Женька Любовь Львовна Рябикина
        Любовь Рябикина
        ЖЕНЬКА
        повесть
        Голубая машина свернула в улицу и Женька, уронив стул, опрометью бросилась в большую комнату. Спрятавшись за занавесками приникла к окну. Через мгновение «Москвич» промчался мимо, но девчонка успела заметить четкий профиль водителя. Ее сердечко учащенно забилось.
        В доме никого не было и она принялась кружиться по комнате, радостно повторяя вновь и вновь: «Я видела дядю Сережу! Я видела дядю Сережу…». Ей было глубоко плевать, что проехавший мужчина не обращает на нее внимания. Главное, как казалось Женьке, что она любит его. И было ей всего пятнадцать лет…
        Годы мчались, Женька потихоньку взрослела, но по —прежнему следила за голубым «Москвичом» и его владельцем. Иногда, возвращаясь с танцев одна, она подолгу стояла, спрятавшись в тень развесистого вяза и глядела на темные окна чужого дома.
        Сергей Зотов много лет жил один, вернувшись с севера, где проработал пятнадцать лет. В городе поговаривали, что он был женат, но ему сильно не повезло с женой. Попалась гулящая. Некоторые облегченно говорили: «Слава Богу, хоть детей не заимели! А то мог бы сейчас воспитывать неизвестно от кого пригулянное, раз баба такая беспутная попалась…».
        Дом в городе достался ему от родителей. Не один раз, вернувшись с заработков, Зотов пытался ввести в дом хозяйку, но, как на грех, женщины попадались ленивые или пьющие и он их без сожаления выгонял. Сергей любил порядок, работал много и этого же требовал от других. Вел довольно замкнутую жизнь, хотя назвать его «бирюком» было нельзя. Часто он отправлялся по вечерам в клуб на последний сеанс кинофильма.
        Женька следила за ним и едва замечала, что Зотов направился в центр, торопливо собиралась и бежала следом, на ходу говоря:
        - Ой, забыла совесм, меня же девчонки в кино звали! Я побегу…
        Родители не возражали. Дочка училась хорошо и они не препятствовали ей отдыхать. Ночью она шла за мужчиной, глядя в его прямую спину и молилась, чтоб он наконец —то заметил ее. Но чаще старалась идти в тени, чтоб он не увидел. Почему она так делает, Женька и сама не смогла бы объяснить. То на нее нападала безудержная смелость и она готова была сказать мужчине о чувствах. То страшная робость сковывала ее словно цепями.
        Когда приезжали артисты с области, Зотов шел на концерт или цирковое представление, заранее купив билет. В общем, не отставал от жизни. И Женька снова шла следом, зная его любовь к искусству и точно так же купив билет заранее. Пару раз они даже сидели рядом в кино. И в эти минуты Женька не видела ничего из того, что происходило на экране. Она слушала дыхание сидевшего рядом мужчины. Искоса глядела на темный профиль и ее юная душа пела.
        Иногда Сергей подолгу разговаривал с Женькиным отцом, заходя к ним во двор или в дом и девушка сразу же находила сотню дел, чтобы быть поблизости. Тайком глядела на гостя, запоминая его жесты, голос, чтобы ночью вспоминать и мечтать. С замирающим сердцем, стараясь сделать это украдкой, разглядывала смуглое лицо, чуть тронутые сединой темные волосы, карие глаза мужчины и ей хотелось петь от радости. А дядя Сережа, поздоровавшись, больше не обращал на нее внимания. Женьку это расстраивало и злило.
        Оставшись в доме одна, она часами разглядывала себя в зеркале, пытаясь найти «изъян», из —за которого Зотов не глядит на нее. Но из зеркала смотрела красивая семнадцатилетняя девушка: чуть раскосые зеленые глаза лукаво блестели из —под темных ресниц, темные дуги бровей и яркие пухлые губы на нежном овале лица, обрамленного светлыми волосами с модной удлиненной стрижкой, дополняли картину.
        Никто из сверстников не нравился Женьке так, как этот мужчина, ровесник ее матери. Смутные надежды и желания бродили порой в ее голове. Одноклассники пытались ухаживать за ней, приглашали в кино, но каждый раз получали отказ. Кареева все свое время отдавала учебе и наблюдениям за «дядей Сережей». Родители не догадывались ни о чем, искренне радуясь целеустремленной дочери. Они знали о ее мечте.
        Женька закончила школу с серебряной медалью и довольно легко поступила в медицинский институт в Костроме. О профессии хирурга она мечтала класса с третьего и вот ее мечта исполнилась. В трех группах будущих хирургов Кареева была единственной девушкой. По этой специализации шли лишь ребята. В деканате попытались уговорить упрямую девчонку идти учиться на терапевта или отоларинголога, но она решительно отказалась.
        Осенью, вздохнув про себя, уехала учиться. Поселилась в общежитии, с тремя девчонками —сверстницами, пожелавшими стать терапевтами. Часто, когда оставалась в комнате одна, вспоминала «дядю Сережу».
        Прошло три года. Девушка успешно овладевала специальностью и на курсе ее считали «весьма перспективной и талантливой». Никто из однокурсников за эти годы так и не сумел завоевать ее сердце, хотя ребята искренне старались. Женька с удовольствием принимала участие в вечеринках, но едва дело доходило до ухаживаний, становилась колючей и насмешливой. В конце концов ребята стали воспринимать ее, как хорошего друга. Украдкой вздыхали, глядя вслед. Поведение Женьки являлось для них загадкой.
        На Новый Год и каникулы Кареева решила ехать домой, хотя подружки сманивали на недельную экскурсию в Москву. Ей хотелось увидеть «дядю Сережу». Красоты столицы не прельщали. Сборы заняли минут пятнадцать. Женька, вернувшись с занятий в последний день, торопливо покидала в сумку кое —какие вещи и отправилась на автовокзал. Уговорила шофера посадить ее в переполненный автобус, воспользовавшись своей красотой и обаятельной улыбкой. Билетов не было.
        Почти всю дорогу пришлось стоять, но она не унывала. Не ругалась, как другие пассажиры, на толчки со всех сторон. Смотрела в окно на проносившиеся мимо деревни. Мечтала, как увидит «дядю Сережу» и легонько улыбалась. От автостанции до дома добралась за десять минут. Ноги сами несли ее к родному порогу.
        Родители обрадовались приезду дочери. Расспрашивали об учебе. Осторожно пытались узнать есть ли у нее «кавалер». Женька смеялась в ответ, уплетая зеленые щи из русской печки. Рассказывала о приятелях из группы, об учебе, делилась мыслями насчет будущей практики и следующего лета. Показывала привезенные фотографии.
        Вечером она собиралась на танцы и прихорашивалась перед зеркалом, когда произнесенная отцом фамилия «Зотов», заставила ее прислушаться. Женька замерла перед зеркалом с поднятыми руками и чуть повернула голову. Дверь в горницу была распахнута из —за протопленной печки. Спать в духоте тяжело. Открытая дверь позволяла температуре выровняться во всем доме. Алексей Федорович рассказывал жене, сидевшей на низенькой скамеечке напротив и резавшей мелкую картошку в ведерный чугун:
        - …сильно его избили, а в нашей больнице раны обработали, руку загипсовали и домой привезли. У них, видите ли, в хирургии мест нет!
        Женька выглянула на кухню. Отец сидел на диване, собираясь подшить прохудившиеся валенки. Дратва, шило и лоскут толстой кожи лежали рядом на расстеленной газете. Тщательно скрыв охватившее душу волнение, спросила:
        - Пап, о ком это ты рассказываешь?
        Отец обернулся:
        - Да о Сереге Зотове. Вчера, средь бела дня, к нему в дом ввалились двое. Избили. Деньги требовали, а они у него на сберкнижке. Милиция наша немного покрутилась вокруг, узнали, что напали нездешние и укатили к себе. В больнице корпус ремонтируют. Мест нет. Отправили домой мужика. Хоть бы подумали, а что он может сделать с одной рукой, да с сотрясением мозга? Все прекрасно знают, что никого у Сереги нет, а так поступили.
        - А что у него с рукой —то?
        - Бандиты сломали. К чему катимся? Средь бела дня нападают…
        Женька с трудом подавила слезы и переменила разговор, повернувшись к вешалке:
        - Ну ладно. Я к подружкам, потом на танцы. Так что скоро не ждите.
        Родители заулыбались. Под их внимательными взглядами обула модные сапожки на каблучке. Застегнула пальто. Повертевшись возле зеркала, натянула серую пушистую шапочку. Кокетливо улыбнулась отцу с матерью и выскочила за дверь. Сердце билось как сумасшедшее, но девушка твердо знала, что сделает сейчас. По тропинке выбралась на дорогу. Снег тихонько скрипел под сапожками. Яркие звезды смотрели на нее с темно —синего неба. Луны пока не было. От труб кое —где горизонтально стелился дым. Верная примета, что утром станет теплее, хотя вечером морозец хорошо чувствовался. Кожу пощипывало и Женька прикрыла нос варежкой.
        Она решительно дошла до дома Сергея Зотова. Свернула на тропинку, ведущую к калитке. На улице не было ни души. Толкнула дощатую дверцу, с удивлением обнаружив, что она не заперта и вошла во двор. На мгновение остановилась возле тераски. Решимость медленно угасала, готовая смениться чувством паники. По коленкам пробежала дрожь, но девушка взяла себя в руки. Поднялась на крыльцо и открыла первые двери. В доме Зотова она не бывала ни разу и ничего не знала. Ощупью поднялась еще на четыре ступеньки, споткнувшись практически на каждой. Нащупав дверь, дернула ее на себя и очутилась в доме. Встала у порога, прислушиваясь.
        В комнате горел свет, проникавший в прихожую, отделенную от кухни ситцевыми цветастыми шторками. На дверной стук не раздалось ни звука. Девушка прошла вперед, с любопытством оглядываясь. Зотов лежал на диване в кухне с закрытыми глазами и Женька испугалась, что он умер. От природы смуглая кожа посерела. Забинтованная голова дяди Сережи покоилась на подушке в голубой наволочке. Губы опухли и почернели, а лицо было все в синяках и ссадинах. Поверх одеяла лежала закованная в гипс правая рука. Душу пронзила жалость.
        Девушка подошла ближе и наклонившись, робко дотронулась до его шеи. Кожа была холодной, хотя она профессионально почувствовала биение под пальцами и обрадовалась. Мужчина приоткрыл глаза, но видимо не разобрал, кто перед ним, так как спросил:
        - Кто здесь?
        Она робко ответила:
        - Это я, Женька…
        С трудом шевеля губами, Сергей хрипло спросил:
        - Что тебе надо?
        - Ничего. Можно я с вами посижу?
        Не смотря на страшную боль в голове Зотов удивился и замолчал, не зная, что сказать. А Женька, приняв молчание за знак согласия, сняла пальто и шапку, положив их на табуретку у стены. Тут же обнаружила, что в доме холодно. Посмотрела на подтопок. Дров не было. Спокойно сказала:
        - Я пойду дров принесу и печку истоплю. Вы, наверное, замерзли.
        Укрыла мужчину дополнительно своим пальто, подоткнув одеяло. Накинула на плечи его старый ватник, висевший на гвоздике в углу и выскочила во двор. В дровянике, в полнейшей темноте, нащупала руками начатую поленницу и навыбирала дров помелче, чтобы не искать колун. Сбросила охапку возле печи. Старательно набила печку дровами. Нашла засов. Открыла и тут же растопила подтопок. Старательно подмела мусор от дров. Сгребла его в совок и бросила в печь. Снова подошла к Зотову:
        - Я сготовлю, вы только скажите, что хотите. Я умею…
        Он устало ответил, не открывая глаз:
        - Еды не надо. Только пить…
        - У вас клюква есть? Вам бы морс сделать. Он очень хорошо помогает.
        - Клюква в чулане, в коробке. На стене у двери белый выключатель. Там увидишь.
        Женька прихватила не большую миску и не одеваясь, выскочила на мост. Вернувшись, промыла ягоды. Затем растолкла их, залила из большого чайника кипяченой водой, подсластила и процедила. Налила в кружку. Подошла к дивану, не сводя глаз с лежавшего мужчины. Зотов почувствовал тень на лице и открыл глаза. Они казались черными из —за налившихся кровью белков. Хотел приподняться, но со стоном упал на подушку. Закрыл глаза и не шевелился несколько минут. Девушка сходила за столовой ложкой:
        - Лежите, я вас напою.
        Присела на корточки рядом с диваном и поднесла ложку к разбитым губам:
        - Я в медицинском институте учусь. Вы говорите, если еще что —то понадобится.
        Сделав несколько глотков, Сергей попросил:
        - Тогда посмотри в крайнем шкафчике таблетки. Там целая коробка. Может мне что —то годится? Голова прямо раскалывается. Вчера, когда везли домой, аптека была закрыта и лекарства по рецептам не выкуплены.
        Женька вытряхнула упаковки на стол. Принялась просматривать медикаменты, часто откладывая таблетки в сторону. Просмотрела все. Взяла лишь один пузырек:
        - Амидопирин. Единственные таблетки, которые подходят. Остальные пора выбрасывать. Срок годности давно закончился. Вам сейчас хотя бы димедрол сделать и то ночь проспали бы спокойнее.
        Зотов прошептал:
        - Не нужное кинь в печку. Димедрол есть. Только годится ли, не знаю. Тоже давно покупал. В ящике стола. Там и шприц в железной коробке.
        Девушка разыскала ампулы. Взглянула на срок годности и хмыкнула:
        - Пока годится, но через месяц выбрасывайте смело. Надо бы вам повязку на голове сменить. Она кровью пропиталась…
        Он согласился:
        - Если умеешь, меняй.
        Женька достала из кухонного стола небольшую кастрюльку. Налила туда кипяченой воды и положила шприц с иголкой. Поставила на газ, чтобы прокипятить. Подтащила к дивану две табуретки. На одну села сама, а на другой разложила припасенные медикаменты. За неимением перекиси обильно пропитала присохшие бинты кипяченой водой. Дождалась, когда они отстанут от раны. Придерживая голову раненого левой рукой, осторожно сняла повязку и ахнула:
        - Господи! Да чем они вас так ударили?
        - Рукояткой ножа…
        Девчонка содрогнулась от ужаса. Смыла остатки крови. Вполне профессионально обработала рану со всех сторон йодом. Немного подумала, а затем присыпала сверху истолченной таблеткой стрептоцида:
        - Я не буду заматывать вам голову. Лишняя боль. Просто прикрою марлевой салфеткой и закреплю на лбу лейкопластырем.
        Сделала, как говорила. Сергей вздохнул:
        - Так даже лучше. В больнице стянули сильно.
        Девушка встала:
        - Я вам укол сделаю, потом таблетку выпьете. Завтра станет легче.
        Закатав рукав у Зотова на здоровой руке, Женька быстро сделала инъекцию. Он следил за ее руками из —под длинных ресниц. Она спрятала шприц в металлический бикс. Завернула в полиэтиленовый пакетик, как было раньше и вновь положила в стол. Обернулась, почувствовав его взгляд. Мужчина прошептал:
        - Легкая рука… Тебя родители послали?
        Женька потупилась и покраснела:
        - Нет. Я сама… Кстати, где рецепты? Завтра аптеку, пусть до двух часов, но откроют и я все выкуплю.
        - Посмотри на столе. Деньги в пиджаке на стуле возьми.
        - С деньгами потом разберемся, у меня есть свои.
        Девушка нашла рецепты под газетами. Внимательно прочитала:
        - Хирург вам объяснил, как все это принимать?
        - Я не помню. Вроде что —то говорил… Ты закрой трубу и беги домой.
        Женька растолкла таблетку в ложке. Приподняв мужчине голову, осторожно высыпала в рот. Дала запить и спросила:
        - Дядя Сережа, вас запереть? Я рано утром прибегу, чтобы открыть.
        - Замок найдешь в сенях. Спасибо за все.
        Она поставила на табуретку рядом с диваном кружку с морсом:
        - Спите и ничего не бойтесь. Я выключу свет, когда уйду.
        Зотов ничего не ответил, димедрол начал действовать и он вскоре заснул. Девушка закрыла засов у печки и кухня начала наполняться теплом. Женька подошла к дивану. Какое —то время разглядывала не бритое, осунувшееся и такое дорогое лицо. Не выдержав, осторожно провела кончиками пальцев по лежавшей поверх одеяла руке. Тихонько оделась, забрав пальто с дивана. Выключила свет и выскользнула на улицу.
        Женя побывала в клубе, но танцы показались ей скучными, музыка слишком громкой, а бегающий по лицам и стенам свет впервые не принес в душу радости смутного ожидания счастья. Он скорее раздражал. Танцевать она всегда любила, но тут настроение было не то. Мысли вновь и вновь возвращались к избитому мужчине. Она видела перед собой словно наяву запавшие глаза и осунувшееся лицо. Немного поболтала с подружками, послушала немногочисленные новости, рассказала кое —что о своей учебе и отправилась домой.
        На улице стало заметно теплее. Нос и щеки уже не пощипывало. Снег похрустывал под ногами. Ее шаги четко раздавались в ночной тишине. Темное небо нависало над землей. Нигде теперь не было без единой звездочки и казалось, небесный свод опирается на землю. Медленно падали редкие снежинки, чуть покачиваясь в стоячем воздухе. В свете двух еле горевших фонарей зрелище было безумно красивое. Специально прошла мимо дома Сергея, поглядывая на темные окна.
        Осторожно проскользнула в дом, стараясь не разбудить родителей. Не включая свет, налила себе молока и достав кусок белого хлеба, с удовольствием перекусила. Прокралась в спальню, но долго не могла заснуть, вновь и вновь прокручивая в памяти свои действия. Удивлялась собственной смелости и замирала от радости, что видела своего «дядю Сережу».
        Утром проснулась рано. Лихорадочно соображала, чтобы такое придумать и на несколько минут удрать из дома. Сказать родителям правду Женька не решалась. Мать и отец были людьми старой школы и ни за что бы не разрешили ей одной зайти в дом к одинокому мужчине. А узнав, что она там побывала, начали бы следить, несмотря на ее взрослость.
        Приподнявшись на локте, девушка выглянула в окно и улыбнулась от радости: за ночь снегом замело дорожки перед домом. Ровный белый ковер серебрился под светом единственного горевшего фонаря на углу. Стелившийся накануне дым из труб не обманул. Девушка сразу же вскочила на ноги. Торопливо застелила постель. Быстро натянула теплый спортивный костюм и вышла на кухню. Мать возилась у печки. Удивленно посмотрела на дочь:
        - Ты что это в такую рань вскочила?
        - Не спится. Пойду дорожки разгребу. Соскучилась по этой работе.
        Заглянула на печь и стащила серые валенки. Натянула на ноги, слегка притопнув. Валентина Кузьминична рассмеялась:
        - Ну иди, раз соскучилась! Тогда я отца будить не буду.
        - Я сделаю, пусть поспит лишний часок.
        Женька надела спортивную шапочку и вышла из дома. Торопливо разгребла тропинки во дворе и выскочила за ворота. На улице стояла темнота. Кое —где сквозь темную завесу облаков проглядывали звезды. Принялась быстро откидывать снег на широкой тропе, ведущей к дороге. От спины валил пар. Спрятала лопату за сугроб и побежала к дому Зотова, не чувствуя под собой ног от страха. Мать вот —вот должна была выйти кормить поросят, овечек и корову. Скотный двор стоял отдельно.
        Бежать из —за навалившего на дорогу снега было тяжело. Этим ранним утром по дороге еще не проехало ни одной машины и никто не проходил. Женька проскочила по заметенной тропе к дому. Торопливо отперла замок. Тихонько вошла в кухню:
        - Дядя Сережа, это я.
        Из темноты раздалось тихое:
        - Включи свет.
        Девушка прошла вперед. Нащупала выключатель и сразу обернулась к раненому:
        - Я всего на минутку. Как вы себя чувствуете? Как спали?
        - Сегодня лучше и спал почти всю ночь, только голова все равно сильно болит.
        Она наклонилась. Дотронулась ладонью до его лба и не почувствовала температуры:
        - Я к вам после девяти загляну. Лекарства принесу, хлеб. Молоко купить? Побуду подольше и сготовлю. Вы есть сильно хотите?
        Карие глаза устало посмотрели ей в глаза:
        - Совсем не хочу. Молока купи, если не трудно…
        - Не вставайте, пожалуйста. Даже если лучше себя почувствуете. Таблетку выпейте и отдыхайте.
        Разговаривая, девушка растолкла таблетку и выпоила Зотову. Налила морс в пустую кружку. Забрала рецепты, сразу спрятав их в карман спортивных брюк. Выключила свет и исчезла. Бегом вернулась назад. Едва успела взять в руки лопату, как вышла Валентина Кузьминична с двумя ведрами в руках. Женька слышала, как звякнули дужки о край. Мать выглянула за ворота:
        - Ой, как ты быстро! Смотри, не запарься!
        Женька облегченно вздохнула. Ее теперь заботили только следы оставшиеся на целине, но тут в улицу медленно въехал грейдер, толкая перед собой гору свежего снега. Натужно гудя мотором прополз по улице, убирая все следы. Через пару минут по дороге пронеслась первая машина. Уже не спеша, девушка прогребла оставшиеся дорожки, раскопала засыпанный грейдером выход на дорогу и вошла в дом. Лицо раскраснелось от легкого морозца и работы. На улице почти совсем рассвело. Собиравшийся на работу Алексей Федорович улыбнулся, глядя на дочь:
        - Непоседа!
        Позавтракав и немного почитав местные газеты, Женька принялась «чистить перышки». Слегка подкрасилась, закрутила волосы в пучок. Минут пять поглядела телевизор и собралась пойти в город:
        - Мама, тебе в центре надо что —нибудь купить? Я туда иду. Немного прогуляюсь.
        - Хлеба купи. Мы к празднику все купили, а вот хлебца свеженького стоит купить…
        Сначала девушка зашла в аптеку и выкупила лекарства для Зотова. Купила хлеб для родителей и для него, пакет молока и отправилась назад, но по другой улице. Здоровалась со знакомыми, поздравляла с наступавшим праздником, выслушивала ответные поздравления. Подходя к дому Сергея заметила, что не расчищенный снег хранит только ее следы. Никто из соседей, занятых подготовкой к Новому Году, так и не зашел к избитому человеку. С досадой подумала, что следы могут ее выдать.
        Воровски оглянувшись по сторонам, торопливо юркнула в калитку. Веником смела снег с нижнего крылечка. Поставила сумку. Найдя лопату в дровянике, быстро разгребла сугробы. Благо двор оказался не большим и работы оказалось мало. Лопату убирать не стала, приставив к крыльцу. Вечером она решила разгрести дорожку. Девушка понимала, что снег будет идти еще не раз, а мужчина долго не сможет разгребать его сам. Потопав сапожками на нижнем крылечке, стряхнула с них снег и вошла в дом. Зотов, слегка повернув голову, глядел на нее. Девушка выложила на стол покупки. Деловито сказала:
        - Вот лекарства: таблетки, порошки, мазь и раствор фурациллина. Я в зале печь истоплю, а то как бы не померзло все в подполе. В кухне еще тепло. Сготовлю еду на газу, а вечером и здесь протоплю подтопок. Дрова сейчас принесу, чтобы потом не искать ощупью. Вы подумайте пока, что приготовить? Надо бы что —то легкое, диетическое…
        Женька вновь накинула его ватник и выскочила за дверь. Натаскала дров к обоим печкам и затопила в горнице голландку. Повесив ватник на крючок в прихожей, вернулась к дивану. Зотов сказал:
        - В морозилке окорочек куриный лежит. В столе лапша, а остальное, смотри на кухне сама. Морковь в подполе. Вход туда у печки под половиком.
        Через час печь была истоплена, а на табуретке перед больным дымилась тарелка горячего куриного супа, лежал черный хлеб и стояла кружка со свежим морсом. Сергей с трудом сел на диване. Привалился к спинке и замер на несколько минут, приходя в себя от затраченных усилий. Женька видела, как он прикусывает губы, чтобы не застонать. Попыталась протестовать, но он устало ответил:
        - Я сам управлюсь. Тебе домой надо. Спасибо.
        - Тогда я пошла. Вечером забегу.
        Кареева выглянула сквозь щель на улицу. Вокруг не было ни души. Она не боялась, что ее увидят из окон: нагребенные грейдером сугробы позволяли людям из домов напротив видеть лишь крыши проезжавших машин. Дом слева пустовал несколько лет, а из правого Карееву увидеть не могли, так как он стоял на значительном удалении. Между домами стояли плодовые деревья и шикарные вишенники.
        Торопливо выскочила на дорогу. Быстро добралась до дома. Помогла матери с салатами —винегретами, постоянно переговариваясь о разных мелочах. Отец, пришедший домой с работы в два часа, приволок небольшую елочку и Женька тут же принялась ее наряжать. Несколько нижних еловых веточек сломила и вынесла на улицу, сделав вид, что они лишние.
        После четырех часов начало темнеть и Женька принялась поглядывать на часы. Родители легли отдохнуть в спальне перед новогодней ночью, чтобы потом спокойно сидеть у телевизора, а не дремать. Девушка не находила себе места. Просмотрела по телевизору какую —то комедию, но на душе веселее не становилось. Мысли о Зотове не отпускали. Едва пробило шесть вечера, как она начала собираться. Тщательно накрасилась, надела новый костюм. Повесила на шею ленту из блестящей мишуры. Выглянувшая в кухню мать, разбуженная ее шагами и шорохами, улыбнулась и осмотрела дочь со всех сторон:
        - Никак кавалера нашла, раз торопишься! В полночь —то придешь домой, чтоб Новый Год встретить или с подружками отгуляешь?
        Дочь покраснела, застегивая сапожки:
        - Как получится. Вы не ждите. Встречайте без меня. На всякий случай, с наступающим! Папаню поцелуй за меня!
        Выскользнула за дверь. Прихватила воткнутые в сугроб еловые веточки с собой. На улице было пустынно и тихо. Лишь в паре домов на всей улице горел свет. В остальных окнах стояла темнота. Она проскользнула в знакомую калитку, не звякнув щеколдой. Положила ветки на крылечко. Точно так же выбралась назад и откидала снег с дорожки. Женька знала, что сейчас ее никто не увидит. Все готовятся к встрече Нового года: готовят, убираются или просто спят.
        Обметя ноги, тихо вошла в дом Зотова. Прошла вперед и зажгла свет. Сергей сидел, привалившись затылком к спинке дивана, с укрытыми одеялом ногами и тяжело дышал. Поглядев на девушку и еловые веточки в ее руке, глухо произнес:
        - Мне уже лучше. Я все потихоньку сделаю сам. За заботу спасибо. Сегодня Новый Год. Иди встречай, нечего тебе со мной сидеть…
        С усилием сбросил одеяло с ног и попытался встать. Женька, бросив лапки на табуретку, положила руки ему на плечи и удержала. Заглянула в темные глаза:
        - Не надо, дядя Сережа! Пожалуйста. Вам нельзя… - Присела на диван рядом. Сложила руки на коленях. Опустила голову и тихо сказала: - Не гоните меня. Ведь вы ничего не знаете… или не хотите знать. Вы никогда не замечали меня. Я понимаю, что для вас являюсь соплячкой, но с четырнадцати лет я не свожу с вас глаз. Я люблю вас, дядя Сережа!
        Она замолчала. Не глядя на Зотова, встала. Как —то устало принялась растегивать пуговицы на пальто. Повесила его рядом с курткой мужчины. Вернулась в кухню. Накинула фартук на нарядный костюм. Нашла банку. Налила воды и поставила еловые веточки в нее, украсив снятой с шеи мишурой. Поставила на стол и в кухне стало нарядно. Женька быстро взглянула на Сергея, не решавшегося повернуть голову в ее сторону и продолжавшего сидеть на диване. Твердо добавила:
        - Не пугайтесь! Когда вам действительно станет легче, я уйду, чтобы не мешать. А сейчас не гоните, я все равно не брошу вас в таком состоянии. К тому же сегодня Новый год, а его нельзя встречать в одиночестве. - Зотов молчал от изумления. Женька отвернулась, чтобы он не увидел ее глаз, наполненных слезами: - Я в кухне печь истоплю, сготовлю вам праздничный ужин, какой —нибудь салат и что —нибудь вкусное на завтрак…
        Вымыла несколько картофелин и морковку со свеклой. В алюминиевой кастрюльке поставила на плиту. Рядом поставила вторую кастрюльку с яйцами. Забила дрова в подтопок и разожгла огонь, стараясь не поворачиваться к мужчине лицом, по которому текли слезы. Справилась с собой. Украдкой стерла мокрые полоски. Пальцем проверила не потекла ли тушь. Судорожно вздохнула, пытаясь успокоиться.
        Подойдя к столу, принялась чистить картошку и лук. Поставила на плиту сковородку, чтобы пожарить кусочки куриного филе, обваляного в яйце и сухарях с сыром. Возилась у плиты, обжаривая лук, филе, помешивала соус и жарившуюся картошку. Довольно долго стояла тишина. Мужчина хрипло спросил:
        - Женя! То, что ты сказала, это правда? Может, тебе только кажется?
        Она обернулась и спокойно произнесла, глядя в карие глаза:
        - Не кажется. Это правда.
        Он опустил глаза и теперь смотрел себе в ноги. Тихо сказал:
        - Но ведь я больше чем на двадцать лет старше тебя, девочка! Я ровесник твоей матери…
        - Ну и что? Разве это имеет значение?
        Зотов замолчал надолго. Женька позвякивала кастрюльками и сковородками на плите. Перемыла посуду, вымела пол, помыла руки и подошла к нему:
        - Куриное филе с картошкой через минуту будут готовы. Я потом салат приготовлю.
        Сергей предложил:
        - В столе, в углу, бутылка шампанского. Я к Новому году брал. Захвати с собой и беги. С девчонками выпьете. Праздник все же. Чего тебе с больным мужиком сидеть? На сегодня ты все сделала. Не надо никакого салата. Иди, встречай Новый год…
        Девушка упрямо покачала головой, ставя тарелку ему на колени:
        - Я же сказала, в новогоднюю ночь человек не должен быть один. В час ночи я уйду.
        Зотов не рискнул спорить и принялся за еду. Отметил про себя, что девушка готовить умеет. Женька присела у стола, принимаясь чистить горячую картошку, морковь, свеклу и яйца. Мужчина заговорил:
        - Поешь. Открой шампанское для себя, раз уж решила со мной праздник встречать.
        Она слабо улыбнулась:
        - Я есть не хочу, дома поужинала. Вино открывать не буду. Целую бутылку шампанского мне одной не осилить, а вам пока нельзя, так что пусть стоит для другого случая. Можно и без него встретить праздник достойно.
        Быстро порезала салат, время от времени спрашивая у Зотова, где находится тот или иной нужный ей продукт. Она понимала, что он тоже готовился к Новому году и наверняка закупился. Так оно и оказалось. Вместо одного салата, Женька сделала три. Помыла грязную посуду. Тщательно протерла руки. Подмела пол в кухне и сняла фартук. Немного смущенно поглядела на наблюдающего за ней мужчину:
        - Надо бы взглянуть на рану у вас на лбу и, если вы не против, осмотреть вас. Мне не нравится, как вы дышите. Жаль, стетоскопа нет, но можно и без него обойтись. Слух у меня, слава Богу, хороший!
        Зотов молчал, положив голову на спинку дивана. Женька помыла руки с мылом. Встала коленями на диван рядом. Отмочила салфетку купленной днем перекисью и внимательно осмотрела рану. Сергей закрыл глаза, чтобы не видеть высокую девичью грудь, обтянутую кофточкой, на уровне своего лица. Зотову стало лучше и… сложнее не замечать девичью красоту. Женька в эту минуту была ослепительна. В небольшой вырез виднелась светлая кожа. На длинной шее билась тонкая вена. Свет от лампочки падал ей в спину и тщательно убранные в прическу волосы золотились, словно пронизанные солнечным светом. Она чуть прикусила нижнюю губу, стараясь не причинить ему боли. Мужчина чувствовал легкие прикосновения тонких пальцев, удивляясь их бережности. Она промыла рану, но мазь накладывать не стала. Вновь присыпала стрептоцидом и прикрыла марлевой салфеткой. Сообщила:
        - Уже подсыхает по краям.
        Взглянула в лицо мужчине. Женьке показалось, что Сергей заснул. Поколебавшись, принялась медленно расстегивать пуговицы рубашки на его груди. Зотов неожиданно поймал ее руки здоровой рукой и открыл глаза:
        - Не надо!
        Девушка вздрогнула:
        - Я только осмотрю вас! Это чисто профессиональный интерес. Вы дышите слишком тяжело и я думаю, тут дело не только в сотрясении мозга. - Он отпустил ее кисти, продолжая наблюдать. Женька распахнула его рубашку. Заметно покраснела от вида смуглого мужского торса и попросила: - Вы не могли бы лечь?
        Зотов медленно опустился на диван. Девушка слегка придержала его за здоровое плечо и голову. Поправила одеяло. Кровоподтек под ребрами насторожил. Она подняла голову:
        - Дядя Сережа, вам снимок грудной клетки делали?
        - Нет. Только посмотрели. Рентген делали на голову и руку. У меня все тело болело, так что нельзя было понять, где сильнее. Потом даже майку не одели. Да и сейчас болит, если честно.
        Она серьезно и уже безо всякого смущения сказала:
        - У вас на груди справа здоровенный синяк. Они что, вас ногами били?
        - Саданули раза четыре…
        Женька легонько коснулась синяка. Посмотрела Зотову в глаза:
        - Дышать тяжело? Боль сильная?
        Он попытался объяснить:
        - Вздохнуть полной грудью не могу. Словно что —то мешает. Попробовал пару раз вздохнуть, словно током пронзило всего. Повернуться на этот бок тоже не могу. К боли вроде притерпелся. Она постоянная, такая ноющая…
        Кареева посерьезнела еще больше. Попросила:
        - Я попробую пальцами установить, сломано ребро или нет. А вы, если будет очень больно, сразу же скажите. И попробуйте запомнить, где именно.
        Девушка осторожно, подушечками пальцев, начала вести по ребру. Ее лицо стало сосредоточенным и строгим. Зотов вдруг резко дернулся и охнул, а Женька сама почувствовала место перелома. Она убрала руку и сказала:
        - У вас точно сломано ребро, как я предполагала. Вот почему вы так дышите. Я сейчас вызову «скорую», вам сделают рентген. Если есть смещение, поставят ребро на место.
        - Загипсуют?
        - Чаще накладывают лонгету, а сверху повязку из эластичного бинта.
        - Ты сама можешь установить, на месте ребро или нет?
        - Могу пальцами. Знаю, что плевра не пробита. Но это очень больно, а я не могу сделать вам даже обезболивающее. Нет ни лидокаина, ни новокаина.
        Сергей решительно попросил:
        - Не то перенес. Давай, действуй! Я смотрю, ты разбираешься. Доктора праздник отмечать начали. Им не до меня! Да и не хочу я к ним ехать…
        Женька слегка побледнела и отстранилась:
        - Вам надо лечь ровно. Я уберу подушку. Потом вы будете лежать на возвышении и потребуется несколько подушек.
        - Принесешь из спальни…
        Он с трудом вытянулся на диване. Девушка присела рядом на краешке дивана и снова провела пальцами по сломанному ребру. Нашла участок с переломом. Осторожно ощупала его. Зотов молчал, лишь торопливо дышал. Женька взглянула мужчине в побледневшее лицо, покрытое испариной. Заглянула в почерневшие от боли глаза. И не удержалась, провела рукой по небритой щеке и лбу, стирая пот. Откинула пальцами волосы со лба. Сообщила тихо:
        - Смещения вроде бы нет… Господи, может стоит вызвать «скорую»? Вам больно…
        Сквозь частое дыхание раздалось хриплое:
        - Не надо «скорой»… Сможешь эту лонгету сама поставить?
        Девушка кивнула:
        - Смогу, конечно. Гипс нужен.
        - Гипс есть. Я печку в зале осенью гипсовыми бинтами обматывал. Осталось с десяток. Лежат в чулане в мешке на полке. Как войдешь, сразу увидишь. Хватит?
        Женька кивнула. Наклонилась. Осторожно положила голову ему на грудь, опираясь руками в диван по бокам и касаясь его тела. Прислушалась:
        - Дышите… - Зотов вздохнул несколько раз, с трепетом чувствуя на коже ее теплые, мягкие волосы, нежную кожу щеки и легкое дыхание. - Не дышите… - Она подняла голову и устало сказала: - Вроде бы все в порядке, но снимок сделать все же надо.
        Сергей возразил:
        - Ничего больше не надо, только загипсуй, раз умеешь. Ну что толку? Увезут, сделают снимок, опять привезут. Лишние мучения. На разу надо было…
        Женька махнула рукой, понимая его правоту:
        - Была не была!
        Она вновь накинула фартук. Принесла гипсовые бинты и положила их размачиваться в большой миске с теплой водой. Осторожно сняла рубашку с Зотова. Слегка отжав бинт, медленно начала раскладывать его на груди мужчины, захватывая бока и старательно разглаживая. На этот бинт наложила еще один и еще парочку. Получился как бы щиток, закрывавший Зотову часть живота и грудь до половины. Девушка спросила:
        - У вас широкие бинты есть, чтобы примотать лонгету?
        - Нет. Полотном можно замотать?
        - Можно.
        - Тогда сходи в зал. На верхней полке в шкафу лежит старая простыня. Разорви ее.
        Женька так и сделала. Помогла ему сесть на диване и ровно прибинтовала щиток, каждый раз, при витке, невольно обнимая мужчину. Ее волосы пахли ромашкой и щекотали ему лицо. Когда она закончила, Сергей облегченно вздохнул:
        - Ты настоящий врач. Спасибо, Женя!
        Она как раз споласкивала миску от остатков гипса:
        - Не за что. В будущем это мой профессиональный долг, а пока не говорите никому, как я вас лечила. Меня за такое могут выгнать из института. Я же не имею права…
        - Не скажу. У тебя какая специализация?
        - Хирургия.
        Девушка помогла ему одеть рубашку, присев боком на диван. Застегнула предпоследнюю пуговицу на груди, но рук не убрала. Маленькие ладони слегка подрагивали. Зотов чувствовал это. Она не смотрела ему в лицо. Его сердце неожиданно дрогнуло. Захотелось обнять это стройное молодое тело, прижать к себе. Уткнувшись в волосы, вдыхать ее аромат, но он переборол себя. Накрыл обе ее ладони здоровой рукой и убрал в сторону. Чувствуя, что голос не повинуется, хрипло сказал:
        - Я стар для тебя, Женя. Стар! Мне сорок второй год пошел. Ты красивая, умная, добрая. Найди кого —нибудь помоложе…
        В ее голосе звучало ничем не прикрытое горе, когда она прошептала:
        - А разве можно любить по заказу?
        Сергей немного помолчал, собираясь с мыслями:
        - Пройдет лет десять, я стану безразличен и ты проклянешь эту минуту. Иди домой, Женя. И больше не приходи. Так будет лучше для тебя. Я потихоньку справлюсь сам.
        Женька неожиданно разревелась, уткнувшись в колени. Косметика потекла черными потоками с глаз. Она вытащила из кармашка кофточки платок. Сквозь слезы сказала:
        - Не гоните меня! Вам все равно нельзя двигаться, пока ребро не срастется. Вы представить себе не можете, как я простаивала возле окна или у калитки часами. Ожидая, когда вы проедете, чтобы хоть на мгновение увидеть. Для меня самыми счастливыми часами были те, что вы провели в разговорах с моим отцом. В те минуты я могла тайком смотреть на вас. Когда моя помощь перестанет требоваться, я уйду сама, раз так противна вам.
        Девушка вскочила и убежала в зал. Зотов растерялся от ее слез. Чувствовал собственную беспомощность и злился. Когда она вернулась с подушками, он нехотя произнес:
        - Я не гоню. Ты сама подумай, хорошо ли это, когда молодая девушка ходит в дом к одинокому и уже не молодому мужчине? Что люди скажут? Думаешь, твои родители одобрят? Мне —то что, а вот тебе каково будет?
        Женька положила все три подушки одну на другую и заставила его лечь. Устроила Сергея поудобнее. Накрыла одеялом, стараясь не встречаться взглядом. Он видел, как по ее щекам текут слезы и не знал, что еще сказать, чтоб успокоить. В голове все перемешалось. В душе бушевала буря. Девушка вытерла слезы и упрямо вздернула подбородок, взглянув ему прямо в глаза:
        - Пусть говорят, что хотят! Вас в таком состоянии я не брошу.
        Он попытался оправдаться:
        - Ко мне медсестру прикрепили…
        Кареева зло сказала, тряхнув челкой:
        - Она два дня не появлялась и не явится! Сейчас праздники. Ваши сослуживцы и те не заглянули. У всех заботы и предпраздничные хлопоты. За это время можно замерзнуть, умереть от боли и от жажды. Я им послезавтра в поликлинике устрою райскую жизнь!
        Зотов слабо улыбнулся, взглянув на ее воинственное лицо. Тут же понял, что она не отступит и может пострадать из —за него. Этого ему не хотелось. Улыбка пропала:
        - Давай договоримся, Женя… Можешь ко мне приходить, но в поликлинику ты не пойдешь. Согласна?
        Женька от неожиданности застыла с открытым ртом. Смотрела на него круглыми глазами с минуту. Подумала и вздохнула:
        - Ладно, не пойду…
        Сергей случайно посмотрел на будильник в углу:
        - Женя, почти полночь. Налей хотя бы морсу обоим…
        Она торопливо расставила тарелки с салатами на табуретке. Присела напротив на табуретку. Поздравили друг друга с наступающим, а через пару минут с наступившим Новым Годом и чуть сопрокоснулись кружками с клюквенным морсом. Отпили понемногу оба раза и поставили кружки на табуретку. Кареева принялась раскладывать салаты по тарелкам. Он наблюдал. Прежде, чем поставить тарелку ему на колени, девушка вдруг наклонилась и поцеловала его в губы. Провела руками по седым вискам. Заглянула в глаза. Отстранилась, твердо сказав:
        - Даю слово, что я ничем больше не выдам своих чувств. Можете не пугаться…
        Зотову показалось, что из него в эту минуту вырвали душу. Он едва не умер от ее поцелуя. С трудом вталкивал в себя еду, не решаясь поглядеть на Женьку. Мужчина страстно желал повторить этот поцелуй, но сам поцеловать ее так и не решился. В половине первого ночи девушка сделала Сергею укол димедрола. Выпоила таблетки. Дождалась, когда лекарство начнет действовать. Поцеловала его, полусонного, еще раз и убежала на танцы. Мужчина почувствовал ее губы, но сон стряхнуть не смог. Душа Женьки пела: «Дядя Сережа разрешил ей приходить».
        Третьего января к Зотову наконец —то пришли трое приятелей с автосервиса. Притащили сумку продуктов, в большинстве салаты и закуски. Сконфуженно извинились:
        - Извини, Серег, что раньше не явились. С этими праздниками так закрутились! Бабы припахали с этой готовкой…
        Он осторожно сел на диване, откинувшись на спинку. Боль в груди стала значительно слабее после наложения лонгеты. Да и голова болела все меньше. Женька старательно выпаивала ему таблетки и продолжала делать вечером уколы. Мужики мигом отметили, что в доме товарища тепло и чисто, а на плите стоит сготовленная еда. Вытряхнули принесенное на стол. Расселись рядом с Зотовым. Колюха Бартенев в упор спросил:
        - Серег, кто прибегал?
        Зотов с трудом сдержал улыбку, представив личико девушки:
        - Знакомая одна приходит. Печку топит, готовит, убирается. Иначе помер бы. Что —то Власыч не заходит…
        Бартенев вздохнул:
        - Болеет он. Грипп подхватил перед самым Новым Годом, да тяжелый! Аккурат тридцатого свалился. Петровна вся извелась. Ничего не помогает! Температурит. Поклон тебе велела передавать. Мы заходили сейчас. Как только дед на поправку пойдет, она забежит. Сетует, что уж больно далеко живешь…
        Мужики просидели около часа, расспрашивали о нападении, о самочувствии. Рассказывали, как провели праздники и что произошло в городе нового за эти дни. Зотов слушал. Приятели ушли, пообещав зайти через пару дней. Он остался один. Долго смотрел в потолок и думал о странной девчонке, не бросившей его в трудную минуту…
        Девушка сдержала слово: в поликлинику не пошла и ни разу больше не показала своих чувств. Убиралась, готовила, с энтузиазмом рассказывала о будущей специальности. Иногда Сергей, забываясь, рассказывал ей о том, чем занимался на севере.
        В городе никто ни о чем не догадывался. Женька каждый вечер убегала из дома. На осторожные расспросы родителей лишь смеялась и отнекивалась. Словно на крыльях летела к дому Зотова. Проскальзывала в калитку, затем по знакомым ступенькам вбегала в дом. Она уже не спотыкалась на крылечке. Сергей, не сознаваясь в этом даже себе, ждал ее прихода и прислушивался, едва только на улице начинало темнеть.
        Он попробовал встать на пятый день после избиения. В голове закружилось, но Зотов не дал себе упасть. Шагнул раз, другой, третий держась вначале за диван, потом за стену. Головокружение вскоре прошло. Мужчина ходил по дому уже пять дней, пытаясь что —то делать одной рукой. Синяки и ссадины сошли и только рука в гипсе да закрытая гипсовым щитом грудь, напоминали о случившемся. Голова болеть перестала и он чувствовал себя значительно лучше.
        Женька вбегала в его дом разрумянившаяся, с горящими глазами и приносила неуловимый аромат свежести. Тишина в доме отступала и Сергей чувствовал, как его душа оживает. В этот вечер она пришла необычайно тихая. Встала у печки, не решаясь шагнуть дальше. Тихо сказала, грустно поглядывая на него:
        - Я завтра утром уезжаю…
        Зотов встал с дивана, едва не застонав от боли в груди, но спросил спокойно:
        - Каникулы закончились?
        Она кивнула, не в силах говорить от тоски, сжавшей душу. Лишь смотрела на него не мигая. Мужчина бодро произнес, хотя не чувствовал в себе этой бодрости:
        - Не переживай. Теперь справлюсь и сам. Я сегодня в больницу ходил, гипс через неделю снимут. Снимок ребра сделали, смещения не было и оно почти срослось. Хирург все допытывался, кто такой мастер, что без снимка лонгету наложил? Я сказал, что это моя тайна. Ты здорово помогла мне, Женя. Спасибо. Я заплачу тебе за эти дни. Сколько? Ты не стесняйся. Студенту деньги пригодятся…
        Чувствовал, что говорит не то и не мог остановиться. Женька вспыхнула от обиды, на глаза навернулись слезы. Крикнула в лицо Сергея:
        - Дурак!
        Развернулась и выскочила из дома. Он слышал, как стукнула дверь крыльца, а затем калитка. Тяжело вздохнул:
        - Действительно, дурак… Влюбленный старый дурак!
        Женька уехала. По вечерам Сергей невольно прислушивался - не раздадутся ли в сенях знакомые торопливые шаги. Он не запирал калитку до позднего вечера. В доме вдруг стало пусто и тихо без ее голоса. Раньше Зотов этого не замечал, а теперь одиночество и тишина давили на него со всех сторон. Целые вечера мужчина бродил по пустому дому, включал телевизор и сразу же выключал. Брал книгу и тут же бросал. Ничто не радовало и не веселило. Ему было откровенно плохо.
        А во снах к нему приходила Женька с искрами в зеленых глазах, то тихая, то озорная. Иногда он просыпался в слезах. Через неделю сняли лангету с груди, а еще через одну гипс с руки. Зотов вернулся на работу. Вначале, чтобы не напрягать руку, справлялся с более легкими работами: ковырялся в электрике, менял карбюраторы. Он стал почти прежним, если бы не тоска по зеленоглазой девчонке. Сослуживцы сразу заметили его задумчивость и грусть в глазах, но не стали расспрашивать, лишь переглядывались и ждали, что расскажет сам. Сергей молчал. Не принимал больше участия «в посиделках» с пивком после работы. Торопился домой, надеясь на чудо. Он ждал ее, хотя и понимал, что девушка не приедет.
        Как —то раз, перебирая старые фотографии, на одной из них он увидел Женьку. Худенький подросток со смешными хвостиками по бокам головы, внимательно смотрел в объектив из —за столба. На переднем плане было фото красивой женщины, но он и внимания на нее не обратил. Зотов взял увеличительное стекло и вгляделся в детское личико - девочка влюбленно смотрела на фотографа. А ведь фотографом был он. Фотографирование когда —то отнимало все свободное время. Это было хобби с детских лет, лишь в последние годы забытое из —за нехватки времени.
        Сергей достал из чулана старые фотопринадлежности и втащил в дом. Закуток за печкой вновь превратился в фотолабораторию. Целую ночь он мучился, пытаясь увеличить детское личико и лишь к утру добился четкого отпечатка. Вернувшись с работы, вставил фотографию в рамку и теперь каждое утро, просыпаясь, видел внимательно —восторженный взгляд Женьки. Здоровался с ней. В выходные подолгу смотрел и мысленно разговаривал.
        В конце февраля, в один из выходнях, затеял уборку в доме, стараясь хоть чем —то занять себя. Разбирая сваленные на этажерке в кухне газеты, наткнулся на старые медицинские рецепты. На них рукой девушки были сделаны пометки, а на обратной стороне одного написан адрес ее общежития. Зотов прошептал, проведя рукой по этим строчкам:
        - Девочка, ты даже не представляешь, какой мне сделала подарок!
        Он писал ей письма каждый вечер и… не отправил ни одного, складывая в коробку. Строчки были полны признаний в любви. Пролетел март. В апреле Сергей не выдержал. Он заправил «Москвич» бензином с вечера и рано утром уехал в Кострому. Долго плутал по улицам, пока встретившийся инспектор ГАИ не объяснил дорогу. Подъехал к серой коробке общежития, но зайти и спросить о Женьке не решился.
        Остановился напротив входа. Сидел в машине и терпеливо ждал, чтобы хоть издали посмотреть на девушку. Он ничего еще не решил. Только после обеда из —за угла показалась знакомая фигурка в сером плаще. Женя шла медленно, придерживая на плече сумку на длинном ремешке. Ее лицо осунулось и похудело. Она не обратила никакого внимания на стоявшую машину и прошла мимо. Зотова словно в сердце толкнули - она же из —за него такая! Торопливо вышел из машины и окликнул:
        - Женя!
        Девушка удивленно обернулась. Зеленые глаза широко распахнулись от неожиданности. Она, шатаясь, подошла к нему. Не веря себе, заглянула в лицо мужчины полными слез глазами и прочтя на его взволнованном лице все, уткнулась Зотову в грудь. Прижалась головой к плечу, обхватив за пояс. Он растерянно поглядел на прижавшееся девичье тело, а потом неуверенно обнял ее. Скороговоркой выпалил:
        - В доме пусто без тебя. Я старый идиот, Женечка! Так не должно быть, но я люблю тебя! Люблю так, что даже рискнул приехать…
        Женька подняла лицо:
        - Почему «не должно»? Ведь я же люблю.
        Он неуверенно спросил, оставив окаменевшие ладони на хрупких плечах и застыл в ожидании ответа:
        - Я хочу спросить, ты выйдешь за меня замуж?
        Она счастливо улыбнулась и рассмеялась таким радостным смехом, что у него в груди все зашлось от восторга. Кивнула несколько раз, снова пряча лицо на его груди. Зотов задыхаясь, шепотом спросил:
        - За старого дурака, ровесника твоих родителей?
        - Да. За любимого моего дурака!
        Девушка подняла глаза и обвила его шею руками, не сводя с него взгляда. Ее лицо медленно приближалось. Она словно просила его о чем —то и мужчина понял. Зотов наклонился, прижимаясь к ярким губам. Они целовались, а мимо проходили студенты и удивленно глядели на эту странную пару. Высокого, не молодого мужчину с седыми висками и их красавицу Женьку, которая пользовалась на курсе репутацией «неприступной крепости».
        Четыре часа вместе пролетели, как одна минута. Они побывали в кафе и покатались по Костроме. Разговаривали обо всем. Не стесняясь говорили о чувствах, переполнявших обоих. Зотов чувствовал, как поет душа. Сергей собирался уезжать, когда сообразил, что не поговорили о самом главном. Женя стояла на крыльце общежития и смотрела на него. Он вышел из машины и снова подошел к ней:
        - Мы не решили, когда сообщим твоим родителям?
        Она немного подумала:
        - Не говори им пока ничего и веди себя, как прежде. На майские праздники я приеду и сама им скажу. Всего две недели осталось.
        Он еще раз крепко поцеловал Женьку и уехал. Пока не скрылся за поворотом, видел ее тоненькую фигурку в зеркале заднего вида, стоящую на крыльце общежития. На душе Зотова наверное впервые в жизни было так радостно. Он попытался что —то напевать, сбился. Начал по новой и снова сбился, но это ничуть не обескуражило. Сергей улыбнулся и невольно взглянул на себя в зеркало:
        - Эх, сбросить бы лет десять…
        Женька приехала на майские праздники, как обещала. Вновь появилась в родительском доме под вечер, исчезнув из общежития сразу после занятий. Мать принялась накрывать на стол, чтобы поужинать всем вместе. Девушка присела на диванчик в кухне и попросила:
        - Папа, мама, я хочу поговорить с вами. В общем, я собираюсь выйти замуж.
        Отец, Алексей Федорович, чистивший чеснок за столом, рассудительно сказал:
        - Конечно, тебе уже двадцать один год вот —вот исполнится и сама можешь все решить, но ведь еще два года учиться надо. Может, стоит повременить, ты ведь не перестарок.
        Дочь покачала головой и слегка улыбнулась:
        - Он не против, чтобы я училась. Я люблю этого человека очень давно. Ни один из вас об этом даже не догадывался. Он тоже любит меня. Мы наконец —то все выяснили…
        Надежда Кузьминична поинтересовалась, накладывая в тарелки пареную картошку:
        - Однокурсник или местный?
        Женька посерьезнела и тихо сообщила:
        - Местный. Я знаю вас прекрасно и знаю, что в некоторых вопросах вы не слушаете ничего, но я прошу вас подумать обо мне. Я люблю его!
        Родители заметно насторожились. Мать застыла с тарелкой в руках возле печки. Отец повернул голову, забыв про чеснок. Алексей Федорович и Валентина Кузьминична переглянулись. Мужчина спросил:
        - И кто он?
        Девушка словно в омут кинулась:
        - Сергей Зотов. Мой «дядя Сережа».
        У матери вылетела тарелка из рук и разбилась. Картошка разлетелась во все стороны. Родители вначале онемели, а потом пронесся дикий шквал воплей:
        - Кто?!? Не бывать этому! Ноги этого старого козла в нашем доме не будет! Ишь, чего удумали! Да он нам ровесник!
        Алексей Федорович обоими руками грохнул по столу:
        - Ну и «подарок» ты нам сделала! Учили, растили на свою голову, чтобы старому развратнику отдать! Мужика захотелось - найди ровню! Сучка! Да я тебе такое замужество покажу, на всю жизнь заречешься! Я ему все кости переломаю!
        - Зимой не убили, так теперь убьем! Не видать ему тебя, как своих ушей!
        Женька встала с дивана и теперь удивленно смотрела на искаженные ненавистью лица родителей. Тех, которых она считала самыми лучшими на свете. Такого ей не могло присниться даже в самом страшном сне. С губ отца и матери слетали такие угрозы и проклятья, что девушка содрогалась от ужаса и страха за Сергея. Оскорбления в собственный адрес до сознания «не доходили». Когда родители остановились передохнуть, она произнесла тихо:
        - Неужели вы не поняли, что я люблю его? Что вы ломаете мне жизнь? Я все равно стану его женой, даже вопреки вашей воле. Это моя жизнь! А если вы посмеете что —то сделать Сергею - я покончу с собой…
        Валентина Кузьминична гневно поглядела на дочь:
        - Можешь убираться в таком случае к своему педику. Об этом весь город говорит. За все годы жениться не мог! Учти, уйдешь и можешь не возвращаться! Спокойной жизни у вас все равно не будет! Как только за порог ступишь - ты нам больше не дочь! Мы тебя проклянем!
        Женька спокойно накинула ветровку на плечи. Натянула туфли. Посмотрела на глядевших на нее родителей и сказала, поднимая не разобранную спортивную сумку:
        - Пусть будет так! Раз вы поставили меня перед выбором - вы или любовь, то я выбираю любовь. Мне жить, а не вам и я хочу любить…
        Вышла в ночь. Вслед понеслись проклятья и ругань. Слез не было, только на сердце появилась пустота. Такой реакции она не ожидала. Думала, что начнут отговаривать, а потом все равно согласятся, не желая делать ее несчастной. Женька шла по улице сжимая ручку спортивной сумки. На душе было плохо. Словно прошлась по тонкому льду от берега до берега и устала бояться полыньи. Назад пути не было. Она поправила ремешок модной сумочки на плече и вошла в калитку Зотова. Поднялась по ступенькам крылечка. Вошла в дом и остановилась у порога. Сергей выглянул из зала. Обрадованно сказал и тут же осекся:
        - Женя!.. Что с тобой? Ты такая бледная…
        И тут же все понял, увидев в ее руке спортивную сумку. Она заметила мелькнувшую на его лице растерянность:
        - Родители выгнали меня из дома, как только я сообщила о тебе. Ты примешь?..
        Он кивнул. Шагнул вперед и начал расстегивать на ней ветровку. Забрал сумочку с плеча, положив на диван. Решительно сказал:
        - Теперь этот дом и твой тоже. Я никому тебя не отдам!
        Женька опустила голову и прошептала:
        - У меня ничего нет, Сережа! Только то, что в этой сумке, на мне и в общежитии.
        Зотов улыбнулся, прижимая ее к себе и поглаживая по волосам:
        - Ерунда! Мы все купим хоть завтра. Не переживай по пустякам. Тряпки не главное. Почему ты заговорила с ними без меня?
        - Я знаю их. В некоторых вопросах они у меня упёртые. Твое появление только подлило бы масла в огонь.
        Зотов взял ее за руку и подвел к дивану. Усадил, поставив рядом сумку. Согрел чайник, постоянно оглядываясь на девушку. Заварил свежий чай, достал из шкафчика коробку конфет, положил в вазочку варенье. Предложил:
        - Я знаю, что тебе тяжело сейчас, но может, все —таки поешь? У меня гречка с котлетами приготовлены.
        Она отказалась, подходя к столу:
        - Не хочется. Вот чаю попью, а то в душе все заледенело. У тебя мяты нет?
        - Есть.
        - Добавь немного в чайник, надо успокоиться.
        Они молча пили чай. Женька переживала случившееся, а Сергей не знал, как ей помочь. Закончив с чаепитием, он взял ее за руку и провел в зал. Усадив на диван, присел рядом и прижал девушку к себе. Она опустила голову ему на грудь, обхватив за пояс и под мерный стук его сердца незаметно для себя уснула. Зотов не шевельнулся ни разу, легонько поглаживая хрупкие плечи ладонью и думая, что они обязательно будут счастливы. Эта девчонка предпочла быть с ним, вопреки воле родителей. Он почувствовал, что им придется много испытать, но знал, что не отступит.
        Звон бьющегося стекла заставил Карееву подскочить и испуганно схватиться за Зотова. Оба обернулись к окну. Развевалась от легкого ночного ветерка занавеска. Осколки валялись на полу и ковровой дорожке. Сергей вскочил и хотел подбежать к другому окну, чтобы посмотреть, кто хулиганит. Женька, по какой —то странной интуиции, успела толкнуть его в сторону висевшего в простенке зеркала. Второе окно тоже разлетелось. По спине пригнувшейся девушки простучали осколки, а мелкий кусочек стекла впился в щеку Зотова. Он ахнул от неожиданности. Кровь потекла по лицу мужчины. Девушка крикнула, прижимаясь к нему и удерживая:
        - Не подходи к окнам! Это мои родители!
        Пальцами выдернула стекло из его щеки и закрыла ранку своим носовым платком. С улицы раздавались грязные ругательства. Женька метнулась к выключателю в углу комнаты и выключила свет. Осторожно подошла к окну. Отец и мать стояли на дороге, потрясая кулаками. В тишине ночи они проклинали ее и Сергея, не стесняясь в выражениях. В домах напротив начали зажигаться выключенные огни. Защелкали калитки.
        Девушка беззвучно плакала в темноте. Когда крики стихли и на улице установилась тишина, она включила свет, принесла веник и совок из кухни. Роняя слезы на осколки, принялась убираться. Щеткой смахнула стекло с подоконника в совок. Подметала пол и тихо плакала. Зотов не пытался ее успокоить, понимая, что она должна пережить это сама. Лишь погладил по плечу и вышел из дома в чулан, где у него хранилось стекло. Вскоре вошел с несколькими вымерянными стеклами. Сергей давно знал размеры и ему не требовалось обмерять раму. Вскоре стекла в оба окна были вставлены. Он подошел к рыдающей на кровати в спальне Женьке и сев рядом, погладил ее по плечам:
        - Не плачь. Не стоит. Они все поймут потом.
        Она подняла голову от подушки. Повернула к нему заплаканное лицо. Села на постели, а потом обхватила его шею руками и закричала:
        - Не поймут! Они сами мне сказали, что в покое не оставят! Сереженька, да зачем я на свет родилась!?! Не будет нам счастья рядом с ними!
        У Зотова сердце зашлось от этого безмерного горя. Он принялся беспорядочно целовать ее мокрое и соленое от слез лицо, шепча при этом:
        - Глупенькая, разве это не счастье, что мы любим друг друга? Я за всю свою жизнь столько не пережил, сколько за эти четыре месяца. Уже не надеялся, что у меня счастье будет, а ты появилась и мир изменился!
        Женька вскоре утихла, лишь изредка, совсем по —детски, всхлипывая и вытирая слезы ладошками. Сергей по —отцовски уложил ее в постель, прикрыв одеялом. Сходил за чаем и напоил, приподняв голову:
        - Ты спи здесь, а я на диване лягу.
        Она грустно улыбнулась:
        - Ты хоть и старше, а глупее меня. Наклонись…
        Едва Зотов склонился, она потянула его к себе и уронила на кровать рядом. Мужчина почувствовал себя весьма глупо и попытался обнять девушку, чтобы взять инициативу в свои руки, но она удержала его за кисти:
        - Не шевелись…
        Приподнявшись на локте, расстегивала пуговицу за пуговицей на рубашке. Целовала его тело, оглаживая руками и говорила сбивчиво:
        - Если б ты знал, как мне хотелось тогда целовать тебя! Все синяки и ссадины…
        Начала возиться с ремнем. Смущенный Сергей возразил, пытаясь отодвинуться:
        - Я сам!
        Она качнула головой, как пьяная:
        - Нет. Лучше сходи и выключи свет, раз стесняешься меня.
        Зотов торопливо вскочил. Рубашка так и осталась лежать на кровати. Женька немного наклонилась вперед и бросила ее на стул у бокового окна. Сергей вернулся в темноте и осторожно прилег рядом. Тонкие руки молча обвились вокруг его шеи. Пробежались по обнаженным плечам. Нежные губы коснулись его обветренных губ. Он рукой нашел в темноте застежки на кофточке Женьки. Кнопки легонько щелкали. Нежная, атласная кожа окончательно свела его с ума. Он забыл обо всем. Исступленно ласкал и целовал ее тело. Девушка не сопротивлялась. Сергей понял, что что —то не так, когда было уже поздно. Он замер и начал вставать. Ее руки обвились вокруг его пояса и потянули к себе. Мужчина все же сумел приподняться на локте. В темноте посмотрел на нее блеснувшими глазами:
        - Почему ты не сказала?.. Ведь я бы не тронул тебя до свадьбы…
        Она, тихонько смеясь, уронила его на кровать:
        - Дурачок! Разве это что —то меняет? Я люблю тебя…
        Зотов впервые опаздывал на работу. Они с Женькой элементарно проспали и проснулись, когда было уже без пятнадцати минут девять. Вечерние тревоги показались при свете чудесного утра такими незначительными и мелкими, что оба даже не вспомнили о них. Зато прошедшая ночь казалась обоим волшебной. Девушка сидела на кровати, завернувшись в одеяло и смеялась, глядя, как Сергей бегает по дому в поисках неизвестно куда исчезнувшей рабочей рубашки. Зотову и самому было смешно, хотя в другое время он бы разозлился или взял из шкафа другую. Он махнул рукой, посмотрев на часы и улыбнулся, глядя на Женьку:
        - Опоздал! Ну и ладно. - Подошел к ней и поцеловал в нос: - Давай одевайся тоже. Я сейчас чайник поставлю, что —нибудь приготовлю, а потом вместе в ЗАГС поедем. Заявление подадим. Паспорт у тебя с собой? Надеюсь, ты не передумала выйти за меня замуж?
        Она лукаво улыбнулась, потянувшись рукой за бюстгальтером:
        - Паспорт в сумке. Ни за что на свете не откажусь от счастья быть твоей женой!
        - Тогда одевайся!
        Заведующая удивленно взглянула на них и что —то промямлила насчет большой разницы в возрасте. Женщину очень удивило их появление и решение. Городок был небольшой и все друг друга прекрасно знали. Женька ответила стихами:
        - «Любви все возрасты покорны…»
        Заявление приняли. Выйдя из ЗАГСа, Зотов взглянул на девушку:
        - Сейчас заедем в мастерскую и я отпрошусь на сегодня. Потом смотаемся в сберкассу, ну а затем прогуляемся по магазинам. Надо купить тебе все, что требуется… - Увидев, что девушка насупилась при последних словах, добавил: - Ну не в моих же рубашках тебе ходить? Теперь ты моя невеста. Жень, ты пойми, в этом нет ничего стыдного. Вот ты выучишься и сама себя сможешь обеспечивать. А пока, раз уж так у нас все получилось, позволь мне купить все, что тебе требуется. Только говори и не стесняйся. Я ведь глуп в таких делах, как выбор женской одежды. Ладно?
        Она кивнула. Зотов уговорил Женьку зайти с ним в автомастерскую. Прежде, чем зайти к начальнику и объяснить опоздание, громко объявил работавшим мастерам, поднявшим головы при их появлении:
        - Разрешите представить всем вам мою невесту - Женю Карееву. Мы только что подали заявление в ЗАГС. Всех приглашаем на нашу свадьбу, которая состоится через месяц.
        Мужики столпились вокруг. Поздравляли. Начальник, Юрий Редькин, услышав шум в мастерской, вышел из кабинета. Услышав, в чем дело, радостно поздравил и отпустил Зотова на весь день, даже не вспомнив, что тот заранее не договаривался. Почти все автослесари знали Женю и теперь удивленно переглядывались. Она смущенно улыбалась, ухватившись обеими руками за ладонь Сергея и кивала в ответ на поздравления.
        Затем они побывали во всех магазинах в центре. Сергей накупил платьев, халатов, нижнего белья, разных мелочей по ее выбору и обручальные кольца. Продавцы с изумлением наблюдали. Напоследок зашли в «Гастроном» и Зотов прихватил бутылку шампанского, объяснив уставшей от примерок Женьке:
        - Надо же нам отметить помолвку!
        Девушка улыбнулась:
        - Ты и так столько денег потратил…
        Он, не смущаясь людей, обнял ее за плечи:
        - Жень, деньги не главное. Я их все готов на тебя потратить. Такого счастья, что я испытываю сейчас, у меня никогда не было.
        Подъехали к дому и остолбенели: ворота были вымазаны дегтем, а на стене дома темнела надпись черной краской: «Зотов - педик, Женька - блядь». Девушка закусила губу до крови, чтоб не разреветься от обиды. Сергей открыл ворота и загнал машину во двор. Зачерпнул воды из бачка, прихватил две тряпки и нож. Вместе принялись смывать со стены грязную надпись. Мужчина был внешне спокоен, а Женька вся кипела от негодования. Наконец не выдержала:
        - Мало того, что прокляли, так теперь еще и жизнь отравляют! Ну что мы им такого сделали? Я считала их умными и добрыми, а они готовы убить, лишь бы не видеть нас вместе. Почему так, Сережа?
        Он дотронулся до ее руки мокрыми, испачканными в краске, пальцами:
        - Ты любишь меня, вот и вся причина. По их понятиям, мы не имеем права на эту любовь. Они не могут примириться с тем, что я их ровесник, а ты их молодая дочь. Они хотели бы видеть рядом с тобой молодого, сильного парня, а не такого старика, как я.
        Кареева горячо воскликнула и даже тереть стену перестала. Повернулась к нему:
        - Но ты же не старик! Я не знаю теперь, как мне к ним относиться? Не могу враждовать, но и быть в состоянии напряжения постоянно тоже не в силах. Больше всего боюсь потерять тебя. Давай уедем после свадьбы? Мне два года учиться. Может, они за это время успокоятся? Потом вернемся. Думаю, ты будешь мечтать о ребенке, но мне надо доучиться, Сережа. Я ведь хотела стать хирургом с детства…
        Сергей потрепал ее по плечу:
        - Об этом и речи быть не может. Ты будешь учиться, сколько потребуется.
        Надпись не стиралась, а напротив дома, на дороге, начал собираться народ. Качали головами, переговаривались вполголоса. Никто не подошел к ним. Зотов принес банку коричневой краски и валиком, демонстративно, закрасил стену до окон. Этой же краской заново покрасил ворота, а заодно и калитку. На все ему потребовалось не более пятнадцати минут. Девушка стояла рядом и покусывала губы. Сергей попытался успокоить Женьку:
        - Я давно уже собирался их покрасить, да все руки не доходили. - Повернулся к толпе: - Ну и что интересного увидели? Эти слова к нам не относятся, просто не хочется дом поганить. Тот, кто их написал, себя в первую очередь измарал…
        Под взглядами толпы, он обнял девушку и направился к калитке. Во дворе легонько коснулся ее волос губами. Вошли в дом. Женька принялась собирать на стол, чтобы пообедать. Она постаралась взять себя в руки, хотя была необычайно молчаливой. Сергей помогал и подсказывал, где что лежит. Девушка молчала во время еды. Принялась неспешно мыть посуду, о чем —то раздумывая. Спросила, посмотрев на стиравшего крошки со стола мужчину:
        - Хочешь, я им тоже дом «украшу»?
        Он подошел и обнял ее:
        - Не надо, Женя. Ведь они твои родители. Извини, но этими словами они лишь себя грязью покрыли.
        - Почему они нам жизнь портят, а я не могу отплатить той же монетой? Мне жаль, что ты страдаешь.
        Зотов погладил ее по голове, словно маленькую:
        - Все потому же - они твои родители. Я стерплю, лишь бы ты рядом была. И если даже не рядом, но я должен знать, что ты моя. Тебе когда уезжать?
        - Через четыре дня. Надо бы билет заранее купить.
        - Не надо. Я увезу…
        За пять дней город превратился в жужжащий улей. Кто —то принял сторону Женьки и Сергея, кто —то поддерживал ее родителей. Кто —то шептал в спину «сука и проститутка», а кто —то с улыбкой подравлял и говорил «молодец, если любишь - борись». И Женька боролась, как могла. Она не опускала головы, идя по улицам. А ходить в центр приходилось каждый день. Требовался хлеб, молоко, другие продукты. Зотов попытался взять покупки на себя, чтоб она не слышала грязных слов, но Женька отказалась. На плевки вслед и шипение лишь гордо улыбалась. Ее родители «поливали» их имена грязью, не стесняясь в выражениях. Мужики в автомастерской откровенно сочувствовали Сергею:
        - Ну и тещу ты себе выбрал, сущего Змея Горыныча!
        Зотов махал рукой:
        - А я не на ней женюсь. Вот поженимся и смирятся.
        Старый мастер, которого все звали Власычем, не был так уверен. Покачивая головой, склонился над открытым капотом очередной машины и сказал задумчиво:
        - Они дочь родную в грязи вываляли, так что не надейся на добрый исход. Валька злющая баба и злопамятная. Кареевы вам крови еще попортят, помяни мое слово…
        Сергей пожал плечами, возясь с электропроводкой:
        - Время покажет. В конце концов, мы не в одном доме живем. Жене, конечно, тяжело - родители все же, но и она со временем успокоится. Мы враждовать не собираемся.
        Когда праздники закончились, Сергей увез невесту в Кострому. Всю дорогу они пытались найти решение, как дальше вести себя с ее родителями, но так ничего и не решив, решили вначале посмотреть, что будет дальше. Зотов долго целовал невесту возле дверей общежития. Потом развернулся и уехал.
        Через неделю студентку Карееву вызвал к себе декан. Попросил присесть и с минуту разглядывал чуть грустное лицо Женьки через очки. На худощавом лице застыло странное выражение. Немного помявшись, достал из ящика стола распечатанный конверт. Не глядя в лицо, сказал:
        - На вас поступила грязная кляуза. Я не верю в то, что здесь написано, так как знаю вас уже три года. Никакого разбирательства по этому письму не будет, но я хочу, чтобы вы знали. Вот прочтите…
        Протянул конверт через стол. Женька лишь взглянула на почерк, но брать в руки не стала, покачав головой:
        - Не надо. Я догадываюсь, что там написано. Это писали мои родители. Выслушайте меня, Николай Степанович…
        Женька рассказала Ольховскому все, вплоть до стены, измазанной дегтем. Она даже не стала скрывать то, как лечила избитого мужчину, хотя знала, что ее могут исключить. Декан слушал внимательно, ни разу не перебив ее. Потом взял письмо. Мелко порвал и сжег в пепельнице:
        - Считайте, что этого письма не было. Если появятся новые письма, с ними я поступлю так же. Насчет лечения, вы все сделали правильно и я горжусь, что в вас живет отзывчивость и сострадание. Можете идти.
        Женька пошла к двери, но декан вдруг остановил ее тихим смехом. Она обернулась. Николай Степанович стоял у стола и лукаво улыбался:
        - На свадьбу —то хоть пригласишь? С твоим Зотовым я бы хотел познакомиться. Сильный мужик! Да и ты не слабая…
        Он впервые назвал студентку на «ты». Кареева сильно смутилась. Покраснела и заулыбалась:
        - Приглашаем и вас и Нелли Николаевну. Мы будем рады, если вы приедете. У Сергея никого нет, кроме меня и двух дальних родственников.
        Ольховский шлепнул ладонью по столу:
        - Ловлю на слове! Когда свадьба?
        - Четвертого июня.
        - Обязательно будем.
        Письмо оказалось не единственным. Из областной прокуратуры через несколько дней приехала комиссия в составе трех человек «по факту аморального поведения студентки Кареевой». Декан провел их в свой кабинет и рассказал историю любви Женьки и Сергея. Показал ее характеристику, подписанную профессорами института, дал личную оценку студентки. Он не позволил даже беспокоить Карееву, сказав председателю комиссии:
        - Не осложняйте ей жизнь! Девочке и так нелегко. А «на носу» сессия…
        Следователи старательно записали все сказанное, чтобы в будущем иметь доказательства. Декан и его заместители подписали документы. Отозвавшись весьма нелестно о подобных родителях, комиссия собралась уезжать. Попрощались с Ольховским и направились к двери, вздыхая. Председатель неожиданно обернулся и откровенно спросил декана:
        - Может нам завести теперь дело на ее родителей? Факт клеветы налицо.
        Ольховский задумался, а потом произнес:
        - Если вы возбудите против них дело, Женя в глазах всего города окажется виноватой. Вы же знаете эти маленькие городки! Лучше придумайте что —нибудь другое, чтоб они замолчали, а то ведь наш институт комиссиями замучат.
        Представитель прокуратуры кивнул:
        - Мы найдем на них управу…
        Через неделю помощник районного прокурора лично принес Кареевым квитанцию на крупный штраф и в самой строгой форме предупредил о наказании за клевету. Алексей Федорович и Валентина Кузьминична заметно испугались. Представитель закона ознакомил их с пришедшим постановлением областной прокуратуры, а напоследок сказал:
        - Если до прокуратуры вновь донесется весть, что вы распространяете грязные слухи про Карееву Евгению Алексеевну и Зотова Сергея Ивановича, штрафом вы уже не отделаетесь. Вам будет грозить лишение свободы сроком от года до трех лет.
        Кареевы притихли. На расспросы о дочери отмалчивались. В тюрьму не хотелось. Но это было затишье перед бурей…
        На свадьбе родители Женьки не появились, хотя Сергей послал им официальное приглашение. Зато приехал Ольховский с супругой, ее подружки, пришли дальние родственники Сергея и все сотрудники автомастерской с женами. Эти женщины накрывали столы и готовили угощение по просьбе Зотова. Декану и его жене Женька предложила быть ее посаженными родителями, раз уж родные не пришли. Николай Степанович улыбнулся и согласился:
        - Только мы ведь не знаем, что делать?
        - Об этом спросите Власыча, они с Петровной будут посаженными родителями Сережи. А я и сама не знаю, что надо делать.
        Ольховские отправились к старику, чтобы порасспросить. Обычай объяснила Петровна:
        - Мы с Нелей хлеб —соль на полотенце вынесем, а вы просто рядом стойте.
        Власыч быстро сообразил:
        - Ну, что Степаныч, кумовья мы теперь с тобой! Пойдем —ка, да вздрогнем по рюмашке!
        Декан улыбнулся и согласился. Петровна заворчала на деда, но Нелли Николаевна подхватила ее под руку и отвела в сторонку, расспрашивая о старинных свадебных обрядах. В конце разговора новоиспеченные кумушки тоже выпили по рюмочке домашней вишневой наливки.
        В соседском доме Женька переоделась в белое платье. Подружка смастерила ей красивую прическу и заколола фату, чтоб не сдуло. Отсюда она и поехала в Дом Культуры, где проходили свадебные торжества. Проезжая мимо родительского дома, попросила шофера остановиться:
        - Погуди, пожалуйста.
        Тот сигналил минуты три, но ни в окнах, ни в калитке никто не появился. Женька немного сникла, потом подняла голову и сказала:
        - Поехали!
        Возле Дома Культуры ее уже ждали посаженные родители и Сергей. День был солнечным и теплым, Женька радостно улыбалась. Перед входом стояла огромная толпа. Зотов подошел и протянул ей согнутую в локте руку. Они вошли внутрь.
        Процедура длилась всего полчаса. Мужем и женой они вышли на улицу и поклонились толпе по обычаю. Как вдруг Женьку что —то больно ударило по ноге, а на подоле ее белоснежного платья появилось огромное черное пятно. Она удивленно посмотрела на толпу и спросила:
        - За что?
        Ольховский среагировал мгновенно:
        - Женя, неужели ты позволишь испортить себе праздник? Свидетели опуститесь на нижнюю ступеньку и присядьте. Власыч, мы с тобой присядем по бокам от жениха и невесты. Женя, улыбайся! Сейчас нас сфотографируют, а ты должна быть самой красивой и счастливой!
        Женька улыбнулась с полными слез глазами. Так она и получилась на первом снимке. Зато второй снимок был уже без слез, она успела их стереть платком Нелли Николаевны. Жена декана была возмущена до глубины души. Едва закончили фотографировать, как она подошла к толпе:
        - Как вам не стыдно? Женя и Сергей ничего плохого вам не сделали. Они виноваты лишь в том, что полюбили друг друга. Вас задевает их разница в возрасте? А ведь это не ваше дело! Я считала, что люди в глубинке более человечны и мудры, а вы оказались волками даже по отношению друг к другу.
        Ольховская отошла, а по толпе пронесся ропот. Слова женщины многих задели за живое.
        Трижды машине перегораживали путь и трижды Женька сжималась в ком, боясь получить в стекло камень. Она закрыла окна, несмотря на жару и Зотов понял ее страх. Свидетели весело откупались водкой, пирогами и конфетами. Одну машину с посаженными родителями отправили домой, а на двух поехали кататься. В первой находились молодые и их свидетели, а во второй сидели четверо крепких ребят из мастерской, на всякий случай прихватившие с собой монтировки. Зотов и сам остерегался подвоха со стороны тестя и тещи, а родовая у Кареевых была многочисленной. Но все прошло нормально.
        Откатавшись положенные два часа, они подъехали к дому. Изрядно «нагрузившиеся» наливкой декан и Власыч все перепутали и вынесли хлеб сами, начисто забыв про вышитое «петушками» полотенце. И под возмущенные крики женщин:
        - Это наша обязанность! Куда это вы пошли?
        Приблизились почти к самой машине. У Жени и Сергея хватило ума не выходить в этот момент. Они сидели и смеялись над неуверенными движениями стариков. Нелли Николаевна и Петровна, вцепившись мужьям в пиджаки, наконец —то оттащили их назад к распахнутым воротам и потребовали:
        - Отдавайте каравай!
        Те нехотя расстались с хлебом и встали по бокам жен, незаметно перемигнувшись. Народу возле дома собралось много и над «комедией» смеялись все. Выбравшихся из машины молодых осыпали зерном и полевыми цветами. От каравая Женька откусила такой «кусочек», что едва не подавилась. Петровна хихикнула:
        - Ох, быть тебе, Сергей Иванович «под каблуком»!
        Невеста, прожевав, возразила:
        - А мы на равных будем!
        Сергей подхватил ее на руки и внес в дом. Приподняв над накрытыми столами, пронес на предназначенные им места. Начали рассаживаться и остальные гости.
        Свадьба шумела до глубокой ночи. То и дело гости кричали:
        - Горько!
        И Сергей горячо целовал молодую жену.
        На другой день он проснулся раньше всех и заметил что —то болтающееся за стеклом. Зотов осторожно встал, чтобы не разбудить жену, оделся и вышел на улицу. Перед окном, повешенная за шею, болталась кукла, одетая в костюм жениха. Мужчина влез на завалинку и сорвал игрушку. На груди у нее была записка: «С тобой будет тоже самое». Сверху заметил в крапиве вторую куклу, одетую в белое платье. Видимо она оборвалась. Сергей вытащил ее: вся грудь невесты была залита красной краской. Он хотел спрятать куклы, чтобы потом потихоньку сжечь, но окно вдруг распахнулось. Выглянула растрепанная голова Женьки. Она спокойно взглянула на игрушки в руках мужа и уверенно сказала:
        - Это мои дядьки сделали. Братья мамы. Я эти куклы у них в домах видела не раз. Брось их и иди ко мне.
        Зотов усмехнулся:
        - Я тебе еще не надоел?
        Женька рассмеялась и промычала, покачав головой из стороны в сторону:
        - Не-а!
        На третий день Сергей повез молодую жену и Ольховских в Кострому. Нелли Николаевна «пилила» мужа за то, что перебрал накануне перцовой настойки и всю ночь не давал ей спать, бегая во двор через каждые полчаса. Николай Степанович в долгу не оставался и спрашивал про вкус вишневой наливочки. Деканша наконец расхохоталась:
        - Ох уж эта хитрая Петровна! Подливает и подливает, ну я потихоньку и нализалась. Сергей Иванович, а вы ее сами делали?
        - Сам. В прошлом году вишни очень много было. Я сделал шесть десятилитровых бутылей. Словно чувствовал!
        - Извините за любопытство, на свадьбе все шестьдесят литров выпили?
        - Тридцати не осилили! Я вам в подарок захватил трехлитровую банку наливки. Если не возражаете, конечно.
        - Да такой наливкой можно самых взыскательных гостей потчевать!
        Зотовы подвезли Николая Степановича с женой к дому. Декан подошел к Сергею и протянул ему листочек:
        - Если будет надобность во мне, вот телефон. Звоните, не стесняйтесь. Женечку на практику я планирую взять в свою группу. Она, как я думаю, станет очень хорошим врачом. Я ведь по профессии хирург и до сих пор оперирую.
        Нелли Николаевна тоже не осталась в стороне:
        - Мы прекрасно провели время у вас. Давно уже так не отдыхала! Передайте Петровне, чтобы приезжала ко мне в гости. Я тоже найду, чем ее напоить! Хочу попросить вас, Сергей Иванович. Не могли бы вы передать через Женю рецепт вашей наливки?
        Зотов улыбнулся:
        - Передам.
        Он вручил жене декана банку с наливкой, попрощался с Ольховскими и повез жену к общежитию. Не успели подъехать, как на крыльце появились все многочисленные жильцы во главе с комендантом. Не слушая возражений Зотова, их просто внесли в холл, где стояли накрытые столы. Усадили рядом и предупредили:
        - Можете не пить, здесь никто заставлять не будет. А вот посидеть часок —другой вы просто обязаны. В этом году ваша свадьба первая.
        Едва расселись, как хор из двух сотен глоток гаркнул:
        - Горько!
        Сергей наклонился к уху Жени:
        - Ты знала, что так будет?
        Она улыбнулась:
        - Догадывалась!
        Студенческая свадьба гудела. Сергея и Женю поздравляли со всех сторон, а один из ребят, наклонившись к уху жениха, прошептал:
        - Ты самую лучшую девчонку из группы увел. У нас все ребята рады были бы ее за себя взять. Береги ее!
        - Обязательно!
        Студенты вручили молодым свой подарок - шикарную детскую коляску немецкого производства. Женька слабо пискнула от удивления и смущения. Оказалось, что к подарку «приложили руку» и профессора.
        Сергей среди студентов тоже почувствовал себя молодым. И когда их потащили танцевать, он «выдал» такое, что молодежь остолбенела, а потом принялась яростно свистеть и хлопать. Хотя Зотовы не выпили не рюмки, они веселились от души. Гулянье затянулось до позднего вечера. Комендант уговорила Сергея остаться до утра, предоставила молодым свою комнату, а сама ушла ночевать к студентам.
        Сергей выехал в пять утра и полвосьмого был уже дома. Полдевятого Женя вошла в деканат с тяжелой сумкой. Все профессора были в сборе. Она поздоровалась:
        - Здравствуйте! На днях я вышла замуж за человека, которого люблю. А вчера в общежитии наша свадьба была отпразднована еще раз. Мы с мужем знаем, что и все вы участвовали в ее организации. Мы хотим сказать вам огромное спасибо и просим выпить за наше счастье. Эту наливку мой муж делал сам.
        В дверях появился Ольховский и добавил:
        - И отличная, надо сказать, наливка!
        Женька, поставив пятилитровую бутыль на стол, встала в сторонке и принимала поздравления преподавателей. Потом тихонько ушла. Все сразу же столпились возле бутыли. Вездесущая Мария Всеволодовна, преподаватель на отделении «Стоматология», вытащила пробку и понюхала:
        - Запах умопомрачительный! Свежей вишней пахнет.
        Николай Степанович заметил:
        - Чем нюхать, лучше попробуйте!
        - А занятия?
        - А вы чуть —чуть. Я разрешаю. Ну, а уж остальное только после занятий.
        Все потянулись к бутыли с рюмочками и стаканчиками. Пробовали и ахали:
        - Ни один покупной ликер не сравнится с этой наливкой! И вишни на дне!
        Декан опять подал голос:
        - Моей жене обещали дать рецепт.
        Мария Всеволодовна умоляюще посмотрела на него:
        - Надеюсь, Николай Степанович, вы не собираетесь держать его в тайне?
        - Не собираюсь. Между прочим, занятия уже пять минут назад начались. Студенты ждут…
        Все мгновенно разбежались по аудиториям.
        Евгения Зотова сдала сессию на «отлично» и действительно попала на практику к профессору Ольховскому. Чаще всего, для ассистирования особо сложных операций, он брал ее. Учил на практике. Потом доверил делать операции самостоятельно, а сам лишь наблюдал и время от времени что —то подсказывал. Женька прекрасно справлялась. Каждую субботу к ней приезжал муж и подружки на ночь исчезали из комнаты, чтобы предоставить им свободу. И каждый понедельник, регулярно, Ольховский бранил ее:
        - Почему к нам не пришли? Ведь у нас целых две свободных комнаты. И что вам далось это общежитие? На вашей свадьбе я был твоим посаженным отцом. Я ведь теперь не чужой тебе. И Неля обижается, что редко бываешь. Прости старика, но привязались мы с женой к тебе!
        Женька, чувствуя себя виноватой, слабо оправдывалась:
        - Да не хочется вас тревожить. У вас и своих забот хватает.
        Сергей приехал к ней весь белый и в поту. С трудом выбрался из машины. Женька подбежала к нему:
        - Сережа, что случилось?
        - Что —то мне плохо. В правом боку болит со вчерашнего вечера. Всю ночь рвало. По дороге тоже часто останавливался. Еле доехал…
        Слабо улыбнулся:
        - Ты ведь доктор у меня. Вылечишь…
        И рухнул без сознания прямо к ней на руки. Женька с трудом удерживая тяжелое тело мужа, дико закричала:
        - На помощь!
        Мгновенно из дверей общежития выскочило несколько человек. Зотова внесли внутрь, а Женька вызвала Ольховского по телефону. Тот сразу же примчался в общежитие. Взглянув на белое лицо Жени и узнав, что Сергей успел ей сообщить, скомандовал:
        - Немедленно в операционную при институте. По всем признакам у него острый аппендицит.
        Обернулся к Женьке:
        - Ты проведешь операцию.
        Студенты прямо на руках внесли Сергея в приемный покой. Профессор уже шумел в ординаторской. Зотова готовили к операции, а его жена трясущимися руками натягивала перчатки. Ее марлевая повязка была мокрой от слез.
        Муж лежал на операционном столе, а она все никак не могла решиться сделать надрез. Ольховский торопил:
        - Давай! Каждая секунда на счету!
        Женька поднесла прыгающий скальпель к коже мужа и уронила его:
        - Не могу! Его не могу!
        Профессор заорал:
        - Вон отсюда, девчонка! Отчислю с курса! Вон!
        Женька, рыдая, выскочила из операционной. Упала на кушетку без сил и задохнулась в плаче. Выбежавший следом по приказу профессора, Андрей Камаев, быстро открыл шкаф. Накапал в мензурку валерьянки, разбавил водой и заставил ее выпить. Когда она немного успокоилась, принялся утешать:
        - Степаныч отойдет. Ты же его знаешь! Не принимай его слова к сердцу. Знаешь, сколько раз он меня выгонял из операционной? Не счесть! Пойду, взгляну, что там и тебе скажу. Да не трясись ты! Выживет твой Сергей, вот увидишь!
        Заглянул в операционную через стекло и присвистнул:
        - Ольховский сам оперирует!
        Женька подняла голову:
        - Как сам? Он же аппендицит всегда студентам поручает.
        - Он, когда ты убежала, сказал, что случай сложный. Может из —за этого сам оперирует?
        Андрей долго молчал, наблюдая, потом снова обернулся:
        - Профессор отвалил. Твоего мужа наши девчонки зашивают, а он командует.
        В дверях появился Ольховский. Ворчливо сказал:
        - Камаев, ты никак бездельничаешь? А ну —ка, марш в операционную, поможешь там убраться!
        Подошел к Жене и устало опустился рядом на кушетку. Стащил перчатки и бросил на стол:
        - Стар я стал… Прости меня, девочка! Зря на тебя накричал. Родства вашего не учел. Уверен, что будь ты одна, все бы сделала как надо. Я все понял, только задним числом…
        Женька уткнулась профессору в плечо. Глотая слезы, спросила:
        - Как Сергей?
        - Успели вовремя. Еще бы две —три минуты и лопнуло, а там и сама знаешь… Исход непредсказуем.
        - Я могу побыть возле него?
        - Да сколько хочешь. Только не плачь больше. Не выношу женских слез!
        Женька рассмеялась и, чмокнув декана в щеку, исчезла за дверью. Николай Степанович покачал головой:
        - Стрекоза! Что значит любовь!
        Но вначале Женька позвонила в автомастерскую, рассказала об операции и попросила Власыча присмотреть за домом. Объяснила, где лежат запасные ключи. Старик пообещал ей «все исполнить в точности».
        Когда Сергей открыл глаза, рядом сидела Женька в белом халатике и шапочке. Она держала его за руку. Лицо жены было опухшим от слез, но она радостно улыбнулась, едва он открыл глаза:
        - Сережа! Все хорошо. Тебя прооперировали.
        Он тихо спросил:
        - Ты?
        - Сам Ольховский. Я бы и занозу в тот момент не смогла вытащить.
        - Что со мной было?
        - Гнойный аппендицит. Еще бы немного и…
        Женька еле сдержалась, чтобы снова не разреветься. Он попросил:
        - Надо бы в мастерскую позвонить.
        - Я уже позвонила. И Власыча попросила за домом приглядеть. Ты не беспокойся. Машину я перегнала на профессорскую стоянку. Мне Ольховский разрешил. До нее всего сто метров от общаги и никакого разрешения не потребовалось.
        - Ты же вроде не умеешь водить?
        - Кто сказал? Я еще на первом курсе права получила. Знаешь, как меня инструктор звал? «Дьяволенком».
        - Долго мне здесь лежать придется?
        - Не раньше чем через две недели выпишут. И то, если осложнений не будет.
        Зотов хотел повернуться и не смог:
        - Что это я привязанный?
        - Чтоб не повернулся случайно. Швы могут разойтись. До утра полежишь так.
        - А сейчас сколько времени?
        Женька выглянула в коридор:
        - Два ночи.
        - Тогда почему ты не спишь? Иди отдыхай.
        - Я и здесь могу прилечь. Ребята кушетку сюда притащили… Меня сегодня Ольховский чуть с курса не вышиб. Понимаешь, когда оперировала незнакомых людей, руки не дрожали. Но тут был ты! Я скальпель выронила и сказала, что не могу. Профессор так кричал! А потом выгнал из операционной. Неужели я не смогу быть хирургом?
        Он уверенно произнес:
        - Сможешь! С тобой рядом были люди и ты могла рассчитывать на их помощь. А помнишь, как всего полгода назад ты осматривала мне ребро? За спиной у тебя никого не было. Ты могла надеяться только на себя. В экстремальной ситуации ты сделаешь все, как надо. Я уверен в этом!
        Женька задумчиво сказала:
        - Знаешь, почти тоже самое мне сказал Ольховский после операции. В боку болит?
        - Немного. Есть очень хочется.
        - Твердую пищу тебе пока нельзя. Я сварила кисель на молоке и клюквенный. Будешь? Только совсем чуть —чуть.
        - Давай, а то ведь умру с голоду!
        Через десять дней практика у студентов закончилась. Все начали разъезжаться на каникулы. Женька упросила Ольховского выписать мужа, пообещав, что будет заботиться о нем сама. Ей очень хотелось домой. Профессор немного поартачился, а потом все же выписал Сергея.
        Женька собрала все свои вещи в общежитии, покидала их в багажник «Москвича» и подъехала к самому корпусу больницы. Помогла мужу спуститься вниз и усадила на переднее сиденье. Она вела машину осторожно, старательно объезжая выбоины на дороге. Сергей долго молча наблюдал за ней, а потом спросил:
        - Ты всегда так водишь?
        - Нет. Только сегодня. Нельзя, чтобы тебя растрясло. Швы еще слишком слабы и бандаж может не помочь. Как —нибудь потом я покажу тебе свою езду.
        Каково же было удивление Зотовых, когда на своем доме они снова увидели свежую краску, а в доме встретили Власыча с топором в руке. Когда они вошли, старик стоял у стола, сжимая топорище. Сергей спросил:
        - Власыч, ты чего? Это же мы…
        Старый мастер бросил топор в угол, перекрестился и сел:
        - Слава Богу, приехали! Я ведь уже неделю здесь безвылазно живу. Не обижайся дочка, но твои родители да дядья —ироды, здесь такого натворили! Я милицию вызывал! Дядья твои теперь в «кутузке» сидят, суда ждут. А папаша твой обещал мне башку снести, вот я и вооружился…
        Зотовы опустились на диван, Власыч тоже присел на стул и продолжил рассказ:
        - Когда узнали они, что вас нет, они весь дом исписали разной пакостью. В доме все стекла перебили. Я твоего, Женя, отца застал, когда он ворота рубил со свояками. Не заметили, что ворота новые? Вот —вот… Я их прогнал тогда. Они и мне начали грозить, мол, не в свое дело лезу. Почуял я, что не оставят они этот дом в покое. Улучил момент и сбегал к бабке своей. Петровна у меня не из пугливых! Она не долго думая, в автомастерскую сбегала и мужикам все рассказала. Вечером ко мне Колюха Бартенев пришел. В ту же ночь мы и повязали твоих дядьев. Сжечь они хотели этот дом! Мы их милиции сдали вместе с канистрами. Твоя мать теперь каждый день голосит, что вы их со свету сживаете. Вот такие пироги, ядрена корень!
        Женька почувствовала, как в ней закипела злость. Она посмотрела на мужа, потом на Власыча и прошептала:
        - Я сейчас…
        Вышла за дверь, потом за ворота, мгновенно очутилась перед домом родителей и решительно влетела в дом. Отец и мать обедали. Дочь подошла вплотную и уже не сдерживаясь, рявкнула:
        - До каких пор эта война будет продолжаться? До каких пор вы будете отравлять нашу жизнь? Сколько вы еще будете издеваться над нами? Сергей терпелив, но я не такая! Вы мои родители, но я вас уничтожу, если с ним что —то случится по вашей вине. Вы, как две ядовитые змеи, старательно превращаете мою жизнь в ад…
        Мать взвизгнула:
        - Мы змеи, а сама —то… Шлюха подзаборная! Родных дядьев посадила!
        - А что они собирались сделать, ты забыла? Они собирались сжечь дом, где я счастлива! Вам не удастся разрушить наше счастье. Не хотите мириться - забудьте обо мне. Но не лезьте в нашу жизнь. Если еще раз на доме появится надпись, я сама вас посажу. Поняли?
        Женька развернулась и ушла, со всей силы шарахнув дверью. Едва она появилась, Власыч и Сергей одновременно спросили:
        - Где ты была?
        - У них. Больше надписей не будет!
        - Да ведь тебя убить могли!
        Она взглянула на мужа:
        - Несколько минут назад я и сама могла бы убить…
        Власыч засобирался домой:
        - Пойду я, а то старуха заждалась. Я тут, Сергей, у тебя малость покомандовал. Стекло разыскал и окна вставил, а Петровна их помыла. А краску всю извел, что в двух банках была. Надписи эти замазал, да ворота покрасил.
        - Спасибо тебе огромное, Власыч! И жене твоей тоже.
        Старик ушел. Женька сидела на диване такая присмиревшая и не похожая на себя, что Зотов опустился перед ней на корточки. В глазах жены было столько боли, что ему стало не по себе. Она тихо произнесла:
        - Я для них «шлюха»…
        Он сел на диван и прижал жену к себе:
        - Не обращай внимания. Это слово к тебе не относится.
        Женька положила голову ему на колени:
        - Я посплю немного, ладно? Устанешь, разбуди. Я не долго, минут десять —пятнадцать. У меня всегда так, когда бываю в страшном напряжении.
        И заснула почти мгновенно. Зотов прислушивался к ее ровному глубокому дыханию какое —то время, потом погладил по волосам:
        - Девочка моя, сколько же горя ты в себе носишь. И я не в силах уберечь тебя, солнышко мое. Какой же я мужчина после этого? Погубил я тебя, моя хорошая, собственными руками погубил! Не надо мне было приезжать тогда! Не надо! Глядишь, нашла бы себе молодого и все было бы по —другому…
        Голос с колен заставил его вздрогнуть:
        - Я не смогла бы смотреть на другого, как на тебя. Не смогла бы любить его и была бы несчастна. Не вини себя, Сереженька! Нет тут твоей вины. Только мои родители виновны в наших бедах. Но я не позволю им сломать наше счастье! Пока мы любим, нас никто не разлучит.
        Женя поднялась с его колен и увидела на щеках мужа следы от слез. Кончиками пальцев стерла их, сказала:
        - Давай съездим в центр. Холодильник пустой…
        Целый месяц была тишина. Дядьям Жени вынесли приговор - пять лет лишения свободы. Ни она ни Сергей хлопотать за них не стали. Соседи, узнав на суде в чем было дело, их упрекать перестали, справедливо рассудив, что и они могли бы выгореть - лето выдалось довольно сухое.
        Женька полола, поливала, делала заготовки на зиму. Сергей удивлялся, как она всюду успевала. Ему тяжести поднимать было нельзя и он злился на себя за вынужденное безделье. Жена утешала его тем, что заставляла чистить и мыть овощи для зимних салатов.
        Тишина оказалась зыбкой. Едва утихли споры и пересуды по поводу дядьев Женьки, как ее отец напомнил, что они ни на минуту не забывали о вражде.
        Иногда по вечерам Зотовы отправлялись в кино или просто бродили по берегу реки. Их просто подкараулили. Три мужские фигуры возникли из темноты неожиданно. Фонари на улице не горели. Женьку отбросили в сторону, а Сергея взяли в кольцо. И не известно, чем бы закончилась потасовка, если бы не молодая жена. Она упала в канаву и наткнулась рукой на крепкую палку. Вскочила и без раздумий пустила ее в ход. Нападавшие такого не ожидали. Получив по паре сильных ударов, сочли за лучшее удрать. Женька отбросила палку и подошла к мужу:
        - Сильно они тебя?
        Он погладил пальцы:
        - Да нет. Я ведь когда —то боксом занимался. Вот только костяшки пальцев о чьи —то зубы разбил. Ломит.
        - Давай дойдем до колонки, под холодной водой быстрее ломота пройдет.
        Сергей держал руку под струей воды, а Женька спросила:
        - Как же так получилось тогда, зимой, что тебя так зверски избили?
        - Они ударили меня сзади по голове чем —то тяжелым и руки связали. Когда ушли, я выполз на мост и закричал. Сосед как раз мимо проходил, он меня развязал, он же и «скорую» вызвал. Вот и все…
        Жена намочила носовой платок ледяной водой и обвязала им руку мужа:
        - Идем домой, я там посмотрю.
        Сергей усмехнулся:
        - Да ничего серьезного, просто ободрал кожу. Заживет. А лихо ты их палкой отдубасила! Страшно было?
        - Не знаю. Не думала. Злость разобрала, ну я и сорвалась. И палка вовремя под руку подвернулась… Смотри, а у моих свет зажегся. Сергей, что —то тревожно у меня на душе стало. Не удерживай, я пойду послушаю, что там происходит. Не бойся, я в этом дворе каждую щепку знаю. Иди домой, я скоро приду. Только держись тени…
        Женька исчезла в темноте. Сергей грустно улыбнулся и спрятался в тени раскидистого вяза. На улице было тихо, лишь легкий ночной ветерок слегка шевелил на дереве листья. Прошло минут пятнадцать и Зотов начал беспокоиться. Он уже подумывал открыто войти в дом к Кареевым, но что —то еле слышно скрипнуло и возле забора появилась тень. Сергей узнал жену и тихо позвал:
        - Женя, я здесь!
        Она схватила его за руку и потащила за собой:
        - Уходим! Быстрее домой! Потом расскажу.
        Только заперев все запоры и шпингалеты на окнах, она объяснила свой страх:
        - Нападение - дело рук моего отца. Он оценил твое избиение в три бутылки водки. И готовит еще одно нападение на нас сегодня ночью. Я слышала сама. Что будем делать, Сережа? Я готова вызвать милицию и все рассказать. Отец приказал убить тебя и ранить меня, потом вынести из дома все ценное. Эти типы не здешние, он их нанял.
        - Бежать в милицию надо было сразу, не заходя в дом. А сейчас мы можем попасть им прямо в руки. Нам придется обороняться.
        Женька снова почувствовала прилив злости:
        - Так просто они нас не получат!
        Заглянула в стол и вытащила семипроцентный уксус. Объяснила:
        - В глаза плесну, если полезут. Выжечь не выжжет, но уже не боец.
        Зотов восторженно взглянул на жену:
        - Значит, повеселимся?
        Она зло мурлыкнула:
        - Обязательно! Мой папа получит инвалидов. Раз он хочет войны - война ему будет!
        Сергей из чулана принес десятка полтора разномастных капканов:
        - В молодости я охотился, вот и остались. Смазывал каждый год, чтоб не проржавели, но не думал, что буду охотиться на человека. Есть еще два ружья, но я их на человека не подниму. Понимаешь?
        Женька кивнула. На каждый подоконник он поставил по маленькому крысиному капкану, а на полу перед окнами по волчьему, привязав их к тяжелой мебели веревками. В зале Женька стащила дорожки и рассыпала по полу горох. Выход из зала перекрыли, приперев дверь тремя ухватами. Потом притащила старинное чесало из чулана с острыми, как шилья зубцами, немного отогнула зубья в стороны. Сергей в полной темноте поставил на мосту капканы, у нижних дверей положили чесало. Перед дверью в кухне натянули веревку. Примерно в полутора метрах от нее, выложили на торец десяток кирпичей. Пока Сергей устанавливал последний кирпич, Женька вытащила из своей сумочки два скальпеля и спрятала их под подлокотник дивана. Выключили на кухне свет и, устроившись на диване, стали ждать нападения. Но усталость взяла свое, оба незаметно уснули. Зотов проснулся от дикого вопля. Женька тоже подняла голову:
        - Началось! Откуда был крик?
        - По —моему из зала.
        Грохот падения и снова крик:
        - Их тут нет! Не лезьте в окна, тут капканов тьма понаставлена.
        Женька невольно хихикнула:
        - И всего —то восемь штук!
        На мосту раздался треск ломаемой двери и почти сразу раздался вой:
        - Нога —а —а!
        Женька констатировала:
        - На чесало наступил…
        В зале снова раздался грохот падения и крик:
        - Да чего они тут насыпали?!?
        Женька спросила:
        - А почему, интересно, они в кухонные окна не лезут?
        И словно ответ на ее вопрос, раздался грохот разбитого стекла в кухне. Женька схватила бутылку с уксусом и, когда рама распахнулась, плеснула в показавшееся в проеме лицо. Вопль показал ей, что она попала куда надо. Она осторожно выглянула: внизу по крапиве с криком катался человек. Больше в кухонные окна никто не лез. Зато на мосту события нарастали. Наступивший на чесало теперь никак не мог вытащить его из ноги. Еще один рьяно рванувший наверх незадачливый убийца попал обеими ногами и одной рукой в волчьи капканы и мгновенно потерял сознание от боли. Зато последний, еще целый, негодяй открыл дверь в темную кухню и вошел. Зотовы пригнулись на диване и их не было видно. Мужчина шагнул, запнулся за веревку и со всего маха приложился лбом о кирпич. Да так и остался лежать у порога. Со всех сторон раздавались стоны. И вдруг они оба услышали уверенные шаги на нижнем крыльце. Женька столкнула Сергея за диван, прошептав:
        - Тебя нет…
        Тот не успел возразить, как диван плотно прижал его к стене. Женька включила свет: на пороге показался ее отец с ружьем в руках. Отец и дочь несколько мгновений разглядывали друг друга. Женька резким движением вытащила из —под подлокотника скальпели:
        - Я узнала твои шаги. Не подходи! Лучше стреляй оттуда, иначе я успею убить тебя прежде, чем умру сама. Сергей ушел. Ты прислал этих недотеп, чтобы убить моего мужа, ранить меня, ограбить наш дом. Ты хуже зверя! Явился сам доделывать, да? Стреляй, пока милиция не приехала!
        Кареев, заглянув за печку и увидев, что Сергея действительно нет, а окно распахнуто настежь, повернулся и хотел уйти. Женька остановила:
        - Забери своих наемных ублюдков! Я им помогать не собираюсь. Хоть на спине носи, а чтобы через час их не было. Завтра принесешь нам стекло, хорошие доски на дверь и чесало с капканами. Иначе я сама сдам тебя в милицию, написав заявление. До двенадцати часов я жду, а потом - пеняй на себя. Убирать здесь я ничего не буду. С этого дня вы будете платить нам за все, что причините!
        Кареев, не поворачиваясь, выслушал ее и ушел сгорбившись, словно нес тяжелую ношу. Он так и не сказал ни слова. Женька отодвинула диван:
        - Прости. Я узнала отца по шагам. Он шел убить тебя.
        Она упала на диван, обессилев от напряжения. Сергей сел рядом:
        - Но он мог убить и тебя.
        - Отец ничего мне не сделал бы. Он любит меня даже сейчас. Для него враг ты. Обо мне и моих чувствах он не думает и явно считает, что убив тебя вернет меня. Давай уедем, Сергей! Через неделю начинается учеба, но я не смогу учиться зная, что ты в опасности. Пустим квартирантов в этот дом, а сами будем жить в Костроме. Я попрошу Ольховского помочь тебе устроиться на работу. Давай уедем, хотя бы на время моей учебы.
        Сергей вздохнул:
        - Я и сам об этом думал. Чувствую, выхода нам не остается другого. Колюха Бартенев год назад женился и до сих пор с тещей живет. Все никак квартиру не найдут. То цену заламывают, то такая развалюха, что и жить нельзя. Скажу ему завтра, пусть живут. И за домом заодно присмотрят.
        Зотовы переехали в Кострому в конце августа. Накануне отъезда Женя позвонила Ольховскому и договорилась о встрече. Декан выслушал ее рассказ и предложил:
        - Зачем снимать квартиру, тратить напрасно деньги, если можно жить в нашем семейном общежитии.
        - Я была там сегодня. Сказали, что комнат свободных нет.
        - Комната будет. Я им сейчас позвоню.
        Николай Степанович за пару минут решил вопрос с отдельной комнатой и сразу же предложил:
        - Сергей у тебя хороший водитель. На «скорую» сейчас требуются шоферы. Может быть его устроит такая работа? Зарплата вполне приличная, к тому же по сменам, а это значит и свободного времени будет достаточно.
        - Я спрошу его, Николай Степанович. Огромное вам спасибо.
        Декан махнул рукой:
        - Но я же твой, пусть и посаженный, но отец. А значит должен помогать дочке. Живите и если что —то надо, говори. Чем смогу, всегда помогу.
        Прошло два года. Все это время Сергей работал на машине «скорой» помощи. Женя защитила диплом хирурга. И сама попросила Ольховского направить ее на работу в родной город, надеясь, что вражда наконец —то утихла. Декан попытался отговорить ее, но поняв, что это бесполезно, дал направление с наказом:
        - Если снова будут проблемы с родителями, немедленно звони. Здесь для вас всегда найдется место.
        Целых два года Зотовы не были дома. Первые дни после приезда Женька пыталась здороваться с родителями при встречах, но те либо отворачивались, либо швыряли ей в лицо обидные словечки. И Женька перестала делать попытки к сближению.
        Работы было много. Хирурги работали в две смены в больнице и еще успевали вести прием в поликлинике. Очень часто ее будили среди ночи и она, едва стряхнув сон и поцеловав мужа, торопилась на очередную операцию. Уже через год Зотова приобрела у населения репутацию «знающего» хирурга. Дважды писали о ней в районной газете. К ней теперь обращались по имени —отчеству «Евгения Алексеевна». И Женька с улыбкой воспринимала, когда ее так называли.
        Еще через год она забеременела. Сергей ходил пьяный от счастья. Все в гараже подшучивали над ним, называли «молодым папашей». В семь месяцев, как и положено, она ушла в декретный отпуск. Но однажды за ней приехали в два часа ночи. Сергей возмутился:
        - Она же на восьмом месяце! Вы что не понимаете, что ей тяжело?
        Приехавшая медсестра объяснила:
        - Все мы понимаем, Сергей Иванович! Выхода нет. Серьезная авария на дороге. Пострадали сразу четверо. Все живы, но ждать своей очереди они не могут, а хирургов не хватает.
        Женька натянула широкое платье и куртку, поцеловала мужа в нос:
        - Я не имею права отказать, Сережа. Я врач, в каком бы положении я не была.
        Он кивнул:
        - Понимаю и поеду с тобой. Не возражай!
        В больнице медсестра притащила Зотову халат и тапочки:
        - Евгения Алексеевна попросила устроить вас в ординаторской. Идемте. Там кушетка есть, а одеяло я сейчас принесу.
        - Не стоит, я все равно спать не буду. Нельзя ли взглянуть, как она работает?
        Женщина задумалась:
        - Думаю, можно. Только, чтобы она не видела. Строгая, ужас! Пошли. Вот наденьте эту шапочку пониже и повязку на лицо…
        Через приоткрытую дверь Сергей увидел свою Женьку. Она была серьезна и озабоченна. Такая необычайно собранная, с испариной на лбу. Жена бросала короткие реплики и стоявшие рядом две женщины и мужчина быстро, но без спешки, выполняли ее распоряжения. Такой свою жену Зотов никогда не видывал. Это был совершенно другой человек, не похожий на его смешливую Женьку. Он на цыпочках отошел от двери и вернулся в ординаторскую.
        Операция длилась четыре часа. Уставшая Женя тихонько зашла в кабинет, но муж не спал. Она села рядом на кушетку, вздохнула:
        - Устала… А ты что не спишь?
        - Не спится. Я тебя видел в операционной. Надежда Валерьевна показала. Ну и работа у тебя!
        - Какая?
        - Страшная.
        - Так уж и страшная! Обычная работа, Сережа. Просто спасаем жизнь.
        - Как прошла операция?
        - Успешно. Парень будет жить, хотя пара месяцев в больнице ему обеспечены.
        Заглянула медсестра:
        - Евгения Алексеевна, сейчас вас и мужа увезут домой. Главврач передает вам огромное спасибо. Сам не может, он все еще на операции.
        До родов оставалось совсем немного. Вместе с мужем Женя, после осмотра гинеколога, спустилась вниз. Вышли на крыльцо поликлиники и остановились, глядя на многочисленные ручейки на асфальте. И вдруг Женька вздрогнула. Возле грузовика, целясь из двустволки в Сергея, стоял ее отец. С криком:
        - Папа, не надо!
        Она успела прикрыть мужа, а Кареев задержать палец не успел. Выстрел из обоих стволов разворотил грудь дочери. Женьку отбросило спиной на грудь Сергея и она начала медленно сползать по ней. Зотов, все еще ничего не понимая, как —то нелепо подхватил ее под руки и наклонился. Женька глядела на него удивленными, широко открытыми глазами и что —то тихо шептала. Он наклонился и услышал:
        - Сережа, мне так больно… В груди жжет… Наш ребенок…
        Она хотела еще что —то сказать, но вздрогнула всем телом и голова ее запрокинулась назад. Завизжала какая —то женщина, а из рук Кареева выпало ружье:
        - Я же не в нее стрелял! Не в нее!
        Кто —то вызвал милицию. Зотов вдруг очнулся. Он подхватил жену на руки и кинулся вверх по лестнице:
        - Врача быстрее!
        Он внес ее прямо в хирургический кабинет. Дежурный хирург машинально указал ему рукой на стол в другой комнате, а сам выбежал из кабинета и крикнул медсестре:
        - Быстрее всю дежурную бригаду хирургов сюда!
        Сам кинулся в кабинет. Зотов окаменело стоял возле жены. Хирург быстро взглянул на тело женщины и все понял. Женька была мертва, а ее огромный живот колыхался под ударами находившегося там ребенка. Врач быстро оценил ситуацию:
        - Сергей Иванович, Евгению Алексеевну нам уже не спасти. Она мертва. Но мы можем спасти вашего ребенка, если поторопимся.
        Зотов глухо произнес:
        - Спасайте дите.
        Хирург взглянул на часы. Бригады все еще не было и он решился:
        - Выйдите пожалуйста, вы не должны этого видеть.
        Сергей взял мертвую руку Женьки в свою и твердо сказал:
        - Я останусь здесь, с ней.
        Женю Зотову похоронили весенним днем, когда клейкие листочки берез еще только робко выглядывали из почек. Сергей, весь поседевший, не уронил ни слезинки и почти перестал говорить. Приехавшие из Костромы Ольховские плакали навзрыд, а он молчал. Городские бабы, глядя на его окаменелую фигуру, перешептывались:
        - С ума сойдет мужик или с собой покончит.
        Петровна и Власыч уговаривали его:
        - Поплачь! Легче станет…
        Он глядел на них сухими потухшими глазами и отвечал:
        - Не могу, слез нет. Вся душа высохла без нее.
        На гранитной плите было выбито «Зотова Евгения Алексеевна. 1964 —1989. Врач —хирург. Спасала других, а себя не уберегла». С фотографии, полными слез глазами, смотрела улыбающаяся Женька в свадебном платье.
        Ее отца посадили за убийство дочери на десять лет. И не было в зале суда ни одного человека, кто бы сочувствовал седому сгорбленному старику за решеткой. Через пять лет после вынесения приговора он умер, перед этим прислав Зотову письмо, полное глубокого раскаяния. Сергей прочел стариковские каракули и кинул конверт в печку.
        Крошечный мальчик, которого Зотов назвал Женей, провел в больнице под наблюдением врачей целый месяц. Сергею предложили отдать ребенка в Дом малютки, но он решительно отказался:
        - Это последний подарок жены мне и я воспитаю его сам.
        Привезя малыша домой отец растерялся. Он боялся взять его на руки, страшась, что сломает сыну что —нибудь. Немного поразмыслив, он съездил к Власычу и Петровне. Уже через день одинокие старики поселились в его доме. Петровна вскоре начала звать малыша внучком и не чаяла в нем души. Ворчун Власыч тоже привязался к ребенку и подолгу «гукал» с ним, особенно если поблизости никого не было. Уже к году стало ясно, что Женька унаследовал от матери блестящие зеленые глаза и светлые волосы. Улыбаясь, он еще больше напоминал Сергею жену. Но многое в сынишке было и от отца.
        Женька пошел в первый класс, когда неожиданно умерла Петровна. Власыч потерянно бродил по дому и лишь приход мальчика из школы, мог заставить его забыть о горе. Старый и малый вечно что —то выпиливали, вырезали, строгали, склеивали. Крошечные мельницы, кораблики, домики стояли повсюду. Все окрестные деревья держали на себе сделанные ими скворечники и синичники. Сергей работал много, но все свободное время он отдавал сыну. Женька любил отца, как и Власыча. Приятели советовали Зотову жениться, предлагали кандидатуры, но он упорно отказывался:
        - Нам никто не нужен.
        Во втором классе обиженная девчонка крикнула Женьке:
        - А ты вообще молчи! У тебя дед убил твою мать!
        Мальчик пришел из школы расстроенный. Отказался играть с Власычем и, едва дождавшись отца, спросил:
        - Почему Власыч убил нашу маму?
        Зотов растерялся:
        - Кто тебе такое сказал?
        - Наташка Коркина.
        Сергей усадил сына к себе на колени:
        - Власыч никого не убивал. Он нас любит. Разве ты не видишь? Нашу маму убил совсем другой человек. Когда ты еще немного подрастешь, я расскажу тебе все. А пока верь мне, ладно?
        - Ладно.
        Ребенок спрыгнул с колен и убежал. Вскоре раздался его смех и ворчание старика. А Зотов долго сидел уткнувшись лицом в колени. Он плакал. Первый раз за все это время.
        Через год Зотовы похоронили Власыча и остались вдвоем. Сын рос и Сергей с ужасом ждал того часа, когда придется рассказать ему правду. Но объяснять ничего не пришлось. Однажды вечером Женя долго молчал, а потом спросил:
        - Папа, та тетка в черном платке, что живет в желтом доме, моя родная бабка?
        Зотов замер, дышать стало тяжело, но он подтвердил:
        - Это так, сынок.
        - Она всегда так смотрит на меня… А дед действительно убил нашу маму? Это правда?
        - Да.
        Сын внимательно взглянул на побледневшее лицо отца и ни о чем больше не спросил.
        Женька подрался в школе и возвращался домой с наполовину оторванным рукавом куртки. Валентина Кареева увидела его, когда носила воду с колонки и впервые в жизни заговорила с ним:
        - Пойдем. Я зашью тебе куртку. Я ведь твоя родная бабка…
        Женька остановился и резко повернулся, напоминая Валентине дочь:
        - У меня нет бабки. Моей бабушкой была Петровна, а дедом - Власыч. Вы убили мою маму, испортили жизнь отцу и поэтому я не ваш внук.
        Развернулся и пошел дальше. Ему было тринадцать лет. Валентина Кареева, глядя ему вслед, беззвучно заплакала. Машинально вытирая слезы кончиками платка…
        Октябрь 2000.