Черный Город. Родом из ада (издательская редактура) Мария Токарева
        Far Cry 3 #2
        "Все мы родом из детства"? Они были родом из ада.
        Пролог: из ада
        Детройт, 2009 год
        «Мы - дети из ада,
        Нам солнца не надо,
        Слезами напьемся,
        Смеёмся».
        Некоторые умники утверждали, будто в человеке изначально заложено различение добра и зла. Видимо, нехило ошибались, потому что Хайделл с рождения их не делил вообще.
        Общественность склонялась, что он больше тяготеет ко злу. Но плевать он хотел на все мнения и оценки.
        - Эй, отвали, ***! Она - моя девушка!
        - Сука, ***! От***сь на***! Эй, цыпочка, на*** тебе этот неотесанный ***? - Парень скалил кривые желтоватые зубы. Он хищно сверлил взглядом противника, жадно глядя одновременно на формы девушки, точно коршун на добычу.
        - Хайделл! Мы возвращаемся! - Снова этот низкий до тошноты рассудительный и властный голос. И не менее внушительная широкоплечая фигура, точно гора, заслоняющая солнце. В данном случае таковым являлась блондинка-официантка Рози, которая разносила бокалы, смачно покачивая бедрами. Кто бы мог подумать, что за дальним столиком ее караулит тупорылый громила-охранник, который оказался ее хахалем. Хайделл-то уже расписал себе, как проведет эту ночку: с согласия «цыпочки» или без такового, но жарко! Натрет десна халявным коксом, может, даже угостит блондинку. Но двое тупиц все обламывали, а девушка испуганно скрылась из виду.
        - Какого ***? Алекс, какого… - но мощный удар слева заставил тащить свой зад прочь из дешевого бара. На этот раз тощий верткий бандит не уклонился.
        Оплеухи прилетали часто с самого детства, брат был старше на восемнадцать лет, вырастил младшего, как мог. В любом случае, лучше, чем мамаша-проститутка, от которой они сбежали давным-давно. Единственное, что Хайделл о ней смутно помнил - это опухшее размалеванное лицо, пьяную ругань и угрожающий кухонный нож в руке. Тот день, когда она попыталась их убить. Они были лишние, оба, особенно младший, которому вообще непонятно кто позволил на свет вылезти. А вот он вылез и даже дорос до двадцати с лишним лет, научившись держать удар и чаще всего бить первым. С Алексом, правда, не всегда прокатывало, как и в тот вечер.
        Ночь накрыла улицы серым покрывалом, от которого отделялись волны бледно-синих полос, оставляемых холодным светом уличных фонарей. Детройт - город дорожных развязок и серых небоскребов - дышал смрадом. На огромных замызганных билбордах предлагались грезы сладкой жизни.
        «Возможности сделаны в Детройте» - так гласил огромный плакат на небоскребе. А пестрая реклама предлагала какой-нибудь чудодейственный йогурт, который доставляет сразу в Страну Чудес. Большего вранья человечество не видало. Хайделл зато знал с ранних лет самый короткий путь в эту «страну»… Главное, чтобы обратный эффект не начал накрывать, а то не очень весело рассматривать, как головы или языки прохожих превращаются в жадные щупальца, которые тянутся и тянутся, желая схватить, разорвать. Хотя это только бред, галлюцинации. Но не в тот момент, когда разум затуманен, тогда все слишком реально, хотя одновременно и далеко-далеко. Ничего не трогает по-настоящему, никакие мучения не осознаются в полной мере…
        Бандиты вышли из захудалого бара. Алекс шел прямо, точно поезд по рельсам, Хайделл вертелся то с одной стороны, то с другой, нервно почесывая короткий бурый ирокез.
        В голове гудело, но на этот раз брат приложил не очень сильно. Не хотел повторения потасовки, что случилась пару недель назад. Хозяин того заведения вызвал полицию. Им обоим это оказалось ох как некстати! Надо было просто пристрелить жлоба, которому стало жалко разбитых кружек, а не швырять собственного брата о стену! Тогда еще ребро, кажется, треснуло.
        Но убегать-то все равно пришлось бодро. Иногда боль легко игнорировать, она точно туман над канализацией - вроде есть, вроде противно, а переступить просто. Потом они как-то откупились, Алекс знал, кто замнет за «небольшую» плату.
        Конечно, после того случая с убытками он, наверное, злился.
        Да, Хайделл на всех плевал… Только на авторитет братца Алекса не удавалось забить: в Детройте тот руководил большей частью поставок наркотиков. Порой и живой товар сплавляли покупателям, но Хайделл не особо вникал во все тонкости. Его это не волновало, как и жизни тех, кого продавали, как и благосостояние тех, кого он с ранних лет грабил.
        Что там еще говорили? «Все мы родом из детства»? Так вот, он был родом из ада, который случайно выплюнул изжогой своего бешеного пса.
        И он намеревался скоро вернуться в этот бар, чтобы получить свое. Только вопрос времени.
        Комментарий к Пролог: из ада
        Вот такое начало. Читайте дальше, здесь скорее представление персонажей.
        Отзывы желательны, короткие отзывы - это тоже отзывы!
        1. Красота не спасет
        Слышишь хруст белых костей?
        Растоптали снега невинных детей.
        И лежат снежинки агонией горя.
        Шепчут: красота не спасёт… Всё зря.
        Салли тоскливым взглядом рассматривала сахар, рассыпанный на облупленной столешнице. Девушка сжалась от страха. Отец опять проиграл в карты с Хайделлом и Алексом последние деньги, на выпивку ему не хватало, а похмелье мутным кофе не залить. И теперь любая, даже незначительная деталь могла довести его до крайней степени бешенства. А страдала всегда она, его дочь. Она просыпала сахар, потому что руки дрожали, ведь их покрывали синяки, как и все тело.
        - ***! Руки из жо*ы! Не можешь родному отцу кофе сделать! ***! Бесполезная ***! - бормотал пьяница. Салли даже не пыталась уклониться от возможного удара, потому что с детства усвоила - будет только хуже.
        Нельзя провоцировать отца, нельзя в тот момент даже плакать, потому что он считает любое наказание заслуженным.
        Только потом, когда он уходил в очередной раз напиваться и делать долги банде Алекса, можно было закрыться в подобии своей комнаты, отгороженной давным-давно фанерой от разбитой «гостиной», и там вдоволь выплакаться. Только слез и хватало в этом доме. Да еще тумаков и бессмысленной ругани.
        Вот и теперь девушка сжалась бесцветной исхудавшей тенью в ожидании пощечины. Но на этот раз не последовало. Салли облегченно вздохнула, она не любила появляться на работе с синяками на лице. Из-за ужасного внешнего вида ее не брали даже официанткой, только посудомойкой или уборщицей. Да еще работали пресловутые «права детей»: нельзя эксплуатировать труд. Конечно, вот только они не распространялись на остальную часть ее жизни.
        За все эти годы отца так никто и не прижал, а Салли порой мечтала, что ее заберут. И, может быть, отдадут в другую семью, хорошую, где не делают больно без причин. Но время шло, а сочиненные детским сознанием сказки тонули в серости и апатии. Хотя она умела мечтать о простом. Но ей нравились и сказки, особенно ее задевала история о прекрасной Русалочке, которая пожертвовала всем ради принца. Лучше уж так, чем медленно сгнивать в огромной многоэтажке, где каждый второй либо торговал наркотой под крышеванием Алекса, либо окончательно спился-скурился. Похоже, полиция даже не совалась в их район.
        Салли порой не понимала, как она до сих пор жива. Разве только благодаря тому, что отец иногда выполнял мелкие поручения для мафиози, но последние пару лет окончательно скатился, потерял даже призрачное положение в банде.
        Дела пошли совсем плохо, отец только пил и проигрывал деньги, которые Салли зарабатывала в ближайшей закусочной, превращая кожу на руках в сморщенный наждак от миллионов помытых тарелок. Но отец почему-то упорно говорил, что это его деньги. Ах да, он позволил ей выжить, позволил не умереть с голоду в канаве, поэтому утверждал, что любит ее, а теперь настало время ей отдавать долг. Раз уж он очутился совсем на мели.
        И весь ее мир: разваливающая неблагополучная многоэтажка, корыто с посудой и объедками в закусочной напротив и еще иногда школа, когда успевала. Все равно там не ждало ничего хорошо, школа не давала ей ровным счетом никаких новых шансов на будущее. Ее жизнь - это страх в отгороженном фанерой закутке, закрытом самодельной шторкой из простыни. Только это и спасало от пьяных компаний «друзей» отца. Пару раз забредал, занесенный каким-то ветром, сам Хайделл - брат Алекса - страшный человек.
        Салли не припоминала, чтобы боялась кого-то больше, чем этого дерганного психа-наркомана. Отец прибить мог, но ему нужны были деньги с ее работы, а от Хайделла неизвестно, что стоило ожидать. Вот Алекс, конечно, тоже убивал людей, но не как маньяк и к женщинам не лез. Он восседал над всем этим безобразием, над всей их выгребной ямой рода человеческого. И с чувством превосходства правил ей в масштабах их мелкого мирка гнилых районов. А ведь где-то люди жили совсем иначе!
        Несколько раз Салли проходила по центру Детройта, ей там нравилось, там было намного чище и красивее. Но она там лишняя. Еще в детстве она не понимала, почему люди сторонятся ее с отцом и почему не разрешают другим детям поиграть с ней. Почему все смотрят на нее со скрытой жалостью или презрением? Потом подросла и поняла.
        И ее бесила последнее время жалость, написанная на лицах тех, кто еще не до конца утратил человеческий облик. Как, например, ее подруга-официантка из той же закусочной. Говорили, что на нее пару дней назад положил глаз Хайделл, а это не сулило ничего хорошего. Один раз его Алекс оттащил, а в другой… Правда, у нее был парень, очень мощный и не слишком умный громила. Она так открыто и говорила Салли, что выбрала его для защиты, а не из любви. Об этом чувстве окружение вообще знало до условности мало. Ими крутили выгода и страх. А хотелось бы испытать хоть раз в жизни любовь, а не жалость. И самой полюбить, хотя бы как та Русалочка из грустной сказки. Но жизнь длилась серой пряжей, тянущей к земле. Все чаще хотелось разделить будни отца: напиваться, забывать о себе… Но нет, даже случайная мысль о том, чтобы уподобиться этому существу, пронизывала омерзением.
        - Куда пошла, сучка неблагодарная? - оборвал грубый голос ее унылые размышления-ощущения.
        - На работу! - отрезала девушка, находясь в дверях. С этого расстояния в нее разве только бутылкой могли зашвырнуть, а у отца под рукой только кружка с оббитой эмалью была.
        - Ты как со мной разговариваешь? ***! Твоя ***ая работа ни*** не приносит! Лучше бы на панель вышла, больше бы от тебя проку было, неблагодарный вы***к! - скрипел из-за спины мужчина, мучаясь от утреннего похмелья.
        Салли пропускала мимо ушей, какими словами ее называли. Сама старалась их употреблять поменьше. Она не желала ни в чем быть похожей на это существо, давшее начало ее жизни. Но когда в очередной раз ее выгоняли из самой задрипанной кафешки под каким-нибудь благовидным и крайне нелогичным предлогом, то начинали посещать мысли, что рано или поздно она закончит там, куда и посылал ее «отец». А так не хотелось! Но как выбраться, как вырваться, Салли не знала.
        Помимо отца она боялась Алекса, а он контролировал весь район и уж тем более тех, кто был ему что-то должен. На отце уже висел долг, который только рос вместе с его ненавистью и раздражительностью. Так что о побеге Салли и не мечтала, ощущая себя заложницей проклятой банды. Даже если она хотела просто сбежать и начать где-то жизнь с нуля - без этого «шлейфа» в виде «семьи» - банда Алекса не выпустила бы ее, опасаясь, что она пойдет в полицию. Но она просто хотела стать иной! Пусть даже не очень много знала о другой жизни, только из фильмов и книжек.
        - Бесполезная ***! - только и доносилось вслед. И так каждый день. Последнее время Салли ловила себя на мысли, что очень бы хотела убить отца. Купить снотворного, подмешать смертельную дозу в его пойло - и все. Но при таком раскладе ее ждала судьба еще хуже. Скорее всего, Алекс продал бы ее в публичный дом, а то и в рабство. Ходили неутешительные слухи, что недавно он наладил партнерство с каким-то тропическим островом, с самыми настоящими пиратами и крупным наркобароном.
        Салли содрогалась при мысли, что ее отправят… туда. Выбраться со дна этого котлована не представлялось возможным, кем бы она ни была, чего бы ни просила. Ведь даже если ангел случайно родится в аду, то в раю его примут за искалеченного демона. И прогонят прочь. Так казалось Салли, которая практически не помнила уже даже своего полного имени. День - тарелки, ведра помоев. Ночь - либо сон от валящей с ног усталости, либо страх в углу за шторкой от компании отца. Иногда хотелось вообще не возвращаться домой.
        В детстве она перекантовывалась часто у добрых соседей из квартиры напротив. Они ее кормили и даже оставляли на ночь. Тогда еще Алекс не захватил окончательно их район, соседи успели вовремя уехать, сменить жилье. А ее оставили, бросили, как блохастого котенка. С тех пор стало совсем тоскливо. Она не заслужила, она ведь никому не желала зла! Но словно расплачивалась за пороки отца.
        - Привет, Салли! - послышался дружелюбный голос, стоило только Салли переступить порог рабочего места. Это была ее подруга, официантка Рози. Жизнелюбивая, яркая, она старалась не терять оптимизма, несмотря на любые невзгоды. Задорные светлые кудри отлично дополняли проницательные серые глаза. Всем своим видом она точно кидала молчаливый вызов всем этим угрюмым завсегдатаем из кафе. Кажется, она единственная скрашивала жизнь Салли, давала силы верить в лучшее. Все-таки она питала к ней не жалость, нет, она говорила с ней как с равной.
        - Привет, Рози! - отозвалась девушка, ругая себя за то, что вечно нерешительно мямлит вместо того, чтобы радостно улыбнуться единственной подруге. Хотя скорее приятельнице и коллеге. По крайней мере, в глазах Рози не читалось паршивой снисходительной жалости. Но поговорить с ней удавалось крайне редко. Разве только перекинуться парой слов, когда официантка приносила очередной поднос с грязной посудой. А потом вновь наставала жужжащая чужими сплетнями и переговорами тишина, вакуум.
        Тарелки споласкивались в хлорном растворе с неимоверной быстротой. Руки прели в резиновых перчатках, под которые все равно проникало едкое чистящее средство. Со лба тек пот от стоявшей в подсобном помещении духоты и жара, что доносился с кухни. Но там хотя бы обретались вытяжки, а здесь о них явно забыли, как и об окнах. Серый бесцветный мешок с протекавшими трубами под потолком.
        Каждый день Салли боялась упасть в обморок, отчасти от духоты, отчасти от хронического недоедания. Порой она с болезненной манией тянулась к объедкам с тарелок, но до сих пор одергивала себя. Не то чтобы не позволяла гордость, нет, это чувство растоптали в зародыше, скорее она боялась заразиться чем-то от посетителей. Медицинской страховки у них с отцом какое-то время вообще не было. Недавно сделали самую дешевую. Они практически не существовали для этого мира. Вроде бы в городе, в сердце цивилизации.
        Только в нем социальная смерть нередко наступает раньше физической. Человек выпадает из контура, черный город поглощает его, расплющивает. А за что так случилось с Салли? Видимо, не на каждую душу хватает наград и кар по заслугам. Наград определенно меньше…
        Рабочий день не торопился заканчиваться. Посетители до полуночи пили и шумели. Салли только привычно переминалась с ноги на ногу, спину ломило. Она ощущала себя самой настоящей Золушкой. Она любила сказки, в них всегда кто-то приходил на помощь. Только у нее не было доброй феи-крестной и принцы не заезжали в их злачные места. Ни защиты, ни светлой надежды. Только один слабый огонек, слабая фантазия об утраченной родительской любви. Салли не помнила свою мать, которая давным-давно умерла. А от чего… отец даже не рассказывал, но, как утверждали соседи, после этого мужчина окончательно сорвался. Хотя не верилось, что это опухшее чудовище в рваных сальных джинсах и рубахе когда-то было иным. Но казалось, что мать была путеводной звездой, светлым лучом. Салли не желала верить, что она была одной из них, мутных теней. Она порой казалась ангелом, но зыбким и незримым неспособным помочь. Не видать ни золотого платья, ни хрустальных туфелек, ни сказочных балов. Только смутные выдумки в процессе монотонного споласкивания тарелок, от которых уже в глазах рябило.
        Страх - разбить посуду, иначе выгонят. И тогда отец точно заставит продавать свое тело. Впрочем, это не интересовало ни хозяина заведенья, ни сотни других людей. Проще игнорировать беды других, обвинять их в бездействии, обзывать неудачниками в мире равных возможностей. Равных ли?
        Рабочий день подходил к концу, по городу разливалась холодная декабрьская ночь. Салли куталась в тонкую осеннюю куртку, хватая ртом пропитанный сажей снег. На улице ветер гудел в проводах, люди отгораживались от вечернего неуютного мрака теплым светом из окон. Спешили с работы к своим семьям. А Салли вовсе не торопилась домой, до последнего болтала с Рози, которая вскоре ушла со своим громилой Джоном.
        Девушка осталась одна, понимая, что должна вернуться в то место, где обитает. Нет, это не дом. У нее не было дома, потому что в той берлоге никто не ждал! Вернее, отец-то ожидал ее, еще как ожидал. Только не ее, а очередную получку. Салли старалась сразу же закупить самые необходимые вещи, а потом хотя бы часть спрятать, чтобы дотянуть до следующего месяца. Но отец с боем вытрясал все до последнего. А если что-то выигрывал в карты, то дочери не перепадало.
        Алкоголизм и тяга к азартным играм за последние два года сделали из него настоящее животное, скотину без даже призрачных представлений о морали. Наверное, в лучшие годы он работал, но сам город пришел в упадок. И отец словно помертвел вместе с Детройтом, вместе с районами, в которых раньше кипела жизнь, а потом осталась лишь разруха для тех, кто не успел или не пожелал разъехаться в другие штаты в поисках лучшей жизни. Они так и остались на границе гетто, где только банда Алекса держала еще какой-то контроль. А всего в нескольких кварталах находился безопасный и достаточно красивый центр города, только доехать бы до него. Но он оставался точно за стеклянной стеной. Они все болтались в гнилом кольце, которое опоясывало центральные районы.
        Таков был черный город Салли, которая каждый раз возвращалась домой с мыслью, что может и не дойти, растаять жертвой маньяка или грабителя в темноте разбитых фонарей. Страх и неопределенность - вот ее существование. Поговаривали, что скоро власти города заявят о банкротстве из-за огромных долгов города. Но Салли больше тревожили долги, которые делал отец.
        В каком еще настроении он теперь пребывал? Салли шла по улице, затем заходила в темный подъезд, устало поднималась по лестнице - лифт не работал, его и не чинили, никому не надо оказывалось. Затем представала ободранная дверь квартиры с полувыбитым замком. Салли с опаской приникала к ней ухом. Она боялась входить, потому что там снова ждала неизвестность. Может, очередная попойка со случайными приятелями. А, может, пьяная драка с поножовщиной.
        Убедившись, что за дверью тихо, девушка достала ключ и вошла. Тихо! Пока тихо!
        Салли не любила смех, потому что обычно он следовал вместе с пьянками отца. Беспричинный грубый гогот за фанерной стеной. Она до смерти пугалась любого резкого звука, когда шло очередное «веселье» в их квартире. Когда отец выигрывал и был в милости у самого главаря-Алекса, то порой у них устраивались настоящие оргии с продажными женщинами.
        Салли - тогда еще совсем ребенок - либо сбегала к соседям, либо накрывалась с головой одеялом, забиваясь в дальний уголок своего закутка. Помнила как-то случай, произошедший с ней в четырнадцать лет. С тех пор она кошмарно боялась Хайделла, ежилась от самого имени. Тогда к отцу пришла вся банда, они даже за что-то благодарили его. Конечно, напивались и курили наркотики. Хайделл в этом был едва ль не первый. Все косил под рок-звезд с коротким ирокезом и уймой татуировок. Да только агрессии в нем содержалось, как в цепном псе или склочной гиене. Сам тощий, но верткий, как угорь и покрытый мелкими шрамами от бесконечных драк, всегда первый лез; а еще часто приставал к женщинам. Иногда просто, чтобы попугать, иногда действительно с грязными намерениями.
        В тот вечер он выпивал вместе с отцом, как и все. И даже не устраивал потасовок. Салли как всегда сидела за фанерной стеной в полумраке, потому что в квартире висела всего одна лампочка без абажура. Обычно в зыбкое укрытие не лезли «гости» отца. Хотя она боялась с детства мужланов с грубыми рожами. Но вот дырявая простыня отдернулась, и показалось это чудовище. Девушка четко помнила мерзкую улыбку с безвкусной серебряной коронкой на левом резце и жадно горящие сизые глаза.
        - Эй, да ты тут такую куколку прячешь! - облизнувшись, присвистнул Хайделл и потянулся к девочке. Салли бессильно заплакала, заслоняясь руками. Но что она могла? Вечное бессилие.
        - Отвали от нее, Хайделл! - окликнул его тогда Алекс. - Она еще ребенок!
        С этими словами главарь оттащил своего дерганого братца. С тех самых пор Салли страшилась еще раз застать в квартире незваного гостя. Но на фоне огромного внушительного Алекса Хайделл казался даже жалким. Салли ненавидела жалких и одновременно злых. Вот таких же, как отец. Так что она не любила смех и ухмылки, они не предвещали ничего хорошего.
        Впрочем, если отец возвращался один и с низко опущенной головой, мрачный, набычившийся, то это означало одно - вновь проиграл в карты. И в таком состоянии он был еще опаснее.
        - Че так мало, ***? Ты работала вообще? ***! Ну о***ть! Лучше бы на панель вышла, - говорил он обычно в такие дни, выгребая все до последнего цента. Что-то в таком роде она услышала и в этот вечер, уже не придавая значения этим словам.
        «Чтобы ты проигрывал еще больше?» - подумала язвительно девушка, но вслух не смела произнести. Не хватало ей еще фингала под глазом или пощечины наотмашь. Она просто отдала деньги, однако в тот вечер что-то изменилось… Она поймала взгляд собственного отца. И он показался ей похожим на кого-то. И тут же вспомнила: да, Хайделл тогда смотрел на нее так же, неоднозначно и жадно. Но что это предвещало со стороны отца? Салли боялась даже помыслить об этом. К счастью, усталость быстро свалила ее, отдав в объятия тревожного сна. Но наутро она вновь увидела, что отец будто следит за ней. Сделалось страшно… Она так устала бояться!
        «Может, Рози подскажет?» - решила девушка. Она еще верила, что подруга способна ей помочь. Рози никогда не падала духом, как казалось.
        2. Растворяясь в грязи городской
        Растекались лужами слёзы их,
        Дети плавились, попав за воротник,
        На ладонях таяли… И стали водой,
        Растворяясь в грязи городской.
        Сотни подошв портят их тела,
        Бледная кожа слишком тонка,
        Рвётся и рвётся снежная ткань,
        Корчатся от боли с мольбой: перестань!
        За окном пролетали лепестки снежинок. Белые мотыльки выделялись на фоне закопченных стен и молчаливых труб заброшенного завода. Он плыл черной тенью, простирая свои крылья, как паук лапы. В тот день ей исполнялось восемнадцать, вроде бы… Ведь никто никогда не отмечал, никто не вспоминал о ней. Еще один день из многих, подернутых болотной завесой ее жизни.
        Салли быстро добежала до своего места работы, ежась в легком пегом пальтишке, которое она ухватила на чьей-то гаражной распродаже. Кто-то уезжал из этого города, кто-то вырывался в лучшую жизнь, находя работу. И не тащил с собой много вещей, точно оставляя вместе с ними все прошлые печали. А Салли словно надевала их вместе с вытертым секонд-хендом.
        - Привет, Рози!
        - Привет, Салли!
        Так начинался каждый рабочий день, и Салли благословляла тот миг, когда встретила подругу - это была единственная причина и возможность слабо, но искренне улыбнуться.
        - Будешь яичницу с беконом? - приветливо поинтересовалась Рози.
        - Да что-то не тянет, - замялась девочка, перебирая замерзшими руками в карманах с дырявой подкладкой. Напоминание о еде резануло вдоль желудка. Но не хотелось говорить, что у нее снова нет денег.
        - Брось, я угощаю! - радушно рассмеялась Рози, как будто пригласила пропустить стаканчик. Но она прекрасно знала, что Салли не пьет. Девушка не желала ни за что становиться такой, как отец. Никогда! А ведь был и легкий путь… Тихо спиваться, продавать свое тело или научиться воровать. Но он вел только во тьму, почему-то с детства девочка понимала это, различала добро и зло.
        - Все! Пошли-пошли! - практически сгребла ее в охапку неугомонная Рози и усадила в подсобке, вручив тарелку. Бекон был явно заветренным и уже малость просроченным. Но зимой это не беда, вот летом многие травились то несвежими яйцами, то забродившим молоком. Однако для Салли даже такая скромная еда показалась роскошью.
        Утром девушки смеялись и разговаривали, пока не приходили первые посетители. Утром они не очень боялись, точно тусклое солнце разгоняло всех этих пьяных вампиров, охочих до женских прелестей. Вечером же Рози, ловко лавируя между столами, буквально уклонялась, как от падения снарядов, от назойливых шлепков по мягкому месту.
        Распорядок дня Салли редко менялся, она радовалась, что ее почти никто не видит. Только начальство привычно орало по мелочам. Она еще сокрушалась, что уходила позднее подруги, так бы менее страшно было. Казалось, что ее - тощую и хрупкую - сдует беспощадный ветер. А ведь у них с Рози было всего каких-то четыре года разницы в возрасте. Но у нее уже был Джон, казалось, что он ее оградит от любой опасности. Салли завидовала этой иллюзии защищенности. Смотрела на пару каждый раз с плохо скрываемой горечью.
        Да, Рози его не любила, не так, как показывают в сопливых фильмах, но зато ее не трепал бесконечно ледяной помойный ветер подворотен, не норовил вынести какого-нибудь извращенца. Одинокий прохожий, да еще девушка - самое уязвимое существо. А тут еще отец смотрел с не меньшей жадностью и неоднозначностью. На собственную дочь! Салли содрогнулась, уставившись в тарелку с яичницей. И там словно нашла решение! Вдруг потеплело на душе! Что же она раньше не додумалась? Ведь Рози всегда хорошо к ней относилась, значит, сумела бы и теперь помочь.
        - Слушай, Рози, а у твоего парня… нет надежных друзей? - Решилась спросить Салли только в середине дня, ополаскивая посуду. Рози, пользуясь коротким перерывом, курила возле выхода, впуская в духоту подсобных помещений струи свежего воздуха, пробегавшие мурашками по вспотевшей спине.
        - Ну, есть один… - обернулась девушка, тут же улыбнулась и затараторила: - Представляешь, его тоже Алекс зовут. И он живет в твоем доме, кстати. Я тебя познакомлю с ним! - она выбросила докуренную сигарету и подошла, заглянув в глаза Салли с невыносимой тоской, тихо спрашивая: - Тебе ведь тоже… нужна защита от них? От них всех… - затем в ней проступило нечто суетливое и деловое. - Но сама понимаешь, что он не только телохранителем будет.
        - Да что тут терять, - слабо отозвалась Салли, хотя в душе в тот момент что-то неприятно смерзлось. Хотя, и вправду, для кого здесь себя беречь? Не для маньяка же какого-нибудь, вроде Хайделла. Как же она его боялась встретить! Да еще после того недавнего случая в баре, когда пришлось долго общими усилиями подметать раскиданные осколки…
        - Хорошо, вот адрес, - порывисто набросала карандашом на салфетке Рози кривые буквы.
        - То есть мне самой к нему прийти? - подняла глаза Салли, точно ей выписали направление к врачу. - А это не опасно?
        - Ну, я тебя не поведу, я все-таки не сваха, - рассмеялась звонко Рози, хлопая по плечу. - Не бойся. Он тоже неплохой, не очень умный и выпивает, но неплохой. Все будет нормально, - она точно уговаривала и себя. - У нас же с Джоном все хорошо. Ко мне вон Хайделл недавно полез, так Джон сразу его! Ух!
        - Ты не боишься, что он вернется? - пробормотала Салли, вмиг представив узкое лицо с горящими серыми глазами и длинным «крысиным» носом, свернутым слегка набок. Бешеный пес, кусачий шакал, покрытый татуировками.
        - Хайделл? Вернется, скорее всего, - помрачнела Рози. - Но и Джон вернется!
        Джон само собой вернулся бы, он работал охранником в этом же кафе. Складывалось ощущение, что Рози подхватила первого попавшегося парня с бицепсами достаточной величины. Вот только сумел бы он реально защитить от брата главаря одной из самых опасных банд?
        - Рози, как ты не боишься? - вздрогнула Салли, о чем тут же пожалела, потому что подруга словно погасла. С ее лица исчезли яркие краски, словно до этого она поддерживала себя в хорошем расположении духа только усилием воли. Она покачала головой:
        - Салли, поверь, мне тоже страшно. И я бы тоже очень хотела другой жизни, - но девушка тут же вскинула кудряшки, вновь улыбаясь. - Но я стараюсь не плыть по течению. Только так можно что-то изменить. И ты не пускай себя по течению!
        Она на прощанье еще раз легонько хлопнула Салли по плечу. Но от ее бойких слов девочке вдруг стало противно. По сути, она до этого спрашивала, как продать свое тело ради защиты от прочих тех, кто на него мог посягать. Когда Рози ушла, Салли смяла истрепанную салфетку с адресом, решила выкинуть, но, немного подумав, убрала в задний карман истертых джинсов.
        Может, все ее страхи являлись лишь плодом измученного сознания. А отдых не маячил в обозримом будущем. Да и никогда. Стресс, страх, голод, изученность, отсутствие планов на жизнь - вот и все. Казалось бы, проще умереть. Но Салли ни разу не задумывалась о самоубийстве, даже с такой судьбой находила повод каждый раз просыпаться и куда-то идти.
        Однако в тот вечер все изменилось… Все опасения начет отца подтвердились. Стоило Салли переступить порог, как показалась опухшая рожа, на которой играла мерзкая ухмылка:
        - Не пойдешь к папочке?
        - Отвали! Отвали! - взвизгнула Салли, когда отец ударил ее о стену.
        - Я тебя вырастил, дрянь! А ты долги не отдаешь! - рычал он. - Расплатись хоть натурой, ***!
        О каких долгах он говорил? Он же все пропивал! Салли его ненавидела, ненавидела! О да, она умела ненавидеть!
        А что еще остается? И подчиняться воле отца она на этот раз точно не желала. Наутро он, может, ничего даже и не вспомнил бы. И это еще более омерзительно!
        Салли невероятно ловко вывернулась из-под пытавшейся схватить ее руки, потом отпихнула пошатывающуюся тушу. «Отец» упал навзничь, но его судьба уже не волновала, Салли побежала прочь из этой проклятой берлоги, прочь от всех в темнеющий чад улиц.
        Ноги подкашивались, мерзли, путались в мусоре. Она спотыкалась и пару раз пропахала коленями по асфальту, но не ощущала, не ведая, куда бежит. И сама не заметила, как очутилась на границе даунтауна, то есть центра города, украшенного по случаю грядущего Рождества.
        Там она остановилась в боковом проулке, точно попав в какую-то волшебную страну. Еще бы! Столько света, столько фонарей и подсвеченных гигантских зданий. Даже штаб-квартира крупной автомобильной компании была видна, плывя гигантским цилиндром над людской суетой. Только электрические лампы делали черный город разноцветным. И люди сновали среди сияния машинных огней, несли в руках разноцветные коробки.
        Салли рассматривала их, точно погрузившись в сон. Она села на размокшие картонные коробки, прислонившись к мусорному баку. Возле нее крутились щенки мелкой бродячей собаки. А с другой стороны оказались котята ничейной кошки, словно животные вовсе не делили территорию, спасая от холода свое потомство.
        Девочка смотрела на проспект, который постепенно пустел, однако люди торопились докупить все необходимые продукты и, конечно, завернуть подарки. Несколько больших загадочных коробок в разноцветной упаковочной бумаге прошествовали мимо нее, скрытой в тени.
        Люди носились туда-сюда, и ни одна живая душа не замечала замерзавшую девочку. Салли вспоминала, что как-то читала в своей единственной истрепанной книжке сказок Андерсена «Девочку со спичками». И вдруг поняла - это она. Только у нее нет спичек, нечем зажечь свое воззвание к небесам. Да и не надо, и так услышит, если услышит. Зачем же сказочник сочинял такие грустные истории? Ведь в мире и так хватает боли…
        Холод проскальзывал под пальто, усталая девушка ощущала, как веки слипаются. Вокруг нее копошились теплые зверята, но они не сумели бы достаточно согреть. Салли обняла ободранные колени, устало свернувшись клубком. Больше она не желала шевелиться. Не за чем. Из черного города все равно бежать некуда, домой возвращаться не к кому.
        Салли смотрела на проспект, там на одном из больших домов колыхался выцветающий баннер: «Возможности сделаны в Детройте». Да, возможностей невероятно много - хоть в Президенты - а как их реализовать никто не инструктировал. Но ведь все равны, не так ли? Не так.
        Какая же пропасть разверзлась между этим просторным горящим фонарями проспектом и сумрачной подворотней с замерзшей девочкой возле бурого мусорного контейнера!
        Смерть - это не так уж плохо, оказывается. Просто заснуть от холода, видя тихонько безмятежные сны чужого праздника. Черный город не услышит ни крика агонии, ни стона о помощи. Лишь наутро случайный патрульный найдет холодный трупик замученной бродяжки, затем ее скинут в общую могилу или сожгут вместе с телами сотни таких же бомжей.
        А люди в теплых и уютных домах будут отмечать Рождество, резать индеек и пудинги, радоваться, что прошел еще один год, что они все вместе. Обменяются подарками и фальшивыми или непритворными улыбками, лягут спать, проснутся вновь, глядя с надеждой в будущий день. Они все будут радоваться тому, что судьба к ним милостива. Существование таких, как Салли, большинство просто игнорирует. Ведь никому не нужен чужой негатив, проще и не думать. Ни о неблагополучных семьях, ни о неблагополучных странах, особенно, если «мой дом - моя крепость». На остальных начихать. Как и на весь мир, проще объявить его враждебным или недоразвитым. Как и Салли, например. Проще с широко закрытыми глазами твердить, как все прекрасно, как чудесно жить частью избранной нации в избранной стране. И рушить весь остальной мир, топтать судьбы миллиардов людей, да чужими все руками. Проще… Да вернее ли?
        А она… А ей наутро тоже станет хорошо. Может быть, небо все-таки не забудет, что и в аду случайно родился ангел, может, вспомнит о ней. Ведь она еще никому не делала зла. Только отвечая добротой и смирением на любое зло и оскорбления не добилась ничего, ничей милости в этом мире без чудес.
        Салли больше не плакала, она почти улыбалась, она видела свет, много света, почти не ощущая холода. Вот и все - душа медленно отделялась от тела, как ей казалось. В эту чудесную ночь нашелся иной путь вырваться из тьмы. Она летела навстречу сиянию, там ее наверняка ждала мама. Салли искренне верила, что мама погладит ее по голове, обнимет. И больше не будет боли и зла, и не станет холода. Смерть порой не так ужасна, как жизнь… Салли окружали сотни рождественских огней, настоящих, теплых. И никто не сумел бы разрушить этот праздник. А тело - это лишь символ, опознавательный знак, временный костюм души. Уже не страшно его оставить.
        - Знакомая куколка, - вдруг послышался голос, вновь опрокидывая в эту грязную реальность. Салли открыла глаза, челюсть свело судорогой ужаса, желудок подкатил к горлу - перед ней стоял Хайделл. Наверное, «общипывал» по старой привычке богачей в торговых центрах. В толчее с горами подарком люди нередко не замечали, как пропадал бумажник.
        Салли испытала испуг напополам с обидой - черный город даже умереть ей не позволял. Но вновь вернулась окончательно на землю, резко вскакивая, отшатываясь от парня.
        - ***! ***ть ты дерганая! Передай своей подружке Рози, что я к ней еще загляну! - рассмеялся ей вслед Хайделл.
        Салли вновь бежала прочь, точно мрачные тени вечно преследовали ее. За что же она это заслужила?
        Она посмотрела по названиям улиц, где оказалась и скоро сумела вернуться обратно, к обшарпанной громадине своей многоэтажки. Рядом стояли несколько заброшек, люди оттуда разъехались еще давно. Астрономическое количество заброшенных зданий здорово способствовало развитию банд, они заводились в разбитых никому ненужных строениях, как черви в гнилом мясе. А их вот все еще не расселили перед сносом, да они были изначально неблагополучными. В окнах не маячило гирлянд, никто не носил подарки, редко улыбались на трезвую голову.
        Салли остановилась на пороге этого склепа для живых, нервно сглотнула. А ведь отец мог все еще поджидать ее… там. Салли вздрогнула, представила отца, вспомнила Хайделла. Из огня да в полымя. Еще неизвестно, кто хуже. Все-таки с Хайделлом они хотя бы не состояли в кровном родстве. Может, и стоило ему сдаться? В ее ситуации это являлось неизбежностью рано или поздно. Хотя мало ли какие идеи хранила голова с коротким ирокезом, ведь явно же с садистскими наклонностями. Нет, только не с ним. Но и не с отцом!
        Куда идти? Или вновь вернуться в центр и там замерзнуть? Такой поступок означал самоубийство, а это грех. Странно ее преследовало повсюду сознание греха и невозможности избежать его. Впрочем, представления о вере девочка имела весьма смутные, разве только душа просила чего-то, требовала иного мира, в котором есть нечто лучшее. Она видела свет, почти дотронулась краешком сознания до него… Но вновь ее окружали бесконечные улицы, гигантские артерии города с легкими заядлого курильщика и железобетонным сердцем. До ночных скитаний и ужасов одной тощей попрошайки никому не было дела.
        Салли не хотела сваливаться такой нежданной обузой к Рози, вскоре сообразив, что не представляет, где и живет подруга. За пределами рабочего места они почти никогда не общались.
        Тогда-то девушка вспомнила о смятой салфетке, потянулась к карману джинсов, доставая адрес, с трудом разбирая в свете мигающей лампочки подъезда номер квартиры и этаж. Странно было вот так заваливаться к незнакомому парню и прямо просить о защите. Но отчаяние порой толкает на поспешные шаги. Рози говорила, что он вроде надежный, вот о Хайделле все знали, что он дурной.
        Салли поднялась на третий этаж, немного помявшись, позвонила в дверь. На пороге вскоре показался высокий молодец лет восемнадцати с квадратным подбородком и «двухэтажным» горбатым носом.
        - Ты Алекс? - спросила безразлично Салли.
        - Да, - протянул парень, глянув на нее сверху вниз. - А ты ничо, симпотная.
        - Спасибо, - пробормотала Салли без энтузиазма.
        - Это о тебе говорили Джон и Рози? - расплылся в кривоватой щербатой улыбке молодой человек.
        - Да.
        - Ну так заходи! - засветился самодовольно Алекс, твердя взволнованно, очевидно, самому себе. - ***! А я-то почти отчаялся найти себе девушку. Ну с моей-то рожей…
        В тот вечер в душе у Салли что-то раз и навсегда оборвалось, смерзлось. У ангела больше не было крыльев. Да какой она ангел? Тряпичная кукла, забытая в коробке на гаражной распродаже. Плюшевое сердце, подушечка для английских булавок.
        Так у нее появился первый парень, который немедленно облапал ее и, похоже, сразу начал считать, что она его собственность. Иначе с людьми здесь не обращались, особенно, с женщинами. Закон силы - закон каменных джунглей.
        Но этот парень хотя бы вроде не бил, и Салли надеялась скоро совсем свалить от отца под законным предлогом. Впрочем, Алекс тоже немало пил и поговаривали, что покупает у самого Хайделла наркотики. Но на тот момент Салли казалось, что и Алекс сойдет как охранник.
        То, что он попросил в качестве «оплаты», своеобразного древнего бартерного обмена, показалось девушке ни приятным, ни неприятным. Просто плата за то, чтобы не домогался собственный отец и не ошивались слишком близко громилы из банды Алекса. А главное, чтобы Хайделл отстал. Но тот отличался настырностью.
        Комментарий к 2. Растворяясь в грязи городской
        Эпизод из этой главы, когда Салли чуть не замерзла, упоминался в “По течению” в одном из ее воспоминаний.
        Просьба не путать Алекса-мафиози и Алекса, который парень Салли теперь. Получилось так, потому что автор не планировал этот рассказ, когда писал “По течению” и там упоминается некий первый парень героини.
        3. Способна ли ты полюбить монстра?
        Способна ли ты полюбить монстра?
        Могла бы ты понять красоту чудища?
        Цепной пес Алекса - вот кто он. Брат… «Брат»? Это даже звучало неискренне, в этой семейке никто не помнил о родстве. Не звери, вроде люди, а все же не до конца. С раннего детства он - сын старой проститутки - ошивался на улицах, учился быть карманником. Уже один раз сидел по малолетке, но тогда как раз Алекс вытащил, сделал полноценной частью своей банды. У старшего брата шла война с группировкой паршивых рэперов из соседнего гетто. И там Хайделл вымещал по полной программе весь свой невыразимый гнев на человечество.
        Запугать банду? Хайделл в первых рядах! Выбить кому-то глаз? Хайделл зубами вырвет. Свернуть челюсть? Кастет Хайделла первым полетит к цели вместе с ударом кулака. Пристрелить кого-нибудь из любимого крупнокалиберного револьвера? Да не вопрос! Лишь бы потом улики скрыли.
        Вот разве только убивать массово все еще не приходилось, тогда с полицией неизбежно возникли бы проблемы. Уж скрывать стычки банд купленные копы могли, а если бы в руки Хайделла как-нибудь попал автомат или «Миниган», то тут бы пришлось срочно топить в реке Детройт множество тел.
        - Сдохни, сука ***ая! - восклицал, скалясь и высовывая язык, Хайделл, с размаху опуская на спину здоровенного афроамериканца кусок арматуры. До этого тот же кусок металлического прута щедро прошелся по уродливой роже противника, делая его еще более омерзительным на вид.
        Враг был повержен, отхаркивался кровью, отползая по разбитому асфальту. Дейтройт был хорош для банд тем, что в нем оставалось множество брошенных заводов, огромных пустых территорий, на которых выясняли отношения группировки. Никакого надзора, минимум случайных свидетелей.
        Человек в своем уме туда и не совался, разве только какой-нибудь фотограф-экстремал, но это уж его проблемы, если он напарывался на Хайделла. Одному так зубы-то пересчитали, едва жив остался. Но тогда вновь остановил Алекс, и его нервный жестокий братец с откровенным пренебрежением закатывал глаза, когда его каждый раз вот так одергивали на самом интересном моменте ради какой-то там будущей выгоды. Он просто наслаждался разрушением! А ему мешали, каждый раз этот доставучий старший братец. Сам же пострелять любил! Но нет, у него все было ради какой-то цели. Доставало!
        Пару раз он словно отваливал, уходил, предоставлял самому себе… Но каждый раз спустя какое-то время неизменно возвращался. Да и Хайделл тоже почему-то никуда не девался. Казалось бы, никто не держал, цепями не приковывал, а он не бежал сразу в другой город или штат. Торчал почти на том же месте, где его и оставили. Дожидался возвращения и снова выполнял нехитрые приказы.
        После того, как Алекс наладил контакт с наркобароном Хойтом Волкером с тихоокеанского архипелага, дела их не особо крупной банды заметно пошли в гору. Оставалось только разобраться с бандой «рэперов», оттеснить их и захватить побольше территории для сбыта.
        Он пришел сюда по своей воле, со своей яростью, но действовал по приказу Алекса. Точно как барбос на незримом коротком поводке, который то спускали, то укорачивали. Свобода - она не для всех. Для них - только хаос. Зато Алекс всегда возвращался, хотя, возможно, это-то и ненавидел младший, эту треклятую типа заботу. Или жалость? Он ненавидел жалость! Ненависть лучше, ярче, осязаемее, он упрямо заставлял всех себя ненавидеть. И ему нравилось, он буквально подпитывался чужой неприязнью. Мир никогда не хотел его принимать? Ну, так он плевал ему в лицо! Пусть подавится! Пусть захлебнется в своих же стоках! А кровью их наполнят такие, как Хайделл, правители и властители черных городов. На лице застыл навечно оскал.
        Противник после удара арматурой как ни странно встал. Хайделл поморщился, зашипев:
        - Да когда ж ты сдохнешь!
        Но тут враг вскочил и с размаху ударил снизу-вверх. Хайделл пошатнулся, в глазах потемнело. Но он потряс головой, и все пришло в норму, адреналин перекатывался электрическими искрами. Зимний холод, приправленный серым небом, не ощущался. Промокший мусор разлетался под ногами, когда Хайделл, точно бык на корриде, ударил головой в живот противника, сминая его, опрокидывая. А дальше в руки снова попала арматура, и уж ей нашлось применение. Лом щедро охаживал лицо главаря «рэперов». Хайделл драл глотку от восторга, выкрикивая что-то нечленораздельное окровавленным ртом. Потом «рэпер» обмяк и сдался.
        Скорее всего, не помер, просто потерял сознание. Остатки его банды, которые столкнулись с другими молодцами Алекса, скоро расползлись по подворотням, признав свое поражение. Территория была отобрана, отрезана, как сочный кусок пирога или бифштекса.
        Хайделл только спустя какое-то время ощутил последствия удара, проверил языком кровоточащую десну, оставшуюся от выбитого зуба. Красавчик, ничего не скажешь: вся морда в мелких шрамах, уже второй зуб выбили. Да все лучше, когда шрамы в бою получены, а не когда так называемая «мать» кухонным ножом пытается вспороть черепную коробку. Все лучше ощущать себя хоть и немного подбитым, но победителем.
        Город расплескался чернильной кляксой вечера, накрыл свинцовым одеялом улицы. Хайделл не спешил возвращаться к Алексу.
        Он снова пошел в тот злополучный бар, где братец последний раз прилюдно избил его, унизил - зараза - перед девушкой. Проклятый Алекс!
        Хайделл порой представлял, как убивает его, протыкает ножом, забывая все его увещевания: «Это для твоего же блага!», «Уходим, не привлекай внимания!», «Так будет лучше для тебя же!».
        Все-то он знал, как кому будет лучше. Хайделл и сам мог подумать, как ему лучше, правда, на свой манер. И вот после жаркой потасовки в гетто лучшим вариантом оказались косячок и пиво. А Алекс даже наркоманию его не одобрял, говорил, мол, продавать можно, а самим не стоит употреблять. Какой тогда в этом смысл? Какая выгода заколачивать деньги на чужом побеге от реальности, а самим не пользоваться? Слишком многие хотят все забыть, а ему, в целом, нечего оказывалось и помнить. Так что наркотики и алкоголь шли просто как награда самому себе за успех в разборках с конкурентами. Да еще какая-нибудь горячая штучка.
        И надо ж было такому случиться, что в тот вечер в баре снова разносила увесистые стаканы та самая Рози. А с ней еще болтала другая худосочная красотка. Кажется, Салли - дочь одного забулдыги, который считал, что работает на Алекса. Ох, и зажег бы Хайделл, да сразу с обеими! Хотя на Рози тянуло больше. Салли эта - чистый заморыш с впалыми зелеными глазами и темно-русыми лохматыми прядями, ничего привлекательного. Была бы поумнее, так тоже стала бы лучше кошельки дергать, как он в свое время. Так нет же, корячилась в этом забытом всеми заведении. Ни фигуры, ни блеска в глазах.
        Зато Рози на ее фоне становилась еще более желанной, правда, по-прежнему раздражала, как и все, кто хоть каким-то боком производил впечатление удовлетворенности жизнью.
        Да она вся буквально искрилась! Глаза сверкали, волосы развевались, бедрами как будто непроизвольно покачивала, а при каждом шаге вздымались тяжелые налитые груди. Хайделл рассматривал формы девицы и облизывался. Он высматривал ее, как хищник добычу. Он привык получать все и сразу. Не отдавать, не делиться, а только захватывать и очень скоро ломать. Даже сохранять не умел и не испытывал к этому ни малейшей потребности.
        Он дождался, пока Рози принесет ему заказанное пиво, отхлебнул немного, а когда девушка собиралась отходить к другому столику, то стукнул ее несильно по ногам, точно подрубил деревце. Ойкнув, официантка упала прямо на колени Хайделла, чего он и добивался.
        Тут же потянул свои руки к ее груди, залезая в декольте. Провел под покрытыми мелкими капельками пота полушариями, нащупал под форменной блузкой официантки тугой крупный сосок, втянув воздух от предвкушения.
        О да! Пожалуй, стоило разложить ее прямо здесь на столе, хоть даже и при паре посетителей. Все равно всем было друг на друга глубоко наплевать. Тогда Хайделл бесцеремонно полез под короткую юбку Рози. Дешевая сине-черная форма официанток как будто была создана для того, чтобы их хотелось тискать. Из сиплых динамиков неожиданно заиграла на полную мощность песня Lordi «Would you love a monsterman», подогревая и без того горячую кровь бандита. О да, он тот самый человек-монстр из песни!
        - Джон! - бессильно в панике позвала девушка, обламывая весь кайф. И чего ей стоило провести пару ночей с ним, с таким крутым? Но нет же…
        Как это называлось? Гордость? Принцип? Хайделл не задумывался, но начинал злиться на эту упрямую Рози. Да они все здесь находились в одинаковой яме, а она из себя королеву строила с телохранителями! К слову, охранник у нее был такая же пьянь, как и все вокруг. Только он не отделывал двухметровых бугаев арматурой. Очевидно же, что Рози была дурой, просто еще одной тупой телкой.
        - Джон! - исчезла в дверях тупица-Салли. Похоже, доморощенного телохранителя не было поблизости. Работал он вроде охранником-вышибалой в этом местечке.
        - ***! Рози! Чем я хуже этого твоего ***ря? - воскликнул Хайделл, развернув девушку к себе лицом. - Ну, посмотри на меня, детка!
        Панический ужас - вот и все, что читалось в светлых глазах девицы. И так каждый раз. Все на него глядели со страхом и отвращением. Что ж, «добрый мир равных возможностей», радуйся своему пришельцу из ада! Зачем пугаться? Сам породил! Сам придумал! Получай тумаки и укусы!
        - Ах ты скотина ***! - Увесистый кулак летел в челюсть. Но атака была предсказуемой, и парень легко увернулся. Появившийся слишком скоро Джон ударил о столешницу, пролетев неуклюже вперед. Когда он попытался ударить во второй раз, Хайделл буквально кинул ему опешившую Рози:
        - Лови! Забирай свою ***!
        Джон едва поймал, но устоял на ногах. Официантка немедленно прижалась к своей «каменной стене». Вот уж этому имени Джон соответствовал полностью: такой же непробиваемо тупой и неповоротливый.
        - Уходи, Хайделл! - не желая дальнейших потасовок, заявила девушка. - Все! Бар уже закрыт!
        Хайделл насмехался над придурками, которые решили, будто так легко победили:
        - Да ну? А я думал, к пиву бесплатно прилагаются горячие телочки! Эй, Джон! Почему к твоему пиву она бесплатно идет?
        - Сгинь, мразь! - прорычал мрачно Джон, махнув кулаками, но Рози остановила его, на что Хайделл откровенно рассмеялся:
        - О! Детка! Так я все-таки нравлюсь тебе! Может, ты боишься не меня, а эту гориллу? - Он кивнул на Джона. - Эй, ***! Ты ее совсем ревностью замучил?
        - Уходи, Хайделл! - еще раз заявила Рози, колко и пронизывающе глядя на обидчика. Как же, недотрога нашлась. Хотелось сломать ее гордость, растоптать за этот балаган. Но чуть позднее, более изощренно что ли.
        - Уходи, Хайделл, отстань от моей девушки! - пророкотал взъерошенный Джон.
        - Хе, твоей? Ты ее купил? - фыркнул Хайделл. - Жди, куколка! Я вернусь, когда гориллы-м***лы не будет рядом! - отсалютовал девице, решив, что на сегодня хватит с него драк. Впрочем, возможно, он хотел дождаться, когда Рози поймет, какое тупое ничтожество избрала себе в качестве защиты. Парень развернулся и пошел к дверям с частично выбитыми стеклами.
        - Вот видишь, я же говорила, что он вернется, - вскинула голову Рози, обращаясь к топчущейся на месте Салли. Ох, вот ее хотелось отделать, даже не разложить, а просто прибить за то, что предательски привела тупорылого дружка.
        - Похоже, ты ему нравишься… - хохотнул не к месту какой-то поздний посетитель, ставший зевакой при короткой разборке. Простые здесь были у всех развлечения, зато интерактивные. Из свидетелей драки часто становились ее участниками, кто посильнее, кому не хватало иных способов выплеснуть гнев. Не персональный, а так, на всех и все.
        - Кому? Этому чудовищу? Да он полоумный урод, - кивнула в сторону Хайделла неприлично осмелевшая официантка, а потом полушепотом обратилась к своей подружке: - Говорят, свою мать убил.
        Хайделл почти уговорил себя уходить, решив, что если не повезло в этот раз, то в следующий он своего добьется. Но такие слова и пересуды окончательно выбесили. Больше он даже не пытался себя контролировать, резко развернувшись, без подготовки твердя невпопад, что первое в голову выкинула ярость:
        - Ни*** это не правда! Она… Она, ***, угрожала мне ножом в пять лет! А Алекс…
        Хайделл не договорил, захлебнувшись непривычным возмущением. В миг перед глазами снова пролетел тот злополучный день. Или счастливый, потому что избавление. Или… Хрен разберешь какой! Все, что он четко помнил: на полу тогда было очень много крови, а брат увел из квартиры. Больше они туда никогда не возвращались. «Пойдем! Я устал это терпеть всю жизнь!» - сказал тогда совершенно спокойно еще молодой Алекс, как будто речь шла о чем-то обыденном. Убивал он так же, без эмоций и особой агрессии, точно из необходимости. И так каждый раз. И так в тот день. Но это все не важно. Обсуждать или стоить догадки не имели права какие-то жалкие создания из дешевой забегаловки.
        Хайделл кинулся стремительнее бешеного пса, автоматически вышло на Рози, но ее тут же заслонил Джон. С ним теперь завязалась настоящая драка.
        Джон пер как танк, сметая на своем пути столы и стулья, по которым скакал верткий Хайделл, поражаясь неуклюжести гориллы с дубинкой охранника. Хайделл же вывернулся в очередной раз из-под руки громилы, и дикой рысью прыгнул ему на шею со спины, повиснув и сцепив руки. Так он душил наиболее крупных и мускулистых врагов. Он научился отлично использовать и свой вес, и свой рост без особого наращивания мышц. Жизнь заставила. А за каждую победу наносил на тело по татуировке. И их уже хватало! Урод Джон обещал стать одной из таковых. Вот уже меньше пытался лягнуть или ударить о стену, только руками размахивал. Пристрелить бы его сразу. Но куда-то продевался револьвер, да и стрельба в баре привлекла бы копов, а видеонаблюдение все же велось - верный способ снова выбесить Алекса. Он твердил, что только с Хойтом Волкером договорился, что какое-то время надо устранять только указанные цели.
        - Алекс! Алекс! Помоги Джону! - внезапно взвизгнула проклятая Салли.
        При имени «Алекс», Хайделл едва ль не испугался, считая, что это брат заявился. Но нет, со стороны кухни влетел другой остолоп, наподобие первого. Тут же схватил с ближайшего стола кружку с недопитым пивом, размахнулся. Хайделл дернулся вместе с полузадушенным Джоном в сторону. Кружка стукнулась о стену и раскололась. Но в руках у нападавшего оставался приличный осколок с ручкой.
        Хайделл хотел потянуться к ножу, но тогда пришлось бы отпустить второго противника. Драка получалась совсем уж нечестной! Хотя кого это когда интересовало?
        Алекс-номер-два атаковал второй раз, Хайделл расцепил руки, отбрасывая Джона. Но кусок кружки уже отчасти достиг цели. Похоже, этот самый Алекс пытался сразу пропороть голову осколком. Но только полоснул по лицу сверху вниз…
        Боль пришла сразу, даже несмотря на наркотики. Обычно они затуманивали разум, уводили от ощущений и мыслей. Но не в этот раз!
        Издав нечеловечески вопль и обложив всех трехэтажным матом, Хайделл выбежал из бара. Несясь по пустым улицам, он все тер и тер правый глаз, а на ладони оставалось много крови. Подступала противным комком тошнота. И, наверное, страх. Остаться беспомощным, слепым или искалеченным - это неосознанный ужас всех «господ» черного города.
        - Кто это сделал? - тут же спросил Алекс, когда Хайделл сам к нему приполз в их «штаб» на заброшенном складе. Отличное местечко, просторное и одновременно незаметное.
        - По***! Не твое ***ое дело! - огрызнулся молодой бандит.
        Хайделл попытался замахнуться на брата, чтобы стереть с его щетинистого широкого лица это выражение обеспокоенности. Да кто ж о цепных псах волнуется? Но главарь как всегда оказывался сильнее, поймал руку, скрутил. Но бить не стал.
        Все тот же Алекс потом долго смывал с лица и глаза кровь, думал, что можно сделать, чтобы не перекинулось воспаление на оба глаза. А Хайделл уже не пытался сопротивляться, он копил злость, уже не на брата, а на паршивцев Джона и другого Алекса, которые решили, будто круче, будто у них больше прав на фигуристую шалаву Рози и дохлячку-Салли.
        Вскоре Хайделл понял, что окосел на один глаз. Вроде на лице осталось их два, но правый затянуло белесой пленкой, это в дополнение к длинному шраму вдоль лба до середины щеки. Рожа с каждым разом становилась все более «неприметной», уродливой - самое оно для отрыжки ада на земле, под стать душе.
        С тех пор бандит сделался в два раза злее, а с правой стороны - где он лишился обзора - к нему вообще с тех пор опасались подходить, а то он бил первым. На всякий случай. Ведь всегда существовала вероятность, что это враг. Даже большая, чем союзник. А понятия «друг» он никогда не ведал. Только враги, только месть.
        4. Безжалостно топчут…
        Но не услышат снега мольбы,
        Люди были и будут глухи.
        Безжалостно топчут они красоту,
        Переломав снега мечту.
        Салли ошивалась который день у своего парня - Алекса. Просто завелась в его квартирке, как бродячая кошка. Отец не заходил, но вроде не помер после того падения, копошился и буянил несколькими этажами выше.
        У Алекса же периодически дрались бабка и его отец, тоже знатные алкаши. Но они хотя бы работали и периодически приходили трезвыми. Они посматривали на девушку с неодобрением, но когда она дала понять, что готова жить на свою зарплату и еще часть им и Алексу отдавать, то успокоились и перестали фактически ее замечать. Вроде сносно, вроде жизнь налаживалась.
        Салли только боялась, что у нее раньше времени могут появиться дети. Что с ними делать, она не знала, понимала только, что никогда не посмеет убить, как это случалось с некоторыми. Но, кажется, общее хроническое нездоровье и преддистрофическое состояние мешали образованию новой жизни, как бы намекая, что этот сосуд-тело не походит. Может, так и лучше. Дети без любви - это грустно. А то, что она никогда не полюбит Алекса, Салли поняла еще с первой их ночи. Не потому что он чем-то обидел ее, а потому что и сердце, и тело вообще никак не отзывались, точно ощущения и мысли оглохли, одеревенели. И виной тому оказался не пережитый стресс до поспешного знакомства.
        Просто… Может, и нет той любви, что в фильмах, нет тех принцев, что в сказках. Даже пожертвовать собой не за кого, хотя Салли казалось, что ей не хватило бы смелости. Она оценивала себя как преступную трусиху, которая способна испуганно отступить, когда придет самый ответственный миг, когда потребуется эта самая жертва. Или же… Какую в сущности жертву и во имя чего принесла та же Русалочка? Только себе жизнь искалечила, принцесса. Салли начинала ненавидеть свою любимую сказку, теряясь в серости будней, перебранок старухи с чужим отцом.
        Девушка буквально слышала, как собственный разум медленно угасает в этой атмосфере. Вроде не очень страшно, рано или поздно это случилось бы, с ее-то окружением.
        Алекс вел растительный образ жизни, не учился и не пытался даже подрабатывать. Только тусовался периодически с Джоном. Салли пыталась не думать, с какой радости Рози порекомендовала ей такой «подарок судьбы»; утешала себя тем, что Алекс словно бы защищает ее от Хайделла.
        Последний некоторое время не проявлялся. И это настораживало Салли.
        - Он будет мстить нам, - как-то упомянула зимнюю потасовку в баре девушка. К тому времени в Детройт уже несмело постучалась весна, поднимая из-под стаявшего снега первую траву и трупы пропавших без вести. Каменные громадины не менялись.
        - За что? Не мы же драку начинали, - отмахивался парень, хлопая круглыми пустыми глазами. Как же она ненавидела этот бессмысленный взгляд снулой рыбы!
        - Нет, я чувствую, теперь он будет мстить, - отвернулась порывисто Салли.
        Она задумывалась, насколько все-таки поменялась ее жизнь. Весной легче, чем зимой, дни длиннее, сложнее замерзнуть насмерть. Порекомендованная защита - вот, кто теперь мешал. По сути, смена места жительства с добавлением лишних проблем в виде общей постели, то есть продавленного дивана-полуторки. Вот и все. И еще меньше перспектив куда-то выбраться. И где-то там существовал мир даунтаунов и цветных коробок. Обреталось в них хоть какое-то содержание? Или всем владел упаковочный синдром?
        Салли не знала, она мучилась от неопределенности будущего, мечась по чужой квартире от треснувшего грязного окна до продавленного дивана. И так каждый вечер. Алекс считал, что она всегда рада его видеть, вне зависимости от ее состояния.
        А ведь после того сидения на мостовой у проспекта она еще три недели болела с температурой. Но никого это не волновало, только Рози ее поддерживала все это время. Казалось, что если что-то случится с подругой, то Салли умрет. Просто от тоски, как собака, которая ждет у обочины разбившегося хозяина.
        У Рози с Джоном вроде все было относительно хорошо. Но неужели она тоже ничего не чувствовала, когда парень прикасался к ней? Ничего, кроме скучного омерзения, которое топилось в безразличии к себе? Вроде девушка накладывала яркий макияж, старалась одеваться соблазнительно и броско в отличие от Салли.
        Рози выросла в детском доме, судя по ее рассказам. И там у них было все общее, хотя она утверждала, что сбежала в пятнадцать лет от побоев «добрых» воспитателей. И с тех пор всякое прошла, а что именно - не уточняла. Салли не хотела знать, она бы не разлюбила подругу в любом случае. Ведь от друзей не отрекаются.
        Рози всегда помогала, теперь Салли уже знала, где она живет. И порой они долго сидели и болтали, без выпивки, просто о какой-то чепухе. На душе вроде делалось и легче, светлее. Салли уже не казалось, что в этой жизни совсем не осталось надежды. Может, такое относительно тихое существование - и есть ее счастье? Покой, вроде уже не ад… Все до того утра в начале мая, точно кто-то проклял ее до рождения.
        - Рози! Я не могу найти Алекса! - Салли отчаянно колотила кулаком в дверь Рози. Она с трудом переводила дыхание. Встрепанная девушка открыла дверь. Рассвет только-только касался крыш, улицы сплошь заливала темень.
        - Ты звонила ему? - сонно терла глаза подруга. Салли к тому времени уже оббежала все ближайшие закоулки, страшась наткнуться на окровавленный труп. Парень не ночевал дома, пропал со второй половины прошлого дня.
        - Нет никого! - всхлипывала она. - Его нет уже давно! И… И он говорил, что…
        - Что? Ну, говори уже! - встряхнула ее за плечи Рози, хмурясь.
        - Он пошел за «травкой», - виновато подняла глаза Салли. Как же не хотела она признаваться в этом! Вина за чужие грешки жгла ее стыдом, все-таки она ощущала ответственность за своего парня, даже если не питала к нему чувств, даже если он пользовался ей иногда почти как вещью. А еще тоже стал забирать ее зарплату на наркотики, которые покупал все у той же банды Алекса-мафиози. И, судя по всему, зависимость усугублялась, уничтожая разум и чувство осторожности.
        - И я догадываюсь к кому, - всплеснула руками Рози. - Давно он курит?
        Все прекрасно знали, чья банда поставляет наркотики всему району и большей части города. Не верилось, что он сам отправился в лапы врагу, забыв, что в неравной драке вдвоем на одного выбил ему глаз. Но Алекс не отличался умом, если ему приспичило накуриться или собрать компанию.
        Несколько друзей помимо Джона нередко приходили на квартиру или в подъезд, но Салли не лапали. У них свои девушки были, обычно меняющиеся раскрашенные шалавы. Да и друзья тоже не отличались верностью. По крайней мере, Салли не нашла ни одного такого, чтобы обратиться за помощью.
        - Давно… Рози… Мне кажется, он уже… - Салли заплакала, закрывая лицо руками. Свет и тень чертили на бледных щеках узоры клетки.
        - Может, все не так плохо! Скорее всего, он валяется где-нибудь, - слабо утешала Рози, хотя сама едва ли верила. - Сейчас, я позвоню Джону!
        - Может, вызывать полицию?
        - Не стоит! Алекса тогда первого посадят, - одернул ее Рози. Салли поняла, что так и случится, да еще их затаскают по судам. Они все себя ощущали в чем-то нарушителями закона.
        - Что у тебя не так с полицией? - вдруг резко осведомилась Салли, непонимающе хлопая глазами.
        - Не важно! Это мое дело! - впервые повысила на нее голос подруга. И Салли почудилось, словно перед ней совершенно другой человек.
        - Рози! Рози… мы же всегда были честны друг с другом, - пролепетала Салли, утыкаясь лбом в грудь девушки, точно ища у той защиты, обливаясь горячими слезами.
        - Я тоже покупала у них… Для себя и еще Джона, - отвернувшись, отозвалась Рози, не желая глядеть на Салли, потом скрипнула зубами: - Да, ты лучше меня. Ты - вечная страдалица ни за что, - девушка сжала кулаки. - Так мы идем искать твоего парня?
        - Идем, - кивнула Салли. Она твердила себе, что обязана быть сильной, никогда не отступать и не сдаваться. Только не теперь! Рози придавала сил, потом к их поискам присоединился и Джон, сорвавшись с работы, о которой все трое забыли на время.
        Они устали и хотели есть, но желудок Салли скручивал стресс, она ругала себя за мысль, что волнует ее на самом деле не судьба Алекса, а то, что в случае его гибели придется возвращаться к отцу. Да еще она не представляла, как будет смотреть в глаза его родичам, которые вроде и довольно равнодушно относились друг к другу, но все-таки смерти никому не желали.
        Они обходили сначала все известные места сбыта, потом наиболее мелкие притоны с матрацами, всматривались в лица бомжей. Наконец, наткнулись на заброшенную фабрику, которая пользовалась дурной славой. Уж очень часто там творилось что-то нехорошее. Часть ее обвалилась, в подвалах стояла гнилая вода. Мусорный смрад от нее расползался на весь район.
        - Ну что? Входим? - нервно сглотнул Джон, поглядывая на девушек так, словно охранник больше всех боялся.
        - У нас есть выбор? - покосилась на него Салли со скрытой агрессией.
        - Он твой друг, - напомнила сухим волевым голосом Рози.
        Ноги мелко дрожали, но Салли уверенно перешагнула порог. Против кого они пошли? Без оружия и власти, без умения незаметно красться… Просто люди, не очень-то нужные друг другу, но все-таки люди. Они зашли внутрь, на первом этаже никого не оказалось, однако Рози встрепенулась:
        - Вы слышали это?
        - Шаги!
        - Там кто-то есть! Вперед! - Рози словно потеряла чувство собственно сохранения, когда первая поднялась по ржавой лестнице на второй этаж приземистой постройки с деревянными полами и горами мусора на каждом шагу.
        - Бу! - раздался смех.
        Дальше все происходило в замедленном ритме. Из-за колонны, обвитой сырым лишайником, выскочил Хайделл. Теперь он оказался одноглазым, скалился уродливыми посеребренными протезами двух выбитых зубов. В руке бандит сжимал крупный револьвер.
        Паника! Ситуация сложилась катастрофическая. Только это Салли не сразу поняла. Ее взгляд приковало тело молодого парня, брошенное ничком в углу. С головы стекала кровь, но оставался шанс, что он еще жив. Салли узнала Алекса, ее сердце оборвалось. Правда, вновь не любовью или заботой, а тем, что кто-то влип из-за нее в неприятности. И еще страх, что кто-то умер из-за нее.
        - ***! Бросай оружие! - попытался проявить доблесть Джон, заслоняя собой Рози. Но судя по выражению лица, сам готов был сбежать, кинув Алекса на произвол судьбы.
        - Бросить? - играл в непонимание бандит, подходя, вертя позерски револьвер. - Это как? Вот так?
        Хайделл выстрелил в Джона практически без прицеливания. Парень повалился навзничь. Кровь… Много крови потекло по грязному полу. Как быстро, без предупреждения! Враг не мог наверняка знать, что они появятся, но словно подготовился, словно просек своим звериным чутьем, что пропавшего человека пойдут искать именно на этот брошенный завод.
        Салли и Рози закричали, попытались кинуться к выходу, но Хайделл уже преградил им путь. С револьвером он больше ни капли не казался жалким, скорее представал страшным безумцем.
        Салли дрожала, не представляя, что делать дальше, ни одной здравой мысли не возникало, бессилие сдавливало холодом.
        Лучше бы она замерзла на Рождество! По крайней мере, тогда никто больше не пострадал бы. Или лучше бы принесла себя в жертву и отдалась не Алексу, а Хайделлу, тогда бы он отстал от Рози. Но теперь обе девушки предпочли бы скорее смерть.
        - Куда-то торопитесь? Меня искали? М-м? Так вот он я! Наслаждайтесь! - Хайделл хрипло рассмеялся, кивнув на неподвижного Алекса: - Пришел сам, ***! Это была даже не месть… за это, - Хайделл провел стволом оружия вдоль длинного шрама. - Думал, я забыл его. Это, ***, слишком нелепо! А вот ты… Ты-ы-ы! - бандит приближался к Рози, оттесняя девушек от двери, нависал над ней с оружием. - Ты заварила всю эту ***ную кашу, куколка. Ну что, он лучше? Или этот лучше? Давай! Покажи мне, как ты с ними ***сь! - Хайделл с ненавистью вцепился зубами в шею Рози, ткнув стволом револьвера ей в живот, чтобы не смогла сбежать.
        Салли завизжала, показалось, что враг сожрет девушку, загрызет. Но на коже только остался кровоподтек. Салли попыталась напасть на Хайделла, когда он вновь потянулся к Рози, к ширинке джинсов, чтобы стянуть их. В тот момент она казалась маленьким отважным мангустом, забывшем, что кобра во много раз сильнее. Хайделл отбросил ее в дальний угол, хотя сам не отличался атлетическим телосложением. Но жилистые мышцы и природная свирепость перекрывали стремление Салли спасти подругу. Рози до этого даже не пыталась сопротивляться, онемев от ужаса. Не каждый сумеет собраться под прицелом.
        Хайделл же обернулся к Салли, нависая теперь над ней, смеясь:
        - Знаешь, я давно не мог выбрать, кого из вас больше хочу ***! Тебя или твою подружку. Похоже, тебя, раз уж ты подвернулась.
        Салли сжалась от ужаса, руки задрожали, когда револьвер оказался направлен на нее. Хайделл не пожалел патрона, чтобы еще больше запугать.
        - О! Надо же! Не попал! - делано удивился он с издевкой, когда пуля прошла мимо головы в паре сантиметров, срезав прядь волос. Салли на какое-то время оглохла на одно ухо.
        - Беги, Салли! Беги! - внезапно закричала Рози, пытаясь повалить Хайделла, колотя его изо всех сил со спины. Но ему эти удары оказывались не вреднее укусов комара. Он мог бы пристрелить их обеих, но желал до этого уничтожить иначе. Рози яростно впилась зубами в его ухо, он снова ударил девушку. Но она не отступала, сбив врага с ног. Только и сама упала, оказавшись придавлена его весом.
        - Так даже удобнее! Я знал, что ты меня хочешь, детка! - глумился Хайделл, опрокидывая Рози, которая бессильно рявкнула вслед перепуганной избитой девочке:
        - Приведи помощь! Приведи полицию! Салли! Беги!
        Салли не помнила, как вырывалась, точно в ней что-то взорвалось вместе с этим восклицанием. Вслед хлопнул выстрел, но ноги сами несли к выбитому окну. Прыжок со второго этажа Салли запомнила навсегда. В той ситуации она не понимала, как ей это удалось.
        Относительно осознала себя она уже лишь на земле. Тело само пружинило, сгруппировавшись в нужный момент перед приземлением, хотя лодыжки подвернулись, отозвавшись огненной болью. Но где-то далеко, за пределами сознания, которое заполнял перепуганный отчаянный крик подруги. Рози! Рози в беде!
        Девушка бежала по улицам, задыхаясь и хватая случайных прохожих, требуя помочь. Ведь там, в этом грязном скопище людских пороков, совершалось что-то ужасное с ее Рози!
        - Помощь! Помощь… - бормотала она, а потом закричала, что есть сил: - На помощь!
        Она и не заметила, как оказалась на том же ярком проспекте, где чуть не замерзла зимой. Тени людей скользили мимо, кто-то оборачивался, как на полоумную, кто-то ускорял шаг. Салли металась в толпе, ее едва не сбила машина.
        - Что случилось? - обернулся на крик запыхавшейся девушки один человек. Один единственный. Но человек! В этом измаранном сажей городе еще оставались люди!
        - Звоните в полицию! В скорую! - захлебываясь подступавшей истерикой взмолилась Салли, едва не падая. Она испугалась, что прохожий примет мольбу за розыгрыш. Реальность крутилась с неимоверной быстротой.
        Но человек не бросил в беде, набрал быстро номер. Только полиция ехала преступно долго. Как показалось, вечность, в течение которой Салли стояла на улице с подкашивающимися ногами. Она едва смогла сказать точный адрес. Только примерное расположение заброшки.
        Рози! Ее Рози попалась Хайделлу. Проклятый бандит отнимал у Салли последнюю отдушину в этой жизни!
        В глазах потемнело, но девушка не падала в обморок, она в панике вела полицию прямо на территорию банды. Она уже не боялась, какими последствиями это грозит. А стражи порядка, как почудилось, намеренно замедляли ход, петляя в подворотнях. Салли только тихо скулила и плакала, уже без слез, точно иссох этот источник, точно переполнилась юдоль скорби.
        ***
        Когда полиция и врачи нашли Рози, она уже была практически без сознания. Лежала среди горы мусора на полу в разорванной одежде. Вдоль ее ног с внутренней стороны сочилась кровь. Много крови.
        Разбитые губы и лицо опухли, кудри слиплись и обвисли. Глаза заволокло нехорошей пеленой безразличия. Преступник к тому времени уже скрылся.
        То ли полиция намеренно ехала слишком медленно, то ли Хайделл отличался изворотливостью…
        Алекса и Джона в срочном порядке тоже доставили в больницу. Оба выжили и даже вскоре пошли на поправку. Разбитая голова Алекса зажила без последствий, пулевое ранение Джона тоже зарастало достаточно быстро. Парни довольно скоро пришли в себя в моральном отношении, даже не испытывая шока. Чего нельзя было сказать о пострадавшей девушке.
        Салли, которую тогда не пускали на место преступления, позволяя смотреть только издали, ужаснулась, что потеряла Рози навсегда. Но девушка выжила. Вот только с тех пор это была другая Рози…
        Из нее словно выкачали навечно всю радость, с тех пор она плыла по течению и не интересовалась ничем. Салли навещала ее в больнице, старалась поддержать, обнимала, рассказывала хоть что-то ободряющее, но Рози ушла в себя. И Салли ощущала тотальное бессилие в попытках вытащить ее из состояния апатии. К тому же вскоре пришло сообщение от Джона, что он уезжает в Лас-Вегас, попытается там найти работу охранника. Это означало, что они расстаются, потому что предложений поехать с ним не поступало.
        - И тебе не хватило смелости сказать все это самому? - процедила сквозь зубы Салли, когда Джон, запинаясь, попросил донести эту информацию до бедной Рози. Салли, наверное, впервые ощутила презрение и не побоялась отвесить кому-то звонкую пощечину: - Трусливое ничтожество!
        Джон ничего не ответил, просто ушел. Девчонка, кипя от гнева, хрипло рычала ему вслед, выкрикивая еще какие-то ругательства.
        - Ничего, Рози! Все еще будет хорошо! - пыталась каждый раз говорить Салли. Хотя, что хорошо? Она не рассказала, что тоже рассталась с парнем.
        Родичи Алекса с того инцидента начали наседать на него, утверждать, что это его новая девушка - причина всех бед, ведь ее отец работал когда-то на банду. Салли вновь перебралась на несколько этажей наверх к отцу.
        Страшно же было возвращаться к нему. Очень страшно. Но оказалось, что теперь он вроде бы стал лучше, вышел из запоя. Только игромания никуда не делась… Но хотя бы он теперь не лез к Салли.
        Что означал инцидент с Хайделлом для дочери бывшего подручного его старшего брата, Салли не ведала. Просто у нее не оказалось другого жилья. А уже лето клонилось к закату, осень обещала морозы. Ночевки на улице отпадали, как и поиски лучшей жизни. Почему? Так уж сложилось… Многие уезжали, но не такие, как она, не запертые в замкнутом круге.
        - Уже ничего не будет, - только слабо прошептала подруга в ответ. - Никогда не было…
        Все это усугубило апатию девушки, она таяла, как огарок свечи. Словно попалась в паутину гигантского паука, который отравил ее жалом, превращая душу в холодный безвольный студень.
        Когда Рози выписали из больницы, она уже потеряла место официантки, но это нисколько ее не интересовало. На вопросы она отвечала односложно или неразборчиво, смотрела с тех пор хмуро исподлобья. Начала много пить и еще больше покуривать травку. Только один раз Салли добилась от нее связной фразы, когда спросила, как она себя чувствует. Рози вдруг практически прорычала:
        - Этот мир всех очернит. Никто не уйдет чистым.
        Больше Салли ничего не услышала, потому что Рози пропала на следующий день. Может, уехала, может, бросилась с ближайшего моста. О самых мрачных версиях думать не хотелось. Сердце только кровью обливалось, а потом, издав последний невысказанный вопль, оглохло, охрипло исступлением.
        Салли, обыскав весь район и через несколько недель потеряв надежду, придумывала почти сказки-легенды, что Рози теперь станет мстителем ночи, через несколько лет вернется с катаной наперевес и будет отрубать головы плохим парням. Если бы… Салли и сама не верила в этот бред. Ее единственная подруга исчезла навсегда из ее жизни. Единственный огонек жизнерадостности и необходимости бороться потух, не оставив ни следа, ни прощальной весточки.
        - Мы обречены плыть по течению, - устало шептала Салли. Отныне надежда угасла в черном городе.
        Салли вспоминала огромный обвисший баннер: «Возможности сделаны в Детройте!». Для кого возможности, а для кого одна сплошная тотальная невозможность. И в мире равных прав и шансов кто-то извечно равнее. А кому-то остается только плыть по течению в вечном повторении мрака без надежды на изменение.
        Комментарий к 4. Безжалостно топчут…
        Мрачная для меня глава была, неприятная. Но таков сюжет.
        5. Боли всем хватало
        Нас трогать не надо,
        И к вам, как награда,
        Наш смех донесется
        Из ада.
        После случая с Рози веселая безнаказанная жизнь Хайделла тоже изменилась. Впрочем, о содеянном он не жалел, хотя и не мог объяснить, почему поступил именно так. Да он редко задумывался о своих поступках. Хорошо, плохо - не для него категории, никто ему не указ. Правда, против рыскавших копов как-то сложно было митинговать со своим миропониманием. Ищейки решили сунуться в их район, впрочем, все знали, что это расследование не продлится долго. О какой-то очередной девчонке из кафе скоро все забудут. Главное, не попасться сразу после инцидента.
        И все-таки он представлял, что с Рози выйдет не так жестоко. Или наоборот хотел такой мести. Но это уж ерунда: что сделано, то сделано. Гораздо хуже был гнев братца.
        Когда пришел к нему с такими новостями, когда полиция начала прочесывать гетто, младший отхватил от старшего энное количество неслабых оплеух. Показалось, что даже опять сломал пару ребер, но нет, только почудилось. Хайделл стал крепче и своевольнее. В конце концов, в двадцать пять лет уже имел право со всеми его заслугами перед бандой. А Алексу все бы не спасибо сказать, а только оскорбить.
        В их убежище-складе сам воздух пропитался гневом главаря, шестерки и прочая шелуха были вытурены с глаз долой, чтобы не подслушивали разборку братьев. Хайделлу не хватало револьвера, он бы нацелил его на Алекса, да и все бы закончилось. Всего-то одно нажатие спускового крючка. Шальные мысли все чаще посещали Хайделла, ему надоело быть всю жизнь вторым, вечно жить чужим умом, чужими приказами.
        - Идиот! Кто тебя просил? Чего тебе не хватало? Хайделл! - голос Алекса взвился гласом вопиющего в пустыне, затерявшись между коробками с товаром. Хойт Волкер ныне нашел удачный канал для переправки, так что все пришло в целостности, все белые пакетики. Зелье для отрыва от земли, от всех проблем. Хайделл жаждал его, но теперь он почему-то хотел не только творить беспредел, он желал власти. Чтобы он, а не Алекс находил партнеров, чтобы он, а не Алекс, решал, каких телочек можно трогать, а каких нельзя. А тут началась песня про убытки от всполошенной полиции, которая заставляла залечь на дно.
        - Свободы, брат! Благодаря тебе, мне, ***, не хватало свободы все это время! Как же, я должен быть вечно в тени! - осклабился Хайделл, неприязненно сузив глаза.
        - И в этом ты нашел свободу? Тебе не хватило всех шлюх Детройта? - неистовствовал старший. Будто он не раскладывал случайных женщин. Может, и нет, Хайделл не припоминал на своем веку такого. Да у Алекса все всегда было с какой-то целью. Так он и построил фактически из ничего их банду, так договорился с крупнейшим наркобароном в тихоокеанском регионе. Нет, пожалуй, Хайделл так бы не сумел, но злобно отвечал:
        - ***, Алекс, ты задрал своими вопросами!
        - Ну да, конечно! Потому что ответить тебе нечего! - вздохнул Алекс, хлопнув себя крупными ручищами по коленям. - ***, Хайделл… Почему ты никогда не думал головой?
        - Потому что на*** она в таком мире? А? Алекс, ну на***? Делаю то, что хочу! - плел какую-то несуразицу Хайделл, пытаясь вновь замахнуться на брата. Как обычно. И закончилось это как обычно, то есть Алекс стукнул его о стену, вывернув руку, говоря:
        - Слушай сюда, дубина! Я заботился о тебе с рождения!
        - Не напоминай, что мое рождение - это случайность порванной резинки и вообще я жертва аборта… - гиеной смеялся Хайделл, закатывая театрально глаза. Его любимое выражение лица, которое само собой возникало на такие увещевательные речи братца. Да что говорить? Они оба были бандитами! В какое благородство играл этот Алекс, когда своими руками зарезал их мать? О да, тот денек уж точно не забыть ни под какими наркотиками. Сначала нож чиркнул по голове пятилетнего Хайделла, а потом Алекс с рычанием дикого зверя перенаправил оружие обезумившей женщины. Та еще семейка!
        - Заткнись! Я не о том, я этого не говорил!
        - Зато наша «мамочка» говорила! О! Каких вещей я от нее наслушался! - облизнул пересохшие от полемики губы Хайделл.
        - Наплевать на нее! Зато я по-прежнему пекусь о тебе! - отрезал Алекс. - И если ты не хочешь немедленно попасть снова в тюрьму, то слушай меня! Ты должен бежать из Детройта и чем скорее, тем лучше.
        Алекс отпустил, Хайделл ловко вывернулся, придумывая, как бы еще задеть старшего:
        - Значит, спровадить решил! Хе-х, удобно! Удобно, ***, так избавиться от ненавистного м***лы-братца, да?
        Алекс не ударил, не сделал больно. Только положил руку на плечо, лишь слегка сдавив.
        - Если бы я тебя ненавидел, то уже сдал бы полиции, - проговорил брат, глядя прямо в глаза, отчего становилось больнее, чем от всех ударов. - И после того, что ты сделал, поверь, было такое искушение.
        - Нашелся поборник морали! - вывернулся Хайделл, отскочив. Он ненавидел этот спокойный обреченно грустный взгляд, который буквально прожигал. И хотелось в такие моменты прирезать Алекса больше, чем когда тот бил. Лучше бы ненавидел! А он… Он жалел? Заботился? Отвратительно! Ненависть лучше!
        - Не морали! Я не представляю границы твоей безрассудности! - исходя холодным гневом, продолжал Алекс, сокрушаясь: - Ваас твой ровесник, но уже командует северным островом Рук, правая рука Хойта Волкера. А от тебя одни неприятности!
        - Да пошел ты! Мне по***, кто и чем правит. Мне по*** на этого Вааса! - восклицал на разные лады Хайделл. Алекс был непреклонен: он уже все решил.
        - План таков: сначала ты бежишь в другой город, потом на Рук Айленд. И там отсиживаешься до тех пор, пока ни угаснет шумиха. Мне теперь придется приложить все усилия, чтобы замять это дело. Скоро отбывает корабль контрабандистов. Я договорюсь с ними, так ты окажешься в банде Вааса. Потом будешь ждать моего сигнала! Год, два - сколько потребуется. Понял? Никаких больше фокусов! - Алекс отвернулся. - Как же я устал вечно прикрывать твой зад.
        - Кто-то вечно расплачивается за чужие грехи, не так? - хмыкнул гнусаво Хайделл.
        - Не умничай тут! - прикрикнул на него старший.
        - «Не умничай», не делай то, не делай это… ***! - пробубнил, передразнивая, Хайделл, наконец, трезво рассудив: - Может, Рук Айленд это и неплохо. До*** зелья, ни*** законов.
        - Учти, что у Вааса нрав крутой. Перед ним не попаясничаешь, он и шею свернет, - предупредил Алекс.
        - Да в курсе я, что он такой же наркаш. Норм! Добраться бы! - беззаботно отмахнулся Хайделл, хотя и правда слышал о главе островных пиратов множество баек, одна страшнее другой. Пожалуй, Хайделлу не хватало масштабов и изобретательности, чтобы так расправляться с людьми, как это умел делать тот самый Ваас.
        - Такой разговор мне нравится больше. Собирайся, - слабо улыбнулся сквозь седеющую щетину Алекс.
        Так Хайделл сбежал из Детройта. Он предполагал, что вернется, может, даже со своей бандой и свергнет Алекса. Пока он отправился в другой крупный мегаполис, где бурлила жизнь и тоже цвела преступность, но в более скрытом ключе. Еще один черный город.
        Хайделл привык к таким, не представляя, что ждет его на тропическом острове. Но становилось даже любопытно. В целом, он радовался новому ощущению свободы. До прибытия требуемого корабля контрабандистов оставалось еще несколько недель, Хайделлу на месте не сиделось.
        Местной полиции он не опасался, потому что им хватало проблем и со своими преступниками, а дело об изнасиловании официантки из затрапезного кафе неблагополучного района Детройта - уж точно не их забота. Если бы убийства… Да даже с этим повезло! Те два урода выжили.
        А тела уничтоженных конкурентов банды уже вряд ли бы кто-то нашел. Концы в воду, как говорится. Так же хотел поступить Хайделл в один прекрасный холодный вечер, когда заметил на мосту рассеянного парня, стоявшего у перил. Что он собирался делать - просто любовался видом или намеревался топиться - Хайделла нисколько не интересовало. Просто у грабителя к тому моменту были спущены на местные наркотики почти все деньги, которые дал в дорогу предусмотрительный Алекс. Надо было кого-нибудь ограбить. В конце концов, Хайделл мог себя обеспечить, как он считал. Он все мог сам, если бы не братец!
        Вот и бледный парень с отсутствующим взглядом показался подходящей жертвой. Носил дорогую одежду, на руке поблескивали недешевые часы.
        Хайделл намеревался присвоить себе все ценности, перепродать их. Он уже успел своим свирепым нравом запугать несколько местных банд, бил людей дни напролет и веселился. А запозднившегося богатея, который где-то оставил свою драгоценную машинку, можно было даже не бить, просто пригрозить ножом; потом и зарезать, чтобы не оставлять свидетелей.
        Простой и идеальный план не мог дать сбой. Но что-то в ту ночь сместилось среди сфер мироздания, переключились какие-то полюса. Стоило только замахнуться ножом, как парень резко развернулся и перехватил за рукоять!
        «Упрямый попался! Повы**ся мне еще!» - Хайделл решил убить сразу строптивого «цивила». Какое право он имел перечить настоящим хозяевам этой жизни?
        Нож вновь попытался описать плавный полукруг, чтобы вонзиться в плоть. Хайделл почти смеялся, его разозлили, теперь-то никакой пощады ждать не приходилось. Он представлял, как еще помучает этого идиота перед тем, как добить.
        Но в глазах противника не читалось ни страха, ни ярости - пустота! И в этой пустоте Хайделл увидел на миг свое отражение. Он такой же… Он - пустой! Как и вся эта жизнь, как и весь этот город.
        Короткая толика секунды точно загипнотизировала его, и бандит не заметил, когда нож оказался окончательно в руке этого странного и страшного человека. Как? Каким образом? Еще за миг до того они сцепились, точно два зверя, деля клинок.
        Хайделл пытался ударить ногой, но человек поразительно проворно уклонялся. Имел неплохую подготовку, но ему бы не хватило той жажды разрушения, которой обладал Хайделл, ни один «благонадежный гражданин» таковой не обладал. Уж точно не молодой повеса, который вышел недавно из близлежащего казино. Так казалось, но все ошибаются…
        Нож врезался в плоть с глухим чавканьем повыше пупка.
        Боль прошла по телу эклектическим разрядом. От шока первого удара Хайделл попытался еще атаковать, не сознавая серьезность раны. Но противник не оставил шанса: со второго удара грабитель неуклюже повалился на землю.
        Боль застилала глаза, перекрывала все ощущения. А еще какая-то невозможная досада. Вскрыли, выпотрошили, точно рыбу! Он всегда побеждал! Он наводил ужас на банды не только в Детройте, но уже и в другом городе, мог выстоять против пятерых, подлыми приемами победить их, стравить или пристрелить. Но почему-то в тот день при нем оказался только нож, он и не предполагал, с кем столкнется.
        Кем же оказался этот несостоявшийся самоубийца на мосту? Неведомо, неизвестно. Может, просто богач с хорошей подготовкой, может… Кого это интересовало, когда из распоротого ножевыми ударами живота хлестала кровь? Много крови! Очень много! И бандит буквально каждой клеткой тела ощущал панику от приближавшейся агонии.
        Хайделл слегка повернул голову, выгибаясь, точно червяк, перебитый лопатой. На глаза только попалась какая-то бессмысленная карточка, которая выплывала из общей круговерти рушащегося мира. Из абсолютно пустого бумажника при борьбе вылетела визитка, на ней были выгравированы золотыми буквами имя и фамилия: Виктор Зсасз.
        Так вот, кто его убийца. Его! Грабителя на мосту. Некий богач Виктор Зсасз… Какая странная ирония, какая глупая комедия этой жизни! Такие планы, такие стремления, такие алчные амбиции - и вот так все обрывалось, не от шальной пули в войне банд, а от собственного ножа. Вскрыли, точно рыбу, точно мешок с мукой… Обидно, горько, больно!
        Этот самый Зсасз, похоже, впервые убил кого-то. По крайней мере, он стоял на мосту в полной растерянности, но через какое-то время на его бледном лице отпечаталось упоение. Новый преступник взял нож и провел им вдоль своего предплечья, долго рассматривая свежий шрам, «зарубку».
        Маньяк, будущий маньяк - вот о чем говорил этот восторг, охвативший его. Если Хайделл был просто обкуренным мерзавцем, то весь вид Виктора Зсасза окутывала кроваво-черная тень безумия, а в глазах сквозила ледяная пустота, точно произошла встреча с самой смертью. Похоже, жесткость заразна. Черный город в ту ночь обзавелся еще одним «правителем», еще одним истинным обитателем.
        А неудачливому грабителю только и оставалось, что сдохнуть на потрескавшемся асфальте. В ушах поднимался звон, точно сговорились сотни колоколов, точно каждая его жертва взывала к наказанию. Пусть подавятся! Адский пес просто вернется туда, где и был создан. Никакого сожаления и сочувствия к своим жертвам он не испытывал, ни к Рози, ни к тем, кого он избивал почти каждый день. Зло и добро - это не для него.
        Зсасз тем временем метнулся к перилам и выбросил нож. Правильно, так и делают - концы в воду. Вот только Хайделл не желал представлять, что его - еще живого - тоже готовились скинуть с моста, чтобы не осталось улик.
        И вряд ли его стали бы тщательно искать и опознавать. Мир успешно игнорировал бы его существование, если бы бандит сам не заявлял о себе, не выгрызал на ткани мироздания уродливые отметины. Но, видимо, закончилась его кровавая вакханалия. Предстояло только захлебнуться грязной водой, сгинуть под стоками и тоннами размокшего мусора. Чего же ждал новый убийца? Это воплощение гибели с пустотою в глазах! Он уходил! Он решил, что уже убил и поэтому просто сбегал с моста, теряясь среди гигантских домов. Оставлял мучительно корчится, осознавать свою ничтожность.
        Колокола, звуки, острые лезвия… Время застыло. Знакомые лица мешались с рылами каких-то монстров. Наверное, проступала истинная сущность. Боль делалась безграничной, тело быстро замерзало. Что ж… Вероятно, пора отправляться в ад. Но подбодрить себя или утешить не получалось, было просто страшно.
        Где-то на периферии понимания через нестерпимый звон донесся шелест колес. Машина остановилась, из нее выбежал какой-то невысокий человек.
        - Говорит детектив Гордон! - может, он что-то еще передавал, но гул колоколов слишком давил на слух, в глазах летали белые мухи, точно поднялась метель, из этого хаоса вырвалась только последняя фраза: - Пришлите скорую.
        Боли - много или мало,
        Было или будет, -
        Всем её хватало.
        Даже умереть свободным спокойно не дали. Он попался! Копам! Ненавистным ищейкам! Кто бы мог подумать! Точно кто-то смеялся над ним, точно кто-то отнял его везучесть, будто проклял с того дня, как он полез к Рози.
        Ведьма! Подлая ведьма!
        Сознание истончилось и покинуло. Боль не исчезала, но больше не осмысливалась. Если это и есть смерть, то так лучше, чем в лапах полиции. Даже такой ценой он не желал попадать снова в тюрьму. Лучше в самую преисподнюю, в самое пекло бить морду рогатым бесам, отнимать у них раскаленные вилы. Вот это веселье! Этим он и жил почти с рождения. Он только боялся, что ад вовсе не такой, что ад как раз - это тюрьма, где сплошные цепи, вокруг никого знакомых и только толпа врагов, которые подвергают всем возможным издевательствам. Нет, лучше то, что в цветных дурацких комиксах рисуют: котлы, смола, огонь - так веселее. Но на деле скорее тюрьма… Или же… Наказание ему - это жизнь?
        Единственный зрячий глаз резали эти паршивые сине-розовые блики, мешая рассмотреть, кто приближался справа.
        Врезать тому, кто крался. Хайделл сперва попытался, но задохнулся от боли, которая огнем прошивала все внутренности.
        Только боль, которая отзывалась тупой тошнотой и бессилием. На животе крепились два крупных пластыря и грязноватые бинты. (Похоже, нож не задел артерию, иначе бы все закончилось намного раньше). Руки и ноги упрямо не желали двигаться, только слегка дернулись. Вот он и начался, его личный кошмар, его персональный ад. Это все-таки произошло, он остался жив, но в таком состоянии, что питал только отвращение к себе.
        Это же острое враг попытался протиснуть в рот. Хайделл все же нашел силы дернуться, не собираясь умирать. Уж точно не так. Нет! Он очнулся! Он выжил даже после встречи с воплощением самой смерти! Только бы найти хоть немного сил и былой прыти.
        Снова боль. Острая и жгучая. Во рту стало неприятно холодно и солоно от заполнявшей его крови. Хайделл, едва не захлебнувшись, перехватил оружие, от нового шока практически вскочил, вслепую ударил громиле в челюсть лбом, хотел проорать что-то матом, но голос исчез, да и не позволили бы ошметки раскроенной правой щеки.
        - Передавай привет Алексу, сука! - с этими словами враг выхватил что-то острое. В темноте да еще со стороны слепого глаза не удалось рассмотреть.
        Оружие блеснуло в неоновой вывеске. Хайделл завладел им и не разбираясь, что это вообще - заточка, наверное - всадил в горло громилы.
        Его персональные девять кругов ада начались в серых стенах тюремной больницы.
        Она казалась злой колдуньей, которая и устроила все это, превратив жизнь матерого бандита в какой-то цирк уродов с нелепыми и ужасными совпадениями. Может, это она прокляла этот мост. А то передавали, что накануне с него прыгнула какая-то девушка. Может… Не может. Бред.
        - Помнишь меня? Помнишь, ***! - Черная тень закрыла собой все пространство. Смутно знакомое разбитое лицо, да такое, словно по нему бульдозер проехал. Кто-то его здорово разукрасил, уже довольно давно, но следы не изгладило бы время. Только когда крупная ручища сдавила горло, Хайделл вспомнил того громилу из гетто, которого отделал арматурой зимой. Тот все-таки выжил, и, похоже, попал еще в передрягу, раз оказался в тюрьме и снова в больнице. Почему только так совпало? Кто-то намеренно подстроил?
        Он очнулся посреди ночи от того, что кто-то перешептывался. В темноте кто-то крался к нему. Все двоилось и троилось, из-за решетки окна метались мерцающие тени - какой-то придурок повесил напротив следственного изолятора колоссальную неоновую вывеску. Вот они - обещания счастья, вот она - «страна чудес». Где? Где же? И где такая, чтобы для всех и сразу?
        В ходе потасовки что-то упало, где-то загудела сирена тревоги… Или же нет. Больше парень ничего не помнил, снова теряя сознание.
        Кому-то было выгодно, чтобы он не выжил и не рассказал что-либо на допросах. Кто-то не хотел, чтобы узнали то ли о банде Алекса, то ли… о Рук Айленде! Хойт Волкер прикармливал кого-то в полиции этого города. Иначе объяснить появление заточки и давнего врага не удавалось.
        Конкуренты Алекса оставили ему шрам «полуджокера», распоров правую щеку. Зашивали наспех и почти на живую. Красавчик же, ничего не скажешь! Определенно кто-то его проклял, иначе такую полосу катастрофических невезений не назвать.
        Сначала наслали образ смерти на мосту самоубийцы, потом похожего на собаку-водолаза детектива, который бесил своим благостным поступком. Затем кто-то явно подстроил, что враждебная группировка - почти вся пойманная после того зимнего столкновения - обнаружилась с Хайделлом в одной камере. Вот если бы какие-то незнакомые или - еще лучше - свои. Он-то никогда не признавал сотрудничества, все время несся один, считал себя самым крутым. А сейчас был бы рад самой последней шестерке из банды Алекса. Но нет, ни одного.
        Хайделл осознал, что окружен врагами. Вокруг него оказались многие бандиты, которых он недавно с увлечением избивал, считая мелким сбродом.
        Отчаяние вязкой жижей заполнило душу: это конец. Сил драться не было, рана плохо заживала, несколько раз гноилась, открывалась; внутри тоже что-то постоянно болело. Не очень-то стремились, чтобы он дотянул до суда. Но его надеялись сгубить паршивым обращением с рождения, не привыкать. Его злость работала вместо регенерации, точно как у бродячего пса. Нет, отчаиваться нельзя, это означало бы изменить себе. У пса остались все такие же острые зубы, у монстра отняли все, подарив опаснейшее оружие - бесконечную злобу.
        Потом оказалось, что детектив Гордон убедил кого-то, что обвиняемый обязан дожить до суда. Те самые равные права, куда же без них. Иронично предоставлять адвоката адской гиене. Да еще он теперь стал свидетелем по делу нового маньяка. Виктор Зсасз… Зсасз с тупыми «зарубочками» - так он решил считать жертвы?
        Нашелся же этот Гордон, поборник справедливости, потом его прижал кто-то из своих же, но купленный. Детектив сам начал тонуть в ворохе непонятных заговоров, добрые господа в полиции черного города не нужны. Собаки-водолазы не чета волкам и прочим диким хищникам: их легко победить, не силой, не в прямом столкновении, а нечестными обходными путями. Добро и зло - не для шакалов.
        Впрочем, что за доброта такая? Велика ли заслуга, что детектив Гордон не дал умереть, а передал в лапы жадных пауков. Он, видимо, и навел поднявшейся короткой шумихой на Хайделла структуры, которые стояли выше полиции. Как только рана немного затянулась, начались нескончаемые допросы…
        Свет слепил глаз, время тянулось медленно. От этой бесконечной пытки становилось даже скучно.
        - Хайделл, зачем ты делаешь себе только хуже? - приторный голос, зато у приспешника обладателя этого голоса крепкий кулак. Прощай еще пара зубов! Да какое уже дело. С каждым новым шрамом он становился все более уродливым, под стать окончательно разложившейся душе, как обличение ее черноты. Зато этот любитель говорить издевательски-ласковым тоном носил костюмчик с иголочки и по-крокодильи улыбался, глядя через затонированные бледно-синим очки.
        Агент Уиллис - вот еще один демон персонального ада. Подлейший демон с елейным голосом и в белом костюме. Он пришел из ЦРУ, и уже который день пытался в буквальном и переносном смысле выбить информацию о Рук Айленде и Хойте Волкере. Вроде как ЦРУ заинтересовалось этим забытым всеми островком, просекло, что с него поступает товар. Уж будто так пеклись о здоровье «избранной» нации! Скорее всего, Волкер просто пожадничал, чтобы купить и их «слепоту» на его делишки. А зря, ох зря!
        - Повторим с самого начала? Что происходит на Рук Айленде? - буравил взглядом агент Уиллис.
        - Не знаю! Какой еще Рук Айленд? Не слышал о таком, - уходил в глухое отрицание всего Хайделл, откровенно ухмыляясь окровавленными губами.
        И так в течение нескольких часов, и так почти каждый день. Интересно, тот самый детектив Гордон догадывался о методах его коллег? Лучше бы дал тогда сдохнуть на мосту. Или не лучше, Хайделл просто выжидал. Теперь он намеревался выбраться любой ценой. Помощи от Алекса ждать не стоило: уж очень плотно взялись за пойманного бешеного шакала, не подкупить всех. О банде брата тоже спрашивали, требовали каналы сбыта и прочую ересь. Но сдавать своих - последнее дело. Он еще шпионил до сих пор на Алекса или делал вид.
        Только в камере его объявили «крысой», за то, что якобы крал у своих. Своих! От этого даже становилось смешно. А все почему? Потому что знающие о бандах Детройта сторожа поместили в одну камеру с той самой бандой «рэперов», с которыми еще зимой шла борьба за территорию. И каждый день приходилось драться за себя, чтобы с его телом не сделали кое-что похуже смерти… Один раз его все же поймали и заклеймили.
        Теперь под зрячим левым глазом расплывался уродливый круглый шрам - так отмечали всех «крыс». Но он продолжал ненавидеть всех, он не сдался бы никогда, выбиваясь из сил, каждый день устраивая драки. Снова и снова в безумном повторении практически одних и тех же действий в надежде на изменение.
        ЦРУ хотело сломать его любой ценой. Полиция просто мстила за беспорядки, пойманные из банды - за давнюю вражду. Весь мир желал уничтожить его, весь мир хотел, чтобы он вообще никогда не рождался. Пусть подавится! Пусть подавятся все! Но все ближе подступали отчаяние и безумие. Снова и снова, по кругу.
        Если раньше казалось, что родился в аду, то постепенно бешеный пес понимал, что ад только начался. Ему впаяли приличный срок за дела Алекса, чуть меньше за грабежи, неоднократное нанесение тяжкого вреда здоровью и изнасилование. Убийства в войне банд не раскрылись, но это не особо облегчало его участь. Это был ад каждый миг, каждый день. Он уже практически сошел с ума, а ведь не прошло и года.
        Та свободная шальная жизнь под прикрытием Алекса была раем. Хайделл в очередной раз проклинал ведьму Рози, где бы она ни была теперь.
        Ее тень ныне маячила, она смеялась, но не как человек, как еще один демон. А еще в страшных снах теперь являлся Виктор Зсасз. Он не насмехался, он стоял самим образом смерти. Вскоре оказалось, что последний разыскивается за убийства. С той самой ночи он превратился из бывшего богача в наемного убийцу. Надолго ли? Хайделл уже тогда понял: перед ним маньяк.
        Теперь казалось, словно он крадется по стене с внешней стороны, чтобы довершить незаконченное на мосту. Оказывается, чтобы стать убийцей не обязательно, чтобы кто-то умер, барьер все равно лопается. Хайделлу хватило и того, что он увидел в пять лет, он уже с тех времен не боялся отнимать жизни. А здесь, в этом истинном аду без видимого огня и бесов, он впитал всю возможную ненависть. Уже никто не волновал его, он только мечтал, когда в руки попадет револьвер. Он хотел убить! И чем большее число уродов, которые бросили его в эту яму, тем лучше. Даже Алекса за то, что допустил такое стечение обстоятельств. Уже ничто не останавливало.
        Возможно, Хайделл медленно терял остатки здравого рассудка, день за днем превращаясь из отморозка тоже в настоящего маньяка. В тот день на мосту его точно окутало мрачное облако, которое клубилось над Зсасзом. Мир сошел с ума, черный город сошел с ума. Похоже, безумие заразно.
        Он устал, измучился, но только больше устраивал драк. Он всегда бил первым, редкий день проходил без потасовок, зачинщиком которых он являлся.
        И он же сумел спровоцировать однажды бунт, когда проворно все же стащил у агента Уиллиса скрепку во время очередного допроса. Так появился шанс отправиться на Рук Айленд, но осталось еще одно дело. В руки все же попали револьвер и нож. Убить! Всех!
        Комментарий к 5. Боли всем хватало
        О! Это очень важная часть! Она связывает воедино все три канона.
        Это, можно сказать, моя версия становления Виктора Зсасза. И Хайделл уже упоминался мельком в другой работе (во второй главе). Очень советую прочитать “Черный город. Еще не маньяк”: Эпилог: слышишь хруст белых костей?
        Слышишь хруст белых костей?
        Топчут люди снежных детей…
        Ледяной саркофаг одиночества заковал ее в свои объятия. Лето скатывалось к осени, листья сжимались, словно выпитые пауками бабочки. Жизнь Салли тоже напоминала высушенный лист, девушка порой не замечала, что по несколько дней не разговаривает. Не с кем. Никого не осталось. Салли работала все в том же кафе, но там уже не было ни Рози, ни Джона. Никого из знакомых лиц. Алекс из подъезда старался избегать ее после того инцидента, и девушку тошнило от трусости обоих парней.
        Она казалась себе невидимкой. Ее жизнь или смерть ровным счетом никого не интересовали. Еще она кошмарно тосковала по Рози, часто плакала при мысли о ней; и каждый вечер снова боялась возвращаться домой, не ведая, кого там застанет. Некое чутье подсказывало ей, что придется ждать мести в той или иной форме. Ведь она привела полицию. Но время шло, а кара со стороны банды ее вроде не настигала. Салли почти успокоилась. Хотя какой там… Страх вновь стал ее верным спутником. Все вернулось на круги своя, в вечное повторение бессмысленных действий.
        В тот вечер тоже ничто не обещало изменений к лучшему. А про худшее никто не предупреждал, беды всегда сваливаются неожиданно. Неизвестно, откуда всегда ждать удара. Вот она как обычно переступила порог подъезда, поднялась на свой этаж, достала ключи. Однако дверь не была заперта, оттуда слышались чьи-то голоса. Первая мысль Салли была: «Бежать! Прочь! Куда угодно! Но прочь от этого места!». Интуиция буквально разрывалась. Куда угодно! Где угодно ждала новая жизнь, а здесь только гниение.
        Но девушка на свою беду приоткрыла дверь. Дальше у нее не оставалось выбора. В квартире собрались, как в старые времена, самые опасные громилы Алекса и главарь банды собственной персоной. И таким мрачным его редко кто видел, мужчина заметно постарел, а лицо сделалось невероятно свирепым.
        Девушка остолбенела, выронив ключи. Началось, настигла незаслуженная месть. Почему теперь? За что? Озноб проходил судорогами, ощущение реальности таяло, потому что события вновь не укладывались в голове.
        - Вот она, - кивнул на нее отец, на которого был направлен пистолет.
        - Хорошо! Иначе ценой стала бы твоя никчемная жизнь. А это только убытки, - сухо оторвался Алекс, подходя к девчонке, яростно шипя, что было для него нехарактерно: - Из-за тебя Хайделл теперь в тюрьме.
        - Нет… Это вовсе не… - пискнула неуверенно девушка.
        - Молчать! Ты не человек, а товар! - голос Алекса сорвался. На его лице была написана злоба, но одновременно невыразимая боль. Похоже, он по-настоящему переживал за своего проклятого брата. Салли не довелось обзавестись кем-то, кто опечалился бы в случае ее пропажи. Она даже позавидовала Хайделлу, который явно не ценил того, что имел всю жизнь. У него был брат! Который никогда не предавал. Только теперь он совершенно отвратительно мстил.
        - Хватит на оплату долга? - пробормотал безразлично отец. Он-то боялся только за себя, за свою шкуру. И, похоже, продал… Он продал собственную дочь! Эта мысль пронеслась в голове у Салли, однако не достигла пределов понимания. Ведь людьми торговали только в прошлом, ведь так невозможно. И еще сорвался немой мимолетный вопрос: «Почему я?» Так всегда, когда что-то случается, что-то настолько невыразимо ужасное, что не понять, не осознать. Точно приоткрывается калитка в невидимой стене, а на другой стороне - мрачный темный ад. Салли всегда представляла то место не как огненный котел, а как замкнутое пространство, где собрались уголовники, которые подвергают всем возможным издевательствам. Но за что ее без причины? За что ее при жизни?
        - Хватит, возможно. Отправим ее с партией живого товара Хойту и Ваасу на Рук Айленд.
        Салли поняла, что жизнь ее закончилась. Она еще не ведала, какой кошмар ждал ее на тропическом острове. Она никому не делала зла. Неужели добротой не спастись? Видимо, спастись, но не в аду. Никто не пришел ей на помощь, никто не спас. Ведь в реальности героев на всех не хватает.
        Дальше она плохо помнила происходящее, ее вывели с завязанными глазами, кинули в какой-то автомобиль. Сильно пахло бензином. Кажется, она потеряла сознание. Вот и изменение… Но чем такое… Чем такая жизнь, лучше вообще не рождаться. А если оказалась выброшена вот так в этот мир, то умирать все же не хотела.
        Ангел в аду рано или поздно перестает узнавать себя, у ангела из ада слишком быстро отрывают крылья, покрывают их смолой. Она ненавидела, немо и безотчетно проклинала весь мир равнодушия, всю систему «равных возможностей». Тогда в ней словно зародилось нечто темное, страшная тень распустила черные крылья гигантского фрегата.
        Через несколько дней банду Алекса накрыли копы, говорили, что с подачи детектива Гордона из другого города. Он раскрывал и выволакивал на свет самые темные дела, за что сам нередко страдал. Зато принципам своим не изменял. Но доблестный детектив опоздал со своим расследованием буквально на неделю. Иначе бы Салли и еще несколько пойманных или вот так же проданных девушек не везли в глухом контейнере в трюме ржавого корабля прямо в лапы Ваасу Монтенегро на продажу-перепродажу. Но всех не спасти, вечно кто-то опаздывает, вечно кто-то гибнет, ломаются судьбы.
        Банду перехватали, Алекс оказался в тюрьме вместе с Хайделлом, правда, намеренно в разных камерах. Что стало потом, никто точно не знал. Но разрозненные слухи доносили, что младший брат внезапно и без видимой причины убил старшего при удачном бунте в тюрьме. До этого он устроил массовый расстрел заложников и заключенных, потряс всех своей жесткостью. Похоже, он окончательно сошел с ума. Потом, говорили, все же сбежал на Рук Айленд. Да там и сгинул. Или же нет…
        Салли уже ничто не интересовало. Она просто продолжала плыть по течению. Ее ад не прекращался, лишь сменил цвета, принял новую форму мускулистого пирата с ирокезом. Ваас. Ваас Монтенегро. Он отличался от остальных, он не был жалким, но ужасал одним своим видом. Оказаться с тигром один на один - вот что ощущала Салли при первом взгляде на это властное демоническое существо.
        - Теперь ты моя «личная вещь», - усмехнулся Ваас Монтенегро, вытаскивая девушку из клетки и отгоняя других пиратов. - Я тебе уже говорил, что такое безумие, Салиман? Да, я буду звать тебя так!
        Тогда у нее отняли даже имя. Она еще не догадывалась, какие ужасы ее ждут. Но ничего хорошего будущее не сулило.
        Если ангел случайно родится в аду, то на небе его уже не узнают. Так казалось Салли. Так ли? Неизвестно. Черный город или далекий тропический остров - для нее оказалось все едино в этом ужасном мире повторения бессмысленных действий. Никакой надежды на изменение.
        - Это и есть безумие.