Я не ангел Ольга Соврикова
        Она - ангел! А я - нет. И благодаря тому, что мы нашли друг друга, я смогла зажить новой жизнью после смерти. А вот те злоключения и чужой муж, что прилагаются к телу, дарованному мне случаем, это уже целая история!
        ОЛЬГА СОВРИКОВА
        Я НЕ АНГЕЛ
        Пролог
        Я видел пьяниц с мудрыми глазами.
        И падших женщин с ликом чистоты.
        Я знаю сильных, что взахлёб рыдали.
        И слабых, что несут кресты.
        Не осуждай за то, в чём не уверен.
        Не обещай, если решил солгать.
        Не проверяй, когда уже доверил.
        И не дари, планируя отнять.
        ЗАПОВЕДЬ ПОЭТА
        ГЕОРГИЙ ШЕЛД
        Я старая, мертвая стерва. Почему старая? А потому, что буквально на днях отпраздновала свое очередное день рождение. В который раз отметила свое пятидесятилетие. Ну, кому интересен хвостик в пятнадцать лет прилагающийся к этим пятидесяти? Уж точно не мне! Почему мертвая? Да потому, что дура! Шестьдесят пять лет прожила почти как умная, а потом «главный процессор» завис, затупил и… Замуж вышла. За молодого! В общем, вышло точно так, как русские говорят - «Дали ему год, а он отсидел двенадцать месяцев и вышел досрочно!». Так и я… Протупила двенадцать месяцев и поумнела досрочно. Вспомнила, что жутко мстительная и с очень плохой памятью. Причем тут память? Так отомщу и забуду. Опять отомщу и опять забуду. Да только мстю свою я так и не успела осуществить. Недооценила любимого. Хотя почему не успела? Успела. Вот только результатом насладится, посмеяться и позлорадствовать - нет. Так и умерла, счастливой, красивой, богатой стервой.
        Почему все-таки стерва? Так потому что богатая. А кем еще может быть шестидесятипяти летняя тетка, создавшая свой собственный, успешный бизнес с нуля и сумевшая удержать его в своих руках в девяностые. К тому же еще красивая, одинокая, ни мужей, ни детей, ни близких родственников. Никого. Ну, почти никого. Бесы попутали. Расслабилась. Бизнес налажен. Расширяться я больше не планировала. Собиралась начать жить для себя, ездить по миру, отдыхать. Я всегда очень придирчиво относилась к своей внешности, а потому выглядела соответствующе, великолепно. Именно поэтому мое пятидесятилетие так затянулось. Когда у тебя есть деньги и хорошая наследственность, выглядеть хорошо вовсе и не сложно.
        Как он меня подловил? Как ни старалась, ни вспоминала, так и не смогла до конца понять. Никогда не была доверчивой дурочкой. А тут… Как перемкнуло! А его можно охарактеризовать одним словом - профессионал и не просто, а вышей пробы. Красив, умен, артистичен и очень осторожен: в словах, поступках, действиях. Короче, Щтирлиц отдыхает.
        Ах, как он ухаживал? Какие слова говорил? Какие подарки дарил, необычные. Полевые цветы, букеты из осенних листьев, пек пирожные и круассаны. Готовил! Делал массаж. Водил в рестораны, оперу, казино. И всегда расплачивался сам. Всегда сам! О! Теперь я знаю, что все, что потратил на меня, он уже получил назад и рассчитывает теперь получить еще больше. Намного больше! И, несомненно, уверен в том, что получит. Я же на него завещание через десять месяцев совместной жизни оформила. Вот он после этого и расслабился. Совсем немного.
        Но мне хватило! И я очнулась от дурмана под названием любовь. Начала свою игру. Все подготовила. Была уверена, что все учла. Все проконтролировала! Вот только актриса из меня вышла видимо не очень хорошая. Чем-то я его напугала. Он рванулся из моих тщательно расставленных силков и в итоге я умерла. В день своего рождения. Как истинная женщина, а в простонародье - дура.
        Вот только плохо меня знает не только милый мой ненаглядный, но и этот кто-то, в небесной канцелярии, кто решил, что мне пришла пора умереть! Я не все доги еще отдала на этом свете, не со всех долги взыскала! Придется им, там, наверху, ну или внизу, меня подождать! Дела у меня есть еще, здесь, на земле, незаконченные.
        Впрочем, дальше немного о себе, о нем и о мести….
        ГЛАВА 1
        Я, Бестужева Евгения Александровна. Ничего так фамилия, правда? Всю жизнь ею гордилась. Историю рода Бестужевых знала назубок. Хоть так и не нашла подтверждения родства нашей семьи с этим дворянским родом, но продолжала в душе верить в то, что имею полное право считать их своими предками. В пять лет от роду я осталась сиротой и была отдана на воспитание прабабушке Антонии. Суровая леди. Суровое воспитание маленькой меня. Да в нашем дворе даже голуби гадить боялись! Нет… Ну, правда! Они в наш двор и не залетали никогда. Это был маленький закрытый дворик в старой Москве. В нашем доме имелось два подъезда и двенадцать квартир. Никаких старых и новых русских, никаких машин. Через узкую арку, ведущую в наш двор, они просто не смогли бы протиснуться. Порядок и во дворе и в доме всегда был просто идеальным. Даже пьяница, дядя Миша, скользил в дни своих «падений» по двору словно тень. А вдруг мадам Антония, увидев такое непотребство, соизволит разгневаться? Нет… Бабуля никогда не кричала и даже голос никогда ни на кого не повышала, но с ее мнением считались все, даже живущие в нашем дворе мальчишки.
        Время словно замерло в маленьком дворике.
        Она была настоящей леди, и я тоже, благодаря ее воспитанию, а еще вечной виноватой. Советских детей бесило во мне все, даже то, как я ходила. Мне было очень нелегко, но я не хотела огорчать единственного родного мне человека и старалась быть леди назло всем. Пока она была жива, мне это удавалась. Бабушка была бесконечно терпелива и добра со мной. Учила манерам, языкам, музыке, рисованию. От нее я узнала много такого, о чем мои сверстники и не подозревали, а уж в историю аристократических родов России я была просто влюблена. Но ничто не длится вечно. Бабулечка умерла, когда мне только-только исполнилось восемнадцать. К тому времени я уже профессионально играла на фортепиано, неплохо рисовала, разговаривала на французском и английском языке, училась на первом курсе исторического факультета.
        Институт пришлось бросить и отправиться на курсы парикмахеров. Затем был заштатный салон, изматывающая работа с очень плохой зарплатой и неумолимо бегущее время. К концу моей личной пятилетки я поняла, что жила все эти годы не на свою зарплату. Ее мне хватало только на оплату коммунальных услуг и скромное питание, с остальным меня выручали накопления моей бабушки. Как оказалось, все эти годы я потихонечку продавала все то немногое, что имело ценность. У меня были мои собственные клиенты, мастерство, признание коллег. Но не было денег и будущего. Чем бы дело кончилось, в конце концов, неизвестно, но грянули девяностые, и я решилась на авантюру. Продала квартиру, купила в центре Москвы маленький салон и начала свое дело. Новые инструменты, новое оборудование, ремонт и наработанная клиентура. Дело пошло. И никто из тех, кто знал меня в те годы, не подозревал, что сплю я на короткой кушетке в маленькой каморке, спрятанной за неприметной дверкой зала для посетителей, и готовлю там же на маленькой плитке, что все оставшиеся у меня вещи хранятся в гараже у подруги. И все же несмотря ни на что, я каждое
утро встречала посетителей во всем блеске своей красоты, с улыбкой и хорошим настроением. Высокая, ростом метр восемьдесят пять, с тяжелой гривой ухоженных волнистых волос, безупречным маникюром и макияжем, серыми глазами и четко очерченными губами я нравилась мужчинам, но вот только времени на них у меня не было совершенно. Сначала работала и очень старалась не прогореть, а потом выжить.
        В очень трудное для меня время, появился он. Его люди изначально должны были видимо вежливо «попросить» меня подарить им мой набирающий популярность салон, но я заартачилась, оказалась упрямой, неразговорчивой и меня, опять же «добровольно», отвезли на встречу с ним, Матвеем. Он был старше меня на двадцать пять лет. Его биография наверняка была задокументирована нашей доблестной милицией в нескольких томах и хранилась в их архивах как реликвия. Суровый, жестокий и очень умный, он решил, что я должна принадлежать ему и не оставил мне выбора.
        Да, у меня не было в жизни любви, но был мужчина, который заботился обо мне не только при жизни, но и после смерти. Я никогда не брала у него денег на развитие бизнеса и даже несколько раз пыталась спрятаться от него, но меня всегда находили, и мне пришлось примириться с его присутствием в своей жизни. Он научил меня быть не просто леди, а леди- стервой, той, которая может не только принять решение, но и выполнить его, не оглядываясь на мнение других людей. Он уделял мне очень много времени и, мне кажется, я знаю почему. Ему безумно нравилось лепить из меня леди-совершенство. А какое совершенство устроит матерого вора в законе?
        Он играл мною, «ломал и складывал» вновь так, как считал нужным. А я…. Я плакала кровавыми слезами, но в конце концов стала хитрой, осторожной, жесткой, научилась виртуозно владеть заточкой, водить любой транспорт, лишь бы у него были колеса, без промаха стрелять из всего, что могла поднять, выпутываться из веревок, вскрывать наручники и замки. А еще… Еще я научилась мстить и убивать. Кто-то поморщится, кто-то осудит, но я не о чем не жалею. Я дожила до шестидесяти пяти и, все-таки, стала не просто леди, а Леди-стервой.
        Двадцать лет Матвей стоял за моей спиной. И за эти двадцать лет я сумела не только создать сеть элитных салонов «Леди», но и остаться их единоличной хозяйкой. К моменту моего фееричного замужества имела в собственности элитную квартиру в центре города, шикарный особняк в пригороде столицы, дом во Франции, виллу в Италии, личную лошадь, пять скоростных машин и тридцать салонов красоты, обслуживающих клиентов по самому высочайшему разряду.
        Ну, что же… И на старуху бывает проруха. Вышла замуж. Муж принял мою фамилию. И обрушилось на меня счастье.
        Умерла я в аккурат на свой двойной юбилей, два года супружеской жизни и шестидесяти пятилетие.
        И все же я не считаю себя проигравшей. Ровно год назад заподозрила моего ненаглядного в нечестной игре. Звериное чутье, взращенное во мне Матвеем, наконец-то пробилось к моим затуманенным мозгам, и я натравила на мужа свою службу безопасности. Его пасли поминутно и долгое время ничего не находили, но к тому времени моя интуиция вопила как ненормальная, и я заставляла людей проверять его вновь и вновь. Моя упертость была вознаграждена. Мальчик мне попался талантливый, осторожный и очень терпеливый. Он словно искусный рыбак подсекал меня как чуткую пугливую рыбину и, если бы не уроки Матвея, у него бы все получилось. А так… Прошлое есть у всех. Вот оно, это прошлое, его и подвело.
        Обиженная женщина - страшный зверь, а обиженная женщина в возрасте - апокалипсис в юбке. В его прошлом были и другие женщины и все они мертвы, но даже мертвые иногда могут многое о чем поведать. Заговорила для меня одна из его четверых, без сомнения, любимых жен. Не сама конечно, много интересного рассказали оставшиеся у неизвестного и неинтересного никому адвоката документы. Они были состоятельными женщинами. Все были влюблены в своего юного заботливого мужа. Платили за его образование, а он старался их не разочаровывать. Учился, обхаживал, ухаживал, был ласковым словно котенок. Вот только в браке больше двух-трех лет ни одна из них не прожила. Каждая из них оставила его единственным наследником своего имущества. Он прокололся только с первой женой. Молодой еще был. Гормоны в голову ударили. Загулял. Жена же, баба битая, недоверчивая, проследила за ним. Компромат успела собрать, но изменить ничего не успела. Умерла. А мальчик научился осторожности. Определил приоритеты и больше не ошибался.
        Никаких гулянок и молодых свистулек. Все честно и благородно. И вдовцом он становился совершенно случайно. Несчастные случаи с каждым могут случиться. Моему Иванушке они ничем повредить не могли. Он так и остался для нашей доблестной полиции вне подозрений. Не повезло ему только в одном. Его пятой любимой в возрасте, была я. А я прекрасно помнила о своем завещании, в котором в случае своей смерти, все движимое и недвижимое имущество оставляю своему мужу. Обиженной мне очень хотелось его наказать. Потому как при моем отличном здоровье лично я собиралась прожить еще лет сорок, а мой красавчик приглядывал себе виллу на тропическом острове и проживать он там, как оказалось долго и счастливо, собирался вовсе и не со мной.
        С кем? Так с той, с которой даже не встречался почти. Его Джульетта преданно ждала «героического» возвращения своего любимого дипломата из-за границы, изучая философию в университете. Никаких встреч. Только редкие контакты по интернету. Но след был и его нашли.
        Нет… Я не стала переписывать завещание. Я начала продавать имущество. Сначала виллы, затем сеть салонов, квартиру, особняк. Квартира была продана быстро, но, как и особняк, оформлена в аренду на мое имя на пару месяцев следующих после оформления сделки. И самое главное, я снижала цену покупателям, если они соглашались не афишировать свою покупку до моего юбилея или в случае моей смерти, до моих похорон. Собираясь оставить любимого не только без наследства, но и без «честно» заработанного до меня, я, кажется, сделала все, чтобы он ни о чем не догадался раньше времени. И все же, или я не успела совсем чуть-чуть, или он поторопился…
        Я перевела все свои накопления в швейцарский банк на счет для предъявителя ключа и зашифрованного пароля, оформить в нескольких Российских банках карточки на предъявителя. Купила в маленьком Уральском городке заброшенную усадьбу одного из потомков купеческого рода Демидовых. Оформила ее на имя крепкого еще старика, проживающего после нашего с ним знакомства уже не в доме престарелых, а в небольшом домике, что отстроен чуть в стороне от господского и использовался ранее видимо для проживания прислуги. Василий Фомич, генерал в отставке, колоритный мужик, суровый, неподкупный, а потому никому не нужный, ни властям, ни детям, продавшим все, что можно, и уехавшим за границу. Его, не захотевшего покидать Родину, сдали в дом престарелых, как устаревший утиль на помойку. А он - замечательный. Наняла ему в помощь четверых мужиков для охраны и ухода за территорией. Поселила их во флигеле, стоящем почти у самых въездных ворот, и велела им всем ждать приезда хозяйки, узнать которую они смогут по предъявленным документам на дом, из которых будет ясно, что Лиев Василий Фомич продал усвою усадьбу именно ей.
Старшим, конечно же, остался генерал. А мужики и не протестовали. Выброшенные на обочину жизни одиночки, прошедшие горячие точки, они уже отчаялись найти достойную работу. А тут я. Повезло и мне, и им. Теперь у них есть жилье и зарплата, а у меня преданные люди. Реконструкцию дома и конюшни я провести успела, оборудовала его по последнему слову техники и вооружения, как законного, так незаконного, а вот ограждением огромной территории и прилежащим к нему монолитным забором начал заниматься мой генерал. Приготовила несколько пакетов документов на разные имена, купчую на дом без внесения в нее имени владельца, потому как еще не решила к тому времени как назовусь. Почему сама хозяйкой не назвалась? Так рассчитывала, как можно качественней сменить не только имя, но свой внешний облик.
        Деньги в нашем мире решают много, а потому у меня все получилось. Я продумала каждый свой шаг, собираясь исчезнуть необъяснимым образом на утро после своего юбилея, оставив нетронутыми свои вещи и безделушки. Вот только мой Иван-царевич подсуетился на четыре дня раньше меня. Или это не он, а та девчонка, которая ухаживала за моей любимицей Нарциссой?
        Моя красавица лошадка! Мне так тяжело было расстаться с ней! Я так переживала, что отправилась в тот день в элитный конный клуб уже под вечер, попрощаться. Меня нельзя было назвать профессиональным наездником, но малый тренировочный круг с препятствиями для начинающих мы с моей девочкой проходили с большим удовольствием и легкостью. В этот раз препятствия оказались для нас обоих непосильными. Я успела почувствовать, как перехватывает дыхание у моей лошадки, как отчаянно она пытается преодолеть совсем не высокий брус, но… Мы упали… Мир перевернулся и погас.
        ГЛАВА 2
        Осознать себя вновь мне помог нудный монотонный голос. Я не могла заставить его замолчать, и потому мне пришлось приложить немалые усилия для того, чтобы понять, о чем он говорит. И я поняла. Не только поняла, но и увидела того, кто нудит рядом со мной! И не только его.
        Самым большим потрясением в первый момент для меня стал не огромный список моих повреждений, которые в данный момент зачитывал толстый, лысый коротышка в белом халате и не стоящий со скорбным выражением лица у моей кровати муж, а то, что я смотрела при этом на себя саму со стороны… Меня в этой палате, а это несомненно именно больничная палата, сейчас две! Одна я лежу в кровати, замотанная бинтами, судя по всему, до ног, с лысой головой. А вот вторая я, вся такая великолепная, в костюме для верховой езды, стою позади обсуждающих мое состояние мужчин. Та, в кровати, очень бледна, краше в гроб кладут. И я сейчас в бестелесном облике выгляжу не намного ярче. Вся какая-то полинявшая, что ли…
        Как мне удалось вскоре догадаться, вторую меня никто не видит. Выходит: я уже почти мертва? Жить после всего услышанного от доктора мне расхотелось. Я знаю точно, что любимый муж «позаботится» обо мне. Его тоже наверняка не прельщает перспектива ухаживать за старой инвалидкой. А кем я еще могу стать, если выживу? Пробита височная кость черепа, повреждены шейные позвонки, сломана в четырех местах правая рука, раздроблена кисть левой, переломы обеих ног и на закуску: перелом позвоночника - живой пока еще труп! Как я поняла, голову и шею я повредила, приложившись хорошенько об угол деревянного бруса, когда падала, а вот все остальное… Это на меня упала со всего маху моя лошадь. А потом она бедняжка еще и встать попыталась.
        И вот теперь, после десятичасовой операции, я лежу в персональной палате, подключенная к аппарату искусственно дыхания. За моим состоянием следит умная аппаратура, а супруг и врач теперь стоят рядом и обсуждают мое состояние.
        Спустя какое-то время доктор закончил «причитать» и начал заглядывать в глаза моему Иванушке, требуя от него решения. Держать ли меня и дальше на аппаратах? Или… Мой молодой муж сделал слезки и обещал подумать. На этом его посещение больницы в этот день закончилось, а я, к своему ужасу, обнаружила, что не могу покинуть стены этого скорбного заведения для того, чтобы последовать за ним и посмотреть, чем он будет заниматься. А еще мне бы, конечно, очень хотелось узнать - что же, все-таки, произошло с моей лошадью?
        На следующий день мой дорогой явился ко мне в палату в сопровождении следователя, и я узнала, что девчонка, ухаживающая за моей лошадью, ввела моей Нарциссе препарат, парализующий дыхание. Где она его взяла? Оперативники узнать пока не смогли, но вот то, что накануне она внесла крупную сумму денег на оплату операции для своей младшей сестры, раскопали. Только мне это уже ничем не поможет, да и девчонку не вернет. Повесилась она в деннике моей кобылы. Пока скорая, полиция, ветслужба клуба оказывали мне помощь и разбирались в произошедшем, она и свела счеты с жизнью. Дура набитая! Будет жить ее сестра или нет никто не скажет. Поможет ли ей эта операция? А старшую дочь ее родители уже потеряли. Указала бы на моего благоверного, как на организатора, отсидела бы лет пять и жила бы дальше. Какие ее годы? А она? Я и говорю… Дура! Во мне даже обиды на нее нет. К концу своей жизни я поняла одно - «Добро должно быть с кулаками», иначе ему не суждено будет выжить. Не все можно оправдать, но простить можно, если не все, то многое, а за остальное нужно мстить.
        В тридцать лет я убила первый раз. И, если бы мне довелось вернуться в тот момент жизни, убила бы еще раз. За всю жизнь у меня была лишь одна настоящая, верная подруга. Вот она и погибла вместе с мужем и сыном пяти лет от рук обычного начинающего воришки. Он перепутал адрес. Залез ночью в квартиру, в которой хозяева были дома и вместо того, чтобы покинуть ее, не потревожив спящих людей, он перерезал им горло, а вышедшего на шум из детской мальчика пырнул в живот. Бедный малыш умирал долго, в жуткий мучениях. По моей просьбе люди Матвея только нашли его, а месть воплощала я сама, зная, как везет ныне преступникам в гуманных судах.
        Реальная жизнь - не сказка, она заставляет бороться и выживать. Это понимают со временем даже самые глупые. Поняла это в свое время и я, а вот погубившая меня девчонка понять не успела. Очень жаль.
        А, что же следователь? О! Оказывается, следствие уже успело прийти к выводу, что наняли самоубийцу конкуренты клуба, и потому убивала девчонка лошадь, а я убилась совершенно случайно. Меня ведь не должно было быть на конюшне в тот день! Ага… Ага… Вон как у Ванечки глазки заблестели! Доволен. Все! Завтра получит заключение следствия о закрытии дела и отключит меня болезную от аппаратов. Ну, что же? Умерла, значит умерла. Жаль не увижу, как муж начнет с наследством разбираться, а я на него еще и кредит на пару тройку миллионов повесила. Машину ему купила. Крутую. Дорогую. Жаль только «разбилась» она в хлам в день покупки, но продавцы же не виноваты? Платить хочешь, не хочешь, а придется ему! Вот такая я добрая и заботливая. Леди, короче, само совершенство!
        ГЛАВА 3
        Скучно! Всю больницу уже почти обошла, даже в морге была. Последний, самый верхний этаж остался. Жаль не обратила внимания на название отделения на нем расположенного, а то не пошла бы. Что я людей в коме не видела? Сама такая лежу! Только меня на аппаратах держат, а они почти все сами справляются. Тишина на этаже жуткая. Две медсестрички дежурят за кружкой чая в тесном кабинетике и все. Все остальные спят «мертвым» сном. Тусклое освещение позволяет мне разглядеть всех постояльцев этих апартаментов. В каждой палате по шесть коек. Палат десять. Все койки заняты. Сильно старых людей нет, но зато есть дети. Подросток лет четырнадцати, из-за первой любви пострадал наверное, и девчушка лет пяти-шести. Лежат. Молчат. Разговаривать и на вопросы отвечать «не хотят». Приборы только еле слышно попискивают. Не интересно.
        Собираясь уходить, обратила внимание на таблички, закрепленные на кроватях. Пошла в обход палат еще раз и обнаружила интересную вещь… Я еще вчера заметила, что сквозь стены, двери, мебель, то есть все неживое, прохожу не задумываясь, а вот живое меня словно окидывает. Так вот… Не всех лежащих на кроватях моя наглая сущность причислила к живым! Как я это поняла? А очень просто! Провожу рукой… Если рука встречает препятствие живой, если проваливается сквозь - условно мертвый. Тело есть, души - нет. А это может значить только одно, от комы он точно не очнется.
        После этого своего открытия я всех условно спящих проверила. В самой последней еще раз внимательно прочитала то, что написано на табличке, прикрепленной к кровати, на которой лежит маленькая девочка. Оказывается, в коме она лежит уже больше пяти месяцев и не одна, а вместе с отцом и матерью. Вот они рядом. И что самое страшное… Отец - жив, а мать и девочка условно мертвые.
        И ведь я их для надежности несколько раз проверила. А вдруг ошиблась?
        Никогда в жизни не пугалась так, как в тот момент, когда позади меня в палате со «спящими куклами» заговорил ребенок. Была бы живая, поседела бы в момент. Я как раз склонилась, разглядывая молоденькую женщину, лет двадцати, очень худенькую, с короткими, рыжими и очень густыми волосами, пухлыми губками и милым личиком, - а если точнее, то ту самую маму.
        - Мама ушла. Ее уже нет.
        Заорать я не заорала, а вот в строну шарахнулась ну очень стремительно. Да так, что в коридор вывалилась. Честно сказать, вернуться решилась не сразу. Но хорошенько подумав, пришла к выводу, что умереть второй раз и уже от испуга я вряд ли сумею, а узнать, кто же там такой разговорчивый, очень хочется. Узнала.
        В самом темном углу палаты сидела маленькая девочка, а если точнее, то тусклая копия той малышки, что меня так заинтересовала.
        Присев на корточки рядом с ней поинтересовалась:
        - Давно ты тут сидишь?
        - Давно, - прошелестел безэмоциональный голосок ребенка. - Как мамочка ушла, так и сижу. Я тут прячусь.
        - Зачем?
        - Мамочка ушла туда, где много света, а я папу жду. Мне без него плохо.
        - Она тебя с собой не взяла?
        - Нет. Она просто ушла. Мама всегда говорила, что я ей всю жизнь испортила. Карьеру погубила. А папа меня своей принцессой называет, я без него не пойду. Ей там без нас сейчас, наверное, лучше.
        - Тебе здесь не страшно?
        - Страшно, но я все равно никуда не уйду. Меня здесь никто не видит. Я хорошо спряталась. Могу теперь долго ждать. Папочка обязательно меня заберет. Вот выздоровеет и заберет.
        Что я могла сказать этому ребенку? Чем помочь?
        - Конечно заберет. Ты извини, мне идти пора. Если я смогу, то навещу тебя еще раз. Можно?
        - Можно.
        Больше она ничего не сказала, и я ушла. Ушла к себе в почти уже родную палату и впервые за эти последние безумные дни заплакала. И плакала я из-за нее. Еще в молодости узнав о том, что из-за болезни я никогда не смогу быть мамой, я переплакала это известие, пережила его, стала жить дальше. И вот сейчас мое прошлое перехлеснулось с настоящим, причиняя боль.
        Новый день я встретила так же, как и она, пытаясь спрятаться в темном уголочке.
        ГЛАВА 4
        Он дал разрешение на отключение меня от аппаратуры, поддерживающей мою жизнь. Мое сердце остановилось, и я окончательно умерла. Вот только уйти туда, куда меня так настойчиво после этого «приглашали», не захотела. Слишком сильно хотелось увидеть итоги моей мести, слишком сильно переживала за одинокую малышку, сидящую в темном уголке затемненной палаты.
        Умерев, я наконец-то смогла покинуть как само здание больницы, так и его территорию. Даже на похоронах своих побывала.
        Парик мне не понравился. Сэкономил зараза. Мои шикарные черные волосы обрили, а дрянь какую-то на мою головушку напялили. А ногти? Они же в тот день обломались все! Так никто и не подумал нарастить их вновь!!! Лежала словно голая. А макияж? Тому, кто его на мое лицо накладывал, я бы лично руки оторвала. А украшения? Он даже крестик с меня снял! Но это ладно… Пусть радуется. В доме все равно никаких подлинных драгоценностей не осталось, сплошная бижутерия, а эксклюзивные наборы - якобы в чистке. Пусть поищет, что и где… А где? Продала! Цветы, правда, были красивые. Батюшка симпатичный. Гости вежливые. Некоторые даже по-настоящему скорбели. Поминки шикарные. В конце, правда, некоторые поминающие кричали «Горько!», но мне лично даже понравилось. Никогда не понимала обычая говорить хорошо на похоронах о гадких личностях и мерзавцах. Тварь она и после смерти тварь, а стерва она и после смерти стерва.
        А милый-то, с трудом дождался окончания скорбных поминок и, вздохнув с облегчением, сел в свою личную машину отбыл в мой личный особняк. Ну, по крайней мере, он еще до недавнего времени был моим. Вот там он и отметил мою кончину по-настоящему. Думаете, гостей позвал? Фигу! В одного нажрался и высказал моему портрету все, что обо мне думал!
        Узнала о себе много нового. Вот так живешь, живешь… И на тебе! Получите и распишитесь!
        Два дня пил. Не верил, наверное, до конца, что избавился от меня, а потом поскакал к адвокату и с облегчением узнал, что завещание свое я не изменила и все мое теперь его. Обрадовался. То, что от всего уже ничего не осталось, это уже дело десятое…
        Веселье началось в этот же день ближе к вечеру. В дом к моему милому пожаловал солидный дядечка с крутой охраной и попросил его освободить занимаемый им дом, предъявив договор купли продажи. При чем, забрать из особняка мой муж мог только личные вещи: одежду, машину, опять же только свою, драгоценности. Как он не качал права, как не возмущался, а на выходе его вещи были тщательно проверены. В квартире, куда он приехал уже ночью, его тоже встретили новые жильцы, имеющие на руках документы в которых черным по белому было написано, что данная жилая площадь продана вместе со всем, что в ней имеется.
        Ночевали мы с ним в гостинице. Ну, как ночевали? Он по номеру метался, а я наблюдала за моим красавчиком и его разочарованием, но все же самое интересное он узнал на следующий день, метнувшись в главный офис моей не такой уж и маленькой компании. Узнал, что она вот уже несколько месяцев принадлежит другому человеку. А уж на то, чтобы разузнать о том, что домик во Франции и вилла в Италии тоже проданы, много времени ему не понадобилось. Что он сделал? Нанял адвоката и детектива для того, чтобы один расследовал все случившиеся и узнал, куда я дела деньги, полученные от продаж, которые он надеялся найти и унаследовать, а другой проверил правомочность заключенных мною сделок.
        Все! Кредиторы его нашли еще через неделю и заставили отдать последнее. Он конечно и сам попытался найти мои исчезнувшие деньги. Сунулся в конный клуб. Ведь это было последние место, что я посетила, но его туда не пустили. Да, в клубе было помещение с персональными сейфовыми ячейками для клиентов. Оно неплохо охранялось, но войти туда можно было только имея на руках маленький ключик с серебряной гравировкой, а мой муж такого ключика на руках не имел. Сейфовые ячейки в клубе не были именными, а потому никто даже в самом клубе не смог бы ему сказать какая из них моя. Нет, сказать ему, что ключ у меня на руках был, они могли и даже разрешить потыкать им в поисках моей ячейки, тоже. Вот только не было его и в моих вещах, которые он получил от следователя. Не повезло ему.
        У меня в тот день, конечно, был такой ключ. Именно в клубной ячейке лежали несколько карточек на предъявителя и мои новые документы, но дело в том, что с некоторых пор я не носила его с собой. Он был спрятан в деннике моей лошади. Надежно спрятан. Найти его случайно, да и намеренно, не сможет никто. А детектив? Что детектив? Ничего он не нашел. Нет, узнать о том, как и где я совершала сделки, он смог, а вот проследить дальнейшие мои перемещения, о которых я не собиралась никому сообщать, нет. Матвей мог бы гордится мной. Я замела следы как матерый уголовник. Вот только теперь все это мне не к чему.
        Очень скоро мне надоело мотаться вслед за своим бывшим мужем и слушать его стенания и ругательства. Денег у него теперь не было, от слова совсем. Вещей почти не осталось. Все, что можно - он продал, как и машину с трехкомнатной квартирой, о которой я даже и не подозревала, погашая кредит, потому как доказать, что он его не брал, не смог! Драгоценности мои он тоже не нашел. Не было в банках счетов на мое имя, не было и ячеек, которые он мог бы наследовать. Зарос. Оброс. Одежонка так себе. Не привык милый мой жить на копейки, а потому захомутал по-быстрому невзрачную тетку, торгующую на рынке, и пристроился на ее диване. Вот только миллионы мои пропавшие ему покоя не дают, и чтобы забыть их и меня, красу ненаглядную, и то, как он лоханулся, приналег красавчик Ваня на пивко и не только. Так что, думаю, убивца для него искать не стоит. Сам справится.
        Да и не нужна мне его смерть. Старый продавленный диван и потная тетка в придачу намного более худшее наказание для него, чем смерть. Для того, чтобы подцепить богатую даму, ему нужно выглядеть богато и независимо. Одна беда, денег у него на классный прикид нет, а работать он разучился.
        ГЛАВА 5
        И все-таки я вернулась в ту больницу, где умерла, в ту палату, где осталась маленькая девочка по имени Василиса. Только тишины в этой палате больше не было. Ор стоял такой, что меня горемычную чуть не сдуло, когда я туда «вошла». Орали две особы похожие друг на друга, как родные сестры. Обе высокие, полные, громкоголосые, с крупными чертами лица. Только одна в белом халате с розовыми волосами, а другая в платье с волосами, выбеленными перекисью. Их бы на арену цирка, подковы гнуть, а они в палате, где больные люди лежат, разборки устроили. Я бы на месте этих полумертвых особей, что лежат на кроватях, повскакивала уже и по домам разбежалась, а они ничего… Лежат себе.
        Девочку я нашла в том же уголочке, где и раньше. Присела рядышком и, дождавшись пока она на меня внимание обратит, и спросила:
        - А это кто? И почему орут?
        Ответ ошеломил.
        - А это бабушка Лиза пришла к папе, а тетя доктор заставляет ее нас всех в другую больницу переводить или домой забирать. Говорит, не могут они за нами дальше смотреть. Или платить нужно, или забирать. Бабушка хочет только папу забрать, а нас с мамой советует в богадельню сдать. Говорит чужие мы, приблуды детдомовские. Вот и ругаются.
        Ребенок замолчал, и я услышала, как ее бабуля спрашивает уже почти спокойно, может ли она забрать сына? И получает ответ, что если бы его жена была здорова, то тогда только с ее согласия, а так, хоть сейчас. Наоравшаяся и добившаяся нужного ей ответа, бабка, видимо не подумав хорошенько, ринулась оформлять документы. Докторша поспешила вслед за ней и в палате наступила тишина. Но вот была она не долгой. Малышка, сидевшая рядом со мной, захлюпала носиком, и слезы ручейками потекли из ее глаз.
        - Мама больше не вернется, - разобрала я ее всхлипывания. - А мне нельзя просыпаться, пока папа спит. Бабушка всегда говорила, что такое отродье, как я, должно жить там, откуда выползла моя мамаша. Если я проснусь, она меня чужим теткам отдаст, а если нет, то папу заберет, а я насовсем здесь останусь.
        Мне повезло, я услышала ее: «А мне нельзя…», и, боясь надеяться, спросила:
        - А ты знаешь, как можно проснуться?
        - Знаю, - ответил мне бесхитростный, доверчивый ребенок и продолжил. - Я знаю как. Тут раньше дяденька лежал, тоже сначала спал. Потом телевизор у его кровати как запищал, все забегали, забегали. Начали кричать. А он вдруг такой, как я у кровати встал и начал за всеми смотреть, а потом как все опять заработало и все ушли, он лег на кровать и сам в себя провалился. Все опять запищало. Назад все прибежали, а он уже проснулся. Его потом сразу куда-то прям на кровати увезли.
        Мысли с бешеной скоростью завертелись у меня в голове. А вдруг ангелы пошутят, пока боженька спит?
        - Василиса…
        - Меня папа Васенькой зовет, мама Васькой, а баба девчонкой и отродьем, когда папа не слышит, - перебила меня она, но надежда уже захватила меня в свои цепкие объятья и я настойчиво продолжила:
        - Солнышко, а давай и мы с тобой так попробуем. Если у нас получится, мы с тобой папку бабушке не отдадим, и сами от нее потом уйдем. Не будем больше с ней жить.
        Судя по вопросу, раздавшемуся сразу вслед за моим предложением, я сумела ее заинтересовать.
        - А ты в кого проваливаться будешь?
        - Ну, раз мама твоя ушла, то в нее, наверное.
        - А если получится, ты будешь моей мамой?
        - Буду.
        - И никому меня не отдашь? - обнадежено шмыгнуло дитя носом.
        - Никому, моя хорошая.
        - И папу заберем?
        - Обязательно заберем.
        - Давай. Но только сначала ты.
        - Нет, давай вместе. Порадуем бабушку, - малышка засмеялась и подала мне руки.
        Ну, что? У нас получилось. Мы провалились. Приборы пищали, персонал бегал, бабка заламывала руки. А мы смотрели друг на друга и очень старались улыбнуться. Наследующий день из шипения Елизаветы Васильевны я узнала, что виновата по определению всегда и во всем: в том, что был гололед, в том, что машину занесло на повороте, и мы перевернулись. В том, что у меня был всего один перелом, а у моего мужа, ее сына, три, а главное в том, что посмела выжить.
        На десятый день после того, как мы очнулись, меня и ребенка выписали из больницы, а вот Кирилл остался. Я матери не дала разрешение забирать его. Было у меня очень стойкое подозрение в том, что если она его заберет, то мы с ребенком больше его не увидим, а это в наши с ней планы никак не входило.
        Что мы делали с ней целых десять дней до выписки? Мы знакомились. Вернее, я узнавала от малышки все, что она помнила. И чем больше узнавала, тем сильнее мне нравился этот ребенок. В тот день, когда мы переступили порог больницы и вышли на ее двор, я поняла, что никогда и никому не отдам Василису, маленькое, зеленоглазое, рыжее солнышко, богом данную мне доченьку.
        ГЛАВА 6
        Все было не то и не так. Во-первых - я привыкла смотреть на людей с высоты своих ста восьмидесяти пяти, плюс каблуки, а теперь? Теперь табуретка выше меня! Метр в прыжке, и это если в вытянутой руке кепку держать. Дюймовочка, мать твою, как есть Дюймовочка. Маленькая, худенькая, слабая, как котенок и ребенок рядом такой же. Во-вторых - одеться нам пришлось черт знает во что! В больницу, теперь уже моя семья, попала зимой, а вышли мы из нее летом! Представьте - теплые брюки, футболки, зимняя обувь и зимние куртки, шапки и кофты в руках. Представили? Но и это еще не все! Добавьте ко всему этому наш изможденный вид. Все! Картина - «Сами мы не местные» или «Жертвы маньяка», во всей красе. Хорошо, что я в куртке деньги на дорогу нашла, за подкладку завалились, но в маршрутку нас все-таки попытались не пустить. Решили, что мы бомжи. А, что? Правильно решили! Бомжами мы чуть и не стали.
        Как оказалось, прописаны мы в квартире Елизаветы Васильевны и проживали до аварии там же. И кабы не ее соседка по этажу, то ночевали бы мы в этот день во дворе на лавочке.
        Ну, а если подробней, то…. Добрались мы до «родного» дома уже ближе к вечеру. Встретила нас бабушка Лиза диким криком и сумкой с нашими вещами. Милая свекровушка все видимо хорошо продумала, и пускать нас на порог своего жилища была не намерена. В подъезд-то мы вошли вслед за соседями, а вот стоило нам только позвонить в квартиру, как мы сразу узнали все, что она решила нам сказать:
        - Явились! Приблуды драные. Нет теперь моего сыночка! Угробили вы его, окаянные! Некому вас теперь содержать и потому в дом свой я вас не пущу. Ты, Ленка, все фотки делала. В модели собиралась? Сколько раз я тебе говорила, что такие, как ты, никому не нужны?!! Не берут в модели таких мелких, страшных, как рыжие тараканы, девиц! Тебя даже в поломойки не возьмут! Ты же ведро с водой не поднимешь! А тряпку выжимать так и не умеешь! Голодранка безрукая, бесполезная! Вон, нагуляла ребенка и моему сыну на шею повесила.
        Она орала, а мы сидели на ступеньках. Отдыхали и ждали, когда ей надоест кричать. Самое поразительное было в том, что малышка, сидящая рядом со мной, на словоблудие старухи внимания не обращала совсем. Привыкла к таким концертам, что ли?
        А бабка все никак не унималась, и мне это начинало надоедать. Вот только концерт в подъезде устраивать очень не хотелось и, слава богу, не пришлось. Из квартиры напротив, показалась не менее колоритная, чем наша бабушка, дама и в момент заткнула нашу горлопанку. А я из ее монолога узнала много интересного.
        - Что, Васильевна… Опять девчонок грязью поливаешь? Молчаливые они у тебя. Плачут и молчат. А ты и рада, курва старая! Куда ты их вышвыриваешь? Хочешь, я в опеку позвоню? Расскажу, как ты малого дитя на улицу выкидываешь? Ведь живут они в твоей квартире не потому, что ты такая добрая, а потому что право имеют. Ты же эту Ленку, как родную облизывала, пока она положенную ей государством квартиру не продала и тебе деньги не отдала. Ты же с пятого на второй этаж не просто так переехала? Весь дом знает, что свою двушку на трешку ты поменяла с доплатой! Что? Разве не так? И оформила ты ее наверняка только на себя? Ленка! Ты на нее в суд подай! А я свидетелем пойду. Еще посмотрим, кто кого выселять будет!
        Дослушать все, что думает всезнающая соседка, я не смогла. Бабушка Лиза затащила нас в коридор своей квартиры и захлопнула дверь. Орать больше не стала, а вот шипеть, за милую душу.
        В маленькую комнату, в которой ничего не напоминало о том, что здесь раньше жила молодая женщина и ребенок, мы попали не сразу, но все же попали. Бросив на пол сумку и попросив Василису посидеть тихонечко на кровати, подождать пока я с бабушкой поговорю, а потом позову ее, я из последних сил потащилась на кухню, где «гостеприимная» хозяйка гремела посудой.
        Неслышно ступая босыми ногами по линолеуму, проскользнула за ее спиной к кухонному столу и выбрала себе «помощника» для заключения мирного договора повесомее. А что может быть более весомым аргументом, нежели хорошо наточенный нож? И я говорю… Ни-че-го!
        Елизавета Васильевна поудобнее устроилась на стуле, а я поудобнее перехватила нож. Крепко схваченные моей рукой ее волосы и демонстративное поглаживание ножом жирной шейки заставило женщину оцепенеть. Я же приступила к ведению переговоров. А, что делать? Разные весовые категории нужно было уровнять, и я уровняла!
        - Поговорим?
        - Ты…. Ты… Не смеешь… Посажу…
        - Ой… Да, ладно. Кто вам поверит? Ваша же соседка расскажет всем уже сегодня, как вы нас с дочерью на улицу выгоняли. А мы ведь после комы как две былинки на ветру. На нас даже вентилятор направлять нельзя, сдует к чертовой матери….
        - Отпусти, дрянь! Я сыну расскажу!
        - А и он, не поверит, - я прижала нож сильнее, намеренно порезав ее слегка. Капельки крови потекли вниз по шее, и моя очень любимая свекровь буквально подавилась своими следующими словами. За то я перешла на шипение. - Я совсем недавно побывала на том свете и теперь могу с легкостью отправить туда любого и даже дорогу подсказать. Изменилась я, измениться все вокруг меня и потому, пока мы живем с вами в одном доме, вы, моя дорогая родственница, больше не будете открывать рот без надобности. Кричать на меня и мою дочь, вы тоже не будете. С этого дня все денежные расходы на вас. Начнете нарываться на скандал, я из вашей необъятной задницы ремней нарежу! Попробуете на ребенке отыграться… Упадете с лестницы и скоропостижно скончаетесь. Квартира мне ваша не нужна, но долю мою в ней деньгами вы мне отдадите. Все, что вы на нас потратите в счет этой суммы пойдет. Месяца два - три мы поживем вместе с вами и уйдем. Ясно? И опять же… Одна ошибка и вы, мадам, умрете, не оставив завещания. Понятно? Отвечайте!
        - П-по-о-ня-ла-а-а…
        - Молодец, баба Лиза. Вещи наши где? Игрушки?
        - Что-то про-о-да-ла… Остальное выкинула…
        - О, как! Молодец! Сейчас принесете мне карточку, на которой у вас денежки на черный день копятся. Уйдете в свою спальню, и чтобы до утра я вас больше не видела. Пошла, уважаемая Елизавета Васильевна! - я разжала кулак, выпуская из захвата ее волосы. Опустила в низ руку с ножом и сделала шаг в строну, освобождая ей место для маневра.
        Не смотря на приличный вес бабули, с места ее как ветром сдуло. На меня при этом она даже не взглянула. Ну и ладно. Не больно-то и хотелось. Не зря мне Матвей в свое время говорил - «Горластые, нарывучие любители унизить и поиздеваться, зачастую сильны только горлом. Ты боишься, они на коне, но стоит только показать решимость, постоять за себя, и они уйдут в тень, стараясь не отсвечивать».
        К тому времени, когда я искупала и переодела Василису в те немногие сохранившиеся вещи, найденные мною в собранной любящей бабушкой сумке, и привела ее на кухню. Карточка, оформленная на Елизавету Васильевну Крафт, лежа на столе. Сама же кухня порадовала нас полным холодильником вкусняшек, а квартира тишиной. Спали мы в эту ночь крепко и удивительно спокойно. Наследующий день притаившаяся в своей спальне наша бабуля добровольно назвала нам код от своей кубышки, и мы приступили к шопингу, сидя на диване. А что? Комп, как оказалось, есть. Деньги тоже! Посыльные, доставляющие нам покупки и ожидающие пока мы примерим и выберем нужное, иной раз даже сталкивались в тот день в дверях нашей квартиры. Но нас это мало волновало. Мы с Васяткой радовались обновкам потому как купили себе все самое необходимое: нижнее белье, платья, брюки, футболки, по паре кофт, обувь, постельное и, конечно, бантики, заколки и косметику. И самое главное! Мы купили игрушки! Медведя, три куклы, пазлы, игрушечную коляску с кроваткой и две толстые книги со сказками. Заснул мой ребенок в этот вечер почти счастливым. Почему почти?
Потому, что перед сном малышка рассказала мне, как сильно она скучает по папочке и попросила помолиться за него вместе с ней. Глядя на нее, я впервые за последние годы молилась неистово, от души, а на утро поняла - «Жить хорошо, а хорошо жить еще лучше».
        Первые десять дней мы отъедались, набирались сил, «дрессировали» бабушку, устанавливали в доме свои правила и уже к концу месяца научились сосуществовать, не мешая друг другу. В первую неделю я с ужасом проскакивала мимо зеркала, боясь в него даже взгляд бросить. На себя родимую мне просто смотреть страшно было. Мало того, что маленькая, как дохлая мышь, ну или как свекровушка говорит, таракан рыжий, с тусклыми, неровно обрезанными волосами, обломанными ногтями, не щипанными бровями, так еще и кожа по всему телу шелушащаяся. Жуть же! А Васятка? Василисушка? Былиночка моя неухоженная! Мы с ней больше на анатомическое пособие похожи были, ну или на свежеподнятых зомби. Парикмахера и маникюршу на дом вызывать пришлось. А сколько я времени и денег потратила пока волосы и кожу в порядок привела? Вот как раз к концу месяца мы с ребенком и вес поднабрали, и себя облагородили. Да и между собой окончательно поладили. Сказка на ночь на русском, и песенка на французском, совместное приготовление вкусняшек, плюс изучение французского языка, девичьи секреты и косметические процедуры, занятия этикетом для юных
леди и разучивание русского алфавита, все это помогло нам понять и принять друг друга. Теперь я для нее окончательно стала мамочкой, которой у нее, судя по всему, и не было никогда, а она для меня любимым солнышком и Васяткой.
        Про нашего папу мы тоже не забывали и как только окрепли, начали навещать его так часто, как могли. Усаживались рядышком с его кроватью, и Василиса начинала рассказывать ему обо всем, что мы делаем, о том, что она выучила, а еще о том, как сильно мы его любим и как нам плохо без него. Ну, мне, например, плохо без него не было, но я внимательно слушала щебет ребенка и в нужных местах обязательно поддакивала. Потому, как никуда мне в этой жизни от него не деться. Он мой муж. Как там дальше пойдет предсказать вряд ли кто возьмется, а пока муж. Даже сейчас, худой, осунувшийся, бледный буквально до синевы, он все равно был безумно привлекательным. Черные густые волосы, брови и ресницы как у девчонки, прямой тонкий нос, четко очерченные губы и ямочка на подбородке. Ну, красавец же?!! И как он Ленку эту не послал подальше с ее беременностью? Что он в ней нашел? Вот чем больше думаю о нем, тем больше мне хочется познакомиться с ним по-настоящему. Действительно он такой весь из себя благородный или это его доченька только так видит? Только вот у людей в сказках красавицы спящие, а у меня красавец. Лежит,
зараза такая, дрыхнет и не просыпается. Детеныш вон, извелась вся уже! И не сделаешь ничего… Мамочка его все же начала платить за дополнительный уход за сыном. Потому как забрать его домой я ей не разрешила. Угробим парня… Вот если бы он в себя пришел, чтобы хоть кушать сам смог, тогда да… Тогда дело другое, а так… Страшно.
        Да и некуда мне его забирать пока. С мамочкой его жить я точно не хочу, а это значит… Значит, придется мне рискнуть и оставить девчушку мою с бабулей вдвоем. Очень уже мне нужно попасть в элитный конный клуб, да и Иван-царевича проведать бы не мешало. Узнать… Что? Где? Почему?
        ГЛАВА 7
        Да, переоценила я свои силы. В первый же день после долгих вынужденных путешествий еле-еле ноги домой приволокла. И сказку в этот раз не я дочке читала, она мне рассказывала, и уснули мы в одной кровати. Утром сама себя за шкирку из-под теплого одеяла вытаскивала с огромным трудом. По кухне передвигалась как старуха древняя и это в двадцать четыре?! И чувствовала себя в этот момент не Дюймовочкой, а старым бегемотом, который совершенно непонятным образом не сшибает еще мебель на своем пути. Но завтрак приготовила, ребенка накормила, заданий на день надавала, бабушке ц.у. озвучила и опять в поход отправилась. Сегодня я чувствую себя более уверено, потому как вчерашнее общение бабушки с внучкой прошло без обид, криков и слез, а значит и сегодня, бог даст, все обойдется. И все-таки вчерашний день я прожила не зря. Не зря мучилась. К своему облегчению, бывшего я нашла на «том же месте, в тот же час», на том же диване. Нашла правда не сразу. Ну, никак не хотели соседи мадам мелкой предпринимательницы, его новой жены, подтвердить мне его проживание на ее территории. Почему? А потому, что вот уже пару
недель он из дома вообще не выходил. Пришлось проводить «социальный» опрос населения на тему - «Платное школьное образование».
        Ну, а что? Сколько людей - столько мнений, и только у Иванушки мнения нет вообще, как оказалось. Диван есть, пиво есть, жена почти есть, мнения нет. Я, конечно, довольна тем, что мне этого царевича долго искать не пришлось, но то, что он с этого дивана так никуда и не сдвинулся, честно говоря, поразило. Красавец, любитель тренажеров и бассейнов, хорошей одежды и парфюмерии, знаток яств и вин, умеющий ко всему прочему отлично готовить и… Что? Разве он не мог найти себе работу бармена? Официанта? Консультанта в супермаркете? Менеджера по продажам? Тренера в тренажерном зале? А он? Ушел в штопор и забыл вернуться? А «молодая» жинка? Боясь потерять красавчика, помогает ему лежать на диване, создавая комфорт? А дальше? Когда начнет спиваться. Спохватится, начнет лечить, а потом? Выгонит? Да-а-а… Неисповедимы дела твои, Господи…
        По правде говоря, зрелище предо мною предстало неприглядное. С бабой его мы так душевно чайку попили. А вот с ним… С ним даже не поздоровались. Оно почивало! Т-с-с-с…
        Да и ладно. Не очень-то и хотелось. У него теперь своя жизнь. У меня же помимо него еще дел немерено. На работу вот с огромным трудом устроилась. Кем? Помощником тренера в конный элитный клуб. Да, да… Именно туда. Еле-еле уговорила управляющего всем этим хозяйством поверить мне и проверить мои навыки. Чуть не прокололась. Теорию на отлично ведь знаю, а вот с практикой у этой меня… Но ничего, пронесло. Наврала, что очень давно в седло не садилась (ага, но совсем никогда в этом теле-то) и все из-за аварии на дороге. Поверил, проверил, взял на испытательный срок. Уже сегодня на работу выхожу. Буду помогать тренеру обучать богатеньких детишек на лошадках кататься. Выдали мне вчера форму, пропуск и отпустили с пожеланием не опаздывать. Лошадок-то до начала занятий вываживать нужно, чтоб размялись. Работать придется с большим прилежанием, потому как мне нужно получить постоянную работу иначе в нужное мне помещение не попасть. Да и зарплата в этом клубе более чем приличная. Баба Лиза наша вздохнет с облегчением, как узнает, что я на работу устроилась, а то она бедная от каждого звонка в дверь
вздрагивает, сразу думает, что это очередной посыльный из интернет-магазина пожаловал. Исхудала, бедная, даже от переживаний, не иначе! Да, стоит порадовать старушку. Стоит. Ой, стоит! Пока гадости исподтишка делать не стала!
        Аванс выданный мне на моей новой работе полностью ушел в ломбард. Я долго думала, пытаясь найти повод попасть в хранилище с сейфовыми ячейками клуба как можно скорее и самое главное легальный повод, такой который не привлечет ко мне внимания. Придумала. Для этого мне и понадобился ломбард. Истратила я свои денежки на покупку тоненькой золотой цепочки с невзрачным кулоном, небольшого опять же золотого перстенька и плетеного браслета выполненного из метала очень похожего на золото.
        Уже на следующий день я начала притворять возникшую у меня в голове идею в жизнь. А если точнее, то принялась в обязательном порядке надевать купленные «сокровища» на себя, когда шла на работу.
        Моя задумка сработала в начале второго месяца моей работы с «милейшими» детками. В этот день мне пришлось усмирять лошадь, взбрыкнувшую после частого использования одним из них стека. Что делал тренер? Тренер успокаивал богатенького мальчика, получившего «жуткие» моральные травмы не совместимые с его толстой жопой. И ведь даже об землю не успел приложиться, гаденыш! А ударился бедняжка обо что? Так об мои мослы вестимо! На меня же свалился. Я его по манежу катала. Я и ловила. Хорошо хоть не сломал мне ничего, толстопуз горластый. Именно в этой заварушке и потерялся браслет. На самом деле потерялся.
        День вообще-то получился очень суматошным с очень неоднозначными результатами. Родители мелкого вредителя орали почему-то только на меня. Выговор влепили мне. Оштрафовали меня. Тренер после всего благодарил тоже меня. Он же, посочувствовал мне по поводу моей потери. А как же? Дорогая памятная вещица, «бабушкина», потерялась! И в конце, как вишенка на торте - разрешение использовать одну из сейфовых ячеек для того, чтобы как все постоянные работники убирать в нее мои ценности на время рабочего дня. А ячейки эти и для посетителей, и для работников в одном зале стоят. В зале, в котором нет видеокамер! Правда из работников ими мало кто пользуется, но и это не беда, примелькаюсь.
        К моему большому облегчению, больше до конца месяца никто с лошадей не падал и истерик не устраивал, а мой испытательный срок закончился. Меня наконец-то оформили, как постоянного работника, и в связи с этим удвоилась величина моей заплаты. А еще… Я стала своей, «незаметной», ко мне привыкли. Я со всеми перезнакомилась. С особым усердием начала «дружить» с работниками именно той конюшни, в которой раньше стояла моя лошадка, той, где в тайнике до сих пор, надеюсь, находится так нужный мне ключ.
        Повезло. Его так никто и не обнаружил. Неприметный со стороны общего коридора узкий раскол на опорной стойке у входа в стойло сохранил мою секретную захоронку в целости и сохранности. И я точно знаю, что на видеокамере, контролирующей эти помещения, будет видно, как я всего лишь оперлась спиной об этот столбик во время разговора с парнишкой, убирающим в пустующих стойлах, а вот как я доставала ключ, нет.
        Обе занятые мной ячейки я освободила от их содержимого в тот же день, как достала спрятанный ключ и порадовалась наличию у меня такого чувства, как паранойя. Потому как, вот же они… У меня в руках… Карты на предъявителя и документы на уральский дом с потайным сейфом, в котором припрятан ключ к швейцарскому счету. Три месяца у меня ушло на то, чтобы добраться до своего капитала. Три месяца я приглядывала за богатенькими детишками и воевала со свекровью, так как спокойной и доброй бабушкой она оставалась ох как не долго. Ее хватило лишь на месяц, а еще два Василиску приходилось оставлять под присмотром соседки. Да, мне приходилось ей платить, но зато я точно знала, что мое солнышко никто не обидит, пока меня нет. И вот у меня получилось! Теперь я смогу позволить себе многое и еще чуть-чуть.
        Уже завтра начну хождение по риэлторским конторам, займусь поисками подходящей квартиры для нас. Вот только найти ее, подходящую, будет ой как не просто. Мне обязательно нужна, как минимум, трехкомнатная квартира, на первом этаже, с широкими дверными проемами, удобной ванной и подъезд, из которого можно без проблем выкатить инвалидное кресло. Ёще мне очень не хотелось жить близко центру, пригород Москвы, подошел бы. И бабушка у черта на куличках останется, и шума меньше. Почему мне так важны удобства для инвалидов? Так просто все. Кирилл наконец-то вышел из комы, но радовалась этому только моя доченька, потому как узнавал он только ее, только ей улыбался, только в ее присутствии его глаза становились живыми, но только глаза. Он дышал сам и это все. Ни руки, ни ноги, его не слушались. Даже пошевелиться сам не мог. Что говорили медики? А ничего определенного не говорили. Куча анализов платных, бесплатных и никаких прогнозов и обещаний. «Добрый» доктор даже посоветовал мне доверить уход за молодым человеком его матери, а самой начинать жить полной жизнью, ибо молодость скоротечна. Свекровь же,
которая раньше рвалась забрать сыночку домой, внезапно передумала. Посмотрела на растение по имени Кирилл и передумала. Не вытянет она его, видите ли. У нее сил не хватит. Его же ворочать нужно по нескольку раз в день, мыть, кормить, подмывать, менять памперсы, делать уколы и массаж. И не просто легкий массаж, а самый, что ни на есть настоящий. Поплакала она возле него и озвучила лечащему врачу свое решение. Она отказывается оплачивать платные услуги, оказываемые ее сыну по причине острого дефицита финансов и согласна оставить своего любимого сына на попечении невестки. И это при том, что мнение ее и пожелание я выслушала только для того, чтобы в последствии ее сыночек не сказал мне, что я не позволила его маме ухаживать за ним. Причем карточку свою, с как минимум половиной оставшихся на ней денег, она давно уже получила обратно, не вернув мне до конца долг за квартиру. Такие вот дела у нас. Зато Василиса моя сияет ярче солнышка.
        ГЛАВА 8
        На улице зима, а мы переезжаем. Елизавета Васильевна счастлива, но наша радость больше. Люди говорят «Не в деньгах счастье!». Согласна, а еще я согласна с теми, кто им отвечает - «Но без них счастье может и не выжить!».
        Сотрудники риэлторского агентства, подстегнутые премией, обещанной за скорость, расстарались и нашли нам не только квартиру, но и людей, сделавших в ней ремонт в кратчайшие сроки. Ну и что, что квартира эта находится очень далеко от центра Москвы и раньше это была огромная коммуналка. Зато больших комнат в ней целых пять, дверные проемы широкие, потолки три с половиной метра высотой, окна после ремонта теперь новые, ванна шикарная, кухня - мечта, и восхитительная детская комната для моей принцессы. После переезда мы целых две недели наводили в доме окончательную красоту. Вешали шторы, покупали посуду, кресло для Кирилла и специальную кровать для него же. Очень уж мне хотелось облегчить себе самой уход за ним, потому как я отчетливо осознаю, что нам предстоит. А еще собиралась нанять всех, кого нужно. Наивная! Оказалось, что дочка боится чужих людей, а если это еще и врачи… Пришлось учиться, учиться и опять учиться. Чему? Правильному уходу за лежачим больным.
        И вот, наш папа дома. Ребенок мой на седьмом небе от счастья, а я прохожу седьмой круг ада, не иначе. Да-а-а! Я думала, что работа помощником тренера в конном клубе слишком сурова для моего тщедушного тела! Ха! Да я в клуб отдыхать бегала и деньги за это получала. Это сейчас я пашу, как проклятая. У меня все болит! Болят даже те мышцы, о наличии которых в организме я до недавнего времени не подозревала. Мне кажется, у меня даже уши болят.
        Всегда любила высоких, крупных мужчин. И на Кирилла смотрела с симпатией и удовольствием пока не попыталась его перевернуть и окончательно не поняла, что я - сегодня и я - вчера, это совершенно разные женщины. Нельзя сравнивать Дюймовочку и гренадершу. Что для одной легкая прогулка, для другой смерть. В первый же день искусала себе губы, стараясь не материться и изо всех сил, сдерживала отчаянные слезы, чтобы не напугать вертевшуюся возле нас Василису, потому как целый день у меня ушел только на то, чтобы его помыть, побрить, постричь ногти на руках и ногах, накормить, опять подмыть, сделать массаж. Зато ночью я наплакалась и поматерилась всласть. Уложила спать своего уставшего маленького рыжика и дала волю своим чувствам. Нет, я ни в чем не обвиняла его, не считала виноватым. Я просто поняла, что теперь никогда не смогу оставить этого парня на произвол судьбы. Василиса стала мне настоящей, любимой дочерью и я знаю точно, что этот маленький, мужественный, терпеливый человечек не простит меня, вздумай я бросить его такого. Наверное, эти двое идут только в комплекте. Насильно их не разделить. Мне
придется приспособиться, но как же это оказывается не просто. Одно радует, в свое время я сумела выжить под суровым гнетом Матвея, значить смогу справиться с новой задачей и в этой жизни.
        Первая неделя прошла будто бы мимо меня. Я не стала намного сильнее за эти семь дней, у меня по-прежнему все болит так, будто бы меня из-под катка достали, но наконец-то появилось свободное время. Теперь я умею делать несколько дел одновременно. Например: готовить кушать и учить с дочкой буквы, кормить Кирилла и рассказывать сказки, стихи и даже петь песни на французском. Еще через неделю я отказалась от платных услуг приходящего медика окончательно и начала делать уколы мужу самостоятельно. А еще обратила внимание на то, что он начал прислушиваться к нам обоим и даже иногда улыбаться, когда мы смеялись. Вот только на улицу я боялась его вывозить. Молодая медичка, приходившая к нам первые десять дней, очень настаивала на прогулках. Но ее настойчивые рекомендации казались мне подозрительными. Слишком долго он болеет, а зима… Она такая зима. Эта мымра наверняка рассчитывала заработать на нас побольше, а тут такой облом в моем лице случился. Вот она на прощание и послала нас далеко, аж на улицу, погулять. Зараза.
        Рыдать по ночам от безнадеги и боли в мышцах я перестала только к концу зимы. Она была для меня такой длинной, такой тяжелой, но я… Нет, мы - выстояли. Чудо мое, Василиса! Славный человечек! Она научилась очень многому и помогала мне буквально во всем. Мы вместе мыли посуду и полы, пылесосили, прибирали квартиру и, конечно же, ухаживали за нашим папой. Находили время не только для прогулок в ближайший парк, но и на посещения открывшегося рядом детского развлекательного центра. Больше всего в этом дворце удовольствий нас с ней привлекал скалодром. К весне у нас даже начало что-то получаться и падать с него мы стали намного реже, а подниматься чуть выше. А самое главное это то, что моя девочка наконец-то стала спокойно спать по ночам, поверила в себя, в свои силы и в меня. Теперь я без опаски оставляла их в квартире одних. Она могла в любой момент как приподнять, так и опустить, используя пульт изголовье кровати, напоить его, позвонить мне на телефон со своего, сделать себе бутерброды и даже разогреть их в микроволновке. Маленькая, хрупкая, она старательно училась и тренировалась. Не раз, и не два
старательно убеждая меня в том, что совсем скоро вырастет и тогда сможет помогать мне и папе по-настоящему.
        Первое апреля одарило нас необычной находкой. На нашей родной помойке мы с Васяткой нашли пианино. Настоящие, немецкое пианино стояло на краю огромной лужи не далеко от мусорных баков. Обшарпанное, заляпанное краской, сильно расстроенное, но с целыми струнами и клавишами, одним словом - раритет. Кем нужно было быть, чтобы такую вещь не только довести до такого плачевного состояния, но еще и выкинуть?
        Что сделали мы? Ну, конечно же притащили его домой. Если честно, то нашли мужиков, заплатили им и уже на следующий день приступили к реанимации настрадавшегося от излишнего «внимания» людей инструмента. Мыли, сушили, зачищали, грунтовали и покрывали лаком мы его очень долго и тщательно, а потом с большим нетерпением ждали приглашенного настройщика. Им оказался высокий, сухопарый, абсолютно седой старик, который не только настроил наш инструмент, но и прочитал нам лекцию о том, какое чудо попало к нам в дом и как именно мы должны ухаживать за ним. С огромной благодарностью и нетерпением мы проводили дедушку восвояси и опробовали наше новое приобретение.
        Ну, что могли бы сказать наши соседи по поводу нашей игры, если бы стены нашей квартиры были такими же тонкими, как в современных домах, я вслух произносить не хочу, но то, что моя игра мало чем отличалась от бренчания Василисы, это факт. Слух есть, умение было, навыков у этого тела - нет. Все получилось, как в сказке - «На колу мочало, начинай сначала». Благо хоть учитель мне теперь не нужен. Осталось только ноты в интернет-магазине заказать и время для тренировок найти, тем более дочечка тоже изъявила желание учиться музыке.
        Сегодня самый лучший день. Мы сможем открыть окна и я, наконец-то, их помою. На улице конец апреля. Деревья покрылись молоденькой листвой. Орут как оглашенные воробьи. Солнышко радует, как никогда, а тусклые окна портят всю картину. Они у меня большие, высокие. Непорядок!
        Окно в комнате, где лежит мой молчаливый красавец-муж, я оставила на последок. Супруг находится на многофункциональной кровати с приподнятым изголовьем лицом к окну, а дочка комфортно разместилась подле него с книжкой. К тому моменту, когда я приступила к чистке рамы, на мои плечи навалилась усталость.
        - Учитывая, что ваш маленький ослик по имени Ленка уже весь в мыле в прямом и переносном смысле слова, мы не только будем ужинать позже обычного тем, что было приготовлено вчера, но и без массажа сегодня тоже придется обойтись. Зато завтра мы пойдем гулять все вместе, если, конечно, сумеем усадить нашего папочку в шикарное кресло на колесах, - рассуждала я вслух, залезая на подоконник.
        То ли по причине усталости, а может потому, что я очень сомневалась в том, что смогу сама его обратно на кровать затащить, и была недостаточно внимательной, произошло то, что произошло. А если точнее, то перевернула я ведерко с водой, поскользнулась, и, нелепо взмахнув руками, выпала в открытое окно.
        Летела я не далеко и не долго. Первый этаж это вам не второй и не третий. Ведь чем отличается полет с большой высоты от малой? С большой - сначала крик, «А-а-а!», а потом шмяк, а с малой наоборот, сначала шмяк, а потом крик. В моем случае и шмяк, и крик раздались изнутри квартиры, потому как лично я приземлилась удачно, и орать мне было незачем. Занятия на скалодроме даром не прошли, а потому я не только удачно упала, но и со скоростью спринтера этим же путем, через окошко, попала назад в квартиру. Картина, представшая моим глазам, еще вчера показалась бы мне нереальной. На полу возле кровати тылом к верху, носом в пол, возлежал мой красавчик муж, а рядом с ним сидела орущая изо всех сил Василиса. Первым делом я, естественно, кинулась к сильно напуганной и бьющейся в истерике малышке. Буквально рухнув рядом с ней на колени, я обхватила ее голову руками и, прижав к себе, начала успокаивать свою девочку, попутно стараясь рассмотреть, чем там занят слабо шевелящейся индивидум в памперсе, и откуда на полу возле его головы столько крови.
        - Не плачь мое солнышко. Не плачь моя хорошая. Что? Папа упал? Кровь? Так, что? Ты два дня назад на скалодроме со стеной носом встретилась у тебя тоже кровь шла… И ничего. А папа… Посмотри… У него даже руки и ноги зашевелились. Если бы я знала, что его с кровати уронить нужно, для того, чтобы он хоть немного расшевелился, каждый день бы его с нее скидывала. Не веришь? Зря не веришь. Ну вот, смешно уже тебе. Я сегодня из окна выпала, он из кровати, запомним этот день, отметим его в календаре и будем отмечать, как день авиации семьи Крафт. А сейчас давай, беги за полотенцами, будем умывать нашего неваляшку и красоту наводить.
        Все оказалось не так страшно, как я подумала, а еще страшнее. Нет, ребенок успокоился довольно быстро и, тихонько всхлипывая, побежал за полотенцами. И папочка, как оказалось, всего лишь носом с полом поцеловался, отсюда и кровь. Сломать его он не сломал, но в крови испачкал все, что смог и шишку на лбу набил. Вид у него при этом был презабавный. Вот только смеялась я не долго, а если точнее, то только пока вытирала кровь, переворачивала на спину, умывала, радовалась тому, что пусть и слабо, но у Кирилла шевелились руки и ноги. А вот потом… Потом я плакала, потому как раз за разом все мои попытки поднять его назад на кровать оканчивались полным провалом. Сил моих на этот подвиг не хватало. За день навкалывалась так, что еле свои ноги таскала, и на помощь позвать было некого. Напротив нас в огромной квартире проживала бабулечка, божий одуванчик. Дедуля постарше сторожил одну из квартир наверху, а во второй, там же, наверху, шел вяло текущий ремонт. А если точнее, то чаще всего там никого не было.
        Как не старалась, поднять Кирилла на кровать я так не смогла. Ни сама, ни с его помощью, он на самом деле мог теперь двигать руками и ногами, ни с помощью подручных средств. Пришлось устраивать ему лежбище прямо на полу. Все таки сбросить матрас с подушкой на пол и перекатить на него здорового мужика намного легче, чем пытаться его же затащить на эту кровать. Перестала хлюпать носом Василиса. Закончились одновременно вместе со слезами мои силы и этот нелегкий день. Ребенок уснул, едва коснувшись подушки. Мне же такое счастье светило еще не скоро. «Полового» жителя нужно было еще накормить, обиходить на ночь, лекарства дать, укол сделать.
        Пока кормила, колола, подмывала, новый памперс цепляла, он пыхтел как ежик и молчал, а как закончила, заговорил. И как я сразу не додумалась, что раз ожил, то и заговорить по идее должен. Устала, наверное. А он… Как он меня напугал! Когда рядом со мной раздался хриплый глухой голос, меня чуть не парализовало. Он же, зараза, не только заговорил, но еще и грязью меня поливать начал:
        - Ты, я гляжу, как всегда, и в огне не тонешь, и в воде не горишь. Из окошка аки ласточка вылетела и, как драная не убиваемая кошка, назад заскочила. А с Василькой как щебечешь… Прям как родная. То знать ее не хотела. Отшвыривала девчонку от себя, памперсы с нее двумя пальчиками снимала, кривилась, а теперь меня подмываешь и даже блевать не бегаешь. Неужели моя маменька расщедрилась и тебе большие деньги платить начала, или ты за меня пенсию инвалидную большую получаешь? Я же тебе даже здоровый был не нужен. Так зачем ты со мной с больным возишься, время теряешь? А как же молодость, возможности карьерного роста, подиум, твои так и не откопанные из земли таланты? Языки? Музыка? Спорт? Личная жизнь? Как же твой Махмуд? Или как там его правильно? Может ты его, и не только его, по ночам в соседней комнате принимаешь, подрабатываешь на дому? Может это он тебе такую шикарную квартиру снимает?
        Зря он эту речь свою толкнул. Зря… Я уже давно не совсем леди. И руки у меня уже давно не слабые. Это после больницы я была «сильна», как куренок. Теперь, после того как его поворочала, массаж регулярно поделала, плюс скалодром и пианино, слабой меня назвать точно было нельзя. Вы когда-нибудь здоровались за руку с хрупкой девочкой пианисткой, которая по восемь часов в день по клавишам тугого старого инструмента «лупит»? Нет? А вы попробуйте. Их, таких маленьких и хрупких, на арену цирка можно выпускать. Они там, шутя, своими тонкими пальчиками гвозди гнуть будут, и цветочки из них делать.
        Вот и заработал мой ненаглядный себе синяк потому, как врезала я ему по морде от всего сердца, от всей души. Откуда и силы то взялись. Губы ему разбила, нос раскровила, опять, и как бы еще под глазом к утру фингал не возник. Зато заткнула качественно и рот, и нос. Нос, правда, ватой затыкала.
        Зараза калечная… Разговорился. Поглядите на него. Еще разок, что ли, стукнуть? Мне вон как после первого раза полегчало. Но разъяснительную работу с муженьком провести все-таки стоит. Семейная жизнь, видимо, у него с женой та еще была, но я не она, а потому:
        - Слушай меня внимательно, убогонький, - негромко заговорила я. - Ты, наверное, головой хорошо приложился об пол, и вместо мозгов у тебя в голове каша образовалась. Так я тебе сейчас все очень понятно расскажу и разъясню. Не знаю, что ты понял за то время, что после комы прошло, но для стукнутых головой и по голове начну сначала.
        Во-первых: в коме мы с дочкой полежали пять месяцев, ты - шесть. Мамочка твоя сначала пыталась тебя домой забрать, а потом в дом инвалидов пристроить. Это после того, как выяснилось, что ты даже голову сам повернуть не можешь. Меня с Васяткой она на улицу выгнать пыталась. Все наши вещи к тому времени продала. От игрушек и от тех избавилась. Если бы мы, как и ты двигаться не смогли, отправила бы нас всех твоя мамочка в богадельню.
        Во-вторых: ничего, что было до аварии, я не помню. Ребенок помнит, я нет. Я и с ней познакомилась заново, и тебя, словно в первый раз только увидела в больнице. Как мы жили раньше, и кто такой этот Махмуд я знать не знаю. Понятно тебе? Пенсию по инвалидности тебе маменька оформила, но даже с пенсией брать тебя к себе домой она не захотела. Видели мы ее последний раз с дочкой еще в больнице. Живем мы сейчас очень далеко и от нее, и от нашей прежней жизни, в пригороде Москвы. Вожусь я с тобой как с писаной торбой только по тому, что Василиска очень к тебе привязана и считает тебя своим любимым папочкой. Папа ты ей на самом деле или нет, я тоже не знаю. Пока она сама от тебя не откажется, придется тебе, милый мой, терпеть меня рядом с собой, потому как дочь я тебе не отдам, и развода ты по этой же причине не получишь. Докажешь дочери, что ей без тебя будет лучше, согласится она жить отдельно от тебя и я тебя тоже держать не буду. Её заберу. Тебя забуду.
        Договорив, я вытащила у него из носа вату и, поднявшись с пола, на котором сидела, прежде чем уйти, добавила:
        - Как же мне хочется тебя пнуть сейчас.
        Спала я в этот день крепко и спокойно.
        ГЛАВА 9
        Проснулась я от веселого щебета моей «птички». Она звонко щебетала, сидя на одеяле возле Кирилла, его голос звучал по-прежнему глухо, но уже не так хрипло. И, конечно же, я прислушалась к их разговору, тем более, что говорили они обо мне.
        - Ты знаешь, папочка… Я теперь учусь разговаривать на чужом языке. Уже могу песенку спеть и спросить, как тебя зовут. Меня мама учит.
        - Лучше бы она тебя на русском языке читать научила.
        - Так я уже умею. Правда, правда… Очень медленно, по слогам, но умею. Буквы еще не все помню, но у меня все получается. Еще я скоро научусь играть на пианино. Мы с мамочкой его на помойке нашли. Долго мыли, чистили, красили, а теперь уже играем.
        - Мама не умет играть на пианино.
        - Уже почти умеет. Она вместе со мной учится. Мы посмотрели в ноуте, где можно купить ноты. Попросили, и нам дяденька привез их. Они совсем новые, и у нас скоро начнет все получаться. Ты не волнуйся папочка, если ты захочешь, мама тебя научит и на пианино играть, и на чужом языке разговаривать, а как только ты совсем поправишься, мы тебя с собой на скалодром возьмем. Там знаешь, как интересно? Я уже высоко умею залезать, почти до потолка. А некоторые ребята даже по потолку могут ходить. А почему ты на полу лежишь? У тебя же ноги заработали. Ты сегодня уже встанешь?
        - Я не могу пока сам встать, малыш. Но я обязательно попробую. Если мама согласится мне помочь.
        - Мама согласится. Она же тебя любит-любит. Ты знаешь, как она по ночам плакала, когда у нее руки болели и спина, а она все равно вставала утром и заново начинала тебе помогать.
        - Вась, а бабуля к нам сюда ходит?
        - Нет. Не ходит.
        - Она может и не знает, где мы сейчас живем?
        - Может и не знает. У меня, пап, теперь куклы красивые есть и телефон свой, но бабушка не звонит. Не хочет, наверное. Она от нас еще не отдохнула. Мы как с больницы с мамой вышли, у нее жили. Ну и надоели ей. Вот она еще и не соскучилась.
        - Это тебе мама так сказала?
        - Нет. Это бабушка сказала.
        - Как она сказала?
        - «Ну, хоть отдохну от вас, тараканы приблудные». Пап, а мы с мамой, что, правда, на тараканов похожи?
        - Что ты, маленькая! Как может солнышко быть похожим на таракана? Солнышко оно на то и солнышко, чтобы радовать всех. Ты моя доченька, а значит, вырастешь и станешь не просто симпатичной девушкой, а настоящей красавицей. Василька, меня никто не искал? В больницу никто не приходил?
        - А кто?
        - Ну, девушка… Такая высокая, с черными длинными волосами. Светланой зовут.
        - Такая только один раз приходила, когда мы еще крепко спали все. Ей тетки сказали, что надежды нет, и она ушла.
        - Плакала?
        - Нет. Она спросила, «Точно нет?», и все.
        - А откуда ты знаешь, что она приходила, если мы спали все?
        - Так я, наверное, не крепко спала и потому видела все.
        Опасаясь, что разговор дойдет до наших с ней «не крепко спала», я поспешила прервать их занимательную беседу. Ребенок был отправлен умываться и одеваться, а сама я приступила к осмотру дел рук своих.
        Ну, что? Лежал мой супруг ровнехонько, фингалом светил ярко, распухшим носом сопел почти грозно. Затыкаться видимо не собирался.
        - Чем тебе ребенок помешал? Боишься за свои секреты?
        - Да… Вдруг она расскажет тебе, где у меня запасные памперсы лежат.
        - Язва. Какая была, такая и осталось. Тебя ничто не изменит.
        - Правильно. Все только еще хуже стало. Теперь я, как и ты, на всю голову стукнутая. Вот отпинаю тебя сейчас и ничего мне за это не будет. У меня теперь психика нестабильная, мне голову беречь надо, а я вчера из окошка выпала! Представляешь? Ты лучше скажи мне, у тебя идеи не появились? Как мы, а точнее я, тебя поднимать буду? Молчишь?
        Не знаю, что я хотела от него услышать, но точно не тихое, смущенное.
        - Лен… Я в туалет хочу, и пить, - грубить и насмехаться мне резко расхотелось. - Может я смогу с твоей помощью встать?
        - Ну, давай попробуем. Только если ничего не получится, не злись.
        И мы попробовали. Задействовали все, что только можно: скамеечку, инвалидное кресло, медицинские ходунки и меня как основное средство передвижения. Сначала я его прямо на матрасе перетащила с горем пополам к дивану. Посадила, позволяя его спине опереться. Затем был героический рывок сантиметров на тридцать вверх. Он упирался руками в ходунки, а я, встав за его спиной, обхватила его под мышками. Раз… И мы уже на скамеечке, подставленной в нужное место Василисой. Следующим этапом был диван, а потом и кресло.
        Все оказалось не так плохо, как я думала. Не зря я по нескольку часов в день истязала его массажем. С туалетом и даже с купанием у нас все получилось, вот только его кровать нам после этого подвига пришлось делить на двоих. Как только я его на нее уложила, так больше уже ничего не смогла. Поздним завтраком нас на ней же кормил ребенок.
        И вообще, такой «завтрак в постель» у меня был впервые. Зато бутерброды и чай в этот день были просто божественными. В обед меня хватило на еще один поход в туалет и суп, разогретый в микроволновке. К вечеру мы приноровились к новым жизненным обстоятельствам и уже на следующий день жизнь начала налаживаться. Над кроватью Кирилла появились дополнительные поручни, и дочка приступила к работе тренера. Массаж и уколы я ему еще делала, кушать и мыться помогала, а вот памперсы, к моему огромному облегчению, стали историей. К концу недели моему муженьку заметно полегчало. Сил прибавилось. Ложка из рук больше не выпадала, в кресло, ванну и туалет перебирался самостоятельно. Вот только между собой мы почти не разговаривали, и если бы не Василиса, то тишина стояла бы гробовая.
        Чем мы занимались? Мы с ребенком по-прежнему учились читать, играть на пианино, разговаривали на французском, готовили, пекли пироги, ходили на скалодром, а он внимательно за нами наблюдал. Как ни предлагали мы ему прогулку, но уговорить «прокатиться» в кресле в парк, так и не смогли. Ответ всегда был один - «Как только смогу, выйду на своих ногах».
        К концу второй недели у нас наконец-то состоялся ночной разговор по душам.
        ГЛАВА 10
        Заканчивая мыть посуду после ужина, я уже предвкушала увлекательное путешествие по сети и несколько благодатных часов единения с самой собой. Неугомонное солнышко уже посапывало в своей кровати в обнимку с любимым медведем. Муженек, получивший очередную порцию уколов, тоже должен был отбыть вскорости в след за ней. Казалось никто и ничто не могло, помешать мне. Но это я так думала и желала. Кирилл так не думал. Он решился на разговор и мои желания, судя по всему, его не интересовали, потому, как, не успев отложить на раковину кухонную губку, я услышала за спиной:
        - Нам нужно поговорить, - заявил мой убогонький, пришлепавший на кухню на своих двоих, и тяжело опустившийся на стул. - В тот день, в машине, мы ссорились, - продолжил он, не собираясь видимо дожидаться моего согласия на разговор. - Разговор шел о разводе и ты, поверь мне, была согласна на него. Не устраивали тебя только его итоги. Ты соглашалась оставить мне Ваську, но не соглашалась оставлять долю в квартире, оформленной сейчас на мою мать. Я же настаивал на том, что ребенок останется со мной, а твою часть квартиры мы оформим на нее, это примирило бы мою мать с ее присутствием и обезопасило бы ребенка от ее интриг. Моя мать не святая, но она моя мама, и я не позволю тебе обижать ее. В отличие от тебя она не отказалась от меня, вырастила одна, не бросила.
        Успев очень близко познакомиться с его мамочкой, я не выдержала и встряла в его монолог.
        - Конечно, вырастила. Времена-то какие были? Попробовала бы она тебя бросить. Ее родители, воспитанные в духе коммунизма, ей бы все глазоньки повыколупывали за это.
        - Оставь мою мать в покое! Чтобы она для тебя не делала, ты всегда была недовольна. Ничему не хотела учиться. Работать тоже не хотела. Это из-за тебя мне пришлось бросить институт. Это из-за тебя в доме вечно не хватало денег. Из-за тебя Василиска растет такой болезненной и нервной! Из-за тебя я никак не могу построить жизнь с хорошей, любящей меня девушкой. На момент аварии она уже была беременной, и теперь я даже не знаю где она и что с ней? Мы собирались стать семьей. Она согласна была принять мою дочь, стать ей настоящей матерью. Все портила ты!
        - Так кто тебе мешает строить новую семью? Звони своей красавице. Пусть приезжает и забирает тебя себе. А я в приданное кровать тебе навороченную вместе с памперсами подарю. И шмотки, что купила тебе, тоже зажимать не стану. Да и карточку отдам. На… - пенсионная карточка Кирилла Крафт перекочевала с холодильника на стол. - Забери. Не сможешь связаться с зазнобой, звони матери. Пусть забирает тебя. Дочь не отдам. Ты не работаешь. Содержать тебе ее не на что. Вот оформишь на нее часть квартиры. Приходи с документами на руках. Поговорим.
        Я рисковала, но почему-то была твердо уверена в том, что делала. Никогда его мать не оформит на Василиску часть своей квартиры. Тем более, что половину денег за эту часть я с нее уже отжала. Доказать, что деньги эти были отданы ею именно в уплату за жилье, она не сможет, а значит тем более ничем делиться не будет.
        - Ты тоже нигде не работаешь. Живешь на мои деньги. Уйду я, и чем ты будешь платить за эту квартиру? Насколько ты ее сняла? За какой срок заплатила?
        - Для того, чтобы снять эту квартиру я устроилась на работу в элитный конный клуб и получала зарплату в три раза большую, чем размер твоей пенсии. Бросить ее пришлось только из-за тебя. Василиска очень хотела, чтобы мы забрали домой ее любимого папочку. И мы забрали тебя. Я считаю, что все свои бывшие прегрешения уже искупила, ухаживая за тобой, поднимая тебя на ноги. Даже врачи не делали в отношении тебя никаких положительных прогнозов. Но вот он, ты, сидишь здесь передо мной и качаешь права. А это значит только одно… Я больше тебе ничего не должна! Ты уйдешь. Василиску устрою в садик, потом в школу. Мне обещали, место в том клубе, в случае если я соберусь вернуться. Вернусь. Начну жить. Не знаю как тебя, а меня авария изменила. У нас с дочкой теперь все будет хорошо. Мы сможем выжить и без тебя. А вот ты со своей кралей и ребенком в квартире твоей мамочки попробуй выживи.
        - Я отсужу ее у тебя.
        - А зачем? Ты же говоришь, что у тебя уже наверняка есть еще один ребенок. Если нужно, милая тебе еще нарожает. Я детдомовская, а она лимита* какая-нибудь. Где ты ее нашел? Откуда она родом? Украина? Казахстан? Глубинка России? Поступать приехала и провалилась? Жилья своего нет поди? А тут ты. Красавец. Почти уже не женатый. С жильем и работой. Вот только где она, любимая твоя? Что-то мне в больнице не сообщали о том, что тебя еще кто-то, кроме нас с Василисой, навещает.
        - Всех по себе судишь. Если она родила, то ей сейчас нелегко. Ребенок маленький, а, наверняка, еще и подрабатывать приходится. Ей самой помощь нужна.
        - Ну-ну… Помошничек. Ищи. Помогай. Только без меня. Свалишь к маменьке, тогда ищи, помогай. Найдешь, на горб свой взгромозди и еще одну тащить приготовься. Да только все это уже без меня. Надоел ты мне. Не жди от меня больше помощи. Массаж тебе уже не нужен. Сам упражнения можешь делать. Уколы доколю. Их всего пару штук осталось сделать. К врачу теперь сам. Если что пропишут, проси таблетки. Стираешь свое тоже сам. Машинка с кнопками к твоим услугам. На продукты будешь деньги выделять. Готовить на тебя буду. Мне не сложно. И, надеюсь, с переездом, к любимой маме, ты поспешишь. У меня одно требование. Сделаешь так, чтобы дочка не плакала и не страдала по поводу твоего убытия! Объясняй, как хочешь. Обещай в гости каждый день ездить или еще что, но ребенок должен понять, что ее ты не бросаешь. Понятно?
        - Ты… Ты…
        - Я. Я это. И снова я. Теперь я тебе никто, как и ты мне. Спокойной ночи.
        Лазить в сети мне уже не хотелось. Темнота пыталась подарить покой, но тревожные мысли не желали исчезать. Но похвалить себя за предусмотрительность все же хотелось. Кирилл не знал о том, что квартира эта мною куплена, а не арендована. Не знал он и том, что документы на нее, как и документы на усадьбу на Урале, карточки на предъявителя, карточки на имя Елены Владимировны Крафт, кроме одной с десятью тысячами рублей, спрятаны в тайнике, приведенном в порядок собственноручно мною. А помогала мне в выборе места для тайника моя соседка, милейшая бабулечка Нинель или Нинуль, в моем исполнении. Изумительное создание на вид лет семидесяти и девяносто двух по паспорту. Она пришла со мной знакомиться стоило мне только купить данную жилплощадь, и я не дня не жалела об этом. Это с ней я отмечала Новый год и восьмое марта. Это ей я жаловалась на боль в мышцах и звездочки в глазах. Это она рассказала мне историю этого дома, бывшего раньше родовым, купеческим особняком, переделанным вандалами коммунистами под нужды трудового народа. Она же открыла мне его тайны. Нинель знала все об этом доме потому, что ее мать
сначала работала горничной в семье купца, а потом проживала в одной из комнат коммунальной квартиры в этом же доме. Мне же посчастливилось купить именно ту часть дома, где раньше располагались комнаты хозяина, его кабинет, гостиная, спальня. Самое удивительное это то, что никто за эти года так и не смог проникнуть в тайны этого дома. Делавшие мне ремонт строители были, конечно, не очень рады, когда я решила переделать ремонт в одной из комнат. Ну, а кому понравится сдирать тонны штукатурки с уже отремонтированных стен. Но им все же пришлось выполнить мои хотелки. Стены ободрали. Нашли упрятанные под сотней слоев остатки шелковых драпировок. Содрали их тоже и начали ремонт по новой, с учетом моих дополнительных требований. Вот с той поры в моей комнате есть потайная дверь, о которой наемные ремонтники так ничего и не узнали потому, как прятать секреты во времена постройки этого дома умели. У меня же получилось этот секрет сохранить. Маленькая комнатка с отличной вентиляцией и круглым окошком, смотревшемся с улицы как декор здания превратилась в уютное помещение. В ней отлично поместился маленький
столик с мощным ноутом, компактный стул, в случае надобности, убирающиеся под этот стол, современная откидная кровать, раковина для умывания с подключенной к ней холодной водой и встроенный в стену шкаф. Сил и нервов я потратила великое множество, но сделать все смогла сама, а потому все, что хотела спрятать от чужих глаз, скрыла. Теперь я могла не бояться за свои секреты и себя, потому как при помощи дорогих микроскопических видеокамер, подключенных к стоящему в этой комнатке компьютеру, могла при желании увидеть все, что происходит на моей жилплощади. Многие назовут меня параноиком, но я всегда придерживалась правила: «Если кажется, то это совсем не значит, что этого нет.»
        ГЛАВА 11
        Нинель Владимировна Туманникова была единственной, кому я доверила свои тайны. А если точнее… Мы доверили друг другу свои тайны. Никогда не забуду, с каким задором она рассказывала мне о своей такой долгой и непростой жизни. Из ее рассказа о жизни получился бы супер-сериал. Начать можно было бы с того, что купец, владелец особняка и был ее отцом. Она была его любимой доченькой, единственной и, как сама она говорит, неповторимой. В законном браке сей господин имел только сыновей. Их он и увез сразу после революции за границу, где и сгинул вместе со всей семьей. То ли не доехал, то ли не сумел благополучно устроится в чужой стране… Но сведений о дальнейшей жизни его и его детей Нинель за все последующие годы так и не нашла. Нет, он не оставил ее в разваливающейся стране без средств. Золотой браслет с драгоценными камешками, подарок отца, спас ей жизнь во время Великой отечественной войны, а золотые монеты, хранившиеся у маменьки и аккуратно реализуемые ею время от времени, позволили им обеим прожить экономную, но безбедную жизнь. Дочка купца, родная его кровиночка, она оправдала свое происхождение
всей своей нелегкой судьбой, потому как сумела не только вернуть, но и приумножить свое наследство.
        - Мне принадлежит, пусть не весь дом отца, но огромная квартира, - говорила она и добавляла: - Правда по документам она Славочкина, это мой четвертый муж, но Владислав Аркадьевич Соловков уехал на заработки в Америку и был так добр, что оставил мне доверенность с правом проживания на этой жилплощади. Почему так? Ой, девочка моя, в девяностые в нашем и соседнем домах начали скоропостижно помирать старики, оставляя все нажитое непонятно кому, и я, чтобы обезопасить себя, придумала и воплотила в жизнь гениальный план. Продала квартиру своему гражданскому мужу, он все равно «заграницу» собирался, потом он под моим чутким руководством оформил доверенность без права продажи на меня. И вуаля! Сам «уехал» сначала в Германию, а потом в Америку - как все уверенны, а я горемычная осталась брошенкой. Помню еще жалели меня тогда все… С тех пор мной и моей квартирой интересовались не раз, и не два. Вот только я до сих пор жива и ко мне даже желающие докормить до гроба немощную бабушку не приходят. Я и рада. Ведь у меня и золото есть, и камешки. Пенсия, дай Бог каждому, и здоровья хватит еще лет на двадцать. В
моей семье женщины долгожители. Если бы мать не убили, как случайного свидетеля бандитской разборки, она до сих пор бы по земле бегала. Захочу, замуж еще выйду! А, что? У меня всего-то пятеро мужей было. Самый любимый и родной был конечно же первый, Евгений Маркович Ласков - еврей, мать его… Артист театра, красавец, любимец публики, из интеллигентной семьи, - голь перекатная с претензиями. Любила я его, как кошка валерьянку. Он, красавец-то мой, оглобля в шляпе, на руках меня носил, пять дней в неделю. На шестой, в субботу, напивался, отдыхая от тяжелых трудовых будней, а потом лупил меня нежными своими ручками, которые легко в кулаки пудовые превращались. Зато седьмой день был опять мой. Спектакль в этот день милый устраивал только для меня одной. На коленях стоял, плакал, прощенья просил, ноги целовал, а я дура молодая, слезки ему вытирала, а на себе синяки замазывала и радовалась жизни следующие пять дней, пока он трезвый ходил. Не знаю, как долго бы это продолжалось, но несчастье оно и талантливых людей губит. Помер мой ненаглядный молодым. Великим актером стать так и не успел. Да и детишек мы с
ним не родили. Слава Богу! Умер он у меня на руках. Прощалась я с ним долго, потому как неправильно рассчитала сколько ему грибочков нужно для «скоропостижной» смерти. Очень уж он у меня габаритный был по сравнению со мной. Расследование было не долгим, потому как грибочки на рынке я вместе с соседкой покупала. Самой мне тех грибов не досталось. Очень уже мне мужа хотелось «порадовать». И кому какое дело, что поганки я лично для любимого собирала, за город ездила, а покупные подальше от дома в канаву выбросила? Узнать меня в бабке, ездившей за город, никто бы не смог. Даром я что ли с актером жила? Так вот. Ночь мы с Женечкой тогда очень беспокойную провели. Он, бедняжка, все порывался доктора вызвать, но к утру все-таки успокоился и упокоился. Царство ему небесное! Долго я потом горевала за ним. Годов так пять официально замуж не выходила. Но нашелся еще один. Уговорил. Поверила ему и даже счастлива была. Мирошников Дмитрий Васильевич, второй мой муж, был добрым человеком, смешливым, шутить любил. Работать правда не любил, но зато жила я с ним счастливо, каждый день с улыбкой. Приду со смены
заводской, а он на диване лежит, худо ему, живот от голода подводит, потому как то, что я приготовила, уже кончилось, а все равно встречает меня с улыбкой. Пальто снять поможет. Тапочки принесет. Руки согреет, и целый час потом возле меня сидит, ждет, пока я ужин приготовлю и ни разу не было такого, чтобы он упрекнул меня за ожидание это. Счастливая я была, точно тебе говорю, - заявляла Нинель с неизменной улыбкой на губах и продолжала рассказывать, показывая мне фотографии своих милых. - Жаль только, что пришлось мне вдовий наряд надеть уже через пару лет после свадьбы. А все почему? А потому, что по настоянию Димочки переехали мы тогда из съемной комнатки в той же коммуналке, где я с мамой жила, в маленькую собственную квартиру к его мамочке. Ей как раз уход понадобился. Тяжело в пятьдесят восемь лет одной жить. Кто в квартире уберет, сготовит, помоет, почистит, денежку в семью принесет? Сама-то она не дня в своей жизни не работала. Очень уж удачно по молодости желающих помочь молодой вдове находила. Вот только молодость как-то в раз прошла, но зато сын при ней остался, а сыном мой ненаглядный был
хорошим, очень мать жалел. Ну, а мне разве трудно было откликнуться на его просьбу? Мать - это святое. Бывало, прибегу с работы, милый встретит меня с улыбкой, а следом из своей комнаты мамочка его и тоже с улыбкой. Правда ее улыбка чаще всего на оскал гиены смахивала, но она старалась. Муж велел ценить ее усилия, и я ценила, но не долго. Ровно до тех пор, пока она мне на голову остывший суп из тарелки не вылила. Остыл он, пока она в ванной мылась, а я подогреть еще раз не успела, уснула после работы, сидя на стуле, прямо на кухне. Но зато следующий раз, когда она мыться пошла, я не спала и все успела, и пирожки пожарить, и спинку ей потереть.
        Поминки по ней я справила знатные. Все было свеженькое, горячее и слезы были настоящие, потому как жалела я очень, что раньше ей никогда мыться не помогала. А в этот раз я, когда по ее требованию спинку ей потерла, мыло в воде оставила, случайно. На нем она и поскользнулась. Упала. Ударилась. Закашлялась сильно, потому как воды мыльной нахлебалась и «всплыть» окончательно не смогла, утонула. Мне правда пришлось потом водички в ванную добавить для достоверности и полотенце мокрое, которым я ее ноги прихватывала, чтобы синяков лишних на них не было и руки не скользили пока я ее удерживала, на кухню отнести и жиром запачкать. Врачей с милицией я сама вызвала, но опоздала помощь-то. А что сделаешь? Все мы смертные. Несчастье с каждым случиться может. Так в протоколе и написали - несчастный случай. Не моя вина, что я для мамочки пирожки на кухне жарила, а соседский ребенок за стенкой скрипку мучил. Следствием точно было установлено: в подобном шуме услышать происходящее в ванной я просто не могла. Рассказывать о том, как мой Димка с лестницы упал и шею свернул через неделю после похорон мамочки, я не
буду. Это он впервые в своей жизни напился, горе запивал. Меня рядом в том момент и близко не было, на работе была. Вся моя смена засвидетельствовала, что именно в этот день я никуда не отлучалась. Детей мы и с этим моим мужем не нажили. Родственников близких у них не было, а потому квартирка, в которой мы проживали мне отошла. Чтобы зависть у людей не вызывать, я ее быстренько продала и к мамочке в коммуналку вернулась, как и после первого замужества, с первым-то мужем я в общежитии жила.
        А потом, деточка, война началась. Много горя на баб свалилось. Выживали, как могли. Жили на заводах. Работали, пока стоять могли, потом падали возле станка спать. К концу войны я третий раз замуж и вышла. За кого? Так за Козлова Василия Михайловича - он на нашем заводе «нюхачем» был, вынюхивал, высматривал, подслушивал, докладывал. Ну, так не его вина в этом. Работа у него такая была. Служил он тогда в госбезопасности. От провокаторов, шпионов, саботажников нас защищал. Сколько народа, тварь такая, сгубил… На пальцах не пересчитать. Не любила я его, никогда не любила, но замуж пошла. А куда мне было деваться? Выбор передо мной стоял не большой: лагерь или замужество. Подставил он меня, подвел под арест. Не согласилась добровольно под него лечь, так он отомстил, как мог, а мог он многое.
        С завода он меня забрал почти сразу. Устроил работать к себе, секретарем. Хвастаться мною перед сослуживцами любил. Сам был маленький, плюгавенький с вечно простуженным носом и плешивой головенкой. Зато фантазией обладал просто безграничной, затейник был редкостный. Мстил неугодным с выдумкой и получал от этого море удовольствия. Лично мне он мстил пятнадцать лет. На людях чудный муж: под локоток поддержит, в красивое оденет, в кино, ресторан, театр сводит, а чуть через порог квартиры своей переступит, так его словно на изнанку выворачивали. И, что самое интересное, никогда на видимых частях тела синяков мне не оставлял, хоть и все новые методы дознания сначала на мне проверял. Ты думаешь, почему у меня голос такой хрипловатый, тихий? Дооралась однажды в любимом подвальчике моего муженька и все… Месяц потом не разговаривала, а затем полгода только шептала. Врачи от простуды лечили, а милый фрукты таскал, шоколадки, на работе и обязательно при свидетелях угощал. Они тогда, в послевоенные годы, большой редкостью были. И все же я за эти годы много чему научилась. Начинала секретарем, потом помощником
следователя была, затем следователем госбезопасности. Один год даже под прикрытием за границей проработала потому, как немецкий знала в совершенстве. Вот в этот год я и от мужа отдохнула, и клад нашла, стрелять научилась, тайники: как оборудовать, так и находить. Опять же, задание свое выполнить смогла полностью и вернулась на Родину именно с теми документами, за которыми меня посылали. За это меня в звании повысили и начальником над отделом, где муженек работал, назначили. Вдовой я стала через полгода после этого. Один из моих подчиненных серьезную ошибку совершил. Я прикрыла. Потом с его помощью взяла в оборот своего козла Козлова. На дыбу подвесила в его любимом подвальчике. Заставила все о его делишках и тайниках рассказать. Компромат, сфабрикованный на меня, уничтожила. Капитал его припрятанный, с помощником своим разделила, а мужа на костер «как ведьму» возвела. Сгорел родимый вместе с машиной своей служебной при попытке осуществить арест нарушителя общественного спокойствия и порядка. Награжден посмертно медалью. Герой…
        После этого замужества я надолго с мужиками завязала. Работала, как проклятая. Если в подозреваемых по делу мужик проходил, так я просто удержу не знала. В конторе нашей меня бешеной гончей прозвали. Говорили - почует след, загонит, придушит, приволочет. Но, как бы то ни было, чтобы не происходило, но улики я никогда не подтасовывала, и виноватых от наказания не отмазывала. За это меня в начале девяностых на залуженную пенсию и проводили. Тогда я, не иначе как от безделья, замуж четвертый раз и вышла, ненадолго. А если честно, то нужен мне был кандидат очень «желающий» выехать за границу. Квартиру мою, большую уже к тому времени, из бывшей коммуналки, получившуюся в родном доме моего батюшки, обезопасить нужно было. Полгодика Владислава Аркадьевича Соловкова потерпела на своей территории, а потом он у меня и «уехал», горемычный. В стране в те годы такой бардак был, сама знаешь, что никому ни до кого дела не было. Сообщала всем желающим знать, что уехал и затерялся где-то там, заграницей. А, что его искать? Живой он, у узбеков в степях барашков раньше пас, а сейчас вместе со своей Айгуль внуков
нянчит. Его в те годы сильно криминал прижал, вот я по доброте душевной и помогла мужичку жизнь сохранить. Денег у него как тогда не было, так и сейчас нет, а из степей тех до Москвы ему не добраться. Он хоть и моложе меня на двадцать лет, а последние свои годочки доживает. Имя у него другое, жизнь тоже другая. Мои секреты его и тогда не интересовали, а уж сейчас и подавно. Безвредный он, работяга. Всю жизнь за меня богу молится. Должником себя считает. А я вот живу в свое удовольствие. Каждое лето на Алтай езжу. Травки собираю, воздухом дышу, горами любуюсь. Есть у меня там друзья настоящие, верные. Отдыхаю я у них в гостях, душой отдыхаю. Чувствую себя просто великолепно, для своих лет. Недавно в пятый раз замуж сходила за Питерского коллекционера. Да вот беда… Такой на вид крепенький дедочек, оказался тем еще обманщиком. Обещал меня до конца моей жизни на руках носить и на тебе! Помер. И что самое обидное. Пришлось мне из-за него с Алтая в тот год раньше возвращаться. Все лето псу шелудивому под хвост… Семьдесят пять, это ведь не повод, чтобы так скоропостижно в гробик укладываться? Хорошо хоть
наследников не много после себя оставил и о завещании не забыл. Все, о чем сынок его знал, он ему и оставил, а о чем не знал, я прибрала. И правильно… Зачем мне квартира, мебель антикварная, вазы, картины, серебряные безделушки, пара дорогих колец и колье? Миллионы стоят? Ха!
        Как же его отпрыск радовался, когда после похорон завещание услышал. В тот же день меня из квартиры выставил. А я, что? Ушла тихонько и слова не сказала. Не хотелось мне мальчика огорчать. Так и не узнал он, каким скрягой был его папаша, сколько тайников было в его квартире, сколько золота и драгоценных камней накопил покойничек за свою жизнь. Я еще при его жизни все его захоронки нашла, а потом за пару ночей не только выпотрошила, но и сами тайники уничтожила. Не нужно ребенку знать о том, что они были. Начнет думать о их возможном содержимом. Вспомнит про меня. А ведь многие знания укорачивают жизнь. Пусть живет спокойно и счастливо. Он свое состояние, от матери доставшееся, промотал уже. Теперь с легкой душой папашино проматывать начнет, но, надеюсь, ему на его жизнь хватит.
        Слушая Нинель, я иногда жалела о том, что никогда не пробовала писать. Из ее жизни, из каждого расследованного ею дела, можно было написать интересную книгу. В свои девяносто она обладала великолепной памятью. Помнила все мелочи и нюансы любого расследования. Умело давала характеристики всем участникам дела. Вечера, проведенные в ее гостиной, приносили мне удовольствие и учили, учили, учили. Именно она посоветовала мне не говорить мужу, даже вроде бы непонимающему, о чем я говорю, о том, что квартира, в которой мы живем, принадлежит мне, что у меня есть деньги, что я умею говорить на двух иностранных языках, что снимала с карточки его мамаши деньги и многое другое. Стоило моему муженьку очнуться, и я мгновенно оценила ее советы. Вот только свою прошлую жизнь мне не нужно было забывать, а так же стоило принимать во внимание прошлую жизнь моего тела. Люди правду говорят о том, что только Бог не ошибается. Я же обычный человек и в той, и в этой жизни, а потому огребла, как говорит молодежь, по полной.
        ГЛАВА 12
        Первая майская неделя радовала нас удивительно теплыми днями, а потому я выскочила из подъезда лишь в тоненькой кофточке, джинсах и кроссовках. Телефон и пластиковая карта вот и все, что было в моих руках на тот момент. Все мои мысли были заняты Кириллом, а если точнее, то его словами о том, что уже завтра утром он отправится к своей маме. Он собирался перебраться к ней еще дней пять назад, но слезы дочки и поиски своей будущей жены его задержали. Ребенка обижать он не хотел категорически. Как бы я к нему не относилась, чтобы не думала о нем, но отрицать его любовь к Василисе я не могла. Очень аккуратно и бережно он объяснил ей, почему ему нужно уехать и как они будут жить дальше. И она вроде бы поняла, и про братика маленького и про любимую женщину, и про то, что папочка очень ее любит и хочет забрать с собой, а мама против. Чего он не ожидал, так это того, что уходить от мамы ребенок не согласен даже в далекой перспективе и в конце концов согласится ждать папу в гости каждое воскресенье. Я видела, как больно ударило его ее решение, но отдавать ему свою Васятку не собиралась. Не хочу быть
приходящей мамой.
        Полная радужных надежд и планов, уже под вечер выскочила из дома, никого не предупредив, в ближайший магазин, минут на пятнадцать всего. До магазина я не дошла. Всего один удар по затылку и темнота накрыла меня с головой. Да и много ли мне надо? Еще один такой удар и «Здравствуйте небеса!».
        «Нежные» похлопывания огромной, по сравнению с моим лицом, волосатой лапищи заставили меня прийти в себя и открыть глаза. Ничуть не менее волосатый, чем его руки, мужик кавказкой национальности, чисто говорящий по-русски, лупил меня по морде лица и тряс меня словно грушу, держа одной рукой на весу старательно приводя в чувство. И привел же… Гад. Губы вот только в кровь разбил, челюсть чуть на сторону не свернул, и поворот головы у меня теперь как минимум на двести градусов, но в чувство привел! Заметил, что глаза открыла, лупить перестал, и швырнул на стул с такой силой, что вместе с этим стулом я к стене отлетела как моль от вентилятора, но зато ко мне слух вернулся и по-русски я тоже понимать начала.
        - Что, шмара… Очнулась? Думала не найду тебя? Думала больничку залегла и все, долги отдавать не надо будет? А потом еще и спрятаться решила? Думала Гарик тебе что, все простит? Спишет? Не-е-ет. Все отдашь.
        В ответ ничего не стала придумывать. Ответила так, как есть с трудом пошевелив губами:
        - Что вам от меня нужно? Я после комы потеряла память и потому не только о долгах не помню, но вас тоже, словно в первый раз вижу. Кто вы? Сколько я вам должна? Чем вы можете подтвердить свои требования? - не знаю, чего я ждала, но точно не удара ногой под ребра и «ухода» в уже знакомую темноту.
        Вот только в себя после этого я пришла уже не от «нежных» похлопываний, нет. В этот раз я тонула. Как? Да просто все как дважды два. Волосатый придурок топил меня в ведре с водой. Засовывал мою голову воду и ждал пока я трепыхаться начну, и так раз пять, пока в его «умную голову» не дошло, что я уже не просто очнулась, а того и гляди по новой отчалю в небытие. Вот тогда это оно и заговорило вновь.
        - Ты мне сказки рассказывать не начинай, не надо. Много вас таких, сказочников. Деньги и травку все горазды брать, а как отдавать время приходит вы по углам да норам прятаться начинаете. Твое дело знать, что ты мне должна. Много должна. Понятно? Карточку твою я забрал. Сколько на ней?
        - Десять тысяч, - с горем пополам прошептала я, отдышавшись.
        - Мало, - озвучил свое решения державший меня за шкирку гоблин. - Вот только в этот раз я тебя никуда за остатком долга не отпущу. Будешь на цепи сидеть, пока муж не выкупит.
        - Не выкупит, - разочаровала его я. - Он после комы парализованный у своей мамочки в квартире лежит, - соврала я. - а этой мымре я и даром не сдалась.
        - А если пацанку твою прихватить? За нее она заплатит?
        - Фиг тебе. За мою девчонку она гроша ломанного не даст. Даже в полицию заяву не кинет. Вздохнет с облегчением и помолится за тебя. Я сама долг отдам. Скажи только, сколько?
        - Вот же… Связался с тобой, тварью. Страшная, злая как крыса помойная и нищая как негры в Африке. Тебя даже в бордель не продашь. Кому ты такая нужна там будешь? На опыты тебя продать что ли? А, что? Это мысль. Слышь, ты? - он встряхнул меня как тряпочку и добавил. - Будешь крысой для опытов. Есть у меня один знакомец. Может и позарится на тебя.
        Очередной удар по голове вновь отправил меня «отдыхать» и отдыхала я, судя по всему, не просто долго, а очень долго, потому как за это время декорации вокруг меня разительно поменялись. А если честно, то в первое мгновение я решила, что ослепла, потому как вроде бы очнулась, а светлее не стало. Глазами лупаю, а толку ноль. Закрыла их и, подавив приступ паники, начала анализировать обстановку, опираясь на другие органы чувств. Во-первых, запахи. Пахло просто отвратительно, но знакомо. В последний раз я чувствовала эти ароматы в пыточной Матвея: запах мочи, застарелой крови, сырости, плесени, затхлый воздух подвала или погреба. Во-вторых, диагностика себя родимой. Руки - целые. Пальцы не сломаны. Лицо - разбитые губы распухли, челюсть двигается с трудом, глаза заплыли. Может быть поэтому видимость в ноль? Ребра - болят, но вроде бы целы. Ноги - единственное что, не болит. Уже хорошо. А вот звон, раздавшийся одновременно с моей попыткой ими пошевелить, наводит на нехорошие мысли.
        Судя по всему, на цепь меня все же посадили. Одна нога явно тяжелее другой, а холод металлического браслета на щиколотке спутать с чем-то другим просто не возможно. Та-а-ак… Что еще? Лежу на тонком матрасе, на бетонном полу. Стена возле меня - тоже бетон, а если точнее, стена, похоже, из залитого в опалубку не оштукатуренного впоследствии бетона. Холодная. Подушечку не дали. Одеялко зажали. Одежда моя, еще мокрая. Плохо. Кроссовки на моих ногах мои - хорошо. О! Справа тряпка какая-то колючая, большая. Это, наверное, вместо одеяла. Пахнет она грязным телом, кровью и немного нафталином. Выбирать не приходиться. Укутываюсь потому, как четко осознаю, что самая главная моя задача - выжить, а конкретно в этот момент - высохнуть и согреться. А еще понимаю - заболею, останусь в этом подвале навсегда. И вот только после этого меня начинает трясти. Приходит понимание того, что я вляпалась, и куда попала. Тревожат мысли о дочери. И только знание того, что осталось она с Кириллом дает мне надежду на то, что с ней все будет хорошо.
        ГЛАВА 13
        Выполнить полное погружение в свои горестные думы мне помешал звон цепей. Самое страшное в этом звучании было то, что я хорошо понимала - я не шевелюсь, моя цепь не звенит. Но этот звон окружает меня со всех сторон. Я гоблина волосатого с его побоями так не испугалось, как этого звона, а потому не сразу сообразила, что не так уж и много цепей звенит недалеко от меня. Не раз и не два стукнутая головушка наконец-то заработала в полную силу, и я сподобилась спросить:
        - Кто здесь? - ответ на мой вопрос последовал не сразу. Сначала стих звон цепей, а вот потом, хриплый и какой-то надтреснутый, сипящий голос произнес:
        - Очнулась?
        - Кто здесь? - повторила вопрос я и добавила. - Сколько нас? Где мы?
        - Не торопись детка, - ответили мне. - Все узнаешь.
        - Не слушай её, - подключился к нашему разговору еще один голос. Он звучал чуть лучше, чем первый, но был таким же тусклым и невыразительным. - Светка здесь дольше всех. Последнее время все реже и реже в себя приходит, а когда приходит, то в эти моменты с головой редко дружит. Нас сейчас четверо, вместе с тобой. Сидим мы на цепи в подвале Кушнаковского Валерия Михайловича. Ни о чем тебе это имя или фамилия не говорит?
        - Нет.
        - Странно… Мы вот к этому доктору сами на прием приперлись, и рассказали ему все о своей жизни и здоровье тоже сами. Вот только в гости к нему не по своей воле попали.
        - Гостевые апартаменты нам этот мудак выделил одни на всех, - заговорила более звонким голосом третья невидимая мной собеседница. - Не знаю, для чего изначально строился этот каменный мешок, но потолок в нем метрах в четырех от пола, стены глухие, люк в потолке ровно посередине. Цепи, которые нас удерживают, довольно длинные, но друг до друга, как и до середины помещения, мы все равно не достаем. Вот и представь величину наших покоев. День наверху настанет, у нас лампочка тусклая под потолком зажжется, а когда наш хозяин решит нас навестить, другая вспыхнет, очень яркая.
        - Зато у нас матрасики есть, личные, - заговорила первая. - А еще одеяло и ведро вместо туалета у каждой свое.
        - Ага… И шрамы на морде, и не только, у нас у каждой свои. - Вторая, определила по голосу я, а она продолжила. - Давай знакомится. Я Ксения. Мне двадцать три года. Была студенткой института Искусств. В январе этого года пришла на прием к гинекологу Валерию Михайловичу. Хотела аборт сделать. Забеременела от любимого, а он как узнал радостную весть, свалил в голубые дали. А я… Вот… Аборт мне доктор, правда, сделал, здесь, в подвале. И не один… - Большего она сказать не смогла. Захрипела и начала задыхаться. Ее рассказ продолжила первая, Светлана.
        - Не реви, дура. Горло сорвешь, опять неделю разговаривать не сможешь. А ты, мелкая, не слушай их. Не сумасшедшая я. Еще нет. Врут они все. Наш доктор добрый. Режет нас, но обязательно зашивает. И шрамы старается делать косметические, аккуратные. Ну, а что не получается еще, так не его в этом вина. Учится человек. Хирургом стать мечтает, пластическим. Заботливый он, кормит, поит, сам трахает, сам аборты делает. Правда аборты на живую, а вот режет и шьет под наркозом, местным. - Тихий смех, раздавшийся после ее слов, ужаснул.
        - Хватит ржать, - заговорила третья, давая мне понять, что смех тоже принадлежал Светлане. - После твоего смеха удавиться хочется, - проговорила она и, глубоко вздохнув, продолжила: - Светке двадцать пять и она в этом гостеприимном подвале уже больше двух лет. Пять абортов перенесла, а ведь пришла к доктору на прием потому, как очень долго забеременеть не могла. Вот он ее и вылечил. Она единственная из нас троих замужем. Меня Настей зовут. Мне двадцать. Я здесь десять дней уже. Мама меня одна растила и умерла пару месяцев назад. У доктора на приеме я оказалась, когда медосмотр проходила. Он мне болячку якобы нашел и лечение назначил. Так я к нему второй раз пришла и тут оказалась. Абортов он мне не делал, а вот резать уже резал. Красавицей мне больше не быть. Да и из подвала этого мы уже не выйдем. Света троих ушедших на тот свет помнит, а сколько их до неё было? Доктор наш не молоденький уже. Лет сорок ему. Давненько, наверное, уже «практикует». Маленький, плюгавенький, но сильный, сволочь. Руки как железные. Не зря говорят, что сумасшедшие и маньяки непомерной силой обладают. Мы все трое
высокие, черноволосые и не слабые, а против него как травинки в поле против ветра. Вот полночи сидим и гадаем, на кой черт ему девчонка подросток понадобилась? Зачем он тебя сюда притащил? Может ты беременная?
        - Нет, девочки, не беременная и не подросток. Мне уже двадцать три. Дочка есть. Зовут меня Леной. В гости к вашему доктору я попала по собственной глупости. Наделала долгов, а отдать вовремя не смогла. Попала в аварию, пролежала в коме пять месяцев, очнувшись, забыла почти все о своей прошлой жизни и о долгах в том числе. Вот только они про меня не забыли, догнали и отомстили. Продал меня один придурок на опыты. Оправдания мои даже слушать не стал. Вот как-то так.
        - Ну, тогда… Добро пожаловать в ад, подруга, - подвела итог Ксения.
        На этом наши разговоры в этот день, ну или ночь, закончились. Новый световой день начался спустя пару часов. Высоко под потолком зажглась тусклая лампочка, приветствуя новый день и новый поворот в моей жизни.
        ГЛАВА 14
        Тусклый свет и то, на каком расстоянии мы находились друг от друга, а также плачевное состояние моего лица, не позволили мне разглядеть моих соседок получше. И все же отекшее лицо с заживающим шрамом на правой щеке одной, белые «нашлепки» на лицах двух других, неровно обрезанные почти под корень волосы, вспухшие рубцы на руках и ногах я рассмотреть сумела. Понять, как и кого зовут смогла, стоило им только заговорить и первой опять была Света.
        - О, девки… Сейчас благодетель явится, будет медосмотр проводить, - ее «спальное» место находилось прямо напротив меня.
        - Неправда твоя, - вступила в разговор Ксения, садясь на своем матрасе в уголочке слева от меня. - сначала Лота наши горшки заберет и Ленке личный лоток для естественных нужд выдаст.
        Настя, находящаяся справа от меня, в разговор вступать не стала. Зато под потолком раздался резкий противный скрип, а следом за ним грохот откинутой в сторону массивной, по звуку, крышки. Квадратный люк, как и потолок, был хорошо освещен и потому не заметить упавший в вниз и звякнувший о бетонный пол металлический крюк, привязанный к обычной бельевой веревке, было просто невозможно. Вопрос «Зачем?» задавать не пришлось. Веревка очень ловко качнулась, и крюк оказался возле Светланы. Сноровисто подцепленное на него ведро, стоявшее раньше чуть в стороне от матраса, на котором сидела женщина, пояснило разговор о горшках. Не видимая мною Лота поменяла ведра, использованные по назначению на чистые, и выдала мне таким же способом такое же «приспособление». Глядя на это действо, в моей голове возник вопрос: «А нельзя ли…». Вот только задать его я не успела, потому как сверху в люк, начала опускаться длинная, легкая лестница, а под потолком зажегся словно целый прожектор.
        Дорогие кроссовки, спортивный костюм, чемоданчик фельдшера в левой руке, электрошокер в правой, ежик тусклых седеющих волос, сутулая тщедушная фигура и бархатный голос, произнесший: «Доброе утро, девочки. Как спалось?». Именно таким я первый раз увидела этого доктора.
        Наш личный врачеватель остановился у подножья лестницы, поставив на пол ярко оранжевый чемоданчик и в тот же момент подопытные девочки, словно по команде, поднялись на ноги и, поворачиваясь лицом к стене, соединили руки за спиной. А предусмотрительный Валерий Михайлович неторопливо сковал их наручниками, висевшими чуть ранее у него на поясе, и только после этого, прицепив электрошокер на пояс, приступил к утреннему осмотру. Его тонкие длинные пальцы неторопливо и очень аккуратно прикасались к лицам его пациенток, меняя повязки, а чудесный голос ласково и настойчиво требовал послушания и подчинения, обещая скорое заживление швов и облегчение боли. Закончив с ними, он повернулся в мою сторону. Его слова: «Так… Кто у нас тут? Будем знакомиться?» - прозвучали для меня как команда к действию. Уж припадочную я ему изобразить точно смогу. А с припадочных, да еще и калечных какой спрос? Потому резко вскочив на ноги, и быстро повернувшись в противоположную от него строну, я постаралась стремительно «просочиться» через стену. Так как волшебником я не была, то естественно со всей дури вляпалась в нее и
сползла вниз уже без сознания, ну или почти без сознания, но в глазах у меня от боли точно потемнело, хотя это не помешало мне расслышать искренне изумление в следующих словах доктора.
        - Господи! Дура что ли? Вот так купишь товар, а он бракованный и что самое обидно ни сдать, ни обменять…
        Тонкие, холодные пальцы, удерживая мою голову за подбородок, повернули ее несколько раз туда-сюда, видимо внимательно рассматривая, затем прошлись по телу, ощупывая, трогая и нажимая.
        - И зачем ты мне? - вопрос прозвучал как музыка.
        Чем дольше он будет искать ответ на него, тем больше времени у меня будет для того, чтобы попытаться найти выход из этой, казалось бы, безвыходной ситуации. Еще через пару минут больной на голову эскулап убрался, на работу, видимо, опаздывал, а верная Лота приступила к раздаче пайков на сегодня. Как? Очень просто. С помощью все той же веревки, крюка и чистого ведра каждой из нас раздали по двухлитровой бутылке воды, полбулки хлеба, вареной картофелине в мундире и нескольких кусочков сала.
        - Ты смотри все сразу не сожри, - предостерегла меня Настя, когда я начала отламывать от хлеба маленькие кусочки.
        - Это нам на весь день, - Пояснила Ксения и добавила: - Больше сегодня никто не придет, если, конечно, хозяину секса не захочется.
        А Светлана поинтересовалась.
        - Со стеной зачем целоваться полезла? Ты же вроде ночью вполне себе адекватная была?
        Не зная ничего о том, какие именно отношения связывают моих соседок с их мучителем, я решила держать свои выводы, желания и мысли при себе, а потому ответила на ее вопрос одним словом:
        - Испугалась, - а потом задала все таки вопросы которые уже измучили мою дурную побитую голову. - Девочки, скажите… Лота эта всегда в присутствии доктора еду раздает и помои убирает при помощи этой веревки? Он ведь сегодня, пока она это делала, рядом с ней стоял. Нашептывал ей там что-то.
        - Нет, - начала отвечать на мои вопросы Настя. - Он бывает и не приходит несколько дней подряд. Она тогда и лестницу не спускает и сама никогда вниз не спускается.
        - А если за эту веревку дернуть? Она же за нее держится. Свалить ее к нам сюда, а потом закинуть крюк наверх, чтобы зацепился и по веревке этой наверх выбраться?
        - Вот ты дура. Во-первых, веревка другим концом к чему-то наверху привязана и Лотка за нее не крепко держится. Была тут одна, Светка рассказывала, дернула. Так та не только не упала, а еще и хозяину нажаловалась. Больше дураков не было. А во-вторых, ты же на цепи сидишь. Дергай не дергай, а вылезти отсюда все равно не сможешь. Да и Лотка не будет дожидаться тебя там с цветами и оркестром.
        - А Лота, она кто? С ней нельзя договориться?
        - Нельзя. Она раньше на нашем месте вроде была, крыша у нее на одну сторону и поехала. Теперь за своего хозяина она нам глотки зубами перегрызет. Нет от сюда выхода. Успокойся. И заткнись уже, а то Светка наслушается и опять выть начнет.
        Больше в этот день мы не разговаривали.
        «Светило медицинской науки» не навещало нас следующие пять дней после этого. И каждый день был, по моим ощущениям, длиннее предыдущего. И если мои «боевые» ранения неплохо заживали, то у моих соседок дело обстояло с точностью наоборот. На третий день нашего междусобойчика девчонки начали тихонько постанывать, а к концу пятого уже выли от боли. Воспалились не обработанные вовремя швы, а это значит, помочь мне в выполнении возникшего в моей голове плана они сейчас точно не могли. Придется импровизировать. После такого наплевательского лечения, работы у этого маньяка прибавилось, а значит, шанс у меня будет. Некоторые швы у его пациенток наверняка вскрывать придется, а это значит что? Это значит, у него в чемоданчике будет скальпель и ножницы.
        Беспрерывный скулеж и вой позволил мне, почти не скрываясь, заняться наконец-то своей цепью. Широкий наручник, обхватывающий мою щиколотку, был крепким, а замок, удерживающий его закрытым, примитивным, но в отсутствии ключа или отмычки вполне себе надежным. Вот только у меня была возможность его открыть. Матвей в свое время вбивал в меня воровскую науку с кровью, а потому до сих пор в любой моей обуви, даже в домашних тапочках, были элементы украшения готовые послужить мне в качестве отмычки. В этих кроссовках они тоже были. А еще я все-таки надеясь на помощь моих соседок.
        Сломанные ногти не помешали мне подцепить одну из маленьких металлических петелек, украшающих мою «эксклюзивную» обувь, и вытащить упругую прочную проволочку. Задать ей нужную форму я смогла без особого труда. На сам замок времени тоже ушло не много, а вот на принятие решения, обдумывание и планирование моих действий, остаток вечера и часть ночи.
        Утро я встретила сидя на матрасе и цепь по прежнему украшала мою изящную ножку, стирая в кровь нежную кожу под наручником. Отмычка была спрятана под краем матраса, прилегавшем к стене.
        Загорелась под потолком лампочка-прожектор, загремела откидная, крышка. В этот раз вместо веревки с крюком сверху начала опускаться лестница и уже через пару минут в подвал резво, по-молодецки, спустился наш хозяин. Его изумительной красоты голос зазвучал, словно самая великолепная музыка, лаская слух:
        - Девочки, девочки мои… Что же это вы расклеились тут без меня? Стоило мне ненадолго задержаться, и вы без моего внимания уже даже выть принялись. Лола мне жаловалась. Нехорошо. Поднимайтесь красавицы мои. Ручки давайте. Вот так. Умнички, умнички… Сейчас посмотрю, обработаю, что распорю, что подштопаю. Таблеточку дам, а может и приласкаю кого. Как тут наша младшенькая - новенькая поживает? Я наконец-то решил, что я с ней делать буду, - все это он проговаривал, стоя спиной ко мне. - Она мелкая. Грудь маленькая, попа тоже вот… Не фонтан. Но я, Кушнаковский Валерий Михайлович, сделаю её красоткой. Мне удалось достать импланты. Качество, конечно, дрянь, но я уверен, у меня все получится. Сделаю из страшилки красавицу.
        Следующие его слова я понять не смогла потому, что Света, а она была первой, кого он принялся «лечить», видимо не выдержала боли и закричала в полный голос. Именно ее крик, словно плетью, подстегнул меня.
        Фельдшерский чемоданчик стоял открытый позади увлеченного медицинскими процедурами мужчины. Вот только электрошокера в нем не было, он висел на его поясе, а вот скальпель еще один был. У меня была только одна попытка. Только один шанс. Мне нужно было успеть взять скальпель и… Успеть…
        Глубокий вздох и… Раз. Мои пальцы бесшумно подхватывают отмычку, и одним невесомым движением открывают замок моего наручника, освобождая ногу. Цепь беззвучно сползла на пол.
        Два. Я метнулась вдоль пола, попутно прихватывая острую железку из фельдшерского чемоданчика. Выпрямилась во весь рост, вплотную прижимаясь к спине маньяка, увлеченно ковыряющего раны постанывающей Светланы.
        Три. Рывок левой рукой за волосы и правой со скальпелем по шее.
        Четыре. Руки разжать, тело с перерезанным горлом оттолкнуть.
        Пять. Два шага в сторону. Лестница. Я чуть не опоздала. Она, та которая ждала его на верху, уже начала поднимать ее. У Лоты звериная реакция и силы немерено… Но я успела начать подъем, а она успела выпустить из своих рук лестницу, схватить в руки небольшой ломик и замахнуться, крышку люка они им запирали что ли… Вот только попасть мне по голове она не смогла. Я поднырнула ей под руку и, ухватив её за грудки дернула на себя, стараясь и перекинуть себе за спину, и удержаться на верху лестницы. Но… Мне помешал скальпель, который я продолжала удерживать в правой руке. Почему я не пустила его в дело? Не знаю. Наверное, не хотела убивать эту несчастную.
        Первым до пола долетел ломик. Второй была Лола, а я как самая дурная дура повисла вниз головой на лестнице. Зацепившись ногой за одну из ее ступеней. Хорошо хоть руки успела разжать, а то бы не только ногу сломала, хорошенько застряв, но и руки из плеч повыдергивала… В связи с этим мне еще повезло, что наша тюремщица башкой об пол качественно приложилась и осталась лежать у подножия лестницы сломанной куклой, а то результат моей «прыткости» был бы не предсказуем. Больше я в тот момент ничего разглядеть не успела, потому что как истинная леди ушла в полную несознанку. В обморок, проще говоря.
        ГЛАВА 15
        В себя пришла от боли и возмущения. Что меня возмутило? Так собственная неуклюжесть и занудный голос Светланы, повторяющий словно молитву:
        - Лен. Ленка. Крыска рыжая, ты просто должна ответить мне. Ты не могла сдохнуть вот так. Приходи в себя, оторва мелкая. Мы не хотим, чтобы ты начала вонять тут рядом с нами, как эти двое.
        - Так много времени прошло? Они уже воняют? - прохрипела я в ответ на ее слова, пытаясь открыть глаза, чтобы оценить свое местоположение.
        - Рыжик! Живая! - заговорила Ксения. - А мы уж было подумали, что твоя голова успела все-таки с ломиком познакомиться, а ты вона, трепыхаешься.
        - Не слушай их, - вступила в наш диалог Настя. - бери себя в руки и начинай выпутываться. Ты ногу сломала, и она у тебя очень нехорошо застряла, а мы и помочь тебе не можем. Остается только надеяться, что ты сможешь спуститься и освободить хоть одну из нас. Постарайся, Леночка. Постарайся. Только не упади. Прошу. Не упади!
        Я не упала, но пока подтягивалась и выпутывала неестественно согнутую и застрявшую между ступеней ногу, а потом спускалась, искусала изнутри щеки и прокусила нижнюю губу. Так, что к тому времени, как я добралась до бетонного пола, весь мой подбородок и даже шея были, в крови. Как я добралась до Светы? Как освобождала ее от цепи и наручника? Как она подтаскивала меня к другим девочкам потому, что не смогла сама справиться с отмычкой? Помню ну очень смутно, а уж подъем наверх не помню совсем. Зато помню, как очнулась в небольшой гостиной от громкого спора и с огромным «энтузиазмом» присоединилась к прениям спорящих сторон.
        - Ну, нашли мы телефон и что? - горячилась Света. - куда мы ментов будем вызывать? На деревню к дедушке?
        - Дремучая ты, Светка. Во-первых, не менты, а полиция, а во-вторых, телефон у этой сволочи, новый, навороченный, если бы мы смогли позвонить, они бы сами наше местоположение определили, да вот только он запароленный. А стационарного телефона в этом доме нет и соседей нет. Вообще никакого жилья рядом невидно, одни деревья вокруг. Дом крепкий, старой постройки, а вот гараж и подвал под ним отдельно строили, да только знание этого нам ничем не поможет, как и машина, стоящая рядом с крыльцом. Водить-то, как выяснилось, никто из нас не умеет, - срывалась на истерику Ксения.
        - Я вас научу, девчонки. Ногу новую выращу и научу, - постаралась успокоить их я. - Вы обезболивающие нашли? Укололи? Чего орете-то? Все уже закончилось. Мы здесь. Они там. Вы лучше обнимитесь девчонки. Чайку поставьте. Дом, не торопясь, обыщите. Не может быть, чтобы у него не было где-нибудь или своего старого телефона или наших. А может и не в доме… В гараже бы глянуть? А?
        - Глянь… Раскомандовалось, солнышко наше рыжее. Чаю ей… И это вместо скорой! Ладно. Ладно. Не трепыхайся. Сейчас уколимся обезболивающим и тебя тоже ширнем. Вон видишь, Настюшка уже все приготовила, - ответила мне совершенно успокоившаяся Света.
        - Девчонки, - привлекла я их внимание еще раз. - вы если найдете телефон, дайте мне позвонить сначала. Все же эти два жмурика, внизу, на моей совести. Очень не хочется попасть в тюремную больничку до выяснения лет на пять. Если я смогу дозвониться до нужного человека, то у нас здесь очень быстро будут и скорые, и вменяемые служители закона.
        Телефоны девчонки нашли еще через пару часов и один из них, как ни странно, сумели оживить и вручить мне. Звонок пошел. Его приняли:
        - Я слушаю вас, - услышала я такой знакомый мне голос, вот только мой голос пропал именно в этот момент, и я смогла лишь захрипеть. - Слушаю вас, - повторили еще раз, и я смогла наконец начать разговор.
        - Нинуль…
        - Лена? Где ты? Что с тобой?
        - Я не знаю где я. Мы так и не определили адрес, по которому находимся…
        - К черту адрес… Говори, что нужно делать? Выкуп нужен или мужики с пистолетами?
        - Нинуль, скорые нужны и полиция, а еще те, кто трупы забирает. У нас тут мертвый маньяк и его помощница, а еще нас четверо. Скорая нужна для нас. И… Покойники… Это я их…
        - Ничего не бойся. Отключайся. Все будет хорошо. Я сейчас ребят подниму. Они все сделают. И… Я встречу тебя в больнице.
        - Спасибо.
        Через два часа нас нашли, и все завертелось с бешеной скоростью. Больница. Операционная. Допросы. И, конечно, моя бабулечка Нинель рядом, а потому никаких намеков и обвинений. Отстали от нас тоже очень быстро. Почему от нас? А потому что мы опять вместе в одной палате и орем от кошмаров по ночам тоже вместе. Вот только в этот раз койки у нас настоящие, белье белое, никаких цепей и наручников, еда вкусная и врачи понимающие.
        К девчонкам родители и родственники приходят. Плачут все время. А ко мне только Нинель. Муженек мой уже, оказывается, на развод подал. В розыск не подал, а на развод… Уже. С квартиры съехал и дочку с собой забрал. Маменька все его и Василисины вещи выгребла. Может и еще что ценного прихватила бы, да моя Нинуля у нее ключи отобрала, и сказала, что все, кроме личных вещей принадлежит тем, у кого мы квартиру снимали. А кровать и кресло для инвалидов в аренду взяты. Пришлось моей свекровушке убраться восвояси, не соло нахлебавшись. Полиция известила моего почти бывшего о том, что меня нашли, но времени для того, чтобы навестить меня в больнице у него не нашлось. И ничего удивительного в этом нет. Вон, муж Светы успел за границу жить уехать, а мой, когда соседка моя меня разыскивать начала, доказывал и ей, и полиции, что мне просто свободы захотелось, вот я и ушла. Было ли мне больно от его отношения? Как не странно, было. Успела я все-таки к нему привязаться и даже надеяться на что-то начала… Дура. Ничему жизнь не учит.
        Три недели мы отлежали в больнице своим дружным коллективом. Потом я, вместе с моим гипсом, выписалась для домашнего долечивания, а девчонок перевели в клинику пластической хирургии. Дом встретил меня гулкой пустотой и занимательным видео, снятым миниатюрными камерами наблюдения и сохраненным в памяти компьютера. К рассказу Нинель добавились незначительные мелочи. Но как же больно было мне видеть слезы моей дочки и неуверенные движения Кирилла, зато от души порадовало выражение злобы и разочарования на лице «заботливой» бабушки, когда ее загребущие ручки были вынуждены оставить все ценное из того, что она нагребла и убраться из моей квартиры налегке.
        Ровно через пять дней после моего возвращения из больницы домой, представитель органов опеки привез домой мою Василису.
        Теперь я каждый день благодарю Бога за Нинель и прошу у него для нее здоровья. Если бы не она… Как оказалась, мой шустрый муженек, за время моего отсутствия и лежания в больнице, успел найти свою любимую с ребеночком и поселить ее в квартире своей мамочки успел и даже неделю семейной жизнью пожить. А вот потом… Потом уж они общими усилиями его на заработки отправили. Дале-е-еко. Но самое интересное даже не то, что под руководством маменьки и молодухи ему пришлось срочно, окончательно «выздороветь». И не то, что две кобры спелись между собой в этом вопросе, а то, что стоило только Кириллу исчезнуть с горизонта, как заботливая бабушка не пожалела денег и повела обоих внуков на проверку ДНК. Сюрприз вышел знатный, а скандал еще лучше, потому как внучка оказалась родной, а внук незнамо чей. «Обиженная» бабуля, сияя от счастья, за пару дней решила все свои проблемы. Купила новой невестке билеты на поезд и отправила на историческую родину к родителям в Украину, а мою девочку в приют сдала. Написала в заявлении, что мать шалава, отец на заработках, а она бедненькая здоровьем слаба, и приглядывать за
девочкой никак не может.
        Не знаю, сколько бы мне пришлось самой по инстанциям побегать, чтобы дочку забрать, да еще и с гипсом на ноге, если бы не соседка моя, золотая женщина. А так… Она позвонила, поговорила, надавила и опека мою девочку сама домой доставила. Сколько слез было, когда мы все вместе наконец-то собрались, словами не описать.
        С той встречи месяц уже прошел, а ребенка я от себя до сих пор оторвать не могу. Она и по ночам опять со мной спит, и во сне меня постоянно рукой проверяет. Никуда не делась? Разводиться же мне, наверное, придется заочно, потому, как теперь муженек мой пропал. Пару раз, по словам все знающей Нинель, он мамочке отзвонился. Сообщил, что добрался до места сбора всей команды и что следующий раз позвонит месяца через два и с концами. Как оказалась, отправила его мамочка в тайгу вместе с «дикими» старателями, искателями золота. Где-то, кто-то однажды рассказал ей, как много зарабатывают такие как они. Она обрадовалась, и контакты нашла, и людей, которые «направят» и с собой возьмут, а теперь никаких концов найти не может, да и вряд ли старается очень. Уж слишком много проблем ей сыночка доставляет. А я как представлю этого придурка в тайге, спящего ночью на земле в спальном мешке, а днем промывающего породу в ледяной горной реке, страшно становится. Самое главное даже не в плохих условиях проживания и не в том, что работа тяжёлая и это после его травмы, а в том, что находится он там не с теми, кому
можно доверять. Но иногда я все же позволяю себе надеяться на то, что возможно все не так уж и плохо. Может быть, я сильно сгущаю краски, и к концу осени он вернется здоровый и богатый? Свежий воздух, физическая работа - они же закаляют, лечат? Или нет?
        ГЛАВА 16
        Мы уезжаем. Уезжаем втроем, Мы - это я, Василиса и Нинель. Мы ее уговорили, убедили, уломали! Закрываем квартиры, ставим их на охрану, и вперед. Переезд я запланировала еще в конце лета и до самого Нового года вела переписку с Фомичом. Он был поставлен в известность о том, что совсем скоро в новый дом на постоянное место жительство переедут дочка его нанимательницы и ее внучка (не могла же я ему сказать правду о себе?).
        Интернет - наше все. Посмотреть дом - пожалуйста. Выбрать мебель, шторы, украшения, проследить за установкой - легко. Заказать и оборудовать в одной из комнат, благо высота потолков позволяет, скалодром - пожалуйста. Купить раритетный рояль - платите деньги, он ваш. Хотите пару лошадок - куда доставить? Технику? Нет проблем. Вам остается только поднапрячься, выбрать и заплатить.
        Согласившаяся уехать с нами, Нинуля при помощи того же интернета и знакомого антиквара обставляла свои будущие апартаменты конечно же сама. И вот этот день настал. Позади веселый праздник у Кремлевской елки, пригласительные билеты на который я сумела купить для нас с дочкой. Позади встреча Нового года и вступивший в силу долгожданный развод. Рождество мы будем встречать уже в новом доме. И все вроде бы хорошо. Ребенок не плачет по ночам, щебечет на французском, как на родном, у Васятки оказались удивительные способности к языкам. Я полностью восстановилась после всех мох злоключений. Вырасти не выросла, но красоткой определенно стала. А что? Молодость, здоровье, тренировки, возможность потратить на себя любимую очень много и еще немножко - что еще нужно? Василиса моя теперь больше похожа на золотого ангелочка, а не на заморыша. Живи - радуйся. Но нет же…
        Где вот его носит, козла гулящего? Мы ждем, а он? И ведь чувствую - жив, но… Никаких известий от него как не было, так и нет. Ни звонка, ни весточки. Убеждаю себя, что чужой, что обидел, не искал, но ведь тогда, шесть лет назад, не выкинул, не бросил дурную малолетку, повисшую у него на шее, работал, защищал, нянчил ребенка, прощал. Ну а потом… Устал. Так его тоже понять можно, она ведь не я. Ей он был не нужен. Да и дочь ей не нужна была. А мне? Судя по тому, как болит душа - нужен. А потому уже уезжая, в самый последний момент, наняла людей для поиска нашей потеряшки. Да, время много прошло. Как говорят умные люди, «след остыл», но если жив, то значит еще можно на что-то надеяться.
        Урал встретил нас сугробами и морозом, а Фомич и его ребята улыбками и настоящей не наигранной радостью. Василиса и Нинель освоились очень быстро и всю дорогу до нашего нового дома задавали вопросы и строили глазки встретившим нас бравым молодцам. И кто из них кокетничал больше, я даже не скажу. Обе молодцы. А дом… Это же не дом, это мечта! Вся усадьба уже огорожена, ворота и территория под видеонаблюдением. А наш генерал? Он же… Он же, настоящий генерал. Все было сделано так, как мы хотели и даже больше. Наш дом не выглядел картинкой в модном журнале, он был теплым, уютным, настоящим. Целую неделю мы с Фомичом занимались оформлением документов, банковских счетов, наймом дополнительных работников. Обговаривали все нюансы нашего дальнейшего сотрудничества, а бабуля с внучкой осваивали территорию. Лошади, тир, скалодром, занятия языками и музыкой. Им везде нужно было успеть и все попробовать. Времени на все это хватало едва-едва.
        Время шло. Мы прижились на новом месте. Выбрали школу для нашей принцессы. Окончательно определились с тем, кто из нас чем хочет заниматься в дальнейшем. Фомичу, как оказалось, давно хотелось открыть охранное агентство и теперь у него появилась такая возможность. А Нинель, не только согласилась выступить спонсором, но предложила совместить будущее охранное агентство с командой молодых детективов, работающих под ее чутким руководством. Да-а-а! Старшее поколение буквально фонтанировало планами, забыв о возрасте и болезнях.
        А я? Я, хорошенько подумав, забраковала свои порывы начать возрождать свой бизнес и, схватив в охапку свое солнышко, отправилась в компании двух охранников, а без них нас никто не отпустил, мир «посмотреть». Домой мы вернулись в конце мая. Мир был рассмотрен нами очень внимательно и вдумчиво. Потому в ближайшие десять лет в новое путешествие нас вряд ли потянет. Деньги, выведенные раньше на заграничный счет, были мною вложены в дело и начали работать. Обновки и сувениры доставлены по адресам. Наши любимые деятельные старички встретили нас сюрпризом. Агентство «Щит и меч» приступило к работе, и оформлено оно было на мою такую скромную персону. Фомич же числился в нем директором.
        Почему все получилось именно так? А потому что, пока нас не было, в гости к деду Фомичу приезжали его дети и внуки. Не знаю, уж кто им в дальние дали сообщил новости, но приехали они за ним и за наследством. Эти, любящие чада, были на сто процентов уверены, что и усадьба, и новое агентство принадлежат именно ему. И теперь наши люди искали того, кому так сильно захотелось получить все то, чем владеем мы, а точнее я. Иностранным родственникам нашего деда, к их негодованию, пришлось жить в гостинице и естественно за свой счет. Бабуля Нинель их даже за ворота усадьбы не пустила. Продержались они не долго. Уехали с пустыми руками. Продавать оказалось нечего. Деда же ни продать, ни с собой взять они «не смогли» или не захотели, не знаю. Удалились его детки восвояси жутко недовольные. Но и это еще не все.
        Самая главная новость дожидалась лично меня. Нашлась моя потеряшка. Ну, как нашлась. Почти нашлась. Нанятые мной люди определили точный район для поисков стоянки того отряда диких старателей, с которыми мой бывший муж отправился за богатством год назад. Жив ли он сам никто точно сказать мне не мог. Жители маленького, словно забытого среди леса поселения, расположенного у подножья Уральских гор, за хорошее вознаграждения поведали о том, что раз в два-три месяца к ним на три-четыре дня приходят за продуктами старатели. Выпивают, отдыхают, забирают оплаченные и заранее заказанные ими и привезенные для них припасы и опять уходят. Платят хорошо и за продукты, и за патроны. Девок не обижают, без гостинцев их не оставляют. Где именно у них заимка никто из местных не знает. Раньше у них в поселке охотников было много. Вот они тайгу на многие километры как свою избу знали, но сейчас заготовкой меха прожить стало невозможно. Разъехались все, кто мог. Последний знающий эти места дед Махей умер пару годков назад.
        За дополнительную, очень большую, плату директор Московского агентства брался раздобыть для меня детальную космическую съемку интересующего меня района. Заказ мною был сделан. Снимки получены. Вот только попасть туда, где возможно обитает теперь Кирилл, можно только пешком. Хорошо хоть не от самого поселка топать. Кто-то скажет - вертолет, торс, десяток вояк и все дела… Но старатели мужики битые, опытные. Вертолет услышат задолго до того, как он к нужному месту долетит, а они вооружены, и золото они добывают в обход государства не первый год. Уходить будут, обрывая концы, убирая свидетелей. И первый, кого зачистят, будет именно Кирилл, потому что именно его в поселке ни разу не видели, письма от него для отправки в Москву не передавали. Это может означать только одно - он рабсила, никто и звать его никак. Пулю в лоб и в расщелину, или в реку и все дела. Значит нужно искать людей, умеющих правильно слышать лес, жить в нем, воевать в нем.
        Лето самая лучшая пора для старателей и потому время у меня еще много. Никто не будет избавляться от работников в разгар работ. Я успею найти его. Я этого хочу.
        ГЛАВА 17
        Вторую жизнь живу. Должна была бы поумнеть уже… Не-е-ет. Глупость не лечится. Куда, спрашивается, поперлась? Людей нашла? Нашла. Они все просчитали и подготовили. Задачу поняли. Важностью миссии прониклись. Так нет же… Я же самая умная. Все знаю. Все умею, всех победю, побежу, одолею. Стрелять умею. Скалодром и обычные скалы уже не представляют для меня проблем. Нож как продолжение руки. Я почти уже крутой американский скаут, мать твою. Круче меня только спецназ.
        Нет, ну дура же! Зато с запросами и претензиями.
        На дворе июль. Нормальные люди, Фомич, Нинель, Василиса на море, а я? Пятый день по тайге идем. Главный в группе отставной военный, двужильный мужик. Он-то меня точно брать не хотел. Но я, ослиха упертая, настояла на своем участии. Теперь вот он на мне и отыгрывается. Идем по лесу, невзирая на его условную проходимость в ускоренном темпе, как боевая группа во вражеском тылу. Ох, как мне плохо! Я уже все, что могла, сама себе маленьким язычком объяснила, но легче почему-то не становится. Если выживу… Не-е-т… Если Кирилл выживет, я ему ковровой, пластмассовой выбивалкой советских времен массаж задницы сделаю. Чтобы месяц стоя все делал и на животе спал.
        Пистолет, воду для себя любимой, спальный мешок, ножи, веревку, небольшую аптечку, неприкосновенный запас сухого пайка на три дня и запасную одежду по мнимому тащу на себе в плотно закрытом непромокаемом рюкзаке. Пистолет, правда, не в рюкзаке, а так… Все свое ношу с собой. Как самый крутой мужик солдатский начальник мне постоянно повторяет: «А вдруг в колодец посреди леса упадешь? Рюкзак тебе в место поплавка будет.» Все ребята посмеиваются, а Веник общипанный дальше поучает-утешает и даже не улыбается. Почему Веник? А потому что капитан запаса Вениамин Петрович Жухрай. «Ребятки должны в любой момент быть готовы действовать. Они не должны погибнуть от пули только потому, что тащили тебя и твои вещи», - говорит он. Нет, я понимаю. Устав военной службы пункт первый - командир всегда прав, и пункт второй - если командир не прав, смотреть пункт первый. Но… Куда мы так несемся? Сидел мой ненаглядный целый год в тайге и еще дней десять дополнительных посидел бы? А что? Погода стоит прекрасная. Природа вокруг тоже прекрасная. Принцесса, что на выручку несется, сломя голову, тоже ничего. Так кому что еще
нужно? Венику. Он, видите ли, проводит учения приближенные к боевым.
        Десятый день идем. Десятый! Этот, чудо командир, нас кругами что ли водит? Я скоро из маленького рыжего таракана в белочку превращусь без всякой магии на зависть всем анимагам из фанфиков. А что? За сегодняшний день ни разу не споткнулась, не упала, не выругалась на могучем русском и даже сумела помочь ребятам с ужином. Через препятствия перемахивала так, будто родилась с рюкзаком на спине. И что я услышала, засыпая?
        - Сегодня наш Рыжик своим пыхтением распугивал живность тайги не так рьяно, как все прошедшие дни, а потому завтра с утра выдвигаемся в нужном направлении. Идем в прежнем темпе. Жек, девчонка на тебе.
        Утром я как умная взрослая женщина сделала вид, что ничего не слышала, а к концу следующей недели поняла, о чем говорил ребятам командир, ибо наконец-то во время движения начала слышать не только свое дыхание, но и лес, окружающий меня.
        К стоянке любителей золота мы вышли к полудню. Ну, как вышли… Просто совершенно неожиданно для меня Веник подал жестом сигнал об остановке движения и так же жестом отправил двоих парней вперед. Через час мы уже знали о том, что достигли цели нашего «турпохода».
        В крепкой избушке, обнаруженной ребятами, стоящей недалеко от бурного звонкого ручья, в данный момент никого не оказалось, но, судя по вещам и посуде к вечерней трапезе, возвратиться должны были девять человек и все с оружием. Времени для того, чтобы взять стоянку в кольцо было достаточно. Меня, как самого непредсказуемого и бесполезного участника нашей компании, было решено отвести подальше в сторону. Во избежание проблем, как сказал Вениамин Петрович. Знал бы он, чем все закончиться, привязал бы меня к себе канатом или к дереву, как кота ученого, про которого Пушкин писал, на цепь приковал. Но… Они меня за километр от «театра военных действий» отволокли, к реке. Решили, что шум, издаваемый быстрым течением, не позволит никому услышать меня и мою возню, и никого не спугнет.
        Ну, так я и не собиралась никуда лезть, и мешаться под ногами ни у кого не собиралась, сначала. Сидела себе тихонечко в захоронке. Никого не трогала. Никого не видела. Никому не мешала. На реку смотрела. Я же не виновата, что на берег этой реки, совсем не далеко от меня, парнишка вышел, а за ним следом мужик, лохматый такой. Парнишке на первый взгляд я бы дала лет четырнадцать-пятнадцать, а мужик в наступающих сумерках выглядел лет на сорок. Откуда они появились я, к своему стыду, не заметила, а вот то, что мальчишка плакал, а лохмач пытался его сначала утешить, а потом умыть и успокоить поняла. И все бы хорошо… Не собиралась я выдавать им своего присутствия, но эти дураки, оба свои ружья на берегу повыше от воды положили. И пока один сопли пускал, а другой их ему по лицу размазывал, вокруг не смотрели совсем.
        Если бы она не начала выбирать более удобное для атаки место, то я бы ее не заметила тоже. Кого? Рысь. Крупный представитель этих изумительно красивых и опасных кошек на моих глазах выбирал себе жертву именно сейчас. Естественно, рука моя дернулась к пистолету, а голова в кои веки сработала на опережение. Но не зря в народе говорят: «Дурака могила исправит». Остальное все произошло почти одновременно. Рысь прыгнула, выбрав в жертву мальчишку. Мужик заметил хищника слишком поздно и, пытаясь его спасти, спихнул в реку. Саму рысь в полете догнал мой нож, потому как я еще успела подумать, что выстрел помешает работе Веника и его ребят, а вот то, что мужик может заорать, не успела подумать. Почему? А потому что поняла, что мальчишка плавать не умеет, а мужик с рысью обнимашками занялся. Убить-то ее с одного удара я не сумела, скорее всего. Вот и плыли мы по этой крутой реке сейчас, пацан и я, в обнимку. Говорю же - дура! Сиганула следом за ним и в этот момент точно ни о чем не думала. И когда ледяная вода в лицо хлестнула, тоже не думала. А вот когда недалеко от меня белобрысая башка мелкого камикадзе
мелькнула, подумала: «Спасибо тебе, Веник дорогой! Спасибо родненький за рюкзак, что как поплавок помогает мне на поверхности самой держаться и за жилетку, про которую я вспомнила, как только мой спасаемый утопленник начал меня в воде притапливать». В нее он меня буквально силком обрядил, прежде чем к реке отправить. «Дернешь за колечко деточка, она и надуется. Напугаешь рыбу, когда приманку изображать будешь. Она тебя сама на берег выкинет». Шутник. Вот нырнула пару раз в стальных объятиях еще не взрослого, но уже и не совсем ребенка и вспомнила про колечко. Теперь у меня два поплавка есть и если бы не камни, об которые нас так крепко перемалывает, то заплыв можно было бы признать удачным. Сама жива. Пацан живой. Есть надежда выжить. НЗ - с собой. Руки пока целые. Одно настораживает, вода ледяная, темнеет, а позади нас в волнах что-то темное мелькает. Если кошка - плохо. Да если и мужик, то тоже не очень хорошо.
        Заплыв закончился неожиданно. Речка резко сменила свое направление и нас буквально выкинула на берег в кучу бревен и веток. И вот лежим мы чуть присыпанные этим добром, обнимаемся и молчим. Замерзли так, что зуб на зуб у обоих не попадает и пальцы, которыми мы друг в друга вцепились, не разжимаются. И тут на тебе. Чуть пониже нас вышвыривает что-то еще и это что-то начинает материться. Как у меня в руке пистолет оказался, я и сама не заметила, а вот выстрелить мне парнишка помешал.
        - Не стреляйте тетенька, - как и разглядеть то успел. - Это дяденька Кирилл. Он нам поможет и не обидит. Он у нас самый лучший.
        Ты глянь как он переживает, даже заговорил. А я заорала, когда поняла, что этот придурок, который дяденька Кирилл, опять в речку сигать собрался.
        - Стоять! Придурок. Здесь мы. Кто ты? Назовись.
        - Вань… Отзовись… - наперекор мне заговорил лохматый купальщик.
        - Здесь я, - откликнулся мальчишка и тут же меня сдал. - Вы дяденька Кирилл послушайтесь тетеньку, она в вас из пистолета целится.
        - Ну, если из пистолета, - проговорил знакомый мне голос. - Меня зовут Кирилл Крафт. Я живу в тайге с группой старателей, а мальчика рядом с вами зовут Валиев Иван, - продолжил разговор он, подбираясь поближе к нам. - Он сирота. Его мужики в заброшенном старообрядческом скиту нашли и к себе взяли. Ни он, ни я не причиним вам вреда. Спасибо вам за его спасение, но мне бы хотелось предложить вам выбраться из этого бурелома и попытаться согреться, ибо вернуться к жилью сейчас у нас не получится.
        Нашла. Я его нашла. Заученным до автоматизма движением убрала пистолет. Закопошилась, пытаясь встать. Горло перехватило от огромного желания заплакать. Рядом со мной поднимался на ноги Иван. Обойдя кучу бурелома, наваленного рекой, мы наконец-то смогли собраться в трясущуюся от холода кучку и только тогда, оказавшись рядом с ним, я сумела заговорить:
        - Нужно отойти от воды. Найти место поближе к лесу. Там наверняка будет легче согреться, чем у воды. Выбирайте из этой кучи то, что будет хорошо гореть и пошли.
        - Найти то, что будет хорошо гореть, не трудно, - раздраженно, с вызовом, сказал Кирилл, - а вот зажечь это все будет нечем.
        - Ну, это у вас нечем, а у меня мой непотопляемый рюкзак цел, значит зажжем.
        Он меня не узнал. Обидно. Я понимаю. Темно. Голос хрипит. Зубы от холода прищелкивают как у голодного щенка, но… Не узнал…
        Обидно. Больно. Где-то там… Глубоко…
        ГЛАВА 18
        Спасательный жилет снят. Рюкзак открыт. Жующий крекеры закутанный в спальный мешок мальчишка греется у жаркого костра. Мы и наши вещи пытаемся высохнуть с другой его стороны.
        Он разглядел и узнал меня сразу же, как вспыхнул огонь. Заговорит первый? Да…
        - Откуда ты здесь взялась? Что тебе еще от меня надо. Опять денег? Да ты больше потратила на свою экипировку. Так что? Я уехал от тебя почти на край света. Начал новую жизнь, без тебя. Меня дома ждут жена и дети. Ты в очередной раз бросила нас с дочерью. Что привело тебя сюда? Как ты меня нашла? Ты же не одна здесь? А может, ты думаешь, что твои подельники сумеют легко справиться с крепкими мужиками из моей команды? Так не будет этого. Они битые, злые, а лес большой. Все скроет.
        Ну все… Достал…
        - Я ушла? Ты точно знаешь, что я сама ушла?
        - Я все знаю. Мне мать по телефону сказала, что ты нагулялась и написала отказ от Василисы.
        - Дурак. Я, как и еще три женщины, в подвал к маньяку попала, и чтобы к дочери вернуться, убила его. А ты… Ты даже в розыск не подал. А деньги! Какие деньги? Ты придурок по жизни, проверил с кем ты связался, прежде чем в тайгу лезть? Они, твои мужики битые, каждые два-три года с собой на промысел пару таких, как ты, лохов берут. Вот только никто из них не возвращается назад. Их шайку уже не первый год выловить пытаются. Думаешь ты особенный? Тебя бы не убили? Жена тебя ждет… Тебя даже мать не ждет. Ты знаешь, где я Василису нашу нашла? В приюте. Маменька твоя, стоило тебе в поезд сесть, не поскупилась и экспертизу ДНК провела для деток твоих. Жену твою, красавишну украинскую, с ее сыном восвояси отправила, потому как он точно не твой, а вот дочь к ее огорчению твоя оказалась. Это, правда, не помешало ей от нее избавиться. А тебя… Думаешь, тебя кроме меня и Василисы кто-нибудь искал? Да! Ты хорошо «спрятался». Такую работу нашел, таких товарищей, что мы год концов найти не могли. Думаешь, я здесь потому, что людей наняла или подельников на тебя, и твое золото натравила? Фиг… Серьезные люди
разработкой твоей группы занимались и отряд, который на задержание отправили, давно уже работает под видом наемников, бывших военных и меня взяли только из-за одолжения человеку одному. Тебе срок светит, а мамочка твоя и краля, что на тебя чужого ребенка повесить пыталась, тебе передачки в тюрьму таскать точно не будут.
        - Не ори. Ваньку своими криками напугала. Орешь вечно, как потерпевшая на пожаре. Ну ладно. Влип я в историю. Но одно понять не могу. Ты тут при чем? Зачем тебе это все? Шесть лет вместе прожили, не нужен был, а после аварии вдруг понадобился. Дурак ведь. И не поумнел вроде до сих пор, а?
        И что я сделала в ответ на его вопросы? А что делают женщины, когда у них слов нет? Правильно… Кидаются врукопашную. Ну, или не совсем врукопашную. Вот и я, боясь высказать вслух все, что наболело, кинулась на Кирилла с кулаками, забыв при этом все, чему научилась за две жизни. А потому не только не сумела наподдать ему, а банально рассмешила. Этот лохматый громила, который после своей тяжелой болезни сумел выжить и заматереть в непростых условиях, схватил меня в охапку и заржал как конь. И Ванька, поганец, его в этом поддержал. Но я, как умная женщина, не стала долго трепыхаться в его руках. Вцепилась в его подсохшие лохмы, и полезла целоваться. Удивила, конечно, сначала. Да и сама своего порыва испугалась. Вдруг оттолкнет? Нет. Не оттолкнул. Схватил в охапку так, что косточки «затрещали».
        Все. Мой теперь. Никому не отдам.
        За ночь мы три раза поругались, три раза помирились, и к рассвету я получила предложение выйти за муж за своего лохматого еще раз.
        Утром нам не пришлось никуда идти. Веник с командой меня нашли. Как он орал! Даже вертолет, на который нас с помощью троса подняли, переорал. Переволновался мужик.
        Золотоискателей, как оказалось, они взяли без проблем, а вот потом… Потом оказалось, что не только Кирилла среди захваченных нет, но и меня на том месте там, где оставили, тоже нет. Хорошо бравый командир на меня маячок прицепил и уже к ночи они знали, где меня искать. Вот только до самого рассвета сомневались, живая я или нет. В конце концов, Кирилла и Ваньку приписали к этому делу как свидетелей и потерпевших, и все закончилось просто отлично.
        На нашей свадьбе Вениамин Петрович все время повторял, что не зря он на меня такое количество поплавков повесил, потому как чувствовал, что я обязательно купаться полезу. Этим он дал Фомичу повод для смеха и шуток на до мной.
        ЭПИЛОГ
        Прошло пять лет. Мы счастливы. Василиска растет настоящим чертенком и любимого братика, четырехлетнего Пашку за собой таскает везде. Фомич окончательно вышел на пенсию, и они с Нинель занялись разведением роз. Кирилл, проработав пять лет его заместителем, возглавил охранное агентство. Ванька остался с нами, вот только учиться ему пришлось в частном порядке, потому как он до одиннадцати лет прожил в скиту с бабкой и матерью, а потом в избушке с золотоискателями и его обучением никто не занимался. Хороший парень из него вырос. Только город ему никогда не нравился. Лошади, лес, охота и люди, живущие в нашей усадьбе, вот и все, что нужно ему от жизни. Он счастлив, и я рада за него. А еще я рада тому, что через два месяца в нашей семье появится еще одно солнышко, маленькая Виктория. Мы все ждем ее. И … Да… Мы счастливы.
        Кто-то спросит меня про маму Кирилла… А я ничего не скажу. Не знаю и знать не хочу. Он ездит к ней сам, но не часто и ненадолго. Помогает деньгами. Я не спрашиваю. Он не рассказывает. У меня есть моя семья и это главное.
        Конец.
        Глоссарий
        *ЛИМИТА, ЛИМИТИЧКА - «Лимита» - так презрительно говорили в советское время коренные москвичи о мигрантах из других регионов, приехавших в столицу «по лимиту». Сейчас уже стало сложно отличить «коренных» от «понаехавших»: бывшие лимитчики прочно пустили корни, вросли в столичную жизнь несколькими поколениями.