Сапёры любовного поля Алиса Тишинова
        Новеллы о любви.
        «Я не знаю, как там у них, - в Лондоне, - я не была! А у нас: управдом - друг человека!»
        Вот и я не знаю, - как там, в Лондоне, - или ещё где, - а у нас, - если честно, - сапер на любовном поле - женщина. Я очень люблю красивые талантливые истории про влюбленных, чувствительных, страдающих, красивых, полноценных мужчин. Скажу по секрету: сама порой пишу о таких. С пометкой «мистика», разумеется. (К слову, - взять даже классику мистики, «Мастер и Маргарита», - она: летает на метле, громит издательство, жертвует своим королевским коленом на шабаше, ищет его. А он - тихо депрессирует в психушке. Ну, помнит, что где-то есть какая-то Маргарита, но рукопись волнует его куда больше.)
        Женщины влюбляются, совершают активные действия, ошибаются, страдают, чувствуют. Порой совершают поступки даже ради нелюбимых, лишь потому что пожалели. Робкие и боязливые изначально, - пускаются ради призрачной любви в опасную круговерть, и получают неоценимый опыт вместо романтики. Решают начать всё с нуля. Плетут сложные интриги. Побывав на грани смерти, наконец, получают признание от прозревшего, измучившего «свободными отношениями» , а в итоге, - перегорают сами.
        Романтика вполне может уживаться с эгоизмом и прагматизмом, чувственность, - с аскетизмом, нежность и заботливость, - с капризами маленькой принцессы. В одном и том же человеке, в одну и ту же минуту. Неправда, когда говорят: "это не любовь, это увлечение, страсть. Правильная любовь единственная в жизни..." Нет для нее правил. Когда накрывает чувством, - не имеет значения возраст, и весь предыдущий опыт летит к чертям. Героини рассказов - самые обычные девушки, со всем спектром реальных эмоций, а не приглаженные образы.
        Мужчины тоже совершают поступки. Кто бы спорил. Но, - обычно это разовые акции, обусловленные либо случаем, либо… подстроенные женщиной. Так что, кесарю - кесарево… А нам, - кому ещё не надоело, конечно, - продолжать играть в опасную игру, где каждый неудачный шаг может оказаться смертельным для психики. Но в этом есть своя прелесть. Некоторым из нас кажется: не будь риска, - незачем жить. Таковы саперки.)
        САПЁРЫ ЛЮБОВНОГО ПОЛЯ
        САПЁРЫ ЛЮБОВНОГО ПОЛЯ. АЛИСА ТИШИНОВА
        ИНТЕРНЫ. 1
        На домике, возле которого остановился поезд, не было даже названия станции. Больше всего он напоминал овощной склад. Ни души вокруг, и внутри домика, - тоже; хотя нечто, похожее на окно кассы, имелось. Никто не встречал двух замерзших девчонок – интернов, отправленных стажироваться в северную глушь.
        Катя с Ларисой недоуменно переглянулись. Обе слишком устали, чтобы возмущаться, да и пугаться уже чего-нибудь. Ушедший поезд не догонишь; им оставалось лишь ждать. Через некоторое время к станции подкатила видавшая виды «скорая».
        – Замерзли, девушки? Прощения просим, не могли раньше, - вызова! Машин мало. - Усатый водитель подхватил их сумки, забросил в машину. – Залезайте, держитесь крепче!
        Последнее замечание пришлось очень кстати, – по крутым поворотам поселковой дороги, девушек то и дело кидало от стенки к стенке. Наконец они подъехали к каменному зданию местной больницы, - довольно новой, по-сравнению с остальными зданиями посёлка.
        – Здравствуйте! – приветствовала их симпатичная моложавая заведующая. – Как вовремя вас прислали! Я, наконец, смогу уйти в отпуск. Одну отправим в поликлинику, другую, - в стационар… ?сли что, - коллеги помогут.
        Вот так. Заведующая быстро упорхнула, предложив девушкам даже свои собственные кастрюльки и тарелки на время, - лишь бы скорее скинуть с себя груз бесконечной работы. В ней чувствовалась усталость на грани истерики.
        Лариса взяла на себя поликлинику, а Катя радостно подхватила доставшийся ей стационар, – пусть он считается более сложным и проблемным, но для неё он привычнее. ?й нравилось тщательно изучать больных; размышлять, и назначать лечение, а не бегло осматривать незнакомых пациентов, и за пять минут что-либo решать. Пусть её пациенты тяжелее, зато у нее есть время запомнить их, подумать.
        Поселили девушек в элитном «финском» домике, где, казалось бы, всё дышало комфортом и местной колоритной роскошью. Но лишь на первый взгляд, - домик (будущий коттедж для туристов) был не обустроен до конца. Сауна и санузел в нём ещё не работали, как надо, настоящие апартаменты внизу не имели мебели. Комнату девушкам выделили под самой крышей, на втором этаже, – где невозможно было даже выпрямиться в полный рост. Лариса строго выполняла наказы: удобства во дворе, для мытья – лишь умывальник в кухне. Воду сливать в тазик и выливать во двор. Кате это казалось ужасным, и она втихаря открывала сауну, нагревала воду в ведре, и плескалась там ночами в своё удовольствие, пока никто не видит. Если Лариса такая принципиальная, – пусть ходит грязной, или посещает общественную баню раз в неделю.
        …
        Палат было много; запомнить, изучить сразу вcех пациентoв оказалось сложно. Особенно привередничали бабки. Одна из них при каждом обходе презрительно произносила нечто, вроде: «А вот Надежда Ивановна всегда помнит моё давление…» Ну, ещё бы! Ты же достанешь кого угодно, - попробуй, не запомни за несколько лет. Катя с трудом убеждала себя в том, что врач не должен обижаться на пациентов.
        Другая строила из себя скромнейшую мученицу, которой ничего уже не надо, и ничего она уже не ждет, и все прекрасно понимает, – дни её сочтены, - поэтому не стоит с ней возиться, а лучше уделить внимание той самой Алле Петровне, - массивной, черноволосой и краснолицей, чьи кoлеба?ия цифр артериального давления (утреннего и вечернего), – весь уважающий себя медперсонал должен помнить наизусть. А она, - хрупкая, изящная женщина в возрасте, седая и скромная, – она уж как-нибудь так помрёт, сама по себе, – толку ведь всё равно не будет (от новой молодой докторши, - подразумевалось).
        Мужские палаты, - в этом смысле, – являлись светлым оазисом. Если Катя и не помнила чего-то, не сразу всё соображала, или тянула с назначениями, - потому что хотела все сделать точно и правильно, - её пациенты понимали это, и относились к ней с грубоватой, - деревенские мужики ведь, - нежностью. Они видели ее старание, и добрoжелательность; уважали, и не давали в обиду. Конечно, немалую роль играл в этом фактор её юности и свежести, – да и просто какой-то новизны в одинаковых больничных буднях. Им нравилось видеть ее теплый взгляд и улыбку; кудрявые пепельные волосы, стянутые в короткий пышный хвостик, - чтобы не мешали; слушать мягкий, совсем не властный, голос. Катя была приятным разнообразием для му?ской половины пациентов, уставшим от одних и тех же строгих лиц докторов; а с ней и пошутить можно. В пределах разумногo, – они уважали её. Но, – эти же самые качества, - давали полностью противоположный результат в женском отделении.
        В одной из мужских палат находился молодой человек двадцати восьми лет, как было указано в истории болезни. На вид же он казался, – если не подростком, то, - во всяком случае, - не старше Кати. Лишь слабо пробивающиеся усики сообщали, что это не так. Очень худой, с прозрачными синими глазами и светлыми волосами до плеч, – он похoдил на изможденного Христа. В истории болезни Катя прочла, что зовут его Николай Дронов, работает он сапожником, и периодически уходит в запои. Совсем не объект для девичьего интереса. И все равно она смущалась, проводя осмотр. Впалый живот юноши пересекал огромный страшный шрам. «Удалено 3/4 желудка после кровотечения, осложненного перитонитом». Жалость затопила сердце. Ему нельзя пить! А что ему ещё делать? В этой глухомани пьют все, - кроме тех, кто не живёт здесь постоянно, а имеет лишь дачи для отдыха; да, возможно, самих врачей (и тo не факт).
        Бывает такое? Прекрасно сознаешь, что человек не твоего круга и уровня (никакой гордыни при этом, просто принять как данное), больной физически и душевно (разве алкоголизм не болезнь души?), – а тебя переполняют эмоции, – радость от его улыбки, взгляда; жалость до нежности. Возникает безудержное желание помочь хоть чем-нибудь, - настолько сильное, что ты готова поплатиться за это.
        Катя заметила, что остальной персонал махнул на него рукой, все относятся несерьезно, - все равно, мол, – смертник: алкоголик-язвенник, с культей желудка. Скоро выписка, а ФГДС-контроль не сдела?. Из всей терапии – диета, да фамотидин. Недрогнувшей рукой Катя подключила к терапии более дорогие и эффективные препараты, назначила обследования; изменила предполагаемый срок выписки. За что и получила нагоняй, от узистки и хирурга. Затем она подошла к старшей медсестре, пожаловалась на гастрит, якобы беспокоящий её, - выпросила упаковку де-нола, и альмагель. Она знала, что для Коли не дадут ничего, и заранее позаботилась обеспечить его лекарствами, - хоть на какой-то период после выписки.
        Конечно, лекарства она могла бы и купить в аптеке. Да где та аптека? Она ещё не изучила местность, и знала лишь дорогу от больницы до финского домика, да продуктовый магазинчик рядом. Посёлок невелик, но кругом сугробы по пояс, а названия улиц и номера домов, - если вообще имеются, - скрываются в потемках полярной ночи. Тут заблудиться, провалиться в сугроб, – нечего делать. Весной найдут… К тому же, - морально это было бы для неё неприятно. Потратить личные деньги на пациента, – даже если он этого не узнает, что маловероятно в та?ом посёлке, – но от самой себя-то ничего не скроешь! – казалось ей чересчур интимной заботой, - Кате не хотелось бы чувствовать подобное. К тому же, больница, – по ее мнению, - должна выписывать человека с выдачей ему необходимых на первое время препаратов. Так было заведено там, где она училась. Это нормально и правильно. Ну и пусть ей пришлось пойти ?а хитрость.
        Как ни старалась Катя скрывать эмоции – молодой человек заметил её внимательное отношение к нему. Трудно было не заметить. Ведь теперь, - её стараниями, – он принимал новые лекарства, и лазер-терапию получал. И о тoм, что лечиться ему теперь ещё больше недели, - тоже, разумеется, знал.
        Впрочем, Катя всего лишь восстановила справедливость. Но Николаю её действия показались чем-то гораздо более значимым. Теперь он часто прихoдил на пост, где Катя заполняла истории, – здесь ей было удобнее, чем в холодной ординаторской, – не надо каждый раз бегать за медсестрой, чтобы отдать историю. Коля благодарно смотрел огромными голубыми глазами, пытался поговорить с ней о чём-нибудь, - для него это было сложным делом. Но Катя, улыбаясь, быстро пресекала его мучительные попытки благоговейного флирта, - по той причине, что ей, – в самом деле, - было безумно некогда. Больных, - на неё одну, - оказалось очень много, - она и так торчала в больнице до самого вечера.
        За три дня до выписки Дронова Катя заболела. Немудрено простудиться, – живя в спартанских условиях, переутомившись, да находясь среди чихающих и кашляющих. Пусть в инфекционное «крыло» здания она заходила крайне редко, - для консультаций, – но всё равно это случалось.
        Долго болеть ей не позволили, – невролог Анна Сергеевна, - молодая, но уже мрачная и задерганная; худенькая, с мальчишеской стрижкой, – пришла навестить её. От имени всего коллектива, - сколько их там осталось? Она теперь одна вела практически всю больницу, кроме хирургии и инфекционного отделения. Тут побежишь… Заставила Катю выпить около литра горячего чаю c мёдом; не слушая протестов, плеснула в её чашку малиновой настойки; вытащила большой шмат сала (при виде которого Кате стало дурно), и велела есть, - в нем, мол, куча витаминов. Им тут болеть некогда! Чтобы дня три, – максимум, а не то… она тоже на больничный уйдет!
        – Кстати, Дронова твоего выпишу завтра, - хмуро добавила Анна Сергеевна. Без всякой язвительности, или попытки надавить таким способом. Просто для неё он действительно казался лишь Катиным капризом. - Новых больных класть некуда. А он третью неделю лежит!
        – Но у него же ФГДС через день, и ещё два лазера осталось! – взмолилась Катя. - Нельзя же без контроля ФГДС!
        – Ничего, – перепишем на завтра, – сделает ФГДС, и ещё oдин лазер, и завтра же выпишется.
        – Тогда ладно, - успокоилась Катя.
        Но вышло не очень ладно. На другой день взбешенная ?нна Сергеевна прибежала снова.
        – Твой Дронов! Устроил дебош! Отказался идти на ФГДС, твердил м?е одно, как попугай: «Екатерина ?ндреевна назначила мне на послезавтра… Не пойду сегодня!» Я ему: «Твоя Екатерина Андреевна сама лежит с температурой, и твой лечащий врач сейчас – я! Сегодня пойдёшь!» – «Нет!» – «Ну и чёрт с тобой, - не ходи! Уйдешь без обследования. Собирай вещи, – ты выписываешься ты прямо сейчас, - a мне надо других больных принимать!»
        Катя опустила голову. Вон как всё вышло… И ведь невролог права, - ни к чему Коля полез на рoжон. Просто он доверился ей настолько, что никаких изменений в её назначениях уже не потерпел, - не разбираясь в них, на всякий случай отстаивал Катин вариант. Или, скорее, - втайне надеялся по-детски, что если он откажется наотрез выполнять указания нового врача, – то сейчас прибежит Катя, и разберется во всём. Его тоже понять можно, - уже третий лечащий врач, – и каждый резко всё меняет.
        Что тут скажешь? Она ничего не ответила Анне Сергеевне. А той и не нужен был ответ, – выплеснула эмоции, сообщила о событиях, да ушла. Не до того ей, - сама с ног валится.
        …
        Около пяти вечера врачи ещё и не думали заканчивать работу. Они только ?ачали писать истории, эпикризы на завтрашнее утро. В просторной ординаторской их находилось трое: хирург, -нна Сергеевна и Катя. В дверь негромко постучали.
        – Да-да! – громко произнёс Павел Иванович, хирург.
        На пороге возник Коля Дронов, Кате было странно увидеть его в чёрной зимней куртке.
        – Здравствуйте! – Дронов улыбнулся, боязливо покосившись в сторону Анны Сергеевны. Левой рукой он безуспешно прятал за спиной букет. – А можно… Екатерину Андреевну, на минутку? - обычно бледное лицо лицо его порозовело.
        – Сейчас! – Катя и та? уже вскочила, сияя глазами, – она спешно искала лекарства в ящике стола, незаметно переложила их в карман халата.
        – Можно, можно, - усмехнулась Анна Сергеевна. - Беги к своему протеже… это для меня теперь путь в обувную мастерскую закрыт…
        Смущаясь друг друга, они спустились в темный холл по винтовой лестнице, уселись на стулья для посетителей, которых здесь и не бывало никогда, - но стулья на всякий случай стояли.
        – Екатерина Андреевна… Катенька, – дрогнувшим голосом сказал Коля. - Спасибо вам, - он протянул ей букет почти засохших гвоздик, замотанных целлофаном так, что их, – оно и хорошо, – почти не было видно, (где только и раздобыл он их?), да скрoмную коробочку конфет «Родные просторы». Для него, наверное, было подвигом, - найти деньги сразу после больницы, не пропить их, купить цветы…
        – Спасибо, Коля! – Катя занервничала. Если он сейчас начнёт какие-то признания делать, - как ей быть? Надо не допустить. - Я на минутку, очень много работы! Я рада, что ты выглядишь здоровым. Как себя чувствуешь?
        – Хорошо… Но, я хотел поговорить.
        – Я тоже. Вот, держи, – Катя протянула Дронову лекарства. - Я взяла их для тебя, - поскольку тебя выписали так резко, без рекомендаций… Но не надо было скандалить, лучше бы ты прошёл обследование. Я беспокоилась за тебя. ? пока продолжай принимать всё по той же схеме, как и здесь. Да и в инструкции все написано.
        Она отчетливо понимала, что не прочтет он никакие инструкции,и принимать ничего не станет. Он смотрел на неё горящими умоляющими глазами, не слыша, и не сознавая ничего, кроме единственного, что дошло до его сознания: Екатерина Андреевна думала о нём, переживала , и даже раздобыла для него лекарства! Ей не всё равно! Может, у него есть надежда?! Но почему же она так торопится уйти,и говорит лишь о лекарствах? Забирая таблетки, он коснулся её теплыx пальцев. Не выдержал, наклонился, мгновенно поцеловал руку горячими сухими губами.
        – Екатерина ?ндреевна! Простите… Постойте!
        - Николай, милый, мне правда нужно работать. А скоро и уезжать. Береги себя, пожалуйста! Лечись. Не пей, - тебе нельзя совсем! И ещё… тебе кто-нибудь говорил, что ты безумно красив?
        – Нет… – Коля оторопел от её слов.
        – Так вот, знай это… И, - прощай!
        Воспользовавшись моментом, Катя легко взбежала по лестнице, с конфетами и цветами. Не оглядываясь. Возле ординаторской она с трудом перевела дыхание, вытерла набежавшие на глаза слёзы. Что она может сделать? Ну вот, - что? Усыновить его? Замуж взять? Не выйти, а взять замуж, – инвалида-алкоголика, необразованного, не имеющего ни денег, ни квартиры! Да и не любит она его. Жалко – да, до безумия, сердце щемит от егo нежной улыбки, необыкновенных трогательных глаз, жуткого шрама. Что угодно для него сделала бы! Кроме одного… Неожиданно для самой себя она выдала ему эту последнюю фразу, в импульсном каком-то порыве. Тем не менее, фраза имела конкретные цели: помочь ей уйти, пока он в состоянии шока. И той же шоковой терапией, - поднять ему самооценку, чтобы на всю жизнь он запомнил именно такие слова о себе, сказанные самым значимым человеком. Кто знает, – вдруг пить бросит после этого?
        …
        На следующий день, когда Катя возвращалась с работы, – её поджидал Коля.
        – Я провожу вас!
        – Проводи.
        Катя не сразу поняла, - по морозу, – что от него пахнет спиртным. Дeржался Коля несколько развязнее. Для того и выпил. ?х, - не так на него слова её повлияли, не так! Видимо, он решил, что имеет какие-то шансы. И выпил для храбрости, - вместо того, чтобы не пить совсем! Катя ощутила бессилие и досаду.
        – Коля, ну зачем? Я же просила тебя не пить; тебе же нельзя!
        – Да, знаю. Но какая мне разница, если… если вы уедете! Катенька, – он вновь взял её руку, прижал к щеке. – Вы, вы такая! Я никогда не встречал девушки, похожей на вас! Не уезжайте! Я буду много работать, мне неплохо платят…
        – Коля, милый… Не надо. Не мучай себя и меня. Здесь тоже есть хорошие девушки. Ты, главное, не пей! Вылечись. Видишь,и платят хорошо… И все будет хорошо. Ты мне нравишься, но пойми, - я живу другой жизнью, я не могу остаться с тобой. Хочешь? – я дам тебе адрес и телефон?
        Катя нашла в сумке карандаш с блокнотом, старательно выводила на листочке буквы и цифры, зная, что назавтра, – скорее всего, – Коля потеряет заветную записку. Но хоть сейчас будет счастлив. ?н бережно сложил листочек, спрятал в карман.
        – А теперь прощай! Не забудь принимать лекарства, не потеряй адрес, а главное – не пей, пожалуйста!
        – Хорошо… Катенька… – он еще раз прижался губами к её руке, не желая отпускать…
        …
        Заперев за собой двери финского домика, Катя, не раздеваясь, без сил упала в гостевое кресло, и, уронив лицо в ладони, заплакала.
        ИНТЕ?НЫ. 2
        Кемс?ий вокзал выглядел величественно и мрачно. В синих сгустившихся сумерках он напоминал как готический замoк,так и отчаянно неуютные, казенные пoстройки советского периода. Пo-сравнению с предыдущими станциями, здание обнадеживало хотя бы размерами, - сразу видно, что прибыли в город. Пусть и чудовищно неприглядный, тоскливый, - с видимого ракурса. Но не Кемь была конечным пунктом назначения, – а старинный сказочный посёлок Калевала ,известный своим великолепным эпосом. На cамом деле, лишь эпос от него и остался, - судя по рассказам уже работавших в нём врачей и интернов.
        За какие прегрешения Надю с Леной отправили именно сюда, - неизвестно. В Калевалу никто не хотел ехать (скорее всего, безропотными и безотказными девушками прoсто заткнули пробел). Один плюс: чем страшнее место и больница, тем, - говорят, - больше заплатят. Но про посёлок шли ?уткие слухи, – там, мол, вовсе нет водоснабжения, - хирурги моют руки под железным рукомойником, наливая в него воду из ведра; сами же её и приносят из колодца, а зимой машина привозит. Печное отопление. Удобства исключительно на улице. В мороз под минус тридцать. И это – в начале XXI века! Не верилось.
        Поезд через Калевалу не шёл, – девушкам предстояло купить билeты на автобус,и ехать ещё часа три.
        – Подожди, не могу! – Надя поставила тяжеленный синий баул на снег; остановилась. Сумка просто отрывала ей руку. Не ожидали они, что придётся так далеко идти по перрону.
        – Опоздаем ведь! Кто знает, во сколько этот чертов автобус отправляется, – а вдруг уже? Ждать до завтра?
        Лена тоже на полминуты опустила сумку. Затем вздохнула,и взяла обе, - свою и Надину, – и быстро зашагала к вокзалу, - чтобы скорей дойти, пока ещё может. Надя почти побежала следом, чувствуя неловкость. Но в чем её вина, если у Лены руки сильнее, а она просто не может больше? Дойдя до высоченных, как городские ворота, деревянных дверей, Лена остановилась, чуть дыша; вернула подруге её ношу:
        – Дальше сама…
        - Не надо нам было книги брать! И посуду…
        – Да. Но, вдруг у них там никаких учебников нет? ?сновное же.
        - Ну да… Вообще зря мы согласились. Не нравится мне здесь. Страшно.
        Девушки купили последние билеты на автобус, который, в самом деле, отправлялся уже скоро. Внутри здания вокзала им стало еще тревoжнее: мрачно,темно; высоченные потолки,и отсутствие людей, - создавали пещерную гулкость, давили на психику. ?ни поспешили выйти на свежий воздух. Но и там обнаружилась унылая привокзальная площадь, запущенные, непривлекательные дома и улицы вокруг, – город казался похожим на рабочие окраины послевоенного периода, словно не поезд их привёз, а машина времени. Толпа народа стягивалась к автобусу, вид и размеры которого, доконали окончательно, - непонятно, как такое количество людей втиснется в него: короткий, низенький, обшарпанный. Места им досталиcь сзади, самые последние. Кое-как все влезли, но головами девушки почти задевали потоло?. Автобус мчался по узкой, (кажется, – со встречной еле разминулись бы), петляющей тропинке. Дорогой это было не назвать. Высоченные таежные ели и сосны, – таких не вырастало в их краю, - обступали эту жалкую трассу вплотную, - сами по себе вызывая восторг и трепет, – но полностью перекрывали видимость.
        Наде казалось, что у неё началась клаустрофобия с приступами паники: их везут куда-то, откуда нет другого пути назад, лишь этот же ненадежный автобус… Лена пыталась шутить, Надя делала вид, что ей тоже смешно. Мало всего, - так еще при каждом повороте или яме (то есть почти ежесекундно), - их подбрасывало головой в пoтолок.
        – Если останемся живы, - обратные билеты купим заранее, на первый ряд!
        Живыми они доехали, - раз уж оказались в кабинете главного врача и начмеда. Но сам момент остановки автобуса, и путь до больницы стерся из Надиной памяти, словно она была без сознания. Кажется, они спросили у попутчиков, где им искать больницу. Долго ли, корoтко ли, – трудно сказать. Сугробы и темнота, редкие деревянные постройки; наверное, - красивейшее летом,и чистейшее, – озеро Куйто, по левую сторону дороги. Длинным побережьем посёлок прерывался на две части, возле озера было совсем безлюднo, никакого жилья поблизости не было. Обрывки впечатлений. Как-то донесли они свои сумки? Тоже не помнится, наверное, – с передышками, - раз теперь торопиться некуда.
        Бородатый главврач, совсем не похо?ий на врача, – скорее, он напоминал охотника, - не заинтересовался прибывшими. Начмед, Ирина Михайловна, - выcoкая, худощавая, со светлыми растрепанными кудряшками, – почему-то напоминала Наде озорного юношу, - мило улыбалась им. Но ей было некогда, очень некогда. Она приняла у девушек документы, прерываясь на телефонные разговоры, отправку, и приём факсов. Этот аппарат подруги видели впервые, – появившись не так давно, он не успел прижиться в центральных районах, – там уже начали использовать компьютерную связь, у кого-то появлялись сотовые телефоны. Они пропустили этот этап развития техники. Здесь же факс являлся просто спаcением.
        Затем Ирина Михайловна повела их в ординаторскую, передала больных, - то есть, распределила папки с историями, уточнила разные детали: кого на выписку, сколько поступит планово, как принято обследовать и лечить. Многое было иначе. Даже истории болезни выглядели непривычно: в листе назначений не было дневникового стиля (что добавить, что убрать, или – прочерк , если без изменений). ?н был на одном листе в виде таблицы (использовалась даже температурная кривая! Такая древность.) Препараты записывались сверху, а вертикальнo стояли даты, - и в маленьких квадратиках, как-то по -детски, – ежедневно отмечали плюс или минус. Ко всему нужно было привыкнуть быстро.
        Больница поразила, - люди не врали. Деревянная. Древняя. Инфекционное,и детское отделения, - вросли в землю по самые окна. Подгнившие, порченые жуками-древоточцами, половицы, в сочетании с отсутствием канализации (туалеты в виде дырки, прямо в здании), - местами создавали такую вонь, что кружилась голова. Вот так, наверное, жили люди в средневековье, даже ещё хуже. Привыкали. Ну, ничего, - зато, небось, и Пирогов,и Гиппократ начинали не в лучших условиях. Кошмарный сон в виде железного рукомойника, с намотанными на нем капельницами,и ведра с водой, – сбылся.
        Зато Ирина Михайловна была само изящество и непосредственность, - шутила, порхала, присаживалась на стол, демонстрируя длинные сапожки на стройных ногах; завитки кудрей. Нет, чувствовалась в ней, конечнo, – некоторая отсталость от городской моды, – но всё же, в целом! Она умудряется следить за собой, прихорашиваться, и не страдать в такиx условиях, - словно это нормальнaя среда обитания! Удивительно. Неужели ко всему можно привыкнуть,и даже сохранить кокетливость и лёгкость?
        Девушки так устали, что не было сил возмущаться местом, где им предстояло жить, – бывшей палате на две койки, рядом с детским отделением (хорошо, хоть отдельный вход имелся!). Узкая, с одним лишь столом, между короткими продавлен?ыми койками; со второй стеклянной дверью, выходящей в общий коридор, слабо замазаннoй белой краской. То есть их даже видеть могли постоянно! Эта дверь вела в коридор, через который можно было пройти к очередным кошмарным «удобствам» и рукомойнику, и подобию кухни для матерей с детьми: плитка, чайник. ?отелось есть, спать, и плакать; больше всего хотелось очутиться дома.
        Как,и из чего приготовить сейчас сносную еду? Надо купить продукты, но для этого опять куда-то идти,искать магазин. Как разложить вещи , если для них нет места? Как увидеть себя в зеркале, если его нет, - кроме маленького, в косметичке? Как смыть с себя дорожную грязь, переодеться во что-нибудь, похожее на домашнюю одежду? Как спать на таких жутких койках; а главное, - как завтра проснуться, и работать, будучи при этом чистыми, сытыми, причесанными? Обе пребывали в заторможенном состоянии, стараясь не нагнетать отчаяние, не впадать в истерику. Пo счастью, магазин находился рядом,и девушки всё же смогли купить готовых замороженных котлет, макарон, хлеба, сыру и сосисок. Холодильник при кухне имелся. Сварили сосиски вместе с макаронами (ковшичек пригодился), поели прямо из него.
        – А послезавтра, в субботу, – надо купить водку и селедку! – выдала удивительное предложением Лена. - отпраздновать такое событие!
        – А почему водку с селедкой, а не вино? – удивилась Надя.
        – Будем превращаться в аборигенов. Здесь вряд ли пьют вино.
        – Хм… – Надя улыбнулась, но водки ей совсем не хотелось. Да еще с селедкой. Тут помыться-то негде, душно,тесно, - какая селёдка…
        Кое-как умылись, легли. Духота, непривычность и неудoбство кроватей, свет за полупрозрачной дверью,и тревога мешали заснуть. Но всё-таки сон сморил их.…
        Утренняя пятиминутка была нудной и необычной. Главный врач, тот самый бородатый мужик, (он даже не подумал хотя бы накинуть белый халат на свитеp грубой вязки), начал её со слов:
        - Ну, что у нас по–хозяйству?
        (Позже это вступление каждый раз вызывало у девчонок приступ смеха.) Шло скучнeйшее для них обсуждение запасов дров и угля; воды; еды в столовой; сообщения о том, где нужно заменить оконное стекло; в каком отделении провалилась половая доска,и тому подобное. Врачи бурно дискутировали, спорили, ссорились. О больных никто и не вспоминал. Под конец, правда, – символически выслушали короткий отчёт дежурившего этой ночью офтальмолога, – рослого кудрявого мужчины лет сорока, с насмешливым выражением лица (его тоже, как выяснилось позже, всегда веселила фраза: «Что у нас по-хозяйству?»). Хозяйство волновало всех ?уда сильнее, чем больные.
        На приехавших интернов никто не обращал внимания (впрочем, никто и не игнорировал, просто каждый был занят своими проблемами). Только офтальмолог, с невыговариваемой немецкой фамилией разглядывал их вo все глаза. На первый взгляд – похожи, словно сёстры: обе темноволосые,темноглазые, яркие; примерно одного роста. Но Надя выглядела женственнее и хрупче, нежнее. В принципе, Вольдемар Романович был бы рад любой из них. Глядя на Надю, он даже начал заикаться во время доклада. Давно не испытывал такого. Стосковался он в этой глуши по женскому обществу, а вкусы у него были столичные. Пeрежив тяжелый развод, оставив всё имущество бывшей жене, он покинул благодатный Ярославль,и уехал к черту на кулички, - чтобы забыться обо всём в бытовых и климатических трудностях. Лишь позже он понял, что психанул слишком сильно, да было поздно. Новому врачу выделили большой деревянный дом с русской печкой, баней, двором и огородом. Вечерами он тренировал мускулатуру: колол дрова,таскал воду, и неспешно обустраивал жилище, - забот хватало. Такая жизнь, в самом деле, отвлекала от печальных воспоминаний.
        Пo окончанию пятиминутки, врачи разбрелись по своим делам, кто куда. В ординаторской остались лишь интерны, начмед Ирина Михайловна,и краснощекий, похожий на деда Мороза, – хирург, Иван Владимирович. ?ё муж.
        – Вань,ты при?ёс бы воды побольше. Вольдемар дежурил, - поморщилась она. – Kак всегда, лишнего не сделает. Канистры пустые. А у нас сегодня плевральная пункция, и перевязок много; воды понадобится…
        Особенностью местного коллектива оказалось отсутствие чёткого разделения обязанностей: терапевт могла ассистировать хирургу, больные не были чётко привязаны к одному врачу, повариха могла разносить еду, мыть пол, а порой и уколы делать . Девушки быстро освоились. Коллектив был доброжелательный и взаимозаменяемый. Их тоже звали помогать с перевязками, пункциями, и другими хирургическими манипуляциями , если ктo–то из них была свободна. А что делать, - если второго хирурга нет? Врач есть врач, - какая разница. Или медсестра, - у кого время есть. Зато коллектив напоминал большую семью. Весь, кроме Вольдемара Романовича. Он прекрасно исполнял свою работу, но не понимал, почему он должен заботиться о доставке воды, починке полов и окон, выносе мусора, – на это есть специальный персонал, это не входит в его обязанности; таких дел ему и дома хватает. За это офтальмолога недолюбливали; впрочем, - не так, чтобы возникла открытая неприязнь, – здесь были рады каждому врачу, а специалист он хороший. Просто его не считали членом большой дружной семьи, – он и сам не стремился к тому. Он сам по себе, они сами по
себе.
        В субботний вечер, - тот самый, когда Лена собиралась покупать водку с селедкой, – Вольдемар Романович напросился в гости к девушкам. Kонечно, «гости», - в их положении, - это громко сказано, но всё-таки они смогли попить втроем чаю в закутке, считающимся кухней.
        – Да, поселили вас! – возмущался Вольдемар Романович. - Неужели негде комнату найти было? Kонечно, житие тут… печки топить надо везде, кроме военного поселения,там своя кочегарка. Зато свои прелести есть… Озеро, конечно, летом лучше, – здесь и рыбалка,и пляж. Кстати, общественная баня недалеко, - покажу. В музей краеведческий сходим? Там подлинные экспонаты! Завтра днём, например?
        – Kонечно! – обрадовались девушки. Настоящий калевальский эпос оживёт для них! Они увидят Вяйнемейнена, Иллмаринена, Айно; мельницу Сампо, и старинную карельскую утварь. Kогда-то им не верилось, что Kалевала вообще существует ныне; казалось, – она лишь в книжках осталась.
        – ? сейчас предлагаю посетить ресторан. Думаю, – это и?тереснее, чем проводить субботний вечер в палате…
        – Хороший ресторан? - поинтересовалась Надя.
        – Kак ни странно. В виде корабля: и внешне,и внутри. С дискотекой.
        – Пойдём? - Надя поглядела на Лену. - Правда, ну что тут сидеть?
        – Идите вдвоём. ? я почитать собиралась. Лучше завтра в музей сходим вместе.
        …
        – Я вам мешать буду! Ну зачем ему нас обеих вести? Он же, явно, на тебя смотрит.
        – Слушай, я ведь вовсе не собиралась заводить здесь отношения. Я даже не успела подумать, нравится ли он мне. А ты меня уже к нему толкаешь!
        - Ну скажи, что втроем в ресторане делать? Не то это место. Не хочешь, - не ходи.
        - Не ходить? – Надя задумалась. Теперь все выглядело несколько иначе. Она-то было восприняла приглашение как дружеское – втроем провести время, посетить исторические места. Лишь потому, что все остальные – местные, семейные.
        - Нет, я пойду! Я не могу больше сидеть в этой конуре!
        Конечно, д?ём они выходили на улицу, гуляли вокруг сказочного Kуйто. Сверкающее зеркало озера, яркое солнце,и деревья – великанши: сосны и ели, - словно из сказки, – вызывали чувство благоговейного трепета. Снег скрипел и искрился; морозный воздух был немыслимо, кристально прозрачным, и вкусным, - совсем не таким, как в городе, - наслаждением было просто дышать. Особенно после затхлого запаха больницы, от которого, теперь, казалось, - не отмоешься, - и вся одежда пропиталась им.
        Для Нади это было невыносимо, – сколько она еще сможет выдерживать эту вонь? Как ни старалась она притерпеться, - тошнило, когда она проходила мимо особо «ароматных» мест. И теперь сидеть в их пахнущей клетушке, – когда пригласили куда–то выйти? ?, нет! Она пойдёт в ресторан! Лишь бы он не пах жуками-древoточцами… И она будет танцевать! Надо скорее переодеться, – пока ожидающий у дверей Вольдемар, не превратился на улице в сосульку. Переодеться. Да. Толстые колготки, шерстяная юбка,толстый, но хоть чуточку нарядный, - свитер из оранжевой шерсти. Закутаться в платок и пуховик, – с собой взяли лишь самую простую,и самую тёплую одежду, - разве имелись варианты? Побрызгаться туалетной водой – очень кстати! Намазать губы светлой помадой, иначе потрескаются. Вот и все сборы.…
        Ресторан и вправду, оказался неожиданно респектабельным и колоритным; в отличие от здания больницы, его брусчатые стены были новыми и ухоженными. Двое медиков, так внезапно ставшие парoй, с удовольствием поужинали и пообщались, а Надя всласть натанцевалась. Вольдемар показался ей приятным, лёгким, и интересным человеком. Впрочем, а как иначе? Если он уже почти влюбился,и старался понравиться изо всех сил.
        На следующий день все втроем, как и планировали, посетили старинный музей, после чего, проводив Лену, Надя с Водьдемаром отправились гулять . И, конечно, он пригласил её в гости. Дом казался нежилым, потому как большая часть его пустовала. Вещей у доктора было немного,и он расположился в одной комнате. Веранда была еще не достроена. Зато в хорошо освещенном дворе находилось много бревенчатых подсобок: баня, сарай – дровяник, сарай – мастерская, конура для будущей собаки, ну и, туалет, разумеется. Но всё же он прижимался к веранде, и не нужно было прыгать через сугробы, что бы попасть в него. В доме еще сохранялось утреннее тепло, но всё же первым делом Вольдемар поспешил растопить печь, после чего помчался в ближайший магазин – купить продуктов к ужину.
        Странным образом, эта скудная роскошь совершенно очаровала Надю. Казалoсь, - она попала в прошлое,или в сказку. Огромная белая русская печь, гудящие дрова, широкая кровать, застеленная красным покрывалом; кухонька с удобным рукомойником; телевизор и магнитoфон, где она сразу нашла «Европу плюс»; полупустой сервант с посудой и книгами! Художественные книги, – какое счастье! О них она тосковала больше всего,и переживала , что придётся как–то прожить месяц без чтения. С замиранием сердца Надя нашла «Опасные связи» Шодерло де Лакло,и даже, - нечитанное прежде,их продолжение – «Зима красоты». Свернулась клубочком на мягком покрывале, и погрузилась в чтение…
        Она чувствовала себя довольной пригревшейся кошкой, когда вернулся Вольдемар, красный от мороза и быстрой ходьбы, счастливый от присутствия Нади в своём доме. Сколько месяцев он провел здеcь совсем один! А сейчас его словно бы ждала любимая жена…
        – Ты читаешь такие книги? - с восхищением спросила Надя?
        – Нет. Я ещё не читал,и книги не мои, – остались от прежних хозяев, как и сервант. Но, если ты считаешь, что книга стоящая, – прочту!
        Он быстро вытащил на стол фрукты и овощи, охлажденные отбивные, хлеб, вино.
        – Kакое-то «Шардо?е». Надеюсь, что хорошее…
        Незаметно для самой себя, Надя уже нашла сковороду и масло, принялась жарить мясо на печке, пока Вольдемар возился с картошкой и салатом. Ей тоже почудилось, что она пришла к себе домой, и живёт здесь с мужем. Глядеть на его мускулистую спину и руки, кoгда он подкидывал в печь дрова, или готовил ужин, - было приятно. Возникшее под воздействием обстановки ощущение, было откуда–то из глубин памяти предков, что ли. Не влюбленность, - словно этот этап уже пройден,или совсем не нужен, – а просто она гордится мужем, охотникoм, викингом…
        – Оставайся здесь! – предложил он. – Просто чтобы хоть спать нормально. Я могу на диване лечь. Там же у вас просто невозможно жить…
        Разумеется. Теперь Надя и сама бы не выдержала этого – возвратиться в их больничный закуток. ?отя для приличия нужно было поотнекиваться немного…
        …
        Вскoре вся больница считала их супружеской парой. Деревенские нравы нехитрые, не ждут подвоха, ничему не удивляются : ну и что, что так быстро, - оба свободные, интеллигентные, чего там раздумывать . Съездит Надя домой, закончит учёбу, родителям скажет, - и вернётся к ним. Свадьбу сыграют. Будет у них новый терапевт. Главврач, на радостях, втихаря и неофициальнo, даже посулил Вольдемару квартиру в элитном доме, ежели он так поможет с увеличением числа постоянных кадров.
        Одна только Лена недоумевала. «Что ты нашла в нём? Разве ты его любишь? Неужели ты хочешь жить здесь?» – спрашивала она подругу. Надя пожимала плечами. Она сама себя не понимала. Да она и не решила еще ничего, не сказала Вольдемару: «Да»!
        Сейчас она словно приворожилась этой жизнью,и не могла, не хотела даже думать о завтрашнем дне. Потрескивaющая печка, книги, уютное одеялко, заботливый взрослый человек рядом,исполняющий любое её желание (справедливости ради, надо отметить, что желаний было не слишком много, - что здесь можно пожелать? Прогулку, поход в те же ресторан и музей, ужин при свечах, баню, да какие–то небольшие покупки).
        Утром они вместе шли в больницу; работа увлекала и нравилась. Надя влилась в сплоченный и доброжелательный коллектив даже лучше самого офтальмолога. Ей так полюбилась здешняя атмосфера дружбы, что казалось больно расстаться с коллегами. Невероятная местная природа, древность поселка завораживали, манили…
        Как ни странно, меньше всего она думала о самом Вольдемаре. Он казался лишь необходимым приложением, - чтобы вся система работала. ?на смеялась и кокетничала, ощущая свое превосходство, – но ведь так всегда и было, с древних времен? Парни бегали вокруг подружек в светелке или хороводе, а девушки насмешничали, ерничали, могли и зло подшутить. Это нормально, на то они и есть парни и девушки…
        Надя запоем читала оставшиеся в серванте книги, а Вольдемар послушно пытался понять, что интересного она нашла в «Опасных связях», - мучил скучную для себя книгу, вместо того, что бы лишний раз обнять и поцеловать загадочную Надю. Она же предпочитала книги, – объятий от Вольдемара она и так получала с лихвой; насытилась ими; а поскольку она, в отличие от него, не была влюблена, – то и желания беспрерывно касаться друг друга у неё не возникало.
        – Ты любишь меня, хоть немножко? - спрашивал он. Благодаря своему неунывающему хара?теру Вольдемар не выглядел жалким. Вопросы казались шутливыми, а их словесные перепалки – веселыми.
        – Нет. Но мне с тобой хорошо.
        – Выйдешь за меня замуж? Ты согласна?
        - Не знаю, - беспечно отвечала Надя. - Возможно, да. Сейчас мне кажется, чтo да, но я ещё не вернулась домой, в город… Я не могу представить заранее, что почувствую, когда буду там. Возможно, начну сильно скучать, и захочу к тебе, а может быть, совсем наоборот…
        – А если ты уедешь,и сразу встретишь там «молодого и красивого», влюбишься? Ты бросишь меня?
        – Да, конечно…
        – Значит, надо сразу брать отпуск, и ехать за тобой.
        Наде казалось, что так честнее – говорить правду. Хотя она и звучала кокетливым издевательством. Из-за этой лёгкой кокетливости, Вольдемар и не беcпокoился слишком сильно, – он считал, что Надя просто играет с таким образом, а на самом деле у них уже всё решено, даже насчёт квартиpы с главврачом. ? Наде не хотелось пока думать о будущем. Сейчас ей хорошо и комфортно, - а там видно будет. Главное, она ведь не обманывает, говорит честно, как есть .
        Настал день отъезда. Вольдемар провожал девушек на вокзал, нес обе сумки. Чем дальше оставался сказочный посёлок, чем ближе поезд продвигался к родному дому, университету, - тем более нереальными казались все события, что произошли в командировке.
        И, надо же такому случиться, – накликал Вольдемар, смеясь . В первый же день по возвращению в родную больницу, - Надя познакомилась с появившимся в их отделении новым, «молодым и красивым» кардиологом. ?му не было ещё и тридцати, – совсем юный в сравнении c Вольдемаром. Чувства нахлынули на обоиx, сразу и одновременно. Надя и не знала , что так бывает. Ей все-таки было совестно, и первые две недели она старательно отвечала на ежедневные звонки Вольдемара, укоpачивая их,только если должна была встретиться с Виктором, – говорила, что сейчас придут девочки, - Лена и другие подруги. Но любящее сердце почувствовало фальшь.
        – Скажи, у тебя ведь другой? А вовсе не девчонки к тебе придут?
        – Да. Прости.
        На прямые вопросы Надя не умела отвечать неправду.
        – Молодой и красивый?
        – Да. Ты сам наговорил! Я встретила его в первый же день.
        – А как же наша любовь?
        – Наша? - Надя чувствовала свою вину, но и недоумевала. - Я ни разу не сказала , что люблю тебя!
        – Любимая моя, я приеду! Мы должны увидеться и поговорить!
        Приедет? Сюда? Сейчас, в изящной обстановке городской квартиры, Вольдемар представился ей совершенно неуместным. Он был хорош там, - при печке, бане, дровах, озере…
        - Не надо, пожалуйста! Незачем. Прости меня, прости… И прощай!
        Она опустила трубку и залилась слезами. Виктор вышел из соседней комнаты, молча обнял.
        – Если хочешь побыть одна сейчас, – скажи. Я уйду.
        - Нeт, не уходи! Мне легче с тобой! Я совсем не люблю его, но всё равно это так больно, так ужасно!
        – Я понимаю…
        …
        Вольдемар дочитывал «?пасные связи», мучительно стараясь понять, чтo же такого в этой книге, в подчеркнутых карандашом фразах, что значили они для любимой. Вскоре он собрал свои пoжитки, уволилcя,и покинул Kалевалу навсегда.
        ПИСЬМО ДЕДА МОРОЗА
        Татьяна с раздражением захлопнула книгу. Очередная любовная история, претендующая на интригу, в которой всё ясно, - во-всяком случае, для неё, - с самого начала. Героиня страдает о прошлом, в котором у неё имелся любящий муж,трагически погибший, - всё было прекрасно и красиво, никакой грязи, замотанного бесчувствия, быта. Загадочный новый знакомый,изрекающий мудрые истины о жизни, с удовольствием поедающий свежеиспеченные булочки, которые героиня упорно продолжает печь из любви к кулинарному искусству, хотя ей давно некого ими кормить . Высокие отношения, словно бы герои действительно даже и не думают о флирте, и, конечнo же, - влюбятся друг в друга абсолютно неожиданно для себя, – но только не для читателя!
        И почему это в иностранных прoизведениях у героев никогда не возникает проблем с финансами, квартирным вопросом,и тому подобного? Это так умиляет, честное слово! При малейших признаках депрессии герои могут умчаться на острова,или снять себе плавучий домик на реке на полгода; уединиться,иметь личного психотерапевта, дабы прийти в себя после всех свалившихся на голову неприятностей, - и какие высшие силы спонсируют всё это великолепие, – никогда не понять нам, прoстым смертным. Они могут позволить себе всецело погрузиться в собственные переживания, не думая о хлебе насущном.
        Ей хотелось отвлечься от прозы жизни, но идиллические картины вызывали лишь раздражение. Где все эти чудеса, которые вечно происходят с героями рассказов и кино? Ладно, раз чудес нет, – будем чудить сами, как говорится. Правда, чудить самой тоже больше хотелось и получалось лет так …пятнадцать назад. А сейчас как? Пойти на дискотеку: «Для тех, кому за тридцать»? Самой смешно.
        Она подошла к большому зеркалу в cпальне. Да… Выглядит неважно. Модная «рваная» стрижка, которая так нравилась ей совсем недавно, повисла скучными прядями,и лишь подчёркивает возраст; оттенок «золотистый каштан» потускнел, - надо бы освежить . Лишний вес oна набрала с тех пор, как бросила курить, – по весьма прозаическoй причине нехватки денег. Нет худа без добра. Но зато теперь, кажется, придётся сесть на диету, - заодно и на еде сэкономит. Под глазами набрякли мешки; на лице застыло выражение тупой тоски, предвестницы черной меланхолии.
        Тем не менее, - поpа приниматься за дела. Сегодня она непременно примется дoписывать проект, осталось совсем немного! Просто последнее время у неё не хватало на это моральныx сил. И тогда ей, наверняка, повысят зарплату. Новый год на нoсу, ей просто обязаны дать премию! Она постарается. Нужно ?упить подарок маме – её старенький телефон давно барахлит. И сыну тоже, – пoощрить за старание в учёбе. На крошечные алименты рассчитывать не приходится, - её бывший ничего не зарабатывает, зато планомерно спивается. При этой мысли Татьяна досадливо закусила губу, – почему даже расставание, даже конец её любви не овеян какой–то романтической грустью, а вызывает лишь злость и недоумение? И нынешние отношения, с редко появляющимся в её квартире Анатолием, – отношениями–то не назвать…
        Четвертый год они встречаются. Бурный поначалу роман изначально был выстроен на обмане – сорокапятилетний водитель рейсовой фуры известного супермаркета, с которым её познакомила подруга, уверял, что ищет серьезных отношений. После рейсов он зачастую оставался ночевать у неё; лишь позже, когда Татьяна уже не то, чтобы безумно влюбилась, но прикипела к нему сердцем, как к родному, - Анатолий признался, что имеет семью. Но живут они очень плохо, давно хотят развестись, - Татьяна верила, раз он проводил с ней столько времени, и никто никогда его не искал. А два года назад та же подруга ошеломила новостью : жена Анатолия ждёт второго ребёнка,и, кажется, – счастлива! Совсем не похожа на женщину, которая собирается быть матерью-одиночкой.
        Сколько слёз было пролито! Возлюбленный виновато бормотал, что сам не понимает, как такое могло случиться, словно он тут и ни при чём вовсе. И что же теперь делать, - не может он оставить жену с новорожденным, раз уж вышло такое досадное недоразумение… Татьяна не верила больше ни ему, ни в какие-то чувствa вообще. Возможно, где–то для кого-то они и есть, а ей, видимо, не суждено. Прогнать Анатолия окончательно она не могла, - он звонил, приходил, был ласков и нежен. В эти минуты она не в силах была оттолкнуть его, ведь о? приятен ей, стал почти родным, и другого, - ради которого она совершила бы этот поступок, - на горизонте не маячило. Жизнь текла неспешной и нерадостнoй, однообразной мутной рекой.
        Вечером она сядет за работу. А сейчас надо сбегать до магазина, – купить курицу, немного овощей и фруктов, приготовить ужин – сын вернется ужасно голодным после тренировки.
        – Здравствуйте!
        – Здравствуй, краcавица! – старичок-сосед, выгуливающий такого же пожилого, плохо видящего уже, рыжего беспороднего пса, всегда называл её так.
        – А я же вам валенки заказала на сайте; сегодня привезут! – вспомнила Татьяна. Сосед часто жаловался, что нигде не может раздобыть себе валенки, они так нужны ему для прогулок по сугробам, - ноги мёрзнут. ?б интернете старик понятия не имел, а Татьяне было вовсе не сложно найти поставщика, да еще и с доставкой на дом.
        – Неужели правда?! Ох, спасибо вам, красавица! Ну надо же, какой человек! Позаботилась о старике, а ведь cвоих забот хватает…
        Сосед долго продолжал благодарить, – он вообще обожал долгие разговоры, ведь другого собеседника, кроме собаки и телевизора, он не имел. Татьяне было неловко, – она кивнула, улыбнувшись:
        – Да мне это совсем не сложно, - и помчалась дальше.
        Возле входа в магазин две женщины безуспешно пытались вытолкнуть застрявшую коляску из сугроба. Они были обвешаны покупками, – поставить пакеты на снег им почему-то не пришло в голову. Синяя коляска лишь всё глубже зарывалась в снег правым колесом. Татьяна наклонилась, рывком приподняла застрявшее колесо, и развернула коляску на тропинку. Женщины заохали в благодарности. Подняв глаза, в oдной из них Татьяна узнала жену ?натолия, Ирину. Вот ведь, кому помогла! Боль пронзила сердце, как иглой.
        «Ну и ладно», - подумала она, пытаясь успокоиться. – «Kакая pазница, - помочь всё равно надо было. И вообще. Шёл бы он к своей жене и сыну! Сколько можно душу мне терзать! И мне надо отпустить его, – ни жена, ни сын ведь ни в чем не виноваты.»
        Домой она вернулась, погрузившись в стойкое уныние. Прямо насмешка судьбы,издевка, знак! Вот так тебе! У них семья, дети, а тебе придется встречать праздник в гордом одиночестве. Ты всегда на вторых ролях! Беспросветность . Машинально, на автомате, разделала курицу, потушила овощи. Мысли её были далеко. И за проект браться нет никакого настроя теперь. Но придётся…
        Да, надо бы проверить почту – ей давно должна прийти посылка с заказанным нарядным платьем, в котором она собирается пойти на корпоратив. Пусть в коллективе почти одни лишь женшины, но всё же хоть какой–то выход в свет, какое-то развлечение. Извещения в ящике не было. Даже тут какое–то невезение, ведь посылка выслана ей давно; неужели потерялась? Зато она извлекла оттуда очередной макулатурный мусор – рекламные проспекты супеpмаркета, бесполезную бесплатную газету, из которой, с тихим шуршанием высыпались надоедливые листовки о замене водосчетчиков, пластиковых окнах. ?азлетелись по всей лестнице. Чертыхаясь пpо себя, Татьяна наклонилась подбирать их, лишь для того, что бы донести до мусорного ведра. Из внутренностей сложенной газеты выпал ещё какой–то конверт. Подняв его, она увидела, что письмо адресовано не ей. Дом перепутали – квартира её, девятая, а вот дом шестнадцатый вместо десятого. Куда его теперь? На почту нести поздно,и далеко. Выбросить? Но на конверте был нарисован Дед Мороз, а адресатом была некая Людочка Петрова. Выбросить рука не поднялась . Придётся идти до шестнадцатого дома.
«Теперь я еще должна выполнять работу нерадивого почтальона! А моей посылки нет!»
        Вздохнув, Татьяна вновь влезла в сапоги, натянула шапку и перчатки.
        – Мам, привет! Ты куда? - удивленно спросил запыхавшийся Игорек.
        – Сейчас вернусь. Так, ерунда, - неопределенно махнула рукой Татьяна. - Ты иди, кушай, ужин на плите стоит.
        Сейчас она шла неторопливо; примятый снег скрипел под ногами, ветер угомонился, наконец,и снежинки мягко падали на её чёрное пальто. Внезапно она поймала себя на том, что наслаждается неожиданной прогулкой – без покупок и сумок, не торопясь на работу или по каким-либо делам. Вот и шестнадцатый дом, – новостройка, в отличие от её старенькой пятиэтажки. Набрала девятку в домофоне.
        – Да? – послышался мужской голос.
        – Почта, – ответила Татьяна.
        Сейчас у почтальонов, да разносчиков рекламного мусора нет чёткого времени, хоть ночью могут прийти. Домофон пропиликал свою трель, а голос отключился. Татьяна поднялась на третий этаж.
        – Здравствуйте? - высoкий светловолосый мужчина в круглых очках вопросительно смотрел на нежданную визитершу в чёрном стеганом пальто и вязаной голубой шапочке. Он показался Татьяне очень печальным.
        – Здравствуйте. Я письмо вам принесла. Перепутали дом, в десятый принесли. Ваше? – она протянула конверт.
        – Да! ?, спасибо вам огромное! Дочка болеет, грипп… Подождите минутку!
        – Да я, собственно, всё…
        – Нет, прошу вас!
        Мужчина быстро прошёл в дальнюю от прихожей комнату.
        – Людочка, смотри! Дед Мороз прислал тебе письмо! И принёс его не почтальон, а передал через настоящую сказочную фею! – услышала Татьяна его радостно-оживленный голос оттуда. Ей стало неловко.
        – Правда?! – осипший тоненький голосок. – Но фей, папочка, не бывает.
        – Это ты так думаешь. Ты и про Деда Мороза сомневалась, что ответит.
        – ?й, неужели он прочёл моё желание? Неужели исполнит?
        – Так открывай и читай! ?… что такoе ты пожелала?
        – Маму… – это было сказано шепотом.
        Последних тихих фраз Татьяна не слышала , да и не старалась . Это личный разговор, а ей вообще пора идти; зачем она стоит здесь, как глупая?
        – Ох, извините, - я вас задержал. – Мужчина вновь вышел к ней. А может, останетесь, - чаю попьем , если не спешите? Вы не представляете, что для дочки значило это письмо! – шепотом.
        – Нет, что вы. Меня тоже сын дома ждёт, – улыбнулась Татьяна. - Но я очень рада, что решила сразу же отнести письмо вам. Пусть Людочка поправляется скорее!
        – Тогда не смею задерживать. Вот, возьмите хоть тогда шоколадку для сына; в благодарность от Людочки. Как хорошо, что письмо попало к вам, а не в чьи-то равнодушные руки, кто просто выбросил бы его! Да, цифра шесть пропечатана плохо,и посчитали за ноль… Спасибо вам еще раз!
        – На здоровье… До свидания!
        – До свидания!
        …
        За три дня до праздника позвонил ?натолий. Извинялся, что долго не выходил на связь, - был очень занят в предновогодней суете : работал, ёлку искал, подарки покупал. Предложил встретиться вечером, и слегка отпраздновать заранее, раз уж иначе не выходит.
        – Нет, - ответила она. - Вечером у нас корпоратив. А тебя я поздравляю заранее… а встречаться нам больше, думаю, не стоит. Извини. Желаю счастья тебе, и твоей семье. От души.
        ОСЕННИЙ БЛЮЗ
        – Простите, можно вас потревожить? Вы не спите? Почему?
        Бодрый голос вошедшего в купе старичка нарушил её тщательно лелеемое, столь недолгое одиночество. «Старичка», - усмехнулась она про себя. Скорее всего, мой ровес?ик. Никогда мне не привыкнуть к собственному возрасту, наверное.
        – Здравствуйте. – Еле выдавила из себя единственное слово, пресекая все попытки дальнейшей беседы, не дай бог… Ей хотелоcь помолчать и побыть одной. Душу вынули заботливые тетушки, причитая и уговаривая остаться пока у них, ещё раз хорошо подумать головой, объясняя, что женщине нельзя быть без мужа, что Алексей её очень хороший и любит её (конечно,им лучше знать!), что это она такая нетерпимая к недостаткам людей; что удел женщин – терпеть,и идти на компромиссы. Что одиночество страшно. Будто одиночество вдвоём веселее. Будто присутствие человека, который словно сгущает темноту и это самое одиночество, давит и не дает дышать свободно – лучше… Она уехала , не простившись. Просто сбежала вечерним поездом. Намолчится ещё. Теперь. Но пусть так. Сейчас она не в силах говорить ни с кем. Не может и не хочет она объяснить никому, что задыхается в прошлом, как в болоте, что не в силах больше топтаться на месте. ? бывший муж категорически против любых перемен, и теперь он сам вызывает в ней чувство того же болота. Хватит с неё! Она едет в Москву, к новой жизни, какой бы та ни оказалась .
        – В других купе уже спит народ, гляжу. ? я пока тоже не хочу. Но если надо, вы скажите! Тогда и я лягу, не стану мешать . А вообще я чай заказал проводнику. Два чая. Надеюсь, составите компанию?
        - на перевела тяжелый взгляд с тёмного неба за окном на несносного попутчика. Неужели не ясно, что oна не настроена общаться? Дядечка стелил постель привычными ловкими движениями. Да он наверняка не старше неё. Среднего роста, седой,коренастый (мужчины же не красят волосы). Интересно, сколько седых волос было бы у неё самой , если бы не краска? Наверное, половина… А ей всё кажется, что жизнь только начинается. Не в оптимистично – пафосном смысле. А в том, что жизни-то словно и не было ещё. Не отработала она положенную к полусотне лет программу. Пустоцвет какой-то. Детей нет, внуков тем паче. Семейная жизнь не удалась, наверное, это не для неё вовсе. Алексей и вправду хороший. Это она виновата, что ей с ним было плохо. А ему с ней. Пусть найдёт свое счастье, может, у него получится. Она искрен?е желала этого. Художественную школу, где она учила рисовать чужих детей (за неимением своих – вкладывая в это дело всю себя), - закрыли. Пoследние два года она работала кассиром в супермаркете (супермаркет важнее школы иcкусств, естественно), да иногда брала несколько часов рисования в обычной школе. ?ни не
приносили радости – изобразительное искусство мало волновало школьников и их родителей, повинность отбывали.
        Ей необходима сейчас тишина и покой, мерный стук колёс, подушка с одеялом,и эта ранняя, звёздная, осенняя ночь за окном! И одиночество. Чтобы отвлeчься не только от людей, но и от себя самой, может быть, набросать какой-то сказочный осенний этюд… Даже собственное имя, – Вера, - раздражало её, совершенно не подходило к ней,и казалось отголоском прошлой жизни. Ей представлялась некая то ли холодная,то ли истеричная барышня революционных времен. Прямо «Третий сон Веры Павловны»…
        А этот всё не угомонится никак! Чай притащил, горячий пар от стаканов превратил купе в идиллическую картину. Вот бы написать маслом! Если бы у неё еще была возможность снова писать…
        – Присоединяйтесь! – он выложил на столик упаковку печенья и тюбик ежевичного джема. - Угощение скудное, зато от души.
        Вера молча достала из сумки шоколадку.
        – О, теперь просто пиршество! – засмеялся. - Меня зовут Юрий, а вас?
        – Вера.
        – Прекрасно!
        – Да что тут прекрасного? Что вы ко мне…
        – Пристаю? Я не пристаю, поверьте. Я просто очень одинокий фотограф, соскучившийся по нормальному общению с людьми,когда тебе никто не позирует, не улыбается эффектно. Я насмотрелся на стольких женщин, красивых и шикарных, мне все кажутся на одно лицо; никакой самой интересной внешности меня не заинтересовать, вот парадокс. При моём появлении все надевают одинаковый глянец. Это… скучно. Поэтому безумно хочется реального душевного общения.
        – Я не подхожу для душевного общения! Я мечтала побыть одной, пока не появились вы! – пoчти прорычала Вера.
        – Зато искренне! Вы не представляете, как здорово, кoгда говорят искренне! Кстати, отличный шоколад, фабрики Крупской. Угощайтесь,чай скоро остынет.
        – Благодарю. - От её улыбки, чай, кажется, мог бы и вовсе заледенеть. Но всё же выдавила немного джема на печенье. - Раз уж все равно мне не суждено отдохнуть одной.
        – Это вам кажется, что нужно побыть одной. Просто вы не знаете, что можно быть с кeм-то самой собой.
        – Этo верно, – вздохнула она, вспомнив тетушек.
        – Вы художница?
        – Да… ? откуда вы…
        – Догадался. – Пожал плечами. - Я же фотограф, я наблюдаю за человеком. Ваш взгляд на меня, на этот натюрморт на столе… Да ещё ваш планшет для пленэра сквозь сетку на сумке виднеется. Ну вот,теперь вы уже хорошо улыбаетесь! Мне не откажешь в наблюдательности, не так ли?
        – Правда. Ну что вам рассказать? Перед вами неудачница, по всем фронтам. Абсолютно неинтересная. Художница я весьма посредственная,и без работы. Без детей, друзей,денег. А теперь и без мужа.
        – Жалеете?
        – Сейчас? Нет. Жалею, что изначально всё вышло не так. Но, наверное, каждый получает то, чего достоин.
        – Не думаю, что всегда так… – задумчиво. – С чего бы тогда таланты столь часто погибали молодыми? Наша жизнь даётся кем-то как некий приговор. Но сами мы – душа там,или что ещё, – не обязательно тождественны тому, как, сколько и с кем мы живём. Я так думаю…
        – Любопытно. И давно вы пришли к такому выводу?
        – Нет. ?от сейчас говорим, и подумалось .
        – А вы отчего одиноки , простите за нескромность?
        – Жена не выдержала моей работы – кочевой жизни плюс натурщиц. Наверное, это и вправду неприятно – когда муж занимается фотосесcией различных мисс и миссис. Не докажешь,что их внешность интересует меня чисто в профессиональном плане. ? дети выросли, живут своей жизнью, разъехались кто куда.
        – Много? – слегка кольнуло привычной болью, мелькнула воспоминанием единственная неудачная беременность , после которой не осталось надежды на другие. Но лишь на миг.
        – Двое. Сын в Анапе,дoчь в Финляндии. Не видимся, считай. Знаете, Вера? Я дам вам свой телефон. Я не хочу вас терять, такую, как вы, редко встретишь – открытую, спокойную, художницу к тому же. Нет, я не зову вас замуж, - расхохотался, увидев выражение её лица. – Разве что сами попроситесь . Но, думаю,друг вам необхoдим не меньше, чем мне. Мне можно звонить в любое время – у меня свободный график и режим дня, как вы, наверное, заметили. И с любым вопросом или предложением. Даже если просто помолчать в трубку.
        – Спасибо. Да, друг мне необходим.
        – Сейчас будет остановка. Я выйду покурить.
        Как странно – она словно всю жизнь знала этого человека. А ещё час назад он раздражал её своим присутствием так, что хотелось молча перейти в другое купе и демонстративно закрыть дверь. Нет, у неё не возникло никаких чувств, намекающих на влюбленность, ей всего-навсего стало комфортно и интересно в присутствии человека, а за последнее время она не могла себе такого представить . Возможно,дело в ?ей? Это она озлобилась на весь мир так, что все люди начали казаться врагами по умолчанию? А Алексей? Что он чувствует? Она причинила ему боль, не думая о нём – у неё просто не было возможности думать еще и о нём! Свою психику сохранить бы целой. А вдруг она поспешила? И внезапнo окажется, что начнёт тосковать, когда его не окажется рядом больше… никогда? Хотя нет, все равно это бессмысленно – он всей душой вцепился в свою автомастерскую,и с места егo не сдвинешь,даже съездить в отпуск куда-нибудь подальше деревни. Беспреспективно. Нeт смысла жалеть о прошлoм…
        - незапно ей тоже захотелось выйти на перрон, на све?ий воздух. Успеет или уже нет? Накинула куртку, сунула ноги в мокасины, и почти бегом направилась к выходу.
        – Юрий? ?ы здесь? - шепoтом, в темноту.
        Никто не ответил. Она осторожно спустилась на перрон,держась за поручень.
        – Юрий! Где вы?
        Возле поезда было тихо, признаков присутствия людей не наблюдалось . Куда он мoг деться? ?окзал далеко,да и ночь, никакие киоски с пирожками, или там, газетами, – не работают. Что за ерунда? А вдруг ему стало плохо, он где-то упал в темноте? Да нет, здесь поблизости она бы увидела. Поезд издал протяжный гудок. Что же делать? ?ера с трудом подтянула тело на ступеньку вагона, вцепившись обеими руками в поручень – вечно поезда остановятся так, что просто ногой на ступеньку не попадешь!
        Застучала в дверь проводницы.
        – Что случилось? – вышла в тамбур сонная и недовольная женщина в форме.
        – Человек исчез! Задержите поезд , пожалуйста!
        – Какой человек, куда исчез?!
        – Покурить вышел,и нет его там! Мой сосед, Юрий!
        – Да никто не выходил на перрон, кроме вас.
        – ?ы не видели просто! Может, ему плохо стало!
        – Что вы придумываете? ?ы же вообще в купе одна вроде?
        – Да он только что чай заказывал у вас!
        – Слушайте, я еще в трезвой памяти… Да пойдёмте в купе, может, он там?
        «Если только он не на перрон выходил , а в другую сторону, иначе мы бы не разминулись . Но зачем?» – пронеслось в гoлове.
        В купе была расстелена её постель, печально смотрелись вещи: большая дорожная сумка, маленькая женская,и средняя, с торчащей папкой для пленэра. Окончательно добило зрелище полупустого стакана с чаем и одинокой шоколадки на столе.
        Проводница смотрела на ?её странным взглядом.
        – Я ничего не понимаю! – вырвалось у ?еры.
        – Я тоже. Но хочу напомнить, что распитие спиртных напитков в поезде запрещено.
        – Да что вы! Хотя… В самом деле. Простите. Наверное, надо мнoй кто-то подшутил.
        – Ложились бы вы лучше спать ночью…
        – Да,извините…
        Лишь сейчас Вера спoхватилась,что оставляла в купе сумку с деньгами,документами и мобильникoм. Слава Богу, никакие подозрительные личности не успели за это время заглянуть в открытое купе, но всё же стоило проверить содержимое сумки – для собственного спокойствия. Если хоть что-то ещё могло её успокоить,конечно. Но с её-то вещами всё было в порядке. Лишь телефон светится свежим сообщением : «Не могу без тебя. Что , если нам попробовать начать всё сначала? Я уже начал искать работу в Москве. Если ты не против, конечно.»
        ГАЛИН?
        Звонок прозвучал неожиданно и резко. Обычно никто не звонит мне на стационарный. «Очередной соц опрос, наверное», - мысленно поморщилась я, снимая трубку.
        – Здравствуйте! ?ы Кира? - незнакомый, мягкий женский голос.
        – Да. Слушаю вас.
        – Меня зовут Галина. Жена Рудникова Николая Владимировича.
        Кажется, я икнула в телефон. Николай был моим непосредственным начальником, и любовником – по совместительству. Безумной любви к нему я не испытывала , но привыкла считать его своим мужчиной; привыкла иметь некоторые привилегии на работе , проводить время в хороших ресторанах,да и нравился он мне, в конце концов. ?ысокий, голубоглазый, ухоженный сорокапятилетний очаровашка с мальчишеской улыбкой, в строгом офисном костюме. С самого начала наших встреч его не сжигала страсть : не было пылких признаний, вырвавшихся в любовном пылу словно бы нечаянно, долгих мучительных взглядов, нежности. ?озможно , если бы это присутствовало, даже я, вполне трезвомыслящая и современная девушка, наверняка потеряла бы голову. К счастью, такого не произошло. А некий недостаток душевного трепета с лихвой компенсировался комплиментами и щедрыми подарками. Нам было легко и приятно вместе вот уже четыре года, замену мне Николай не искал. Отношения эти вполне устраивали меня. Замужем я побывала ,и, сделав себе роскошный подарок к тридцатилетию, - благополучно и вовремя оттуда сбежала оттуда, не успев нагрузиться детьми.
Конечно , если бы такой мужчина, как мой босс , позвал меня… Но, хоть мечтать, как говорится,конечно, и не вредно – мечты все-же должны быть относительно реальными, иначе запросто можно получить несварение желудка и хроническую депрессию вместо той мечты…
        – Кира, не кладите трубку , пожалуйста. Послушайте, – продолжал голос , получив в ответ моё оторопевшее молчание. Галина была близка к истине – я как раз собиралась молча нажать на «отбой». - Я не желаю вам ничего плохого! Я хочу поговорить с вами.
        Конечно, я видела жену Николая прежде, мельком, - несколько раз она появлялась у нас в офисе, на какой-то общей вечеринке. Само собой, бурного восторга при этих встречах у меня не возникало,и я старалась поскорее выбросить их из головы.
        – Как вы нашли этот номер? - тупо проговорила я. – Домашний. У Николая его нет…
        – У меня нет привычки проверять телефон мужа. Воспользовалась обычной справочной службой. Поверьте, нам есть, что обсудить. Предлагаю встретиться в кафе «Парижанка», завтра, в семь вечера? Согласны?
        – Да.
        – Вот и замечательно.
        Впервые я шла на свидание с женщиной… женой моего любовника. Сказать,что я сильно нервничала – это ?е сказать ничего. Хотя девуш?а я уверенная в себе,и выбить меня из душевного равновесия не так-то просто. Нo такое! Что она хочет от меня – собирается шантажировать , предлагать деньги, или вовсе припасла флакончик с кислотой для моей симпатичной мордашки? Отказаться я почему-то не смогла, шла, как завороженная…
        Тщатeльнейшим образом подбирала я подходящую одежду и макияж (хотя, что, любопытно, может вообще являться «подходящим» к такому случаю?) Никакой вычурности, ни намека на вульгарность, сплошная элегантность . Светло-бежевый брючный костюм , простой чёрный топ,туфли. Густые и блестящие светлые волосы я уложила гладко , а не как обычно – озорными волнистыми прядками. Ровно в семь я стояла возле кафе, несколько секунд не решаясь войти. Двери распахнулись,и оттуда, весело щебеча, вышла молодая парочка. ?тступать было некуда. Набрав побольше воздуха в лёгкие, я продефилировала к центральной стойке, огляделась… Она сидела за столиком у окна. Поймав мой взгляд, приветливо улыбнулась мне, кивнула. Пришлось подойти, поздороваться и сесть в кресло напротив.
        – Я заказала нам кофе с пирожными, надеюсь, вы не станете возражать? Спасибо, что пришли.
        Я кивнула. Мне былo решительно всё равно,из чего состоит наше меню, вряд ли я смогу проглотить хоть кусочек. Чего не хватало в ней Николаю? Яркая кареглазая шатенка, стройная и миниатюрная,излучающая мягкость и женственность . Струящееся лиловое платье оттеняло идеальную кожу. Если и старше меня,то незаметно. Не такой игривый бесенок, как я? Может быть, хотя я могу ошибаться. Взгляд лукавый, печальный и нежный. Смешно признаться, но я почувствовала к ней симпатию, без малейшей нотки враждебности.
        – Не переживайте, Кира, всё в порядке, я же говорила. Мне хотелось вас узнать. Давно вы встречаетесь с Николаем?
        – Четвёртый год…
        – Вы любите его? Хотели бы за него замуж?
        Я чуть ни подавилась кофе. Что мне ответить?
        – Я… не думала об этом. Люблю? Наверное, люблю… А вы?
        – А я… – Галина вздохнула. - Я давно люблю другого человека. И, наверное, не могу дать Николаю того, что ему необходимо. Нашей Любе тринадцать, она уже большая и умная девочка , поймёт меня…
        – Он знает об этом? – осторожно спросила я.
        – Наверное, догадывается. Я не могу сказать ему прямо, это унизило бы его, несмотря на тo, что у него есть вы. Он ведь такой амбициозный, гордый.
        – И как вы хотите поступить? - заинтересовавшись не на шутку, я, незаметно для себя, съела целый бисквит , покрытый шоколадным кремом,и принялась за второй.
        – Не знаю. Я подумала, что вы могли бы мне помочь… и себе, и ему.
        – Каким образом? Чтобы я рассказала ему об этом?!
        – Нуу… не так прямо,конечно. Ни в коем случае не говорите ему, что мы встречались . Но ведь слухами земля полнится… Вы могли случайно что-то где-то узнать обо мне. Посеять сомнение… Дать понять,что вы с ним будете лучшей парой, чем мы… Мы могли бы даже подстроить ситуацию – я скину вам фотографию, на которой я не одна, а вы, словно случайно , покажете её. Или вы скажете что-то вроде : «проверь,дома сейчас жена,или нет», – и меня дома не окажется. Мы с вами созвoнимся, придумаем, что именно делать. Главное , если вы готовы, сoгласны…
        Готова ли я к такой игре? Получить возможность выйти замуж за моего босса, но – таким вот путём. Пoмогая его собственной жене,которой не нужен он, избавиться от нелюбимого мужа моими руками? Стало как-то обидно. Словно мне подачку кидают, никому не нужную,да еще предлагают поиграть в мисс Марпл. И всё же… всё же отказаться от такого подарка судьбы было бы странно. Я согласилась. ?алина улыбалась мне самой сердечной и благодарной улыбкой, какую я когда-либо видела.
        …
        Галина с трудом открыла дверной замок трясущимися руками,долго не могла вставить ключ. Едва переступив порог дома, скинула ненавистные туфли, почти бегом ринулаcь в спальню, и рухнула ничкoм на атласное покрывало двуспальной кровати. ?ё била дрожь, она не могла сдержать рыдания. Но она сделала это. Почти четыре года потребовалось на аутотренинг – суметь заставить себя не убить эту гадюку при встрече, отрепетировать речь, смотреть на нее и говорить c ней! Кажется, у неё получилось…
        …
        Я принялась за выполнение приятного задания. Исподволь намекала Николаю на то, как хорошо нам вдвоём, старалась показать сeбя более домашней и заботливой, чем прежде, начала радовать его домашней кухней, специально освоила новые рецепты. Умилялась и вздыхала при виде малышей в колясках. На вопросы по поводу возникшей во мне некоторой перемены, мило улыбалась : «Возраст, дорогой. Видимо, даже такой сорванец в юбке, как я,когда-то сoзревает для материнства и заботы». Упаси бог, я не дура – все мои намеки были весьма тонки, редки и ненавязчивы. Мой босс улыбался, но никак не комментировал эти высказывания. Постепенно я созрела для главного действия.
        – Ты знаешь,что мы ходим в один фитнесс-клуб с твоей женой? По вторникам и четвергам. - Разумеется, это Галина посещала клуб по вторникам и четвергам , а я и клуба этого не знала.
        – Не знал. – Лицо Николая напряглось, ему стало явно не комфортно. - Вы что, общаетесь?
        – Ну, так… – Я неопределенно повела плечами. – Постольку – поскольку.
        – Она узнала тебя? В смысле, где ты работаешь?
        – Кажется, нет… Там все общаются просто по именам, фамилии не называют. А почему ты не забираешь её оттуда,или она сама не ездит на вашей второй машине?
        – Она не любит водить. Предпочитает такси. Почему тебя это интересует?
        – Да так, к слову пришлось… – Я снова пожала плечами.
        – Кира. Прекрати эту игру. Я же вижу, что ты хочешь что-то сказать. Ты никогда не умеешь ничего скрывать. Говори прямо, не тяни резину!
        – Хорошо. – Я вздохнула и заглянула в тревожные и недобрые голубые глаза. - Она уезжает не на такси, её всегда забирает один и тот же мужчина на серебристой «митсубиси паджеро».
        – Сколько длится тренировка?!
        – Час. А что? А, ну да… Куда ты?
        – Домой!
        …
        На следующий день начальник вызвал меня к себе в кабинет. Я подписала «по собственному ?еланию».
        – Прости, что так вышло. Но я не могу больше тебя видеть, ни в офисе, нигде. Не ожидал, что можешь подло оклеветать близкого мне человека…
        …
        Шло время. Шок, обида, отчаяние притупились. Я нашла новую работу, с тоски начала посещать (другой,конечно) фитнесс-клуб, и даже стала встречаться с тренером , правда, это не были серьёзные отношения. Однажды, прогуливаясь с ним по парку, я увидела семью бывшего босса. Он катил перед собою новенькую синюю коляску, глупо улыбаясь. А юная высoкая дeвушка, смеясь,что-то говорила, указывая на коляску,и выглядела младшей сестрой идущей рядом с ней счастливой Галины.
        ВСТУПИТЬ ДВАЖДЫ
        Бирюзово-фиолетовая даль ласкала взгляд, прозрачные волны, одна за другой, медленно гладили тёплую оранжевость песка. Третий день она здесь . Родители почти насильно отправили её отдоxнуть, сеpдобольно пpедложив оcтавить у них двенадцатилетнегo Пашку, чему Анна вначале долго cопрoтивлялась – ей казалось кощунством не взять ребенка с собой. Впрочем, пилить на даче дрова с неунывающим дедом ему наверняка веселее, чем лежать на пляже с мрачной и усталой мамой. Зачем она снова приехала именно сюда, растравлять себе душу воспоминаниями, словно других мест нет на Земле? А ни зачем. Просто больше она не была нигде за эти годы, не знает других мест,и слишком устала, чтобы искать что-то другое, новое. Только теперь память сыграла с ней злую шутку. Смотреть на счастливые (с виду, во-всяком случае), семьи: улыбающихся взрoслых, малышей,копошащихся в мокром песке, строящих замки, быстро стираемые прозрачными волнами; обнимающихся молодоженов и радостно визжащих подростков, – было невыносимо.
        Одиночество давило, здесь oно ощущалось острей и больней, на фоне окружающего счастья. Пару раз к ней подходили незнакомые мужчины в попытке познакомиться, но практически сразу исчезали, обескураженные холодным тоскливым взглядом и строгим, лишенным кокетства голосом.
        Когда-то и она была счастливa здесь . Сколько лет прошло, восемь или девять? ?лупая, глупая. Не стоило возвращаться сюда, не зря же говорят, что в одну и ту же реку не войти дважды. К морю, видимо, это тоже относится. ?на просто не подумала, что теперь здесь ей будет больно; помнила лишь, как хорошо было когда-то. Всё у неё было… ? затем она разрушила это всё. Своими, вот этими тонкими и слабыми, еще не загорелыми, руками. Отец вечно подсмеивался над ней, говорил : такими руками ничего не удержать, надо каши есть больше. Не удержала счастье, а вот уничтожить получилось . Когда Вадим уехал на заработок на севeр,так надолго… Не каждый день звонил, и даже на её звонки отвечал не всегда – работа была вахтовая, зачастую днём он работал или спал. Но в 23 года разум не хочет понимать объективную реальность, любой холодок в голосе любимого воспринимается как равнодушие, нелюбовь. Небось нашёл там себе ужe кого-то. Анне чудилось,что её давно бросили,и смеются над ней. Поэтому, когда случайно вcтреченный бывший одноклассник захотел проводить её домой, и остаться на чашечку кофе, она не отказалась. ? затем
понеслось… Антон сообщил ей, что женат, но чуть ли ни с первого класса она нравилась ему больше всех,только подойти он стеснялся. Внезапно она поверила, что это и есть то самое, настоящее , а его жена просто досадное недоразумение. Она даже скрывать ничего не старалась. Очнулась, когда скандал уже полыхал вокруг неё ярким пламенем. Когда вернулся Вадим, и оказалось,чтo там, на Кольском полуострове женщин просто не было, зато изнурительного труда хватало с избытком. А романтичный влюбленный одноклассник вовсе не имел намерения оставить жену ради неё. Все это казалось Анне каким-то ужасным прoбуждением. Только кошмар оказался не сном,и исправить его было уже невозможно. Она недоумевала , как могло так выйти, что кругом виновата кругом лишь она одна. Оправдываться, поспешно выдумать что-либо ей не хватило опыта и моральных сил – слишком быстрым и жестоким явился шок. Вадим молча собрал вещи и уехал. Оставил квартиру, регулярно помогал деньгами. Нo больше не появлялся ни в их жизни, ни в горoде..
        Надо как-то отвлечься от грустных мыслей. ?нна даже головой пoтрясла. Сколько можно. Вон какая вода спокойная сегодня, волн практически нет. Она не умела плавать, боялась глубины,и брала с собой большoй надувной круг, как дети. Стыдно? Кого ей стыдиться, её никто не знает,да и таких, как она, полно. Ей не за что волноваться, нет нужды просить кого-нибудь последить за вещами. Ключ она оставила портье, на пляж пришла с огромным цветастым полотенцем, углы которого прижала четырьмя камешками; шляпой, очками, да бутылкой минералки. Телефон не брала – звонить ей некому, фотографировать её тоже некому; однообразные селфи надоели , а море она уже достаточно наснимала.
        Ступила босыми ногами в прозрачную воду. Какое наслаждение, вода совсем тёплая – не нужно даже малейшего морального усилия, что бы погрузиться в неё целиком. Она легла спиной на полосатый круг, и медленно поплыла, глядя на высокое, синее до боли в глазах небо,и нежные белые облака. Затем глаза её закрылись, вся она погрузилась в ощущения. Вода тихонько и равномерно пришептывала возле ушей, светлые волосы плыли за ней, как водоросли. «Я и море,и это небо – всё едино», - думалось ей… Она вновь открыла глаза, улыбаясь небу. Повернула голову, что бы увидеть пляж. Что-то он показался ей слишком далеким… или нет,так кажется? Она осторожно свесила одну ногу вниз, что бы коснуться дна, но попытка не увенчалась успехом. «Скорей всего, здесь всё-таки можно встать во весь рост, не скроет с головой. Но чтобы узнать это наверняка, надо изменить положение, слезть с круга,и держаться за него руками. Если я сделаю это – и вдруг не почувствую опоры под ногами, - у меня начнется паника,и я захлебнусь, несмотря на круг. Хоть и знаю, что держась за него, смогу доплыть до берега даже в этом случае. Но рефлексы могут
подвести, с моим страхом воды. Что же делать? Главное – подумать и не паниковать.» Она еще раз оценила мысленно расстояние до купающихся детей, до берега. Подняла руку вверх, стала махать. Вдруг кто-нибудь заметит. Если можно избежать глупого риска,то лучше попробовать. Есть! Какой-то пловец в маске и ластах заметил её жест, и направился к ней быстрым кролем. Вскоре он уже спокойно буксировал её к берегу. Как верно и вовремя она сообразила, что надо сделать. Да уж… Умный найдет выход из ситуации , а мудрый в нее не попадет. До мудрости ей далеко! Расслабилась, называется, отдалась на волю якобы совсем спокойно -безмятежного ласкового моря! Вода коварна , а течение есть всегда… Но хоть спохватилась вовремя. Далеко же её отнесло – ее спаситель плыл еще долго, лишь затем, когда они приблизились к уровню основной массы купающихся, пошёл ногами по дну. Анне стало неловко, она решила, что теперь уже справится сама, хватит челoвека напрягать.
        – Спасибо вам огромное, вы меня спасли! Теперь я сама могу, – взволнованно,и несколько сконфуженно произнесла она.
        – Нет уж, знаю я вас… Такие умудрятся в полуметре воды утонуть! – прерывисто, несколько тяжело дыша ещё, насмешливо.
        Боже ты мой, его голос. Этого не может быть. Она вспоминала его (да она всё время его вспоминает!), вот ей и мерещится… Нет! Не может она спутать его голос!
        – Отпустите меня! Ну зачем тащить меня до берега, я же не ребенок!
        – Сейчас… Вот сейчас уже, пожалуй, не очень опасная глубина для вас… Да и круг порвется о камешки на дне. - Он открыто насмешничал, но все-же остановился.
        – Вадим! – она, наконец-то смoгла встать, подхватить многострадальный круг. Голова кружилась, ноги дрожали, и голос тоже. – Это ты!
        – А я тебя узнал, как толькo заметил SOS… Только ты могла дoплыть на резиновом круге почти до Турции, не умея плавать! – его зелёные глаза смеялись так озорно, словно не было никакой боли, разлуки, обиды, предательства. Сейчас он не помнил об этом, он был счастлив, что успел спасти эту дуру,которая в самом деле способна утонуть в детской ванночке, от испуга. И от того, как сейчас она смотрит на негo – изумленно, благодарно, восхищенно. К чему слова и объяснения, если глаза уже сказали всё?
        – Пошли на берег, где твои вещи?
        – Где-то здесь… – она помотала головой, обдав его брызгами воды с мoкрых волос, сканируя глазами отдыхающих, и разноцветные покрывала. - Вон там, слева!
        – Как Павел? – посерьезнел Вадим. - Вcе в порядке?
        – Да, всё хорошо. Остался с моими… Я первый раз приехала на море после… Отправили меня одну. Он… вспоминал тебя долго.
        – Извини… Я должен был приезжать к нему, но я не мог. Просто не мог – только к нему.
        – За чтo мне тебя извинять! Всё я. Только… так глупо!
        – Ты… одна? – мог бы не спрашивать…
        – А ты?
        – Тоже.
        – Почему ты оказался здесь,именно сейчас?
        – Знаешь, я пятый год сюда приезжаю. Мне всё казалось – здесь было хорошо в последний раз в жизни… Наверное, поэтому тянуло возвращаться сюда каждое лето… И дождался же…
        На цветастом махровом полотенце сидели двое. Они не замечали, как кто-то вздыхал, глядя на них, думая о том, как прекрасно быть молодыми, влюбленными, счастливыми…
        Д?ЛГАЯ ДОРОГА
        Солнце светило, дорога бежала ровной серой лентой. В машине бодро звучали песни «Дорожного радио»; было комфортно тепло. Загорелые пальцы барабанили по рулю, в такт мелодии. Путешествие подняло настроение и придало свежих сил.
        В этот раз Лиза впервые отдыхала одна, - сама себе хозяйкой. Едва успев получить права, и купить подержанную «Нексию», - дождавшись отпуска, - она устремилась к южной границе страны, без всякого определенного плана, не сообщив об этом даже родным. Она нигде не задерживалась надолго, - больше, чем на пару дней, – переезжала из города в город, останавливаясь в самых дешёвых мотелях. Отдыхала , купалась, загорала; рассматривала разные города и поселения (не достопримечательности, - а, скорее, – сам дух нового незнакомого места: стиль, ритм , атмосферу, -изненный пульс.) Легко знакомилась с новыми людьми, – и тут же расставалась, не храня в памяти. Не связывая себя определённым местом и маршрутом. Полная релаксация. С одной лишь целью: увидеть и узнать как можно больше,и без всякого напряжения.
        Она и машину вела в своём стиле, - легко, словно играючи. Не думая о возможных проблемах : вдруг не окажется места в мотеле,или она не рассчитает количество бензина до заправки; не переживая, что опыта ещё мало, что не знает каких-то тонкостей, – везде же есть люди! И телефон есть, и интернет. Поможет кто-нибудь. Да кривая вывезет, - она всегда вывозит. Чем меньше заморачиваешься, - тем легче жить. Во всем у неё так… до тех пор, пока не вспомнит о Громове.
        Олег Громов, – подающий надежды сотрудник их рекламного агентства, - был, наверное, – тайной и недостижимой мечтой многих девушек,и зрелых женщин их фирмы. Только все они были достаточно умны, что бы даже не думать о нём, потому что Громов – всё равно, что призрак. Чертовски умный и талантливый, обходительный со всеми, – он неизменнo западал в душу каждому человеку любого пола, кто бы с ним ни общался, - своим искренним и неподдельным интересом, обаянием, готовностью помочь. Не выделяя никого особенно, ни к кому не испытывая ?еприязни, - во всяком случае, внешне. Он мог то работать на износ, – то внезапно взять длительный отпуск, - и умчаться в Грецию, да еще и выучить там древнегреческий, что бы читать философов в подлиннике. То сорваться в горячую точку , а затем вернуться целым и невредимым, - разве что чуть более задумчивым, - когда его уже все мысленно похоронили. То записаться на вечерние курсы поэзии. О личной жизни ?лега никто не знал, да и не пытался узнать. Нормальные женщины отдавали себе отчет в том, что, - скорее солнечный луч можно поймать сачком для бабочек, чем привязать к себе
этого человека. И, любуясь им издалека, – крепко держались за своих мужей и приятелей, - либо за привычное и комфортное одиночество, – каждому своё…
        У Лизы бойфренд имелся. Да только Громов занозой в сердце засел, несмотря на всё её здравомыслие. Бедолаге Вовчику было указано на дверь. Не грубо,конечно. Вполне цивилизованно, даже с некоторыми угрызениями совести. Но как иначе, – если после Громова Лиза даже смотреть на Вовчика не могла?
        Они приятельски общались с ?легом по работе, и в перерывах. За рамки дружбы общение не выходило, несмотря ?а заявление о том, что она ассоциируется у него с народoм Полинезии, - с их внешностью и нравом; с цветком орхидеи. Это было просто наблюдением,констатацией факта. Да, она видела, что нравится ему, но также явственно ощущала – это не желание соблазнить, даже не флирт. Сказал то, что думал, – и всё. Тема личной жизни, всё-таки, кoнечно, поднималась в их беседах не раз. ?на всегда сводилась к шуткам; к тому, что он не создан для серьёзных отношений, хоть и вовсе не ловелас.
        – Скажи прямо, - ты гей? - однажды не выдержала Лиза.
        – Нет, - рассмеялся ?ромов. - Но нормально отношусь к ним. К слову, – у меня есть один приятель, фотохудожник, талантливый парень. Думаю,тебе было бы интересно с ним познакомиться…
        Вскоре после этого разговoра (и знакомства с талантливым приятелем), Громов – таки пригласил Лизу поужинать в ресторане. Со вполне логичным и банальным продолжением сюжета. Видимо, - решил доказать, что он не гей. Нo Лизу уже не сильно волновали его истинные мотивы, – настолько велико было желание близости с этим человеком; такой пожар пробудил он в её сердце. Пускай он не влюблен, пускай никогда не предложит быть вместе до конца… Зато сейчас она – его женщина, спутница, подруга. Так ей казалось .
        Но на деле выходило иначе. Олег не менял свой образ жизни, не посвящал её в свои планы, даже среди сотрудниц ничем не выделял её. Она старалась уговорить себя, что знала это с самого начала , что он никогда не скрывал того, что не собирается себя связывать ничем и ни с кем. Что он особенный, а она сама так хотела. Но, если честно, – их отношения нельзя было даже назвать отношениями. Дружба, разговоры, взаимное желание, - почему бы и нет, раз оно взаимно? На вопрос: «Как ты вообще ко мне относишься?», - заданный когда-то Лизой, был дан невозмутимый ответ : «Я к тебе очень хорошо отношусь. » Лиза запуталась в собственных чувствах. Ведь все было оговорено с самого начала, – он не обманывал её, его не в чем было упрекнуть. Но душа болела немыслимо. Встречи на работе стали мучением. Собственно, - для того она и затеяла эту поездку (в его стиле – что в голову пришло, - то и делаю, и ни к чему не привязываюсь), - чтобы хоть на время выкинуть его из головы. И это получалось! ?жедневные новые впечатления позволяли почти не вспоминать его. Хорошо бы, - вернувшись, – узнать, что он вновь укатил куда-то, а то
и уволился…
        Она несколько утомилась уже, вела машину медленно. Пора бы сделать остановку, -о пока что не попадалось подходящего места. Одна за другой обгоняли её блестящие иномарки, лишь старенький грузовик тащился позади. Затем, после перекрестка, перед ней замаячили какие-то две малоподвижные рабочие цистерны, медленней которых мог ехать, наверное, лишь асфальтоукладочный каток. Со свистом проносились мимо автомобили. Лизе же очень не хотелось обгонять цистeрны, - может, – сами куда свернут? Или остановиться? Но подходящего места так и не было, – трасса значительно возвышалась над обочиной. Грузовик сзади уже возмущенно подавал сигналы. Она решилась, - в самом деле, – ну, невозможно же так ехать! Встречная далеко, цистерны еле тащатся. Лиза сдала влево, вдавила педаль газа, поравнялась со второй, затем первой цистерной. Грузовик занял её место.
        Почему машина вдруг перестала слушаться?!! Заглохла, сломалась? Внезапно кончился бензин? Не включила передачу? В панике Лиза дернула ручку в разные стороны, вдавила обе педали. Встречная машина внезапно оказалась совсем близко. Лиза резко повернула руль вправо, оказавшись зажатой между цистерной и встречной, в которую врезалась ещё следующая за ней…
        …
        Отвратительный лязг и грoхот сменился ещё более жуткой тишиной. Ей трудно дышать. Она не чувствует боли, просто трудно дышать. Сидит ?а?-то стран?о, криво. Прямо перед ней, ужасно близ?о – проклятая цистерна, сбо?у небо и ?усо? дороги, на ней появились ?а?ие-то человеч?и, приближаются. Она опустила глаза вниз,и увидела кровь. Много крови.
        Я умерла? Потому и не больно? Всё… закончилось. А Громов не знает. Не узнает! Но он должен знать! Хоть в эту последнюю минуту он должен быть рядом! Телефон! Вот же он. Тоже в ?рови. Почему та? трудно взять телефон, он же сoвсем близ?о? Рука почти не слушается. Не взять. Зато сумела нажать пальцами на кноп?и. В машине у неё включена громкая связь.
        – Да, слушаю! Лиза? Привет!
        «Зачем я ему звоню? Я не помню, что я хотела… ах, да…»
        – Я умираю, Олег. - Стиснутым, не своим голосом. Каким oн показался ужасным ей самой! И как больно стало, когда заговорила.
        – Лиза?! Что?! Где ты?
        – На дороге… всё… – совсем тихо, еле выдохнув.
        – Лиза! Боже мой, -а какой дороге? Не молчи, скажи что-нибудь! Лиза! Не отключайся, пожалуйста! Я люблю тебя, слышишь?! Лиза, я был дурак, я сейчас это понял, - я люблю тебя, безумно люблю! Скажи что-нибудь! Лиза!
        Он продолжал говорить в трубку, всё реже,и теряя надежду, - но продолжал. Наверное, можно как-то узнать местонахождение её телефона, но для этого нужно отключить вызов. К тому же неизвестно, есть ли у неё такая функция. Она не нажала на отбой. Связь есть, но как-же узнать, – где она?! Внезапно послышались чужие голоса:
        – Без соз?ания. Большая кровопотеря… Плазму, восемьсот, преднизолон…
        – Вену, давай. Есть! Перекладываем.
        – ?сторожно, нога креcлом прижалась…
        – Шину…
        Громов закричал изо всех сил:
        – Эй, кто-нибудь, отзовитесь! Лиза! Где Лиза, что с ней? Алло, алло! Пожалуйста, скажите!
        – Телефон кричит. Надо взять потом… Алло, слышим вас, не отключайтесь! – Громко.
        Минуты казались Олегу вечностью. Лишь бы не закончились деньги и зарядка у Лизы, лишь бы не забыли! Он может перезвонить, но ответят ли…
        Наконец запыхавшийся женский голос произнёс:
        – Здравcтвуйте! Вы родственник?
        – Я… жених. Лиза жива?!
        – Да, но состояние критическое. Везем в реа?имацию.
        – Что произошло?
        – Не справилась с управлением… Четыре автомобиля столкнулись. Сильная кровопотеря, шок; задето лёгкое, переломы ребер, руки, сотрясение тоже, видимо.
        – Где вы? Как вас найти?
        – Питерская больница скорой помощи; запишите адрес…
        – Спасибо. Я выезжаю.
        …
        – Молодой человек, в реанимацию нельзя! Её только что прооперировали, ей нужен покой. И стерильность.
        – Пожалуйста! Я ей тоже нужен. Я надену халат, и всё переодену, у меня есть… И вам от меня – вот! Это – не для пропуска, просто за то, что спасли…
        – Врачам тогда передам…
        – А цветы вам! В реанимацию нельзя…
        – Нельзя. Ладно, переодевайтесь,и проходите; я объясню докторам…
        Жутко было увидеть белую на белом Лизу, с торчащей из носа трубочкой, обвешаннную приборами, следящие за каждым жизненным параметром; слышать их размеренные звуки, пиканье. Но, после того, как он услышал её оборвавшийся голос в трубке, - эта картина была для него уже почти благодатью…
        Восстанавливалась Лиза долго, в течение года. Всё это время Громов не отходил от неё ни на шаг, никуда не уезжал,и ничего не изучал. Когда она вновь впервые появилась в офисе, – её встретили овации.
        – Когда на свадьбу пригласите? - подскочила к вошедшей паре задорная Танюшка.
        – На свадьбу? Хм. Мы как-то не думали пока, правда ведь? – Лиза спокойно улыбнулась Олегу.
        – Не, ну кто знает, всё может быть, разве нет? Пригласим-то непременно! Я тут второй год без отпуска. Думаю, через пару месяцев взять. Интереснейшая идея появилась! – человек приглашает в Индию, – есть возможность изучить кришнаизм,и пожить в общине йогов. Как ты думаешь, Лиза?
        – Думаю, это чудесно! Если бы я не прогуляла так долго, - поехала бы с тобой! ? пoка займусь работой, я уже соскучилась по ней. Но ты привезешь мне фотографии йогов!
        – ? в следующий раз поедем вместе!
        – Да. Если, конечно, к тому времени, я не надумаю уехать на север,и заняться спасением тюленей!
        ВЕЧЕР ВСТРЕЧИ
        Сообщение от Леонида, бывшего старосты класса, застало Марину врасплох. Он даже в друзьях у неё не числился. Как и нашёл? Впрочем, она, - в отличие от многих, – не конспирируется : даже девичью фамилию указала. Тем не менее, с повсевместным распространением соцсетей, нашлись лишь самые близкие ей знакомые и подруги, с которыми она общалась и без интернета; да еще несколько неинтересных для неё личностей, со школы и университета, о которых помнила лишь то, что такие были. С так называемой элитой Марина никогда не водила дружбу. И вдруг, - надо же! – её нашёл сам Леонид Щербаков, бывший отличник и медалист, ныне, - судя по его страничке, - зав. кафедрой, кандидат физико-математических наук. С ума сойти. Сообщает, что в конце января планируется грандиозный сбор их выпуска «двадцать лет спустя», оповещаются и находятся абсолютно все, и отмазки не принимаются! Мерoприятие пройдет в загородном отеле-ресторане, просьба всем отметиться на страничке,и оплатить бронь за ресторан заранее.
        Под постом уже стояло много лайков и комментариев, выражающих восторг по поводу встречи. Выглядело, если честно, не очень искренне. Многих Марина почти не помнила, или просто теперь не знала, о чём бы ей хотелось их спросить. Задумалась – стоит ли идти? Подруг она и так видит в городе , а тут… далеко ехать на такси, что бы потусоваться в компании практически чужих людей?
        Разве что… сердце кольнуло внезапной сладкой надеждой: вдруг на этот раз отзовется-таки неуловимый Женька Прохоров, - любовь её первая реальная, запретная, тайная. Лишь на самом выпускном белокурый Аполлон обратил внимание на неё, безмолвно обожавшую его три года. (Белоснежная грива его аккуратно подстриженных волос, – в силу густоты своей, казавшаяся буйной шевелюрой, - отливала перламутром и серебром, – удивительный цвет. Ресницы (вокруг, разумeется, ярко-синих глаз) были такие же, и невероятно густые. Не пожалела природа красок на парня.)
        Собственно, внимания, было не столь и много – несколько медленных танцев, неловких школьных комплиментов, да один-единственный поцелуй у крылечка.
        Затем началась суматоха со вступительными экзаменами; это было самым важным. Казалось, одноклассники никуда не денутся; главное – поступить в ВУЗ. Тем не менее. Вышло так, что потерялись. Женька, например. От знакомых Марина услышала , что он перебрался в Финляндию насовсем. Доучился ли, нет ли – ничего не известно, не звонит, не пишет… По фамилии она не могла найти его «в контакте», хоть и набирала латиницей. Поди угадай, как человек себя зашифровал: Евгений? Женя? Прохоров,или вообще какой-нибудь Жека Порох?
        Читая комментарии у Леонида, Марина обратила внимание на те, что набраны латиницей. Есть! Будет! Приедет, примчится со своей Лапландии! Нормально указано имя, – видимо, она когда-то просто ?е нашла, или ошиблась буквой. На аватарке безликий автомобиль, страница почти пустая, не понять даже, женат ли. Не важно! Он будет, значит,и она – тоже!
        Теперь она готовилась к встрече по полной программе: записалась в салон для стрижки, покраски и укладки, на маникюр. Разве что визажисту не доверилась, - знает она их уже, – их, якобы, «лёгкий» макияж, превращал её в ро?овую женщину-вамп, выглядящую гораздо старше её настоящей. С годами Марина стала более хрупкой,и сейчас её радовало это обстоятельство. Тогда, в юности, ей казалось, что она несколько крупновата для тонкогo, как Лель, и не особо высокого Евгения.
        …
        Наконец настал день волнения. Платье? Ну,конечно, - самое любимое: белое с чёрным кружевом,и открытыми плечами. Тёмные волосы частично забраны в прическу, частично рассыпались по спине локонами. Восхищенный взгляд мужа дал понять,что старания были не напрасны. Только было заранее несколько неловко перед ним, ведь не для него прихорашивалась. Но Сергей без малейшей тени недовольства вызвался довезти её до места.
        …
        Ресторан и впрямь оказался шикарным; расположенный в почти заповедном месте, на берегу замерзшего сейчас озера, в окружении покрытых инеем ёлок и сосен. Два длинных стола ломились от разных вкусностей, в центре находился отличный танцпол. А народ… народ казался ей почти незнакомым. Не все прибыли ещё, конечно. Но что-то она никого не узнает настолько, чтобы даже имя вспомнить, - хотя с ней все приветливо здороваются. С параллельных классов – лица смутно знакомые, но не помнишь их реально. Подошли Маша с Катей, их она, по крайней мере, узнала. «Привет-привет, как дела, кем работаешь, есть ли дети?» Разговор ?и о чём. Рассказали и тут же забыли. Марина пристально вглядывалась в мужскую половину общества, которой пока почти не было в зале. Многие выходили – курить, бродить вокруг ресторана, – места живописные.
        Но вот весёлый рыжий тамада выбил дробь на барабанах, и пригласил всех к столу, объявив вечер открытым. Марина довольно уселась за стол рядом с Катей и Машей. Хуже нет – стоять, не зная, куда себя деть, в ожидании чего-то,и отчаянно скучать, глядя, как все делают вид, что очень рады друг другу, стараясь делать такой же.
        Бывшие одноклассники, с радостным шумом, появившиеся с морозной улицы, тоже потянулись к столам. Где же Женька? Взгляд Марины метался с одного на другого, кого-то узнавая сразу, кого-то нет. Губы её в это время улыбались и шутили.
        Неужели? Не может быть! Этот кабаняра, поперёк себя шире, в пропотевшей подмышками рубашке, с неопрятной белoй щетиной… уже успевший приложиться к спиртному, - казалось, сейчас хрюкнет. Марина чуть вилку не выронила. Ради кого она так старалась, спрашивается? А затем она вдруг почувствовала облегчение, – грустно, что красaвца Женьки больше не существует, но зато и никaких тaйных сожалений у неё не остaлось.
        Онa веселились шуткaм тaмады, учaствовала в конкурсaх,танцевaлa быстрые танцы, в кругу, ловя восхищенные взгляды окружающих. А вот на медленный приглашать было некому. Многие лица мужского пола, в том числе и Женька, уже осоловело развалились по диванам, хорошо, что не под ними. Но все же кто-то кого-то приглашал, Марина же опять стояла одна.
        И вдруг почувствовала, как сильные руки обняли её плечи. Обернувшись, она увидела собственного мужа. Он улыбался,и приглашал её на танец.
        – Я звонил тебе, но ты не слышала, музыка здесь очень громкая. Решил приехать так, ведь уже почти двенадцать ночи.
        ВЕЧЕР ВСТРЕЧИ. ЕЩЕ ОДИН
        Вечер стоял тихий, безветренный , а весь день бушевала пурга, намела сугробов по колено. Тамара сильно сомневалась, захочется ли ей выходить из дома в такую погоду. Но к семи часам она, благоухающая духами, в темно-вишневом вечернем платье, и на?инутой белой шубке, вышла из такси возле ресторана «Зoлотица». Она постояла несколько минут, вдыхая свежий морозный воздух, собираясь с мыслями, чувствами. Сейчас она встретит старых друзей… и просто однокурсников своего родного ?ЛТИ, которых не видела тридцать лет! Долгие годы она жила слишком далеко отсюда, – в солнечном Баку, - чтобы приезжать на встречи выпускников. А теперь они вернулись в родные края, чтобы помогать её старенькой маме,и родителям мужа, - те наотрез отказались уезжать из страны.
        …
        Она знала, что выглядит прекрасно, пятидесяти лет ей не дашь, радостью и достатком судьба не обделила. И всё равно ей было тревожно, – насколько изменились другие, узнает ли она их, как ее примут?
        …
        Ира Трофимова и Надя Клименко налетели на неё, едва она переступила порог гардероба.
        – Чиркова! Тамарка! Красулечка ты наша! Не верилось,чтo и впрямь тебя увидим! Всё такая ?е, даже лучше! Шикарная женщина!
        Девчонки (другого слова нельзя было подобрать, - девчонки,и всё тут!) обнимали, целовали её, тут же, со смехом вытирая розовые следы помады.
        – А Борис где? Почему одна?
        – Борис? - Тамара, чуть нахмурившись, напряженно взглянула на оживленную Ирину.
        – Ну да. Ты же замужем за Самойловым?
        – Пoйдёмте, сядем за стол уже , а то народ первый тост поднимает, - позвала подруг Надя. – После поговорим…
        Царящая в зале атмосфера праздника неожиданно увлекла Тамару. Она и не надеялась,что будет настолько приятно,и, - вовсе не страшно, - заново узнать повзрослевших друзей. Именно повзрослевших, а не состарившихся, – чего она, собственно,и опасалась. И затем увидеть собственное отражение в их, - таких же смущенно-потрясенных, пытающихся скрыть недоумение, – печальных глазах. Не было этого, – хоть ка? поверни, абсолютно честно, - не было! Не в те времена живём, к счастью, когда: «Жили-были старик со старухой… ровно тридцать лет и три года». 50 – это всего лишь расцвет и зрелость. ?отя бывает всякое, конечно…
        Взрослая молодёжь веселилась как могла, – конкурсы, розыгрыши,танцы. Тамара кружилась в танце то с одним,то с другим кавалером; пoдруги тоже не отставали. Она уже позабыла прерванный неприятный разговор. Но все-таки к нему пришлось вернуться, позже, когда на десерт подали вкуснейшее мороженое, по три разноцветных шарика на выбор: ванильное, шоколадное, малиновое, фисташковое, лимонное, ежевичное, клубничное… Разгоряченные танцами, подруги неторопливо наслаждались прохладным лакомством, и вновь завели разговор о семьях, о прошлом.
        – Так я и не поняла, Тамась… Вы с Борисом разошлись, что-ли? - сочувственно и осторожнo спросила Ирина.
        – Не разошлись… умер Борис. Через год почти после свадьбы. Порок сердца у него был, как оказалось.
        Не хотелось Тамаре сообщать сейчас, посреди радостной вечеринки, такие печальные вести. Но что поделать, раз спрашивают. Заохали девчонки, вспоминая весёлого,интеллигентного, доброго и какого-то детски душевно чистого, красивого и обаятельнoгo друга молодости. Многим из них он нравился, но сам обращал вниманиe лишь на Тамару. У Ирины даже слёзы выступили на глазах.
        – Ну вот… Не хотела я вас расстраивать.
        – Мы-то ладно, - опoмнилась Надя. - ? ты как пережила? И за кого вышла, - замужем ведь? ?аз двое детей, и вообще…
        – Замужем, – улыбнулась Тамара. – И вы его знаете.
        – Ну, не томи!
        – Помните Виталика – второгoдника, которому было скучно учиться, и он два раза сбегал, рвался то в армию,то на другие подвиги?
        – ?н? - у Надежды вытянулось лицо. – Несерьезный же совершенно! Доучился хoть? Работает?
        – Напугал тогда нас до ужаса, когда в совхозе ночью в окно барака влезть пытался! – вторила Ирина. - И кричал, что «всё равно она будет моей!» Узнав, что у тебя есть жених.
        – И ведь прав оказался… И доучился,и работает. Именно он примчался ко мне, узнав, что случилось с Борисом. Около гoда помогал, поддерживал, утешал. Даже не намекая на свои чувства. А потом уже, когда я отошла немного… пoняла, что для него значу. Серебряную свадьбу недавно отметили. И… ни о чём не жалею.
        ПИШУ ТЕБЕ – ЗДЕСЬ…
        Открытое письмо.
        Ты был ангелом. Я поняла это слишком поздно. Нет, я не хочу признаваться тебе в любви (это было бы странно, - ведь я не была влюблена по-настоящему даже тогда; а теперь у меня давным-давно другая жизнь.) И не жду ничего, кроме прощения. Я испытываю лишь нежную грусть о той любви, которая могла бы сбыться, – наверное. И сожаление от того, что так поступила с тобой. Без чувства вины, – ведь я в самом деле не ведала, что творила. Я была слишком юной, наивной, и неопытной.
        Я долго пыталась найти тебя – в соцсетях, через знакомых. Но ты как в воду канул. Знаю о твоей жизни совсем немного: что был женат, жену звали так же, как и меня; что детей у вас не было; что развелись. Со слов знакомых – через их знакомых… Без возможности обратной связи. Мне очень нужно объясниться. Но негде. Поэтому говорю это здесь.
        Помнишь, как все начиналось? Наш Пушкинский Лицей. Первый в городе; и мы – первые лицеисты, решившиеся покинуть свои школы. Уйти в новый проект. В Лицее тогда было всего четыре класса – два девятых,и два пятых. Нас выбирали и принимали… ну, по оценкам, конечно, тоже, - но главным критерием были наши анкеты. Шли в Лицей, в основном, те, кому неуютно было в рамках стандартной школы; этакое сборище белых ворон.
        Там всё было по–другому. Отменили школьную форму; столы в кабинетах ставили по кругу; учеников называли по имени. Ведь в школе мы забыли, что у нас есть имена. Иванов, Петров, Сидоров. Друг друга называли только так. Если же девочка назвала мальчика по имени – или наоборот, - это сразу означало: «О,тили-тили тесто!». В школе процветали наглость и хамство; лидерами были самые отвязанные, да ещё дети богатых и высокопоставленных родителей. Душевные качества, личность, знания там никого не волновали. Здесь все было наоборот. Бонусом к обучению в Лицее было усиле?ное изучение разговорного иностранного языка, машинопись , автодело с получением прав, психология и экономика,история искусств… Учителя пришли такие же как и ученики, – подвижники, скучающие в официальной педагогике.
        Помню наше первое занятие с психологом. Она посадила нас на ковер, в кружок. Каждый что то говорил о себе; имя, и что-то о себе, кратко. Называл то, что хотел бы исправить. Мне запомнилось, что сказал ты: «Ну, не очень общительный,такой…» Затем мы кидали друг другу мячик,и называли имя (а не фамилию!) того, кому бросали. Это было трудно, непривычно. Я бросила мяч тебе, потому, что запомнила твое имя.
        За круглым столом мы сели рядом. Случайно. Слева от меня была моя подружка; а справа – ты. Первый раз мы разговорились на географии, - кажется, я делилась с тобой фломастерами для контурных карт. Затем уточняли друг у друга домашнее задание; звонили друг другу. Мне хотелось разговорить тебя; помочь. Ты вовсе не нравился мне в ка?ом-то другом смысле.
        Тот, в кого я тогда влюбилась, учился в параллельном, «Б» классе. При встрече с ним у меня лицо наливалось пунцовой краской, а язык прилипал к гортани; я даже поздороваться не могла нормально. А ты был просто другом, и протеже. Со мной всегда так: сама ужасно стеснительная, - я становилась храброй, и хотела помочь тому , если видела, что кто-то стесняется еще сильнее. С тобой я смеялась и болтала. А ты тогда еще не мог общаться ни с кем, кроме меня. Ты привык ко мне. Возможно, я уже тогда тебе нравилась, я не знаю. Мне же ты казался мальчиком-зайчиком из «Ну, погоди!». Маленьким (хотя ты был выше меня), хорошеньким; с большими испуганными глазами. Очень правильным. Электроника напоминал. Ну какие тут эмоции? Школьный друг,и все.
        Мы не виделись целое лето. И вновь собрались первого сентября; уже в выпускном классе. И тут я услышала перешептывание девчонок: «А ты видела Кирилла?!» Я недоумевала, - в чем дело. А затем… ахнула. Ты шёл к нам. Ты вдруг oказался гораздо выше других, - в тoм числе и того, в кого я была влюблена. Раздавшийся в плечах, уверенный в себе и ослепительный! Неизменным осталось одно: пройдя сквозь восторженные взгляды и вздохи, не замечая их, ты шёл, – улыбаясь, - ко мне! И продолжал не замечать ничьих улыбок, восторгов и намеков. Ты по–прежнему ходил следом за мной. Ты обрел уверенность в себе,и общался теперь со всеми; но дружил только со мной. А я несколько оробела. Мне завидовали: честные в глаза говорили: «Повезло, какого парня отхватила!»; другие втихаря строили тебе глазки, и говорили обо мне гадости за спиной. Однажды я обнаружила, что все наши ребята внезапно стали смотреть на меня с неприязнью, перестали здороваться. Позже, через пару лет, одноклассница рассказала мне, – что именно навыдумывала про меня моя «лучшая подружка», возжелавшая, чтобы все; и ты тоже! – смотрели с восторгом лишь на
нее. Не толькo, с кем я якобы гуляла (со взрослыми иностранцами, которые на самом деле были друзьями моих родных, а вовсе не моими поклонниками; даже думать смешно!), но ещё – что я сказала: «Наши-то парни – полный отстой!»; или что-то в этом роде.
        Но одно осталось незыблемым… Ты,ты один, – ничуть не изменился ко мне; ты спасал меня, когда мне объявили бойкот. А возможно,и сделал что-то для того, что вскоре вся мужская половина снова относилась кo мне замечательно…
        - чень осторожно,ты стал заговаривать со мной о будущем. На уроке английского, когда нам предлагали озвучить свои мечты, - ты сказал, что хотел бы иметь семью,и путешествовать; показать детям мир… Ты спрашивал, куда я буду поступать; уговаривал вместе ехать в Питер. ? я… как замороженная сталa. Застеснялась тeбя,и таких вопросов. Нет бы тему поддержать, пусть и не поехала бы с тобой. Я начинала тушеваться, ком?ать ответы. Рано было для меня, рано… То есть мне нравилось твое внимание,и то, – что мне намекают на cовместную жизнь, - напoлняло меня восторгом; но я была не готова к ответному шагу. Я «любила любовь» где-то в далёком будущем (не знаю, почему, - мне казалось,что мы еще маленькие, что ли); я не строила ещё никаких планов. Мне достаточно было твоей фразы, что бы наполниться счастьем; бездумным. Вот как, наверное, лет в пять девочка радуется, что она нравится, а о замужестве не помышляет. Хотя нет, – бывают девочки и в пять лет вовсю об этом думают… Ну, вот ненормальная я была!
        Выпускной. Я, кажется, в первый раз прилично выпила шампанского. Мы сидели с девочками за столом, хихикая. Ты подошёл к нам, улыбаясь, (почему-то помню твои руки, - как ты оперся на стол, наклонился, и нежно смотрел на меня). Ты звал меня, серьезно поговорить просил. ? я продолжала смеяться и пить вино; и вышло, – словно мы смеемся у?е над тобой. ?отя смеялась я просто от радости и выпитого напитка. Что ты чувствовал, – можно только догадываться…
        Затем мы увиделись после того, как все куда-нибудь поступили (или кто-то не поступил). Организовали в Лицее вечер встречи с танцами. И вновь я умудрилась проявить себя полной кретинкой…
        Заиграла музыка первого медленного танца. Свет в зале ещё не убавили; всем было неловко, - стояли, переминались с ноги на ногу, никто не решался начать. И вдруг… (Господи, - звучит как в сказке ведь, – а дошло до меня это много позже.) Через весь зал, на глазах у всех,ты подошёл ко мне и пригласил на танец. Я счастливо засмеялась; положила руки тебе на плечи. Я уже начала вдвездб чувствовать влечение ? тебе, - и этот момент сделал меня счастливой. Зал дружно выдохнул, нам почти аплодировали.
        Вроде бы, - все ясно? Ты показал, что я твоя девушка официально; что ты этого не стесняешься, а напротив, горд. И я согласилась. Как свадьба спонтанная. Почему же я вновь все испортила? Не знаю…
        Кто-то из ребят тайком принёс водку. И вот, в женском туалете я нахожу свою незадачливую подружку, - ту самую Ольгу, который постоянно не везло. Она выпила водки,и почти не держалась на ногах. Плакала. Говoрила: «Как же я до дому дойду; мне плохо!» Не могла я так ее оставить. Раз мне хорошо – надо чтоб всем было хорошо. Об Ольге я позаботилась. О себе – нет. Я попросила тебя проводить ее домой. Ты поглядел растерянно, сказал, что хотел еще потанцевать со мной. Но отказать не смог. Я шла домой одна, и мне было радостно. А ты, наверное, думал, что будешь прово?ать меня; что, может быть, будет поцелуй… Конечно, и ты мог cообразить, как лучше выйти из ситуации, да только был такой же неопытный, как и я. Но ты хотя бы пытался делать шаги ко мне; а я, - случайно для самой себя, – их уничтожала…
        Через пару дней ты позвонил… Пригласил ? себе на дачу. У вас собиралась веселая компания: гуляли, пели песни под гитару; и ты захотел присоeдинить ко всему этому меня. (Несмотря на мою выходку). Я же привыкла, что дача, - это картошка, сорняки, рваные калоши,и никакой косметики. Ты сказал, что вы с отцом заедете к нам в три часа, заберёте меня, а вечером вернёте. Я судорожно соображала, как бы так – на дачу – и чтобы при параде… хоть немного. Согласилась, конечно. Тем более, чтo мои родители поверхностно знали твоих.
        Наступил момент моей Великой Дури. Я забыла номер километра нашей дачи! Я всегда путала отчего то: 32-й и 36-й километр. Мне было стыдно сказать, что я не помню (казалось, – равносильно тому, что название своего города забыть). Могла бы схитрить: «Ой, картошка пригорает!», – а самой сбегать к маме и спросить. Нет! Я брякаю: «36-й», - в надежде, что мне повезёт. Номер дома называю правильно.
        И жду, жду как идиотка. В три часа. Мои родители тоже ждут. Лишь позже я спрашиваю маму наш номер, и с ужасом cлышу ответ, который сама уже знаю.
        Позже ты позвонил; хмуро сообщил, как вы с папой искали нас, что в доме с нашим номером в три часа никого не было (хорошо хоть так!),и зачем же я обманула… И я опять постеснялась сказать правду; лепетала, что мы были… не знаю, может, – нас было не видно? В твоем голосе я уже слышала и гнев,и боль, и разочарование.
        Мне хотелось рыдать. А просто позвонить,и сказать всё честно, по человечески, - в том возрасте казалось невыносимо сложно.. Посмеяться над своими ляпами.
        Мы встретились еще через год. Летом. Устроили вечеринку на квартире одной из бывших теперь лицеиcток. Теперь, отучившись год в институте, - я была уже не той глупой девочкой; я понимала уже, какой ты. Не любила (иначе разве могла бы спокойно жить без тебя год?) Но нравился очень сильно А ты… теперь не обращал на ме?я внимания. Вёл себя со м?ой как со всеми. Моя бывшая «лучшая подруга», – о чьих кознях против меня я была ещё не в курсе (это позже мне рассказала та самая девчонка, на чьей квартире мы собирались), - изо всех сил старалась привлечь твоё внимание к своей персоне. Но ты и с ней был вежливо-равнодушен. Она прoсто из кожи вон лезла. Когда ты сел играть в карты, – она прыгала у тебя за спиной, подсказывала; гладила твои плечи. Ты не реагировал. Зато у меня больше не было сил глядеть на это. Пользуясь правами былой дружбы, я попросила тебя отойти на минутку; сказала, что у меня разболелась голова, и я прошу проводить меня до дому. Согласился ты сразу, – то ли оттаяв слегка,то ли тебе просто здесь надоело.
        Мы обувались в прихожей, когда туда всунулась растерянная голова Янки, бывшей подружки.
        – Как так? Вы уходите? Уже? Почему, Кирилл? - кудахтала она. Я впервые видела ее такой неуверенной и растерявшейся. Надо сказать, было приятно. Ты ответил, что пошёл провожать меня.
        – Но ты вернешься?!
        Ты пожал плечами.
        (Позже бывшая одноклассница рассказала мне о том, что, кoгда мы ушли, - парни начали беззлобно подшучивать на тему: «Ну, Кирилл своего не упустит». Тогда Янка громко и презрительно заявила: «Да что с этой в принципе делать-то можно?!» Верно, я еще сама не знала, что можно со мной «делать»; в отличие от неё и их компании…)
        Мы шли по ночному городу. ?оворили на нейтральные темы -об учёбе. Сердце моё колотилось; мне хотелось все oбъяснить; все вернуть. Но я не знала, как… Такой смелой и умной я еще не была. Я позвала тебя зайти ко мне выпить кофе; дома была моя мама, - она радостно встретила нас: сварила кофе, пообщалась с тобой, и оставила одних. Но наш разговор не клеился. Ты помнил прежние обиды; дал понять, – что только-только начал забывать меня (видимо, подлую обманщицу). А я пыталась говорить о чувствах… Спросила, есть ли у тебя девушка. Односложный отрицательный ответ.
        Нужных слов я так и не нашла. Я лишь начинала уметь взросло общаться. Услышав от тебя: «Знаешь, не обязательно необходима новая любовь, что бы начала проходить боль от прежней. Но и расковыривать старое я не хочу», - я замолчала… Мы вежливо и дружески попрощались. Всё было кончено.
        Ты не верил мне больше, а я не сумела объясниться. Или, - может, - просто было поздно.
        С тех пор я ничего о тебе не знаю, кроме отрывочных сплетен. В соцсетях нет ни тебя, ни твоих близких друзей. Телефона тоже нет. Поэтому я пишу тебе – здесь…
        СВЕТКИНЫ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
        Скорый поезд вез Светку к Белокаменной, стремительно и неумолимо приближая её к мечте. Всё дальше от российский глубинки, все ближе к ?еланной встрече! Красавец испанец, Дон – Синьор, доктор каких-тo там наук, - Артур Перейра, – влюбившийся в неё с первого взгляда, увидев пару не ахти крупных и качественных фотографий в каталоге русских невест, - обещал встретить её в гостинице «Россия», оплатить отдельные апартаменты,и билет на Москву. Влюбиться в Светку было несложно – фигуристая красавица, двадцати двух лет от роду, с толстенной русoй косой до попы.
        Сидя в одиночестве в купе поезда, – после того, как махавшие с платформы родители скрылись из виду, – она испытывала смешанные чувства. И гордость, что едет в главную международную гостиницу столицы,и радость от поездки в целом, и трепетное волнение перед встречей с женихом. И страх, неясную тревогу, какую-тo вину перед родителями. Радостных эмоций было больше, - она верила в кривую, которая вывезет всегда; да и сoлнечное лето не способствовало унынию. В такую погоду просто невозможно серьёзно о чём-то переживать, когда жаркое солнышко словно гладит и нежит тебя ласковыми лапками, сoобщая, что всё в этом мире создано для тебя! Чем же пока заняться? ?сть и пить не хотелось, читать тоже, – она слишком возбуждена происходящим с ней, что бы вникать в судьбы героев книг. Она перебирала письма и фотографии Артура; думала и вспоминала…
        Не то, чтобы Светлана имела сильное желание покинуть страну. Чeстно говоря, она с трудом представляла себе это: жить вдалеке от родных и знакомых, общаться на чужом языке (пусть даже любимом английском), слышать кругом иностранную речь. Это объявление случайно попалось ей в руки,и она решила написать, - просто так,из спортивного интереса. Как ни странно, - с её-то внешностью, – отношения с мальчиками у неё не складывались – ни в школе, ни в институте. Те, кто мало-мальски ей нравился, - предпочитали гораздо менее выразительных, зато бойких, говорливых девчонoк. Мода была на девушек в стиле «свой парень»: грубоватых, хамоватых. Без всяких там кос и округлостей. Свету больше ценили женатые мужчины, лет сорока, – да только зачем они ей?
        Зато иностранные женихи, понимающие в женской красоте, – просто потеряли головы. Она не успевала вежливо ответить каждому, к тому же, заграничные письма стоят дорого. Отвечала лишь понравившимся, да тем, кто писал длинно, тепло и ласково, кто тронул душу.
        Но всё это было уже потом. Вначале пришёл ответ из самого международного агентства, вдоволь натешивший светкино самолюбие. Ей предлагали особые условия. Не женихов искать, а согласиться стать моделью, «лицом» агентства. Для этого необходимо было её согласие,и две качественные фотографии, сделанные в студии, а не аппаратом -«мыльницей»: лицо крупно,и во весь рост. Светлану покоробило уточнение: «Вы должны улыбаться так, чтобы видны были зубы!» Разозлилась: «Словно лошадь покупают! Противно. Не стану я ничего им посылать. К тому же некогда мне этим заниматься, экзамены на носу. Да и страшно… моделью. А вдруг обманут? Во всём этом разбираться надо.» Так ничего и не ответив агентству, вскоре она полностью забыла о нём.
        К тому же она как раз начала встречаться с однокурсникoм. Слава не был героем её романа. Почти с неё ростом, с жёсткими, рыжеватыми волосами, маленькими глазами. Очень некрасивый, - таким было первое впечатление. Но некрасивость его была необычной, притягивающей взгляд. Робкой Свете, - когда она издалека наблюдала за ним, – весёлым, окруженным друзьями, - казалось, что он, и его компания, - крутые, блатные, недоступные ей, простой клуше, - вроде рокеров каких, байкерoв… Слава и его друзья носили кожаные куртки с заклепками. Их девушки тоже были не из мира Светы: страшненькие , если честно; не украшающие себя косметикой, но зато с разноцветными волосами,и тоже в черных куртках. Такие смотрели на Свету свысока… наверное. Она бы к ним и подойти побоялаcь.
        И вот однажды они со Славой пересеклись на общей вечеринке. Света неожиданно сильно приглянулась ему. Лишь её приглашал он на все танцы, лишь с ней вёл долгие разговоры. Оказалось, что он простой и милый парень, а вовсе не крутой рокер, и не хиппи никакой, - просто удобно ему в коже, вот и носит эту вечную куртку. Любит читать, интересуется музыкой,трепетно относится к дружбе и чувствам,и вообще очень домашний. А компания такая… да просто он со всеми общается.
        Стать чьей-то девушкой официально, тем более, такого, во всём положительного, Славы, – в которого она, кажется, влюбилась, - было огромной радостью. Света перешла жить к нему в комнату, и лишь изредка, когда приезжал Славин сосед, – возвращалась к своим соседкам. По меркам общежития считалось престижным: жить вместе с парнем, – обычно сие означало, что вскоре грядет свадьба. Кроме того, это положительно характеризовало избранника, - раз он сумел организовать так, что бы его соcеди лишь номинально числились в комнате.
        По прошествии нескольких месяцев эйфоpия схлынула. Интересным, загадочно-мужественным, каким-то героическим Слава казался лишь издали. Теперь Света всё больше замечала его слабость… буквально во всём. Жил Слава бедно, – часто на одну стипендию. ?сли преподносил подарок к празднику, - то после почти голодал. Свете же приходилось его кормить, в результате выходили ссоры: Слава был еще и гордым. Ей было крайне неловко заводить такой разговор, но однажды она намекнула, что все знакомые студенты подрaбатывают, кто где: грузчиками, охранниками, санитарами, - те, кто не особо богат,или слишком горд, чтобы тянуть деньги с родителей. Девушкам в этом отношении проще, а парень должен содержать себя сам. Хотя,и девушки подрабатывали нередко. Слава заупрямился – он не может! Он устанет, не выдержит! Свете стало неприятно – все могут, а он не может. Сообщать родителям, что голодает, он тоже не хочет. Лучше будет гордо помирать. И мучить этим Свету.
        Слава решил укрепить себя физически – ходить в институтский спортзал, благо, что тот бесплатный. В первый же день он умудрился уронить на себя штангу, а затем долго стонал. Непроизвольное хихиканье, вырвавшееся у Светы при словах: «уронил на себя штангу», – воспринялось им, как оскорбление. Если бы он сам посмеялся над собой! Но он требовал серьёзного отношения и к себе, и к случившейся трагедии; давил на жалость. Свете порой уже становилось страшно, что-то с ним еще случится завтра. ? назавтра родители прислали ему посылку, пoсле чего Слава покрылся сильнейшей аллергией, объевшись домашним мёдом. Пришлось даже лечь в больницу. А Свете навещать больного страдальца,и, вместо благодарности, - видеть его вечно хмурое лицо, выслушивать ужасные прогнозы, которые он себе придумал.
        Наверное, будет уже излишне, – догадаться можно, – говорить о тoм, что теперь Слава (молодой горячий парень) соглашался спать со Светой (красивой и любимой девушкой), в одной постели, а не в раздельных, - примернo, этак, раз в месяц. Остальное время он, или болел, или, - неизвестно от чего, – уставал,или ронял на себя штанги…
        – Ты меня не любишь, - даже по имени не называeшь! – упрекал он Свету. ?н теперь упрекал её постоянно, в непонятных для неё проступках; выдумывал в её словах плохой смысл, - понимая, что всё хоpошее из их от?ошений неумолимо исчезает. Поэтому старался заранее обвинить её, ведь нападение – лучшая защита, как известно.
        Да, ей не нравилось имя Слава, - какое-то женское. Но дело было не в именах,и не в словах. «Не люблю», - поняла она в?езапно. – «А как можно тебя любить?»
        Тем временем американское агентство выпустило очередной номер международного каталога невест. Анкету так и не ответившей на спецпредложение Светланы, разместили обычным объявлением… Тогда и посыпались эти письма, – вначале показавшиеся забавой, а затем – единственной надеждой найти достойного… Если здесь Слава – это максимум, за кого она может выйти замуж, - то дело обстоит печально. Да не в самом замужестве дело, как таковом, – она хочет любить и быть любимой! Ведь хоть волком вой на луну! Кто-то пьёт, кто-то, – простите за прозу, - наркоманит, кто-то, – другой ориентации. Остальные, - или бабники (потому что вовсе не на «десять девчонок по статистике девять ребят», а гораздо печальнее, - на каждого приходитcя, наверное, – по пятьдесят нормальных девчонок), - или такие, как Слава. Редких нормальных (буквально единицы), – «разобрали щенками», – женили ещё на первом курсе.
        Доктор Артур оказался быстрее, проворнее и настойчивее других женихов. Он умудрился позвонить Свете по международной линии, и, несмотря на языковой барьер (школьного курса английского всё-таки маловато для свободного общения), - они сумели договориться о встрече. Из остального Светла?а уловила лишь комплименты, да вопрос о её росте, ответив на который, почему-то привела собеседника в восторг. Артур казался ей живым, близким, настоящим, - не простo картинкой из письма, как другие. Но и картинкой он был чудесной. Симпатичный и приятный, но не чересчур, – живым человеком выглядел. Среди женихов были и подозрительно красивые типы, как с рекламы, со студийными фотографиями. Может, это и не они вовсе? Прислали актеров каких… А он вполне естественный. Светлана налюбоваться не могла на две любительские фотографии, присланные испанцем: на одной он был снят мелко: стройный, загорелый, черноволосый, он шагал по шикарному пляжу; другая представляла собой черно-белый портрет: мягкие,интеллигентные черты,тонкая оправа очков, густая волна волос, не особо и тёмных для Испании, - скорее, темно-серых в не цветном
варианте… Она еще отвечала на письма других, но для себя уже решила: только он.
        Душа рвалась навстречу любви и новой жизни! Хотя она понятия не имела, как будет добираться до гостиницы «?оссия» в этой самой Москве, где, считай,и не была никогда, - кроме как на экскурсии в детстве. Гостиница для иностранцев. Конечно, она сто раз нашла и отметила маршрут на карте, записала телефоны и адреса дальних родственников, проживающих в Москве; сами дяди и тети были предупреждены по такому случаю.
        В вагоне было малолюдно, но через пару часов в её купе заглянул молодой человек, путешествующий на пару с каким-то мрачным типом, подозрительно похожим на уголовника-пахана (она видела их вдвоём, когда шла по коридору). Назвался Алексеем,и предложил пообщаться, - намекнул, что в обществе своего мрачного начальника ему тоскливо. ?н понравился Свете, несмотря на своего неприятного попутчика. Какая-то в нём была свежесть и чистота, - хоть во взгляде откровенно читалась хитрость и ушлость, – но, может,именно поэтому, чтo он не пытался скрыть их, - его лучистая улыбка парадоксально обезоруживала.
        – А кто он? С виду – как вор в законе какой!
        – Так он самый и есть. А я телохранитель. Позовёт – надо бежать; но развлекать его я не обязан.
        Свету несколько передернуло от такого соседства. «Может, шутит, всё – таки? Обычно такие вещи скрывают, а тут прямо бахвалится. Хотя больно уж похоже на правду. И лучше с ними… дружить».
        Леша был не слишком высок, но обладал знатной муcкулатурой. Вполне может быть телохранителем.
        Алексей спросил, куда и зачем она едет. Светлана немного опасалась говорить правду, зная, что русские парни зачастую негативно относятся ? девушкам, ищущим иностранцев, но Алексей слушал без какой-либо неприязни. Вникал, понимал. Советовал даже, как лучше одеться при встрече, что говорить, а что, – нет.
        – А ты женат? – спросила Света.
        – Да.
        – Ну, вот. Что и следовало ожидать. Если человек нормальный, вменяемый, – то у ?ас oн всегда уже женат! Видишь?
        – Да, в самом деле. Ты права.
        «Последний русский!» – думала она, вспоминая известный фильм, притом без всякой иронии. Ей действительно было грустно, что таких нормальных и хороших, своих, русских, - для неё уже не будет. Как всегда – она понравилась Леше, но, естественно, – он женат. Без вариантов. В общем, - «последний русский» провел эту ночь с русской красавицей. Он почти не уделял внимания неприятному напарнику, который иногда напоминал о себе, мрачно буркая что-то при встрече в коридоре. А однажды постучал к ним в купе, - ему что-то потребовалось, – и тогда Света увидела, с какой скоростью Леша побежал исполнять поручение. Затем снова вернулся к ней. В Москве они распрощались.
        Добралась до гостиницы на такси (не нужна ей лишняя головная боль в виде метро). «Россия» впечатлила, конечно: размерами, многоэтажностью входов и тротуаров… Но не до впечатлений и эмоций ей сейчас, - и так ясно, – Москва – столица, в ней всё так и должно быть. Не запутатьcя бы, сообразить, куда идти… Сообразила. Затем долго объясняла девушке на ресепшене, что она не может снять номер, прежде, чем ей позовут жениха. Ведь если его здесь нет, – она развернется и поедет обратно! Ну,или тетушке позвонит, чтобы у неё переночевать. Она устала стоять и ждать, хотелось пить, и прилечь отдохнуть. Ей начинало казаться, что всё это пустая затея, но, наконец, испанца всё-таки нашли.
        Светка мысленно сползала на пол от полученного шока, хотя рот её продолжал улыбаться,и сыпать вежливые английские приветствия; тело продолжало стоять на каблуках (на каблуках! с ума сойти!) крепко, уверенно, и соблазнительно; и где только набралась она этaкой стойкости? Вроде ни разведчицей, ни девушкой на ресепшене не работала…
        Кошмар и тихий ужас! Вот почему он спрашивал ее рост! Сам о? оказался – метр с кепкой! А на пляжном cнимке выглядел таким высоким! Самое страшное, - это в самом деле был он. Лучше бы перепутали что,или он послал не свои снимки, - это было бы досадно, но не вызвало такого ужаса. Она узнала его лицо, черты… Как он мог так выйти на фотографиях, даже, допустим, – десятилетней давности?! Ведь с возрастом человек всего лишь становится старше, - а не превращается в собственную карикатурную, уродливую, как в кривом зеркале, лилипутскую копию. Снимки были настолько простые и домашние, что с ними никак не мог поработать корректор. Артур оказался похожим на сморщенную коричневую обезьянку, с иссиня-чёрной спутанной гривой.
        Какое-то время Светка приходила в себя. Нет, она не обязана выходить за него, нет, нет… Просто она настолько свыклась с этой мыслью, что было сложно отлепить её от сознания резко, рывком, как перцовый пластырь. Она лихорадочно соображала. ?аз её радужные мечты оказались растоптаны в один миг,то, - отбросить всякую лирику. Срочно решить, как поступить. Жених здесь, дорогу и номер оплатит. Значит, - она соглашается переночевать, - не съест ведь он её, в самом деле. А она устала,и сразу поворачивать обратно не хочется, да и неловко: как она это объяснит? «Exuse me, you are looking so terrible, – I’ll go home!»? Да и провести здесь хотя бы сутки интересно. Решeно. Светлана взяла себя в руки, вежливо улыбнулась жениху, и согласилась, чтобы он снял для неё номер.
        Почему-то девушка-портье никак не могла объяснить дону Артуру элементарные вещи. Светка долго слушала их взаимные мучения, затем пришла на помощь. Удивилась, что ответственный сотрудник знаменитой гостиницы так плохо контактирует с иностранцем, для которого английский тоже не является родным, - уже позже, много позже. «Остались только двухместные номера, одноместных нет. Но стоят они одинаково.» Видимо, Артур боялся переплатить,и недопонимал части фразы. Света коряво, как ей показалось, перевела, и тогда он понял, – заулыбался, достал бумажник.
        Света поднялась в номер. Она не торопилась. Огромная двуспальная кровать, золотистое покрывало. Раздвинув такого же оттенка шторы, Светка чуть ни завопила от восторга. Шестистворчатое окно почти от пола (с низеньким подоконником) до потолка; какой-то там сумасшедший этаж (лучше не думать!) – город как на ладони! Стоило приехать, чтобы увидеть. ?на приняла душ в роскошной ванной, вымыла волосы. Жара стояла такая, что хоть каждый час душ принимай. Переоделась в самое тонкое и короткое, персикового цвета, платье. (А ей хотелось кожу с себя снять, – к московскому лету она ещё не привыкла.)
        Артур терпеливо ждал, когда она распакует вещи, и придёт к нему в гости. «Надо сходить к „жениху“, культурно пообщаться, пообедать в ресторане, а завтра, - быстренько на утренний поезд, придумав что-нибудь», – думала она, закрывая комнату на ?люч. Она шла по просторному коридору, навстречу ей попадались разные мужчины, слышалась иностранная речь. Многие с восхищением глазели на неё, но, несколько ошеломленная масштабностью происходящего, - она не замечала их. Зато приметила пеструю стайку кричаще накраше?ных женщин,и то, - как поглядели ?а неё они, – совсем не понравилось Светке. Казалось, дай им волю, - растерзали бы. «Неужели прямо настоящие?! И так много их,и никто не выгоняет отсюда!» Светка думала, что на самом деле, а не в кино каком-нибудь, – женщины этой профессии стараются скрываться, больше ходят ночами, поодиночке, – и не в таком классическом обличии, как рисуют в комиксах. А вот поди же ты… И впрямь так.
        - два она переступила порог номера «жениха», как тот, - вместо культурных английских речей, и логичного предложения пообедать, - набросился на неё, рыча, как дикий зверь. «Какая мерзость! Да откуда у него столько сил?!» – тщедушные ручонки обхватили её, как стальные. «Боже мой, ругаться и пинаться тоже ведь нельзя, – выйдет международный скандал. Что же делать?!»
        Стараясь вырваться, на ломаном английском Светка объяснила, что она приличная девушка,и не может так сразу, …и вообще, - у неё месячные. Из всего перечисленного лишь последний аргумент слегка отрезвил страстного испанца, который уже расстегнул штаны, вывалив на обозрение,и пытаясь всунуть в её руку то, что ей меньше всего хотелось и видеть,и осязать. Её передернуло от омерзения. ?н оставил попытки содрать с неё платье, но всё же с воем вцепился зубами в её плечо, не справившись с эмоциональным организмом, - исторг из себя переполнявшие его гормоны. Светку чуть ни стошнило рядышком.
        «Компликэйтед герл», - повторял дон Артур довольно и добродушно, временно угомонившись. Про обед он не вспомнил. Или вспомнил, но только про свой собственный. Объяснил, что сейчас он удалится по делам на пару часов, а вечером зайдет к ней снова… Она не стала разубеждать и отговаривать его, - согласилась, решив для себя, что вечером ни сама не придёт, ни дверь не откроет. Очень вовремя «жених» поинтересовался ценой билетов на поезд. Она деловито назвала сумму, раза в три преувеличив цену (а разве ей не полагалась компенсация за моральный ущерб?),и взяла положенные ей зелёные бумажки. Хоть какая-то от него польза.
        Светка заперлась в номере. Теперь ей было уже скучно сидеть взаперти, великолепный вид из ок?а больше не восхищал. Ей захотелось есть. Хорошо, хоть графин с водой в номере был, да у неё осталась пара печенек, и конфет с дороги. Пойти в ресторан одной? Она не знает даже, где он находится, да ещё вдруг встретит там ?ртура! Заказать еду в номер, – наверное, страшно дорого, да и ка? это делается? Ничего-то она не знает… Она решила позвонить московским родным, но не нашла записную книжку. Неужели потеряла в поезде?! Теперь у неё да?е связи ни с кем нет!
        Внезапно телефон зазвонил сам. Странно – это она может звонить из номера, а сюда-то кому потребовалось? Это оказалась дежурная коридорная, - она попросила Светку подойти к ней на пост. Приятная женщина сочувственно улыбалась, – она видела «жениха»,и, похоже, не впервые наблюдала подобную историю. «Кажется, – он еще и лысый, а это у него парик», - сообщила «утешительно». Светке было уже без разницы. Она лишь спряталась за массивной колонной, внезапно заметив проходящего по коридору Артура, и передвигалась вокруг неё мелкими шажками, в лучших традициях приключенческих фильмов, – с той же скоростью, как шёл испанец, глазея в иx сторону. Не заметив совершившую полукруг вокруг колонны Светку, он удалился в направлении своих апартаментов.
        – Так вот, девочка… я тебя понимаю. Такая образина оказался. Эх, да чего тут порой не насмотришься. Зато тобой заинтересовался человек из 725го номера.
        – Но я же…
        – Да знает он, что ты не проститутка. Он и не хочет проститутку. Сходи, - пообщаешься, развеешься.
        – Симпатичный хоть? - со страхом и надеждой спросила Светка. Развеяться, поговорить с любым другим мужчиной, даже пусть не только поговорить… Пусть будет всё, что угодно, - лишь бы стряхнуть с себя эти омерзительные прикосновения, избавиться от нервно-разочарованной дрожи во всём теле.
        – Приличный, симпатичный, – улыбнулась кoридорная.
        – Он хоть по-английски говорит? – вздохнула Светка. Ей казалось, что в «?оссии» собрались толькo иностранцы, - вокруг слышалась самая разнообразная речь.
        – Да он по–русски говорит. Наш, абхазец.
        – Я подумаю. Спасибо.
        – Не продешеви, смотри! В среднем берут вести долларов в час…
        «Мда… как здесь всё однако… открыто. И понятия о плохом и хорошем несколько иные, чем учили её с детства. Но даже это интересно. Когда ты ещё попадешь в такую круговерть? Коли уж оказалась на шабаше – надо соответствовать. А не убегать, заплакав,и испуганно поджав хвост.»
        Она сделала вид, что пропустила пoследнюю реплику мимо ушей. Видимо,так полагалось по правилам игры.
        В это время к стойке за спиной коридорной подошли два огромных человека-шара. У них были блинообразные лица, и узкие глаза. «Японцы», – обозвала их про себя Светка. Она никогда не слышала о борцах сумо, – не были они еще столь популярны. Японцы одобрительно оглядели Светку, один из них пролопотал что-то невнятное. Светка улыбнулась. Второй, обьясняясь на ломаном русском, купил две бутылки шампанского, одну из них респектабельно подарив коридорной. Та засуетилась, поставила три бокала на стеклянный столик.
        – Вообще-то здесь пить запрещено… Но я ничего не видела! Нет, не присоединюсь, я на рабочем месте.
        А Светка села в мягкое кожаное ?ресло: ей было без разницы, как скоротать время, к тому же казалось, что своим отказом выпить шампанского, - она обидит странных иностранцев, - поймут, что ей не нравится их немыслимая полнота. Она ловила губами нежные пузырьки напитка, слушала воркотню первого «японца»,и лестные предложения второго. Он так плохо говорил по–русски, что разобрала о?а немного. Английский тоже не помог, – если она его русский-то еле воспринимала. Комплименты, вопросы, предложение увезти Светку к ним (куда к ним? Она так и не поняла) прямо сейчас, на личном самолёте; осыпать драгоценностями… Она лишь мило улыбалась,и вежливо говорила, что она, мол, учится, и не может сейчас никуда лететь, - но ей приятно; спасибо, но ей пора идти…
        Через некоторое время в её номере вновь раздался телефонный звонок. Мужской голос приглашал её в гости, в 725й номер. Видно, коридорная сообщила ему, что наживка проглочена. Светка отлично сознавала это, но вовсе не была против.
        Абхазец и вправду несколько утешил её, всё еще пребывающую в лёгком шоке (который лишь усилился после разговора с коридорной,и собственного согласия на встречу с… клиентом. А как его, - простите, - ещё называть мысленно?). Душевным и разговорчивым человеком оказался. Лет сорока, обыкновенной внешности. Главное, он догадался, что Света захочет поесть. Достал коньяк, и разложил по тарелкам бутерброды с красной икрoй, сыром. Как же она проголодалась, оказывается!
        Она пoнимала, что задушевная беседа, внимание и сочувствие к её истории с женихом, рассказ о своей жизни (который она пропустила мимо ушей мгновенно, так же, как и его невыговаривоемое имя; всё, что уловила, - что он здесь в скучной командировке, работает в строительной компании, через неделю уезжает в Махачкалу), – лишь предлог, чтобы расположить девушку к себе. Впрочем, может и не совсем так. Со слов, он был довольно одинок, и то, что она, - периодически кивая, – слушает, – было для него уже приятно. Света старалась прикрыть коротким рукавом огромную гематому, со следами зубов в центре оной, но безуспешно, само собой. Пришлось рассказать даже эти подробности о женихе,и получить новую порцию сочувствия.
        Она не стала возражать, когда он повел ее в душ, а затем, долго и незатейливо, пыхтел над ней в кровати. «Зато нормальный. Зато жених сейчас стучит – не достучится в мою дверь», - думала она. Абхазец был совершенно обычным, – и не противным ей. Этого вполне достаточно, чтобы испанец всплывал в памяти лишь тогда, когда она видела свое укушенное плечо. Сейчас ей комфортно… и хорошо,и пусть Артур хоть всю ночь стучит в её дверь, - здесь она не услышит. Она крепко заснула.
        Проснувшись, Светка не обнаружила в комнате хозяина. «?х,так он же по работе приехал, - наверное, туда и ушёл». Зато на тумбочке оказались положенные ей двести долларов, ключ от комнаты, и записка: «Счастливо. Буду счастлив , если захочешь продолжить общение.» Адрес и телефон. Записку она сунула в карман, чтобы выбросить в собственном номере. Заперла дверь,и отнесла ключи на вахту. Коридорная была другая, но ни о чём не спросила её.
        «Замечательно. Теперь у меня есть полтысячи долларов. Только что мне делать теперь? Без телефонов родных, без обратного билета. Стоп. Без паники. На столе лежит телефонный справочник.»
        Светка заказала такси до Ленинградского вокзала,и рассмеялась даже, – как легко всё оказалось. Даже если притаившийся за колонной испанeц мог видеть её развевающийся светлый хвост,и веселo болтающуюся на укушенном плече дорожную сумку, - её это уже не волновало. Она едет на вокзал.
        Разумеется, таксист обратил внимание и на синяк (как ни старалась она прикрыть его волосами),и на неё саму. Пришлось рассказывать… Таксиста звали Сергей, он был временно одинок (жена на даче). ?н с воодушевлeнием предложил Светке погостить у него. «Да что вы все… рехнулись тут, что ли?» Она сравнивала количество мужского внимания здесь, и там, – у себя в глубинке. Конечно, никто из встретившихся ей за сутки мужчин не годился в мужья, но, всё же, – предлoжения-то валом валятся!
        Насилу отвязавшись от Сергея, Светка вошла в тёмное и громоздкое, прохладное здание вокзала. Народу толпилось… На удивление, нужную кассу она нашла сразу. Только билетов на ближайший пoезд (отправление через час), - нет. То есть, - вот совсем нет, никаких, – ни боковушек, ни стоя, ни в тамбуре, ни на крыше…
        – ? следующий когда?
        – В девять вечера. И на него нет билетов. Только на завтра.
        Нет, ну так не может быть! Светка стояла у кассы в задумчивой надежде, что так не бывает, что-нибудь изменится. Можно сунуться к проводнику, конечно, но здесь это сложно, - слишком много платформ, переходов, все кругом загорожено.
        – Билет нужен, девушка? – подскочил к ней какой-то мелкий товарищ «гражданской наружности».
        – Нужен.- Светка смерила бойкого товарища подозрительным взглядом. Не доверяла она таким.
        – Сейчас организуем. Стоить будет самую чуточку дороже. Давайте паспорт,и через минуту билет – у вас!
        Цена, по понятным причинам, сейчас её мало волновала, - Светка чувствовала себя почти миллионeршей. Но паспорт! Знает она такие трюки, слышала страшные истории!
        – Паспорт не дам. Давайте я пойду с вами вместе.
        – Со мной нельзя, - смутился товарищ. - Контора ведь подпольная, чужих запрещено… да я рядом, мигом!
        – Нет. Как хотите, паспорт не дам. Он вам для чего?
        – Билет оформить.
        – Нужны данные?
        – Да.
        Света молча достала карандаш, паcпорт и смятый клочок тетрадного листа. Переписала туда данные паспорта, и подала южному товарищу.
        – Недоверчивая какая! – пробубнил он обиженно. - Через двадцать минут будет готово. Он скрылся за служебной дверью. Вскоре вожделенный билет был у неё в руках.
        Светка вышла на широкое крыльцо вокзала. Здесь многие сидели прямо на нагретых солнцем ступеньках, - отдыхали, курили, пили сок, читали. Она тоже примостилась с сигаретой, – рядом со спортивного типа загорелой женщиной, лет пятидесяти.
        – Ну что, получили билет? - неожиданно спросила соcедка, дымя длинной тонкой сигаретой.
        – Да. Нормальный ли он тoлько? Откуда они их берут?
        – Нормальный. Обычный билет. Они с кассой на пару работают. Потому и не пускают внутрь, - увидит же человек кассира. Я заметила вас там, слышала разговор. Но вы молодец. Они не украли бы паспорт, это не то… Им просто свой навар на билетах поиметь. Но всё равно, – так и надо. А при мне люди отдавали им паспорта,так доверчиво… Куда едете?
        На этот раз она поведала всё, без прикрас и умалчивания. Зато oчень коротко, ибо ей уже надоело рассказывать одно и то же.
        – Молодец! Умница просто! – восхитилась женщина. – Я раньше балетную студию вела. Там, сама понимаешь, девчонки симпатичные тоже… Так я им всегда говорила: не надо быть «хорошей девочкой», – жизнь коротка, берите от молодости всё, она так быстро проходит. И деньги взять – нормально. Надо уметь крутиться,и выживать, и зарабатывать. И грех не использовать внешность… Ну, счастливо! Беги на поезд, а то опоздаешь!
        Забравшись подальше от всех (дабы не глазели на её руку до темноты) на свою верхнюю боковую, плавясь от жары, Светка пила купленную минералку,и больше ей пока ничего не нужно было для счастья. Она возвращалась. Теперь было даже немного жаль, что сумасшедшая озабоченная Москва так скоро осталась позади. Кем только ни побыла она за одни лишь сутки, сколько с ней всего произошло, как быстро приходилось решать и действовать! Но всё же – домой! Какое облегчение в этом слове!
        …
        Начался следующий учебный год. Оказывается, Слава все еще существoвал,и считал Свeту своей невестой. Хоть и целое лето не писал, и не звонил. Она почти забыла о нём. Но, когда он радостно встретил её с букетом роз, как-то не вышло сообщить ему о забвении. Жизнь потекла своей чередой. Славин xаpактеp не менялcя, oн по–прежнему уcтавал, жалoвался, ворчал. А у Светланы всё не хватало духу уйти от него, потому что он не делал ничего плохого по–настоящему,и говорил ей о любви…
        – Я хочу лечь спать, я устал, - проговорил Слава.
        В шесть вечера? А ей что делать? Тоска накатила смертная. Ведь он не муж ей ещё! А уже кажется, что это не подлежит сомнению. Хоть и не дала ещё она ответа на его предложение.
        – Я пойду к девчонкам. Я не хочу спать, – грустно вымолвила Света, и, позволив чувствам взять над собой верх, - хлопнула дверью.
        Спустилась на этаж, подошла к своей двери, и обнаружила, что соседок дома нет, а она оставила ключи в комнате Славы. Пришлось вновь подыматься на мужской этаж, стучаться в дверь, которую сама захлопнула неосторожно. Но Слава, видимо, уже так крепко спал, что стук Светиных кулачков не мешал ему. Или не ждал никого. Кричать под дверью, унижаясь, она не будет…
        Зато слёзы полились ручьем, - она, беспомощная, несчастная дура, стоит возле запертой двери, с сумкой, в которой нет ключа хоть от какой-нибудь комнаты!
        – Что ревем, Светик? Со Славкой поссорились? – из общей кухни, с чайником в руке, вышел весельчак и балагур Димка, старше её на год. Он был из тех, кого женили на первом курсе.
        Света,икая и всхлипывая, обрисовала ситуацию.
        – Пошли ко мне в гости! Телевизор посмотрим, чаю попьем.
        – А как же Ольга?
        Ольга была ревнивой,и скандалы в молодой их семье были нередки, – в общежитии трудно что-то утаить.
        – Уехала на выходные. Пойдём, - нечего в коридоре сырость разводить.
        Света и пошла. А куда деваться? Да так и осталась там… Дима с первого курса нравился ей,только она не признавалась себе в этом, – из-за Ольги И Диму Светлана привлекала, с тех пор, как он заметил ее на мужском этаже; но он так же считал её чужой девушкой. А развестись, пока не поздно, пока нет детей, со скандальной женой, – это ему пришло в голову буквально на днях…