Спой для меня (СИ) Рина Старкова
        Я мечтала стать певицей, даже училась в академии искусств. Работала, чтобы оплатить обучение, ночами не спала, терпела пьющего отца. Мои мучения закончились, когда Амурский Герман выиграл меня в карты. Или только начались? Теперь я в его полном подчинении, а он то возносит меня до небес, то разбивает об землю. Кто же он? Монстр во плоти или мой любимый мужчина?
        Спой для меня
        Пролог
        Я мечтала стать певицей, даже училась в академии искусств. Работала, чтобы оплатить обучение, ночами не спала, терпела пьющего отца. Мои мучения закончились, когда Амурский Герман выиграл меня в карты.
        Или только начались?
        Теперь я в его полном подчинении, а он то возносит меня до небес, то разбивает об землю. Кто же он? Монстр во плоти или мой любимый мужчина?
        ПРОЛОГ
        С трудом передвигая ноги, я вышла на сцену. Черные шторы, свет сафитов, выключенный во всем зале свет. Музыка заиграла неожиданно, и я вздрогнула, глотая слезы. Передо мной микрофон, в который сейчас слышится только мое напряженное дыхание и истеричные всхлипы, а дальше бездонная темнота. Я знаю, где-то в этой темноте притаился мой хозяин. Он ждет, когда я спою для него красивую песню на французском языке, предвкушая сладкий чарующий голос, в который он отчаянно влюблен.
        Трясясь от предстоящей порции унижения и порока, я пропускаю вступление и слышу раздраженный кашель, который разносится по пустому залу эхом. Музыка начинается сначала, и я сжимаю в руке микрофон, но никак не могу собраться. Ноги подкашиваются, я балансирую на грани потери сознания и слабого вменяемого состояния.
        Чуть слышно беру первые ноты, фальшивлю, голос безбожно дрожит. Нет, я не могу петь, пока мое сердце в клетке, пока я полностью и безоговорочно во власти чудовища, жестокого и холодного.
        Музыка гаснет, но я упорно стараюсь не фальшивить и продолжать песню.
        В зале включается свет, и я закрываю глаза от яркой вспышки.
        - Подойди ко мне, Вика. Ты сегодня ужасно, просто тошнотворно поешь, - слышу его голос, и тело сковывает озноб. Не могу заставить сделать себя даже шаг, но чувствую властный ледяной взгляд на своем теле физически. Он лапает, раздевает, убивает нервную систему.
        - Подойди! - Рык зверя заставляет оставить микрофон на подставке и сделать первый шаг к чудовищу, к беспощадному монстру. Раз - и от сердца отрывается еще один кусок.
        Два - я тону в пороке и стыде, ступая на ступеньки, спускаюсь в зал.
        Три - душу вырывают из ее внешней оболочки и опускают в грязь.
        - Моя сладкая девочка, - раскинув передо мной объятия, мужчина смотрит уничтожающим циничным взглядом. Сейчас он снова сделает это со мной, снова заставит стонать от удовольствия и раскрываться перед ним, как роза. А потом опустит в помои, сравняет с землей, уничтожит. И я снова и снова готова это принять.
        1.1
        ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД
        Закрываю недочитанный роман о любви и поднимаюсь с красивого бархатного кресла цвета крови. Старые кроссовки на мраморном полу выглядят настолько убого, что мне постоянно приходится оглядываться по сторонам. Хоть бы на меня никто не смотрел, никто не видел старых потертых джинсов и заношенной толстовки. Книжка быстро летит в рюкзак, купленный мной еще лет шесть назад, и я направляюсь к большому красивому залу.
        Внутри все сжимается от роскоши и восторга. Картины на стенах, выполненные лучшими выпускниками художественного факультета этой академии, притягивают взгляд. Я медлю, рассматривая смелые полотна с необычайными замыслами. Настоящие гении их рисовали, по-другому и не скажешь. Архитектура нашей академии тоже стоит внимания, и каждый раз заставляет мое сердце биться чаще. Просторная, выделанная узорами под потолком, с красивыми завораживающими люстрами, хрустальными столиками и бархатной мебелью, резными колонами в залах и фонтаном в холле - я попадала сюда из своей квартиры, как в другой мир, полный богатства.
        Я не мечтала о таком большом и светлом доме, нет. Мне вполне было бы достаточно однокомнатной квартиры с красивым дизайном, большой кровати в спальне и маленькой уютной кухни, где я бы пекла блинчики с корицей и пила свежий сваренный кофе.
        - Виктория, зайдите в кабинет директора. Сегодня занятие у нас с вами не состоится, - ледяной голос преподавательницы по вокалу, Анфисы Викторовны, обрушивается на меня, как гром, заставляя вынырнуть из мечтаний, утянувших так глубоко.
        - Как не состоится, Анфиса Викторовна? У меня же скоро прослушивание в мюзикл на главную роль, нужно заниматься и заниматься! Анфиса Ви-и-кторовна! - Я бегу за женщиной по длинному коридору. Из закрытых дверей разносятся голоса, и мужские и женские, ангельские, звуки живой музыки, скрипки и фортепиано.
        - Вика, у тебя не оплачен семестр, Ефим Харитонович хочет с тобой поговорить. Мне жаль, но… скорее всего… - голос моей преподавательницы становится мягче, а в глазах блестят теплота и сожаление.
        - Я найду деньги, найду! - Хватаю Анфису Викторовну за руку и прижимаюсь к ней.
        - Слишком поздно, Вика. Документы на отчисление готовы. На тебя написали жалобы родители Виолетты и Людмилы, не хотят, чтоб их дочери учились с… оборванкой с улицы, - Анфиса Викторовна гладит меня по голове, а я замираю от напряжения.
        Я не сдамся так просто. Я оплатила три семестра, а на четвертом цены подняли, и теперь моей работы официантки в «Гвозде» недостаточно. Но я что-нибудь придумаю. А эти выскочки, Виолетта и Людмила, пусть к черту идут вместе со своими родителями. Я не позволю двум избалованным девицам, привыкшим брать от жизни все и ни за что не платить, встать на моем пути. Испугались, что я пою лучше, даже не смотря на отсутствие начального музыкального образования, и побежали жаловаться отцам. Тупые овцы.
        - Нам придется попрощаться, но мне будет не хватать такой талантливой ученицы, - Анфиса Викторовна освобождает меня из своих объятий, запах ее дорогих духов впитывается в мою толстовку и волосы, на глазах женщины блестит скупая слеза, которая так и не прольется - высохнет, не успеет.
        - Я что-нибудь придумаю, Анфиса Викторовна, я не сдамся на полпути, - не унимаюсь я, несмотря на отчаяние женщины.
        Перед кабинетом директора я останавливаюсь. Полная решимости и прорепетировавшая в голове разговор, я стучу в большую дверь.
        - Войдите! - Низкий грубый голос проникает прямо в сердце, запуская его с новой силой. Кажется, оно вот-вот пропустит несколько ударов и остановится. Осторожно пронырнув в кабинет, я остановилась. Ефим Харитонович смотрит на меня исподлобья тяжелым взглядом, и я чувствую его словно физически.
        - Виктория Юрьевна Малинова, - произносит он спустя целую вечность. Грузное тело поднимается со стула, а я продолжаю его рассматривать. Наш директор чуть старше пятидесяти с сединой у висков, серыми орлиными глазами и массивными чертами лица, широким волевым подбородком. На нем темно серый костюм и черная выглаженная рубашка, на руке золотые часы. С трудом осознаю, что в его кабинете нет окон, и свет какой-то странный, приглушенный. Пахнет сигарами и хвойным мужским одеколоном, кружащим голову. На столе разбросаны бумаги, книжки с нотами для фортепианных концертов, пустые страницы с нотным станом и острые карандаши. Кажется, я отвлекла его от написания очередного шедевра.
        - Здравствуйте, Ефим Харитонович, - начинаю говорить, и с ужасом понимаю, что голос мой дрожит. Раньше такого никогда не было. Даже когда пьяный отец грозится убить меня, я всегда держусь и отвечаю уверенно, а тут на тебе! Наверное, потому что Ефим Харитонович сейчас решает мою судьбу - быть мне ученицей престижной академии, или нет.
        - Присядь, Виктория, нас ждет тяжелый разговор, - директор указывает мне на кресло напротив его рабочего стола, и я повинуюсь. На ватных ногах стоять все равно тяжело, уже лучше присесть.
        - Я знаю, что родители Виолетты и Людмилы написали на меня жалобу, но я прошу вас… - начала я, но меня заткнули на полуслове всего одним словом:
        - Нет!
        Я вздрогнула и замолчала. Не понимаю, почему он не дает мне говорить? Я себе все не так представляла. Надеялась, что академия не захочет терять такой сильный голос. Думала, что Ефим Харитонович сжалится надо мной, войдет в мое положение.
        - Вика-Вика, - на выдохе проговаривает мужчина, выходя из-за стола. Теперь он стоит напротив меня, продолжает все также странно смотреть. Будто взглядом лапает, нагло и откровенно. От неудобства я поежилась на кресле, скрестила руки под грудью и сильно свела колени.
        - У меня к тебе предложение, Виктория, деловое предложение, - на губах директора играет улыбка, и я невинно улыбаюсь в ответ. Я так и знала, что это не конец. Я знала, что он даст мне еще один шанс! - Ты, Виктория Юрьевна, получишь право обучаться в нашей академии и платить только половину стоимости за семестр, если согласишься на мое условие.
        - Какое условие? - осторожно интересуюсь я, подаваясь на кресле вперед. От нетерпения меня рвет на части, я готова разорваться от счастья, что останусь среди учениц, что смогу получить полное образование. И, кажется, я готова на все.
        Ефим Харитонович Вяземский не торопиться с ответом, все также нагло улыбаясь и осматривая меня. Директор снимает свой пиджак, отправляя его на стол одним движением руки. Я тяжело вдыхаю раскаленный воздух, от которого голова идет кругом. Запах его свежего одеколона становится еще более ощутимым и опьяняет, вероятнее всего он весь флакон на себя вылил, подобно богатеньким девицам. Атмосфера становится слишком интимной, но я упорно отгоняю от себя противные мысли.
        - Два раза в неделю на протяжении всего обучения ты будешь приходить в этот кабинет и трахаться со мной, - эта фраза, брошенная в мою сторону, резко врывается в сознание, но я ничего не могу ответить. Как будто мне рот заклеили. Мысли сплелись в узлы - вечности не хватит, чтоб их распутать. Мне только что предложили стать девочкой для секса? Я точно не ослышалась?
        Вот так, нагло и фамильярно, будто Ефим Харитонович каждый день делает такие предложения своим студенткам, мне предложили стать проституткой.
        - И первый день наступает сегодня, Вика. Раздевайся и раздвигай свои сладкие ножки, - хриплый возбужденный голос звучит слишком близко. Когда я поднимаю глаза, то вижу его лицо прямо перед своим. Губы распахнуты, будто для поцелуя, движутся в мою сторону стремительно, готовые наброситься и лобзать меня, мучать, убивать.
        - Нет! - Ору я слишком громко, даже у самой уши на секунду закладывает. - Как вы можете такое предлагать! Я никогда не буду спать с вами, понятно? Никогда!
        С трудом оттолкнув от себя мощное тело мужчины, я срываюсь с кресла к двери. Черт! Ну кто бы мог подумать? Директор элитной академии, семьянин, любящий отец и извращенец в одном флаконе. Вот это смесь.
        В раздевалке быстро схватила свое пальтишко и выскочила на улицу. Холодные капли осеннего дождя освежили, отрезвили и успокоили. Все деньги, заработанные в «Гвозде» я тратила не на покупку еды, одежды, косметики. Вся зарплата за несколько месяцев и чаевые уходили сюда - в мою мечту. Обернулась, чтобы посмотреть на красивое нежно-желтое здание с массивными молочными колонами с каннелюрами и резным каменным карнизом с изображением ангелов, играющих на скрипках и виолончелях, и сердце защемило от боли. Я была так близка к исполнению своего желания. Даже прошла отбор на прослушивание для мюзикла в оперный театр, и тут все рухнуло, придавив меня осколками собственных иллюзий и надежд.
        Отец никогда в меня не верил. Говорил, что это пустая трата времени и денег, ни копейки не вложил в исполнение заветного желания. Порой даже на еду денег не хватало, потому что папочка снова напился и проиграл все свои деньги в карты. В такие дни было особенно тяжело. Приходилось доставать сбережения и кормить нас обоих. Иногда, разозлившись за то, что я не даю ему денег, Юрий Малинов избивал меня. От воспоминаний я поежилась, продолжая идти в сторону «Гвоздя».
        Холодный осенний ветер продувал мое пальто, и я мерзла до самых костей. Мысли вели ожесточенные баталии в голове, заставляя меня сжимать руки в кулаки. Если бы я была как Людмила дочкой чиновника, или как Виолетта дочкой певицы, то дорога в театр была бы вымощена мне бархатной дорогой. Но я дочь карточного игрока и сварщика. И, кажется, все мои дороги теперь перекрыты.
        В «Гвозде» пахло сигаретным дымом и выпивкой. Днем народу было совсем немного, поэтому я больше любила ночные смены. Самый большой поток посетителей приходился на вечер, обычно мужики хорошо выпивали и оставляли неплохие чаевые за смазливое личико милым официанткам в коротких юбках. Я сразу прошла в раздевалку для персонала и взяла из шкафчика рабочую форму. Выйду на работу раньше, может так смогу отвлечься от мерзкого предложения Ефима Харитоновича. Как только ему в голову пришло такое предлагать мне? Неужели я похожа на доступную куклу?
        - Привет, Вика! - моя подружка Вера проникла в раздевалку, когда я натягивала платье.
        - Привет, - отозвался мой голос, тело раскинуло для нее широкие объятия. Мы обнялись, Вера поцеловала меня в щеку и посмотрела с укором.
        - Ты почему не в академии? Урок отменили? - Вкрадчиво выговорила Верка, не отпуская меня из своих рук. Я закрыла глаза, собираясь все ей рассказать.
        - Я больше не буду учиться в академии, - на выдохе объявила я, поднимая взгляд на лицо подруги.
        - Это как так? - Вера приподняла бровь, рассматривая меня хитрым непонимающим взглядом.
        - Я не смогла вовремя оплатить семестр, меня вызвал Ефим Харитонович, и… - я сжалась и прикусила губу. Мысли о старом извращенце и его условии заставляли ноги подгибаться от недоумения и неловкости. - В общем, директор академии предложил мне спать с ним два раза в неделю, и за это платить только пол стоимости за семестр.
        Вера отпустила меня из своих объятий и громко рассмеялась. Ее звонкий голосок заполнил всю комнату, я не сдержалась и улыбнулась.
        - Вот же старый козел! На молодых потянуло! Ой, ну прям как в фильмах, Вика! - подруга схватилась за живот, будто могла лопнуть. Просмеявшись, она потянула меня к зеркалу, где я отразилась в полный рост в своем рабочем коротком платье и старых кроссовках.
        - Посмотри на себя. Неудивительно, что даже директор элитной академии не устоял перед этим соблазном, - прошептала Вера мне на ухо. Я тяжело вздохнула, рассматривая себя.
        Ничего необычного.
        Простая девушка.
        Голубые глаза, обрамленные черными длинными от природы ресницами, словно кукольными, блестели на узком лице. Светлая кожа усыпана еле заметными смешными веснушками, пухлые губы сочного розового цвета, как у мамы. Аккуратный, чуть вздернутый вверх нос - бывают носы и посимпатичнее. Светлые волосы, падающие волнами чуть ниже пояса и закручивающиеся кудрями на концах. Тонкая талия и красивые формы груди и ягодиц. Но ничего необычного, приметного, привлекательного. Вера явно утрировала.
        - Ты само совершенство. Тебе не в «Гвозде» работать с такой внешностью, а на подиуме показывать платья от Валентино, - подруга оперлась на дверь, открыла ее и вынырнула из раздевалки, оставляя меня наедине со своими мыслями.
        Какой подиум? Какие Валентино? Что я теперь буду делать, когда у меня отобрали мою главную жизненную мечту? Куда идти учиться? На врача, учительницу, парикмахершу, юриста? Может, журналистика или архитектура? Нет! Это все явно не мое.
        Сколько себя помню, я всегда мечтала петь. В детстве пела в детском саду на всех утренниках, потом в школе на каждом концерте. Учителя ставили мне тройки за невыученные уроки и разводили руками. «На пении не разбогатеешь», - говорила мне недоумевающая математичка, когда я отпрашивалась с ее уроков на репетиции. И правильно говорила! Лучше бы я не тратила время в музыкальной академии. Розовые очки сорвала жестокая реальность. Меня даже в бары не брали петь без музыкального образования. И о чем я только думала.
        - Ну ты долго тут еще? Помогай, у нас еще семь столов заняли! - Вера приоткрыла дверь и тут же юркнула обратно.
        Я вышла в зал и подошла к барной стойке. Клиентов действительно прибавилось. Наш бармен Вадим мешал коктейли, а я рассматривала лица посетителей. Все пришли по двое, даже странно, вели шумные разговоры и пили пиво.
        - Привет, Вика! - Вадим повернулся в мою сторону и поставил на поднос красивый голубой коктейль со льдом, украшенный листом свежей мяты. - Это за восьмой столик.
        - Привет, - я несмело улыбнулась и взяла поднос.
        Сказать о том, что мне нравился Вадим - ничего не сказать! Я была в него безоговорочно и самозабвенно влюблена. Как только устроилась в этот бар, сразу обратила на него внимание. Но, к сожалению, за полтора года мы сблизились только как друзья.
        В мечтах я не раз представляла, что когда стану певицей, напишу для Вадима песню, через нее признаюсь в чувствах, и мы будем вместе до самой старости. Эту мечту я берегла на самой дальней полке своего сознания, холила и лелеяла, позволяла ей время от времени захватывать меня. В эти минуты я давала волю фантазиям: смелым поцелуям, робким прикосновениям, интимным взглядам и…
        - Вика, соберись! Хватит думать о своей академии, ищи во всем плюсы! Ну, не сложилось, зато теперь тебе не нужно тратить зарплату за полгода на это, можешь вздохнуть с облегчением, - Вера толкнула меня в бок локтем, и я обернулась на нее. Ох, если бы только подруга знала, что задумалась я вовсе не об академии, а о мальчике с темным взглядом, которого так сильно люблю.
        - Да-да, прости, я уже иду!
        Конечно, Вера знала, что я неравнодушна к Вадиму. Но, она шутила о его нетрадиционной ориентации, так как никогда не видела его с девушкой. И к моей влюбленности с серьезностью Верка никогда не относилась.
        Работа затянула, стрелки часов быстро крутились, новые клиенты, заказы, заказы, заказы. Смена закончилась в час ночи. Пересчитав чаевые, мы поделили деньги на троих (мне, Вере и Вадиму), и все вместе вышли из «Гвоздя».
        - Я сегодня пройдусь пешком. Погода хорошая, пусть мысли проветрятся, - на прощание сказала я и обняла Веру.
        - Давай, подруга! И поменьше страдай по своей академии, пошли ее на хер, забудь о ней. Не стоит этот извращенный козел твоих мыслей, - девушка сверкнула карими глазами и похлопала меня по спине.
        - Я могу проводить тебя, нам по пути, - наше горячее прощание нарушил Вадим, и Вера многозначительно на меня посмотрела. В ее взгляде так и читалось: «Вот видишь, мечты с академией рухнули, зато роман с барменом может состояться».
        - Я буду рада, если ты меня проводишь, - посмотрела на парня с теплой улыбкой.
        Полпути мы молчали, и я просто наслаждалась его присутствием. Витала где-то в облаках, потом падала на землю и думала про академию. Эти эмоциональные качели продолжались бы и дальше, если бы Вадим не взял меня за руку. Щеки неожиданно вспыхнули, а по телу прошелся странный неизвестный ранее импульс.
        - Вика, хотел поговорить с тобой, - Вадим остановился. Теперь мы стояли друг напротив друга. Я рассматривала его лицо, как зачарованная, несмело улыбалась и вновь улетала куда-то. Когда это закончится? Когда я перестану мечтать, как подросток?
        - Я тебя слушаю, - произнесла я, нарушив тишину.
        - Вика, ты мне очень давно нравишься. Я бы хотел… - Вадим замолчал, отводя взгляд в сторону. О да, да-да-да! Сейчас он скажет это! - Хотел бы предложить тебя встречаться.
        Внутри я визжала от восторга! Наконец-то это случилось. Хотелось наброситься на Вадима и кричать на весь мир о своем сегодняшнем счастье, но я сделала серьезное лицо, насколько это было возможно. Если сразу соглашусь, то покажу себя легкодоступной, а это далеко не так.
        - Это так неожиданно! - Я развела руками. - Ты мне, конечно, тоже симпатичен, но мне нужно подумать, Вадим.
        Дома я долго прокручивала наш разговор и длинные объятия у подъезда, заставляя воспоминания снова и снова оживать. Это событие просто вычеркнуло из головы мое отчисление из академии. Конечно, я расстраивалась, что все закончилось в тот момент, когда до выступления в мюзикле на сцене театра оставалось всего ничего, но это горе померкло на фоне влюбленности. Я обязательно что-нибудь придумаю, может, с неполными курсами академии меня возьмут петь в какой-нибудь дешевый бар? Или я поступлю в музыкальную школу и получу хотя бы начальное музыкальное образование. Главное, что Вадим будет рядом, будет моим.
        В животе порхали миллиарды самых красивых бабочек, и все дела по дому давались с легкостью даже в два часа ночи. Я приготовила покушать, выпила кофе, протерла всю пыль и налила в ведро воду, чтоб отмыть полы. Ругалась себе под нос, что отец опять ходил по ковру в обуви, когда пылесосила старенький половик. Теперь, двигаясь с тряпкой в руках к входной двери, я напевала себе под нос выдуманный восточный мотив.
        Дверь хлопнула слишком резко, я даже вздрогнула и выпрямилась. Отец посмотрел на меня исподлобья. Мрачные голубые глаза сверкнули холодом, он пошатнулся, облокотился на стену и расстегнул легкую куртку. Я с ужасом рассматривала кровоподтек на его лице, чуть ниже правого глаза. Губы мужчины тоже были разбиты, кровь размазана по подбородку густым, еще не засохшим слоем. Я сглотнула ком в горле, оглядывая рваную куртку и брюки с огромной дырой на правом колене. Дыхание замерло от страха.
        - Что случилось? - слова давались мне с вселенским трудом. Казалось, что земля ушла испод ног и я лечу неизвестно куда.
        - Не твое собачье дело, Вика, - даже не смотря в мою сторону, будто я не стою даже простого объяснения, буркнул отец. В грязной обуви пройдя по только что надраенному до блеска пола, мужчина рухнул на диван и захрапел.
        А я так и остолбенела в прихожей, смотря на него печальным взглядом. Опять он напился. А если перебрал с алкоголем до такого состояния, значит был в казино или карточном клубе. Судя по тому, что выглядел он, будто с войны вернулся, то снова проиграл что-то в карты. Только вот, что?
        С нашей маленькой квартиры уже пропал магнитофон, драгоценности мамы, которые я не успела вовремя спрятать, телевизор, стол, мой телефон… неужели в этот раз проиграл холодильник? Или какой-нибудь сервиз?
        В голове медленно, будто фильм в замедленной съемке, поплыли воспоминания. Трое высоких накаченных мужчин без стука прошли в нашу квартиру. Я в это время пекла блинчики на кухне, но услышав незнакомые голоса, тут же отвлеклась и вышла в коридор. Один из жутких мужиков с шрамом на лице уже прошел в спальню и примерялся к нашему телевизору. Отец стоял посреди комнаты, опустив голову, только смотрел, как технику собираются вынести. Ох, как я разозлилась! Как огрела того, кто остался в прихожей, тряпкой, и тут же об этом пожалела. «Рыпнешься, поедешь на органы, девочка» - с этими словами я была прижата к стене.
        Телевизор унесли в неизвестном направлении.
        А «любимый папочка» вместо извинений треснул мне пощечину, чтобы больше не лезла ни в свое дело и сидела тихо, когда кто-то приходит к нам в дом, чтобы забрать имущество.
        Я поежилась, в одно мгновение стало неуютно и отвратно. Закрыла глаза, сжимая в руках половую тряпку. Как же хотелось просто пройти в комнату и придушить собственного родителя за все эти муки. За его пристрастие к азартным играм, за то, что пьет и курит наркотики, за то, что из-за него умерла мама.
        Слезы покатились из глаз, как две полноводных реки. Мама… единственный человек, которого вспоминать спокойно я не могла. Потерять самого родного человека для девочки двенадцати лет - самое худшее из всех существующих мук. Сердце больно кольнуло от нахлынувшей скорби, в глазах потемнело, и я скатилась по стене на пол. Закрыла рот рукой, чтобы не разбудить пьяного отца и не нарваться на новую порцию побоев.
        Успокоиться получилось лишь утром, когда я обессилевшая рухнула на матрас, брошенный на полу, как для собачки, накрылась махровым потрепанным пледом и быстро уснула.
        Мне снился прекрасный сон. Я на сцене большого театра в обворожительном голубом платье в пол, окруженная столбами белого света софитов, тяжелый дым плывет в моих ногах, как большое красивое облако. Все замирает, тишина позволяет мне слышать, как бьется собственное сердце… и я начинаю петь, обнимая рукой основание микрофона. Люди в креслах не дышат, все смотрят на меня, внимая каждой ноте, взятой мной так идеально чисто, так нежно и легко. Среди присутствующих в зале на первых рядах замечаю маму. Сердце бьется быстро-быстро, я беру высокую ноту и…
        Просыпаюсь.
        Окруженная сигаретным дымом и отвратительным запахом. Отец сидит на диване, в руке уже не первая сигарета, в пепельнице целый букет бычков. Рядом с пепельницей на диване, прожженном в нескольких местах, стоит бокал с алкоголем. Закрываю глаза, чтобы не видеть его. Голова кружится от запаха. Снова и снова папа вытягивает из меня часть души и жестоко ее убивает. Разбивает меня вдребезги. Я как конченая дура жду от него извинений, слов поддержки, но напрасно. У этого человека не осталось ничего святого, только зависимости.
        - Я вижу, что ты не спишь, Вика, - слышу приглушенный голос Юрия Малинова, и внутри все сжимается. Хочется исчезнуть, раствориться, провалиться куда-нибудь, только не видеть избитого отца в грязной майке и трениках, снова проигравшего зарплату.
        - Доброе утро, папа, - не открывая глаз произношу я тихо, надеясь, что он не услышит.
        - Доброе утро, мое сокровище.
        Сокровище? Так он меня еще никогда не называл. Именно это слово заставило меня приподняться с матраса и посмотреть на него широко распахнутым взглядом, полным непонимания.
        - Послушай меня без истерик, без слез. Просто послушай, - Юрий Малинов даже не смотрит в мою сторону. Туманный взгляд направлен в пустую стену, где раньше был телевизор. От предчувствия чего-то недоброго, тело несмело дрожит.
        - Что случилось? - томительное ожидание заставляет меня нарушить устоявшуюся тишину.
        - Сейчас приедут люди и заберут тебя. Я… я… проиграл… тебя… в карты, - папа опускает голову и потирает переносицу.
        Что?
        Целый мир замер, остановился. Я отвела взгляд. Пустота. Мрак. Холод. Я ничего не почувствовала. Будто это в порядке вещей. Будто меня каждый день проигрывали в карты. Осознание происходящего подкрадывалось ко мне со спины, как хищный зверь, и я кожей чувствовала его разъяренное дыхание.
        - Сейчас ты примешь душ, Вика, наденешь свое лучшее белье, платье, и уедешь из нашей квартиры, - голос звучал тихо и напряженно, отравляя ядом сознание. Липкий и мерзкий страх прокрался в сердце, и я сжалась. Подогнула к себе колени и обняла ноги. Внутри все болезненно двигалось, дышать стало сложно.
        - Этот человек, Амурский, мать его, Герман, сам тебе все расскажет. Жить ты будешь у него, - кажется, отец молча плакал. Я поднялась с пола, откинула плед и подошла к нему, глядя сверху на опущенную голову.
        - Я ненавижу тебя, - зашипела неузнаваемым голосом, напугавшем даже меня саму. Руки сжались в кулаки, и я с трудом сдерживала желание добавить несколько ссадин на его теле.
        - Собирайся, Вика, - взгляд отца стрелой направился на меня, и я задрожала от ужаса. Так начался мой страшный кошмар.
        Не сразу.
        Я прошла на кухню, достала из тайника деньги, отложенные на оплату академии. Этого хватит, чтобы уехать в другой город и снять номер в мотеле на несколько недель, пока не найду новую работу. Полная решимости, я оделась, несмотря в сторону Юрия, прошла в подъезд, спустилась с лестницы.
        Я никогда не думала, что это возможно - проиграть в карты человека. Конечно, я читала несколько криминальных сводок в газете, как нерадивые пьяницы продавали своих детей, но никогда в жизни бы не допустила и мысли, что это случится со мной. А сейчас я бегу из собственного дома, лишь бы не расплачиваться за отцовские пристрастия ценой собственной девственности, а может, и жизни.
        1.2
        Автобус подъехал быстро, и я пулей влетела в него. Обвела глазами пустые кресла, расплатилась и села у окна. Мимо проносились дома, витрины магазинов, кафе и бары, в том числе любимый «Гвоздь». Я родилась в этом городе, прожила тут все детство и юность. Пережила много несчастий, проблем и бед. Впервые полюбила в этом городе. Вадим. Сердце больно екнуло, и я закрыла глаза. С Вадимом придется расстаться, если я хочу начать жить заново, в новом городе, чтобы… как его там? Герман, вроде! Чтобы Герман никогда меня не нашел и не спросил за карточный долг.
        Пока ехала до вокзала, решала, какой город выбрать для укрытия? И решение было только одно: нужно бежать как можно дальше и на самый ближайший рейс! Я купила билет и прошла на перрон. Поезд через пол чала, еще есть время попрощаться с родными местами. Купила кофе и поморщилась от отвратительного вкуса. В животе засосало от голода. Я привыкла к такому - не есть целый день, а под вечер перекусывать куском черствого хлеба. Я сильная, и я справлюсь со всем этим. Главное, сейчас уехать.
        Время тянулось так медленно, и я считала секунды до отправления. Гадкое чувство меня не покидало. Предательство собственного отца - его глупая выходка. Сейчас я чувствовала себя вещью, которой можно распоряжаться, как хочется. Которую можно перепродать, выбросить, поставить на кон в азартной игре. Вытерев капли дождя с лица, я зашла за большую квадратную колонну, прячась от злого ветра, заставляющего все тело биться от ледяного холода. Вот перееду в новый город и куплю теплую куртку. И все у меня будет хорошо.
        Мои мечты рухнули. Академия останется здесь, любимые преподаватели по музыке останутся здесь. Анфиса Викторовна, заменившая мне мать, насколько это было возможно, останется здесь. Все будет на прежних местах. Подружка Вера и любимый Вадим продолжат работать в «Гвозде» и смеяться, делить чаевые, радоваться жизни. Не станет только меня в этом городе несбывшихся надежд.
        Поезд лениво загудел, забил колесами по рельсам. Я вздохнула и грустно улыбнулась. Жизнь не закончилась. Все хорошо. Вдох, выход. Спокойно, Вика, ты все сможешь! Как бы себя не убеждала, сердце металось в груди и просило остаться. Позвонить Вадиму, Вере, Анфисе Викторовне. Попросить помощи. Нет! Нельзя, иначе я не смогу уехать и тогда… карточный долг придется отдавать.
        Сзади послышались шаги, я хотела обернуться, но не успела. К горлу приставили нож. Сердце ушло в пятки и застыло, вместе с телом. Я тяжело втянула воздух, чтобы закричать, но он застрял в легких.
        - Иди спокойно, Виктория, и тогда останешься целой и невредимой, - холодный голос над ухом заставил волосы у висков шевелиться от дыхания незнакомца. Я закрыла рот, нож медленно отодвинули от горла, наконец-то я смогла выдохнуть. Кисть руки больно схватили мужские сильные пальцы, заставляя идти за незнакомцем.
        Я так и не увидела его лица, потому что мужчина резко оказался впереди и поволок меня за собой. Перед глазами только сильные широкие плечи, обернутые в драповое пальто, видно, что дорогое. Голова покрыта светлым ежиком, на шее большая темная родинка, выглядывающая испод ворота. На руке дорогие часы. Может, это и есть тот самый Герман?
        От страха ноги заплелись, и я чуть не упала.
        - Иди спокойно, я же тебя не убиваю, - шикнул похититель, повернувшись вполоборота. Теперь я заметила серые большие глаза, орлиный нос и щетину на лице.
        Незнакомец довел меня до белого большого джипа и раскрыл передо мной дверь.
        - Садись! - приказал он, и я поджала губы. Хотелось убежать, пока его рука ослабила хватку, но я понимала, что все это бесполезно. Догонит и накажет. Жестоко накажет.
        Я просочилась в салон машины, боясь запачкать идеальные чистые коврики своими грязными кроссовками. Незнакомец сел рядом со мной, похлопал водителя по плечу, и тот завел двигатель.
        Ехали мы долго, кажется, уже были за чертой города. Грузная машина свернула с главной дороги. Странно, но асфальт тут, за городом, был ровнее.
        - Куда мы едем? - Я наконец подала голос, рассматривая громадные сосны, проносившиеся мимо на большой скорости.
        - Домой, - похититель усмехнулся, даже не посмотрев на меня. Затихнув, я опустила глаза.
        Дом. Милый дом. Меня везли неизвестно куда, а я не могла ничего с этим сделать. Изредка посматривала на мужчину, вальяжно раскинувшегося рядом. Теперь я отметила его красоту, как должное. Сильный, волевой, целеустремленный. Взгляд светлый, добрый. Может, не все так плохо, как я себе накручивала? Меня не били, не оскорбляли, не лапали грязным взглядом - и на том спасибо.
        Мы подъехали к большим воротам, которые автоматически распахнулись перед машиной и также закрылись. Стены, словно крепости, не сбежать отсюда. У ворот вооруженная охрана - двое здоровых и крепких мужиков. Джип проехал мимо красивых хвойных деревьев, охваченных искусством топиари. Видимо, работал настоящий профессионал, выстригая сибирские лиственницы в замысловатые зеленые заборы. Джип припарковался возле огромного красивого дома в три этажа насыщенного серого цвета, незамысловатый, но очень современный и лаконичный, с панорамными окнами на первом этаже.
        - Приехали, - озвучил водитель и выскользнул на улицу под дождь.
        Я закрыла глаза и поерзала на сидении. Выходить не хотелось. Этот дом, эти деревья, эта роскошь - не для меня. Мне хорошо тут, в машине. Я никуда не пойду.
        Дверка рядом со мной открылась, впуская свежий аромат хвойного леса в душный салон, водитель протянул мне руку и улыбнулся. Боже, ну что за наигранные манеры? Он привез жертву, рабыню, девушку, которую кто-то купил. Зачем все эти излишние знаки внимания? Осторожно дрожащая ладонь сама потянулась к его руке. Я вышла из джипа, с удивлением отмечая, что водитель держит черный большой зонт над моей головой.
        Я медлила, рассматривая внешний дизайн дома, как произведение искусства. Такие дома я раньше видела только на картинках. Еще и сад во дворе достойный внимания и уважения. Это сводило с ума.
        - Пойдемте, Виктория Юрьевна, вас никто не укусит в этом доме, - подбодрил меня водитель, и я вздрогнула от его красивого низкого голоса, как от слабого электрического разряда.
        Сделала первый неуверенный шаг, второй, третий. Казалось, что иду на каторгу, или прямиком в ад. Красивый ад, замаскированный. Но от всей этой роскоши и красоты ад не станет раем. Неужели, теперь я буду жить здесь, в этом доме? Буду игрушкой в руках мужчины, которому отец меня проиграл? Слеза скатилась по щеке, но я быстро ее смахнула.
        - Здравствуйте, Виктория Юрьевна, - женский голос раздался громом, как только я прошла в раскрытую передо мной дверь. Перед глазами очутилась красивая женщина, слегка полноватая, в строгом сером платье.
        - Здравствуйте, - с трудом выдавила из себя всего одно слово. Водитель помог мне снять пальто, повесил его в комнату при входе и достал туфли на небольшом каблуке.
        Я переобулась, отмечая, что обувь пришлась мне в размер. От этого стало жутко.
        Почему все обращаются ко мне по имени и отчеству? Кто приготовил для меня эти туфли? Как же нелепо они смотрятся на моих ногах под джинсы и толстовку!
        - Я провожу вас в вашу комнату, а Олег принесет ваши вещи, пройдемте, - женщина улыбнулась, смотря на водителя.
        - Прошу прощения, госпожа Виктория прибыла без чемоданов и сумок, - Олег только развел руками. Женщина не растерялась, заулыбалась еще шире, приподняла голову.
        - Думаю, на первый день вам будет достаточно вещей, которые Герман Александрович подготовил к вашему приезду, Виктория Юрьевна. Пройдемте за мной, - женщина развернулась и медленно зашагала вглубь дома по светлому паркету.
        Я шла за ней, как приговоренная. Не хотелось смотреть по сторонам. Не хотелось подчиняться. Не хотелось жить. Кто этот мужчина, Герман Александрович? Сколько денег в его кармане, раз он может позволить себе такой дом? Теперь у меня не осталось сомнений, что он выследил бы меня даже в другом городе.
        Мы поднялись на третий этаж, прошли по длинному мрачному коридору и остановились перед угловой комнатой. Женщина раскрыла передо мной двери, пропуская меня вперед. Я покорно вошла, осматривая красивый интерьер. Сочетание молочного оттенка и приглушенного цвета циан заполняли каждый предмет мебели. Мягкий белый ковер, в котором утонули мои ноги, лежал на полу, но мое сознание отметило, что он слишком дорогой и используется не по назначению.
        - Располагайтесь, обед через пятнадцать минут. Подать прямо в комнату или в столовой? - Женщина стояла рядом со мной, широко улыбаясь.
        - В комнату, - быстро выговорила я, а потом посмотрела на радушную сопровождающую и добавила. - Пожалуйста.
        Оставшись одна, я долго стояла на месте, осматриваясь. Самое богатое место, которое я когда-либо посещала - академия. Но и она меркла рядом с этой комнатой.
        Привыкнув к богатой атмосфере, я прошла к огромной кровати, потрогала ладонью шелковую молочную простынь, наградила робким взглядом восемь подушек в шелковых наволочках насыщенного оттенка цвета морской волны. Рядом с кроватью светлая тумбочка, которая так и манила, чтоб ее открыть. Так я и сделала. В ящике расческа для волос, фен, заколки и шпильки, в следующем ящике новая, еще не распакованная косметика. В большом шкафу я нашла две блузки - белую и черную, бардовую юбку-карандаш, белые брюки и светло-голубой джемпер, а еще три пары новых туфель.
        Дверь в комнате привела меня в ванную с большой душевой кабиной, джакузи, мраморным тумбочкам и раковиной квадратной формы. Здесь я нашла и шампуни, гели для душа, всевозможные скрабы и пенки, маски для волос и лица, зубную щетку и пасту, а в шкафчике пряталось красивое нижнее белье от Victoria’s Secret.
        Этот Герман тщательно подготовился к моему приезду.
        И я не знала, как на это реагировать.
        Могу ли я воспользоваться ванной и всей этой одеждой? Чего хочет от меня этот мужчина? Что он расскажет мне при встрече? Я нужна ему, как девочка для секса или может, заставит меня работать в его доме уборщицей? Пожалуй, второй вариант нравится мне больше! Я согласна каждый день намывать бесконечные коридоры его дома и лестницы до блеска, лишь бы не трахаться из-за бестолкового никчемного папаши.
        Я все же решила, что душ мне не помешает. Потоки теплой воды приятно окутали тело. Странно, но душ тут принимать гораздо приятнее, чем дома в ржавой старой ванной. Недолго думая, схватила с полки первый попавшийся шампунь и утонула в аромате спелой вишни.
        Вышла и вытерлась полотенцем с лавандовым запахом. Потом посмотрела на манящее кружевное белье. Эх, гулять, так гулять! С упоением натянула на себя лоскутки ткани, пришедшиеся мне точно по размеру, и замерла перед зеркалом.
        Такое белье точно не стали бы дарить уборщице. Эта мысль навязчиво поселилась в моей голове и заставила задрожать от страха. Что ждет меня дальше? Какой этот Герман? Жестокий или добрый? А вдруг он возьмет меня силой, заставит делать самые грязные и непристойные вещи, вдруг изобьет меня, изуродует мое тело? Он же, точно также как и отец, играет в карты и заставил несчастного проигравшего человека поставить на кон собственную дочь, значит, сердца у него нет. А я воспользовалась его гостеприимством. Может, своими действиями я подписала себе смертный приговор.
        Туман сомнения окутал сознание, и я не могла прийти в себя. Вышла из ванной комнаты с кислой миной на лице. Нужно придумать план, как сбежать отсюда, пока ничего плохого не произошло.
        Пока я стояла в нижнем белье посреди комнаты, дверь неожиданно распахнулась. Мужчина в белом поварском колпаке затолкал сервированный столик на колесах и застыл, смотря на меня. И я застыла, ища глазами что-либо, чем бы прикрыть полуобнаженное тело.
        Повар закричал что-то на французском языке, взмахнул руками, потом закрыл ладонью глаза, покраснел и вылетел прочь.
        Я невольно засмеялась.
        Кажется, я схожу с ума.
        На полке в шкафу я нашла красивый домашний халат карамельного оттенка и завернулась в него. Посмотрела на еду, ароматно пахнувшую и кричавшую: «Попробуй меня!» Желудок мучительно заныл от голода и засосал.
        Я осмотрела блюда, а именно луковый суп и картофельный гратен, который во Франции называют тартифлет, и рот наполнился слюной. От одного запаха я могла потерять контроль и наброситься на еду, но с трудом сдержалась. Нет! Я не буду принимать его подачки, достаточно того, что я примерила красивое белье и воспользовалась халатиком. Этого вполне хватит.
        Спустя десять минут я съела все, что привез француз.
        В ванной зазвонил оставленный в толстовке телефон, и я, с трудом передвигаясь после сытного обеда, поплелась отвечать.
        - Вика, ты где? - шикнула Вера, едва я успела нажать на зеленую кнопку.
        - Верка! Как я рада тебя слышать! - сердце тоскливо заныло.
        - Вика, блин, твоя смена начнется через пять минут! Скажи, что ты уже входишь в бар, или я придушу тебя! - злющий голос подружки заставил меня тяжело вздохнуть.
        - Вера, со мной такое случилось, ты не поверишь, - я невольно усмехнулась, пальцы сжались в кулаки. Возможно, я больше никогда ее не услышу. Может, после встречи с Германом меня уже не будет в живых.
        - Да мне все равно, что у тебя случилось! Где ты? Я задушу тебя, если ты опоздаешь хоть на секунду! - выдернув меня из самых коварных фантазий о хозяине роскошного особняка, закричала Вера.
        - Я сегодня не выйду на работу, Вера. Я за городом. Отец проиграл меня в карты какому-то Герману Александровичу. Я сейчас в его доме. Представляешь, тут повар-француз, и он видел меня в нижнем белье от Victoria’s Secret, орал, как резаный и краснел, как подросток.
        - Стой-стой-стой! Ты дома у Германа Амурского? - кажется, Вера потеряла дар речи, потому что голос ее звучал нечеловечески.
        - Ты его знаешь?
        - Вика! Его весь мир знает! Это же миллиардер, он постоянно по телику мелькает, да и в журналах его фотки с моделями постоянно печатают! А сейчас весь интернет гудит о его романе с Оксаной Валесовой. - Вера резко замолчала, кажется отвлеклась и что-то заговорила отстраненно кому-то в ответ.
        - Вера, что мне делать? - я растерянно смотрела на свое отражение и только сильнее сжала телефон.
        - Я не знаю, Вика. Мне пора работать. Позвоню после смены.
        Я прошла обратно в комнату и включила телевизор, но даже он не отвлек меня от мыслей о Германе. Если он крутит роман с Оксаной Валесовой, то за каким лешим ему понадобилась я, никчемная девственная мышь? Чего он на самом деле от меня хочет?
        Сама не заметила, как погрузилась в сон. И проснулась, когда меня осторожно толкнули в плечо. Распахнув глаза, я увидела женщину, которая привела меня в эту комнату.
        - Виктория Юрьевна, я так и не представилась. Меня зовут Фаина Ивановна, я правая рука Германа Александровича, - с улыбкой представилась она, когда я посмотрела ей в глаза.
        - Скажите, что нужно от меня этому Герману? - голос сонно дрожал.
        - Это вы узнаете через несколько дней, когда он закончит свои дела в Лондоне. А сейчас вас ждут косметически процедуры, - после ее слов в комнату прошла девушка в красном костюме, и я неуверенно поежилась. Какие процедуры на ночь глядя?
        - Здравствуй, Вика. Я Аня - твой личный стилист, визажист и косметолог. Сегодня мы приведем в порядок твои ногти, - девушка в красном приветливо улыбнулась уголком губ и протянула мне руку.
        Дальше помню, как меня провели в новую комнату, усадили на кресло. Аня сделала мне маникюр и педикюр, не проронив при этом ни слова. Я осмотрела бежевые наращенные ногти на руках с красивыми черными узорами и такие же красивые ноготки на ногах.
        - Спасибо, - растеряно выдавила я.
        - Всегда пожалуйста. Завтра утром мы с тобой едем в СПА салон. А сейчас тебя ждет ужин и крепкий сон.
        Я вернулась в свою комнату, где повар подал мне фруктовый салат в красивой хрустальной вазе и травяной чай с круасанами.
        Я все никак не могла понять, попала ли я в сказку, или в свой худший кошмар. Вся эта роскошь, повар, косметолог, красивая одежда, белье, туфли - к чему все это приведет?
        Ближе к десяти вечера в мои покои ворвалась незнакомая блондинка, за ней вбежала Фаина Ивановна.
        - Вам нельзя сюда входить, Жанночка, прошу!
        - Фаина Ивановна, отвалите! Если Герман что-то вам приказал, то это не значит, что я не могу нарушить это! - Жанночка вытолкнула несчастную запыхавшуюся женщину из комнаты и закрыла дверь.
        - Кто вы такая? - голос невольно дрогнул, и я сорвалась с кровати, попятившись назад. От этой женщины исходила странная и неприятная аура.
        - Это не важно, девочка. Если Герман выбрал тебя, как свою игрушку, то я могу сказать тебе только одно: игра началась, детка. Добро пожаловать в ад! - Жанна нагло улыбнулась, вновь осмотрела меня циничным взглядом и, наконец, впустила Фаину Ивановну. - Не трону я вашу Вику, не переживайте.
        Как только девушка покинула комнату, Фаина подлетела ко мне, осматривая как святыню.
        - Что она вам сказала, Виктория Юрьевна? Простите меня, простите! Только не говорите Герману Александровичу, что Жанна пробралась к вам, прошу!
        - Я не скажу, - слова застряли в горле. Мурашки побежали где-то под кожей, заставляя все тело дрожать.
        - Спасибо! Спасибо, Виктория Юрьевна. Вы - настоящий ангел!
        Да, ангел. Ангел, который теперь точно знает, что ничего хорошего в этом доме его не ждет.
        2.1
        ВЕНЕЦ ИЗ НЕЖНОСТИ И ЛАСКИ: ВИКА.
        Падая, ангел смеялся, Падая, ангел горел. С крыльями он расставался, Ад выбирая взамен.
        Я никогда раньше не бывала в СПА салоне. Именно поэтому сейчас, сидя на заднем сидении джипа вместе со стилистом Аней, я невольно наслаждалась предвкушением.
        После вчерашнего разговора с Жанной меня отпустило не сразу. Только после завтрака я смогла немного расслабиться, приняла контрастный душ, надела черную рубашку и белые брюки, а еще дорогие черные туфли от Гуччи, очень комфортные, на толстом каблуке. Видела бы сейчас меня Вера - померла бы от зависти. Сейчас я больше походила на Людмилу или Виолетту, или любую другую богатенькую выскочку с академии искусств, но никак не на саму себя. Аня завила мне локоны, добавив образу завершенности, и теперь я чувствовала себя… игрушкой миллиардера так полно и до звенящей боли. Как я буду за все это расплачиваться? Хоть тело и сознание уже подкупились на всю эту роскошь и красоту, сердце тоскливо просило остановиться, уйти, убежать, чтобы не нашли, не поймали. Мне оставалось только гадать, кто такой этот Герман Александрович Амурский и что меня ждет впереди, когда наша встреча состоится.
        Я не задавала вопросов. Мне совершенно не хотелось знать, кто такая Жанна, почему она ворвалась в мою комнату, почему ей можно нарушать приказы Германа. Да и в смысл ее слов я старалась не заглядывать. Лучше уж все останется… спокойно до встречи с ним.
        В СПА салоне мы пробыли около четырех часов. Аня была вместе со мной, и нам делали пилинг, обертывание, потом мы принимали молочную ванну, провели почти час в сауне. И все это закончилось потрясающим массажем. На выходе я случайно увидела цены комплекса всех этих процедур, и голова пошла кругом.
        Я боялась Германа. На уровне инстинктов, где в коре головного мозга, до дрожи в коленях. Ожидание заставляло меня сходить с ума. Он сделал все, чтобы я чувствовала себя более, чем комфортно в его доме, подарил невероятное блаженство в СПА салоне. И навязчивый вопрос о том, что я не дочка богатеньких родителей, и за все в этом жизни назначена цена, не вылетал из головы.
        - Герман Александрович приказал купить тебе вечернее платье и новое пальто, сейчас мы поедем по магазинам, - как только мы вышли из салона, заявила Аня. Я устало кивнула, нехотя, все еще взвешивая все «за» и «против» моего проживания в богатом доме.
        Водитель был на месте, он все это время прождал нас здесь, но к нему прибавился тот мужчина, который встретил меня на вокзале, которые приставил нож к моему горлу.
        - Виктор, вы как всегда без опозданий! - Аня довольно усмехнулась, приметив его, а после широко улыбнулась.
        - Привет, милая, - проговорил в ответ, приобнял девушку и поцеловал в щеку.
        Я отметила, что они очень хорошо смотрятся вместе. Он - высокий и властный, она - красивая и хрупкая.
        - Виктория Юрьевна, вам понравились процедуры? - неожиданно спросил Виктор, и я не сразу поняла, что вопрос адресован мне.
        - Д-да, конечно, - на выдохе ответила, но голос все же дрогнул.
        - Сейчас поедем на шоппинг! - Аня открыла дверь и пригласила меня в машину.
        В дорогих бутиках бойкая девушка, разбирающаяся, кажется, в любых модных брендах, быстро выбрала мне дорогущее пальто от PRADA красивого пастельного цвета. Конечно, и качество у него было высокое, но я все равно искренне недоумевала, как кусок ткани может стоить так много.
        Когда дело дошло до покупки платья, Аня заставила меня перемерить полмагазина. И, конечно, какая-то часть меня ликовала от счастья, что все это происходит со мной и я, как богатая и успешная бизнес-леди, могу позволить себе одеваться в бренды. А другая часть орала и просила все это прекратить, пока Герман не заставил расплачиваться за покупки, пока кто-то из продавцов не заподозрил, что я - игрушка миллиардера.
        В итоге мы все же купили одно - черное, покрытое россыпью драгоценных камней, не короткое, но и не длинное - заканчивающееся строгой ровной полоской над коленями. Аня сказала, что такая длина для меня идеальна.
        Я невольно вспомнила рабочее платье в «Гвозде», которое с трудом прикрывало трусики.
        Вечером меня ждал еще один сюрприз. Фаина Ивановна пригласила меня переодеться в купальник и пройти с ней. Кстати, купальник я нашла в ванной комнате, рядом с бельем. Полностью белый, закрытый, если, конечно, можно так сказать. Трусики бикини с высокой посадкой переходили в две полоски, которые завязывались на шее и закрывали грудь. Как ни странно, в этом купальнике мне было комфортно.
        Фаина дождалась меня за дверью в мою комнату, провела на первый этаж и отворила большую дверь. Перед глазами раскинулся широкий и очень длинный бассейн с красивой розовой подсветкой, выделявшейся в общем полумраке, как сказочная дорожка. Здесь играла красивая романтическая музыка, пахло морем и поджаренным мясом. Под потолком горел всего один яркий прожектор, освещающий все пространство. Именно благодаря ему получалась такая красивая интимная атмосфера.
        - Бассейн в вашем распоряжении полтора часа. Рафаэль приготовил стейки на гриле, поужинайте сегодня здесь, - Фаина Ивановна спокойно наблюдала за моей реакцией, а я раскрыла рот, окидывая взглядом комнату.
        Кем бы ни оказался этот Герман, я уже благодарна ему за то, что он подарил мне эту сказку, позволил избавиться от отца, которому я была не нужна, который смог проиграть меня в карты! Благодарна за теплую постель, мягкую и красивую, ведь дома я спала на прокуренном матрасе, валявшемся на полу. Благодарна за прекрасную одежду, потому что уже не первый год в моем гардеробе одна майка, одни джинсы, одна толстовка и старенькая рубашка для важных дней.
        Он выдернул меня с порога бедности.
        Эту ночь я спала очень крепко. Уставшая после плаванья и плотного ужина, я прошла в комнату и упала на кровать. Причем уснула еще до того, как голова коснулась шелковой мягкой подушки.
        Третий день в доме миллиардера. Я проснулась раньше, чем планировала. Стрелки часов едва перевалили за пять утра, а глаза мои уже распахнулись, и сон сняло, как рукой. Подойдя к окну, я распахнула красивые молочные занавески. Вид на сад заставил меня охнуть вновь. Как же все красиво! За забором начинается лес, мрачный и колючий. В лужах пляшут капли холодного осеннего дождя. Рассветом и не пахнет, лишь фонари освещают улицу.
        Мне бесконечно захотелось прогуляться! Я быстро оделась, осторожно, почти бесшумно, вынырнула из своей комнаты, стараясь казаться незамеченной. Кралась по коридору, словно вор.
        Неожиданно зажегся свет, и я взвизгнула со страху быть замеченной, оборачиваясь назад. Никого. Посмотрела на злосчастную лампочку с датчиком движения, отдышалась и показала ей кулак.
        На входе, как я и ожидала, стоял мощный охранник, смотря на меня, медленно сползающую по лестнице.
        - Вам нельзя покидать этот дом, - проговорил он, останавливая меня уже возле двери.
        - Я никуда не сбегаю, просто хочу воздухом подышать! - Развела руками, прожигая взглядом грузного мужика. Тот быстро что-то сказал в рацию, ему моментально пришел ответ. После он раскрыл двери, раскинул надо мной широкий черный зонт и вышел под дождь вслед за мной. Капли утреннего дождя промочили его костюм очень быстро. Странно все это. Очень странно. Обо мне заботятся в этом доме, словно я дорогой и ценный гость. Может, так оно и есть? Может, я зря переживаю? Холодный влажный воздух с настоящим свежим запахом смолы и хвои пьянил и дурманил. Кажется, именно в этот момент и сердце мое приняло свою участь. С едва уловимым намеком я чувствовала, что этот Амурский Герман Александрович мне очень нравится, хоть мы и не знакомы.
        В конце концов, вряд ли он обустроил мою жизнь лучшим образом, если бы я нужна была ему просто как игрушка, как девочка, которая по приказу раздвинет ноги, доставит любое, даже самое грязное удовольствие, сделает все, за что элитные проститутки получают высшие баллы и огромные суммы.
        Утренняя прогулка успокоила меня окончательно. После завтрака я посмотрела телевизор и принялась делать зарядку.
        - Привет, как настроение? - Аня ворвалась в мою комнату без стука и застала меня в тот момент, когда я упорно и до смешного криво старалась сделать «березку».
        Я грохнулась прямо на мягкий белый ковер у нее перед ногами и постаралась быстро подняться, но пошатнулась.
        - Воу, тише-тише! Скажем Рафаэлю, чтобы лучше тебя кормил, а то ноги протянешь. Кстати, ты можешь сама выбрать свое меню, повар приготовит любое блюдо любой кухни мира, - Аня наклонилась ко мне, придерживая за локоть, заговорчески зашептала мне на ухо, как самую страшную тайну планеты. Я невольно улыбнулась.
        - Рада тебя видеть, Аня, - наконец отозвалась я, смотря в красивые глаза милой девушки.
        - Сегодня важный день, ты в курсе? - Аня вскинула густую бровь, посмотрев на меня многозначительно. А вот я с глубоким непониманием посмотрела в ответ.
        - Фаина Ивановна тебя вчера не предупредила? Боже! У этой тетки склероз, пора увольнять! - Девушка недовольно сложила руки на груди и закатила глаза. - Сядь, вот так. Послушай, сегодня вечером у тебя первое свидание с Германом Александровичем.
        Сердце остановилось. Под кожей почувствовала приятное тепло, разливающееся в грудной клетке. Наконец-то я познакомлюсь с человеком, который подарил мне эту сказку.
        - Сейчас мы поедем на депиляцию, потом я сделаю тебе прическу и макияж, переоденем тебя в новенькое платье. Олег отвезет тебя в ресторан, где Герман Александрович назначил встречу. Поняла? - Аня сделалась такой серьезной, что мне на секунду стало страшно.
        К вечеру я не узнавала собственное отражение. Броский безупречный макияж, прическа, не поддающаяся какому-либо описанию, как с обложки роскошного журнала, черное платье подчеркивающее фигуру и туфли, делающие меня длинноногой, как кукла.
        Вера была права, когда говорила, что я «само совершенство». Да, черт возьми, сейчас я действительно выглядела, будто только что сошла в мир с подиума. Я признавалась себе, что без косметики и укладок была такой же красивой, как Людмила с тонной косметики, а сейчас, я просто ее затмевала. Это было начало чего-то нового, и оно растекалось внутри теплотой, даря чувство полета.
        - Ну все, последний штрих, - Аня взяла мою руку и осторожно надела на запястье тонкий серебряный браслетик. - Я уверена, что ты ему понравишься.
        - А если нет? - мой вопрос прозвучал слишком резко, Аня перестала улыбаться и теперь смотрела мне в глаза через отражение зеркала.
        - А если нет, значит, он полный мудак, - прошептала девушка и поспешила удалиться за пальто.
        Олег, как теперь стало известно, являлся моим личным водителем, и он отвез меня в город к ресторану-гостинице «Дежавю». Я замерла, рассматривая в окно огромное блестящее здание с панорамными окнами, отражающими закатные солнечные лучи и алое небо. Вид захватывал, заставлял сердце предательски колыхаться со скоростью пулеметной дроби, а ладони нервно потеть.
        Это место не из моего мира, и как я попала сюда - по счастливому стечению обстоятельств, или по самому жуткому роковому случаю, уже было не важно. Назад дороги не было. Сейчас я встречусь с этим Амурским Германом Александровичем и узнаю, на что нарвалась. Хотелось верить, что все пройдет гладко, как по маслу, но внутренний голос так и твердил, что лучше было сбежать.
        2.2
        - Виктория Юрьевна? - вопросительный взгляд Олега окутал меня еще большим сомнением. Я не заметила, как водитель открыл передо мной двери авто и протяну руку, чтобы помочь красиво выйти на воздух. Запах города, знакомый и родной, заставил глаза наполниться слезами. Нет-нет, сейчас никак нельзя плакать! Волю в кулак, гордость к чертям!
        Олег провел меня до самого входа и даже открыл передо мной дверь, пропуская в богатый зал. Галантные манеры или лишний повод все время держать меня рядом, чтобы не сбежала?
        На ресепшене милый мужчина с улыбкой на миллион долларов, поприветствовал меня и ожидающе осмотрел. Как бы шикарно я не выглядела в этот вечер, все равно гадкое чувство не покидало меня. Чувствовала я себя дворнягой, подобранной с улицы, отмытой лучшими средствами против блох, одетой в самый дорогой ошейник и названной чистопородным тибетским мастиффом. Только вот, каким словом дворняжку не назови, она навсегда останется дворняжкой, и наигранные благородные манеры не помогут, не спасут. Рано или поздно вырвется наружу все, что скрыто под роскошью и блеском.
        - Меня ожидает Амурский Герман Александрович, - говорить было сложно, то ли от волнения перед встречей, то ли от того, что я чувствовала себя гадкой курицей, брошенной в пруд к лебедям.
        - Ваше имя? - мужчина открыл журнал и пробежался пальцем по исписанной страничке.
        - Малинова Виктория Юрьевна, - тихо ответила я, надеясь, что никто кроме нас двоих этого не слышит.
        - Пройдемте за мной, Виктория, Герман Александрович вас ожидает, - четкая и ясная инструкция, но я медлю, таю, растворяюсь. Ноги неуверенно ступают по темному мраморному полу, каблуки цокают громко, эхо разносит мои шаги на весь огромный этаж.
        В лифте мне становится душно. Я с трудом удерживаю тело на ватных ногах, а от волнения сводит скулы. Кому отец проиграл меня в карты, понравится ли мне этот мужчина, станут ли для меня приемлемы его намерения? Вопросы, вопросы, вопросы - и не одного ответа, лишь мое нескрываемое волнение и сильная дрожь в руках.
        Двери лифта распахиваются, и мы проходим в зал. Я замираю всего на мгновение, осматриваюсь. Вся комната в темно-синих тонах, столиков не так уж много, всего пятнадцать, расстояние между ними большое. Белые скатерти в приглушенном свете переливаются перламутром, на потолках люстры, кажется, с настоящими бриллиантами. Сквозь панорамное окно видно город с высоты птичьего полета, раскинувшейся как на ладони во всей своей красе. Солнце уже почти скрылось за горизонт, но его яркие лучи пронзают пушистые густые облака, и те подсвечены золотом, ярко блистающем на розоватом небе.
        Как приговоренная на казнь, следую за сопровождающим все ближе к окну. Перед глазами один единственный столик, и я уже вижу мужчину, восседающего на диване, будто на троне.
        Ослепительного мужчину. Горячего. Дикого. Страстного.
        Колени подгибаются, и идти все сложнее.
        Амурский Герман Александрович оказался еще шикарнее, чем я себе его представляла. Он сидел вполоборота и любовался закатом, отражающимся даже в его темных зеленых глазах. Прямой нос, строгий подбородок, четкие черты лица. Волосы густые, темные, слегка взъерошены, падают на широкий лоб идеальными прядями. Дьявол, пришедший в этот мир, чтобы искушать и разбивать женские сердца, уничтожать, забирать души. Мышцы, обтянутые атласной темно-синей рубашкой, хорошо проработаны. Но я бы не сказала, что он качок и его тело результат изнурительной работы в зале, скорее это регулярные занятия спортом и простая физиология. Одним словом - идеальный. В его руке непринужденно пристроился широкий стакан с белой жидкостью, мужчина невольно крутит им в руке, заставляя мое тело напрячься.
        На этого мужчину, миллиардера из журналов, мастурбируют каждую ночь миллионы одиноких женщин, одного его взгляда достаточно, чтобы лишиться девственности. И когда Герман переводит на меня свои полные холода и жестокости глаза, я взрываюсь красным нездоровым румянцем, щеки полыхают и горят так, что хочется приложить к ним холодные ладони. Я смотрю ему в глаза всего секунду и отвожу взгляд - не выдерживаю его энергетики. Энергетики властного, холодного, жестокого человека.
        Сопровождающий указывает мне на темно-синий диван напротив Германа Александровича, и я послушно присаживаюсь. Провожу рукой по мягкой ткани и с упоением отмечаю, что сидение сделано из бархата. Обращаю внимание на красивые ложки, вилки и ножи, выглядывающие из такого же синего бархатного конверта, изучаю их взглядом.
        - Это серебро, - сообщает Герман Александрович, и я поджимаю губы, опуская глаза еще ниже, в пол. Его голос - как удар в двести двадцать вольт, разрядом несется по моим венам, ускоряя сердце. Оно вот-вот проломит грудную клетку и выскочит.
        Со мной такое впервые, и я не знаю, что делать. Хочется провалиться сквозь землю.
        - Виктория Юрьевна, посмотрите на меня, - произносит мужчина напротив, и я покорно поднимаю длинные ресницы, тень от которых причудливо играет на моем лице. - Я не съем вас, Виктория, по крайней мере сейчас.
        Усмешка на лице миллиардера вызывает во мне пожар.
        Я улавливаю его запах, что-то цитрусовое, свежее, стараюсь задержать взгляд, но не могу и снова опускаю глаза в пол. С ужасом замечаю, как сильно я свела колени, как напряженно покрылась мурашками, как горячо стало между ног. Черные кружева от Victoria’s Secret позорно становятся мокрыми, и я заливаюсь краской еще сильнее. Одним взглядом он насилует меня, и я чувствую это, словно физически, раскатами горячих импульсов.
        Официантка принесла два меню и раскрыла их перед нами. Во рту пересохло, губы, кажется, стали настолько сухие, как пустыня. Я невольно облизнула верхнюю губу, услышала напряженное дыхание Германа и заерзала на диванчике. Все тело колит, будто меня усадили на иголки.
        - Сегодня заказывайте все, что хотите, и, Виктория, я знаю о вашем тяжелом финансовом положении, поэтому на цены даже не смейте смотреть! Я оплачу любой ваш каприз, - красивый хриплый голос обнимает слух.
        - Я не голодна, - пищу в ответ, но вновь слышу лишь разочарованное горячее дыхание.
        - Вы находитесь в полном моем подчинении, Вика. После того, как Юрий Малинов проиграл вас в карты, я могу распоряжаться вами, как пожелаю. И я настаиваю, чтобы вы заказали себе устрицы, - определяя свою позицию, Герман Александрович испепеляет меня взглядом.
        - Нельзя так просто выиграть человека в карты, - выговариваю на одном дыхании и перестаю дышать.
        - Ошибаетесь, Виктория. В моем мире возможно все.
        Я вздрагиваю и закрываю глаза. От волнения кружится голова. Герман четко дает мне понять, что теперь я - его дешевая игрушка. Это читается в его взгляде, в низком голосе, в каждом движении.
        Мужчина смотрит на меня, будто примеряет на меня роль его сексуальной рабыни, раздевает взглядом, обжигает. Но меня пугает не это. Больше всего я боюсь реакции своего тела на него - я возбуждена, и теперь даже соски вульгарно торчат, натягивая тонкую ткань черного платья, а живот сводит от желания.
        - У нас первое свидание, и я не хочу портить его, ставя меня выше ваших человеческих чувств, Виктория. Я даю вам шанс насладиться прекрасным закатом, вкусной едой и выпивкой, атмосферой роскоши. Я даю вам право привыкнуть ко мне прежде, чем трахну, - последнее слово его речи врывается в слух и затмевает все остальные.
        Я была права. Я стану его подстилкой, шлюхой, готовой по приказу подставить любую щель под его член. Но, зачем ему это? Зачем ему я, если у него есть Оксана Валесова и тысячи ярких моделей?
        Когда подошла официантка, я даже не смогла поднять на нее взгляда, поэтому Амурский сам сделал заказ за нас двоих. Потом он откинулся на спинку дивана, раскинул руки и наклонил голову, изучая мое лицо.
        - Расскажите, чем вы занимаетесь? - непринужденно выдал Герман, будто несколько минут назад не он обещал меня трахнуть.
        - Я работаю официанткой в «Гвозде», - я, наконец, нахожу в себе силы посмотреть на мужчину. Он еле заметно улыбается, и я клянусь, эта улыбка душит меня сильнее, чем петля на шее.
        - «Гвоздь»? Это клуб? - он вскидывает брови, медленно качая головой.
        - Нет, это бар на Солнечной улице. Я устроилась туда, когда мне было семнадцать. Знаете, там неплохо платят, да и чаевые оставляют неплохие.
        - Сколько вам платили в «Гвозде»?
        Я смущаюсь и обнимаю свои плечи.
        - Вместе с чаевыми получалось от двадцати пяти тысяч и до сорока, как повезет с клиентами, - робко шепчу я, от волнения прикусываю губу.
        - Да уж, действительно достойный заработок, - усмехается Амурский, и я вновь смущаюсь. - Знаете, сколько получают официанты этого заведения?
        Герман Александрович обводит глазами чудесный зал, а я смотрю на него не отрываясь, как завороженная.
        - Шестьсот тысяч в месяц без чаевых, Виктория. А с чаевыми больше миллиона, - миллиардер будто смеется надо мной, унижая, как никчемную букашку. - Чем еще вы занимаетесь?
        Я молчу. Стоит ли рассказывать ему про академию искусств, если меня безжалостно выкинули оттуда, как надоевшего котенка?
        - Ваш отец говорил, что вы чудесно поете, Виктория. И что обучаетесь в лучшем заведении, где готовят настоящих певиц, - оказывается, мой папочка слишком много болтает по пьяни.
        - Уже не обучаюсь. Я ушла из академии искусств.
        - Сами ушли, по собственной воле? - Амурский читает меня, как открытую книгу, и это пугает. Но голос у него все же до одури приятный, хрипловатый и низкий, интимный, я бы сказала. Каждое слово из его уст звучит особенно.
        - Нет, я не смогла оплатить семестр и меня отчислили, - честно признаюсь я. Ну, почти честно. Не обязательно ведь раскрывать все карты?
        - Хотели бы вы продолжать заниматься пением и дальше?
        - Конечно! Это моя главная жизненная мечта! Я всегда, сколько себя помню, хотела быть певицей, но… - я замолчала, на мгновение задумалась. - Но не все мечты имеют свойство сбываться.
        Герман Александрович многозначительно кивнул. Наше устоявшееся за пару минут молчание нарушила официантка, которая принесла еду. Я осмотрела устрицы и грустно улыбнулась. Я даже не знаю, как их есть. Амурский же заказал себе ароматную рыбу. Помимо еды на столе оказалась бутылочка игристого вина, перевязанная красивой темно-синей лентой.
        Амурский сразу же достал серебряные приборы из конверта и начал есть, а я медлила. Смотрела на устрицы и проклинала этот день, когда позволила миллиардеру сделать заказ за меня. Раковины были раскрыты, красиво выложены на большой белой тарелке, украшены дольками лимона. В каждой ракушечке странный сок и моллюск, манящий и соблазнительный. Ну, вот и голодай теперь, Вика. И сгорай со стыда, что по своей же тупости не удосужилась глянуть даже видео в интернете, как вести себя в ресторанах. По большому счету, я не знала даже элементарных правил: в какой руке держать нож, какой салфеткой вытирать рот, как сидеть.
        - Почему вы не едите? - Герман Александрович смотрит на меня, и я опять жутко смущаюсь.
        - Я никогда не ела устрицы. И я понятия не имею, что мне с ними делать, - смотрю на него с укором. Так и хочется добавить: «Я же говорила, что не голодна. Это был предлог, дабы не показывать себя идиоткой».
        Амурский нагло усмехается, вытирает рот салфеткой, после она летит на стол.
        - Запоминайте: берете дольку лимона, - он начинает говорить, и это срабатывает, как побуждение к действию. Руки сами тянутся к тарелке. - Теперь полейте одну устрицу лимонным соком.
        Рука дрожит, и я осторожно давлю пальцами на небольшую дольку. Мне удается извлечь всего несколько капель.
        - О, Вика, это же не член, зачем так осторожничать, - Герман Александрович пододвигается ближе, и его рука накрывает мою. Энергетический импульс заставляет меня еще плотнее свести колени. Слабый разряд тока бежит внутри тела, отзываясь теплом. Сильным движением Герман Александрович сжимает мою ладонь, и лимонный сок щедро льется в раковину.
        Амурский убирает руку, но мои пальцы все еще неуверенно дрожат, как после соприкосновения с оголенным проводом.
        - Теперь возьмите вот этот прибор, это вилка для устриц, отделите моллюска от стенки и выпейте содержимое. Ничего сложного, - мужчина будто замечает мое напряженное состояние и дрожь после его прикосновений, не скрывает заинтересованности и удовольствия.
        Я следую его инструкции.
        - Знаете, некоторые говорят, что устрицы нельзя жевать, но это чудовищная ошибка. Если не жевать, то вкус не раскроется, - очень вовремя сообщает Герман, и я улыбаюсь. Подношу раковину к губам и осторожно выпиваю содержимое, но к моему великому сожалению, я не полностью срезала моллюска. Громко причмокнув на весь ресторан, я высосала его из ракушки. Кажется, все обернулись в этот момент на меня. Я замерла и покраснела.
        Герман Александрович прикрыл рот рукой и тихо засмеялся. А я чувствовала, как от стыда сводит живот и зубы. Именно в этот момент заиграла красивая музыка, и посетители отвлеклись от ситуации, случившейся за нашим столом. Так стыдно мне не было еще никогда!
        - Потанцуем? - Амурский хитро прищурил взгляд, рассматривая мое лицо, все еще залитое краской. Кажется, я сегодня претендую на звание «сеньор-помидор».
        - Я не танцую, - хватаю со стола красивый фужер, наполненный белым вином, и делаю небольшой глоток. Вкус раскрывается во рту, как произведение искусства.
        - Не танцуете, или не умеете?
        Я тяжело вздохнула.
        - Не умею.
        - Бросьте, Виктория, это очень легко, - Герман встал с места и протянул мне руку. Я недоверчиво осмотрела мужчину, боясь снова совершить оплошность и нарваться на осуждающие взгляды элитного общества. - Ну же, подарите мне этот танец!
        Я осторожно вложила руку в его ладонь, и Герман Александрович резко потянул меня на себя. Так резко, что голова пошла кругом, и я просто рухнула в его объятия, прижавшись возбужденными сосками к его горячему телу. Мои руки невольно схватили мускулистые плечи Амурского, отчего тот расплылся в довольной улыбке.
        Мы начали танцевать прямо так. Я словно висела на нем. Боялась даже дышать, не то, что шевелиться. Ноги еле передвигались. Щекой я прислонилась к его широкой груди, слушала ритм его сердца, ровный, размеренный. Зато мой пульс так ускорился, что я физически чувствовала его в горле. Руки Германа мягко лежали на моей талии, обхватив ее с нежной требовательностью. Даже этим простым движением он давал понять, что теперь я полностью принадлежу ему. Под его ладонями мое тело горело, кололо, и эти совсем не интимные прикосновения все равно отзывались между ног сладкой истомой. Я не понимала, что со мной происходит. Я боялась Германа Александровича до мозга костей, его сильная и жесткая аура заставляла меня каждый раз опускать глаза и ежиться, а тело поддавалось на эротические провокации без сопротивлений.
        Когда музыка закончилась, и Герман проводил меня до диванчика, предлагая сесть, я с ужасом заметила, что пудра с моего лица осталась на его рубашке! Мужчина прочитал смятение в моих глазах, а по направлению напуганного взгляда понял, в чем дело. Он снова рассмеялся, а я в тысяча первый раз сгорела со стыда - осталось только дунуть, и разлечусь сизым пеплом.
        - Что ж, этот вечер мы провели прекрасно, теперь поедем домой, - Герман махнул рукой, и нам быстро принесли счет.
        Вот и все. Сейчас он привезет меня в свои покои и трахнет, как и обещал, а я ничего не смогу с этим поделать. Потому что мое тело - его собственность, и я весь вечер прокручиваю эту фразу в своей бестолковой голове, заставляя нервы натянуться, как струны гитары.
        Рассчитавшись, Герман Александрович подал мне руку и повел к лифту. Мы поехали вниз, воздух здесь спертый и дышать очень тяжело.
        - Юрий Малинов говорил, что вы девственница. Это правда? - будто невзначай спрашивает Амурский, и я теряю равновесие. Приложив руку к стене лифта, чтоб не грохнуться прямо тут, с трудом держусь на ногах.
        - Да, правда, - шепчу я, боясь смотреть на мужчину.
        - Я хочу, чтобы вы сказали это сами. Громко! - Герман поворачивается ко мне, он слишком близко, даже дыхание, тяжелое и напряженное, щекочет мой затылок.
        - Я девственница, - пискнула в ответ, отворачиваясь.
        - Нет, не так! Виктория, смотрите мне в глаза и произнесите это, давайте, - мужчина хватает мой подбородок, заставляя наши взгляды встретиться.
        - Герман Александрович, я девственница, - только заканчиваю фразу, и двери лифта распахиваются. Амурский усмехается и берет меня за руку, выводя в большой зал.
        Если бы за каждую неловкую ситуацию мне платили, я бы сейчас обогнала по сбережениям самого Германа Амурского! И сегодня был просто пик неловких ситуаций!
        - Я надеюсь, мой персонал вас хорошо обслуживает? - помогая мне надеть пальто, поинтересовался миллиардер.
        - Вполне.
        - Есть ли у вас какие-либо пожелания или просьбы?
        Я задумалась. Ай, будь, что будет!
        - Да. Я хотела бы попросить вас отпускать меня на работу в «Гвоздь». Я скучаю по подруге и… по работе, - мужчина явно не ожидал такого заявления с моей стороны. А судя по его взгляду, он сильно удивился.
        - Мы можем рассмотреть вашу просьбу при условии, что мой телохранитель Виктор будет все контролировать и всегда находиться рядом с вами, - Герман Александрович застегнул свое пальто. Я прикусила губу и усмехнулась.
        - Виктор будет рядом, даже когда я буду переодеваться? - откуда столько смелости, Вика! Сознание затряслось, объявляя, что я только что подписала себе смертный приговор.
        - В такие моменты лучше вызывайте меня, - хриплый низкий голос рядом с моим ухом вновь запустил импульсы под кожей, которые отзывались внизу живота.
        Я хотела этого мужчину всем своим телом. Жаждала его ласк, его нежности, его тепла. Но знала, что мне это не светит. Он не будет нежен со мной, потому что я - просто развлечение. Для чего он заставил моего отца поставить на кон собственную дочь? Явно не для того, чтобы сюсюкать надо мной. Я нужна ему, чтобы трахать, скорее всего грязно и изощренно, насколько только хватит фантазии миллиардера. А судя по всему этому мужчине обычного классического не хватит, подавай пожестче да поострее.
        Мы сели в машину и тронулись. Конечно, за нами приехал Олег на своем белом джипе. Герман Александрович сидел рядом со мной, ему стоило только руку протянуть, и он бы легко коснулся моего напряженного тела. Я рассматривала Амурского, как лучший экспонат в музее, вновь и вновь отмечая, что еще никогда не видела таких красивых мужчин. Однако, предвкушение моей скорой участи, заставляло дрожать и думать еще и о плохом. О самом ужасном.
        Я отказала Ефиму Харитоновичу, который предлагал мне спать с ним за уменьшение платы в академии из-за гордости и чувства собственного достоинства. Герман Александрович Амурский же не делал мне никаких предложений. Он ворвался в мою жизнь и обозначил свои границы, давая понять все точно и ясно.
        Прикусив губу, я задумалась… какой он в постели? Свяжет меня? Заставит взять член в рот?
        От собственных мыслей меня бросило в пот, я сильно сжала колени, до боли, до ломоты в косточках. Это невыносимо сводит меня с ума, чувство неизвестного, недопустимого, омерзительного. Старательно сдерживаю тело, так и ерзающее по теплому сидению автомобиля, смотрю на проносящиеся мимо дома.
        Амурский словно замечает мое к нему необузданное влечение и нездоровый интерес. Его рука мягко ложится на мое колено, поглаживает, выжимая из меня мучительный и глубокий вздох. Мы же не одни в этой машине, черт возьми! Что себе позволяет этот извращенец?
        Смело, но аккуратно и осторожно, лаская кожу моего колена сквозь тоненькую ткань чулок, Герман сводит меня в ад. Сознание отключается, включаются животные инстинкты. Я смотрю на него, и глаза блестят от желания. Черт! Замечая это, теплая ладонь Амурского становится только напористее и скользит по ножке вверх, под пальто, приподнимая платье, прямо к кружевной резинке чулок. Я перестаю дышать. Задержавшись здесь, где начинается ничем не прикрытая горячая кожа, покрытая мурашками, мужчина медленно возвращается обратно на мое колено. Я мысленно тысячу раз попрощалась с девственностью.
        Всю дорогу Амурский держит мою коленку, поглаживая и обжигая нежную кожу.
        - Я загляну к вам поздним вечером, Виктория, сейчас у меня появились кое-какие неотложные дела, - сообщает он, когда машина паркуется у входа в богатый дом. Телохранитель Виктор уже стоит возле машины, ожидая меня, чтобы проводить к входной двери.
        Стоило мне только покинуть салон авто, как Олег увозит Германа Александровича обратно за ворота. Я стою как вкопанная, провожая взглядом белый джип. С одной стороны я должна выдохнуть с облегчением, что Герман не отымеет меня прямо сейчас, после, казалось бы, достаточно приятного вечера (для меня-то уж точно), но с другой, я немного огорчена. К тому же между ног появилось приятное и тяготящее желание быть… заполненной.
        Я приняла душ, то и дело посматривая в сторону джакузи, очень хотелось испытать на себе все его прелести и тысячи пузырьков, но я не решалась. Включила телевизор, распластавшись на мягкой кровати на животе, подложив под грудь мягкую подушку. С канала на канал, пока вдруг не наткнулась на новости.
        Герман Амурский.
        Я невольно замерла и перестала дышать.
        Он стоял передо мной на экране высококачественной плазмы, а рядом с ним сияла красивая женщина с огромными сиськами, откровенно и вульгарно торчавшими из декольте. Но присутствие Оксаны Валесовой, ее я сразу узнала, ничуть меня не смутило. Герман Александрович рассказывал что-то о странах третьего мира, о нищете, что он не понаслышке с этим знаком, поэтому помощь голодающим является его долгом, а не волонтерской подачкой.
        Смотрела на лицо Амурского на экране, как завороженная. Идеальный. Даже через телевизор мне передается его тяжелая аура. Низкий хриплый голос заставляет меня снова и снова прокручивать в голове все диалоги нашего сегодняшнего вечера, а ладони нервно потеть от воспоминаний. Между ног становится жарко, я прикусываю нижнюю губу, закрываю глаза и вспоминаю его тягостные прикосновения на своем теле. О боже!
        После пары минут мечтательных полетов в облаках, я все же пристальнее рассматриваю Валесову. Рука моего Германа нагло лежит на ее талии, давая понять всем и каждому, что эта красотка сегодня с ним. Чувство злости и огорчения разрывает. Я что, ревную? Ха-ха! Наивная глупая невинная мышь приревновала гулящего кота-миллиардера? Да у него таких мышей полны погреба. Может, пока я просиживаю в своей комнате и хожу по хоромам Германа Амурского только с сопровождением, где-то сидит такая же идиотка, как я, с пожаром между ног и так и тянущейся к клитору руке.
        Сама не помню, как погрузилась в сон под приятный баритон Амурского, доносящийся с экрана и собственные мучительные позывы приласкать свое тело. Рука так и тянулась потрогать эрогенные участки и наконец, разведать, где они находятся.
        Проснулась я от того, что во рту пересохло. Время перевалило за полночь, и я неохотно поднялась с постели.
        3.1
        ВЕНЕЦ ИЗ НЕЖНОСТИ И ЛАСКИ:
        ГЕРМАН.
        Я знал, что если не сделаю это сейчас, то потом будет еще тяжелее.
        Нужно поговорить с Оксаной и расставить все точки над и. Хватит оттягивать кота за яйца и травмировать и без того неустойчивую психику смазливой силиконовой куклы. Пусть ищет другого папика, который вложит в нее свои миллионы, ведь грудь шестого размера уже не вставляет, и ненасытное чудовище мечтает сменить импланты на новенькие, на пару размеров больше. Меня просто тошнит от этих неестественных сисек.
        Точно так же, как тошнит от наращенных кукольных ресниц. Поначалу было прикольно кончать ей на лицо и заливать вязкой жидкость пухлые губы, пока она плавно поднимала и опускала длиннющие волны густых ресниц, взмахивая ими, как веерами.
        Невольно вспоминаю, как судьба свела меня с Валесовой. Горячая набухавшаяся телка, которая в тот вечер готова была лечь под любого мужика, зарабатывающего пару миллионов в месяц, и я, маявшийся от безделья и проклинающий себя, что вообще пришел на этот званный ужин. Сразу было ясно, что ловить тут один хуй нечего, но телевидение и папарацци должны были сделать пару моих снимков на этом мероприятии, я же светская личность. Но я, по большой и трагической ошибке, словил тут никого иного, как телеведущую, дающую в анал продюсеру, чтоб не вылететь из красивой жизни пинком под зад.
        Этот роман не сулил ничего хорошего. У нее появился денежный донор, из которого она жадно высасывала сбережения, а у меня стабильная «личная жизнь» с самой сексапильной телеведущей. Сексапильной не по моим меркам. Валесова несколько раз снималась для плейбоя, и вполне удачно. На нее дрочили не скрывая, бурно кончали на листы журнала, заливая обнаженное кукольное тело на глянце. Оксане Валесовой было, чем похвастаться, только вот жаль, что все это фальшивое, пришитое на ее тело лучшими хирургами. Меня же перло от естественной красоты и, если я встречал хорошенькую девицу с милым лицом без косметики или с естественным макияжем, то это взрывало мой мозг. И член. Конечно же я затаскивал малышку в постель, чаще всего с первого раза, реже - со второго, и только в крайних, самых редчайших случаях - с третьего.
        Кажется, моя новая кукла Вика попадет под мой фетиш, если смоет вульгарную косметику с нежного лица.
        Мне не хотелось покидать зажатого звереныша Викторию и оставлять ее одну до поздней ночи. Юрий Малинов ничуть не приврал, когда хвастал, какая красавица да умница у него дочь, даже про ее невинность взболтнул. Это меня и привлекло - ангельски красивая и юная целка.
        Игрушка на пару раз, нужная только для того, чтоб отвлечься от силиконовой женщины и почувствовать под собой хоть каплю естественности и натуральности. А если эта естественность и натуральность еще и девственна, неопытна и мила - то это просто взрывная смесь.
        Но, блядь, кто бы мог подумать, что Малинова Виктория Юрьевна окажется куда более притягательной, чем женщина на пару раз. Почему-то мне захотелось стать для нее чем-то большим, чем доминирующий мужик, насильно ебущий ее каждую ночь.
        Конечно, такое желание «быть для кого-то чем-то большим» время от времени возникало и с другими девушками, но ничем не закончилось - ссора, громкое расставание, скандал на всех каналах и во всех газетах и, наконец, полное утихомиривание.
        «Быть чем-то большим» - моя прописная истина.
        Рано или поздно даже самый ненасытный бабник и извращенец нагуляется и захочет уюта и тепла, простого домашнего счастья, никак не связанного с тем, сколько денег в его кошельке и на какой тачке он ездит. Придет тот самый возраст, когда оттрахав миллион баб, наконец, сидя у камина с мартини в руках, даже самый последний кобель поймет, что у всех телок под юбкой одинаковые дырки. И тогда захочется чего-то особенного. Большого. Светлого. Тогда захочется любимую и любящую жену, пятерых детей, внуков, уютных вечеров.
        Я был уверен, что еще успею, что еще молод. Но, в глубине души сопливый романтик, насмотревшийся в детстве на идеальные отношения родителей, метался из стороны в сторону, боясь пропустить «ту самую единственную» дырку, которая сможет покорить не только член, но и душу.
        Пока я тонул в своих тяжелый мрачных мыслях, rolls royce припарковался рядом со сказочным кукольным домом в малиново-карамельных тонах. Я вновь почувствовал, как сводит желудок, будто в приступе рвоты.
        Прощаться с женщинами - не мой конек. И я уверен, что сегодня нарвусь на такие грубости, после которых милая и неопытная Малинова Виктория станет моим спасительным островком в океане желчи и говна.
        Пройдя в дом без стука, как уже привык и я, и Оксана, быстро скинул пальто и прошел в просторную кухню. Оксана сидела перед телевизором с бокалом красного вина в руке, рядом на столе стояла почти опустошенная бутылка, и валялся свежий модный журнал. Алкоголь погубит Валесову.
        - Милы-ы-ый! Я тебя сегодня не ждала, - силиконовая грудь с сосками-горошинами торчала испод прозрачного халата с кружевами, Оксана сидела, но я уверен, что трусиков на ней тоже нет.
        - Я приехал попрощаться, Оксана, - не церемонясь, прямо в лоб. Подходить к ней особо не хочется, мало ли, силикон добрался до мозга.
        - Ты куда-то уезжаешь? - перелистнула страничку глянца и подняла пушистые ресницы. Ну какая же тупая расфуфыренная кукла-Барби с желе, вместо извилин в голове.
        - Нет, я расстаюсь с тобой, - уже готовлюсь уворачиваться от бутылки, которая полетит в меня, но Валесова странно спокойна, будто ее накачали транквилизаторами.
        - Нет, Герман, ты со мной не расстаешься, - смотрит сучьим лукавым взглядом, голос слишком резкий, неестественный.
        - Наши отношения себя изжили. Мы трахались, нам было хорошо. Но сказка подошла к концу.
        Думаю, можно разворачиваться и уходить, пока Оксана еще какую-нибудь чушь не отморозила. Я и сам такую херню отмочил. «Отношения себя изжили», «сказка подошла к концу» - в каком хуевом фильме я услышал эти фразы?
        Обычно я бросаю баб, скинув смс. Но решил, что Оксана Валесова достойна моего личного присутствия на этом празднике.
        - Герман, твои идиотские шутки сейчас неуместны! Я не потерплю подобных насмешек в свой адрес, ты об этом прекрасно осведомлен. Если пожаловал, чтобы я удовлетворила тебя, то просто изъяви желание, - напрягая последние извилины и пользуясь словами из текстов, которые заучивает для своей программы для тупиц, выдает брюнетка и делает жадный глоток красного вина, снова перекидывает страницу глянца.
        - Оксана, я не шучу с тобой. И я пойму, если в твоих глазах я сейчас выгляжу абьюзером или тираном, но априори в нашем с тобой волшебном союзе пора ставить жирную точку. И я не буду ждать, пока в твоей голове случится инсайт, - наблюдаю за лицом девушки. Судя по всему, телеведущая знает на слух несколько прибереженных мной для нее сложных слов, но не помнит, что они обозначают. Напряжение сходит с ее лица также быстро, как и появилось. Думать эта женщина, к несчастью, долго не может. Да и может ли вообще?
        - То есть ты считаешь нормальным приходить в мой дом и бросать меня, Герман? Я же вижу, как сильно ты меня любишь, как ревнуешь к продюсеру, как мнешь листы в плейбое, где я на страницах, - накаченные губы еле шевелятся, а на пустых глазах блестят слезы. Неужели, у Барби есть душа и она способно чувствовать что-то, кроме оргазмов?
        - Малыш, давай без истерик и пустых скандалов. Расстанемся мирно и гладко. Без кричащих обложек и новостных сводок в нашу честь, - сгладить обстановку не получается.
        Бутылка недопитого вина все же летит по моей траектории, и я присаживаюсь, чтобы та меня не зацепила. Стекло разбивается о стену, осколки звонко гремят, на дорогих обоях остаются кроваво-винные брызги. Думаю, достаточно слов. Я ухожу под громкие рыдания силиконовой подстилки, которая уже завтра раздвинет ноги перед новым богатеем с золотыми яйцами.
        Ее не жалко ни капли.
        Олег везет меня домой, и я с предвкушением думаю о девственнице, ждущей меня дома.
        Но и меня кое-что ждет - облом века!
        Малинова Виктория спит уже больше часа, и просыпаться не собирается, а будить и трахать милое сопящее в подушку создание совсем не хочется. Боюсь, что сейчас от ее зажатости и робости у меня просто повиснет на полшестого. Привык, что Валесова Оксана сама скачет и насаживается любым отверстием, и ртом так полирует член, что искры от удовольствия из глаз - с Викой такого никогда не будет. Ее максимум - приглушенные стоны и робкие движения бедрами.
        Вот так я расценивал Малинову Викторию Юрьевну. На три с огромным минусом.
        3.2
        Чем в постели может удивить девственница? Красными щеками, разве что. А Вика ярко и завораживающе краснеет от любого упоминания о сексе или от простого невинного прикосновения. И это, мать его, заводит. Мне понравилось наблюдать за ней, изучать, исследовать. Она была хрупкой. Нежной. Милой. Никак не вписывающейся в мой мир.
        Оставив спящего ангелочка в ее постели, я прошел на первый этаж в свой кабинет, куда не впускал никого, кроме телохранителя Виктора, зажег ночник и уселся на свое излюбленное место - белый аккуратный диванчик. В домашнем полумраке мысли перестали шляться в голове потоками бесконечных сводок. Здесь я пропадал и телом, и душой, позволяя воспоминаниям терзать сердце.
        Неизменно на столе лежала одна и та же газета двенадцатилетней давности. Заголовок дразнил и заставлял лицо наливаться кровью.
        «Вспомни, как закончилась твоя беззаботная жизнь» - кричала бумага, и я схватил ее дрожащей рукой. Воспоминания оживают, будто это было вчера.
        Перед глазами лицо матери, теплое и приветливое, улыбающееся искренне и радужно. Я хотел запомнить ее такой навсегда: с лучезарными глазами, любящей и любимой женой, отличной матерью, справляющейся даже с подростковыми выебонами слетевшего с катушек сына. Хотел навсегда запечатлеть в памяти все светлое, нетронутое грехами и пороками нашего мира, не загаженное собачьим дерьмом и алчным миром, где правят финансы.
        Деньги не спасли мать.
        Тогда я понял, что не все в этой жизни можно купить.
        «Виталина Игоревна Амурская, жена мецената и филантропа, основателя компании «AmurVit», погибла при пожаре в торговом центре «Маяк»».
        Все воспоминания, которые я с таким трудом все эти двенадцать лет собирал по крупицам, все теплое и светлое меркнет, когда я с дрожью вспоминаю ее обожженное до неузнаваемости лицо при опознании в морге.
        Сердце холодеет и руки сжимают газету до скорбного скрежета бумаги.
        Отец отправился вслед за матерью, которую любил больше всего на свете, спустя три месяца. Александр Амурский слишком много бухал, в конечном итоге просто закрылся от всех, даже от меня, шестнадцатилетнего подростка, требующего его поддержки. Я ненавидел его за это. Уверен, он и сам себя ненавидел. Именно поэтому однажды утром его тело в луже застывшей крови было найдено прямо в постели. Он пустил себе пулю в висок, так и не научившись жить без возлюбленной.
        Если бы я не был сыном Виталины и Александра, то никогда бы не поверил в их искреннюю любовь, как и большинство критиков и горожан, следивших за нашей семьей.
        Чья-то маленькая рука опускается на мое плечо, и я вздрагиваю от неожиданности и теплоты, окутавшей энергетической волной. Оборачиваюсь, и вижу сонную растрепанную девочку с голубыми обворожительными глазами и светлыми волнами волос, рассыпанными по спине до самой талии.
        В полуобморочном состоянии опускаю глаза на газету, где напечатано цветное фото моей матери. Малинова Виктория Юрьевна и Виталина Игоревна Амурская слишком сильно похожи. Это открытие заставляет меня приоткрыть рот от удивления.
        Пазлы сложились в общую картину.
        Эта девушка, которую я с азартом и легкостью выиграл в карты, так или иначе, перевернет мою жизнь. Это и дураку понятно. И, блядь, эти светлые глаза пронизывают душу насквозь, задевая самое святое и сокровенное.
        - Это ваша мама? - взгляд Вики опускается на газету и бежит по строчкам. Глаза девушки моментально наполняются неподдельными слезами скорби. - Мне очень жаль.
        Сейчас мне меньше всего нужна ее жалость.
        - Моя мама тоже умерла, - откровенничает Малинова, все еще не убрав свою напряженную ладонь с моего плеча. В этом простом жесте столько смысла и трепета… кажется, если Вика сейчас уберет руку - небо обрушится на землю.
        - Мне тоже жаль, - отпускаю я, потому что так надо, потому что все люди с добрым сердцем так говорят. Прячу газету в ящик стола, сил нет держать взрывную смесь воспоминаний в руках при чужом человеке.
        В моем кабинете еще никогда не бывало женщин. Здесь мужская атмосфера. Мужской минимализм. Диван, стол, светильник.
        - Я захотела пить и заблудилась, - не говорит, а пищит напуганная мышь. - Я могу уйти.
        Вика уже развернулась в сторону двери и сделала первый неуверенный шаг. Так уходят, когда хотят остаться. Если на нашем свидании в «Дежавю» Малинова вела себя, как неопытная школьница, то сейчас я чувствую ее интерес к моей персоне. И это мне только льстит.
        - Подождите, - я все же останавливаю ее, поднимаясь с места.
        Подхожу сзади так, что мой нос упирается в ее затылок. Ангелочку некомфортно, будто она сидит на иголках. Вдыхаю запах ее волос через ноздри полной грудью и схожу с ума. Запах непорочности. Невинности. Простоты. Рука скользит по ее шее, собирая золотистые волосы и откидывая их вперед, чтобы видеть красивую осиную талию и крепкие бедра. Неужели никто раньше не замахнулся на такой бриллиант и не распечатал ее тело? С трудом верится, что такую сладкую девочку за ее девятнадцать лет никто не трахал.
        Малинова дрожит от каждого моего прикосновения, будто я собираюсь ее бить. О, да! Я бы с радостью отшлепал ее по аппетитной попке, соблазнительно скрывающейся под домашним халатиком. Повалил бы ее тело на стол, стянул трусики, взял за волосы и отымел, глубоко засаживая горячий член по самые яйца, до влажных шлепков, до криков, до трясущихся коленей.
        У Вики и так колени трясутся, а я еще даже не прикасался к ее телу.
        У меня были девственницы. Но, все они сразу намокали и сами раздвигали ноги, умоляя меня стать первым в их жизни.
        Ангелок же не подала даже намека, что хочет меня.
        Церемониться с ней особо не хочется, но и обидеть ее, надругавшись над ее святой целкой, я не могу. Поэтому просто прижимаю ее бедра к себе так, чтобы она почувствовала мой член, прижатый к ее сексуальной заднице. Вика вздрагивает, старается отодвинуться, но я не намерен отпускать красивое тело, пусть даже это разобьет ее несчастную душу. Она сама проникла в мой кабинет, сама того не осознавая интимно погладила мое самолюбие, заставила член встать колом и болезненно упереться в ширинку брюк. И пусть сегодня я не заставлю ее расплатиться за это - пусть привыкает и принюхивается, рано или поздно, сама попросит взять ее. Сегодня я только приоткрою ей завесу в мир секса и ярких оргазмов.
        Запускаю руку за пазуху ее халатика и беру тяжелую полную грудь. Полушарие идеально подходит по размеру, будто его вытесывали специально под мою ладонь. Твердый сосок просится, чтобы я прокрутил его между пальцев - так и делаю. Вика запрокидывает голову, встречаясь затылком с моим плечом, и теперь я вижу ее лицо. Глаза закрыты, неровное дыхание вырывается сквозь стиснутые зубы. Да, девочка, тебе определенно нравится.
        Свободной рукой тянусь к кружевной ткани трусиков, провожу по мокрым кружевам и рычу от возбуждения. Член сейчас разорвет от напряжения. Я хочу ее прямо сейчас. Жестко хочу. Закинуть на диван, развести прелестные ноги и заполнить ее собой, прочувствовать узкую мокрую плоть изнутри.
        Но вместо этого я осторожно тяну вниз трусики, Вика возбужденно всхлипывает и перехватывает мою руку, останавливая мой напор. Начинается!
        - Доверьтесь мне, Виктория Юрьевна, - шепчу на ухо влажной красотке, от дыхания волосы у ее висков шевелятся, и прямо тут, от мочки уха по шее бегут мурашки.
        - Я не могу, - пищит в ответ, еще сильнее сдавливая кисть моей руки своими пальцами.
        - Вам понравится, поверьте мне. Сегодня мы просто познакомимся, я не сделаю ничего плохого, о чем вы будете жалеть, - как бы хорошо малышка не сжимала кисть моей руки, пальцы все равно находят клитор, пусть через ткань трусиков. Круговыми узорами выуживаю стон наслаждения, позорно сорванный с губ ангелочка. Вика опускает руку, разрешая мне зайти на ее территорию.
        Стягиваю черные кружева и оставляю их так, что рука свободно скользит умелыми пальцами между складок, раздвигая их и затрагивая чувствительные точки. Возбужденный пульсирующий клитор подобен драгоценному камню, и я испытываю потребность его приласкать. Вика раскрывается, как нежный цветок кактуса, цветущий раз в год и способный обжечь ядовитыми иголками. Ее пульсация, ее запах, ее робкие стоны, которые она старается проглотить, пробуждают лютый голод и жажду. Толкая бедра навстречу моим ласкам, разрешает заставить ее кончать. Ей нравится. И мне впервые приятно от этого непотребства, просто от того, что я доставляю удовольствие.
        Пальцы все жестче и быстрее пляшут на ее раскаленном теле, стоны смелее и напористее.
        Еще вдох, еще движение.
        Маленькие руки сжимаются в кулаки. Тело Вики бьется в предчувствии близкого оргазма.
        - Герман, - срывается с ее губ, проникает в мой слух и остается в памяти на всю жизнь.
        Я позволяю ей взорваться, вскрикнуть и закрыть свой рот обеими руками, чтобы не кричать. Девушка сводит дрожащие колени. Я чувствую, как ярко и бурно она кончает. Как задыхается от удовольствия. Тело ослабевает, и я подхватываю ангелочка на руки.
        Вот так просто я приручил Малинову Викторию Юрьевну, как дикого зверька, заставил окунуться с головой в порочное блаженство. Ангелок обхватывает мою шею руками, голова лежит на моей груди, а женское тело все еще бьется после сокрушительной волны новых ощущений. Щеки пылают краской, сопит, будто пережила худший кошмар своей жизни и одновременно осуществила давнюю мечту.
        Я отнес ее в постель, осторожно уложил и накрыл одеялом.
        - Не уходите, Герман Александрович, - просит Малинова, широко распахнув глаза и сжав одеяло двумя руками возле подбородка. Кажется, что хочет спрятаться от мира, но я остро, будто физически, ощущаю ее потребность в моем присутствии. Недолго думая, снимаю с себя домашнюю футболку.
        Вика не отводит глаз, рассматривает мое тело наглым взглядом. Даже не смущается.
        Расстегиваю брюки, и они летят на пол, падают рядом с футболкой. Ангелок смотрит на меня, как на достопримечательность - скульптуру бога. Осторожно приподнимая одеяло, Малинова приглашает меня уснуть рядом с ней. Без особого желанию я опускаю тело на кровать, и девушка накрывает меня одеялом. Ее голова лежит на подушке рядом с моим плечом, и я чувствую ее дыхание кожей.
        За свою жизнь я усвоил одно правило - не спать с женщинами в одной постели. Они привыкают к этому, закидывают конечности на тело, потно и жарко, до сумасшествия некомфортно. Но сегодня я готов пожертвовать своим удобством и возможностью подрочить, чтобы хоть немного снять напряжение. Член все еще колом стоит, болезненно трется о ткань трусов и пульсирует от неутоленного мучительного желания. Хер с ним, терпимо. Было бы невтерпеж, накинулся бы на невинную девушку и даже не пожалел, врываясь в девственное тело сильными толчками.
        Утром проснулся слишком резко, вырванный из сна. И сегодня моя реальность оказалась куда приятнее. Малинова Виктория Юрьевна уже проснулась и щеголяет по комнате в прозрачном белье. С минуту наблюдаю за ней: сладко тянется, выгибая спину и наклоняется вперед, открывая вид на округлые ягодицы, так и просящиеся на грех. Испытываю желание подойти и хорошенько шлепнуть, надавить на нежную светлую кожу, чтобы осталась красная пятерня.
        - Вы надо мной издеваетесь? - вскидываю бровь, а девочка вздрагивает и судорожно старается закрыть все тело руками.
        - Простите! Простите, я… я… - мечется взглядом по углам в поисках чего-то, что поможет ей скрыть полуобнаженное тело.
        - Не утруждайтесь, мне нравится, как вы выглядите.
        Ее щеки вспыхивают огнем. Все еще стоит и старается закрыться, робко, невинно. Будто не она вчера отдалась моим жадным пальцам и стонала, раскрываясь для меня с новой, еще ей самой неизведанной, стороны.
        Утренний стояк я ощущаю в тот момент, когда приподнимаю корпус на кровати. Перед пробежкой, принимая холодный душ, я обязательно удовлетворю себя, а пока мне ничего не остается, как одеться и молча уйти, оставив ангелочка наедине со своими мыслями. Уверен, ей есть, о чем подумать и что рассказать подружке из «Гвоздя».
        Вика лишила меня возможности проснуться в ее объятиях, и за это я ей благодарен.
        4.1
        ПЕРВАЯ ПЕСНЯ: ВИКА
        Птицу можно поймать. Но можно ли сделать так, чтобы клеткабыла ей приятнее вольного воздуха?
        Готхольд Эфраим Лессинг
        Я забралась под одеяло и закрылась с головой. Я в домике.
        Теплом.
        Уютном.
        И никто не вытащит меня отсюда.
        В памяти всплывают обрывки вчерашнего происшествия: напор идеального мужчины и мои томительные стоны. Герман показал мне мир наслаждения, порока, страсти, когда отключается сознание и проваливаешься в сон наяву.
        Это даже не секс. И близко не стояло. Боюсь представить, что будет дальше с моим телом, когда опытные движения Амурского лишат меня девственности.
        И если раньше я тряслась от одной мысли о близости с мужчиной, то теперь я безумно хотела испытать полный комплекс удовольствия. И самое удивительное, я хотела почувствовать все это именно с ним. Его губы. Его тело. Его член. Он, как мантра, как сокровенное и нерушимое.
        Звонок телефона вырывает меня из взрослых мыслей и заставляет вновь выбраться из постели.
        - Вика, хозяйка «Гвоздя» говорит, что если ты не явишься сегодня на смену, то тебя уволят, - сообщает мне Вера, даже не поздоровавшись.
        - Ох, Вера, - я тяжело вздыхаю в трубку, заворачиваю тело в халат. Кажется, что ткань тоже помнит прикосновения Германа. - Я все еще у Амурского, но он…
        - Хватит мне пиздить, Вика! Не знаю, что происходит в твоей голове, раз ты придумала такую сказку о миллиардере с обложки, но тебе явно стоит посетить психиатра. Ты больная! - Вера не искала слов помягче. Такая она во всем - резкая и импульсивная.
        - Но я не вру, - шепчу в ответ неуверенно и слишком тихо, чтоб подруга это услышала.
        - Если отец снова избил тебя, и ты стесняешься своих синяков и ссадин, то просто скажи об этом, ненужно изворачиваться и лгать.
        Именно после этого болезненного словесного укола во мне вскипела гордость и дикое желание доказать ей, что я ничуть не солгала.
        - Я приеду на смену, не переживай! - огрызаюсь на дерзкие насмешки подружки и сбрасываю звонок. Нужно найти Германа и добиться сегодняшнего моего отъезда в «Гвоздь». Я должна доказать Вере, что не вру, и даже не приукрашиваю.
        Уверенно вырвалась из своей уютной комнаты и спустилась на первый этаж. Фаина Ивановна непринужденно болтала с охранником, и я решила расспросить у нее, где комната миллиардера.
        - Виктория Юрьевна, вы уже проснулись! - увидев меня, женщина развела руками и заулыбалась. - Я прикажу повару подать завтрак в вашу спальню.
        В одно мгновение мне становится некомфортно от осознания, что я щеголяю в откровенном халатике поверх сексуального белья в чужом доме, будто уже обосновалась здесь и стала полноправной хозяйкой.
        - Не нужно завтрак в спальню. Где я могу найти Германа Александровича? - как будто сказала что-то не так. Улыбка пропадает с лица Фаины Ивановны и сменяется напряженным молчанием.
        - Он в своем кабинете, - охранник мне подмигивает и показывает на знакомую дверь. Внутри все сжимается, и я краснею. Боже, сейчас они догадаются, что вчера было за закрытой дверью.
        Спешу скрыться от пристальных глаз, врываюсь к Амурскому без стука. Он стоит перед столом вполоборота ко мне и говорит по телефону. Замираю.
        - Я все вчера тебе объяснил, - говорит в трубку, но тяжелый взгляд направлен на меня. Я ежусь и показываю на дверь, молча спрашиваю «мне уйти?» Герман отрицательно качает головой, и я продолжаю стоять.
        - Нет, я не нашел кого-то получше. Просто это финал. - Четкий бархатный голос с нотками раздражения заставляет меня задрожать. Лучше бы мужчина выгнал меня. Не хочу подслушивать, стараюсь отвлечься.
        - Я не приеду трахаться с тобой вечером, Оксана, - Герман опускает голову и сжимает свободную руку в кулак. Я наблюдаю, как белеют его костяшки. Я зашла не вовремя.
        Он порвал с телеведущей? Это уже интересно! Прислушиваюсь к истеричному голосу из мобильника, но слышу только всхлипы.
        - Ты взрослая девочка, найдешь к кому присосаться и качать бабки, а меня оставь в покое, - телефон шумно летит на стол и отключается. Я чувствую, как парализовало мое тело под грубым взглядом Амурского.
        - Что вы хотели? - он, наконец, обращается ко мне. Набравшись смелости, я выдохнула горячий воздух и сделала несколько шагов вглубь кабинета. Замерла на том месте, где вчера сильные пальцы мужчины довели мое тело до оргазма.
        - Мне сегодня нужно выйти на работу, иначе меня уволят, - признаюсь я. На лице Германа удивление и непонимание.
        - Виктория Юрьевна, вы боитесь, что я не потяну ваших потребностей? - голос робота без примеси человеческих эмоций заставляет сердце подпрыгнуть в самое горло.
        - Я просто не хочу зависеть от вас, - шепчу еле слышно, боясь оступиться, сделать лишнее движение, сказать что-то не так.
        - А я хочу, чтобы вы от меня зависели, - будто ударом по голове.
        - Зачем?
        - Потому что я так привык, Виктория.
        Я прикусываю губу, ищу железные оправдания и причины, благодаря которым миллиардер выпустит меня из клетки и позволит глубоко вдохнуть прокуренный воздух знакомого до тошноты «Гвоздя».
        - Я просто хочу, чтобы Вера увидела меня в брендовых вещах и охренела от зависти! - выпаливаю, как из пулемета.
        «Ничего лучше не придумала, идиотка? Сейчас он решит, что тебе нравятся его подачки» - шипит внутренний голос, заставляя покраснеть.
        Уголки губ миллиардера дрожат, будто он сдерживает смех.
        - Значит, для того, чтобы Вера обоссалась кипятком от зависти, помимо брендовой одежды рядом должен быть один недостающий элемент, - коварный прищур его глаз заставляет меня улыбнуться, Герман подходит ко мне почти вплотную. - Я поеду с вами и сыграю вашего любовника.
        Его слова звенят в голове гулким эхом. Играть моего любовника он будет не долго. Я же не дурочка. Я вижу, как он на меня смотрит и как сильно хочет. Странно, что не оттрахал меня вчера до помутнения рассудка.
        - Тогда Вера точно взорвется, - лепечу одними губами, но не скрывая своего восторга.
        - Во сколько выезжаем? - Герман все также хитро смотрит мне в глаза, не отрываясь и не моргая. Только теперь я понимаю, что он стоит слишком близко, неуверенно делаю несколько шагов назад, но глаз не отвожу.
        - Сейчас, - шепчу я, улыбаясь. Даже не верится, что Герман так просто согласился, да еще и решил поехать со мной.
        Только спустя двадцать минут, когда Аня закончила колдовать с моими волосами, заплетая их в красивые косы, я вспомнила о Вадиме. Он тоже будет в «Гвозде». Он тоже увидит Германа Александровича и брендовые вещи на моем теле.
        - Все хорошо? На тебе лица нет! - Аня стоит передо мной с палеткой пудры и кистью, а я нервно вздрагиваю.
        - Все хорошо. Просто кое-что не обдумала, когда согласилась на предложение Германа, - я натянула улыбку, но это особо не помогло.
        - Что же ты не обдумала? - Аня принялась красить мое лицо.
        - В «Гвозде» работает мальчик. Он недавно предложил мне встречаться.
        - Герману это не понравится, Вика. Он взбесится, если узнает, что у тебя отношения на стороне. А Амурский в гневе - это нечто ужасное.
        Все остальное время я просидела молча, переваривая ее слова. Я же не согласилась встречаться с Вадимом. Значит, все будет хорошо. Но и ответа не дала. Поэтому бармен может расценить это по своему, подойти, обнять, может и поцеловать. Боже… какая я дура!
        Моя влюбленность в Вадима испарилась, как по щелчку пальцев. Так бывает, когда так долго ждешь чего-то, что остываешь и теряешь интерес. И Герман помог мне потерять интерес, перетянув все мое внимание на себя. Мне нравился Герман. И я его боялась. Хотела и боялась.
        Амурский уже ждал меня внизу. Оглядев его с головы до ног, я невольно улыбнулась. Он выглядел просто. Джинсы, простая серая кофта и черное пальто нараспашку. Но даже в таком обличии он был неотразим. Губы подернулись в улыбке, когда увидел меня, глаза засияли. Не такой уж он страшный и властный, как мне показалось первый раз. Возможно, я бы смогла в него влюбиться.
        4.2
        Черт!
        Я медленно спустилась по лестнице. Фаина Ивановна тут же протянула мне пальто, и я быстро его надела.
        Я - игрушка. Для Германа я, как домашнее животное. Кошка там… собачка. Может, хомячок. И допускать мысли о взаимной любви с этим человеком может только набитая дура.
        Амурский открыл передо мной дверь, пропуская на улицу. Свежий сосновый воздух закружил голову.
        Я ехала, будто на казнь. Не стоило мне вообще ни о чем Германа просить. Сидела бы в своей комнате, смотрела телек, краснела от воспоминаний вчерашнего дня. Ну уволили бы меня, ну осталась бы без работы. И пережила бы. Потом, когда Герману надоело бы со мной играться и он отпустил меня, нашла бы что-то новое.
        Джип плавно притормозил у «Гвоздя». Я поджала губы, предчувствуя что-то недоброе, нехорошее. Как затишье перед бурей. И мой естественный порыв выбежать из машины и сбежать возрастает с каждой секундой. Оголтелое сердце так скачет в груди, будто сейчас наружу вырвется.
        - Приехали, Вика, - сообщает Герман, и я срываюсь с места, выходя на воздух. Несмотря на осеннюю прохладу, мне слишком душно - как летом на раскаленном асфальте и с пересохшим горлом. Амурский тут же выходит вслед за мной и оглядывает с ног до головы.
        - Вы проходите и присаживайтесь, - стараюсь улыбнуться, но собственное тело меня не слушается.
        - Нет уж, Виктория, мы войдем вместе, держась за руки, как влюбленные подростки, - голос вкрадчивый, сладкий. Герману это по кайфу - издеваться надо мной? Видит же, что я сейчас грохнусь без сознания от переизбытка чувств.
        Спорить с миллиардером бесполезно.
        Герман Александрович берет меня за руку и делает уверенный шаг навстречу ко мне. Теперь он снова непростительно близко. Так близко, что хочется подвинуться. Я неуверенно поднимаю на него испуганные глаза, но он только улыбается. Нагло и уверенно обнимает меня за талию, прижимая еще ближе, будто я должна в этот же момент в нем раствориться.
        Краснею. И в этот момент слышу щелчок фотоаппарата и убегающие шаги.
        - Ебаные папарацци, - выдыхает прямо мне в волосы, до боли сжимая ладонь.
        - Вы не хотели, чтобы нас видели вместе? - шепчу, закидывая бровь? Конечно. Мышь и миллиардер.
        - Мне плевать, детка, - от его слов я вздрагиваю.
        Какая еще детка?
        Не прошло и минуты, как Герман Александрович провел меня в «Гвоздь». Как я и ожидала, нас тут же встретили охреневшие глаза Вадима. Недоумение заставило его лицо забавно вытянуться, я не сдержалась и хихикнула. Мы здесь, и ничего плохого пока не случилось, значит, все обойдется без шума и скандалов. Все будет хорошо.
        - Присаживайтесь, мне нужно переодеться, - указывая на лучший столик, пробормотала я. Амурский галантно поцеловал мою руку, оставляя электрические импульсы на коже и заряжая новой волной энергии. К тому же, я с упокоением заметила Веру, бросающую косые взгляды в нашу сторону.
        До раздевалки я долетела в два счета. И Вера тут же проскользнула за дверь, остановилась напротив меня и скрестила руки под грудью. Недобрый знак.
        - Какого хрена? - взвизгнула подруга, нахмурив брови.
        - Ты мне не верила, и я попросила Германа приехать со мной, - особого желания что-то объяснять Вере не было. Я соскучилась по работе: по хамоватым посетителям, по запаху табака, по беготне, от которой в конце дня ноги колет и голова кружится. Поэтому сразу полезла в шкафчик за рабочим платьем.
        - Значит, ты у нас теперь подстилка этого мешка с деньгами? - злобно усмехается мне в спину, буря взглядом скважину в моем теле.
        - Нет, не подстилка. Я тебе сказала, отец проиграл меня в карты, Вера. И теперь я живу в доме Амурского, повар готовит мне еду, личный визажист делает мне прическу и укладку, у меня полно брендовой одежды и…
        - И за это ты раздвигаешь ноги, как проститутка, - не дает мне закончить. - Что ж, Вика Малинова, я, конечно, никогда не считала тебя ангелочком, но это слишком даже для тебя. Все ясно, можешь не оправдываться.
        Вера быстро вышла, громко хлопнув дверью.
        Мне хотелось думать, что Герман Амурский делает все это из добрых побуждений, и он никогда не при каких обстоятельствах не причинит мне вреда. Он сильный, красивый, властный. Одного его взгляда достаточно, чтобы мои колени дрожали. И поначалу он действительно казался мне посланником ада. Но, узнав его поближе, я наполнилась верой, что он добрый и светлый человек. И я не подстилка, а его… девушка.
        Мне хотелось в это верить так сильно, как необходимо было дышать.
        Но Вера была права. Я питала иллюзии, строила вокруг себя колючие стены, лишь бы огородиться от реальности. Именно для секса я ему нужна, ничуть не больше. Сердце превратилось в камень и повисло грузом в ребрах, мешая дышать полной грудью. Я застыла перед зеркалом, которое отразило меня в полный рост. Если бы Герман просто хотел положить меня под себя, он бы не церемонился.
        Натянув рабочее платье, я почувствовала себя дома. В «Гвозде» мне всегда было комфортно - это была моя атмосфера, мой мир. Здесь я чувствовала себя, как рыба в воде. А сейчас уверенности придавал легкий макияж и красивая укладка. Сегодня я соберу приличные чаевые, и дело вовсе не в присутствии Германа в зале.
        Уверенной походкой я вышла из раздевалки, прошла к барной стойке и схватила блокнот с ручкой. Обвела глазами пространство, изучая каждый столик. Германа уже не было. Амурский слинял, оставив вместо себя Виктора, как и обещал мне тогда, в «Дежавю». Когда это охранник успел приехать? И куда миллиардер, мать его, девался?
        - Нахрена ты вышла на работу, если решила стать содержанкой? - прямо над ухом громом пронесся голос Вадима, и я нехотя перенесла на него тяжелый взгляд. Вера уже успела что-то напеть бармену?
        - Не твое дело, - огрызнулась в ответ, собираясь отойти и приняться за привычные записи заказов, но сильная мужская рука схватила мой локоть и притянула через стойку так, чтобы он смог спокойно шептать мне на ухо.
        - Грязная шлюха. Дура. Тварина. - слова явно слух не ласкали, а наоборот, включали во мне рычаг стервы. Вырвав локоть, я отстранилась. Желание треснуть по морде парня напротив пришлось заглушить в себе глубоким вздохом. Если я устрою драку с барменом, охрана «Гвоздя» выкинет меня на улицу, как подпитого мужика две недели назад.
        Собравшись с силами за долю секунды, с улыбкой подошла к Виктору, который брезгливо изучал меню.
        - Привет, что будете заказывать? - я привычно улыбнулась, приготовившись записывать.
        - Сомневаюсь, что ты сможешь предложить мне что-то нормальное, - Виктор усмехнулся и перевел взгляд на меня. - Неплохо выглядишь.
        - Спасибо. У нас хорошее пиво, никто не жаловался.
        - Тогда нам пиво и закуску на твое усмотрение, - голос Амурского заставил вздрогнуть. Я думала, он ушел.
        - Хорошо, - растерянно выдала в ответ, делая записи в блокноте.
        Герман не сводил с меня глаз все время, пока я работала. А как только я оказывалась у столиков мужчин и улыбалась им, как полагается официанткам, миллиардер смешно хмурил брови. Взгляда не отводил и Вадим, а у барной стойки не упускал возможности обменяться со мной грубостями.
        Неужели, так теперь всегда будет?
        Вера не сказала ни слова. Изредка бросала косые взгляды, которые я чувствовала будто физически. От нее я не ожидала. Мы с Веркой всегда были в хороших отношениях и никогда не ссорились. Она поддерживала меня, пускала переночевать, одалживала одежду. Я считала ее самой лучшей в мире подругой и радовалась, что мне так сильно повезло. Оказывается, все это до поры, до времени. Сейчас Вера будто ненавидела меня каждой фиброй души. И с чего она так взъелась? Позавидовала, что на меня обратил внимание миллиардер?
        В мгновение поняла, что опять уплываю в мечтах. Не обратил внимание, а выиграл в карты. Это противоположные вещи. В первом случае я была бы девушкой, внимание которой нужно добиться, во втором, я просто кукла, которую рано или поздно под себя положат. Как бы нежен не был Герман Александрович, моя участь обязательно меня настигнет.
        В своих мыслях я принесла выпивку за столик у окна и на секунду застыла с пустым подносом, рассматривая проезжающие машины. Именно в этот момент случилось непоправимое.
        - Эй, красавица, че застыла? - лысый мужик, уже хорошо выпивший, подался вперед, сканирую меня хмельными глазами. - Вы тут случайно приватные услуги не оказываете? Я бы тебя снял!
        Грубые мужские пальцы упали на мою задницу и сильно сжали ее прежде, чем я успела опомниться. Захотела вырваться, но не смогла. Тело будто парализовало.
        - Ого! Да ты только с виду такая худышка малышка. Попка-то что надо! - Констатировал он, сжимая в руке мягкую ягодицу.
        - Руки убрал, урод! - я замахнулась подносом, чтобы научить мерзавца уважать женщин, но не успела ничего сделать.
        Амурский Герман оказался рядом в один миг и сам треснул по морде моего обидчика. Виктор схватил меня за локоть, отодвигая за свою спину. Я закрыла лицо подносом, чтобы не видеть этого, но любопытство оказалось сильнее.
        Миллиардер стоял коленом на диване, как рассвирепелый лев. Я слышала громкие ахи да вдохи мужика, уже почти упавшего под Германа, звонкие удары сильных кулаков и хруст ломающихся костей. Все голоса отзывались эхом в ушах.
        - Все, Герман, хватит! - Виктор схватил Амурского и принялся оттаскивать назад. Я замерла, дышать перестала, уши заложило, будто рядом со мной только что кто-то кричал в репродуктор.
        - Переодевайся, мы уходим, - Амурский схватил меня за руку и потащил к раздевалке. Последнее, что я видела - густая струйка крови, хлынувшая под стол. Ну и досталось же бедняге.
        - Герман Александрович, не нужно было, я бы сама… - запищала я, еле передвигая ватные ноги.
        - Я сам решу, что нужно, а что не нужно. Это больше не твоя забота, Вика. Ты теперь, так или иначе, принадлежишь мне! И я против, чтобы ты работала в этом гадюшнике! - вот так, не давая права ответить и уж тем более возразить.
        Мне просто ничего не осталось. Даже права выбора. Мои интересы никого не волнуют. Если Герман захочет - я буду работать, не захочет - буду сидеть в четырех стенах. Он полностью решает мою судьбу. И от этого становится страшно. Так страшно, будто иглы бегут под кожей, готовые в любой момент впиться в сердце. Так страшно, что волосы на голове встают дыбом и шевелятся.
        4.3
        ПЕРВАЯ ПЕСНЯ: ГЕРМАН
        - Зачем ты это сделал? Ты же знаешь, что СМИ не оставит этот инцидент без внимания! Хочешь на обложку желтой прессы? Давно вокруг тебя сплетен и скандалов не было? - Виктор зудит над ухом, как комар, пока я допиваю пиво, косясь в сторону побитого подонка. Он получил то, чего заслужил. И я ничуть не жалею.
        Трогать то, что мне принадлежит, никто не смеет.
        А Виктория Юрьевна Малинова принадлежит мне полностью и безоговорочно. И пока мне не надоест эта милейшая девственница, я буду распоряжаться ей, как пожелаю нужным.
        - Сейчас вызовут ментов, а с ними и пресса подтянется! Сам сказал, что вас сегодня уже успели отснять по полной, пока обжимались у входа! - нет, ну Витя - это Витя. Пока он угомонится, проблема уже вихрем пронесется мимо.
        - Я все решу, - отрываюсь от кружки и достаю бумажник.
        Жизнь подбросила меня чуть ли не до небес благодаря деньгам. Деньги имели особый запах. Запах похоти. Запах адреналина. Запах роскоши. Запах власти. Список бесконечен и продолжать его не имеет смысла. И сколько бы не утверждали обратное, мне комфортнее в Range Rover, чем на жигулях. Конечно, я не настолько тупой и наивный, и мне ни понаслышке известно, что от смерти и прочего финансы не спасут. Но это именно та ситуация.
        Парень, чью рожу я хорошенько разукрасил, куда-то съебался. А и пес с ним, договориться и с его мало вменяемыми дружками можно.
        - Сколько нужно заплатить, чтобы мы благополучно забыли эту ситуацию?
        - У тебя денег не хватит, мудак! - культурным манерам явно не научен.
        - Сколько? - еще раз повторяю я, старательно изображая, будто не услышал оскорбление в свой адрес. Но кулаки то так и чешутся, чтоб и этим двоим навтыкать.
        - Триста тысяч. Наличными. - требовательным голосом продолжает беседу этот смелый. Продешевили ребятки.
        Звоню Олегу, чтоб снял бабла. И я лишний раз убеждаюсь, что деньги решают. Оборачиваюсь, и вижу, как Вика о чем-то договаривается со своей подружкой.
        Как ее?
        Вера, кажется.
        Вера особого доверия не вызывает. Пафосная кукла с тонной макияжа - видок у нее сегодня был такой, будто весь мир подозревает в заговоре против нее. А малышка Вика на ее фоне выглядит, как сущий ангел.
        - Ну что, Виктория, поехали домой? - нарушаю бабский треп, и Вера смотрит на меня исподлобья. Я ее беременную бросил? С чего столько ненависти во взгляде. Обнимаю Малинову за талию и тяну к себе вплотную, отчего та снова невольно дрожит.
        Мне нравятся ее простые и естественные реакции. Эта дрожь, скромность, чистота. В своем мире я давно не встречал таких женщин, которые краснеют от упоминаний интима и трясутся от прикосновений. Вика - сама нежность. Именно это и цепляет за живое, заставляет оберегать ее, как капризную розу от ветров.
        Но когда эта «роза» замахнулась подносом на сегодняшнего несостоявшегося извращенца, я немного охренел. Не так, чтобы пустить ситуацию на самотёк и не вступиться, но крепко.
        - Хорошо, Герман, - наконец произносит Малинова, заканчивая нашу с Верой немую войну. Что-то с этой подружкой не так.
        В машине я немного успокаиваюсь. Вика смотрит в окно опустошенным взглядом, по которому даже не прочитаешь ее мысли.
        - Так себе денек, - начинаю издалека, смотря на то, как нервно она теребит волосы, то и дело подносит палец ко рту, будто сейчас начнет грызть ногти. Терпеть этого не могу.
        - Самый дерьмовый день! - шипит моя нежная роза, поворачивается ко мне и прикрывает рот рукой, будто сказала лишнего. - Простите.
        Манерам эту девочку явно учило светское общество - ее жесты, мимика, нежные взгляды и голосок. Нахваталась в академии искусств? Но это не она - подделка, фальшивка. Она настоящая дерзкая? Способная треснуть подносом в харю? Я даже немного жалею, что влез, и не предоставил себе возможность насладиться этим зрелищем.
        - Хочешь расслабиться? Можем заехать в ресторан.
        - Хочу домой, - немного резко, зато без вранья. - Я очень устала. Думаю, лучше расслаблюсь в джакузи.
        Улыбка проскальзывает по ее милому лицу, а в мою голову уже лезут представления обнаженного тела, окутанного тысячью пузырьков.
        - С удовольствием к тебе присоединюсь, - без капли иронии шепчу ей в лицо, пододвинувшись ближе, и с упокоением наблюдаю, как сотня маленьких веснушек тонет в краске. Руки сами скользят к ее коленям, и я обнимаю ладонью тонкую ножку. Непорочность сводит меня с ума, как извращенца, повидавшего все на своем пути, кроме скромности.
        У дома припаркована красная Panamera, от которой меня воротит. Жанне то что опять нужно в моем доме? Глаза сами закатываются, а моя неприязнь, кажется, передается и Вике. Смотрю на замученное лицо охранника при входе - Жанна и его, видимо, довела до белого каления.
        В доме хаос, будто ураган пронесся, а слащавый запах индийских цветочков витает в воздухе надоедливыми нотами.
        - Фаина Ивановна отведет тебя в комнату. Расслабляйся. Я зайду позже. - Шепчу на ухо Малиновой, и та устало гладит плечи, спрятанные под плотной тканью.
        - Хорошо, - на выдохе проговаривает в ответ.
        Ну и где этот безумный вихрь, который за своим упрямством и чрезмерным высокомерием ничего не замечает? Поднимаюсь на второй этаж в поисках Жанны.
        Я не ошибся.
        Красивая высокая женщина с бокалом вина стоит в коридоре, рассматривая картины на серой стене.
        - Здравствуй, Жанна, - особого желания непринужденно болтать с ней нет, но для приличия я невинно улыбаюсь, а-ля лучший племянник в мире, и иду с распростертыми объятиями. - Чем обязаны?
        - Привет, Герман, - скалит белые зубки, старается изо всех сил показаться милой. - Когда познакомишь со своей новой содержанкой? Уже видела ее, пожелала ей приятного времяпрепровождения в доме худшего подонка в мире!
        - Единственная содержанка в этом доме - это ты! - обнимаю Жанну, задыхаясь от навязчивой сладости духов.
        - Устал платить за единственную живую родственницу? Или средств с компании уже не хватает? А я говорила, что ты все спустишь в унитаз! - не может не уколоть в ответ.
        - Ты, судя по последним запросам, свой бизнес тоже спустила? - освобождаюсь от объятий и смотрю в карие глазищи, обрамленные наращенными ресницами.
        - Дела в салоне действительно не ладятся. Поэтому я приехала лично предлагать тебе очень выгодно вложиться! Мы можем купить аппараты, заняться не только волосами, но еще и ноготочками! - Блондинка сияет от своей идеи, того смотри от счастья разопрет.
        - Когда ты видела Вику?
        Жанна ненавидела моих женщин. Каждой из них она портила жизнь. Одной отстригла волосы, пока та спала, другой периодически подмешивала слабительного, для третьей вызвала стриптизера в офис во время важной конференции раздевшегося в приватном танце на столе, тряся яйцами перед партнерами-китайцами.
        - Ай, все тебе скажи! - Жанна весело захлопала в ладоши. - Скажу лишь, что Вика не твоего поля ягодка. Ты - экзотическая фейхоа, а она… я даже не знаю…
        С фейхоа меня еще никогда не сравнивали. Я невольно усмехнулся.
        4.4
        - Вика первая женщина, которую я хочу не только трахать, - признаюсь честно, но это вряд ли остановит сокрушительное торнадо в юбке.
        - Чего же хочет Амурский Герман Александрович от серой мыши? - выразительно подняв брови, тетка театрально схватилась за сердце. - Или в твоей черной душе появилось место для любви?
        - А что если так?
        - Тогда я повеселюсь, когда мышь надоест тебе и вся твоя любовь лопнет, как мыльный пузырь, - не скрывает злорадства, которое уже стало главной чертой характера хрупкой стервы.
        - Вике досталось от жизни, Жанна. Эта девушка переполнена добротой и скромностью, она… как моя мама, - слова звучат слишком странно из моих уст, и тетка это подмечает мгновенно. Поправляет волосы и прячет потрясение.
        - Твоя мать сгубила Сашу, помнишь? Твой отец, обезумевший навязчивой идеей любви к нелепой женщине, пустил себе пулю в голову, - колко напоминает о прошлом, разрушая мое терпение. Невольно руки сжимаются в кулаки, и ужасно хочется въебать по смазливому личику.
        Наши с Жанной отношения - бомба замедленного действия.
        Когда-нибудь эта бомба рванет, зацепив все наше окружение.
        Я достался Жанне озлобленным шестнадцатилетним подростком, который уже умел тратить отцовские деньги и трахать шлюх, но никак не приспособлен был к самостоятельной жизни. Тетка меня ненавидела так сильно, насколько способно человеческое существо. Сильнее она ненавидела только мою мать.
        К маме Жанна питала ненависть с самого первого дня. Когда отец женился, тетка напилась и подожгла подол маминого платья. На медовый месяц Жанна купила путевку и полетела вместе с ними, портя все одним своим присутствием. Но отец никогда зла на нее не держал.
        Вообще все считали, что папина сестра обижена жизнью, за что не возьмется - все рушится. А ее отношения с мужчинами достойны отдельных многосерийных экранизаций. Таких сволочных баб мир ранее не видывал. Детей у Жанны не было - по молодости переспала с каким-то ходячим венерическим букетом, пошло заражение, все, что можно вырезали. Мама учила меня относиться к родственнице с пониманием. А я не мог.
        Именно поэтому, когда Жанна заменила мне семью, случился мой второй личный конец света. Это стало ударом, и из-за скандалов мы просрали большую часть отцовского бизнеса, который я долго и упорно восстанавливал кровью и потом.
        - Ты дашь мне денег? - Жанна вот-вот лопнет от нетерпения.
        - Нет! Я уже достаточно потратил на твои идеи, но ты ничего не смогла довести до ума.
        - Ах, так? Тогда я размажу тебя, как крошечную букашку, поставлю на колени и ты будешь молить меня…
        - Жанна! - вот и лопнуло терпение. Хватаю тетку за плечи и трясу, чтоб заткнулась. - У тебя вроде новый любовник, проси инвестиций у него!
        - Не смей трогать моего мужика, понял? Он ни копейки мне не даст!
        - Потому что знает, что ты все проебешь? - нагло улыбаюсь.
        - Я поняла, Герман. Какой мелкой крысой был, таким ты и остался! - когда заканчиваются аргументы, Жанна всегда переходит на открытые оскорбления, а голос звучит противно и оглушающе, как ультразвук. Это именно тот случай.
        - Твой отец тебя не правильно воспитывал, любил тебя, мудака, а мать! Эта дура каждому твоему капризу потакала, в жопу целовала! - визжит наглая девица, ударяя меня по груди кулаками.
        - Не смей трогать мою маму! Она святая женщина, потому что терпела тебя. - Нарочито низким голосом выдыхаю ей в макушку, когда та в слезах пытается схватить меня за майку.
        - Я ненавижу тебя! Ты наглый самовлюбленный гад! Денег он пожалел, как будто обеднеешь, подарив мне пару миллионов!
        - Что ты мне говорила, когда я, двенадцать лет назад в ногах у тебя ползал и просил добавить мне пару тысяч? - отодвигаю Жанну от себя, но та, как уж вертится, вырывается, орет дурью, будто я ее убиваю.
        Сука!
        Охранник хватает Жанну, а дальше уже не мои проблемы. Мне нужно перевести дыхание, подумать о хорошем. Иначе мозги просто взорвутся от такого штурма. Жанна - редкая смесь всех грехов и отрицательных качеств, которую я перевариваю с огромным, блядь, трудом.
        Не думая ни о чем, с пустой головой, я выхожу на улицу и сажусь на лавку на заднем дворе. В футболке холодно, но сейчас мне плевать на все. Пусть мозг остынет, пусть эта встреча развеется осенним ветром и смоется мелкими крапинами дождя.
        - Все хорошо? - голос звучит слишком близко, и я моментально на него реагирую.
        Напротив меня стоит Малинова в расстегнутом пальто и моей курткой в руках. Раздраженно киваю и опуская тяжелую голову, зарываясь ладонями в своих волосах.
        - Фаина Ивановна попросила передать вам это, - тихо бормочет девушка, протягивая мне куртку. - Очень холодно, Герман Александрович. Мы боимся, что вы заболеете.
        - Кто это - мы? - вновь поднимаю глаза на раскрасневшееся лицо Вики, и та смущенно улыбается.
        - Фаина Ивановна и я, - нежность в голосе и теплота ее взгляда, наверное, способны отогреть даже самое ледяное сердце. И мое поддается.
        Забираю тряпку из ее рук и устало накидываю на плечи.
        - Проблемы? - Вика поджимает губы, несмело прикусывает нижнюю и кутается в пальто, запахивая его полы. - Мне уйти?
        Наверное, первая девушка, спрашивающая, что ей делать и как не нарушить мой комфорт.
        - Останься, - ладонь стучит по мокрой лавочке, приглашая Малинову присесть рядом.
        Вика осторожно садится рядом со мной и смотрит куда-то вдаль. От влажного воздуха ее волосы непослушно вьются, что вызывает мою улыбку. Хочется прикоснуться к ним и пригладить, вдохнуть их запах полной грудью, чтоб до боли щемило, до помутнения в глазах.
        - Здесь так тихо и спокойно. И эта лесная сырость так убаюкивает. - Бормочет себе под нос тихим голосом, перебирая пальцами, красными от прохлады.
        - Споешь что-нибудь? - Вика усмехается от неожиданности.
        - Прямо сейчас? - улыбается.
        Я хочу услышать ее голос. Чтобы он вытеснил из головы напряжение и тупые мысли.
        - Что мне спеть? - не дождавшись моего ответа, снова спрашивает.
        - Что угодно, это сейчас не имеет никакого значения. Просто спой для меня.
        Вика медлит, улыбается и молчит, также нервно и глупо перебирая собственные пальцы и поглаживая ладони.
        Громко выдохнув, девушка выпрямляет спину и опускает ладони на мокрую скамейку.
        - Потерять образ свой,
        Отражая любовь, разбитыми окнами.
        Приковав на замок, поджигаю любовь
        Я спичками мокрыми.
        Свет и мрак-всё внутри,
        Выбирай и бери
        Послушная, гордая?
        Кто же я?
        Голос звучит несмело, мягко, нежно. Им можно заслушиваться снова и снова, наслаждаться, растворяться в нем. Осенний ветер разносит ноты по лесу чуть слышным эхом.
        Сердце трепещет. Моя канарейка. Чуткая, открытая, покладистая.
        И голос райский. Без преувеличений и прикрас. Голос, от которого колючие мурашки табуном пробегают по спине, и бросает в холодный пот, сводит с ума, заставляет рассудок тонуть в каждом чистом звуке, следовать за каждой нотой и внимать ей, как святыне.
        - Не понравилось? - перебивает поток мыслей, взволнованно смотрит мне в глаза. Напряжена до предела, снова краснеет и прикусывает губу.
        - Я хочу тебя, Виктория Юрьевна Малинова, - выдыхаю ей в лицо, и оно покрывается багряным оттенком.
        - Я… я… не знаю, что говорить в таких ситуациях. Для меня это… новое, - шепчет девушка, и я наблюдаю, как ее пальцы впиваются в край скамейки так сильно, что костяшки белеют.
        - Тебе понравится, если расслабишься, - накрываю ее руку своей ладонью, холодные пальцы дрожат.
        - У меня же еще никогда…
        - Это неважно. Все трахаются, ты не станешь исключением, - обнимаю за плечо и тяну к себе дрожащее тело. - Я не позволю тебе стать исключением.
        Улыбается, закрывая рот обеими ладошками. Закрывает глаза, будто наслаждается моими объятьями. Сегодня я заставлю эту девочку полюбить секс, тем более уже знаю, что фригидностью она не страдает!
        Я даю слабину и вдыхаю запах ее волос полной грудью. Она вся пропахла лесной свежестью, сыростью и дождем. Я не романтик, но Вика вызывает во мне необузданные желания стать таковым: подарить цветы, конфеты, украшения. Бросить мир к ее ногам, а после расцеловать каждый сантиметр прекрасного тела, приручить робкую душу, покорить и завоевать.
        - Через час встретимся в моем кабинете, - шепчу ей на ухо, наблюдая за волной мурашек на шее девочки.
        4.5
        ПЕРВАЯ ПЕСНЯ: ВИКА
        Я влетела в дом, как умалишенная. В глаза мне сразу бросилась милая женщина в карамельном платье.
        - Фаина Ивановна! Фаина Ивановна! Где Аня? - схватила ее за руку, смотря безумными глазами, полными дикого огня и драйва. Моя крупная болезненная дрожь будто передалась женщине, та вытаращила глазищи и отстранилась от меня.
        - Что случилось? - вкрадчиво прошептала та, стараясь освободить руку от моих объятий, но ничего у нее не получалось. Я впилась, словно голодный клещ в мясистую собаку.
        - Мне срочно нужна Аня! Где она? - я окинула взглядом просторный коридор, лестницу, все закрытые двери. - Аня-я-я-я!
        Мой голос эхом разнесся в каждом углу дома.
        - Господи, да что случилось? - Фаина Ивановна пошатнулась и, после долгих усилий, вырвала руку. - Аня у себя в кабинете, третий этаж, вторая дверь.
        - Спасибо! - выкрикнула в ответ, стрелой забежав на ступеньки.
        Аня и правда была в своем кабинете, сидела в бежевом кресле и листала какой-то модный журнал. Она, как всегда, выглядела с иголочки, а неизменный красный цвет подчеркивал ее естественную красоту.
        - Аня! - от моего резкого голоса девушка подпрыгнула на месте и выронила журнал.
        - Вика!
        - Аня, Герман хочет заняться со мной любовью! У нас всего час на подготовку! - Взволнованно бормотала я, словно в бреду.
        - Ого-о-о! - собеседница наигранно растянула слово и сложила ладони на груди, будто секс с Германом был неотъемлемой частью моего нахождения в этом доме - хотя, чего греха таить, так оно и было.
        - Аня, что мне делать? Я же… профан в этом! Какое белье надеть? Накраситься? Волосы завить?
        - Ты с ума сошла? - красотка укоризненно взглянула на меня и подняла с пола журнал. - Лучшее украшение женщины - ее запах, поэтому из одежды на тебе должны быть только духи.
        Я нервно сглотнула ком в горле, больно провалившийся вниз. Это привело меня в чувства всего на секунду.
        - А волосы? А макияж? А… - судорожно перебирала я, переминаясь с ноги на ногу и не зная, чем занять руки.
        - Расслабься, прими душ, посуши волосы. Красится необязательно. Если хочешь, то кружевное белье, чулки, туфли. Но, знаешь, вряд ли миллиардер Амурский обратит внимание на эту мишуру. У него столько женщин в списке покоренных.
        - Звучит совсем не утешительно, - робко выдохнула в пустоту. - Ладно, я в душ.
        - Ни пуха, ни пера, - Аня весело подмигнула.
        - К черту, - слетело с моих губ, прежде чем закрыть за собой дверь.
        В комнате я быстро окунулась в горячие струи, отмывая свое тело тщательно, как никогда. Черт возьми, неужели то, что я откладывала в долгий ящик, рассчитывая, что это произойдет ой, как не скоро, случится через каких-то полчаса? Волнение съедало меня, я нервничала, будто школьница перед ЕГЭ.
        Это всегда так перед первым сексом? Или я такая трусиха?
        И секс мой произойдет ни абы с кем, а с самим Амурским Германом Александровичем?
        Это его твердое и уверенное «хочу тебя» потешило мое самолюбие, заставило замереть всем нутром и… захотеть в ответ. Да, я действительно точно знала, что хочу именно этого мужчину, пусть даже все закончится, пусть когда-нибудь Герман останется для меня чем-то недосягаемым, как небесная звезда. Зато сейчас он мой, только мой. Я стану для него одной из бесконечного списка, а он для меня первым мужчиной. Плевать.
        Сегодня или никогда.
        Вышла из душа, забывая воспользоваться полотенцем, достала из шкафчика все нарядные комплекты ошеломительного белья и принялась перебирать его. Это не то. Это все не то. Так! Подняла глаза на свое отражение и застыла. Щеки раскраснелись от волнения, а руки подрагивали в предвкушение сладких мук. Даже розовые сосочки упруго поднялись вверх от возбуждения и прохлады.
        К черту белье!
        Начистила зубы, высушила волосы и окутала обнаженное тело мягким халатиком. Шелковая ткань обняла меня и успокоила рассудок. Все будет так, как я захочу.
        За окном стемнело, и теперь я видела лишь капли холодного дождя сквозь стекло, рассыпающегося в свете фонаря и танцующего чечетку в лужах. Как здесь открывается окно? Мне просто необходимо вдохнуть холодный влажный аромат свежей хвои полной грудью - это мое сегодняшнее успокоительное.
        Ледяной порыв ветра пробрался в комнату, заставляя шторы взлететь. Послышался раскат грома где-то вдали. Я прислонилась лбом к стеклу, закрыла глаза и нарочито громко выдохнула. Это будет лучшая ночь в моей жизни.
        Уже через пару минут я спустилась на первый этаж, боясь только о том, что меня увидят и догадаются, что я без белья. Трясясь от страха, как овечка, открыла дверь и проскользнула внутрь. Германа еще не было, он будто специально задерживался, давал мне шанс освоиться и свыкнуться с участью. Я мысленно примерила свое тело под его мощными толчками и на диванчике, и на кресле, и даже на столе. От мыслей так щеки загорелись, что пришлось приложить к ним все еще холодные после соприкосновений со стеклом ладони.
        Дверь громко хлопнула, и я распахнула глаза, окидывая вошедшего мужчину с ног до головы - он как всегда неотразим, даже в домашних штанах, и особенно хорош без футболки и с мокрыми после душа волосами.
        Я робко распахнула полы халатика, позволяя ему сорваться с моих плеч и покорно упасть под ноги. Закрыла глаза, борясь с желанием спрятать свое тело руками, закрыться, со стыда сгореть.
        - Я вижу, ты подготовилась, - возбужденный низкий голос покрыл мое тело мурашками и вызвал пожар между ног. - Ты прекрасно выглядишь.
        Я внимала каждому его приближающемуся шагу.
        Легкое прикосновение тыльной стороны его ладони к моему лицу заставило меня слегка отстраниться.
        - Не бойся и ни о чем не думай. Я не сделаю тебе больно, Вика. - Рука скользнула по шее, ниже, к груди. Его прикосновение отозвалось колкими импульсами под кожей, приятной рассыпающейся вибрацией. Пальцы задели чувствительный сосок, и я невольно запрокинула голову, издавая смущенный стон.
        - Я тебе верю, - зачем-то прохрипела я, поддаваясь уверенным напористым ласкам. Герман притянул меня к себе так, чтобы я чувствовала прикосновения его торса кожей и мощный член, упиравшийся в мое обнаженное бедро. Боже, он такой большой!
        Горячая мужская ладонь нежно прошлась по животу, отчего я сдвинула колени. Я такая мокрая и горячая впервые, чувствую собственную пульсацию и приятное томление внизу живота, расплывающееся жаром по спине.
        Губы Амурского прибились к моей щеке осторожным прикосновением, пьянящим с первого глотка, как русская водка. Я повернулась ему навстречу, нервно распахнула рот, боясь открывать глаза. Будто все это мне приснилось, и мой идеальный мужчина сейчас же растает, стоит мне на него посмотреть.
        Жадные губы требовательно накрыли мой рот, язык с напором облизнул нижнюю губу, проник вглубь. Герман терзал меня, дрожащую и неопытную. Я целовалась впервые, и от этого голова кружилась, а он будто знал каждую чувствительную точку внутри меня и ласкал ее.
        Вихрь наслаждения пронесся во мне, когда пальцы моего Амурского дотронулись до клитора и вычертили на нем уверенный узор. Снова и снова. Мой Амурский. Я запомнила эти прикосновения каждым миллиметром тела, и сейчас с удовольствием подалась вперед, чтобы прочувствовать былые ощущения. Его палец опустился ниже, раздвинул складочки, пачкаясь во влаге. Смело и откровенно проник вглубь меня, дразня и подбрасывая дров в мое пламя.
        Стон пронесся по кабинету, и Герман жадно проглотил его, изучая мои губы и оставляя на них колкие вибрации.
        - Ты потрясающая. Мокрая. Маленькая. - Его голос над моим ухом, заставил меня шире распахнуть ноги и присесть на край стола, двинув бедра навстречу. Я открыла глаза, наконец осматривая уверенные движения внутри меня взглядом.
        Герман спустил штаны, оставаясь абсолютно голым. Его свободная рука накрыла мужское достоинство у самого основания и скользнула вверх, к потемневшей от возбуждения головке. Амурский заметил мой взгляд, и довольно улыбнулся.
        - Теперь ты! - мой идеальный взял мою руку и положил на член, сжимая дрожащие пальцы.
        - У меня не получится, я не умею так, как ты, - выдавила из себя признание сквозь горячие тихие стоны, отвела взгляд, умирая со стыда.
        - А ты попробуй, вот так, не бойся, - Герман уверенно подвинул мою ладонь. Вверх-вниз. Ничего сложного. Как только миллиардер почувствовал, что движения стали увереннее, перестал мне помогать и пустил все на самотек. Я двигала руку, стараясь доставить ему хоть каплю удовольствия.
        - Вот так, - выдохнул мне на ухо, одобряя мои действия.
        Я потеряла счет секундам, растворяясь в новых ощущениях, изучая его тело, как шедевр искусства и отдаваясь на его напористые ласки. В один момент Герман оказался передо мной, опрокинул мое тело на стол так, чтобы я придерживалась на локтях и нагло улыбнулся. Я хотела сдвинуть колени, скрыть от его глаз то, что считала неподлежащим осмотру, но не смогла - мужчина удержал мои ноги, подвинул к себе. Головка члена потерлась о клитор, я задрожала от страха и возбуждения.
        - Расслабься, - прохрипел бархатный голос, и я полностью опрокинула тело на стол. Расслабиться не получалось, как бы сильно я этого не желала.
        Герман вошел медленно и осторожно, задерживаясь во мне, давая привыкнуть к ощущению наполненности. Его руки гладили мои бедра, а я не могла унять тело, подпрыгивающее на столе, будто в конвульсиях.
        Боли не чувствовалось. Лишь новизна ощущений и их порочность заставляли рассудок сходить с ума. Первые смелые, но аккуратные движения не вызвали приятного давления, но потом! С каждым новым толчком меня накрывало. Сначала я старалась не стонать громко, закрывала рот рукой, но вскоре сдавалась. Цунами безумия захлестнуло с головой. Я хотела кричать, просить еще, и еще, снова и снова. Руки сами потянулись к груди, одаривая ее дополнительной лаской. Ноги сами раскинулись шире, разрешая Герману наполнять меня всю без остатка, разрешая влажным шлепкам его тяжелой мошонки о мою промежность окрашивать мои щеки румянцем.
        Я со стоном подалась вперед, руки обхватили его шею. Я чувствовала фейерверк внутри, рассыпающиеся электрические разряды, жар внизу живота и холодный пот на спине. Жадно глотала горячий воздух и громкими стонами отправляла его в плечо моему любовнику. Это был мой пик, мое седьмое небо, мое райское наслаждение.
        Герман вышел из меня, повалил тело на стол, белые горячие капли упали мне на живот, тяжело поднимавшийся от напряженного дыхания. Так просто не бывает! Такого не может быть! Амурский бурно кончал на мое тело, и я покорно принимала это. Мне нравилось до потери памяти, до бешеной дрожи и обезумевших криков.
        Я столько лет избегала секса! Даже одного упоминания о близости было достаточно, чтобы я покраснела и сбежала. А Амурский показал мне, что все страхи были напрасны.
        И я благодарна ему, что он стал моим первым.
        5.1
        И ТЕЛОМ, И ДУШОЙ: ВИКА
        Я построю маяк до неба,
        Я на небе зажгу звезду!
        Чтоб кем бы ты ни был и где бы ты не был,
        Ты знал, что тебя я жду.
        Из мюзикла «Алые паруса»
        Я проснулась намного раньше, чем планировала.
        Германа рядом не оказалось. За окном расплывалась темнота, рассеянная светом желтоватого фонаря. Все еще слышались раскаты грома, а над соснами далеко-далеко мелькали вспышки молний. Гроза продлилась всю ночь, и даже сейчас, в четыре утра, все еще не закончилась.
        Шторы смело взмывали к потолку, когда потоки холодного влажного воздуха проникали в комнату, наполняя пространство приятным запахом сырого леса. Я влюблена в этот дом, в этот свежий воздух, в это вульгарное богатство. Я никогда не чувствовала себя так тепло, так уютно, так комфортно.
        Всю жизнь я считала своим домом маленькую квартиру, где с трудом хватало места мне, отцу и матери, потом только отцу и мне. Как бы я не старалась сделать наше неказистое жилье светлым и красивым, мне всегда мешали - ясно, кто.
        Я соскучилась по домашним делам. Меня тянуло схватить в руки фибру и протереть пыль, намыть пол до блеска, расправить подушки, но в доме Амурского Германа все это делали за меня. Даже к плите доступ закрыт: все готовит француз… он точно знает вкусовые предпочтения миллиардера, как и чем ему угодить, что и в какой день лучше подать. А я?
        А я сейчас жутко захотела простой домашней яичницы. Сначала утопить черный поломанный хлеб в сбитом яйце, помешать, посолить, вылить на сковороду и ммм… подать блюдо не прожаренным. Мама называла это «сопливой» яичницей.
        Этой ночью мне стало грустно и жутко больно от того, что Амурский не остался спать со мной. После нашей ночи любви он отнес меня сюда, мы долго лежали молча, рассматривая тела друг друга, потом я пошла в душ. А когда вышла, Герман уже сбежал, оставив после себя только цитрусовый запах. Вся моя постель пропиталась им, раскрываясь в полноценном букете вместе с запахом мужского тела. И я утопала, задыхалась, пропадала в сладком головокружительном плену собственных острых эмоций, бурлящих под кожей.
        Это что-то неземное и нереальное. Но гадкое чувство, словно кто-то может все это у меня отнять, не покидает. Отнять Амурского, отнять эту жизнь, отнять покой и вернуть в помои отцовской квартиры, в прокуренный и пропитый мир карточной зависимости и огненных побоев по моему телу. Вздрогнула, отгоняя воспоминания. Теперь заметила, что на циановой наволочке остался причудливый отпечаток моих слез. Черт!
        Я встала, чтобы закрыть окно, и поняла, что больше не хочу возвращаться в пустую постель, пропахшую таким близким Германом Амурским, моим от макушки до пят, но одновременно таким далеким, недосягаемым, как линия горизонта. Закуталась халатом и поплелась изучать просторы дома.
        Помнится, где-то был бассейн размером с море! Окунуться сейчас - то, что нужно, просто поплавать и расслабиться, остудить больной рассудок и привести мысли в порядок. Это стремление разложить все по полочкам в голове привело меня прямо к большой двери, которую я с легкостью узнала - я на месте.
        Открыв дверь, осторожно вошла внутрь. Свет не горел, но я уже присмотрелась и привыкла к полутьме, поэтому легко прошла к краю бассейна и… замерла.
        Герман был здесь.
        Он красиво плыл вперед, а я вцепилась взглядом в его спину, рассекающую водную гладь и оставляющую за собой красивый шлейф. Мышцы на его теле энергично напрягались, блестели от воды. Я застыла, залюбовалась, даже дышать перестала. Тело парализовало, я взволнованно раскрыла рот, не в силах выйти из состояния восторга.
        Амурский доплыл до конца бассейна и вылез на бортик. На нем были обалденные красные плавки, скрывающие самую важную, как мне теперь казалось, часть мужского тела. В Германе все было так, как нужно. Идеально сложенный, натренированный, сильный. Красивый, как первозданный соблазн, разбивший тысячи женских сердец, и мое, наивное и доверчивое, поймавший в капкан.
        Мужчина направился в мою сторону, и я, наконец, совладала с собой, встрепенулась и прошла к лежаку, смело улеглась, расслабляя напряженный рассудок.
        - Доброе утро, Вика, - Герман радостно улыбнулся, остановившись напротив меня.
        - Привет. - Я рассматривала капельки воды на его рельефном животе и дорожку волос, весело ныряющую под крупную надпись Calvin Klein, вспоминая обрывки бурного вечера. Тело моментально отозвалось на это приятным спазмом внизу живота, скрутившимся комом и мучительно потянувшим в предвкушение новой порции удовольствия.
        - Бессонница? - Герман сел возле моих ног, и его мокрая ладонь коснулась моей кожи. Кончиками пальцев мужчина прошелся от щиколотки до коленки, вызывая приятную истому и волну колючих мурашек.
        - Соскучилась по домашним хлопотам, - мой голос сопроводило смятение на лице миллиардера. - Ну, знаешь, я же женщина, а женщинам порой хочется навести порядки, полы помыть, приготовить поесть.
        - В моем окружении таких женщин нет, - Амурский даже не улыбнулся. Сама серьезность. - Значит, тебе нужен доступ на кухню, женщина?
        Я на мгновение замерла, а после радостно, как будто Герман мне предложение сделал, взвизгнула:
        - Да-а-а!
        - Думаю, пока наш чудо-повар спит, мы можем пробраться на кухню, - Амурский протянул мне руку, и я с удовольствием ее приняла. - Надеюсь, ты не задумала меня отравить?
        - А что, если задумала? - весело хихикнула, прикрыв рот ладонью.
        - Тогда, тебе ничего не достанется после моей смерти, я еще не успел переписать на тебя наследство, - я пошатнулась от его слов. Наследство? На меня? Боже, это шутка! Это просто шутка!
        - Заманчиво, Герман! Значит, мне придется подождать с убийством самого сексуального мужчины на планете, ах, как жаль, как жаль, - театрально огорчившись, я рассмеялась.
        - Ну, так бы сразу и сказала, что отравить собираешься не меня. На звание «самый сексуальный» больше подходит наш телохранитель Виктор. Только вот смущает одно. Я пойду как соучастник?
        - Нет, - я коварно прищурилась. - Всю вину повесят на тебя.
        Герман рассмеялся, открывая передо мной двери кухни.
        Это была просто мечта каждой хозяйки!
        Яркий свет ударил в глаза, и мне понадобилось некоторое время, чтобы к нему привыкнуть. Огромная и светлая, с тысячью различными самыми модными и навороченными приборами. Я застыла на месте, осматриваясь. Если есть рай на земле, то он здесь.
        - Чем меня удивит шеф-повар Малинова Виктория Юрьевна? - Герман подтолкнул меня вперед. Я несмело прошлась вдоль плит, остановилась у холодильника, осторожно приоткрыла белоснежную дверцу и увидела куриные яйца.
        - Сегодня на завтрак «сопливая» яичница, - деловито ответила я, подмигнув мужчине.
        - Впервые слышу о таком, - Амурский сложил руки под грудью. Я еще раз осмотрела его, все еще мокрого, с взъерошенными волосами, в красных плавках. Взгляд вновь задержался на аккуратной полоске волос.
        Перед глазами порно. Живое. Острое. Герман возьмет меня прямо тут, на кухонном столе, где повар-француз создает свои кулинарные шедевры. Кажется, я раскраснелась, и миллиардер не пропустил этого. Герман усмехнулся, обходя столик.
        - Я могу помочь? - он заглянул в холодильник, приподнял брови, будто сам удивлялся количеству продуктов в его доме.
        - Будет здорово, если перестанешь меня отвлекать и оденешься.
        Как опытная кухарка, я достала все необходимое и быстро увлеклась процессом. Раз уж Герман хочет, чтоб я его удивила, то, пожалуй, так и сделаю. Ах, какая послушная девочка! Сначала замесила тесто для пирога, с упоением нашла все необходимое и так увлеклась, что уже ничего вокруг не замечала.
        Уже полчаса я занималась готовкой, дорвалась, так сказать. За панорамным окном кухни теплился рассвет. Тучи унесло холодным ветром, и теперь настал новый, светлый день. И в моей душе тоже было тепло и уютно.
        Когда почти все было готово, на кухню лениво прошел мужчинка в белом поварском колпаке. Он зевнул и устало посмотрел на меня, застыл. И я застыла. Мы смотрели друг на друга, и я чувствовала, как в нем закипает кровь. Я заняла его место?
        Повар что-то закричал на своем языке, схватился за голову, покраснел, затопал ножками на месте, как ребенок. Герман громко рассмеялся.
        - Да не собираюсь я тебя увольнять! Не займет женщина твое место, просто временно попользуется кухней.
        - Это выше моих сил! Женщина на моей кухне! Женщина на кухне! - я впервые слышала русский язык с таким сильным акцентом. Пока я ошеломленно наблюдала за забавной ситуацией, духовка противно пискнула. Пирог готов.
        Вскоре я накрыла на стол. Как и обещала, гвоздем моей кулинарной программы стала «сопливая» яичница. Герман осмотрел ее, слегка поморщился. Мне пришлось первой попробовать, чтобы доказать миллиардеру, что травить его сегодня я не собираюсь. Может, в другой раз, когда наследство будет переписано на меня.
        5.2
        Миллиардер неуверенно положил кусок хлеба, пропитанного яйцом, себе в рот, и я напряженно наблюдала за его реакцией. Прожевал, не поморщился. Но и восторга на его лице не видно. Впрочем, этого я и не ждала. Он чуть ли не каждый день завтракает устрицами, лобстерами и прочим, а я хочу покорить его яйцами?
        - Вынужден признать, что повара ты превзошла, - приятный знак внимания, оказанный моей стряпне.
        - Что ж, благодарю.
        - Сегодня у тебя занятие в академии в час дня. Фаина Ивановна осведомлена и обязательно напомнит тебе об этом.
        - Что? - я вытаращила глаза, чуть не подавившись.
        - Что? - Амурский вновь надо мной потешался, судя по широкой улыбке. - Ты хотела продолжать заниматься музыкой, а я мог исполнить этот каприз в два счета. С Вяземским я в хороших отношениях.
        Я невольно вспомнила, как директор академии, Вяземский Ефим Харитонович, предлагал мне оплачивать обучение интимными услугами.
        Неужели Герман об этом тоже узнал?
        - Спасибо, но… не стоило, - старалась не показать волнения, но вновь утонула в красном румянце.
        - Стоило, Вика. Ты очаровательно поешь, у тебя сильный голос и большие перспективы. Ефим и сам об этом сказал мне вчера по телефону, лично встретиться не успели.
        «И хорошо, что не успели. Мало ли, чего обо мне мог наплести Ефим Харитонович» - простонал внутренний голос, уколов меня жгучими догадками и подстегнув волнение.
        - Мне нужно уехать на пару дней, - нотки грусти в голосе, или это мое больное сознание так воспринимает его слова?
        - Куда?
        - В Японию. Заключаем контракт на тысячи долларов, ничего необычного, - Герман вытер рот салфеткой и вальяжно кинул ее на стол. - Будешь по мне скучать?
        Я подскочила на месте, уставилась на него взволнованным взглядом. Кажется, еда комом встала в горле, и я не могла даже ответить.
        - Если только чуть-чуть, - нагло соврала я.
        Да, я буду по нему скучать.
        По колючему взгляду дьявольских глаз.
        По бархатному голосу.
        Мы «вместе» так мало, но Амурский Герман Александрович уже стал неотъемлемой частью моей жизни. Мне хотелось быть с ним рядом каждую секунду, не отходить ни на шаг, держать за руку.
        Размечталась.
        Рано или поздно эта сказка, где Золушка нашла своего принца, закончится. И все мои ванильные мечты разобьются, как китайский фарфор.
        Все хорошее в моей жизни рано или поздно растворялось, как сон, рассеивалось, как утренний туман. И этот роман с миллионером тоже имеет свой финал - к сожалению, финалом станет не хэппи-энд. Так просто не бывает в реальности, только в фильмах и книжках о любви, которые я так люблю. Кажется, что я сама стала героиней одного из романов.
        И чего мне ожидать?
        Что будет на последней страничке этой книги?
        - Все хорошо? - Аня осторожно отделила прядь волос и накрутила ее на щипцы.
        - Я просто задумалась, - грустная улыбка проскользнула по лицу, и я подняла глаза в зеркало, осматривая лицо «колдуньи».
        - Боюсь спрашивать, какие тараканы пляшут в твоей голове?
        - Сколько девушек жили в той комнате до меня? - вкрадчиво прошептала, наблюдая за спадом улыбки на лице Ани.
        Девушка глубоко вздохнула, пряча негативное желание промолчать.
        - Слушай, Вика, предыдущие девушки не задерживались здесь надолго, и Герман никогда не уделял им больше двух минут в день, не считая интимных встреч, - Аня отпустила кудрявый локон и отложила щипцы, положила руки на мои плечи и выдохнула. - Я не считала его женщин, но их число явно перевалило за второй десяток.
        Я опустила глаза.
        Двадцать женщин, которые ходили по этому дому, мылись в душе, где теперь моюсь я, спали на кровати, где теперь сплю я, смотрели в то же окно на красивый сад и сосновый лес за забором, считали секунды до встречи с дьяволом и по-настоящему желали его. Думали ли они о будущем? Строили планы? Любили его?
        - Не думай об этом, Вика. Витя сказал, что Герман только о тебе и говорит последнее время, как влюбленный осел. С нашим миллиардером еще никогда такого не было. - Аня умело распушила мои волосы, и теперь голливудские кудри упали на мою грудь.
        - Я не хочу обманываться и строить пустых надежд, - просипела, чувствуя подступившие слезы.
        - Думай об академии и карьере, и хватит загонять себя в угол из-за мужика, - Аня потянула меня с кресла.
        Пора ехать в академию искусств. Я уже попрощалась с карьерой и главной ролью, попрощалась с Анфисой Викторовной и другими преподавателями, попрощалась с «крутыми» девицами, а теперь мне предстоит вернуться туда снова. Окунуться в мир сплетен и интриг, когда за занятую роль тебя готовы вывернуть наизнанку завидующие ученицы, а преподаватели способны вытянуть из тела всю душу и вложить ее в чистый вокал.
        Я скучала по всему этому.
        К часу дня я уже была на месте. Олег открыл передо мной дверь дорогой машины, подал руку, и я охотно ступила на мокрый асфальт новенькими сапожками. Вот она - моя академия, во всей своей красе. Ничуть не изменилась. Все те же молочные колонны, выделяющиеся на фоне нежно-желтого здания, и ангелочки со скрипками и виолончелями на прежних местах, улыбаются мне и машут перистыми крылышками.
        Внутри атмосфера напряженная. Наверно, все уже знают, что я снова приду на занятия. В большом холле тишина - затишье перед бурей. Отдаю пальто в раздевалку и спешу к музыкальному залу.
        Анфиса Викторовна стоит у рояля, перебирая в руках нотные листы.
        - Здравствуйте, - с придыханием шепчу я, а сердце бьется быстрее.
        - Вика-а-а-а! - Анфиса Викторовна оставляет свои дела и бежит ко мне.
        Мы долго обнимаемся, не замечая ничего вокруг.
        Мой преподаватель стала для меня мамой. Анфиса полюбила меня за мой голос и силу характера, была со мной строже, чем с другими девушками и заставляла заниматься, как проклятую, выжимая все силы. Если что-то не получалось, Анфиса Викторовна оставляла меня после занятий, задерживала до позднего вечера и гоняла меня по нотам снова и снова, пока я тысячу раз не пропою идеально. И за это я каждый раз благодарила ее. Так наши отношения крепли, и уже после первого года обучения мы стали настолько близки, что другие завистливые студентки, заметив это, начали обвинять меня в фальшивом авторитете и подачках для препода.
        - Я так рада, что ты вернулась. Я берегла твою роль. Я верила, что ты все сможешь и найдешь деньги. - Анфиса Викторовна, наконец, посмотрела на меня, примечая брендовую одежду, укладку и повседневный легкий макияж. - Так-так! Ты нашла деньги не только на обучение.
        - Со мной случилось нечто… сказочное, как в книгах о любви. Вы мне не поверите. - Я улыбнулась и помедлила. - Амурский Герман Александрович оплатил мое обучение и… всю эту одежду.
        - Амурский? Миллиардер? Тот самый? - кажется, глаза преподавателя сейчас вылезут из орбит и укатятся под рояль. Я невольно посмеиваюсь над ее реакцией.
        - Тот самый, - шепотом проговариваю ей на ухо.
        - Не хочу знать подробности, Вика. Просто будь с ним осторожна, - предупреждение звучит слишком остро и натужно. Анфиса Викторовна будто знает о нем что-то, чего не знаю я.
        А я и не хочу ничего знать. Уверена, рядом с ним столько слухов и грязных сплетен, интриг и скандалов, и лишь немногое из всего этого является правдой.
        Заниматься музыкой после перерыва, хоть и недолгого, приятно как никогда. Я наслаждаюсь своим голосом, песня льется из самой глубины души, и я стараюсь выложить все эмоции, полностью вжиться в предстоящую роль. Пою чисто и искренне под сопровождение приятной музыки рояля. Анфиса Викторовна смотрит одобряюще и кивает, ей нравится. Сердце радостно трепещет от каждого звука, и, хоть песня минорная, я все равно улыбаюсь, когда заканчиваю соло.
        Занятие подходит к концу. Мы прощаемся, Анфиса Викторовна обещает договориться с театром о повторном прослушивании, и моя душа ликует.
        С высоко поднятой головой я полетела к раздевалке. Вернусь домой, и буду еще репетировать!
        - Вика? Это ты? - меня останавливают прикосновением к руке. Людмила смотрит на меня ошарашенным взглядом, сканирует с ног до головы, и как только наши глаза встречаются, старается испепелить меня.
        - Я тоже рада тебя видеть, - усмехаюсь, складывая руки перед собой.
        - Ты… банк ограбила? Откуда эта одежда? И туфли - это Джимми Чу? - голос Людмилы звучит взволнованно.
        - Нет, банк не грабила. Откуда одежда, тебя не касается. Иди куда шла, меня не трогай. - Разворачиваюсь, чтобы продолжить движение, но сверлящий взгляд все еще нацелен на меня.
        - Ты пожалеешь, что вернулась в академию, - бросает мне вслед, и мое тело невольно покрывается мурашками.
        Я не боюсь наглых расфуфыренных девиц, как Людмила, но осадок от ее слов все равно закрадывается в рассудок смутным сомнением. На что способна завистница, чтобы получить желанную роль в мюзикле и спихнуть всех соперниц с пути?
        Не хочу сейчас задумываться об этом. Хочу просто приехать домой и еще несколько раз прорепетировать все песни, которые должна буду показать на прослушивании.
        5.3
        И ТЕЛОМ, И ДУШОЙ:
        ГЕРМАН
        Бывают такие рабочие дни, после которых взрывается мозг. Мы с партнерами планировали нагнуть этих японцев, быстро выбить из них контракт и улететь домой. Но наши ускоглазые друзья оказались куда упрямее, а их главный, круглолицый мужчина, не вызывал даже капли доверия. Японцы решили отложить контракт и подумать.
        Мы выложились на полную, и теперь я чувствовал в своем теле усталое покалывание и желание выгнать дурные мысли. Если контракт сорвется, мы потеряем очень значимые акции, не разоримся, конечно, но и приятного мало. Чтоб хоть как-то расслабиться после чудовищного дня, я решил заехать в японский бар.
        Атмосфера тут другая, необычная, утомляющая. Город яркий, всюду неоновые вывески, ослепляющие глаза. Я не любил эту излишнюю яркость, сливающуюся в одно сплошное пятно, у меня уже голова кружилась, будто бухал весь день. Тошнило от вывесок, витрин, огней. Хотелось поскорее вернуться домой, где меня ждала Вика.
        Мне хотелось верить, что она меня ждет, что скучает и считает минуты до встречи. За эти два дня милая девочка стала для меня отдушиной, чистым источником, к которому хотелось возвращаться вновь и вновь. В ней хотелось растворяться, заботиться, потакать ее прихотям. А ее голос! Она поет покруче, чем самые популярные звезды эстрады, выкладывая в каждый звук всю себя без остатка. И если у каждого человека в этой жизни есть предназначение, то Малинова точно должна стать изюминкой театра.
        В баре, как я и предполагал, слишком много народу и слишком душно. Я занял место за барной стойкой, осматривая лица местных жителей. Женщин в баре больше, чем мужчин. Даже бабы здесь наряжаются в такие яркие цвета, что рябит в глазах.
        С огромным удивлением замечаю фигуру знакомой женщины, обтянутую в черное платье, как во вторую кожу. Она улыбается силиконовыми губами и машет мне рукой. Что здесь забыла Валесова Оксана?
        - Привет, Герман, - щебечет мне на ухо, топя в своих объятиях. Я ошеломлен ее появлением в японском баре. Какого хрена? Когда эта наглая расфуфыренная кукла сюда приехала и что ей вообще нужно в другой стране?
        - Что ты здесь делаешь? - не скрывая раздражения отодвигаю от себя тело девушки.
        - Герман, милый! Я узнала, что ты улетаешь в Японию, и сразу купила билет на самолет. Я следила за тобой! Я не могу без тебя! - мурлычет мне на ухо, лапая потными ладошками за плечи.
        - Совсем ебанулась, Оксан? Я все сказал тебе! Между нами ничего не может быть, кроме секса! - смотрю в наглые глазищи, пьяные и развращенные, невольно вспоминаю нашу встречу на званном ужине. Все было почти так же, как и сейчас.
        - Так я сейчас большего и не прошу. Я соскучилась по нашим встречам, Герман, - продолжает шептать на ухо интимным голосом, обжигая дыханием кожу.
        Раз уж эта наивная дурочка приехала ко мне на другой конец материка, то почему бы не воспользоваться ей снова? Когда-то нам было очень даже хорошо вместе, и сейчас, я уверен, будет не хуже. Руки тянут женщину за талию поближе к себе, и та в ответ нарочито громко дышит, стараясь доставить мне удовольствие поцелуями в шею. От ее ласк не вставляет, поэтому нужно скорее переводить ситуации в горизонталь. Выплеснуть всю усталость в сексе - то, что нужно после тяжелого дня.
        В отель мы добрались за считаные минуты. Оксана даже в чужой стране не зная языка, чувствовала себя уверенно, как обычно. Странно конечно, что это безмозглое существо решило пропустить все свои съемки и примчаться ко мне. Неужели рассчитывает на что-то большее, чем секс? Хочет покорить меня этим поступком? Какая жалость, что ей не удастся. С Валесовой я уже поставил точку, а для красоты и антуража мы проведем сегодняшнюю ночь, чтобы финал отношений наполнился красочными воспоминаниями.
        Не проронив ни слова, девушка стягивает с себя платье, остается в черных кружевах, и я вновь отмечаю неестественность форм. Неужели существуют мужики, которых возможно так просто одурачить и выдать импланты за подарки природы?
        Валесова умело падает на колени и быстро расстегивает ремень моих брюк, тянет вниз, выпуская на свободу эрегированный член. Смелый язык легко касается головки, пробуждая во мне еще большее желание оттрахать ее жестко и грязно. Собираю волосы Валесовой в руку, слегка нажимаю на ее затылок, и женщина включается в игру.
        Огромные губы скользят по стволу члена, опускаясь почти до основания, а я мучительно и сосредоточенно стараюсь почувствовать хоть каплю удовольствия. И как бы глубоко и активно Оксана не выуживала из меня прежнюю страсть, теперь я могу только смотреть на нее пустыми безучастными глазами.
        Снова и снова задаю себе этот вопрос: что, мать твою, происходит? Это болезнь какая-то? От действий накачанной красотки, которая раньше способна была довести меня ртом до экстаза, до трясущихся коленей, до опустошения, теперь скорее щекотно, чем приятно. Схватив волосы посильнее, толкаю бедра навстречу ее жадным губам, сильно сжавшимся кольцом, но почти ничего не чувствую. Какого хрена?
        В надежде, что войдя в мокрую Валесову я смогу получить должную разрядку, хватаю женщину за плечи и поднимаю на руки, тащу на кровать, как первобытный человек свою добычу. К черту эти кружева. Рву трусики на ее теле, отчего Оксана взвизгивает и посмеивается. Смейся, смейся, Оксаночка.
        Перевернув телеведущую лицом в подушку, нажимаю ей на поясницу, чтоб прогнулась для меня, как нежная кошечка, и она ведется, подставляет округлую задницу. Ладони чешутся хорошенько отшлепать - так и делаю, под громкие наигранные стоны. Фальшивить в постели Оксана любила, делала вид, что завелась от одного прикосновения, как порно актриса, и сейчас в ней вновь включилась эта пагубная симуляция.
        Проникаю в мокрое пространство моей сегодняшней пассии как-то слишком остервенело, резко, ненасытно. И сразу вхожу в привычный для себя темп. С Викой так не потрахаешься, с малышкой Малиновой я вообще боялся сделать лишнее движение, чтоб не причинить боль, чтоб не напугать, чтоб не вызвать антипатию к сексу. Зато, с ней я чувствовал такое дикое наслаждение, такой бешеный экстаз, как зверь, сорвавшийся с цени.
        Блядь! Трахаю одну, а мысли о другой.
        В моей жизни было слишком много женщин. Многих, больше половины, я даже не помню по имени, а некоторые остались в памяти безликими. Их кукольная внешность стерлась из памяти, как сны к обеду, остались лишь смутные догадки, что что-то все-таки было.
        И сейчас, когда я уже почти поставил жирную точку с Валесовой, она вновь пробралась ко мне в спальню, совратила слишком легко, затащила в номер и… не удивила. Она обычная, как тысячи других.
        - Все хорошо? - услышал хриплый приглушенный голос телеведущей и вздрогнул.
        - Уходи, Оксана, - с ужасом осознал, что утонул в мыслях настолько, что забыл о происходящем. Я вошел в ее тело и застыл, как идиот.
        - Герман, я не понимаю, - Валесова села напротив, хлопая наращенными ресницами.
        - Просто уйди, ладно? Я не хочу тебе грубить сегодня, понимаешь? - не понимает. По тупым глазам вижу, что сейчас вскипит и закатит мне скандал века. Я не трахнул ее, как она хотела, и теперь за это пострадает мой мозг.
        - Чем она лучше меня, а? Скажи, что ты нашел в этой серой мыши? Она даже не середина, Герман, она низший сорт! - с укором смотрю на ее искривленное лицо, и женщина лишь нагло улыбается. - Ты не в курсе? Твое фото с Малиновой Викторией в интернете! Как спам! Уже миллионы просмотров, Герман!
        Чего? Видимо, слили фото, сделанное у «Гвоздя».
        - Весь интернет обсуждает, что мы расстались, и ты нашел себе более… нежную! Естественную! - на глазах Оксаны замечаю слабый намек на слезы. - Ты понимаешь, какой это удар для меня?
        - Ты для этого приехала? Чтоб развеять эти сплетни? Потому что со мной тебе выгодно во всех смыслах?
        - Я приехала, потому что… - Валесова замолчала, поджала силиконовые губы и поморщилась, как от лимонного сока. - Это уже не имеет никакого значения, Герман. Тебе плевать на человеческие чувства, на честность, на искренность, на… любовь. Я долго не могла понять, зачем тебе она? Не такая, как все предыдущие, не модель, не актриса, не богачка. С ней не хайпанешь, не поднимешься в карьере. Я недоумевала, как ты обратил на нее внимание, где вы вообще могли познакомиться, ведь ваши миры - параллельные галактики. Я даже допустила мысль, что ты… полюбил кого-то.
        Оксана вновь притихла, подняла на меня грустные глаза и улыбнулась. В этот момент она не казалась мне силиконовой куклой и подстилкой, лишенной мозга. Я вдруг увидел ее с другой стороны - стерва и истеричка стала искренней и милой.
        - Но теперь я вижу, что ты не способен на любовь. А мышь для тебя такая же игрушка, как и все предыдущие, просто менее обеспеченная. Ты - жестокое чудовище, Герман. Ты извращенное животное, которое ловит в капкан и не отпускает, пока не насытится. Мне жаль, что я… поверила в честность твоих намерений и рассчитывала на нечто большее. - Отправляя мои мысли в нокаут, парировала Валесова.
        Она права.
        Я потребитель и мудак. Таков мой образ жизни. Таким я решил стать.
        - Самое обидное, что женщины вновь и вновь готовы довериться тебе, не смотря на слухи, - Оксана уже оделась и теперь стояла рядом с кроватью, обнимая свои плечи. В ее неживых глазах застыли хрустальные слезы.
        Когда дверь за ней захлопнулась, я остался наедине со своими демонами. Что сказала бы моя мама?
        Я не стал гордостью для нее. Виталина Амурская вкладывала в меня теплые чувства, веру, искренность, а я расплескал все это, как только пережил главную потерю в своей жизни. Я и так был мерзким идиотом, но после смерти родителей вообще в припадках бился.
        Со мной даже работал психолог.
        Ничего не помогло. Озлобленный на жизнь, выбрал циничную маску, красивую, скрывающую от внешнего мира мои настоящие чувства и желания. И со временем я разучился снимать эту маску, она стала частью меня, сделала из меня монстра и морального абьюзера.
        5.4
        Этой ночью я спал очень плохо, просыпаясь в холодном поту.
        Поэтому наша фееричная встреча с японцами прошла не так, как я рассчитывал, но контракт мы все же выбили.
        В самолете я отключился и спал до самого прилета.
        Олег забрал с вокзала. В машине я тоже спал.
        Ворота распахнулись, и я с упоением понял, что наконец-то нахожусь дома. Голова гудела, будто кто-то долго и порно стучал по ней, и я все еще прокручивал слова Оксаны Валесовой, как худшее для меня проклятье.
        Не смотря на то, что время перевалило за полночь, дома меня дожидалась прислуга. Фаина Ивановна мило улыбалась и спрашивала о встрече с японцами, Виктор сложив руки посмеивался над моими ответами, охрана вальяжно разгуливала по дому и саду, оберегая меня непонятно от чего.
        - Герма-а-ан! - Крик на мгновение оглушил, и я перевел взгляд на лестницу.
        Малинова в откровенном домашнем халатике неслась мне навстречу, нелепо пропуская ступени и спотыкаясь. Пару раз сердце мое затряслось, когда неловкая девочка чуть не запахала носом.
        Маленькие ручки обвили мою шею, ноги крепко обняли мои бедра, и Вика просто повисла на мне, как обезьянка.
        Теплая, нежная, с приятным запахом осеннего ветра и сырости, такая близкая и родная. Я невольно прижал ее к себе за талию, сдавил до хруста в костях. Губы Малиновой нашли мою щеку и целовали, снова и снова, громко, оставляя мокрые следы.
        - Я так рада тебя видеть! Ты не представляешь, сколько всего случилось! - Я опустил Вику на пол, но она все продолжала висеть на моей шее, вытягивая из меня усталую улыбку.
        Моя отдушина. Моя тихая гавань, повидавшая в жизни немало бед, но не растерявшая веру и надежду. Вика сумела сохранить луч света в кромешной тьме, и именно этот луч осветил ей дорогу.
        Она смогла, в отличие от меня.
        - Сегодня было прослушивание на главную роль, - Малинова многозначительно улыбнулась, приподняв одну бровь. - Меня взяли, Герман! Взяли!
        Она вновь утопила меня в объятиях. Ее детская радость и беззаботность заставила тело покрыться мурашками, вновь и вновь вдыхать пьянящий запах женского тела.
        - Поздравляю, - еле выговорил ей в волосы, гладя хрупкую талию.
        - Это ты помог моей мечте осуществиться, ты подарил мне эту возможность, ты! Я не знаю, как благодарить тебя, - зашептала тихо и вкрадчиво, с опаской, но неподдельным блеском в уголках лучезарных голубых глаз.
        - Будет достаточно завтрака в постель, - осторожно щелкаю малышку по носу, и вновь притягиваю ее тело к себе, чтобы пропитаться этим счастьем, спокойствием, беззаботностью.
        Первая женщина, которую я осчастливил. И внутри меня растет это чувство полета, будто я должен радовать ангелочка и дальше.
        Через час мы разошлись по комнатам, но мое нутро все еще трепетало от восторга после долгожданной встречи с нежной розой. Спать одному в холодной постели сегодня не хотелось, не смотря на уже устоявшуюся привычку. Поэтому я осторожно крадусь к двери Виктории Малиновой уже после отбоя, как вор.
        Неожиданно включается свет, от которого я громко матюгаюсь и тут же выпрямляюсь, озираясь по сторонам. Пустота. Чертовы датчики движения!
        Перед ее комнатой медлю, представляю, как сладко она спит, уткнувшись носом в подушку или подложив под веснушчатую щечку ладони. Завернутая одеялом и окутанная негой таинственного сна, который мне бы не хотелось нарушить. Приоткрываю дверь, и слышу ее голос, мелодичный, высокий, чистый:
        - Кораблик мой, плыви за тысячи морей
        К волшебной, незнакомой стороне,
        К тем самым берегам, где мой далёкий Грэй
        Пока ещё не знает обо мне.
        Замираю, не в силах войти в ее покои и помешать ее песне. Внимаю каждому слову, пропускаю мелодию через себя, дрожу, как подросток. Ее голос способен пробуждать все самое светлое и нерушимое, затрагивать сокровенные уголки души и заставлять их вибрировать, отзываться, колотиться. Театральная грусть на лице и вселенская тоска в ее глазах, как у лучшей актрисы, будто она чувствует каждое слово своей песни, притягивает взгляд. Я перестаю дышать, боясь спугнуть свою певчую птицу.
        - Я построю маяк до неба,
        Я на небе зажгу звезду!
        Чтоб кем бы ты ни был и где бы ты не был,
        Ты знал, что тебя я жду.
        В один момент Вика поворачивается в сторону двери, замечая, что за ней кто-то наблюдает.
        - Не бойся, это всего лишь я, - ступаю на мягкий белый ковер и осматриваю мою раскрасневшуюся певицу. - Ты так красиво поешь. Я влюблен в твой голос.
        Вика молчит, смотрит на меня исподлобья и неуверенно поджимает губы.
        - А я влюблена в тебя, - тихо шепчет малышка с натяжкой и страхом, дрожащим и сиплым голоском, ничуть не сопоставим с тем, каким только что пела.
        Сколько раз я это слышал? Признания, клятвы, мольбы остаться. Ни разу не трогало за живое.
        А сейчас, стоило только нежной розе произнести эти слова, душа сжалась, как брошенный щенок под лютым ветром от январских морозов.
        Подхожу к ней так, чтобы чувствовать напряженное дыхание на своей коже, руки тянутся к ее подбородку, чтоб заставить смотреть в глаза, чтобы прочувствовать дрожь ее тела, чтобы раствориться в свете прозрачного и ясного взгляда. Осторожно притрагиваюсь к ее губам и чувствую, как пьянею с первого прикосновения, как тяжелеет плоть под штанами и как в голове набатом чеканят острые мысли о близости с непорочным и родным человеком.
        Малинова охотно отзывается на поцелуй, все еще робко, будто спугнуть боится, но уже гораздо увереннее, чем предыдущие разы. Дрожащие пальцы юной любовницы скользят самыми кончиками по обнаженному торсу, оставляя под кожей огненные пульсации.
        В этих прикосновениях хочется жить.
        Опускаю хрупкое тело на постель и нависаю сверху, всего мгновение медлю, осматривая взволнованное раскрасневшееся лицо Вики и вновь целую пухлые живые губки, жадно вырываю с них мучительный стон. Сегодня я покажу ей, каким бываю нежным, каким ярким может быть наслаждение, каким томительным и острым.
        Уверенно распахиваю полы халатика и стягиваю вниз белые трусики, откидывая их на пол, как бесполезную вещицу. Целую шею, грудь, живот, задыхаюсь от естественного аромата тела, пальцы смело скользят ей по ребрам, и красотка несмело смеется, как от приступа щекотки. Губы опускаются ниже, по гладкому лобку, и, наконец, язык с напором нажимает на потемневший от возбуждения клитор. Малинова взрывается в приступе стона, пальцы зарываются в моих волосах, стараясь убрать мои жадные губы с пульсирующей горошины, но я с большей страстью откровенно целую ее. Неопытное тело выгибается дугой, стон разрывает тишину, глубокий вздох, новый стон. Снова и снова. Падает на кровать, изгибается, сходит с ума. А я продолжаю ласкать, посасывать, выуживать наслаждение и наслаждаться в ответ.
        - Герман! О, боже, да! - кричит нелепо, смелее нажимая ладонями на мою голову, опасаясь, что я остановлюсь, не дам ей вспыхнуть, получить желаемую разрядку, молнию в глазах.
        Но я не собираюсь останавливаться. Языком зарываюсь в складки, выписывая красивые узоры, задеваю каждую эрогенную точку и тону в ее глубоком горячем дыхании, переходящем на крик. Она взрывается, тело сильно трясется в приступе удушающего оргазма, маленькими ручками старается отодвинуть меня. И спустя пару секунд я поддаюсь, наблюдаю со стороны за ее изгибающимся телом, бьющимся в экстазе. Не даю остыть, резко стягиваю домашние штаны и проникаю в глубину пульсирующей плоти, заполняя ее без остатка. Она узкая и мокрая, то, что надо!
        Целую горячие губы, пожирая громкие стоны. Вика толкает бедра навстречу моим движениям, царапает мою спину ногтями до крови, неосознанно причиняет жгучую и резкую боль, не может сдержаться, остановиться, кричит и тонет в эмоциях.
        И я двигаюсь в ней в уверенном ритме, сливаясь в одно целое, покоряя недоступный цветок. Она раскрывается передо мной, как на ладони, в глазах горячая похоть и первобытные секретные инстинкты, которые ломятся наружу, разрывая и убивая сознание. Я чувствую скорую разрядку, ускоряю движения, наши смелые стоны сливаются воедино, бросая вызов тишине огромного дома. Нас определенно услышат, и пусть! Пусть завидуют этому необузданному огню, который бывает только между влюбленными до одури, до сумасшествия. Пусть!
        Сегодня она моя, только моя, и я никогда не поделюсь этим ангелом с другими. Привяжу ее к себе, стану ее одержимостью, ее глотком воздуха, ее волшебником, исполняющим глубинные мечты и страстные желания.
        Малинова извивается подо мной, ищет губами моих ласк, жадно накрывает мой рот и толкает язык внутрь, громко дышит, прогибается. И мы одновременно доходим до пика, бурно и громко кончаем, переходим черту безумия.
        Я не спешу выходить из нее, терзая губы поцелуями. Стараюсь перевести дыхание, но ее дрожащее от удовольствия тело вновь и вновь меня заводит, сбивает пустые попытки прийти в себя.
        5.5
        И ТЕЛОМ, И ДУШОЙ:
        ВИКА
        Проснуться в объятиях мужчины - новое и на удивление приятное чувство.
        Амурский обнимал меня и крепко прижимал к себе, а я задыхалась от его пьянящей близости снова. Рассматривала его лицо на расстоянии десяти сантиметров, слушала мелодичное посапывание.
        Подумать только, такая, как я, считай оборванка с улицы, которая никогда даже не мечтала жить в золоте и довольствовалась ванильными мечтами о собственной однушке, попала в постель к миллиардеру. И, самое страшное, я испытывала к Герману нежные и теплые чувства, а еще… ревностную боль.
        Эту боль причиняли мысли о прошлом Амурского, представление женщин, с которыми он спал до меня, навязчивое ощущение, что я лишь платоническое удовольствие, но никак не желанная и любимая. Я отгоняла от себя эти серые и грустные домыслы, но они, как злобный порыв сквозняка, закрадывались в голову все чаще и чаще.
        Я хотела, чтобы каждый миллиметр души Германа принадлежал только мне. Чтобы весь он являлся лишь моим. Чтобы его прошлое стерлось, вместе с фотографиями на просторах интернета, где он на яхтах, в теплых странах, в барах, и с ним рядом обязательно красивая кукла, типа Валесовой Оксаны.
        Сегодня с упоением поняла, что спала дольше, чем обычно, и стрелки часов уже подкрадывались к полудню, когда я выбралась из объятий спящего Амурского и шмыгнула на кухню, портить настроение повару французу своим присутствием. Рафаэль, как ни странно, сегодня принял мой порыв готовить вместо него, как должное, и я наслаждением принялась месить тесто для шоколадных блинчиков и запекать на сковороде банан.
        В комнату я вернулась вместе с сервировочным столиком на колесиках (его мне помог везти Рафаэль), и Герман проснулся от дурманящего запаха свежего сваренного кофе, распространившемуся по всему огромному дому. Он забавно щурил глаза, прикрываясь руками от солнечных лучей, и издевался над моим нутром своей дьявольской чертовски привлекательной улыбкой. Ну что, Герман, у меня получилось отблагодарить тебя за оплату обучения?
        Я молча придвинула столик к кровати, и Герман приподнялся на локтях, все так же щурился и рассматривал завтрак.
        - Сама приготовила? Или французу заплатила, чтоб помог? - Амурский весело усмехнулся, окидывая меня взглядом.
        - Сама, - не без гордости ответила я.
        Я забралась на постель с ногами и поджала к себе колени, обняв их руками. Следующие минут десять я с упоением наблюдала, как миллиардер жадно поедает мои блинчики с бананом и корицей, запивая все это кофе - мне нравилось просто за ним наблюдать и наслаждаться его реакциями.
        - Наверно, повара нам все же лучше уволить, на его место встанешь ты, - с нескрываемым удовольствием на лице, выговорил Герман, пережевывая пищу.
        Я вновь залилась розовым румянцем, ни чуть не переживая за судьбу повара.
        - Какие планы на сегодня? - Амурский улегся рядом со мной, и его рука осторожно скользнула по моей ноге от щиколотки к колену, заставляя тело моментально среагировать на его прикосновения.
        - Репетиция в театре в шесть вечера. Потом свободна.
        - Во сколько заканчивается репетиция? - миллиардер вскинул бровь, вызывая мою улыбку.
        - В восемь.
        - Ты пойдешь со мной в ресторан? - от его слов я невольно втягиваю шею, вспоминая нашу первую встречу в «Дежавю». Мне непреодолимо хочется спрятаться, отвернуться, укрыться одеялом. Амурский моментально улавливает мое смятение и смотрит вопросительно.
        - Я не люблю рестораны. Разве ты не понял это в прошлый раз? Мне было жутко некомфортно! А эти устрицы… - я поморщила нос, вызвав усмешку мужчины напротив.
        - Хорошо, что ты любишь? - я смотрю на него с непониманием, поэтому он продолжает: - Я просто стараюсь понять тебя. У меня еще не было таких женщин.
        - Каких? - сама пугаюсь своей внезапности и снова ежусь, как от озноба.
        - Вика, в моей жизни было много разных девушек, но они… любили рестораны, любили красивую жизнь, никогда не готовили мне и не приносили завтрак в постель, не старались быть… удобными для меня.
        Кажется, слова даются ему тяжело, а у меня вырастают крылья за спиной. Приятно быть особенной для любимого мужчины, в котором ты тонешь с головой, падаешь на самое дно его души, стараясь разглядеть там каплю… ответных чувств.
        Я признавалась ему в любви вчера вечером.
        Я сказала самые важные в моей жизни слова мужчине, которого должна была бояться и ненавидеть. Он выиграл мое тело в карты, но почему-то решил подчинить еще и душу. И я должна была содрогаться от ужаса, но вместо этого глупое сердце выбрало отнюдь противоположное. Сердце выбрало любовь, и я ничего не могла с этим сделать. Я не думала, что так бывает: полюбить человека, которого почти не знаешь, о котором ходят грязные слухи, которые пользуется женщинами и меняет их, как перчатки.
        - Я люблю гулять по вечернему городу, любоваться закатами, вдыхать туманный воздух и осеннюю сырость. Красоту природы не заменят дорогие и душные заведения, понимаешь? - стараюсь расслабиться, но ничего не выходит. Герман все еще ласкает мою ногу, и это действует, как самое мощное возбудительное средство.
        Мне мало его. Ужасно мало. Я хочу снова и снова окунаться в этот порок, наслаждаться этой нежной близостью, дрожать от его толчков внутри меня, задыхаться от ощущений и громко стонать.
        - Сегодня я устрою для тебя лучшее свидание в твоей жизни, - многообещающе заявляет Герман и тянет меня в свои объятия, на которые я с удовольствием соглашаюсь.
        Репетиция в театре дарит мне чувство полета. Артисты и певцы здесь настолько талантливые и амбициозные, каких я еще никогда не видела среди учеников академии. Анфиса Викторовна предупреждала меня, что уровень театра намного выше, чем у студентов в академии искусств, но уверяла, что я безупречно впишусь в коллектив и стану изюминкой.
        Я старалась выложиться на полную! Уже в середине репетиции я так вжилась в роль, что выгнала реальность за пределы стен огромного богатого театра. Сегодня я - не Вика Малинова, а мечтательница, ждущая с дальних берегов своего отважного капитана Грея. И как бы мне не доказывали, что я - просто сумасшедшая девушка со странным именем, я продолжала ждать через боль, через страдания, через дикую и нежную грусть, как бы не было сложно, как бы не давило общество.
        После репетиции нас отпустили переодеваться, и я нервно посмотрела на время - почти восемь. Амурский, скорее всего, уже ждет меня снаружи. Пока была там, на сцене, ни разу не задумалась, какое свидание будет «самым лучшим в моей жизни» по мнению такого богатого и влиятельного человека, как миллиардер с обложки. А теперь бегущие строки в голове вызывали волнение.
        - Виктория Юрьевна, я хотел бы обсудить с вами несколько моментов, - как только я вышла из актерской раздевалки, меня поймал продюсер и чуть не прижал к стене своим напором. Рослый мужчина шестидесяти лет с благородной сединой и добрыми открытыми глазами стоял так близко, что мне пришлось сделать шаг в сторону. Я взволновано посмотрела на время - пять минут девятого. Герман будет недоволен, что я задерживаюсь.
        - Если честно, я тороплюсь, - протараторила на выдохе. - Это не может подождать до завтра?
        - Виктория Юрьевна, это касается вашего карьерного роста. Анфиса сказала, что карьера для вас превыше всего? - мужчина вопросительно приподнял брови.
        - Хорошо, только не долго. Я правда очень спешу. - Покорно сдаюсь я.
        С Геннадием Федоровичем мы долго и упорно обсуждали мои перспективы. Он рассказывал, что порекомендует меня другим продюсерам для постановок, восхищался моим талантом и заявлял, что давно не встречал такого голоса. Даже предложил поехать во Францию и попробовать себя в этой стране. Мы так увлеклись разговорами, что я потеряла счет минутам.
        Когда вышла из театра на холодный туманный воздух, знакомый джип покорно стоял у дверей, а время предательски перевалило за десять вечера. Город окутала ночная темнота, и ее разгоняла вереница фонарей вдоль дороги.
        - Герман вас не дождался, появились дела, - равнодушно сообщил водитель Олег, и я разочарованно вздохнула. Лучшее свидание в моей жизни придется отложить.
        В машине я немного погрустила, но стоило нам только въехать на территорию Амурского, настроение поднялось.
        Я соскучилась по Герману, как бы странно это не было. И встретиться с ним, рассказать о репетиции и о предложении продюсера Геннадия Федоровича, раствориться в его объятиях и вдохнуть насыщенный аромат мужского тела, ставший для меня наркотиком, было бы самым лучшим вариантом завершения тяжелого дня.
        На парковке приметила красную модную машину. Раньше ее здесь никогда не было. Олег нарочито шумно выдохнул, остановив наш джип рядом с входом, и я напряглась еще больше.
        Стоило мне войти в дом, как в слух ворвался знакомый женский голос:
        - Герман, я не понимаю, почему ты так жесток? Нам было так хорошо вместе, даже в Японии нам было хорошо!
        Хорошо в Японии? Амурский взял с собой женщину на важную встречу? Я ничего не понимаю! Тело парализовало, и я невольно подслушивала разговор. Где я слышала этот голос?
        - Вам лучше подняться в свою комнату, Виктория Юрьевна, - охранник помог мне снять пальто, но я продолжала стоять при входе.
        - Оксана, когда ты от меня отстанешь? Скажи, ты специально меня провоцируешь? Заставляешь звереть! - голос Германа звучал натужно, будто он находится на пике бешенства.
        Какого хрена Валесова делает в этом доме и неужели она действительно была в Японии вместе с Амурским? Если так… то… слезы подступили близко к горлу, мешая дышать. Я превратилась в сосуд, наполненный болью и разочарованием. Еще немного, и я разрыдаюсь, словно ребенок.
        - Ты не ответил мне на вопрос: чем она лучше? Ты стал посмешищем рядом с ней! Разве ты не понимаешь, что она присосалась к твоим деньгам и не любит тебя, а я… я люблю, Герман! Я тебя люблю!
        Я не сдержалась, и первая слезинка скатилась по щеке, но я быстро смахнула ее. Я выдумала для себя эту красивую жизнь, завернутую в идеальный яркий фантик собственных пустых иллюзий и надежд. Я придумала для себя теплые отношения с миллиардером, потому что мне, на пару дней, это показалось реальным, но сейчас эта самая реальность больно отвечала мне пощечинами и затрещинами.
        - А я никого не люблю, ты это знаешь. Все, что ты сказала мне в том отеле, чистая правда. Я готов подписаться под каждым твоим словом.
        Я улыбаюсь.
        Не знаю зачем.
        Так выходит само собой, против моей воли. Делаю первый маленький шаг внутрь дома, чтобы встретиться с Валесовой и Амурским, чтобы посмотреть в его глаза и понять… что все мечты и надежды рухнули. Я считала себя особенной для него, потому что верила его словам, как наивная дурочка, трепетала от звуков чарующего бархатистого голоса и верила каждой, мать его, произнесенной фразе! Зря.
        Обняла свои плечи, спасаясь от холода, только это не поможет. Мне холодно изнутри, из глубин души подули лютые ветра, простужая сердце и рассудок.
        Оксана Валесова - его идеальная пассия. Она популярна, красива, остра на язык. И рядом с ним она выглядит, как украшение.
        А что ему могу дать я?
        Разве что, геморрой!
        Содержанка, которую он со страстью имеет по ночам. Вот я кто.
        - Герман! Я прошу тебя, включи мозг! - крики телеведущей резали мое воспаленное сознание, но я продолжала осторожно и неуверенно идти.
        - Я не понимаю, чего ты хочешь? Известности? Обсуждений вокруг тебя? - голос мужчины еще никогда не звучал так ожесточенно.
        - Тебя! Тебя хочу, милый, родной!
        - Убери руки, Оксана! Блять, просто не подходи ко мне!
        Слышу звук бьющегося стекла. Кажется, в порыве гнева кто-то уронил вазу.
        Выхожу из-за угла и с опаской устремляю взгляд на «сладкую» парочку. Они стоят в узком светлом коридоре друг напротив друга, а под ногами цветы и осколки. Задерживаю взгляд на холодном лице Германа. Никаких эмоций, кроме ненависти, в глазах прочитать невозможно. Циничный, холодный, еле живой.
        - Вика, - шепот срывается с губ Амурского, когда тот меня замечает.
        - Так вот она, наша славная мышка, на которую меня променяли! - Визг Валесовой оглушает, она сжимает руки в кулаки и, подобно безумному смерчу, летит в мою сторону.
        Я столбенею и чувствую мощный удар по лицу, обжигающий и отрезвляющий. Ах ты ж, сука позорная!
        Каким бы милым ангелочком я не казалась на первый взгляд, но никогда в жизни не позволяла себя обижать, унижать, мешать с грязью. Даже отцу это редко удавалось. Поэтому сейчас во мне закипает гнев, а пальцы сами хватают телеведущую за волосы.
        Подобно злющей собаке, схватившей за холку котенка, таская Валесову из стороны в сторону, и та мерзко верещит.
        - Вика, отпусти ее, пусти! Господи! - Герман старается разнять нас, но я уже не могу остановиться. Мне хочется сравнять эту Оксану с землей за то, что мой миллиардер трахался с ней в Японии и ей было с ним хорошо.
        С новой силой вцепляюсь в копну волос, пальцы немеют, на глазах вновь появляются слезы. Эта выскочка с экрана посмела меня ударить, и так просто я ее не отпущу, как бы больно не было моей душе. Еще Герман привязался, не дает мне размазать красивую мордашку о стену.
        Амурскому все же удается оттащить меня от Валесовой, но я продолжаю брыкаться в его руках.
        - Психичка! Я в суд на тебя подам! Дура! Как смелости хватило? Мышь! - Оксана снова направляется ко мне, но ее успевает перехватить Виктор.
        Мы смотрим друг на друга с ожесточением, находясь в руках мужчин. Дышать тяжело, поэтому я громко рычу.
        - Уведи Валесову, Виктор. Больше не впускай ее на территорию. - Строго приказывает Амурский.
        - Я найду тебя, гадина! И заставлю страдать! - дива с экрана не унимается, но я молчу в ответ, провожаю ее взглядом до самой двери.
        - Вика, милая, - начинает Герман, и я вырываюсь из его объятий.
        - Замолчи!
        - Что? - недоумевающе смотрит в мои глаза. Наверно, я похожа на взъерошенного котенка, который настолько сильно испугался, что стал нападать. Ну и пусть!
        - Отвали от меня, Герман! Не трогай больше никогда!
        - Позволь мне все объяснить, - руки миллиардера тянутся ко мне, но я упорно отстраняюсь.
        - Я сегодня же уеду из этого дома! - сердце щемит в груди, и я съеживаюсь, вновь обнимаю плечи, будто хочу закрыться от мира вся, целиком. - Ты спал с ней в Японии?
        Лицо Амурского меняет выражение и становится до смешного серьезным.
        - Я могу соврать тебе, сказать, что ничего не было, - голос напряженно опускается до хриплого баса. - Но я не стану тебя обманывать, Виктория Юрьевна.
        Это самый низкий поступок мужчины по отношению к женщине в моем понимании. За это невозможно простить. Кажется, Герман выманил мою душу из тела сладким пряником, а теперь хочет ее задушить. И я задыхаюсь.
        - Лучше бы ты соврал, - зачем-то шепчу я, закрывая лицо руками. Не хочу, чтобы он меня видел. Не хочу, чтобы находился рядом. Не хочу больше быть частью его жизни. Не хочу быть игрушкой. Не хочу. Не хочу. Не хочу. Эта боль слишком острая, живая, проносится по венам и сухожилиям, заставляет дрожать.
        - Ты сможешь меня простить? - в его тихом вопросе скопилась вся мировая надежда. Я собираю силы и смотрю на него исподлобья. Ничего не понимаю.
        Простить? За что? Герман мне ничего не обещал и не клялся в любви. Это я, как больная, одержима им.
        - Мне нужно время, - отогнав гордость, произношу в ответ.
        Я ухожу в свою комнату и запираюсь.
        Вот и кончилась моя сказка. Его изменой. Это вообще можно так назвать?
        «Вы не состояли в отношениях, ты просто была его призом за карточную победу. Опомнись!» - орет внутренний голос в попытке избавить меня от страданий. Но от этого только больнее.
        5.6
        И ТЕЛОМ, И ДУШОЙ:
        ГЕРМАН
        Мне нравилось жить без моральных устоев и не загонять себя в рамки. Изменять? Да запросто! Без угрызений совести! Без тяжелых душевных истязаний!
        Сука!
        Треснул по стене так, что костяшки побелели, а из ран пошла кровь. Свалился на постель и закрыл лицо руками. Перед глазами навязчивый образ моего ангелочка с мокрыми от слез глазами. Маленькая, наивная, даже глупенькая. Смотрит исподлобья и с прищуром, с лютой ненавистью и обидой. Ежится, прячет шею в плечи, руками обняла себя.
        Отгоняю хреновые воспоминания и переворачиваюсь лицом в подушку.
        Сука Валесова. Я знал, что отношения с силиконовой куклой до добра не доведут, но чтоб вот так! Чтоб заставить мою нежную розу меня ненавидеть! Да чего греха таить, я и сам себя ненавидел. Как похотливый кобель повелся на короткую юбку и пришитые сиськи, впустил ядовитую гадюку в постель. И она отравила все светлое, что зарождалось.
        Я не верил, что Вика меня любит. Так просто не могло было случится, потому что… да потому что так просто не бывает. Она нежная, добрая, ласковая. И тут эта любовь к куску льда? Что-то из ряда вон выходящее. Но почему тогда она не ушла? Почему не послала меня на три буквы и не попросила Олега отвезти ее домой? Там ей еще хуже, рядом с пьющим отцом? Или она… не врет?
        Мне бы очень хотелось, чтоб не врала.
        Чтобы наше счастье было настоящим, а не добавленным к моим деньгам и напрямую от них зависящее.
        И я все убил своим поступком. О чем я думал? Да я вообще в тот момент, когда насаживал Валесову на член, не мог думать. Я привык быть мудаком. Привык, что женщины плачут от моих поступков. И никогда еще не относился к женским слезам так понимающе.
        Когда Малинова расплакалась, мое сердце сжалось в тиски.
        Когда она грубо попросила ее не трогать, сердце разорвалось.
        Ха! Да о каком сердце идет речь? Будто оно у меня осталось. Я - жестокое чудовище, в котором нежному ангелу с чарующим голоском удалось найти что-то человечное и за это уцепиться настолько сильно, что я стал с ней другим.
        Я хотел быть для нее чем-то большим, чем Амурский Герман Александрович. Хотел уберечь ее от дерьма внешнего мира, а уберегать нужно было от себя самого. Я не мог отпустить Малинову сейчас, когда она стала смыслом моего бренного существования.
        В эту ночь родилась идиотская идея, которая стала лучом надежды.
        С утра, убедившись, что Вика крепко спит, я поехал в ювелирный. Долго рассматривал помолвочные кольца. Консультант расхваливала качество, показывала самые лучшие варианты, наигранно улыбалась, стараясь угодить моему придирчивому взгляду. Раз уж я надумал жениться, то кольцо должно быть достойным своей будущей хозяйки. А все эти кольца казались грубыми, не подходящими моему ангелочку. И когда я почти отчаялся, милая женщина достала колечко из новой коллекции, стоящее целое состояние. Именно это я и искал: оно идеально подойдет Малиновой, подчеркнет ее ангельскую внешность и колючий характер.
        Невольно вспомнил, как она собиралась треснуть своего обидчика в «Гвозде», когда тот помял ее за сексапильный зад. Глупая усмешка скользнула на лице.
        Потом Олег отвез меня за цветами. Я убежден, что делать предложение нужно красиво. С брызгами шампанского. С лепестками роз, рассыпанными у ног возлюбленной. И не важно, что я рискую. Малинова Виктория Юрьевна не раскрытая книга, так просто ее не узнать. Меня бросало в холодный пот от одной мысли, что она откажется и уедет из моего дома. Пусть я выиграл ее тело в карты, подписал с недалеким папашей договор, что теперь она полностью принадлежит мне, насильно удерживать в доме и принуждать к чему-то не хотел. Это было в моих силах, и я бы запросто смог с любой другой. Но не с ней.
        Я полюбил ее. Сильно. Не знаю, в какой именно момент это произошло. Может, когда она встречала меня с Японии и второпях так разогналась на лестнице, что чуть не разбилась. Может, когда она подала мне куртку в тот пасмурный день, потому что переживала за меня и мое здоровье. Когда пришла в мой кабинет посреди ночи и посочувствовала моей утрате, напечатанной на потускневших страницах газеты. Или когда она впервые села напротив в «Дежавю», опустила глаза и томно вздохнула.
        Мне нравилось, как она заливается румянцем, как разбросанные по лицу мелкие веснушки тонут в этой краске, как ветер раздувает светлые волосы, как ясно и с искренней любовью смотрят на мир ее большие глаза. Она - мой идеал женщины.
        Сто одна роза - не такой уж огромный букет, как я раньше думал. Да что я могу знать о букетах и цветах, если последний раз дарил их до хрена лет назад? Сейчас в моих руках живые цветы внушали веру в успех моего плана по завоеванию доверия любимой женщины. И я несся к ней, как влюбленный подросток.
        Тихонько открыв дверь, с упоением увидел красивого спящего ангелочка. Свернулась калачиком, как кошечка, руками обняла подушку так сильно, будто хочет ее задушить. Невольно улыбнулся, проходя к постели.
        - Привет, малыш, - провожу ладонью по милому личику, а внутри такое тепло разливается, что самому петь хочется.
        - Герман? - едва приоткрыла глаза, забавно щурится, серьезная такая.
        Приподнимает тело с постели, смотрит на огромный букет возле своих ног, а потом пронзительный взгляд переходит на меня. Отмечаю несколько красных полосок на белках ее глаз, видимо, проревела всю ночь из-за меня мудака. Еще один повод себя ненавидеть в мою копилку.
        - Прости меня, Вика. И позволь оправдаться, - боюсь нарушать тишину, но все же рискую начать наш непростой разговор.
        Только придурок мог рассчитывать на заветное «да» после предательства только потому, что потратил бабки на колечко с брюликом и цветочки. Я немного умнее, и подготовил речь.
        - Зачем? - Малинова всем своим видом показывает, что не хочет со мной разговаривать. - Зачем тебе оправдываться? Да и вообще, ты мне ничего не обещал, и я всего лишь… трофей. Я твой выигрыш. Приз. Девчонка на пару раз. Как хочешь называй, Герман, сути не меняется.
        - Ты не девчонка на пару раз, - прерываю горячее рассуждение ангелочка, и та опять смотрит с укором. Злится на меня. Значит, я не пустое место, значит, вызываю в ней чувства и эмоции. Только эти эмоции мне не нравятся.
        - Всю свою жизнь, Вика, я был потребителем. Я брал от жизни все, что она мне предлагала, ничего не давая взамен. Я трахал всех без разбору, даже не понимая, что причиняю боль. А потом… появилась ты…
        - И ты решил, что мне тоже нужно сделать больно? - язвит в ответ.
        Нарочито громко выдыхаю.
        - Я не хотел. Прости. - Тянусь к ее лицу, чтобы провести пальцами по бархатной коже и зарыться всей пятерней в шелковых волосах, но девушка отстраняется. Ежится, морщится, не поддается.
        - Мне не нужны твои извинения, - как ножом между ребрами. Что же тебе нужно, певчая пташка?
        - Я оплатил твое обучение. Подарил тебе новую жизнь. Обеспечил.
        - Я не просила! - снова перебивает, а взгляд обжигает холодом.
        - Знаю. Я сам этого захотел, потому что ты - особенная. И это не пустые слова, Вика.
        Прислушивается к моему голосу, как испуганное животное, но не верит. Не верит!
        - Я не давал тебе клятв в любви до гроба, не обещал быть преданным тебе, не говорил, что ты меня меняешь, выворачиваешь наизнанку! И я готов быть твоим. Только твоим. С этого момента и навсегда. - Достаю коробочку и протягиваю Вике.
        Девушка округляет глаза, с опаской рассматривает вещицу в моих руках, прикрывает рот ладонью и начинает краснеть.
        - Что там? - шепчет с придыханием.
        - А ты открой и посмотри. Оно не кусается. - Тяну коробку к ней поближе.
        Малинова нервно открывает крышку, смотрит несколько секунд и закрывает. Моргает несколько раз, будто не верит своим глазам.
        - Что скажешь? - произношу с улыбкой, смотрю в ее ошарашенные глаза.
        - Там… кольцо, - отвечает шепотом, как будто рассказывает мне страшный секрет.
        - И что? Ты… согласна?
        - Согласна на что?
        - Вместе и до конца, - открываю коробочку и достаю кольцо, беру Малинову за руку и осторожно надеваю украшение на тонкий пальчик. С размером угадал.
        - Ты хочешь, чтобы я стала твоей женой? - по-прежнему шепчет Вика, только теперь еще и голос дрожит.
        - Ты выйдешь за меня? - отвечаю вопросом на вопрос.
        Малинова медлит, рассматривает кольцо, краснеет. Несмело улыбается и, спустя целую вечность, проговаривает:
        - Да.
        6.1
        ВМЕСТЕ НЕ ДО КОНЦА: ВИКА
        Любовь - это не толькоальтернатива: страдаешь илизаставляешь страдать. Вполне может бытьто и другое вместе.
        Фредерик Бегбедер
        Мое наивное сердце простило его слишком быстро.
        Как дурочка, я продолжала верить каждому слову моего миллиардера. А его предложение просто выбило из меня всю боль, как пыль из ковра. Я буду его женой.
        Я буду Амурской Викторией Юрьевной.
        Я уже рисовала в мечтах огромный свадебный торт и шикарное белое платье. Как и каждая девочка, я мечтала о большой и пышной свадьбе с кучей подружек, и Герман может мне такую устроить. Только подружек у меня раз… и обчелся. Снять пригородный домик, большой и светлый, украсить веранду живыми цветами и нежными лентами, заказать оркестр! Я бы вышла к нему под живую мелодию скрипок, ветер бы раздул подол моего длинного платья и белые кудри. Мы бы встали на порог беседки и произнесли друг другу клятвы. Я видела такие свадьбы в американских фильмах, и они казались мне куда интереснее, чем русские традиционные.
        Я представляла нашу первую брачную ночь. С каким нежным трепетом Амурский будет расстегивать пуговицы на спине платья, и целовать каждый открывающийся сантиметр моей кожи. Я останусь перед ним в белом кружевном, не стесняясь и не боясь, не краснея под циничным придирчивым взглядом. Он скажет что-то пафосное, типа «такую, как ты, я искал всю жизнь, и вот ты моя», и мы впервые сольемся в эротическом танце, как муж и жена.
        И никакие Валесовы Оксаны будут не страшны нашему браку. Амурский станет моим. А я стану его. Вместе и до конца.
        Окрыленная, я отправилась на занятие к Анфисе Викторовне, желая поделиться с ней этим счастьем и похвастаться колечком. Быстро прошла к раздевалке, повесила пальто, и тут же столкнулась с Людмилой.
        - Привет, Вика, - голос девицы звучит прямо над ухом, раздраженно и с неприкрытой ненавистью.
        - Привет, - нагло улыбаюсь в ответ, окидывая ее взглядом. Отмечаю красивые серьги в ушах с крупными бриллиантами, и невольно складываю руки под грудью, демонстрируя свое кольцо.
        - Мы все так рады, что ты получила роль Ассоль в мюзикле. Это просто чудо какое-то! Ты молодец, Вика, - Людмила старается казаться непринужденной и искренней, но по кислому выражению лица я читаю противоположные чувства: зависть, ревность, недоумение.
        - Спасибо, Людмила. Думаю, ты тоже достойна этой роли, - нагло вру ей в глаза, продолжая стоять напротив.
        - Что ж, ребята собрались в музыкальном зале, чтобы тебя поздравить, - девушка протягивает мне руку, и замечает колечко на моем пальце. Вздрагивает, моргает, переводит взгляд на мое лицо.
        - Мой парень сделал мне предложение, - бросаю отстраненно, стараюсь не выглядеть злорадной.
        - Вау! Кольцо из новой коллекции, итальянское. Твой парень миллионер? - ведет бровью, прищуривая глазки.
        - Нет, - я медлю, расплываюсь в улыбке и закрываю глаза. - Мой парень - миллиардер.
        Людмила охает и столбенеет, а я обхожу ее и лечу в музыкальный зал.
        Среди студентов академии у меня никогда не было подруг и друзей, но Анфиса Викторовна многим внушила радость и гордость за мое достижение. Поэтому ребята шумно поздравляли меня, обнимали, подарили букетик и конфеты, даже спели мне красивую песню под аккомпанемент Анфисы Викторовны.
        - Поздравляю еще раз с ролью, - Людмила обнимает меня последней, как-то до жути неудобно, за талию, и слишком долго, как мне кажется. - И с помолвкой тоже поздравляю!
        Наконец отстраняется, хитро смотрит в мои глаза пару секунд. Я невольно замечаю, что у нее пропали серьги. Может, уши устали, и она сняла тяжелые украшения?
        Шумная гурьба студентов удаляется из зала, и я, наконец-то, остаюсь наедине с моей родной Анфисой.
        - Я заметила колечко, - осторожно шепчет она, тянет ладонь к моей руке и обхватывает ее, подносит к своим глазам и замирает. - Просто восторг, Вика.
        - Герман хочет, чтобы я стала его женой, - шепчу, как секрет.
        - Выходит, Амурский и правда влюбился, - женщина посмеивается и разводит руками.
        - Что вы знаете о нем? - выпаливаю я, и взгляд преподавательницы тяжелеет. - Мне кажется, что все мне чего-то недоговаривают, будто я встречаюсь с серийным убийцей, а не миллиардером.
        - Я знала его маму, Виталину Амурскую. В молодости она тоже пела, но не на профессиональном уровне, просто для себя. - Анфиса Викторовна начинает активно жестикулировать. Она всегда так делает, когда волнуется. - Виталина родила Германа будучи совсем молодой, еще до восемнадцати лет, и стала прекрасной матерью, чуткой, отзывчивой, понимающей. Последний раз мы с ней виделись, когда Герману было пятнадцать, и она… жаловалась на жизнь. Понимаешь, Вика, у нее было все: деньги, любящий мужчина-миллионер, доля в «AmurVit», но проблемы с сыном отравляли все. Он рос наглым. Беспринципным. Бестолковым.
        Преподавательница остановила разговор, поднесла руку к переносице и потерла ее.
        - Герман был сорванцом, прожигающим жизнь и деньги, а после трагедии с родителями и вовсе слетел с катушек. Ему старались помочь. Тетка Жанна Амурская наняла психолога, но… судя по слухам и сплетням вокруг него, это мало помогло.
        Анфиса Викторовна тяжело выдохнула.
        Выходит, она знала семью Амурских. И она считает Германа моральным уродом.
        - Он изменился. Сейчас Герман очень… добрый, внимательный, заботливый, - принялась перечислять, загибая пальцы.
        - Я очень надеюсь, что ты в нем не разочаруешься, ведь он подарил тебе возможность выступить на сцене театра.
        Мы улыбаемся друг другу несколько секунд. Анфиса Викторовна - искренне, а я - натянуто.
        Герман уже сделал мне очень больно, когда полетел в Японию с телеведущей и переспал с ней. Я убеждала себя, что больше такого не повториться, ведь тогда я была просто девочкой, живущей в его доме, а сейчас-то я - невеста.
        Не-вес-та. Три слога, которые отогревали мое сердце и заставляли его петь. И я пела всей душой, разучивая новый репертуар. В конце занятия Анфиса Викторовна повторила со мной партии из мюзикла, разобрала пару ошибок, и мы вместе их исправили.
        Я забрала сумочку и платок, быстрым шагом направилась к раздевалке. Вечером вернется Герман. Сегодня он обещал заняться со мной простыми вещами - поболтать, посмотреть телевизор, оказаться в одной постели, чтобы заняться любовью. И я спешила домой, чтобы приготовить что-то особенное, даже если Рафаэль будет против, чтобы помочь Фаине Ивановне убраться в доме, еще раз отрепетировать песню и закрепить сегодняшнюю работу над ошибками.
        - Вы Виктория Юрьевна Малинова? - голос обрушивается сверху, и я врезаюсь в грузного мужика. Он что, испод земли вырос?
        - Д-да, - почему-то запинаюсь и дрожу. Отмечаю полицейскую форму и дубинку в руках.
        - Разрешите вашу сумочку?
        - З-зачем? - снова запинаюсь, отстраняюсь от полицейского. Он смотрит призирающим взглядом и тянет руку ко мне.
        - Поступило сообщение о краже. Вы подозреваемая, - поясняет мужчина, и я столбенею.
        - Но я ничего не крала, - еле выговариваю в ответ, язык заплетается от волнения.
        - В этом мы и хотим убедиться, - полицейский все же забирает мою сумку.
        Я глубоко вздыхаю, складываю руки под грудью и рассматриваю лицо мужчины в форме. Кто вообще мог подумать, что мне нужно что-то красть? Зачем? Когда я жила у отца и еле перебивалась от зарплаты до зарплаты, откладывая кучу денег на исполнение своей мечты, я не крала. И сейчас мне это не нужно.
        Полицейский осторожно открывает внутренний карман сумки, усмешка прокатывается по его лицу. Он достает серьги Людмилы и показывает их мне, а потом стоящим рядом людям.
        Как они попали в мою сумку?
        Я не могу сказать даже слова! Хочется кричать, что я не воровала, что мне подбросили, что Людмила просто мне завидует, поэтому так себя ведет! Меня подставили, черт возьми.
        Чувствую, как лицо наливается краской, и руки сжимаются в кулаки.
        - Как вы это объясните? - мужик серьезно смотрит, словно сканирует меня.
        - Я не воровка. Людмила меня подставила. Она ненавидит меня за то, что я заняла ее место в мюзикле. - говорю тихо, но уверенно, только вот это вряд ли сработает.
        - Разберемся в участке! - мне на руки быстро падают наручники, заковывая кисти в стальные тиски.
        - Я же не убийца! Зачем это? - сердце сейчас проломит грудную клетку от ненависти. Как эта богатенькая мразь посмела ставить меня в такое неловкое положение? Обвинять в краже! Это низко, даже для нее.
        - Иди, - меня толкают в спину и ведут к запасному выходу. Черт, даже Олег не увидит, что меня задержали за то, чего я не делала и не сможет помочь.
        - У меня должно быть право на звонок адвокату! - верещу я, останавливаясь посреди академии и привлекая еще больше внимания к своей персоне.
        - Звони! - Полицейский протягивает мне сумку, и я быстро нахожу в ней телефон. Цепи на руках грустно звякают, ударяясь друг о друга.
        Набираю номер Германа, но он не отвечает. Черт!
        - Следующий звонок можно сделать только в участке, - мужик отбирает телефон и бросает его в сумку. - И лучше сразу звони адвокату, девочка.
        Меня посадили в клетку, закрыв дверь в крупную решетку прямо перед носом. Я смело взялась за железные прутья, смотря в лицо полицейского.
        - Телефон, - прохрипела тихо, злым и раздраженным голосом. Мужик, раскачиваясь из стороны в сторону из-за лишнего веса, достал мобильник из моей сумки и протянул его мне.
        Я вновь набрала Германа, и в этот раз услышала гудки. Трубку мой жених не взял.
        Я уселась на жесткую скамейку и поджала под себя ноги, обняла их руками и уложила голову на колени. Черт, где шляется мой миллиардер, когда он так сильно мне нужен! И сколько я теперь тут просижу? Хорошо хоть, что в камере одна, а в компании бомжей и проституток.
        - Долго мне тут находиться? - бросаю я, даже не смотря в сторону полицейского.
        - Посидишь до завтрашнего утра, потом приедет хозяйка сережек на их опознание, если это действительно они, то будет суд.
        6.2
        ВМЕСТЕ НЕ ДО КОНЦА:
        ГЕРМАН
        В честь подписания весомого контракта, компания «AmurVit» под моим руководством решила закатить банкет. Сегодня мы собирались с верхушкой и обсуждали подробности. Решили, что это должен быть бал-маскарад. На этом торжестве я объявлю, что женюсь на Малиновой Виктории Юрьевне.
        Летел домой, забивая на все и пару раз проехал на красный из-за бесконечного потока мыслей. Уже представлял, как невеста выбежит мне навстречу и утопит в своих объятиях. Чувствовал ее пьянящий запах сейчас, когда она была далеко. Знаю, что ангелок ждет этого вечера, и подготовил для нее сюрприз. В комплект к кольцу купил для нее красивый кулон в виде скрипичного ключа, хотел порадовать, сделать значимый подарок. Она же помешана на музыке, и ей точно понравится.
        Быстро припарковался у дома, в предвкушении посмотрел на окна. Свет в ее комнате не горит, значит, бродит по этажам, осваивается.
        Подумать только, скоро у моего жилища появится полноправная хозяйка. Наведет свои порядки. Зная ее непредсказуемость, захочет перестановку сделать. Наполнит дом теплом и светом. Создаст домашний очаг, так сказать.
        Вошел в дом, выжидающе посмотрел на лестницу. Где же моя красавица? Снял пальто и прошел вглубь дома в поисках Вики.
        - Добрый вечер, Герман Александрович. Малинова не с вами? - Фаина Ивановна приветливо улыбнулась, разведя руками.
        - Вика не дома? - чувствую, как напрягается нутро. - Олег не привез ее?
        - Нет, - растерянно отвечает Фаина. - Рафаэль уже готовит ужин, подать в столовой?
        - Вы звонили Олегу? Где он? Он с Викой? - озвучиваю лишь малый поток вопросов из бесконечного числа, вертевшегося в голове.
        - Не звонила. Олега не было с утра. Повез Викторию на занятия в академию и пропал.
        Сбежала?
        Теперь сможет сдать кольцо и купить квартиру в центре Москвы.
        Конечно, тупой баран! Размечтался! Построил планы на будущее, уже придумал имена детям, а она ушла! Достаю телефон и набираю номер Вики - не отвечает. Громко матюгаюсь и запираюсь в кабинете.
        Набираю Олега. Оказывается, он ждет мою невесту у академии уже битый час, а она все не выходит. Недолго думая, еду туда. Не могла Малинова просто сбежать, она не из тех, кто нуждается в деньгах и станет обманывать, предавать. Я не удерживал ее силой, и она могла запросто уйти из моего дома, у нее не было мотивов, чтобы вот так просто исчезать.
        Значит, что-то произошло.
        У академии резко торможу и мчу внутрь богатого здания. Вещей Вики в раздевалке нет, поэтому направляюсь в кабинет к Вяземскому Ефиму Харитоновичу. Он точно должен знать, если случилось что-то серьезное.
        Захожу без стука, и вижу прекрасную картину: Ефим пялит гламурную кошку-студентку прямо на столе.
        - Неожиданно, - произношу вместо приветствия и усмехаюсь.
        - О, черт, Герман! - Вяземский натягивает спущенные брюки, а его телка закрывается руками и прячется под стол. Смешно.
        - Я хочу узнать про Вику, - не церемонюсь, будто не застал директора с молоденькой красоткой.
        - Про Вику Малинову, я так понимаю, - Ефим задумчиво замолкает на пару секунд. - А что с ней?
        - Она пропала. Поехала утром на занятия и не вернулась. Вы ничего не знаете об этом?
        - Я знаю! - кошка-студентка выныривает испод стола, и я замечаю, что красотка уже успела натянуть лифчик, прикрыла стыд и срам. - Вика украла серьги у одной нашей студентки, и ее задержали менты. Отвезли в участок, вроде.
        - Вика украла серьги? Серьезно? Я ей таких сережек хоть вагон могу купить! - не верю ее словам.
        Малиновой просто это не нужно. Кого-то обворовывать, нарушать закон. Просто бред сумасшедшего какой-то!
        - Я не знаю, зачем Вика это сделала. Но ее задержали, правда. Я сама видела. И еще другие студенты видели. - Пищит красотка, растерянно смотрит то на меня, то на своего немолодого любовника.
        - У кого Вика украла серьги? Мне нужно имя, фамилия.
        Студентка молчит, поджимает и без того худые губки так, что они превращаются в полоску.
        - Блядь, Соня, просто скажи! - не выдерживает Вяземский и бьет кулаком по столу, отчего красотка вздрагивает.
        - Гольц Людмила Вениаминовна, - голос взволнованно дрожит.
        Выхожу из академии и вновь набираю номер Вики. Неужели в участке ей не дадут право на телефонный разговор? Не отвечает.
        Только сейчас замечаю два пропущенных вызова. Значит, эта Соня, подстилка директора, не соврала, и моя ненаглядная невестушка и правда похитила серьги. Но нахера?
        Отпускаю уставшего Олега, просидевшего целый день в ожидании чуда, на законный выходной. Завтра сам буду возить Малинову и следить, что больше ничего не натворила, сука! Ну как мог мой ангел спиздить у кого-то драгоценности?
        Рядом с академией два участка, и труда найти Вику не составит.
        Вхожу в красивое здание, и осматриваю камеры для заключенных, не обращая внимания на тупой взгляд мусора. Замечаю свою невесту: лежит на скамейке, отвернулась к стене. Тело ее вздрагивает, как от озноба, вся такая несчастная.
        - Какого хрена, Вика!? - подлетаю к камере, сильно сжимаю в руках прутья, и Малинова моментально оборачивается. Глаза красные - рыдала все это время.
        - Герман, - произносит одними губами, вытирает слезы и подлетает ко мне. Горячими ладонями касается моей кожи, морщится, будто опять собирается разреветься.
        - Почему ее задержали? - оборачиваясь к менту, и тот недоуменно смотрит мне в глаза.
        - Так воровка. На нее заявление написали. - Поясняет неохотно, нагло зевает. А во мне вновь просыпается озлобленный мудак. Так хочется в харю прописать, аж кулаки чешутся.
        - Я не воровка! Я не крала серьги! Мне подбросили! Это Людмила, она завидует, что меня на роль взяли, а не ее! - кричит ангелок, сильнее хватая мои руки, и вдруг переходит на шепот. - Ты мне веришь?
        Пронзительный взгляд направлен прямо мне в глаза, и мне вновь кажется, что она задевает струны моей души, играет на них свою мелодию. Я успокаиваюсь, стараюсь глубоко и размеренно дышать.
        - Ты трогала серьги руками? - Вика отрицательно машет головой в ответ, и я вновь обращаюсь к мудозвону в форме. - Провели экспертизу? Отпечатки пальцев сняли?
        - Н-нет, - заикается мужик и округляет глаза.
        - Я вас засужу нахуй! Задерживать девушку, на каком основании? А? Бездействовать! У вас весь день был, чтобы все проверить и установить невиновность, а вы чем занимались? - стараюсь говорить спокойно, а голос все равно звучит, как механический.
        - Мы тут не в игрушки играем! У нас вызовы! Дела важные! - Огрызается в ответ, поднимая тяжелое тело со стула. Ну что за идиоты тут работают?
        - Открывай клетку, я забираю девушку под свою ответственность до выяснения всех обстоятельств.
        - Не положено! - моментально слышу ответ. Нарочито громко выдыхаю, закрыв глаза. Еще чуть-чуть, и мент доведет меня до белого каления. И тогда я точно покажу ему мастерство боевого искусства.
        - А так? - достаю из бумажника пару пятитысячных купюр и бросаю на стол. Мент довольно улыбается, убирает деньги в карман брюк и снимает ключ с крючка.
        Вика бросается мне на шею и целует в щеку.
        - Спасибо! Спасибо! Спасибо! - верещит довольно и с восторгом. Прижимаю ее к себе, и замечаю, что она слишком горячая.
        - У тебя температура? - взволнованно касаюсь губами ее лба. Невеста вся горит - кожа, как раскаленная печка.
        - Я не знаю, - опускает руки и прикусывает нижнюю губу. - Мне холодно.
        Без сомнений, у моего ангелочка жар. И я срочно везу ее домой, попутно вызывая личного врача. Когда она успела заболеть, черт возьми?
        Доктор осматривает Вику, а я жду за дверью. Нервничаю. Врач уже там слишком долго! Блядь, чем они там занимаются? Хватаюсь за голову, усаживаюсь на корточки посреди коридора, резко встаю, даже голова кружится. Хочется пальцы на руках кусать от этого проклятого ожидания, которое так и давит.
        Врач выходит из ее комнаты, кажется, спустя целую вечность, и я невольно рычу ему в лицо, выпытывая ответов.
        - Простая простуда, скоро пройдет, - заключает доктор.
        Я просачиваюсь в комнату к Вике, и она улыбается.
        - Герман, не нужно так обо мне переживать и трястись. Врач на дом - это лишнее, - выговаривает невестушка и прикрывает глаза. Малинова уже под одеялом, завернулась нелепо, как гусеница.
        - Давай я сам решу, что мне делать, хорошо? - присаживаюсь на край постели рядом с ней, опускаюсь, чтобы поцеловать нежные губы.
        - Завтра выходной. Репетировать в театре будут танцоры, певцам сказали не приезжать, занятий в академии нет, - двусмысленно шепчет Вика и пленительно улыбается.
        - Если будешь чувствовать себя хорошо, то весь день проведешь в постели подо мной, - ласково рычу прямо в лицо, прикусываю ее губку и запускаю язык в рот. Хочу ее остро. До бешенства. - У меня для тебя еще один сюрприз, королева Виктория.
        - Сюрприз? - распахивает глаза, и в них детская искренность и радость.
        Я достаю подвеску и протягиваю ангелочку. Забавно наблюдать за ее реакциями: как округляет глаза и приподнимает бровки, потом хмурится, закрывает рот ладонью.
        - Это… мне? - шепчет одними губами, почти неслышно.
        Я предпочитаю не отвечать. Просто застегиваю цепочку на ее шее и с упоением рассматриваю, как она выглядит на ее теле - бесподобно. Не скрипичный ключик украшает девушку, а она делает мой подарок особенным.
        - Спасибо, Герман, - снова слышу робкий шепот.
        - Вика, скоро у нас состоится бал-маскарад в честь подписания контракта с Японией. В этот вечер мы объявим о помолвке. - не спрашиваю, ставлю перед фактом. Малинова часто моргает, хмурится.
        - Ты уверен, что пора всем рассказать? - недоуменно выговаривает Вика, обнимая свои плечи и откидываясь обратно на подушку.
        - Да. Потому что я люблю тебя, мой ангел.
        6.3
        ВМЕСТЕ НЕ ДО КОНЦА:
        ВИКА
        Мы просто лежали в постели до самого утра и болтали. Герман рассказывал про свою жизнь, про постоянный контроль общества, телевидение, папарацци, которые готовы, порой, залезть в ящик с нижним бельем.
        И я понимала, что моя жизнь рядом с ним не будет простой.
        Я не стеснялась камер, привыкла. В школе мои выступления часто снимали на память, да и в академии выдавались случаи прилюдных выступлений с трансляцией по ТВ. Но, как вести себя в светском обществе? Что говорить? Как не ударить в грязь лицом?
        Этому мне только предстоит научиться. А учитель у меня до мурашек под кожей сексуальный.
        Легли вчера слишком поздно, поэтому сегодня просыпаем завтрак и встаем около трех часов дня. Повар француз уже готовит нам новый завтрак.
        - Трахнул бы тебя прямо сейчас, - выговаривает Герман, когда я натягиваю шортики поверх полупрозрачных трусиков. Улыбаюсь ему в ответ.
        - Так что же тебя останавливает? - с придыханием шепчу, облизывая пересохшие губы.
        - Голод. Я очень хочу есть. - Смеется.
        Следующие несколько дней прошли настолько сказочно, что я совсем обо всем позабыла. Репетиции пролетали незаметно, и я вновь возвращалась к Герману. Когда у него появлялись дела на работе, покорно ждала, готовила пару раз, помогала Фаине.
        И рисовала в мечтах свою замужнюю жизнь.
        Как буду встречать Амурского, обнимать родного человека, смеяться вместе с ним.
        Мы познакомились совсем недавно и при странных обстоятельствах. Но сейчас я благодарна отцу за то, что поставил меня на кон в картах.
        Сегодняшнее утро началось с раннего подъема. Визажист Аня готовила меня к балу-маскараду. По этому поводу уже давно был продуман мой образ. Мы с Аней решили, что никаких слишком пышных платьев в пол не будет, поэтому выбрали гламурное черное, полностью обшитое стразами и заканчивающееся чуть ниже трусиков. Не смотря на длину мини, мне в нем было комфортно.
        - Я смотрю, Герман тебе сделал предложение, - моя личная «колдунью» снова завивает мои волосы. - Мы с Витей тоже решили пожениться в этом году, уже подали заявление в ЗАГС.
        - Правда? - зачем-то переспрашиваю я.
        - Ты удивлена? - красотка посмеивается. - Что действительно удивительно - это твои отношения с Амурским. Сегодня разговаривала с ним, он так и светится от счастья, Вика. Я его еще никогда не видела таким… добрым, улыбчивым.
        - Любовь меняет людей, - шепчу я, рассматривая свежий маникюр.
        - Это ты меняешь Германа, никакая не любовь, - Аня хватает лак для волос и завершает мою прическу.
        Смотрю на себя в зеркало, и не могу узнать: это не я!
        Королева красоты. Мисс Россия. Нет, мисс Вселенная! Аня помогает мне надеть черную маскарадную маску с перьями и вкраплениями золота, и я совсем перестаю быть на себя похожа.
        К восьми Олег отвозит меня к «AmurVit». Я несмело выхожу из машины, кутаюсь в пальто и осматриваю здание - высокое и большое. Сегодня до жути холодно, того и гляди снег выпадет.
        - Ваш пригласительный, - охранник смотрит беспристрастно и принимает красивую открытку из моих рук. Его лицо тут же меняется, он ласково улыбается, открывает передо мной дверь и жестом приглашает войти.
        Увидел имя: Амурская Виктория Юрьевна? Герман нарочно сделал этот пропуск на его фамилию, и, вероятнее всего, предупредил охрану, что я - особенная гостья.
        Меня провожают до самого лифта. И так, мой жених уже ждет меня на двадцать четвертом этаже. Самое время надеть маску.
        Выхожу из лифта в коридор, и тут же опять вижу охрану. Здороваюсь и слышу тишину в ответ, растерянно поджимаю губы и захожу за угол, где шумный смех и музыка.
        Торможу. Рассматриваю столики. Мужчины в костюмах. Все красавцы, почти как мой жених, женщины дорого одеты, все в украшениях. Ищу глазами Германа, но тщетно.
        - Здравствуй, прекрасная незнакомка, - слышу ласковый голос за спиной и оборачиваюсь. Незнакомый молодой человек смотрит лукавым взглядом.
        - Здравствуйте, - выговариваю в ответ, а после продолжаю оценивать взглядом пространство в поисках Амурского.
        - Вы тоже опоздали? - снова голос за спиной, который почти раздражает. - Пробки заебали, да?
        - Да, - коротко киваю, даже не смотря на собеседника. Интересно, мой жених тоже матерится в культурном обществе? Или общество не такое уж культурное?
        - Кого-то ищете? - парень обходит меня, и теперь я отмечаю белую маску под цвет рубашки и голубой галстук под цвет глаз.
        - Мне нужен Герман Амурский.
        - Герман Александрович? Так он отошел двадцать минут назад, - парень жестом приглашает меня пройти к окну, чтобы не толпиться в проходе, и я покорно следую за ним.
        - Когда Герман вернется? - музыка становится громче, и мне приходится сблизить дистанцию с незнакомцем, чтобы не кричать. Люди вокруг нас встают, чтобы потанцевать, поэтому молодой человек встает еще ближе. Мне уже до неприличия жарко от его близости, но я просто должна узнать, где мой Амурский.
        - Я думаю, Герман Александрович вернется не скоро. Он отлучился в специально отведенную комнату для… - собеседник одной рукой показывает кольцо, а палец другой руки вставляет в него, туда-обратно, очень недвусмысленно. - Это надолго, ведь Герман Александрович настоящий жеребец.
        - Что? - только и получается произнести.
        Я задыхаюсь, будто проглотила стекло, измельченное в пыль. Больно. Слишком больно, и перед глазами красное зарево. Руки начинают дрожать от одной мысли, что мой жених может сейчас развлекаться где-то с другой женщиной, а я опять покорно его дожидаюсь. Меня толкают танцующие люди, становится тесно, душно, я почти ничего не чувствую. Черные пятна перед глазами перерастают в самый настоящий приступ головной боли и тошноты.
        - А вы ему кто, собственно говоря? - слышу где-то над ухом, и только теперь чувствую чужие руки у себя на талии. Я молчу, улыбаюсь, пинаю ревность.
        Я что, танцую с другим? С этим голубоглазым? Подминаю взгляд, и когда череда черных пятен рассеивается, вижу ясные, как январское небо, глаза. Руки сами тянутся к его плечам. Я виляю бедрами в такт музыке, наверное, слишком откровенно, чувствую ритм и стараюсь выгнать плохие мысли.
        - Хочешь выпить? - шепчет на ухо танцор, уже перешедший на «ты». Я просто киваю в ответ. Сильная ладонь хватает меня за руку и тянет куда-то к столику. И вот в моей руке уже оказывается игристое розовое вино, новый знакомый как-то слишком бурно меня охаживает, говорит миллион комплементом на ухо, томно дышит.
        Я выливаю залпом жидкость в свой организм и чувствую дрожь в коленях. Вздыхаю, но мой приставучий мужичок не обращает на это внимание, берет мою руку и целует тыльную сторону ладони, выдает какую-то ерунду про нежную кожу.
        А я смотрю в одну точку и не могу оторвать взгляда. Слезы дерут в горле, и я очень стараюсь их проглотить. Неужели, Герман развлекается где-то с женщиной, засаживает ей, внимает ее стонам. Картинка интима моего жениха с другой бабой слишком яркая, как будто я по-настоящему за этим подглядываю. Это еще хуже, чем черные, пляшущие в такт музыке пятна. Нужно перевести дух, отогнать от себя все дурные мысли. Может, это все не правда? В любом случае, если спросить это у Германа в лоб и услышать положительный ответ, будет слишком больно. И я разревусь на глазах у элитного общества, все это заснимут папарацци.
        Закрываюсь в туалете и смотрю на себя в зеркало. Красная, к слову, вся - даже кончики ушей. Снимаю маску и обдуваю себя холодным воздухом, может, станет легче.
        6.4
        ВМЕСТЕ НЕ ДО КОНЦА:
        ГЕРМАН
        Жанна за каким-то хером позвала меня на крышу, разнылась, как маленькая, и мне пришлось идти. Здесь морозом прошибало до костей, зато вид на город просто сказочный.
        - Я хотела просто побыть вдвоем и извиниться. Это жестоко - не пускать меня в дом! - пищит Жанна, и ее голос разносится порывами лютого ветра.
        - Тебе остался дом родителей. А мой дом я построил сам, и не обязан тебя туда пускать, Жанна.
        - Не будь таким строгим, племянничек, - посмеивается, лукаво улыбается. - Я все-таки прощения прошу. Да и вообще, я вела себя, как гадюка. Больше не буду.
        - Я понял, пойдем в здание, а то холодно, - уже начинаю движение к двери, но тетка тут же хватается за меня и начинает реветь. Громко, надрывно, в глазах безумие.
        Приходится успокаивать ее слишком долго. И это не особо напрягает, как раньше. Еще бы две недели назад послал бы нахуй надоедливую родственницу, а сегодня готов обнимать ее и гладить по волосам, говорить подбадривающие слова.
        Я вернулся в зал на поиски моей невесты, она уже должна была приехать. И я сразу выцепил в толпе знакомый силуэт и пряди шелковых волос, завитые в кудри. Стоит с бокалом вина недалеко от стола, смотрит куда-то в одну точку. Потерянная какая-то, грустная.
        Собираюсь подойди, но вдруг вижу, как невеста вливает в себя залпом целый стакан вина. Паренек рядом с ней какой-то вьется, берет за руку, целует, шепчет что-то на ухо. А Вика и не против! Блядь! Я закрываю глаза и нервно поправляю волосы, на секунду отворачиваюсь, тяжело дышу, смотрю на них снова.
        Потихоньку начинаю звереть, как дьявол. Глаза кровью наливаются, а руки сжимаются в кулаки. Вздрагиваю, не отводя глаз с ее улыбки.
        Что за хер ее окручивает? Малинова ему что-то говорит, придвинувшись на расстояние в несколько сантиметров, и спешит к туалету, даже не замечая меня. Иду за ней.
        Чувствую, как бьется сердце высоко в горле, и крышу сносит от желания врезать сучёнышу, который посмел прикасаться к моей женщине! Моя женщина, моя собственность, и никому нельзя даже говорить с ней без моего разрешения! Сука.
        Перевожу дыхание рядом с входом в туалет, наигранно улыбаюсь проходящим мимо и даже обмениваюсь любезностями. А нутро так колотит! Так хочется Малинову прямо тут к стене прижать, в этом туалете оттрахать. Чтобы выгнать из ее башки всю дурь, чтоб не позволяла какому-то мудаку с голубой, мать ее, удавкой на шее, целовать ее руки. Это моя привилегия. Только я могу ее касаться и шептать что-то на ухо.
        Вика неуверенно выходит из туалета, на лице снова маскарадная маска, на губах фальшивая пародия на улыбку.
        - Герман? - замечает меня и останавливается напротив.
        Я ожидал, что она обрадуется. Что повиснет на мне, как обезьянка, снова поцелует влажными губами, размазывая помаду. Рассчитывал провести прекрасный вечер вместе, рассказать о помолвке, чтоб бабы моих коллег сдохли от зависти, заметив какое колечко на ее гребанном пальце. А у нее в глазах ледяной холод, который обжигает. Чувствую пот на спине - крупная капля змеей ползет от самой шеи куда-то вниз.
        - Вика? - шепчу одними губами, подавляя порыв гнева. Хочется прижать ее к стене и заставить рассказать мне, что за ебаный кретин вьется рядом с ней.
        - Рада тебя видеть, - складывает ручки под грудью.
        Черная маска с вкраплением золота выразительно подчеркивает ее стеклянные глаза. Раньше я в них тонул, теперь - бьюсь, как рыба об лед. Что-то произошло. Не мог мой любящий ангел стать сукой за один день. Еще вчера громко стонала подо мной, сбивчиво клялась в большой любви, а сегодня смотрит, как на чужого. Только вот я ничего не делал, в отличие от нее, взбудоражившей во мне ревность. Я прячусь за стеной безразличия, настраиваюсь на удобную для меня атмосферу циничного ублюдка.
        - Пойдем за стол? Выпить хочется, - произношу ей в лицо и направляюсь в зал. Не оборачиваюсь, чтобы убедиться, что идет за мной. Пусть делает что хочет.
        Малинова присаживается напротив меня и отстраненно смотрит куда-то в окно, на фонари ночного города. Что за тараканы опять ведут баталии в ее голове? Почему корчит из себя неприступную ледышку? Хоть и сидит напротив, старается улыбаться, но молчит, будто меня вообще не существует.
        Мы не нарушаем тишину достаточно долго.
        - Можно украсть тебя на танец, принцесса? - хрипловатый голос разносится где-то над моей головой, и я поворачиваюсь в сторону смазливого парниши. Кто он вообще такой? Чей-то сын? Вряд ли, я знаю всех близких родственников своих коллег и подчиненных.
        - Ты мне? - Малинова кокетливо смущается, а потом смотрит на меня, будто спрашивает разрешения. Я согласно киваю. Пусть потанцует.
        Незнакомец уводит мою невесту, и тут включается медленная музыка. Я наблюдаю за ними со стороны, не отрываю глаз. Стараюсь держать голову холодной, но у меня просто сносит нахер крышу, когда потные ладони сопляка скользят по талии моей будущей жены. Он тянет ее тело к своему так, что расстояние сокращается до миллиметров. Сука! В глазах рябит от злости и ревности. Убью гада!
        - С кем это твоя ненаглядная? - напротив падает тетка, и своими словами подливает масла в огонь.
        - Понятия не имею, - шиплю в ответ, сильнее сдавливая стакан с коньяком в руке. Танец Вики и ее «похитителя» становится все рискованнее, и я сглатываю, когда руки парня скользят ниже талии, почти на задницу. Треснет ли она его, как хотела треснуть извращенца из «Гвоздя», если рамки приличия будут нарушены? Да, блядь, рамки уже нарушены! Она моя невеста, и танцует с другим!
        - Знаешь, а ведь она тебя просто недостойна, Герман. Посмотри, какая сука похотливая, как улыбается, а? - Жанна берет Викин бокал и плескает в него коньяк. - За то, чтобы каждый нашел себе достойную пару!
        Слова тетки мало походят на тост, да и похрен! Мы звонко чокаемся и выпиваем. Дорогой алкоголь, а глотку все равно дерет, но я даже не морщусь, продолжаю испепелять взглядом пару. Пока мой ангел обжимается в танце, я снова заливаю ревность. Парень что-то шепчет ей на ухо, и та согласно кивает, смеется, краснеет. Да он ей что-то про постель вгоняет! Потрахаться предложил? И она кивнула! Согласилась? Со злости так сильно сжимаю стакан в руке, что он дает трещину.
        Скидываю Олегу СМС, чтоб подогнал Rolls-Royce и сваливал на выходной. Сам повезу свою невесту домой. И по дороге выскажу ей, как должна вести себя жена Амурского Германа.
        - Дамы и господа, - слышу противный голос в микрофон и смотрю на мини-сцену. Да это же этот мудак, который только что с Викой танцевал. - Я узнал, что вот эта сексапильная принцесса не только на вид хороша, но еще и поет! Просим тебя, спой для нас, детка!
        Незнакомец тащит моего ангелочка на сцену, хватает ее руку и целует. Его губы задерживаются на ее коже слишком долго, переступая все запреты.
        Все мои друзья и коллеги смотрят на мою будущую жену, а она с трудом на ногах стоит. Напилась? Когда успела? А этот олень от нее не отстает, жадно обнимает за талию при всех. Да что теперь люди подумают? Амурский женится на ветреной девице?
        Встаю с места и иду к ним. Без лишних слов хватаю Малинову за ноги и закидываю себе на плечо, звонко шлепаю по заду и несу на выход. Вика болтается, как мешок, старается брыкаться. Блядь, почему на ней такое короткое платье?
        - Маскарад закончен, принцесса! - ставлю ее на ноги в лифте и рычу прямо перед лицом. Чувствую ее дыхание на своих губах, горячее, мощное. Молчит. Только в глазах две молнии, которыми хочет меня пронзить. Тяну руку, чтобы поправить выбившуюся из прически прядь, а она отстраняется, морщится. Срывает маску с лица небрежным движением и бросает под ноги, идеальный начес портиться, становится лохматой. Двери лифта раскрываются, и Малинова выбегает первой. Не дожидаясь меня хватает свое пальто и бежит на выход.
        - Оденься! - приказываю я, одернув ангелочка за руку. Вика смотрит на меня с презрением несколько секунд, но потом все же начинает натягивать пальто.
        В машине молчит. Демонстративно смотрит в окно, а не на меня. Сложила руки под грудью и томно вдыхает воздух. Выстраиваю климат-контроль, отъезжаю с парковки. Похер, что выпил. Похер, что злой до коликов под ребрами. Я отвезу певичку в лес и научу хорошим манерам.
        Через час сворачиваю с привычного маршрута в сосновый лес, паркуюсь между деревьями и смотрю на Вику. С недоверием осматривается, теперь в глазах не злость и ненависть, а легкий испуг.
        - Зачем мы здесь? - выцеживает Малинова, озираясь по сторонам.
        - Трахаться. Я хочу тебя прямо сейчас! - не даю ей даже шанса возразить, хватаю затылок и жадно впиваюсь в сладкие губки.
        Ангелочек отвечает с остервенением, слишком резко. Так, что мы стучимся зубами. Это не похоже на поцелуи - лижем друг друга, кусаем, посасываем. Моментально чувствую острое желание, и в штанах становится слишком тесно. Стягиваю брюки вместе с трусами, вижу безумие в глазах Малиновой, и резко наклоняю ее голову вниз, к своим ногам.
        Она моментально реагирует, оставляя на члене мокрый след, срывается вверх. Влажный язык ласкает головку, посасывает с причмокиванием. Приятное тепло разливается по телу, и я легко толкаю бедра навстречу ее жадным губам. Как опытная любовница, Малинова скользит по стволу вверх-вниз в быстром темпе. Я проникаю в нее почти до основания, скупой стон вырывается наружу. Снимаю заколку с ее волос и наматываю светлые кудри на кулак. Тяжело дышит через нос, обжигает мошонку огненным дыханием. Всхлипывает, постанывает, старается взять член в руку. Одергиваю ее, чтоб работала только губками. Закатываю глаза от удовольствия. Электрическая волна несется импульсом от паха до кончиков пальцев. Чувствую приятное покалывание в ладонях, помогаю Вике ускорить темп. Если не прекратить, то скоро кончу. Отрываю девушку, держу ее за волосы, смотрю в туманные глаза, и та тяжело всхлипывает от возбуждения, старается перевести дыхание, но я не даю ей этой возможности.
        Нагло запускаю руку под платье, отпускаю шелковые волосы, и они рассыпаются на ее плечах. Расстегиваю пальто свободной рукой, второй с упоением ощущаю влажную ткань трусиков. Заебись, что моя нежная роза в чулках, не придется рвать колготки, чтобы добраться до желанного теплого места. Отодвигаю трусики в сторону и вхожу в ее узкое пространство пальцами. Выуживаю громкий стон с ее губ, тяну к себе. Красивое тело оказывается сверху, и я опускаю сидение вниз, откидываюсь на спинку. Пальто летит прочь, платье откровенно поднято до самой талии. Вновь отвожу трусики в сторону и проникаю в нее уже членом. Кусаю губу больно до крови, чтоб сразу не кончить. Вика громко стонет от первого движения. Опускаю руки на ее бедра, приподнимаю красивое тело и резко насаживаю на член. Снова и снова. Звуки нашей любви в машине кажутся оглушительными. Мы сходим с ума.
        Я ненавижу ее. Сука! С другим мужиком она танцевала. Вспоминаю чужие руки чуть ниже ее талии, и вдалбливаюсь в ее пространство еще сильнее, еще быстрее, чтобы выгнать воспоминания, чтобы остыть и не прибить свою невесту.
        6.5
        ВМЕСТЕ НЕ ДО КОНЦА:
        ВИКА
        Это наслаждение слишком острое для меня. Я чувствую его член, разрывающий меня, смелый, горячий, пульсирующий. Тело начинает дрожать в припадках экстаза, и я тянусь к губам Германа, чтобы получить порцию желанных поцелуев. Но жених отклоняется от меня, убирает руки с бедер и хватает за плечи, чтобы я вновь села ровно и продолжала скакать на нем, как безумная. Оргазм слишком близко. Я чувствую горячую волну, накрывающую с головой. Я забываю про красивые элегантные стоны и пошло кричу, как в самом жарком порнофильме.
        Чувствую, как напористо кончает Герман, и его сперма растекается внутри меня. Его руки безжалостно опускаются, и я просто падаю на него сверху, утыкаюсь лбом в широкое плечо. Стараюсь перевести дыхание. Невольно поднимаю голову и целую его шею под воротом пальто.
        Амурский нагло срывает меня, перекидывает на соседнее сидение и поднимается, не давая насладиться запахом кожи, мурашками на шее, его обжигающим дыханием у меня в волосах. Смотрю на него с непонимание и укором. Натягивает брюки и застегивает ширинку, молча заводит машину, и мы срываемся с места.
        Мне холодно в душном салоне с запотевшими окнами. Я рассматриваю Амурского, а он даже не смотрит в мою сторону. Гонит вперед, вцепившись грубыми пальцами в кожаный руль. Что это было? Что за вспышка ярости и гордости? Не дал мне его целовать, не стал переводить дыхание, привычно лаская мои волосы и кожу на лице.
        В доме Герман за руку ведет меня в комнату, вытаскивает огромную дорожную сумку и бросает в нее мои вещи, не складывая их.
        - Мы куда-то едем? - осторожно интересуюсь я, наблюдая за действиями жениха со стороны.
        - Да! - вскрикивает Герман, переводит жестокий взгляд на меня, такой беспристрастный и безапелляционный, что у меня желудок сводит. - Ты едешь домой.
        Сердце падает в пятки, как оборванный лифт.
        - Домой? - шепчу одними губами.
        Я еду к отцу? В однокомнатную квартиру? Спать на полу и бояться дышать? Столбенею и открываю рот в попытках хоть что-то ответить, узнать причину его такого поведения. Хотя, зачем мне это?
        Все и так ясно. Он переспал с кем-то в своем офисе, и ему понравилось. Поэтому он хочет от меня избавиться. Выкинуть, как надоевшую вещь. Лучше молчать, не давать поводов вытирать об себя ноги, не унижаться. Уже завтра эту комнату может занять новая девушка, такая же мечтательница, которая поверит каждому его слову. Может, он и ей сделает предложение и подарит дорогое кольцо. Может, ее он по-настоящему полюбит, без этой фальши и напущенной показухи.
        Жених вручает мне сумку.
        - Жду через десять минут в машине, - дает инструкцию и громко хлопает дверью. Настолько громко, что я вздрагиваю и перестаю дышать. Сердце бьется так громко и так часто, будто сейчас выскочит из груди.
        Прохожу в ванную комнату и несколько минут просто смотрю на тусклые глаза и красную кожу. Открываю воду, беру первый попавшийся гель для умывания и яростно тру лицо, избавляюсь от боевого раскраса. Черная вода утекает в слив вместе с моими мечтами и надеждами. Причесываю волосы и собираю их в простенький хвост. Стягиваю чулки, платье и выхожу в комнату. Переодеваюсь в старые потертые джинсы и поношенную толстовку. Это именно те вещи, в которых я сюда приехала - хранила их для особого случая.
        Особый случай настал.
        В машине мы не обмолвимся ни словом. На прощание я скажу что-то несвязное, как сумасшедшая, вылезу из машины на морозных воздух, и провожу взглядом крутую тачку до поворота. Еще несколько минут не смогу подняться.
        В подъезде считаю ступеньки вслух, чтобы отогнать мысли. Собираю воспоминания жизни в доме Германа Александровича, как бусы на нить.
        Первая встреча, вспышка страсти в кабинете. Песня. Секс. Секс. Секс.
        Мне с самого начало было понятно, что я просто игрушка в его руках. Но я позволила себе пропитаться этим счастьем, почувствовала себя окрыленной, особенной, любимой. А он все обрубил. И крылья мои, вместе с частью души, остались в той комнате, выдержанной в молочных тонах и с яркими циановыми вкраплениями.
        Дергаю ручку. Дверь не заперта, хотя время уже больше одиннадцати. На пороге замечаю женские сапоги. На вешалке женский полушубок. На тумбочке женская косметика. В спальне женский смех.
        Крадусь в собственной квартире, словно вор, толкаю дверь в спальню, и она со скрипом открывается. Отец с какой-то тощей рыжей женщиной сидит на диване. В руках у обоих по банке пива. Дама вызывающе курит, пускает в спертый воздух густой дым.
        - Здравствуй, папа, - шепчу я, смотря в недоумевающее лицо отца.
        - Ты нахуя приперлась? А? - отзывается мужчина и встает с места, отставляет банку пива и закатывает рукава свитера.
        - Кто это, Юра? Что за малолетняя шмара? - рыжая тетка противно пищит, оглушает, как ультразвук.
        - Сама шмара. Поняла? - огрызаюсь в ответ, и пропускаю удар от папочки. Он хватает меня за хвост. Перед глазами разливаются черные пятна. Голова предательски кружится.
        - Сваливай отсюда, дура, и больше никогда не появляйся на пороге! - с этими словами сначала на бетонный пол летит мое тело, потом вдогонку сумка с одеждой.
        Дверь захлопывается, и я слышу, как щелкает засов.
        Встаю с пола, несмотря на острую боль в ноге. Стучусь в квартиру, кричу. Слезы дерут горло, и я задыхаюсь. Вздрагиваю. Слышу крики за дверью.
        Мне больше некуда пойти…
        Спускаюсь вниз, страшно хромая. Джинсы порвала, и ткань на колене пропиталась кровью.
        Выхожу на морозный воздух, и щеки полыхают от холода. Звоню Вере, но та посылает меня громким матом.
        Около минуты смотрю в телефон тупыми глазами.
        Набираю Анфису Викторовну. Она, наверно, уже спит.
        - Вика? - вкрадчивый голос раздается эхом в голове. - Что случилось?
        - Герман выкинул меня. Отец тоже. Мне некуда идти. - всхлипываю в трубку. Мне стыдно. Но больше не к кому обратиться.
        - Где ты? - слышу звук застегивающейся молнии, и называю адрес. - Я буду через двадцать минут.
        7.1
        НАУЧИТЬСЯ БЫ ЖИТЬ:
        ВИКА
        Черные кляксы все еще пляшут перед глазами, пока рассказываю Анфисе Викторовне все подробности нашего расставания с Амурским. Не забываю упомянуть и про папочку с его рыжеволосой дамой.
        - Да уж, Вика. Наломала дров. - Шепчет собеседница, обнимает ласковыми руками и прижимает к себе, как родная мать. Мы дрожим от слез, захлебываемся, стонем.
        У меня есть кое-какие сбережения, и завтра я попробую снять квартиру. Мне все равно, какой она будет: главное, чтобы поближе к «Гвоздю». Я попрошусь туда снова. Мне нужно вернуться в прежнее русло, начать жизнь до того, как в ней появился Герман. Вырвать его из мыслей и сердца. Зачеркнуть любое воспоминание. Просто постараться жить, как бы горько не было на душе.
        Он отравил меня. Разбил. Вывернул наизнанку. Станцевал на моих нервах чечетку. Я лопнула. В душе оборвалось что-то очень важное и сокровенное.
        Было так невыносимо больно и страшно, будто Амурского Германа не стало совсем - отправился в могилу со всеми своими демонами, прикормленными моим голосом и любовью. Но его не стало только для меня. И от этого становилось еще невыносимее.
        Я не могла сомкнуть глаз всю ночь. В чужом доме было жутко и мерзко. Закрывала глаза, и видела его улыбку, взгляд, сетку вен на сильных руках, истязающих мое тело. Я запомнила его добрым, сексуально красивым, вызывающим. Каждая трещина на его губах въелась в память, как чернила в бумагу. Мгновения, проведенные рядом с ним, скребли череп изнутри, не давая мне шанса успокоиться и свободно выдохнуть без приступов тошноты. В голове повесили маятник, и он стучал тупой болью.
        Рассвет пролез в комнату, как вор, и я окончательно передумала спать. Встала с постели, аккуратно поправила одеяло и подошла к окну. Сегодня выпал первый снег. Он блестел от солнечных лучей, как бриллиантовая пыль, и отблеск резал уставшие глаза.
        Прошла на кухню, злоупотребляя гостеприимством Анфисы Викторовны, и заварила себе порошкообразный кофе. Уселась на стул, поджала ноги под себя, взяла в обе руки чашку с горячим напитком, обхватив ее ладонями. Запах проник в нос, я жадно втянула его и закрыла глаза. Предательская слеза взбудоражила ровную темную гладь в чашке, соскользнув с моей щеки.
        Я знала, что Герман со мной не навсегда. Но я и подумать не могла, что мне будет так сложно расставаться с этой сказкой. Я полюбила его так сильно, как никакая другая женщина не смогла бы. А я сумела. Разглядела за холодным придирчивым взглядом тепло и свет. Или я это себе придумала? Судя по тому, как Амурский поступил со мной, вся его натянутая искренность была высококачественной подделкой. А я, как малолетка, повелась на все уловки миллиардера.
        Это не деньги и роскошь вскружили мне голову. Во всем виноват только он.
        Первым делом решила посетить в «Гвоздь» - шла вымаливать прощения и проситься обратно. Стоило мне только открыть дверь в бар, как в нос ударил запах табака. Тут же я встретилась взглядом с Вадимом. Хмурый какой-то, напряженный. Стоит и еле дышит, нервно натирает стакан и колет холодными глазами.
        - Привет, Вадим. Управляющая у себя? - подхожу к стойке, рассматриваю безучастное лицо бармена, сглатываю.
        - Ты что здесь забыла, Вика? - Вадим наконец-то смотрит мне в лицо: не в глаза, куда-то выше. - Тебе тут не рады. Особенно я и Вера.
        Я не удивляюсь. Я все понимаю. Конечно, Вера и Вадим меня теперь ненавидят за то, что выпрыгнула хоть на несколько дней из серой рутинной жизни.
        - Я спрашиваю, управляющая у себя? - повторяю вопрос, не смотря на неприкрытую ненависть на роже бармена. Неужели я столько лет по нему безответно сохла?
        - Уходи, - зловещий шепот обжигает кожу. Вадим что-то, совсем умом тронулся.
        - А-а-а! Вот она, наша подстилка миллиардеров! Напрыгалась по золотым членам? Решила спуститься в наш мир, ваше величество? - Вера толкает меня в плечо, что подвинулась. Зачем-то виснет на барной стойке, тянется к Вадиму и… целует его в губы.
        Недоуменно поднимаю бровь, наблюдая за сладкой парочкой. В этот момент хлопает дверь, и я вижу управляющую.
        Больше терять времени не хочу, поэтому бегу за владелицей «Гвоздя» и тяну ее в кабинет на разговор.
        После долгих и тяжелых уговоров, управляющая сдается, открыто намекая, что «Гвоздь» скоро прикроют из-за долгов.
        Через интернет нахожу объявления об аренде квартиры. День явно выдался благополучным. И на работу вернулась, и сняла себе маленькую однушку. Только вот, как теперь вливаться в коллектив, налаживать отношения с Верой и Вадимом? И если я не ошиблась, моя подружка встречается с парнем, который мне очень нравился.
        Это не могло не напрягать.
        7.2
        НАУЧИТЬСЯ БЫ ЖИТЬ:
        ГЕРМАН
        Утро выдалось тяжелым. Повар француз приготовил какую-то несъедобную хрень на завтрак. Фаина Ивановна уронила стеклянный столик на первом этаже, пока отмывала пол, и тот разбился вдребезги. Жанна за каким-то чертом разрывала телефон СМС о том, как сильно любит своего племянника. Визажистка Аня сунула пригласительный на ее свадьбу с моим охранником Виктором, которая состоится в субботу.
        На работе рутина, долбящая по мозгам. В офисе душно и дышать просто нечем. Все обсуждают прошедший бал-маскарад. А мне даже вспоминать вчерашний день не хочется. При любом упоминании о нем перед глазами только руки незнакомого хрена на талии моей Малиновой Вики.
        Уже не моей.
        Избавился от нее в надежде, что просто забуду, как всех остальных. Однако проснулся посреди ночи в поту от того, что приснились ее зареванные глаза.
        На улице валит снег, когда выхожу из офиса. Снежинки попадают за шиворот и тают на раскаленной коже. Зато дышится спокойно и легко. Морозный воздух приятно обжигает, и домой не хочется. Потому что как одержимый жду, что в особняке с лестницы обязательно должен спуститься светлоглазый ангелок и крепко обнять за плечи. Знаю, что этого больше не будет, но продолжаю надеяться.
        Я вспылил. Ни в чем не разобрался. Всеми фибрами темной души возненавидел Вику. Надолго этой ненависти не хватило: теперь горечь во рту из-за ее отсутствия. Гордость не дает поехать в ее дом и забрать. Даже если Малинова не захочет. Предъявить ей договор с ее папашкой, не оставить права выбора. Я бы мог вернуть ее жестоко и легко. Но не хотел.
        Знал, что как прежде не будет, если так поступлю. А мне до пульсирующей боли хотелось, как прежде.
        Сам не помню, как забрел в этот парк. Дорожку замело еще ночью, и халатный дворник чистил ее слишком медленно. Поэтому вся она была притоптана людьми. Зачем-то рассматривал отпечатки обуви. Где-то стучал дятел. Голодная белка сновала по верхушкам деревьев, и дети громко визжали, примечая ее.
        Остановился, чтобы посмотреть на ребятню, весело носившуюся на детской площадке.
        У отца в моем возрасте уже была идеальная женщина с кольцом на пальце и счастьем в глазах и маленький несносный сынок, который валялся в сугробе и заливался истерикой, потому что дед Мороз не хотел дарить ему мини-джип. Сколько мне тогда было? От силы четыре года.
        Невольно улыбаюсь, когда встречаю счастливую парочку с малышом, который обоих держит за руки. Курносый, в смешной шапке с помпоном, щеки раскраснелись от мороза.
        Я хотел детей от Малиновой. Хотел, чтобы на месте этой парочки оказались мы. Чтобы у нашего сына была такая забавная шапка и громкий заливистый смех. Хотел бы, чтобы Вика смотрела на меня светлыми глазами и осторожно целовала холодные губы, потрескавшиеся от ветра. А я бы грел ее руки и берег хрупкое, как фарфор, наше счастье.
        Но я не смог его сберечь. Не смог, потому что был страшным собственником и мудаком, а чужие руки на талии МОЕЙ женщины просто разбередили все худшее во мне: жестокость и бесчеловечность.
        И я не знал, какие слова прощения нужно произнести, чтобы Малинова согласилась хотя бы смотреть в мою сторону без призрения. Она была доброй и искренней, всепрощающей. Даже закрыла глаза на измену. Полюбила меня как по щелчку, и меня влюбила. Заставила с другой стороны посмотреть на многие вещи. Остановить порочный круг и череду бесконечных любовниц.
        Перед глазами кровавое зарево, потому что осознаю, что потерял бесценное. То, что никак нельзя было терять. Усаживаюсь на заснеженную скамейку, беру снег в руки и прикладываю к щекам. Пушистые снежинки моментально таят и остужают рассудок. А счастливая молодая пара с ребенком уже далеко вдали.
        - Дядя-я-я! Мой шарфик! Помогите достать! - слышу рядом голос, надрывный, почти плачущий. Передо мной девочка лет пяти, завернутая в розовую курточку.
        - Что случилось? - шепчу еле слышно. Наивная малышка хмурит брови, рассматривая мое лицо.
        - Мой шарфик! - показывает на открытое горло и вновь разрывается от подступающих слез. - Глупые мальчишки его на дерево закинули!
        Малышка хватает меня за руку и тянет с лавки в сторону аллеи. Замечаю, как вокруг огромного дуба скачет целая толпа малышей, один смелый даже старается залезть на дерево с огромной палкой в руках. Тычет по веткам в попытках сорвать белый вязаный шарфик, но тот хорошенько зацепился.
        Еще бы две недели назад я послал ребенка нахуй без угрызения совести. От этого осознания становится до мурашек стыдно.
        Зато сегодня я, миллиардер, лезу на дерево под возгласы мелких демонов-парней.
        - Левее, правее, вот сюда ногу! - командуют наперебой.
        Подцепляю рукой шарф и спрыгиваю с дерева. Слышу растерянный женский голос и оборачиваюсь. Девчушку в розовой куртке обнимает милая брюнетка, вытирает слезы, прижимает к сердцу. И смотрит на меня. Отдаю ей шарфик, и та впопыхах завязывает дочке открытую шейку.
        - Спасибо вам, спасибо! - радушно бормочет в мою сторону и поднимает глаза. Несколько секунд стопорится, часто моргает, поднимается с корточек, но все равно оказывается на целую голову ниже меня. Как Малинова. - Вы Амурский Герман?
        Произносит так, будто не верит своим глазам.
        - Оставим это в секрете, - усмехаюсь я, окидываю взглядом довольного ребенка. Девчушка подбегает и обнимает мою ногу, крепко обхватывает ее обеими ручонками.
        - Ты очень хороший дядя!
        Не очень то я и хороший. Наоборот, совсем не хороший.
        Ночью снится этот сраный парк, долгие объятия с Викой, довольный малыш, похожий на Малинову, как две капли воды, почему-то называющий меня папой.
        И так на протяжении нескольких ночей. Расстраиваюсь, когда однажды просыпаюсь, так и не увидев во сне своего ангела и сына.
        Утром спускаюсь на первый этаж и направляюсь в кабинет. Фаина Ивановна волочит два огромных ведра с водой мимо меня, заходит на лестницу, устало вздыхает.
        - Я помогу, - отзываюсь моментально и стараюсь выхватить тяжесть из рук женщины.
        - Что вы, Герман Александрович! - противится дом-работница, отказывается от помощи и продолжает волочить ведра.
        - Я сказал, я помогу! - повышаю голос, и женщина сдается. Отдает мне ведра. Каждое килограмм по двадцать, кажется.
        Доношу их до второго этажа и лыблюсь, довольный собой.
        - Спасибо, - шепчет Фаина Ивановна, складывает ручки под грудью и смотрит вверх. - Но мне нужно дотащить ведра до третьего этажа. - Напряженно добавляет.
        Волоку на третий этаж, и тут же сталкиваюсь с визажисткой Аней. Она нервно закрывает дверь на ключ одной рукой, в другой сжимает телефон. Оборачивается, видит меня, и руки в кулаки сжимает.
        - Знаете что, Герман Александрович! - вместо приветствия налетает на меня. - Вы - умалишенный сноб!
        Еще никогда мои подчиненные не обращались ко мне в таком тоне, но сегодня я даже не зверею от наглости красивой девушки. Улыбаюсь.
        - Тоже рад тебя видеть, - шепчу в лицо с неприкрытым коварством.
        - Как вы могли довести Вику до депрессии? Она уже который день на таблетках! Работает, как проклятая! Даже на свадьбу мою отказывается приходить! А я, знаете ли, хочу ее видеть среди числа подружек невесты, потому что из-за бесконечной работы на вас и разрисовки вашим шлюхам лиц, я растеряла всех подруг!
        Аня надувает губы, а я смеюсь ей в лицо. Как-то по-доброму глупо.
        - Что вы ржете? А? Малинова, между прочим, единственная, кто мне улыбалась и общалась со мной, а не корчила из себя принцессу, дотянувшуюся до такой звезды, как вы! Вика в вас что-то человечное разглядела, я ума не приложу, что именно! Вы - надутый мыльный пузырь, состоящий из самовлюбленности! - Аня бьет меня ладонью в грудь, красная от ненависти до кончиков ушей. Невольно в памяти всплывает мой ангелок, который точно также нелепо заливался краской.
        - Выходит, вы хотите уговорить Малинову прийти на свадьбу. Хотите столкнуть ее со мной лоб в лоб? - щурю глаза. Откуда в Анне столько храбрости, чтобы выговаривать мне все это?
        - Я не хочу, чтобы вы к ней подходили и общались с ней, если она все же придет. Вы просто ее недостойны! - бросает напоследок и сбегает вниз по лестнице, оборачивается, смотрит с холодом. Кажется, вот-вот средний палец мне покажет.
        - Вы внимания не обращайте, просто нервничает перед свадьбой, - выговаривает Фаина Ивановна, наблюдавшая за нами со стороны.
        - То есть, вы не считаете, что я мыльный самовлюбленный пузырь?
        Женщина смотрит исподлобья, поджимает губы, молчит. Именно так она и считает.
        7.3
        НАУЧИТЬСЯ БЫ ЖИТЬ:
        ВИКА
        За последнее время я стала похожа на зомби. Разрывалась между репетициями и работой. И если на репетициях все было почти хорошо, то в «Гвозде» угнетающая обстановка мешала даже спокойно дышать. Вадим и Вера ополчились против меня, подружка совсем не хотела работать и брала себе минимальное число столиков, в то время как я просто разрывалась.
        Пару раз Вера «случайно» опрокидывала на меня коктейли и подносы с закусками, я устала стирать форму. Вадим, мне на зло, перепутывал заказы. А жаловаться управляющей я не могла, зная свое шаткое положение на работе. Чаевые, которые зарабатывала Вера, делились не честно. Она всегда оставляла процент в своем кармане при разделе денег. Совесть не позволяла мне поступать также.
        А сегодня так и вообще я случайно наткнулась на озадаченную подружку в туалете. Заметив меня, она передернулась и спрятала за спину тест на беременность. Ситуация набирала отрицательный ход, и я уже задумывалась о поиске новой работы.
        Аня звонила каждый день. После того, как Герман послал меня, мы не перестали общаться. Визажистка стала моей отдушиной, которой я могла пожаловаться на жизнь. Но и она доставляла мне хлопоты, звала на свадьбу. Я всем нутром хотела пойти.
        Но опасалась встречи с Амурским.
        Я старалась не думать о нем, но невольно в лицах мимолетных прохожих замечала его черты. Порой мне казалось, что я чувствую его взгляд на своей спине. Холодный расчетливый взгляд. Взгляд человека, который почти меня убил.
        Антидепрессанты работали хорошо только пару дней, а потом я повязла в отчаянии. А Аня продолжала обрывать телефон, зазывая на свадьбу и утверждая, что Герман ко мне даже не приблизиться. А мне до жгучей боли хотелось, чтобы он приблизился. Чтобы обнял. Почувствовать вкус его кожи на своих губах и вновь поддаться безумию. Он смог бы вдохнуть в меня жизнь. Воскресить разбитую душу. Склеить раны.
        Но лишь на время. До нового предательства. Вера во все светлое, что я разглядела в Германе, угасала, но еще капля ее теплилась где-то на задворках сознания.
        Сегодня я сдалась и пообещала Ане прийти на свадьбу. Заработанные деньги пошли на бежевое платье подружки невесты, а еще часть я отложила на визажиста и парикмахера. Если уж и идти на встречу с бывшим, то во всеоружии.
        Вечер пятницы я провела на репетиции. По пути домой, остановилась возле «Гвоздя», переводя дыхание. Пушистые снежинки падали на мои волосы, кружились в свете фонаря, и впервые мне дышалось легче. На улице сегодня тепло, и даже в осеннем пальто я не мерзла, как раньше.
        Осмотрела вывеску, посетителей в окне, веселых и смеющихся. И сама улыбнулась.
        - Просто отвали от меня! - голос прошиб насквозь, я даже передернулась.
        - Но я же это не специально!
        Я осторожно подошла к стене и выглянула из-за угла. Вера и Вадим стояли друг напротив друга. Он непринужденно запускал кольца дыма в лицо Верки, а та обиженно сложила руки на груди. В глазах отчаяние, взъерошенная вся, глубоко дышит.
        - Мне похуй на твоего ребенка, - выпустив новую порцию дыма, прохрипел Вадим.
        - Нашего ребенка! Твоего и моего! - Вера говорила с какой-то глупой надеждой и любовью.
        Я внутренне сжалась. Душа задрожала каждым миллиметром. Я не должна подслушивать! Не должна! Нужно просто выйти из-за угла, поздороваться и пройти мимо к дому, будто ничего не слышала, ничего не знала.
        - Делай аборт, Вера! Мне не нужны дети! - снова этот безучастный голос.
        Нет, ну какой же козел, а? Я никогда не думала, что Вадим сможет так просто отказываться от своего собственного счастья. Не знаю как, но эта парочка спелась, даже умудрилась попасть в пикантную ситуацию с зачатием новой жизни. А сейчас рушат собственное счастье. Этот баран упрямый действительно такой черствый, или притворяется?
        - Вадимчик, миленький! У нас же все так хорошо было, так хорошо! Я так полюбила тебя! И наш малыш, это чудо! Мы должны держаться вместе, помнишь? Рядышком! - Верка заголосила еще громче, и я снова высунулась из-за стены.
        Теперь подружка стояла совсем рядом с ним, старалась прижаться головой к его груди, но он отталкивал.
        - Неужели ты ничего не поняла? Мы сошлись на общей ненависти к Малиновой, к этой гадине! Нам просто нравилось травить шутки о ее жизни в миллиардерском доме! А теперь с тобой и поговорить не о чем, ты только ядом плещешь, как рептилия!
        Затаиваю дыхание, но от услышанного кружится голова. Я неловко поскальзываюсь на замерзшей лужице и буквально вываливаюсь из-за угла.
        Четыре ошарашенных глаза смотрят на меня как в упор перед расстрелом. А я поджимаю губы и собираюсь пройти мимо.
        - Ты все слышала? - Вадим тормозит меня, хватая за пальто на локте. Опускаю взгляд.
        - Слышала, - робко произношу себе в ноги. Сил нет на Веру посмотреть. Затаилась в темноте и надрывно всхлипывает.
        - И что скажешь? - Парень трясет меня, заставляя посмотреть на него.
        - А что я должна говорить? Что ты подонок и поступаешь не правильно? Вера ни в чем не виновата! Если тебя не научили предохраняться во время полового акта, то это твои проблемы. Так же, как и безразличие к новой жизни, зарождающейся у нее в животе.
        - А тебя научили предохраняться, а? - смотрит колким взглядом, но меня, почему-то, не трогает.
        - Ее научили, Вадим! Научили! - проговаривает Вера, отталкивая парня от меня. - Просто свали, Вадик! Не хочешь ребенка, не надо! Без тебя воспитаю! Понял?
        Вадим на секунду округляет глаза, когда мы с Верой оказываемся рядом, сморим друг на друга всего секунду, а после срываемся на объятия.
        - Да пошли вы, суки! Все беды от баб! - Вадим бросает сигарету нам под ноги и скрывается за углом.
        Я вдыхаю цветочный аромат духов подружки, глажу ее по голове, внимая слезам. Верку пробивает крупной дрожью всю, от макушки до кончиков пальцев.
        - Прости меня, Вика! Я такая идиотка! Я просто тебе позавидовала. Попасть к Амурскому Герману, стать его… это же мечта каждой одиночки, а тебе удалось, - надрывается подружка, задыхаясь от слез.
        - Ничего мне не удалось, Вера. Он кинул меня. Предал. Раздавил. - На мгновение замолкаю, вновь предпринимаю тщетные попытки успокоить девушку. - А пойдем ко мне домой? Я тут недалеко теперь живу, пойдем, а?
        - А пошли! - Верка неожиданно перестает рыдать и вытирает сопли. - Я скучала по нашему трепу.
        Дома мы выпили чай, и Вера рассказала мне все о ней и о Вадиме. Как он начал про меня расспрашивать, потом этот Герман в «Гвозде», их общая обида, алкоголь, случайный секс. Потом еще раз. И еще раз. А потом Вера стала на него вешаться, и он был не против. Пока она не рассказала ему «правду».
        Я вылила на нее историю с Амурским, не скрывая никаких подробностей. И про измены. И про интимные встречи. И про мою к нему любовь.
        Уснули почти в пять утра, а в семь у меня разорвало телефон от звонков.
        Я с трудом открыла глаза и увидела номер Ани. Боже, свадьба! Через два часа нужно быть у ЗАГСА!
        - Привет, Анечка! Как твое утро невесты? - я невольно улыбаюсь, ставлю телефон на громкую связь и умываюсь. Как теперь все успеть? Парикмахера я уже проспала!
        - Вика-а-а-а! У меня платье подмышкой порвало-о-о-ось! - Аня громко всхлипнула. - Я не знаю, что дела-а-а-ать!
        - Так, что значит порвалось? Аня, ты что, рукав на ногу надевала? - надавливаю на тюбик с зубной пастой и быстро натираю зубы до белой пены.
        - Не смешно! Это тупое платье просто пипец! Такое узкое, душное! Руки не поднимешь, не вздохнешь! Мама мне корсет перетянула и уехала в салон, а я тянулась за конфетами на верхнюю полку. И платье просто по швам пошло! - паника передается и мне. Черт! Невеста с рваной подмышкой - это не то, о чем мечтает каждая девушка. - Вика, я даже раздеться не могу, до корсета не дотянуться, не расшнуровать!
        - Я сейчас приеду, диктуй адрес!
        Через десять минут я уже спускалась по подъезду, на улице ждало такси, а на столе лежала записка для Верки, что я уехала до вечера и ключи можно оставить в почтовом ящике.
        Когда прошла в дом к Аньке, просто застыла. Невеста будто всю ночь не спала, а рыдала. Глаза краснющие, тушь с подтеками, щеки разрумянились и подмышка рваная.
        - Нет времени снимать платье, нужно зашивать прямо на тебе, где нитки?
        Под бурные рассказы Ани, как она волнуется и боится, зашиваю платье. Если не приглядываться, то и не заметишь утреннее происшествие. После девушка окидывает меня придирчивым взглядом и молча тащит к зеркалу. Быстро плетет мои волосы в ажурные косы, собирает на затылке и лепит невидимки, больно царапая кожу головы.
        - Вик, а Вик, - ласково шепчет, заканчивая с тушью. - А достань конфетки с полки!
        Довольные и объевшиеся конфет выходим к лимузину. В машине весело смеемся и болтаем, выпиваем по два стаканчика шампанского.
        Около ЗАГСА встречают гости, и я сразу ищу глазами Германа, цепляясь за спины мужчин. С горечью замечаю, что он еще не приехал. Как бы больно не было, я продолжаю искать с ним встречи. Продолжаю надеяться на что-то. И зачем мне все это? Это уже не любовь, а жестокая болезнь, слепая и оглушающая. Я одержима им, его взглядом, вкусом кожи, дрожью губ. Я пропитана и отравлена его ядом.
        Стою в первых рядах, вместе с другими девушками в бежевых платьях. Под громкий свадебный марш Аня и Виктор входят в зал. Я вновь отмечаю, как прекрасно они смотрятся вместе, будто созданы друг для друга. Сердце замирает от трепета и счастья, колыхается под звуки живой музыки, и я улыбаюсь. А два стакана шампанского дали о себе звать, мысли свежие, чувствую прилив жизненных сил и тепло, разгоняющееся внутри.
        И вдруг до ломоты в костях прошибает этот знакомый взгляд. Невольно оборачиваюсь, выискиваю глазами причину своей внезапной дрожи.
        Герман стоит напротив, почти рядом с входом, а под руку его держит незнакомая женщина в зеленом костюме.
        7.4
        НАУЧИТЬСЯ БЫ ЖИТЬ:
        ГЕРМАН
        Вошел в зал и сразу увидел ее. Стоит, перебирает подол бежевого коротенького платья, полная грудь чуть видимо колышется от сбивчивого дыхания, на щеках вереница причудливых веснушек тонет в румянце. А Аня говорила, что я ее довел, что у нее депрессия.
        Выглядит не выспавшейся, будто всю ночь с кем-то развлекалась. Нервно сглатываю ком в горле, а руки в кулаки сжимаются.
        - Ай, больно! - Эвелина бьет меня по руке и надувает пухлые губки. Видимо, сжал ее руку, которую она сунула мне в кулак.
        - Прости, - шикаю в ответ, даже не посмотрев в сторону девушки.
        Все внимание сегодня на Малиновой. Рассматриваю правую руку. Кольцо сняла. Интересно, уже сдала его в ломбард? От одной мысли скулы сводит и челюсть сжимается до скрежета зубов.
        - Когда уже в ресторан поедем? - томно вздыхает моя спутница и машет рукой, добывая для себя глоток свежего воздуха в душном зале.
        - Потерпи! - вновь шиплю в ответ.
        Честно, Эвелина просто раздражает. Тетка Жанна подсунула мне ее сегодня утром и просила показать столицу, а все мои отговорки, что я очень занят, отметались по сторонам. Пришлось взять девицу с собой, и вместо спокойствия она доставляла одни хлопоты. Из-за ее нерасторопности мы опоздали, и я не смог поговорить с Викой и объяснить, что этот ураган безумия не моя новая пассия.
        Я не хотел, чтобы Вика ревновала и бросала косые взгляды в нашу сторону. Не хотел, чтобы мысли о моей новой измене роились в ее глупенькой голове. Я серьезно задумал помириться с ней, чего бы мне это не стоило. А если Малинова отвергнет все мои попытки, не оставив ни единого шанса на искренние чувства, я предъявлю ей договор с папашкой Юрой. И тогда не отвертится, как миленькая вернется в мой дом и будет радовать своим присутствием.
        - На кого ты вечно смотришь? - Эвелина толкает меня в бок, когда стараюсь поймать взгляд Вики.
        - Слушай, ты можешь помолчать? - поворачиваюсь к девушке, и та вновь обиженно надувает губки, вырывает руку, будто я ее держал!
        Вновь возвращаю взор к моему загадочному ангелочку. Смотрит на невесту, улыбается. А ресницы невольно подрагивают от напряжения. Поняла, что я пришел с какой-то куклой, должно быть проклинает меня.
        - Мне жарко, Герман! Давай выйдем, а то я просто грохнусь в обморок! Что тогда Жанне скажешь? - Эвелина осторожно кладет руку на мое плечо и гладит сквозь плотный пиджак.
        Блядь! Хорошим манерам эту куклу явно не научили. Беру ее за руку и выхожу из зала, набрасываю на ее плечи полушубок и открываю дверь на улицу. Кокетливо улыбается, старается из себя кошку строить. Да только получается слепой котенок, тыкающийся в миску с молоком! Сколько вообще этой девице лет? Дай бог, что есть восемнадцать.
        - На кого ты смотрел? Та девушка с косой, да? Она твоя бывшая? - вместо желанного покоя на меня обрушивается лавина вопросов.
        - Так очевидно? - бормочу себе под нос, сильнее раздражаясь. - Это женщина, которую я люблю, Эвелина. И я прошу тебя не строить из себя мою девушку, ладно?
        Эвелина часто моргает и неуверенно кивает. Это просто феерический провал! Если будет вертеться рядом со мной весь вечер, то к Вике я просто не успею подойти. А меня тянет к ней, как иглу к магниту, и хочется до беспамятства вдохнуть запах ее волос, забыться хотя бы на мгновение. Всю неделю без нее, как волк выл и на стены лез. Особенно по утрам, когда она перестала сниться.
        - Я оставлю тебя в покое, если разрешишь мне выпить в ресторане. И Жанне ничего не скажешь. - Эвелина хитро улыбается, прищурив блядские глаза. Видимо, восемнадцати красотке все же нет.
        Витя выносит Аню из ЗАГСА на руках, и я не успеваю ответить. За ними идут гости, быстро выстраиваются в колонну и взрывают конфетти. Кто-то уже приготовил шампанское и раздает стаканчики.
        - Так что на счет выпивки? - вновь жужжит Эвелина.
        - Честно, мне похер, сколько ты в себя вольешь, - улыбаюсь в ответ.
        - Вот и чудно! - Эвелина берет стаканчик из рук парня, а веселая тамада уже наливает ей алкоголь. - Ну ты что, краев не видишь?
        Кажется, я зря разрешил девице набухаться. Останавливаться она, судя по блеску в глазах от одного лишь запаха, совсем не умеет. Как бы не пришлось возвращать Жанне бездыханное пьяное тело.
        Барышня тамада говорит что-то плаксивое про вечную любовь и биение двух сердец в одном ритме, а я все пропускаю мимо ушей, потому что прирос взглядом к Вике. Ангелок перебивается с ноги на ногу, явно замерзла. От холода даже руки ее покраснели. Особенно правая, которой держит стаканчик. С естественным макияжем и косой похожа на школьницу. Даже не смотрит в мою сторону, упорно игнорирует.
        После выпитого, рассаживаемся по машинам. Эвелина сразу залезла в мой джип, а я все же выждал момент, чтобы перехватить Малинову.
        - Ты с кем едешь? Могу подвести, - осторожно заглядываю ей в глаза, а та поджимает губы.
        - С нами она едет в лимузине! - колко огрызается одна из подружек невесты и тянет Вику за собой. Черт!
        В ресторане усаживаемся за столики, и я безумно счастлив, что с моего места хорошо вижу Вику. Она села рядом с подружками Ани, и я просто счастлив, что не с мужиками. Ведет себя неуверенно, настороженно. Старается казаться непринужденной, но дрожь ресниц выдает. Тамада опять что-то громко говорит в микрофон, предлагает обновить стаканы. Эвелина толкает меня в бок и показывает на свой стакан.
        - Слушай, Герман, если тебе так нравится та мышь, почему ты все еще здесь? - произносит моя спутница и отпивает вино.
        - Ты обещала меня не доставать, - напоминаю, продолжая рассматривать Малинову. Уже успела налить себе чего-то крепкого.
        Уже через сорок минут тамада объявляет танцы, включается громкая музыка, и Вика выходит танцевать. Внимательно слежу за ее движениями: похожа на цветок, колыхающийся на ветру. В каждом движении нежность, трепет, тоска. Даже под энергичную музыку чересчур плавно двигается.
        И тут включается медленная мелодия, мужчины поднимаются с мест и приглашают женщин. Одиночки разбиваются по парам, и я поднимаюсь с места. Спешу предложить Малиновой танец, но меня опережает какой-то молодой парень. Что-то шепчет ей почти на ухо, отчего даже волосы у ее виска колышутся.
        - Девушка со мной, - осторожно отодвигаю соперника, смотрю на Вику всего секунду, и тут же опуская руки на ее талию. Дергается, но не отходит, не вырывается.
        Во время танца обычно не разговаривают, но между нами повисло напряжение в двести двадцать вольт, того гляди рванет. Малинова смотрит куда-то в пол, ее грудь вздымается от глубокого рваного дыхания, а руки подрагивают на моих плечах.
        - Скучала по мне? - нарочито низким голосом говорю ей на ухо, отчего она поднимает растерянные глаза и смотрит на меня. Этот взгляд пронзает, режет, убивает. Куда она спрятала весь свет и тепло? Вика больше не похожа на моего ангелочка.
        - Я ни сколько не скучала, Герман, - чеканит каждый звук, глаз не отводит. От ее голоса голова кругом.
        - И я совсем не скучал, - сильно сжимаю ее талию и тяну к себе. Опускаю голову и вдыхаю ее запах полными легкими, до боли, до головокружения.
        От ее слов сердце цепенеет, а под кожей бежит отрава. Не скучала по мне, значит. А я все равно знаю, что скучала. По дрожи в ее теле, по легкому стону, сорвавшемуся с потрескавшихся губ, по сжавшимся пальцам на моем пиджаке. Я вижу, что она не остыла, что не забыла, что не перестала любить.
        У меня встает от ее запаха и крышу нахрен рвет. Хочу сжать ее еще сильнее, чтоб вросла в меня, приклеилась. Больше не отпускать даже на шаг, чтобы никто до нее не дотрагивался кроме меня. Посадить на цепь и никому не показывать. Моя. Моя. Моя.
        Музыка заканчивается, и Вика убирает руки с моих плеч, прикусывает нижнюю губу и томно исследует мое лицо кошачьим взглядом. Чувствую, как стояк уперся в ширинку брюк и болезненно стал пульсировать.
        - Надеюсь, у тебя все хорошо, - шепчет в возникшей тишине.
        - Лучше не бывает, - выцеживаю сквозь зубы и неохотно отпускаю талию ангелочка.
        - И у меня все прекрасно, - старается улыбнуться, думает не вижу, как искры печали во взгляде проносятся. - Твоя новая девушка очень молода. Надеюсь, ей есть восемнадцать?
        - Понятия не имею, Вика. Она не моя девушка. - Складываю руки на груди. Еще секунду мы смотрим друг другу в глаза. Я не хочу потерять этот зрительный контакт. Будто если отвернусь или моргну, ангел исчезнет, рассеется, как утренний туман. И больше я ее не увижу, не ощущу запах кожи, не почувствую нежность кожи под своими шершавыми ладонями.
        - Ты думал обо мне? Хотя бы иногда? - Малинова с надеждой поджимает губы и хмурится так, что между бровями появляется едва заметная складка. Раньше я ее не замечал.
        - Я думал о тебе каждую гребанную секунду, потому что ты оставила отпечаток в моем сердце, - ничуть не лгу и даже не приукрашиваю. - Я чуть не подох без тебя.
        - Но ты все еще жив, - Вика опускает глаза в пол, складывает руки и вздыхает.
        Да. Кажется, что я жив. Моя жизнь поменялась с ней ненадолго, и вернувшись в прежнее русло стала обыденной рутиной. Поэтому я не сдох. Выдержал.
        - А вот и последняя парочка, просим вас! - Тамада хватает меня под руку, Вику осторожно толкает в спину и тащит в центр зала.
        Я ненавидел все эти конкурсы всей душой. Они доставляли мне жуткий дискомфорт всегда, даже смотреть на все это было противно.
        Но увидев, что предстоит делать, я мысленно пнул свои нелепые доводы. Мне нужно будет просто сидеть на стуле, а Вике скакать попкой на воздушном шарике, положенном мне на колени. У кого быстрее шарик лопнет, тот и победил.
        Все было не так печально, если бы не мой дикий стояк.
        - Приготовились! - тамада выжидающе замолчала, и мы с Малиновой переглянулись. Как Вика согласилась на эту авантюру? Ее нижняя губа подрагивает, в глазах отражается испуг, а щеки заливаются румянцем. Девушка осматривает соперниц по конкурсу, и вновь переводит взгляд на меня.
        - Придется постараться, детка, - шепчу еле слышно, одними губами.
        - Ты многому меня научил, - хитро щурится в ответ. И тут тамада поворачивается к гостям, поднимает руку вверх:
        - Начали!
        Малинова тут же поворачивается ко мне спиной и садится на шарик, а я замираю. Даже стук сердца прекращается. Вижу ее талию и округлые ягодицы, обтянутые бежевой тканью, и просто зверею. Закрываю глаза, чтобы хоть как-то отвлечься, чтоб не схватить и не прижать к себе, но ее уверенные движения у меня на коленях вытягивают приглушенный стон. Она так близко и так откровенно движется! А шарик не поддается. Вика слишком высоко привстает, резко опускается с каким то ожесточенным надрывным стоном, и воздушный шар, наконец, звонко лопается. Конфетти и блестки вырываются из капкана и окутывают нас. Вика не задерживается на моих коленях, вскакивает, как ошпаренная, лицо полыхает краской.
        - Первый шарик готов! - объявляет тамада, и гости хлопают.
        За конкурс награждают конфетами.
        Вика уходит за стол, даже не обменявшись со мной взглядом. И я направляюсь к Эвелине, которая в одно лицо приговорила бутылку игристого.
        Не знаю, сколько времени прошло, когда Вика начала собираться покинуть банкетный зал. Я наблюдал за ней все это время, как одержимый. Даже взгляда отвести не мог. Малинова попрощалась с подружками невесты, обняла Аню в шикарном белом платье, они еще пару минут о чем-то посовещались, и ангелок направилась к выходу.
        - Эвелина, мы уезжаем! - хватаю девицу под руку и встаю с места. Моя прелестная спутница не может даже на ногах самостоятельно держаться. Пытается что-то мне сказать, но разобрать этот пьяный бред сможет только такой же пьяный. Тащу ее тело к выходу, даже не одеваю полушубок ей на плечи, так вытаскиваю на морозный воздух.
        Вика стоит у дороги и смотрит вдаль.
        - Подвести? - спрашиваю я, даже не осознавая комичность ситуации. У меня на руке висит девка в зеленом костюме, которая упадет, если я отпущу ее.
        - Спасибо, я вызвала такси, - ангелок обнимает себя руками, стараясь согреться. Сегодня очень морозно, хотя по календарю до зимы еще три недели.
        - Замерзла? В такси не отогреешься, а у меня климат-контроль. Позволь мне отвести тебя. - Не предлагаю, молю. Молю в надежде на ее милость.
        Вика поджимает потрескавшиеся губы, выдыхает воздух с густым паром и хмурится. Примерно минуту обдумывает мои слова, переминается с ноги на ногу. Явно продрогла. Зато Эвелине ни черта не холодно. Шатается из стороны в сторону, как маятник.
        - Ладно, поехали, - наконец соглашается ангелочек. И я не скрываю своего удовольствия. Закидываю Эвелину на заднее сидение и открываю дверцу для Вики.
        Кайма фонарей вдоль дороги быстро проносится мимо. Читаю вывески и рассматриваю витрины на светофорах, чтобы не пялится на Малинову. Она отвернулась от меня, тоже смотрит в окно. Задумчивая, грустная. До трясучки хочется излить ей душу, рассказать, как без нее хуево и какой я мудак, что посмел так поступить. Меня разрывает раскаяться, молить прощения. Но я знаю, что она не готова прощать.
        Едем мы молча, не говоря ни слова. Лишь Эвелина изредка что-то мычит во сне, распластавшись на заднем сидении. Торможу у дома Викиного отца и поднимаю взгляд на темные окна. Интересно, как она живет там? Какой интерьер в ее комнате?
        - Спасибо, - Вика уже тянется к ручке, чтобы открыть дверь и вновь исчезнуть из моей жизни, но я хватаю ее ладонь и тяну к своему лицу. Прижимаюсь лбом к руке, вдыхаю нежный запах с закрытыми глазами. Как ребенок.
        - Не уходи, прошу, - от шепота рвет душу. Вика отворачивается, но не вырывается. Слышу ее тяжелое дыхание и рваный стук сердца. Чувствую, как пальцы дрожат в моих руках.
        - Я не могу рядом с тобой, Герман, - отзывается спустя целую вечность. - Рядом с тобой больно.
        - Я изменюсь, Ангелочек, честно! - слова звучат слишком резко.
        - Ты это уже обещал, - вздыхает и поворачивается ко мне.
        В глазах застыли слезы, и фонари блестят в их отражении.
        Я понимаю.
        Я виноват.
        Но даже самое худшее чудовище заслуживает спасения!
        Этому меня научила мама.
        7.5
        НАУЧИТЬСЯ БЫ ЖИТЬ:
        ВИКА
        Смотрю на него, а сердце в клочья. И не склеить его больше, кажется, уже никогда.
        Герман сделал мне слишком больно, и если до этого мгновения я думала, что умираю без него, я ошибалась. Сейчас внутри миллион иголок впиваются в кожу до крови, насквозь пронзают. А он продолжает смотреть. Господи, только бы не расплакаться, не показать, что я слабее, чем думала.
        - Я просто не могу без тебя, Вика. Каждая секунда без тебя, как испытание, - шепчет Амурский, и я закрываю глаза. Прозрачная слеза катится по щеке, оставляя за собой соленую дорожку. Грубый палец осторожно ложится на кожу, и я вздрагиваю, отстраняюсь.
        - А я просто не могу с тобой. Я это уже говорила, - тоже шепчу, потому что не могу говорить громче. Потому что стоит повысить голос, и я сорвусь в истерику. В глотке болезненный ком, и я не могу его проглотить. Глаза жжет новой порцией слез.
        - Нам же было так хорошо вместе, - миллиардер вновь делает попытку дотронуться до меня, но вновь я не позволяю.
        - Тебе было хорошо. А меня ты никогда не спрашивал. - Огрызаюсь в ответ и поворачиваюсь к двери. Дрожащими руками на ощупь ищу ручку, в глазах белая пленка от слез.
        Сбежать от всего, оставить Амурского наедине с этой девочкой, храпящей на заднем сидении. За что он так со мной? За что он так с ней, с этой красавицей? Взял ее с собой, что бы что? Я поревновала? Получилось! Увидела его с ней и сердце заколотилось с такой неистовой силой, что чуть не проломило мне ребра. Оно пропускало удары, колыхалось, страдало. Я старалась улыбаться, старалась играть красивую роль, где я сильнее, чем на самом деле. Роль, где я уже все это пережила и проглотила, где мне не больно, где у меня нет души.
        Ха! Да вся моя душа осталась рядом с этим сексуальным чудовищем! В его доме! В этой золотой клетке! Я скучала по нему каждый день, но упорно училась жить заново, жить как раньше. Пока он не нарушил мой покой, пока не показал, что не за все в этой жизни нужно бороться и рваться.
        Выбежала на морозный воздух и ринулась в сторону подъезда. Подожду, пока Герман уедет, а потом пойду в свою съемную квартиру. Хорошо, что Амурский не знает, где я теперь живу. Так не сможет приезжать и следить за мной, не сможет испытывать меня вновь и вновь.
        Ветер сразу пронзил до самых костей. Большая подъездная дверь захлопнулась с громким грохотом, и я оказалась в полной темноте. Прижалась спиной к стене, почувствовала опору под пульсирующим затылком и просто скатилась на грязный пол. Слышала, как гудит ветер, глухо отражаясь от стен подъезда. И мое сердце скулило вместе с ним, плакало, сжималось. Давящая пустота обрушалась на меня, как камни. Я одна. Никому не нужна. Не нужна ему.
        Сказка закончилась. Свечи потухли.
        Сама не помню, как добралась до съемной квартиры и упала на кровать. Чертова свадьба! Чертовы конкурсы! Всю душу наизнанку вывернули и вываляли в грязи, ногами потоптались, чтоб побольнее было да пожестче. Перед глазами так и вертелись все наши ночи, пока шарик под задницей не лопнул. Чуть не застонала на весь зал от искушения и соблазна, от дьявольской близости с этим чудовищем! Ненавижу его. Ненавижу.
        Подушка стала мокрой, и на ней отпечатались подтеки туши. Хотелось орать на всю квартиру, скулить, выть. Хоть на стену лезь, хоть в петлю. И мысли вокруг него пляшут в развратном танце, как стриптизерша на шесте.
        Будильник ударил по слуху, как по голове. Резко поднялась с кровати, одернула платье. Из зеркала на меня глянула не я, а какая-то девка с неудачной вечеринки. И виски звенят, будто с похмелья, а горло дерет, как от ангины и череп на две части раскалывается.
        С трудом я заварила себе кофе и сделала первый бодрящий глоток. Сразу взяла в руки телефон и наткнулась на шестнадцать пропущенных вызовов и столько же непрочитанных СМС. И все это от Германа. Дышать стало сложно. Я не хотела открывать СМС и читать их, но любопытство взяло верх, когда кофе в чашки опустел.
        «Что ты сделала со мной, певица? Я не могу без тебя»
        На глазах выступили слезы, и я отложила телефон. Не верю. И больше никогда не смогу поверить в его ложь. Это выше моих сил, потому что я вся принадлежу ему, и я хочу к нему вернуться до скребущей боли. Но так будет неправильно, так я сделаю только хуже. Герман не романтик, не семьянин. Он чудовище, выпившее мою душу до дна.
        В «Гвозде» я надеялась отвлечься от всего, что связано с Амурским. Потому что дальше так продолжаться не могло. Потому что я просто с ума сходила от одиночества и тоски в собственной квартире. Вычитала все его сообщения и чуть не умерла от волны слез. Все эти громкие слова, как протухшие яйца, мне противны, и слышать их невыносимо.
        Перед баром я помедлила, заглядывая в окно. Посетителей не было, и это показалось мне странным. Осторожно открыла дверь, прошмыгнула внутрь и вдохнула свежий воздух. Что-то не так. Прокуренная годами атмосфера выветрилась, словно «Гвоздь» долго не работал. И Вадима с Верой нет на местах. Вспомнила, как управляющая обмолвилась о том, что скоро наш бар закроют из-за долгов, и в сердце вкралась тоска. Неужели, это произошло так быстро?
        Я сняла пальто и повесила его рядом с барной стойкой, осмотрела пустые стеллажи, раньше заставленные алкоголем, пустые столики без пепельниц и приборов, потолок с выключенной подсветкой. Милый «Гвоздь» не похож сам на себя, такой родной и знакомый, но поменявшийся до неузнаваемости.
        Быстрым шагом направилась к управляющей, но дверь в ее кабинет распахнулась раньше, чем я успела туда войти.
        - О, здравствуйте, Виктория Юрьевна, - седой мужчина в круглых очках непринужденно улыбнулся, и я буквально чуть не споткнулась о его улыбку. - Мы как раз вас дожидаемся!
        - Меня? - на секунду потеряв дар речи, произнесла как-то до смешного глупо и неуверенно.
        - Ну а кого же еще. Вы простите, что я в вашем кабинете сидел, мне сказали, ждать здесь, - мужчинка одернул коричневый пиджак и закашлялся.
        - В моем кабинете? - глаза мои округлились еще сильнее, хотя секунду назад я думала, что это невозможно.
        - Если вы не против, давайте начнем, - незнакомец жестом предложил мне войти, и я на ватных ногах ввалилась в кабинет. Разобраться бы, что тут происходит! Кто этот милый седой дядечка и почему он меня ждал? Да и еще и кабинет назвал моим.
        - И так, Виктория Юрьевна, это договор о приеме на работу, изучите его и подпишите, ваша трудовая уже у работодателя, вместе с медкнижкой. Надеюсь, полчаса вам хватит? - перед моим носом на стол упали прошитые листы, и я закрыла глаза. Ничего не понимаю.
        - Простите, а кто мой работодатель? - кажется, глупее ситуации не придумаешь.
        - Это пока останется в секрете. Но мне сказали, что вы очень ценный сотрудник, и вашу подпись необходимо выбить любой ценой!
        Я закрыла глаза и вздохнула. Прочитав трудовой договор, выяснялось, что меня берут на вакантную должность управляющей! Только вот имя нового владельца нигде не всплыло, и это было слишком странно.
        - Я могу подумать до завтра? - наконец решила задать вопрос, взглянув на взволнованного мужчину.
        - Виктория Юрьевна, договор должен быть подписан сегодня. Завтра начнется ремонт, и вам необходимо будет встретиться с дизайнером, потом найти рабочих, которые воплотят ваши задумки в жизнь. Новый хозяин приказал мне выбить подпись сегодня! - торопливо выговорил в ответ, потирая указательным пальцем край оправы.
        - Почему именно меня взяли на эту должность? В чем подвох?
        - Такой информацией я не владею, - собеседник лишь развел руками и улыбнулся. - Видимо, вы были лучшей официанткой и вас повысили!
        - Это вряд ли, - пробормотала себе под нос и еще раз осмотрела договор.
        От напряжения на лбу выступил пот, и я снова громко выдохнула.
        Если что-то меня не устроит, я смогу уволиться.
        Я с осторожностью поставила подпись и закрыла глаза. Внутренний голос почему-то смеялся надо мной, будто это договор с дьяволом. Я предчувствовала, что здесь как-то замешан Амурский, но разбираться в этом сейчас мне совершенно не хотелось.
        Раз день у меня освободился, я решила сделать одно важное дело: сдать помолвочное кольцо в ломбард. Оно только и делает, что напоминает о Германе и причиняет мне боль. А вот подвеску я решила оставить себе не смотря ни на что, уж очень она мне нравилась.
        Перед ломбардом я остановилась. Сердце больно кольнуло, когда сняла колечко с пальца. Вот и все, решающий шаг. Если сделаю это, то больше никогда не вернусь к Герману, совесть не позволит. Расстаться с кольцом, как с воспоминаниями о нем, о теплом и светлом. И оставить себе только горечь от этих отношений. Невольно заметила, как по щеке скользнула слезинка.
        В помещении тепло, и мои щеки вспыхивают огнем. Руки настолько продрогли, что покраснели, а под кожей колет иголочками.
        - Здравствуйте, я хочу сдать кольцо, - осторожно обращаюсь к женщине за прилавком, и та наигранно улыбается.
        - С возможностью выкупа?
        - Нет, - я закрываю глаза и чувствую, как от волнения трясутся реснички. - Я хочу сдать его насовсем.
        - Давайте посмотрим, - бормочет себе под нос и протягивает руку. Я медлю.
        Герман. Моя самая сильная боль. Мой первый и единственный мужчина, которого я продолжаю горячо любить и ненавижу одновременно. Меня бьет крупной дрожью от воспоминаний вкуса его губ и сильных рук на моих бедрах.
        - Девушка, с вами все хорошо? - голос возвращает меня в реальность, и я поднимаю глаза на взволнованное лицо напротив.
        - Д-да. Все хорошо. - Нахожу в себе силы отдать кольцо.
        Кусаю обветрившиеся губы так сильно, что из трещинки начинает сочиться кровь с металлическим привкусом. Желудок сосет от голода, и я невольно вспоминаю, что на завтрак выпила лишь чашку кофе. Краем глаза замечаю, как ловко над моим кольцом проводятся махинации по пробе золота.
        - Кольцо дорогое, вот такая сумма получается, - женщина ловко пишет что-то на листочке, и у меня голова идет кругом, когда я пересчитываю нули. А ведь в ломбарде оно должно стоить гораздо меньше, чем изначально.
        Челюсть отвисает чуть ли не до пола. Да уж, Герман действительно показал, что он миллиардер, и готов отвалить круглую сумму, чтобы его простили. И что еще хуже, в голове бегущей строчкой: «любовь не купишь ни за какие деньги». А Амурскому почти удалось купить меня.
        Пока женщина заполняет бумаги, я прожигаю взглядом украшение. Перед глазами снова Герман и его предложение быть вместе и до конца. Невольно улыбаюсь, когда вспоминаю свою растерянность в тот момент и легкий ступор. Даже не сразу поняла, что он мне предлагает, как дурочка.
        - Вот и все, осталась ваша подпись, - женщина кладет передо мной договор и сразу открывает кассу.
        Говорят, что деньги не пахнут. Но сейчас, когда в моих руках увесистая пачка и я стою возле дорогого магазина одежды, я готова с этим поспорить.
        Мои деньги пахнут новизной. Дорогим мехом, который согреет меня этой зимой. Без стилиста Ани заходить в такой бутик мне неловко, но я слишком сильно хочу купить красивую шубу.
        Долго примерять мне не приходится. Я просто на просто выбираю самую дешевую шубку из шиншиллы, которая здесь есть. Следующая остановка - бутик с платьями. Если уж я буду управляющей «Гвоздя», то на работу хочу ходить не в потертых джинсах, и уж точно не в вещах, подаренных Германом. Хочу купить себе что-то сама, пусть и на нечестно заработанные деньги.
        С довольным видом и тремя пакетами выхожу из торгового центра и вызываю такси с нового телефона. Черт, как приятно быть богачкой! Теперь я понимаю, как сладко живется выскочкам с академии искусств.
        Дома меня посещает безумная мысль, которую я тут же привожу в исполнение.
        На свидании с Амурским я ела чертовы устрицы, а не то, что мне на самом деле хотелось бы попробовать. А сегодня я отмечаю начало новой жизни, почему бы не сделать это красиво? Почему бы не поехать в ресторан?
        Звоню Верке и приглашаю ее разделить этот вечер со мной, предварительно предупреждаю, чтоб дорого оделась. И тут же берусь за сборы.
        Уже через час мы с Верой стоим напротив дорогущего «Дежавю». Здесь мы с Германом были на первом свидании. И почему-то именно сюда так просилось мое сердце.
        - Ты уверенна, что мы потянем такое заведение? - полушепотом спрашивает Вера, сдавливая мою руку сильнее.
        - Уверена. - Отвечаю я, но мы продолжаем стоять на холодном ветру и таращится на здание.
        - Даже не верится, что мы действительно будем тут ужинать. Говорят, что в этом ресторане даже ложки серебряные. - Снова шепчет подруга, и я невольно усмехаюсь.
        - Так и есть.
        - Может, ну его на фиг, пойдем поедим в Макдоналдсе? - Верка вновь сжимает мою ладонь, а глаза голодные так и блестят.
        - Нет, Вера, сегодня мы ужинаем здесь. Я так решила. Я все оплачу. - еще раз провожу глазами от крыши до входа и вздрагиваю от предвкушения.
        - Тогда чего же мы ждем? - Подружка делает шаг, и я плетусь за ней.
        Милый парень у стойки приветливо улыбается.
        - Здравствуйте, мы хотели бы поужинать в ресторане, - начинаю я, но тут же вспоминаю, что в прошлый раз я называла свое имя, чтобы попасть внутрь.
        - На какое имя вы записаны?
        Я так и знала. Размечталась уже, с каким аппетитом буду есть креветок серебряными приборами, и тут же все мои мечты размазали.
        - Понимаете, мы хотим поужинать без записи, - строю глазки, хотя знаю, что это полный провал.
        - Простите, дамы, у нас ужинают только обладатели золотой карты отеля. - Парень больше не улыбается, а его большая тетрадь на черных кольцах с шумом захлопывается.
        - И ничего нельзя сделать? Может, для нас найдется укромное местечко? Сегодня мы готовы оставить хорошие чаевые. - Зачем-то продолжаю этот спектакль, мило улыбаясь.
        - Мест нет, вам лучше уйти, - быстрый взгляд собеседника устремляется в сторону увесистого охранника, и у меня ноги подкашиваются от беспомощности.
        Я так хотела попасть в «Дежавю». Так сильно, что притащила сюда Веру и готова была за нее платить. И вот все рушится. Видимо, без Германа и его золотой карты, многие мои мечты так и останутся мечтами.
        - Вика, давай уйдем. Охранник как-то недобро на нас смотрит. - Вера хватает меня а руку и тянет к выходу. Тяжело вздыхаю, мысленно соглашаясь на перекус в Макдональдсе. Это как раз мой уровень. Там я и буду питаться до конца своих дней.
        - Вика? - голос рядом со мной заставляет сердце предательски ускориться. Я узнаю этот голос, даже если он заговорит на другом языке. - Что ты здесь делаешь?
        Поднимаю глаза и вижу перед собой лицо Германа.
        - Уже ухожу, - огрызаюсь в ответ, хватаю Веру под руку и спешу к выходу.
        - Подожди, - Амурский опережает нас и преграждает выход так резко, что я почти врезаюсь лбом ему в грудь.
        - Что тебе нужно, а? Мы вчера уже все решили! - Стараюсь обойти миллиардера, но тот хватает меня за рукав шубы и останавливает. Верка отстранятся и прячется за мной, притихла, словно вообще ее и нет со мной.
        - Слушай, Малинова, не груби, - лицо Германа становится настолько серьезным, что я в момент прикусываю язык. - Эвелина, глупая девица, забронировала сегодня здесь стол с моей карточки, но пойти не смогла по некоторым обстоятельствам. Я приехал отменять заказ и возвращать предоплату, но…
        - Опять твои подачки, Герман? Я не хочу ужинать здесь, зная, что за этим столом должен был сидеть ты и эта Эвелина! - почему-то психую, надуваю губы, как маленькая у которой только что отобрали леденец.
        - Ревнуешь? - Амурский победно складывает руки под грудью и вскидывает брови.
        - Тебя? Очень смешно! - саркастично улыбаюсь в ответ.
        В душе рвутся канаты доверия и теплоты. Все доброе, что осталось после этих отношений, летит в темную пропасть. И я покорно помогаю всем этим воспоминаниям сгореть там, на черном дне моей души. Время пробуждать в себе стерву, которой все равно на этого прекрасного подонка, вывернувшего меня наизнанку.
        - Пойдем, Вера, поужинаем в другом ресторане, - уверенно произношу я, но продолжаю смотреть в его темно-зеленые сияющие глаза.
        - Верочка, а не желаете ли вы разделить этот вечер со мной? Готов поспорить, что нам с вами есть что обсудить. - Герман испепеляет меня, уничтожает. И не отводит глаз.
        Молчим. Смотрим друг на друга, как заклятые враги. И Верка молчит. Слышу ее дыхание у себя за спиной. Если эта дурочка согласится, я просто прокляну тот день, когда выбрала ее себе в подружки.
        - Знаете, Вера, я хочу сделать вам деловое предложение. Я думаю, после закрытия «Гвоздя» вам некуда пойти работать, а голодать в вашем положении очень опасно. - Миллиардер улыбается еле заметно, уголком губ.
        Откуда он вообще знает про положение Веры? И почему заикнулся про закрытие «Гвоздя»? Значит, мои опасения были не напрасны, и он действительно как-то замешан в этом.
        - Вик, прости меня. Если он может предложить мне работу, то я должна цепляться за этот шанс. - Голос Веры шепчет мне на ухо и неприятно щекочет висок. Даже волоски шевелятся на голове, то ли от ее дыхания, то ли от смысла этих слов.
        Конечно. Вере сейчас нужны деньги. Вере сейчас нужно выгодное предложение Германа, и я не должна ее винить в том, что она пойдет на ужин с ним. И она не виновата, что Амурский с таким победным видом окидывает меня с ног до головы ледовитым взглядом, прежде чем взять мою подругу за талию и провести к ресепшену.
        Тем более Вера не виновата в том, что внутри меня закипает злость и ревность.
        Пусть Герман спит с кем угодно, только не с Верой. Пусть ужинает в дорогих ресторанах с Валесовой, с Эвелиной, с любой моделью, только не с моей подругой.
        Стоять и смотреть, как Вера искренне ему улыбается и тихо смеется с его слов просто невыносимо. Руки сами в кулаки сжимаются, и ногти до боли впиваются под кожу. Этого не должно быть. Я не должна показывать своих чувств.
        Собрав всю волю, я выхожу на морозный воздух, ловлю его обветрившимися губами и чувствую, как щиплет каждая трещинка. Отхожу дальше от «Дежавю» и оборачиваюсь. В панорамном окне вижу не то, что мне хотелось бы увидеть: мое собственное отражение смотрит на меня с лютым остервенением и ненавистью, болью и обидой, застывшей в каплях слез. Стараюсь перевести дыхание и вызвать такси через мобильное приложение. Пока смотрю на экран телефона сквозь пелену наворачивающихся слез, поскальзываюсь на льду и лечу вниз.
        Телефон выскальзывает из рук и отлетает в свежий снег рядом со мной. Коленки больно гудят после падения, но я не обращаю внимая, упорно запускаю руку в сугроб. Пальцы немеют от холода, но найти пропажу все же удается.
        Все было бы куда лучше, если бы я никогда не знала Германа. Сейчас бы мне не пришлось сидеть посреди тротуара в снегу и стараться мокрыми и ледяными руками ввести код на телефоне. Провожу пальцем, но тщетно. Сенсоры никак не реагируют, и от этого мне еще сильнее хочется разреветься. Убираю телефон в карман и поднимаюсь, отряхиваю с шубки пушистые снежинки и иду вперед.
        Город полон людей. На катке столько детей и взрослых, как в большом муравейнике. На несколько минут останавливаюсь, облокачиваюсь локтями о бортик. Как же быстро закончилась осень и началась зима. Заморозила все, и меня вместе с природой. Я уснула, как береза, но только не факт, что весной я смогу проснуться.
        После этого печального опыта с Германом Амурским в сторону мужчин я смотреть просто не могу, и вряд ли смогу через несколько месяцев, а может и лет. Я не знала, что мне может быть так больно и горько из-за мужчины. Видела бы меня мама, обязательно дала бы хороший совет. Но ее нет. И никому мне подсказать, что делать дальше, некому научить меня жить заново.
        8.1
        ДЕЛОВЫЕ НЕДООТНОШЕНИЯ: ГЕРМАН.
        … Был я весь как запущенный сад,
        Был на женщин и зелие падкий.
        Разонравилось пить и плясать
        И терять свою жизнь без оглядки…
        С. Есенин.
        Я пробудил в Малиновой неоднозначную реакцию, которую никак не мог понять. С одной стороны, Вика и правда ревновала меня. Это видно в ее фразах, в ее движениях, и самое главное - в ее потемневших глазах. А с другой стороны, она так старается делать вид, что все у нее хорошо и без меня, что я невольно в это верю.
        Может, было бы лучше оставить певицу в покое и отступить. Проиграть в этой борьбе за чувства. Стараться вырвать все страницы жизни, где она была. Уехать куда-нибудь в теплую страну и отдохнуть в компании новых женщин. Только вот смотреть на других я не мог, а сны о моем ангеле повторялись с завидной регулярностью. Каждую ночь я видел ее улыбку и слышал ее голос. Каждую ночь она посещала меня и клялась в любви, а утром растворялась вместе с темнотой, оставляя в груди огромную дыру. Без нее мне пусто. Никто не бежит вниз по лестнице, чтобы повиснуть на моей шее. Никто не удивляет меня кулинарными «шедеврами». Никто не краснеет от моих намеков.
        И напротив меня не она. Другая, совершенно чужая женщина. С огненным макияжем и вульгарным нарядом. Эта Вера совсем мне не нравится, даже общаться с ней не хочется. Но, в моей голове уже созрел коварный план.
        Кто-то же должен сливать мне все новости о возлюбленной. И Вера, которая пользуется у Малиновой нескончаемым доверием, сможет рассказывать мне каждый секрет новой управляющей «Гвоздя».
        Кстати, Вера в ресторане чувствует себя, как рыба в воде. Сделала недешевый заказ и без стеснения сообщила, что оплатить его не сможет, не давая мне выбора, платить за нее или нет.
        - Ты уже в курсе, что «Гвоздь» перекупили и теперь им владею я, - церемониться не хочу, скажу все на прямую.
        - Я догадывалась, - Вера хитро улыбается, будто уже знает, что за роль будет ей предложена.
        - На место управляющей я поставил Малинову, чтобы не потерять ее навсегда из своей жизни, - продолжаю мысль и наблюдаю за собеседницей.
        Улыбка исчезает с ее личика, а стакан в руке сильнее сжимают тонкие пальцы.
        - От меня ты что хочешь? - Вера щурит глаза, словно собралась в меня стрелять из пушки.
        - Давай так, ты продолжишь работать официанткой в новом ресторане, будешь получать двойную зарплату и стимулирующие за каждую новость о Вике. Малинова доверяет тебе, делится секретами из своей жизни. А я хочу знать все ее секреты.
        Девушка опускает глаза и задумчиво молчит. Предложение для нее очень выгодное. Тем более, Вера не похожа на пай-девочку, которая за справедливость. Есть в ней что-то змеиное, подлое.
        - Я согласна, - с придыханием шепчет она спустя целую вечность.
        Набираю полные легкие воздуха и шумно выдыхаю.
        Я знал, что «подружка» Вера согласится без труда.
        - Ужин оплачен, чаевые оставлю на ресепшене. Наслаждайся вечером, Верочка. - Резко проговариваю я и ухожу прежде, чем девушка успеет что-то сказать в ответ.
        На улице морозно и свежо. От собственных мыслей становится горько и тошно. Я должен был вычеркнуть Вику из своей жизни, но вместо этого она крепкими корнями вросла в мою душу, как сорняк. И я изо всех сил старался выдернуть ее, выбросить, но вновь и вновь возвращался к ней. Она стала точкой невозврата.
        С ней я осознал всю горечь своего никчемного существования.
        С ней я задумался о семье и детях. Пора бы уже.
        С ней я наделал столько ошибок, что прощать их просто нельзя ни одной уважающей себя женщине. И сколько бы я не вымаливал ее прощения, все будет тщетно. Может со временем ангел простит меня. Может, через несколько лет моя певица вновь споет для меня что-то попсовое и улыбнется, как прежде. Я подлый и жестокий человек. Вместо того, чтобы дать любимой девушке жить спокойно, я снова и снова лезу в ее жизнь.
        Ночью я очень плохо спал. Просыпался от жары и замерзал, стоило мне только открыть окно. За шторами густая темнота и тишина. Кажется, я слышу, как за окном падает снег. И каждый стук собственного сердца. Сегодня я вспоминаю тот день, когда должен был объявить Малинову своей невестой на глазах у друзей и коллег. Что могло пойти не так? Что за бес в нее вселился? Холодная, гордая, упрямая. Такой она никогда не была. Как вышла из дамской комнаты, каким колючим взглядом меня наградила. Сейчас до меня дошла простая истина - все это было неспроста. Не мог хрупкий ангел стать сукой за пару минут.
        Но что же случилось?
        Что послужило толчком к ее такому отвратительному поведению и обжиманиям с каким-то парнем?
        Лишь под утро я смог сомкнуть глаза, но ненадолго. Мне снова приснилась Вика. В черной маске с вкраплениями золота, в дорогом наряде, с фальшивой улыбкой и пустотой во взгляде. С отвратительной ненавистью ко мне. С кокетливой улыбкой чужому.
        Проснулся в ознобе от пульсирующей боли в затылке. С трудом открыл веки, точно кто-то налил их свинцом. Поднять голову от подушки оказалось настоящим испытанием. Со стоном мне удалось кое-как встать.
        Сегодня важный день - Малинова знакомится с новым владельцем «Гвоздя». Я старался предугадать развитие событий, но все сводилось к тому, что ангелочек хлопнет дверью и пошлет меня, не выбирая мягких выражений. Этого я боялся больше всего. Если сейчас Вика откажется, то меня просто сорвет. Я предъявлю ей договор с ее папашкой и все равно заставлю подчиниться мне. Я сделаю все, чтобы посадить птичку обратно в клетку. Не захочет по-хорошему, вернется по-плохому. И спрашивать не буду.
        С уверенностью в себе я поехал к «Гвоздю». Надел лучший костюм, разрешил Ане уложить мои волосы, вылил на себя так много одеколона, что теперь задыхался от собственного аромата. Смотрел на проносящиеся мимо дома, и чувствовал, как подрагивает челюсть. Старался не подавать виду, сильнее сжимая зубы и руки в кулаки, но лишь больше потел и бесился.
        Олег улыбался всю дорогу. Должно быть, скучал по работе. Последнее время я мало куда ездил и все чаще сам, без помощи водителя. Поэтому, когда я набрал его номер вчера и вечером и приказал выйти на работу к семи утра, он очень обрадовался. Сейчас жизнерадостный Олег насвистывал в такт песни и постукивал пальцем по рулю. Жаль, что его энергия не передавалась мне.
        Старая вывеска «Гвоздь» была настолько тусклой и невзрачной, что еще пару месяцев назад я бы просто не заметил ее. Но сегодня грязные потертые буквы над входом цепляли за живое. Теперь это мой ресторан, и я превращу его из жалкого бара для быдла в прекрасное и дорогое кафе. И Малинова мне в этом поможет.
        Когда я вошел внутрь, Вика стояла спиной ко мне. Она рассматривала пустые полки за барной стойкой, спокойно и не обращая внимания на происходящее.
        - Бар не работает, - громко объявила она, даже не повернувшись в мою сторону. Я невольно усмехнулся, осматривая узкую длинную юбку на ее бедрах и белую блузку, когда-то купленную Аней по моему приказу.
        - Я знаю, - прошептал я, когда между мной и Викой осталась лишь барная стойка.
        Малинова резко обернулась и уставилась на меня красными заплаканными глазами. Между нами повисло молчание. Я наблюдал, как блики света играют на ее лице, как пылинки купаются в солнечных лучах прямо перед ее носом. И видел свое отражение в ее ледяных глазах.
        - Ты что здесь делаешь? - Вика нарушила молчание, отстранилась на несколько шагов и сложила руки под грудью.
        - Приехал обсуждать деловые вопросы, госпожа управляющая, - облокотился на стойку, чтобы сократить расстояние между нами. Как хорошо, что эта стойка нас разделяла.
        Не смотря на то, какой напуганной и холодной выглядела Вика, меня разрывало от желания накинуться на нее прямо тут. Просто прижать к себе, прочувствовать тепло ее тела, ощутить вкус кожи и губ.
        - Пройдемте в мой кабинет, - Малинова улыбнулась и еще выше задрала голову.
        Ее походка стала намного увереннее, более женственная. Бедра раскачивались из стороны в сторону, а я все еще думал, что это она делает специально, чтоб позлить меня.
        - Я так понимаю, что владелец бара теперь вы? - Вика открыла перед нами дверь в кабинет и пропустила меня вперед. - Присаживайтесь на кресло. Чай или кофе?
        Я очумел от ее самоуверенности.
        - Кофе, - только и сумел пробормотать в ответ.
        - Что ж, как я поняла, «Гвоздя» больше существовать не будет. Начнем с того, что выберем новое название? - Ангелок тут же собрала распущенные волосы в высокий хвост и небрежно сковала их тугой резинкой, достала две чашки из шкафчика и банку растворимого кофе.
        - Пожалуй, действительно стоит начать с этого, - согласился я, устраиваясь на кресле. Малинова щелкнула кнопку на электрическом чайнике и села на место управляющей напротив меня.
        - Я подумала, что название должно быть простым и сладким. Что-то типа «Грезы», «Надежда», «Мечта». Это мои варианты. Вы можете предложить свои? - ее серьезный взгляд застыл на моем лице. Я молчал, стараясь взвесить происходящее. Видимо, ангелочек очень хорошо подготовилась к этой встрече. В отличие от меня.
        - Ах, Герман Александрович, я совсем забыла, насколько вы занятой человек. Конечно, вчера у вас был ужин в «Дежавю» с одной красоткой, вы даже не успели обдумать название. Я все понимаю.
        - Знаешь, Вика…
        - Виктория Юрьевна, попрошу! И, пожалуйста, обращайтесь ко мне с уважением, - в эту фразу Вика вложила всю свою строгость.
        Я даже почувствовал себя беззащитным и жалким рядом с ней. Но, черт возьми, как же меня возбуждала ее колкость.
        - Виктория Юрьевна, вы придумали прекрасное название, - выдавил из себя.
        - Какое именно? Я назвала три.
        - Последнее, - ком в горле мешал мне говорить.
        Чувство, будто я мальчик Герман лет десяти, решающий задачу по математике у доски. Вроде все решаю правильно, но училка смотрит на меня, как на ничтожество и ставит два.
        - «Мечта»… прекрасный выбор, - Малинова открыла ящик стола, и огромная стопка бумаг упала перед моим носом, а после рядом Вика разложила строительные каталоги. - Нам нужно обсудить интерьер, у меня появилось несколько идей.
        - Подожди, Вик. Ты когда успела все это сделать? - я невинно улыбнулся, но вновь напоролся на ее строгие глаза.
        - Я не могу работать в условиях, где меня не уважают. Я понимаю, что вы мой босс, но требую от вас уважительного отношения. Я не Вика, а Виктория Юрьевна. И не «ты», а «вы». Я попросила.
        Колючее молчание нарушала только закипающая вода в чайнике. Вика быстро поднялась с места и насыпала в чашки кофе.
        - Вы пока можете изучить каталоги, - подсказала Вика, даже не взглянув на меня.
        Аромат кофе заполнил кабинет, и я осторожно забрал свою чашку, сделал маленький обжигающий глоток и громко выдохнул. Виктория Юрьевна принялась активно рассказывать о своих задумках, четко обозначая растраты, которые будут необходимы и которых можно избежать. Она грамотно играла на моем сознании, как на скрипке.
        За минувшие полтора часа мы обсудили все: от цветовой гаммы до меню. Когда пришло время прощаться, я помедлил. Мне совсем не хотелось уходить. Я рассчитывал, что мы проведем время вместе, но вместо этого ангелочек включила настоящую профессионалку в сфере ресторанного бизнеса, расчетливую и строптивую.
        - Какие планы на вечер? - начал я, и Вика выронила каталог из рук.
        - Вы это у всех подчиненных спрашиваете? - нагло усмехнулась, натянув улыбку.
        - Нет, вы первая.
        - Сегодня у меня репетиция в театре, скоро премьера. И вообще, Герман Александрович, я плохо отношусь к романам между работодателем и подчиненной. - Вика жестом указала мне на дверь.
        Мы вместе вышли из кабинета. Малинова заперла дверь и направилась к раздевалке.
        - До свидания, Герман Александрович, - бросила мне напоследок и скрылась из вида.
        На улице мне стало легче. Я не ожидал, что Малинова будет так себя вести. Рассчитывал, как минимум, на красные щеки и робость, но вместо этого столкнулся с гордой самоуверенностью.
        Добиться ее будет не так просто. И сегодня Вика это доказала.
        В машине я набрал номер Веры. Приказал ей сегодня же разузнать о театре, не появился ли у нее кто-то за это время среди актеров.
        8.2
        ДЕЛОВЫЕ НЕДООТНОШЕНИЯ:
        ВИКА
        Я скрылась в раздевалке и просто рухнула на скамейку. Схватилась за голову и зарыдала.
        Слишком сложно строить из себя гордую недотрогу, когда Амурский так и притягивает своим взглядом. Больше всего боялась, что он все поймет. Что догадается, о чем я на самом деле думаю, когда строю из себя неприступную крепость, стоит мне только мельком осмотреть его губы с мелкой сеткой трещин. Одному дьяволу известно, что в моей голове мы уже сто раз переспали прямо на столе управляющей, наплевав на журналы и каталоги, на выбор интерьера, на деловые отношения.
        Я ненавидела его. Герману удалось просто сломать меня. Но я уже оживала. Я собрала себя по кусочкам. И я больше никогда не позволю ему так со мной поступить. Я никогда не смогу его простить.
        Он вышвырнул меня из своей жизни. Интересно, за что?
        Потому что я улыбнулась другому мужчине? Потому что потанцевала с другим в тот вечер? Да я могла бы этого не делать, если бы он не переспал с кем-то в тот вечер прямо в своем офисе!
        Я знала, что не виновата в том, что Амурский решил так подло со мной обойтись. И если он и вправду изменял мне тем вечером, то почему сейчас ищет встречи и интересуется моими планами?
        Собраться с силами оказалось сложнее, чем я думала. Еще полчаса я просидела в раздевалке, боясь, что Герман еще не уехал. Я не хотела сейчас его видеть, потому что вся моя актерская игра исчерпала свой лимит, как только я отвернулась от него и прошла сюда, и если сейчас он посмотрит на меня обжигающим взглядом, я сдамся.
        Сдамся и прощу.
        Я думала, что такой любви не бывает.
        Когда ты готова на все, лишь бы человек просто был рядом с тобой. Готова прощать его измены и оскорбления, готова позволять вытирать об себя ноги, лишь бы видеть его каждый день. Готова глотать слезы обиды, но ему в лицо лишь улыбаться. Уверена, если бы Герман прыгнул в колодец, я бы прыгнула за ним.
        Это нездоровая любовь и отношения на такой любви не построить. Я это осознавала. И только это был моим тросом, который тянул назад. Стоило только моей влюбленной натуре задуматься о прощении Германа, как здравый смысл бил по тормозам.
        На репетицию в театр я немного, да опоздала. За время наших репетиций я успела подружиться с актерами, нашла общий язык с ледяной звездой нашего города, которая и стала инициатором того, чтобы на главную роль в этот спектакль взяли студентку академии искусств. Сложились доверительные отношения и с актером главной мужской роли. Но, что радовало больше всего, ко мне с уважением и интересом относился Геннадий Федорович, наш продюсер.
        Работники театра рассказывали, что Карнилов Геннадий не искал мягких слов для актеров, порой даже мог и матом наорать, и настолько унизить, что не отмоешься от позора. И я побаивалась нашего продюсера, даже после того, как он предложил мне поездку во Францию. Но сейчас все страхи рассеялись, и я раскрылась перед ним еще лучше.
        Я больше не стеснялась петь перед людьми, которые уже сделали свою карьеру в театре.
        С Геннадием Федоровичем после каждой репетиции мы непринужденно болтали в гримерке. Репетиций, конечно, было за это время не так уж и много, потому что больший уклон сейчас делался именно на танцоров, а не на ведущие голоса.
        Со мной и актером мужской роли Геннадий Федорович предпочитал работать наедине, чтобы никто не отвлекал и не мешал. Но завтра у нас начинаются общие репетиции. Через три недели состоится премьера.
        В театре у меня получалось отвлечься от всего, в том числе от проблем с Амурским. На сцене я не чувствовала себя Малиной Викой. Я была кем угодно, только не слабой девочкой, мама которой умерла, а отец спился до такой степени, что выставил собственного ребенка за дверь, променял его на собутыльницу.
        Вот и сегодня после репетиции мы вновь остались с Карниловым наедине. Я вновь выслушала от него похвалу с довольным видом.
        Когда мы уже собирались выходить из театра, он остановил меня за руку и заставил посмотреть в его глаза.
        - Ты готова сразу после премьеры уехать во Францию? - его горячее дыхание обожгло мою кожу.
        - Что? - я просто не поверила своим ушам.
        - Я уже купил тебе билет в красивую жизнь, Вика, выбил место на прослушивание во французский мюзикл. И я уверен, что тебя возьмут на главную роль. Это твой шанс утвердиться не только в нашем городе, но и в другой стране.
        Я замерла и закрыла глаза. Захотелось сбежать, чтобы не отвечать ему сейчас, потому что я просто не знала, как на это реагировать.
        Конечно, я всю свою сознательную жизнь хотела именно этого. Стать актрисой, стать певицей, стать известной. Чтобы моим голосом заслушивались, чтобы я звучала во всех театрах мира. Но я и представить не могла, что все случится так сразу и неожиданно.
        Оставить Россию. Уехать в другую страну и начать все сначала. Уехать туда, где не будет Амурского Германа, где он не сможет меня найти. Этого я желала больше всего на свете, но сердце почему-то подпрыгнуло и застучало прямо в горле, так больно и тошно, так надрывно.
        - Ты плачешь? - Карнилов отстранился от меня, непонимающе сложил руки под грудью.
        - Это слезы счастья, - неправдоподобно соврала я, стараясь улыбнуться. Ничего не вышло.
        Не видеть больше Германа - это настоящая пытка. Расстаться с ним навсегда. Бросить новую работу, разорвать трудовой договор, послать его. Он думает, что теперь, когда стал моим боссом, сможет вернуть меня? Это не так. Если я уеду в другую страну, то покажу ему, насколько сильной может быть женщина. Докажу, что умею уходить по-английски.
        - Я подумаю, Геннадий Федорович. И, скорее всего, дам положительный ответ. Мне просто нужно уладить кое-какие дела. - Нервозно одергиваю шубу и украдкой вытираю подлую слезу.
        До дома я дойти не успела, потому что мой сотовый просто разорвало от сообщений. Остановилась под фонарем, стянула с рук перчатки и полезла проверять социальные сети.
        Вера настрочила столько сообщений, что у меня перед глазами помутнело от их количества. Подруга написала какую-то несвязную ерунду, что свидетельствовало только о том, что с ней что-то произошло. Я набрала ее номер, так и узнала, что Вера очень распереживалась из-за закрытия «Гвоздя», и очень хочет со мной встретиться. Еще подруга добавила, что Герман полный мудак, и она недоумевает, как я могла с ним жить.
        Договорились встретиться через сорок минут у «Гвоздя».
        Сегодня Вера казалась какой-то подозрительно счастливой, и я начала задумываться, что в этом как-то замешан Герман. Хуже всего будет тот расклад, в котором вчера между этими двумя случился секс.
        От одной мысли в горле застрял ком, и дышать стало сложно.
        - Расскажи, как твои дела? Как театр? - Верка взяла меня под руку и вновь довольно улыбнулась, как кот, обожравшийся сметаны.
        - Все хорошо, готовимся полным ходом, - холодно ответила я. У меня нет ни малейшего желания рассказывать ей подробности репетиций, свои вокальные ошибки и достоинства, она в этом ничего не смыслит.
        - Премьера, наверное, будет горячей? - Вера многозначительно вскинула брови, но я понятия не имела, что она имеет в виду. - Сегодня я посмотрела на сайте театра фотки актеров. Капитана Грея играет очень горячий парень.
        - Ему тридцать семь, Вер. Он горяч только для старух. - Усмехнулась я, хотя на самом деле так не считала.
        - Тебе в театре никто не нравится?
        - Нет, - невзначай поморщилась. - А если тебе и правда интересно, как в театре, то мне бы с тобой посоветоваться. Карнилов Геннадий Федорович, продюсер, зовет меня во Францию для участия в новом мюзикле. И я не знаю, ехать мне или нет.
        - Во Францию? - Верка закашлялась.
        - Это такой шанс показать себя не только в России. Это совсем другой уровень.
        - Вика, а ты не думала, что продюсер просто хочет тебя? Ну или он отвезет тебя в другую страну и продаст в сексуальное рабство? Или заставит сниматься в фильме для взрослых? - Подружка взволнованно сжала мою руку.
        - Не думаю, Карнилов не такой. Просто это такой шанс, Вер. А я разрываюсь между Германом Амурским с должностью в ресторане и Карниловым с исполнением моей мечты.
        - Знаешь, Вика, - Вера остановилась, внимательно посмотрела мне в глаза и нарочито громко вздохнула. - Я считаю, что ты должна остаться здесь. И дело ни в должности и ни в Германе. Просто ты должна остаться.
        Странно вообще, что Вера так говорит. Сколько ее помню, она всегда обеими руками за любые приключения. И если ы такая возможность открылась перед ней, она бы кинулась не раздумывая.
        Прогулка с Верой заставила меня еще больше задуматься о своей дальнейшей жизни. И вместе с этим вспомнить все наши дни и ночи с Амурским.
        Ночью мне вновь приснился он. Его сильные руки, дьявольская улыбка и глаза, в которых я каким-то чудесным образом смогла разглядеть нежность. Может, я совсем не разбираюсь в мужчинах. Может, доверять противоположному полу я уже никогда не смогу.
        В «Гвозде» за прошедшую ночь стало пыльно и душно. Мне пришлось открыть окно и взять в руки швабру, чтоб хоть немного привести будущее кафе в порядок. Перед встречей с дизайнером, который составит эскиз будущего интерьера, я немного нервничала.
        И как оказалось, не зря.
        Молодой мужчина осторожно прошел внутрь, скрипнув дверью и застыл, увидев меня.
        - Здравствуйте, - я улыбнулась и протянула ему руку. Не знаю почему, но мне показалось, что все деловые люди так здороваются.
        - Здравствуйте, красавица, - парень принял мою ладонь, но вместо рукопожатия я почувствовала его губы на своей коже. Смутилась и покраснела, отвернулась, чтобы прийти в себя.
        - Такой молодой, и уже успешный дизайнер, - сорвалось с моих губ прежде, чем я осознала нелепость своих слов.
        - Я во многом обязан за это отцу, - отозвался приятный голос за моей спиной.
        Я сказала это вслух? Глупая. Глупая. Глупая!
        - Ну что ж, у меня есть кое-какие наработки. Они в моем кабинете. - Постаралась улыбнуться, обернувшись к дизайнеру, но не смогла. Он внимательно изучал меня, оценивал. Скептически прищуривал глаза, но через мгновение распахивал их.
        - Вы само совершенство. Как произведение искусства в Эрмитаже. Как роза среди ромашек. - Зашептал парень, и я вновь смутилась.
        - Приступим к работе, - строго пробормотала я.
        В кабинете я показала молодому человеку все свои наработки, рассказала о цветовой гамме. Дизайнер внимательно слушал меня и стучал по клавишам ноутбука на своих коленях. Я старалась вычеркнуть из памяти его нелепые комплименты, но вместо этого при малейшем воспоминании о них невольно краснела.
        Все бы прошло гладко, если бы не заявился Герман.
        Амурский вальяжно распахнул дверь, осмотрел сначала Петю, нашего дизайнера, а потом пристально уставился на меня.
        - Познакомьтесь, это хозяин будущей «Мечты», Амурский Герман Александрович, - я натянула улыбку.
        Сложнее всего мне давалось именно улыбка в его присутствии. Потому что Герман все еще вызывал во мне какие-то нелепые чувства. По-прежнему от взгляда ледяных зеленых глаз у меня неслись мурашки, и низ живота жалобно сводило, а сердце и вовсе переставало биться.
        Мужчины перекинулись рабочими фразами, Герман внимательно осмотрел все то, что мы уже успели придумать и одобрил.
        Петя встал с места, убрал ноутбук, и я вызвалась его проводить.
        - Был рад с вами познакомиться, - учтиво проговорил парень, уже натянув пальто. Наши глаза на секунду встретились.
        - Взаимно, - прошептала в ответ, невольно облизнула верхнюю губу.
        - Что вы делаете вечером? - его вопрос заставил меня пошатнуться.
        Я остолбенела и снова почувствовала, как вся кровь прилила к лицу. Он же не просто так это спрашивает, он хочет позвать меня на свидание. И это мой шанс показать Герману, что я прекрасно справляюсь и без него, что он не стал центром моей жизни, и я не лью по нему слезы каждый день.
        Может, мне и самой будет лучше, если я развеюсь. Заинтересуюсь другим мужчиной, например, попробую построить новые отношения, где у меня не будет крышу сносить.
        - Вечером я абсолютна свободна. После восьми. - Кое-как выдавила сквозь зубы. Хотелось сказать громче, чтоб Амурский обязательно это услышал.
        - Значит, встретимся в восемь. Я пришлю за вами машину.
        Я довольно кивнула. Проводила взглядом Петю, он обернулся, помахал мне рукой на прощанье.
        - Значит, нового любовника решила завести? - хриплый голос громом раздался из-за спины, и я вздрогнула.
        - Нет, - тихо прошептала я, нарочно улыбнувшись.
        - А как же мы, Вика? - Амурский подошел вплотную и развернул меня к себе. Сильные руки обхватили мои кисти, Герман сделал несколько шагов и прижал меня к стене. Удар лопатками отрезвил, и я даже взвизгнула.
        - Нет никаких нас! - упрямо выдала ему в лицо и постаралась вырваться.
        - Кого ты обманываешь? Меня или себя? Какие игры ты затеяла, а? - Амурский жадно распахнул рот и накинулся на меня, как лев на кусок мяса.
        Его губы жадно схватили кожу на моей шее, так грубо, что я задрожала. Он не целовал, не ласкал, не дарил нежность. Я чувствовала, как его зубы скользят ниже, к ключицам. Уверенные пальцы обдают жаром мою талию, я сгораю под его ладонями. Тело отозвалось на его ласки моментально. Щетина царапала кожу до боли, а горячее дыхание на шее заставляло мурашки понестись по всему телу. Холодная струйка пота потекла по спине, и я запрокинула голову, закрыв глаза.
        Мне так его не хватало. Его рук. Его губ. Его дыхания. Я сорвалась, пропала, сгорела. Одного его прикосновения стало достаточно, чтобы я вновь оживила все воспоминания о теплом и нерушимом в памяти.
        - Я так люблю тебя! Так люблю. - Шепот защекотал висок, заставив волоски шевелиться.
        Мне пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы выдернуть себя из этого омута. С силой оттолкнула от себя, тяжело дыша. Глупая. Мне больше всего хотелось поддаться. Прыгнуть вновь в его ложь с головой, разбиться в этом пороке, отдать ему всю себя, без остатка. Внутренний голос так и кричал: «Смелее, бери меня!»
        Герман отстранился и замер.
        - Я никогда больше не буду твоей, Герман. Ты больше не получишь мое тело. - Уверенно выговариваю ему прямо в лицо, смотря исподлобья в зеленые глаза, потемневшие от желания.
        - Ты притворяешься, я же вижу, - тяжело басит, сжимая руки в кулаки.
        - Ты изменял мне! - чувствую, как и сама руки сжала так, что ногти впиваются в кожу. Сердце уже не бьется в груди, как каменное висит мертвым грузом и щемит в ребрах.
        Я вся превратилась в боль. Я вспомнила, от чего бежала. Сначала его приключение с Валесовой Оксаной в Японии, потом секс на работе в тот вечер, когда он обещал всем рассказать обо мне. И как у меня хватило сил простить его в первый раз, если я была уверена, что такое прощать нельзя? Как мне сейчас хватает силы воли его не простить?
        Это любовь сожрет меня изнутри. Большая часть моей души уже так изранена, что кровоточит и собственной кровью захлебывается. И я даже чувствую этот металлический привкус во рту, вместе с горечью и жаром.
        - Мне кажется, мы уже все решили по поводу моей измены.
        - Да, мы все решили. И нам больше не о чем говорить, - поднимаю голову и обхожу мужчину, чтобы поскорее скрыться в кабинете. - До свидания, Герман Александрович!
        Как только дверь за мной закрывается, я прижимаюсь к стене и скатываюсь на пол. Закрываю рот рукой, чтобы Амурский не услышал, как больно и громко мне хочется скулить. Этот вой из самой глубины больной души, давит на меня, кажется, я сейчас лопну от его переизбытка. Стараюсь привести дыхание в норму, выждать затишья своих чувств. Только бы он не услышал. Только бы не понял, что я без него умираю.
        Этот его поцелуй, его горячие прикосновения к моей коже разбередили все, что я старалась забыть, воскресили из пепла все, что я сожгла.
        Слышу, как хлопнула входная дверь. Вот и все, Герман ушел. Я теперь одна. Совсем одна.
        От злости из меня вырывается отчаянный крик, и я сбрасываю все документы со стола. Листы А4 иронично падают на пол, и я наконец даю волю слезам.
        8.3
        ДЕЛОВЫЕ НЕДООТНОШЕНИЯ:
        ГЕРМАН
        Дрянь! Какая же она дрянь!
        Так просто не должно было случится.
        Чтобы я, матерый бабник, хищник, искусный соблазнитель и подлый извращенец не получал желаемого!
        Вика переворотила меня наизнанку и пользовалась этим, моей уязвимостью, моим отношением к ней. Да я бы трахнул ее стоя, прижав к грязной стене чертова бара, но вместо этого я ее отпустил. Позволил вновь сделать мне больно. Так больно, что я опять теряю над собой контроль.
        Чувствую, как желваки играют на шее, и как руки так сжались в кулаки, что я готов сам лично уничтожить этого молодого дизайнера. Как он вообще посмел позвать ее на свидание? Как эта сука посмела согласиться? Хотела меня позлить?
        Что ж, у нее получилось. Я, блять, очень зол! Так зол, что готов и Малинову отправить вслед за дизайнером.
        Достаю из брюк телефон, но меня бьет в приступах крупной дрожи, пальцы немеют, и я роняю его на ковер в машине. Громко матерюсь себе под нос, чем привлекаю внимание Олега. Водитель смотрит с улыбкой, как я копошусь на заднем сидении в поисках мобилы.
        Если бы я только мог успокоиться…
        Когда нахожу телефон, быстро набираю номер одного из охранников. Вешать на Виктора такое дело не хочу, не поймет он меня. Даже если я объясню, что делаю все это со светлым умыслом и от доброго душевного порыва.
        Я просто не могу позволить Вике отправиться на свидание с другим мужиком. Тем более с этим… Петей. Что она в нем разглядела, черт побери? Глупую прическу? Блеск отполированных зубов?
        Сука!
        - Герман Александрович, Рогов на связи, - доносится из трубки, и я раздраженно рычу в ответ. Слова бесконечным потоком путаются в бестолковой башке, и я не знаю, с чего начать.
        - Дело есть. Нужно убрать одного парнишу. - Наконец-то связал бесконечные потоки слов в полноценную фразу.
        Перед глазами от злости кровавая пелена, и я готов пеной брызгаться изо рта. Лишь бы ничьи руки не трогали мою девочку. Малинова моя. Моя певица. Моя собственность.
        - Какого? - охранник напрягся, даже голос его зазвучал хрипло и неуверенно.
        - Дизайнер Петр Ильич Хвастунов. Пробейте по связям. Найдите. Пусть парень полежит в больнице пару недель.
        - Все сделаем, Герман Александрович.
        Завершаю звонок, чувствую, как сердце пульсирует где-то в горле. Натыкаюсь на взгляд Олега в зеркале заднего вида и довольно усмехаюсь.
        ВИКА
        С Петей мы списались ближе к вечеру, когда я успокоилась и шла в театр на репетицию.
        Странно, но Петя заставил меня улыбаться после того, что сделал Герман. Я вся пропиталась его цитрусовым ароматом, и теперь он преследовал меня всюду, куда бы я ни шла и что бы я ни делала. Даже после душа я чувствовала его навязчивый аромат, и от этого мне становилось грустно.
        Я не могла отпустить Амурского и расстаться с мыслями о нем. Я все еще помнила, как мое тело сегодня отозвалось на его поцелуи, и вздрагивала от бессилия. Я хотела его каждой фиброй своей растерзанной души, а раненое сердце сжималось тисками, когда я вспоминала его колючие прикосновения. Он вновь обжег мой рассудок, поставил на нем свое клеймо.
        Даже в театре я не смогла расслабиться, что не осталось без внимания Карнилова. Продюсер сегодня и так был не в духе, но после того, как я сфальшивила в песни, окончательно взорвался. Рвал и метал. Орал так, что стены театра тряслись. О таком его поведении меня уже предупреждали, но я не верила, что милый мужчина на такое способен.
        Сегодня было много неточностей и недочетов. Хореография оставляла желать лучшего. Точнее, танцы были четкими и красивыми, но мешали главной линии, поэтому все мои движения по сцене, которые Карнилов раньше расхваливал, сегодня подверглись жесткой критике. Было решено переставить ведущие лица, Ассоль и Грея, на лестницу, привезенную из-за кулис.
        Картина постановки преобразилась, все заиграло по-новому. Мне даже понравились такие перемены, в отличие от большинства актеров.
        Попрощавшись, я вылетела на морозный воздух. Причудливые снежинки кружились в воздухе, а величественный театр возвышался над площадью ажурной громадиной. Только вот Пети не было. И сообщений от него тоже. Я сама ему написала, но ответа не последовало. Решила еще немного подождать.
        Прошлась по площади, уселась на край заснеженного фонтана. Ногой стала притаптывать только что выпавший снег, кутаясь в шубу. Холодно. Я быстро замерзла, поэтому решила пройти еще один круг по площади. Свет в окнах театра погас. Время подходило к девяти вечера. Я еще раз написала Пете, но в ответ тишина.
        Неужели, он решил меня кинуть? Подшутить надо мной таким образом?
        За колонной театра появился темный силуэт, слабо освещенный фонариками. Я с ужасом осмотрелась по сторонам. На площади никого, а незнакомец, кажется, идет в мою сторону.
        Надо убираться отсюда как можно скорее.
        Я не успела сделать и пары шагов, как он меня догнал.
        Герман!
        - Что ты здесь делаешь? - зашипела я, стараясь прийти в себя после испуга. Надо же было ему побежать за мной и схватить за руку! Чуть сердце не потеряла.
        - Дизайнер твой тебя кинул, да? - довольно улыбается, почти смеется. Побрился.
        - Нет! Перенесли встречу, Петя скоро приедет, - складываю руки под грудью и наблюдаю, как улыбка сходит с его дьявольски красивого лица. - Ты зачем приехал?
        - Не твое дело, - огрызается в ответ.
        Я отворачиваюсь и иду по площади, все ближе к фонтану. Слышу шаги позади себя. Герман идет по пятам, как хищник, готовый напасть в любой момент. Ускоряю шаг, и Амурский делает тоже самое. Не отстает, тень его крадется за мной.
        - Что тебе нужно? - резко поворачиваюсь в его сторону, и тут врезаюсь в массивную грудь. Взвизгиваю и отскакиваю назад, но тут же поскальзываюсь.
        Считаю мгновения до соприкосновения с землей, мысленно готовлюсь, как буду собирать свои косточки, рассыпанные по площади после такого удара, но сильные руки ловят меня в последний момент. Я невольно дрожу, пропитываясь этим мгновением.
        Чувствую, как сильно зажгло ногу в области щиколотки, даже искры из глаз от боли полетели. Этого только сейчас не хватало.
        - Мне больно, - выговариваю шепотом прямо в лицо Амурского, морщусь и начинаю хныкать, как маленькая девочка. Нога ноет так, будто сломалась.
        - Что болит? - Амурский продолжает держать меня в паре сантиметров от земли.
        - Нога, вот там, где щиколотка, - закрываю глаза, и слезы бегут по щекам. Герман подхватывает меня, и я невольно обнимаю его шею.
        Чувствую аромат апельсинов и глубоко вдыхаю. Крышу сносит от его близости, и вот уже почти ничего не болит. Даже сердце с ним начинает биться ровнее и спокойнее.
        - Я думаю, дизайнер твой уже не приедет, - шепчет мне на ухо. - Я отвезу тебя домой, ладно?
        Я согласно киваю, потому что не хочу больше ждать чего-то. Я хочу домой.
        К нему домой.
        8.4
        ДЕЛОВЫЕ НЕДООТНОШЕНИЯ:
        ГЕРМАН
        Я видел, как она засыпает на соседнем сидении моей тачки. Видел, как плавно вздымается ее грудь, как подрагивает темная череда ресниц, как тает снег на ее волосах. Такая беззащитная и нежная. Моя роза. Мой ангел.
        Я припарковался во дворе у ее дома, но не заглушил мотор.
        Знал, что должен с ней попрощаться. Но Малинова так сладко сопела, подложив под голову согнутый локоть, что не посмел нарушать ее покой.
        Ничего лучше не придумал, чем забрать ее к себе.
        У ее кровати я просидел почти до четырех утра, рассматривая смешные веснушки на ее носике и посмеиваясь, как во сне хмурятся ее брови. Вика не проснулась, когда я осторожно вытянул ее тело из машины и прошел в дом, когда Фаина Ивановна взвизгнула от восторга, что вернулась милая «хозяюшка».
        Мне теперь только и оставалось, что наблюдать за ней спящей. Уверен, что она больше никогда не подпустит меня к себе так близко наяву. Я сделал ей слишком больно со своей ревностью. Этот скандал на пустом месте, фееричный секс в машине. А потом… я просто выставил ее за порог. Выгнал. Растоптал.
        И сам чуть не сошел с ума, потому что потерял часть себя вместе с ней.
        Мне не спалось в пустой постели, потому что знал, там, через несколько комнат, мой ангел.
        Вика разбудила меня уже днем. Она осторожно постучала в дверь, и я подорвался с постели, чтобы открыть. Вика уже оделась, даже прическу и макияж успела сделать.
        - Нам нужно поговорить, - тихо прошептала она.
        Я рассчитывал на другое начало дня. Рассчитывал хотя бы на «доброе утро». Но по серьезному взгляду ангелочка понял, что ничего из моих фантазий сегодня не осуществиться.
        Мы прошли в столовую, и Вика сразу заняла место, где завтрака перед моим отъездом в Японию. Невольно улыбнулся и помедлил, но тут же наткнулся на непреклонно серьезный взгляд.
        - Герман, мне очень нелегко дается наше расставание, а своими поступками ты только все усугубляешь, - вкрадчиво выговорила Вика, отчеканивая каждое слово.
        Ее уверенный взгляд внимательно осмотрел мое лицо. Все было как прежде. Она в моем доме. Мы сидим за одним столом. Кажется, ничего не может разрушить этой идиллии. Если бы только Вика не хмурила брови. Если бы только не старалась уничтожить меня блеском голубых глаз.
        - Скажи, чего ты хочешь? - я с надеждой накрыл ее руку ладонью, но Вика моментально вырвалась.
        - Я хочу, чтобы ты исчез из моей жизни, - Вика опускает глаза и больше не смотрит в мою сторону.
        Я вижу, как ее ресницы дрожат. Как нервно она сжимает руки в кулаки.
        - Я не могу исчезнуть, Вика. Ты теперь работаешь в моем кафе.
        - Я уволюсь, - выдавливает сквозь зубы, отворачивается. Теперь я вижу только ее спину, укрытую волнами светлых волос.
        - Вик, я могу перестать приезжать в кафе. Мы можем ограничить контакт, но…
        - Что но? - Малинова поворачивается ко мне, когда молчание становится невыносимо долгим.
        - Но я не стану любить тебя меньше, - шепчу ей в лицо, наблюдая за реакцией.
        Девушка краснеет, машет головой, нервно улыбается.
        - Отпусти меня, если любишь. Оставь меня в покое, Герман. Я больше не могу так жить. Не хочу жить.
        - Скажи, кого ты хочешь обмануть? - тянусь к ее лицу, хочу взять за подбородок и заставить смотреть в глаза, но Малинова отмахивается от моей руки.
        - Я не обманываю, Герман, я не люблю тебя. Никогда не любила. Мне просто нужно было, чтобы ты оплатил учебу в академии, чтобы я попала на прослушивание. Я скоро уеду из России. И мы никогда больше не встретимся.
        Я уже не знаю, во что мне верить. В боль, с которой она это произносит, или в коварную улыбку, которая вспыхивает на милом лице. Кажется, будто Вика не врет, но намек на слезы в ангельских глазах сбивает с толку.
        - Ты лжешь, - рычу в ответ, поднимаясь с места.
        - Ни капли, - огрызается.
        Хватаю девушку за талию и резко тяну к себе. Чувствую, как быстро бьется сердце внутри, как потеют ладони от ее близости, как в ширинку упирается моментально набухшая плоть. Вика отворачивается и старается вырваться, цепко впивается ногтями в мои плечи и отталкивает. Только вот сегодня я не хочу сдаваться, хочу вернуть ее. Навсегда. Моя женщина. Только моя.
        От нее вставляет круче, чем от скорости. Она пахнет, как целая вселенная. Она одна смогла сыграть на струнах моей души своим неземным голосом. Только ей удалось захомутать желанного миллионами холостяка. Что ей еще нужно? Какие подобрать слова, чтобы она осталась в моей жизни добровольно?
        - Пусти меня, - шипит с нескрываемой яростью, стучит кулаками мне в грудь.
        - Нет, - обрываю ее попытки сбежать и просто сажаю на стол. Вика сводит колени, но я успеваю протиснуться между ними. Хватаю упругие бедра и тяну к себе, чтобы почувствовала, как сильно я желаю ее сейчас. Того и гляди штаны порвутся, так тесно в паху, что дышать становится больно. Нахожу ее губы и прикусываю ее нижнюю, наслаждаюсь приглушенным стоном, ловлю его. Такая сладкая, такая непокорная.
        - Отстань от меня! - хриплым голосом бормочет мне прямо в губы, вновь с силой бьет в грудь. И откуда в малышке столько силы?
        Хватаю ее за руки и завожу ей за спину, обезоруживая своего ангелочка.
        Вновь тянусь к ее непокорным губам, впиваюсь в ее рот с силой так, что она задевает зубами мои десны. Привкус крови во рту делает поцелуй металлическим, холодным. Малинова вырывается, что-то мычит.
        И я как взбесившийся зверь продолжаю ее терзать, продолжаю выуживать ее ответные поцелуи, мурашки по телу, дрожь в коленях, влагу между ног. Хоть что-нибудь!
        Вика сильно дергается, вырывает руки и кусает меня за губу. Так больно, что искры в глазах.
        - Я просила по-хорошему! - уже не говорит, просто орет. Так громко и хрипло, нечеловеческим голосом. Отталкивает меня обоими руками, и я пошатнувшись, отхожу в сторону. - Я знала, что ты сволочь, что тебе все равно на то, что я чувствую! Ты продолжаешь вести себя, как мудак!
        - Потому что я люблю тебя! - рвусь к ней, чтобы вновь прижать к столу.
        - Это не любовь! Одержимость, желание, жажда! Но не любовь! - отталкивает меня ногами и убегает к двери. Я выплевываю сгусток крови прямо на белый ковер, вытираю рот локтем. Черт.
        - Вернись, - иду за ней.
        - Если ты еще раз появишься в кафе, я уволюсь. Я не хочу тебя больше видеть. Никогда. - Бросает напоследок. Охранник помогает ей надеть шубу, и Вика выскальзывает во двор, словно тень.
        Чертова сучка! Так просто обвести меня! Укусить! Подлая и лживая. Хотела только денег на обучение? Только это ей было нужно? Уверен, что нет.
        Меня просто накрывает рядом с ней, и я не могу сдерживаться. Я хочу ее себе. Хочу видеть ее через двадцать лет в своей постели. Хочу через двадцать лет смотреть на свадьбу нашего с ней сына. Хочу видеть, с каким трепетом и любовью она будет заплетать косы нашим дочерям.
        - Герман Александрович, вам лучше оставить Вику в покое, - Фаина Ивановна смотрит на меня в упор.
        - Это не ваше дело, - взрываюсь я. Через несколько секунд хлопаю дверью в кабинет и запираюсь.
        Строптивая. Недоступная. Гордая.
        Я все равно верну ее.
        Есть еще козырь в рукаве.
        Есть договор с ее никчемным папашкой.
        8.5
        ДЕЛОВЫЕ НЕДООТНОШЕНИЯ:
        ВИКА
        Незаметно пришел декабрь. Деревья окончательно утонули в снегу. Каждый рассвет я встречала дома, наблюдала, как игриво переливаются солнечные лучи по белой поверхности земли, как искриться наряженная елка во дворе дома, как играет детвора.
        Пахло новым годом. Праздничная суета ворвалась в жизнь горожан, и теперь полки магазинов были завалены елочными игрушками и мишурой.
        А я продолжала сходить с ума.
        Герман исчез из моей жизни. Теперь все мои проекты и идеи по поводы дизайна «Мечты» Амурский утверждал дистанционно, и я его больше не видела. Если бы рядом не было Веры, я сошла бы с ума окончательно.
        Пик моего одиночества настиг меня внезапно. Не спасала работа, репетиции, прогулки по вечерней столице. Не помогал морозный воздух. Не помогали яркие новогодние вывески и праздничный шум. Сегодня вечером я внезапно потянулась к телефону и набрала номер Германа.
        Мимолетное помешательство, которое дорого бы мне обошлось, если бы миллиардер ответил. Но Амурский даже не удосужился взять трубку.
        Он оставил меня в покое, как я и просила. Но почему-то легче мне не становилось.
        Я стала искать его черты в мимолетных прохожих. Порой даже казалось, что он рядом и наблюдает за мной. Тело пробивало мурашками, и я искала его взгляд. Скучала до ломоты под ребрами по его голосу. Ох, этот голос. Нежный, с легкой хрипотцой. Способный успокоить меня в любую минуту, растопить лед моего сердца, оживить все между нами.
        «Гвоздь» превратился в настоящую «Мечту». Открытие уже завтра. А через неделю премьера мюзикла. Я ждала этих событий. Особенно первого.
        На открытие «Мечты» должен приехать Герман, и мы встретимся вновь. Сначала я боялась этой встречи, миллион раз за день прокручивала ее в голове. Что он скажет? Что я ему скажу? Что я почувствую, когда свет зеленых глаз обдаст меня своим губительным жаром? Растаю? Поддамся?
        Я допускала мысль, что прощу ему все.
        С другой стороны, Амурский всегда пользовался спросом у женщин, и за это время в его постели скорее всего уже побывала и актриса, и модель, и телеведущая. И может, не по одному разу. Я не нужна ему. Если бы была нужна, он не отказался бы от меня. Не выгнал из своей жизни. Сделал бы все, чтобы меня вернуть. Но после нескольких колких «нет», он сдался. Я перегнула палку. Перешла порог дозволенного. И больше ему неинтересна. Пылкая колючка, которая не позволяет прикасаться к ней, гораздо менее привлекательна для Германа, чем доступная дьяволица, уверенная и страстная.
        И хорошо. С ним тяжело. Тяжелее, чем без него.
        Я подошла к окну и раскрыла его. Обдало холодным воздухом, и тело покрылось мурашками. Вдохнула полной грудью, прислонившись лбом к стеклу. Остудить мозг перед важным днем, то, что нужно. Почувствовала запах гари, едкий, противный.
        Где-то в стороне вздымались языки пламени, а черный густой дым причудливым монстром поднимался в небо. Эта темная туча расползалась по ночному небу, облизывая луну и звезды. Где-то совсем недалеко разгорелся пожар. Где-то в стороне «Мечты».
        О, черт!
        Как ошпаренная натянула поверх домашних шорт джинсы, всунула ноги в первое, что пришлось под руку, и все равно, что это сапоги на шпильке. Натянула шубу уже в подъезде, когда стремительно неслась вниз.
        Я бежала к «Мечте», забыв обо всем на свете. Если мое кафе сгорит, я просто этого не переживу!
        Кафе - единственное, что осталось мне после Германа. Я вложила в него всю свою душу. «Мечта» стала мне еще роднее, чем «Гвоздь». И я просто не переживу, если что-то с ним случится.
        Еще пара кварталов. Не смотря на то, что ноги по льду скользят, и что бежать на шпильках крайне неудобно, я летела вперед.
        Одно мгновение, и я упала в сугроб всем телом, сильно ударившись локтем о лед. Постаралась подняться, но ноги неловко разъехались.
        - Ну привет, Малинова Виктория, - знакомый голос раздался совсем рядом, почти над ухом. Я невольно вздрогнула, поворачиваясь к источнику звука. Валесова. Она что здесь забыла?
        - Оксана, - прошептала я, глядя ей в глаза. - Что ты здесь делаешь?
        - Я обещала тебе отомстить, помнишь? - женщина зловеще улыбнулась, и меня передернуло.
        - Я больше не встречаюсь с Германом, - я предприняла еще одну попытку встать. Почувствовала, как шпильки тонут в снегу, отряхнула шубу и посмотрела на Оксану.
        - Да. Но ты разрушила наши отношения, и за это ты заплатила своим милым кафе.
        - Что? - произнесла неслышно, одними губами.
        - Я сожгла его. К утру лишь пепел останется. - Телеведущая не скрывала своего злорадства. Ее лицо перекосилось от восторга. Засмеялась, как колдуньи из фильмов.
        Оттолкнув женщину в сторону, я кинулась вперед.
        «Мечта» полыхала, озаряя пространство вокруг себя ярким светом. Языки пламени сердито лизали стены изнутри, а черная пелена дыма вздымалась вверх огромной змеей, уходила высоко в небо и растворялась где-то среди облаков. Сердце больно кольнуло в груди, будто его пронзило спицами. Все, что я берегла на задворках души, взорвалось. И меня прибило осколками собственных надежд. Я ранена.
        Шагнула к «Мечте», чувствуя, как тело обдало жаром. Валесова спалила не просто кафе, она спалила все мои мечты. Она разрушила тот хлипкий мостик, который соединял меня и Германа.
        Я набрала номер Амурского вновь. Он должен знать, что в «Мечте» пожар. Гудки драли остатки души в клочья. Он не возьмет трубку. Он опять мне не ответит.
        - Алло, - женский голос из трубки заставил меня вздрогнуть всем телом. Такой ласковый, счастливый, мелодичный.
        - Здравствуйте, я могу услышать Германа? - голос предательски дрогнул.
        - Герман пошел в душ, - девушка довольно хихикнула. - А вы, собственно, кто?
        - Я его… - на секунду я замялась, подбирая правильное слово.
        А правда, кто я ему? Бывшая невеста? Девушка, которую он любит и над которой издевается?
        - Я работаю в кафе «Мечта», я его…
        - Подчиненная! - подсказала девушка из телефона. - Почему ты звонишь моему жениху так поздно? Что тебе от него нужно, а?
        - Жениху? - сорвалось с моих губ с дикой болью.
        - Да. Германюша сделал мне вчера предложение. Через три недели мы поженимся. - Протараторила невестушка.
        - Я звоню сказать, что кафе «Мечта» горит. Передайте это Герману Александровичу, он должен знать.
        Я повесила трубку. Пламя перекинулось на крышу, и теперь свирепо плясало по черепице.
        У Германа новая игрушка. Новая пассия. Поэтому он забыл обо мне. Я сама этого хотела, и я просила его оставить меня в покое. Но то, что он так быстро нашел мне замену, заставляло ноги подкашиваться. Неужели, я ничего для него не значила и была одной из миллиона его красивых женщин?
        8.6
        ДЕЛОВЫЕ НЕДООТНОШЕНИЯ:
        ГЕРМАН
        Уставшие глаза закрылись, и я сильнее сжал в руке стакан с виски.
        - Ты уверен, что мне нужно ответить на ее звонок? - девушка напротив поморщила носик, осматривая разрывающийся мобильник.
        - Ответить и скажи, что ты моя невеста, - еще раз осмотрел малышку. Хорошенькую, славную. В прошлом я бы на нее клюнул и провел с ней одну ночь.
        - Герман, я не понимаю, зачем тебе это? - вкрадчиво прошептала красотка, потянулась ко мне и накрыла своей теплой ладонью мою руку. Я вздрогнул и одернул.
        - Просто сделай это! - швырнул телефон к ней ближе, и красотка подняла его.
        - Алло? - уверенно проговорила Юля и поставила на громкую связь.
        - Здравствуйте, я могу услышать Германа? - голос Вики пробил до костей. Я зажмурился. Сука. Как же я по ней изголодался. Как же я по ней тосковал.
        - Герман пошел в душ, - когда распахнул глаза, Юля недоверчиво смотрела на меня. Я одобряюще кивнул, чтоб продолжала разыгрывать комедию. - А вы, собственно, кто?
        - Я его… - Малинова запнулась. Что она думала в этот момент? Что хотела сказать?
        - Я работаю в кафе «Мечта», я его…
        - Подчиненная! - подставная невеста повысила голос, и я улыбнулся. - Почему ты звонишь моему жениху так поздно? Что тебе от него нужно, а?
        - Жениху? - тихо, почти шепотом.
        - Да. Германюша сделал мне вчера предложение. Через три недели мы поженимся. - Быстро и уверенно выпалила Юля.
        - Я звоню сказать, что кафе «Мечта» горит. Передайте это Герману Александровичу, он должен знать.
        Наступила тишина. Я почувствовал, как участился мой пульс, как задрожало нутро. На шее выступили желваки, и дышать стало сложно.
        - Я могу идти? - актриса положила телефон на стол и вопросительно уставилась мне в глаза. Я коротко кивнул, сжимая стакан в руке до боли в костях, до хруста.
        Юля вышла, словно тень, даже не хлопнув дверью. Я нанял ее, чтобы проверить реакцию Малиновой.
        Я не верил, что Вика хочет именно того, о чем просит. Она моя, и принадлежит только мне. И даже если она пока не знает, как сильно нуждается в моей любви, я покажу ей это. Открою ей глаза на собственные чувства.
        Мне было все равно на это сраное кафе. Я выкупил его лишь для того, чтобы быть ближе к Вике. Но она и тут смогла меня оттолкнуть, поставила условие, что уволится, если я приближусь. И я держал эту дистанцию, держал, черт возьми! Я вновь и вновь захлебывался в собственной лжи самому себе, что выдержу, что все переживу. Даже пробовал заменить ее кем-то похожим. Тоже певичкой. Подцепил ее в дорогом клубе, но не успел и глазом моргнуть, как она мне осточертела. По разговорам с ней понял, что мозгов с горошину. Разозлился на нее, на себя, на весь мир. Мне никогда никем не заменить Малинову. Потому что она похитила важную часть меня. Потому что заставила посмотреть на мир другими глазами. Напомнила мне все, чему меня учила мама. Заставила поверить, что я могу быть хорошим.
        Я хотел быть хорошим. Правильным. Чутким.
        И у меня остался лишь один шанс вернуть своего ангела. Явиться на премьеру ее спектакля. Загнать в угол и выплеснуть все, что накопилось в душе. Всю боль, скорбь, дрожь, вожделение, похоть, страсть. Она - как игла, и я подсел. Я заболел. И я подыхаю без новой порции ее тепла и ласки. Она нужна мне больше всего на свете.
        Как жаль, что в тот вечер я этого не понял. Когда выставил ее. Когда трахнул в машине, а потом просто приказал собрать вещи.
        - Герман, можно? - голос тетки заставил меня поднять глаза и оборвать порочный круг собственных удушающих мыслей и воспоминаний.
        - Герман, мне пришел счет. Спасибо. - Женщина осторожно прошмыгнула в кабинет и подкралась к креслу, где недавно сидела актриса Юля.
        - Не за что, - буркнул себе под нос.
        - Герман, - тетка уселась напротив меня и с сочувствием осмотрела мое лицо. - Может, вернешься домой? Жить в кабинете… отстраниться от всех… это слишком, даже для тебя.
        Все это время, после того, как Вика окончательно вычеркнула меня из своей жизни и сбежала, я боялся заходить в собственный особняк. Боялся, потому что каждый уголок дома напоминал о ней. Скамейка на заднем дворе, лестница, коридоры, кухня, столовая, бассейн, каждая комната. Я свалил подальше, жил в своем офисе.
        - Я не могу вернуться домой, Жанна. Там все напоминает о ней. Там она мне снится каждую ночь. Там на меня смотрит Фаина Ивановна так, будто ненавидит за то, что я выгнал Вику. Даже охрана… в моем присутствии затыкается.
        - Это я виновата, Герман! - Жанна виновато опустила глаза и поджала губы так, что они превратились в тонкую полоску.
        - Как ни странно, в этот раз ты ни при чем, - я усмехнулся и вылил в себя содержимое стакана. В груди больно обожгло, и я невольно сморщился.
        - В тот вечер, когда вы праздновали подписание контракта с Японцами, я наняла одного парня. И он сказал Вике, что ты трахаешься с кем-то, пока сама я отвлекала тебя. А потом этот парень должен был подкатить к Вике, соблазнить ее. Чтобы ты понял, что она не та, за кого себя выдает. Чтобы ты приревновал ее и выкинул. Но все сложилось куда лучше. Ты психанул еще раньше, чем я предполагала. - Жанна говорила быстро, четко, взмахивала руками. Голос ее то понижался до хрипа, то взмывал вверх, превращаюсь в ультразвук.
        - Зачем ты сделала это? - прошипел сквозь зубы.
        - Потому что ты не хотел давать мне денег! - Взвизгнула тетя, и закрыла лицо руками. - Мне жаль, ясно?
        - Ах, тебе жаль! - я поднялся с места и развел руками.
        - Думаешь, мне легко? Видеть, как ты страдаешь. Как ты мучаешься. Я и подумать не могла, что она так много для тебя значит. - Жанна посмотрела мне в глаза, и я замер, опустился в кресло. Все тело обмякло.
        - Уходи, - указал ей на дверь.
        - Прости меня, Герман. Я не этого хотела. Я верну все деньги.
        - Мне не нужны деньги, оставь себе. - Бросил ей в спину.
        Как только дверь закрылась, я просто рухнул лбом на стол. Какой же я придурок! Теперь ясно, что случилось с моим ангелочком и почему она флиртовала с каким-то незнакомым юнцом. И теперь во мне проснулось еще большее желание ее вернуть.
        И я сделаю это на премьере мюзикла.
        Мысль вкралась в мою голову уже давно. Но только сейчас я понял, что нужно делать.
        9.1
        ОСТАНЬСЯ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ:
        ГЕРМАН
        В день премьеры я жутко нервничал с самого утра.
        Сегодня я вернулся в особняк. Вновь нарвался на неоднозначные взгляды Фаины Ивановны. Обычно женщина радушно встречала меня, но не сегодня. Даже после моего долгого отсутствия она не остыла и все время бросала в мою сторону электрические молнии. Никто из подчиненных не знал, что я задумал.
        За завтраком чуть не подавился стейком.
        Постарался запить его кофе, но жутко обжегся и пролил полчашки на штаны.
        По пути в спальню споткнулся о ступени и ушиб мизинец.
        Когда брился, порезался.
        Забыл предупредить Олега, что мы сегодня едем в театр, поэтому пришлось самому сесть за руль.
        Руки дрожали, когда вышел из машины на площадь. Театр возвышался над ней громадиной, отбрасывая совсем не приветливую тень. Нужно взять себя в руки.
        Мне выделили гримерную, как настоящему актеру. Милая девушка пришла пудрить мне нос. Оказывается, у меня аллергия на пудру.
        Пока я смывал грим с лица, чихнул двенадцать раз подряд.
        Дернул черт сделать это. Решился. Подкупил продюсера. Назад пути нет.
        В финальной песне вместо актера на сцену выйду я в образе капитана Грея. Петь мне не придется, голос певца записан и прекрасно сделает свое дело вместо меня. Но почему-то я дико трясся. И душа металась из стороны в сторону, стараясь вырваться. Кажется, это будет моя минута позора. Или пять минут.
        Я предвкушал удивление Вики.
        Когда она повернется ко мне на сцене, в оглушительном свете софитов, когда посмотрит в мои глаза… ее сердце растает. Я докажу ей, как сильно она мне нужна.
        - Герман Александрович, начало через двадцать минут, - милая гримерша осторожно просунулась в мужской туалет.
        - Я иду, - откликнулся в ответ.
        Шоу началось. Я слышал голос продюсера. И голос Вики. И еще несколько поющих голосов. Через полтора часа я предстану перед кучей зрителей. И перед ней.
        Мне оставалось только гадать, что она почувствует в этот момент. Я представлял ее растерянный взгляд. Ее трепещущий голос. По сценарию я должен ее обнять, и она не посмеет отказаться на сцене. Я почувствую ее запах. Я окунусь в эти прикосновения.
        Меня переодели в красивый театральный образ, и я не узнал себя в зеркале. Чем меньше оставалось времени до выхода, тем сильнее потело мое тело под тяжелыми одеждами.
        За кулисами я прекрасно видел Малинову в белом очаровательном платье, босую, растворяющуюся на сцене. Она жила этими мгновениями, купалась в ярких лучах прожектора и пела так, что зрители не смели и дышать. Несколько тысяч взглядов направлены на нее. Чистый искренний голос, в который я отчаянно влюбился, трепетал и ласкал мой слух. Я смотрел на нее, и погибал. Сцена - ее второй дом, если не первый. Она как никто другой смогла вписаться в образ мечтательницы, живущей в ожидании чуда. Она и в жизни была такой… мечтательной, смелой, настоящей. Она была моим маяком, осветившим путь в кромешной тьме, растопившей все ледники в сердце и душе.
        - Ваш выход через пять минут, - напомнил Геннадий Федорович.
        Я перевел взгляд на продюсера, и тот усмехнулся.
        - Уверены, что справитесь? - мужчина похлопал меня по плечу и улыбнулся.
        - Если честно, не уверен.
        Карнилов замолчал, смотря мне в глаза. И хотя вокруг меня витали голоса актеров, я слышал тишину. Притихли все мои демоны внутри?
        - Знаете, Герман, у девочки большое будущее. Посмотрите на нее, сколько невинности, трепета, тепла, - продюсер заставил меня вновь увидеть Малинову, парящую среди тяжелого дыма, застилающего сцену.
        - Именно за это я ее так люблю, - признался я, не отводя глаз от очаровательного существа.
        - Это ваш последний шанс. Билеты во Францию куплены. Виктория согласилась поехать.
        - Я знаю, - перебил шепотом.
        - Тогда идите к ней, - Геннадий Федорович жестом указал мне на сцену, и я глубоко вздохнул.
        Шаг, второй. Сердце вот-вот прорвет грудную клетку. Свет софитов ослепил меня, и теперь я видел лишь ее спину. В зале темнота и мертвая тишина. Все ждали появление на сцене отважного капитана. Ждала Ассоль. Ждала Вика.
        Фонограмма зазвучала, и мне оставалось только действовать по плану: открывать рот и приближаться к ней, обнимающей свои плечи и смотрящей вдаль. Я чувствовал, что мне мало воздуха. Что ноги становятся ватными. И когда я почти прикоснулся к ней, перестал слышать фонограмму, лишь стук собственного сердца. И ее сердца.
        Мне оставалось только положить руку на ее плечо и она обернется, но я почему-то медлил. Тело парализовало, когда почувствовал запах родной женщины на расстоянии в полметра. Все пошло не по плану. Я не предугадал, что у меня закружиться голова и станет больно дышать. Что по телу пойдут мурашки. Боже, как она красива. Нежная, хрупкая, ранимая. Актриса и певица.
        Спустя мгновение Вика поворачивается в мою сторону, раскрывает рот, чтобы начать свою партию и… замирает.
        И нет ничего кроме нас. Будто мы не на сцене. Будто от нас не зависит успех мюзикла. Мы смотрим друг на друга. Она так близко. Невыносимо. В ее взгляде лишь удивление.
        И она начинает петь.
        Продюсер долго не соглашался на мое предложение о замене актера в последней сцене, потому что боялся, что Вика не сможет собраться и продолжить выступление. Но она смогла. И я смог показать ей, как сильны мои чувства.
        Я взял ее за руки и прижал к себе, вдыхая запах волос полной грудью. Я чувствовал ее мурашки под своими ладонями, наслаждался шелковой кожей. И когда Вика взяла последнюю ноту, а зал заполнили громкие аплодисменты, я ее поцеловал. Легко, чуть ощутимо коснулся ее губ. Жар пронесся по венам, воскрешая нашу нежность. Блеск ее красивых глаз заставил меня улыбнуться. Финальные аплодисменты длились больше десяти минут, и продолжились даже после того, как занавес опустился и закрыл нас от любопытных взглядов зрителей.
        Мы продолжали стоять посреди сцены и смотреть друг другу в глаза. Я боялся нарушить эту тишину. Эту возродившуюся связь. Эти незримые глазу нити. Я поверил, что она вернулась ко мне, что больше не исчезнет. Не оттолкнет. Я заберу ее домой, и уже завтра мы улетим, куда она захочет. К морю. В горы. Я подарю ей больше, чем может предложить продюсер. Я сделаю ее по-настоящему счастливой. Любимой женой и матерью. Хочет петь - куплю ей театр и назову в ее честь. Хочет быть звездой - куплю ей тысячи ролей. Лишь бы она осталась. Лишь бы была со мной.
        - Зачем ты пришел? - начала она дрожащим шепотом. В глазах заискрилась влага.
        - За тобой, - требовательно шепнул в ответ. Ладонь легла на ее шею, притянул к себе и впился в губки. Ангел обняла меня за плечи и жадно ответила. Нежно. Трепетно.
        - Ты… согласна поехать домой? - прошептал ей в губы, чувствуя обжигающее дыхание кожей. Прижался лбом к ее голове, хаотично целуя щеки, мокрые от слез.
        Вика закрыла глаза и замотала головой.
        - Нет, - она отстранилась. - Я улетаю во Францию.
        - Но ты не можешь, - я поймал ее руку прежде, чем та упала с моего плеча. С силой сжал хрупкое запястье, чтоб не сбежала.
        - Я должна улететь, Герман. Должна. Больше нет ничего, что держало бы меня здесь. «Мечта» сгорела. Ты женишься. Я должна сказать спасибо тебе, что осуществил мои мечты. Благодаря тебе я выступила сегодня. Благодаря тебе попробую построить карьеру в другой стране.
        - Нет! - перебил ее рассуждения и вновь притянул к себе. - Ты никуда не полетишь.
        - Да? - Оттолкнула и вырвала руку, нахмурилась. - И почему же?
        - Потому что ты моя собственность, и я тебя не отпускаю, - постарался вновь поймать девушку, но та не позволила.
        - Ты не имеешь права меня удерживать, - испуганно выпалила Вика.
        - А вот здесь ты ошиблась. Я выиграл тебя в карты, твой отец тебя продал. Дешево продал, Вика. Ты моя собственность, и я имею полное право распоряжаться тобой, как пожелаю.
        Ангел застыла. Пустой взгляд замер, а зубы сильнее сжались.
        - Это незаконно, - прошептала еле слышно, почти не размыкая губ.
        - Для меня нет никаких законов, Вика. Я могу купить все, что мне нужно. И сейчас мне нужна только ты. - Четко выговариваю ей в лицо. Малинова опускает голову и тяжело дышит. Ее грудь вздымается под белым платьем с ненавистью, сжимает кулаки. Смотрит исподлобья.
        - Ненавижу тебя, - свирепо шипит в мою сторону.
        - Мне похуй, детка, - хватаю за подбородок и заставляю смотреть в глаза. - Переодевайся, ты едешь домой. А если попробуешь сбежать, я все равно тебя поймаю. Не играй с огнем, девочка. Ты рискуешь сгореть.
        По ее лицу ползут мокрые полосы, и лицо кривиться в отвращении. Не дышит. Смотрит мне прямо в глаза. Гордая. Непокорная. Она все равно будет моей, даже если для этого мне придется ее сломать.
        В машине Вика молчит и смотрит в окно. Не шевелиться. Кажется, даже не дышит. А дома проносится мимо охраны и Фаины Ивановны, хлопает дверью и запирается.
        9.2
        ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ:
        ВИКА
        Грубо и безапелляционно Герман забрал меня. Взял штурмом. Что дальше?
        Я влетела в дом, как бушующее цунами. Увидела восторженное лицо Фаины Ивановны и очень захотела ее обнять. И всех охранников обнять. И даже Рафаэля. Но вместо этого я вбежала в комнату, не проронив ни слова. Упала на кровать и сильно сжала покрывало в кулаках. Уткнулась лицом в циановые подушки и нарочито громко выдохнула. Леденящая боль заколола в груди. Я рвалась изнутри, взрывалась, умирала.
        Во мне боролись чувства и здравый смысл.
        Герман - идиот и изменщик. Но я так сильно его люблю, самозабвенно и самоотверженно.
        Он нужен мне, как кислород, но за это время я будто научилась не дышать.
        Я хочу быть его маленькой девочкой, но еще хочу быть взрослой и самодостаточной женщиной.
        Или я просто хочу, чтобы он был мне верным.
        Утром вышла из комнаты, словно тень прошмыгнула на первый этаж. Фаина Ивановна смахивала пыль с картин, и я налетела на нее, утопила в объятиях.
        - Вика, я скучала по хозяйке этого дома.
        - И я скучала по этому дому, - тихо шепчу в ответ, не отпуская пухлое тело женщины. - И по вам.
        Рафаэль орудовал на кухне, и я влетела туда, резко открыв дверь. Повар уставился на меня пристально и серьезно, но потом взгляд его смягчился, а по лицу проплыла улыбка. Молча подошла к нему и осмотрела мясо, подготовленное для жарки. Не говоря ни слова, принялась помогать ему. Оказалось, что мы не плохая команда.
        Раз уж Амурский вернул меня домой, я не буду сидеть и лить слезы. Пусть и неприятно, пусть больно. Я переживу. И раненное сердце срастется, склеятся его осколки, шрамы заживут. Станет еще крепче прежнего.
        Рафаэль привез завтрак в столовую, и я с упоением наложила себе порцию. Запах божественный, и я как раз голодная. Желудок жалобно засосало от голода. Мясо растаяло во рту, и я насладилась его вкусом. В съемной квартире не хотелось готовить, а теперь я могу делать это каждый день с огромной радостью. Нужно же чем-то заниматься в этом доме, кроме как избегать Германа. Рано или поздно он захочет взять меня.
        Мурашки прошлись по спине, и следом за ними выступил холодный пот. От одной мысли, что Амурский имеет полный доступ к моему телу и теперь может не быть таким трепетным и нежным, стало страшно. Мой миллионер может заставить меня страдать не только морально, но и физически. И прикроется своим договором с папой. А я опять ничего не смогу сделать. Даже возразить не смогу, потому что мои слова - пустой звук. И пусть. Я привыкну. Я выдержу. Главное, не думать об этом.
        Только отогнала дурные мысли, как в столовую вошел Герман. Я быстро вытерла руки о полотенце и поднялась с места.
        - Доброе утро, Вика, - Амурский улыбнулся и потянулся ко мне, чтобы поцеловать.
        Я замерла. Застыла. Тело парализовало. Даже пальцы согнуть не в силах. Его горячие губы коснулись моей щеки, и я закрыла глаза.
        - Доброе утро, - быстро протараторила в ответ и поспешила скрыться.
        Поднялась вверх по лестнице и застыла у стены. Дышать больно. Даже тело сводит от этой ломки. От желания все ему простить и подчиниться. Но я буду сильнее. И не стану для него удобной, я же не мебель, в конце концов. Я имею право отстраняться от его прикосновений, противиться, злиться.
        - Вика? - ласковый женский голос заставил меня повернуть голову к источнику звука.
        - Анька! - я накинулась на нее и обняла. - Как ты? Как замужняя жизнь?
        - Все хорошо, Витя такой заботливый, нежный, трепетный. И еще кое-что… никто еще не знает, - Аня хитро прищурилась и засветилась от счастья.
        - Ну не тяни. Что? - я невольно засмеялась, наблюдая за плавными взмахами ее ресниц.
        - Я беременна, - прошептала мне на ухо.
        Мы вместе рассмеялись. Боже, какая это радость! Аня осторожно приложила мою ладонь к своему животу.
        - Малыш еще слишком маленький, чтобы его можно было почувствовать, но знаешь, я уже его ощущаю. Он лишь маленькая точка внутри меня, но я уже его очень люблю больше жизни.
        Мы вошли в ее кабинет, и Аня разложила на рабочем столе инструменты для стрижки, попутно рассказывая про УЗИ и о том, как она хочет признаться во всем мужу.
        Я бы и дальше с ней болтала, если бы Герман не заявился в кабинет. Стричься пришел. Теперь понятно, зачем Аня готовилась.
        Я отправилась к себе в комнату.
        Осторожно прошла в ванную и тут же отразилась в зеркале вся - от ног до головы. Осмотрела себя в домашнем мягком халатике, покрутилась перед зеркалом. Если бы не синяки под глазами от усталости, то выглядела бы очень красивой. Нужно будет купить крем для лица. Попросить Амурского забрать вещи со съемной квартиры. Подошла ближе и осторожно потрогала подвеску на шее, подаренную Германом. Я не снимала ее, берегла. Она напоминала о нем в минуты расставания. Напоминала о нежности и счастье. О том, как я впервые встретила добрую Фаину Ивановну и Аню.
        Аня такая счастливая. Беременность - прекрасное время, наверное.
        Я застыла, наблюдая, как улыбка исчезает с моего лица.
        О нет! Нет, нет, нет!
        Нужно срочно найти Фаину Ивановну. Черт!
        Выбежала вниз, но женщины нигде не было. Побежала на второй этаж, проныривая в каждую комнату.
        Этого не должно было случиться. Осознание медленно подкралось со спины и неожиданно сковало меня цепями. С этой работой, премьерой мюзикла, страданиями и заморочками, я забыла, когда в последний раз у меня была менструация и даже не придала значения ее отсутствию. И сейчас все сложилось, так просто, как дважды два.
        Фаина Ивановна усердно натирала стеклянный столик на третьем этаже. Увидев мои ошарашенные глаза и шевелящиеся волосы на голове, женщина застыла. Даже тряпку выронила.
        - Вика, что случилось? - вкрадчиво поинтересовалась она.
        Я почувствовала, как слезы застилают глаза, как учащенно бьется сердце где-то в горле, высоко-высоко.
        - Месячные, - хрипло выдавила я. - Их нет уже давно.
        - Ты беременна? - Радостно взвизгнула Фаина Ивановна, но я тут же зашипела на нее.
        - Тише! Я не знаю. Не знаю.
        - У Германа в кабинете есть парочка тестов, я точно знаю. Однажды от него чуть не забеременела очередная содержанка, и он приказал купить сразу штук двадцать.
        - Мне нужно взять один. Пойдемте!
        Поставив Фаину Ивановну на карауле, я открыла дверь ключом и прошмыгнула на запрещенную территорию. Не зря Герман запер свой кабинет. Явно не хотел, чтобы кто-то сюда влезал. Быстро открывая все ящики, я рыскала в каждом углу.
        - Нашла, - прошептала я, выходя к женщине.
        - Я закрою и поднимусь к тебе в комнату, - Фаина выхватила ключ из моих рук и подтолкнула меня к лестнице.
        Затаив дыхание я прошла в туалет. Я слышала только стук собственного сердца и сбитое неровное дыхание. Пальцы не гнулись, не слушались, окаменели. С трудом распаковала заветную полоску.
        Я даже не знаю, что теперь делать.
        Боже…
        Достала инструкцию и принялась изучать.
        Через десять минут передо мной лежал тест, и я четко и ясно видела результат.
        Две полоски. Две чертовы полоски.
        - Ну что там? - Фаина Ивановна стучит в дверь, а и дышать не смею.
        Как это могло произойти? Эта беременность… ее не должно было быть. Все не должно было зайти так далеко. Только не от Германа.
        А что было бы, если бы я все-таки уехала во Францию? Пустота в голове. Никаких мыслей. Чистый лист. Нет ни чувств, ни боли, ни тревог. Все растаяло, растворилось.
        Женщина продолжает упорно колотить в дверь, и только это приводит меня в себя. Я вновь дышу полной грудью. Вновь чувствую холодный пот, выступивший на лбу. Вижу две полоски перед глазами. Четкие и ясные две полоски.
        Выхожу из туалета, а Фаина напряженно дышит мне в лицо.
        - Я… беременна, - выдавливаю шепотом.
        - Какое счастье, Вика! Это прекрасно! Волшебно! Материнство - это такое чудо! Поздравляю.
        Искренне радуется. А я немею вновь. Я не знаю, как мне относиться к случившемуся. Я помню свое детство и помню свою маму. Самую лучшую маму на свете. А получится ли у меня стать такой же хорошей? Справлюсь ли я? Я же еще совсем молодая, совсем неопытная. И помощи мне ждать неоткуда. Герман поможет? Едва ли в это верю. Вскоре я опять ему надоем, и он прикажет собрать вещи. И куда я пойду с ребенком? На съемную квартиру? Без работы… без средств к существованию.
        Беременность, похоже, заразна. Сначала Вера, потом Аня, теперь еще и я.
        Герман что-то задумал.
        К вечеру Аня сделала мне прическу и макияж, интересуясь, все ли со мной в порядке. Я соврала.
        Все было не в порядке, но я продолжала улыбаться и молчать. И Фаину Ивановну попросила молчать, никому ничего не рассказывать, оставить мои проблемы в секрете. Я должна признаться Амурскому. И будь, что будет.
        И я собираюсь сделать это сегодня.
        Олег зачем-то отвез меня в театр. В его коридорах было безлюдно, и приглушенный свет туманом рассеивался между этажами.
        - Герман Александрович ждет вас в зале. Он хочет, чтобы вы пели для него. - От неожиданности я вздрагиваю. Рядом со мной возникла миловидная блондинка, указывая рукой за кулисы.
        С трудом передвигая ноги, я вышла на сцену. Черные шторы, свет сафитов, выключенный во всем зале свет. Музыка заиграла неожиданно, и я вздрогнула, глотая слезы. Передо мной микрофон, в который сейчас слышится только мое напряженное дыхание и истеричные всхлипы, а дальше бездонная темнота. Я знаю, где-то в этой темноте притаился мой хозяин. Он ждет, когда я спою для него красивую песню на французском языке, предвкушая сладкий чарующий голос, в который он отчаянно влюблен.
        Трясясь от предстоящей порции унижения и порока, я пропускаю вступление и слышу раздраженный кашель, который разносится по пустому залу эхом. Музыка начинается сначала, и я сжимаю в руке микрофон, но никак не могу собраться. Ноги подкашиваются, я балансирую на грани потери сознания и слабого вменяемого состояния.
        Чуть слышно беру первые ноты, фальшивлю, голос безбожно дрожит. Нет, я не могу петь, пока мое сердце в клетке, пока я полностью и безоговорочно во власти чудовища, жестокого и холодного.
        Музыка гаснет, но я упорно стараюсь не фальшивить и продолжать песню.
        В зале включается свет, и я закрываю глаза от яркой вспышки.
        - Подойди ко мне, Вика. Ты сегодня ужасно, просто тошнотворно поешь, - слышу его голос, и тело сковывает озноб. Не могу заставить сделать себя даже шаг, но чувствую властный ледяной взгляд на своем теле физически. Он лапает, раздевает, убивает нервную систему.
        - Подойди! - Рык зверя заставляет оставить микрофон на подставке и сделать первый шаг к чудовищу, к беспощадному монстру. Раз - и от сердца отрывается еще один кусок.
        Два - я тону в пороке и стыде, ступая на ступеньки, спускаюсь в зал.
        Три - душу вырывают из ее внешней оболочки и опускают в грязь.
        - Моя сладкая девочка, - раскинув передо мной объятия, мужчина смотрит уничтожающим циничным взглядом. Сейчас он снова сделает это со мной, снова заставит стонать от удовольствия и раскрываться перед ним, как роза. А потом опустит в помои, сравняет с землей, уничтожит. И я снова и снова готова это принять.
        Несмело подхожу ближе, как испуганная кошка. Переминаюсь с ноги на ногу и жду его указаний.
        - Встань на колени, - шепчет в пустоте, и голос пронзительным эхом разносится по пустому залу. Глотаю слезы и покоряюсь.
        Стою перед ним, как дура. А он вальяжно раскинулся в кресле и молчит. Смотрит свысока. Подчинил меня? Завладел? Нет. Просто я не могу ослушаться, не имею права. И боюсь его как тогда, при первой встрече.
        - Мне нужно кое-что тебе сказать, - тихо шепчу, глядя только вниз. Я боюсь поднять глаза и посмотреть на него, потому что понятия не имею, что он задумал. Мурашки несутся по телу.
        - Мне тоже, - Герман встает с кресла. Я слышу его шаги. Слышу стук его сердца, размеренный, четкий.
        Его рука падает на мое плечо, и я вздрагиваю.
        - Помнишь, как я выгнал тебя? - шепчет с напряжением, с хрипом. И я не могу понять, злиться он или волнуется. Только часто киваю в ответ, продолжая стоять на коленях и захлебываться собственным отчаянием.
        - Тебе нравится стоять на коленях? - склоняется надо мной, как хищник к добыче, и шепчет прямо на ухо, обжигая кожу дыханием. Я не понимаю, чего он добивается и почему не выслушал меня.
        - Нет, - голос все-таки срывается на отчаянный всхлип. Амурский берет мою руку и тянет вверх. Я поднимаюсь, и тогда он сам падает передо мной на колени.
        Я делаю шаг назад, в пустоту. Дрожу от ужаса.
        - Я буду стоять перед тобой на коленях, пока ты меня не простишь. Ты помнишь бал-маскарад? - недоверчиво прислушиваюсь к его голосу и обреченно киваю. Тот вечер, когда он вновь мне изменил.
        - Жанна, моя тетка, ненавидит тебя, как и всех остальных на этой планете. Она наняла человека, чтобы тот соврал, оклеветал меня. Я бы не посмел спать с другой, подарив тебе настоящее кольцо, Вика. Я бы никогда не изменил тебе, после той ошибки.
        - Тогда почему ты выгнал меня? - разрываю его монолог и наконец смотрю в его чудовищно-зеленые глаза.
        - Потому что ревновал к тому парню. Потому что ты либо до конца моя, либо не со мной. Ты так улыбалась ему. И позволяла его рукам ласкать тебя.
        Я молчу, жадно глотаю раскаленный воздух.
        - Потому что я так сильно боялся чувствовать боль. Ты способна убить меня, Вика. Уничтожить. Стереть в порошок.
        Выдыхаю и закрываю глаза. Слезы предательски рвутся наружу. Он не изменял мне. А я флиртовала с другим. Позволила чужому мужчине лишнего. Кокетливо смеялась, когда он шептал мне на ухо комплименты и гладил руками по бедрам.
        - Я люблю тебя, но… ты права. Я должен тебя отпустить.
        Сердце подскакивает в самое горло и камнем летит в пятки.
        - Но сначала я хочу, чтобы ты простила меня. Чтобы между нами не было обид. Я свяжусь в Карниловым и куплю тебе билет во Францию. Поедешь делать карьеру, певица. Только прости меня.
        - Герман, - перебиваю его вновь и похожу ближе. Моя ладонь касается его щеки, и он вздрагивает. Осторожно накрывает мою руку своей. Я дрожу. Настало время.
        - Я беременна.
        ЭПИЛОГ
        ЭПИЛОГ
        Просыпаюсь от крика малыша в кроватке и встаю. Тело все еще ослабленно после родов, поэтому ноги передвигаются с трудом.
        - Вика, ложись, я сам укачаю Даниэля, - Герман ловит меня за руку и тянет обратно в кровать. Его губы осторожно касаются моей щеки, а после он срывается с места.
        Слышу, как плачь сменяется кряхтением, а потом довольным смехом. У Германа особая связь с этим ребенком. Стоит только Даниэлю оказаться на руках отца, как он сразу успокаивается. Проваливаюсь в сон.
        Ненадолго. Подъем в семь утра. Лениво тянусь на кровати, целую мужа, ласкового, осторожно. Он еще не проснулся, но уже отвечает на этот поцелуй, тянет меня в свои объятия.
        - Доброе утро, - сонно щурится, улыбается.
        - Привет, любимый, - шепчу в ответ, целую мужчину в нос и поднимаюсь с постели.
        Даниэль мирно спит, сжав в кулачки малюсенькие морщинистые ручки. Смешно морщится во сне, посапывает. Сердце сжимает от тоски и радости. Как быстро взрослеют наши дети. Я не успею насладиться им таким крохотным, беззащитным - вырастет, повзрослеет. Первый шаг, первое слово, топот маленьких ножек в доме, заливистый смех. Все, как с первыми детьми.
        Даниэль начинает слабо кряхтеть в постели и разжимает кулачки. Я спешу положить пальчик ему в ладошку, и тут же срабатывает хватательный рефлекс. Надо же, наш сынок такой маленький, а уже чувствуется сила. Улыбаюсь и бросаю взгляд на Германа. Уже успел натянуть домашние штаны и футболку.
        - Позвать Фаину Ивановну? Пусть побудет с ним, пока мы завтракаем? - Амурский подходит ко мне сзади и настойчиво прижимает к себе. Согласно киваю и поворачиваюсь в мужу, вновь целую его.
        Прохожу по коридору в соседнюю комнату. Дочки уже не спят. Мелисса забралась в кровать к Василисе, копаются и смеются, закрывшись одеялом.
        - Доброе утро, девочки, - подхожу к кровати, по очереди целую малышек. Уже такие взрослые семилетки. Обнимают меня, улыбаются.
        - Зубы почистили? - смотрю смотрим взглядом.
        - Да, мамочка! - отвечают хором.
        - Спускайтесь в столовую, будем завтракать.
        Девчушки вылезают из постели и бегут в сторону двери. Василиса впереди, она бойкая, прозорливая. А Мелисса ей уступает. Даже во время родов Мелисса пропустила сестренку вперед, позволив ей стать старшей сестрой. Старшей всего на две минуты.
        Сама следую за близняшками, строго делаю замечания, когда они бегут по лестнице.
        Герман уже тут, раскладывает порции по тарелочкам для любимых дочек.
        - Папа! Папа! - вопят наперебой, смеются. Василиса первая хватается за ногу Амурского, на свободную ногу налетает Мелисса. Я довольно усмехаюсь, стоя в проходе.
        - Все, принцессы, садимся за стол. Зубы почистили? - Герман отодвигает два стульчика.
        - Да, папочка! - и снова хором.
        Такие похожие, но такие разные. Нам повезло вдвойне. Помню, как поехали на УЗИ после того вечера в театре, когда нам наконец-то удалось все друг другу сказать и объяснить. Когда в сердцах не осталось обид и недопонимания. Поехали в больницу прямо ночью. Герман не хотел ждать ни минуты, хоть я и пыталась сопротивляться.
        Помню, как заплакала, узнав, что будет двойня.
        Как Герман расцеловал мой живот.
        Как сдувал с меня пылинки на протяжении всей беременности. На руках носил. А когда я стала похожа на колобка, помогал обуваться.
        Еще я хорошо помню вечер, когда Валесова Оксана заявилась к нам в дом. Я тогда была на седьмом месяце беременности. Телеведущая, увидев меня, изменилась в лице. Что-то прошептала Герману и ушла. Теперь я видела Оксану только по телевизору.
        - Мам, а мы заедем за Таней по пути в школу? - Василиска жадно зачерпнула ложкой кашу и округлила глазки.
        - Да, милая. Обязательно.
        - А можно Таня придет к нам в гости? - Мелисса тут же подхватила разговор.
        - Если тетя Вера будет не против, - ответил Герман и улыбнулся мне.
        С Верой нам удалось сохранить дружеские отношения. Мы часто виделись, тем более наши дочери учились в одном классе.
        Олег повез девочек на занятия, а мы вернулись в спальню к Даниэлю. Малыш уже проснулся, и теперь довольно улыбался Фаине Ивановне.
        Мы вышли на прогулку.
        Я вдохнула сосновый воздух полной грудью. Ничего не изменилось. Все тот же покой. Все тот же приятный запах свежести.
        - Вчера звонил Карнилов, - начал Герман, толкая коляску вперед. Я шла рядом с ним, держа под руку.
        - Что он хотел?
        - Предлагал звезде вернуться на сцену. Он ставит новый мюзикл, если честно я ничего не понял. Что-то его, авторское.
        Я невольно улыбнулась. После рождения дочерей я быстро вернулась к пению. И это помешало мне насладиться самым прекрасным возрастом девочек. Меня часто не было дома, и я разрывалась между семьей и театром. А сейчас, когда нас стало пятеро, а дочкам нужно было больше внимания и помощи по урокам, я собиралась бросить карьеру.
        - Я не хочу, - честно призналась, кутаясь в шерстяную кофту.
        - Замерзла? - Герман заботливо коснулся моей холодной руки. - Иди, оденься потеплее.
        - Все хорошо.
        Все действительно хорошо. Так хорошо, что сердце пело от счастья. У меня счастливая семья. Принцессы-близняшки, которые радуют меня каждый день. Красавец-муж, положивший весь мир к моим ногам и доказавший, что сказкам порой суждено сбываться.
        - Я так люблю тебя, - тихо шепчу я, облокачиваюсь головой на сильное мужское плечо и улыбаюсь.
        - И я люблю тебя, мой ангел.