Мужчины в нашей жизни Анастасия Соловьева
        У Натальи в жизни все четко и ясно - нужно сделать хорошую карьеру, выйти замуж за хорошего человека, создать хорошую семью. С работой все в порядке, идеальный жених имеется, а для родных она и так уже добрый ангел. Например, нашла для брата замечательную квартиру. Вот тут-то все и началось… Увы, Наталья стала жертвой аферистов: у купленной квартиры есть законный хозяин. И это фантастически привлекательный мужчина! Наталья должна отстаивать интересы своего брата, однако знакомство с Павлом переворачивает ее уютный правильный мир…
        Анастасия Соловьева
        Мужчины в нашей жизни
        Часть первая
        Глава 1
        Сегодня праздник - Первое мая.
        Большинство моих соотечественников, от Владивостока до Выборга, заняты в этот день открытием дачного сезона. Терпеливо вскапывают грядки, пилят деревья, жгут мусор. Я тоже, сколько помню себя, встречала Первомай на даче - копала, сажала, поливала. Потом, в полуобморочном состоянии, опьяненная свежим деревенским воздухом и обилием с непривычки физического труда, готовила традиционный дачный обед из неизбежной тушенки с макаронами. Мама, оправдывая скудость меню, тихо вздыхала:
        - В полевых условиях…
        После обеда обычно пили чай с прошлогодним вареньем, а посуду мыла Елена, дочка моего старшего брата Алексея. В прежние годы он с радостью присоединялся к нашему трудовому десанту. С ним приезжала его красавица жена Лиза[Истории Лизы посвящен роман А. Соловьевой «Полюбить Джоконду».] . Лиза не любила возиться с грядками, зато на домашней работе буквально кипела; и в какие-то несколько часов из пыльного и заброшенного наше жилище превращалось в нарядное и сверкающее.
        - Лешка, неси на улицу ковры. Лена, подметай лестницу, - тут и там раздавался звонкий Лизин голос.
        Сама она мыла окна, стирала шторы, долго, с особой тщательностью развешивала их, потом на террасе накрывала к обеду стол, в центр которого почему-то всегда водружала букет одуванчиков. Чопорная мама без энтузиазма косилась на сорные цветы, но молчала, возможно усматривая некую гармонию между букетом и содержимым наших тарелок.
        С годами персональный состав энтузиастов налаживания дачной жизни претерпел некоторые изменения. Лиза с Лешкой все реже появлялись на нашем участке, ссылаясь на занятость, усталость и прочие объективные причины. Елена по простоте душевной объясняла нам подлинное положение вещей:
        - Папа куда-то уехал на праздники, а мама без него не хочет на даче бывать.
        - У Лешки, наверное, кто-то есть, - печалилась потом моя мать.
        Не знаю, так ли уж она сочувствовала невестке… Просто терпеть не могла подлости, лжи, предательства и еще, должно быть, вспоминала о своем, тоже очень горьком, семейном опыте.
        А потом Ленка принесла очередную новость: родители разводятся. Мама впала в настоящий транс.
        - Разве так я вас воспитывала? Этому учила? - причитала она целыми днями.
        Что сказать? Воспитывала, конечно, не так и учила совсем другому, только Лешка изначально не поддался воспитанию. Сумел ускользнуть. А на мне, младшей дочери, мама потом отыгрывалась. Вот и результат: я в свои тридцать два года так и сижу при ней, а Лешка находится в состоянии свободного плавания. Кстати, после развода с Лизой братец вскоре подался в Германию. Наговорил нам с три короба: еду, мол, работать по контракту! (Он специалист в области медтехники.) Но потом случайно выяснилось, что никакого контракта нет, а состоялось Лешкино путешествие исключительно благодаря вмешательству его новой приятельницы, некоей фрау Магды Гросс, с которой он познакомился, будучи в Германии в командировке. В общем, у нас на даче он больше не показывается, и всю мужскую работу выполняет теперь мой друг Влад.
        Влад - уменьшительно-ласкательное от Владимира. Он на два года младше меня и служит в фирме, известной под названием «Аромат-Престиж», не то старшим, не то главным менеджером, не то начальником отдела продаж. Одно из двух - или название должностей у них все время меняется, или я не слишком внимательно слежу за карьерным ростом любимого человека. Причем вероятнее второе…
        Наша с Владом «дружба», как ни странно, началась по маминой инициативе. Страстная любительница парфюмерии и косметики, она однажды наделала в их магазине покупок на астрономическую сумму, чем заслужила грандиозный приз. Вручал сей ценный подарок представитель администрации магазина, которым и оказался Влад. Маме он сразу очень понравился:
        - Такой симпатичный, грамотная речь, прекрасные манеры. А какой любезный! Сам предложил проводить меня до машины!
        Этого она могла бы и не рассказывать. Кто, думаете, ждал ее в этой машине? Я, конечно! Сидела, умирала от скуки и, наконец, дождалась… Из магазина в сопровождении нагруженного фирменными пакетами продавца вышла моя мамочка, а с ней - молодой человек мощного, по нынешней моде, телосложения в дорогом светло-сером костюме.
        Очень уж современный, подумала я тогда. Эдакий яппи.
        Молодой человек с улыбкой кивнул мне, будто старой знакомой:
        - Замечательная у вас мама! - и, ничуть не смущенный моим молчанием, весело продолжил: - Потрясающий вкус! Таким клиенткам наш магазин предоставляет специальные скидки.
        Весь этот поток дежурных любезностей я пропустила мимо ушей, потому что думала совсем о другом.
        После развода Лиза предложила Лешке не разменивать их общую квартиру. Она решила сохранить жилье для подрастающей дочки, а ему пообещала купить любую приглянувшуюся однушку. Брату было недосуг копаться в объявлениях, звонить по конторам, и он возложил эту миссию на меня. Когда дело дошло до просмотров, выяснилось, что и на этом этапе я должна справляться самостоятельно, поскольку братец доверяет моему вкусу и здравому смыслу. Хотя бы поинтересовался для приличия: мне это нужно?
        Короче говоря, я не слушала молодого человека, а вспоминала о квартире, в которой побывала сегодня утром. Квартирка всем хороша, но окна - на проспект!
        - Поставите кондиционер, - убеждал риелтор. - Кондиционер по-любому ставить придется!
        Но я все-таки засомневалась и, как выяснилось в дальнейшем, поступила абсолютно правильно.
        Не прошло и недели, как, вернувшись с работы домой, я застала Влада у нас в гостях. Мама, видите ли, решила сделать мне сюрприз - пригласила «этого очаровательного мальчика» на семейный ужин. За столом разговор коснулся квартиры, и Влад неожиданно взялся помочь - рекомендовал нам опытного агента, работающего в старейшей московской фирме. По его словам, отвратительного варианта, как квартира окнами на проспект, нам там никогда не предложат.
        За три месяца все было улажено. Лешка переселился в просторное комфортабельное жилище со свежим евроремонтом. От его нового дома что до нас с мамой, что до метро
«Ленинский проспект» идти ровно пять минут. Этим Влад окончательно маму покорил.
        - Пора тебе, наконец, ответить ему взаимностью, - не забыла напомнить мне мама, когда мы возвращались с Лешкиного новоселья, где Влад присутствовал в качестве нашего друга и благодетеля.
        - Мам, ты шутишь?
        - Какие шутки! Что ж ты у меня так и останешься в девушках?!
        - Да бог с тобой! Я ведь замужем была.
        - Ерунда, - отмахнулась мама. - Это не замужество! Смех один!
        С пробой семейной жизни действительно получилась осечка. Замуж я вышла рано, в девятнадцать лет, единственный раз не послушав родителей. Но уже через год жизнь подтвердила их стопроцентную правоту. Сколько могла, я скрывала от окружающих подлинное положение вещей, но потом так повернулись обстоятельства… С тех пор я невольно стала прислушиваться к тому, что говорит моя мать.
        - …Он очень стоящий человек! Воспитанный, надежный, хорошо зарабатывает. И главное, к тебе неровно дышит!
        - Почему ты так думаешь?
        - Ну хорошо, открою тайну. Хотя и обещала… Он мне сам признался.
        - Не может быть! Мы с ним толком незнакомы.
        - Я же тебе не замуж выходить предлагаю! Так, легкий флирт.
        Была еще одна причина, по которой я решительно не пресекла разговор о легком флирте. Причина серьезная - мамино здоровье…
        Если вы встретите мою маму на улице, вам и в голову не придет, что у нее проблемы. Стройная, с прекрасной осанкой, густыми, идеально уложенными платиновыми волосами… Впрочем, она всю жизнь была такой - красивой, элегантной, при этом энергичной, ответственной и веселой. Успевала совмещать работу в Министерстве геологии с должностями специалиста по связям с общественностью, референта и переводчика у своего мужа - ученого-почвоведа если не с мировым, то, по крайней мере, с именем союзного значения. В нашей огромной квартире всегда царил безупречный порядок, а обеды, которые мама готовила каждый день, удовлетворяли вкусам самых взыскательных гостей. Мы привыкли к раз и навсегда заведенному порядку и не помышляли, что может быть по-другому. И вот когда все началось, когда мама угодила в клинику нервных болезней… Просто гром среди ясного неба!
        Началось все очень банально. На очередной международной конференции отец увидел молодую исследовательницу почв из Норвегии и влюбился. Девушка ответила взаимностью. Такое, кстати, довольно часто случается…
        В Москву он вернулся с единственной целью - закончить дела. И вскоре мои родители покинули уютную квартиру на Ленинском проспекте, бывшую их общим домом почти три десятка лет.
        Папа отбыл в Осло, мама - в клинику на Любимовке.
        Лечили ее больше полугода и самыми разными средствами: уколами, таблетками, массажем и даже музыкой. Нашелся один молодой доктор, с некоторым налетом левизны, предложивший новую оригинальную методику.
        Я не возражала. Все равно ничего не смыслю в медицине! Но именно музыка совершила чудо. После нескольких сеансов музыкотерапии мама начала поправляться. Поправляться, пожалуй, громко сказано. «Появилась некоторая положительная динамика», - сказал мне тогда доктор. А я, сдерживая слезы, думала о том, что тоже не отказалась бы от таких сеансов. Или от других. Только бы преодолеть это ужасное состояние…
        Дело вовсе не в разлуке с отцом. Я этого почти не заметила. Мы и раньше подолгу жили без него - папа уезжал в командировки, а дома дни напролет просиживал у себя в кабинете над книгами. Потом я вышла замуж, и мы вообще встречались три раза в год.
        В новых обстоятельствах главным моим горем стали обида и страх за мать. Но было и свое, личное горе: под напором житейских передряг потерпело крушение мое собственное семейное счастье.
        Вообще-то в семье нас было только двое - я и муж. Испытав еще в первый год брака серьезные разочарования в суженом, я, тем не менее, не торопилась разводиться. Идеальных семей на свете не существует - это давно всем известно. Точнее, идеальных мужей. Например, Лешка вовсю изменяет Лизе, а муж моей подруги Иринки - еще лучше! - бросил ее с двумя малолетними детьми и переселился к соседке! И ладно бы они жили в Москве, где квартирный обмен - дело привычное и естественное. Но не так просто переехать из престижного подмосковного поселка, в котором до Ирки жило несколько поколений ее родственников, а прадед даже был священником в местном храме!.. Я хочу сказать, просто невозможно подыскать равноценный вариант.
        Рядом с такими одиозными персонажами мой муж выглядел почти ангелом - не пил, не гулял, хорошо зарабатывал, консультируя владельцев ценных бумаг. Особенно внушительно его заработки выглядели на фоне моих - младшего научного сотрудника академического Института почвоведения. Муж не стеснял меня в средствах, да и родители дочку не забывали.
        Теперь, по понятным причинам, я могла рассчитывать только на деньги мужа. Отец оставил в Москве все нажитое имущество, но поддерживать нас больше не собирался. Я бы обошлась как-нибудь своей зарплатой, но маме нужно было столько всего… Пребывание в клинике - просто пребывание без процедур - обходилось в такую копейку! А муж заявлял, что его это не касается. И денег не давал.
        - Продай дачу, - посоветовала Ирка. - Зачем она вам теперь?
        Я попробовала, да желающих не нашлось. А отдавать дачу за бесценок не поднималась рука.
        Кончилось тем, что, бросив почвоведение, я стала профессиональной поломойкой. Рабочий день начинался в пять тридцать, заканчивался в двадцать три ноль-ноль. Зато все рабочие места (а их количество в разное время доходило до семи) располагались очень удобно - между нашим домом и маминой клиникой. Поэтому, передвигаясь с места на место в процессе исполнения служебных обязанностей, я всегда имела возможность заглянуть на рынок и навестить маму.
        Но вот пришел день - ее выписали из больницы. Я не знала, радоваться или пугаться. Еще бы! Прощаясь с нами, врач открытым текстом предупредил: малейший стресс может стать причиной рецидива. Беречь… обеспечивать лучшее питание… ни в чем не отказывать по возможности. Господи, какие у меня тогда были возможности?
        Однако главный груз - плата за лечение - теперь свалился с моих плеч. Я сохранила за собой три рабочих места: кафе на первом этаже нашего дома, ведомственную гостиницу и маленькую частную парикмахерскую, где меня недорого стригли и куда в первые месяцы после больницы так полюбила заглядывать мама. Я только радовалась. Интерес к своей внешности - истинное свидетельство возвращения к жизни.
        Мне тоже пора было возвращаться к нормальной жизни - я не собиралась размахивать тряпкой до гробовой доски, а почвы, честно признаться, меня вообще никогда не привлекали. Учеба на факультете почвоведения была лишь уступкой настояниям отца. Зато теперь здорово пригодилось мое университетское образование. Я решила пойти по стопам бывшего мужа - стала изучать рынок ценных бумаг. И хотя никаких специальных знаний в этой области не имела, высокий уровень общей подготовки позволил быстро понять, что к чему. Я сдала экзамены, получила аттестат Минфина и вскоре нашла прилично оплачиваемую работу. Было ясно, что моя зарплата не предел, но фирма молодая, перспективная… Я поверила в них, а они в меня - тоже ведь рисковали, принимая на работу человека без опыта.
        Я много работала, мама занималась собой и домом. Готовила, убиралась, и каждую неделю - парикмахер, косметолог, массажист, бассейн… ну и тому подобное. То ли она все еще ждала отца, то ли, продлевая красоту и молодость, таким образом спорила с ним… Не знаю. Конечно, в ее увлечении было что-то нездоровое, но я все равно считала это оптимальным, потому что в остальном мама выглядела прежней - энергичной, рассудительной, с чувством юмора. Однако я навсегда запомнила слова доктора: «Постарайтесь ни в чем ей не отказывать, ничем не волновать…».

…Скоро наш с Владом «легкий флирт» превратился в мамину идею фикс. По известным причинам я с ней почти не спорила. Кроме того, мне и самой понравилось проводить время в обществе Влада. Он действительно обладал всеми перечисленными мамой достоинствами. Она не ошиблась ни в чем, даже в его чувствах ко мне.
        Чувства Влад выражал деликатно, и в один прекрасный момент я подумала, что не имею повода отвергать эти самые чувства. В конце концов, в результате нескончаемых совместных походов в театр, поездок на дачу, обедов и ужинов Влад сделался тем, что мама называла эвфемизмом «друг», коллеги - «хахаль», а моя единственная подруга Иринка - «любовник».
        Временами я ощущала себя почти счастливой и тогда была особенно благодарна маме за ее заботу и настойчивость. А временами ловила себя на мысли, что и не замечаю Влада, не знаю, какой он. Не очень-то мне это интересно.
        Вот почему, когда в прошлый понедельник Влад сообщил, что на майские праздники собирается с друзьями в байдарочный поход, и предложил к ним присоединиться, я с легкостью предоставила своему другу полную свободу.
        На дачу так и так не поедешь. Мама с ангиной угодила в больницу - результат чрезмерного увлечения бассейном и непредсказуемости наших метеорологических условий. В апреле нежданно-негаданно выпал снег, температура за несколько часов упала с плюс десяти до минус четырех, но мама ни за что не хотела пропускать сеанс и теперь расплачивалась высокой температурой и болью в горле.
        Ленка, наша бессменная помощница, укатила с Лизой и ее новым мужем в гости к их друзьям. Поэтому прекрасное утро первого мая я встретила дома и совершенно одна. Утро было прекрасным по двум причинам. Во-первых, в окно светило чудесное майское солнышко, а во-вторых, впереди целый свободный день, не омрачаемый никакими особенными делами и проблемами. Работая в должности эксперта по ценным бумагам, я научилась дорожить свободой!
        Конечно, свобода для меня не вседозволенность. Недаром мама и денно и нощно занимается моим воспитанием! Встав утром с постели, я аккуратно застелила ее, а позавтракав - вымыла посуду и убралась на столе. Сейчас съезжу на рынок, потом к маме в больницу, дальше проведаю Лешкину квартиру. Но вечер точно уж проведу наедине с собой любимой. Что буду делать? А ничего! Что захочу, то и буду! Валяться на диване, глазеть в окно… погуляю по улице, посмотрю телевизор или залезу в ванну. Можно еще Иринке позвонить, поболтать. Кстати, ее любимая фраза звучит именно: «Обожаю простые удовольствия - это последние прибежища сложных натур». Где-то она ее вычитала еще в студенческие годы, у Оскара Уайльда, что ли…
        Можно позвонить Иринке прямо сейчас, но она, пожалуй, начнет звать в гости. Если отказаться, потом весь день будет мучить совесть - жизнь и без того не слишком балует мою подругу. Но согласиться тоже нельзя. Прощайте тогда мечты о свободном вечере. Не буду я ей сейчас звонить…
        И тут, словно отозвавшись на мои мысли, телефон зазвонил сам.
        Быстро перебрав всех возможных кандидатов, я не остановилась ни на одном. Лена и Влад звонят не из дома и, следовательно, воспользуются мобильной связью. Лешка - тоже. Если Иринка, то это точно часа на два. В общем, подумав немного, трубку я решила не брать. В хорошем темпе закончила сборы и поспешила в больницу к маме.
        Мама первым делом бросилась переодеваться. Скинула голубой махровый халат, надела бежевый джемпер и черные спортивные брюки, предусмотрительно доставленные мной. Потом неторопливо поправила прическу, порылась в косметичке и с огорчением произнесла:
        - Наташ, у меня к этой кофточке нет подходящей помады…
        - Попробуйте, Инна Владимировна, ту, перламутровую, - предложила мамина соседка по палате, молоденькая Юля. Причиной ее нахождения в больнице стал многолетний хронический тонзиллит.
        - Типичное не то. - Мама покачала головой. - Сюда бледно-розовая подойдет. И у меня как раз есть такая! Только дома, в спальне валяется, - добавила она грустно.
        - Медсестра сказала, тебя после праздников выписывают. - Я постаралась, как могла, успокоить маму.
        - Так праздники-то четыре дня! И еще пятый - день выписки.
        - Ну, не капризничай, привезу я тебе твою помаду!
        - Да уж, будь любезна, не забудь ее, пожалуйста, когда в следующий раз надумаешь навестить меня.
        Мама лукавила. Она отлично знала, что в следующий раз я надумаю завтра.
        - Так, помаду. Что еще? - Я вытащила из сумки блокнот, приготовилась записывать мамины прихоти.
        - Захвати крем для рук.
        - Как крем для рук? А куда ты дела целый тюбик «Нивеи»?
        - «Нивея» - крем отвратительный! - радостно констатировала мама, хотя в последние несколько лет только этим кремом и пользовалась. - Продукты можешь купить на свое усмотрение, - она заглянула в принесенный мной пакет, - что-нибудь в таком же духе. И… господи, чуть не забыла, купи журналов!
        - Каких журналов?
        - Ну, «Sweet girl» например.
        - Мама, ты что?
        - Вчера Юля весь вечер читала мне вслух. Ната, я в восторге!
        - Тебя тут определенно залечили.
        - Не говори глупости! Особенно мне понравился гороскоп. Ты только послушай, что ожидает меня в этом году. Юля, почитай нам, пожалуйста, про Тельцов.
        - «В семейной жизни ваших близких возможны значительные перемены, что конечно же скажется и на вас…»
        - Вот видишь! - закричала мама, не дослушав до конца и первого предложения.
        - А чему ты радуешься? Лешка развелся, уехал в Германию, теперь ты скучаешь по любимому сыну… Вот такие перемены. Все уже сбылось!
        - Что сбылось, то сбылось! - Мама не хотела так просто сдаваться. - А я тебе говорю о переменах будущих! Журнал-то у Юли свежий.
        - Как вы только, Инна Владимировна, можете во все это верить? - не выдержала, наконец, Юля.
        Юля - настоящая современная барышня - пропускает через себя мощнейшие потоки информации, но воспринимает ее со здоровым скептицизмом. А мама вдруг ни с того ни с сего впала в излишнюю доверчивость.
        - Я чувствую, чувствую, кого эти перемены коснутся! - Она восторженно взглянула на меня, а Юля, наоборот, деликатно отвернулась.
        - Все-таки тебя залечили.
        - Вот увидишь!
        - Я, пожалуй, пойду.
        Мама вышла меня проводить.
        - Ты понимаешь, в чьей жизни эти перемены должны произойти?
        - Нет, не понимаю, - железным голосом ответила я.
        - Я уверена, ты выйдешь замуж за Влада!
        - Мам, я тебя прошу!
        - Это будут прекрасные перемены и для меня, и для вас. Я наконец-то смогу умереть спокойно.
        - Тебе только шестьдесят лет! Рано думать о смерти.
        - Ната, я знаю, что говорю!
        - Сначала истрать все свои помады и кремы!
        Мама улыбнулась:
        - Ну ладно, если ты просишь… Но учти, замужества тебе не миновать.
        - Все, я побежала. Поправляйся!
        - Про журналы не забудь!
        Не оборачиваясь, я кивнула. Раздобыть иллюстрированные журналы в наше время конечно же не проблема, но что, если мама увлеклась этими гороскопами, как увлекается парфюмерией или цветоводством? Дом превратила в ботанический сад, а уж на даче что творится… А если ситуация с гороскопами будет развиваться по этой же схеме?.. Ничего конкретного я предположить не могла, не знала точно, чем такие увлечения чреваты, но что чем-то нехорошим - определенно. Главное, цветы мирно произрастают в горшках и кадках, кремы тихо пылятся на полочках, а вот гороскопы должны прилагаться к чьим-нибудь судьбам. Например, к Лешкиной или моей. Однако над Лешкой особо не поэкспериментируешь - он и на этот раз вышел сухим из воды. А я - одинокая женщина за тридцать - самый что ни на есть лучший полигон!
        Квартира встретила меня переливами звонка телефона. Такая настырность - явно не Иркин почерк. А жаль! Сейчас бы обсудили с ней новое мамино увлечение.
        Я аккуратно подняла и сразу опустила трубку, потом быстро набрала Иркин номер.
        Мне долго не отвечали. Понятно. Вся семья ради майских праздников когтит огород. Ирка, как обычно, возится с рассадой - помидоры, перцы. Ее мать занята клубникой, а дети обрабатывают грядку с зеленью. Впрочем, недавно подруга пожаловалась, что четырнадцатилетний Егор стал совсем уже взрослым и мало бывает дома. Значит, на грядке только младшая Иринкина дочка Анечка.
        В саду трудились женщины трех поколений… Бытовая зарисовка или первая фраза философского эссе? Философия простая: созидательное начало живет в каждой женщине, но далеко не в каждом мужчине. Почему Бог создал мир именно таким? Однако на этот вопрос я предоставила отвечать философам, потому что Иринка наконец-то дошла до телефона. Все точно: она сама, Вера Григорьевна и Анечка действительно трудились в саду, а из-за забора до них долетал радостный смех Кеши, Анечкиного отца и Иркиного экс-мужа.
        - Вот так, - подвела итог Иринка. - Ну, что еще тебе рассказать?
        И, не дождавшись спецуказаний, принялась болтать о работе. Одна из немногих наших сокурсниц, Ирина сохранила приверженность почвам. Правда, направление ее деятельности было чисто практическим - экспертиза земельных участков, продающихся под ИЖС (индивидуальное жилищное строительство). Желающих получить квалифицированное заключение по этому далеко не праздному вопросу не было конца-края, и среди них попадались интересные мужчины подходящего возраста. Ирка - высокая, статная, с красивыми голубыми глазами и длинными пушистыми ресницами - привлекала многих. Клиенты оказывали знаки внимания, приглашали в ресторан, а некоторые и сразу в гости.
        Ирка приглашения принимала, и даже не без удовольствия. Но справиться с главной задачей - выйти замуж - ей пока не удалось. Отчаявшись найти мужа таким способом, моя подруга отправилась в спорткомплекс «Олимпийский» на вечер знакомств «для тех, кому за тридцать». Познакомилась она там… с ненормальной женщиной Людой, матерью подростков-тройняшек, которую тоже оставил муж. То ли после ухода мужа Люда сделалась такой странной, то ли, наоборот, ее странность послужила причиной развода… Ирка довольно быстро разобралась, с кем имеет дело, но отвязаться от Люды было не так-то просто. Как на грех, после дискотеки выяснилось, что ехать им придется в одну сторону. И уже в полутемной безлюдной электричке, дико посверкивая глазами, Люда поведала Ирке, как, оставшись после развода без средств к существованию, она родила ребенка и продала его какой-то бездетной американской семье. От ужаса моя подруга не могла вспомнить, как такие сделки называются. В общем, когда ее новая знакомая сошла в Солнцеве, Ирка только и оценила, до чего прекрасно на свете жить.
        - Ну а у тебя чего нового? Что поделывает Влад?
        - На природу поехал.
        - А ты чего ж?
        - Не знаю… Не захотела.
        - Смотри! Найдет он себе там какую-нибудь…
        - Вот и ладно. Лучше бы уж нашел. А то знаешь, что мама выдумала?
        Я со смехом попыталась изложить Ирке мамину дурацкую идею. Но подруга спорит со мной:
        - Ничего смешного! В самом деле, выходи за него замуж. Чего тянуть-то?
        - Ир, неужели после всего, что было, тебя все еще привлекает замужество?
        - А что было?
        - Как - что?! Смотри, мы с тобой абсолютно разные, и мужья у нас были разные, и ситуации непохожие… Общего только одно - предательство! Не знаю, как ты, а я больше не могу никому доверять. Сыта по горло!
        - Нам с тобой просто не повезло!
        - Мне, тебе, моей бывшей невестке Лизе, Катьке Чуликовой, Светке Иваницкой… Хватит перечислять или еще кого припомнить для пущей убедительности?
        - Может, и хватит, - грустно отозвалась Иринка. - Но твой Влад - особый случай. Интеллигентный, порядочный, обеспеченный, от тебя без ума! Будешь за ним как за каменной стеной!
        А может, правда выйти замуж?
        Поболтав по телефону, я присела у распахнутого балкона на кухне и в задумчивости поливала клубнику взбитыми сливками. Что такое вообще жизнь? Течет время - сменяются события. Задним числом понимаешь - вот здесь закончился один период и начался другой. Первый период - детство - казалось, тянулся бесконечно долго. Потом юность, студенческие годы. Дальше замужество, служба младшим научным сотрудником в НИИ. Спокойный, благополучный период, оборвавшийся в один прекрасный день черной пропастью.
        Теперь у меня совсем другая эпоха, по-своему тоже симпатичная, но, возможно, и ей должен прийти конец. На смену хорошему придет лучшее.
        Выйду замуж за Влада. Если у нас родится ребенок, я, не раздумывая ни минуты, брошу ценные бумаги и займусь его воспитанием. Я представила себя гуляющей среди мамаш во дворе…
        Но мамаши теперь все ранние-молодые. Пожалуй, в их компанию я не впишусь. Ну да все равно, буду гулять без компании. Покупать в супермаркете баночки с детским питанием, очаровательные детские вещички в магазине «Бенеттон». Когда мой малыш немного подрастет (мне совершенно все равно, кто это будет, девочка или мальчик!), я прочту ему свои любимые сказки «Бемби», «Маленький принц», «Синяя птица» и запишу в школу раннего развития. В субботу, после занятий, Влад приедет за нами, и мы всей семьей отправимся в кино или в какое-нибудь хорошее кафе. Неожиданно я подумала, что в роли отца семейства Влад будет смотреться гораздо лучше, чем в роли друга деловой женщины. Если выйду за него, сделаю доброе дело - помогу Владу занять подходящее место в жизни.
        И в конце концов, может, хоть таким образом оправдаю свое присутствие на земле! Остроумный выход. Я обмакнула в сливки очередную клубничку, засмеялась, и в это время опять зазвонил телефон.
        Глава 2
        - Алло. - Продолжая улыбаться, я подняла трубку.
        Увы, на том конце провода не разделяли моего нежного лирического отношения к жизни.
        - Могу я услышать Наталью? - прорычала трубка мужским голосом.
        - Наталья - это я.
        Рык на какое-то время смолк.
        - Алло-о! Вы меня слышите? Я насчет квартиры! - после некоторой паузы снова зарычал он.
        - Простите?
        - Квартиры по адресу…
        И тут я чуть не упала! Он говорил о Лешкиной квартире. Ведь собиралась же я сегодня заехать туда, а потом поленилась и передумала. Так всегда и бывает!
        - Что произошло? Пожар? Потоп?
        - Да нет, - ответил мужик с досадой.
        - А что? Что тогда? Говорите!
        Он снова замолчал.
        - Что же произошло, наконец?!
        - Давайте лучше при встрече поговорим. Я тут стою… у входа в квартиру.
        - Вы бы объяснили для начала, в чем дело…
        - Это - вы мне сейчас все объясните!
        - Говорите толком, хватит интриговать!
        - По телефону мы вряд ли решим этот вопрос, - отрезал мужик недовольно.
        Я поняла: дальнейшие препирательства бессмысленны, накинула джинсовку и побежала через знакомые с детства дворы.
        И что такого могло приключиться? Если бы квартиру ограбили, я узнала бы об этом мгновенно: через пять минут позвонили бы из милиции. Перед отъездом в Германию Лешка основательно позаботился о своем жилище - подключился к тревожной кнопке. Мама все недоумевала: зачем? Брать-то у него нечего. Мебель, бытовую технику? Такие вещи по нынешним временам не воруют. А если это не ограбление?.. Я терялась в догадках.
        Во всяком случае, три дня назад Лешкина берлога находилась в полном порядке. Мы с Владиком провели там несколько часов - пили кофе, пользовались сантехникой, включали телевизор и конечно же заметили бы любые неполадки.
        А ведь это была наша с Владом последняя встреча… В тот вечер, выходя из офиса, я с удивлением заметила его машину, припаркованную на противоположной стороне переулка. Оказывается, Владик хотел проститься. Наши отношения длятся уже полгода, но еще ни разу мы не расставались так надолго - на целых десять дней. Вечер у меня был занят, но его это не смутило. Сначала мы поехали в «Седьмой континент», потом заглянули в больницу к маме, поужинали в ресторанчике неподалеку от Октябрьской площади… Он все повторял, что не представляет, как проживет без меня эти дни. А я, уставившись в тарелку, старательно орудовала ножом и вилкой. Потом мне стало жаль его. Все-таки он хороший. Добрый, заботливый. Весь вечер потратил на мои дела. И еще я чувствовала: мне достаточно произнести одно слово, чтобы Влад отказался от байдарочного похода и вообще от всего на земле. Я сознавала свою власть над ним и не знала, как ею распорядиться.
        - А ты чем займешься на праздниках? - перебил мои размышления Влад.
        - На праздниках?.. К маме в больницу буду ездить… Да я вообще-то еще не думала. И кстати, сегодня у меня еще одно дело. Давай заглянем в Лешкину квартиру. Давно я туда собираюсь.
        Глаза Влада заискрились благодарностью и любовью. А у меня болезненно сжалось сердце. Возможно, этот человек предназначен мне Богом. Почему же он не вызывает у меня никаких чувств? А по пословице - что имеем, не храним! У этой пословицы, между прочим, и вторая часть имеется: потерявши - плачем. Стало страшно пройти мимо собственной судьбы. Захотелось утешить Влада и еще поверить, хоть на минутку, что он действительно моя судьба.
        Остаток вечера я держалась с ним так, будто влюблена без памяти. Правда, отказалась от идеи остаться до утра в Лешкиной квартире, но причина была вполне уважительная. Завтра нам обоим на работу, и мы не можем явиться туда после бессонной ночи, немытые и нечесаные.
        Во втором часу Влад довез меня до моего подъезда. Мы долго и нежно прощались, утром он что-то такое шептал мне в телефон, слал подобного содержания эсэмэски. Я немного растерялась. Все-таки игры в любовь - запрещенные игры.
        Однако если взглянуть на ситуацию с учетом последних изменений… Мое поведение - не пустые авансы. Я выйду за Влада замуж и буду ему хорошей женой. Вот обидно, не взяла с собой телефон. Сейчас бы позвонила или сообщение отправила.
        С такими мыслями я подходила к Лешкиному дому. Про свирепого мужика и его туманные намеки думать стало неинтересно. Может, это какой-нибудь страховой агент, решивший сначала напугать меня до смерти, а потом предложить контракт на пятизначную сумму. В наше время любого ожидать можно!.. Ну, если это розыгрыш или уловка, устрою ему райскую жизнь!
        Я подлетела к подъезду и что было сил стала жать на кнопки кодового замка. Ключи от Лешкиной квартиры тоже остались дома. Только это не важно! Перебьется мой анонимный собеседник! В самом деле, не назвал себя, не объяснил толком, в чем дело, только тумана напустил…
        - Вы, извините, Наталья?
        Я обернулась и увидела высокого с легкой проседью брюнета. Проседь странным образом контрастировала с его прической: аккуратно подстриженные волосы чуть длиннее принятого стандарта, косая челка небрежно спадает на лоб… Мне показалось, в его облике есть что-то невзрослое. В одной руке он держал толстый черный портфель, другой придерживал чемодан на колесиках. Колесное средство транспортировки, говоря языком аэропортов и вокзалов. Откуда он свалился на мою голову? Из аэропорта? С вокзала? Из каких дальних стран?
        - Вы звонили?
        - Звонил. Пойдемте в квартиру. Не на улице же нам разговаривать!
        - Могу вас и на улице выслушать! - фыркнула я.
        - А я уже больше не могу на улице торчать! Весь день простоять возле собственной квартиры и не иметь возможности войти в нее? Сами поймите каково!..
        - Собственной квартиры?!
        - А что вас удивляет?
        - Вы говорите о квартире сто сорок шесть?
        - Вот именно! О моей квартире! Сегодня утром я безуспешно пытался попасть в нее. На шум вышла соседка и объяснила, что замки здесь поменяли, а ключи находятся у некой Натальи, и вот дала мне ваш телефон…
        - Соседка из сто сорок восьмой квартиры? Лидия Яковлевна?
        - Не знаю. Возможно, Лидия Яковлевна… Скажите, пожалуйста, - он вдруг перешел на язвительный тон, - с чего вам пришла охота менять в моей квартире замки?
        - Вы сошли с ума! Это квартира принадлежит моему брату!
        Сарказма в интонациях моего собеседника прибывало ежесекундно.
        - Это почему же?
        - Потому же! На основании договора купли-продажи, зарегистрированного соответствующим департаментом правительства Москвы!
        - Не врите!
        - И не собираюсь!
        - Ну, где договор? Покажите-ка мне его! - веселился мужик.
        Наверное, решил, что дело проще простого: сейчас выведет меня на чистую воду, заберет ключики и войдет в квартиру хозяином. Буря и натиск! Давно никто не пытался обмануть меня таким глупым, примитивным образом.
        - Договор у меня дома. Я без особой нужды не ношу с собой документы. А у вас-то на квартиру какие права?
        - Ха! - Он немного удивился. - Какие права?.. Все права! Прописка, свидетельство о приватизации.
        - Покажите!
        - Пойдемте, в конце концов, в квартиру! Из-за вас я с утра не могу попасть к себе домой!
        - Еще раз объясняю, это квартира моего брата!
        - С вами невозможно разговаривать!
        - Я и не собираюсь с вами разговаривать. Подавайте в суд, встретимся на судебном заседании.
        - Да?! А до суда мне куда деваться?
        - А мне какое дело?
        - Вот, взгляните. - Отпустив колесное средство, он полез во внутренний карман пиджака. - Видите, паспорт? Паспорт гражданина России. Теперь дальше читайте: Мажаров Глеб Николаевич. Понятно?.. Это я. Сравните фотографию.
        Я молчала. Ну есть, конечно, некоторое сходство. Рот, нос, два глаза… Все на фотографиях одинаковые.
        - А теперь смотрите дальше. Прописка!.. Ну что? Убедились теперь?
        - Ничего не убедилась! Откуда мне знать, что это ваш паспорт?
        - А чей тогда? Чей? Вашего брата?!
        - При чем здесь мой брат?
        - Может, вы будете так любезны и откроете дверь квартиры, которая принадлежит мне по праву собственности.
        - Я оставила ключи дома, - ответила я намеренно занудно.
        - Но я же вас предупредил!
        - Вы о ключах ничего не сказали!
        - Сами должны были догадаться, раз речь о квартире идет.
        - Ключи у меня дома! Дальше что?
        - Дальше принесите мне их.
        - Вы в своем уме? Чтобы я собственноручно запустила неизвестно кого в квартиру моего брата…
        - Я готов пойти с вами и забрать ключи!
        - По-вашему, я ненормальная или наивная девочка пятнадцати лет?! Хорошо, пойдемте со мной. Продемонстрирую вам договор купли-продажи, после чего, я надеюсь, вы не посмеете тыкать мне в лицо свои гнусные фальшивые документы!
        - Это ваши документы фальшивые!
        - И отлично! Ничего показывать не стану! Встретимся в суде!
        - Тогда я взломаю дверь.
        - Только попробуйте! У нас частная собственность пока еще охраняется государством!
        - Но мне надо где-то ночевать!
        - А где вы до этого целый год ночевали?! - Теперь пришла моя очередь саркастически рассмеяться.
        - Я был в командировке в Новотрубинске.
        - В командировке? В Новотрубинске? Да вы здесь в командировке! На языке криминального мира это называется гастролер! Собираетесь обчистить квартиру и ждете, что я сама открою вам дверь! Даже и не мечтайте!
        Я развернулась, чтобы идти домой, но он неожиданно схватил меня за руку:
        - Ну хорошо, вы не верите, что я был в командировке. Но ведь раньше я жил в этой квартире. И соседи подтвердят.
        - Какие соседи?
        - Ну хотя бы эта из сто сорок восьмой квартиры. Как вы ее назвали? Лидия…
        - Вот видите, вы даже не знаете, как ее зовут.
        - Я-то забыл! А она меня помнит. Давайте спросим у нее.
        Пока я раздумывала, что бы такое ему ответить, к дому подъехали синие «Жигули». Оттуда вышла среднего, но ближе к пожилому возрасту пара. Муж принялся выгружать из машины сумки, а супруга решительно зашагала к подъезду. Неожиданно она притормозила:
        - Глеб? Это никак ты?
        - Здрасте, Надежда Васильевна.
        - Вернулся! И девушку с собой привез… - Она оценивающе взглянула на меня. - Хорошая у тебя девушка. А тут про тебя такое говорили! Алик! - крикнула она мужу. - Иди скорее сюда. Кто нам сказал, что Глеб… что его в живых нет?
        - Вроде Игорь, - ответил муж после недолгого молчания.
        - Точно, он! - Женщина необычайно обрадовалась. - Его жена опекает эту старушенцию, соседку твою. Лидия Яковлевну. Вот она и сказала. И любят же люди болтать всякие глупости! А ты-то жив-здоров, слава богу!
        И, продолжая шумно радоваться тому, что Глеб жив и здоров, почтенная дама скрылась за дверью подъезда.
        - Ну что, к Лидии Яковлевне? - спросил Глеб без энтузиазма.
        Я покачала головой. Стояла и тупо переваривала информацию. Господи, что теперь нам предстоит! Этот человек, этот Глеб - реальный хозяин квартиры… А тетка, у которой мы ее покупали, называла его своим покойным сыном, картинно подносила платочек к глазам… Мы-то и поверили этой сказке. Дураки! Впрочем, главной дурой выходила я. Лешка практически ни во что не вдавался, только подписывал бумаги. А я выслушивала, кивала и даже соболезновала…
        - К Лидии Яковлевне идти смысла нет.
        - Хорошо, что вы поняли! - воодушевился Глеб. - Теперь отдадите ключи?
        - Они у меня дома.
        - Тогда поедем к вам. Другого выхода нет.
        - Пойдем. Тут близко. Пять минут, если идти не спеша.
        Мы и пошли не спеша - на энергичные действия сил не осталось. Брели через пустые дворы, сопровождаемые унылым грохотом колесного средства.
        По дороге я успела обозначить для себя некоторые проблемы. Во-первых, Лешка и его реакция. Будет искать виноватых, не захочет возвращаться в Россию, постарается перепоручить мне решение квартирного вопроса.
        Во-вторых, мама. Я бесконечно доверяю ее знанию жизни и интуиции, но есть существенное но: маму нельзя волновать. Лучше вообще ей ни о чем не рассказывать. Или все-таки рассказать? По чуть-чуть, осторожно, маленькими порциями?.. Можно обратиться за помощью к Владу. Какое счастье, что на свете есть Влад! Он поможет найти хорошего адвоката… Хотя вряд ли без доверенности мне позволят представлять интересы брата в суде. А Лешка, пожалуй, и доверенность пришлет. С него станется… Господи, какой кошмар!
        Ключи лежали на месте - для Лешкиных документов я отвела в комоде специальный ящичек. А вот и договор купли-продажи, и нотариально заверенная копия Лешкиного российского паспорта. Пусть Глеб полюбуется. У нас все документы в идеальном порядке!
        Тут-то меня и осенило - что-то одно! Или договор, или ключи от квартиры. С какой стати я просто так отдам ему ключи? Он собственник, и Лешка собственник. У кого больше прав - надо еще доказать. Суд разберется! А до суда придется подождать. Почему это я вдруг решила сдаться без боя?
        До суда квартира будет нейтральной территорией. Вот справедливый выход!
        Глубоко вздохнув, я вышла в прихожую:
        - Послушайте, Глеб…
        - Ничего слушать не желаю! Давайте ключи.
        - С какой стати? У вас с моим братом на эту квартиру одинаковые права. Ну, что скажете? - Я ткнула ему в лицо Лешкины документы. - На сегодняшний день вы даже там не прописаны!
        - Я же вам паспорт показал! Опять вы за свое?!
        - Правильно! В паспорте штампик остался, а в ЖЭКе, или как там это называется, вас отовсюду выписали… на основании свидетельства о смерти.
        - Не понял…
        - Да что тут понимать! Женщина, у которой мы покупали квартиру, называла вас своим покойным сыном и свидетельство о смерти показывала!
        - Какая женщина?
        - Ну… Относительно пожилая, к шестидесяти, волосы седые с фиолетовым оттенком…
        Я силилась воскресить еще какие-нибудь подробности, но он неожиданно напомнил мне их:
        - Сутулая, чуть прихрамывает. Звали ее как-то… Раиса Васильевна… Раиса Петровна…
        - Ее звали Анна Сергеевна Воронова.
        - Не может быть! Так зовут мою мать.
        - А вы думаете, это на самом деле была Раиса!.. Просто назвалась вашей матерью для правдоподобия!.. Хотите чаю, Глеб? Что ж мы с вами в прихожей разговариваем?
        От чая он отказываться не стал, и я его понимала. Десять часов простоять у дверей собственной квартиры, не имея никаких шансов проникнуть в нее!
        Около одиннадцати утра он раздобыл номер моего телефона, позвонил, но я не отозвалась. Надежда умирает последней, поэтому он продолжал названивать до тех пор, пока долгие протяжные гудки не сменились однообразными короткими.
        - Я решил, что у вас телефон сломался.
        - Мы с приятельницей разговаривали. - Я неожиданно рассмеялась. - Для нас два часа - не рекорд!
        Он опять иронически улыбнулся:
        - Преклоняюсь перед вашим талантом!
        - Тут нет моей заслуги. Таланты раздает Господь Бог… Не стесняйтесь, берите ветчину.
        В общем, допив чай, мы перестали чувствовать себя непримиримыми врагами и в новом качестве вернулись к теме квартиры.
        Выходило, нас ловко обвели вокруг пальца. И кто?! Пожилая, приличная на вид женщина, учительница, врач или представитель еще какой-нибудь гуманной профессии. В январе прошлого года Глеб сдал ей квартиру.
        - Желательно на срок не менее пяти лет, - настойчиво твердила она, но Глеб согласился лишь на год.
        Дама была, несомненно, москвичкой, а свое решение снимать жилплощадь объяснила очень правдоподобно. Не может жить в семье сына! Грубая невестка, невоспитанные внуки! Сын не жалеет денег для нее, поэтому она с радостью заплатит за год вперед, если надо, может и больше.
        - Она так подозрительно легко рассталась с деньгами! Как я не догадался?! Работы было много, спешил…
        - Она прекрасно знала, что денежки к ней очень скоро вернутся! Цену, между прочим, назначила нам максимальную и уступать ни за что не хотела.
        - Когда вы у нее квартиру покупали?
        - В августе, еще года не прошло… Теперь мне брат такое спасибо скажет! Это ведь ему я квартирку подыскала!
        - А ему-то вы, кстати, позвонили?
        От моего сообщения Лешка пришел в полный восторг.
        - Смеешься?
        - Какой смех! Мы купили квартиру, принадлежащую Глебу Мажарову. Вон он тут, собственной персоной. Хочешь поговорить?
        - Да нет, ты чё? Разбирайся уж с ним сама. Ты это умеешь, а мы - люди маленькие! - Мне показалось, Лешка не очень трезвый.
        - Немедленно приезжай в Москву! Надо судиться, адвоката нанимать.
        - А ты не можешь? - Братец действовал в полном соответствии с моими прогнозами. - Я бы доверенность тебе прислал, денег подкинул.
        - И не мечтай! У меня совсем другие планы.
        - А если меня с работы не отпустят?! У них знаешь как с этим…
        - Тогда разрывай контракт. Квартира-то, сам понимаешь, важнее.
        - Ты хотя бы начни, - не сдавался Лешка.
        - Заказывай билет, - посоветовала я и отключилась, не попрощавшись.
        - Тут еще праздники эти, - вздохнул Глеб. - Завтра можно было бы пойти в суд, к юристу, а так ждать придется неизвестно сколько!
        - Оставьте мне свой телефон. Брат приедет на днях, свяжется с вами.
        Он принялся диктовать нескончаемые цифры:
        - Это мобильный.
        - Понятно. А городской?
        - Я пока не знаю, где буду жить.
        - То есть время полдвенадцатого, а вы не знаете, куда вам ехать? - Я опрометчиво высказала свое предположение вслух.
        Он пожал плечами:
        - Получается так.
        На минуту воцарилось неловкое молчание, которое, не выдержав, нарушила я:
        - Глеб, это ужасно, но я не могу дать вам ключи. Ну представьте, придете вы туда!.
        Там нет ни одной вашей вещи - все чужое. Не дай бог что… мало нам с вами недоразумений?!
        Он поднялся из-за стола:
        - Что вы, Наташа? Я все понимаю! Не переживайте, не надо.
        - А знаете что? Оставайтесь у меня!.. То есть, я хотела сказать - в нашей квартире… Переночуете, а с утра придумаете что-нибудь. Хотите?
        - Хочу. - Он улыбнулся, на этот раз без иронии. - Спасибо.
        - Да за что спасибо? Не на улицу же вам на ночь глядя идти! Постелю вам в бывшей Лешкиной комнате…
        Пока он располагался, я решила приготовить хоть какой-нибудь скромный ужин. Во-первых, сама почти весь день ничего, кроме клубники, не ела, во-вторых, и его надо накормить. Ужасная ситуация! И виноватых нет… Глеб, сразу видно, человек неплохой. Не скандальный. Другой на его месте как пошел бы орать! Истерику бы устроил. Я давно заметила, что некоторые мужчины большие мастера по части истерик. А этот - молодец! Все переносит стоически.
        Но, уговаривала я себя, нет мне до этой истории никакого дела. Приедет Лешка, передам его с рук на руки Глебу (или Глеба ему), а сама буду готовиться к свадьбе.
        Под свадьбой я понимала конечно же не пышное бракосочетание с маршем Мендельсона, эскортом машин и фатой. Достаточно праздничного обеда для самых близких в приличном ресторане. Но потом обязательно свадебное путешествие в какую-нибудь красивую европейскую страну. А главное то, что наступит после праздников.
        Сейчас Влад живет один в двухкомнатной квартире в Крылатском. Придется ему переехать к нам - я ни за что не оставлю маму. В моей комнате надо поменять мебель, сделать косметический ремонт. Шторы я закажу в арт-студии рядом с нашим офисом. Там есть абсолютно потрясающие модели - иногда мы с коллегами заходим просто полюбоваться на них…
        А может быть, мысль о шторах преждевременна? Может, надо еще раз хорошенько подумать, прежде чем решаться на такой шаг?.. А чего думать? Жизнь мелькает, как в немом кино. И скоро промелькнет вся. А так… у меня будет семья, ребенок. Бытие наполнится новым смыслом, как выражались героини классических русских романов.
        Я разложила по тарелкам горячие аппетитные сардельки, заправила сметаной салат из свежих помидоров и огурцов и позвала Глеба ужинать.
        Глава 3
        День был теплый и мягкий по-весеннему, а ночь душная, как в середине июля. Я открыла форточку, потом - окно, заменила одеяло махровой простыней, но дышать все равно было нечем. И думать уже не о чем. Будто кинопленку, я прокрутила вперед и назад всю нашу с Владом будущую жизнь. Некоторые сцены получались крупным планом, другие следовали одна за одной спокойные и ничем особым не примечательные. Но в целом получалась содержательная история о достойном союзе двух достойных людей. Я подумала, что не буду покупать журналы с гороскопом, просто обрадую маму: я решила. Решила выйти замуж за Влада.
        От мыслей о свадьбе плавно переключилась на квартиру, но я с самого начала понимала, что лучше от этих проблем дистанцироваться. Пусть ими занимается Лешка, его друзья и его адвокаты… Конечно, безумно обидно, что мой брат влип в такую историю. Но ничего не поделаешь, мы живем в свободной стране. Свободу здесь некоторые понимают своеобразно, в том числе и как свободу от любых моральных обязательств. Даже пожилые учительницы теперь освободились от них. Я почувствовала, что закипаю от возмущения, накинула халат, пробралась на кухню, приняла снотворное и вернулась в спальню додумывать прежние мысли. Лешка - квартира, Влад - ребенок, семья. Неожиданно в этой четко сработанной схеме появилась новая линия - Глеб. Он стоял за забором Иркиного дома и пронзительно хохотал, слушая странные речи моей начальницы. Облокотясь на застекленный парник (или теплицу - никогда не узнаю, чем одно отличается от другого), Любовь Петровна растолковывала владельцам ценных бумаг содержание гороскопов. Те почтительно слушали ее, но Глеб своим странным смехом здорово им мешал. Я нервничала, неудобно перед начальницей. Хотя
мне-то чего стесняться? Я тут, слава богу, ни при чем.
        Однако неловкость нарастала, и в конце концов я решила уйти. Резко развернулась на каблуках и… открыла глаза.
        То, что во сне казалось полубезумным смехом, обернулось наяву целой симфонией: дверной звонок причудливо накладывался на мелодию мобильного, и все это заглушалось голосом Глеба, время от времени постукивающего в дверь моей комнаты:
        - Наташа, просыпайтесь. К вам пришли.
        Лешка. Несмотря на разбитость и головную боль, я очень обрадовалась.
        Правильно я с ним вчера поговорила. Просто и ясно, без сантиментов. Надо и дальше общаться с ним в таком стиле. Сейчас представлю его Глебу, и пусть довольствуются обществом друг друга.
        - Откройте, пожалуйста, - попросила я Глеба, а сама стала не спеша одеваться.
        Из прихожей послышались мужские голоса, шаги, кто-то неуверенно подергал за ручку двери.
        - Заходи! - крикнула я.
        Дверь открылась, и в комнату вошел… Влад. Я онемела. Влад… Человек, с которым я мысленно уже соединила свою судьбу. С кем собралась прожить до конца дней. Теперь я смотрела на него новыми глазами и чувствовала, что не ошибаюсь в своих прогнозах. Мечта обретала плоть и кровь.
        - Может, объяснишь мне…
        - Ты решил приехать пораньше? Сбежал из своего дурацкого похода? - Я тихо засмеялась.
        - …что здесь происходит?
        - Ты о чем?
        - О том, кто открыл мне дверь!
        - Ах, это… Ерунда. Произошла накладка…
        - Какая накладка? - спросил Влад отчужденно.
        - Лешка купил квартиру, которая принадлежит этому человеку. Его зовут Глеб Мажаров.
        - Не может быть!
        - Может. Только это не важно. Я собиралась поговорить с тобой…
        - Не важно? - с удивлением перебил он. - Как это не важно?
        - Это ведь Лешкины проблемы. В ближайшие дни он прилетит в Москву и займется их разрешением.
        - А пока он не прилетел, этот тип поживет у тебя?
        - Что ты? Просто вчера я не могла его выставить за дверь. Было уже поздно.
        - Наташа! - Влад выглядел потрясенным. - Я ждал от тебя чего угодно! Я никогда не обольщался по поводу твоего отношения ко мне. Но такого… - Под конец он перешел на шепот.
        - Какого - такого?
        - Застать у тебя постороннего мужчину… В такой час…
        - Ты что же, не веришь мне?
        - …И он чувствует себя здесь как дома.
        - Да с чего ты взял?
        - Расхаживает по дому в шортах, открывает дверь.
        - Значит, ты мне не веришь?
        - Я… Я не могу…
        - Не можешь? Тогда - всего хорошего.
        - Наташа… - Он снова перешел на шепот.
        - Я сказала: всего хорошего.
        - Подожди. Мне показалось, в последний раз…
        - Все правильно тебе показалось!
        - Зачем же тогда… он?
        - Что зачем? Жизнь такая! Оказалось, что Лешка купил его квартиру, пока этот несчастный Глеб был в командировке!
        - Да не может быть! Агентство все проверяло! Квартира чиста, в ней никто не прописан!
        - Я тоже так думала. Но он представил неоспоримые доказательства.
        - Какие? - В голосе Влада звучала болезненная заинтересованность. Но я чувствовала: что ни скажи сейчас, он мне все равно не поверит. А раз не верит - зачем распыляться? - Наташа, ты что-то скрываешь от меня. Ты знаешь, до какой степени мне важно знать правду!
        - До какой?
        - Ты для меня все! Я не представляю без тебя своей жизни! Вот уехал на несколько дней - попробовать хотел! И не выдержал, не смог! А ты…
        - Пыталась решить проблемы брата. Владик, нельзя выставлять человека на улицу в двенадцатом часу ночи. Даже если этот человек - мужчина соответствующего возраста! Он ни в чем не виноват, и, наконец, существуют элементарные человеческие понятия!
        - Да, существуют! Но застать любимую женщину в обществе неизвестного мужика, да еще ранним утром…
        Спокойный и уверенный с другими, со мной Влад всегда немного робел. Меня это и забавляло, и смешило, и мешало воспринимать его серьезно. Но сейчас я отчетливо видела, что скрывается за этой робостью. Не будь ее, он бы все высказал мне в глаза. В тех или иных выражениях. Интересно в каких? Назвал бы меня легкомысленной, или шлюхой, или словом из пяти букв, которые у нас любят писать на заборах и в кабинах лифтов?.. Только в такие минуты и познается человек!
        - Ты ведь понимаешь, что я не стану оправдываться. Успокоишься - позвонишь, - отозвалась я равнодушно. - Договорились?
        Влад побледнел и вышел из комнаты.
        Вот тебе и свадьба! А впрочем, он по-своему прав. Ситуация действительно очень неприглядная, а я даже и не пыталась немного скрасить ее. Это потому, что я им не дорожу. Умом понимаю, а сердцу не прикажешь. Надо бы позвонить… но до чего же не хочется! Я потянулась, вздохнула. От снотворного голова болит, слабость страшная, а не уснешь. Сон перебили.
        И что за человек Влад?! Нельзя без нужды вламываться в чужой дом раньше девяти. Ах да! Он решил, что дом не чужой. Я сама дала ему понять. Зачем? Не знала, что делаю. Вышло еще хуже. Теперь он может навсегда стать чужим. Прощайте, мечты о хорошей семье!
        Мне стало жаль своих красивых фантазий. Но с другой стороны, на то они и фантазии, чтобы не воплотиться. А ну-ка посмотрим, что там у нас на самом деле.
        А что? В соседней комнате - Глеб Мажаров, претендующий на квартиру моего брата. Вчера из разговора за ужином я поняла, что в Москве ему остановиться совсем негде. Родители живут в подмосковном Пущине - восемьдесят километров от Кольцевой дороги. Друзья? Но к ним не напросишься на неопределенный срок. Снять? В крайнем случае, если ничего другого не подвернется. И тут я вспомнила про нашу дачу. Пожалуй, за постой можно попросить его выполнить какие-нибудь нехитрые поручения. Мама испереживалась, что в этом году мы выбились из привычного графика. Пусть он сделает что-нибудь, хотя бы траву скосит на участке… Дача у нас в пяти минутах езды от Красногорска. Оттуда ему удобно будет ездить на работу на «Сокол». Вчера я, сама не зная зачем, спросила, где находится их компания.
        Сейчас предложу Глебу этот вариант и, если он согласится, сама отвезу его на дачу.
        Потом надо поехать к маме. Журналы не забыть. Про Влада пока промолчим - еще неизвестно, как он поведет себя. Будем надеяться, что адекватно. Поймет, что случай с Глебом - недоразумение. И еще, пусть запомнит на всю жизнь: что бы ни случилось, я оправдываться не стану! Лучше ведь сразу все понять друг про друга.
        Еще немного порассуждав и подумав, я вышла из комнаты и приступила к привычным утренним процедурам.
        Завтракали кофе и бутербродами с икрой. Глеб сказал, подарок из Новотрубинска.
        - Кому же он предназначался? - Я весело кусала толсто намазанный бутерброд.
        - Да никому конкретно. Оттуда все везут икру из-за дешевизны. Кроме икры, хорошего в тех краях немного.
        - А вы-то что там целый год делали?
        - Работал. Вряд ли вам интересны подробности.
        - Нет, почему же.
        Оказывается, в Новотрубинске Глеб апробировал установку собственного изобретения. Назначение установки - ликвидация химического оружия.
        Представляете? Сначала вся страна любой ценой обеспечивала высокий уровень обороноспособности, а теперь мы из кожи вон лезем, чтобы только этот уровень пониже стал.
        Целый год Глеб занимался принципиальной разработкой деструктивного приспособления у себя в конторе в Москве, потом в Новотрубинске доводил эту хитрую вещицу до ума. Когда все получилось, то есть химическое оружие стало грудой металлолома, Глеб со товарищи был удостоен всякого рода поощрений. В том числе материальных.
        Победитель химического оружия вернулся в Москву и оказался у запертых дверей родной квартиры. Она принадлежала его дедушке, и в ней Глеб провел первые годы жизни. Завершив образование, родители отбыли работать по распределению в подмосковное Пущино и прихватили с собой ребенка.
        - Теперь опять придется в Пущине поселиться! Как в годы золотые…
        - Можете у нас на даче пожить, - предложила я. - Условия хорошие и от Москвы близко. Мы хотя и невольно, но причастны к вашим скитаниям…
        - Нет уж, спасибо. Я и без того вам столько неудобств причинил!
        - Так вышло. Вы-то при чем?
        - Да… Но ваш знакомый, наверное, по-другому считает.
        - Какой знакомый?
        - Который приходил сегодня утром.
        - Он вам сказал что-нибудь?
        - Нет, ничего. Но вид имел довольно-таки грозный.
        - Это не из-за квартиры.
        Глеб ухмыльнулся:
        - Я догадываюсь… Глупо все как-то получается. Сплошные недоразумения.
        - Все нормально! А насчет знакомого не беспокойтесь. Захочет - разберется, что к чему.
        - Вы что же, ему ничего не объяснили?
        - Только в общих чертах.
        - И вам его совсем не жалко?
        - Нет! Почему я должна его успокаивать и жалеть?!
        - Ну, Наташ, вы железная женщина.
        - В наше время почему-то считается, что в трудных обстоятельствах женщина должна пожалеть мужчину! А ваша жена тоже жалеет вас?
        - Жена? - переспросил он задумчиво. - Вообще-то она была к этому склонна. Но теперь уже точно ничего сказать не могу. Жена-то бывшая.
        - А новотрубинская подружка?
        - Откуда вам известно о ней?
        - А вы думаете, только вам все известно? Вы - единственный в мире психоаналитик и экстрасенс! - Я намазывала черной икрой очередной (уже четвертый!) бутерброд. Хорошо бы не треснуть!
        - А если серьезно, - начал Глеб, отсмеявшись, - вы не расстраивайтесь. Лучше откровенно поговорите со своим… знакомым. Хотите, я сам с ним поговорю?
        - Да что вы! И не думала расстраиваться. Смотрите, какой у меня аппетит! Съем сейчас всю вашу икру.
        - Съешьте на здоровье! Я, когда ее в Новотрубинске покупал, просто диву давался. Кому покупаю? Зачем? Никто из моих ее особенно не любит.
        - А я просто обожаю.
        - Вот видите, икра пригодилась. Ничего случайного в этом мире не происходит. Вы замечали?
        - Замечала.
        Глеб допил кофе, отодвинул чашку.
        - Ну ладно. Спасибо за гостеприимство. Приятно было познакомиться.
        - Мне тоже… Тем не менее встретимся в суде.
        Он кивнул:
        - Как это ни странно.
        Через минуту за ним захлопнулась дверь.
        Теперь я могла насладиться долгожданной свободой. Делай что хочешь - принимай ванну, валяйся на диване, смотри телевизор. Однако мне не хотелось ни того, ни другого, ни третьего. Во-первых, настораживало молчание Лешки. Во-вторых, свербили неприятные воспоминания о Владике. Сложно разобраться в собственных чувствах. Если бы он сейчас позвонил, неизвестно, как бы я стала с ним разговаривать. Приветливо, как с будущим мужем, или безразлично, как с чужим. Что ж, пусть, по крайней мере, все будет естественно с самого начала. Естественный альянс или естественный разрыв. Никаких волевых решений! И все же, почему так тоскливо вспоминать о нашем утреннем разговоре?..
        Внезапно я пожалела о том, что Глеб отказался пожить у нас на даче. Маме после больницы рекомендовали долечиваться в санатории, поэтому она еще не скоро на дачу попадет. Рано или поздно проблемой придется заняться мне. Не бросать же наш дивный сад на погибель! Тогда чего тянуть? Чем раньше я появлюсь на участке, тем меньше сложностей у меня возникнет потом. Короче говоря, план сегодняшнего дня приобрел вполне конкретные очертания: рынок - больница - дача.
        Все-таки лежание на диване не моя стихия - по натуре я деятельный человек. Живу по принципу: если неотложных дел на сегодня нет, их надо выдумать. Зачем? Это ищет выхода кипучая энергия, дарованная мне Богом. Неужели вся энергия так и уйдет на ценные бумаги, мамины прихоти и устроение Лешкиных дел? А чем я еще занимаюсь? В сущности, ничем. Общение с Владом не требует от меня напряжения. Другое дело, если будет семья, и особенно ребенок…
        Но тут я почувствовала, что в своих размышлениях начинаю ходить по кругу, помыла посуду после завтрака и стала собираться на дачу.
        Глава 4
        Дни бывают короткие и длинные. Долгота дня прямо пропорциональна полученным впечатлениям: чем их больше, чем они ярче, тем длиннее кажется день.
        Сегодня день у меня долгий-долгий: от утренней разборки с Владом до недавней беседы с дачной соседкой Ольгой Константиновной пролегла вечность.
        - Наталья! Ты что же это совсем одна?
        Вроде бы невинный вопрос, а как здорово сформулирован. Сразу пришлось рассказать все: и про маму, и про Лешку, и про Елену. Исследовав поверхностный слой нашей семейной почвы, Ольга Константиновна начала углубляться - спросила про Влада. И наконец, посчитав рекогносцировку законченной, заговорила о собственных горестях.
        Горести или радости - это как посмотреть. Главное, что их причиной стало осуществление заветной мечты Ольги Константиновны. Обе ее дочери, Алена и Арина, как и хотела мать, вышли замуж за иностранцев. Не за каких-нибудь поляков или, не дай бог, нигерийцев, нет - за настоящих европейцев. Аришка - за голландца, Аленка - за англичанина. А хорошо ли, плохо ли - судите сами.
        Аришка, ровесница нашего Лешки, уже двадцать лет живет на Западе. В Москву не приезжала ни разу, изредка только отправляет матери приглашения, которыми, по причине финансовых трудностей, Ольга Константиновна может воспользоваться далеко не всегда. А недавно дочка прислала фотографию - сидит у себя дома на диване в нижнем белье, а рядом новый друг - пожилой араб. С мужем Аришка давным-давно развелась, детей нет… В общем, так сложилось, что старшая дочка для Ольги Константиновны существует почти номинально.
        Зато младшая - реальней некуда!
        В отличие от сестры Аленка выходить замуж не торопилась. Работала тренером в фитнес-клубе и методично выбирала. И выбрала. Разумеется, иностранца, как мама советовала. Ее избранником стал немолодой женатый англичанин. Что он делал в Москве и чем вообще занимается, мы до сих пор не можем понять. А спросить почему-то неудобно, хотя Ольга Константиновна - женщина разговорчивая и от нас ничего не скрывает. Не спрашиваем же потому, что и так ясно: не очень-то Аленкин муж преуспел в этой жизни. Мало, оказывается, быть англичанином.
        Но это теперь всем стало ясно. А тогда Аленка вступила в борьбу за свое семейное благополучие - родила девочку Алису. Англичанин не выдержал натиска и развелся. Они поженились, Аленка получила британское гражданство.
        А толку что? Сначала жили в гостинице, потом переехали в муниципальный дом в северо-восточном предместье Лондона. Чтобы добиться права на этот дом, Аленке пришлось родить сына Оливера. У него с рождения аллергия на все продукты, кроме рыбы и груш.
        Сын - болезненный, муж - раздражительный и угрюмый. От тоски Аленка время от времени сбегает к матери в Москву. Со слезами на глазах Ольга Константиновна выпроваживает ее обратно. Не дай бог, дочка повторит судьбу матери - останется одна с двумя детьми на руках…
        - Что будешь сажать в этом году? - исчерпав тему невеселой Аленкиной жизни, поинтересовалась Ольга Константиновна.
        - Цветы, - объяснила я. - По дороге купила однолетнюю рассаду и флоксы. Мы с мамой на флоксах просто помешаны, а старые уже все отцвели. Вдоль дорожек посажу фиолетовые и нежно-розовые, а у беседки - белые. Будет очень красиво.
        - А огурцы посадить не хочешь?
        - Зачем? Теперь же ведь все продается.
        - Правильно, я тоже не хочу. Тыкву только посажу. Мне пшенная каша с тыквой нравится.
        Мы с Ольгой Константиновной обсудили планы посадочных работ и скоро разбрелись по своим фазендам воплощать эти планы в жизнь.
        Недолго покопавшись в земле, я переключилась на уборку дома, но, приведя в порядок второй этаж, вернулась в сад. Воздух, краски, птицы поют… А я, как проклятая, вожусь с прошлогодней пылью. Я перенесла шезлонг с террасы на улицу и решила передохнуть.
        Услышав, что я еду на дачу, мама пришла в восторг.
        - Ты смотри там не перетруждайся! - без конца повторяла она.
        Но потом надавала такое количество поручений, которое не выполнишь, даже перетрудившись до потери сознания. Про гороскопы она забыла. Раздумала меня замуж выдавать или попросту устыдилась своего наивного увлечения. Странно, но забыла и я. И про Владика, и про Лешку, и про квартиру. Приехала на дачу - будто распростилась с сегодняшней реальностью. Зато здесь ожили призраки прошлых лет.
        Но бог с ними, с призраками. Вот мамино настроение мне явно не по душе. Резкие перемены при ее заболевании ничего хорошего не сулят. Я подумала, что после праздников обязательно свяжусь с доктором из клиники нервных болезней. Его методика лечения музыкой имела успех, и некогда робкий, начинающий медик превратился теперь в лощеного профессионала. Я по-прежнему прибегала к его консультациям - иногда ограничивалась разговорами по телефону, а время от времени наведывалась в клинику. Доктор выказывал недовольство заочной формой лечения, хотя расплачивалась я такими суммами, будто форма была самой что ни на есть очной. Он принимал деньги, повторяя:
        - Все равно никаких гарантий. Вот если бы Инна Владимировна приехала сама.
        Но при маме о клинике нельзя даже заикаться - она считает ее своим страшным позорным прошлым, домом скорби, и ни за что не захочет ехать туда…
        Между тем вечерело. Солнце уже сильно склонилось к западу. Глядя на пламенеющую полоску заката, я так глубоко погрузилась в мысли о своих бедах, что не сразу обратила внимание на звук подъехавшего к дому автомобиля. Только услышав сигнал, я поняла, что приехали ко мне. Подумав ровно мгновение, я поднялась и пошла открывать. У ворот стояла машина Влада.
        Значит, он все понял! Я испытала самую обыкновенную радость - простую, земную, женскую. И Влад, будто угадав мое настроение, вышел из машины и на глазах у всей нашей улицы обнял меня. Еще сегодня утром он не решился бы на такое!
        Мне было очень хорошо стоять рядом с ним, ощущать на плечах его руки, близко-близко видеть глаза, чувствовать дыхание.
        - Я приехал к тебе насовсем… если не прогонишь, - произнес он тихо.
        Я улыбнулась:
        - Не прогоню.
        Больше мы не говорили об этом - объятие у калитки лучше всяких слов скрепило наш будущий союз.
        Потом, сидя на террасе и поглощая привезенную Владом черешню, я деловито строила планы на будущее. Медовый месяц мы проведем в Испании. А в Москве поселимся на Ленинском проспекте.
        - Ты знаешь, мама ведь не совсем здорова. Я не собиралась говорить об этом сейчас. Но все равно придется, позже или раньше - какая разница?
        - Ты имеешь в виду ангину?
        - Нет, я имею в виду другое.
        И дальше стала объяснять, что именно я имею в виду. Если вдруг его испугает мамина болезнь…
        - Наташ, - прервал Влад мою речь. - Послушай, я сейчас скажу тебе кое-что, только ты не волнуйся. Я сначала не мог понять…
        - Господи, ты о чем?
        Оказывается, он весь день сегодня разыскивал меня. Был у нас дома, заезжал в офис и, отчаявшись, позвонил маме в больницу.
        - Она говорила со мной как-то странно. Сказала, что тебя теперь трудно будет застать, со дня на день ты улетаешь в Ганновер, чтоб заменить там Алексея. Только тогда он сможет вернуться в Москву.
        - А она не сказала, что я на даче?
        - Нет, про дачу я сам догадался. А она все про Ганновер, про Лешу, про его неприятности.
        - Скажи, она была спокойна?
        - Нет. Если бы я не знал Инну Владимировну, пожалуй, назвал бы ее манеру агрессивной, но…
        - Дай мне, пожалуйста, телефон, - перебила я.
        Но тут же поняла, что не смогу воспользоваться телефоном Влада - я не знаю на память номера Лешки. Боже мой, что он натворил! Одним расхлябанным жестом перечеркнул годы моего кропотливого титанического труда - позвонил и рассказал маме про квартиру. Я старалась уберечь ее от малейшего негатива, а он без предисловий выплеснул все.
        Я бросилась в комнату и вытащила из сумки телефон. Так и есть! Сначала Лешка позвонил мне - вот его номер на определителе, а не дозвонившись, подступился к матери. Наверное, подумал, что это даже лучше: пусть она уговаривает меня судиться с Глебом Мажаровым.
        - О! Натали! - развязно приветствовал меня брат. - Я тут тебе обзвонился.
        - Да? - отозвалась я холодно. - А еще кому ты обзвонился?
        - Ну, матери позвонил, - сознался он немного воровато. - А чего, нельзя?
        - И выложил все без утайки?!
        Лешка промолчал.
        - Ты до стресса ее довел. - Я уже не могла сдерживаться, говорила все громче и громче, почти кричала. - Стресс, врач сказал, на девяносто пять процентов заканчивается рецидивом.
        - Да брось ерундой страдать. - Лешка усмехнулся. - Мать в здравом уме и твердой памяти. Чего ты наговариваешь на нее?!
        Я понимала, что дальнейшие разговоры бессмысленны. В прошлый раз, когда с мамой случилось несчастье, брат посоветовал определить ее в интернат. По мнению Лешки, лечение душевных болезней - выброшенные на ветер деньги и время. И сейчас от него никакой помощи не дождешься. Какая там помощь, даже наоборот!
        - Значит, так, или ты приезжаешь в Москву и разбираешься с Мажаровым, или я отдаю ему ключи.
        - Наталь, ты чего?
        - А ты чего?
        - Меня, ты понимаешь, не отпускают с работы. Босс отъехал на пару недель, а без него никто этого сделать не может.
        - Я все сказала. И запомни: мне не до тебя. Сейчас непонятно, что с мамой. И еще у меня одно известие - я выхожу замуж.
        - Поздравляю. - Лешка окончательно скис. - Надеюсь, твой жених - человек порядочный.
        - А сам-то ты порядочный?! Если да - немедленно приезжай в Москву и улаживай свои дела сам!
        Отжав связь, я еще несколько минут стояла посреди комнаты и жадно, как рыба, выброшенная на берег, хватала воздух ртом. Ну и свинья же у меня братец! Ну и эгоист! Только и думает, что о себе.
        - Наташ, иди ужинать! - крикнул Влад с террасы.
        И я горячо поблагодарила судьбу за то, что Влад оказался рядом. Вдвоем пережить горе гораздо легче.
        Он поил меня чаем, подкладывал в тарелку бутерброды, уговаривал поесть, успокоиться, подождать завтрашнего дня, гладил мои руки и волосы. Я глотала чай пополам с собственными слезами, сгорая от ненависти к Лешке, от боли за мать и странной болезненной нежности к Владику. Чем я смогу отплатить ему за любовь и заботу? А вдруг ничем? Изо всех сил я прислушивалась к своему сердцу, но в нем бушевали иные чувства.
        Ночью мы долго лежали без сна, слушали соловья и опять, но уже гораздо осторожнее, чем поначалу, мечтали о будущем. В какой-то момент я почти успокоилась. Влад был так ласков, едва ли не раньше меня угадывал любое мое желание. Мне тоже хотелось сделать что-то хорошее для него. И я знала, что надо сделать. Просто остаться рядом.
        Утром мы приехали к маме в больницу. Дело обстояло еще хуже, чем можно было предположить. Вчера вечером с мамой случился нервный припадок. Вела она себя так, что перепуганному персоналу пришлось обратиться в психиатрическое отделение, благо у них в больнице имеется и такое. В психиатрическом отделении приемные дни вторник с десяти до четырнадцати и четверг с пятнадцати до девятнадцати. Мы все же попытались проникнуть туда, но никто не вышел на наш звонок.
        - Теперь только после праздников, - объяснила проходящая мимо медсестра.
        Мы молча вышли из больницы и вернулись на дачу.
        Остатки праздничных дней прошли для меня в адских мучениях. То я бросалась на клумбы, то пыталась развести костер и сжечь мусор, оставшийся после зимы, то вдруг вспоминала о Владе и неслась готовить обед. Ни одно дело не получалось довести до конца - все падало из рук, не клеилось, не сходилось. Однако, за что бы я ни бралась, постоянно помнила о телефоне и с интервалом в двадцать минут набирала номер музыкального доктора. Абонент все время был недоступен.
        Затем погода испортилась, пошел дождь, садовые дела пришлось отложить на потом. Закутанная в плед, я сидела на террасе и пила кофе, заботливо сваренный Владиком.
        - Поедем в Москву, - предложил он. - День завтра предстоит нелегкий, а мне еще надо домой заглянуть.
        - Поедем, - согласилась я.
        И в это время раздался телефонный звонок.
        Я сразу узнала голос музыкотерапевта. Оказывается, в праздничные дни он проходил курс лечения покоем в деревне в Муромской области. С несвойственным обычно раздражением я заметила, что представители его профессии рано или поздно приобретают сходство со своими пациентами. Почему бы не сказать по-человечески: ездил в деревню?
        - А что у вас? Что-то стряслось? - поинтересовался доктор тоном любопытного экскурсанта.
        Или глупо рисовался, или я права - у него самого крыша съехала.
        - А у нас, похоже, ничего хорошего. - Как умела, я воссоздала картину маминой болезни. - Но это все с чужих слов, я еще не разговаривала с ней.
        - Необходима госпитализация.
        На этот раз доктор ответил нормально, без кокетливой рисовки. Вопрос о госпитализации представлялся ему серьезным еще и потому, что с ним сопряжены внушительные суммы денег. Музыкотерапевт не замедлил их назвать.
        - Хорошо, - вздохнула я. - Когда нам лучше подъехать?
        - Давайте завтра, до одиннадцати.
        Чтобы немного успокоиться, по дороге в Москву я пыталась мысленно расписать свой завтрашний день. С утра - звонок начальнице. Любаша обожает всякие свадьбы-помолвки и вообще любые истории, в которых фигурируют мужчины. Объясню, что выхожу замуж, потом сделаю загадочную паузу, намекну на проблемы и попрошу разрешения не появляться завтра на работе. Наверняка Любаша снисходительно отнесется к моей просьбе.
        - Сначала медовый месяц, потом - свадьба? - последует ее добродушная реплика.
        В восемь часов я должна быть в маминой больнице. Главное, заполучить документы - анализы, выписки из истории болезни. Думаю, процедура займет не меньше часа. Завтра среда - в психиатрическом отделении день неприемный. Возможно, меня вообще не захотят видеть. Придется заплатить. Тогда сразу все бумажки подготовят и с улыбочкой отдадут.
        Потом к музыкотерапевту. Мама не захочет. Надо будет ее уговаривать, требовать, умолять. Я стала лихорадочно придумывать аргументы. В лобовое стекло автомобиля хлестал усиливающийся дождь, слышались раскаты дальнего грома. Над городом сгущались сумерки, хотя до вечера еще далеко. Машины неслись по шоссе с включенными фарами. Я последовала примеру других водителей.

…Надо сказать маме, что, встретившись с музыкотерапевтом, она поможет Лешке. У людей с душевными болезнями своя логика - им нравятся парадоксы… А лучше вообще ничего не объяснять. Сказать - мы едем домой, и просто отвезти маму в клинику. Это, может быть, немного оскорбительно, зато спокойнее.
        Следующий час уйдет на общение с доктором, и к двенадцати я, наверное, освобожусь. Если так, зачем откровенничать с Любашей? Я поймала себя на мысли, что ни с кем не хочу делиться известием о предстоящей свадьбе. Ну с Иркой еще куда ни шло. А с остальными… без особой нужды… Какой смысл? Да и когда она теперь будет, эта свадьба? Конечно, не раньше полного и окончательного маминого выздоровления.
        Остановив машину у парадного, я не решалась из нее выйти. Сидела, окруженная густыми сумерками, а по крыше и в окна барабанили крупные капли. Потом дождь превратился в град.
        Пока буду устраивать маму в клинике, Влад съездит на рынок. Купит фруктов или ягод. Мама обожает клубнику со сливками… А вечером можно будет еще раз приехать, если, конечно, разрешит доктор.
        Многое теперь в нашей жизни зависит от доктора. А еще больше - от воли слепого случая. Попробуйте переговорить с любым психиатром, он непременно завершит беседу словами: можно лишь прогнозировать, точно ничего обещать нельзя, все непредсказуемо. Или еще чем-нибудь в этом роде…
        Погода понемногу успокаивалась, и я наконец-то выбралась из своего укрытия на свободу.
        Надо было что-нибудь приготовить к приходу Влада, но холодильник оказался пуст. Пачка масла, литровая банка икры и прокисшая клубника. Клубнику придется выбросить, а с икрой можно сделать бутерброды к чаю.
        Намазывая бутерброды икрой, я вспомнила о Глебе. Интересно, до чего он договорился с Лешкой? Но может, Лешка вообще не звонил ему? Глеб существует в ожидании Лешкиного звонка, а завтра, чтобы попасть на работу, ему придется преодолеть расстояние в восемьдесят километров. И потом столько же, чтобы вернуться домой. Он тоже жертва Лешкиного произвола… Усталые карие глаза, мальчишеская челка… Если братец ничего не решит за неделю, я просто отдам Глебу ключи. Для Лешки это будет хорошим уроком. Не все же ему над людьми издеваться… А для Глеба это будет подарком…
        Бутерброды на этот раз показались мне не такими вкусными. То ли я наелась икры надолго, то ли даже самые распрекрасные деликатесы скучно поглощать в одиночестве. А с Глебом было так весело! Несмотря на то что у нас обоих случилась ужасная неприятность (тогда я еще, как последняя идиотка, рассматривала Лешкины неприятности как свои собственные), за ужином мы от души хохотали! И за завтраком. Над моим знакомым, над его подружкой, над хромоногой теткой, так ловко одурачившей нас всех…
        Хотя, скорее всего, это была эмоциональная разрядка. Отходняк, как выразился однажды музыкотерапевт. Посмеялись - разошлись. Осталось воспоминание. Немного странное, но хорошее.
        Глава 5
        - Ты что, до сих пор в Москве? - В мамином облике читалось дикое, нечеловеческое напряжение. Она держалась неестественно прямо, говорила негромко, четко, механически. - Немедленно поезжай в Ганновер.
        - Я как раз собираюсь, но…
        - Здесь исключены любые но! - не глядя на меня, произнесла мама. Я чувствовала, что ее угнетают какие-то кошмары, но с присущим ей мужеством она старалась не поддаваться им. - Билет ты, по крайней мере, купила?
        - Прежде чем покупать билет, я должна удостовериться, что с тобой все порядке.
        - Обо мне не беспокойся. Сейчас я должна защитить своего сына.
        - Каким образом?
        - Единственно в данном случае возможным.
        - Ты не могла бы объяснить?
        - Недаром я просила тебя принести журналы с гороскопами. Все астрологи сходились в одном: Скорпиону со дня на день грозит опасность. Алеша ведь Скорпион.
        - Скорпион, Скорпион. - Я поспешно закивала.
        - Теперь выход один - умолить звезды.
        - Ты разве знаешь, как это сделать?
        - Нет, я не знаю. К счастью, в Юлином журнале был опубликован телефон. Хорошо, что я додумалась его записать…
        - Чей телефон?!
        У меня не хватало сил вести беседу в этом неживом, размеренном ритме, выдерживать паузы, которые, по мнению мамы, должны придавать ее словам особую значимость.
        - Леонарды. Она может решить любые астральные проблемы, - продолжала мама все так же безэмоционально.
        - И ты уже позвонила ей?!
        - Я бы ей давно позвонила. Но эти люди из отделения отобрали у меня телефон.
        - Из отделения? Из милиции?! - Я уже чуть не кричала. Невозможно выслушивать шизоидный бред и соглашаться с ним, как я решила это делать сначала. - Господи, мама, что ты говоришь?..
        - При чем здесь милиция? - холодно отозвалась она. - Телефон у меня забрали эти садисты в белых халатах. Разреши воспользоваться твоим.
        Пора брать дело в свои руки. Ведение переговоров с колдуньей-авантюристкой сейчас для меня недоступная роскошь. Музыкотерапевт назначил время - одиннадцать. Меньше чем через час я должна уже быть на работе! Однако если начать спор с мамой, она может упереться и вообще откажется переселяться в другую клинику.
        - Я телефон в машине забыла…
        - Тебе придется спуститься за ним.
        - Хорошо.
        Я выбежала в коридор, судорожно соображая, что делать… Лешка! Вот кто смог бы ее уговорить. Причем на логику уповать не надо… Преодолевая неприязнь, я набрала телефон брата.
        - Натали! - обрадовался он. - Ты необыкновенно кстати. Ну что, посылочку мою получила?
        - Какую посылочку?
        - Я тебе все в лучшем виде отослал - деньги, доверенность…
        - Что за доверенность?!
        - Генеральную… Можешь начинать процесс против этого… Как его?.. Поджарова? Зажарова?
        - Мажарова, - тихо подсказала я и, помолчав, добавила: - Леш, я не буду этим заниматься.
        - Ты что?! Обалдела? Может, хватит играть в дурацкие принципы?
        - Играть в принципы?! А ты знаешь, откуда я звоню?.. Из коридора психиатрической больницы!
        - Психиатрической?! Подожди… Почему психиатрической?
        - Потому что у мамы рецидив, и она лежит в психиатрическом отделении!
        - Наталь… Честно слово, ведь не хотел… - Впервые я услышала в голосе брата нотки раскаяния. - Я не думал, что она так к этому отнесется.
        - Ладно, Леш. Хотел не хотел - не имеет значения. Но ты теперь сам понимаешь, некогда мне заниматься твоими делами.
        - Да чего ими заниматься?! Только адвоката найми… как мое доверенное лицо.
        - Только нанять адвоката?..
        - Я тебе и адвокатскую контору посоветую, которая на недвижимости специализируется.
        - Ладно, попробую. Но учти, ничего не обещаю. Если от меня потребуют еще чего…
        - Да не грузись ты досрочно, ничего не потребуют.
        - Слушай, Леш, ты можешь поговорить с матерью?
        - Когда?
        - Да прямо сейчас! Скажи ей, что для успешного решения проблемы с квартирой она должна временно пожить на Любимовке.
        - Чего-чего?
        - Ну, понимаешь, она страшно переживает за тебя, собирается звонить каким-то колдуньям… Ничего не сделаешь, это болезнь. А мне надо, чтобы вместо звонков колдуньям она поехала со мной в клинику нервных болезней… помнишь, в ту, где она лежала в прошлый раз? Я уже с врачом договорилась, но боюсь, она меня не послушает. А ты теперь для нее авторитет.
        - Еще раз: чего говорить?
        - Что-нибудь в том смысле, что переезд в другую больницу поспособствует решению квартирного вопроса. Намекни, что там есть нужные люди.
        - Где там?
        - В клинике!
        - Натали. - Мне показалось, Лешка даже развеселился. - Ты смеешься над матерью?
        - Просто так легче ее уговорить. Законы мышления больного человека не подчиняются обычной логике. Я еще в прошлый раз заметила.
        - Ну валяй, - согласился брат. - Попробую. Вернувшись в палату, я протянула маме трубку:
        - Это тебя. Лешка. Говорит, что-то важное узнал.
        Не давая Лешке слова вставить, мама принялась рассказывать о Леонарде как о последней инстанции в решении квартирного вопроса. Мол, только она может влиять на звезды. Братец, должно быть, опешил, и я испугалась, что их беседа закончится ничем. Но тут мерный мамин монолог оборвался.
        - Куда переехать? - удивленно переспросила она. - Зачем? Там легче будет выйти на Леонарду? Кто знает ее домашний телефон?.. Так… и я могу у него сразу спросить! Пока спрашивать не надо? Алеша, почему ты не хочешь, чтобы я говорила по рабочему, для этого они и рекламу дают! - Мамина речь постепенно оживлялась. - Не доверяешь секретарям? Понятно. Пока не спрашивать про телефон? Ты сам спросишь? Хорошо. Когда мне тебя там ждать?
        - Ну что? - Я с трудом дождалась окончания их странной беседы.
        - Поехали! - Мама, еще несколько минут назад бледная и словно одеревеневшая, теперь буквально пылала энергией. - Едем скорее! Теперь я точно знаю, как ему помочь… - бормотала она безостановочно.
        Наблюдая за тем, как мама переодевается, я отметила дрожь в руках и болезненную неточность движений. Пуговицы на блузке она застегивала со второго раза, с прической справиться не сумела - еще недавно казавшиеся платиновыми, а теперь седые пряди неопрятно повисли вдоль лица.
        - И как ты ему поможешь? - угрюмо спросила я.
        Уже не рада своей неумной затее с Лешкой.
        - Поедем. - Мама взглянула на меня с досадой. - Когда у тебя самолет?
        - Вечером.
        - Значит, завтра Алеша будет в Москве.
        Я не стала ни спорить, ни разубеждать, понадеялась на музыкального доктора…
        Брат перезвонил после обеда, когда я уже приехала на работу:
        - Тебе передали?
        - Да, - подтвердила я, - передали…

…Не успела я войти в наш офис, как на меня налетели со всех сторон:
        - Ну Наташка! Тихоня-тихоня, мама у нее, видите ли, и брат! А сама мужиков меняет, как перчатки.
        Громче всех, естественно, кричала начальница - Любовь Петровна.
        - Каких мужиков? - мысленно я еще беседовала с маминым доктором.
        - Не прикидывайся, - засмеялась Катя Ястребова, Любашина заместительница, прозванная в коллективе Подпевала Номер Раз. - Кто это ждал тебя на синем «опеле» в последний предпраздничный день?
        - Так это Влад…
        - Какой такой Влад? - возмутилась самая сдержанная наша коллега Таня Платонова. - Ты нам о нем ничего не рассказывала!
        - Как же не рассказывала? - Я вздохнула. - Он иногда звонит мне по рабочему, и я говорила…
        - Ты говорила, что Влад - пустое место.
        Действительно, говорила зачем-то… хотя за язык никто не тянул.
        - Мне так казалось раньше…
        - А теперь перестало казаться? - фамильярно расхохотался девятнадцатилетний Женька - офис-менеджер, секретарь, курьер и еще бог весть кто по совместительству. Даже он, не стесняясь, принимал участие в обсуждении моих личных проблем.
        - Перестало, Жень. Тебе, может, странным покажется, но иногда так бывает… во взрослой жизни.
        Женя смутился и замолчал. Инициатива нападения перешла к Любаше.
        - Ну и что? Перестало казаться - и что?!
        - Посмотрим… - Посчитав беседу законченной, я подошла к своему столу и включила компьютер.
        - А если ты потеплела к этому Владу, - Катя бросилась выручать патронессу, - разреши узнать, кто сегодня с утра пораньше разыскивал тебя!
        - Кто разыскивал? Я не знаю.
        - Не знает она!
        - Темные волосы с проседью и такая, - правой рукой я сделала в воздухе беспомощный жест, - стрижка?..
        - Темный с проседью пока не появлялся, - серьезным тоном произнесла Катя, изо всех сил стараясь сделать позабавней наше ток-шоу. - С утра приходил шатен.
        - Русый… среднерусый, - уточнила Любаша, избегавшая иностранных слов.
        - Не знаю русого. Может, это клиент, вы просто не поняли.
        - Он сказал, по личному делу, - объяснила дотошная Таня.
        - Да ладно, этот еще придет. Ты нам про темного с проседью расскажи, - попросила молчавшая до сих пор Валерия Викторовна.
        - Темный с проседью - это наша беда…
        Родной коллектив не потерпит никаких тайн! Без особой охоты я стала пересказывать коллегам свои первомайские приключения, а сама все вспоминала слова доктора:
        - В том, что у вашей мамы случился рецидив, нет, вероятнее всего, ничьей вины. Болезнь прогрессировала уже давно. Отсутствие постоянного врачебного наблюдения…
        Это я во всем виновата! Надо было настоять, потребовать, умолить: «Мама, раз в три месяца будешь показываться доктору… или хотя бы раз в полгода!» Меня ведь предупреждали!
        - …Вот и вся история про темного с проседью.
        - Кошмар!
        Любовь Петровна встала во весь свой могучий рост и заходила по комнате. Одета она была в серый брючный костюм из плотного льна: просторные брюки и глухой, без лацканов, жакет, деликатно покрывающий бедра. Поверх жакета на манер пионерского галстука Любаша повязала пестрый платочек.
        - Костюм новый, в Праге купили, - довольно улыбнувшись, сказала начальница, почувствовав мой заинтересованный взгляд.
        - Вам идет.
        - Он дорогой! В пересчете на наши деньги четыреста баксов.
        Женя хотел сострить по поводу того, что баксы - не наши деньги, но тут в комнату заглянул охранник и сказал, что к Наталье Павловне Векшиной пришел посетитель.
        Посетителем оказался тот самый утренний шатен, спровоцировавший приступ любопытства у специалисток по ценным бумагам. Впрочем, их тут же постигло разочарование: шатен передал мне Лешкину доверенность, ксерокопии некоторых документов, попросил пересчитать деньги. Как только я убедилась, что все правильно, он поспешил удалиться.
        - Мне все передали, - объяснила я Лешке.
        - Когда к адвокатам пойдешь? - Надо отдать должное, любое начатое дело брат стремится довести до конца.
        - Попробую завтра.
        - Чего робеть?! Попробую… Сразу подписывай договор и дальше занимайся своими делами.
        - Да какими там своими!
        - А что? Будешь возле матери сидеть? - В голосе Лешки послышалось негодование.
        - Леш, я боюсь, тебе придется приехать, - начала я торопливо и сбивчиво. - Понимаешь, она верит, что ты должен появиться. Она ждет. Твой приезд поможет ей выздороветь…
        - Ты не мытьем, так катаньем решила заставить меня приехать! Видела, сколько там денег? Половину можешь себе взять… Ну понимаешь, что я не могу! Не мо-гу! Как тебе еще объяснять? Я не мо-гу при-е-хать сей-час! Ты хочешь, чтоб я озвучил детали?
        - Нет-нет, что ты! Просто для мамы…
        - Я тебе когда говорил, что лечить эти болезни - гиблое дело? Бесполезняк. Что толку? Ты ее пять лет опекала, как маленькую, - и все равно…
        - Я не опекала ее!
        - Лучше бы нашла себе нормального мужика!
        - Думай, что говоришь!
        - А что? Теперь замуж собралась! За кого? За этого недоумка Влада?
        - Много ты понимаешь. Главное, чтоб человек был надежный.
        - Это тебя мать научила? - кипятился брат.
        - Это меня жизнь научила.
        - Ой, не надо, пожалуйста…
        - Ладно. - Я чувствовала, что пора заканчивать этот бессмысленный, к тому же оскорбительный для меня разговор. - По мобильному говорим, это, между прочим, дорого стоит. Я к адвокатам завтра схожу, а ты подумай все-таки…
        - Я же тебе объяснил…
        Не слушая отчаянные Лешкины вопли, я отжала связь.
        Общая беда человечества заключается в том, что у каждого своя правда. Своя представляется всем без исключения истиной в последней инстанции, а чужую даже не хватает сил выслушать до конца… Лешке нужно во что бы то ни стало остаться в Германии, маме жизненно важно, чтобы он приехал в Москву. Любовь Петровна мечтает, чтобы все знали: у нее много денег, Катя - чтобы свекровь оставила им с мужем квартиру, а сама переехала к дочери. Зато спросите, что об этом думает дочь. Она вам много чего интересного расскажет и по этому поводу, и заодно о самой Кате.
        Ближе к вечеру мне позвонил Влад. В клинике мы едва успели перекинуться несколькими словами - я ожидала приема доктора, Влад спешил на рынок за фруктами для мамы.
        - Меня даже не пустили к ней! - возмутился он. - Сказали, что пакеты передадут.
        - Не удивляйся, это такое место… Теперь нам только передачи останется посылать: мама не особо хочет меня видеть, и доктор сказал, чтоб я к ней пока не заглядывала.
        Как и Лешке, Владу трудно постичь ход маминых рассуждений. Однако в отличие от моего братца Влад изо всех сил старается сделать это. А все потому, что мое расположение для него важнее всего.
        - Я сегодня приду попозже. За праздники много работы скопилось.
        - У меня тоже работы много.
        - Тебе надо отдохнуть! Сегодня в клинике ты показалась мне такой бледной, усталой…
        - Просто я нервничала! Но главное, мама теперь под наблюдением хорошего врача. Он-то знает, как ее вылечить.
        Попрощавшись с Владом, я вернулась в офис и честно попыталась углубиться в рабочие документы. Но мысли снова и снова переносили меня в клинику нервных болезней.

…Узнав, что мы пообещали маме скорый Лешкин приезд, музыкальный доктор начал рвать и метать. Высказавшись по полной, он потребовал от меня не бывать пока в его владениях или, по крайней мере, не попадаться на глаза маме. Пусть она считает, что я в Ганновере. А вот о том, что Лешка собирался в Москву, ей лучше забыть. Ожидание невозможного - отрицательный фактор, усложняющий процесс лечения. Придется прибегнуть к помощи транквилизаторов, которые плохо совместимы с музыкальной методикой доктора.
        Что касается Лешки, то ему конечно же лучше приехать. Если не приедет… доктор не может гарантировать результат.
        Я разволновалась еще больше и потому забыла упомянуть про гороскопы и про колдунью Анджелику, или как там ее… В конце концов, Лешка ведь нужен маме лишь для того, чтобы выведать у кого-то телефон ведьмы… а, вспомнила, - Леонарды. Я могу и сама позвонить этой ведьме и пригласить ее к маме. А скажу - Лешка из Германии договорился. Или он сам ей по телефону скажет. Или просто кого-нибудь из знакомых ведьмой нарядим. Татьяну, например. Она в юности в театральный институт поступать собиралась…
        Я попробовала взглянуть на Таню с этих позиций: маленькая, худенькая, с короткой стрижкой, в больших очках… Ведьмы, наверное, тоже разные бывают. Конечно, Любовь Петровна лучше бы подошла на эту роль. И главное, любит врать! Но делиться с ней своими несчастьями мне совсем не хотелось…
        Вообще идея с ведьмами довольно-таки дурацкая. Я снова взялась за документы и прилежно читала их до тех пор, пока Любаша, как обычно, не крикнула:
        - Девочки, компьютеры закрываем. Время - восьмой час.
        - Ты на колесах? - спросила Таня. - Подвезешь меня до Октябрьской?
        - Поехали.
        На меня всегда хорошо действовало Татьянино общество. Она скромная и молчаливая, но, познакомившись поближе, я с удивлением обнаружила тонкого, многогранного человека. Однажды у нас в офисе зашел разговор о классической литературе, и Татьяна, не принимающая обычно в таких беседах участия, вдруг сообщила, что у Некрасова ей нравится только одно стихотворение - «Внимая ужасам войны…».
        Дома я из любопытства открыла томик Некрасова и прочитала:
        Внимая ужасам войны,
        При каждой новой жертве боя
        Мне жаль не друга, не жены,
        Мне жаль не самого героя…
        Увы! утешится жена,
        И друга лучший друг забудет;
        Но где-то есть душа одна -
        Она до гроба помнить будет!
        Средь лицемерных наших дел
        И всякой пошлости и прозы
        Одни я в мире подсмотрел
        Святые, искренние слезы -
        То слезы бедных матерей!
        Им не забыть своих детей…
        Стихотворение оказалось коротким и, на мой вкус, немного старомодным. На меня, во всяком случае, оно не произвело впечатления. И в то же время я понимала, что такие вещи могут трогать и волновать. Таня была прежде всего матерью - жила в коммунальной квартире вдвоем с дочерью-старшеклассницей.
        - Она ее неизвестно от кого родила, - поведала мне как-то Любовь Петровна, знавшая Таню чуть ли не с детства. - Нормальной семьи у нее не было отродясь!
        Дочь составляла главный, но не единственный смысл Таниного пребывания на свете. Она любила хорошие книги, классическую музыку, путешествия - жила незаметно, тихо, но в гармонии с миром и, кажется, с самой собой. А что еще нужно человеку для счастья?
        - Как твоя Маша поживает? - спросила я по дороге. - К экзаменам готовится?
        - Вроде читает чего-то… - Таня не позволяла себе грузить окружающих лишними подробностями, и, по-моему, это был высший пилотаж деликатности. - Не знаешь, зарплату до следующих праздников дадут?
        - Не знаю. - Вообще зарплата была бы совсем нелишней. - Ты бы у Любаши спросила.
        - Завтра спрошу. У нас в школе еще по сто долларов на экзамены собирают.
        - Как это еще? - удивилась я.
        - Так уже собрали по триста.
        - Зачем столько денег на экзамены?
        - После каждого экзамена родители должны учителям столы накрывать. Я просто деньги сдаю, а другие еще и готовят.
        - Ну и порядки!
        - Теперь так везде: не подмажешь - не поедешь. И в медицине так.
        - Там-то особенно, - согласилась я.
        И до самой Октябрьской площади прокручивала ставшие уже привычными мысли: клиника - мама - Лешка - колдуньи - доктора - адвокаты.
        - А в судах, наверное, почище, чем в медицине.
        - Ну, суды это вообще не дай бог, - искренне ужаснулась Таня.
        - Тебя где высадить?
        - У метро. Проедусь по магазинам - поищу что-нибудь Маше на выпускной.
        Глава 6
        Таня вышла из машины, а я вдруг осознала, что не могу находиться в собственном обществе. В душе закружился мутный водоворот - сознание вины перед мамой, раздражение против Лешки, сумевшего «не мытьем, так катаньем» повесить на меня решение квартирного вопроса, а также другие неприятные чувства, от которых я тоже не могла заслониться.
        На мою просьбу поспешить домой Влад ответил отказом, мягким, но решительным. Он советовал мне отдохнуть или, если есть желание, немного развлечься: посмотреть диски, купленные им вчера в «Ашане», послушать музыку или, на худой конец, доесть абрикосовое мороженое - остатки вчерашнего десерта. Влад обещал вернуться домой к одиннадцати и привезти кое-что вкусненькое.
        Я слушала его нежный, заботливый монолог и медленно катила по Ленинскому проспекту… Вообще-то я любила бывать одна, но только не при таких обстоятельствах! Забыть о плохом, как назло, не удается, вдобавок в пустой квартире плохое начинает казаться в тысячу раз хуже. Можно, конечно, приняв предварительно снотворное, залечь спать, но тогда завтра выпадет первая половина дня, а я уже условилась с адвокатами… Зачем только Лешка втравливает меня в это склизкое дело?! Зачем я уступаю ему?
        Нехорошо думая о брате, я откатила машину на стоянку, перебросилась парой фраз со сторожем и - неизбежный момент - двинула домой. Если будет совсем плохо, позвоню Ленке. С одной стороны, племянница еще ребенок - шестнадцать лет. А с другой - уже шестнадцать! Много это или мало - не поймешь. Мне, когда я была в ее возрасте, казалось, что очень много…
        Подойдя к подъезду, я увидела на скамейке Глеба Мажарова. Он читал газету и, пройди я мимо, пожалуй, не обратил бы на этот факт внимания.
        - Глеб. - Я окликнула его неожиданно для самой себя. - А что вы здесь делаете?
        Он взглянул на меня и улыбнулся:
        - Не видите? Газету читаю.
        - Что ж, счастливо оставаться. Извините за беспокойство.
        - Постойте, Наташ. Нам нужно поговорить. Присядьте.
        - Тогда уж лучше пойдем ко мне.
        Хотя бы так скоротаю время до возвращения Влада!
        - Ну, что случилось? - Я усадила Глеба на закрепленное за ним место на кухне, а сама затеяла возню вокруг заварочного чайника. Вытряхнула старую заварку, обдала чайник кипятком, засыпала свежую.
        - Ваш брат мне так и не перезвонил. Вы в курсе?
        - Нет, не в курсе. Но это не имеет значения.
        - Почему?
        - Ситуация выглядит по-другому, чем нам представлялось вначале. Каждый из нас должен подать заявление в суд. Будут судебные разбирательства, чьи-то права на квартиру подтвердятся, чьи-то опровергнутся.
        - Да, я переговорил с юристом и сегодня уже отнес в суд исковое заявление.
        - Мне на днях предстоит сделать то же самое.
        Я разлила по чашкам ароматный красно-коричневый напиток. Поставила на стол зефир, коробку шоколадных конфет, пирожные. Вчера Владик загрузил холодильник по максимуму. Как на ферму, говаривал в таких случаях мой брат Алексей.
        - Подождите, а почему вам?
        - Если не я, то кто же? - начала я с привычным уже раздражением, но тут же спохватилась. Для чего посвящать Глеба в подробности наших семейных дел? Вряд ли он может что-то исправить, чем-то помочь. - Видите ли, брат постоянно живет за границей. Приехать сразу - с места в карьер - у него не получится. Я начну…
        - Значит, я с вами должен судиться?
        - Выходит, что со мной, хотя не совсем так. Я действую от лица брата, по доверенности.
        - И когда суд признает мою победу, вы уполномочены отдать мне ключи?
        - Почему это суд признает вашу победу? - Во мне шевельнулось чувство попранной справедливости. - С какой стати? У нас равные права!
        - Знаете что, Наташа, оказывается, наша история неоригинальна. Не мы первые, попавшие в эту ловушку и, видимо, не мы последние. Так вот, суд действует в этой ситуации однозначно. Признает сделку купли-продажи недействительной, и квартира, таким образом, возвращается законному владельцу. То есть, в нашем случае, мне.
        - Как это недействительной? Сначала они понаставили гербовых печатей, а теперь…
        - Вы можете обратиться в суд с исковым заявлением о возмещении ущерба.
        - А кто будет возмещать? Чиновники государственные?! Хромоногой тетки давно след простыл. Вы уж меня, Глеб, не смешите!
        - Ваша сделка недействительна потому, что совершена на основании липовых документов. Хотя бы свидетельства о моей смерти!..
        - Ладно, посмотрим, что скажет юрист. Я вам тогда позвоню.
        - Понимаете, Наташ, все эти суды, адвокаты - удовольствие не из дешевых.
        - Не из дешевых, - подтвердила я. - Но и квартира - вещь не дешевая, ради нее стоит раскошелиться.
        - В данном случае не стоит. У нас такая ситуация… Все предрешено, одним словом.
        - Вы говорите так потому, что вам это выгодно! - Понемногу я начала выходить из себя.
        - Хотя бы не подавайте встречный иск. Чтобы наше дело было рассмотрено, достаточно одного заявления, - продолжал Глеб невозмутимо.
        - Ну, договорились, посоветуюсь с юристом и перезвоню вам. Где, кстати, вы теперь обитаете?
        - А тут неподалеку, на «Академической».
        - Сняли?
        - А что делать? Надеюсь, ненадолго. Как вы считаете?
        - Не знаю… Суд всегда дело долгое. За один раз, как правило, нельзя ничего решить.
        - Вам хорошо знакома современная судебная практика? - Он опять насмешничал.
        - Мне - нет. Но подруги, знакомые, сослуживцы… Теперь о судах говорят постоянно - то здесь услышишь, то там… А вы бывали раньше в суде?
        - Только по поводу развода… Хоть и формальность, а все равно не очень приятно.
        - А мы без суда разводились, - вспомнила я. - Просто в ЗАГСе.
        - Значит, у вас не было детей и имущественных споров.
        - Не было.
        Мы уже допили чай. Я убирала со стола посуду и, склоняясь над раковиной, неожиданно подумала, что в браке у меня не было ничего вообще: ни детей, ни имущества, ни счастья. А между тем мы прожили с мужем целых шесть лет!.. Развод пугал меня в первую очередь из-за общественного мнения. В семье моих родителей все было так красиво и правильно, я не хотела стать позорным пятном и в результате потеряла шесть драгоценных лет…
        Раньше я думала об этом довольно часто, постепенно перестала, а теперь, вспомнив об этих потерянных годах, была потрясена.
        - Ведь ничего не было вообще… - еле слышно пробормотала я.
        Глеб расслышал мои слова и отреагировал своеобразно:
        - А теперь вы решились на повторение эксперимента?
        - Это вы о чем?
        - О вашем втором замужестве.
        - Откуда вам про него известно?
        - Думаете, вы единственный на свете психоаналитик и экстрасенс?
        - Я забыла, что по масштабам эзотерического дарования сразу после меня следуете вы!
        - Ну тогда что за вопрос, откуда мне все известно!
        - Не говорите глупостей, Глеб. Смотрите лучше, чтобы фамильное жилье не уплыло у вас из-под носа!
        - Жилье не уплывет, я спокоен. А все же зачем ставить над собой такие жестокие эксперименты?
        - Да с чего вы взяли про эксперименты?
        - Вычислил. Я ведь инженер!
        - Любопытно послушать.
        - Да на поверку - ничего интересного. После первого брака, окончившегося, по вашему собственному выражению, ничем, противоположный пол вас здорово разочаровал, не так ли?
        - Да при чем здесь мой брак? - горячо возмутилась я. - Если бы только мой брак, а то вообще браки! Заключают их тысячи и миллионы, а счастливыми в конце концов оказываются единицы.
        - Вот! Сделав такой вывод, вы начали вести гордое и одинокое существование, пока на горизонте не появился один известный нам человек… Я видел его здесь утром второго мая.
        - Ну и что?
        - Как самая заурядная, среднестатистическая женщина, вы не смогли устоять перед чувством, которое внушали этому несчастному…
        - Да я такая и есть!
        - Ничего подобного! Вы финансовый аналитик. Заурядным личностям такое занятие не по зубам. К сожалению, в тот злополучный момент аналитик дремал, а женщина бодрствовала. Подкупленная преданностью и обожанием, она сдала свои позиции и решила выйти замуж. - Глеб пристально посмотрел на меня и улыбнулся одними глазами.
        - Это уже чересчур! Мы с вами собирались поговорить о судьбе квартиры, а вас, извините, просто заносит. Вот уж не предполагала, что вы способны на такую бестактность! На первый взгляд производите впечатление вполне интеллигентного человека.
        - А я и есть интеллигентный! Интеллигентность, между прочим, предполагает гуманное отношение к ближнему. Страшно подумать, на что вы себя обрекаете!
        - Зачем вам рассуждать обо мне? Займитесь лучше своей новотрубинской пассией!
        Он молчал, но я, разозлившись не на шутку, продолжила:
        - Наверное, обещали в столицу ее перевезти, а теперь передумали! Но хоть бы и не передумали… Что вы можете предложить ей в Москве? Угол снимать?
        - Абсолютно в точку, Наташ! Но и в другом вы правы: я действительно передумал. Видимо, ваше экстрасенсорное дарование и в самом деле не уступает моему. Но все же дайте, пожалуйста, мне закончить. Итак, вы решили выйти за него замуж…
        - Да кто вам сказал, что я решила выйти замуж?!
        - Вы, Наташа, женщина серьезная и просто так любовь крутить с кем попало не станете. Если уж допустили этого незначительного человечка близко к себе, то с благородной целью - создать семью. Эта высокая - в глазах любой женщины - цель оправдывает самые безрассудные средства!
        - Вот что, Глеб, идите домой! Нечего вам, сидя на моей кухне, поносить моих же близких!
        - Он вам не близкий!
        - Это вас не касается!
        - Касается. Мне больно даже представить вас рядом с этим… приказчиком. Вы не понимаете, что делаете!
        - Я вам позвоню, когда переговорю с адвокатом. - Я поднялась и подошла к двери кухни, но Глеб не обращал внимания.
        - Хотите, я расскажу, что потом произошло между вами?
        - Идите домой! - попросила я, но, разгоряченный собственным воображением, Глеб вряд ли меня услышал.
        - Думаете, он поверил хоть одному вашему слову? Как же! Он хитер, ваш герой! Понимает, какое встретил сокровище, и до поры помалкивает… Размолвка сильно перепугала его. Голову даю на отсечение - через несколько часов приехал мириться! Так? Ведь так?
        - Ну, допустим…
        - Приехал не с пустыми руками! - Глеб иронически усмехнулся. - Гостинцев навез… которыми вы меня теперь подкармливаете. Ну а вы приняли его, сказав себе, что это судьба. Поступок, достойный не то что заурядной женщины, а самой глупой что ни на есть бабы! Я уж не говорю про финансового аналитика!
        - Вы уйдете отсюда или нет?!
        - Таким образом, изначально ваш союз основан на обоюдных компромиссах. Никому еще эта гнусная вещь не принесла счастья!! - Он-таки высказал все, что хотел. - Теперь я ухожу, а вы уж, пожалуйста, подумайте как следует… А заодно и о квартире - стоит ли выбрасывать деньги на ветер. Дело-то ясное.
        - Хорошо, передам ваши соображения брату.
        - Завтра вечером буду ждать вашего звонка.
        - Я позвоню, как обещала. Надеюсь, вы не станете больше мне дерзить.
        Откинувшись на спинку стула, он расхохотался так жизнерадостно и свободно, что я не выдержала и тоже улыбнулась.
        - Смотрите, Наташа, посерьезнее. Речь идет о вашей судьбе.
        - До свидания.
        - До завтра.
        Закрыв за Глебом дверь, я пошла к себе в комнату. На комоде в старой маминой вазе стояли цветы. Семь… нет, девять трепетных чайных роз на длинных стройных ножках. Влад, милый Влад! Обыкновенная женщина и самая что ни на есть глупая баба простодушно радовались, а финансовый аналитик помалкивал…
        А ловко этот Глеб разложил меня на составляющие! Однако, если следовать его логике, только обыкновенная женщина, столь ненавистная ему, могла стерпеть этот наглый треп. Финансовый же аналитик пребывал до глубины души в возмущении и всю вторую половину разговора порывался прогнать Глеба куда подальше…
        А обыкновенной женщине было даже приятно. Вспомнились студенческие годы, веселые пикировки с однокурсниками: сквозь иронию и насмешку неожиданно пробивалось незнакомое волнующее ощущение, оппонент в разгар спора нет-нет да и кидал в твою сторону внимательный взгляд, а ты из кокетства вроде как не замечала.
        И сегодня я из кокетства держалась рассеянно-холодно, а на самом деле очень увлеклась разговором. И было чем: Глеб, почти незнакомый человек, с веселым видом пересказал мне мое самое сокровенное. У кого угодно это прозвучало бы цинично и грубо, а у него только забавно. Хотя, конечно, ничего смешного нет, особенно для меня. Глеб прав до некоторой степени. Я только еще хочу полюбить Влада, но вот сумею ли… А пока меня периодически посещает мысль, что Влад мне не пара, что я достойна лучшего… Может быть, со временем это пройдет?
        Но все-таки я решила гнать от себя такие мысли, тем более что Влад вскоре вернулся с работы. Я не успела приготовить ужин, но он сказал, что это даже к лучшему, потому что кто-то из подчиненных преподнес ему сегодня в подарок небывалой величины ананас. Ананас - привет из Египта. Рядовые сотрудники «Аромат-Престижа» коротали майские праздники в этой стране.
        Внутри ананас был бордово-оранжевым, нежным и очень сочным. Я поглощала кусок за куском, пока не почувствовала, что должна расстегнуть пуговицу на брюках. И от ананаса, оказывается, можно поправиться, дело только в размерах порции.
        - Ты отдохнула немного? Поспала? - спросил за ужином Влад.
        - Да, отдохнула. - Неприятно было врать, но после роз и ананаса я не могла сказать ему правду. - Спасибо огромное за цветы! Мои любимые - чайные розы.
        - Теперь тебя будет окружать только то, что ты любишь! Мы купим новую красивую мебель, сделаем ремонт - все на твой вкус! В отпуск будем ездить в те страны, которые нравятся тебе, - заговорил Влад горячо. - А в твоей комнате всегда будут стоять чайные розы.
        - Посмотрим, как ты выполнишь свои обещания! - засмеялась я.
        Легче все превратить в шутку - от столь нарочитого пафоса мне стало немного не по себе.
        - Если Инна Владимировна… пока не хочет видеть тебя… я сам могу ездить в клинику, отвозить ей продукты.
        - Давай договоримся, когда ты, когда я. Завтра, например, ехать придется мне. Хочу еще раз переговорить с доктором. Ну и денек завтра ожидается! С утра к адвокатам…
        - К адвокатам?
        - Ну да. Лешка решил доверить судьбу своей квартиры адвокатской конторе. Я поеду подписывать договор.
        - С тобой там разговаривать не станут.
        - Станут-станут! У меня доверенность есть.
        Владу активно не нравилась Лешкина идея поручить мне решение квартирного вопроса. Сам он стремился защитить меня от всех проблем и невзгод и искренне возмущался поведением людей, не разделяющих этой позиции. Он даже дернулся позвонить Лешке, но я сказала, что звонками ничего не добьешься, а поручение единственное и разовое.
        В общем, что бы ни болтал этот фанфарон Глеб, но если Влад и правда моя судьба, то я ничего не имею против.
        Засыпая, я чувствовала себя вполне счастливой. Но когда Владик обнял меня во сне, почему-то подумала: любопытно, а как такие вещи проделывает Глеб?
        Глава 7
        Погода в очередной раз выкинула коленце. Проснувшись утром и взглянув на градусник, я обнаружила, что ртутный столб поднялся чуть выше отметки плюс пять.
        Деревья шелестят молодой листвой, птицы заливаются по-весеннему, на голубом небе ни облачка, а температура - как в конце марта! Тем не менее ни дубленку, ни пальто надевать нельзя. Придется идти в плаще, а под него поддеть что-нибудь теплое. Я остановила свой выбор на узкой серой юбке и голубом с высоким воротом свитере. К голубому свитеру как нельзя лучше подойдет мамин бирюзовый комплект - серьги, кольцо, кулон. А последним, но очень эффектным штрихом станут белые сапоги на шпильках. Я купила их давно, в середине зимы, но до сих пор не представлялось случая продемонстрировать миру свое приобретение. Зима выдалась морозной и долгой, весна - дождливой и грязной. В конце апреля резко потеплело. Пришлось сразу доставать туфли, а потом босоножки. Но вот и белые сапоги дождались своего часа.
        Выставив сапоги в прихожую и освежив косметикой лицо, я занялась приготовлением завтрака. Омлет, бутерброды, свежий кофе - опровергнем широко известное утверждение о том, что один всегда любит, а другой принимает любовь. В нашей семье все будут любить одинаково! С такими мыслями я постучалась в дверь ванной:
        - Владик, быстрее! Завтрак готов.
        В отличие от Влада мне нужно было торопиться: «Аромат-Престиж» находится в двух шагах от нашего дома, а мне целый час пилить до адвокатов, да и на работу хотелось вернуться пораньше. Любаша, конечно, промолчит с королевской снисходительностью (недаром за глаза мы называем нашу начальницу Королева-мать), но Катя-то непременно спросит, где я пропадала. Ну и пусть спрашивает, причина у меня уважительная.
        Адвоката звали Сергей Юрьевич Капошко. Фамилия смешная и даже глупая. Зато ее владелец прославился умением выигрывать судебные процессы, связанные с недвижимостью, далеко за пределами России. Лешке рекомендовали его в Германии.
        Капошко оказался тридцатилетним, черноволосым, румяным и белозубым. Таких молодых людей можно видеть ранним утром бегущими по улице в спортивном костюме. Впрочем, Капошко, скорее всего, по улице не бегает - посещает фитнес-клуб, не экономит на здоровье. Такие, как он, знают, куда деньги вложить!
        Я подумала так еще и потому, что адвокат первым делом заговорил о расценках: один расклад - выступление на процессе, совсем другой - ведение дела от начала до конца. И если я хочу, чтоб наши отношения развивались по второму сценарию…
        Но я не испугалась. Денег Лешка прислал достаточно, и я прикинула, что даже при размахе Капошко уложусь в имеющуюся у меня сумму. Чтобы окончательно удостовериться в моей платежеспособности, адвокат предложил немедленно внести аванс, после чего перешел непосредственно к квартирному вопросу.
        На первый взгляд обстоятельства складывались не в нашу пользу. Он почти дословно повторил мне аргументы Глеба: сделка, совершенная на основании фиктивных документов, недействительна. Однако руки опускать рано. Выход можно найти всегда! Например, доказать, что Мажаров находился в сговоре с женщиной, продавшей квартиру моему брату. В этом случае Глебу придется иметь дело с Уголовным кодексом, а для Лешки квартира будет спасена.
        - Нет, знаете, мне не очень нравится такое решение проблемы.
        - Почему? Если мы с вами что-то докажем, значит, так оно и есть.
        - Вы во всем уверены заранее, точно не зная обстоятельств?
        - Я уверен, что квартира должна быть вашей.
        - Одну минутку, мне надо с братом переговорить.
        В коридоре, битком набитом гудящей публикой, расслышать Лешку было невозможно. Чтобы узнать, что думает мой брат по поводу защиты Капошко, пришлось выйти на лестницу, спуститься на первый этаж и поискать в холле укромный уголок.
        Брат считал подход Сергея Юрьевича единственно правильным. Не на улице же ему оставаться! Бабки-то отвалил.
        - Ты, Наталь, не тяни. Контракт подписывай сегодня.
        - Ладно, - отозвалась я сухо. - Подпишу, и больше ни о чем меня не проси. В суд я не приду, и с адвокатом этим общаться у меня тоже нет ни малейшего желания!
        - Я забыл. Тебе не до того - замуж выходишь! - иронизировал Лешка.
        - А ты, случайно, не забыл, где находится наша мать?
        - Наталь! Ты у нас это… семейный ангел-хранитель, - брат решил наступать с другого фланга, - наш добрый гений… Почему же ты не хочешь появиться в суде хотя бы в качестве свидетеля?
        - Все! Иду подписывать контракт, мы поговорим позже! - Я игнорировала Лешкину риторику. - Но учти, это мой последний вклад в твое сомнительное дельце!
        - Чем же оно сомнительное?! - Где-то в далеком Ганновере Лешка выходил из себя, а я стояла в вестибюле адвокатской конторы и аккуратно убирала телефон в сумочку.
        Весь день я спешила. На запредельной скорости неслась из адвокатской конторы в офис, на работе барабанила по клавиатуре, одновременно отвечая на телефонные звонки, готовила экспертные заключения и беседовала с клиентами.
        - Пойдем пообедаем, - предложила Татьяна.
        Но мне было не до еды.
        К шести часам я пожинала плоды собственного трудового героизма: многодневный завал, возникший по разным обстоятельствам, был более или менее успешно ликвидирован. Напрягалась я не просто так - хотела уйти с работы пораньше, чтоб успеть побеседовать с музыкальным доктором.
        - Ну иди, - в ответ на мою просьбу снисходительно протянула Любаша. Ей нравилось казаться мягкой и безотказной (вот уж действительно - кому что несвойственно!). - Дай-ка я еще раз твое заключение посмотрю.
        Пока она изучала документ, я лихорадочно поправляла макияж, расчесывала волосы, заметив, кстати, что они достигли максимально допустимой длины и требуют срочного вмешательства мастера.
        - Надо доделать, - резюмировала начальница, изучив мое творение. - Ладно, завтра тогда.
        Экономя время, я не стала уточнять, что именно придется доделывать, и через несколько минут уже рулила в направлении клиники нервных болезней. На развилке Каширки и Варшавки образовалась небольшая пробка. Привыкнув за день существовать в жестком ритме, я почти физически ощутила простой и, чтобы заполнить его, набрала номер Глеба.
        - А я уже заждался, - по обыкновению насмешливо ответил он.
        - Ну вот что, у меня для вас плохие новости. Брат настроен судиться. Встречный иск, правда, не станет подавать. Делом занимается адвокат Сергей Юрьевич Капошко. Если позвонит - не удивляйтесь, теперь он доверенное лицо моего брата.
        - Не торопитесь, Наташа, я так ничего не понимаю.
        - Чего не понимаете? Адвокат Капошко - доверенное лицо нового владельца вашей квартиры Алексея Павловича Векшина. К нему все вопросы.
        - Хорошо. При встрече вы мне объясните все более подробно.
        - При какой встрече?
        - Как при какой? При сегодняшней!
        - Вы о чем?
        - На восемь часов я заказал столик в ресторане…
        Он назвал довольно известный ресторан недалеко от «Академической».
        - Я вас не понимаю.
        - Да вот, хочу вас в ресторан пригласить, поблагодарить за гостеприимство.
        - Не за что благодарить. Нормальный человек не может поступить по-другому.
        - Нет, нормальные теперь могут поступить по-всякому, а вот вы не можете!
        - Потому что я ненормальная?
        - Вы необыкновенная! И замечательная!
        - Ладно, не стоит об этом… Спасибо за приглашение, но вечер у меня занят.
        - Чем же, позвольте узнать?
        Я догадалась, что сейчас он начнет язвить в адрес Влада, поэтому ответила нейтрально:
        - Визитом к врачу.
        - Вы больны?
        - Не я. Это лечащий врач моей матери.
        - Но ведь вы освободитесь к восьми часам?
        - Освобожусь и поеду домой.
        - Ладно, я еще свяжусь с вами, - пообещал Глеб, и остаток пути я не могла заставить себя настроиться на разговор с музыкальным доктором.
        Я думала о Глебе.
        Абсолютно ясно, что на данный момент тема квартиры почти полностью исчерпала себя. Есть еще одна тема, которую он с удовольствием начнет развивать, - наш неравный брак с Владом. И, сидя в ресторане, я должна буду выслушивать вчерашнюю галиматью.
        Нет, не галиматью! Вчера он, видимо, почувствовал, что попал в точку со своими логическими построениями, и решил скуки ради немного понаблюдать за мной, как наблюдают за подопытными животными. А чтобы я не обиделась, время от времени надо угощать меня каким-нибудь нехитрым комплиментом типа: вы, Наташа, потрясающая! Необыкновенная! Неземная!.. Сам же вчера сказал: заурядная женщина и глупая баба.
        Увы, он снова оказывался прав. Действительно, заурядная женщина, которую так подмывает принять злополучное приглашение в ресторан!
        Я еще находилась в клинике, когда Глеб перезвонил. Музыкальный доктор невероятно обрадовался его звонку, и вот по какой причине. Долгие и подробные объяснения с родственниками больных часть его медицинской практики. Доктору нравилось приоткрывать завесу тайны, вводить людей в мир психического заболевания - как он выражался на своем витиеватом языке.
        Но сегодня никакой тайны не было. Мамин приступ не удалось купировать до конца, средства лечения остались прежними - уколы, таблетки, ванны, массаж. К музыкальной терапии можно приступить значительно позже, когда появится хотя бы небольшая ремиссия.
        Возможно, доктор боялся, что эти несколько слов не соответствуют размеру суммы, которую я заплатила ему вчера. Качество информации он пытался компенсировать ее объемом - повторял одно и то же по третьему разу. И вдруг, так удачно, телефонный звонок.
        - Надеюсь, наш договор остается в силе? - с веселой наглостью спросил Глеб.
        - В силе! - Я за досадой попыталась скрыть смущение.
        - Значит, в восемь часов. Не опаздывайте! Я послушно села в машину и поехала на
«Академическую».

…По крайней мере, честно признайся себе: несмотря на замотанность, болезнь матери, неприятности брата, тебе все равно хочется чего-нибудь такого… чего не может дать добрый Влад! Хочется, чтоб замирало сердце, как оно замерло вчера, когда ты увидела Глеба, сидящего на скамейке!
        С недоверием я стала прислушиваться к себе. Нет, кажется, радость тогда вспыхнула по другой причине - мне просто не хотелось сидеть весь вечер одной. За праздники я ни разу не вспомнила о Глебе… А что, если мою смутную жажду приключений он примет за свою мужскую победу - полную и окончательную - и начнет бессовестно меня дразнить? Но даже если и не так, все равно неясно, для чего ехать в ресторан. Все уже решено. Влад, семья, ребенок, магазины «Бенеттон», школа раннего развития… Я остановила машину на стоянке у ресторана, поправила волосы и вошла в вестибюль.
        Ко мне мгновенно подошел мужчина в форме, то ли швейцар, то ли секьюрити. Род его занятий, во всяком случае, не вызвал у меня сомнений - пристальный взгляд, шкафоподобная фигура… Я думала, он потребует у меня документы или остановит: мол, у нас вечерний туалет обязателен! Вместо этого он произнес полуутвердительно:
        - Вы на банкет…
        Я покачала головой.
        - Вы на банкет! - настаивал секьюрити. - Меня предупредили: к восьми часам должна подъехать молодая женщина среднего роста, со светлыми волосами… - Он говорил монотонно и беспристрастно, будто зачитывал приметы преступника или ушедшей из дома и не вернувшейся гражданки. - Идемте, я вас провожу!
        Миновав полупустой зал ресторана, мы поднялись на второй этаж и оказались на банкете.
        Посреди довольно просторной комнаты за длинным овальным столом сидели незнакомые мне люди. Было шумно, порядочно накурено, но вместе с тем я заметила, что тарелки перед гостями стоят чистые, вино не открыто, а закуски не тронуты. При моем появлении шум сразу прекратился.
        - Это она!
        - Она пришла… - пронеслось по залу.
        Я уже приоткрыла рот, чтобы объяснить присутствующим их заблуждение, но в это время увидела Глеба. Он сидел во главе стола. Место рядом с ним было свободно.
        - Ну вот! Разрешите представить вам мою невесту Наташу… Наталью Павловну, - произнес Глеб, поднявшись.
        Все опять зашумели и зааплодировали. В общем шуме я уловила слово Новотрубинск. Видимо, кто-то из друзей знал о его новотрубинской любви и предположил, что она - это я.
        - Не буду представлять тебе всю эту кучу народа, - сказал Глеб просто. - Сама разберешься, кто есть кто… Да ты садись.
        Что было делать? Изображать оскорбленное достоинство - просто идиотизм. Если не хочешь оказаться в неприятной ситуации, не принимай сомнительных приглашений. А если приняла - будь готова!
        Конечно, можно развернуться и уйти… Но вдруг оказалось - не можно. Со вчерашнего дня меня как магнитом тянуло к этому человеку. Что-то он смешал в моей душе, задел какие-то струны, и теперь они звучали так сладко, требуя новых и новых импульсов. Это была не жажда приключений, а нечто гораздо большее!
        - Глеб, а что мы обмываем, - спросила яркая дама в сиреневом, - командировку или помолвку?
        - А тебе, Ларис, как больше нравится?
        - Сейчас давай командировку. А на помолвку ты нас потом пригласишь. Чтобы не мешать божий дар с яичницей!
        - Потом он пригласит нас на свадьбу, - уточнил немолодой мужчина, сидящий неподалеку от Ларисы.
        Я прикинула: за столом, наверное, человек двадцать. А вдруг Глеб позвал меня сюда с единственной целью выставить на посмешище перед компанией? Ерунда какая - невеста, помолвка… А встретились третий раз в жизни!
        - Почему вы такая будничная? - поинтересовалась моя соседка слева, по ее обнаженным плечам струились шелковистые каштановые волосы. - Разве сегодня для вас не праздник?
        - К сожалению, не успела привести себя в порядок. Я ведь прямо с работы - у меня там страшный завал.
        - Вы уже освоились в Москве? Так быстро? И работой обзавелись?
        - Да я, собственно, в Москве родилась.
        - Как интересно! Ну расскажите…
        - О чем?
        - Э-э-э… Как вы познакомились с Глебом?
        - Мы познакомились в экстремальных обстоятельствах, - ответила я, немного подумав.
        - На охоте?! - обрадовалась моя каштановая собеседница. - Вы тоже охотой увлекаетесь?
        - Нет.
        - Случайно там оказались? И Глеба встретили? Надо же, как здорово! Как романтично!
        Я поняла, что выдержала первый экзамен, и еще - что никто из присутствующих не собирается смеяться надо мной. Интерес гостей к моей личности был хотя и повышенным, но доброжелательным, а после двух-трех тостов я вообще почувствовала себя полноправным участником компании.
        Люди за столом уже не казались мне массой. Откуда-то я узнала, что Светлана и Игорь учились с Глебом в одной группе в Станкине. Евгений Сергеевич, предрекший нашу скорую свадьбу, - его начальник. На банкет он пришел с женой Аллой Аркадьевной. Она сидела рядом с ним в чем-то сизо-воздушно-газовом и оживленно болтала с сиреневой Ларой. Про Лару известно, во-первых, что она тоже разрабатывала деструктивную установку. Если задача Глеба - ликвидация железок, то Ларина область - химия.
        - Пока нервно-паралитический газ потихоньку утекал в атмосферу, - рассказывала она с веселой улыбкой, - народ медленно травился… Но в общем кому народ-то жалко? Как говорится, нет человека - нет проблемы! Валялось бы и дальше на складах это химическое оружие… Но взбунтовались американцы.
        Пришлось Ларисе, сотруднице профильного НИИ, решать проблему нейтрализации нервно-паралитического газа. Она очень просто и грамотно объяснила, как можно обезвредить ядовитое вещество, при этом все время поглядывала на Павла.
        Сначала я подумала, что Павел - Ларин коллега и она ждет, что он подтвердит ее слова, но потом догадалась: Лариса имеет на Павла виды, И эта информация следовала во-вторых.
        Павел держался независимо. Не то чтобы он совсем не замечал Лару, но принимал знаки внимания с ее стороны как нечто само собой разумеющееся. Возможно, причиной его равнодушия было толстое обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки (я хорошо разглядела его, когда танцевала с Павлом), а возможно, Лара действовала слишком уж в лоб. Как выразился отечественный классик сентиментального жанра, в этих ситуациях надо стараться не стараться. Но Лариса не учитывала второй части мудрого высказывания. Просто старалась, и все.
        После Павла я танцевала с Юрием - мужем каштановой Ксюши, которая брала у меня первое интервью. Она оказалась одноклассницей Глеба.
        - И вообще, - объяснил Юра, - у них на удивление дружный класс. Встречаются каждый год тринадцатого января. Можете себе представить?
        - С трудом, - призналась я. - Я некоторых одноклассников уже и не вспомню.
        - А эти - все как один! На старый Новый год кто из Москвы, кто откуда съезжаются в Пущино, с женами, с мужьями. Я, например, у них давно уже свой. Вы в следующий раз обязательно приходите. Обстановка там, знаете ли, такая душевная…
        Дослушав историю про дружный класс, я вернулась к столу, на свое место, и попала на охотников. Что я знаю об охоте?
        - Не знаю ничего.
        Охотник - крепкий мужик лет пятидесяти, сам похожий на кабана, - в недоумении развел руками.
        - Как же вы с ним жить собираетесь? Для Глеба охота - все в жизни!
        Я засмеялась.
        - Да вы напрасно смеетесь!
        - Ну чего ты, Володь, девушку пугаешь? - успокоила «кабана» хрупкая женщина с мужской стрижкой, в очках с толстыми стеклами. - Да еще раньше времени? Вы, Наташа, поедете с нами осенью на Памир?
        - Поеду. - Я кивнула.
        - Вот там и поговорим. А что толку объяснять на пальцах? Надо самой почувствовать! Вы обязательно поезжайте. Мы уже не первый раз проводим там отпуск, впечатление незабываемое, и, поверьте, не только мое.
        Дальше последовали другие приглашения. Алла Аркадьевна звала меня к себе в гости. Игорь, однокашник Глеба, - на какую-то художественную выставку. Он уже давно не работал инженером - переквалифицировался в арт-дилера.
        Я только благодарить успевала за приглашения, за комплименты. И под конец так освоилась со своим новым положением невесты хозяина и почти хозяйки, что при прощании сама поблагодарила кого-то за присутствие на банкете:
        - Очень рада была видеть вас на нашем празднике.
        Оказавшийся поблизости Глеб заговорщицки подмигнул мне…
        - Ну и что все это значит? - спросила я наигранно недовольно. Оставшись наконец-то одни, мы сидели у банкетного стола, заставленного грязной посудой. - Что ты устроил?
        Глеб улыбнулся:
        - Устроил не я один. Ты оказалась замечательным партнером. Прекрасно разыграла роль.
        Ах, значит, это все-таки была роль! Значит, мне не придется ехать на Памир и идти в гости к Алле Аркадьевне? Неужели все это оказалось лишь ролью?
        - Но ты рисковал, - заметила я вслух. - Будь у меня другое настроение, запросто бы рассказала твоим гостям, кто я на самом деле.
        - Ты бы не рассказала. У тебя потрясающее чувство юмора.
        - Да? А что тут смешного? Друзья так тепло, душевно относятся к тебе, а ты зачем-то смеешься над ними. Выдаешь первую встречную женщину за свою невесту.
        - Ну ты же знаешь, что не первую встречную.
        Опять авансирует. Ведет себя как дрессировщик - поочередно применяет пряник и кнут. Сначала поставил меня в дурацкое положение, теперь делает туманные намеки…
        - Ты же знаешь, что для меня ты не первая встречная.
        - Перестань, Глеб. Люди - не марионетки. То, что я подыграла тебе, еще ни о чем не говорит. Мне просто захотелось развлечься самой! Это что касается сегодняшнего банкета. А по поводу квартиры ты уже все знаешь. Доверенное лицо моего брата - адвокат Сергей Юрьевич Капошко, будет представлять его интересы в суде. Я на заседание не приду. Засим всего хорошего!
        - Тебе что ж, неинтересно, чем закончится дело?
        - Неинтересно!
        - То есть тебе безразлична моя дальнейшая судьба?
        - А что тут удивительного?!
        - Ну, я думал, что не совсем… - протянул он разочарованно. Где-то в глубине глаз по-прежнему затаилась усмешка. - Я думал, за эти дни мы стали друзьями…
        Глава 8
        Дома никого не было.
        По дороге я все гадала, как лучше объяснить Владу свой поздний приход, но оказалось, не нужны ему мои объяснения.
        Квартира приобрела вдруг какой-то необитаемый вид. И только на туалетном столике по-прежнему стояли чайные розы.
        Влад ушел! А обещал всю жизнь дарить розы!
        Окончательно убедившись, что Влад покинул меня, я загрустила. И чем больше думала, тем хуже становилось на сердце. Не будет у меня хорошей семьи, ребенка… не будет чайных роз на туалетном столике, путешествий в мои любимые страны. Не, не, не… Эти
«не» станут платой за сегодняшнюю шалость, за то, что пошла на поводу у Глеба, поддалась обаянию его насмешливых глаз.
        Ну да, поддалась обаянию…
        Я еще раз осмотрела всю квартиру, выглянула на балкон. Влад не оставил ни одной своей вещи, не написал на прощание записки, не прислал эсэмэс. Словно никаких дел не хотел иметь со мной больше. В этом было что-то обидное. Значит, моя власть над ним простиралась не бесконечно. А я-то считала…

…И к маме в больницу теперь поехать некому. И на дачу придется тащиться одной. Вышло по пословице: потерявши - плачем. Как я и предчувствовала, одним словом.
        Промучившись всю ночь печальными мыслями, я задремала только на рассвете. Тут и будильник. Я открыла глаза, но подняться не хватало сил. Лежала, бессмысленно разглядывая трещины на потолке. Ремонт сделать собирались и еще хотели съездить в Испанию. А теперь в больницу, на работу. Правда, бывали времена и похуже. Плохие и похуже… Тупой, еще тупее…
        - Что ты сегодня такая хмурая? - спросила Любаша, едва я переступила порог офиса.
        - Документ составила неправильно, - удачно вывернулась я.
        - Неправильно? Какой документ?
        - Заключение. Вы же сами вчера сказали.
        - С заключением все в порядке, - авторитетно заявила начальница. - Женя уже клиентам его повез.
        Понятно. Придраться в документе было не к чему. Просто вчера Любаша намекнула мне, мол, не следует опаздывать на работу. И уходить с работы раньше времени тоже не нужно. Повоспитывала немного, но все это с участливым видом Королевы-матери. Мудрая Любаша женщина, поэтому и живет хорошо. Муж у нее преданный и заботливый, взрослый сын - послушный и скромный, коллектив - исполнительный и доброжелательный. А я - идеалистка - променяла заботливого и преданного на одни насмешливые глаза.
        Вечером я изливала свое горе Иринке.
        - Нормально все получилось, - лаконично прокомментировала она мой рассказ.
        - Что ж нормального? Не ты ли мне советовала выйти за Влада замуж?
        - Ну, попробовали - убедились. Ты все равно, наверное, не стала бы с ним жить. В один прекрасный день просто не пришла бы домой… по рассеянности.
        - Чего ты издеваешься?
        - Я не издеваюсь, а прогнозирую будущее. Дальше - трагедия, развод, дети без отца… Хорошо, что все завершилось, не успев начаться. Как говорится, на ранней стадии.
        - Но теперь мне все-таки жалко.
        - Ты ему сама позвони. Не хочешь?
        - Не знаю… - протянула я. - А что я скажу?
        - Расскажешь, почему задержалась. Как замечательно сыграла роль.
        - И правда, у меня замечательно вышло.
        - Почему ты так думаешь?
        - Я даже перестала чувствовать, что это роль. Поверила сама!
        - Вошла в образ? Артистка ты у нас, Наташка! А признайся честно, Глеб тебе немного нравится!
        - Пожалуй, немного нравится. Только что это меняет?
        - Со временем он может занять место Влада…
        - Вряд ли это место его привлечет. У Глеба и без того насыщенная жизнь - работа, экстремальный отдых, друзья.
        - Думаешь, для чего он решил их разыграть?
        - Да так просто. В следующий раз спросит: «Помните мою невесту Наташу? Так вот, я эту женщину видел третий раз в жизни».
        - Идиотская выходка.
        - Зато представь мое состояние. Полный зал незнакомых людей, смотрят во все глаза…
        - Надо было честно сказать: это недоразумение, - перебила Ирка.
        - Мне кажется, он затеял все это, чтобы посмотреть, как я буду выходить из положения.
        - Тем более не надо было потакать ему.
        - Теперь я и сама понимаю, не надо.
        - Ну, пошутили и хватит. Выкинь эту ерунду из головы, и поехали завтра на пикник.
        - Вдвоем? - спросила я, заранее догадываясь, что ответит моя подруга.
        На пикник приглашали Иринкины клиенты - весьма респектабельные мужики, совладельцы сети ночных ресторанов. Очередное заведение компаньоны решили открыть за городом. Приобрели участок, занялись сбором нужных документов и, конечно, не смогли пройти мимо Иринкиных прелестей.
        - Один или оба сразу?
        - Если бы оба сразу, я бы не стала тебя звать. Они сказали, приезжайте с подругой.
        - И охота тебе гробить выходной?
        - Под лежачий камень, Наташ, вода не течет. Так и просидишь всю жизнь одна.
        - Ну и ладно! Ничего против не имею.
        - Сама же говоришь, без Влада плохо.
        - Ну, Влад - другое дело. Он правда очень-очень хороший. Вряд ли мне еще встретится такой. А ради кого попало не стоит напрягаться.
        - Может, ты уже прошла мимо своего счастья, - вполне серьезно заметила Иринка, - а мне еще нужно его найти. Так что завтра я еду. Ты как, не передумаешь?
        - Если передумаю - позвоню.
        На самом деле я точно знала, что не передумаю. С некоторых пор Иркина активность вызывала у меня недоумение, а сейчас я даже испытала ужас. Ехать за город неизвестно с кем… Вопрос о том, нравятся ли Ирке ее кавалеры, уже давно не имел значения. Она и сама не задавалась этим вопросом - каждый раз послушно отправлялась в путь в надежде на лучшее.
        Надежды не осуществлялись. В погоне за иллюзиями моя подруга бессмысленно растрачивала энергию и время. А вдруг после смерти придется за все отвечать перед Богом? Или на старости лет станет мучительно больно за бесцельно прожитые годы?..
        А вчера и я уподобилась Иринке. На что потратила вечер? На глупое кривлянье! Только теперь я осознала, до чего унизительную роль мне пришлось сыграть. Но самой унизительной была радость. Сумасшедшая радость, нахлынувшая в тот момент, когда Глеб назвал меня своей невестой… На радостном подъеме я и отыграла весь этот спектакль. Какой ужас! Так запала на незнакомого мужика! А главное, он все это отлично понимал!
        И я еще осуждаю Иринку! У нее хотя бы цель есть - избавиться от одиночества. А меня на момент этого позорного фарса ждал дома Влад!
        Но нет худа без добра. Влад, к счастью, сам все понял и уехал. Правильно заметила Ирка, ничего хорошего из нашего союза не получилось бы. Что я могла ему предложить? Рассеянность? Снисхождение? Порывы, спровоцированные угрызениями совести, и долгие периоды безразличия? Нельзя всю жизнь равнодушно принимать любовь и заботу. Лукавлю: можно, конечно. Но не хочу.
        Бедный Влад! Ему, наверное, сейчас еще хуже, чем мне. Впрочем, утешением ему будет тот факт, что из неприглядных обстоятельств он вышел с сохраненным чувством собственного достоинства. А я потеряла и достоинство, и близкого человека. Униженная и оскорбленная, осталась одна с целым возом проблем. Единственным человеком, сбереженным для меня судьбой, осталась племянница - Лешкина дочь Елена.
        - Наташка, наконец-то! - заверещала притворщица Ленка, услышав мой голос в трубке. - Класс, что ты позвонила! Тут столько новостей!
        Какие могут быть новости у шестнадцатилетней девчонки? Новая стрижка, новые джинсы, новые диски…
        - Помнишь Вику, мою подружку? - интересуется Ленка и, не дождавшись ответа, мчится дальше: - Она хотела участвовать в шоу «Двор-5», целый месяц каталась на кастинги, в итоге ее отвинтили. Приходит, значит, наша Вика домой, абсолютно убитая горем, а в почтовом ящике что ты думаешь? Приглашение прийти забрать пенек!
        - Какой еще пенек?
        - Так компешник, «Пентиум»! Представляешь, какая-то невзрачная фирмушка устроила лотерею, знаешь, типа вырежьте три этикетки и пошлите по адресу. Народ над ней усыхал, а я громче всех хохотала! И вот за три какие-то гребаные этикетки… Слушай, а ты куда пропала?
        - Никуда я не пропадала.
        - Как это никуда? Вчера звонил твой этот, твой лавер…
        - Кто?
        - Да Влад!
        - И что сказал?
        - Интересовался, где можно тебя найти. Поздно уже было, двенадцатый час.
        Я поняла: прежде чем уйти, Влад разыскивал меня по родственникам и знакомым. Возможно, он и Ирке звонил, но она провела прошлый вечер в обществе ресторанных бизнесменов и вернулась домой только во втором часу.
        - Ну и где ты была?
        - На банкете в свою честь.
        - Нехило! А еще чего новенького?
        - Новенького много чего. Давай завтра съездим на дачу, а?
        Лена раздумывала. У нее, как обычно, имелись в запасе разные варианты проведения уик-энда, но она тоже ностальгировала по тем счастливым временам, когда мы все вместе собирались на даче.
        - А бабушка там уже?
        - Бабушка болеет.
        - До сих пор?! Я ей звонила пару раз на мобильник, дозвониться не могла. Может, завернем к ней завтра?
        - Посмотрим. - Я решила пока не посвящать Ленку в историю маминой болезни. - Представляешь, сколько на даче дел?
        - Ясный перец. Ты когда за мной заедешь?
        - В девять. Я тебе утром еще позвоню.
        Ленка ждала меня у подъезда - с новой стрижкой и в новых джинсах, широких, расклешенных от бедра, ярко-голубых. Даже беглого взгляда достаточно, чтобы определить - племянница пошла в нашу породу. Мне эта порода доставляла массу неудобств - всю жизнь, можно сказать, на диете просидела. А Ленка и не думала комплексовать. Новый джинсовый костюм, прикид - как она выразилась вчера по телефону, подчеркивал ее статную, но упитанную фигуру. Размер сорок шесть - сорок восемь, определила я. А рост давно перевалил за отметку сто семьдесят. Ленка невозмутимо дожевала банан, чмокнула меня, оставив на щеке след бледной перламутровой помады, и предложила:
        - Наташ, а давай маму пригласим?
        - Ты хочешь, чтобы Лиза с нами на дачу поехала? - удивилась я.
        - Неудобно бросать ее одну на все выходные.
        - Почему одну? А Саша?
        После развода с моим братом Лиза почти сразу вышла замуж. Новый муж, дизайнер мебели, внешне холодноватый и меланхоличный, тем не менее чудесно преобразил жизнь моей бывшей невестки. С Лешкой Лиза была затравленной домохозяйкой, а с ним превратилась в типичную современную женщину, красивую, респектабельную, востребованную профессионально.
        - У Саши срочный заказ. Где-то в Твери, за тридевять земель, в общем. Пока он туда доедет, пока эскизы нарисует… Сам сказал, работы на восемь лет.
        - Ну, давай позовем.
        В принципе я ничего не имела против Лизы. Но обсуждать с ней мамину болезнь, Лешкин прокол с квартирой… Ведь именно об этом мне сегодня нужно поговорить с Еленой.
        Однако племяннице было не до разговоров - всю дорогу у нее не умолкал мобильный телефон. Ленка, легкомысленная девчонка, не потрудилась заранее предупредить друзей о том, что планы у нее изменились. Из машины она кому-то отправила эсэмэс, и в течение получаса на нас буквально обрушивался шквал звонков.
        - Забейте! - советовала Ленка вначале. - Езжайте на шашлыки без меня!.. - Но потом не выдержала и телефон отключила.
        Едва завершились Еленины разборки, как по салону разлилась радостно-тревожная мелодия «Besa me mucho» - Лизе звонил муж. Она отвечала коротко, что-то незначительное - классический разговор ни о чем, но между строк внимательный слушатель мог услышать много интересного.
        И только мой мобильник безмолвствовал. Никто не жаждал сказать мне несколько простых, но важных слов, не говоря уж о том, чтобы провести в моем обществе выходные. Впрочем, подумала я, звонки тоже разные бывают. Например, может позвонить Лешка и выдать новую серию ЦУ. Или, допустим, Любаша сообщит, что в офисе меня поджидают клиенты. Им необходима срочная консультация. Мол, как удачно, что она смогла дозвониться до меня!
        - Ты уже ездила в этом году на дачу? - спросила Лиза, закончив беседу с мужем.
        - Ездила один раз. Ничего не сделала толком. Чуть-чуть в саду, чуть-чуть в доме - еще больший беспорядок устроила.
        - Мы затем туда и едем - порядок наводить. Я чур в доме! - Лиза улыбнулась.
        - А не хочешь, как бабушка, посадить цветочки? - подколола Ленка.
        - Каждому свое, - заметила Лиза резонно. - А что с Инной Владимировной? Неужели из-за обычной ангины ее целый месяц в больнице держат?
        В ответ я только вздохнула.
        - У нее серьезное что-то, Наташ? Осложнение после ангины? Сердечные приступы? - В тоне Лизы звучало участие.
        - Она уже в другой больнице, - объяснила я. - В клинике нервных болезней.
        - Нервных болезней? - переспросила Лиза. - Случилось что-то? У нее рецидив?
        - Рецидив? - Ленка вытаращила глаза. - А разве бабушка уже лежала в психушке?
        - Лена, прекрати! Клиника нервных болезней вовсе не психушка. Люди попадают туда в результате стресса, а от стрессов в наше время не застрахован никто.
        Ленка высокомерно оглянулась на мать:
        - Ты знаешь, что такое стрессоустойчивость?! Без нее теперь ни в одну порядочную фирму на работу не примут! Я недавно прошла компьютерное тестирование и получила за стрессоустойчивость максимальный балл.
        - Не смеши! Откуда тебе знать про стрессы? Тесты - это лишь модели, подчас слабо связанные с жизнью.
        - А ваш с папой развод? Думаешь, это для меня не стресс?
        - Думаю, не стресс.
        - Это почему же?
        - Есть у меня некоторые основания полагать… Ну так что, Наташ? Что врачи сказали?
        - Что причиной рецидива стала запущенность болезни. Надо было периодически бывать на приеме.
        - С этим не поспоришь.
        - Мама врачам показываться ни за что не хотела.
        - Да, ты говорила, я помню.
        - Оказалось, все до поры…
        - А врач все тот же?
        - Да. Музыкальный психотерапевт.
        - Я тут, между прочим, одну статью читала. Ругают эту методику. Действует она вроде бы очень избирательно.
        - Это ты где статью читала? - ринулась в бой Ленка. - В «Семи днях»?
        - Да нет, в специальном издании. - Лиза была невозмутима, видимо, Ленкины нападки для нее дело привычное, а возможно, и успевшее поднадоесть. - Авторы считают, что лишь в некоторых случаях применение музыкальной методики может дать положительный результат. Очень важно правильно поставить диагноз, установить, подойдет ли этот метод в данном случае.
        - Наш-то случай был подходящий. Мама выздоровела, как ты помнишь.
        - Другими словами, ты не хочешь попробовать новое лечение?
        - Я даже не думала о другом. Тем более, что на первом этапе ее лечат самыми обычными средствами: уколы, таблетки.
        - Ну, если что, могу тебе рекомендовать неплохих специалистов. Они учились со мной в Первом меде, а теперь открыли свой реабилитационный центр. Это они дали мне журнал почитать.
        - Да как пить дать, и статью эту в журнале они заказали, - вклинилась в разговор Ленка. - Наезжают на конкурентов!
        - Лена, не говори глупости!
        - Это глупость? Думаешь, для чего они открыли свой реабилитационный центр? Денежки зарабатывать! А тут какой-то встрял со своей дурацкой музыкальной методикой, шуршалки загребает.
        - Насчет шуршалок - чистая правда, - согласилась я. - Цены в клинике за несколько лет так подскочили! Я им сразу о-очень кругленькую сумму выложила.
        - Зря, - покачала головой Лиза.
        - Ничего не поделаешь, у них стопроцентная предоплата. Администратор так и сказала: «Наши услуги теперь очень востребованы. Даже очередь существует, вы просто не в первый раз».
        - Да, стресс - болезнь эпохи… Кто-то сразу попадает в психиатрию, у других на нервной почве развиваются всевозможные аллергии. А уж мои пациентки рассказывают такие истории…
        Ленка бесцеремонно перебила мать:
        - Как в анекдоте: все болезни от нервов, один триппер от удовольствия.
        - Ну скажи, Наташ, что мне с ней делать? - не выдержала все-таки Лиза. - Лена, тебе шестнадцать лет, может, хватит уже рисоваться? Тем более ни меня, ни Наташу ты этим не удивишь.
        Пристыженная Ленка слегка потупилась, и остаток пути мы просидели молча. На даче Лиза отправила дочь на грядки, а сама вновь заговорила о мамином недуге:
        - Наташа, чем помочь?
        - Да спасибо, пока ничем. Попозже, когда мама начнет поправляться, Ленка, надеюсь, будет бывать у нее. Трудно после работы каждый день ездить в клинику. Хорошо бы, иногда Лена, иногда я.
        - Это само собой. Но может, нужны деньги?
        - Даже не знаю. Пока вроде обхожусь, а потом… Спасибо, Лиз, тебе огромное.
        - Лешка-то прислал чего-нибудь?
        - Прислал, - вспомнила я. - Но деньги ушли на другое. У него тут свои неприятности. С квартирой.
        - Да ты что?!
        Лиза слушает напряженно, то ли очень сильно сочувствует, то ли нервничает. Чего бы ей нервничать? А ничего. На то и существуют страшные истории, чтобы люди не расслаблялись. Тренировали стрессоустойчивость…
        В действительности самой стрессонеустойчивой в нашей компании оказалась Елена. Я застала ее в дальнем конце сада, с секатором в руках и глазами полными слез.
        - Наташ, - жалобно пропищала племянница, - а с бабушкой… это очень страшно?
        - Страшно, конечно. - Я соображаю, что Ленкина развязное поведение в машине лишь следствие ее глубокого потрясения. - Но ты не расстраивайся. Это лечится.
        - А правда, что у бабушки это не в первый раз?
        - Не в первый.
        - А в первый раз было из-за чего?
        Я пыталась действовать мягче, говорить общие слова, наводить расплывчатость. И так ясно, что стрессоустойчивость у Лены нулевая. В итоге у меня удачно получилось поменять тему разговора:
        - А что ты тут делаешь?
        - Да вот, малинник пропалываю. По-моему, некоторые кусты надо подвязать.
        - Ну и подвяжи.
        - Ладно. - Ленка вытерла глаза рукавом застиранной клетчатой рубашки.
        Я поспешила оставить ее одну, а сама занялась клумбами. Мамин сад жил по принципу непрерывного цветения - как только одни растения начинали отцветать, тут же зацветали другие. Мне, хочешь не хочешь, надо было придерживаться этого принципа: после выхода из больницы маме необходимы положительные эмоции, и цветы, безусловно, могут стать их источником - клумбы с астрами, георгинами (доктор предупредил, что лечение продлится до августа), пестрые островки на зеленой лужайке…
        К концу августа, наверное, решится вопрос с квартирой. Интересно, чья возьмет? Одолеет ли Глеб Лешкиного адвоката Сергея Юрьевича Капошко? Капошко - крепкий орешек. Под кипенно-белой рубашкой играют стальные мускулы, а весело поблескивающие белые зубы, кажется, на то и созданы, чтобы вцепиться в чье-нибудь горло. Вцепится и перегрызет, как бульдог.
        Капошко бульдог. Глеб - спаниель. Черная с белыми вкраплениями масть, насмешливо-грустные глаза… И охотиться любит. В поединке спаниеля и бульдога победителем должен выйти непременно бульдог.
        Вот и отгадка - проиграет Глеб, Лешка победит… Но с другой стороны, Глеб тоже может адвоката нанять. Возможно, уже и нанял. Какого-нибудь стаффордширского терьера.
        - Девочки! Идите обедать, - донесся до меня Лизин голос.
        Я машинально взглянула на часы - половина шестого. Однако клумбы не такое простое дело, как я предполагала. Это потому, что львиную долю работы выполняла обычно мама, a я лишь ассистировала.
        Дом сиял, как в лучшие времена. Пахло свежестью, влажным деревом, ветер раздувал белые кружевные шторы, и, когда они, надуваясь как паруса, взлетали вверх, в окнах открывалось ярко-синее, подсвеченное вечерним солнцем небо. На террасе Лиза накрывала на стол. К обеду она поджарила курицу - румяные кусочки, переложенные дольками чеснока и ломтиками лимона, аппетитно смотрелись на пожелтевшем кузнецовском блюде. Лиза резала помидоры, сыр, зелень, разливала по стаканам гранатовый сок.
        - Не хватает одуванчиков. - Я не смогла сдержать улыбку.
        - А ты помнишь одуванчики? - удивилась Лиза.
        - Конечно! Раньше ты без них не могла обходиться.
        - Прекрасно могла! - Лиза скроила лукавую рожицу. - Просто я заметила, что одуванчики раздражают Инну Владимировну.
        - Было дело, - согласилась я.
        - А мне так хотелось ее позлить! Такой она была правильной, положительной, терпеливой…
        - Булка с маслом и с изюмом! - подсказала Ленка. - Ты даешь, мам! Бабушка у нас совсем не такая!
        - Что делать? - Лиза простодушно пожала плечами. - Теперь мне иногда кажется, что в молодости я вообще видела мир сквозь кривое зеркало.
        - Брось ты! Все дело в том, что свекровь - особый случай. Редко у кого отношения складываются.
        - Но объективно наши отношения должны были сложиться, - заметила Лиза серьезно. - Она не ревновала сына ко мне, а Лешка не воспитывал меня на примере мамочки. Знаешь, некоторые мужчины это любят!
        - Как в том анекдоте, - подсказала Ленка.
        - Вот именно.
        - Расскажите анекдот.
        - Рассказывай, - обратилась Лиза к дочери. - Ты в этом деле специалистка.
        - Короче, одна фемина, - начала Ленка, - жалуется подруге, что муж достал ее разговорами про маму. «Это все потому, что он в тебе не видит женщину!» - объясняет френда. На следующий день тетка вырядилась в черное белье, черные чулки, черные длинные перчатки и в таком прикидоне поджидала мужа с работы. Он увидел ее, стреманулся и спрашивает: «Боже мой, почему ты вся в черном? Что-то с мамой?» - Ленка засмеялась. - Вот такой чувак, упертый по жизни!
        - Нам не дано предугадать… - тихо произнесла Лиза. - Лен, поставь чайник. Я в последний момент вчерашние пирожные с собой прихватила.
        - О, это круто! - обрадовалась племянница.
        - И давай курицу ешь! Нельзя одними пирожными питаться!
        - Хватит прессовать, мам, - поморщилась Ленка, и я вспомнила, что еще недавно в подобных случаях она употребляла другое выражение: не грузи.
        Глава 9
        В пирожных почти не было теста - орехи, шоколад и сливочный крем. Лиза отрезала себе половинку, а мы с Ленкой не удержались и съели по два каждая.
        - Сегодня придется не ужинать, - пробормотала я, успокаивая нездоровую совесть.
        - Ну чего ты переживаешь? - засмеялась Лиза. - На воздухе всегда хочется есть! А после обеда можно пройтись.
        - Это без меня, - отрезала Ленка. - Я сейчас буду «Клон» смотреть.
        - Посуду помой.
        - А кто ее всегда моет?! Ты думаешь, Наташ, она хоть что-нибудь дома делает?! Да ни в жисть! Я должна и готовить, и убираться! Один раз курицу пожарила, и то мне придется вымыть посуду.
        - Не заводись! Я много работаю.
        - Ряботаю, - передразнила Ленка.
        - Не хочешь - не мой. Придем с прогулки, сама помою. Пошли, Наташ!
        Поверх открытого джинсового сарафана Лиза накинула темно-синий шерстяной жакет и вышла на улицу. В саду уже вовсю ощущался вечер. По усыпанной росинками траве скользили длинные лиловые тени, птицы смолкли, воздух застыл, словно тоже собирался уснуть. Дойдя до калитки, я почувствовала озноб. Пришлось идти домой за свитером.
        - У тебя только что мобильник звонил, - оторвавшись от экрана, сообщила Ленка. - Чего ты его в сумке оставляешь? Таскала бы с собой!
        У самой Ленки телефон неизменно болтался на шее, и, даже лежа на диване, она не хотела снимать его. Я сунула мобильник в карман и вернулась к Лизе.
        - Ну, где будем гулять? - спросила она.
        Мы вышли за калитку и побрели вдоль нескончаемого забора Ольги Константиновны.
        Земли у нашей соседки очень много. Огромный участок приобрел ее муж - начальник местной железнодорожной станции. На участке он выстроил дом, трехэтажный, с двумя верандами, и обнес его высоким забором, который выкрасил коричневой краской. Теперь забор сильно облез, дерево стало серым, местами почти черным, а хозяина дачи давно уже нет на свете. Вскоре после того, как строительство дачи завершилось, мужа Ольги Константиновны обвинили в каких-то должностных махинациях, и от сердечного приступа он скончался в тюрьме. Вина его до сих пор не доказана и не опровергнута… Я оглянулась на мрачную громаду забора и предложила Лизе:
        - Пойдем к озеру.
        - Пойдем. - Лиза зябко запахнула жакет. - Холод жуткий, а днем жара, как в пустыне.
        - Думаешь, почему? - спросила я машинально.
        - Так чего думать?! Экологическая катастрофа, разрушается озоновый слой, предохраняющий землю…
        Я не дослушала - отвлеклась на звонок мобильного телефона. Определитель высветил неизвестно чей, но смутно знакомый номер. Убедившись, что это не Лешка и не Любаша, я сказала «алло».
        - Куда ты пропала?! - Голос Глеба слышался так ясно, будто сам Глеб стоял рядом со мной на тропинке, ведущей от дачного массива к озеру. - Я весь день тебя ищу!
        - Что значит - пропала?
        - И к телефону не подходишь!
        - А что случилось-то?
        - Как это что? Сегодня с утра я зашел к тебе…
        - Зашел ко мне? Зачем?
        - Ну зачем заходят к невесте? Хотел тебя увидеть. Игорь нас на выставку приглашал. Забыла?
        - Знаешь что, Глеб? Перестань, а? Никакая я тебе не невеста!
        - То есть как это не невеста? А банкет? Мои друзья? Ты что же, решила всех обмануть?!
        - Это ты решил! Заставил меня сыграть в дурацком спектакле!
        - Вот уж не думал, что ты все так превратно истолкуешь.
        - Нечего было истолковывать! Ты что мне сказал на прощание?! Молодец, хорошо сыграла роль!
        - Ну… я не совсем правильно выразился… - Он немного замялся.
        - А по-моему, ты выразился очень точно, что имел в виду, то и сказал.
        - Ну все, Наташ. Через полчаса буду у тебя. При встрече поговорим.
        - Меня нет дома.
        - А когда ты вернешься?
        - Когда захочу!
        - Наташа, - теперь Глеб говорил тише и не так уверенно, - нам нужно поговорить! Скажи, куда я могу приехать…
        - Не надо никуда приезжать!
        - Когда мы увидимся?
        - Не знаю.
        - Ты ведешь себя некорректно.
        - То же самое могу сказать о тебе!
        - Пожалуйста, позвони, когда вернешься домой.
        - Это будет завтра…
        - Как завтра?
        - Хорошо, я позвоню… хотя мы уже не в том возрасте, чтобы устраивать КВН!
        Я отключила связь, чрезвычайно довольная собой. Съел, экспериментатор! И запомни: я] тебе не подопытный кролик! И не химическое оружие, чтобы меня разрушать! Задумал очередную хохму? Увы, тебя ждет на этом пути крупное разочарование, мой обожаемый женишок!
        И слово-то какое дебильное - невеста! Так и представляется румяная, толстая девушка в белом платье и в длинной фате, положительная, серьезная… Как говорит наша Ленка, булка с маслом и с изюмом. Мне стало особенно неприятно потому, что когда-то я была именно такой. Уйму сил потратила, чтобы изменить имидж!
        Неужели его гости действительно решили, будто я приехала из Новотрубинска? Ну да, некоторые решили, а он не стал возражать. Хвастался, наверное, что встретил в провинции свой идеал, а предъявить народу некого. Стоп, а почему некого? Вроде бы они поругались… наверное, из-за жилья! Провинциалка рассчитывала, что в столице у нее будет квартира… но потом все изменилось. Возможно, она решила, что Глеб банально обманывал ее и в Москве ему негде голову приклонить. Я как-то в насмешку выдвинула такую гипотезу, а он и не стал ее оспаривать.
        Итак, с идеалом в очередной раз пролетели. Любимая женщина оказалась на поверку всего лишь меркантильной предательницей. Как об этом расскажешь друзьям? Да и историю с квартирой озвучивать тоже не очень приятно. Значит, Глеб не от хорошей жизни взялся за этот спектакль. И меня пригласил на главную роль! Кого еще? А я подвернулась очень удачно. Конечно, он мог нормально попросить, но помешала гордость. Объяснения достаточно унизительны, а Глеб ужасно самолюбив…
        - Так мы идем к озеру? - В начале нашего разговора с Глебом Лиза деликатно ускорила шаг и ушла далеко вперед, а теперь вернулась. - Ты чего стоишь на дороге, как Лотова жена? Плохие новости?
        - Нет, ничего. Нормальные новости. Пожалуй, даже интересные. Как посмотреть.
        - Как посмотреть… - повторила Лиза рассеянно.
        Мы пересекли березовую рощицу и, наконец, увидели озеро - большое, темное, таинственное, с лунной дорожкой посередине.
        - А ты знаешь, как часто я вспоминаю эти места?
        - Почему? - удивилась я.
        - Мы здесь гуляли с Лешкой. Был холодный апрель, снег лежал даже в городе…
        - Зачем вас в апреле понесло на дачу?
        - А куда еще нам было деваться? Мы уходили с лекций, садились в поезд…
        - Чтобы у озера погулять?
        - Конечно нет… В доме тоже был страшный холод - пар шел изо рта. Лешка топил печь, потом уже делалось жарко.
        - Вы могли пойти в московскую квартиру. Родители все время работали.
        - Лешка тебя боялся. Говорил, что ты обязательно все расскажешь матери, и тащил меня на дачу… Весна долго не наступала, и в один такой день, солнечный, ветреный, но очень холодный, нам надоело сидеть в доме, и мы пошли сюда, к озеру. Я почему-то часто теперь его вспоминаю. Я вся продрогла и назавтра слегла с температурой, а когда выздоровела, было уже почти лето. Я стала легально приезжать к вам на дачу, помнишь?.. Сколько тебе тогда было лет?
        - Тринадцать, - высчитала я. - Ты мне казалась безнадежно взрослой. Взрослой и красивой.
        - Представляю, девушка старшего брата…
        - Но потом я тебя раскусила! Ты даже не умела чистить картошку.
        - И ты, вместо того чтобы научить, подняла бедную девочку на смех.
        - Для меня это было дикостью! Взрослый человек, и не может сделать такую ерунду.
        - Я в детстве жила с мамой и с бабушкой - отец бросил нас. Меня берегли, жалели. Я так и пошла по жизни с печатью неполноценности.
        - Прекрати, ты прекрасно готовишь. И все остальное у тебя тоже в порядке.
        - Теперь - другое дело. Но ты не представляешь, сколько мне пришлось потрудиться, чтобы вывести злополучную печать. И вот иногда я мысленно возвращаюсь в тот апрельский день, когда первый раз пришла на озеро… Я думала, что счастлива. Но счастье оказалось таким обманчивым, призрачным, как солнце в апреле. Яркое, но холодное. Столько, столько всего пришлось потом пережить! - Лиза внимательно поглядела на лунную дорожку и точно не увидела ее. - Ты знаешь, как я Ленку воспитывала? Как меня в детстве, только наоборот.
        - Вот она и выросла наоборот.
        - Да, сейчас вижу. Развязная, порой грубая. А что поделаешь? Полноценного человека могут воспитать только полноценные родители.
        - Но в общем Ленка - нормальная девчонка. Особенно если не придираться.
        Лиза не ответила. Наверное, мыслями перенеслась в тот солнечный апрельский день, а может быть, и еще куда. Чужая душа, как известно, потемки.
        Мы почти молча обошли вокруг озера, замерзли, устали до одеревенения. Пришло время возвращаться домой.
        - Зато уснем как убитые, - с улыбкой произнесла Лиза. Она уже преодолела свое меланхоличное настроение и была, как обычно, спокойна и весела.
        - Хорошо бы! - вздохнула я.
        Но, оставшись одна в своей комнате, снова стала думать о Глебе. Он вовсе не собирался ни над кем издеваться. Только хотел, чтобы я ему помогла. Ну, я и помогла.
        А для чего он позвонил сегодня? И почему не позвонил вчера, если действительно считает меня своей невестой? Почему не сказал мне об этом прямо? А заметил ли он, как неприятно поразило меня слово «роль»? А что, если я ошибаюсь в своих догадках и впереди у нас новые трюки и приключения? А хочу ли я, чтобы все это было серьезно с его стороны? А что такое для меня Глеб?
        В бесплодных рассуждениях прошла половина ночи, половина дня ушла на досыпание, и поэтому половина дел осталась незавершенной.
        - Ничего, Наташ, приедем в следующие выходные, - утешала меня Ленка.
        Но я сомневалась, что племянница так же успешно, как в этот раз, отобьется от своих друзей. Да и почему она должна предпочесть мое, а не их общество? На Лизу я тем более не рассчитывала: новый муж, вернувшись из тверской командировки, звонил ей с регулярностью один раз в сорок минут.
        Но все-таки настроение у меня было превосходное. За два дня мы успели много всего переделать, да и просто приятно провели время. Лиза, несмотря на небольшие странности, совершенно очаровательна, а Ленка… Про Ленку и говорить нечего! Ленка, причем с момента рождения, стала едва ли не самой сильной моей привязанностью. Мне в то время только исполнилось шестнадцать, и я играла с Лешкиной дочерью, как с живой куклой, часами не спуская девочку с рук.
        Мои спутницы, кажется, тоже остались довольны поездкой. На обратном пути Лиза оживленно щебетала мне о своей работе, что, сказать по правде, случалось с ней не так уж часто. Бывшая Лешкина жена не очень-то любила болтать. И Ленка немного смягчилась, не лезла больше выяснять отношения, не качала права.
        - Ты теперь где стрижешься? - будто невзначай спросила Лиза.
        - Нигде не стригусь. Разве не заметно?
        - Почти заметно… Хочешь посетить наш салон?
        - Ваш салон? Косметологию?
        - У нас недавно парикмахерская открылась. Цены ради привлечения клиентов пока низкие, а стригут великолепно.
        - Я у них стриглась, - напросилась на комплимент Ленка. - Тебе нравится?
        - Нравится. Только чересчур смело.
        - Ну, объяснишь, мне смело не надо. Они не просто стрижку делают - стиль создают.
        - Как ты думаешь, а если мне покраситься в пепельный?
        - По-моему, пепельный старит, - заметила Лиза. - Пепельный почти как седина… Впрочем, я не очень разбираюсь в ваших блондинистых оттенках. Ты с мастером посоветуйся. Они тебя прогонят через компьютер.
        - Прогонят через компьютер! Ты разве не знаешь, что в парикмахерскую надо с краской приходить?
        - Не знаю! У меня нет таких королевских привычек - я сама дома крашусь.
        - Понятно.
        - А хочешь, я покажу им твою фотографию, и они решат, подойдет ли тебе платиновый цвет?
        - Покажи.
        - Завтра вечером я перезвоню. Ты будешь дома?
        - А где мне еще быть? - Я усмехнулась. - Только звони попозже, пожалуйста. После работы мне, может, придется в клинику съездить.
        - Да мама не возвращается раньше десяти!
        Я остановила машину у кирпичного двухэтажного дома с вмонтированными в черепичную крышу мансардными окнами. Лиза с Ленкой обитали в таунхаусе - новомодном жилище, занимающем промежуточное положение между обычным городским домом и коттеджем. От коттеджа это гибридное дитя архитектуры заимствовало многоуровневость, ограду и участок в несколько соточек у крыльца. Но коттедж - это еще и некая индивидуальность проекта, и прекрасная возможность не иметь никаких дел с посторонними. А таунхаус, увы, лишь секция длинной, уходящей вдаль улицы однообразной постройки. И к слову сказать, на противоположной стороне располагалась точно такая же. То есть индивидуальное подменялось унифицированным. Впрочем, моих родственниц эта унификация нисколько не огорчала. Они весело и шумно простились со мной и вскоре исчезли за оградой.
        Я доехала до конца улицы, удивляясь, до чего у наших архитекторов бедная фантазия. Таунхаусы, как крепостные стены, обступали неширокое шоссе с обеих сторон. У лесопарка достраивали последние секции здания.
        Мне вспомнились Аленкины фотографии, которые в первые годы ее замужества частенько демонстрировала нам Ольга Константиновна. Аленка на фотографиях обычно жалась к обочине - основное пространство занимали бесчисленные одинаковые домики или линии таунхаусов.
        - Это Лондон… - с восторгом шептала Ольга Константиновна.
        Потом мы поняли, что это особый Лондон, точнее, его особый район. Британское правительство не оставляет своих граждан даже в трудных обстоятельствах. На этот случай и существуют в северо-восточной части города такие кварталы.
        А у нас таунхаусы доступны далеко не всем. У ворот стоят престижные машины, к окнам лепятся антенны-тарелки. Народ, одним словом, не бедствует.
        Развернувшись, я прибавила скорости - навстречу полетели аккуратные, чистенькие, как на картинках, дворики, палисадники, зажигающиеся в сумерках окна… Через несколько минут моя машина въезжала на Кольцевую дорогу.

…Не стоит сегодня звонить Глебу. Пусть он, во-первых, поймет, что виноват. Во-вторых, лучше сначала сходить в парикмахерскую и предстать перед ним во всем великолепии.
        А что это даст? Ну, произведу я на него впечатление. Он скажет что-то типа своего коронного: вы необыкновенная и неземная… Я почувствовала, что не смогу поверить его словам. А если так, зачем менять имидж и делать прическу? Ирка права: чуть-чуть он мне нравится, безусловно. Может, и не чуть-чуть. Только дальше-то что? Что мы будем делать вместе? Ничего не хочется начинать с человеком, которому не веришь…
        Пусть сначала заставит меня поверить, пусть убедит. Специально не стану стараться. Но если он сможет, если действительно мечтает увидеть меня своей невестой… Нет, это право надо заслужить!
        В отличие от многих современных женщин я вовсе не дорожила, тем более не кичилась своим одиночеством. Я прекрасно отдавала себе отчет: одиночество - состояние вынужденное. И я устала от одиночества. Стремясь покончить с ним, я решилась на крайнее - выйти замуж за Влада, которого (теперь-то уж можно честно признаться) не любила ни капли. Чтобы примирить себя с мыслью об этом браке, пришлось сочинить целую сказку в бюргерском стиле: ремонт, новые шторы, магазины, семейные обеды по субботам. Кто сказал, что семья должна быть овеяна пошлостью? Семья - это не общий быт - такой вывод я сделала еще в первом браке. Семья - это отношения двух людей. Отношения с человеком, которого любишь, понимаешь… который интересен тебе, несмотря на количество совместно прожитых лет… И еще на которого ты всегда можешь положиться.
        Я не замедлила подвергнуть вновь созданному тесту первого мужа, Глеба и Владика. Примерила к ним систему вопросов, как парикмахер, загнавший в компьютер фото клиента, примеряет цвет, длину и форму прически.
        Первый муж… Накануне свадьбы я чувствовала себя влюбленной безумно. Но что это было за чувство? Сейчас мне трудно судить о переживаниях девочки, отделенной от меня настоящей более чем десятком лет. Зато известно доподлинно - чувство было. И после свадьбы тоже было чувство, только негативное. Я уже не любила, не понимала, не слушала… И испытания на надежность мой бывший муж не сумел пройти. Значит, его фотографию надо отправить в корзину или просто удалить нажатием клавиши «Del».
        Фотография Влада необычайно четко высветилась на моем мысленном мониторе. Румянец, голубые глаза, пшеничные волосы - разве можно не полюбить такого мужчину? Внешнее у Влада гармонично сочеталось с внутренним. Его жизненный идеал - то самое
«бытовое» благополучие. Я, решив связать с ним свою судьбу, не случайно рисовала в сознании столь приземленные картины. Ради объективности признаем, что Влад - человек порядочный и надежный. Это хорошо. Но для того чтобы создать счастливую семью, явно недостаточно. Поэтому красивую и качественную фотографию второго респондента должна постигнуть судьба предыдущей.
        Наконец, Глеб. Грустный, насмешливый, мальчишески трогательный… Разве могла я сравнивать его с кем-то другим? Наверное, любовь - это когда мир поделен на две части: он и все остальные, он - и всё остальное. Причем части неравнозначные. Первая во много раз больше, интереснее и значительнее второй. Как заставка на рабочем столе монитора. Где-то по краям помещаются папки и файлы: мама, Ленка, ценные бумаги, Лешка, Иринка, музыкальный доктор… Если поднапрячься, можно продолжить этот небольшой список. Но все существует на фоне любимого человека, все озарено его присутствием.
        Я сохранила фотографию Глеба на мысленном мониторе. Или держу ее там уже давно? Уже давно этот человек хозяйничает в моем сознании и в моем сердце. И значит, нет смысла откладывать звонок. Встретимся сегодня же, немедленно! И обо всем расскажем друг другу…
        Нехитрые приготовления к свиданию заняли у меня от силы двадцать минут: заложив дачные шмотки в стиральную машину, я приняла душ, сделала легкий макияж и ознакомилась с содержимым холодильника. Увы, с исчезновением из моей жизни Влада ситуация с продовольственными запасами стала меняться к худшему. Но все же в холодильнике нашлись шоколадные конфеты, жестянка кофе, неизвестно как туда угодившая, масло, сыр и даже бутылка итальянского сухого вина кьянти.
        Захлопнув дверцу холодильника, я взяла в руки телефон.
        Глава 10
        - Ты бы видела ее, Кать!
        - Да я представляю, Любовь Петровна.
        - Она как будто из породы ракообразных. У них тоже совсем шеи нет. Голова, грудь и брюшко. Сама от горшка два вершка и кривые ноги!
        - Вот кошмар-то! - захлебывалась притворным возмущением Катя.
        - Что ноги, был бы человек! - улыбнулась Валерия Викторовна, единственная из наших сотрудников не скрывавшая своего иронического отношения к Любаше.
        - Человек? Ты думаешь, он тебе хорошего человека пришлет?
        - А почему ж нет?
        - Ну посмотришь на нее! Рожа прыщавая, нос картошкой, глаза… как у больной собаки…
        - Это как?
        - Глаз почти не видно под веками. Я еле разобрала, какого они цвета.
        - И какого же?
        - Какого-то мутного, желто-серого.
        - А я тебе скажу, Люба, с лица воды не пить!
        Валерию явно забавляло Любашино смятение. В другой ситуации Королева-мать сумела бы дать насмешнице достойный отпор, но сегодня обиды приходилось глотать безропотно. Дело в том, что высшее начальство решило заняться кадровыми перестановками. В Черемушках открывался новый офис, и Кате предлагалось возглавить его.
        В нашем же офисе Катю должна была сменить никому не известная тетка, по слухам хорошая знакомая генерального. Кроме этого, о ней было известно немного: сорок пять лет, непрезентабельной внешности, до поступления к нам служила в каком-то банке. Любаша заранее опасалась новой заместительницы и хотела, чтобы в их будущем конфликте сотрудники были на ее, Любашиной, стороне. Потому-то, наигранно кротко потупившись, она согласилась с Валерией:
        - Не пить, - но, немного подумав, добавила: - А все-таки…
        Меня, как и Валерию Викторовну, потешал переполох нашей Королевы. Всем взяла Любаша, но - нервная, мнительная… Все-то ей кажется, будто люди ее ненавидят, завидуют, будто кто-то к ее благополучию подбирается и хочет ее этого благополучия лишить.
        А ведь, если немного пораскинуть мозгами, Любаша сама призывает на свою голову праведный гнев людской! Вот, например, сегодня. Пришла на работу и с порога пустилась хвастаться, как выходные провела: в воскресенье они с мужем ездили за одеялами для новой квартиры (квартира, между прочим, не где-нибудь, а в жилом комплексе «Платиновые ворота»), потом завернули в салон красоты (она там красоту наводила, а муж ждал в машине, как верный пес), оттуда прямой дорогой в ресторан
«Шик-модерн». А закончили они свой поход в «Сервис-денте». К стоматологам заехать пришлось потому, что за обедом у Любаши слетела коронка. В «Сервис-денте» с них содрали почти две тысячи долларов.
        - А знаете, как получилось?! Администраторша увидела в окно, что мы на шестисотом
«мерседесе» подъехали, - сообщила Королева-мать тоном бедной родственницы и обвела сотрудников торжествующим взглядом, - и тут же взвинтила цены.
        - У вас вроде была «БМВ», - напомнила Таня.
        - Это когда было?
        - На Новый год.
        - Мы три месяца как машину поменяли.
        Я уже давно перестала понимать, когда Любовь Петровна врет, когда говорит правду. Но главное, сама начальница тоже заблудилась в лабиринте своих фантазий. И перед кем она старается? Кому рассказывает про «Платиновые ворота», шестисотые «мерсы», про послушного мужа и ресторан «Шик-модерн»? Тане, Валерии Викторовне - одиноким женщинам, содержащим на свою зарплату почти взрослых детей, да еще оплачивающим их обучение? Лицемерке Кате, одержимой идеей стяжания всевозможных земных благах? Малолетнему Женьке - сыну уборщицы и охранника? Ясно, что, так или иначе, эти люди сравнивали жизнь Любаши со своей собственной, и сравнение получалось не в их пользу. Конечно, до зависти опускались далеко не все. Но я уверена, что Таню, как и меня, дико раздражал этот треп. А Валерия Викторовна и не собиралась скрывать иронии.
        И правильно! Начнешь тут иронизировать! Сегодня мы не работали все утро - то Любаша вспоминала про новую заместительницу, то плавно переходила к своей воскресной одиссее. А потом придется сидеть допоздна. Объема работы нам никто не уменьшит!
        Хорошо бы из всей Любашиной чепухи выудить информацию о грядущих кадровых перестановках на фирме! Но скоро я поняла - пустые надежды. Подойдя в очередной раз к волнующей меня теме, Любовь Петровна снова сбивалась на цифры: цены на одеяла, на услуги «Сервис-дента», на обеды в шикарном ресторане.
        Зачем мне вникать в чужую жизнь, если у меня есть своя собственная?
        Вчера вечером Глеб мгновенно подошел к телефону. В его голосе не осталось и намека на прежнюю уверенность и ироничность. Я догадалась: он весь вечер прождал моего звонка и, может, даже решил, что звонить я передумала.
        Потом тем же тихим, надтреснутым голосом он говорил мне о своих чувствах. Но это уже потом. Сначала мы долго пили чай и обсуждали какие-то неважные вещи.
        - Как ты провела выходные?
        - Ездила на дачу. А ты?
        - Был у Игоря на выставке. Он снимает арт-салон недалеко от «Новослободской».
        - Много на выставке посетителей?
        - Немного. Но при мне купили одну картину. Игорь сказал, это большая удача.
        - Хорошая картина?
        - Беспредметная живопись. Эпигоны Кандинского… А ты что делала на даче?
        - Цветы сажала. Хочешь немного выпить? У меня есть сухое красное вино.
        Мы выпили по бокалу кьянти, по-прежнему, как острые углы, обходя все мало-мальски серьезные темы.
        - Какие цветы посадила?..
        - А ты хорошо разбираешься в искусстве?..
        Вопросы часто оставались без ответов, а ответы произносились невпопад. Но почему-то надо было продолжать эту странную беседу, которая вследствие непринужденности формы могла не иссякнуть до самого утра.
        После кьянти я предложила перейти в комнату, и здесь все изменилось. То ли Глеб вдруг вспомнил, зачем пришел ко мне, то ли просто настало подходящее время.
        - Пришло время поговорить, - сообщил он торжественно, но мы почему-то замолчали.
        Молчание продлилось, наверное, несколько минут и завершилось взрывом хохота.
        - Ничего себе - поговорить…
        - Ты что заканчивала? - неожиданно спросил он.
        - Университет, факультет почвоведения.
        Я снова чуть не расхохоталась, потому что вспомнила анекдот, считавшийся хитом у нас на факультете: «Девушка, вы на почвоведении учитесь?» - «Сам дурак!»
        - А почему ты спрашиваешь?
        - Видишь ли, я не знаю, как тебе объяснить… А ты никогда не занималась философией?
        - Философией? - Я недоуменно пожала плечами. - Нет, знаешь ли, не занималась. Я человек практический по натуре.
        - Ладно. Будем исходить из реальности. Ты, конечно, представляешь себе, что философских школ в мире великое множество…
        Начинается КВН! И об этом разговоре я мечтала? Присутствием этого человека собиралась осветить свою жизнь?! Неужели я нужна ему только для того, чтобы экспериментировать и издеваться?! Я даже не могла прервать его монолога - обида и негодование комком застряли в горле, малейший протест мог обернуться ливнем слез.
        - …Школьником-старшеклассником я увлекался философией. Платон, Аристотель, Фома Аквинский…
        - Слышала о таком, - зачем-то процедила я.
        - Потом увлечение, конечно, прошло, многое забылось. Но вдруг вспомнилось. В тридцать лет я ощутил дикое недовольство собой. Причиной было, как бы тебе объяснить?.. Фома Аквинский определяет весь жизненный процесс с помощью двух категорий - потенциальное и актуальное. В каждом заложен какой-то потенциал, задача человека его актуализировать, реализовать.
        - А я считала, что Фома Аквинский - философ религиозный…
        - Вообще-то религиозный, но эта его идея универсальна, по-моему.
        - Настолько универсальна, что ее авторство давно приписывается общечеловеческому здравому смыслу…
        - И вот я понял, что ничего не делаю для актуализации своего потенциала. Я начал искать, поменял работу, получил второе образование, перекроил всю жизнь… и решил, что дело не во внешних переменах… Моя новотрубинская разработка имела громкий успех. Его называли прорывом в инженерной мысли, но я испытывал все то же недовольство собой. Более того, я почти убедился, что актуализация для меня недостижима. Я думал так еще ночью тридцатого апреля, сидя в новотрубинском аэропорту. А через несколько часов увидел тебя, стремительно шагающую через наш двор, и сразу все понял… про актуализацию. Если ты будешь рядом, я, наконец, смогу обрести себя. Ты будешь?
        - Но ведь ты говорил… - Пораженная столь необычным поворотом разговора, я с трудом подбирала слова. - Ты говорил, что ничего не зависит от внешних обстоятельств…
        - В том-то и дело, что ты для меня не внешнее обстоятельство. Ты - часть моей души. А может быть - ее аллегория… извини за банальность и вычурный слог.
        Он замолчал, и мы долго сидели в тишине.
        Я не задвинула шторы, не включила свет и теперь любовалась полной луной, по-хозяйски смотрящей в мое окно.
        Кажется, средневековые люди считали, что Луна вместе с Солнцем и звездами движется по небесному своду вокруг плоской, стоящей на трех китах Земли. Картина мира в те времена была очень четкой, хотя и примитивно условной. Человечество тяготело к конечному результату - все назвать по имени, обозначить, определить. Происходящие вокруг перемены тоже понимались прямолинейно и однозначно - все в мире движется по прямой от потенциального к актуальному. А излюбленным приемом средневековых художников была аллегория - весьма сомнительное художественное средство. Разве через предметы материального мира передашь сложные философские категории и жизненные перипетии, мельчайшие смысловые оттенки, связи?
        Странно, что Глеб - инженер, современный человек - оперирует средневековыми понятиями. И странно, что я, почти незнакомая для него женщина, вдруг показалась ему аллегорией его собственной души. Считается ведь, что увидеть собственную душу можно лишь после смерти…
        Странно, но красиво. Такое юношески-романтичное, почти сказочное видение мира! Но в общем, и я ушла недалеко от Глеба, поместив его фотографию на монитор своего мысленного компьютера. Просто каждый использует подручные инструменты: он привык философствовать, я - смотреть на экран.
        - …Я понимаю, ты хочешь подумать.
        - Ты ошибаешься.
        - Отказываешь мне?
        Я покачала головой.
        - Значит, ты выйдешь за меня замуж?
        Я кивнула.
        У обыкновенных людей в таких случаях принято подойти и поцеловать невесту. Но разве можно поцеловать собственную душу? Ею хорошо любоваться на расстоянии…
        - Пойдем обедать, - не обращая внимания на Любашино выступление, предложила Таня.
        - Господи! - вскрикнула Любаша. - Время-то второй час!..
        - Скоро половина, - высунулась из-за компьютера Валерия Викторовна.
        - Вы идите обедайте, - распорядилась Любаша. - Мы с Катей попозже пойдем.
        - Во «Второй этаж»? - уточнила Таня, когда мы вышли на улицу.
        - А куда еще?
        - В «Болтай и жуй», в «Дуэт»… Ты что, забыла, какие заведения есть поблизости?
        - В «Дуэте» голодно, одни пирожные и фруктовые салаты. А «Болтай и жуй» так подорожало!
        - У тебя что, финансовый кризис? - не поверила Таня.
        - Почти, - призналась я, зная, что Татьяна не станет задавать лишних вопросов.
        - Ничего, скоро зарплата. Я такое платье Машке на выпускной приглядела!
        - Какого цвета?
        - Неоднотонное: от темно-серого до нежно-голубого и сиреневого.
        - Мне нравится голубой. Хотя он теперь не очень моден.
        - А какой моден? Оранжевый? Розовый? Но он надоел. А потом, Маше розовый не идет, у нее глаза голубые.
        - На это теперь не смотрят: голубые, серые. Сделайте только подходящий макияж.
        - Да не хочет она макияж! Вообще косметикой не пользуется. Из принципа.
        - Это пройдет! Смешные они в этом возрасте. - Я улыбнулась, вспомнив нашу Елену.
        - Что-то пройдет, а что-то останется! Сейчас наломает дров - потом всю жизнь расхлебывать будет, - нервно заговорила Таня. Должно быть, сильно переживает за дочь.
        Какой смысл в этих переживаниях? Каждый человек сам выбирает судьбу. Другое дело, что в возрасте семнадцати лет сделать правильный выбор очень трудно. И прибегнуть к совету родителей тоже нелегко. Почти как шагнуть на землю с двадцатого этажа. Последние годы второго десятка жизни - вот по-настоящему переходный возраст! Свои жизненные навыки еще не сложились, а мамины уже не подходят.
        - Ты представляешь, что она мне заявила? - не сдержавшись, продолжала Татьяна. - Не буду, говорит, поступать на гостиничный менеджмент!
        - Как это?
        - Вот так! Тридцать долларов каждую неделю платили репетитору по математике, пятнадцать - по экономике. А она, представляешь? - выдумала! Пиар! Там экзамены: литература, история и плюс к тому печатные работы нужны.
        - А вдруг она почувствовала к этому склонность? У каждого человека есть некий потенциал, который надо актулизировать, иначе…
        - Потенциал! - возмутилась Таня. - Она думает, мой потенциал неисчерпаем! В этом году платила за одних репетиторов, в следующем буду за других!
        - Если не поступит, пусть идет работать и сама за репетиторов платит.
        - Куда она после школы работать пойдет?
        - Да хоть как Женя, курьером или продавцом-консультантом.
        - Пойдет работать - не захочет учиться. Увидит, что деньги можно по-разному зарабатывать.
        - А что здесь плохого? Расширит свой кругозор… Потом поступит на вечернее.
        - Ты не представляешь, что такое учиться на вечернем! Я вечернее закончила, врагу не пожелаю. - От возмущения Таня даже ускорила шаг - ни за что не хотела мириться со своеволием дочери. - Пыталась ей объяснить, какое там!..
        В кафе продолжать разговор было неудобно: в обеденный час здесь собиралось довольно много народу, играла громкая музыка. Таня закурила, отвернувшись к окну. Удовольствие общаться с официанткой, худой, мрачной девицей в нелепом кружевном кокошнике, досталось мне. Зная Танины вкусы, я быстро продиктовала меню обеда на двоих. Не произнеся ни слова, девица записала наш заказ и исчезла надолго.
        - На что уходит жизнь! - сокрушалась Таня. - Сиди тут, жди целый час, на работе какую-то чепуху выслушивай!..
        - Ничего, это прощальная гастроль. Придет новая, из ракообразных, при ней неудобно будет выступать.
        - Сначала неудобно, а потом - в самый раз.
        - А вдруг ракообразная стукнет генеральному?
        - Что стукнет? Что, у Королевы крыша в пути? - Таня нервно рассмеялась. - Мне еще в пятницу клиентка звонила, просила: пожалуйста, побыстрее. А я - веришь или нет - сосредоточиться не могу: шик-дент, сервис-кент, мерс-шверс.
        - Сейчас все сделаешь. Любаша с Катей обедать пойдут.
        Но поработать в тот день у нас так и не получилось. Вернувшись в офис, мы застали там очередную веселую картинку: дверь в Любашин кабинет была распахнута, а посреди нашей комнаты стоял высокий плотный мужчина средних лет. Его младенчески розовую физиономию украшали рыжеватые усы.
        - У вас ко мне есть вопросы? - обратился он к нам.
        - А вы кто, собственно? - поинтересовалась Таня.
        - Варенов Вадим Петрович.
        - Простите?
        - Моя супруга, Александра Николаевна, будет у вас заместителем начальника.
        - Очень приятно. - Почувствовав, что Таня возвращается в свое прежнее недовольное состояние, я приветливо кивнула Вадиму Петровичу.
        - Ну так что, девушки, есть вопросы? Спрашивайте, не стесняйтесь!
        - Пока вопросов нет. - Я энергично щелкнула кнопкой на мониторе.
        - Если будут, вот моя визитка.
        Я не успела ответить что-нибудь приличествующее - из Любашиного кабинета вышла сама Александра Николаевна, и наши взоры обратились к ней. Она действительно была из породы ракообразных. Казалось удивительным, что Варенов - мужчина видный и статный (похожий на майоров эпохи позднего совка), взял в жены такую женщину.
        - Любимый, ты принес из машины не все папки, - сияя непонятной нам радостью, сообщила мужу новая заместительница.
        - Как это не все, моя красавица?
        - Не хватает образцов отчетности. - Из щелочек, спрятанных под припухшими веками, в мир изливались реки сливочного восторга.
        - Я их на подоконник сложил, моя ненаглядная.
        Таня, погрузившаяся было в работу, с любопытством уставилась на них. Но ракообразная красавица нисколько не смутилась Таниным взглядом. Возможно, не мы первые проявляли к ней такой неподдельный интерес.
        - Понятно, мой хороший…
        - Ну что? - торжествовала после их ухода Королева. - Дурдом на выезде?! - Все так или иначе согласились. - Это он под меня копает!
        Под словом «он» Любовь Петровна имела в виду генерального - Илью Сергеевича Ларионова.
        - Ну да, - махнула рукой Валерия. - Нужна ты ему больно! Мы для генерального - рыбка мелкая, шушера. Будет он копать под тебя… Выгонит взашей без всяких интриг, если сочтет нужным.
        - Шушера? Выгонит взашей?.. - не сдержавшись, взвизгнула Королева.
        - А ты как думала? Выгонит, конечно. Пока наш офис функционирует, все нормально… Зачем ему под тебя копать?
        Несколько секунд Королева молчала. Потом набросилась на Валерию:
        - Что ты глупости говоришь?! А для чего тогда вот это? Зачем он нам эту сумасшедшую прислал! Ты мне объясни, пожалуйста!
        - Тебе же нужна заместительница, - ответила Валерия спокойно.
        - Такая - не нужна! Сам бы с ней и работал! Мартышка косолапая…
        Но в это время в кабинете начальницы зазвонил телефон, и мы лишились возможности насладиться перлами русской словесности, которые с беспечной щедростью Королева-мать расточала в адрес новой коллеги.
        - Да, Илья Сергеевич, - произнесла она в трубку после недолгого молчания. - Была, разговаривали… Очень приятная женщина. Да, знающая, толковая… Это сразу видно! Безусловно сработаемся… Коллектив? Я думаю, коллектив мое мнение разделяет.
        Коллектив слушал как зачарованный. Вроде бы чему удивляться? Двуличие - довольно распространенная в современных условиях черта. Часто это даже средство соблюсти приличия: пренебрежешь одним, неизбежно нарушишь другое. Но для Любаши это никакое не средство, а среда обитания.
        - Еще звонит! - визжала начальница. - Издевается! Садист, заглядывающий в глаза жертве!
        Находчивая Валерия достала из аптечки валокордин и принялась отсчитывать капли.
        - Сорок! Сейчас быстро подействует! - весело сообщила она.
        Приняв лекарство, Любаша удалилась к себе, а обрадованный народ с энтузиазмом взялся за работу. Я тоже открыла нужный документ, но тут приключилась новая беда: мне стали звонить друзья и знакомые.
        Кампанию звонков открыла возмущенная моим поведением Ирка:
        - Куда ты запропастилась? Трубку почему не берешь?!
        - На даче была, поздно приехала.
        - Слушай, тут такое!
        - Какое?
        - Короче, и смех и грех. Знаешь, кого я вместо тебя на пикник пригласила? Люду! Помнишь ту, ненормальную, с дискотеки.
        - Да ты что? Где же ты отыскала ее?
        - Она мне в прошлой раз чуть ли не насильно всунула свой номер телефона. Я выбросить хотела, да руки не дошли. Ну а когда ты отказалась ехать, дай, думаю, позвоню. Она обрадовалась страшно. Знаешь, она на фейс ничего, и мужику этому, второму бизнесмену, вначале понравилась вроде. Но потом такие фокусы показывала, мы втроем над ней умирали.
        - Ну а еще что хорошего?
        - Еще? Знаешь, я даже сглазить боюсь.
        - Начала, уж говори…
        - Этот второй бизнесмен, то есть первый…
        - Так второй или первый?
        - Ну, в общем, с Людой был Дмитрий, а меня выбрал Николай.
        Я была возмущена Иркиным лексиконом.
        - Меня выбрал… Ты что, на панели стояла?!
        - Наташка, прекрати цепляться к словам! Ты же знаешь, что по большому счету выбирают всегда мужчины.
        - Может, и так, - вздохнула я. - Но разве от твоего выбора ничего не зависело?
        - А мне без разницы было, оба симпатичные, на хороших машинах, с деньгами…
        - Женатые, - подсказала я.
        - Ошибаешься! Николай вдовец.
        - Значит, тебе повезло больше, чем этой Люде?
        - Люде не повезло в тот момент, когда Бог забыл ей вложить в голову мозги!
        - Ирка, не гордись! Я вижу, тебя терзает комплекс победителя.
        - И вовсе не комплекс! - обиделась в шутку Иринка. - В общем, поздно вечером у тебя есть шансы узнать о подробностях. Настрой свой радиоприемник…
        - При чем тут радиоприемник? Ты что, собралась в эфире вещать? - испугалась я.
        - Наташка, я шучу, - беззаботно пропела моя подруга. - Я позвоню тебе домой часиков в двенадцать. Умоляю, не засни до этого времени!
        - А пораньше не можешь?
        - Пораньше никак! Мы через полчаса встречаемся с Николаем!
        Спокойная, сосредоточенная речь Лизы звучала контрастом Иркиному воркованию. Парикмахер - самый, по Лизиному мнению, квалифицированный мастер в их салоне - поработал с моей фотографией. От пепельного цвета мне советуют отказаться, но взамен могут предложить несколько интересных нестандартных идей.
        - На какой день тебя записывать? - уточнила Лиза.
        - На четверг. Нет, на пятницу, - быстро ответила я, представив, как сообщу Глебу, мол, сегодня приду позже, после работы заскочу в парикмахерскую. Разве аллегория души имеет на это право?
        Следующий звонок был от музыкального доктора. У него тоже нашлись для меня некоторые интересные новости.
        - Инна Владимировна понемногу идет на поправку.
        - Я могу ее видеть?
        - Да… пожалуй.
        Мне показалось, что с мамой все не так хорошо, как доктор пытался представить в начале разговора. Бывают такие случаи - лекарства ликвидируют галлюцинации, но стоит перестать принимать их…
        - Скажите, она спрашивала обо мне?
        - Да, спрашивала.
        - Она по-прежнему считает, что я в Ганновере?
        - Нет. Я же сказал, что бред прекратился. Хотя пациентка еще слаба и апатична, с этим этапом лечения, я надеюсь, покончено.
        Мы условились, что я подъеду в клинику к семи. Удобнее было бы сделать это в половине восьмого, чтобы опять не идти на поклон к Любаше, но доктор объяснил, что его рабочий день заканчивается в шесть тридцать. Конечно, он может задержаться на полчаса, но не до бесконечности же. Пришлось остановиться на семи.
        Последним позвонил Глеб. Увидев на определителе его номер, я торопливо вышла из офиса. Не приведи господь привлечь внимание милейшего коллектива к обстоятельствам своей личной жизни! Им ведь дай только повод, только попади на язык…

…Вчера вечером мы с Глебом расстались почти сразу. Выпили за помолвку по бокалу кьянти, а потом я попросила:
        - Иди…
        Оставшись одна, вышла на лоджию, которую наши знакомые, ничуть не преувеличивая, называли оранжереей, и долго поливала цветы. Город затихал, погружаясь в сон. Постепенно стало так тихо, что я различала журчание воды и звуки пересохшей земли, жадно впитывающей влагу. Лоджия заполнялась головокружительным ароматом озона…
        От озона кружилась голова. От счастья может разорваться сердце. В моем любимом фильме главная героиня признается подруге:
        - Мне было так хорошо, так хорошо, что хотелось умереть…
        Даже в самые лучшие минуты понимаешь: это пройдет. А что впереди - неизвестно. Расстаться с жизнью в самый счастливый момент - все равно что закончить песню на самой трудной и красивой ноте… Просто расстаться с этой унылой, пасмурной жизнью, превратиться в душу, способную подняться в небо и улететь. Улететь на поиски своего тела. Найти и слиться с ним навсегда…
        И что это вдруг случилось со мной? Вообще фантазии и порывы никогда не были свойством моей натуры. Я считала себя скорее рационалисткой, чем фантазеркой. Именно природный рационализм не позволял мне легко сходиться с людьми, тем более с мужчинами. Меня не трогали обычные знаки внимания - подарки, комплименты, красивые слова. Я прежде всего пыталась понять, что за человек передо мной.
        Но сейчас мне не хотелось ни в чем разбираться. Нельзя, наверное, всю жизнь прожить от ума. Ведь кроме этого на свете существуют чувства, ассоциации, интуиция. Например, звук льющейся в тишине воды всегда будет возвращать меня к странному состоянию бестелесности, к этому непонятному, счастливому состоянию.

…Оказалось, я ошибаюсь. Достаточно было услышать в трубке голос Глеба, чтобы снова все пережить.
        - Я заеду за тобой в девять.
        - Хорошо.
        Я даже не спросила, куда мы отправимся и чем будем заниматься. Только чувствовала, что вчерашнее настроение с каждой минутой все, сильнее нарастает во мне. Если так пойдет дальше, я вообще лишусь естественного человеческого свойства притягиваться к земле. Оторвусь…
        Нет, до конца оторваться не получится - сегодня в клинике нервных болезней меня ждет встреча с музыкальным доктором. Я с ужасом призналась себе, что не хочу ехать к маме. Боюсь ее напряженных глаз, неловких движений, холодного взгляда. Ее неприязни. Мамина трагедия, бывшая все годы неотъемлемой частью моей жизни, показалась мне в ту минуту чем-то неприятным и скучным. Ведь Лешка же не причисляет ее болезни к числу своих личных проблем! А что будет, если я один раз, всего один разочек не съезжу в клинику?
        Я набрала нужный номер и осторожно сообщила доктору, что не смогу приехать сегодня - на работе неотложные дела.
        Про себя решила: если только он начнет возражать… Но он не возражал…
        Дома мне сразу бросился в глаза засохший букет - потемневшие чайные розы на длинных ножках с поникшими головками. Неужели Влад существовал в моей жизни всего несколько дней назад? Ну да, существовал. О нем осталась память, красивая и печальная, - увядшие розы.
        Я вспомнила, что Таня всегда сохраняет засохшие цветы - делает целые композиции, украшает квартиру. Мама, наоборот, такие вещи не переносит, считает, что держать их в доме - плохая примета.
        У меня, тем не менее, не поднималась рука выбросить букет в помойное ведро. Вылив побуревшую за несколько дней воду, я вымыла и тщательно вытерла вазу и осторожно поместила букет обратно. Несколько лепестков и сухих темно-зеленых листьев упали с тихим шелестом на ковер Островок осени в разгар весны… Влад мечтал заполнить мою жизнь красотой, комфортом, интересными путешествиями. Но разве в этой жизни что-нибудь совершается по плану? В жизни как в природе! Что толку планировать, чтобы в ноябре на деревьях распустились листья или чтоб в июле замерзла река? Природа живет по своим законам, жизнь развивается по своим. Эти законы требуют, чтобы Глеб находился со мной рядом. Остальное абсолютно исключено!
        Я собрала сухие листья с ковра и стала готовиться к встрече с Глебом.
        Увы, зеркалу нечем было меня порадовать. Как это часто случается, внешне я нравилась очень многим, но не себе самой. Плотного телосложения, как пишут в газетных объявлениях и криминальных хрониках. Ну, не полней Елены - воспротивился внутренний голос. А все же плотного… И даже беспокойства последних дней никак не утончили мою плотность!
        Лицо уверенное, сосредоточенное, умное.
        - Слушай, ничего тебя не берет! - укорило я свое отражение, накладывая яркий вечерний макияж. - А где же следы смятения, озоновой легкости? Куда девалась женщина? Налицо только аналитик! А вдруг женщина вообще умерла?!
        Слишком долго тянулась жизнь до встречи с Глебом! Подспудно казалось: мое женское начало так и останется невостребованным. А может, оно потихоньку стало атрофироваться, как у человека, не встающего с постели, в конце концов атрофируются ноги.
        Аккуратные линии сиреневого карандаша немного исправили ситуацию. Лицо стало живее, но проще. Смазливее. Ушла глубина. Чем ее восполнишь? Если попробовать собрать волосы?.. А если распустить?..
        Честно сказать, волосы - моя гордость. Густые, крупные локоны. Весь уход за ними заключается лишь в том, что я мою волосы оттеночным шампунем «Золотой блондин» и раз в два месяца захожу в парикмахерскую. Перебрав всевозможные варианты прически, я остановилась на промежуточном - боковые пряди собрала на висках небольшими черепаховыми заколками, а сзади предоставила волосам полную свободу.
        Немного старомодно, напоминает пятидесятые годы истекшего XX столетия, но никуда не денешься. Избавившись от имиджа румяной и толстой купеческой дочки, я все равно не превратилась в манекенщицу XXI века. Избрала стиль строгий и простой: на работу - костюмы, светлые блузки, в остальном - классическая джинса. И кстати, вечернее платье, которое я намеревалась надеть сегодня, тоже очень простое. Прямой, слегка приталенный силуэт, воротник - щель, эффектно подчеркивающий шею и чуть приоткрывающий плечи, длина - за колено. Платье сшито из красивого лилового шелка, поэтому я держала его за нарядное.
        К платью имелись две пары туфель. Черные без каблуков, метко названные мамой
«галошками», и фиолетовые замшевые лодочки на шпильках, купленные, извините за выражение, в «Ж». От шпилек, увы, пришлось отказаться. Опять что-то купеческое. Только теперь уже не дочка, а жена, разрядившаяся ради праздника.
        В общем, я сделала все возможное, чтобы выглядеть прилично, и с чистой совестью отошла от зеркала. Никогда не увижу в нем то, о чем мечтаю, а лишний раз расстраиваться какой смысл?
        Часы показывали без немногого девять, но было светло, как днем. Я уселась на диван в своей комнате и стала ждать. Глеб появился в начале десятого, принеся с собой особенный запах весенней московской улицы - пыли, влаги, молодой зелени - запах озона, круживший мне голову вчерашней ночью, вызывающий желание подняться в воздух и улететь… Но лететь было некуда. Душа, встретив свое тело, обрела, наконец, покой. Прекрасный сюжет для средневековой гравюры.
        - Ты готова?
        - Смотря к чему…
        - Поужинать в ресторане.
        - Пожалуй.
        Но он по-прежнему крепко держал меня за плечи.
        Я засмеялась:
        - Так мы не попадем в ресторан.
        - Ты голодна?
        - Не очень.
        - Вчера я провел мучительную ночь. Ты понимаешь, что поступила жестоко?
        - Я поступила мудро.
        - Мне тебя не хватало. Я не мог уснуть.
        - Это было в последний раз. Ты должен был прочувствовать.
        - Я всю жизнь это чувствовал.
        - Всю жизнь и еще один день.
        - Последний день был самым тяжелым, - произнес он шепотом, и я поняла, что в ресторан мы сегодня не попадем.
        Глава 11
        Поздним вечером мы стояли у открытого окна, курили по очереди одну сигарету и разговаривали.
        - Почему вчера ты не позволила мне остаться?
        - Сама не знаю… Просто решила, что так лучше.
        - Надеюсь, это не связано с… нашим общим знакомым?
        - Уж не ревнуешь ли ты?
        - Ревную.
        - Не может быть!
        - Почему не может? Ты так отчаянно защищала его в одном из наших первых разговоров, называла своим близким… Мне было неприятно, я ревновал.
        - Тогда у тебя вообще не было на это прав.
        - Вот представь, ревновал без всякого права! - Он грустно улыбнулся. - На обиды, на ревность, на тоску права не нужны. Мучайся себе сколько хочешь.
        - Значит, ты мучился?
        - Конечно. Мне невыносимо было представить тебя рядом с этим… человеком.
        - Но ты не делал мне навстречу никаких шагов.
        - Я ждал, что ты сама расстанешься с ним. А на будущее учти: я страшно ревнивый.
        - Никакой ты не ревнивый!
        - Я тоже так думал, пока не увидел тебя.
        - Увидел и что же?
        - Понял, что буду драться за свою женщину…
        - До последней капли крови? - рассмеялась я.
        - Я не шучу.
        - Где твое чувство юмора?
        - Юмор уместен не во всех ситуациях.
        Он бросил за окно сигарету и задвинул штору.
        - Ревнивец! - Я покачала головой. - Скажи лучше, за кого ты выдавал меня на банкете?
        Небольшая заминка, смущение…
        - Ты ведь знаешь за кого.
        - А если я начну ревновать?
        - У тебя нет повода.
        - Как это нет?! Ты целый год провел в Новотрубинске. Должно быть… часто виделся с этой женщиной.
        - В последние месяцы я у нее жил. Только это ничего не значит. С тех пор как я увидел тебя, мы с ней даже не говорили по телефону.
        - Ты ни разу не позвонил ей?
        - Ни разу.
        - А она тебе?
        - Я просто отключал аппарат.
        - Но… может быть, это жестоко?
        - Это не имеет значения, как, впрочем, и многое другое. Не стоит разменивать жизнь на мелочи.
        - Неправда! Все в жизни складывается из мелочей!
        Но Глеб воспринимал этот мир глобально. Как скульптор, стремящийся к совершенству формы, отсекает от камня все лишнее, он обозначил в жизни несколько магистральных направлений и все остальное готов был им подчинить.
        До встречи со мной первое место принадлежало работе. Затем шли увлечения: дайвинг, охота, горные лыжи и друзья. Но была еще философия. К ней Глеб обращался нечасто - каждый раз, когда жизнь входила в новую фазу. Так сказать, делала новый виток.
        Теперь акценты будут расставлены по-другому. В центр мира Глеб собирался поставить меня, наш союз.
        - Ты родишь мне сына.
        - Или дочку.
        - Сына! - Он настаивал.
        Я улыбнулась:
        - Сейчас мне ничего не стоит с тобой согласиться!
        - А вообще тебе трудно со мной соглашаться?
        - Нет, что ты? Совсем нет.
        - Я хочу, чтобы ты со мной соглашалась.
        - Всегда и во всем? - Я вновь усомнилась в серьезности его слов. - Но почему? Это же ненормально. Это же какой-то… идеализм.
        - Иначе нам будет трудно вместе.
        Что он имел в виду? Бытовые частности, оказавшиеся не по зубам многим-многим парам? Философские взгляды или увлечение охотой?..
        И вдруг я вспомнила нашу первую близость, случившуюся сегодня. В разговорах на эту тему женщины употребляют разные глаголы: ласкал, имел, любил, совокуплялся… Употребляют и непечатные. Понятно, что весь этот стилистический спектр соответствует спектру жизненных ситуаций. И так бывает, и так, и эдак.
        Про Глеба нельзя было сказать ни того, ни другого, ни третьего. Но мне показалось, я нашла точное слово. Он обладал. И в жизни, по-видимому, стремился к такому же обладанию. К полному господству, к безоговорочному лидерству. Стремление, плохо соотносящееся с грустными глазами, невзрослым обликом и увлечением философией. Или это просто проявление невзрослости?
        - Нам не может быть трудно вместе, - сказала я вслух. - Ты разве не почувствовал?
        Он промолчал, обескураженный моим нежеланием подчиняться. На самом деле я готова разделить с ним все - взгляды, идеи, трудности. Я научусь стрелять, плавать с аквалангом, вникну в тонкости учения Фомы Аквинского и рожу сына. Единственное, чему не будет места в нашем мире, - упрямству. Упертости, как выражается Ленка.
        - Наташа, я хочу, чтобы ты поняла, это серьезно… - Даже при тусклом свете торшера я заметила: его карие глаза потемнели. - Я хочу, чтобы ты…
        Волнуется, подбирает слова. Тоже мне философ! Я обнимаю Глеба без слов.
        Мой так и не повзрослевший мужчина, мой рано поседевший капризный мальчик, мой грустный спаниель! Сначала порыв наталкивается на отчуждение, но скоро Глеб теплеет. Мы стоим обнявшись посреди комнаты, прислушиваясь друг к другу, притираясь, сливаясь… и в это время раздается телефонный звонок.
        - Не будем подходить, - шепчу я.
        - Кто это может быть в такое время?
        - Подруга.
        - У нее привычка звонить по ночам?
        - Сегодня она предупредила, что позвонит поздно.
        Глеб не отвечает, но я догадываюсь, что к телефону лучше все-таки подойти.
        - Ты что, - недовольно спрашивает Ирка, - уже спишь?
        - Пока нет. Мы же договорились, рассказывай.
        - Короче, Николай…
        Ирка приписывает Николаю все мыслимые и немыслимые добродетели: ум, чувство юмора, щедрость, высокую компетентность, галантность, элегантность… Но я знаю, что и до этого на ее пути встречались весьма достойные мужчины. Только они не приглашали Иринку в ЗАГС. А как настроен в этом отношении Николай? Я не прочь задать ей кардинальный вопрос, но не хочу делать это в присутствии Глеба. Сначала он проявлял интерес к нашему разговору, но вскоре, убедившись, что мне действительно звонит подруга, вышел из комнаты.
        На кухне с характерным звуком распахнулось окно. Глеб любит курить у открытого окна - существовать одновременно в двух мирах, уличном и домашнем. Вредная привычка, ведущая к раздвоению личности.
        Я думаю о нашем с Глебом последнем разговоре. Мне видится его стройная фигура, почти слившаяся с темным оконным проемом, тонкие аристократические пальцы, глаза, темнеющие от малейшей эмоциональной нагрузки… А Ирка, как заклинание, все повторяет:
        - Николай, Николай, Николай…
        - Ир, а ты спать не хочешь?
        - Да какой там спать! Слушай, а Влад тебе больше не звонил?
        - Он больше не позвонит, - отозвалась я сухо.
        - А ты не расстраивайся, - сочувствует Ирка. - Мы с Николаем завтра вечером идем в Большой театр. Я тебе после спектакля обязательно позвоню. Не скучай. Целую.
        Глава 12
        - Так все-таки темный с проседью?
        Я оглянулась и увидела Катю Ястребову. Взгляд Любашиной заместительницы был прикован к серебристому «рено», быстро удаляющемуся в сторону Кольцевой дороги.
        Утром Глеб предложил подвезти меня до работы - в районе Каширки у него какие-то дела. И хотя я соблюла все необходимые предосторожности и вышла из машины в квартале от нашего офиса, тайное не замедлило сделаться явным.
        - А говорила, он претендует на квартиру твоего брата!
        - Он и претендует, - ни капли не смутившись, ответила я.
        - А тебя при этом на работу подбрасывает?
        - Одно другому не помеха.
        - Ты что же, закрутила роман с этим мужиком? - У Кати глаза на лоб поползли. - Ничего себе история!
        - Мало ли что бывает в жизни.
        - А Любаша тебя уже замуж выдала! - продолжала Катя. - За этого твоего Влада. Лучше, говорит, ей никого не найти. Тоже нашлось сокровище, невеста-перестарка!
        - Так прямо и сказала? - рассмеялась я.
        С чего это вдруг Катя решила поссорить меня с начальницей? Тем более ей странно делать это сейчас, за несколько дней до перехода на новое место.
        - Так и сказала! Ты знаешь, по жизни она страшный человек!
        - Неужели страшный?
        - Сплетница, интриганка! Она только ради интриг на работу таскается. Деньги ей не нужны - муж у нее их гребет лопатой.
        - Что ж, у каждого свои резоны, - заметила я. - Кому нужны интриги, кому - общество, кому деньги.
        - Это точно! Мы тут за копейки горбатиться должны, а она - в два раза больше получает, не делает ничего и нам не дает!.. Как тебе понравилось вчерашнее?
        - Да как обычно, - отозвалась я равнодушно. - Для тебя-то это теперь пройденный этап.
        - Пройденный-то пройденный… Но, скажу я тебе, Наташа, хорошо, где нас нет.
        Катя, наверное, ждала вопросов о новом офисе и новой должности, но меня эти вещи нисколько не занимали.
        - Ларионов мне столько наговорил, ты не представляешь! - добавила она многозначительно.
        - А какая у тебя теперь зарплата? - рассеянно спросила я.
        Вопрос прозвучал довольно бестактно, но надо же было о чем-то спросить!
        - Зарплата, конечно, побольше. Но вообще-то за такой объем… Все с нуля, в том числе и подбор персонала!
        - И что ты собираешься делать? В кадровое агентство пойдешь?
        - Да кто мне этот поход оплатит? - удивилась Катя. - Ларионов сказал, крутись сама как знаешь.
        - Руководитель по идее должен крутиться.
        - Вот я и кручусь! Пойдешь ко мне замом?
        - Ты серьезно?
        - Серьезно, конечно! Слушай, что-что, а уж кадры для меня не проблема. Моя лучшая подруга в рекрутинговом центре работает, у нее базы данных, все дела… Но какой смысл искать кого-то на стороне, когда есть свои люди?! Я вчера вечером с Таней говорила…
        - И что Таня?
        - Согласна. А почему бы и нет? И денег больше, и без Любаши.
        - А денег-то с чего больше?
        - Оклады у нас, сама знаешь, ерундовые, - пустилась в объяснения Катерина. - Основной навар - проценты с договоров. Надо искать выгодных клиентов, а не хвататься за все подряд, как Любовь Петровна. Ты заметила, какой у нее принцип? Лишь бы мы не простаивали! Наберет всякой ерунды, все трудоустроены, и ладно! Заметила?
        - Заметила.
        Я согласилась неохотно, но возразить действительно нечего. Деградация нашего подразделения в последнее время делалась все более и более очевидной. Как, впрочем, и деградация личности нашей начальницы, окончательно потерявшей голову от больших денег, роскоши и удовольствий.
        - Ну, в общем так, - резюмировала Катя. - Подумай, а вечером еще потолкуем.
        До обеда все было тихо. Любаша почти не показывалась из кабинета. То ли приходила в себя после вчерашнего, то ли собиралась с силами перед встречей с Ларионовым. Как только мы с Катей утром вошли в офис, Валерия Викторовна сообщила с ехидной улыбочкой:
        - Саму-то генеральный вызывает!
        Похоже, что ни Валерия, ни Любовь Петровна ничего хорошего от этого вызова не ждут.
        Таня все утро не отходила от компьютера, и я тоже принялась за работу.
        Перед самым обедом на мой мобильный пришло сообщение, подписанное музыкальным доктором: в четыре часа он будет ждать меня в клинике. В четыре - это удобно. Любаша выйдет из офиса в начале четвертого, значит, на этот раз я смогу избежать объяснения с ней. А до трех нужно как следует потрудиться.
        - Идем обедать? - не отрываясь от монитора, предложила Таня.
        - Я пас, работы полно.
        - Да ты что! Работы у нее, видите ли, полно! Работа, Наташ, не волк, в лес не убежит!
        Закрывая начатый утром документ, я мысленно констатировала, что КПД у меня сегодня, как никогда, низкий.
        - Идем скорее, - теребила Таня. И едва мы оказались на улице, спросила: - Ну как, ты надумала? Будешь работать у Катерины?
        - А ты?
        - Отказаться - рука не поднимается! Она мне с ходу накинула триста баксов.
        - Так это на словах.
        - Она объяснила…
        - Про выгодные договоры? - с усмешкой перебила я Таню. - Их ведь надо еще найти.
        - А ты что, сомневаешься? Катерина за деньги иголку в стоге сена отыщет! К тому же у нее все по науке: муж маркетолог, знакомые в рекламном агентстве.
        - Где только у нее нет знакомых! - Я только пожала плечами, вспомнив наш с Катей утренний разговор про рекрутинговый центр.
        - Она уже сейчас предлагает сверхурочную работу, - продолжала Таня. - Часть договоров можно не проводить через бухгалтерию, задерживаться подольше или домой брать.
        - Сколько же она тебе за это обещает?
        - Тридцать процентов.
        - И ты согласна? Это же грабеж!
        - Мне теперь выбирать не приходится! Маша вчера сказала свое последнее слово: хочет на пиаре учиться.
        - А печатные работы?
        - Оказывается, есть! - засмеялась Таня. - Представляешь, она зачем-то скрывала от меня, что уже несколько месяцев подрабатывает в «Sweet girl».
        - Кем? - Я вспомнила, что Ленка называла этот журнал потрясным и прикольным.
        - Вроде как журналистом. - Таня сияла. - Несколько информационных заметок для них написала и одну небольшую статейку типа социологического исследования о тенденциях развития молодежной моды… Ты знаешь, - добавила она немного застенчиво, - ничего. Мне понравилось.
        - Тогда в чем проблема? Ее с радостью примут на пиар.
        - Там ведь, кроме творческого конкурса, еще экзамены - литература, история… Если бы нам вовремя репетиторов нанять… В общем, поступать она будет сразу на платное.
        - Вы хоть попробуйте, поборитесь. На платное-то всегда успеете.
        Но Таня видела ситуацию в другом свете. Прежде всего, она не хотела, чтоб у девочки были психологические проблемы: получила двойку, не сдала экзамен, не поступила. Чтобы защитить ребенка от травм, моя коллега была готова к сверхурочной работе на кабальных условиях… Но меня эти условия совершенно не привлекали. Не говоря уже о том, что Глеб не потерпит сверхурочных. Вчера он сказал: «Я хочу, чтобы ты во всем соглашалась со мной». Не сказал - потребовал, решительно и чуть-чуть робко…
        - Ну а ты к чему склоняешься? - нарушила молчание Таня.
        - Ты знаешь, я выхожу замуж, - ни к селу ни городу сообщила я.
        - Замуж? - У Тани была какая-то особенная, теплая улыбка, хотя улыбалась она редко. - Решила все-таки?
        - Представь себе…
        - А я тут на днях пословицу слышала: на мужа надейся, а сама не плошай.
        - Очень жизненно! Но все-таки сверхурочные - не совсем то, чего хочется в медовый месяц.
        - В общем, ты останешься у Любаши?
        - Скорее всего.
        - Катя ведь собиралась предложить тебе должность зама…
        - Все равно, Тань. Не та у меня сейчас полоса.
        Таня понимающе кивнула:
        - Жалко, конечно. Но все равно, я тебя поздравляю.
        После обеда я силилась поработать, но часто отвлекалась, поглядывала на часы. В три десять Любаша наконец-то покинула офис, и ровно через пятнадцать минут я последовала за ней. На дорогу оставалось всего полчаса - пришлось добираться до клиники на такси.
        Устроившись на заднем сиденье старой, пропахшей бензином и потом «Волги», я обдумывала предстоящую встречу. Представляла маму в интерьере казенного уюта, сильно похудевшую и постаревшую, отчужденную, скупо отвечающую на вопросы. Сама мысль, что я вижу ее такой, действует на нее угнетающе. Мама привыкла находиться на недосягаемой высоте и свою болезнь оценивает как падение.
        Я понимала - надо быть бдительной. Мама во что бы то ни стало не должна почувствовать, что производит на меня гнетущее впечатление. Нельзя отводить взгляд, нельзя изображать бурную радость, но в то же время нельзя впадать в безразличие. Спокойствие, ровный, приветливый тон - вот что требуется ей сейчас.
        В холле клиники меня встретил улыбающийся музыкальный доктор.
        - Идемте скорее. Она ждет!
        Мама изменилась до неузнаваемости. Даже тот образ, что я создала в своем воображении, плохо соотносился с реальностью. Вместо прекрасных лучистых серых глаз на лице темнели провалы, нос увеличился и заострился, кожа стала прозрачно-голубоватой. Казалось, передо мной не женщина и даже не старуха, а призрак голодной смерти.
        Но я не отвела взгляда и не улыбнулась беспомощной улыбкой. Я подошла к маме и просто поцеловала ее, ощутив при этом аромат мыла «Камей» и апельсиновой карамели.
        - Как ты себя чувствуешь?
        - Голова болит, - будто с трудом произнесла мама. - Теперь у меня часто болит голова.
        - Это скоро пройдет. Вот начнешь ходить на прогулки…
        - Я уже выходила… вчера. Со Светой, Светланой Викторовной… Она мне подарила заколку.
        Я заметила, что причесана мама очень аккуратно. Отросшие волосы собраны в небольшой хвост при помощи заколки-автомата.
        - Светлана Викторовна медсестра?
        - Да, кажется, медсестра. Она сказала, что с понедельника начнется бассейн.
        - Вот и хорошо. Ты же любишь плавать.
        - Люблю… - начала мама, но тут же перебила себя: - А ты… ты ездила на дачу?
        - Несколько раз, последний - с Еленой.
        - Что вы делали?
        - Цветы сажали, Лена малинник пропалывала. - Я затараторила, стремясь дать полный отчет. Ощущение, что я в стенах психиатрической больницы, потихоньку покидало меня. - Ольга Константиновна приезжала, выглядит хорошо. Издательство заказало ей перевод какой-то научной книги, а Аленка в очередной раз поругалась с мужем и вернулась в Москву.
        - Да? Ольга, наверное, сильно переживает.
        - Переживает. Еще бы! Она ее опять в Лондон отправила.
        - Ната, а как Владик?
        - Все хорошо. Он тоже был на даче в майские праздники. Спилил ту яблоню, помнишь?
        - Тебе, Наташ, не нужно пренебрегать им. Очень трудно прожить на свете одной.
        - Но я никем не пренебрегаю, мама! И потом, я не одна.
        - Ты понимаешь… что я имею в виду.
        Последние слова она произнесла тише и медленнее, почти шепотом под конец. Кажется, в музыке такое убывание звука называется диминуэндо.
        - Мам, ты устала.
        - Устала? - Мама как-то странно, потерянно взглянула на меня, на мгновение в ее глазах мелькнуло знакомое болезненное напряжение. - Устала, да. Ты иди.
        - Если разрешат, я приеду завтра. Что тебе привезти?
        - Ничего.
        - Ягод каких-нибудь, фруктов?
        - Не надо… Тут все есть. Вчера на полдник черешню давали. Но я не стала. Не хочется.
        - Вы видите? - Едва я вышла в коридор, как музыкальный доктор мгновенно подхватил меня под руку и поволок к себе в кабинет. - Мы сделали все возможное и невозможное. При такой тяжелой, запущенной форме болезни…
        Надо было задать какой-то серьезный вопрос по существу. Дела на самом деле обстояли не блестяще, и музыкальный доктор должен был понять: несмотря на его старания, я в курсе.
        - Вы все еще даете ей сильные транквилизаторы?
        - Видите ли, это не совсем транквилизаторы…
        - А что это?
        - Третий день Инна Владимировна не пьет никаких таблеток. Ей свойственна повышенная утомляемость, апатичность, плохой аппетит, но…
        Казалось, доктор не рассказывает о состоянии маминого здоровья, а занимается гипнозом - усталость и безразличие вмиг овладели мной. Подавляя непрекращающуюся зевоту, я с трудом разбирала его слова:
        - На втором этапе большую роль будут играть физические упражнения. - Я не удержалась и зевнула. - Не хотите чашечку кофе?
        - Вы говорили, что лечение должно продлиться до августа?
        - Немного дольше, моя дорогая. - Возможно, от чрезмерного волнения доктор ударился в фамильярность. - Психиатрия - тонкая вещь. Очевидная положительная динамика, имеющая место в данной фазе развития заболевания, сама по себе не может гарантировать ничего.
        Положительная динамика… Из клиники я вышла с неприятным, каким-то смутным ощущением. Словно побывала в театре, точнее, в ДК на вечере художественной самодеятельности. Музыкальный доктор - доморощенный артист, пытающийся за пышной наукообразной фразеологией скрыть неясную суть…
        Маму лечат не транквилизаторами. По прошлому разу я знала, что их действие выражается в замедленной речи и в частичной потере памяти. А сейчас она помнила абсолютно все и разговаривала в нормальном темпе. Но вместе с тем сегодня она мне показалась особенно болезненной, надломленной, изможденной… Почему доктор так тщательно скрывает от меня название лекарства? Из соображений коммерции? Надеется, что в следующий раз (если он только, не дай бог, случится) мы снова прибегнем к его услугам. А если доктор произнесет название лекарства вслух, мы просто купим его в аптеке.
        В общем, в офис я приехала не на шутку обеспокоенная ситуацией в клинике. Вот бы посоветоваться с кем-нибудь компетентным, с Лизиными психиатрами например…
        Но переговорить с Лизой в тот день мне так и не пришлось. Дело в том, что в мое отсутствие коллеги получили некую сногсшибательную новость, и теперь наш офис буквально трясло и колотило. Было бы сложно общаться с Лизой в условиях землетрясения.
        Произошло же на самом деле вот что. Минут за двадцать до моего возвращения в офис позвонила Любаша и радостным, даже счастливым тоном сообщила, что Ларионов предложил ей перебраться в главный офис.
        - И кем же ты там будешь? - спросила прямолинейная Валерия (это она подошла к телефону).
        - Ну… Что-то вроде хозяйки офиса.
        Далее Любаша сказала, что не вернется на работу - сегодня и никогда. На прощание она всех крепко обнимала и целовала. По телефону, конечно.
        - Ясно дело. - Валерия Викторовна ухмылялась. - Не хочет сюда ехать! Позор такой!
        - А что такое хозяйка офиса? - поинтересовалась Таня.
        - Хозяйка офиса? Повар, уборщица и посудомойка в одном лице!
        - Зачем же она согласилась на такую работу? Деньги у нее есть… Лучше бы дома сидела.
        - Да нет у нее никаких денег!..
        - Это вы, Валерия Викторовна, бросьте, - перебила Катя. - Деньги там серьезные. Посмотрите, как она одета, отдыхает на дорогих курортах, сын с восемнадцати лет за рулем.
        - Половину она точно врет! - настаивала Валерия.
        - Ну что она врет, что? Из Испании фотографии приносила! Из Чехии, из Парижа!
        - А сын с ее телефона сообщения посылает! Вечером, когда она уже спит.
        - Зачем?
        - Деньги экономит. Вот и думай: на автомобиле ездит, а на эсэмэски денег нет.
        - Тут деньги ни при чем! - заявила Катя авторитетно. - Это у них порода такая - жадные, как сто чертей. Я думаю, она из-за этого и увольняться не хочет.
        - Неужели Любовь Петровна полы там станет мыть? - недоумевала Таня. - Там же офис метров четыреста.
        - Да не будет она ничего мыть! Без нее есть кому - целый штат уборщиц. Так, салатик порежет, мяско поджарит, тарелочки уберет.
        - Но в деньгах-то она потеряет здорово! - Катю, как всегда, волновал вопрос финансов.
        - Да чего тебе их считать-то, чужие деньги? - искренне удивилась Валерия. - Ты лучше скажи на милость, кто нами теперь будет командовать?
        - Александра Николаевна, наверное. Кто же еще?
        - Это меня не касается, - фыркнула Катя. - Я здесь завтра последний день.
        - Я тоже, - добавила Татьяна.
        - Получается, Наташ, мы с тобой вдвоем остаемся?
        - Не волнуйтесь. Александра своих приведет.
        - А ты откуда знаешь?
        - Слышала. Когда к Ларионову ездила в последний раз… Говорили, она переходит с целой командой. - Катя выразительно взглянула на меня. - Начнет тут устанавливать свои порядки.
        - Это мы еще посмотрим, кто что начнет. Не дадим себя в обиду, покажем им! Правильно я, Наташ, говорю?
        - Надеюсь, до этого не дойдет, - ответила я холодно.
        Коалиционные объединения с чудаковатой Валерией не привлекали меня даже в шутку.
        - Да кто знает, что будет… - обиженно протянула Валерия.
        - Все-таки я надеюсь на мирное развитие событий.
        - Ну, надейся, надейся… - Валерия продолжала дуться. - А война придет - хлебушка попросишь!
        - Вы скорее попросите, - парировала Катя. Сегодня она любой ценой хотела показать, что поддерживает меня.
        - И не подумаю. - Валерия расценила Катину реплику как очередной выпад, направленный против нее лично. - Строите из себя крутых… молодые!
        - Ну что вы, Валерия Викторовна, - вступила в беседу Таня, - не такие уж мы молодые, чтоб что-то строить из себя.
        Мы с Катей засмеялись Таниной шутке, а Валерия демонстративно стала собираться домой. Тоже нежная оказалась, а уж как беспощадно вышучивала всех!
        - Правильно, вали отсюда, кошелка старая! - прокомментировала Катя ее уход. - Век бы тебя не видела!..
        - Завтра еще целый день, - напомнила Таня.
        - Действительно, еще целый день. Зато последний! С понедельника новая жизнь начнется. Ну что, Наташка, не хочешь с нами в новую жизнь?
        - Пока нет.
        - А потом поздно будет! Потом я тебя не позову. Я ведь очень гордая, вы просто не знаете меня!
        - Катерина, успокойся. Давайте лучше выпьем немного по поводу нашего отплытия.
        - Прекрасная мысль! - обрадовалась Катя. - Я, правда, за рулем, но ничего.
        По негласной традиции, сложившейся в нашем коллективе, подарки, периодически подносимые благодарными клиентами, мы домой не брали. Поэтому выбор у нас был богатый: армянский коньяк, испанское сухое, французское шампанское… Из всего этого разнообразия Катя выбрала виски.
        - Давайте, девочки, за успех! - предложила она, лихорадочно поблескивая глазами. - За настоящий коммерческий успех!
        - Не только за коммерческий, - добавила Таня осторожно.
        - Без коммерческого теперь никуда, - криво усмехнулась Катерина, разливая по второй. - Заболеешь, например. Без денег - все! Будешь медленно подыхать, на тебя никто и не взглянет.
        - А за деньги? - усомнилась Таня.
        - К твоим услугам лучшие клиники, современные методики, эффективные лекарства.
        - Но ведь и лучшие клиники не всесильны.
        - Это уж как Бог даст. А все-таки с деньгами и болеть спокойней.
        - А еще лучше не болеть, - встряла я, с тоской думая о музыкальном докторе.
        - Давайте - за это!
        - Все-таки, Наташ, болезни - это частный случай. Можно заболеть, а можно вообще погибнуть - в пропасть упасть, на машине разбиться и так далее. Но жить, просто жить, с деньгами - в сотни тысяч раз лучше.
        - Безусловно.
        - А мужики! - Подогреваемая виски, Катя развивала перед нами свои сокровенные мысли. - Им в наше время полную упаковку подавай!
        - Не нужны такие мужики, которым подавай упаковку! - отрезала Таня.
        - А где ж другие? Где их взять-то? - наивно спросила Катя. - Вот признайся, Наташ, твой этот с проседью не такой? Только честно.
        - Не знаю…
        Я тоже ощущала действие алкоголя - мир вокруг делался беззащитнее и мягче. Бедняжка Катя… Подпевала Номер Раз, денежная акула! То, что мы принимаем за патологическую алчность, оказывается при ближайшем рассмотрении лишь страхом попасть на обочину жизни, сделаться никому не нужной. Особенно обожаемому супругу. Это он подлинный вдохновитель Катиной деловой активности! Ради него Катерина занимается поисками иголки в стоге сена, ищет и находит. Точнее, ради денег, которые так необходимы ему.
        - Отлично знаешь! Увидел вашу четырехкомнатную квартиру на Ленинском…
        - Насчет квартиры не думаю. У него своя есть.
        - В Тмутаракани?
        - На соседней улице.
        - А что еще? - прикидывала Катя. - Дача у вас хорошая… но это теперь не очень котируется. А кто он по профессии?
        - Инженер.
        - Инженер? Это в наше время как динозавр. Без работы сидит?
        - С чего ты взяла? - удивилась Татьяна. - Теперь производственные фирмы вошли в моду.
        - Действительно, - согласилась Катя. - И что, неплохо зарабатывает?
        - Неплохо. Вернулся из командировки, новую машину купил.
        - «Рено символ»?
        - Да.
        - Ну, машинка-то как раз не предел мечтаний. - Катя будто немного успокоилась. -
«Рено символ» - неликвид прошлого года. Скидки на них приличные, только купите за ради бога… И ты что же, замуж за него собралась?
        - Да что ты пристала к человеку? - одернула Татьяна.
        - Да точно собралась, по глазам вижу. - Катя улыбнулась нетрезвой улыбкой. - Наташка у нас не такая…
        - Не какая?
        - Не будет путаться с первым встречным-поперечным! И если он ее по утрам подвозит на работу… дело точно пахнет законным браком… и выводком прелестных детишек! - Катя даже не спрашивала, права она или нет. Видимо, как и Глеб, не сомневалась в моей добропорядочности и серьезности. - Тогда давай, радость моя, за тебя. За твое счастье семейное! - добавила она абсолютно без всякой иронии.
        - И за вас! - Растроганная, я подняла общепитовскую кофейную чашку, выполняющую в условиях офиса функцию бокала. - За ваши успехи! Коммерческие и не только.
        Часть вторая
        Глава 1
        - А что они еще тебе посоветовали?
        Мы сидели на кухне Лизиного таунхауса, по убранству напоминающего скорее пещеру. В интерьере преобладало сочетание темного дерева с грубо отесанным камнем, а на стенах я даже заметила блеклые, неловкие изображения мамонтов, имитирующие, должно быть, наскальные рисунки.
        - Что посоветовали? Фитнесом заниматься. Стрижка это как бы камертон моего нового имиджа, требующий безупречной осанки, стройной фигуры и тэдэ и тэпэ.
        - Придется потерпеть! Попала в лапы к нашим стилистам - они живой тебя не выпустят, не пощадят! Как не пощадили твои роскошные локоны…
        - Ну, с локонами - гениально!
        - В некотором смысле. - Лиза согласилась со мной. - Новая стрижка тебе действительно очень идет, и цвет… Только имей в виду, такие прически хороши до тех пор, пока есть филировка. Через несколько недель ты рискуешь обнаружить у себя на голове бесформенную волосяную массу. Но проблемы могут появиться и раньше: колорирование не потерпит соседства с твоим естественным цветом.
        - Где же выход?
        Лиза засмеялась:
        - В нашем салоне. Все равно будешь на фитнес приезжать, заодно навестишь стилиста.
        - Хорошо тебе рассуждать! Откуда у меня столько времени?!
        - Но ты же на что-то рассчитывала, когда покупала клубную карту, - предположила Лиза.
        - А ты в курсе?
        - О! Я думаю, все в курсе! Для нас это целое событие. Мне даже уйти сегодня разрешили пораньше за то, что выгодную клиентку привела.
        - Значит, ты используешь родственные связи в корыстных целях?!
        - Или, наоборот, служебное положение в целях поддержания родственников. - Лиза вышла из кухни и через минуту вернулась, держа в руках зеркало. - Только взгляни!
        Я еще раз тщательно изучила свою прическу и пришла к однозначному выводу: произведение искусства. Естественный силуэт, безупречная филировка, красиво подчеркивающая многоцветье прядей: платиновых, коньячно-розоватых, насыщенно каштановых. Прощай, бесславное купеческое прошлое - скучные завитушки, банальный золотистый колор! Из зеркала на меня смотрела независимая жительница современного мегаполиса, деятельная, решительная, обремененная жизненным опытом и интеллектом, но вместе с тем женственная и привлекательная. Это и была я.
        - Ну что, довольна? - продолжала Лиза тоном змея-искусителя. - Но помни, красота требует постоянного ухода.
        - Поймали вы меня в сеть.
        - Да ладно, все ерунда. Надоест, будешь опять со своими локонами.
        - Ни за что! - испугалась я и, желая перевести разговор на другую тему, спросила: - Зачем вы превратили свое жилище в цитадель мрака?
        - Думаешь, это я? Бог с тобой! Это муж, его проделки! Вдруг ни с того ни с сего ему надоела наша миленькая квартирка - вбил себе в голову, что ему нужен таунхаус. Потом, правда, у меня мелькнуло одно подозрение, почему он не хочет на старом месте жить.
        - Ну и почему?
        - Его первая жена была ведьма.
        - Как это ведьма?
        - Колдунья.
        - Настоящая?
        - По крайней мере, с огромной практикой. Может быть, тебе даже попадались ее рекламные объявления: Леонарда - магия добра и зла.
        - Попадались. - Я вспомнила глянцевый разворот «Sweet girl». - Она еще гороскопы составляет.
        - По старой памяти Леонарда любила заглянуть к нам на огонек, посидеть, поболтать, выпить чашечку кофе.
        - А твое присутствие ее не смущало?
        - Она меня не учитывала. То ли просто не замечала, то ли не понимала, кто я такая… Сначала я возражала против нашего переезда, а когда догадалась, почему он все это затеял, смирилась, потеряла бдительность. И вот прихожу на свой новый дом посмотреть и оказываюсь в жилище первобытного человека.
        - Ты громко возмутилась?
        - Что ты! Он так гордился этим проектом! Пришлось сказать, мол, все хорошо, дорогой, просто замечательно. Я ведь не хотела его расстраивать… А потом, надо быть справедливой: кое-какие приметы современной цивилизации в нашем доме можно все-таки обнаружить.
        - Например?
        - Бытовую технику. Ужин, как видишь, я готовлю на электроплите, а не в очаге, как это можно предположить с порога.
        Лиза вовсю занималась приготовлением ужина - тушила мясо с грибами, резала какой-то хитрый салат, чистила ароматные весенние овощи. Первобытная кухня на глазах превращалась в кухню дорогого ресторана.
        - При таком количестве блюд рядовой ужин грозит перерасти в праздничное застолье!
        - Тебе надо сказать спасибо. Когда я в последний раз возвращалась с работы в шестом часу? Даже и не припомню. Так что будем считать, это ты подтолкнула меня на кулинарные подвиги. Надеюсь, поужинаешь с нами?
        - Спасибо. - Я поблагодарила без энтузиазма.
        Оставаться к ужину мне не хотелось из-за Лизиного мужа Саши. Знакомы мы были мало, но я, тем не менее, ощущала в нем некую враждебность. То ли он недолюбливал меня из-за моего близкого родства с Лешкой, то ли я просто не нравилась ему. Возможно, дело вовсе и не во мне, а в холодновато-презрительной манере держаться, усвоенной раз и навсегда этим человеком.
        Но из боязни огорчить Лизу приглашение я решила принять.
        - А обычно у нас знаешь какие ужины? Кто что в холодильнике найдет, то и съест! Да ты знаешь, тебе Лена нажаловалась, - весело объясняла Лиза, так же весело постукивая ножом по разделочной доске.
        Удивительно, что связывает эту легкую, прелестную женщину с молчаливым, вечно хмурым Сашей? А что связывало ее с Лешкой? Мой брат, хотя и немного повеселей, тоже с целым рядом нелицеприятных качеств. «А что связывает нас с Глебом?» - мелькнула у меня мысль.
        Выходило - ничего конкретного. Притяжение, невозможность долго существовать друг без друга, планы на будущее: дом, сын… - вещи все довольно эфемерные.
        Исключение составлял, пожалуй, вопрос о доме. Очень скоро, максимум через месяц, из сферы фантазий он переместится в практическую плоскость и тогда… А что, собственно, тогда? Я уже придумала, как разрешить этот вопрос легко и изящно. Пусть господа мужчины рыщут по судам и нанимают самых лучших адвокатов, я прекрасно понимаю, чем вся эта история должна завершиться. Точнее, у нее может быть два финала, в зависимости от решения суда. Если квартиру присудят Глебу (а так, вероятнее всего, и случится), я навсегда перееду к нему и свою часть маминой квартиры подарю Лешке. А если Сергей Юрьевич Капошко сумеет-таки совершить невозможное - доказать, что Глеб вступил в сговор с хромоногой теткой, - мы останемся на Ленинском. Правда, Глеб ужасно щепетилен, он даже сейчас сохраняет за собой съемную квартиру. Подтекст в этом деле такой - ни на что твое не рассчитываю. Но я попробую его убедить. Дам понять, что в нашем доме он - единственный хозяин. А мама меня поддержит. Конечно поддержит, только бы она скорее поправилась.
        - Как здоровье Инны Владимировны? - спросила Лиза, каким-то чудом угадав движение моих мыслей.
        - По-моему, неважно. Хотя врач уверяет, что самый страшный этап уже пройден.
        - А я тут позвонила своим знакомым… помнишь, рассказывала о них?
        - Что ж они посоветовали?
        - Да ничего конкретного! Говорят, заочные консультации - шарлатанство.
        - Как же быть? Я ведь на них очень рассчитывала!
        - Давай свозим Инну Владимировну к ним в реабилитационный центр. Хочешь, я с вами съезжу?
        - Ничего не выйдет. По условиям контракта пациент до полного выздоровления не имеет права покидать клинику.
        - Тогда давай пригласим психиатра к ней.
        - Этого они тоже не позволят.
        - А мы под видом родственника. Скажем, например, что он ее сын. Лешка ведь ни разу не бывал в клинике?
        - Ни разу.
        - Вот и отлично. И кстати, Елена рвется навестить бабушку. Когда ей лучше поехать?
        - Можно завтра. Но… ты не боишься за нее?
        - А что? Очень тяжелое зрелище?
        - Тяжелое. Но сочувствие, страх, жалость в данном случае исключены. С мамой надо говорить таким тоном, будто ничего особенного не происходит.
        - Такое нашей Ленке явно не по зубам! - покачала головой Лиза. - Может, мне с ней поехать?
        - Смотри, как у тебя со временем… И потом, твое присутствие очень смутит маму.
        - Ладно, придумаем что-нибудь. Я заметила: нужно постоянно думать над проблемой, и тогда обязательно найдешь лучший выход.
        - Ты опять ищешь какие-то выходы? - заглядывая в приоткрытую дверь кухни, с улыбкой спросил Саша. Улыбка у него была эксклюзивная - предназначенная одной только Лизе, и никому другому на свете. Заметив меня, он тут же добавил сухо: - Что-то случилось? Почему ты раньше времени вернулась с работы?
        - Можешь поздравить меня с первым коммерческим успехом! - расхохоталась Лиза. - В мои сети угодил жирненький клиент! Я схватила этот денежный мешок в охапку и быстренько поволокла в наш салон!
        - Что за жирненький клиент? - Саша удивился вполне серьезно. - Ты что, у метро стоишь, раздаешь рекламные листовки?
        - Да ты с ума сошел? - веселилась Лиза. - Просто хозяйка недавно сказала нам, мол, приводите своих знакомых и родственников. Вот я и привела Наталью. А она, представляешь, раскошелилась на клубную карту! За это меня премировали досрочным уходом домой.
        - Как в том фильме. - Лизин муж кисло взглянул на меня. - Премировали красными революционными шароварами.
        Лиза усмехнулась:
        - Иди мой руки, сейчас будем ужинать…
        За ужином Саша рассказывал о своем новом проекте. Молодая женщина, приобретя студию в новом доме в районе Кутузовского проспекта, пожелала оформить помещение в японском стиле. При этом функциональные моменты ее не волновали. На вопрос о том, какими она видит спальню, кухню, гостиную, заказчица лаконично отвечала:
        - В японском стиле.
        Тогда он попробовал зайти с другой стороны. Спросил:
        - А что такое, по-вашему, японский стиль?
        - Минимум мебели, низкой, желательно стеклянной, максимум свободного пространства и цветов! - в мгновение ока выдала дама. - У меня сестра в японском стиле квартиру переделала. Картинка!
        Саша покинул студию, огорченный расплывчатостью требований и собственной некомпетентностью. Он плохо разбирался в восточных стилях - работал в основном с европейскими.
        - А что тебя смущает? - спросила Лиза, незаметно подкладывая в тарелку мужа салат. - Сейчас нарисуешь низкую стеклянную мебель, завтра сдашь в производство. Все как обычно…
        - Ну ты даешь! - От возмущения Саша даже приосанился. - Где ты видела, например, стеклянные диваны?
        - Стеклянные диваны? - Лиза изобразила рассеянность. - Где-нибудь да есть.
        - Они же разобьются, если на них садиться!
        - Ну пусть будет не стекло, а его пластиковая имитация! По виду то же самое, зато практично.
        - Ты понимаешь, что говоришь?
        - А что? Понимаю…
        - Думаешь, приятно сидеть на пластике?
        - Так его можно подушками завалить. Хорошенькими такими подушечками в японском стиле. Точно?
        - Точно… - Саша взглянул на жену с той же кислой миной, с какой недавно смотрел на меня. - Подходы у тебя дилетантские. Я по дороге на Арбат заехал, два альбома по Японии купил. Сейчас изучать придется.
        - Если есть альбомы, тебе вообще бояться нечего… - начала Лиза обрадованно.
        Муж страдальческим голосом перебил ее:
        - Не могу же я их слепо копировать! Впечатления должны отстояться, только тогда получится что-то действительно оригинальное.
        - Я не возражаю. Пусть впечатления отстаиваются, пусть все, что угодно, - Лиза на этот раз отказалась от веселой дурашливой манеры и заговорила серьезно, даже строго, - но только не по ночам. По ночам надо спать! Иначе сердечные приступы, давление… Тебе ведь шестнадцать было уже давно!
        К моему изумлению, Саша легко согласился с Лизиным категоричным тоном и обещал закончить просмотр альбомов до двенадцати.
        - А что, Наташа, - обратился он ко мне, - можно получить у вас профессиональную консультацию? Или только в офисе по ценам прейскуранта?
        - Пожалуйста. - Я приятно удивилась его непринужденному обращению.
        Зря его дичилась! Саша нормальный человек, просто творческий и потому немного своеобразный.
        - Видите ли, наша компания собирается взять кредит…
        - Для чего? - забеспокоилась Лиза.
        - У Макара, знаешь ли, грандиозные планы. Хочет мебельное производство открыть.
        - А сейчас у вас что?
        - Сейчас ерунда, кустарщина. При таких мощностях мы скоро с заказами справляться перестанем.
        - Значит, вас волнуют иные проблемы, - заметила Лиза. - Нам не хватает клиентов, вам - мощностей.
        - Вот именно, не хватает мощностей! Собирались арендовать цеха на Рязанке, но потом Макар передумал - своим нужно обзаводиться.
        - И что? Собственный завод строить будете?
        - Завод - это массовое производство, - объяснил Саша. - А у нас
«Мебель-эксклюзив». Ну, что вы, Наташа, скажете о кредите?
        - Сразу ничего не скажу - приблизительность невозможна в таких делах. А сколько лет работает ваше предприятие?
        - Лет восемь, наверное. А что?
        - Молодые фирмы имеют право на беспроцентные кредиты.
        - Молодые - это как?
        - До двух лет. Хотя и прочие могут рассчитывать на льготы при наличии полной финансовой отчетности… Вообще, кредитных программ теперь великое множество, обязательно подберу вам что-нибудь. Позвоните через неделю.
        - Спасибо. - Саша улыбнулся вежливой улыбкой хорошо воспитанного, но холодного человека.
        И я опять поймала себя на мысли: а что их связывает? При всем несходстве манер, темпераментов, взглядов на жизнь было очевидно, что эти двое - родные люди. И жилище их действительно дом - не пещера и не секция таунхауса, как это представлялось поначалу.
        Дом… Это ведь не стены и квадратные метры, за которые отдельные жители нашего города готовы перегрызть друг другу глотки. И не добротный ужин, приготовленный строго к назначенному часу.
        А что? Что? Что тогда?.. - вглядываясь в Сашу с Лизой, мучительно соображала я.
        Это не праздный вопрос. Я вдруг остро почувствовала: только в доме возможна настоящая жизнь. А ее итогом станет та самая актуализация, по которой страстно тоскует Глеб. И не один он. О людях, сумевших актуализироваться, говорят: состоявшийся. По большому счету в этом и заключен главный смысл нашего пребывания на земле - деньги и вещи всего лишь ступеньки, порой шаткие и сомнительные, на пути к достижению этой цели. Подсознательно к актуализации стремятся все, даже Катя Ястребова, оценивающая мир с сугубо материальных позиций.
        - Положить тебе еще мяса?
        - Спасибо, Лиз, мне уже пора.
        - Подожди, сейчас будем пить чай. У меня варенье есть, земляничное…
        Но я уже не могла ее слушать. Захотелось сразу, как по мановению волшебной палочки, оказаться в своем доме. Где он, мой дом? Там, где Глеб! В этом я не сомневалась ни минуты.
        - Я тебе завтра насчет Инны Владимировны позвоню… - сказала на прощание Лиза, но я лишь безразлично кивнула в ответ, увлеченная своим новым состоянием.
        Меня тянуло к Глебу - домой, и казалось, промедление смерти подобно… Выехав из поселка таунхаусов на шоссе, я вся отдалась счастливому нетерпению, а стрелка спидометра между тем переползла зловещую отметку сто пятьдесят. Нетерпение обернулось дорогим удовольствием.
        - Штраф в два, в три, в пять МРОТ… - четко, как диктор телевидения, выговаривал гибэдэдэшник.
        - Что такое МРОТ? - не поняла я.
        - Минимальный размер оплаты труда, - ответил страж порядка очень быстро и не менее внятно.
        Сколько раз видела на бумаге это чудовищное сочетание букв, но никогда не слышала, чтоб кто-нибудь рискнул его озвучить.
        - …Двести, триста, триста пятьдесят рублей… Придется у вас права отобрать, чтоб было неповадно!
        Я молча протянула ему тысячу и вернулась в машину.
        Глава 2
        Музыку было слышно уже в прихожей. Незамысловатый, давно знакомый мотивчик… Покопавшись в закромах памяти, я словно наяву увидела полосатый пиджак, надетый на голое тело, длинный шерстяной шарф, повязанный вокруг мощной шеи, лаковый картуз. Остап Бендер в исполнении Андрея Миронова! Мгновенно вспомнились слова его песенки:
        О, наслажденье скользить по краю,
        Замрите, ангелы! Смотрите, я играю!
        Моих грехов разбор оставьте до поры,
        Вы оцените красоту игры!
        И припев, бывший одно время столь популярным:
        Пусть бесится ветер жестокий
        В тумане житейских морей!
        Белеет мой парус, такой одинокий
        На фоне стальных кораблей[Слова Ю. Кима.] .
        Глеб сидел у компьютера. То ли разбирал уже сыгранную шахматную партию, то ли обдумывал ход в еще незавершенной. Он не слышал, как я вошла в квартиру, не повернул головы. Это было кстати. Я долго стояла в прихожей, полной грудью вдыхая воздух своего дома, приходила в себя после сумасшедшей гонки и, наконец, тихо окликнула его:
        - Глеб, почему ты играешь в шахматы под такой низкопробный аккомпанемент? Где ты взял эти шариковские напевы?
        - Что значит шариковские? - удивился он.
        - В духе булгаковского Шарикова. Профессор Преображенский предлагал ему пойти в Большой на «Аиду», а очеловеченный пес наяривал на балалайке «Яблочко». Помнишь фильм?
        - Что поделать? У меня и в самом деле такие вкусы. - Глеб развел руками. Занятый мыслями о своих музыкальных пристрастиях, он не заметил перемен в моем имидже и как ни в чем не бывало продолжал: - Завтра утром на Волгу едем, по дороге послушаешь мое любимое радио.
        - Подожди, Глеб, на Волгу?..
        - Завтра суббота, ты забыла?
        - Нет, но…
        Субботу я собиралась провести на даче, закончить то, что мы не успели в прошлый раз с Еленой и Лизой.
        - Дача - это скучно, - заявил Глеб.
        После короткого раздумья я уже не сомневаюсь - скучно. Одно и то же из года в год: грядки, клумбы, цветочки, кустарники, пол на террасе, крыша у сарая…
        - Дача - это скучно, - абсолютно искренне соглашаюсь я.
        Правда, кроме субботы у меня еще имелись планы на воскресенье. Я хотела поехать в клинику к маме.
        - Отдыхать нужно на природе. Представь себе: хвойный лес, вековые сосны, тихая лесная река…
        - Волга?
        - Дубна. До Волги почти сто пятьдесят километров, мы устанем, захочется передохнуть.

…Полумрак хвойного леса, ярко-голубые лоскутки неба, мелькающие между темными кронами, плеск лесной речки - и все это для нас двоих, для Глеба и для меня… Попрошу Лизу, чтоб в воскресенье она навестила маму…
        - Как называется твое любимое радио? - спрашиваю я утром в машине.
        - «Шансон»… Нажми, пожалуйста, левую клавишу.
        Я лишь слегка прикоснулась к кнопке на панели магнитолы, и из динамиков, как из резко открытого водопроводного крана, в салон полился поток грубовато-примитивной лирики:
        Я эту девочку в фонтане искупаю.
        Я на асфальте напишу ее портрет.
        И что мне ночью делать с ней - я тоже знаю…
        Я думал так, когда мне было двадцать лет[А. Новиков. «Когда мне было 20 лет».] .
        - Какая странная песенка. - Я снисходительно улыбнулась.
        - Это Новиков, - ответил Глеб, не отрывая взгляда от дороги.
        Дмитровское шоссе - опасная трасса: бесконечные извивы и повороты, горки и пригорки, крутые неожиданные спуски. На подъеме взгляду путешественника открываются прямо-таки идиллические картины - низины и холмы, покрытые нежной, молодой травкой, деревушки, живописно разбросанные тут и там и кажущиеся с большого расстояния аккуратно игрушечными.
        Увы, вся эта красота только для пассажиров, а водителям достается восклицательный знак в треугольнике - предупреждение об опасностях на дороге.
        - Так ты не знаешь песен Новикова?
        - Никогда не слышала.
        Мы въезжаем в населенный пункт, на несколько километров растянувшийся вдоль шоссе. Вблизи понимаешь: ничего идиллического здесь нет и в принципе быть не может. Обязательные пятиэтажки, серые кирпичные и грязно-белые блочные, между ними - крепостные стены и черепичные крыши суперсовременных коттеджей. Постройки под названием «я памятник себе воздвиг нерукотворный».
        - Неужели никогда не слышала Новикова? Его альбом восемьдесят пятого года…
        - В восемьдесят пятом году я училась в седьмом классе.
        - Ты не понимаешь! Это классика. Я сейчас поставлю диск…
        Но знакомство с творчеством Новикова временно пришлось отложить: на выезде из населенного пункта обнаруживался симпатичный придорожный ресторанчик, и мы остановились перекусить. Из дома выехали рано - Глеб ни за что не хотел тратить драгоценное время на завтрак. Зато теперь мы оба чувствовали необходимость подкрепиться.
        После вчерашней беседы со специалистом-диетологом (владельцам клубной карты в Лизином салоне эту услугу оказывают бесплатно) я выбрала приготовленную на пару рыбу и греческий салат.
        - Попробуйте мед. - Официантка - молоденькая девочка, наверное, уроженка невзрачного населенного пункта, - смотрит на нас, искрясь улыбкой и юностью. - Хороший мед, здешний, нам его прямо с пасеки привозят. А масло - с фермы, тут ферма недалеко… И булочки у нас горячие, мы их сами печем.
        Я так и чувствовала, что в этом кафе должен быть мед: шторы и скатерти здесь такого красивого насыщенно желтого - медового - цвета. Ладно, с понедельника буду ходить на фитнес, начнется новая жизнь, а пока…
        - Пожалуйста, принесите мед, булочки, масло… и кофе со сливками.
        - А знаете, наше фирменное блюдо - мороженое с медом и орехами…
        Покинув придорожное кафе - вырвавшись из медового плена, я возвращаюсь в машину и начинаю с азов изучать творчество Новикова. Слушаю тот самый первый альбом, что произвел на Глеба неизгладимое впечатление.
        - Тебе по-прежнему нравятся эти песни?
        - Не знаю. Теперь трудно сказать. Они для меня часть жизни, знак эпохи.
        - Эпохи? Какой? Тебе было двадцать лет, казалось, все впереди и все удастся. Чудное ощущение слилось с мотивами песен, не правда ли?
        - Никак не можешь отказаться от мысли, что ты величайший экстрасенс современности? - шутит Глеб.
        - Просто пытаюсь понять, чем они тебе так понравились.
        - Они мне понравились, потому что они стоящие. Глубокие и лиричные. Все, слушай.
        И я слушаю… Опять о каких-то девочках, растворенных в тумане лет. Глеб между тем с непроницаемым лицом смотрит на дорогу. Боится не справиться с управлением на влажном извилистом шоссе или девочек своих вспоминает? Как качалась ночь на каблуках и кувшинки путались в пруду… Пожалуй, в этой песне действительно есть что-то пронзительно лирическое. Не так уж она и примитивна.
        Неожиданно лирика оборвалась, уступив место трем блатным аккордам:
        Я вышел родом из еврейского квартала.
        Я был зачат за три рубля на чердаке.
        Тогда на всех резины не хватало,
        И я родился в злобе и тоске, -
        доверчиво сообщает о себе герой песни.
        Вон на что замахнулся автор-исполнитель лирических песен - на исследование психологии социальных низов! Злоба и тоска - еще до рождения, и говорится об этом подчеркнуто спокойно и буднично. Просто констатация факта. Как будто не о себе… И ужасы жизни, вся ее грязь и мерзость, воспринимаются как нечто само собой разумеющееся.
        Только первый опыт общения с советскими правоохранительными органами в два счета заставляет нашего молодого человека отказаться от привитого средой образа жизни, так сказать, социально переориентироваться:
        Я с ними столько страха натерпелся,
        Что за неделю вызубрил УК.
        Теперь я знаю, что и сколько весит,
        И я не лезу больше на рожон[А. Новиков. «Я вышел родом…»] …
        В конце песенный герой неожиданно вспоминает о неведомом ему отце:
        Во мне гудят твои дурные гены…
        Может, то, чем он стал, вовсе не следствие атмосферы злобы и тоски, а лишь действие генетического кода?
        Проблемная песня, философская!
        Уж не это ли привлекло Глеба? - усмехнулась я про себя.
        - Ну что, тебе нравится?
        - Нравится.
        Я снова соглашаюсь с ним, и снова делаю это легко и абсолютно искренне. Неужели так и буду во всем и всегда с ним соглашаться? Постепенно я совсем перестану существовать, превращусь в продолжение Глеба… Нет, продолжение - это дети, вожделенный сын. А я просто стану его частью. Натальей Мажаровой. Недаром в англоязычных странах, когда женщина выходит замуж, ее официальным именем становится фамилия и имя мужа. Например, миссис Джеймс Смит. А была какая-нибудь Беатрис или Эмили. И я тоже когда-то была Натальей…
        Дорога в очередной раз резко ползет вверх, справа в тающей дымке остаются домики и холмы, а прямо над нашим лобовым стеклом повисает рекламный щит с надписью
«Дмитрову - 850 лет. Здесь начиналась Россия» под имитацией старинной фотографии: белокаменные зубчатые стены, потемневшие кресты, купола.
        Монастыри и храмы города Дмитрова, хрущобы, коттеджи, рынки и воинские части, стеклянные супермаркеты, барачные двухэтажные постройки - словом, все, чем богата российская провинция, проплывает на этот раз за кадром. Мы объезжаем стороной древний город Дмитров и вскоре оказываемся на узком ухабистом шоссе, не менее извилистом, чем предыдущая трасса. Однако и на такой дороге находятся желающие показать себя. Тяжелый черный джип с ослепительно горящими фарами угрожающе мчит нам навстречу, на полном ходу обгоняя лениво трусящую «Газель». За ним с таким же молодецким посвистом проносится золотистая «десятка», дальше - маленькая иномарочка, не желающая, видимо, ни в чем уступать большим «братьям».
        Жарким солнечным днем вид включенных фар неприятно поражает. Включенные фары днем - сигнал тревоги. Будто первый год войны, колонны грузовиков, толпы испуганных беженцев, бредущих за ними по пыльной дороге. Где я все это видела? В кино? В своем подсознании? Ведь родилась я почти через тридцать лет после войны. Или это действие генного кода, воспетого Александром Новиковым? Сколько поколений наших предков, гонимых войнами и невзгодами, скиталось по дорогам…
        Очередной автомобиль пронесся буквально в двух десятках сантиметров от нас - так быстро и так близко, что я не успела разобрать марку.
        - А представляешь, - вспоминаю вслух, - я вчера ехала, наверное, с не меньшей скоростью… Километров сто шестьдесят.
        - Что это нашло на тебя?!
        - К тебе спешила… домой… Вот! А ты преспокойненько играл с компьютером в шахматы!
        - А что я должен был делать? Ты же предупредила: вечером пойдешь в парикмахерскую, на обратном пути, возможно, зайдешь в гости к родственнице.
        - Да, сначала все шло по плану, а потом, в одно прекрасное мгновение, я почувствовала, что ужасно соскучилась по тебе. Даже не так! Я вдруг поняла: мое место возле тебя.
        - Слабые проблески здравого смысла, - прокомментировал Глеб мое признание в любви. - То, что нормальным людям ясно как белый день, открывается тебе лишь в редкие минуты прозрения!
        - И что ты предлагаешь?
        - Знать свое место!
        Мы смеемся.
        Я уже привыкла к дороге - машины, летящие нам навстречу, больше не раздражают меня.
        А ведь на этом отрезке пути тоже есть чем полюбоваться - вдоль трассы тянется знаменитый канал Москва - Волга. Сначала из-за напряжения я не замечала его, зато теперь глаз не могу оторвать.
        Шоссе извивается и суетится, а канал несет свои воды невозмутимо, прямо, не ускоряясь и не замедляясь. Физика такое движение называет механическим. В механическом величии канала есть что-то завораживающее, но завораживающее зловеще, нехорошо…
        Недавно мне в руки попала одна довольно занятная книжка по искусству. Ее автор на все лады втолковывал читателям мысль о том, что любая вещь созидается неким духом. С годами она может состариться, потерять яркость цвета и совершенство формы, но дух от этого сделается еще ощутимее.
        Над обветшавшими берегами канала парит мрачный дух сталинской империи. Страшный призрак тоталитаризма…
        Кто знает? Возможно, у следующих поколений наших соотечественников современная демократическая Россия тоже будет вызывать не слишком светлое чувство. Тем более ни для кого не секрет: в последнее время демократическое все дальше отходит в сторону, уступая место авторитарному. Официальная идеология рассматривает тоталитарное как единственно реальное средство наведения порядка в нашей стране. И получается, что демократия у нас в принципе невозможна - либо полный хаос и свобода, либо уж закрученные гайки. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
        Как-то мы заговорили об этом на работе, и Таня рассказала смешной и в то же время злободневный анекдот.

«Депутат парламента приезжает в детский сад и спрашивает:
        - Нужна вам помощь?
        - Нужна, - кивают воспитатели. - Поставьте нам новые скамейки.
        - К сожалению, это слишком дорого.
        Депутат вздыхает и направляется в следующее богоугодное заведение, а именно в тюрьму.
        - Постройте нам, пожалуйста, бассейн, - просят заключенные.
        И депутат изъявляет полную готовность.
        - Почему, - удивляется его помощник, - вы отказали бедным детям и согласились помочь преступникам?
        - Видишь ли, - отвечает умудренный жизнью слуга народа, - оказаться в детском саду у меня нет шансов. А в тюрьме - больше чем достаточно».
        Анекдот Татьяне рассказала дочка. Она вычитала его в учебнике английского, изданном в Великобритании. Если уж британцы сочиняют такие анекдоты, на что рассчитывать нам с нашей авторитарно-тоталитарной закваской. Поиграем еще немного в демократию и опять ценой многих человеческих жизней ввяжемся в великие, бесполезные стройки.
        Я отвернулась и стала рассматривать лес - ели, сосны, затерянные между ними островки берез.
        - Остановимся? - предложил Глеб.
        И я привычно уже согласилась.
        В лесу прохладно, сумеречно, пахнет прошлогодней прелой листвой. Весна здесь еще только собирается наступить: деревья едва покрыты зеленой порослью, а под елями, как память о недавно стаявшем снеге, - глубокие лужи. Нам повезло - мы сразу вышли на ровную, будто специально утрамбованную для прогулок тропинку.
        - Это, наверное, перелесок, - предположил Глеб. - За ним должны быть участки. Дачники дорожку протоптали…
        Я исподтишка наблюдаю за ним: по инерции он продолжает напряженно смотреть вперед, но глаза уже заметно темнеют. Как в тот вечер, когда он рассказывал мне про актуализацию и беспокойно вслушивался в наш с Иринкой телефонный разговор…
        - Глеб, тебя всегда будут выдавать глаза! Сколько бы ты ни пытался казаться рассудительным и серьезным!.. - воскликнула я весело.
        И тогда он остановился и прямо на тропинке поцеловал меня долгим, как полет в пропасть, поцелуем.
        В состоянии людей, летящих в пропасть, мы бродили по лесу. Тропинка вывела нас на поляну, и здесь, устроившись на поваленном дереве, мы выкурили одну на двоих сигарету. Почему у нас так повелось? Странная, непонятно как сложившаяся привычка… Из-за деревьев долетали звуки чужой жизни: грохот мотора, детский визг, голоса. Значит, Глеб прав - за перелеском дачное товарищество…
        Потом на шоссе нам попался указатель: садовые участки «Энтузиаст». Но окрестности меня больше не интересовали. Я все еще пребывала в полете, а может, уже и на дне пропасти, ехала молча, с закрытыми глазами… Ехала-ехала и приехала.
        - Наташа, выходи, - окликнул меня Глеб.
        Я открыла глаза, ожидая увидеть приволжские красоты. Ничего подобного! Наша машина стояла у ворот бежевого разноуровневого особняка с неизбежной башенкой, крытой искусственной коричневой черепицей.
        - У тебя здесь друзья живут?
        - Это гостиница.
        Действительно, «Гостиница «Заречная», - прочитала я фасаде. - ИЧП Заречнов А.Д.».
        Мне еще не доводилось бывать в российских частных гостиницах. Вот за границей другое дело. Там этим никого не удивишь. Год назад мы с Ириной ездили в Италию. Тур выбрали относительно недорогой. В агентстве объяснили: цена невысокая только из-за того, что останавливаться придется в частных отелях. В Венеции нам досталось грязноватое, заброшенное здание, наверняка представляющее историко-культурную ценность. На Капри, наоборот, - мы стали первыми постояльцами только что отстроенных фешенебельных апартаментов.
        Сначала мне показалось, что и в «Заречной» мы с Глебом - первые посетители. То ли вообще первые, то ли первые за последние полгода. Небольшой квадратный холл, каменная лестница с никелированными перилами, абсолютно европейский номер - все это сверкало девственностью - даже не чистотой.
        Постельное белье, льняное, прохладное, пахло первым снегом, и странно было, лежа на снегу, видеть над головой стеклянный тонированный потолок. Постепенно пространство стало сужаться: ушли в небытие двустворчатые балконные двери, поблекли, будто стерлись, яркие оранжевые стены, потускнело блестящее зеркало встроенного шкафа. Остался только Глеб - его лицо, глаза. Темно-карие, уже почти черные.
        Глава 3
        За ужином выяснилось, что гостиница не такая уж и девственная. На момент нашего появления в ресторане несколько столиков было уже занято, и следом за нами в зал вошла еще одна, совсем молоденькая парочка.
        Скучая в ожидании заказа, я исподтишка поглядывала на них. Девушка с круглым, плоским, похожим на румяный блин лицом напористо и громко объясняла своему спутнику, что начертательная геометрия для нее - раз плюнуть! И все это благодаря природным способностям - необыкновенному пространственному воображению. Молодой человек очень внимательно, я бы даже сказала, почтительно слушал ее. Он был субтилен, до неприличия юн, но уже начинал лысеть. Казалось, со временем из него должен выйти классический неудачник…
        После ужина Глебу предложили сыграть на бильярде, а я поднялась в номер и позвонила Лизе.
        - Мы только вернулись, - устало отозвалась она.
        - Там вроде прием до семи?
        - Не в этом дело. Из клиники мы вышли в четыре, но Ленка…
        - Не выдержала? Сорвалась?
        - Нет, с Инной Владимировной она держалась в общем нормально. Я потом слышала часть их беседы - у Ленки мобильный с диктофоном.
        - О чем они говорили?
        - О чем в таких случаях говорят? Как ты себя чувствуешь? Как учишься? Что тебе привезти? Но потом бабушка спросила, читает ли Лена астрологические прогнозы…
        - Опять? - испугалась я. - В жизни такой чепухой не увлекалась! Ведь с этих проклятых прогнозов у нее и начался рецидив…
        - Ленка примерно так ей и сказала: астрология - чепуха! А Инна Владимировна страшно разволновалась. «Хочу, - говорит, - тебя предостеречь, кроме меня этого никто не сможет сделать, потому что я посвященная. Вот твой папа и тетя Наташа не хотели слушать меня и…» - Лиза прервалась.
        - И что?
        - Даже не знаю, говорить ли… Да, в общем, ничего такого. Сказала, мол, папа лишился квартиры, а Наташа… как-то она так хитро повернула… смысл такой, что у тебя был жених от Бога, а ты его упустила, и теперь тебя что-то очень нехорошее ждет… А дальше, не поверишь! Кроме меня, заявила Инна Владимировна, ей может помочь ведунья Леонарда.
        - Она видела рекламу в «Sweet girl», - объяснила я.
        - Она-то, может, и в «Sweet girl», да мы с Ленкой эту Леонарду знаем лично! Это же первая Сашина жена! Помнишь, я рассказывала? Все время таскалась к нам в гости, мы даже из-за нее в таунхаус переехали… В общем, Инна Владимировна разволновалась, сорвалась и Ленку страшно перепугала…
        - Представляю!
        - Мы уж давно вышли из клиники, а Лена все повторяла: «Вот ужас, вот кошмар!» Я чувствую, она вся как струна натянутая… Три часа по улицам с ней гуляла.
        После таких известий у меня язык не поворачивался попросить Лизу съездить к маме еще и завтра. Тем более она обмолвилась, что работает в воскресенье. В салоне красоты наплыв клиентов по выходным. Когда же еще современным женщинам заниматься собой?
        А может, и ничего, что завтра никто не поедет к маме. Оказывается, даже первый этап лечения не вполне завершен. Не нужны ей лишние впечатления, разговоры. До положительной динамики еще долго - в прошлый раз музыкальный доктор поторопился обрадовать меня…
        Стоило вспомнить о музыкальном докторе, и он тут же не замедлил объявиться. Как обычно в последнее время - с номером художественной самодеятельности. Идеей сегодняшнего концерта стало благородное негодование.
        - Как вы посмели?! Как вы могли?! Прислать к ней эту психически неуравновешенную девчонку! Возможно, наркозависимую…
        - Вы соображаете, что говорите?!
        - Дежурная медицинская сестра утверждает, что девица первой подняла шум!
        - Вы ошибаетесь, - я сумела-таки прервать его тираду, - беседа Инны Владимировны Векшиной с ее внучкой Еленой записана на диктофон, и поэтому я в курсе содержания их разговора. Девочка вела себя вполне корректно…
        - Возможно, бред был спровоцирован… - Доктор назвал незнакомый мне медицинский термин. - Но мы не виноваты, мы ни при чем. Она шла на поправку, вы сами видели в прошлый раз…
        - Да, в прошлый раз она ничего такого не говорила, но…
        - И не будет! Не будет больше. - Провал наступательного маневра окончательно перепугал доктора, и теперь он юлил и изворачивался. - Я жду вас в понедельник в любое время. Прежде чем подниматься к Инне Владимировне, зайдите на секунду ко мне. Я вам все, все объясню.
        Ну хватит! Довольно с меня художественной самодеятельности! Зайти-то мне к нему, конечно, придется, но теперь я буду умней: поеду в клинику не одна - попрошу помочь Лизиных знакомых психиатров. И пусть он только рот посмеет открыть! Так и скажу: мне не нравится, когда меня водят за нос, хочу знать истинную картину состояния здоровья моей матери!
        Лиза легко согласилась мне помочь:
        - Завтра вечером я точно скажу, смогут ли они подъехать в понедельник. Смогут, скорее всего. Клиника у них новая, пациентов немного. Вроде как у нас в салоне, - добавила она с легким смешком.
        Выработав более или менее логичный план, я посчитала мамину проблему исчерпанной. Дальше буду действовать по обстоятельствам. Возможно, придется сменить клинику, это я тоже имела в виду. Будем надеяться, что Лизины врачи - люди более сведущие и в их заведении мама быстрее пойдет на поправку. Это, конечно, крайний вариант. В идеале хорошо бы завершить курс лечения у музыкального доктора, и чем скорее, тем лучше.
        Еще несколько дней назад я готова была ждать сколько угодно - главное результат. Но теперь, сказать по правде, мне хотелось лишь одного: забыть белые коридоры клиники, названия лекарств, наглые уловки медицинского персонала, искаженное бредом мамино лицо. Все, что можно было сделать, я сделала, а дальше - оставьте меня в покое! Мне пора в свою жизнь.
        Я возвращалась к этим мыслям во время вечерней прогулки с Глебом. Ночью в гостинице и утром в машине. Иногда делалось болезненно жаль маму. Все предали ее: отец, Лешка, а теперь отступилась и я. Но эти короткие импульсы - угрызения совести, казалось, исходили откуда-то извне и не достигали глубин моего сердца. Оно было переполнено радостью, красотой, любовью, яркими впечатлениями - для горьких чувств и переживаний элементарно не оставалось места…
        Поздним утром воскресного дня мы наконец-то добрались до Волги. Стоял первый по-настоящему летний день. Отраженное в реке солнце слепило глаза, но вода была обжигающе холодной. Мы гуляли босиком по песку, стараясь не попадаться в лапы накатывающим на берег ледяным волнам, перепрыгивали через них, смеялись. А в это время очередной катер, проносящийся мимо, поднимал новые бурунчики на водной поверхности.
        - Ты даже представить себе не можешь, как тихо было здесь еще лет десять назад, - вздохнул Глеб. - Ни катеров, ни моторных лодок… Никаких признаков жизни, не то что цивилизации!
        Возможно, без признаков цивилизации было лучше. Но мне очень нравилось и так. Запахи реки и молодой зелени, ивовые заросли, неприхотливый обед - пиво и сандвичи, - предусмотрительно захваченный мной в гостинице и разложенный теперь на огромном плоском камне… Жаркие лучи солнца и холодок, набегающий от воды…
        - Видишь мост? - Глеб указал в даль, залитую солнцем. - Там уже город. Маленький провинциальный российский городок.
        - Как называется?
        - Кимры.
        И хотя нам пора возвращаться, мы все-таки заехали полюбоваться живыми картинками истории. История не такая уж древняя - всего сто лет. Экономический подъем, переживаемый страной в те годы, запечатлелся в разного рода городских постройках - общественных и частных. Теперь его памятники превратились в живописные руины.
        На углу главной площади я долго рассматривала длинное трехэтажное темно-красное здание с лепными украшениями на фасаде. Что-то оно мне напоминало… Ну конечно! ГУМ! Только первый в государстве магазин причесан и прилизан, а его кимрскому собрату не так повезло. На нем не то что не потрудились подновить штукатурку - окна не вставили. И вот гуляют по забытому Богом и людьми зданию сквозняки… Хотя почему забытому? Оно же стоит на главной площади города! Но мир равнодушен к этой тихо умирающей красоте. Что имеем - не храним - опять по давно знакомой пословице…
        От главной площади лучами расходились в разные стороны улицы. Несколько кварталов старинной застройки - лепнина, эркеры, мозаика, кое-где тяжелые дубовые рамы и двери, оставшиеся с дореволюционных времен, изящные балконы с чугунными витыми решетками.
        А дальше - по контрасту - серый кирпич, грязно-белые панели, скучные формы и линии. Тяжелое наследие советской власти… И почему это людям в начале века так не терпелось изменить существующий уклад?
        Я задаю этот вопрос Глебу, и он объясняет, что отвращение к нормальной жизни - одно из свойств национального характера.
        - Ты знаешь, что период перед Первой мировой войной - единственный в российской истории, когда не было инфляции?
        - При Советах ее тоже не было.
        - При Советах было много чего другого. Иностранцы, приезжавшие в тридцатых годах в СССР, поражались: неужели революцию сделал этот забитый, робкий народ?
        Да, согласилась я, при Советах мыслили другими категориями. Деньги, даже самые незначительные, - это надстройка. Базисное представление о счастье воплощалось формулой: только бы не было войны! Первую часть формулы-заклинания обычно произносили вслух, зато вторую - лишь бы не арестовали, не сослали, не исключили из партии - безопаснее было додумывать про себя. Чем жить с такими понятиями о счастье - лучше уж пусть инфляция!
        На это Глеб резонно заметил:
        - Каждому досталось свое время. У каждой эпохи свои прелести…
        Мы возвращаемся в Москву. Едем другой, незнакомой дорогой. Пересекаем мост через Волгу, оставляем за спиной зловещий канал, извилистую трассу, темный лес, в котором так сладко было лететь в пропасть. На дальних подступах к Москве меня настигает Ирка:
        - Ты где, на даче?
        - Нет.
        - Домой едешь? - уточняет подруга и, не получив ответа, выкладывает сногсшибательные новости: - Вчера ко мне в гости приезжал Николай… До этого мы встречались в городе, ходили по клубам, театрам, несколько раз бывали у него в квартире, - объясняет Ирка между делом, - но вдруг он сам - представляешь, сам! - захотел, познакомиться с моими близкими!
        Вера Григорьевна по этому случаю вылизала дом, Ирка напекла пирогов, наготовила салатов. Егору предложили сходить в парикмахерскую, но он высказался в том смысле, что идите-ка вы туда сами, и, опасаясь скандала, мать с бабушкой прикусили языки.
        - Ир, я через час дома буду. Перезвоню тебе, хорошо?
        - Хорошо, хорошо! - радуется Иринка. - Но ты знаешь, что самое интересное? Николаю так понравились наши места, что он сказал: «Хочу построить здесь дом».
        - Дом? - переспросила я. - На вашем участке?
        - Если он на мне женится, это будет уже наш участок…
        Таким образом, Иринка сообщила мне новость номер два. А потом - и другие новости.
        Появление Николая произвело настоящий фурор в поселке. Кем до этого была Ирка в глазах соседей? Матерью-одиночкой? Брошенкой? Даже хуже! А прежние поклонники, как назло, предпочитали развлекаться на стороне… Одним фактом своего визита Николай взвинтил Иркины акции до максимальной отметки. Вечером к ее матери зашла Тося - главная сплетница поселка и буквально засыпала Веру Григорьевну вопросами, безостановочно причитая:
        - Дай бог твоей Ирочке! Уж если не ей, то кому? Умница! Красавица!
        А сегодня утром Ирка пошла в магазин и встретила там Кешу. Встреча немало удивила ее.
        - Мы вообще теперь в этот магазин не ходим! Непонятно даже, за счет чего он еще держится. Продукты - от хлеба до деликатесов все давным-давно возят из Москвы. Но вчера у нас закончился сахар…
        - Ну а Кеша что?
        - А тоже покупал какую-то муру. Жвачку, что ли, или сигареты. Увидел меня и подкалывать стал. Как маленький!
        После развода Иринка сохранила с мужем нормальные человеческие отношения. При встречах они обычно перебрасывались несколькими дежурными фразами, изредка Кеша заглядывал к ней в гости - навестить детей.
        - Подкалывать в каком смысле?
        - В смысле Николая.
        - Да что ты? Как ему не стыдно?
        - Не стыдно!
        Внешне Иринка мое возмущение разделяла, но я догадывалась, что все это жутко ей нравится. Особенно часть их беседы, посвященная социальному статусу ее нового знакомого. Дело в том, что общественное и материальное положение Николая куда выше Кешиного. Экс-муж имел неосторожность задать вопрос, и Ирка с обезоруживающей прямотой выдала подноготную.
        Кеша обиделся:
        - Не задавайся!
        - И не думала!
        Иринка с облегчением перевела дух.
        - Ну вот, это и есть самое интересное. Остальное вечером расскажу. Ты мне только обязательно позвони, как приедешь.
        Глава 4
        Любой взгляд на часы вызывал у меня теперь мощный приступ негатива - я ничего не успевала. Утром едва откроешь документ, как уже слышишь голос новой начальницы - милейшей Александры Николаевны: «Наталья Павловна, помогите! Я тут у вас не понимаю ничего».

«Ну и бардак! И бардак же у вас был!» - восклицает она, выслушав мои объяснения.
        На тонких губах играет все та же приторная улыбка.
        Крем-брюле - определяю я.
        - И как вы только выдерживали?
        На столе у Александры Николаевны ничего лишнего - многоярусный лоток для документов, несколько файлов и подставка для ручек с карандашами. Домой она всегда уходит ровно в семь, учит: семья у женщины должна быть на первом месте. А Любаша под настроение могла и допоздна на работе засидеться, и в бумагах тонула, как шлюпка в море.
        - У Любови Петровны был другой стиль, - вспоминаю я.
        - Странный довольно-таки. - Даже неодобрение новая начальница высказывает с улыбкой.
        Я возвращаюсь к своему документу, но ненадолго - раздается телефонный звонок. Лиза передает мне привет от инструктора по фитнесу.
        - Тебе рекомендуют попробовать степ. И начать советуют сегодня же.
        - Почему именно степ?
        - Видишь ли, у тебя проблемы с дыханием. Степ стимулирует работу сердца, дыхательного аппарата, укрепляет икроножные мышцы, естественно корректирует линию бедер…
        - Все ясно, - прерываю я Лизино выступление. - К сожалению, ничего сегодня не выйдет.
        - Жаль, - искренне сокрушается она. - Очень жаль. Теперь инструктор по степу появится только в четверг.
        - Значит, с четверга и начнем.
        - А как Инна Владимировна? Были вы вчера у нее?
        Я не собираюсь посвящать в свои проблемы коллег, поэтому покидаю офис и продолжаю разговор, стоя у пыльного окна в конце коридора.

…Позвав на помощь Лизиных приятелей, я, увы, сильно перестраховалась. Ложная тревога! С их точки зрения, музыкальный доктор наилучшим образом сочетал в себе профессиональную компетентность и человеческую порядочность.
        Случай у мамы тяжелый, запущенный. Но доктор оказался безупречен - назначил правильное лечение, повернул вспять развитие болезни.
        - А субботний эпизод?
        - Всего лишь неизбежный сбой, - заключили врачи, побеседовав с мамой. - Возможно, она давно не видела внучку. Или не ожидала ее увидеть. Или девочка, сама не понимая того, сказала что-то неосторожное, что-то такое, что могло пациентку разволновать. Могла она сказать что-то?
        Да, пожалуй, могла. Каким-то боком вспомнила Лешку, а маме и достаточно: бедный сыночек, квартиру потерял…
        Но в целом мамино состояние было оценено со знаком плюс. И выглядела она гораздо лучше: лицо округлилось, исчезли напряжение и усталость. И разговаривала спокойно, даже шутила над собой:
        - У меня теперь такой насыщенный график! С утра бассейн, прогулка, после дневного сна - музыка. Выкладываюсь, как спортсмен перед соревнованиями!
        Мама любила выкладываться. Жизнь с полной отдачей была для нее естественным состоянием, единственно возможной формой существования.
        - Поэтому ты пока не приезжай слишком часто, - продолжала она. - Иногда я очень устаю… А как у вас с Владиком? Надеюсь, все в порядке?
        - Все в порядке! - Я смертельно перепугалась. А вдруг мама почувствует обман? - Он привет тебе передает. В следующий раз, если хочешь, мы вместе приедем. - От страха меня кинуло в крайность: я пообещала маме нереальные вещи. Не дай бог, она запомнит эти мои слова!
        - Приезжайте. Я буду рада его видеть.
        Обо всем этом я собиралась поведать Лизе, но только успела начать - мой рассказ прервала Валерия:
        - Наталья, бегом! Тебя Александра Николаевна зовет.
        - Вот вы, Наталья Павловна, говорите - стиль. А это как понять?
        Я присела у стола и начала изучать таблицу на мониторе компьютера.
        - Стиль - это принципы, закономерности, не так ли? А здесь, извините, все свалено без всякой системы.
        - Вы не совсем правы.
        Мне стало тоскливо и чуть ли не до слез жалко Любовь Петровну. Всеми ее поступками двигала неизжитая с годами потребность во всеобщем восхищении. Для людей она одевалась, наводила красоту. Ездила за границу, ходила в рестораны - все, чтобы потом рассказать. Вблизи это раздражало, на расстоянии - трогало… И работала она хорошо, старалась. Тоже хотела, чтоб похвалили. Только не могла угнаться за переменами - действовала по старинке, как научили когда-то.
        - Тут есть закономерность, - объясняю я Александре Николаевне. - Такая и такая.
        - Такая? Позавчерашний день, - заявляет новая начальница, выдавая очередную порцию крем-брюле.
        - Но она тоже имеет право на существование. - Я неожиданно начинаю спорить, вступаюсь за Любашу.
        - Глупо пользоваться устаревшими методиками, когда полным-полно новых! Вы-то, Наталья Павловна, отлично знаете.
        Еще пара реплик, и мы вернемся к разговору о стиле. Не нравятся мне эти разговоры - коктейль из крем-брюле и жесткой безапелляционности, поэтому я отвечаю холодно:
        - Да, с некоторыми я знакома.
        - Будьте добры, приведите этот документ в удобоваримое состояние.
        Время неумолимо приближалось к двум. Пунктуальная Александра Николаевна включила в розетку маленький черный чайник, Валерия, пробормотав что-то про социальную опасность подхалимов, ушла обедать, а я, не отрываясь, сидела у компьютера. Приводила в удобоваримое состояние Любашины документы и, покончив с этим, не входящим в мои должностные обязанности занятием (Валерия недаром считает меня подхалимкой!), возвратилась к своим утренним начинаниям.
        Срок исполнения документа - вчера. Но спешить нет смысла - от суеты снижается производительность. Я пыталась искусственно затормозиться и неожиданно сделала интересный вывод: чтобы процесс шел эффективнее, нужно найти собственный ритм. Естественный, подходящий, соответствующий внутреннему…
        Машинально смотрю на часы. Половина пятого. Кошмар! Надо быстрее!.. Ах, вот в чем дело! Спешка и есть теперь самый естественный для меня ритм. Боюсь не успеть… Дело вовсе не в служебном рвении. Не в стремлении понравиться Александре Николаевне, как намекает Валерия Викторовна. Дело в Глебе…
        С его появлением у меня появилось чувство, будто прежняя жизнь проходила как сон. Теперь надо торопиться, наверстывать. Что наверстывать? Куда торопиться? А неизвестно. Но, исходя из этого тезиса, сформировались мои новые биоритмы. Я судорожно барабанила по клавиатуре, выписывала очередной аналитический документ, как выписывают коньками на льду геометрические фигуры. Немного поверхностно и очень четко.
        - Совсем, Наташ, заработалась! - ехидно заметила Валерия. - Ну, твое дело! А я - домой.
        Независимое поведение Валерии призвано обличить мое гнусное низкопоклонство. Зато она - сама оппозиционность: уходит с работы без пятнадцати семь, при этом отважно стучит каблучками и громко хлопает дверью.
        Без пятнадцати семь… Я посмотрела на часы, болезненно поморщилась и с утроенной энергией продолжила терзать клавиатуру.
        Через некоторое время мимо моего стола проплыла Александра Николаевна. На часы смотреть не надо, я уверена - сейчас семь ровно.
        - Наталья Павловна, вас дома супруг заждался!
        Если бы дома… Увы, это не для нас. Мы теперь ведем светский образ жизни. Вчера побывали на презентации в арт-салоне у Игоря, сегодня приглашены на Никитскую к Алле Аркадьевне. А меня по-прежнему тянет домой, так же остро, как в тот вечер, когда я сидела в пещерной кухне у Лизы. Только вряд ли мы окажемся дома раньше полуночи. В очередной раз бессмысленно растратим время, отпущенное судьбой только нам двоим.
        Время уходит. Я мучаюсь ощущением уходящего, ускользающего между пальцами времени. Прекрасного времени, перетекающего в небытие. Пока оно не прошло, надо все успеть! Что успеть? Может быть, успеть насладиться?..
        В мае даже вечер шокирует яркостью солнечного света и буйством красок, даже наша Каширка в это время года выглядит привлекательно… Наслаждаться! Оглянуться не успеешь, опять придется шлепать по лужам, прятать лицо от ветра, поднимать воротник. А сейчас так приятно подставить ветру лицо! Майским вечером он особенно нежен. И так же особенно нежен Глеб. Я подставляю ему лицо с детской, уже забытой радостью. Окунаюсь в его нежность, как в стихию майской природы… А на часах тем временем - без пятнадцати восемь.
        - Она нас приглашала к семи.
        - Извинимся. Скажем, я задержалась на работе.
        От Каширки до Никитской добрались за двадцать минут - рекордные по московским меркам скорости. По дороге Глеб рассказывал про Аллу Аркадьевну.
        Они знакомы невероятное количество лет. Познакомились на работе. Глеб был молодым специалистом, вчерашним выпускником вуза. Алла Аркадьевна - тридцатипятилетней соломенной вдовушкой. По-современному разведенной женщиной с дочкой младшего школьного возраста на руках. Решила пустить жизнь по новому руслу: с мужем рассталась, квартиру разменяла, заодно и на другую работу устроилась.
        Сначала они никого не знали в отделе - держались друг друга, как новички. Но скоро выяснилось: в делах Алла совсем не новичок, а даже наоборот - специалист. С двадцати лет конструктором работает. В инженерном ремесле она стала первой наставницей Глеба. Трудилась, лепила из него профессионала.
        А вот в повседневной жизни еще неизвестно кто кого наставлял…
        - Представь себе мятущуюся тридцатипятилетнюю женщину. Красивую, резкую, нервную, с нестандартным, почти мужским складом ума.
        - Ты старался ее успокоить? - с легким волнением допытываюсь я. - Рассказывал про актуализацию?
        - В общем, ты права. Она томилась теми же проблемами, которые мне довелось пережить через несколько лет… Иногда я приглашал ее в кафе или в театр. Но она соглашалась редко, стеснялась моей молодости.
        - И долго длились ваши платонические… отношения?
        - Лет пять, наверное. Пока в отделе не появился новый начальник.
        - Которого звали Евгений Сергеевич?
        - Когда он появился… как тебе сказать…
        - Тебе было грустно?
        - Я как раз нашел новую работу - устроился на совместное предприятие.
        - Чтоб скорей позабыть Аллу Аркадьевну?
        - Что ты! Я не собирался ее забывать. Как видишь, мы до сих пор дружим.
        Красавица с нестандартным мышлением и мужским складом ума! Неужели он никогда не был влюблен в нее? Ну хотя бы в самом начале, немножко… Был, наверное, но зачем-то скрывает.
        - А как вышло, что ты вернулся к Евгению Сергеевичу?
        Глеб рассмеялся:
        - Зашел на минутку - остался на всю жизнь! Попросили помочь с проектом, не укладывались в контрактные сроки. Через полгода звонят: не мог бы ты еще. Потом говорят: «Все, Глеб. Без тебя никак!» А мне и самому у них нравилось.
        - А Алла? Она продолжает работать?
        - Давным-давно уволилась. Кстати, при весьма драматичных обстоятельствах…
        О драматичных обстоятельствах я узнала немного позже от самой Аллы Аркадьевны - мы сидели за десертом у нее на кухне.
        - Вы, наверное, находите странным наше жилье? - кокетливо поинтересовалась некогда красивая и своевольная женщина, а ныне стареющая мужняя жена.
        - Не странным, но своеобразным.
        Только представьте: парадные фасады Никитской улицы, элегантная публика, дорогие автомобили. Пока я преодолеваю путь от машины к дому, меня останавливает сухопарая черноволосая женщина.
        - Нитикис. - Она беспомощно тычет в карту.
        - Никитская. - Легко догадаться, что передо мной иностранка. - Никитская - здесь! - показываю указательным пальцем вниз.
        - Бульвар, - четко добавляет моя собеседница.
        - А бульвар - там, - указываю я жестом регулировщика.
        - Грацио, - отвечает женщина, сверкнув на прощание очками…
        Но стоит только отойти на сто метров от праздничной, ухоженной Никитской, на которую приезжают поглазеть иностранцы, и вы окажетесь… вы окажетесь в доме Аллы Аркадьевны. Лучше не замечать того, что творится в подъезде. По крайней мере, когда идешь в гости, можно себе позволить не замечать. Достаточно подняться на один пролет по затхлой каменной лестнице к лифту-стакану, нажать на кнопку и перенестись… в классический коммунальный коридор, длинный и широкий, как Никитский бульвар. По коридору, как по бульвару, гуляют, не здороваясь, незнакомые друг другу люди. Одеты они при этом по-домашнему.
        - Нам сюда.
        Глеб подвел меня к деревянной филенчатой двери, окрашенной пинатексом или текстуролом. Думаю, что окрашенной, потому что дверей из красного дерева в квартире такого класса не должно быть в принципе. За филенчатой дверью - обычная металлическая, а за ней - полноценная квартирка с кухней, прихожей, санузлом и двумя просторными комнатами. Государство в государстве.
        - Это придумала я! - гордо сообщила Алла Аркадьевна. - Муж был страшно против, коммуналка, вонь, грязь! Все равно найдутся желающие, квартиру расселят, и поедешь ты в какое-нибудь Свиблово или в Марьино… А я настояла! Честно говоря, мы оказались в дурацком положении. На пятом десятке, оба - коренные москвичи, и хоть иди квартиру снимай! Хуже, чем в студенческие годы. А знаете, почему получилось так?
        Чтобы мне стало все ясно, рассказчице пришлось отступать в глубь веков, на десять, нет, все-таки на пятнадцать лет назад.
        - Когда мы встретились с Женей… - Алла Аркадьевна замялась, не зная, как обойти некрасивую сторону истории. - В общем, я к этому времени уже развелась, а он еще был женат, хотя, конечно, брак, сами понимаете, давно превратился для него в обузу. Женя даже домой не хотел идти после работы! Вот до чего доходило.
        Скорее всего, причина, по которой Евгений Сергеевич не хотел возвращаться домой после работы, называлась Алла Аркадьевна. Не встреть он ее - проживал бы сейчас по старому адресу, а эксцессы пятнадцатилетней давности забылись бы сами собой. Я почувствовала неприязнь. К Алле Аркадьевне, к незнакомой исследовательнице почв из Норвегии, к ситуации классического треугольника. Я ненавидела их всем сердцем. Влюбиться в чужого мужа - все равно что украсть чужую вещь. А если бы Глеб оказался женатым? Нет, никогда! Ни за что… Но одно дело я, и совсем другое - Алла Аркадьевна.
        Узнав о появлении в их жизни третьего лица, жена Евгения Сергеевича сдаваться не захотела. Возможно, она поступила правильно, только ее методы борьбы были неподходящими - разборки, скандалы, причем на уровне администрации предприятия.
        - Что только эта женщина не вытворяла! - При воспоминании Алла поморщилась. - Вы, Наташ, не поверите!
        Поверю, поверю, размышляла про себя. Я-то знаю, что бывает с людьми в таких обстоятельствах…
        Пока соперница металась в исступлении, Алла Аркадьевна не теряла времени даром. Собралась с духом и выдала соломоново решение. Написала заявление об уходе и на следующий день уже не появилась на службе. Удар достиг цели - переполошившийся Евгений Сергеевич явился к ней домой, на коленях умоляя… О чем? Не поймешь… Обо всем сразу: забыть о выходках его разбушевавшейся супруги, простить, понять, вернуться на работу, не покидать… В ответ Алла Аркадьевна только грустно кивала. Не соглашалась и не отказывалась и таким образом довела своего возлюбленного до температуры кипения.
        - Он сказал мне: «Алла, все! Я больше не могу!» Не пошел в тот вечер домой, у меня остался.
        И они стали жить вместе - душа в душу. Первая жена еще долго негодовала, сын - студент-первокурсник - тоже пытался протестовать, но все это Аллы Аркадьевны теперь не касалось. Для нее начался новый период - она осела дома.
        - Тогда-то я по-настоящему поняла: дом - это мое единственное призвание. Да и не только мое. В каждой женщине, я в этом убеждена, живет домохозяйка… Конечно, далеко не все раскрываются… Мы были так счастливы, что наконец вместе! Казалось, чему радоваться? Жили в ужасных условиях. Крошечная квартирка в Южном Чертанове, одна комната. А с нами еще Вероника, дочка моя… Через несколько лет она выросла, и мы поняли: срочно надо покупать квартиру. И тут началось!
        Дело в том, что про окраины Алла Аркадьевна слышать не могла. Уроженка Малого Кисловского переулка, она мечтала вернуться в эти края. Мечта в очередной раз столкнулась с грубой действительностью: на сумму, которой они располагали, в центре можно было купить только комнату. Или, если повезет, несколько комнат… И тут у Аллы Аркадьевны возникла остроумная идея создания государства в государстве. Они выкупили угловую часть дремучей коммунальной квартиры в переулке, примыкающем к Большой Никитской. Алла Аркадьевна лично разработала проект перепланировки, закупила отделочные материалы, договорилась с рабочими. Словом, их новый семейный очаг - ее детище в полном смысле слова.
        Поставив точку в своих откровениях, Алла ревнивым взглядом окинула кухню. На фоне безупречно ровных белых стен темно-коричневое натуральное дерево выглядело изысканно и богато. Небольшой круглый стол, покрытый жесткой крахмальной скатертью, без преувеличения тянул на символ домашнего уюта. Легкие кремовые шторы на окне, темная ваза богемского стекла на подоконнике, а в ней - спелые, похожие на муляжи, фрукты… Если на минутку забыть, что вся эта красота пустила корни во чреве грязного, пропахшего нечистотами здания, ею можно даже залюбоваться. А если не забывать… Я взяла из вазы, но тут же положила обратно крупное золотисто-желтое яблоко. Меня почти тошнило. Какая гадость! Нарядный дом, счастливая семья, появившаяся на свет в результате насильственной смерти другой!..
        - Скажите, Наташа… Глеб ведь никогда не рассказывал мне о вас, а мы с ним - старинные приятели… Но поверьте, приятели, и только. - Расправив на плечах роскошные светлые волосы, Алла Аркадьевна интригующе на меня взглянула. - Скажите, как вы с ним познакомились?
        - Случайно, - ответила я коротко.
        - А давно?
        - Несколько недель назад.
        - Надо же!.. Вы поймите, почему я об этом спрашиваю. У меня по жизни ощущение, что я должна его опекать. Вечно он вляпается во что-нибудь.
        - Во что же, например?
        - Когда у нас с Женей начинался роман, мне было совсем не до Глеба… Он вдруг взял и ни с того ни с сего женился!.. Мне, сами понимаете, несложно было распознать мотивы этого шага. Но боже мой, с кем этот мальчишка связал свою судьбу! С глупенькой, примитивной бабенкой с рабочей окраины. Это он-то, инженер от Бога, знаток философии!.. Промучился с ней столько лет! Потом, они, слава богу, расстались… Но дальше я окольными путями узнаю, что в Новотрубинске нашлась очередная барышня, и дело опять-таки идет к свадьбе… Конечно, когда вы появились на банкете, я готова была голову на отсечение дать, что вы - не из Новотрубинска. Сразу видно, интеллигентная столичная женщина…
        Я незаметно взглянула на часы. Поздно уже, половина одиннадцатого. День прошел… Еще один из плеяды светлых, ласковых майских дней, оставивший целое облако впечатлений. В душном пространстве Аллиной кухни они выливаются на меня, как дождь. Приторная улыбка и равнодушные глаза Александры Николаевны, поборницы новых технологий, детсадовское ехидство Валерии и - неожиданное удовольствие от работы над документами… Как будто не экспертной оценкой занималась, а мчалась навстречу Глебу. Драйв потрясающий и цель головокружительная - пробыть вместе хоть на пять минут больше, наверстать упущенное за долгие-долгие годы! Наверстать не получилось - большая часть вечера съедена фальшивыми откровениями Аллы Аркадьевны.
        - Надеюсь, мы подружимся с вами! - утверждает она с лучезарной улыбкой.
        - Спасибо. - Я отвечаю обтекаемо. Спасибо сразу за все: за предложение дружбы, за ужин, за прием, за мегабайты бесполезной информации… - Мы прекрасно провели время, но, к сожалению, нам пора.
        Мы еще долго благодарим и прощаемся и, наконец, покидаем квартиру Аллы Аркадьевны. Из оазиса евроремонта попадаем в коммунальную пустыню, с приукрашенной декорациями сцены - в уныние и неуют служебных помещений… Задумавшись, я не замечаю хлама, сваленного между разномастными дверями, и больно ударяюсь коленом…
        Ну так вот, сцена. Теперь мне постоянно приходится иметь дело с пасынками Мельпомены, стремящимися превратить свою, а заодно и мою жизнь в театр. Музыкальный доктор - понятно, боится осложнений. В последнюю нашу встречу он комично ударился в панику, приняв Лизиных психиатров за представителей проверяющих инстанций, призванных по его душу вредной клиенткой. Когда понял, что перед ним коллеги, было поздно - мы уже успели во всем разобраться. А Алла? Не хочет терять отношений с Глебом? Изо всех сил старается сохранить старую дружбу как памятник прошлым завоеваниям?.. И меня же при этом берет в союзники!
        - Ты знаешь, о чем мы только что говорили с Евгением Сергеевичем? - спрашивает в машине Глеб. - Осенью опять придется ехать в Новотрубинск.
        - Он тоже поедет?
        - Ему бы надо, но вряд ли он выберется. Нет, мы поедем с тобой, поэтому до октября надо успеть оформить отношения… Что ты молчишь?
        А что на это скажешь? Конечно, нам надо оформить отношения… но сначала мне нужно представить Глеба маме, познакомиться с его родителями и поскорее разрешить ненавистный квартирный вопрос. Еще я бы хотела это событие красиво отпраздновать - пережить миг счастья и торжества в кругу самых близких. Брак с Глебом для меня действительно торжество, триумф моего женского начала. Но такой праздник уже тянет на свадьбу, мне же предлагают совсем другое - оформить отношения.
        - Почему ты молчишь?
        - Потому и потому. - Я осторожно завожу речь о празднике, о близких, о маме. - Если это возможно, я бы хотела отложить до тех пор, пока…
        И оказывается - возможно! Как здорово все оказывается… Только благодаря тому, что одноклассница Глеба работает заведующей ЗАГСом где-то в Бибиреве, мой праздник непременно состоится.
        - Нам достаточно будет назвать день…
        Уже сквозь первую дрему я размышляю о том, что все в моей жизни получится, сложится, состоится. Разноцветные камешки - желтые, синие, лиловые - кружат перед глазами, слагаясь, составляясь в причудливые узоры. Узоры не замирают - один плавно перетекает в другой. В детстве у меня была такая игрушка: на вид что-то напоминающее подзорную трубу, но, если ее поднести к глазам и начать неспешно поворачивать, увидишь чудные мозаичные картинки, одни - на фоне темного ночного неба, другие - на голубом, будто подсвеченном неярким солнцем…
        - Наталья, Натали-я… - доносится до моих ночных грез шепот Глеба.
        Я еще не успела заснуть по-настоящему, но теперь просыпаюсь. Просыпаюсь и совсем близко вижу его глаза. Ночью не разобрать, но я точно знаю: сейчас они быстро темнеют.
        Глава 5
        Иногда о том, что происходило ночью, я вспоминаю днем… На несколько мгновений выпадаю из реальности, а потом опять - к делу. С новой начальницей, Александрой Николаевной, надолго из реальности не выпадешь. Оглянувшись, я смотрю на Валерию. Стучит себе по клавиатуре, как дятел по коре дерева, бросила фрондерские штучки.
        За компьютерами Татьяны и Кати трудятся молоденькие девушки-стажерки. Настя поручена моему попечению, о Лейле заботится Валерия Викторовна.
        Сначала она насмешничала:
        - Это и есть ее команда?! Полтора человека…
        Но девушки оказались безупречными - организованными, смышлеными, настойчивыми. Александра Николаевна специально ездила в Финансовый университет, общалась со студентами и выбрала самых достойных. Она вообще такая - ничего не боится. При случае смело идет в народ и, надо отдать должное, в проигрыше оказывается редко. Взять хотя бы суммы новых контрактов и, следовательно, наших зарплат. За последний месяц жалованье нам прибавили так, будто в стране разразилась гиперинфляция. И что интересно, на рекламу Александра Николаевна не потратила ни копейки - просто объехала несколько профильных выставок, семинаров, презентаций, пообщалась с потенциальными клиентами и превратила их в актуальных.
        - Как это вам удается? - не удержавшись, спросила я у нее. - Подходите к незнакомым людям, предлагаете?..
        - Да что тут такого, Наталья Павловна? Разве сложно подойти к незнакомому человеку?
        - Конечно сложно! Особенно если вы хотите, чтоб он вам платил.
        - Вы как из позапрошлого века! - Александра Николаевна всплескивает руками. - Если вам сложно, давно бы записались на тренинг!
        Сильная сторона нашей новой начальницы - знание всевозможных методик. Думать она не очень любит, да и зачем изобретением велосипеда заниматься?! Зато обожает учиться. Несколько лет назад в какой-то газете Александра Николаевна увидела объявление - всем желающим без ограничений пола и возраста предлагалось пройти практический курс коммуникации. В процессе обучения слушатели должны были выполнять странные на первый взгляд задания. Допустим, подойти у метро к незнакомым людям и попросить денег на дорогу. Не просто попросить, а на таких, например, условиях:
        - Я вам сейчас анекдот расскажу, а если он вам понравится, вы мне заплатите.
        - Ну и как, получалось?
        - Первая попытка превзошла все ожидания! - рассказывает начальница с нескрываемым удовольствием. - Я не только денег заработала - меня до дома на руках несли! После таких опытов, сами понимаете…
        Я понимала - и не понимала. Главным аргументом в пользу подобных форм общения были финансовые результаты. Но я по-прежнему не представляла, что можно заговорить с незнакомым человеком на улице или предложить услуги своей фирмы не нуждающимся в них людям. Но мало ли чего я не представляла… Зато на сегодняшнем собрании Ларионов поставил Александру Николаевну в пример руководителям других подразделений, и премию обещал, и оплатить работу со стажерами.
        - Мы сюда ходим деньги зарабатывать! - декларирует Александра Николаевна, и на этой оптимистической, жизнеутверждающей ноте завершается наш с ней разговор.
        Рабочий день тоже близится к завершению, а мне еще надо уделить внимание Насте, доделать квартальный отчет, посмотреть в Интернете котировки. До семи я, естественно, не успеваю, но сегодня это меня беспокоит мало. Дело в том, что Глеб уехал по делам в Тулу, вернуться обещал не раньше одиннадцати, значит, можно спокойно сидеть и работать. Тем более, что вчера я ушла из офиса раньше - навещала маму в клинике нервных болезней.
        Визиты в клинику - это теперь отдельная тема. Я стараюсь не обдумывать их накануне и постфактум не возвращаться к ним. Нет-нет, с мамой все в порядке: она плавает в бассейне, делает гимнастику, ест черешню и абрикосы. Доктор обещал, что скоро можно будет приступать к финальному этапу лечения - сеансам музыкальной терапии. Все это, конечно, меня радует, но и… настораживает.
        Я до сих пор не решаюсь рассказать маме о Глебе. Ее нельзя волновать, она ведь так хотела, чтоб я вышла за Владика… Наступит время - говорить придется, пока же я малодушно оттягиваю момент объяснения, понимая, что о некоторых вещах мама догадывается давно. О том, что Влада больше нет в моей жизни… Иначе бы она настаивала: приезжайте вместе. И о том, что я недоговариваю что-то. Скрываю.
        Мама, в свою очередь, не требует от меня откровений и вообще никак не обнаруживает недовольства. Но неизбежный результат недомолвок - отчуждение.
        - Ты хорошо выглядишь.
        - Что нового на даче?
        Дачу я последний раз навещала в обществе Лизы и Елены, поэтому, уставившись в пол, бормочу что-то нечленораздельное.
        - Как флоксы, прижились?
        - Да, с флоксами все в порядке.
        - Ольга ездит?
        - Тебе от нее привет.
        Мама ощущает мое напряжение - такой разговор для меня все равно что прогулка по минному полю.
        - У нас ужин скоро… Иди, чтобы по темноте не ездить. Сейчас аварии кругом…
        Выходя из клиники, я обычно успокаиваю себя тем, что наш главный разговор впереди. Мама все поймет. И Глеб ей непременно понравится. Он не может не нравиться: чем больше я его узнаю, тем больше убеждаюсь в этом…
        Камень преткновения, конечно, наша поездка в Новотрубинск. Едва мама успеет выписаться, как ее тут же придется оставить одну. Кто может заменить меня в Москве? Лешка? Чтобы он стал менять ради нас свои планы? Смешно даже представить! Лиза? Она маме почти чужая, да и своих дел у нее по горло. Положиться на легкомысленную юную Елену тоже нельзя… Я стала прилежно перебирать в памяти соседей и маминых подруг, но меня отвлек звонок телефона.
        - Наташ, ты? Наташа! - Я с удивлением узнала голос Любови Петровны - нашей бывшей начальницы. - Я звонила тебе домой, муж сказал, что ты на работе… Эксплуатирует она вас?! Заездила совсем?!
        - Подождите, муж сказал?..
        - Ну, твой этот… Владик…
        - Он подошел к телефону?!
        Мне стало обидно: сижу тут, убиваю впустую время, а Глеб, оказывается, дома. И не звонит…
        Погрузился, наверное, в свои деструктивные установки или, наоборот, в философские эмпиреи поднялся. Я заметила, что иногда он любит посидеть в одиночестве. Думает о чем-то… Другой бы на его месте рассердился: где ты ходишь? где ужин мой? А его такие вещи как будто и не волнуют.
        Однажды я обмолвилась об этом Александре Николаевне и в ответ услышала:
        - Странный он у вас какой-то! Странный!
        Впрочем, у нее все странные. Таких ходячих роботов, как она, я вообще раньше не встречала… Между тем Любаша засыпала меня вопросами:
        - Какие у вас там новости? Сработались с Вареновой? Нравится вам она?
        - Все нормально…
        Я понимаю, что смертельно обижу Любашу, даже незначительно похвалив ее преемницу, тем более что теплых чувств к Александре Николаевне я тоже не питаю. Но все же ничего плохого сказать о ней нельзя. При тех же, если только не сократившихся нагрузках зарплата у нас ощутимо выросла. Обстановка в офисе - спокойная, конструктивная…
        - Значит, все хорошо? - спрашивает Любовь Петровна с отчаянием в голосе.
        - Ну, не совсем, - чем могу, я ободряю бывшую начальницу. - С вами было уютнее, человечнее… Существовал, так сказать, коллектив, а теперь - команда, занимающаяся добыванием денег. Мы уже не разговариваем так просто, чай все вместе не пьем…
        - Противная она! - Любаше мои слова - бальзам на душу. - Противная!.. Прискакала сегодня на совещание руководителей подразделений, даже не здоровается! Как будто мы и незнакомы… А еще культурный человек! Потом я им попить принесла - минеральную воду. Она выпила и орет на весь кабинет: «Уберите стакан!» Как шестерке какой-то! Как будто я ей прислуга!
        Я живо представила себе сцену, разыгравшуюся в кабинете Ларионова: стакан просто мешал Александре Николаевне, а она ни к каким помехам не привыкла. Что касается Любаши, то ее Варенова элементарно не заметила, возможно, даже не вспомнила, при каких обстоятельствах они встречались. Держать в памяти всех подряд - это же не рационально!
        Любовь Петровна, напротив, уверена, что она - это далеко не все подряд. Она - это центр мира! Разве центр можно не заметить или забыть? Все дело в том, что Александра Николаевна очень хочет ее унизить!
        - А Катя приезжала на совещание? - Мне кажется, самое лучшее в этих обстоятельствах переменить тему.
        - Не напоминай мне об этой нахалке! Говорить о ней больше не хочу!
        Но привычка перемывать косточки окружающим берет верх, и Любаша долго, в подробностях рассказывает, как надменно и холодно держалась сегодня с ней Катя. Таким отношением Любаша была ошарашена, огорошена!.. Чему можно верить в этом мире, если уж Катя… такая любезная, преданная, сердечная, повела себя при перемене декораций как первостатейная сволочь.
        Неужели Любовь Петровна не понимала, что за человек Катя на самом деле? - раздумываю я. Конечно понимала! К несчастью, она до последней степени завралась: врет не только окружающим, но, что гораздо хуже, себе… Можно это по-другому назвать: не врет - приукрашивает… Поверила в Катино доброе отношение - сделала себе приятно. Теперь платит за иллюзии. Но без иллюзий подчас так тяжело обходиться…
        Пока я размышляю о превратностях жизни, Любаша доходит до самой патетической точки истории и начинает громко всхлипывать.
        - Успокойтесь, Любовь Петровна! Не стоит плакать - не о чем. Таких, как Катя, ничего хорошего не ждет в этой жизни! Знаете мудрость: как ты к миру, так и он к тебе.
        - Вот именно! - Экс-начальница немного успокаивается. - Отольются кошке мышкины слезки!
        - Скоро отпуск, отдыхать поедете.
        - Да-да, - окончательно оживляется Любовь Петровна, я даю ей прекрасную возможность оседлать любимого конька. - Мы собираемся в Хорватию, на Адриатическое море…
        Дальше как обычно: пятизвездочный отель, шведский стол, трехкомнатный номер, все включено…
        - Ты знаешь, что Адриатическое побережье - самое чистое в Европе?
        - Вы думаете? - уточняю я осторожно. С чего это морю, расположенному в центре Европы, быть самым чистым?
        - В рекламе турфирмы написано!
        Опять иллюзии! Потом неотвратимое разочарование и - горькие слезы. Но это - потом. Пока - полный восторг и безмятежная радость.
        Надо ловить момент и прощаться. Я с величайшим облегчением желаю Любаше всего самого лучшего, прошу звонить и сама обещаю не пропадать надолго.
        - До свидания! Рада была вас услышать!
        Ну слава богу! Пока поговорили - сто потов сошло. Трудно работать психоаналитиком - лучше уж в ценных бумах копаться, чем в чужих душах. Тем более трудно сосредоточиться на Любашиных душевных переживаниях, когда мысли рвутся совсем в другом направлении…
        То, что о своем возвращении из Тулы Глеб не сообщил сразу, пожалуй, легко объяснимо. Устал, выложился, насмотрелся на разных людей - хотелось побыть одному. Но вообще… Подспудно я чувствовала: многое мне в нем непонятно.
        В начале нашего знакомства Глеб сказал: «Ты - аллегория моей души». Сейчас абсолютно ясно: ошибся. Я человек простой и цельный. Всю мою жизнь можно пересказать в пяти предложениях, все ее обстоятельства вытекают из свойств моего характера. А у Глеба…
        Я ведь тоже не совсем правильно представляла его. Ироничный, насмешливый, властный… Нет, это на поверхности. В глубинах души обнаружилась не побежденная с детства стеснительность, даже робость. Иногда мне доводится быть очевидицей его яростной борьбы с этими особенностями натуры. И самое удивительное, что при таких особенностях он окружен сумасшедшей толпой знакомых и друзей. Как это называется? Алогизм? Противоречие?.. Я и другие противоречия замечаю. Попробуйте, например, увязать интерес к философии с незаурядными способностями к точным наукам и ярко выраженным техническим складом ума!
        Такой вот человек встретился мне в жизни - необычный, незаурядный. Люди ощущают эту незаурядность и тянутся к нему. Мужчины и женщины… Старые приятели и случайные знакомые… Звонят, приглашают куда-то - норовят превратить мимолетные контакты в устойчивые отношения. И он тоже (из врожденной деликатности, что ли?) готов эти отношения продолжать. Обидеть человека невниманием, проигнорировать - на такое Глеб просто-напросто не способен.
        Для Александры Николаевны, например, подобные ситуации - вещь привычная… Для Кати и более того - мгновения счастья. С ликованием, наверное, представляет она себе сейчас размазывающую по щекам слезы Любашу. Получай, кошелка, за все мои унижения! Хотя Любовь Петровна никого унижать не хотела - Катя сама избрала роль клоунессы при королеве, надеялась таким образом добиться карьерного роста и увеличения зарплаты.
        Но что мне Катя… Вот Глеб! Сотканный из противоречий, яркий, талантливый, привлекательный для многих и бесконечно одинокий. Что я в сравнении с ним? Молодой дубок. Нормальная, устойчиво стоящая на земле, эту землю любящая и ни к каким эмпиреям не тяготеющая. Я сразу ему сказала - обыкновенная женщина!
        Но ведь он полюбил меня именно такой. За что? Может быть, увидел во мне такие качества и свойства, которых нет в нем самом. Я вспомнила, что иногда ему нравится называть меня по имени, тянуть: Наталья, Натали-я.
        Наталья в переводе - природная. Может, он полюбил меня как раз за это?
        Глава 6
        - Где ты ошиваешься, Натали?
        Лешка сидел у окна на кухне. От начала мира это считалось его место!..
        Сколько всего переменилось с тех пор, но стоит закрыть глаза, я снова вижу нашу семью, собравшуюся в полном составе за ужином. Отец - во главе стола, по правую руку от него мама, а рядом с ней - я, с двумя тугими косичками, в голубой футболке, разрисованной Микки-Маусами.
        Мама еще кормила меня из ложки, вытирала салфеткой губы, а Лешка уже учился в школе. В те времена он казался мне недосягаемо взрослым. И долго еще казался… Я заканчивала пятый класс - брат первый курс института. Я готовилась к школьному выпускному - Лешка диплом защищал… Потом он сразу женился на Лизе, переехал к ней и больше не сидел за ужином у окна? Примерно в этот период Лешкин возраст перестал будить во мне уважение. Я тоже вскоре покинула родительский дом и вернулась только на пепелище. А теперь и Лешка вернулся!
        - Ну чего молчишь? Не знаешь, как выкрутиться получше?
        - Было б перед кем выкручиваться!
        И разговор обычный - по сценарию тех лет. Дальше Лешка должен был бы с угрозой спросить:
        - Не перед кем? Сейчас все матери расскажу! Вместо этого он встал и неловко обнял меня.
        - Натали! Сколько же мы с тобой не виделись?
        - Ровно столько, сколько ты странствовал по Германии!
        Я отвечаю со смехом, хотя - что греха таить? - сердечко-то и у меня екнуло! Брат приехал! Мой родной брат…
        - Странствовал?! - с шутливым ужасом переспрашивает Лешка. - Ты бы так постранствовала! Семь шкур с тебя в этой Германии сдерут!
        - Зато и заплатят…
        - Вон ты какая стала, Натали. Все на деньги меряешь! Знаешь, чего гады немцы творят? Я в этой Германии до потери сознания доработался!
        - И мы здесь тоже до потери сознания.
        - Только не ври, что была на работе.
        - Сам знаешь, что на работе! Что ты моей знакомой по телефону ответил?
        - Ну это я так. Репутацию твою берегу.
        - А где же мне, по-твоему, еще быть?
        - Такая красоточка! - Лешка всегда считался тонким ценителем женской красоты. - Гуляешь, развлекаешься… И еще лапшу пыталась навешать: замуж выхожу…
        - Все у тебя, Лешка, на один манер. Гуляешь - развлекаешься, красоточка, - улыбнулась я, тоже усаживаясь на свое историческое место. - А я действительно была на работе. Знаешь, почему задержалась? Вчера пораньше уйти пришлось - маму навещала.
        - Да! А я все спросить собираюсь: ну и как она?
        - Понемногу возвращается к жизни. Скоро уже выписывают.
        - Ну, понятно… Вообще психиатрия - такое темное дело…
        - Это уж точно! - Я почему-то опять с неприязнью подумала о музыкальном докторе. - И люди там темные работают! Вроде как-то лечат, а как - не поймешь. Хотя сейчас, кажется, все нормально, но сколько мы пережили кошмаров!
        - Мне в Германии один доктор сказал: бесполезное дело душевные болезни лечить! Рано или поздно все на круги своя вернется.
        - Тебе бы надо к матери съездить…
        - Да я не отказываюсь?
        - Ты только смотри, осторожно.
        - Как осторожно-то? Опять какую-то чепуху придется болтать?
        - Нет, что ты! Просто поговори с ней хорошо. Обрадуй, успокой…
        - Ну ты даешь, Натали! И чем, по-твоему, я ее обрадую?!
        - Расскажи ей что-нибудь о Германии. Как ты там живешь…
        - Чего там в Германии? Пашешь как вол с утра до ночи. Да еще с квартирой!
        А вот квартирные-то дела у меня абсолютно вылетели из головы! Я все обдумала, решила для себя, успокоилась и забыла.
        - Насчет квартиры не беспокойся…
        - Не беспокойся! Кому охота становиться бомжем?
        - А что адвокат твой делает?
        - Вот именно - адвокат! Ты понимаешь, как ни крути, а вся правота на стороне этого жучары.
        - Какого еще жучары?
        - Ну этого. Предыдущего хозяина!
        - Как же так? Капошко сказал: доказать альянс старого владельца с псевдо-Вороновой… с той теткой, которая нам квартиру продавала, - элементарно.
        - Это он сначала так говорил, - с несчастным видом объяснил Лешка. - Тетку эту теперь ищи-свищи. Доказывать нечего. У первого владельца все права.
        - Когда мы договор подписывали, Капошко уверял, доказать - пара пустяков!
        - Пара-тройка… - машинально проговорил Лешка. - Зато на днях позвонил мне и дал понять: ни на что-то, господин хороший, не надейтесь.
        - Так прямо и сказал?
        - Ну, почти.
        - Ты перепугался и приехал?
        - А кто бы на моем месте не перепугался?!
        Лешка, Лешка! Только одни страхи есть для тебя - твои персональные-собственные, в остальном - трава не расти! Но старших братьев, как родителей, как родину и судьбу, как многое другое, к сожалению, не выбирают. А своему родному брату, да и вообще своему ближнему, я просто обязана помочь. Тем более мне это сейчас ничего не стоит…
        Помогу, помогу - успеется! Сначала пусть примерит на себя тяжелые обстоятельства. До сих пор у него почти виртуозно получалось избегать их.
        - Ну что скажешь, Натали? Что посоветуешь?
        - Посоветую до дна испить горькую чашу. - Я преувеличенно серьезно смотрю на брата.
        - Ну нет! Я так не привык! В крайнем случае можно продать ту квартиру, а деньги нам с этим, с Мажаровым… разделить поровну.
        И что это с ним? Неужели в Германии братец превратился в наивного ребенка? А может, это называется по-другому - самоуспокоение? Симптом Любашиной болезни?..
        - Подожди спокойно, что решит суд.
        Я поднялась из-за стола - в детство вернуться все равно не получается. И вообще, бегство от реальности - это малодушие. Лучше покормлю ужином блудного сына, то есть блудного брата.
        Несколько дней назад, возвращаясь с занятий фитнесом, я - сама не зная, с какой целью, - настроила радио на религиозную волну и слушала притчу о блудном сыне.
«Сын, раздели имение свое, отыде на страну далече». Почти как наш Лешка… Но вскоре, растратив в чужой стране все полученное наследство, блудный сын возвращается домой, плохо и бедно одетый, ослабевший от скудной пищи и непосильного труда. Отец, встретив сына на дороге, «упад на выю его, облабыза его». Или еще что-то в этом роде. В общем, отец принял блудного сына как дорогого гостя, заколол ради него тельца, устроил настоящий праздник.
        А у нас с Лешкой отца нет. И наша мать тоже встретить сына не в состоянии. Значит, это сделаю я. В память о тех давних ужинах, за которыми я сидела возле мамы в голубой футболке, с перепачканным ртом, а блудный брат Лешка высокомерно на меня посматривал…
        Колдуя над сковородками и кастрюлями, я снова вспоминала евангельскую притчу. Притча - иносказание, объяснили по радио. Сын - это грешник, любой из людей, живущих на свете; отец - Бог. Бог прощает сына, пришедшего к нему с покаянием. Покаяние - сложный процесс. Надо всем сердцем возненавидеть свое дурное прошлое, отречься от греха.
        Но знаете ли вы, что такое грех? Даже недобрые мысли, никогда не высказываемые вслух! Даже злые чувства, вспыхнувшие в сердце против твоей воли! Даже кусочек мяса, съеденный в дни поста, в среду или в пятницу! Вот сегодня, например, пятница, а я жарю мясо на ужин. Грех, с одной стороны. А с другой - я уверена, к таким вещам нельзя подходить формально. Ведь отец, Бог Отец, когда встретил на дороге своего блудного сына, приказал «заклать тельца питомого». И не думал долго, какой день на календаре - среда, пятница или вторник…
        В дверь позвонили.
        - Кого это к нам несет, Натали? - Лешка, как мне показалось, с тревогой оторвался от экрана телевизора.
        - Угадай!
        - И гадать нечего - сразу видно: твой хахаль!
        - А вот и не хахаль!
        Я рассмеялась, хотя в душе почувствовала обиду. Лешкин цинизм не имеет предела! Если бы он только мог на минутку представить себе Глеба! Если бы слышал, как Глеб предложил мне выйти за него замуж!.. Слово «хахаль» элементарно несовместимо с тем, что происходит между нами!
        - А кто же?
        - Муж! - отрубила я.
        - Муж? - ухмыльнулся Лешка. - Законный муж?
        - Что значит - законный? Настоящие браки заключаются на небесах! А в том смысле, который ты вкладываешь… В смысле - штампа в паспорте, нет, пока не законный. Но законность - вопрос времени. Теперь, видишь ли, мне не до свадьбы!
        - Вижу, вижу…
        - Глеб, знакомься, это мой брат Алексей. Алексей Павлович Векшин, - добавляю я на всякий случай.
        - К чему церемонии, Натали? - Лешка протягивает Глебу руку. - Алексей. Как я только что узнал, вы просите руки моей сестры?
        - Лешка, перестань! - немного смутилась я.
        - Все правильно, - ответил Глеб спокойно, пожимая Лешкину руку. - Я действительно просил руки вашей сестры и получил согласие.
        Они быстро перешли на «ты». Я давно заметила: на людях Лешка бывает совершенно очаровательным. Он знает много смешных историй, мировые цены на автомобили, недвижимость, нефть, газ, уровень европейских зарплат, быстро, будто у него в голове калькулятор, сравнивает их с российскими и убедительно доказывает, что уровень жизни в нашей стране намного ниже допустимого. При этом с аппетитом уплетает жареное мясо и азартно пьет текилу.
        Нас с Глебом брат мгновенно обращает в свою веру. Мы также азартно пьем, возмущаемся преступным отношением родного правительства к гражданам и, как по команде, смеемся над Лешкиными сентенциями.
        А ведь он всегда был таким: красивым, холеным, уверенным в себе, неизменно оказывался центром любой компании и как магнит притягивал взгляды женщин… Даже в школе многие стремились подружиться со мной, чтобы запросто бывать у нас дома и наблюдать моего брата в неформальной, так сказать, обстановке. В детстве мы с ним были ужасно похожи, ничего не стоило вычислить, что я - Лешкина сестра. Мы и теперь похожи… Только он - блестящий и светский, баловень судьбы, гость из Европы, а я - обыкновенная женщина.
        - А что думает Алексей по поводу квартиры? - интересуется Глеб, когда, перемыв после ужина посуду, я захожу в спальню.
        Как давно мы не говорили о квартире!.. Последний раз - два месяца назад. Тогда мы были почти врагами. А теперь?.. Некоторые наивные товарищи предполагают, что я до сих пор не определила своей позиции относительно линии фронта. Я все определила! И даже то, как этот фронт ликвидировать. Но пока никому ничего не скажу. Информация о свертывании боевых действий будет сюрпризом, подарком двум моим самым дорогим мужчинам. Мужу и брату. Лешку, увы, несмотря на все его выходки и гримасы, на всю его грубость и равнодушие, не получается вычеркнуть из числа дорогих. То ли причина в его необъяснимом, дьявольском каком-то обаянии, то ли в треклятом родственном чувстве, в воспоминаниях детства, от которых не убежишь и не заслонишься…
        - Что думает Алексей? Вообще он настроен пессимистически. Адвокат напугал, говорит, никаких гарантий.
        - Я же тебя с самого начала предупреждал…
        - Правильно предупреждал. Но бывает, что кратчайшая дорога не всегда самая близкая.
        - Ты не могла бы выражаться чуть-чуть яснее? Я весь день сегодня мотался: в Тулу, по Туле, из Тулы. Я устал.
        - Я только хотела сказать, что суд обязательно должен состояться.
        - Но если окажется… Если квартиру присудят мне, Алексей…
        - Алексей наконец-то впервые в жизни испытает, что такое облом… Крутой облом! - добавляю я через некоторое время повышенным тоном.
        - Да что с тобой?! Что ты говоришь-то?
        - Ты ведь не знаешь моего брата. Ему под сорок, и вся его жизнь… Это не жизнь - это какой-то лабиринт удовольствий!
        - А ты завидуешь?
        - Да нечему тут завидовать! Но я хочу, чтобы он понял…
        - То есть сначала он выкинул приличную сумму на адвоката, дальше должен остаться без жилья. А тебе просто хочется взглянуть на это?
        - Во-первых, Глеб, адвокат - это его выбор! А во-вторых, я хочу, чтоб он пережил состояние, которое рано или поздно переживают все нормальные люди.
        - Какое состояние?
        - В принципе оно может быть разным… Короче говоря, он должен почувствовать, что в жизни существует негатив.
        - Зачем?
        - Чтобы стать полноценным.
        - Но может, в его жизни и не должно быть негатива? Ты что, Господь Бог?
        - Как это не должно? Жизнь только через негатив и открывается…
        Я вспоминаю: разрыв родителей, начало маминой болезни, наш развод с мужем. Тогда я впервые поняла, что такое жизнь. Такие прозрения чаще всего случаются у бездны на краю. Случалось ли вам постоять у бездны? Случалось ли заглянуть в нее? Но все эти рассуждения звучат, пожалуй, немного жестко. Я не хочу этой жесткостью ранить Глеба. Пусть мой опыт остается со мной.
        Вслух я произношу что-то нейтральное, при этом продолжаю думать о том, что бездна, разверзшаяся тогда под моими ногами, имела некоторое отношение и к Лешке. Просто он аккуратненько обошел ее, а я, как обезумевшая, начала таскать в ладонях песок и кидала его на дно. Сыпала, сыпала и засыпала. А потом даже построила на песке замок. Но участь замков на песке всем хорошо известна.
        Ладно, дело не в замках. Дело в том, что мой брат подошел к своей собственной бездне, и я должна помочь ему переправиться. Переправиться и притерпеться. Все почему-то считают, что должна. Теперь уже и Глеб так считает.
        - А Алексей, он ведь и не догадывается, что купил именно мою квартиру?
        - Пока не догадывается. Я думаю, будет лучше, если он узнает об этом на суде.
        - Это уж слишком! Надо заранее все ему объяснить.
        - Не надо! Я тебя прошу, не надо!
        - А что мы будем делать, выйдя из суда? Квартиру, предположим, объявят моей, и я должен буду выставить твоего брата на улицу.
        - Не на улицу.
        - А куда же?
        - Я знаю куда!
        - Тогда объясни.
        - У меня есть хороший, продуманный вариант. Пожалуйста, не спрашивай меня ни о чем больше.
        - А если суд решит по-другому?
        - Тогда и поговорим.
        - Но тон у тебя такой, будто ты знаешь ответы на все вопросы.
        - А я и знаю. Не веришь?
        - Не совсем… Из-за всех этих тайн и недомолвок мне трудно общаться с Алексеем. Он по-своему очень интересный человек, но я все время думаю, что у нас впереди разборки.
        - А ты не думай.
        - А как он похож на тебя! Странно будет конфликтовать с человеком, так поразительно на тебя похожим.
        - Это я на него похожа. Я ведь младшая.
        Глава 7
        За неделю своего пребывания в Москве Лешка окончательно впал в уныние.
        При первой же встрече адвокат объяснил ему: юридические права на квартиру старого владельца не вызывают никаких сомнений. Версия с псевдо-Вороновой тоже бесперспективна. Убитый горем Лешка пытался объяснить мне почему, но я отказывалась слушать.
        - Я устала, Леш.
        - От чего? - недоумевал брат.
        - От проблем.
        - У тебя-то какие проблемы?!
        Он считает, что пространство именно вокруг него превратилось в ареал обитания мировых проблем, а остальные жители планеты, от проблем автоматически отсеченные, цветущие и порхающие, обязаны ему активно сочувствовать. Особенно он укрепился в этой мысли, навестив маму.
        - Да тебе просто скучно! Объявить мать душевнобольной! Ты сама-то, часом, в своем уме?..
        - Теперь она, слава богу, поправляется… А сначала… - Я пыталась восстановить свое доброе имя. - Не я же ее душевнобольной признала - врачи.
        - С врачами-то давно все ясно! Им только деньги неси, а они расстараются! Такого понаговорят!.. Я на эти трюки в Германии насмотрелся.
        В Германии Лешка работал в госпитале, поэтому коммерческий аспект современной медицинской практики знал как свои пять пальцев… Много, много чего знал Лешка! Не знал он только, что происходило с мамой два месяца назад.
        - Ну, допустим, случился у матери сдвиг. Легкое завихрение. Ты ее в эту клинику - а сама развлекаться… со своим Глебом.
        - Леша, стыдно так себя вести! Так раскиснуть из-за какой-то квартиры… Ни за что ни про что набрасываться на родную сестру! Где твое мужество?
        - Какое мужество? Через две недели меня прилюдно бомжем объявят! Тебе наплевать! Для тебя жилье не проблема. - Взглядом пролетария, попавшего в дом к буржую, Лешка окинул мою комнату.
        - Зря мы все-таки доверились этому Капошке!
        - Не, с виду нормальный мужик…
        - Леш, а о чем вы говорили с мамой? - неожиданно вспомнила я.
        - Да ни о чем! Ерунду всякую… Задала пару вопросов про Германию. Оказывается, она бывала в Ганновере, отец там лекции читал. А мама с ним так просто ездила.
        - А ты не помнишь?
        - Да чего, я должен все помнить, что ли?! Еще она про тебя спросила.
        - Про меня? - Я насторожилась.
        - Все замуж тебя мечтает выдать, - буркнул Лешка хмуро. - Не за этого, так хоть за того.
        - За кого за того?
        - А ты чего, не знаешь? Был у тебя какой-то Влад, что ли…
        - Вы же знакомы, - напомнила я.
        - Блин! Во блин-то! Ты бы помолчала, а?! Благодаря ему, ублюдку этому, мне скоро откроется крутая перспектива энное количество лет кантоваться на московских улицах, чердаках и в подвалах!
        - Ну ладно, не паникуй раньше времени. А что спрашивала обо мне мама?
        - Что спрашивала, что спрашивала?!! - огрызнулся брат. - Спрашивала, видел ли я этого Влада у нас дома. Я говорю: видел, только не Влада, а Глеба!
        - Да ты что?! Ты сказал: не Влада, а Глеба?! Так прямо и сказал?!
        - Натали, я не понимаю, ей-богу! - Должно быть, я так закричала и затряслась, что перепугала Лешку - он даже забыл о надвигающихся перспективах бомжевания. - Что надо было говорить? Ты бы хоть предупредила…
        - Откуда я знала, что вам непременно захочется обсуждать мою личную жизнь?
        - Да нужна ты была - обсуждать тебя и твою жизнь! Мать спросила…
        - А про квартиру она тогда тебя тоже спрашивала?! - Я продолжала выходить из себя. - Или ты просто так рассказал?! Сам? По собственному почину? Участия захотелось!
        - Что ж тут такого? - начал брат примирительно. - Всем хочется участия.
        - Невинное желание! - Новый приступ гнева овладел мной. - Мне оно обошлось в сотни, в тысячи километров нервов! Про деньги я лучше помолчу… - Я прервалась на полуслове, неожиданно вспомнив, что мои обвинения по меньшей мере безосновательны. Доктор много раз повторял: рецидив - следствие запущенности болезни. Но праведный гнев все еще рвался на свободу. - Хосится усястия, - передразнила я брата. На этот раз получилось беззлобно, скорее смешно. Примерно как в детстве.
        После «приятного» разговора мы сразу разошлись по своим комнатам. Глеба дома не было - на два дня уехал в Тулу, и я радовалась, что он не слышал нашей разборки.
        Глеб по-прежнему был не в курсе моего плана, поэтому чем меньше оставалось до суда, тем тревожнее делалось у него на сердце.
        - Понимаешь, эти скандалы… Люди не могут сдержаться и, бывает, такого друг другу наговорят… Чего и не думали никогда! - сказал он мне во время очередного нескончаемого разговора. Такие разговоры мы вели теперь почти каждую ночь.
        Боже мой, до чего я их ненавидела! Остро ощущалось: мы бессмысленно тратим время, и я страдала от этого чувства. Драгоценное время, выброшенное на ветер, как деньги… В эти часы хотелось совсем других слов, другой эмоциональной атмосферы, другого тона… Про квартиру я и так знала все! И про Лешку! И про Глеба! Как дело ни поверни, он гадостей никому говорить не станет, зато и слушать их не собирается. Мой Глеб - благородный и гордый!
        Он выше всякой житейской грязи, рассуждала я про себя, когда, высказав свои предположения и тревоги, он засыпал, уткнувшись в мое плечо. И в дальнейшем, когда мы пойдем по жизни рядом, я буду его от этой грязи оберегать. Но не сейчас! Другого такого случая проучить Лешку у меня просто не будет. Чем-то всегда приходится жертвовать!
        Закрывшись у себя в комнате, я вспоминала наши бесконечные ночные разговоры. Потом сегодняшнее объяснение с Лешкой. А дальше - свой план. По большому счету эти сложные переживания и разборки - просто буря в стакане воды. Все закончится хеппи-эндом, как в примитивном кино. И только благодаря тому, что мой план существует.
        А все-таки Лешка неисправим. Только о себе! Неужели забыл, что мама больна и ей нельзя волноваться…
        От скуки и оттого, что думать уже совершенно не о чем и по-прежнему невозможно заснуть, я начала перебирать в памяти Лешкины оправдания, бессмысленные и долгие.
        - Натали! Глеб нисколько не хуже того… Владика. Мне было бы намного приятнее иметь такого родственника, как он… Натали, что я не так сказал? Я не хотел, право слово…
        Объяснять я ему ничего не стала, зато теперь места найти себе не могла. Как отнеслась мама к этой новости? А вдруг, пока я тут перекладываю с места на место горячую подушку, у нее начался новый приступ? Завтра поеду к ней после работы… Нет, после работы не получится - в клинике к этому времени уже заканчивается прием. Отпрошусь у Александры Николаевны на час, лучше - на два… или попробую уйти после обеда?
        - Наталья Павловна, какие проблемы? - спрашивает на следующий день начальница, выслушав мой отчет о работе со стажеркой.
        - Никаких проблем. Настя очень славная девочка, вдумчивая, исполнительная, толковая.
        - Не увиливайте! Говорите, что стряслось.
        Чтобы вызвать меня на доверительный разговор, привлекаются дополнительные средства - несколько порций фирменного крем-брюле. Аппетитное мороженое в круглой железной вазочке… Есть в Александре Николаевне что-то такое железное.
        - У меня мама заболела.
        - Сердце?
        - Нервный срыв.
        - Что ж вы молчали?
        Александра Николаевна напомнила мне о программе медицинского страхования, которой могут воспользоваться сотрудники нашей фирмы и даже члены их семей.
        - А если надо, я могу вам рекомендовать…
        - Спасибо, мы уже решили вопрос лечения. Если не возражаете, я уйду сегодня после обеда. Мне необходимо навестить маму.
        - Какие могут быть возражения?
        В знак согласия Александра Николаевна опускает подбородок на грудь. Отсутствие шеи позволяет ей совершить это движение с неожиданной грациозностью. Я пробую повторить аналогичное действо и - не справляюсь. Вот оно, несомненное преимущество ракообразных перед всеми остальными биологическими видами, типами и классами!
        - Только вы сначала немного успокойтесь. Выпейте чаю, - никак не угомонится начальница.
        Я выпила любезно приготовленный Александрой Николаевной чай, но все равно по дороге в клинику продолжала почти физически страдать от волнения. Волнение - тяжелое, желеобразное - клокотало у меня в груди, потом поднялось к горлу, и казалось, еще немного - и я выплюну на асфальт громадный, липкий, трепещущий кусок. В моем мозгу волнение превратилось в медузу. Не в обычную, каких прибивает к берегам в шторм, а в экзотическую - из музейного аквариума. В университете мы изучали что-то наподобие, я попыталась вспомнить название, но в голове вращались только противные репредистриевы рыбы.
        - Не о чем волноваться! - успокаивала я сама себя. - Если бы что-то случилось, музыкальный доктор давно бы позвонил!
        - Не позвонил бы! - подавала голос медуза. - Зачем ему раньше времени навлекать на свою голову неприятности…
        Мама в белом шелковом халате полулежала в кресле с книгой в руках.
        - Ната! Наточка! - обрадовалась она.
        И у меня мелькнула странная мысль, впрочем, в то мгновение доставившая мне что-то вроде удовольствия: еще неизвестно, кто из нас двоих сильнее болен.
        - Натка, за тобой волки гонятся? - Мама говорила со мной как в детстве - тепло и просто.
        - Да нет, какие волки, - окончательно растерявшись, пробормотала я. - Просто с работы отпросилась, мне надо еще вернуться туда…
        - Ты спешишь?
        - Да, но я…
        - Не стоило тебе сегодняшний визит затевать, - произнесла мама с улыбкой, и я, даже не вполне отделавшись от медузы, тоже улыбнулась в ответ, радостно и легко.
        - Я просто соскучилась по тебе, мамуль!
        - Соскучилась-соскучилась… Алеша говорит, ты замуж выходишь… за хорошего человека.
        Очередной камень скатился с моего сердца. Известие о Глебе не потрясло, не расстроило, не обидело маму. Она расспрашивала о нем спокойно и деловито: чем занимается, где учился, какие у него привычки, где мы познакомились.
        Я задумалась. Если рассказывать про наше с Глебом знакомство, придется и о квартире говорить. О той квартире, которая одновременно принадлежит и Глебу, и Лешке… А вдруг упоминание о квартире неприятно поразит маму? После того как она начала поправляться, мы еще ни разу не обсуждали эту тему.
        - Мама. - Я набрала полную грудь воздуха. - Глеб - хозяин квартиры, которую купил Лешка.
        - Надо же! - Мама сразу уловила смысл моей довольно-таки путаной фразы. - И как же, интересно, он на тебя вышел? Где он тебя нашел? - Я сбивчиво пересказала историю нашего знакомства. - И ты его в собственную квартиру не пускала?
        - Не в его собственную, а в Лешкину! Сначала решила, что передо мной банальный аферист. Думала, покажу ему подлинные документы, он увидит их, испугается… Он не испугался, а показал свои! И вот ситуация: у меня документы - у него документы. У обоих все законно, ключи я не хочу отдавать, а время - двенадцатый час.
        - И что ты предприняла в этой ситуации?
        - Предложила ему остаться у нас. В Лешкиной комнате переночевать.
        - А потом?
        - Потом нам хочешь не хочешь приходилось встречаться на предмет всяких адвокатов, бумажек, исковых заявлений. И вдруг - ты только представь! - он мне звонит и приглашает через час поужинать в ресторане. Якобы хочет поблагодарить за гостеприимство. Я приехала в ресторан, а там - целый банкет. И он во всеуслышание заявляет: «Это Наталья - моя невеста!»
        Я снова переживаю ту сумасшедшую радость, осветившую мою жизнь в тот парадоксальный и прекрасный миг, озоновую легкость, неописуемое состояние души, обретшей после долгих бесплодных странствий свое тело.
        Мама сейчас же заражается моей радостью: у нее розовеют щеки, она бурно вздыхает. Может, не стоило ее волновать такими рассказами… Но ведь это волнение со знаком плюс!
        - Ну вот и хорошо. Я… я очень за тебя рада. Но скажи, как твой Глеб смотрит на историю с Алешей? Будь они чужие люди, все понятно, но…
        - Если квартиру присудят Глебу, я перееду к нему и оставлю Лешке свою часть жилплощади, - выдала я на одном дыхании.
        Мама немного помолчала.
        - Ната, не спеши, - начала она после паузы. - Зачем тебе убегать к мужу, как бесприданнице?
        - Раньше, между прочим, все уходили к мужу! Так вопрос вообще не стоял! А мое приданое - я сама. Зарабатываю очень даже сносные деньги, вожу машину, умею готовить, стирать, убирать. Но, мама, Глебу это не нужно! Он совершенно небытовой человек. Ты знаешь, как он сделал мне предложение?
        - Ну хорошо. - Мама улыбнулась по-прежнему ласково, но немного насмешливо. - Сейчас вы передвигаетесь по облакам. А рано или поздно вам будет тесно в одной комнате. Когда у вас родится ребенок…
        - Придумаем что-нибудь. Обмен с доплатой, например. Или продадим нашу квартиру, купим двухкомнатную подальше от центра. Или кредит возьмем.
        - Зачем пускаться на какие-то ухищрения, если у тебя есть собственное жилье? Ты могла бы получить свою долю.
        - Прекрати, пожалуйста! Какие доли?! Ты ведь не собираешься нашу квартиру продавать?
        - Я бы не хотела, но если надо…
        - Ничего не надо! И никакие доли мне не нужны!
        - Вот ты какая у меня, Ната. - Мама покачала головой. - Бессребреница. - Бесприданница и бессребреница - как из русской народной сказки… И в наше-то меркантильное время!
        - Да никакая я, мам, не бессребреница! Просто зачем нам какие-то доли?! В крайнем случае, если не будет получаться с обменом, немножко поживем у тебя. Лешка ведь все равно за границей… Не выгонишь?
        - Буду счастлива, - ответила мама серьезно. - Но ты понимаешь, все может измениться. Я думаю, тебе надо оставить за собой долю в нашей квартире. Чисто формально, юридически.
        - И что для этого делать придется?
        - Точно не знаю, я ведь не юрист. Но мне кажется, надо включить Лешку в число участников приватизации и разделить квартиру в равных долях - его, твоя и моя.
        - Наверное, ты права, мам. Но это так муторно!
        - Не так и муторно. Я сама займусь. Только вот подлечиться надо как следует. - Мама весело подмигнула.
        И я почувствовала: она окончательно вернулась к жизни! Спокойствие, юмор, умение быстро ориентироваться в происходящем - эти свои исконные свойства характера мама демонстрировала в самом лучшем виде.
        - Как здорово! - воскликнула я, не сдержавшись.
        - Не здорово, а нормально. Каждый должен свое получить. - Мама все рассуждала о скучном квартирном вопросе, но от меня не укрылось, что она тоже чему-то ужасно рада.
        Глава 8
        В конце июля Александра Николаевна на две недели уехала в отпуск. Перед отъездом пригласила меня к себе, отдала последние распоряжения:
        - Во-первых, на время моего отсутствия обязанности начальника подразделения переходят к вам. Во-вторых…
        - Я не смогу сейчас исполнять эти обязанности, - невежливо перебила я. - Моя мать больна, брат только что приехал из-за границы, кроме того…
        - Тем не менее вам нужно попробовать! - Александра Николаевна тоже не дослушала мои возражения, она вообще не любила церемониться. - После того как я приеду, вы начнете работать в должности зама. Надо подготовиться, войти в курс.
        - Но работа эксперта кажется мне привлекательнее! К тому же в нашем офисе всего несколько человек, не странно ли на пятерых экспертов иметь двух начальников?
        - Вы опять не дослушали, Наталья Павловна! Что это сегодня с вами? Не бегите впереди паровоза! С понедельника к нам приходит новый сотрудник, к осени, возможно, возьмем еще двух-трех. Надо расширяться! Почему ж нет? Спрос на наши услуги существует, и, заметьте, растущий спрос!
        - Новый сотрудник тоже стажер?
        - Стажер в каком-то смысле. А вообще отставной военный.
        - Да? - удивилась я. - И с ценными бумагами уже успел поработать?
        - В том-то и дело, что нет. Уволился из армии, курсы какие-то закончил… Но мне кажется, эта работа должна у него пойти. Вы только помогите ему, пожалуйста. Или лучше пусть Валерия Викторовна на первых порах присмотрит за ним. Не забывайте, сейчас главная ваша задача - координация работы офиса.
        Я и не забывала. С утра уходила раньше, вечером возвращалась позже.
        - Тебя одолевает комплекс отличницы, - подкалывал меня Лешка.
        - Не усердствуй зря, - вторил ему Глеб. - Тебе там работать осталось месяц. В августе поедем на Памир, а вернемся - надо уже в Новотрубинск собираться.
        Лешка шутливо набрасывался на Глеба:
        - Ты требуешь от моей сестры слишком больших жертв! Хочешь, чтобы она оставила службу на пике карьеры и поселилась в дремучей провинции? Что ты, Натали, будешь делать в Новотрубинске? Крестиком вышивать?
        - Гладью! - бросала я на ходу, торопливо чмокала своих пересмешников и убегала на работу.
        В последние дни Лешка почти не ныл. Но именно теперь мне стало его по-настоящему жалко. Жалко до того, что я была почти готова прервать эксперимент.
        Пока он капризничал, оскорбительно намекал на привилегированное положение, незаслуженно доставшееся мне в этой жизни, я действовала с хладнокровием естествоиспытателя. Но стоило ему сломаться… Потерянный, порой заискивающий, часто нетрезвый взгляд пронзал меня до самых глубин души.
        Каждый раз, уходя из дома, я подавляла тяжелый вздох и целый рой смутно осознаваемых желаний.
        На работе, впрочем, все быстро забывалось.
        - Ты представляешь! - влетела в кабинет Валерия. - Ты представляешь, откуда взялся этот Анатолий Иванович?
        - Откуда?
        - Это же армейский друг Варенова, мужа Александры! Все у нас в стране по блату: было, есть и будет всегда! А я-то по простоте душевной удивлялась, зачем она такого дубаря на работу взяла.
        - Он стажер. Не справится - всегда уволить можно.
        - Слушай! Он мне вчера выложил всю подноготную.
        - Неужели всю?
        - Всю! Мы обедать вместе ходили. Он меня в «Болтай и жуй» пригласил. Видит, что я бьюсь с ним как рыба. Вроде как из чувства благодарности.
        - Видите, хоть что-то хорошее. Хоть благодарность! Не совсем потерянный для мира товарищ.
        - Да не-е… - на деревенский лад тянет Валерия Викторовна. - Он мужик неплохой… Неплохой, - добавляет она, подумав.
        - А что за подноготная?
        - А подноготная ихняя, вареновская.
        По словам бестолкового Анатолия Ивановича, Варенов - муж Александры Николаевны - необыкновенный пройдоха и проныра. Кто в наше время остался в армии? Всем известно - одни дураки. Стажер даже на эту тему анекдот вспомнил.

«Учительница спрашивает на встрече выпускников:
        - Иванов, ты кем стал?
        - Бизнесменом.
        - Молодец! Всегда хорошим мальчиком был, к знаниям стремился! Ну а ты-то, Петров, что? Знать ничего не хотел, учился на одни двойки.
        - А я генерал! И сейчас знать ничего не хочу, но чтоб к утру было!»
        К числу таких генералов и принадлежал Варенов. Не к генералам, правда, - к полковникам, но это все равно. Иные полковники лучше генералов устроены… Удачливый, ловкий. Такое умел местечко найти! Но что замечательно - как бы высоко Варенов ни взлетал, всегда помнил про Анатолия Ивановича. Благодаря ему наш стажер с ветерком прошагал по армейским дорогам. А то услали бы в Тмутаракань какую-нибудь. Оттуда потом и не выберешься.
        Однако настал и для Варенова судный день. Не успел академию закончить - не нужен стал, отправили в отставку. Только Варенову - что? Разжился на прощание казенными капиталами - собственный бизнес открыл. Стройматериалами теперь торгует.
        Анатолий Иванович тоже пробовал себя в вареновском бизнесе… В каком только качестве ни пробовал - ничего не получалось! Естественно, опуститься до такого, чтоб работать грузчиком или шофером, отставному полковнику в голову не приходило. А Варенов в один прекрасный день возьми да заяви:
        - Пошел вон отсюда.
        - Как так? - удивился Анатолий Иванович.
        - Тут не армия! Денежки мои собственные, с чего я их стану в помойку выкидывать?
        Анатолий Иванович слегка прошелся по адресу обидчика, точнее, по адресу его денежек. У Варенова в этой жизни есть абсолютно все, он даже собственный корабль имеет. А денежек у него по-прежнему куры не клюют.
        Закончил бы наш стажер свою жизнь под забором, но Александра Николаевна посоветовала обратиться на биржу труда. На бирже Анатолий Иванович поступил на какие-то курсы. Учеба шла туго. Курсы пришлось оставить и продолжать свою профессиональную переподготовку у нас в офисе, под присмотром Валерии Викторовны.
        Валерия радовалась, возмущалась и смущалась. Однако природная честность и прямота не позволили ей скрыть от меня самого главного:
        - Наташа, мы его ничему не научим. Только время даром потратим и деньги.
        - Пока учите, - пожала я плечами. - Варенова выйдет из отпуска, скажете ей.
        Но тема Анатолия Ивановича нравится Валерии сама по себе, безотносительно к результатам. Она теперь часто заглядывает ко мне поболтать о своем, о самом заветном…
        После ее заветного юные лица Насти и Лейлы кажутся особенно серьезными. И говорят они, наоборот, только о серьезном. Вот кто на самом деле подвержен комплексу отличниц!
        - К сожалению, Лейла, придется переделывать. Ты воспользовалась не той шкалой…
        - Но, Наталья Павловна! - В черных глазах Лейлы читается укор. - Вы же сами нам объясняли…
        - Извини! - Услышав телефонный звонок, я мгновенно забыла о существующих в мире шкалах оценки и методиках проведения экспертного анализа. - Мы продолжим попозже.
        Девушка почтительно вышла из кабинета, а я нажала кнопку «SEND» на телефоне с таким чувством, с каким самоубийцы спускают курок. День сегодня необыкновенный - день судебного разбирательства по делу о Лешкиной квартире.
        И я не ошиблась в своих предчувствиях: Лешка действительно собирался расстрелять меня. За все! За то, что из множества выставленных на рынок квартир я предложила ему купить именно эту! За то, что из всех бесчисленных адвокатских контор я подписала контракт с самой убогой, беспомощной, голимой.
        - Ты мне сам прислал ее адрес… - слабо возразила я.
        Но Лешка не слушал:
        - И надо было устраивать эту комедию с Глебом! Давно объяснила бы мне, кто он такой, сами бы обо всем договорились! В тысячу раз лучше, без всякого суда.
        - Попробуйте договориться теперь…
        - Хм! Теперь! Суд подтвердил его права на квартиру. Он не до такой степени придурок! Понятно, почему ты изо всех сил стремилась запихнуть мать в сумасшедший дом!
        - Я стремилась?
        - Чтобы в родительской квартире мне не досталось ни метра! Мать хотела объявить недееспособной, квартиру перевести на себя. А потом выйти замуж за Глеба - еще и той квартирой завладеть.
        - Лешка!
        - Что - Лешка? Лешка теперь бомж! Без определенного места жительства!
        Лейла деликатно приоткрыла дверь - комплекс отличницы гнал ее исправлять допущенные ошибки. Спросила:
        - Наталья Павловна, к вам можно?
        Я покачала головой. Надо подумать, подвести итоги. Итак, мой эксперимент с треском провалился. Брат ни минуты не может находиться в тяжелых обстоятельствах. Горе не сделало его терпимее и мудрее. Каким ты был - таким ты и остался!
        Господи, для чего я полезла в его жизнь? Что собиралась доказать, объяснить, продемонстрировать? Свое благородство? Обстоятельства сложились таким образом, что о благородстве и заикаться нельзя, дай бог отмыться от той грязи, которой Лешка только что меня окатил.
        Сказать ему:
        - Я хотела, чтоб ты почувствовал, хотя бы немножко: у этой жизни есть темные стороны.
        Он рассмеется:
        - Тебе завидно, что твоя жизнь - помойка, а моя - райский сад!
        Нечто подобное, только, конечно, совсем в других выражениях, уже однажды сказал мне Глеб. Глеб… Я совсем забыла о нем. Наверное, ему тоже досталось от Лешки. Он - подлинно невинная жертва моих дурацких экспериментов!
        Однако настроение у Глеба - безмятежное и спокойное. Дело с квартирой завершилось так, как должно было завершиться. Еще ему по-человечески жаль моего брата. Надо отдать должное: держался Лешка очень корректно. Хотя и удивился, узнав, кто такой Глеб, но не более того. Расстались они вполне мирно, как и положено будущим родственникам. Куда поехал Лешка, Глеб точно не знал. Сам он торопился на работу: новые проблемы и незавершенные дела, а пора уже подумать об отпуске.
        - Ты тоже подумай.
        - Я думаю, Глеб.
        - Наташ… в принципе это не мое дело, но я хотел спросить про Алексея… Где он будет жить?
        - Ну как ты думаешь где? - ответила я устало. - Похожа я на человека, способного выкинуть родного брата на улицу? Конечно, на Ленинском проспекте! То есть он получит часть квартиры в собственность, а жить будет по старому адресу - в Ганновере.
        - Тем более ты теперь переедешь ко мне… Я думаю, нам надо устроить новоселье!
        - Новоселье? Ты же говорил, что родился в этой квартире.
        - Действительно, я в ней родился, а вот пожить мне там не пришлось. Я получил ее в наследство от деда, сделал ремонт, вскоре уехал в Новотрубинск и так далее. Ну и что с новосельем?
        - Как скажешь.
        Мне очень хотелось выдавить из себя хоть капельку радости, но, увы, - в моих словах дышала одна унылая покорность. Безбрежная унылая покорность. Море унылой покорности… Океан. Но Глеб, кажется, хотел именно покорности. Сказал в первом же серьезном разговоре: ты должна соглашаться со мной. Так ему проще. По жизни он не борец.

«Жуткое зрелище будет представлять наше семейство - слабый человек и безропотная жена. - Я криво усмехнулась. - И дети - такие же слабые, унылые, безропотные - родятся от этого союза».
        Я представила себе семью: трое детей, отец и мать. Все в серых мешковатых одеждах, почти в рубищах, дети даже не поймешь кто - девочки или мальчики. И бредут они все вместе по пыльной средневековой дороге с посохом и заплечными мешками. Бредут и бредут, словно вырванные из времени.
        - Наталья Павловна, объясните, пожалуйста, почему нельзя по этой шкале!
        Лейла уже несколько раз заглядывала в кабинет. Мое неподвижное сидение перед включенным монитором она расценила как уклонение от непосредственных служебных обязанностей. А раз так - нужно срочно призвать меня к порядку. Это все разные грани комплекса отличницы…
        Закончив консультировать Лейлу, я позвонила Лешке.
        - Значит, так, - говорила сухо, без предисловий. - Мы с мамой давно, задолго до суда, решили, что ты получишь свою долю квартиры на Ленинском. Третью часть. Мне кажется, у тебя нет поводов для истерики.
        - Да что ты понимаешь? - как вепрь, взревел мой брат. - Я потерял такую квартиру! Считай, у меня из кармана просто вытащили сто тысяч баксов! Прикинь?! Про Ленинский-то понятно! Ленинский - это само собой. Но мою собственную квартиру вернуть уже не получится… В суде мне знаешь что посоветовали? Найти Воронову и стребовать с нее деньги, а я…
        - Поезжай к матери и обсуди с ней вопрос своего водворения в нашу квартиру. Только веди себя прилично! - сердито отчеканила я в ответ и с удовольствием зашвырнула телефон в глубины стола Александры Николаевны.
        А Ленинский-то, значит, само собой! А я думала… Сначала Лешка почувствует, что оказался без дома, а потом, когда я поделюсь с ним своим планом, оценит мой поступок. И смягчится. Увидит: я просто так готова отдать ему свою собственность. Поймет: это нормально - жертвовать собой для других. Пусть не собой, но хоть своим. Пусть имуществом, а не жизнью.
        Но Лешка такое развитие событий изначально мыслил как единственно возможное. Называя себя во всеуслышание бомжом, брат просто рисовался… О чем говорить? Водворение блудного сына и брата в родительский дом - всего лишь мелкая жизненная деталь, несущественная подробность. О таких на третий день забывают!
        Остаток дня я прожила с неприятным, гадливым чувством. Не хотелось работать, не хотелось идти домой. И к Глебу ехать не хотелось. Он (так некстати!) затеял праздник, назвав его малым новосельем. Угощал чем-то вкусным, наливал красное вино в узкие высокие стаканы, ежеминутно обнимая, целуя меня или поглаживая мои колени… Внутренний неуют усилился еще и потому, что в последний раз я бывала в этой квартире в обществе Влада. Совсем не к месту вспоминались эпизоды из прошлого, ненужные откровенные подробности, шокирующие мою целомудренную натуру. До чего странно и причудливо может иногда завернуться жизнь!
        Отчаявшись хоть немного меня развеселить, Глеб поинтересовался, в чем причина столь плохого настроения.
        - Голова болит. - Я выдала первое, что пришло на ум, и тут же почувствовала: у меня действительно болит голова.
        - Тяжело быть начальником?
        - Тяжело! Скорее бы Александра Николаевна возвращалась из отпуска.
        - Тяжела ты, шапка Мономаха, - засмеялся хмельным смехом Глеб.
        А я, сколько ни пила в тот вечер, не смогла даже немного расслабиться, не говоря уж о том, чтоб напиться.
        - Вот поедем на Памир, оттуда, с высоты, все такой ерундой покажется: суды, квартиры, ценные бумаги… У тебя голова от переутомления болит. Я сейчас уложу тебя спать.
        Я покорно разделась и легла на Лешкин диван. Брат купил его в дорогом мебельном салоне на Можайском шоссе. Приглядывался и приценивался целый месяц, ждал: может, скидки на диван будут, но так и не дождался, по-моему… Почему Лешка не закатил сцену Глебу? Не смог, обезоруженный его интеллигентностью? Или не захотел поступаться своим имиджем обаятельного, легкого человека? Перед посторонними неудобно. А вот с родными удобно все.
        Я закрыла глаза, и тут же перед моим мысленным взором задвигалось серое семейство. Куда это они шли всю ночь по пыльной дороге?
        Глава 9
        На следующий день я навестила маму и узнала, что Лешка утренним рейсом улетел в Германию. В Москве у него не было больше дел.
        Мама его поведение не комментировала. Сказала только, все хорошо, что хорошо кончается, и тут же перевела разговор на другую тему.
        Сегодня, во время утреннего обхода, музыкальный доктор назвал маму героем и молодцом и велел готовиться к выписке:
        - Недельки через две-три будете дома!
        Вот это новость! Новость из новостей!
        Еще вчера я упивалась собственным благородством, своей способностью жертвовать ради других… Но теперь жизнь потребовала от меня новой, более ощутимой жертвы. Легко было отказаться от сорока метров площади в пользу Лешки. Ведь за мной сохраняется еще сорок, да и жить на них я не собиралась пока. А вот отказаться от долгожданной поездки на Памир, о которой мы столько мечтали с Глебом! В первую минуту мне показалось: я этого сделать не в состоянии.
        - Игорь Львович просил тебя зайти. - Мама пришла мне на помощь, заметив мое замешательство.
        Для приличия я посидела минут пять, поболтала о пустяках, потом попрощалась и направилась в кабинет к музыкальному доктору.
        Беседовали мы довольно долго. О непредсказуемости психических болезней, о фантастическом развитии современной медицины, о лекарствах, которые ставят безнадежных больных на ноги… Вы, наверно, догадываетесь, как мы беседовали: я слушала - он говорил… И вот одно из этих расчудесных лекарств - коаксил - помогло маминому быстрому выздоровлению. Кроме того, она прошла курс массажа, физических упражнений, обязательной музыкальной терапии (куда же без нее?) и к выписке готова хоть сегодня. Однако в клинике ей надо задержаться еще на две-три недели - опасно сразу выходить из-под контроля врача.
        - Я все поняла. Большое спасибо, - ответила я грустно.
        Доктор истолковал грустный тон по-своему и посоветовал ничего не бояться.
        - Если что, немедленно обращайтесь к нам. Вы же убедились, чем чревата любая самодеятельность!
        Я правда убедилась и ни о какой самодеятельности не помышляла. Я думала о разбитых вдребезги мечтах об отпуске, потому что в самом начале разговора доктор заявил:
        - После возвращения из клиники вы не должны оставлять Инну Владимировну одну.
        Что мне оставалось делать? Я честно старалась приучить себя к мысли о том, что отпуск в этом году отменяется. То есть мой отпуск начнется строго по графику, но без Глеба это не отпуск. Я заранее тосковала по нему, к тоске примешивалось чувство вины за вчерашнее.
        Обидевшись на Лешку, заодно на весь мир, я вымещала свои обиды на Глебе. Молча вымещала - целый вечер просидела с надутыми губами, называя его про себя беспомощным, слабым, безвольным! Сейчас я вообще не могла понять, с чего такие мысли полезли мне в голову. Совершенно верно - Глеб не умеет работать локтями, плохо себя чувствует в конфликтных ситуациях… Только это не слабость, а благородство! По прихоти плохого настроения я превратила его достоинства в недостатки. И прямо-таки упивалась этими недостатками, раздувала их, как воздушные шары, беспощадно унижая своего единственного…
        При воспоминании о таком своем поведении я едва сдерживалась, чтобы не закричать:
«Гадкая! Гадкая! Гадкая!!!» Впрочем, подобные реплики прозвучали бы естественнее произнесенные героиней русской классической литературы, и, следовательно, я не совсем безнадежна - мой внутренний мир организован сообразно национальным канонам. Еще и пословица есть такая: не согрешишь - не покаешься…
        Я каялась и тосковала… Тосковала и каялась…
        Вечера мы теперь проводили дома. Тихие, семейные вечера. Оба спешили с работы, как к началу какого-то действа. А какое дома может быть действо? Ужин, несколько часов вдвоем - включаем телевизор, пьем сухое вино, по привычке курим одну на двоих сигарету. Я уже освоилась в новой квартире: пересаживаю цветы, запекаю в духовке рыбу, мелю кофе, мою на кухне пол, ругаю Глеба за забрызганное пеной для бритья зеркало и думаю, думаю, думаю…
        Оказывается, мне не так и хочется на Памир. Что там делать? Убивать животных? Разве это нормально, когда хочется убивать?
        С большим удовольствием я побуду на даче. Поработаю в саду, поболтаю с Ольгой Константиновной, загляну к ней в гости, послушаю старые пластинки. Майский вечер и наш последний разговор с ней кажутся мне далеким-далеким. Ольга Константиновна просила тогда: «Приезжайте почаще, так неуютно сидеть на даче одной…» Я пообещала, и с тех пор не видела ее ни разу.
        А если предложить Глебу отказаться от поездки на Памир? Я колебалась ровно минуту, а потом решила - не стоит. Перед командировкой ему надо хорошо отдохнуть. Он устал, а впереди целый год серьезной работы. Да мало ли какие еще испытания впереди.
        Я сажусь рядом с ним на диван, всматриваюсь пристальнее и убеждаюсь - устал. Резче обозначились морщинки у глаз, а глаза - напряженные, сосредоточенные.
        - Ты чего? - Он ловит мой взгляд.
        - Ничего… Так просто. Хочешь чаю?
        Устал. Пусть едет на Памир. Дома отдыхать невозможно. От дома рукой подать до работы. На работе, это всем известно, только ответственность и проблемы! После такого отпуска вряд ли исчезнет напряжение, застывшее у него на лице…
        А у нас на даче Глебу будет скучно. К тому же он незнаком с мамой. Вдруг присутствие незнакомого человека плохо подействует на нее? Но если я поеду на дачу без Глеба, плохо будет мне…
        Такая вот ситуация - кто-то обязательно должен пострадать. Видимо, этот кто-то и есть я. Мама и Глеб, каждый по-своему, такие беззащитные… К тому же мне совсем не хочется уподобляться любимому братцу Леше. И следовательно, Глеб поедет на Памир, а мы с мамой - на дачу. На даче цветы, прогулки, старая музыка… Но ничто не заменит мне Глеба!
        - Глеб, ничто мне не заменит тебя! - Я стою на пороге комнаты, сжимая в руках чайный поднос.
        - Почему меня надо заменять?
        - Ты ведь уезжаешь на Памир…
        - Что значит - ты? Мы уезжаем.
        - Ты уезжаешь…
        Я объясняю - как будто откручиваю назад свои размышления. Последняя фраза, ставящая точку в изливаниях души:
        - Маму выпишут из больницы на следующий день после твоего отъезда.
        Я опускаю поднос на столик перед диваном, присаживаюсь на краешек, ломаю шоколадку.
        - И ты не поедешь? - медленно переспрашивает Глеб.
        - Не поеду… Попробуй джем - настоящий крыжовник!
        А Глеб так хочет, так хочет, чтобы я поехала с ним! И начинается новая полоса жизненных препятствий - искушения.
        - Ты не понимаешь, от чего отказываешься…
        Чай давно выпит, опущены шторы и разложен диван, а я все слушаю, от чего мне приходится отказаться: от особой атмосферы гор, от не земных - космических - пейзажей, от непередаваемого чувства, которое испытывает настигающий добычу охотник…
        - …От наших вечеров вдвоем, от ночей, от твоих темнеющих глаз, от страсти и нежности, от согревающих душу насмешек… Но если я оставлю маму одну, я буду уже не я.
        - Да, - вздыхает Глеб. - Ты будешь не ты. Ты не оставишь…
        Эти слова для меня самые важные из всего сказанного им в тот вечер. Они - последнее, о чем я думаю перед сном, и первое, о чем я вспоминаю, проснувшись утром. И потом, в разлуке, скучая по Глебу, я всегда помню все слова. Иногда сопоставляю их с другими, произнесенными им вначале: «Если ты будешь рядом, я, наконец, смогу обрести себя…»
        Спокойствие, надежность - вот что для него во мне главное. Женщин на свете много: есть гораздо красивее, привлекательнее, умнее, но хорошо ему только со мной - для настоящей жизни важна человеческая устойчивость. Только в стабильном климате можно реализовать себя.
        Об этом и много еще о чем я рассказываю маме. Она протестует:
        - Зачем ты себя унижаешь? Ты у меня - красавица и умница. А уж как идет тебе новая стрижка!
        - Стрижка идет, но все равно мне далеко до античного образца женской красоты.
        - До античного - согласна. Но ведь представление о красоте менялось от эпохи к эпохе. Если полистать альбомы, походить по музеям…
        - Мама, не смеши! Ты в конце концов доищешься - окажется, что я похожа на женщин с картин голландцев. На домовитых тетушек в чепцах.
        Сначала мама смеется, а потом ругает меня. Чувство неполноценности, по ее мнению, изживается двумя способами:
        - Во-первых, самопереубеждением…
        - Да что ты? Таких слов даже в словаре не встречается!
        - А во-вторых, работой над собой. Работа над собой - это то, чем она мучала меня с детства. Но сейчас я ей благодарна за это. Никогда нельзя успокаиваться на достигнутом, надо стараться стать лучше.
        Стараясь стать лучше, я сажусь в машину и через весь город еду в Лизин салон заниматься фитнесом. Плаваю с гантелями в руках, из бассейна перехожу на тренажеры, и - завершающий круг ада - степ.
        Степовка - это не только для фигуры, но и для сердца. С ним у меня плохо дело, утверждают врачи, хотя сама я раньше этого не чувствовала. Раз не чувствую, значит, и беспокоиться не о чем. То есть раньше так было. А теперь я забочусь о собственном сердце. Его плохая работа может помешать реализации самого важного в моей жизни проекта - рождению сына.
        Может помешать - вчера такой вердикт мне вынесли в центре страховой медицины
«Зоя». Зоя - это не имя хозяйки, «зоя» в переводе с греческого - жизнь. У меня есть все необходимое для того, чтобы дать жизнь своему ребенку, может только не справиться сердце.
        Врачи суетятся, предлагают на выбор разные курсы лечения, я беру тайм-аут и отправляюсь степовать в надежде, что степовка лучше всего решит проблему моего здоровья.
        Решит, наверное, когда-нибудь… Но из спортивного зала я выхожу тяжело дыша и, пока моюсь в душе и одеваюсь, все еще не могу справиться со свистящим, учащенным дыханием.
        - Что с тобой?! - всплеснула руками Лиза.
        - Одышка. Сердце плохое, - начинаю я, собираясь капитально пожаловаться на жизнь.
        - А почему ты совсем забросила фитнес? Месяц почти не приезжала.
        - Некогда… Не стоило мне, наверное, клубную карту покупать. Я не устояла.
        - У тебя совершенно неправильный подход к жизни! - критикует Лиза. - Ну-ка быстро рассказывай, почему тебе некогда!
        Я загибаю пальцы:
        - Мама, Лешкин суд, начальница в отпуск уходила, меня и.о. оставляла.
        - Я же говорю: подход неправильный, - улыбается Лиза. - Запомни, у женщины три заповеди: учиться, лечиться и отдыхать.
        - Ты по заповедям живешь?
        - Ой, ну что ты? Какие заповеди! Дом, работа… Как Инна Владимировна поживает?
        Я объясняю, что поживает она, в общем, неплохо. С утра мы гуляем по Ленинскому, днем отдыхаем, потом недолго смотрим телевизор и готовим ужин.
        - На дачу пока не поедете?
        - Мама не предлагает, и слава богу. Я ведь все лето не ездила - трава там в человеческий рост.
        - Не может быть! - не поверила Лиза. - Ты загубила такую красоту!
        - Говорю же, некогда! Нельзя объять необъятное.
        - Наташ, мне Лена сказала, Лешка квартиру потерял. Правда?
        - Правда. Сделка, совершенная на основании фальшивых документов, считается недействительной.
        - И деньги ему не вернут?
        - Конечно нет! Кто ж возвращать будет?
        - Елена говорит, он очень расстроился.
        - Расстроился - мягко сказано. Так орал на меня по телефону, я думала, у нас в офисе стекла вылетят.
        - Он всегда был таким, ты внимания не обращай. Тем более, представь себе, каково в наше время без квартиры остаться. Без квартиры и без прописки.
        - Неприятно, кто спорит. Только я, во-первых, ни при чем, а во-вторых, как же мы с мамой допустим, чтобы он остался без квартиры и без прописки?
        - К себе его пропишете?
        - Ну а как еще?
        - А то Ленка думает, что он теперь на ее квартиру будет претендовать. Это последнее место его прописки.
        - Я думаю, не будет. Зачем? Ему интереснее в Германии, карьеру делает.
        - У него там жена?
        - Женщина. Фрау Гросс.
        - Ты ее видела?
        - Два раза говорила по телефону… на плохом немецком. Я его в университете чуть-чуть изучала.
        - Понятно… Ты меня подождешь? Я через двадцать минут заканчиваю, заедем к нам, поужинаем… Лена что творит! Все каникулы от безделья изнывала. Но в один прекрасный день взяла и накупила кулинарных книг и теперь балует нас разносолами. Сегодня плов сделать обещала. Попробуешь произведение своей племянницы.
        - Спасибо, Лиз, но я не могу. Мама одна долго, я беспокоюсь… А ты знаешь, что такое плов? Принципы здорового образа жизни запрещают есть мясо вместе с крупами, к тому же сухофрукты, как и любая сладость, создают в организме вредное брожение, мешающее полноценному усвоению продуктов, способствующее болезням желудка и развитию целлюлита.
        - Наташ, ты просто ходячая энциклопедия.
        - Только благодаря твоим коллегам по салону красоты. Меня этому научил ваш диетолог.
        - Да знаю я все эти премудрости! Только соблюдать их - нет сил. А ты неужели выдерживаешь?
        - Эта идея маму очень заинтересовала.
        - Здорово! У таких больных обязательно должен быть интерес…
        Приятно после занятий фитнесом посидеть в кафе, выпить холодной минералки и пообщаться с Лизой. С Лизой мне всегда нравилось общаться.
        Дурак наш Лешка, думала я, возвращаясь домой, потерял такую женщину! По сравнению с ней фрау Гросс…
        Впрочем, я ничего не знаю о фрау Гросс, только то, что у нее хриплый голос, она грассирует как все немцы, и называет моего брата Алексом. Еще мне ее голос показался недовольным. Или просто несчастным? Кто может быть счастлив рядом с нашим Лешкой?
        Я чувствую, во мне еще живет старая обида. Но ведь и Лешка делает вид, будто на что-то обижается. Не звонит, не дает о себе знать. Это должно огорчать маму.
        Мама поджидала меня в прихожей:
        - Угадай, кто нам только что звонил?
        - Лешка! - брякнула я, разглядывая счастливое мамино лицо.
        - Ошибаешься. - Мама улыбнулась ободряющей улыбкой. Дескать, не стоит волноваться, я - в норме! - Звонила твоя Ирина. Она собирается подъехать через полчаса.
        Мама расстаралась по случаю прихода гостьи: купила торт, фрукты, бутылку шампанского, стол накрыла торжественной бордовой скатертью, а сама нарядилась в светло-серую шелковую кофточку, белую джинсовую юбку и неожиданно стала походить на иностранную туристку, разгуливающую по московскому метро.
        - Ирина сказала, у нее вагон новостей!
        - Вышла замуж? - догадалась я, вспомнив, что последние наши разговоры были только о Николае.
        В июле они уехали в Испанию, и больше Иринка мне не звонила.
        - Вышла замуж, переехала в Крылатское, отправила сына учиться в Англию, строит дом по проекту дворянского особняка…
        - По проекту дворянского особняка?
        - Не веришь? - хохочет мама. - Я тоже не поверила. Но Ира объяснила: купила проект у Музея архитектуры.
        - А в Крылатском она как оказалась?
        - Там квартира ее мужа находится. Переживут в ней период стройки и - в особняк.
        Глядя на Иринку, можно подумать, что живет она в особняке с рождения, а не только еще собирается в него переехать. Ее стиль теперь безупречность - в осанке, прическе, одежде, макияже. Я любуюсь светлыми, естественного оттенка волосами, нежным персиковым загаром, красиво подчеркнутым скромной белой рубашкой и роскошным перламутровым колье. Такие же колье Иринка преподнесла нам с мамой в подарок.
        Она изменилась не только внешне - стала медлительной, важной, серьезной. На ней, как на музейном экспонате, появилась некая лакированность.
        Впоследствии выяснилось, что я права. Николай - человек заметный в мире бизнеса, всегда на виду. Сначала Ирке было невыносимо сознание того, что на нее смотрят: приходилось сдерживаться, подбирать слова, держать сутуловатую спину прямо. А потом бытие определило сознание. Теперь моя подруга не представляет, что можно сесть за руль восьмой модели «Жигулей», как это делала она еще несколько месяцев назад. Да и вообще, зачем садиться за руль самой - на то есть шоферы! Зачем убирать со стола посуду, если целая комната в квартире отдана горничным?..
        Иринка продолжала делиться этими откровениями с мамой, а я убежала на телефонный звонок.
        - Наташ, вы еще не спите? - послышался в трубке Лизин голос.
        - Нет, все в порядке. Говори.
        - Я хочу тебе предложить… У мужа на фирме открывают новое направление - садово-парковый дизайн. Ты бы не хотела воспользоваться их услугами?
        - Нет, мне это ни к чему. Вот моя подруга строит особняк за городом. Может, заинтересуется?
        - Хорошо, если заинтересуется… Но ведь ты сама говорила, что у тебя проблемы. На даче все заросло, и это огорчит Инну Владимировну…
        - Действительно! - обрадовалась я. - Как хорошо ты придумала, Лиза!
        - Приезжай завтра на фитнес, привози ключи от дачи. Расплачиваться будете по факту. Все пожелания к ландшафту впишешь в договор.
        - Пожелания минимальные - скосить траву, создать несколько клумб. С такими пожеланиями и дилетант справится.
        - Ты не думай, Саша сказал, они не дилетанты… Наташ, мне Елена сказала, ты выходишь замуж.
        - А Лена откуда знает?
        - От Лешки. Но понимаешь, что самое интересное? Он сказал, что твой жених - владелец той роковой квартиры.
        - Это не самое интересное! - засмеялась я. - Самое интересное - он сам… Этот владелец, - добавляю вполголоса.
        А возвратившись в комнату, слышу, как мама рассказывает Иринке:
        - Замужество просто как эпидемия. Натка ведь тоже замуж собралась… за одного очень хорошего человека. Мы ей сегодня платье купили: совершенно без рукавов, а юбка на каркасе. Цвета шампанского… Оригинальное такое!
        Глава 10
        Все кругом говорили только о свадьбе - спрашивали, удивлялись, советовали. Количество приглашенных на бракосочетание росло день ото дня.
        - Лиза и Ленка - обязательно, - поясняю я Глебу. - Ленка - моя племянница, Лешкина дочка, а Лиза - его первая жена, но она мне почти как подруга… Таня - это моя бывшая сослуживица. Так неинтересно звучит - бывшая сослуживица, но Таня совершенно необыкновенный человек… Чем необыкновенный? Ой, Глеб, не знаю, не знаю чем! Внешне такая неприметная - маленького роста, в очках, короткая стрижка… Только внешнее в данном случае не показатель. А моя Иринка… Ну, Иринка, моя подруга, помнишь ты еще ревновал меня к ней, наши телефонные разговоры подслушивал… Подслушивал-подслушивал, а то я не видела!.. Ах, ты меня не к Иринке ревновал!.. Ну вот, Иринка - это подруга, Лиза - родственница, а Таня - бывшая сослуживица. Я хочу, чтоб в этот день со мной были мои самые дорогие люди… Не знаю, Глеб, приедет ли Лешка. Мы можем послать ему приглашение на электронный адрес. Или позвонить. Ну а твоих друзей вообще пересчитать невозможно.
        - Вы собираетесь заказывать ресторан? - интересуется моя будущая свекровь.
        Очередную субботу мы проводим у нее в гостях в Пущине - знакомимся, обсуждаем предстоящую свадьбу.
        - Да, мама. Тот ресторан, где мы отмечали помолвку.
        Окна крошечной, но очень стильной столовой с камином и бронзовым, граненым фонариком вместо люстры (в холодное время года здесь, наверное, вечные сумерки) смотрят на заросший ивняком берег Оки. За Окой белеет колоннами усадьба, принадлежавшая некогда поэту Пущину. Я вспоминаю рассказы Глеба: в детстве усадьба была любимым местом их игр, шалостей и прогулок…
        - Ах, вы уже и помолвку отметили?
        - Так получилось, мам. Само собой, спонтанно. - Взглядом Глеб приглашает меня принять участие в разговоре.
        И я опять с упоением рассказываю все сначала…
        - Вы знаете, в первый момент я страшно растерялась. По характеру я такой человек - мне совершенно не нравятся авантюры.
        - Это в наше время большая редкость. Сейчас почти не осталось порядочных людей. Кругом творится что-то ужасное! Вот вчера, встречаю соседку…
        - Аня, - прерывает Анну Сергеевну муж, - пощади Наташу хотя бы ради первого раза. Нельзя так сразу на человека - надо дать ему адаптироваться! Скажите, Наташа, а ваша фамилия как-то связана с почвоведением?
        - Связана непосредственно. Я закончила факультет почвоведения в МГУ.
        - Так вы дочка Векшина, Павла Дмитриевича?
        - Да, я его дочь.
        Интересней было бы послушать про соседку, чем воскрешать погибшие родственные связи. Бывшие родственные связи. Навсегда, безвозвратно утраченные…
        Павел Дмитриевич - такой… Такой и еще такой! Умный, талантливый, простой в общении. Николай Михайлович знаком с моим отцом со студенческих лет. Он тоже выпускник МГУ, учился на биофаке. Они познакомились, когда в футбол играли - каждый за свой факультет. Отец был нападающим. Очень способным, запросто мог уйти в большой спорт… Потом им приходилось общаться по работе, и отец не забыл старого знакомства, не пренебрег, хотя стал к тому времени маститым ученым. Николая Михайловича это растрогало - он вспоминал об отце тепло, с благодарностью.
        - А чем он теперь занимается? Ученые такого масштаба…
        - Николай, свари, пожалуйста, кофе, - просит мужа Анна Сергеевна, случайно бросив взгляд в мою сторону. - И вот еще что: принеси коньяк, который мы пили в прошлое воскресенье с Логиновыми. Он там стоит, на полочке. Очень приятный… Ну так вот, встречаю я соседку… Наташа, а признайтесь честно, вам не хочется ехать в Новотрубинск?
        - Почему же? Очень даже хочется.
        - Современные женщины обычно держатся за работу, тем более, насколько я знаю, с работой у вас дела обстоят прекрасно. Вам не жалко оставлять высокооплачиваемую должность, карьеру?
        Нет, мне ни капли не жалко. Отдав десять лет жизни почвам, я по-настоящему так и не прониклась этой насущной проблемой. Да и к ценным бумагам не прикипела душой… Работала, вникала только потому, что деньги были нужны. Как прожить без денег? И помощи ждать неоткуда… А уж карьера - это просто смешно, это уж точно не для меня! Верховодить Катей, Любашей, Валерией (замыкает блестящий перечень моих гипотетических подчиненных стажер Анатолий Иванович) - ну какое здесь удовольствие?!
        - С карьерой, Анна Сергеевна, как получится.
        - Я тоже так думаю, - поспешно кивает мать Глеба. - Для женщины главная карьера - семья.
        Многие дамы старшего поколения высказываются в этом смысле. Что-то такое щебечет Ольга Константиновна и тут же чуть ли не со слезами на глазах бросается поздравлять меня.
        - Еще рано, Ольга Константиновна. - Я улыбаюсь смущенно. - Приходите на свадьбу, там и поздравите.
        - А когда?
        - Пятого октября.
        - А сегодня двенадцатое сентября. Еще почти месяц.
        Поздним вечером, сидя на террасе, мы с Глебом думаем о том, что будет через месяц. Двенадцатое октября - это совсем не то что двенадцатое сентября. В сентябре во всем еще ощущается безмятежность лета, а в октябре понимаешь - неизбежен скорый приход зимы. Двенадцатого октября мы летим в Новотрубинск. Там сильные ветры, штормит океан. Глеб уверяет: шторм - потрясающее зрелище.
        - Потрясающе жуткое?
        - Потрясающе красивое.
        - Просто ты любишь экзотику - горные озера, океанские штормы…
        - А ты?
        - Мне больше нравится средняя полоса. Реки, поля. Помнишь, как мы ездили на Волгу? В детстве я иногда мечтала поселиться в маленьком русском городе на берегу реки. Русские города часто стоят на реках.
        - А жить будешь на берегу океана.
        - Во взрослой жизни это не имеет значения. Во взрослой жизни уже другие ценности, важно не где, а с кем, - шепчу я, наклонившись через стол к Глебу.
        До этого мы все вместе пили чай, потом мама ушла спать, а мы засиделись за чайным столом, замечтались, заговорились.
        - Все-таки я боюсь, что тебе будет скучно в Новотрубинске. На редкость серый, прозаичный город.
        - Скучно бывает только скучным людям!
        - А ты не причисляешь себя к ним? - спрашивает лукаво Глеб.
        - Поживем в Новотрубинске - увидим… Увидим, когда поживем в Новотрубинске.
        - Как ты там будешь, в этом жутком Новотрубинске?! - забыв, что надо изображать степенность, взволнованно спрашивает по телефону Иринка. - Там штормы, дожди, с электричеством перебои и ни одной знакомой души!
        - Ты же сама всегда говорила - семья…
        - Мало ли я глупостей говорила?!
        - Значит, отказываешься от своих слов?
        - Нет, не отказываюсь, - поясняет Ирина голосом павы. - Просто сейчас в Москве столько всего интересного. Разных развлечений, удовольствий. Глупо лишать себя всего этого.
        - Ничего, вернемся - наверстаем!
        Хорошая жизнь делает людей лучше. А очень хорошая - уже нет. От очень хорошей жизни можно потерять чувство реальности, совершать неадекватные поступки и обзавестись вычурными манерами. Интересно, а от очень плохой?..
        - Ничего смешного! - отвечает Ирка с достоинством. - И вообще, я позвонила, чтобы поздравить тебя с днем рождения и пожелать тебе мудрости - ты вступаешь в возраст Христа!
        Мой день рождения - двадцать шестое сентября, день холодный, солнечный, беспокойный. Порывистый ветер треплет пестрые кроны деревьев, срывает с них листья, и они живописно парят над землей. Полет осенних листьев - торжество эстетики увядания. Осень - это смерть. Но только осенью природа так волнующе красива, так дерзко привлекательна. Смотришь - не можешь наглядеться…
        Откружившись, листья падают в застывшую лужу. На морозе вода замерзает, на холоде - стынет. И так же стыну я у приоткрытой двери балкона, вдыхая полной грудью разлитые в воздухе ароматы осени. Ароматы увядания и свежести. Есть в этом противоречивом на первый взгляд сочетании что-то жизнеутверждающее. И если от озоновой легкости весны тянуло подняться в воздух, то от здоровых запахов осени хочется энергично шагать по широкой дороге к самому горизонту. Весна опьяняет, осень - бодрит. Поэтому я больше люблю осень.
        - Сегодня такая прекрасная погода! Это ради вас, Наталья Павловна! - Анатолий Иванович предлагает выпить за мое обаяние и красоту - в обеденный перерыв я устроила маленький фуршет по поводу дня рождения.
        - Правда, Наталья Павловна! Такая красавица… Что вы в этом ужасном Новотрубинске будете делать? - с выражением суеверного ужаса на лице спрашивает хитренькая Лейла.
        - Так она туда с мужем едет! - улыбается Александра Николаевна. - Муж - главный человек, для него и стоит быть красивой.
        Да, у Александры все четко! Хоть работу возьми, хоть семейные отношения…
        - А по-моему… - щурит накрашенные глазки Настя. Мы с Александрой Николаевной переглядываемся. Понятно, в возрасте двадцати лет хочется волновать умы и кружить головы всем без разбора. - А по-моему… - Под воздействием коньяка и шампанского девушка, пожалуй, поделилась бы с нами своими мыслями о красоте, но у нас в офисе пополнение - еще два стажера, и оба мужчины, при них неловко на такие темы разговаривать.
        - У вас новые украшения, Наталья Павловна? - Лейла умело ликвидировала неловкость, созданную подругой. - Вам очень идет!
        - Муж подарил сегодня. На день рождения…

…Я все стояла у приоткрытой балконной двери, перебирая в памяти прошлые дни рождения. Менялись лица и обстоятельства, оставалась вечная осень, ее ароматы, краски, настроения… и в это время ко мне неслышно подошел Глеб. Я получила в подарок темно-синий фарфоровый ларец старинной английской фирмы. «Since 1726» - гласила надпись на глянцевой бирочке. В ларце лежала целая коллекция украшений. Именно коллекция. Там было все - браслет, два кольца, серьги, колье, брошь! Оправленная в золото моя любимая бирюза - крупные камни, насыщенные цветом моря, много-много застывших морских капель и брызг.
        - Глеб, неужели ты все это выбрал сам?
        - Конечно нет. Это мать выбирала.
        Анна Сергеевна! При нашей единственной встрече она показалась мне вежливо равнодушной. Сын давно вырос, существует сам по себе. Встретил нормальную женщину. Женитесь, я не против, поживите, а там будет видно. Тогда, по крайней мере, я так расценила ее настроение. Но сейчас, держа в руках драгоценный ларец, я почувствовала: меня любят. Обо мне думают. Меня понимают и мной восхищаются. Не только Глеб, но и его мама.
        - Сколько вкуса! - воскликнула Александра Николаевна.
        - Не иначе ему женщина помогала. - Валерия даже за праздничным столом не желала выходить из привычной роли ехидны.
        - Да, помогала женщина. Свекровь.
        По случаю дня рождения я ухожу с работы пораньше. Никаких общественных мероприятий мы не затеваем - хватит с нас предстоящей свадьбы, которая и радует, и пугает своими неожиданными масштабами. Сегодня мы просто поедем к маме на именинный пирог.
        Глеб подбирает меня на Каширке. Смеется:
        - Тебя издалека видно. Светлое пятно на серой обочине.
        Я одета в короткий бирюзовый плащ, на голове белый шифоновый шарф, и на ногах высокие белые сапоги. Взглянула в зеркало, выходя из офиса, и чуть ли не единственный раз в жизни осталась собой довольна…
        На заднем сиденье машины - букет.
        - Глеб, это мне?
        - Их там два, тебе и Инне Владимировне… Мне сегодня прислали адрес нашей квартиры в Новотрубинске. Там, кстати, было несколько фотографий.
        - Интерьер? О, как интересно!
        - Посмотришь дома вечером. Я перебросил их нам по «мылу». Квартира большая, но район новый, далеко от центра.
        - От центра чего?
        - От центра города.
        - Новотрубинска?
        - Зря ты смеешься. Центр есть в каждом городе.
        - Наверное. Но из Москвы кажется, в Новотрубинске - что центр, что окраина…
        - Это снобизм.
        - Это отсутствие воображения. По твоим рассказам я пытаюсь представить себе Новотрубинск и не могу.
        - Послушай, Наташа, ты так серьезно относишься к этому городу, будто собираешься поселиться в нем навсегда. Мы пробудем там максимум полгода. Весной вернемся в Москву.
        Уедем, вернемся… Сколько всего изменится до весны. Озонная легкость, светские рауты, развлекательные поездки растворятся в прошлом, жизнь будет наполнена заботами о муже и сыне. Когда я в последний раз покидала центр страховой медицины
«Зоя», мне вручили распечатку - дни, благоприятные для зачатия. Если один из сентябрьских дней, точнее, одна из сентябрьских ночей действительно оказалась благоприятной, то я вернусь в Москву с сыном. Поселюсь на даче и буду каждый день ходить к нашему озеру. Женщинам, мечтающим о дочерях, рекомендуют ходить в музеи и смотреть на портреты красавиц. Но ко мне это не относится - у меня будет мальчик.
        По многолетней привычке я открыла дверь в мамину квартиру своим ключом. Странно приходить сюда гостьей. Впрочем, много чего мне теперь странно…
        В квартире было по-праздничному чисто, пахло именинным пирогом - ванилью и сдобой. В холодильнике стояли салаты, заливная рыба, на плите - еще не совсем остывший сотейник с пряно пахнущими кусочками индейки. Все готово для начала именинного ужина. Не было только мамы.
        Пошла за хлебом, подумала я и тут же обнаружила на подоконнике два мягких батона. За фруктами, за соком…
        Но сок тоже отыскался в холодильнике, блюдо с виноградом - в моей комнате на комоде.
        Не найдя себе другого занятия, я стала накрывать на стол, перемывала рюмки, тарелки. Глеб принес из машины купленные по моей просьбе бутылки сухого белого вина. Ничего крепче мама пить, конечно, не станет.
        Она скоро вернулась. Усталая, немного грустная, тихо поздоровалась с нами.
        Глеб подарил ей букет, поздравил с именинницей.
        - С именинницей, - сначала вполголоса повторила она. Потом воскликнула: - С именинницей!
        Непонятно кому было адресовано это восклицание. Мы стояли в прихожей, чувствуя неуют и напряжение. Потом сели за стол. Напряжение нарастало.
        - Давайте выпьем… за Наталью, - предложил Глеб.
        Я машинально подняла фужер, в уме выстраивая схему действий. Коаксил хранится у меня в комнате. Схожу за виноградом, принесу таблетки. Уговорю принять, умолю, ради меня, Лешки, дня рождения, ради всего святого, ради жизни на земле…
        - Как элегантно ты сервировала стол, - обычным теплым, приветливым тоном обратилась ко мне мама. - Стоит за тебя выпить.
        - А как вкусно ты все приготовила! - обрадовалась я. - Правда, Глеб?
        - Очень вкусно. Особенно вот этот салат.
        - Тут красная икра, креветки… - всего в салате оказалось двенадцать компонентов. - Я его сама придумала.
        - Думаю, ты не скоро еще достигнешь такой виртуозности, - заметил Глеб мне.
        - А что мне еще делать в Новотрубинске? Буду виртуозности добиваться - сочинять салаты.
        - Ты только меня ими не отрави.
        - В Новотрубинске? - переспросила мама тихо. - В Новотрубинске!
        Я встала и пошла за коаксилом. Так разволновалась, что совершенно забыла про виноград.
        Когда я вернулась, сжимая в руках таблетки, мама как ни в чем не бывало рассказывала Глебу:
        - Я бы очень хотела еще хоть раз в жизни взглянуть на океан! Когда-то мы с мужем гостили в Штатах, его коллега пригласил, тоже профессор университета… Меня поразила Атлантика! Океан и море - абсолютно разные вещи! Ведь разные же, Глеб? Вы согласны?
        - Да, океан - это мощь. А Наталья всем морям и океанам предпочитает реки… Реки средней полосы России.
        - Наталья… Наталья!
        - Мама, выпей вот это, - быстро заговорила я. - Выпей коаксил, это надо, Игорь Львович сказал…
        Грохнув стулом, мама поднялась из-за стола.
        - Игорь Львович? - Она рассмеялась, коротко и резко. - И ты ему веришь?!
        - Конечно. Он нам столько раз помогал, это хорошее лекарство, прими… Мы сейчас попьем чаю… Так вкусно пахнет пирог…
        - Игорь Львович ждет не дождется нашей смерти!
        - Чьей - нашей?
        - Твоей, моей, Алешиной!
        - Господи, мама… Ну откуда ты взяла? Кто тебе сказал?
        - Леонарда! - ответила мама твердо. - Мне это сказала Леонарда. Я только что была у нее на приеме.
        - Выпей лекарство. Леонарда - коммерческая аферистка. Я все про нее знаю. Лизин муж был первым браком женат на ней… - Я все тараторила и тараторила, совершенно забыв, что говорить надо мало, медленно и властно. А я только оправдывалась и умоляла.
        - Лиза сама аферистка! Бросила Алешу, выкинула его из дома.
        - Что ты, мама? Ты что? Она ему квартиру купила…
        - Она ничего не покупала. Была в сговоре с бандитами. По ее милости Алеша остался бездомным, и если бы не я… Но теперь я не могу ему помочь… его хотят убить, его поджидает опасность! А тебе…
        - А что мне?
        - Ты связалась с нечистым!
        - Что?! - Я услышала, как Глеб вышел из комнаты.
        - У тебя был богоданный, предназначенный тебе судьбой человек. Ты сама растоптала свою судьбу, выбрала нечистого, прокаженного, проклятого в астрале!
        Мама тяжело опустилась на стул, уткнулась лицом в тарелку с недоеденным салатом и страшно завыла.
        - Зачем ты это говоришь?! Перестань! Прими коаксил.
        - Ничего я принимать не буду! Ты хочешь заглушить во мне голос совести!
        - Мамочка, я тебя умоляю, послушай!
        Задыхаясь от жалости, я шагнула к маме, но она тут же отреагировала:
        - Отойди! Ты стала такая же прокаженная, после того как связалась с ним…
        Не помню, как Глеб очутился рядом со мной. Обеими руками он держал меня за плечи, повторяя:
        - Наталья, пошли.
        - Пошли! Пошли вон отсюда, прокаженные! Опершись коленями на стул, мама ритмично раскачивалась и время от времени выкрикивала:
        - Прокаженные! Нечистые!
        - У тебя губы посинели, - прошептал Глеб. - Если мы сейчас не уйдем…
        Взяв его под руку, я вышла из маминой квартиры.
        Глава 11
        Я не знала, что можно вообще не думать. Ехать в машине, подниматься в лифте, мыть руки, ходить по комнате и не иметь при этом никаких мыслей.
        Первое, о чем я, наконец, подумала, - надо присесть. Ноги болят - целый день на шпильках!.. Вот здесь присяду - в кресле, у балкона.
        Кресло Лешкино. Неужели он подарит нам эту роскошную мебель? Она же стоит целое состояние!
        Не подарит. Да и с какой стати? Он ее на Ленинский перевезет и поставит в своей части квартиры. На своих сорока метрах. А если будет тесно, то и на моих. Так и надо. Лешка молодец! Зачем я к нему приставала?! У него трезвый - нормальный - взгляд на вещи, он не берет на себя лишнего… Когда еще сказал: лечить психические болезни - дохлый номер. Сегодня и я убедилась - дохлый. Хватит, хватит с меня этих ужасов!
        Надо позвонить Лешке и сообщить: у матери очередной приступ, приезжай и улаживай ее судьбу. Я больше не могу! Не могу я больше… И еще я выхожу замуж. Правда, он уже все это слышал, тому назад четыре месяца. Ответил: «Ну выходи».
        Я объясню - надо найти радикальное средство борьбы с маминой болезнью. Лешка что-то узнавал в свое время: инвалидность, опекунство, социальное обслуживание. Хорошо бы оформить все это сейчас… и как можно скорее, потому что я жить хочу! Хочу иметь семью, растить сына. Я никому не позволю называть моего мужа проклятым и прокаженным! Даже если это сделала в состоянии аффекта моя собственная мать, я все равно никогда не прощу ей этих слов!
        Я так хочу любви и нормальной жизни! Я так долго ждала!..
        В комнату вошел Глеб с бутылкой сухого вина в руках.
        - Сейчас это не самое эффективное средство, но другого нет. Выпей, чтоб успокоиться.
        - Я не хочу пить… Ты просто посиди со мной.
        Это было лучшим успокоением - прижаться головой к его плечу, спрятаться у него на груди, почувствовать его губы, руки, тело. Как небесное откровение явилась мысль: счастье - это когда замираешь от любви, а не от гнева, брезгливости или ужаса! Я замирала от любви. Любовь жила в моей душе, теле и простиралась далеко, до самого горизонта. Любовь стала моим настоящим и моим будущим. А прошлого у меня просто не было. Потому что я пришла в этот мир для любви, а все, что с ней не связано, не имеет ко мне отношения… Глеб, должно быть, почувствовал это и даже во сне не разжимал рук.
        Утром он повез меня на работу. Не позволил садиться за руль, боялся, что после вчерашнего…
        - Все нормально, Глеб. Нормально.
        Какие скучные, заезженные слова… Как обидно, что я не могу сейчас же рассказать ему о своей любви, которая вчера спасала меня от стресса. Спасала и спасла!
        - Все нормально Глеб!
        - Вот теперь я вижу, нормально.
        В тот день я даже не пыталась работать. Не стала включать компьютер, просто перебирала бумаги в ящиках стола, а коллегам сказала, что провожу ревизию. Сидела, бесцельно выдвигала и задвигала ящики. Потом вдруг позвонил Лешка.
        - Натали! Наташка! Ты думаешь, я забыл тебя с днем рождения поздравить?
        - Не забыл?
        - Как можно? Единственная сестра! Ну, поздравляю, поздравляю. Пожеланий нет никаких - ты у нас само совершенство! Только здоровья, удачи - это все само собой разумеется!
        - Леша, нам надо что-то делать с мамой. - Я поспешила выйти в коридор и на свободе поделилась с братом своими вчерашними мыслями.
        - Ну слава богу! Наконец-то, Натали, наконец-то. Возраст сравнялся - сразу ума поприбавилось.
        - Леш, ты приедешь, поможешь с бумажками?
        - Как я могу?.. Хотя, может, я приеду скоро, и уж насовсем.
        - Насовсем? Почему? С фрау своей поссорился?
        - Да ну ее… - неожиданно выругался Лешка. - И вообще, сестренка, влип я в нехорошую историю.
        - Алеш, как с матерью быть? У меня пятого свадьба, двенадцатого мы улетаем из Москвы…
        - Найми юриста. Там справки собирать надо… Справок всяких немерено.
        - Ты уже нанял одного юриста! - напомнила я.
        - Ну чего ты равняешь? Там была безнадега, а тут все законно - мать-то, надо признаться, не в своем уме.
        - Ты давно с ней разговаривал?
        - Давно… Ты не думай, я не звонил - у меня у самого, как из рога изобилия, всякая дрянь посыпалась.
        - А может, ты сейчас с ней поговоришь? Мне как-то неприятно звонить после того, что у нас вчера получилось. Я понимаю, она не виновата, но в то же время…
        - Да поговорю, Натали, не проблема! - Мне показалось, Лешке не терпится восстановить мир. - Новости получишь из первых рук.
        Новости оказались странными. У мамы не отвечал ни один телефон, ни городской, ни мобильный.
        - Попробуй сама, - посоветовал Лешка. - Тебе проще. А я тоже буду дозваниваться.
        Я продолжала выдвигать ящики стола, периодически нажимая на клавишу дозвона. Мама не отзывалась. Я шла в туалет намочить губку, протирала пыль везде, где только можно, а мамин телефон все молчал. Я собрала в стопку ненужные бумаги, перевязала бечевкой, хотела отнести их в мусорный контейнер на улицу, и тут мой телефон зазвонил сам. Определитель высветил номер Глеба.
        - Немедленно собирайся и приезжай домой.
        - Глеб, что произошло?
        - Все в порядке. Не оставляй на работе ничего ценного и лучше возьми такси.
        - Глеб, я не понимаю тебя!
        - Дома все обсудим. Я тоже еду.
        Быстро договорившись с Вареновой (она никогда не удерживала нас в офисе, правда, с условием обязательной последующей отработки), я вышла на Каширку, остановила такси и через полчаса поднималась в квартиру.
        - Собирайся! - Глеб с озабоченным видом пересекал по диагонали единственную в квартире комнату. - Сегодня мы летим в Новотрубинск.
        - Как в Новотрубинск?
        - Все изменилось! Уже в ближайшие дни начнутся испытания установки. Необходимо мое присутствие.
        - Так необходимо? - Я подспудно надеялась выиграть время.
        - Необходимо, безусловно! Возьми с собой минимум вещей, остальное купим в Новотрубинске.
        - А как же билеты?
        - Уже заказаны. Я продиктовал наши паспортные данные по телефону. В аэропорт надо приехать пораньше - билеты придется выкупать.
        - А самолет когда?
        - Без пятнадцати восемь. Сейчас три часа. Но если учесть, что в городе пробки, надо торопиться. Ты где оставила машину?
        - На стоянке. Еще позавчера. Вчера и сегодня ты сам подвозил меня на работу.
        - Хорошо. Я свою машину на стоянку отогнал, квартира на сигнализации… Что еще?
        - Наша свадьба.
        - Перенесем на весну. Расписаться придется в Новотрубинске. Такой городок, знаешь ли, полувоенный… Нравы почти советские. Иначе нас с тобой просто не поймут.
        Я вытащила мобильник и в очередной раз нажала кнопку дозвона - повторила попытку с прежним результатом.
        - Глеб, а если я не поеду?
        - Ты что? Я не могу ехать без тебя! Не могу, я понял это еще на Памире. Ты объяснила ситуацию на работе?
        - Нет.
        - Ничего, позвонишь. Причина серьезная - муж едет в командировку! Давай, Наталь, собирайся.
        - Глеб, я не могу дозвониться маме. Дома ее нет и мобильный не отвечает.
        - Из самолета ей позвонишь. Собирайся, плохо со временем.
        Я вытащила из шкафа те немногие вещи, что успела перевезти к Глебу. Специально я переездом не занималась, откладывала на потом.
        - Все, Глеб, готово.
        - Сейчас должна подъехать машина.
        - Тогда я быстро сбегаю на Ленинский. Туда-сюда десять минут.
        - Успокойся! Не надо нервничать.
        - Я должна убедиться, что с мамой все в порядке.
        - Не должна!
        - Почему?
        - Ты ей уже ничем не поможешь.
        - Все равно она моя мать.
        - Ее место в психиатрической лечебнице. Рано или поздно она окажется там и без твоего участия. Именно поэтому мы срочно уезжаем.
        - Как же ты такое говоришь, Глеб? - Я случайно прикоснулась к своей щеке и только сейчас заметила, что плачу. - Как же так?
        - Ты нужна мне, Наталья. Очень нужна, вот что главное, и не надо об этом забывать. Мы улетим в Новотрубинск, поженимся, и у нас родится сын… Я не могу лететь без тебя и не лететь не могу тоже, - добавил он после недолгой паузы, и я заметила, что глаза у него потемнели.
        Он с силой притянул меня к себе. По моим собственным представлениям, я должна была замереть от счастья, но вместо этого тихо и упрямо проговорила:
        - Все верно, Глеб. Но я не могу оставить маму.
        - А помнишь, ты сказала, что готова всегда соглашаться со мной?
        - Я и готова, Глеб. Но сейчас ты требуешь невозможного. Давай подождем несколько часов. Давай же, давай, Глеб! Я просто удостоверюсь, что она жива и с ней все в порядке.
        - Да что с ней может быть в порядке?! Как может быть в порядке человек, обреченный закончить жизнь в сумасшедшем доме?
        - Мне надо убедиться, что она хотя бы жива.
        - Это не имеет значения.
        - Глеб, это моя мать! И она - человек. Человеческая жизнь…
        - Такая жизнь - ничто! Ноль! Пустое место!.. Идем, за нами приехали.
        В оцепенении я взяла сумку с вещами, маленькую сумочку с документами, нажала на кнопку лифта, пока Глеб долго и кропотливо запирал замки. Но в лифте оцепенение пропало.
        - Глеб, прости, я не могу ехать! Не могу!
        - И это твое последнее слово? Твой окончательный выбор?
        - Ну зачем ты меня ставишь перед таким выбором? Зачем мучаешь, Глеб? Глеб!!!
        - Затем! Наша будущая жизнь не может быть испорчена присутствием твоей матери. Ты все отлично понимаешь! Теперь иди в машину, вон - черная «ауди».
        Я сделала несколько шагов по направлению к машине, потом вдруг передумала, прошла мимо, свернула в арку и углубилась во дворы. В черной «ауди» с надсадным дребезжанием заработал мотор, и она, подпрыгнув, рванулась с места. Я не оборачивалась - догадалась по звукам. Так бывает у машин с плохо отрегулированным сцеплением. Как люди не боятся на таких ездить? Создают лишние возможности для аварии, рискуют своей и чужой жизнью…
        Глава 12
        Дальше - неинтересно. Маму я не застала дома. Квартира все еще сохраняла приметы праздника. Подчеркнутый, будто специально для посторонних глаз наведенный порядок, торжественные букеты в высоких хрустальных вазах…
        Посуду после неудавшегося застолья мама перемыла, закуски убрала в холодильник. На столе только валялась начатая упаковка таблеток и ее мобильный телефон. От нечего делать я прочитала инструкцию по применению лекарства.
        Таблетки полагалось употреблять при наступлении тяжелых депрессивных состояний. Поскольку депрессивное состояние запросто может закончиться суицидом, коаксил от больных советовали прятать. В качестве противопоказаний в инструкции были названы болезни сердца и желудка.
        Мне показалось, не будет хуже, если я проглочу такую таблетку. Правда, пока тяжелого депрессивного состояния у меня нет, но наверняка все впереди. Что произошло у нас с Глебом? Господи, что-то ужасное. Ужасное и, кажется, непоправимое. Почему же я ничего не чувствую? Так бывает: ударишься обо что-нибудь острое локтем или коленкой, и в первую минуту не чувствуешь боли. Боль приходит потом. Боль придет…
        Зазвонил телефон. Чужой грубый мужской голос просил «позвать к трубочке Векшину Наталью Павловну». И, услышав, что это я, без заминок и промедлений пригласил меня приехать для опознания трупа женщины…
        - На вид лет пятьдесят пять - шестьдесят, русые волосы, среднего телосложения. В ее сумке лежали документы на имя Векшиной Инны Владимировны.
        Труп обнаружили сотрудники линейной милиции в пригородном электропоезде Киевской железной дороги сегодня, в половине шестого утра…
        Я ответила, мол, сейчас приеду, и спокойно подумала, что очень вовремя приняла таблетку…
        Маму подвело сердце. Она не страдала сердечными заболеваниями, хотя, как оказалось, была предрасположена к ним. Регулярное употребление антидепрессантов вызвало к жизни дремавшие недуги. Музыкальный доктор не учел или не захотел учесть побочного эффекта назначенного лекарства, и это стало причиной скоропостижной маминой смерти.
        С доктором мы разговорились на похоронах. Он волновался, краснел и бледнел, так что периодически мне приходилось его успокаивать. Я-то чувствовала себя неплохо, вдоволь наевшись маминых таблеток, благо организацию похорон полностью взял на себя вернувшийся из Германии Лешка.
        - Скажите, Наталья Павловна, с чего начался у нее новый приступ? - спрашивал успокоенный мной доктор.
        - С моего дня рождения, - рассказывала я равнодушно. - Мама взялась все приготовить, а потом куда-то уехала. Когда мы пришли с работы, ее не было дома.
        - То есть домой в тот день вы пришли не одна?
        - Почему это вас удивляет? Все-таки день рождения…
        - А с кем, если не секрет?
        - С мужем. То есть с будущим мужем.
        - Вот видите! Вам не следовало ее волновать! Замужество дочери - факт, трудно воспринимаемый родителями. Даже здоровые люди переживают. А уж с ее диагнозом! Тем более она переутомилась, много готовила. Я же просил вас в первое время не оставлять ее одну, следить за нагрузками!
        Чтобы отвязаться от доктора, я достала из кармана куртки давно вибрировавший там телефон. Меня не интересовало, кто звонит, мне просто опостылело общество этого человека. Доктор бодро зашагал между могилами, а я, наоборот, остановилась, увидев на определителе номер Глеба. Что он хочет мне сказать? О чем мы тогда не договорили? Мне казалось, в природе не существует таких тем… И, не очень понимая, что делаю, я бросила телефон в бурую кучу осенних листьев, возле которой стояла.
        Куча была аккуратной, плотно утрамбованной. Телефон не провалился под листья - так и остался лежать на поверхности. Ничего, осень - пора листопадов. Скоро подоспеют новые партии листьев и поглотят телефон. За территорией следят здесь очень внимательно. Это престижное, дорогое кладбище - на нем теперь хоронят не только и даже не столько старых москвичей, но в первую очередь бандитов и новых русских. Представители этих социальных категорий даже после смерти не позволят обидеть себя…
        С кладбища поехали на поминки в ресторан. Лешка все решил отмечать в ресторане: и поминки, и девять дней, и сорок…
        И как они незаметно прошли, эти сорок дней!.. Мы жили с Лешкой в одной квартире, но я почти не видела брата. Он часто уезжал, не ночевал дома, потом отсыпался и снова куда-то спешил.
        - У тебя серьезные неприятности? - спросила я после сорока дней.
        - У меня - серьезные наоборот!
        - Неприятности наоборот?
        - Да, и очень серьезные! - дурачился Лешка.
        - Тогда рассказывай.
        - Не проблема!
        После проигранного квартирного процесса, глубоко потрясенный произошедшим, мой брат возвращался в Германию. В самолете через проход от него сидела группка девушек, лет по двадцать пять - тридцать. Танцевальный коллектив, как выяснилось позже. Все девушки стройные, симпатичные, а одна - более того. Лешка спросил, как ее зовут.
        - Виола, - последовал ответ.
        - А полностью?
        - Виолетта. Виолетта Остапенкова.
        Виолетта Остапенкова оказалась не только красивой женщиной, но и человеком непростой судьбы. До двенадцати лет она передвигалась исключительно на костылях - врожденный вывих тазобедренного сустава, не распознанный врачами в раннем возрасте. На лечение нужны были деньги. Мать Виолетты долго стучалась в двери разных фондов - и достучалась. В Фонде реабилитации инвалидов детства нашлась необходимая сумма.
        После успешной операции Виола с матерью, прихватив с собой цветы и конфеты, отправились в фонд поблагодарить.
        - Скажите спасибо Хрипачу! - улыбнулась председательша. - Если бы не он, не жить на свете нашему фонду.
        Назавтра они поехали сказать спасибо. К Хрипачу (что такое Хрипач - фамилия или прозвище, Виоле до сих пор неизвестно) их долго не пропускали, но мать, изнемогавшая от желания сказать спасибо, сумела-таки добиться высокой аудиенции. Хрипач оказался толстым, мрачным и, как правильно заметила Виолина мама, какого-то бандитского пошиба. Денег он не жалел не только на инвалидов детства, но и ни на что вообще. Сообщив об этом матери, он предложил продать ему Виолетту. Мать не поняла, переспросила… и быстро согласилась.
        А чего отказываться? Сама всю жизнь прожила на медные деньги. Девчонке пятнадцатый год - читает по слогам, сложить два и два не может. С костылями - какая школа?! Пусть хоть немного поживет по-человечески.
        И стала Виола жить по-человечески. О своем житье-бытье она рассказывала Лешке в ганноверской гостинице, захлебываясь слезами. Хрипач содержал ее уже десять лет, оставаясь первым и единственным в ее жизни мужчиной. Да, он поставил ее на ноги, благодаря ему она вышла на сцену, ради нее на деньги Хрипача была создана шоу-группа «Карамболина». Но больше такой жизни она не хочет! Тем более после того, что произошло у них с Лешкой.
        Лешка решил действовать как Дон Кихот - спасать от гаремного гнета свою Дульцинею, но тут же был предупрежден сотрудниками службы безопасности танцевального коллектива.
        Гастрольная поездка «Карамболины» по Германии завершалась, и брат счел, что и ему больше нечего делать в этой стране. Прилетел в Москву вместе с девушками.
        В Москве лавры Дон Кихота опять не стали давать ему покоя. Лешка предпринял безумную попытку найти псевдо-Воронову и вернуть свои деньги, но потерпел фиаско.
        - К сожалению, Наташ, ничего другого не остается - нам придется продавать квартиру.
        - Зачем? - Я все еще не улавливала связи между грустной Виолиной историей и судьбой нашей квартиры.
        - Виола по характеру странный человек. Замкнутый, неразговорчивый, немного даже дикий. К тому же привыкла к роскоши…
        - Ты собрался окружить роскошью эту девчонку?
        - Я собираюсь на ней жениться…
        - Это почему? - спросила я и тут же угадала ответ: Лешке нравится быть героем и первооткрывателем жизни. Для несчастной девочки Виолетты он и есть первооткрыватель и герой. - Но неужели ты не боишься?
        - Я должен.
        - Он убьет тебя.
        - Виола сказала, с ним можно договориться. Силой он не станет ее удерживать. Но прежде чем она расстанется с ним, я должен обеспечить ей достойные жизненные условия. Поэтому, как только вступим в права наследования, с квартирой придется расстаться. А за эти месяцы я подыщу новое жилье для Виолы.
        - И для меня.
        - Это само собой.
        Все ясно. Девочка хоть и несчастная, но не промах! У Блока есть такие стихи, помню, учили в школе:
        Поднимались из тьмы погребов…
        Брат с ней еще намучается! Но я промолчала. Его жизнь - пусть он в ней разбирается сам, а мне надо разбираться в своей. Удивительно, что только теперь, на тридцать четвертом году пребывания на свете, я постигла эту нехитрую премудрость.
        В конце зимы я въехала в новую квартиру. Дом высокий, кирпичный, светло-бежевый, в пяти минутах ходьбы от станции Кольцевой линии метро. При советской власти о таких говорили «улучшенной планировки». Улучшенной по-настоящему была лишь кухня, просторная, светлая, с выходом на лоджию, а все остальное так себе: две комнаты - побольше и поменьше, холл, санузел. Приятно, правда, что квартира недавно отремонтирована. И ремонт хоть и недорогой, но почти художественный, со вкусом…
        Всем - продажей, покупкой, переездом занимался Лешка. Все провернул в рекордные сроки, уж не знаю, как это ему удалось. Он отобрал лучшую мебель из родительского дома и поставил ее ко мне в квартиру. А остальную, наверное, выбросил. Кому сейчас старая мебель нужна?
        А для Виолы Лешка приобрел апартаменты в пентхаусе. Все заработанные в Германии деньги ушли у него на гнездышко для любимой. Виола собралась с духом и переговорила с Хрипачом. Как и положено благородному разбойнику, Хрипач отпустил пленницу на все четыре стороны и даже «Карамболину» финансировать обещал.
        Со дня на день Виола должна была войти в свои новые владения королевой. Лешка, сидя на моей кухне, мечтал об этом с детской радостью и одновременно с тревогой.
        Что до меня, то я уже две недели как справила новоселье и теперь активно обживалась на новом месте. Но еще задолго до переезда я сделала для себя одно интересное открытие: я беременна. Открытие не обрадовало, не испугало и не удивило меня. Оно было закономерным финалом той, прошлой, жизни. Точнее, одного ее эпизода.
        Больше для проформы я сходила в центр страховой медицины «Зоя», получила письменное подтверждение диагноза, скромный сувенир в подарок и горячие устные поздравления. В центре помнили о моих августовских визитах и приглашали подписать с ними долгосрочный контракт.
        - Подумаю, - ответила я.
        Мне действительно надо было подумать. Услуги «Зои» стоили отнюдь не дешево, а расходы в ближайшем будущем мне предстояли большие. И прежде всего расходы на няню. Долго сидеть с ребенком - для меня дорогое удовольствие. Месяц-два - больше не получится. Потом придется выходить на работу, и, следовательно, без няни не обойтись. Няня должна быть интеллигентной, опытной, с медицинским образованием, а не иногородней девчонкой, утверждающей, что прекрасно справится со своими обязанностями только потому, что выросла в многодетной семье и воспитала пятерых сестер и братьев. Какими она их воспитала? Чем они болели при этом?
        Нет, няню надо искать самую что ни на есть первоклассную. На няне нельзя экономить. Ведь мой мальчик и так будет с рождения многого лишен. Многого, многого… Например, отца. Плохо это? Однозначно плохо!
        Но временами, вспоминая Глеба, я думала: неплохо… и даже неплохо совсем!
        В начале нашего знакомства Глеб виделся мне ярким, интересным, необыкновенным. Но теперь все это яркое, интересное, необыкновенное представлялось чем-то бесформенным, будто сваленным в кучу. Как листья на кладбище: огненно-красные, лимонно-желтые, а вместе - просто бурая масса. Куча мусора…
        Почему же так? Иногда мне казалось, я знаю, как ответить на этот вопрос. Все дело в том, что Глеб совершенно лишен воли - главного свойства человеческого и особенно мужского характера. Он пытался разыгрывать из себя волевого:
        - Ты должна во всем соглашаться со мной!
        Но в такие минуты отсутствие воли особенно бросалось в, глаза. Потому что воля - это не стремление подчинять себе окружающих. Это потребность делать добро, поддерживать, защищать и, в конце концов, изменять мир к лучшему! А без воли, как без стержня, все, даже самые замечательные, достоинства перемешиваются и получится ровный серый цвет.
        В действительности Глеб был не ярким, а серым. Подвергнув его своему заветному тесту, я опрометчиво решила, что результаты могут быть положительными. Просто в душе я мечтала о положительных результатах и приняла желаемое за действительное.
        Поэтому, думала я, не увидев своего отца, мой мальчик много не потеряет. Я буду любить его, заботиться о нем, но воспитать постараюсь настоящим мужчиной. Любящая мать может очень много! Материнское чувство станет для меня лучшим проводником в этом сложном деле… Ведь наша мама, даже ослепленная душевной болезнью, все очень точно знала про нас - Лешка и в самом деле находился в те дни на волоске от гибели, а я собиралась выйти замуж не за того человека… Слава богу, что не вышла!
        Впрочем, подолгу раздумывать на эти темы мне теперь было некогда. Нескончаемые хлопоты с новой квартирой плюс работа - обязанности заместителя начальника подразделения, а потом и заместителя директора предприятия… Да, вот такую должность пришлось мне занять почти накануне декретного отпуска! Никто нас ни о чем не спрашивал, просто в один прекрасный день Варенова сообщила, что отныне мы не структурное подразделение ларионовской конторы, а независимая компания -
«Financinal elefant». Учредители - супруги Вареновы.
        - Как так? Почему? - в голос воскликнули Валерия Викторовна и Анатолий Иванович. Они вообще теперь многие вещи делали синхронно.
        Александра только пожала плечами. Но вечером я узнала, как так. Мне позвонила Таня.
        Таня разыскала меня с большим трудом. С момента нашего последнего разговора я сменила и городской, и мобильный телефоны. Пришлось Тане звонить по нашему старому адресу, добывать координаты риелторской фирмы, выходить на Лешку, да еще подробно объяснять ему, кто она такая.
        - Вот молодец, что все-таки дозвонилась. - Я искренне обрадовалась Таниному звонку.
        - Да… - протянула Татьяна. - Такая настырность не от хорошей жизни.
        - Что-то не так?
        - Ты еще не знаешь, что Ларионов прикрыл наш офис?
        - Зачем? Что его не устраивало?
        - Его-то как раз устраивало все. Налоговой не понравилось только, что Катя часть договоров не проводит через бухгалтерию, а получает за них черным налом.
        - К вам налоговая приходила?
        - Угу! И застукала нас в лучшем виде!
        - А теперь что?
        - Как тебе сказать? В принципе страшного ничего нет. Все претензии у них к Ларионову. Они его вроде бы оштрафовали на большую сумму, какие-то деньги Кате пришлось вносить. Она с шефом в пух и прах разругалась. Ларионов кричал, что деньги еще не все, что сейчас они начнут копать, и от греха подальше решил прикрыть наш офис.
        Я сообразила, что Вареновы удачно воспользовались ларионовскими неприятностями и буквально из-под носа стянули у него целое структурное подразделение. Структурное подразделение - это не ластик и не карандаш. Оно значительные деньги приносит! И значит, Вареновы на крупную сумму обворовали нашего прежнего владельца. Только это недоказуемо. У «Financinal elefant» все документы в идеальном порядке, все договора перезаключены, лицензии получены. Работай в свое удовольствие!
        - Катерина уже ездила куда-то на собеседование. Не взяли! Она думает, ларионовские происки. А Любаша, ты не слышала? Ушла из главного офиса и открыла собственный ресторан.
        - Вот это да! Настоящий ресторан?
        - Нет, вроде не ресторан - кафе в русском вкусе. У них даже живая музыка есть - балалайки!
        - Ну а ты что делать собираешься?
        - А как ты думаешь? Работу искать. Ты мне не поможешь?
        Я, конечно, была бы рада ей помочь, тем более что и Варенова очень оживилась, услышав о Тане. Молодое предприятие быстро набирало обороты, а среди стажеров иногда попадались такие одиозные личности… Тот же Анатолий Иванович…
        - Мы его в завхозы переведем, - вздохнула Александра Николаевна. - У него с хозяйством лучше получится, он сам как тряпка половая!
        Анатолия Ивановича в завхозы, на его место Таню, Лейлу с Настей на повышение. И все равно с работой мы пока не справлялись.
        - Наталья Павловна, вы не подготовите приказы? У вас такой хороший русский язык…
        Мне еще и за секретаря приходилось работать…
        Выходные я теперь проводила за городом, уезжала на дачу или в подмосковный пансионат «Сойкино». И в первом и во втором случае были свои минусы и плюсы. В
«Сойкине» не надо было беспокоиться о насущном хлебе, а на даче - тихо, пустынно…
        По утрам я любила прогуливаться по пока еще заснеженному саду, вечерами забиралась на второй этаж и слушала старые пластинки. Еще летом я предусмотрительно выпросила их у Ольги Константиновны, которая считала пластинки хламом и подумывала избавиться от них.
        Однажды, собираясь за город и уже выходя из квартиры, я лицом к лицу столкнулась с Иринкой.
        - Кругом! - скомандовала она мне. - Домой ша-а-гом марш!
        Пришлось разворачиваться и идти в квартиру.
        - Слушай! Как мне надоело тебя разыскивать! Ты это понимаешь, а? Ну что, трудно позвонить сказать, у меня новый номер телефона, новый адрес…
        - Прости, Ириш, - оправдывалась я. - Этот переезд, знаешь ли, все так быстро, так внезапно…
        - Внезапно! - не сдавалась Иринка. - Пришлось мне тебя по базе данных искать, Лешку твоего дергать! Получается, только я заинтересована в нашей дружбе, а тебе на меня плевать!
        - Зачем ты такие слова говоришь - плевать? - Я устало вздохнула. - Столько лет дружим…
        - То-то и оно! Дружим столько лет, а ты даже не хочешь позвонить, спросить, как у меня дела?
        - Как у тебя, Ир, дела?
        - Плохо, ужасно! Хоть ложись и умирай!
        - С Николаем?
        - Да! Да! С Николаем! Я с ним больше не могу жить! Даже в одной комнате находиться!
        - Вы что, поссорились? - спросила я вяло.
        - Мы не ссорились и не мирились! С ним это невозможно. С ним вообще невозможно!
        - То есть раньше было все нормально, а теперь стало невозможно?
        - Раньше мне было все равно!
        - Как это все равно?
        - Лишь бы выйти замуж!
        - Ну а вышла - терпи! И вообще, что за идиотское желание - выйти замуж?
        - Идиотское желание?! - закричала Ирка. - Тебя так об стенку, я бы посмотрела, какие бы у тебя были тогда желания!!
        - Успокойся, Ир! Об какую еще стенку?
        - Не дай бог, конечно! Я просто тебе говорю: поставь себя на мое место. Я разрываюсь между двумя детьми, муж наблюдает за нами из-за заборчика, весь поселок со смеху умирает. Ты не понимаешь, мне так хотелось доказать…
        - Доказать?
        - Доказать! Всем им! Теткам этим, балаболкам, Кеше, про его жену я уж не говорю. Я к этому шла десять лет. Николай - не какой-нибудь менеджер средней руки! Да они до сих пор от удара оправиться не могут!
        - Кто они?
        - Да весь поселок! С Кешей во главе.
        - Ты думаешь, и Кеша?
        - Не думаю, а знаю!
        - Откуда?
        - От верблюда! От самого Кеши…
        - Что же он тебе сказал?
        - Что… я для него единственная женщина! Но к сожалению, он это только сейчас понял.
        - Когда увидел тебя рядом с Николаем на фоне дворянского особняка!
        - Ты думаешь?.. Конечно, это первое, что напрашивается… Но он так хорошо это сказал… так просто, так убедительно…
        - А что ты ему ответила?
        - Ответила, как пушкинская Татьяна! - Иринка преисполнилась чувства собственного достоинства. - Что он - тоже единственный. Но теперь поздно.
        - И с тех пор ты не можешь видеть Николая?
        - Да он только затем и был нужен! Чтоб Кеша понял: я единственная. - Подруга с вызовом взглянула на меня. - А дальше - конец.
        - То есть развод?
        - Да ты что, Наташка, какой развод?! Думаешь, я совсем ненормальная? Не понимаю, что вытащила счастливый лотерейный билет?!
        - Тогда держи его покрепче!
        - Я бы и держала, но Кеша…
        - А что Кеша?
        - Это он во всем виноват! Испортил мне всю жизнь! Из-за него я прошла через позор и ужас, из-за него вышла замуж за этого Николая! Из-за него…
        - Нет, Ир, не из-за него. Все, что происходит с нами, происходит исключительно из-за нас самих.
        - Ты так думаешь? - заинтересованно уставилась на меня Ирка.
        - Я в этом теперь убедилась. И претензии у меня только к себе.
        - Замечательная позиция! Наверное, очень облегчает жизнь… Слушай, у тебя ничего нет выпить?
        Я сварила Иринке кофе, к нему достала бутылку рижского бальзама, а себе налила травяной чай.
        - Зачем я вышла замуж за Николая? Только из-за Кеши…
        - Давно хочу тебя спросить, Ир. Что бы вам не называть его по-человечески? Так красиво звучит - Иннокентий. А Кеша - хорошее имя для попугая.
        - Он и есть попугай! - Ирка махнула рукой. - Взял и улетел к соседям. Умное животное найдет дорогу обратно, а этот заблудился…
        - А ты говоришь, все ради него.
        - Вот именно, ради него, дурака! Значит, и сама я дура.
        - С этим ничего не поделаешь.
        - Точно, Наташ. Как у тебя все здорово получается! Четко. Вот что значит финансовый аналитик.
        Откуда-то из самых недр моей души, а может, прямо из сердца вылетел хриплый смешок.
        - Господи, что с тобой? - испугалась Иринка.
        - Да ничего. Так меня называл один человек. Глеб Мажаров… за которого я чуть было не вышла замуж.
        - Ты переживаешь, что не вышла? - пробормотала Иринка осторожно.
        - В отличие от тебя мне не надо было никому ничего доказывать. Это мой собственный выбор… В общем, я скорей рада.
        - Да, ты у нас свободный человек. - Ирка задумчиво наливала бальзам в кофе. - А я знаешь кого тут видела?
        - Не знаю.
        - Угадай!
        - Говорю же, не знаю!
        - Влада! Совершенно случайно в Крылатском встретились. Я заезжала в квартиру к Николаю, выхожу из машины - вдруг Влад.
        - Ну и что он?..
        - Сказал, что хотел тебя поздравить с днем рождения. Звонил-звонил, а ты трубку не берешь. Я ему рассказала новости: Инна Владимировна умерла, Наташка осталась вдвоем с Лешкой. Я еще не знала, что вы разъехались…
        - Да зачем ему это нужно?!
        - Зачем нужно?! Хочешь лишний раз послушать о своей неотразимости?! Он, по-моему, от одного твоего имени приходит в экстаз!
        - И что он сказал в экстазе?
        - А что говорят в экстазе? Лепечут что-то бессвязное… Хороший он все-таки, Наташ. Жаль, что у вас не срослось… А тебе самой жаль?
        Прощаясь, Ирка потребовала от меня священной клятвы звонить ей хотя бы каждую неделю.
        - Иначе я умру от тоски! Понимаешь, умру! Я бы и еще с удовольствием с тобой поболтала, но некогда: в SPA-салон опаздываю.
        Я тоже торопилась. Неприятно ехать за город совсем уж глубокой ночью… да еще одной. Совершенно одной.
        В такой ситуации нужно иметь рядом мужчину. Чтоб не было страшно в темноте… В остальном же в их присутствии рядом с нами я не вижу особого смысла. Я сама умею водить машину, хорошо разбираюсь в технике и зарабатываю приличные деньги. Я все умею делать сама… Да и в этом единственном случае легко можно избегнуть жесткой необходимости. Надо просто засветло возвращаться домой, а если в темноте, то хотя бы не очень поздно. Когда на улицах еще много людей. А на дорогах - машин.
        Эпилог
        Недавно я услышала по радио, что на Леонарду подали в суд. Она обвинялась в попытке зомбирования с корыстной целью несовершеннолетней девушки - дочери весьма состоятельных родителей. Якобы девушка регулярно перечисляла на Леонардин банковский счет баснословные суммы, и не добровольно, а под воздействием колдовских чар.
        Леонарда пыталась защищаться: мол, она чиста как стеклышко, а респектабельная пара - наймиты ее завистливых коллег по ремеслу. Но этот номер не удался, и пришлось Леонарде отправляться в хорошо знакомую мне клинику нервных болезней на Любимовке. Вот, дескать, если и делала что не так, то будучи не в своем уме.
        В клинике у Леонарды возникли некоторые сложности. Госпитализировать и лечить ее никто не отказывался, а вот справку о психической невменяемости давать не хотели.
        Как-то вечером ко мне заглянула Лиза.
        - Наташ, ты не могла бы помочь?
        - Кому помочь? - удивилась я.
        - Ну, понимаешь, этой Леонарде… Со справкой для суда.
        - С какой стати я буду за нее просить?! Да и ты-то зачем просишь? Сама рассказывала: противная тетка!
        - Противная-то противная… А нам не чужая.
        - Кому это нам?
        - Саше. У них, что ни говори, общий ребенок. Саша переживает, я обещала помочь.
        Лиза тоже была мне не чужая, поэтому и я, со своей стороны, решила взяться за это неприглядное дело. Позвонила в клинику. Музыкальный доктор мгновенно узнал меня, обрадовался;
        - Как дела? Как здоровье?
        Я подтвердила, что на здоровье не жалуюсь. А про дела не стала распространяться. Что ему до моих дел, постороннему человеку?
        Когда доктор узнал, чего я хочу от него, завел уже совсем другую песню. Беде нашей можно помочь. Только их коммерческая клиника не выдает таких справок. Помогут его друзья - сотрудники системы Минздрава. Им, естественно, надо заплатить. И ему тоже - за услуги посредника.
        Я все это выслушала и побежала к Лизе. Хорошо, что мы с ней теперь соседи - вышел из нашей калитки и сразу уперся в Лизин забор.
        - Вот смотри. - Я достала записи, которые делала под диктовку музыкального доктора. - Сначала позвонишь по этому телефону, объяснишь, что от Игоря Львовича, и по какому делу расскажешь. Тебе назначат время.
        Лиза зачем-то стала записывать эти указания, хотя просто могла бы воспользоваться моим листочком. Долго писала. Чтобы получить справку для Леонарды, надо было пройти несколько кабинетов и инстанций… Справки для суда абы как не выдаются!
        - И сколько же это стоит? - поинтересовалась она в конце.
        - Это ты у них сама спрашивай! Кто станет по телефону суммы называть?
        - Придется спрашивать, - вздохнула Лиза. - Большое спасибо, Наташ. Что бы мы без тебя делали?!
        - Без меня вы бы другие каналы искали… Ну ладно, я пойду.
        - Подожди, давай кофе сварю.
        За кофе Лиза говорит о работе. Медицина и косметология так стремительно развиваются, постоянно надо читать, учиться. Иначе отстанешь и будешь никудышным специалистом. Никто не захочет идти на прием к такому.
        - Так в любой области, - соглашаюсь. - Вот я не работаю четыре с лишним года. Во-первых, половину забыла из того, что знала, во-вторых, что творится на рынке - представляю весьма приблизительно, в-третьих…
        Но тут зазвонил телефон.
        - Наташа, - зовет муж, - возвращайся. Я без тебя не справляюсь.
        Я быстро прощаюсь с Лизой и бегу домой.
        С чем он может не справляться, думаю по дороге. Не иначе как опять дети перессорились. Обычная история - старший брат ревнует родителей к младшей сестре. Привык быть в центре, привык, что все для него! Эгоист!
        По лестнице, ведущей в детскую, я взбегаю в воинственном настроении. Муж поджидает меня на площадке у дверей комнаты…
        Вы, наверное, удивлены, откуда у меня взялся муж?
        Это все Ирка! Реализовала-таки свою навязчивую идею. Все-все, по ее мнению, обязательно должны выходить замуж и не бояться последствий. Даже если после замужества жизнь покажется немилой, все равно замуж выходить стоит!
        - Ты бы и сейчас вышла замуж за Николая? - спросила я, памятуя о нашем недавнем разговоре.
        - За Николая! За Николая любая бы вышла! Лучше Николая никого нет! Или тебе мой Николай не нравится?!
        - Нет, нет, нравится. Я просто не совсем точно выразилась.
        Ирка хитростью выведала мои воскресные маршруты и направила по ним Влада.

…Когда я столкнулась с ним в холле пансионата «Сойкино» - даже слов не нашла от удивления. А оказалось, он проводит здесь уже третьи выходные. Наблюдает за мной. За мной и за собой. И понимает, что ничего за это время не изменилось.
        - Как ты думаешь?
        - Я не знаю.
        - Может, поговорим у меня в номере?
        Первое, что я увидела, войдя к нему в номер, букет стройных, трепетных чайных роз. И сразу вспомнились те розы, до последнего стоявшие на комоде у меня в комнате. И как я выбрасывала тот букет, навсегда покидая родительскую квартиру, и мамино кроткое лицо в гробу, и скрип сцепления черной «ауди», увозившей Глеба. Я упала в кресло и разрыдалась. Впервые с того дня, как мне исполнилось тридцать три года.
        Наверное, это была моя крестная эра, и с приходом Влада она закончилась.
        Теперь я просто не понимаю, как жила без него. Как могла каждый день обходиться без его любви, нежности, внимания. И еще - иногда я подолгу думаю об этом - почему я так упорно отказывалась принять эту любовь?
        Что ни говори, а женщина - слабое, зависимое существо. Все женщины скроены на один манер. Все они жаждут любви… Одни тайно, другие явно. Одни начинают мечтать о ней в старших классах средней школы, другие - в детском саду. Одни для этой любви прихорашиваются и наряжаются, другие получают ученые степени, третьи стремятся вверх по карьерной лестнице… Любите нас! Красивыми, совершенными, умными… самодостаточными, эмансипированными… любите!
        А мужчины?.. Мужчины - это ведь не только наши мужья и любовники. Это еще и наши братья, отцы. Они не учитывают нашей извечной - девической - потребности в любви и заботе, они судят о нас по себе. Порой предпочитают нам других женщин, навсегда вычеркивая нас из своей судьбы… И мы продолжаем перемещаться по земле, внутренне сжавшись от предательства, как от удара, но все с той же пресловутой потребностью… и даже с еще более сильной.
        Рано или поздно мы начинаем жить одной надеждой на заветную встречу. Сейчас мне кажется: каждой женщине уготована такая встреча, важно только ее не пропустить. А то будет по пословице: что имеем - не храним, потерявши - плачем…
        - Митя! - Войдя в детскую, я грозно глянула на сына. - Митя, почему ты обижаешь сестру?!
        - Она дерется…
        Моему сыну четыре года, и он излагает свои мысли с трудом, но по тому, как стремительно темнеют его карие глаза, я понимаю - сын сердится.
        - Сейчас же попроси у Нади прощения! Ты понимаешь, она - девочка. Она твоя сестра! А ты старший брат! Ты должен защищать ее ото всех, от бед, от обид…
        Я увлекаюсь и начинаю говорить непонятно… но Митя угадывает пафос моей речи, подходит к сидящей в манеже двухлетней Наде и пытается погладить ее по головке. Неожиданно девочка размахивается и закатывает ему звонкую, классическую пощечину.
        Я жду начала привычной баталии, но Митя тихо садится на диван, приложив ладонь к пылающей щечке.
        Наверное, я ему не то наговорила!
        А вдруг мой сын вырастет подкаблучником?!
        notes
        Примечания

1
        Истории Лизы посвящен роман А. Соловьевой «Полюбить Джоконду».

2
        Слова Ю. Кима.

3
        А. Новиков. «Когда мне было 20 лет».

4
        А. Новиков. «Я вышел родом…»