаму. - Уязвимость за уязвимость. Ты узнаешь мой адрес и сможешь слить его хейтерам, а я взамен погляжу на тебя помятую и заспанную.
        - Но ведь ты тоже узнаешь мой адрес, - пытается возражать она. - У нас честный обмен.
        - Вообще-то, нет. Я сейчас отвалю немалые деньги на билеты и круиз. Я вкладываюсь куда больше, чем ты. Понимаешь?
        И опять я вру. Большую часть трат возьмут на себя наши спонсоры. Но об этом злючке знать необязательно.
        - Ладно, - выдыхает она. - Сейчас пришлю тебе что-нибудь.
        - Давай. Только, чур, без косметики и без фильтров.
        Она сбрасывает вызов, а секунд через двадцать мой телефон сигнализирует о новом сообщении в Ватсапе. Открываю и победоносно вскрикиваю.
        Да я чертов Нострадамус! Ника сфоткала себя через зеркало. На снимке она сидит на постели в нежно-розовой пижаме. Все, как я представлял: крохотная маечка и коротенькие шортики. Глаза злючки взволнованно распахнуты, а губки слегка приоткрыты. Так и хочется провести по ним своим…
        Твою ж мать! Опять мысли не в ту степь.
        Я перевожу дыхание и снова набираю Нике:
        - Ага, получил. Фотка - класс! Сейчас отправлю тебе свой паспорт. И ты тоже не тяни, сканируй уже документы. Кстати, про оператора своего не забудь.
        Минут через двадцать она присылает мне все, что нужно. Первым делом я, конечно, заглядываю не в ее паспорт. Меня больше интересует мужик, что так хорошо осведомлен о лучших ракурсах злючки. Хочется, знаете ли, глянуть на эту наглую рожу, что постоянно тычет камерой в декольте моей будущей «девушки».
        Мои пальцы застывают на тач-паде. Ну надо же! Оператор злючки вообще не мужик: с фото на меня смотрит совсем юная девчонка. Чем-то она, кстати, похожа на Нику, и фамилия у нее та же. Наверное, это Никина сестра, - думаю я, и в груди разливается странное тепло.
        Минут через двадцать приползает Антон. Видок у него такой, будто пару минут назад брат выполз из-под катка: лицо помятое, волосы взъерошенные.
        - Я ща сдохну! - твердит Тоха и с опаской придерживает голову руками.
        - Не, мамуля, так не пойдет, - ворчу я. - Сначала отработай, как положено, а потом сдыхай. И желательно не у меня дома. Мне труп хранить негде.
        - А я тебе говорил, что холодильник надо брать побольше, - бубнит он. - Почему ты никогда не слушаешь мамочку? Мамочка жизнь прожила, а ты… Эх!
        - У меня в аптечке было что-то от похмелья. Поройся, - я встаю из-за ноута и разминаю шею. - И вообще, завязывай уже бухать. Беречь себя надо. В твоем-то возрасте! Двадцать семь - это не восемнадцать - в Древнем Риме ты бы уже отползал в сторону кладбища.
        - Во-во! В Древнем Риме было хорошо. А тут меня заставляют впахивать от рассвета до заката. Кстати, ты чего вчера так рано слинял?
        Я пожимаю плечами:
        - Надоело.
        - А кое-кто очень расстроился из-за твоего отъезда.
        - Кто?
        - Сестра хозяина дома. Она положила на тебя глаз.
        - И когда только успела?
        - Пока ты кружил ее в танце, наверное.
        - Подожди! - оживляюсь я. - Ты сейчас - что, про брюнетку похожую на Одри Хепберн?
        - Ага, про нее. Она - двоюродная сестра моего кореша.
        - Как тесен мир!
        - Она просила скинуть тебе ее телефон, кстати, - Тоха достает айфон и начинает рыться в «Контактах».
        - Не надо, - отмахиваюсь я.
        - А я все-таки скину! - бормочет он. - Нет ничего хуже руководителя со спермотоксикозом.
        - Хм, кажется, кто-то давно не огребал…
        Мой телефон тренькает, сообщая об смске. Тоха подмигивает:
        - Не торопись отправлять ее в бан, Никитос. Ничего ведь девочка. Авось будет настроение - звякнешь. Возможно, с ней придется повозиться, зато, зуб даю, она девственница и изголодалась по мужской ласке.
        - Слышал бы тебя твой кореш!
        Тоха морщится и возводит глаза к потолку.
        - Ладно, я - в тренажерку, - говорю я. - Арбайтен, парни! Приду - отчитаетесь.

***
        Раньше, оказываясь за компом, я всегда первым делом заходил на свой канал, но сейчас, после тренировки, почему-то наведываюсь сначала к Нике. Хотя, в принципе, в моем интересе нет ничего криминального. Она - мой деловой партнер - я должен быть в курсе ее дел.
        На канале Ники обнаруживается новое видео - про выходные в Стамбуле. Я втыкаю наушники и жму «Плэй». Злючка опять начинает влог с провокации - в крохотном полотенце вещает что-то про хамам. Вроде ничего такого в кадре не происходит, но я залипаю. Пятнадцать минут (столько длится влог злючки) пролетают совершенно незаметно.
        Самого Стамбула в видео чертовски мало, зато Ники - достаточно. Треть видео она разгуливает в полотенце, еще треть - в купальнике. Оставшееся время нам предлагается гадать, задерет ли морской бриз ее до неприличия короткое платье.
        В душе у меня поднимается легкое раздражение. А где, мать вашу, уютные южные улочки? Где знаменитый Гранд-Базар? Где Босфор?
        Но я, конечно, отключаю в себе критика. А может, он сам вырубается от эстетического восторга. Я ставлю Нике лайк и пишу комментарий в духе: восхищен - давай еще. А потом зачем-то кошу глазами на коммы других подписчиков.
        «Клубничка, выходи за меня!»
        «Я бы вдул».
        «Малышка, я сегодня видел тебя во сне. В эротическом».
        «Ну и страшила!»
        Взгляд спотыкается о последний выпад, и я буквально на автомате набиваю ответ: «Проверь зрение, болезный! Ника - красотка!»
        В душе тут же разливается удовлетворение. Даже странно! У себя на канале я уже лет сто хейтерам не отвечаю - не интересно. Я и Тоху так настроил (он иногда переписывается с подписчиками от моего имени): всех недовольных - в игнор.
        «Ника, сколько ты стоишь? Почему нигде нет подробного прайса?»
        М-да, еще один юморист! И откуда только вы, уроды, вылезаете?
        «Отвали от девушки. По-хорошему» - пишу я в ответ на этот перл.
        Впрочем, следующий коммент не лучше.
        «Никуся, покажи сисечки - задонатю твоему каналу тысяч десять!»
        И тут я не могу «смолчать»: «Дядя, а шел бы ты…»
        - Ты чего творишь, Никитос? - восклицает подошедший зачем-то Тоха. - На фига ты пишешь Клубничке? Вы только на лайнере должны познакомиться.
        - Все нормально, Тох, - отмахиваюсь я. - Я вполне могут быть ее давним фанатом.
        - Не надо! - шипит он. - Не надо, блин, самодеятельности.
        Резко крутанувшись на стуле, я пронзаю Тоху взглядом. Вид у него, как у разъяренного быка: зрачки сужены, губы нервно подрагивают. Кто-то совсем забыл о субординации? Я угрожающе подаюсь вперед:
        - Оставь этот командирский тон, брат. Я сам буду решать, что и когда делать. Не нравится - ищи себе другую работу.
        Тоха мигом теряет боевой задор, медленно пятится:
        - Я же хочу, как лучше.
        - Не сомневаюсь.
        Мой телефон опять тренькает. Снова «Ватсап». Снова Ника!
        Я с трудом прячу идиотскую улыбку. Тут же отворачиваюсь от Тохи и утыкаюсь в телефон. Вот только ожидает меня отнюдь не приятный сюрприз.
        «Оставь в покое моих подписчиков! - пишет злючка. - Какого черта ты вообще забыл под моими видео, рыцарь диванный?»
        Вот это да! Я ее тут защищаю, а она обзывается. Мне становится чертовски неприятно. Признаться, я совсем на другую реакцию рассчитывал - пусть не на благодарность, но хотя бы на большее расположение с ее стороны.
        «У нас свободный интернет, - отвечаю я, натыкивая кучу смайликов. - Где хочу, там и пишу!»
        «О’кей! - отвечает она голосовым сообщением. - Не понимаешь по-хорошему - отправляйся в бан!»
        Я даже ушам своим не верю. Она что, прикалывается? Или ей нравится читать все эти тупые приколы озабоченных?
        Я пытаюсь еще что-нибудь прокомментить и понимаю, что Ника не блефовала. Она реально меня заблочила. Не, она вообще нормальная? Что-то сомневаюсь.
        Захлопнув ноут, я выхожу подышать на балкон. Мелкий дождик спешит плюнуть мне в лицо. Ветер треплет волосы.
        Ой, да к черту эту злючку! Тоже мне - королева «Ютуба». Подписчиков - кот наплакал, а самомнение - с Эверест.
        Ворона с березы по соседству осуждающе каркает.
        Ну да, я тоже хорош! Который день скачу вокруг этой фифы как щеночек - только что хвостиком не виляю. Не стоит она того. Она всего лишь безмозглая кукла с гонором. Пустышка! А то, что я так из-за нее завелся, - это фигня. Это у меня просто с голодухи.
        Я нахожу Тохину эсэмэску с номером Ангелины-Одри и, забив последний в контакты, тут же нажимаю на «Вызов». Удача мне благоволит: Ангелина почти мгновенно снимает трубку.
        - Да.
        - Привет, детка, - я чуть понижаю голос, чтобы он звучал сексуальней. - Встретимся сегодня?
        Глава 4. Вероника
        Я опять раскачиваюсь на стуле. За линолеум неспокойно, но держать себя в руках не получается. В душе все кипит. А еще хочется немедленно отправиться к Петрову и надеть ему на голову какой-нибудь горшок с фикусом. Вот с какого перепуга он изображает героя у меня в комментариях? Думает, я впечатлюсь и забуду всю ту грязь, что он на меня вылил?
        В комнату вваливается Женька, ее щеки полыхают румянцем, а в глазах - нездоровый блеск.
        - Слушай, а вот эту кофту брать? - спрашивает она, потрясая перед моим лицом чем-то пушистым.
        - Зачем? - вздрагиваю я. - Это же что-то зимнее.
        - Но вдруг на лайнере будет холодно вечером?
        - Не будет.
        Женька обиженно поджимает губы:
        - А я все-таки возьму кофту. И шапочку, пожалуй, тоже: мне только отита не хватало!
        Я снова вздрагиваю:
        - Ты что, уже чемоданы там собираешь, что ли?
        Она смущенно прячет глаза. Ужас!
        - Жень, мы вылетаем в Геную только через несколько недель! - напоминаю я и качаю головой.
        Сестра нервно хихикает:
        - Ну ты же знаешь, какая я медлительная! Я как раз к июлю и закончу упаковывать вещи.
        - И все же…
        - Слушай! - перебивает она. - Я совсем забыла: надо сгонять в аптеку - закупиться всем необходимым.
        - Женя, прекрати панику! - прикрикиваю я, но сестра пулей вылетает из комнаты, а через секунду хлопает входная дверь.
        М-да, кажется, сегодня, минимум, один аптекарь в нашем городе станет богаче.
        На меня бетонной плитой наваливается чувство вины. Мне казалось, что сестра обрадуется, когда я сообщу ей про круиз, но она, наоборот, ужасно разволновалась. Женька у нас заядлый домосед. Я регулярно вытаскиваю ее из дома, но она так и не «втянулась» в путешествия. В каждую поездку она собирается так, будто готовится к концу света: обязательно берет с собой компас, жгут для раненых конечностей и охотничьи спички.
        И бесполезно объяснять ей, что мы просто погуляем, например, по Сочи, а ночевать вернемся домой. Женька всегда уверена, что все пойдет не так, как запланировано. А еще она не умеет плавать, потому при слове «круиз» даже закачалась слегка. Я, конечно, поспешила напомнить ей о возможности полюбоваться европейской архитектурой, но делу это не помогло.
        «Ну ничего! Еще войдет во вкус», - говорю я себе и пытаюсь сосредоточиться на монтаже. Ничего, впрочем, не выходит. С тех пор, как я согласилась работать с Петровым, он постоянно в моих мыслях. Вот и сейчас… нестерпимо хочется понять, какого черта он бросился меня защищать. Неужели осознал, что был не прав полгода назад, и решил загладить вину? Хотя нет, быть этого не может. Такие, как Петров, никогда не испытывают угрызений совести.
        Вернувшись из аптеки, Женька устраивает мне сцену:
        - Ника, я все-таки не поеду. Я вспомнила, что в четыре года мне снилось, будто я стала жертвой кораблекрушения.
        - И что? - невольно ухмыляюсь я. - Мне в том году постоянно снилось, будто меня на костре сожгли, но я, как видишь, на шашлыки регулярно езжу - и ничего.
        Женька закатывает глаза:
        - Нет, ты не понимаешь…
        По ее лицу, мгновенно теряющему краски, становится ясно, что ничего хорошего меня не ждет. Ох, как же не вовремя! Вздохнув, я решаюсь на откровенность:
        - Жень, я тебя не просто так с собой зову. Мне нужна твоя поддержка.
        - Тебе? Поддержка? - ее глаза широко распахиваются.
        Я вкратце пересказываю ей подробности контракта с Петровым. В моем пересказе звучит все довольно дико. Сестра слушает меня открыв рот, а потом медленно мрачнеет.
        - Как-то это все странно… Тебе не кажется?
        - Именно поэтому я и зову тебя с собой. Мне еще никогда не приходилось изображать чью-то девушку, потому я надеюсь на твои советы. Все же в делах сердечных ты лучше меня разбираешься: постоянно всякие книжки психологические читаешь.
        - Ну что ты! - Женька польщено розовеет. - Я же только в теории разбираюсь, а практики у меня - ноль.
        - А я даже в теории - профан. Некогда мне образовываться: работа сама себя не сделает.
        Сестра задумчиво чешет кончик носа, а потом опять бледнеет. Похоже, в голову ей пришел еще один ужастик.
        - Ну что опять, Жень?
        - Слушай, и все-таки предложение Петрова очень странное! Прям слишком! Тебе не кажется, что он этот круиз совсем не просто так затеял?
        - Конечно, не просто так. Он хочет «нашаманить» еще пару миллионов подписчиков, хайпануть.
        - Да нет же! - машет рукой Женька. - Я не про это.
        Она подсаживается ко мне и делает страшные глаза:
        - Тебе не кажется, что он решил тебя соблазнить?
        - Что?
        - Я слышала, сейчас у мажоров модно спорить на девушек, - деловито поясняет сестра. - Типа: не соблазнишь за неделю кого-то определенного - проставляешься.
        - Женька, по-моему, у тебя фантазия разыгралась, - бормочу я, а сама как-то сразу напрягаюсь. А ведь что-то в этой безумной гипотезе есть! По крайней мере, она объясняет, почему Петров решил поиграть в защитника. Это он, видимо, в доверие уже пытается втираться, чтобы на лайнере время сэкономить. Но сестре об этом знать необязательно: еще больше запаникует.
        - Нет, Жень, ты ошибаешься! - говорю я с наигранной уверенностью. - Хотя даже если он и поспорил там о чем-то - мне-то что? Петров, вообще, не в моем вкусе. Ему ничего не светит.
        - Это тебе сейчас так кажется, - ворчит Женька. - А окажешься с ним в замкнутом пространстве - сразу какая-нибудь химия заработает, и голова отключится.
        - Так ты поедешь?
        На ее лице проступает решимость.
        - Конечно, поеду! Я тебя на произвол судьбы не брошу.
        Время до круиза пролетает незаметно. Наверное, потому что я все время занята работой. Еще весной я получила несколько приглашений в отели Крыма, так что половину июня азартно кочую из одного в другой - снимаю короткие влоги и наслаждаюсь жизнью. Каждый мой день не похож на другой: передо мной проносятся замки, горные вершины, многолюдные пляжи и вереница вареной кукурузы. И самое классное, что все (ну почти все!) - за счет спонсоров.
        В Краснодар я возвращаюсь только накануне вылета в Геную. Настроение у меня боевое, радиус поражения - примерно тридцать метров (именно с такого расстояния мне начинают строить глазки встречные парни). При редких воспоминаниях о сотрудничестве с Петровым настроение, конечно, слегка омрачается, но быстро восстанавливается. В конце концов, я настраиваю себя так: это не Петров берет меня напрокат, это я его арендую.
        Женька тоже держит хвост пистолетиком. Не психует и не паникует, только инструктирует маму занудным тоном:
        - Если я не вернусь, грохни мою свинку-копилку и передай все что, там есть, в какой-нибудь собачий приют.
        Мама, как обычно, слушает ее вполуха, но потом спохватывается:
        - А как же я и папа? Мы, конечно, не собаки, но вроде тебе не чужие. Можно нам хоть чуточку из твоих сбережений себе на мороженое оставить?
        Женька багровеет, но потом, видимо, вспоминает о дочернем долге, кивает:
        - Оставьте. Но только немного.
        Я быстро собираю чемодан по-новому, и мы отправляемся в аэропорт.
        В Геную мы летим с пересадкой, потому мне приходится пережить целых четыре панических атаки. Женькиных. Я, в принципе, к ним готова. Пока сестра при взлете и посадке дышит в целлофановый пакет, чтобы успокоиться, я самозабвенно втираю ей про статистику смертности на дорогах. Ведь, как известно, риск погибнуть в автомобильной аварии куда как выше шанса расплющиться в авиакатастрофе.
        - Спасибо! - говорит Женька, когда шасси нашего самолета таки благополучно касаются посадочной полосы Генуи. - Спасибо тебе, Ника за поддержку. Теперь я буду еще и в такси нервничать - переживать за свое здоровье.
        - Не будешь, - утешаю я. - Потому что до порта мы поедем на автобусе, а дальше нас ждет вода и ничего кроме нее. Кстати, рассказать тебе о статистике смертности на воде?
        Женькины глаза наливаются кровью.
        - Не надо.

***
        «Когда поднимитесь на борт, сразу зайди ко мне (номер моего сьюта - тринадцать-двести). Обсудим нашу первую встречу. Надо придумать что-то действительно эффектное!» - именно такие инструкции прилетают мне от Петрова, когда я и Женька проходим регистрацию на лайнер.
        «Будет сделано!» - пишу я и ухмыляюсь. Мне, конечно, ужасно хочется поглядеть, как выглядит сьют, но я все же совладаю с любопытством. И ни на какое обсуждение не пойду. Вот еще! Рано или поздно я и Петров так и так встретимся, а пока пусть понервничает.
        Пока я каталась по Крыму, мне пришло в голову, что месть Петрову не должна ограничиваться душем из капучино. Я из-за его январской выходки дергалась целую неделю, вот пусть и он столько же времени проведет на нервах. Он заслужил.
        Для того чтобы найти меня было сложней, отключаю телефон. В конце концов, у меня ведь могла кончиться зарядка? Могла!
        Лайнер встречает нас морем огней и зеркал. Женька глядит на все широко распахнутыми глазами, а я расчехляю одну из камер. Пришло время начать влог!
        - Привет, ребята! Отгадайте, где я? Нет, это не аэропорт Стамбула! И не торговый центр в Паттайе! Я - на гигантском круизном лайнере, который только в этом году сошел с верфи. Меня ждут восемь дней и семь ночей в Средиземном море. Вы со мной?
        Пока я эмоционально болтаю с камерой, Женька чуть колышется березкой в сторонке. Вид у нее такой, будто она вот-вот бухнется в обморок.
        Виновато вздохнув, я ставлю запись на паузу:
        - Женечек, ау?
        - Что?
        - Чего бледная такая?
        Она делает жалостные глаза:
        - У меня, кажется, морская болезнь начинается.
        - Нет, Жень, для нее еще рано. Наверное, у тебя просто изжога от гамбургера, который ты ела в автобусе, - я задумываюсь, как бы привести сестру в чувства, и почти тут же меня осеняет. - Слушай, хватит уже в сторонке стоять! Бери вторую камеру и снимай меня со стороны. Мне пригодятся разные ракурсы на монтаже.
        Она кивает и с несчастным видом достает гоупрошку:
        - Как именно снимать?
        - Как хочешь. Я полагаюсь на твою интуицию.
        Снова включив камеру, я увлекаю Женьку к лифтам. Мне не терпится взглянуть на нашу каюту.
        Некоторое время сестра снимает меня словно через силу, но постепенно румянец возвращается на ее пухлые щечки. Я прячу улыбку: что ни говори, а камера лучше любого психолога!
        Наши чемоданы уже стоят у дверей каюты (персонал постарался!). Мы перетаскиваем их через порог и оглядываемся. Мне очень даже нравится то, что я вижу. В конце концов, Петров мог и сэкономить - приобрести для будущей «девушки» какую-нибудь внутреннюю каюту - тесную клетушку без окна. Но он раскошелился. У нас огромная комната, да еще и балкон имеется - я немедленно выскакиваю туда.
          - Вау! Вот это да! - мне даже говорить тяжело от восторга: у нас восьмая палуба, и Генуя как на ладони. - Женя, иди сюда!
        Сестра неохотно высовывает нос из комнаты.
        - Погляди, какая красота!
        - Ой, нет. Что-то голова кружится, - Женька снова бледнеет и покачивается. - Не подходи, пожалуйста, близко к перилам.
        Чтобы не нервировать ее еще больше, я поспешно возвращаюсь в комнату:
        - Так, я, пожалуй, прямо сейчас сниму обзор каюты. Посидишь немного в ванной, чтобы не попасть в кадр?
        - Конечно! - кивает Женька. - Я еще и душ заодно приму: на меня в автобусе какая-то жуткая тетка накашляла.
        Сестра начинает швыряться в чемодане в поисках любимого шампуня. И в этот момент раздается громкий, настойчивый стук в дверь. Бум-бум-бум! Женька вздрагивает и смотрит на меня вопросительно. Я же поспешно прикладываю палец к губам:
        - Тсс!
        - «Тсс»? - шепотом переспрашивает Женька. - В смысле, «тсс»? Зачем? Мы что, от кого-то прячемся? Что вообще происходит?
        Я подскакиваю к сестре и зажимаю ей рот рукой.
        - Тихо, Женя!
        Она пытается брыкаться, но звуков больше никаких не издает. Стук повторяется еще пару раз. Может, я, конечно, зря не открываю, может, это кто-то из персонала, но проверять не хочется.
        Выждав почти минуту после того, как в нашу дверь перестают ломиться, я наконец отпускаю Женьку.
        - И что это сейчас было? - фыркает она.
        - Ничего. Просто я пока морально не готова ко встрече с Петровым. Мне еще с джетлагом, знаешь ли, справиться надо.
        - Каким еще джетлагом? У нас с Генуей разница в один час.
        - Для моего организма и час - стресс.
        Сестра некоторое время косится на меня с подозрением, но таки уходит мыться.
        Я снова включаю камеру и старательно нахваливаю каюту. Хорошо, что мой профессионализм уже достаточно высок, чтобы делать это на автомате. Потому что мысли мои крутятся очень далеко от всей этой роскоши вокруг. Я упорно перебираю в голове варианты гадостей, которые можно устроить Петрову. К сожалению, на ум никак не идет ничего достойного. Впрочем, это еще не повод расстраиваться: иногда классные идеи приходят по ходу дела.
        Покончив с обзором номера и балкона, я вслед за Женькой принимаю душ и переодеваюсь. На смену серым брючкам, надетым в дорогу, приходит короткое розовое платье. Оно меня бесит посильней Петрова, но мои ноги в нем выглядят умопомрачительно.
        - Просто Барби! - присвистывает Женька, когда я надеваю к платью кремовые босоножки на десятисантиметровом каблуке.
        Я улыбаюсь и снова берусь за камеру:
        - А теперь - гулять! Покажем моим подписчикам местные достопримечательности.
        - А как же Петров?
        - Подождет!

***
        На третьем ярусе лайнера расположены улицы с магазинами и ресторанами. Я и Женька почти час бродим там с камерами, глазеем по сторонам. Над нами - вместо неба - удивительный потолок-экран, картинки на нем все время меняются. Иногда экран демонстрирует обычные облака, иногда звезды, а периодически - толщу воды с огромным китом.
        Всюду царит радостная суета. У меня такое ощущение, будто я пришла к кому-то на день рождения, и праздник вот-вот начнется.
        - Что-то есть хочется, - говорит Женя, принюхиваясь к сладковатому аромату духов, проходящей мимо нас женщины в шляпе.
        - Ага, - киваю я. - И мне тоже. Пошли в буфет? Там, кажется, уже должен работать шведский стол.
        Предчувствия меня не обманывают. Буфет не только работает, но и заполнен людьми почти под завязку. А пахнет там умопомрачительно! Свежей выпечкой, жареным мясом и копчеными нарезками. Я и Женька все же находим свободное местечко у окна и набираем себе гору вкусностей. Выбирать есть из чего - и это радует!
        Женька тут же начинает «подчищать» свою тарелку, а я медлю.
        - Чего не ешь? - спрашивает сестра, набив рот.
        - Успею еще! - я раскладываю все набранные вкусняшки покрасивей и несколько раз фоткаю свою тарелку на телефон. - Так! Для «Инстаграма» контент раздобыли. Теперь сделаю обзор для канала.
        - А? - Женька даже на мгновение перестает жевать. - Ты серьезно? Еще и видео будешь снимать?
        - Ты как будто мой влог никогда не смотрела! Люди обожают пялиться на еду.
        Сестра неуклюже роняет салфетку и хмурится:
        - Да плевать мне на этих людей! Тебе хоть иногда надо делать перерывы, отдыхать от публичности.
        - Сейчас вот сниму вкусняшки и передохну.
        - Все остынет.
        - И ладно! Мне не привыкать есть холодное.
        Она осуждающе качает головой. Ну и бука! Я показываю сестре язык, а потом, включив камеру, направляю объектив в тарелку.
        - Ну что, ребят, оценим, как готовят европейские повара? Я специально набрала себе разного, чтобы попробовать. Глядите, у меня тут хамон, красная рыба, немного карто…
        В кадре появляется чья-то наглая рука и стаскивает с моей тарелки кусок хамона. Я от удивления даже зависаю секунды на три, а потом, окинув взглядом испуганное лицо Женьки, с замиранием сердца поворачиваюсь к обладателю той самой наглой клешни. Им (ну надо же!) оказывается Петров. Он стоит вплотную к нашему столу и разглядывает меня смеющимися глазами. И кто его научил так подкрадываться?
        - Ничего так хамон, - говорит Петров с видом искушенного гурмана, а потом подцепляет с моей тарелки еще и кусок пармезана. - Но наша пастрома, конечно, лучше.
        - Ты меня напугал, - кое-как выдавливаю я.
        Петров приподымает одну бровь, но ничего не говорит. Вид у него, впрочем, весьма довольный собой. Прожевав сыр, Никита садится на свободный стул.
        - Так вот, значит, как мы соблюдаем договоренности, да? Я, значит, сижу в каюте, жду ее, рискуя сдохнуть от голода, а она тут рисуется перед подписчиками. Отличное начало сотрудничества - ничего не скажешь!
        - Я была занята, - оправдываюсь я и киваю на Женьку. - У моей помощницы были проблемы с животом.
        - У меня? - испуганно переспрашивает сестра с полным ртом спагетти и даже бледнеет.
        Петров внимательно ее оглядывает, а потом ухмыляется:
        - Но сейчас, я так понимаю, все прошло, да?
        Женьку его усмешка явно задевает. Она быстро прожевывает спагетти и откладывает вилку:
        - Не совсем! Легкая тошнота до сих пор присутствует. Лучше я, пожалуй, не стану есть, чтобы не усугублять.
        - Ага, - киваю я. - Не стоит.
        Женька вздыхает и с плохо скрываемой тоской косится на свою тарелку.
        - От тошноты, говорят, кола, помогает, - глубокомысленно изрекает Петров и показывает пальцем в другой конец зала. - А вон там как раз стоят автоматы с газировкой, сходи угостись.
        Сестра переводит вопросительный взгляд на меня. Я пытаюсь показать ей глазами, чтобы не вздумала оставить меня одну, но она делает вид, что не понимает, и уходит. Петров придвигается ближе и теперь слегка касается своим коленом моего. Меня охватывает странное волнение.
        - Теперь, когда тебе ничего не мешает, обсудим план «знакомства»? - Никита смотрит на меня так, что ладони холодеют. - Какой ты видишь нашу первую встречу?
        У меня на мгновение дар речи пропадает от такой наглости. Неужели этот гад решил перевалить на меня всю работу? Мало ему моего лица в кадре - он хочет, чтобы я ему еще и сценарий тут написала. Нет уж, дорогой! Сам старайся. Ты эту кашу затеял, тебе и ложкой работать. Из меня ты даже маленькой идейки не вытянешь - не заслужил.
        Естественно, ничего из собственных мыслей я не озвучиваю. В моих планах - трепать Петрову нервы исподтишка.
        - Мне все равно, как знакомиться, - сообщаю я с деланным безразличием. - Как скажешь, так и будет.
        Петров как будто даже не верит:
        - Серьезно? Что, совсем никаких предпочтений, никаких идей?
        Наверное, он надеется взять меня на «слабо». Наивный! Я на такое никогда не поведусь.
        - У меня, знаешь ли, плохо с фантазией, - говорю я и саркастично улыбаюсь. - Потому давай положимся на твои идеи. Или у тебя с воображением тоже проблема?
        - Нет, у меня с ним о’кей, - Петров проводит ладонью по волосам, а потом в его взгляде пляшут чертики. - Если тебе все равно, как произойдет наша первая встреча, сделаем так. Ты ошибешься каютой и ввалишься ко мне. А я буду стоять посреди комнаты в одном полотенце…
        - Что? - я ушам своим не верю. - В полотенце?
        Петров несколько секунд наслаждается моей реакцией, а потом чуть пожимает плечами:
        - Хорошо, если полотенце тебя смущает, убираем. Буду стоять полностью обнаженным, чтобы ты могла прямо с порога в меня влюбиться.
        В воздухе повисает напряженное молчание. Он шутит? Или серьезно? А еще интересно, почему у меня пересохло во рту при мысли о том, как Петров выглядит без одежды? Мне, вообще-то, это безразлично. Вот совсем!
        Никита наклоняет голову набок и смотрит почти серьезно:
        - Тебе нравится мой сценарий? Или все же предложишь свой вариант?
        Мне хочется надеть ему на голову тарелку с закусками, но вместо этого я натянуто улыбаюсь, делаю вид, что оценила шутку:
        - Твой сценарий неплох, но мне не подходит. Я не могу ошибиться каютой. Я никогда не ошибаюсь.
        - Боже, какая серьезная девочка! Давай тогда я ошибусь, а ты будешь стоять посреди каюты голышом.
        Вид у него такой, будто ему безумно нравится меня бесить.
        - Я думаю, мы можем познакомиться прямо здесь, - фыркаю я и включаю камеру. - Ребят, вы даже не представляете, что сейчас случилось! Ко мне за столик подсел известный блогер! Никита Петров! Оказывается, он тоже…
        Никита выхватывает у меня камеру и тут же ее выключает. И все это с ледяным спокойствием на лице.
        - Подожди, Ника! Мы еще не закончили с организационными моментами.
        Мы яростно пронзаем друг друга взглядами. В глазах Петрова неподдельный интерес, он словно какое-то экзотическое насекомое рассматривает, гусеницу там или блестящего жука. Я закусываю губу и опускаю глаза. Не хочу, чтобы этот мерзавец что-то важное про меня понял.
        Петров осторожно кладет камеру на стол, придвигает ко мне:
        - Почему ты так себя ведешь? Я тебе неприятен?
        У меня даже дыхание перехватывает. Так и хочется ляпнуть что-нибудь про то, что наглость второе счастье. Но вместо этого я молчу.
        - Ты зла на меня за тот поцелуй? - вкрадчиво спрашивает Никита. - Хочешь, я прямо сейчас извинюсь?
        М-да, он, кажется, и правда забыл, что когда-то травил меня. Склероз - это так удобно!
        Я многозначительно пожимаю плечами:
        - Я не зла. Я просто неприветлива. Новые люди частенько меня подбешивают.
        Петров улыбается и накрывает мою руку своей:
        - Значит, надо сделать так, чтобы я перестал быть новым.
        Его прикосновение почти обжигает. Никогда такого не чувствовала! Я отдергиваю руку, словно от утюга, и, чтобы скрыть непрошеную взвинченность, поправляю волосы:
        - Что ты имеешь в виду?
        - Нам нужно проводить больше времени вместе. А ты что подумала?
        
        Глава 5. Никита
        Я совершенно не понимаю, что со мной происходит. Пупс донес, что Ника в буфете, и я прилетел сюда в полной уверенности, что задам этой кукле серьезную трепку. Но злость моментально испарилась, как только я увидел ее взволнованные васильковые глаза.
        Твою ж мать! Надо было все-таки ангажировать блогершу с губищами-варениками, а не Нику. Ника слишком красива для того, чтобы с ней работать. У меня, похоже, выброс тестостерона каждый раз, когда она оказывается рядом.
        А еще мне все время хочется ее трогать. Вот сейчас наши колени чуть соприкасаются, и это вызывает во мне непривычную, бешеную эйфорию. Кажется, еще секунда - и я начну лыбиться как конченный идиот. Только этого сейчас и не хватает, ага.
        Ника с преувеличенным интересом разглядывает поверхность стола. Я нарочито хмурюсь и мысленно приказываю себе не пялиться на злючку слишком откровенно. Не для того, чтобы ей было комфортно, нет. Я стараюсь для себя любимого. То, что я перед собой вижу, слишком заводит. Особенно меня будоражит краешек кружевного лифчика, проглядывающий в вырезе Никиного сарафана. Ах, с каким бы удовольствием, я провел вдоль него сначала пальцами, а потом…
        Так! Стоп, Никитос! Тебе срочно надо на что-то отвлечься. Надо подумать о чем-нибудь скучном, потому что млеть от избалованной куклы - это слишком, в твоем-то почтенном возрасте.
        Я незаметно отодвигаю свое колено от Никиного. Становится чуть легче.
        А теперь было бы неплохо закрепить эффект математикой! Двадцать девять умножить на двадцать семь равно… Равно…
        Ника слегка облизывает верхнюю губу - и все промежуточные расчеты мигом вылетают из моей башки. Да она ведьма, не иначе!
        Мне хочется выругаться, но вместо этого я придвигаю к себе Никину тарелку. В конце концов, я ведь и правда пропустил обед из-за того, что караулил злючку у себя в номере. Почему бы и не подкрепиться всем тем, что она так заботливо тут себе выбрала?
        От тарелки очень вкусно пахнет. Говорят, мы то, что мы едим, значит, сейчас я составлю точный психологический портрет злючки.
        Я подцепляю пальцами несколько картошек-фри и отправляю их в рот. Картошки на тарелке почти не остается. Так-так, а не помешаны ли мы на здоровом питании?
        Мои губы, кажется, трогает ухмылка. Я отправляю следом за картошкой дольку помидора, а потом перехожу к пармезану.
        Злючка гневно морщится и тянет тарелку на себя:
        - Может, хватит уже разорять чужие порции? Это вообще-то неприлично. Вон там стоят подносы, иди и возьми себе все, на что глаз ляжет.
        Я даже чуть вздрагиваю. Сказал бы я тебе, на что у меня тут глаз лег. Но тебе ведь не понравится.
        Злючка обидно усмехается, словно читает мои мысли. А вот этого мне не нужно! Не хочу, чтобы эта чертова королева «Ютуба» понимала, как заводит.
        Я силой вырываю у нее тарелку, часть овощей вываливается на стол.
        - Ну и свинья, - цедит Ника, и в глазах у нее танцуют молнии. - А по влогам и не скажешь.
        - Серьезно? - почти искренне удивляюсь я. - Ты смотришь мои влоги? Это так лестно.
        - Не обольщайся, - она моментально бледнеет, понимая, что сболтнула лишнего. - Я посмотрела только пару твоих видео. И то - чтобы разобраться, кто мне тут в парни набивается.
        - Тоже неплохо! Я рад, что даже пары видео тебе хватило, чтобы согласиться провести со мной неделю.
        Ее губы чуть подрагивают.
        - Меня больше число твоих подписчиков вдохновило. Не ты.
        Я не отвечаю, просто смотрю. Злючка против воли подхватывает игру в «гляделки». Видно, что она и рада бы отвести взгляд, да гордость не позволяет.
        - У тебя очень красивые глаза! - вырывается у меня само собой. Язык мой враг мой.
        Ника фыркает.
        - А придумать менее банальный комплимент слабо?
        Я спешно натягиваю маску невозмутимости:
        - Это не комплимент. Я просто потихоньку включаюсь в работу и уже прикидываю, как лучше тебя снимать.
        Кажется, мне удается ее убедить. Ника чуть розовеет, смущенно теребит бретельку сарафана:
        - Так что со знакомством? Нормальные идеи имеются?
        - Имеются, но не вижу смысла их обсуждать, пока ты не в настроении. Так что поступим вот так. Прямо за буфетом есть магазин шоколада. Жду тебя там через полчаса. Там и познакомимся.
        - Что ты задумал?
        - Ничего. Я собираюсь положиться на импровизацию.
        Она некоторое время смотрит на меня с тревогой, а потом заставляет себя улыбнуться.
        - Ладно. - Ее красивые пальчики снова тянутся к камере.
        Что-то, едва уловимое, в ее жесте мне не нравится. Моя рука почти рефлекторно перехватывает Никино запястье. О мой бог! Какая же приятная на ощупь ее кожа!
        - А можно без рук? - в голосе злючки проступает неприкрытое раздражение.
        - Я хочу быть уверен, что больше ты не будешь от меня бегать.
        - Не буду, - она, как ребенок, мотает головой из стороны в сторону, но глаза у нее делаются хитрющие.
        Вот хоть убейте, не понимаю смысла ее игр. Что это за тактика такая - трепать мне нервы? В конце концов, это ведь в интересах злючки - крутиться рядом со мной, поднимая рейтинг своих пустых видео.
        - Правда, не буду, - повторяет Ника и чешет нос, а это ведь явный признак вранья.
        Да уж! Эта кукла буквально вынуждает меня принимать решительные меры.
        Я делаю грозное лицо:
        - Отдай мне, пожалуйста, ключ-карту от своего номера.
        - Что? Зачем? - Никины глаза широко распахиваются от удивления.
        Мне лень объясняться и не хочется давать ей время на раздумья. Я подтягиваю к себе ее сумку, лезу рукой внутрь.
        - Что ты себе позволяешь?
        Ника чуть дергается и пытается выхватить у меня свою кошелку. Напрасно! Мне хватает пары секунд, чтобы найти ключ - он лежит в маленьком кармашке сбоку. Я быстро выуживаю пластиковый прямоугольник из сумки и убираю его в карман джинсов.
        - Какого черта? - Глаза злючки превращаются в узкие щелочки, а руки сжимаются в кулаки.
        Но даже в таком разъяренном состоянии она выглядит безумно притягательно. Боже, на что я подписался?
        - Считай, что внесла залог, - нахально улыбаюсь я и тут же поднимаюсь из-за стола. - Будешь плохо себя вести - в номере тебя будет ждать какой-нибудь неприятный сюрприз.
        - Это мерзко!
        - Мерзко - нарушать договоренности, - возражаю я и на всякий случай напоминаю. - Магазин шоколада. Через полчаса!
        Она раздраженно выдыхает, а я, не оборачиваясь, иду к выходу.
        Поднявшись в номер, пишу по «Ватсапу» парням, чтобы подгребали ко мне для мозгового штурма. Тоха артачится, утверждает, что надо срочно запостить что-то в мою «Инсту».
        «Хорошо, - устав препираться, соглашаюсь я, - у тебя двадцать минут, а потом подтягивайся с оборудованием в магазин шоколада. Он - за буфетом».
        Отложив телефон, я сажусь за ноутбук и принимаюсь гуглить всякие забавные знакомства. Мне хочется найти и воплотить что-нибудь по-настоящему интересное. Не ударить в грязь лицом перед злючкой.
        Я успеваю просмотреть с пяток статей, а потом меня в «Ватсапе» начинает бомбардировать сообщениями Геля. «Как дела? Что делаешь? Почему не звонишь?» Обычные девчачьи глупости, но бесят ужасно. Сообщения через три мне уже хочется грубить, но я сдерживаюсь.
        Геля, кажется, считывает мое настроение и тут же пытается меня умаслить - присылает фото в одном белье. Совершенно на нее не похоже, кстати! Раньше она слала мне только корявые снимки облаков и каких-то кошек.
        Я увеличиваю «горячий» снимок, чтобы как следует все рассмотреть. Ракурс хорош! Ангелина стоит у зеркала, чуть отклячив попу. Не дать не взять - модель «Плейбоя». Хотя пару фильтров я бы наложил, да и тон кожи выровнять не помешает.
        Я на автомате открываю полученное фото в «Снэпсиде» и даже успеваю поправить на нем контраст, когда вдруг понимаю, что это какая-то странная для мужика реакция на полуголую девчонку. Особенно на ту, которую окучивал последние пару недель.
        Может, это все проклятые переработки? Недосып?
        Чертыхнувшись, я сворачиваю «Снэпсид» и снова открываю «Ватсап». Ангелина онлайн. Ждет, видимо, моей реакции на свой откровенный снимок.
        «Дразнишься?» - спрашиваю я и снова кошу глазом в ноут в надежде найти классную идею для знакомства.
        «Нет. Это анонс».
        «То есть?»
        «Я, кажется, созрела, - она добавляет к сообщению гроздь смущенных смайликов и сердечек. - Хочу, чтобы ты сделал меня своей. Ну… в том самом смысле».
        Мои губы трогает ухмылка. Вот так сюрприз!
        В наше первое свидание Ангелина меня обломала. Сказала, что доступ к телу предоставит только через несколько недель ухаживаний. Я не ожидал, если честно, такой неприступности. Сначала даже хотел забить, но потом вдруг стало интересно, как быстро падет эта крепость.
        Сбросив пар под какую-то задорную порнушку (из старых запасов), я включил режим хорошего мальчика. Пару раз сводил Гелю в ресторан, один раз в боулинг, но «сближению» это не способствовало. Дальше унылых обжиманий в машине мы с этой крошкой так и не продвинулись.
        А теперь, оказывается, что достаточно было просто уехать из города, чтобы ко мне воспылали страстью. Какая ирония!
        Я пытаюсь прочесть еще одну статью о знакомствах. Успеваю осилить целых два абзаца, как Геля опять меня отвлекает. Присылает еще одну фотку в белье и короткое, но многообещающее: «Я тебя хочу!»
        «Я польщен, - отвечаю я через силу, - Но давай попозже спишемся. Я работаю». Время идет, а у меня все еще нет ни одной интересной идеи для видео. Я закрываю браузер и пытаюсь придумать что-нибудь забавное самостоятельно.
        Треньк! Это снова Геля, снова фотка в белье.
        Треньк! Треньк! Еще парочка снимков.
        Треньк!
        Во мне просыпается сволочь.
        «Прикольный ковер у тебя за спиной!» - пишу я под очередным фото (на нем Геля уже без лифчика, лежит на диване и многообещающе улыбается). - От бабушки достался?»
        Я искренне надеюсь, что меня «наградят» за хамство молчанием (с Маринкой это частенько работало), но нет. От Гели тут же прилетает новое послание:
        «Никит, ты дурак? Я ведь и обидеться могу».
        «Это было бы прекрасно!» - отвечаю я и, немного подумав, отправляю Гелю в черный список.
        У меня не так много принципов, но одному я следую неукоснительно: девушки не должны мешать работе. Точка!
        Ника к назначенному времени не приходит. Я с сожалением смотрю на часы и вздыхаю. Мне решительно не хочется вламываться в ее номер, как обещал, но и бездействовать тоже не айс. В конце концов, решаю дать злючке шанс. Может, она просто задерживается: девушки ведь почти никогда не могут верно рассчитать время на сборы.
        Расчехлив камеры, я и Тоха неторопливо делаем обзор магазинчика. Пупс трется в углу, от скуки разглядывает фигурки из шоколада.
        Народу в магазине немного: видимо, большинство пассажиров еще разбирают чемоданы. Посреди зала только несколько пенсионерок - они внимательно изучают шоколадный макет нашего лайнера - главную достопримечательность этого места. Впрочем, заметив камеры, бабули довольно быстро сматываются.
        Когда я решаю взять небольшое интервью у продавца, в магазин вваливается компашка молодых парней. Говорят они по-русски и преимущественно матом. Лица всех троих не блещут интеллектом. Парни бестолково мотаются по залу, во весь голос обсуждают чью-то свиданку и ржут, как обезьяны. Так и хочется подойти и дать каждому по банану.
        Но я настойчиво душу в себе мизантропа и стараюсь не обращать на соотечественников внимания. В конце концов, проще дождаться, когда они свалят, чем знакомить этих гоблинов с правилами приличия.
        А потом в магазинчик влетает Ника. Вид у нее чуть запыхавшийся и растрепанный - видно, что спешила.
        - О! - орет один из неприятной мне компании и тычет локтем в товарища. - Смотрите, это же Клубничка!
        - Точняк! - вопит другой и начинает ржать еще противней, чем до этого. - Эй, Клубничка, айда с нами - познакомимся поближе.
        Лицо Ники моментально теряет краски. Она даже рефлекторно делает шаг назад, к выходу.
        - Клубничка, не обижай фанатов, - кричит третий из компашки, а потом выуживает из кармана джинсов какую-то купюру. - Смотри, что у меня есть! Двадцатка! Доставишь мне удовольствие за двадцатку?
        Меня прямо подбрасывает. Положив камеру на стол, я подлетаю к обладателю двадцатки и хватаю его за грудки.
        - Извинись перед девушкой! - цежу я и сжимаю ворот рубашки этого гоблина так, чтобы дышать ему было непросто.
        Вообще, мне хочется приложить его мордой о витрину, но нельзя. Нельзя, чтобы меня ссадили на берег за хулиганство.
        - Эй, ты че! - орут товарищи обладателя двадцатки, но почему-то не спешат на помощь. - Ты че быкуешь, чувак?
        Крендель в моих руках краснеет и пытается обеими руками разжать мою пятерню. Наивный малый! От постоянной работы с камерой у меня хватка - о-го-го. Я даже когда по горным рекам сплавлялся, ни разу гоупрошку не выронил.
        - Извинись! - повторяю я. - Ну!
        Глаза соотечественника странно выпучиваются. Блин! Может, у него астма? Или отек Квинке из-за переизбытка шоколада вокруг? На всякий случай я чуть ослабляю хватку.
        - Извини, Клубничка, - сипит парень и закашливается.
        - Ее зовут Ника, - поправляю я. - Ника! Повтори еще раз, но теперь по имени.
        - Извини, Ника, - говорит он, а потом выворачивается и пытается садануть мне в висок.
        А вот это он зря! Я уклоняюсь от удара и заряжаю кренделю с двадцаткой под дых. Не очень сильно, буквально для профилактики. Не знаю, какого фига он складывается пополам и орет, как раненый верблюд.
        - Эй, парни, прекратите это! - по-английски вопит продавец. - Я сейчас охрану вызову!
        Тоха пытается убедить его, что ничего не происходит.
        - Парни просто дурачатся! - болтает он на ломаном английском. - У нас, русских, так принято.
        - Сваливаем! - кричит один из гоблинов и грозит мне кулаком, второй подцепляет за шкирку «верблюда» и волочет к выходу.
        Я перевожу взгляд на Нику. На ее лице по-прежнему нет ни кровинки, глаза лихорадочно блестят.
        - Не принимай близко к сердцу выпады всяких уродов, - говорю я с почти отеческими интонациями.
        А она вдруг вскидывает подбородок и начинает хлопать в ладоши:
        - Браво, Петров! Отлично придумано. Будешь в глазах подписчиков настоящим героем. Хотя со своими статистами мог бы быть и понежней.
        - Что? - я чувствую растерянность. - Ты о чем?
        - Да ладно, передо мной-то не надо ничего из себя строить. Идея с дракой - на «пятерочку». Я бы до такого в жизни не додумалась.
        - Ты думаешь, я все это подстроил? - наконец соображаю я. - Подстроил вот этих обезьян?
          - Ты думаешь, я все это подстроил? - наконец соображаю я. - Подстроил вот этих обезьян?
        Она только неприятно ухмыляется.
        Мою грудь заполняет странное, гнетущее чувство. Обида, что ли… Хотя нет, скорее досада. Мне досадно, что Ника считает, будто у меня и задиравших ее придурков есть что-то общее. Впрочем, показывать то, насколько я уязвлен, мне не хочется.
        Я одергиваю рубашку и смотрю на злючку с прохладцей:
        - Ты ошибаешься, Ника! Я ничего не подстраивал, да и вообще эта стычка совсем не кстати. Отморозки на канале мне не нужны. Так что сейчас, будь добра, выйди и зайди в магазин снова. Надо записать нормальное знакомство.
        Она не двигается с места. Выражение ее глаз стремительно меняется, в них проступает обескураженность. Я подхожу к Нике и, легонько обняв ее за плечи, пытаюсь подтолкнуть к выходу:
        - Пойдем.
        Она все-таки поддается. А я вдруг чувствую, что расстроена Ника больше, чем хочет показать. Выхожу из магазина вслед за ней.
        - Это, правда, не ты? - Ника смотрит на меня пристально-пристально и как будто с надеждой.
        Я старательно выдерживаю этот пронзительный взгляд, хотя внутри от него все будто переворачивается:
        - Правда. Не я.
        Она опускает голову и вздыхает:
        - Ну и денек! Я еще и в лифте застряла сейчас.
        - Серьезно? - мне не удается сдержать улыбку. Вот, значит, из-за чего она опоздала. А я-то уже нафантазировал себе войнушку.
        - Целых пятнадцать минут пришлось ждать, пока нас вытащат, - Ника еще раз вздыхает и наскоро поправляет волосы.
        - Нас?
        - Ага, я с бабушкой застряла. С какой-то китаянкой с клаустрофобией.
        - Представляю! - я даже присвистываю. - Надеюсь, у вас хотя бы свет не выключился?
        - Выключился. Бабуля так кричала, будто апокалипсис начался! Она еще, как назло, очень плохо понимала по-английски, потому у меня никак не получалось ее успокоить.
        Ника чуть нервно смеется. А я не могу оторвать от нее взгляда. Она такая милая сейчас, когда рассказывает о своих злоключениях! Так и хочется притянуть ее к себе и чмокнуть в нос. Но, конечно, я этого не делаю. Борюсь с собой.
        Из магазина выглядывает Тоха:
        - Вы чего там - уснули?
        - Сейчас придем! - отмахиваюсь я.
        Он что-то бубнит под нос недовольное, но оставляет нас в покое.
        Ника смотрит на меня с мольбой:
        - Не торопись, пожалуйста. Дай мне еще пару минут, чтобы отдышаться. У меня что-то даже во рту пересохло от всех этих приключений.
        - В таком случае тебе нужно выпить чаю.
        Она чуть смущается, облизывает пересохшие губы:
        - На это, к сожалению, нет времени. Скоро начнутся учения по эвакуации. Надо успеть «познакомиться» до них.
        Я еще раз очерчиваю взглядом ее взволнованное лицо. Румянец на щеки Ники возвращается крайне медленно и неохотно. Бедняга! Так сильно испугалась! И, судя по деланному спокойствию, стычка с гоблинами не первая в ее биографии.
        Заметив мое внимание, Ника опять улыбается. Улыбка такая искренняя и бесхитростная, что мозги у меня тут же вырубает напрочь. Мне вдруг кажется, что все фигня. Все фигня, кроме ее комфорта.
        Я легонько, но с плохо скрываемым удовольствием касаюсь Никиного плеча:
        - Да и черт с ним - со знакомством! Тем более никаких путных идей у меня нет.
        - Ни одной? - она смешно наморщивает носик.
        - Ага, так что не будем устраивать цирк. Я просто скажу на камеру, что встретил тебя на лайнере и пригласил поужинать.
        Ника удивленно хлопает ресницами, а я строю из себя делового человека:
        - Иди пока к себе, приведи нервы в порядок. А в семь я буду ждать тебя в ресторане «Венеция». Тебя и твою ассистентку. Пообщаемся, дадим друг другу небольшое интервью.
        Она опять смотрит на меня пристально-пристально и чуть наклоняет голову набок:
        - Спасибо.
        Когда она уходит, я провожаю ее взглядом. Не для того, конечно, чтобы оценить вид сзади (хотя он от меня тоже не ускользает), нет! Я слежу за Никой, потому что хочу убедиться, что никакие отморозки не помешают ей дойти до лифтов. Пока она работает со мной, я за нее отвечаю.
        - Думаешь, такие уступки добавят тебе баллов в ее глазах?
        Внезапная реплика из-за спины даже заставляет меня вздрогнуть. Я не слишком охотно оборачиваюсь. В дверном проеме торчит Тоха и пялится на меня с нездоровым любопытством.
        - Лучше заткнись! - предупреждаю я меланхолично, но с угрозой.
        Тоха не унимается:
          - Женщины любят подонков. Чем больше ты с ней любезничаешь, тем меньше шансов, что она тебе даст.
        Мне до зуда в ладонях хочется ему накостылять. Прямо как в старые добрые времена, когда нам обоим было по двенадцать. Вот только последняя наша с ним драка закончилась переломом Тохиной лучевой кости. С тех пор у нас с ним мораторий на насилие. И чего уж там, мне до сих пор стыдно перед теткой. Хотя Тоха сам виноват - надо было на творог налегать - укреплять свои цыплячьи косточки.
        Я со вздохом отгоняю мысли о членовредительстве и ухмыляюсь:
        - А чего тебя вдруг так взволновали мои отношения с Никой, а? Не уж-то сам планировал к ней подкатить?
        Он как-то слишком быстро отводит глаза. Ну надо же!
        - Тох, тебе не светит, - бурчу я с показным равнодушием. - Ты явно не ее типаж.
        - На фиг мне не сдалась твоя кукла Барби, - с печатью оскорбленного достоинства на лице отвечает Тоха. - Мы просто поспорили с Пупсом, чпокнешь ты ее в круизе или нет. Я на тебя поставил, чувак, а ты меня подводишь…
        Меня захлестывает гнев. Образ тетки, мораторий на насилие - все как-то сразу блекнет в моем сознании, и я наступаю на Тоху. Тот быстро пятится назад, налетает на одну из витрин с шоколадными зайцами. Зайцы летят во все стороны.
        - Охрана! - орет продавец и жамкает ногой по полу в поисках тревожной кнопки.
        - Ничего страшного! - пытается успокоить его взволнованный Пупс. - Я сейчас всех соберу. Всех куплю. Пол вымою! У нас русских просто так принято…
        Глава 6. Вероника
        Интересно, может ли человек измениться за полгода? Именно такая мысль не дает мне покоя, пока я поднимаюсь на лифте на свою палубу. Сегодняшний Никита совсем не вяжется с тем, который полгода назад лайкал всякую фигню обо мне. И как это понимать? Он там головой, что ли, ударился, пока в круиз собирался? Или у него хомячок умер, и эта трагедия заставила переосмыслить жизненные ценности?
        Хотя чего это я? В интернете люди часто ведут себя не так, как в жизни. Человек из сети многими вообще не воспринимается живым существом. Он кажется неуязвимым кусочком картона, бездушным набором символов. Он кажется таким подходящим для того, чтобы излить на него плохое настроение и досаду на жизнь.
        Вот и Петров, видимо, в какой-то момент забыл о том, что я живой человек, а сейчас вспомнил. И может, мне даже не стоит ему мстить. Может, достаточно просто поговорить, расставить точки над «и». Что-то мне подсказывает, что ему захочется извиниться.
        - Ты чего такая довольная? - удивляется Женька, открыв мне дверь в каюту.
        - Просто настроение хорошее.
        - Как прошли съемки?
        - Мы их перенесли, - мои губы сами собой растягиваются в предательской улыбке. Вот с чем у меня всегда было плохо - это с умением держать свои чувства при себе.
        - Подожди-подожди, - напрягается сестра. - Ты случайно не из-за Петрова так светишься?
        - С чего бы? Нет! - я пожимаю плечами. - Но мы сейчас неплохо пообщались. Оказывается, он может быть довольно милым.
        - Милым? - Женька ехидно ухмыляется. - Петров может быть милым? А ключ-карту он тебе отдал?
        - Нет, - с сожалением констатирую я и как-то сразу сникаю. Отъем ключа не вяжется с моей теорией «отрезвления» Петрова реальностью.
        Женька садится на диван и напускает на себя философский вид:
        - Я знаю, что это. Это «контрастный душ». Такой пикаперский прием.
        - Чего?
        - Петров пытается устроить тебе эмоциональные качели: чередует мерзкие поступки с хорошими. В книге «Соблазни или умри» пишут, что это лучший способ привязать к себе девушку.
        - Да ну, бред какой-то! - выдыхаю я, но уверенности в голосе порядком не хватает.
        - Точно тебе говорю! - горячится Женька. - Это душ. Петров очень хитрый жук, так что лучше держи с ним ухо востро. Тем более у него однозначно есть на тебя виды: в буфете он тебя просто глазами ел.
        - Разве?
        Сестра качает головой, и на душе становится совсем тоскливо. Наверное, я и правда зря так разомлела. Зря настроилась на доверительный разговор. Неизвестно, что у этого Петрова в голове, и хорошо бы весь круиз сохранять с ним дистанцию. Чем человек дальше, тем меньше шанса, что он тебя обидит, верно?
        Минут через двадцать после моего возвращения из магазина шоколада я и Женька проходим инструктаж по безопасности, а потом наш лайнер наконец выходит в море. Я смотрю на стремительно удаляющуюся Геную и чувствую легкий азарт. Назад дороги нет. Надо работать. Надо выжать максимум из сотрудничества с Петровым.

***
        Чтобы не нервничать перед интервью, я совершаю вылазку в аквапарк на верхней палубе. Надеюсь за съемками обрести спокойствие, а получаю обгоревший нос. Очень, кстати, черт возьми!
        Вид в зеркале по возвращении в каюту наводит на меня ужас.
        - Ничего-ничего! - спешит утешить Женька и от души заливает меня тоналкой. - Издалека почти ничего не видно. А тебя же будут снимать издалека, да?
        Я таращусь на свою клоунскую носопырку, и мир перед глазами почти плывет. Тем не менее приходится взять себя в руки. А потом в эти же руки Женька впихивает мою камеру, и мы с ней чешем на интервью.
        В ресторан мы заявляемся без двух минут семь. Петров и его команда уже там, и мы почти с порога приступаем к съемкам.
        - Сегодня дать мне интервью согласилась девушка, покорившая меня своими видео. Умница… - трындычит Никита, представляя меня подписчикам через камеру. - Красавица… Вы можете кликнуть на ссылку в правом углу экрана, чтобы перейти на ее влог…
        Я слушаю его болтовню вполуха и вежливо улыбаюсь. Петров так легко и расслабленно ведет себя перед камерой, что даже завидно. У меня нет и половины его естественности. Я постоянно делаю упражнения для голоса, репетирую что-то перед зеркалом, но в кадре мои руки и ноги регулярно заплетаются в макраме, а голос срывается.
        О боже! Зачем я это вспомнила? Сейчас у меня обязательно случится рецидив неуклюжести, а Петров и не подумает вырезать мои фейлы при монтаже.
        - Так что, Ника, ответишь на вопрос? Или так и будешь молчать? - Никита, оказывается, уже покончил с хвалебными одами, и начал что-то спрашивать. А я все прохлопала!
        Мне становится так не по себе, что даже подташнивает. Я судорожно сжимаю в руках край скатерти.
        Спокойно, Ника, спокойно. Ты обязательно выкрутишься. Ты не выставишь себя во влоге Петрова нескладным пугало! Ни за что!
        Я делаю глубокий вдох и кошусь на Никиту. Пытаюсь по выражению его лица угадать суть заданного мне вопроса. Ничего, конечно, не получается.
        Что же, ладно! Переходим к плану «Б». Я обольстительно улыбаюсь и делаю загадочный вид:
        - Давай опустим этот вопрос.
        Петров удивленно приподнимает одну бровь:
        - Опустим? Но почему? Я вроде не про возраст спросил.
        - И все-таки, - я наклоняюсь вперед так, чтобы привлечь его внимание своим декольте. С некоторых пор я обнаружила, что это отличный способ ускользнуть от неудобных вопросов.
        Взгляд Никиты моментально соскальзывает туда, куда нужно. Губы его трогает легкая улыбка.
        - Хорошо, - наконец, кивает он, - опустим вопрос про твое настроение и перейдем к следующему. Он такой: что тебя побудило начать выкладывать видео на «Ютуб»?
        Мне приходится сделать еще один глубокий вдох, чтобы справиться с новым витком волнения. Значит, Петров всего лишь спросил про настроение? Вот я тормоз! Могла бы и догадаться. Впрочем, хватит себя третировать, надо сосредоточиться на интервью.
        Я делаю глоток воды и только потом отвечаю:
        - Знаешь, мне уже в детстве безумно нравилось бывать в новых местах. И еще всегда хотелось делиться с людьми впечатлениями, полученными в путешествиях…
        Никита слушает меня с огромным вниманием. Так, будто я военную тайну пересказываю, а не сыплю банальностями. В какой-то момент я почти верю, что ему и правда не безразличны мои россказни, но потом отгоняю эту мысль подальше. С чего бы Петрову искренне интересоваться моей болтовней? Он просто профессионал.
        Как только я замолкаю, он задает новый вопрос:
        - Какой уголок планеты из тех, что ты посетила, тебе запомнился больше остальных?
        Я называю сразу несколько мест, расписываю их достоинства.
        Меня снимает не только Никита, но и его ассистент - Антон. А так же Женька. Я все время стараюсь развернуться так, чтобы лучший ракурс достался именно последней. Моему влогу ведь тоже нужны эффектные кадры.
        - Куда ты планируешь отправиться в ближайшее время? - спрашивает Никита и прямо светится.
        Интересно, сколько у него девушек было с таким-то артистизмом? - некстати думаю я. Наверное, целая куча. Причем одновременно.
        Петров моментально замечает мою заминку:
        - Хочешь и планы сохранить в секрете?
        - Нет, что ты! - спохватываюсь я. - Моя ближайшая цель - Египет.
        - Была там когда-нибудь?
        - Нет. Еще нет, - я вдруг вспоминаю, что желательно строить своему собеседнику глазки. Наши подписчики должны поверить, что между нами проскакивают искры.
        Чуть наклонив голову набок, я одариваю Никиту долгим взглядом. Он ловит этот взгляд и чуть сбивается. Надо же! Оказывается, и он делает ошибки.
        - О поездке в Египет я мечтаю с самого детства, - говорю я, чтобы заполнить образовавшуюся паузу. - Мне очень хочется прокатиться на верблюде и поплавать возле коралловых рифов.
        Петров чуть подается вперед:
        - А что тебе больше всего нравится в путешествиях?
        Я посылаю ему еще один долгий проникновенный взгляд и улыбаюсь:
        - Больше всего мне нравятся знакомства с интересными людьми. Вроде тебя.
        Кажется, Никита слегка удивлен. Ох, он что, все за чистую монету принял? Или подыгрывает?
        - Приятно слышать, что ты считаешь меня интересным, - констатирует он с приятной хрипотцой. А потом будто перенимает мою манеру смотреть - глядит мне в глаза долго-долго, не отрываясь.
        От этого его взгляда у меня даже мурашки по спине начинают бегать. А еще в груди снова поднимается волнение. Как же не вовремя! Если я сейчас, в кадре, покажу смущение, это будет выглядеть по-настоящему смешно.
        Я собираю в кулак всю свою волю, но выдерживаю горячий волнующий взгляд Петрова. Его зрачки чуть расширяются, отчего голубые глаза кажутся почти темными. Темными и притягательными.
        О мой бог! Кажется, еще секунда - и воздух между мной и Петровым начнет плавиться и шипеть. Я облизываю губы и мысленно молюсь о том, чтобы не покраснеть от волнения.
        Петров вдруг отводит взгляд и усмехается себе под нос:
        - Мне кажется, пришло время поменяться местами. Ты говорила, что тоже хочешь задать мне пару вопросов.
        - Хочу, - киваю я и тут же беру камеру. - Тебя, кстати, ждет стресс-интервью.
        - Серьезно? - его будто бы забавляют мои слова. - Звучит многообещающе.
        - Итак, первый вопрос, - я беру его лицо крупным планом, чтобы не упустить и тона ожидаемых эмоций. - Как ты получил роль ведущего на шоу «Аверс и реверс»? Благодаря связям или благодаря взятке?
        Он даже чуть вздрагивает. Явно не ожидал ничего подобного. А надо было ожидать, Петров, надо было. Я не ты. Мне папа не купит миллион подписчиков. Надо самой стараться! И мне нужен интересный контент, а не вопросы из девчачьей анкеты.
        Впрочем, Никита неожиданно быстро справляется с изумлением. Несколько секунд он задумчиво смотрит в сторону, а потом чуть поглаживает пальцами бокал с коктейлем:
        - По-твоему, на такое шоу можно пробиться только этими двумя способами?
        - Конечно!
        - Ты ошибаешься, - говорит он и ухмыляется. - Лично я получил роль ведущего через постель.
        - Серьезно? - я слежу за ним с дотошностью контрразведки. - Что же ты умеешь такого, что предпочли именно тебя?
        - Много чего. Я вообще хорош в постели.
        Я театрально возвожу глаза к потолку. Никита улыбается:
        - Думаешь, я привираю? Преувеличиваю?
        - Пфф! Уверена.
        - Может, хочешь убедиться в моих способностях лично? - он вдруг протягивает руку и убирает с моего лицу некстати выбившуюся из прически прядь.
        Его прикосновение так странно на меня действует! Меня будто электричеством прошивает: от макушки до самых щиколоток. И, конечно, я рефлекторно шарахаюсь назад. Петров замечает мою реакцию, и на лице его появляется самодовольное выражение. Его глаза чуть сощуриваются и словно бы говорят: «Считаешь себя котиком, который играет с мышкой? Напрасно. Кот здесь я».
        Ужасно неприятно!
        - Пожалуй, поверю тебе на слово, - бормочу я, отводя взгляд. - А сейчас давай перейдем к следующему вопросу. Скажи, ты использовал накрутки для продвижения канала?
        - Нет. Никогда, - в его голосе красиво переплавляются раздражение и интерес к тому, что может ждать дальше.
        Я задаю еще несколько провокационных вопросов, но Петров только отшучивается. Точно Женька подметила: хитрый жук. И явно привык к подковыркам и наездам.
        - Спасибо за разговор, - наконец говорю я, плохо скрывая разочарование. - Думаю, на этом можно закончить.
        - Отлично! - кивает он. - А теперь давай поужинаем.
        Его предложение застает меня врасплох. Есть мне сейчас точно не охота! Меня переполняет странное напряжение, хочется быстрей уйти куда-нибудь подальше от долгих взглядов Петрова. Уйти и отдышаться.
        - Мы с Женькой, наверное, лучше в буфет пойдем, - говорю я и, убрав камеру в чехол, пытаюсь подняться из-за стола.
        Никита мягко придерживает меня за плечо:
        - Не стоит, Ника. Я уже сделал заказ. А твоя сестра поужинает в обществе моей команды.
        Я оглядываюсь на Женьку: она уже сидит за соседним столом и довольно увлеченно щебечет с одним из ассистентов Петрова - с тем, что помоложе. У него доброе лицо и выразительные глаза. А еще он постоянно краснеет, когда Женька чуть касается его ладошкой. Я пытаюсь перехватить взгляд сестры, но она и не думает отвлекаться от своего собеседника. У-у, болтушка!
          - Нам нужно обсудить рабочие вопросы, - напоминает Никита. - Ну же, Ника, расслабься! Я тебя не съем.
        Это его «не съем» звучит жутко обидно.
        - Хорошо! - сдаюсь я и делаю еще один глоток воды. В конце концов, мне ведь все равно, где ужинать. В обществе Петрова мне, конечно, не по себе, но это только потому что я разнервничалась из-за интервью, верно? Именно из-за интервью у меня так сильно колотится сердце, а в районе солнечного сплетения словно клубок змей сплетается. Готова спорить, через пару минут стресс отступит - и я приду в норму.
        Петров подзывает официанта и что-то говорит ему (вроде бы по-французски). Через пару минут нам подают пасту с морепродуктами и какой-то салат. Пахнет от обоих блюд потрясающе, и аппетит ко мне постепенно возвращается.
        Я с удовольствием берусь за вилку, а вот Никита не торопится. Довольно долгое время он просто сидит неподвижно и наблюдает за мной. Прямо как издевается.
        Вот на что он, спрашивается, уставился? На мои отношения со спагетти? Я пытаюсь есть максимально грациозно, но спагеттины не торопятся меня в этом поддержать. Эти склизкие червячки то и дело соскальзывают с вилки и даже пытаются свеситься на скатерть. О Мадонна! Должно быть, мне достались самые плохо воспитанные спагетти во всей Италии.
        - Ты очень сексуально ешь, - вдруг говорит Петров и улыбается. Его глаза почти сияют от каких-то непонятных мне эмоций.
        Вот ведь мерзавец! Его, видимо, хлебом не корми - дай поиздеваться над маленькими и слабыми. Хотя стоп! Я не слабая. Я сильная и самостоятельная. И пусть с трудом, но подавляю желание вывалить на голову Петрова салат. Для холодных закусок пока еще рано: мне нужно отснять больше материала о круизе. А вот где-нибудь в Марселе вполне уже можно кидаться «Цезарем».
        Украдкой вздохнув, я отодвигаю спагетти в сторону, дабы больше не позориться:
        - Что ты хотел обсудить?
        - Я просто хотел поблагодарить тебя за сотрудничество, - отвечает он и, подперев подбородок рукой, посылает мне очередной долгий взгляд. - С тобой очень приятно работать. Ты отлично держишься в кадре, да и артистизма тебе не занимать.
        От этих его слов меня почему-то бросает в жар. Но потом я слышу позади Женькин смех и поспешно отгоняю наваждение. Нет-нет! Мне нельзя развешивать уши. Неизвестно, что этот жук задумал, для чего бросился льстить.
        - Позавтракаем завтра вместе? - без всякого перехода предлагает Петров.
        Я деловито киваю:
        - Конечно. Чем больше кадров вместе, тем интересней.
        - Я имел в виду просто завтрак. - Его брови чуть хмурятся. - Без камер.
        - Зачем? - не понимаю я. - Какой в этом смысл?
        - Мне кажется, чем больше мы будем проводить время вместе, тем проще нам будет работать.
        Его слова звучат совершенно неискренне. Я вскидываю подбородок:
        - Но у тебя ведь и так - никаких сложностей. Ты же только что сказал, что тебе со мной приятно.
        - Я и не отказываюсь от своих слов. - Черти в глазах Петрова начинают водить хоровод. - Но я, знаешь ли, привык заботиться об удовольствии партнерши. Я хочу, чтобы и тебе со мной было хорошо. А для этого ты должна расслабиться и довериться мне.
        Его слова звучат ужасно пошло - я, кажется, даже краснею. А потом меня охватывает возмущение. До чего же наглый товарищ достался мне в партнеры! Разглагольствует о каком-то там доверии после того, как потроллил меня перед всем «Ютубом». Уму непостижимо!
        Никита как будто читает мои мысли и театрально огорчается:
        - Я тебя по-прежнему подбешиваю?
        - Еще как! - подтверждаю я, поднимаясь из-за стола. - Но можешь по этому поводу не волноваться. Я никогда не позволю эмоциям мешать работе.
        Я наконец ловлю взгляд Жени и вопросительно мотаю головой: мол, ты со мной? Сестра кивает и тут же подскакивает на ноги. Фух! Теперь можно и откланяться.
        - Хорошего вечера! - говорю я Никите с самой вежливой из своих улыбок.
        - И тебе! - кивает он, а потом поспешно добавляет: - Жду тебя завтра в буфете в половине десятого. И можешь прихватить с собой камеру, если это для тебя так важно.
        Последняя его фраза звучит довольно едко. И, конечно, тут же пробуждает во мне дух противоречия.
        - Я могу проспать, - бормочу я и отвожу глаза в сторону. - Половина десятого - это слишком рано.
        - Ничего страшного, - нахально скалится Петров. - Если проспишь, я принесу тебе завтрак прямо в постель.
        
        Глава 7. Никита
        Ника уходит, а я вздыхаю. С облегчением.
        Она точно ведьма! И чудовище! Дразнила меня все время, пока сидела со мной за столом. Да еще и платье это дурацкое нацепила, с вырезом почти до талии. Меня так и подмывало сунуть в вырез руку. Точней обе. Впрочем, там такая глубина, что можно было и целиком занырнуть.
        Мои губы трогает улыбка.
        Надеюсь, при монтаже не выяснится, что я почти все время пялюсь на Никину грудь? Видит бог, я напрягал всю свою волю, чтобы этого не делать, но человеческие способности не безграничны. Невозможно - иметь рядом с собой такое и не пялиться.
        Чертово платье! Хотя я мог бы его стерпеть. Мог. Если бы Ника не бросала на меня такие горячие, осязаемые взгляды, при воспоминании о которых кожа на загривке у меня сразу дергается. Как у кота.
        Наверное, Нике просто нравится превращать общение с собой в пытку, иначе бы она не достигла в этом такого мастерства. Ей хватило пары секунд, чтобы довести меня до точки кипения, а потом она не дала мне и шанса взять себя в руки. Ни единого шанса. Все долбанное интервью она так облизывала губы, так смотрела, что я мог думать только о том, как было бы славно закинуть ее красивые ножки себе на плечи. Наболтал какой-то ерунды. Натуральной ахинеи.
        Интересно, Ника весь мой бред во влог вставит, или совести хватит вырезать отдельные перлы?
        Я делаю пару глубоких вдохов, чтобы немного прочистить мозги. Даже пытаюсь подумать об Ангелине. Пытаюсь подумать о работе, о чертовой статуе свободы, о законах Ньютона и еще десятке вещей, но в голове прочно засела злючка. Так и вижу, как она скидывает с себя дурацкое платье, аккуратно через него переступает и идет ко мне.
        Злая, плохая девочка… Неужели она думает, что я позволю безнаказанно себя мучить? А-ха-ха! Нет, я не из мазохистов.
        Ты обязательно ответишь мне за каждый свой взгляд, Ника, за каждый соблазняющий жест. Ответишь по полной программе.
        Я делаю несколько глотков коктейля и откидываюсь на спинку стула. О да! Этот круиз обещает быть интересным. Но нужно держать себя в руках. Играть невозмутимость. Как там дед говорит? С девушками надо показывать себя джентльменом, надо проявлять терпение, иначе спугнешь удачу.
        После смерти бабули старый хрыч превратил свой дом в настоящий зверинец и, какой разговор с ним теперь не заведи, постоянно приводит в пример своих зверушек. Девушек он чаще всего сравнивает со своими любимицами - шиншиллами.
        Перед вылетом в Геную я, как обычно, навещал деда, и он сразу потащил меня к клеткам с этими пушистиками.
        - Смотри, какие девочки осторожные, - проворковал дедуля, подсыпая зверью каких-то корябушек. - Осторожные и пугливые. Их природа такими сделала, Ник. Природа! А против нее не попрешь. Так что запомни главную мысль, которая поможет тебе в сердечных делах: никогда не торопись. Никогда! Дай своей избраннице к себе привыкнуть. Приручи ее…
        И я приручу! У меня столько терпения и выдержки, что хватит на троих. Ника еще будет есть у меня с рук, смотреть преданными глазами. А потом я затащу ее в постель. И, конечно, сделаю так, чтобы ей там понравилось - пусть у девчонки будет что вспомнить, когда наш совместный вояж закончится.
        К моему столику вдруг подваливает Тоха:
        - А ничего так у Клубнички сестренка, да?
        - Что? - я не сразу понимаю, о чем он там бормочет.
        Тоха чуть шевелит бровями и неприкрыто сердится на мою невнимательность:
        - Я говорю, симпотная девка эта Женя!
        У меня будто пелена кровавая перед глазами падает. Я рывком поднимаюсь на ноги и надвигаюсь на брата:
        - Даже не смей дышать в сторону этой девочки, слышишь? Она еще маленькая!
        - Чего это маленькая? - скалится он. - Ей уже семнадцать. Возраста согласия достигла год назад.
        Я грубо хватаю его за ворот футболки и дергаю на себя:
        - Не вздумай! К ней! Лезть! - мой голос почти дрожит от бешенства, почти клокочет. - Она маленькая!
        - Ты чего такой злой стал, Никитос! - сердится Тоха. - И с чувством юмора, гляжу, туго.
        Он возводит глаза к потолку, а у меня чуть ли не пар из ушей валит.
        Неужели меня так сложно понять? Вроде русским языком говорю. Для пущей убедительности своих слов я пару раз трясу брата из стороны в сторону:
        - Повторяю еще раз! Даже не смотри в сторону Никиной сестры. Я тебя за борт выкину, если ты хотя бы лапы к ней потянешь.
        - А чего ты только меня жизни учишь? - обижается Тоха. - Я вообще-то этой девочкой просто издалека восхитился, а, вон, Валерик флиртовал с ней весь вечер. Что ты ему ничего не говоришь?
        Я разворачиваюсь к Пупсу. У того глаза от страха делаются с блюдца.
        - Я не флиртовал, - блеет он и идет пятнами. - Мы просто разговаривали. Просто общались.
        Валера у нас, в принципе, не из рисковых, но я на всякий случай делаю грозное лицо:
        - Чтобы я тебя рядом с ней не видел, понял?
        Пупс вжимает голову в плечи:
        - Понял.
        Ночь проходит стремно. Мне все время снится злючка, она ходит вокруг меня в полотенце, сексуально поглаживает свои запястья и смотрит так, что пробирает до кончиков пальцев. Вот только стоит мне к ней приблизиться, как она исчезает.
        Я просыпаюсь взвинченным и раздосадованным. Вот зачем я только послушал Тоху? Надо было одному ехать в этот чертов круиз, и фиг с ним - с пиаром. Одному - красота! Никаких тебе искушений, никаких проблем с самоконтролем.
        Рот мой кривится в ухмылке. Не, серьезно: больше никогда не буду брать с собой смазливых девок. А сейчас… Сейчас не мешало бы чуток сбросить напряжение.
        Я скатываюсь с постели и, натянув шорты и майку, втыкаю в уши наушники. Пробежка - вот мое спасение! А после нее пойду в зал, буду качать дельты, глазея на море.
        Пригладив рукой взлохмаченные волосы, я сую ноги в кроссовки и вываливаюсь из каюты. Времени еще мало, только за шесть перевалило, и на лайнере тихо и спокойно. У меня даже настроение поднимается от этой сонной, уютной атмосферы вокруг. Я включаю на телефоне музыку и выхожу на лестницу (лифты - для слабаков!).
        Снимая вчера обзор, я обнаружил невероятно крутую беговую дорожку на верхней палубе - прямо под открытым небом. Именно туда я и направляюсь в надежде, что свежий воздух прогонит из башки непрошеные эротические фантазии.
        Интуиция не подводит. Стоит мне оказаться наверху, как меня тут же накрывает морским бризом. Ощущения - невероятные! Во всем теле сразу появляется какая-то фантастическая свежесть. Я немного вращаю ступнями, чтобы прогреть мышцы, а потом почти сразу задаю неплохой темп. Мне хорошо! Мне, черт возьми, просто потрясно!
        Народу на палубе почти нет, солнце только встало, и воздух такой, что можно есть его ложками. Я бегу по периметру лайнера и таращусь по сторонам. Особенно приятно смотреть на море, оно сегодня чуть бесится: гребни волн покрыты толстым слоем белой пены.
        Мои губы уже почти складываются в счастливую, умиротворенную улыбку, как случается неожиданное. Мой взгляд натыкается на злючку. Она стоит у маленького бассейна на ярко-оранжевом коврике. Делает какие-то упражнения. Наверное, это йога.
        Я невольно перехожу на шаг, а потом вообще останавливаюсь. Это прямо как в детстве с царапинами: знаешь, что не надо ковырять, и ковыряешь. Вот и я - вроде в курсе, что лучше не смотреть на злючку - и все равно смотрю. Того и гляди, закапаю слюной всю верхнюю палубу.
        Ника меня не замечает. Она опускается на четвереньки и красиво прогибает спину. Мой Нижний Новгород моментально становится Великим.
        Твою ж мать! Освежил мозги - ничего не скажешь.
        Интересно, что в этой девчонке так меня будоражит? Да, она симпатичная. Красиво двигается. Неплохо снимает. Но это все не объясняет тот факт, что каждый раз при виде нее в голове мутнеет.
        Ника наконец поднимается с четверенек и замирает на одной ноге, как журавлик. Фух! Спасибо, милая. Так мне куда больше нравится. Так ко мне хотя бы возвращается способность думать.
        Я уж было решаю подойти поздороваться, как Ника вдруг отвлекается от своих секси-шмекси упражнений. Она замирает и смотрит куда-то влево. Проследив за ее взглядом, я обнаруживаю бесхозного ребенка. Кажется, это мальчик, хотя я в этих шмокодявках не очень разбираюсь. Малыш обсасывает кулак и уверенно топает к краю бассейна.
        Какая-то доля секунды - и Ника бросается наперерез шмокодявке. Она хватает его за шиворот буквально в шаге от воды. Пацан взвизгивает. Ника разворачивает его к себе и что-то говорит. Что именно я разобрать не могу: между нами слишком большое расстояние. Но судя по лицу, злючка воркует что-то ласковое. Мальчишка улыбается и с любопытство дергает ее волосы. Надо же! Мелкий еще, а уже понимает в красоте!
        Отведя малыша от бассейна, Ника внимательно оглядывается по сторонам: наверное, высматривает родителей пацана. Я тоже с любопытством верчу головой. Вокруг почти никого нет, только в одном из шезлонгов дремлет пожилая женщина.
        Ника берет малыша за руку и ведет к старушке. Сначала она долго-долго трясет бабулю за плечо, а, когда та дергается и вытаращивает глаза, что-то возмущенно ей втолковывает. Старушка только испуганно мотает головой. Даже с моего места становится понятно, что Никины наезды не по адресу.
        Злючка краснеет и быстро отходит от старушки в сторону, снова осматривается. И тут откуда ни возьмись появляется довольно молодой мужик, воздевает руки к небу и со счастливой рожей спешит к Нике. Пацан взвизгивает и бросается к нему. Как в кино.
        Лицо злючки моментально светлеет. Мужика она что-то не спешит так грубо отчитывать, как бабусю. Наоборот, ему она довольно кокетливо улыбается. Папаша, кстати, не остается в долгу: подхватывает пацана на руки и принимается рассыпаться в благодарностях.
        В груди у меня поднимается неприятное чувство. Нерадивый папашка мне чертовски не нравится. Хочется подвалить к нему и сказать: «Эй, чувак, хватит тут расшаркиваться. Шуруй уже к своей беспечной женушке, дай ей люлей, чтобы лучше следила за ребенком».
        Но, конечно, я ничего такого не делаю. Просто наблюдаю со стороны. Постепенно беседа злючки с папашкой-придурком выруливает в какую-то новую плоскость. Мужик явно начинает куда-то зазывать Нику, машет рукой в сторону лифтов. Злючка сначала вроде как отказывается, а потом вдруг оживляется, кивает. Секунд через пять она уже сворачивает свой коврик и покорно топает за этим отцом года.
        У меня даже желваки дергаются от такой ее сговорчивости. И жутко интересно, куда этот хмырь ее позвал. Попросил помочь сменить сыну подгузник? Пригласил на кофе? В любом случае я взбешен. Ника уверяла меня, что неприветлива с незнакомцами, а тут прямо, чуть ли не роняя тапки, побежала за женатым чудиком. Ну нормально, а?
        Впрочем, я сюда не философствовать пришел. И не для того, чтобы разобраться в психологии девушек. Ушла - и черт с ней! Вздохнув, я отгоняю раздражение и возвращаюсь к бегу.
        Покрытие под моими ногами отлично пружинит, - видно, что новое. И море за бортом по-прежнему прекрасно. Я бегу и ответственно слежу за дыханием, вот только на душе почему-то сплошной мрачняк.
        В половине десятого я сижу с парнями в буфете и жду Нику. Она явно не спешит к завтраку. Возможно, опять в лифте застряла, но что-то не верится. То и дело поглядывая на вход в буфет, я неторопливо съедаю стейк, а потом и салат. Ники все нет и нет. Внутри меня закипает раздражение, но я, как и прошлый раз, решаю дать злючке шанс исправиться - беру себе еще чашку кофе и пью ее медленно-медленно. Вот только даже без пятнадцати десять Ника не объявляется.
        Тоха знает, что я весь в ожидании, и то и дело косится на меня с насмешливым выражением. Это жутко бесит. Некоторое время я терплю, но потом таки вскидываюсь на одну из его ухмылок:
        - Что?
        - Ничего, - мотает головой он, но лицо его становится еще более довольным и ехидным.
        - Ну так и смотри себе в тарелку, - завожусь я. - Чего ты мне в рот-то заглядываешь?
        Он усмехается:
        - Да не нервничай ты так, детка. Может, еще и завоюешь у своей куклы Барби хоть какой-то авторитет.
        Его слова как удар. По больному. Тоха прав: злючка ни во что меня не ставит, и надо бы с этим уже хоть что-то сделать. Я с раздражением отставляю чашку и встаю из-за стола:
        - Займись делом, мамуля. Хватит мне мозги выклевать.
        Тоха поглаживает бороду и философски изрекает:
        - Тебе бы тоже не мешало больше времени уделять работе.
        - Я и уделяю.
        Я вылетаю из буфета как пробка из шампанского. А потом отправляюсь на восьмую палубу, именно там находится Никина каюта. Понятия не имею, что предпринять, но искренне надеюсь, что план отмщения придет по ходу дела. Помнится, в школе я был мастером импровизации, когда забывал выучить химию. Может, и сейчас способности сочинять на ходу еще работают.
        Найдя нужную дверь, я достаю из кармана ключ-карту и некоторое время прислушиваюсь. Из Никиной каюты не доносится ни звука. На сердце у меня моментально становится как-то муторно. По правде говоря, не привык я делать гадости людям. Но надо.
        Вздохнув, отпираю дверь и вваливаюсь внутрь. И почти сразу взглядом упираюсь в Женьку, сидящую на диване с какой-то книжкой.
        - Привет, - говорю я с облегчением. - А где Ника?
        Женька краснеет и кивает головой на кровать позади себя:
        - Она еще спит.
        Я нахожу взглядом неподвижную фигурку, укутанную простыней до самой макушки, и тихо хмыкаю. Артистка, блин! Утром скакала козой на верхней палубе, а теперь решила поиграть в соню?
        В душе у меня поднимается новый виток раздражения. Вот зачем Ника так ведет себя со мной? Я делаю все, чтобы наше сотрудничество было на пользу нам обоим, а она как будто издевается. Наверное, думает, что у меня терпение железное.
        Ах, Ника, Ника, ты жестоко ошибаешься. Я не собираюсь спускать тебе с рук очередную выходку. Но сначала нам надо избавиться от любых помех воспитательному процессу.
        - Женя, ты завтракала? - строго спрашиваю я у Никиной сестры.
        Она отрицательно и даже немного грустно мотает головой.
        - Значит, отправляйся в буфет, - довольно говорю я. - Мне нужно побеседовать с твоей сестрой наедине.
        Женя некоторое время мнется, но потом все же подхватывает маленькую сумочку и спешит к двери. Через пару секунд за девочкой хлопает дверь. Прекрасно!
        Я выжидаю несколько секунд, давая Нике шанс пойти на попятную - перестать притворяться или сделать мне «бу!» Но она продолжает лежать неподвижно.
        Что же, малышка, ты сама напросилась!
        Нарочито неторопливо стягиваю футболку и шорты и, бросив их на пол, иду к кровати.
        Наверное, злючка ходила в театральный кружок, потому что в образе спящей сони она невероятно убедительна. Клянусь, не видел бы ее утром у бассейна, поверил бы.
        Я плюхаюсь на кровать и, отогнув край простыни, которой укрыта Ника, почти вплотную придвигаюсь к ней. Она едва заметно вздрагивает, но потом снова не двигается. Видимо, решила играть до конца. У нее даже дыхание не меняется - оно по-прежнему сонное и неторопливое.
        А вот я точно пропускаю пару вдохов. В голове сразу начинает шуметь от того, что Ника так близко и ни капли этому не сопротивляется. Она, кстати, одета в ту самую пижамку, в которой когда-то фоткалась для меня. И этот факт ужасно заводит.
        Я провожу пальцами по Никиным волосам, рассыпавшимся по подушке. Потом подбираю одну из прядок и, словно кисточкой, провожу ею по своему лицу. Приятно! Хочется зажмуриться от удовольствия.
        Интуиция вопит, что сейчас мне дадут по морде, но меня это что-то совсем не отрезвляет. К тому же время идет, а Ника и не думает ускользать. Моя крыша окончательно уходит в отрыв. Я подаюсь вперед и приникаю к Нике всем телом, а она… Она продолжает изображать спящую красавицу.
        Какое поразительное упрямство!
        Я утыкаюсь носом в ее затылок и некоторое время лежу так, наслаждаюсь ощущениями. А потом мне, естественно, хочется большего, и я поддаюсь своей темной стороне - целую Нику в шею. Один раз, второй. Третий.
        Ну давай же, принцесса, останови меня. Видишь же: сам я уже никак.
        Ника не шевелится. Я провожу пальцами по ее плечику, туда-сюда.
        - Твой артистизм, конечно, впечатляет, - шепчу я чуть хрипло. - Но, может, уже хватит прикидываться?
        Она остается безучастной к моим словам. А еще начинает ужасно смешно посапывать - прямо как какой-нибудь котенок.
        Я обнимаю Нику за талию и почти вдавливаю в себя. Из груди злючки вырывается прерывистый вздох.
        - Хватит, хватит изображать Белоснежку, - снова шепчу я. - Я знаю, что ты не спишь.
        Кожа на ее шее покрывается мурашками, но Ника упорно продолжает тянуть свой спектакль. Возбуждение накрывает меня с головой.
        Я чуть ерзаю (совсем каплю), дабы позлить эту маленькую ведьму, а потом снова целую ее в шею. Она опять вздрагивает. Моя ладонь мягко скользит по ее бедру, вседозволенность пьянит меня как никогда в жизни. Я понимаю, что так нельзя, почти сам себе отвратителен, но не могу остановиться.
        Выждав пару секунд, очерчиваю ладонью плоский Никин животик, торчащий из-под задравшейся маечки. Поглаживаю изгиб талии. А потом как с обрыва ныряю в бездну - накрываю ладонью Никину грудь.
        В ту же секунду Ника отшатывается и подскакивает на кровати как кошка.
        - Петров, ты офигел? Ты совсем уже?
        Глаза у нее такие, что мне тут же становится стыдно за свою выходку. Ника спрыгивает с кровати и отскакивает к окну. Лицо ее стремительно краснеет от гнева.
        - Ты что тут делаешь вообще? - кричит она срывающимся голосом. - Ты зачем разделся?
        Меня захлестывает раздражение. Да сколько, мать вашу, можно притворяться? Сколько можно играться со мной, как с каким-нибудь хомячком?
        Я тоже слезаю с постели и поднимаю с пола свою одежду:
        - Не надо разыгрывать из себя жертву, Ника! Мы договаривались: не приходишь к назначенному времени - получаешь сюрприз, ну и вот. Хотя я знаю, что ты не спала. Просто не хотела меня останавливать.
        - Я спала! - восклицает она. - Спала! А ты… Ты…
        - Что я?
        - Ты воспользовался этим, чтобы меня… Меня облапать.
        - Вовсе нет, - ухмыляюсь я. - Даже не начинал.
        Я с каким-то пошлым удовольствием разглядываю ее маечку. Тонкая ткань натянулась и весьма эффектно очерчивает грудь. Ника замечает мой взгляд и будто бы смущается. Подхватив с постели простыню, закутывается в нее, как в полотенце:
        - Где моя сестра? Что ты с ней сделал?
        - Ника, ну хватит! - я даже морщусь от абсурда, который она несет. - Я знаю, что ты не спала. Ты вообще поднялась в шесть утра. Я видел тебя утром. У бассейна.
        По ее лицу пробегает тень, а потом Ника отворачивается. Мне ее даже жалко. Она явно не ожидала, что я знаю об ее утренней вылазке.
        - Думала, куплюсь на твою посредственную игру? - почти со смехом интересуюсь я. - Лучше надо было свой цирк репетировать.
        Ника молчит. Я неторопливо натягиваю сначала шорты, а потом майку:
        - Я чего пришел-то? Предупредить, что в час мы сходим на берег в Неаполе. Я уже заказал нам автобусную экскурсию, так что будь готова сойти на берег в числе первых.
        Ника снова поворачивается ко мне, а ее глаза вдруг наполняются слезами:
        - Я, правда, спала. После йоги немного поработала, а потом меня сморило.
        Эти ее слова как нож под ребра. У меня перехватывает дыхание, а сердце делает сальто. Я вдруг безоговорочно ей верю, и мне тут же становится не по себе.
        Да какого черта я вообще решил, что Ника притворяется? Если бы она не спала, я бы улетел с кровати в первую секунду после того, как прижался к этой маленькой злючке.
        Мне становится трудно смотреть ей в глаза, и я отвожу взгляд в сторону.
        - Я подумал, ты меня разыгрываешь.
        - Нет, - почти всхлипывает она. - Я сама не заметила, как задремала.
        - Тогда извини, - бормочу я и отступаю к двери. - Извини, что напугал. Ну и это… В час встречаемся на пристани, ага?
        Я трусливо выскакиваю за дверь и хватаюсь за голову. Господи, какая же я скотина!
        
        Глава 8. Вероника
        Когда дверь за Петровым захлопывается, я падаю на постель без сил. У меня такое чувство, будто из меня все соки выжали. А еще я боюсь саму себя. Вот что это сейчас было, а? Что за подстава?
        А ведь Женька меня отговаривала. Она сразу сказала, что розыгрыш со сном - какой-то тупой. Но я ее не послушала. Мне показалось, что будет смешно. Показалось, что Петров будет весьма уморительно орать и топать ножками. Но он не стал делать ничего из того, что я предполагала. Нет. Он разделся и лег ко мне.
        Мне надо было сразу оттолкнуть его, но со мной сделалось что-то странное. Мне вдруг захотелось посмотреть, как далеко он может зайти. И еще мне было приятно. Так приятно, что даже стыдно. Поцелуи Петрова превратили меня в настоящий кисель.
        Даже от воспоминаний о них меня бросает в краску, а внизу живота разливается странная тяжесть. Я злюсь на себя. Безумно злюсь за то, что не могу прогнать это дурацкое томление. Хотя, наверное, оно так волнует, потому что ново и непривычно. Раньше я ничего подобного не чувствовала.
        В универе я тратила почти все время на учебу. Почти не гуляла с парнями. Только перед самым выпуском спохватилась и решила устроить личную жизнь. Подруги вовсю бегали по свиданиям, и я подумала, что мне тоже надо.
        У меня был друг, с которым мы могли часами обсуждать всякое: философию Гегеля, постмодернизм, теорию струн. Вот ему я и решила позволить больше, чем остальным, но это не сработало. Мне его ласки абсолютно не понравились. Было скучно, неприятно, хотелось, чтобы он быстрей убрал от меня руки и вернулся к разговору о феминизме третьей волны, который мы вели чуть ранее.
        Мой друг, кстати, тоже остался разочарованным. Сказал мне потом, что я не ледышка, а просто жидкий азот какой-то. А я не расстроилась. Не всем же везет с половой конституцией, верно? Я тогда еще решила, что моя холодность - это даже плюс, можно на работе сосредоточиться.
        В общем, я никак не ожидала, что объятие Петрова вдруг так на меня подействует. Стоило ему прижаться ко мне - во рту пересохло, голова пошла кругом. Захотелось ощутить его руки там и сям. Захотелось потрогать Петрова самой. Просто помутнение какое-то, в самом деле.
        От Никиты так волнующе пахнет! И пальцы у него такие… такие горячие. Когда он касался меня, внутри все просто переворачивалось. Господи, как стыдно!
        Я накрываю голову подушкой, а из груди вырывается тяжелый вздох. Самое ужасное в случившемся, конечно, не моя впечатлительность. Самое ужасное, что Петров догадался, что я только притворяюсь спящей. И, конечно, уловил реакцию моего тела на объятья.
        Интересно, что он подумал? Наверное, что-то вроде: «Поглядите, какая доступная! Только прижался - уже поплыла».
        У меня вырывается еще один судорожный вздох. Почему я не оттолкнула Петрова сразу? Почему-почему?
        Я даже кусаю себя за запястье. Боль чуть отрезвляет, и в груди неожиданно ворочается почти призрачная надежда. А может, этот гад все же поверил моим последующим заверениям? Он вроде как извинился. Вроде как сделал виноватое лицо…
        У-у-у! Да кого я обманываю? Петров не дурак, его не проведешь глупыми слезами и дрожащим голосочком. Наверное, он просто не захотел препираться, а выводы сделал. Очень обидные, надо вам сказать, выводы.
        Дверной замок вновь щелкает, а я испуганно замираю.
        - Ушел? - раздается от входа сдавленный голос Женьки.
        Я выдыхаю и скидываю с себя подушку:
        - Ушел.
        - И как все прошло? - она смотрит на меня с любопытством.
        - Нормально. Сейчас позавтракаем и будем готовиться к сходу на берег. Петров какую-то экскурсию для всех нас заказал.
        - Ух, ты! Классно! - Женька вдруг чрезвычайно оживляется. - А Валера поедет?
        - Валера? Какой Валера?
        Сестричка краснеет:
        - Я про того паренька, который монтирует Петрову влоги.
        Я тут же сажусь и изучаю Женьку пытливым взглядом:
        - А чего это он так тебя заинтересовал? Понравился?
        Сестра крутит пальцем у виска:
        - Ник, ты ненормальная, а? Чего сразу - понравился? У меня к нему чисто деловой интерес. Он из всей компании самый наивный и бесхитростный. Я планирую разговорить его как-нибудь, чтобы узнать: спорил Петров на тебя с друзьями или нет.
        - Думаешь, расколется?
        Женька даже руки потирает:
        - Я за свою жизнь пересмотрела целую кучу детективов. Я вытащу из него правду, можешь даже не сомневаться.
        Время летит неумолимо, и вот наш лайнер уже входит в порт Неаполя - нужно сходить на берег и общаться с Петровым. Я искренне верила, что к обеду чуть успокоюсь, уйму бешеное сердцебиение и дрожь, но ничего подобного не случилось. Меня колотит даже пуще прежнего.
        Вот как мне теперь смотреть в глаза Петрову? Как? У него явно будет самодовольная морда, а, может, и не у него одного. По любому, этот мерзавец уже перед друзьями похвастался первыми успехами в соблазнении «развратной» блогерши.
        Я с огромным трудом наношу макияж и укладываю волосы. Только присутствие Женьки дает мне силы - мне жутко не хочется раскисать перед сестрой, нагонять на нее панику.
        Когда сборы закончены, я пытаюсь помедитировать, чтобы успокоить нервишки. Представляю, как мне вручают золотую кнопку «Ютуба». Это помогает. Но только до тех пор, пока Женька не тянет меня к двери:
        - Идем!
        Стоит мне переступить через порог каюты, как внутри тут же ухает, а сердце закатывается куда-то под селезенку. Сестра же, в отличие от меня, в приподнятом настроении и почти подпрыгивает при ходьбе. Неужели возможность поупражняться в дедукции настолько ее обрадовала? Вот, хоть убейте, не помню, чтобы мисс Марпл или Пуаро так скакали.
        Женька уносится вперед, а я плетусь за ней на ватных ногах. Все как в тумане: люди вокруг, терминал. Эх, знала бы, как все выйдет утром, ни за что бы не улеглась в постель! Больше никогда-никогда не буду устраивать дурацких розыгрышей.
        Наконец я и Женя выходим на пристань. Я почти сразу замечаю компанию Петрова. Парни что-то очень бурно обсуждают, машут руками, смеются. При виде такой движухи мой организм старательно впрыскивает в кровь еще пол-литра адреналина. Ноги от волнения буквально перестают гнуться.
        И тут Петров оборачивается и смотрит на меня. Совершенно случайно. Неожиданно. Лицо у него ни капли не самодовольное, наоборот, при виде меня Петров мрачнеет. Его внимательный взгляд прожигает меня до позвоночника. Я поспешно отвожу глаза, но внутри сразу поднимается липкая дурнота, в голове воцаряется настоящий сумбур.
        Ой, мамочки! - думаю я, пытаясь отдышаться. - Как после того, что случилось, выдержать с Петровым полдня? Это просто невозможно. Невозможно! Почему я, черт возьми, не соврала ему, что отравилась или затемпературила? Почему просто не потерялась на лайнере?
        Я вдруг спотыкаюсь (на ровном, в общем-то, месте) и, неуклюже взмахнув руками, растягиваюсь на причале. Вот еще и такого позора мне не хватало! Хорошо, хоть камеры не у меня, а в рюкзаке у Женьки. Иначе я могла и техники лишиться.
        - О боже, Ника! - взвизгивает Женька. - Ты в порядке?
        И тут меня осеняет. Я хватаюсь за щиколотку правой ноги и чуть постанываю:
        - Ой-ой-ой, не уверена.
        - Что случилось? - в какие-то доли секунды рядом со мной оказывается Петров, присаживается на корточки.
        - В смысле - «что случилось»? - не удерживаюсь от яда я. - Да вот решила посидеть на солнышке немного - отличное ведь место, чтобы подышать воздухом.
        Он пропускает колкость мимо ушей. Осторожно отодвигает мои руки от щиколотки и снимает с меня босоножку. И вот вроде простой и понятный жест, а у меня внутри все замирает. У Никиты очень мягкие, чуткие пальцы. И вообще, он так нежен с моей ногой, что мне даже не по себе. Может, он футфетишист?
        Ох, о чем я думаю вообще? Надо собраться.
        Никита аккуратно ощупывает мою ногу, пару раз сгибает-разгибает ее в голеностопе. Я, конечно, то и дело ойкаю и даже выдавливаю из себя подобие слезы. Но, на самом деле, мне приятно. Опять невообразимо приятно от его прикосновений. Только бы не выдать себя!
        Изображая раненую, я, конечно, вовсе не на осмотр надеялась. Я надеялась, что меня просто отправят в «запас».
        - Вывиха нет, - констатирует Петров, возвращая босоножку на место. - Наверное, просто связки потянула. Можешь, встать?
        - Не знаю, - нагло вру я. - Не уверена.
        Он подхватывает меня под мышки и рывком ставит на ноги.
        - Ай! - нарочито взвизгиваю я. - Осторожней.
        - Извини, - Петров хмурится и заботливо притягивает меня к себе. - Обопрись на меня.
        В ту же секунду меня будто током ударяет. А может, не будто, а взаправду - статическое электричество еще никто не отменял. Я шарахаюсь от Петрова, как подстреленная:
        - Не надо меня поддерживать. Нога у меня на месте, просто наступать больно.
        К нам неторопливо подходят ассистенты Петрова.
        - Идти можешь? - спрашивает один довольно грубо. Кажется, его зовут Антон.
        Я демонстративно делаю пару мелких шажков и корчусь от боли.
        На лице Антона проступает недоверчивое выражение. Блин! Неужели у меня так плохо с артистизмом? Надо лучше стараться. Я быстрей делаю лицо несчастней и почти до крови закусываю губу.
          - Бедняга! - искренне сочувствует Женька.
        - Ага, и еще так не вовремя, - сокрушается Валера.
        А Антон вдруг ухмыляется:
        - Да ладно вам! Чего разнылись? Экскурсия автобусная - ходить особо не придется.
        - А до автобуса я как, по-твоему, добраться должна? - моментально завожусь я. - Прыгая на одной ноге? И к тому же, нога болит, даже когда я ей не шевелю.
        - Тебя надо показать врачу, - моментально напрягается Петров. На переносице у него проступает крохотная морщинка.
        - Не надо, - недовольно фырчу я. - Мне достаточно покоя и мази от растяжений.
        - Слушай, ну что ты как маленькая! - Злые глаза Антона превращаются в узкие щелочки. - Подождет твоя мазь. Надо хоть что-то совместное отснять сегодня. Дохромаешь уж как-нибудь до автобуса.
        Петров испепеляет его взглядом:
        - Уймись, Тоха. Нике нужен отдых. Ничего страшного не случится, если сегодня не будем снимать.
        - Конечно! - подтверждаю я. - У нас еще целая неделя впереди. А сегодня я, пожалуй, проведу день в номере, чтобы не заработать себе какой-нибудь отек.
        Парни поворачиваются к Женьке, а та вопросительно смотрит на меня:
        - А мне-то что делать?
        - Ты езжай-езжай! - киваю я и незаметно подмигиваю.
        - О’кей! - разочарованно выдыхает Антон и смотрит время на айфоне. - Едем втроем. Нам, кстати, надо шевелить булками, если хотим успеть на экскурсию.
        У меня моментально улучшается настроение.
        - Хорошей поездки! - радостно щебечу я и разворачиваюсь, чтобы драматично хромать к лайнеру.
        И в тот же момент Петров подхватывает меня на руки.
        - Эй, ты что делаешь? - я хочу звучать возмущенно, но получается жалко и испуганно.
        Петров загадочно улыбается и прижимает меня к груди. Прижимает так крепко, что мое сердце в панике пропускает пару ударов.
        - Обними меня за шею, пожалуйста, - просит он, отводя глаза.
        Опять, видимо, решил поиграть в рыцаря.
        - Поставь меня обратно! - требую я, а голос так и пытается осипнуть от волнения. - Я лучше сама. Сама!
        - Никитос, ты меня что - не слышишь? - почти рычит Антон. - Мы и так уже опаздываем. Некогда тут расхаживать туда-сюда.
        Я с надеждой кошусь на Петрова, мысленно его гипнотизирую: «Ну давай, прислушайся к товарищу».
        Бесполезно!
        - Идите к автобусу без меня, - чеканит Никита. - Если опоздаю, догоню вас на такси.
        Антон ничего не отвечает, но посылает Петрову весьма красноречивый взгляд. В нем так и читается: «Ну и дурак!»
        - Я и правда могу сама, - блею я, когда Петров разворачивается и шагает к терминалу.
        - Не сомневаюсь.
        Я сдаюсь и таки обхватываю руками его шею. Прикосновения моих пальцев заставляют Никиту вздрогнуть. Хотя, может, мне это только мерещится. Все же в глубине души я хочу верить, что не только мне не по себе.
        Всю дорогу до лифтов мы молчим. Я - потому что боюсь, что с моим телом снова сделается что-то не то, а Петров, наверное, старается не разговаривать, чтобы дыхание не сбилось. Тащить меня не так-то просто. Кто-то из стюардов предлагает ему помощь, но он отказывается.
        Люди перед нами расступаются с улыбками. Не знаю точно, что у них в голове, но они явно думают, что я и Петров - пара. Смешно!
        Когда я и Никита заходим в лифт, мне становится особенно не по себе. Нет, у меня нет клаустрофобии, просто с нами никто не решается ехать, и мы невольно остаемся одни. Я вдруг вся сосредотачиваюсь на ощущениях. С ужасом осознаю, что мое лицо прочно впечаталось в шею Петрова, а грудь так натерлась о его футболку, что вся горит. Но самое неприятное, что на меня снова накатывает та же самая слабость, что и утром. Опять чуть кружится голова, а мысли путаются.
        Да сколько можно! Заколдованный этот Петров, что ли?
        - Поставь меня, пожалуйста, на пол! - твердо говорю я, и в этот раз Никита подчиняется. Наверное, устал.
        Я приземляюсь на одну ногу и так и застываю в позе фламинго:
        - Спасибо за помощь. Очень тебе признательна, но…
        Петров с изумлением глядит вниз:
        - Погоди, а ты разве не правую ногу подвернула?
        Я спохватываюсь и с невозмутимым видом меняю ноги. Как говорит папа, в любой непонятной ситуации главное - делать вид, что все идет так, как нужно.
        Петров поднимает глаза, и наши взгляды опять встречаются. Меня будто парализует, вот честно. Все же есть у этого гада какая-то харизма, есть! И роль ведущего он точно получил благодаря ней, а не взяткам и связям.
          - Извини еще раз за утро, - тихо говорит Петров, и вид у него становится слегка обескураженный.
        Я тут же отворачиваюсь:
        - Проехали.
        Мне вдруг кажется, что в лифте не хватает воздуха. К счастью, в этот самый момент мелодичный женский голос из динамика сообщает, что мы достигли восьмой палубы. Двери лифта медленно открываются.
        - Дальше я сама, - строго говорю я и с трогательной неуклюжестью хромаю вперед.
        - Ника! - почти сразу окликает Петров.
        - Что?
        Несколько секунд он молчит, а потом совершенно по-доброму улыбается:
        - Не забудь про мазь.
        - Хорошо, - я терпеливо жду, пока двери лифта захлопнутся, а потом быстро бегу к каюте. И там, перед дверью, вдруг вспоминаю, что у меня вообще-то нет ключа - один теперь у Петрова, а второй остался в рюкзаке у Женьки.
        Следующие два часа для меня проходят как пытка. Я понятия не имею, чем заняться. И ужасно грызу себя за глупость.
        Нет, ну дура же! Дурочка с переулочка! Могла посмотреть Неаполь, купить какой-нибудь сувенир, чтобы разыграть между подписчиками, а вместо этого слоняюсь тенью по почти пустому лайнеру. И все из-за того, что малодушно испугалась насмешек Петрова. Не справилась с чувствами.
        Эх, надо было просто забить, забить на все: и на Петрова, и на все эти странные химические реакции, что происходят в моем теле в его присутствии. На кону - хорошие кадры. На кону успех моего канала - не время отлынивать от съемок из-за собственной озабоченности.
        Пав во власть угрызений совести, я съедаю в буфете кучу всего (привет, бока и животик!), а потом поднимаюсь на верхнюю палубу, чтобы хоть итальянским воздухом подышать, раз больше ничего мне недоступно. В груди разливается липкая апатия. На открытой палубе тоже почти никого нет, и мне хочется зарыдать. Все гуляют. Гуляют по Неаполю! А я - тут. Как в тюрьме.
        Я устраиваюсь в шезлонге и вздыхаю. Была бы хоть камера со мной - я бы заняла себя, а так…
        - Привет, Никки! - окликает меня кто-то по-английски. - Как дела?
        Я с интересом поворачиваю голову в сторону голоса. Справа от меня, метрах в десяти стоит новый знакомый - Джон из Бристоля. Утром я случайно спасла его сына от падения в бассейн, и Джон угостил меня кофе. Даже не совсем так. Он уговорил меня отправиться с ним в кафе, чтобы обсудить подарок для своей горячо любимой женушки.
        Та помешалась на йоге, потому Джон с чего-то решил, что раз и я ею занимаюсь, могу помочь ему с выбором подарка по случаю дня рождения. Вот ведь наивный! Где я и где выбор подарков? Я всем деньги дарю, потому что накануне праздников мой мозг просто парализует. И, наверное, стоило так и сказать Джону, но я не смогла. Он смотрел на меня с такой надеждой!
        Пока мы с ним пили кофе, я честно пыталась фонтанировать идеями, но получалось, как обычно, не очень. Коврик с разметкой, видеокурс от крутого учителя, абонемент в зал аэройоги - вот все, что я смогла изобрести. Впрочем, Джон все равно меня очень трогательно благодарил за готовность помочь.
        Я думала, мы с ним больше не встретимся, а, оказалось, мир тесен. Точней не мир, а наш лайнер.
        - Привет! - улыбаюсь я и машу Джону рукой. - У меня все отлично. А ты как?
        Он подходит ближе и присаживается рядом со мной на корточки:
        - Никки, твои идеи мне очень помогли. Я даже уже заказал Меган подарок по интернету. Его доставят сразу, как мы вернемся в Бристоль.
        - Серьезно? И что ты выбрал?
        - Батут! Как ты и советовала.
        От изумления я чуть не подпрыгиваю:
        - Батут? Джон, но я ничего не говорила про батут.
        Он смотрит на меня с недоумением, сосредоточенно хмурит брови:
        - Разве? Я ведь отчетливо помню, как утром ты сказала - батут с разметкой. Я и купил батут. Правда, без разметки. Но это ничего, так даже красивей.
        Мне на мгновение хочется провалиться сквозь землю. Интересно, это я со своим английским виновата, или Джон все перепутал? Хотя теперь уже не важно. Несколько секунд я ломаю голову над тем, как сообщать новому знакомому, что имела в виду коврик, а потом решаю молчать. Батут - это тоже хорошо, однозначно, пригодится в хозяйстве. И не думаю, что Меган так уж сильно расстроится. Может, она и Джон даже вместе посмеются над чокнутой русской, насоветовавшей какую-то дичь.
        У меня немного улучшается настроение.
        - Почему ты не на берегу? - спрашиваю я у Джона, чтобы закрыть тему подарков.
        - Бен сегодня какой-то капризный - мы с Меган решили не таскать его в город. А ты почему на корабле?
        - Так вышло, - бубню я и отвожу глаза.
        Не рассказывать же ему, в самом деле, что я притворяюсь «раненой» из-за того, что не смогла вовремя отпихнуть домогающегося парня.
        Впрочем, Джона подробности и не интересуют.
        - Пойдем со мной в боулинг! - предлагает он и почти подпрыгивает от нетерпения.
        - У меня нет денег.
        - Ничего. Я угощаю.
        Наверное, это неправильно - идти гулять за чужой счет, но я все равно соглашаюсь. Мне жутко не хочется скучать.
        Мы с Джоном зависаем в боулинге часа на полтора. Я не слишком-то умею катать шары, но Джон терпеливо корректирует мою технику. Сам он играет как бог. И параллельно с моим обучением организует себе дуэль с каким-то старичком с соседней дорожки. Старичок ужасно болтлив и параллельно с игрой рассказывает нам на ломанном английской историю своей жизни. Она у него насыщенная. Родился старичок в Аргентине, молодость провел в ЮАР, а после сорока обосновался в Майами, завел себе крокодилью ферму.
        Джон незаметно разбивает старичка в пух и прах. И, наверное, зря. Потому что, когда он и аргентинец обмениваются прощальным рукопожатием, последний вдруг хватается за сердце и оседает на пол.
          - Что это с ним? - флегматично интересуется Джон. - Он решил преставиться? Вроде не такой уж старый еще…
        Я в ужасе зову стюардов и пытаюсь проверить у старика пульс. Джон просто стоит рядом как изваяние и бормочет что-то в духе: «Все мы смертны».
        Вокруг нас быстро воцаряется суета и какофония. Пульс у старичка вроде есть, но мне неспокойно, и я пытаюсь сделать аргентинцу (на всякий случай) искусственное дыхание. Оно не помогает. Старик лежит как бревно и не шелохнется.
        - Доктора! Позовите доктора! - кричу я собравшемуся вокруг народу.
        Какая-то китаянка выступает вперед и говорит, что она дерматолог. Она отпихивает меня и пытается тоже делать аргентинцу искусственное дыхание. Старичок дергает ногой, а потом снова замирает. Китайская медицина, видимо, ему не подходит.
        - О покойнике либо хорошо, либо ничего, - апатично лопочет Джон. - Жизнь - это бокал, который рано или поздно пустеет…
        Мне хочется, треснуть его чем-нибудь тяжелым, но мы тут и с одной реанимацией не справляемся, так что я, естественно, сдерживаю свой порыв.
        - Нужен массаж сердца, - говорит китаянка и расстегивает на аргентинце рубашку. - Ого, да у нас тут атопический дерматит!
        Она отгибает ткань рубашки посильней, чтобы изучить высыпания старичка. Увиденное ее явно не радует.
        - Нужны антигистаминные и диета, - говорит дерматолог и качает головой. - Это же надо так себя запустить!
        На меня накатывает дурнота.
        - Делайте уже массаж, - подгоняю я. - Иначе диета ему не поможет.
        Китаянка спохватывается, складывает ладони на груди аргентинца. И тут из кучи людей выбирается хмурая тетя с начесом на голове.
        - Ах ты ж стерва крашеная! - орет она на чистом русском. - Отвалила от моего мужика мигом, пока я тебе люлей не навешала!
        Китаянка вздрагивает, но явно не понимает, чего от нее хотят.
        Тетка с начесом оттаскивает ее от аргентинца и верещит:
        - Белов, кончай придуриваться! Ты какого фига тут оргию устроил?
        Аргентинец открывает один глаз и обреченно вздыхает.
        Тетя с начесом нависает над ним тяжелой скалой:
        - Немедленно вставай, кобель старый! Достал уже своими шуточками. Еще одна такая выходка - сразу же поедешь домой, в Смоленск, понял?
        - Валь, ну ты чего? - смущенно бормочет «аргентинец» и неторопливо поднимается на ноги, отряхивает брюки. - Что, уже и пошутить нельзя?
        Она отвешивает ему подзатыльник, а потом тычками гонит в сторону выхода.
        Я с облегчением выдыхаю и поворачиваюсь к Джону. Он вдруг тоже хватается за сердце.
        - Эй, ты что удумал? - я невольно перехожу на русский и ищу взглядом китаянку-дерматолога.
        Она подскакивает к нам сама и, набрав в рот воды из бутылки, устраивает Джону фонтан. Мой новый приятель сразу приходит в себя.
        - Спасибо! - говорим мы с ним одновременно.
        Китаянка улыбается и всучивает нам обоим по визитке.
        Джон утирается рукавом рубашки, а потом предлагает мне пропустить по стаканчику, чтобы, так сказать, снять стресс. Меня почти трясет от пережитого, потому я и не думаю сопротивляться «тлетворному влиянию запада». Джон берет меня под руку, и мы отправляемся на поиски уютного местечка.
        Глава 9. Никита
        Экскурсия по Неаполю проходит для меня как в тумане. Я немного снимаю, но все через силу, через огромное «не хочу». Со мной такое чуть ли не впервые: я ведь еще тот трудоголик, и обычно работа с ходу поглощает все мои мысли. Однажды я так заработался (снимал горячие источники в Новой Зеландии), что даже забыл про свой день рождения. Родня решила, что я умер, потому что целые сутки не могла до меня дозвониться. Тогда я даже разозлился, что меня отвлекают дурацкими поздравлениями, а сегодня сам не могу собраться.
        В голове у меня - Ника. И ее нога. Мне хочется немедленно созвать для них обеих консилиум из лучших докторов. Вызвать медицинский вертолет. Скупить в аптеке все, что хоть как-то можно намазать на ногу. А еще мне хочется самому ухаживать за злючкой: помогать ей принимать душ, переодевать ее в пижаму. Мои губы невольно складываются в улыбку, когда я представляю себе все это в подробностях. Наверное, это странно, но Ника напоминает мне котенка: я бы с удовольствием не спускал ее с рук.
        При воспоминании о том, как я нес Нику до каюты, с моим организмом делается что-то странное. И я сейчас не про возбуждение. Оно, конечно, тоже присутствует, но к нему примешивается какое-то непривычное чувство. Оно такое мягкое, теплое…
        Нежность?
        Я даже вздрагиваю от своей догадки. Вот только такой фигни мне в жизни и не хватало, ага! На спине выступает испарина. И мне немедленно хочется выкинуть Нику из головы. Немедленно. Но она там, похоже, прописалась и затеяла ремонт со сносом несущих стен. Внутри меня все просто гудит от напряжения.
        Когда наша маленькая съемочная команда возвращается на лайнер, я отправляю парней монтировать сюжет, а сам тащусь за Женькой. Говорю себе, что у меня только деловой интерес к здоровью партнерши по съемкам, но, на самом деле, волнуюсь, как мать-наседка. Сердце так и колотится в ребра.
        В каюте девочек меня поджидает сюрприз - Ники там нет, как и любых следов ее пребывания. Женька тут же складывает руки на груди и косится на меня так, будто подозревает в массовой резне:
        - Куда ты дел мою сестру?
        - Спокойно, ребенок, - невольно хмурюсь я. - Ника, наверное, вышла куда-то. Перекусить там или в аптеку. Посиди пока тут, телек посмотри, а я прогуляюсь по окрестностям - поищу твою сестричку.
        Женька не очень довольна, но остается в каюте. Я же отправляюсь на променад.
        Буфет, аптека, медицинский пункт - я смотрю везде, но Ники нигде нет. Это жутко бесит. В голову почему-то лезет всякая фигня с похищениями и торговлей органами. А еще вспоминаются те гоблины, что приставали к Нике вчера. Мне вдруг становится настолько не по себе, что я решаю расспросить персонал. На лайнере повсюду камеры, и охрана должна знать, к каким чертям провалилась моя «девушка».
        Я уже хватаю за рукав одного из стюардов, как вдруг замечаю Нику среди толпы. Она вышагивает под ручку с тем самым папашей, с которым флиртовала утром. Оба заговорщицки переглядываются и то и дело хихикают. Ну просто идиллическая картинка! И главное, я не вижу никаких следов хромоты. Ни одного, мать вашу, признака.
        Кровь снова шумит у меня в ушах, но уже по-новому. Я отхожу к дверям магазина сумок, чтобы немного слиться с местностью и наблюдаю за Никой. Она и ее спутник ныряют в ресторан. Впрочем, мне их все равно хорошо видно - через окно. Сладкая парочка неспешно занимает столик посреди зала и подзывает к себе официанта. Когда он уходит, «отец года» наклоняется к злючке и что-то вчесывает ей с самодовольным видом. Ника откидывает голову назад и хохочет как идиотка.
        Нет, это же надо так распускать хвост перед женатым мужиком! Чем он ей понравился? Своим кривым шнобелем или похотливыми глазенками? А может, у этих двоих уже и было что-нибудь?
        Меня прямо трясет от последней мысли, но выкинуть из головы я ее не могу. Так и вижу, как кривоносый нагло лапает мою злючку на той самой кровати, на которой сегодня лежал я. Но больше всего меня бесит даже не это воображаемое порно, нет! У меня скулы сводит, когда я думаю о том, что поплыл от какой-то недалекой потаскушки. Поплыл как прыщавый пацан.
        А маленькая дрянь, конечно, хороша! Столько артистизма - аж дух захватывает! Жаль только, перед камерой она его не спешит демонстрировать - могла бы и «оскар» отхватить, если бы пустила свои таланты в дело. И ведь какая самоотверженность: в обед не пожалела косточек - рухнула на причале как подстреленная, изобразила пятьдесят оттенков боли. Даже я, бесчувственный сухарь, повелся как последний дурак!
        В груди у меня печет. И становится мучительно стыдно перед Тохой. Он ведь скептически воспринял Никин спектакль, бурчал там что-то, а я отмахнулся. Меня потянуло геройствовать.
        Интересно, кстати, о чем Ника думала, пока я волок ее в каюту? Наверное, мысленно покатывалась над моей доверчивостью, пищала там у себя в голове от удовольствия. Ну, ничего. Я сейчас тоже повеселюсь.
        Я отлипаю от дверей магазина сумок и энергично шагаю к ресторану, в котором злючка так беспечно радуется своей глупой жизни. Настроение у меня превращается в грозовое облако. В голове стучит только одна мысль: злючка нуждается в том, чтобы ее проучили, и не в моих правилах - откладывать дела на потом.
        Через пару секунд я уже с грохотом вваливаюсь в зал. Ника замечает меня почти сразу, лицо у нее вытягивается, глаза распахиваются на пол-лица. Мне даже смешно. Не ожидала, милая? А зря!
        Я тут же сбавляю шаг и подхожу к ее столику нарочито медленно. Мне хочется насладиться Никиной взволнованностью, продлить ее тревогу. В конце концов, ей же нравится играть на моих нервах - пусть и на своей шкуре почувствует, каково это - напрячься до кончиков пальцев.
        - Привет! - я отодвигаю себе стул и по-хозяйски плюхаюсь рядом со злючкой.
        Моя нога грубо тыкается в ее. Сегодня на Нике шорты, и мне видно, как кожа ее после соприкосновения с моим коленом покрывается мурашками. Я даже ухмыляюсь: приятно, черт побери, когда девушек от тебя бросает в озноб.
        Ника пытается незаметно отодвинуться в сторону, но я тут же пресекаю эти попытки, взгромоздив руку на спинку ее стула.
        - Как дела, киса? Скучала по мне?
        Она нервно сглатывает:
        - Вы уже вернулись? Я думала, вас не будет гораздо дольше.
        Ее щеки чуть бледнеют, но выражение глаз из взволнованного становится раздраженным.
        До меня доносится одуряющий аромат ее волос. Такой древесный, с миндальными нотками. Я чуть ли не против воли запускаю пятерню в Никины пряди, перебираю их в наигранной задумчивости:
        - Что с ногой? Полегчало?
        - Да, спасибо.
        - Быстро же ты оклемалась, - мой голос сочится сарказмом.
        - У меня просто мазь хорошая, - Ника с неприязнью отталкивает мою руку от головы, заправляет волосы за уши. - Я тебе потом запишу название.
        - Да уж будь добра! Такое быстродействующее лекарство в аптечке нужно каждому.
        - Это твой парень, Никки? - вдруг встревает в нашу беседу кривоносый спутник злючки. Говорит он по-английски и вроде бы без акцента.
        На меня снисходит озарение: этот хмырь - иностранец, потому Ника так возбудилась. Небось, спит и видит, как переедет в Лондон, вэ кэпитэл оф Грит Британ. Девчонки же сейчас через одну о таком мечтают. Вот и эта туда же.
        - Это мой коллега, Джон, - виновато лыбится иностранцу злючка. - Мы с ним вместе делаем видео.
        - Ага, - киваю я и демонстративно кладу ладонь ей на бедро. - Наши отношения такие деловые…
        Ника пытается скинуть мою руку, но я только усиливаю хватку. Мои пальцы буквально впечатываются в ее нежную кожу. Глаза у Ники стремительно сужаются до щелочек, в них полыхают молнии. Другой бы, наверное, уже испепелился от ее взгляда, но я выдерживаю его с показным спокойствием. И даже усмехаюсь.
        - Петров, чего тебе надо? - наконец спрашивает она по-русски.
        - Чтобы ты перестала врать. Меня бесят твои дешевые спектакли.
        Я, как последний дурак, вглядываюсь в ее глаза в поисках совести. Но ни фига там нет! Ника едва заметно вздыхает, а потом изо всех сил пытается изобразить бесхитростность. Получается из рук вон плохо - ей явно тяжело что-то из себя корчить, когда я так близко.
        - Не понимаю, о чем ты, - бормочет она не слишком уверенно. - Я всегда говорю людям только правду. То, что сейчас мне лучше, не дает тебе права в чем-то меня обвинять.
        Ее мурлычущие интонации выбивают меня из колеи. Мои мысли стремительно концентрируются на одном - на желании впиться губами в губы этой маленькой дряни. И даже мысль о том, что она, возможно, только что лобзалась с кривоносым, не охлаждает мой порыв.
        - Я и сама не ожидала, что нога так быстро пройдет, - щебечет Ника и чуть взволнованно облизывает губы.
        В глазах у меня темнеет. Черт! Еще секунда - и я сорвусь - притяну ее к себе и таки накрою поцелуем ее лживый рот. И она это, кажется, понимает. По крайней мере, смотрит почти с превосходством.
        Я отшатываюсь от злючки и тут же поднимаюсь на ноги. Мне хочется чем-то пригрозить ей, встряхнуть ее как-то, но на ум ничего не идет. В итоге я выдаю совершенно бессмысленное:
        - Больше никаких спектаклей! Еще раз отчебучишь что-нибудь подобное обеденному представлению - пеняй на себя.
        Она взвивается:
        - Что? Что ты мне сделаешь, параноик? Выпорешь меня?
        - Нет. Но есть вещи, которые ранят сильнее, чем порка.
        - Например?
        - Например, всеобщее общественное порицание. Обеспечить?
        - О да, в этом ты силен, - словно против воли вырывается у Ники.
        - В смысле?
        Она поспешно отворачивается, делает вид, что не расслышала вопроса. Но я-то уже заинтригован. Я грубо, за подбородок, разворачиваю к себе ее лицо:
        - Поясни.
        - Ты и так все понял.
        Вид у нее раздосадованный, глаза горят каким-то мстительным светом. И что это за фигня?
        Ярость в моей груди пульсирует темным сгустком. Переплавляется с недоумением.
        - Я не собираюсь ломать башку над твоими тупыми загадками, - почти выплевываю я. - Есть что сказать - говори. Сплетен, что ли, каких-то наслушалась?
        На ее лице проскальзывает целая круговерть эмоций. Но в итоге злючка с ними справляется, напускает на себя скучающее выражение.
        - Отстань, Петров! - бурчит она и чуть нахохливается. - Не мешай мне общаться с новыми, интересными людьми.
        - Ты сюда работать приехала, а не общаться.
        Она закатывает глаза:
        - И что? Мне теперь нельзя двадцать минут в кафе посидеть?
        Я кошусь на кривоносого. Он смотрит на меня с ответным интересом, старательно улыбается. Хм… Может, мне таки стоит съездить ему по роже? Причины вроде нет, но желания - хоть отбавляй.
        - Петров, да будь же ты человеком! - восклицает злючка. - Я ведь, правда, не вру. Нога прошла, и я просто решила выпить кофе с новым знакомым, пока вас нет. Чего ты взъелся?
        К столику подваливает официант, выставляет перед злючкой и кривоносым коктейльные стаканы.
        - Кофе, говоришь? - невольно скалюсь я. - А почему без круассанов?
        Злючка краснеет. Кривоносый оживляется и предлагает угостить коктейлем и меня. И где только Ника откопала такое трепло? Я демонстративно игнорирую его сбивчивое английское лопотанье, сверлю взглядом злючку:
        - У тебя час свободного времени. А потом будь добра - приведи себя в порядок и приготовься к съемкам. В восемь мы пойдем на вечернее шоу.
        - Хорошо, - отвечает она с лицемерной улыбочкой. - Буду готова к половине восьмого.
        Я выкидываю трубочку из ее стакана и махом опустошаю его наполовину. А потом тут же иду к выходу. В спину мне летит злобное бурчание, и это не может не радовать.
        Чтобы немного встряхнуться, отвлечься от мысли о том, что злючка выстилается тряпочкой перед каким-то кривоносым иностранцем, я наведываюсь к парням. У них, конечно, не сьют, как у меня, но довольно уютно. В воздухе витает дух авантюризма.
        Тоха зависает в интернете, а Пупс распластался на полу в странной позе и отчаянно сопит. При виде него я застываю на пороге:
        - Это что?
        - Это спорт, - флегматично поясняет Тоха. - Валера у нас решил заняться собой и теперь каждые четыре часа стоит в планке.
        Меня почему-то настораживает такая внезапно проснувшаяся любовь к физкультуре.
        - И ради чего пыжимся? - спрашиваю я, как бы невзначай. - Или ради кого?
        Пупс в изнеможении плюхается пузом на ковер:
        - Просто так для себя занимаюсь. А что, нельзя?
        Вид у него слегка воинственный, и это настораживает меня еще больше. Вот только предъявить Пупсу пока нечего. Я миролюбиво улыбаюсь:
        - Не, я всей душой за спорт, друг. Главное, не надорвись: нам твои пухлые ручонки еще очень нужны. Ты же помнишь, надеюсь, что к концу круиза у нас должны быть смонтированы все ролики?
        - Помню. И первый влог у меня уже почти готов. Осталось совсем немного попыхтеть над переходами.
        - Очень хорошо! - я даже как-то приободряюсь, отечески треплю Пупса по затылку.
        Тоха снова поднимает на меня глаза, смотрит задумчиво. Такое чувство, будто он пытается разглядеть у меня признаки какой-нибудь смертельной болячки.
        - Что? - вскидываюсь я.
        - Как там конечность твоей Клубнички? Срослась?
        - Почти. Я договорился с Никой сходить вечером на шоу.
        - Ну хоть что-то…
        Мне не нравится его начальственная интонация. Хотя я сам виноват - увлекшись Никой, дал брату распоясаться. Все же хочешь не хочешь, а надо время от времени напоминать подчиненным, кто у нас тут всем рулит.
        Я подсаживаюсь к Тохе на диван и напускаю на себя деловитый вид:
        - А ты чем занимался, мой юный друг? Мультики смотрел?
        - Вообще-то нет. Я тут в поте лица переписываюсь с твоей паствой в «Инсте».
        - Фу, Тох, не называй их так.
        Он ухмыляется:
        - Ох, уж эти моралисты… Ты лучше о другом подумай: у тебя «Инста» уже плесенью покрылась, пока ты тут по бабам скачешь. А народ жаждет зрелищ и экшна, и если их не дашь ты, даст другой. Сечешь, лапуля? Тебя скоро сольют, потому что в «Инсте» есть мальчики погорячей.
        - Что-то я не пойму, куда ты клонишь?
        - Нам нужен взрывной контент, Никитос. Иначе твои котики сделают тебе ручкой.
        Внутри меня все вскипает. Я даже чувствую ломоту в висках:
        - Так работай, Тох! Работай. Добавляй огня, клепай крутой контент.
        - Да я же с радостью! Только кивни.
        У него дергаются желваки. Все же он какой-то нервный в последнее время. Прямо как я.
        Я с шумом выдыхаю:
        - У тебя уже есть какие-то идеи?
        - У меня всегда есть идеи. Иначе я бы даже рот не открывал.
        - Отлично. Давай сюда свой креатив.
        Он несколько секунд оглаживает бороду, а потом подается вперед:
        - Разреши мне выложить твои вчерашние терки в магазине шоколада.
        - В каком виде?
        - Ничего криминального: пара скриншотов и небольшой рассказ о том, как ты, чертяка, хорош в защите униженных и оскорбленных.
        Я, как в детстве, закусываю щеку изнутри. С одной стороны, я обещал Нике, что контент с потасовкой никуда не пойдет. С другой… С другой, она меня порядком выбесила сегодня. Вот какого черта, скажите, я должен соблюдать какие-то договоренности, когда она на них наплевала?
        Мои губы трогает мстительная улыбка.
        - Хорошо, Тох. Выкладывай все, что хочешь.
        * * *
        После визита к парням, иду в буфет, чтобы перекусить. Со мной тут же пытаются познакомиться какие-то соплячки. Вроде шведки, но это не точно. Я, в принципе, с ними почти не разговариваю - отшиваю довольно грубо. У меня совсем нет настроения на общение. Наверное, это экскурсия дурацкая так меня вымотала. Не из-за Ники же я такой злющий, верно? Ника мне до одного места теперь. Пусть хоть под всех иностранцев на корабле ляжет - пофиг. Отныне между нами только деловые отношения и больше ничего: распутным врушкам не место в моей жизни.
        С легким отвращением я запихиваю в себя стейк и беру чаю. К моему столику подваливает пожилая пара, просит сфотографироваться с «любимым блогером». Тут уж приходится сдерживать свое раздражение: меня как-никак учили уважать старость. Да и подписчики - это святое. Правда, фотосессия немного затягивается. Пенсионеры подтаскивают к моему столику друзей, те - какую-то свою родню. Минут через десять со мной фотографируются уже просто случайные люди.
        Как не странно, пенсионерское паломничество меня веселит, настраивает на какой-то беспечный лад. Я даже подумываю позвонить Ангелине, чтобы немного пофлиртовать. Но в таком игривом состоянии, к сожалению, пребываю недолго. Возвращаясь к себе, я невольно заглядываю в окно ресторана, в котором попивала «кофеек» Ника. Она и ее иностранец уже ушли. И, когда я понимаю это, мое настроение почему-то снова летит к чертям. Вот куда эту дуру понесло, а? К себе или к кривоносому? Найдет ведь проблем на свою симпатичную попу…
        В свою каюту я вваливаюсь мрачней тучи. Первым делом проверяю почту, отвечаю на пару писем от спонсоров, а потом просматриваю кое-что из отснятого материала. К сожалению, сосредоточиться на видео нормально не получается. В груди колыхается унылое, изматывающее раздражение. Психанув, выключаю ноутбук и иду в душ. Мне скоро переодеваться для вечернего шоу, так что самое время - немного освежиться.
        Зайдя в душевую кабину, я выкручиваю холодную воду на всю. А-а-а! Шикарно!
        Холод сковывает руки и ноги, но мигом вытравляет из головы всякие глупости. Минуты через три я свеж как огурчик и полон желания сворачивать горы. Чтобы закрепить эффект от душа, яростно растираюсь полотенцем. И в этот момент в дверь моей каюты начинают долбиться. Не знаю, кого это принесло, но, судя по стукам, визитер настроен решительно, - бьет в дверь с таким исступлением, будто спешит набить мне морду.
        Впрочем, я не из пугливых. Тут же наматываю полотенце на бедра и иду открывать.
        За дверью обнаруживается Ника. Вид у нее разъяренный: глаза сузились до щелочек, а на щеках проступили нездоровые красные пятна. В руках она сжимает телефон.
        - Ты… Ты… - Нику почти трясет при виде меня.
        Я отступаю в сторону, давая ей пройти. Она влетает в каюту и хлопает дверью так, что стаканы на столике в моей гостиной чуть звякают.
        - Зачем ты выложил в Сторис историю про меня и тех уродов из магазина? Ты же обещал, что не станешь этого делать!
        - Разве? - Я невольно ухмыляюсь. - Вообще-то, я обещал, что во влог эта потасовка не пойдет, а про Инстаграм уговора не было.
        - Удали это! - решительно требует она и тычет в меня своим телефоном, на экране которого виднеется скриншот от Тохи. - Удали!
        - Вот еще! Не буду я ничего удалять. Я на этих снимках хорош, как бог.
        Ника разъяряется еще больше:
        - Это мерзко! Мерзко поступать вот так со мной - с человеком, который тебе доверился. Удали свой дурацкий пост немедленно!
        Я молчу, но смотрю на нее так, чтобы поняла: нечего мне указывать.
        Она хмурится:
        - Твои подписчики поливают меня грязью в комментариях.
        - Это плата за популярность.
        - Они говорят, что я сама виновата в том, что ко мне пристают. Ты с ними согласен?
        - С чего бы?
        Ника взвивается:
        - Но ты ведь не удаляешь эти комменты - значит, согласен!
        - Мне плевать на мнение людей, которых я не знаю, но любые комментарии продвигают пост в Инстаграм, даже оскорбительные. Так зачем мне вставлять себе палки в колеса, подтирая комменты?
        - То есть дело в популярности, да? - с пафосом констатирует Ника. - Ради нее ты готов на все?
        - Может быть.
        - Чудесно! - почти шипит она. - В таком случае я себе тоже выложу что-нибудь горячее.
        Она подается ко мне и сдергивает с моих бедер полотенце. А потом, пока я пытаюсь сообразить, что она вообще задумала, пару раз щелкает меня на телефон.
        - Ты сдурела? - с раздражением спрашиваю я.
        Ника неестественно хохочет:
        - Почему это? Я, может, тоже ради популярности готова на все.
        Мне кажется, что она близка к истерике, и это действует на меня успокаивающе. Со мной с детства так: когда вокруг люди едут кукушкой, на меня неизменно нисходит вселенское спокойствие
        Я даже не пытаюсь прикрыться (да мне и нечего стыдиться, в общем-то: природа не поскупилась), только флегматично качаю головой:
        - Эх, Ника, Ника! Тебя за обнаженку забанят в Инсте.
          - Не забанят, - деловито возражает она. - А может, я вообще твои фотки выложу в другом месте.
        Вот же идиотка! Я сгребаю ее в объятья и пытаюсь забрать телефон. Ника весьма активно сопротивляется, довольно болезненно заезжает мне затылком в подбородок.
        - Лучше отдай мобильник по-хорошему, папарацци, - угрожающе бурчу я и пытаюсь перехватить ее руки.
        - Не отдам! Не отдам, пока не удалишь свой дурацкий пост.
        В попытках прикрыть собой телефон она сгибается пополам, я - вместе с ней. Через пару секунд мы теряем равновесие и валимся на ковер.
        - Да отдай же ты этот чертов телефон! - Я пытаясь обездвижить Нику, чтобы было проще добраться до мобильника, но она отчаянно этому препятствует. - Ты же сейчас его расколошматишь.
        - Ничего страшного, флешка с фотками в любом случае не пострадает.
        Ника извивается как какая-нибудь ящерка. Я получаю от нее еще пару ощутимых тычков, и терпение мое лопается.
        - Ладно, солнышко, считай, ты сама напросилась. - За пару секунд я подгребаю Нику под себя, крепко перехватываю ее запястья и завожу их ей за голову.
        - Скотина! - пыхтит она, смешно брыкаясь. - Мерзкий кусок козлятины! Тебе разве мама не говорила, что с девочками дерутся только последние уроды?
        Я таки вырываю у нее телефон, но тот, конечно, уже заблокировался.
        - Какой у тебя пароль? - я изо всех сил пытаюсь говорить серьезно, но, на самом деле, вся эта наша возня меня жутко смешит.
        Вместо ответа Ника пытается меня укусить.
        Я сильней придавливаю ее к полу своим телом и, приложив немного сноровки, разблокирую телефон ее же большим пальцем.
        - Свинья! - уже без прежнего пыла бухтит Ника.
        - Умей проигрывать достойно, киса.
        Я быстро нахожу в ее телефоне свежие фотки и, удалив их, на всякий случай чищу корзину. Мои губы растягиваются в победоносной улыбке. Ника еще раз дергается, пытаясь меня скинуть, а потом затихает.
        - Вот и славно! - Я выключаю «мобильник раздора» и отодвигаю его подальше. - А теперь давай поговорим спокойно.
        Глава 10. Вероника
        И зачем я только переоделась в платье? Зачем? Пока я боролась с Петровым, оно задралось, и сейчас я лежу под этим чудовищем в самом непотребном виде. Ужасно, просто ужасно!
        Но есть и кое-что похуже - меня медленно, но верно охватывают те отвратительные чувства, которые полыхали во мне днем. Каждый участок кожи, к которому прижимается Петров, словно раскаляется и жаждет чего-то неприличного. Во рту становится сухо.
        Никита прерывисто вздыхает и долго-долго смотрит мне в глаза. Я, конечно, не отвожу взгляда, но мысленно молюсь, чтобы дорогой «партнер» не догадался о том, как меня будоражит его близость.
        Почему природа вообще такое допустила? Почему мне так приятно от прикосновений мерзавца, которого я на дух не переношу? Загадка!
        Петров вдруг принюхивается:
        - Что это за духи у тебя? Никак не пойму. Дольче Габбана?
        - Я не пользуюсь духами. И антиперспирант у меня без запаха.
        - И тем не менее пахнешь очень вкусно. - Он нагло утыкается носом мне в шею. - Просто превосходно!
        Его горячее дыхание чуть щекочет мою кожу и вызывает целый сонм мурашек. На мгновение мне хочется зажмуриться. Но потом я вдруг осознаю, что Петрова наша потасовка весьма взбодрила, а в одном месте даже ощутимо так тонизировала.
        Мое открытие приводит меня в такое волнение, что приходится сделать над собой усилие, чтобы не начать мелко подрагивать.
        - Петров, ты офигел? - с замиранием сердца восклицаю я. - Ты что себе позволяешь?
        - Я? Ничего. Я вообще всеми силами пытаюсь восстановить мир.
        - А в мою ногу ты, значит, трубкой мира уперся, да?
        Мерзавец чуть ерзает, пытается устроиться на мне поудобней.
        - Петров! - снова восклицаю я, но голос звучит предательски сипло.
        Никита опять посылает мне проникновенный взгляд:
        - Я же не специально. Я не виноват, что мое тело находит тебя аппетитной.
        - Да плевать мне: специально ты или нет. Просто слезь с меня сейчас же!
        - И не подумаю! - В его голосе прорезается умопомрачительная хрипотца. - Если я тебя отпущу, ты опять начнешь клепать на меня компромат. Или вообще решишь избить.
        Он усмехается и снова неуклюже ерзает. Меня охватывает странная слабость, спина покрывается испариной.
        Ничего-ничего, - мысленно утешаю себя я. - Мне просто жарко. Жарко от этой туши, навалившейся сверху.
        - Петров, прекрати…
        - Вообще-то, не я все это начал, - зачем-то напоминает он. - Это ты ворвалась ко мне фурией. Ты сорвала с меня полотенце, а потом повалила на пол.
        Мне не очень хочется это признавать, но что-то в его словах есть. Я смущенно отвожу взгляд в сторону, делаю вид, что меня заинтересовал орнамент на шторах.
        - Впрочем, я не в обиде, - тихо добавляет Петров. - Никакое сотрудничество невозможно без некоторых разногласий. Можно даже сказать, что конфликты отчасти полезны для творческого процесса.
        Он вдруг проводит пальцами по моей щеке. Я чуть вздрагиваю и снова смотрю ему в глаза. Петров несколько секунд миролюбиво улыбается, а потом вдруг наклоняется и целует меня в губы. Нагло целует, без всякого стеснения! Я даже пугаюсь его напора и, конечно, не сопротивляюсь.
        Внутри меня поднимается волна какого-то мучительного жара. Мозги становятся ватными.
        - Ника… - шепчет Петров, на мгновение отрываясь, от моих губ. - Ника, что ты со мной делаешь, а? Ты ведьма?
        Я не успеваю ничего ответить, потому что он снова меня целует. Целует и чуть прикусывает мою нижнюю губу.
        А я… Я в таком шоке, что просто цепенею. Но Петров, конечно, все истолковывает совершенно неправильно. Он расслабляется и отпускает мои запястья, скользит пальцами по моим ключицам.
        Меня вдруг охватывает совершенно нездоровое любопытство. Мне хочется узнать, что будет дальше. Хочется отследить все реакции тела, которое плавится от одних лишь поцелуев. И вместо того, чтобы оттолкнуть Петрова, я зачем-то обхватываю его шею руками. А потом сама целую его с непонятным энтузиазмом.
        Глаза у Никиты становятся по-настоящему шальные. Хотя, наверное, у меня сейчас такие же.
        Мне одновременно хочется провалиться сквозь землю и новых ласк. Никита приспускает бретельку платья и скользит губами по моему плечу. Как же приятно! Здравый смысл тает как туман на солнце.
        Ободренный моей податливостью, Петров окончательно распоясывается - несколько раз пробегает пальцами по моему бедру, а потом по-хозяйски поддевает край моего платья. И в этот момент (какое же счастье!) раздается стук в дверь.
        Я чуть вздрагиваю, а Никита морщится. Открывать не торопится, но платье оставляет в покое.
        - И кого это черти принесли? - В его голосе полно злости.
        Ко мне частично возвращается способность соображать. Я вдруг понимаю, что не в себе, и мне лучше проваливать, пока не случилось непоправимое.
        - Открой, - тихо прошу я, надеясь, что, когда Петров отстранится, мне удастся взять себя в руки.
        Он отмахивается:
        - Не буду. Я никого не жду.
        Никита еще раз меня целует, и проблески сознательности стремительно блекнут. Я внутренне холодею. Если Петров продолжит меня ласкать, я не смогу сказать ему «нет». Он слишком сексуален, а я слишком сильно люблю приключения.
        Петров словно читает мои мысли. Он снова возвращает руку на мое бедро, скользит по нему пальцами так нежно, что мне приходится сделать над собой усилие, чтобы не застонать.
        Стук повторяется.
        - Наверное, что-то случилось, - говорю я охрипшим голосом. Сил сопротивляться наваждению у меня все меньше. - Может, лайнер пошел ко дну, или на борту пожар?
        - В случае пожара срабатывают системы оповещения.
        Тук-тук! Нежданный визитер, сам того не ведая, добавляет мне сопротивляемости.
        - Открой! - требовательно бурчу я и пытаюсь одернуть платье. - У человека явно что-то срочное.
        Никита напрягается, смотрит на меня с укором.
        Вот это он напрасно: я с детства не люблю, когда на меня давят. Как только стук снова повторяется, я ору изо всех сил:
        - Кто там? Чего хотели?
        В глазах Петрова плещется тихий ужас, а я невольно ухмыляюсь. Так тебе и надо, мерзавец! Да, я дала слабину, но ты меня все-таки не получишь.
        - Никит, ты здесь? - робко вопрошает незваный гость через дверь. Он явно смущен тем, что отозвалась на стук я, а не хозяин каюты.
        Петров сердито выдыхает и таки скатывается с меня. Вид у него жутко разочарованный. Я же времени даром не теряю - поднимаю с пола свой телефон и перемещаюсь на диван, разглаживаю подол платья. Мне не хочется, чтобы случайный визитер догадался о том, что со мной только что происходило. Тем более повторять подобное я не планирую.
        Никита натягивает на себя какие-то шорты, футболку, а потом оглядывает меня:
        - Волосы еще поправь.
        Взгляд у него в этот момент неприятный и словно обещает отмщение. Пфф! Напугали ежа голой попой. Я поспешно приглаживаю прическу и невинно улыбаюсь.
        Петров приоткрывает дверь и высовывается в коридор.
        - Валера, какого хрена ты приперся?
        - Не могу найти видео с квадрика. Оно у тебя?
        - Да! Сейчас отдам. - Петров закрывает дверь и, чертыхаясь, подходит к столу, выдергивает из ноутбука флешку.
        - Какая у тебя ответственная команда! - почти искренне восхищаюсь я. - Работают не покладая рук.
        - И не говори, - бормочет он, а кулаки у самого так и сжимаются.
        Вот уж не думала, что он так тяжело воспримет облом. Может, и правда поспорил на меня?
        Петров возвращается к двери, снова выглядывает в коридор:
        - Держи! Если еще что-то понадобится, сначала в «Ватсапе» напиши, и только потом заваливайся.
        - Хорошо, - покорно блеет его Валера. - Извини, что помешал. Я больше никогда не…
        Быдыщ! Петров, не дослушав, захлопывает дверь с нескрываемым бешенством, а потом поворачивается ко мне. Напряженное выражение его лица переплавляется в нахальное. Во взгляде снова проступает желание. Петров почти раздевает меня взглядом, а мне из-за этого делается нестерпимо душно.
        Ой, все! Пора сматываться. Я поднимаюсь с дивана и нетвердой походкой иду к выходу.
        - Куда? - Никита решительно преграждает мне путь.
        Он берет меня за руку и ласково поглаживает пальцами мое запястье. На мгновение мне хочется прильнуть к Петрову так сильно, что ноги подкашиваются. Но я сопротивляюсь нездоровому притяжению из последних сил:
        - Мне… Мне тоже надо работать. У меня помощница всего одна, так что мы зашиваемся.
        - А как же… - он осекается, косится на ковер, словно напоминая мне о том, что только что было.
        Я нервно облизываю губы. Как же это, оказывается, сложно - просто уйти и не думать о том, от чего отказываюсь. Я улыбаюсь почти через силу:
        - Классно порепетировали, да? Думаю, теперь в кадре никаких проблем не возникнет.
        - Порепетировали? - он смотрит на меня ошарашено.
        Я же изо всех сил излучаю придурковатую наивность:
        - Ну, ты, конечно, вложил чуть больше души, чем следовало, но в целом, у нас все неплохо получилось. Короче, давай, до скорого. Через полчаса встретимся у концертного зала.
        Я проворно огибаю Петрова и вываливаюсь за дверь. Фух! Я смогла, я справилась с разбушевавшимся либидо! А ведь это было посложней, чем заставить себя есть кузнечиков на Пхукете.
        В коридоре оживленно. Мимо меня проплывает целая компания пожилых женщин.
        - У вас все нормально? - спрашивает одна из них по-английски, пристально оглядев мое лицо.
        - О да! - киваю я, хотя самой хочется сползти по стеночке.
        Вот уж не думала, что круиз такое нервное дело!
        Чтобы немного привести в порядок нервы, я спускаюсь на свою палубу по лестнице, а не на лифте. Говорят, прогулки успокаивают. И, наверное, так и есть. Пока я чапаю по ступеням, дыхание у меня постепенно выравнивается, а сердце бьется спокойней. Вот только мысли в голове по-прежнему скачут, как чокнутые лягушки.
        А вдруг Петров продолжит действовать на меня возбуждающе? Вдруг я опять потеряю контроль над собой? Моя девичья честь, конечно, уже изрядно запылилась и утратила былую ценность, но я точно не хочу отдавать ее Петрову. Он ведет себя омерзительно. Он даже пост, под которым меня оскорбляют, не захотел удалять. Гад! Мерзкий гад!
        Я даже спотыкаюсь от нахлынувшего возмущения. Так, мне срочно нужен план! Мне нужна стратегия, позволяющая держать в узде внезапно прорезавшуюся озабоченность.

* * *
        Когда я вваливаюсь в нашу каюту, Женька смотрит на меня встревожено.
        - И как все прошло?
        Мне хочется разразиться бранью, но, сделав глубокий вдох, я с церемонным видом усаживаюсь на диван и развожу руками:
        - Без толку. Петров даже не понял суть моих претензий. Он, похоже, ради рейтинга и маму бы выложил в непотребном виде.
        - Ну, это ты преувеличиваешь, - деловито возражает сестра. - Петров не производит впечатления человека без руля и ветрил. Да и пост этот…
        - А с чего ты вдруг его защищаешь? - перебиваю я и смотрю на Женьку с нескрываемым подозрением.
        Она беззаботно улыбается:
        - Я не защищаю, я пытаюсь быть объективной. В конце концов, ничего такого ужасного Никита не выложил.
        - Ого! Уже и «Никита»? - Меня переполняет непонятное раздражение. - И когда это вы так сблизились? Неужели на экскурсии? Наверное, Петров, бедняжка, ничего толком не снимал - сидел тебя очаровывал. С помощью всяких там пикаперских приемов. Другого объяснения твоей внезапно вспыхнувшей к нему симпатии я не вижу.
        - Ой, да какая симпатия! - беспечно пожимает плечами Женька. - Просто я реально не понимаю, из-за чего ты так завелась. Никита выложил в Инсту весьма романтичную историю. На мой взгляд, она никак не вредит твоей репутации. Даже наоборот. У тебя, кстати, в течение получаса добавилось несколько сотен подписчиков. Я бы на твоем месте Петрову еще «спасибо» сказала, пусть даже он и выложил что-то не посоветовавшись.
        Я фыркаю и качаю головой:
        - Женя, я тебя не узнаю. Что это за лояльность к человеку, которого ты видела пару раз? Не ты ли недавно призывала меня не доверять Петрову и подозревала, что он заключил на меня пари. Кстати, ты что-нибудь разузнала на этот счет?
        Она сникает:
        - Нет, ничего.
        - Как же так, Женя? - с неприкрытым сарказмом интересуюсь я. - Чем же ты занималась всю экскурсию? Слушала россказни Ни-ки-ты о том, какой он офигенный?
        Ее взгляд наполняется вселенской печалью.
        - Дело не в Никите. Дело в Валере. Он какой-то странный стал. Когда мы с ним вчера ужинали, он показался мне довольно приветливым и отзывчивым. А сегодня Валера вел себя как бука. Он буквально шарахался от меня. Мне ни разу не удалось побеседовать с ним дольше минуты.
        - Видимо, первое впечатление было обманчивым.
        - Да нет же! Я уверена, что он вполне милый парень. Кстати, он периодически на меня посматривал, но стоило поглядеть в ответ - ему прямо нехорошо делалось. В какой-то момент я даже испугалась, что он в обморок грохнется. Он мне даже чем-то Степанова напомнил.
        - Какого Степанова?
        - Того, с которым я сидела за одной партой до четвертого класса.
        - И чем же они похожи?
        - Степанов вел себя почти так же, когда ему мама запретила со мной общаться.
        Я смеюсь:
        - Да ну, бред какой-то! У Валеры, конечно, тоже может быть строгая мама, но она явно даже не подозревает о твоем существовании.
        Женька пожимает плечами.
        - Ладно, - машу рукой я, - не забивай себе голову этим чудиком. В принципе, мне плевать: спорил Петров на меня, или нет. Даже если не спорил, он меня все равно бесит.
        - Я думаю, не было спора, - тут же вворачивает Женька. - Петров не производит впечатления придурка, которого можно взять на «слабо».
        Я невольно закатываю глаза:
        - Ну вот опять! С чего ты вдруг так резко переменила мнение о нем?
        - Он сегодня пришел тебе на помощь, вообще-то. Да и на экскурсии был довольно приветливым. Даже мороженое мне купил.
        - Ага! - взвиваюсь я. - Вот оно! Вот! Ты продала сестру за мороженку.
        - Никого я не продавала.
        - Продала!
        Женька задумчиво потирает переносицу:
        - Мне просто кажется, ты относишься к нему предвзято. С предубеждением. А он нормальный, в общем-то, парень.
        Я почти задыхаюсь от ярости. Ну и гад этот Петров! Каким-то образом успел втереться в доверие к моей сестре. Ничем не гнушается.
        - Знаешь, Женя, - говорю я с учительской интонацией, - больше я тебя никуда одну не отпущу. Ты что-то слишком доверчива для своего возраста.
        - Хорошо, - кивает она и раскрывает свой любимый блокнот, чтобы продолжить рисовать то, что начала до моего прихода.
        - Подожди! - уже мягче говорю я. - Ты не могла бы мне одолжить свое платье в клетку?
        - Зачем?
        - Надо.
        Она вздыхает:
        - Бери, конечно. Оно в шкафу.
        Я достаю заветную «тряпочку» и, быстро переодевшись, оглядываю себя в зеркало. То, что нужно! Платье длинное (до щиколоток), закрытое - идеально подходит для встречи с Петровым. Во-первых, его так просто не задерешь, во-вторых, до груди в нем не добраться. В общем, не располагает оно к игривости и плотским удовольствиям. А еще оно такое унылое, что возбудит разве только конченого извращенца.
        - Только не пролей на подол ничего, - бубнит Женька. - Это все-таки мой любимый наряд.
        - Конечно-конечно, - киваю я и пытаюсь заглянуть ей через плечо. - Что рисуешь?
        Она тут же захлопывает блокнот.
        - Эй! - напрягаюсь я. - У нас появились тайны?
        - Ничего у нас не появилось, - смущенно отрицает Женя. - Просто я еще не закончила. Терпеть не могу показывать то, что еще не доведено до совершенства.
        - Я только одним глазком… - Я просительно протягиваю руку к блокноту, но сестра только плотней прижимает его к груди.
        В душе у меня, конечно, сразу шевелятся дурные предчувствия. Что она там рисует? Карикатуры? Фальшивые доллары?
        - Если не дашь посмотреть, я обижусь, - сердито бурчу я.
        Женька несколько секунд смотрит недоверчиво, но вид у меня достаточно грозный - она сдается, протягивает блокнот. Я проворно раскрываю его там, где вложен карандаш, и чувствую, как сердце пропускает удар. Последний начатый рисунок оказывается портретом Петрова. И что это значит?
        - Откуда у тебя такой интерес к этому хлыщу? - я стараюсь звучать максимально апатично.
        - Я просто пытаюсь его понять, - спокойно поясняет Женька. - Рисование - это мой способ познания мира. Когда я кого-то рисую, я словно проникаю в его мысли.
        - Замечательно! - с сарказмом констатирую я. - Моя сестра пересмотрела «Битвы экстрасенсов». Не хочешь, кстати, поделиться тем, что ты там обнаружила в мыслях своего нового любимчика?
        Она почесывает затылок и отводит глаза:
        - Никита на тебя запал.
        - Пфф! Что за глупости, Женя?
        Сестра несколько секунд сердито хмурится, а потом выдергивает из моих рук блокнот:
        - Можешь, не верить, но я так чувствую.
        Да уж! Чтобы унять снова охватившее меня волнение, я ухожу в ванную. Включаю воду и в задумчивости присаживаюсь на унитаз. А ничего так Никита у Женьки получился. Симпатичный.
        Воображение совершенно некстати подсовывает мне воспоминания о наших поцелуях, и меня снова обдает жаром. Ох! Да что это со мной такое, черт возьми? Может, это у меня так акклиматизация проходит? Или дело в еде? Должно же быть хоть какое-то объяснение для гормональной бури, так некстати разыгравшейся в моем организме.
        Из груди вырывается тяжелый вздох. М-да, похоже, на одно только отталкивающее платье надеяться не приходится. Надо что-то еще придумать, что будет отвлекать меня от игривых мыслей.
        Я несколько минут в задумчивости кусаю губы, а потом меня осеняет. Выскочив из ванной, я делаю страдальческий вид:
        - Жень, а ты брала мазь от растяжений?
        Сестра с неохотой отрывается от рисования и смотрит сквозь меня:
        - А? Какую мазь?
        - Ну эту, свою любимую - с красным перцем.
        - Конечно, брала.
        - Как же хорошо! - восклицаю я и на радостях немного выбиваюсь из амплуа страдалицы. - А то я тут очень неудачно спину потянула - прямо разогнуться не могу.
        - Разве? - она смотрит на меня со скепсисом.
        Я тут же сгибаюсь буквой «зю» и потираю поясницу:
        - Ужас как болит! У меня, наверное, полоса неудач: утром - ногу потянула, сейчас - спину. Может, витаминов каких не хватает?
        На лице Женьки появляется сочувственное выражение. Она спрыгивает с дивана и суетливо роется в чемодане:
        - Да где же эта мазь? Точно ведь брала ее. У меня, кстати, еще и «Звездочка» есть - не подойдет?
        - Нет, - угрюмо отказываюсь я.
        - Нашла! - Женька наконец выуживает нужный тюбик и подает его мне. - Давай помогу намазаться?
        - Не надо, - я шарахаюсь от нее, как гуманитарий от интегралов, но изо всех сил сохраняю на лице страдальческое выражение. - Сама справлюсь. Ты рисуй-рисуй! Препарируй мысли Петрова. Его психологический портрет мне еще понадобится.
        Сестра корчит в ответ смешную рожицу.
        Я снова закрываюсь в ванной и, раздевшись, проворно натираю мазью почти все участки кожи, которые будут прикрыты платьем. Только то, что под бельем, не трогаю - жалею себя. Кожу почти сразу начинает пощипывать. На плечах даже сыпь мелкая появляется. У меня, наверное, легкая аллергия на красный перец: мне от мази с ним регулярно хочется лезть на стену. Обычно я этого самого перца избегаю, но сейчас мне все его эффекты только на руку. Когда легкое пощипывание перерастет в персональный ад, я точно не смогу думать об интиме с Петровым. И это просто великолепно!
        Я опять напяливаю платье и, выйдя из ванной, поправляю прическу. Кожу уже прилично печет, по всему телу распространяется легкий зуд.
        - Тебе лучше? - заботливо спрашивает Женька.
        - Ага, прямо на глазах выздоравливаю. - Я подхватываю камеру и выскальзываю из номера.
          Глава 11. Никита
        Время без пятнадцати восемь, но я почему-то не нервничаю. Я уверен, что Ника придет. А еще мне кажется, что «окучивать» ее осталось совсем не долго. Она, конечно, сбежала от меня, когда приперся этот идиот Валера, но побег явно дался ей непросто. Ника меня хочет, это факт. И совсем скоро ее оборона падет, рассыплется в труху.
        Быстрей бы!
        Мне не терпится избавиться от чертова наваждения и сосредоточиться наконец на работе. Мысли о Нике мешают думать о делах, отвлекают на себя всю мою энергию. И это изматывает. Да что там! Это доводит меня до ручки!
        Но будем смотреть правде в глаза: одной горячей ночки, мне, конечно, не хватит. Ника зацепила меня конкретно, и переспать с ней надо раза три-четыре, чтобы «наесться» как следует. Иначе выкинуть эту распутную дурочку из головы не получится. Да! Готов поклясться на «Камасутре»: мне нужны три-четыре раза для воплощения всех своих хотелок. У меня тут уже такая обширная программа нарисовалась, что в одну ночь мы вряд ли уложимся.
        Я невольно улыбаюсь, когда представляю, как все будет. А будет все медленно и со вкусом. При свете, конечно (я хочу разглядеть каждый изгиб Никиного тела, каждую ее родинку). Под какую-нибудь слащавую музыку.
        Ника такая отзывчивая крошка, что явно не потребует долгих усилий. Впрочем, марафоны меня не пугают: от меня еще ни одна «ледышка» не уходила неудовлетворенной.
        Начнем мы с ней с чего-то консервативного, а вот потом…
        Вокруг меня начинает собираться толпа желающих попасть на концерт, а я все никак не могу прервать поток фантазий. Ужасно хочется пройти в воображении весь свой внушительный виш-лист. Там так много локаций: душ, диван, ковер, кровать.
        Кровать, кстати, особенно прекрасна. Так и вижу, как злючка держится нежными пальчиками за ее изголовье, а я наматываю распущенные Никины волосы на кулак. Нет-нет, я не собираюсь делать ей больно. Просто это будет приятно - почувствовать над ней хоть чуточку первобытной власти.
        Мой организм, конечно, охотно откликается на фантазии, приводит все, что нужно для их воплощения, в боевую готовность. Черт!
        Я раздраженно выдыхаю. Да уж, понесло тебя, Никитос! Скоро какая-нибудь сердобольная бабуля огреет тебя сумкой, приняв за извращенца.
        Я тру лицо ладонями, а потом включаю камеру, которую еще в номере прикрутил к сложенному штативу. Съемки должны меня отвлечь. Всегда отвлекали. Держа штатив на вытянутой руке, я пытаюсь наплести в камеру небольшое послание для подписчиков.
        Поначалу слова лезут из меня неохотно, с запинками. Приходится делать несколько дублей. Постепенно, к счастью, кровь возвращается в мозг, речь наконец становится внятной.
        - Молодой человек, вы русский? - с какой-то затаенной радостью спрашивает меня неизвестно откуда возникший старичок с тростью.
        Мне лень отвечать - ограничиваюсь кивком.
        - Боже, какое счастье, что мне попались именно вы, - дедуля расплывается в улыбке и почти кидается мне на шею. - Знаете, я очень плохо говорю по-английски, и меня тут почти не понимают.
        Я ловлю себя на мысли, что и по-русски хрыч говорит странно. Похоже, он из Прибалтики: весьма заметно тянет слова и необычно произносит согласные.
        Пока я размышляю над его произношением, дед опирается о палку в руках и наклоняет голову набок:
        - Вы тут случайно не видели пожилую женщину в зеленой шляпке?
        Я с интересом оглядываюсь, но рядом с нами вообще нет людей в шляпах. Пожимаю плечами.
        - Нет, не видел.
        Старик вздыхает:
        - Я всего на две минуты замешкался - и она пропала.
        - Кто она? - я тихо проклинаю разговорчивого старикашку, но отключаю камеру, чтобы сосредоточиться на его словах. - Женщина в шляпе?
        - Ну да. Моя жена.
        - Найдется, - апатично успокаиваю я. - Может, в туалет отошла.
        Он некоторое время мнется, а потом вздыхает.
        - Знаете, она у меня немного ку-ку. А еще у нее периодически случаются провалы в памяти. Потому мне надо найти ее как можно скорее.
        - Кого найти? - раздается позади меня голос Ники.
        Я оглядываюсь. Злючка стоит рядом (и когда только подкралась?), с огромным интересом разглядывает меня и старика. Она, кстати, снова переоделась. Теперь на ней платье в клетку - странное такое, словно со старой советской фотки. Впрочем, Нике даже ретро - к лицу.
        - Кого надо найти? - переспрашивает злючка с требовательными интонациями.
        - Да вот у дедушки жена сбежала, - флегматично поясняю я.
        Старик оскорбляется:
        - Не сбежала, а потерялась.
        - А я как сказал? - я с трудом сдерживаю улыбку.
        Ника тихо фыркает и смотрит на старика с сочувствием:
        - А где вы видели свою жену в последний раз?
        - Да вот тут, - он всей ладонью указывает вправо. - У ларька с сигарами. Она рассказывала мне, как в юности флиртовала с полковником, а потом раз - и тишина…
        - Вам надо обратиться к стюардам, - вворачиваю я. - Тут везде камеры, так что персонал быстро найдет вашу женушку.
        Старик бледнеет:
        - Вы не понимаете… Мне нельзя к стюардам. Говорю же, моя жена не в себе, и, если это откроется, к нам обязательно представят какого-нибудь доктора. Или вообще ссадят нас в ближайшем порту.
        - Ладно, - я обреченно киваю. - Я пройду по ближайшим магазинчикам и поищу вашу супругу.
        - Правда? - старик даже за сердце хватается. - Вы меня этим очень обяжете. У меня проблемы с суставами, потому поиски даются тяжело.
        Я поворачиваюсь к злючке:
        - Ты со мной?
        - Конечно!
        У нее весьма решительный вид, и, заметив это, я улыбаюсь. А все же неплохая девчонка эта Ника! Пусть и придурковатая слегка, зато отзывчивая. Вот Маринка (моя бывшая), ни за что бы не поперлась на поиски кого-то, если уже вырядилась, чтобы идти на концерт. Да и мне бы она мозг вынесла за попытки помочь.
        - У вас есть при себе фото жены? - деловито спрашивает старика Ника.
        Он с отчаянием на лице мотает головой.
        - Может, в телефоне? - подсказываю я.
        - Нет, - старик пригорюнивается и достает из кармана этакий бабушкофон. - У меня ничего нет.
        - Опишите нам тогда ее на словах, - тут же просит Ника.
        - Хорошо. Сейчас! - старик ненадолго задумывается, а потом чуть закатывает глаза, вспоминая женушку. - Седые волосы, голубые глаза, рост примерно как у меня. Одета в красное платье, на ногах - желтые туфельки.
        - Желтые туфельки? - с недоумением уточняю я. - С красным платьем и зеленой шляпой?
        - Да, - кивает старик и гордо вздергивает подбородок. - Моя супруга большая модница, любит экспериментировать с цветами. Еще у нее, кстати, при себе сумочка кожаная, на ней вышита размалеванная рожа. - Старик вдруг осекается и испуганно осматривается по сторонам. - Ой, тьфу ты! Я хотел сказать, лицо. Лицо какой-то художницы.
        Я ухмыляюсь. Да уж! Не бабуля, а попугайчик. Найти ее, наверное, будет нетрудно.
        Судя по выражению Никиных глаз, она думает так же.
        - А еще какие-нибудь приметы есть? - на всякий случай уточняю я.
        - Э… - старик теребит переносицу. - Ну, она очень красивая. Такая красивая, что просто глаз не оторвать! Иногда я проснусь утром и смотрю на нее, смотрю, пока шею судорогой не сведет…
        - А как ее, кстати, зовут? - спохватывается Ника.
        - Я называю ее «Пушинка», - довольным тоном делится старик, - а на имя она вряд ли откликнется, особенно если у нее опять случился приступ амнезии.
        Ника достает из сумочки мобильник и записывает в него номер старика, чтобы мы не потеряли друг друга, после этого я и она тут же отправляемся на поиски. Когда мы немного отдаляемся от старика, злючка вдруг ухмыляется:
        - Не ожидала от тебя подобного, Петров.
        Интонация у нее непонятная: уважение нанизывается на сарказм, как мясо на шампур.
        - Ты сейчас о чем? - спрашиваю я и на мгновение даже перестаю оглядываться по сторонам.
        Она смотрит на меня с чуть заметным презрением:
        - Не думала, что ты бросишься искать какую-то чужую, выжившую из ума старушку.
        - И напрасно, - парирую я. - Я всегда рад прийти на помощь соотечественникам.
        - Но мы же можем опоздать на шоу, - с издевательской интонацией напоминает она и следит за моей реакцией. - Как же твои видео? Как же рейтинги?
        - Тут эти шоу проходят ежедневно. Ничего страшного не случится, если одно пропустим. Впрочем, если тебе не терпится попасть на концерт, могу отдать билет. Вали, а я сам разыщу бабусю.
        - Нет, - мотает головой она. - Я вообще не хочу ни на какой концерт. С детства их терпеть не могу. Это же пытка настоящая - кучу времени провести в одной позе и без движения, пусть и под музыку.
        - Любишь менять позы? - невольно ухмыляюсь я. - Учту.
        Она чуть краснеет, ее ноздри раздуваются от плохо скрываемой ярости.
        Нет, что ни говори, а Ника странная девушка. Как фотки постить полуголые в интернете - так она не смущается, а от моих мелких подколок - сразу в краску. Впрочем, у меня и в мыслях не было ее злить. Я сую штатив с камерой под мышку и примирительно обнимаю Нику за плечи. Она вздрагивает и морщится так, будто ей больно.
        - Что в этот раз? - бурчу я раздосадовано. - Обгорела на солнце?
        - Да, - быстро соглашается она. - Так что лучше убери от меня свои лапы - прояви гуманизм.
        Я покорно перевожу руку с ее плеч на поясницу. Она снова вздрагивает и потирает спину с самым несчастным видом. Неужели опять захотела поиграть в недотрогу?
        - Есть идеи, куда старушка могла деться? - нарочито бодрым голосом интересуется Ника.
        - Нет. Я думал, это ты что-нибудь придумаешь: все же тебе ближе беспощадная женская логика.
        В ее глазах снова пляшут искорки ярости.
        - Решил поупражняться в мизогинии?
        - Нет, я серьезно. Давай, Ник, напряги извилины и скажи: если бы тебе перевалило за семьдесят и захотелось сбежать от мужа, куда бы ты отправилась?
        Она хмурит брови:
        - Я бы двинула в буфет. Но у меня не бывает приступов амнезии.
        Мы заглядываем в пару ближайших магазинчиков, но там почти нет посетителей. Только несколько молодых девушек таскаются с пакетами от стойки к стойке.
        - Обычно любая ситуация, связанная с чокнутыми, развивается по самому ужасному сценарию, - философски замечаю я. - Так что неплохо бы прикинуть, что самое безумное может учинить бабуля.
        - Самое безумное? - Ника задумывается. - Наверное, она может станцевать чечетку на рояле.
        - Ты смеешься? Откуда здесь рояль?
        - От верблюда, - сердито огрызается злючка, - вообще-то тут имеется лаунж-зона с роялем.
        - Как это я ее пропустил? - бормочу я себе под нос, а Ника уже бежит вприпрыжку в неизвестном направлении.
        Я, конечно, тоже прибавляю хода и спешу за ней. Через минуту мы оказываемся в каком-то закутке с кустами и креслами. И да, там есть рояль - черный, старый, выглядящий невероятно дорого. За роялем сидит худенький паренек, что-то наигрывает.
        Ника встревожено озирается. В лаунж-зоне полно бабуль в красных платьях.
        - В шляпе никого, - с разочарованием констатирую я.
        - Да, но она могла снять шляпу.
        Мы с Никой почти одновременно переводим взгляд на ноги присутствующих любительниц музыки.
        - Желтых туфель вроде нет. - Ника вздыхает и тут же сама себе возражает: - Хотя что понимать под желтым? Может, дедуля имел в виду бежевый цвет или персиковый?
        Ох, уж эти девушки! Создают себе проблемы на пустом месте. Я подхожу к музыканту, похлопываю его по плечу. Парень чуть вздрагивает и, конечно, перестает играть.
        - Уан момент плис, - бормочу я, а потом громче рявкаю: - Эй, дамы, пушинки среди вас есть?
        Пожилые женщины глядят на меня с недоумением. Не похоже, что кто-то из них понимает по-русски.
        - Пушинки, ау? - на всякий случай еще раз повторяю я, а потом возвращаюсь к Нике. - Не, тут ее точно нет. Пошли проверим версию с буфетом.
        Ника закусывает губу и смотрит сквозь меня. Вид у нее, кстати, какой-то замученный. Хотя, может, мне кажется.
        К нам вдруг подваливает официантка. На ее подносе несколько бокалов с разноцветными напитками. Официантка на английском лопочет что-то про промоакцию и предлагает нам по алкогольному коктейлю. Я отказываюсь, а вот Ника вдруг соглашается. Она махом опрокидывает в себя стакан с какой-то красной фигней и морщится. Я даже присвистываю от ее прыти. Официантка, впрочем, тоже слегка удивленна.
        - Вообще, я почти не пью, - зачем-то говорит ей Ника по-английски.
        - Ну да, ну да, - бормочу я на русском. - Сегодня ты просто образец трезвости. Сначала с англичанином каким-то хлебала, теперь тут.
        - Просто я сейчас неважно себя чувствую, - продолжает оправдываться она.
        - Пойдем уже, «трезвенница», пока совсем не наклюкалась, - я хватаю ею за руку и пытаюсь тащить к буфету.
        Ника вырывается:
        - Слушай, Петров, а чего ты мне тут указываешь, а? Ты мне - кто, папочка?
        Она решительно берет с подноса еще один бокал с коктейлем и демонстративно опустошает и его.
        - Нет-нет, - лопочет обескураженная официантка. - Только один напиток на человека.
        - Ой, извините, не поняла. Но это ничего. Считайте, что я выпила коктейль вот этого хлыща. - Ника с расхрабрившимся видом тычет в меня пальцем.
        Официантка поспешно ретируется, а я только удивленно приподнимаю одну бровь. Лицо Ники идет нездоровыми пятнами. Злючка делает шаг и чуть пошатывается. Я поспешно подхватываю ее под локоть.
        - Ногу подвернула, - говорит она с легким замешательством, а потом наигранно хихикает.
        - Смотри шею себе не сверни, «трезвенница», - я с неприязнью кошусь на ее высоченные каблуки.
        - Я в норме, - сердито восклицает Ника и вырывает у меня свой локоть. - И нечего меня лапать по любому поводу.
        Я раздраженно выдыхаю и, развернувшись, иду к буфету. Ника поспешно шагает следом. Мне кажется, или цокот ее каблуков звучит как-то неуверенно?
        В буфете настоящее столпотворение и очень шумно. Все спешат поделиться впечатлениями, накопленными за день. Пожилых женщин среди любителей нажраться на ночь тоже хватает, но, к счастью, в красном теток совсем мало - человек пять.
        - Давай разделимся, - предлагает Ника, оглядев зал, - ты опроси тех, кто сидит у окна, а я возьму на себя остальных.
        Я киваю и начинаю бродить между столов. Разговоры с пожилыми дамами даются мне с трудом, потому что я стараюсь не выпускать из вида злючку. Мне не нравится ее состояние. Походка у нее неуверенная, движения разболтанные. Такое чувство, что еще минута - и она завалится под какой-нибудь стол.
        - И что ты таращишься? - злобно восклицает Ника, заметив мое внимание. - Я своих «красненьких» почти всех опросила, а ты все еще в начале зала трешься.
        - Не нервничай, сейчас ускорюсь, - уверяю я и улыбаюсь очередной пожилой тетке. - Вы - Пушинка? Нет? Приятного вечера…
        Минут через десять мы с Никой заканчиваем шастать по залу и встречаемся у входа.
        - Ну что? - На ее лице написано разочарование. - Куда теперь?
        - Вернемся к магазинам. Мы ведь далеко не все обошли.
        - По-моему, это уже бессмысленно. - Она едва заметно вздыхает. - Пока мы бегали по кораблю, бабуля уже сто раз могла сесть в лифт и слинять в любом направлении.
        - И что ты предлагаешь?
        - Мне кажется, без стюардов нам ее не найти.
        - А, по-моему, ты слишком рано отчаиваешься, - возражаю я.
        Во мне просыпается странный азарт. Хочется непременно найти чертову бабку самостоятельно.
        Я обнимаю Нику за талию и вывожу в коридор. Она больше не вздрагивает и не вырывается, наоборот, как-то вся обмякает.
        - Еще минут пятнадцать поищем, и, если не найдем, обратимся к стюардам, - обещаю я.
        - Хорошо, - послушно бормочет она и льнет ко мне всем телом.
        Меня эта ее внезапно проклюнувшаяся покорность напрягает. Наверное, Ника и правда не привыкла к алкоголю: уж как-то слишком сильно ее развезло от двух коктейлей. И как же это не вовремя, блин! У меня такие планы были на продолжение вечера, а теперь что? Сейчас Ника, конечно, сговорчивей, но мне вот так - по пьяни - не надо. Я хочу, чтобы она была в ясном сознании, когда будет просить меня не останавливаться.
        Я решительно завожу Нику в ближайшую кофейню и заказываю нам обоим по двойному эспрессо. Злючка смотрит на меня как на сумасшедшего:
        - Петров, ты спятил? Какой эспрессо, к чертовой бабушке? Ты бы еще на массаж сходил сейчас.
        - Тебе идет, - говорю я и улыбаюсь.
        - Что? - Ее брови недоуменно лезут на лоб.
        - Тебе идет, когда ругаешься.
        Она несильно ударяет меня кулаком в грудь:
        - Идиот!
        - Есть немного, - поддакиваю я и, ведомый каким-то внезапным наваждением, глажу ее по волосам. Волосы у Ники невероятно мягкие, их щекотные прикосновения к моей коже вызывают мурашки. Я невольно поддаюсь соблазном и ныряю ладонью под распущенные злючкины пряди, полностью зарываюсь в них пальцами. А потом чуть поглаживаю Никин затылок и шею. Она закрывает глаза.
        - Приятно? - тихо спрашиваю я.
        Ника вздрагивает и отшатывается. Видимо, осознает, как все выглядит со стороны.
        Бариста подает нам стаканы с кофе. Мы довольно быстро опустошаем их, а потом снова таскаемся по променаду, заглядываем в витрины магазинов и окна ресторанчиков. Мне, правда, теперь совсем тяжело сосредоточиться на поисках. Ника идет чуть впереди, и я не могу оторвать взгляда от ее аппетитной попки.
        Возле окна одного из баров Ника вдруг застывает как вкопанная.
        - Что? - я поспешно подхожу к ней и тоже заглядываю через окно в зал. Никаких красных платьев там и в помине нет.
        - Шляпа, - говорит Ника и указывает на какую-то необъятную толстуху, взгромоздившуюся на барный стульчик. - Зеленая.
        - Ну да, - соглашаюсь я. - Вот только платье на этой тетке тоже зеленое, а не красное.
        Ника встает на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть толстуху, а через секунду почти подпрыгивает:
        - А сумка с мордой!
        - Но ведь платье…
        Ника оглядывается на меня с шальным выражением лица:
        - Мы должны поговорить с этой женщиной. Возможно, Пушинка отдала ей свои шляпу и сумку.
        - Да ну, бред! Наверное, это просто маленькое совпадение.
        - Ничего не бред, - горячится злючка. - За все время, что мы таскаемся тут, мне не встретилось ни одной женщины в зеленой шляпе.
        Я еще раз оглядываю толстуху на стульчике. Она оживленно болтает с двумя пожилыми мужчинами, и посиделки у них, кажется, довольно веселые. Все трое поочередно хохочут и то и дело отхлебывают из высоких стаканов пиво.
        - Ой, - Ника вдруг чуть вздрагивает, - а может, эта тетка - мошенница? Воспользовалась доверчивостью больного человека, обчистила до нитки.
        - А это мысль! - соглашаюсь я. - Лицо у нее такое противное - прямо как из криминальной сводки.
        - И что же нам делать?
        - Блин, не знаю… Надо подумать.
        - Ну думай, рыцарь, думай, - Ника обидно хмыкает, а потом решительно идет к дверям.
        Я бросаюсь за ней:
        - Подожди! Что ты собралась делать?
        Ника и не думает отчитываться - ныряет в бар и с нахальным видом подваливает к толстухе:
        - Здрасьте!
        Та перестает ржать, как лошадь, и разворачивается всем телом к злючке:
        - А?
        - У вас такая сумка красивая! - пьяно хихикает Ника. - Вы где такую отхватили?
        - На блошином рынке в Варшаве, - с легким вызовом отвечает тетка по-русски. - Там всегда очень хорошо уступают. А что?
        Я вдруг весь подбираюсь. Акцент! У тетки такой же акцент, как у деда, которому мы тут вдвоем бросились помогать. И это явно неспроста, но я все никак не могу понять, как увязать эту деталь со всей ситуацией.
        - А мне кажется, вы эту сумку сперли! - восклицает Ника и чуть притопывает. - Сперли у старой больной женщины.
        Лицо толстухи идет зелеными пятнами.
        - ДеФочка, ты не в себе? Я не воровка. Я купила!
        Я смотрю на ее желтые туфли, и в голове у меня щелкает. Твою ж мать! Да это же…
        - А вот мы сейчас позовем полицию - и пусть разбирается! - кричит Ника и делает максимально грозный вид. У нее чуть ли пар из ушей не идет. Вот только такая ее грозность никак не вяжется с осоловелым взглядом.
        Я отодвигаю Нику в сторону и встаю перед толстухой:
        - Пушинка?
        Та дергается от неожиданности и смотрит на меня с недоумением:
        - Откуда вы знаете мое домашнее прозвище, молодой человек? Мы знакомы?
        - Я знаю вашего мужа. Полчаса назад с ним познакомился.
        - Что? - Ника смотрит на меня с неподдельным изумлением. - Петров, ты в своем уме? Какая же это Пушинка? Вообще, ни капли не похожа.
        - Любовь слепа, Ника, - философски замечаю я, а потом снова обращаюсь к толстухе: - Ваш муж вас ищет, Пушинка. Правда, он почему-то сказал нам, что вы в красном платье.
        Толстуха быстро допивает свое пиво, а потом улыбается мне с нахальным кокетством:
        - Тарас дальтоник, впрочем, его мужского достоинства это нисколько не умаляет… Кстати, вы не знаете, почему эта девушка, - она с неприязнью указывает на Нику, перетаптывающуюся с ноги на ногу, - обвиняет меня в воровстве.
        - Извините, - спохватывается Ника и становится пунцовой до корней волос. - Я просто обозналась…
        - Моя подруга немного не в себе, - доверительно сообщаю я. - За ней глаз да глаз, ну вы понимаете?
        Толстуха сочувственно кивает, а потом достает из сумочки зеркальце - проверяет макияж:
        - Значит, Тарас таки вспомнил о моем существовании? Ну надо же! Я думала, он так до вечера и простоит у этих сигар. - Она разворачивается к своим собеседникам и игриво улыбается: - Простите, мальчики, но мне пора.
        Мужчины переглядываются, а потом, перебивая друг друга, начинают что-то втирать Пушинке по-немецки. Они говорят так быстро, что я почти ничего не понимаю. Вид у обоих чрезвычайно расстроенный.
        - Что они говорят? - с любопытством переспрашивает Ника.
        Толстуха пожимает плечами:
        - Понятия не имею.
        Она неуклюже сползает со стульчика и одергивает платье:
        - Я готова. Ведите меня к Тарасу.
        Ника достает из сумки телефон:
        - Сейчас! Надо только выяснить, где он.
        - Подожди, не звони, - останавливаю я. - Давай я.
        - Чего это? - она чуть ли не оскорбляется.
        - Мы сейчас в открытом море, - с ухмылкой напоминаю я, - тут мобильная связь идет через спутник, так что с тебя сдерут кучу денег.
        - Беспокоишься о моих финансах? С чего это? Хотя ладно, уговорил. Звони ты.
        Она диктует мне номер, и я тут же дозваниваюсь до старика. Оказывается, тот все еще трется у ларька с сигарами - ждет вестей. Даже каюту свою не проверил на предмет возвращения женушки.
        - Стойте, где стоите! - требую я. - Сейчас мы подойдем.
        - Вы нашли ее? - с надеждой уточняет старик. - Она не хулиганит?
        Я ничего не отвечаю - быстрей сбрасываю, чтобы содрали денег поменьше.
        Через пару минут мы все вместе подходим к ларьку с сигарами. Старик сидит на скамейке и с увлечением читает какой-то журнал. Вид у него весьма умиротворенный и счастливый.
        - Кхе-кхе! - нависает над ним толстуха.
        Старик меняется в лице и, отшвырнув журнальчик, подскакивает на ноги:
        - Пушинка? Боже, наконец-то! Я просто с ног сбился в поисках!
        - Серьезно?
        - Конечно! - горячо убеждает он. - Жизнь без тебя как день без солнца. Я тут чуть не высох от тоски, чуть не умер…
        Толстуха подставляет ему щеку, и он припадает к ней поцелуем. А потом они берутся за ручки и, не сказав нам и слова благодарности, с блаженными лицами уплывают прочь.
        М-да! Любовь-морковь делает с людьми страшные вещи. Я поворачиваюсь к Нике, чтобы поделиться этим умозаключением, но замечаю, что она выглядит так, будто через пару секунд грохнется в обморок. В лице нет ни кровинки, губы пересохли, а взгляд затуманился и бессмысленно блуждает.
        - Эй, ты в порядке?
        - Что-то голова немного кружится, - бормочет Ника несчастным голосом. - Наверное, это от духоты. Я с детства очень плохо духоту переношу.
        Я с трудом прячу несвоевременную улыбку. Конечно-конечно, именно духота тебя и довела. Впрочем, сочувствие во мне все равно побеждает злорадство.
        - Тебе надо на свежий воздух. Давай немного прогуляемся по верхней палубе?
        Она слабо кивает. Я обнимаю ее за талию и веду к лифтам.
        Глава 12. Вероника
        Зачем я пила эти чертовы коктейли, а? Теперь все плывет и качается, а еще к горлу то и дело подкатывает тошнота. Кажется, мне еще никогда не было так плохо. Фу!
        Я облокачиваюсь спиной о стенку лифта и на мгновение закрываю глаза. Все - из-за Петрова! Все из-за этого гада! Если бы не он, мне бы и в голову не пришло мазаться дурацкой мазью от растяжений. И сейчас мне не было бы так плохо.
        Дело в том, что я немного не рассчитала эффект жгучего перца.
        Когда я встретилась с Петровым, кожу стало печь так, что захотелось повизгивать от боли. Если бы мы были на концерте, я бы немедленно слиняла к себе, приняла душ. Но нас угораздило ввязаться в эти нелепые поиски. Я просто не могла уйти к себе и не уронить собственного достоинства. А терпеть жар от мази было невыносимо. И, конечно, мне подумалось, что один коктейль исправит дело, снизит, так сказать, болевые ощущения.
        Ага! Лучше бы та официантка к нам совсем не приближалась…
        Хотя чего это я? Дело не в ней. От одного коктейля меня бы так не повело. Но Петров начал глумиться. Как всегда, начал глумиться. Меня так взбесило пренебрежение в его взгляде, что я, сама не зная зачем, опустошила еще один стакан. Да уж! Я, конечно, тоже хороша, но, видимо, мозги от боли у меня совершенно отключились.
        Лифт тренькает и открывает двери.
        - Пойдем, - ласково говорит Петров и, обняв меня за плечи, выводит на верхнюю палубу. Прямо как маленькую.
        Свежий морской воздух реально прочищает мозги. Мне моментально становится легче, все вокруг начинает качаться не так рьяно.
        Несколько минут я и Петров просто молча прогуливаемся. К счастью, Никита молчит. К его счастью! Если бы он снова попытался меня подкалывать, я бы его просто убила. Скинула бы за борт - и поминай как звали.
        Через некоторое время мне вспоминается «спасенная» парочка. «А все-таки они весьма колоритно смотрелись вместе», - думаю я и невольно улыбаюсь.
        - Тебе лучше? - с надеждой спрашивает Петров, заметив мою улыбку.
        - Вроде того. Говорю же, это все из-за духоты, - я подхожу к перилам и застываю, вглядываюсь в темноту.
        Интересно, как наш лайнер выглядит со стороны? Наверное, он напоминает новогоднюю елку - весь сверкает, переливается огнями.
        Петров подходит ко мне вплотную, останавливается позади. Я чувствую его дыхание на своей макушке, и ноги почему-то подгибаются. Хотя чего удивляться? Алкоголь из моей крови еще не выветрился - вот и последствия. У меня нет никакого желания отодвинуться. Наоборот, хочется чего-то не совсем понятного. Может быть, нежности?
        Свежий ветер остужает мое разгоряченное лицо. Я невольно ежусь, обхватываю плечи руками. А все-таки Женька была права - кофта на палубе очень даже к месту.
        - Замерзла? - спрашивает Петров чуть хрипло.
        Я не отвечаю. Не хочется.
        Не дождавшись ответа, он притягивает меня к себе. В одной руке Никита все еще держит штатив, а вот вторую кладет мне на живот. Его ладонь горячая-горячая и странно приятная. Она будто прожигает меня насквозь. Да что там! Все тело Петрова опаляет меня жаром так, что дыхание перехватывает. Я закрываю глаза и смакую будоражащие ощущения.
        Впрочем, очень быстро мне их становится мало. Мысли сворачивают в неприличном направлении.
        - Мы совсем ничего не сняли, - грустно констатирую я, пытаясь воспоминаниями о работе хоть немного отвлечься от горячечного состояния.
        - Ничего страшного, - тихо и прямо мне в ухо говорит Петров. - Завтра обязательно снимем что-нибудь классное.
        Его чуть севший голос почему-то доводит меня до мурашек. Я, кажется, окончательно слетаю с катушек. Мне хочется, чтобы Никита уже дел куда-то свою дурацкую камеру и обнял меня обеими руками. Мне хочется ощутить его обнаженной кожей. Хочется, чтобы его пальцы проникли под мое пуританское платье и оставили на груди и бедрах горячие разводы.
        А еще все вдруг становится неважным. Давняя неприязнь, мои предположения о том, что Петров пытается меня соблазнить. Все!
        - Знаешь, а я бы сняла обзор твоей каюты, - говорю я, а голос предательски заплетается.
        - Завтра снимешь, - вкрадчиво обещает Никита, - а сейчас тебе лучше поспать. И выпить каких-нибудь адсорбентов, иначе утром будешь умирать от мигрени.
        Я даже не верю своим ушам. Он уклоняется от возможности пригласить меня в гости? С чего вдруг? Если он все-таки с кем-то спорил, это странно. Другой бы на его месте, наоборот, поспешил воспользоваться моментом. Говорят же, что пьяную девушку легче легкого затащить в постель.
        Петров ерошит мои волосы, а потом чуть отгибает ворот дурацкого платья и целует меня в шею. Мне безумно приятно, но я не спешу делиться эмоциями.
        - Господи, что это? - через пару секунд изумляется Петров.
        - Ты о чем?
        - Поцеловал тебя - и теперь губы как-то странно печет.
        - А-ха-ха! - я почти складываюсь пополам от смеха. - Это мазь.
        - Какая еще мазь?
        - От растяжений!
        - Ты что, шею потянула?
          - Почти.
        - И как же тебя угораздило?
        - Лучше тебе не знать, - отшучиваюсь я: не рассказывать же, в самом деле, о том, что мазалась, чтобы не чувствовать притяжения к нему.
        Петров отступает в сторону и как будто мрачнеет, с нарочитым вниманием вглядывается в темную воду далеко внизу. И как это понимать? Мне становится досадно от того, что я больше не могу наслаждаться теплом его тела. Но выпрашивать новых объятий - жалко и унизительно. Я просто сжимаю руками перила и молчу.
        Никита тоже ничего не говорит минуты две, а потом вдруг еще больше хмурится:
        - Нам не стоит долго здесь стоять: ты можешь простудиться. Пойдем, я провожу тебя до каюты.
        - Да я и сама могу дойти. Не маленькая.
        - Пойдем, - требовательно повторяет он, а потом разворачивается и быстро идет к лифтам.
        Я семеню за ним, как нашкодивший щенок. И мне почему-то ужасно, ужасно грустно.
        Когда мы заходим в лифт и Петров нажимает на нужную кнопку, моя гордость падает навзничь под натиском любопытства.
        - Эй, - я легонько трогаю Никиту за плечо. - Ты обиделся на что-то?
        - Нет.
        Он разворачивается и прожигает меня насквозь долгим-долгим взглядом.
        - Что у тебя с этим иностранцем?
        - Каким еще иностранцем? - я даже не сразу понимаю, о ком речь.
        - С которым ты сегодня распивала «кофеек».
        - А! Ты про Джона. У нас с ним ничего: мы даже не друзья, просто пересеклись пару раз.
        - Точно?
        - Точнее не бывает!
        Никита улыбается, делает шаг ко мне и почти вжимает меня в стену лифта. Я от неожиданности замираю, как заяц перед удавом. Сердце стучит так сильно, что, кажется, своим грохотом вот-вот заглушит гудение лифта.
        Петров осторожно поглаживает мое лицо пальцами: ласково очерчивает мои виски, обводит легкими касаниями губы. Мне так приятно, что ноги становятся ватными. А еще мне очень-очень стыдно от того, что приятно. Но сил оттолкнуть Петрова у меня нет.
        Двери лифта открываются на моей палубе.
        - Я пойду, - довольно жалобно бормочу я.
        - Иди, - Петров наклоняется и по-хозяйски целует меня в губы. А я не сопротивляюсь. Но это все алкоголь. Точно он!
        - Спокойной ночи, Ника! - тихо говорит Никита, когда поцелуй заканчивается, а потом нежно, но уверенно выталкивает меня из лифта. - Приятных снов.
        ***
        Первое, что я чувствую, когда просыпаюсь на следующее утро, - это стыд. Мне даже вспоминать не хочется, как вчера я млела от прикосновений Петрова и его поцелуев, как напрашивалась к нему в гости. Вот что на меня нашло, а? Это же просто позор. Позорище!
        Я утыкаюсь лицом в подушку и напрягаю всю свою волю, чтобы не зарычать от злости на себя.
        Спустя какое-то время мне, к счастью, становится легче. В голову закрадывается мысль, что Петров ходил на курсы пикапа, потому меня и будоражит так наше общение. Правда, подобные фантазии «греют» совсем недолго. Покрутив в голове пару вчерашних стычек с Петровым, я обреченно вздыхаю. Нет, дело не в нем (ничего особенного Никита не делает). Дело - во мне. Мне уже двадцать два, а личной жизни у меня толком и не было. В студенческие годы я еще изредка ходила на свидания, а вот после окончания универа совсем на них забила - с головой нырнула в работу. Со стороны, наверное, кажется, будто меня какой-нибудь трудоголик покусал.
        Хотя чего там? Я еще в детстве была деловой колбасой. Пока другие девочки читали сказки о принцессах, я штудировала папину энциклопедию, посвященную географическим открытиям. Пока одноклассницы тискались с мальчишками на дискотеках, я «мучила» «Фотошоп».
        Но против природы не попрешь. Проклятые гормоны требуют от меня рожать деточек, потому-то у меня и срывает крышу в присутствии Петрова. Из-за нашего совместного проекта я вынуждена подпускать его слишком близко - естественно, запускается химия, отключаются мозги. И, похоже, с этим ничего не поделать. Разве только переориентировать свои чувства на кого-то другого.
        Да! Точно!
        Я даже сажусь на постели, окрыленная этой идеей. Мне срочно нужен парень! Мне нужен человек, с которым я смогу утолить это дурацкое половое влечение. Чтобы не достаться врагу, надо быстренько отдаться кому-нибудь другому.
        - Ты чего такая счастливая? - спрашивает меня Женька, которая тоже проснулась и потягивается.
        - А с чего мне грустить? День сегодня явно будет классный.
        Когда она собирается еще что-то сказать, в дверь нашей каюты громко стучат.
        - Кто это? - изумленно спрашивает Женька.
        - Не знаю.
        Она сползает с кровати и идет открывать. За дверью обнаруживается Валера, вид у него немного смущенный.
        - Доброе утро, девушки, - говорит Валера, пялясь себе под ноги. - Никита просил передать, что ждет вас в десять утра в буфете для того, чтобы обсудить планы на день.
        - Хорошо! - кричу я с кровати и улыбаюсь. - Мы подойдем.
        Он уже разворачивается, чтобы уйти, как Женька вдруг хватает его за рукав:
        - Валера, подожди.
        - Что? - он вздрагивает и становится таким красным, что даже странно.
        - Ты мог бы мне кое в чем помочь?
        Я даже чуть ерзаю, не в силах понять, что Женька задумала. Сестра же расслабленно облокачивается о косяк и щебечет:
        - Мне в художке на лето задали нарисовать серию портретов. Мне нужны интересные лица, и у тебя как раз такое. Ты не мог бы мне сегодня попозировать немного?
        - Я? - он даже слегка пятится назад.
        - Ага!
        - Нет, - неожиданно твердо отказывается Валера. - Я не могу.
        - Может, тогда завтра?
        - Нет, я никогда не могу, - вжимая голову в плечи, твердит он. - Я ведь здесь не отдыхаю, у меня нет времени позировать.
          - Неужели ты не можешь выкроить хотя бы двадцать минут? - раздражается Женька.
        - К сожалению, нет. Мне, кстати, даже сейчас надо спешить, - говорит Валера и чуть ли не вприпрыжку уносится к лифтам.
        Женька поворачивается ко мне с мрачным видом:
        - Видала? Такое чувство, он меня боится.
        Я только руками развожу.
        Я и Женька заявляемся в буфет за полчаса до назначенного времени. Во-первых, мне хочется успеть поесть до встречи с Петровым (в его присутствии у меня явно аппетит пропадет). Во-вторых, я надеюсь немедленно подцепить себе кого-нибудь, чтобы освободиться наконец от диктатуры примитивных инстинктов.
        - Ой, а где все? - при виде почти пустого зала у меня портится настроение.
        - Наверное, на берегу, - предполагает Женька. - Наш лайнер пришвартовался в Мессине еще в восемь утра, погода хорошая, вот народ и ринулся по местным кафешкам.
        - Черт! Черт! - тихо бурчу я и шарю взглядом по ближайшим столам.
        Как же не вовремя эта Мессина, это безлюдье! Хотя подождите, рано паниковать - справа по курсу все же имеется вполне симпатичное лицо.
        Мое сердце пропускает удар.
        - Ник, тебе сырников положить? - заботливым голосом спрашивает Женька, внимательно изучая стойки с едой.
        - Положи, - я прищуриваюсь, чтобы углядеть, есть ли у заинтересовавшего меня парня обручальное кольцо. Он сидит довольно далеко - у окна. У него светлые глаза и почти белые волосы. Мне плохо видно его руки, но кольца, кажется, все же не наблюдается.
        - Держи! - Женька вручает мне поднос с двумя тарелками. - Что пить будем?
        - Все равно.
        Она добавляет на мой поднос два стакана апельсинового сока и оглядывает зал:
        - Где сядем?
        - Иди за мной! - говорю я и решительно двигаю к выбранному парню.
        Вообще, я не привыкла навязываться, но сейчас придется задвинуть подальше собственные принципы. Время поджимает.
        - Доброе утро! - я игриво улыбаюсь намеченному блондину и нагло плюхаю свой поднос на его стол. - Как поживаете?
        - Что? - чуть обескуражено спрашивает он по-английски. - Я не понимаю…
        Я сажусь напротив него и здороваюсь уже на инглише. Женька стоит рядом с подвисшим выражением.
        - Садись! - командую я и отодвигаю соседний стул.
        - За… зачем?
        - Нам нужна языковая практика, - нагло вру я.
        Немного помявшись, сестра все же присаживается рядом.
        - Девушки, вам - что, места мало? - блондин удивленно оглядывает сначала зал, а потом нас.
        - Мы всегда садимся здесь. Это наш столик, - я пытаюсь добавить кокетства в свою улыбку. - А вы что, социофоб?
        - Нет.
        - Ну и прекрасно!
        Я складываю руки на столе, как школьница: одну на другую, а потом чуть подаюсь вперед, чтобы привлечь внимание блондина к своей груди, так и норовящей выскользнуть в вырез майки. Блондин чуть напрягается, но взгляд у него скользит куда надо.
        - Как вам круиз? - игриво спрашиваю я. - Нравится?
        - Неплохо, - говорит блондин и нервно покашливает.
        - Я тоже в восторге.
        - Питер, что это за девушки? - раздается справа от нас удивленный женский голос.
        Я поворачиваюсь туда и вижу чуть нахмуренную девицу с тарелкой пирожных.
        - Я не знаю, дорогая, - заискивающе бормочет блондин и идет красными пятнами. - Они говорят, что это их столик.
        - Что за бред?
        - Кажется, они русские, - виновато поясняет он. - Русские всегда очень странно себя ведут.
        - И правда! - соглашается она, поглядывая на нас так, будто мы можем вылить ей на голову свой сок. - Может, пересядем в другое место?
        - Отличная идея, милая!
        Блондин немедленно подхватывает свою тарелку с бутерами, и парочка быстро удаляется от нас в другой конец зала.
        М-да! Невезуха какая-то. Но я не из тех, кто легко сдается. Съев пару сырников, я еще раз оглядываю людей вокруг. Как ни печально, но среди них преобладают граждане пенсионного возраста.
        - Ника, у тебя все нормально? - взволнованно спрашивает Женька.
        - Конечно.
        Мой ищущий взгляд неожиданно перехватывает мускулистый брюнет через два столика от нас. Лицо у него не слишком привлекательное и даже чуток агрессивное, зато взгляд явно заинтересованный.
        Брюнет в буфете не один - рядом с ним сидит еще один мускулистый мэн с блестящей лысиной. Оба парня почти раздевают меня взглядом. В другой раз, я бы держалась от таких «озабоченных» подальше, но сейчас выбирать не приходится.
        Я закусываю губу. Так, мэн с лысиной, конечно, сразу мимо, а вот с брюнетом, может, что-то и получится. Есть в нем что-то такое… Притягательное.
        Я поворачиваюсь к сестре:
        - Женечек, я пойду поболтаю вон с теми двумя накачанными перцами, а ты доедай сырники и возвращайся в каюту.
        Женька прослеживает мой взгляд и чуть вздрагивает:
        - Господи, Ника, зачем тебе болтать с этими хмырями?
        - Просто так. Для развития коммуникабельности.
        - У тебя и так коммуникабельность на «пятерку». Не нужно лезть к этим двоим.
        - Это ещё почему?
        - У них рожи криминальные.
        - Не выдумывай, - отмахиваюсь я. - Нормальные рожи.
        Я поднимась из - за стола, но сестра хватант меня за руку:
        - Ника, пожалуста, не ходи.
        - Да не волнуйся ты так! Я только пару минут поболтаю - и всё.
        Я беру свою тарелку с сырниками и подхожу к "хмырям".
        - Гуд морнинг, бойс! Хау ар ю?
        Мужчины оживляются, но явно не понимают моих слов.
        - Ничего так чикса, да? - говорит тот, что с лысиной. - Я бы с ней преодолел языковой барьер.
        - Ага, - поддакивает брюнет. - Зачетная цыпа.
        - Оу, так вы русские, мальчики? - с натянутой веселостью констатирую я.
        Часть меня надеется, что на их лицах появится смущение из-за того, что я поняла их разговор. Но ничего подобного не случается. Взгляды этих двоих становятся еще более сальными.
        Я украдкой вздыхаю и все же присаживаюсь за стол качков со своими сырниками.
        - Как вам круиз, парни?
        - Круиз - норм, - отвечает тот, что с лысиной. - Только баб симпатичных не хватает. А ты чего хотела-то?
        Внутренний голос твердит, что я ошиблась с выбором объекта для флирта. Но признавать его правоту ужасно не хочется.
        - Я очень застенчивая, - грустно делюсь я, - и мой психотерапевт посоветовал мне ежедневно завязывать пять новых знакомств.
        На лице лысого появляется любопытство.
        - Серьезно?
        - Ага, - с печальным видом киваю я. - Давайте познакомимся, что ли?
        - Меня Вадим зовут, - радостно сообщает лысый.
        - А я - Егор, кисуля, - говорит брюнет и зачем-то гладит меня по пальцам.
        Его прикосновение жутко неприятно. Я невольно отдергиваю руку и убираю ее под стол. Не, все-таки качки явно не в моем вкусе.
        - Значит, ты борешься с застенчивостью, да? - ухмыляется лысый. - Как я тебя понимаю! Я раньше тоже стеснительный был.
        - Ты был стеснительный? - брюнет противно ржет. - Что ты заливаешь?
        - Ничего не заливаю, - хмурится лысый. - Я же про детство. В детстве у меня кучу комплексов было. А потом я стал тягать железо, и все прошло.
        - Супер! - выдавливаю из себя я. - Предлагаете мне тоже с железяками заниматься?
        - Не, тебе надо больше общаться, - развалившись на стуле, сообщает он. - Общаться, а не просто знакомиться с людьми.
        - Короче, хочешь перестать стесняться - поехали с нами на экскурсию, - вворачивает брюнет. - Мы тачку арендовали. Поездим по побережью - узнаем друг друга поближе.
        Он так противно мне подмигивает, что становится не по себе.
        - Ой, нет, - бормочу я, - меня в машине всегда укачивает.
        - Да ладно тебе, чего ломаешься, кисуля? - раздраженно пыхтит брюнет и придвигается ко мне вплотную. - Мы будем часто останавливаться, чтобы тебя не тошнило. Никто тебя не обидит.
        - Сметана! - Я подскакиваю на ноги и хватаю свою тарелку. - Мне нужна сметана к сырникам. Извините, мальчики, но я должна вас оставить…
        Брюнет выхватывает у меня тарелку и возвращает ее на стол:
        - Ну так сходи за сметаной и возвращайся. Мы, как бы, еще не договорили.
        - Э… Хорошо, - киваю я и только для вида отправляюсь к стойке с соусами.
        Возвращаться к качкам мне не интересно. Ни с кем из них у меня «химии» явно не случится. Я неторопливо делаю себе пару бутербродов, а потом наливаю чаю, напевая под нос какую-то песенку.
        - Ты хорошо поешь! - неожиданно говорит мне худенький паренек в очках, выбирающий рядом со мной конфеты.
        Я даже вздрагиваю от неожиданности. Опять соотечественник?
        - Только немного в ноты не попадаешь, - добавляет паренек и добродушно улыбается. - Но это ничего…
        - Ты музыкант?
        - Да, - он выглядит удивленно. - Как ты догадалась?
        - Я экстрасенс, - хихикаю я. - Меня, кстати, Ника зовут.
        - А я Матвей, - парень быстро кладет на свой поднос пару шоколадных трюфелей и смотрит на меня с интересом.
        Я тоже прихватываю себе какую-то сладкую корябушку:
        - С кем ты путешествуешь?
        - С друзьями.
        - И где они?
        - Перепились вчера, как последние маргиналы, и сейчас дрыхнут. А я вот тут грущу в одиночестве, - он делает нарочито печальный вид. - Может, составишь мне компанию? Вместе грустить веселей.
        У меня чуть поднос из рук не вываливаются. Этот ботаник меня клеит, что ли? Прямо фантастика какая-то.
        Паренек снова улыбается. Его серые глаза лучатся добротой и теплом. И пусть он не так хорошо собой, как Петров, он все равно удивительно располагает к себе. Даже его слегка оттопыренные уши кажутся мне милыми.
        - Конечно, я составлю тебя компанию, - говорю я, и мы быстро занимаем один из ближайших столиков.
        Через пять минут я знаю о Матвее целую кучу фактов. Он из Минска, только недавно окончил консерваторию, а теперь там преподает. У него нет вредных привычек и дурной наследственности. В детстве он хотел стать моряком, потому не равнодушен к круизам.
        Моя беседа с Матвеем льется так легко и непринужденно, что даже странно. Кажется, мы можем болтать обо всем на свете, и нам обоим это будет интересно.
        Когда мы допиваем чай, Матвей решительно приглашает меня на свиданье. Я чуть из шорт не выпрыгиваю от счастья. Заверяю его, что буду безумно рада встретиться, но пока, к сожалению, не знаю, когда освобожусь вечером. Он тут же предлагает мне обменяться телефонами, чтобы не потерять друг друга. Не парень, а мечта!
        Я с удовольствием диктую ему свой номер.
        - Так, кисуля, я чет не понял, - раздается сзади противный голос, - ты решила нас кинуть ради этого задохлика?
        Оглянувшись, я вижу, что у нашего столика стоят те самые качки, что зазывали меня покататься. Они смотрят на Матвея угрожающе:
        - Слышь, пацан, пошли выйдем. Кажется, нам надо кое-что обсудить.
        - Слышь, пацан, пошли выйдем. Кажется, нам надо кое-что обсудить.
        В ответ на грубость Матвей лишь бесхитростно улыбается:
        - Извините, парни, но я сейчас с девушкой общаюсь. Если вам нужна помощь, обратитесь к стюардам.
        - Напрасно ты ерепенишься, малыш, - лысый хватает Матвея за ворот рубашки и рывком поднимает на ноги. - Ты подбиваешь клинья к нашей телке, сечешь? И нам твое поведение очень не нравится.
        Я подскакиваю на ноги и пытаюсь отцепить клешни лысого от Матвея:
        - Не трогайте его! Это мой друг.
        - Кисуля, не лезь, когда мужики разговаривают, - брюнет оттесняет меня в сторону. - С тобой мы попозже потолкуем. А сначала мы хотим проучить этого кроху.
        Матвей чуть дергается, пытаясь высвободиться из хватки лысого, а я пытаюсь завизжать, чтобы привлечь внимание стюардов, но голос вдруг пропадает, и у меня получается только сиплый стон.
        - Эй, парни, у вас какие-то проблемы? - рядом с нашим столиком словно из-под земли появляется Петров.
        - Иди мимо, чудик, - бурчит ему лысый. - Если, конечно, тебе дорога твоя смазливая морда.
        - Парни, я вообще-то начальник службы безопасности, - ленивым тоном сообщает Петров. Во всей его позе появляется какая-то нахальная уверенность и расслабленность. - Так что если вы не хотите закончить свой вояж в полицейском участке, оставьте в покое задохлика.
        Лысый глядит на него недоверчиво, потом переводит взгляд на брюнета, смотрит вопросительно. Его товарищ в ответ только плечами пожимает.
        - Мне позвать своих людей? - тихо, но с отчетливой угрозой предлагает Петров. - Или все же угомонитесь?
        - Мы так-то просто разговариваем, - лысый отпускает Матвея и чуть пятится. - Обсуждаем круиз.
        Петров широко улыбается:
        - Не стоит быть слишком навязчивыми, господа. Ваше общество уже явно утомило эту пару.
        - Да-да, - поддакиваю я сипло. - Утомило.
        - О’кей, - брюнет вскидывает ладони в примиряющем жесте. - Мы и не подозревали, что досаждаем.
        Он разворачивается и тут же чешет к выходу. Лысый же не такой быстрый. Он несколько секунд мнется, бросает то на меня, то на Петрова неприязненные взгляды, но потом все-таки тоже чапает прочь из зала.
        - Спасибо! - говорю я Никите с искренней признательностью в голосе.
        Он смотрит на меня с плохо скрываемой усмешкой:
        - А ты умеешь находить приключения, верно?
        - В смысле?
        - Я уже минут пятнадцать за тобой наблюдаю и поражен твоей общительностью…
        Что? У меня чуть земля из-под ног не уходит. Вот это эпик-фейл! Такое даже в страшном сне не предвидится: Петров видел мои нелепые попытки клеить мужиков. Убиться веником.
        - Ник, я тоже пойду, - с виноватым видом говорит Матвей и, не дождавшись от меня никакой реакции, сваливает.
        Петров садится на его место и хозяйским жестом предлагает присесть мне. Взгляд у него такой жесткий, будто он все еще не вышел из роли начальника безопасности. Впрочем, я не смею ерничать. Покорно плюхаюсь напротив и замираю. Сердце у меня колотится так, что готово выпрыгнуть из груди.
        - А теперь, - лениво тянет Петров, - когда ты наконец утолила жажду общения, давай все-таки обсудим планы на день.
        
        Глава 13. Никита
        Ника сидит передо мной с видом нашкодившего котенка, а мне… Мне неудержимо хочется посадить ее на колени и поцеловать. Даже несмотря на то, что пару секунд назад я был зол как черт.
        Блин, это точно нормально? Я как-то уже волноваться начинаю. Раньше вот со мной никаких приступов беспричинной нежности не случалось. Да и вообще, девушки с прибабахом всегда вызывали у меня мгновенное отторжение. Всегда!
        В висках у меня до сих пор чуть пульсирует от схлынувшей ярости, а в пальцах уже разливается отчетливый зуд от желания прикоснуться. Погладить. Очертить мягкими касаниями такие желанные губы.
        М-да, мой встроенный механизм отсева долбанутых, похоже, конкретно заглючил. Ника постоянно чудит, а меня к ней тянет все сильней и сильней. Очень странно. Может, у меня витаминов каких-то в организме не хватает? Омегу-три стоит попить? Должен же хоть чем-то объясняться такой странный заклин на случайной дурочке. Прямо хоть деду звони - консультируйся.
        Я обреченно вздыхаю. Интересно, чем бы закончилась потасовка с бугаями, не появись я в буфете раньше назначенного? Кажется, ничем хорошим. Задохлику бы точно не поздоровилось, так что пусть благодарит того диетолога, что посоветовал мне питаться дробно. В семь утра, после тренировки, я навернул курогрудь (пришлось делать спецзаказ в ресторане), а сейчас у меня как раз подошло время для того, чтобы закинуть в себя еще немного белка.
        Когда я пришел в буфет, первым делом - раздобыл себе творога. И только потом заметил Женьку, одиноко скучающую за столиком. Само собой, подошел поздороваться. И, конечно, не смог удержаться от вопроса о Нике: как она после вчерашнего? Воображение рисовало картинку смешного девчачьего похмелья.
        Женька показала взглядом куда-то за мое плечо. Я оглянулся. Злючка отнюдь не страдала у себя в каюте. Нет! Она при полном параде ворковала с двумя здоровяками, а те явно не мультики ей пересказывали. Морды у обоих почти синхронно лоснились от сальности.
        Вот какого черта злючке сдались эти «химики»? Хочет замутить «тройничок»?
        Я, конечно, поделился недоумением с Женькой:
        - Твоя сестра бросила тебя завтракать в одиночестве ради этих двух горилл?
        - Вроде того, - ответила девчонка и едва заметно вздохнула.
        - Ей не хватает мужского внимания?
        - Нет, что ты! - Женькино лицо пошло пятнами. - Это она так тренирует коммуникабельность. Ну и в английском практикуется.
        - М-м, понятно! Ну что же, подождем, пока она напрактикуется, - я присел рядом с Женькой и стал с остервенением запихивать в себя творог.
        Аппетит, как назло, пропал. Совсем.
        Впрочем, злючка довольно быстро выпорхнула от здоровяков и подошла к стойкам с едой, стала делать себе какие-то бутеры. Ну вот, - подумал я, - приступ безудержного кокетства закончился, сейчас Ника подойдет, и будем обсуждать наши планы. Мне не терпелось перекинуться с ней хотя бы парой слов, а она… Она вдруг сцепилась языком с каким-то заморышем. Тот явно понравился ей больше предыдущих собеседников: лицо ее буквально расцвело, глаза заискрились интересом.
        Заморыш, кстати, тоже впал в экстаз от их общения. Судя по мимике, он решил пленить злючку обходительностью. С энтузиазмом бросился ездить ей по ушам и расточать улыбки. Прямо не заморыш, а английский джентльмен. Гуру общения. Мне тут же захотелось подойти и дать ему по тыкве. Ну, чтоб не выделывался слишком перед чужой девчонкой. Хотя разве пацан виноват в том, что подвернулся Нике? Нет. Это все же она сама вешается на мужиков, а те просто не отказываются от того, что плывет в руки.
        Я отодвинул тарелку с творогом в сторону. Я ответственно сделал пару глубоких вдохов, чтобы взять ярость под контроль. Ярость, конечно, стала брыкаться. А потом вдруг наметилась потасовка между заморышем и здоровяками. Естественно, ноги сами понесли меня в «гущу событий». Я был совсем не прочь почесать кулаки, но все, к сожалению, разрулилось мирно. Даже обидно.
        Хотя нет! Не стоит сожалеть о том, что не удалось выплеснуть на кого-то свое бестолковое раздражение. Ника в порядке - и ладно. И очень радует, что заморыш смекнул, что ему рядом с ней не место. Красавчик! Слинял со свистом и без дополнительных разъяснений.
        Теперь я и Ника только вдвоем, сверлим друг друга взглядами. Мне бы не помешало сохранять холодность и отстраненность, но не получается. Я почти захлебываюсь в беспричинной, бессмысленной нежности. Наваждение какое-то!
        - И долго будем играть в «гляделки»? - спрашивает Ника и тут же, не дав мне ответить, переводит разговор. - Что там с планами?
        Я откидываюсь на спинку стула и деловито перечисляю:
        - В одиннадцать у нас автобусная экскурсия по побережью. А потом предлагаю накупить сувениров и перекусить в каком-нибудь кафе на центральной площади. Кстати, поедем только вдвоем. Пусть сегодня все будет по-простому, с налетом бытовухи.
        - Хорошо, - без раздумий кивает она. - Мне все подходит.
        - Значит, в половине одиннадцатого встречаемся на причале. И оденься как-нибудь поприличней.
        - Что? - Она обиженно задирает подбородок. - Чем тебе не нравятся мои шорты и майка? Я именно в них собиралась ехать.
        - О, так это шорты? - невольно скалюсь я. - А я думал, трусики такие.
        Ее глаза от злости суживаются до узких щелочек.
        - Можно подумать, ты пригласил меня не за тем, чтобы хайпануть на… - она осекается, довольно забавно мнется, ища подходящее слово. - На моих формах.
        Хм, а вот это любопытно! Я окидываю ее внимательным взглядом:
        - Думаешь, фигура - единственное, что представляет в тебе интерес?
        Она опускает голову, на ее лицо набегает тень смятения, неуверенности. Я на мгновение даже глазам своим не верю. Ведь это и правда не вяжется: Ника и какая-то неуверенность. Мне всегда казалось, что она считает себя королевой «Ютуба». Звездой. А теперь я вижу перед собой девчонку, которой отнюдь не чужды волнение и комплексы.
        Я поддаюсь порыву - мягко приподнимаю Никин подбородок пальцами.
        Как же мне хочется ее поцеловать! Как же хочется…
        Наши взгляды снова встречаются. Ника смотрит на меня с напряжением, но руки моей не отводит.
        - В первую очередь, мне нужны твои обаяние и харизма, - говорю я. - Во вторую, артистизм. А вот всякая обнаженка мне на канале на фиг не сдалась. Мои подписчики приходят за другим.
        - Ты недооцениваешь обнаженку, - говорит она со вздохом. - Меня до того, как я стала пихать везде пикантные кадры, почти не смотрели.
        - Ты была новичком. Новичкам всегда трудно привлечь к себе внимание.
        - А может, у меня все-таки дефицит харизмы, - возражает она с тихим застарелым отчаянием.
        У меня от ее интонации дыхание перехватывает. Мне кажется, или Ника пустила меня в тот уголок души, в который еще никого не пускала? В уголок сомнений и самоедства.
        - Все в порядке у тебя с харизмой, - терпеливо возражаю я, сердце в этот момент стремительно затапливает теплом. - И ты замечательно держишься перед камерой, так что тебе необязательно раздеваться, чтобы привлечь внимание.
        Сначала она будто не верит в мою искренность, а потом смотрит с щенячьей благодарностью.
        - А еще тебе, кстати, повезло с мимикой, - добавляю я. - Она у тебя живая и залипательная, потому на тебя можно смотреть часами - и ни капли не надоест.
        Ника смущенно розовеет, театрально хмурится.
        - Ну все! Хватит меня обсуждать. Что ты хочешь, чтобы я надела?
        - Выбери сама. Главное, чтобы в твоем наряде было чуть больше загадки. Нам, парням, чтоб ты знала, даже приятней, когда, глядя на девушку, надо чуть дофантазировать.
        С подносом в руках подходит Женька, нерешительно застывает рядом с нашим столом.
        - Можно к вам?
        Ника бросает на меня вопросительный взгляд.
        - Конечно! - Я быстро встаю и отодвигаю для Жени стул. Меня переполняет непривычная эйфория, и чертовски хочется быть галантным.
        Женька садится, расставляет на столе все свои тарелки, а потом смотрит на меня с мольбой:
        - Никит, а можно тебя попросить кое о чем?
        - Валяй, - киваю я. - Я с удовольствием помогу, если это в моих силах.
        Женька приободряется:
        - Мне в художке задали нарисовать серию портретов. Я попросила твоего Валеру позировать, но он сказал, что времени нет. Ты не мог бы устроить ему перерыв хотя бы на полчаса, чтобы я смогла его нарисовать?
        - А когда именно он тебе нужен?
        Она разводит руками:
        - Я готова рисовать в любое время.
        - Хорошо! После полудня Валера будет в полном твоем распоряжении.
        - Здорово! - Женька подпрыгивает от радости и едва не опрокидывает свои тарелки.
        Ника чуть улыбается сестре, а потом смотрит на меня с признательностью. И мне так хорошо от этого взгляда, что даже не по себе.

***
        Прося Нику одеться приличней на экскурсию, я немного лукавил. Вовсе не формат моего канала меня волновал. В первую очередь, я беспокоился о себе. Мне не хотелось ездить по Мессине с перманентным стояком.
        Ника прислушалась к моему совету и переоделась. Но лучше бы она этого не делала.
        Когда мы встречаемся на причале, на ней желтое платье длиной до середины бедра. Подол этого платья треплет ветерок, и мне то и дело кажется, что его очередной порыв таки продемонстрирует всем вокруг Никины трусики. Мне, кстати, очень интересно, какие они: с кружевом или без. И, конечно, я отчаянно фантазирую о том, как мои руки по-хозяйски ныряют под желтый подол и творят там всякие непотребства.
        Хм… А ведь это, наверное, удобно - иметь такую девушку как Ника. С Маринкой мне приходилось неделями практиковать воздержание. Неделями! А с Никой не надо отказывать себе в удовольствиях: можно ездить по миру вместе и каждую свободную минуту проводить в постели.
        Я очерчиваю взглядом аппетитные Никины изгибы и невольно вздыхаю. Рядом с ней у меня бы нашлось много свободных минут. Да, очень-очень много.
        - Тебе не нравится мой новый наряд? - превратно истолковывает мой вздох Ника, щеки ее вспыхивают предательским смущением.
        - Нет, что ты, - бормочу я, отводя взгляд. - Очень миленькое платье.
        Чтобы немного отвлечься от пошлых фантазий, включаю камеру. В конце концов, я человек цивилизованный. И вполне могу подождать до вечера. А вот вечером я оторвусь. И, клянусь, в этот раз меня ничто не остановит: ни качка, ни пожар, ни чокнутые деды. И даже если Ника сегодня опять наклюкается, я все равно затащу ее в постель. Больше у меня нет сил корчить из себя джентльмена, нет сил играть в благородство.
        Я не выключаю камеру почти всю экскурсию. Наш автобус колесит по побережью, но мне почти не удается заинтересоваться видами. В основном, я снимаю Нику, а не окрестные пейзажи. Впрочем, не мне одному кажется, что Ника - самое лучшее из того, что сейчас можно увидеть в Италии. Минимум пятеро других пассажиров самозабвенно капают в ее сторону слюной. Один даже пытается к Нике подкатить, но, нарвавшись на мой угрожающий взгляд, быстро «отползает» в противоположном направлении.
        Ника, кстати, тоже постоянно что-то снимает. Наблюдать за ней - одно удовольствие. Она то и дело сексуально прикусывает нижнюю губу, с неосознаваемым кокетством оглаживает норовящий задраться подол. И даже то, как она поправляет волосы, завораживает.
        Я снимаю кучу классных эпизодов и готов руки потирать от радости. Очередной мой влог будет потрясным - это точно!
        Совершенно незаметно экскурсия подходит к концу. Мы с Никой отправляемся обедать в уютную кофейню. Я заранее выбрал ее через интернет и зарезервировал столик. С кофейней у меня связаны грандиозные планы. Там романтическая обстановка, так что можно спокойно перейти к соблазнению. За обедом ведь проще всего «навесить мосты», дабы ночь удалась.
        Некоторые столики в кофейне со стульями, некоторые - с диванами. Я специально выбрал для нас последний вариант. Усадив Нику на диван, я некоторое время мешкаю - вроде собираюсь сесть напротив, но демонстративно передумываю - беру в руки меню и плюхаюсь к Нике.
        Она смотрит на меня с напряжением. «Что ты задумал, мерзавец?» - написано на ее лице крупными буквами. В ответ я многообещающе улыбаюсь: «О да, детка, интуиция тебя не обманывает - я собираюсь приставать». Ника яростно одергивает платье, будто надеется, что оно может стать длинней. Мой взгляд невольно скользит по ее стройным ножкам. О мой бог! Сегодня я буду целовать их до тех пор, пока злючка вся не покроется мурашками. Но сейчас надо чуть отвлечься. Например, на меню.
        Минуты через две мы с Никой уже делаем заказ. Я беру рыбу и салат, Ника - какой-то пирог. Как только официант удаляется, я решительно придвигаюсь к злючке. Она чуть вздрагивает. Ее как-то слишком сильно пугает сократившаяся дистанция между нами. Кажется, у нее даже дыхание учащается от волнения. Ника пытается отодвинуться, но сделать это трудно, почти невозможно: диван слишком маленький. Она почти вжимается в его боковину.
        - Поцелуй меня, - говорю я нарочито деловито.
        - Что? - У нее такая интонация, будто ей предложили кого-нибудь прирезать.
        - Поцелуй меня.
        - Зачем?
        - Мне кажется, эта кофейня отличное место для нашего первого поцелуя. Я имею в виду, поцелуя на камеру. Тут довольно мило и колоритно.
        Ноздри Ники подрагивают от нахлынувшей на нее ярости. Злючка быстро складывает руки на груди, словно пытается хоть так от меня отгородиться:
        - Ты слишком форсируешь события, Петров. Я не собираюсь целоваться с тобой до самой Барселоны.
        - Почему это?
        - Потому! Я не целуюсь с первым встречным.
        - Разве? - мне не удается скрыть ухмылку.
        Она испепеляет меня взглядом:
        - Если ты на себя намекаешь, то напрасно. У нас договор. И если бы не надо было репетировать, я бы никогда…
        - Ладно, уговорила, - перебиваю я. - Поцелуемся сейчас, но кадры с поцелуем я вставлю в выпуск про Барселону.
        Ника чуть бледнеет. Она размышляет над моим предложением несколько секунд, но в итоге все равно возражает:
          - Это глупо. Кто-то из подписчиков может узнать это место.
        - Да брось! Все эти кафешки на одно лицо.
        - Не правда!
        - Они одинаковые, говорю тебе.
        Она раздраженно выдыхает, а потом смотрит на меня с преувеличенной неприязнью:
        - Хорошо, давай сейчас снимем поцелуи. Все же неприятные дела лучше не откладывать, а делать в первую очередь.
        - Совершенно верно, - подтверждаю я и закусываю губу, чтобы не начать смеяться.
        - Отснимем все поцелуи разом, - горячится злючка. - Все-все! Не хочу больше возвращаться к этой стороне нашего сотрудничества.
        Ах, какая все же славная, милая дурочка! Быстрей бы вечер, быстрей бы мы остались с ней одни.
        Поставив штатив, я беру в кадр наш диванчик и запускаю съемку. Ника смотрит на меня глазами испуганной лани.
        - Эй, ты что, боишься меня? - я снова подсаживаюсь к ней и осторожно беру ее за руку. - А на своих видео ты воплощение храбрости.
        Она украдкой вздыхает.
        - Мне не страшно. Просто это очень интимно - целоваться. И делать это под прицелом камеры - такое себе удовольствие.
        - Не думай о ней.
        - А о чем тогда думать?
        - Обо мне, конечно, - я чуть поглаживаю ее ладонь, а потом нежно пробегаюсь пальцами по ее запястью.
        Она смотрит на меня с все возрастающей тревогой.
        - Что ты делаешь?
        - Пытаюсь помочь тебе расслабиться, - я перемещаю руку ей на талию и осторожно ее поглаживаю.
        - Я уже достаточно расслабленна, - недовольно бурчит Ника. - Можешь не утруждаться.
        - Отлично! - говорю я и тут же накрываю ее губы своими. Она чуть дергается, но не отодвигается. Закрывает глаза. Ее губы пахнут земляникой, и этот аромат кажется мне лучшим в мире.
        Я нарочно целую Нику подольше - смакую поцелуй. В конце концов, я мечтал о нем с самого пробуждения. Ника позволяет моим губам брать свое, но совсем не отвечает. Меня переполняет приятное злорадство. Я предвидел такую реакцию, и она мне только на руку.
        Отстранившись, я смотрю на Нику с грустной укоризной:
        - Тебя что, паралич разбил?
        - В смысле?
        - Вчера у тебя намного артистичней получалось, а сейчас ты прямо ледышка ледышкой. Так дело не пойдет. Давай еще раз. Но, пожалуйста, постарайся вложить в поцелуй хоть капельку страсти.
        Она смешно хмурится.
        - Мне нужны эмоции, - добавляю я. - И подписчикам нужны эмоции.
        - Хорошо, я постараюсь, - с легкой язвительностью соглашается она.
        Я с удовольствием приникаю к ее губам снова. Ника обхватывает мою шею руками и робко, словно неохотно целует в ответ. Я украдкой скольжу ладонями по ее спине. Мне хочется прижать ее к себе крепко-крепко, но я себя сдерживаю. Еще не время. Можно спугнуть.
        - Сойдет? - спрашивает Ника, когда мы отстраняемся друг от друга, чтобы перевести дыхание.
        В ее голосе столько надежды, что мне смешно. Хотя виду я не показываю.
        - Сейчас гляну, - говорю я серьезным тоном и иду к камере.
        Несколько секунд делаю вид, что изучаю запись, а потом хмурюсь:
        - Ты мое лицо немного рукой закрыла. Придется сделать еще один дубль.
        Щеки Ники розовеют: не то от ярости, не то от предвкушения новых поцелуев. Я делаю вид, что не замечаю ее реакции. Вернувшись на диван по-хозяйски притягиваю ее к себе и впиваюсь в манящие губы с откровенным нахальством. Ника от моего напора, конечно, напрягается, но быстро берет себя в руки и отвечает мне. Да еще как отвечает. Прямо всю душу вкладывает.
        На какое-то мгновение я даже теряю самообладание. Моя рука непроизвольно скользит по Никиному бедру, ныряет под платье. И это, конечно, глупо. Недальновидно.
        Ника моментально отталкивает меня и пытается залепить пощечину. Впрочем, я довольно ловко перехватываю ее запястье.
        Так, теперь главное не ухмыляться. Не ухмыляться! Делаем глубокий вдох…
        Ника испепеляет меня взглядом, а потом пытается врезать по моему лицу второй рукой. Я перехватываю и ее.
        - Ты офигел? - шипит Ника и чуть дергает руками, проверяя мою хватку.
        - Блин, случайно как-то получилось, - бормочу я и пытаюсь сделать виноватый вид. - Клянусь, не хотел. Чего ты сразу дерешься?
        Она сердито выдыхает. Потом смотрит мне в глаза так, будто пытается загипнотизировать:
        - Давай-ка все-таки без рук, ладно?
        Я осторожно отпускаю ее запястья:
        - Ладно. Хотя ты могла бы и потерпеть пять секунд мою руку. Классно ведь целовались, артистично. А теперь снова придется переснимать.
        - Петров, ты меня сейчас доведешь до греха!
        - До какого из семи?
        Ника смотрит на меня с каким-то отчаянием:
        - Петров, ну хватит! Заткнись и целуйся.
        - Ах, какая нетерпеливая! - я с удовольствием снова притягиваю ее к себе.
        - Я просто хочу, чтобы все это поскорей закончилось, - говорит Ника не очень уверенно.
        - А я не люблю делать все наспех. Спешка к хорошему не приводит.
        Ника раздраженно фыркает, а потом сама меня целует. Ее тело в моих руках полностью расслабляется, становится податливым. Она будто тает в моих объятьях.
        Хороший знак! - не могу не констатировать я. - Точно даст мне вечером. Главное, не делать больше глупостей.
        Когда мы все-таки разъединяем наши губы, я не позволяю Нике отодвинуться. Осторожно трусь носом о ее нос. Она улыбается как будто от щекотки.
        Замечательно! Еще немного - и мы приручим эту пугливую девочку.
        Я осторожно провожу по Никиным губам пальцами. Она открывает глаза и смотрит на меня с легкой обескураженностью. Никак не может решить: оттолкнуть меня или наслаждаться дальше. Я не даю ей опомниться - снова целую. Целую и глажу ладонью по бедру. Глажу осторожно, по краю платья, который отодвигаю почти незаметно. Да, вот так. Нарушать границы надо постепенно.
        Через несколько секунд Ника сама подается ко мне, моя рука ныряет под подол ее платья совершенно безнаказанно, пальцы достают почти до трусиков. Но я к ним не лезу. Мне нельзя наглеть. Я позволяю себе еще только пару секунд поцелуя, а потом решительно отодвигаю Нику от себя. Встаю и иду к камере.
        - Ну как? - чуть севшим от волнения голосом спрашивает Ника.
        Я делаю озабоченное лицо:
        - Прикинь, забыл запись включить.
        Глава 14. Вероника
        О боже! Я не могу больше с ним целоваться. У меня и так уже голова ватная, а внизу живота все просто раскалилось. Еще пару минут - и я отдамся Петрову в ближайшей гостинице. Причем сама буду умолять о том, чтобы он…
        - Эй, ты в порядке? - Никита смотрит на меня с недоумением.
        - Да.
        - Придется снимать еще, - говорит он разочарованным голосом. - Вот досада!
        Я дергаюсь и подскакиваю:
        - Нет, я не могу.
        - Почему?
        - Мне надо в туалет! - брякаю я первое, что приходит в голову.
        - В туалет? - в его голосе проскальзывает что-то похожее на насмешку. - Ну иди!
        Мне прямо дурно делается от выражения его лица. Вот почему у него такие глаза, будто он в курсе того, что со мной происходит? Он ведь не может знать. Не может! Или по мне видно, как я завелась? Ой, мамочки, только не это!
        Я подхватываю сумочку и, на самом деле, убегаю в туалет. Мне нужно время, чтобы прийти в себя, вернуть самообладание. Раньше оно мне ни разу не отказывало, а сейчас я кисель киселем. И не знаю, что делать. Не знаю, как противостоять этому дурацкому возбуждению, которое вызывают во мне поцелуи Петрова.
        Гад слишком хорошо целуется. Прямо на десять баллов. Поначалу у меня еще получалось отвлекаться от приятных ощущений, а потом вся сознательность вдруг испарилась.
        Мой взгляд цепляется за раковину. Умыться! Мне надо умыться, чтобы справиться с наваждением. Тушь у меня водостойкая, так что можно.
        Я пускаю холодную воду и, набрав ее в ладони, старательно плескаю в лицо. Повторяю так раза три. Некоторые капли попадают на платье, но мне плевать. Мне хочется быстрей прийти в себя. И это, кажется, получается. Лицо перестает гореть, тугой узел в животе медленно слабеет.
        Фух! А теперь надо подумать о чем-нибудь неприятном, чтобы окончательно прогнать игривое настроение. Я зажмуриваюсь и перебираю в голове все, что ненавижу: суп с щавелем, грязную обувь, передачу показаний счетчиков по интернету. Неприятные воспоминания действуют даже лучше ледяной воды. Через пару минут я совсем-совсем спокойна. Даже не ожидала, что справиться с возбуждением будет настолько легко.
        Видимо, не так уж сильно Петров меня и распалил. Больше со страху навоображала себе.
        Поправив макияж, я возвращаюсь в зал. Заказ уже принесли.
        - Сразу отснимем еще пару дублей или после обеда? - предлагает выбрать Петров, когда я сажусь за стол. Он буквально раздевает меня взглядом.
        Меня от выражения его лица почему-то снова бросает в жар, ноги становятся ватными. Ой-ой-ой! Он феромонами какими-то натерся или что?
        - Лучше после продолжим снимать, - поспешно говорю я. - Ненавижу есть холодное.
        - Хорошо, - Петров улыбается.
        Я хватаюсь за вилку. Так! Мне надо обязательно откосить от съемок - хватит с меня на сегодня эротически впечатлений. Моя психика на них не рассчитана. Вот найду себе парня, тогда буду снова целоваться с Петровым. А пока лучше воздержаться. Ни в жизнь себя не прощу, если вдруг окончательно потеряю голову и отдамся этому гаду.
        Я нарочито медленно ковыряю свой пирог. Минут через пятнадцать нашего «застолья» Петров уже подчищает свою тарелку, а я успеваю «освоить» лишь половину собственной порции. Играть в черепашку непросто, но приходится стараться. Поцелуи должны быть отложены до лучших времен - точка!
        Никита поглядывает на часы и смотрит на меня с укоризной.
        - Тебе лучше ускориться.
        - Я и так на максимуме, - огрызаюсь я и начинаю есть еще медленней. Пережевываю очередной кусочек раз пятьдесят.
        Петров смотрит на меня с недоумением.
        - Я всегда долго жую, - будничным тоном поясняю я. - Родители так приучили. И диетологи советуют. Поверь, это очень хорошая, полезная привычка.
        - А, по-моему, тебе нужна помощь. - Он по-хозяйски лезет вилкой в мою тарелку и отламывает у моего пирога приличный кусок румяной корочки.
        Я даже подпрыгиваю от такой наглости.
        - Эй, ты что творишь? Если ты не наелся, закажи себе что-нибудь еще, а чужие тарелки разорять не стоит.
        Петров самодовольно улыбается, но к совету прислушивается: подзывает официанта, чтобы заказать себе еще кофе.
        - И мне капучино, пожалуйста! - вклиниваюсь я. - И каких-нибудь фруктов. И печенья.
        Никита снова демонстративно смотрит на часы.
        - Что не доем - с собой заберу, - не моргнув глазом, обещаю я.
        Он грустно качает головой:
        - Поснимать уже не успеем.
        - Не страшно. Это же не последняя кафешка в нашей жизни.
        - И правда, - ухмыляется он. - Тем более целоваться и в других местах можно. Главное, красивый фон выбрать. У меня в каюте, кстати, очень романтична обстановка - для поцелуев идеальна. Когда придешь сегодня делать обзор моего сьюта, снимем и пару дублей с поцелуями.
        - Какой еще обзор сьюта? - слабым голосом уточняю я.
          - Ну как же? Мы же вчера договаривались. Ты прямо напрашивалась.
        - Знаешь, я вчера была немного не в себе.
        - Да, - он печально качает головой, - тебе было плохо из-за духоты. Я помню.
        Лицо у него грустное, но в глазах пляшут чертики. Такое чувство, что Никита специально меня дразнит.
        Я набираю полную грудь воздуха, а потом тараторю:
        - Сегодня утром я поняла, что мне не нужен обзор твоей каюты. Зачем он мне? Он в формат моих влогов вообще не впишется.
        Интонация у меня убедительная. Или мне это только кажется?
        Петров откидывается на спинку дивана, расслабленно закидывает руки за голову.
        - Испугалась?
        - Пфф! Чего?
        - Видимо, себя. Своего влечения ко мне.
        Мое сердце от неожиданности пропускает удар. Я нервно покашливаю:
        - Петров, ты о чем вообще? Какого влечения?
        Мысленно я молюсь всем знакомым богам, чтобы добавили мне артистизмам. Сейчас он мне особенно нужен.
        Петров задумчиво качает головой, а потом смотрит так, будто все про меня знает:
        - Боишься, что не справишься с импульсами, верно? Боишься позволить себе больше, чем позволяют моральные принципы?
        Во рту у меня пересыхает. Вот это совсем не вовремя. Мне тут, блин, надо срочно речь оправдательную произнести, а язык пристал к небу. Благо, на столе имеется графин с водой.
        Я поспешно отхлебываю прямо из его горлышка, а потом сиплю:
        - Не льсти себе, Петров. Мне нечего бояться. У меня нет к тебе никакого влечения.
        - Разве? - он красиво приподнимает одну бровь. - А мне кажется, что есть, но ты его почему-то боишься.
        Я делаю еще один глоток из графина:
        - Я тебе гарантирую: ничего нет.
        Он несколько секунд пристально изучает мое лицо, а потом усмехается:
        - Так докажи. Не отказывайся трусливо от своих намерений. Решила делать обзор - делай. Обещала целоваться со мной на камеру - целуйся.
        Я отворачиваю лицо в сторону, чтобы у Никиты не было возможности прочесть мои мысли.
        - И, кстати, расслабься, - зачем-то добавляет Петров. - Я не собираюсь с тобой спать. Деловая этика для меня святое, потому тебе ничего не светит.
        Меня аж перекореживает от его слов. Ну и самомнение! Кем он себя вообразил? Великим соблазнителем? Главным секс-символом Ютуба? У меня прямо руки чешутся воткнуть Петрову в ногу вилку, чтобы хоть немного сбить с него спесь. Но, конечно, я этого не делаю. Отложив вилку подальше, угрюмо киваю:
        - Ладно, убедил. Вечером еще немного поснимаем эти дурацкие поцелуи. Только хватит уже играть в психоаналитика. Тебе все равно не понять, что у меня в голове.
        В ответ он только улыбается. Но с очень красноречивым выражением. На его наглой морде прям черным по белому написано: ты как на ладони, Ника. Как на ладони…
        Я мысленно желаю ему провалиться в тартарары.

* * *
        После кафе мы заглядываем в несколько сувенирных лавочек. Петров говорит, что собирается разыграть несколько сувениров среди подписчиков и советует мне сделать то же самое. Он довольно убедителен. Но меня ужасно бесит его покровительственный тон, и чисто из принципа я не покупаю ничего кроме пары магнитов для себя и Женьки.
        В одном из магазинчиков записываю Сторис в Инстаграм. Никита тут же лезет в кадр, опять меня лапает. Это жутко бесит, но идет моей странице на пользу: минут через десять после выкладки видео подписчиков у меня заметно прибавляется. На радостях я делаю еще несколько кадров с Петровым. В конце концов, я же собиралась использовать его в хвост и в гриву, ну и вот - время пришло.
        Когда мы возвращаемся на лайнер, Никита аж светится.
        - У тебя двадцать минут, чтобы переодеться, - говорит он, как только мы заходим в лифт, - а потом поднимайся ко мне. Сразу все отснимем, чтобы максимально освободить вечер.
        Я рассеянно киваю. Мне отчего-то непросто находиться с ним в замкнутом пространстве. Когда он невзначай задевает меня плечом, у меня перехватывает дыхание. А еще мне нестерпимо хочется объятий. Это так странно: когда Петров меня лапает - я бешусь, а когда он держит руки при себе - мне тоскливо. Все же зря я потащилась в этот круиз. Лучше бы по черноморскому побережью сейчас колесила и не знала бы никаких соблазнов.
        Наконец я выхожу на своей палубе. Петров говорит что-то еще напоследок, но я пропускаю его слова мимо ушей. Двери лифта закрываются, а я все стою рядом с ним, пялюсь в пространство. В душе - ураган. Точнее жаркий, обжигающий суховей. Внутри меня все просто вибрирует от мысли, что я и Петров скоро останемся наедине.
        А может, это ничего, если мы переспим?
        Предательская мысль заставляет меня вздрогнуть, но одновременно поднимает внизу живота приятную волна жара. О мой бог! У меня точно кукушка поехала, раз такая фигня в голову лезет. Никаких переспим. Ни в коем случае.
        Из груди вырывается судорожный вздох. Я отлипаю от пола и подхожу к двери собственной каюты. За ней ни звука. Интересно, Женька тут или где-то лазает?
        Я неторопливо достаю из сумочки ключ и снова застываю.
        И все-таки… Если переспать с Петровым один разок, это уж вряд ли сильно повредит моей гордости? Мне уже давно пора расстаться с девственностью, а я все откладываю. Раньше говорила себе, что хочу сначала образование получить. Теперь вот посвятила всю себя покупке квартиры. Уже который год мне все время «некогда» ходить на свидания. Того и гляди, из-за чертова трудоголизма к тридцатке подползу непорочной (а-ха-ха!). Вот будет неудобно-то перед человеком, которого полюблю. Сто процентов, вопросы всякие начнутся, советы обратиться к психотерапевту…
        Так, стоп! Хватит себя накручивать! Я не собираюсь влюбляться в козла. Мой мужчина будет нормальных взглядов и отнесется к отсутствию у меня опыта с пониманием.
        Я закусываю губу, пытаясь представить свой идеал. Ничего в голову не идет. Перед глазами до сих пор наглая улыбочка Петрова.
        А может, все-таки переспать с ним? Он явно опытен в этом деле, меня к нему влечет.
        Я вваливаюсь в каюту почти дозревшей до «первого раза». Мысленно примеряю лучшее свое белье и перебираю в голове позы, почерпнутые из интернета.
        - Ну наконец-то! - вскрикивает Женька, бросаясь на меня из ванной.
        Я взвизгиваю и хватаюсь за сердце:
        - Жень, ты зачем так пугаешь?
        Сестра делает шаг назад и проворно растирает мокрую голову полотенцем:
        - Извини. Просто заждалась тут тебя.
        - А мне снова надо уйти, - тараторю я, кидаясь к шкафу. - Может, чтобы не скучать, в аквапарк сходишь? Или в боулинг.
        - Эй! Дело не в скуке, - крайне серьезным тоном возражает Женька. - Прежде чем ты снова уйдешь, я должна тебе кое-что рассказать. Мне удалось разговорить Валеру.
        Я застываю с выуженной из шкафа вешалкой в руках:
        - Серьезно?
        - Да! И я даже умудрилась кое-что записать. Сейчас… - Женька отбрасывает прочь полотенце и берет со столика свой телефон, копается в записях. - Так, вот оно. Слушай.
        Она прибавляет громкости и включает нужную аудиодорожку.
        - Петров интересный парень, конечно, - раздается из динамика Женькин голос. - Но, по-моему, Нике он не подходит.
        - Да? А почему? - недоумевает Валера.
        - Не знаю. Просто интуиция так подсказывает.
        - Я думаю, сестра у тебя спрашивать не будет, с кем ей быть. Так-то Никита очень даже неплохой человек, но, конечно, есть у него свои недо…
        - Слушай, а как у тебя с честностью? - грубо перебивает Валеру Женька.
        - Нормально, а что?
        - Ты можешь ответить честно на один мой вопрос? Всего на один.
        - Конечно. Я вообще почти всегда говорю только правду. Меня так воспитали.
        Женька откашливается, а потом тянет задумчиво:
        - Мне почему-то кажется, что вы… ну… поспорили. Поспорили, что Никита и Ника переспят. Ведь было такое, да? Скажи!
        Повисает неприятное молчание. Из телефона, наверное, секунд двадцать не раздается ни звука.
        - Ты обещал ответить честно, - встревоженным голосом напоминает Женька.
        Валера шумно выдыхает, чем-то грохает.
        - Ну… Это не прямо уж такой серьезный спор был. Так, просто…
        - А можно поподробней?
        - Э… Да там и рассказывать нечего, - на Валеру нападает косноязычие. - Это больше как шутка была. Кстати, я тут вспомнил… вспомнил, что на массаж записывался, на полвторого. Мне, короче, уже идти надо. Ты только не обижайся, ладно?
        - Валера, подожди! Ты должен рассказать мне подробности вашего спора.
        - Потом, Жень, все потом. Мне, правда, сейчас совсем некогда. Еще маме позвонить надо, смонтировать там кое-чего. Короче, я побежал. Пока!
        Запись обрывается. Я и Женька глядим друг на друга, как два партизана в окружении врагов.
        - Вот свинота, да? - первой прерывает молчание сестра. Лицо у нее становится неестественно бледным и взволнованным.
        Я медленно сжимаю и разжимаю кулаки. А потом с шумом выдыхаю. Одна часть меня все еще не может поверить в услышанное, а вторая уже готова убивать.
        - Он за это заплатит, - наконец решаю я. - Прямо сейчас.
        Я выхватываю у Женьки телефон и топаю к выходу. Сестра с неожиданным проворством шагает следом:
        - Эй, ты куда собралась? Я - с тобой.
        Голос у нее дрожит, но вид вполне решительный. Женька даже рукава рубашки зачем-то закатывает. Мне приходится остановиться, чтобы сделать ей внушение:
        - Женечек, не стоит со мной ходить. Я скоро вернусь. Посмотрю в глаза этому мерзавцу и вернусь.
        - А, по-моему, тебе не помешает пара крепких рук, - Женька складывает свои изящные, почти детские ладошки в кулаки и делает несколько боксирующих движений.
        Я ее прямо не узнаю.
        - Ты где такого набралась?
        - Видела по телеку. - Женька пару раз подпрыгивает, словно пытается устрашить невидимого противника, делает глубокий выпад.
        Я едва успеваю уклониться от удара. Впрочем, сестра этого даже не замечает.
        - Петров у нас попляшет, - злобно обещает она куда-то в пространство. - Мы ему сейчас в четыре руке отменно накостыляем. А потом пойдем бить Валеру…
        - Так, стоп! - я даже чуть вздрагиваю. - Обойдемся без насилия. В конце концов, ничего такого страшного Петров не сделал. Ну помечтал немного, пофантазировал. Все равно бы ему ничего не обломилось.
        Женька смотрит на меня с недоверием. Ну надо же! Родная сестра сомневается в моей моральной устойчивости. Докатились.
        - Я бы ему все равно не дала, точно-точно! - почти с обидой говорю я. - Так что бить никого не надо.
        Сестра разочарованно вздыхает, а я на всех парусах лечу к лифтам.
        Петров открывает мне в приподнятом настроении:
        - Ого! Да кому-то не терпится приступить к поцелуям? Ой, пардон, я хотел сказать к съемке.
        Я отстраняю его и вваливаюсь в каюту.
        - А где камера? - Никита продолжает улыбаться. - Или ты собралась снимать обзор на телефон?
        Меня прямо трясет от его веселости. Наверное, Женька все-таки права и следует ему врезать. С такими, как он, надо жестко. Я несколько секунд изучаю Петрова с головы до ног, а потом решительно тычу кулаком в его грудь. Вот только мой удар этому гаду как слону дробина. Никита даже не вздрагивает, только одна его бровь недоуменно приподнимается.
        Я еще раз бью его кулаком, уже посильней. Потом ударяю в плечо.
        - Лучше бей в пах, - меланхолично подсказывает Петров. - А так мне щекотно.
        Кажется, мое лицо краснеет. Я отбрасываю мысли о насилии и решаю добивать гада морально. Выкатываю грудь колесом:
        - Значит, так, Петров! Больше я с тобой не работаю.
        - Чего? - противная улыбка сползает с его губ. - Это что еще за шуточки?
        - Да-да, - злорадно ухмыляюсь я, - наше сотрудничество окончено. Потому что с мерзавцами мне не по пути.
        Он несколько секунд задумчиво кусает нижнюю губу, а потом напускает на себя озабоченный вид:
        - А можно узнать, по каким признакам ты отнесла меня в категорию мерзавцев? Хотелось бы большей ясности в этом вопросе.
        Я включаю ему Женькину запись. Сначала Петров слушает совершенно расслабленно, но постепенно его лицо мрачнеет. Под конец в глазах Никиты не остается и капли первоначальной веселости.
        - Вот так, - говорю я, когда Валерины откровения обрываются. - Все тайное всегда становится явным.
        Наши взгляды схлестываются, и ноги у меня делаются ватными. Проклятое наваждение! Даже сейчас, когда меня буквально разрывает от гнева, Никита кажется мне притягательным.
        - Присядь, пожалуйста, - совершенно неожиданно просит он.
        - Зачем?
        Он берет меня за руку и подводит к дивану.
        - Присядь. Будем разбираться в нашей ситуации.
        - А чего тут разбираться? - злобно восклицаю я, но почему-то плюхаюсь на диван. - Все яснее ясного.
        Петров словно нарочно игнорирует мою взвинченность, берет свой телефон и быстро выбирает нужный ему номер из контактов.
        Валере собрался звонить? Я вся подбираюсь и скрещиваю руки на груди. Мне немного страшно окончательно растерять боевой дух.
        Приложив телефон к уху, Никита смотрит на меня со странной задумчивостью и без тени вины. Вот ведь наглая морда! Даже не удосужился изобразить хоть чуточку раскаяния.
        - Валер, зайди ко мне, пожалуйста, - просит Петров, когда его собеседник отвечает на звонок. - Нет, не через десять минут. Сейчас! Дело срочное.
        Отложив телефон, Петров облокачивается о стол и снова меня беззастенчиво разглядывает. Я старюсь не ежиться под столь пристальным вниманием, но сердце пару раз пропускает удар.
        Наконец появляется Валера.
        - Включи, пожалуйста, еще раз свою запись, - просит меня Петров таким тоном, будто он - хозяин ситуации.
        - Пожалуйста! - я снова тыкаю в кнопку «Плэй».
        Валера уже с первых Женькиных слов, раздавшихся из динамика, начинает бледнеть. Он явно не ожидал, что его слова кто-то запишет. К концу записи вид у него как перед расстрелом. Ему как будто страшно посмотреть на меня или Петрова. И дышит он так тяжело, что даже немного смахивает на мопса.
        - Ну что ты молчишь, Валер? - с укоризной бурчит Петров. - Расскажи Нике подробней о том самом споре. Я тоже, кстати, с удовольствием послушаю.
        Валера делает полшага назад:
        - Я не хотел спорить, клянусь. Это все Тоха: он привязался и зудел минут сорок: давай забьемся, не ссы. Ну я и согласился, только бы он отстал. Он иногда, знаешь, как привяжется, - так проще поддакнуть сразу, чем ему что-то свое доказывать. Тем более он же мой начальник - я стараюсь лишний раз с ним не пререкаться.
        - Ты ошибаешься, - Петров раздосадовано качает головой. - Тоха тебе не начальник, вы с ним - на равных.
        Валера дергает плечом:
        - Мы с ним, если честно, не особо ладим.
        - Серьезно? - Никита смотрит на своего ассистента с недоумением. - Я думал, вы сработались.
        Тот издает пару нечленораздельных звуков и угрюмо отворачивается. Медленно пятится к двери.
        - Стой! Подожди! - я даже подскакиваю с дивана, - я что-то не поняла: между кем именно был спор?
        - Между Валерой и Тохой, моим вторым ассистентом, - поясняет Никита.
        - Сто процентов?
        Валера понуро кивает. Несколько секунд я сверлю его взглядом, а потом поворачиваюсь к Петрову:
        - А ты точно ни при чем?
        - Точно. Я вообще человек не азартный, спорить не люблю.
          - Я пойду? - Валера в пару секунд пересекает комнату и застывает у двери.
        - Иди-иди, - разрешает Никита. - Только больше никаких пари. И если Тоха снова будет тебя подначивать - сразу отправляй его ко мне.
        Валера кивает и выскакивает за дверь.
        - Ну? - с нахальным видом спрашивает Петров. - Я вычеркнут из категории мерзавцев?
        Я не успеваю ничего ответить, потому что в дверь стучат. Когда Никита открывает, в каюту заходит стюард, тащит за собой сверкающую тележку. На ней - шампанское, клубника и какие-то конфеты.
        - Я решил придать твоей съемке налет романтики, - говорит Петров, заметив мой недоуменный взгляд.
        Стюард откупоривает бутылку и моментально исчезает из каюты. Никита разливает шампанское по бокалам и тут же протягивает один из них мне:
        - Отпразднуем возобновление сотрудничества?
        - Нет, - я как болванчик мотаю головой. Романтическая обстановка мне вот сейчас точно ни к чему. У меня и так мозги плавятся, стоит только Петрову посмотреть на меня чуть дольше, чем того требуют приличия. Если буду еще шампанское распивать, остатки сознательности быстро меня покинут.
        - Нет! - тверже повторяю я. - Никакого сотрудничества! Может, в пари ты и не участвовал, но мерзавцем все равно являешься.
        - Это еще почему?
        Я выдерживаю длинную паузу, а потом иду ва-банк:
        - Ты глумился надо мной в своем видео.
        - Что? - он смотрит на меня ошеломленно. - Ты о чем?
        - Я про твой постновогодний анонс. Про ту пошлую нарезку из моих влогов, которую ты смонтировал.
        - Я вообще не понимаю, о чем ты.
        Вид у него такой, будто и вправду не поймет, о чем речь. Просто поразительный артистизм! Я с трудом подавляю желание поаплодировать:
        - Забыл? Бывает. А ты пересмотри то видео - и все сразу вспомнишь.
        - Отличная идея! Давай вместе и пересмотрим.
        Я снова присаживаюсь на диван. Петров опускается рядом со мной и довольно быстро находит нужный влог через телефон. В его глазах светится искреннее любопытство.
        - Можешь смотреть с седьмой минуты, - «добродушно» подсказываю я. - Чтобы время не тратить.
        Он следует моим указаниям, и через несколько мгновений на лице его появляется обескураженное выражение.
        - Что это, черт возьми, такое? - спрашивает он с легким потрясением в голосе.
        Мои губы невольно кривятся в усмешке.
        Петров смотрит дурацкий анонс почти минуту, а потом, отключив видео, закрывает глаза и откидывается на спинку дивана. На лице у него - разочарование и досада. Некоторое время мы сидим молча. Впрочем, мне это быстро надоедает - я многозначительно покашливаю, и Петров наконец выходит из анабиоза:
        - Неожиданно…
        - Неловкий момент, да? - уточняю я с деланным сочувствием. - Бывает. Ты, если память плохая, в книжечку записывай всех, кого унизил в своих роликах. А то так и будешь попадать в щекотливые ситуации. Кстати, ты там еще и в комментах «ласковых» слов в мою сторону не пожалел.
        - Серьезно? - Лицо его делается мрачнее тучи.
        Он еще несколько секунд сидит молча, а потом набирает полную грудь воздуха:
        - Послушай, Ника, это видео… оно и правда отвратительно. Я бы, на твоем месте, тоже был в ярости.
        Я тихо фыркаю. Вот чего не люблю - так это вот такие манипулятивные бла-бла-бла.
        - Но у меня есть смягчающее обстоятельство, - виноватым тоном продолжает Петров. - Это видео монтировал не я, над ним трудились мои ассистенты. Сам бы я никогда такое не выложил.
        - Ну да, ну да! - ухмыляюсь я. - И в комментариях меня, видимо, оскорбляли тоже ассистенты.
        - Вообще-то, да, - с досадой кивает он. - Почти всю переписку за меня ведет Антон: мне просто некогда. Но я не снимаю с себя ответственности. Я тоже очень виноват перед тобой: не проконтролировал вовремя работу подчиненных, не проследил за комментариями. Прости, пожалуйста.
        Его слова звучат вполне искренне. Но я им почему-то все равно не верю.
        - Как у тебя все просто!
        - Нет, не просто, - серьезным тоном возражает Никита. - Я понимаю, что восстановить доверие довольно проблематично. И все же я прошу тебя дать мне возможность загладить вину.
        - И как ты собираешься это делать?
        - Я прямо сейчас же удалю этот новогодний анонс и запишу отдельный влог, где извинюсь перед тобой за свои слова.
        Меня даже в пот бросает от такой альтернативы.
        - Не надо! Не надо никаких влогов с извинениями. Эту историю уже все забыли, а ты только раззадоришь моих хейтеров.
        Мой голос почему-то дрожит, как дворовый пес на морозе. Я думала, что все те чувства, которые когда-то поднял во мне мерзкий троллинг Петрова, давно угасли, но нет. Оказывается, они просто дремали во мне, ждали подходящего случая, чтобы всколыхнуться.
        - Хорошо, не хочешь публичных извинений - их не будет. - Никита разводит руками. - Давай уладим проблему денежной компенсацией.
        Мне почему-то становится обидно.
        - Думаешь, мое доверие можно купить? - сухо уточняю я. - Да еще, наверное, и по дешевке?
        Он морщится:
        - Ника, не передергивай, пожалуйста. Причем здесь купля-продажа? Это будет штраф. Обычный штраф, как за превышение скорости или курение в неположенном месте.
        - Мне не нужны твои деньги, Петров! Мне от тебя вообще ничего не нужно. Все, чего я хочу, - это как можно скорей улететь домой.
        
        Глава 15. Никита
        
        Да уж, Тоха, подложил ты мне свинью, ничего не скажешь. Ника уже была у меня на крючке - и тут такой облом. Невезение года, мать вашу! Чтоб я тебе, скотина, еще раз доверил грузить видео? Да ни в жизнь!
        Я помню, помню, как мы воевали по поводу этого анонса. Монтировал Валера, а Тоха раскритиковал. Сказал: скучно, без изюминки. Посоветовал вставить нарезку из чужих влогов. Я тогда велел ему отстать от пацана. Меня все устроило. Да и, откровенно говоря, не хотелось у себя пиарить какой-нибудь треш. Если бы не Ника, я бы и не узнал, что Тоха забил на мои слова и внес во влог изменения.
        Интересно, кстати, он только над одним видео так «поколдовал», или есть еще сюрпризы?
        Я вздыхаю. Мне хочется немедленно выписать брату люлей, но разум подсказывает, что сейчас надо заниматься не этим. Сейчас надо уладить все с Никой. Кажется, она готова меня убить, и это плохо. Это трындец как плохо.
        Я еще раз окидываю ее взглядом. Щеки бледные, глаза такие, будто вот-вот расплачется. Мне хочется притянуть ее к себе, чтобы утешить, но страх перед тяжкими телесными повреждениями, которые она явно не прочь мне нанести, конечно, останавливает.
        - Подожди, Ника, - говорю я вкрадчиво. - Не горячись. Улететь всегда успеешь.
        - Я не горячусь, - возражает она дрожащим голосом. - Я совершенно спокойна. От такого человека, как ты, можно ожидать любой подставы. Именно поэтому я сваливаю. Это взвешенное решение.
        - Нет, это эмоции. И ты делаешь плохо, в первую очередь, самой себе. Ведь наше сотрудничество выгодно обоим.
        Она раздраженно фыркает, а потом задирает подбородок и медленно, с наслаждением, испепеляет меня взглядом.
        «Останься!» - мысленно умоляю я в ответ. В какой-то момент даже подумываю встать перед ней на колени, но быстро отбрасываю дурацкую идею. Все равно с Никой этот цирк не сработает. Она слишком умна, чтобы проникаться дешевыми штучками, слишком прагматична. Буду давить на амбиции!
        - Влоги со мной могут принести тебе тысячи подписчиков, - говорю я деловым тоном. - Подумай хорошенько, прежде чем от них отказываться.
        - Да иди ты к черту, Петров! Обойдусь уж как-нибудь без твоих полоумных фанаток на канале.
        Она раздраженно выдыхает и пытается пройти мимо меня к двери. И в этот момент в голове у меня словно что-то щелкает. Я на автомате перехватываю Нику, прижимаю к себе. Нельзя, нельзя ее отпускать! У меня дыхание перехватывает при мысли о том, что она может немедленно исчезнуть из моей жизни. Исчезнуть так легко и навсегда.
        Ника смотрит на меня с ненавистью:
        - Отпусти.
        Ее взгляд почти ранит. Почти оставляет на моем лице ожоги. Но я не могу отпустить. Рад бы, но не могу. Я во власти какого-то дикого наваждения. Мне хочется прижать Нику к себе еще крепче, ощутить ее всем телом. Я словно балансирую на краю самоконтроля.
        - Отпусти, - повторяет она, и в глазах ее на мгновение появляется испуг.
        Он-то и приводит меня в чувства. Я прикладываю колоссальные усилия, но разжимаю объятья:
        - Извини.
        Ника чуть нервно хмыкает и тут же идет к выходу.
        Каждый ее шаг отзывается под ложечкой мучительной болью. Бац - и самоконтроль опять мне отказывает. Я обгоняю Нику и быстро загораживаю собой дверь.
        Злючка застывает передо мной в растерянности.
        - Подожди, - твердо прошу я. - Мне все-таки кажется, тебе стоит придумать для меня другое наказание. Просто уехать - это глупо. Твои интересы ни в коем случае не должны страдать из-за моих косяков.
        Я стараюсь говорить спокойно. Стараюсь делать вид, что мне не так уж важно ее присутствие. Вот только спина покрывается испариной. В висках стучит.
        И вот какого фига меня сейчас так плющит? Раньше я и близко ничего похожего не чувствовал. Я даже Маринку отпустил легко, а тут внутри все просто горит.
        - Первое, пришедшее в голову решение, редко оказывается правильным, - холодно напоминаю я и сверлю Нику взглядом.
        Она украдкой вздыхает и все-таки задумывается над моими словами.
        - Тебе ни к чему покидать лайнер, - поспешно добавляю я. - Ты заслужила это путешествие, и незачем от него отказываться. Давай изменим формат нашего сотрудничества: останемся для подписчиков просто знакомыми. Обещаю больше не досаждать. Так будет честно.
        Наверное, блефую я все-таки на десять баллов: на Никином лице отражаются проблески сомнения. Я делаю глубокий вдох и меланхолично продолжаю:
        - Ник, ну правда, позволь мне хоть немного загладить вину. Я не специально по тебе проехался полгода назад, клянусь! Я, как и ты, ненавижу троллинг. Просто не проконтролировал вовремя своих ассистентов, не совсем верно сформулировал им некоторые указания. Больше такого не повторится, обещаю. Оставайся на корабле, снимай в свое удовольствие. Будем как две параллельные прямые, которые никогда не пересекаются.
        - То есть никаких больше поцелуев, да? Никаких объятий? - на всякий случай уточняет она.
        - Именно. Больше никакой романтики.
        Ее губы трогает злая улыбка.
        - Мне это подходит.
        Когда Ника уходит к себе, я чувствую облегчение. Не потому, что она ушла, конечно. А потому что пообещала не покидать лайнер.
        Я все-таки удаляю злосчастный влог с троллингом, а потом сразу отправляюсь «воспитывать» брата.
        - Антон, с сегодняшнего дня весь контент, который собираешься постить, сначала неси мне, - требую я, ввалившись в каюту парней без стука.
        Тоха недовольно хмурится:
        - Что это за новые правила? Тебя что-то не устраивает в моей работе?
        - Да, мне не нравится твой стиль. Переписку с подписчиками я, кстати, тоже беру на себя. Больше, пожалуйста, ничего от моего имени не комментируй.
        Валера мигом развешивает уши, хоть и старается не подавать виду. Как же его присутствие все усложняет!
        - А можно узнать, отчего я впал в немилость? - ворчливым тоном спрашивает Тоха.
        Я изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие:
        - У нас просто слишком разные взгляды на продвижение. А еще ты склонен к самодеятельности.
        - Я же хочу как лучше.
        - Верно! А должен просто выполнять мои указания.
        Тоха смотрит на меня глазами оскорбленного в лучших чувствах дворянина. Эх, дать бы ему сейчас по башке, да перед теткой неудобно. Она в детстве часто со мной возилась, когда родителям было некогда.
        - Больше никакой самодеятельности, - предупреждаю я с угрозой. - Серьезно!
        Я уже подхожу к двери, когда Антон с раздражением грохает стулом:
        - А может, хватит уже строить из себя большого начальника? Если тебе нужен тупой исполнитель, найми себе кого-нибудь другого. А я не из тех, кто будет бегать советоваться по каждому чиху.
        - Отлично! - киваю я, обернувшись. - Когда расстаемся? Прямо сейчас или после окончания круиза?
        Он чуть бледнеет, на его губах появляется злая усмешка.
        - Что, брата готов слить, лишь бы девке своей понравиться?
        - Ты о чем?
        - О том! Противно смотреть, как ты лужицей готов растечься ради банального перепиха. Но воля твоя. Сразу как вернемся в Москву, ищи себе другого мальчика на побегушках.
        - По рукам, - цежу я и тут же выхожу в коридор.
        Вдох-выдох, еще один вдох… Ярость, разлившаяся по каждой моей вене, медленно слабеет. Интересно, этот дурак когда-нибудь поймет, что не прав, что цель не всегда оправдывает средства?
        Я вроде верю, что поймет, а к лифтам все равно иду с тяжелым сердцем.
        Следующие полчаса проходят как в тумане. Я шатаюсь по лайнеру как неприкаянный. Мне то и дело вспоминается расстроенное Никино лицо, и от этого жутко не по себе. Я, черт возьми, не хочу, чтобы она так переживала! Не хочу, чтобы считала меня козлом.
        Ноги сами приносят меня в ювелирный магазин. Минут пятнадцать я совершенно бестолково мнусь у сверкающей витрины, а потом наугад покупаю какой-то кулон на цепочке. Красивый. И, кажется, должен подойти к Никиным глазам, но кто его знает… Я, к сожалению, ничего не понимаю во всех этих побрякушках.
        Оплатив покупку, я заказываю для Ники курьерскую доставку.
        - Может, добавите записку? - слащаво улыбается продавец.
        - Давайте.
        Он подает мне украшенную серебристыми завитушками картонку, и я царапаю на ней первое, что приходит в голову: «Прости, что обидел».
        После отправки подарка мне сразу становится неспокойно. Я лазаю по лайнеру, снимаю всякую фигню и то и дело озираюсь, как параноик. Мне все время кажется, что Ника вот-вот выскочит откуда-нибудь, как чертик из табакерки, и швырнет новенький кулон мне в лицо. Она ведь может, еще как может!
        Впрочем, опасения напрасны: с Никой мы не встречаемся ни во время моих съемок, ни во время ужина.
        К восьми я отправляюсь на очередное шоу. Когда занимаю место в зале, в груди странно екает. Мне кажется, что Ника где-то совсем рядом, и я снова таращусь по сторонам, пугая соседок по ряду. Правда, теперь мною руководят другие чувства. Мне просто хочется увидеть Нику. Хотя бы издалека.
        Почти все шоу я пытаюсь отогнать от себя мысли о ней, но получается плохо. Никогда бы не подумал, что можно так зациклиться на девчонке, с которой даже не спал. Хотя, может, дело в шоу: оно ужасно скучное.
        Что бы там ни было, когда я наконец возвращаюсь в каюту, меня просто раздирает от желания увидеть Нику. Надеясь отвлечься, я изучаю ее Инсту. Наверное, час листаю снимки, читаю комментарии под ними. Понимаю, что со стороны это выглядит странно, а остановиться не могу. Ника такая красивая на своих фото! И беззащитная. Господи, какая же она еще маленькая и беззащитная!

***
        Утром наш лайнер швартуется в Валетте. Я пересекаюсь с пацанами за завтраком, чтобы обсудить планы на день. Тоха до сих пор злой как черт, демонстративно старается не встречаться со мной взглядом. Ну прям истеричка, блин! Неужели он и правда думает, что его душевное состояние меня заботит? Да мне чхать на него. Единственное, что меня сейчас занимает, - это желание, чтобы Ника меня простила.
          - Купим несколько автобусных экскурсий, - говорю я, когда наши тарелки наполовину пустеют. - Я уже выбрал несколько маршрутов, посмотрел цены. На Мальте множество достопримечательностей, и хотелось бы за сегодня увидеть как можно больше.
        - А не проще ли взять такси? - в глазах Тохи поднимается очередная волна раздражения. - Или машину напрокат?
        - Нет, - отрезаю я.
        Но, на самом деле, он прав. На такси удобней. Вот только Ника обмолвилась вчера, что будет кататься по Мальте на автобусах, так что выбор очевиден. Автобусы - это хоть какой-то шанс на то, что мы где-нибудь столкнемся.
        - Знаешь, а у меня, кажется, кишки крутит, - с вызовом заявляет Тоха. - Можно, я не поеду?
        Он довольно бодро уплетает рагу из кролика, да и вообще больным не выглядит, но мне не хочется конфликтовать.
        - Хорошо, - равнодушно киваю я. - Карауль толчок, мы справимся вдвоем.
        До конца завтрака я упорно сканирую взглядом всех присутствующих и почти отчаиваюсь увидеть Нику. А вдруг она меня вообще обманула и все же уехала домой? Эта мысль жжет, как крапива. Мне хочется немедленно подняться в каюту девчонок, чтобы развеять свои подозрения. Но нельзя. Некрасиво.
        Я убираю посуду и понуро выхожу из буфета, и тут мне наконец улыбается удача. Идя к лифтам, я замечаю Нику у одного из магазинчиков. Она что-то чирикает в камеру и эмоционально размахивает руками. Мои ноги тут же прирастают к полу.
        Наверное, издалека я похож на деревенского дурачка - стою пеньком в неудобной позе и лупаю глазами. Но я просто не могу оторвать взгляда от злючки. То, как она двигается, как улыбается, - все завораживает. В какой-то момент мне даже кажется, что я мог бы простоять вот так, украдкой пялясь на нее, весь день. Бред?
        Ника меня, к счастью, не замечает. Закончив снимать, она растворяется в толпе, а я еще некоторое время пытаюсь прийти в себя. По голове будто мешком стукнули. И самое мерзкое, что к губам прилипла идиотская улыбочка, с которой ничего не получается поделать.
        Впрочем, вот эта случайна встреча с Никой оказывается лучшим моментом дня. Мальта меня разочаровывает. Вокруг, конечно, красиво: желтые дома с синими балконами, много старинных зданий, море. Вот только меня ничего не цепляет. Наверное, я уже пресытился всяческими красотами, мой взгляд замылен.
        Я чувствую себя так, будто простыл: все вокруг навевает апатию и скуку. Снимаю через силу и с подозрением кошусь на Валеру, который чуть ли не повизгивает от восторга. Он, кстати, не один такой. Другие туристы тоже выглядят довольными, и лишь я шатаюсь по Мальте с постной рожей.
        М-да! Мне точно нужен отпуск. Безмолвные коридоры Мдины, узкие улочки Валетты, рыбацкая деревня - сегодня для меня это только пункты, в которых следует отметиться. Драйва - ни капли. А еще под конец третьей экскурсии у меня начинается что-то вроде легких галлюцинаций. Мне то и дело мерещится злючка, но, стоит присмотреться, понимаю, что зацепился взглядом за случайную девушку, которая лишь капельку похожа на Нику.
        На лайнер я возвращаюсь без сил и сразу, как только переступаю порог каюты, лезу в интернет, чтобы взглянуть на Нику. У нее на канале новое видео - из Крыма. Я пересматриваю его раза два, а потом начинаю серьезно опасаться за свое психическое здоровье: мне хочется снова нажать на «плэй».
        Через силу откладываю телефон. Что, черт возьми, со мной происходит?

***
        Чтобы отвлечься от своей мании, отправляюсь к парням. Мне открывает Валера.
        - Где Тоха? - больше из вежливости, чем из любопытства, спрашиваю я.
        Валера пожимает плечами.
        - А ты что делаешь?
        - Уже монтирую новый выпуск, - он с гордостью показывает на монитор своего ноутбука.
        - Давай помогу.
        Я присаживаюсь на диван и на втором ноутбуке просматриваю отснятые записи, помечаю на листочке наиболее удачные моменты. Некоторое время удается не думать о Нике, но потом на меня снова накатывает. Я переключаюсь на мониторинг соцсетей.
        В каюту заваливается Тоха. Глаза у него косые, но вид вполне смирный.
        - Помочь? - спрашивает он, не слишком уверенно опираясь о дверь в туалет.
        - Не надо.
        Он приосанивается:
        - Тогда, если вы не возражаете, гражданин начальник, я спать.
        Я киваю, и Тоха тут же заваливается на кровать. Пару минут он как-то многозначительно вздыхает, а потом отрубается. Каюту тут же накрывает просто громоподобным храпом.
        Валера многозначительно хмыкает. Вид у него такой, будто ничего другого он от своего «боевого товарища» и не ожидал.
        - И часто он так? - спрашиваю я, кивая на Тоху.
        - В последнее время регулярно.
        Я пытаюсь сосредоточиться на сообщениях в ВК, но под храп это делать решительно невозможно. Сердито выдохнув, захлопываю ноут:
        - Ладно, Валер, продолжим завтра.
        - Хорошо, - он смотрит на меня со смущенным почтением.
        Мне вдруг становится перед ним неловко. Ну, за Тоху.
        - Слушай, - говорю я, поглядывая на него с наигранным энтузиазмом. - А может, пойдем пошатаемся среди народа? Выпьем чего-нибудь.
        У Валеры даже рот открывается от удивления. Впрочем, он довольно быстро подбирает челюсть и кивает.
        - Только ты это… - я с неприязнью кошусь на его растянутую футболку, - надень те тряпки, что купил перед отъездом.
        - За… зачем? - Валера вжимает голову в плечи.
        - Дам тебе пару уроков пикапа.
        - А?
        - Бэ! - мне на мгновение хочется отвесить ему подзатыльник. - Девок будем клеить, говорю!
        - Может, не надо?
        - Надо, Валера, надо.

***
        Мы с Валерой минут сорок бродим по лайнеру, а он все никак не может выбрать себе девчонку для подката. Наверное, он просто боится отказа, потому и кочевряжится, разыгрывает избирательность. В его глазах то и дело мелькает надежда на то, что я от него отстану. Наивный пацан! Как будто не в курсе, что я человек настойчивый. Я решил обучить его фишкам съема - я его обучу. Мне надо хоть немного отвлечься от мыслей о Нике, и воспитание подрастающего поколения - отличная для того возможность.
        Незаметно для себя мы добираемся до кафешки у бассейнов на верхней палубе. Там довольно приятная атмосфера: играет музыка, особо отважные танцуют, робкие - нажираются вдрызг.
        Хм, а может, мне и самому кого-нибудь подцепить? Большая и светлая дружба организмами с какой-нибудь шведкой просто обязана принести пользу моей расстроенной психике. Я встречаюсь взглядом со смуглой шатенкой у барной стойки. Девушка заинтересованно улыбается. И вот вроде надо обрадоваться, а меня вдруг накрывает раздражение. Я бешусь, потому что сравниваю эту милую крошку со злючкой и не нахожу ничего похожего.
        Мой организм, короче, не проведешь. Он требует именно Нику и, похоже, решил бойкотировать остальных представительниц прекрасного пола. Весьма мерзко с его стороны.
        Валера торопливо плюхает свой ленивый зад за свободный стол. Я хмурюсь:
        - Эй, мы пришли знакомиться или штаны просиживать?
        Он торопливо отводит взгляд:
        - Что-то я подустал за день, еще жара эта…
        Так! Кажется, этому парню нужен допинг. Как не крути, у всех разная «спортивная» форма, и некоторым нужны «стимуляторы». Я подсаживаюсь к Валере и заказываю нам обоим мартини. Минут через пятнадцать мы оба «принимаем на грудь», и я деловито киваю Пупсу на длинноногую красотку за соседним столиком.
        - А вот эта рыженькая тебе не нравится?
        - Рыженькая? - Валера испуганно оглядывает девушку, чирикающую с подругами с коктейлем в руках. - Не-а. Слишком высокомерная.
        - А, по-моему, наоборот, у нее крайне доброе лицо.
        - Нет, не доброе, - ощетинивается он. - И мне вообще не нравятся девушки, которые налегают на алкоголь.
        - Она не налегает, она только пригубила, - смеюсь я. - И хватит воротить ото всех нос. Я тебя все равно заставлю к кому-нибудь подойти сегодня, так что решай: либо ты выбираешь девушку для подката сам, либо ее тебе выберу я.
        - Я сам. - Валера нервно сглатывает и затравленно озирается по сторонам. Мне его даже немного жалко становится. Я подаюсь к нему и похлопываю его по плечу:
          - Эй, парень, не надо так нервничать. Подходить к девчонкам страшно только первые пару раз, потом - входишь во вкус.
        - Угу, - кивает Валера и продолжает скользить взглядом по залу.
        Внезапно он чуть вздрагивает, в его глазах появляется странное выражение. Можно даже сказать, придурковатое. Губы Валеры пытаются растянуться в несвоевременной улыбке. Валеру это явно не радует - он делает над собой усилие, и эти самые губы поджимает куриной жопкой.
        Я оборачиваюсь, чтобы понять, кто же вызвал у Пупса столь противоречивые эмоции. Мой взгляд упирается в Женю. Она сидит за столиком метров в десяти от нас и что-то увлеченно рисует в блокноте.
        - Валер, она еще маленькая, - говорю я с интонацией мудрого старого хрыча, а сам против воли шарю взглядом рядом с Женей, надеясь увидеть Нику.
        - Да я понимаю, - виновато бубнит Пупс. - Я это… Просто…
        Под ложечкой у меня резко, но очень приятно холодеет: я нахожу взглядом Нику. Она движется от барной стойки к Жене с двумя стаканами в руках. Черт! Кажется, у меня делается такой же придурковатый вид, что и у Валеры. Но я ничего не могу с собой поделать. У меня такое чувство, будто мне вкололи гормон счастья, и он резко заструился по венам.
        Ника подсаживается к Жене и что-то болтает ей с лучезарной улыбкой. Злючку явно что-то сейчас развеселило, и ей не терпится поделиться эмоциями. Вот уж не думал, что она тут в таком приподнятом настроении порхает по лайнеру. Мне-то представлялось, что она киснет в каюте и плачет в подушку. Но, похоже, только я тут места себе не нахожу, а Ника уже «зализала раны» и вовсю наслаждается жизнью.
        Смотреть на ее счастливое лицо становится невыносимо. На нем будто написано: «Гляди, Петров, как мне хорошо без тебя. Как я счастлива, что ты наконец отвалил».
        - Блин, что-то мне тут не нравится, - сердито бурчу я, опустошая бокал до дна. - Может, куда-нибудь в другое место пойдем?
        - Давай, - с несчастным видом кивает Валера.
        Собираясь подняться из-за стола, я бросаю последний взгляд на злючку. Она красивым жестом поправляет волосы, а потом улыбка вдруг сползает с ее лица. К их с Женькой столику подваливают те самые качки, с которыми Ника недавно развивала коммуникабельность в буфете.
        - Подожди, - я за плечо придерживаю уже пытающегося вскочить со стула Валеру.
        Один из качков, похожий на побритую обезьяну, нависает над злючкой и говорит ей что-то с хамским видом. Второй - лысый - становится рядом с Женей и гладит ее по голове. Ника смотрит встревожено то на одного борова, то на другого. Потом подскакивает на ноги и пытается закрыть грудью сестру. Качки ржут, а меня по самую крышечку затапливает адреналином. Какого хрена этим уродам надо?
        - Сиди здесь, - бросаю я Валере и тут же лечу к столику девчонок.
        - Ребят, у вас опять какие-то проблемы?
        Качки оборачиваются и смотрят на меня с плохо скрываемой ненавистью.
        - Опять ты? - говорит лысый с досадой.
        - Ага, - невольно ухмыляюсь я. - Оставьте девчонок в покое.
        Тот, что похож на обезьяну, некоторое время сверлит меня взглядом, а потом вкрадчиво просит:
        - Слышь, свали, пока цел.
        - Лучше вы свалите.
        Я разминаю костяшки пальцев и неторопливо наступаю на него. И в этот самый момент в скулу мне прилетает кулак лысого. Несколько неожиданно, скажем. Я почему-то не успеваю сгруппироваться и довольно беспонтово заваливаюсь тушкой на пол. Конечно, сразу пытаюсь подняться, но получаю в пятак уже от мужика-обезьяны.
        М-да, так бездарно я еще драки не проваливал. Даже когда в третьем классе «бился» за школой с пацанами из параллельного класса, и то соображал быстрей.
        Обезьяна пытается зарядить мне еще, но я, к счастью, успеваю откатиться чуть в сторону. Ника и Женька верещат на весь зал. Рядом с ними вдруг нарисовывается Валера и решительно бьет обезьяноподобного Женькиным блокнотом. Мужик-обезьяна чуть вздрагивает и смотрит на Пупса с неподдельным изумлением:
        - А тебе-то чего, мальчик?
        - Свинота! - выдыхает Валера и еще несколько раз хлещет его блокнотом по морде. Шлеп-шлеп… Выглядит весьма странно.
        Обезьяноподобный с трудом выходит из ступора:
        - Да я тебя сейчас по стенке размажу…
        Я наконец мобилизуюсь и подскакиваю на ноги, отодвигаю Пупса в сторону, чтобы еще и ему не прилетело. И тут нам улыбается удача - к качкам подлетают охранники. Они быстро скручивают этих двоих и тут же куда-то волокут. А после ко мне подходит сразу несколько стюардов, просят пройти с ними, но я отнекиваюсь. Заверяю, что у меня все в порядке. Они отстают, а Ника вдруг ахает:
        - У тебя кровь! - Она достает из сумки какую-то салфетку и пытается осторожно промокнуть мою скулу.
        Ее прикосновение почти обжигает, почти лишает меня способности дышать, и мне это чертовски не нравится. Я жестко и решительно отодвигаю ее руку в сторону:
        - Забей.
        - Ссадины нужно обработать, - смущенно бормочет она. - У тебя есть перекись?
        Я нарочно игнорирую ее вопрос, поворачиваюсь к Валере:
        - Пойдем?
        Он молча кивает. Через несколько секунд мы уже покидаем палубу и чапаем по лестнице куда-то вниз.
        - Я тебя завтра с кем-нибудь познакомлю, ладно? - говорю я виновато. Мой педагогический настрой стремительно испаряется. На душе почему-то скребут кошки.
        Пупс чуть обгоняет меня на ступенях, заискивающе заглядывает мне в лицо:
        - Никит, ты только не обижайся, но мне что-то не хочется ни с кем знакомиться.
        Я ухмыляюсь:
        - Это ты еще просто во вкус не вошел.

***
        Оказавшись в своей каюте, некоторое время стою, прижавшись затылком к входной двери. Вспоминаю злючку и чувствую странное опустошение. Она мне нравится. Очень нравится. Но «окучивать» ее, как прежде, совершенно нет желания. С ней мне хочется честности, хочется чего-то искреннего, настоящего. Того, что теперь мне, в принципе, не светит, а, значит, надо просто забить. Забить на Нику, забить на это странное чувство в груди, преследующее меня целый день.
        Я кое-как отлепляюсь от двери и иду умываться. Лицо выглядит не очень: под носом запеклась кровь, скула рассечена и припухла, отдает синевой. И как мне завтра снимать?
        Хотя нет, пофиг. Может, подписчикам это даже понравится - посмотреть на мою расквашенную рожу.
        Чертыхаясь, я смываю кровь, а потом довольно грубо промакиваю лицо полотенцем. Прикасаться к скуле неприятно, но боль словно помогает собраться. Мною овладевает ледяное, апатичное спокойствие. Я выхожу из ванной и расстилаю постель. Лучшее, что можно сделать сейчас, - это лечь спать. Завтра новый день и новые мысли. Завтра - работа, которая всегда помогает мне забыть о проблемах.
        В дверь стучат. Я замираю с подушкой в руках и некоторое время прикидываю, стоит ли вообще подавать признаки жизни. Видеть кого-то не хочется. Не хочется с кем-либо разговаривать. Я делаю медленный вдох, а потом неожиданно чувствую прилив адреналина.
        А что если это качки из бара? Наверное, «отстегнули» охране и продолжают шарахаться по лайнеру в поисках приключений. И это хорошо! Меня, как никогда, распирает от желания кому-нибудь врезать.
        Отбросив подушку, я решительно иду к двери и распахиваю ее одним махом.
        На пороге обнаруживается смущенная Ника с пакетом ватных дисков и какой-то бутылочкой в руках.
        - Привет, - говорит она, стараясь не встречаться со мной взглядом. - Можно?
        Я пропускаю ее в каюту и захлопываю дверь. Ника взволнованно облизывает губы. Несколько секунд она мнется, оглядываясь по сторонам, а потом все же набирается смелости и смотрит мне в лицо:
        - Я тебе все-таки принесла перекись, чтобы ты…
        Не даю ей закончить. Поддавшись порыву, прижимаю Нику к двери и скольжу ладонями по ее телу. Господи, это то, о чем я мечтал весь этот гребаный день! То, без чего меня просто «ломает».
        Ника не сопротивляется, смотрит на меня без страха, без капли удивления. Ей словно интересно, как далеко я могу зайти, как далеко она сама способна шагнуть. И от этого мне окончательно сносит крышу.
        Я сминаю Никины губы поцелуем, как поехавший маньяк вдавливаю ее тело в свое. Я пускаю в ход язык.
        Ника доверчиво запрокидывает лицо. Ее губы мягкие и податливые, они охотно раскрываются навстречу моим. Я, конечно, этим пользуюсь. Я целую Нику с таким пылом, словно наш корабль вот-вот пойдет ко дну, и мне следует поторопиться.
        Кажется, Нику бьет дрожь - легкая, едва уловимая. Из-за этого Ника напоминает мне маленького испуганного котенка, которого хочется приласкать. И я ласкаю, я касаюсь пальцами тут и там, я глажу ее шею под волосами, глажу лицо. Глажу до тех пор, пока наше дыхание не сбивается.
        Бум! Бтылочка с перекисью падает мне на ногу. Я чувствую удар, но не чувствую боли.
        - Извини, - смущенно шепчет Ника, и я замечаю, что глаза у нее совершенно шальные.
        Она осторожно дотрагивается до моего плеча, скользит по нему пальцами, и все внутри меня будто взрывается. Я перестаю сопротивляться своим желаниям. Я беру Нику на руки и несу к расстеленной кровати.
        Глава 16. Вероника
        Я надеялась, что Петров не догадается, что он у меня первый. На форумах многие девочки пишут, что парни в этом плане балбесы полные. Мол, если не визжать, как поросенок, и не отползать от них по кровати с вытаращенными глазами, ни черта они не поймут.
        Но этот гад Петров все понял. Я изо всех сил старалась не выдать себя: не смущалась, когда Никита раздевался, не отталкивала его рук, когда он снимал одежду с меня. Мною завладела странная, непривычная раскованность, так что даже целовать себя я позволила везде-везде. Вот только мне, похоже, досталась самая прочная в мире плева. Трехслойная, не иначе. Не заметить ее было невозможно, да и на презервативе осталось чуточку крови.
        Теперь от стыда мне хочется провалиться сквозь землю и страшно, что Петров сейчас возомнит о себе невесть что. Например, решит, что я влюблена в него, раз отдалась, несмотря на девственность. Решит, что он просто неотразим.
        Ну вот как меня угораздило-то, а? Где были мои мозги, когда я позволила отнести себя на кровать и делать со мной все, что хочется? Я ведь серьезная здравомыслящая девушка, всегда думаю на три шага вперед…
        Наверное, это все чувство вины. Все же Петров вступился за меня, за меня схлопотал по своей наглой физиономии. Когда я принесла ему перекись, у него такой вид был, будто он сейчас в обморок хлопнется. Вот я и потеряла бдительность - из жалости.
        Сейчас, когда все уже позади, и мы валяемся на постели без сил, Петров даже не пытается скрыть самодовольства. Вид у него, как у кота, которому наконец удалось свалить новогоднюю елку. Это ужасно бесит. Мне даже хочется треснуть Никиту подушкой.
        Петров, кажется, не замечает моей досады. Он осторожно целует мою ладонь и пальцы, а потом спрашивает голосом доброго доктора:
        - Было очень больно?
        Я пожимаю плечами и пытаюсь натянуть на себя простынку. Больно было совсем капельку, а потом стало очень-очень приятно, но выкладывать это все Петрову? Пфф! У него и так корона с дом, и я не собираюсь «добавлять ему очков».
        Воспользовавшись моим замешательством, Никита сует под простыню свою лапу и гладит меня по бедру. Совсем легонько, но мне так приятно, что хочется мурлыкать. Вот что за ерунда?
        - Я рад, что ты носишь мой кулон, - говорит Никита с улыбкой, и я даже вздрагиваю, рефлекторно прикрываю украшение ладонью. Я и забыла, что оно на мне!
        Когда кулон только доставили, я хотела сразу вернуть его Петрову, но… Доехала на лифте до его палубы и струсила. Меня бросило в дрожь при мысли о том, что нужно снова остаться с Никитой наедине. В общем, сначала я отложила возврат до лучших времен, а чуть позже мне захотелось дурацкий кулон примерить. Он, как назло, смотрелся на мне великолепно. Даже Женька присвистнула, а уж она в этом понимает. Короче, крутясь перед зеркалом, я вдруг подумала: а какого черта я буду париться с возвратом? Подарил так подарил.
        Никита отодвигает мою ладонь от кулона и проводит по нему пальцами.
        - Тебе идет…
        Наверное, надо что-то ответить? Поблагодарить?
        Я из вредности закусываю губу и молчу. Пальцы Петрова соскальзывают с кулона и поднимаются к моему лицу, очерчивают мои скулы и губы. А потом Никита как бы между делом интересуется:
        - Как думаешь, это нормально, что мне сейчас хочется тебя удочерить?
        - Что? - мои глаза, кажется, лезут на лоб.
        - Ты такой цыпленок еще - тебя надо опекать.
        Я резко сажусь и пытаюсь испепелить Петрова взглядом.
        - Эй, я в хорошем смысле, - Никита тоже садится, придвигается ближе. - Просто ты, как все милые девочки, притягиваешь неприятности, а я не хочу оставлять тебя с ними один на один.
        - Ничего я не притягиваю.
        - Притягиваешь. Ты слишком доверчивая и бесхитростная, судишь людей по себе и не проявляешь с ними должной осторожности. А еще тебе не хватает жизненного опыта.
        Мои щеки вспыхивают. Это он на девственность намекает, да? Вот же мерзавец! А ведь другой на его месте повел бы себя как джентльмен. Я пытаюсь встать с кровати, но Петров обхватывает меня за плечи и увлекает обратно.
        - Ника, ну что ты? Я не хочу тебя обидеть, - он смотрит на меня без тени усмешки, смотрит с надеждой. - Я просто… просто хочу взять над тобой шефство. Можно?
        - Нет.
        - А если я очень хорошо попрошу?
        До того, как я успеваю что-то ответить, он прижимает меня к себе и начинает целовать. На мгновение у меня перехватывает дыхание. Внутренний голос вопит, что надо оттолкнуть Петрова, но мне так приятен его поцелуй, что я медлю. Говорю себе: вот еще пару секунд, еще мгновение, но время летит, а я все больше млею от удовольствия.
        Когда поцелуй все же прерывается, Петров многозначительно смотрит мне в глаза:
        - Ника, я все равно буду тебя опекать - это не подлежит обсуждению, а вот формат отношений ты вполне можешь выбрать сама. Так что давай решай, что ты предпочитаешь: удочерение или романтические отношения.
        - А какие еще альтернативы у меня есть?
        - Никаких, - Петров делает серьезное лицо, но в глазах его пляшут чертики.
          - Удочерять меня уже поздно, - притворно вздыхаю я. - К тому же после того, что между нами было…
        - Отлично! - деловито перебивает Никита. - Значит, у нас романтические отношения.
        - Нет.
        - Да.
        - Нет, - с нажимом повторяю я. - Мы - коллеги. Просто слегка увлеклись сотрудничеством.
        - Слегка?
        Его руки скользят по моей спине, находят на ней самые чувствительные точки. А еще я чувствую, что Петров снова возбужден.
        - Ты… ты хочешь еще раз? - мой голос предательски дрожит от предвкушения.
        - Хочу. - На лице Никиты проступает целая гамма чувств: сожаление, тревога, желание. - Но давай подождем хотя бы до утра.
        - Зачем?
        - Боюсь снова сделать тебе больно.
        Опять мы вернулись к этой щекотливой теме. Брр! Я выворачиваюсь из объятий Петрова и ускользаю в душ. Мне нужно хоть немного побыть одной, чтобы прийти в себя. А еще вода всегда меня успокаивает.
        В этот раз она тоже хорошо на меня действует. Когда я встаю под прохладные струи, в голове сразу воцаряется странная легкость. Что случилось - то случилось, - думаю я. Ну и пусть Петров понял, что он у меня первый. Смысл убиваться по этому поводу? Раз у меня теперь есть доступ к такому шикарному телу, как у него, надо этим пользоваться. До конца круиза три дня - можно как следует набраться опыта. Кто знает, может, в ближайшие месяцы (тире годы) мне опять будет не до романтики.
        Выбравшись из душа, я заматываюсь в полотенце и возвращаюсь в спальню.
        - А где моя одежда?
        - Какая одежда? - Лицо Петрова совершенно невозмутимо.
        Я внимательно оглядываю комнату, но моего платья нигде не видно. В груди становится горячо от гнева.
        - Отдай мои шмотки, гад.
        Несколько секунд он что-то прикидывает в уме, а потом чуть наклоняет голову набок.
        - Ты получишь их завтра утром.
        - Что?
        - Не хочу, чтобы ты сбегала. Я настроен встретить с тобой рассвет.
        Я все-таки хватаю с кровати подушку и бью Никиту несколько раз. Он ржет.
        - Отдай мои вещи, мерзавец! - бурчу я и стукаю его посильней. - Да хватит уже смеяться! Я серьезно.
        Подушка почти трещит по швам, а гаду хоть бы хны. Распалившись, он подхватывает меня на руки и несколько секунд кружит по комнате.
        - Боже, какой же я тормоз! - почти искренне восклицаю я. - Надо было душить тебя подушкой, а не бить.
        - Ну да! - соглашается он. - Ты, видимо, мало фильмов про маньяков смотрела, и, как я уже сказал, совершенно беззащитна перед козлами.
        Когда у меня уже кружится голова, Никита все-таки опускает меня на постель.
        - Меня тошнит! - вру я и изображаю предобморочное состояние. - Мне нужен врач.
        Он ложится рядом и целует меня в нос:
        - Ника, смирись, ускользнуть не удастся. Сегодняшнюю ночь ты принадлежишь мне, а завтра мы устроим распродажу. Я продам тебе каждую припрятанную вещь за… За эротическое фото. Или исполнение какого-нибудь моего желания.
        - У меня там Женька одна, - спешу напомнить я. - Она чокнется, если я не вернусь ночевать.
        Никита мрачнеет:
        - Точно! О ней я не подумал.
        - Вот-вот. Представляю, как она переживает.
        Несколько секунд мы молчим, а потом Никита вдруг предлагает:
        - А давай проведаем твою сестру, а потом немного прогуляемся?
        - Давай. Но ночевать я все равно буду у себя.
        В ответ он лишь загадочно улыбается. Что у него на уме - совершенно непонятно.

***
        Когда я заглядываю к Женьке, она увлеченно переписывается с кем-то по телефону. Мое появление действует на сестру странно. Она тут же засовывает мобильник под одеяло и откидывается на подушки, изображая, что просто отдыхает.
        - Все нормально? - спрашиваю я с безотчетным беспокойством.
        Женька чуть розовеет:
        - Конечно. А почему ты спрашиваешь?
        Мне как-то неловко доставать сестру расспросами, потому я просто пожимаю плечами. Она же словно нарочно торопится сменить тему:
        - Как там Петров?
        - Неплохо. Раны промыли, царапины обработали. Сейчас хотим с ним немного прогуляться, обсудить рабочие вопросы
        Во взгляде сестры мелькает радость. Хотя, может, мне это только кажется. Рассуждать о Женькином душевном состоянии я сейчас совершенно не готова - в голове у меня и без того сумбур. Я чмокаю сестру в щеку и, поправив перед зеркалом волосы, вываливаюсь в коридор.
        Петров с задумчивым видом ждет меня у лифта. Я специально не хлопаю дверью каюты, потому Никита некоторое время меня не замечает. Это очень удобно - можно за ним немного понаблюдать. Я замираю и неторопливо обвожу взглядом его лицо. Ему, черт возьми, повезло с внешностью! Его даже ссадины не портят.
        Никита словно чувствует мой взгляд. Он поворачивается, видит меня, и лицо его как по щелчку расцвечивается радостью. Она выглядит такой искренней, такой невинной! Во мне сразу просыпается подозрительность.
        Вот с чего ему взбрело в голову идти со мной гулять? Он уже получил от меня все, что хотел, но продолжает расточать обаяние. Странно это.
        Двинувшись навстречу Петрову, я внезапно запинаюсь за ковер и чуть не грохаюсь посреди коридора. К счастью, Никита бросается мне навстречу и успевает подхватить.
        - Спасибо, - говорю я, чуть смущаясь.
        Он нахально улыбается.
        - Не за что. Я уже привык, что девушки падают к моим ногам, натренировал реакцию.
        В его голосе столько самодовольства, что меня моментально заполняет раздражением. Чертов зазнайка! Напыщенный индюк! И зачем я согласилась куда-то с ним идти?
        Я пытаюсь выдумать отмазку от прогулки, но в голову, как назло, ничего не идет. А ведь когда-то я отличалась сообразительностью, побеждала в школьных викторинах. Наверное, сейчас туплю от усталости. День был тяжелый, на меня много всего навалилось.
        Нажав кнопку вызова лифта, Петров смотрит на меня так, как обычно смотрят хозяева на своих породистых щеночков - с покровительственным, собственническим интересом. И ведь я сама дала ему повод так смотреть!
        Ага, сама. Увлеклась медицинской помощью из-за дурацкой доброты, но впредь буду умней. И обязательно верну этого задаваку с небес на землю, иначе он раздуется тут от гордости так, что лопнет.
        Лифт весело тренькает, его двери медленно открываются. В кабине уже есть несколько человек, и один из них мой недавний знакомый - музыкант из Минска. Первые несколько секунд я даже глазам не верю, а потом в голове сразу складывается план. О да! Сейчас мы покажем этому индюку Петрову, что на нем свет клином отнюдь не сошелся.
        - Матвей? - я шагаю в лифт с радостью. - Вот это встреча! Как дела?
        - У меня все норм, - Матвей с легкой тревогой оглядывает Петрова, зашедшего в лифт вслед за мной. - Вот пытаюсь не сдохнуть от скуки: друзья разбежались по свиданкам, а я не знаю, чем заняться. Решил немного побродить по кораблю.
        - Слушай, мы заняты тем же самым: шатаемся без дела. Пойдешь с нами?
        - А вы сейчас куда? - Матвей странно тушуется.
        Я оглядываюсь назад и успеваю поймать обращенный к нему взгляд Никиты - мрачный, полный открытой неприязни.
        Впрочем, заметив мой интерес, Петров тут же меняет выражение лица на приветливое, старательно улыбается. Я с наигранной беспечностью переадресовываю ему вопрос Матвея:
        - Никит, мы сейчас куда?
        Несмотря на улыбку, тот отвечает неохотно:
        - На променад. Прогуляемся, потом перекусим где-нибудь. Вряд ли твоему приятелю будет с нами интересно.
        - Наверное, - бубнит Матвей и немного нервно оглаживает воротник рубашки. Вид у него как у кролика, увидевшего удава. Вот уж не думала, что он такой трусишка! Но выбирать мне не приходится.
        - С нами весело, - заверяю я Матвея и подхватываю его под руку. - Так что, решено! Ты - с нами.
        Дин-дон! Лифт открывает двери на третьей палубе. Я тащу Матвея вперед так быстро, что Никита едва за нами поспевает. Ему это, кстати, откровенно не по вкусу, и настроение у меня заметно улучшается.
        На променаде оживленно. Сегодня тут пиратская вечеринка, громко играет музыка, сразу в нескольких местах отплясывают аниматоры в тельняшках. Я даже жалею, что не взяла с собой камеру. Кадры с вечеринок нравятся моим подписчикам.
        Я подтаскиваю Матвея к одной из пляшущих кучек и тоже начинаю пританцовывать. Мой горе-знакомый некоторое время мнется, но потом все же проникается моим порывом - начинает притопывать в такт музыке.
        Через минуту Матвей уже входит во вкус - танцует энергичней, берет меня за руки. Мы пытаемся изобразить что-то типа сальсы. Получается у нас так себе, но мне становится жутко весело. Я громко, от души хохочу и даже на какое-то время забываю о Петрове. Впрочем, тот почти сразу спешит напомнить о себе.
        Он резко вырывает меня из рук Матвея и увлекает в сторону.
        - А со мной потанцуешь? - Губы Никиты почти касаются моего уха, его горячее дыхание обжигает кожу, вызывает целую россыпь мурашек на шее.
        Ноги у меня тут же становятся ватными. Ответить на вопрос я не успеваю - Петров прижимает меня к себе и по-хозяйски покачивает туда-сюда в такт музыке. Хотя нет, погодите! Покачивает он совсем не в такт. Музыка быстрая, а Петров танцует так, будто у нас тут играет что-то медленное и печальное. Наверное, ему в детстве медведь на ухо наступил.
        Я открываю рот, чтобы озвучить это свое предположение, но в этот момент Петров прижимает меня к себе еще крепче, и мысли внезапно путаются. Сердце бьется чаще, дыхание сбивается. М-да… Не иначе клаустрофобия начинается в таких тесных объятьях.
        Сделав пару глубоких вдохов, я пытаюсь отодвинуть Петрова от себя. Ничего не получается. Он держит меня уверенно и твердо, и даже маленькой дистанции не дается отвоевать. Более того, секунд через пятнадцать его руки медленно сползают с моей талии на бедра. Просто возмутительно!
        Я сердито сверкаю глазами, но делу это не помогает. Ладони Петрова по-хозяйски оглаживают мои бедра, а потом смещаются на ягодицы. Он будто демонстрирует всем присутствующим, что имеет на меня какие-то права. Интересно, видит ли все это недоразумение Матвей? Не хотелось бы.
        Злобно фыркнув, я перемещаю ладони Петрова в рамки приличия (в смысле, обратно на талию). Он невозмутимо возвращает их обратно. До чего же наглый и вредный тип! Я еще раз пытаюсь отстраниться. Результат, как и прежде, нулевой.
        Меня захлестывает раздражение, и я решаюсь на кардинальные меры. Со всей силы наступаю Петрову каблуком на ногу, а, когда он от неожиданности ослабляет хватку, вырываюсь из его объятий. Опять подлетаю к Матвею и висну у него на руке.
        - Что-то тут музыка слишком громкая, - жалуюсь я с натянутой улыбкой. - У меня даже голова разболелась.
        - Так пойдем отсюда, - предлагает он с надеждой.
        Я оглядываюсь на Петрова. Тот, как выясняется, уже стоит рядом, с невинной улыбкой - ни дать ни взять джентльмен на балу, только гвоздики в петличке не хватает.
        - Может, в баре посидим? - предлагаю я, украдкой вздохнув.
        Во рту у меня пересохло и мучительно хочется присесть, потому что ноги после танца с Петровым до сих пор подкашиваются.
        - В бар - так в бар! - поддерживает Никита и по-хозяйски обнимает меня за талию.
        Получается своеобразная цепочка: я держусь за Матвея, Петров вцепился в меня. Идти так неудобно, другие пассажиры то и дело натыкаются на нашу троицу. Я пытаюсь как-то незаметно скинуть с талии руку Петрова, но ничего не выходит.
        Когда в нас врезается какая-то толстая тетя и чуть не обливает меня соком, терпение у меня лопается.
        - Подожди одну минутку, пожалуйста, - говорю я Матвею и оттаскиваю Петрова в сторону.
        Внутри меня все кипит.
        - Что случилось? - спрашивает Никита, накручивая на пальцы мои волосы. Он словно снова пытается сократить дистанцию и продемонстрировать Матвею, что мы близки.
        - Петров, а может, хватит?
        - Ты про что?
        Я отцепляю свои волосы от его руки и отхожу на полшага.
        - Хватит меня лапать напоказ. То, что мы переспали, не дает тебе на это право.
        - Очень жаль.
        Он так на меня смотрит, что на несколько секунд я забываю, что хотела сказать. Потом спохватываюсь:
        - Лучше сохраняй дистанцию, дабы количество синяков на твоем лице не увеличилось.
        - Ладно, - голос Петрова звучит насмешливо и отнюдь не обнадеживающе. Но что делать? Приходится верить на слово.
        Я возвращаюсь к Матвею. За руку его в этот раз не беру, чтобы не нагнетать. Мы просто идем рядом. Петров держится чуть позади. Я затылком чувствую его пронзительный, обжигающий взгляд.
        Когда мы заваливаемся в один из баров (кажется, это «Жемчужина»), Петров заказывает нам всем выпить. Я пытаюсь сохранять легкий, беспечный настрой. Некоторое время болтаю с Матвеем о том о сем, но потом слова начинают застревать у меня в горле. Дело в том, что Петров едва заметно поглаживает под столом мое колено. Я посылаю ему рассерженный взгляд, но Никита не прекращает своих ласк, наоборот, словно еще больше распаляется. Взгляд его темнеет, пальцы становятся настойчивей. Его рука наглым образом углубляется под подол моего платья и…
        Я вскакиваю из-за стола, как игрушка на пружинке, едва не опрокидываю бокал с безалкогольным мохито.
        - Оу! Ты чего? - пугается Матвей.
        - Мне… Мне хочется чего-нибудь сладкого, - бормочу я первое, что приходит в голову. - Пойду спрошу у бармена, что у них есть.
        Я отлучаюсь буквально на пару минут, а, когда возвращаюсь за стол, обнаруживаю, что Матвея и след простыл. Застываю в недоумении.
        Петров делает глоток из своего бокала и ухмыляется:
        - Что?
        - Где Матвей?
        - Ему с нами надоело. Как я и предсказывал.
        На меня накатывает очередная волна негодования.
        - Что ты ему сказал?
        - Ничего.
        Лицо у Петрова ужасно довольное, что наводит на мысль о том, что он врет. Врет и не краснеет. У меня даже кулаки сжимаются от гнева.
        - Я, правда, ничего ему не говорил, - повторяет Петров и, дернув меня на себя, усаживает к себе на колени. - Но скрывать не буду: я рад, что он смылся.
        - Ты несносен! - сердито констатирую я.
        - Наверное. - Его пальцы скользят по моей спине, и даже через платье я чувствую, какие они горячие.
        Моя ярость тут же пытается переплавиться в другое чувство - в страсть, в мучительную неодолимую тягу. Я одергиваю платье и пытаюсь отвлечься от приятных ощущений:
        - Что будем делать теперь?
        - Все, что захочешь.
        - Тогда проводи меня до каюты. Я устала и хочу спать.
        Он наклоняет голову на бок и смотрит с усмешкой:
        - Эскорт-услуги только по предоплате. Беру поцелуями.
        Глава 17. Никита
        Наконец мой соперник деморализован и смылся, а «сладкий приз» - в моих объятьях. Я умираю от желания, но одновременно получаю удовольствие от того, что сдерживаю себя. Сдерживаю ради той, что обожает меня изводить. М-да! Я все-таки чертов мазохист. Мне срочно надо к доктору, срочно! Надо лечиться, пока дурные наклонности не перешли в хроническую форму.
        Я наскоро припоминаю, кто из моих друзей мозгоправ, прикидываю, сколько сеансов гипноза мне может понадобиться. А потом Ника целует меня, и в голове щелкает - к лешему - докторов, дайте мне помешаться окончательно.
        Прижав Нику к себе, я глажу ее по волосам. Как маленькую. В голове пульсирует единственная мысль: «Дурак, держи ее крепче! Держи крепче и не отпускай».
        Но я отпускаю. Провожаю, как она просит, до каюты, и отпускаю. А потом пытаюсь не сдохнуть от передоза эмоций. В груди, в районе сердца, все будто плавится.
        Вернувшись к себе, я падаю на кровать, но уснуть не получается. Ворочаюсь в постели как уж на сковороде. А еще то и дело обнюхиваю подушку, пытаясь уловить запах Ники.
        На фоне бессонницы мне вспоминается один разговор с дедом. Давний. Вели мы его, наверное, лет двенадцать назад. Я тогда хоть и сопливый был, но уже вовсю тянулся к знаниям. Прицепился к деду с вопросом: как он понял, что бабуля именно та самая тетка, на которой стоит жениться. Дед ответил просто: почувствовал. Мне, конечно, понадобились подробности: в смысле, почувствовал? Как это было? Мне тоже хотелось в будущем не ошибиться в выборе невесты. А еще надо было разобраться с текущими подружками.
        В то время я гулял со Светкой из параллельного класса. Она ничего такая была, симпатичная. Но меня крайне утомлял уровень ее снобизма. Светка росла в очень богатой семье и почему-то считала, что на этом основании может хамить всем вокруг. Я был вынужден регулярно брать тайм-ауты, чтобы отдохнуть от ее королевских замашек, и уже стал невольно присматриваться к Юльке, соседке по парте. У Юльки грудь была нулевого размера, зато характер золотой. Вот я, в общем, и разрывался: сиськи или характер? Характер или сиськи? Дилемма…
        В тот наш разговор дед ушел от ответа, пробормотал что-то в духе: «Вырастешь - поймешь». Я всю жизнь считал, что он просто прикололся. Что выбирал бабулю примерно так: разделил листок на две части, слева записал «минусы», справа «плюсы», подсчитал баланс…
        Я именно так всегда и выбирал девушек - взвешивал «за» и «против», подсчитывал требуемые «вложения» и ожидаемые «дивиденды». И только встретив Нику, понял, о чем говорил дед.
        Ника ни капли не похожа на остальных девушек, что были в моей жизни. Я, наверное, раньше и не привязывался ни к кому сильно, потому что рядом были совсем другие. Никто из моих девчонок не разделил со мной тягу к путешествиям, страсть к съемкам. Никто.
        Раньше мне постоянно приходилось подгонять себя под своих избранниц, чем-то жертвовать, а с Никой мы совпадаем как два пазла. Мы на одной волне, из одной формочки. И мне впервые плевать на любую прикладную математику - я просто чувствую: без злючки моя жизнь будет скучной.

***
        Следующее утро приходит как праздник. Я дрыхну почти до восьми, а просыпаюсь с дурацкой улыбкой на губах. На душе хорошо от мысли, что скоро увижу Нику.
        Почистив зубы и одевшись, я поднимаюсь на верхнюю палубу - бегать. Небо сегодня выглядит потрясающе: облака огромные и такие белые, будто их стирали «Тайдом». Я смотрю на них и вдруг понимаю, что мне вообще не до спорта. Мне хочется немедленно сделать что-то приятное для Ники. Интересно, она любит сюрпризы?
        Забив на тренировку, я сначала отправляюсь в душ, а потом спешу в магазин шоколада. Его хозяин меня, кстати, узнает, смотрит с напряжением. Представляю, что он обо мне думает из-за покоцанной физиономии.
        - Расслабься, парень, - говорю я по-английски и вежливо улыбаюсь. - Я - за вкусняшками. Для девушки.
        Он без энтузиазма выходит из-за стойки, но тем не менее начинает показывать свои сокровища. Я его долго не мучаю. Почти сразу останавливаю свой выбор на конфетах из горького шоколада. Мне нравится, что они в виде сердечек. И упаковка у них прикольная: с одной стороны какие-то цветочки, а с другой - прозрачно - конфеты как на ладони. Они еще, кстати, присыпаны какой-то разноцветной фигней, выглядит все очень празднично.
        Расплатившись за конфеты, я тут же отправляюсь к Никиной каюте. Но там, на ее палубе, смотрю на часы и внутренне сдуваюсь. Ника, наверное, еще спит.
        Помявшись у двери, поддаюсь соблазну - приникаю к ней ухом. Сердце тут же пропускает удар: в каюте тихо-тихо играет музыка и слышен какой-то легкий шелест. Я быстро выпрямляюсь, приглаживаю ладонью волосы, а потом, спрятав свой подарок за спину, стучу.
        - Привет, - Ника появляется на пороге при полном параде: ее волосы красиво уложены, глаза подкрашены.
        Сегодня на ней голубой сарафан в облипку. Я скольжу по нему взглядом и чувствую моментальный прилив возбуждения. И отлив мыслей… Черт!
        - Заходи уже, - Ника смотрит на меня удивленно. - Чего застыл?
        Мне приходится сделать над собой усилие, чтобы отлепить взгляд от ее красивых ножек и шагнуть через порог.
        - А где Женя?
        - Ушла рисовать.
        Ну надо же, какая удача!
        Свободной рукой я притягиваю Нику к себе и с наслаждением целую ее в губы. Она не сопротивляется, наоборот - с воодушевлением отвечает. Мне эта ее реакция очень нравится, она как бы намекает, что мои чувства взаимны.
        Когда я отодвигаюсь, глаза Ники счастливо блестят.
        - Это тебе, - я протягиваю ей коробку из магазина шоколада. Ожидаю в ответ все, что угодно: изумление, ухмылку, подколки, но Ника меня по-настоящему удивляет.
        Она отшатывается, улыбка молниеносно исчезает с ее лица.
        - Что это? Зачем?
        - Это конфеты, - ироничным тоном подсказываю я. - Шоколадные. Лягушка оттуда не выпрыгнет, не бойся.
        Она еще больше хмурится, убирает руки за спину, так что я теперь никак не могу всучить ей свою коробку. М-да, приехали! Хоть убейте, не понимаю, как на такое реагировать.
        - Ты не ешь сладкое? - немного подумав, спрашиваю я.
        - Ем.
        - А почему тогда не берешь мой подарок? Мне захотелось сделать тебе приятное, потому я…
        Наши взгляды встречаются, и слова застывают у меня в горле. Да что, мать вашу, не так? Почему у Ники такой вид, будто я притащил ей не конфеты, а дохлую крысу?
        - По-моему, ты переигрываешь, Петров!
        - В смысле?
        Она морщится, как от боли:
        - К чему все эти романтические жесты? Я и так готова возобновить сотрудничество - можешь больше не тратиться. Считай, что вчера вечером ты полностью отработал все прошлые косяки. Хотя…
        Ника все же забирает у меня конфеты, а потом берет со стола телефон.
        - Иди сюда: тут освещение лучше, - она застывает посреди комнаты, а, когда я подхожу, делает несколько фото, подняв коробку с конфетами повыше.
        Ну вот зачем она так? Хочет меня обидеть?
        Отложив коробку на стол, Ника сосредоточенно и деловито просматривает отснятые кадры.
        - Блин, ты совсем не улыбаешься, - замечает она с досадой. - Хотя пофиг, пойдет. Сейчас запостю в Инсту.
        Она снова поднимает на меня глаза:
        - Как подписать? «Известный блогер купил мне конфеток» или «Подарок от воздыхателя»?
        Ее голос прямо сочится сарказмом. Я облокачиваюсь о стену, складываю руки на груди:
        - А тебе обязательно надо постить куда-то эти конфеты?
        - А ты их разве не для этого приволок?
        - Не для этого. Как я и сказал раньше, мне просто захотелось сделать тебе приятное. Знаешь, когда человек нравится, его хочется радовать.
        В глазах Ники - недоверие.
        - Петров, со мной не надо играть, не надо имитировать тут романтические ухаживания. Пускай пыль в глаза подписчикам, а со мной, пожалуйста, будь честен.
        - Так я честен. У меня, если хочешь знать, вообще на тебя большие планы.
        Кажется, мои слова ставят ее в тупик. Несколько секунд она что-то прикидывает в уме, а потом смотрит с опаской:
        - Какие еще планы?
        - Такие. До конца круиза остается трое суток. Я собираюсь использовать их по полной для того, чтобы тебя покорить.
        - Прикалываешься?
        - Нет.
        - Понятно, - ее губы трогает легкая улыбка. - Значит, просто несешь ахинею. Наверное, на солнышке перегрелся.
        - Все может быть.
        Несколько секунд она смотрит под ноги, а потом спохватывается:
        - А ты вроде говорил, что не смешиваешь деловое и личное?
        Меня будто в спину толкают. Я подхожу к Нике и сгребаю ее в объятья. Она не сопротивляется, даже наоборот, никнет ко мне, как замерзший котенок к батарее.
        Я решаюсь говорить серьезно:
        - После круиза я собираюсь в Индонезию и очень хочу, чтобы ты поехала со мной.
        - Не уверена, что могу себе это позволить.
        - Все расходы я возьму на себя.
        Ника судорожно вздыхает, и мне становится страшно, что она откажется.
        - А, знаешь, к черту Индонезию, - поспешно добавляю я. - Выбери сама, куда хочешь поехать.
        - Ты хочешь продлить наш контракт?
        - Ника, ну какой контракт? Я хочу, чтобы ты стала моей девушкой.
        - Но мы друг друга почти не знаем, а отношения требуют…
        - У тебя впереди еще три дня, - перебиваю я. - Нормальный такой срок. Вполне хватит, чтобы в меня влюбиться.
        Ника фыркает:
        - Извини, что говорю это, но, по-моему, ты слишком самоуверен.
        Я собираюсь возразить, но мой взгляд неожиданно фиксирует какое-то движение в районе балкона. Я резко разворачиваюсь и успеваю увидеть мужскую фигуру, почти сразу скрывшуюся за шторой. У меня даже челюсть отваливается от удивления. Вот это поворот! Я тут растекаюсь лужицей, а эта вертихвостка уже привела к себе нового мужика и…
          - Кто у тебя на балконе? - спрашиваю я, с трудом удерживая гнев.
        Ника хлопает ресницами:
        - Никого.
        Черт, она даже не покраснела! Эталонная, образцово-показательная врушка.
        Хотя с ней мы позже потолкуем, а сейчас надо срочно намылить шею моему неожиданному конкуренту. Интересно, кто он. Матвей? Кто-то новенький? Я решительно шагаю к балкону и отдергиваю штору. За стеклом обнаруживается целых два мужика. Правда, оба они на тросах и с чем-то похожим на швабры: моют окна и пол на балконе.
        - Хеллоу! - говорит один из мужиков и старательно улыбается.
        Я мысленно желаю ему идти лесом и снова поворачиваюсь к Нике. Она заливается звонким, счастливым смехом.
        Чудовище! Маленькое, наглое чудовище!
        За завтраком в буфете мы обсуждаем план на день. Сегодня наш лайнер в плавании, так что для съемок надо искать что-то интересное на борту. Ника предлагает отправиться на один из мастер-классов, их тут проводится целая куча. Я же настаиваю на аквапарке: мне хочется провести день на свежем воздухе и поглазеть на Нику в купальнике.
        Мы спорим до тех пор, пока Ника случайно не вываливает мне на колени свои макароны. А может, она это специально. Вид у нее весьма довольный. Впрочем, я не злюсь. Целую ее в щеку и говорю:
        - Будь по-твоему. Пойдем учиться готовить настоящую итальянскую пиццу. А вечером поучаствуем в каком-нибудь танцевальном конкурсе.
        На ее лице отражается легкое чувство вины, но она с ним весьма успешно справляется. Я же отлучаюсь переодеться.
        Выходя из лифта на своей палубе, почти налетаю на Тоху.
        - Ты что-то хотел?
        - Нет. - Он облизывает губы, нервно озирается.
        - А что ты тогда тут делаешь?
        - Не твое дело.
        Я откашливаюсь и красноречиво смотрю на часы:
        - Сейчас рабочий день, а значит я имею право знать, чем ты занят.
        - Я больше на тебя не работаю, - заявляет Тоха и смотрит так, будто ждет, что я кинусь отговаривать его от увольнения. - Мне поступило очень хорошее деловое предложение, так что завтра в Барселоне я покину эту посудину. Жаль, сегодня это сделать нельзя.
        - Что же, удачи тебе! - с наигранным спокойствием отвечаю я. - Но я не рекомендую тебе работу по найму. Ты слишком независим и амбициозен для нее. Лучше запусти свой канал. У тебя получится.
        По ходу своего напутствия вспоминаю, что давал Тохе ключ от своей каюты - на всякий случай. Тут же прошу вернуть.
        - Он у Пупса, - буркает Тоха и, обогнув меня, спешит к лестнице.
        Я провожаю его взглядом и чувствую под ложечкой странный холодок. Мне на мгновение кажется, что Тоха затаил на меня злобу и не прочь отомстить за увольнение. Но я все же почти сразу эту мысль отбрасываю. Брат все-таки. Да и не выгодно ему со мной ссориться.
        Переодевшись в каюте в джинсы, возвращаюсь в буфет. Ника сидит за столом совершенно потухшая: плечи опущены, в глазах блестят слезы. Меня немедленно охватывает беспокойство.
        - Что случилось?
        - Ничего. - Она поджимает губы и отворачивается.
        - Да брось! Я же вижу, что что-то произошло, - осторожно, за подбородок, я разворачиваю к себе ее лицо. - Рассказывай немедленно, что тебя расстроило?
        Несколько секунд она нервно кусает губы, а потом все-таки признается:
        - Я просто почитала комментарии под новым фото с конфетами у себя в Инсте.
        - И что?
        - Как обычно, одни гадости пишут. Рассуждают по поводу моей доступности, утверждают, что я такая дешевка, что за эти конфетки устрою тебе секс-марафон.
        - И это тебя расстроило? - я с облегчением выдыхаю и присаживаюсь за стол. - Ты серьезно?
        - Представь себе! - она сердито фыркает и чуть отодвигается. - Это очень неприятно, когда тебе ежедневно пишут, что ты дешевая шлюшка. Хотя… мужчинам этого не понять.
        Я накрываю ее ладонь своей:
        - Нет, я понимаю. Это больно, но надо наращивать броню. У любого публичного человека есть хейтеры. Главное, не доставляй им радости - не показывай, что тебя что-то задевает, и им надоест тебя доставать.
        - Ага, и на место одних хейтеров придут другие, - Ника грустно улыбается, а я пожимаю плечами.
        - Такова жизнь. Всегда будут люди, которым за радость тявкнуть в твою сторону. Лично я стараюсь не обращать на них внимания. Рано или поздно они просто захлебнутся своим ядом по ту сторону монитора.
        - Некоторые, как ты мог наблюдать, и в жизни мне не дают прохода, - она смотрит на меня такими беззащитными глазами, что мне становится не по себе.
        Черт! Это ведь я - циничная сволочь, которой и тонна грязи в комментах как слону дробина, а Ника - девочка. Девчонки такие ранимые!
        Я поддаюсь чувствам и прижимаю ее к себе:
        - А знаешь что? Моя тетя очень хороший юрист, так что, если хочешь, привлечем к ответственности всех, кто хоть раз писал тебе гадости. Все же статья за оскорбление личного достоинства в кодексе имеется.
        На лице Ники появляется изумление, затем оно сменяется смущением.
        - Напрягать из-за такой фигни юриста? Да ладно тебе, не надо! Ты все же прав - буду наращивать броню. Ну и на курсы самообороны пора записаться.
        - Последнее лишнее, - вставляю я. - Офлайн я никому тебя не дам в обиду. Никогда!
        Она смотрит с интересом, а мой занудливый внутренний голос констатирует: «Плюс десять баллов к рейтингу. Красавчик! Если и дальше не налажаешь, Ника обязательно поедет с тобой в Индонезию».
        Я мысленно клянусь, что буду теперь постоянно вести себя как настоящий джентльмен, но уже через минуту у меня на пути появляются первые трудности. Ника очищает банан и начинает есть его так соблазнительно, что меня тут же накрывает цунами эротических фантазий.
        О мой бог! Сейчас я точно ляпну какую-нибудь фигню и все испорчу.
        - Что-то не так? - Ника замечает мое смятение и недоуменно улыбается.
        - Нет-нет, все в порядке, - мне приходится напрячься, чтобы в голосе не прорезалось сомнительных интонаций. - Пока ты доедаешь свой завтрак, я, пожалуй, поднимусь к себе - за камерой.
        Она тут же откладывает свой дурацкий банан на тарелку и вытирает руки салфеткой:
        - Подожди, я с тобой.
        Я пожимаю плечами:
        - Как хочешь.
        Убрав за собой посуду, мы поднимаемся в мою каюту. Еще отпирая дверь, я пытаюсь вспомнить, куда клал штатив. Кажется, он в гостиной на столе. Или все-таки в спальне? Если я сейчас попрусь в спальню, Ника может все не так понять.
        Мы вваливаемся в каюту, захлопываем дверь.
        - Я, наверное, еще и аккумулятор с собой дополнительный возьму, - вслух прикидываю я. - И «Гоу про».
        Ника делает шаг ко мне и касается пальчиками моей груди. Смотрит на меня так, будто собирается что-то сказать, но не говорит. Я внутренне цепенею, жду несколько секунд, но Ника молчит. Кровь в моих венах стремительно закипает. Казни египетские! Мне надо думать о сборах, о съемке, а все, на чем у меня получается сосредоточиться, это Никины губы, которые так сексуально приоткрыты, что…
        Ника делает еще шаг и обвивает мою шею руками. Она словно специально меня провоцирует, но я понимаю, что лучше не вестись на ее штучки. Не хватало еще испортить все своей озабоченностью!
        Ника чуть хмурится, потом приближает свое лицо ко мне. Я невольно вздыхаю. Черт! Мои предохранители сейчас перегорят.
        Когда она тянется ко мне губами, я чуть отстраняюсь:
        - Не целуй меня.
        - Почему? Ты превратишься в медведя?
        - Нет. Я превращусь в маньяка. Сексуального.
        - Интересно, - она морщит лоб. - Надолго?
        - На следующие двадцать четыре часа.
        - Ого!
        - Вот именно! Если не готова провести в моей каюте следующие сутки, не дразни.
        Она все же подается вперед и впивается своими губами в мои. Хулиганка! Неужели не понимает, что я сейчас в таком состоянии, что могу залюбить ее до смерти.
        Дабы предотвратить катастрофу, я пытаюсь подумать о чем-нибудь отвлеченном, вспоминаю важные исторические даты.
        Моя сдержанность бесит Нику. Она довольно ощутимо кусает меня за губу, а потом запускает руки под мою футболку. Ее пальцы стремительно пробегаются вдоль моего позвоночника. Кожа под ними почти плавится.
        - Так когда начнутся метаморфозы? - мурлычет Ника. - Долго еще ждать?
        Я не отвечаю.
        - Наверное, я просто целую не туда, - ухмыляется она и без объявления войны начинает расстегивать на мне джинсы.
        Бдыщ! Меня замыкает. Желание вести себя по-джентльменски выветривается из моей непутевой башки.
        Я усаживаю Нику на стол в гостиной и ласкаю с таким пылом, которого раньше в себе ни разу не наблюдал. Наша одежда летит в разные стороны, наши руки сплетаются, будто в танце.
        Это волшебно - видеть в Нике отражение своих желаний. Меня так сильно захлестывает удовольствием, что приходится проявить чудеса самоконтроля, чтобы все не случилось слишком быстро.
        Наконец Ника царапает мои плечи и спину, и я вижу, что ей хорошо. Ей очень хорошо со мной! Осознание этого едва не рвет меня на тысячу плюшевых медвежат.
        Никогда не думал, что могу провести хоть один день без съемок, но вот сегодня даже не вспоминаю о камере. Рядом с Никой время улетает незаметно. Целый день мы болтаем и занимаемся любовью, и даже поесть не выходим - заказываем еду в номер, превращаем обед и ужин в прелюдию. Пачка презервативов постепенно пустеет, а нам все мало. К счастью, у меня есть еще резинки. Я запасливый.
        Не знаю почему, но я совершенно не могу оторваться от Ники. Мне все время хочется ее трогать, обнимать, теребить. У нее, кажется, те же желания. К тому же Ника ужасно любопытная штучка. Ей хочется попробовать так и этак, а я, как настоящий рыцарь, спешу удовлетворить ее интерес максимально полно: и на кровати, и в джакузи, и на ковре.
        Очухиваемся мы около восьми вечера.
        - Блин! Женя там одна, - вспоминает Ника, и на лице ее проступает чувство вины. - Я должна идти.
        Она сладко зевает (все-таки я ее утомил) и тянется за одеждой.
        - Сейчас провожу, - говорю я и быстро натягиваю футболку и шорты. - Кстати, какие планы на завтра? Я собираюсь снова взять автобусную экскурсию. Поедешь со мной?
        Ника ненадолго задумывается, а потом мотает головой:
        - Нет, не поеду. Я думаю, в Барселоне нам лучше разделиться.
        - Зачем это?
        - Не хочу, чтобы контент на моем канале дублировал твой. Давай так: каждый из нас снимет свою Барселону, а вечер на корабле проведем вместе.
        Мне ужасно не нравится это ее предложение. Я вообще не желаю больше отпускать ее одну куда-либо, но настаивать на своем мне пока страшно. Не хватало еще, чтобы Ника раньше времени сообразила, что я ревнивец и тиран. Нет, пусть сначала влюбится, а потом уже откроем ей все карты.
        Я через силу улыбаюсь:
        - Хорошо, давай разделимся. Но только после завтрака.
        - Завтрака?
        Я делаю невинное лицо:
        - Ага, ненавижу завтракать в одиночестве, а мой ассистент, кажется, теперь на диете.
        - Ладно, я зайду за тобой после восьми, - она чуть щурится, в ее взгляде проскальзывают смешинки, - и мы обязательно плотно позавтракаем.

***
        Ника исполняет свое обещание. Утром она заявляется ко мне просто в умопомрачительном платье с открытой спиной. Под этим платьем нет ничего: ни лифчика, ни трусиков. Я, само собой, принимаю вызов, и следующий час мы проводим в постели. Я бы и больше провел, но Ника меня останавливает.
        - Боже, у меня больше нет сил, - говорит она, когда мы с ней в очередной раз откидываемся на подушки. - У меня еще после вчерашнего марафона половина мышц болит.
        - Может, тогда все-таки поедешь со мной? - тут же подсказываю я. - До автобуса обещаю нести на руках.
        - А, так ты специально решил меня измучить? - Она весело хихикает, а потом ерошит мои волосы. - Извини, но я пообещала Женьке, что проведу день с ней. Она последнее время постоянно одна, и это как-то неправильно.
        - Ее мы тоже с собой возьмем.
        - О нет! - Ника театрально закатывает глаза. - Не хочу, чтобы ты лапал меня на глазах у младшей сестры.
        - Клянусь, я не буду лапать. - Я смотрю на нее самыми честными глазами.
        Ника выскальзывает из моих объятий:
        - Не трать силы на дешевые штучки - не поведусь. Мне и правда пора бежать.
        - А поесть? - я, как утопающий, хватаюсь за любую соломинку, чтобы побыть с ней подольше.
        Она смотрит на часы:
        - Некогда. Мы и так много времени потеряли. К тому же у меня в планах поснимать испанские забегаловки.
        - А когда ты собираешься вернуться? - на всякий случай уточняю я.
        - В пять.
        - Давай сразу встретимся в баре «Жемчужина»?
        Она поспешно кивает и, сунув ноги в босоножки, натягивает свое развратное платье. Я окидываю его придирчивым взором и невольно мрачнею.
        - Надеюсь, ты переоденешься перед выходом в город?
        - Еще не решила, - Ника дерзко вскидывает подбородок и смотрит на меня с вызовом.
        Противная козявка! Когда увезу ее в Индонезию, куплю с десяток платьев длиной до пола. А лучше вообще прикую ее к себе наручниками, чтобы не шастала одна.
        Ника, кажется, и не догадывается о моих планах. Она целует меня и ускользает, а я еще минут пять борюсь с ревностью. И с тревогой. Испанцы темпераментные чуваки, еще обидят мою девочку.
        Я всеми силами пытаюсь отогнать беспокойство, но оно не уходит.
        Хм… кажется, до меня начинают доходить плюсы женитьбы. Будь у Ники на пальце обручальное кольцо, я бы меньше за нее волновался. Кольцо - это своего рода стоп-сигнал для озабоченных неадекватов, оно ненавязчиво так предупреждает: «Внимание! Девушка занята. Потянешь к ней лапы - схлопочешь по роже». Нужная, короче, это вещь - кольцо. Надо будет еще подумать в эту сторону. Не сейчас, конечно. Потом.

***
        Барселона вызывает у меня больше радости, чем Мдина. Наверное, потому что я весь в предвкушении встречи с Никой. Я с удовольствием снимаю Готический квартал и Храм Святого семейства, наведываюсь на бульвар Рамбла и болтаю в парке Гуэль с пенсионерами и молодыми мамочками.
        Мамочки таращатся на мою расквашенную физиономию настороженно, стараются побыстрей свернуть разговор, а вот стариканов ничего не смущает. Один дед приседает мне на уши минут пятнадцать. Рассказывает о своем давнем романе с русской и даже передает ей на камеру «привет». Сомневаюсь, конечно, что меня смотрят пенсионерки, но выступление старичка точно вставлю во влог. Земля круглая, может, кто-то из моих подписчиков и передаст слова любвеобильного хрыча по адресу.
        Пупс охотно помогает мне со съемками. Он так-то плохо переносит жару, но сегодня держится бодрячком. Правда, иногда как-то странно улыбается в пространство. Мне некогда следить за его состоянием: я все силы бросаю на то, чтобы найти самые необычные ракурсы для съемки. Мне хочется удивить Нику. Ведь у нас, можно сказать, соревнование. Я настроен его выиграть.
        Недалеко от порта мне удается запустить квадрик, а потом я заваливаюсь в какую-то цветочную лавку и покупаю букет светло-розовых роз. Пахнут они шикарно, и, надеюсь, понравятся Нике больше, чем конфеты.
        На лайнер я и Пупс возвращаемся в приподнятом настроении. Он сваливает к себе - монтировать новый выпуск, я же быстро принимаю душ и несусь в «Жемчужину».
        Бар, где мы договорились встретиться с Никой, сегодня полон народу. Я с трудом нахожу себе место - подальше от движухи - и принимаю позу Хатико.
        Проходит минут пятнадцать, но Ники не видно. Я заказываю себе мохито и мысленно составляю план на завтра. Утром наш лайнер причалит в Марселе, и неплохо было бы сводить злючку в какой-нибудь приличный французский ресторанчик. Захваченный этой идеей, я выхожу с телефона в интернет и внимательно изучаю отзывы о разных заведениях. Интересно, еще можно забронировать где-то столик? Хотя, если не получится, устроим пикник.
        Когда я в очередной раз бросаю взгляд на часы, даже вздрагиваю. Время - половина шестого, а Ники так и нет. Мне становится неспокойно. Я поспешно набираю Никин номер, но трубку никто не снимает. Очень странно!
        Пробую дозвониться еще раз - и опять не везет. Тревога становится нестерпимой, превращается в совершенно отчетливое предчувствие беды. Наш лайнер должен выйти в море в шесть, Ника об этом знает, и ее отсутствие совершенно необъяснимо.
        Немного подумав, бегу к каюте девчонок, и довольно долго тарабаню в дверь. За ней мертвая тишина. Никто не открывает.
        Я снова пробую дозвониться, а, когда не получается, несусь обратно к бару. В душе теплится робкая надежда, что я и Ника просто разминулись.
        В баре меня ждет облом. Тревога за девчонок переходит в панику. Я начинаю судорожно хватать за рукава всех, кто попадается на пути:
        - Вы не видели красивую белокурую девушку с голубыми глазами, нет? А вы?
        Люди от меня шарахаются.
        Тогда меня осеняет новая идея, и я отправляюсь на пропускной пункт, чтобы узнать, поднималась ли Ника на лайнер. Ведь если она не поднималась, значит чутье меня не подводит и что-то случилось - надо успеть до отплытия получить свои документы и сойти на берег. Ведь я не могу бросить Нику в беде.
        Воображение подкидывает пару картинок того, что могло приключиться, и я внутренне содрогаюсь. Господи, только бы ничего из моих фантазий не оказалось правдой! Пусть Ника просто окажется растяпой, потерявшей счет времени.
        Стюард, к которому я обращаюсь на пропускном пункте, отчаянно тупит и не понимает, чего я от него хочу. Возможно, этому еще способствует мой английский, который от волнения становится довольно корявым.
        - Я не могу найти свою девушку! - вновь и вновь повторяю я и называю фамилию Вероники. - Проверьте, поднималась ли она на борт.
        Наконец лицо стюарда светлеет, он сверяется с планшетом и улыбается:
        - Вероника Орлова и ее сестра сегодня утром покинули лайнер вместе с документами и багажом. Они прервали круиз досрочно.
        - Что? Этого просто не может быть!
        - Почему же? Наша фирма никогда не чинит препятствий пассажирам, решившим прервать свое путешествие. Около десяти Орлова оплатила все счета, и мы помогли ей сойти на берег.
        - Но она… Она не собиралась оставаться в Барселоне.
        Стюард смотрит на меня с сочувствием:
        - Поссорились?
        Мне на мгновение хочется его придушить, но, конечно, я справляюсь с порывом. Этот парень не виноват в том, что меня кинули.
        Я делаю несколько глубоких вдохов и не нахожу ничего лучше, чем отправиться к себе. В голове у меня совершенная каша. Почему Вероника сбежала? Куда?
        С момента ее исчезновения прошло уже восемь часов, и сейчас она может быть где угодно: в Барселоне, в другом городе Испании, в России… Я прокручиваю воспоминания об утре, и не могу уловить момент, когда все пошло неправильно. Разве я сделал что-то не так? Разве чем-то обидел Нику?
        Наш лайнер выходит в море, а я падаю на диван и пялюсь в потолок. У меня такое чувство, будто мои внутренности размозжили кирпичом. В груди противно жжется.
        Что, черт возьми, теперь делать? Искать Нику и требовать объяснений? Оставить ее в покое? Обе альтернативы совершенно не греют. А еще мне обидно: я уверен, что не заслуживаю того, чтобы мне вот так глупо трепали нервы.
        Из задумчивости меня выводит стук в дверь. Сначала я хочу его проигнорировать, но посетитель оказывается настойчивым: долбится и долбится. Ругнувшись, иду открывать.
        На пороге обнаруживается Пупс, и вид у него крайне рассерженный.
        - Я… Я пришел сказать, что увольняюсь.
        - Что? - на мгновение я зависаю, но секунд через десять кое-как выдавливаю из себя ироничную улыбку. - Вы тут все сговорились, что ли?
        - Я не могу с вами больше работать, извините. Завтра утром я покину лайнер.
        - А можно мне хотя бы узнать, почему ты решил уволиться?
        - По морально-этическим соображениям, - бурчит Пупс и гордо вздергивает подбородок.
        Я чувствую, что мое терпение на нуле, сил разгадывать еще одну загадку просто нет. Тяжело вздохнув, я беру Пупса за плечи и легонько встряхиваю. Он вытаращивает глаза.
        - Так, Валера, давай конкретней. Что случилось?
        - Вы… Я… Я не могу работать с человеком, который ведет себя с девушками так, как вы.
        - Бог мой, да как я себя веду? Как?
        - Этот ваш пост в Инстаграм… Он отвратителен!
        Внутри у меня все холодеет.
        - Пост в Инстаграм? - Я отпускаю Валеру и хватаюсь за телефон:
        - Стой, где стоишь. Мы еще не договорили.
        Телефон, как специально, плохо реагирует на касания. Наверное, от волнения у меня вспотели руки. Я вытираю их о джинсы и кое-как нахожу в закладках браузера страницу Инсты. Загружаю.
        У меня и правда есть новый пост. Это фотография красных кружевных трусиков на моей кровати. Снято так, чтобы максимально засветить каюту, которой я уже ни раз хвастался подписчикам. Фото имеет подпись. Когда я ее читаю, внутри меня все просто переворачивается от омерзения.
        «Ну что, друзья, угадаете, какая ягодка сегодня согрела мне постель?»
        «Неужели Клубничка?» - спрашивает какой-то любопытный подписчик в комментариях.
        «Угадал! Возьми с полки пирожок».
        «И как она?» - не унимается догадливый комментатор.
        «Супер! Рекомендую!»
        Я поднимаю глаза на Валеру. Он смотрит с напряжением, комкает пальцами край своей футболки. В лице у него нет ни кровинки.
        Господи, только бы он тут в обморок не грохнулся - мне некогда с ним возиться. Я закрываю глаза и стою так несколько секунд. Никак не могу собрать мысли в кучу. В голове просто звенит.
        Ника… Ника тоже видела этот пост, потому уехала. Представляю, каково ей было, когда она все это прочла. Скорей всего, она даже узнала о фотке от какого-нибудь урода, кинувшегося строчить ей в личку всякие гадости.
        - Нельзя так с девушками, - бубнит Валера, и голос у него по-настоящему несчастный.
        Открываю глаза и смотрю на него. Наверное, как-то жутко смотрю, потому что Валера вжимает голову в плечи.
        Извини, друг, сейчас мне не до вежливых улыбок.
        - Я этого не выкладывал, - говорю я и с трудом удерживаю вздох. - Это, видимо, такой прощальный подарок от Тохи.
        - Правда? - Валера меняется в лице, щеки у него чуть розовеют.
        Кажется, до конца он все же не верил, что я способен на такую подлость. Я нахожу и включаю ноутбук. Валера маячит за спиной:
        - Что вы собираетесь делать?
        - Мне надо немедленно проверить все свои аккаунты. Возможно, где-то есть еще сюрпризы. Если получится, подчищу все гадости. Если Тоха сменил пароли, напишу в службу поддержки. Ну и параллельно буду привыкать к мысли, что брата у меня больше нет.
        - А с Никой? Как вы поступите с Никой?
        Его вопрос как нож, который с размаху загнали в живот по самую рукоятку. Загнали и провернули. На миг у меня перехватывает дыхание, а когда все же удается сделать вдох, я не чувствую ничего, кроме горечи.
        Ника меня не простит. Никогда.
        Глава 18. Вероника
        Хлюп!
        Ну вот, опять начинается. А ведь только макияж поправила.
        Я громко сморкаюсь и в пятый раз пытаюсь успокоиться: вдох-выдох, вдох-выдох. Улыбаемся и машем. Мне надо держать себя в руках хотя бы ради Женьки. Она там, наверное, с ума сходит, не зная, куда я делась. Я сказала ей, что иду за кофе, а сама вот уже полчаса реву в туалете. Нос распух, глаза, как у обкуренной лягушки.
        Пока я и Женька летели из Барселоны в Стамбул, мне было нормально. А вот сейчас, в ожидании рейса в Краснодар, я что-то расклеилась. Так больно внутри, что все плывет перед глазами. Но это надо просто пережить: самая острая боль всегда только вначале, потом она слабеет.
        Я прислоняюсь к стене и делаю еще несколько судорожных вдохов. Надо же, как легко все может измениться в жизни: утром я чувствовала себя влюбленной и счастливой, теперь же готова умереть со стыда. А все потому, что дура. Развесила уши, поверила в то, что у Петрова ко мне искренний интерес. Мне бы хоть чуточку цинизма, капельку здравомыслия - и сейчас бы не было так противно.
        Хотя Петров - талантище. Шикарно усыпил мою бдительность и всласть поглумился. Когда несколько часов назад Женька показала мне его новый пост в Инстаграм, я даже глазам своим не поверила. Зависла на целую минуту, как старый комп. Я ведь совсем забыла, что человек приехал за хайпом, что готов на многое ради того, чтобы снискать популярность.
        Ладно, хватит ныть и посыпать голову пеплом! Петрова для меня больше не существует, и впредь я буду умней: ни за что не стану сотрудничать с мерзавцами, какие бы плюшки они не обещали.
        Я умываюсь ледяной водой и все же отправляюсь за кофе. Себе беру капучино с ореховым сиропом, Женьке - латте. Она любит, чтобы было побольше молока, прямо как ребенок. Хотя Женька ведь и есть ребенок, это я - взрослая тетка, побитая жизнью, прошедшая через предательство. Хлюп!
        Да что ж такое-то! Эти слезы когда-нибудь закончатся? Еще парочка грустных мыслей - и кофеек будет пересолен.
        Вернувшись в зал ожидания, я обнаруживаю сестру за оживленной перепиской.
        - С кем общаешься?
        Спрашиваю больше из вежливости, чем из любопытства, вот только сестра вздрагивает и пытается засунуть телефон в карман. Это напрягает.
        - Женя!
        Ее глаза начинают виновато бегать, а руки чуть дрожат. В груди у меня поднимается плохое предчувствие. Поставив стаканы с кофе на чемодан, я пытаюсь забрать у сестры телефон. Женька сопротивляется.
        - У тебя что, появились от меня секреты?
        - Нет.
        - С кем ты переписываешься?
        - Ни с кем, - Женька прячет мобильник за спину. - Я вообще просто в интернете лазаю.
        - Дай телефон сюда!
        Очередной выпад позволяет мне завладеть злополучным гаджетом. Я тут же бросаю взгляд на экран. Валера! Женька переписывается с ассистентом Петрова!
        Мое сердце пропускает удар, а боль внутри нарастает.
        - И как это понимать?
        Сестра краснеет и отводит взгляд. Я присаживаюсь рядом с ней и явно криво улыбаюсь:
        - Женька, ты что, в него влюбилась?
        - Нет, мы просто друзья, - отвечает она с той поспешностью, которая легко выдает вранье.
        Вздохнув, я возвращаю ей телефон:
        - Ладно, переписывайся со своим Ромео. Только не вздумай ему писать что-то про меня.
        Сестра несколько секунд яростно кусает губы, а потом смотрит заискивающе:
        - Валера пишет, что не Петров выложил пост с трусами. Это сделал его ассистент, чтобы отомстить за увольнение.
        - Серьезно? - Я театрально приподнимаю одну бровь. - Ничего так легенда, прикольная. Жаль только, что заезженная. Петрову пора бы что-то новенькое придумать, а не валить все свои выходки на ассистентов. Так Валере и передай.
        - А знаешь, я ему верю.
        - Кому? Валере своему или Петрову?
        Женька ненадолго задумывается, а потом трясет лохматой головой:
        - Обоим.
        - А я никому больше не верю, Жень. Никому!
        Почти минуту мы сидим молча, а потом сестра толкает меня плечом:
        - А может, ты все-таки дашь Петрову шанс объясниться? Ему есть что тебе сказать.
        Хлюп! Я поспешно отворачиваюсь от сестры. Нет, я не хочу ни с кем объясняться. Мне и без лапши на ушах неплохо живется!
        - Ник, ну поговори с ним, - не отстает Женька. - Хотя бы по телефону.
        Я фыркаю и беру в руки стакан с кофе:
        - Так, все! Закрыли тему. Не хочу больше слышать ни о каком Петрове. И еще, - я делаю сердитое лицо и смотрю на сестру пристально-пристально. - Если ты сообщишь этому гаду, где меня можно найти, я тебе этого не прощу. Никогда.
        - Серьезно? - Женька бледнеет и судорожно сжимает рукой подлокотник.
        - Серьезно! Если ты когда-нибудь сольешь Петрову мои координаты, я уеду на год куда-нибудь на Крайний Север и даже писем тебе писать не буду.
        В Краснодаре я провожу только день, а потом сразу уезжаю на побережье. Во-первых, дома мне все время хочется плакать, во-вторых, я боюсь, что меня найдет Петров.
        Седьмое чувство подсказывает, что он не оставит меня в покое. Он явно не хотел, чтобы я уезжала с корабля, явно надеялся, что тот скандальный пост в его Инсте останется для меня незамеченным. Подписчики Петрова жаждут продолжения нашей истории, а значит, он в любой момент может снова ворваться в мою жизнь, изображая влюбленного простачка. Мне этого не надо. Больше я не играю в его игры.
        Снимать влоги на побережье в сезон очень даже выгодно - людям интересно смотреть видео про наши курорты, да и многие отельеры, узнав меня, селят у себя бесплатно, сами организуют мне развлекательную программу.
        Я специально не задерживаюсь в одном городе надолго. Два дня провожу в Анапе, день катаюсь на велосипеде в Новороссийске, потом уезжаю в Туапсе. Первые влоги я снимаю почти через «не хочу», но постепенно рабочий настрой возвращается. И это для меня самое важное.
        Людям нравятся жизнелюбивые оптимисты, и я стараюсь перед камерой быть такой. А по ночам, конечно, накатывает тоска. Впрочем, мне удается держаться и не плакать: распухшая от слез физиономия в кадре не мой стиль.
        В Туапсе я ловлю себя на мысли, что мне впервые плевать на то, что сейчас пишут обо мне в сети. Видимо, у меня наконец появилась броня. Я даже и не читаю комментарии под своими видео. Только отмечаю число подписчиков: оно стремительно растет.
        В один из наших созвонов Женька снова заводит разговор о Петрове. Я ругаюсь, требую прекратить. Сестра не унимается:
        - Ник, он удалил все обидные для тебя посты и принес публичные извинения. Он хочет встретиться и поговорить.
        - Ну и пусть хочет, - отмахиваюсь я. - А мне этого не надо. Даже если тот пост выложил не он, это ничего не меняет. Он обещал меня защищать, а сам даже со своими ассистентами разобраться не может. Зачем мне инфантильный идиот?
        Когда я сбрасываю вызов, руки почему-то дрожат.
        Молниеносный рост моих подписчиков приводит к тому, что на меня как из рога изобилия сыплются предложения от спонсоров. Я ни от каких не отказываюсь: за рекламу неплохо платят, а еще она помогает найти интересный контент.
        В одном из видео я рекламирую спортивную экипировку и самокат. В другом - спа-отель в Сочи. В третьем - экскурсионное бюро. А потом мне поступает просто невероятное предложение: меня просят снять во влоге прогулку на вертолете. Я еще в прошлом году смотрела ценник на такое удовольствие и была немного шокирована. Получасовая прогулка стоила тогда почти тридцать тысяч рублей. Меня жаба задушила, столько отваливать, хотя полетать хотелось и даже очень. А теперь, получается, то, о чем я мечтала, само ко мне пришло. Бывает же!
        Я тут же отвечаю новым спонсорам согласием. Со мной созванивается девушка и подробно разъясняет мне детали коммерческого предложения:
        - Полет будет проходить над Красной Поляной, через два дня. Дорогу к нам и проживание в гостинице вам тоже оплатят.
        Я закусываю губу, чтобы не завизжать от почти щенячьего восторга.

***
        Время до полета пролетает стремительно. Раз - и я уже включаю камеру на взлетной площадке.
        Вжух-вжух-вжух! Вращающиеся винты вертолета похожи на лезвия. При виде них у меня почему-то подгибаются колени и холодеет в животе. Желание куда-то лететь стремительно испаряется.
        Мне обещали двух пилотов, но все равно страшно. Один пилот уже сидит в кабине, разбирается с приборами. Второй - встречает меня метрах в двадцати от нашей «стальной птицы», широко улыбается. Я тоже улыбаюсь, но мысленно проклинаю тот день, когда подписалась на все это.
        - Вы готовы? - второй пилот вынужден орать, чтобы перекричать шум от винтов.
        Я киваю. На самом деле, я не готова. Мне хочется бежать отсюда, сверкая пятками, но нельзя. Мне нельзя.
        Пилот жестом предлагает следовать за ним, а я словно к земле прирастаю. Совершенно не могу пошевелиться.
        - Боитесь летать? - снова орет пилот, не переставая скалиться.
        - Немножко!
        Он ободряюще похлопывает меня по плечу:
        - Все будет хорошо. Не волнуйтесь!
        Я перекладываю «Гоу про» в левую руку, а правой показываю на небо:
        - А мы оттуда точно не грохнемся?
        Пилот смеется. Он, кстати, выглядит моим ровесником, и это тоже тревожит. Мне хотелось бы кого-нибудь постарше, поопытней.
        Я пытаюсь оценить возраст другого пилота, но не могу его как следует рассмотреть, потому что на лицо мужчины надвинута кепка, а на стеклах кабины играет солнце.
        - Пойдемте, - молоденький пилот берет меня под руку и почти силой тащит к вертолету.
        Когда мы оказываемся в кабине, он помогает мне пристегнуться и надевает на меня наушники с микрофоном. Я стараюсь ни о чем не думать, сосредоточиться на съемке. Осматриваю через камеру спины пилотов, кабину, виды из окна.
        Уже через пару минут вертолет отрывается от земли и зависает в воздухе. Страх вдруг проходит. Я чувствую невероятный восторг, чувствую себя совершенно свободной и безмятежной, о чем, конечно, тут же сообщаю камере:
          - Ребята, это потрясающе! Я никогда ничего подобного не испытывала.
        Молоденький пилот оборачивается ко мне и снова улыбается:
        - Да, это круто!
        Вертолет взмывает выше и плывет над горами. Олимпийские объекты остаются позади, теперь под нами лес - кудрявый и изумрудный. Я прилипаю к окну вместе с камерой.
        - Боже, какая красота!
        - Мне тоже очень нравится! - говорит вдруг пилот, чей возраст я не определила.
        Говорит голосом Петрова!
        Что?
        От неожиданности я чуть камеру не роняю. Потом, немного подумав, решаю, что мне просто померещилось. Ведь такое бывает, когда перенервничаешь, когда от волнения не хватает кислорода.
        Я украдкой перевожу дух, ослабляю воротник рубашки.
        Пилот в кепке вдруг оглядывается и, на самом деле, оказывается Петровым.
        - Привет! - говорит он и смотрит виновато. - Я решил, что в воздухе ты меня точно выслушаешь.
        - Нет! - я в ужасе мотаю головой. - Нет! Я не буду тебя слушать!
        - Ника, но я хочу все объяснить. Хочу попросить прощения!
        Господи, за что мне это? Я поворачиваюсь к молоденькому пилоту и с остервенением трясу его за плечо.
        - Немедленно посадите вертолет! Пожалуйста!
        Паренек оглядывается на меня с недоумением:
        - Посадить вертолет? Да я понятия не имею, как это делается.
        - В каком смысле?
        - Ну… я в вертолете первый раз. До этого мне приходилось летать только на боинге, да и то в качестве пассажира.
        - Что?
        - Я ведь обычный тамада.
        - Но как вы здесь оказались?
        - Я подписан на Петрова. Он попросил меня помочь: встретить вас и посадить в вертолет - я и согласился.
        - Ника, прости меня! - вклинивается в наш разговор Петров. - Вернись ко мне, пожалуйста. Я без тебя не могу.
        - Я тебя не слушаю! - кричу я. - Не слушаю!
        - А можно я сделаю с вами селфи? - паренек-тамада выуживает из кармана айфон и делает несколько снимков, не дождавшись моего согласия. - На вас я тоже подписан.
        Так! Приехали!
        Я выключаю камеру и поворачиваюсь к Петрову:
        - Немедленно посади вертолет.
        - Сначала скажи, что простила меня.
        - Нет. Не дождешься!
        - Значит, так и будем кружить над горами, пока горючее не кончится.
        - Замечательно! - я складываю руки на груди и вздергиваю подбородок. - Прощать тебя я не собираюсь - значит, мы разобьемся.
        - Видимо, да, - кивает Петров. - Видимо, разобьемся.
        - Меня это не пугает, - добавляю я.
        - Меня тоже, - вторит он.
        - Что? - паренек-тамада чуть из штанов не выпрыгивает. - Эй, ребята, мы так не договаривались. Я не хочу умирать.
        Петров кивает в мою сторону:
        - Все претензии к ней!
        - Нет! - сердито откликаюсь я. - Не надо сваливать на меня ответственность за сложившуюся ситуацию. Просто посади вертолет. Если умеешь, конечно.
        - Умею. Я еще два года назад получил корочку пилота.
        Тамада смотрит на меня умоляюще:
        - Ника, пожалуйста, прости его. Я очень хочу жить. Я только недавно съехал от мамы, только нашел себе девушку.
        - Не прощу!
        - Но он ведь и правда не виноват, - в голосе тамады появляются истеричесике нотки. - Не он выложил тот дурацкий пост с трусами. Неужели ты не видишь, он влюблен в тебя и съехал с катушек.
        Я тихо фыркаю.
        - А ведь он прав, - поддакивает Петров. - Я, на самом деле, в тебя влюбился.
        - И именно поэтому решил укокошить? Замечательно! Все будет как в сказке - умрем в один день.
        - А? - тамада почти зеленеет. - Мне не надо как в сказке! Мне надо домой.
        Я отворачиваюсь к окну, чтобы продемонстрировать, как надоел мне весь этот бессмысленный фарс. Петров тоже замолкает. Тамада смотрит сначала на него, потом на меня, после чего решительно идет на новый заход:
        - Ника, пожалуйста, прости его. Прости! Прости!
        Он так причитает, будто мы разобьемся уже через минуту.
        Нет, это просто невозможно!
        - Ладно, - сдаюсь я. - Прощаю. Все. Вопрос закрыт.
        - И ты вернешься ко мне? - деловито спрашивает Никита, разворачивая вертолет.
        - Петров, не наглей. У нас толком ничего и не было.
        - Мы же договорились встречаться.
        - Не помню такого.
        - Давай тогда сейчас договоримся.
        - Господи, да посади ты уже этот чертов вертолет! - я сдергиваю наушники и откидываю голову на спинку сиденья.
        Через несколько минут вертолет возвращается к точке взлета и идет на снижение.
        Когда мы наконец приземляемся, я сама отстегиваю ремень безопасности, распахиваю дверь и спрыгиваю на землю. Меня всю колотит. И нестерпимо хочется сбежать куда-нибудь как можно быстрей.
        Вот только пройти мне удается метров тридцать, после чего меня догоняет Петров, преграждает дорогу:
        - Ника, пожалуйста, не уходи. Не бросай меня! - он тянет к моему лицу руку, но тут же отдергивает. И правильно делает. Меня так и подмывает вцепиться в его наглую клешню зубами.
        А потом я встречаюсь с Петровым взглядом, и сердце пропускает удар.
        Глаза у Никиты несчастные, лицо выглядит осунувшимся и уставшим. Он что, правда, переживает?
        - Ника! - Петров все же набирается смелости и проводит пальцами по моему лицу. - Ты нужна мне, Ника.
        Чем дольше я смотрю в его глаза, тем больше хочется ему верить. Оказывается, ничему меня жизнь не учит.
        Петров еще больше наглеет и забирает мое лицо в ладони.
        - Я люблю тебя.
        Я пытаюсь отшатнуться, но он не дает. Тогда я просто кручу пальцем у виска:
        - Петров, ты совсем того? Такими словами не разбрасываются.
        - Я и не разбрасываюсь.
        - Ты только что рисковал моей жизнь вообще-то. С тем, кто дорог, так не поступают.
        - Я не рисковал, - Петров показывает большим пальцем на вертолет. - Семен - ас, он работает в МЧС, и эта «птичка» для него как дом родной.
        - Твой Семен сказал, что он тамада.
        Никита ухмыляется:
        - Он просто хороший друг и знает, когда надо подыграть!
        - Кошмар! - сердито выдыхаю я. - Я еще к тебе не вернулась, но уже погрязла во вранье. А ведь ты…
        Он не дает мне договорить - накрывает мои губы своими. Дыхание у меня снова перехватывает, а ноги опять подгибаются. Боже, до чего же этот мерзавец шикарно целуется! Кажется, я уже в шаге от того, чтобы к нему вернуться.
        Когда я полностью размякаю в объятьях Петрова, раздается странный щелчок.
        - Что? - открываю глаза и обнаруживаю, что теперь я и Никита прикованы друг к другу наручниками. - Петров, ты что себе позволяешь?
        - Извини, но по - другому никак, - виновато бормочет он и отводит глаза. - Я просто умру, если ты снова сбежишь.
        - Да я тебя сейчас сама убью! - кричу я так, что в горах звенит эхо. - Сама!
        Эпилог. Никита
        ГОД СПУСТЯ.
        Пупс вот уже полчаса не может определиться с букетом, и мое терпение подходит к концу. Я демонстративно кошусь на часы:
        - Валера, бери уже хоть что-нибудь и пойдем. Через неделю твой веник все равно завянет и тогда станет неважно: розы это были или орхидеи.
        - Да я понимаю, - кивает он и по-прежнему мнется. - Я почти выбрал.
        Он снова обнюхивает ряд букетов, выставленных перед ним продавщицей, а потом смотрит на нее виновато:
        - А может, у вас еще что-нибудь интересное есть?
        - Короче, я тебя в машине подожду, - бурчу я и выхожу из магазина.
        На улице совершенно неожиданно сталкиваюсь с Маринкой. Она выглядит счастливой. А еще она заботливо придерживает руками огромный беременный живот.
        - Привет! - говорю я и жду чего угодно от истерики до побоев.
        Но Маринка просто смотрит на меня сияющими глазами:
        - О, привет, Никит! Давно не виделись. Как у тебя дела?
        - У меня нормально. А у тебя, я гляжу, ожидается прибавление. Поздравляю!
        - Спасибо, - кивает она и нежно поглаживает ладонью живот.
        - И кто там у тебя. Мальчик? Или девочка?
        Она улыбается:
        - Мальчик. И девочка! У меня двойня.
        - Ничего себе! - я некоторое время мнусь, а потом все же добавляю: - Слушай, я все собирался тебе позвонить, да откладывал. Прости за то, что мы так некрасиво расстались.
        - Некрасиво? - она наклоняет голову набок и чуть щурится от солнца. - Нет, Петров, все было правильно. Очень хорошо, что ты не стал мотать мне нервы, а сразу слился. Я тебе ужасно за это благодарна.
        - Серьезно?
        Она кивает, а потом поглядывает куда-то вдаль:
        - Я побегу, ладно? Меня просто муж ждет. Мы с ним сейчас поедем кроватки покупать.
        - Да, конечно, беги!
        - Всего хорошего! - ласково говорит Марина и растворяется в толпе.
        Из магазина появляется Пупс. В руках у него букет разноцветных роз, на губах - счастливая улыбка.
        - Ну наконец-то! - искренне радуюсь я. - Поехали уже. Девчонки, наверное, заждались.
        - А ты? - Валера вдруг смотрит на меня с упреком.
        - Что я?
        - Не хочешь купить для Ники цветов?
        - Пфф! С чего вдруг? Мы с ней уже год вместе, конфетно-букетный период у нас давно закончился. К тому же у меня для нее есть кое-что получше.
        - Что именно?
        - Я плов забабахал. Шикарный!
        Валера укоризненно качает головой. Мне даже смешно. Что он в этой жизни может понимать? Вот поживет с мое…
        Когда мы грузимся в машину, выражение Валериного лица меняется на заискивающее.
        - Никит, а ты не мог бы дать мне совет?
        - По поводу чего?
        Он некоторое время мнется, а потом все же решается говорить откровенно:
        - Как выбраться из френдзоны?
        - Ты про Женьку?
        - Ага.
        - Я думал, у вас с ней любовь.
        Валера краснеет:
        - Если бы. Она видит во мне только друга.
        - Что, и даже не целовались ни разу?
        Валера краснеет еще больше:
        - Нет.
        - Так возьми и поцелуй ее.
        - В каком смысле?
        - В том самом. Подходишь, притягиваешь к себе и целуешь. Если не побьет, значит, вы уже встречаетесь.
        - А если побьет?
        - Ну тут могут быть варианты…
        Валера вздыхает.
        - Да подожди ты загоняться, - спешу утешить я. - Может, еще и не побьет.
        Минут через пятнадцать я въезжаю в свой двор и паркуюсь. Ника и Женька уже там, сидят на скамейке у подъезда, о чем-то оживленно болтают.
        Неуклюже выбравшись из авто, Валера сразу бросается к Жене:
        - Поздравляю с поступлением! Желаю учиться только на «отлично».
        Женька смущается, смотрит себе под ноги. Я тоже выхожу из машины и невольно ухмыляюсь: нет, Валера, ты явно не во френдзоне.
        Он и Женька, кстати, хорошо смотрятся вместе. Женя - хрупкая тростиночка, а Валера у нас не дать не взять русский богатырь. За последний год он хорошо так схуднул, подкачался. И все, между прочим, благодаря моему чуткому руководству.
        - Мы вас уже потеряли, - Ника поднимается со скамьи и на автомате прижимается ко мне.
        - Это не из-за меня, - спешу оправдаться я, а потом решительно отдаю Валере ключи от квартиры. - Так, ребята, поднимайтесь, плов разогревайте, а мы подойдем минут через десять. Нам надо кое-что обсудить.
        Валера и Женька скрываются в подъезде, а Ника глядит на меня с подозрением:
        - Что ты задумал?
        - Просто хочу дать этим двоим побыть наедине.
        - Сводничаешь?
        - Вроде того.
        Она смотрит на меня с наигранным возмущением:
        - А тебе не кажется, что надо было сначала со мной посоветоваться. Женька все же моя сестра.
        - Ника, ей давно восемнадцать. Пусть сама принимает решения.
        - Ну ты и гад!
        - Ага, - я достаю из кармана джинсов маленький сверток. - У меня для тебя сюрприз.
        - Что это?
        - Печенье с предсказанием. Тебе ведь интересно узнать, что нас ждет дальше?
        - Сомневаюсь, что здесь перечислены страны, в которые мы поедем осенью. Или перечислены?
        Я не отвечаю. Она разворачивает бумагу и достает печенье.
        - Нужно откусить?
        - Не обязательно. Можно просто разломать.
        Меня захлестывает странное волнение. Чтобы чуть успокоиться, я на пару секунд отвожу взгляд в сторону.
        - Ой… - вскрикивает Ника. - Там что, было кольцо?
        - В смысле, было?
        - Оно выскользнуло из печенья и…. - Ника смотрит на меня виновато, а потом переводит взгляд вниз - на ливневку.
        - Господи, ты серьезно?
        - Извини. Я не специально.
        Я опускаюсь на колени перед решеткой. К счастью, она не прикручена болтами, и мне удается ее снять. Дождя давно не было, в ливневом коллекторе сухо, но полно всякого мусора. Ветки, листья, обрывки целлофана. Фу!
        - Ты делаешь мне предложение, да? - сухо уточняет Ника.
        Я киваю и ворошу ногой мусор.
        - А почему именно сейчас?
        - Вообще-то, я тебе еще осенью намекал, что пора пожениться. А ты тогда сказала, что должна узнать меня получше. Ну и вот! Я задолбался ждать.
        - Понятно, - она вздыхает.
        Я затыкаю собственную брезгливость и разгребаю ветки руками. Где это чертово кольцо? Я уже по уши в грязи, а оно как сквозь землю провалилось.
        Ника хмыкает и достает из сумки камеру:
        - Вот видите, друзья, что случается, когда вы жметесь на лайки? Нам нечего есть, и Петрову приходится подрабатывать чисткой ливневок.
        - Хватит издеваться! - бурчу я, давясь от смеха.
        - О! Вот оно! - Ника наклоняется, выхватывает из вороха целлофана что-то блестящее, нацепляет на палец. - Правда, большевато немного, но это не страшно.
        - Подожди! - говорю я, присмотревшись. - Это не то кольцо.
        - Ты уверен?
        - Конечно! Я купил тебе с белым камешком, а это - с зеленым.
        - Вот черт!
        Она закусывает губу, а я снова зарываюсь в мусор. Копошусь еще минуты две, но таки нащупываю свое кольцо в куче песка. Ура!
        Я с триумфальным видом протягиваю кольцо Нике:
        - Ты выйдешь за меня?
        - Э… Тебе не кажется, что на нем какая-то сопля?
        Я быстро вытираю кольцо об джинсы:
        - Ну?
        Ника несколько секунд изображает ужас и смятение, а потом звонко смеется:
        - Да выйду, выйду!
        На балконе моей квартиры появляется Валера:
        - Ребят, ну вы чего там? Мы уже все разогрели.
        - Уже идем! - кричит Ника. - Просто Никита тут решил проявить активную гражданскую позицию и вычистить ливневку.
        - Ты его идеализируешь! - спешит подколоть Валера. - Откуда у этого жука гражданская позиция? Он все делает только ради хайпа.
        - Поговори мне тут! - я грожу Валере кулаком и поднимаюсь с корточек. - Кстати, ты чего такой счастливый?
        Валера улыбается во весь рот:
        - Женя не стала меня бить. Даже не замахнулась!
        Конец