Статистическая вероятность любви с первого взгляда Дженнифер Смит
        На счету Дженнифер Смит уже несколько превосходных подростковых романов, заслуживших широкий успех. Ее произведения переведены более чем на 28 языков мира.
        Героиня романа «Статистическая вероятность любви с первого взгляда» - обычная американская девчонка Хедли Салливан - оказывается в довольно сложной жизненной итуации.
        Как правильно построить отношения с близкими людьми, когда в семью пришли разлад и непонимание? Простить и понять? Или затаить злобу и обиду? Если сможешь простить, сердце откроется для большой любви. А случай всегда будет на твоей стороне. И даже на другом континенте тебе посчастливится найти того единственного, уготованного самой Судьбой.
        История Хедли и Оливера вселяет в нас надежду на то, что настоящая любовь способна творить чудеса.
        Дженнифер Смит
        Статистическая вероятность любви с первого взгляда
        Пролог
        Ах! Выпадают же на нашу долю дни, ради которых стоит и жить и умереть!
    Чарльз Диккенс «Наш общий друг»
        А ВСЕ МОГЛО БЫ БЫТЬ ИНАЧЕ…
        Не забудь она книгу, не пришлось бы возвращаться домой, оставив маму дожидаться в машине с включенным двигателем, пыхавшим выхлопными газами на предвечерней жаре.
        И раньше. Примерь она платье утром, тогда бы и заметила, что бретельки длинноваты. И не стала бы мама вытаскивать старенькую шкатулку для рукоделия и в последнюю минуту спасать злосчастную тряпицу лилового шелка.
        Или, наоборот, позже. Не порежься она листом бумаги, распечатывая билет на самолет, не потеряйся зарядник для мобильника, не попади они в пробку на автостраде по дороге в аэропорт… Если бы они не проскочили мимо парковки, если бы не искали так долго мелочь для оплаты стоянки: монетки закатились под сиденье, а водители в длинной очереди машин нетерпеливо давили на гудки…
        Если бы колесико чемодана не скособочилось…
        Если чуть быстрее бежать к воротцам…
        А может, все равно ничего бы не изменилось.
        Вполне возможно, что сегодняшние многочисленные помехи никакой роли не играли. Не будь их, помешало бы что?нибудь еще: погода над Атлантикой, дождь в Лондоне, грозовые облака, задержавшиеся на лишний час, прежде чем отправиться по своим делам. Хедли не слишком верит в судьбу; но и в строгую пунктуальность авиалиний она тоже не особо верит.
        Когда это самолеты прилетали по расписанию?
        Хедли ни разу в жизни не опаздывала в аэропорт. А сегодня, выбежав к выходу на посадку, увидела, как сотрудники авиакомпании запирают дверь и выключают компьютеры. Часы на стене показывали без двенадцати семь, самолет за окнами ушел в глухую оборону, словно бронированная крепость. По лицам окружающих было ясно, что сегодня на этот борт никто больше не поднимется.
        Как подумаешь, четыре минуты - не очень и много. Рекламная пауза, переменка в школе, время приготовления еды в микроволновке. Четыре минуты - ничто. В любом аэропорту люди каждый день прибегают к самому отлету. Еле переводя дух, забрасывают сумки на полку и со вздохом облегчения усаживаются на свои места в тот самый миг, когда самолет отрывается от земли.
        А Хедли Салливан, выронив рюкзак, стоит у окна и смотрит, как самолет, отвалив от посадочного рукава «гармошки», плавно разворачивается к взлетной полосе.
        На том берегу океана отец произносит последний тост, и официанты в белых перчатках начищают серебряные приборы, готовясь к завтрашней церемонии.
        Рядом парень с билетом на следующий лондонский рейс, место 18 С, рассеянно жует пончик, осыпая сахарной пудрой синюю рубашку.
        Хедли на мгновение зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, самолета уже след простыл.
        Кому бы пришло в голову, что четыре минуты способны перевернуть всю жизнь?
        1
        18:56
        по Североамериканскому восточному времени
        23:56
        по Гринвичу
        ДЛЯ ТЕХ, КТО СТРАДАЕТ КЛАУСТРОФОБИЕЙ, аэропорт превращается в камеру пыток.
        И не столько страшен сам перелет, когда пассажиров утрамбовывают, словно сардины в тесную железную банку, а потом швыряют в пространство. Мучения начинаются еще в аэропорту: давка, галдеж, в ушах звенит, в глазах все пляшет и расплывается. И все это безобразие со всех сторон огорожено стеклянными окнами, словно ты находишься в каком-то чудовищном аквариуме.
        Хедли, беспомощно застыв у билетной стойки, старалась не думать об этом, как и о многом другом. Снаружи смеркалось. Ее самолет был сейчас уже где?нибудь над Атлантикой, а внутри словно раскручивалась какая-то пружина или из воздушного шарика медленно выпускали воздух. На нервы действовали отчасти предстоящий полет, отчасти - сутолока аэропорта, а главное - сознание того, что она опоздала на свадьбу, куда и ехать-то душа не лежала. От гадкой шуточки судьбы хотелось плакать.
        За прилавком столпились служащие авиакомпании, глядя с хмурым нетерпением. На табло уже высветился следующий рейс из аэропорта Кеннеди в Хитроу. До него еще три часа, и, не будь тут Хедли, их смена уже благополучно закончилась бы.
        - Прошу прощения, мисс,  - служащая авиакомпании почти не скрывала досады,  - ничего не поделаешь. Можно попробовать пристроить вас на другой рейс.
        Хедли уныло кивнула. Столько времени она втайне мечтала о какой?нибудь помехе, и вот оно случилось. Правда, справедливости ради надо признать, что ее воображемый сценарий был куда драматичнее: массовая забастовка на всех авиалиниях сразу, эпических масштабов гроза с градом, внезапный грипп или даже корь,  - подошла бы любая уважительная причина, чтобы увильнуть от исполнения долга и не видеть, как ее отец поведет к алтарю совершенно незнакомую Хедли женщину.
        По сравнению с этим, опоздание в четыре минуты - слишком уж удобный, даже малость подозрительный повод. Поверят ли родители - по крайней мере хоть один из них,  - что все получилось не нарочно? Чего доброго, по этому пункту папа и мама проявят редкое для них единодушие.
        Хедли сама захотела пропустить репетицию свадебного обеда и приехать в Лондон утром в день венчания. Она больше года не видела отца и сомневалась, что высидит обед, где будут произносить тосты близкие для него люди, друзья и коллеги, где соберется весь маленький мирок, который он выстроил для себя за океаном. Они станут желать ему здоровья и счастья, поздравлять с началом новой жизни. Этого Хедли точно не перенесет. Она бы и на саму свадьбу не поехала, будь ее воля.
        - Все?таки он твой отец,  - без конца повторяла мама, словно Хедли могла об этом забыть.  - Если не поедешь, потом пожалеешь. Знаю, в семнадцать это трудно себе представить, но, поверь моему опыту, когда?нибудь пожалеешь обязательно.
        Ох, вряд ли!
        Служащая авиакомпании в бешеном темпе жала на клавиши компьютера и ожесточенно чпокала жвачкой. Потом взмахнула рукой:
        - Вам повезло! Мы можем вас устроить на рейс 1024. Место 18 А, у окна.
        Хедли почти страшно было задавать следующий вопрос, но все?таки она спросила:
        - А когда самолет прилетает на место?
        - Завтра утром,  - ответила девушка.  - Девять пятьдесят четыре.
        У Хедли перед глазами медленно всплыло свадебное приглашение на плотной бумаге цвета слоновой кости - оно уже несколько месяцев валялось на ее письменном столе. Изящные буквы сообщали, что церемония начнется завтра в полдень; значит, если самолет приземлится по расписанию и не случится задержек на таможне и пробок на дорогах, есть еще шанс успеть вовремя. Тютелька в тютельку.
        - Посадка начнется в девять сорок пять, через этот выход.  - Сотрудница авиакомпании протянула Хедли бумаги в аккуратной папочке.  - Приятного путешествия!
        Хедли бочком отошла к окну и окинула взглядом ряды скучных серых кресел. Большинство заняты, а у тех, что свободны, обивка расползается по швам и из дырок торчит желтый поролон, словно у нежно любимого, вдрызг заигранного плюшевого мишки. Пристроив сумку на чемодане, Хедли отыскала в мобильнике номер отцовского телефона, он записан просто как «Профессор»; это прозвище Хедли придумала года полтора назад, вскоре после того, как отец сообщил, что не вернется в Коннектикут и слово «папа» стало неприятно резать слух.
        От гудков в трубке у Хедли учащенно билось сердце. Отец до сих пор звонит ей довольно часто, а вот она его номер набирала всего несколько раз. Там сейчас почти полночь. Наконец отец ответил, и голос его звучал хрипловато - не то спросонья, не то от выпивки, а может, от того и другого сразу.
        - Хедли?
        - Я опоздала на самолет.
        В последнее время Хедли разговаривала с отцом неизменно в сухой, отрывистой манере. По крайней мере хоть так она могла выразить свое осуждение.
        - Что?!
        Хедли со вздохом повторила:
        - Опоздала на самолет.
        Откуда-то издалека доносился голос Шарлотты, и внутри Хедли мгновенно загорелась злость. Эта женщина с самой помолвки засыпает ее приторно?слащавыми имейлами: делится свадебными планами, присылает фотографии их с отцом поездки в Париж, умоляет ответить, завершая каждое письмо десятком смайликов (как будто одного недостаточно). И несмотря на все старания, Хедли уже ровно год и девяносто шесть дней упорно ее ненавидит. Чтобы изменить эту ситуацию, явно потребуется что?нибудь посерьезнее, чем приглашение быть подружкой на свадьбе.
        - И что? Тебя устроили на другой рейс?
        - Угу, но он прибывает в десять.
        - Завтра?
        - Нет, сегодня! Я же кометой полечу.
        Никакого внимания на сарказм.
        - Это же слишком поздно! До начала церемонии всего ничего. Я не смогу тебя встретить.  - Отец прикрыл трубку рукой и приглушенно заговорил с Шарлоттой.  - Наверное, можно попросить тетю Мерилин поехать в аэропорт…
        - Что за тетя Мерилин?
        - Тетушка Шарлотты.
        - Мне уже семнадцать,  - напомнила Хедли.  - Как?нибудь доберусь на такси до церкви.
        - Ну, не знаю… Все?таки первый раз в Лондоне…  - Отец прокашлялся.  - А мама не против?
        - А мама не со мной,  - ответила Хедли.  - Я так понимаю, ей первой свадьбы хватило.
        В трубке тишина.
        - Ладно, пап. Увидимся завтра в церкви. Надеюсь, я не очень сильно опоздаю.
        - Хорошо,  - негромко ответил отец.  - Я ужасно соскучился.
        - Угу.  - Хедли никак не могла заставить себя произнести в ответ: «Я тоже».  - До завтра.
        Отключив трубку, Хедли вспомнила, что даже не спросила, как прошла репетиция свадебного обеда. Честно говоря, и знать ей не очень-то хотелось.
        Она долго стояла, сжимая в руке мобильник и стараясь не думать о том, что ждет ее на другом берегу океана. Запах подгорелого масла от ближайшего прилавка с солеными крендельками вызывал легкую тошноту. Сейчас бы присесть, но все кресла заняты пассажирами, не нашедшими себе места в других частях аэропорта. На носу выходные, да еще и праздник - Четвертое июля,  - а погодная карта на телеэкранах пестрит значками, обозначающими грозу, почти сплошь по всему Среднему Западу. Люди захватывают территорию, будто намерены навечно поселиться в зале ожидания. Занимают места, пристраивают на пустые кресла чемоданы. Семьи захватывают целые углы, по всему полу валяются промасленные бумажные пакетики из «Макдоналдса». Осторожно перешагивая через какого-то дядечку, прикорнувшего на своем рюкзаке, Хедли внезапно испытала странное чувство: потолок словно навалился на нее, а стены начали смыкаться. Она с трудом восстановила дыхание.
        Углядев наконец свободное местечко, Хедли немедленно бросилась к нему, волоча за собой чемодан на колесиках, лавируя среди моря чужих ног и стараясь не думать, в каком состоянии окажется завтра утром дурацкое лиловое платье. Хедли рассчитывала, что у нее останется хотя бы несколько часов до церемонии - успела бы в гостинице все не спеша приготовить, а теперь придется прямо из аэропорта сломя голову нестись в церковь. Конечно, это далеко не самая существенная из всех неприятностей на текущий момент, и все?таки забавно представить себе, как ужаснутся приятельницы Шарлотты: наверняка по их меркам отсутствие нормальной прически - катастрофа мирового масштаба.
        Хедли сожалела о том, что согласилась быть подружкой невесты - это еще мягко сказано. Да ее просто измотали бесконечные послания от Шарлотты по электронке и постоянные просьбы отца! К тому же и мама, как ни странно, поддержала эту дурацкую выдумку.
        - Я понимаю, сейчас ты не испытываешь к нему особо нежных чувств. Да и я тоже. Но представь: когда?нибудь ты раскроешь альбом с фотографиями папиной свадьбы. Может, у тебя к тому времени появятся свои дети. Не пожалеешь ли ты, что тебя нет на этих снимках?
        Вообще-то Хедли была уверена, что нисколько не пожалеет, но маму и папу тоже можно понять. Проще согласиться, лишь бы все были довольны, даже если для этого придется вытерпеть укладку и лак на волосах, неудобные туфли на каблуках и фотосъемку после церемонии. Когда другие подружки - сборище тридцатилетних приятельниц Шарлотты - узнали, что на свадьбе ожидается девочка из Америки, на Хедли немедленно обрушился поток сообщений с явным избытком восклицательных знаков, и ее тут же включили в группу «подруг». Она никогда в жизни не виделась с Шарлоттой и уже полтора года всеми силами избегала этой встречи, а вот теперь узнала в подробностях мнения своей будущей мачехи по самым разным вопросам первостепенной важности. Например: какие туфли лучше, босоножки или «лодочки», нужно ли использовать в оформлении букетов гипсофилу и - самое кошмарное!  - какое белье следует надевать на так называемый девичник.
        Просто поразительно, сколько требуется писем для подготовки свадьбы! Часть приятельниц Шарлотты оказались ее коллегами по университетской художественной галерее в Оксфорде. Все?таки удивительно, как у них еще остается время на работу… Предполагалось, что Хедли встретится с ними в отеле завтра, с утра пораньше, но теперь, понятно, придется им наряжаться, завиваться и краситься без нее.
        Небо за окном чуть?чуть порозовело. Мигали огоньки, очерчивающие контуры самолетов. Хедли рассматривала свое отражение в стекле: белокурые локоны, большие глаза, усталое лицо, словно после долгого путешествия.
        Она втиснулась на сиденье между пожилым человеком, который с такой силой встряхнул газету, что ей показалось, та вот?вот улетит, и женщиной средних лет, в джемпере с вышитым котиком - она так увлечена своим загадочным вязаньем.
        «Еще три часа»,  - подумала Хедли, обхватив руками рюкзак, и только потом сообразила, что нет смысла считать минуты до события, к которому совсем не стремишься. Куда точнее было бы сказать: осталось еще два дня. Через два дня она вернется домой. Можно будет сделать вид, что ничего и не было. Выходные, целую вечность державшие ее в страхе, останутся позади.
        Хедли поправила рюкзак на коленях и слишком поздно спохватилась, что не застегнула до конца молнию. Вещи повалились на пол. Первым делом Хедли схватила блеск для губ, журналы и только потом потянулась за толстой книгой в черном переплете. Парень, сидевший с другой стороны прохода, первым успел поднять увесистый томик.
        Протягивая книгу Хедли, он бросил беглый взгляд на обложку, и в его глазах неожиданно прочитался интерес. Ну точно: принял ее за человека, который способен читать Диккенса в аэропорту! Хедли хотела объяснить, что это совсем не так. На самом деле она эту книгу даже не открывала, получив ее от отца сто лет назад, но она сдержалась и с благодарной улыбкой решительно отвернулась к окну, чтобы парень не вздумал завести с ней разговор.
        Нет, душа ее не лежала с кем-то общаться, даже с таким симпатичным мальчиком. Предстоящий день неумолимо надвигался, словно живое, дышащее существо, которое вот?вот собьет ее с ног. Ужас охватывал ее при одной только мысли сесть в самолет, не говоря уже о прибытии в Лондон. Хедли физически не могла усидеть на месте, она ерзала, качала ногой, сжимала и разжимала кулаки.
        Пожилой пассажир на соседнем сиденье громко высморкался и снова с шелестом развернул свою газету. Хедли от души надеялась, что не окажется рядом с ним в самолете. Семь часов - долгий срок. Разве это правильно, что такой большой отрезок дня предоставлен воле случая? Нельзя никому навязывать в попутчики совершенно незнакомого человека, а между тем сколько раз она уже летала, минуя полстраны, в Чикаго, Денвер или Флориду бок о бок с незнакомцами? В том-то и беда: во время полета часами разговариваешь с человеком, делишься самым сокровенным, а потом никогда в жизни больше с ним не встретишься. Даже имени его не узнаешь!
        Сосед вытянул шею и, увлеченный какой-то статьей, нечаянно задел локтем руку Хедли. Девушка вскочила, забросила рюкзак на плечо. Вокруг по?прежнему полно народу. Хедли покосилась в окно. Вырваться бы на волю! Она не была уверена, что выдержит еще три часа в зале ожидания, но тащиться с вещами через толпу - тоже хорошего мало. Хедли придвинула чемодан к своему опустевшему сиденью, чтобы было видно, что место занято, и обернулась к даме в свитере с котиком:
        - Простите, вы не могли бы присмотреть за моим чемоданом? Я отойду на минуточку.
        Спицы замерли в воздухе. Женщина в свитере строго сдвинула брови.
        - Это запрещено!  - заявила она с нажимом.
        - Я сразу вернусь,  - попыталась оправдаться Хедли, но женщина решительно качнула головой, всем своим видом давая понять, что отказывается принимать участие в столь темном деле.
        - Давай я посторожу,  - неожиданно предложил парень с другой стороны прохода.
        Хедли впервые посмотрела на него внимательно. Темные волосы несколько длинноваты, и рубашка вся в крошках. А все?таки чем-то он привлекателен. Может быть, своим явным британским акцентом, а может, тем, как он дергает краешком губ, сдерживая улыбку? Парень вдруг пристально посмотрел на Хедли, и у нее на миг замерло сердце, но он тут же вновь перевел свой взгляд на пассажирку в свитере, неодобрительно поджавшую губы.
        - Это противозаконно,  - продолжила бурчать дама себе под нос и покосилась на парочку здоровенных охранников возле буфета.
        Парень сочувственно улыбнулся Хедли.
        - Ничего страшного, возьму с собой,  - сказала она.  - Все равно спасибо.
        Хедли собрала свое имущество, продела руку в лямку рюкзака и сунула книгу под мышку. Суровая пассажирка едва снизошла, чтобы поджать ноги, пропуская Хедли с чемоданом.
        У выхода из зала ожидания ковровое покрытие заканчивалось, и чемодан на колесиках угрожающе накренился, запнувшись о резиновую выпуклую полоску, отделяющую ковер от линолеума в коридоре. Пока Хедли боролась с чемоданом, книга, зажатая под мышкой, выскользнула. Хедли наклонилась и тут же уронила свитер.
        «Да что ж такое!» - подумала девушка, отдуваясь от упавшей на лицо пряди волос. Подобрав наконец свое имущество, она протянула руку вперед, но чемодан куда-то делся. Хедли оглянулась и с изумлением увидела у себя за спиной все того же мальчика, тоже с сумкой на плече. Он сжал ручку ее чемодана.
        Хедли растерянно заморгала.
        - Что ты делаешь?
        - Мне показалось, помощь тебе не помешает.
        Хедли молча посмотрела на него.
        - И притом все будет вполне законно,  - прибавил он, улыбаясь во весь рот.
        Хедли подняла брови, и парень выпрямился, заметно подрастеряв самоуверенность. Ей вдруг пришло в голову, что он просто собирается украсть ее чемодан. Впрочем, невелика добыча - пара туфель и платье. Хедли была бы просто счастлива избавиться от них.
        Она на целую минуту остолбенела, пытаясь понять, чем заслужила персонального носильщика. Но другие пассажиры то и дело толкали ее, рюкзак оттягивал плечи, а у парня в глазах застыло тоскливое выражение, словно ему сейчас очень не хотелось оставаться одному. Вот это Хедли могла понять и потому в конце концов кивнула. Дальше они пошли вместе.
        2
        19:12
        по Североамериканскому восточному времени
        0:12
        по Гринвичу
        ПО ГРОМКОГОВОРИТЕЛЮ ВЫЗЫВАЛИ недостающего пассажира, и у Хедли невольно мелькнула мысль: что, если ей взять да и удрать со своего рейса? Но парень, который шел впереди, оглянулся, словно проверяя, здесь ли она. Хедли неожиданно ощутила благодарность: слава богу, есть с кем разделить этот ужасный день.
        За огромными окнами выстроились самолеты, как на параде, и у Хедли забилось сердце: скоро она сядет в один из них. Ни от чего так не бросает в дрожь, как от вида самолета.
        В прошлом году с ней впервые случился приступ паники с головокружением, сердцебиением и подступающей тошнотой. Дело было в ванной гостиничного номера в Аспене[1 - Город в штате Колорадо, известный дорогим горнолыжным курортом. (Прим. пер.)]. За окном валил густой снег. А в соседней комнате отец разговаривал по телефону, и Хедли вдруг показалось, что стены начали сдвигаться, подступая к ней с неотвратимостью ледника. Она боялась пошевелиться, стараясь дышать размеренно, а стук в ушах почти заглушал папин голос за стенкой.
        - Да?да,  - говорил папа.  - Ночью обещают сильный снегопад, завтра снега должно быть дюймов шесть, не меньше - идеальная погода.
        Они уже два дня пробыли в Аспене, изо всех сил притворяясь, что эти весенние каникулы ничем особенным не отличаются от других. Вставали очень рано, чтобы успеть подняться на гору, пока не нахлынула основная масса лыжников, а по вечерам сидели у себя в домике, пили горячий шоколад у камина, играли в настольные игры. И старались не говорить о том, почему мама на этот раз не поехала с ними,  - так старались, что в итоге оба ни о чем другом не могли думать.
        К тому же Хедли все?таки была не совсем идиоткой. Не бывает такого: поехать на полгода в Оксфорд, читать лекции по истории поэзии, а потом вдруг ни с того ни с сего решить развестись. Хоть мама и молчала - она вообще практически перестала говорить о папе,  - Хедли понимала, что причиной всему наверняка другая женщина.
        Она хотела спросить об этом папу на каникулах - взять и прямо около самолета предъявить обвинение. Пусть объяснит, почему он не вернулся домой! Но в аэропорту ее встретил какой-то незнакомец, с нелепой рыжеватой бородой, с темными волосами, с широкой улыбкой - даже коронки на зубах видно. Всего за шесть месяцев отец изменился до неузнаваемости. Только когда он наклонился, чтобы обнять ее, отец снова стал собой - от него по?прежнему пахло сигаретами и лосьоном после бритья. Он хрипло шепнул ей на ухо, что ужасно соскучился. И от этого почему-то стало еще хуже. В конце концов не перемены разбивают сердце, а вот эти такие мучительно родные, привычные мелочи.
        Хедли струсила и вместо решительного разговора первые два дня просто наблюдала и ждала, вглядывалась в папино лицо, отыскивая на нем, словно на карте, разгадку: почему так внезапно рассыпалась их маленькая семья. Осенью они с восторгом провожали его в Англию. После колледжа средней руки в Коннектикуте - приглашение в Оксфорд, в одно из лучших отделений английского языка и литературы, от такого невозможно отказаться! Но у Хедли только?только начался учебный год, а мама не могла на целых четыре месяца бросить свой обойный магазинчик. Потому они решили, что останутся дома до Рождества, а затем на пару недель приедут к папе в Англию, посмотрят разные достопримечательности и потом все вместе вернутся домой.
        Конечно, вышло все не так.
        Сначала мама сказала, что планы поменялись, и Рождество они с Хедли проведут у бабушки с дедушкой в штате Мэн. Хедли была почти уверена, что папа тоже туда приедет, и это будет сюрприз, но их встретили только дедушка и бабушка. И такая гора подарков, что сразу стало ясно: ее стараются утешить.
        Хедли уже давно краем уха ловила обрывки напряженных разговоров по телефону, а по ночам слышала, как плачет мама; в старом доме звуки разносились далеко - спасибо отличной вентиляции. И только на обратном пути после Рождества мама наконец сообщила, что они с папой решили разойтись и что он останется в Оксфорде еще на один семестр.
        - Вначале мы просто поживем раздельно,  - сказала мама, оторвав взгляд от дороги, чтобы посмотреть на Хедли, застывшую на сиденье и с трудом переваривающую новости одну за другой: сначала - «мама с папой разводятся», а потом - «папа не вернется домой».
        - Между вами целый океан,  - тихо проговорила она.  - Куда уж раздельнее?
        - В юридическом плане…  - вздохнула мама.  - Нужно официально оформить раздельное проживание.
        - А разве для этого не надо сначала увидеться? Ну, чтобы принять такое решение?
        - Ах, солнышко!  - Мама оторвала одну руку от руля и погладила Хедли по коленке.  - Мы все уже решили.
        И вот два месяца спустя Хедли стояла в ванной гостиничного номера с зубной щеткой в руке и слушала папин голос, доносящийся из соседней комнаты. Сперва она обрадовалась, подумав, что он разговаривает с мамой, но тут папа произнес имя - Шарлотта - и снова понизил голос.
        - Нет,  - говорил он,  - все нормально, она сейчас в уборной.
        Хедли вдруг стало холодно. С каких это пор ее папа туалет называет уборной и шепчется по телефону с чужими тетками? Пригласил дочь на лыжный курорт, как будто это что-то значит, а потом как ни в чем не бывало вернется к новой жизни.
        Хедли шагнула ближе к двери. Кафельные плитки пола холодили босые ступни.
        - Знаю,  - говорил отец с нежностью.  - Солнышко, я тоже соскучился.
        «Ну конечно,  - подумала Хедли, закрывая глаза.  - Ну конечно!»
        Она была права, но от этого ничуть не становилось легче. А когда от этого легче? Хедли чувствовала, как внутри у нее прорастает крошечное зернышко обиды. Вроде косточки от персика - маленькое, твердое и гадкое. Теперь от горечи уже не избавишься.
        Хедли отступила от двери. Горло перехватило, грудь сдавило. В зеркале Хедли увидела свои покрасневшие щеки. Перед глазами все расплывалось,  - наверное, от пара. Хедли вцепилась в край раковины, так что костяшки пальцев побелели. Она заставила себя дождаться, пока отец повесит трубку.
        - Что случилось?  - поинтересовался отец, когда она наконец вышла из ванной и, не глядя на него, плюхнулась на постель.  - Ты хорошо себя чувствуешь?
        - Нормально,  - коротко ответила Хедли.
        Однако на следующий день приступ повторился.
        Они спускались в лифте. Хедли уже вспотела в многослойном лыжном снаряжении, и вдруг их тряхнуло, а потом кабина остановилась. Кроме них, в лифте никого не было. Хедли растерянно переглянулась с отцом. Папа нажал на кнопку экстренного вызова.
        - Дурацкий подъемник…
        Хедли зло сверкнула глазами:
        - Ты хотел сказать: дурацкий лифт?
        - Что?
        - Ничего,  - буркнула она и принялась наугад тыкать в кнопки, подмигивающие яркими огоньками.
        Ее охватила паника.
        - Вряд ли это поможет…  - начал папа и тут наконец заметил неладное: - Эй! У тебя все в порядке?
        Хедли рванула ворот лыжной куртки и дернула замочек молнии.
        - Нет!  - Сердце ее дико стучало.  - Да… Не знаю. Я хочу выйти отсюда!
        Отец попытался успокоить ее:
        - Подожди! Сейчас придет мастер. Сами мы ничего не сможем…
        - Папа, скорее!
        Впервые за эти каникулы Хедли назвала его папой. С самого дня приезда она всячески старалась вообще никак к нему не обращаться.
        Он пристальным взглядом обвел крохотную кабину.
        - У тебя что, приступ паники?  - поинтересовался он и сам, кажется, перепугался не на шутку.  - А раньше такое с тобой случалось? Мама знает об этом?
        Хедли замотала головой. Она не понимала, что происходит, знала только, что ей необходимо сейчас же, немедленно выйти наружу.
        - Эй!  - Отец схватил ее за плечи и заглянул в глаза.  - Через минуту нас вынут отсюда, слышишь? Смотри на меня! И не думай о том, где мы находимся.
        - Ладно,  - прошептала Хедли, стиснув зубы.
        - Вот и хорошо,  - произнес папа.  - Думай о чем?нибудь другом. Представь себе какое?нибудь открытое пространство.
        Хедли постаралась успокоиться, вспомнить что?нибудь приятное, но ее разум яростно сопротивлялся. Капельки пота щекотали кожу, мешая сосредоточиться.
        - Представь себе… пляж,  - продолжал папа.  - Или небо! Да, представь себе небо. Такое большое, концакраю не видно.
        Хедли, зажмурившись, отчаянным усилием вообразила бесконечную синеву, лишь кое?где отмеченную редкими облачками. Огромную, бездонную… Сердце ее стало биться ровнее, и дыхание понемногу успокоилось. Хедли разжала влажные кулаки, а когда снова открыла глаза, прямо перед собой увидела папино встревоженное лицо. Они смотрели друг на друга, казалось, целую вечность, и Хедли вдруг поняла, что впервые со дня приезда позволила себе взглянуть отцу в глаза.
        А потом лифт дернулся и снова пришел в движение. Хедли перевела дух. Дальше они ехали в молчании. Оба были взволнованны, обоим хотелось поскорее выйти наружу, чтобы над головой раскинулось бескрайнее небо.
        Сейчас, в тесноте и сутолоке аэропорта, Хедли с трудом пыталась отвести взгляд от окна с разбросанными за ним словно игрушечными самолетами. В животе ее снова что-то сжималось; бесполезно представлять себе небо, когда находишься на высоте девять тысяч километров и оттуда одна дорога - вниз.
        Обернувшись, она увидела, что тот мальчик ждет ее, по?прежнему сжимая ручку чемодана. Она догнала его, и тот, улыбнувшись, свернул в кишащий народом коридор.
        Хедли почти бежала, едва поспевая за его стремительной походкой. Она ориентировалась лишь по его синей рубашке и так сосредоточилась на том, чтобы не отстать, что чуть не налетела на него. Парень был выше Хедли сантиметров на пятнадцать, поэтому, разговаривая с ней, он слегка наклонял голову:
        - Я даже не спросил, куда тебе нужно.
        - В Лондон,  - ответила Хедли.
        Он засмеялся:
        - Нет, сейчас! Куда ты хотела пойти?
        - А?а…  - Хедли потерла лоб.  - Сама не знаю. Может, пообедать? Просто неохота было там сидеть.
        Это была не совсем правда. Вообще-то Хедли собиралась в уборную, но не говорить же об этом сейчас! Одна только мысль, что он станет ждать у дверей, пока она стоит в очереди в кабинку, приводила Хедли в ужас.
        - Ясно.
        Он смотрел на нее сверху вниз. Темная прядь волос упала на лоб. Когда он улыбался, на одной щеке его появлялась ямочка, и от этого лицо парня казалось чарующе асимметричным.
        - Так куда пойдем?
        Хедли, встав на цыпочки, внимательнее осмотрелась. Ну что ж, выбор невелик: несколько унылых прилавков с пиццей и гамбургерами. Непонятно, собирается ли он есть вместе с ней. Из-за этой неопределенности прийти к какому?нибудь выводу было еще труднее. Хедли почувствовала, как он терпеливо дожидается ее решения. Напряженная, словно струна, Хедли поспешно соображала, при каком варианте у нее останется меньше риска заляпаться, если он все?таки захочет составить ей компанию.
        После мучительно долгих колебаний Хедли ткнула пальцем в небольшое кафе чуть поодаль, и парень послушно направился в ту сторону, волоча за собой ее красный чемодан на колесиках. Подойдя к прилавку, он поправил сумку на плече и, щурясь, начал разглядывать меню.
        - Здорово!  - заметил он одобрительно.  - А то в самолете наверняка дадут какую?нибудь гадость.
        - А ты куда летишь?  - спросила Хедли и встала рядом с ним в очередь.
        - Тоже в Лондон.
        - Да ну?
        Он вытащил из заднего кармана джинсов билет, сложенный вдвое. Уголок был оторван.
        - Восемнадцать С.
        - У меня восемнадцать А.
        Парень улыбнулся:
        - Почти соседи!
        Хедли кивнула на его упакованный в дорожный пакет костюм - тот болтался у него на плече,  - парень придерживал крючок от плечиков пальцем.
        - Тоже на свадьбу?
        Он поколебался ровно секунду, а потом дернул головой - вроде бы кивнул.
        - Вот и я на свадьбу. Забавно, если окажется, что мы едем на одну и ту же свадьбу!
        - Да вряд ли.
        Парень как-то странно посмотрел на нее, и Хедли тут же почувствовала себя дурочкой. Конечно, не на одну и ту же. Хочется надеяться, он не думает, что она считает Лондон большой деревней, где все знают друг друга в лицо. Хедли всю жизнь прожила в маленьком городке, но все?таки ей понятно, что Лондон - это огромный мегаполис. Там, наверное, можно совсем затеряться.
        Парень, похоже, собирался еще что-то сказать, но, передумав, повернулся и вновь стал рассматривать меню.
        - Чего тебе хочется?
        «А правда, чего мне хочется?» - подумала Хедли.
        Хочется домой.
        Хочется, чтобы дома все было как раньше…
        Хочется поехать куда угодно, только не к отцу на свадьбу…
        Хочется оказаться где угодно, только не в этом аэропорту…
        Хочется узнать, как зовут неожиданного спутника…
        Помолчав, Хедли подняла глаза.
        - Не знаю,  - произнесла она.  - Еще не решила.
        3
        19:32
        по Североамериканскому восточному времени
        0:32
        по Гринвичу
        ХЕДЛИ ЗАКАЗАЛА СЭНДВИЧ с индейкой без майонеза, но по дороге к свободному столику заметила выступившую из?под верхнего ломтика хлеба тягучую субстанцию белого цвета. Желудок ее немедленно сжался. Что лучше: есть и мучиться или выглядеть идиоткой, соскребая майонез? После недолгих колебаний она решила выглядеть идиоткой и препарировать злосчастный сэндвич, словно ученый?биолог, при этом не обращая никакого внимания на вопросительный взгляд своего нового знакомого. Сморщив нос, Хедли старательно счистила белую массу с каждого кусочка салата и помидоров.
        - Ловко ты их,  - одобрительно заметил парень, жуя мясо.
        Хедли деловито кивнула:
        - У меня фобия - боюсь майонеза. Так что за целую жизнь успела отточить мастерство.
        - Майонеза боишься?!
        Она вновь кивнула:
        - Он в моем списке на первом месте.
        - А дальше по списку что?  - улыбнувшись, поинтересовался парень.  - Что может быть страшнее майонеза?
        - Стоматологи. Пауки. Кухонная плита.
        - Кухонная плита! Ясно, кулинария - не твое увлечение.
        - А еще тесные, замкнутые пространства,  - тихо закончила Хедли.
        Он наклонил голову:
        - Как же ты летаешь? Хедли пожала плечами:
        - Стискиваю зубы и надеюсь на лучшее.
        - Неплохая методика!  - Он рассмеялся.  - И как, действует?
        Хедли не ответила. Если о страхе ненадолго забыть, потом становится еще хуже, когда опять вспомнишь. Страх налетает с новой силой, словно взбесившийся бумеранг.
        - Чепуха!  - усмехнулся парень, поставив локти на стол.  - Смотри, как ты классно справляешься с майонезофобией, а клаустрофобия по сравнению с ней - ничто!
        Он кивнул на облепленный майонезом и хлебными крошками пластиковый нож. Хедли благодарно кивнула.
        Они жевали, поглядывая на телевизор в углу,  - там без конца прокручивали прогноз погоды. Хедли никак не могла сосредоточиться на еде, то и дело исподтишка косясь на своего спутника. И каждый раз в ее животе что-то переворачивалось, причем дело явно было не в остатках майонеза, прочно прилипших к сэндвичу.
        До этого у нее был всего один мальчик, Митчел Келли,  - простоватый спортсмен, беспроблемный и невероятно скучный. Они встречались почти целый год. Хедли с удовольствием наблюдала за его игрой на футбольном поле (ей особенно нравилось, когда он махал ей, обернувшись к трибунам) и всегда была рада поболтать с ним на переменке. Ей особенно нравилось, как он подхватывал ее и кружил, сжимая в объятиях. И хотя она четыре месяца назад долго плакалась подружкам, когда он решил с ней расстаться, все же этот краткий роман сейчас казался ей самой нелепой ошибкой на свете.
        Как мог ей понравиться парень вроде Митчела, когда на свете бывают такие, как этот?! Такие высокие, поджарые, с лохматой шевелюрой, с удивительными зелеными глазами и крошечным пятнышком горчицы на подбородке - именно благодаря этому мельчайшему изъяну вся картина в целом становилась абсолютно совершенной.
        Как же так, совсем не знать, какие мальчики тебе нравятся! И вообще - разве тебе может понравиться какойнибудь мальчик, пока это не случится на самом деле?!
        Хедли скомкала салфетку под столом и поймала себя на том, что до сих пор мысленно называла этого парня просто «англичанин». Решившись наконец, она подалась вперед и, роняя на пол крошки, спросила, как его зовут.
        - Ага, точно,  - ответил он, хлопая глазами.  - Кажется, по правилам с этого полагается начинать. Я - Оливер.
        - Типа Твист?
        - Ого!  - Он улыбнулся.  - А еще говорят, американцы необразованные.
        Хедли прищурилась, притворяясь, будто сердится.
        - Очень смешно!
        - А тебя как зовут?
        - Хедли.
        - Хедли,  - повторил парень, кивая.  - Красиво.
        Ну что же, речь всего лишь об имени, но все?таки ей почему-то приятно. Может, всему виной его акцент или какой-то интерес, вспыхнувший в зеленых глазах. Так или иначе, что-то заставило ее сердце биться быстрее, словно от удивления. Наверное, в этом все и дело - слишком уж все неожиданно. Она заранее боялась этой поездки и оказалась совершенно не готова к тому, что попутно может встретиться что?нибудь хорошее.
        - Огурчик доедать не будешь?  - спросил он.
        Хедли покачала головой и придвинула ему свою тарелку с маринованным огурцом. Оливер уничтожил его в два счета и снова откинулся на спинку стула.
        - Ты была раньше в Лондоне?
        - Нет,  - пожалуй, она ответила излишне резко.
        Оливер засмеялся:
        - Не настолько там и плохо!
        - Да, конечно, я понимаю.  - Хедли прикусила губу.  - А ты живешь в Лондоне?
        - Я там вырос.
        - А сейчас где живешь?
        - В Коннектикуте. Я учусь в Йеле.
        Хедли не могла скрыть своего удивления:
        - Правда?
        - А что, непохоже?
        - Нет, просто это так близко…
        - Близко к чему?
        Эти слова вырвались у нее совершенно случайно, и теперь у Хедли горели щеки.
        - К тому городу, где я живу.  - Она поторопилась заговорить о другом: - А я по твоему акценту решила, что ты…
        - Лондонский беспризорник?
        Хедли, окончательно смутившись, замотала головой, а Оливер захохотал:
        - Шучу! Я уже один год отучился.
        - А почему домой не поехал на лето?
        - Да так… Мне здесь нравится. Плюс еще я получил грант на летнюю научную практику, так что вроде как и обязан присутствовать.
        - А что за практика?
        - Я изучаю процесс ферментации майонеза.
        - Неправда!  - засмеялась Хедли.
        Оливер нахмурился:
        - Правда! Это очень важное исследование. Знаешь ли ты, что двадцать четыре процента майонеза производят с добавлением ванильного мороженого?
        - Действительно серьезное открытие!  - Она фыркнула.  - Нет, а на самом деле что ты изучаешь?
        Какой-то тип, проходя мимо, задел ее с такой силой, что чуть не опрокинул стул, и потопал себе дальше, даже не извинился.
        Оливер усмехнулся:
        - Проблемы перегруженности предприятий общественного питания в американских аэропортах.
        - Не смеши!  - Хедли встряхнула волосами и оглянулась на забитый народом коридор.  - Если бы ты на самом деле придумал, как справиться с этими толпами, я была бы рада. Ненавижу аэропорты!
        - Правда? А мне нравится.
        Хедли показалось, что он опять дразнит ее, но Оливер был вполне серьезен.
        - Здорово, когда ты уже не здесь, но еще не там. Ждешь своего рейса и больше никуда не должен спешить. Просто… в подвешенном состоянии.
        - Это, наверное, неплохо,  - тут же отозвалась Хедли, теребя алюминиевое колечко на банке с содовой.  - Если бы не столпотворение…
        Оливер оглянулся через плечо.
        - Ну, не всегда же здесь такая толкучка…
        - Для меня - всегда.
        На табло замигали зеленые надписи - отмена или задержка рейса.
        - Еще есть время,  - заметил Оливер.
        Хедли вздохнула:
        - Знаю, просто я как раз опоздала на свой рейс. Получилась вроде как отсрочка казни.
        - Какой рейс, предыдущий?
        Она кивнула.
        - А свадьба когда?
        - В полдень.
        Оливер поморщился:
        - Трудно успеть.
        - Я так и поняла. А когда та свадьба, на которую ты едешь? Он отвел глаза.
        - В два нужно быть в церкви.
        - Значит, успеешь, все нормально.
        - Угу, наверное,  - отвечает он.
        Они сидели и молчали, уставившись в стол. Приглушенный звонок. У Оливера в кармане! Он вытащил мобильник и напряженно посмотрел на него. Телефон все звонил и звонил. Оливер вскочил, словно приняв какое-то решение.
        - Надо все?таки ответить. Извини,  - сказал он, отходя от стола. Хедли помахала рукой:
        - Ничего страшного, иди!
        Он, сгорбившись, пробирался между столиками, прижимая телефон к уху. От этого он казался совсем другим, словно бы не тем Оливером, с которым она только что разговаривала. Интересно, кто ему звонит? А вдруг это его девушка - умная, красивая студентка Йельского университета? Она носит стильные очки и темно?синий пиджак. Она-то ни за что не опоздает на самолет на четыре минуты!
        Хедли сама удивилась тому, как энергично отпихнула эту мысль куда подальше.
        Не позвонить ли тоже? Сообщить маме о замене рейса. Но от воспоминания о том, как они расстались, у нее начало неприятно сосать под ложечкой.
        До аэропорта они доехали в каменном молчании, а потом еще и обвинительная речь Хедли прямо на стоянке. Да, иногда ее заносит, и папа часто шутил, что она родилась без фильтра. Но разве можно требовать от человека разумного поведения в тот день, которого боишься уже чуть ли не полгода?
        Хедли уже с утра проснулась в жутком напряжении. Шея и плечи затекли, в затылке билась тупая боль. Не только из-за свадьбы и предстоящей встречи с Шарлоттой, о которых она всеми силами старалась не думать. Просто она прекрасно понимала, что в эти выходные их семья официально прекратит свое существование.
        Хедли понимает: жизнь - это не фильм студии «Дисней». Родители не сойдутся снова. По правде говоря, ей этого уже и не хочется. Папа, как видно, счастлив, и мама вроде тоже не страдает. Она уже больше года встречается с местным зубным врачом Харрисоном Дойлом. И все же свадьба поставит точку в конце предложения, которому еще не время заканчиваться, а Хедли не уверена, что готова стать этому свидетельницей.
        Правда, выбирать ей не дали.
        - Все?таки он твой отец,  - без конца повторяла мама.  - Конечно, он не идеален, но для него важно твое присутствие. Не так уж много он и просит. Всего один день!
        А Хедли считала, что отец просит слишком многого: чтобы она его простила, чтобы чаще с ним виделась, чтобы согласилась познакомиться с Шарлоттой… Все время просит и просит - и ничего взамен! Ей хотелось схватить маму за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы ее мозги встали на место. Отец обманул их доверие, разбил мамино сердце, разрушил семью, а теперь собрался жениться на той женщине как ни в чем не бывало. Словно начать все с нуля проще, чем постараться исправить прежнее.
        Мама твердила, что так лучше. Лучше для всех них.
        - Знаю, тебе сейчас трудно поверить,  - говорила она со сводящей с ума рассудительностью,  - но это действительно к лучшему. Вырастешь - поймешь.
        А Хедли и так все понимала! Вероятно, мама просто еще не осознала случившееся. Когда обожжешься, поначалу не чувствуешь боли. В те первые недели после Рождества Хедли часто лежала ночью без сна и слушала, как плачет мама. Какое-то время мама вообще отказывалась разговаривать о папе, зато потом несколько дней ни о чем другом не говорила. И так снова и снова - будто на качелях. А потом, недель через шесть, она как-то незаметно вдруг словно пришла в себя и успокоилась. Хедли до сих пор не может этого понять.
        Хотя шрамы на душе все?таки остались. Харрисон уже три раза делал маме предложение, одно изобретательней другого - сперва романтический пикник, потом кольцо в бокале шампанского и, наконец, струнный квартет в парке,  - а она упорно отказывала. Наверняка еще не совсем оправилась после папиного ухода. Такой разрыв не проходит бесследно.
        Поэтому сегодня, в день, назначенный для перелета навстречу источнику всех бед, Хедли проснулась в отвратительном настроении. Если бы все шло гладко, возможно, дело ограничилось бы несколькими едкими комментариями да злобным бурчанием по дороге в аэропорт, но с самого утра на телефоне обнаружилось голосовое сообщение от Шарлотты с напоминанием о том, в котором часу ей нужно быть в гостинице, чтобы успеть приготовиться. От ее отрывистого британского произношения Хедли завелась, а дальше все покатилось.
        Конечно, и чемодан отказался застегиваться, и мама запретила брать с собой висячие серьги, которые Хедли планировала надеть на церемонию, да еще она восемьдесят пять раз переспросила, не забыла ли дочка паспорт. Гренки подгорели, Хедли заляпала вареньем футболку, а когда поехала в универмаг за маленькой дорожной упаковкой шампуня, пошел дождь, в машине сломался «дворник», и Хедли чуть не сорок пять минут прождала на автозаправке из-за того, что какой-то тип в очереди не знал, как проверить уровень масла в собственном автомобиле. И все это время часы неумолимо тикали, приближая время отъезда. Когда Хедли наконец вернулась домой и швырнула ключи от машины на кухонный стол, она была совсем не в настроении выслушивать восемьдесят шестой вопрос о паспорте.
        - Да!  - рявкнула она.  - С собой!
        - Я просто спросила.
        Мама невинно приподняла брови, а Хедли с вызовом уставилась на нее.
        - Надеюсь, ты не намерена провожать меня до самолета?
        - Что это значит?
        - Может, прямо до самого Лондона со мной отправишься, а то, чего доброго, сбегу?
        В мамином голосе зазвучали предостерегающие нотки:
        - Хедли!
        - Нет, а почему я одна должна смотреть, как он будет венчаться с этой женщиной? Вообще не понимаю, почему я должна ехать? Тем более без тебя.
        Мама сжала губы, недвусмысленно показывая, что сердится, но у Хедли уже сорвало тормоза.
        Они упорно молчали всю дорогу до аэропорта, тем самым продолжая тянувшийся неделями спор. А когда затормозили у входа, Хедли уже просто звенела от нервного напряжения.
        Мама заглушила двигатель, но ни она, ни Хедли не сделали ни малейшей попытки выйти из машины.
        - Все будет хорошо,  - наконец мягко сказала мама.  - Правда.
        Хедли резко обернулась к ней:
        - Он женится, мам! Что хорошего?
        - Просто, по?моему, тебе необходимо там быть…
        - Знаю, знаю!  - оборвала ее Хедли.  - Ты уже говорила.
        - Все будет хорошо,  - повторила мама.
        Хедли схватила куртку и отстегнула ремень безопасности.
        - Ну смотри, ты будешь виновата, если что?нибудь случится!
        - Что, например?  - устало вздохнула мама.
        Хедли от злости чувствовала себя совершенно бесстрашной и в то же время ужасно маленькой. Она рывком распахнула дверцу.
        - Например, самолет разобьется или еще что.
        Она сама не знала, зачем все это говорит. Просто уже извелась от обиды и горя и очень боялась. Разве не от этого произносятся такие слова?
        - Вот тогда ты от нас обоих и избавишься!
        Они уставились друг на друга, а страшные, непоправимые слова легли между ними, словно груда кирпичей. После долгого молчания Хедли выскочила из машины, вскинула на плечо рюкзак и выдернула с заднего сиденья чемодан.
        - Хедли!  - Мама вышла с другой стороны и теперь смотрела на нее поверх капота.  - Не надо так…
        - Приеду - позвоню!  - крикнула Хедли на ходу.
        Она спиной чувствовала, как мама смотрит ей вслед, но из-за какой-то болезненной гордости так ни разу и не обернулась.
        А сейчас она сидит в крохотном кафе, и ее палец нерешительно застыл над телефоном. Хедли сделала глубокий вдох и нажала на кнопку. В паузах между гудками она слышала стук собственного сердца.
        Произнесенные в запале слова до сих пор звучали в ее ушах. От природы Хедли вовсе не была суеверной, и все же так бездумно ляпнуть об авиакатастрофе перед самым полетом… От одной мысли об этом делается нехорошо. Пути Господни неисповедимы. Хедли представила самолет, на который опоздала. Сейчас он уже где?нибудь над океаном - только не хватало накликать беду!
        От маминого голоса на автоответчике стало чуточку легче. Хедли принялась набирать сообщение о перемене рейса. И тут вернулся Оливер. На какое-то мгновение Хедли уловила на его лице знакомое выражение - такое же мучительное беспокойство, какое терзало ее саму. Но, увидев ее, Оливер сразу как-то изменился. И вот он уже снова невозмутим, почти весел. И в глазах - беззаботная улыбка.
        Он подобрал свою сумку, жестом показывая, чтобы Хедли продолжала звонить, а затем ткнул большим пальцем в сторону выхода на посадку. Хедли только открыла рот - сказать, что почти закончила, но Оливер уже исчез, и она торопливо договорила свое послание.
        - В общем, завтра позвоню, как только прибудем,  - произнесла она в микрофон чуть дрожащим голосом.  - И еще, мам… ты меня прости, ладно? Я не хотела…
        Вернувшись к выходу, Хедли поискала в толпе синюю рубашку Оливера, но его нигде не было видно. Ждать в толчее не хотелось, и Хедли свернула в туалет, а потом начала бродить по сувенирным лавчонкам, книжным и газетным киоскам, пока не объявили посадку.
        Стоя в очереди, Хедли от усталости даже волноваться больше не могла. Кажется, она уже несколько дней обитала в аэропорту, а впереди еще столько испытаний: теснота в салоне, паническое ощущение замкнутого пространства. Дальше - свадьба, знакомство с Шарлоттой и первая, больше чем за год, встреча с отцом. Хочется только одного: надеть наушники, закрыть глаза и уснуть. Мчаться с невероятной скоростью через океан без всякого усилия со своей стороны - это почти чудо.
        Она предъявила билет, и стюард, улыбаясь в усы, неожиданно спросил:
        - Боитесь полета?
        Хедли заставила себя разжать кулачок, до побелевших костяшек стиснувший ручку чемодана, и жалобно улыбнулась:
        - Боюсь приземления.
        И все?таки вошла в самолет.
        4
        21:58
        по Североамериканскому восточному времени
        02:58
        по Гринвичу
        Когда Оливер появился в проходе между кресел, Хедли уже сидела на своем месте у окна; ремень безопасности пристегнут, чемодан надежно устроен на багажной полке. Последние семь минут Хедли старательно делала вид, что и думать не думает о новом знакомом,  - считала самолеты за иллюминатором и рассматривала узор на спинке переднего сиденья. А на самом деле она просто ждала, когда появится Оливер, и, когда он наконец подошел, внезапно покраснела без всякой видимой причины. Просто оттого, что он стоит над ней со своей кривоватой улыбкой. Когда он рядом, с ней творится что-то странное, словно электрический ток пробегает по телу. Она невольно подумала: чувствует ли он то же самое?
        - Я тебя потерял,  - сказал он.
        Хедли молча кивнула, радуясь, что снова нашлась. Оливер забросил сумку на полку и втиснулся на среднее сиденье, рядом с Хедли, кое?как уместившись между немилосердно жесткими ручками кресла и еле пристроив в тесном пространстве свои длинные ноги.
        Хедли покосилась на него - в висках ее застучало от внезапной близости, от того, как непринужденно он подсел к ней вплотную.
        - Потом пересяду,  - сообщил он, откидываясь на спинку.  - Когда владелец места придет.
        Хедли поймала себя на том, что мысленно уже составляет рассказ для подруг: как она познакомилась в самолете с симпатичным парнем, у него потрясающий акцент, и они всю дорогу проболтали. Одновременно более практичная часть сознания Хедли тревожилась о том, как она явится завтра, не выспавшись, на отцовскую свадьбу. Ясно же, что она глаз не сомкнет рядом с ним! Оливер то и дело задевал ее локтем, колени их почти соприкасались. От него головокружительно хорошо пахло - чудесная мальчишеская смесь дезодоранта и шампуня.
        Он вытащил из кармана горсть мелочи и, порывшись, выудил леденец в замусоленной обертке. И, сперва предложив его Хедли, забросил к себе в рот.
        - Сколько ему лет?  - спросила Хедли, морща нос.
        - Немерено! По?моему, я его прихватил, еще когда в прошлый раз приезжал домой.
        - Дай угадаю! В то время ты изучал воздействие сахара на человеческий организм?
        Оливер усмехнулся:
        - Вроде того.
        - А на самом деле чем ты занимаешься?
        - Секретными исследованиями,  - ответил он с глубокой серьезностью.  - Если разболтаю, мне придется тебя убить, а не хочется. Ты славная.
        - Ну, спасибо! Хотя бы специальность можешь назвать? Или это тоже секретная информация?
        - Скорее всего, психология, хотя я еще не решил окончательно.
        - Ага,  - откликнулась Хедли.  - Понятно теперь, откуда эти игры разума.
        Оливер засмеялся:
        - По?твоему - игры, а по?моему - научная работа.
        - Видимо, надо мне думать, что говорю, раз ты меня постоянно изучаешь.
        - Точно,  - согласился он.  - Я за тобой наблюдаю.
        - И как?
        Оливер криво ухмыльнулся:
        - Пока еще рано делать выводы.
        Пожилая женщина, остановившись напротив их ряда и близоруко щурясь, начала разглядывать свой билет. Платье в цветочек, сквозь реденькие белые волосы просвечивает розовая кожа. Чуть дрожащей рукой она указала на номер над сиденьем.
        - Кажется, это мое место,  - сказала старушка, теребя билет большим пальцем.
        Оливер вскочил и стукнулся головой о вентиляционную панель.
        - Извините!  - Он попытался протиснуться в проход, но сделать это в такой тесноте оказалось делом непростым.  - Я только на минутку присел.
        Старушка внимательно взглянула на Оливера, затем перевела взгляд на Хедли - в ее слезящихся глазках читалось понимание, а в уголках век собрались веселые морщинки.
        - Ах!  - Она чуть слышно хлопнула в ладоши и бросила сумочку на третье сиденье.  - Я не знала, что вы вместе! Сидите, сидите, я и с краешка отлично устроюсь.
        Оливер явно пытался сдержать смех, а Хедли начала мучить совесть: ведь из-за нее он потерял хорошее место. Кому охота семь часов торчать в середине ряда? Но старушка уже опустилась на сиденье, обтянутое грубой тканью, и Оливер ободряюще улыбнулся Хедли. У нее невольно полегчало на душе. Если честно, она и представить себе не могла, как иначе бы выдержала перелет. Вместе лететь через океан и чтобы кто-то сидел между ними - это же настоящее мучение!
        Старушка, порывшись в сумочке, извлекла на свет беруши.
        - Ну расскажите, как вы познакомились?
        Ребята быстро переглянулись.
        - Хотите верьте, хотите нет, мы встретились в аэропорту,  - ответил Оливер.
        - Чудесно!  - начала она восторженно.  - И как же это случилось?
        - Ну, просто…  - Оливер выпрямился в кресле.  - Я, видите ли, проявил любезность и предложил девушке помочь нести чемодан. Мы разговорились, а там слово за слово…
        Хедли широко улыбнулась:
        - Так он с тех пор и таскает за мной чемодан!
        - Так поступил бы всякий истинный джентльмен,  - с наигранной скромностью произнес Оливер.
        - И всякий галантный кавалер.
        Старушка просто сияла, кожа на ее лице собралась мелкими складочками.
        - Вот оно, значит, как!
        - Вот так,  - улыбнулся Оливер.
        «Если бы это было так на самом деле»,  - подумала Хедли и сама удивилась, как сильно ей хотелось, чтобы эта история оказалась невыдуманной. Их историей.
        Оливер обернулся, и все ее надежды улетучились. Его глаза искрились весельем - он явно хотел удостовериться, что Хедли тоже оценила шутку. Она заставила себя улыбнуться, и парень снова обратился к пожилой соседке - та как раз принялась рассказывать, как познакомилась со своим мужем.
        «В жизни такого не бывает,  - подумала Хедли.  - По крайней мере в ее жизни».
        - …А младшенькому уже сорок два,  - сообщила соседка.
        Складки старческой кожи на ее шее тряслись в такт словам, словно желе, и Хедли машинально провела пальцем по горлу.
        - В августе будет пятьдесят два года, как мы поженились.
        - Ух ты! Здорово!  - воскликнул Оливер.
        - Ничего удивительного,  - отозвалась старушка, моргая.  - Это легко, если встретишь того, кто тебе предназначен.
        Пассажиры уже заняли свои места, стюардессы сновали по проходу, проверяя, у всех ли пристегнуты ремни. Соседка достала из сумочки пластиковую бутылку с водой и положила на морщинистую ладонь таблетку снотворного.
        - Как оглянешься назад: пятьдесят два года, словно пятьдесят две минуты.  - Запрокинув голову, она проглотила лекарство.  - А когда молод и влюблен, семь часов в самолете кажутся вечностью.
        Оливер хлопнул себя по коленкам, которые упирались в спинку переднего сиденья.
        - Надеюсь, что не покажутся!  - фыркнул он.
        Соседка только улыбнулась в ответ:
        - Вот увидите.  - Она вставила желтые затычки сперва в одно ухо, потом в другое.  - Счастливого полета!
        - И вам тоже,  - ответила Хедли, но старушка уже уронила голову на плечо и начала тихонько похрапывать.
        Пол под ногами завибрировал - это включились моторы. Стюардесса напомнила через громкоговоритель, что курить во время полета запрещено и нельзя покидать свое место, пока не погаснет надпись: «Пристегните ремни». Вторая стюардесса, отбарабанивая привычные слова, словно автомат, начала показывать, как пользоваться респираторами и спасательными жилетами. Ее почти никто не слушал - пассажиры шелестели газетами и журналами, отключали мобильники и утыкались носами в незатейливые книжки.
        Хедли вытащила из кармашка на спинке переднего сиденья инструкцию по технике безопасности и стала хмуро рассматривать нарисованных человечков, радостно вываливающихся из мультяшных самолетиков. Оливер захихикал, и Хедли подняла глаза:
        - Что?
        - Просто я никогда не видел, чтобы кто?нибудь реально читал эти штуки.
        - Значит, тебе повезло, что ты сидишь рядом со мной.
        - Вообще в целом повезло?
        Хедли усмехнулась:
        - Особенно в случае экстренной ситуации.
        - Точно!  - подхватил он.  - Я чувствую, что мне ничто не угрожает. Так и вижу, как во время вынужденной посадки мне на голову падает поднос с завтраком, и ты, героическая пигалица, вытаскиваешь из самолета мое бесчувственное тело.
        У Хедли вытянулось лицо:
        - Не шути так!
        - Прости…
        Он придвинулся поближе и положил свою руку ей на колено. Жест настолько естественный, что Оливер даже не заметил, что его сделал, пока Хедли не опустила глаза - ощущение теплой ладони на голой коленке было удивительным, и Оливер отдернул руку, видимо и сам растерявшись от неожиданности.
        - Я просто так ляпнул. Все будет хорошо.
        - Не извиняйся,  - тихо ответила она.  - Вообще-то я не суеверная.
        Снаружи, вокруг огромного самолета, суетились люди в оранжевых жилетах, и Хедли придвинулась поближе к иллюминатору, чтобы лучше все рассмотреть. Старушка?соседка закашляла во сне. Хедли с Оливером дружно повернулись к ней, но та уже снова мирно спала, лишь веки чуть подрагивали.
        - Пятьдесят два года…  - Оливер тихонько присвистнул.  - Впечатляет.
        - А я не верю в брак,  - заявила Хедли.
        - Ты же едешь на свадьбу?!  - удивился Оливер.
        - Ага,  - кивнула она.  - В том-то все и дело.
        Оливер озадаченно посмотрел на нее.
        - Зачем поднимать шум, тащить людей через пол земного шара, чтобы официально засвидетельствовать свою любовь? Хочешь с кем-то разделить свою жизнь - молодец, отлично. Только это никого не касается, кроме вас двоих. Зачем лишняя показуха?
        Оливер потер подбородок, не зная, что и думать.
        - Похоже,  - произнес он наконец,  - ты в свадьбы не веришь, а не в брак.
        - В данный момент меня не вдохновляет ни то ни другое.
        - Ну, не знаю,  - протянул Оливер.  - По?моему, это не так уж и плохо.
        - Нет!  - горячо возразила Хедли.  - Все это только для виду! Если любишь по?настоящему, ты не обязан никому ничего доказывать. Все должно происходить намного проще. И хоть что?нибудь да значить.
        - По?моему, оно и значит,  - негромко сказал Оливер.  - Это обещание.
        - Да, наверное.  - Хедли невольно вздохнула.  - К сожалению, не все держат слово.  - Она оглянулась на спящую соседку.  - Не всем удается прожить вместе пятьдесят два года, а если удалось, уже не имеет значения, что когда-то вы в присутствии кучи народа давали друг другу слово. Главное - что вы не предали друг друга, даже когда было очень погано.
        Оливер засмеялся:
        - Зачем нужен брак? На тот случай, если станет очень погано.
        - Серьезно! А иначе как поймешь, что все взаправду? Только если в трудную минуту есть кому тебя поддержать.
        - Вот как? Значит, не надо ни свадьбы, ни брака, только чтобы было кому тебя поддержать, когда жизнь бьет по голове?
        - Точно,  - подтвердила Хедли.
        Оливер изумленно покачал головой:
        - На чью свадьбу едешь?то? Бывшего бойфренда?
        Хедли не смогла удержаться от смеха.
        - Чего смеешься?
        - Мой бывший бойфренд целыми днями играет в компьютерные игры, а в свободное время разносит пиццу. Смешно представить его в роли жениха!
        - Я так и подумал, что ты еще слишком молода, чтобы быть брошенной женщиной.
        - Мне семнадцать!  - возмущенно выпалила Хедли.
        Оливер примирительно поднял руки. Самолет отъезжал от посадочного «рукава», и Оливер наклонился поближе к иллюминатору. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись огоньки, похожие на отражения звезд. Взлетные полосы - созвездия, где дожидаются своей очереди десятки самолетов. Хедли сцепила руки на коленях и сделала глубокий вдох.
        - Слушай,  - Оливер снова откинулся в кресле,  - по?моему, мы не с того конца начали.
        - То есть?
        - Да просто обычно разговоры о значении истинной любви начинаются месяца через три после знакомства, а не через три часа.
        - По ее словам,  - Хедли подбородком указала на сиденье справа от Оливера,  - три часа - все равно что три года.
        - Ага, но это для влюбленных.
        - Точно. Это не о нас.
        - Ну да,  - улыбнулся Оливер.  - Не о нас. Так что три часа - это три часа, и не больше. А мы неправильно подошли к делу.
        - В каком смысле?
        - Я уже знаю твои взгляды на брак, а о важном мы еще даже не говорили. Ну там, какой твой любимый цвет, любимая еда…
        - Синий, мексиканская.
        Оливер задумчиво кивнул:
        - Уважаю. А у меня - зеленый и карри.
        - Карри?  - Хедли сделала гримаску.  - Правда?
        - Не надо осуждать! Что еще?
        Свет в салоне потускнел - его пригасили перед взлетом. Моторы набирали обороты. Хедли на мгновение зажмурилась.
        - Что? Что еще?
        - Любимое животное?
        - Не знаю…  - Она снова открыла глаза.  - Собаки?
        Оливер покачал головой.
        - Скучно. Вторая попытка.
        - Тогда слоны.
        - Правда, что ли?
        Хедли кивнула.
        - Почему вдруг?
        - В детстве я не могла заснуть без драного плюшевого слоника,  - объяснила она, сама не понимая, отчего сейчас вспомнила о своей игрушке. Может, все дело в предстоящей встрече с отцом, а может, грозный рев моторов вызвал детское желание спрятаться под одеяло.
        - По?моему, это не считается.
        - Сразу видно, что ты не знаком со Слоником.
        Оливер захохотал:
        - Имя сама придумала?
        - Ага,  - улыбнулась Хедли.
        У Слоника были черные блестящие глазки и большие мягкие уши, а вместо хвоста - шнурок. Обнимешь Слоника, и все становится проще: и доедать овощи, и надевать колючие колготки, и ушибленная нога не так болит, и больное горло не саднит… Слоник спасал от всего.
        Со временем он утратил один глаз и большую часть хвоста. Его заливали слезами, обчихивали, сидели на нем! И все равно если Хедли из-за чего?нибудь расстраивалась, папа клал ей руку на макушку и подталкивал к лестнице. «Пора посоветоваться со Слоником!» - объявлял он, и почему-то это всегда действовало.
        Хедли только сейчас пришло в голову, что заслуга-то в основном была папина, а вовсе не Слоника.
        Оливер улыбнулся, глядя на нее:
        - Все равно не считается.
        - Ладно, а какое у тебя любимое животное?
        - Белоголовый орлан.
        Хедли засмеялась:
        - Неправда!
        - Я - и неправда?  - Он прижал руку к сердцу.  - Разве плохо любить животное, которое символизирует свободу?
        - Ты просто меня разыгрываешь!
        - Может быть. Немножко,  - хмыкнул Оливер.  - Но ведь получается?
        - Что, довести меня до того, чтобы я тебя стукнула?
        - Нет,  - тихо ответил он.  - Чтобы отвлечь тебя.
        - От чего?
        - От твоей клаустрофобии.
        Хедли благодарно улыбнулась ему и передразнила Оливера:
        - Немножко… Хотя сейчас еще ничего. Хуже будет, когда мы взлетим.
        - Почему? Там открытое пространство.
        - А бежать некуда. Нет запасного выхода на всякий случай.
        - Понял,  - театрально вздохнул Оливер.  - Я слышу это часто от девчонок.
        Хедли, коротко рассмеявшись, вновь закрыла глаза. Самолет набирал скорость, с ревом мчась по взлетной полосе. Пассажиров прижимало к спинкам сидений, нос самолета задирался, и наконец, в последний раз подпрыгнув, самолет взмывал ввысь, будто гигантская металлическая птица.
        Хедли стиснула подлокотники кресла. Самолет рвался в ночное небо, и огни внизу постепенно удалялись, превращаясь в ровные ряды крошечных пикселей. От перепада давления закладывало уши. Хедли прижималась лбом к стеклу, страшась того мгновения, когда они поднимутся выше облаков и земля совсем скроется из виду. Тогда не останется ничего, кроме огромного неба вокруг.
        Здания и прямоугольники парковок уменьшались на глазах, все сливалось в причудливые узоры: оранжевые огоньки уличных фонарей, ленты автострад… Хедли выпрямилась, ощущая на лбу прохладу от плексигласа и стараясь не терять из виду город внизу. Страшен не полет - страшно оторваться от земли. Но пока они были еще достаточно низко, чтобы рассмотреть освещенные окна домов. И Оливер - рядом. С ним никакие грозы не страшны.
        5
        22:36
        по Североамериканскому восточному времени
        03:36
        по Гринвичу
        ЧЕРЕЗ ПАРУ МИНУТ Оливер решил, что с Хедли уже можно разговаривать. От его голоса у нее внутри словно кто-то отпустил пружину. Хедли один за другим разгибала пальцы, стиснутые в кулак.
        - Однажды,  - сказал Оливер,  - я летел в Калифорнию Четвертого июля… Хедли чуть?чуть повернула голову.
        - Была ясная ночь, и я видел, как внизу зажигались крошечные фейерверки,  - в одном городе, в другом.
        Хедли снова прислонилась к иллюминатору и с трепещущим сердцем посмотрела в темный провал. Огромное ничто. Хедли закрыла глаза и представила фейерверки.
        - Наверное, если не знать, что там такое, картинка жутковатая, а так - просто красивый салют, только очень маленький и без звука. Даже не верится, что это те же громадные вспышки, которые мы видим с земли. Думаю, все дело в том, откуда смотреть,  - прибавил Оливер, помолчав.
        Хедли вновь обернулась и заглянула ему в лицо.
        - Это что, мне чем-то поможет?  - спросила она без всякой враждебности, просто пытаясь понять, в чем же, собственно, мораль истории.
        - Да нет,  - ответил Оливер со смущенной улыбкой.  - Просто я опять хотел тебя отвлечь. Хедли улыбнулась:
        - Спасибо! Еще что?нибудь расскажешь?
        - Сколько угодно! Я могу трепаться, пока у тебя уши не отвалятся.
        - Семь часов подряд?
        - Запросто.
        Самолет уже набрал высоту. У Хедли кружилась голова, и она постаралась сосредоточить взгляд на переднем сиденье. Ее занимал человек с большими ушами и редеющими волосами на макушке, не то чтобы лысина, скорее - предвестие начинающейся лысины. Словно читаешь карту будущего. Неужели у каждого можно найти такие вот признаки грядущих перемен? Например, догадывался ли кто?нибудь, что их старенькая соседка будет когда?нибудь смотреть на мир не ясными голубыми глазами, а словно сквозь мутную пленку? Или что человек, сидящий наискосок через проход, станет придерживать одну руку другой, чтобы она не тряслась?
        На самом деле Хедли сейчас думала о своем отце, насколько он изменился.
        Сухой и затхлый воздух в самолете щекотал нос. Хедли закрыла воспаленные глаза и задержала дыхание, как будто под водой,  - это легко себе представить, пока они плывут по бескрайнему ночному небу. Моргнув, девушка резким движением опустила пластиковую шторку. Оливер выгнул бровь, но никак не прокомментировал это ее движение.
        Вдруг нахлынуло непрошеное воспоминание. Они летели тогда с отцом - сейчас уже и не вспомнишь, сколько лет назад. Отец рассеянно дергал шторку - то закрывал, то снова поднимал, вверх?вниз, вверхвниз, пока на него не начали коситься другие пассажиры, неодобрительно поджимая губы. Когда наконец разрешили отстегнуть ремни, он вскочил, быстро поцеловал Хедли в лоб. Потом вышел в проход между сиденьями и два часа метался по узкому коридорчику от туалетов до двери в салоне первого класса, то и дело останавливаясь возле Хедли и наклоняясь к ней, чтобы спросить: что она, как она, что читает. И тут же мчался дальше, словно человек, нетерпеливо дожидающийся автобуса.
        Он всегда был таким нервным? Трудно сказать.
        Хедли повернулась к Оливеру:
        - А твой папа часто приезжал тебя навещать?
        Он вздрогнул и удивленно посмотрел на нее. Хедли и сама удивилась своему вопросу. Вообще-то она хотела спросить Оливера о родителях: «Родители часто тебя навещали?» Слово «папа» вырвалось неосознанно.
        Оливер, кашлянув, опустил руки на колени и принялся терзать ремень безопасности.
        - Нет, только мама. Она приехала со мной в начале учебного года. Хотела помочь мне устроиться.
        - По?моему, это очень трогательно,  - заметила Хедли, стараясь не думать о собственной ссоре с мамой.  - Хорошая она у тебя.
        Хедли ждала, что Оливер еще что?нибудь скажет или, может быть, спросит о ее родителях - вполне естественная тема для разговора, когда людям несколько часов совершенно нечем заняться. Но он молчал, обводя пальцем вышитые буквы на спинке переднего сиденья: «ВО ВРЕМЯ ПОЛЕТА ПРИСТЕГИВАЙТЕ РЕМНИ».
        Под потолком ожил телеэкран. Показывали мультфильм об утином семействе. Хедли его уже видела, хотя, услышав стон Оливера, готова была отречься от этого воспоминания. Но, преодолев себя, она критически посмотрела на Оливера:
        - Ну и что тут плохого? Подумаешь, утки.
        Он поморщился:
        - Говорящие?
        Хедли усмехнулась:
        - Они еще и поют!
        - Да что ты говоришь? Ты что, его уже видела?
        Хедли показала два пальца:
        - Дважды!
        - Ты в курсе, что этот мультик рассчитан на пятилетних детей?
        - От пяти до восьми вообще?то.
        - А тебе сколько, я запамятовал?
        - Достаточно, чтобы оценить наших водоплавающих друзей.
        - Да ты не в себе! Безумна, как шляпник!  - рассмеявшись, заявил Оливер.
        - Постой, постой! Это цитата… из мультика?!
        - Нет, умница! Из классического произведения Льюиса Кэрролла. Лишний раз убеждаюсь в основательности американской системы образования.
        - Эй!
        Она толкнула его в грудь - жест настолько естественный, что Хедли спохватилась только тогда, когда уже было поздно. Оливер снисходительно улыбнулся, забавляясь ее смущением.
        - Если не ошибаюсь, ты и сам учишься в американском университете!
        - Верно,  - согласился он.  - Однако я восполняю его недостатки запасом чисто британского ума и шарма.
        - Точно, шарма! Хотелось бы наконец на него посмотреть.
        Уголки губ Оливера приподнялись:
        - А кто тебе помогал тащить чемодан?
        - Ах да, как же! Тот парень был просто замечательный. Интересно, куда он делся?
        - Я как раз изучаю этот вопрос.  - Оливер расплылся в улыбке.  - Научная работа на лето.
        - Какой вопрос?
        - Раздвоение личности у восемнадцатилетних особей мужского пола.
        - А, ну как же! То, что страшнее майонеза!
        Неожиданно у самого ее лица пролетела муха. Хедли безуспешно попыталась ее отогнать. Секунду спустя мерзкое насекомое снова зажужжало над ухом, описывая круги над ее головой, словно упорная фигуристка.
        - А она купила билет?  - поинтересовался любопытный Оливер.
        - Думаю, едет зайцем.
        - Бедняга! Ей и в голову не приходит, что она окажется в чужой стране.
        - Ага, где произношение у всех такое, что ни слова не разберешь.
        Оливер махнул рукой, прогоняя муху.
        - Ей, наверное, кажется, что она летает ужасно быстро,  - задумчиво произнесла Хедли.  - Знаешь, как на движущейся дорожке? Гордится небось!
        -
        Ты что, физику совсем не учила?  - закатил глаза Оливер.  - Теория относительности! Скорость движения мухи вычисляется по отношению к самолету, а не по отношению к Земле.
        - Фу на тебя, отличник!
        - Муха летает точно так же, как в любой другой день своей жалкой мушиной жизни.
        - Не считая только, что она при этом попадет в Лондон.
        - Ну да.  - Оливер наморщил лоб.  - Не считая этого.
        В слабо освещенном салоне появилась стюардесса. В руках у нее была целая охапка наушников с болтающимися, словно шнурки от ботинок, проводками. Перегнувшись через спящую старушку, стюардесса громким шепотом спросила:
        - Вам не нужно?
        - Нет, спасибо,  - ответил за обоих Оливер.
        Стюардесса отправилась дальше, а Оливер вытащил из кармана собственные наушники и отцепил их от плеера. Хедли, нашарив рюкзак под сиденьем, начала искать свои.
        - Нельзя пропустить уток!  - пыталась шутить она, но Оливер уже ее не слушал. Он с любопытством рассматривал стопку книг и журналов, которые Хедли сложила к себе на колени, роясь в рюкзаке.
        - Я смотрю, ты иногда все?таки читаешь хорошую литературу!
        Оливер взял в руки потрепанный томик «Нашего общего друга». Бережно, прямо?таки с почтением, начал перелистывать страницы.
        - Люблю Диккенса.
        - Я тоже,  - откликнулась Хедли.  - Но этот роман я не читала.
        - Прочитай,  - посоветовал Оливер.  - Один из лучших.
        - Да, говорят…
        - Кто-то его точно читал. Смотри, сколько загнутых страничек.
        - Это папина книга,  - нахмурилась Хедли.  - Он мне ее дал.
        Оливер, взглянув на девушку, закрыл книгу.
        - И что?
        - Вот, везу в Лондон, надо вернуть.
        - Не прочитав?
        - Не прочитав.
        - Чувствую, тут что-то непросто.
        Хедли кивнула:
        - Правильно чувствуешь.
        …Папа дал Хедли «Нашего общего друга» во время той лыжной поездки, после которой они больше не виделись. Уже в аэропорту, по дороге домой, он вдруг вытащил из сумки толстый черный том с пожелтевшими страницами и загнутыми кое?где уголками - словно из пазла выпали кусочки.
        - Я подумал, тебе должно понравиться,  - сказал папа.
        В его улыбке проглядывало отчаяние. С тех пор как Хедли подслушала его разговор с Шарлоттой и все детали наконец-то сложились в общую картину, она с ним почти не разговаривала. Она дождаться не могла, когда вернется домой, чтобы свернуться клубочком на диване, уткнуться головой в мамины колени и выплакать все слезы, которые она так долго сдерживала. Плакать, плакать и плакать, пока не останется больше поводов для слез!
        А тут папа со своей непривычной бородой, в новом твидовом пиджаке, и сердце его где-то там, за океаном, а рука уже дрожит от тяжести книги, которую он держит на весу.
        - Не бойся, это не стихи,  - робко улыбаясь, сказал папа.
        Хедли в конце концов взяла книгу. Посмотрела на обложку. Никаких рисунков, только заголовок на черном фоне: «Диккенс. “Наш общий друг”».
        Папин голос чуть заметно срывался:
        - Я стараюсь не донимать тебя советами, что читать, но некоторые книги слишком хороши. Жаль было бы их потерять среди всего этого.
        И он сделал неопределенный жест.
        - Спасибо.
        Хедли крепко прижимала книгу к груди, обнимала ее изо всех сил,  - чтобы удержаться и не обнять папу. До чего же несправедливо, что у них только это и осталось - эта натужная встреча, это ужасное молчание! А все он виноват! И все?таки ее злость на него - худшая разновидность любви, тоска и мука, терзающие сердце. Хедли никак не могла избавиться от ощущения, что оба они - два кусочка из разных головоломок, и ничто в мире уже не заставит их соединиться вновь.
        - Приезжай в гости, ладно?
        Папа сделал движение - обняться, и Хедли кивнула, утыкаясь ему головой в грудь, и только потом начала пятиться назад. Она знает: не приедет. Даже если бы она согласилась, на что надеются папа и мама, как чисто технически это осуществить? Проводить Рождество в Англии, а Пасху - в Америке? Видеться с папой пару раз на праздники да недельку в летние каникулы? Ловить обрывки его новой жизни, где ей, Хедли, нет места? При этом упуская драгоценные мгновения маминой жизни? А мама чем провинилась, чтобы ей оставаться совсем одной на Рождество?
        Это не жизнь, считала Хедли. Если бы время было растяжимым или можно было находиться в двух местах одновременно… А еще лучше - если бы папа просто вернулся домой. Для Хедли не было компромисса: все или ничего. Нелогично, неразумно, хотя в глубине души она понимала, что ничего - это слишком тяжело, а все - невозможно.
        Вернувшись домой, она засунула книгу в дальний угол книжной полки. Потом опять вытащила, спрятала под стопку других книг на письменном столе, потом перепрятала на подоконник. Толстый том скакал по всей комнате, словно камешек по воде, и, в конце концов, упокоился на дне платяного шкафа, где и пребывал до сегодняшнего утра…
        И вот теперь Оливер его листает, перебирая страницы, которых никто не касался уже много месяцев.
        - Это его свадьба. Папина,  - тихо произнесла Хедли.
        Оливер кивнул:
        - А?а…
        - Угу…
        - Как я предполагаю, книга - не свадебный подарок.
        - Нет,  - быстро ответила Хедли.  - Скорее символ. Или, может быть, протест.
        - Протест посредством Диккенса. Любопытно.
        - Вроде того.
        Он все еще переворачивал страницы, время от времени останавливаясь и проглядывая несколько строк.
        - А не передумаешь?
        - Захочу - возьму в библиотеке.
        - Я не об этом.
        - Я понимаю.
        Одна из промелькнувших страниц внезапно зацепила взгляд Хедли, и она перехватила руку Оливера:
        - Стой, подожди!
        Он выпустил книгу, и Хедли опять переложила ее к себе на колени. Хмурясь, она перелистнула страницы.
        - Кажется, там что?то…
        При виде подчеркнутой фразы дыхание у нее остановилось. Линия неровная, чернила выцвели. Просто подчеркнуто - никаких пояснений на полях, и угол странички не загнут. Одна?единственная строка, спрятанная в глубине книги и отмеченная бледным чернильным росчерком.
        После всего что было, всего сказанного отцу и так и не сказанного, несмотря на твердое намерение вернуть книгу (вот как надо, а не подчеркивать строчки в древнем романе!), все же сердце у Хедли затрепыхалось от мысли, что она все это время не замечала чего?то, быть может, очень важного. И вот оно перед ней - черным по белому.
        Оливер вопросительно посмотрел на нее, и Хедли вполголоса зачитала, проведя пальцем по чернильной линии, которую, скорее всего, оставил ее отец:
        - «Что лучше - иметь и потерять что?нибудь дорогое или никогда его не иметь?»
        Их взгляды встретились на самое краткое мгновение, и тут же оба отвели глаза. На экране резвятся утки, брызгаясь в лужах, они счастливы в своем дружном семействе… Хедли, опустив голову, заново перечитала фразу, на этот раз про себя, а потом захлопнула книгу и убрала ее в сумку.
        6
        0:43
        по Североамериканскому восточному времени
        5:43
        по Гринвичу
        ХЕДЛИ СПАЛА. Точнее, дремала. Ей даже что-то снилось. Там, в дальнем уголке сознания, пока ее усталое тело обмякло в кресле, она летит в другом самолете, в том самом, на который опоздала. Рядом с ней - пожилой пассажир. Он чихает и хмыкает, раздувая усы, и не произносит ни слова за весь перелет через Атлантику, а Хедли все сильнее нервничает и прижимает ладонь к стеклу, а за стеклом - ничего, совсем ничего…
        Она резко проснулась и, открыв глаза, увидела - близко?близко!  - лицо Оливера. Он с загадочным видом молча смотрел на нее. Хедли в испуге схватилась за сердце, и тут до нее дошло: ее голова лежит у Оливера на плече!
        - Извини,  - пробормотала она, отодвигаясь.
        В салоне было почти темно. Кажется, все вокруг спали, и даже экраны погасли. Хедли высвободила свое запястье, зажатое между нею и Оливером - затекшую руку словно покалывали иголочки,  - и посмотрела на часы. Толку мало - на часах по?прежнему нью?йоркское время. Проведя рукой по волосам, Хедли покосилась на рубашку Оливера. Слава богу, хоть слюней не напустила, пока спала. А то она уже испугалась, когда Оливер протянул ей салфетку.
        - Зачем?
        Он кивком показал: посмотри. На салфетке был нарисован утенок из мультфильма.
        - Это твоя любимая изобразительная техника?  - невозмутимо поинтересовалась Хедли.  - Шариковой ручкой по салфетке?
        Оливер улыбнулся:
        - Я добавил кеды и бейсболку, чтобы вид был более американский.
        - Спасибо за заботу! Правда, у нас это называется кроссовки.  - Хедли зевнула, и конец фразы получился неразборчивым. Она запихнула салфетку в сумку.  - Ты что, не спишь в самолете?
        Он пожал плечами:
        - Сплю обычно.
        - А сегодня - нет?
        - Нет, как видишь.
        - Извини,  - повторила Хедли.
        Оливер отмахнулся.
        - У тебя был такой умиротворенный вид!
        - Что-то я не ощущаю особого умиротворения. Но, наверное, хорошо, что я поспала. По крайней мере завтра на церемонии я уже точно не засну.
        Оливер взглянул на часы:
        - Сегодня.
        - Да, все правильно.  - Хедли поморщилась.  - Я подружка невесты.
        - Здорово!
        - Не очень, особенно если я опоздаю на венчание.
        - Ну, есть еще свадебный прием…
        - Ага, точно.  - Хедли снова зевнула.  - Мечта всей жизни - сидеть в полном одиночестве и смотреть, как твой отец танцует с чужой теткой, которую впервые видишь.
        - Вы что, с ней раньше не встречались?  - Из-за акцента у нее создалось полное впечатление, что фразу Оливера в конце словно вздернули кверху.
        - Не?а.
        - Ну ничего себе… Выходит, вы не очень-то ладите?
        - С папой? Раньше ладили просто замечательно.
        - А потом?
        - А потом твоя дурацкая страна проглотила его с потрохами.
        Смех Оливера прозвучал как-то неуверенно.
        - Он поехал на полгода преподавать в Оксфорд,  - объяснила Хедли.  - И не вернулся.
        - Когда это было?
        - Два года назад.
        - Тогда он и встретил ту женщину?
        - Угу.
        Оливер покачал головой:
        - Ужасно…
        - Да,  - подтвердила Хедли.
        Слово слишком бледное, даже близко не передает, как это было страшно и как страшно до сих пор. И хотя она тысячу раз в подробностях рассказывала эту историю самым разным людям, почему-то ей показалось, что Оливер может понять ее лучше всех. Может, потому, что он так внимательно смотрит на нее, словно прожигая взглядом крошечную дырочку в ее сердце.
        Хедли прекрасно понимала: это ощущение обманчиво. Иллюзия доверительной близости. Тишины и полумрака… Ну и пусть. По крайней мере в эту минуту все кажется настоящим.
        - Тебе, наверное, тяжело было. И маме твоей.
        - Первое время - да. Она почти не вставала, целыми днями лежала в постели. Но, по?моему, она пришла в себя быстрее, чем я.
        - Как?  - удивился Оливер.  - Как можно прийти в себя после такого?
        Хедли честно ответила:
        - Не знаю. Она всерьез считает, что так лучше. У нее новое чувство и у него новое чувство - все прекрасно. Только я не в восторге, особенно от перспективы знакомства с его новым чувством.
        - Даже несмотря на то что оно не такое уж и новое?
        - Особенно поэтому! Так в сто раз хуже. Я постоянно представляю себе, как войду совсем одна, и все гости на меня уставятся. Интересно же: дочка из Америки не желает знакомиться с мачехой!  - Хедли поморщила нос.  - Мачеха… Господи боже.
        Оливер нахмурился.
        - По?моему, ты храбрая.
        - Почему это?
        - Потому что все?таки поехала. Не прячешься от всего происходящего, стараешься жить дальше. Это и есть храбрость.
        - Что-то непохоже.
        - Просто ты смотришь на ситуацию изнутри. Ничего, потом поймешь.
        Хедли заглянула ему в лицо.
        - А ты?
        - Что я?
        - Небось не так трусишь перед своей церемонией, как я.
        - Не будь в этом слишком уверена,  - ответила Оливер и внезапно напрягся.
        Он сидел, повернувшись к Хедли, почти вплотную, а теперь снова отодвинулся. Немного, но Хедли это заметила.
        Он откинулся назад, а Хедли наклонилась вперед, словно их соединяла невидимая нить. Для нее тема папиной свадьбы тоже была не очень радостной. Но она же рассказала ему!
        - Ну что, ты дома увидишься с родителями?
        Кивок.
        - Здорово! У тебя с ними близкие отношения?
        Оливер открыл и снова закрыл рот: по проходу под звяканье банок и бутылок двигалась тележка с напитками. Миновав их ряд, стюардесса наконец-то остановилась, ногой нажала на тележку и, обернувшись, стала ожидать заказа.
        Все произошло так быстро, что Хедли едва успевала опомниться. Оливер вытащил из кармана джинсов монету и щелчком отправил ее в проход между сиденьями. Перегнувшись через спящую соседку, он поймал монету левой рукой, одновременно правой выхватил из тележки две миниатюрные бутылочки. Бутылочки вместе с монетой он спрятал в карман буквально за секунду до того, как стюардесса вновь обернулась к ним.
        - Что?нибудь будете брать?  - спросила она, окидывая взглядом ошарашенное лицо Хедли, раскрасневшуюся физиономию Оливера и бодро похрапывающую старушку.
        - Мне ничего,  - с трудом выдавила Хедли.
        - Мне тоже,  - подхватил Оливер.  - Спасибо.
        Стюардесса с тележкой направилась дальше. Хедли смотрела на Оливера, раскрыв рот. Он торжественно вручил ей одну бутылочку, со своей же, передергивая плечами, открутил крышечку.
        - Прошу прощения,  - произнес Оливер.  - Просто я подумал: если уж мы решили беседовать о своих семейных делах, капелька виски будет не лишней.
        Хедли заморгала, уставившись на бутылочку у себя в руке.
        - И что, ты намерен их отработать или как?
        Оливер усмехнулся:
        - Десять лет каторжных работ?
        - Я имела в виду мытье посуды,  - постаралась отшутиться Хедли, возвращая ему бутылочку.  - Или, может, переноску багажа.
        - Это ты меня и так заставишь! Не волнуйся, потом оставлю десятку на сиденье. Просто не хотелось лишних споров, хотя мне уже восемнадцать и мы, наверное, ближе к Лондону, чем к Нью?Йорку. Ты любишь виски?
        Хедли помотала головой.
        - А пробовала?
        - Нет.
        - Продегустируй!  - Он протянул ей бутылочку.  - Один глоток.
        Хедли отвинтила крышку и поднесла бутылочку к губам, заранее морщась уже от одного запаха - резкого, чуточку отдающего дымком и чересчур крепкого. Жидкость обожгла горло. Слезы выступили на глазах. Прокашлявшись, Хедли вновь завинтила крышечку и отдала бутылочку Оливеру.
        - Все равно что костер лизнуть,  - сморщилась Хедли.  - Ужас какой?то!
        Оливер со смехом прикончил свой виски.
        - Ладно, принял.
        - Теперь наконец-то можно поговорить о твоей семье?
        - Почему тебя это так интересует?
        - А почему бы и нет?
        Тяжкий вздох Оливера походил на стон.
        - Так, значит… У меня трое старших братьев…
        - Они все живут в Англии?
        - Да. Трое старших братьев, и все живут в Англии.  - Оливер открыл вторую бутылочку.  - Что еще? Когда я выбрал Йель вместо Оксфорда, папа был очень недоволен, зато мама обрадовалась. Она тоже закончила университет в Америке.
        - Он поэтому и не поехал с вами в начале учебного года?
        Оливер страдальчески посмотрел на нее и одним глотком допил виски.
        - Ты задаешь ужасно много вопросов.
        - Я же тебе рассказала про своего отца - что он нас бросил, ушел к другой женщине и я больше года его не видела. Вряд ли твоя семейная драма это переплюнет.
        - Ты не говорила, что вы так долго не виделись.
        Я думал, ты с ней не встречалась только.
        Тут пришла очередь Хедли ерзать на сиденье.
        - Мы разговариваем по телефону. А встречаться я не хочу. Я все еще слишком злюсь на него.
        - А он знает об этом?
        - Что я злюсь?
        Оливер кивнул.
        - Конечно!  - Хедли наклонила голову.  - Вроде сейчас не обо мне речь.
        - Просто я удивляюсь, что ты так откровенно об этом говоришь. У нас в семье постоянно кто?нибудь на когонибудь злится, но все молчат.
        - Может, лучше было бы высказаться.
        - Может быть.
        Хедли неожиданно заметила, что они с Оливером шепчутся, близко наклонясь друг к другу, в тени, которую отбрасывает желтый светильник. Конечно, можно представить, что они сейчас находятся наедине где?нибудь в ресторанчике или в парке на скамейке, там, внизу, на твердой земле. Она сумела разглядеть крошечный шрам у Оливера над глазом, небольшую щетину на подбородке и невероятно длинные ресницы. Хедли, неожиданно даже для себя, отшатнулась. Оливер удивленно взглянул на нее.
        - Извини!  - Он выпрямился и убрал руку с подлокотника.  - Я забыл про твою клаустрофобию. Тебе, наверное, жутко неприятно.
        - Да нет…  - Хедли покачала головой.  - На самом деле мне не так уж и плохо.
        Оливер кивком указал на иллюминатор с опущенной шторкой…
        - Все?таки, по?моему, лучше, если можешь выглянуть наружу. А так даже я чувствую себя закупоренным.
        - Это папин фокус,  - постаралась объяснить Хедли.  - Когда со мной впервые случилось такое, папа приказал представить себе небо. Но это помогает, только если небо вверху, а не внизу.
        - Ясно,  - отозвался Оливер.  - Логично.
        Молчание явно затянулось. И ребята принялись разглядывать свои руки.
        - Я раньше боялся темноты,  - вдруг проговорил Оливер.  - И не только пока был совсем маленький. Почти до одиннадцати лет!
        Хедли не знала, что ответить. Лицо Оливера сейчас казалось совсем мальчишеским - черты словно смягчились, и глаза стали круглее. Хедли захотелось погладить его по руке, но она удержалась.
        - Братья всегда меня дразнили. Выключали свет, когда я входил в комнату, а потом ржали как ненормальные. А папа сердился на меня. Но ни капли не сочувствовал. Помню, однажды я прибежал к нему в комнату среди ночи, и он меня отругал - сказал, что я веду себя как девчонка, еще начал пугать монстрами в шкафу, чтобы я перестал бояться, повторяя одно и то же: «Пора повзрослеть…» Блестяще, скажи?
        - Родители не всегда бывают правы,  - произнесла Хедли.  - Просто иногда не сразу это понимаешь.
        - А однажды я проснулся ночью,  - продолжал Оливер.  - Смотрю, он устанавливает ночник возле моей кровати. Наверняка думал, что я сплю, иначе ни за что не стал бы делать этого при мне. Я и виду не подал, просто подсматривал тихонько. Он воткнул вилку в розетку и нажал выключатель. Синий свет…
        Хедли улыбнулась:
        - Значит, все?таки проникся?
        - Да, по?своему. Ты понимаешь, он ведь этот ночник, наверное, днем купил, так? Мог бы сразу мне показать, когда пришел из магазина, и подключить до того, как я лягу. Нет, ему обязательно нужно было тайком, чтобы никто не видел.
        Оливер обернулся, и Хедли поразилась, какое грустное у него лицо.
        - Сам не знаю, почему я тебе это рассказал.
        - Потому что я спросила,  - просто ответила Хедли. Оливер прерывисто вздохнул, и Хедли заметила у него на щеках красные пятна.
        Спинка переднего сиденья вздрогнула - это пассажир поправил овальную подушечку под своей головой. В салоне повисла тишина, только гудел кондиционер, иногда шелестели страницы, и пассажиры шаркали ногами, пытаясь устроиться поудобнее. Время от времени самолет, попав в область турбулентности, слегка покачивался, словно корабль в шторм, и Хедли снова вспомнила все то ужасное, что она наговорила маме перед отлетом. Ее взгляд споткнулся о рюкзак на полу. И Хедли в который раз пожалела, что ей нельзя прямо сейчас позвонить домой.
        Оливер протер глаза.
        - У меня гениальная идея,  - объявил он.  - Не поговорить ли нам о чем?нибудь другом, кроме семейных дел?
        Хедли кивнула:
        - Я - за!
        И они опять замолчали. Прошла минута, другая. Пауза явно затянулась… Обоих разбирал смех.
        - Боюсь, если ты не придумаешь какую?нибудь интересную тему, придется беседовать о погоде,  - заговорил Оливер.
        Хедли выгнула брови дугой:
        - Это я должна придумать?
        - Конечно ты,  - решительно подтвердил Оливер.
        - Ну ладно.  - Хедли внутренне сжалась от еще не произнесенных слов, но этот вопрос мучил ее уже несколько часов; ничего не остается, только задать его наконец: - У тебя есть девушка?
        Щеки Оливера вспыхивают. Опустив голову, он улыбается с невыносимо загадочным видом. Хедли может представить себе только два возможных значения этой улыбки. Больше всего она боялась, что это улыбка жалости: чтобы она, Хедли, меньше смущалась из-за того, что задала подобный вопрос, а особенно - из-за предстоящего ответа. И в то же время в глубине души живет надежда: может быть - ну вдруг!  - это улыбка понимания, знак безмолвного согласия между ними. Подтверждение, что сейчас, возможно, что-то начинается.
        Помолчав, Оливер покачал головой:
        - Нет.
        Перед Хедли словно открылась дверь! И она сразу растерялась, не зная, что говорить дальше.
        - Почему?
        Оливер пожал плечами:
        - Наверное, пока не встретил ту, с которой хотелось бы провести вместе пятьдесят два года.
        - В Йеле, наверное, миллион девчонок.
        - Думаю, тысяч пять?шесть.
        - По большей части американки?
        Оливер улыбнулся и слегка толкнул ее плечом:
        - А мне нравятся американки. Правда, я ни с одной близко не общался.
        - Это не входит в тематику твоей летней научной работы?
        - Не?а… Если только девушка не боится майонеза - как ты знаешь, я веду исследования именно в этой области.
        - Ага,  - усмехнулась Хедли.  - А в школе у тебя была девочка?
        - В средних классах была. Очень славная. Обожала компьютерные игры и пиццу с доставкой.
        - Очень смешно.
        - Ну, не у всех же в столь нежном возрасте бывает большое и светлое чувство.
        - И что с этой девочкой стало?
        Оливер откинул голову на спинку сиденья:
        - Да то же, что всегда. Мы закончили школу. Я уехал. Жизнь продолжается. А что стало с мистером Пиццей?
        - Знаешь, он ведь не только пиццу разносил.
        - Еще и сухарики?
        Хедли скорчила гримаску:
        - Вообще-то он первым решил со мной расстаться.
        - Что же случилось?
        Хедли, вздохнув, перешла на философский тон:
        - Да то же, что всегда. Он увидел, как я болтала с другим парнем на баскетбольном матче и приревновал. И сообщил по имейлу, что расстается со мной.
        - Ага,  - подытожил Оливер.  - Большое и светлое чувство в трагическом воплощении.
        - Вроде того,  - согласилась Хедли и поймала на себе пристальный взгляд Оливера.
        - Дурак он.
        - Верно. Задним числом я понимаю, что он вообще был придурком.
        - И все?таки…
        Хедли благодарно улыбнулась.
        Как раз после их разрыва и позвонила Шарлотта - другого времени она конечно же не нашла - и потребовала, чтобы Хедли приехала на свадьбу со своим мальчиком.
        - Вообще-то мы не приглашаем посторонних,  - объяснила она,  - но тебе, наверное, будет веселее со знакомым.
        - Ничего, я и так обойдусь,  - возразила Хедли.
        - Нет?нет, зачем же!  - настаивала Шарлотта, явно пребывая в блаженном неведении.  - Это очень даже удобно.  - Она заговорщически понизила голос: - Я слышала, у тебя есть поклонник?
        На самом деле всего три дня прошло, с тех пор как Митчел ее бросил, и сплетни по этому поводу преследовали Хедли в школе с упорством невидимых чудищ. Ей совсем не хотелось это обсуждать, тем более с будущей мачехой, с которой она ни разу в жизни не встречалась.
        - Неправильно слышали,  - отрезала Хедли.  - Я и одна отлично доберусь.
        На самом деле, если бы даже они все еще были вместе, уж куда?куда, а на папину свадьбу Хедли никого тащить не собиралась. Пережить целый день в кошмарном платье, наблюдая за резвящимися взрослыми, и так задача не из легких, а в обществе знакомого парня - совсем беда. Наверняка будет масса неловких моментов, когда папа с Шарлоттой станут целоваться под звон бокалов, кормить друг друга свадебным тортом и произносить умильные речи.
        Хедли тогда подумала, что во всем мире не найдется человека, настолько ей ненавистного, чтобы подвергнуть его подобному испытанию. А сейчас она смотрела на Оливера и думала: а ведь, пожалуй, она была не права. Может, на самом деле во всем мире не было человека, который бы ей настолько нравился и которому бы она достаточно доверяла, чтобы позволить ему присутствовать при мучительном для нее событии. Ни с того ни с сего перед ее мысленным взором возник образ Оливера в смокинге. И хоть это просто смешно - свадьба-то предполагалась неформальной!  - у Хедли в животе начинали трепыхаться бабочки. Она усиленно заморгала, прогоняя ненужные мысли.
        Оливер оглянулся на старушку, та все еще похрапывала, время от времени дергая уголком рта.
        - Вообще-то мне надо бы в уборную,  - признался Оливер.
        Хедли согласно кивнула:
        - Мне тоже. Наверное, можно как?нибудь протиснуться.
        Оливер отстегнул ремень безопасности и рывком встал, при этом стукнулся о спинку переднего сиденья, чем навлек на себя гневный взгляд потревоженной попутчицы.
        Каким-то чудом им удалось выбраться в проход, даже не разбудив соседку. Хедли вслед за Оливером направилась в хвост самолета. На откидном стульчике скучала за журналом стюардесса. Когда ребята проходили мимо, она оторвалась от чтения и рассеянно оглядела их.
        На дверях обеих кабинок горела надпись: «Занято». Хедли и Оливеру пришлось ждать в тесном пространстве между туалетами. Стоя почти вплотную, Хедли почувствовала, как пахнет его рубашка, как дыхание слегка отдает виски. Да нет… Они вовсе не касались друг друга! Но волоски на его руке щекотали руку Хедли, и у нее снова появилось желание дотронуться до его ладони.
        Подняв подбородок кверху, Хедли поймала взгляд Оливера. Он смотрел на нее с тем же выражением, что и раньше, когда она проснулась у него на плече. Они не двигались и не произносили ни слова. Просто стояли и смотрела друг на друга в темном закутке, а под полом урчали моторы. Хедли вдруг померещилось совсем несусветное: будто Оливер вот?вот ее поцелует! И она придвинулась чуть ближе. Сердце ее рвалось из груди.
        Их руки соприкоснулись, и Хедли словно током прошибло, так что мурашки по спине побежали. К ее удивлению, Оливер не отодвинулся. Наоборот, он крепко сжимал ее ладонь, словно для прочности, а потом тихонько потянул к себе.
        Здесь они были как будто совсем одни - ни капитана, ни стюардесс, ни дремлющих пассажиров. Хедли глубоко вздохнула и запрокинула голову, глядя на Оливера снизу вверх. И тут дверь туалета распахнулась, и режуще?яркий свет просто залил их с ног до головы. Из кабинки вышел маленький мальчик. За ним волочилась прицепившаяся к красному ботиночку лента туалетной бумаги. Момент был потерян безвозвратно.
        7
        4:02
        по Североамериканскому восточному времени
        9:02
        по Гринвичу
        ХЕДЛИ ВНЕЗАПНО ПРОСНУЛАСЬ. Надо же, не заметила, как заснула. В салоне было по?прежнему темно, только из?под шторок пробивался свет. Пассажиры начинали шевелиться, зевать и потягиваться, принимая от стюардесс подносы с резиновым беконом и яичницей. Странное дело: стюардессы после долгого перелета выглядели неправдоподобно свежими.
        На этот раз Оливер уронил голову на плечо Хедли. Она не решилась пошевелиться, от старания сидеть неподвижно ее рука начала конвульсивно подергиваться. Оливер подскочил, словно его ударило током.
        - Извини!  - Они произнесли это в один голос.
        Хедли повторила еще раз:
        - Извини!
        Оливер принялся тереть глаза, точно маленький ребенок, которому приснился страшный сон. Потом долго моргал, уставившись на Хедли. Она уговаривала себя не расстраиваться, хоть и понимала, что наверняка выглядит ужасно. Еще ночью, разглядывая свое отражение в крошечном зеркале над раковиной в тесном туалете, она поразилась, какой измученный у нее вид с опухшими от духоты и перепадов давления глазами.
        Удивительно, что Оливер вообще на нее посмотрел! Хедли никогда особо не заботилась о прическе и макияже, не торчала часами перед зеркалом, хотя мальчишки в школе обращали на нее внимание,  - она была стройной, маленькой блондиночкой, вроде бы даже хорошенькой. Однако сейчас собственный вид в зеркале ее напугал, а это было еще до того, как Хедли заснула во второй раз. Страшно представить, в каком она состоянии. Все тело ныло, глаза щипало, на блузке у самого ворота пятно от содовой, а что творится с волосами, даже думать не хотелось.
        Оливер тоже выглядел иначе при дневном свете, как будто телевизор переключили на высокое разрешение. Ресницы его слиплись ото сна, а на щеке отпечатался шов от ее блузки. И не только в этом дело - он был каким-то бледным, усталым, с покрасневшими глазами,  - словно незнакомый.
        Оливер потянулся, выгибая спину, и, щурясь, бросил взгляд на часы.
        - Мы почти на месте.
        Хедли кивнула, радуясь, что они не выбились из графика, хотя где-то в глубине души и мечтала об отсрочке. Ей не хотелось выходить из самолета, несмотря на тесноту, неудобные сиденья и целый букет разнообразных запахов. Здесь так легко отвлечься, погрузиться с головой в разговоры, забыть обо всем, что осталось дома, и о том, что ждет впереди.
        Пассажир, сидевший перед ними, открыл шторку, и в иллюминатор ворвался столб ослепительного света. Хедли невольно закрыла глаза рукой. Тьма отступила, ночное волшебство рассеилось. Хедли тоже подняла шторку. Небо за бортом ярко?синее, слоеное от облаков, словно пирог. На него даже больно смотреть после долгих часов темноты.
        В Нью?Йорке четыре часа утра. В такую рань голос пилота по громкой связи звучит неестественно бодро.
        - Приготовьтесь к посадке!  - объявил он.  - Мы прибываем в аэропорт Хитроу. В Лондоне погода неплохая, двадцать два градуса тепла, переменная облачность, возможен дождь. Приземляемся через двадцать минут, просьба всем пристегнуть ремни. Надеюсь, полет был приятным.
        Хедли обернулась к Оливеру:
        - Сколько это по Фаренгейту?
        - Тепло.
        А ее саму вдруг бросило в жар: может, это из-за прогноза погоды, может, оттого, что солнце бьет в иллюминатор, а может, оттого, что рядом сидит этот парень в мятой рубашке и с раскрасневшимися щеками. Хедли, дотянувшись до рукоятки над головой, включила вентилятор и, жмурясь, направила себе в лицо струю холодного воздуха.
        - Такие вот дела,  - произнес Оливер, хрустя пальцами.
        - Такие вот дела…
        Они покосились друг на друга, и Хедли захотелось плакать от внезапной неуверенности на лице Оливера - точного отражения ее собственной. Вроде бы и не было четкой границы между вчерашней ночью и сегодняшним утром - всего лишь рассвело, но все непоправимо изменилось. Хедли вспомнила, как они стояли в тесном коридорчике возле туалетов, и казалось, что вот?вот что-то случится и мир станет другим. А теперь они просто двое вежливых незнакомцев, как будто все остальное ей примерещилось. Если бы можно было сейчас развернуться и полететь обратно, вокруг земного шара, догоняя ночь…
        - Как ты думаешь,  - севшим голосом спросила она,  - мы все темы для разговора исчерпали за ночь?
        - Исключено,  - ответил Оливер, и от его улыбки, от тепла в его голосе у Хедли внутри словно начала раскручиваться туго сжатая пружина.  - Мы еще не дошли до действительно важных вопросов.
        - Например?  - Хедли едва скрывала облегчение.  - Почему Диккенс великий писатель?
        - Ну что ты! Например, о том, что коалам грозит вымирание. Или о том, что Венеция тонет.  - Он сделал паузу, дожидаясь ее реакции. Хедли молчала, и Оливер выразительно хлопнул себя по коленке.  - Целый город уходит под воду! Можешь ли ты себе это представить?
        Хедли с притворной серьезностью нахмурилась:
        - Действительно, важная проблема.
        - Еще бы! А о том, какой ущерб окружающей среде нанес наш самолет за время этого рейса, лучше даже и не вспоминать! А также о том, чем отличаются крокодилы от аллигаторов. И сколько продолжался самый долгий официально задокументированный полет курицы…
        - Неужели ты и это знаешь?
        - Тринадцать секунд.  - Оливер наклонился прямо над ее коленями, чтобы выглянуть в иллюминатор.  - Кошмар! Подлетаем к Хитроу и до сих пор не поговорили о летающих курицах.  - Он указал пальцем на окно.  - Видишь эти облака?
        - Их трудно не увидеть,  - заметила Хедли.
        Самолет, снижаясь, почти целиком погрузился в плотный туман. Серая мгла прилипла к иллюминаторам.
        - Это кучевые облака, знаешь?
        - Наверное, должна знать.
        - Самые лучшие!
        - Почему?
        - Потому что именно так и должны выглядеть облака. Так их рисуют в детстве. Здорово, правда? А вот солнце никогда не выглядит так, как его рисуют.
        - В виде круга с торчащими лучами?
        - Да?да. И мои родные уж точно не выглядят так, как я их рисовал.
        - Палка, палка, огуречик?
        - Обижаешь! Я и пальцы на руках вырисовывал.
        - Тоже в виде палочек?
        - Ну скажи, правда здорово, когда природа хоть в чем-то совпадает с искусством?  - Он встряхнул головой и засиял довольной улыбкой.  - Кучевые облака! Самые лучшие на свете!
        Хедли пожала плечами:
        - Я как-то никогда об этом не задумывалась.
        - Вот видишь! Есть еще куча тем, о которых нужно поговорить. Мы только начали!
        Самолет уже опустился ниже облаков, плавно снижаясь в серебристое небо под ними. Видеть землю необъяснимо приятно, хотя, рассуждая логически, она еще слишком далеко - заплатки полей, бесформенные кучки зданий, серые ниточки дорог.
        Оливер, зевая, откинул голову на спинку сиденья.
        - Устал я что?то. Надо было еще покемарить.
        Хедли посмотрела на него с недоумением.
        - Ну, поспать,  - пояснил Оливер, нарочно повышая голос и напирая на гласные, чтобы получился американский акцент, хотя, скорее, это походило на южное произношение.
        - Я как будто на курсы иностранного языка попала.
        - Научитесь говорить на британском английском всего за семь часов!  - изрек Оливер, соблюдая интонацию рекламного объявления.  - Неужели ты не видела этого ролика?
        - Рекламу,  - поправляет она.
        Оливер продолжал веселиться:
        - Видишь, как много нового ты уже узнала!
        Они совсем позабыли о своей соседке, и только внезапно прекратившийся храп заставил их оглянуться.
        - Я все на свете проспала?  - спросила старушка, методично извлекая из сумки очки, пузырек с глазными каплями и коробочку мятных леденцов.
        - Скоро приземляемся,  - объявила Хедли.  - Но вам повезло, что вы спали. Рейс был очень долгий.
        - Очень,  - подхватил Оливер, и, хотя он отвернулся, Хедли услышала улыбку в его голосе.  - Прямо целая вечность.
        Старушка замерла, держа очки двумя пальцами и сияя.
        - Я же говорила!
        Она вновь принялась копаться в сумочке. Хедли отвела глаза, не решаясь встретиться взглядом с Оливером, который попытался заглянуть ей в лицо.
        Стюардессы в последний раз шли по салону, напоминая, чтобы пассажиры подняли спинки сидений, убрали сумки и пристегнулись.
        - Кажется, мы прилетели на несколько минут раньше,  - заметил Оливер.  - Если на таможне не будет совсем уж страшной очереди, ты еще можешь успеть. Где свадьба-то будет?
        Хедли снова вытащила из сумки «Нашего общего друга», чтобы извлечь вложенное между страницами приглашение.
        - Отель «Кенсингтон Армз»,  - прочитала она изящную надпись на кремовом картоне.  - Звучит шикарно.
        Оливер заглянул ей через плечо:
        - Это прием. Вот, повыше строчкой: церковь Святого Варнавы.
        - Это близко?
        - От Хитроу? Не очень. Оттуда все далеко. Успеешь, если поторопишься.
        - А твоя церковь где?
        Он стиснул зубы:
        - Паддингтон.
        - Где это?
        - Западный Лондон. Я в том районе вырос.
        - Как удачно!  - сказала Хедли, но Оливер даже не улыбнулся в ответ.
        - Мы в эту церковь ходили в детстве. Я там сто лет не был. Меня вечно ругали за то, что я карабкался на статую Девы Марии перед входом.
        - Очаровательно!
        Хедли снова вложила приглашение в книгу и с такой силой захлопнула ее, что Оливер вздрогнул.
        - Все еще хочешь ее вернуть?
        - Не знаю,  - честно призналась Хедли.  - Наверное.
        Помолчав, Оливер продолжил:
        - Может, хотя бы подождешь до конца венчания?
        Хедли планировала все не так. Она собиралась подойти к отцу прямо перед самой церемонией и со злым торжеством швырнуть книгу ему в лицо. Это была единственная вещь, которую он ей дал после своего ухода. Именно дал, из рук в руки, а не прислал по почте на день рождения или на Рождество. Вернуть подарок точно так же, своими руками, было бы приятно. Если уж заставил ее присутствовать на этой дурацкой свадьбе, получай!
        Но Оливер смотрел на нее ужасно серьезно, и Хедли, невольно смутившись, ответила дрогнувшим голосом:
        - Я подумаю.  - И прибавила: - Может, я и так опоздаю к началу.
        Машинально выглянув в иллюминатор - проверить, долго ли еще осталось,  - Хедли с трудом подавила в себе приступ паники. Не столько из-за самого приземления, сколько из-за всего, что с ним должно начаться и закончиться. Земля стремительно приближалась, и все, что раньше представлялось какими-то неясными пятнами, внезапно приобрело четкие очертания: церквушки, живые изгороди, придорожные закусочные, даже овцы на лугу. Хедли намертво вцепилась в ремень безопасности, как будто посадка для нее была равносильна крушению самолета.
        А самолет коснулся земли, подскочил раз, другой и, достигнув сцепления с полосой, помчался вперед под шум ветра и рев моторов, словно пробка, выскочившая из бутылки. Хедли почудилось, что эту махину вообще невозможно остановить. Но самолет, конечно, когда?нибудь остановится, и тогда наступит тишина. Пролетев за семь часов около восьмисот километров, они катились по взлетно?посадочной полосе со скоростью садовой тачки.
        Дорожки разбегались и перекрещивались гигантским лабиринтом и наконец сливались в единое асфальтированное пространство, по которому тянулись ряды самолетов, кое?где торчали радиовышки и под низким, пасмурным небом громоздилось здание терминала. «Вот он какой, Лондон»,  - подумала Хедли. Она словно приклеилась к иллюминатору, почему-то не решаясь обернуться и посмотреть на Оливера.
        Навстречу выдвинулся посадочный «рукав». Самолет изящно подкатил к нему и чуть вздрогнул при контакте. Выключились моторы, с легким звяканьем отстегивались ремни безопасности, а Хедли так и сидела не шевелясь. Пассажиры начали вставать, собирать багаж. Оливер, подождав немного, тронул ее за плечо. Хедли быстро обернулась.
        - Готова?
        Она покачала головой совсем чуть?чуть, но он заметил и улыбнулся.
        - Я тоже,  - признался Оливер, вставая.
        Перед тем как выбраться в проход, он вынул из кармана сиреневую банкноту и положил на сиденье кресла, в котором провел семь часов. Бумажка потерялась на фоне пестрой ткани.
        - Зачем?  - поинтересовалась Хедли.
        - За виски, помнишь?
        - А, точно…  - Хедли посмотрела на банкноту повнимательнее.  - Только вряд ли это стоит двадцать фунтов.
        Оливер пожал плечами:
        - Наценка за воровство.
        - А если ее кто?нибудь заберет?
        Оливер, нагнувшись, уложил поверх банкноты свободные концы ремня безопасности, потом выпрямился и оценивающе оглядел итог своих трудов.
        - Вот так. Безопасность прежде всего!
        Старенькая соседка мелкими, птичьими шажками уже выбиралась в проход и, запрокинув голову, нерешительно смотрела на багажную полку. Оливер бросился помогать - снял с полки потрепанный чемодан и, не обращая внимания на толпящихся сзади пассажиров, терпеливо стал ждать, пока старушка разберется со своим имуществом.
        - Спасибо! Такой хороший мальчик!
        Старушка, сделав шаг, вдруг остановилась, словно что-то забыла. Оглянувшись, она обратилась к Оливеру:
        - Ты напоминаешь мне моего мужа.
        Он смущенно замотал головой, но старушка уже снова повернулась к выходу, часто?часто переступая ногами, словно минутная стрелка на циферблате часов. Достигнув нужного ей направления, она начала двигаться вперед, чуть?чуть подволакивая ноги. Хедли с Оливером смотрели ей вслед.
        - Надеюсь, это был комплимент,  - произнес Оливер.
        - Они женаты пятьдесят два года,  - напомнила Хедли, доставая чемодан.
        Оливер искоса посмотрел на нее.
        - Ты же вроде не особо уважаешь брак?
        - Не особо,  - подтвердила она.
        Выйдя из самолета, Оливер нагнал Хедли. Они шли рядом и молчали. Момент прощания неумолимо приближался, словно идущий полным ходом товарняк. Хедли впервые за все это время испытала неловкость. Оливер, вытягивая шею, разглядывал указатели. Мысленно он был уже не здесь. Так всегда бывает с самолетами. Несколько часов сидишь с кем-то бок о бок. Рассказываешь о себе, о каких?нибудь забавных случаях из своей жизни, может быть, даже шутишь. Обсуждаешь погоду и кошмарную кормежку. Чуть позже слушаешь, как храпит твой сосед. А потом вы прощаетесь.
        Так почему же она настолько не готова к расставанию?
        Ей бы сейчас побеспокоиться о том, как поймать такси и вовремя успеть в церковь, о предстоящей встрече с отцом и Шарлоттой. А она вместо этого мечтает об Оливере. Внезапно ее охватили сомнения. Что, если она все неправильно поняла?
        Вот, все уже поменялось. Оливер как будто за миллион миль от нее.
        В конце коридора их поджидал огромный хвост - очередь. Пассажиры ворчали и переминались с ноги на ногу, поставив сумки на пол. Хедли тоже скинула рюкзак, мысленно перебирая его содержимое,  - догадалась ли она сунуть туда ручку или карандаш, чтобы записать телефон, адрес электронной почты, хоть какой?нибудь обрывок информации. Ей мешала подступившая как-то вдруг скованность. Хедли была уверена: что бы она сейчас ни сказала, все прозвучит жалко.
        Оливер зевал и потягивался, высоко подняв руки и выгибая спину, а потом сделал вид, что опирается локтем на плечо Хедли. Невесомое прикосновение окончательно нарушило хрупкое равновесие у нее внутри. Проглотив комок в горле, Хедли с непривычной робостью подняла глаза:
        - Ты поедешь на такси?
        Оливер, покачав головой, убрал руку.
        - На метро. Там станция рядом.
        Хедли не знала, говорит ли он о церкви или о своем доме. Заедет ли он домой, чтобы принять душ и переодеться, или отправится прямо на свадьбу? Отвратительно не знать. Все заканчивается внезапно до головокружения, совсем как в последний день учебного года или последний вечер в летнем лагере.
        Вдруг Оливер наклонился к самому ее лицу и, прищурив глаза, легонько коснулся ее щеки.
        - Ресничка…  - Он махнул рукой.
        - А загадать желание?
        - Я уже загадал за тебя.
        От его улыбки у Хедли замерло сердце.
        Неужели они знакомы всего десять часов?
        - Я загадал побыстрее пройти через таможню,  - сказал Оливер.  - Иначе ты ни за что не успеешь вовремя.
        Взглянув на настенные часы, Хедли поняла: он прав. Уже десять ноль восемь - до начала церемонии меньше двух часов. А она застряла в очереди, на голове - воронье гнездо, и платье скомкано в чемодане. Картина никак не сочетается с образом милой девушки, стоящей рядом с невестой у алтаря.
        Хедли вздохнула:
        - Это что, всегда так долго?
        - Уже нет - я же загадал,  - ответил Оливер, и тут очередь начала двигаться, будто в подтверждение его слов.
        Оливер торжествующе взглянул на Хедли, и она, проталкиваясь вслед за ним, покачала головой:
        - Надо же, как просто! Что ж ты не загадал миллион долларов?
        - Фунтов,  - поправил он ее.  - Ты уже в Лондоне. И зачем мне миллион? Кому нужна эта возня с налогами?
        - С какими налогами?
        - Ну, с миллиона. Как минимум восемьдесят восемь процентов достанутся ее величеству королеве.
        Хедли пристально посмотрела на него:
        - Восемьдесят восемь?
        - Цифры не врут,  - заявил он, улыбаясь во весь рот.
        В том месте, где очередь начала раздваиваться, их встретил мрачный таможенник в синем форменном костюме. Прислонившись к металлическому поручню, он тыкал пальцем в надпись на стене, сопровождая свой жест объяснениями.
        - Пассажиры из стран Европейского союза - направо, все остальные - налево!  - бубнил он как заведенный.
        Его жиденький голос почти не был слышен за гулом толпы.
        - Пассажиры из стран Европейского союза - направо…
        Хедли с Оливером переглянулись, и вся ее неуверенность разом улетучилась. На этот раз она точно заметила, как на его лице промелькнуло то же чувство, что испытывала она сама. Он тоже не хочет расставаться!
        Они долго стояли на одном месте, не в силах разойтись в разные стороны, а толпа обтекала их, словно река.
        - Сэр!  - Таможенник, прервав свою мантру, подтолкнул Оливера в спину.
        - Попрошу не задерживать очередь!
        - Одну минуту…  - начал Оливер.
        - Попрошу вас!  - оборвал его таможенник, чуть сильнее нажимая на плечо.
        На Хедли сзади напирала женщина с икающим ребенком на руках. Ничего не поделаешь, придется двигаться вместе с общим потоком. Но тут чья-то рука придержала ее за локоть. Оливер! Он снова рядом. Он смотрел на Хедли сверху вниз, чуть наклонив голову и не выпуская ее руки. Она не успела смутиться, не успела даже порядком сообразить, что происходит, только услышала, как Оливер пробормотал себе под нос: «А ну всех к черту!» - внезапно наклонился и поцеловал ее.
        Другие пассажиры по?прежнему проталкивались мимо, таможенник устало махал рукой. Ничего этого Хедли не замечала. Она изо всех сил вцепилась в рубашку Оливера, боясь, как бы толпа их не растащила, но он крепко держал ее и продолжал целовать. По правде говоря, Хедли никогда в жизни не чувствовала себя настолько надежно защищенной. Губы у Оливера мягкие и чуточку соленые от крендельков, которые они ели в самолете. Хедли закрыла глаза - всего лишь на минуточку,  - и весь мир вокруг исчез. Оливер, улыбаясь, выпрямился, и ошарашенная Хедли потеряла дар речи. Споткнувшись, она сделал шаг назад, а таможенник с возмущенной гримасой уже погнал Оливера к другому выходу.
        - Подумаешь, другая очередь! Чай, не другая страна,  - пробурчал он себе под нос.
        Между ними - бетонная перегородка. Оливер прощально помахал рукой, не переставая улыбаться. Хедли поняла: через миг его не будет видно, и все равно, встретившись с ним глазами, помахала в ответ. Он показал на начало своей очереди, и Хедли кивнула, надеясь, что там они встретятся. И вот он исчезает. Остается только двигаться вперед, сжимая паспорт в руке и все еще чувствуя его поцелуй на своих губах, словно печать. Хедли прижала ладонь к сердцу, чтобы оно не колотилось так сильно.
        Очень скоро стало ясно, что загаданное Оливером желание не сбылось: очередь практически не двигалась. Хедли, зажатая между ревущим младенцем и здоровенным дядькой в рубашке?поло, измучилась от нетерпения, как никогда в жизни. Постоянно поглядывая то на свои наручные часы, то на стенку, за которой скрылся Оливер, она лихорадочно считала минуты, вздыхала и переступала с ноги на ногу.
        Оказавшись наконец у стеклянного окошка, Хедли поскорее сунула паспорт в щель.
        - Деловая поездка или для развлечения?  - спросила ее женщина в окошечке, изучая странички паспорта.
        Хедли на мгновение растерялась: ни один из ответов ей не подходил. В конце концов она ответила: «Для развлечения». Хотя какое уж там развлечение - смотреть, как ее отец женится на чужой тетке! На все последующие вопросы Хедли отбарабанивала ответы с такой скоростью, что таможенница подозрительно посмотрела на нее, прежде чем поставить штампик на одной из множества чистых страничек в паспорте.
        Ее чемодан угрожающе покачивался на колесиках, когда Хедли промчалась мимо пункта досмотра к месту выдачи багажа, посчитав, что прихваченное дома в холодильнике яблоко не может быть классифицировано как сельскохозяйственная продукция. На часах 10:42, и, если она в ближайшие минуты не поймает такси, шансов успеть к началу церемонии у нее не останется. Только Хедли сейчас думала совсем не об этом. Она думала об Оливере! В зоне выдачи багажа за черным разделительным шнуром целое море народу - кто-то держит плакатики с именами, кто-то ждет родных и друзей. Хедли чуть не расплакалась.
        В огромном зале на десятках транспортеров двигались разноцветные чемоданы, а вокруг толпились сотни людей, и все что-то искали: знакомых, такси, справки, потерянные вещи. Хедли бродила кругами, рюкзак и чемодан, казалось, весили целую тонну, блузка прилипла к спине, волосы лезли в глаза… На ее пути то и дело попадались дети и старики, шоферы и служащие аэропорта, парень в фирменном фартуке сети «Старбакс» и трое буддийских монахов в красных одеяниях. Миллион посторонних людей, но Оливера среди них не было.
        Хедли свалила свои вещи у стены, не замечая, что ее толкают со всех сторон. Мысленно она перебрала все возможные объяснения. В сущности, случиться могло что угодно. Может, его очередь оказалась длиннее. Или его задержали на таможне. Или он вышел раньше и решил, что она уже уехала. Может, они разминулись в толчее.
        А может, он просто ушел.
        Но Хедли все равно продолжала ждать.
        Громадные часы над табло с расписанием укоризненно смотрели на нее. Хедли старательно пыталась подавить распиравшую ее изнутри панику. Как он мог уйти, не попрощавшись? Или тот поцелуй и был прощальным? И все?таки как так можно?
        Она ведь даже фамилии его не знает.
        Вот уж куда ей сейчас хотелось попасть в последнюю очередь, так это на свадьбу! Силы ее утекали, как вода из ванны, однако с каждой минутой ей все труднее было гнать мысль о том, что она опаздывает на церемонию. Сделав над собой усилие, Хедли наконец отлипла от стены и оглядела напоследок зал, но синей рубашки и растрепанных волос Оливера в толпе не заметила.
        Что же… Хедли вышла из раздвижных дверей в серый лондонский туман. Ее радовало лишь одно - по крайней мере у солнца сегодня не хватило наглости светить.
        8
        5:48
        по Североамериканскому восточному времени
        10:48
        по Гринвичу
        НА СТОЯНКЕ ТАКСИ выстроилась такая очередища, что это показалось Хедли даже смешным. Она, со стонами волоча за собой чемодан, пристроилась за шумным семейством американцев в одинаковых красных футболках. В Хитроу оказалось так же людно, как в аэропорту Кеннеди, причем даже в обычный день, не то что Четвертого июля. Очередь двигалась черепашьим шагом. Разум Хедли отказывался воспринимать что?либо происходящее вокруг - это наконец-то начал сказываться недосып. Все расплывалось перед ее глазами: люди на остановке, отъезжающие автобусы и длинная вереница черных такси, движущаяся медленно и торжественно, как похоронная процессия.
        - Уж не хуже, чем в Нью?Йорке!  - сказала она вчера Оливеру, когда он ее предупреждал о давке в Хитроу.
        Он тогда только головой покачал.
        - Транспортный кошмар эпического масштаба,  - так он выразился и, конечно, был прав.
        Хедли замотала головой, словно вытряхивая воду из ушей. «Он ушел,  - в который раз повторяла она себе.  - Его больше нет, вот и все». И тем не менее требовалось усилие воли, чтобы удержаться и не оглянуться еще раз.
        Кто-то когда-то ей говорил, как рассчитать срок, необходимый для того, чтобы утешиться после расставания: половина того времени, что вы провели вместе. У Хедли эта формула вызывала большие сомнения. Слишком уж простой расчет для такого сложного явления, как разбитое сердце. В конце концов, ее родители были женаты почти двадцать лет, и всего за несколько месяцев папа полюбил другую. И с Митчелом Хедли встречалась целый семестр, а уже через десять дней после разрыва о нем и не вспоминала. И все?таки сознание, что с Оливером они знакомы лишь несколько часов, немного утешало. Значит, самое позднее к вечеру тугой узел у нее в груди рассосется.
        Наконец подошла ее очередь. Хедли начала отыскивать в сумке бумажку с адресом церкви, а тем временем таксист - крошечный человечек с длинной белой бородой, похожий на гнома,  - грубо швырнул ее чемодан в багажник, не прекращая болтать по мобильнику через «фри хенд». Хедли снова попыталась прогнать прочь мысли о состоянии платья, которое ей скоро придется надеть. Получив адрес, таксист сел за руль, не обращая ровно никакого внимания на пассажирку.
        - Сколько нам ехать?  - поинтересовалась Хедли, устраиваясь на заднем сиденье.
        Таксист прервал увлекательную беседу и ответил с хриплым смешком:
        - Долго!
        Такси медленно вырулило на дорогу.
        - Шикарно,  - пробурчала Хедли себе под нос.
        Проползающий за окном пейзаж окутала мутная дымка дождя и тумана. Все вокруг было словно подернуто серой пеленой. И даже свадебный прием произойдет в закрытом помещении. На минуту Хедли стало жаль Шарлотту: любая невеста может не на шутку расстроиться из-за такой погоды в день свадьбы, даже если она родилась в Англии и отлично знает, что ничего другого ожидать не стоит. Ведь все равно всегда есть крошечная надежда, что этот день - твой день!  - окажется не таким, как обычно.
        Такси выехало на автостраду, и приземистые здания уступили место узким, тесно поставленным кирпичным домам с торчащими во все стороны антеннами и захламленными двориками. Хедли захотелось спросить, неужели это и есть настоящий Лондон, но интуиция подсказывала, что водитель вряд ли жаждет поработать еще и экскурсоводом. Будь здесь Оливер, он наверняка рассказал бы ей кучу историй обо всем, что их окружает. Пусть даже половину и выдумал бы, чтобы ее расшевелить, а она бы гадала, есть ли в его байках хоть крупица правды.
        Во время полета он поведал ей, как ездил с родителями в Индию, Аргентину и Южную Африку. Хедли слушала, скрестив руки на груди, и мечтала: вот бы она сейчас летела в какую?нибудь экзотическую страну. Сидя в самолете, не так уж трудно представить, что они вместе отправляются на край света.
        - Где тебе больше всего понравилось? Из всех мест, где ты побывал?  - спросила она Оливера.
        Оливер ненадолго задумался, а потом заулыбался так, что на его щеке появилась ямочка.
        - В Коннектикуте!
        Хедли расхохоталась:
        - Ну еще бы! Кому нужен Буэнос?Айрес, когда можно посетить Нью?Хейвен!
        - А тебе где больше всего понравилось?
        - Наверное, на Аляске. И еще на Гавайях.
        Оливер посмотрел на нее с уважением.
        - Неслабо! Два самых отдаленных штата.
        - Вообще-то я была во всех штатах, кроме одного.
        - Серьезно?
        - Ага. Мы с мамой и папой много ездили по стране, когда я была маленькая.
        - И на Гавайи доехали?
        - Ну, туда, конечно, долетели!
        - А какой штат остался неохваченным?
        - Северная Дакота.
        - Почему?
        Хедли пожала плечами:
        - Наверное, просто не успели.
        - Интересно, сколько туда ехать из Коннектикута, если отправиться на машине?
        Хедли засмеялась:
        - У тебя хоть получается водить при правостороннем движении?
        - Да!  - возмутился Оливер.  - Конечно, трудно представить, что человек способен ехать по неправильной стороне дороги, и тем не менее я с этим неплохо справляюсь. Вот как?нибудь поедем в Северную Дакоту, увидишь.
        - Уже не терпится!  - ответила Хедли, мысленно напоминая себе, что все это шутка.
        А как было бы хорошо мчаться вдвоем по дорогам, слушать музыку и смотреть, как распахивается бескрайний горизонт…
        - А за пределами Соединенных Штатов какое у тебя любимое место?  - опять поинтересовался Оливер.  - Ясное дело, нелепо даже думать, будто в мире найдется что-то прекраснее, чем, например, Нью?Джерси, и все?таки…
        - Вообще-то я впервые лечу за границу.
        - Правда?
        Хедли кивнула.
        - Волнуешься, наверное?
        - Из-за чего?
        - Первое знакомство с Лондоном…
        - Да я ничего особенно хорошего и не жду.
        - Ну да, верно. А если бы можно было выбирать, куда бы ты поехала?
        Хедли немного подумала.
        - Может быть, в Австралию. Или в Париж. А ты?
        Оливер посмотрел на нее, как будто ответ был очевиден. Уголки его рта чуть заметно дрогнули в улыбке:
        - В Северную Дакоту!
        А сейчас Хедли сидит в такси, прижимается лбом к стеклу и невольно отдается воспоминаниям. Оливер - словно застрявшая в голове мелодия. Как ни старайся, музыка их встречи звучит, бесконечно повторяясь, и неизменно трогает душу, как колыбельная или псалом. Слушать ее не надоест никогда.
        Хедли старалась не заснуть, хотя усталые глаза закрывались сами собой. Только после четвертого звонка до нее дошло, что это звонит ее телефон, а не телефон водителя. Вытащив наконец мобильник из сумки, Хедли увидела номер отца и несколько секунд собиралась с духом, чтобы ответить.
        - Я в такси,  - проговорила она вместо приветствия и, вытянув шею, попыталась проверить время по часам на приборной доске.
        У нее екнуло под ложечкой: уже одиннадцать двадцать четыре!
        Папа вздохнул. Хедли представила, как он расхаживает по церкви - весь такой нарядный, в смокинге. А вдруг будет лучше, если бы она совсем не приехала? У него сегодня столько важных забот: цветы, программки, гостей нужно рассадить, а тут еще Хедли со своим пропущенным рейсом - лишняя головная боль.
        - Ты не знаешь, далеко еще ехать?  - спросил папа.
        Хедли прикрыла рукой мобильник и громко кашлянула. Водитель вздрогнул, явно недовольный тем, что его отвлекают от собственного разговора.
        - Простите, сэр, вы не знаете, далеко еще?
        Он шумно выдохнул, раздувая щеки:
        - Двадцать минут. Тридцать. Э?э… Двадцать пять - тридцать. Скорее тридцать.
        Хедли, хмурясь, вновь прижала мобильник к уху:
        - Полчаса примерно.
        - Проклятье! Шарлотту удар хватит.
        - Начинайте без меня.
        - Хедли, у нас свадьба! Это совсем не то, что пропустить рекламу в синематографе.
        Хедли закусила губу, чтобы не поправить: «В кинотеатре!»
        - Слушай,  - предложил папа,  - скажи водителю, что дашь ему двадцать фунтов сверху, если доедете за двадцать минут. Я поговорю со священником, постараемся потянуть время.
        - Ладно,  - ответила Хедли, с сомнением глядя на таксиста.
        - И не беспокойся слишком - в случае чего подруги Шарлотты готовы прикрыть брешь.
        В папином голосе послышались знакомые смешинки - Хедли помнила их еще с детства.
        - Какую брешь?
        - Твое отсутствие,  - бодро ответил он.  - Пока!
        Водитель при намеке на бонус заметно оживился и, свернув с автострады, углубился в лабиринт узких улочек, застроенных живописными домами, с целой россыпью пабов, рынков и маленьких магазинчиков. Хедли начала подумывать, не переодеться ли прямо в машине. Нет, это все?таки слишком смело. Лучше просто смотреть в окно, грызть ногти и вообще ни о чем не думать. Легче было бы войти в церковь с повязкой на глазах. Как на расстрел.
        Хедли посмотрела на лежащий у нее на коленях мобильник и, щелкнув крышкой, набрала мамин номер. Услышав автоответчик, она с тяжелым чувством закрыла телефон. Прикинув разницу во времени, Хедли поняла: в Коннектикуте раннее утро, а мама всегда спит, как медведь,  - совсем не воспринимает окружающий мир, пока не примет душ и не выпьет кофе. Конечно, они так нехорошо расстались, но Хедли чувствовала, что от маминого голоса ей сразу бы полегчало. Услышать бы его сейчас!
        Водитель сдержал слово: ровно в одиннадцать сорок шесть такси подкатило к огромной церкви с красной черепичной крышей и высоким шпилем - его верхушка терялась в тумане. В раскрытых дверях маячили двое круглолицых мужчин в смокингах.
        Хедли отсчитала из выданных мамой перед отлетом разноцветных банкнот сумму, которая показалась ей непомерно большой для поездки из аэропорта, и прибавила обещанную двадцатку. В итоге у нее осталось всего?навсего десять фунтов. Водитель, вытащив из багажника чемодан, уехал, оставив ее мокнуть под дождем.
        Из церкви доносились величественные звуки органа, а встречающие гостей джентльмены в дверях, приготовив программки, поглядывали на Хедли. Но она, приметив чуть дальше еще одну дверь в кирпичной стене, направилась туда. Хуже необходимости появиться у алтаря может быть только одно: появиться там раньше времени, в мятой джинсовой юбке, волоча за собой красный чемодан на колесиках.
        За дверью обнаружился садик с каменной статуей какого-то святого. На голове и плечах статуи уселись три голубя. Хедли с чемоданом продолжала двигаться вдоль стены, пока не наткнулась на еще одну дверь. Хедли толкнула дверь плечом, и сад наполнила торжественная музыка. Оглядевшись, Хедли направилась по коридору вглубь церкви и вскоре наткнулась на худенькую женщину в шляпке с перьями.
        - Извините,  - прошептала Хедли.  - Я ищу… жениха.
        - Ах! Ты, наверное, Хедли!  - вскрикнула женщина.  - Все?таки успела, как я рада! Не волнуйся, моя дорогая, девчонки ждут тебя внизу.
        По ее произношению Хедли догадалась, что это, наверное, мать невесты - она родом из Шотландии. Интересно, раз папа с Шарлоттой женятся, значит ли это, что Хедли должна теперь считать эту совершенно постороннюю женщину кем-то вроде бабушки? От такой мысли у нее чуть язык не отнялся. Сколько же еще новых родственников она сегодня заполучит?
        А женщина продолжала размахивать руками, словно крыльями, и не давала Хедли раскрыть рот.
        - Скорей, скорей!
        Хедли, вновь обретя дар речи и наскоро поблагодарив ее, побежала к лестнице. Спуская чемодан со ступеньки на ступеньку, она издали услышала оживленные голоса. Добравшись до низа лестницы, Хедли поняла, что окружена.
        - Вот она!  - воскликнула какая-то тетенька и, обняв Хедли, ввела в класс воскресной школы. Сегодня здесь, как видно, устроили гардеробную.
        Другая незнакомка схватила чемодан, третья усадила Хедли на складной стул перед зеркалом, прислоненным к классной доске. Все четыре дамы уже были наряжены в лавандового цвета платья подружек невесты, причесаны, накрашены, даже брови выщипаны. Они принялись по очереди называть себя. Хедли постаралась запомнить, кто есть кто, хотя времени на любезности почти не осталось - дамы были настроены по?деловому.
        - Мы уже думали, ты пропустишь венчание,  - взволнованно говорила Хедли Вайолет, главная подружка невесты - она дружила с Шарлоттой еще с детства.
        Вайолет колдовала над волосами Хедли, зажимая шпильки в зубах. Другая подружка, Джоселин, схватила кисточку и, окинув Хедли взглядом прищуренных глаз, принялась наносить макияж. В зеркале Хедли было видно, что две оставшиеся дамы открыли ее чемодан и пытаются привести в божеский вид платье, как Хедли и опасалась, безнадежно измятое.
        - Не волнуйся, не волнуйся!  - говорила Хилари, скрываясь вместе с платьем в туалете.  - Такой фасон небольшая помятость только оживляет.
        - Как прошел полет, нормально?  - интересовалась Вайолет, дергая щеткой ее спутанные после долгих часов, проведенных в самолете, волосы.
        Не дожидаясь ответа, Вайолет скрутила волосы Хедли в такой тугой узел, что ее глаза буквально превратились в щелочки.
        - Слишком туго,  - охнула Хедли, чувствуя себя Белоснежкой, которую до смерти затормошили заботливые лесные зверюшки.
        Однако десять минут спустя все закончилось, и Хедли вынуждена была признать, что дамы сотворили маленькое чудо. Платье, хоть и не отутюженное, выглядело даже лучше, чем дома во время примерки - мама накануне с утра его немного подправила, а сейчас еще и дамы кое?где художественно закололи булавками. Бретельки в точности такой длины, как нужно, и шелковая юбка цвета лаванды заканчивается, как и требовалось, чуть ниже колен. Туфли - мамины босоножки из тоненьких ремешков - блестели не хуже новенького пятака, и Хедли, слегка шевеля пальцами, с удовольствием разглядела накрашенные ноготки на ногах. Волосы уложены на затылке элегантным узлом плюс еще изысканный макияж - словом, Хедли сама себя не узнала.
        - Ты похожа на балерину!  - умилялась Уитни, радостно хлопая в ладоши.
        Хедли смущенно улыбнулась. Многовато фей?крестных на одну Золушку, но нельзя не признать - получилось удачно.
        Виолетта посмотрела на часы: двенадцать ноль?восемь.
        - Пойдем! Не хватало еще, чтобы у Шарлотты разрыв сердца случился на собственной свадьбе.
        Остальные, не забыв взглянуть напоследок в зеркало, со смехом выбежали из комнаты. Звонкое цоканье каблуков разнеслось по всему коридору.
        А Хедли словно примерзла к месту. Она только сейчас сообразила, что так и не успела повидаться с отцом до начала церемонии. Почему-то это напрочь выбило ее из колеи. События разворачивались чересчур быстро. Хедли, нервно разглаживая юбку и кусая губы, безуспешно старалась привести в порядок скачущие мысли.
        «Он женится»,  - изумленно думала Хедли.
        Ей было давно известно, что сегодня папа начнет новую жизнь с другой женщиной, не с мамой, но до сих пор это оставалось всего лишь словами. Туманное будущее, которое может еще и не сбыться, вроде чудищ из детских сказок: шкура, когти, клыки - все ненастоящее.
        И только сейчас, застыв посреди церковного подвала с трясущимися руками и отчаянно колотящимся сердцем, Хедли начинала понимать все значение сегодняшнего дня - сколько она обретет, и сколько потеряет, и как много уже изменилось. От этого было невыносимо больно.
        Кто-то из подружек невесты окликнул Хедли из коридора. Шаги понемногу затихали вдали. Хедли глубоко вдохнула и напомнила себе, что Оливер в самолете назвал ее храброй. И хоть она по?прежнему не ощущала в себе особой храбрости, воспоминание заставило ее выпрямиться и расправить плечи. Старательно удерживая в памяти слова Оливера, Хедли бросилась догонять подружек.
        Ее познакомили с братом Шарлотты, Монти,  - он должен был вести Хедли к назначенному ей месту у алтаря. Монти оказался тощим как жердь и бледным как привидение. Насколько Хедли могла понять, он был на несколько лет старше Шарлотты, то есть ему уже за сорок. Монти подал Хедли холодную, сухую руку, а затем подставил локоть. Они встали позади остальных подружек, и кто-то сунул Хедли сиренево?розовый букет. Не успела она немного опомниться, как высокие двери распахнулись настежь, и взоры собравшихся гостей устремились прямо на них.
        Подходила их очередь, и Монти подтолкнул Хедли вперед. Она шла маленькими шажками, не совсем уверенно чувствуя себя на каблуках. Такой пышной свадьбы она никак не ожидала. Все это время Хедли представляла себе деревенскую церквушку и горстку близких друзей. А тут сотни незнакомых лиц, и все смотрят на нее.
        Покрепче сжав букет, Хедли подняла подбородок. Со стороны жениха несколько человек ей немного знакомы: старый приятель отца по колледжу, дальний родственник из Австралии и пожилой дядюшка, который много лет присылал ей подарки на день рождения, причем безбожно путал даты. Честно говоря, Хедли думала, что он давно умер.
        Шествуя по проходу, Хедли едва дышала. Музыка гремела в ушах, от приглушенного света Хедли постоянно моргала. Ее бросало в жар - то ли оттого, что в церкви не было кондиционера, то ли от знакомого ощущения подступающей паники. Слишком много людей в замкнутом пространстве.
        Еще несколько шагов… Увидев отца, Хедли вздрогнула. Как-то дико, что он стоит здесь, в этой лондонской церкви, где пахнет дождем и духами, и к нему торжественно движется вереница женщин в сиреневых платьях. Этот образ не для него: чисто выбритый, с сияющими глазами, с лиловым цветком в петлице. Столько мест на земле, где он мог бы сейчас быть! Дома, например. Сидел бы на кухне в своей заношенной пижаме со слишком длинными штанинами, снизу протертыми пятками. Или перебирал бы квитанции в своем старом кабинете, прихлебывая чай из любимой кружки с надписью «Поговорим о поэзии» и раздумывая, не пора ли подстригать газон. Да мало ли чем еще он мог бы заняться, только не свадьбой!
        Хедли покосилась на скамейки. Сбоку на каждой был прикреплен букетик цветов, перевязанный шелковой ленточкой. В лучах свечей все казалось чуточку волшебным. Этот изысканный антураж до того не вязался с папиной прежней жизнью, что Хедли просто не знала, смущаться ей или обижаться.
        Хедли вдруг пришло в голову, что Шарлотта, наверное, находится где-то сзади - ждет своей очереди. Невероятно трудно удержаться и не взглянуть туда. Хедли подняла голову и встретила папин взгляд. Она машинально отвела глаза, заставляя себя идти дальше, хотя все ее существо рвалось к бегству.
        У алтаря они с Монти разошлись в разные стороны. Папа взял Хедли за руку и чуть заметно пожал ее. Он такой высокий и красивый в смокинге, совсем как на маминых свадебных фотографиях. Хедли, подавив комок в горле, заставила себя улыбнуться, после чего сбежала к другим подружкам, выстроившимся сбоку от алтаря. Ее взгляд сам собой обратился ко входу в зал. Музыка зазвучала громче, гости встали, и в дверях, под руку со своим отцом, появилась невеста.
        Хедли заранее приготовилась к тому, что Шарлотта ей не понравится, и теперь на мгновение растерялась - до того хороша была ее будущая мачеха в платье с пышной юбкой, покрытая тонкой вуалью. Высокая и стройная, совсем не похожа на маму. Мама маленькая и крепенькая, и папа раньше в шутку подхватывал ее на руки, грозясь выкинуть в мусорный бак.
        А Шарлотта была настолько грациозна и очаровательна, что Хедли растерялась, какую гадость сказать потом о ней маме. Она шла через зал бесконечно долго, и никто не мог отвести от нее глаз. А Шарлотта не отрывала взгляда от жениха, и только у алтаря оглянулась, ослепительно улыбнувшись Хедли, и та, забыв данные себе клятвы с первой же минуты возненавидеть Шарлотту, машинально ответила улыбкой.
        А дальше… Ну что дальше? Точно так же, как было сто тысяч раз на других свадьбах и сто тысяч раз еще будет. Священник подходит к алтарю, и отец невесты, сказав два простых слова, отдает свою дочь жениху, звучат молитвы, произносятся все обеты, и двое обмениваются кольцами. Слезы и улыбки, музыка и аплодисменты, даже смех, когда жених, сбившись от волнения, говорит «да» вместо «согласен».
        И хотя все женихи в день свадьбы выглядят счастливыми, сегодня глаза ее отца от счастья сияли так нестерпимо, что Хедли стало трудно дышать. Девушку словно разорвали надвое и выжали сердце, будто мокрую тряпку.
        Снова ужасно захотелось домой…
        9
        7:52
        по Североамериканскому восточному времени
        12:52
        по Гринвичу
        КОГДА?ТО, МИЛЛИОН ЛЕТ НАЗАД, когда Хедли была маленькой, а их семья еще не распалась, в самый обычный летний вечер они втроем сидели в своем саду. Давно уже стемнело, кругом стрекотали сверчки. Мама с папой устроились на ступеньках крыльца и, прислонившись друг к другу, со смехом смотрели, как Хедли гоняется за светлячками.
        Стоило ей подобраться ближе, как ярко?желтый огонек опять исчезал, и когда светлячок наконец попался, это было настоящее чудо - живая драгоценность в руке. Бережно держа его в ладонях, Хедли подошла к крыльцу:
        - Дайте светлячковый домик!
        Мама подала ей банку из?под желе. Они заранее проделали в крышке дырочки, и теперь крошечные отверстия светились, словно звезды, а светлячок в банке мигал, как ненормальный, отчаянно хлопая крылышками. Хедли прижалась лицом к матовому стеклу, чтобы получше разглядеть его.
        - Хороший экземпляр,  - сказал папа самым серьезным тоном, а мама одобрительно кивнула.
        - А почему их называют светлячками?  - спросила Хедли.  - Они же совсем не светлые. Лучше бы назвали фонариками.
        Папа широко улыбнулся:
        - А почему божьи коровки так называются? Они же совсем не коровы!
        Мама скорчила выразительную гримасу, а Хедли захихикала. Потом они долго смотрели, как светящийся жучок мечется в банке.
        Позже, когда они уже собирались идти спать, мама сказала:
        - Помните, как мы прошлым летом ездили на рыбалку?
        Она ухватила Хедли за рубашку на спине и подтянула к себе поближе.
        - Мы тогда всю пойманную рыбу выпустили.
        - Чтобы рыбки могли уплыть домой!
        - Точно.  - Мама уткнулась подбородком в плечо Хедли.  - Я думаю, светлячок тоже будет рад, если ты его отпустишь.
        Хедли промолчала, но банку прижала к груди покрепче.
        - Знаешь поговорку?  - отозвался папа.  - Если любишь кого?нибудь, отпусти на свободу.
        - А он вернется?
        - Может, вернется, а может, и нет.  - Папа дернул ее за нос.  - Вот я к тебе всегда вернусь.
        - Ты не светишься,  - возразила Хедли, но папа только улыбнулся.
        - Свечусь, когда я с тобой.
        К концу церемонии дождь почти перестал, и все равно у выхода из церкви собралась целая стая черных зонтов - гости прятались от туманной мороси. Зрелище напоминало не свадьбу, а похороны. Над головой так трезвонили колокола, что Хедли, спускаясь по ступенькам, пятками ощущала вибрацию.
        Сразу же после венчания папа с Шарлоттой, скрепив свой союз поцелуем, прошествовали к дверям и мгновенно исчезли. Вот уже пятнадцать минут прошло, а их все не было видно. Хедли бесцельно бродила в толпе и не могла понять, откуда у папы столько знакомых. В Коннектикуте он за целую жизнь обзавелся всего двумя?тремя друзьями, а тут вдруг стал таким общительным.
        К тому же большинство гостей словно явились со съемочной площадки - из какой-то иной жизни. С каких это пор отец общается с женщинами в изысканных шляпках и мужчинами в визитках? Можно подумать, они вообще-то направляются на чаепитие к королеве, а сюда заглянули по дороге. Хедли чувствовала себя не в своей тарелке, да еще и смена часового пояса сказывалась - она словно спала на ходу и никак не могла уцепиться за реальность.
        Сквозь тучи пробивался лучик солнца. Гости складывали зонтики, запрокидывали головы к небу, радуясь, как будто им посчастливилось стать свидетелями редчайшего природного явления. Хедли стояла в растерянности и не могла понять, чего от нее ждут. Остальные подружки как испарились. Может, от нее сейчас требуется помощь где?нибудь совсем в другом месте? Она так и не прочла внимательно бесчисленные программки и инструкции, которые ей присылали по электронной почте, а перед церемонией времени на инструктаж не оставалось.
        - Вы не знаете, я сейчас должна где-то быть?  - спросила она, нечаянно наткнувшись на Монти.
        Он пожал плечами и вновь принялся разглядывать старомодный белый лимузин, который, по всей вероятности, чуть позже должен был увезти счастливых молодоженов на свадебный прием.
        Хедли вернулась к дверям и с облегчением заметила в толпе сиреневое платье Вайолет.
        - Папа тебя ищет.  - Вайолет показала на старинное каменное здание.  - Они там. Шарлотта освежает макияж - сейчас будут фотографировать.
        - А когда прием?  - поинтересовалась Хедли.
        Вайолет посмотрела на нее так, словно Хедли спросила у нее, с какой стороны находится небо.
        - Разве ты не получила расписание?
        - Не успела посмотреть,  - смущенно ответила Хедли.
        - Прием в шесть.
        - А до тех пор что мы будем делать?
        - Ну, какое-то время уйдет на фотосъемку.
        - А потом?
        Вайолет пожала плечами:
        - Все живут в отеле.
        Хедли вопросительно посмотрела на нее.
        - В том же, где будет прием,  - пояснила Вайолет.  - Вероятно, мы вернемся туда.
        - Отлично,  - проговорила Хедли.
        Вайолет изогнула бровь.
        - Разве ты не хочешь поговорить с папой?
        - А… да…  - ответила Хедли, не двигаясь с места.  - Конечно.
        - Он в церкви,  - напомнила Вайолет, раздельно произнося слова, как будто подозревая, что у новой падчерицы Шарлотты винтиков в голове не хватает.  - Вон там.
        Хедли по?прежнему не сделала ни шагу. Лицо Вайолет смягчилось:
        - Послушай, у меня папа заново женился, когда я была чуть помладше тебя. Так что я все понимаю. Но, знаешь, все?таки Шарлотта не худшая мачеха.
        По правде, Хедли этого не знала. Она вообще почти ничего не знала о Шарлотте, но предпочитала не высказывать это вслух.
        Вайолет нахмурила брови.
        - Моя мачеха была просто ужасной. По крайней мере, я так думала. Я бесилась от любого ее требования, даже если это были сущие мелочи, которые и родная мама заставила бы меня делать,  - например, ходить в церковь или мыть посуду. Злилась просто из-за того, что она об этом просила.  - Вайолет неожиданно улыбнулась.  - А потом в один прекрасный день я поняла, что на самом деле злюсь не на нее, а на отца.
        Хедли оглянулась на церковь и, помолчав, произнесла:
        - Похоже, этот этап у меня уже позади.
        Вайолет кивнула - быть может, осознав, что душеспасительные разговоры тут не помогут,  - и неловко погладила Хедли по плечу.
        Хедли, холодея от страха, направилась к церкви. Что можно сказать отцу, с которым не виделась два года, по поводу его свадьбы с незнакомой тебе женщиной? Если в подобных случаях и существуют какие-то правила, Хедли с ними никто не познакомил.
        В церкви было тихо. Все гости уже вышли на улицу и теперь дожидались, когда появятся новобрачные. Каблуки Хедли громко стучали по каменным плитам пола. Она направилась к лестнице, ведущей в подвал. Рукой провела по шершавой стене. Снизу, словно облачка дыма, всплывали обрывки разговора. Хедли остановилась и прислушалась.
        - Значит, ты не против?  - спрашивал женский голос.
        Другой, тоже женский, что-то отвечал совсем тихо, слов не разберешь.
        - А я думала, тебе будет трудно.
        - Нисколько,  - отвечала вторая собеседница. (Хедли вдруг поняла, что это Шарлотта.)  - К тому же она живет у своей матери.
        Хедли, застыв на верхней ступеньке, постаралась не дышать.
        «Вот он, момент истины! Сейчас мы все узнаем про злую мачеху!»
        Сейчас она услышит, что о ней говорят гадости, как радуются, что она живет далеко и не будет мешать здесь, где никому не нужна. Хедли давно уже представляла себе в подробностях, какая ужасная на самом деле Шарлотта, и теперь так жадно ждала доказательств, что едва не пропустила следующую реплику.
        - А мне хотелось бы познакомиться с нею поближе,  - сказала Шарлотта.  - Надеюсь, они все?таки помирятся. Поскорей бы!
        Ее приятельница негромко засмеялась:
        - Скажем, в ближайшие девять месяцев?
        - Ну…
        Хедли услышала улыбку в голосе Шарлотты и отшатнулась, покачнувшись на высоких каблуках. В храме было темно и пусто, и Хедли вдруг пробрал озноб.
        «Девять месяцев»,  - подумала она. Слезы защипали глаза.
        Первая ее мысль - о маме, хоть Хедли и не знает, чего хочет,  - защитить ее или сама ищет защиты. Так или иначе, больше всего на свете ей сейчас было нужно услышать мамин голос. Но телефон остался внизу, в той самой комнате, где находилась сейчас Шарлотта, и к тому же разве у нее хватит духу сообщить маме такую новость? Мама, конечно, в отличие от Хедли, многие жизненные передряги воспринимала спокойно, однако тут дело совсем особенное. Даже мама не сможет остаться невозмутимой, услышав такое ошеломляющее известие!
        А Хедли, по крайней мере сейчас, невозмутимой точно никак не назовешь.
        Она все еще стояла, оцепенев и не сводя глаз с лестницы, когда за углом раздались шаги и низкий мужской смех. Хедли отскочила, чтобы никто не подумал, что она подслушивает, хотя именно этим она и занималась. С деланым безразличием Хедли принялась разглядывать свои ногти. Из-за угла появился папа со священником.
        - Хедли!  - Папа хлопнул ее по плечу, словно они виделись каждый день.  - Познакомься, это преподобный Уокер.
        - Рад встрече, моя дорогая!  - Пожилой священник пожал ей руку и обратился к папе: - Эндрю, увидимся на приеме. Еще раз поздравляю!
        - Большое спасибо, ваше преподобие!
        Священник удалился слегка косолапой походкой. Черная сутана его развевалась, точно плащ.
        Проводив его взглядом, папа с улыбкой повернулся к Хедли:
        - Так хорошо тебя видеть, детеныш!
        От этих слов у Хедли губы задрожали, взгляд уткнулся в пол, а в голове крутились все те же два слова: «Девять месяцев».
        Отец стоял так близко, что она чувствовала резкий мятный запах его лосьона после бритья, и от нахлынувших воспоминаний сердце снова заколотилось быстрее. Он как будто чего-то ждет. Чего? Можно подумать, она должна первой заговорить о происходящем, раскрыть перед ним душу и выложить сердце прямо на каменный пол, как будто это у нее завелись какие-то секреты.
        Она так давно пряталась от него, так старалась полностью исключить его из своей жизни… Можно подумать, это легко - все равно что бумажную куклу убрать в шкаф. А оказывается, на самом деле это он прятал от нее нечто очень важное.
        - Поздравляю,  - сипло произнесла Хедли, терпеливо перенося отцовские объятия. Впрочем, он так и не решился обнять ее как следует и в итоге неуклюже похлопывал по спине:
        - Я рад, что ты успела.
        - Я тоже,  - ответила она.  - Было красиво.
        - Шарлотта в восторге от тебя.
        Хедли немедленно ощетинилась.
        - Замечательно,  - еле процедила она.
        Папа с надеждой улыбнулся:
        - Думаю, вы с ней быстро подружитесь.
        - Замечательно,  - повторила Хедли.
        Папа, кашлянув, принялся поправлять галстук?бабочку. Ему явно было неловко, хотя неясно - из-за костюма или из-за всей ситуации в целом.
        - Слушай,  - вдруг заговорил он,  - хорошо, что мы с тобой наедине. Мне нужно кое о чем с тобой поговорить.
        Хедли выпрямила спину и приготовилась принять удар. Она не успела даже осознать, что папа все?таки решился рассказать ей о ребенке,  - была слишком занята вопросом, как ей реагировать. Мрачно промолчать? Изобразить удивление? Сказать, что не верит?
        Когда же на нее наконец обрушился удар, лицо Хедли совершенно ничего не выражало, словно только что вымытая классная доска.
        - Шарлотта надеялась, что мы тобой станцуем на приеме - ну, понимаешь, отец с дочерью…
        Почему-то эти слова поразили Хедли куда больше, чем, казалось бы, та более серьезная новость, которую она ожидала услышать.
        Папа поднял руки.
        - Я все понимаю! Я говорил ей, что ты не захочешь и ни за что не выйдешь при всех со своим стариком…
        Он умолк, явно ожидая, что Хедли прервет его.
        К ней наконец вернулся дар речи:
        - Вообще-то я не очень хорошо танцую.
        - Знаю!  - улыбнулся папа.  - Я тоже. Но для Шарлотты это очень важно, а сегодня ее день, так что…
        - Ладно…  - Хедли часто?часто заморгала.
        - Ладно?
        - Ага.
        - Ну замечательно!  - Папа начал чуть покачиваться на каблуках, празднуя неожиданную победу.  - Шарлотта очень обрадуется.
        - Это прекрасно.
        Хедли не могла скрыть горечи в голосе. Она чувствовала себя опустошенной, весь ее боевой дух внезапно куда-то улетучился. Она же сама этого хотела. Не желала иметь ничего общего с папиной новой жизнью - и теперь эта жизнь действительно начинается без нее.
        Беда в том, что дело уже не только в Шарлотте. Через девять месяцев у папы будет еще один ребенок. Может быть, дочка.
        А он даже не удосужился ей рассказать об этом.
        Точно так же больно ей было, когда он ушел, и потом - когда Хедли впервые услышала о Шарлотте. Но на этот раз Хедли словно неосознанно приветствовала эту боль, вместо того чтобы убегать от нее.
        В конце концов, одно дело - убегать, когда тебя догоняют и упрашивают вернуться, и совсем другое - убегать, когда ты никому не нужна.
        10
        8:17
        по Североамериканскому восточному времени
        13:17
        по Гринвичу
        ВЧЕРА В САМОЛЕТЕ они с Оливером грызли крошечные крендельки, и он так долго молча рассматривал ее профиль, что Хедли в конце концов не выдержала:
        - Ты что?
        - Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?
        Она нахмурилась:
        - Этот вопрос обычно задают четырехлетним детям!
        - Не обязательно. Каждый должен кем-то быть.
        - А ты кем хочешь быть?
        - Я первый спросил!
        - Космонавтом,  - ответила Хедли.  - Балериной.
        - А если серьезно?
        - Считаешь, я не смогу стать космонавтом?
        - Можешь даже стать первой балериной на Луне.
        - Я думаю, у меня еще есть время, чтобы выбрать дело всей жизни.
        - Справедливо,  - заметил Оливер.
        - А ты?  - поинтересовалась Хедли, ожидая от него услышать очередную шуточку - например, название какой?нибудь воображаемой профессии, связанной с его таинственной научной работой.
        - Я тоже не знаю,  - тихо ответил он.  - Пока не решил. Только не юристом.
        - А что, у тебя папа юрист?
        Оливер промолчал, мрачно уставившись на крендель, который держал в руке.
        - Ладно, не важно,  - произнес он наконец.  - Кому это вообще надо - о будущем думать?
        - Не мне,  - откликнулась Хедли.  - Мне на несколько часов-то вперед заглядывать не хочется, не то что лет.
        - Вот поэтому в самолете так здорово. Сидишь себе, и никакого выбора. Хедли улыбнулась:
        - Не так уж здесь и плохо.
        - Точно, неплохо,  - согласился Оливер, забрасывая в рот последний кренделек.  - Собственно говоря, прямотаки здорово. Ни на какое другое место не променял бы.
        Папа беспокойно расхаживал взад?вперед в полутемном коридоре и то и дело вытягивал шею, поглядывая на лестницу в подвал - не идет ли Шарлотта. Он волновался, как подросток, явившийся на первое в жизни свидание. Хедли вдруг пришло в голову: может, именно таким он и хотел стать, когда вырастет? Мужем Шарлотты. Отцом ее ребенка. Человеком, который проводит Рождество в Шотландии, а летний отпуск - на юге Франции, обсуждает искусство, литературу и политику за изысканным обедом и бутылкой хорошего вина.
        Странно, что все так обернулось. Он ведь чуть было тогда не отказался от поездки. Хотя работа - мечта, все же четыре месяца - слишком долго. Мама сама его уговорила. Твердила, что он всегда к этому стремился, что пожалеет, если упустит такую редкую возможность. Останься он дома, не познакомился бы с Шарлоттой.
        И тут, словно в ответ на невысказанные мысли, по лестнице поднялась Шарлотта, разрумянившаяся, в своем великолепном платье, только уже без вуали. Каштановые локоны спадали на плечи, она словно скользила по воздуху - прямо в папины объятия. Пока они целовались, Хедли отводила глаза и смущенно переминалась с ноги на ногу. Наконец папа отстранился от Шарлотты и широким жестом указал на Хедли.
        - Шарлотта, я хочу офицально вас познакомить.
        Прошу - моя дочь! Шарлотта, сияя улыбкой, крепко обняла Хедли.
        - Я так рада, что ты все?таки успела!
        От Шарлотты пахло сиренью - то ли духами, то ли букетом, который она держала в руках. Попятившись, Хедли заметила обручальное кольцо у нее на пальце - камень раза в два больше, чем у мамы. (Хедли до сих пор еще иногда тайком вытаскивала мамино кольцо из шкатулки и, надев на большой палец, разглядывала грани алмаза, словно в них таился ключ к разгадке тайны: почему разошлись ее родители.)
        Шарлотта снова обратилась к папе:
        - Прости, что задержалась! Все?таки свадебные снимки делают раз в жизни.
        Хедли хотела уточнить, что для папы это уже второй раз, но вовремя прикусила язык.
        - Не слушай ее,  - сказал папа.  - Она столько же времени прихорашивается, когда собирается в магазин за покупками.
        Шарлотта легонько шлепнула его букетом.
        - Хоть в день свадьбы можешь вести себя как джентльмен? Папа наклонился к ней и быстро поцеловал.
        - Постараюсь, только ради тебя!
        Хедли, чувствуя себя лишней, снова отвела глаза. Удрать бы потихоньку, но Шарлотта уже снова улыбнулась ей. Хедли никак не могла понять выражения ее лица.
        - Папа еще не успел тебе сказать…
        - Насчет танца?  - перебил папа.  - Сказал.
        - Замечательно!  - Шарлотта жестом заговорщицы приобняла Хедли за плечи.  - Я заранее попросила приготовить на вечер побольше льда - твой папа нам все ноги оттопчет!
        Хедли через силу улыбнулась:
        - Классно.
        - Надо бы выйти к гостям, наскоро поздороваться, пока не начали фотографировать,  - предложил папа.  - А потом все поедут в отель, отдохнуть перед приемом,  - пояснил он Хедли.  - Не забыть бы прихватить твой чемодан.
        - Конечно.
        Хедли покорно пошла за ними. В конце длинного коридора - открытая дверь. Хедли двигалась как во сне, едва переставляя ноги - сперва одну, потом другую. Главное - двигаться вперед. Видимо, только так и можно пережить эту свадьбу, эти выходные, все это кошмарное мероприятие.
        - Эй!  - У самой двери папа остановился и поцеловал Хедли в лоб.  - Я правда рад, что ты приехала.
        - Я тоже,  - прошептала она и снова отступила назад.
        Папа вышел на улицу вместе с Шарлоттой, обхватив ее за талию. Их встретили радостными криками. Хедли стало сразу неуютно у всех на виду, хоть она и понимала, что смотрят главным образом на невесту. Она мялась у дверей, пока папа наконец не обернулся и не помахал ей рукой - догоняй, мол.
        Небо все еще было подернуто серебряной дымкой - сверкающая смесь из солнца и облаков. Зонтики почти все исчезли. Хедли побрела за счастливыми новобрачными. Папа пожал руки гостям, Шарлотта поцеловала их в щеки, время от времени называя имена, которые Хедли все равно никогда в жизни не запомнить: папин коллега Джастин, Шарлоттина непутевая кузина Кэрри, малышки, которые держали букеты во время венчания,  - Ашлин и Нив, и полная дама, жена преподобного Уокера, целая толпа незнакомых людей, лишнее напоминание, как много Хедли не знает о своем отце.
        Большинство гостей должны были вечером быть на приеме, однако они не смогли дождаться и начали поздравлять. Их искренняя радость становилась заразительной. Даже Хедли невольно растрогалась. Но вдруг она заметила женщину с грудным ребенком на руках, и свинцовая тяжесть вновь навалилась на нее.
        Папа подвел Хедли к пожилой чете:
        - Познакомься, это О’Каллаханы, очень хорошие друзья Шарлотты и ее семьи.
        Хедли вежливо кивнула, пожав по очереди руки мужу и жене.
        - Приятно познакомиться.
        - Значит, ты и есть знаменитая Хедли,  - проговорил мистер О’Каллахан.  - Мы о тебе наслышаны!
        Удивление, которое невозможно скрыть:
        - Правда?
        - Конечно.  - Папа сжал ее плечо.  - Разве у меня много дочерей?
        Хедли в растерянности замолчала, и тут вновь появившаяся Шарлотта бросилась здороваться с друзьями.
        - Мы хотели тебя поздравить перед уходом,  - проговорила миссис О’Каллахан.  - Представь себе, нам еще надо успеть на похороны! Но мы непременно будем на приеме.
        - Ах,  - воскликнула Шарлотта,  - сочувствую! Кто это?
        - Старый друг Тома, еще по Оксфорду. Они вместе изучали право.
        - Ужасно!..  - расстроился папа.  - А далеко ехать?
        - В Паддингтон,  - ответил мистер О’Каллахан.
        Хедли машинально обернулась.
        - Паддингтон?
        Тот несколько растерянно кивнул и вновь обратился к папе и Шарлотте:
        - Начало в два, надо торопиться. Поздравляю еще раз! До вечера!
        Хедли посмотрела им вслед. В голове - полная каша. Какая-то мысль упорно пыталась пробиться на поверхность, но Хедли так и не успела ее ухватить - Вайолет, протолкнувшись через толпу, позвала их фотографироваться.
        - Смотри улыбайся, пока щеки не заболят!  - проговорила она.
        Хедли сейчас было совсем не до улыбок. Снова она покорно позволила направлять себя, а папа и Шарлотта шли следом, прижимаясь друг к другу, словно они одни в целом мире.
        - А, вот не зря мне казалось, что кого-то не хватает!  - пошутила женщина?фотограф, увидев новобрачных.
        Гости уже собрались в саду сбоку от церкви - как раз с той стороны, где Хедли нашла дверь перед началом церемонии. Кто-то из подружек невесты подсунул ей зеркальце. Хедли тупо разглядывала свое отражение. Мысли ее сейчас были далеко.
        Она понятия не имела, что такое Паддингтон - отдельный город или район Лондона, а может быть, вообще улица. Знала только, что именно там живет Оливер. Зажмурившись, Хедли старалась вспомнить, что он говорил тогда, в самолете. Кто-то забрал зеркало из ее вспотевших рук. Машинально следуя указаниям фотографа, она встала посреди лужайки. Все заняли свои места.
        Хедли по команде заставила свои губы растянуться в гримасе - она надеялась, что это отдаленно похоже на улыбку,  - и все это время пыталась хоть немного упорядочить мысли, напрягаясь до жжения в глазах. Вспомнился только Оливер в аэропорту, с костюмом, переброшенным через плечо.
        А говорил ли он хоть раз, что едет на свадьбу?
        Щелкнул фотоаппарат, снимали сначала всех вместе, потом мужчин и женщин отдельно, потом - семейные фото в разных сочетаниях. Особенно неловко было, когда Хедли пришлось стоять между отцом и новоиспеченной мачехой. Она ничего не видела вокруг, но с губ не сходила фальшиво?радостная улыбка, так что щеки действительно начали болеть, а на сердце словно легла тяжелая гиря.
        «Это он,  - подумала Хедли, ощущая сполохи фотовспышки.  - Это отец Оливера».
        Конечно, она не знала этого наверняка, но стоило только выразить словами полуоформившуюся мысль, как пришла твердая уверенность, что ее догадка верна.
        - Папа,  - произнесла она вполголоса.
        Отец чуть повернул голову - он стоял рядом с ней и продолжал улыбаться.
        - Да?  - спросил он сквозь зубы.
        Шарлотта, покосившись в сторону Хедли, снова перевела взгляд на фотографа.
        - Мне надо уйти.
        Папа обернулся. Женщина?фотограф, выпрямившись, с упреком крикнула:
        - Не двигайтесь, пожалуйста!
        - Одну минуточку!  - Папа поднял палец.
        И спросил Хедли:
        - Куда уйти?
        Все уставились только на нее: и флористка, пытающаяся освежить увядшие букеты, и подружки невесты, уже отснявшиеся и наблюдающие издалека за семейной фотосъемкой, и помощница фотографа с планшетом в руках. Громко запищал младенец, и со статуи разлетелись испуганные голуби. Хедли совершенно не волновало, что на нее все таращатся. Ей невыносимо было думать, что Оливер, возможно, летел на похороны отца и при этом всю дорогу терпеливо выслушивал ее нытье, как будто папина свадьба - трагедия планетарных масштабов.
        Никто здесь этого не поймет, точно. Она и сама еще толком ничего не понимает. Решение, постепенно набирая силу, пришло само собой. Каждый раз, когда Хедли закрывала глаза, перед ней возникал Оливер: вот он рассказывает историю с ночником чуть хрипловато и глядя куда-то вдаль.
        - Мне просто,  - начала Хедли и тут же оборвала объяснения,  - нужно кое?что сделать.
        Папа начал озираться и вскинул руки в полном недоумении.
        - Вот прямо сейчас?  - спросил он сдавленным голосом.  - Ну какие такие срочные дела у тебя могут быть в Лондоне?
        Шарлотта смотрела на них, раскрыв рот.
        - Папа, я тебя очень прошу,  - тихо проговорила Хедли.  - Это важно.
        Он покачал головой:
        - По?моему, все?таки…
        Но Хедли уже начала пятиться.
        - Я приду на прием, обещаю! И у меня мобильник с собой.
        - Куда ты хоть пойдешь?
        - Все будет нормально,  - ответила Хедли, продолжая пятиться, и понимая, что отец явно ждал совсем другого ответа.
        Поравнявшись с дверью, Хедли помахала рукой. Все смотрели на нее как на ненормальную. Может, она и правда сошла с ума, но ей необходимо было все точно узнать. Схватившись за ручку, Хедли отважилась бросить напоследок еще один взгляд на папу. Он явно пребывал в ярости. Стоял, подбоченившись, и хмурил лоб. Хедли еще раз помахала рукой и, перешагнув порог, закрыла за собой дверь.
        В церкви на нее обрушилась тишина. Хедли прислонилась к прохладной каменной стене. Сейчас кто?нибудь прибежит за ней - папа, или Шарлотта, или толпа подружек. Но никто не пришел. Вряд ли папа понял, что произошло. Да и как он мог понять? Наверное, он уже и не помнит, каково это - быть настоящим родителем. Одно дело - звонить раз в год на Рождество, и совсем другое - отчитывать при всех дочь?подростка, особенно если ты давно разучился находить с ней общий язык.
        Хедли было совестно, что она воспользовалась его слабостью, да еще и в день свадьбы, но сейчас главным было совсем не это.
        Нужно найти Оливера.
        Хедли бросилась в классную комнату, где остался ее багаж. Проходя мимо зеркала, она краем глаза заметила свое отражение: бледная, тоненькая девушка, растерянная и испуганная. Решимость грозилась ее покинуть. Может, она зря напридумывала невесть что? А ведь неизвестно даже, куда ехать, а папа, возможно, никогда ее не простит.
        Она взяла сумочку, и из нее вылетела, кружась и планируя, на пол салфетка, на которой рисовал Оливер. Хедли невольно улыбнулась. Подняв ее, она провела пальцем по изображению утенка в кроссовках и бейсбольной кепке.
        Может, она действительно совершает ошибку?..
        И все?таки сейчас ей нужно быть именно там. И это место, где она должна оказаться, Хедли не променяет ни на какое другое.
        11
        9:00
        по Североамериканскому восточному времени
        14:00
        по Гринвичу
        ХЕДЛИ МЧАЛАСЬ ПО УЛИЦЕ, колокола за спиной пробили два часа. И тут ей пришло в голову, что она никакого понятия не имеет, куда же, собственно, надо бежать. Мимо пронесся громадный красный автобус. Хедли, шарахнувшись от неожиданности, бросилась за ним в погоню. Хотя ее чемодан и остался в церкви, Хедли все равно бежала слишком медленно. Когда она свернула за угол, автобуса уже и след простыл.
        Запыхавшись, она начала рассматривать схему маршрута за толстым стеклом на остановке. Невозможно ничего понять в этой путанице разноцветных линий и незнакомых называний. От досады Хедли начала кусать губы. Должен же быть какой-то способ расшифровать эту абракадабру! И тут наконец ее взгляд упал на слово «Паддингтон» - в левом верхнем углу.
        Кажется, это не очень далеко, хотя Хедли даже примерно не представляла себе масштабов. Может, надо пройти всего пару кварталов? А может, несколько миль?.. Никаких приметных ориентиров, и к тому же неизвестно, что она будет делать, когда доберется до места. Хедли помнила только, как Оливер говорил, что перед церковью - статуя Святой Девы Марии и что их с братьями ругали, когда они на нее карабкались. Сколько может быть церквей в таком небольшом районе Лондона? И сколько статуй?
        Впрочем, расстояние здесь главной роли не играет. У нее в кошельке всего десять фунтов, а судя по поездке из аэропорта, за эти деньги такси довезет максимум до почтового ящика на углу.
        Карта упрямо хранила свои секреты. Наконец Хедли решила дождаться следующего автобуса и спросить водителя - может, он хоть направление подскажет. Однако прошло десять минут, а автобуса все не было видно. Хедли снова принялась изучать схему, нетерпеливо проводя пальцем по стеклу.
        - Знаешь поговорку - то густо, то пусто?  - произнес у нее над ухом какой-то человек в спортивном костюме.
        И только тут Хедли осознала, насколько ее наряд не подходит для катаний на автобусах. А лондонец, не дождавшись ответа, продолжал:
        - Ждешь его, ждешь, а потом сразу два приходят.
        - Скажите, Паддингтон в этом направлении?
        - Паддингтон? В этом, в этом.
        Человек закивал так убедительно, что Хедли решила зря не беспокоить водителя, когда наконец появился автобус. Но тут же возник новый повод для беспокойства: как узнать нужную остановку? Названия остановок чаще всего бывают связаны с названиями улиц, а не районов. Минут пятнадцать Хедли бесполезно смотрела в окно, а потом, набравшись храбрости и преодолевая тряску, добрела до водительской кабины и спросила, где ей выходить.
        - Паддингтон?  - Водитель ухмыльнулся, сверкая золотым зубом.  - Черта в ступе, ты не в ту сторону едешь!
        Хедли жалобно охнула:
        - А вы не подскажете, в какую сторону мне, черта в ступе, ехать?
        Водитель высадил ее поблизости от Вестминстера, дав указания, как добраться до Паддингтона на метро.
        Небо прочертил самолет, Хедли неожиданно успокоилась. Она будто снова сидела на своем месте 18 А, рядом с Оливером, высоко над океаном, в темной пустоте.
        Здесь, на углу оживленной улицы, Хедли как чуду изумилась, что вообще встретила Оливера. Если только представить, что она не опоздала на свой рейс! И провела долгие часы полета рядом с другим человеком, который даже после такого огромного странствия так и остался бы ей чужим. От мысли, что их пути легко могли бы разойтись, Хедли залихорадило, как будто она только что едва не попала под машину. Как всякий чудом спасшийся человек, Хедли испытывала бурную благодарность, замешанную на адреналине с капелькой надежды.
        Она пробиралась по людным лондонским улицам, то и дело оглядываясь в поисках станции метро. Город был похож на гигантский лабиринт, такие были в моде в Викторианскую эпоху - сплошь извилистые бульвары и кривые переулки. В ясный субботний день на тротуарах полно народу - кто-то тащил сумки с провизией, кто-то выгуливал собаку, или катил детскую коляску, или, направляясь в парк, бежал трусцой. Мимо прошел какой-то парень в такой же синей рубашке, как у Оливера, и сердце Хедли пустилось вскачь.
        Впервые она пожалела, что не приезжала к отцу раньше. Стоило хотя бы ради этого - старинные здания, каждое со своим характером, крохотные лавчонки со всякой всячиной, красные телефонные будки, черные такси и каменные церкви. Все в этом городе очаровательно?старое, словно в кино, и если бы не надо было бежать сломя голову со свадьбы на похороны и обратно, если бы каждая косточка в ее теле не ныла от напряжения, если бы не стремилась она всем своим существом поскорее найти Оливера, пожалуй, Хедли с удовольствием задержалась бы здесь подольше.
        Заметив наконец красно?синий указатель метро, она поспешила вниз по лестнице, моргая во внезапном полумраке подземки. Хедли долго копалась, разбираясь, по какому принципу работают билетные автоматы, спиной чувствуя, как сзади собирается очередь - она конечно же мешает пройти. Наконец какая-то женщина, похожая на королеву Елизавету, сжалившись, принялась объяснять Хедли, какие надо нажимать кнопки, а потом, оттолкнув ее в сторону, взялась за дело сама.
        - Вот держи, моя лапочка,  - произнесла она, вручая Хедли билет.  - Приятной поездки!
        Водитель автобуса вроде бы говорил - нужно сделать пересадку. Но, если верить карте, можно доехать сразу по кольцевой. Электронное табло сообщило, что до поезда осталось шесть минут. Хедли ждала, пристроившись в уголке платформы.
        Она рассеянно просматривала рекламу на стенах, а вокруг звучала разноязыкая речь - кроме непонятного британского акцента, слышался французский, итальянский и еще какие-то неведомые языки. Поблизости замаячил полицейский в старомодном шлеме. Какой-то человек перебрасывал из руки в руку футбольный мяч. Мать на гортанном незнакомом наречии утешала плачущую девочку. А девочка начинала рыдать только громче.
        Никто не смотрел на Хедли, но она все равно чувствовала себя выставленной на общее обозрение - как никогда в жизни. Слишком мелкая, слишком американка, слишком явно одинокая и неуверенная в себе.
        О папе и свадебных гостях, которых она так бессовестно бросила, даже думать не хотелось, так же как и об Оливере - неизвестно еще, что будет, когда она его найдет. В висках запульсировала боль, а до поезда еще четыре минуты. Шелковое платье липло к телу, а женщина рядом с ней стояла слишком близко. Хедли сморщилась от крепкой смеси запахов в метро, затхлых и кисловатых, как от подгнивших фруктов.
        Зажмурившись, она вспомнила папин совет - тот самый, в лифте на лыжном курорте, когда ей казалось, что стены сейчас обрушатся на нее, как стены карточного домика. И тогда она постаралась представить себе вместо сводчатого потолка просторное небо над улицей, с тесно стоящими узкими домами. Этот способ всегда позволяет увидеть одну и ту же картинку, словно повторяющийся сон,  - редкие белые облачка, нарисованные крупными мазками краски на голубом холсте. Но сейчас, к удивлению Хедли, в картинке, возникающей под закрытыми веками, обнаружилось еще что?то: воображаемое небо пересек самолет.
        Моргнув, Хедли открыла глаза. Из туннеля выехал поезд.
        Никогда не знаешь, это на самом деле помещение такое маленькое или так кажется от страха. Если вспомнить, ей часто виделись крошечные стадионы, не больше школьного спортзала, а просторные дома превращались в тесные квартирки - просто из-за того, что в них толпилось много народа. Вот и сейчас трудно сказать, на самом ли деле метро в Лондоне было мельче американского - там-то она ездит сравнительно спокойно,  - или это из-за комка в груди вагон кажется размером со спичечный коробок.
        К счастью, ей удалось найти свободное место с краю. Хедли немедленно снова закрыла глаза, но легче не стало. Покачиваясь в такт движению поезда, она достала из рюкзака книгу - хоть чем-то отвлечься. Прежде чем ее открыть, провела пальцем по тисненой надписи на обложке.
        В раннем детстве Хедли частенько тайком пробиралась в папин кабинет с книжными шкафами от пола до самого потолка. Шкафы были плотно забиты рассыпающимися на отдельные странички карманными изданиями и более солидными томами в твердых переплетах с потрескавшимися корешками. Однажды папа застал свою шестилетнюю дочь сидящей в кресле с плюшевым слоником в обнимку и с диккенсовской «Рождественской песнью» на коленях. Она изучала книгу с самым серьезным видом, словно раздумывая: не написать ли о ней диссертацию?
        - Что читаешь?  - спросил он, сняв очки и прислонившись к дверному косяку.
        - Сказку.
        - Да ну?  - отозвался папа, пряча улыбку.  - Что за сказка?
        - Про девочку и ее слоника,  - преспокойно объявила Хедли.
        - Точно?
        - Да. Они поехали кататься на велосипеде, а потом слоник убежал и девочка так сильно плакала, что ей подарили цветок.
        Папа подошел и одним махом выхватил ее из кресла. Хедли опомниться не успела, как оказалась у папы на коленях. Она крепко вцепилась в тоненькую книжку.
        - А что дальше?  - спросил папа.
        - Слоник вернулся.
        - И что тогда?
        - Она ему дала пирожок. А потом они жили долго и счастливо.
        - Замечательная сказка!
        Хедли стиснула потрепанную игрушку.
        - Ага.
        - Хочешь, я тебе еще одну сказку почитаю?  - Папа мягко забрал у нее книжку и раскрыл на первой странице.  - Сказка о Рождестве.
        Хедли прижалась к его уютной фланелевой рубашке, и папа начал читать.
        Ей понравилась даже не столько сама история - Хедли половины слов не понимала и часто терялась в завитушках длинных предложений,  - ей хватало папиного негромкого голоса, забавно менявшегося в зависимости от персонажа, и она очень гордилась, что папа позволил ей переворачивать страницы. Так они читали по часу каждый вечер после ужина. Иногда мама заглядывала в кабинет с посудным полотенцем в руке и слушала, чуть заметно улыбаясь, но чаще они сидели только вдвоем.
        Когда Хедли подросла и смогла уже читать сама, они все равно вместе одолевали классику. «Анна Каренина» и «Гордость и предубеждение», потом «Гроздья гнева» - своего рода кругосветное путешествие, оставлявшее на книжных полках дырки, как от выпавших зубов.
        Позже, когда стало ясно, что тренировки футбольной команды и болтовня по телефону для Хедли оказались намного интереснее, чем Джейн Остен и Уолт Уитмен, час превратился в полчаса, затем они стали читать не каждый вечер, а через один. Только все это было уже не важно. Истории, рассказанные в книгах, стали частью Хедли; они словно усвоились ее организмом, как хорошая еда, и расцвели пышным цветом. Они значили не меньше, чем другие черты, доставшиеся ей от отца,  - голубые глаза, соломенно?желтые волосы и россыпь веснушек на носу.
        Папа часто приносил ей книги - дарил на Рождество и на день рождения или вовсе без повода. Среди них попадались роскошные ранние издания с золотым обрезом и растрепанные книжки в бумажных обложках, купленные с лотка за пару долларов. Мама только руками всплескивала, особенно если видела новый экземпляр книги, уже имевшийся на полках в кабинете.
        - Еще один?два словаря, и дом рухнет!  - возмущалась она.  - А ты дубли покупаешь!
        А Хедли понимала папу. Он и не ждал, что дочка прочтет все. Может быть, когда?нибудь… А сейчас важен был сам жест. Папа дарил ей самое важное, что было у него в жизни. По?другому он не умел. Он - преподаватель литературы, словесник - любил книги и собирал для своей дочери библиотеку, как другой мог бы строить дом.
        Поэтому ее так резануло, когда в Аспене он вручил ей потрепанный томик «Нашего общего друга». Слишком знакомо, слишком больно. И Хедли сделала то, что умела делать лучше всего: постаралась забыть о подарке.
        А сейчас, в поезде, ползущем по туннелям глубоко под улицами Лондона, Хедли вдруг стало приятно, что у нее есть именно эта книга. Она давно уже не читала Диккенса - сначала были другие дела, более увлекательные, а потом, наверное, из своеобразного протеста папиному уходу.
        Говорят, что чтение - это бегство от реальности, но для Хедли книга становилась спасательным тросом. Окружающий мир бледнел и отступал. Хедли уже не раздражали тычки чьих-то локтей и кошелок, грызущая ногти женщина в безрукавке, двое подростков с ревущей в наушниках музыкой и бродяга, играющий на скрипке в дальнем конце вагона,  - тихая мелодия едва пробивалась сквозь шум толпы. От стука колес голова ее гудела, но взгляд не отрывался от книги, скользя, словно фигурист, исполняющий вращение на льду. Теперь у нее был якорь.
        Проглатывая одну главу за другой, Хедли напрочь забыла, что собиралась вернуть книгу. Слова, конечно, не папины, и все равно он весь тут, на страницах. Что-то ей это напоминает…
        Уже собираясь выходить, она замерла, стараясь вспомнить подчеркнутую фразу, замеченную тогда в самолете. Листая страницы в поисках чернильной пометки, Хедли вдруг с удивлением наткнулась на другую, почти такую же: «Ах! Выпадают же на нашу долю дни, ради которых стоит и жить и умереть!»
        Хедли подняла глаза, чувствуя, как щемит в груди.
        Еще утром ей казалось, что папина свадьба - худшее, что может случиться в жизни, но сейчас она понимала: есть куда более серьезные несчастья, и произойти они могут в любую минуту.
        Хедли вышла из поезда вместе с другими пассажирами и, разглядывая выложенную плиткой на стене надпись «Паддингтон», изо всех сил надеялась, что ошиблась и не застанет здесь того, что ожидала.
        12
        9:54
        по Североамериканскому восточному времени
        14:54
        по Гринвичу
        НА УЛИЦЕ СНОВА ВЫГЛЯНУЛО СОЛНЦЕ, а тротуары еще серебрились от влаги. Хедли оглядывалась, пытаясь сориентироваться. Аптека с белой дверью, антикварный магазинчик, здания в пастельных тонах… Из паба высыпала толпа осоловелых мужчин в полосатых рубашках?регби. Мимо сновали тетки с сумками, полными покупок.
        Хедли посмотрела на часы: почти три, а она понятия не имеет, что делать дальше. Поблизости не видно ни полицейских, ни туристического агентства или справочного бюро, ни одного книжного магазина или интернет?кафе. Словно в каком?нибудь дурном реалитишоу: участников забросили в Лондон без карты и компаса и выпутывайся как хочешь.
        Хедли наугад выбрала направление. Она брела по улице, жалея, что не догадалась переобуться, когда удирала со свадьбы. В закусочной на углу продавали жареную рыбу с картошкой - от одного запаха начало урчать в животе. Хедли ничего не ела после тех крендельков в самолете, а не спала еще дольше. Свернуться бы в клубочек и заснуть, но ее упорно гнала вперед странная смесь волнения и страха.
        Через десять минут ноги оказались стертыми до волдырей, а ни одной церкви так и не попалось. Хедли заглянула в книжный магазин, чтобы спросить, не знают ли они, где тут статуя Девы Марии, но под изумленным взглядом продавца тут же выскочила на улицу, не дожидаясь ответа.
        В витринах мясных лавок висели на крюках разрубленные туши, в магазинах готовой одежды красовались манекены на каблуках повыше, чем у Хедли. Полным?полно пабов и ресторанчиков, мелькнула даже библиотека - Хедли вначале приняла ее за часовню. И ни единой церкви, ни шпиля, ни колокольни… И вдруг - вот она.
        Выйдя из переулка, Хедли заметила на другой стороне улицы узкое каменное здание. Проморгавшись, будто она увидела мираж, Хедли бросилась вперед как на крыльях. Но тут колокола начали веселый перезвон, и из дверей высыпала жизнерадостная компания. Здесь праздновали свадьбу.
        Хедли только сейчас заметила, что все это время пыталась задержать дыхание. Отдышавшись и пропустив мчавшиеся мимо такси, она перешла улицу и убедилась в том, что уже и так знала: ни похорон, ни статуи, ни Оливера.
        И все?таки уходить не хотелось. Сценка, что разворачивалась возле церкви, очень напоминала ту, в которой Хедли сама недавно участвовала: букеты, подружки невесты, вспышки фотоаппаратов, улыбки родных и друзей. Колокола заканчивали свою веселую песню, солнце клонилось к закату, а Хедли все стояла, не трогаясь с места. А потом она сделала то, что делала всегда, когда ей случалось заблудиться,  - достала из сумочки телефон и позвонила маме.
        Мобильник почти разрядился, а пальцы Хедли дрожали, нажимая на клавиши. Скорей бы услышать мамин голос! Невозможно поверить, что, расставаясь, они поссорились, и еще невероятней - что с тех пор не прошло и двадцати четырех часов. Кажется, что прощание совершилось в какую-то другую эпоху.
        Они с мамой всегда были очень близки, но после папиного ухода словно что-то умерло. Хедли злилась, как никогда в жизни, а мама… Мама просто сломалась. Несколько недель она двигалась, будто под водой, тяжело ступая; у нее постоянно были красные глаза, и оживала только при звонке телефона. Дрожа, словно камертон, она хватала трубку, надеясь услышать, что папа передумал.
        Только он так и не передумал.
        В те первые недели после Рождества они поменялись ролями: Хедли каждый вечер приносила маме еду, а сама по ночам лежала без сна и слушала, как мама плачет, и заботилась о том, чтобы на столике у ее кровати всегда стояла полная коробка бумажных носовых платков.
        Вот в чем основная несправедливость: уходя, папа не только разрушил что-то между собой и мамой, между собой и Хедли, но и для Хедли с мамой прежняя легкость общения превратилась в нечто хрупкое и неустойчивое, в то, что в любую минуту было готово разлететься на мелкие осколки. Казалось, больше уже не будет нормальной жизни, они вечно будут метаться между злостью и горем, и черная дыра, образовавшаяся в доме, затянет их безвозвратно.
        А потом все вдруг закончилось.
        Примерно через месяц, как-то утром, мама появилась в комнате Хедли, одетая в ставшую привычной униформу - трикотажную рубашку с капюшоном и старые папины пижамные штаны, которые ей были велики.
        - Хватит!  - сказала мама.  - Надо мотать отсюда.
        - Что?  - нахмурилась Хедли.
        - Собирай вещички, дитя мое!  - весело произнесла мама, почти как раньше.  - Мы едем путешествовать.
        В конце января на улице было так же уныло, как и в их семье. Но, выходя из самолета в Аризоне, Хэдли заметила, как маму словно отпустило. Ушло напряжение, так долго связывавшее ее тугим узлом. Долгие выходные они с мамой провалялись у бассейна в отеле, загорели до черноты, а их волосы, наоборот, выбелило солнце. Вечерами они ходили в кино, ели гамбургеры, играли в мини?гольф. Хедли все ждала - вот?вот мама бросит притворяться и зальется слезами, как это происходило уже в течение нескольких недель. Нет, ничего подобного! Мелькнула даже мысль: если дальше их жизнь продлится как один долгий девичник, может, это не так уж и плохо?
        Но только после возвращения она поняла, для чего на самом деле мама затеяла эту поездку. Она почувствовала это сразу, едва войдя в дом,  - словно остаточное электричество в воздухе после грозы.
        Приезжал папа.
        Они долго стояли в холодной, полутемной кухне, мысленно отмечая, чего не хватает. Больше всего задевали мелочи - не то, что бросалось в глаза, вроде курток на вешалке и шерстяного пледа, обычно лежавшего на диване в соседней комнате, а крошечные незаполненные пустоты: керамическая банка, которую Хедли сделала для папы на занятиях по гончарному делу, фотография его родителей в рамке, всегда стоявшая на комоде, папина кружка, без которой буфет выглядел совсем непривычно. Дом будто ограбили. Первая мысль Хедли была о маме.
        Но один?единственный взгляд убедил ее в том, что мама знала об этом.
        - Почему ты мне не сказала?
        Мама вошла в гостиную, провела рукой по мебели, как будто проверяла, все ли на месте.
        - Думала, будет слишком тяжело.
        - Для кого?  - сверкнула глазами Хедли.
        Мама посмотрела на нее терпеливо, словно выдавая разрешение: теперь наступила очередь Хедли позволить себе срыв.
        - Мы подумали, тебе будет тяжело видеть это. Он хотел встретиться с тобой, но только не так. Не тогда, когда он приедет за вещами.
        - По?моему, мне решать, что для меня тяжело, а что нет. Кажется, до сих пор я всегда держала себя в руках.
        - Хедли…
        Мама шагнула к ней, но Хедли шарахнулась прочь.
        - Не надо!  - сказала она, глотая слезы.
        И действительно, все это время она крепилась как могла. Именно благодаря Хедли им удавалось хоть как-то жить дальше. А сейчас силы вдруг закончились, и, когда мама все?таки ее обняла, мутный туман, в котором Хедли жила с самого Рождества, развеялся. Впервые после папиного ухода злость отступила, а ей на смену пришла печаль - такая огромная, что она заслонила собой весь мир. Так они стояли долго - мама обнимала ее, а Хедли уткнулась ей в плечо и выплакала наконец слезы, копившиеся целый месяц.
        Шесть недель спустя Хедли предстояло ехать в Аспен, кататься с папой на лыжах. Мама проводила ее в аэропорт с тем же выверенным спокойствием, хрупким, но несомненным. Хедли так и не поняла, что тут помогло: поездка в Аризону, смена обстановки, два дня на жарком солнышке или внезапное отсутствие папиных вещей в доме. Так или иначе, мамино состояние изменилось, и это было заметно.
        Через неделю у Хедли разболелся зуб.
        - Слишком много сладкого ела,  - шутила мама в машине по дороге к дантисту.
        Хедли только морщилась, держась за щеку.
        В прошлый раз их старенький зубной врач ушел на пенсию, и его сменил другой - добрый на вид, лет за сорок, с небольшими залысинами и в накрахмаленном халате. Когда он выглянул из кабинета, чтобы пригласить следующего пациента, и увидел маму, его глаза чуть расширились. Мама увлеченно разгадывала кроссворд в журнале, хоть Хедли и предупредила ее, что кроссворд предназначен для детей восьмилетнего возраста. Стоматолог вышел в приемную, поправляя воротничок.
        - Здравствуйте, я доктор Дойл,  - представился он, пожимая руку Хедли, а взгляд не отрывался от мамы.
        Мама с рассеянной улыбкой ответила:
        - Я - Кейт, а это - Хедли.
        Вылечив Хедли зуб, доктор Дойл вышел вместе с ней из кабинета. Надо сказать, предыдущий дантист такого никогда не делал.
        - Ну что?  - спросила мама, вставая.  - Она хорошо себя вела и теперь получит за это конфетку?
        - Вообще-то не рекомендуется злоупотреблять сладким…
        - Да она шутит,  - вмешалась Хедли, грозно глядя на маму.
        - Ладно, спасибо, док!  - Мама вскинула сумочку на плечо и обняла Хедли.  - Надеюсь, мы не скоро увидимся.
        Доктор почему-то опечалился, но тут мама ослепительно улыбнулась:
        - По крайней мере, если будем регулярно чистить зубы и пользоваться зубной нитью! Верно?
        - Да, конечно.
        Доктор долго смотрел им вслед. Несколько месяцев спустя, когда родители уже оформили все бумаги на развод и жизнь, хотя бы с виду, вошла в привычную колею, после того как Хедли однажды вновь проснулась посреди ночи от зубной боли, доктор Харрисон Дойл наконец собрался с духом и пригласил маму на ужин. Хедли все поняла с первой их встречи: доктор как-то особенно смотрел на маму, и от надежды печали в его взгляде становилось чуть меньше.
        Харрисон оказался настолько же спокойным, насколько папа был непоседливым. Если папа был мечтателем, то доктор Дойл прочно стоял на земле. Именно то, что им было нужно. Он вошел в их жизнь без фанфар, зато с тихой решимостью. Постепенно - сегодня ужин, завтра кино - месяцами он ходил на цыпочках вокруг да около, пока мама с дочкой не приняли его окончательно. А потом сразу стал своим, как будто они всегда были знакомы. Даже трудно вспомнить, как это было, когда третьим за столом сидел не он, а папа. Это создавало иллюзию, что жизнь продолжается, а то Хедли уже совсем измучилась, разрываясь между желанием помнить и желанием забыть.
        Как-то вечером, примерно месяцев через восемь после того, как мама с доктором начали встречаться, Хедли открыла парадную дверь и увидела, что тот расхаживает взад?вперед по их крыльцу.
        - Привет!  - сказала Хедли, отодвигая противомоскитную сетку.  - У мамы сегодня собрание в книжном клубе, разве она вам не сказала?
        Доктор Дойл вошел в дом и старательно вытер ноги.
        - Видишь ли, я пришел к тебе,  - промолвил он, засунув руки в карманы.  - Хотел попросить у тебя разрешения кое на что.
        Взрослые никогда еще ни на что не просили у Хедли разрешения, поэтому она посмотрела на доктора с большим интересом.
        - Если ты не против,  - продолжил он, поблескивая стеклами очков,  - я бы очень, очень хотел жениться на твоей маме.
        Это был первый раз. Тогда мама ему отказала, а он подождал несколько месяцев и попробовал еще. Она снова отказала, а он еще подождал.
        Третий раз все произошло при Хедли. Дело было на пикнике. Она, страшно смущенная, сидела на краешке одеяла, а доктор встал перед мамой на одно колено под тихие звуки нанятого им струнного квартета. Мама побледнела и покачала головой, а Харрисон только улыбнулся, как будто все это - веселая шутка, розыгрыш, в котором он тоже участвовал.
        - Я вообще-то так и предполагал,  - заметил он, захлопнул коробочку и спрятал ее в карман.
        Махнув рукой музыкантам, чтобы те не прекращали играть, он снова уселся на одеяло. Мама придвинулась к нему поближе. Харрисон с грустной иронией покачал головой:
        - Клянусь, рано или поздно я тебя переупрямлю!
        - Надеюсь,  - улыбнулась мама.
        Тогда Хедли все это страшно озадачило. Мама как будто и хотела и не хотела выходить замуж за доктора. Словно она знала, что надо согласиться, однако что-то ее удерживало.
        - Это ведь не из-за папы?  - однажды вечером спросила ее Хедли.
        Мама быстро обернулась к ней:
        - Нет, конечно! Кроме того, если бы я хотела отыграться, я бы скорее сказала «да», верно?
        - Я не говорила, что ты хочешь отыграться,  - возразила Хедли.  - Я, наоборот, подумала: может, ты все еще ждешь, что папа вернется.
        Мама сняла очки, которые надевала для чтения.
        - Твой папа…  - Она немного помолчала.  - Мы друг друга чуть до психушки не довели. Я и сейчас еще его до конца не простила. Какой-то частью души я всегда буду его любить, хотя бы за то, что у меня есть ты, однако все случилось не без причины, понимаешь?
        - И все?таки ты не хочешь выйти за Харрисона.
        Мама кивнула.
        - Но ты ведь его любишь.
        - Да,  - сказала мама.  - Очень люблю.
        Хедли в растерянности помотала головой:
        - Ничего не понимаю!
        - А что тут понимать?  - улыбнулась мама.  - Любовь - самое странное и нелогичное чувство на свете.
        - Да я не о любви!  - отмахнулась Хедли.  - Я о браке.
        Мама пожала плечами:
        - Ну, с этим еще хуже…
        А сейчас Хедли стояла возле старинной церквушки в Лондоне и смотрела, как из нее выходят жених и невеста. Мобильник, прижатый к уху, доносил гудки из-за океана через половину земного шара. Жених нашел руку невесты, их пальцы сплелись. Почти незаметный жест, но есть в нем что-то глубоко символичное: двое вступают в жизнь как единое целое.
        На том конце включился автоответчик. Хедли, вздыхая, слушала, как родной мамин голос предлагает ей оставить сообщение. Безотчетно поворачиваясь лицом к западу, словно от этого станет ближе к дому, и при этом замечая между двумя белыми фасадами узкое острие шпиля, Хедли захлопнула крышку телефона, не дождавшись гудка, и, оставив за спиной еще одну свадьбу, бросилась к очередной церкви. Она уже знала, без всяких доказательств: это та, которую она ищет.
        Обогнув здание и пробравшись между машинами, припаркованными по обе стороны улицы, Хедли застыла как вкопанная. Посреди крошечного газончика - та самая статуя, на которую карабкались Оливер с братьями и потом получали за это нагоняй. А вокруг тесными группками - люди, одетые во все оттенки черного и серого.
        Хедли решила держаться поодаль. Ноги словно приросли к земле. Задним числом ее затея казалась совершенно дикой. У нее всегда была привычка сначала делать, а потом думать. Сейчас она понимала: время самое неподходящее, чтобы заявиться в гости без приглашения. Здесь происходит нечто бесконечно печальное, непоправимое и до ужаса окончательное. Хедли скосила глаза на свое платье: нежно?сиреневый цвет совсем не подходит к случаю. Она повернулась, чтобы уйти, и тут краем глаза увидела возле церкви Оливера. Во рту у нее мгновенно пересохло.
        Он стоял рядом с невысокой, хрупкой женщиной, приобняв ее за плечи. Женщина, видимо, его мать, но, приглядевшись, Хедли поняла, что сам парень - вовсе не Оливер. Он шире в плечах и волосы светлее, и, прикрыв рукой глаза от косых лучей заходящего солнца, можно убедиться, что этот человек еще и намного старше. Он вдруг поднял голову и посмотрел ей в глаза. Теперь ясно, что это - один из братьев Оливера. Чем-то их взгляды невероятно похожи. Хедли с замиранием сердца попятилась и спряталась за живой изгородью, словно какая?нибудь преступница.
        Пригибаясь, Хедли отошла в сторону и оказалась возле увитой плющом чугунной решетки. За оградой - сад с фруктовыми деревьями и разноцветными клумбами, каменными скамьями и пересохшим фонтаном. Хедли побрела вдоль ограды, касаясь рукой кованых завитков, ощущая прохладу металла. И остановилась у ворот.
        Над ее головой раздался крик птицы. Хедли подняла голову: птица неторопливо описывала круги в пестром от облаков небе. Облака серебрились на солнце, и Хедли вдруг вспомнила, как Оливер в самолете называл их кучевыми. Единственный вид облаков, который выглядит одинаково и в воображении, и в реальности…
        Хедли снова опустила глаза и увидела в саду Оливера, как будто она призвала его своими мыслями. В костюме он казался старше. Стоял, ссутулив плечи и опустив голову. Ковырял землю носком ботинка. Сердце у Хедли сжалось от нежности. Она была уже готова его окликнуть.
        Нет, не успела - он обернулся раньше.
        Что-то в его облике ужасно изменилось. Какой-то надлом и глаза пустые. Да, теперь она окончательно уверена: ее приход сюда был ошибкой. Но взгляд Оливера словно пригвоздил Хедли к месту. Она замерла, не зная, то ли удрать, то ли броситься к Оливеру.
        Так они стояли долго - неподвижно, словно статуи в саду. Оливер ничем не показывал, что рад ее видеть. Хедли, справившись с комком в горле, решила все?таки уйти.
        Уже сделав несколько шагов, она услышала позади его голос. Одно слово - как будто открытая дверь. Конец пути и начало. Загаданное желание.
        - Подожди,  - сказал Оливер, и Хедли остановилась.
        13
        10:13
        по Североамериканскому восточному времени
        15:13
        по Гринвичу
        - ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ?  - спросил Оливер и посмотрел так, словно до конца не верил, что она и правда тут, перед ним.
        - Я не знала,  - тихо начала Хедли.  - Там, в самолете…
        Оливер опустил глаза.
        - Я не знала,  - повторила Хедли.  - Я так сочувствую…
        Он кивнул на каменную скамью - чуть в стороне. Шероховатое сиденье еще не высохло после дождя. Они шли рядом, опустив головы, а из церкви доносилась скорбная органная музыка. Хедли хотела было сесть, но Оливер, сделав ей знак подождать, снял пиджак и расстелил его на скамье.
        - Твое платье,  - объяснил он.
        Хедли, нахмурившись, окинула взглядом сиреневый шелк, будто впервые в жизни его видела. Сердце ее рвалось пополам от этого простого жеста: подумать только, в такую минуту он еще способен помнить о всяких пустяках! Плевать ей на дурацкое платье! Он что, не понимает? Она с радостью улеглась бы на траву ради него, да хоть в лужу!
        Не находя правильных слов для отказа, Хедли села и провела кончиками пальцев по мягким складкам пиджака. Оливер стоял рядом, закатывая по очереди то один, то другой рукав, и рассеянно смотря куда-то вдаль.
        - Тебе нужно туда вернуться?  - спросила Хедли.
        Он пожал плечами и сел на скамью так, что между ними остался просвет шириной в ладонь.
        - Да, наверное,  - сказал он, упершись локтями в колени.
        И перестал двигаться. Через пару минут Хедли тоже наклонилась вперед, и оба с неестественным вниманием принялись разглядывать траву под ногами. Надо было объяснить, почему она пришла, но Оливер ни о чем не спрашивал. Так они и сидели, пауза затянулась.
        Дома, в Коннектикуте, за кухонным окном у них была устроена ванночка для птиц. Хедли обычно посматривала на нее, когда мыла посуду. Чаще всего там купалась парочка воробьев - пока один плескался, другой прыгал вокруг и громко чирикал. Иногда они сшибались, хлопая крыльями, и снова отскакивали друг от друга, брызгаясь водой. Но, несмотря на ссоры и драки, они всегда появлялись вместе и улетали тоже вместе.
        Однажды утром Хедли очень удивилась, увидев только одного воробья. Он легко опустился на каменный бортик, попрыгал по краешку, не прикасаясь к воде, покрутил своей круглой головушкой так растерянно и жалко, что Хедли бросилась к окну и стала смотреть в небо, хоть и знала, что больше никто не прилетит.
        Вот и у Оливера сейчас был примерно такой вид - не столько грустный, сколько недоумевающий. Хедли никогда раньше не сталкивалась близко со смертью. Трое ее покойных родственников умерли еще до ее рождения или когда она была совсем маленькой, и она не могла осознать потерю. Почему-то ей всегда представлялось, что горе должно быть, как в кино,  - потоки слез и глухие рыдания. Но здесь и сейчас никто не потрясал кулаками, бессильно грозя небу, никто не падал на колени и не воссылает проклятия.
        У Оливера был такой вид, словно его сейчас вырвет. Сероватая бледность его лица особенно резко выделялась, контрастируя с темным костюмом. Он то и дело моргал, в его глазах застыло затравленное выражение, как будто у него что-то болело, но он никак не мог понять, где же находится источник боли.
        В конце концов он прерывисто вздохнул:
        - Прости, что не сказал…
        - Нет?нет!  - Хедли покачала головой.  - Это ты меня прости. Я ни с того ни с сего вообразила…
        Снова молчание.
        Оливер опять вздохнул:
        - Странно как?то, правда?
        - Что странно?
        - Ну, не знаю,  - усмехнулся он.  - То, что ты вдруг появилась на похоронах моего отца…
        - А, это…
        Оливер наклонился, срывая пару травинок, и принялся машинально раздирать их на кусочки.
        - А вообще все странно. Я вот думаю: может, ирландцы правильно делают, что устраивают по такому случаю пирушку. А то от всего этого…  - Он подбородком указал в сторону церкви.  - От всего этого можно спятить.
        Хедли комкала подол своего платья и не знала, что сказать.
        - Хотя и пировать повода особого нет,  - проговорил Оливер с горечью, роняя обрывки травы на землю.  - Придурок он был, что уж теперь притворяться?
        Хедли смотрела на него с изумлением. А Оливеру, кажется, полегчало.
        - Я с самого утра об этом думаю. Собственно, не с утра, а уже восемнадцать лет.  - Он вдруг улыбнулся.  - Знаешь, ты опасная женщина!
        - Я?
        - Ну да.  - Оливер откинулся на спинку скамьи.  - С тобой я становлюсь слишком честным.
        На фонтан уселась птичка и начала понапрасну тыкать клювиком в камень. Воды в фонтане уже давно не было, осталась только потрескавшаяся корка грязи. Птичка улетела, быстро превращаясь в крошечную точку в небе.
        - Как это случилось?  - тихо спросила Хедли.
        Оливер не ответил. Даже не посмотрел на нее. За деревьями, за оградой сада, люди, приехавшие на похороны, темными тенями расходились к своим машинам. Небо снова стало серым и тусклым.
        Через какое-то время Оливер, кашлянув, спросил:
        - Как прошла свадьба?
        - Что?
        - Свадьба. Как все прошло?
        Хедли пожала плечами.
        - Нормально.
        - Ну расскажи!  - попросил Оливер с таким умоляющим видом, что Хедли, вздохнув, начала рассказывать.
        - Шарлотта, оказывается, славная.  - Хедли сложила руки на коленях.  - Очень даже славная, просто злость берет.
        Оливер улыбнулся и стал наконец-то похож на себя самого - того, каким он был в самолете.
        - А твой папа?
        - Да вроде счастлив,  - севшим голосом ответила Хедли.
        Она не могла заставить себя упомянуть о ребенке. Ей казалось, если произнести это вслух, все станет явью. Вспомнив о книге, она потянулась к рюкзаку.
        - Я так ее и не вернула.
        Взгляд Оливера остановился на обложке.
        - Я немножко почитала, когда ехала сюда,  - начала Хедли.  - Оказывается, хорошая книжка.
        Оливер перелистывал страницы - как тогда, в самолете.
        - А как ты меня нашла?
        - Кто-то из гостей сказал про похороны в Паддингтоне.
        При слове «похороны» Оливер вздрогнул.
        - И не знаю… Меня как будто что-то подтолкнуло.
        Оливер кивнул, аккуратно закрывая потрепанный томик и возвращая его Хедли.
        - У моего отца было первое издание.  - Губы Оливера покривились.  - Он держал его на верхней полке у себя в кабинете. В детстве я часто смотрел на эту книгу издали. Мне объяснили, что это очень дорогая вещь.
        Хедли, прижав свою книгу к груди, ждала продолжения.
        Оливер продолжал чуть мягче:
        - Я всегда думал, что отец ценит ее только из-за стоимости - при мне он никогда ничего не читал, кроме юридических документов. Но иногда он вдруг начинал цитировать что?нибудь оттуда.  - Оливер невесело засмеялся.  - Это ужасно ему не шло. Словно продавец из мясного отдела ни с того ни с сего начнет петь или бухгалтер пустится отбивать чечетку.
        - Может, у тебя сложилось о нем неверное представление…
        - Не надо!
        - Что не надо?
        Глаза Оливера вспыхнули.
        - Не хочу о нем говорить!
        Он потер рукой лоб, потом запустил пальцы в волосы. Налетевший ветер пригибал траву у их ног, словно развеивая тяжелую атмосферу. Музыка внезапно оборвалась, будто кто-то велел органисту прекратить играть.
        - Ты сказал, что можешь быть со мной честным,  - начала Хедли, обращаясь к сгорбленной спине Оливера. Он оглянулся через плечо.  - Ладно, вот и поговори со мной. Давай честно.
        - О чем?
        - О чем хочешь.
        И тут он неожиданно ее поцеловал. Совсем не так, как в аэропорту; тот поцелуй был нежным, тихим, прощальным, а сейчас Оливер с каким-то отчаянием прижался к ее губам, и Хедли, закрыв глаза, подалась навстречу. Потом, так же неожиданно, Оливер отстранился. Они сидели и смотрели друг на друга.
        - Я не то имела в виду,  - заговорила Хедли.
        Оливер криво улыбнулся:
        - Ты сказала - быть честным. Это самое честное, что я сделал за сегодняшний день.
        - Да я про твоего отца!  - Хедли против воли почувствовала, как горят ее щеки.  - Может, тебе легче станет, если ты…
        - Если я - что? Скажу, что мне его ужасно не хватает? Что я подыхаю от тоски? Что сегодня худший день в моей жизни?
        Оливер вскочил, и на какую-то жуткую секунду Хедли показалось, что он сейчас уйдет. Но он всего лишь принялся расхаживать взад?вперед - высокий, худой и невероятно красивый в рубашке с подвернутыми рукавами. Вот он остановился и обратил к ней гневное лицо.
        - Слушай: сегодня, вчера, всю неделю - одна фальшь! Ты считаешь, твой отец поступил ужасно? По крайней мере честно! У него хватило характера не пересиливать себя. Наверное, все это ерунда, но, как я понял, он счастлив, и твоя мама счастлива, и всем хорошо.
        «Всем, кроме меня»,  - подумала Хедли, но вслух ничего не произнесла. Оливер снова начал метаться. Хедли следила за ним, как за мячиком во время теннисного матча: туда?сюда, туда?сюда.
        - А мой папа маме изменял много лет! У твоего одинединственный роман случился, и тот перерос в большую любовь, так? Они поженились. Все честно и открыто, и он вас освободил. А у моего интрижек было с десяток! Может, больше, и, что противней всего, мы все знали! Только вслух не говорили никогда. Кто-то когда-то решил, что мы обязаны страдать молча. Этим мы и занимались. Но знали все отлично.  - У Оливера опустились плечи.  - Мы знали…
        - Оливер,  - подала голос Хедли, но он не обратил на нее никакого внимания.
        - Поэтому - нет! Не хочу я говорить про своего папочку. Он был тупой придурок, и не только по поводу измен, а вообще. Я всю жизнь делал вид, что все прекрасно, ради мамы. А сейчас его больше нет, и хватит притворяться!  - Оливер сжал руки в кулаки и крепко стиснул зубы.  - Достаточно честно для тебя?
        - Оливер…  - повторила Хедли.
        Она положила книгу на скамью и встала.
        - Все нормально,  - произнес он.  - Я в порядке.
        Откуда-то издалека Оливера окликнули. В следующую секунду у ворот появилась темноволосая девушка в черных очках. Вряд ли намного старше Хедли, но держалась она так уверенно, что Хедли рядом с ней почувствовала себя растрепанной и неуклюжей.
        Увидев Оливера, девушка остановилась, будто споткнувшись.  - Олли, пора,  - позвала она, сдвигая очки на лоб.
        - Сейчас процессия тронется.
        Оливер все еще не сводил глаз с Хедли.
        - Еще минуту,  - произнес он, не оборачиваясь.
        Девушка поколебалась, словно хотела сказать что-то еще, но в конце концов, передернув плечами, ушла.
        Хедли снова заставила себя посмотреть в глаза Оливеру. Появление этой девушки нарушило чары заброшенного сада. Вдруг стали слышны голоса за живой изгородью, хлопанье дверьми в машинах, далекий собачий лай.
        А Оливер все не двигался с места.
        - Прости меня,  - тихо заговорила Хедли.  - Зря я приехала.
        - Нет,  - ответил Оливер.
        Хедли заморгала глазами, стараясь различить за этим словом какой-то скрытый смысл: «Не уходи», или «Пожалуйста, останься», или «Это ты меня прости».
        А он только добавил:
        - Ничего страшного.
        Хедли переминалась с ноги на ногу. Каблуки ее глубоко вонзались в мягкую землю.
        - Я, наверное, пойду,  - произнесла Хедли, но глаза ее говорили: «Не хочу уходить», а руки, дрожавшие от желания потянуться к нему, умоляли: «Пожалуйста!»
        - Ага,  - ответил Оливер.  - Я тоже.
        Они не двинулись с места. Хедли вдруг заметила, что старается не дышать.
        «Попроси, чтобы я осталась!»
        - Приятно было увидеться,  - сдержанно произнес Оливер и протянул Хедли руку. Расстроенная Хедли подала ему свою. Они замерли - не то прощаясь, не то просто держась за руки, пока Оливер наконец не отступил назад.
        - Удачи!  - проговорила Хедли, сама не очень понимая, чего именно она желает.
        - Спасибо,  - кивнул Оливер.
        Он поднял пиджак со скамьи и набросил на свои плечи, даже не потрудившись его отряхнуть. Оливер сделал шаг к воротам. Хедли закрыла глаза под напором тысячи слов, которые так и остались непроизнесенными.
        А когда она снова открыла их, Оливера уже не было.
        Хедли подошла к скамье, чтобы забрать сумку, и вдруг без сил опустилась на сырую каменную плиту, согнувшись вдвое, как человек, чудом спасшийся после страшной бури. Теперь ей было совершенно ясно: не стоило сюда приезжать. Солнце все ниже оседало за горизонт.
        Хедли сейчас нужно было находиться в другом месте, но у нее словно кончился завод.
        Она рассеянно перелистывала «Нашего общего друга» и, добравшись до очередной страницы с загнутым уголком, вдруг заметила, что этот уголок, словно стрелка указателя, нацелен на первую строчку диалога: «Ни один человек на свете не бесполезен, если он хоть кому?нибудь помогает жить».
        Несколько минут спустя, проходя мимо церкви, Хедли увидела в открытых дверях семью покойного. Оливер стоял к ней спиной, пиджак его был по?прежнему переброшен через плечо, а рядом - та девушка, что им помешала. Она заботливо придерживала Оливера за локоть, и от этого зрелища Хедли сразу прибавила шаг, раскрасневшись непонятно почему. Она прошла мимо этих двоих, мимо статуи с застывшим взглядом, мимо церкви и шпиля, и длинной вереницы черных машин, готовых отправиться на кладбище.
        Повинуясь внезапному порыву, Хедли положила книгу на капот первого автомобиля и, пока никто не успел ее остановить, поспешила к метро.
        14
        11:11
        по Североамериканскому восточному времени
        16:11
        по Гринвичу
        ЕСЛИ БЫ КТО?НИБУДЬ СПРОСИЛ о подробностях ее обратной дороги в Кенсингтон - где она делала пересадку, кто сидел рядом с ней в вагоне, сколько времени заняла поездка,  - Хедли вряд ли смогла бы ответить. Не скажешь даже, что дорогу Хедли запомнила хотя бы смутно - это подразумевало бы, что хоть что-то она все?таки да помнила. А на самом деле из ее жизни просто выпал кусок, и очнулась Хедли, только выйдя на солнечную улицу на станции.
        Похоже, шок - или как еще назвать ее состояние?  - лучшее лекарство от клаустрофобии. За полчаса, проведенных под землей, Хедли ни разу не представила себе ни небо, ни простор. Видимо, не важно, где ты находишься, если мысли витают в облаках.
        Хедли спохватилась - приглашение-то осталось в книге! Она знала, что отель находится где-то недалеко от церкви, но название его вспомнить не могла, хоть убей. Вот Вайолет ужаснулась бы!
        Хедли достала мобильник, чтобы позвонить папе, и обнаружила новое сообщение. Она уже знала, что оно от мамы. Не тратя времени, она перезвонила. Не разминуться бы снова!
        Нет, опять автоответчик. Хедли тяжело вздохнула.
        Больше всего на свете ей сейчас хотелось поговорить с мамой - рассказать про папу и про ребенка, про Оливера и его отца, и признаться, что вся ее поездка в Америку - одна сплошная ошибка.
        А лучше всего - притвориться, что последних двух часов просто не было.
        У Хедли вставал в горле ком величиной с кулак от одной мысли о том, как Оливер бросил ее там, в саду. И как он упорно отводил глаза… А в самолете насмотреться на нее не мог!
        И еще та девушка… Совершенно точно, это его бывшая подружка. Стоило только увидеть, как она его искала, как утешающе поглаживала по руке. Одно лишь неясно - бывшая ли? Как-то очень собственнически она смотрела на Оливера, как будто издали заявляла: мое!
        Хедли без сил прислонилась к ярко?красной телефонной будке. Какой дурой она себя выставила! Прибежала, отыскала его в саду. Хедли старалась не думать о том, как они сейчас ее обсуждают, но перед глазами все равно всплывали назойливые образы: вот девушка спрашивает о ней Оливера, а тот небрежно пожимает плечами. Так, мол, случайно познакомились в самолете.
        Все утро она бережно хранила воспоминания о полете, словно щитом заслонялась ими от надвигающегося дня. А теперь все рухнуло. Даже тот последний поцелуй уже не может служить утешением. Скорее всего, они больше никогда не встретятся, а расстались так, что хотелось упасть и сжаться в комок прямо тут, на углу улицы.
        В руке зазвонил телефон. На экране высветился папин номер.
        - Ты где?!  - крикнул он в трубку.
        Хедли поглядела налево, потом направо.
        - Почти пришла,  - произнесла Хедли, весьма приблизительно себе представляя, куда именно она пришла.
        - Где ты была?
        По голосу Хедли поняла: папа негодует. В тысячный раз она пожалела, что нельзя просто взять и поехать домой. Нужно еще пережить вечер и танец у всех на глазах с разгневанным отцом. Затем напоследок поздравить счастливых новобрачных, запихнуть в себя кусок свадебного торта, а потом - семь часов обратного пути через Атлантику рядом с каким?нибудь посторонним человеком, который не нарисует ей утенка на салфетке, не стащит для нее бутылочку виски и не станет целоваться с ней в закутке возле туалетов.
        - Нужно было повидаться с другом,  - ответила она.
        В ответ - стон.
        - А дальше что? Помчишься в Париж, встречаться еще с каким?нибудь приятелем?
        - Папа!
        Вздох.
        - Не самое лучшее время ты выбрала.
        - Знаю.
        - Я беспокоился,  - признался папа.
        Его голос зазвучал уже не так резко. Что же… До сих пор Хедли думала только об Оливере и совсем упустила из виду, что папа тоже может волноваться. Она ждала, что он рассердится, но чтобы беспокоиться о ней! Давно прошли те времена, когда папа играл роль заботливого родителя, а тут еще и собственная свадьба… Но теперь до Хедли наконец дошло, что папа не на шутку перепугался, и она немного смягчилась:
        - Прости, я не подумала.
        - Долго тебе еще добираться?
        - Нет?нет, совсем не долго.
        Снова вздох.
        - Ну хорошо…
        - Только, пап…
        - Что?
        - Ты не мог бы мне напомнить, куда надо идти?
        Через десять минут благодаря папиным подсказкам Хедли оказалась в вестибюле гостиницы «Кенсингтон Армз». Гостиница являла собой огромный особняк, неуместный для узких лондонских улиц, словно его перенесли из какого?нибудь загородного поместья и ткнули наугад в первое попавшееся свободное место. Полы были отделаны черно?белым мрамором - наподобие громадной шахматной доски. Роскошные люстры освещали изогнутую парадную лестницу с бронзовыми перилами. Если через вращающуюся дверь кто?нибудь входил, в вестибюль долетал ветерок. Влажный воздух с улицы пах свежевыкошенной травой.
        Заметив свое отражение в зеркале за стойкой регистрации, Хедли быстро опустила глаза. Как расстроятся дамы, увидев погубленными результаты своих трудов! Платье измято так, словно она весь день таскала его в сумочке, идеальная прическа рассыпалась: пряди волос спадают на лоб, а узел на затылке некрасиво обвис.
        Дежурный за стойкой, закончив разговор по телефону, выверенным движением повесил трубку и повернулся к Хедли:
        - Чем я могу вам помочь, мисс?
        - Я пришла на свадебный прием Салливанов.
        Дежурный взглянул на расписание.
        - К сожалению, прием еще не начался,  - сообщил он отрывисто - в британской манере.  - Начало ровно в шесть, в Черчилль?зале.
        - Да, но мне нужно только поговорить с женихом.
        - Конечно!  - Дежурный позвонил в номер, что-то тихо произнес в трубку, снова положил ее на рычаг и бодро кивнул: - Номер два сорок восемь, вас ждут.
        - Не сомневаюсь,  - ответила Хедли, направляясь к лифтам.
        Она приготовилась увидеть на пороге сурового отца, и поэтому слегка растерялась, когда дверь открыла Вайолет. Впрочем, она тоже выглядела довольно сурово.
        - Что с тобой?  - поинтересовалась Вайолет, оглядывая Хедли с головы до ног.  - В марафоне участвовала или что?
        - Жарко на улице,  - объяснила Хедли, беспомощно глядя на свое платье.
        Только сейчас она заметила, что вдобавок ко всему прочему на подоле красовалось какое-то грязное пятно, чем-то напоминавшее запятую. Вайолет отхлебнула шампанского из вымазанного губной помадой бокала и навскидку попыталась оценить масштабы катастрофы.
        В номере человек десять гостей сидели на темно?зеленых диванчиках, на столе перед ними красовался поднос с живописно нарезанными фруктами и несколько бутылок шампанского в ведерках со льдом. Играла негромкая музыка, навевая сонливость, а где-то невдалеке слышались голоса.
        - Видимо, придется снова приводить тебя в божеский вид,  - вздохнула Вайолет.
        Хедли благодарно кивнула, и тут зазвонил мобильник, зажатый в ее потной ладошке. Судя по надписи на дисплее - папа. Наверное, хочет узнать, почему так долго.
        Вайолет высоко подняла брови:
        - Профессор?
        - Просто папа,  - объяснила Хедли, чтобы Вайолет не подумала, что ей звонит какой?нибудь ученый из-за океана.
        Хедли вдруг стало очень грустно. Даже в этом дурацком прозвище, которое когда-то казалось ей смешным, она внезапно почувствовала какую-то отчужденность.
        Вайолет отступила в сторону, пропуская Хедли, словно вышибала у дверей элитного клуба.
        - Времени до приема осталось всего ничего!
        Хедли не смогла сдержать улыбку:
        - Напомните, пожалуйста, когда начало?
        Вайолет скривила лицо, не удостоив ее ответом, и уселась в кресло, расправив идеально отглаженную юбку.
        Хедли направилась в небольшую комнату, отделявшую спальню от гостиной. Там она и нашла отца вместе с еще какими-то людьми, сгрудившимися вокруг ноутбука, перед которым сидела Шарлотта в своем пышном свадебном платье, похожем на торт. Экрана от дверей не было видно, однако и так ясно: гостям показывали фотографии счастливой парочки.
        Хедли испытала мимолетное искушение смыться. Да не собирается она смотреть, как они сияют улыбками на верхушке Эйфелевой башни, или корчат рожи в поезде, или кормят уточек на берегу пруда в Кенсингтонском саду! И как папа отмечал свой день рождения в каком-то оксфордском пабе, смотреть ей тоже незачем - только лишнее напоминание, что ее-то там как раз и не было. В то утро она проснулась, словно у нее на шее висела тяжелая гиря. Так она и таскала эту гирю на уроках химии и геометрии, а потом всю большую перемену. Особенно гадко было, когда в столовой мальчишки из футбольной команды исполнили шуточный вариант песенки «С днем рожденья тебя» в честь неудачливого нападающего Лукаса Хейворда. Под конец этого ужаса Хедли с удивлением заметила, что от крекера, который она держала в руке, осталась только кучка крошек.
        Не требовалось никаких иллюстраций, напоминающих: ей больше нет места в папиной жизни.
        Но именно отец первым заметил, что она стоит у дверей. Хедли была готова почти ко всему: к злости - в ответ на ее бегство, к досаде - в ответ на ее опоздание, к облегчению - от того, что она цела и невредима,  - но к тому, что она увидела, Хедли была не готова. Папа смотрел на нее каким-то беззащитным взглядом, словно просил прощения.
        И тут ее охватило отчаянное желание, чтобы все было иначе. И это совсем не походило на чувство горечи или обиды. Было так, будто желаешь чего-то всем сердцем.
        Хедли и не знала раньше, что можно тосковать по человеку, когда он находится в двух шагах от тебя. Но все было именно так: она едва не теряла сознание от тоски. Ей вдруг показалось чудовищно глупым, что она так долго и старательно изгоняла отца из своей жизни. Глядя на него сейчас, Хедли никак не могла отогнать мысли об отце Оливера, о том, что потерять человека можно куда более страшным образом, и вот это действительно непоправимо.
        Она раскрыла рот, но не успела произнести ни слова - ее перебила Шарлотта:
        - Ты пришла! Мы так волновались!
        В соседней комнате разбился бокал. Хедли вздрогнула. Она стала центром всеобщего внимания, и стены, оклеенные обоями в цветочек, словно надвинулись на нее.
        - Ты осматривала город?  - Шарлотта спросила с таким искренним интересом, что у Хедли снова больно сжалось сердце.  - Ну как, понравилось?
        Хедли еще раз оглянулась на папу. Видно, что-то отразилось у нее на лице, потому что папа вскочил - он сидел на подлокотнике Шарлоттиного кресла.
        - Все нормально, детеныш?
        Можно было бы покачать головой в ответ. И плечами пожать. Но неожиданно для нее самой из горла Хедли вырвался всхлип, лицо ее сморщилось, и слезы обожгли глаза.
        Дело не в гостях и не в Шарлотте. Даже не в папе. Просто слишком странным и удивительным был весь этот день. Никогда еще такой небольшой промежуток времени не казался ей столь бесконечным. Прошло всего лишь несколько минут, сцепленных друг с другом, словно бусы, нанизанные на нитку, но Хедли прекрасно понимала, как легко эти минуты могли сложиться в часы, часы - в месяцы, месяцы - в годы… А она чуть не потеряла нечто невероятно важное, чуть не отдала это безжалостному течению времени.
        - Хедли?  - Папа поставил бокал на стол и шагнул к ней.  - Что случилось?
        Хедли, привалившись к дверному косяку, уже плакала навзрыд и, как ни смешно, думала о Вайолет: вот для той лишняя забота, платье еще и слезами залито.
        - Эй!
        Папа вмиг оказался рядом. Он положил свою сильную руку ей на плечо.
        - Прости…  - прошептала Хедли.  - Очень длинный день получился.
        - Ясно…  - произнес папа, и его лицо внезапно озарилось вдохновением: - Значит, пора посоветоваться со Слоником!
        15
        11:47
        по Североамериканскому восточному времени
        16:47
        по Гринвичу
        ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ ПАПА ВСЕ ЕЩЕ ЖИЛ С НИМИ в Коннектикуте и Хедли каждое утро за завтраком сидела бы напротив него в пижаме, а вечером перед сном говорила ему: «Спокойной ночи!» - все равно утешать сейчас ее полагалось маме. Сидеть и успокаивать дочку, когда она плачет из-за мальчика,  - это мамина работа, без вопросов.
        Но рядом оказался папа, так что выбирать не приходилось. Хедли выложила ему все как на духу. Папа сидел возле ее кровати верхом на стуле, и Хедли была ему благодарна за то, что в кои-то веки он обошелся без своей преподавательской маски: голова склонена к плечу, взгляд в никуда, лицо изображает вежливый интерес.
        Нет, сейчас он смотрел на нее совсем по?другому. Так, когда она в раннем детстве разбивала себе коленку, или падала с велосипеда, или когда уронила на кухне банку вишневого варенья и наступила на осколок. От этого взгляда сразу становится легче.
        Крепко обнимая одну из многочисленных расшитых подушек, Хедли рассказывала папе, как познакомилась с Оливером в аэропорту и как он в самолете поменялся местами с соседкой. Как помог ей справиться с приступом клаустрофобии, отвлекал дурацкими вопросами, спасал ее от самой себя, точно так же, как раньше это делал папа.
        - Помнишь, ты мне говорил, что надо представить себе небо?
        Отец кивнул:
        - И как? Помогает до сих пор?
        - Ага,  - кивнула в ответ Хедли.  - Только это и помогает.
        Папа опустил голову, но Хедли успела заметить, как вздрагивают у него уголки губ, готовых сложиться в улыбку.
        За дверью - свадебные гости, новая жена и море шампанского, нужно строго соблюдать заранее составленное расписание, а папа слушает ее, как будто никуда не торопится. Как будто ничто в мире не может быть важнее разговора с ней. И Хедли продолжила говорить.
        Она рассказывала, как они болтали с Оливером все те долгие часы, когда больше нечем было заняться, сидя вплотную друг к другу на немыслимой высоте, над океаном. Рассказывала о нелепых научных исследованиях Оливера, о фильме про утят и о том, как она глупо вообразила, что он тоже едет на свадьбу. Даже про виски рассказала.
        Только ничего не сказала о поцелуе возле таможенного контроля.
        Когда речь дошла до того, как она потеряла Оливера из виду в аэропорту, Хедли начала буквально захлебываться словами. Она не могла остановиться, словно внутри у нее открылся какой-то клапан. Когда рассказывала о похоронах в Паддингтоне и о том, как оправдались ее худшие опасения, папа взял ее руку в свою.
        - Надо было сразу тебе рассказать…  - всхлипнула Хедли, вытирая нос тыльной стороной руки.  - Вообще зря я туда пошла.
        Папа молчал, и Хедли была ему за это благодарна. Как же трудно было выразить словами то, что было дальше… Описать глаза Оливера - темные и торжественные, словно грозовая туча… За дверью послышался взрыв смеха, а затем хлопки. Хедли глубоко вздохнула.
        - Я хотела ему помочь,  - произнесла она тихо и тут же поняла, что это не вся правда.  - Я хотела еще раз его увидеть.
        - Это очень хорошо,  - ответил папа.
        Хедли покачала головой:
        - Ничего хорошего. Мы же с ним всего несколько часов как познакомились. Это смешно и бессмысленно.
        Папа улыбнулся, поправляя сбившуюся набок галстукбабочку.
        - Так всегда и бывает, детеныш. В любви не надо искать смысла. Она совершенно нелогична.
        Хедли подняла подбородок:
        - Что такое?
        - Ничего.
        - Просто мама сказала точно то же самое.
        - Про Оливера?
        - Нет, вообще.
        - Мама очень умная.
        То, как он это сказал - без малейшей иронии и без всякой задней мысли,  - заставило Хедли высказать вслух то, что она уже больше года держала в себе.
        - Тогда почему ты от нее ушел?
        Папа отшатнулся, как от удара, и чуть приоткрыл рот.
        - Хедли…  - негромко начал он.
        Она замотал головой:
        - Ничего, ничего! Считай, что я ни о чем не спрашивала.
        Папа одним движением поднялся на ноги. Хедли подумала - сейчас он уйдет, но папа присел рядом с ней на край кровати. Хедли устроилась боком, чтобы не смотреть ему в лицо.
        - Я маму до сих пор люблю,  - сказал он вполголоса.
        Хедли хотела что-то произнести, но папа продолжил говорить, не позволяя себя перебивать:
        - Естественно, уже по?другому. Тут еще и чувство вины. И все?таки я хочу, чтобы ты знала: она мне очень дорога.
        - Тогда как ты мог…
        - Уйти?
        Хедли кивнула.
        - Нельзя было иначе,  - просто ответил папа.  - Но это не значит, что я ушел от тебя.
        - Ты остался в Англии.
        - Да, знаю,  - засмеялся он.  - Так ведь ты тут ни при чем!
        - Ага, точно.  - В ней понемногу начала разгораться привычная злость.  - Один ты при чем.
        Ей хотелось, чтобы он спорил, возражал, достоверно исполнял роль стареющего эгоиста, которую Хедли для него придумала и лелеяла все эти долгие дни, недели и месяцы. А он сидел, понурив голову и стиснув руки, и даже не пытался оправдываться.
        - Я влюбился,  - беспомощно проговорил он.
        Галстук?бабочка опять съехал набок. Хедли вдруг вспомнила, что сегодня все?таки его свадьба. Папа рассеянно потирал подбородок, глядя куда-то в сторону.
        - Я не надеюсь, что ты поймешь. Знаю, я поступил плохо. Я худший отец на свете. Знаю, все знаю, поверь.
        Хедли молчала и ждала, что еще он скажет. Ей-то сказать было нечего. Скоро у него будет новый ребенок - возможность начать все сначала. Этому ребенку он будет хорошим отцом. Его он не бросит.
        Папа сжал пальцами переносицу, словно отгоняя головную боль.
        - Я не жду, что ты меня простишь. Прежнего не вернуть. Но, если ты не против, я хотел бы начать заново.  - Он кивнул на дверь в соседнюю комнату.  - Конечно, все изменилось, поначалу будет трудно, но мне правда очень хочется, чтобы ты присутствовала в моей новой жизни.
        Хедли опустила глаза. На нее, будто ватное одеяло, разом навалилась усталость.
        - Мне и старая жизнь нравилась,  - проговорила Хедли, сдвинув брови.
        - Понимаю. Но ты и сейчас мне нужна.
        - Маме тоже.
        - Я знаю.
        - Просто…
        - Что?
        - Лучше бы ты остался.
        - Я понимаю,  - в тысячный раз повторил папа.
        Хедли ждала: сейчас он скажет, что так лучше для них всех. Мама постоянно это твердит во время подобных разговоров.
        Но он молчал.
        Хедли сдула с лица выбившуюся из прически прядь волос. Как там сказал Оливер? Что ее папе хватило характера не остаться. А может, Оливер прав? Трудно представить, как бы они жили, если бы он тогда расстался с Шарлоттой и вернулся домой к Рождеству. Так было бы лучше? Или вышло бы так, как в семье Оливера,  - каждый кутается в свою обиду, словно в душное, тяжелое одеяло, и все молчат? Хедли прекрасно знала, что невысказанное иногда бывает хуже слов, произнесенных вслух. Так вышло у нее с папой; а могло быть и у папы с мамой, случись все иначе. Как все?таки лучше? Никто не знает наверняка.
        Зато Хедли знала другое: сейчас папа счастлив. По лицу видно, даже когда он сидит, обреченно сгорбившись, не смея обернуться и посмотреть ей в лицо. Даже в эту минуту, несмотря ни на что, его глаза сияют. Совсем как мамины, когда рядом Харрисон.
        - Пап?  - очень тихо окликнула отца Хедли.  - Я рада, что ты счастлив.
        Отец не смог скрыть своего удивления:
        - Ты рада?
        - Конечно.
        С минуту они молчали, потом папа снова посмотрел ей в глаза:
        - Знаешь, что могло бы сделать меня еще счастливее?
        Хедли вопросительно подняла бровь.
        - Если бы ты хоть иногда приезжала к нам погостить.
        - К вам?
        Он расплылся в улыбке:
        - Ну да, в Оксфорд.
        Хедли попробовала представить, какой у них дом. В ее воображении возник образ классического английского коттеджа,  - наверное, из какого?нибудь фильма.
        Интересно, есть ли там для нее комната? Спросить Хедли не решалась. Если даже и есть, ее наверняка скоро отдадут новорожденному.
        Хедли не успела ответить папе. В дверь постучали, и он сказал: «Войдите!» Появилась Вайолет, чуть покачиваясь на высоких каблуках, с пустым бокалом в руке.
        - Тридцатиминутная готовность!  - объявила она, взмахнув рукой, на которой красовались часы.
        За толпой подружек невесты было видно, как Шарлотта, не вставая с кресла, выгнулась назад.
        - Нет?нет, не спешите!  - воскликнула она.  - Все равно без нас не начнут!
        Папа встал, погладил Хедли по плечу.
        - Мы вроде все уже обсудили,  - проговорил он.
        Хедли поднялась вслед за ним и тут заметила свое отражение в зеркале - опухшие глаза и все тому подобное…
        - Мне, наверное, надо бы немножко…
        - Верно?верно!
        Вайолет схватила ее за локоть и подала знак остальным дамам. Дамочки тут же вспорхнули и, отставив в сторону бокалы, в едином порыве поспешили в ванную комнату. Там они окружили Хедли плотным кольцом, причем у каждой в руках имелось какое?нибудь орудие - щетка, расческа, тушь для ресниц или щипцы для завивки. Вайолет приступила к допросу:
        - Так, из-за чего слезы?
        Хедли хотела было покачать головой, но побоялась шевельнуться - ее одновременно тормошили со всех сторон дамы с колюще?режущими предметами.
        - Ни из-за чего,  - коротко ответила она.
        Тюбик губной помады замер в руке Уитни.
        - Из-за папы?
        - Нет.
        - Тебе, наверное, тяжело смотреть, как он снова женится,  - предположила Хилари.
        - Угу,  - отозвалась Вайолет откуда-то с пола.  - Только это были не семейные слезы.
        Уитни перебирала волосы Хедли.
        - А какие?
        - Слезы по мальчику,  - ответила Вайолет игриво.
        Джоселин попыталась ликвидировать пятно на платье Хедли, применяя поочередно то воду, то белое вино.
        - Какая прелесть!  - воскликнула она.  - Давай рассказывай! Хедли отчаянно покраснела:
        - Да нет, ничего похожего! Честное слово!
        Дамы переглянулись. Хилари засмеялась:
        - Кто этот счастливчик?
        - Никто,  - повторила Хедли.  - Правда.
        - Ни капельки не верю!  - заявила Вайолет, потом наклонилась к Хедли, так что их отражения в зеркале оказались рядом.  - Вот что я тебе скажу: после того, как мы с тобой закончим, если этот мальчик сегодня подойдет к тебе ближе чем на три метра, он обречен.
        - Не волнуйтесь, не подойдет,  - вздохнула Хедли.
        Всего за двадцать минут дамы сотворили второе чудо за день. Хедли почувствовала себя уже не развалиной, которая час назад прихромала сюда с похорон. Дамы остались в ванной комнате, чтобы уделить немного внимания и собственной внешности, а Хедли, к своему удивлению, застала в номере только папу с Шарлоттой. Все остальные разошлись наряжаться.
        - Ого!  - Шарлотта жестом попросила Хедли покрутиться.
        Хедли послушно завертелась, а папа захлопал в ладоши и принялся восхищаться:
        - Потрясающе выглядишь!
        Хедли улыбнулась Шарлотте.
        - Это вы потрясающе выглядите,  - ответила она, потому что это была сущая правда. На Шарлотте все еще было подвенечное платье, кольцо на пальце играло разноцветными бликами.
        - Но я же не провела целые сутки в дороге!  - возразила Шарлотта.  - Тебе даже покемарить не удалось. Представляю, как ты устала!
        Это словечко тут же напомнило об Оливере, и у нее больно заныло в груди. Уже в течение нескольких месяцев от одного только произношения Шарлотты у Хедли мгновенно начинала болеть голова, а сейчас она подумала: пожалуй, она могла бы к этому и привыкнуть.
        - Точно, покемарить бы,  - согласилась она с бледной улыбкой.  - Ну ничего, это все было не зря.
        Глаза у Шарлотты сияли.
        - Приятно слышать! Надеюсь, ты приедешь к нам еще не раз. Эндрю говорит, что тебя можно ждать в ближайшее время.
        - Ну, я не знаю…
        - Обязательно приезжай!  - Шарлотта вернулась в гостиную, схватила ноутбук, словно поднос с угощением, и, сметая в сторону какие-то блюдца и салфетки, освободила для него место на барной стойке.  - Мы будем так тебе рады! И ремонт только что сделали. Я как раз показывала всем фотографии.
        - Золотце, может быть, сейчас не время…  - начал папа. Шарлотта оборвала его:
        - Всего одну минуту!
        И улыбнулась Хедли.
        Они стояли рядом перед компьютером, дожидаясь, пока загрузятся изображения.
        - Вот кухня!  - начала Шарлотта, как только на экране появилась первая картинка.  - Окно выходит в сад.
        Хедли наклонилась, высматривая хоть какие?нибудь намеки на папину прежнюю жизнь - кофейную кружку, или дождевик, или старенькие тапочки, которые он никак не желал выбросить. Шарлотта листала фотографии, а Хедли не поспевала за ней, каждый раз пытаясь представить в этих комнатах папу с Шарлоттой: как они едят яичницу с беконом за деревянным столом или ставят зонтики у стены в прихожей.
        - А это - твоя комната, на то время, когда ты будешь приезжать,  - продолжила Шарлотта, бросив взгляд на папу.
        Он стоял чуть поодаль, прислонившись к стене, скрестив руки на груди, и по его лицу ничего нельзя было понять.
        На следующем снимке - папин кабинет. Хедли вглядывалась в картинку, щуря глаза. Его старая мебель осталась в Коннектикуте, но новая выглядела точно так же: такой же стол, такие же книжные шкафы, даже стаканчик для карандашей такой же. И расставлено все так же, как раньше, хотя комната и показалась ей чуточку меньше да и окна расположены были иначе.
        Шарлотта рассказывала, как придирчиво папа отнесся к обстановке кабинета, но Хедли ее не слушала. Ей было не до того - она разглядывала фотографии, висящие в рамках на стенах.
        - Погодите!  - воскликнула она, когда Шарлотта собиралась уже перелистнуть картинку.
        - Узнаешь?  - спросил папа.
        Хедли даже не обернулась. Потому что она и правда узнала! На фотографиях, попавших в кадр, был виден их сад в Коннектикуте. Можно было даже разглядеть старые детские качели, которые они так и не удосужились убрать, и кормушку для птиц - она до сих пор висит за окном его кабинета,  - и живую изгородь, которую папа с маниакальным упорством поливал в самое засушливое лето. На другой фотографии - кустики лаванды и старая яблоня с корявыми ветвями. Наверное, когда папа сидит в кожаном кресле за новым письменным столом, ему кажется, что он снова дома и смотрит совсем в другие окна.
        Папа вдруг оказался рядом с ней.
        - Когда ты сделал эти снимки?
        - В то лето, когда уезжал в Оксфорд.
        - Почему?
        - Потому,  - тихо ответил он.  - Я всегда любил смотреть, как ты играешь в саду. Просто не представлял, как я смогу работать без этих окон.
        - Это же не окна.
        Папа улыбнулся:
        - Не только тебе помогает, когда ты представляешь разные вещи.
        Хедли засмеялась, а папа продолжал:
        - Иногда хочется представить, что я снова дома.
        Шарлотта, все это время смотревшая на них с восторгом и умилением, снова повернулась к компьютеру и увеличила масштаб, чтобы можно было лучше рассмотреть фотографии на снимке.
        - У вас очень красивый сад!  - Она показала на крошечные кустики лаванды, размытые из-за сильного увеличения.
        Хедли нацелила палец чуть выше - туда, где на экране было расположено настоящее окно в небольшой сад с цветочными грядками.
        - У вас тоже!
        Шарлотта просияла:
        - Надеюсь, ты скоро все увидишь своими глазами.
        Хедли оглянулась на папу. Он сжал ее плечо.
        - Я тоже надеюсь,  - проговорила Хедли.
        16
        13:48
        по Североамериканскому восточному времени
        18:48
        по Гринвичу
        НАКОНЕЦ НАСТУПИЛО НАЗНАЧЕННОЕ ВРЕМЯ, и двери бального зала распахнулись. Хедли замерла на пороге с широко раскрытыми глазами. В зале все белое, с серебром, на столах в огромных стеклянных вазах - лиловые цветы. Спинки кресел украшены лентами, а на верхушке четырехъярусного торта - крошечные фигурки жениха и невесты. В хрустальных подвесках на люстрах играют отсветы от серебряных ножей и вилок, сверкающих тарелок, малюсеньких зажженных свечек и духовых инструментов джаз?оркестра - пока они просто ждут своего часа. Оркестр вступит позже, когда начнутся танцы. Даже дама?фотограф - она шла впереди Хедли - опустила фотоаппарат и принялась одобрительно оглядывать зал.
        В дальнем углу негромко заиграл струнный квартет. Официанты во фраках и бабочках, разнося шампанское, скользили, словно по льду. Монти заметил, что Хедли тоже взяла бокал, и подмигнул ей:
        - Только не увлекайся! Хедли засмеялась:
        - Не волнуйтесь, папа скоро спустится, он мне то же самое скажет! Но папа с Шарлоттой все еще не появлялись - наверное, готовились к торжественному выходу.
        Пока гостей развлекали коктейлями, Хедли без конца отвечала на вопросы и вела светские беседы. У всех нашлось, что сказать об Америке - о том, что они буквально мечтают увидеть Эмпайр?стейт?билдинг (часто ли она на него поднимается?), или планируют побывать в Большом каньоне (чем она посоветовала бы там заняться?), или что дальний родственник только недавно переехал в Портленд (она с ним, случайно, не знакома?).
        Расспрашивая Хедли о Лондоне, все дружно ужасались, что она так и не посетила Букингемский дворец, не побывала в картинной галерее современного искусства Тейт Модерн и даже не прошлась по магазинам на Оксфорд?стрит. Сейчас ей уже трудно было объяснить, почему она приехала только на уик?энд, хотя еще вчера - точнее, сегодня утром - ей казалось необычайно важным удрать отсюда поскорее, как будто она ограбила банк или спасалась от смертельной опасности.
        Пожилой человек, оказавшийся главой папиного отделения в Оксфорде, спросил ее, как она перенесла перелет.
        - Вообще-то на самолет я опоздала. На четыре минуты. Улетела следующим рейсом.
        - Как же вам не повезло!  - воскликнул ученый старец, поглаживая седую бороду.  - Тяжело вам пришлось.
        Хедли в ответ улыбнулась:
        - Да нет, все вышло не так уж и плохо.
        Приближалось время ужина. Хедли начала перебирать карточки с именами гостей - надо же было узнать свое место!
        - Не беспокойся!  - подошла к ней Вайолет.  - За детский стол тебя не посадят.
        - Камень с души!  - ответила Хедли.  - А где я сижу?
        Вайолет протянула ей свою карточку:
        - За столом для самых клевых детей! Вместе со мной. И конечно, рядом с женихом и невестой.
        - Какая радость!
        - Ну как, успокоилась?
        Хедли непонимающе подняла брови.
        - Ну, по поводу Эндрю и Шарлотты? И всех этих свадебных дел…
        - А?а… Знаете, да.
        - Хорошо!  - одобрила Вайолет.  - А то я жду тебя на нашу с Монти свадьбу.
        - Монти?  - изумилась Хедли. Она даже ни разу не видела, чтобы они разговаривали друг с другом.  - Вы что, помолвлены?
        - Пока еще нет,  - ответила Вайолет, направляясь к столу.  - Да что ты так остолбенела? У меня предчувствие…
        Хедли догнала ее и пошла рядом.
        - Предчувствие - и только?
        - Ну да. Я уверена, что это судьба.
        - По?моему, так не бывает,  - нахмурилась Хедли.
        Вайолет засмеялась:
        - А может, бывает!
        Гости тем временем рассаживались по местам, пристраивали сумочки под стульями и громко ахали, любуясь цветами. Вайолет улыбнулась Монти - он сидел прямо напротив нее, а тот задержал на ней взгляд чуть дольше обычного, прежде чем снова уткнуться в тарелку. Оркестранты настраивали инструменты, над толпой то и дело взмывал протяжный рев трубы, официанты разносили вино… И вот все уже сидят за столом, тамада поправляет микрофон и прокашливается.
        - Леди и джентльмены!  - торжественно начал он, и соседи Хедли по столу - родители Шарлотты, ее тетушка Мерилин, Монти и Вайолет - немедленно обернулись к дверям.  - Я счастлив первым представить вам мистера и миссис Эндрю Салливан!
        Раздались приветственные крики, засверкали фотовспышки - всем хотелось запечатлеть торжественный момент. Хедли, извернувшись на стуле, оперлась подбородком о спинку. Папа с Шарлоттой вошли, взявшись за руки - они улыбались, точно кинозвезды. Нет, словно король с королевой, словно крошечные фигурки на верхушке торта!
        «Мистер и миссис Эндрю Салливан»,  - мысленно повторила Хедли. Папа высоко поднял руку, чтобы Шарлотта могла повернуться, взмахнув подолом платья. Под незнакомую жизнерадостную музыку, танцуя, они шли по центру зала,  - впрочем, без особых выкрутасов. Хедли начала гадать, что значит для них эта мелодия? Напоминает ли им тот день, когда они встретились? Или первый поцелуй? Или тот день, когда папа сказал Шарлотте, что решил навсегда остаться в Англии?
        Гости не отводили глаз от этих двоих… Они приникали друг к другу и снова со смехом расходились. Они танцевали, словно, кроме них, в зале никого не было. Они глядели друг другу в глаза с удивительно непринужденной искренностью. Шарлотта, улыбаясь, положила голову на плечо своему жениху, а он переплетал свои пальцы с ее пальцами. Они были как будто идеально созданы друг для друга и просто светились в золотистом сиянии светильников, кружась посреди восхищенных гостей.
        Музыка смолкла, все зааплодировали, и тамада пригласил всех на танцпол. Родители Шарлотты тоже встали. Тетушку невесты повел танцевать человек из-за соседнего столика, а Монти, к огромному удивлению Хедли, подал руку Вайолет. Она, проходя мимо, подмигнула Хедли.
        Один за другим гости выходили в середину зала, и скоро жених и невеста потерялись в пестром круговороте сиреневых платьев. Хедли сидела за столом одна, тихо радуясь, что ее не заставляют плясать вместе со всеми, хотя невольно она чувствовала себя одинокой.
        Она помяла салфетку в руках. Официант положил ей на блюдце булочку, а в следующий миг вместо него рядом оказался… папа.
        - А где твоя жена?
        - Я ее сплавил.
        - Уже?
        Папа с улыбкой потянул Хедли за руку.
        - Готова исполнить зажигательный танец?
        - Не знаю,  - ответила Хедли.
        Папа чуть ли не волоком вытащил ее в центр зала. По дороге им улыбнулась Шарлотта - она танцевала со своим отцом. Рядом Монти в паре с Вайолет исполнял нечто вроде джиги, а та хохотала, откидывая голову назад.
        - Моя дорогая…  - проговорил папа, протягивая ей руку.
        Хедли взяла его руку, и папа в шутку закружил Хедли, а потом сбавил темп. Они описывали неуклюжие круги и никак не попадали в такт.
        - Прости!  - сказал папа, второй раз наступив Хедли на ногу.  - Танцы мне никогда не давались.
        - А с Шарлоттой ты танцевал неплохо!
        - Это все она,  - улыбнулся папа.  - Рядом с ней я кажусь лучше, чем на самом деле.
        Пару кругов они прошли молча. Хедли оглядывала зал:
        - Хорошо здесь. И все такие красивые.
        - Радость и довольство жизнью удивительно красят людей.
        - Диккенс?
        Папа кивнул.
        - Знаешь, я наконец начала читать «Нашего общего друга». Папино лицо вспыхнуло радостью.
        - И как?
        - Неплохо.
        - Стоит того, чтобы дочитать до конца?
        Хедли мысленно увидела книгу, лежавшую на капоте черной машины, которая стояла перед церковью, где находился Оливер.
        - Может быть.
        - Знаешь, Шарлотта очень обрадовалась, когда ты сказала, что, возможно, приедешь погостить к нам,  - вполголоса произнес папа, низко наклонив голову.  - Надеюсь, ты в самом деле подумаешь об этом. Может, поближе к концу лета, пока не начнется учебный год? У нас есть свободная комната - пусть она будет твоей. Ты можешь даже перевезти часть своих вещей, пусть там и остаются, чтобы комната выглядела обжитой и…
        - А как же младенец?
        Папа, уронив руки, отшатнулся от нее с таким изумлением, что Хедли вдруг потеряла все свою прежнюю уверенность.
        Песня закончилась, но еще до того, как успели умолкнуть финальные аккорды, оркестр перешел к следующей мелодии - громкой и энергичной. Все поспешили на танцпол. Официанты расставляли тарелки с салатом на опустевшие столики. Гости танцевали, смеясь и прыгая без особого внимания к ритму. А Хедли с папой все неподвижно стояли посреди общей кутерьмы.
        - Какой младенец?  - очень медленно, почти по складам произнес папа, как будто он разговаривал с маленьким ребенком.
        Хедли начала растерянно озираться. В нескольких шагах от них из-за плеча Монти вдруг выглянула Шарлотта, пытаясь понять, отчего это они остановились.
        Хедли попыталась объяснить:
        - Просто я услышала в церкви… Шарлотта сказала, и я подумала…
        - Тебе?
        - Что?
        - Тебе сказала?
        - Нет, парикмахерше. Или визажистке. Не знаю… Я нечаянно услышала.
        Папино лицо заметно расслабилось, даже складка возле губ разгладилась.
        - Слушай, пап, ты не думай, я ничего против не имею.
        - Хедли…
        - Нет, правда, все нормально. Я и не ждала, что ты мне расскажешь об этом по телефону или еще как?нибудь. Мы ведь мало общаемся. Я просто хотела сказать, что тоже хочу участвовать в его жизни.
        Отец, уже собираясь заговорить, вдруг остановился и пристально посмотрел на нее.
        - Я больше не хочу ничего упускать,  - торопясь, продолжила Хедли.  - Не хочу быть для этого ребенка дальней родственницей, которую он никогда в жизни не видел, не ходил с ней по магазинам, не советовался ни о чем и даже не ссорился… А потом, когда мы наконец встретимся, только вежливо поздороваемся, и нам и поговорить-то не о чем будет. Я хочу по?другому.
        - Ты хочешь?  - произнес папа.
        Но это был не вопрос - а утверждение, полное надежды. Как будто загаданное желание, которое он слишком долго хранил у себя в сердце.
        - Да, я так хочу.
        Музыка опять изменилась. Теперь играли что-то медленное. Гости понемногу возвращались к столикам, где их дожидался салат. Шарлотта, проходя мимо, легонько пожала папин локоть. Хедли была ужасно рада, что теперь у нее хватает ума им не мешать.
        - Шарлотта не такая уж и плохая,  - призналась Хедли, когда та отошла от них на несколько шагов.
        Папа усмехнулся:
        - Рад, что ты так считаешь.
        Они остались одни на танцполе. Все взгляды были устремлены на них, а они так и стояли посреди зала. Звенели бокалы, звякали вилки и тарелки, но Хедли все равно чувствовала, что внимание гостей сосредоточено только на них с папой.
        После короткого молчания папа пожал плечами:
        - Даже не знаю, что сказать.
        И тут Хедли пришло в голову нечто совершенно неожиданное. Сердце больно застучало в груди. Хедли произнесла очень медленно:
        - Тебе не нужно, чтобы я лезла в вашу жизнь.
        Папа, качнув головой, придвинулся поближе и положил ее руки на свои плечи, заставляя поднять голову.
        - Конечно, нужно! Больше всего на свете! Просто, понимаешь, Хедли…
        Она посмотрела ему в глаза.
        - Нет никакого младенца.
        - Что?
        - Когда?нибудь, конечно, будет,  - слегка смущаясь, пояснил папа.  - Во всяком случае, мы на это надеемся. Шарлотта беспокоится, потому что у нее в роду с этим были проблемы, а она уже не так молода… Ну, постарше, чем мама в свое время. Но она ужасно этого хочет, и я тоже, если честно. Вот мы и надеемся на лучшее.
        - Но Шарлотта сказала…
        - Просто она из тех людей, которые, если чего?нибудь сильно хотят, все время об этом говорят. Как будто тогда все сбудется.
        Хедли невольно состроила гримасу:
        - И что, сбывается?
        Папа с улыбкой обвел жестом бальный зал:
        - Например, обо мне она постоянно говорила. И вот, как видишь…
        - Я думаю, тут больше постарался ты, а не мироздание.
        - Тоже верно,  - согласился папа, разводя руками.  - В любом случае, как только младенец действительно появится, тебе мы расскажем об этом первой.
        - Правда?
        - Конечно! Хедли, ты что?
        - Просто я подумала - у тебя теперь столько новых друзей…
        - Слушай, детеныш! Ты все равно самый важный человек в моей жизни. И потом, кого еще я попрошу сидеть с малышом и менять ему подгузники?
        - Памперсы,  - поморщилась Хедли.  - Они называются памперсы!
        Папа засмеялся:
        - Называй как хочешь! Лишь бы ты была рядом, когда понадобится твоя помощь.
        - Конечно.  - Хедли сама удивилась, услышав, что ее голос дрожит.  - Обязательно.
        Хедли не знала, о чем говорить дальше. Можно было бы повиснуть у отца на шее, как в детстве, но она не чувствовала, что вправе сделать это. Ей никак не удавалось опомниться после всех сегодняшних событий. Слишком многое случилось за один день, да еще после того, как время долгие месяцы стояло на месте.
        Кажется, папа все понимал, он обнял ее за плечи и повел к столу. Сколько раз они так ходили в обнимку, возвращаясь к машине после футбольного матча или с ежегодного вечера девочек?скаутов! Пусть все остальное изменилось, пусть между ними океан - самое главное все равно осталось, как раньше.
        Он по?прежнему ее отец. Остальное - всего лишь география.
        17
        18:10
        по Североамериканскому восточному времени
        23:10
        по Гринвичу
        ВО ВРЕМЯ ПРИСТУПА КЛАУСТРОФОБИИ даже просторное помещение может показаться тесным. А на сегодняшнем приеме время летело, словно он длился всего несколько минут, а не часов. То ли музыка так действовала, то ли танцы или даже шампанское. Было похоже на ускоренную киносъемку, когда сцены мелькают разрозненными обрывками.
        Монти и Вайолет произнесли тосты. Его то и дело прерывали смехом, ее - слезами. У папы с Шарлоттой сияли глаза. Позже, когда уже был разрезан свадебный торт и Шарлотта исхитрилась увернуться от папиных попыток отомстить за измазанный глазурью нос, вновь начались танцы. Подали кофе, все уже без сил сидели за столом, с раскрасневшимися щеками и гудящими ногами. Папа втиснулся между Хедли и Шарлоттой, а Шарлотта, прихлебывая маленькими глоточками шампанское и отщипывая кусочки пирога, то и дело поглядывала на него.
        - У меня что, на лице что?нибудь не то?  - не выдержал наконец папа.
        - Нет, я просто беспокоюсь, все ли у вас хорошо,  - призналась Шарлотта.  - После того как вы поссорились на танцполе.
        - Разве это было похоже на ссору?  - улыбнулся папа.  - А предполагалось, что это вальс. Может, я сбился с такта?
        - Да он мне раз десять ноги отдавил!  - поморщилась Хедли.  - А так у нас все в порядке.
        - Не больше двух раз!  - притворно возмутился папа.
        - Прости, дорогой, но тут я вынуждена поддержать Хедли! Мои бедные оттоптанные ножки говорят сами за себя.
        - Мы женаты всего несколько часов, а ты уже со мной споришь?
        - Даю слово, я буду спорить с тобой, пока смерть нас не разлучит!
        На другом конце стола Вайолет начала легонько позвякивать ложечкой по бокалу. Ее поддержали другие гости, и папа с Шарлоттой вновь склонились друг к другу для поцелуя и остановились, только заметив, что позади них мнется официант, дожидаясь, когда можно будет забрать тарелки.
        Хедли отодвинула свой стул и наклонилась за сумочкой.
        - Я, наверное, пойду подышу воздухом.
        - Ты хорошо себя чувствуешь?  - тут же спросила Шарлотта.
        Монти подмигнул ей из-за бокала с шампанским, словно намекая: предупреждал, мол, не увлекайся спиртным.
        - Все нормально,  - быстро ответила Хедли.  - Через пару минут вернусь.
        Папа, откинувшись на спинку стула, многозначительно улыбнулся:
        - Передавай маме от меня привет!
        - Что?
        Он кивнул на сумочку.
        - Скажи: я передаю привет.
        Хедли смущенно улыбнулась - надо же, как легко ее разоблачили…
        - Ага, я еще не растерял родительское чутье,  - проговорил папа.
        - Не воображай, что ты такой ужасно умный!  - передразнила его Хедли и, обращаясь к Шарлотте, прибавила: - Наверняка у вас получится лучше.
        Папа обнял жену за плечи и поцеловал ее в макушку.
        - Не сомневаюсь!
        Уходя, Хедли услышала, как папа принялся рассказывать гостям разные истории из детства своей дочери и то, как он всегда успевал прийти на помощь в нужный момент. Заметив, что она оглянулась, папа прервал свой рассказ на полуслове и подмигнул ей. Его руки были широко разведены в стороны - видимо, он наглядно показывал величину какой?нибудь рыбины, или расстояние до края поля, или еще какую?нибудь подробность очередной притчи из прошлого.
        Оказавшись за дверью, Хедли на минутку прислонилась к стене. Она словно вынырнула из сновидения. Рядом ходили люди в джинсах и кроссовках, а у нее в ушах все еще звучала музыка, и от этого мир вокруг казался слишком ярким и чуточку нереальным. Хедли вышла через вращающуюся дверь на улицу и глубоко вдохнула прохладный воздух, наслаждаясь поднявшимся ветерком.
        Каменная лестница перед отелем выглядела до смешного пафосной, будто вход в музей. Хедли отошла в сторонку и попыталась найти место, где можно было бы присесть. Только теперь она заметила, что ее ноги вот?вот отвалятся, а в голове пульсирует боль. Все тело налилось свинцовой тяжестью. Хедли уже не помнила, когда в последний раз спала. Она попробовала сообразить, который сейчас час в Коннектикуте, но цифры на часах расплывались, а мозги отказывались работать.
        В мобильнике высветилось новое сообщение от мамы. У нее радостно замерло сердце. Такое чувство, как будто они были в разлуке не один день, а гораздо дольше. Не важно, утро дома или вечер… Хедли набрала номер и, зажмурившись, выслушала протяжные гудки.
        - Ну наконец?то!  - раздался в трубке мамин голос.  - Просто какие-то телефонные кошки?мышки.
        - Мам,  - прошептала Хедли, опираясь лбом на руку.  - Скажешь тоже!
        - Так хотелось с тобой поговорить! Я ужасно соскучилась,  - проговорила мама.  - Как ты? Который у вас час? Как там? Хедли глубоко вздохнула и вытерла нос.
        - Мам, прости, что я тебе всякого наговорила. Когда уезжала.
        - Ничего,  - ответила мама после секундной паузы.  - Я знаю, что ты на самом деле так не думаешь.
        - Не думаю!
        - И знаешь, я тут поразмыслила…
        - Да?
        - Зря я тебя заставила туда поехать. Ты уже не маленькая, можешь сама принимать решения. Не надо было мне тебя уговаривать.
        - Нет, мам, я рада, что ты меня уговорила. Как ни странно… получилось нормально.
        Мама, негромко присвистнув, произнесла:
        - Правда? А я была уверена, что ты захочешь вернуться раньше, чем мы договаривались.
        - Я тоже,  - ответила Хедли.  - А все оказалось не так уж и плохо.
        - Расскажешь?
        - Расскажу,  - проговорила Хедли, яростно сражаясь с зевотой.  - Только день был такой длинный…
        - Надо думать! Скажи пока одно: как платье?
        - Мое или Шарлотты?
        - Ого!  - засмеялась мама.  - Значит, она от «той англичанки» доросла до «Шарлотты»?
        Хедли улыбнулась:
        - Вроде того. Вообще-то она хорошая. И платье красивое.
        - С папой у тебя как? Все наладилось?
        - Поначалу были кое?какие трения, но сейчас все нормально. Наверное, даже хорошо.
        - А что случилось поначалу?
        - Это тоже долгая история. Я тут исчезала ненадолго.
        - Ушла от них?
        - Так получилось.
        - Представляю, как обрадовался папа. А куда ты ходила?
        Хедли закрыла глаза, вспоминая папины слова про Шарлотту, которая специально говорит о чем?нибудь, чтобы это сбылось.
        - Я тут в самолете познакомилась с одним мальчиком.
        Мама засмеялась:
        - Вот это уже другой разговор!
        - Я ходила к нему, только получилось все ужасно, и я его больше никогда не увижу.
        В трубке - тишина, а потом снова раздался мамин голос, только теперь он звучал мягче.
        - Ничего нельзя знать заранее,  - сказала она.  - Посмотри на нас с Харрисоном. Сколько я ему нервы мотала, а он все равно каждый раз возвращается. И я не хочу, чтобы было иначе.
        - Тут немножко другое.
        - Не терпится все услышать, как только ты вернешься.
        - Завтра.
        - Ну да. Мы с Харрисоном заберем тебя. Там, где получают багаж.
        - Как потерянный носок.
        - Ах, солнышко!  - засмеялась мама.  - Скорее уж целый чемодан. И ты не потерялась.
        Хедли прошептала:
        - А если потерялась?
        - Значит, найдешься, нужно только подождать.
        Телефон издал двойной писк, и Хедли, вздрогнув, на мгновение отринулась от него, а потом снова поднесла к уху, произнеся:
        - Батарейки кончаются.
        - У тебя или у мобильника?
        - У обоих. А чем ты там будешь заниматься без меня сегодня вечером?
        - Харрисон хочет сводить меня на какой-то дурацкий бейсбольный матч. Всю неделю об этом жужжит.
        Хедли выпрямилась.
        - Мам, он опять будет звать тебя замуж.
        - А? Да нет!
        - Точно будет. Спорим, он даже на табло свое предложение выведет.
        - Ни в коем случае!  - застонала мама.  - Он этого не сделает!
        Хедли засмеялась:
        - Еще как сделает! Это как раз в его духе.
        Обе начали хихикать так, что не смогли больше говорить. Хедли уже и не пыталась сдерживаться. От смеха на глазах у Хедли появились слезы. Так чудесно дать себе волю. После изматывающего дня она была рада любому предлогу посмеяться.
        - Такая безвкусица, правда?  - спросила мама, отдышавшись.
        - Ага,  - согласилась Хедли.  - А знаешь, мам…
        - Ау?
        - По?моему, тебе надо сказать «да».
        - Что?  - Мама повысила голос сразу на пару октав.  - Что с тобой? Раз в жизни побывала на свадьбе и сразу превратилась в Купидона?
        - Он тебя любит,  - просто ответила Хедли.  - И ты его тоже.
        - Все не так просто.
        - Очень даже просто. Скажи «да», и все тут.
        - А потом жить долго и счастливо?
        Хедли улыбнулась:
        - Ага, вроде того.
        Телефон снова начал настойчиво попискивать.
        - Времени почти не осталось,  - проговорила Хедли.
        Мама снова засмеялась, но на этот раз ее голос зазвучал как-то устало:
        - Это намек?
        - Если он поможет тебя убедить…
        - Когда ты успела повзрослеть?
        Хедли пожала плечами:
        - Видно, вы с папой хорошо меня воспитали.
        - Я тебя люблю,  - тихо произнесла мама.
        - И я тебя люблю,  - ответила Хедли.
        И тут связь прервалась как по команде. Хедли еще с минуту держала телефон около уха, потом, опустив руку, начала бездумно рассматривать каменные дома на противоположной стороне улицы.
        В окне верхнего этажа зажегся свет. Она могла разглядеть силуэт мужчины - он укладывал сына спать: укутал его поплотнее одеялом и, наклонившись, поцеловал в лоб. Выходя из комнаты, щелкнул выключателем, и свет погас. Хедли вспомнила рассказ Оливера. Может, этому мальчику тоже нужен ночник? Или ему достаточно отцовского поцелуя на ночь, чтобы не видеть во сне чудовищ и призраков?
        Она все еще смотрела на темное окно маленького домика. Перед ней тянулся длинный ряд таких же домов, мерцающих уличных фонарей и вымытых дождем почтовых ящиков, и вдруг на изогнутой в форме подковы подъездной дорожке гостиницы появился ее личный призрак.
        Наверное, он вот так же удивился, когда она появилась около церкви. От неожиданности у нее свело живот и последние остатки душевного равновесия улетучились без следа. Он шел очень медленно, почти сливаясь с темнотой в своем строгом костюме, пока не вступил в круг света перед входом в отель.
        - Привет,  - просто сказал он, и Хедли второй раз за вечер залилась слезами.
        18
        18:24
        по Североамериканскому восточному времени
        23:24
        по Гринвичу
        ВОТ ИДЕТ ЧЕЛОВЕК СО ШЛЯПОЙ В РУКАХ. Вот идет женщина в смешных высоких сапогах. Идет мальчик с электронной игрой. Мать с плачущим ребенком. Человек с усами?щеткой. Старичок и старушка в одинаковых свитерах. Мальчик в синей рубашке без единой крошки от пончика.
        Столько возможных вариантов!
        «Представь, что это был бы кто?нибудь другой»,  - подумала Хедли, и от одной этой мысли сердце беспомощно затрепыхалось в груди.
        Есть то, что есть.
        Вот идет мальчик с книгой в руках…
        В съехавшем набок галстуке…
        Подходит и садится рядом…
        С неба звезда сорвалась и куда-то движется… Хедли не сразу понимает, что это самолет. Вчера ночью они были такой же звездой.
        Сначала они молчали. Оливер смотрел прямо перед собой, как будто ждал, пока она выплачется, и уже за одно это Хедли была ему благодарна. Значит, понимает.
        - Кажется, ты кое?что забыла,  - заговорил он ровным тоном, хлопнув ладонью по книге, которую держал на коленях.
        Хедли не ответила, только вытерла глаза и шмыгнула носом. Наконец Оливер обратился к ней:
        - Ну ты как, нормально?
        - Самой не верится, сколько раз я сегодня плакала.
        - Я тоже.
        Хедли сразу стало ужасно стыдно. У него-то куда больше оснований для слез.
        - Прости,  - тихо проговорила она. Он улыбнулся краешком губ:
        - Не зря советуют всегда брать носовые платки на свадьбы и похороны.
        Хедли невольно засмеялась:
        - Мне никогда в жизни не предлагали носовых платков! В крайнем случае - бумажные.
        Они снова замолчали, но молчание это было очень уютное, не такое, как возле церкви. К гостинице одна за другой подъезжали машины, заставляя их щуриться от света фар.
        - Ты-то сам в порядке?  - спросила Хедли.
        Он кивнул:
        - Что мне сделается?..
        - Там у вас все прошло хорошо?
        - Нормально… для похорон.
        - Ох, конечно!..  - Хедли закрыла глаза.  - Прости.
        Оливер приблизился к ней, задев коленом ее ногу.
        - И ты меня прости. За все, что я нес о своем отце…
        - Ты был расстроен.
        - Я злился.
        - Тебе было грустно.
        - Было,  - согласился он.  - И сейчас грустно.
        - Он же твой отец.
        Оливер снова кивнул.
        - Иногда я жалею, что не смог, как ты, высказать ему все, что думаю, пока было еще не поздно. Может, тогда все сложилось бы по?другому. Столько лет мы не общались…  - Он встряхнул головой.  - Обидно теперь.
        - Ты не виноват,  - попыталась его успокоить Хедли.
        Ей вдруг пришло в голову, что она даже не знает, отчего умер отец Оливера. Ясно только, что это случилось неожиданно.
        - Жаль, времени вам не хватило.
        Оливер попытался ослабить узел галстука.
        - Не уверен, что это что-то меняет.
        - Меняет,  - возразила Хедли севшим голосом.  - Так несправедливо…
        Оливер, усиленно моргая, отвернулся.
        - Это как с ночником,  - произнесла Хедли.
        Оливер покачал головой, но Хедли упрямо продолжала:
        - Может быть, главное не то, что он сначала не хотел тебе помогать, а то, что потом все?таки помог.  - И прибавила совсем тихо: - Может, вам обоим всего лишь нужно было еще немного времени, чтобы понять друг друга.
        - Знаешь,  - продолжил Оливер, помолчав,  - а ночник все еще там. Когда я уехал учиться, в моей комнате сделали комнату для гостей и почти все вещи убрали на чердак. Но я видел там ночник, когда забрасывал домой сумки. Спорим, он давно не работает.
        - Спорим, работает,  - возразила Хедли.
        Оливер улыбнулся:
        - Спасибо тебе.
        - За что?
        - Вот за это. Наши сейчас все дома, а я вдруг почувствовал: не могу больше. Нечем дышать.
        Хедли кивнула:
        - Мне тоже захотелось на воздух.
        - Мне просто нужно было…  - Он снова умолк, потом покосился на Хедли: - Ничего, что я приехал?
        - Конечно!  - Она ответила слишком быстро.  - Особенно после того, как я…
        - Что?
        - Явилась незваная к вам на похороны.  - Хедли вздохнула от одного этого воспоминания.  - Правда, у тебя и без меня там было общество.
        Оливер нахмурился, уставившись на свои ботинки. И наконец понял, о чем речь.
        - А… Это просто моя бывшая подружка. Она знала папу. Ну и беспокоилась за меня. Но она пришла просто как друг семьи, честно.
        У Хедли словно тяжелый груз с души свалился. Она сама даже не догадывалась, как сильно хотела, чтобы это оказалось правдой.
        - Я рада, что она пришла,  - искренне сказала Хедли.  - Что ты был не один.
        - Ну да, хотя она-то мне не оставила никакого материала для домашнего чтения.  - Оливер похлопал по книжке.
        - Ну и, наверное, не заставляла тебя с ней разговаривать.
        - И не придиралась к моему произношению.
        - И не явилась, куда ее не приглашали.
        - Ну, это нас обоих касается,  - напомнил Оливер, бросая взгляд через плечо на швейцара, который с подозрением посматривал на них.  - А почему ты тут сидишь?
        Хедли пожала плечами.
        - Опять клаустрофобия напала?
        - Нет,  - ответила Хедли.  - Вообще-то клаустрофобия меня сегодня не особо мучает.
        - Ты представляешь себе небо?
        Хедли искоса посмотрела на него:
        - Весь день только о нем и думаю.
        Оливер запрокинул голову:
        - Я тоже.
        Незаметно они придвинулись друг к другу поближе, хоть и не вплотную, но просунуть ладонь между ними сейчас было бы очень трудно. В воздухе пахло дождем. Несколько курильщиков, стоявших поблизости, затушив сигареты, направились в гостиницу. Швейцар смотрел на небо из?под козырька форменной фуражки, а полотняный навес над входом хлопал на ветру, словно хотел взлететь.
        На колено Хедли уселась муха, но она не сделала никакой попытки ее спугнуть. Муха, потоптавшись на месте, снова улетела - так быстро, что и не уследишь.
        - Интересно, она посетила Тауэр?  - спросил Оливер.
        Хедли недоумевающе оглянулась.
        - Это же наша попутчица,  - улыбнулся он.  - Она летела без билета.
        - А, точно! Я думаю, посетила. А сейчас небось отправилась прошвырнуться по ночным клубам.
        - После целого дня беготни.
        - До?олгого дня…
        - Жутко долгого,  - подтвердил Оливер.  - Не знаю, как ты, а я в прошлый раз заснул во время того дурацкого мультика про утят.
        Хедли засмеялась:
        - Неправда! Ты потом еще раз заснул. У меня на плече.
        - Не было этого!
        - Было?было!  - Она толкнула его коленкой.  - Я точно помню!
        Он улыбнулся:
        - Тогда, наверное, ты помнишь и то, как ты сцепилась с той тетенькой перед отлетом?
        Тут наступила очередь Хедли скорчить возмущенную физиономию.
        - Что значит сцепилась? Я просто попросила ее присмотреть за моим чемоданом - вполне естественная просьба.
        - Или потенциальное преступление, это как посмотреть. Твое счастье, что я тебя спас.
        - Ага!  - засмеялась Хедли.  - Мой рыцарь в сверкающих доспехах!
        - К вашим услугам!
        - А ты можешь поверить, что все это было только вчера?
        Клочок неба над головой пересек еще один самолет. Хедли прислонилась к Оливеру, и они проводили взглядом яркую точку. Оливер осторожно отодвинул Хедли, встал и предложил ей руку.
        - Потанцуем?
        - Здесь?
        - Вообще-то лучше внутри.  - Он окинул взглядом покрытые ковром ступеньки, бдительного швейцара и длинную вереницу машин у входа.  - Хотя… почему бы и нет?
        Хедли встала, расправила юбку, а Оливер принял позу профессионального танцора: одна рука на спине партнерши, другая поддерживает ее руку. Все это он проделал с самым серьезным лицом, и Хедли, смущенно улыбаясь, замерла в его объятиях.
        - Я не умею так танцевать.
        - Я тебя научу,  - ответил Оливер, но они не двинулись с места. Стояли, будто ждут, когда заиграет музыка, и безудержно улыбались. От руки Оливера по спине Хедли мурашки, ее словно било электрическим током, а голова кружилась от внезапной близости. Наверное, похожее чувство испытываешь, когда падаешь с высоты или когда вдруг, стоя на сцене, забываешь слова песни.
        - Не может быть, что ты здесь,  - тихо проговорила Хедли.  - Не верю, что ты меня нашел.
        - Ты первая меня нашла,  - ответил он.
        Их поцелуй получился медленным и нежным, и Хедли знала, что запомнит его навсегда. Потому что предыдущие два поцелуя казались ей окончанием чего?то, а этот определенно означал начало.
        Начинал накрапывать мелкий косой дождик. Вновь подняв голову, Хедли увидела, как Оливеру на лоб падает дождевая капля, стекает вниз и повисает на кончике его носа. Хедли машинально подняла руку, чтобы ее смахнуть.
        - Пошли под крышу,  - предложила Хедли.
        Оливер, кивнув, взял ее за руку. Капли воды дрожали у него на ресницах, и он смотрел на Хедли, словно она была ответом на какую-то загадку. Так они вместе и вошли в отель. У Хедли на платье - пятнышки от дождя, а костюм Оливера потемнел на плечах, но от улыбок избавиться им было невозможно - привязались, как икота.
        У двери бального зала Хедли остановилась:
        - А тебе не будет слишком тяжело на свадьбе?
        Оливер внимательно посмотрел на нее сверху вниз.
        - Ты за весь перелет не догадалась, что у меня только что умер отец. Знаешь почему?
        Хедли молчала, не зная, что ответить.
        - Потому что я был с тобой. Мне с тобой становится лучше.
        - Я рада,  - сказала она и неожиданно для себя, приподнявшись на цыпочках, поцеловала его в чуть?чуть колючую щеку.
        Из-за двери слышалась музыка. Хедли глубоко вдохнула, прежде чем шагнуть внутрь. Почти все столики опустели - гости танцевали, покачиваясь в такт старой песенке о любви. Оливер снова предложил Хедли руку и повел ее в центр зала через лабиринт столиков, уставленных тарелками с недоеденными кусками торта, липкими бокалами от шампанского и пустыми кофейными чашками.
        Хедли уже не смущало, что смотрят все только на нее. Подружки невесты, не особо скрываясь, хихикали и показывали на них пальцем. Вайолет танцевала с Монти, положив голову ему на плечо. Она подмигнула Хедли, как будто хотела сказать: «Вот видишь!»
        Папа с Шарлоттой в дальнем конце зала замедлили танец, почти совсем остановились, глядя на них во все глаза. Но, поймав взгляд Хедли, папа понимающе улыбнулся. В ответ она невольно тоже расцвела улыбкой.
        Оливер вел Хедли, крепко прижимая к себе.
        - А как же изысканный бальный стиль?  - спросила Хедли, уткнувшись в его плечо.  - Разве не так танцуют все истинные британские джентльмены?
        В его голосе послышалось веселье.
        - Моя летняя научная практика посвящена исследованию разных танцевальных стилей.
        - Значит, следующим будет танго?
        - Только если это тебе под силу.
        - А что ты на самом деле изучаешь?
        Он откинулся назад, чтобы лучше ее видеть.
        - Статистическую вероятность любви с первого взгляда.
        - Очень смешно! А на самом деле?
        - Я серьезно.
        - Врешь.
        Он засмеялся, потом наклонился к самому ее уху:
        - Если люди познакомились в аэропорту, для них вероятность полюбить друг друга на семьдесят два процента выше, чем для тех, кто познакомился в любом другом месте.
        - Чушь какая!  - Хедли положила голову ему на плечо.  - Тебе кто?нибудь говорил, что ты смешной?
        - Да,  - парировал Оливер.  - Ты и говорила. Примерно тысячу раз за один сегодняшний день.
        - День почти закончился,  - сказала Хедли, взглянув на часы в золоченом корпусе, висевшие на дальней стене.  - Всего четыре минуты осталось. Сейчас без четырех двенадцать.
        - Значит, мы знакомы ровно двадцать четыре часа.
        - А кажется, дольше.
        Оливер улыбнулся:
        - Ты знаешь, что для людей, которые встретились как минимум трижды в течение суток, вероятность встретиться снова на девяносто восемь процентов выше?
        Хедли совсем не собиралась возражать. Ей очень хотелось верить, что этот мальчишка прав.
        Благодарности
        Существует вероятность, весьма значительная статистически, что эта книга не состоялась бы без мудрых советов и моральной поддержки Дженнифер Джоэл и Элизабет Бьюли. Кроме того, я безмерно благодарна Бинки Урбан, Стефни Туэйтс, всем сотрудникам Ай?си?эм и «Кертис Браун», чудесному коллективу издательства «Поппи энд Хедлайн», моим коллегам в «Рэндом Хаус», а также родным и друзьям, которые мне очень помогают. Спасибо вам всем!
        notes
        Примечания
        1
        Город в штате Колорадо, известный дорогим горнолыжным курортом. (Прим. пер.)