А и Б сидели на трубе… Алика Смехова
        # Известная оперная певица Арина Шутова впервые испытала необыкновенное и опасное чувство, связавшее ее жизнь с олигархом Борисом Вальтером.
        Любовь без берегов… Значит ли это, что она еще и без правил? Как олигархи проверяют чувства своих возлюбленных? И можно ли сберечь любовь, когда ты окружена людьми, которые следят за каждым твоим шагом?
        Алика Смехова
        А и Б сидели на трубе…
        Глава 1. Год Свиньи
        Зазвонил мобильный. Арина открыла глаза и увидела, что еще нет и девяти. Кто это в такую рань? Оказалось, Валентин, старинный знакомый. Он занимался организацией корпоративов и время от времени подкидывал работу.
        - Привет, что у тебя четвертого ноября?
        - Свобода.
        - Есть халтурка, с предоплатой.
        - Я тебя знаю: нет предоплаты - нет бизнеса.
        - Смотри, усвоила! И как обычно, десять процентов… на повышение моего благосостояния… Ну ты понимаешь…
        - Понимаю. А кто?
        - Газовщики. Даже босс заглянет, мини-олигарх Борис Вальтер.
        - Не слышала.
        - Услышишь. Согласна? Будь в семь часов в «Доме Армии».

«Что это за компания, “Эол”? Что-то из греческой мифологии», - подумала Арина и решила: «Эол» так «Эол», были бы деньги. Своему концертмейстеру Татьяне она звонить не стала: знала, что четвертого той не будет в Москве. Пришлось обращаться к Женечке, с которой она работала в театре. Женечка была хорошей пианисткой, но Арина многое бы дала, чтобы в театре не знали, на каких мероприятиях она выступает и в каких концертах участвует.
        Арина Шутова была известной оперной певицей, матерью чудного мальчика Алексея, женой Толика и владелицей небольшого, но уютного двухэтажного дома на Рублевке. Как многие меццо она была высокой, темпераментной женщиной с темными волосами и пышной грудью и прекрасно знала, что чертовски хороша - в свои тридцать восемь лет.
        Толик стал ее мужем случайно, хотя, как известно, все и всегда начинается будто бы случайно. Встретились они в общей компании в караоке-баре. Крупные черты лица, пухлые губы, голубые глаза, широкие скулы, русые волосы - словом, личность исключительного обаяния. Он спел ей из Пугачевой: «Ты, теперь, я знаю, ты на свете есть… и все, чего хочу я…». И понеслось.
        У Арины и в мыслях не было выходить за Толика замуж: он был хорошим, добрым, но уж очень от земли, из другого мира. «Толик, что дерет через столик», - грубовато представлялся он, не имея в виду ничего предосудительного.
        Но очень скоро Арина обнаружила, что беременна, и ей вдруг остро захотелось своего дома, мужа, ребенка, а главное - покоя. Захотелось забыть прошлое и начать жизнь как в романе: уютный бюргерский дом, тепло камина, кухарка готовит ужин, а подрастающий ребенок сидит у отца на коленях в ожидании матери, которая возвращается из театра с цветами от поклонников. «Вот оно, счастье», - подумала Арина и объяснила Толику, что рожать будет обязательно, а решение о том, жить ли им вместе, должен принять он. Толик долго не тянул, сказал, что о такой жене можно только мечтать, и предложил незамедлительно узаконить отношения.
        Все месяцы беременности он выгуливал жену, нежно заботился о ней и повторял: «Что бы ни было - это наш… мой ребенок!» Потом, белый как мел, сидел в роддоме, а когда наконец, увидев ребенка, сказал: «Смотри, а пацан-то… похож на меня!» - Арина поняла, что Толик поначалу не был уверен в своем отцовстве, хоть никогда и не говорил ей об этом. Проявленная им деликатность тронула ее сердце и укрепила надежду на грядущее семейное счастье.
        После родов бархатный голос Арины стал еще более благородным, мощным, у нее появился полетный тембр, и отныне она чаще пела в театре ведущие партии. Теперь у Арины были и любимая работа, и надежный тыл. А главное - отныне ее жизнь не была построена на вранье, и очередной Новый год она встречала не одна.
        В прошлом у Арины была десятилетняя связь с Семеном, успешным финансистом, одним из банкиров-первопроходцев. Они встретились, когда она была еще студенткой. Семен был приятелем отца и почти его ровесником. Собственно, поэтому они и познакомились. Она влюбилась, как это бывает в юности, - безоглядно, не задумываясь о том, насколько перспективны эти отношения. Семен был для нее не только любимым мужчиной, но и наставником. Он буквально показал ей мир: они много путешествовали, объехали пол-Европы, были в Штатах, Латинской Америке. Семена вдохновляло присутствие в его жизни юной талантливой девушки, и он с удовольствием, когда мог, проводил с ней время. Совсем еще неопытная Арина старалась соответствовать его вкусам и взглядам. Он например считал, что артистка не имеет права одеваться в ярлыки и этикетки и называл мещанством безрассудную приверженность брендам. «Какими бы ни были вещи хорошими и дорогими, на них не должно быть ничего написано», - любил он повторять. Они вместе открывали для себя новые страны, и он учил ее наслаждаться увиденным и познанным, понимать толк в еде и напитках. Для нее эти
поездки были особым счастьем еще и из-за возможности хотя бы во время поездки ни на минуту не разлучаться с дорогим ей человеком.
        Очень долго ей удавалось скрывать эти отношения, пока наконец все не вылезло наружу. Тогда она впервые жестоко поссорилась с отцом. Александр Илларионович кричал, что эта связь до добра не доведет, а Арина еще громче требовала от отца, чтобы он не вмешивался в ее личную жизнь. С того дня отношения с отцом безнадежно испортились, хотя оба они тяжело это переживали.
        Семен ни в чем Арине не отказывал. Она одевалась лучше всех в консерватории, а потом и театре. И все бы хорошо, если бы не суровый запрет касаться главной темы: финансист был привязан к жене и разводиться не собирался. Под запретом были и разговоры о ребенке, о котором мечтала Арина. И когда она все же забеременела, оказалась перед дилеммой: или мать-одиночка без выходного пособия, или все как всегда, но только вдвоем, «без приплода», как говаривал Семен, добавляя: «Я не смогу смотреть жене в глаза. Она мне этого никогда не простит».
        Праздники Арина ненавидела. Больше всего - Новый год. Это было третьей запретной темой, и десять новогодних вечеров она оставалась одна, потому что ни на Новый год ни на Восьмое марта Семен, человек по-немецки пунктуальный и ответственный, ей на глаза не появлялся. Любимый с детства запах елки, внесенной с мороза в теплый дом, как и запах мартовских мимоз, стал для Арины запахом одиночества.
        Семен умножил свой капитал на дефолте 1998 года. О том, что должно было случиться, он знал заранее, а многие знания, как оказалось, умножают не только печали, но и деньги. Печали достались Арине. С новыми деньгами обновился и Семен: однажды, накануне ее тридцатилетия, он явился к ней с дорогим подарком и сообщил, что ушел от жены и намерен жениться на девятнадцатилетней модели. А вскоре в новой семье Семена родился сын. Арина же осталась одна, с небольшим коттеджем на Рублевке и скромным счетом в швейцарском банке. Так что знакомство с Толиком стало для нее избавлением от одиночества, а беременность - неожиданным и очень своевременным сюрпризом.
        Если к музыке вообще Толик был просто равнодушен, то оперу от всей души ненавидел. Первое время, когда Арина по утрам распевалась под душем, он даже стучал ей в дверь и просил петь потише. «Соседей разбудишь!» - весело кричал он. Толик вообще любил изо дня в день повторять одни и те же шутки. «Вот я слушаю тебя и принимаю вид дохлого барана», - раздражался он, когда Арина пыталась обсуждать с ним свою работу над новой ролью.
        Зато он прекрасно готовил, обожал ребенка, отвозил Арину на концерты и спектакли, часами поджидал ее в холле, спокойно принимал ее поклонников и про жизнь с Ариной говорил: «Если масть пошла, сидишь как в теплой ванне».
        Толик оставался с сыном, когда Арина уезжала на хлебную халтуру, а вернувшись, она находила дома подвыпившего мужа за красиво сервированным столом, полным вкусной еды. Толик называл ее «белой рабыней» и хотя считал, что потребность в деньгах мобилизует человека на новые свершения, сам работать не спешил. Он любил ухаживать за домом, напоминавшим ему о провинциальном детстве, мамином огороде и фруктовых деревьях, которые поздним летом приходилось сторожить от соседских мальчишек. Он посадил на участке каштаны, как у него на родине, и осенью Арина с Толиком, как в детстве, собирали гладкие мраморно-коричневые плоды.
        Семейная жизнь текла тихо и размеренно. Как все меццо-сопрано, по утрам Арина любила поспать и рано просыпалась только в те дни, когда репетицию назначали на двенадцать тридцать. Нужно было распеться. Она это делала не только под душем - к великому огорчению Толика. Когда в театре готовился новый спектакль, режим вообще был очень жестким, но бывали и периоды славного безделья. Тогда в теплые дни они приглашали друзей и жарили на лужайке перед домом шашлыки. Арина смотрела, как играет ее ребенок, и напевала ему веселые песенки. Рядом возился щенок: сбылась мечта детства - они завели собаку, добрую овчарку Музу. Все было мирно и уютно. Обнимая Арину, Толик твердил как заклинание: «Девочка моя, ты есть у меня». А зимой, долгими вечерами, в той же компании, они сидели у камина, где потрескивали дрова. И все бы хорошо, если бы Толик не пил так, словно загуливал по экзотическим странам:
        на столе перед ним сменяли друг друга ром, текила, граппа, виски. Он и в подпитии оставался предупредительным и нежным, но в такие моменты его обычные шутки уже раздражали. Через год после рождения сына она стала избегать секса, уверяя себя и мужа, что половая жизнь плохо влияет на голос и перед спектаклем ей необходим полный покой. Комнат в доме было достаточно, и в конце концов они стали спать раздельно.
        Пела Арина много, иногда по шесть ведущих партий в месяц: Далилу в «Самсоне и Далиле», Полину в «Пиковой даме», подругу Виолетты Флору в «Травиате», Любашу в
«Царской невесте», Кончаковну в «Князе Игоре», Ольгу в «Евгении Онегине». Перед спектаклем обычно назначали спевку, а за несколько дней - уроки. Нагрузка была приличная, но денег, которые она получала в театре, на безбедную семейную жизнь, конечно же, не хватало. Вне театра работы почти не было, разве что иногда - концерты и корпоративы. Так потихоньку выветривалось выходное пособие Семена. Толик об этом как будто даже не задумывался, похоже, он считал, что перед ним - скатерть-самобранка, а значит пиршеству не будет конца. Арина с грустью смотрела на убывающий счет в банке и вздыхала: «Господи, спасибо за то, что у меня есть сын и муж!». Да, она теперь точно знала, что одна на Новый год не останется - потому что поедет на очередную халтуру: новогодние праздники - по-настоящему хлебное время для артиста. Но халтура не самое страшное в жизни. А Арина любила повторять запавший в душу афоризм: «Все самое прекрасное на этой земле достается ценой великого страдания». Ради своей тихой жизни она была готова терпеть многое.
        По вечерам Арина и Толик имели обыкновение гулять по поселку с собакой Музой, и однажды во время прогулки Толик сообщил, что решил наконец заняться бизнесом, а то он «странно мерзнет» в ожидании своего часа. С этого времени на вечернем моционе непременно обсуждались проблемы реализации закупленных Толиком товаров. Пытаясь развивать товарооборот, Толик требовал, чтобы Арина отказалась от политики «белый верх, черный низ» и согласилась участвовать в его бизнесе, предлагая привозимые им вещи в театре и на корпоративах. Они ссорились, и Толик называл ее «законченным зверем», обвинял в беспечности и утверждал, что она не заботится о семье.
        - У тебя напрочь отсутствует чувство ответственности! - возмущался он.
        По всему дому валялись муранские свиньи, которых он купил в Италии по случаю наступающего года Свиньи и уже не чаял куда-нибудь их пристроить. Толик считал, что без свиней Арина не должна выходить из дома, тем более на корпоратив.
        - Ну при чем тут ответственность?! - недоумевала она. - Как ты себе это представляешь?!
        Толик зло сопел и даже убегал на несколько шагов вперед, но потом останавливался, ждал ее, и они вместе шли дальше. Разве это ссора? - успокаивала себя Арина. Подумаешь, свиньи… Гуляя с Толиком вечерами вдоль дачного поселка, она была почти уверена, что счастлива.
        Глава 2. Знакомство
        Халтурой, которую холодным ноябрьским утром сосватал Валентин, был пятидесятилетний юбилей жены одного из сотрудников неизвестной ей доселе фирмы. На первый взгляд это было обычное для таких случаев собрание: дамы в вечерних платьях, мужчины - в смокингах, но Арине оно показалось странным. Роскошные интерьеры плохо сочетались с облезлым фасадом дома, видавшего лучшие времена. Никогда прежде ей не доводилось видеть, чтобы венецианские люстры, растапливавшие своими лучами бриллианты и безжалостно высвечивавшие пот на мужских лысинах, висели еще и в дурно пахнувших туалетах. Женечка, аккомпаниатор, тоже выглядела несколько растерянной среди этой необъяснимо скромной роскоши.

«Не заплатят», - оглядываясь по сторонам, подумала Арина, а вслух спросила стоявшего рядом Валентина:
        - Что здесь происходит?
        - Люди шифруются, - ответил тот.
        - Зачем?
        Арина знала Жеребцова много лет. Он, как это у него называлось, «продавал певцов». Про него шептались, что, помимо этого, он еще поставляет поющих девочек на вечеринки олигархов. Толик, познакомившись с Валентином, сказал, что работать с ним можно, доверять - нельзя, «а снять его может только снайпер». Арина и сама знала, что Жеребцов человек нечистоплотный, но между ней и Валентином конфликтов не возникало. Она вообще предпочитала ни с кем не ссориться, снисходительно относилась к чужим недостаткам и надеялась на ответную благожелательность.
        Оказалось, что в «Эоле» Валентин отвечал за культурную программу на корпоративах.
        Вот она, удача! Толику не в чем будет ее упрекнуть.
        - Валь, у Толика свиньи муранские, - не стала скрывать своей радости Арина. - Может, кто купит, хороший подарок под елку…
        - Слушай, у меня от прошлого года козлов девать некуда, а ты со свиньями!
        - Это был год Собаки, не Козла!
        - Да какая разница, все равно головная боль! Слушай, тебе-то что за дело до свиней? Живи по первому тарифу и не суетись!
        Наконец настал ее черед, и, волнуясь, Арина вышла на сцену. Концертмейстер заняла свое место за роялем, Арина немного подышала, успокаиваясь, потом кивнула и с первых же нот поняла, что все пройдет хорошо. Программу свою она отработала давно. Это был набор известных арий - Кармен, Розина и Мнишек, - способных вызвать сильные эмоции у состоятельных людей, которым надоела попса и захотелось классики. Арина смотрела в зал, и все лица, мужские и женские, сливались для нее в одно размытое бледное пятно, и было в этом зрелище что-то тягостное. Правда, из всей массы лиц одно выделялось. Это было узкое мужское лицо с колючими пронзительными глазами. Оно казалось удивительно европейским среди более привычных, скуластых и круглых. Арина пела. Незнакомец неотрывно смотрел, а ей стало неловко, и она даже успела испугаться, что собьется или не возьмет трудную ноту. Но все закончилось хорошо. Последние такты заглушили аплодисменты и отодвигавшиеся стулья: мужчины вставали. В зале было хорошее эхо, и казалось, что хлопавших намного больше, чем на самом деле. На поклонах Арина улыбалась, - не столько толпе,
сколько своим воспоминаниям о том, как шикают в театре меломаны, если кто-то начинает аплодировать раньше времени, когда еще не отзвучал последний такт.
        Она любила выступать на сборных концертах с артистами разных жанров. Здесь не было зависти и ревности: это в театре, после трудной партии, ты идешь по коридору и слышишь нарочито громкий шепот: «Все говорят, что безголосая, а мне понравилось!» - или встречаешь сочувствующий взгляд: «Ну что, нотку-то уронила?» - после чего, сидя в гримерке и ожидая выхода на сцену, нужны силы, чтобы заново концентрироваться и собираться, «не уронить» весь спектакль. На сборных концертах артисты обычно поддерживали друг друга и, возможно, даже не испытывали ревности к чужому успеху. Арина с удовольствием подумала об этом, глядя, как у сцены собирается очередь из элегантных мужчин - каждый хотел подать ей руку, чтобы помочь спуститься в зал.
        Виновница торжества пригласила Арину за свой стол. Женечка, как обычно, уже уехала: ей не обязательно было поддерживать знакомство и соблюдать политес. Глядя на сервировку, Арина вновь засомневалась, заплатят ли гонорар. Блюда, которыми были уставлены столы, напоминали меню кремлевской столовой на улице Грановского, куда Арина однажды в юности попала: икра, балык, оливье, селедка под шубой…
«Неужели эта старосветская компания действительно торгует газом?» - подумала Арина и обратилась к сидевшим за столом:
        - Спасибо. Ваше приглашение для меня большая честь, но у меня дома ребенок с няней и одиноким мужем…
        В этот момент кто-то надавил ей на плечо. Она подняла глаза. Валентин нагнулся к ней, но сказал довольно громко:
        - Гонорар няни беру на себя!
        - А мужа заменим! - хихикнули за спиной.
        Валентина тоже пригласили к столу. Усевшись рядом с Ариной, он шепнул:
        - Слушай, нужно потусоваться, может, еще позовут. Деньги у меня. Люди очень серьезные.
        Арина улыбнулась и пригубила из бокала густое, на редкость хорошее вино.
        - Помероль «Петрюс» 1998 года, - прокомментировал кто-то. - Босс гуляет.
        Арина поучаствовала в пустом разговоре, кратко ответила на вопрос о ребенке: возраст, рост и вес, а когда на сцене появился модный певец, извинилась и хотела было выйти из-за стола, но на мгновение застыла, ощутив спиной чей-то взгляд. К ней бросился официант, но, не добежав, столкнулся с молодым человеком из-за соседнего столика, который поспешно вскочил, чтобы отодвинуть ей стул. Стол дрогнул. Недопитое вино расплескалось по скатерти. Темное озерцо выглядело на белом как кровь. Пока все друг перед другом извинялись, а официант суетился у стола, Арина воспользовалась всеобщим замешательством и исчезла.
        Было уже поздно. Город опустел, и минут за тридцать она добралась до дома. Там ее дожидался Толик с недопитой бутылкой граппы и тонко нарезанным прошютто. Глядя на мужа, Арина нарочно с шумом поставила на пол сумку, в которой весь вечер пряталась команда муранский свиней, и сказала:
        - Ну как я это продам?!
        Толик, не поднимая головы, подлил себе граппы и сказал:
        - Сделай лицо попроще.
        Арина села рядом, ей хотелось поговорить, рассказать о концерте, но во дворе вдруг страшно завыла Муза. Арина подошла к двери, открыла ее и позвала собаку в дом. Испуганная Муза благодарно прижалась к колену.
        - Успокойся, дурочка! - погладила ее Арина. - Что с тобой?
        Проходя мимо пианино, она зацепила некстати лежавшее на крышке зеркальце, оно упало и разбилось. «Собака воет, зеркало бьется, - пронеслось в голове. - С чего бы это?»
        Когда Арина вернулась на кухню, Толика за столом уже не было. Она взяла веник, осторожно собрала осколки зеркала и протерла пол влажной тряпкой, чтобы не порезался Алеша, привыкший бегать босиком. Вымыв руки и переодевшись, села в уютном кресле с книгой, но строчки плясали перед глазами. Решив, что пора спать, она поднялась на второй этаж и заглянула в комнату сына. Алеша тихонечко посапывал. Постояв и послушав его ровное дыхание, Арина на цыпочках ушла к себе, но заснула лишь под утро. Днем раздался звонок.
        - Арина?
        - Я вас слушаю.
        - Привет, Жеребцов.
        - Привет, Валь.
        - Ну как, отошла?
        - Да не от чего, собственно, но за вопрос спасибо.
        - Руководство «Эола» благодарит тебя за выступление и хочет пригласить в офис на ужин, обсудить перспективы сотрудничества.
        - Ужин в офисе? Странное приглашение. Извини, вечером не могу. А днем нельзя?
        - Подожди, перезвоню.
        Минут через пятнадцать он перезвонил и сказал уже другим тоном, увереннее и тверже:
        - Послушай, мы ведь не вчера познакомились! Если я сказал, лучше вечером, значит лучше вечером. Поверь. С тобой хочет встретиться сам Борис Вальтер. Не капризничай, это важно. Скажи, куда прислать машину.
        - Хорошо. Присылай к дому.
        Всегда одно и то же, подумала она. Старый, толстый урод и крокодил. Приглашение отужинать, потом попытка соблазнить. И ее вежливый отказ: «Зачем вам зрелая женщина, когда есть молодые доступные девушки, которых подают в качестве комплимента? Но мы ведь останемся друзьями и обязательно еще встретимся, не так ли?» Ссориться ни в коем случае нельзя, распустят какие угодно слухи, и выступать уже никуда не позовут. Для того чтобы, не прыгая в постель, получить работу, необходимо мастерство, и Арина им обладала. Все можно купить, говорите? - Что ж, попробуйте.
        Около семи вечера к дому подъехал «Мерседес» с красными дипломатическими номерами, водителем и охраной.
        Глава 3. Путешествие по «Эолу»
        - Мама, ты куда? - спросил Алеша, увидев нарядную Арину на выходе.
        - У меня деловая встреча, сынок.
        - В театре?
        - Нет, в «Эоле».
        - Мама, а Эбол - это сын Эболи?
        - Нет, Алеша, это из другой оперы. Эболи - это «Дон Карлос», а то место, куда я еду, не театр, а газовая компания. Я еду в «Эол».
        - А что такое «Эол»?
        - Греческий бог.
        - Как Иисус Христос?
        - Нет, другой, попроси папу, он прочтет в энциклопедии, или сам прочти.
        - Папа!
        - Толик, прочти Алеше про Эола!
        - Хорошо!
        - Я ухожу, вернусь поздно.
        - Окей!
        Арина села в «Мерседес», и машина тронулась. Салон чем-то напоминал яхту: передняя панель и полочка для сигар - из карельской березы. Пахло кожей и хорошим мужским парфюмом, тихо играла музыка. Рядом с водителем, как манекен, сидел охранник. Возникла долгая пауза.
        - Хотите массаж спины? - спросил вдруг водитель.
        - Что?! - испугалась Арина.
        - Массаж спины, там кнопка!
        - Нет-нет, спасибо!
        - Тогда можете посмотреть телевизор.
        - Спасибо, я лучше подумаю, мне есть о чем.
        - Ну как хотите, - согласился водитель. Дальше ехали молча. Арина смотрела на унылый осенний пейзаж за окном и грустила: ей совсем не хотелось никуда ехать. Снова придется изображать внимание, смеяться несмешным шуткам, благодарить за чудесный вечер, вздохнула она. Но тут раздался звонок мобильного.
        - Мама, этот Зефир очень-очень плохой!
        - Какой зефир?! Мы не покупали.
        - Нет, не магазинный, другой! Я тебе сейчас прочту. - И Алеша прочел по слогам:
«Из-вес-тен сво-ей гу-би-тель-но-стью, позд-не-е пред-став-лял-ся как неж-ный, мяг-кий ве-тер…»
        - Алешенька, сынок, спасибо, но скажи папе, что надо прочесть про Эола, а не про Зефира. Целую тебя.
        Она закрыла телефон, но звонок раздался снова:
        - Мама, я тебя люблю, возвращайся поскорее!
        - Не волнуйся, я не задержусь.
        Как странно, думала она. Толик перепутал Зефира с Эолом, а у меня в голове этот Борис Вальтер превращается в Франсуа Вольтера. Незнакомая фамилия вызвала в памяти образ французского философа, ниспровергателя авторитетов, за которого она получила пятерку на экзамене по зарубежной литературе. За Вольтером по цепочке последовал Дидро с его «Парадоксом об актере», и Арине понравилась мысль о парадоксальности собственной жизни, обо всех ролях, которые ей приходится в ней играть, а особенно - о своей главной роли, роли добытчицы, из-за которой ей приходится столько времени проводить в разъездах. А как хорошо сейчас дома: тихо, тепло, уютно… Так, задумавшись, она не заметила, как машина въехала в высокие железные ворота, а на крыльце здания появились четыре коротко стриженных охранника. Вольтер-философ на их фоне звучал каким-то наивным упреком боссу, которого ей предстояло увидеть. Ударение вернулось на место - от Вольтера к Вальтеру, и она подумала, что надо, наверное, больше спать или раньше ложиться, потому что от усталости мысли путаются и трудно концентрировать внимание, а у нее все должно быть под
контролем.
        У входа Арину ожидали Жеребцов и внимательный молодой человек, один из виновников вчерашнего инцидента с расплескавшимся вином. Он представился помощником Вальтера и широким жестом распахнул перед Ариной дверь:
        - Добро пожаловать в наше царство-королевство!
        Они вошли в холл, из-за огромных окон и невероятного множества всевозможных растений напоминавший зимний сад.
        Помощник сообщил, что у Бориса Францевича совещание, но он освободится через двадцать три минуты, и предложил тем временем пройтись вместе с ним по зданию.
        Мраморные ступеньки вели к площадке с лифтами. Арина увидела себя в зеркале и, оглядев, осталась довольна. На ней было строгое черное платье «на запа?х» и сапоги на высоких каблуках. Рослую и стройную от природы, каблуки делали ее еще изящнее, на голову выше своих спутников. «Интересно, как себя чувствует мужчина перед женщиной, которая значительно выше его ростом?» - подумала она и решила, что в наше время рост женщины не имеет никакого значения - если, конечно, она не собирается делать карьеру модели или эскорт девушки.
        Лифт остановился на семнадцатом этаже. Здесь был небольшой бассейн, рядом - сауна и бар с батареями напитков. Дальше - спортклуб с тренажерами, небольшой ресторан со столиками, покрытыми льняными скатертями. Арина потрогала одну. Скатерть была накрахмалена до хруста. Всюду было много комнатных растений. Вид из окна был восхитительный. Должно быть, когда плаваешь в этом бассейне, возникает ощущение, будто паришь над городом. Интерьеры было отделаны добротно, дорого и со специфическим вкусом. Европейские материалы сочетались с восточной экзотикой. Арина вспомнила туалет в кинотеатре «Ролан»: мрамор, зеркальные стены и потолки, в которых отражаются все секреты туалетных кабинок. Кроме Арины и сопровождавших ее мужчин, здесь не было ни души. Возможно, именно поэтому все перетекавшие друг в друга пространства оставляли впечатление заброшенной роскоши.
        - Вот вы и увидели наши скромные достопримечательности, - с улыбкой произнес помощник.
        - Я бы не назвала их скромными, а красивыми назову. Что-то подобное, кажется, было в Америке - в Нью-Йорке и Чикаго - да и то не в офисах, а в многоквартирных домах, где все жильцы могут пользоваться и бассейном, и спортзалом. Может, и в офисах что-то подобное есть, но я никогда в таких, как у вас, не бывала. Здорово. Здесь можно и работать, и отдыхать. Только я почему-то не вижу людей.
        - Люди у нас заняты, работают, - гордо вставил слово Жеребцов.
        - В серьезных московских компаниях бассейны и спортзалы встречаются часто, но такого, как здесь, нет ни у кого.
        - Искренне рада за ваших сотрудников.
        - Ну, я надеюсь, ты понимаешь, этот этаж не для всех, - Жеребцов открыл дверь, ведущую к отдельному лифту, - а только для тех, кто имеет доступ к этому лифту.
        - То есть для тебя? - польстила она.
        - И для меня. А будешь умной - и для тебя тоже.
        Арина удивилась:
        - Я в вашей газовой конторе могла бы разве что цветы выращивать.
        Они поднялись еще на несколько этажей и вошли в просторную комнату. Это была приемная, и здесь сидели секретари: коротко стриженная, мужеподобная женщина лет шестидесяти и молоденькая блондинка с распущенными волосами. Арина не сомневалась, что если блондинка выйдет из-за стола, она окажется в короткой юбке и на высоких каблуках - то есть в секретарской униформе, рассчитанной на стареющих олигархов.
        - Борис Францевич ждет вас, - длинноногая и длинноволосая секретарша распахнула перед Ариной двери. Oна приготовилась увидеть заплывшего жиром, лысого, стареющего ловеласа. Но ей навстречу уже шел сорокапятилетний спортивного телосложения плейбой с синими пронзительными глазами. Она тут же узнала в нем человека, который так пристально смотрел на нее из зала.
        - Борис, - протянул он руку.
        И хотя рукопожатие было властным, рука оказалась теплой и мягкой. Сочетание силы и мягкости Арине понравилось. Он широким жестом пригласил ее в соседнюю комнату, следом вошел сам и только потом - остальные.
        - Очень рад, что вы согласились поужинать с нами. Для меня это большая честь: оказаться за одним столом с такой прекрасной певицей и очаровательной женщиной.
        - Спасибо, мне очень приятно, что вам понравился концерт.
        - Мне понравились вы и ваш дивный голос. Спасибо вашим родителям!
        - Вы меня смущаете.
        - Ну что вы, я говорю, что думаю.
        - Еще раз спасибо.
        Борис словно не замечал, что в комнате, кроме них, сидели еще двое. Он говорил и смотрел так, что она внутренне сжалась. Удивительно, как сразу, помимо ее воли, напряглись все мышцы, словно организм реагировал и на взгляд и на голос мужчины без участия сознания. Все ее существо как будто раздвоилось, разделилось на чувствующее и думающее. И первое не отчитывалось второму в том, что испытывало.
«Это что-то новенькое», - отметила разумная Арина. И тут же постаралась включить стопроцентный самоконтроль и взять себя в руки: «Надо завтра хорошенько выспаться, что это со мной?»
        Они сидели за столом, ели, пили густое красное вино. Если бы Арину спросили, что за еда была на столе и как называлось вино, - она бы не ответила, хотя активно участвовала в выборе блюд и напитков. Очень легко они перешли на «ты», и Арина все не переставала удивляться, что Борис ведет себя так, словно они здесь совсем одни.
«Интересно, это деньги научили его не замечать людей или у него такая черта характера?»
        После ужина, который, как показалось, длился не больше часа, а на самом деле прошло часов пять и на улице была ночь, Борис вызвался ее проводить и сам сел за руль, хотя изрядно выпил. На небольшом удалении за ними последовали два
«Мерседеса». Удивилo, что и эти машины были с дипномерами. В салоне звучал тихий джаз, Борис молча взял ее за руку и не отпускал до самого дома. Звонил телефон, но Борис не отвечал. За всю дорогу они не произнесли ни слова. У ворот своего дома Арина высвободила руку, поблагодарила за прекрасный вечер и, захлопнув дверцу, не оглядываясь, вошла в калитку. За забором она остановилась, глубоко вздохнула и тут услышала, как зло зарычала, разворачиваясь, машина, и как водитель рванул с места. Арине вдруг неизвестно отчего стало очень хорошо на душе. Может быть оттого, что наконец вернулась домой? Здесь спят сын и муж и здесь, виляя хвостом, ее встречает собака. Но ответа найти не успела: дверь внезапно открылась, и на пороге появился нетрезвый Толик.
        Глава 4. Романтический ужин
        Весь следующий день Арина напрасно ждала звонка. «Ну и хорошо. Так даже лучше. Главное не волноваться… Надо успокоиться… Мне не семнадцать… Я замужняя женщина… У меня ребенок… У меня ребенок… У меня ребенок…» - механически повторяла она весь день, хватаясь за мобильный при каждом новом звонке.

«Не судьба», - с облегчением вздохнула она вечером и со спокойной совестью уснула, а утром ее разбудил звонок мобильного, и немного обиженный, еще такой незнакомый голос произнес:
        - Привет, как дела?
        - Хорошо, - ответила она, чувствуя, как сердце пытается выскочить из грудной клетки.
        - Что не звонишь?
        - У меня нет твоего телефона, - прошептала Арина и выглянула во двор: она знала, что Толик с вечера собирался отъехать в город, и нужно было убедиться, что она может спокойно говорить.
        - Разве я не дал тебе номер моего мобильного?
        - Только служебный, а я не хотела тебя беспокоить, видела, как ты занят.
        - Слушай, давай сегодня поужинаем!
        - Ты что, решил за мной поухаживать?
        - Не исключено.
        - И что же это будет? Продолжение знакомства или деловой ужин?
        - Это будет абсолютно романтический вечер.
        - С цветами?
        - Естественно. Жду тебя в «Грильяже». Знаешь, где это?
        - Конечно. Только давай не поздно, вечером мне надо быть дома.
        - Семь часов тебя устроит?
        - Договорились.
        Поскольку машина у них в семье была одна на двоих, Арина заказала такси, и, боясь московских пробок, выехала заранее. На месте она оказалась на полтора часа раньше назначенного времени. Заняв столик в соседнем с «Грильяжем» кафе, Арина позвонила своей подруге Полине, которая работала на Пятницкой, предложив ей встретиться и поболтать.
        С Полиной, самым близким человеком, единственной, с кем можно говорить искренне обо всем на свете, они учились в школе с первого класса, сидели все десять лет за одной партой, все друг о друге знали и всегда спешили друг другу на помощь. Вот и теперь Полина не спросила, к чему такая спешка, почему вдруг понадобилось встретиться именно в кафе, а тут же согласилась прийти.
        Арина смотрела в окно, на чистые улицы Замоскворечья. Она с детства любила этот район. Здесь жила бабушка, сюда их с братом водили в детстве в Третьяковку, здесь ее тайно крестили. Как все изменилось, думала она, слушая звон церковных колоколов, созывавший на вечернюю службу! Господи, прости меня, грешную. Ее охватила легкая паника, появилось желание вскочить и убежать - домой, в привычную жизнь. Полина ворвалась в кафе:
        - Что случилось?!
        - Не поверишь!
        - Ну?
        - Я, кажется, влюбилась! - Указательный палeц правой руки отбивал такт словам.
        - Интересное сообщение. Толик знает?
        - Нет, здесь загвоздка.
        - Если это серьезно, Толика в расчет не берем. Этот твой Толик - «через столик», ты знаешь, я не очень большая поклонница его талантов.
        У Арины зазвонил телефон, но руки так дрожали, что она его уронила.
        - Ой, бл… Да, да, извини! - сказала она в трубку Борису. Ее колотило как в лихорадке.
        - Ты что, материшься?! - весело изумился Борис.
        - Ой, прости! Дурацкая богемная привычка…
        Он сообщил, что уже на месте и ждет, и тут же перезвонил помощник, который объяснил, где можно припарковать машину.
        - Спасибо, я не за рулем, - ответила Арина и отключилась.
        - Выпей водки, расслабься и не переживай. Будь что будет! Ты имеешь право на личную жизнь, - обняла ее Полина. - Давай я тебя подвезу. И позвони вечером, если сможешь…
        - Не надо подвозить, тут рукой подать…
        - Не пойдешь же ты пешком!
        На пороге ресторана стоял помощник. Увидев в подъехавшей машине Арину, он подскочил, открыл дверцу и помог выйти:
        - Борис Францевич ждет вас.
        Когда вошла в ресторан, с ужасом поняла, что не помнит, как он выглядит. Борис сам поднялся навстречу и поцеловал ее. Арина внимательно его рассмотрела. Борис заметно волновался и сегодня выглядел совсем не так, как накануне. Это уже был не спортивного вида плейбой с открытым взглядом пронзительных глаз. Перед Ариной стоял усталый, немного злой, но при этом чертовски привлекательный мужчина.
        Весь вечер он говорил о себе. Перечислял свои фабрики, заводы и пароходы, рассказывал, где у него дома и как они выглядят, хвастал новым самолетом, который может без дозаправки пролететь то ли двенадцать, то ли четырнадцать тысяч километров. Они допивали уже третью бутылку красного вина, Борис постоянно себе подливал, и Арина приписала его разговорчивость и странный выбор тем опьянению. Особенности речи подвыпившего мужчины были ей хорошо знакомы по собственному мужу Толику.
        Часа через два после начала монолога Борис предложил Арине управлять винодельческой компанией.
        - Я думала, у нас романтический вечер, - сказала она с нескрываемым ехидством.
        - Конечно, а какой же еще?! - удивился Борис и добавил: - Я ведь тебя не нанимаю, просто ты мне нравишься, и мне хочется сделать тебе приятное.
        - Тронута вниманием, - улыбнулась Арина, а про себя продолжила: «Но, в отличие от Кармен, я несвободна».
        - Причем здесь Кармен?! - почти прошипел Борис.

«Разве я сказала это вслух?!» - поразилась Арина.
        Но не меньше она была поражена переменой, которая с ним случилась: глаза сузились и превратились в две сверкающие точки. Арина вздрогнула, у нее в ушах прозвучал вчерашний рев его автомобиля. Она поняла, что хлопнувшая калитка вызвала у него точно такой же приступ ярости. И, раздраженная его самонадеянностью и всем предыдущим монологом, Арина решила поскорее закончить вечер.
        Артикулируя как на занятиях по сценической речи, она повторила, что замужем, у нее ребенок, она хорошо зарабатывает и намерена заниматься только своей профессией. Спонсор ей не нужен, и она надеется, что не понадобится и в дальнейшем. Говоря все это, Арина смотрела на Бориса в упор, но никак не могла поймать его взгляд. Тут принесли счет.
        - А-а, - наконец отреагировал Борис. - А я думал: концерт… то да сё. Ну, раз ты так хорошо зарабатываешь, плати за ужин!

«Три бутылки дорогого вина и ужин из четырех блюд. В долларах тянет тысячи на три-четыре. Ну и везет же мне!» - мелькнуло в голове у Арины, и она вспомнила Толика, за которого часто платила в ресторанах. Видимо, на ее лице отразился весь этот внутренний монолог, и пристально смотревший теперь на нее Борис, насладившись зрелищем, примирительно сказал:
        - Я пошутил.
        Вечер был испорчен. Так жестко с ней еще никто никогда не обращался.

«Какая уж тут любовь! Самодовольный, наглый тип», - от вчерашнего впечатления не осталось и следа.
        Они жили по соседству, и Арина даже пожалела, что им предстоит совместная дорога домой. Как и в первый раз, он сел за руль, не слушая ни ее доводы, ни охранников, которые весь ужин ожидали в машине и явно хотели добраться до дома без приключений.
        Но Борис не повез ее домой. Арина еще не успела сообразить, как они въехали в ворота особняка. «Счастье было рядом, но грохнуло снарядом», - почему-то вспомнилась шутка мужа. Борис резко схватил ее за руку, а ей вдруг захотелось к Толику, который никогда не был грубым, и она попыталась освободиться от этой твердой, настойчивой руки. Подъехала охрана. Дальнейшее общение с этим человеком и его пьяные монологи не входили в планы Арины, и она категорически отказалась выйти из машины.
        - Как знаешь! - резко бросил он и ушел не простившись.
        До дома ее довез охранник.

«Все мужики слабаки, а богатые - еще и самодуры», - думала она засыпая.
        Арина проснулась около полудня, а когда включила мобильный, увидела десять cообщений от Бориса. Он умолял простить, уговаривал встретиться и сожалел о вчерашнем. И она согласилась, искренне пытаясь убедить себя, что делает это исключительно из любопытства.
        Глава 5. И все-таки они встретились…
        Они договорились встретиться в доме приемов «Эола» на Ильинском шоссе. Толику Арина сказала, что поехала в спортклуб, благо дом приемов располагался неподалеку от клуба, в котором она нерегулярно и неинтенсивно тренировалась. Это был целый комплекс, огороженный глухим забором. Когда машина подъехала, ворота начали медленно («В темпе адажио», - подумала Арина) раскрываться. У входа стоял Борис с огромным букетом роз. Рядом - два помощника и все тот же Жеребцов.
        Арина была неприятно удивлена: «Почему он все время появляется с кем-то, даже на свидании? Меня боится или своего одиночества?»
        - Прошу, - Борис сделал широкий жест, и они вошли.
        Зал приемов располагался в конце длинного коридора. Они миновали бассейн, две бани, русскую и турецкую, массажный кабинет, маленький диско-зал с шестом для стриптиза («Да, книг здесь не читают», - отметила Арина) и оказались в просторной комнате. Официанты заканчивали накрывать стол с водочной закуской. Арина была здесь единственной женщиной, и ей показались странными такие приготовления. Что это будет, пьянка? А как же романтическое свидание? Она уже пожалела, что приехала, но сразу исчезнуть было неудобно, и, ругая себя за любопытство, она села на стул, предупредительно отодвинутый кем-то из помощников.
        Борис много пил, и ему с готовностью подливали. Он явно не отдавал себе отчета в количестве выпитого. Арина, сама того не замечая, уже переживала за него.

«Зачем они это делают? Не задумываются о последствиях или… - Арина не позволила себе облечь свою мысль в слова. - Какой же он волк? Он - ягненок…»
        Две пустые водочные бутылки унесли, и на столе появилась третья. Арина, сидевшая как на иголках, попыталась ретироваться, но ей не дали. Тогда она спросила, можно ли воспользоваться бассейном и баней, пока все ужинают. К ее удивлению, Борис тут же предложил составить ей компанию. Все встали из-за стола. «Только этого не хватает!» - ужаснулась Арина. И словно прочитав ее мысли, Борис наконец приказал оставить их вдвоем.
        Завернувшись в белую простыню, Арина вошла в хамам. Борис - следом, обнаженный. Мысль о том, как он хорошо сложен, опередила ее смущение. Они сели друг напротив друга.

«Ну вот мы и познакомились», - подумала Арина. Пар размывал четкость изображения, от влажной жары закружилась голова. Арина вышла из бани…
        - Ты можешь не стесняться и плавать голой, здесь, кроме меня, никого нет! - крикнул вслед Борис. - Между прочим, вода минеральная и после специальной очистки!
        А перед большими праздниками ее священник освящает!

«Да, можно побиться об заклад, что ни в одном детском доме нет такого бассейна! Интересно, кто плавает в освященной воде? - подумала Арина, вспомнив про шест для стриптиза и мирамистин, который попадался ей здесь во всех туалетных комнатах. - Глупости какие в голову лезут! - тут же удивилась она. - Мне что за дело!»
        Арина немного постояла, кутаясь в простыню, а потом - была не была! - сбросила ее и оглянулась. За спиной стоял Борис и смотрел на нее изучающим взглядом. Видимо, торопился узнать, что скрывается под белыми простынями у пышнотелых оперных див.

«Понятно. Меня пригласили на осмотр… как новобранца! - Арину взяла досада. - Ну что ж, я принимаю вызов». И она медленно прошлась вдоль края бассейна, демонстрируя Борису свое холеное тело. «Как это верно, в человеке все должно быть прекрасно!» - усмехнувшись своим мыслям, Арина «рыбкой» вошла в воду, а вынырнув, увидела, что Борис стоит неподвижно, в той же позе, в какой она его оставила.

«Немая сцена», - подумала, а вслух сказала:
        - Вода холодная. - И вышла. Довольная произведенным эффектом, вытерлась, оделась и опять посмотрела на Бориса, который все так же стоял и смотрел на нее.
        - Спасибо! - помахала она ему. - И хотя у вас здесь очень хорошо, мне пора домой.
        Борис, отрезвленный то ли баней, то ли увиденным, не уговаривал остаться. Он молча подошел и очень нежно и невинно поцеловал ее в уголок губ. Арина почувствовала, как спокойная уверенность покидает ее, и поняла, что ей надо бежать отсюда, сейчас же, без оглядки.
        Когда она садилась в машину, из здания выскочил помощник с букетом:
        - Вы цветы забыли!
        Домой она ехала на приличной скорости. Букет валялся на заднем сиденье. Арина судорожно соображала, что делать с цветами. Вряд ли Толик поверит, что она случайно встретила в спортзале поклонника, и тот одарил ее охапкой роз. Куда их было деть? Просто выбросить - рука не поднималась, и она свернула с главной дороги к развалу, где продавал фрукты азербайджанец Ибрагим. Затормозив и резко сдав назад, она приоткрыла окно и крикнула:
        - Ибрагим, пожалуйста, возьми цветы на заднем сиденье! Продашь - детям подарок купишь.
        Не спрашивая ни о чем, Ибрагим забрал розы и через минуту вернулся с двумя большими гранатами:
        - Для твоего маленького, ой, какой сладкий мальчик, как мамочка!
        Увидев гранаты, Толик остался доволен:
        - Хозяйственная жена - награда мужу, а то сами мы не местные, карман с деньгами бомбой оторвало, так что помогите чем можете!
        Арина промолчала, ей лень было отвечать на очередную шутку.
        Навстречу выбежал Алеша.
        - Мамочка, ты принесла мне сюрприз?
        - Нет, у меня сюрприз только для папы!
        - Ты не думай, я все равно тебя люблю, и без подарков! Ты у меня самая-самая красивая! - и заметив, что она собирается ему что-то сказать, заторопился: - Все-все, я иду спать!
        Глава 6. Мальчик из Караганды
        Бизнес у Толика не клеился, и он безвылазно сидел дома, а Борис звонил постоянно, и ей было трудно скрывать эти звонки. Арина шептала в трубку, что перезвонит. Проходил час, Борис с детским нетерпением звонил снова, и Арина снова шептала, что перезвонит, а потом брала машину и отъезжала от дома, чтобы поговорить с ним.
        Этот телефонный роман длился несколько дней. Она как во сне ездила в театр и на занятия, пела в спектаклях. То, что она почти всякий раз отвечала, что занята и не может говорить, нисколько не смущало Бориса. Казалось, эти сложности только раззадоривали его. Разбогатев, он привык к тому, что с помощью денег и связей все проблемы быстро разрешались - им самим или группой помощников, среди которых особо доверенным лицом был его адвокат. Именно она по его просьбе звонила Арине по домашнему телефону, чтобы не вызывать у мужа подозрений, как будто у Арины не менялся голос, когда на том конце провода Борис спрашивал ее: «Ну как ты?» Но Толик словно ничего не замечал. Или только делал вид?
        Наконец они договорились о встрече: Борис пригласил ее вечером в офис.
        Когда была в его кабинете в первый раз, Арина не заметила дверь слева от стола. Она вообще мало что тогда заметила, зато теперь стала более внимательной. Чуть дальше, под стеклом, висела огромная икона Всех Скорбящих Радость, вышитая жемчужным бисером монахинями далекого монастыря в благодарность за финансовую помощь. Рядом с иконой - длинная застекленная полка с подарками от тех, кому еще довелось помочь. Над рабочим столом, рядом с портретом президента, большая карта. И президент, и карта были ярко освещены, а по карте проложен красный путь, извилистый, как линия жизни. Перехватив взгляд Арины, Борис с гордостью сказал:
        - Это наша труба.
        - Ваша?
        - Наша, твоя и моя.
        Арина усмехнулась: «Ты, я, он, она - вместе целая страна!»
        - Послушай, я все хотела тебя спросить… - Борис недовольно дернулся и замер. - А почему у всех твоих машин красные номера?
        - Так надо, - как будто вновь расслабился он. - Я являюсь консулом одной из бывших советских республик. Это дает много преимуществ обеим сторонам… Мои преимущества заключаются в том, что я не должен платить налоги за свои дорогие автомобили…

«Все от налогов прячутся, - подумала правильная Арина, - и обычные люди и миллиардеры. Только миллиардеров, наверное, ловить сложнее, когда красные номера…»
        - Еще вопросы есть? - деланно строго спросил Борис. И после секундной паузы продолжил уже с иной, какой-то демонической интонацией: - Если нет, пойдем дальше. - Последние слова он произнес, взяв ее за руку и увлекая в комнату, которая скрывалась за незамеченной прежде дверью.
        Здесь стояли два дивана и кресло, плазменный телевизор во всю стену и журнальный столик. На столе натюрморт: ваза с фруктами и разнообразные напитки. Ни стаканов, ни салфеток, ни фруктовых ножей. Должно быть, здесь положено есть руками и пить из горла?, решила Арина.
        За небольшой слегка просвечивавшей японской ширмой она увидела массажный стол. Интересно, где это происходит, на диване, в кресле или на массажном столе? У Арины вновь началось раздвоение личности: одна Арина активно участвовала в происходящем, а другая словно смотрела на все со стороны, резонерствовала и не вмешивалась.
        Борис открыл еще одну дверь, которая вела в следующую комнату. Здесь уже был разложен диван, и, не говоря ни слова и ничуть не стесняясь, он начал стелить белье.

«Сам стелeт постель, видно, это не до мельчайших деталей продуманное мероприятие…»
        - Ванная здесь.
        В его голосе было столько повелительно-мужского, что Арина безропотно послушалась. Впервые за долгие годы ей, сильной, все на себя бравшей женщине, захотелось подчиниться. Она расслабилась, и на какое-то время раздвоение исчезло: Арина разумная уступила место Арине влюбленной.
        Когда она вернулась, Борис был уже раздет.
        Он такой естественный, думала Арина. Секс как утоление жажды? Как стакан воды? Коллонтаевщина в духе двадцатых годов: «Секс полезен для здоровья! Занимайтесь сексом, товарищи!» Арина вновь отметила, как прекрасно он сложен, и поймала себя на том, что рассматривает его почти как мужчина рассматривает женщину, как несколько дней назад он сам смотрел на нее в бассейне. Это была последняя разумная ремарка, а все, что происходило потом, - теплом разливалось по телу, пьянило и - обжигало.
        Что-то совпало, словно было точно рассчитано. Удивление и радость оказались такими острыми, что в ее голове отчетливо прозвучало: «А вдруг он и есть мой мужчина?! Вдруг я все-таки встретила свою половинку?!» Она всегда верила, что в жизни ничто не бывает просто так и ни один человек не появляется на твоем пути случайно, только вот самой главной своей встречи она слишком уж долго ждала.

«Как хорошо, что ни завтра, ни послезавтра нет спектакля!» - мелькнуло в голове.
        - Говорят, оперным нельзя заниматься сексом, - словно вновь услышал ее мысли Борис.
        - Это у всех по-разному. Но нам, меццо, можно все, кроме шампанского! - засмеялась Арина.
        - Почему кроме шампанского?
        - От него тускнеет голос… А вот сейчас, мне кажется, у меня получится какой-то особенный звук…
        И она запела, повышая на дыхании голос, это была ария Кармен - в сцене гадания. Медленные тягучие звуки разливались в полумраке, наполняли пространство теплом и страстью. Когда она закончила петь, Борис нежно поцеловал ее и сказал:
        - Тогда я не смотрел на сцену, сначала услышал твой голос, а потом увидел тебя. И ты, и твой голос… - необыкновенные… - Повисла короткая пауза, после которой четким, дневным голосом он вдруг заговорил: - Я родился в Караганде…

«Странно, - подумала Арина. - Неужели он не чувствует, что, рассказывая именно теперь о своей жизни, словно отдаляется от меня?» Или, может, он хочет заполнить словами возникшую пустоту? Ведь они еще так мало знают друг друга, а им необходимо стать родными, и это должно случиться как можно скорее, лучше прямо сегодня, сейчас, и им следует знать друг о друге все, с самого рождения.
        - …Мой отец из поволжских немцев. Его родителей выслали в 1941-м, когда он был еще подростком. Представляешь, каково ему пришлось в военные годы с именем Франц и фамилией Вальтер! Может, поэтому он позднее открещивался от своей немецкой родни, хотя имя и фамилию не менял. В конце 1950-х он встретился с русской девушкой, медсестрой, приехавшей по комсомольской путевке поднимать целину, ей и медаль потом дали - «За освоение целинных земель». Отец влюбился. Мария, так звали маму, быстро забеременела, но тут вмешалась его семья и настояла, чтобы отец женился на немке. Он их послушался, бросил маму и женился на другой. Знаешь, в немецкой семье, да может и в русской в те годы, дети слушали родителей. Я не виню отца, хотя все, что он сделал для меня, - дал свою фамилию и отчество: в метрике в графе отец прочерка у меня не было. И я за это ему благодарен, я - законнорожденный и появился на свет от любви, которой помешали. Фамилия Вальтер, сама понимаешь, была не подарок, меня в детстве часто принимали за еврея, а ты ведь, наверное, слышала, чем это было в конце шестидесятых. Отца я в детстве не видел и
даже не знаю, оставался ли он в Караганде после моего рождения. Жили мы бедно. Мама работала в нескольких местах, а я по ночам помогал ей мыть полы в больнице. Мне всегда хотелось есть, и даже сейчас, когда думаю о детстве, мне прежде всего вспоминается чувство голода.
        Арина слушала его и понимала, что уже любит этого человека, любит за то, что сейчас случилось между ними, и за то, что он искренен с ней. Она поняла, что жесткость и грубость у него наносные, а за ними прячется душа мальчика, воспитанного матерью-одиночкой, мальчика, никогда не видевшего отца и голодавшего в детстве.
        - В школе я увлекся велосипедным спортом и твердо решил стать чемпионом. Из-за этого мы с мамой переехали в Алма-Ату, там было больше возможностей. Мама не могла мне купить велосипед, денег не было, и вот однажды мой тренер сказал, что тому, кто придет первым на соревнованиях, в качестве приза вручат велосипед. Я был единственным, у кого не было своего велосипеда, единственным ребенком из необеспеченной семьи, для меня это был шанс, и я сумел им воспользоваться. Я пришел первым и домой уехал на велосипеде. Это был самый счастливый день в моей жизни… И еще один день я никогда не забуду… Я почти не бывал дома, но даже не замечал этого, так мне нравилось то, чем я занимался. И вот однажды, когда мы с ребятами стояли в очереди в столовую, один человек, как сейчас принято выражаться, кавказской национальности, который сначала встал за нами, вдруг оказался впереди, то есть прошел без очереди. Он набрал себе полный поднос самой вкусной и дорогой еды и спокойно уселся за столик, не обращая никакого внимания на наши возмущенные возгласы. Потом мы все же набили ему морду, но тогда я впервые задумался о том,
что такое деньги и как много может себе позволить человек, у которого они есть. Шло время, я стал мастером спорта, потом чемпионом, выступал за сборную СССР. У настоящих спортсменов нет времени на девушек и алкоголь - не было его и у меня. Все шло просто отлично, но тут в мою жизнь постучала «большая история». Спорт перестал быть престижным занятием, денег не стало, а вскоре исчез с карты мира Советский Союз, честь которого мы защищали на международных соревнованиях. Я опять оказался там, где был, - в нищете. Начал выпивать, в довершение ко всем моим бедам умерла мама… Но удача вновь мне улыбнулась… Однажды я встретил карагандинского друга детства, который продавал муку, сахар и даже газ, и друг предложил мне войти в его бизнес. Тогда все только начиналось, и я оказался в нужном месте в нужное время… Я тебя не утомил?
        - Нет, что ты, я хочу как можно больше узнать о тебе, мне это очень важно!
        - …Сама помнишь, какие это были годы, начало девяностых, и как наживался капитал. Время катилось с бешеной скоростью. Я не заметил, как женился, родилась дочь, рядом появились верные соратники, многих я взял в дело из своей спортивной команды. Не заметил, как рядом оказались две сестры-близняшки, мои самые надежные помощницы, я зову их «Зитой» и «Гитой». Одна - адвокат, это она тебе звонила и подзывала к телефону. Другая - финансист, директор нашего филиала в Штатах.
        - А что твоя семья?
        - Как говорится, не выдержала проверки временем… Жена мучила меня молчанием. Понимаю, это звучит странно, тем более что я не уделял время семье и месяцами не видел дочь, но упорное воспитательное молчание жены было невыносимо… И вот я здесь, в постели с тобой: одинокий, богатый, мечтающий о большой любви и чертовски привлекательный. У меня дома по всему миру, но дома эти пустые, у них нет хозяйки. А к чему все это мне одному?.. Поедем, я покажу тебе мой дом. Мне хочется привезти тебя туда, где еще не была ни одна женщина.
        - Я была с тобой там, ночью, после ресторана.
        - Нет, ты должна увидеть мой настоящий дом.
        Борис, приподнявшись, включил лампу у кровати и хотел было встать, но, посмотрев на Арину, не удержался и поцеловал ее… Из офиса они выехали лишь несколько часов спустя, глубокой ночью. А за ними, как обычно, ехали еще две машины с охраной.
        Глава 7. Дорога к дому
        Путь к дому Бориса оказался знакомым. За несколько километров до ее дома Борис свернул, и они въехали в небольшой поселок, огороженный высоким забором из светлого кирпича. Дома в поселке были очень похожи друг на друга и отличались только размерами, вокруг каждого красовалась железная ограда из ажурных решеток.

«Тюремный дизайн», - подумалось Арине.
        Борис объяснил, что здесь живут только сотрудники «Эола», топ-менеджеры и друзья, а эти дома - его подарки.
        - Вот дом Гиты, ну я тебе говорил.
        - Ты меня заинтриговал этой Гитой, я предчувствую соперницу и необыкновенную красавицу.
        - Она вовсе не красавица, скорее наоборот, и не соперница, конечно, тем более тебе, но хитра - черта обманет. А вот и мой дом!
        Полдома было не видно из-за высокой ограды. Железные ворота начали бесшумно и медленно открываться - и Арина наконец увидела дом целиком, и он оказался самым большим и красивым.
        - А почему Гита? - не к месту спросила она.
        - Был такой индийский фильм про разлученных близнецов, Зиту и Гиту. С Гитой я познакомился в провинции, оценил ее деловую хватку и предложил работать на меня, а уже она познакомила меня со своей сестрой-близнецом.
        - И ты хочешь сказать, что у тебя ни с той, ни с другой не было романа?
        - Какой роман, о чем ты?!…Я их сразу назвал Зита и Гита, теперь их все так зовут, и в глаза, и за глаза. Это очень близкие мне люди, я вас обязательно познакомлю. Кстати, муж Зиты, Карл, мой психолог. Он тоже из поволжских немцев, друг детства. Это я их познакомил и поженил.
        - Как у вас все повязано! - Арина была огорчена, ей почудилось, что Борис слишком поспешно отмахнулся от ее вопроса. Может, ей только показалось, что он с ней откровенен?
        - Без этого нельзя. Работать можно лишь с теми, кто от тебя зависит, с теми, чья подноготная досконально известна.
        Они вошли в роскошный дом, который представлял собой что-то среднее между ханским дворцом и Эрмитажем. На потолках - лепнина, тяжелые люстры из венецианского стекла. На стенах - картины на классические сюжеты в барочных золоченых рамах.
        - Оригиналы?
        - Копий не держим!
        - А в Караганде были дворцы? - спросила вдруг Арина.
        - Ты о чем? - не понял он вопроса.
        Борис водил ее по своему богатому пустынному дому, и она чувствовала, что он нуждается в поощрении. Этот яркий мир, по-восточному избыточный, лишенный чувства меры, был ей и чужим, и чуждым. Арине казалось, что здесь уместна не похвала, а калькуляция, но она хвалила вкус хозяина и оригинальность дизайнерских решений. Они еще долго бродили по дому, и все это время Арину не покидало ощущение, будто она находится то ли в музее, то ли в очень дорогой арабской гостинице.
        - И зачем мне все это одному? - словно сам себе говорил Борис. И тут же отвечал: - Видишь, какое большое теперь у тебя хозяйство. И это лишь малая часть…

«Как странно, - думала Арина. - Почему у меня? Легко у него получается… А может, так и надо: если любишь - не думать, не рассуждать…»
        - У нас с тобой… - словно услышав ее мысли, уточнил Борис.
        - А как же дочь? Или, может, у тебя еще есть дети?
        - Угадала, - неохотно согласился он, - есть. Еще одна дочь, от «вице-мисс Москвы».
        - От кого? - не поняла Арина.
        - Потом расскажу, - махнул он рукой.

«В самом деле, что я к нему пристала?» Арина по себе знала, что сразу всего не объяснишь и не расскажешь. Вот что, к примеру, она может сказать про Толика? Сказать как есть - значит выставить мужа на посмешище. Соврать? А что тут соврешь?
        Наконец они оказались в той части дома, где был бассейн. Здесь Арине понравилось, словно кто-то наконец обуздал неуемную фантазию архитектора, потерявшего голову от Борисовых денег. И хотя интерьер бассейна не был минималистским, здесь буйство чужого воображения не мешало. Вода была чуть подсвечена снизу, словно под ногами плескалось перевернутое небо. На витражах играли отблески воды, а потолок представлялся сказочной пещерой с сокровищами. Звучала музыка Нино Рота из
«Крестного отца».
        - Музыка с намеком? - съехидничала Арина.
        - Не знаю, не я выбирал.
        Ей было странно, что они не встретили в доме ни единого человека. Ведь есть же кто-то, кто включает музыку, чистит бассейн, наводит порядок в этих бесчисленных комнатах…
        Борис разделся и бросился в воду. Арина снова удивилась, как быстро, по-военному он раздевается. С такой скоростью раздеваются по приказу, а в обычной жизни человек, который так раздевается, кажется каким-то… отважным, мужественным… Но дальше она не стала размышлять, а тоже разделась и бросилась в воду.
        Вода была теплой. Мокрая кожа мягко отсвечивала, и ей казалось, что они могут смотреться друг в друга как в зеркало. Арина вспомнила, как ребенком ее возили в Каролину-Бугаз под Одессу и как однажды ночью она голая купалась с подружками в теплой воде залива. Когда вышли из воды, девочки обнаружили, что их тела светятся холодными синими искорками водных светлячков. И вот теперь, в эту ноябрьскую ночь, в чужом доме, с человеком, которого она знала всего несколько дней, на нее вдруг накатило состояние детского счастья и предчувствие чуда, будто именно оно было обещано ей той ночью со светлячками. Правда, тогда все кончилось ссорой с мамой, которая категорически запрещала купаться по ночам и которую она в тот раз ослушалась…
        Так они плавали и не могли оторваться друг от друга, и мягкий свет со дна бассейна освещал их счастливые лица. А потом были шампанское и любовь. И снова вода, и снова любовь, и снова шампанское.
        - А как же голос? - беспокоился он. - Как же твой волшебный голос?
        - Голос? - переспрашивала она, не понимая.
        - Ну ты же сама сказала, от шампанского он становится… каким же он становится?..
        - Ах да, тусклым! - смеялась она. - Мне почему-то кажется, что с тобой мне можно все, даже шампанское. И потом, у меня целых пять дней не будет спектаклей…
        Когда читала в книжках о том, как кто-то забыл обо всем на свете, она была уверена: это лишь фигура речи. Как же можно забыть о родителях, например, или о своем ребенке? И вот она действительно ни разу не вспомнила, что ее ждут дома. Казалось, все это происходит с кем-то другим, а ей просто показывают старый голливудский фильм, который непременно закончится всеобщим счастьем.
        Вдруг Борис произнес:
        - Но я еще не все рассказал тебе про свою жизнь…
        Арина замерла: кино вот-вот закончится, и она отправится одна в холодную ноябрьскую ночь. Сейчас возникнут жены, любовницы, дети, обязательства…
        - Я не сказал тебе самого главного: дело в том, что спустя много лет я разыскал своего отца.
        Арина не смогла сдержать вздоха облегчения.
        - Ты в порядке? - заботливо спросил Борис.
        - Да.
        - Мне очень хотелось показать отцу, чего я добился. Я всю жизнь пытался доказать, какой я хороший, хотел, чтобы он пожалел, что отказался от меня и бросил маму. Я нашел его, привез в Москву, купил ему квартиру. Отец был одинок, детей, кроме меня, у него не было, а жена умерла. Я привез его в большую красивую квартиру и сказал: «Вот, Франц Вильгельмович, ваш дом». А он мне: «Боречка, сынок, прошу тебя, зови меня папой!» Я ему: «Простите, Франц Вильгельмович, я пока не готов, может, когда-нибудь…» - сказал и ушел. А той же ночью отец умер от разрыва сердца.
        Каково это, жить без отца? Знать, что он от тебя отрекся. Слушать рассказы мальчишек о семейных праздниках и отцовских нагоняях. Смотреть, как надрывается мать, чтобы обеспечить тебя всем необходимым. Арина раньше никогда об этом не задумывалась. И еще она не знала, что большой и сильный мужчина может носить в себе такую тяжелую детскую обиду, такую глухую боль.
        Борис замолчал, а Арина нежно прижалась к нему и стала его баюкать как ребенка.
        Глава 8. Театр
        Как только начался их роман, окружающие стали донимать Арину расспросами. Всем хотелось знать, что она делает, чтобы так чудесно выглядеть. Сначала она просто смеялась и пожимала плечами, потом отшучивалась и наконец начала совершенно серьезно рассказывать страждущим про волшебные спа-салоны и модного диетолога. Ей так много пришлось об этом говорить, что она и сама готова была поверить, что ее летящая походка и сияющие глаза возникли благодаря методичной и ответственной работе профессионалов-косметологов. Но эта, казалось бы, невинная ложь утомляла ее, и временами у Арины отчаянно портился характер. Особенно горько ей было сознавать, как легко она обманывает ничего не подозревающего Толика. «Это чудовищно!» - говорила она себе, въезжая во двор своего дома. Чудовищной была ложь, которую ей приходилось придумывать, чтобы в очередной раз отлучиться, чудовищным было напряженное молчание, в котором они теперь проводили вечера, да и сама она тоже представлялась себе чудовищем - хотя из зеркала на нее смотрела очаровательная женщина с сияющими глазами. Придя домой, Арина садилась рядом с Толиком за
стол, пыталась рассказывать какие-то истории, которые должны были его позабавить, спрашивала о его делах, не слушая ответа, ловила себя на том, что говорит неестественно громко, и очень скоро уходила наверх, шептаться с Борисом, назначать новые встречи, ждать их и мучиться своим невероятным, фантастическим счастьем. Временами чудовищем ей представлялся Толик, ее начинали бесить его шутки, его вопросы и даже то, как он ест или говорит по телефону, и она раздражалась, кричала на него, сурово отчитывала за маленькие шалости сына, а видя их растерянные глаза, уходила к себе и снова шепталась, а иногда все-таки плакала и потом, всхлипывая, засыпала - счастливая.
        Как ни странно, бурная личная жизнь и переживания, связанные с мужем и сыном, никак не сказались на голосе. Голос - был, он даже стал более глубоким, обрел новые обертона, что незамедлительно подметила публика, особенно поклонники, из тех, кто не пропускал ни одного ее спектакля.
        В театре на нее теперь смотрели особенно пристально. Сначала она уверяла себя, что ей это только кажется из-за нервов и мнительности, но однажды в фойе, на доске объявлений, среди рецензий и приказов, она вдруг увидела фотографию Бориса. Это было заботливо вырезанное кем-то и приклеенное на видном месте интервью одному глянцевому журналу. Оглянувшись и увидев, что вокруг никого, Арина жадно его прочла. Несколько раз она прерывалась, пораженная тем, что рассказ о бедном карагандинском детстве и занятиях спортом чуть ли не дословно совпадал с тем, который она уже слышала. Еще он говорил здесь о своем одиночестве и о том, как бизнес ломает людей, заставляя их проститься с мечтой о семейном счастье.
        На одном из свиданий она спросила его об интервью.
        - Ты не должна удивляться, - ответил Борис. - Ты верно подметила, этот текст я заучил наизусть. Что молчишь? Так надо. Я - публичный человек и не должен делать оговорок, которые пресса может как угодно толковать. Я не имею права оставлять журналистам зацепки, с помощью которых они способны выудить что-нибудь такое, что не стоит предавать огласке. Черноус профессионал, он знает, что делает, и я ему целиком доверяю. Кстати, я видел парочку твоих интервью, служба безопасности собрала… - И видя, что Арина неприятно поражена его словами, миролюбиво добавил: - Не волнуйся, ничего страшного, да я и не об этом… У тебя, например, получается на одни и те же вопросы отвечать по-разному, в зависимости от настроения, от того, какой журнал берет интервью. А я… Я не люблю неожиданные вопросы - точно так же, как и избитые. И вообще, все эти журналистские штучки не по моему характеру.
        История с повешенным кем-то на доске объявлений интервью имела продолжение. Однажды в театре при Арине зашла речь о ремонте артистических гримерных, и управляющий директор сказал, что денег выделили очень мало и надеяться театру можно только на меценатов-олигархов, которые из любви к искусству - и присутствующие дружно посмотрели на Арину - помогут решить вопрос. Ее неприятно поразило выражение досады и раздражения на лицах коллег. Даже Женечка, с которой - единственной! - она поддерживала подобие неформальных отношений, выглядела по меньшей мере недружелюбной. Эта история оставила на Аринином сердце глубокую царапину. Арина поняла, что отныне, как бы ни сложились ее отношения с Борисом, в театре она не может рассчитывать даже на дружелюбный нейтралитет.
        Концертмейстер Татьяна Винер, с которой Арина когда-то вместе пришла в театр и теперь продолжала регулярно заниматься, вернувшись из дальней поездки, вначале встретила ее сурово.
        - В чем дело, скажи, пожалуйста? Меня неделю не было, а ты еще и занятие пропускаешь! Что с тобой?! Ты на себя не похожа! - И только тут внимательно посмотрела на Арину. - Ой, да ты, похоже, влюбилась! Кто он, рассказывай! Или нет, хочешь - я сделаю тебе прогноз?
        Татьяна Арине нравилась. Она была привлекательной женщиной средних лет, умной, образованной и обеспеченной. Несколько лет назад Татьяна увлеклась астрологией и поначалу делала прогнозы только друзьям, потом круг людей, которые прибегали к ее помощи, разросся, а времени стало катастрофически не хватать. Между тем прогнозы получались такими достоверными, что из желающих получить Танины рекомендации выстрои-лась длинная очередь. И тогда Таня решилась: сказала в театре, что уходит - фактически в никуда. Муж ее обеспечивал, к тому же со временем нашлась работа на телевидении, которая увлекла ее не меньше, чем поначалу астрология. Так что к инструменту она подходила лишь трижды в неделю, когда занималась с Ариной, - и еще ездила с подругой на сборные концерты и корпоративы. Арина считала, что у Тани легкая рука; возможно, так оно и было. А может быть, при всей разности характеров и темпераментов, они просто очень подходили друг другу.
        Таня несколько раз предлагала Арине сделать ей прогноз, но та всегда отмахивалась:
«Я и так все про себя знаю, что нового ты мне скажешь?» Вот и теперь Арина только пожала плечами:
        - Да, влюбилась. Какие тут могут быть прогнозы? То, что он любит меня, я и сама вижу… Только вот с мужем… Но звезды тут ни при чем. Меня мучает совесть, что я его обманываю, а сказать правду язык не поворачивается.
        - Неужели ты думаешь, что ему нужна твоя правда?! Если бы это было так, он бы и сам тебя спросил, что происходит. А он ведь не спросил, не так ли?
        - Нет, он ничего не замечает.
        - Не замечает или не хочет замечать? Ты подумай сама, он живет в уютном мирке, который ты для него создала, ему ни о чем не надо заботиться. Разве от такого добровольно отказываются?!
        - То, что я делаю, - предательство. И не имеет значения, какой человек мой муж и зарабатывает он деньги или нет.
        - Знаешь, главное в таких делах - не горячиться. Можно все сломав, ничего не построить. Не понимаю, почему ты не хочешь знать, что тебя ждет в новых отношениях, с другим человеком?
        - Не надо. Не хочу. Может, потому, что боюсь…
        Глава 9. Новые друзья
        Арина приезжала к Борису почти каждый день. Ворота медленно открывались, едва она приближалась к поселку, но людей она здесь никогда не видела. Казалось, обитателям поселка строго-настрого запрещено показываться ей на глаза. Арина входила в пустынный дом, хранивший слабые запахи человеческого присутствия: еды, стирального порошка, резкого мужского одеколона. Женских запахов в доме не было, хотя здесь явно работали женщины. Арина даже не успевала снять шубу, как оказывалась в объятиях Бориса. Упавшая шуба, бассейн, кровать, кресло в каминной - время останавливалось…
        Было непонятно, как два взрослых, занятых человека, привычно окруженных людьми, могут ежедневно оказываться без свидетелей. Голод - вот слово, которым точнее всего можно описать их состояние. Настоящий неутолимый голод. Поздно вечером Арина одевалась и уезжала. Она видела, как в домах поселка загорался свет, стало быть, люди там все-таки жили.
        Борис все настойчивее просил ее, чтобы она осталась. Объяснений, что дома ждут муж и ребенок, он не принимал и возмущался: «Как это так, я люблю женщину, а она от меня уезжает к другому!» Он постоянно дарил ей цветы, душистые розы на длинных стеблях. Арина уже не отдавала их Ибрагиму, а привозила домой, и ее комната напоминала теперь гримерную после премьеры.
        Однажды Толик в очередной раз отправился в Италию. Приятель предложил связать его с фабрикой, где можно почти даром приобрести костюмы от известной фирмы. Арина хорошо знала это «даром», но спорить не стала: узнав о намечающемся отъезде мужа, она сразу договорилась с Борисом о встрече, пообещав ему, что останется на ночь. Она была преступницей, и, как ни ужасно, ей это нравилось.
        В тот вечер у нее был спектакль, она пела Ольгу в «Онегине». Толика дома не было, Алеша оставался с няней, и после спектакля Арина сразу же отправилась к Борису. Она ехала по Кутузовскому, думала о том, что ее ожидает самая прекрасная, самая романтическая ночь в ее жизни, и волновалась.
        Ворота медленно поплыли в стороны, едва она свернула с большой дороги. У забора, окружающего дом Бориса, Арина увидела две машины, дверь была незаперта, но Борис ее не встречал. Арина вошла и услышала шум голосов. Повесив шубу, она пошла на звук, и в каминной обнаружила большую компанию. Кого-то из присутствующих она видела прежде в «Эоле», но большинство лиц были ей незнакомы. Борис медленно и, как ей показалось, нехотя, поднялся с кресла и начал представлять ей гостей: коллег, друзей-спортсменов и соседей. Все были милы и доброжелательны, однако очень скоро Арина перехватила настороженный взгляд: из дальнего угла зала на нее цепко смотрела невысокая темноволосая женщина с темными глазами и очень короткой шеей. Борис подвел к ней Арину:
        - Это мой ангел-хранитель Гита. А где Зита? Зита где? - настойчиво переспросил он.
        - В туалете, - ответил кто-то.
        Через несколько минут в дверях показалась Зита, действительно как две капли воды похожая на Гиту, только более раскованная и даже, пожалуй, легкомысленная. Она подошла к Арине, протянула ей руку и сказала:
        - Я много о вас слышала и даже как-то была на вашем спектакле. Я ваша поклонница, у вас чудесный голос! Вы поете волшебно, а в жизни вы еще красивее, чем на сцене.
        - Спасибо, - поблагодарила Арина и вежливо поинтересовалась: - А что вы слушали?
        Зита смутилась:
        - Сказать по правде, не помню, это было так давно!
        - Да врет она! - произнес мужской голос. - В опере она не была ни разу. Ни в Верхней Жмеринке, ни в Нижней Флориде оперного театра нет.
        - Виктор, ты пьян! - ничуть не обидевшись, откликнулась Зита. - Оперного театра там нет, но я и в самом деле несколько раз слушала вас. Вы ведь в Немировича-Данченкова, да?
        - Да-да, мне очень приятно, спасибо, - поблагодарила Арина и решила, что незнакомый Виктор наверняка прав: Зита была милой, но ничуть не походила на любительницу оперы.
        Ждали ужина, заказанного в хорошем японском ресторане. Одновременно с едой появился Жеребцов: «Вот он я, ваш десерт!» Застолье было долгим, и Арина уже посматривала на часы, наблюдая, как, подобострастно изогнувшись, Жеребцов говорил с Борисом. Видно было, что Жеребцов чем-то угодил шефу. Потом они удалились в другую комнату, а когда вернулись и к ним подошла Арина, их разговор прервался.
        - Ну, как моя кобылка? - после паузы спросил Жеребцов Бориса и чмокнул Арину в щеку.
        Она отпрянула и поняла, что он пьян.
        К ночи напился и Борис. Во втором часу, когда некоторые гости испарились, а остальные похрапывали в многочисленных комнатах дома, Арина и Борис ушли в спальню. Здесь она оказалась впервые. Кроме входной, в спальне было еще две двери. За одной Арина обнаружила круглую ванную. Другая, ведшая в туалет, была абсолютно прозрачной, но Арина поняла это только когда включила там свет. Борис стоял под дверью. Увидев его, Арина от неожиданности вскрикнула, и он исчез. Выйдя из туалета, она обнаружила, что комната пуста. Арина вышла в темный коридор. Не найдя выключатель, стала звать Бориса, но никто не отзывался. Из дальней комнаты раздавался громкий храп. Она попыталась на ощупь пройти к лестнице, как вдруг наткнулась на что-то, лежавшее на полу. Это был Борис.
        - Что с тобой? Что ты здесь делаешь?! - вскрикнула она.
        Борис не ответил. По его дыханию Арина поняла, что он не спит. «Обиделся», - догадалась она, а вслух сказала:
        - Извини, дверь стеклянная, я не ожидала.
        - У тебя есть от меня тайны? - спросил он, поднимаясь.
        - Но есть же какие-то вещи, интимные…
        - А знаешь, я твоему Жеребцову заплатил за тебя кругленькую сумму. Ты теперь моя! - перебил он.
        - Ты о чем?! - До Арины не сразу дошел смысл сказанного.
        Борис включил свет. «Он абсолютно пьян, - подумала она, - и не понимает, что говорит. А я хочу домой».
        Она спокойно сказала, что больше не может здесь оставаться, что, должно быть, он не готов к постоянному присутствию женщины, слишком долго жил один, вернулась в спальню, собралась и уехала. Борис ее не удерживал.
        На улице было холодно, дул острый северный ветер, который гнал последние листья перед машиной. Так закончилась ночь любви.

«Теперь, надеюсь, ты расстанешься с опасным принцем?» - спросила разумная Арина Арину безрассудную. И та, конечно, согласилась.
        На следующий день Борис улетел в Германию, а вернувшись, как ни в чем не бывало попросил Арину приехать, предупредив, что уже выслал за ней машину.
        - Откуда ты знаешь, что я дома и могу приехать?
        - Это не я, это мои люди знают. Я жду тебя, очень жду, - добавил он.
        Ее встречали внизу, и когда она поднялась на лифте, Борис стоял на пороге. Он пригласил Арину в кабинет и протянул ей темно-синюю коробочку с золотой надписью:
«Patek Philippе». Там были изящные часы белого золота с бриллиантами. Подарок Арину испугал. Она верила в приметы и знала, что часы дарят к расставанию, а потому, уходя, как бы невзначай оставила их в кабинете.
        Потом они долго ехали в ресторан. Днем выпал первый снег и быстро растаял, на улице было мокро и грязно, Москва стояла. Борис сидел за рулем, Арина - рядом. Разговор не клеился, и оба молчали. Наконец Борис протянул руку и что-то взял с заднего сиденья.
        - Вот, ты забыла. - Это была оставленная ею коробка.
        В ресторане Арина сказала, что скоро улетает на халтуру в Сочи.
        - Можно, я тебя отвезу? Мы сможем еще два дня провести вдвоем, у меня там тоже дом.

«Толик обрадуется, что не надо тащиться со мной в аэропорт», - подумала Арина и тут же решила: она скажет мужу, что фирма, пригласившая на концерт, пришлет за ней машину.
        Когда Арина вернулась домой, Толик возился с костюмами, привезенными из Италии. Рядом стояла злополучная сумка с венецианскими свиньями. Из сказанного Ариной он, кажется, понял только то, что машина на три дня остается в его распоряжении и что ему не придется дважды тащиться в пробках в аэропорт. Арина испытала двойственное чувство: равнодушие Толика позволяло легко исчезать из дома и в то же время было каким-то обидным. Может быть, Арина давно ему безразлична, просто она этого не замечала?
        - Халтура будет у солидных людей? - спросил Толик.
        - Да, очень солидных.
        - Тогда возьми свиней, вдруг получится! Или костюмы…
        - Ну куда я с этой сумкой в самолет, еще разобьются!
        - Ты права, я не подумал!
        Утром она проснулась, позавтракала, собрала вещи и увидела, что у ворот уже разворачивается подъехавшая за ней машина.
        Арину привезли во Внуково, но это был другой терминал, не тот, из которого она обычно улетала, а «Внуково-3». Какие-то люди подхватили ее, провели через контроль и на небольшой машине повезли по летному полю к самолету Бориса. На борту белого
«Имбраера» синими буквами было написано «Эол». По небольшому трапу Арина вошла в самолет. Борис еще не приехал.
        Внутри было очень светло: салон из бежевой кожи, мягкие ковры коричневых оттенков, несколько кресел - в центре и сбоку. В центре, видимо, были основные места: здесь стояли блюдо с фруктами и коньяк. Арина предпочла скромно сесть с краю. Раньше она летала на таких джетах, когда ее приглашали на корпоративные мероприятия, но сейчас все было по-другому, она даже чувствовала какую-то свою причастность и к этой огромной машине, и к людям, которые готовились поднять ее в небо. Когда наконец появился Борис, он был подтянут и деловит. Быстро, почти не глядя, поцеловал ее в щеку, заметил:
        - Почему ты там села? Твое место здесь, в центре. Ты должна быть рядом со мной. Ты всегда должна быть рядом со мной. И вообще, это твой самолет!
        И пока он это говорил, самолет разбежался и плавно взмыл в серое московское небо.
        Глава 10. «Три счастливых дня было у меня»…
        Когда они долетели до Адлера, самолет пошел на посадку. Внизу, в центре поля Арина увидела два «Мерседеса», черный и белый. На пустом пространстве они выглядели как пешки, забытые на доске после шахматного турнира. Когда самолет наконец приземлился и дверь открылась, трап подали тут же, а чуть поодаль их ждали машины. Передние дверцы белого «Мерседеса» были распахнуты, и рядом стояли четверо. Борис спустился первым, подал Арине руку и только потом кивком ответил на приветствия.
        - Багаж привезут, поехали, - и сел за руль, Арина рядом.
        - Ты сам поведешь? - удивилась она.
        - Да, я бедный, денег нет на водителя.
        - Как быть с охраной? - подошел к машине один из встречающих.
        - Мы поедем сами, все в порядке. Разгрузитесь и догоняйте, я гнать не буду.
        - Слушаюсь! - козырнул охранник. Они ехали минут сорок, но для Арины время пролетело незаметно. После голых московских деревьев местная зелень казалась чем-то диковинным, глаза хотели все рассмотреть и запомнить. Оглянувшись, она увидела черный «Мерседес». Догнали.
        - Вот мы и дома! - Борис свернул с дороги и тут же остановился у белой виллы с колоннами.
        Сочинская вилла показалась ей чуть ли не копией московской. Арина решила, что ее строил тот же архитектор, любитель излишеств: лепнина, зеркала, колонны, золото, мрамор. «Похоже, - подумала она, - дизайнер немолод и все хрущевское и брежневское время, равнодушное к архитектурным фантазиям, страдал без работы и от избытка идей. И вот наконец дорвался, получил возможность соединить лебедя со щукой в одном проекте. А может, таков был заказ? - Она вспомнила, как художник спектакля
«Кармен» рассказывал ей о стиле «вампир», модном в новорусской среде. - Нет, это все-таки архитектор, - рассуждала она про себя, пока Борис водил ее по дому. - У Бориса вкус, он знает толк в одежде».
        Борис действительно очень хорошо одевался. В рабочие дни это были костюмы идеального кроя, с накрахмаленной рубашкой и галстуком в тон. Он педантично следил за тем, чтобы цвет ремня брюк, ремешка часов и ботинок совпадал, а циферблат на часах был под цвет костюма. Арина знала, что он все покупает сам, не любит пользоваться советами консультантов и раздражается на назойливых продавцов дорогих магазинов. «Странно, - думала она, - он такой элегантный, а его особняки - торты с кремом. Кругом золото, золото, золото, даже глазам больно: мало того что оно блестит само по себе, так еще и отражается в зеркалах, подсвечивается люстрами. Просто желтый дом. Наверное, ему не до дизайна, и он попросту этого не замечает».
        В сочинском доме тоже были две бани, хамам и русская. Рядом - бассейн с морской водой. Потолок над бассейном был стеклянным, и через стекло просвечивало ослепительное южное небо. На большом балконе с видом на море стоял овальный стол, покрытый накрахмаленной белоснежной скатертью. «This is breakfast area», - сказал Борис по-английски. Он говорил с сильным акцентом, но его это ничуть не смущало.
        - Сейчас время обеда, а вечером у меня концерт, и мне надо распеться.
        - Не относись к этому серьезно.
        - К чему?
        - К концерту. Хочешь, я дам в два раза больше, чем они?
        - Но разве дело в деньгах? Это моя профессия, - улыбнулась она.
        - Понимаю. Ну и как тебе твой сочинский дом? - сменил он тему.
        - Я очень люблю море, - ответила Арина. Он властно притянул ее к себе и поцеловал, а она не могла и не хотела сопротивляться. Место и время исчезли, и они провели на балконе не меньше часа. Никто их не тревожил. Потом они прошлись вдоль остывающего пустынного моря.
        - Идем домой, а то замерзнешь и потеряешь голос.
        Арина не стала говорить ему, что голос можно потерять совсем от другого, что гормональный фон организма очень влияет на связки: она не смогла бы сейчас держаться в рамках и соблюдать режим. И потом - она это чувствовала - у нее начался творческий подъем, а думать о том, что будет дальше, она не хотела.
        Вечером его машина привезла Арину к концертному залу. Было много знакомых: на больших корпоративных концертах встречалась чуть ли не вся московская тусовка. Здесь не было гримерных, и переодеваться в вечернее платье пришлось за ширмой. Когда наконец загримировалась и была вполне готова, Арина попросила показать ей программу и обнаружила, что ее выступление намечено в самом конце. В другое время она бы обрадовалась: последними ставили лучших исполнителей, режиссеры обычно строили концерт по нарастающей. Но в тот день ей так хотелось поскорее отработать и уйти! Арина долго и путано объясняла недовольному режиссеру, что ей необходимо спеть вначале что она должна уехать, что ее ждут, что она не выспалась и, если ей придется долго дожидаться своего выступления, голоса не будет совсем. Режиссер сердился, говорил, что она разрушает целостность концерта, что он не станет потакать капризам, что не такая уж она звезда, чтобы заставлять его на ходу менять программу. Арина мягко улыбалась и настойчиво повторяла:
        - Я прошу тебя об одолжении в первый раз. Ты знаешь, я дисциплинированная: никогда не опаздываю, не подвожу, делюсь деньгами, ты сам называл меня «душой коллектива - в свободное от семьи время», но сегодня, поверь, мне очень нужно!
        Наконец режиссер сдался. Арина ушла в дальнюю комнату разогреть голос, а минут через двадцать за ней пришли: Арина открывала концерт. Выступление прошло успешно, и все остались довольны, даже режиссер. За кулисами ей вручили огромный букет и тяжелый пакет с подарками, в машине она бросила его на заднее сиденье, а цветы положила на колени. Цветы благоухали, Арина отвыкла от такого сильного аромата: в Москве цветы почти не пахли.
        В дом она вошла с букетом, водитель внес за ней пакет. Борис, увидев Арину нарядной и счастливой, огорчился:
        - Похоже, тебе там было лучше, чем со мной, - сказал он и вышел из комнаты.
        Она ничего ему не ответила и не пошла за ним, спокойно поставила цветы в вазу, сняла грим, переоделась и только тогда появилась на террасе, где сидел Борис. Арине его обида показалась какой-то детской, она обняла его и поцеловала:
        - Ты неправ, мне лучше всего с тобой!
        - Тогда разведись!
        Арина растерялась и не знала, что ответить, но в этот момент появилась официантка с подносом.
        - Можно? - шепотом спросила она.
        - Входите, здесь не спят! - буркнул он. На подносе стояли две рюмки, бутылка сотерна и фрукты. Остаток вечера они провели на террасе. В ночной тишине шум моря стал слышнее, волны умиротворенно били о берег, и этот ритм убаюкивал, погружал в сладкий сон.
        Утром Арина проснулась оттого, что почувствовала на себе пристальный взгляд.
        У кровати стоял Борис. Он уже вернулся с прогулки и теперь смотрел на нее с улыбкой и радостью, как ребенок, который доволен, что мама дома. Потом сидел на кровати и ждал, пока она примет душ и оденется. Когда они вышли на балкон, стол уже был накрыт. На столе стояло шампанское, пенистый свежевыжатый апельсиновый сок, тонко нарезанный хлеб, черная и красная икра. Как только они сели за стол, официантка внесла яичницу с помидорами и поставила перед Борисом. Борис подождал, пока она уйдет, и налил шампанское. Протянул бокал Арине. Она заметила, что его рука слегка дрожит. Они заговорили одновременно.
        - Надеюсь, это не начало белой горячки! - Арина перехватила у него бокал.
        - Я… - повисла пауза. - Люблю тебя и хочу, чтобы ты родила мне ребенка, хочу семьи и покоя. Я хочу, - повторил Борис, - чтобы именно этот животик родил мне ребенка, мальчика.
        - А если будет девочка?
        - У меня есть все, что нужно нормальному человеку. У меня дома по всему миру, но мне одному они не нужны. Я прошу, нет, требую:
        уйди от Анатолия, оставь ему все - со мной ты ни в чем не будешь нуждаться.
        Она слушала его с закрытыми глазами и чуть-чуть подрагивающими губами: такого предложения женщина ждет всю жизнь. «Сейчас утро! И хотя я вижу дрожащие руки, передо мной совершенно трезвый человек…»
        - Конечно, Алеша должен быть с нами, иначе невозможно, - продолжал Борис.
        Ее счастье было так велико и неожиданно, что она испугалась. Она не привыкла к радости, за которую не заплачено трудным опытом. Улучив момент, когда Борис был занят, позвонила Полине:
        - Слушай, это так прекрасно, волшебно и сказочно, что мне даже страшно!
        - Почему страшно, Аришка?? Ты столько лет фактически одна, ни помощи, ни защиты… Раньше не говорила, а теперь скажу: я рада, что ты уйдешь от Толика. Ты горбатишься в театре, горбатишься на концертах и не задумываешься о том, что он живет за твой счет. Не кори себя, ни в коем случае! Единственное, что меня смущает… ты и сама знаешь: такие, как Борис, - люди с безумными деньгами - очень испорчены и дико развращены. Они даже опасны…
        - Нет, ты что, Полинка, я же не слепая! Ты его не знаешь, он другой. Он столько пережил в детстве, но остался чистым и немного наивным! Он хочет покоя и боится одиночества! Он очень порядочный! Я ведь тоже в людях разбираюсь… Он неординарный человек, да, с трудным характером, но не новый русский. А кроме того, он охренительный любовник!
        - Говоришь, что в людях разбираешься, а самой страшно! Боишься, что он окажется с тремя женами и дюжиной детей? Я же тебе рассказывала, как итальянские мужики соблазняют наших туристок. Предлагает пожениться после первой встречи, а вскоре выясняется, что у него жена и семеро козлят.
        - Да нет же! - крикнула Арина. - Он рассказал, что был женат, были толпы молодых любовниц… Он искал счастья и думал, что оно там, где энергия юности, но только сейчас, со мной, понял, что не там искал! Понимаешь? Для него я - это абсолютно новый виток отношений с женщинами!
        - Тебе виднее. Тогда не бойся ничего, люби!
        Они не ходили по ресторанам, даже не выезжали из дома, кормил их специально приглашенный на это время повар. Они не обращали внимания на то, что вокруг постоянно находились люди. Арина поняла, что ей также следует научиться их не замечать, иначе невозможно остаться вдвоем, а они хотели быть только вдвоем. Они гуляли у моря, плавали в бассейне, пили хорошее вино. Шумело море, звучала музыка, а ночью время останавливалось, тонуло в море вслед за солнцем.
        Новый день начинался на балконе, с шампанским и неизменной яичницей с помидорами, которая стала казаться Арине обещанием постоянства и счастья. Так пронеслись пятница, суббота и воскресенье, а в понедельник они вылетели в Москву.
        Самолет оторвался от земли, прощально покружил над Адлером, словно решая, куда лететь, а затем, развернувшись, все-же отправился в северном направлении. Внизу блестело Черное море, а Арина сидела, скрючившись, в мягком кресле у иллюминатора и смотрела, как игрушечная машинка, которая только что привезла их в аэропорт, выруливает на шоссе.
        - Почему ты грустная? - спросил Борис.
        - «Римские каникулы» закончились, - вздохнула она. - Сказка подошла к концу, и пора домой, - а про себя добавила: «к Толику и муранским свиньям».
        Борис повторил вопрос, словно догадался, что у грусти есть какая-то конкретная причина.
        - Что тебя заботит? Скажи скорее, не мучай меня. У тебя проблемы? Может, нужны деньги?
        - Нет-нет, ну что ты! Деньги тут ни при чем. Да, действительно есть проблема: у нас весь дом забит муранскими свиньями, я на них все время натыкаюсь, Алеше негде играть. Как вспомню, так настроение портится. А поделать с этим, боюсь, ничего нельзя…
        - Не понял, какими свиньями?
        - Толик человек ищущий, и у него новое увлечение - муранское стекло. Он нашел фабрику в Италии и скупает там сувениры, говорит, что подарки всегда дефицит и это очень выгодное дело. Недавно купил огромную партию свиней, он даже хотел, чтобы я взяла их в Сочи и попробовала всучить кому-нибудь на концерте. Следующий год - год Свиньи, вот Толик и подложил мне сразу много свиней. А я ему одну, но какую! - и она грустно улыбнулась.
        - Мне как раз необходимо купить штук триста свиней для корпоративных подарков к Новому году. Я все ломал голову, где достать столько одинаковых сувениров. Понимаешь, это закон большого коллектива: если все получат одно и то же, никто не обидится. Что если я куплю этих свиней?
        - О-о, ты совершишь сразу несколько добрых дел: спасешь мой дом от свинского нашествия, поможешь Толику, и моя совесть… я надеюсь, мне хоть немного станет легче…
        - Ты не должна ни в чем себя винить! Все, что я говорил тебе утром на балконе, могу повторить сейчас. Слушай внимательно и запоминай: а) я тебя люблю; б) я хочу, чтобы мы были вместе; в) я буду ждать твоего решения. По поводу Анатолия можешь не беспокоиться, мои люди навели справки, сопротивляться он не будет. Хочешь, я дам ему миллион?
        - Не хочу. - Арина с удивлением посмотрела на Бориса.
        - Почему?! - не понял Борис.
        Она пожала плечами и стала смотреть в иллюминатор на непробиваемую толщу облаков, простиравшихся до горизонта.
        - Как красиво! - вслух восхитилась Арина. - Все не могу привыкнуть к этому зрелищу…
        В Москве их снова ждали два «Мерседеса», и эти машины снова были с красными номерами. Они сели в уже знакомый синий «Мерседес». Была ночь, они ехали по пустому шоссе, и Борис вопросительно посмотрел на Арину: куда ее везти. Ей не хотелось с ним расставаться, но она сказала, что для принятия решения ей все-таки нужно время.
        - Я хочу, чтобы ты знал: я тебя очень люблю и хочу быть с тобой. Но мне необходимо остаться одной и сосредоточиться, прости!
        - Хорошо. Подожду, но предупреждаю: любовь любовью, но меня надолго не хватит, ждать я давно отвык.
        Остаток пути проехали молча, а в последние десять минут молчание стало гнетущим. Наконец Арина попросила Бориса остановиться немного не доезжая до дома: она не хотела, чтобы кто-нибудь из домашних видел машину, на которой ее привезли.
        Толик ждал ее с цветами:
        - Родная, я так соскучился!
        Это была неожиданность, и что-то кольнуло Арину прямо в сердце.
        - А я устала, - и, не останавливаясь, она поднялась наверх.
        Алеша был в школе, и Арина могла немного отдохнуть.
        Проснулась она в первом часу - к ней зашел Толик, чтобы сообщить: только что звонили из «Эола» по поводу свиней. Он был счастлив:
        - Ну мать, умеешь же, если захочешь! Представляешь, они покупают сразу всех свиней!
        Часа через два позвонил Борис:
        - Ты забыла в Сочи подарок, который тебе вручили на концерте. Водитель привезет.
        - Спасибо. Спасибо тебе за все. Я… я люблю тебя!
        - Не стоит. Не стоит благодарности…
        Глава 11. Санта Клаус
        На следующий день у Арины был спектакль. Все утро она распевалась и вместо привычных «ми-ля, ми-ля, ми-ля» пела: «Бо-ря, Бо-ря, Бо-ря». И несмотря на обычное волнение, ее не покидало предчувствие, что спектакль пройдет с успехом. После поклонов Арина, разгримировавшись, решила заехать к родителям. Толик забрал машину, поэтому она попросила Арсения ее подвезти. Арсений был младшим братом,
«белым и пушистым» с мальчиками и раздражительным с девочками. Он танцевал в кордебалете и учил китайский, утверждая, что нет ничего лучше китайской любви. Арсений ждал ее у служебного входа.
        Арина села к нему в машину, и, видя, что она собирается его чмокнуть, он сказал:
        - Не целуй, я в гриме, у нас такой холодильник в театре, что я решил привести себя в порядок у родителей.
        Всю дорогу он говорил не умолкая. Рассказывал об очередном друге, который оказался мерзавцем, вместо роз принес ему гвоздики, которые Арсений ненавидел.
        - Я не Мавзолей, - сказал он, покосившись на Аринин букет белых роз, - чтобы меня гвоздиками обкладывать.
        Перед тем как свернуть на Тверскую, они остановились на светофоре. На бульваре стояла елка, вокруг которой толпились люди, чувствовалось приближение Нового года.
        - Слушай, а я, кажется, влюбилась!
        - Надеюсь, не в Толяна.
        - Нет.
        - Давно пора.
        - А почему ты его так не любишь?
        - Толяна-то? - задумался Арсений. - Он мне просто надоел, этот твой мужлан, со своими дурацкими шуточками. И вообще, он относится ко мне, как к мальчику на побегушках.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Мы с ним только познакомились, и я пришел к вам в гости. Мы тогда быстро выпили все, что было в доме, и захотели еще. Он сунул мне деньги и повелительно, как деды салагам, приказал бежать в ларек за бутылкой. Кто он такой, чтобы мне приказывать, и что о себе возомнил? И потом, я не пью алкоголь из ларьков…
        Они подъехали к дому, и разговор прервался. Арина отдала букет маме, Аиде Григорьевне, добродушной полной женщине шестидесяти лет. По какой-то необъяснимой причине Аида Григорьевна стремилась сохранить в именах детей заглавную букву «а», дочь назвала Ариной, в честь няни Пушкина - во всяком случае так Арина считала в детстве. Приверженность к первой букве алфавита Аида Григорьевна проявила и в имени сына, а позже настояла, чтобы имя внука тоже начиналось с «а»: «Мне кажется, буква “а” приносит счастье».
        Прямо с порога Арсений закричал:
        - Поздравляю, наша прима сподобилась! Не прошло и ста лет, как она влюбилась!
        - Ксюша, - Арина всегда так называла Арсения дома, - почему ты без разгона, мама ведь у нас не настолько молодая, ей может стать плохо от твоих сообщений. Мама всполошилась:
        - Арина, - спросила она мелодраматически, - это правда?
        - Да, мама, - в тон матери ответила Арина. Аида Григорьевна резко развернулась и ушла в комнату. Вышел отец, помог Арине раздеться.
        - Ну что, пойдем в столовую, на семейный совет. Ты ведь для этого приехала?
        Арсений сел у зеркала и начал снимать кремом грим, а мама сидела за столом, скрестив руки на груди, и причитала:
        - Арина, девочка, ну как так можно? У тебя же ребенок!
        Арсений перебил:
        - Давно пора этого жлоба бросить! Зачем он ей сдался?
        - Арсений! - одернул его отец.
        - А что я? Я ничего, просто грим снимаю.
        - Странно, вы обсуждаете Толика и даже не спрашиваете, в кого я влюбилась…
        - Да, доченька, пожалуйста, расскажи, что это… за человек, - попросила мать.
        - Очень интересный, умный, необыкновенный. Красивый и сильный наконец. Зовут его Борис Вальтер.
        - Кто?! - вскрикнул Арсений.
        - Борис Вальтер.
        - Хорошо, что не Курт Маузер или Ваня Калашников!
        - Калашников - это автомат, а если говорить о пистолетах, тогда уж лучше Макаров, - вставил отец. - Я правильно понял, речь идет о хозяине «Эола»?
        - Ты его знаешь? - удивилась Арина.
        - О да! Он - фигура широко известная в узких кругах, - съязвил Арсений.
        - Лично нет, но слышал о нем, - ответил отец. - Мощная персона в своей отрасли, мини-олигарх. Его компания известна и своей благотворительностью. Я читал о нескольких театрах, которым они помогают. Если это тот, о ком я думаю, он очень серьезный человек.
        - Но он женат! - возразила мама.
        И тогда Арина рассказала, что Борис абсолютно свободен, то есть разведен, что он хочет, чтобы она с Алешей ушла от Толика, предлагает ей руку и сердце и просит, чтобы она родила ему ребенка.
        Мама насторожилась:
        - Как-то все это подозрительно быстро!
        - Но им ведь не по пятнадцать лет, - прервал ее отец. - И вообще, если любовь, все происходит очень быстро. Сколько вы знакомы?
        - Две недели.
        - Ариночка у нас акселератка! - снова встрял Арсений.
        Постепенно разговор вновь вернулся от Бориса к Толику, и Арина поняла, что ничего страшного не произойдет, если она уйдет от мужа, во всяком случае семья никогда не попрекнет ее этим решением. Ей вдруг открылось, что никто из них не уважает обманутого ею Толика, который так хорошо ко всем относится, всегда готовит что-нибудь вкусное и стремится выказать особое радушие и гостеприимство, когда ее родственники приезжают к ним в гости. Оказалось, они стыдились его
«беспородности», считали этот брак мезальянсом и даже утверждали, будто Толик дурно влияет на Алешу.
        - Арина, вне зависимости от того, будешь ты с Борисом или нет, развод с Толиком - правильное решение. Его нежелание работать, вечное безделье, его шутки и, наконец, бытовое пьянство не могут не сказаться на вашем сыне, - резюмировал разговор папа.
        Зазвонил мобильный, и Арина долго не могла отыскать в сумке телефон. Это был Борис. Еще утром они договорились, что Арсений заберет ее из театра, а Борис - из родительского дома, и они проведут хотя бы какое-то время вместе по дороге на Рублевку.
        - Пригласи его подняться, - предложил папа.
        - Вряд ли он согласится.
        Борис услышал, о чем они говорили.
        - Я давно хотел познакомиться с твоими родителями. Буду через час.
        В доме засуетились, даже Арсений принимал участие в наведении порядка. Наконец приготовления были закончены, и брат изрек:
        - Потемкин отдыхает. Теперь можно даже Екатерину Вторую звать, никто не догадается, что квартира не ремонтировалась с моего рождения.
        Вместо верхнего света включили настольные лампы: полумрак должен был скрыть неухоженность старой московской квартиры.
        Борис позвонил в домофон, и Арина ему открыла. Он вошел с двумя букетами цветов и двумя бутылками французского вина. Когда он передавал вино Александру Илларионовичу, стоявший рядом Арсений прокомментировал:
        - Каждой твари по паре…
        - У меня в машине еще есть, - улыбнулся Борис.
        Он прошел по узкому коридору, так плотно увешанному оперными афишами и фотографиями, что о цвете обоев при всем желании невозможно было догадаться.
        - Аида Григорьевна, - представилась мама и пригласила гостя за накрытый стол.
        Борис вел себя раскованно, Арина не замечала у него и тени смущения. В самом начале семейных посиделок он произнес длинный тост, поблагодарив родителей Арины за такую замечательную дочь.
        Через час беседа стала более оживленной. Борис позвонил, и шофер принес еще две бутылки вина. Было очевидно, что Аринин избранник всем понравился.
        Когда они одевались в коридоре, Борис, снимая с вешалки свое пальто, за что-то зацепился, и вешалка со скрипом рухнула. В этот момент у отца зазвонил телефон, и он ушел в комнату.
        Борис поднял пальто и вешалку, извинился за свою неловкость и с неотразимой улыбкой предложил:
        - Могу искупить вину. У меня есть строительная фирма, я пришлю рабочих, и они очень быстро вам все отремонтируют. Мне кажется, ремонт действительно стоит сделать безотлагательно.
        Аида Григорьевна растерялась:
        - Спасибо, конечно, но вы напрасно беспокоитесь.
        - Может быть, я нечетко выразился. Все расходы я беру на себя, вы мне только удовольствие доставите, если согласитесь.
        - Я перезвоню, - сказал кому-то отец и вернулся в переднюю. - Извините, что вмешиваюсь, я краем уха услышал о вашем предложении. Спасибо огромное, но ремонт не входит в наши ближайшие планы.
        - Вы меня не поняли или Арина не все вам объяснила. Я хочу сделать приятное для любимых родителей любимой женщины. Не смущайтесь. Это предложил я.
        - Давайте вернемся к этому разговору в другое время, - предложил отец.
        - Хорошо, только я пришлю завтра прораба, он прикинет, что здесь делать.
        - Ну, если вы настаиваете… - смутилась Аида Григорьевна.
        - Вы нашли правильное слово, я действительно настаиваю. До завтра, - простился он и вышел из квартиры.
        Арина поторопилась за ним следом, но еще застала реплику отца, который мрачно произнес:
        - Не нравится мне все это…
        Застала, но не услышала: не могла услышать?
        Ровно в девять утра в квартире родителей зазвонил телефон. Борис сообщил, что к ним заедет его человек прикинуть объем работ, и добавил, что прочел интервью Александра Илларионовича «Российской газете» и оно ему очень понравилось.
        - Я хотел бы пригласить вас в мой офис для серьезного разговора. Разрешите прислать за вами машину. Как вы смотрите на то, чтобы приехать прямо сейчас, не откладывая?
        - В принципе я свободен, - ответил отец Арины.
        - Тогда выгляните в окно, вас ждет черный «Мерседес». Водителя зовут Николай.
        - Не понимаю, откуда вы знали, что я соглашусь? - растерялся Александр Илларионович.
        - Просто угадал. Ну, я жду вас!
        Когда через несколько часов Александр Илларионович вернулся, он рассказал, что Борис предложил ему деньги на постановку, о которой он говорил в своем интервью.
        В тот же день, вечером, когда Арина вышла из театра, Борис уже ждал ее за рулем черного «Порше». Она обошла автомобиль, открыла переднюю дверь, чтобы, как обычно, сесть рядом, но Борис указал ей на место за рулем:
        - Это твоя машина.
        Арина села за руль. Черная снаружи, машина была коричневой внутри - Борис знал, что Арине нравилось это сочетание. Крыша была стеклянной. На панели - телевизор.
        - Ты говорила, что не любишь парковаться, - сказал Борис. - Тут есть камера заднего хода, так удобнее.
        Арина была ошарашена подарком и испытала огромное удовольствие от этой мощной красавицы с бесшумным ходом. Наконец с Кутузовского они свернули на Рублевку.
        - Ко мне?
        - К тебе! - улыбнулась она.

…Когда Арина посмотрела на часы, было пять утра.
        - Боже мой! - Она быстро и нервно засобиралась. - Мне пора домой, - извиняющимся тоном сказала Борису. - Можно, я на время оставлю машину у тебя?
        Борис зло сверкнул глазами и ничего не ответил. Арина вновь отметила про себя, как быстро меняется его лицо, и ничуть не удивилась, когда он не вышел ее провожать.
        Шофер ждал ее в «Мерседесе», и буквально через пять минут Арина была дома.
        Никто не слышал, как она вошла. На кухонном столе стояла полупустая бутылка армянского коньяка. И хотя на часах было начало шестого, она решила позвонить Полине и все ей рассказать. Подруга ничуть не рассердилась на нее за ранний звонок. Извиняясь, что не может подождать до утра, Арина рассказала о визите к родителям, о подарках, о том, что не знает, как к этому относиться, что ей все это приятно, но что-то сдерживает ее, и что Борис оказался внимательным и щедрым как Санта Клаус.
        Выслушав ее, Полина сказала:
        - Я тебя не понимаю. Разве это нормально, когда юным и силиконовым - все, а тебе - ничего? И потом, скоро Новый год. Радуйся, это чудесный подарок!
        Они еще немного поболтали, и наконец, положив трубку, Арина уснула счастливым сном.
        На следующий день они с Борисом встретились как ни в чем не бывало: он заехал за ней в кафе, где Арина снова и снова обсуждала с Полиной события последних дней.
        - Какая милая! Это твоя самая близкая подруга? - спросил он, когда они сели в машину.
        - Да, самая-самая, с первого класса.
        - Тогда ей тоже нужно что-то подарить… и не возражай. Давай и ей купим машину!
        - Да она только что купила, правда, в кредит…
        - Отличная мысль! Я погашу кредит.
        - Я даже не знаю, что тебе сказать…
        - А ты и не говори ничего, я и так знаю, что я хороший! - и они оба рассмеялись.
        А вечером ей позвонила восторженная Полина и сообщила новость: ее кредит в банке погашен.
        - Это… такого в моей жизни не было никогда - чтобы кто-то решал мои проблемы!.. Передай, пожалуйста, как я ему благодарна!
        - Передам, конечно, передам.
        - Только…
        - Что «только»?
        - Знаешь, все-таки странно это: он как будто всех вокруг тебя подкупает…
        - Чего же тут странного? Это так естественно!
        Глава 12. Отъезд
        Арина все чаще встречалась с коллегами Бориса, которые относились к ней по-разному: кто с симпатией, кто настороженно, а кто заискивающе. Проще всего ей было с Гитой, единственной женщиной в близком окружении Бориса. Ее открытость располагала, и они, кажется, стали подругами. Привыкшая к актерскому миру, где никто не задает вопросов и все говорят только о себе, Арина удивлялась искренней любознательности и доброжелательности Гиты. Ничего о том новом мире, в который Арина попала, не объясняя, своими вопросами она сама направляла ход Арининых мыслей. Хвалила ее способность разбираться в людях, внимательно выслушивала ее впечатления о тех, кого Арина встречала в офисе. Так они и общались: одна спрашивала, другая отвечала.
        В Москве Гита была одинока: сестра уехала в Штаты, муж и дочь жили в Казани, и она лишь изредка их навещала. Когда Арина пыталась расспрашивать ее о семье, Гита отвечала уклончиво. Она была очень некрасива и часто повторяла с обезоруживающей откровенностью: «С моей внешностью надо особенно много работать, чтобы завое-вать доверие». Зато сама восхищалась Арининой внешностью, голосом, умением общаться и весело говорила: «Нас в Казани такому не учили, вытер сопли рукавом - и вперед». Хотя они были очень разными, Арина чувствовала себя с Гитой комфортно и спокойно, она была искренне убеждена, что в лице Гиты обрела не только подругу, но и единомышленницу.
        Таня, разучивая с Ариной новую арию, говорила:
        - Не надо заблуждаться, что ты можешь дружить с кем-нибудь из ближнего круга.
        Подумай, кто ты для них. Они с Борисом давно вместе, и вдруг появляется дамочка, оттесняет их от него, занимает его время. Сама говорила, он стал реже бывать на корпоративных посиделках…
        Арина даже не прислушивалась к ее словам: что может знать Таня? Она не видела Гиту, не знает, как дружески та ее приняла и как совпадают их с Ариной взгляды на некоторых людей из Борисова окружения. И вообще, почему Таня так упорно твердит: осторожно, осторожно? Арина любит и любима. Разве это так трудно понять?
        Борис считал Гиту своим самым доверенным лицом: она вела все его личные и рабочие дела и имела к нему доступ в любое время суток. При ней он не стеснялся целовать Арину и говорить о том, что они мечтают о ребенке. Арине казалось, что при ней Борис временами не замечает Гиту. И все же только с Гитой, он не задумывался о том, что говорил. Так, однажды, когда гости разошлись, а Гита задержалась подписать счета, Борис, отложив бумаги в сторону, сказал:
        - Арина, я хочу, - он выделил слово «хочу», - чтобы на Новый год мы были вместе.
        Гита подхватила, словно они заранее договорились:
        - Это будет прекрасно, но прежде ты должна уйти от мужа. Смотри, как мучается Борис! Видишь, - она протянула Арине бумагу, - рука дрогнула, когда он подписывал документы. Не понимаю тебя. Неужели есть серьезная причина, из-за которой ты отказываешься сделать его счастливым?!
        - А ты тоже едешь? - сменила тему Арина.
        - Хотелось бы, но у меня нос не дорос до частного самолета. Лечу «Дельтой», правда, первым классом, шеф платит. Зита живет во Флориде, хочу провести Новый год с ней и в тепле.
        Гита собрала подписанные бумаги, простилась и вышла. Ее никто не провожал.
        - У меня большой дом на берегу океана, вы с Алешей чудесно отдохнете. Рядом живут Зита с Карлом. Я хочу, - он опять подчеркнул слово «хочу», и оно прозвучало как требование, - чтобы этот Новый год, как и все следующие новые года, мы были вместе.
        Арина хорошо помнила примету: с кем встретишь Новый год, с тем его и проведешь. А она хотела быть с Борисом…
        По дороге домой она пыталась придумать, что бы такое преподнести Толику про предстоящее им с Алешей новогоднее путешествие. Ничего оригинального в голову не приходило. И войдя в дом, она с порога сообщила, что ее на все праздники приглашают во Флориду на частные концерты, до четырнадцатого января.
        - Я поеду с тобой, - заявил вдруг Толик.
        Арина почувствовала необъяснимое раздражение и принялась терпеливо втолковывать ему, что это невозможно, что бесплатно разрешили взять лишь одного члена семьи, и для Алеши это лучше, и потом, им нужны деньги. Она говорила совсем не то, что должна была сказать, но к серьезным объяснениям, кажется, не был готов и Толик, который как будто внял ее доводам, и вопрос был решен. Оставалось договориться в театре. Новогодние праздники - горячий сезон, но Арина знала, что администрация обычно идет навстречу певцам, если им удается заключить зарубежный контракт. В Москве артисты работали за зарплату, поэтому на гастроли, которые приносили деньги, их отпускали без лишних вопросов. В дирекции Арина извинилась, что предупреждает о своих планах в последний момент, подчеркнула, что надеется на понимание, тем более что во всех спектаклях есть второй состав, и попросила отпуск за свой счет. Нельзя сказать, что от ее сообщения пришли в восторг, но - отпустили.

24 декабря, так ничего и не сказав Толику о Борисе, Арина сидела с Алешей в уже знакомом ей терминале «Внуково-3». Прошел час, Бориса не было. Наконец он позвонил и сказал, что его задерживают дела, но он скоро выезжает. Прошел еще час, Алеша изнемог от ожидания, а Арина не знала, что и думать. Тут позвонила Гита, сообщила, что в компании кризис, она остается в Москве и во Флориде они не встретятся. Наконец снова позвонил Борис. Он извинялся, ссылался на неотложные дела, которые необходимо закрыть этим годом, чтобы спокойно провести с Ариной две недели у океана.
        Часа через три, когда она уже совсем отчаялась, Борис появился. Он был сильно навеселе, но сразу бросился к Алеше, которого впервые видел, и начал с ним дурачиться и играть. За доброе отношение к ребенку Арина готова была все простить. Раздражение мигом исчезло, и потом, она уже неплохо ориентировалась в ситуации и понимала, что Борису было просто необходимо выпить с сотрудниками, ведь он считал себя боссом-демократом и старался держать марку.
        Алеша, который много раз летал с мамой в обычных самолетах, был в восторге от такого сказочного салона. Он бегал взад-вперед, садился по очереди во все кресла и спрашивал: «Мама, а можно, я тут посижу? Мама, а мы только втроем летим? Мама, а можно мне в кабину к пилотам, порулить?» Борис поцеловал Арину, дохнув на нее алкоголем, в очередной раз извинился, объяснил, что они обмывали миллион, который он только что подарил Черноусу на день рождения, и лег на диван. Не успели они взлететь, как он уже спал крепким сном.
        Проснулся через несколько часов, когда самолет приземлился для дозаправки в Ирландии. Когда чистый, душистый и гладко причесанный Борис вернулся из ванной, Арина вновь отметила про себя, как он многолик: следов опьянения уже нет, и все напряжение последних дней осталось в Москве. На нее смотрел молодой, влюбленный человек. С этой минуты началось счастье их первого совместного отпуска.
        Глава 13. Американские каникулы
        Вечерело, когда самолет заходил на посадку в небольшом флоридском аэропорту. Арина увидела берег океана и огни домов, расположенных на небольшом удалении от воды.
        - Мама, мама, смотри, это «Роллс-Ройс»! - восторженно закричал Алеша, который все время пути не спал и был сильно возбужден.
        В иллюминатор было видно теперь ярко освещенное прожекторами поле. Прямо к самолету подъехали три машины: черный лакированный «Роллс-Ройс», спереди похожий на большую акулу, «Мерседес» кабриолет и «Порше Кайенн».
        - Мама, какие тут машины - как в Москве!
        Из машин стали сходиться люди.

«Как в кино», - подумала Арина.
        Спускаясь по трапу, она увидела очень приветливую Зиту, с которой они виделись лишь однажды и которую легко было узнать по сходству с сестрой. Рядом с ней улыбался толстый мужчина с букетом.

«Карл», - догадалась она.
        Трое незнакомцев оказались помощниками Бориса. «Сколько же их у него!» - поразилась Арина. Поздоровавшись с встречающими, Борис отошел в сторонку. Арину удивило, как внимательно, по-хозяйски следил он за разгрузкой багажа. Пока Борис был занят, Зита объявила (голос у нее оказался громким, с властными нотками), что счастлива снова видеть Арину, и что сестра постоянно что-нибудь о ней рассказывает, а она, Зита, мечтает поскорее услышать ее божественное пение.
        Наконец багаж разгрузили. Вещей неожиданно для Арины оказалось очень много, и ее небольшой чемодан выглядел одиноко среди множества огромных коробок.

«Интересно, что в них?» - подумала Арина, но спрашивать не стала: вид у Бориса был задумчивый, не располагающий к беседе.
        Все расселись по машинам, Борис занял место за рулем «Роллс-Ройса», Арина - рядом, сзади устроился счастливый Алеша: он впервые ехал на такой машине, и его все в ней восхищало.
        - Борис, а потом, когда я буду хорошо себя вести, вы дадите мне порулить? Немножко.
        Борис только кивнул, но Алеше этого было достаточно для нового взрыва восторга:
        - Мама, я поведу «Роллс-Ройс», но только папе мы не скажем, хорошо?
        Арина почувствовала, как неуместно прозвучали эти слова про папу. Алеша по-детски непосредственно напомнил о двусмысленном положении, в котором Арина и ее сын невольно оказались. Борис по-прежнему молчал.
        Через полчаса они подъехали к дому. Сквозь медленно открывающиеся ажурные ворота Арина увидела виллу в колониальном стиле, сразу вспомнились «Унесенные ветром», и даже показалось, что на крыльце вот-вот появится дородная негритянка с добрым лицом и в белом чепце. Перед домом бил небольшой фонтан. Звуки падающей воды словно шептали что-то на незнакомом языке. В холле их встретила мраморная скульптура - молодая женщина с длинными волосами, широко распахнутыми руками и счастливым, запрокинутым к небу лицом. Увидев скульптуру, Борис оживился.
        - Я купил ее еще не зная тебя. Посмотри, как она на тебя похожа!
        Мраморная женщина действительно походила на Арину.
        - Мама! - радостно закричал вошедший позже них Алеша. - Смотри! Это ты!
        Слева от входа стояли украшенные светящимися гирляндами фигурки оленей, Деда Мороза в санях, елки - дом был подготовлен к Рождеству. В столовой их ожидал большой празднично накрытый стол. Алешу познакомили с русской няней, которая должна была заниматься им все каникулы. Няня тут же увела его показывать дом и отведенную ему комнату.
        Несмотря на усталость после многочасового перелета, они сели за стол. Был сочельник католического Рождества. Арина, Борис, Зита, Карл, Джон, американский доктор-гинеколог с которым Борис познакомился несколько лет назад, и еще одна американская пара - все оживленно беседовали. За столом прислуживали два русских официанта, прекрасно говорившие на двух языках. Борис бесстрашно, не задумываясь о грамматике, болтал по-английски, Зита на языке говорила хорошо, но с тяжелым русским акцентом. Арину с ее абсолютным слухом и английской спецшколой это удивило, ведь Зита прожила в Америке уже пятнадцать лет.
        В середине вечера Борис отозвал Арину в соседнюю комнату.
        - На счастье! - Он протянул ей две обернутые в красное коробочки.
        Она поцеловала его в ответ и зажала коробочки в руках, не решаясь открыть. Она была уверена, что в одной из них - кольцо с большим бриллиантом: предложение руки и сердца. А это означало тяжелый разговор с Толиком, развод, объяснения с сыном…
        Борис ждал. Она, волнуясь, неаккуратно разорвала бумагу, но перед тем как открыть коробочку помедлила, посмотрела на Бориса. Он улыбался. Наконец она открыла и обнаружила в ней… маленький белого золота крест с бриллиантами. Во второй коробочке лежали милые серьги, с бриллиантами по карату.
        - Я настаиваю, - сказал Борис, - чтобы ты больше не надевала свои старые украшения. Не знаю и не хочу знать, кто тебе их дарил, но мне важно, чтобы ты носила только мои подарки.
        - Спасибо, - Арина почти не слушала его. Она была расстроена и пыталась это скрыть. Она понимала: раз среди подарков нет кольца - значит, можно считать, что нет и предложения.
        - Разочарована?
        - Что ты, спасибо! - повторила она, надевая серьги.
        Они вернулись к столу. За то время, пока их не было, гости успели и выпить и закусить. Зита, уже немного хмельная, за спиной Карла наклонилась к Арине и громко прошептала:
        - Раньше он дарил женщинам бриллианты побольше, правда, и женщины были помоложе.
        Арина в ответ только грустно улыбнулась.
        Когда гости разошлись, от усталости она еле держалась на ногах: разница во времени давала себя знать. Борис притянул Арину и посмотрел ей в глаза:
        - Я счастлив!
        В спальне горел камин. Огромная кровать возвышалась на постаменте. Когда Борис и Арина остались одни, усталость мгновенно улетучилась, и уснули они уже под утро.
        Днем ее разбудил шум волн и стук в окно. Только теперь она увидела, что окна спальни выходят прямо на океан. Борис заглядывал к ней в открытое окно с двумя бокалами шампанского. Он был одет и, кажется, только что вернулся с прогулки. Сияющий Алеша был с ним. Арина подошла к окну.
        - С добрым утром, любовь моя, по тебе соскучились я и «Дом Периньон», - сказал Борис, протягивая бокал.
        - И я, и я! - подпрыгивал Алеша. - А можно мне попробовать? Я тоже люблю шампанское!
        - Нет, малыш, детки это не пьют!
        - Я знаю, они пьют только кока-колу и другие вредные напитки!
        - Я бы предпочла, чтобы ты пил сок.
        - А я уже был сегодня в «Макдональдсе» и пил колу!
        - Извини, я свозил Алешу в «Макдональдс», потому что он признался мне, что съесть гамбургер и выпить кока-колу - его рождественская мечта.
        - В «Роллс-Ройсе» в «Макдональдс»! Думаю, вы произвели фурор! - засмеялась Арина.
        Так началась рождественская неделя. Арина постоянно ловила себя на том, что мысли ее совсем не соответствовали святости праздника. Только теперь она обнаружила, как мало себя знает. Когда она слушала разговоры подруг о мужчинах и сексе, ей представлялось, что они просто фантазируют, так непохожи были их рассказы на то, с чем ей приходилось сталкиваться в реальной жизни. В юности Арина была очень сексуальна и имела, как ей казалось, достаточный опыт, однако замужество с тоскливыми постельными встречами раз в месяц сотворило с ней злую шутку, она даже убедила себя в том, что секс - не такая уж важная составляющая жизни, что с возрастом потребность в нем убывает, перестает быть острой, а сексуальное удовлетворение - ярким. И только теперь, с Борисом, она обрела полноту чувств, какая прежде представлялась ей досужим вымыслом, открыла для себя банальную истину: все зависит от партнера. Между ней и Борисом существовало то, что в Америке называли химией, и для Арины это был совершенно новый, прежде не испытанный опыт.
        Они ходили в рестораны, встречались с его друзьями, и теперь Зита задавала ей все те же вопросы, что и Гита. Арина удивлялась, что сестры так похожи не только внешне, но и внутренне: они даже формулировали свои вопросы одинаково. Обе были зациклены на качестве подбора персонала компании и обе считали, что взгляду постороннего, благожелательного к Борису человека могут открыться какие-то важные истины, незаметные для тех, кто непосредственно занят этой работой. И хотя Зита нравилась ей гораздо меньше, Арина старалась честно отвечать, рассказывала о том, что думает о людях в офисе, о помощниках, водителях и даже домработницах Бориса.
        Утром Арина и Борис, взявшись за руки, гуляли вдоль океана, потом плавали в открытом бассейне с подогретой морской водой. Погода стояла теплая, и было приятно думать о том, что в Москве сейчас зима, а здесь лето. Ночью, под звездами, они вновь купались обнаженными в бассейне, и пар, который шел от морской воды, казался Арине седым туманом.
        В один из таких романтических вечеров Борис рассказал, что семь лет назад был влюблен в молоденькую девушку, «вице-мисс Москвы». Арина молчала, испытывая целую гамму чувств, а Борис все говорил и говорил - о том, что где-то растет его дочь, которую родила ему эта девушка, что случилось это здесь, во Флориде, в доме, где они сейчас находятся. Арина хотела было спросить, куда подевались «вице-мисс» и ее ребенок, но Борис опередил ее, сказав, что они расстались, что их жизнь его не интересует и дочь он видит редко, хотя она замечательная, «впрочем, как все дети».
        - Она любила не меня, а мои деньги.
        - Почему ты так решил? - удивилась Арина.
        - Моя служба безопасности прослушивала ее телефонные разговоры, они и посоветовали мне с ней расстаться.
        Арина почувствовала, как в ее жизнь вползает что-то чужое и мерзкое, и что ей почему-то придется смириться с таким странным способом проверки чувств. Арина не ревновала Бориса к прошлому, не удивлялась, что он плохо говорит о девушке, которую любил, что редко видит ребенка, который ни в чем не виноват. Ее в ту минуту поразила возможность вторжения в личную жизнь некой службы безопасности, которая почему-то может давать Борису рекомендации, как жить, с кем встречаться и расставаться. И еще ее расстроила его внушаемость, то, что он легко мог принять на веру самые неприятные предположения относительно близкого ему человека.
        Но здесь, во Флориде, в эти прекрасные теплые дни она была так счастлива, что плохие мысли быстро отступили, к тому же Арина была уверена, что у них-то все будет по-другому, все будет очень хорошо, потому что она любит Бориса, а он - ее! Да и как можно было его не любить, если и душа и тело стремились только к нему. Правда, она иногда вспоминала историю с прозрачной дверью в подмосковном доме Бориса, а теперь, узнав историю «вице-мисс», она решила: по телефону следует говорить аккуратнее, похоже, здесь вообще любят полную прозрачность и хотят, чтобы все было не только на виду, но и на слуху. Это было для нее не так-то просто: будучи человеком публичным по профессии, публичность в личной жизни была для Арины неприемлемой.
        Однажды, когда они ужинали с Зитой, Карлом и еще двумя американскими семейными парами, Борис обратил внимание на украшения дам. Флорида - не Нью-Йорк, и в небольшом городке, где они жили, существовало не так много мест, куда можно было надеть драгоценности, зная, что их не примут за стекляшки и оценят по достоинству. Церковь, синагога, свадьбы или похороны, еще два-три вида мероприятий - и все, так что ужин в богатом доме относился к немногим приятным возможностям проветрить бриллианты.
        Борис посмотрел на Арину, которая с первого дня не снимала его подарка, потом на дам за столом. Их серьги, кольца, браслеты с крупными бриллиантами по несколько карат весело сверкали. Он по-детски шепнул ей:
        - Знаешь, мне кажется, я ошибся с размерами. У тебя должно быть что-то другое.
        - Ты о каких размерах? - не поняла Арина.
        Назавтра они целый день встречали Новый год. Сначала по карагандинскому времени потому что там родился Борис, потом по московскому, потому что там родилась Арина, а несколько часов спустя опять пришли гости - сотрудники американского офиса, соседи, врач-гинеколог, которого Арина уже видела, а теперь еще и знала, что у него рожала безжалостно отставленная семь лет назад «вице-мисс Москвы».
        - Когда наконец забеременеешь, я хочу, чтобы ты рожала у него, - вновь напомнил Борис.
        Гости уходили, приходили новые. В одиннадцать вечера они сели за стол, чтобы встретить Новый год по американскому времени, а за несколько минут до полуночи Борис позвал Арину в спальню.

«Не самое худшее место провести новогоднюю ночь», - подумала Арина, но она ошиблась.
        Борис усадил ее на кровать и как волшебник высыпал перед ней груду украшений.
        - Я хочу, чтобы у нас были традиции. И было что-то, что передавалось бы по наследству. И еще хочу, чтобы у тебя было все самое лучшее.
        Он взял кольцо с огромным бриллиантом и надел ей на палец. Кольцо было немного мало?, Борис не обратил на это внимания и причинил Арине боль, но она промолчала.
        - Значит так, - начал он. - Во-первых, я хочу, чтобы ты стала моей женой.
        Предложение было сделано так по-деловому, что Арина растерялась. В этот момент их позвали к столу: приближался Новый, 2007-й год. Он крикнул:
        - Идем! - и взял с кровати другое кольцо, тоже с большим бриллиантом, только желтого цвета и другой формы, и надел ей на другую руку со словами: - А во-вторых, это тебе. С Новым годом!
        К кольцу прилагались серьги с желтыми бриллиантами и браслет.
        - Ну а это так, на черный день, - и он, как семечки, высыпал на кровать колье и разные мелкие украшения с крупными бриллиантами.
        Они вернулись к гостям. Арина сияла новыми украшениями, как елка, и ее встретили аплодисментами. И хотя предложение руки и сердца было произнесено будничным тоном, Арина чувствовала, что это не шутка, и за подарками стоят серьезные намерения. Ей было приятно, что о ней думают и заботятся и что она - в надежных руках. Впервые со всей очевидностью Арина поняла, что назад, к Толику, дороги нет.
        Несмотря на то что стрелки неумолимо приближались к двенадцати, Зита тут же уволокла ее в угол и стала поспешно разглядывать подарки. А Арина стояла неподвижно и думала только о том, как вернется в Москву. То, что после возвращения она переедет к Борису, уже не обсуждалось.
        Поздно ночью она позвонила Толику и, ничего толком не объяснив, повторяла лишь одно слово: «Прости». В Москве давно было утро, и он отвечал ей пьяным голосом:
«Бог простит». Арине казалось, что она говорит сейчас с Толиком не как с мужем, а как с младшим братом, родным человеком, за которого она ответственна. И чем более счастливой она себя чувствовала, тем тяжелее становилось у нее на душе. Она была растеряна и даже не могла решить для себя, радоваться ей или расстраиваться оттого, что Алеша вообще не вспоминает об отце и так сильно привязался к Борису.
        Они катались на яхте, ездили в Орландо, в Диснейленд, и было трудно разобрать кого больше увлекло это путешествие, Бориса или Алешу. На Арину не произвел особого впечатления музей с фанерными домиками и макетами мировых столиц. Когда она призналась в этом Борису, он на нее по-детски обиделся. Этого она совсем не хотела, она прекрасно помнила о том, что у Бориса, выросшего без отца, не было счастливого детства, и понимала, что сейчас, с Алешей, он, возможно, переживает мгновения, которых ему не хватило, когда он был ребенком.
        Арина осталась поджидать в кафе, пока Борис и Алеша путешествовали по искусственным городам. Вернулись они часа через три, увешенные всевозможными пакетами. Борис купил для нее одежду: для дома и отдыха кипу вещей от Диснея с фигуркой Микки Мауса, а когда она поинтересовалась, зачем ей шесть одинаковых костюмов, он ответил:
        - Для дома. - И увидев на ее лице удивление, добавил: - У нас много домов, и везде должна лежать одежда, чтобы ее не приходилось возить туда-сюда. Что-то останется здесь, что-то увезешь в Сочи, что-то приедет в Москву. А еще у нас есть дома в Европе…
        К такому Арина, конечно, не привыкла, и, хотя одевалась она изысканно, тратилась осторожно, жизнь вела экономную и денег на ветер не бросала. Под платье покупались туфли. Под туфли - сумка. Вещей было немного, но всегда хорошего качества, красивых и дорогих. И вот теперь такое изобилие ее обескураживало.
        Борис любил ходить по магазинам, eго хорошо знали и в дизайнерских бутиках, и в соседнем молле. На ценники он не смотрел, и пока Арина переодевалась, приносил ей новое платье со словами: «Возьми, это тебе подойдет». И платье действительно подходило. Так было и с бельем, обувью, сумками, вечерними платьями, костюмами. Как-то в бутике он купил ей не одно платье, а десять. Скупалось все.
        Поведение Бориса казалось Арине странным, и в конце концов она перестала заходить с ним в магазины. «Quicky, - думала она, - покупки для него самый быстрый способ достичь результата. А ему нужен только результат». В этом было нечто болезненное, похожее на невроз. Когда, желая его успокоить, она отговорилась от походов по магазинам тем, что не знает, куда складывать обновки, Борис не раздумывая купил дюжину чемоданов.
        Когда тринадцатого января, со всем этим скарбом, они вернулись в Москву, в доме на берегу океана остались расставленные повсюду фотографии их короткого счастья.
        Глава 14. Уход
        Был канун Cтарого Нового года, Арина отправила Алешу к Толику, а сама, оттягивая встречу с мужем и окончательное объяснение, не заезжая домой, поехала к Борису. Дома Борис попросил Арину пригласить всю ее семью. Она отговаривала, советовала отдохнуть после перелета, но Борис отмахивался от ее доводов и торопил. Арине эта черта в нем нравилась, она и сама не отличалась терпением, любила все получать быстро.
        Борис послал три машины за родителями Арины, Арсением и Полиной. В ожидании гостей Борис начал выпивать. Арина оправдала это волнением: она уже заметила, что в ответственные моменты он стремился снять напряжение именно с помощью спиртного.
«Значит, решился», - думала она.
        Застолье было шумным: набежали друзья-помощники, место Зиты за столом теперь занимала Гита, и Арина даже не сразу заметила разницу. Говорили тосты, пили друг за друга. Борис благодарил родителей за Арину, а в конце вечера, совсем пьяненький, протянул Аиде Григорьевне икону, встал на четвереньки и стал требовать благословения. Арину всегда смущало такое сочетание: иконы, молитвы на сон грядущий, крестное знамение перед началом трапезы - и неумеренные возлияния, до потери самоконтроля. Вот теперь четвереньки… Как и почему все это в нем совмещалось? И неужели священник, когда благословлял его, ничего не видел?
        На следующий день Арина проснулась рано, у нее болела голова, а на душе скребли кошки: ей предстоял разговор с Толиком, и как ни убеждала себя в том, что имеет право на счастье, она не могла отделаться от мучительного чувства вины перед ним. Она нервничала, и это было, конечно, заметно. Борис целовал и успокаивал ее, а потом вдруг снова предложил:
        - Хочешь, я дам ему миллион?
        Арину настойчивое желание так просто и убедительно осчастливить ее мужа возмутило:
        - Борис, ну при чем здесь миллион?!
        - Хорошо, двести тысяч!
        - Спасибо за предложение, я думаю, не стоит торопиться. Посмотрим, как пойдет разговор.
        - Ну, деньги ты все-таки предложи, они хорошо залечивают душевные раны.
        Арине было неприятно, что Борис относится к этой ситуации по-деловому, как к рабочей проблеме, которую нужно поскорее решить. Плата Толику в ее глазах выглядела взяткой, которые Борис привык раздавать направо и налево, над чем сам постоянно иронизировал.
        И если уезжала она от Бориса в невеселом настроении, то после разговора с Толиком оно только ухудшилось. Арина с грустью констатировала, что только развод показывает настоящее лицо мужчины.
        Толик совсем не выглядел несчастным, был спокоен и о чувствах вообще не говорил. Речь сразу зашла о собственности, а так как дом был куплен Ариной еще до свадьбы и речи о нем идти не могло, он потребовал себе машину, которая тоже была приобретена на ее деньги. Толик сетовал, что ему негде жить, и в то же время намекал, что, когда решится вопрос с жильем, он хотел бы взять к себе Алешу.
        Расстаться с машиной Арина согласилась, но все остальное привело ее в растерянность. Ее поразило, что Толик вдруг потребовал, чтобы ему компенсировали траты, которые он делал на протяжении всех этих лет. «Какие же у него были траты?! - недоумевала Арина. - А, люстру купил в Мурано…»
        На душе у нее скребли кошки.
        Вечером к Борису зашла Гита, и, выслушав рассказ о встрече с Толиком, предложила свои услуги:
        - Я адвокат, раньше занималась бракоразводными процессами. В твоем случае нет ничего сложного. Самое главное - доверься мне, и, прошу тебя, никаких контактов, никаких переговоров! Будет звонить - не отвечай. Самое страшное - неизвестность, надо создать вокруг него информационный вакуум. Я и не таких обламывала. Поняла? Главное - вакуум. Держи на расстоянии и не общайся. Мы возьмем его измором, неопределенностью.
        Через несколько дней Арина узнала, что Толик тоже нанял адвоката. Борис зло посмеивался, а Гита, которая теперь приходила к ним каждый день, успокаивала:
        - Не волнуйся, адвокат стоит дорого. Пусть платит. Надолго не хватит, а у тебя есть и деньги и бесплатный адвокат.
        Когда Борис отлучился, Гита сказала, что в таких ситуациях она всегда на стороне женщины:
        - При разводе ни в коем случае нельзя возвращать подарки, особенно бриллианты.
        - Но Толик мне ничего такого не дарил…
        - Я не о Толике, я вообще. Кстати, я слышала, как Борис говорил тебе о ребенке. Не слушай ты его. Мужики все одинаковые: люблю - рожай. Сама подумай, зачем тебе еще один ребенок. Живи в свое удовольствие. Борис хочет, чтобы ты всегда была с ним, тебе придется много ездить, и ребенок будет помехой. И потом, нам с тобой не двадцать лет, от ребенка в нашем возрасте поправляются, зачем портить фигуру? Знаешь, до тебя у Бориса были малолетки, ровесницы моей дочери.
        - А сколько ей? - испугалась Арина.
        - Не волнуйся, двадцать один! Просто я рано родила… Короче, если тебе интересно мое мнение, ребенок только все испортит и осложнит ваши отношения, а у Бориса и так характер не сахар. Я очень рада, что у него теперь зрелая женщина, и у вас не просто секс, а серьезные отношения. Наслаждайся тем, что есть, и забудь о ребенке.
        У Арины зазвонил телефон, она увидела на дисплее номер Толика и не ответила. От разговора с Гитой остался неприятный осадок: образы длинноногих юных красавиц делали еще более зыбким ее нечаянное счастье. Через час Толик позвонил снова, потом еще и еще. Вечером он звонил уже непрестанно. Понятно, видимо, напился. Арина расстраивалась, что он ведет себя не по-мужски истерично, и несмотря на свое разочарование, конечно, жалела его. Борис же, по поводу и без повода, смеялся над Толиком, и ей казалось, что в его насмешках скрывалось превосходство, замешенное исключительно на деньгах. Сочувствие, которое она выказывала к Толику, раздражало Бориса, и однажды он не выдержал:
        - Не дам я ему денег! Вместо того чтобы сочувствовать мне, ты переживаешь за него! Мне деньги достаются с огромным трудом, я душу свою заложил за эти деньги, а он пьет и названивает, за бабью юбку цепляется! Глупо давать ему сколько бы то ни было, ведь это наши с тобой деньги, наши и Алеши. Почему ты за меня-то не переживаешь?!
        Говорил он зло и даже агрессивно, несколько раз стукнул кулаком по столу, а потом, хлопнув дверью, выскочил из комнаты. Арина удивилась такой перемене, ведь Борис первым предложил Толику деньги и с самого начала настаивал на этом. Тем временем ее телефон вновь зазвонил, а Борис как раз вернулся в комнату.
        - Я больше не могу его мучить! - с надеждой посмотрела она на Бориса.
        - Раз ты все время о нем думаешь, разбирайся с ним сама! Я не дам ни копейки! - и он опять хлопнул дверью.
        Арину поразила легкость, с которой Борис менял решения, но она ничего не сказала ему об этом, а только с грустью подумала, что с ним компромисс невозможен. Так началась ее новая жизнь.
        Глава 15. Совместная жизнь
        Из Америки Арина приехала с багажом, за которым была послана во «Внуково» специальная машина, и ее потом разгружали несколько человек, вносившие в дом все новые и новые объемистые чемоданы. Теперь у Арины была большая и светлая гардеробная, которую она называла своей костюмерной, «несбыточной мечтой любой актрисы».
        В ближайшие дни спектаклей у нее не было, и в театре можно было не появляться. На первое в новом году занятие к Татьяне она приехала рассеяная, путала слова арии, сбивалась, но Татьяна, которой она, конечно, рассказала о переменах в своей жизни, спокойно, оценив новости, велела ей собраться. Образ Амнерис получился у Арины глубже и выразительнее, чем раньше. Татьяна дала подруге важный совет:
        - Сосредоточься только на том, что требуется в данную минуту, как будто в твоей жизни есть только это - и ничего больше. Сама увидишь, насколько легче тебе станет.
        Действительно, после арии, в которую Арина вложила немало душевных сил, она ощутила удивительное спокойствие: она вдруг поняла, что безоблачным ее счастье никогда не будет и что она к этому готова.
        Три дня ушло на разбор вещей и наведение порядка. Особняк уже не казался Арине полным излишеств, все здесь было удобно и функционально. С появлением Арины и Алеши в доме как будто потеплело. Теперь здесь часто топили камин, в вазах ежедневно появлялись цветы, повсюду слышались голоса, а в безлюдных прежде коридорах можно было встретить то горничную, то официанта, то кого-нибудь из охраны. Борис много времени проводил дома. Он ревностно приглядывался к изменениям, которые здесь происходили, а потом радостно принимал их.
        Ничто не раздражало его в том, как Арина хозяйничала, а ее аккуратность приводила в восторг: Борис любил порядок, немецкая кровь давала о себе знать. Каждая вещь имела в доме свое место и редко его покидала. У него в гардеробной аккуратно висели длинные ряды костюмов и рубашек, носами к стене стояли десятки пар начищенных до блеска ботинок. Эта гардеробная смахивала на дорогой магазин перед приходом покупателей. Даже в отношении к вещам проявлялись его организаторские способности, он сам справлялся с ними, подчиняя вещи своим привычкам.
        Борис все реже задерживался с коллегами после работы, не так часто, как прежде, парился с ними в бане и выезжал в рестораны: вечерами он спешил домой, к семейному ужину. Традиция семейных ужинов, которую они основали с Борисом, радовала Арину. Одно огорчало: все попытки разнообразить их домашнее меню Борис отвергал. Еду он любил простую, к какой привык с детства, и не принимал в этом вопросе никаких новшеств. И хотя днем он в офисе обедал, на ужин обычно заказывал суп и горячее, салат из помидоров, огурцов и лука, как в детстве, у мамы, по праздникам. Любил домашнее сало с чесноком, которое ему привозили украинские коллеги. Европа вошла в его вкусовые привычки в виде оливкового масла, которое добавлялось во все супы, и лимона, выжимаемого целиком в куриный бульон. Арину такое однообразие вначале расстраивало, но постепенно она смирилась. Совместно ужинать они стали по ее просьбе, и Арине было приятно, что Борис подчинился беспрекословно. Его сотрудникам казалось невероятным, что он, в последние годы принадлежавший только себе, самостоятельно распоряжавшийся свободным временем, подчинявший себе
многих и многих людей, вдруг оказался зависим от неожиданно вошедшей в его жизнь женщины.
        Можно не сомневаться, что окружению Бориса такие перемены в поведении шефа не нравились. Раньше совместные вечеринки с ним были уникальной возможностью быстро решать свои дела. И вскоре те, кто жил за счет его хорошего настроения, кто организовывал его досуг и определял, с кем и когда ему стоит расслабиться, поняли, что из-за Арины могут нарушиться годами складывавшиеся привычки и ритуалы. Сказать, что ее невзлюбили, - ничего не сказать. Эта «певичка», пришелица из другого мира, другой культурной среды, противостояла интересам большой «сыгранной» команды. И Борис вдруг начал приносить с работы неприятную информацию, которая касалась Арины, ее поведения, взглядов и слов.
        Вначале она не понимала, откуда что берется. Она помнила рассказ про отлученную
«вице-мисс», которую «разоблачила» служба безопасности, раз и навсегда сделала для себя выводы и никогда по телефону не комментировала поступки Бориса и не говорила о его окружении - тем более что Борисом она восхищалась, а его окружение совсем не занимало ее мысли, она его приняла как данность, и потом, место, которое она заняла, было до нее свободным. Разве не так?
        Иногда Борис приходил не один, продолжая дома рабочие встречи и обсуждения. Алеша, который за время американских каникул привык к его дружескому вниманию, очень остро переживал его отсутствие, и никакие объяснения, которые придумывала в оправдание Борису Арина, им не принимались. Семилетнего ребенка, правда, утешала большая детская площадка рядом с домом. Однажды Арина не удержалась и спросила Бориса, зачем здесь эта площадка, если в доме, по его словам, никогда не было детей, и он в ответ что-то буркнул про племянников, которые часто сюда приходят и любят возиться в песке. Действительно, в песочнице Алеша как-то нашел забытые игрушки, но Арина, поняв, что Борис по каким-то причинам не хочет на эту тему говорить, больше вопросов не задавала.
        Она уже поняла, что Бориса нервируют ее выезды из дома, даже на занятия с Татьяной и в театр, поэтому с Полиной встречалась урывками, и официально это были визиты к стилисту. Арина приезжала к Никитским воротам, а Полина звонила и спрашивала:
        - Ты сейчас где?
        - В «Аиде», на Никитской. Перезвони через полчаса, не могу говорить.
        - Знаешь, я как раз буду мимо проезжать, можно встретиться.
        Через полчаса Полина поджидала Арину в расположенном неподалеку французском кафе. Или, если Арина задерживалась в салоне, приходила прямо туда, на Малую Никитскую. В соседнем доме жили Аринины родители, и в их семье принято было подшучивать над Арининой приверженностью к имени Аида. Полина была единственным человеком, кто мог сочувственно выслушивать сейчас ее покаянные монологи.
        - Понимаешь, я не могу просто вычеркнуть из своей жизни Толика. Он был моим мужем около восьми лет, у нас сын, и это я виновата в том, что мы расстались. Я нанесла ему душевную травму и не могу забыть об этом ни на минуту!
        - И не надо, не забывай. Только вспоминай еще при этом, что в твоем лице он потерял кормильца и что еще немного, и он бы вообще перестал выходить из дома, а тебе всю жизнь пришлось бы тянуть его на себе! Ты вернула человека к жизни, понимаешь?
        - Но он был честен со мной, он…
        - С чего ты взяла? Это он тебе сказал? А как же его внезапные отъезды?..
        Дальше Арина продолжать не хотела: слушая Полину, она вдруг явственно ощущала, как у нее под ногами колеблется почва. Все, что было совсем недавно незыблемым пришло в движение, и она теряла равновесие. Оказалось, что прошлое может служить опорой в жизни - если только его не ворошить.
        В своем новом доме она иногда просыпалась среди ночи и никак не могла поверить, что все это происходит с ней наяву. «Не может такого быть, что это я, и что я здесь! - думала Арина. - Разве так бывает, чтобы жизнь изменилась так внезапно и резко! Чтобы такой удивительный мужчина, умный, красивый, свободный, у которого дома по всему миру, стал моим мужем и сам предложил мне родить ему ребенка!» В детстве, засыпая, она любила мечтать, представлять себе свою будущую жизнь, а теперь ловила себя на мысли, что мечтать стало не о чем, что самые невероятные фантазии оказались исполнимыми, и это пугало Арину; ей становилось страшно, и она долго лежала без сна.
        На их кровати было два одеяла, и однажды утром Борис, протягивая ей карточку, сказал:
        - Вот, безлимитная, купи, пожалуйста, нам новые подушки и одно одеяло. И вообще - покупай все, что хочешь. Абсолютно все.
        Арина купила то, что он просил, а еще - дорогое постельное белье, и когда сказала ему об этом, внимательно следила за его реакцией, опасаясь, что большие траты вызовут его недовольство, но он только посмеялся над ее страхами. Возможно, Борис ожидал, что, получив безлимитную карточку, она станет пропадать в магазинах, но у Арины, напротив, на какое-то время вообще пропало желание делать покупки.
        Она скучала по своей собаке, но понимала, что Толику, который оставался пока в ее доме, будет плохо одному, и не хотела забирать у него этого живого свидетеля их прошлой жизни. Алеша жил на два дома, то уезжая к папе, то возвращаясь к ней. Арина была уверена, что Толик ничего плохого никому не сделал и не сделает, но, наученная Гитой и неприятным разговором с Борисом, по-прежнему не брала трубку, когда он звонил. Видя, как она вздрагивает при каждом звонке мобильного, как всматривается в номер звонящего, Борис пытался ее успокоить и задавал вопросы, которые Арину пугали:
        - Хочешь, я подарю тебе город? Или куплю Алеше школу, в которой он сейчас учится? Хочешь театр? Назови, какой, я куплю!
        Все это звучало так странно, и иногда Арине казалось, что один из них сходит с ума.
        По утрам он нежно целовал ее, собираясь на работу, а вечером, встречаясь, неизменно спрашивал:
        - Ну, как наш животик? Там уже кто-то есть?
        Вопрос Бориса всякий раз смущал ее. Она хорошо помнила давешний разговор с Гитой, после которого остался неприятный осадок: ей показалось, что это был сигнал для нее, дружеское предупреждение.
        Еще Борис любил лечь на диван у телевизора, усадив Арину в ногах, и разговаривать. Он говорил, что о таком мирном семейном счастье мечтал всю жизнь. В комнате стоял белый ямаховский рояль, на нем можно было запрограммировать музыку, и клавиши играли сами, как у Михалкова в «Неоконченной пьесе для механического пианино», фильме, который Арина очень любила. Включали музыку, и она разносилась по всему дому, садились у открытого огня или ложились на брошенные на пол шкуры и разговаривали: об опере, интерес к которой пробудился у него из-за Арины, о его рабочих планах и тайном желании идти в большую политику.
        Женщина не должна вмешиваться в мужские дела, но она - вмешивалась, потому что политики очень боялась. Ей чудилась в этом какая-то угроза, и она говорила о своих ощущениях Борису. Он объяснял: сейчас без политики нет и бизнеса, его туда тянут, а он создан для большой игры. Арина волновалась, умоляла не ввязываться, признавалась, что боится за него, что ей мерещится, будто его могут использовать в темную и обмануть, но Борис заверял, что эти страхи напрасны, и он знает, как всех перехитрить.
        - Нет! - почти кричала Арина. - Никого ты не перехитришь! Ты думаешь, если ты умный, ты не станешь разменной картой? Тебя разжуют и выплюнут!
        - Ты дура! - огрызался Борис. - Ты ничего не понимаешь. Ко мне там, - и он показывал на потолок, - хорошо относятся. Меня допускают к самому, у меня там свои люди.
        - Видела я этих людей! Им нужен не ты, а твои деньги, твой самолет, твои возможности. Тебя просто используют!
        - Заткнись! - Борис вскакивал на ноги. - Ты бы лучше научилась вставать по утрам и готовить завтрак!
        - Зачем, ведь есть домработница!
        - Я хочу тебя видеть!
        - Но мне тяжело просыпаться в семь утра!
        - Вставать ты не можешь, гладить рубашки не хочешь!
        В такие минуты Арина остро ощущала, как далека от совершенства. «Зато я умею петь», - хотелось ей возразить, но она понимала, что на это «зато» у Бориса найдутся не менее веские контраргументы, и только вздыхала в ответ.
        Однажды она пожаловалась Аиде Григорьевне на то, что имея в доме несколько человек, помогающих по хозяйству, Борис требует, чтобы она делала то, что в детстве делала его мама.
        - Ведь я не его мама! - возмущалась Арина.
        - А может, он и любит тебя за то, что чувствует себя с тобой так же защищенно, как с матерью. Так бывает у мужчин, выросших без отца.
        - Мама, что мне делать?!
        - Учись гладить!
        - Но я не могу! У меня спевки, занятия, репетиции! Я не могу превратиться в домашнюю курицу!
        - Другого совета у меня для тебя нет! Повторяю: учись гладить! - и мама вешала трубку.
        За войной следовал мир, и они снова сидели у камина и разговаривали. И снова вечер, который так хорошо начинался, заканчивался напряжением и ссорой. Однажды Арина умудрилась сказать ему в лицо то, о чем они шептались с Гитой: что помощники человека такого уровня, как Борис, должны иметь превосходное образование, ведь помощник - лицо босса.
        - Помимо этого он еще должен быть хорошо одет, - продолжала она, - владеть английским и уметь пользоваться столовыми приборами.
        Борис молча слушал, по нему было видно, что эта тема ему не нравится, но в целом он с Ариной соглашался. А она все не могла остановиться:
        - Мне кажется, совсем не обязательно, даже если ты дружишь с сотрудниками, ежедневно проводить с ними вечера. Со стороны можно подумать, будто не они для тебя, а ты для них. Охрана, адвокаты, помощники, конечно, хорошо, но в семейной жизни должно быть пространство, закрытое для окружающих.
        - Ты права, - отвечал Борис. - Но так сложилось, я был один, и много лет именно они были моей семьей. Я постараюсь что-то поменять. Видишь, я на велотрек почти не езжу, в баню реже хожу, совсем запаршивел! - засмеялся он и прижал ее к себе. - И домой почти не вожу делегаций…
        - Я хочу, чтобы мы больше были вместе.
        - И я, - и он поцеловал ее. - Но ты, будь добра, относись внимательнее к моим людям, а то они мне на тебя жалуются. - Арина вздрогнула. - Говорят, что я слишком много трачу на тебя денег и что ты плохо к ним относишься. А моя служба безопасности что-то на тебя нарыла - но я ответил, что знать ничего не хочу.
        - И что же они нарыли? - и Арина выругалась.
        - Кстати, ты стала много ругаться: я слышал, как ты срываешься с родителями. Надо быть добрее.
        От обиды Арина ничего не ответила. Она вспомнила, как при Борисе ссорилась с отцом, обсуждая недавнюю оперную премьеру.
        - Не сердись, - примирительно сказал Борис. - Кстати, я не смогу прийти на день рождения к Арсению, но у меня есть подарок. - Он вышел из комнаты и вернулся с какими-то бумагами. - Вот, машина, ее пригонят, когда ему будет нужно.
        - Подкупаешь меня, - улыбнулась Арина.
        - Не только тебя. Я ведь встречался с твоим отцом, и мы договорились, что я дам ему денег на новую постановку. И приятно, и совсем не сложно.
        - А может, ты вечером все-таки подъедешь, подаришь сам? - спросила она.
        - Я улетаю в Екатеринбург, вернусь ночью.
        - Да, понимаю. Я теперь на твоем примере вижу, что частный самолет - не пижонство, а средство передвижения. Ты просто семижильный, не представляю себе другого человека, кто может утром вылететь, вечером вернуться, провести в офисе собрание, поздравить сотрудника с днем рождения, переспать со мной, a утром как ни в чем не бывало выйти на работу.
        - У меня есть китайский врач, он знает, как влить в меня энергию. Идем, покажу! - И они исчезли в спальне.
        Камин погасили, но в доме еще долго пахло тлеющими углями.
        Глава 16. Первые ласточки
        По просьбе Бориса Арина проводила с ним весь день, если у нее не было спектакля и репетиций. Это значит, что сразу после занятий с Татьяной она ехала к нему в офис. Вернее, он за ней заезжал, и они ехали вместе. Борис вел машину, она сидела рядом, а охрана - на заднем сиденье. В машине они почти не разговаривали, Арина мыслями была еще на занятии, а он звонил секретарю, уточнял свой день, назначал встречи или даже проводил телефонное совещание. Борис очень нравился ей в эти минуты. Арине казалось, что у нее на глазах плетется какая-то нить, соединяющая города и страны, ранее незнакомых и разбросанных по миру людей. Она видела: Борис четко знает, что делает. В эти минуты ей было спокойно, исчезало пронзительное чувство одиночества, с недавних пор свившее себе гнездышко в ее душе, и она понимала, что принадлежит миру сообщающихся сосудов, которые никогда не бывают пустыми. Единственное, что настораживало ее, не знакомую с деловым миром, - это сложность доступа к Борису. Она слышала, как он отменял и переносил встречи, назначенные два-три месяца назад, и думала о людях, которые неделями не могут
попасть к нему, такому доступному для нее и сидящему сейчас рядом. В такие моменты она испытывала странное чувство: она знала, что может протянуть руку и коснуться Бориса, и в то же время видела его на вершине башни, вход в которую заперт на ключ, а ключ, как смерть Кащея, хранился в яйце, яйцо - в утке, а утка… Здесь Арина останавливала свое воображение. Она внимательно слушала его разговоры и, не понимая деловой стороны, чувствовала, что Борису нравится управлять людьми. Об одном и том же событии он с приятной доверительностью расспрашивал разных людей. Арине представлялось, что у слушающего наверняка создается ощущение собственной избранности, а Борис делал следующий звонок и задавал те же вопросы другому человеку, и тон его разговора был тем же. Он звонил какому-нибудь Ивану Петровичу, расспрашивал того о собрании и о том, как вел себя Петр Иванович, потом звонил Петру Ивановичу и задавал вопросы об Иване Петровиче. Арине иногда думалось, что Борис рассматривает этих неведомых ей собеседников не как людей, а как насекомых: тараканов, жучков, червяков, бабочек, оказавшихся в общей стеклянной банке.
Бросив их туда и плотно закрыв крышку, он словно с интересом наблюдал, как выживает сильнейший. Иногда ей казалось, что и она мечется в этой банке в поисках своего места, а Борис вовсе не сидит с ней рядом, но - смотрит на нее сквозь толстое захватанное стекло. Нужно ли говорить, что этих своих мыслей Арина боялась и подозрениями своими никогда ни с кем не делилась. Проводя дни у Бориса в офисе, Арина обнаружила, что чаще других к нему в кабинет заходят Гита и Черноус, и начала наконец понимать, что она, Арина, вторгается в чужую режиссуру, и что партия, которую она здесь поет, написана не для ее голоса. В офисе у Бориса тоже был театр, но не тот, к какому Арина привыкла. Для разговоров с Гитой Борис переходил в другую комнату, это было пространство, куда ее не пускали. Гите явно не нравились Аринины бесцеремонные визиты, и в последнее время она этого почти не скрывала. Гита, думала Арина, без боя сдала мне дом, но офис - ее мир, и за него она готова сражаться. Возможно, Гита была права: что Арина забыла в офисе? Она чувствовала себя не на месте. Понимая, что Бориса рассердит ее догадка, она молчала,
но соглашалась ехать в офис только после настойчивых уговоров.
        Бывало, Борис предлагал Арине решить за него, нужны ли ему какие-то встречи, поездки, визиты, и ей было приятно его доверие. Раньше все его передвижения планировал Черноус, и теперь, оказывается, она заступила и на его территорию. Черноус хорошо скрывал свое недовольство, был предельно вежлив и даже все сильнее заискивал. Поначалу она думала, что Черноус, который, по словам Бориса, так о нем пекся, должен был испытывать облегчение:
        ведь Арина - человек ответственный, значит, на нее можно положиться. Но порой она ловила на себе такой выразительный взгляд главного помощника Бориса, что мурашки бежали по коже. Со временем острота их отношений только усилилась, хотя внешне все выглядело мирно и спокойно.
        Едва зайдя в офис, Арина слышала привычное:
        - Здравствуйте, Арина! Вы прекрасно выглядите! Что вам предложить, чаю, кофе или, может, просто воды? Хотите посмотреть журналы?
        И ей казалось, что так проявляется его вежливость, но вскоре она поняла, что Черноус разграничивает территорию: ты здесь гостья, сиди тихо, листай журнал с картинками и не высовывайся.
        - Большое спасибо, ничего не нужно, - привычно отвечала Арина.
        Она часто наблюдала, как по утрам Борис просматривал выписки из прессы, приготовленные для него Черноусом. Ее удивляло, что Борис настолько доверял ему и взаимодействовал с внешним миром только под его контролем. Порой ей случалось рассказывать Борису о событиях, которые он расценивал как важные, но о которых в сводках Черноуса не было ни слова, и Борис тут же вызывал главного помощника и выговаривал ему за отсутствие информации. Вряд ли такие сцены, разыгрываемые прямо при ней, могли улучшить их с Черноусом отношения, но ее это не особенно волновало. Иногда Арина жалела Черноуса, представляя себе, как, должно быть, невыносимо для самолюбия умного человека быть вечным помощником, бессловесным исполнителем, громоотводом и рабом.
        О существовании интернета Арина, естественно, знала, но как многие театральные люди не пользовалась им, мир высоких технологий был ей чужд. Но, как ни странно, не только ей: Борис тоже не умел пользоваться электронной почтой и вообще компьютером. И когда она выразила свое удивление вслух, он ответил, что у него нет времени на интернет, а Черноус для того и существует, чтобы просматривать его электронную почту и отвечать на письма.
        Помимо почты и новостей Черноус каждое утро приносил Борису документы на подпись и еще, в отдельной папке, какие-то листочки. Однажды Борис показал их Арине. Это были списки дней рождения сотрудников. Они составлялись на текущий день, и Борис всегда сам, независимо от занимаемой должности, звонил каждому и поздравлял. Такие же листки содержали просьбы о материальной помощи. Их писали от имени детских, спортивных и творческих организаций. Арина впервые увидела, как просят деньги. Все решения о помощи Борис принимал сам, кого-то вычеркивал, где-то ставил галочки. Он был вершителем судеб, и это занятие ему нравилось. Так Арине стали известны некоторые театральные тайны, ибо на этих листках ей не раз попадались хорошо известные фамилии.
        В один из дней, когда Арина была в офисе, к Борису зашла Гита с пачкой документов. Они тихо разговаривали в дальнем углу, и Арина не прислушивалась, но Гита вдруг подошла к ней и села рядом:
        - Арина, вот, подпиши. Я подготовила документы, это заем на миллион долларов. Давай-давай, подписывай!
        Арина растерялась. Подошел Борис и тоже сел рядом, но с другой стороны.
        - Ну что ты испугалась? Я тебе якобы даю миллион долларов в заем, а ты его вкладываешь в мою инвестиционную строительную компанию, и благодаря этому будешь ежеквартально получать огромные дивиденды. Подписывай. Мы эти деньги обернем и умножим, только все должно быть по-белому, с уплатой налогов.
        Арине стыдно было сознаться, что она совсем не понимает, о чем речь. Борису зачем-то нужно было, чтобы она подписала эти бумаги, и она не стала сопротивляться. Гита протянула ей ручку, и она механически поставила свою подпись.
«Зачем ты это сделала?» - спросила разумная Арина Арину безответственную, но та не нашлась что ответить.
        - Вот, подпиши еще здесь, копию отдам тебе потом.
        Что такое миллион? Наверное, для Бориса это пустяк, но, может, из таких пустяков и получаются его огромные деньги, которые тяжело ворочаются где-то, откуда-то куда-то перетекают, превращаются в недвижимость или в еще бо?льшие деньги. Да нет, у него же «труба»… Или он не о своей «трубе» рассказывал?.. Арина совсем запуталась и решила больше никогда не думать о том, чего не в силах понять.
        Несколько дней спустя, вечером, они большой компанией поехали в караоке-клуб. Сидели за одним столом: Борис, Арина, вездесущий Жеребцов, Гита и два помощника. Борис потягивал свой любимый «Людовик XIII», Арина заказала «Реми Мартэн»: из всех алкогольных напитков лучше всего для ее голоса подходил коньяк. Она в тот вечер приготовилась петь, но ее об этом не попросили. Из общего хора вырывался рваный тенор Жеребцова, который пел очень громко и всех заглушал. Борис одной рукой обнимал Арину, а другую положил ей на колени. При всем внимании, которое он уделял, Арине вдруг стало грустно: она остро ощутила, что сотрудники Бориса относятся к ней не просто не дружески, но - враждебно. Подняв на него глаза, она увидела, как он заинтересованно смотрел на двух девушек, что сидели за соседним столиком и пели веселые песни. Это было очень обидно. Сняв руку Бориса со своих колен, Арина сказала с улыбкой:
        - Я вижу, ты хочешь отвлечься. Отпускаю с миром. Иди, пообщайся с девочками!
        Ей почему-то казалось, что Борис в ответ рассмеется и останется с ней, но он встал и, слегка пошатываясь, пошел к соседнему столику. Несколько минут они с девушками шептались, и Арина с горечью подумала, что с ними ему спокойно и комфортно. Он стоял, а они сидели, он смотрел сверху вниз, они - снизу вверх, и это было именно такое положение, при котором Борис чувствовал себя особенно уверенно. Да, он действительно хотел, чтобы на него смотрели снизу вверх, а Арина так не умела.
        Борис похлопал одну из девушек по обнаженному плечу и направился к выходу. А к столику тем временем подскочил его помощник и стал записывать телефоны. Как они рады услужить! Неужели и в этом они ему помогают?! Господи, как унизительно! Подбежать, записать телефончик, подложить девушку и получить премию за преданность!
        Настроение испортилось окончательно, она встала из-за стола и направилась к выходу. Ей навстречу из мужского туалета вышел Борис, и она не смогла сдержаться. Он стоял, снисходительно улыбаясь, а она, уязвленная и тем, что произошло, и этой его улыбкой, резко объявила, что не может здесь оставаться и хочет домой, что она возмущена его демонстративным интересом к девушкам, а еще больше - услужливостью его «шестерок»-помощников. Ей было больно, и говорила она в сердцах и зло… Вдруг глаза Бориса сузились, а рука сжалась в кулак, и Арина импульсивно съежилась, испугалась, что он сейчас ударит. Мелькнула догадка: так резко с ним не говорили, должно быть, со времен карагандинского детства, которое он ненавидел и хотел забыть. Своими обвинениями Арина возвращала его туда, где все решали за него, где он был полностью зависим от чужой воли, а такого сегодняшний Борис не мог позволить никому. Все это молнией пронеслось в голове, и Арина замолчала, оборвав фразу на середине. Развернувшись, чтобы уйти, она наткнулась на того самого помощника, который взял у девушек телефон. Он спокойно стоял рядом и слушал ее
монолог.
        - Да пошли вы все… - зло сказала она и вышла вон.
        Ночью Борис не пришел к ней в спальню, утром не зашел поцеловать, днем не звонил из офиса, а вечером вернулся очень поздно. Арина его дожидалась.
        - Давай поговорим, - предложила она.
        - Не о чем! - отрезал Борис.
        - Я прошу, пожалуйста, давай поговорим!
        - Говори.
        - Прости, я была не права. Ты еще ни разу не заставлял меня ревновать, я потеряла голову. И потом, мне показалось таким обидным то, что твой помощник подбежал к ним номер телефона для тебя записать!
        - Значит так, - ответил Борис, - телефон он записал для себя. На первый раз я тебя прощаю, но одного моего прощения мало. Завтра же ты попросишь извинения у моего помощника. И вообще, отныне я запрещаю тебе плохо отзываться о моих людях, что бы они ни делали. Они знают меня, а я - их. Ты человек новый, а мы вместе прожили жизнь, и они мне дороги! - И он улыбнулся. Это означало: конфликт исчерпан. Борис был доволен, что Арина признала свою вину, он обнял ее, поцеловал и, выпив на кухне какие-то таблетки, прошел в спальню.
        - Опять ты пил свое китайское зелье? - нежно спросила она, когда он лег и требовательно развернул ее к себе.
        - Ну да, а почему ты спрашиваешь?
        - Ты легко переходишь от одного настроения к другому, словно переворачиваешь страницу.
        - Китайская медицина меня держит, с моей нагрузкой без этого не выжить. Ты тоже должна попробовать.
        - А как ты узнал об этом докторе?
        - Его нашла моя служба безопасности. Он был военным врачом в китайской армии. Завтра я тебя к нему отправлю, чтобы ты больше не бросалась на людей.
        И хотя ночь прошла в теплых объятиях, горькая печаль не покидала Арину. На следующий день она поехала к Борису в офис, попросила извинения у бесстрастно его принявшего помощника, а потом ее отвели к китайскому доктору. Там ей делали массаж, пичкали какими-то таблетками, постоянно меряли пульс, но никаких изменений ни в самочувствии, ни в настроении не произошло.

«Может, Борису они дают что-то другое?» - вспомнила она его реакцию на таблетки.
        Борис принимал их по схеме, и если прием таблеток совпадал с приемом алкоголя, становился неадекватным. Арина заметила, что чаще всего именно тогда они и ссорились. В один из таких дней, в воскресенье, Борис сообщил о неожиданном звонке и неотложной встрече. Вернулся он ночью, пьяный и злой, и сказал, что на встрече ему показали секретные файлы, где среди прочих знаменитостей была Арина, занимающаяся сексом с агентом ФСБ. Это было нелепо и даже комично, но Арина видела, что он страдает, и растерялась. Она не знала, как реагировать, а он кричал и плакал. Оправдываться было бы нелепо, да ее бы и не услышали. Наконец он успокоился, сказал, что прощает все, что было до него, и что он дал миллион долларов за то, чтобы файл стерли, а ее досье уничтожили. Это было бредом сумасшедшего. Арина не на шутку разозлилась. Опять миллион! Что, миллион - эталонная мера всему на свете?! Но почему? Почему не пятьсот тысяч - или не десять миллионов, в конце концов! Немного успокоившись, она попыталась объяснить Борису, что бурной сексуальной жизни у нее не было и она может по пальцам перечислить своих любовников, но
тот не захотел ничего слушать. Не раздеваясь, он лег прямо на пол, на кухне. Арина тщетно пыталась его успокоить, уговорить лечь в постель. Тогда она поднялась в комнату Алеши, который те дни проводил у Толика, и заснула на его кроватке, а когда проснулась, Бориса дома не было.
        Глава 17. В раю
        На День всех влюбленных они полетели в Караганду. Накануне вечером Борис сказал:
        - Я лечу в Караганду, по делам. Хочешь со мной?
        И Арина с радостью согласилась.
        - Ты покажешь мне дом, в котором жил с мамой?
        - Там посмотрим, - ответил Борис.
        В аэропорту Караганды к трапу тоже подали белый «Мерседес». Это выглядело так, словно Борис, как с талисманом, летает со своей машиной. Едва добравшись до гостиницы и оставив там Арину, Борис отправился на деловую встречу.
        - Надеюсь, у нас останется время на ностальгию, - махнул он на прощанье рукой.
        А часа через четыре вернулся:
        - С делами покончено, поехали в аэропорт!
        Арина села в машину и протянула ему открытку, купленную по случаю Дня всех влюбленных, в которой написала, что счастлива и хочет быть с Борисом всю оставшуюся жизнь.
        - Спасибо! - Он поцеловал Арину, протянул ей свой подарок, завернутый в яркую бумагу, и добавил: - Я надеюсь, что жизнь будет длинной-предлинной, как дорога от Москвы до Караганды.
        Машина тронулась. Арина развернула подарок и увидела клоуна с грустными глазами.
        - Это я без тебя, - шепнул Борис.
        С дороги в аэропорт они вдруг свернули и поехали по узеньким улочкам, пока не уперлись в старый пятиэтажный, неестественно длинный дом. Дом был очень грязным и обшарпанным, а на его балконах сохло белье, как в фильмах итальянских неореалистов. Сразу было видно, что здесь жили очень много людей, и даже скорее не жили - выживали. На первом этаже одно окно было выбито, другое - распахнуто, и створки вздрагивали при каждом дуновении ветра. Двор тоже был очень грязным. Дети играли в пыли: здесь не было ни газонов, ни детской площадки, только полуразвалившиеся гаражи. Арина вспомнила все Борисовы дома, которые ей довелось видеть, и как-то особенно его зауважала, глядя, в каких трущобах он рос, откуда вышел.
        Борис вдруг крикнул кому-то:
        - Дядя Вася, как дела?
        - Ничего, спасибо. Живем помаленьку, - с достоинством ответил тот, явно не поняв, кто эти люди и откуда в их бедном дворе взялись такие шикарные машины.
        Прямо из Караганды они полетели на Мальдивы. Так совпало, что они оба были свободны и могли провести там несколько дней. Обычно в такие поездки влюбленные отправляются, конечно, вдвоем. Но как ни странно, с ними полетел один из помощников. Арина, которую удручало постоянное присутствие в ее личной жизни посторонних, попыталась выяснить у Бориса, так ли необходимо чтобы и в этой поездке его сопровождал помощник, но он от нее отмахнулся:
        - Да ладно тебе! Он будет жить в другом номере, ты его и не увидишь. Как ты не понимаешь, Черноус отвечает за мою безопасность и прочее, и вообще, так у нас заведено!
        Когда они прилетели на Мальдивы, она поняла, что рай на земле - это не красное словцо. Сказочно красивые острова, удивительно теплое и яркое море…
        Аэропорт расположен прямо на берегу, и из самолета они сразу пересели в катер, который привез на островок, где их ждал великолепный отель. Прямо в океане, на специальных настилах стояли виллы для туристов, а в самом конце острова - огромная вилла, зарезервированная для них. Президентский номер вполне оправдывал свое название, он поражал размерами и комфортом, там еще был бассейн с морской водой, куда можно выйти прямо из спальни. Но когда они прибыли на место, оказалось, что других номеров на вилле нет, и поэтому помощник Бориса поселился в одной из двух президентских спален.
        Арину это возмутило. Как ни старалась, «Арина разумная» не могла найти веских аргументов, объяснявших необходимость постоянного надзора за ней и Борисом. Доходило до смешного: когда Арине захотелось поплавать голой в их маленьком бассейне, Борис пошел к помощнику и попросил его какое-то время не выходить из спальни.
        - Почему он полетел с нами?! Что он здесь делает?! - в который раз спрашивала она Бориса.
        - Что тебя так возмущает? - благодушно отвечал Борис. - Так у нас заведено, так положено: президенту крупной компании необходимо иметь при себе помощника, который должен решать и регулировать все вопросы, касающиеся размещения, питания… Ну как ты не понимаешь?! Он суперпрофессионал.
        - Послушай, а я у тебя на что? Что такого может он, чего не могу я? Я говорю на языках, могу заказывать еду… что еще нужно делать?
        - Я не хочу больше повторять. Так положено. А ты со мной не для того, чтобы заказывать завтрак или обед, - смеялся Борис.
        Ночь на новом месте была волшебной, а наутро, когда они вышли к завтраку, выяснилось, что помощник ни на каком языке, кроме русского, не говорит, и потому завтрак пришлось заказывать Арине, причем не только для них с Борисом, но и для суперпрофессионала.
        Но на этом неприятные моменты не закончились. Когда обнаружилось, что стол сервирован только на двоих и на нем не хватает приборов, помощник выразил по этому поводу удивление, но даже не тронулся с места. Выждав какое-то время, Арина сама отправилась за приборами, удивляясь, почему Борис с благодушием относится к откровенному проявлению лени и расхлябанности.
        Днем, когда они нежились в спальне, Арина вновь затронула больную для Бориса тему. Она не смогла сдержаться, и потом, когда вспоминала об этом разговоре, очнь обо всем жалела. И почему влюбленная женщина думает, что мужчина ждет от нее правды? Он ждет одобрения, участия, теплоты… А Арина все пыталась что-то ему объяснить, все настаивала на своей правоте:
        - Не понимаю, разыгрывал ты меня, что ли, когда говорил о суперпрофессионале. Зачем он здесь, объясни!
        - Опять ты за свое! Мне жаль, что ты не хочешь понять. Это близкие мне люди, и они должны быть всегда со мной. Черноус волнуется за меня, он не может отпускать меня одного… Давай мы закроем эту тему. Знаешь, у нас сегодня в программе романтический вечер в шатре, который раскинут прямо в море. Меню я выбирал самое изысканное, в основном рыба и морепродукты, но с местным колоритом. Уверен, тебе так понравится, что ты перестанешь задавать глупые вопросы!
        И как ей могло не понравиться! Вечер получился удивительным. Они сидели друг напротив друга, пили не пьянея, ели не наедаясь, смешили друг друга забавными историями. Казалось, они позабыли обо всем на свете. Время остановилось, и во всем мире были только он и она, счастливые и беспечные.
        - Это странно: ты иногда произносишь то, что я только подумаю…
        - У меня тоже так. Я первое время удивлялся, а теперь уже, кажется, привык. Поэтому мне особенно важно, что ты обо всем этом думаешь, - и он обвел рукой вокруг себя.
        - О Мальдивах? - не поняла его жест Арина. - Они прекрасны! Разве может быть другое мнение?
        - Нет, не о Мальдивах, милая моя! Меня интересует, что ты думаешь о моем деле, о моей компании. Я имею в виду не то, чем мы занимаемся, а команду, капитаном которой я сам себя назначил.
        И она снова ринулась объяснять ему прописные истины, которые он меньше всего желал слышать, тем более от нее.
        - Ты же запрещаешь мне об этом говорить! Я несколько раз пыталась… Мне кажется, ты идешь у них на поводу. Мне даже кажется, что они при желании могут вызвать у тебя гнев или какую-то другую, выгодную им в этот момент эмоцию…
        - Как ты можешь такое говорить?! Ты что, не веришь, что я способен все держать под контролем?! Не веришь, что моей воли достаточно, чтобы стереть любого в порошок?!
        - Ну что ты! - уже раскаивалась в своих словах Арина. - Я верю в твою силу и волю.
        Я вообще в тебя верю, неужели ты в этом сомневаешься?!
        - Тогда не говори чего не знаешь!
        В тот вечер они впервые уснули, не обнимая друг друга. Но на следующее утро все забылось: они снова были счастливы и даже как будто беззаботны.
        Уезжать совсем не хотелось, но в Москве Бориса ждали дела, Арину - Алеша, спектакли, недооформленный развод.
        В день отъезда, завтракая на террасе, они увидели аиста, который приземлился на крышу их спальни. Это было так красиво, что официант, которому не положено было говорить с гостями, не удержался и сказал:
        - Такое случается очень редко! Поздравляю, мадам, у вас будет ребенок!
        Взволнованная Арина обернулась к Борису, но не нашла его глаз. Он смотрел куда-то мимо, и на мгновение ей показалось, что он недоволен, но она тут же прогнала от себя эту мысль.
        Глава 18. Часы
        В Москве Бориса как подменили, отныне ни дня не проходило без упреков и ссор. Он кричал на нее, утверждал, что Арина невежлива с его подчиненными, что она капризная и вздорная, грубит прислуге. Она долго думала над его обвинениями и не находила у себя тех качеств, которые его так раздражали. Она успокаивала себя тем, что у Бориса сложности на работе, что-то не клеится, в американском офисе проблемы, но на душе было тревожно. Дурное настроение усугублялось тем, что, когда у него звонил телефон, Борис часто уходил в другую комнату и плотно прикрывал за собой дверь. И Арине мерещилось, что ему звонят молодые девушки, из тех, о которых рассказывала Гита. После одного из таких звонков Борис, вернувшись, сказал, что только что говорил со своей «вице-мисс», как ее называла Арина. Он решил взять дочь к себе, ведь она ровесница Алеши, и детям будет вместе намного веселее. Арина обрадовалась и вечером, когда по-соседски зашла Гита, сообщила ей эту новость.
        - Зачем тебе чужой ребенок?! - удивилась Гита. - Это какой-то очередной трюк
«мисски». Деньги, небось, потребовались. И потом, хорошо бы узнать, как на это отреагирует его законная дочь. Та еще штучка, вот увидишь!
        Февраль пролетел незаметно, и накануне Восьмого марта Борис объявил, что хотел бы подарить Арине часы. Она возразила: однажды она уже получила от него такой подарок, и кроме того, подаренные часы считаются плохой приметой.
        - Ничего, я из плохой приметы сделаю такую красивую, что ты не сможешь отказаться! - сказал Борис.
        На следующий день он принес большую коробку, и в ней - десять пар часов: там были крупные часы розового золота на коричневом ремешке от «Гарри Винстона», усыпанные бриллиантами, как браслет, часы от «Пьяже», классический золотой «Ролекс»,
«Жирар-Перрего» на красном ремешке… Все блестело, переливалось и было невозможно ни отвести взгляд, ни остановиться на чем-нибудь одном. Арина растерялась, ее твердое решение отказаться от часов было поколеблено, и Борис заметил это. Собрав часы в кулак, он коротко произнес:
        - Берем все!
        Но в его словах не было прежних доброжелательства и благодушия, а было что-то злое и провоцирующее. Арине показалось, что он ее проверяет. «Вот и меня он посадил, как жучков и паучков, в баночку - и наблюдает!» - с грустью подумала она.
        - Собирайся, - не глядя на Арину, сказал Борис. - Мы едем знакомиться с моей дочерью, она прилетела из Швейцарии. Бери Алешу, мы встречаемся с ней в доме приемов.
        Когда они приехали, дочери еще не было. Борис сел за стол и, не обращая внимания ни на Арину с Алешей, ни на помощников, стоявших перед ним по стойке смирно, как охрана у Мавзолея, начал наливать себе рюмку за рюмкой, словно спеша поскорее напиться. Арина вновь видела в этом признак ужасного волнения, с которым он не в силах совладать, но видеть это ей было неприятно.
        Через час в зал ворвалась высокая девушка с крашеными черными волосами, которая не здороваясь пролетела в дальнюю комнату, глядя сквозь Арину и слегка задев ее плечом. Извинений при этом не последовало. Борис поспешил за ней, и Арина впервые увидела, что он может быть жалким, и ей стало за него обидно. Отсутствовали Борис с дочерью довольно долго, наконец девушка с раскрасневшимся лицом выскочила из комнаты, опять пронеслась мимо Арины, потом вернулась и, глядя ей прямо в глаза, ответила отцу медленно и внятно:
        - Я не буду знакомиться ни с какими твоими проститутками!
        Алеша испуганно прижался к маме.
        - Никакая она не проститутка, она - известная певица! - возразил шедший за дочерью Борис.
        Алеша не понял, что происходит, но что-то почувствовал и обеими руками вцепился в Арину.
        А девушка побежала к выходу, крикнув на ходу:
        - Я ничего не хочу знать, у тебя есть мама, и ты женат!
        - Я уже давно с ней не живу! - буркнул он себе под нос, сел за стол и, подперев подбородок рукой, сказал: - Видишь? Что я могу поделать! Она учится в Швейцарии, будет дизайнером. Приезжает два раза в год. Она упертая, ее не прошибить. Я покупаю ей каждый год новую машину, даю по десять тысяч евро в месяц. Я пытаюсь искупить свою вину, то, что совсем не уделял ей времени, когда она была ребенком. Сначала я был спортсменом, и мне было не до нее, потом стал бизнесменом, и мне опять было не до нее. Последние семь лет я не живу с ее матерью, а она говорит, что я женат. Понимаешь? - И она увидела, что он плачет.
        Арина ничего не ответила, подошла, погладила его по плечу, но он смахнул ее руку:
        - Выпьешь?
        Арина отрицательно помотала головой.
        - Мама, мама! - кинулся к матери Алеша. - А что такое «прости, утка»?
        На следующий день, Восьмого марта, Арина проснулась поздно. У ее кровати стояла коробка, драгоценные часы были свалены в ней в кучу, как дешевая бижутерия на блошином рынке. Арина вышла в столовую. Борис сидел за столом, от вчерашнего опьянения не осталось и следа.
        - Послушай, не обращай на нее внимания. Она живет в Швейцарии, совсем не знает жизни, ей двадцать четыре года… Ну что делать, она такая!
        Арина поблагодарила за часы и сказала, что не может принять подарок. Он ее как будто не слушал и ничего не сказал в ответ.
        Вечером в дом пришли гости, и Борис при всех еще раз подарил ей часы. Тогда Арина принесла деньги, какие могла собрать, и торжественно ему вручила:
        - Это все, что у меня есть, но я эти часы покупаю, потому что дарить часы - плохая примета.
        И словно в ответ на ее слова в соседней комнате часы пробили полночь.
        Глава 19. Америка
        Когда Арина, в очередной раз заметив, что Борис часто уходит с телефоном в другую комнату, спросила, почему он так делает, ей в ответ было сказано, что в Америке, куда они на днях собирались лететь, ее ждет сюрприз.

…Тот же аэропорт, тот же самолет и даже Алешины носочки, которые он засунул когда-то в карман кресла, а теперь вдруг нашел. В Америке их ждал тот же дом, те же расставленные Ариной фотографии, но все почему-то стало чужим, и в воздухе пахло не океаном, а чем-то кислым, и запах этот ничто не могло вытравить из дома.
        Борис решил поехать в круиз на «Ройял Карибиан», снял каюту люкс и пригласил с собой Зиту с мужем и сыном, который был на год старше Алеши. Поездка была подарком на день рождения, и Арина приняла ее с радостью. Тем более что дни рождения у них были рядом, и отмечать их вместе было приятно.
        В последнее время Борис проводил с ней совсем немного времени, да и отношения заметно ухудшились. Он все чаще пил, все чаще обвинял ее в неправильном отношении к людям, утверждал, что она злая, и даже намекал на то, что часами, которые подарил, «проверял» ее. Она подавляла в себе вспышки гнева, несмотря на все нелады последнего времени, они оба по-прежнему думали о ребенке, а приехав в Америку, сразу пошли к его доктору, и тот сообщил, что Арина абсолютно готова стать матерью и дело лишь за малым, а Бориса послал на спермограмму.
        Они катались на яхте, ходили в местные ресторанчики, все было как несколько месяцев назад, но на этот раз Карл и Зита не оставляли их ни на минуту, а Борис к тому же постоянно жаловался им на Арину. Обнимая ее, он говорил: «Вот, смотрите, что любовь делает с умным человеком. Я все про нее знаю, все понимаю, мне и досье составили, но как увижу ее - все готов простить!» Зита молчала, а Карл улыбался Арине и кивал Борису: «Ну что же, понятное дело».
        Вдвоем они оставались только ночью. Борис спал мало. Китайские таблетки, которые он принимал теперь постоянно, подпитывали его энергией, и, казалось, сон не был для него необходимостью. Зато секс - был, и он часто будил Арину на рассвете со словами: «Давай выполним наказ врача и увеличим население земного шара!» Зато после секса он довольно скоро засыпал, а она лежала без сна, весь день потом маялась от усталости и мечтала выспаться. А следующей ночью все повторялось. Однажды перед сном Арина осторожно, стараясь не обидеть Бориса, сказала ему, что профессия приучила ее к восьмичасовому сну, и теперь организм этого требует, и потом, если постоянно не высыпаться, голос не зазвучит, да и выглядеть она будет ужасно.
        - Знаешь, голос зависит от гормонов. Например, во время месячных нам петь не рекомендуется. И после родов, когда кормим.
        - Я думал, для вас страшнее всего простуда.
        - Представь себе, обычная простуда и насморк - это ничего. Иногда даже лучше звучит, когда отек. Опасны только трахеит и фарингит… А от секса голос тоже страдает. Приходится режимить.
        - Что-то раньше ты о режиме не вспоминала…
        - Пойми, это так естественно! Вначале я буквально летала, - такой творческий подъем!.. Но я говорила тебе об этом. А сейчас почему-то чувствую слабость, и мне страшно: я боюсь потерять голос.
        Казалось, Борис прислушался к ее словам, и они заснули, обнявшись. Но под утро она проснулась оттого, что он властно разворачивал ее на постели. Часы в соседней комнате пробили шесть. Арина с досадой оттолкнула Бориса, накрылась одеялом с головой и вновь погрузилась в сон, а когда утром наконец проснулась, чувствовала себя свежей и выспавшейся - впервые за несколько дней.
        Борис сидел на краю кровати и был мрачнее тучи. Весь его вид говорил о том, что случилось нечто ужасное. Арина хотела обнять его, но он грубо отвел ее руки и зло сказал:
        - Я не привык к отказам. С детства ненавижу, когда мне отказывают. Мы никуда не едем, я передумал. Я лечу в Москву.
        - А я? - растерянно спросила Арина.
        - Твое дело. - Он поднялся и направился к двери.
        - Подожди, но так нельзя, так ведут себя капризные дети: хочу - не хочу.
        - Ты меня больше не интересуешь. - Борис открыл дверь, но медлил, словно хотел еще что-то сказать или услышать.
        - Немедленно перестань себя так вести, а то пожалеешь! - Арина была вне себя от ярости.
        - Ты мне угрожаешь?! Колдовать поедешь, к бабкам?! - и он хлопнул дверью.
        Когда Арина вышла наконец из спальни, ни Бориса, ни Алеши нигде не было. Ей сказали, что они уехали обедать и оставили Арине адрес ресторана. Ехать к ним она была не в состоянии, но главное - ей не хотелось видеть его недовольное лицо, снова слушать жестокие слова. И она решила поступить так, как обычно поступал Борис: взяла в баре восемнадцатилетний виски и влила в себя полбутылки. Боль притупилась, растерянность прошла, но мир перед глазами пошатнулся, а предметы начали расплываться. Чтобы вернуть мир в нормальное состояние, Арина выпила еще, и дальше уже ничего не помнила. Ей рассказали, что нашел ее Алеша, она сидела на пляже, зарывшись в песок, и ревела. Алеша расплакался и попытался ее поднять, но она отказывалась двигаться с места. Тогда он побежал за Борисом, который взял ее на руки, принес в дом, раздел, умыл и уложил в постель. Немного посидев с ней и дождавшись, пока она провалится в сон, он пошел принимать гостей, о которых Арина напрочь забыла. В полночь она проснулась совершенно трезвая. Борис лежал рядом. Она попыталась что-то ему сказать, но объяснения не получилось: в соседней
комнате вдруг что-то звякнуло, и Борис вышел посмотреть. Оказалось, лопнула лампочка.
        На следующий день они поехали в Майами.
        Глава 20. Последнее путешествие
        На корабле всем заправляла Зита. Она объявила, что отвечает за регистрацию. Арине хотелось обойтись без ее навязчивого внимания, она чувствовала себя подавленной и несчастной. А поскольку в поездках с Толиком всегда сама занималась бумажной волокитой, она, поблагодарив Зиту за любезность, сказала, что эта процедура ей хорошо известна, и помощь, очевидно, не понадобится. Зита стала настаивать. Арина твердо отказалась от ее услуг и грустно пошутила, что самостоятельность Арины Шутовой всегда была притчей во языцех, даже в пионерском лагере. Закончив регистрацию, Арина сразу заказала себе спа-процедуры: лайнер был огромный, и она была уверена, что, когда все сориентируются, это будет сделать гораздо сложнее. Несмотря на натянутые отношения с Борисом, она решила отнестись к поездке как к отпуску. Но вдруг появилась совершенно взбешенная Зита и, еле сдерживая себя, спросила, почему Арина все делает сама, а не через нее, добавив:
        - У нас так не принято, мы все делаем вместе, сообща!
        - Хором? - раздраженно уточнила Арина.
        - Да! - зло отрезала Зита.
        - Ну а я - солистка!
        День прошел незаметно, в какой-то суете, а вечером, когда они встретились в баре, Зита, жестко печатая слова, сказала:
        - Мы не сумели с тобой стать друзьями. Арина расстроилась и пожаловалась на нее Борису, но тот принял сторону Зиты. Арине вновь вспомнился пионерский лагерь, там ей тоже ставили в вину, что она не вписывается в коллектив.
        - Борис, милый, неужели и ты будешь говорить мне эти глупости, про дух коллективизма?!
        - Мне странно, что ты не понимаешь таких важных для меня вещей!
        Не найдя у него поддержки, она совсем расстроилась, но океанский воздух делал свое дело. Солнце наполняло ее энергией, а загар украшал. И вместе с силами возвращалась надежда на то, что сезон ссор вот-вот закончится. В день рождения Борис сказал, что намерен подарить ей «Бентли». Правда, на корабле представителя фирмы не оказалось, и Арина осталась без подарка, с лицемерными тостами Зиты и Карла. После торжественного ужина Борис ушел в бар, напился, и все вернулось на круги своя. Теперь он пил, как и раньше, каждый день, с утра до вечера, соединяя алкоголь с таблетками. В пьяном виде он кричал, что они разные люди, что она ему чужая, и требовал, чтобы Арина немедленно, сию же минуту, покинула корабль. Этот пьяный бред повергал ее в ужас.
        Начался шторм, корабль качало, и Арину постоянно мутило. Алеша с няней жил в соседней каюте, плакал по ночам и просился к маме. Постоянная тошнота, недовольный, пьяный, страдающий Борис и боящийся темноты и качки сын - это был Аринин ад. Карл начал проводить с Борисом психотерапевтические сеансы, после которых тот успокаивался, но смотрел на Арину чужим и безучастным взглядом. Временами она замечала, как он многозначительно переглядывался с Зитой, которая в ответ выразительно поднимала к небу глаза. Арине невозможно было наблюдать этот безмолвный диалог. Они были свои, а она - чужая, и ее присутствие, кажется, было им в тягость..
        Она пробовала говорить с Борисом, но разговор не получался, а ее слова действия не возымели. Теперь она мечтала только об одном - скорее бы на берег, в Москву, домой. Терпеть было невмоготу. Когда же наконец путешествие закончилось и они приехали с Алешей в Борисов дом на берегу океана, Арину поджидала новая обида: она обнаружила, что их совместные фотографии исчезли. Она спросила прислугу, что произошло, и услышала в ответ: это распоряжение Зиты, та позвонила с корабля и велела срочно убрать из дома фотографии Арины. Теперь Зита и Карл были здесь постоянно, и днем, и ночью, так что Борис с Ариной уже никогда не оставались наедине.
        У Арины была задержка, которую она объясняла нервами и стрессом. На всякий случай она все же решила провериться на беременность и вдруг увидела полоски, которых они оба ждали три месяца. И надо же было такому случиться именно теперь: она беременна! Арину трясло: говорить или нет? Борис заметил, что она дрожит, спросил:
        - Что случилось?
        Она не ответила, и он ушел на пляж. Арина пошла в ванную и под струями теплой воды вдруг поняла, что надо сказать ему сейчас же, немедленно, пока еще можно что-то вернуть… И набросив на голое тело шелковый халат, она побежала к океану.
        Он полулежал в шезлонге и смотрел в ту сторону, откуда она появилась, словно ждал ее. Но когда Арина стала приближаться, отвернулся. Сердце у нее упало: ничего хорошего из разговора не получится, известие его не обрадует. Арина подошла, но он по-прежнему смотрел в другую сторону. И тогда она сказала:
        - Мы так с тобой этого хотели… ты знаешь… я хочу тебе сказать… я беременна. Я думала, это будет радость для нас обоих, но…
        теперь ведь все по-другому… Что же делать? Что мне теперь делать?
        Борис слушал ее без эмоций, а когда она замолчала, сказал:
        - Что ж, давай попробуем еще раз, - но энтузиазма в его голосе не было.
        В тот вечер была закрытая вечеринка по случаю дня рождения Бориса. Приглашенных было немного: две американские пары, Зита с Карлом, Арина и Борис. Он начал пить еще до прихода гостей, и очень скоро стало ясно, что перебрал. Тамадой на вечеринке был Карл, предоставлявший слово всем, кроме Арины, которая сидела, сверкая бриллиантами, как разряженная кукла. За весь вечер никто не обмолвился с ней ни единым словом. Был момент, когда ей хотелось встать и на прекрасном английском объявить: «Дамы и господа! Мы с Борисом рады сообщить вам, что у нас будет ребенок!» Но как неуместны были бы эти слова…
        Борис Арину игнорировал. Его носило по залу, он то шел танцевать, то садился прямо на пол и долго так сидел, с бокалом вина в руке. Арине было неприятно наблюдать эти сцены барского загула, и она исподтишка посматривала на иностранцев: не может быть, чтобы им это нравилось. Но вид у них был невозмутимый, похоже, они к подобным выходкам привыкли и все принимали как должное. Между тем вскоре к Борису присоединялся Карл, который весь вечер был неотступно рядом, - а за ним и Зита. Борис, едва они усаживались к нему на пол, вставал и шел танцевать, словно проверяя, пойдут ли они за ним, и они шли, а потом возвращался к столу - и тут же у стола появлялись Карл и Зита. Он по-прежнему ни разу не взглянул на Арину. На нее, кажется, вообще никто не смотрел, ей никто не улыбался. И вдруг, чуть ли не впервые за весь вечер, Борис оказался рядом:
        - Хочешь, я сейчас скажу, что мы женимся? - спросил он Арину, не поворачивая к ней головы.
        - Хочу, - сказала Арина и почувствовала, что голос у нее дрожит.
        Борис встал и, перекрывая многоголосый шум и доносившуюся из центра зала музыку, произнес:
        - Я хочу выпить за самых близких, самых любимых моих друзей, за супружескую пару, Карла и Зиту!
        Все весело загомонили, начали чокаться. Арина потянулась было чокнуться с Борисом, но он не заметил ее движения и не протянул руки навстречу.
        А Карл между тем достал из файла листочек и сказал:
        - Наш коллега и друг Черноус прислал сегодня личное письмо - поздравление Борису Вальтеру, которое, с его позволения, я сейчас зачитаю.
        И начал читать длинное велеречивое послание, в котором Черноус желал Борису личного счастья, сетовал, что тот переживает очередное разочарование, и выражал уверенность, что он еще встретит свою половинку, женщину, которая сделает его счастливым.
        Зита громко, стараясь, чтобы было слышно всем, переводила.
        Арина, которая и без того уже чувствовала подступающую к горлу дурноту, выбралась из-за стола и отправилась в дамскую комнату. Возле туалета стоял диванчик, она села и попыталась взять себя в руки. Что она здесь делает, среди совершенно чужих людей? Как случилось, что ее никто, даже Борис, не воспринимает всерьез?
        Откинулась тяжелая портьера, и на пороге возник Карл. Вид у него был озабоченный.
        - Борис требует, чтобы ты вернулась на место! - сказал он, не глядя ей в глаза.
        - Послушай, зачем я вам нужна? Вам и так хорошо, а меня мутит немного. Я еще посижу, отдышусь и приду.
        - Ты, кажется, не поняла. Это не просьба, приказ. Возвращайся на свое место! Борис не любит, когда приходится повторяться.
        И он исчез за портьерой.
        Домой Арина и Борис уезжали на разных машинах, и ночевать он так и не приехал. Арина бессмысленно слонялась по дому, когда позвонил Карл:
        - Можешь не ждать Бориса на ночь, он отправился праздновать дальше.
        Под утро Борис зашел к Арине в спальню и молча лег рядом. Она не спала и чувствовала, что он на нее смотрит, но шевелиться ей не хотелось, тем более говорить. Да и что они могли сказать друг другу?
        Полежав так минут пять, Борис тяжело поднялся и вышел.
        Все оставшееся до отъезда в Москву время Борис был пьян, а рядом, неотступно словно стража, находились Зита и Карл.
        Когда же наконец они остались наедине и Арина начала разговор, Борис ехидно посмотрел на нее и спросил:
        - Ты думаешь, что сможешь мной манипулировать, сможешь на меня влиять? Ошибаешься. У меня есть женщина, которая родила от меня двоих детей, сама так захотела. И хотя она родила, я на ней не женился. Для меня ребенок ничего не значит… И потом, я несвободен… Да-да, не смотри на меня так, развод у меня не оформлен, формально я все еще женат.
        Это было что-то новое. Арина не верила, что слышит эти слова от человека, который еще совсем недавно твердил о том, что хочет, чтобы она родила ему ребенка. Теперь она заодно узнала еще об одной женщине и о детях, чьи игрушки находил в песке Алеша.
        Борис продолжал:
        - Ты меня не понимаешь и понять не способна… Я сверхчеловек, сын Божий… А артистов я всерьез не воспринимаю. Ко мне вон Михалков приходил, денег просить, а я не дал! .
        Арина не верила своим ушам:
        - Но ведь все мы дети Божьи! Ты, должно быть, хочешь сказать, что ты избранный?
        - Да, вот именно… Я - избранный, меня любит Бог… Вот сейчас я прикоснусь к тебе, и у тебя начнется кровотечение - и никакого ребенка… А по тебе я катком проеду…
        Арина не могла больше это переносить и ушла в другую комнату. А Борис сидел за столом и пил стакан за стаканом, разливая виски по столу, на котором лежали китайские таблетки.
        Оставшиеся дни они спали в разных комнатах, а в самолете Арина сказала, что берет
«тайм аут»: пока она была в Америке, Толик съехал, и значит, она может вернуться домой.
        - Нам надо решить, что делать с ребенком, - добавила Арина.
        Больше разговоров не было. Алеша спал, а они лежали на узком диване, тесно прижавшись друг к другу, и молчали.
        Это был самый долгий перелет в ее жизни.
        В Москве Арину ждала отдельная машина. Борис подошел проститься, и она поцеловала его в щеку. Он сел за руль своего «Мерседеса» и рванул с места. И она вдруг поняла, что человек в этой ревущей машине, быстро изчезающей из вида, больше никогда не вернется. Алеша заплакал…
        Глава 21. Разъезд
        Через два дня Арина приехала к Борису забрать свои вещи, но в дом ее не пустили, сказав, что так распорядился хозяин.
        Арина позвонила:
        - Зачем ты так со мной?
        Борис ответил немедленно, словно ждал звонка:
        - Это не я с тобой, а ты со мной! Ты пришла в мой дом со злом! - Он подчеркнул слово «мой», как раньше подчеркивал «наш». - Между нами все кончено. Твои вещи соберут и привезут. Я рад, что ты была в моей жизни: теперь я знаю, что могу любить, и еще знаю, что у меня прекрасные друзья, которые спасают от роко- А как быть с ребенком?
        - Разберемся позже! - и он отключил телефон.
        Арина вернулась домой, а через час к ее дому подъехала машина, тот самый
«Мерседес», салон которого напоминал яхту. Все сиденья и багажник были забиты коробками, шофер их выгружал прямо на улице, отказавшись заехать в ворота. Она попросила его занести вещи в дом, шофер, колеблясь, посмотрел на нее, на коробки, вновь на нее и, вздохнув, стал заносить вещи. Арина наблюдала за ним молча, а когда была поставлена на пол последняя коробка и водитель на прощанье пожелал ей удачи, спросила:
        - Вы случайно не знаете, где моя машина?
        - Приказано вам ее не выдавать, до дальнейших распоряжений.
        Домработница Наташа, которую в свое время нанял Толик и которая, как и Борис, была родом из Караганды, вышла на зов Арины из своей комнаты, и они взялись за разборку вещей. Каждая новая коробка вызывала слезы, потому что все вещи, словно нарочно, были скомканы, как будто руки, бросавшие их в коробки, хотели на расстоянии причинить Арине боль. Белье лежало вместе с туфлями, чистые вещи - с предназначенными для стирки, фотографии Арины и Алеши были запачканы зубной пастой, у которой была неплотно закрыта крышка и которая вообще оказалась здесь непонятно как… Фотографий Бориса в коробках не было, зато завалялся одинокий носок, черный, тонкого шелка и несвежий. Это отрезвило Арину и, сидя над грудой вещей, не успевших найти свое место в доме, она подбадривала себя мыслью, что теперь, на третьей неделе беременности, у нее есть неплохое занятие. Было очевидно, что это не недельный тайм-аут, как ей представлялось, а окончательный разрыв. Она прижала руки к животу и зарыдала. Наташа побежала за водой, и Арина взяла себя в руки, ведь рядом находился чужой человек, который вовсе не должен видеть и знать,
как ей больно и страшно.
        Ночью она никак не могла уснуть. Звонить? Не звонить? Несколько раз брала в руки телефон, но передумывала, возвращала на место. Борис не звонит, а это значит, что ее звонок ничего не изменит. Решено: аборт, завтра же нужно позвонить врачу. Она села на кровати.
        И вдруг четкая мысль: но ведь это убийство, убийство ребенка, о котором они мечтали те несколько счастливых месяцев, что были подарены им судьбой. «Никогда! - твердо решила она и перекрестилась: - Прости меня, Господи, и дай мне силы принять правильное решение». Она сама не заметила, как переняла у Бориса эту привычку - креститься и шептать молитвы. Он всегда говорил, что становится легче. Действительно, легче. Набрала номер. Был второй час ночи, но Борис ответил немедленно.
        - Как ты? - тихо спросила Арина.
        - Учусь жить без тебя, - ответил он и отключился.
        Глава 22. Решение
        Третья ночь без сна, да и есть совсем не хотелось. Сославшись на недомогание, Арина отменила занятие с Татьяной и вообще не выходила из дома. Разговаривала она только с Алешей, который словно понимал, что с матерью что-то происходит, и ни о чем не спрашивал.
        На третий день позвонила Татьяна.
        - Привет, дорогая, мне кажется, у тебя проблемы, и твое самочувствие тут ни при чем. Скажи, почему сегодня не приехала и даже не позвонила?
        - Это хорошо, что ты звонишь, мне надо поговорить с тобой, но я бы не хотела по телефону. - Арина никогда теперь не забывала о Борисовой службе безопасности.
        Татьяна выслушала ее рассказ, не перебивая, а когда Арина наконец замолчала, начала вслух размышлять:
        - Мы давно знакомы, ты знаешь, как я тобой дорожу, а потому прими то, что я скажу, спокойно… Мне кажется, он неадекватный человек с очень подвижной психикой. А кроме того, в вашей истории замешано много других людей. Здесь завязалась большая интрига, и вряд ли в его ближнем окружении есть люди, которые хорошо к тебе относятся. И потом, судя по тому, как ты описываешь его поведение, он все время находится в неадекватном состоянии. Он пьет? Принимает таблетки? Колется?
        Арина даже не удивилась тому, что Татьяна попала в точку, и рассказала про алкоголь и китайские таблетки, про Карла и его психоаналитические сеансы.
        - Понимаешь, я хочу вычеркнуть его из жизни, а если я рожу этого ребенка, я уже никогда не смогу забыть Бориса…
        - Нет, не сейчас. Раньше надо было, когда я предлагала. И потом, я уверена: что бы я тебе теперь ни сказала, ты все равно его оставишь. Этот ребенок - дитя любви. Может, ваша встреча состоялась лишь для того, чтобы он родился…
        Возвращаясь от Татьяны, Арина думала о том, что подруга права: она не может вычеркнуть из своей жизни Бориса, ей трудно себе представить, что человек, которого она любит, бросил ее с еще не родившимся ребенком, и что они расстались уже навсегда. Она ведь так хотела этого ребенка, неужели теперь, когда он уже живет в ней, она сможет его погубить?
        От Татьяны она приехала к гинекологу, с которым накануне договорилась об аборте. Он сделал УЗИ и показал ей маленькое зернышко с пульсирующей точкой-сердцем. И Арина вдруг почувствовала себя счастливой. Если Борис не хочет брать на себя ответственность, это сделает она сама, ей хватит на это сил.
        - На какое число записывать? - спросил врач.
        Арина посмотрела на него с удивлением.
        - Конечно, при таком раннем сроке я мог бы предложить вам таблетку, иногда помогает, но имейте в виду: после нее часто приходится делать чистку, так как не все выходит. Еще могу предложить вакуумный аборт - это такой миниаборт…
        Арина с облегчением вздохнула:
        - Извините, я передумала! - И, не дожидаясь ответной реакции, молча оделась и вышла из кабинета.
        - Ну и артистка! - раздраженно сказал врач сестре. - А кто у нас следующий?
        Глава 23. Колдунья
        Дома зазвонил телефон, Алеша рванулся к нему, и Арина вдруг поняла, что он тоже скучает по Борису и тоже ждет звонка. Тогда она решила поговорить с сыном как со взрослым и - с этих пор - единственным своим мужчиной. Она объяснила ему про ребенка, который скоро родится, про то, что до его рождения они будут жить вдвоем, и что он, Алеша, - ее единственная опора.
        - А у нашего ребенка тоже будет папа и Борис, как у меня? - спросил Алеша.
        - Да, сынок, у него тоже будет папа, только ребеночкин папа меня обидел, и у твоего брата или сестренки папа будет только в том случае, если он попросит прощения. Ты меня понимаешь?
        Алеша обнял ее:
        - Да, мамочка, - и ушел к себе в комнату, а когда вернулся, протянул Арине рисунок. - Это я своему брату нарисовал. Мама, я не хочу девочку, я хочу брата. Можно?
        В театре Арина пела теперь больше обычного, участвовала в концертах, выезжала на корпоративы. Она запретила себе вести внутренний диалог с Борисом и жила как в тумане, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Единственное, что изменилось, - она теперь всегда перед сном и по утрам читала молитвы, как Борис. Ей нужна была защита, и уповать она могла только на Бога, о котором прежде никогда не думала так упорно и постоянно, как теперь.
        Так прошло два месяца, и однажды ночью у ее дома остановилась машина, и в ворота позвонили. Домофон не работал. Арина была одна: Алешу забрал Толик, а домработница Наташа получила выходной. Арина вышла к воротам, на всякий случай держа в руках газовый баллончик:
        - Кто там? - и сама удивилась, как слабо и неуверенно звучал ее голос.
        - Открой, это я!
        Очнулась она уже в постели, поглупевшая от радости, с лицом, мокрым от слез. Глаза Бориса тоже были красными. Они целовались, выясняли отношения, обнимались, перебивали друг друга, живот уже немного мешал, но Борис, кажется, не обращал на него внимания. Этой ночью Арина не уснула ни на секунду, боялась, что все это сон, боялась, что, когда проснется, Бориса рядом не окажется. Утром они, голые, завтракали, и Арина, разливая кофе, спросила:
        - А мой живот тебе не мешал?
        Борис внимательно посмотрел на нее и спокойно сказал:
        - Это не мой ребенок, но я хочу в этом удостовериться, поэтому тебе придется сделать анализ.
        Арина онемела, она изо всех сил старалась держаться, чтобы не разбить эту хрупкую радость встречи.
        Улыбнувшись, ответила:
        - Хорошо, если настаиваешь, давай сделаем прямо сейчас, не дожидаясь, пока ребенок родится. Я не хочу, чтобы оставшиеся семь месяцев ты жил с этой дикой мыслью.
        Больше к этому они не возвращались. Арина заметила, что за время их разлуки в нем поселились нелепая обида и какая-то маниакальная уверенность в том, что она хотела причинить ему зло. Внимательно рассмотрев свою любимую яичницу с помидорами, приготовленную Ариной, он вдруг тихо сказал:
        - Прошу тебя, перестань колдовать…
        - Боря, милый, о чем ты?!
        - Я знаю, ты мне что-то подсыпаешь в еду, - и он отставил яичницу.
        Арина растерялась:
        - Но ведь я тоже хочу тебя видеть и хочу быть с тобой, - значит, и ты колдуешь?
        - Отрекись от сатаны.
        - Борис, ты бредишь?! - Она испугалась.
        - Если ты не перестанешь колдовать, я прекращу с тобой отношения.
        Это звучало так нелепо из уст врослого мужчины, что Арина, улыбаясь, громко произнесла:
        - Отрекаюсь! - лишь бы закончить этот бред.
        Борис вернулся к яичнице. После завтрака он предложил провести день вместе, и когда они ехали по субботней Москве, свободной от дорожной суеты рабочего дня, спросил:
        - Когда заберешь машину?
        - Когда захочешь, сам отдашь, - ответила Арина.
        Разговор не клеился. Арина видела, что вернувшийся Борис - уже не тот пылкий влюбленный, каким она видела его все эти месяцы.
        Меж тем он внимательно следил за дорогой, и когда их подрезал черный «Кайенн», сказал:
        - Вот и ты могла бы ездить на «Кайенне»!
        - Я не жадная, пускай и другой девушке счастье улыбнется.
        - И я не жадный: хотя мы с тобой два месяца не виделись, ремонт в доме твоих родителей продолжают и деньги твоему отцу на постановку я выделил.
        - Спасибо тебе, мой дорогой Лопахин!
        - Это кто?
        - Да был тут один…
        - Твой бывший любовник?
        - Не смеши!
        Теперь они опять часто встречались, и Арина даже затеяла через знакомых переговоры в Швейцарии об анализе на ДНК, к которому Борис ежедневно возвращался. Если сделать его в Швейцарии, можно избежать огласки, которой ни Борис, ни Арина не хотели, а кроме того, к швейцарской медицине оба испытывали наибольшее доверие.
        По швейцарским законам, они должны были оба присутствовать при анализе. Арина надеялась не только успокоить подозрения Бориса, но и провериться. Все-таки ей не двадцать лет, а сроки сделать амниоцентез позволяли. Когда из Швейцарии пришло подтверждение, она сразу позвонила Борису. Он снял трубку, но через секунду телефон отключился. Арина позвонила опять. Телефон не отвечал. Теперь она звонила каждый день: до возможного отъезда оставались считанные дни, но телефон по-прежнему молчал. Тогда она позвонила по служебному телефону, и ей ответили, что шеф вне зоны досягаемости. Она пробовала звонить ему с других телефонов, но результат был тот же.
        Арина не понимала, что происходит: телефон работает, но Борис не отвечает. Он жив, но найти его невозможно. Три дня назад он хотел лететь с ней в Швейцарию, а теперь исчез. Однажды она стояла в пробке на Тверской. Никто не двигался, и у всех машин были открыты окна: Москве повезло с теплой весной. Телефон Бориса по-прежнему не отвечал, и Арина послала ему эсэмэску: «Отзовись, завтра лететь». В соседней машине девушка с внешностью модели говорила по телефону, Арина прислушалась, и до нее донеслось:
        - Да, конечно, милый. Скоро уже. Лечу!
        Не отдавая себе отчета в том, что делает, Арина нажала на клаксон и долго не отпускала руку, а девушка прервала разговор, недовольно посмотрела на Арину, и боковое стекло ее машины поползло вверх.
        Это было как наваждение: в те дни ей казалось, что все хорошенькие девушки, которых она видела с трубкой у уха, говорили именно с ним.
        Глава 24. Начало
        С почтой пришло извещение из милиции о том, что против Арины может быть возбуждено уголовное дело по поводу неуплаты налогов за предыдущий год. Она должна была в десятидневный срок предоставить в распоряжение следственных органов все необходимые документы. Арина немедленно позвонила родителям: папа прекрасно разбирался в юридических вопросах и обычно консультировал ее. Телефон долго не отвечал, потом трубку взяла мама и сказала, что папа только что ушел, а перед этим ему звонили из офиса Бориса с требованием вернуть спонсорские деньги.
        - Мама, что это значит?
        - Боюсь, это только начало.
        - Чего?
        - Страшной мести, - ответила Аида Григорьевна, которая не одобряла ее решения в такой ситуации оставить ребенка.
        Арина бросила трубку.
        Месяц прошел в страшном напряжении. Борис прекратил финансирование спектакля, над которым уже несколько месяцев шла работа у отца в театре. Необходимо было срочно заплатить за костюмы, а также выделить денежную компенсацию артистам, которые ради этой постановки отказались от других предложений. Папа держался стоически, хотя его донимали звонками и требованиями вернуть деньги. Звонил один и тот же человек, по Арининым предположениям Черноус, который утверждал, что выделенные на постановку деньги были не меценатством, а обычным кредитом, то есть деньги нужно вернуть с процентами.
        Арине же приходили запросы, в которых ей настоятельно рекомендовали доказать, что она заплатила налоги со своих концертов. Налоговая полиция получила анонимное письмо, в котором перечислялись все ее заработки за последние несколько месяцев. В качестве заработков там упоминались даже денежные подарки Бориса.
        Арина была совершенно уверена, что он не в курсе происходящего и весь этот кошмар - дело рук его окружения. Оставив надежду дозвониться до него, она пыталась передать ему через знакомых письмо.
        - Наказать тебя не накажут, - говорила мама, - посадить не посадят, дом не отнимут, но нервы помотают, а денег на адвокатов потратишь немерено, что, должно быть, и является чьей-то целью.
        - Этот кто-то работает за его спиной. Сам он так поступать не может! Мама, пойми, не может! - плакала от обиды Арина. - Он любит меня!
        - Несчастье проистекает из неправильной оценки ситуации, - говорил папа. - Похоже, все мы подпали под его обаяние. Но нужно искать выход. Главное - спокойствие и никаких истерик.
        Папа метался по квартире в поисках заграничного паспорта. Они с мамой, вернувшись в Москву, несколько дней тщетно пытались навести дома порядок: рабочие уже давно не приходили, и здесь все было вверх дном.
        В конце августа Арине позвонил Арсений и капризным голосом сказал:
        - Тут какие-то люди, помощники твоего хорька, требуют вернуть машину. Ты уж разбирайся с ним сама и знай: я ничего возвращать не буду. Машина - моя, а старую я уже продал!
        Когда в ответ Арина попыталась что-то объяснить, пожаловаться на свое положение, он бросил трубку, но тут же перезвонил и прокричал:
        - Ты меня в свои дела не путай! У меня денег нет, и, повторяю для глухих: машину я возвращать не буду! - и снова раздались короткие гудки.
        В тот день больше звонков не было.
        Объяснять что-то брату было бесполезно. Арина знала: Арсения с детства никто, кроме него самого, не интересовал, на окружающих у него не хватало времени. Он был так сосредоточен на себе и своих проблемах, что совершенно серьезно мог часами говорить с мамой о своей внешности и даже склонности к запорам.
        Но дня через два Арсений снова позвонил. Теперь он начал с крика:
        - Что мне делать? Они звонят, обзывают грязным педиком! Я их боюсь! Они могут убить меня или переломать мне ноги! Как я буду танцевать?! Сделай что-нибудь! Позвони ему, скажи, чтобы от меня отстали! Что ты такое сотворила, что у него на тебя такой зуб? Отдай ему все, все отдай! У тебя и без него все было!
        - Если бы я могла дозвониться, я бы, конечно, попросила, чтобы отстали и от вас, и от меня! - горько произнесла она и первой положила трубку.
        Однажды папа не выдержал, позвонил помощнику Бориса и попросил прекратить травлю Арины и ее семьи.
        - В конце концов, она всего лишь слабая женщина, к тому же беременная, и вскоре у нее родится ребенок, который будет Борисовичем или Борисовной.
        Помощник хмыкнул и ответил:
        - Извините, но по нашим сведениям это будет скорее Игоревна или Анатольевич.
        - С вашего позволения, я не буду передавать эти слова Арине, - сказал Александр Илларионович и повесил трубку.
        В желтой прессе вдруг появились заметки о предстоящей свадьбе Бориса Вальтера и Арины Шутовой, словно кто-то поставил себе целью добить и ее, и нерожденного ребенка.
        Арина прочла отзывы на это сообщение в интернете, и ей показалось, что новость обсуждают там только причастные к событиям лица:

«Опоздало сообщение, Вальтер еще неделю назад выставил ее из дома. Плохо себя вела».

«Откуда вы знаете, сортиры у него моете, что ли?»

«У нее голос обалденный! Приворожила!»

«Это у него миллионы обалденные, это они ее приворожили».
        Но как оказалось, это было еще не все. Вскоре в газетах появились новые, не менее сенсационные сообщения: две большие статьи. В одной ее имя связывали с именем недавно умершего бандита, по слухам державшего общак, а вторая представляла собой интервью с украинским олигархом, который рассказывал о своих близких отношениях с Ариной, ее беременности и готовности на ней жениться. В обеих статьях, написанных явно одной рукой, об Арине говорилось как об известной своей алчностью «московской тусовщице». В первой утверждалось, что она прибрала к рукам воровской общак и поэтому нуждается отныне в серьезной охране, а во второй - что отказалась от предложенных ей олигархом денег, заявив, что один-два миллиона ее не устраивают, она рассчитывает на сотни.
        Узнала она о статьях от случайной знакомой, не преминувшей позвонить и ужаснуться, а когда Арина сама все это прочла, у нее случилась истерика. Полина, которая, к счастью, как раз была рядом, не зная, что делать, вызвала «скорую». Врач отнесся к состоянию Арины очень серьезно, сделал укол и пока не убедился, что она успокоилась, не уехал.
        - Это не он, - твердила обессиленная Арина. - Это его окружение. Он не мог, он хороший, и он любит меня!
        - Любит?! Может, и любит… Только что в этом хорошего?
        - Не понимаю, почему его окружению так непременно надо доказать, что это не его ребенок?
        - А что, лучше будет, если они признают, что он - подлец, бросил беременную женщину? Гораздо удобнее сказать, что ты стерва, сама не знаешь, от кого забеременела, что ты разбила его сердце…
        - Но его вводят в заблуждение! Я же видела: он уверен, что они его обожают, а они его строят, потому что он - их бизнес! Обманывают, подсовывают ложную информацию, делают все, чтобы он мне не верил. А ему и в голову не приходит, что у них есть при этом свой интерес. В такой ситуации самый сильный и уверенный в себе мужчина потеряется.
        - Но не умный…
        - Что?
        - Я говорю, умный не потеряется. Если он, конечно… Понимаешь, я думала о том, что ты о нем рассказывала, и… - но обернувшись, Полина увидела, что Арина уже спит.
        Укол подействовал, она спала крепким сном, и лицо ее было спокойным и даже радостным, потому что ей снился Борис, они лежали в шезлонгах на берегу океана, и он держал ее за руку.
        На следующий день телефон буквально надрывался. Утром позвонили родители и, выхватывая друг у друга трубку, что-то нервно пытались говорить про спокойствие и здоровье ребенка. Потом начались журналистские звонки, просьбы прокомментировать публикации, рассказать, как все было на самом деле. Арина ожидала чего-то подобного. Еще накануне вечером, несмотря на слабость, она решила, что скрываться от журналистов не будет, потому что любые попытки самоустраниться и лечь на дно все воспримут как признание того, что «просочившаяся» в прессу информация правдива.
        - Что вы можете сказать об этих публикациях? - спрашивали ее.
        - Только то, что там нет ни слова правды.
        - Но то, что вы беременны, правда?
        - Без комментариев.
        - А кто настоящий отец вашего ребенка? Правда ли, что это известный бизнесмен Борис Вальтер?
        - Без комментариев.
        К вечеру все немного успокоилось. До нее дошла информация, что посланным на Украину по горячему следу спецкорам найти «любовника-олигарха» не удалось. Не было человека с таким именем и фамилией и в других бывших советских республиках, но опровержений в прессе не последовало. Журналисты внезапно потеряли всякий интерес ко всей этой истории - и даже к якобы прибранному ею к рукам общаку. Но угроза жизни, столь явственно прозвучавшая в первом материале, оставалась. И что с этим делать, Арина не знала.
        Живот уже был заметен, и Арина попросила в театре отпуск. У беременных голос звучит нормально, многие поют до восьми месяцев, но Арина знала, что при пении плод испытывает перегрузки, а такое чрезмерное давление может быть опасным. Одна ее коллега очень хотела выйти на сцену в премьере «Кармен» и на сроке в пять с половиной месяцев спела первый спектакль, а после спектакля ее увезли на «скорой», и ребенка спасти не удалось. У другой знакомой, солистки Большого театра, исполнявшей Керубино на поздних месяцах беременности, родился мертвый ребенок. Арина понимала, что ради ребенка надо многим жертвовать, и спокойно отдавала другим солисткам партию за партией.
        Ребенок вовсю толкался в ней, и хотя она практически не набирала вес, ходить становилось все труднее. Однажды, когда Арина заехала в магазин купить новую игрушку Алеше, который тоже скучал по Борису и чувствовал себя заброшенным и одиноким, она встретила свою давнюю знакомую Люду.
        Они не виделись лет десять, и Арине было известно, что Люда родила от очередного олигарха ребенка и жила безбедно - то ли на его, то ли на свои деньги. Женщины расцеловались, и Люда, погладив Аринин живот, сказала:
        - Ну что, мы с тобой теперь родственницы?
        - В каком смысле?
        - Ну как же, - усмехнулась она, - ты разве не знаешь, что десять лет назад я родила дочь от отца твоего ребенка?
        - От кого?!
        - От папашки общего!
        - Что?!
        - Да ты не волнуйся, любви у нас не было, так, в рабочем порядке, случайно. Я долго не могла забеременеть, а тут на? тебе… уж очень он плодовитый оказался. Я решила оставить ребенка, но спросила Бориса, что он об этом думает, и надо отдать ему должное: он - мужик порядочный, записал девочку на свою фамилию. Так что ты не волнуйся, он обязательно появится и тоже твоего ребенка на себя запишет, безотцовщиной не останется.
        Арина словно одеревенела и не могла вымолвить ни слова. Потом, очнувшись, спросила:
        - Борис видится с дочерью?
        - Да нет, зачем ему! За все десять лет ни разу не появился, очень занят, деньги делает, но мне его деньги не нужны, я сама богатая, а вот тебе-то он должен помочь…
        - Нет, не похоже.
        Арина в двух словах рассказала Люде о том, что происходит с ней и ее семьей, и добавила, что уже и не хочет никакого участия Бориса в судьбе ребенка, лишь бы кончился этот кошмар.
        Люда выслушала ее историю недоверчиво и долго ахала:
        - Неужели это он?! Я его не узнаю!
        Арина даже пожалела о своей откровенности и впервые поняла, что не все знакомые смогут поверить ее истории. Прощаясь, Люда улыбнулась:
        - Что бы то ни было, наши дети должны общаться, они ведь родственники! Не падай духом, не исключено, что я помогу тебе связаться с Борисом.
        Удрученная Арина попыталась сосчитать новых родственников: одна официальная дочь, с которой они так неудачно познакомились, одна у Люды, одна у «вице-мисс» и еще две - у неофициальной жены. Итого пять дочерей. «И я тоже хочу девочку», - грустно думала она, возвращаясь домой.
        Алешу игрушка не обрадовала, он по-взрослому обнял мать и поцеловал, словно все понимая.
        - Ты не грусти, мама, я тебя очень люблю.
        На следующий день она приехала в перинатальный центр на ультразвуковое обследование. Врач, предварительно осведомившись, хочет ли она заранее знать пол ребенка, поздравил:
        - У вас мальчик. - И словно прочитав в ее глазах вопрос, повторил: - Точно мальчик, в вашем случае сомнений никаких.
        Арина как сомнамбула вышла из клиники, села за руль и выехала на трассу. Был конец рабочего дня, и машины еле ползли. Она вдруг поняла, что застряла в пробке возле офиса Бориса. Арина взглянула на «седьмое небо», где была так счастлива, и впервые за много дней мысленно к нему обратилась: «Ты так мечтал о сыне, а я даже не могу сообщить тебе об этой радости!»
        Ей на какое-то время показалось, что он, читавший ее мысли, теперь непременно позвонит. Но телефон молчал, а поток машин медленно, но неуклонно увлекал ее все дальше и дальше, вперед, в неизвестность.
        Глава 25. Поиски объяснения
        Вокруг нее сгущались тучи, отец был занят поиском адвоката, а она этого как будто не замечала, ни в чем не участвовала и все решала одну проблему: любил ли ее Борис и любит ли теперь, и если да, то почему так поступает?
        Например, она никак не могла уразуметь, почему он отказался лететь в Швейцарию. Должно же было найтись этому объяснение! И любящее сердце подсказывало ответ: он здесь ни при чем, он хороший, но его окружают нечистоплотные люди, и они постоянно что-то навязывают ему, толкают на бессмысленную жестокость. А вдруг у него помутилось сознание? А вдруг ему нужна помощь?
        Арина должна была во что бы то ни стало найти выход.
        Первым в списке тех, кто мог ее просветить, оказался психолог.
        В тот момент своей жизни Арина была убеждена, что в помощи прежде всего нуждается не она, а Борис, и вместо того чтобы, например, спросить: как мне обрести опору? в чем может быть выход из моей ситуации? спрашивала: почему он так переменился?
        Что может ответить психолог беременной женщине с растерянными глазами? Наверное, он должен сгустить краски и убедить ее в том, что ей абсолютно не о чем жалеть.
        Человек, о котором она ему рассказала, скорее всего, страдает параноидально-маниакальной шизофренией, сообщил психолог. На бизнесе это никак не сказывается, а вот эмоциональная сфера у него затронута.
        - Видимо, он имел в молодости неудачный опыт с женщиной, и этот опыт произвел на него болезненное впечатление. Скорее всего, были сложные отношения с матерью, и теперь он неосознанно ненавидит женщин и мстит им. Кажется, вы задели в нем что-то самое больное, это вызвало депрессивный стресс и превратило ваш образ в образ врага. Теперь он будет травить вас, чтобы отомстить за все перенесенные от женщин обиды. Такие люди свои недостатки часто приписывают другим. Например, вы говорили, что он обвинял вас в плохом отношении к людям. Вполне вероятно, что это его проблема. То же с детьми: он обвинял вас в невнимании к сыну, а на самом деле говорил о своем равнодушии к собственным детям. У него есть жадность к деньгам, но он приписывает ее вам. Не удивлюсь, если однажды вы узнаете, что он непроявленный алкоголик и наркоман.
        - Да, в последнее время он чуть ли не каждый день… - согласилась Арина.
        - Вот видите! Кроме того, я полагаю, что он сексуально невоздержан, в личных отношениях нечистоплотен и дисгармоничен, но за собой этого не замечает и приписывает все это вам.
        Психолог явно испытывал вдохновение от жуткой картины, которую разворачивал перед ее глазами:
        - С такими людьми никогда не знаешь, чего от них ожидать, где кончается любовь и начинается ненависть. Он может переиначить все в любой момент, поэтому даже если он захочет возобновления отношений, помните: это опасно! - Психолог посмотрел на Арину, и ей показалось, будто он гипнотизирует ее. - С ним вы рискуете сойти с ума или спиться, деградировать как личность. Убежден, самое лучшее для вас - чтобы он в вашей жизни больше никогда не появлялся.
        - А как же ребенок? - спросила она потерянно.
        - Вам следует все решения принимать самостоятельно, а главное - принять эту данность: вы должны быть готовы остаться одной.
        - Но как же так? Что же мне делать? - голос Арины жалобно дрогнул.
        Она никак не могла смириться с тем, что сильное, яркое и прекрасное чувство, которое она испытывала к Борису, останется невостребованным, что больше никогда она не испытает такого восторга и такого умиротворения, такого желания и такой нежности.
        - Хотите, я проведу с вами несколько сеансов успокоительного гипноза? Очень эффективен лечебный сон и акупунктура по южнокитайской модели. Вот увидите, пройдет месяц, и вы окончательно успокоитесь.
        Арина согласилась, но хватило ее ненадолго. В течение недели она ездила на процедуры, но никакого действия они на нее не оказывали, внутренний диалог с Борисом ни на минуту не затихал, и успокоиться она не могла.
        Даже если предположить, что против нее сплетена интрига, что это чьи-то происки, - он, взрослый сорокапятилетний мужик, должен сам во всем разобраться. Ведь у них была любовь, они вместе мечтали о ребенке, а теперь, когда мечты стали реальностью, разве можно верить чьим-то словам и слухам? Почему он не хочет прийти и поговорить? И что такого можно о ней узнать, что могло бы бросить на нее тень? Предположим, служба безопасности прослушивала ее телефонные разговоры, но ведь Арина ничего такого не говорила, да и не было у нее от Бориса настоящих тайн. Предположим, ее разговоры можно сфальсифицировать, можно показать ему смонтированные кадры - техника ведь творит чудеса. Но почему он сразу во все верит, почему никогда не усомнится? А может, его сознание программируют, ведь дают же ему таблетки, после которых он бывает неадекватен, значит, другие таблетки могут подавлять его волю, навязывать ему какие-то состояния…
        У Полины, с которой она говорила теперь каждый вечер, в отличие от Арины, не было сомнений.
        - Как ты не понимаешь, мы ведь были близкими людьми, я знаю, какой он! - возмущалась Арина.
        - Что ты знаешь?! Что он бывает хорошим? Но ведь и в самые счастливые времена он позволял себе разные выходки. А детей куда девать? Ты думала о том, сколько у него детей и почему он одних признал, а других нет, одним помогает, а о других и слышать не хочет? Представляешь, он даже не сможет их никогда собрать за одним столом, да и на его похоронах они не соберутся, потому что одни не знают про других, а кто-то не сможет ему простить такое к себе отношение…
        - Он хороший, просто он запутался. А вдруг его ближайшие помощники следят за тем, чтобы у него не возникало сильных чувств, длительных отношений?.. Чуть у него с любимой женщиной размолвка - они ему хлоп на стол компромат…
        - Сказка про доброго царя, который не ведает, что творят его слуги…
        - Мне страшно. Я боюсь, и даже не знаю, за кого больше, за Бориса или за ребенка.
        - А ты попробуй к гадалке пойти, - посоветовала Полина.
        - Но это же грех! - возмутилась Арина.
        - Грех - это если ты хочешь кого-то приворожить или что-нибудь в этом роде, вмешаться в чужую жизнь. А тебе хочется понять, что происходит. Что же в этом плохого?
        Арина колебалась: в прежние времена она ни за что бы на такое не пошла, но тогда она была сильной, уверенной в себе женщиной, а теперь…
        И потом, ей так важно было хоть что-нибудь узнать, разрешить сомнения, найти выход… Про одну гадалку ей много рассказывала приятельница. Арина раздобыла телефон, позвонила и договорилась о встрече.
        Гадалка оказалась неопрятного вида старушкой. Когда Арина, опасливо оглядываясь в запущенной квартире, наконец прошла в комнату и села к столу, старушка вытащила из деревянного ларца ветхую колоду карт.

«Неужели вот на этих замусоленных картах она станет гадать сейчас на Бориса?» - удивилась Арина.
        - Ты не смотри, золотко, что колода старая, - поймала гадалка ее взгляд. - Эти карты вещие, мне от бабки достались. Сдвинь-ка полколоды. - Арина послушалась, и гадалка начала ворковать: - Ягодка моя, дама моя трефовая, вернется он к тебе, не переживай, но только он у тебя психованный какой-то. А ребятеночек будет удивительный, и жизнь у него успешная, высоко взлетит соколик…
        Потом гадалка предложила Арине кофе, а когда та выпила, велела перевернуть чашку, и стала смотреть, как кофейная гуща распределилась по стенкам чашки, и разгадывать эти ни о чем не говорящие Арине следы.
        - Вижу вокруг короля женщину… и мужчину… Она творит какие-то обряды тайные, а этот чем-то его потчует, зельем каким, видать.
        Странно, думала Арина, на дворе двадцать первый век, а у гадалок все как в Средневековье, и все, что происходит, они по старинке объясняют сглазом да колдовством.
        А старуха продолжала:
        - Козни строят лже-друзья, а он и не догадывается, верит. Есть у него враг, который может его уничтожить… Много женщин у него было, но они его чувства не затронули, а ты - затронула. Люди, которые рядом с ним, в тяжелый момент предадут… В глубине души он понимает, что все дурное исходит от него… В нем живет другой человек, который любит, когда о людях плохо говорят…
        - Как же так?! - вслух поразилась Арина.
        - Ягодка моя, ты можешь мне сейчас, в горести своей, не поверить, но он раскается и накажет тех людей, когда вскроется их обман.
        Арина вздрогнула: неужели она еще может быть счастливой с человеком, который так с ней обошелся?!
        А гадалка продолжала:
        - Ты не бойся, рожай! И ждет тебя большая радость.
        Денег гадалка не взяла, эта добрая женщина, пожалев беременную, просто-напросто наговорила ей всякого, чтобы как-то поддержать и успокоить.
        По пути домой она заехала к остеопату: чем больше становился живот, тем сильнее болела спина. Красавица Рузанна несколькими легкими движениями сняла боль. Она знала историю Арины, очень сочувствовала ей и предложила обратиться к психогенетику.
        - Уверена, он вам поможет. Правда, это дорого, но результат обязательно будет, сами увидите.
        Арине терять было нечего, кроме денег, и она согласилась. Рузанна кому-то позвонила и протянула Арине адрес.
        - Вы можете заехать прямо сегодня.
        По написанному на листочке адресу Арина разыскала дом с внушительной рекламой на фасаде: «Центр психогенетики. Мы помогаем людям стать более счастливыми и избавиться от страхов».

«Это как раз то, что нужно», - подумала она, входя в офис.
        Дама-психогенетик внимательно выслушала ее рассказ, а потом прочла трехчасовую лекцию, смысл которой сводился к следующему:
        - В своей работе мы основываемся на методе американского психогенетика Тойча, который с 1993-го по 2004 год вел семинары в России. Я, и все остальные его последователи, вслед за моим учителем считаю, что каждый человек рожден и живет, чтобы расшифровать свой генетический код, и все встречи в нашей жизни не случайны, они даются, чтобы исправить ошибку, заложенную при рождении. Генетический код вашего Бориса состоит в том, что он обижен в утробе матери, поскольку от него отказался отец. И теперь он постоянно повторяет модель этой ситуации. Если не решит свою проблему, он придет к полному разрушению личности. Как утверждает Тойч, все проблемы в личной жизни - неразрешенные проблемы прошлых поколений, поэтому важно никого не осуждать, а помогать. И вы, - настаивала психогенетик, - должны помочь Борису, потому что он - жертва. Вы должны излучать позитив и вселенскую любовь и никогда никого не осуждать.
        - Я постараюсь, - сказала обнадеженная Арина, которой уже трудно было сидеть так долго в одной и той же позе.
        - До тех пор пока мы не скорректируем свой психогенетический код, мы его заложники, рабы. Вам необходимо писать аффирмации. Аффирмация - это множество раз повторяемый текст, который выражает ваши желания и работает по принципу замещения. Вы должны наполнить себя позитивными мыслями. Писать аффирмации вам следует ежедневно, не менее ста раз. Не используйте слово «могу» и будущее время. Пытайтесь рассказать обо всем своем роде до третьего колена. Разновидностью аффирмации может быть благодарность. Людей не следует осуждать, их надо хвалить, это духовный принцип процветания. Постарайтесь научиться нести в себе свет, быть светлой, и тогда к вам притянется свет, потому что свет притягивается только к свету.
        Выложив за откровение десять тысяч рублей, Арина вышла от психогенетика окрыленной. Оказывается, все просто: Борис - жертва, а она будет писать аффирмации - и утверждать свет каждой фразой!

«Двадцать-тридцать аффирмаций в день, это много или мало?» - думала Арина и чувствовала, что уже начала излучать свет.
        Дома она взяла у сына толстую тетрадку, раскрыла ее на первой, ослепительно белой странице и аккуратно вывела:

«Аффирмации».
        А ниже, ровными строчками, на страницу стали ложиться слова:

«Я - не повторение моих предков, поэтому я не потеряю тех, кого люблю, и то, что я люблю, потому что я реализую свое право на любовь. Я - не повторение моих предков, поэтому я не потеряю тех, кого люблю, и то, что я люблю, потому что я реализую свое право на любовь. Я - не повторение моих предков, поэтому я не потеряю тех, кого люблю, и то, что я люблю, потому что я реализую свое право на любовь. Я - не повторение моих предков, поэтому я не потеряю тех, кого люблю, и то, что я люблю, потому что я реализую свое право на любовь…»
        Сколько раз нужно написать эту фразу? Двадцать? А у нее уже не было сил! Cтрочки стали расползаться вкривь и вкось, и очень хотелось спать… Это ведь только одна аффирмация… Но даже теперь, не дописав, она видела положительный результат: ее сознание успокоилось, и мыслей не было никаких. И все же Арина, пересиливая себя, упорно продолжала: «Я не прежняя, и поэтому остаюсь там, где нахожусь, и побеждаю, и решаю любые задачи превосходно…» Арина еще не знала, что пока она писала аффирмации и излучала свет, ситуация становилась опасной для жизни.
        Глава 26. Расплата
        Пока Арина спасала Бориса от происков темных сил и исправляла психогенетический код, иски сыпались на нее и ее семью один за другим. Родители получили из суда копию искового заявления от одной строительной конторы по поводу неуплаты за якобы произведенный в их квартире ремонт, а Арсений получил иск на свою новую машину.
        К иску о неуплате Ариной налогов прилагались сообщенные анонимом сведения о полученных ею в тот период гонорарах. В письме были перечислены не только денежные подарки Бориса, о которых могли знать в его окружении, но даже гонорар за тот концерт в Сочи, на который он возил ее на своем самолете и сумма которого была известна ему одному.
        А спустя еще неделю, в самый разгар работы над исправлением психогенетического кода ее и Бориса, к Арине пришел почтальон и принес заказное письмо с уведомлением о вручении. В конверте лежала копия искового заявления на миллион долларов, якобы полученных ею наличными у человека, проживавшего в крохотном украинском городке. В иске говорилось, что в соответствии с якобы подписанным ею при заеме денег договором все споры сторон должны решаться по месту прописки истца и что именно туда, в суд города, название которого она никак не могла прочитать, он и обратился по истечении срока займа. Суд принял решение в пользу истца, и теперь Арине предлагалось незамедлительно выплатить искомую сумму.
        Арина перестала спать. Она уже мысленно прощалась со своим уютным домом, обстановкой и даже личными вещами. Где она будет жить, где будут жить ее дети и откуда взять средства на их содержание? И если Бог допускает такое, значит, она за что-то наказана? Но за что?
        Адвокат, которого нашел отец и который показался им обоим прекрасным профессионалом, разобравшись, против кого придется вести дело, предложил поискать другого защитника и честно признался, что за такие дела не берется.
        - Я берегу свою репутацию, а тут… Знаете, некоторые коллеги прислушиваются к аргументам противной стороны, и…
        - Вы хотите сказать, что они не оказывают содействия своим подзащитным? - догадалась Арина.
        - Ну, видите ли, аргументы порой бывают столь сильны…

«Ну да, понятно, у нас нет таких денег. И службы безопасности тоже нет», - подумала она.
        До родов оставалось совсем немного времени, и Арине нужно было поскорее определяться, где это произойдет. Чем больше она думала об этом, тем больше ей хотелось уехать на время из страны, чтобы обезопасить себя и ребенка. Да и желтая пресса потеряет ее из виду… Теперь она сомневалась буквально во всем, даже в том, что после всего ей удастся выжить. Что будет с детьми? Кто о них позаботится? Она гнала от себя эти мысли, но они возвращались снова и снова.
        Родители ее неизменно поддерживали, каждый по-своему. Мама пыталась найти всему причины и объяснения, ее волновало, чтобы Арина извлекла из этой истории уроки и никогда больше никому не доверяла безоглядно. Отец тоже стоически держал удар, всегда находил для дочери ободряющие слова, постоянно с кем-то консультировался и никому не позволял говорить и думать, что выхода нет.
        - Выход есть всегда, из любой ситуации, - говорил он. - Нужно только сориентироваться, где следует его искать.
        Новые обстоятельства требовали серьезных трат. Оказалось, что судебная система действует как коммерческое предприятие. Любое обращение к официальному лицу, любой запрос требовали денег. Даже в случае, когда нужно было не покрывать преступника, а помочь человеку доказать свою невиновность. Ей пришлось встречаться с множеством мелких чиновников и просто каких-то темных людей, от которых якобы что-то зависело. И все они принимали важный вид, но в глаза не смотрели. Но если первые две такие встречи возымели действие, и Арине удалось несколько отдалить сроки рассмотрения дел в суде, чтобы успеть собрать необходимые документы, то потом деньги в конвертах передавались совершенно напрасно: снежный ком стремительно несся прямо на Арину и ее семью, и у них были все шансы оказаться под завалом.
        Первым усомнился в случайности этих неудач отец.
        - Ты уверена, что не говорила по телефону ничего лишнего? - спрашивал он Арину.
        И та молча кивала: да, она уверена.
        - А подруги? Ты обсуждала что-нибудь с подругами?.. Я вовсе ничего не утверждаю, - спохватывался он, увидев ее реакцию. - Но они могли поделиться с кем-то еще…
        - Папа, мы не там ищем, это исключено, - спокойно отвечала Арина.
        Она точно знала: исключено; они оба это знали.
        - Я полагаю, что смысл всех преследований в конечном счете сводится к тому, чтобы вымотать вас эмоционально и заставить потратить на защиту как можно больше денег. И еще, конечно, воздействовать страхом… А вы уверены, что вас не слушают? - спросил тот самый адвокат, которого они наняли по рекомендации Семена.
        Нет, они не были в этом уверены.
        Друзья пытались помочь чем могли: находили людей, от которых что-то зависело, и еще тех, кто знал, в какой кабинет с какой бумажкой следует обращаться.
        С одним из таких персонажей Арина встретилась поздно вечером, в машине с выключенными фарами. Он вел себя как Штирлиц. Предложил звать его как-нибудь условно, например Иван Иванычем, говорил очень тихо и постоянно озирался по сторонам.
        - Я посвятил свою жизнь борьбе со злом и помощи униженным и оскорбленным, - еле слышно говорил он.
        Дальше шли слова о коррупции и перечисление статей Уголовного кодекса, от которых ему довелось избавить своих необоснованно обвиненных клиентов. Арине стало понятно, что он большой дока в судебном производстве. Одно смущало: на вопрос о гонораре он ответил слишком неопределенно.
        - Для меня это не главное, - прошептал он.
        И эти слова напугали ее больше всего: денег у нее почти не оставалось, впрочем, сил - тоже.
        Глава 27. «Прослушка»
        Арина понимала, что аффирмациями и молитвами уже не обойдешься, нужно было действовать, и прежде всего - избавиться от прослушки, а в том, что она существует, она не сомневалась. Ей удалось найти выход на большого чина ФСБ в отставке, и с его помощью она вызвала специалистов, проверяющих дома на наличие, как они говорили, «спецтехники». Специалисты приехали на темных джипах, это были люди с незапоминающимися лицами, из тех, какие даже через минуту после того, как увидишь, не сможешь описать. При них были большие сумки, откуда быстро и ловко, как в кино, они извлекли наушники и миноискатели и обошли с ними весь дом. Потом специальной техникой проверили телефон.
        Закончив работу, они сообщили, что в доме чисто.
        - За спецтехникой надо следить, батарейки новые ставить, а поскольку несколько недель в доме никто чужой не появлялся, скорее всего, прослушка была наружная, инфракрасным лучом.
        - Как это? - не поняла Арина.
        - На большом расстоянии от дома стоит машина, направляет луч на стекло, и таким образом записывается все, о чем здесь говорят, - пояснил главный. - Боссу дают не полную распечатку, а дайджест, сконцентрированный смысл того, о чем говорили. При выжимке контекст теряется, - почему-то усмехнулся он, - и смысл разговоров при желании можно трактовать как угодно.
        Бригада ушла, а главный остался и вместо пятисот, как договаривались, попросил две тысячи долларов. Арина расстроилась, но решила, что с такими людьми лучше не спорить.
        Когда она вынесла деньги, главный спросил:
        - А чем вы можете быть неугодны окружению какого-то босса?
        Она решила, что терять ей нечего, предложила ему выпить с ней кофе и обо всем рассказала. Даже поделилась своими предположениями, что на Бориса воздействуют психогенным способом.
        - Ну вот как вы на меня. Пришли резкие парни, два часа что-то в доме делали, а я даже лиц не помню, словно в гипнозе. И денег безропотно отдала в четыре раза больше, чем договаривались.
        Главный на последнюю фразу не отреагировал, но сказал, что психогенный способ - самая прогрессивная и недорогая возможность влиять на подсознание.
        - У спецслужб в работе с жирными денежными гусями есть специальная схема. С ними занимаются специалисты: гипнотическое воздействие и даже зомбирование подсознания, в результате которого включается программа самоликвидации. Человек начинает много пить, употреблять наркотики, наблюдается быстрое разрушение личности. Он спивается, сходит с ума, заканчивает жизнь самоубийством или заболевает неизлечимой болезнью, - в общем, самоустраняется. Процесс необратим, и никому не нужно пачкать руки. К моменту самоуничтожения объекта его денежки уже поделены и перераспределены. Малолетки и поющие балерины… я не вас имею в виду… - и он внимательно посмотрел на Арину, - не страшны, а вот взрослые умные и любящие женщины могут всему этому помешать. Вы могли затормозить их движение к цели. А их цель - полный контроль над объектом. Видимо, - он помедлил, - вы попали к самому началу разработки, когда еще можно было помешать. Если бы вы встретились с этим человеком годом позже, ничего подобного бы не произошло, кроме того, что вас могла постигнуть его участь. Так что скажите спасибо, что вас отстранили, и держитесь
подальше. Если такие механизмы включены, лучше не стоять ни у кого на пути, - и он встал из-за стола. - Вот так я вижу вашу ситуацию, а две тысячи я с вас взял потому, что мне моих, как вы точно заметили, «резких» оглоедов кормить нужно. Спасибо за кофе. Когда рожаете?
        - Через месяц.
        - Ну, мужайтесь. И еще: я бы на вашем месте на этот месяц нанял охрану. Мало ли что…
        Глава 28. Адвокат
        Адвокат, которого они с отцом в конце концов наняли, был вполне успешным и довольно дорогим. Рекомендовавший его Семен, который искренне хотел помочь и даже взял на себя оплату его услуг, особо подчеркнул, что у этого человека в шкале ценностей честолюбие стоит выше любви к деньгам: о нем говорят, что перекупить его невозможно. Он произвел на них сильное впечатление энергией, умом и умением располагать к себе людей. К тому же он сразу согласился вести дела и Арины, и ее родителей.
        Чтобы адвокат понял, о чем идет речь, ей пришлось рассказать ему свою историю. Он внимательно выслушал, делая какие-то пометки в блокноте, а дослушав до конца сказал:
        - Я уже около двадцати лет практикую и впервые вижу, чтобы таким образом сводили счеты с женщиной, а не с конкурентами по бизнесу. Эта схема называется рейдерский захват, и преследуемая здесь цель - морально и материально измотать объект, именно объект, который после долгих судебных разбирательств соглашается подписать любые бумаги, только бы его оставили в покое. Поскольку с сегодняшнего дня я буду вести ваше дело, очень прошу вас ничего более самостоятельно не предпринимать. В свою очередь я в любую минуту готов быть к вашим услугам. Теперь о том, что мы с вами должны предпринять прежде всего: я намерен выйти по моим каналам на адвоката господина Вальтера и выяснить, какие претензии к вам у ее клиента. Лучше всего было бы переговорить непосредственно с ним самим. Но это - дело ближайшего будущего. Убежден, что пока мы не уладим этот тлеющий конфликт, иски так и будут сыпаться как из рога изобилия. Не исключено, что на все это выделена кругленькая сумма: чтобы возбуждались все новые судебные дела, а встречные иски не принимались. Бюджет исполнители делят между собой, а остаток отрабатывают.
Заплачено, конечно, и желтой прессе, она для того и существует. Они добросовестно делают свое дело, не стесняясь в средствах - во всех смыслах этого слова.
        Арина понимала, что выходить на переговоры совершенно необходимо. Но ей не очень-то хотелось встречаться с Борисом: она не была уверена, что не расплачется и не будет выглядеть жалкой. И тут ей позвонил Жеребцов.
        - Привет, Арина. Как сама?
        У нее ухнуло сердце. Что это значит? Может, Борис хочет что-то сказать, чтобы об этом не узнали Гита с Черноусом? Или он просто не решается сам позвонить - после всего, что было?
        - Хорошо, спасибо.
        - Слушай, давай где-нибудь пересечемся, а? Ты в городе сегодня будешь?
        - Я уже в городе… В «Аиде» на Малой Никитской…
        - Я через полчаса подскочу. Посидим где-нибудь, поговорим… Давно не виделись.
        - Хорошо, подъезжай.
        Арина так нервничала, что не понимала, о чем ее спрашивал мастер, колдовавший над прической. Она поминутно смотрела на экран дисплея в ожидании звонка и мучилась вопросом: сказать ли адвокату о предстоящей встрече? Ведь не она была инициатором, какой уж тут может быть подвох? И все-таки позвонила.
        - Вам не стоит обольщаться. В лучшем случае вам предложат деньги, причем небольшие. Судя по вашим словам, это несерьезный человек, вряд ли ему там безусловно доверяют. Лучше было бы пойти на встречу нам вдвоем, но если вы так настаиваете…
        - Я… я только выслушаю, что он скажет, не буду ничего обещать, и сразу вам позвоню…
        Жеребцов сидел развалясь и с удовольствием рассматривал девушек за соседним столиком. Как могла Арина принять этого человека за «голубя мира»! Ее передернуло, когда, увидев ее, он привстал и сальным взглядом ощупал ее фигуру.
        - Ну ты даешь, мать! Я и не ожидал, что ты так глубоко беременна!
        - Ты для этого меня сюда пригласил?
        - Нет, что ты! Поговорить… Я ведь ни словечку не поверил из того, что про тебя в прессе написали… И про общак, и про все такое, сама знаешь… Не сомневаюсь, что ребеночек у тебя от Бориса. Только одного понять не могу: ты в своем уме? Он же законченный алкоголик и психопат, ты дурной наследственности не боишься? И сама ведь уже не девочка… Но ты ладно, ты у нас правильная, наркотиков не употребляешь, зубы по утрам и вечерам чистишь и все такое. Но он-то… На нем пробы негде ставить. А про таблетки, благодаря которым он не спит, ты подумала? Тебе в голову не приходило, что это наркота?
        Пока он говорил, кровь ударила Арине в лицо, на лбу выступила испарина. Прав был адвокат, ей не следовало идти на эту встречу одной… Чего он добивается? Чтобы ее прямо отсюда увезли на «скорой»? Но у них ничего не получится: она не пойдет ни у кого на поводу. «Я не прежняя, и поэтому остаюсь там, где нахожусь, и побеждаю, и решаю любые задачи превосходно…»
        Арина спросила, спокойно и даже с легкой улыбкой:
        - Это все? - и, видя, что Жеребцов растерялся и ищет слова, поднялась: - Я, пожалуй, пойду, у меня дела…
        И уже не обращая на него никакого внимания, не оборачиваясь, вышла из зала.
        Адвокат остался доволен ее поведением, но настоятельно просил ни на какие встречи больше не соглашаться: ему предстоял разговор с Гитой, и любые неожиданные ситуации могли только спутать карты.
        Арине встреча с Жеребцовым стоила очередной бессонной ночи. Конечно, она думала о наследственности, как об этом не думать! И хотя была уверена, что ребенок родится здоровым, эти мысли мучили ее, лишали покоя. Но долго переживать по этому поводу она не могла: у нее и без того хватало проблем, причем не надуманных, реальных. Ей было уже трудно передвигаться, мучительно тяжело лежать, у нее было немало проблем с Алешей, а тут еще судебные иски. В театре она оформила декрет, но жить ей было не на что. Помогали родители, а в самом начале, еще на небольшом сроке, и Полина: однажды она появилась на пороге ее дома с конвертом, в котором лежали деньги, ровно та сумма, какую в свое время уплатил за взятую в кредит машину щедрый и любящий Борис.
        - Это не мои деньги, это деньги твоего ребенка, - сказала Полина, протягивая конверт.
        Арина не отказывалась: она понимала, что подруга все равно не возьмет денег обратно, и была ей благодарна.
        Помог деньгами и Семен. Он сильно постарел, погрустнел, жаловался на здоровье.
        - Деньги у меня теперь не такие серьезные, как прежде, но я рад хоть чем-то поддержать тебя. Ты всегда была сильная, держись и теперь, не надейся на то, что этот человек объявится: если бы он хотел объявиться, он бы давно это сделал. Когда любимая женщина ждет от тебя ребенка, это такое серьезное обстоятельство - все остальное перед ним меркнет…
        Арине горько было слышать от него эти слова: они означали, что тогда, очень давно, когда он не захотел, чтобы она рожала, Семен ее уже не любил. Может, и Борис уже не любит?..
        Еще Семен сказал:
        - Я помогу тебе чем могу. Кое-какие связи у меня есть. Но он ведь не остановится. Ты думала когда-нибудь, кто конкретно может его остановить?
        - Думала. Президент.
        - Ну, милая моя, тут я тебе помочь не смогу, лет десять бы назад… А теперь - извини, опоздала!
        Тем временем адвокат наконец переговорил с Гитой, и они условились с ней о встрече в офисе Бориса. По словам Гиты, Борис тоже намеревался присутствовать. Услышав об этом, она вызвалась было ехать с адвокатом в офис, но тот категорически возражал.
        - Когда вы его увидите, вы не сможете управлять своими чувствами, и мы не только ничего не добьемся, мы только усугубим ваше положение! - твердо сказал он.
        Арина и сама знала, что он прав, и долго уговаривать ее не пришлось.
        В назначенный день Бориса в офисе не оказалось, зато на встрече присутствовали еще двое, но Гита их не представила, и они все время молчали.

«Я не верю ни одному слову этой лживой певички, - с ходу начала Гита, хотя прекрасно знала, что у адвокатов не принято говорить между собой на языке оскорблений. - Она рассчитывает обмануть, обвести вокруг пальца моего босса, надеется, что ей удастся манипулировать им в своих гнусных целях».

«Позвольте вам возразить. Мне не хотелось бы, чтобы наш разговор свелся к голословным обвинениям. К тому же моя подзащитная ничего не требует от вашего босса, напротив, мы хотим понять, чего хотите вы».

«Еще бы она требовала, кто бы ей позволил! К тому же нам неизвестно, от кого у нее ребенок».

«Но это легко проверить!»

«Мы не собираемся ничего проверять! Пусть напишет заявление и укажет в нем, что она не утверждает, что отец ребенка - Борис».

«А может, им лучше встретиться и обсудить это между собой?»

«Мой клиент не намерен с ней встречаться».

«Могу я просить вас, чтобы вы его сейчас об этом спросили?»

«Мне незачем его спрашивать, он поручил мне вести это дело, и только в том случае, если она подпишет бумагу, о которой я сказала, я могу попробовать уговорить господина Вальтера с ней встретиться. Но только в таком порядке».

«Хорошо. В таком случае можно говорить о какой-то финансовой поддержке?»
        Когда рассказывал о встрече Арине, в этом месте адвокат смущенно замолчал.
        - Зачем вы это сказали?! Зачем просили денег?! - возмутилась она.
        - Признаю, это мой косяк. Но такой реакции я не ожидал. Она кричала, будто ее режут. Передо мной была не адвокат, а фурия! Каюсь, я даже вначале немного испугался. «Она получила столько, что ей хватит до конца жизни! Ни о какой помощи не может быть и речи! Радуйтесь, что после подписания бумаги от нее ничего больше не будут требовать!» Это обычная адвокатская практика, - оправдывался адвокат перед Ариной. - Так всегда решаются подобные дела: раз мы пошли на уступки, каких-то уступок я ожидал и от противной стороны. Вас загнали в угол, вы вынуждены отказаться от естественного желания доказать его отцовство, а между тем господин Вальтер обладает такими возможностями… Совершенно очевидно, он отказывается от проверки потому, что знает: это его сын. И с его стороны было бы справедливым удовлетворить вас хотя бы материально.
        - Но мне ничего не надо, как вы не поняли?! Мне действительно ничего не надо…
        Глава 29. Батюшка
        Несмотря на постоянную готовность отражать удары судьбы, Арина понимала, что ей пора успокоиться и принять решение, где рожать. Рожать в Москве она боялась: а вдруг подменят ребенка или… - как это обычно бывает у беременных, воображение рисовало ей множество зловещих картин, одна другой страшнее. Одна из близких подруг, Лера, жила в Вене и пригласила Арину к себе, пообещав познакомить с очень хорошим доктором.
        Доктор давно практиковал в Вене, но русского языка не забыл, тем более что и пациенток из России было немало. Он осмотрел Арину, и они договорились, что рожать она приедет к нему. Уходя, Арина на всякий случай заранее спросила о деньгах.
        - Если не будет осложнений, пребывание в клинике будет стоить вам около пятнадцати тысяч евро, - радушно улыбаясь, сказал доктор.
        Арина вздрогнула: похоже, ее приняли за богатую артистку или новорусскую жену. В ответ она тоже улыбнулась и, пожелав доктору всего хорошего, попрощалась с ним и вернулась к Лере. Узнав о названной доктором сумме, Лера возмутилась:
        - Новорусский вариант, для нас это стоит три-четыре тысячи! Да ты сама виновата, - кивнула она на Аринины руки. - Ты зачем так вырядилась?
        - Как? - не поняла Арина.
        - Часы эти, кольцо! Ты о чем думала-то, когда к доктору шла? Сама знаешь: по одежке встречают…
        - Я так привыкла и к кольцу, и к часам, мне и в голову не пришло… Послушай, а может, я могу часы продать? Тем более что у меня их несколько пар…
        - Здесь, в Вене, у меня есть хороший ювелир, мой одноклассник. Бери, что там у тебя есть, пойдем к нему!
        Но Александр, так звали Лериного знакомого, вначале долго и внимательно рассматривал Аринин «Ролекс», а потом сказал:
        - Таких часов у этой фирмы нет, это подделка. - И заметив испуганный взгляд Арины, пояснил: - В том, что это золото и бриллианты, можете не сомневаться, а вот часы ненастоящие. Так обычно делают в Арабских Эмиратах, и им красная цена несколько тысяч пара, но даже за такие деньги я бы их у вас не взял: у меня солидный бизнес, и такими делами я никогда не занимался и заниматься не собираюсь. Так что, к сожалению, я вам не помогу. Остальные часы можете и не показывать, издалека видно, подделка. Я только с первыми поначалу сомневался.
        Такого Арина никак не ожидала услышать. Она стояла растерянная и от волнения вертела на пальце кольцо, а потом, словно спохватившись, показала его Александру:
        - А вот это? Это тоже подделка?
        - Какие у вас есть документы?
        - Что вы имеете в виду? - не поняла Арина.
        - Я имею в виду сертификаты на драгоценности.
        - Но у меня ничего такого нет!
        - Тогда и драгоценности ваши вы продать не сможете. Их поначалу нужно будет отправить в Нью-Йорк, на 42-ю улицу, где расположена фирма, которая выдает специальные сертификаты. Так делают во всем мире. Простите, могу я поинтересоваться, откуда они у вас?
        - Мне подарили.
        - Извините за бестактность, но подарок этот был сделан не по правилам. Когда дарят такие украшения, обычно тратят еще немного денег и покупают к ним сертификаты. Только тогда эти драгоценности можно расценивать как вложение или - в будущем - наследство. В данном случае вам придется серьезно потратиться, чтобы выправить эти сертификаты в Нью-Йорке. А сумма, которую вы выручите за ваши бриллианты без сертификатов, будет значительно ниже их стоимости.
        Лера увела ошеломленную Арину, которая забыла даже попрощаться с Александром и поблагодарить за консультацию.
        Люда (они теперь называли друг друга «молочными сестрами») в особенно тяжелые для Арины дни направила ее к своему учителю, и тот рассказал ей о карма-йоге, научил медитировать и даже продиктовал несколько мантр. Она записала их в тетрадку и вечерами перечитывала. Но одну мантру она повторяла утром и вечером, изо дня в день: он хороший, он просто ничего не знал, его обманули. Он хороший…
        Вот и теперь она шла по тихой, чистенькой Вене, и твердила, то ли про себя, то ли вслух:
        - Как же так?! Нет, он не знает, как все обстоит на самом деле. С часами его просто обманули, подсунули подделку, а денег взяли как за настоящие. А драгоценности - ну разве он думал, что мне вдруг потребуется что-то продать? Разве приходит подобное в голову, когда делаешь подарок любимой женщине?
        - Представляешь, какие деньги с него взяли! Представляешь, как его обманули! - говорила она Лере.
        - Хватит наконец! Прямо маленький мальчик, ничего не знает, ничего не понимает, ничего не видит! Гораздо проще предположить, что он знал, что покупает подделку, не хотел тратиться по-серьезному.
        - Нет. Ты не понимаешь. Он хороший. Его обманули…
        Лера была эффектной еврейкой с прекрасными вокальными данными, с ней когда-то Арина познакомилась в театре. Муж Леры был православным и глубоко верующим человеком. Послушав женские разговоры, он вмешался:
        - Деньги искать, конечно, нужно, дело важное. Но еще важнее - душу успокоить, и тогда все встанет на место, - и предложил обратиться к своему духовнику, православному священнику отцу Владимиру.
        На следующий день рано утром, натощак, чтобы исповедаться и причаститься, Арина выехала из дома. Церковь находилась недалеко от российского посольства. Белая, с золотыми куполами, за изящной оградой, она выглядела иностранкой на этой типичной европейской улице.
        Когда Арина вошла в храм, она на минуту позабыла, что находится в Вене, такой знакомой оказалась обстановка. Шла божественная литургия, молящихся было немного. Пройдя вперед, Арина оказалась рядом с семьей сербов, отцом и его детьми, двумя девочками пяти-шести лет, в ярких платьицах и платочках на головах, и двумя мальчиками-подростками.
        Арина, не забывая вовремя креститься, не могла оторвать взгляда от этих детей, которые молились искренне и проникновенно, не замечая ничего вокруг. Отец трогательно поправлял на девочках платочки, любовно смотрел на сыновей. Его поведение запало ей в душу, она с грустью подумала о том, как будет жить ее ребенок без отца, без его ласки и заботы.
        От печальных мыслей ее отвлекли крики - это бесноватый стал громко и бессвязно произносить какие-то слова на непонятном языке. Лицо его было бледным, искаженным гримасой. Арина решила, что его сейчас выведут из храма, как это сделали бы в России, но, посмотрев вокруг, поняла, что эти люди сочувствуют ему и молятся о нем. Отец семейства что-то говорил детям про бесноватого, из его жестов она поняла, что он объяснял им: за этого человека надо поставить свечку, потому что он одержим. А может, и Борис одержим, подумала она. Ведь у него так же временами искажалось лицо, и так же он сыпал отрывистыми ругательствами, не соединявшимися в плавную речь…
        После общей исповеди Арина встретилась со священником и рассказала ему о себе и своей жизни. Отцу Владимиру уже было известно, что она оказалась в трудном положении и нуждается в духовной помощи. Выслушав ее, он сказал, что это испытание послано не за что-то, а для чего-то, она должна смирить гордыню и молиться о Борисе, о том, чтобы Бог дал ему здоровье ментальное и физическое, ибо он явно нездоровый душевно человек, ведь он отказался от своего ребенка и ведет войну против беременной женщины.
        - Не исключено, что человек этот одержимый, - словно подтверждая ее мысли, сказал батюшка, - а мы, православные, не имеем права бросать вызов бесам. Для такого случая есть специальные люди, те, которые от бесов отчитывают. Обычному человеку, даже обычному священнику, это не по силам.
        И еще отец Владимир сказал:
        - Ты все решила правильно. Женщина искупает свои грехи рождением детей, а мужчина - благочестивой жизнью, и быть отцом означает не просто дать жизнь, но поддерживать своих детей, защищать их и о них заботиться. Может быть, эти страдания даны тебе для того, чтобы ты смогла принять его таким… или воплотить пережитое в своем творчестве.
        Эта встреча дала ей покой и уверенность. По возвращении в Москву она стала регулярно ходить в храм, исповедоваться и причащаться. Еще Арина полюбила ездить к чудотворным иконам, навещать монастырь, где покоятся мощи блаженной Матроны. И всякий раз, приходя в храм, она писала записочки о здравии Бориса и молилась за их будущего ребенка. Особенно хорошо на душе становилось после молитв перед иконой преподобного Серафима Саровского, и она решила: если Борис после рождения сына так и не объявится и ей самой придется давать ему имя, она наречет его Серафимом.
        Глава 30. Новая жизнь
        Новая жизнь началась с еще одной неприятности: едва вернувшись из Вены, Арина узнала, что домработница Наташа, которую в свое время порекомендовали Толику знакомые, исчезла, прихватив немало вещей, денег, несколько купленных Борисом чемоданов и даже пару подаренных им часов. Не погнушалась она и взять детские вещи, «приданое», которое Арина собирала в ожидании рождения сына.
        В милицию Арина заявлять не стала. Она даже с облегчением подумала, что это все-таки не самое страшное из того, что могло с ней случиться.
        Между тем врачи сказали, что ее состояние их тревожит, и ей придется смириться с тем, что ребенок появится на свет чуть раньше срока.
        - С мальчиками так бывает, - обнадежили ее в одной из московских клиник, куда она обратилась по рекомендации хорошей знакомой.
        - А как же Вена? - спросила Полина.
        - Видишь, не судьба. И денег собрать не успела…
        - Давай я отвезу тебя в роддом. Ты когда собираешься?
        - Врачи предлагают в понедельник или среду, но лечь нужно накануне.
        - Понедельник лучше всего, искать не будут. В воскресенье появишься у отца в театре, а ночью я тебя отвезу.
        Так и получилось. Глухой ночью Полина привезла ее в клинику, а утром Арина уже держала на руках аккуратно запеленутую маленькую копию Бориса - и принимала поздравления. Букетов было много, прислал цветы и милый Толик, и родители, и подруги, и заботливый Семен. Даже Арсений объявился - с извинениями и белыми розами.
        - Они сильнее пахнут, - опустив ресницы, говорил он. - Мне хотелось, чтобы ты чувствовала себя как в цветнике.
        - Спасибо, Ксюша, ты у меня золото, - радовалась его вниманию Арина.
        - Почему так много цветов? - спохватившись, спрашивала она у медсестры. - Откуда стало известно, что я здесь?!
        - А как же, - отвечала та, вкривь и вкось ставя цветы в вазы, - в газетах ведь написали!
        Арине рассказывали о том, что персонал московских клиник за деньги поставляет прессе информацию о знаменитостях, но сама она никогда с этим не сталкивалась, и только теперь поняла, что это, должно быть, считается уже в порядке вещей.
        Ближе к вечеру она получила эсэмэску от Жеребцова: «Поздравляю, у тебя завидное чувство юмора», - написал он. При чем тут чувство юмора, недоумевала Арина. Ей казалось, после их последней встречи он никогда уже больше не позвонит и не напишет. Увы, она ошибалась. Этому человеку все было нипочем.
        От наркоза она отошла довольно быстро, и теперь наслаждалась своим счастьем. Рядом с ней сопел маленький человечек, удивительно похожий на Бориса. У него был золотистый чуб и длинные пальчики с совсем понарошечными ноготками. Арине казалось, что она хорошо помнит, каким был новорожденный Алеша, но теперь выяснилось, что все забывается, и она как будто сызнова открывала для себя это счастье, эту нежность, это чувство покоя и умиротворения.
        Малыш мирно посапывал со сне, а она, любуясь им, думала: может, все-таки позвонить? Может, Борис жалеет о том, что все так получилось?.. Но не могла решиться, боялась его реакции, боялась, что ее сообщение вызовет у него новую волну агрессии. Вдруг он продолжит войну, теперь уже не только с ней, а еще и с этим крохой? И потом, он мог и сам узнать об этом, например, из газет - если бы захотел.
        Днем начались визиты, приезжали родители, Полина, Татьяна, даже ненадолго забежал Толик, принес цветы и крошечные пинетки для пока еще безымянного мальчугана. Каждый раз, когда открывалась дверь палаты, она ждала, что увидит Бориса. Она знала: он обязательно придет, он не мог не прийти к своему сыну, к женщине, которая любит его и ждет.
        Но чуда так и не произошло…
        Глава 31. Голос
        Три месяца она не пела. Это было какое-то удивительное время. Она кормила ребенка, гукала и смеялась с ним, обсуждала с Алешей его школьные новости, читала, много спала.
        Недели две после выписки из роддома она ждала Бориса, чтобы вместе дать имя малышу. Но Борис не появился, и тогда Арина, как и решила прежде, назвала сына в честь преподобного Серафима Саровского. Крестил его отец Владимир, который как будто случайно приехал в те дни в Москву. В загсе, когда выписывали свидетельство о рождении, Арина попросила в графе «отец» оставить пустое место. В тот момент она не думала, как будет выглядеть метрика, в которой указана только мать. Но получив документ, расстроилась. После родов слезы все время были близко, и она долго училась с этим справляться.
        Вокруг нее было много людей: одна приятельница подарила ребенку кроватку, Люда принесла приданое для младенца, много красивой дорогой одежды и игрушки. Она довольно часто теперь заезжала, каждый раз поражаясь сходству Серафима с отцом.
        - Как похож на мою! - восклицала Люда, беря его на ручки. - А какой тяжелый!
        Арина улыбалась: она заново открывала для себя счастье материнства. Ей многое теперь представлялось не таким, как прежде. Она уже не винила себя за развод с Толиком, понимая, что рано или поздно ей необходимо было это сделать, и была благодарна Борису, что родила второго ребенка, ведь сама она уже вряд ли бы на это решилась. Арина вдруг обнаружила, что научилась лучше понимать других людей, которые что-то пережили в жизни, и думать о вещах, которые прежде не занимали ее воображения. Она научилась постоянной внутренней работе, без которой оказывается, невозможно достойно проживать свою жизнь.
        Учитель, с которым Арину познакомила Люда, проповедовал карма-йогу, и она слушала проповеди, медитировала, записывала под его диктовку мантры, читала книги, которые он ей давал. Учитель был очень строг. Она привыкла к тому, что ее все жалеют, и была поражена, когда он сказал ей: «Так ты страдаешь? А почему ты страдаешь? Принимай свою жизнь как она есть и стремись измениться к лучшему. Сильно печалиться и сильно радоваться нельзя, ко всему происходящему ты должна относиться отстраненно. Это карма, причина и следствие. Все, что происходит в жизни с человеком, и хорошее и плохое, это карма». Возможно, то, что Борис сейчас богат, объясняется заслугами прошлых жизней, а случившееся с ней связано с тем, что в прошлой жизни она была мужчиной и именно так обошлась с женщиной, а теперь должна отработать карму. Мы расплачиваемся за свои поступки, совершенные не только в этой, но и в прошлых жизнях, усвоила Арина. Все хорошее в жизни быстро заканчивается, если ты привык поступать дурно. Но если идешь духовным путем, соблюдаешь заповеди медитируешь, читаешь мантры, слушаешь наставления учителя, то есть
занимаешься практиками, - непременно придешь к тому, что успокоишься, избавишься от страданий, а твои проблемы уже не будут такими болезненными.
        Люда иногда упоминала, что собирается встретиться с Борисом.
        - Мне надоело сочинять для дочки истории про папу. По-моему, им пора встретиться… Как ты говоришь? Он сказал, что делал ДНК?
        - Да, сказал.
        Арине передали, что как раз в те дни, когда она рожала, Борис устроил праздник на своей новой яхте, пригласив туда артистов, в том числе из ее театра, и ухлестывал за одной солисткой, а всем вокруг говорил, что ребенок у Шутовой не от него и что это подтвердил анализ ДНК.
        - Я на днях с ним увижусь, могу спросить, почему он от анализа отказался, - предложила Люда.
        - Не стоит… Ну если только к слову придется. В следующий свой визит Люда, уже уходя, будто вспомнив, сказала, что видела Бориса они вместе пообедали, и тот неплохо выглядит, шутит - впрочем, как всегда.
        - Вы говорили о Серафиме? - не удержалась Арина.
        - Знаешь, не получилось. Я сказала, что мы с тобой иногда встречаемся, он аж в лице переменился. Пришлось поскорее сменить тему…
        Арину поразило сделанное ею в тот момент открытие: прежде ей казалось, что Люда сочувствует ей и действительно хочет помочь, а теперь она поняла, что подругу никто, кроме нее самой, не интересует. Может, она и права, ведь ей о своем ребенке нужно беспокоиться, что ей за дело до нас с Серафимом? Она вспомнила о «вице-мисс» и той женщине с двумя девочками и поняла, что не испытывает к ним неприязни. И к жене, с которой он до сих пор не разведен. Она даже иногда пыталась себе представить, как должно быть горько жене узнавать о новых подружках Бориса, которым столько лет, сколько их дочери.
        Заявление, которого от нее потребовала через адвоката Гита, Арина категорически отказалась подписывать. Она все еще любила отца своего ребенка и, подпиши она заявление, это означало бы, что она как будто согласилась бы с мнением Борисова окружения о том, что она просто гулящая, которая родила неизвестно от кого да еще и попыталась на этом подзаработать. И потом, если бы Арина такую бумагу подписала, это стало бы предательством по отношению к сыну. У ее ребенка есть отец, и он имеет право когда-нибудь узнать об этом.
        - Пусть что угодно со мной делают, я это не подпишу! - говорила Арина маме.
        И мама молча кивала.
        Адвокат понимал и поддерживал ее, хотя было очевидно, что отныне судебные тяжбы сильно растянутся во времени и будут безжалостно вытягивать из Арины и ее семьи последние силы и средства - у другой стороны и сил и средств было более чем достаточно.
        Адвокат снова и снова пытался договориться о встрече с Гитой, объяснить ей позицию Арины и попытаться найти компромисс, но та отказывалась с ним говорить, а ее помощники сообщали: занята, не может подойти, на переговорах, в командировке…
        Однажды утром маленький Серафим все никак не мог успокоиться, заходился в плаче. Арина кормила его, передавала няне, та укладывала в кроватку - и он тут же начинал истошно кричать. Арина негодовала:
        - Как тебе не стыдно?! Ты сухой, чистый, тебя покормили, что тебе еще? - и ей казалось, что у этого крохи чуть ли не с рождения проявился тяжелый, капризный характер Бориса.
        - Почему он плачет? Он заболел? - спросила Арина у приехавшего по вызову врача.
        - Скажите, чем вы его кормите? - поинтересовалась врач. - Мне кажется, у него пустой желудок…
        Отец как-то встретился в кулуарах с очень известным деятелем культуры. Они давно друг друга знали, и им было о чем поговорить. Александр Илларионович рассказал о бедах, которые обрушились на их семью, и тот человек вызвался ему помочь.
        - Я хорошо знаю этих людей, - сказал он. - Хочешь, я поговорю с Борисом? Мне только важно знать, на что вы претендуете, почему они начали против вас эту войну. Вы хотите денег?
        - О деньгах речи не идет, Арина не собирается ничего у него отсуживать. Но писать унизительное заявление, предавать своего ребенка она не будет. Он знает, что это его сын, а почему так себя ведет… Бог ему судья…
        Через несколько дней Александр Илларионович приехал к Арине и сообщил ей, что уголовные дела против них прекращены, а иски отозваны.
        - Как ему это удалось?! - поразилась Арина, думая об адвокате.
        - Не ему, это сделал другой человек. Он просто поговорил с Борисом, напрямую спросил, зачем тот сводит счеты с беспомощной женщиной. Как ты думаешь, что Борис ответил?
        - Не знаю… Мне трудно себе представить… - У Арины были глаза на мокром месте, и она пыталась это скрыть.
        - Он признался, что и сам не понимает, мол, затмение нашло, бес попутал…
        Столько людей ей сочувствовали и рьяно вызывались помочь, а потом оказывалось, что у каждого были свои цели. А этот всем известный человек посочувствовал и без лишних слов избавил Арину и ее семью от этого кошмара. Такое не забывается.
        С того дня, как у Арины пропало молоко, прошло не меньше недели, прежде чем она выбралась к Татьяне, распеваться. Нужно было возвращаться к работе, - а у нее не было на это сил.
        - Почему ты такая худая? Ты что, вообще ничего не ешь? Давай попьем чаю, я как раз собиралась…
        - Мне что-то не хочется, кусок в горло не лезет. И потом, я больше не кормлю…
        - Ты посмотри на себя! Чем будешь петь, если тебя будет качать от ветра! Ты что, хрипишь, что ли, я не понимаю…
        - Нет, ничего, немного простыла. Я соберусь, давай попробуем. Я утром не распевалась, боюсь Серафима разбудить, он так беспокойно спит…
        Татьяна, поколебавшись, прошла в комнату и села за фортепьяно. Взяла аккорд. Арина после паузы сказала:
        - Я сегодня не буду петь «ми-ля». Давай «аморе мио».
        Она подышала, собралась и попыталась запеть, но из горла вырвался какой-то хриплый звук. Татьяна замерла, глядя перед собой, потом повернулась к Арине:
        - Значит так: сейчас я покормлю тебя, мы еще раз попробуем, а потом ты поедешь к фониатру.
        Арина все еще пыталась воспроизвести хоть какие-то звуки, но из глаз уже ручьем текли слезы. Кажется, произошло то, чего она так боялась - она потеряла голос.
        - Я…
        - Не говори больше ни слова. Если это то, о чем мы обе думаем… Давай я сделаю тебе прогноз! Мне самой хочется знать, когда закончатся твои неприятности. А в том, что они обязательно закончатся, я нисколько не сомневаюсь, надеюсь, ты тоже… Тебе известно точное время твоего рождения? - Арина кивнула. - Вот и хорошо!
        Попив чаю, они вновь вернулись в комнату. Арина уже взяла себя в руки, и когда Татьяна включила ноутбук, приготовилась слушать про ретроградный Меркурий в каком-то доме…
        Но Таня, внимательно поглядев на экран, сказала:
        - Я не стану рассказывать тебе о звездах и их расположении, ты все равно сейчас ничего не воспримешь. Я просто скажу, что вижу. У тебя будет трудный год, даже два года, а потом - потом все будет хорошо.
        Арине вспомнилась добрая старушка-гадалка, и она благодарно покивала Татьяне, пряча глаза.
        - Что ты киваешь? Хорошо, скажу подробнее. Борис придет. Он прекрасно знает, что это его ребенок. Он предложит материальную помощь, но ты от нее откажешься, она будет уже не нужна. И вообще будет поздно. Он психически неуравновешенный человек, у него все мгновенно переворачивается на 180 градусов: то люблю, то ненавижу. И то, что вы не вместе, и ребенку и тебе во благо. Впереди тебя ждет гораздо лучшая судьба, чем та, какая была бы уготована, останься ты с ним. Своими страданиями ты что-то искупила. То, что ты родила ребенка, не подписала никаких бумаг, осталась верна профессии, не требовала денег, ни от кого ничего не ждала, - это было твое испытание, и ты его прошла. Дальше все будет иначе. Голос к тебе вернется, неприятности закончатся, а года через полтора тебе предложат контракт. И это будет не здесь, в какой-то другой стране. Там ты и встретишь человека, который станет отцом твоему младшему сыну и другом и наставником старшему. Не веришь? Будущее всегда фантастично, как и сама жизнь. Любой прогноз кажется фантастикой, а когда он сбывается, мы понимаем, что события объясняются естественным
ходом вещей. Тяжелые испытания даются человеку для того, чтобы он мог с честью из них выйти - и начать новую жизнь…
        Фониатр велел Арине молчать в течение трех месяцев.
        - Вы хотите сказать, что мне нельзя говорить в полный голос… - шелестела она.
        - Я хочу сказать, что вам и шептать нельзя. А уж тем более разговаривать по телефону. Вы сможете вернуть голос только в том случае, если неукоснительно будете соблюдать предписанный режим, - стращал он ее.
        Она знала, конечно, что все переживания непременно отражаются на голосе, знала как берег свой голос Козловский и артисты его поколения, но ей было известно, что нынешние исполнители адаптировались к другому ритму жизни, к своему времени, они лучше приспосабливаются к обстоятельствам, и эти обстоятельства уже не сказываются на их голосе столь роковым образом. Ее педагог, в прошлом очень известная певица, женщина с сильной волей и мощным темпераментом, утверждала, что у некоторых певцов голос может превосходно звучать лишь один раз в жизни, - в день, когда нет спектакля.
        - Что значит «у меня голос не звучит»?! С голосом и дурак споет, ты вон без голоса спой! - говаривала она.
        В театре Арина и так в последнее время выходила в спектаклях лишь в ролях без слов, и это происходило не часто: артисты стояли в очереди, чтобы станцевать полонез в «Евгении Онегине» или выйти в толпе цыган в «Кармен». Заработок это давало незначительный, зато унижение, которое она испытывала, выходя на сцену в спектаклях, в которых недавно пела ведущие партии, ни с чем нельзя было сравнить.
        По утрам, еще не встав с постели, Арина размышляла, как получилось, что ее жизнь вдруг стала похожа на мексиканский сериал. По законам жанра пора было появиться герою - раскаявшемуся возлюбленному или незнакомцу с охапкой роз, с грустью думала Арина. Но никто, увы, не появлялся. Жизнь тянулась, как резина, и дни были похожи один на другой.
        Глава 32. Острова
        Прошло два года.
        Голос вернулся, хотя и не сразу, а потом были упорные занятия с преподавателем и Татьяной. Еще какое-то время ушло на то, чтобы вернуть себе ведущие партии в спектаклях, а очень скоро по возвращении на сцену Арина получила предложение от Мадридской оперы заключить годовой контракт и не раздумывая согласилась. Постоянной труппы там не было, но временами они набирали состав для новых постановок. Театр снял ей квартиру в центре города, и она могла приехать туда сразу с детьми и няней. Собаку тоже можно было взять с собой.
        Арина понимала: в ее жизнь вмешался случай, все дело было в голосе, который после несмыкания изменился, обрел новые краски. Однажды, услышав, что она вернулась на сцену, на спектакль пришел известный импресарио, и он подтвердил:
        - У твоего голоса появилась новая драматическая краска. Он теперь не такой универсальный, как раньше, но зато и не похож ни на какой другой. Поздравляю! Теперь ты можешь исполнять не только классический репертуар, но более сложные жанры. И я уверен, что твой голос тебя не подведет.
        И хотя его вкус считался безупречным, она никак не ожидала, что слова этого человека окажутся пророческими.
        За эти два года Серафим подрос, из капризного младенца превратившись в крепенького синеглазого карапуза, и они с Алешей были очень дружны. Арина временами ловила себя на том, что невольно смотрит на маленькую улучшенную копию Бориса чересчур взыскательным и строгим взглядом. Спохватившись, она прижимала малыша к себе и шептала ему на ухо что-нибудь ласковое, а ему было щекотно, и он заходился смехом.
        Арина не вполне понимала, как это произошло, но однажды вдруг обнаружила, что не нуждается ни в чьей помощи, мало того: ей даже лучше обходиться самой, никто не мешает поступать так, как она считает нужным. Очень верно сказано, думала Арина, что люди похожи на острова, и каждый сам себе остров. После Бориса личная жизнь ее не интересовала, а на мужчин, которые выказывали к ней интерес, она смотрела с недоверием и страхом.
        Первое посещение театра, в котором Арина отныне пела, состоялось в межсезонье, в самом начале лета. Она доехала до центральной площади на такси и не сразу сообразила, где служебный вход: она ожидала, что ее встретит кто-нибудь из администрации, и в первый момент растерялась.
        Режиссер, который ставил здесь сарсуэлу, настоял на том, чтобы она, несмотря на задержку из-за оформления документов, сразу по приезде появилась на репетиции и постаралась полноценно участвовать в ней. Репетиции с оркестром здесь было принято проводить в костюмах, и она очень переживала, что ее костюм не готов, но костюмер обещал чтонибудь придумать и предложил подъехать пораньше, примерно за час до начала.
        И вот теперь она с трепетом вошла в это старинное здание с гулким пустым коридором. Невозможно было поверить, что чуть ли не полвека здесь был какой-то склад… Пользуясь тем, что никого вокруг не было, она, волнуясь, на ходу проверяла голос.
        - Амоооре миио! - коротко пела Арина. Вдруг дверь в конце коридора распахнулась, и ей навстречу вышел высокий тридцатипятилетний мужчина с копной иссиня-черных волос. Вид у него был такой строгий, что она оробела.
        - Пердоне… - начал незнакомец, но внимательно посмотрев на нее, перешел на английский. - Простите…
        Он остановился и учтиво склонил голову, изображая внимание. «Прямо испанский гранд», - досадуя на свою растерянность, подумала Арина.
        Встреча оказалась судьбоносной: это был дирижер Альваро Домингес, действительно аристократ, вдовец и красавец, который, видимо, из врожденного благородства стал опекать ее и детей, а для начала порекомендовал ей педагога для занятий испанским. Его родители приняли живое участие в судьбе Арины, на праздники приглашали ее и мальчиков к себе, и очень скоро Арина привязалась к ним как к родным. Общались они в основном на английском, хотя Арина уже пробовала изъясняться по-испански. Мать Альваро как-то призналась ей, что не ожидала от сына такого интереса к детям.
        - В молодости он был совсем другим. Они с Эмилией очень подходили друг другу… Вначале ей хотелось ребенка, но он категорически возражал, говорил, это лишние проблемы, я много сил трачу на профессию, все время в разъездах, а детьми нужно заниматься…
        - А Эмилия тоже была музыкантом? Или певицей?
        - Первой скрипкой. И характер у нее был… очень сильная, взбалмошная… Но я ее любила. Она была предана моему сыну… Он так горевал после ее смерти, а потом… потом как-то забылся.
        Дети быстро привыкли к Альваро и всегда встречали его улыбкой, особенно Серафим, тот просто сиял, а иногда даже повизгивал от счастья.
        - Ах ты мой поросеночек! - говорила ему Арина.
        - Вот эту ложку нужно непременно съесть за Альваро, - пользовалась случаем няня.
        И малыш послушно открывал рот.
        Это была трогательная парочка: смуглый темноволосый и темноглазый Альваро и беленький, в кудряшках, синеглазый Серафим, которого Альваро, с разрешения Арины, стал звать Анжело - ангел.
        - Ты мой ангел, - говорил Альваро с улыбкой. - Три дня тебя не видел, и уже соскучился…
        С Ариной Альваро был учтив и предупредителен и никогда не проявлял к ней интереса как к женщине. Вначале ей это нравилось, но потом она стала думать, что с ним что-то не так, и однажды, когда они сидели вечером в кафе, не выдержала:
        - Неужели ты совсем не интересуешься женщинами?
        - Ты имеешь в виду кого-то конкретно?
        - Нет, вообще… Я вижу тебя все время за работой. Ну еще дома, с родителями. Ты можешь сказать мне, я пойму. У меня брат гей, и мы с ним очень дружны, - соврала Арина и покраснела.
        - Гей? - засмеялся Альваро. - Ну да, конечно, я гей! Или очень долго был им, а вот теперь, кажется, что-то во мне изменилось… Не хочешь проверить? - И с удовольствием наблюдая, как лицо Арины все сильнее заливается краской, уже серьезно сказал: - Выше всего я ценю свободу и возможность распоряжаться своим временем. А женщины… Одна меня все-таки заинтересовала. Одна за последние несколько лет. Знаешь, почему? У нее в глазах и в голосе печаль… И мне кажется, мы созвучны. Но это очень хрупкое чувство, я боюсь его разрушить… Когда вы летите на Тенерифе? Завтра? Я к вам туда приеду…
        И пока Арина собиралась с мыслями, быстро встал из-за столика и пошел к выходу.
        Отдых на Тенерифе оправдал лучшие Аринины ожидания. Дети резвились на пляже, а она, чтобы никому не мешать, заплывала подальше и распевалась, наслаждаясь теплым морем и мягким солнцем. Наконец настал день встречи с Альваро, который прилетел дирижировать оркестром на концерте классической музыки в музыкальном центре Санта-Круза расположенном на берегу океана. Альваро репетировал с оркестром, а Арина, взяв напрокат машину, поспешила с детьми к нему, к музыкальному центру, похожему на распростершую крылья белую птицу. Дорога была почти пустая, если не считать велосипедистов, группками и по одному спускавшихся с гор к побережью. Но путь вдруг преградило праздничное шествие: в местной деревне по традиции отмечали День святого Педро. Шествие было веселым и красочным, оно состояло из двух грузовичков, на которых жарили баранину и разливали молодое вино, и поющей и гомонящей толпы. Желающие подходили и угощались, к местным жителям присоединились туристы, которых все прибывало. Веселая процессия запрудила дорогу, и Арина остановилась.
        - Мама, давай попробуем эту еду! Нас святой Педро угощает! - оживился Алеша.
        - Нет, мы не можем, там, внизу, нас ждет Альваро. Мы будем с ним обедать. Потерпи немного, хорошо?
        Захваченная зрелищем, Арина опустила стекло и вздрогнула: рядом с грузовиком остановился велосипедист в бейсболке, и когда он повернул голову, они встретились взглядом. Это был Борис.
        Арина долгое время ничего о нем не слышала и старалась не поддерживать знакомства с теми, кто был к нему вхож. Но однажды из выпуска новостей на Первом канале узнала, что его компанию обвиняют в сокрытии доходов и неуплате налогов, ФБР опечатало американский офис, а Борис, скрывшийся в неизвестном направлении, объявлен в розыск. Гита, которую обвиняют в даче взяток должностным лицам и подделке документов, находится в следственном изоляторе, а Черноус остался на свободе и сотрудничает со следствием.
        - Мама, мама! - закричал Алеша. - Посмотри! Посмотри, как тот, на велике, похож на дядю Бориса!
        - Нет, это не он, - глядя на Бориса, твердо сказала Арина. - Ты обознался, сынок.
        Она видела, как Борис посмотрел сначала на нее, а потом - на заднее сиденье, туда, где прилипли к стеклу две детских мордашки, Алеши и его, Бориса, маленькой улучшенной копии. В его взгляде она прочла растерянность. Или ей это только показалось?
        Процессия плавно пересекла дорогу и двинулась в сторону большой площадки, на которой и должна была проходить основная часть праздника. Иностранцы смешались с толпой местных жителей, а один, большой и толстый, так отчаянно ринулся за грузовиком, что у него стали падать шорты. Он судорожно ухватился за них, но тогда из рук вывалился фотоаппарат. Арина посмотрела в зеркальце: Алеша уже с интересом наблюдал за беспокойным толстяком, а когда у того с носа упали еще и солнечные очки, засмеялся. Засмеялся и Серафим.
        - Мам, смотри, какой смешной дядя! - крикнул Алеша, показывая пальцем на толстяка.
        - Пальцем показывать некрасиво, - автоматически сказала Арина, завела машину и медленно тронулась с места.
        Толстяк, словно нарочно, споткнулся и непременно рухнул бы на мостовую, если бы его не поддержала какая-то женщина из местных. Дети уже хохотали, и Арина наконец поддалась их веселью и засмеялась сама. Началась цепная реакция смеха, они ехали и смеялись, переглядывались в зеркало дальнего вида и все никак не могли остановиться. Там же, в зеркале, она увидела одинокую фигурку велосипедиста, которая, стремительно уменьшаясь, вскоре скрылась из виду.
        Красная машина неслась по горной дороге вниз, к белой птице, к морю, к Санта-Крузу, а из нее доносился веселый смех родных, любящих друг друга людей.
        Сердечно благодарю моих родителей,
        маму Аллу Александровну
        и папу Вениамина Борисовича
        за их любовь, которую особенно оценила
        на самом страшном перекрестке моей судьбы;
        спасибо моим друзьям и поклонникам -
        за веру в меня и поддержку;
        спасибо Галине Аксеновой и Ольге Яриковой -
        за помощь в работе над книгой;
        Юрию Дейкало - за долготерпение.