ЭмоБоль. Сны Кити Антон Владимирович Соя
        Эмо - вымерли, но герои «ЭмоБоя» остались! Они продолжают любить, страдать и делать прекрасные и опасные глупости.
        Небывалые события в мире природы планеты Земля. Стаи огромных красочных бабочек летают в крупных городах, не боясь людей. Они вызывают восхищение обывателей, становятся предметом споров ученых и причиной автомобильных аварий. Правительства цивилизованных стран принимают постановления о запрете на отлов и уничтожение прекрасных существ. Мир ликует, играет и переливается яркими красками миллионов крыльев безобидных созданий. И только безумцу может прийти в голову, что бабочки явились в наш мир, чтобы уничтожить человечество. А спасти Землю может только девушка Кити, из Эмомира которой и прилетели бабочки-оборотни. Спасти мир ценой своей любви. Но это невозможно, ведь сердце Кити навсегда закрыто для любви после смерти ее парня Егора. Значит, мир обречен?
        Не рекомендуется к прочтению лицам, не достигшим 16 лет.
        Антон Владимирович Соя
        ЭмоБоль. Сны Кити

«Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец. Слава безумцам, которые живут себе, как будто бы они бессмертны!»

    «Обыкновенное чудо», Е. Шварц
        ВСТУПЛЕНИЕ
        Всё. Всё самое плохое - в моих снах.
        Всё самое хорошее - в моих снах.
        Самое плохое в моих снах, что они сразу забываются.
        Самое хорошее в моих снах, что они сразу забываются.
        Самое плохое в снах, что они иногда сбываются.
        Пусть сны останутся снами.
        Останутся с нами.
        Снами.
        Некоторым людям проще вскрыть вены, чем открыть кому-то своё сердце. Сердце, онемевшее от застарелой боли и тоски. Обледеневший стальной моторчик, ритмично качающий кровь в обычном, ничем не примечательном двадцатилетием теле. Девчонка как девчонка. Разве что с хирургической сталью, украшающей пронзенную в разных частях тела кожу, явный перебор. Металл внутри, металл снаружи, металл в голосе.
        - Привет, я биоробот Кити. Живу на автопилоте. Ем, сплю, работаю, занимаюсь сексом, бухаю и даже иногда заливисто смеюсь. Вот только вся эта бурная жизнедеятельность мне глубоко пох, потому что я никогда никого не полюблю. Никогда. Никого. Ну и зачем тогда жить? Не знаю. Наверное, мне просто нравится жить. У меня есть то, что никто не сможет отнять: мои сны и моя боль. Каждое утро я просыпаюсь счастливая. Счастливая, но ненадолго: пока не пойму, что проснулась. Знаю, что в этих беспамятных чудесных снах я с ним. С моим Егором. Хотя самих снов никогда не помню. Но может, что-то изменится. Я искренне надеюсь на это. Я - хренова оптимистка. Сказала - и самой смешно. Оптимистка Кити Китова, слышали? Это не та, на глазах у которой три года назад ни за что убили её парня? Точно-точно. Она самая. А после она с токсическим шоком по ошибке попала в морг, и маньяк-патологоанатом чуть не пустил её чахнущее тело подетально на чёрный донорский рынок? Ну да, и это было. А потом, кажется, про неё написал какой-то гад в своей книге, и вся личная жизнь Кати стала достоянием каждого олигофрена, умеющего читать.
Именно так. И за прошедшие три года Катя никого не полюбила, живёт с подругой и хранит верность своему Егору? А вот это уже не ваше собачье дело. Так что оптимисткой, с таким неподъёмным багажом, я могу себя назвать только с явным саркастическим подтекстом.
        Никогда… Никого… Сначала я хотела избавиться от этой бесконечной, не проходящей, ноющей, сверлящей, тупой боли, пыталась вырвать из памяти всё, что со мной случилось, забыть смерть Егора, забыть самого Егора, его руки, его глаза, его запах, перестать слышать его голос у себя в ушах, стереть его из памяти… Безжалостно жала на «delete» в своей голове. Но стало ещё хуже. И тогда я просто стала жить с болью. Сначала жить, потом дружить. Загнала боль занозой в сердце, а сердце - в грудную клетку. И живу. Надеялась, что со временем боль уйдёт. Не ушла. Читала в «мудрых» женских журналах, что молодые женщины тоскуют по бывшим любимым максимум два года. Фигня, не про меня. И кто только участвует в этих исследованиях? Да у вас даже за всю жизнь может не быть сотой доли того счастья, которое могло случиться со мной. Могло, но не случилось. Видите, как у нас много общего? Зато у меня есть эта чёртова боль, или любовь, - мне всё равно, как её называть. А ещё я научилась прятать своё горе глубоко-глубоко. И другие чувства тоже.
        Если бы не идиотская книжка, никто бы и не догадался, что когда-то я была эмо. Я теперь такая же, как все. Немного альтернативная. Худая, злая, спортивная. Пирсинг? Так у всех сейчас пирсинг. Татуировки? Теперь у каждого лоха с деньгами могут красоваться татушки на теле. Приходите в наш салон на Невском, и будете такими же красивыми. Небольшой продактплейсмент. На самом деле я люблю свой салончик. Работа не пыльная - украшать собою место, сидеть на телефоне, общаться с клиентами и трещать с мастерами. Вот. Жаль, универ пришлось бросить. А кто бы не бросил на моём месте, если каждый дебил при встрече тычет в тебя пальцем:
        - Ой, смотрите, это же та самая Кити, про которую «ЭмоБой» написали! Ничего такая, хоть и эмо.
        Тёлки - тоже такие заботливые - выстроились в очередь:
        - Ой, Катя, нам так жаль Егора, такой ужас! А на кладбище что, всё так и было? Ничего не помнишь? Бедненькая!
        - Да пошли вы все!
        А пошла в итоге я.
        Позёрские фанатики и в универе, и на лестнице в подъезде проходу не давали:
        - Кити - ты наша икона! Кити, мы тебя любим! Эгор - наш герой!
        Или вот ещё перл:
        - А можно на Тик-Така посмотреть?
        Ага, сейчас майку задеру. Вот он над сиськой - смотрите на здоровье!
        Пришлось к Ритке переехать.
        Вот так. Мало того что у меня на глазах убили любимого, мало того что меня живую чуть не продали на органы неизвестным ублюдкам, так ещё какой-то жалкий писака набредил целую книжку про мою жизнь. Придумал кошмарный Эмомир, который якобы живёт в моей голове, превратил Егора в мёртвого эмо-мстителя Эгора, который трахается то с королевой-бабочкой, то с безглазой куклой, но думает исключительно обо мне. Вот спасибо! В общем, срубил капусты на модном тренде, на головах с незажившими родничками, на чужих чувствах. Когда я увидела и прочитала этот бэд-трип, моим первым желанием стало найти и убить горе-писателя. Возникло гадкое чувство, будто меня на всеобщее обозрение выставили голой у позорного столба на Дворцовой площади, а люди ходят, смотрят, головами качают и языками причмокивают. Ритка, конечно, тоже в бешенство пришла. Ей в этой книжонке не меньше моего досталось. Куда только её хвалёное готическое спокойствие делось.
        - Вот тварь! Не убить, так посадить его точно нужно! Никто не имеет права безнаказанно выставлять чужую личную жизнь на посмешище, перемазав её своим болезненным бредом. Ненавижу писателей!
        Но потом мы поняли, что если его сейчас убьём или засудим, то книга, не дай бог, ещё и мировым бестселлером станет. А так пройдёт пара месяцев, и всё само-собой затихнет, уляжется. Н-да. Недооценили мы масштабы всей катастрофы. Три года прошло, а фанаты книжки никак не уймутся. Конечно, уже не так сильно достают, но если вдруг на улице узнают случайно - просто караул. Вот она, волшебная сила литературы, в одночасье меняющая наши жизни. Универ бросила, живу у Ритки, с отцом не отношения, а сплошной напряг - и всё из-за мерзкой книжонки. Есть, правда, ещё одна причина, почему мы с Ритой подлого писателя не убили. Мы никак не могли понять, как ему удалось так точно наши сны описать. И очень испугались. Всю остальную инфу о нас он мог где-то раздобыть, бред об Эмомирке тоже полностью на его совести. Но наши сны! Как он проник туда? Как забрался в наши самые интимные места, в смысле в головы? Как украл наши сны? Странно, страшно и абсолютно непонятно. Поэтому мы решили отложить «ритуальное» убийство автора и пока с ним не встречаться.
        Почему пока? Потому что у меня к нему уйма вопросов. Но я не знаю, чего я боюсь больше - не получить или получить на них ответы. За три года я так и не поняла, хочу или не хочу узнать правду. Ведь пока есть загадка, остаётся хоть какой-то шанс на чудо. На настоящее чудо. На то, что я встречусь с Егором. Я понимаю, что это бред и розовые сопли. Он умер у меня на руках. И в чудеса я давно не верю, хоть и очень хочу верить! Зато верю в сны. Сны, которые у меня никому не отнять. Никогда. Никого. Только во сне. В моей жизни каждое утро есть пара минут радости. Пара минут между сном и явью. Время, когда я уже проснулась, но ещё не осознала это. На моём лице светится счастливая улыбка, которой не будет до следующего утра. Я знаю, что во сне опять была с Егором. Была во всех возможных смыслах этого слова. И буду снова, следующей ночью. В эти самые счастливые мгновения я ещё, видимо, помню свой сон, но как только я просыпаюсь окончательно, он проваливается в чёрную дыру памяти. Я совсем не помню своих снов. Но последние три года регулярно просыпаюсь совершенно счастливой. Пусть на мгновение. Но счастливой!
Завидуйте мне.
        Я решила вести дневник. Не блог, не жежешку, не страничку в соцсети, а настоящий олдовый дневник. Купила в магазине подарков на Загородном записную книжку, стилизованную под «Записки сумасшедшего», и теперь сижу делаю первую запись. Может, когда-нибудь покажу свой дневник кому-нибудь. А может, никому, никогда. Или издам его как книгу. А что? Если такой тихий ужас, как «ЭмоБой», до сих пор кому-то интересен, то уж моя настоящая жизнь точно ничем не хуже. Без всякого там бреда и извращений. Хотя вру, без бреда и извращений не получится.
        НАСТУПЛЕНИЕ
        Бабочки - прекрасные создания. Бабочки легки, быстры, пестры, чешуйки на их почти прозрачных крылышках переливаются всеми цветами радуги, радуя эстетский глаз, бесконечное количество идеальных геометрических узоров вызывают зависть у всех дизайнеров мира. Бабочки - мимолётные странники, олицетворяющие бренность мира, недолговечность красоты, хрупкость бытия и страх перед смертью. Бабочки - крылатые феи, сидящие на ярких лепестках цветов и пьющие нектар тонкими хрупкими хоботками. Бабочки - модницы-однодневки, спешащие насладиться миром и усладить мир своей красотой. Дневные бабочки - беспечные, яркие, цветные, манящие за собой в свою страну вечного детского лета. Ночные бабочки - невзрачные, блёклые, несчастные, уродливые (как наши потаённые желания), с толстыми брюшками и ветвистыми рогами-антеннами, летящие на свет и сгорающие на электрических лампочках дачников-инквизиторов, напоминая о тщетности порывов страсти. Бабочки - их высохшие тельца, пропоротые булавками - стали гордостью и отрадой новых мещан, украшающих стены своих комнат этими пестрокрылыми мумиями. Бабочки внизу твоего живота,
щекотно машущие крыльями каждый раз, когда ты думаешь о нём, - похоже, это любовь.
        Бабочки убьют этот страшный мир. Мир нанотехнологий, энергетической безопасности, расовой нетерпимости и социальных сетей убьют бабочки. Бабочки прилетят на свет солнца из забытого и заброшенного мира одинокой девочки, потерявшей свою любовь. Гигантские бабочки вылупятся из куколок-барбикенов, живущих в пустующем Эмомире, собьются в стаи и пробьются через порталы в Реал. Бабочки - единственные создания во Вселенной - беспрепятственно путешествующие между вымышленными мирами и настоящими, которые ведь тоже наверняка кто-нибудь придумал. Перелетая из тени в свет, они отложат свои яйца в укромных местах бескрайних свалок нашей загаженной планеты. Скоро из яиц вылупятся огромные мерзкие гусеницы и расползутся повсюду. Зелёные, лохматые, рогатые гусеницы с пятнами ложных глаз на мощных боках. Гусеницы размером с атомную подводную лодку. Гусеницы-гипнотизёры, способные излучать сигналы, подавляющие волю людей, живущих в радиусе десяти километров. Прожорливые адские твари, питающиеся эмоциями, но не брезгующие и другой, плотской пищей. Они поработят человечество, превратят его в послушный и услужливый
живой корм, встанут на верхушке пищевой цепи и откроют новую эру на старушке Земле. Эру, в которой миром правят разумные насекомые. Династия бабочек-господ, нелегальных мигрантов из Ада, и обслуживающая их желания жалкая раса людей - кучка счастливчиков, оставленных в живых прожорливыми гусеницами, необходимых для производства потомства, которое пойдёт на корм новым гусеницам. И это навсегда. Так всё и будет, и НИКТО НИКОГДА не спасёт обречённое человечество, если только Кити Китова не полюбит снова. Жаль, что Кити об этом ничего не знает. Она просто живёт, как живётся, по накатанной, и даже не догадывается, что творится в её Эмомире.
        ПРЕСТУПЛЕНИЕ
        Моя мама умерла, когда мне было двенадцать лет. Два года спустя папа обзавёлся новой семьёй, а меня всё так задолбало, что я придумала Эмомир. Место, где я пряталась от серости жизни, тупых одноклассников и обиды на весь Мир. Придумала всё, до мельчайших деталей: природу, цвета, дома, улицы. Населила своими любимыми куклами, которые сто лет пылились на шкафу и под кроватью. Писала, а вернее, рисовала в стиле манга историю своего мира прямо на уроках в школьной тетради с группой «МультFильмы» на обложке. Придумала своему миру прошлое, настоящее и даже будущее. Чудесный мир, в котором все эмоции моментально становятся материальными и живут вместе со своими хозяевами. Мир, где нет смерти и ночи.
        Себя я в Эмомир ввела в роли куклы Мании. Была у меня в детстве любимая кукла, звали её Маша. Как-то раз в дурном настроении, поссорившись с родоками, я выместила злобу на Маше и выдавила её прекрасные голубые пластмассовые глаза. Безглазую куклу сразу стало так жалко, что я месяц не расставалась с ней ни днём ни ночью. Девочка я была очень впечатлительная. В Эмомире кукла Маша стала Манией - страстной защитницей чистых чувств, независимой бунтаркой в вечных поисках любви, предводительницей местных эмокидов. Точно такой же, как я в четырнадцать лет. Мания презирала пустышек Барби, так же как я презирала своих болтливых, надутых одноклассниц-мажорок. Мне нравилось считать себя особенной, не такой, как все, гордым изгоем. Нравилось колоть глаз обывателей своим чёрно-розовым прикидом, слушать эмокор, общаться в Сети и на сейшенах с такими же неординарными личностями, как я сама.
        Постепенно мир вокруг меня развернулся, стал интересней моих детских фантазий, и я перестала придумывать сказки. Я придумала целый мир и забыла его. Забыла, как все создатели забывают о своих мирах. Забыла надолго и про тетрадь в клеточку с
«Мультами» на жёлтой обложке и дурацкими комиксами внутри. А какой-то мерзкий тип нашёл её и сделал на моих детских бреднях взрослые деньги.
        ТУПЛЕНИЕ
        Глава 1
        Хроники Эмокора
        Говорят, что куклы умирают, когда дети вырастают и перестают в них играть, перестают их любить, забывают о них. Холодные трупы кукол доживают свой век на чердаках, под кроватями, на шкафах, в чемоданах, на антресолях и в конце концов оказываются на свалке. Незавидная доля. Куклам из Эмомира Кити Китовой повезло больше. Они остались жить, несмотря на то что про них забыли. Заброшенный хозяйкой мир ветшал и покрывался пылью, но жизнь в нём продолжала развиваться по своим никому не ведомым законам. Абсолютно герметичный мир с множеством порталов в реальный мир Кити, которыми долгое время никто не пользовался, был построен по образцу города с множеством площадей, замощённых розоватым силикатным кирпичом, узкими улочками с изначально жизнерадостно яркими розовыми фасадами домов, со временем становящимися всё более и более облезлыми и унылыми.
        Был в Эмомире-Эмотауне и спальный район - огромная площадь, заставленная кроватями, заснув на которых можно отправиться в сон к любому спящему в Реале человеку. Посреди города, как бельмо на глазу, абсолютно не к месту располагалось
«Кладбище Погибших Любовей», в самом центре которого дырявил небо острыми башнями пустующий готический замок, предназначавшийся для проекции создательницы в Эмомире, куклы Мании. Там она должна была счастливо жить со своей вечной любовью, прекрасным и таинственным Эмобоем, воплощением мечты четырнадцатилетней девочки Кати Китовой. Шло время. На площадях Эмотауна завяли розовые кусты и пересохли фонтаны, а кукла Мания ни разу не переступила порог замка, потому что не дождалась появления своей любви, чудесного Эмобоя. Зато Мания и остальные эмокуклы дождались пришествия королевы-бабочки Маргит, её пажа учёного Кота и её гвардии, состоящей из восставших из Ада черепоголовых головорезов. К этому времени в Эмотауне проживало два сообщества эмокукол, разделённых непримиримыми противоречиями.
        Красавцы и красавицы барбикены строили свою пустую жизнь на философии своих пустых тел и голов. Они попросту имитировали суетную жизнь обитателей человеческого мегаполиса с её офисной скукой, карьерой, интригами, вечеринками, тусовками и постоянной заботой о внешнем лоске своего модного имиджа. Эмокуклы, созданные Кити по образу и подобию головастых пупсиков с непропорционально короткими руками и ногами, наоборот, сосредоточились на своём внутреннем мире, пытаясь разглядеть смысл жизни в глубинах его пустоты. Выясняя целыми днями, кто из них больше тру, они старались жить чистыми эмоциями, в вечном ожидании настоящей любви, но не забывая при этом одеваться и краситься в чёрно-розовый цвет, как последние позёры Реала. Барбикены облюбовали центр, а эмокуклы с примкнувшей к ним барбикенкой Манией тусовались вокруг центра, на кладбище и рядом с порталами в ожидании выброса позитивных эмоций из Реала. В Эмомир часто попадали материализованные эмоции извне, и не только через порталы.
        Сильные негативные чувства Кити внезапно возникали из ниоткуда и, как самые настоящие стихийные бедствия, терроризировали несчастных обитателей, пока сами не перерождались от пресыщения или не умирали от переизбытка чувств. Особенно свирепствовали Страх, Злоба и Зависть.
        В один из таких тяжёлых для Эмотауна периодов, когда горожан жестоко мучили беспощадные ядовитые удавы Зависти, сначала больно жалящие, а потом душившие их в своих мощных кольцах, к ним прямиком из Ада прибыла Маргит - гигантская бабочка с человеческим лицом, чёрными кружевными крыльями и страшной мёртвой головой, изображённой на хитиновом панцире спины. Прибыла Маргит со своей свитой - гвардейцами и учёным Котом. Гвардейцы-успокойники, вместо голов у которых красовались выбеленные адским огнём устрашающие черепа, в два счёта расправились с жирными змеями Зависти. Маргит заняла замок, объявила всех горожан своими подданными, переименовала замок во дворец, а Эмомир в Эмокор (Эмо-королевство) и пообещала исполнить эмокуклам и барбикенам по одному их заветному желанию. Эмокуклы пожелали богатый внутренний мир, и Маргит заполнила их пухлые кукольные тела живой настоящей кровью и дала им возможность чувствовать боль. А барбикены попросили внешние половые органы, чтобы ничем не отличаться от своих реальных прототипов, и у них началась настоящая сексуальная жизнь, полная фальшивых побед и подлых измен. В
пустые тела барбикенов Маргит тайно от них поместила яйца бабочек-воинов. Так гламурные куклы, сами того не зная, стали куколками Маргит, носителями будущих бед Реала. Теперь все новоиспечённые подданные инфернальной королевы должны были регулярно платить ей дань в виде сублимированного счастья, которое учёный Кот-алхимик перегонял в летучую эссенцию (пищу для будущих рабов-землян) и хранил в королевских подвалах, готовясь к выполнению главной миссии Маргит - покорению Реала. За сданное счастье королева предоставляла горожанам защиту от чудовищ и суррогаты эмоций для пропитания.
        Но не только эмокуклы стали подданными Маргит. Ночные бабочки - тёмные странницы - устремились в Эмокор из всех миров, чтобы поприветствовать свою королеву, послужить ей и поучаствовать в её планах по захвату Реала. Сонмища бабочек-фрейлин жили с Маргит в её дворце и ждали своего часа. Ждала его и Маргит. Могущественная колдунья, принадлежащая к расе существ, живших задолго до появления первого человека на Земле, упрятанная Создателем всего в Ад за свои злодеяния и сумевшая оттуда сбежать в маленький тихий, закрытый ото всех мирок Кити, она жила только ради мести людям, новым любимцам Создателя. Но чтобы осуществить её, Маргит должна дать жизнь потомству, а как это сделать, если ты последний представитель вымершей расы? Мудрая Маргит не случайно оказалась в Эмомире, она узнала, что именно здесь по стечению обстоятельств должен вскоре появиться придуманный Кити Эмобой, человек-бабочка, герой и спаситель Эмомира, возлюбленный Мании, чью любовь собралась присвоить коварная королева. Так всё и случилось. Когда Егора, парня Кити, убивали у неё на глазах, она, в отчаянной попытке его спасти, сумела
отправить часть его бессмертной души в свой Эмомир в виде Эгора-Эмобоя, который тут же угодил в цепкие лапки Маргит. Манипулируя чувствами Эгора и применив магию, королеве удалось достичь своей главной цели - забеременеть от юноши-бабочки. Вот только Эгор сумел сбежать от неё. Он предпочёл небытие вечному существованию на троне без любимой Кити. Эгор разрушил коварный план Маргит по перетаскиванию Кити в её же Эмомир, спас возлюбленную ценою своей жизни и исчез навсегда. И ещё одного не смогла предугадать хитроумная Маргит. Своей смерти. Три человеческих года назад тела младенцев-близнецов разорвали при родах её хитиновое тело, и жизнь, казавшаяся бесконечной, закончилась, не дав ей насладиться скорой неминуемой местью жалким людишкам…
        Когда-то здесь по всему горизонту тянулась розовая пустыня, посреди которой стоял Эмотаун - столица Эмокора. За три последних года природные ландшафты и климат Эмокора сильно поменялись. «Государственная измена» - так называл эти перемены демонический клоун Тик-Так, друг и спутник безвременно почившего Эгора и по совместительству любимая татуировка Кити. Уныние, обида, тревога и сожаление проросли и заколосились в плодородной кислой почве Эмомира, превратив пустыню в саванну, а местами и в непроходимые заросли влажных страданий и ветвистых сомнений. Та же часть пустыни, что чудом уцелела, покрылась, словно язвами, фиолетовыми лишайниками равнодушия и зелёными болотцами тоски с черными непроходимыми топями разочарования.
        Три года назад погода здесь резко испортилась и исправляться не собиралась. Когда в реале стоял день, здесь было холодно и промозгло, как поздней осенью. Часто накрапывал мелкий противный дождик и постоянно дули ветра хандры и неудовлетворённости. А когда в Реале наступала ночь, здесь сразу становилось нестерпимо жарко и влажно, словно в джунглях в сезон дождей. Снова и снова раскалённую, душную, липкую ночь сменял студёный день. Отвратительная погодка! Территория Эмомира неуклонно уменьшалась с каждым днём, пустыня всё ближе и ближе подступала к границам Эмотауна, земля трескалась, горизонт неумолимо приближался. Эмомир погибал. Никому не нужный скучный мир, забытый Создателем и брошенный героем. Эмомир девочки с обледеневшим сердцем.
        Соотношение национально-исторических цветов королевства тоже отнюдь не радовало глаз. Наивный, добродушный розовый цвет безнадёжно вымирал. Зато траурный чёрный счастливо доминировал и поглощал всё больше пространства Эмомира с тех пор, как его сначала покинул Эгор, а затем умерла при родах королева Маргит. Древняя полубабочка-получеловек произвела на свет близнецов Нишурта и Рогэ, которые росли чрезвычайно быстро, впрочем, как всё в Эмомире. Принцы-сиротки никогда не выходили из замка Маргит, окружённого теперь не только кладбищем, но и тройным кольцом охраны боевых свирепых рогатых гусениц размером со слона и метко плюющихся зелёным ядом. В небе над замком днём и ночью кружились дозорные бабочки, отслеживая все подходы. Все эти меры безопасности, предпринятые учёным Котом, министром и верным помощником Маргит, взявшим на себя бремя воспитания инфантов, были абсолютно оправданны. Кроме барбикенов, продолжающих имитировать псевдочеловеческий образ жизни в центре бывшего Эмотауна, переименованного три года назад в Эгород, никто больше не хранил верность покойной королеве.
        Барбикены продолжали регулярно получать из дворца свою порцию суррогатных эмоций из богатых запасов Маргит и делали вид, что планы принцев по коварному захвату Реала их не касаются. Может, им было страшно представить, что однажды настолько лелеемые ими холёные тела манекенов лопнут, издав противный звук, и из них вылетят бабочки. Наверняка они попросту гнали чёрные мысли из пустых розовых голов. Зато остальные обитатели Эгорода всеми силами старались помешать неминуемому вторжению инфернальных существ в Реал. Куклы-эмокиды, которые требовали, чтобы теперь их называли эгоровцами, встали на тропу войны.
        Началось всё с того, что после смерти Маргит в Эмокор вернулся клоун Тик-Так. Он посвятил чувствительных, бесхитростных, склонных к состраданию эмокидов в коварные планы Маргит, призвав к борьбе с барбикенами и прячущимися во дворце принцами. Потешная партизанская армия Тик-Така стала регулярно атаковать центр города в попытках уничтожить всех потенциальных устроителей апокалипсиса. Противостояла им огромная армия, состоявшая из боевых гусениц и бабочек-камикадзе. Силы были явно не равны. Эгоровцы несли ощутимые потери и вскоре совсем сгинули бы в неравной борьбе, если бы на их сторону не перешли бесстрашные опытные воины - бывшие гвардейцы королевы, безликие успокойники. Машины для убийств, навеки заключённые в могучих человеческих телах, все они попали в Ад за свои злодеяния в разные века и были рекрутированы Маргит перед совместным побегом из Геенны.
        Гвардейцы заявили, что присягали они только королеве и теперь свободны в выборе жизненного пути, а клоунская вольница им нравится гораздо больше, чем прислуживание разумным насекомым. Эти уличные бойцы, жестокие и умелые, прошедшие настоящий ад в прошлой жизни, сыграли решающую роль в битве между Добром и Злом в Эмокоре, выступив впервые в несвойственной для себя роли на стороне Добра. Установился временный паритет, шаткое равновесие. Тику, эгоровцам и успокойникам не удалось уничтожить барбикенов, Кота и принцев, зато удалось установить контроль над всеми порталами города, ведущими в Реал, и над Спальным районом, из которого клоун мог прямиком попадать в сны людей. Армия Кота взяла под охрану не только дворец, но и всех перепуганных барбикенов. Теперь к ним было не подобраться ни по земле, ни по воздуху, но жить приходилось на осадном положении. Кроме защиты порталов от рвущихся в Реал бабочек на плечи клоунской армии легла обязанность по патрулированию территории Эмокора и борьбе со всякой нечистью, в которую превращались негативные эмоции Кити, проникающие к ним запросто, без всяких порталов.
        В этом нелёгком деле незаменимой помощницей и сестрой по оружию для повстанцев стала девушка Эллис, объявившаяся здесь пару лет назад и сразу ставшая лучшей подругой и предметом воздыхания толстого весёлого клоуна. Тик-Так влюбился, - перешептывались довольные эгоровцы, успокойники хитро перемигивались, и только кавайная красотка Эллис, милая малышка с огромными, чуть раскосыми глазами на наивном детском личике и тяжёлым тесаком за поясом, с которым она никогда не расставалась, делала вид, что не замечает страданий клоуна. А может, и правда не замечала. Ведь её прекрасная маленькая кудрявая головка всегда занята только одной мыслью: какому бы уроду немедленно разнести его дурную башку.
        Вот и сейчас её глаза зорко и сосредоточенно озирают чёрно-розово-зелёные окрестности, выискивая врагов, в то время как летящий рядом с ней Тик самозабвенно продолжает нести чушь, предназначенную для её розовых маленьких ушек. Летят Эллис и Тик-Так не на крыльях, а на гневах, прирученных ими быстрых шестиногих, семиглавых псах. Не зря ведь Кити, бывшая хозяйка Эллис, ходила на трёхмесячные курсы по управлению гневом. На каждой из семи голов гневов уздечки, поводки зажаты в сильных руках Тика и Эллис, из пастей гневов валит густой пар - не потому, что утро в Эмокоре выдалось холодное, а потому, что псы учуяли добычу и летят навстречу желанной драке. Клыки гневов обнажились, на землю капает ядовитая слюна, а Тик продолжает балагурить.
        - Эл, если представить, что я слон, а ты кошка, представляешь, какие славные были бы у нас слоно-котята? Что-то я уже устал трястись на своём Тузике. Эй, пёс, нельзя ли полегче, не мешок с картошкой везёшь!
        - Точно, Так! Не мешок с картошкой! А мешок с дерьмом! - радостно вступает высоким тонким голосом в диалог его боевая подруга.
        - Фу, девочка! Очень культурно! Никак не могу привыкнуть к солдафонскому юмору из столь прекрасных уст! Меня действительно ужасно растрясло! Я клоун, а не цирковой наездник! Одно радует, что Эмокор становится с каждым днём всё меньше и меньше. Скоро он совсем прижмётся к Эгороду, и наши утренние скачки прекратятся. И может быть, у нас с тобой начнутся наконец ночные…
        - Мечтай-мечтай! Какие скачки-спячки, Тики? Я же маленькая!
        - Маленькая, да удаленькая! Тебе уже два года, а мне всего три. У нас татуировок, год за десять, ты же знаешь. Я…
        - Тихо! Справа, сорок метров, на тринадцать сорок пять! Давай, Клоун, лупась! - возбуждённо кричит Эллис. - Стоять, собачки!
        Гневы, неохотно затормозив, дружно воют, задрав косматые головы к розовеющему небу и вращая выпученными красными глазами. Справа вдалеке, из серого колышущегося тумана, тянущегося над тоскливыми болотами, поднялись безликие пугающие тени безразличия. Не разгибая тяжёлые согбенные спины, болотные великаны устремили свои тела в сторону Эгорода. Услышав вой собак, они повернули слепые лобастые головы в сторону приближающихся всадников и принюхались, одновременно выпустив в их сторону сотни липких, окутанных болотным туманом холодных щупалец. Но поздно. Свинцовый дождь из пулемётов защитников Эмокора разнёс чудищ в кисель, лёгкие серые хлопья которого заметались снежной пургой между светлеющим небом и холодной землёй, закружились над головами всадников. Гневы с трудом стояли на месте, нервно рыли землю четырьмя передними лапами и победно выли.
        - С очередной победой над индифферентностью, бро! - довольно продекламировала Эллис, заправляя за узкую спину, перекрещенную, как и грудь, пулемётными лентами, огромный, размером почти с саму девчушку, ещё дымящийся пулемёт.
        - Мы - молодцы!
        - Точно, детка! Ты девица - молодец, молодцее не бывает. Вот чёрт! Всё-таки успел, гад!
        Клоун судорожно схватился короткими толстыми пальцами за холодный скользкий обрубок щупальца, словно пиявка присосавшийся к его румяной пухлой щеке, оторвал и выбросил подальше.
        - Ты смотри, Эл! Мало того, что их с каждым днём всё больше, так они ещё с каждым днём всё сильнее, всё быстрее и всё выносливее.
        - Ну да, Госпожа всё глубже прячет свои эмоции и чувства, не даёт им выхода, всячески их подавляет, а они прямиком отправляются к нам. Где мы их и мочим, бро! Дай-ка я осмотрю твою смертельную рану.
        Эллис спешилась и упругой походкой подошла к расстроенному другу, не выпуская из рук поводьев мелко дрожащего, возбуждённого прошедшим боем гнева. Толстяк с умилением смотрел на бравую компаньонку. Маленькая хрупкая девушка. Тоненькие ножки в тяжёлых гриндерсах. Короткая кожаная кавалеристская юбка, в разрезе которой мелькнуло чёрное бельё с орнаментом из красных оскаленных черепов. На поясе красы-девицы висит страшный тесак с острым зазубренным лезвием. Чёрная косуха наглухо застёгнута до тонкой хрупкой шеи. Невинное личико с наивным, добрым взглядом вполне подошло бы, например, Красной Шапочке. Только вот волку, встретившему эту девочку в лесу, не позавидуешь. Съездила бы она на нём к бабушке и обратно домой. И служил бы Серый ей, как верный раб, всю оставшуюся жизнь. Потому что никто не может отказать Эллис. И вовсе не из-за тесака и пулемёта. Просто она такая, особенная девушка.
        - Эл, когда ты говоришь слово Госпожа, мне сразу в голову приходят образы де Сада.
        Гнев, на котором сидел клоун, лёг, вытянув лапы, чтобы Эллис смогла взглянуть вблизи на пострадавшую щёку героя.
        - Хорошо, что не детсада, Тики! Ну, хватит бредить. Мы договорились называть Кити Госпожой. «Создатель» - слишком пафосно, хотя и справедливо. А в твою голову давно никакие приличные образы не приходят. Ранка маленькая, похоже, ты ещё немного поживёшь. Так что расслабься, яд я отсасывать не буду. Само пройдёт.
        Эллис встала на цыпочки и чмокнула клоуна в место укуса. Лицо Тик-Така тут же сравнялось по цвету с его вечно алым носом. Чтобы скрыть красные маки смущения, немедленно вымахавшие рядом, клоун свалился с гнева на спину, прямо на цветы, и стал сучить в воздухе короткими ножками в огромных башмаках, изображая капризного ребёнка в магазине игрушек:
        - Хочу ещё, Эл! Хочу-хочу-хочу-хочу еще!
        Фонтаны цирковых слёз из глаз влюблённого клоуна дополнили картину.
        - Хорошо, боец! Ты славно сражался и заслужил ещё один поцелуй. Закрой глаза и жди.
        Тик замолк и с таким старанием закрыл свои маленькие глаза, что по всему его гуттаперчевому лицу побежали паутинки морщинок. Сначала он почувствовал, как что-то горячее и влажное коснулось его щеки, и задрожал от удовольствия, но тут же вскочил с диким криком, отпрыгнув на метр назад.
        - Фу, Эл! Как ты могла? Какая гадкая вонючая пасть! Это даже не смешно!
        - А по-моему, смешно! И полезно! Язык гнева и его слюна прекрасно продезинфицировали твою ранку.
        Шесть голов её гнева с недоумением смотрели на седьмую, только что лизнувшую по команде Эллис щёку Тик-Така.
        - Клоун, хватит дуться! Ты и так круглее шара!
        - Я и Так! Я и Тик! А ты - злобная мегера!
        - Да, я такая. Мы свои признанья не забудем - зло и гадость мы приносим людям! Но тебя я очень люблю. Как друга, конечно. И вообще, в Реале уже скоро утро, а ты тут комедию ломаешь. Тебе давно пора скакать как угорелому в Спальный район. Госпожа скоро проснётся. Или, может, наконец разрешишь мне самой поговорить с ними?
        - Даже и не думай. Там нужен талант переговорщика, а ты только и можешь, что тесаком махать. Да и мала ты ещё для таких дел. Нос не дорос. - Клоун посигналил в свой огромный красный нос, как в клаксон.
        - Лучше проверь пост Тру-Пака, он самый неспокойный!
        Клоун необычайно ловко для своего громоздкого тела запрыгнул на гнева, и тот, радостно взвыв, помчал его к Эгороду. Эллис в одиночестве продолжила утреннее патрулирование.
        Глава 2
        Сны Кити. На седьмом небе
        Она тонула в мягком облаке, тонула в сладкой истоме, тонула в жарких объятиях любимого.

«Как же мне хорошо! Как во сне. Или это и правда сон?» - билась бабочкой в закрытую дверь сознания далёкая мысль. Далёкая и ненужная, потому что главная мысль, вытеснившая всё, кроме непрерывно возрастающего удовольствия, сладко пела:

«Егор со мной! Я знала, знала, что это был обычный кошмар, морок, неправда! Глупая, что же я так страдала, так мучилась. Ведь вот он - Егор, мой Егор, мой Ег-о-о-о-о-ор! Егор! Со мной! Во мне!»
        Она победно вскрикнула, чуть ослабив объятия, и на секунду закрыла глаза от безмерного, волной накрывшего изнутри счастья, но тут же открыла их, смертельно испугавшись, что прозрачный взгляд Егора, только что проникавший ей прямо в сердце, исчезнет. Исчезнет как сон. Нет, только не это!
        - Егор!
        Он по-прежнему лежал рядом на белом перьевом облаке. Красивый, горячий, живой. Её Егор, её первая и последняя любовь. Её мальчик, её мужчина, её счастье, её боль.
        - Кити, я здесь! Я с тобой! Почему ты плачешь?
        - Потому что я вспомнила, что это сон. Во сне нельзя вспоминать, что это сон, иначе сразу проснёшься. Или я проснулась и ты остался со мной?
        Он молчал. Смотрел на неё, щурясь своими васильковыми глазами, в которых отражалось рассветное небо, и молчал. Пусть молчит, главное, что не исчезает. Одной своей сильной рукой пловца Егор, едва касаясь, гладил короткие непослушные светлые волосы Кити, а второй аккуратно и нежно вытирал слёзы с её лица. А слёзы всё катились и падали вниз, прожигали облако, на котором лежали влюбленные, и летели вниз на землю.
        - Дождь пошёл, - сказал Егор и улыбнулся, хотя его нижняя губа предательски подрагивала, - затопишь Землю, Кит. Не плачь, всё давно уже прошло. Тебе нужно отпустить меня и позволить себе начать жить. Смотри, как красиво вокруг.
        Внизу решительно вставало солнце. Оно красило небо, белые перины облаков и глаза Егора в разные оттенки розового цвета. Кити заплакала ещё сильнее и прижала обветренные губы Егора к своим, жарким и солёным от слёз, коротко его поцеловала и прошептала:
        - Молчи. Молчи. Я не хочу тебя слушать. Я никогда не отпущу тебя! Молчи. Просто целуй меня и обнимай, люби меня, пока не кончится этот чудесный сон.
        И сон продолжился. Такой же бесконечный и такой же короткий, как жизнь. Такой же прекрасный и такой же несправедливый. Кити плакала уже не от страха и горечи, а от счастья. Счастья, которое разрасталось в ней всё больше и больше с каждым движением Егора внутри неё. И не было больше ничего, кроме этого бесконечного секундного счастья, венчающегося взрывом вселенной и рождением сверхновой любви. Счастья, которое могло исчезнуть в любой момент, стоило ей проснуться. Счастья, которое светилось из Кити ярче, чем восходящее солнце, стоявшее уже вровень с их облаком-постелью. Егор вздрогнул, захрипел и замер, обняв Кити. Она тоже обняла Егора так крепко, как только могла, прижалась к нему всем телом, зарылась лицом в его кудри, не желая отпускать своё счастье ни на секунду. Кити не хотела ничего слушать, она хотела только его. Егора. Егора! Услышав её мысль, он неожиданно поцеловал её маленькую грудь, слегка потянув зубами за серёжку в соске.
        - Ещё, ещё, - зашептала она.
        - Ненасытный Кит! - Егор спустился ниже.
        - Я насытный! - возмутилась Кити.
        - Очень сытный, - продолжил игру Егор, зацепив языком колечко в пупке Кити.
        - У-кху. Извините. Я на секундочку - полный извиняющихся обертонов, но всё равно шкодный голос ворвался в сладкий сон девушки.
        - Это ещё что за… клоун?
        Кити с удивлением уставилась на свою в десятки раз увеличенную татуировку, обретшую пышную объёмную плоть, и сразу вернулась в реальность, не выходя из сна. Высший пилотаж - понять, что видишь сон, и остаться в нём, при этом вспомнив то, чего никогда не было, то, во что наяву ты ни за что не поверишь и даже не сможешь воспроизвести. Сейчас, например, Кити кажется, будто всё это повторяется в сотый раз. В любом случае она точно знает, что толстый страшный клоун, рисунок на коже, сбежавший с её груди, лишивший её всякой надежды на вечное счастье своим приходом в её сон, ничего хорошего не скажет. Это точно.
        - Привет, Браза, - почти ласково сказал Егор, перекатившийся за Кити и скрывший её тело от маленьких любопытных глаз клоуна в объятиях сильных рук, - ты, как всегда, не вовремя!
        - Я тоже люблю тебя, Егор!
        - А я тебя ненавижу. Зачем я только тебя сделала! Какого хрена ты припёрся сюда на этом жирном общипанном гусе?
        - Я что, на гусе?! - искренне испугался Тик, с опаской посмотрел вниз и тут же спрыгнул с гуся на воздушную постель Кити и Егора. - О, как взбили облако, любовнички. Всё кувыркаетесь, а то, что мир катится к чертям, волнует только меня?
        - Вот и катись к чертям из моего сна вместе со своим миром. Завтра же выведу тебя в салоне!
        - Выведи! Выведи, ради всего святого! Вспомни этот сон, разозлись и выведи! А заодно вспомни, что если ты не отпустишь Егора, не влюбишься и не начнёшь радоваться жизни, через пару месяцев всему миру наступит кирдык!
        - Бесполезно, Тик! - с усталым вздохом сказал Егор. - Ты же знаешь - утром она всё забудет! Тысячу раз я пытался ей всё объяснить. С тобой и без тебя - всё абсолютно безмазово! Следующей ночью я снова здесь. Кити выдёргивает меня из небытия - мы счастливы до утра, а мир доживает последние дни.
        - Что за ахинею вы тут поёте в два голоса? Даже для сна - перебор. Чтобы спасти мир, я должна пожертвовать своей любовью, своей верностью погибшему любимому, которого вижу только во сне? Для этого я должна взять и влюбиться? Только и всего-то. Подумаешь, какая ерунда - влюбиться в другого человека! Это же, как сходить постричься: раз - и новая причёска. Раз - и новая любовь! Так ты это себе представляешь, толстый умник?
        Клоун одобрительно развёл короткими пухлыми руками:
        - Угу!
        Егор еле удержал взорвавшуюся Кити. Если бы не его сильные руки, она бы вскочила и пинком опустила Тик-Така с неба на землю.
        - Придурок! Я ни за что и никогда не предам своего Егора! Моя любовь - это всё, что у меня осталось! Она больше и сильнее меня! Она больше и сильнее всего долбаного света, которому всё никак не может прийти конец! Зачем мне мир, в котором не будет Егора?
        - Ну вот, - сказал клоун, подбоченившись и притоптывая по облаку левым несуразным ботинком сто пятого размера, - опять подмена героизма эгоизмом. Три года, Кити, ты живёшь, запрятав все свои негативные эмоции глубоко в себя, чем всё больше и больше разрушаешь свой Эмомир. А из него наружу рвутся страшные чудовища, все, что ты скопила там за всю свою короткую, но полную утрат и боли жизнь. Они и уничтожат Мир. Ты не живёшь своей жизнью, Кити. И свой потенциал любви ты тратишь лишь во сне. Ты не даёшь уйти Егору. Это так красиво и твоя любовь достойна уважения, восхищения, но она обрушит мир! Все погибнут! Все те, кто дорог в этом мире тебе и Егору. Ты останешься королевой мёртвого мира, погибшего из-за твоей любви. Будешь ли ты счастлива тогда? Даже во сне? Не слишком ли высокая цена? Подумай. Погибнет Рита, твой отец, его семья, семья Егора, все твои друзья…
        - Заткнись! Я не хочу больше это слушать! Это мой сон! Неприкосновенная территория! Ты не имеешь права превращать его в кошмар и отбирать у меня мой кусочек счастья! - Кити тщетно пыталась вырваться из рук молчавшего Егора.
        - Гибель мира - не слишком высокая цена для личного счастья? Счастье - это удовольствие без раскаяния, Кити.
        - Толстый зануда!
        - Не Толстый, а Толстой.
        - Да хоть Пушкин! Вот что я тебе скажу, клоун. Мир, как известно, делится на две категории людей. Одни куда-то катят мир, а вторые идут сзади и причитают, куда это, мол, мир катится. А я из третьей категории - мне плевать, куда катится мир, в котором нет места для моей любви, и твои аргументы в пользу спасения душ мне совсем не интересны. Убирайся к чёрту, клоун-мессия!
        - Сейчас уберусь. Егор, я пришёл сказать, что у меня плохие новости. Есть информация, что кое-кто узнал о бесполезности наших попыток достучаться до сердца Кити и готов решить проблему конца света радикально. Нет Кити - нет проблемы.
        - Кто? - Егор ослабил хватку.
        Кити, вырвавшись на свободу, огненной фурией подскочила к открывающему рот клоуну и столкнула его с облака.
        - Твой сын ииииииииииииииииииииии, - голос Тик-Така затих по нисходящей дуге где-то далекодалеко внизу.
        - Ненавижу клоунов! На чём мы остановились? - Кити маленькой тигрицей прыгнула на широкую грудь любимого.
        - Кити, это очень серьёзно… - Егор, казалось, не на шутку встревожился.
        Кити долгим поцелуем закрыла ему рот, а потом, приложив к нему маленькую горячую ладошку, сказала:
        - Ничего не хочу слышать. Обними меня и поцелуй, я хочу проснуться счастливой! И пожалуйста, погладь мои волосы. Я так люблю, когда ты нежно гладишь мои волосы.
        Глава 3
        ДневниКити-1. Тату на сердце
        Сегодня был суперский день. Абсолютно не напряжный. Пролетел, как комета.
        И ещё сегодня мне предложили полетать! Но об этом потом. Сейчас небольшая ретроспектива с того момента, как Рита нашла меня на кладбище рядом с городским моргом. Так сказать, начало новой жизни. Интригующе, а?
        За день до того, как я попала в морг, я решила помириться с Ритой, своей закадычной подружкой-готессой. Наша дружба закончилась, когда она призналась мне, что мой Егор частенько захаживал к ней за порцией секса. Я, видите ли, держала его на голодной диете, а Рита пожалела. Мать Тереза готическая. Хороша подруга! Если бы я не сидела после больнички на сильных успокоительных, прибила бы на месте, дурынду. Повезло ей. И мне повезло. У кого бы я сейчас жила? У меня от колёс тогда крыша чуть совсем не съехала. Стала я добренькая - не добрая, а именно добренькая, слезливая и всепрощающая.
        Мне один белобрысый тип принёс цветы, якобы от Егора, и сказал, что ЕТ к нему во сне явился и просил мне передать, что единственное, чем я могу его порадовать, - это быть счастливой без него. Логично вроде бы. Мой затуманенный таблами мозг эту лажу принял, и я вышла из депры и даже от пищи перестала отказываться. Потом выяснилось (хоть какая-то польза от книжки «ЭмоБой»), что этот гад белобрысый Егора моего и убил, а ко мне приходил, потому что его, видимо, совесть замучила. А я ещё с ним на «Джейн Эйр» ходила. С убийцей! Вот мрак. Конечно, тогда я ничего не знала. А когда узнала, сразу ментам заяву на него написала, только они говорят, что он в бегах и в розыске. Вот так. А тогда, на таблах, я решила Ритку простить. Видела, как она убивается. Потом, я давно знала, что она в Егора раньше меня влюбилась, ну и раз уж я его простила, почему Ритку не простить? Ещё я знала, что она бн - одна её подружка как-то проговорилась мне, что Рита давно и безнадёжно влюблена в меня. Звучит дико, но то, что она спала с моим покойным парнем, нас как-то ещё больше сблизило. Пришла я к ней мириться. Выпили мы,
фрукты какие-то погрызли, поревели, потом просыпаюсь на кладбище совершенно голая и с биркой на ноге.
        Так до сих пор никто и не разобрался, что конкретно со мной случилось. Ритка говорит, что я неожиданно повалилась на пол и дышать перестала. Она «скорую» вызвала, а те ошибочно констатировали смерть от отравления неизвестным токсином и увезли меня в морг. Думаю, я впала в глубокую кому, вроде анабиоза, а в морге очнулась, доползла до кладбища и там заснула. И слава богу! В ту ночь в городском морге чёрт-те что творилось. Представьте себе, какие-то нелюди распотрошили главного патологоанатома. Он, как выяснилось потом, сам промышлял тёмными делишками с нелегальной трансплантологией. Так что поделом. А мне тогда первый раз приснился мой счастливый сон!
        Лежу я в кладбищенской высокой траве, ломаю голову, как я туда попала и как мне оттуда выбираться, и тут прямо на меня выходит Рита-Ритуал, собственной персоной. А куда ещё идти несчастной готессе, чтобы собраться с мыслями, если она приехала попрощаться с любимой подругой, а морг оцеплен ментами и никого туда не пускают? С тех пор мы с Ритой - попугаи-неразлучники. Даже живём в одной клетке. Я ещё какое-то время дома пожила, но тут вышла чёртова книжка, и я переехала к Ритке. Она смеялась, что у неё домашних животных прибавилось. Раньше три голые кошки и ворон жили, а теперь ещё и я. Потом, правда, одна кошка сдохла. Только какое я тогда была животное - скорее овощ, комнатное растение. Из дома почти не выходила, ничего не делала, ничем не интересовалась, ела через силу и по возможности всё время спала. Спала, чтобы видеть счастливые сны, которые никогда не могла вспомнить.
        Как-то само собой получилось, что я стала спать с Ритой. Сначала в прямом смысле, потому что в её однокомнатной квартире была всего одна кровать. Потом и во всех остальных смыслах тоже. Просто позволила ей себя любить. Нечестно, конечно, с моей стороны, но что поделать.
        Мы никогда не говорили с Ритой о наших отношениях. Более того, мы никогда не говорили о том, что она делает со мной в постели. Предполагаю, что она просто боится, что всё сразу и закончится, заговори она об этом. Возникло негласное табу, которое меня вполне устраивает. Учитывая то, что я получаю своё чисто физическое удовольствие и никого при этом не обманываю: ни себя, ни Риту, ни Егора. Никого. Никогда. Никакой любви с моей стороны, просто голый девичий секс. При этом никакой лесбиянкой я себя не ощущаю и не считаю. В Ритке, несмотря на всю её нежность и деликатность со мной, чувствуется такое сильное мужское начало, что я только диву даюсь, как Егор мог с ней спать. Так что если закрыть глаза, то можно представить, что я снова с ЕТ. Подозреваю, что Ритка догадывается, кого я представляю на её месте. Но молчит как рыба. Такие вот у нас высокие постельные отношения. Эх, Ритка, Ритка. Чувствую постоянную вину перед ней. Она меня любит, а я ей лишь разрешаю себя любить. А ведь это она вытащила меня из овощного состояния, не дала моей сонной личности окончательно утонуть в объятиях Морфея и
разложиться. Нашла мне новую семью. Это я так называю наш маленький сплочённый коллектив фриков из славного тату-салона «БодМод».
        Знакомьтесь - два мастера-татуировщика Тарас и Дэн и пирсер, она же по необходимости парикмахер Мурзила. Как на самом деле зовут Мурзилу, никто не знает. Ей девятнадцать, на год меньше, чем мне, высокая, красивая, очень весёлая, принципиально не пользуется макияжем и стрижётся почти наголо. За ней постоянно гоняются скауты из больших модельных агентств, но зря. Мурзила презирает модельный бизнес и прочие отрыжки капитализма, читает умную публицистику и слушает радикальный панк-рок. Приехала она в Питер из Кандалакши, но говорить об этом не любит. Как и про Ника, одного из самых старых и уважаемых татуировщиков города, с которым Мурзила делит кров и постель. Когда-то Мурзила совмещала проколы с сидением на телефоне, но с тех пор, как по городу пронесся слух, что она делает пирсинг, а главное - зашивает тоннели совершенно без боли, в салоне объявилась вакансия. Которую я и заняла. Мы как-то сразу очень подружились и если что - горой стоим друг за друга. Женская солидарность против кольщиков-сексистов. Мы так шутим с Мурзилой, потому что на самом деле у нас замечательные отношения с Дэном и Тарасом.
        Тарас - типичный хипстер на вид, этакий студент-модник в вудиалленовских очках, интеллектуал и очень тактичный человек. Встретишь его на улице и в жизни не догадаешься, что он татуировщик, мастер с большим опытом и безграничной фантазией. К нему очередь на полгода вперёд. В свои двадцать шесть он выглядит на восемнадцать. Художественное образование, личный сайт, награды международных конвенций - всё в Тарасе вызывает уважение, а он нисколько не кичится, общается с нами на равных, ещё и комплексует из-за своего моложавого вида. Девиц, которые во время нанесения узоров на их тела пытаются с Тарасом заигрывать, мы с Мурзилой сразу предупреждаем, что у него жена и двое детей, и каждый раз с азартным удовольствием наблюдаем, как их челюсти брякаются об пол.
        А вот Дэн совершенно свободен, и с ним флиртовать можно сколько угодно. Только вот выглядит он так брутально и пугающе, что редко кто решится на флирт. Настоящий татуировщик, весь заколот собой и друзьями, сухое жилистое тело подкачано, лицо как у злодея из дешёвого голливудского боевика, мистическая бородка, чёрные волосы сбриты с боков головы, а на загривке лежат толстой косой, тоннели в ушах зашиты, язык раздвоен сплитом, и Дэн поэтому сильно шепелявит. Он этого дефекта речи немного стесняется и говорит с клиентами мало и неохотно, а они частенько думают, что он надутый сноб. Нужно и язык зашить, вот только некогда, потому что Дэн самый востребованный мастер в городе. Он виртуоз, делает тонкую работу любой сложности. Всё время занят. Жаль его. На личную жизнь никакого времени. Несмотря на монструозную внешность, Дэн - добрейшей души человек. Это он предложил мне полетать. Я так давно ждала приглашения. Слушала его рассказы про саспеншн (перед нами, в отличие от клиентов, Дэн не стесняется шепелявить) и думала, как было бы здорово, если бы он меня позвал. Но напрашиваться не хотела. И желание
сбылось! В субботу мы пойдём с ним в закрытый клуб, где мне всадят под кожу на спине шесть стальных крюков и поднимут за них к потолку. Возможно, моя жизнь после этого изменится. Скорее всего. Все, кто летал на крюках, описывают свои ощущения по-разному. Одним открылась истина, другие, кроме боли и дискомфорта, ничего не испытали, а третьи ждут не дождутся следующего раза, чтобы испытать то невообразимое счастье, наступающее за порогом чувствительности, когда ты паришь на отслоившейся от мяса коже над собственной жизнью.
        Говорят, что в подвесе, как в любви, первый раз - самый впечатляющий и запоминающийся, и той остроты ощущений и полноты нирваны, которые ты получаешь, взлетев первый раз, ты больше никогда не получишь, как ни старайся. А ещё говорят, что ты можешь увидеть наяву то, что видишь во сне. А мне это очень нужно! Если я увижу свой сон, будучи подвешенной на крюках, я его уже точно никогда не забуду. А ещё меня прикалывает, что это будет не позёрское подвешивание у всех на виду, а некое таинство, инициация: только я, Дэн и ещё пара его друзей-фриков, которые очень серьёзно уже несколько лет занимаются подвесом в Питере. Даже не знаю, брать ли с собой Риту. Если не позову, она смертельно обидится. А если позову, стопроц устроит мне истерику и костьми своими длинными ляжет, чтобы я туда не ходила. Ритка - страшная собственница и ревнивица во всём, что касается моего тела. Моего тела хочет касаться только она. А всяческий бодмод она просто на дух не переносит. Никаких экспериментов над телом. Дай ей волю, она бы все мои любимые стальные побрякушки из меня вытащила и выбросила. Но я ей воли не даю. Держу в
чёрном теле. Хотя тело у Риты молочно-белое. Простите, если из меня время от времени будет лезть игра слов, - вредная привычка, доставшаяся от отца. Ничего не могу с собой поделать - дурная наследственность. Так вот, Ритка терпеть не может тату и пирсинг. О чём она думала, когда пристраивала меня в салон два года назад? Может, решила, что я насмотрюсь на всех этих разукрашивающих и прокалывающих себя малолеток и меня начнёт тошнить от любого бодиарта, как гинеколога от промежностей. На самом деле Ритка молодец, она меня в салон работать потащила, потому что знала: тату - моя тема. Дома, сидя в постоянном полусонном коматозе, я почти совсем зачахла. А в салоне под стрёкот машинок, хард-рок из колонок и заливистый смех Мурзилы я стала постепенно оживать. Так что поступилась Рита принципами из-за меня, а сама салон стороной обходит, как ведьма церковь. Хотя Ритка на ведьму и похожа. На симпатичную такую, безобидную ведьмочку А ещё она совершенно не выносит боли. Как она в волейбол играла в детстве - непонятно. Для неё кровь сдать - страшная мука, сразу в обморок бухается. Здесь, естественно, и кроется
главная причина её отвращения к тату, а потом она свои страхи на меня переносит и за меня начинает бояться. Других причин нет. Ритка не ханжа. Была бы ханжой, я бы с ней дня не прожила. Бесят меня эти лицемерные тётки на пляже Петропавловки, недовольно качающие своими тупыми репами и толкающие в жирные бока дремлющих под пивом супругов при виде нас с Мурзилой, загорающих топлес. Мне смешны все эти унылые брюзжащие высказывания типа «Ну подумай, как будет выглядеть твоё тело в наколках, когда тебе будет семьдесят». Да если всё время думать о том, какой ты будешь в семьдесят, то вообще жить не стоит. И что они думают, что их дряблые, морщинистые, дебелые старушечьи тела будут выигрышно смотреться на моём татуированном фоне? Логика чугунная! Все будем выглядеть одинаково прекрасно, если доживём. И пуритане, и модники, и альтернативщики. Лучше бы жрали поменьше. Или про пирсинг взять их рассуждения ханжеские:
        - Это же больно. Зачем тебе эти цацки дикарские? Не понимаю. Так неестественно всё. Фу! Нужно быть красивой своей природной красотой. А эти пирсинги-шмирсинги - просто извращение! Это всё дурь в башке!
        Ну-ну. Значит, пирсинг, который мне нравится, - дурь и дикарство, а всякой разноцветной химией лицо каждый день мазать - это ум и цивилизованность. Хорошо, что в помаду свинец перестали добавлять, а то бы дохли, курицы, к сорока, как в девятнадцатом веке. Каблучища по десять сантиметров тоже признак ума и культуры, я уж не говорю о ежедневном бритье ног и эпиляции линии бикини. И красиво, и не больно! Вот уж где естественная красота и гармония проявляются, ну и ум с цивилизованностью, куда же от них денешься. Ненавижу ханжей! Первые проколы мне мама сделала. Уши проколола. Я до сих пор те детские серёжки храню. В память о маме.
        А папаша мой тоже тот ещё волк в овечьей шкуре, только ненавидеть у меня его не получается, потому что люблю. Это ему назло я первую татушку сделала, бабочку на спине, когда узнала, что он с какой-то тёткой встречается всего год спустя после смерти мамы. А ведь так плакал, каждый вечер про их с мамой любовь мне рассказывал и про то, что меня никогда не бросит. Я так до сих пор его и не простила, потому что не понимаю. Человек умер, но любовь-то никуда не исчезает, если она настоящая. Я, во всяком случае, так устроена и других мнений не приемлю. Не могу разлюбить Егора только потому, что он умер.
        Папа мою тату только через два года увидел - когда со мной из-за пирсинга ругался, а я ему ещё и спину показала. Н-да. Хорошо, что он не стал татуировщика разыскивать. Уголовное дело могло нарисоваться. А Ритке я, пожалуй, всё-таки расскажу про субботнее подвешивание, так правильней будет. Только не подумайте, что я мазохистка. Просто у меня болевой порог высокий, ну и иногда хочется почувствовать власть над собственным телом. К тому же я живу с постоянной болью в душе, и порой хочется её чем-нибудь перебить. Когда Дэн пришёл в салон после первого подвеса и мы набросились на него, требуя яркого и красочного отчёта, он сказал:
        - Ошень круто, нереально круто, ошень больно, но ты просто забываешь о боли, потому фто тебе при этом бесконефно хорофо. Ты париф над материальным миром. Это самое большое удовольствие на швете, ради которого не страфно перенешти ужафную боль.
        - Сначала боль, потом удовольствие? Обычно в жизни всё наоборот. Расплачиваешься болью за удовольствие.
        - Кити! Тут всё однофременно. Но ты получаеф кайф не от боли, а несмотря на боль! Она тебе болфе не мефает.
        Посмотрим-посмотрим. Через два дня я всё испытаю сама, на собственной шкуре. Да, чуть не забыла. Я сегодня придумала ноу-хау. Без всяких сколковских нанотехнологий. Тату на внутренних органах. Представляете, какое поле деятельности открывается? На почках - цветочки. На печени - череп. На лёгких можно красотку с папиросиной, или на что у кого фантазии хватит. Но главное - тату на сердце с именем любимого. Скоро ко мне выстроится очередь из желающих заклеймить свои сердца. Осталось только запатентовать моё изобретение. Думаю заработать на этом пару сотен зелёных лимонов. Начну с себя. У меня на сердце будут всю жизнь сиять инициалы «ЕТ». Осталось только разработать бескровную и безболезненную технологию - типа цветного лазера или меченых радионуклидов. В этом я, к сожалению, не сильна. Так что если будут предложения-соображения на эту тему, не стесняйтесь, звоните-пишите. Возьму в долю.
        Глава 4
        Крик № 1. ЕТ
        Мы живём, пока нас любят и помнят. Хотим мы этого или не хотим. Смерть - полное забвение. Смерть - это покой. Полный покой. Но похоже, только в идеале. Я покойник, но покоя мне нет. Потому что моя девушка любит меня, страдает и винит себя в моей смерти. Она живёт болью, а я живу её любовью. Она страдает, и я страдаю вместе с ней. Мне здесь не место. Я давно уже должен стать тёплым воспоминанием, песней гордой лесной птицы, резвой волной в океане, но Кити не отпускает меня. Я везде и нигде. Бестелесное нечто или даже, скорее, ничто. Не смогу объяснить, как я при этом ощущаю себя собой, Егором Трушиным. Спасает только память. Прячусь в ней от знания разлитого вокруг и беспрепятственно проникающего в меня. Знаю всё. Всё, что было, и всё, что сейчас происходит не только на Земле, но и в голове у Кити. Знаю всё, что будет, и знания тяготят меня, пугают меня. Прячусь в свои воспоминания, погружаюсь в каждый яркий день своей короткой жизни - и радуюсь, понимая, как немало их было, и ужасаюсь, понимая, как много их ещё могло быть. Я любил жизнь, и она отвечала мне взаимностью. Такая юная радостная жизнь с
босыми ногами, развевающимися по ветру волосами и широко распахнутыми счастливыми глазами. Моя жизнь. Моя Кити. Девушка, которой я так и не признался в любви. Вот урод! Снова и снова вина захлёстывает меня душной волной.
        Почему не признался Кити в любви? Потому что боялся влюбиться и стать слабым и ранимым. Боялся признаться себе, что влюбился, боялся потерять свой беззаботный радостный мир, боялся потерять свободу. Боялся получить вместо вечного кайфа вечную ответственность за другого человека. Боялся понять, что страхи мои давно уже сбылись. Боялся неосознанно, подсознательно. Это теперь я такой умный задним умом. Умный, но мёртвый. А тогда всё было прекрасно, я был живой, глупый, радостный, свободный, а вокруг столько девчонок - манящих улыбками, доступностью и недоступностью одновременно. Дачи и пустые квартиры друзей, бессонные ночи, дудки и вино, голые коленки, смешливые глаза, упругие грудки - я не готов был поменять всё это великолепие на одного, пусть самого прекрасного человека рядом с собой навсегда. «Навсегда» - как же меня пугало слово, которое я не мог представить. Страшно подумать, я ведь собирался расстаться с Кити после того, как добьюсь её. Мне не хватило храбрости признаться самому себе, что я уже не могу жить без Кити, маленькой смешной девчонки-эмо, не хватило ума, не хватило какого-то дня.
Зато хватило и ума и храбрости, чтобы умереть от невыносимой боли в абсолютно необязательной драке, вступившись за не знакомого мне позёра.
        Никогда всерьёз не думал о смерти, пока не умер. Ну, может быть, лет в шесть последний раз. Тогда я впервые осознал, что когда-нибудь обязательно умру, страшно испугался и вытеснил страшную мысль из головы. Меня как раз папа научил считать - складывать и вычитать. Я посчитал и мудро решил, что раз люди живут до ста лет, мне предстоит ещё ужасно долго жить, целых девяносто четыре года. Так долго, что и думать об этом не стоит. Думать - вообще не моё. Всегда предпочитал заниматься мыслительным процессом как можно меньше. Моё - действовать! Плыть к финишу бешеной торпедой, вдыхая воздух свободы полной грудью. «Я возьму своё там, где я увижу своё!» - моя философия выросла из допотопной песни любимой группы моего папы. Торопился жить, словно знал, сколько мне осталось. Жалею ли я, что полез в ту драку? Конечно, жалею. Родителей жалко. Кити ужасно жалко.
        Полез бы я снова защищать того хлюпика? Однозначно полез бы. Бился бы жёстче, глаза берёг, но стоять в стороне и смотреть, как четверо мутузят ногами упавшего человека, не смог бы. Иначе я не был бы Егором Трушиным. Просто остался бы жизнерадостным спортивным амбалом, но не собой. И Кити меня бы никогда не полюбила. Потому что не за что. И все бы остались живы и счастливы. Плохие мысли. Я фантом, которого мучают фантомные мысли, фантомные боли, фантомная совесть и спасают фантомные воспоминания. Запахи! Я купаюсь в них. Никогда бы не подумал, что помню все запахи, которые унюхал мой нос за восемнадцать лет. Они вокруг. Они все со мной. Обволокли клубящимся облаком. И я не вспоминаю, я помню. Помню, как пахнет мамина грудь, полная молока, папина голова, когда я сижу у него на плечах, школьный рюкзак со сменкой и накопленными за три дня забытыми завтраками. Помню, как пахнет кулак, разбитый о нечищеные зубы друга, кошка, попавшая под дождь, новогодние мандарины, хлорный запах воды в бассейне и цветущий Финский залив. Сначала приходит запах, а за ним звуки и картинки. Калейдоскоп ярких картинок из
моей короткой жизни. Но всегда сначала запах.
        Я стараюсь задержаться как можно дольше в одуряющем цветочном запахе Кити, её настоящем запахе, который познал первым. Волшебный пряный, пульсирующий густой запах заполнил мои ноздри и голову, поселившись там навсегда, и напугал меня не меньше, чем взволновал или возбудил. Ни одна девушка так не пахла, а у меня за последние два года опыт поглощения женских ароматов измерялся десятками. Кити вся была и в одежде, и без неё - как экзотический цветок, который немедленно хотелось сорвать, - яркая, необычная, безумная, безудержная, безбашенная, бескомпромиссная, бесконечно желанная. Помню запах нашего с Кити первого поцелуя с привкусом металла на языке. Запах родной и какой-то одновременно радостный и беспомощный. Кити совершенно не умела целоваться. Я учил её высокому искусству не торопиться и не кусать мой язык, чувствуя себя многоопытным любовником. Но настоящий обонятельный шок я получил, когда первый раз добрался до её сокровища. Пальцы утонули в нежной мякоти, а комнату заполнил такой сладостный аромат, что я потерял на какое-то время ощущение реальности, а только вдыхал и вдыхал его. Практически
дышал любовью Кити. Поглощал её своей мощной грудью, как пары опиума. Конечно, я в состоянии оценить аромат Кити по достоинству только сейчас, когда мой фантомный мозг способен выделить его из бесконечного потока запахов вокруг. Он тут же кружит мою фантомную голову, позволяя забыть о том, что меня больше нет и Кити я увижу только в её снах. А тогда на узкой кровати в её комнате я просто терял голову и с удвоенной силой рвался в тот запретный сад, который Кити так берегла от меня и для меня. И сберегла до конца. Моего конца. Я по природе и воспитанию не насильник и терпеливо ждал разрешения. Дождался, но поздно. Погиб на полдороге к потаённому саду. Зато аромат Кити теперь всегда со мной. Как в слабое утешение, хочется верить, что всё его запредельное великолепие вызывало желание Кити быть только со мной.
        Надо заметить, что я вовсе не был классическим Ромео. Скорее классическим подонком. Каждый раз, уходя от Кити в страшном возбуждении и смятении и всё ещё держа её аромат в ноздрях, я направлялся прямиком к её подруге Рите, виновной в нашем знакомстве с непреклонной эмочкой. А стало быть, виновной и в постоянном динамо своей подруги. В детстве я летом на даче безустанно гонялся с сачком за пёстрыми бабочками. Не брезговал капустницами, но охотился на адмиралов и махаонов. Главное было поймать беглянку и насладиться её красотой в своей руке. Что с красавицами случалось потом - меня не интересовало. Совесть ночами не мучила. Когда подрос, бабочек сменили бабы, а суть осталась прежней. Рита-Ритуал без сомнения тянула на адмирала. Я нашёл её случайно «вконтакте», посмотрел фотки и понял, что такая экзотика в мою коллекцию ещё не попадалась.
        Готы - мрачные, надутые создания, вечно кучкующиеся рядом с «металлическими» концертами, и их не менее надутые барышни с килограммами косметики на надменных лицах и в сапожищах на десятисантиметровых платформах никогда меня не интересовали. Но тут совсем другое дело. Я просто не мог оторвать глаз от почти идеального лица, природная бледность которого выгодно подчёркивала цвет глазищ. Именно глазищ, а не глаз, огромных прозрачных, голубых глазищ, жёстко контрастирующих с иссиня-чёрными волосами. Хищная красота Риты пугала и притягивала, как тёмная летняя ночь за окном. Я разглядел за её эпатажными готическими нарядами высокую грудь и бесконечные ноги, понял, что такой редкостный экземпляр я не имею права упустить, и приготовился к длительной осаде.
        И ошибся. Ни одна девчонка в моей жизни не разводилась на секс так быстро, как королева Ритуал. Мы встретились на Маяке. Она показалась мне старше и выше, чем на фотках, а её красота в реале оказалась ещё более притягательной и пугающей. Ну и голос тоже не подкачал. Самый низкий из всех известных женских голосов, с едва заметной хрипотцой, неожиданно сексуальный, странный и манящий. Но, честно говоря, голос и глаза сразу ушли на второй план, когда я увидел в декольте чёрного вечернего платья выдающиеся, во всех смыслах, груди Риты. Готесса так внимательно оглядела меня с ног до головы своими прозрачными глазами, что я даже поёжился. Холодок пробежал по спине, несмотря на тёплый майский вечер. Приготовившись убалтывать красавицу, я улыбнулся как можно шире и искреннее. И тут же услышал:
        - Ну что, к тебе или ко мне, Егор?
        - Что?
        - Значит, ко мне. Лови тачку, герой.
        Ещё ни разу мне не приходилось оказываться в такой ситуации, когда инициативу на себя полностью перетягивала потенциальная жертва моих домогательств. Я же лидер, чёрт побери! Охотник, а не дичь. Но приказ Риты выполнил, уж больно она была хороша. Хотя остался настолько обескуражен, что промолчал всю дорогу до Риткиного дома. Она же солидарно со мной молча обжигала мою шею горячим влажным дыханием и всё сильнее сжимала узкой бледной ладонью моё бедро чуть выше колена. Думаю, что если бы я не затупил, то мог заняться с ней сексом уже в машине. Во всяком случае, как только мы зашли в её квартиру, Рита набросилась на меня с такой страстью, что я не заметил, как оказался голый под ней в постели, ходившей ходуном. Неожиданно бешеный, брутальный секс без всяких унылых прелюдий - мы даже не поцеловались. Казалось бы, предел мечтаний, однако забыться страстью не удавалось - не покидало чувство, что меня цинично имеют.
        Рита полностью контролировала процесс, но самое ужасное, что она пресекала любые попытки дотронуться до её волшебных грудей, танцевавших надо мной безудержное пого вместе с болтающимся между ними чёрным каменным анкхом. Неудобство усиливал специфический мускусный запах, резко кинувшийся мне в нос, едва мы попали в постель. Красивое тело бесновалось на мне, а я вместо кайфа испытывал непонятное беспокойство и даже подобие унижения. В первый раз в жизни я был рад, что быстро кончил. Однако готесса умудрилась кончить ровно со мной и как подкошенная с диким криком повалилась рядом на смятый пододеяльник. Оргазм Риты достойно дополнил общее тяжёлое впечатление от нашего знакомства. Она пролежала без всякого движения и звука минут пять, со сложенными на груди руками, и ожила только после того, как я всерьёз решил убедиться в том, что она дышит. После чего Рита обняла меня и не выпускала из своих длинных рук всю ночь. Она рассказывала о себе, прерываясь только для того, чтобы снова прыгать на мне до полного изнеможения. Пятиминутная смерть - и Рита продолжала свою повесть. Вскоре я знал всё про друзей
Риты, про её болезненно чувствительные груди, про её полугодовое неудачное хождение замуж, всё о питерских готах и лесбиянках. Рита представилась бисексуалкой, что нисколько меня не насторожило, а только прикололо. Би не би - нашёл - люби.
        Явь безумной ночи постепенно переходила в сон, а сон перетекал в страшную сказку. Я нисколько не удивился, когда во время очередной передышки мне на грудь запрыгнули горячие, как утюг, голые кошки и стали делать мне массаж, переминаясь с ноги на ногу и тарахтя, как трансформаторная будка. Одновременно третья голая киска стала тереться боком о мою коленку.
        - Знакомься, Егор. Это Виски, Октопусси и Кисс. Мои фрейлины, - представила мне своих хвостатых подружек Рита.
        За окном меж тем проснулось яркое солнце, осветив комнату Риты. Перед глазами всё плыло, но я запомнил старинное зеркало от пола до потолка, мрачные картины на стенах и метровую ажурную птичью клетку в углу, накрытую тёмной шалью. Я напряг все свои оставшиеся силы и стал собираться домой. Рита не препятствовала моему бегству. Она лежала вызывающе голая на чёрном шёлковом постельном белье - необыкновенно красивая и опасная, но прежнее притяжение пропало. Секрет исчез. Я поцеловал её на прощание - в первый раз за всю ночь - и на ватных ногах пошёл домой отсыпаться. Транспорт ещё не ходил, а на тачку у меня не осталось бабосов.
        Проснувшись вечером дома, я решил забыть Риту, как страшный сон. Но стоило ей кинуть мне СМС, тут же примчался в её мрачную квартирку, чтобы проверить свои впечатления и в надежде на реванш. Но всё повторилось в точности, как в первый раз, только разговоров теперь почти не было. Рита решила сосредоточиться на сексе, и так удачно, что мне даже не удалось свалить утром домой - я срубился у неё в постели. Так продолжалось неделю. День отдыха - и Рита снова высвистывала меня. Не понимаю - чего я к ней таскался? Ни её безудержная патологическая страстность, ни болезненная красота не привлекали меня больше из-за чрезмерной властности и умения подчинить меня своей воле. Отношений наших мы не обсуждали, про чувства не говорили, но мне начинало казаться, что Рита опрометчиво считает меня своим парнем. Потом я улетел на пару дней в Гермашку на соревнования, а когда вернулся, Рита совершила странный, необъяснимый поступок - познакомила меня со своей лучшей подругой Кити. Девчонкой, в которую я влюбился. Навсегда. Не зря меня пугало это слово.
        В Кити было невозможно не влюбиться. Сама непосредственность, сгусток энергии, сероглазый бесёнок - моя маленькая эмочка. Обаятельная, смешная, без всякого жеманства и кокетства, она сразу завоевала моё доверие и раззадорила любопытство. Если Рита была бабочкой-адмиралом, то Кити - стопроцентным махаоном. Яркая и внешне и в своих необычных рассуждениях и вечных спорах с миром, она вся бурлила, как маленький водоворот, затягивая меня в себя всё больше и больше. Когда я шёл с Кити, держа её за руку, после ска-концерта, на который Рита прислала подругу вместо себя, то испытал приятных чувств больше, чем за все наши бешеные коитусы с готессой. На следующий день Рита написала мне «вконтакте», что между нами всё кончено и теперь я парень Кити. И если я обижу её подругу-эмочку, Рита меня убьёт. Я, конечно, поразился такому демаршу. Но осмысливать мазохистский поступок противоречивой готки не стал. Не любил я это дело, да и всё моё сознание тогда занимала лишь одна мысль - как скорее овладеть Кити, добавить махаона к кардиналу в коллекцию. Что оказалось крайне непросто.
        Причём ханжой её назвать я не мог. Полная противоположность Рите, Кити была готова целоваться со мной в любом месте - в метро, в кино, в такси, в подъезде, разрешала ласкать себя любыми способами и так же ласкала меня, помогая разрядиться, но стояла насмерть, не давая в себя проникнуть. Ни о каком «только после свадьбы» речи не шло, Кити говорила, что ждёт подходящий торжественный момент и мне нужно только немножко подождать, весело проводя время вместе с ней. А веселились мы от души. Дурачились в постели целыми днями, ведя потешные споры про любимую эмо-культуру Кит, гоняли на великах через весь город в Озерки купаться, рассекали на роликах по ночному Невскому, ходили в кино и на концерты, занимаясь там всякими милыми безобразиями так активно, что потом не могли вспомнить ни песни, ни кадра. Музыка! Кити оказалась настоящей меломанкой. За три недели без малого общения с ней я прослушал песен больше, чем за всю прошлую жизнь. Да она сама была как песня, моя девочка Кити. Лёгкая, ритмичная незабываемая песня с ударным припевом, которую даже при желании не выбросишь из головы, и ты ходишь, как
больной, напевая её целыми днями. Стараясь не выглядеть в глазах своей девушки полным ослом, я перед встречей с Кит готовился, словно перед экзаменом на сессии. Не вылезал из поисковиков, качал музло и читал про её любимые группы. Я даже стал разбираться в чёртовом эмокоре, отличая его от грайндкора и металкора. Честно говоря, раньше я слушал в основном рэпак, ска и всякую танцевалку. А тут пришлось углубиться в разнообразие современных стилей. Ещё чуть-чуть, и я стал бы музыкальным гуру. И всё только для того, чтобы забраться в запретный благоуханный сад Кити. Я был готов на всё: слушать параноидальную музыку, смотреть занудные фильмы. Правда, вот авторское кино, столь почитаемое моей новой подружкой, мне давалось гораздо тяжелее музыки. Если бы не поцелуи и объятия эмочки, я просто засыпал бы каждый раз на неудобных креслах Дома Кино, в вестибюле которого вечно болтались пьяные малолетние позёрки с банками «Яги» в порезанных руках. Зато потом меня ждали райские удовольствия на узкой скрипучей кровати под саундтрек последних альбомов модных нытиков и крикунов. И конечно же, споры.
        Маленькая Кити умудрялась спорить со мной даже в постели. Спорить обо всём на свете. Стучать маленькими кулачками по моей гулкой груди. Права она была или нет, я в результате всегда сдавался под её напором, восхищаясь неуёмной энергией. Иногда она затыкала мне рот поцелуем - лучший финал спора. Отказаться же от дискуссий казалось невозможным. Кити надувалась, отворачивалась от меня, и мне какое-то время приходилось пялиться на татушку в виде чёрно-розовой бабочки между её лопаток, пока прекрасная спорщица снова не снисходила до меня. Девчонка-юла, в одну секунду её смешливые серые глаза могли наполниться слезами, а через мгновение просиять счастьем. Мне никогда не было с ней скучно. Никогда.
        Думаю, что я в то время знал всё о жизни Кит, а она уж точно не знала, что каждый раз после нашего невинного разврата я шёл к Рите, которая молча впускала меня в дверь, с порога тащила в постель и отдавалась, насмешливо улыбаясь, мысленно констатируя, что Кит опять мне не дала. Может быть, Рита надеялась, что я вернусь, обломавшись о строптивый характер её подружки? Я лежал рядом с ней, пережидая минуты её оргастической смерти, и чувствовал, как в моей душе прорастают неведомые ей доселе ростки будущих мучений совести. Я обманывал обеих своих подружек, причём Риту я жестоко использовал, как бы наказывая Кит. А наказывал на самом деле себя. Смотрел на большое красивое белоснежное тело Риты с чёрным меховым треугольничком, а видел маленькое гладкое, словно плюшевое, девичье тело Кит, грубо проткнутое пирсингом во всех возможных и невозможных местах, вспоминал её маленькие фарфоровые ушки с туннелями, маленькие кукольные ручки, и накатывала беспросветная тоска. Я буквально убегал от Риты, давая себе слово ни за что не возвращаться, о котором вспоминал только после очередного болезненного соития с
ней. Прости меня, Рита! Надеюсь, тебе хотя бы было хорошо со мной.
        Прости меня, Кит! Моя первая и единственная любовь! Прости за Риту. Прости за нелепую смерть, прости, что не дождался тебя с концерта «Му Chemical Romance», прости, что у нас никогда не будет свадьбы и детей, что любить друг друга мы можем только в твоих снах, и то я, как могу, стараюсь прекратить это, потому что слишком много знаю. Я знаю, что наша любовь разрушит мир. Старый добрый мир, давно уже ставший злым и крайне хрупким.
        Люди в твоём мире, Кити, наяву живут своей подчас скучной, неправильной, но настоящей жизнью и, засыпая, видят сны, которые уносят их в ирреальные миры. Я же, наоборот, реализуюсь и существую только во снах любимой девушки, любовь которой оказалась сильнее смерти, сильнее обид и ревности, сильнее её самой. Но я не хочу быть частью сна, который погубит мир и мою любимую. Я просто хочу уйти навсегда. Уйти туда, где был до рождения и должен быть сейчас. Мне очень не хватает семьи, мне очень не хватает Кити, не той, что я вижу каждую ночь в её сне, а той, которая каждую ночь могла бы засыпать у меня на груди. Я скучаю по друзьям, даже по безумному клоуну Тик-Таку скучаю. Я скучаю по себе, по своему сильному тренированному телу пловца с бочкообразной грудью. Я скучаю по воде. Я скучаю по тебе, Кити! Я скучаю по тебе, Кити! Я скучаю по тебе, Кити! Я хочу уйти навсегда. Я хочу, чтобы рядом с тобой появился кто-то, кто мог бы заботиться о тебе и любить тебя так, как это хотел бы делать я. Я хочу, чтобы ты разлюбила меня, Кит! Хочу, чтобы ты отпустила меня и себя и полюбила кого-нибудь другого. Достойного
тебя. Кого-нибудь лучше меня. Но только я не хочу этого видеть и знать. Отпусти меня! Я хочу стать свободной сильной волной в тёплом море. Может быть, мы когда-нибудь встретимся и я нежно обниму тебя. Отпусти меня! Разлюби меня! Не скучай по мне!
        Глава 5
        Сны Кити. Океан любви
        Они сидели, обнявшись, в уютной бухточке на белом песчаном берегу у спокойного, безмятежного океана. Ласковые солёные, как слёзы Кити, волны с шипением омывали их вытянутые к воде ноги. Голова Кити с закрытыми глазами лежала на мощной груди Егора. Далеко-далеко за горизонтом вставало ржавое солнце. Маленькие смешные крабы суетливо сновали туда-сюда рядом с Егором и Кити, набирающимися сил для следующего раунда любви, и с любопытством стреляли глазами-бусинками в сторону их обнаженных, разгоряченных, окрашенных солнцем тел.
        - Я никогда не разлюблю тебя, - прошептала Кити.
        - Значит, мир обречён. Все наши близкие погибнут.
        - Я пыталась забыть тебя, Егор. Это невозможно. Вот какой ты оказался незабываемый. Кто бы мог подумать? Но я такая, какая есть, Егор, я не могу измениться, и если мир обречён, значит, таков план Создателя. Жаль, мы не можем Его спросить.
        - Он бы не стал с нами разговаривать.
        - Это почему же?
        - Потому что мы грешники, Кит. Мы только и делаем, что прелюбодействуем.
        - Я же девственница, Егор! Забыл?
        - Только не во сне, Кит!
        Любовники, дружно засмеявшись, повалились на песок, и Кити резво запрыгнула на плоский живот Егора.
        - Нет, правда, ты подумай! Я - девственница, а ты погиб, защищая слабого, - мы лучшие кандидатуры для спасения мира.
        - Ну, я-то просто не успел особо нагрешить, хотя «не особо» тоже считается. Ты живёшь во грехе с Риткой, так что тоже в святые не годишься. А мир ты должна спасти от своих кошмаров, которые рвутся наружу.
        - И что им во мне не сидится?
        - У них свои резоны. Поверь мне, всё это совсем не смешно.
        - Прости, но не могу. Насекомые - хорошо хоть не тараканы, рвущиеся из моего подсознания в мир, чтобы поработить его, - это не смешно. Это очень смешно!
        - Как я могу переубедить тебя? Ты не слушаешь меня, не слышишь меня, не веришь мне, не помнишь своих снов!
        Егор тяжело вздохнул, стукнув кулаком по песку.
        - Егорушка! Ну не обижайся на меня! - Кити забарабанила маленькими кулачками по груди любимого.
        - Егорушка! Не обижаешься? Не обижаешься? Не обижаешься?
        - Самое ужасное, что я не могу ни обидеться, ни рассердиться на тебя. Ничего не могу. Ни убедить тебя, ни разлюбить тебя - ничего не могу!
        - Ты можешь любить меня, пока я не проснусь. Это то, ради чего я живу, и то, от чего ты просишь меня отказаться. У меня нет выбора. Потерять тебя второй раз - невозможная цена за спасение мира. Тем более что я не верю в этих дурацких гигантских бабочек, заслоняющих крыльями солнце, и в этих идиотских гусениц-людоедов! Тоже мне конец света, обхохочешься! А вот в тебя и твою любовь я очень даже верю. Хватит валяться без дела, господа. Общий подъём!
        И снова, который раз уже за эту ночь, два любящих тела сплелись в одно. И песок под этим могучим, не знающим страха смерти, идеальным, безукоризненным организмом проседал всё ниже. И брызги волн закипали на горячей коже. И снова крики и стоны Егора и Кити перекрывали визги, гам чаек, вырывающих из мелководья крошечную рыбёшку. И всё выше вставал над горизонтом солнечный палач в красном колпаке. И толстый клоун, заворожённый этой эпической картиной, так и не решился выйти из-за скалы, а всё смотрел, и смотрел, и смотрел…
        Глава 6
        Хроники Эмокора. Последний эмо-бой
        Бой шёл вторые сутки, и результаты его уже ни у кого не вызывали ни малейшего сомнения. Тик-Так и его армия безнадежно проигрывали. Они были обречены с самого начала и знали об этом, но самоотверженно пытались противостоять бесчисленному войску принцев Рогэ и Нишурта. Сражение продолжалось по инерции, речь о капитуляции не шла, да и принимать её всё равно было бы некому. Нишурт, Рогэ и их адские бабочки благополучно просочились в Реал, но об этом пока никто из армии Тик-Така даже не догадывался.
        Порталы Эмокора представляли собой обычные входные двери в домах, ничем не отличавшихся от стоящих рядом. Только вели эти двери прямиком в Реальный Мир, а точнее, в родной город Кити - Санкт-Петербург, в места наибольшей концентрации различных эмоций - в роддома, больницы, театры, цирк. Два дня назад на посту Тру-Пака, который охранял портал, ведущий в роддом, произошёл первый прорыв злобных сил. Смерч из бабочек-камикадзе, пронёсшийся от дворца Маргит через весь Эгород, смёл защитников портала, как ненужный мусор, и расшвырял по окрестностям. Лишь могучим бойцам Тру-Паку и Покойнику удалось быстро вернуться на свои посты, но было поздно. Через сорванные с петель двери в Реал вылетело не меньше сотни бабочек. Гвардейцы в ожидании подмоги заткнули выходы своими могучими телами, стреляя из ручных пулемётов по продолжающим атаковать их пикирующим бабочкам. Вскоре всё видимое пространство перед ними покрылось сраженными насекомыми. Но бабочек в небе вокруг портала становилось всё больше и больше. Они заволокли крыльями солнце, и вокруг стало темно.
        - Добро пожаловать на ночную дискотеку, девочки. Ди-джеи Тру-Пак и Покойник прокрутят вам сегодня свои лучшие диски, - кричал Покойник, перезаряжая пулемёт. Диск-жокеи воинственным бабочкам сегодня достались воистину незаурядные. Было на что заглядеться и полюбоваться. Например, на никелированный ирокез Тру-Пака, состоящий из металлических конусов, ввёрнутых в выбеленный могучий череп, и рот, скалящийся такими же блестящими никелированными зубами. Могучий желтоватый череп Покойника украшали татуировки в стиле маори. Его могучие, пузырящиеся мышцами ноги между шортами цвета хаки и тяжёлыми армейскими сапогами тоже были сплошь забиты смеющимися черепами.

«Тлен» и «разрушение» - эти два слова давно уже характеризовали состояние Эмокора. Дома Эгорода потрескались и покосились, словно готовясь рухнуть в любой момент. В приличном состоянии остался только центральный гламурный район, где жили барбикены и находился замок покойной королевы Маргит. Стена дома, в котором гвардейцы обороняли портал в роддом, тоже не отличалась крепостью и стройностью. Розовые кирпичи выпадали из неё тут и там при каждой атаке крылатых тварей. Хлипкий дверной проём, куда с трудом вписались экс-гвардейцы, ходил ходуном и грозился каждую секунду выпасть либо в Реал, либо на искорёженных мёртвых насекомых, лежащих на пыльной земле Эгорода.
        - Держитесь, парни! Мы уже идём!
        - Ну, теперь мы точно всех победим, - осклабился Тру-Пак, не прекращая поливать свинцом тучи бабочек, сгущавшихся над порталом. - Ведь теперь с нами наш толстый генералиссимус-ниндзя и его боевая подруга! Что там видно, Тик?
        Запыхавшийся клоун и раскрасневшаяся Эллис с горящими глазами спешились и, спустив своих гневов на врагов, подбежали к гвардейцам.
        - Всё плохо, братцы, - сказал серьёзный, как никогда, Тик-Так. - Похоже, два последних года они копили силы, и вот теперь, решительно собрав их все в кулак, направили к роддому. Я снял бойцов со всех постов, оставив там по минимуму сил, и бросил всех сюда. Что делать, будем биться до последней капли чернил и краски, и крови кукольной, и крови ваших мёртвых тел.
        - Отличная перспехтивка, - заметил Тру-Пак, отправляя в чёрное небо очередную порцию свинца. - Присоединяйтесь, друзья. Тобою, Тик, кстати, вполне можно заткнуть портал.
        - Очень смешно, - обиделся клоун. Что есть мочи он раскручивал перед собой двуручный меч, словно смертоносный пропеллер.
        - Когда мы скакали, видели, как сюда ползут боевые гусеницы в несметном количестве, а на спинах их сидят вооружённые кто чем, накачанные ненавистью барбикены. Так что я останусь здесь. Мы с Эллис будем вам полезней на земле. А скоро и остальные подтянутся.
        Но пока подтягивались только безобразные гусеницы в яркой боевой раскраске. Каждая размером с железнодорожную цистерну, они ползли по улицам Эгорода к стоящему на отшибе дому с порталом, поднимая облака пыли и оставляя за собой дорожки вонючей слизи. Подобравшись ближе к защитникам Реала, они остановились и стали изрыгать в них ядовитую зелёную кислоту. Если бы не прозрачные толстые щиты, появившиеся в руках Эллис и клоуна, на этом бы и случился конец битвы. А так, надёжно прикрыв себя и гвардейцев, ведущих огонь по бабочкам, Тик и Эллис отложили на время меч и тесак и открыли ответную пулемётную пальбу по жирным гусеницам и соскакивающим с их спин одурманенным злобой и накачанным ненавистью барбикенам. В руках гламурные создания держали дорогие кухонные ножи, которыми с гордостью потрясали в воздухе. Лица перекошены, глаза подёрнуты плёнкой безумия. Принцы явно сэкономили на их вооружении, рассчитывая взять победу численностью и зомбическим бесстрашием, к тому же пообещали им вечную сладкую жизнь в Реале, карьеру и сумасшедшее состояние в банках (с пауками). Барбикены падали, поражённые пулями, -
их пустые тела лопались, раскалывались пополам, и из них вылетали в небо новые злобные бабочки, присоединяясь к собратьям. Наконец-то подоспела помощь из других порталов. Смелые бойцы-эгоровцы, куклы с чёлками, покрашенными накануне в красный цвет победы, подключились к битве, разя барбикенов направо и налево своими короткими мечами с розовыми рукоятями. Десять экс-гвардейцев из всех порталов, элита клоунской армии, забирались по мохнатым телам на жирные загривки гусениц, рискуя напороться на ядовитые шипы и быть сбитыми бабочками-камикадзе, и там отстреливали их маленькие мерзкие плюющиеся головки. Завязалась кровавая бойня. Эллис и клоун прекратили огонь, чтобы не поубивать своих. Эллис схватила свой тесак, а Тик - меч, и они ринулись в рукопашную, оставляя после себя горы мелко нарубленных трупов. Но силы были слишком не равны. На каждого защитника Реала приходилось по десять противников. Даже если считать в качестве защитников разъярённых мишек Тедди, которые со страшным рыком бросались в ноги барбикенам, стараясь зубами вырвать эти конечности из их кукольных тел. И если безумная рубака Эллис
успевала не только снести опьяненную злобой голову очередного барбикена, но и разрубить вылетевшую из него бабочку, то многие эгоровцы уже пали от ударов их быстрых крыльев, покрытых ядовитой пыльцой. Раненые тела защитников дымились в лужах кислотной гусеничной слюны, кругом валялись оторванные кукольные руки, ноги, головы. Над битвой фоном повис страшный стон, но, как ни странно, никто из бывших эмо-кукол не плакал. Они были счастливы умереть в бою за далёкий мир людей. За тот самый циничный и практичный Реал, в котором до их страданий и героизма никому не было никакого дела.
        Тик-Так, мечом рассекая, словно тёмные волны, набрасывавшихся на него со всех сторон врагов, старался не выпускать из поля зрения юркую подружку, что было чрезвычайно сложно. Эллис скакала от врага к врагу, как бешеный кузнечик.
        - Эй, супер-детка, осторожней! Ты мне дорога как память о том, чего ещё не было! - кричал он, пытаясь переорать автоматы гвардейцев, общий стон раненых и торжествующие вопли наносящих удары бойцов.
        - И никогда не будет! Не беспокойся за меня, мой толстый друг! Ведь я не супер дет кар, я супер деф кар! Улавливаешь разницу, Тик-Так? Машина для убийства - крошка Эллис!
        Никто не заметил, как в полной темноте за крыльями мечущихся в небе бабочек зашло и вышло снова солнце. Время для стремительно редеющих участников битвы остановилось.
        Поэтому, когда барбикенов неожиданно больше не осталось, и гусеницы, завалившись набок, почернели, перестав плеваться, а небо внезапно сделалось привычного розового цвета, потому что бабочки шустро разлетелись в разные стороны, никто не мог сказать, сколько времени длилась бойня при портале Роддома. А длилась она двое суток. Оставшиеся в живых Тик и Эллис, а также с десяток эгоровцев и единственные выжившие из гвардейцев Тру-Пак и Покойник сели, привалившись к стене спасённого портала. Сил шумно радоваться не было. Только поле битвы, засыпанное телами погибших, немедленно заросло красными тюльпанами торжества и гордости. А над головами победителей птицы запели радостные песни победы. И совершенно напрасно. Маленькая битва была выиграна, но война проиграна окончательно. Ведь за двое суток, что они героически защищали этот портал, хитрый Кот и не менее хитрые, воспитанные им принцы спокойненько уничтожили защитников всех остальных порталов, и все бабочки Эмомира уже летали в небе Реала. В Эмокоре не осталось ни одной бабочки и ни одного барбикена. Все они как один лопнули, пополнив армию крылатых
насекомых, отправившихся покорять мир людей. Во дворце-замке Маргит остался только Кот, который вывесил над парадным входом огромный белый флаг и приготовился ждать своей участи, уверенно надеясь, как всегда, хитро выкрутиться из ситуации. Хотя нет. Один барбикен всё-таки остался в Эмокоре. Вернее, полтора - барбикенка-отщепенка Мания и её сын - полубарбикен, рождённый от Эгора-эмобоя.
        Выйдя из своего надёжного убежища на Пике Удовольствия, на горе, что стояла далеко-далеко, на самом краю Эмокора, Мания смотрела вниз на Эгород своими зоркими дырками вместо глаз и печально качала головой в афрокосичках. Всё пошло по самому плохому сценарию.
        Глава 7
        Крик № 2. Отпусти меня
        Отпусти меня, Кит! Меня всё равно уже нет. Есть только твои сны, полные любви. Но сны - это не жизнь. Так не должно быть. Возникая из звенящей пустоты, я сразу же вижу твои счастливые глаза. Но это зыбкое счастье грёз. Я хотел бы быть с тобой всегда. Не во сне. Наяву. Но меня нет. Я должен уйти в пустоту, насовсем. А ты должна жить не снами, а настоящей реальной жизнью. Ты нарушаешь порядок мироздания своей любовью. И мир не сможет выдержать такой любви. Так нельзя. Ты должна быть счастлива без меня. Должна научиться быть счастливой без меня. Должна, и всё тут! И так будет, я знаю. Если ты меня отпустишь. Если ты меня забудешь. Если я останусь тёплой нотой в памяти твоего возродившегося сердца. Сделай это, девочка! Мне больно знать, что ты несчастна из-за меня и своим несчастьем обрушиваешь весь мир. Мир, в котором нам с тобой было так хорошо. Так не должно быть. Я не хочу стать причиной твоей гибели. Помоги мне. Отпусти меня. Забудь меня.
        Всё, что могло быть, уже было. Когда через миллиарды лет всё закончится без нашей с тобой помощи и Земля превратится в горстку праха, в космосе всё равно будут сиять чистые, счастливые звёзды. Чистые и счастливые, как твоя благодарная улыбка в ту ночь, когда мы с трудом выпустили друг друга из объятий. Я видел её, и больше мне ничего не надо. Только чтобы ты была счастлива. Наяву. Без меня. Отпусти меня!
        Глава 8
        ДневниКити. Семейный день
        Вчера у нас состоялся редкий семейный выезд за город, теперь спешу его увековечить в своём дневнике, пока воспоминания не потеряли яркость. У Риты отменились съёмки. День выдался на редкость солнечный и свежий. Мы решили, что будет преступлением пустить его на самотёк. Я отпросилась с работы, и мы выдвинулись в Павловский парк - бродить по тенистым аллеям.
        Мы - это я, Рита, Кисс, Виски и Кармен. Кисс и Виски - изнеженные ленивые домашние создания, которым прогулки по парку сто лет не нужны. Они - сфинксы, и этим всё сказано. Петербургские сфинксы, голые кошки с бархатной, нет, даже велюровой кожей в складочку и восточным разрезом умных глаз. Выглядят они как инопланетяне, требуют постоянного внимания и общения и, по-моему, считают себя пупами земли и уж точно нашими с Риткой хозяйками. Хотя Рита ошибочно продолжает именовать и считать их своими верными фрейлинами. Как же! Мы созданы на радость грациозным мурчащим тварям, а не наоборот. Но я готова простить им их кошачье высокомерие за трогательную заботу, проявляемую к моему телу. Если я пришла усталой с работы, заныла спина или шея, голая подружка тут как тут. Нужно только лечь и дать поразительной твари запрыгнуть на больное место. Массаж в четыре лапы и терпеливое урчание до полного исчезновения боли и усталости гарантированы. Сфинксы очень заботятся о чужом здоровье, потому что сами очень болезненные, как все мутанты. Раньше у Риты жили три кошки, но Октопусси умерла до моего переезда. А ещё на
их горячих телах очень удобно греть зимой замёрзшие руки и ноги. А ещё обожаю их холодные влажные носы и шершавые тёрочки языков. Такие вот волшебные сфинксы. Гордые и нежные. Болезненные и эротичные, болезненно-эротичные, как их хозяйка. На шеи фрейлинам Рита вчера надела выходные ошейники из чёрного бархата, украшенные блестящей бижутерией. Подготовила к выходу в свет. Или в тень. Аллеи же тенистые. Сфинксы обычно ездят с нами в красивых плетёных корзинках для пикника, которые мы таскаем в руках. Кисс в лиловой корзине, а Виски в бирюзовой.
        Мы вообще очень живописная семья. Рита нарядилась во всё синее, словно готическая Мальвина. Синее платье с кринолином, синие тени, синие туфли, синие ажурные чулки и даже синий парик. Только вместо Буратино с ней ездила я, а вместо пуделя Артемона - две кошки и ворон. Мне досталась почётная роль пажа Риты, вернее, я выбрала её сама. Никакой косметики, смешные шорты и розовая трикотажная кофточка, через ткань которой преступно проступают бугорки закольцованных сосков. Если каких-то животных мой вид раздражает или возбуждает - их проблема. Мне плевать. На улице жарко, и я одеваюсь так, как мне удобно. А если кто перевозбудится и решит ко мне полезть, не завидую ему. У Риты очень острые ногти и тяжёлая рука. А в карманах её платья и моих шортов полно колюще-режущих ножниц. Конечно, не хотелось бы пускать в ход наш арсенал, мы мирная королевская семейка, место и время для нечастых прогулок всегда подбираем наиболее безопасное, сами ни к кому не лезем. Но если кто-то сунется к нам с дурными мыслями, пусть знает - мы всегда готовы к бою.
        Особенно ворон Кармен, наш главный защитник. Вряд ли какому-нибудь смельчаку захочется испытать крепость своих глаз под его мощным острым клювом. Песня «Чёрный ворон» - про Кармена, стопроц. Когда я первый раз пришла к своей однокласснице Рите в гости, классе в пятом, то имела глупость назвать Кармена вороной. Рита и её маман долго смеялись, а мудрый ворон с тех пор затаил на меня обиду и не разговаривает со мной. А ведь может, собака. Во всяком случае, мне хочется так думать, глядя на него. Умнее глаз я не видела ни у кого из людей. И не мудрено. Рита говорит, что Кармену за двести лет и он жил ещё у их прадедушки. Глядя на его ажурную антикварную клетку в стиле югендштиль, куда при желании без потерь можно засунуть меня, я верю в солидный возраст Кармена. Со мной он не дружит, стоически терпит моё присутствие, разрешает покормить и убраться в клетке, с подозрением поблёскивая в мою сторону антрацитовыми бусинками глаз, а иногда даже осуждающе покачивает клювастой головой. Риту же он обожает. Трётся о руку королевы клювом, беспрекословно слушается и разрешает погладить. Они - прекрасная пара и
выглядят как близкие родственники.
        Вчера ворон всю дорогу послушно просидел у Риты на плече, на специальном поролоновом наплечнике. Нарядный синий шнур, связывавший его лапу с запястьем Риты, пригодился всего два раза, когда птицу выпускали погулять. Летать Кармен даже не пытается, хотя его могучие крылья в полном порядке. Здесь мы с ним очень похожи. Может, у него тоже когда-то случилась драма, перечеркнувшая последующую жизнь. Просто стало не к кому лететь и, значит, незачем.
        До Витебского вокзала мы добирались на такси. Водитель, гость с Кавказа, так всё время пялился на Риту, сидевшую рядом с ним, что мы просто чудом никуда не впилились, а он так точно должен был окосеть на оба глаза. На вокзале перед электричками случилось обычное традиционное шоу. Каждому дураку нужно подойти поглядеть на Кармена, отпущенного погулять по перрону, и ляпнуть что-нибудь несуразное.
        - Ой, какая ворона огромная! Вова, иди сюда скорее, сними на телефон!
        - Это не ворона! Это - ворон! Абсолютно разные птицы.
        - Откуда вы знаете?
        - Девчонки, а вы что, из цирка?
        - Ага, из шапито.
        - Я так сразу и понял. Мань, смотри - тут цирк бесплатный!
        - А почему у вас ворона такая большая? А почему она не серая? А она моего мальчика не клюнет?
        - Это ворон! Мальчика не клюнет, если он его сам не клюнет. Ворон падалью питается.
        - Фу, какая гадость. Лёшик, Лёшик - это плохая птичка, пойдём скорее в поезд.
        - Ух ты! Какая ворона! Где взяли, девчонки?
        - Это - ворон!
        - А вы уверены? Продаётся? Я б купил. Сколько стоит?
        Мозги себе купи. Смешно, конечно, и запарно, но мы привыкли к такой реакции на нашу семейку. Это они ещё кисунь наших не видели. В электричке одна бабка насмешила меня до колик. Виски высунула заспанную мордочку из корзины, и я взяла её на колени, а бабка, сидевшая напротив, руками всплеснула, охнула, перекрестилась. Потом очки нацепила и говорит.
        - Кошечка. Бедненькая! Как болеет. Облезла-то вся. Вы её что ж, никак усыплять везёте?
        А чего её усыплять? Она и так почти всё время спит. Хорошо, хоть в парке к нам никто не приставал. Погуляли на славу, полюбовались пейзажами и мостиками, посмотрели на дворец, повалялись на травке, поели мороженого, попили пивка. Синяя дылда, её низкорослый розовый паж-воробушек, две кошки-уродки и чёрная птица преклонного возраста остались довольны собой и вылазкой на природу. Я, честно говоря, лучше бы съездила куда-нибудь в Выборгский район на озёра, но для Риты Павловский парк - сакральное место. В пыльные девяностые у её семьи (а тогда у Риты ещё была семья: мама, папа - всё как полагается) в Павловске стояла дача, доставшаяся им, кстати, от того же прадедушки, что и Кармен. Маленькая Рита с родителями каждое лето жила на даче и гуляла с семьёй по парку. Её самые тёплые воспоминания о детстве живут здесь между вековыми деревьями. Потом их дачу сожгли. В девяностые в Павловске вовсю жгли исторические дачи, пытаясь вынудить хозяев продавать пепелища. Земля оказалась слишком дорогая. Новую дачу родители не построили, потому что разбежались. Теперь мы, Риткина семья, и ездим с ней гулять по
Павловскому парку. А с нами Егор Трушин. Потому что он всегда со мной. Уф, устала писать. Привыкла стучать по клаве, а тут совсем другие мышцы работают. Вроде, всё рассказала. Хотя нет. Когда ехали на электричке обратно, наблюдали всем вагоном странное явление. Обгоняя поезд, пронёсся мимо окон разноцветный смерч. Промелькнул и исчез где-то в районе Купчино. Но мига хватило, чтобы все, кто ехал с нами в вагоне, прильнули к окнам, успев синхронно выдохнуть своё удивление-восхищение. Не знаю, что за чертовщина, но Ритка утверждет, что успела разглядеть в смерче рой огромных бабочек. Теперь про вчерашний день точно всё. А сегодня нужно будет с Ритой про подвешивание поговорить. Очень нервный предстоит разговорчик.
        Устала писать. После первого полёта на крюках обязательно отпишусь.
        Глава 9
        Красота сожрёт этот мир
        Уникальное явление - необъяснимая гибель тысяч птиц - наблюдается почти одновременно в Австралии и Америке. Три недели назад на город Эсперанс, расположенный на западе Пятого континента, упало несколько тысяч мертвых ворон, голубей и медососов. Спустя две недели нечто подобное произошло в США: улицы города Остин, штат Техас, оказались завалены трупами голубей и воробьев. И хотя птицы продолжают гибнуть в больших количествах, ветеринарам не удается определить причину их смерти. Пока ученые только делают предположения. Представители австралийского Департамента охраны окружающей среды и дикой природы говорят, что гибель птиц никак не связана с сильными бурями, которые недавно обрушились на запад страны. По их оценкам, количество трупов уже достигло нескольких тысяч, но точное число неизвестно, так как явление охватило большую территорию.
        Департамент здравоохранения штата Арканзас рекомендует рыболовам населённого пункта Розвиль около лодочного причала на реке Арканзас не употреблять в пищу мёртвую рыбу, плавающую на поверхности воды. По информации Департамента здравоохранения, несколько тысяч мертвых рыб-барабанщиков (дром, семейство сциеновых) выброшены на берег Арканзаса, в районе Розвилла. Мёртвая рыба лежит на участке берега длиной приблизительно в полтора километра.
        Массовая гибель гринд (черных дельфинов) произошла у северного побережья Ирландии. На песчаную отмель выбросились более тридцати особей. Местные экологи отмечают, что такое самоубийство млекопитающих они видят впервые. Вот что рассказала нам Эми Макги, эколог: «Обычно гринды живут далеко в океане, а эти приплыли сюда, потому что некоторые из них были больны, а здоровые сопровождали их. У гринд очень развито чувство коллективизма. Так они и погибли здесь вместе».
        Эксперты не знают, чем вызвана гибель тысяч кальмаров в реке Деруэнт на этой неделе. Начиная со вторника, множество мертвых и умирающих стреловидных кальмаров были обнаружены на берегу и в воде в районе Остин Ферри и Бэрридейл. Местные жители утверждают, что никогда не видели подобного. Управление охраны окружающей среды подтвердило в четверг обнаружение еще большего числа мертвых моллюсков ниже по течению реки. Это уже третий случай гибели водных обитателей в Деруэнте за последние две недели.
        В американском штате Висконсин произошло массовое поражение крупного рогатого скота. Только на ферме Стоктон в минувшие дни погибло порядка двухсот коров. По словам хозяина фермы, еще на прошлой неделе животные чувствовали себя превосходно и их смерть, вероятно, связана с каким-то пока не известным ему вирусом.
        В настоящее время специалисты проводят патологоанатомические исследования погибших животных. Местные СМИ не исключают связи данного случая с массовой гибелью рыб и птиц в США и других странах, о точных причинах которой у ученых пока что нет единогласного мнения. На днях стало известно, что во Вьетнаме также зафиксированы массовые случаи падежа крупного рогатого скота, в результате которого фермеры не досчитались уже около семи тысяч буйволов.
        Более двух тысяч мертвых дроздов обрушилось в минувшую субботу на город Биб в американском штате Арканзас. Эксперты не могут объяснить это явление. Первоначальная версия об отравлении пернатых пока не подтвердилась. По последним данным, на штат упало около трех тысяч мертвых птиц.
        В окрестностях японской АЭС Фукусима-1 зафиксирован первый случай мутации. Один из пользователей YouTube выложил в сеть ролик, главный герой которого - безухий кролик. Эксперты считают, что причиной уродства могла стать утечка радиации с аварийной атомной станции. Рождение мутанта произвело сильнейшее впечатление на население страны. За несколько дней сюжет на YouTube посмотрели почти 400 ООО раз. Японцы опасаются, что вслед за животными на свет будут появляться младенцы с генетическими отклонениями и злокачественными образованиями. Специалисты же прогнозируют, что основные экологические последствия проявятся не на суше, а в океане, куда уже вытекло более тысячи тонн высокорадиоактивной воды.
        Бактерии, вызвавшие опасную кишечную инфекцию, найдены на пророщенных ростках сои в немецкой федеральной земле Северный Рейн - Вестфалия, сообщают СМИ со ссылкой на министерство защиты прав потребителей. Это первое фактическое подтверждение основной версии распространения инфекции. Ростки сои были обнаружены в хозяйстве у семьи из трех человек, двое из которых заболели. Специалисты считают, что причиной кишечной инфекции, унесшей жизни более пятидесяти человек, вероятнее всего, были пророщенные злаки с одной из ферм в Нижней Саксонии, но конкретного подтверждения этому найдено не было, ученые ориентировались на опросы заболевших граждан. Вспышка кишечной инфекции изначально была зафиксирована на севере Германии. Сначала предполагалось, что переносчиком опасных бактерий стали салатные огурцы из Испании.
        Правительство Кипра обратилось за помощью к странам Евросоюза, в связи с неунимающимися пожарами. Пожароопасная обстановка также сохраняется в Греции и Хорватии.
        Чили снова трясёт. Начались подземные толчки в 17 часов 05 минут по местному времени. Эпицентр землетрясения располагался в Тихом океане, недалеко от западного побережья страны. Есть разрушения и жертвы.
        Шестьдесят четыре человека погибли и более двухсот получили ранения в результате подрыва террориста-смертника в субботу в провинции Хост на востоке Афганистана.
        Жертвами кровопролитных столкновений на религиозной почве, вспыхнувших в центральной части Нигерии, стали около пятисот человек. Расправа произошла в одной из деревень в окрестностях города Джое, который уже однажды был ареной межрелигиозных столкновений в 2009 году. Местные СМИ сообщают, что большинство погибших - женщины и дети, которые были убиты ударами мачете. Правительственные войска оцепили деревню в нигерийском штате Плато, где произошла резня из-за распри между группами местных христиан и мусульман. Первоначально сообщалось более чем о двухстах погибших.
        Сомалийские пираты в субботу заявили об освобождении кувейтского нефтяного танкера за выкуп в десять миллионов долларов.
        В Колумбии задержали подводную лодку, предназначенную, по всей вероятности, для транспортировки наркотиков. По словам специалистов, эта подлодка является самой технически совершенной из всех, ранее изъятых у наркоторговцев. Ее длина составляет тридцать один метр, и она может погружаться на глубину до десяти метров. На борту субмарины могут находиться четыре человека. Помимо этого, подлодка вмещает восемь тонн груза. Теперь осталось узнать, сколько подобных нарконаутилусов уже бороздят просторы Мирового океана.
        В Москве задержаны работорговцы, которые вербовали девушек в регионах и предлагали им работу за границей. На деле же - вынуждали их заниматься проституцией. Эта банда работала как минимум в четырёх странах. Преступники сначала вербовали, а потом переправляли девушек в Западную Европу для занятий проституцией. За десять лет работы они загубили более трёх тысяч молодых судеб.
        В Лондоне раскрыта сеть распространителей детской порнографии. В результате совместной операции задержано более ста человек в семи странах. Британские детективы заявили, что в результате совместной операции была раскрыта одна из крупнейших всемирных сетей по распространению детской порнографии через интернет. В конечном счёте было арестовано сто семь человек в десяти странах. На судебных слушаниях недалеко от Лондона семеро британцев признали свое участие в деятельности сети детской порнографии, известной под названием «клуб Страна чудес».
        Сообщения о гибели животных и птиц начали поступать со всех континентов. В небольшом шведском городке Фалчёпинг были обнаружены десятки мертвых галок. По данным официальной экспертизы, птицы погибли в результате сильных ударов извне, что привело к множественным внутренним кровоизлияниям. Сообщения о подобных случаях поступают из Бразилии и Новой Зеландии - черные дрозды, малиновки, скворцы, другие пернатые просто падают с неба замертво. Между тем, в штате Миссисипи началась массовая гибель рыбы, которая выбросилась на берег реки Миссисипи. Всего погибло примерно сто тысяч особей. По мнению специалистов, это явление не было вызвано загрязнением окружающей среды, потому что в этом случае рыбы погибло бы намного больше. Схожий случай был отмечен на побережье Англии - там на берег выбросило сорок тысяч мертвых крабов. Ни ученые, ни чиновники не могут назвать причину этих событий.
        В городе Волхов Ленинградской области на территории совхоза «Светлана» коровы массово погибают от голода. Местные жители говорят, что животных попросту не кормят. Сотрудники совхоза утверждают, что многие из их коллег не выходят на работу, потому что им на протяжении полугода не выплачивают зарплату. В итоге погибли уже десятки телят и коров. Их полусгнившие трупы можно увидеть прямо на территории фермерского хозяйства.
        Но есть и хорошие новости. В разных уголках планеты, на всех континентах в последние дни всё больше людей наблюдают огромных прекрасных бабочек, снимают их и выкладывают ролики в Сеть. Учёные пока не могут объяснить феномен появления этих чудесных созданий неизвестных видов. Именно видов, потому что бабочки очень отличаются друг от друга. Но всех их объединяет одно - красота, которая не может не радовать уставших от потрясений и природных катаклизмов людей. Бабочки - дружелюбные волшебные создания невиданных доселе размеров смело летают прямо над головами людей в крупных мегаполисах, словно посланцы высшего разума, говорящего землянам: «Успокойтесь, люди! Всё будет хорошо! Природа не терпит пустоты и дисгармонии! Рыбы и птицы гибнут. Люди продолжают уничтожать друг друга и мир вокруг себя. Но зато теперь в мире есть такая необычная, сияющая всеми цветами радуги, переливающаяся перламутром на солнце крылатая красота!» И пусть скептики видят в появлении этих небесных красавиц японский след заражённой океанской воды, все устали слушать стоны о приближающемся конце света. Смотрите, какие они красивые,
грациозные, как радуются они своей короткой, но прекрасной земной жизни. Ловите момент, наслаждайтесь зрелищем, верьте в лучшее. Снимайте, выкладывайте, делитесь красотой и хорошим настроением со своими близкими и родными! Жизнь налаживается! Красота спасёт наш безумный пропащий мир!
        Глава 10
        ДневниКити. Суицид, или Как подвесить ситуацию
        - Ты совсем очумела, подруга? Странно. Вроде, на невменько не тянула никогда. Да-а. Расстроила ты меня, Кит. От кого, от кого, а от тебя я такого никак не ожидала. Да-а. Поддаться на такой детский развод! Глупые детишки пытаются доказать себе и всему миру, что они чего-то стоят! Доказать на собственной шкуре! Но тебе-то, умной девке, которая и так столько пережила, зачем это? Зачем? Тебе что, мало боли в жизни?

«Умная девка» тоже никак не ожидала такого внимания и понимания от своей подруги Мурзилы. В таком возбуждённом состоянии я её видела только после концерта
«Химических Братьев». Мурзила любит периодически повоспитывать весь мир, позанудствовать и поучить всех уму-разуму, есть у неё такая провинциально-радикальная черта, связанная ещё и с нежным возрастом, но тут уж она явно перегнула палку. Битый час она трясла передо мной своими костлявыми руками, пытаясь образумить, чтобы я не шла сегодня после работы на подвес с Дэном. Дэн сегодня в салон не пришёл. Он с друзьями готовился отправлять меня к звёздам, а Мурзила, по-быстрому проколов пупы и зашив уши своим клиентам, не на шутку взялась за моё воспитание.
        - Эти фриказоиды просто зарабатывают деньги на вашей пубертатной глупости! И не скрывают этого! Плати две тысячи за собственную боль и дискомфорт у всех на виду для того только, чтобы похвастаться перед тупыми друзьями, что ты смог решиться на такую глупость. Побороть животный страх перед болью. Видела я этих подвешенных матерящихся девочек - какая там нирвана? Хотите духовной практики - голодайте. Просто посты выдерживайте для начала. Нет, это же слишком тривиально и тяжело. Вот повисеть на мясных крюках - это зашибись как круто!
        - Когда Егор погиб, меня почти месяц искусственно питали. Или пытали. Так что про голодание мне не надо рассказывать, - пытаюсь оправдываться, но чувствую свою беспомощность перед напором Мурзилы - тысячу раз уже пожалела, что похвасталась ей. Вот уж воистину, проколотый язык мой - враг мой.
        - Правильно. Это совсем другое дело. У тебя была причина. А потом ты смогла пересилить себя и начать жить заново ради своей любви, ради памяти любимого человека. За это я тебя и уважаю. А тут такая фигня, чистое позёрство. Просто ты своим поступком льёшь воду на мельницу мировой индустрии развлечений. Для одних тупизнаев-домоседов - компьютерные игры и социальные сети, для тех, кто поактивнее - альтернативный спорт, тяжёлое музло и экстремальные забавы. Надоело прыгать с мостов с резинкой на щиколотке, давайте висеть как туши в мясной лавке. А если завтра будет модно на кол садиться за деньги - поскачешь в первых рядах? Кити, ты что, теперь жертва моды? А ведь ты кумир малолетних позёров. Ты отвечаешь за их тощие задницы, жаждущие приключений, не имеешь права не думать о последствиях своих безумий!
        Ну, всё. Теперь это надолго. Мода - главный враг Мурзилы после транснациональных корпораций. Главное - не сорваться и не вступить с ней в спор. Она только этого и ждёт. Тогда я точно сегодня никуда не полечу. Да и потом я знаю всё, что она скажет мне в ответ. Я ей: ты же сама и прокалываешь эту тупую модную молодёжь. Она мне: я зарабатываю деньги - это борьба за выживание! Я ей: твоё веганство, антиглобализм и отказ от телеящика тоже мода, только для тех, кто считает себя более продвинутым. Вот тут можно бесплатно получить порцию боли - например, кулаком в глаз. Так что молчу. Сижу, широко открыв глаза, стараюсь сделать лицо ещё глупее и жду с нетерпением своего спасения следующим клиентом Мурзилы. Не рассказывать же ей, на самом деле, что я надеюсь увидеть наяву свой счастливый сон. А противная Мурзила не унимается.
        - Дурной пример заразителен! Аксиома! Вот ты представь, Кит, если бы Виктор Цой полез подвешиваться, сколько бы малолеток следом за ним продырявились.
        Вот про Цоя она напрасно. Тут уж я не выдержала:
        - Спасибо тебе, Мурзик, конечно, за столь лестное сравнение. Я знаю, Цой твой кумир. Только вот папаня мой, который с ним в восьмидесятые тусовался-битничествовал, говорит, что Витя был ещё тот модник. И не знаю, как Виктор Цой, а вот его сын Саша как раз один из апологетов саспеншна в России. Посмотри фотки в Сети! Так что села ты в лужу со своим сравнением. И хватит мне мозги промывать, я всё для себя решила. Делаю, что хочу. Другим не советую.
        Мурзила только пакшей своей на меня махнула, надулась и ушла к себе в кабинет, хлопнув напоследок дверью. Вот распёрло её не по-детски! Понесло на воспитательный процесс. У меня, признаться, тоже такое бывает. И довольно часто. Меня тоже многое в окружающих раздражает. В основном я ворчу и занудствую. Причем занудство своё на рассудительную Риту выливаю. Вот, например, бесят меня последнее время демонстративно обнимающиеся парочки на улицах. Выносит меня от этих молодых павианов. Как ни иду по Невскому, обязательно передо мной прётся пара сексуально озабоченных представителей поколения «МТВ», и у чувака (самца) шаловливая ручонка фривольно гуляет в тазобедренной области подруги. Ну и зачем мне это бесплатное принудительное порно? Так и хочется подойти и дать по этой обезьяньей руке, по откляченной заднице и по бесстыжим рожам. Едва сдерживаюсь. А ведь я не ханжа, не монашка какая-нибудь! Со мной что-то не так или все-таки с ними? Причём в музеях на художественных выставках (а я очень люблю живопись, после музыки это моё главное увлечение) я частенько сталкиваюсь с этими самками макак. Они туда
забредают - покуда это модно - посетить выставку Прадо или Бориса Григорьева, и там уж из них лезет исключительно обратное поведение. Пуританки, да и только! Прекрасная обнажённая натура их пугает, их комплексы так и сочатся тупым смехом и не менее тупыми остротами. Стоят такие куклы, пялятся на «Кающуюся Магдалину», в руках блестящие мобилки, во рту сперминты, на жопах потные ладошки бойфрендов, и обязательно кто-то из них ляпнет: «Тема сисек раскрыта», чтобы снять повисшее в воздухе напряжение, вызванное силой искусства. Или стоят, тычут наманикюренными пальчиками в обнажённых красавиц в «Бане» Серебряковой и возмущенно чирикают: «Вот представляешь, тебя б так нарисовали, и все ходили бы смотрели на твои сиськи. Фу, пошлятина». Поубивала бы этих дур! Большей пошлятины, чем их серенькая однообразная жизнь, и придумать-то невозможно! Я Ритке на свои настроения пожаловалась, она, как всегда, по-своему рассудила.
        - Просто ты, Кит, двадцатилетняя старая дева, - моя девственность для Ритки - больная тема. - Завидуешь ты этим тёлкам, вот и злишься. Хочешь, я буду свою руку у тебя на заднице греть, когда мы вместе гуляем?
        Рита иногда меня просто не понимает, к сожалению. Поэтому мы, наверное, и не часто гуляем вместе. Зато вместе спим. Кстати, Рита, в отличие от Мурзилы, моё желание подвеситься перенесла на удивление спокойно, почти без истерик. Она сказала:
        - Ты что, Кити, о-уела окончательно?
        Я промолчала. Потом она добавила:
        - Если ты туда пойдёшь, ко мне не возвращайся!
        Я промолчала. Она молчала в ответ минут десять и затем спросила:
        - А можно я приду посмотреть?
        Я улыбнулась и сказала:
        - Ну конечно можно. Только не реветь и не орать.
        Потом мы обнялись и уснули. А утром, когда я уходила в салон, Ритка мне заявила:
        - Всё-таки ты абсолютно сумасшедшая, за это я тебя и люблю.

«И Егор меня за это любил», - подумала я.
        А Ритка сказала:
        - Нет, не пойду с тобой на этот ужасный подвес, не хочу видеть, как ты болтаешься на крюках, как кусок мяса на базаре.
        И на том спасибо, любимая подруга. Мне не очень хотелось, чтобы кто-то из близких людей наблюдал мой полёт. И мой страх перед полётом. И моё падение. Потому что у человека за полётом всегда следует падение. Хорошо, что Мурзила от меня отвязалась. И только я об этом подумала, Мурзила, как чёрт из табакерки, вылетела из своего дырявительного кабинета и опять ко мне с той же песней:
        - Кит! Послушай! Один мой приятель тоже повёлся на разговоры про нирвану и открытые горизонты и пошёл подвесился. Только боль и унижение - вот всё, что он испытал, слышишь? Только боль, унижение и желание, чтобы эта мука кончилась как можно скорее. И при этом он рассказал мне всё по большому секрету, чтобы никто не узнал. Боялся опозориться перед своими крутыми друганами. И так все. Кроме махровых мазохистов и особей с высоким болевым порогом, которые демонстрируют чудеса подвешивания, а потом стригут с дураков деньги. Я от Дэна никак такого не ожидала! Ну, он-то уже не знает, что ещё со своим несчастным телом сотворить, но чтоб тебя в такой блудень вписать!
        - Слушай, Мурзик! Дэн тут ни при чём. Я сама напросилась. Мне очень приятно, что ты так внезапно меня нежно полюбила, но моё решение окончательное. Ты же читала книжку, которую я так ненавижу?
        Мурзила кивнула.
        - Ну вот, значит, помнишь, что, когда у Эгора там резались крылья на спине, ему сначала было очень больно, зато он научился летать.
        Зачем я несла эту чушь? Чтобы Мурзила отвязалась, естественно. Если хочешь заслужить доверие собеседника, нужно уверенно говорить какую-нибудь ересь - вдумчиво и с серьёзным выражением лица.
        - Так что и я хочу испытать те же чувства, а подвес - единственное, что мне в этом поможет. И на будущее, подруга, запомни: во мне четверть хохляцкой крови, я упряма, как тысяча ослов, и чем больше меня от чего-то отговаривают, тем больше мне хочется это сделать. Ферштейн? Отлично! Тогда давай-ка поговорим о чём-нибудь другом. Ты видела бабочек в Интернете?
        - В Интернете? Ха, Кит! Ловко ты соскочила с темы. Бабочки-гиганты, которых все видят, но никто не может поймать? Все и так только о них и говорят, как будто в мире больше нет ничего интересного. Я видела их сегодня за окном. Пиндец! Феерическое зрелище! Ожившие цветные галлюцинации. Бабочки размером с корову. Кит, они же сдохнут от голода. Где им найти цветки величиной с электрический столб? И вот ещё, чуть не забыла, одна бабочка показалась мне очень знакомой. Я долго мучилась, где могла её видеть - и оп-ля! Да у тебя же на спине, Кит!
        - Да ладно!
        - Точно! У меня профессиональная память. Один в один такая же бабочка, как та чёрно-розовая прелесть, что красовалась у тебя на спине до нынешнего «чёрного квадрата Малевича», которым ты её забила!
        - Забавное совпадение.
        Я так обрадовалась, что Мурзила перестала меня грузить про подвесы, что была готова поддержать любой бредовый разговор. Я действительно забила бабочку на спине, потому что про неё написал Соя в своей чёртовой книге. Клоуна на груди я пощадила. Может, и зря. За два года работы в тату-салоне я только два раза села под машинку Тараса. Первый - избавляясь от бабочки, второй - когда решила подарить клоуну подружку. Стояла уж очень суровая питерская зима, мне стало жалко этого шута. Долго выбирала ему в пару клоунессу, но Тарас сказал, что нужно сделать его полную антагонистку, антипода во всём, тогда она ему точно понравится. Так у меня над правой грудью появилась милашка Агата, в память о любимой русской рок-группе из сопливого детства. Но Тарас протестовал и уверял в том, что её зовут Эллис. Забавный чувак с милыми странностями. Я не стала спорить. Эллис так Эллис.
        В общем, мы поболтали с Мурзилой о том о сём, потом к ней пришёл клиент прокалывать язык, а за мной - УРА! - приехал Дэн. И «Дэн чудес» начался. Я чувствовала себя космонавтом, которого готовят к полёту. Я и так готовилась по всем правилам - никакой алкашки за три дня, никакой покурки, с утра, вопреки привычкам, поела, как говорит Дэн - накидала в топку джоулей, потому что они мне сегодня понадобятся. Но самое главное - психологическая подготовка: не бояться и настроить протестующий интеллект на необходимость странного действия. Всю дорогу в клуб Дэн веселил меня, поддерживал и, чтобы страшные мысли не закрадывались ко мне в черепную коробку, старательно забавлял байками про своих друзей фриков, фанатов подвеса. Особенно много про своего кумира, пионера русского подвеса - Раша.
        Раш сейчас для Дэна - всё. А для Раша всё - подвес. Последние шесть лет Раш только подвесом и занимается, ищет предела возможностям своего тела. И пока не находит. Он первый в мире придумал прыгать с крюками в теле. Сначала опробовал прыжки по касательной, которые произвели такое впечатление на всех на международной сходке в Швеции, что от Раша всю неделю туса не отходила и даже какая-то телекомпания фильм сняла. В Штатах и Европе подвес уже лет двадцать считается полноправной частью тату-пирсинговой культуры. У нас в стране появился лет семь назад. И вдруг такой прорыв, как Раш. До него никто до такого зверства не додумался и на себе не попробовал. Дэна просто распирала гордость, что наш земляк стал родоначальником новой волны тату-пирсинговой культуры. Ведь раньше в этой культуре про Россию никто и слыхом не слыхивал. Сейчас Раш самый крутой в подвесе, и к нему приезжают учиться. Все прыжки Раша основаны на точном физическом расчете. В его команде классные бывшие альпинисты и лучшее оборудование. Но даже в его команде далеко не каждый сможет повторить его подвиги. Тут нужно уметь отключить
чувство самосохранения, стать бесстрашным. Дэн ездил смотреть на последний прыжок Раша. Тот освоил свободное падение с большой высоты. Реально страшное зрелище. Динамичная система эластичных верёвок, пропущенных через ролики, титановые крюки в спине. Вроде всё рассчитано, а никто, кроме Раша, больше не решился проверить своё тело на прочность. Рассказывал Дэн и про другую команду: как однажды в Москве они арендовали баржу, разместили там своё «альпинистское» оборудование и устроили показательный саспеншн, катаясь по Москве-реке; как фотографировали друг друга, висящих на крюках на фоне Кремля и других столичных достопримечательностей. Народ на берегу офигевал от этой шаланды пыток. Но вот ментов никто не вызвал - обывателя с каждым днём всё труднее шокировать. Даже если завтра на Землю высадятся воинственные инопланетяне, прохожие, прежде чем испугаться, достанут свои мобильники и начнут их снимать для своих архивов в соцсетях. Рефлексы поменялись. Но не все.
        Рефлекс самосохранения в очередной раз напомнил о себе, когда мы зашли в клуб, внутреннее убранство которого скорее напоминало какой-то не первой свежести сарай, гадюжник. Ряды допотопных деревянных кресел, сдвинутых в один угол помещения, и маленькая дощатая сцена, где возились дрэдастые дружки Дэна, закрепляя оборудование, вкупе с сегодняшней лекцией от Мурзилы не прибавили мне ни капли оптимизма. Но отступать я не собиралась. К полёту готова. В гримёрке на удивление царила больничная чистота. На столе - одноразовая белая скатерть, на ней - спирт для дезинфекции, одноразовые иглы для пирсинга и шесть крюков. И никакие они не мясные. Они - рыбные! Дружелюбная девушка сделала мне разметку на спине, проколола кожу толстыми иглами и засадила в проделанные отверстия стальные загогулины. Достаточно больно и неприятно по сравнению с обычным пирсингом. Она же мне и сказала, что это - крючки на акулу со спиленными зубцами.
        Что, попалась рыбка? Рыбка, которая собралась полетать. Я сразу вспомнила безобразную сцену, которую мне недавно посчастливилось наблюдать на набережной Фонтанки. Я прогуливалась вдоль реки и увидела еще издалека, как выгнулся спиннинг у толстого рыболова. Меня, конечно, заинтриговало, что за форель он там тянет с таким унылым видом. Ни разу не видела, чтобы у этих несчастных рыбаков был улов. Не увидела и на этот раз. Глупая жирная чайка заглотила блесну и теперь пыталась уплыть с добычей, а красный как рак спиннингист, потея и чертыхаясь, прилагал все усилия, чтобы избавиться от сомнительного трофея. И птичка на крючке, и рыбка, которая собралась в небо, - всё это я сегодняшняя, с рыболовными крюками на хилой спине.
        С уважением разглядев все цацки на моем субтильном туловище, пирсерша воздержалась от стандартных вопросов - про давление, астму, эпилепсию и серьёзность моего решения. Тем более что я была с Дэном и он отвечал за меня. Я, честно говоря, наглухо ушла в себя и даже забыла про Дэна, который, пока я лежала на животе, а мне под кожу загоняли сталь, всё время стоял рядом. Он без тени смущения пялился на мои голые сиськи и улыбался во весь рот. У меня даже промелькнула дурная мысль, что он всю историю с моим подвесом затеял только ради этого.
        - Ну что, готова к «суициду»? - спросил меня зашедший в гримёрку приятель Дэна.
        - К чему? - искренне не поняла я и удивлённо посмотрела на Дэна.
        Вместо улыбки на его лице проявилась болезненная гримаса. Он развёл руками, как бы извиняясь, и, повернувшись к приятелю, постучал пальцем себе по лбу.
        - К «суициду», - засмеялась пирсерша, - самый простой тип подвеса. Для первого раза - самое то.
        - Почему? - Я продолжала тупить, сбитая с толку ненавистным мне словом.
        - Ну, наименее больно. Кожа на спине потолще. Висеть удобнее, чем при горизонталке. Не так страшно.
        - Почему «суицид»?
        - А потому, что издали похоже на висельника. Не парься. Обычный профессиональный юмор. Не нравится название, забудь о нём. Погуляй минут двадцать - и на сцену. Будем тебя поднимать. Не очень болит?
        - Вообще не болит. Так, ноет чуть-чуть. А юмор у вас идиотский.
        Девчонка только плечами пожала, не стала связываться с психованной дурой. Может, её Дэн предупредил. Сидит теперь с виноватой миной. Суицид? Да что они знают о суициде? Убить себя - страшное предательство. Меня выворачивает наизнанку от этого презренного слова, пахнущего безысходностью, лекарствами, болезнями, слезами, застрявшим в горле криком, тотальной несправедливостью. Моя мама в течение года медленно и мучительно умирала у меня на глазах. Рак сжирал, сжигал её изнутри. Она терпела страшные боли, чтоб хотя бы ещё день прожить вместе с нами. Чтоб видеть меня, быть со мной. А как просто было бы наглотаться таблеток и покончить с болью. Я тоже живу со своей болью с тех пор, как потеряла Егора. Но я не предам его память, никогда не смалодушничаю. Суицид - это страшно, больно, отвратительно и, самое главное, бессмысленно. Ведь мы всё равно все умрём. А так, пока я живу, у меня всегда есть шанс успеть сделать что-то хорошее. Например, спасти чью-нибудь пропащую жизнь. Отдать жизнь за чужую жизнь - это уже не суицид. И ещё. Говорят, что самоубийство - это не выход. Выход, выход - ещё какой выход.
Только выход для полного подонка. Человека, который никого не любит и не жалеет. Никого! Такому и жить незачем. Ненавижу постоянный шёпот в голове, с которым живу уже три года: давай, давай, что тебе терять, твоя любовь умерла навсегда, покончи разом со всеми проблемами, убей свою боль! Нет! Никогда! Я люблю ЕТ, папу, Малыша, своих друзей. Даже Светку, как это ни дико звучит, тоже немножечко люблю за то, что она заботится о папе, хотя ненавижу её гораздо сильнее. В общем, не париться не удалось. Пришла полетать, а меня одним словом как ледяной водой, как подножкой сбили с ног на землю. Ещё и сама на себя разозлилась. На свою повышенную впечатлительность. Из-за какого-то ничтожного слова испортила себе такой важный день. Во всём ты, Мурзилка, виновата, - накаркала!
        Такая вот у меня получилась психологическая подготовка перед актом вандализма над собственным телом. Не помню, как вышла из гримёрки, вся в своих мыслях, как оказалась на свежевымытой, пахнущей хлоркой сцене. Кажется, я даже забыла, зачем я здесь. Краска на досках старая, почти совсем истерлась, но настоящего, правильного, красного коммунистического цвета. Чтобы крови было не видно. Стою, словно на эшафоте в Средние века, жду, когда меня вздёрнут перед ликующей толпой. Но ни толпы, ни священника, только Дэн рядом крутится, виновато глаза прячет. Карабины на крюках защелкнулись, верёвки натянулись, мгновенная боль в спине, словно удар ковбойской плети, вернула меня в сознание и подняла на цыпочки. Дэн заботливо, но твёрдо держал меня под локти, поднимал вверх одновременно с верёвками, прикрепленными к раме-доске, которую подтягивал к потолку альпинистский трос, пропущенный через блок. Конструкция больше всего напоминала дыбу из фильмов про жестокости инквизиции. Сердце заколотилось, дыхание участилось, опять вспомнилась чайка на удильном крючке. Может, остановить всё, к чёртовой матери? Но пальцы
ног уже оторвались от земли. «Крак», - раздался отвратительный звук у меня в ушах, это кожа на спине отделилась от мышц.
        - Баля-а-а-а-а-а-а-ать! Йеа-а-а-а-а-ать! - крик вырвался откуда-то, будто из-под замка. Причём совершенно не моим голосом. Я ведь никогда не матерюсь. Просто бурная реакция на нечеловеческую боль. Даже хвалёный порог не спасает. Слёзы боли и обиды буквально полились из моих удивлённых глаз. Теперь я висела только на своей коже, а Дэн стоял внизу и как-то странно на меня смотрел. Смотрел, как будто сейчас расплачется. Я попыталась заехать ему ногой по кислой морде, но не достала. Недосягаем, гад! Боже, как больно и как прикольно одновременно! Прикольно-прокольно-больно! Кто-то подтолкнул меня, и я закачалась взад-вперёд, как лампочка на проводе. Сейчас заискрю и взорвусь белым светом. Тянущая боль во всём теле усилилась. Казалось, меня вот-вот разорвёт и я упаду, обливаясь кровью. Скорей бы! Привет доброй Мурзиле! Как же больно! Может, хватит? Но нет - я лечу, лечу на верёвочных крыльях! Я умею летать! Слышите, суки? Я УМЕЮ ЛЕТАТЬ! Головокружение от боли или от высоты - уже не понимаю. Ничего не понимаю, но мне так хорошо! Притяжение исчезло, и тёмный клуб исчез, и Кити Китова с её неразрешимыми
проблемами осталась там, в статичном бескрылом мире. Эндорфины - вперёд! Ничего нет! Есть только искры из глаз от боли, превращающиеся в звёзды вокруг, и хочется кричать от шока и счастья. Абсолютного счастья. Счастье - оно-то откуда? Все вопросы куда-то делись, упали в тёмную пропасть внизу. Вокруг одни ответы. Сияют в темноте. Летают рядом со мной. Красивые, яркие, зовущие. Не знаю, как к ним подобраться. Что-то держит меня, мешает улететь в зовущую ответами пустоту, и я ору:
        - Отпусти меня! Отпусти!
        Крик растёт, заполняя собой мою пустую звенящую голову, а потом и всё пространство вокруг. Я кричу, я вся сплошной крик! И слышу:
        - Отпусти меня, Кити!
        Это я кричу? Нет! Не может быть. Не ослышалась ли я? Я ведь уже стою на сцене, и Дэн радостно трясёт меня за плечи. Полёт закончен.
        - Ты молодеф! Крутыфка, Кити! Четыре минуты для первого раза офень достойно.
        Я киваю. Я контужена. Меня ведут в гримёрку. Меня кладут на знакомый стол. Из меня выдергивают крюки. Всё, оторвали мои крылья с корнем. Вздрагиваю от сладкой боли при массаже, когда Дэн собственноручно, никому не доверив, выдавливает сильными пальцами воздух, попавший в ранки на моей спине. А в голове продолжает кричать всё тот же убийственно родной голос. Голос, от которого всё внутри меня сжимается в тугой комок. Голос, который я никогда уже не надеялась услышать.
        - Отпусти меня, Кити!
        Но как? Как я могу отпустить тебя, Егор, когда это ты сжал навсегда в своей большой тёплой руке моё маленькое, онемевшее от счастья сердце? Я не знаю, как это сделать. Ну всё, долеталась птичка Кити. За что боролась, на то и напоролась.
        Глава 11
        Сны Кити. Дежавю
        Впереди длинная и яркая жизнь, стоит теплый июнь, поцелуи Егора великолепны, и через неделю Кити будет вся принадлежать ему.
        Они снова лежали на старой подростковой кровати в комнате Кити и ласкали друг друга. Без остановки, без устали, без конца, проникновенно, но без проникновения. Ласки длились вечно: то неслись горной бурлящей рекой, то падали бурным водопадом, то лились бодрящим дождём. Время остановилось. В мире не осталось ничего, кроме опухших от поцелуев губ, настырных языков, бесцеремонных нежных пальцев, вибрирующей влажной кожи, одуряющего приторного запаха зрелого цветка и желания, запаха желания, вкуса желания, желания желания, желания того, чему никогда не сбыться, и поэтому ещё более сильного априори. Желание обладать друг другом до последней капли, до последнего звука, до конца, навсегда, на все сто. Он так хорош, так нежен, так настойчив, но пусть подождёт ещё неделю. Пока им движет чистая физиология, основной инстинкт и привычка побеждать. Он ещё ни разу не признался ей в любви! Он стесняется слова «люблю». Стесняется чувств. Стесняется показаться слабым, безоружным, уязвимым. Ведь как только ты скажешь «люблю», в твоём сердце прорастёт боль и ответственность за этот росток, всё - обратной дороги нет.
Небо не обманешь. В его тренированном теле атлета живёт тонкая ранимая душа поэта. Но Егор её умело прячет. Так что пусть пострадает его самолюбие - или китилюбие - ещё неделю. Красавчик, спортсмен, он привык к лёгким победам. Взять приз, поставить на полку девственность Кити - и вперёд к новым рекордам. Нет, Егорушка! Не в этот раз. Придётся потрудиться, подождать, понять, насколько дорога тебе стала смешная девчонка в пирсинге, что слушает раздражающую тебя музыку. Томление тела пробуждает душу! Что такое неделя по сравнению с целой жизнью, жизнью, полной любви, которая ждёт их впереди. Долгая счастливая жизнь! Рита бы съехидничала: долгая счастливая смерть. Смерть тут ни при чём. Смерть из другого сна. Сна? Почему сна? Потому что поцелуи Егора такие сладкие, как предутренний сон.
        Ещё неделя ожидания перед взятием последнего рубежа, и ты получишь меня всю, и это того стоит, поверь мне. Хотя откуда мне это знать? Ведь ты будешь моим первым, Егор. Первым и последним, потому что я так хочу. А хочу я тебя не меньше, чем ты меня, Егор.
        Целуй меня ещё, ещё, ещё. Подожди, подожди, подожди, пожалуйста, что такое? Ты куда?
        Что значит «в тебя»? Что значит «ничего не будет»? Ещё как будет! Мы же договорились, Егор. Ещё неделя. Так нельзя. Что? Через неделю ты умрёшь? Убьют гопники? Офигеть! Ты спекулируешь своей смертью, только чтобы добиться своего? Что значит «сон»? Отчего «очнись»? Я не хочу… Куда ты? Ты обиделся?
        Егор сел на кровати и обхватил голову руками. Кити уперлась локтем в кровать, положила подбородок на ладонь и в ожидании испуганно смотрела на Егора. Яркий день за окном резко сменился сумерками, как будто поменяли декорации во время спектакля. Звуки летнего города за окном немедленно исчезли. Все, кроме одного. В стекло методично билась ночная бабочка. Билась всё настойчивей. Билась, как нежеланная мысль, которую Кити всеми силами старалась не пускать в голову. Старалась не слышать. А бабочка билась ещё упрямее, и вместе с ней быстрее забилось сердце Кити. Сон, сон, сон, сон, сон, сон - в унисон забились сердце Кити и бабочка с той стороны окна. Слёзы брызнули из глаз. Только сон. Проклятье! Опять! Сама собой в комнате заиграла музыка, её любимые английские модники пели простые слова о том, как хорошо быть вместе с любимым.
        - Хорошая песня. Душевная. Но я её совсем не знаю. Прости, Кит, что я расстроил тебя.
        - Это «MGMT». Ты не можешь их знать. Прости меня, дуру. Прости, что я тогда так… тянула. Мне казалось, что очень важно услышать, что ты любишь меня. Мне…
        - Я любил тебя.
        - Любил?
        - Я люблю тебя!
        - Вот так лучше! Егор! Ну иди же ко мне. Мы должны всё исправить. Сон может кончиться в любую секунду и оборвать свидание.
        - Свидание! Преступники получают пожизненные сроки, а заступники получают посмертные. Я получил посмертный срок с правом на свидание. Каждую ночь ты вытаскиваешь меня к себе из тюрьмы небытия. Только вот учти, это - наше последнее свидание.
        - Я помню, Егор. Я всё помню.
        - Нет, Кит, ты не поняла. Не тогда, а сейчас - наше последнее свидание. Больше я не приду к тебе. Никогда.
        - Ты разлюбил меня?
        - Это невозможно. Невозможно разлюбить тебя и невозможно принять, допустить, чтобы моя любовь погубила тебя и весь твой мир. Невозможно больно осознавать, что ничего не изменить. Я боюсь за тебя, Кити. Боюсь снова тебя потерять. Навсегда потерять. Если ты не полюбишь другого, миру конец. В нашей любви смерть мира, Кит! Если ты полюбишь другого, я больше никогда не увижу тебя. Но никто уже не верит, что такое может случиться. И значит, они попытаются убить причину. Твою любовь. Тебя, Кит! Я не могу быть рядом с тобой и защитить тебя, когда он придёт. А он придёт очень скоро.
        - Кто придёт? Конец?
        - Мой сын. Вернее, сын Эгора, кусочка моей души, и куклы Мании, твоей проекции в твоём же тайном мире. Совсем не смешно, Кит! Прошу тебя, будь осторожней. Хотя зачем прошу? Проснувшись, ты опять не вспомнишь ничего.
        - Сын Эгора и Мании? Забавно. И как же его зовут? Надеюсь, не Маньяк? Так пошленько и тривиально будет пасть от руки безумного маньяка, которого ещё и породила моя же фантазия. Что-то мне не нравится такой сон, Егор. Обними меня скорей и не пугай. Смерти нет, пока мы о ней не вспоминаем. Смерти нет, пока мы занимаемся любовью. Во всяком случае, мне хочется так думать.
        - Поздно, Кит. Посмотри в окно. Посмотри, что наделала наша любовь.
        Егор встал. Прекрасный, как древнегреческая статуя, и такой же холодный и твёрдый в своей решимости, бессмертный юноша-сон. Подошёл к окну, за которым из сумерек в комнату пробивались первые лучи. Белые ночи кончились. Навсегда. Кити выглянула на улицу из-за могучего плеча Егора. Утренний город, как обычно, пуст. Как обычно, тих? Нет, чуть тише, чем обычно. Но отчего так больно глазам от болезненно колышущегося разноцветья на крышах и улицах? Что за красота, которая так пугает? Вглядись - весь город плотно укрыт живым ковром из бабочек. Весь город, который можно увидеть из окна Кити. Бесконечный пёстрый ковёр, едва трепещущий при внимательном рассмотрении. С первого взгляда безобидный, но есть в едва заметном трепетании страшная скрытая угроза, заставляющая сжиматься беспокойное сердце. Людей на улицах нет и, похоже, уже не будет. Чужой враждебный мир цветных крыльев, блестящих чешуек и жадных хоботков. Насекомоапокалипсис. Но ведь это же только сон?
        - Красивый конец, Егор. Но у нашего сна будет другой конец. У нас ещё есть пара минут, пока не встало солнце. Не будем их терять.
        Кити кошкой мягко запрыгнула на широкий подоконник спиной к окну. Солнечный свет обнял её сзади, прошёл через шесть дырок в спине, и она засияла, словно маленькое жаркое солнышко с горящими желанием глазами и распахнутыми для любви руками-ногами-лучами. И конечно же, древнегреческий атлет не устоял, растаял в её объятиях и заполнил её солёным счастьем до краёв. Да так, что перелившись через край, счастье просочилось парой слезинок из глаз проснувшейся и улыбающейся Кати Китовой.
        Глава 12
        ДневниКити. Чёртова кукла
        Очень мило! Чего ещё можно было ожидать от моего папани? Уж точно ничего хорошего. Никогда не прощу ему предательства, но и разлюбить никогда не смогу. Я его люблю на клеточном уровне, бороться с инстинктом бесполезно, а так бы послала его после этого звонка далеко и надолго. Навсегда. Я только вышла из клуба, села в
«митсубиси» к Дэну, включила телефон, и он тут же звонит. А я ещё в ошеломлении, с тех пор как спустилась на землю, слова не сказала, только кивала да мотала головой в ответ, стараясь правильно попадать. На папу у меня в мобиле забита «Come to daddy» «Aphex Twin» - самая дискомфортная мелодия в мире. Случилось что-то из ряда вон выходящее, раз мой папаша звонит мне в субботу, а не в воскресенье вечером, чтобы пожелать хорошей недели. Очевидно, что он неспроста нарушает еженедельный ритуал. Вдруг, не дай бог, с Малышом что-то? Малыша, своего сводного братишку, я люблю так же сильно, как ненавижу его мамашу Светку. Я глубоко вздохнула, но ответила.
        - Привет, Батинок. Что случилось?
        - Катёнок, привет, - сладко запел отец в трубку, - нет, ничего страшного не случилось.
        Фу-уф. Отлегло от сердца. Папе что-то нужно от меня - поразительно! Выжидательно молчу и выразительно соплю.
        - Выручай, Катёнок! Милка приезжает. Но всего на пару недель. - (Нет! Только не это!) - Тётя Валя позвонила, что уже в поезд её посадила, в общем, как всегда, родственнички всё перепутали. Мы с ними на июль договаривались, а они в июне её отправили. Ещё и разобиделись. Выручай, доча! Чего молчишь?
        О-о-о, как всё запущено. Сразу вспоминаю, что в понедельник отец с семьёй улетает в Грецию греться. Они целый год собирались, выбирали место, чтобы понырять и чтобы с Малышом было комфортно. Малышу обязательно нужно на море, у него астма - бич питерских детишек нулевых. А мне, значит, за них отдуваться с милой Милой. А Мила - моя двоюродная сестра из Тулы - страшнее, чем подвешивание. Мила хуже крокодила!
        - Ну и в чём проблема? Пусть живёт у вас с бабушкой. Я же жила с ней в её возрасте. И бабуле веселее будет.
        - Не получается. Бабушка сегодня улетела к подружке в Орёл, у них там очередной слёт набоковедов. Ты бы могла ей звонить почаще. Всё бы знала сама. Но самое главное - у нас ремонт в квартире с понедельника. Я уже бригадиру ключ передал и аванс проплатил!
        - Вот подстава! Па, ну почему мне от тебя вечно одни неприятности? Пусть Милка в моей квартире поживёт. Она всё равно до сентября пустует. (Вообще-то я сдаю квартиру, но квартиранты месяц назад неожиданно съехали).
        - Милу одну оставить в квартире? Ты что смеёшься? - (Нет, блин, я плачу!) - Ты что, Милку не знаешь? - (Знаю, потому и плачу.) - У неё же самый опасный возраст! Пятнадцать лет! Меня туляки живьём съедят!
        - То есть ты хочешь, чтобы мы с Ритой её удочерили? Приняли в семью? Чтобы она с нами в однокомнатной квартирке пожила и уму-разуму поучилась? Тогда тебя не съедят? Только покусают? Ты тёте Вале про нас с Риткой небось не рассказывал?
        Судя по напряжённой паузе, не рассказывал. Папа про нас с Риткой слышать не хочет и как бы не слышит. Не слышит, не видит, и, значит, этого нет. Чудеса самоубеждения.
        - Ладно, я всё отменю, - засопел отец. - Спасибо, дочура. Выручила.
        - Да не вопрос, обращайтесь! Всегда рада помочь, - протараторила я и по-быстрому отключилась. Внутри меня немедленно заныла сука-совесть.
        - С фодоками фечно одни пфоблемы. Не пафься, - поспешил поддержать меня внимательный Дэн.
        - Спасибо! Утешил. И чего вы сегодня все такие заботливые? Не умею я не париться. Не видать мне счастья. Так что придётся вам без меня на фест ехать.
        - Ты фто, Кит! Как мы беш тебя? Отмафся!
        - Не получится. Малышу на море нужнее, чем мне в Финку на мракобесов ваших. Облом Обломович Обломов случился.
        Дэн, похоже, расстроился по-настоящему. Надулся и молчал всю оставшуюся дорогу до Риткиного дома. Ритка тоже ужасно расстроится из-за того, что мы пропустим фестиваль в Сенайоки. Визы сделали и так радовались, что такой хорошей компанией на двух машинах с ветерком на суперский фестиваль прокатимся. А там и «SOAD», вновь собравшиеся, и «Nekromantix», и Ритины любимые «The 69 Eyes». Ритка себе и мне новые платья сшила - закачаешься. Три месяца старалась, чтобы к фесту успеть. У неё к шитью неожиданно открылся неимоверный талант. Она теперь живёт на заработки с готических платьев и, кстати, очень неплохо зарабатывает. А началось всё с платьев для клипа «Кукрыниксов». У Риты тогда свой фэнзин готический был, по нему её продюсеры и нашли. А для нас она такую красоту пошила, что мне её заранее стало жалко. Но Малыша мне жалко больше. Он меня так искренне и так трогательно любит, абсолютно ни за что, так радуется, когда видит меня, такие смешные рожи строит. Не могу я его лишать моря. Придётся мне с дурой Милой (не путать с милой дурой) две недели на своей старой квартире тусоваться. Может, Рита за это
время остынет. Хотя вряд ли. Набираю отца. Долго не берёт. Выделывается.
        - Ты победил. Поживу с ней на Чехова. Только ради Малыша. И только две недели. Поработаю двоюродной сестрой милосердия. Надеюсь, за два прошедших года Мила поумнела.
        Отец, естественно, весь рассыпался в благодарностях. Знал бы он, каким знатным мероприятием я пожертвовала. Пообещал на ДР сделать сверхподарок. Двадцать лет - туши свет. Двадцать один - празднуй один. Знает же, что мне ничего от него не надо. Я заявила:
        - Спасибо, папа! Один подарок ты мне уже сделал, круче не получится. Постарайся просто не делать мне больше таких подарков. Никогда. И ещё. Если кузина повторит свой подвиг двухгодичной давности, я её лично бандеролью в Тулу отправлю. По частям. Так ей завтра и скажи. И скажи, чтобы слушалась меня беспрекословно! - Откуда я такое слово-то знаю? - А я поеду завтра квартиру в божеский вид приводить, там месяц никто не жил (кроме моих воспоминаний).
        Батинок ещё повздыхал, попричитал, поизвинялся, дал трубку Малышу, который лично сказал любимой сестре спасибо, и на этой жизнерадостной ноте разговор закончился. А с ним закончился и день. Длинный июньский день, плавно перешедший в длинную белую ночь. Полнолуние. Риткина любовь сегодня не даст мне уснуть до утра. Пусть залижет мои раны, а под утро я обрадую её своим двухнедельным «отпуском» с Милой. Представляю, как она разозлится. Она и так с прошлого раза Милку, мягко говоря, недолюбливает, а теперь и вовсе возненавидит. Милка - человек-катастрофа, она просто притягивает неприятности и приключения на свою маленькую задницу. Поэтому тётя Валя и сплавляет её на лето сюда, на историческую родину, чтобы передохнуть в прямом смысле, то есть перевести дыхание хоть ненадолго. Милка слишком любопытная, слишком весёлая, слишком впечатлительная, слишком несобранная, слишком безалаберная и к тому же слишком симпатичная. За ней с двенадцати лет вьются роем ухажёры, один другого краше. То главный хулиган из школы, которого вскоре надолго закрыли за поножовщину, то какой-то псих малолетний, играющий в
скинхеда и запугавший весь район. В общем, тёте Вале с дядей Колей не позавидуешь. Когда мне было пятнадцать, а ей десять, мы чудно ладили. Я рассказывала ей про свою эмо-тусу, ставила модное музло и советовала читать правильные книги. Воннегута, например. Но как только у Милки выросли сиськи, начался полный караул. Гормональный взрыв разнёс её юный мозг в щепки, извилины закудрявились, и экземпляр, приехавший два года назад на летнюю побывку в Питер, вполне подошёл бы на кастинг в «Дом-2». Тринадцатилетняя гламурная гусыня из Тулы, жадная до развлечений, разрывалась между шопингом и ночными вечеринками. Выглядела она уже тогда вполне взрослой. Жила Мила, слава богу, у папы. Днём по магазинам с ней таскалась Светка, а вечером с очередного пати её не без труда изымал отец, каждый раз объясняя очередному ошарашенному кавалеру, что девочке тринадцать лет. Как они её не прибили, и кавалеры и папа, не знаю, но закончилось всё плачевно. В один прекрасный вечер Мила пропала. Мобильник молчал. Папаня оббегал все известные ему по прошлым прецедентам с Милой дискотеки, но пропащую не нашёл. Хорошо, что
глобальных мероприятий в городе в ту ночь не устраивали. Папа впал в коматоз, бегал по городу как заполошный, по телефону к этой суматохе подключилась распсиховавшаяся тётя Валя, которая тут же Милу похоронила и отдала на растерзание ленинградским маньякам. Это окончательно превратило историческую ночь в истерическую. Естественно, я не смогла остаться в стороне от поисков непутёвой кузины. Пока отец с высунутым языком носился по городским клубам, мы с Риткой прозванивали морги и больницы, а потом, плюнув на это, тоже побежали по просыпающемуся городу, тормоша ночных гуляк, опьяненных красотой Петербурга, и не только. Отец прочёсывал Ваську, где он собственно и живёт, а мы - центр. Мосты свели, и мы встретились с отцом, красноглазым и с трясущимися руками, на Дворцовом. Мы втроём молча брели к Ростральным колоннам, готовые к самому худшему, вымотанные, уставшие и ужасно злые. Особенно бесили счастливые лица прохожих. Две мысли в наших головах бились друг с другом: «Только бы она была жива!» и «Если я её сейчас увижу - прибью на месте». Повезло тогда Милке, что мы её не нашли. Нашлась она сама. Светка
позвонила отцу, когда мы пили отвратительный кофе в круглосуточном кафе, и сообщила, что гулёна вернулась в целости и сохранности, но очень перепуганная. В основном - переполохом, который сама же и устроила. Боялась она не зря, потому что Светка, которая, в отличие от нас, по городу не бегала, а сидела дома с Малышом, но тоже ночь провела на валидоле, коньяке и телефоне, сохранность Милкину попортила. Вот за что я Светку не люблю, так это за то, что ей вечно незаслуженно достаются чужие чаяния. Навешала она оплеух нашей загулявшей барышне по полной программе. Светка - баба простая и за отца кому хочешь дюлей навешает, «он же не мальчик сорокалетний по ночам скакать! Так и до инсульта добегаться можно». В общем, всё закончилось хорошо. Мы Миле так и не вломили. Все остались живы. Мила рассказала замечательную историю, как она познакомилась с прикольными ребятами из Е-бурга, с которыми тут же полезла фотографироваться на крышу в центре города и чёрт его знает что ещё делать, а выход на крышу кто-то из бдительных жильцов закрыл. Телефон у неё разрядился, а потом она боялась звонить. Или наоборот. К тому
же она не знала адреса дома, на который залезла. Всё очень в Милкином стиле. Они с компанией орали, стучали ногами и руками по крыше, пока жильцы их не выпустили. Парней отоварили прямо там, а Милка получила своё дома. И в Туле, куда её отправили через день, надо думать, тоже. Наказания Милка всегда переживала стойко. Не ревела и не жаловалась. Тётя Валя прозорливо не стала отправлять её на следующий год к брату, подождала, пока страсти улягутся, и вот сделала мне чудесный подарок. Велкам, Мила, - мы все очень соскучились!
        Глава 13
        Крик № 3. Дурной сон
        Счастье - это когда тебя понимают, объяснили мне в детстве в хорошем советском фильме. И я поверил. Почему бы и нет. Лаконично и гениально. Только моя жизнь научила меня другому. Счастье - это когда тебя любят. Тебе повезло, если тебя любят и не понимают. Не понимают до конца. Не знают твоей тайны. Но настоящее счастье, когда тебя понимают и, несмотря на это, любят. Чем больше знаешь о человеке, тем меньше хочешь о нём знать. Это я про себя. Есть вещи, которые обо мне никому знать нельзя, а понять их вообще невозможно. Объяснить и растолковать с точки зрения науки можно, но совсем не хочется. Именно растолковать, потому что речь идёт о снах. Приходится признать, что я страшный человек, отвратительный тип, подонок, которого бы наяву задушил собственными руками. Даже вслух такое не произнести. Страшно и отвратительно. Я занимался любовью со своей дочерью. Со своей любимой дочерью, в которой души не чаю. Ужас! Никогда подобная мысль даже не мелькала в моей голове, пока я в первый раз не проснулся в холодном поту, осмысливая увиденный кошмар. Но надо, конечно, сделать скидку на моё тяжёлое психическое
состояние в то время.
        Я был на грани безумия, опустошён, подавлен, разбит семейной трагедией. Моя любимая жена, моё счастье, моя жизнь, моя Алина умирала на моих глазах, а я ничего не мог сделать. Ничем не мог ей помочь. Рак безжалостно пожирал её лёгкие. Все медицинские возможности были исчерпаны. Ничего, кроме дополнительных страданий, дальнейшее лечение ей уже не приносило. Я расписался в собственной беспомощности и не мог без боли смотреть в её полные страдания глаза, в которых теплилась последняя надежда. Врачи умыли руки, пожелали терпения, дали максимум месяц. Я не сказал Алине правду. Наврал ей, что нам дали месяц передышки перед следующей химической атакой. Натужно улыбался, старался шутить, всё время пытался насмешить её. Иногда у меня даже получалось. Алина смеялась тихонько, как мышка, не звенела, как прежде, серебряным колокольчиком. Хотел занять денег и увезти её с дочкой на Галапагосские острова, куда мы так давно собирались, но Алина наотрез отказалась, сославшись на слабость. От неё осталась ровно половина, от моей Алины. Она подыгрывала мне, но я уверен, что всё понимала, просто жалела меня и Катьку и
делала вид, что всё ещё может наладиться. Мы забрали Катьку от бабушки, где она провела последние три месяца активного лечения Алины.
        Зажили втроём в нашей уютной квартирке, как в прежнее счастливое время. Время, которое, казалось, ушло так давно, а ведь прошло всего полгода. Всего шесть месяцев назад мы строили планы по переезду в новую просторную квартиру. Я наконец-то выбрался из долгов, моя компьютерная фирма начала приносить прибыль, и мы всерьёз задумались о том, чтобы взять квартиру в ипотеку и завести ещё одного ребёнка. Алинка пошла по врачам на плановое обследование, и наш уютный мир рухнул. Вторая стадия неоперабельного рака лёгких - смертный приговор нашему счастью. Мы боролись, как могли, я продал машину, влез в долги, Алина с ангельским терпением сносила муки - как болезни, так и лечения, но всё тщетно. По ночам во сне она ужасно стонала, несмотря на сильнейшие болеутоляющие. Каждый её стон разрывал моё, ставшее лоскутным сердце на ещё более мелкие лоскутки, и я кусал подушку в беззвучных рыданиях. Я засыпал под утро в надежде, что Катька не слышала страшных стонов матери. Из бизнеса я давно выпал - спасибо партнёру, который поддержал меня и ждал, как настоящий друг. Вообще, трагедия сразу показала, кто друг, а кто
приходил в наш гостеприимный дом покрасоваться и потусоваться. Стало понятно, что уютной нашу квартиру делал не интерьер, а уютная, тёплая, улыбчивая Алина. С тех пор как она заболела, квартира превратилась в холодный неприятный лазарет. Лёжа рядом со стонущей от боли женой, я каждую ночь думал, что нужно продать квартиру и купить на все деньги героина, который мы будем курить (только курить) с Алиной, и ей уже никогда не будет больно.
        Если бы не Катька, я бы, наверное, так и сделал. Маленькая смешная Катька, наш семейный моторчик, позитивный круглик, за эти полгода из весёлой девчонки превратилась в задумчивую девушку. Я с превеликим трудом сдерживал слёзы, когда она спрашивала меня, скоро ли поправится мама. Она всегда была гиперчувствительной, моя девочка. Когда в семь лет наша крепенькая, гладенькая, как наливное яблочко, бузотёрка Катька сказала нам, что хочет быть балериной, мы с Алиной по-доброму посмеялись над ней. Дочка так обиделась на нас, что до сих пор порой пеняет мне на загубленную хореографическую карьеру. А тогда она на весь вечер заперлась в ванной и проплакала там, глядя на воду. А мы с Алиной, пока она там сидела, успели поругаться, помириться и решить не пускать нашего пухлика в жестокий мир балета. Катя ужасно переживала болезнь матери. Словно понимая, что проводит с ней последние дни, Катя после школы старалась не отходить от её кровати. Даже уроки делала рядом. С подружками по мобильному телефону старалась говорить тихо и быстро. Катя преждевременно стала взрослой.
        Где-то за неделю до смерти Алины мне приснился первый позорный сон. Я занимался любовью со своей двенадцатилетней дочерью. Она сидела на мне, а я, вонзаясь в неё, участливо спрашивал, не больно ли ей. Происходящее казалось мне во сне само собой разумеющимся. Ни тени сомнения. Чувство стыда и раскаяния накрыло меня сразу, как только я проснулся. Вскочил как ошпаренный, уселся на кровати, так резко, что разбудил стонущую во сне Алину Она открыла глаза и сразу попросила меня дать ей покурить. Полгода я не слышал этой просьбы, хотя знал, как она мучается без сигареты. Раз она попросила о таком, значит, очевидно, перестала даже скрывать, что всё понимает. Надо было дать ей тогда покурить, а я вместо этого прочитал ей целую лекцию о том, что нельзя сдаваться. Никогда себе не прощу. Как никогда себе не прощу, что не настоял после свадьбы, чтобы она бросила курить, покупал ей сигареты и курил с ней. Помню, что тогда я не уделил должного внимания ужасному сну, постарался как можно скорее вытолкнуть его из сознания и памяти, списав всё на свою разобранную психику. Сон повторился через пару месяцев после
смерти Алины. На этот раз я уже во сне осознал весь кошмар ситуации. Сбросил с себя дочь и проснулся в холодном поту и ознобе. Два последних месяца мы поменялись с Катькой местами в семейной ячейке. После похорон я впал в прострацию, и доченька, отказавшись уезжать к бабушке, ухаживала за мной, как за ребёнком. Будила по утрам, отправляла на работу, ходила по магазинам, готовила еду. По вечерам мы с ней сидели дома и вспоминали все наши семейные поездки и смешные истории. Говорили об Алине, и она словно сидела рядом с нами на диване, кутаясь в свой любимый оранжевый плед. И тут такой гадкий сон. За что? У меня и в мыслях никогда не мелькало ничего подобного. Я всей душой ненавидел мерзких педофилов и всегда считал, что ради них можно отменить мораторий на смертную казнь. До утра я не спал, пытался анализировать всю свою прошедшую жизнь и свои отношения с Катькой. Но ничего криминального там не нашёл. Кроме разве что совершенно невинного родственного поцелуя. Катьке было годика два, мы играли, я от избытка чувств поцеловал в слюнявые губы своего сладкого карапуза. Поцелуй показался мне таким неожиданно
сладким и приятным, что я смертельно испугался и дал себе слово больше никогда так не делать. Слово своё я держал. За что же мне такое наказание? Утром, пряча от дочки глаза, я убежал на работу и там стал смотреть в Интернете, нет ли у кого-либо сходных со мной проблем. И надо же! В этом анонимном скопище пороков коллег по несчастью обнаружено не было. То ли я один такой, то ли другие также стеснялись своей проблемы. Поисковка выдавала ссылки только на откровенные порносайты. Неужели у меня съехала крыша от несчастья и я стал извращенцем? Страшная мысль не давала мне покоя. Я стал бояться засыпать. Но ещё несколько месяцев Катька мне не снилась.
        Когда дочь была маленькой, мучил меня по ночам часто повторяющийся нелепый кошмар. Качу я Катьку домой по снегу в синих пластмассовых санках. А она маленькая-премаленькая, с горошину размером. Качу-качу, оборачиваюсь, а на санках никого. Просыпаюсь - радуюсь, что видел всего лишь сон, и иду проверять Катьку, умильно сопящую курносым носом во сне. Нормальный родительский кошмар любящего отца. А тут такое! И даже не поделиться ни с кем. Ни с друзьями, ни с мамой. Съездил среди недели к Алине на могилку, но даже ей постеснялся признаться в постыдном сне. Что она обо мне думать будет? На кого дочку оставила? Пусть спит спокойно. Только я решил, что кризис миновал, как мне приснилось, что я занимаюсь сексом с незнакомой женщиной и во сне радуюсь, что это не Катя, и тут же в спящий мозг закрадывается страшное сомнение, заглядываю ей в глаза и… в ужасе просыпаюсь.
        Я не выдержал и пошёл к знакомому психологу на приём. В последний момент смалодушничал, сказал доктору, что пришёл по просьбе приятеля, который сам прийти стесняется из-за крайней деликатности вопроса. Врач меня внимательно выслушал, оттопырив губу и постукивая дорогим паркером по столу Потом посмотрел вкрадчиво и сказал:
        - Ну, вы напрасно так убиваетесь, голубчик. Тьфу ты. Друг Ваш, конечно же, напрасно убивается. Просто Ваша любовь, тьфу ты, его любовь - обычная искренняя любовь к дочке - трансформируется в его снах в половой акт. Абсолютно неосознанно. Это нередкий случай. Просто все сразу пугаются и никому не рассказывают об этом. Но я на своём личном опыте наслушался таких рассказов и от мамочек, и от папочек. Каких только кровосмесительных вариантов бедным людям ни снится! Поймите, во сне человек часто совершает поступки, в жизни совершенно невозможные.
        - То есть?..
        - Да-да-да. Ваш друг совершенно здоров. Просто он очень любит свою дочь. И видимо, испытывает ещё какой-то большой стресс, на фоне которого и снятся такие сны. Возможно, нам нужно поговорить о регулярности его половой жизни. Но если его и дальше будут беспокоить кошмары, пусть придёт - мы поговорим. В крайнем случае пропишу ему лёгкую терапийку.
        - Доктор, но вот Вы говорите, что во сне мы совершаем только невозможные поступки, а мне вот часто снятся экзамены и что я снова служу в армии. Это как?
        - Это абсолютно нормально, голубчик. Классика жанра, я бы сказал. В снах нет никакой логики. Никакой! Наш опыт и воспоминания соседствуют там с откровенным бредом и чепухой!
        Не могу сказать, что визит к врачу меня совершенно успокоил, но мне стало немножко легче. А может, я прятался за придуманные кошмары моих снов от реального кошмара моей жизни. Я остался без Алины. Она умерла. Я не хотел об этом думать. На женщин смотреть не хотел. Бежал с работы домой, где общался с дочкой. Видел, что она потихоньку приходит в себя, - радовался. Через полгода мне приснился сон, в котором Катя грязно приставала ко мне, а я отбился и проснулся - довольный и гордый собой. Господи, что же со мной происходит?! Катька - такая трогательная, в своей пижамке в розовых сердечках - приходила поцеловать меня в щёку перед сном и пожелать спокойной ночи и приятных сновидений, а мне потом снилось такое. Чувствовал себя грязным козлом, плохим отцом, недостойным типом, короче, чувствовал себя отвратительно. Чтобы глушить сны, начал выпивать на ночь полбутылки водки, но вместо крепкого сна получал позу блюющего козла над унитазом и непонимающие, испуганные глаза Кати. Она страшно испугалась, что я тоже заболел, как Алина. Перестал пить водку. Не мог заснуть. Пришла нервическая бессонница. Начал
принимать сильнодействующее снотворное. Засыпал мгновенно мёртвым сном, но сны видел и, что самое плохое, помнил. Дошёл до того, что обрадовался, когда мне приснился гомосексуальный акт. Радовался, во-первых, тому, что сон не про Катьку, а во-вторых, потому, что раз мне снится такой невозможный абсурд, то и на другие сны внимания обращать не стоит. Но всё равно, каждый раз ложась в постель, боялся увидеть Катю в своих объятиях. Так прошёл год со смерти Алины. Спасла от полного безумия меня Светка. Наша офисная секретарша. На работе меня все жалели, старались поддержать, но заглядывать в красные мутные глаза боялись. Страшно, когда человек, которого ты знал полным сил, весёлым и жизнерадостным, за год превращается в свою тень. Светка мне в глаза заглянуть не побоялась. Она пришла на работу уже после смерти Алины и другим меня не знала. Светка человек простой и очень деятельный, ужасно любит всем помогать и о ком-нибудь заботиться. Может, потому, что у неё в Новгороде, откуда она приехала, куча младших братьев, сестёр и домашних животных. Молодая, девятнадцать лет, всего на шесть лет старше Катьки,
совершенно не в моём вкусе - маленькая крепкая блондинка с копной крашеных волос, по разговору и вкусам типичная пэтэушница, - она так активно взялась опекать меня, что я не успел выстроить защиту Сначала чай, потом обеды, - и вдруг совершенно неожиданно прекрасный секс с самкой-победительницей. И вот, представьте себе, мы счастливо живём уже восемь лет, и у нас чудесный сын, которого я обожаю. За эти годы мне больше ни разу не приснилась Катя. Алина снится часто, а Катя никогда. И надеюсь, не приснится. Я не люблю Светку всем сердцем, потому что оно навсегда занято Алиной. У меня к Светке любовь-благодарность, любовь-дружба. Только ей об этом знать совсем необязательно. Жаль только, Катька меня не простила. Но я знаю, что она любит меня так же крепко и неистово, как я её. И очень благодарен ей за то, что она приняла Борьку и дружит с ним как с родным братом. А уж он-то как ждёт встречи с любимой сестрой. Встречи нечастые, потому что мои девочки общаются друг с другом хуже, чем кошка с собакой. Но я на Катю не в обиде. Да и Светка, я знаю, её жалеет по-своему, по-бабьи. Да и как её не жалеть.
Мать-покойница, отец-предатель, парня убили прямо на улице на её глазах. Ужас! А живёт теперь вообще чёрт те с кем. Но об этом я вообще не хочу даже думать. Всё перемелется, всё переменится к лучшему, а я в любом случае буду её любить. Свою доченьку. Свою Катю. Свой ночной кошмар.
        Глава 14
        Хроники Эмокора. Круглый стол
        Стол был совсем не круглый. Просто так принято называть столы для переговоров. А переговоры в тронном зале дворца Маргит за старым длинным дубовым столом шли полным ходом. Изрезанная ножами гвардейцев столешница, вырубленная из трёхвекового исполинского дуба мудрости, ещё хорошо помнила их буйные ночные пирушки, удары пудовыми кулаками, муторные пьяные разговоры и беспробудный сон прямо на ней или под ней. Стол когда-то готовился стать свадебным на сочетании Маргит и Эгора, но радужным дубовым мечтам не суждено было сбыться. Зато стол надолго стал поминальным. Сначала шли искренние и слезливые поминки Эгора, парнишки, что своею искренней любовью и жертвой за неё сумел растрогать заскорузлые, закостеневшие сердца воинов из Ада. Потом поминки королевы, затянувшиеся на год, на которых неуёмные гвардейцы уничтожили все запасы кисловатой ностальгии и терпкого сплина из королевской винодельни. Последние два года стол служил партой для принцев. Кот-Гот, что раньше звался Эмо-Котом, слуга и паж покойной королевы, когда-то, ещё до Ада, откуда Маргит вытащила его в Эмомир, был большим учёным в средневековом
Льеже. И если б не красавица-жена (на ревность к ней ушли все его силы в конце жизни), вполне бы мог добыть тот самый философский камень, ради которого все алхимики творили свои бесконечные тёмные эксперименты. Так вот, последние два года Кот был нянькой и учителем для двух крылатых принцев. Готовил их к захвату мира человечков, передавая знания, накопленные за полтысячи проведённых в Огненной Геенне лет, и в этом, по его собственному признанию, преуспел.
        Признания Кота, сидящего в белом дурацком колпаке еретика и со связанными лапами со стороны капитулировавших, а также его заверения в завершенности миссии и готовности служить новым господам успели выслушать сидящие с ним за столом остальные члены большого собрания. А именно невесёлые победители, несомненно, достойные перечисления - надутый больше обычного клоун-полководец Тик-Так, явно заскучавшая от долгих переговоров без драки няшка Эллис, угрюмо оскалившие свои выбеленные солнцем черепа Тру-Пак и Покойник, останки былой гвардии на службе у глумливого Добра. Вдали от всех, у дальнего торца стола, подчёркивая свою независимость и альтернативность, сидела вечно молодая кукла Мания, как всегда, топлес. Её пустые глазницы излучали одновременно и вечное страдание, и недоступную остальным мудрость. Несмотря на то что за прошедшие со смерти Эгора годы Мания успела тайно вырастить и воспитать сына, прекрасное тело её по-прежнему цвело и источало флюиды любви, щекотавшие носовые впадины на разукрашенных черепах гвардейцев. Следуя негласному этикету Эмомира, все выступающие за столом пытались говорить
велеречивым слогом, что получалось не слишком складно и удачно. Настала очередь Тик-Така.
        - Я не мастак в речах, не вождь я - клоун. Но пару слов смогу связать. Здесь каждый сделал всё, что было в его силах. Одни спасали мир, другие мир старались захватить. А Мания, конечно, как всегда в альтернативе. Давайте же решать, как дальше будем жить. Как ни старайся, всё равно не изменить нам ход событий Книги Бытия. Но если жизнь дана нам хоть с какой-то целью, то лучше цели, чем его пытаться изменить, нам не найти. Пусть обречён Реал, его спасти пытались и много жизней положили. Зря? Не знаю я, но верю, что не зря. А в то, что Кити сможет полюбить другого, я не верю. Судьба Реала полностью теперь в её руках. Вернее, в сердце. А нам её остался Эмомир. Попробуем его раскрасить мы поярче и этим хоть немного Кити поддержать. И если суждено Реалу пасть, мы примем всех безумных и весёлых, что занесёт сюда невидимой рукою провиденья.
        - Речь короля, Тик-Так! - успел подлизаться Кот. - Пять баллов из пяти.
        - Что будет с Кити? Кот, скажи - ты знаешь всё, - спросила Эллис. - Ведь это ты отправил в её мир всех этих мерзких бабочек, войска детишек Маргит и Эгора, надеюсь, ты за всё сполна получишь скоро! Скажи, что с Госпожой всё будет хорошо! Мне кажется, нам нужно всем ломить в Реал и биться там с крылатой армией, спасая Кити.
        - Ни в коем случае, кавайное дитя! Она сама прибудет к нам и станет нашей новой королевой. Ты временный король, Тик-Так! Здесь делайте, что захотите. А вот в Реале держим мы нейтралитет. Сойдутся дети там Эгора и всё решат за нас. Нам время отдыхать и наслаждаться жизнью. Хотя всегда найдутся варианты, чем себя занять.
        - Есть вариант немедля сделать чучело Кота, - пророкотал молчавший до этого момента Тру-Пак и смачно приложил тяжёлым кулаком по любимому столу.
        - Разговаривать белым горячечным стихом мы не подряжались. Мы воины, а не дворцовые интриганы. Мы не собираемся сидеть здесь сложа руки и ждать, чем же всё закончится в Реале, куда нам, адским тварям, дорога заказана. Наш персональный конец света уже давно и наступил и отступил. Да, Пок?
        Покойник одобрительно качнул татуированной черепушкой и подключился к разговору:
        - Пусть Тик проходит испытание властью, а мы продолжим воевать со скукой, безысходностью, унынием, тоской и страхом, а также прочей чепухой, что лезет к нам всё время из Реала. Ты с нами, Эл?
        - Конечно, парни! Нет вопроса! - Эллис радостно запрыгнула на стол и сделала сальто.
        - А как же я? Король без королевы? - загрустил клоун.
        - Какая королева, Тик! Смотри, я - максимум инфанта! Люблю тебя, мой друг, но радость боя мне дороже! Вперёд за короля Тик-Така! - Эллис энергично замахала над головой тесаком.
        - Я только всё равно в раздумьях: может, мы сейчас нужнее Кити там, в Реале? Что скажешь, Тик? Вернёмся? Бросишь трон?
        Тик-Так состроил на своём смешном лице неимоверную гримасу, призванную отразить недюжинную работу клоунского мозга, и наконец изрёк:
        - Мы не поможем ей влюбиться, Эл. Помощники в таких делах мешают. По-честному должно быть всё. Внезапно, невзначай. А чёрт со всем! Бросаю трон и снова в вашу банду! Зачем мне трон без миленькой подружки! Что скажешь, Мания? Ты с нами?
        Кукла изобразила подобие грустной улыбки:
        - Мы скоро все умрём. Мой сын спасёт Реал, а нас просто не станет. Кити, наш Создатель, а для клоуна и Эллис ещё и Госпожа, не смогла принять и пережить смерть любимого человека. Не смогла и никогда не сможет смириться с ней. И она будет мстить миру, отнявшему у неё Егора. Будет мстить миру до его полного уничтожения. Разум Кити не знает о планах её чёрного обугленного сердца. Кити живёт не умом, а сердцем. Месть прячется внутри Кити, сидит глубоко в подсознании, и когда она вырвется наружу и сметёт всё живое вокруг, Кити даже не заподозрит, что имеет к этому хоть какое-то отношение. Её дар - чувствовать так сильно, что чувства создают другие миры и губят уже существующий. Дар, о котором она не знает и который не представляет для неё практической ценности. Если даже Кити узнает о нём, то ничего не сможет поменять или исправить. Она не способна управлять своим даром. Такова доля творца. Но это не значит, что мы не сможем ей помочь избавиться от этого таланта. У меня есть план по освобождению Кити от страданий и мира - от нелепого конца. Как бы вы ни пытались помешать мне, вы не сможете. Наш с
Эгором сын уже в Реале. А вам остаётся лишь достойно принять последствия. Такова воля Отца.
        Гнетущую тишину прервал высокий голос Кота.
        - Пусть будет так. И раз от нас теперь ничего реально не зависит, давайте просто жить и наслаждаться каждым мигом бытия. Я, например, готов отдать припрятанный запас вина и эмо-солонины тому, кто первый снимет с лап моих проклятые верёвки!
        Приближающийся конец света отступил, не выдержав конкуренции с ближайшей перспективой удалой пирушки. Глаза собравшихся (тех, у кого они имелись в наличии) радостно заблестели. Сверкнул в пыльном воздухе тесак Эллис, и верёвки с лап Кота упали вместе с разрубленным пополам колпаком. Кот сразу же принялся облизывать затёкшие лапы фиолетовым, в тон надетому на нём алхимическому халату, языком.
        - Считаю заседание закрытым, - подытожил историческое событие Тик-Так. - Вперёд, друзья! В бою мы встретим смерть! Иль смерть придёт к нам, или королева - обеих встретим с почестями мы. А трон оставим мы Коту! Он заслужил его своею подлой службой. Меняю трон на эмо-солонину и вино и братство вольное разбойников весёлых! Эгоровцы, давайте все сюда!
        Клоун зазывно махнул рукой немногочисленным эмокуклам, стоявшим у дверей замка.
        - Скорей, друзья! Закатим пир. Помянем наших братьев, что полегли, спасая и Реал, и Эмомир!
        Глава 15
        ДневниКити. Тяжёлый день
        Всё утро Милка крутилась перед зеркалом, примеряя выданное ей из моих запасов платье пятилетней давности и вызывая у меня крайне противоречивые чувства. Очень хотелось дать ей пару раз по вертлявой заднице и прекратить суету, и в то же время я ловила себя на том, что поневоле любуюсь двоюродной сестрицей. Просто я в молодости. Лет пять назад. Но только до того момента, как Милка откроет рот. А если учесть, что он у неё почти никогда не закрывается, желание слегка побить её уверенно побеждало мою ностальгию по недалекому прошлому. И такая внутренняя борьба неизменно повторялась уже четвёртый день моего неусыпного няньканья с позёркой из Тулы. Да-да, именно позёркой, потому что Мила за два года умудрилась измениться до неузнаваемости в своих взглядах на жизнь и внешнем облике. Во всяком случае, ей хотелось бы так думать. Я же, забирая её у отца четыре дня назад, увидела всё ту же гламурную дурёху, только теперь с винтажным эмо-имиджем и запаренным, отшлифованным глянцевыми истинами маленьким мозгом. Крашенные в чёрный цвет волосы, перетянутые розовой ленточкой, килограмм чёрных теней вокруг глаз,
прикрытых косой чёлкой, футболка в чёрно-розовую полоску, вансы на ногах, два чёрных колечка в пухлой нижней губе, чёрные обкусанные ногти.
        - Что за маскарад? - спросила я, обретя возможность говорить после первого шока. - Я думала, что все позёры вымерли, как мамонты. Или в Туле всё ещё плейстоцен?
        - Чего в Туле? - удивилась Милка. - Прикалываешься? В Туле - гопник на гопнике. А меня просто эмо-стиль прикалывает. Ну и что, что не модный? И я не позер! Я даже эмокор слушаю!
        - Где ж ты его откопала? На «Ретро-ФМ»?
        - Я думала, тебе понравится. Не ожидала, что ты на меня так наедешь. Меня и так все вокруг либо поучают, либо презирают, гнобят и игнорят.
        - Ничего глупее придумать не смогла? Стать эмо, чтобы понравиться двоюродной сестре из Питера?
        - И всё не так ты говоришь! Я такая, потому что мне нравится стиль, и ещё потому, что я разочаровалась в любви. Потому что всем нужен только секс, а над чувствами они только смеются. А ещё я эмо, чтобы позлить одноклассниц. Они такие тупые! Мечтают о силиконовых губах и о браке с богатым москвичом. А, и еще попасть в телик. Больше их ничего не интересует. Они даже книжек не читают!
        - А ты читаешь? Что-то я не наблюдала у тебя раньше любви к чтению.
        - Читаю, представь себе! Одну книгу точно прочитала, хоть ты мне и запрещала. И знаешь, Катя, я горжусь, что у меня есть такая сестра. Можно я буду называть тебя Кити?
        Так вот где корень зла. Сперва я была готова закатить жёсткую истерику, но, посмотрев в круглые честные глаза Милы, лишь рукой махнула от досады. Гордится она мной, блин. Глупость, но приятно.
        Первым делом дома я свою сестру отмыла и переодела. Мне все-таки ходить с ней вместе. Она, впрочем, и не сопротивлялась особо. Так, посопела, побубнила себе под нос. Воспитательных бесед с Милой я решила не проводить. На своём опыте знаю, что они в таком случае работают с обратным эффектом. Да и забавно было покопаться в своём гардеробе пятилетней давности. Словно села в машину времени и попала туда, куда в последние годы моя память не доходила. В доегорье. Анаграмма из имени Егор - «горе». Вот что мне сейчас, пока я писала, пришло в голову. Но вернёмся к нашим баранам, в данном случае - к овечке Миле. Мои знаки родственного внимания в виде одежды Мила приняла как начало большой дружбы и нагрузила меня по полной программе своими писечными проблемами и любовными историями с такими подробностями, что я периодически краснела. Опыта, а вернее, опытов обычной на вид девчонки, хватило бы на месяц передач «Секс с Милой Зерновой», но заканчивались все истории одинаково. Мила разочаровывалась в «любимом и неповторимом», потому что он оказывался
«настоящим козлом». Из ямок от копытцев они там все воду пьют что ли? Ну, а козёл и овечка - они, между прочим, не пара. Так Мила и поняла, что её интересуют настоящие искренние чувства, а это, несмотря на весь мой скепсис, не могло не радовать. За четыре дня меня посвятили во все тонкости и перипетии личной жизни современной девятиклассницы, не интересуясь, хочу ли я вообще погружаться в эту круговерть. Никакие мои колкости и насмешки не могли остановить душевных излияний кузины, она решительно погружала меня в мир своих недозрелых терпких чувств, прерываясь только на сон и сидение «вконтакте». Спасибо спецслужбам за разработку социальных сетей - если бы не они, где бы сейчас паслись целыми днями все молодые овцы и бараны? Ещё Мила молчала в кинотеатрах, поэтому мы были там четыре раза за четыре дня. В понедельник и вторник я таскала Милу на работу, разумно прикинув, что лучше потерпеть её общество, чем разыскивать её по всему городу. Запирать её дома на весь день я посчитала слишком радикальным вариантом. В салоне Миле очень понравилось. Ожидаемо понравилось. А вот то, что моя полоумная сестрица
понравится нашей тёплой компании, для меня стало сюрпризом.
        - Вот чучело, из-за которого мы с Риткой не сможем поехать с вами на фест. Можете его ритуально сжечь.
        Так я представила сестру в понедельник Мурзиле, Дэну и Тарасу Но, как ни странно, Милку не линчевали, и вскоре я слышала её довольный смех, доносящийся из разных углов салона, - то вперемежку с оглушительным хохотом Мурзилы, то с шепелявеньем Дэна, то с хихиканьем Тараса. Может, только меня так раздражает эта малолетка-нимфоманка? В конце дня Дэн выразил общее мнение о Миле в одном слове -
«доставляет».
        - Своим слабоумием? Выносом мозга? - удивилась я.
        - Просто девчонка, которая не боится быть смешной, - сказал Тарас. - Искренняя, милая и очень открытая.
        Насчёт открытости я согласна. Открыта Мила всем и всегда. Я бы многое в ней надолго позакрывала. Милая Мила просто цвела от комплиментов и напрашивалась стать моделью любых татуировочных изысков своих новых друзей. После совершеннолетия, естественно. Хорошо, что ребята уехали и салон закрылся, а то я бы не выдержала этого елейного благолепия всеобщей любви к Миле. Меня, вероятно, охватила ревность. Не очень приятно себе в этом признаваться, но факт. Милка вообще, как ни странно, стала катализатором моих внутренних душевных процессов, спровоцировала движение забытого самокопания и заставила взглянуть на себя в непривычном критическом ракурсе, что иногда очень даже полезно. Стала, например, Мила мне как-то рассказывать о своём лесбийском опыте, а конкретнее - о том, как ей не понравилось целоваться с одноклассницей в школьном туалете, и вырулила на нас с Ритой, мол, мы, вероятно, очень любим друг друга, раз живём вместе.
        - Не твоё щенячье дело, - отрезала я. - Кстати, мы с Ритой не целуемся (соврала я). Мне тоже не нравится целоваться с девушками. Я не лесбиянка. А вот заниматься сексом с Ритой мне нравится. Сексом, а не любовью. И ставим здесь точку.
        Но Милу же без кляпа не остановить.
        - Значит, ты не любишь Риту. Зачем же ты с ней живёшь? Она-то тебя точно любит. Я видела, как она на тебя смотрит. Ты спишь с человеком, которого не любишь? Это же нечестно, неправильно и совсем не по-эмовски.
        - По-эмовски, не по-эмовски - мне не тринадцать лет. Дорастёшь до двадцати, тогда поговорим. Мы живём с Ритой, потому что нужны друг другу. Тебе, курице, не понять.
        - Ты злишься, потому что тебя саму это беспокоит, - сказала Милка и надула и без того пухлые губы.
        А я подумала, что не такая уж она и тупая, моя двоюродная сестра. Ритка считает, что меня в Миле бесит то, что я вижу в ней отражение себя пятнадцатилетней, но не хочу этого признавать. «Она такая же, как ты, только менее начитанная, зато более подкованная в Сети и с замусоренным этой самой Сетью мозгом». Может, Рита и права. Только зеркало, в которое я гляжу, - кривое. И почему-то в такой «комнате смеха» хочется плакать. Хотя смешно до слёз тоже довольно часто. Милка, попав в самое ядро моей нечестности по отношению и в отношениях с Ритой, воодушевилась неожиданной победой и взяла моду меня постоянно поучать. Это не по-эмовски, то не по-эмовски. В ответ на мои направления её по правильному адресу Мила по-прежнему не обижалась, зато стала огрызаться. Выдавала что-нибудь шаблонное про мой почтенный возраст, но однажды очень меня удивила, сказав в ответ на очередную мою шпильку:
        - И как только тебя такую злую Егор полюбил?
        С трудом сдержавшись, чтобы не врезать Миле, я задумалась над её вопросом. И поняла, что она права. Егор никогда бы не полюбил человека, в которого я превратилась. Циничная старая дева двадцати лет отроду, саркастически взирающая на опостылевший ей мир, грубая и злая смотрела на меня и со страниц моего дневника. Малолетняя новообращённая эмо-праведнпца, прошедшая по её словам через огонь и медные трубы, правильно ставила акцент. Я не та Кити, которую любил Егор, я та Кити, которая не может его разлюбить, несмотря на такую ерунду, как его смерть. Две разные Кити, и обе мне не нравятся. Обидно. Наверное, нужно становиться добрее. Но вот зачем? В общем, я задумалась и запуталась. Так или иначе, но Мила своего добилась. Подкалывать я её стала меньше.
        Более того, даже надменная королева Рита снизошла до общения с моей тульской родственницей. Мы даже стали вместе прогуливаться. Кто бы мог себе такое представить месяц назад? Два дня назад, например, мы провели втроём отличную акцию
«Учись на энергетикаХ»! Дело в том, что какой-то ВУЗ загадил весь Питер плакатами, на которых радостный идиот в жёлтой каске соблазнял каждого прохожего призывом
«Учись на энергетика». Мы решили немного постебаться. Взяли маркер, фотик и Кармена в качестве телохранителя и устроили Миле небольшую фотосессию. Её новый имо-имидж в моём доисторическом гардеробе как нельзя гармонично сочетался с чуваком в каске и слегка подправленной нами подписью. Теперь осталось только обратиться с нашими призывами учиться на энергетиках к молодёжи, обитающей в социальных сетях, и российское образование будет спасено. Все бросят Интернет и ринутся учиться. Пусть только кто-нибудь скажет мне после этого, что у меня нет гражданской ответственности!
        А сегодня мы с Ритой и Милой таскались на Тату-конвенцию. Нужно же было где-то показать шикарные Риткины платья, которые она так старательно и спешно дошивала для отменившейся в итоге поездки. Конвенция получилась так себе, как и ожидалось. Пришли новые жадные организаторы, поменяли привычное прикормленное место, где годами проходил Тату-фест, и перенесли всё в клуб-сарай с низкой платой за аренду и отсутствием вентиляции. Участников получилось в два раза меньше, чем в прошлом году. Наш «БодМод» впервые за пять лет существования игнорировал главное тату-мероприятие города, отправившись на рок-тусу в Лапландию. Правда, в последний момент от компании неожиданно отпал Дэн. Он собирался ехать на своей машине со мной, Ритой и его очередной подружкой, но в последний момент отбрехался болезнью своей гёрлфренд и очередным мероприятием подвешивания в «Моде». В «Мод» я не пошла, не хотелось тащить туда Милу, да и смотреть на чужой саспеншн после своего сакрального опыта пока не было желания. В моей голове по-прежнему звенел отчаянный крик - «отпусти меня». А вот на конвенцию мы решили сходить        Приятно делать вид, что тебе совершенно безразличны восхищённые взгляды со всех сторон. Наша живописная троица приковала всеобщее внимание, тем более что конвенция на этот раз вышла откровенно скучная. Исключая безголовых эксгибиционистов, которые делали себе тату в полной антисанитарии фестиваля, смотреть больше было особо не на что. Приехали мастеровитые ребята из Нюрнберга, но исключительно занудные - весь дизайн потырен из Интернета. Ещё на втором этаже сидел очень забавный мастер из Одессы, в противовес немцам настоящий гений креатива, но на любителя весёлого примитива. На сцене вручали очередные награды за лучшую татуировку в каком-то стиле. Милка откровенно зевала и стреляла глазами в брутальных бородатых татуировщиков.
        Все ждали выступления «Цирка Боли», в котором принимал участие наш Дэн - участвовал в парном подвесе. А мне что-то совсем не хотелось смотреть на яркое и ослепительное шоу для людей с сильными нервами. Полная профанация саспеншна, на мой взгляд, смерть метафизики и победа плоти над духом, хотя анонсируется обратное. Жестокий обряд посвящения индейских юношей в мужчин превратили в шоу фриков, потакание животным инстинктам, не вызывающее у меня никакого уважения. Набор трюков, зарабатывание денег на низменном восхищении, напыщенность, чистый математический расчет, знание анатомии и желание показать всем, что ты можешь что-то такое, на что они никогда не решатся. Чистое позёрство, одним словом. Я честно взлетела над собой на стальных крюках и не хочу туда опять, но если бы мой мучительный полёт происходил на публике, боюсь, не испытала бы тогда никаких духовных впечатлений и ничего полезного для себя не вынесла бы.
        Но никого не осуждаю, особенно друзей. Если Дэну хочется висеть над сценой на глазах у бухающей публики и держать на коже проткнутых коленей другого такого же смельчака - это его выбор, его тело и его боль. Поэтому, когда появился Дэн, обнял и расцеловал по очереди нашу троицу, я очень обрадовалась. Друзья - это так прекрасно! Можно подойти к человеку и обнять его только потому, что ты его сегодня ещё не видел. На сцене колбасились какие-то пустоголовые трубадуры, очередная никому не известная пародия на джи-рок пополам с эмокором. Народ скучал в ожидании порции адреналина от «Цирка Боли». Что ещё может порадовать поколение фанатов слэшеров больше, чем вид добровольно протыкающих всевозможными предметами свои разукрашенные тела новых дикарей, висящих под куполом цирка на собственной шкуре? А может, здесь скрыт некий метафизический аспект? Чужая боль снимает свою, даёт толчок к пониманию ценности собственной жизни? Или шоу боли просто очередная порция хлеба и зрелищ для варваров с айфонами на аренах электрических колизеев?
        От занудных рассуждений о вечном меня оторвал Дэн, нагнувшись к моему затоннеленному уху.
        - Кити, мошно тебя похифить на пафу минуф?
        Стараясь перекричать музыкантов, он всем видом пытался донести до меня важность своего дела, легонько подталкивая рукой в сторону гримёрки. Поручив Милку королеве Рите, а в сегодняшнем наряде воспринимать её по-другому было просто невозможно, я в недоумении проследовала за Дэном. В тесной гримёрке никого не было, кроме нас двоих, спёртый воздух, надрывающаяся мигающая лампа дневного света, и я совершенно не понимала, что я там делаю и почему Дэн усадил меня на скрипучий стул, а сам отошёл к заколоченному фанерой окну, повернулся ко мне спиной и молчал. Не понимала или не хотела понимать?
        - Киф! Я внаю, фто ты девуфка Риты. Или как это там у вас прафильно нафывается. Внаю страфную несправедливую ифторию с Егофом. Всё внаю. Но ефли я фейчас не скафу фебе фто фочу, я профто взорвуфь! - (Когда Дэн волнуется, понять его становится очень сложно). - Мне не нуфно от фебя никакого отфета. Профто я хочу, фтобы ты внала, фто я фебя люблю.
        Тишина. Три слова, которые я хотела услышать больше всего на свете. Но только от Егора. Только от него, Дэн! Что же ты наделал, друг. Тремя словами убил нашу замечательную молодую, неокрепшую дружбу. Теперь я никогда не смогу воспринимать тебя по-другому. Неловкое молчание. Сгорбленная спина Дэна и его скорбный беззащитный затылок ждали пули ответа. Я сконфуженно, едва заметно мотала головой, находясь в каком-то отчаянии. Мне было ужасно жалко этого хорошего парня, полюбившего замороженное сердце. Зачем? И почему признался именно сейчас? Решил добавить к физической боли душевную? Полный комплект, так сказать. Я с трудом выдавила из себя:
        - Прости.
        И молнией вылетела из гримёрки. Немедленно выбросить из головы отчаянного влюблённого не получалось. Мало того, я с ужасом отметила, что где-то в глубине моего холодного железного сердца появилась горячая пульсирующая точка, слабый маячок забытого чувства. Но я была уверена, что это всего лишь чувство жалости и ему никогда не вырасти во что-то большее, настоящее, сильное. Королева Ритка в гордом одиночестве стояла у длинной стойки бара и с отсутствующим видом на бледном лице потягивала красное вино. Или кровь? Чёрт!
        - А где Милка?
        - В туалет пошла.
        - Давно?
        - Минут десять назад. Мне что, нужно было с ней пойти? Ты чего такая возбуждённая? Куда тебя Дэн таскал? Хотел склонить к побегу с бродячим «Цирком Боли»? Или хотел, чтобы ты повисела с ним на сцене?
        - Угу, - процедила я сквозь зубы, соглашаясь со всеми предположениями сразу, и тоже взяла себе вина, чтобы успокоиться. Рука с бокалом предательски дрожала. Группа на сцене закончила выть, и там вовсю шли приготовления к публичной казни: суетились техники, отлаживали дыбу для подвеса. Народ начал подтягиваться к эпицентру главного события. Того и гляди, на сцену выйдет несчастный Дэн и подвесится за ребро. Я безумно хотела убежать из этого зоопарка, но Милки всё не было. Поймав мой злобный взляд, Рита простодушно пожала обнаженными плечами:
        - Может там очередь в туалет?
        Да какая там очередь! Просто наша Мила опять во что-то влипла. Как же я могла забыть про её кошачью болезнь? Мила у нас не ходит в общественные туалеты. Стоит ей выпить немного жидкости, любой, хоть пепси, её сразу тянет метить окрестности, и она идёт из клуба в соседние дворы, а в нашем городе повышенной культуры такое неестественное поведение, естественно, не приветствуется. Могут побить, а могут и в обезьянник забрать. Да мало ли что может случиться вечером с нарядной девочкой, писающей по тёмным углам, у нас же не Брюссель? С такими невесёлыми мыслями мы выбежали с Риткой из клуба на поиски моей несдержанной сестрицы. Впрочем, мы тут же ее нашли у парапета на набережной Невы, правда, в компании с таким живописным персонажем, что забыли причину нашей взволнованности. Собственно я остолбенела и чуть не лишилась сознания. «Чуть», потому что то, что я увидела, казалось абсолютно невозможным. Хотя я успела отметить, что у Риты тоже отпала челюсть и остекленели голубые глаза. Этого не может быть! Милка, увидев нас, приветственно замахала бутылкой пива и поспешила нам навстречу, оставив собеседника.
        - Правда, классный? Он меня от двух реальных гопников спас. Вы бы видели, как он их отметелил. Они еле ноги унесли. Я такая: давай я тебя пивом отблагодарю, а он, мол: не надо, мне достаточно твоей улыбки. Прикол? А вы чего такие бледные, словно привидение увидели?
        Опять в точку, Мила. Фу-у-у. Пригляделась - отлегло. Но как похож, собака!
        - Что случилось-то? Чего молчите?
        - Твой приятель очень похож на нашего близкого друга. Покойного друга. - Говорит Рита, тоже пришедшая в себя.
        Светлый ёжик, голубые широко посаженные глаза, плечищи, осанка - как больно, чёрт побери! Что за день сегодня!
        - Он просит, чтобы его называли Игги. Как Игги Попа. Плащ у него прикольный. Правда?
        Лексикон у Милки скудный. Ещё много над ней работы предстоит. А Игги чудовищно похож на Егора. На моего Егора. Но при подробном рассмотрении издалека (близко мы пока подходить боялись) можно было заметить различия. Глаза у Игги были егоровские, только чуть больше и какие-то странные. Словно в зрачки были вставлены многогранные линзы. Будто у него в глазах не хрусталики, а брильянтики. Наверняка какая-то модная штука. Каких только линз не придумали для записных зависимых модников. А Игги явно из таких. Странный плащ-накидка неприятно топорщился на его широкой спине в районе лопаток. И ещё он всё время улыбался. Без остановки. Мы с Ритой без капли смущения разглядывали его, но ему, похоже, было всё равно. Улыбка как приклеенная - не сходила с мужественного лица. Милка, недоумевая, таращилась на нас с Риткой как на ненормальных, потом схватила меня за рукав и быстро зашептала в ухо.
        - Прости меня. Я такая дура, сказала ему, что я - Кити Китова, ну та, про которую написана книга. И что мне двадцать лет. Он такой лапочка, так мне понравился! Не пали меня, пожалуйста!
        - Какая лажа! Фу! Позорище! - У моей Ритки очень чуткие уши.
        - Я тоже прибавила себе год при знакомстве с Егором, - призналась я, понимая, что расчувствовалась и сдаю воспитательные позиции.
        - Ладно, не выдам тебя. Нет проблем. Ты - Кити. Только краснеть потом придётся тебе же.
        Мы дружно пошли знакомиться к Игги. Его голос оказался гораздо выше, чем я представляла. Я тоже Катя, как Мила, в смысле, Кити. Старшая кузина! У нас все в семье Кати! Вот ведь дура, прости господи. Вблизи Игги выглядел ещё страннее, он весь был как будто чуть-чуть неправильный, каждая чёрточка лица. Например, чуть вытянутые островатые уши, почти как у эльфа, но не уродские, в пределах нормы. Но так похож на Трушина, гад. Я не могла оторвать от него жадных глаз. Я чувствовала кожей, что Рита начинала ревновать, только пока не определила, кого к кому. И тут из ниоткуда появились бабочки. Солнце, игравшее в невских волнах, выныривало на их крыльях, и всё вокруг становилось ярким, нереальным, сумасшедшим. Какие же они всё-таки огромные! Они летали вокруг нас, и было видно каждую ворсинку на их телах, каждую чешуйку на крыльях. Свёрнутые, словно пожарные шланги, хоботы и блестящие хитиновые лапы казались толще слоновьих. Красивое и очень страшное зрелище. Народ немедленно вывалился из душных окрестных зданий, в том числе и из клуба, где шла конвенция. Все радовались, как дети, свистели, улюлюкали,
снимали на мобилы и фотокамеры, а бабочки радостно порхали над нашей компанией, и потоки воздуха, поднимаемые их крыльями, нежно обволакивали наши лица и трепали волосы. Я тайком поглядывала на Игги, а он, всё так же безмятежно улыбаясь, держал Милку за руку, но смотрел мне в глаза. И от его лучистого взгляда мне становилось не по себе. Я пыталась вспомнить что-то очень важное, только что промелькнувшее в моей голове, словно взмах крыльев бабочки. Словно двадцать пятый кадр. Словно забытый сон. Пыталась вспомнить, но не могла. Вот голова дырявая. И спина дырявая. Я нарочно повела плечами, чтобы почувствовать остро-сладкую боль под пластырями на спине, и в этот момент заметила, как Игги повторил моё движение. От этого простого жеста мне почему-то стало очень страшно. Такое бывает, когда ты внезапно осознаешь, что однажды ты обязательно умрёшь. Вот так ни с того ни с сего средь бела дня вспоминаешь о неминуемой смерти, которая придёт, что бы ты ни делала, как бы ни жила. А бабочки всё кружили над нами на высоте каких-то трёх метров. Рита, моя добрая Рита обняла меня сзади и промурлыкала на ухо:
        - Бред из проклятой книги упрямо лезет в нашу жизнь, Кити.
        Рите явно не нравились мои гляделки с Игги.
        - Брось, Ритка. Ничего такого не вижу. Есть только твоё трагическое восприятие мира и склонность к преувеличению, а ещё большие бабочки и симпатичный мальчик, похожий на Трушина.
        - Очень похожий на Трушина!
        Я увидела, как Милка под шумок пытается поцеловать Игги, а ещё я заметила, как сквозь толпу к нам пробирается хромой Дэн с серым виноватым лицом. Теперь точно наступила пора сваливать.
        - Эй, малолетка! Китикэт! Нам пора домой! Хватит совращать невинного эльфа. Вперёд и с песней. На горшок - и спать!
        Нам с Риткой пришлось буквально оттаскивать от Игги готовую разреветься Милку.
        - Мы даже не успели обменяться телефонами!
        - Я найду тебя, Кити! - прокричал Милке Игги.
        - Как? - заревела утаскиваемая в четыре руки Джульетта.
        - Легко, - улыбнулся Игги.
        - Мой ник «вконтакте» - Факин Принцесс Мила!
        - Почему не Кити? - всё так же улыбаясь, спросил Игги.
        - Потому что дура! - в один голос ответили мы с Ритой, всё дальше уводя Милу от клона Егора.
        - Вот только эльфа-ловеласа не хватало в нашей компании для полного счастья, - буркнула я себе под нос.
        Ритка молчала. Милка ревела. Какой тяжёлый день.
        Глава 16
        Крик № 4.ТРУс
        Думаете, вы всё про меня знаете? Считаете, что по внешнему виду можно что-то понять про человека? Ни фига. Вы ничего про меня не знаете.
        Я - трус. И всегда был трусом. Но больше всего боялся, что кто-нибудь заподозрит меня в трусости, узнает мой секрет, - и всегда пытался выглядеть смельчаком. В детстве я больше всего боялся своего отца. Боялся, что, когда он придёт с работы, снова начнёт меня доставать, срывать на мне своё плохое настроение и воспитывать ремнём. Поэтому я старался достать его первым и с гордостью понести заслуженное наказание. Отец был большим грузным человеком с таким же грузным характером. Не человек, а грузовик. Вы хотели бы попасть под грузовик? Тогда вы поймёте меня. Вечно хмурый взгляд исподлобья, усы, слюна, летящая мне в лицо из его брезгливо скривленного рта, тяжёлая рука и заезженные присказки-поговорки. В семье он был царь и бог. Плохой царь и злой бог. Радостным считался день, когда мы ложились спать до его прихода со службы. Он не работал, а служил и дослужился до полковника в УВД нашего малороссийского городка. Большой человек - решал вопросы, помогал людям, тиранил семью.
        Мать я в детстве дома видел почти всегда заплаканной. Если приходили гости или мы куда-то шли, она надевала маску всем довольной полковничьей жены. Дома она то до крика защищала меня от постоянных нападок отца, то давала мне по губам за очередное хамство, а потом ревела на кухне. А сестрёнка утешала её. Меня же утешал брат. Ну как утешал - просто смотрел с восхищением, и мне этого было вполне достаточно. Они вообще всегда смотрели на меня с восхищением - мои младшие братишка и сестрёнка. Его я был старше на три года, а её на пять. Мы вместе дружили против отца, хотя он обожал сестрёнку, и с её стороны наша коалиция выглядела предательством. Но она, как настоящая женщина, быстро поняла, что без потерь может одновременно вить верёвки из отца и дружить с братьями и матерью. Для братишки же я оставался единственным и непререкаемым авторитетом. Ведь я осмеливался дерзить отцу ничего круче он себе представить не мог.
        В нашем маленьком городке каким-то чудом выжили завод и шахта. И жили в нём, соответственно, династии рабочих и шахтёров. Хочешь других перспектив - иди в менты, бандиты или бизнесмены или вали отсюда как можно скорее. На календаре давно уже отметились двухтысячные, а у нас застыло начало девяностых. Уезжать было стрёмно, я боялся неизвестности. И более того - я жаждал известности. Мне стало мало поклонников, круг которых ограничивался братом и сестрой. Ну и, конечно, хотелось максимально позлить отца, который надеялся, что я образумлюсь и пойду по его ментовским стопам. Поэтому я выбрал самую оголтелую альтернативу серой реальности - стал музыкантом-неформалом в городе гопников и наркоманов.
        Как ни странно, я не был одинок в своих устремлениях. Может быть, сказалась близость границы с Польшей и возможность смотреть на халяву все их музыкальные каналы по телику. Может, серость и безысходность окружающей жизни пинками подталкивали нас в волшебный мир живой некоммерческой музыки. Но, так или иначе, в провинциальном индустриальном малороссийском городке вовсю шла прогрессивная музыкальная движуха. Выбор был шикарный: одна пост-рокерская группа, два коллектива, игравшие альтернативную электронику, рэперская формация и даже олдскульный панк-бэнд. Я же придумал играть эксцентричный и шокирующий эмокор. Семь лет назад это было реально круто. Мне исполнилось семнадцать, я только что закончил школу, отец уже с опаской поглядывал в мою сторону, не хватался за ремень, а нотации предпочитал читать издалека. А я ужасно боялся стать таким, как он, и прожить серую скучную жизнь.
        В течение месяца я собрал банду. Нашёл очкарика-аутиста, пишущего гениальные психопатические тексты и прячущегося от мира за барабанной установкой. Нашёл лузера-басиста, вечно накуренного, но, несмотря ни на что, виртуозно попадавшего в ноты. Нашёл красавца гитариста-металлиста, который, моментально приторчав от нового позёрского имиджа, состриг свой хайр, оставив себе сорокасантиметровую чёлку. К тому же он оказался неплохим мелодистом. Себе же я скромно отвёл место вокалиста, лица и лидера группы. Я неплохо пел и имел отличный опыт ора, получив его под отцовским ремнём, который, несомненно, помог мне неистово гроулить со сцены. Страшно боясь провала и выступлений перед живыми людьми, я приступил к репетициям.
        Случилось чудо - собрав аншлаг визжащих девочек на первом же концерте, мы через год стали местными звёздами. И пошло-поехало. Мечта сбылась. Фестивали в Киеве, Харькове и даже в Кракове, киевский толстый продюсер, подписавший с нами кабальный пятилетний контракт, клип на украинском «М-tv» и российском «А-1», восхищённые взгляды толпы, несмолкаемые крики радости в ушах, запись первого альбома на студии
«Нева» в Питере, обложки глянцевых журналов, гастроли-гастроли-гастроли и девки-девки-девки. Не знаю ничего круче, чем стоять на сцене, петь и видеть, как тридцать тысяч человек подпевают тебе твою песню. Два года пролетели как один день. Один счастливый день. День победы над трусом внутри. День, когда отец поздно вернулся с работы. Дома я появлялся редко. С отцом почти не общался. Знал, что он вышел на пенсию и организовал какую-то тёмную охранную фирму. Брат оканчивал школу и смотрел на меня теперь не только с восхищением, но и с гордостью. Я подарил ему гитару, и он ночами, прячась от отца, учился играть. Сделал чёлку, как у меня, и, захлёбываясь от счастья, рассказывал мне, как получил за неё леща от папаши. Сестрёнка выросла и стала не только красавицей, но и фанаткой моей группы. Знала все мои песни наизусть, подсадила на них всех своих подружек и старалась не пропускать наших сейшенов в окрестных городах. Мама гордилась мной и прятала от отца тайно собранные вырезки из прессы и наши афиши. Прекрасно! Жизнь удалась.
        На какое-то время мне даже показалось, что я потерял свой страх навсегда, перестал быть трусом, и я немедленно за это поплатился. Всё вышло пошло и тривиально. Наркота. Она, родимая. Сколько себя помню, все вокруг курили травку, варили травку, пыхтели, как заводские трубы. Косячина в зубах была привычней, чем пиво в руке. Пиво ещё нужно купить, а ганжубасом всегда можно разжиться. Даже менты, которые винтили нас, школьников, за траву, раскуривались у себя в отделении, не стесняясь нашего присутствия в обезьяннике. Потом меня забирал домой отец и порол до крови. Все курили траву, но не всех за это пороли. На гастролях мы практически не бухали, держали сухой закон. Зато дули постоянно. Потом появились таблетки. Так, интереса ради, ну, и для куража на сцене. Ну и наконец какой-то добрый дяденька накурил меня герычем в гримёрке после концерта в Харькове. Бесплатно накурил, хотел, наверное, сделать приятное. И мне действительно стало приятно и легко, и страх исчез, и вместе с ним исчез год жизни.
        Я реально не могу вспомнить тот год. Так, отдельные яркие моменты и рваные фрагменты. Вот я лежу на белом сияющем кафеле, и почему-то надо мной склонились обеспокоенные лица моих музыкантов. Вот я прыгаю с огромной сцены прямо в зал и бью кулаком в нос здоровенного скина в армейских подтяжках. Вот забываю слова песни на пивном фестивале, и мне кажется, что зрители находят это забавным, - смеюсь до колик вместе с ними. Вот снова дерусь, теперь с дембелями в тамбуре поезда Одесса - Киев. Мне казалось, что всё по-прежнему прекрасно, я держу мир в руке, крепко сжав его, как микрофон, и крича ему в ухо свои песни. Казалось, что всё под контролем.
        Что что-то идёт не так, я понял только, когда из группы ушли барабанщик и басист. Я посчитал их предателями и стал искать новых. Потом перестал отвечать на звонки продюсер, а потом я и вовсе обнаружил себя лежащим в клинике, на третий день чистки, откуда немедленно сбежал в ужасе, осознав, что сам разрушил всё, что у меня было. Разрушил своими руками. Страх вернулся вместе с колодцами на венах на этих самых руках. Все меня бросили. Со мной остались мой гитарист, моя семья и желание немедленно ширнуться. Лишь так я мог теперь избавиться от страхов. Герыч заменил собой мою прекрасную прошлую жизнь. Брат и сестра смотрели теперь на меня со смесью отвращения и жалости, мать опять плакала, отец делал вид, что не замечает меня. Но из ментовки регулярно отмазывал и забирал. Молча и не глядя мне в глаза. Забирал и из грязных притонов, куда меня периодически заносил друг Герыч. Какая там музыка, какая там группа - всё кануло в прошлое.
        А в одно прекрасное утро я проснулся прикованным к самой настоящей тюремной шконке, испугался и решил, что отцу надоело тащить меня за шкирку по жизни, он не забрал меня у ментов и меня посадили в тюрьму. Но ещё больше я испугался, что мне здесь будет не найти дозу. Поэтому первое, что я спросил у матери, которая подошла ко мне, было не «где я», и почему она спокойно прошла ко мне в камеру, а может ли она принести мне «китайца» или хотя бы «винт»? Мама принесла мне курицу поесть, а ещё принесла больничную утку и сказала, что отец договорился, чтобы меня продержали в предвариловке, пока я не переломаюсь. Я чуть не убил её этой уткой. Бедная мама! Сколько она со мной натерпелась тогда. Целую неделю я не ел, бился в припадке от боли и злобы, ревел, угрожал, умолял, ругался, кричал ей в лицо страшные вещи, костеря её и отца на чём свет стоит. А она только поила меня как младенца из кружки-непроливайки сладеньким морсом, перевязывала разбитые руки-ноги и голову и обтирала пену со рта и моё мечущееся тело мокрым полотенцем. Почти месяц она провела рядом со мной на своём посту и ни разу меня ни в чём не
упрекнула.
        Мама победила. Я начал есть, перестал клянчить дозу и даже поверил в то, что сумел избавиться от наркозависимости. Вместе с рассудком ко мне вернулся страх. Я боялся возвращения в реальный мир, где ещё недавно был королём, боялся, что меня никто не полюбит, боялся позора, боялся смотреть в глаза сестре и брату, которые за месяц ни разу не пришли ко мне. Как и отец. Я боялся выйти из своей камеры. Трус внутри меня праздновал победу. Но недолго. Как только я вернулся в мир, все мои страхи развеялись. Группа с радостью собралась снова, поверив в моё триумфальное возвращение в трезвость, соскучившись по гастролям и славе, и мы резко ринулись навёрстывать упущенное.
        Правда, не всё оказалось так просто. Эмокор перестал быть новым и привлекательным явлением. У нас - и так абсолютно вторичных - появились эпигоны, занявшие нашу нишу и забравшие нашу публику. Над эмо-стилем, опозоренным позёрами, теперь все откровенно глумились. Нам пришлось заново завоёвывать уважение своих же фанатов новыми песнями и новым ню-металлическим имиджем. Но всё это было мелочами по сравнению с радостью творчества. Мы заряжались эмоциональной отдачей от радостно орущих залов, купались в суете репетиций и гастролей и собирались засесть плотняком в студии за записью второго альбома. Я уже полгода прожил на чистяке и очень боялся сорваться. Семья поддерживала меня, я снова с удовольствием ловил ободряющие взгляды брата и сестры, мама держала за меня кулаки, и даже отец, да-да, даже отец пару раз по-дружески похлопал меня по плечу при встрече, повергнув в полное недоумение. Честно говоря, в первый раз у меня от его неожиданного жеста рефлексивно брызнули слёзы.
        Казалось бы, жизнь налаживалась. В ней не хватало только любви. Я мечтал о настоящей любви, Любви с большой буквы «Л». Не о сексе с группиз в туалете гримёрки, а о безумной яркой страсти. А вот её-то мне и стоило бояться больше всего. В тот вечер мы репетировали новую песню на сцене заводского клуба. Песня называлась «Любовь и Смерть», и я орал, что смерти нет, пока ты любишь, а без любви жизнь хуже смерти. А потом увидел в зале её. Она стояла там с подружками, и они громко смеялись, бесстыдно показывая на меня пальцами. Подружек я сразу перестал видеть. Только её. Обычно охрана никого не пускала на наши репы. Такой закон. Но она была девушкой человека, который крышевал клуб. Его звали Клык, и он сам себе был закон. Круче и опаснее его тогда в нашем городке никого не осталось. Он любил ретро-машины, мою группу и её. Она была маленькая, худая, гибкая, как чёрная пантера, смуглая, с широким насмешливым ртом и бешеными цыганскими глазами. Я не знал, как её зовут, но в миг, когда увидел чёртиков в карих искрящихся глазах, понял, что теперь боюсь только одного - что она меня не полюбит. Мир исчез.
Провалился в тартарары. Через минуту мы уже целовались прямо там, у сцены, не слыша окриков и предупреждений друзей и подруг, и её тихий бархатный голос шептал мне в ухо что-то невообразимо приятное и трогательное. Через пятнадцать минут мы мчались по ночному городу на её мотоцикле, причём я сидел сзади, как два сокровища нежно сжимая в руках её острые пульсирующие груди, и заходился счастливым смехом, что есть силы задрав голову к чёрному летнему украинскому небу, усыпанному таблетками звёзд.
        Через сутки мы очнулись в кровати её подруги, уехавшей в Штаты, ключ от квартиры которой всегда был у неё в кармане. Она разодрала мне в кровь спину, но когда я услышал от неё про Клыка, я понял, что разодрана в кровь моя душа. Она сказала, что мы должны срочно бежать, потому что Клык найдёт нас и убьёт. Что она знает, где спрятаться. Что там нас никто не найдёт. Я слушал и не слышал её, просто делал всё, что она просила. Так мы оказались за городом в доме с заколоченными окнами, в котором из мебели имелся только венский граммофон начала прошлого века с парой пластинок. Ещё на втором этаже стояла крутейшая мраморная ванна на львиных ножках и висели зеркало, водогрей и бойлер. Дом построили для цыганского барона, но ни отремонтировать его до конца, ни въехать в него он не успел, так как погиб со всей семьёй на героиновой войне. Только граммофон, чей-то подарок на новоселье, и успел завезти. Мы любились сутками, без устали, прямо на деревянном, пахнущем смолой полу, не обращая внимания на занозы, и никак не могли утолить взаимный голод. При этом чувство обычного голода утратилось, равно как и все
остальные чувства, кроме всепоглощающей любви. Мы боялись отпустить друг друга хоть на минуту и даже в импровизированный туалет, которым стала ванна, ходили вместе. Утром и днём нас заливало светом через щели в досках окон щедрое летнее солнце, а ночью через эти щели к нам заглядывали в гости холодные звёзды. Мы не могли расстаться. Расставание стало для нас страшнее смерти. Она шептала мне, что не хочет жить без меня. Я вторил ей. Не помню, кто придумал и предложил это сделать. Не важно. Тогда нам казалось, что мы нашли единственный верный выход. Нас всё равно убьют. И жить друг без друга мы не сможем. Мы разбили зеркало, чтобы нас никто не видел. Потом легли в ванну, наполнили её холодной водой, которая тут же нагрелась и чуть не закипела от наших пылающих тел. Потом мы перерезали осколками зеркала друг другу вены на обеих руках. Занялись любовью, а когда кончили, обнялись и стали смотреть, как жизнь уходит из нас розовой водой, переливающейся из ванной тонкими струйками. Мы умирали, глядя в глаза смерти, глядя в глаза друг другу. В её карих, широко открытых глазах прыгали чёртики. Моя любовь
улыбалась мне на прощание. Страшно не было. Единственное, чего я боялся, - показать ей, что я боюсь умирать. Больше ничего не помню.
        Отец. Как он нас нашёл? Даже Клык не смог. А он смог. Найти и спасти меня. Отдать мне свою кровь. Но не пережить то, что он увидел. Позора. Меня его друзья-сотрудники отвезли и спрятали в областной психиатрической больничке, где добрые врачи приняли и откачали придурка-суицидника. Отца спасти не смогли. Он умер той же ночью от обширного инфаркта. Оксану тоже не спасли. Мою любовь звали Оксаной. Она умерла. А меня звали Данилой. Даном. А теперь зовут Дэном. Денисом Орловым. Дан Задунайский умер. Умер для всех. Пропал без вести. Исчез навсегда. Вместе с Оксаной. Моя семья уехала из родного города, опасаясь мести Клыка. У меня даже нет их адреса. Я очень скучаю по ним. А они даже не знают, что я жив. Отец. Только после его смерти я понял, как любил его. Жестокого, закрытого, грузного. Любил вопреки. Мне нет прощения. Никого не вернуть. Ни отца, ни Оксану. Утрату не восполнить. Вины не искупить. С семьёй я смогу увидеться только после смерти Клыка. Я знаю, что папины друзья работают над этой проблемой. Но захотят ли они, мои самые близкие люди, увидеть меня? И смогу ли я глядеть им в глаза? Боюсь, что
нет. Когда через пару месяцев врачам удалось вывести меня из глухой депрессии, друг отца передал мне мою часть наследства и новый паспорт. Российский паспорт. Я поехал в холодный и медленный Питер, чтобы утопиться навсегда в его северном уютном болоте. Со времён записи альбома прошло три года, но в Северной Пальмире ничего не изменилось. Те же тусы, те же ветры, та же вечная тоска по солнышку. Идеальный город, чтобы начать новую жизнь. Про Дана и его группу я не хотел даже думать. Дэну хватило отцовских денег, чтобы снять квартирку на год и выучиться на татуировщика. Учиться Дэну приходилось в основном на себе, поэтому моё тело с ног до головы покрылось рисунками. С каждой новой татушкой я всё дальше уходил от Дана. Вот только от боли никуда не уйти. И от снов, где снова и снова смеются карие искристые глаза. И я просыпаюсь в холодном поту. А Оксана не просыпается. Она не смогла жить без меня. А я смог. Без неё. И без себя. У меня даже радужки фальшивые - потому что никто не должен узнать в брутальном усатом бородатом татуировщике звезду украинского «М-tv» шестилетней давности. Шапка, надвинутая до
глаз, тёмные очки - это Дэн. А если всё-таки случится форс-мажор, есть пара заготовленных фраз.
        - Простите, но Вы обознались. Такое бывает. Да, мне уже неоднократно говорили. Нет, я никогда не слышал о такой группе. Хохлы? Надо же. Извините, я спешу.
        Не хочу хвастаться, но за три года я стал одним из лучших мастеров в Питере. Вхожу в десятку вместе с такими мастодонтами, как Бардадим и Кредит. Работой обеспечен. В тату-культуру погружён с головой. Я даже нашёл способ заглушать постоянно гложущую меня боль, когда увлёкся подвесом. Нашёл форточку, которая открывается непросто, но в ней всегда есть свежий воздух для меня.
        Самый главный и запоминающийся в подвесе - первый раз. Три года назад у меня денег было негусто, а подвес стоил денег. И вот во время январской «Татусы» звонит мне один приятель и говорит: хочешь подвеситься? Конечно хочу, только бабок нема. Фигня, говорит, у нас тут один чел всё оплатил, а сам отказался. Так что будешь висеть на халяву. Народ хочет зрелищ. Приходи скорее. Я не пошёл - побежал. Хотя очень волновался. На «Татусе» все пьяные, весёлые, а фиг ли - Новый год. Один я ходил с серьёзной миной - настраивался. Мне было очень страшно. Главное в подвесе - психологическая подготовка, нужно максимально расслабиться, успокоиться, а самое тяжёлое - не допустить в себя панику, суметь переступить границу в мозгу, которая не даёт тебе расслабиться перед подвесом. Прокололи меня тогда не слишком удачно. Самый первый крюк, он всегда самый болезненный. А крайний правый крюк мне вообще криво поставили - он мне всю дорогу подмышку тянул. Пока пятнадцать минут ходил с крюками по клубу, смотрел на тех, кто висит. Ребята висели, как котята. Так себе впечатление. Человек, чуждый нашей субкультуре, увидит
только вандализм и никогда не решится на подвес. Может, это и хорошо. Вообще, основная масса молодёжи на подвес идёт, чтобы потом выложить фотки «вконтакте». Мне же он был просто необходим. Я считал подвес ритуалом для духовного успокоения, для новых открытий в мозгу. И правда ведь - открылась там форточка, щёлкнуло что-то и открылось. Но сначала - боль и крайне неприятные ощущения, когда меня потянули вверх. В момент, когда ноги оторвались от пола, вспышка в голове, и сразу же туда хлынул поток абсолютно неконтролируемых эмоций и воспоминаний: и счастливые глаза матери, и восхищённые глаза брата, и счастье, и секс, и я на сцене, и Оксана, и невероятный сгусток необъяснимых чувств. Боль ушла куда-то вниз, мне казалось, что я сжал её в кулак и не выпускаю. Три дня после первого подвеса с моего лица не сходила счастливая улыбка. Таким я себя помню, только когда первый раз ездил с семьёй на море. С тех пор я фанат и апологет подвеса.
        Мне хватило ума разрезать язык, чтобы сплит скрыл мой украинский акцент. Мне хватило ума не пойти на концерт своей группы, которая, как ни странно, жива и даже приезжала прошлым летом в Питер. Мне не хватило ума не влюбиться снова. Я боюсь любить. Но ещё больше боюсь показаться трусом и поэтому признался ей во всём, как только стало невыносимо носить любовь в переполненном сердце. Я выплеснул признание и теперь боюсь, что зря. Но я знаю, она такая же, как и я. В ней тоже есть тайна. Она тоже страдает. Она обречена вечно жить со своей болью, не в силах что-либо исправить. Она такая же, как я, только лучше. Она никого не убивала. Она чудесная. На свете всегда есть человек, которому больнее, чем тебе. Как только я её увидел, понял, что она именно такой человек. И я могу ей помочь. И может быть, смогу спасти свою загубленную душу. Моя Кити! Моё спасение! Взъерошенный воробушек с серыми добрыми глазами и острым умом. В лужицах её серых глаз спит боль. Хрупкая красавица, пережившая трагедию и не подпускающая никого к своему сердцу. Слишком высока планка потерянной любви. Кити - трогательная. Мне всё
время хочется её потрогать, чтобы убедиться, что она мне не снится. Она обижена жизнью и тоже боится любить. Я так хочу быть ей нужным. Просто быть рядом, согреть, спасти. А вместо этого подвесил её на крюках. Думал, что подвес ей поможет, как мне. Боюсь, что ошибся. Боюсь, что потерял её. Боюсь, что она поймёт, какой я трус.
        Думаете, что вы теперь всё обо мне знаете? Ни черта вы обо мне не знаете. Знайте одно - я люблю Кити и никому не дам её обидеть. Даже себе.
        Глава 17
        Сны Кити. Пустота, колодец и бабочка
        Чёрный бездонный колодец, из которого не видно звёзд. Падаешь в него, засыпая, выныриваешь - просыпаясь. Не очень приятно. Кити сидит на расстеленной кровати. Пора спать. Спать не хочется. Спать нельзя. Ведь к ней должен прийти Егор. Её Егор. Где его только черти носят? Телефон молчит. Такой смешной, нелепый оранжевый
«Сименс». Ни звонка, ни СМС. Но он придёт. Он же всегда приходит. Как сон. Только бы не уснуть. Засыпать и просыпаться. Засыпать себя песком воспоминаний и просыпаться утром молотым кофе на кухонный стол. Кити встаёт с кровати и хочет подойти к окну, но ничего не получается. Окно всё дальше от неё с каждым шагом, а от кровати она не ушла ни на сантиметр. Как во сне. В чужом сне. Бредёт в бреду. Кити ложится. Если это сон, то нужно проснуться. А если не сон, то лучше бы заснуть. Страшно. Но почему Егор не пришёл? С ним Кити не страшно ничего. Ничего.
        Чёрный бездонный колодец, из которого не видно звёзд. Падаешь в него, засыпая, и выныриваешь - просыпаясь. Не очень приятно. Кити сидит на расстеленной кровати. Она только что проснулась. Или только собирается лечь? Точно. Она собирается. Собирается с мыслями. Собирается спать. Потому что Егор не пришёл, а телефон молчит. Ну и ладно. Завтра она ему позвонит - и он придёт. Обязательно придет. Новый день. Каждый день приходит новый день. Вчера сегодня было завтра, а завтра сегодня будет вчера. А сейчас придёт сон. Сейчас придёт слон. Нет! Сейчас придёт он. Кити засыпает себя еловыми лапами, а потом снегом. Она в сугробе. В утробе. В гробу. Падает в колодец.
        Чёрный бездонный колодец, из которого не видно звёзд. Падаешь в него, засыпая, выныриваешь - просыпаясь. Не очень приятно. Кити сидит на расстеленной кровати. Она что, так и не легла спать или уже встала? Может, Егор встал раньше и ушёл на кухню делать ей кофе. Глаза слипаются. Слипаются от слова слип. Но слип, Кити! Егор ещё не пришёл. Не пришёл из кухни с кофе? Отлично, значит, можно ещё чуточку поспать. Можно? Конечно можно. Спи, Кити! Маленьким хорошим девочкам всё можно. Сколько можно? Ну сколько можно себя мучить глупыми мыслями! Пора спать. Такая вот осенняя пора, очей очарованье, и летняя вечерняя пора, и пора в коже. Пора-пора-порадуемся, если проснёмся. Или если заснём?
        Главное, не упасть в чёрный бездонный колодец, из которого не видно звёзд. Падаешь в него, засыпая, выныриваешь - просыпаясь. Не очень приятно. Кити сидит на расстеленной кровати. Ложится. Кладёт голову на подушку. На лицо девушки медленно планирует большая чёрная бабочка. Садится ей на переносицу. Абсолютно невесомая. Утопически красивая. Медленно открывает-закрывает свои бархатные крылья цвета темноты, приятно обдувая закрытые веки Кити. Усыпляет бдительность. Пробуждает страхи. Усыпляет Кити. Усыпляет, как ненужную хозяевам кошку. Не спать! Кити заснула. Заснула во сне. И тут же проснулась. По-настоящему. В настоящем. Без улыбки. Без надежды. И самое ужасное, что она помнит сон. Помнит, как к ней на лицо садится бабочка, которую она не видит, не чувствует и не пытается согнать. Не пытается прогнать, как воспоминания о плохом сне. Пусть сны останутся снами!
        Глава 18
        ДневниКити. Жара
        После конвенции прошло две недели. Две недели я не могла себя заставить сделать новую запись в дневнике. На улице страшная жара. Мне как никогда паршиво. Мои счастливые сны покинули меня, и я каждое утро просыпаюсь, понимая, что последняя радость жизни исчезла безвозвратно. Ещё эта жара, плавящая не только асфальт, но и мои мысли, не даёт ни на чём сосредоточиться. Живу по инерции. Вернулась к Ритке.
        Милка, вопреки ожиданиям отца, после его возвращения не уехала в Тулу, а живёт у них. Вернее, ночует. А днём болтается со своим улыбчивым клоном ЕТ. Пристали к нам с Риткой, как банный лист. Куда мы - туда и они. Просто преследователи какие-то. Пасутся по вечерам у «БодМода» и садятся мне на хвост после работы. Морды у них хитрые и довольные. Особенно у Милки. Наверняка они днём где-нибудь трахаются по-тихому. А может, ещё и употребляют что, не просто же так у Игги всегда такая дурацкая улыбка на лице. Последние дни она мне стала казаться надменной, иронической и снисходительной. Ни дать ни взять принц Датский. Ещё эти его дурацкие накидки и плащи а ля Средневековье. Вряд ли такой новый друг Милы порадует папу или её родителей, но сдавать кузину не собираюсь. Пусть сами разбираются. Тем более что скоро конец света и мы все всё равно подохнем.
        Не очень хочется, но и телевидение и веб-сеть в унисон обещают стремительно приближающееся светопреставление. Даже до 2012 года шансов дотянуть всё меньше и меньше. Землетрясения сменяются пыльными ураганами и пожарами, за ними следуют извержения вулканов и селевые потоки, цунами и смерчи - короче, весь мир трясёт и лихорадит. Неделю назад во Франции пассажирский самолёт упал рядом с АЭС. Все грешили на «Аль-Каиду», а когда расшифровали чёрный ящик, то выяснилось, что самолёт столкнулся с гигантскими бабочками. Потом ещё с десяток самолётов по той же причине попадали по всему миру в течение нескольких дней. Вот тебе и прекрасные безобидные создания, радующие глаз и душу. Военная авиация всех стран дружно поднялась в воздух, дабы очистить воздушное пространство от непрошеных гостий, но бабочки-камикадзе исчезли в одночасье, как утренний туман. Как будто и не было никаких гигантских летуний.
        СМИ и в этом тут же углядели очередную примету приближающегося Армагеддона. Землю покинула нежданная красота, предвестники апокалипсиса. Сюр продолжается. Мир загибается. Утра у меня теперь грустные. Ритка стала какой-то нервной и грубой. Пришлось даже пару раз отлучить её от тела. Нужно что-то менять в жизни, тем более если жить осталось так недолго. Хотя я во всю эту чепуху верю с трудом. Как же мне нужно хоть на мгновение увидеться с Егором. Перекинуться парой слов. Просто необходимо. Но он, похоже, совсем покинул меня. Даже во сне. Я уверена, я чувствую, что он там был каждую ночь, а теперь пропал. Ну разве так можно? Предатель!
        На работе - новая тема. Дружно подкалываем Тараса из-за его удачной поездки в Финку. Тарас с женой и друзьями чудесно съездили без нас на фестик в Лапландию. Чудесно, потому что на фестиваль они так и не попали. Проехав целый день по живописной Стране озёр, лосей и лососей и изрядно утомившись, они около полуночи добрались до городка Сенайоки, в котором проходил угарный рок-фест. И что же они увидели? Улицы городка заполняли шатающиеся, кривые, косые, едва держащиеся на ногах пьяные финны, не выпускающие из рук блоков пива. Бесконечные очереди во временные туалеты, валяющиеся под заборами любители рок-музыки. Сенайоки оказался городом полярных алко-зомби. Чтобы запарковаться и переночевать в лагере, нужно купить билеты, но всё оказалось закрыто. Переговоры с пьяными местными жителями, уже плохо говорящими даже по-фински, ни к чему не привели. Тарасу со товарищи пришлось искать ближайший кемпинг, где поспать всё равно не удалось. Всю ночь они пробухали с весёлыми финиками, а утром весь кемпинг на разные голоса скандировал хитовый припев любимой песни Тараса из репертуара Шнура: «Фуй! Фуй! Фуй!» На
фест Тарас с друзьями не вернулись. Забили и поехали домой. Погода стояла суперская. По дороге они купались и радовались жизни. Попутешествовали! Главное, что никто не обломался. Особенно мы - те, кто не поехал. Дэна жалко. Ходит, обременённый своими мыслями, глаза прячет, разговаривает со мной через силу и только по делу. Мурзила и Тарас удивляются, но виду не подают. Соблюдают этикет. Типа очень воспитанные. Я вчера не выдержала, пошла к Дэну сама. Клиентов нет. Жара! Сидит один и перебирает эскизы тату. Я взяла стул, села рядом, говорю:
        - Дэн, хватит убиваться! Не могу больше смотреть на твои «сложные щи». Ты обалденный мастер и супердруг. И саспеншн мне организовал фантастический. Просто я не могу никого полюбить. Никого. Никогда. И Ритка тут ни при чём! Понимаешь?
        - Понимаю, - говорит Дэн. - И Рифка ни пфи чём, и я ни пфи чём. А чего пфишла-то? Утефать меня не нафо. Я в новме. Я спфавлюсь.
        А сам пялится в своём альбоме на один и тот же кельтский узор, который он и с закрытыми глазами набьёт. Ну, я и выдала, сама себе удивляясь:
        - Я не утешать тебя пришла. Хочешь, займёмся сексом прямо здесь. Давай, Дэн. Я не шучу.
        Я и впрямь не шутила. Ресницами похлопала, как глупая кукла, и даже влажным языком по губам провела для убедительности. Дала этакую взрослую циничную, сексуальную суку. А что? Егор меня предал, пропал из моих снов. А Дэна мне было действительно жаль. Да и конец света, опять же, на носу. Я решительно пыталась поменять свою жизнь. Это мне сейчас так легко анализировать и разбираться в себе. А тогда я сама обалдела от того, что сказала. Смотрела на себя со стороны и не понимала, откуда что взялось. Это не я соблазняла Дэна, а какая-то неизвестная мне тварь. Какое-то секундное помутнение сознания, помешательство от жары. Я шла к Дэну, чтобы просто с ним поговорить, поддержать друга. Поддержала. Только Дэн не поддержал моего порыва. Совсем не поддержал. Бросился ко мне, снял со стула за шиворот, как грязную футболку, дал по заднице и вытолкал за дверь. Так быстро, что я и рта не успела открыть. Просто какой-то ураган по имени Дэн. Хороший он всё-таки парень! А я - дура!
        Внезапную попытку расстаться с девичеством пришлось признать крайне неудачной. Зато теперь Дэну не нужно прятать от меня глаза. Мы квиты. Вообще, самоирония - великая вещь, только она одна иногда и спасает. Самоирония самоиронией, а из салона нужно срочно увольняться. Стыдоба-то какая! Весь мой образ на глазах рушится. Дэн, конечно, никому не скажет, но Мурзила и Тарас не дураки, и так всё поймут. А не поймут, так по нашим унылым физиям свои предположения построят. Оно мне надо? Жалко, конечно, терять друзей и работу разом и всё из-за какой-то глупости. Пойду в секонд работать рядом с домом. Там классный секонд ребята знакомые открыли. Одежда из Европы для любителей экстремальных видов спорта и альтернативщиков. Нет, туда нельзя - там приятель Дэна работает. Вот засада! Какое счастье, что Дэн не воспользовался моим выгодным предложением. Сейчас мой позор сжигал бы меня изнутри в сто раз сильнее.
        Главное, чтобы ревнивая Ритка ничего не узнала. А то ещё придёт в салон покушаться на жизнь Дэна. У нас дома полным-полно всяких острых предметов. Меня-то она не тронет. Наверное. Хотя чёрт её знает. Возможности проверить мне пока не представилось. И жара, опять же, очень отрицательно на всех влияет. Такие агрессия и неадекват из людей прут - мама не горюй. Я и так бедную Ритку недавно совершенно напрасно обидела. Можно сказать, ранила в самое сердце. Она меня ночью целует, целует, а потом возьми и спроси ни с того ни с сего:
        - А вот если бы сейчас ЕТ появился, ну воскрес, или как-то ещё материализовался, ты бы меня бросила?
        - Конечно, бросила бы, - говорю, не раздумывая. - И себя бы бросила. А чего ты чушь всякую спрашиваешь? Поругаться хочешь?
        Я, конечно, догадываюсь, почему ей такие странные мысли в голову лезут. Из-за Игги. Он же копия ЕТ, хотя и некачественная. Китайская подделка. А может, Ритку мучают мысли, что и она бы меня ради ЕТ бросила. Чужая душа - потёмки, в своей-то не разобраться никак. Игги меня нестерпимо раздражает. Всё время трётся рядом, и не прогнать паразита, потому что есть в его присутствии какая-то магия, какая-то предопределённость, томительная фатальность, мучительная загадка. Пробовала с ним пару раз поговорить по душам про Милку, всё-таки она мне не чужая, но это совершенно невозможно, впечатление такое, что разговариваешь не с человеком, а с каким-то насекомым. Глаза не мигают, улыбка с лица не сходит, со всем соглашается, вежливый, даже подобострастный слегка, как будто тонко стебётся над тобой, так тонко, что не поймать, а о чём думает на самом деле, что замышляет - фиг поймёшь. Ещё дуре Милке всё время приходится подыгрывать, что она Кити. Не представляю, как Ритка держится. Ну и я - циничная, эгоистичная, истеричная дура. Не позавидуешь Рите.
        До конца рабочего дня я не досидела. Всё равно за весь день всего два клиента пришло. Курсант МЧС к Мурзиле зашёл дыры от тоннелей зашить, а то, говорит, лейтенант совсем загнобил. Потом пришёл какой-то левый мазафакер весь в партаках. Я, говорит, хочу себе брови наколоть, у меня и рисунок есть. И показывает Тарасу узор, состоящий из треугольничков и кружочков. Тарас говорит ему:
        - Ты что, совсем с головой не дружишь? Ты где дальше жить собираешься? В подвале?
        А модный гопник надулся и говорит:
        - А тебе-то что? Ты мне не папа. Я деньги плачу. Я один хрен себе такие брови сделаю. Не у вас, так в другом салоне. Будешь делать?
        Тарас перед такой неопровержимой логикой сдался и сделал ему брови.
        А я сделала ноги. Всё равно после трёх ни одного звонка в «БодМод» не поступило. Сбежала домой, пока Милка с Игги не нарисовались. Крайне не хотелось их удовлетворенные плутовские лица сегодня наблюдать. Пришла домой, там пусто и тихо. Ритки нет, она на «Ленфильме» гримёром по вызову подрабатывает. Я поревела, поела и завалилась перед телеящиком, чтобы хоть немного отвлечься от самоедства. В Интернете торчать не хотелось. По всем каналам, однако, такая галиматья идёт, что веселее не становится.
        Сначала я решила, что смотрю очередной ужастик, новомодный фильм-катастрофу, снятый в псевдодокументальной манере дрожащей камерой. Такой закос под выпуск новостей с места страшных событий: крики, мельтешня, полицейские сирены, декорация коллапса на крупной транспортной артерии современного мегаполиса с участием неимоверно большой зелёной козявки. Даже вникать в эту хрень не стала. Переключила канал, там то же самое показывают, только в других декорациях и значок CNN прибавился. Пришлось вникнуть. По всем каналам, даже музыкальным, шли экстренные включения новостей из разных столиц. По улицам Нью-Йорка ползли инфернальные чудовища, и по улицам Пекина ползли чудовища, они ползли по улицам Москвы, Лондона, Дели, Мельбурна, Каира, Токио, Рио-де-Жанейро и Иерусалима. Самое настоящее нашествие гигантских гусениц на человеческие поселения. Проповедники, появляющиеся на телеэкране в коротких перерывах между репортажами, трясли Библиями, брызгали праведной слюной и кричали о начале апокалипсиса, призывая нас всех, грешников, покаяться как можно скорее. Учёные напоминали о недавно исчезнувших
бабочках-гигантах и просили не уничтожать пришельцев, наверняка являющихся их отпрысками, до их полного изучения. Политики обещали взять ситуацию под контроль и просили своих граждан соблюдать спокойствие перед новой напастью. Огромные упругие, мясистые тела ослепительно-ярких цветов, с множеством противных ножек (в данном случае - ножищ), скребущих по асфальту кривыми когтями, уверенно направлялись с окраин к центрам городов, к их центральным площадям, словно намереваясь сожрать самые сердца мегаполисов. Гусеницы ни на кого не нападали, просто ползли, сдержанно и дружелюбно - давали возможность встречным машинам развернуться, а прохожим спокойно уйти. Но из-за пробок машины разъехаться не могли, и гигантские насекомые сметали их мощными телами к обочине либо грациозно обтекали крупные скопления машин, протягивая за собой густую зелёную дорожку вонючей слизи. На людей и их действия насекомусы не обращали никакого внимания, следуя своим маршрутом к известной только им цели. На улицах царили страх, паника и ажиотаж, подогреваемые истерикой по телику и в Интернете. Люди, находящиеся в центре событий, не
могли выбраться оттуда и улизнуть к станциям метро, потому что навстречу им валил плотный поток зевак со всех районов, бросивших свои дела и желающих поглазеть на гусениц воочию. Во всём цивилизованном мире страх боролся с любопытством и жаждой зрелищ, и последние борьбу явно выигрывали. Отличные новости. Забавное зрелище. Я полюбовалась ещё немного на свою любимую Оксфорд-стрит, по которой к Трафальгар-сквер уверенно продвигались многотонные разноцветные крокозябры, выгибая мощнейшие спины и смешно, если бы это не было так страшно, семеня толстыми лапами. Оператор дал крупный план рогатой головы одной из гусениц. Завораживающее в своей отвратительности зрелище. Облепленная массивными волосатыми бородавками и разноцветными колючками, круглая, чуть сплющенная по бокам, голова гусеницы пугала и притягивала одновременно: гипнотические глазки, а их было не меньше пяти штук с каждого бока, зловеще поблёскивали, страшная пасть беспрестанно лязгала челюстями, похожими на ковши экскаватора с развёрнутыми в разные стороны зубьями. Из пасти гусеницы тянулась какая-то клейкая зелёная субстанция. Комментатор
заохал, а мне показалось, что неприятные пронзительные глаза гусеницы заглянули прямо в мою комнату.
        Я чертыхнулась и выключила телик. Может, у меня галлюцинации от жары начались? Ура! Вот ведь как удачно отвлеклась от дурных мыслей. Всегда бы так. Мир летит в тартарары, а мы продолжаем страдать фигнёй. Непонятно, что страшнее - тараканы в моей голове или гусеницы-великаны на улицах мира. Залезла в Интернет. Боялась, что там тоже сплошные гусеницы и стоны по их поводу. Ан нет. Стоны и обсуждения, конечно, есть, так что гусеницы если и глюки, то коллективные, но жизнь продолжается. В Питере, например, никаких чудовищ, кроме приехавшего на гастроли поющего парикмахера, не замечено. И ни одно увеселительное мероприятие в городке не отменено. Ну и правильно! У всего мира есть гусеницы на улицах для развлечения, а нам-то тоже нужно как-то стресс снимать.
        Так что, несмотря на насекомых и чёртову жару, ничто не помешает нам с Риткой сходить сегодня в «Душ» на «NRKTK», мою последнюю любовь на русском музыкальном небосклоне! А куда ещё идти в такую жару? Только в «Душ». Когда-нибудь нас спросят: «Где вы были, когда гусеницы захватывали мир?» И я смогу смело ответить: я была в «Душе» на «Наркотиках». По-моему, неплохо звучит. Включила мобильник, который вырубила сразу после прихода домой, позвонила Ритке и забилась с ней на Сенной в семь. Сразу прозвонилась заполошная Милка, напуганная моим отсутствием в салоне больше, чем мировым гусеничным безумием. Пришлось и её позвать. Ну, а за ней, разумеется, увязался хвостик Игги, куда же без него. У этого клона ЕТ нет мобильного телефона - не понимаю, как он живёт! Ему что, некому звонить? Как он умудряется всё время находить и не терять Милку? Загадочная личность с гранёными глазами. Игги, кстати, единственный из моих знакомых, кто никак не прокомментировал сегодня нашествие гусениц, как всегда, загадочно улыбался и скромно отмалчивался. Такой компанией мы и явились в клуб, изрядно подбодрившись заранее пивом
(Милке мы, естественно, не наливали).
        Концерты «NRKTK» для меня всегда глоток свежего воздуха, а в эту ужасающую жару, из-за бардака вокруг и внутри моей головы - просто жизненная необходимость. Подсела я на «NRKTK» пару лет назад и с тех пор ни одного сейшена в Питере не пропустила. Тяжело отказать себе в удовольствии слиться в едином порыве с разноцветной толпой единомышленников, стать частью этого бешено весёлого, полного позитивной энергии организма, позабыв про все свои проблемы, наплевав на тормоза, все свои комплексы и правила приличия. Вы бы знали, как круто лететь со сцены спиной в отчаянном стейждайве прямо на головы орущих людей и знать, что тебя непременно подхватят дружественные руки и ты обязательно поплывёшь в позе звезды над отплясывающей и гордой вместе с тобой публикой. А со сцены вдогонку будет лететь ироничное «Глупые людишки - вы всего лишь мясо».
        Вот и сегодня, забив на мировые катаклизмы, летнюю духоту, в «Душе» собрался весь цвет городского хипстерства, дабы послэмиться и отметить окончание очередной сессии. «NRKTK» - молодчаги, красавцы - выкладываются на сцене по полной программе. Сразу видно, что они получают от своего творчества кайф не меньше, чем мы. На третьей песне я уже напрочь забыла и про рогатых гусениц, и про Дэна, и даже про сны без Егора. Я до хрипоты декламировала слова всех песен от начала до конца, летала в бешеном слэме в ревущей толпе и понимала, что моё тело теперь принадлежит не мне, а стало всего лишь частью этого демонического балагана полной свободы. Краем глаза я видела спокойную на фоне беснующейся публики, но раскрасневшуюся от удовольствия Риту, рядом с ней визжала и скакала от восторга Милка. Игги сначала исчез из моего поля зрения, а потом я увидела, как он в красивом затяжном прыжке ныряет со сцены в толпу. А дальше, уже как в настоящей галлюцинации, мне привиделось, что Игги летает над толпой без чьей-либо помощи и народ без всякого удивления, а наоборот, с восторгом принимает его полёты как должное, как
часть бесподобного шоу «NRKTK». Ну, а когда мне показалось, что я вижу уже двух Игги, парящих над счастливыми мокрыми головами, я поняла, что жара, пиво, стресс и духота в тесном зале сделали своё чёрное дело с моим и так не очень здоровым рассудком. Чёрт! Мне одной показалось, что у подонка Игги за спиной крылья? Нужно было, конечно, сразу поделиться своими видениями с Ритой, но тогда я не успела, потом забыла, а сейчас стесняюсь. Ритка и так считает меня безголовой, без летающих бойфрендов моей кузины. Пить надо меньше - надо меньше пить. Уже после концерта выяснилось, что Милка так старательно скакала, что в результате попала себе коленкой по подбородку и прикусила язык. Но моя сестрица находилась в такой эйфории, что заметила травму, только когда вышла из клуба и попыталась выразить нам свой восторг по поводу концерта. Догадайтесь - над кем мы потешались всю дорогу домой?
        Глава 19
        Бессонница
        У города жар. Город ворочается в жару в мокрых простынях улиц. Бесится с жару. Не находит себе места. Галлюцинирует. Не может заснуть. Кити тоже не может. Ритка опять на съёмках. Как они там снимают и гримируют в такую жару? Наверное, грим ручьями течёт по несчастным лицам артистов. Кисс и Виски спят на кафельном полу в ванной комнате. Кармен не спит, топчется в накрытой пледом клетке. Кити ворочается. Только ляжешь, через пять минут вся мокрая. Все форточки закрыты, потому что на улице духота ещё более жуткая, чем в квартире. Асфальт парит, над ним парят прохожие, как же это парит! Парилка, одним словом. Заснуть не получается. В голове крутится расплавленный мозг. Кити встаёт с постели и идёт в ванную. Там тоже душно, но хотя бы не так жарко. Кошки недовольно открывают миндалевидные глаза, щурятся на жёлтый электрический свет, но через секунду снова спят. Как же она достала, эта чёртова жара! Кити ложится в ванну, покрытую чёрной эмалью, включает воду. Прохладную воду. Единственное спасение этой раскалённой ночью. Кити погружается в воду. Погружается в воспоминания. Хорошо бы заснуть сейчас в
прохладной воде и увидеть свой счастливый сон. Главное - не утонуть. Не захлебнуться своим маленьким счастьем во сне. Почему, если девушка, лёжа в ванной под сенью струй из душа, вспоминает своего любимого, все ждут, что её рука немедленно потянется куда не надо? Потому что все насмотрелись дешёвого порно. И что за пошлые мысли лезут в голову? Всё из-за духоты. Кафель на полу и стенах в ванной тоже чёрный. Готический дизайн хозяйки. Ещё в него входят зеркала. Одно от изножья ванны до потолка, второе во весь потолок ванной комнаты. Поэтому Кити не смотрит вверх. Она смотрит на переливающуюся радугами струю воды из толстого крана, слушает музыку бегущей воды. Вода успокаивает. Как в детстве, когда ча стенько обиженная Кити могла часами сидеть в ванной, глядя на воду. Слушая воду. Завороженная водой. Кити - человек воды. И по зодиаку она - Рак. Егор тоже был человеком воды. Пловцом. Заплыл в маленькую Кити и остался в ней. Остался навсегда. Вода, вода, кругом вода. Слёзы - вода, только солёная. Морская вода. Можно поплакать вдоволь. Никто не услышит, не увидит, не осудит. Вода течёт, и время течёт. Вода
заметно, а время незаметно. Кити лежит здесь уже полночи, то наполняя, то опорожняя ванну. Стараясь ни о чём не думать. Просто наслаждаться прохладой и свежестью, пока кожа не станет как у лягушки. Но сон сильнее. Хлебнув воды, Кити просыпается. Она встаёт и видит своё отражение в полный рост. Маленькая, худенькая, рёбра и лопатки торчат, от прежних округлостей остались только воспоминания и аккуратные грудки. Вокруг покрасневших глаз чёрные синяки. Мокрые волосы облепили голову, но топорщатся на затылке, как перья у воробушка. Жалкое зрелище. Настолько жалкое, что Кити не может сдержать слёз. Рыдания сотрясают хрупкие плечи. Но слабость длится всего мгновение. Кити злится на своё малодушие и перестаёт плакать. Девушка выходит из ванной комнаты, забыв выключить свет. Не вытираясь, она мокрая ложится в мятую влажную постель и тут же забывается мёртвым сном.
        Глава 20
        Сны Кити. Последний раз
        Егор не выдержал. Они лежали, обнявшись, на тёплом битуме крыши Риткиного дома и смотрели осоловевшими глазами в светлеющее небо, всё ещё полное звёзд. Их тела, остывая, успокаиваясь, все еще оставались одним целым телом. В ушах медленно затихал обоюдный крик счастья.
        - Я хотела бы лежать с тобой так целую жизнь. Лежать рядом с тобой, целовать тебя. Ты бы мог хотя бы день пролежать со мной и никуда не убежать? Лежать и целоваться. Даже нет, не целоваться. Только я целовала бы тебя. Хочешь?
        - Это - последний раз, Кит. Самый-самый последний-препоследний. Мы всё погубим, понимаешь?
        - Угу, - послушно согласилась Кити и нависла над Егором.
        Она зажмурила глаза и суетливо покивала головой, растянув маленький рот в искусственной умильной улыбке.
        - Сейчас ты ужасно была похожа на котёнка. Смешного-смешного котёнка. Сделай так ещё раз! - Егор поцеловал Кити в заплаканные, но уже смеющиеся глаза и курносый нос.
        - Как «так»? Вот так? Ну как? Так? - Кити старательно закивала, закатывая хитрые глаза.
        - Нет! Ну ты же знаешь как. Брось дурачиться, Кит!
        - Дурачиться? - Кити нежно, но сильно отпихнула ЕТ. - Я тебе сегодня чуть не изменила, Егор. Физически.
        - Да? Ты влюбилась или стараешься влюбиться? Хотя, если бы ты влюбилась мы бы не валялись здесь на крыше. Расскажи подробнее.
        - Зачем, мазохист? Просто пожалела хорошего человека. Не буду тебе ничего рассказывать. Я же не хочу ничего знать про твоих тёток. Хотя за тебя уже постарались. Егор! С тех пор как мы виделись с тобой в последний раз, много чего произошло. Например, Землю захватили гусеницы. А у меня в приятелях оказался твой клон с пугающе большими сияющими глазами и вечной улыбкой на лице.
        - Вот чёрт! Так быстро. А я надеялся, что у нас ещё есть время хоть что-нибудь придумать. Я ничего не знал. У меня пропала связь и с Реалом, и с Эмомиром. Раньше, находясь в своей пустоте, я каким-то чудом знал, что происходит и там, и там. Моё жизненное пространство ограничено твоими снами, а когда я не с тобой, меня просто нет и я одновременно везде. Не знаю, как объяснить по-другому, но я чувствовал, что происходит в обоих твоих мирах. Но с тех пор, как бабочки Эмомира прорвали границу тонких миров, я нахожусь в полном неведении. Живу только прошлым, одной мыслью, одним желанием увидеть тебя и пониманием, что этого делать больше нельзя. Ведь это я своей дурацкой любовью не даю тебе зажить нормальной жизнью, и, значит, это из-за меня погибнет мир.
        - Старая песня. Я слышу её каждый раз, как вижу тебя, Егор. Может, хватит? Для рта, губ и языка можно найти более приятное занятие.
        Кити немедленно перешла от слов к делу. Егор ещё пытался продолжить разговор, но его тело зажило своей жизнью, отвечая восторженной дрожью на каждое горячее прикосновение нежных губ Кити.
        - Подожди, Кит. Этот парень - мой клон, - он и есть мой сын. Мой сын и твоя смерть одновременно. Тебе нужно где-нибудь спрятаться.
        - Прятаться бесполезно. Если он порождение мира моих фантазий, то от себя не убежишь. Тем более что я забуду твои советы, как только проснусь. Обними меня. Давай, Егор! Сделай так, чтобы я проснулась с улыбкой на искусанных до крови, распухших от поцелуев губах!
        Глава 21

«Глупые людишки - вы всего лишь мясо!»

«Посмотрите, какие они милые. Разве можно в них стрелять?» - говорит маленькая симпатичная японка в розовых очках на пол-лица, улыбаясь в камеру и показывая миниатюрным пальчиком на чудовищных гусениц, заполнивших своими телами площадь. Репортаж с центральной площади Токио продолжается. Вокруг площади - тройное кольцо оцепления. Ближайшее к гусеницам - кольцо горожан, защищающих пришельцев от солдат, стоящих вторым кольцом, а прямо за солдатами кольцо полицейских, главная задача которых - оградить несчастных солдат, честно несущих свою службу, от разгневанных японцев, прибывших в столицу со всей страны, чтобы разобраться, что же здесь происходит на самом деле.
        Три дня назад, когда правительства всех атакованных диковинными насекомыми стран в едином порыве отдавали приказ о немедленном уничтожении страшных пришельцев, ни один человек на Земле, кроме совсем безумных экологов, не посмел бы с ними поспорить. Инстинкт самосохранения - серьёзный аргумент. И кто бы мог подумать, что события будут разворачиваться по такому нелепому сценарию? Конечно, если бы враг был обнаружен ещё на подходе к городам, военным пришлось бы куда легче. Можно было бы применить и высокоточные ракеты и авиацию, успеть перегородить улицы бронемашинами. За пределами городов можно было испытать на этих тварях весь арсенал новых вооружений, вплоть до химического и бактериологического. Но теперь остается лишь вздыхать и разводить руками.
        Гусеницы появились так быстро, как будто вылезли из яиц прямо посреди городов. Хотя теперь все знают, все видели в новостях их громадные лопнувшие яйца на городских свалках. Насекомые в рекордные сроки провели свои марш-броски до центральных площадей почти всех многомиллионных мегаполисов мира, стараясь при этом не наносить никакого урона горожанам. Как будто ползучие туристы рвались как можно скорее ознакомиться с историческими достопримечательностями центра. Они никого не съели. Никого не задавили. Конечно, в результате паники, пробок, аварий, давки и сердечных приступов во всём мире погибли десятки тысяч людей, но сами гусеницы непосредственно не причастны ни к одной из этих смертей. Смирные мирные создания, сохраняющие ангельское спокойствие своих дьявольских тел, несмотря на сумятицу вокруг себя - пылающие перевёрнутые машины, разнообразные предметы, направленные в них из рук городских смельчаков, и даже пули, с чавканьем прорывающие эластичную материю их разноцветных шкур, которая немедленно затягивалась дрожащей зелёной плёнкой.
        Но как только гусеницы добрались до вожделенных площадей, ситуация вокруг них поменялась. Даже не ситуация, а атмосфера, аура. Что-то необъяснимое словами и недоступное сознанию обывателя, смотрящего в экран телевизора с любимого продавленного дивана. Чтобы понять то великое спокойствие, ту полную благость, ту вселенскую симпатию, которые волнами стали растекаться от центральных площадей, нужно было находиться там, рядом с гусеницами. Их тела, пугающие с экранов, вблизи оказались необыкновенно милыми, в многочисленных глазках искрился высший разум, поистине внеземной интеллект, и первыми его силу и притяжение испытали прибывшие на место для их уничтожения различные силы быстрого реагирования.
        Все эти «команды А», королевские элитные отряды, группы «Альфа» и «Воины Аллаха» - все они впервые в жизни потерпели моральное фиаско, не в силах выполнить простой приказ старших по званию. «Огонь на поражение» оказался совершенно невозможен. Мир, существовавший до сих пор, перестал существовать реально. «Как я могу стрелять в своих детей, - на экране телевизора размазывал слёзы по впалым выгоревшим щекам бравый майор, с лёгкостью убивавший детей мифических врагов в горячих точках, - они такие тёплые, добрые, беззащитные. Они - лучшее, что я видел за всю свою жизнь». Солдаты и офицеры бросали оружие прямо у площадей и покидали их, попадая под расстрелы и аресты, так толком ничего и не сказав в свою защиту. Некоторые сходили с ума, стрелялись, были и случаи групповых самоубийств. В Дели, например, элитный отряд сикхов застрелился от безысходности, не в силах пережить позор неповиновения, переступить черту. В штабах аналитики быстро оценили ситуацию и пришли к выводу, что мир столкнулся с неизвестным доселе гипнотическим психотропным оружием. Гусеницы тем временем спокойно лежали, словно отдыхая
после тяжёлого марш-броска, расслабленно позируя фотографам и операторам. К площадям отправили солдат в противогазах и спец-очках; попав на место, все они обнаружили, что площади с гусеницами взяты под охрану добровольцами, в том числе женщинами с детьми, которые разбивают вокруг площадей палаточные поселения и готовы отдать жизнь за спокойствие чудесных созданий. Причём желающие присоединиться к живому щиту всё прибывают и прибывают.
        Даже в полицейских и тоталитарных государствах, где все давным-давно боялись пикнуть против власти, даже в Северной Корее, даже в сытом закормленном Вашингтоне. А в Иерусалиме, где гусеницы паслись рядом со Стеной Плача и мечетью Омара, на их защиту встали, взявшись за руки, евреи и арабы. Мир положительно сошёл с ума. Очевидно, что солдаты с лёгкостью подчистили бы площади мира от всех этих блаженно улыбающихся людей, если бы сами не чувствовали ту же эйфорию, тёплой вязкой волной накрывающую сознание. Они любили гусениц! Несмотря на приказ и все средства защиты от внешних воздействий. Они любили гигантских ползучих тварей с их чудесными щетинистыми, рогатыми телами с восемью ножищами и дыхательными клапанами в лохматой груди, из которых с радостным шумом вырывался воздух. Любили до готовности отдать за гусениц свою жизнь и вдобавок всё, что бы они ни попросили. На помощь одурманенным солдатам власти бросили ничего не понимающую полицию, которая, кроме шума сирен, мало что изменила в общей картине. В некоторых странах произошли локальные стычки и даже перестрелки между полицейскими и солдатами,
пока и те и другие не разобрались в ситуации и не принесли друг другу клятвы верности и любви к большим прекрасным гусёнам.
        Именно так - гусёнами, а ещё восьминожками, а ещё Катями - как угодно, только не гусеницами - называли корреспонденты с мест событий уродливых гигантов, заполонивших города. Люди у экранов недоумевали, почему эти слизняки из армии и правительства не могут расправиться с уродцами на площадях. За что мы только налоги платим? Самые активные и суровые партизаны-инсектициды списывались в Интернете, собирались в отряды и ехали на помощь к деморализованной армии, но, даже не успев удивиться, уже на подходе к площадям органично вливались в счастливую толпу защитников чудесных насекомых. Можно было, конечно, поступить, как в Тегеране, и долбануть ракетами по площади, уничтожив сотню гусениц и сотню тысяч их защитников. Но когда дым рассеялся и мир увидел трупы и разруху, а также ползущих на соседнюю площадь Тегерана гусениц, сопровождаемых разгневанной, разъярённой, полной праведного гнева против своих правителей, толпой, вариант подобного окончательного решения гусеничного вопроса отпал сам собой.
        Власти затаились, взяв паузу, чтобы глубоко вздохнуть и попробовать извлечь выгоду из самой нелепой в истории человечества любви к насекомым. Каждый правитель в глубине души завидовал пришельцам - такой безграничной всенародной любви не добьёшься никакими праведными делами и силой. Разве что Сталин и Гитлер владели подобным секретом, но и их перманентно пытались убить, поскольку их чары распространялись далеко не на всех. А гусениц любят все, кто находится рядом. Может, и не надо их пока уничтожать, раз они лежат себе тихо и ничего не просят. Может, сами сдохнут. Два дня прошло, а они ещё ни разу не ели. Чем эти твари питаются? А если получится добыть хоть один живой экземплярчик и выделить секрет секрета всеобщей любви (должна же там у них быть какая-нибудь железа - биологи разберутся), вот ведь будет праздник. И удастся это сделать только мне. Ведь я - самый мудрый и достойный правитель. А пока - Мы тщательно изучаем проблему. На мировых рынках паника. Конец света - время делать деньги. А гусеницы нам помогают или кровь мёртвых растений - какая разница? На всё воля Божья.
        Хотя представители религий сейчас очень осторожны в своих высказываниях. Даже фанатичные проповедники резко охладили свой пыл. Первые сутки после вторжения они просто надрывались от стенаний, что Господь послал людям чудовищ за их грехи и вот сейчас начнётся апокалипсис. Один пастор из Небраски даже пожелал стать первой жертвой, съеденной чудовищем, и силой пытался забраться к гусенице в пасть, но был выплюнут, низвергнут и понес своё наказание в виде ушиба копчика. Теперь, после необъяснимой любви к гусеницам, пафос проповедников сосредоточился на многих ликах Сатаны. Для простого обывателя что змей-искуситель, что здоровенная рогатая гусеница - всё твари ползучие. Сатанисты обрадовались, что их ряды так неожиданно быстро пополнились. Но тут же получили отпор от папы, который робко предположил, что гусеницы - твари Божьи и, возможно, несут благую весть. Мусульманское, православное и иудейское духовенство проявило неожиданное единодушие, решив не делать поспешных выводов, и предложило не связывать Божий промысел с чудесами животного мира. Во всяком случае - пока что.
        А вот в Китае, Японии и обеих Кореях народ веселился от души, приняв гусенищ за реинкарнацию их любимых сказочных драконов. На улицах и площадях играла весёлая музыка и бегали ряженные драконами счастливые люди. В городе Санкт-Петербурге, где жил единственный в мире человек, повинный в появлении столь странных созданий, гусениц-переростков пока не наблюдалось.
        Глава 22
        Хроники Эмокора. Мать и сын
        - Ты влюбился? Чего молчишь? Я знала. Ты не мог не влюбиться в неё.
        Они сидели в пещере, в полной темноте. Мании не нужен был свет, чтобы видеть сына и всё, что творится в его душе. Каменный стол, валуны вместо стульев, каменные кровати. Спартанская обстановка, необходимая для воспитания героя. Здесь всегда тихо, как в гробу. В полной тишине звучали только их голоса. Мания сидела на замшелой глыбе и держала за руку крылатого юношу, парящего в воздухе над ней на больших и сильных крыльях. Мать и сын. Самые близкие друг другу люди. Так было раньше. Мания слишком умна, чтобы надеяться, что так будет всегда. Она знала, когда перестанет быть для него главной женщиной его жизни. Знала, потому что полностью контролировала его жизнь и судьбу. Знала, кому придётся разбить сердце её любимого сына. Пусть будет так. Его судьба - страдание, и она не желает ему другой судьбы. Потому что без страдания нет любви, а без любви нет счастья. А какая же мать не желает счастья своему сыну?
        - Я не хочу говорить о любви, Ма. Слишком пошло и цинично, учитывая, что я должен сделать. Хочу скорее закончить свою чёртову миссию, спасти ненужный мне мир и забыть про неё, как про дурной сон.
        - Не получится. Ты никогда не забудешь того, кто причинил тебе боль, кто подарил тебе любовь. И тем более ты никогда не забудешь того, кого погубил.
        - Спасибо, Ма. Утешила.
        - И не надо так вздыхать. И ёрничать тоже не надо.
        - Я не ёрничаю!
        - И не пререкайся! Ты же знаешь, как я тебя люблю и как мне тяжело отпускать тебя к той, что отняла у меня Эгора! Но по-другому нельзя. Если ты не справишься - всему конец. Я переживаю за тебя. Как там твои перепончатокрылые братья? Они всё ещё принимают Милу за Кити? Не думала, что они так глупы.
        - Мне кажется, что они давно её раскусили и соблазнили. А если бы принимали её за Кити, вели бы себя по-другому. Ты ж понимаешь, Ма! Просто пользуются ситуацией. Благодаря Миле они всё время рядом с Кити, охраняют её и думают, что смогут защитить от меня.
        - Наивные дурачки! От тебя её никто не сможет защитить. Ты её судьба. Мой мальчик, мой герой, мой эмобой!
        Мания замолчала на время, уйдя в свои невесёлые мысли. Она задумчиво поглаживала чуткими пальцами узкую ладонь сына. «Котовье воспитание! На самом деле они тешат себя надеждой завершить коварный план своей мамаши. Захватить Землю. Прошлый раз Эгор не дал ему свершиться, отказавшись перенести Кити в Эмомир. Теперь армия принцев и её коварная победа целиком и полностью зависят от душевного состояния Кити. Для процесса переноса Кити в её внутренний Эмомир необходимо, чтобы она ушла в себя, и Маргит отправила её в кому с помощью отравленного яблока. Если такое случится сейчас, то проекция Кити зависнет в Эмомире навсегда, система замкнётся и бабочки вечно будут править Реалом, не завися больше от жизни и смерти физического тела Кити и влюблённости её души. Только вот перетащить её сюда может лишь человек, в которого она влюблена. И значит, принцам ничего не светит. Как только Кити влюбится, позитивные эмоции в её душе возьмут верх над негативными, и чудовищам, пробравшимся в Реал из её подсознания, наступит немедленный конец. Ведь они существуют только благодаря боли, тоске и пустоте в душе Кити.
Маргит вырастила из червячков сомнения в пустых телах барбикенов целый сонм страшных и послушных злой воле бабочек, но, как любые существа, родившиеся в Эмомире, они полностью зависят от Кити, своей хозяйки. Как и гигантские гусеницы, родившиеся из яиц бабочек Эмомира. А вот бабочкам, которые родятся из куколок огромных гусениц, будет наплевать на душевные проблемы Кити, круг пройдёт, и они уже будут земными, ни от кого не зависящими тварями. Именно они захватят Землю и уничтожат людей. Поэтому Игорю нужно торопиться. Кити до сих пор любит Егора, так же как Мания до сих пор любит Эгора. Но у Мании есть плод любви с Эгором, - сын Игорь, а у Кити ничего, кроме боли. И скоро, возможно, ей будет ещё больнее. Если план Мании не сработает. План Мании против плана Маргит. В любом плане есть слабое место. В том, что её сын влюбится в Кити, Мания не сомневалась ни секунды. А вот влюбится ли Кити в Игоря? Способна ли она вообще снова в кого-то влюбиться? Проклятые сомнения! Игорь копия Эгора, но Кити никогда не любила Эгора, она его даже толком не видела. У принцев в этом смысле больше шансов. Они удивительно
похожи на Егора Трушина. Но в них Кити точно никогда не влюбится! Дети магии, зачатые обманом, в них нет ни капли души Эгора. А Игорь, дитя безнадёжной любви, унаследовал и внешность, и душу Эгора, часть души Егора Трушина, возможно, лучшую её часть. Он ничего не знает о возможностях спасения Кити. Нельзя приготовить героя к тому, что он должен влюбить в себя возможную жертву. Тем более когда его жертва - Создатель его мира. Тем более когда точно известно, что герой сам обязательно влюбится в свою жертву. С рождения Мания воспитывала его для одной-единственной миссии - убить Кити и спасти мир ценой своей гибели. Потому что вместе с Кити погибнет Эмомир. Погибнет Игорь, погибнет Мания. У кукол Эмомира не бывает детей. Но Мания выпросила у Создателя своё счастье. Вырастила плод любви в пустом теле барбикена, заполненном душой эмокуклы. Вырастила воина с нежной душой и могучими крыльями за спиной. А теперь сомнения гложут её материнскую душу. Ведь если только Кити влюбится в него - все будут спасены! Если только… Но Игорь ничего не должен знать о её сомнениях. Ничего».
        - Братья далеко не дурачки, но сначала действительно приняли Милу за Кити. - Игорь прервал затянувшееся молчание.
        - Девочку ждёт большой сюрприз. И принцев тоже. А я вот, как увидел Кити, сразу понял, кто она.
        - Увидел, - грустно улыбнулась Мания. - Это Эгор в твоей крови её увидел. Его любовь проросла тобой. Ну и как? Она красивая?
        - Ма! Ну опять ты начинаешь. Ты самая красивая в двух мирах, ты у меня просто куколка! А Кити, она такая…
        - Какая?
        - Такая трогательная, беззащитная. Её хочется обнять, защитить.
        - Тише, тише. Не забывай - она всеобщая погибель. Ты должен…
        - Я помню. Не надо снова всё повторять.
        - Тогда вперёд. Ты должен обмануть бдительность своих сводных братцев. Времени у нас всё меньше. Скоро гусеницы окуклятся. Лети - и прощай навсегда, мой герой!
        - Может, для начала отпустишь мою руку, Ма?
        Глава 23
        ДневниКити. Вербальная измена на крыше
        Пишу, лёжа в кровати. Сегодня утром я опять проснулась с улыбкой на губах, и мне абсолютно наплевать, что центральные площади центральных городов нашего мира утюжат гусеницы-переростки. Они, на минуточку, ещё не убили ни одного человека. А алкоголь и никотин каждый день убивают тысячи людей. И рак убивает. И гопники убивают. И террористы. И глупость, и равнодушие. И проклятая жара на улице каждый день косит старичков и гипертоников. Так что гусеницы сдают позиции. Если первые дни после их появления СМИ просто лихорадило сплошными шапкозакидательскими выступлениями политиков, обещавших немедленно уничтожить гигантских уродов, и невероятными теориями их происхождения от учёных, то теперь им скромно уделяют пару-тройку минут хроники в новостях.
        Жаль! Они такие забавные. Вчера вечером смотрели с Ритой по «MTV-HD» эфир концерта
«RADIOHEAD» в поддержку насекомых и их защитников. Мне показалось, что лохматые жирные тела гусениц вибрируют в такт параноидальным ритмам Йорка. Завораживающее зрелище. Мы даже собрались с Риткой и Мурзилой съездить посмотреть на гусишек в Москву. А то исчезнут, как гигантские бабочки, а мы их так и не увидим своими глазами. Сначала хотели метнуться на «Сапсане», но передумали - слишком дорого и публика пафосная - сплошь бизнес да депутати с депутанками (как их называет Мурзила). Поедем самым дешёвым ночным поездом. В Москве на Красной площади Мурзилины знакомые - радикальные экологи - кантуются в палаточном городке, они пообещали провести нас через кордоны к гусеницам. Экологи сказали, что на них нужно смотреть вблизи - тогда испытаешь неимоверные по силе эмоции.
        Кстати, про эмоции. Вчера в салоне наблюдала одну гиперэмоциональную особу, которая довела всех нас и вдобавок своего парня до белого каления. Дело было так. Привёл студент свою подружку к нам делать тату на крестце. Только Дэн провёл первую линию, девица в крик, вскочила, вся красная, слёзы ручьём - вы меня обманули, говорили, что не больно, я больше не хочу. Ну, все растеряны, что делать - непонятно. Парень её тоже красный стоит, только от стыда. Полчаса пытались все вместе её уговорить доделать работу - быстро и не больно. Бесполезняк. Стоит столбом. Потом спрашивает:
        - А что делать с полоской?
        Дэн говорит:
        - Сама пройдёт. Она тонкая. Вы уходите?
        - Нет, - говорит девица, хлюпает носом и продолжает стоять. А время идёт. Ещё час пытались уложить её и продолжить работу. Вроде ложится. Только Дэн машинку включает, вскакивает и дрожит крупной дрожью. Парень её уже не знал, куда от стыда деваться. Наконец Дэну этот цирк надоел, и он сказал, что отказывается от работы и денег брать не будет, только пусть уже уйдут. Студент, по-моему, был несказанно благодарен за конец мучений. А девица ушла не попрощавшись. Нельзя идти делать тату, если ты к этому не готова. Ничего хорошего не получится. Тату, конечно, не подвес, но психологически подготовиться нужно обязательно. А ещё нужно слушаться мастеров, раз уж ты отдал своё тело в их руки. Сколько Мурзила ни говорит клиентам, чтобы они резко не вставали после прокола, всё равно вскакивают. А сейчас по этой жаре такие резкие движения крайне опасны. Вот вчера опять. Проколола она парню крыло носа, и он вскочил, довольный. Резкий перепад давления, и кузнечик в обмороке на полу. Хорошо, что я всегда наготове. Горизонтальное положение для героя, нашатырь к носу и вентилятор к голове. Потом кубик сахара под
язык и горячий крепкий чай. Медсестра Кити спасла очередного кузнечика.
        Тут все у меня в салоне спорят, чем питаются гигантские насекомусы. Прошла уже неделя, а никто ещё ни разу не видел, чтобы они хоть что-то ели. Ритка уверена, что знает их секрет. По её теории они питаются нашими эмоциями. Причём в первый день вторжения они так сильно обожрались человеческими растерянностью, брезгливостью и страхом, что вот уже неделю переваривают эту пищу, распластавшись на площадях, ну и наслаждаются всеобщей любовью, которую вызывают какими-то флюидами. Или феромонами. Ритка умная. Я прямо ею горжусь. А чего? На мой взгляд, вполне жизнеспособная теория, ничем не хуже, чем теория какого-то французского энтомолога, что гусеницы - продукт генетических мутаций, вызванных пестицидами нового поколения и экспериментами по генной модификации. Я так и знала, что во всём виноваты ДДТ и соя! Конечно, не вся соя одинаково вредна, и до начала моей идиосинкразии на известную книгу я даже любила поесть всякие тофу. Но сейчас слово из трёх букв для меня однозначно ругательское. Поэтому, когда вчера Мурза положила на стол передо мной самиздатовскую брошюру со стихами поэта по имени ЕС Соя, я
решила что это такой нездоровый прикол. Мы с Дэном (слава богу, всё обошлось) всю неделю друг друга по-доброму подкалывали (я понимаю, с каким трудом это даётся Дэну, и продолжаю им восхищаться), и позавидовавшая нам Мурзила, видимо, решила присоединиться. Но я ошиблась. Мурзила решила со мной поделиться хорошей поэзией. ЕС, несмотря на дурацкий псевдоним, оказался очень талантливым и весьма симпатичным экземпляром. Настоящее открытие. Я, вообще-то, не большой фанат поэзии. В детстве мне нравилась любовная лирика Маяковского. Удивительно было представлять, как большой, сильный монстр превращается в беззащитного, трогательного и такого родного тебе человека. Ну и потом - он просто гений! Потом школьная программа почти отбила у меня любовь к поэзии. Ритмичные стихотворцы типа Дельфина, Нойза МС, Ноггано, Васи Васина и «NRKTK» подарили надежду на то, что поэзия жива, но без музыкального фона мне трудно представить своё наслаждение рифмами. Однако с книгой ЕС Соя я зависла с первой до последней страницы. Начала читать в салоне, а закончила уже дома, позабыв про привычные вечерние развлечения вроде компа
или телика. Может быть, так просто совпало, что мне позарез оказались нужны чужие переживания, такие искренние и в то же время такие красивые, хоть и жёсткие местами, упакованные. Я с удовольствием погрузилась в чужой мир, словно поговорила с родным человеком, пусть немного порой пафосным и чуточку позёрским, как слово LOVE, выколотое на костяшках его правой руки, или звёздочки на его тонкой шее, или вечная сигарета в зубах, и кольцо в носу, и крашеные в белый цвет волосы (это я нашла, не поленилась, в Сети фотографии юного одесского дарования), зато чрезвычайно талантливым. А я считаю умение непошло рассказать о своих личных душевных переживаниях большим талантом. Разбередил мне душу поэт ЕС Соя, ужасно захотелось поделиться своими эмоциями и впечатлениями с самым близким человеком, с тем, кого люблю. С тем, кого уже три года нет в живых. Хоть на кладбище поезжай и читай стихи у могилы. Наверное, я так и сделаю в ближайшие выходные, а вчера мне так романтики захотелось, что я сдуру попёрлась на Риткину крышу повыть на луну и посмотреть на звёзды. Ритка задерживалась на съёмках, и никто не мог мне
помешать. Только не подумайте, что я полезла на крышу, чтобы оттуда спрыгнуть. Мне действительно захотелось забраться поближе к звёздам, которые кто-то зажигает. Поближе к ЕТ. Побыть наедине с собой. Проветрить голову и понять наконец, что за чертовщина со мной происходит. Другого более уединённого места, чем узкая пологая крыша, где мы иногда загораем с Ритой, я придумать не смогла. Поднялась по чёрной лестнице на душный чердак, перелезла через лохматые пыльные трубы и через маленькое окошечко выбралась на крышу, с которой видны крыши, крыши, крыши, кусочек Исакия и шпиль Адмиралтейства. Листовое железо крыши за жаркий день раскалилось до предела, мои кеды почти прилипли к нему. Белые ночи ещё не кончились, поэтому насладиться звёздным небом в полной мере у меня не получится. Но самое главное, я оказалась на крыше не одна. Я выглянула из-за большой дымовой трубы и застыла в недоумении. Моё одиночество непрошено и бесцеремонно скрашивал какой-то странный тип. Он сидел ко мне спиной, лицом во двор-колодец, на самом краю крыши, там, где установлена хлипкая на вид решётка заграждения. Незваный гость
смело навалился на загородку и свесил ноги между ее вертикальными сварными прутьями. На спине у незнакомца красовался огромный красный рюкзак, почти парашют, чёрные волосы красиво развевались на фоне сизого неба. Незнакомец насвистывал знакомый мотивчик. Прислушавшись, я узнала «The Youth» моих любимых «MGMT». Интригующе. Бомж-романтик? Нет. Чёрная лестница закрыта на решётку между этажами, ключи только у жильцов, а я их всех знаю. Парашютист, упавший на мою крышу с нераскрывшимся парашютом? А может, просто потерявший любовь придурок-самоубийца, которого мне суждено спасти. В любом случае моё любопытство неудержимо потащило мои ноги к краю крыши.
        - Эй, чудила! Как ты сюда попал? Сюда только жильцам можно, а тебя я впервые вижу!
        Я старалась говорить как можно громче и убедительнее, подбадривая своё бесстрашие. Хотя гораздо умнее было бы ретироваться домой. «Парашютист» продолжил как ни в чём ни бывало насвистывать нехитрую мелодию, отреагировав на мою тираду лишь жестами. Он легко сдёрнул с шеи клетчатый платок, не оглядываясь на меня, положил его на горячую крышу рядом с собой и призывно похлопал по нему, словно я опоздала на свидание. Тут бы мне в ужасе убежать домой, а я, как полная дура, уселась на этот платок, свесив ноги в пустоту. Ноги тут же упёрлись в невидимый бордюр снизу.
        - Ну, и что дальше? - грозно спросила я и наконец-то реально испугалась.
        - Припев ещё четыре раза, а в конце короткий проигрыш. Как будто сама не знаешь.
        Незнакомец повернулся ко мне лицом, и мои страхи моментально исчезли. Вместо них появились удивление и странная радость. Такое случается очень редко. Ты встречаешь человека и сразу понимаешь, что он твой. А ты его. Ты ещё ничего про него не знаешь, но уже как будто знаешь всё. И хочешь знать ещё больше. Так у меня случилось в школе с Риткой, так у меня было с Егором. Вот! Так у меня случалось сейчас.
        - Привет! - сказал чудесный юноша с разными глазами и такой честной и доброй улыбкой, что за неё можно простить даже длинную чёрную чёлку и футболку с Бэтменом. - Я сижу тут, слушаю ночь, рефлексирую тихонько. Хочешь со мной?
        - Угу, - согласно кивнула я совершенно пустой от изумления головой, глядя в его гипнотические глаза.
        - Как тебя зовут? - спросил свистун.
        - Катя, - сказала я, неожиданно охрипшим голосом, продолжая удивляться себе - давно я так не представлялась и не подставлялась.
        - Правда, они клёвые? Критики в один голос охаяли их новый альбом, а мне так всё очень понравилось. И то, что гитарок больше. Жаль, что их не привозят. Боятся, наверное, что не соберут. Хотя «White Lies» же привозили. А вот их новая пластинка явно подкачала. Сплошная патетика, и музло скучное. Не выйдет из них новых «Joy Division».
        Парень смотрел на меня своими глубокими глазами (правым синим и левым зелёным) и говорил так, словно мы продолжали дружескую беседу, прерванную пару минут назад. Он говорил, а я слушала не только слова, смысл которых мне был однозначно близок и интересен - слушала голос, который лился мне прямо в сердце, минуя покрасневшие от удовольствия уши. Голос, который в считаные секунды стал родным, а может, и был, потому что ужасно напоминал тембр ЕТ.
        Мы сидели в слабых сумерках на краю остывающей крыши и болтали о всяких разных родных глупостях, причём мне всё происходившее с нами совсем не казалось странным. Странным мне казалось только то, что мы не общались с ним раньше. Что за вселенская несправедливость? Я спрашивала его про музыку, кино и книги, а хотела спросить лишь одно: «Где ты был раньше?» Но я бы ни за что не решилась спросить такое, потому что всё моё естество внутри протестовало против нового чувства, стремительно заполняющего меня, как свежий воздух заполняет душную комнату. Мне нравилось общаться с пареньком с крыши, он сам мне ужасно нравился, мне хотелось рассказать ему обо всём, но только не о Егоре. Но я рассказала ему про себя всё, и про Егора в первую очередь. Сложилось так, что мне было просто необходимо немедленно излить кому-то свою душу, а свистун оказался идеальным вариантом. Слушать он умел не хуже, чем говорить. Мне казалось, что он действительно понимает меня, сопереживает мне, что мы знакомы уже сто лет, что я могла бы положиться на него. Я поняла, что сейчас предаю ЕТ, предаю себя, что я не хочу быть
предательницей, но ничего не могу с собой поделать.
        Нужно было вскочить и убежать домой, спрятаться от предательских мыслей за Риткиной спиной, остаться верной своему ЕТ. Но я сидела, как приклеенная, оправдывая себя тем, что абсолютно невинно болтаю со случайным встречным. Ну да, он, несомненно, мне нравился, но я же не думала, что хочу от него детей, что я хочу его, что я уже мысленно изменила с ним ЕТ. Или думала? Да нет же. Я всего лишь говорила с едва знакомым мне человеком - и хотела говорить бесконечно, получая невиданное удовольствие и боясь, что оно закончится, что я проснусь. Ведь наша беседа на крыше больше всего напоминала сон. Прекрасный сладкий сон, который может оборваться в любую секунду. Я поймала себя на том, что уже начинаю скучать по обаятельному свистуну. Разве такое бывает? Ещё даже и не думала прощаться, а уже начала скучать по нему. По его такому родному голосу. По голосу ЕТ. Где-то далеко внизу рычали и сигналили машины. Пьяные гуляки горланили песню про
«Зенитушку», в ночном клубе хрипатые колонки, сотрясая столетний дом, никак не могли прокашляться модным рейвом. В гулком колодце двора перед нами чутко спала питерская тишина, постанывая во сне. Над нами недовольно летали кругами дозоры жирных городских чаек, с труб соседнего дома на нас, опасаясь конкуренции, поглядывали вороны. Мы сидели, болтали, болтали ногами, и я не заметила, как моя ладонь сама собой оказалась в его сильной и прохладной ладони. А мы продолжали рассказывать друг другу всякую ерунду, словно торопились выговориться за всю жизнь. И у нас нашлось столько общих интересов, столько схожего во вкусах, что мне стало страшно. Мне стало страшно, что я беседую с придуманным мною же персонажем, потому что в жизни так не бывает. Ну, хоть в любимых актёрах и актрисах мы разошлись, и я обрадовалась, что он - настоящий! Вот такое безумие! Безумием на самом же деле было сидеть ночью несколько часов подряд с едва знакомым парнем на краю стынущей крыши. Я ведь даже имя его ещё не удосужилась спросить! Ну и чем я лучше Милки после этого?
        - Я, наверное, кажусь тебе сумасшедшей? Сижу тут с тобой ночью, веселюсь, никуда не тороплюсь. Да?
        - Ты не безумней, чем моя любимая мамашка! Вот уж с кем бы вы сразу нашли общий язык. Она приучила меня жить чувствами и не стесняться их, и уж тем более не считать их проявление безумием. Хотя, если считать главным признаком ума умение бояться, вы обе образец безумия. Надеюсь, она тебе понравится.
        Он говорил всё так уверенно и искренне, что у меня не возникало повода сомневаться в его честности. Парень любит маму и рассказывает о своей любви к ней случайной знакомой. Странно! Но разве это плохо? У меня мелькнула странная мысль, что он похож на ЕТ не только голосом. Он похож на ЕТ такого, каким бы я хотела его видеть. Похож на ЕТ, который уже прожил со мной несколько лет душа в душу, с полной диффузией влюблённых сердец. Но тут же я поняла, что просто ищу оправдание своему предательству, ищу хоть какую-то зацепку, позволяющую мне влюбиться в симпатичного загадочного паренька. А я катастрофически влюблялась, хотя, если бы он попытался меня поцеловать или ляпнуть какую-нибудь пошлость, моя любовь к ЕТ легко бы пересилила новое зарождающееся чувство. Но он только по-дружески держал мою ладонь, даже и не пытаясь двигаться дальше по лестнице тактильного познания. Он просто был рядом и давал мне возможность привыкнуть к себе. Такой худенький, даже тощий, несуразный, бледный, черноволосый - просто антипод ЕТ. Небо и земля! Это было так странно и необъяснимо. Любовь к ЕТ по-прежнему занимала мою
душу, и одновременно через неё, как сквозь асфальт, упрямо и бесконтрольно пробивались ростки нового чувства. Нет, конечно же, я не влюблялась, просто свистун обаял меня, и я ненадолго поддалась его обаянию, его лёгкой ауре. Так рождается новая дружба. А любовь - она одна на всю жизнь. Ведь правда? Небо на горизонте начало подсвечиваться красным.
        - Смотри, как волшебно, - сказала я. - Мы с тобой почти всю ночь тут просидели.
        - А тебя никто не ищет? - спросил он.
        - Надеюсь, что нет, - сказала я и впервые за ночь вспомнила о Рите. Какая же я засранка! - А тебя почему никто не ищет? Как ты вообще здесь оказался? Слушай, я ведь даже не знаю, как тебя зовут.
        - Я, - начал представляться парень.
        И тут сзади, резко и громко, как выстрел, раздался обрадованный крик Милки:
        - Она здесь! Ура! Я её нашла!
        Как же я её ненавижу! Я обернулась в злобе и увидела заплаканных Риту и Милу, которую сразу за всё простила, а за ними впервые не улыбающегося, а напряжённого и хмурого Игги, смотрящего поверх моей головы. Рядом со мной вдруг стало чудовищно пусто. Мой новый друг исчез. Убежал по крыше? Спрыгнул вниз? Нет! Я пришла в себя, только выбежав из подъезда и убедившись, что его разбитое тело не лежит во дворе. Потом меня, зарёванную зомби, молча забрала такая же зарёванная Рита и уложила спать, отвернувшись к стене и не проронив ни слова. Тактичная моя Ритуля! И вот настало утро (а вернее, два часа дня), когда я проснулась с улыбкой на лице. И теперь очень озадачена вопросом, кому в своём сне я обязана улыбкой. Хотя, может, милый свистун с немодной эмо-чёлкой мне приснился и я вовсе и не ходила вчера на крышу? Или сидела там одна, беседуя с воображаемым другом? Жара всё-таки страшная напасть, перегревает головку моментально. Вот я, похоже, и тронулась головкой. А ещё аномальная жара подтопила лёд в моём сердце. Лёд в моём сердце тронулся, господа присяжные заседатели. Его расколол симпатичный мальчик с
крыши, и лёд поплыл. А был ли мальчик? Нужно спросить у Ритки, когда она перестанет дуться. Нет, лучше спрошу у Милки, она первая выбралась на крышу. А сейчас я посмотрю новости про гусениц и пойду в «БодМод», извиняться за опоздание.
        Ура! Никого ни о чём спрашивать не придётся, потому что я только сейчас заметила лежащий рядом с кроватью шёлковый платок в шотландскую клетку. Значит, парень с крыши мне не приснился! Ура! Ура! А потом, возможно, всё-таки ещё и приснился. Ура! Ура! Ура! А чего радуюсь - не понятно, у меня ни адреса его нет, ни даже имени, сбежал, оставив платок на память. Золушок какой-то! И франт редкостный - футболку с Бэтменом и нашейный платок носит вместе в тридцатиградусную жару. По таким приметам найду его в два счёта. Хотя платок-то теперь у меня. Может, нанять собаку-детектива? Милый загадочный парень с крыши, найди меня сам! Только, пожалуйста, рассчитывай только на дружбу, и ни на что больше! Моё сердце навсегда занято Егором Трушиным. Зато мы можем быть друзьями. Тоже ведь не плохо, верно?
        Глава 24
        Хроники Эмокора. Мать и сын - 2
        - Вернулся, трус? Ты не мой сын! Как ты мог так смалодушничать? Вернись и убей её. Она должна быть со своим любимым. С твоим отцом, между прочим. Из-за твоей слабости погибнет целый мир.
        - Я люблю её.
        - Как ты мог влюбиться в девушку своего отца? Горе ты моё крылатое! Пойми, она тебя никогда не полюбит. В её сердце - лёд! Поверь, поверь, уж я-то точно знаю.
        - А если я её поцелую?
        - Если она не любит тебя - ты умрёшь. Мир погибнет. Всё зря.
        - А если она меня поцелует?
        - Если она поцелует тебя без любви - умрёшь в её фальшивых объятиях.
        - Поцелует без любви?
        - Да, наивная душа! Из любопытства, из жалости, от отчаяния, но без любви! Без сумасшедшего желания, делающего тебя всесильным и беззащитным одновременно.
        - А если она влюбится в меня после поцелуя?
        - Ты умрёшь, но спасёшь мир. Только вот ты никогда не узнаешь, спас ты его или нет. Исчезнешь, как твой отец. Всё. Хватит болтать. Улетай и не возвращайся, не выполнив святого долга, трус!
        Глава 25
        Новые боги
        Прошло десять дней с момента летоисчисления нового мира. Десять дней, изменившие мир к лучшему. Потому что в нём появилось воплощённое добро. Велик Господь, и Он даёт нам очередной урок в надежде, что мы вынесем из него хоть крупицу здравого смысла. Только Господь Всемогущий мог сделать своими посланцами тварей столь откровенно неприятных взгляду человека. Человека, погрязшего в гордыне и во зле, объявившего себя царём природы, свою природу не познавшего, а Господа поминающего, лишь когда нужно благ выпросить или здоровья вымолить. Смотри, человече, говорит нам Господь, как рождённая ползать тварь Божия, смрадна и страшна, несёт добро в мир, создаёт благорастворение воздухов и радостью наполняет сердце твоё. Смири гордыню, познай своё место, поклонись гусеницам благостным, дай им хлеба и воды и укрой от непогоды. Велик Господь! И все те высоколобые учёные, что вечно других учить пытаются, учитесь у гусениц смирению и благости, а теории свои запрячьте подалее, ибо каждый увидевший гусеницу счастлив и весел, а от ваших наук только мор, виртуальный блуд да катастрофы экологические. А новых
идолопоклонников, язычников новоявленных, что Божьих гусениц за божков своих теперь принимают да людей путают, даже анафеме придавать не будем! Ждёт их, ждёт геенна огненная! Ишь демоны! Храмы они гусеницам возводят, того и гляди девственниц в жертвы приносить начнут. Безобразие и срам!
        Вы помните? Ну конечно, вы помните, как три дня назад мир вздрогнул от восторга не только на площадях, но и у экранов телевизоров. Но если вы только что вышли из комы или из запоя, мы вам расскажем (и покажем, конечно же), как это случилось. Напомним, как чудесные создания покорили сердца миллиардов землян.
        Эллен Лалик, 26 лет. Бельгия, Брюссель. «Я оказалась на площади, потому что я репортёр и веду постоянную прямую трансляцию для местного телеканала. Я первая заметила движение в стане гусениц и тут же закричала:
        - Смотрите внимательно, сейчас случится нечто невероятное!
        И, как всегда, угадала! До сих пор гусёны лежали не двигаясь, изредка слегка поворачивая мудрые головы, или подёргивали ножками. Они разрешали себя фотографировать, прикасаться к своим мощным телам. Один раз маленькой девочке удалось убежать и от родителей, и от всевозможных формальных и неформальных охранников наших гостий и забраться к одной из них на лохматую спину. Девочку сразу сняли, а гусёна никак не отреагировала на инцидент. И вот - началось! Неделя почти без движения, и тут такое! Около сотни гусён (а всего на площади насчитали тысячу триста сорок девять особей) дружно расползлись на равные промежутки друг от друга, образовав подобие полукруга. Потом они синхронно встали на свои хвосты-животы, опершись на четыре лапы и задрав вверх оставшиеся две пары конечностей, приветственно захлопали ими. Толпа людей вокруг заревела во встречных овациях. Если у кого-то до этого момента ещё были сомнения в разумности насекомых и их целенаправленно позитивных действий по отношению к людям, то теперь их не осталось вовсе. Все остальные гусёны на площади встали на дыбы и присоединились к приветствию
своих делегатов. Потрясающее зрелище! Волны дружеской любви, позитива и благодарности буквально залили площадь, как солнечный свет. Я ждала, что разумные гусеницы после продолжительных двусторонних аплодисментов выступят перед нами с речью, открыв нам великие истины мироздания и тайны нашего будущего, но вместо этого начался совершеннейший цирк. Гусёны кувыркались, катались на спинах друг у друга, катали на спинах смельчаков из публики, сворачивались в спирали, выстраивались в сложные геометрические фигуры и высокие пирамиды. Из их ртов вылетали разноцветные клейкие нити, застывая в воздухе, из них ловкими ножками сплетались шары, ловко подбрасываемые хвостами. Я поняла - гусёны решили общаться с нами на невербальном языке, на языке древнейшего искусства площадных выступлений, на языке радости и детского восторга! Представление началось три дня назад и продолжается до сих пор. Спасибо властям Брюсселя, которые взяли на себя смелость круглосуточно поддерживать гусён - как мощным светом, так и классической музыкой. И самое главное - животные начали есть! Сначала они робко принимали из рук благодарных
зрителей съестные дары. Невозможно было удержаться от слёз умиления, глядя, как гигантская гусеница берёт кончиками кривых когтей передних ног шоколадные вафли у восьмилетнего мальчика, подносит микроскопический для себя презент ко рту и низко кланяется. Теперь все хотят покормить гусён. К месту гусеничной парковки несут и несут провизию, и, как в старые добрые времена, на европейских площадях снова народные гулянья, пиры и представления. Шоу мает го он! И все счастливы! Спасибо, Гусёны!».
        Андрей Махов, 37 лет. Россия, Москва. «Мне бесконечно повезло стать одним из первых осчастливленных, проявленных Гусеницами. Я побывал у Красной площади в великий исторический момент. Приехал из Брянска с приятелем, чтобы, стыдно вспоминать, биться насмерть с кровожадными пришельцами. Вот как пропаганда нам мозги промыла. Двое суток мы по Москве по жаре от вокзала до площади ползли, а вернее, пробирались в толпе единомышленников. Метро закрыто. На улицах никаких машин, только люди, как мигрирующие муравьи, заполнившие все улицы, ведущие к Красной площади. И солдаты с полицаями по обочинам, офицеры с мегафонами, они нам не препятствовали, только направляли и следили, чтобы хулиганства никакого не случалось. Говорят, в Москву половину действующей армии пригнали.
        Никакой давки не было, просто мы шли очень медленно и подбадривали друг друга, потому что очень устали. Нам из окон и с балконов москвичи еду и воду в бутылках кидали, а то бы мы не дошли. Очень наше шествие мне напомнило советскую первомайскую демонстрацию. Я в младшей школе успел в таких поучаствовать. Только ползли мы сейчас раз в десять медленнее. Я потом узнал, ну когда с площади возвращался, что по другим улицам народ обратно направляли. Но там-то с другим настроением люди шли. Не шли - летели на крыльях счастья. Несли домой вести радостные. Пока я до площади тащился, растряс все свои бравые воинственные настроения.
        А на подходе к Красной площади снизошло на меня полное прозрение, понял всю свою глупость и низость, жизнь свою прокрутил, как диафильм, столько там дерьма разного увидел, и ведь большая часть по моей вине. Что ж я делаю? Опять иду в толпе с чужими людьми, руками машу, кричу чего-то, а зачем? Счастье - оно же рядом. Увидел красавиц небесных, на булыжниках площади валяющихся, и обомлел. Огромные, спокойные, никого не боятся, лежат тихонечко, светятся добром и лаской. Меня, словно фотографию, проявили. Раньше я был сплошной негатив, а на гусениц взглянул и проявился наконец из меня позитивный счастливый человек. Каждая клеточка во мне счастьем затрепетала, душа любовью заполнилась. Люблю весь свет - гусениц, траву, собак, речку, поле, маму, бабушку Люблю ребят со двора, девчонку из соседнего дома, рыжую, веснушчатую, с толстой косой. Жену люблю, детей, даже тёщу люблю, начальника, прапора Рака и певца Пенкина.
        Стою, слёзы катятся, забыл, где я, зачем пришёл, только от любви и счастья меня внутри распирает, аж выворачивает наизнанку. А все плохие мысли разом исчезли из головы, словно их там никогда и не было. Вот спасибо вам, Гусенички! Вправили мозги. А народ вокруг меня, смотрю, так же себя ведёт, чувств благородных своих не стесняется. Кто слёзы по лицу размазывает, кто на колени упал - молится. Те, кто семьями пришёл, стоят обнимаются. Так бы и остался там, да в спину следующие проявленцы толкаются, значит, нужно нам уходить, дать другим своё счастье получить, а мне к семье пора возвращаться и работать нужно с удвоенной силой. Я на бойне работаю, забойщиком, а Гусёнам скоро много мяса понадобится, им ещё сколько людей осчастливить-проявить надо. Миллиарды! А для этого им нужно силами запастись. Я биологию в школе плохо учил, а тут видение мне прямо в голову пришло. Как будто на доске училка написала, вижу: “Гусеницы прекрасные сплетут вокруг себя коконы из нитей типа шёлковых, что специальные железы у них во рту вырабатывают, коконы эти лучшие из лучших людей охранять будут, пока из них Бабочки не
вылетят и не полетят по свету осчастливливать тех, кто к гусеницам прийти не смог”. А никаких представлений цирковых, как в Европе и Штатах, я на Красной площади не видел. И считаю, что так правильнее. Честнее так. Западным гнилым людям, им шоу подавай, они по-другому уже ничего не понимают, а у русского человека душа - как песня красивая, можно с ней тихо спеть вполголоса в унисон, главное - не фальшивить. А цирка нам не надо. Мы и так всё душою чувствуем».
        После вчерашнего внепланового заседания совета безопасности ООН, посвящённого ситуации с гигантскими гусеницами, на котором единогласно приняли резолюцию о всемирной поддержке уникальных разумных насекомых, способных оптимизировать настроение и укреплять моральный дух людей, последовал ряд отставок глав правительств и руководителей военных ведомств, как в большинстве развитых, так и в развивающихся странах и государствах. Министр обороны Японии сделал сеппуку онлайн в фейсбуке, машину премьер-министра Великобритании третий день закидывают тухлыми яйцами на улицах Лондона. В Алжире и Никарагуа разгневанный народ захватил и линчевал своих бывших военных руководителей. Министр обороны США публично раскаялся в том, что не смог правильно разобраться в ситуации и пытался нанести вред добрейшим Гусёнам. Остаётся только недоумевать, как столько некомпетентных людей умудрились добиться такого высокого положения во всём мире.
        Людей, прибывающих к площадям за своей порцией бесплатного счастья, перестали считать, потому что они до краёв заполнили все улицы больших городов. Жизнь мегаполисов парализована, но никто не страдает. Потому что теперь у всех, кто взглянул на Гусён, есть миссия, есть тот самый смысл жизни, который человек искал веками. Гусеницы принесли нам счастье, но увидеть их своими глазами и принять щедрый дар могут немногие, очереди растянулись на сотни километров. Но и у остальных землян есть надежда стать счастливыми, потому что скоро Гусёны Великолепные превратятся в Бабочек Великолепных и разлетятся по всему миру, по самым дальним и недоступным его уголкам. Все, кому удалось пообщаться с воплощением счастья земного, говорят в один голос: наш долг, наше счастье и наша воля - холить и лелеять, помогать во всём, уберечь от непогоды, накормить и обогреть воплощения наших чаяний, Гусён Великолепных. Их всего-то около миллиона в нашем бренном мире. Теперь мы все будем счастливы всегда, если всё в порядке будет с нашим счастьем. А кто наше счастье? Правильно! Гусёны Великолепные!
        Глава 26
        Крик № 5. Розово-чёрная любовь
        Если ты очень боишься что-то потерять, так обязательно и случится. Я всегда боялась потерять её - свою единственную настоящую любовь. И всегда готовилась к её потере. Но пока она со мной, и я счастлива. Счастлива нечестным, незаслуженным, ворованным счастьем, с которым мне скоро придётся расстаться. У меня его заберут. Я знаю. И я готова. Главное, чтобы ей было хорошо. Она, в отличие от меня, честно заслужила своё счастье.
        Мой прадедушка по маминой линии контр-адмирал, прабабушка - оперная дива, дедушка - адмирал. Мама прервала династию, выйдя замуж за моего отца, своего однокурсника по филфаку универа. Они подружились в университетском театре на первом курсе и поженились, как только маме исполнилось восемнадцать. Она была первой красавицей на курсе. Он тоже красавчик, к тому же полон амбиций по покорению Северной столицы. Сам-то он из холодного Города архангелов. Через год зимой родилась я. Начались тяжёлые девяностые. Родители вместе бросили универ, вместе попытались поступить в театральный на Моховой. Вместе провалились. Мама успокоилась и занялась мной, а отец ещё пять лет пытался поступать, набивая шишки и растрачивая самомнение. Наконец маме надоело тянуть семейную упряжку одной. Хотя тянула она её на дедушкины деньги. Дед, давно уже в отставке, потихоньку проживал наследство в виде коллекции монет.
        Прадедушка считался одним из самых серьёзных нумизматов в стране. В кабинете у деда стоял целый шкаф монет, волшебный чёрный готический шкаф с резными русалками и морскими коньками, с выезжающими вперёд полками, где в углублениях светились волшебным светом таинственные монеты давно уже не существующих стран. Я так любила оставаться у дедушки и играть в королеву, сидя на полу у волшебного шкафа и собирая столбиками драгоценные монеты. Только мне разрешалось ими играть. Маму в детстве близко к коллекции не подпускали. Моё детское богатство, моё взрослое наследство. На каждую проданную монетку дед мог безбедно жить целый год. А он не зря имел в городе репутацию вдовца-бонвивана и кутилы. А ещё он был очень добрым, любил меня и мою маму и выдавал ей на жизнь деньги, не спрашивая, когда же мой папашка возьмётся за ум.
        Лучше бы он за него не брался. За этот ум. Тогда все занимались бизнесом. Ну, те, кто не стал бандитом. Папа почему-то решил заниматься строительным. Хотя, по словам мамы, он перепробовал и цветочный, и велосипедный, и даже фармацевтический. Ничего не получилось. Ниши были заняты, партнёры оказывались ненадёжными, а бандиты - злыми и жадными. А вот со строительным бизнесом всё точно должно было получиться. Потому что партнёры случились прекрасные и известные, с железобетонной репутацией в строительном бизнесе. Я уже училась во втором классе и отлично помню, какой папа ходил радостный и возбуждённый. Я его очень любила, потому что он был красивый, добрый и рассказывал мне на ночь чудесные сказки, в которых я всегда была королевой. Для входа в новый бизнес папе понадобились серьёзные вложения. Мама уговорила дедушку продать половину коллекции. Своё наследство. Стояло лето
1998 года. Мы классно съездили в Хорватию на море, и я не могла нагордиться своей замечательной семьёй. Осенью одного из партнёров папы застрелили. Второй партнёр, не дожидаясь пули, сбежал со всеми деньгами: и с папиными, и с деньгами дольщиков, собиравшихся жить в построенном папой доме. В доме, который даже не начинал строиться. Папа остался должен всем. Дедушке пришлось продать оставшуюся часть коллекции - моё наследство, чтобы расплатиться с папиными долгами. Дедушка от расстройства заболел и умер. Папа запил с горя, и мама перестала с ним разговаривать, а потом и вовсе развелась, за что я её никогда не прощу. Папа уехал обратно в Архангельск, навсегда. Мы с мамой остались вдвоём. Без мужчин.
        Все эти драматические события происходили, пока я училась в третьем классе. А в четвёртый класс к нам пришла Кити, и я сразу в неё влюбилась. Двенадцать лет назад. Ну как влюбилась? Сначала мы просто стали лучшими подругами. До Кити моим лучшим другом считался старый ворон Кармен, переехавший к нам после смерти деда. Кити сразу завоевала моё доверие своей искренностью, преданностью и умом. С ней я могла общаться на равных. Хотя она, как и все мои одноклассники, младше меня на год. Дело в том, что маман сдала меня в школу на год позже, воспользовавшись моим зимним рождением. Не думаю, что она заботилась о том, чтобы продлить моё счастливое детство, просто никак не могла наиграться в большую живую куклу. Так что в четвёртом классе мне уже должно было стукнуть одиннадцать, я выросла большой и сильной, занималась волейболом и рисованием и могла легко припечатать любого одноклассничка как твёрдой рукой, так и острым словом. Эх, жаль, что спорт пришлось бросить, как только непомерно выросла грудь. Настолько болезненно чувствительная грудь, что ласкать я её могу доверить только одному человеку на Земле.
Своей Кити.
        Не любила я свой классный коллектив, как не люблю любую разношерстную стаю. Девчонки все как на подбор - тупые ябеды, а мальчишки просто банда бандерлогов, невменяемая на переменках, а потом долго приходящая в себя за партами, в основном только затем, чтобы вывести из себя очередную клушу-училку. Стая, следуя звериным законам, сразу же набросилась на чужачку, проверяя её на крепость после первого же совместного урока.
        - Катя Китова, говоришь? - хитро улыбаясь щербатым ртом, сказал классный заводила Славка Антонов.
        - Угу! - улыбнулась доверчивая нарядная Кити, не ожидая никакого подвоха от новых товарищей.
        - Клёво! Будешь, значит, Китом! Чудо-юдо рыба-кит, он под деревом сидит, приходи к нему лечиться и корова, и острица! - весело продекламировал Славка и замотал круглой головой по сторонам в ожидании поддержки остальной банды.
        Кити продолжала улыбаться.
        - Точно - Кит! Толстый Кит! Толстокит! - радостно завопил главный враг девчонок и славкин подпевала Наиль Муратов.
        Кити никогда не была толстой. Она просто выглядела гладкой, как плюшевый медвежонок. Я поняла, что её никогда раньше не обижали и она, как ребёнок из любящей семьи, совершенно не готова к такой беспричинной подлости. Наиль и ещё пара бандерлогов запрыгали вокруг Кити и, тыча в её сторону пальцами, стали противно кривляться:
        - Кит! Кит! Толстый Кит!
        Улыбка медленно сползла с лица несправедливо обиженного ребёнка. На глаза Кити навернулись крупные слёзы. Заметив их, бандерлоги радостно запрыгали ещё выше:
        - Смотрите, Кит пустил фонтанчик! Кит! Кит! Нет, она не Кит! Хоть толстая, но мелкая. Она - Китик! Китик-нытик! Китик-нытик-паралитик!
        Девчонки в травле участия якобы не принимали. Стояли кучкой, с интересом наблюдали за некрасивой сценой, реагируя только мимикой. Одни закатывали глаза, выражая отношение к обезьяньей сущности мальчишек, другие презрительно поглядывали на Кити, не умеющую постоять за себя. Тут я не выдержала и вышла на авансцену. Самым ретивым бандерлогам пришлось дать под дых, и пока они охали, сидя на полу, я сказала, обращаясь к их вожаку:
        - Она не Китик, а Кити! И если её ещё кто захочет обидеть, буду бить. Ясно?
        Так Катя Китова обрела новое имя и новую подругу одновременно. Кстати, больше я с девочками не дружила, Кити моя единственная подруга, остальные - любовницы.
        - Ясно. А никто её и не обижал, Риточка. Мы играли просто с ней, и всё. Мы ж не знали, что вы - подруги. Могла сразу сказать, чем драться!
        Слава набычился, но я знала, что это максимум, на что он сейчас способен. Бандерлоги уважали силу. К тому же Славка знал, что за мной вовсю бегает хулиган семиклассник Фёдоров, врущий всем, что мы уже дважды целовались после уроков в раздевалке. Хорошо, что классные макаки даже не подозревали, как я боюсь любой физической боли.
        - Теперь знаете. Мы - подруги, - закончила я диспут.
        Прозвенел звонок на урок. Я взяла за руку Кити, снова улыбающуюся и благодарно глядящую мне в глаза глазами, ещё полными слёз, и мы пошли в класс. Сели за одну парту и с тех пор не расставались - так и просидели вместе до выпускного бала. Даже когда ссорились, не рассаживались. До восьмого класса почти всё время после школы торчали друг у друга в гостях. Играли, бесились, слушали музыку, смотрели видик, спорили. Кити не умела врать. Никому не завидовала. Умела радоваться за других. Всегда жила в своём сказочном добром мире, где нет места подлости. Её искренность и доброжелательность делали её идеальной подругой для меня - скрытной и желчной. Кити много читала. Как и я. Найти человека, с которым можно поделиться впечатлениями, - неприличная роскошь. А с Кити можно было ещё и поспорить. Говорю всё время о Кити в прошедшем времени, потому что она до смерти матери и после - два разных человека. Так уж повелось с самого начала нашего знакомства, что я всё время защищала свою Кити от всяческих жизненных напастей и мерзостей, но в случае с её мамой оказалась бессильной и просто поддерживала её, как
могла. Как ни странно, одноклассники и учителя тоже умудрились проявить тактичность и не доставали Кити. Потом она с головой ушла в эмотусовку, на какое-то время превратившись в оголтелую позёрку. Кити очень не любит, когда ей об этом напоминают. У неё появились новые друзья и музыкальные интересы, не совпавшие с моими вкусами, и я со скептической, но по-прежнему дружественной улыбкой продолжала приглядывать за ней. После школы у нас тогда проходили раздельные тусовки. Кити болталась у Зимнего стадиона с такими же, как она, перевозбуждёнными малолетками, а я общалась с ужасно взрослыми серьёзными готами, уже закончившими школу. Мои платья до пола, фиолетовые тени и ногти почему-то не бесили никого из учителей так, как розовая чёлка Кити и особенно её пирсинг на лице. Химичка свирепствовала, постоянно поднимая Кити на смех, классная нудила, а историк просто запретил ей появляться на своих уроках, пока она не приведёт себя в порядок. Правда, тройку поставил и без присутствия. Но хуже всех оказалась биологичка. Старая ведьма заставляла Кити стирать чёрный лак с ногтей прямо на уроке и грозилась
повыдёргивать её серёжки. Пришлось шепнуть ей на ухо после урока, что я плесну ей кислотой в лицо, если она не отстанет от Кити. Маму вызвали к директору, потом на педсовет, потом посоветовали показать меня психиатру, но зато от Кити отстали раз и навсегда. Влюбились мы с Кити почти одновременно в девятом классе. Она в смазливого выпускника, самого популярного мальчика в школе, подрабатывавшего диджеем на школьных дискотеках, а я в неё. Кити, как положено, мучилась своей первой любовью полгода, не в силах признаться своему избраннику, при этом беспрестанно нагружая меня своими сомнениями и переживаниями. Сомневалась она в своей привлекательности, а переживала, что её любовь отвергнут. Так вот, когда в радиорубке после дискотеки этот развращённый козёл грубо полез ей под юбку, ещё до её признания, а Кити прибежала ко мне домой, чтобы вдоволь нареветься на моём широком плече, вот именно тогда я её первый раз поцеловала в мокрые от слёз обкусанные губы. Кити так удивилась, что даже перестала реветь. Я на самом деле удивилась не меньше. Вообще-то, до той минуты мне нравились мальчики, и с одним из них уже
было что-то похожее на секс. Но в тот миг, когда я вкусила солёных губ Кити, у меня всё прояснилось и стало ясно, что я хочу заниматься любовью только с одним человеком на свете и этот человек - перепуганная девочка с размазанными по лицу слезами и косметикой.
        - Что это было? - с тревогой в голосе спросила Кити.
        - Не знаю. Ничего, - растерялась я.
        - Хорошо, что ничего. Не пугай меня, Рита. Ты - моя единственная подруга. Ведь мы - подруги, правда?
        - Правда, - сказала я неуверенно, каким-то неожиданно севшим голосом.
        - Тогда, пожалуйста, больше не целуй меня так. Так… - так и не смогла подобрать слова смущённая Кити.
        - Ладно, - сказала я и отвернулась от неё, сидя на диване и притянув к лицу колени в чёрных домашних рейтузах.
        Так и сидела, пока Кити тихонечко не ушла, на прощание легонько погладив меня по голове, будто тяжелобольную. У соседей сверху ряженые лесбиянки из группы «ТаТу» громко кричали, что их не догонят, а мне не к кому было пойти со своей болью.
        Молодость - пора ошибок и разочарований. Я всё рассказала маме. Она уже пару лет как занималась обустройством личной жизни, при этом делая вид, что дочь для неё главнее многочисленных неудачных романов. Жить моя мама привыкла хорошо, поэтому очень удивилась, что деньги от не вовремя проданной за копейки дедовской квартиры кончились и нужно как-то зарабатывать себе на хлеб и шубы. Решила продать прадедушкин готический шкаф, и тут ей несказанно повезло. В нём обнаружилась фальшивая полка и тайник с царскими червонцами. Мама со слезами на глазах поклялась экономить и выучить меня в ВУЗе. А пока она, как в старое доброе время, продавала старые денежки за новые и ждала, когда же мне стукнет восемнадцать, чтобы с чистой совестью сказать мне «гуд бай». А тут я совсем некстати подвалила к ней со своей страшной проблемой. Мол, жить не могу без любимой подружки, спать не могу и есть, люблю, и всё тут.
        Недаром маме в школе советовали показать меня врачам. Убедившись, что я не шучу, маман проплакала всю ночь и решила отвести меня к семейному врачу, другу дедушки. Этот седовласый павиан за мзду в пару золотых и отправил меня по блату к своему ученику в частную клинику. Средневековье какое-то. Как будто эти люди не смотрят телевизор, не читают газет, а про Интернет вообще не слышали. Обрадовались дружно, что моя лесбийская склонность только-только проявилась, объявили её болезнью и пообещали маме, что задавят её в зародыше при помощи сеансов психотерапии, физиотерапии и безвредной секретной кремлёвской химии. Вернут мне нормальную ориентацию, а заодно вылечат от агрессивности, маниакальной привязанности к чёрному цвету, громкой мрачной музыке и готической эстетике. В общем, развели мою маму по полной программе.
        Два летних месяца перед десятым классом я пролежала в клинике. Загнала меня маман туда, конечно же, обманом. Сказала, что мне необходимо пройти двухдневное обследование по поводу семейных заболеваний. Мол, голубая кровь, дурная наследственность плюс отец алкоголик. Тебе шестнадцать, нужно провериться, потом будет поздно. Короче, запугала девочку. Жаль, что мне потом не пришлось писать сочинение, как я провела лето. Получила бы «Буккера», как минимум. Может, потом, когда время будет, ещё напишу романчик про клинику «Эйфория», заработаю денег на старость. А пока я держу историю про больничку в тайне. Даже от Кити. Чудесно провела время, между прочим. Обращались со мной в клинике как с королевой в изгнании, предельно вежливо и обходительно: ещё бы, ведь моё лечение оплатили золотом! Только вот сбежать не давали: решётки, тройная сигнализация, охрана. Но я даже и не пыталась сбежать, морально подкошенная предательством родной матери. Интересные беседы, лекции, страшные учебные фильмы, ещё и химические препараты - всё как я люблю. Меня даже не кололи, зная мою непереносимость боли, всё вводилось
перорально.
        Ещё там, в «Эйфории», я познакомилась с интересными людьми. Юрий Олегович, чудесный доктор, все силы положивший на борьбу с перверсиями, тратил на меня реально много времени и сил. Так старательно потел, так убедительно заикался, что я ему верила. Верила, что он действительно хочет сделать из меня нормальную девушку, чтобы в будущем трахнуть. Я видела, что он на меня смотрит, как удав на кролика, чувствовала нежной кожей, как он хочет меня. И я даже сначала была не против - опыта с мужчиной в летах у меня не имелось, но потом он перестарался в своей атаке на мою психику, и я передумала. Достаточно ему будет насилия над моим мозгом, решила я. К тому же он старый, толстый, отвратительно лысый и совершенно меня не понял. Я любила Кити, и моя любовь была обречена, а меня пытались лечить непонятно от чего.
        Там же, в «Эйфории», у меня случился первый настоящий лесбийский опыт. Мне понравилось. Девушку пытались лечить от того же самого. Мы занялись сексом в знак протеста, наспех и в антисанитарных условиях. Хорошо, что у девчушки, имени которой я не узнала, опыта и терпения оказалось предостаточно. Если учесть, что туалеты в клинике наверняка были утыканы камерами, Юрию Олеговичу, несомненно, удалось насладиться плодами своей работы и понять, что он потерял. На показательной беседе с доктором при маме я сказала, что мне нравятся мальчики, я думать не хочу о сексе с девочками, хочу в будущем завести семью и детей. И ни капли не соврала. Я не хотела думать о Кити, мысли приходили сами собой. Юрий Олегович и мама прослезились. Меня выписали. С мамой я практически больше не разговаривала. Хотя мне её жаль. Она получила огромный комплекс вины. Мы не смогли жить вместе. Через год она поменяла нашу трёшку на однушку с доплатой в нашем же доме. Доплату оставила мне в наследство и укатила жить в Канны. Дедовских червонцев ей хватило на домик на побережье, где она, надеюсь, счастливо живёт с молодым бойфрендом.
Моей маме ещё нет сорока, и она прекрасно выглядит. Мы с ней иногда перекидываемся пустыми формальными фразами в Интернете, она всё время зовёт меня в гости, хотя прекрасно знает, что я никогда не приеду. Скорее уж к папе в Архангельск. Только он не зовёт.
        Последний школьный год получился сумбурным и перенасыщенным. Мы с Кити по-прежнему сидели за одной партой и мило общались в школе, но между нами искрилось невидимое напряжение. Кити наставила себе заклёпок по всему телу и даже сделала тату на спине. Она теперь считала себя настоящей эмочкой с разбитым несчастной любовью сердцем и никого к себе близко не подпускала. Особенно меня. Любое моё прикосновение казалось ей подозрительным. Я же, понимая всю тщетность своей любви к Кити, пустилась в череду любовных приключений с представителями обоих полов в надежде заглушить своё чувство. Но чувство упрямо росло и только обострялось от романов с нелюбимыми партнёрами. Отчаявшись побороть его, я решилась на крайнюю меру.
        Сразу после школы выскочила замуж за огромного волосатого басиста группы «Скуллс» по кличке Блэк. Меня тогда все звали не иначе, как Ритуал. А иногда - королева Ритуал. Кити, естественно, проходила свидетельницей на этом трагифарсе. И мы с ней даже пару раз официально обнялись и поцеловались - ради чего, наверное, только и стоило выходить замуж. У нас была шикарная свадьба в клубе «Арктика» с чёрным свадебным платьем, похоронным кадиллаком, ночным концертом друзей и, наконец, брачной ночью при свете факелов в фамильном склепе. Надеюсь, дед и прадед в гробах не перевернулись.
        Прожили мы с мужем ровно два месяца, и то так долго, потому что месяц не просыхали после свадьбы. Как только я протрезвела, мне хватило недели, чтобы понять, что Блэку не место в моей и так непомерно чёрной жизни. К тому же он систематически не спускал за собой воду в туалете, курил в постели и колол меня снизу своей мудацкой небритостью - так что формальных поводов для развода у меня накопилось предостаточно. Но главное, Блэк не сошёлся характером с Карменом. Ворон просто возненавидел Блэка и в его присутствии беспрестанно заливался хриплым карканьем, что делало жизнь совершенно невозможной. Нельзя же держать птицу всё время в клетке под пледом. И я выгнала Блэка.
        После неудачной попытки построения семейной идиллии я поняла, что нашалилась сполна и попробовала просто пожить спокойно, не мечтая о Кити, которая на полную катушку жила весёлой студенческой жизнью, но к сердцу так никого и не подпускала - не нашла достойного. В гости мы друг к другу не ходили, чтобы не будить лихо. Я вспомнила свои детские таланты, начала учиться мейкапу, моделировать стильные готические платья и даже выпускать фэнзин. Всё получалось очень даже неплохо. Серьёзных отношений я заводить ни с кем не хотела. Раз я не могу жить, с кем хочу, решила спать с тем, кто мне понравится. Главное - не привыкать и не делать человеку больно. Девчонки и мальчишки, а также их родители сменялись регулярно, пока не появился Егор - лучший мужчина моей жизни.
        Он был до безобразия красив и привлекателен. Музейный эталон мужчины, самец, встречающийся только в фильмах и женских романах, обаятельный циник, за широкую улыбку которого можно было простить все его грехи. Только такая отчаянно-поэтическая девушка, как Кити, могла разглядеть в нём тонкую нежную душу поэта. Я вот видела в Егоре только идеального партнёра в постели. Вот это был секс так секс - до полной отключки. Слово «оргазм» перестало быть просто словом, получив жизненное наполнение. Он даже сам не понимал, насколько он крут, славный парень Егор Трушин.
        Одно плохо: мне показалось, что мы начинаем привязываться друг к другу. И я решилась на странный спонтанный, даже, возможно, жертвенный и в чём-то ритуальный поступок - познакомила их с Кити. Нелепая благотворительность, приведшая к трагедии. Два моих близких человека с первой встречи стали самыми близкими людьми друг другу, чего ж тут удивительного? Мне бы радоваться, как организатору их счастья, но сердце саднило от неприятного предчувствия, а душу разъедала чёрная ревность. Поэтому, когда Егор стал заваливать ко мне за нашим прекрасным сексом после каждого свидания с Кити, я злорадствовала и, вместо того чтобы выгнать его или хотя бы предостеречь Кити, пользовалась его душевной слабостью и телесной силой. Я не пускала Егора в душ, зная, что он пришёл прямо от непокорённой Кити, и занималась с ним любовью, вдыхая её запах, засевший на его коже. Так я занималась любовью с ними обоими. Егор цинично использовал меня, жалуясь на неуступчивую Кити, а я ревела в три ручья, как только он уходил, и давала себе слово порвать с ним, как только у них с Кити всё станет серьёзно.
        Может, всё бы и прокатило, если бы не проклятый антиэмовский флэшмоб возле метро после концерта «MCR». Я поняла, что Кити там обязательно окажется, и должна была быть там, чтобы защитить её. Не знаю лучше способа контролировать ситуацию, чем находиться среди нападающих. На мне широкий спортивный костюм и кроссовки, на лице маска, и я вне подозрений. Несколько раз мне уже удавалось таким образом отвести беду от Кити. Антиэмо ко мне привыкли, да и азарт какой-то особенный появился, чувствовала себя Штирлицем в рядах гестапо.
        Всё шло нормально, пока самые отпетые бойцы, не сдержав антиэмоций, не стали мутузить ногами упавшего позёра. А потом уронили тётку, пытавшуюся их остановить. Совсем озверели! Вот козлы! Но это не моё дело. Моя миссия - дождавшись Кити, отвлечь от неё внимание соратников. И тут начался дурной сон наяву. Как я не сообразила, что Егор тоже здесь будет ждать Кити? Наш с Кити Егор, который не переносил чужую боль сильнее, чем я свою, вступился за лежачего позёра. И завязался бой. Сначала я просто любовалась Егором, он один стоил всех воинов антиэмо. Троих он уложил на асфальт в пять секунд. С четвёртым ему пришлось повозиться.
        Я даже подошла поближе. И тут увидела бегущую к нам Кити и сразу запаниковала. Когда мне сунули в руку флакон и зажигалку, я машинально передала их окровавленному бойцу, дравшемуся с Егором. Мозг даже не включился, я смотрела только на Кити, которая бежала спасать Егора. Я завидовала ему, но я не желала ему смерти. Сколько раз я видела повторение того страшного момента в моих кошмарах. Мне никогда не забыть ужаса, сковавшего меня по рукам и ногам. Я страшно кричала вместе с Егором, в лицо которого ударила огненная струя. Красивое лицо Егора горело, трещало и обугливалось на моих глазах, он упал на колени и умер, а рядом с ним выла убитая горем Кити. Я убила их обоих своими руками!
        Кто-то схватил меня за руку и потащил прочь. Опомнилась я только в километре от метро. Дома, стараясь не думать, залпом выпила пол-литра «Джемисона» и отрубилась. Утром не хотелось вставать. Как я прожила неделю после смерти Егора, не помню. Кити попала в больницу с сильнейшим нервным расстройством, и её там искусственно питали, Егора шумно похоронили, больше всех, говорят, шумела я. Не помню. Алкоголь и таблетки - я пыталась заглушить боль, и мне почти удалось, но бдительные соседи вызвали «скорую». Дверь я закрыть забыла, и меня откачали. Больше я такой глупости не повторю. Это я про таблы, а не про дверь.
        Потом Кити вышла из больницы, неожиданно просветлённая. Я покаялась ей, рассказав про встречи с Егором, но утаив историю про пульверизатор, и мне стало легче. Чёрт побери! Кто бы знал, какими кривыми дорогами к нам порой приходит счастье! Кити простила меня! Кити живёт со мной уже три года. Моя любовь, моё счастье, которое я украла. Украла у неё. Но она никогда не узнает. Никогда. Я понимаю, что скоро потеряю её. Что она со мной не потому, что любит меня, а потому, что ей так легче. Что она просто позволяет мне себя любить. Прячется за мной от мира, отнявшего её Егора. Она боится снова полюбить, потому что боится снова потерять. Моя милая Кити. Она не живёт - спит наяву. Но спит-то она со мной! Моя спящая красавица. Моя совершенно свихнувшаяся любовь!
        Особенно тяжело шли первые полгода. Кити тогда съехала на своей безумной истории про Эмомир, крылатого парня, бабочек и свою ожившую татуировку. Мне даже, смирив гордыню и забив на старые обиды, пришлось консультироваться с Юрием Олеговичем и сделать всё, как он сказал. Потом прошли два года ремиссии и моего ворованного счастья. И вот беда опять вернулась. Всё из-за жары. Она отнимает моё счастье. Мою Кити. Я в отчаянии. Но я готова к потере. Конечно, я ещё поборюсь с судьбой. Но не с Кити. Её счастье для меня превыше всего. Если явится принц и разбудит мою спящую красавицу поцелуем - я уступлю. Я всегда знала, что недостойна её. Я всегда знала, что потеряю её. Что у меня мало времени. Что она меня не любит. Что моей огромной любви не хватит на нас двоих. Я торопилась и тороплюсь. Спешу отдать ей всю мою любовь. Больную и бестолковую. Несчастную любовь.
        Глава 27
        ДневниКити. Золотые руки Риты
        Прошло два дня с момента моей встречи с чудесенным свистуном. Ещё один вечер безумного жаркого лета стал ночью. Спать невозможно. Все окна Риткиной квартиры распахнуты настежь, а духота всё равно непроходимая. Вместо свежести в окна со всей дури пышет жаром прошедшего дня. Но так создаётся хоть какая-то видимость движения воздуха. Сплошной самообман. А со следующей недели обещают ещё большее увеличение температуры. Куда ей увеличиваться, мозги и так сварились. Ритка клянётся, что осенью поставит кондишн. Сегодня днём я сражалась с нетерпимостью. Вступила в ряды бойцов толерантности и, естественно, проиграла. Получила по заслугам.
        А дело было так. С утра я уже чувствовала себя раздражённой и заведённой, а тут, как назло, ещё и с клиентами не повезло. Последнее время к нам приходят в основном два вида клиентов. И те и другие - модники. Первые - мальчики и девочки, которые приходят к Мурзиле, чтобы зашить уши, разрезанные пару лет назад под тоннели. Это модники вчерашнего дня. Вторые - девочки, вчерашние школьницы, которые хотят сделать себе татуировки в виде слов на запястьях или на внутренней стороне пальцев. Насмотрелись на каких-то фейковых звёзд в журналах да по «М-tv». По-моему, совершенно тупая тема - больно, некрасиво и на всю жизнь. А им же ещё на работу устраиваться. Все легенды про полное выведение тату - полная туфта. Всяко останется мутная фигня на память о детской глупости. Оно им надо? Раньше мода была более гуманна к своим жертвам - им кололи звёздочки на лопатках, шее и спине. А тут пальцы. Обычно таких лихих девок отговаривают сами мастера. Отговаривают с переменным успехом. Но сегодня они были заняты, и мне пришлось убеждать самой двух подружек из Минска. Белоруски, обе миленькие и светленькие, сначала
долго жаловались на усатого батьку, нищету и очередной финансовый кризис на родине, а потом стали показывать мне свои красивые руки, которые собирались уродовать. Кризис кризисом, а деньги на тату накопили. С большим трудом мне удалось убедить их подумать и прийти завтра. Уходили они грустные и задумчивые. Надеюсь, что не в другой салон.
        Не успела я остыть от спора с белорусками, как ко мне завалился следующий персонаж. На вид совершенно стандартная девушка альтернативного толка, афрокосички с синими шнурами, кеды, футболка «ГринДэй», открытая располагающая улыбка. Какие, кажется, с ней могут быть проблемы? Пришла к Мурзиле на интимный пирсинг. Пока Мурза не подошла, девица решила поделиться со мной своими гнусными сомнениями. Мол, «типа я вижу, что ты своя в доску, пролей мне, плиз, свет на ориентацию Мурзилы, а то она какая-то стрёмная, бритоголовая, без косметики, вдруг она лесби, не хочу я тогда к ней, я их породу на дух не переношу, бе-е-е». Такой вот замечательный заход.
        Смотрю я на неё и думаю, а не заехать ли ей по наглой роже. Обидно стало сразу за всех: и за Мурзилу, и за Риту, которую никто никогда внешне за лесбиянку не примет, и за себя, и за ханжу эту альтернативную. Ничего в мире не меняется! Сидит рядом со мной такая вроде вся современная и продвинутая девица с плеером в ушах, откуда правильная музыка звучит, и толкает такую вот жлобскую гомофобскую телегу. А значит, в голове у неё под афрокосмами всё те же дремучие предрассудки, что и у моей интеллигентной бабушки, которая, с тех пор как я уехала к Рите, со мной не общается. Как у папиной Светки, с которой я подралась из-за её гадких слов про Ритку. Менять партнёров, изменять, врать, мучить друг друга - нормально, а жить с любимым человеком твоего пола - бе-е-е! Ну, я и послала девку на три буквы, сказала, что Мурза - лесби и спит и видит, как бы воткнуть ей что-нибудь в сокровище между её кривых ног. Девица, не ожидавшая такой бури, трусливо сбежала, на выходе обозвав меня «сукой ненормальной психованной» и одновременно в дверях столкнувшись с упругими грудями недоумевающей Мурзилы. Девица ойкнула и
пулей вылетела из салона.
        Вот тут-то я и получила на орехи от бритой подруги. Выслушала от обычно тактичной Мурзы целую обвинительную речь, несмотря на то что я ей всё правдиво рассказала. Я и клиентов отпугиваю. И совсем себя в руках не держу. На всех кидаюсь, как злая собака. И вообще мне нужно мужичка для здоровья завести. Что я дохлая и раздражительная из-за Риты. Что я не лесбиянка, а просто использую Риту, что мерзко! Что хотя Мурзила и не жалует чопорную королеву Ритуал, но ей её жалко. И Дэна жалко, потому что она видит, как он исстрадался по мне. Что я мерзкая вредная пигалица, которая купается в своём горе и вечно учит всех жить. Что мне пора становиться взрослой и ответственной и прекращать держаться за свои воспоминания. Что мне пора жить настоящим и по-настоящему. И перестать мучить Дэна.
        До слёз меня довела. Но я не стала опускаться до её уровня. Тем более что на шум вышел Дэн, готовый нас разнимать. Я только сказала Мурзе, что ей тоже неплохо было бы подобреть. Что мужичок ей, видимо, не очень помогает, а вот Гусёны точно помогут, так что ей прямая дорога за благостью в Москву. Хорошо, что пришёл чувак ставить имплант, и Мурзила с ним гордо удалилась к себе.
        Конечно, она права. Я стала очень злая. Мне тоже нужно съездить к Гусёнам. ЕТ в сердце, жара, тупые клиенты, ещё приходится постоянно давить в себе мысли о свистуне с крыши. Меня всё вокруг бесит. Особенно последнее время бесят восточные лица вокруг. Они везде - на улице, в транспорте, в роддомах, за прилавком в каждом магазине. Я в Питере или в Бухаре? Они чужие, дикие, не такие, как я. Я боюсь их. Боюсь, как сначала все боялись гусенищ. Но ещё больше я боюсь таких мыслей и своих чувств по отношению к ним. Боюсь стать ксенофобкой. Поделилась вчера своей тревогой с Ритой. Моя мудрая королева сразу меня успокоила:
        - Всё нормально, Кити. Раз тебя беспокоят такие мысли, значит, ты нормальная. Не парься про ксенофобию. Это генетический код, защищающий сообщества людей от чужаков, Муравьёв от жуков. Если бы не он, и народов, и культур национальных никаких бы не было. Точно так же, как, если бы не существовало страха и неприязни по отношению к сексуальным меньшинствам, люди рисковали бы вымереть. Идиосинкразия на клеточном уровне, дающая возможность виду выжить, - она сильнее разума и демократических лозунгов. Главное, чтобы человеческое уравновешивало животное в тебе. Бойся крайностей и не парься.
        Вот какая Ритка умная. А я, получается, ничем не лучше, чем девица, которую я сегодня за гомофобство из салона выгнала.
        Вот такой непростой у меня выдался денёк, а теперь мы лежим на кровати, абсолютно голые, с ноутбуком перед носами - и смотрим на «YouTube» ролики с гусеницами. У Ритки молочно-белая кожа, и её длинное тело почти сливается с белой простынёй. Только крашенные в чёрный цвет ногти, чёрная грива волос и чёрный каменный анкх на чёрном шнуре висит на длинной шее. Белая на белом. Это потому, что она совсем не загорает, таскается вечно в своих длиннющих платьях, даже в жарищу. Чего с неё возьмёшь - королева! Или, как говорит Малыш, куролева. Мы валяемся на плоских пузах, задрав розовые пятки к потолку, и беседуем. Большой прогресс. Вчера Рита со мной совсем не разговаривала. Сегодня снизошла, но вся на пафосе и общается исключительно в саркастическом ключе. Умничает и выделывается. А я умело поддерживаю разговор.
        - Вон как жрут! Смотри, смотри, Кит! Отвратительное зрелище. Смотреть перед едой тем, кто хочет похудеть! Мир окончательно сбрендил. Все счастливы оттого, что могут покормить жирных гусениц, которые уже стали в два раза толще и, похоже, на этом не остановятся. А дети в Африке продолжают умирать от голода! Жирные гусеницы гадят на площадях, а людишки умиляются и несут им ещё больше жратвы. Скоро пища кончится, и добрые люди понесут им своих детей, а потом красивых девственниц! Готовься, Кит!
        Далась ей моя формальная девственность! Хотя в том-то и проблема, что не далась, и поэтому бесит Ритку. Впрямую мы это никогда не обсуждали, как, впрочем, и всё, что касается нашего интима. Табу есть табу. Но всякими намёками Рита меня достала. Мы с ней вроде как обговорили однажды, в шутку, что она не станет моим первым парнем, потому что мне не стать её первой девушкой. Формулировка сомнительная, как и наши отношения в целом. Да и шутили мы так, когда ещё я и с Егором-то не была знакома. Из Ритки всю дорогу лезет скрытое недовольство. Ведь её красивым женским телом правят мужские собственнические инстинкты. Рита и сама не знает, зачем ей лишать меня тонкой символической грани между девушкой и женщиной, ведь её постельным радостям она совсем не мешает. А я знаю. Она подсознательно хочет быть первой, и самое главное, что она не хочет, чтобы победа досталась кому-то другому. Исключительно мужское качество. Моя почётная виргинность и так злит её постоянно, а сейчас она чувствует, что во мне происходят таинственные перемены, и беспокоится сильнее обычного. Почуяла конкурента своей белоснежной кожей.
        Я очень серьёзно подхожу к сакраментальному вопросу официальной потери невинности. Раз умудрилась дожить с ней до встречи с ЕТ, несмотря на то что знакомые сверстницы стремились с четырнадцати лет избавиться от неё, как от чумы, и к шестнадцати годам почти все удачно справились с «серьёзнейшей» проблемой. Фраза
«она - девственница» практически означала «она - лохушка», а лохушкой прослыть никто не хотел. Умные, красивые, гламурные девицы с девственностью, может быть, расставаться не торопились, но всячески поддерживали среди подруг слухи про её своевременную потерю. Я же всегда жила по принципу любимой песни «АукцЫона» - «Не хочу и не умею быть таким, как все», и если все старались потерять девственность, то я её всячески берегла для встречи с настоящей любовью. А встретив, ждала, когда ЕТ признается мне в ней. Хотела, чтобы всё прошло красиво и торжественно. Егор погиб, девственность осталась при мне. После смерти ЕТ невинность стала памятником нашей любви, её мавзолеем. Так, во всяком случае, я думала и так говорила Рите. А теперь, после загадочной встречи на крыше, я уже не так уверена в незыблемости своих прошлых позиций. Но точно знаю, что расстанусь с девичеством только с любимым человеком. И этот человек точно не Рита. Хотя она очень хорошая. Относится к моему субтильному телу, как к храму, и стережёт мою девственность, как храмовое сокровище. Глупости всё это. Я по-прежнему люблю Егора, и моя
невинность совсем этому не мешает. А если… Никаких «если». Я смешно морщу нос и, притворно злясь, отвечаю подруге:
        - Ритка! Ну хватит! Сколько можно! Задолбала уже моей виргинностью! Нельзя смотреть на всё через чёрные очки.
        Ритка, которая обожает всякие термины и вообще поумничать, показать начитанность и эрудированность за мой счёт, сразу же цепляется за умное слово:
        - Кит! Твоя виргинность - главная ценность твоего тощего тельца. Мир свалился в каменный век, и скоро я смогу обменять её у жрецов Гусён на боевого слона. А если серьёзно, ты же знаешь - я не самец, и поэтому твои виргинность и фертильность меня не беспокоят вовсе. Другое дело - твоя субтильность. Эх, Кит, до чего же аппетитные формы произрастали раньше на этой ныне скудной девственной ниве. Плачу по ним каждую ночь. Но не субтильность беспокоит меня в тебе сегодня больше всего. Виктимность - вот твоя главная проблема.
        - Чего? Виктимность? Что-то связанное с виной и жертвенностью?
        - Почти угадала. Способность находить приключения на собственную задницу. Комплекс жертвы в твоей душе готовит тебя к будущим неприятностям.
        - Ты про меня сейчас говоришь? Или про мою кузину Милку? Ты нас не перепутала?
        - Нет, Кит, не перепутала! Зачем ты третий вечер таскаешься на крышу? Думаешь, я не знаю, что ты с работы сначала идешь туда, а только потом домой?
        Ну не рассказывать же моей ревнивице про парня с разноцветными, заглядывающими прямо мне в душу глазами. Я и не рассказала.
        - О! Круто! Я под колпаком? Хожу на крышу, чтобы посмотреть на город. Мне нравится вид с твоей крыши. Хотя Бродский знал вид получше. Жара сделала из тебя, Рита, злобную, подозрительную сучку. Но по-прежнему чертовски красивую. Отправляйся в Москву к гусёнам, королева! Тебе, как никому, необходима прививка доброты и счастья!
        - Спасибо, подруга! На зомбирование в Москву? В рабство к насекомым? Нет, Кит! Я, пожалуй, подожду личного приглашения. Надеюсь, кратковременное общемировое помешательство скоро пройдёт. Даю гусеницам ещё максимум неделю. И убери немедленно этот дурацкий клетчатый платок с подушки. Ты что, опять собираешься на нём спать?
        Собираюсь ли я спать? Я собираюсь дождаться, пока заснёт Рита, и снова пробраться на крышу. Учитывая жару и духоту, Ритка заснёт не скоро, и лучший способ усыпить её бдительность - отдаться в её чуткие и умелые руки. У моей подруги волшебные руки. Руки кудесницы с самыми чувствительными пальцами в мире: на них тончайшая бархатная кожа и они знают каждый сантиметр моего тела уже гораздо лучше меня. Они знают, как сделать мне хорошо, очень хорошо и очень-очень-очень хорошо. Ритка приручила меня. Я её ручная подруга. Ну и она, как девушка начитанная, естественно, в ответе за меня. Рита - уникальная, выдающаяся любовница. Здесь мне чертовски повезло. Не буду вдаваться в подробности наших постельных игр, потому что боюсь, как бы мой дневник не стал добычей старых извращенцев или прыщавой школоты. Мало ли, в чьи руки он попадёт.
        Но пару слов о Рите я скажу. В ней невозможным образом уживаются совершенно не сочетаемые качества. Она страстная и терпеливая, когда нужно, властная, когда нужно - податливая. Запретов в постели для Риты не существует, но она никогда не перейдёт тонкую грань между приятным и отвратительным. Её длинные тонкие пальцы пианистки каждый раз играют на моём теле новую мелодию любви, но прелюдия всегда длится ровно столько, сколько нужно. Рита никогда не спешит. Её губы и язык умеют менять свою консистенцию от обволакивающей мягкости до упругой твёрдости и, как метроном, настроены на малейшие колебания моего тела. Она любит меня всю и никогда не делала и не сделает мне больно. А я когда-нибудь обязательно причиню ей боль, и, возможно, очень скоро. Наш разрыв неотвратим. Но это когда-нибудь потом, а пока меня ждёт королевский секс. Секс, о котором мы с Ритой никогда не говорим. Секс, который для Риты означает искусство отдаваться любимому человеку целиком и полностью, забывая про себя, превращаясь в одно большое удовольствие для меня. Сейчас я могу закрыть глаза и, тихо постанывая от наслаждения, как
всегда, представлять, что меня ласкает ЕТ.
        Правда, сегодня моё сознание не раздвоено, а растроено. Я занимаюсь любовью с Ритой, представляю на её месте Егора, а думаю о парне с крыши - могут ли у него быть такие же чувственные и мягкие пальцы и губы. Ругаю себя за предательские мысли. Прошу прощения у Егора и снова ловлю себя на подлых мыслях. Мне стыдно, но я не могу остановить поток мыслей. Я по-прежнему верна ЕТ, но незнакомец с крыши, как вирус, проник в моё сознание. Будет ли он так же терпелив и нежен, как Егор и Рита? Будет ли он вообще? Где ты, мой ласковый и нежный новый таинственный друг? Прости меня, Егор! Спаси меня, Егор! Приснись мне, Егор! Останови меня. Я, кажется, влюбляюсь. Я боюсь. Я каюсь. Рита, Рита, Рита… Рита! Я должна сходить на крышу и покончить с этим наваждением.
        Глава 28
        Сны Кити? Выше звёзд
        Вот уже неделя, как Кити впала в чувственный коматоз, отвечает невпопад, по её лицу гуляют то странная улыбка, то гримаса незаслуженной обиды. Маленькая худенькая Кити, растрёпанный воробышек, которого так и хочется пожалеть, погладить по непослушным волосам, совершенно потеряла покой и сон. И виной этому не страшная непрекращающаяся жара, вконец измотавшая жителей города на Неве. И не безумная инсектофилия, обрушившаяся на землян, готовых сутками любоваться на прожорливых насекомых. Кити влюбляется. Сама себе она такой диагноз ставить боится, но все признаки налицо. Хотя она по-прежнему любит ЕТ, в её душе, вопреки собственной воле, взошло и теперь растёт, ветвится, щекочется, колется, рвётся на свет новое чувство. Только вот человек, разбивший лёд в сердце Кити, бесследно пропал.
        Каждый вечер, а иногда и ночью Кити, как сомнамбула, взбирается на крышу. Ноги сами несут её, глаза полны тоски и надежды, но никого, кроме голубей, кошек и ворон, на крыше нет. Сутки пролетают как минута, и она снова стоит на крыше. И снова никого. Хорошо, что днём её никто не достаёт. Милка наконец-то свалила в Тулу, а Ритка так довольна её неожиданной постельной активностью, что ничего не спрашивает, боится спугнуть свой фарт. Она быстро засыпает блаженным сном после их игр, а Кит идёт на крышу.
        А может, его и не было, этого ночного свистуна? Может, от жары, душевной боли и желания изменить свою жизнь, от подсознательного желания любви родился желанный образ? Такой обаятельный, такой трогательный, такой родной, слишком хороший, чтобы существовать на самом деле. Может, она его просто придумала и проговорила целую ночь сама с собой, сидя на забытом кем-то нашейном платке? Значит, парень с крыши всего лишь сон, наваждение, сублимация желаний, призрак, морок, паранойя? Наверное, это лучший из возможных вариантов: списать своё предательство на сон, непреодолимое желание на наваждение, желание на морок. Измена во сне не является изменой, не правда ли? Этот свистун украл у неё любимую боль. Сердце Кити теперь бьётся с замиранием. Сердце, о котором Кити вспоминала последние три года только из-за замороженной в нём боли. Кити боится. Боится разочаровать окружающих. Боится ошибиться. Боится поверить, что снова может влюбиться. «Как же так? Ведь я люблю ЕТ. Навсегда!»
        Кити всеми силами старается забыть парня с крыши, не думать о нём. Она радуется, когда ей это удаётся в течение часа, и злится, когда понимает, что снова думает о нём. Обманывает себя, придумывает дурацкие оправдания типа: «Я только посмотрю на него, удостоверюсь, что он есть. Что он живой. Что я не придумала его. Что я не сумасшедшая. Ведь он просто создан для меня! Он любит почти всё, что люблю я. Он… У него голос Егора! Ему столько же лет, как Егору тогда». А может, стучит в голове сумасшедшая мысль: он и есть Егор, который вернулся к ней в новом обличии и не признаётся? А может, он сам об этом не знает? Может, в его душу вселилась душа её погибшего возлюбленного и нашла её, пусть в чужом теле. Ведь не могут же просто так совпасть души при первом же знакомстве? Ведь неспроста она услышала столько знакомых обертонов и интонаций в его родном голосе? Глупости и самообман! Самообман, самообман, самообман! Каждый раз, спускаясь с крыши и тихо плача, Кити даёт себе слово, что завтра ни за что на свете не полезет туда снова, но следующей ночью забывает о своём обещании. И о гордости, и о приличиях
тоже забывает. Где это видано, так гоняться за парнем. Может, он просто не хочет её больше видеть, этот мифический парень с разными глазами? Вот и отлично! Самый идеальный и разумный финал. Можно продолжить свою обычную жизнь и не рвать сердце напополам. Сегодня Рита опять задержалась на съёмках. Кити дома одна. Её отчаянно тянет на крышу но она сопротивляется. Сидит на кровати, закрыв лицо руками, и вспоминает ЕТ. Его доброе лицо, обезоруживающую улыбку, теплый родной голос. Голос парня с крыши. Ну вот опять!
        - Хватит мучиться! Ты такая, как ты есть, и другой не будешь. Ты создана для любви, глупая девочка с блестящим металлом в лице.
        Скрипучий, как ржавые дверные петли, отрывистый голос звучит из угла комнаты. Кити смотрит на теремообразную клетку Кармена, открыв от удивления рот. Точно - она забыла накрыть его пледом, и теперь умные чёрные бусинки смотрят прямо на неё. Сомнений нет - ворон заговорил.
        - Да, это я, старая, глупая, сентиментальная птица, забывшая главный закон: никогда не говорить с вами - человечками. Не могу больше любоваться на твои страдания. Поверь мне - бороться с собой бесполезно. Поверь в своё чувство. Отдайся ему. Егора нет уже три года. Он был бы рад, если бы знал, что ты снова счастлива.
        - Не думаю, - выдавливает из сухого горла еще не пришедшая в себя Кити.
        Хотя чему удивляться, она всегда была уверена в разговорных способностях Кармена.
        - А ты и не думай. Слишком много думаешь! Просто поверь, и всё.
        - Эх ты! А ещё мудрая птица! Предлагаешь оправдать предательство верой в собственное чувство?
        - Тебе не нужно оправданий. Ты ни в чём не виновата. Свою вину, свой крест, своё послушание ты придумала сама. Лёд в твоём сердце сломан. Радуйся! Пришло время жить своей жизнью, без Егора!
        - Но Егор навсегда в моём сердце!
        - Это так! Пусть живёт там всегда. Пусть будет мерилом твоих поступков, твоей честности по отношению к себе. Если ты полюбила, Кити, то бороться с собой бесполезно. Можешь продолжать бороться, можешь даже побороть себя. Но в этой борьбе ты окажешься не победительницей, а побеждённой. Поборов себя, своё прекрасное чувство, ты перестанешь быть собой. Самообман - штука недолгая. А раскаяние и сожаление будут преследовать тебя всю жизнь. Может быть, ты никогда и никого больше не полюбишь. Не борись с собой!
        - Ворон-искуситель! Ты просто завидуешь мне и моей любви, старая птица! Нет! Я знаю! Ты старый ревнивец и готов на всё, лишь бы я исчезла из жизни Риты! Ведь так?
        Ворон с досады со скрежетом провёл клювом по прутьям решётки и замолк, обиженно нахохлившись. «Всё, больше он со мной никогда не заговорит», - мысленно констатировала Кити.
        Ругая и кляня себя, Кити снова лезла на крышу. В последний раз, в самый последний раз, стучало в её растрёпанной голове. Из одежды на ней только тоненькая чёрная ночнушка, похожая на платье без плечей, и тапки в виде дурацких розовых собачек. Шансов, что кто-то увидит её в таком виде, ноль. Шансов, что она увидит его, тоже ноль. Пустая формальность. Пустая трата времени. Новоприобретенная дурная привычка. Лучше бы закурила. Дурная голова ногам покоя не даёт. Дур…
        - Йе-е-есть!
        Таинственный обладатель красного рюкзака и божественной улыбки как ни в чём не бывало занимал своё любимое место у парапета и высвистывал «The Passenger» Игги Попа. Он даже не обернулся на крик души запрыгавшей по крыше Кити, только пригласил её рукой на заранее расстеленную рядом с собой газетку.
        - Садись, Катя! Где пропадала?
        - Гад! Это ты где пропадал? Я неделю не сплю! По крыше, как лунатик, бегаю! А он тут сидит, как будто и не уходил! - на бегу прокричала Кити, давясь слезами и задыхаясь от злости и счастья одновременно. - Я даже имени твоего не знаю!
        - Игорь, - одарил её улыбкой симпатяга. - А ты сегодня нарядная. Пижамная вечеринка?
        - Ну ты смотри, он ещё и улыбается! - Кити легонько пнула розовым тапком красный рюкзак, неожиданно оказавшийся очень жёстким. - Да я вообще сейчас тебя прибью! С крыши скину! Ии-и-игорь!
        Теперь Игорь уже не улыбался, он просто захлёбывался смехом. Он смеялся всем своим худым нескладным телом, закидывал голову назад, широко размахивал длинными руками, словно крыльями, и раскачивался взад-вперёд. Казалось, ещё чуть-чуть, и угроза Кити сможет осуществиться без её участия. Он смеялся так заразительно, что Кити, всё-таки присевшая рядом, тоже засмеялась. Сначала робко и сдержанно, а потом неудержимо в полную силу молодых лёгких. В ночной тишине их смех грохотал, как гром, отражаясь от стен двора-колодца, во всяком случае, так казалось Кити. Счастливые слёзы долгожданной встречи мешались на лице Кити со слезами её гомерического хохота. Все чувства, выношенные Кити за неделю: ожидание, сомнение, томление, угрызения совести, недоумение, обида и, наконец, радость - вылились в смеховую импровизацию на крыше. В смех над собой, в смех над судьбой, в смех против всех, в смех, да и только, в смех радости победы, в смех победы радости. Если бы кто-нибудь, живущий на последнем этаже, догадался записать звуки, доносящиеся с крыши, он мог бы неплохо заработать, продавая эту песнь оптимизма, гимн
гедонизма, панегирик раздолбайства, какофонию чувств, руладу пофигизма - смех двух отчаянно влюблённых сердец.
        - У тебя что, крыша поехала? - давясь смехом, с трудом спросила Кити.
        - Крыша поехала! - обрадовано закричал Игорь и засмеялся ещё сильнее, стуча кулаком свободной руки по гулкому железному листу крыши. - Крыша - стой!
        Только сейчас Кити осознала, что другой рукой Игорь нежно, но очень надёжно обнимает её за талию, не давая возможности свалиться вниз в приступе смеха. И снова они смеялись как сумасшедшие, и звёзды на тусклом небе скакали перед глазами. Я счастлива, неожиданно подумала, а скорее поняла Кити, и тут же страшно испугалась, что диковинное чувство исчезнет. Исчезнет вместе с Игорем. Резко стало тихо. Они одновременно перестали смеяться. Игорь очень серьёзно, почти грустно смотрел ей в глаза. Глаза в глаза. Близкоблизко. Его дыхание оказалось свежим, как долгожданный ветерок в жару. Все сомнения и страдания Кити исчезли, как будто канули в пустоту под ногами. Кити прикрыла глаза и потянулась губами навстречу свежести дыхания Игоря в слепой и наивной надежде, но услышала:
        - Прости, что я исчез так надолго. Мне нужно было подумать. Принять важное решение. Очень важное. Решить главный вопрос.
        - Вопрос жизни и смерти? - неудачно пошутила Кити, любуясь его разноцветными глазами.
        - Да, - сказал Игорь, и Кити увидела, как радужки его глаз затянула серая стальная плёнка.
        - И что ты выбрал? - по инерции спросила ничего не понимающая девушка, которой всё происходящее снова показалось давно забытым сном. Границы реальности окончательно стёрлись.
        - Смерть!
        Не Игорь, казалось, само ночное небо вокруг них разразилось ответом: - Смерть предателю!
        Резко потемнело в глазах. Словно на голову накинули тёмную шаль. Сотни огромных ночных бабочек бархатом своих чёрных крыльев закрыли всё небо вокруг Кити и Игоря. А прямо перед их лицами верхом на осёдланных «мёртвых головах» размером с хороших лошадок восседали два крылатых Игги в архаичных кожаных коричневых лётчицких костюмах и шлемах, в развевающихся за спинами плащах, украшенных изображениями белых оскаленных черепов. Именно так - два Игги, потому что в первый момент Кити показалось, что у неё двоится в глазах. В свободных от поводьев руках Игги держали короткие обоюдоострые мечи. Чёрные, похожие на стрекозьи крылья за спинами близнецов трепетали параллельно крыше.

«Какое короткое счастье, - успела подумать Кити, - какая красивая смерть. Какой удивительный и страшный сон».
        - Госпожа, я принц Нишурт! А рядом мой брат - принц Рогэ! Вы спасены, - прокричал левый Игги. - Мы займёмся негодяем! Руки прочь от Королевы Королев, проклятый полукровка, сын никому не нужной куклы.
        - Сколько пафоса, а даже белого стиха не получилось. Плохо вас Кот учил. Впрочем, какой Кот, такой и приход. - Игорь встал на крыше в полный рост, подняв на ноги Кити, талию которой ни на секунду не выпускал из крепкой руки. - У бабочки детей замашки королей, жаль, на манеры ставки Кот не сделал. Что ж, с удовольствием восполню дыры в вашем воспитанье и преподам урок хороших вам манер. Кто дал вам право здесь сидеть в присутствии великой Королевы? Зачем вам бабочки? Своих вам крыльев мало?
        - Создателя убить задумал куклы сын и мир родной тем самым уничтожить, спасая тех, кто не достоин даже пищей гусеницы стать, - вступил в разборку правый Игги. - Реальный мир давно пора стереть, как крошки со стола, и новый строить вместе. Что ж, смерть предателю! Создателю - свобода!
        Дальше всё завертелось с такой скоростью, что отслеживать ход событий стало совершенно невозможно, и Кити полностью погрузилась в мир ощущений, потерявшись между сном и явью. Почему-то ей совершенно не было страшно, хотя она поняла, что близнецы на бабочках обвиняли Игоря в том, что тот хочет её убить. Может быть, страх не пришёл, потому что уверенная горячая рука Игоря, прижавшая её к его крепкому боку, внушала доверие больше, чем слова крылатых принцев. Слишком уж нелепыми и мультипликационными выглядели и сами принцы, и их слова. Немного страшно стало, когда прямо перед лицом с неимоверным шумом, до боли в ушах, захлопали тысячи чёрных крыльев и завертелись острые клинки. Кити закрыла глаза и подумала, что если она во сне, то самое время проснуться.
        - Ничего не бойся, ничему не удивляйся, верь мне, - то ли прошептал, то ли прокричал ей на ухо Игорь. Потом он крепко обнял её, и они легко взмыли в воздух. Сначала Кити решила, что бабочки своими крыльями создали воздушную струю, которая своей силой подняла их с крыши. Потом она открыла глаза и увидела крылья Игоря. О, они выглядели так прекрасно - могучие белые крылья, замаскированные до поры красным рюкзаком. Самые красивые части человеческого тела, которых у него никогда не было и не будет, крылья мечты - могучие, огромные, похожие на орлиные, но покрытые не перьями, а какими-то мягкими, эластичными кожными ворсинками. Резко, словно пропеллер-убийца, прокрутившись несколько раз в воздухе, крылатый юноша создал вокруг себя мёртвую зону, разбросав нападавших принцев и их свиту в разные стороны. Потом, сделав пару сложных кульбитов и ложных петель, от которых у Кити перехватило дыхание и замерло бешено колотящееся сердце, Игорь разогнал крыльями плотную стену бабочек вокруг себя и заложил в образовавшийся свободный проход в небо немыслимый по скорости и красоте вираж. Вихрь мёртвых бабочек,
поражённых крыльями-убийцами, закружился под беглецами, погребая всё под собой и не давая подняться вверх крылатым принцам.
        Легко оставив далеко внизу беснующихся принцев, широкими взмахами он стал поднимать Кити всё выше и выше в седое питерское небо. Туда, куда не долетает уже никакая, даже волшебная, бабочка. Происходящее давно уже потеряло всякую связь с реальностью. Восторг полёта, переполнивший душу Кити, затмил все её прежние переживания. Все противоречия, мучившие её душу последние дни, оказались надуманными. «Это сон! Чудесный сон! Конечно же, теперь я на сто процентов уверена, что Игорь - образ Егора из моих снов. Я сплю. Я сплю с Егором. Мои счастливые сны вернулись».
        Она летела, и её душа летела рядом и пела песню абсолютной свободы. Страх ушёл. Боль и сомнения остались внизу. Её руки обвивали тонкую жилистую шею Игоря, а ноги обвились вокруг его стройной талии. Правой рукой Игорь крепко прижимал Кити к себе, обхватив её спину в районе лопаток, как раз там, где заживали проколы от крюков. Левой рукой надёжно и в то же время нежно подхватил попу Кити, которая почти целиком поместилась в его широкую ладонь. Тонкая непрочная ночнушка задралась, зацепившись за острую «кристину» в лобке. Кити смотрела Игорю в глаза. В бездну его глаз. Теряя контроль над собой, она чувствовала, как над левой пульсирующей ладонью Игоря в ней закипает жидкий огонь желания. «Мой Егор вернулся», - схватилось ускользающее сознание Кити за скользкую спасительную ниточку неправдоподобной, но такой желанной мысли.
        Их губы слились в бесконечно жадном обжигающем поцелуе. Они пили друг друга с отчаянной страстностью и не могли утолить свою жажду Их тела парили в восходящей струе тёплого воздуха, танцуя вечный танец любви вместе с Землёй и Луной, с каждым ритмичным взмахом крыльев двигаясь всё выше навстречу небесному холоду Маленькие руки Кити освободили от одежды и неистово ласкали вздымающуюся плоть крылатого юноши, а глаза продолжали пожирать его светящиеся счастьем глаза. Глаза Егора!
        Кити поняла, что Игорь вошёл в неё по горячей волне удовольствия, пронзившей её выгнувшееся дугой тело. «И совсем не больно, - подумала она, - вот и всё, прощай, маленькая Катя, привет, взрослая Кит. Спасибо, Егор». Рубиновые капли зёрнышками граната полетели на землю с вестью о рождении новой женщины. Кити, чувствовала, как горячая струйка крови бежит по бедру, но не видела, как её кровь мешается с кровью Игоря, бегущей из раны на его боку. Один из принцев всё-таки успел его ранить в отчаянном броске. Игорь, горящий от страсти и желания, тоже не видел и не чувствовал своей раны. Он ничего не видел, кроме горящих ярче звёзд глаз Кити. Смерти нет, пока они сжимают друг друга в объятиях. Теперь обе руки Игоря опустились вниз и сжали её узкие бёдра, помогая Кити удержаться в бешеном ритме любовного вальса. Кити полностью отдалась растущей волне удовольствия внутри себя, пытаясь одновременно удержаться на ней и не выпускать её из себя. Прерывистое дыхание вырывалось из ртов небесных любовников облачками белого пара. Глаза Игоря вдруг стали больше неба и рассыпались салютом разноцветных звёзд. Волна в
Кити доросла до размера девятого вала и выплеснулась, накрыв её с головой, в утробе взорвалась глубинная бомба удовольствия, и девушка закричала так, что разбудила-растрясла тучи над родным городом. Но услышала она только победный гортанный крик Игоря. Запредельный громоподобный крик, на который небо отозвалось ослепительной толстенной жёлтой ветвистой молнией, чуть не опалившей крылья Игоря. За молнией последовал раскат настоящего небесного грома, словно эхо любовного рыка крылатого любовника.
        Воздух мгновенно стал совсем холодным. От небесных тел счастливых влюблённых, кружащихся в нежных объятиях, повалил густой белёсый пар, закручиваясь и сплетаясь в кружева дымчатого тумана. И разверзлись хляби небесные. И на изнывающий от жары северный город хлынул африканский неистовый ливень. Как неистощимый страстный любовник, стремился он утопить в своей любви разгорячённую землю, залить её ласками упругих струй, умыть, утолить её жажду и дать долгожданный покой. «Счастье есть! - поняла насквозь промокшая счастливая Кити в объятиях любовника, парящего в стене дождя над бездной. - Счастье любить и быть любимой. Счастье дарить свою любовь любимому человеку. Вот так, и только так». Кити с силой закрыла глаза, чтобы навсегда сфотографировать в памяти счастливый миг. А открыть глаза уже не смогла. Ей показалось, что она задыхается под ледяным водопадом в утреннем враждебном небе. Потом она поняла, что выскользнула из объятий Егора-Игоря и со страшной скоростью несётся вниз. Но испугаться Кити не успела, потому что всё исчезло.

* * *
        - Ты ходила во сне?
        - Нет, я летала во сне.
        - Значит, ты ещё растёшь?
        - Нет, значит, я уже выросла.
        Глава 29

«Эйфория». Разговор по душе
        - Она проснётся? Она поправится? Это не инсульт? Насколько её состояние опасно?
        - Маргарита! Всё под контролем. Она вне опасности. Вы с её отцом всё правильно сделали. Сработали быстро и оперативно. Здесь с ней всё будет в порядке. У нас в
«Эйфории» сейчас работают лучшие специалисты в городе. Катя просто очень крепко спит. Лёгкая кома, или глубокий сон. Искусственно будить её пока мне не хотелось бы. Могут быть осложнения. Нужно запастись терпением. Если хотите, можете дежурить и днём и ночью. Катин отец разрешил Вам посещать её. Если нужно, разрешим ещё кому-нибудь. Всё будет хорошо. Ни одна из жизненно важных систем не нарушена. Ну а что там с психикой, пока рано что-либо констатировать. Так ведь там и раньше не всё ладно было.
        - Умеете вы утешить, Юрий Олегович. Кити не сумасшедшая!
        - Конечно нет. Она не сумасшедшая, она - душевнобольная, к тому же сомнамбула. Ходит во сне по ночам голая по крышам, пишет книги под мужским псевдонимом и искренне ненавидит придуманного писателя. Но, учитывая, сколько Катя пережила за свою короткую жизнь, я нисколько не удивлён.
        - Юрий Олегович! Вы же обещали!
        - Я обещал молчать как рыба про историю с книгой. И молчу. Это часть моей работы. Врачебная этика. Просто напоминаю тебе, как ты была тогда напугана и сбита с толку после похода в издательство и попытки выяснения с ними отношений. Когда ты узнала, что текст «ЭмоБоя» им предоставила твоя подруга Катя, ты прибежала ко мне, и правильно сделала. Наша стратегия сработала. Ты ничего не сказала подруге, поддакивала ей во всём, и вы счастливо прожили почти три года. Теперь Катя в лёгкой коме лежит в моей клинике, а ты сидишь напротив меня, и у тебя, как всегда, масса вопросов. Задавай, не стесняйся. Только сначала вдохни глубоко, продышись и расскажи мне ещё раз спокойно, как всё случилось.
        Рита послушно набрала воздуха в лёгкие, задержала дыхание, шумно выдохнула и повторила процедуру несколько раз. Успокоиться не удавалось, истерика продолжала колотиться в её сердце, а пережитый с утра ужас продолжал накатывать нервными волнами. «Господи, пусть она очнётся здоровой! Пусть с ней всё будет хорошо. Если Ты спасёшь её, я готова отпустить её!» - каруселью крутилось у неё в голове, путая мысли и сбивая с толку.
        - Она в последние дни стала совсем не своя. Что-то скрывала от меня. Всё время тайно таскалась на эту чёртову крышу. Искала там кого-то или ждала, не знаю. Мне не говорила. Сегодня утром я пришла с работы, а её нет. Я рванула на крышу, и тут пошёл ливень. Такой сильный ливень, что я думала, что меня сейчас смоет с крыши. Стало темно, ничего вокруг на расстоянии метра не было видно. Я сидела на корточках у трубы, насквозь мокрая, и боялась увидеть Кити, когда кончится ледяной дождь и я открою глаза. И боялась не увидеть её. В общем, боялась. Ливень кончился так же внезапно, как начался, и сразу стало светло. Голая, беззащитная Кити лежала в двух шагах от меня на чистейшей, вымытой ливнем крыше. Она свернулась калачиком на левом боку, как всегда во сне. Я потрясла её за плечо, она никак не отреагировала, только голова безвольно откинулась назад, гулко ударившись о железо крыши. Я запаниковала. Дежавю. Три года назад у меня в квартире Кити уже впадала в подобное состояние. Дыхание у Кити еле угадывалось, сердце билось с явной задержкой. Вызывать «скорую» не стала, они тут же вызвали бы ментов, да и
доверия у меня к ним нет. Нести Кити домой на руках побоялась, крыша стала очень скользкой после дождя. Я позвонила Вам, а потом отцу Кити. Дальше Вы знаете. Но зачем я только Вас слушала? Зачем потакала ей, почему не помешала?
        - Потому что тогда всё могло бы кончиться гораздо хуже. Нельзя будить сомнамбул, нельзя параноикам пенять на их ненормальность. Ты всё сделала правильно и сберегла Кити и свой уютный мир.
        - Не сберегла. Когда я рылась в её вещах в поисках одежды для больницы, нашла дневник, который она вела тайно от меня. Теперь мне многое стало ясно.
        - Что, например?
        - Что она тяготится мной, и мы не можем больше быть вместе. Но это сейчас не важно. Главное, чтобы она очнулась. И чтобы была здоровая. Вы же не подведёте меня, Юрий Олегович?
        - Отец Кати сказал, что она с детства была гиперчувствительной, много фантазировала. Можно сказать, жила в собственном мире. Часто придумывала себе друзей. Несколько раз они с женой видели, как она ходит во сне с закрытыми глазами. Но после смерти жены он ничего подобного не видел. Он считает, что ты, Маргарита, очень плохо влияешь на его дочь. Считает, что Катя не живёт своей жизнью. Так что если ты действительно решила с ней расстаться, он будет рад.
        - Может быть, он и прав. Только не ему решать, как кому жить.
        - Он оплатил её лечение в «Эйфории» и разрешил тебе быть здесь с ней.
        - Какое великодушие! Попробовал бы он запретить мне! Чёрт с ним, главное, чтобы Кити проснулась здоровой! Я не перенесу, если…
        - Если что? Ты считаешь, что она была здорова до комы? Была нормальной? Со своим невменяемым Эмомиром, тихой извращённой жизнью с тобой и ночными хождениями по крыше? Со всеми своими железяками в теле?
        - Да, я считаю, что Кити нормальная. У каждого своё понятие нормы, Юрий Олегович. Просто она фантазёрка и очень верит в свои фантазии.
        - В свои бредни!
        - Пусть бредни. Если миллиарды людей на Земле верят в непорочное зачатие, жизнь после смерти, скачущую в небесах лошадь, райские кущи и адские сковородки, почему бы Кити не верить в свой мир? Она не хочет верить в вашу тухлую реальность с умирающими от рака матерями и гибнущими от голода детьми. В ваш жалкий мир с его лживыми законами, перевранными догмами, животными инстинктами, ложью и скукой. И я её понимаю. Может, она одна нормальная, а мы все просто не видим тонких миров, которые видит она, и списываем её способности на болезнь.
        - Эх, Маргарита! Нормальных людей нет, есть только необследованные. Но сколько страсти огневой в твоей защитной речи! Я вижу, ты начинаешь набирать форму. Стоило мне всего лишь дать позащищать тебе любимую подругу, и такой прогресс! Видишь, как работает современная психиатрия? А ведь ты в нас не веришь.
        - Верю, куда мне деваться. На вас теперь вся надежда. Ваше дело на ноги Кити поставить, а лечить её, надеюсь, вы не будете. Меня вы уже лечили от любви к Кити. Помню. Вылечили?
        - Колючая ты девушка, Маргарита. Я не лечил тебя от любви. От этой смертельной страшной болезни лекарство ещё не найдено. Просто мы понадеялись, что твоя перверсия не врождённая, а приобретённая - протестная, вызванная гормонами, юношеским максимализмом и пропагандой подлой аморальной поп-культуры. Прости, мы ошиблись. Но и навредить тебе не смогли. Просто пытались спасти. Очевидно, неудачно. Прости.
        - Не вопрос. Главное, спасите мою Кити.
        - Не беспокойся. Спасём. А что за свежие зажившие ранки на спине у твоей подруги. Вы что, практикуете садо-мазо?
        - Нет-нет! Следы от подвеса. Мне эта тема категорически противна. Не понимаю, зачем люди вечно стремятся сделать себе больно!
        - Да ладно, Маргарита. Не верю. Ты просто удивляешь меня. - Лоснящееся подкожным салом лицо врача просияло довольной улыбкой.
        И он тут же с радостью воспользовался возможностью прочитать лекцию своей бывшей пациентке:
        - В каждом затрапезном европейском городишке есть музей пыток, являющийся предметом гордости горожан. Люди на протяжении всей своей истории обожали мучить себе подобных и вовсе не собираются менять свои привычки. Нет войны, революции и инквизиции - можно мучить своих ближних ревностью и избыточной любовью. Больше всего достаётся самым любимым, а так как себя любят почти все, то и в удовольствии помучить себя обычно не отказывают. Монастыри, посты и целибат отдыхают перед постоянными диетами и изнурительными занятиями спортом. Я уж не говорю про муки совести! Вот уж где нет предела самомучению. Но остановлюсь на внешней стороне, видной всем. Особо креативные товарищи с деньгами осваивают на своём теле прелести пластической хирургии, а прогрессивная в кавычках молодёжь - альтернативные виды спорта, бодимодификацию и подвешивание.
        - Браво, доктор! Сколько слов, а я так и не поняла, зачем люди стремятся делать себе больно в мире, где боли предостаточно. А нет ли у Вас предположений, что могло случиться с Кити на крыше? Что могло повергнуть её в такое состояние?
        - Нет. Предположений нет. Есть мысли. У древних славян существовало таинство, обряд посвящения ребёнка во взрослую жизнь. Практически этот постановочный переход из детства проходил через символическую смерть. Девочка притворялась мёртвой, а потом рождалась-просыпалась сразу взрослой. Мне кажется, что всё очень похоже. И гроза, и голая, мокрая спящая девушка. Может быть, там на крыше родилась новая взрослая Катя Китова?
        - Да Вы поэт, Юрий Олегович! И фантазёр покруче Кити. Не ожидала. Пойду лучше посижу с Кити. Подожду, пока она проснётся. Только у меня есть последний, очень личный вопрос.
        - Формально твоя подруга всё ещё девственница. Насилию на крыше не подвергалась. Если ты об этом хотела спросить.
        - Спасибо, доктор.
        Глава 30
        ДневниКити. Оптимистика
        У меня такое чувство, как будто я проспала целых три года и только сейчас наконец проснулась. Как хорошо, что я последнее время вела дневник, теперь так забавно будет посмотреть на себя прежнюю со стороны. К тому же у меня частично потеряна память, и чтобы она окончательно восстановилась, мне полезно общаться с друзьями, рассматривать старые фотографии и читать свои записи. Теперь обо всём по порядку. Ритка нашла меня рано утром три дня назад на крыше голую, мокрую, с блаженной улыбкой на лице и в полном отрубе. Зрелище не для слабонервных. Ну так Ритка и не слабонервная. Бедная моя Рита! Она уже второй раз в жизни видит меня в коме и сразу отправляет в дежурную больницу с неожиданно симпатичным неврологическим отделением. Ещё Рита дважды молодец, что позвонила моему отцу. В больнице страшные опасения не подтвердились. Врачи зафиксировали лёгкую кому. Папа оплатил мне палату-люкс, где я и пришла в себя ровно через сутки в семь утра. Радостно открыла глаза и сладко потянулась, улыбаясь сияющему в окне солнцу. В вене левой руки торчала игла, от которой тянулась трубочка к капельнице, а у подушки
сидел обалдевший от счастья отец.
        - Па, привет! Вот так сюрприз! А что случилось? Где я?
        Отец, которого я не видела таким заплаканным с похорон мамы, бросился обнимать меня. А через минуту к нему присоединилась Рита, пришедшая сменить отца на круглосуточном дежурстве. Стараясь травмировать меня как можно меньше, папа и Рита выдали мне скупую информацию о хронике последних двадцати четырёх часов, а потом со всей возможной деликатностью попытались узнать у меня, что я помню из событий той ночи, приведшей меня на больничную койку. Но я правда ничего не помнила. Ничего, кроме волшебного сна, где я летала и занималась любовью с крылатым юношей. Да, и ещё черные страшные бабочки. Их я тоже помнила. Но видела ли я их на крыше до того, как впала в кому, или после, то есть во сне, - вот вопрос на засыпку. Папа и Рита, поражённые моим пофигизмом по поводу произошедшего со мной, оптимистическим настроем и невиданным прежде бодряком, больше ничего уточнять не стали. Они настолько вымотались из-за меня за последние сутки, что я немедленно отправила отца домой к Малышу и Светке. Он глубоко вздохнул, потом молча крепко-крепко обнял меня, погрозил пальцем и ушёл, пряча снова непрошено вернувшиеся
слёзы. Как же я всё-таки его люблю! А с Риткой я ещё немного поговорила. Видела, что ей очень нужно моё внимание. И не ошиблась.
        - Милая моя, дорогая моя королева Ритка, ты опять меня спасла, - сказала я и поцеловала подругу в пухлые мягкие губы, - что бы я без тебя делала?
        Большущие голубые глаза-лужицы моей готки сузились и наполнились слезами.
        - Что бы ты без меня делала, Кит? Лазала по крышам, трахалась с татуировщиками и жила бы счастливо с любимым человеком, судя по всему, - сказала Рита, хлюпая носом.
        Потом она залезла в свою сумочку и достала оттуда мой дневник.
        - Ты что, рылась в моих вещах? Ни фига себе поворот! Как-то не по-королевски, Рит!
        - Мы не знали, что с тобой, и насколько всё серьёзно. Ты всех нас очень напугала, Кити! Нужна была хоть какая-то зацепка, чтобы понять, что с тобой случилось! Прости!
        - Да что со мной случилось? Ничего не случилось! Залезла на крышу подышать, а там уродские бабочки, испугалась, стала от них отмахиваться, порвала ночнушку, уронила её с крыши, упала и отключилась. Может, от жары, страха и фрустрации, а может, просто оступилась и головою стукнулась.
        - Опять гигантские бабочки? Прости, но у тебя просто ещё остаточные явления от комы. Ты фантазируешь и пытаешься меня заставить поверить в свои выдумки. Реабилитировать тебя нужно, фантазёрку. Долго и упорно! Я так тебя любила, Кит! Так любила!
        - О, а это уже серьёзное заявление! Значит, любила? Именно так, в прошедшем времени?
        - Прости, но мы не можем больше жить вместе.
        Слёзы покатились по её породистому лицу.
        - Значит, ты прочитала мой дневник и сделала вывод, что нам нужно расстаться? Так?
        Тяжело смотреть на Ритку, страшно произносить и слышать такие слова. Разговор у нас получался, прямо скажем, не очень своевременный для человека, только что вышедшего из комы. Но я видела, что Риту просто распирает от чувств, принимала свою вину перед ней и не могла не дать ей выговориться. Тем более что разговор назревал давно.
        - Мне очень больно, Кит! И я знаю, что будет ещё больнее. Но так жить неправильно. Ты заслужила право на счастье. И я, может, тоже когда-нибудь смогу тебя забыть. Только не говори мне ничего. Пожалуйста. Всё, что было между нами, априори прекрасно. Но главное слово здесь - «было». А теперь я это «было» поставлю на полку, чтобы любоваться им всю оставшуюся жизнь. Мне очень хорошо с тобой, и я тебе за всё благодарна. Но быть тебе обузой не хочу.
        Мне тоже стало очень больно. И слёзы навернулись на глаза. И горло перехватило. Одно дело - собираться сказать о расставании близкому человеку, а другое дело - сказать. Надеюсь, что Рита найдёт человека, который будет любить её по-настоящему. Хотя в любви почти всегда один человек любит сильнее, а полная гармония бывает очень редко. Пусть Рите повезёт!
        - Как ты думаешь, Рита, мы сможем остаться друзьями? Мне очень не хотелось бы тебя потерять. - Каждое слово выходит из меня с трудом и болью, как камень из почки.
        - Остаться друзьями? Как с Дэном? - Рита не упускает возможности съязвить и обозначить свою обиду по поводу Дэна. Вот и веди личный дневник. - Не знаю, Кит. Всё очень сложно. Мне будет очень трудно общаться с тобой в ближайшее время. Но я тоже не хочу терять тебя. Конечно, попробуем дружить. Я пойду, пожалуй. Очень тяжело. Приду вечером или завтра. Принесу твоих любимых леденцов с лакрицей.
        Рита положила мне на койку дневник. Потом порылась в сумке, достала оттуда клетчатый платок и положила рядом.
        - Твой свистун, похоже, всё-таки вернулся и снова усвистал. Желаю тебе с ним большого человеческого счастья.
        - Рита! Никакого свистуна нет. Воображаемый друг - вот кто он, понимаешь?
        Я говорила на полном серьёзе, свято веря в свои слова. А Рита продолжала ёрничать. Что ж, если ей так проще пережить потерю, пусть ёрничает.
        - Угу. Понимаю. Ещё один воображаемый друг ждёт тебя в коридоре. Его в палату не пускали, больно уж страшен на вид. Поправляйся, Кит. Я безумно рада, что ты пришла в себя.
        Рита демонстративно официально чмокнула меня в щёку, надела чёрные очки, шляпу с широкими полями и гордым лебедем выплыла из палаты.
        - До свидания, Рита! Я тоже благодарна тебе - за всё, за всё. И буду терпеливо ждать, когда ты сможешь снова со мной общаться. А твоих чудесных рук мне будет очень не хватать. Всегда, - проговорила я уже закрытой двери в пустой, залитой солнцем палате.
        Я тоже, кстати, безумно рада, что пришла в себя. Мне кажется, что я не была в себе чертовски долго - со смерти ЕТ, пожалуй. Вернее, от комы до комы. А ещё я чертовски рада, что ко мне пришёл Дэн. Он действительно терпеливо сидел сутки в коридоре, ничего не ел, только курил свои пахучие сигариллы одну за одной в больничном туалете. Не думала, что он мне стал настолько родным. И его двухдневная щетина, и шепелявый голос, и рваные на коленях штаны-милитари - всё вызывало у меня умиление в душе. Хочется верить, что мой позитив не от капельницы и больше никогда не покинет меня.
        Дэн рассказывал мне, что Мурзила и Тарас звонят ему каждый час спросить, как я, рассказывал, как скучно им без меня в салоне, смешил меня историями про идиотов-клиентов, а я думала, что на Риткиной крыше потеряла что-то поважнее своей частичной памяти, потеряла и радуюсь, потому что избавилась от тяжелейшего груза, измявшего всё моё сердце. Груз уменьшился, передвинулся и занял своё достойное место в моей душе. Груз по имени ЕТ. Мой любимый груз навсегда остался во мне, но больше не мешал мне дышать полной грудью. А Дэн всё продолжал троллить и грузить меня всякой забавной чепухой, и я бы слушала его весь день. Но пришли врачи и выгнали его.
        Врачей мой оптимизм очень обрадовал. Пообещали выписать меня как можно скорее, а мой лечащий - смешной лысый дядечка - ещё и комплиментов наговорил. Спросил, где можно сделать такие красивые татуировки. Стебался, наверное. Второй, какое-то светило, с седыми усами, неодобрительно отнёсся к словам коллеги и решил провести со мной воспитательную беседу про образ жизни. Спрашивал меня про наркотики и затянувшиеся раны на спине. Пришлось прочитать ему мини-лекцию про стрейт-эйдж, пообещать вытащить часть серёжек из опасных мест и больше к ним в больницу не попадать.
        Так что я в полном порядке. Спросила у медсестры, менявшей мне капельницу, как там наши гусёны. Тётка посмотрела на меня подозрительно, потом перекрестилась и сказала, что все великанские гусеницы сдохли прошлой ночью. И слава тебе господи! Во всём мире идут работы по уборке площадей от их разлагающихся уродских тел. Это ж сколько уборки! Те, кто видел их живыми своими глазами, ходят в состоянии абстиненции, а по-простому, мучаются жутким похмельем. Все вокруг удивляются, как могли полюбить таких страшных огромных обжор. Правители и учёные пока отмалчиваются - видимо, решают, какое мировое зло лучше обвинить в их смерти. В некоторых странах хотели объявить траур, но, слава богу, очнулись. Народ с улиц исчез, жизнь в мегаполисах восстановилась. А ведь сколько народу перемёрло из-за того, что «скорой помощи» было никуда не проехать! Пожары-то хоть как-то с вертолётов тушили. В общем, полетят ещё головы. Ой полетят!
        Вот такая мне попалась причитающая медсестра. А мне жалко гусён. Они прикольно выделывались на площадях. Но гораздо больше мне жалко Ритку. Она помогла пережить мне три года анабиоза, и я ей пожизненно благодарна. Но теперь всё будет по-другому. Всё будет хорошо. Такая вот оптимистика со мной приключилась. Во мне снова бьётся живое сердце, в котором навсегда есть место памяти ЕТ и которое свободно и готово для новой любви. Почти готово. Раковина, которой обросло моё сердце, только начинает приоткрываться. Но она обязательно откроется. Ведь ЕТ всегда желал мне счастья, и я буду счастлива ради него. Мне кажется, что теперь я окончательно пришла в себя. Уверена, что теперь я сама хозяйка своего мира. Может быть, я просто стала взрослой?
        И ещё одно - ужасно стало раздражать и резать слух имя Кити. Словно чужое. Сколько можно быть Кити? Я уже выросла из Кити, как из эмокидского прикида пятилетней давности. Я Катя Китова! Отныне и навсегда. А Кити осталась там, на крыше, с пропавшими розовыми тапками, ночнушкой и дохлыми бабочками. Завтра же запрещу всем называть меня так. Кити умерла на крыше. Кити больше нет.
        Глава 31
        Хроники Эмокора. Хвала Создателю!
        - Егор! Игорь! Егор! Где ты? А это что ещё за..?
        Кити рефлекторно сдула с глаз непонятно откуда взявшуюся чёлку открыла и сразу закрыла глаза, не желая им верить.
        - Добро пожаловать в Эмомир, Великая Госпожа Кити! - пропел нестройный хор мультипликационных голосов.
        Кити, поморщившись, открыла левый глаз, потом правый. Нелепейшая, яркая, как реклама жевательных конфет, картинка никуда не исчезла. Яркое розовое солнце на пурпурном небе слепило девичьи глаза, минуту назад не видевшие ничего, кроме сияющих слепящим счастьем глаз Игоря. Может, у неё галлюцинации от асфиксии, от нехватки кислорода и она всё ещё летит в сером питерском воздухе? Или всё-таки Игорь - её сон и сейчас она продолжает спать, привалившись спиной к постаменту какого-то памятника? То есть, конечно же, спит Кити в кровати с Ритой, а снится ей, что она проснулась, сидя спиной к постаменту. В общем, чёрт ногу сломит в том, что происходит на самом деле. Стоящие перед ней существа с непропорционально большими головами и чёрно-розовыми чёлками продолжили петь на разные лады своё кривоватое приветствие.
        - Где я, чёрт вас всех побери! И прекратите свои дебильные песнопения!
        Дюжина маленьких, злобно лающих чёрных собачек разбежалась по площади от ног Кити, но она, конечно же, не поняла, что они материализовались благодаря концентрации её эмоций. «Что-то я слишком резка с умственно отсталыми карликами, ряженными в эмарей. Нужно сбавить обороты», - подумала Кити.
        - Вы в Эмомире, Ваше Величество! А мы ваши верные подданные.

«В Эмомире? Ваше Величество? Сплю, однозначно сплю и вижу не лучший сон, - подумала Кити. Но не удержалась от простейшей проверки, протянула руку к ноге, чтобы ущипнуть себя. - Больно, блин! Нет, только не в Эмомир! Нет-нет-нет!»
        Пришло время разглядеть всё как следует. А начать следовало с себя. Кити в ужасе смотрела на свои ноги в розово-чёрных ажурных чулках и пугающего вида глэм-рокерских сапогах на десятисантиметровой подошве. На руках сетчатые чёрные перчатки до локтей и без пальцев. На торчащих из перчаток пальцах массивные кольца из белого золота с изображением черепов, вместо глаз - сияющие на солнце розовые бриллианты. На теле неимоверное платье из розового атласа - всё в складочку, в рюшечках и кружавчиках, но при этом расшитое грубыми панковскими брючными молниями. Она тут же вспомнила, где видела весь этот китч. Семь лет назад, в японском журнале «Готическая Лолита». Одноклассница притащила его в школу, чтобы все посмотрели на безумных японок, а Кити, наглядевшись на наряды, страшно обзавидовалась, чересчур впечатлилась и решила, что Королева в её Эмомире будет выглядеть точно так же. Что немедленно отразилось рисунком в её жёлтой тетрадке с
«Мультами» на обложке. В её Эмомире! Из треш-принцессы в журнале она превратилась в эмо-королеву в забытом царстве. Из сна-мечты прямиком попала в сон-недоразумение.
        Память работала как часы. Не нужно зеркала, чтобы понять, что волосы у неё сейчас прямые спереди и всклокоченные сзади и они опять покрашены в радикальный чёрный цвет, а рваная чёлка - в розовый. Вокруг глаз наверняка интенсивный чёрный макияж. Двадцатилетние мозги не хотели уживаться с имиджем тринадцатилетней бунтарки и настойчиво кипели. Кошмар наяву продолжался. Кити попала во временной капкан, в шкуру своей мечты образца 2004 года. Вот если бы она, тринадцатилетняя, тогда перенеслась в придуманный собой мир, однозначно скакала бы до неба от радости. А сейчас, дождавшись, пока от неё по очереди разбегутся цыплята удивления, потом расползутся черви сомнения, разлетятся стрижи отчаяния и, наконец, расползутся ужи унижения, королева Кити, пошатываясь как пьяная, с трудом встала и, опять же с трудом передвигая тонкие ноги в тяжеленных сапогах, подошла к компании встречающих её уродливых подданных. А что делать? Последние сомнения отпали. Она в проклятом Эмомире. Осталось узнать, как выбраться отсюда обратно.
        Они почти не отличались друг от друга, её новые друзья, одинаковые, будто однояйцевые близнецы, будто клоны. Большеголовые куклы ростом с первоклассника, одетые по эмо-моде семилетней давности. Все в скини-джинсах, все в слипах, все с чёлками на пол-лица. Правда, у девочек на головах хвостики с заколками в виде сердечек или черепов. В губах - пирсинг, в глазах - почтение. Рядом с их ногами переминаются с ноги на ногу живые, все в заплатках мишки Тедди. И даже один Губка Боб. Какая прелесть, умилилась Кити.
        - Что-то маловато вас, эмо-куклы.
        - Все, что есть, - вздохнул эмарь в футболке «I hate myself», - остальные погибли в битве с бабочками при Роддоме, Госпожа. И мы теперь не эмо-куклы, мы - эгоровцы.

«Вот и я тоже, похоже, погибла при сходных обстоятельствах, только в небе и от любви», - подумала Кити.
        - Значит, так. Во-первых, хватит с меня вашего мерзкого верноподданничества. Не очень вяжется с вашим э-э-э… регрессивным имиджем. Меня зовут Кити. Понятно?
        - Да, Госпожа Королева, понятно, - хором сказали эгоровцы.
        - Угу. Отлично, - сказала Кити, отметив, что всё-таки они дебилы. - Теперь скажите мне, почему я здесь. Я что, умерла?
        - Госпожа, мы не знаем! - опять хором проскандировали куклы. - Но мы счастливы видеть Вас здесь, в прекрасном Эмокоре!
        - Отлично! Спасибо. Вы мне очень помогли. - Взгляд Кити упёрся в памятник, рядом с которым она очнулась. Вот чёрт! Это же Игорь! Только чёлка закрывает глаз и дыра в груди, на месте сердца, а сердце в вытянутой вперёд правой руке. - А кому поставлен памятник, знаете?
        - Эгору-Эмобою! Эмобой - наш герой!
        - Знаю - читала, - поморщилась Кити и с грустью подумала: «Ещё и писала когда-то».
        А может? Может? Забрезжила слабая надежда.
        - А где Игорь?
        - Мы не знаем, кто это, Госпожа. Простите!
        Надежда рухнула. Глупая надежда. Всё-таки маловато у меня подданных, рассеянно подумала Кити и с досады махнула рукой. Площадь наполнилась словно с неба посыпавшимися эмо-куклами и их домашними тварями. Шум, гам, сияющие счастьем лица, объятия, поцелуи - толпа радостно бурлила вокруг ничего не понимающей королевы поневоле.
        - Создатель вернул нам жизни! Создатель вернулся и оживил нас! Да здравствует королева Кити! Встречай королеву! Качай королеву!
        Угроза немедленно перешла в действие, и маленькие, но крепкие кукольные ручки сначала бережно понесли куда-то сбитую с ног и толку Кити, а потом она долго летала над площадью под возбужденное «Ура», окончательно потеряв чувства времени, места и пространства.

«Мне нравится? Мне приятно? Я сошла с ума?» - неслось вверх-вниз в голове летящей над толпой Кити.
        - Отпустите Королеву вы её насмерть закачаете!
        - Тик-Так, Тик-Так, Тик-Так, - словно вся площадь превратилась в огромные часы.
        Слегка ошалевшую, укачанную и почти ничего не соображающую Кити поставили на трясущиеся ножки. Толпа эмокукол на площади образовала живое кольцо вокруг неё. Прямо перед ней стояли, счастливо улыбаясь, её любимые татуировки. Толстый клоун с копной красных волос, красным плотоядным ртом до ушей и огромным бугристым красным носом, явно используя ситуацию, крепко держал за руку маленькую кавайную воительницу в платье в цветочек и с тесаком за поясом. Рядом с ними скребли когтями по булыжникам площади чудовищные многоногие и многоголовые псы в попонах и с пеной вокруг злобных пастей.
        - Тик-Так? Эллис?
        - Привет тебе, о Королева! Да, это мы! Твои верные слуги! Плоть от плоти, кровь от крови, кожа от кожи - твои. Мы победили и теперь будем вместе навсегда! - радостно сообщил клоун не только Кити, но и всей ликующей площади.
        - Навсегда? Вот уж дудки! Мне срочно нужно вернуться в Реал. У меня, может быть, только жизнь началась! Как я вообще сюда попала, в этот райский ад? - Кити потихоньку приходила в себя и начинала злиться.
        - Ничего не поделаешь. В Реал отсюда больше никто не попадёт, - сказала крошка Эллис, высвободив свою руку из пухлой потной ладошки клоуна, - и из Реала сюда больше никак. Все порталы взорваны. Последний мы взорвали, когда Игорь принёс тебя сюда, о Королева, Госпожа, Создатель кукол.
        Эллис ехидно улыбнулась своей последней шутке, проигнорировав злобный взгляд Тика.
        - Игорь принёс? Ты сказала - Игорь, я не ослышалась? - Сердце Кити бешено заколотилось. - Где он? Почему не здесь?
        - Он немножко ранен, - сказал клоун и успел подхватить падающую в обморок Кити, - с ним всё в порядке. Его мамаша говорит - пустяк, всё будет хорошо, и будет свадьба, пир и маленькие детки.
        - Тик-Так! Я смотрю, ты уже успел посватать мне невестку? - Голая по пояс красавица-кукла с татуировкой на плоском животе пробилась сквозь толпу и подошла к едва пришедшей в себя Кити.
        - Маня? - Обалдевшая Кити с неприкрытым интересом бесцеремонно разглядывала безглазую куклу с шикарными красными дредами.
        Мания подошла к ней и обняла, как старую подругу. Кити расплакалась. Так они и стояли, трепетно обнявшись, пока Мания не сказала:
        - Кити! Шикарно выглядишь! Прямо как малолетняя японская косплейщица. Именно о такой невестке мечтает каждая свекровь. Прощаю тебе и Эгора, и свои потерянные глаза.
        - Маша, я тоже тебя люблю! И ты неплохо выглядишь - совсем не злая безглазая нудистка-альтернативщица!
        - Из-за тебя я потеряла любовь, но зато уж точно знаю, что понянчу внуков.
        - Я ничего не понимаю. Игорь твой сын?
        - Мой и Эгора, проекции Егора в Эмомире. Игорь - герой обоих миров. Он спас Реал и умудрился сохранить при этом Эмомир. Спасли вы всех своей любовью в облаках, и, землю окропив невинной кровью, вы дали продолженье жизни как в Реале, так и в Эмомире. Игорь поднял тебя до седьмого неба. Ему удалось ввести тебя в состояние лёгкой комы и уйти в тебя вместе с тобой. Я до конца не верила в такой сказочно оптимистический финал. Но ваша любовь сотворила чудо. Ты жива в Реале и жива здесь. А Зло, пробравшееся в мир отсюда, повержено в Реале и никогда не сможет вернуться в Эмомир. Чудовища твоей создались болью и вместе с ней исчезли навсегда. Мой Игорь так влюблён в тебя! Он приложил все силы, чтобы перенести тебя сюда. Нишурту удалось его немного ранить. Ты не заметила в пылу любви. Но рана заживает быстро, и скоро вы увидитесь всенепременно.
        - Пока же нам всем надо двигать во дворец. Королеве нужно прийти в себя, привыкнуть к нам и собственному миру и начинать себя и мир свой приводить в порядок. А мы готовить будем свадьбу! - взял ситуацию в коротенькие ручонки клоун.
        - Я ничего не понимаю, - замотала вконец запутавшейся головой девушка, - если Кити осталась в Реале и с ней там всё в порядке, то кто такая я, которая сейчас здесь?
        - Ты - часть души Китовой Кати, - улыбнулась Мания, - та самая ранимая и беспокойная часть, что жизнь её так усложняла, ты - детская непосредственность Кати, её гипертрофированная совесть, частичка ребяческой души, что вечно хочет сказок, сама придумывает их и свято верит, проекция ты Кити в Эмомире, её глубинный аватар. Та часть, что делала её Создателем помимо воли и сознания.
        - Значит, я не Кити?
        - Ты как раз и есть Кити. Была ею и останешься навсегда! А вот Катя Китова больше не Кити, - пояснила терпеливая Мания.
        - «Куда уходит детство, в какие города, - пропел глумливый клоун, - и где найти нам средство, чтоб вновь попасть туда?»
        - Понятно! Я впала в детство! Ура! Вернее так - я детство Кати, которое ушло в её же подсознание. Караул! И ни в какой дворец сейчас я не пойду. Я должна срочно увидеть Игоря. Обнять его, заботиться о нём. Веди меня, Маня, скорей в свой дом!
        - Но Игорь во дворце, о Госпожа! - раздался смешной голос откуда-то снизу.
        Кити посмотрела под ноги и увидела приторномодного кота, в угах, скини-слаксах, рубашке с капюшончиком, в наушниках с айподом и нетбуком под мышкой.
        - Если не ошибаюсь, Эмокот? Только какой же ты эмо, Кот? Ты же стопроцентный хипстер! Следишь за модой, животное?
        Кот молча, но с почтительной улыбкой потёрся о ногу королевы.
        - Котяра! Ты почему оставил Игоря? Вот мерзкий подхалим! - взвился ревнивый клоун.
        - Игорь в полном порядке. Ждёт королеву. Тру-Пак с Покойником не дают ему вставать с постели, слушают в сотый раз его байки про великую битву с принцами, так что и постельный режим соблюдается, и рана затянулась быстрее, чем ожидалось. Стол накрыт, мне стало скучно, и я пришёл взглянуть на ту, что создала такой прекрасный мир.
        - Который ты, подлиза, чуть не уничтожил! - добавил импульсивно Тик.
        Не обращая внимания на клоуна, Кот снова обратился к Кити.
        - Я знал, что сын Эгора Вас убить не сможет, Госпожа, и верное найдёт решение проблемы.
        - Убить меня? Игорь хотел меня убить? Игорь? - Слова Кота повергли Кити в ступор.
        Мания глубоко вздохнула:
        - Убить тебя, чтобы спасти Реал. Что сделаешь, когда исчерпаны все меры. Из твоего же подсознанья в мир пришли химеры. Спасти Реал ценою жизни Эмомира и тебя. И Игорь должен был исполнить страшный долг. Но он не смог. Без памяти влюбился в ту, что должен уничтожить. Он смерть свою и гибель мира твоей смерти предпочёл. Я знала, что так будет, как я ни старайся. Но он к тебе в Реал не полетел. Зашёл к тебе он через сны твои, и оказался прав. Ведь ты, в него влюбившись, всех спасла.
        - Постой, постой! Я не влюблялась в Игоря. Он мне нравился. Но я любила и люблю Егора. Во сне я занималась любовью с ним, с моим ЕТ, который пришёл ко мне в обличье Игоря. Так? Что-то я окончательно запуталась.
        - Себя во сне ты обмануть старалась, чтоб Катя верною Егору оставалась. Но чувства не обманешь. Даже этих чувств во сне хватило, чтоб убить чудовищ. Волнуюсь я и говорю коряво. Смерть никогда не победит любовь. Чиста перед Егором Катя; ты здесь, а мир спасён, во сне любовью победили вы гусён. Прости меня. За всё прости. Ведь победителей не судят. У нас всё получилось. Гусеницы сдохли. Ты жива.
        - Так, значит, Гусёны практически мой креативный кошмар, - начало потихоньку проясняться сознание новоиспеченной королевы Эмокора. - А принцы тоже сдохли?
        Кити стало жалко вечно улыбавшихся клонов ЕТ.
        - Нет, принцы вряд ли, Госпожа. Они же дети Маргит - адской твари, - сказал Кот и лизнул ботинок своей новой Королевы.
        - К которой я, в отличие от гусениц, родившихся от бабочек, вылетевших из моего Эмомира, никакого отношения не имею. Как же в моё подсознание пробралась мерзкая Маргит?
        Мания опять глубоко вздохнула. Но Кот, опередив её, сказал:
        - Ты просто где-то неосознанно увидела её, возможно, краем глаза. Быть может, в книге, в фильме, а скорей всего, во сне. Чудовищ часто мы себе пускаем в душу, не ведая того. Не зная до поры, какие в нас растут антимиры.
        Тик-Так не выдержал и вступил в разговор:
        - Проклятый Кот - болтун и интриган. Давно пора наделать пирожков из гада. Наляпал языком, и Кити больше нам не рада!
        - Ладно, хватит ругаться! Я всем рада! Спасибо, что не убили. - Кити взяла забавного кота на руки и погладила. - Хороший котик! Поехали скорее во дворец! А что, эмо-кукол действительно оживила я?
        Кити ещё раз окинула сомневающимся взглядом кипящую весельем площадь. Клоун, устанавливая ещё одно седло на своего верного гнева и обиженно глядя на довольного Кота, сказал:
        - Конечно ты, о Королева! И создала, и оживила, и многое ещё создашь. Ты в Эмомире можешь делать всё и населять его созданьями любыми. Но успокойники и Кот - пришельцы из другого мира, волшебной власти у тебя над ними нет, но есть законная, и эти гады служить тебе, конечно, будут рады. Знай, Эмомир теперь принадлежит тебе. Лишь покидать его не можешь никогда. Но можешь в сны попасть к родным и близким. И сможешь даже в сны попасть к себе. Шикарный эксклюзив.
        - Достаточно. Слишком много информации. Не могу переварить. Хочу скорее к Игорю!
        - Садись, о Королева! - Клоун жестом пригласил Кити сесть перед ним на дрожащего от предвкушения скачки гнева.
        Собравшись с духом, Кити, не выпускавшая Кота из рук, села на страшного пса, и клоун, с пиететом приобняв её сзади, пробормотал:
        - Ничего личного.
        Эллис и Мания сели на второго гнева, и быстрые твари, обгоняя ветер, понесли их по узким пыльным улочкам Эгорода. Кот на руках Кити сладко мурлыкал в крашеные розовые усы, но если бы новоиспеченная Королева понимала по-кошачьи, она бы очень удивилась, услышав:
        - Идиллия, ну просто идиллия, патока и розовые сопли… Я посмотрю, как все вы запоёте, когда Эгор вернётся в Эмокор.
        Глава 32
        ДневниКити. Эйфория
        Удивительно, как быстро мир забыл о гигантских гусеницах. Всего неделя прошла с их повсеместной скоропостижной гибели, а в СМИ про них ни слова. Папа принёс мне новый ноут с интернет-флэшкой, и я мониторю новости. Всё про евро да про поп-звёзд - быстро же жизнь вернулась на круги своя. Я тоже вернусь. Обещают скоро выписать. Сделают мне допплерографию сосудов мозга, чтобы обезопасить от очередного рецидива комы, и сразу выпишут. Только жить теперь буду одна. Папа гостеприимно предложил пожить с ними. Но явно сгоряча. Не мог же он забыть, как мы с его Светиком подрались пару лет назад. Она мне подбила глаз, а я ей прокусила руку. Полгода потом не общались. А сейчас они даже все вместе ко мне приходили. С Малышом! Он очень переживает за меня. Чистая душа. И Ритка тоже переживает. Мне кажется, что она готова поступиться принципами и позвать меня обратно. Ходит ко мне каждый день. Больше не ревёт. Гордая. Один раз забылась и поцеловала меня совсем не по-дружески на прощание. Так смутилась, что сразу убежала. А на следующий день пришла извиняться. Устраивает готический цирк из расставания. Я уверена,
что у неё всё будет хорошо. И не обязательно с девушкой. А она уверена, что у меня есть литературный талант. У неё теперь навязчивая идея, что мне нужно издать свои дневники. Нормальная она вообще? Ладно, разберусь. Главное, что я чувствую себя хорошо. И физически, и морально. Хочу жить, хочу любить! Хочу восстановиться в универе! Ещё пара слов про сны. Я снова вижу сны. Обычные сны. Разные, смешные и страшные, только без ЕТ. Знаю точно, потому что теперь я всегда помню, что мне приснилось накануне. Спасибо, Егорушка, что отпустил меня!
        Теперь о странном. Со мной случились метаморфозы, о которых я пока никому не говорю, чтобы не упрятали в дурку. Решат, что я брежу, что это последствия комы, и проведу остаток дней в психушке. У меня исчезли две татуировки. Клоун и Эллис… Просто их нет и всё, как будто и не было никогда. Такой вот казус. Ну и фиг с ними. Я решила сделать портрет ЕТ над левой грудью. Поближе к сердцу. Дэн обещал расстараться. Круто-круто! Лучше портреты в Питере никто не бьёт. Сделаю тату и отпущу Егора. Как он меня. Только не далеко. Не дальше уголка сердца.
        Мила-чудила тут выдала номер в очередной раз, полностью оправдывая наше к ней отношение. Приехала от нас в Тулу, а через неделю пропала. То есть относительно пропала - звонит домой каждый день, но не говорит, где она. Только объявляет, что у неё всё отлично и она счастлива. Вот ведь дрянь малолетняя. Бедная тётя Валя! Полиция пока ничем помочь не может. А вчера я «вконтакте» получила от Милы исключительно параноидальное сообщение:

«Привет, Создатель!)) Скажи моим, чтоб не волновались! Я в шоколаде. Никогда не мечтала о принце, а получила сразу двух)). Мы собираем силы для новой битвы. Терять нам нечего, ты в курсах. Надеюсь, ты на нашей стороне? Иначе берегись, сестричка!»
        Ну, вы хоть что-нибудь поняли из этого бреда? Мало того что она наверняка тусит где-то со своим придурковатым Игги Попом, так ребятишки, похоже, ещё и курят полным ходом какую-то дрянь! Ох уж мне эта безмозглая молодёжь!

    Лондон - Терво - Санкт-Петербург,
    20.07.2011. - 22.12.2011.