Грехи негодяя Анна Рэндол
        Трио грешников #2Шарм
        Когда-то Клейтона Кэмпбелла коварно предала та, которую он любил больше всего на свете, - красавица Оливия Свифт. Британское правительство спасло шотландца от верной гибели, однако взамен предложило смертельно опасную «тайную службу его величества». Прошли годы, наивный юный Клейтон превратился в одного из лучших мастеров своего дела, рискующего жизнью, но всегда мечтал лишь об одном - вернуться и отомстить. Однако встреча с прекрасной изменницей вновь разожгла в его сердце пламя незабытой страсти…
        Анна Рэндол
        Грехи негодяя
        Пролог


        Бумажная фабрика Свифта,
        Англия, 1807 год
        Оливия крадучись проскользнула через помещения фабрики к задней двери, крепко сжимая в кулаке записку.
        - Клейтон?
        Ответа не последовало. Возможно, он не ожидал, что она так быстро поймет его шифр. А зря. Записка была очень короткой, и в ней не было обычных признаний в любви. Оливии потребовалось всего пять минут, чтобы понять: он хотел встретиться с ней на их обычном месте - под большим деревом за фабрикой ее отца.
        Она прислонилась к толстому стволу и оправила подол платья - чтобы ниспадал красивыми складками. Чувствуя себя отчаянно смелой, она дернула за лиф - так, чтобы декольте стало на дюйм ниже. На следующей неделе у Клейтона день рождения, и она пообещала ему особенный подарок. Не было никаких причин не доставить ему маленькое удовольствие заранее.
        - Оливия?
        Ее сердце на мгновение замерло, потом радостно затрепетало - так было всегда при звуках его голоса. Она устремилась к любимому раньше, чем вспомнила, что намеревалась оставаться у дерева, где специально принимала соблазнительные позы. Но возвращаться назад было поздно, поэтому она подбежала к нему и обвила руками его шею.
        Клейтон не закружил ее, как обычно, и не поцеловал, а лишь крепко прижал к себе и зарылся лицом в ее волосы.
        - Что случилось, Клейтон? - Оливия чуть отстранилась и погладила его по щеке и подбородку. Ей нравилось чувствовать - нет, не щетину, а слабый намек на нее; ни один из служащих ее отца пока не мог похвастаться бородой. - Может, Том опять заявил, что не будет носить твои записки? Можешь передать ему, что если он хочет оставаться…
        - Дело вовсе не в Томе. - Клейтон нахмурился и сразу стал выглядеть старше своих семнадцати лет.
        О небо! Глядя на него, она всегда чувствует восхитительную дрожь во всем теле!
        Оливия кокетливо взглянула на юношу из-под ресниц. Обычно он при этом смеялся, утверждая, что ресницы, должно быть, загораживают ей обзор. Но теперь он даже не улыбнулся, и Оливия насторожилась.
        - Тогда зачем ты хотел меня видеть? Говори!
        Он долго вглядывался в ее милое лицо, наконец заявил:
        - Как бы я хотел позвать тебя сюда, чтобы целовать! Как бы хотел увезти тебя на край света!
        Клейтон часто бывал слишком серьезным. Но Оливии еще ни разу не доводилось видеть его по-настоящему расстроенным.
        - Все дело в твоей матери? Она вызывает тебя домой?
        - Нет. - Он сделал шаг назад, запустил пятерню в ее волосы и стал перебирать шелковистые пряди.
        Он отошел от нее? По собственной воле? А ведь Клейтон всегда желал быть к ней как можно ближе - хотел держать ее за руки, целовать, ласкать…
        - Что с тобой, Клейтон?
        Он молча полез в карман своего черного жилета и достал… банкноту? Оливия не сдержала вздоха разочарования. Если он решил сделать ей такой подарок, то очень ошибся. В конце концов, фабрика ее отца печатала банкноты для Английского банка. Так что Оливия видела их даже слишком много. Нет, она предпочитала подарки яркие и блестящие - чтобы можно было надеть на пальцы, на шею или украсить уши…
        Клейтон протянул ей банкноту. Пятьдесят фунтов.
        Оливия в растерянности заморгала. Пятьдесят фунтов - это больше, чем юноша зарабатывал за год.
        - Наша продукция, - пояснил он.
        Девушка внимательно осмотрела банкноту.
        - Да, верно. - Она, можно сказать, выросла на фабрике и всегда могла узнать ее продукцию.
        Клейтон забрал у нее деньги.
        - Я хочу тебе кое-что сказать, но ты должна дать слово, что сохранишь мои слова в тайне.
        - Конечно.
        - Нет, ты должна дать торжественное обещание, что не проболтаешься, каким бы ни было искушение.
        Оливия почувствовала странную пустоту в груди.
        - Я же пообещала, разве нет?
        Юноша закрыл глаза, и его красивое лицо исказилось, словно от боли.
        - Банкнота настоящая, но она не должна существовать. Фабрика получила заказ на тысячу штук. А мы напечатали тысячу десять.
        - Чей-то недосмотр?
        - Я проверил записи. Наша фабрика не впервые печатает несколько больше банкнот, чем заказано.
        Теперь уже Оливия сделала шаг назад.
        - Наверное, иногда случаются ошибки, - в растерянности пробормотала она. - Это ошибка или… - Других причин она придумать не смогла.
        Клейтон подошел к ней вплотную.
        - Слушай меня внимательно. - Он откашлялся. - Окончательный подсчет банкнот выполняет твой отец. Я нашел эту… и еще десять штук в его кабинете.
        Папа?… Конечно же, Клейтон ошибся! Кроме того, папа и так богат. У него нет причин красть.
        Оливия попыталась отпрянуть, но Клейтон удержал ее и крепко прижал к груди.
        - Ты ошибся, - прошептала она.
        - Нет. Я уже давно подозревал неладное, но теперь знаю точно: твой отец в ответе за все. У меня есть доказательства, - добавил Клейтон.
        Оливия толкнула его, но он не выпустил ее из рук.
        - Доказательства… для чего?
        - Я обязан пойти к судье. Это воровство. - Голос юноши дрогнул. - И предательство. Послушай, Оливия, я сделаю все от меня зависящее, чтобы защитить тебя. Я женюсь на тебе и увезу подальше от скандала.
        Он женится на ней? И еще он, кажется… Сначала Оливия поняла только то, что Клейтон сказал о свадьбе, - а уже потом все остальное…
        Скандал! Отец! Судья!
        У нее задрожали руки. Стало трудно глотать. И даже дышать.
        Клейтон же поцеловал ее и проговорил:
        - Мне жаль, что пришлось все это взвалить на твои плечи, но я не мог вынести мысли, что ты узнаешь от кого-то другого. Ты должна понять: у меня нет другого выхода. Я обязан поступить как должно.
        Ей следовало что-то сказать? Но что именно? Честно говоря, она понятия об этом не имела, поэтому молча смотрела вслед уходившему юноше.
        Клейтон ошибся! Глупый мальчишка! Она прижала ладони к ледяным щекам. Он будет унижен, когда судья все выяснит. А отец уволит Клейтона, и они не смогут больше видеться.
        Оливия не сомневалась, что Клейтон действительно что-то обнаружил. Он очень умен, намного умнее всех ее знакомых. Но в этом он ошибся.
        Возможно, отец тоже о чем-то подозревает. Иначе он не держал бы банкноты в своем кабинете.
        Да, наверняка так и есть. Надо только спросить у отца, что ему известно об этих деньгах. Возможно, на него даже произведет хорошее впечатление проницательность Клейтона.
        Всю дорогу до кабинета отца она бежала.


        Глава 1


        Бумажная фабрика Свифта,
        1817 год
        Оливия Свифт выпрямилась и посмотрела сверху вниз на стоявшего перед ней косоглазого человечка. Она понимала, что означал для фабрики каждый новый наемный рабочий, но считала, что должна укреплять свой авторитет.
        - Мой отец отдает приказы мне, а я организую их исполнение на фабрике. Если вас это не устраивает, можете искать работу в другом месте, - заявила Оливия.
        Гриммон прищурился. Его и без того маленькие глазки превратились в щелочки.
        - Не понимаю, почему ваш отец не наймет мужчину, чтобы управлять фабрикой. Для женщин есть более приятные занятия. - Плотоядный взгляд человека не оставлял сомнений в том, какими должны быть, по его мнению, эти занятия.
        Но его лицо тут же прояснилось, и на нем появилось выражение, которое, обладая некоторым воображением, можно было бы принять за подобострастие.
        - Что ж, если здесь именно так обстоят дела, то я полагаю, что сумею приспособиться.
        Оливии не надо было оглядываться, чтобы почувствовать за спиной присутствие Томаса, главного механика фабрики. Пожалуй, ей далеко не все нравилось в этом человеке, но она была бы дурой, если бы не считалась с ним. Ведь найти опытного специалиста на ту зарплату, которую фабрика могла ему платить, было почти невозможно. Что же касается косоглазого… Что ж, придется дать ему шанс и не выгонять его на улицу сразу же. Но шанс он получит только один.
        - Вам лучше бы приспособиться к нашим условиям. Полагаю, найти другую работу будет непросто… учитывая вашу всем известную страсть к алкоголю.
        Гриммон переступил с ноги на ногу и кивнул. Когда он ушел, Оливия повернулась к Томасу.
        - Вам не следует так делать. Я должна быть уверена, что он станет выполнять мои приказы, когда вас нет рядом.
        Томас пожал плечами. Уродливые шрамы, покрывавшие половину его лица и шею, вовсе не добавляли ему привлекательности.
        - Сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет. Да и все равно им не придется подчиняться вашим приказам слишком долго, - добавил Томас. Он был одним из немногих работников, остававшихся на фабрике даже в самые худшие времена. Когда фабрика почти остановилась и производственные процессы велись практически вручную, а единственными покупателями были магазины из соседних городков, он продолжал работать. Томас поддерживал Оливию, но неизменно давал понять: как только фабрика выйдет из кризиса и начнет выполнять контракты, он настоит на том, чтобы она выполнила свое обещание и наняла управляющего-мужчину.
        Оливии очень хотелось резко возразить Томасу, но она сдержалась. Ведь он был прав: ее присутствие осложняло ситуацию для работников-мужчин и вызывало много вопросов относительно истинного состояния здоровья ее отца. И все же она пока что не могла отдать фабрику постороннему человеку - пусть даже и толковому управляющему.
        - Я останусь тут до тех пор, пока мы снова не получим контракт с Английским банком, - заявила Оливия.
        Она решительно зашагала мимо гудевших и лязгавших машин, затем ненадолго остановилась возле огромных металлических цилиндров, медленно перемещавших высыхающую бумагу к концу линии. Каждый свежий белый дюйм был еще одним фунтом в кармане - доказательством того, что она, Оливия, все же добилась успеха и восстановила фабрику.
        - Мисс Свифт! Мисс Свифт! - К ней приближался Колин - младший клерк. Его очки, как обычно, запотели от теплой и влажной атмосферы цеха. Он снял их и протер о рукав, после чего вернул на место. - Мисс Свифт, я только что получил записку из магазина канцелярских товаров Тредмайна. Они отменили свой заказ.
        - Весь? - Оливия положила руку на трубу, по которой текла вода к бойлеру. - Они что-нибудь объяснили?
        Колин поправил очки, съехавшие на кончик носа.
        - Нет, просто уведомили, что больше не хотят иметь с нами дело.
        Второй отказ за один день. Оливия тяжело вздохнула. Как много неудач! Но она ожидала трудностей и не боялась их. И она не позволит трудностям сломить ее. Хотя ей, вероятно, придется отказаться от посещения городского праздника и вместо этого поехать в Лондон.
        - Я буду у них сегодня во второй половине дня и…
        - Мисс Свифт! - К ней подошел бригадир. - Склад почти пуст, а сырье так и не прибыло.
        - Ни одна из партий? - Без сырья не было никакой разницы, есть контракты или нет. Без ткани, которую перерабатывают на волокно, бумажное производство остановится.
        Бригадир помотал головой, покрытой буйной рыжей шевелюрой:
        - Совсем ничего.
        - Это, должно быть, какая-то путаница, - сказала Оливия. - Или, возможно, что-то случилось по дороге. Колин, отправь кого-нибудь, чтобы выяснили…
        Перед ней вдруг оказался высокий, хорошо одетый мужчина. Нет, только не сейчас! Она не вынесет, если очередной потенциальный покупатель явился без предупреждения, чтобы лично удостовериться в качестве продукции. А может, что еще хуже, прибыл какой-нибудь чиновник из Английского банка. Она ведь еще на прошлой неделе ответила на все вопросы!
        Тем не менее Оливия приклеила к лицу приветливую улыбку. Грозят ей неприятности или нет - она не может себе позволить отпугнуть потенциального покупателя. Ее взгляд скользнул по дорогому серому жилету, обтягивавшему удивительно широкую грудь незнакомца. А на его красивом лице выделялись проницательные синие глаза. Глаза… принадлежавшие покойнику!
        Оливия невольно отпрянула и покачнулась. Колин подхватил ее под руку и помог удержаться на ногах.
        А «мертвый» человек взял ее за другую руку. На нем были черные кожаные перчатки, но даже сквозь них она почувствовала, какая теплая у него рука.
        - Мисс Свифт устала, и здесь очень жарко, - сказал визитер. - В кабинете ей сразу станет лучше.
        Колин с удивлением воззрился на незнакомца:
        - Кто вы?
        - Клейтон Кэмпбелл. Я когда-то здесь работал. - Этот голос в течение последних десяти лет преследовал Оливию в ночных кошмарах.
        И она вдруг подумала, что вот-вот лишится чувств. Перед глазами у нее все поплыло, но она не могла допустить, чтобы рабочие увидели ее слабость. Сделав над собой усилие, она все-таки удержалась на ногах и тихо сказала:
        - Все в порядке, Колин. Я буду в кабинете.
        Оливия позволила Клейтону вывести ее из цеха и отвести в кабинет. Как только за ними закрылась дверь, она подняла руку и дрожащими пальцами прикоснулась к его лицу. Высокий угловатый мальчишка, которого она помнила, исчез, и теперь перед ней был сильный, крепкий мужчина. Лицо же его казалось высеченным из камня.
        Он жив.
        Его подбородок чуть потемнел от пробивавшейся щетины. Оливия никогда не позволяла себе представлять, как он выглядел бы, став взрослым мужчиной. Но даже если бы она когда-нибудь дала себе волю, то все равно не смогла бы вообразить такого. Он стал грубее… но все равно был воплощением совершенства.
        Он жив.
        Она видела прямой нос, аккуратную раковину уха и чуть выступающие скулы. Ей хотелось увидеть все перемены, вспомнить сотни деталей, которые она давно забыла. Она должна была убедиться, что перед ней человек из плоти и крови, а не плод воображения.
        Он жив.
        Человек, которого она отправила на виселицу.
        Клейтон не шевельнулся. Наконец, когда она встретилась с ним взглядом, он сквозь зубы процедил:
        - Убери от меня руки.
        Оливия отшатнулась и рухнула на жесткий стул.
        - Клейтон, где ты был? Я думала, ты…
        - Мертв? - услужливо подсказал он.
        Она сразу поняла, что не должна была садиться. Он всегда возвышался над ней, но теперь… Теперь же он господствовал, подавлял, устрашал… Его губы скривились в презрительной гримасе.
        Что ж, если это чудо, то оно оказалось вовсе не радостным.
        - Где ты был? - Она стиснула в кулаках мягкую ткань своей серой рабочей юбки.
        Клейтон саркастично усмехнулся. Господи, как же он изменился! Стал жестоким.
        - В аду.
        - Но ведь тебя повесили! Отец сам видел!
        - Разве?
        Все у нее внутри, включая и сердце, словно сжалось в тугой узел. Выходит, отец солгал ей. Еще одна ложь. Не первая и не последняя. Боже правый!
        - Ты все это время был в тюрьме? Или… - Слова застревали в горле. - Тебя… куда-то увезли? - Могла ли она сделать что-нибудь, как-то ему помочь? Может, пойти к властям и рассказать правду?
        - Я пришел не для того, чтобы воссоединиться с прежней возлюбленной.
        Но это вовсе не значило, что она не могла задавать ему вопросы. Когда-то она любила его всей душой, всем сердцем. И ей необходимо было знать, что с ним произошло.
        Заставив себя встать, Оливия спросила:
        - Так что же с тобой случилось?
        - Ты лишилась права задавать подобные вопросы.
        - Клейтон, что произошло той ночью?
        - Я хочу поговорить с твоим отцом. - Голос его был холоден и спокоен.
        - Но, Клейтон…
        - Не льсти себе. Я не долго мучился из-за твоего предательства. И не желаю говорить об этом.
        - А я желаю!
        - Но ты не всегда получаешь то, что хочешь, Алмаз.
        Да как он смеет?! Как он осмелился сказать ей такое… и назвать ее так? Ей очень понравилось, когда Клейтон дал ей это прозвище. Алмаз - это сверкание, яркость, блеск. Но теперь, когда его голос исказило презрение, алмаз стал символом жадности, мелочности, тщеславия.
        Но ничего такого в ней больше не было.
        - Ты проводишь меня к отцу?
        Эти слова вернули Оливию к реальности.
        - Нет, невозможно.
        - Вчера я уже понял, что доступ к нему ограничен, однако же…
        Оливия мысленно вознесла хвалу верности и преданности их старого дворецкого.
        - Отец не совсем здоров. Он никого не принимает.
        - Но ведь он принял представителей Английского банка?
        Откуда Клейтон узнал?…
        - Это исключительный случай.
        - Воскрешение из мертвых тоже можно считать исключительным случаем.
        - Я не позволю! - Что ж, она ему скажет то же самое, что и всем остальным. - Все, что ты хочешь передать ему, говори мне. Я ничего от него не скрою.
        - Остаешься его верной сторожевой собакой? - саркастически ухмыльнулся Клейтон.
        Она не дрогнет! Не дрогнет ни от его презрения, ни от собственного гнева. Пусть она больше не предана своему отцу - она безраздельно предана фабрике.
        - Так что же передать отцу?
        Клейтон растянул губы в неискренней улыбке, продемонстрировав удивительно белые зубы.
        - Скажи своему отцу, что я явился сюда за справедливостью. Все, что он имеет, скоро будет в руинах.
        - За последние десять лет фабрика и так практически потерпела крах. Этих руин для тебя недостаточно?
        - Невезение и справедливость - разные вещи. Фабрика готовится начать работу на Английский банк, разве нет?
        Не было смысла отрицать то, что ему уже было известно.
        - Да, готовится.
        - Именно это и заставило меня здесь появиться. А вовсе не ты. Твой отец мог заткнуть мне рот, когда я был молод. Но больше он не будет совершать преступления.
        - Да, не будет, - кивнула Оливия.
        Клейтон прислонился к дверному косяку. Его расслабленная поза никак не сочеталась со злым напряженным взглядом.
        - Насколько я помню, ты и в прошлый раз не сомневалась в его невиновности. Но теперь можешь мне поверить: фабрика Свифта больше никогда не будет печатать деньги.
        И тут до Оливии дошел весь ужас ситуации. Грудь ее сдавило словно тисками, и казалось, тиски эти вот-вот сдавят и сердце и вонзятся в него…
        Она не могла сказать ему правду. Ведь он, ведомый ненавистью, вполне мог использовать эти сведения, чтобы окончательно разрушить фабрику. Десять лет назад он хотел остановить ее отца, повинуясь своим представлениям о справедливости и правосудии, но теперь ситуация совсем другая. Теперь все стало намного серьезнее.
        - Фабрика - это не только мой отец. От нее зависит множество других людей.
        - Тогда им предстоит заново отстроить ее из руин.
        Что она когда-то видела в этом человеке? Как могла не замечать его жестокости? Возможно, ее отец был в чем-то прав. Клейтон недостоин ее.
        - Ты ждал так долго, чтобы отомстить?
        - О, это не месть.
        Оливия ткнула его пальцем в грудь.
        - Нет, это самая настоящая, ничем не прикрытая месть. Иначе ты обратился бы к властям.
        Клейтон резко отбросил ее руку, и впервые она увидела в его глазах огненную ярость.
        - Виселица слишком хороша для твоего отца.
        - Иными словами, у тебя нет никаких доказательств. - Оливия сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. - Оставь это, Клейтон. Я даю тебе слово, что прошлое не повторится.
        - Твое слово? - Он усмехнулся и провел рукой в перчатке по подбородку. - А знаешь ли ты, что случилось с моим отцом после того, как я был осужден? Тебе не приходила в голову мысль отыскать его?
        Оливия пожала плечами и пробормотала:
        - Мне тогда было только пятнадцать лет… - Хотя, конечно, нельзя отрицать того, что эта мысль не приходила ей в голову и позже, когда она стала старше. Вероятно, она все-таки изменилась не так сильно, как ей хотелось бы. - А что с ним случилось?
        Клейтон не ответил и заявил:
        - Все, с этой фабрикой покончено.
        И в тот же миг гул машин за дверью стих. Оливия тщетно пыталась уверить себя, что все дело только в задержке поставок сырья. Но почему же Клейтон улыбнулся так злорадно?…
        А она ведь все замечательно организовала… Нет-нет, даже если Клейтон стал гением - а в юности многие говорили о его блестящих способностях, - он не сможет ее остановить.
        Тут он достал из кармана стопку бумаг, медленно развернул листки веером и легонько провел ими по ее щеке. Бумага была тонкой и дешевой, не с ее фабрики.
        - Ты знаешь, что это? - насмешливо спросил Клейтон.
        Оливия молча покачала головой.
        - Я скупил все твои долги. И срок уплаты по первому из них истекает… - Он покосился на верхний листок, словно не помнил в точности каждое слово, каждую цифру. - Истекает в следующий вторник. Надеюсь, у тебя есть соответствующая сумма.
        У Оливии перехватило дыхание. «Надо будет убедиться, что заказ Тредмайну отправили раньше, чем подойдет срок уплаты поставщику угля», - промелькнуло у нее. Но уже в следующее мгновение она вспомнила, что этот заказ только что отменили.
        Никакая сила воли не могла теперь скрыть дрожь в ее голосе, когда она проговорила:
        - Ты не сможешь так поступить.
        Клейтон повернулся к двери.
        - Я уже так поступил. И передай отцу, что отныне и впредь я буду иметь дело только с ним. С ним одним.


        Глава 2
        - Да, но, может быть, следует передвинуть столы на солнце? - сказала Оливия мужчинам, выносившим столы из таверны на прохладный осенний воздух.
        Праздник урожая. Он должен был стать грандиозным торжеством. Первым деревенским праздником за десять лет. Этот праздник должен был положить начало доброй традиции - впредь такие праздники планировалось устраивать каждый год.
        Если же Клейтону удастся осуществить свои планы, праздник станет первым и последним.
        Дети весело бегали по площади вслед за катящимся обручем. Женщины раскладывали на столах для продажи вкусные пироги, веники, вязаные шапки, заколки и резные деревянные игрушки.
        Все было превосходно устроено.
        И это никогда больше не повторится, если Клейтону удастся добиться своего.
        Миссис Уилкерсон подала ей кружку теплого сидра.
        - Спасибо. - Оливия протянула женщине пенс, но та покачала головой:
        - Нет, мисс Свифт. Ведь вы столько для нас сделали…
        - Прошу вас, возьмите, - настаивала Оливия. В конце концов, как выяснилось, она возродила город только для того, чтобы его снова постиг крах.
        После минутного колебания другая женщина взяла монету и спрятала ее в карман.
        - А тот член парламента согласился поддержать вашу идею? Ну, относительно отдельных помещений в тюрьме для детей…
        - Он сказал, что подумает, - ответила Оливия. Миссис Уилкерсон была одной из двух женщин в городе, у которых сыновей отобрала Британская пенитенциарная система, поэтому она самым внимательным образом следила за попытками мисс Свифт исправить ужасную несправедливость.
        - А ваши задушевные друзья придут на праздник?
        У Оливии не повернулся бы язык назвать представителей Общества борьбы за гуманное отношение к детям-преступникам своими «задушевными друзьями». В общество входили два барристера, квакер, ушедший на покой викарий и горстка озабоченных этой проблемой женщин. Хотя она готова была назвать их не только друзьями, но и родственниками - кем угодно! - если им удастся продвинуться со своими реформами.
        - Я уведомила их, что они приглашены.
        Возможно, некоторые из них и придут. Эти люди относились к восстановлению фабрики как к масштабному эксперименту, который в случае удачи поможет удержать деревенскую молодежь от попадания в лондонские трущобы.
        Миссис Уилкерсон дала по кружке сидра двум мужчинам, которые остановились у стола, чтобы промочить горло. Оба работали на фабрике, но Оливия уже давно установила выходной день для рабочих, и сегодня ей это было на руку.
        К столу подошел Колин. У него на плече сидела его маленькая сестренка. Девочка указала пальчиком на кружки:
        - И мне!
        Колин опустил малышку на землю.
        - Присмотришь за ней минутку, тетя Люси? Соревнования вот-вот начнутся.
        - Соревнования? - удивилась Оливия.
        Колин поправил очки и кивнул:
        - Да, катание сыра.
        Оливия в растерянности заморгала. Вероятно, она что-то неправильно расслышала.
        Миссис Уилкерсон плеснула какого-то напитка в чашку и дала хнычущей племяннице. После чего ответила:
        - Вы должны были видеть нечто подобное раньше, еще в детстве.
        Оливия никогда в детстве не ходила на праздники, но не стала говорить об этом. Слава Богу, они забыли, как она когда-то заявила, что «только грязным дворняжкам интересны городские праздники». Ей тогда было семь. Отец рассмеялся и погладил ее по головке.
        К столу подошел мужчина с женой. Им тоже хотелось сидра.
        Миссис Уилкерсон отмахнулась от Колина.
        - Не думаю, что я сумею уследить за твоей сестрой. Где мама?
        Колин осмотрелся.
        - Помогает построить детей, участвующих в хоре.
        - Я могу присмотреть за девочкой, - вызвалась Оливия.
        Все уставились на нее с явным недоумением.
        - Разве вы не заняты организацией праздника?
        Но в данный момент вроде бы все шло хорошо и без ее вмешательства.
        - Пока нет. - Оливия поставила кружку и взяла малышку на руки. - Не беспокойтесь. Идите.
        После секундного колебания Колин во всю прыть устремился к группе мужчин на вершине холма.
        - Желтый, - сказала девочка, указав на упавший лист.
        - Да, и желтый, и оранжевый, и красный. - Оливия обратила внимание малышки на другие цвета и медленно пошла к столам, расставленным у выхода из таверны. На мгновение она прижалась щекой к мягким волосикам ребенка. - Мы же не позволим большому жадному дяде отобрать все это у нас, правда?
        - Да, очень жадный, - с готовностью согласилась девочка.
        «И красивый, - мысленно вздохнула Оливия. - Но ужасно холодный!»
        Появление Клейтона должно было успокоить ее совесть. Но она уже привыкла думать о своей вине как о далеком прошлом. А теперь это прошлое вдруг швырнули ей в лицо. Мерзкое! Уродливое! Страшное! Десять лет назад, думая, что он умер, Оливия молилась о том, чтобы это оказалось ошибкой, чтобы выяснилось, что Клейтон жив и невредим. Тяжесть вины не давала ей спокойно жить, мешала дышать. О, как страстно она желала избавиться от этой тяжести!
        Но теперь, когда выяснилось, что он действительно жив, раскаяние и угрызения совести не исчезли, остались при ней.
        Но если она в долгу перед ним, если этот долг ей никогда не вернуть, то это не значит, что ему теперь позволено все, а она должна сидеть сложа руки. Она изменилась, она уже давно не та девочка, которую он когда-то знал. И она не уклонялась от борьбы с того самого дня, когда испугалась и не пошла вместе с отцом в суд. С того дня, когда якобы умер Клейтон.
        Вот перед ней новая школа, ее детище. В воздухе еще чувствовался запах свежей краски. В помещениях нужны кое-какие отделочные работы, но снаружи здание закончено точно в срок - к празднику.
        - Вы сделали доброе дело. И по праву можете им гордиться. - Обернувшись, Оливия увидела улыбающееся сморщенное лицо викария. - Люди всегда будут вам благодарны. - Он протянул руки и взял у нее малышку.
        Этих слов Оливия ждала три года. С тех пор как он приехал к ней в Лондон и рассказал, в какое запустение пришла фабрика, а с ней - и весь городок.
        Но теперь эти слова ничего не значили. Ведь она-то стремилась отдать долг за смерть человека, который, как оказалось, вовсе не умер.
        - Именно вы заставили меня понять свою ответственность перед городом, - пробормотала в ответ Оливия.
        Викарий погладил девочку по спинке, кивая в такт песне, которую только что затянули школьники. Оливии очень хотелось рассказать викарию о Клейтоне. Но как она могла? Ведь он весь лучился от радости.
        Она всмотрелась в окружающие ее лица. Вот семья Джонсон с семью светловолосыми мальчишками, имена которых она никак не могла запомнить. А это мистер Грапп. Он наконец приобрел новую вывеску для своей таверны взамен старой, уничтоженной ураганом пять лет назад. Были и новые лица - люди, приехавшие из других мест специально на праздник, а также семьи рабочих, недавно появившихся на фабрике.
        Викарий отошел, чтобы отдать ребенка матери.
        Перед Оливией же вдруг остановился незнакомец. Он снял шляпу, под которой оказались грязные черные волосы, и проговорил:
        - Простите за беспокойство, мисс. Но к вам на фабрику недавно приходил человек. Мне показалось, что это мой старый друг, но я не уверен. - У незнакомца был странный акцент, происхождение которого Оливия никак не могла определить.
        - Клейтон Кэмпбелл? - спросила она. - Вы его имеете в виду?
        Мужчина кивнул и при этом вовсе не выглядел удивленным.
        - Значит, это и в самом деле был он. Искал работу на фабрике?
        Оливия отрицательно покачала головой:
        - Нет, не искал.
        Неожиданно она заметила, что у незнакомца слишком уж напряженный пристальный взгляд. Совсем как у хищника. Оливия невольно отступила.
        - А откуда вы его знаете? - спросила она.
        В этот момент закончились какие-то соревнования, и мимо нее прошла группа весело болтавших парней. Они хлопали друг дружку по плечам и выкрикивали поздравления.
        - Я второй! - крикнул ей Колин.
        Оливия приветливо улыбнулась юноше. Когда же повернулась, выяснилось, что странный незнакомец исчез. Она приподнялась на цыпочки, высматривая его в толпе, но незнакомца нигде не было.
        Парни столпились вокруг стола с сидром. Дети закончили выступление и теперь пробирались сквозь толпу, разыскивая своих родителей.
        Нет, она ни за что не позволит Клейтону все это уничтожить. Человек, которого она когда-то любила, не сможет разрушить жизни всех этих ни в чем не повинных людей. Ей просто надо показать ему, кто пострадает от его действий.
        Оливия почувствовала, как по телу ее прокатилась волна дрожи. Что это? Страх? Или предвкушение?
        Снова быть рядом с ним…
        Оливия не считала нужным обманывать себя и понимала, что не сможет изменить его нынешнее отношение к ней. Но она надеялась, что сумеет изменить его намерения относительно фабрики. Ведь Клейтон всегда был человеком честным и прекрасно понимал, что такое хорошо и что такое плохо. Как-то раз он целую милю возвращался назад в магазин, потому что ему дали семь конфет, а заплатил он только за шесть.
        Был только один способ смягчить его - найти путь к его сердцу.
        Он всегда за всех тревожился и обо всех заботился. И эта черта его характера наверняка сохранилась, что бы ему ни пришлось пережить. Она должна заставить его подумать о фабрике не как об отмщении, а как о предприятии, дающем многим людям работу и достойную жизнь.
        Отыскать путь к сердцу мужчины в общем-то несложно. Достаточно шепотка. Улыбки. Мимолетной ласки. Но только в том случае, если речь идет не об этом мужчине.
        Но Клейтон все равно прислушается к доводам логики. Не сможет не прислушаться. А спасение фабрики - поступок вполне логичный. И правильный.
        На протяжении последних восьми лет Оливия напряженно работала, убеждая лордов, судей и членов парламента в необходимости помочь детям бедняков. Она очаровывала благотворителей и хозяек модных салонов, склоняя их к формированию фондов помощи бездомным уличным попрошайкам и воришкам.
        И она как-нибудь справится с бывшим клерком.

        Клейтон поднял глаза от бумаг, разложенных на столе, и уставился невидящим взглядом в окно. Он надеялся, что цифры, как всегда, успокоят его, но почувствовал еще большую неудовлетворенность. Из пустякового жалованья, которое министерство иностранных дел выплатило ему чуть больше года назад, он сделал состояние, потерял его, а потом вернул снова. Инвестиции с высокими ставками - это всегда риск, но при тщательном изучении ситуации риск существенно снижается.
        Обычно изучение своих инвестиций и планирование новых успокаивало его. Но сегодня он никак не мог сосредоточиться. Цифры казались ему такими же неудовлетворительными, как и все остальное в этот день.
        В чем же причина его недовольства? Он ведь уже приступил к исполнению своего плана и предупредил Оливию. Но теперь он не станет - как хотел десять лет назад - защищать ее от того, что произойдет. Она сделала свой выбор. И ни ее отец, ни сама Оливия не сумеют его остановить. Правосудие свершится.
        И только одно не давало ему покоя.
        Оливия все еще оставалась самым красивым созданием, которое ему когда-либо доводилось видеть. Теперь она стала взрослой женщиной, и время превратило некоторые ее недостатки в безусловные достоинства. Мягкость детских форм сменили изящные грациозные изгибы. Губы, раньше слишком уж пухлые, теперь искушали и манили. Лицо лишилось детской округлости, и на нем отчетливо проявились высокие скулы. Тонкие же красиво изогнутые брови придавали взгляду не удивление, а, пожалуй, искушенность.
        А ее огромные глаза цвета весеннего неба больше не лучились наивностью и невинностью, но стали такими глубокими, что в них хотелось утонуть.
        Но все это не имело никакого значения. Он больше ее не хотел.
        А если он и позволил ее нежной руке задержаться на его лице какое-то мгновение, то это лишь потому, что он был поражен ее дерзостью.
        В кабинет вошел дворецкий Кентербери, на голове которого красовалась невообразимая красновато-коричневая шляпа. Шутовской колпак, да и только!
        - Ну как, сэр, справедливость восторжествовала?
        - Я только сделал предупреждение. - Интересно, какого черта он отчитывается перед дворецким? Ведь он, Клейтон, в течение десяти лет был членом самой грозной и неуловимой шпионской группы - «Трио». И даже под пытками он не выдавал информации. А этот человек одним только своим взглядом заставляет его все выкладывать.
        Мэдлин и Йен, то есть Малышка с Духом - два других члена «Трио», - непременно подняли бы его на смех. Но по непонятной причине Клейтон чувствовал вину перед старым слугой. Чувствовал даже тогда, когда точно знал, что ничего плохого не сделал.
        Он унаследовал этого нахального слугу после замужества Мэдлин Уолден. Теперь она стала Мэдлин Хантфорд. Клейтон до сих пор не совсем понимал, как именно это произошло. Ведь вовсе не он, а Йен знал Кентербери в прошлой жизни.
        - Значит, вы смогли встретиться с мистером Свифтом? - спросил дворецкий.
        - Нет, я разговаривал с его дочерью.
        - Вот как?…
        Клейтон промолчал. Он испытывал странное чувство, которое затруднялся определить словами. Он не лгал Оливии. Во всяком случае, не во всем. Да, конечно, он вспоминал о ней, но никогда не имел намерения увидеть ее или ее отца. Ему, как правило, приходилось заботиться о том, чтобы уцелеть, и не было времени вынашивать планы отмщения.
        Но шесть месяцев назад он прочитал в «Таймс» о том, что бумажная фабрика Свифта, несмотря на нездоровье мистера Свифта, готовилась к заключению контракта с Английским банком.
        Нет, нет и нет! Пока он, Клейтон, жив, этому не бывать. Десять лет своей жизни он отдал защите Англии. И он не позволит, чтобы ее обманывали такие субъекты, как Артур Свифт.
        - Она сказала, когда вы сможете встретиться ним? - поинтересовался дворецкий.
        Клейтон скользнул взглядом по колонкам цифр. Возможно, именно в этом корень его неудовлетворенности. Он позволил Свифтам диктовать ему условия - как и прежде.
        Но он больше не совершит такой ошибки.


        Глава 3
        Пятимильная поездка до дома Свифтов не заняла много времени. Почти все окна были темными, но все равно гигантский особняк господствовал над всеми остальными окрестными строениями.
        Клейтон спешился и выждал несколько минут. Только убедившись, что к нему никто не спешит, чтобы взять лошадь, он привязал животное к тонкому стволу дерева.
        Вероятно, его все-таки заметили. Да, похоже, что так. Потому что передняя дверь оказалась открытой.
        Клейтон ожидал, что его встретят вооруженные слуги, но, поднимаясь по лестнице, он заметил только подошвы двух ботинок, частично видневшиеся из-за приоткрытой двери. Ботинки явно были на чьих-то ногах, а их обладатель лежал на полу.
        Последние ступеньки Клейтон преодолел бегом, сжимая в руке нож.
        Человек, лежавший у двери, оказался, судя по всему, дворецким. На левой стороне его лба красовалась огромная шишка. Клейтон опустился на колени рядом с ним и попытался привести бедолагу в чувство. Но тот ни на что не реагировал, хотя и дышал.
        Клейтон быстро осмотрелся. В дальнем конце верхнего холла он заметил пятна крови. Кровавый след вел в коридор - как будто раненый человек пытался убежать от опасности. Он пошел по следу. Судя по количеству крови, жертва не могла уйти далеко.
        Долгие годы, сталкиваясь с насилием и временами применяя его сам, Клейтон научился смотреть на подобные сцены без эмоций. Однако на сей раз его сердце так громко колотилось в груди, что он не слышал собственных шагов, не говоря уже о приближении возможного противника.
        А если это онаубита?…
        Нет, убита была не Оливия, был мертв один из слуг. Ножевое ранение в грудь оказалось смертельным.
        Проклятие! Ему захотелось окликнуть ее, захотелось громко выкрикивать ее имя до тех пор, пока она не покажется целой… живая и невредимая. Да, конечно, он презирал ее, но ни за что на свете не пожелал бы ей такой судьбы.
        Но где же она? Оливия не стала бы прятаться в комнате, услышав подозрительный шум. Она наверняка отправилась бы узнать, что происходит. Пошла бы до того, как осознала бы неразумность своего поведения…
        Клейтон старался двигаться бесшумно. Нападавшие скорее всего уже ушли, но он не желал обнаруживать свое присутствие раньше, чем будет необходимо.
        Что же случилось? Наверное, это ограбление. В холле не было ни одного серебряного подсвечника, да и вообще Клейтон не заметил по пути ничего блестящего, а раньше всего этого было в избытке. Но бандиты почему-то вошли через переднюю дверь, причем вошли днем. А ведь грабители обычно дожидаются ночи, чтобы проникнуть в дом тайком.
        Клейтон шел по коридору, заглядывая в каждую комнату.
        Не только в холле не было никаких украшений. Все комнаты, кроме гостиной и кабинета, оказались практически пустыми. В гостиной он заметил также несколько медных подсвечников. Интересно, почему грабители оставили то, что легче всего продать?
        Клейтон уже давно знал, что фабрика практически развалилась, поскольку ею никто не занимался; только два года назад она неожиданно возродилась. И возможно, нынешнее состояние дома являлось результатом финансового краха.
        Мысль об Оливии, распродающей домашние вещи, должна была доставить ему удовольствие. Это можно было бы считать своего рода высшим правосудием, но он, Клейтон, не настолько глуп, чтобы верить в него.
        И вообще, какое ему дело до Оливии?
        Что случилось с ней после его ареста, его не тревожило. Он имел претензии к ее отцу, а не к ней. Выясняя, что стало с фабрикой, Клейтон намеренно не стал ничего узнавать о ее жизни.
        Ему было все равно.
        Он открыл дверь в библиотеку и услышал женский крик. Рука Клейтона стиснула нож. Но это была не Оливия.
        В дальнем углу комнаты, в темноте, съежилась немолодая служанка. Она закрыла лицо ладонями.
        Спрятав нож в ножны, Клейтон медленно направился к испуганной женщине. Он вовсе не желал напугать ее еще сильнее.
        - Успокойтесь. Я не сделаю вам ничего плохого. Что здесь произошло?
        Женщина немного успокоилась, но все еще не желала выбираться из темного угла, казавшегося ей безопасным.
        - Вы же не русский, правда? - спросила она с дрожью в голосе.
        Клейтон покачал головой, неожиданно почувствовав слабость в ногах. Мысли путались. При чем здесь русские? Черт возьми, что здесь происходит?!
        - Нет, конечно, не русский. А они еще здесь?
        Служанка тяжело вздохнула.
        - Нет, думаю, уже ушли. Забрали ее и ушли.
        - Кого они забрали?! - Должно быть, его голос прозвучал слишком резко, поскольку женщина в ужасе отпрянула.
        Клейтон сделал два быстрых шага к двери, но тут же остановился - дала о себе знать старая выучка. Он не мог ничего делать вслепую. К тому же он понятия не имел, кто забрал Оливию - было уже ясно, что похитили именно ее.
        - Как давно это произошло?
        - Не знаю. - Служанка всхлипнула. - Я очень спешила. Надо было подготовить грелки. Я каждый вечер это делаю. Никогда не думала, что…
        - Когда вы обычно наполняете грелки?
        - В семь.
        Было уже больше восьми. Женщина определенно пребывала в шоке, но Клейтон не мог обойтись без информации. А другого источника у него не было.
        Он помог женщине подняться и задал очередной вопрос:
        - Кто это был?
        Она прикусила губу.
        - Не знаю! Откуда мне знать?
        Ее глаза снова стали бессмысленными, и Клейтон тут же заговорил, опасаясь, что она ударится в панику и ему больше ничего не удастся узнать.
        - Вы пострадали?
        Служанка прижала ладони к груди.
        - Нет, не пострадала. - Она на мгновение затихла, потом уставилась на Клейтона круглыми от ужаса глазами. - Они забрали ее! Был экипаж… Кажется, я его слышала. О, вы должны ей помочь!
        Направляясь сюда, Клейтон встретил не менее дюжины экипажей, колясок и повозок. Оливия могла находиться в любой из них.
        Набравшись терпения, он снова обратился к женщине:
        - Расскажите мне, что вы видели и слышали. Абсолютно все. Даже мельчайшая деталь может помочь отыскать Оливию.
        Женщина судорожно вздохнула и пробормотала:
        - Даже не знаю, что рассказывать… Я чистила камин, когда услышала шум в холле. Я выглянула посмотреть, в чем дело. Оказалось, что два незнакомых молодых человека били мистера Бертона. Перри - он слуга - хотел им помещать, но тот, у которого черные волосы, вытащил нож и ударил его. Прямо в грудь.
        Служанка снова всхлипнула, и Клейтон положил ей руку на плечо, стараясь успокоить.
        - Вы можете их описать?
        - Один был высокий и очень злобный, с большой кустистой бородой. Другой - худой и, пожалуй, красивый. С черными волосами. Очень аккуратный. Оба выглядели иностранцами. И говорили по-русски.
        - Откуда вы знаете, что это был русский язык?
        Женщина усмехнулась:
        - Я служила в этом доме еще до болезни хозяина. У него часто бывали иностранцы. И русские - тоже.
        - Вы помните какие-нибудь слова?
        - Нет, русских слов я не разобрала. Кроме того, они говорили по-французски. Кажется, La Petot…
        - Может быть, La Petit [1 - Малышка (фр.).]? - подсказал Клейтон.
        - Да-да, черноволосый говорил громиле что-то о La Petit.
        - А потом они забрали мисс Свифт?
        Служанка кивнула, и у нее задрожал подбородок.
        - Думаю, забрали. Я… я пряталась здесь и не видела. Но я слышала, как она кричала.
        Клейтон с облегчением вздохнул. Если Оливия кричала, значит, отсюда ее забрали живой.
        - Где ее отец и другие слуги?
        Служанка недоуменно нахмурилось, потом ее лицо прояснилось.
        - Сегодня их не было дома, сэр, но они скоро вернутся. Да, бандиты еще сказали что-то про Ист-Энд.
        Значит - порт! Клейтон подошел к столу и написал несколько слов на листке бумаги.
        - Как только остальные слуги вернутся, пусть это доставят Йену Мэддоксу в Олбани.
        Он вышел из комнаты и направился к двери, не дожидаясь ответа. Если похитители думают, что Оливия - это La Petit, она же - Малышка, самая известная в Европе шпионка, то ее жизнь в опасности. Узнав, что она вовсе не Малышка, они ее убьют.
        Клейтон вскочил на лошадь и поскакал по подъездной аллее в сторону дороги.
        Почему они ее забрали? Ведь Оливия совершенно не похожа на Мэдлин - настоящую Малышку.
        Единственное связующее звено между этими женщинами - это он, Клейтон. Похитители по непонятной причине решили, что Оливия и есть Мэдлин, после его контакта с ней. Но почему им нужна только Малышка? Они ведь наверняка знают, где находится и он сам… Вероятно, они за ним следили.
        Чертовски странно.
        И кто мог ее похитить? «Трио» бывало в России редко, и всякий раз они имели дело с правдинцами. Однако, насколько ему было известно, эта группа страстных революционеров распалась несколько лет назад после смерти их предводителя.
        Клейтон резко натянул поводья, остановил лошадь и спрыгнул на землю. Следовало изучить следы в конце подъездной аллеи. Было уже темно, но все же он без труда определил, что недавно здесь проехал экипаж, повернувший в сторону Лондона.
        Проклятие! Это не могла быть группа правдинцев. Ее больше не существовало.
        Но некоторые члены группы все же остались… Причем все они желали бы видеть Малышку мертвой. И она умрет. Точнее, Оливия вместо нее. После того как они подвергнут ее пыткам, чтобы узнать информацию.
        Если бы он верил в Бога, то вознес бы Ему молитву о том, чтобы успеть в порт до отхода судна похитителей. Но в Бога Клейтон не верил и потому пустил лошадь в галоп.

        - Говори же, Арчи… - Рука Клейтона сжала горло бедняги. - Ведь ты знаешь все суда, которые входят в порт и выходят из него. Даже те, о которых не подозревает начальник порта. Повторяю вопрос: куда направилось судно? - Свидетели видели двух мужчин, соответствовавших описанию русских, которые занесли на борт спящую женщину. И судно немедленно снялось с якоря. Они, должно быть, тщательно спланировали похищение, даже согласовали его с приливом.
        - Я тебе ничего не должен! - Арчи закашлялся. - Больше ничего…
        Клейтон сдавил горло собеседника еще сильнее.
        - Тогда я тебе буду должен.
        Арчи уже терял сознание, и все же в его глазах вспыхнул интерес.
        - Ты предлагаешь… сделку? Ты же никогда этого… не делаешь.
        - Больше не сделаю. Итак, слушаю тебя.
        - В Санкт-Петербург. Это было русское судно. С каким-то грузом.
        Клейтон отпустил несчастного, и тот мешком осел на землю, кашляя и потирая горло.
        - Не забудь, - прохрипел он, - теперь ты мне должен.
        - Я не забуду. - Он никогда ничего не забудет. Ни того, как дергалось горло Арчи под его рукой, ни боли в глазах Оливии, когда он объявил ей о своем решении относительно фабрики.
        - Где я могу найти судно? Отвечай немедленно!


        Глава 4
        Оливии показалось, что она ослепла. Она знала, что глаза у нее открыты, но темнота казалась абсолютной. К тому же ужасно пересохло в горле и хотелось пить. Она попыталась дотянуться до чашки с водой, которую всегда ставила на столик у кровати, но внезапно руки ее и плечи обожгла боль.
        Почему-то она не могла шевелить руками. Сделав еще одну попытку дотянуться до чашки, она поморщилась от боли. Запястья горели огнем. Наконец Оливия поняла, что руки у нее связаны за спиной. Ноги тоже были связаны.
        И находилась она не в своей спальне. Лежала на боку на жестком комковатом матрасе. Давно? И где, собственно, она находится?
        Дверь распахнулась.
        - Кажется, она проснулась, - раздался грубый мужской голос.
        Оливия инстинктивно зажмурилась - свет, лившийся из дверного проема, показался слишком ярким. Через несколько секунд глаза привыкли, и она поняла, что стоявший на пороге мужчина держал в руке фонарь.
        - Тогда ей надо дать воды, - сказал другой голос. Оливия поняла слова, хотя и не сразу. Русский язык. Мужчины говорили по-русски. Она вспомнила, как изводила свою гувернантку, не желая учить этот язык, как того хотел отец. Он стремился произвести впечатление на инвесторов.
        В комнату вошли двое мужчин. Один из них, с фонарем в руке, был худощавым, изящным и мог бы считаться красивым, если бы не слишком тонкие губы, постоянно кривившиеся в жестокой гримасе. Другой же был таким огромным, что ему пришлось пригнуться, чтобы войти в дверь.
        Упоминание о воде усилило ощущение сухости во рту. Оливии очень хотелось пить, но она упрямо сжала губы и не стала ничего просить - не следовало показывать свою слабость.
        - Она не получит воды, пока не даст нам нужные ответы, - заявил человек с фонарем. - Итак, говори про ключ.
        Оливия могла вспомнить самые разные ключи. Например, от дома. Или от фабрики. Но эти люди и так вломились в ее дом, так что, вероятнее всего, ключи от дома не представляли для них интереса. Что же касается фабрики… Новое паровое оборудование, которое недавно там установили, было довольно дорогое, но его очень сложно вывезти.
        - Какой ключ? - спросила она, хотя с пересохшим горлом говорить было очень трудно. К тому же Оливия не была уверена, что мужчины ее поняли. Да и ее русский оставлял желать лучшего. Отец из-за этого постоянно на нее злился.
        Мужчина, державший фонарь, повесил его на деревянный гвоздь в стене, подошел к столу и налил воды в глиняную чашку. Наверное, он понял, что она не сможет говорить, если не дадут попить.
        Потрескавшиеся губы Оливии невольно раздвинулись в предвкушении живительной влаги.
        Мужчина с фонарем медленно вылил воду на пол.
        Оливия не сдержалась и, разочарованная, ахнула.
        - Не лги, Малышка. Мне известно, что ты взяла у Васина.
        Интересно, почему он перешел на французский?
        Во всем происходящем не было никакого смысла. Оливия не могла понять, что происходит. Но она точно знала, что ничего ни у кого не брала.
        - Я не понимаю, о чем вы говорите. - Она очень надеялась, что произнесла эти русские слова правильно. Ей нечасто приходилось говорить на этом языке, разве что иногда вести застольные беседы. Но теперь она должна была объяснить этим людям, что они ошиблись. - И я не знаю, кто такой Васин.
        Худощавый мужчина наклонился, и его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица. Теперь она узнала его. Именно он заговорил с ней на празднике. Следовательно, все это как-то связано с Клейтоном.
        От мужчины пахнуло спиртным и табаком, когда он проговорил:
        - Твой партнер привел нас прямо к тебе. Его визит в твой дом. Твои странные встречи с разными правительственными чиновниками.
        Он говорит о ее работе в обществе? Но при чем здесь Клейтон?
        - Мы нашли вот это. Это же шифр, разве нет? - Он бросил на кровать небольшую стопку конвертов, перевязанных синей ленточкой.
        Любовные письма от Клейтона… Горькая память о счастливых днях. Она так и не смогла их выбросить.
        Эти люди были в ее комнате. Они рылись в ее вещах. А она и не знала. Тотчас же появилось ощущение, будто вся кожа покрылась грязью.
        А мужчина с фонарем продолжал:
        - Можешь говорить что хочешь. Твои действия подтвердили наши догадки.
        Оливия со вздохом закрыла глаза. Ей дали какое-то снадобье, от которого хотелось спать. Наверное, все это сон. Это должно быть сном. Иначе и быть не может. Скоро она проснется, и все опять будет в порядке.
        Сильная рука схватила ее за волосы и встряхнула.
        - Я знаю, что ты не спишь, Малышка!
        - Граф не велел причинять ей вред. Он только сказал привезти ее. - В голосе великана явственно слышалось беспокойство.
        - Заткнись, Блин. Тебе слова не давали.
        - Но она же говорит, что ничего не знает, - возразил гигант.
        Мужчина с фонарем снова встряхнул ее, и Оливия, не сдержавшись, закричала. Она открыла глаза и попыталась отодвинуться, но боль стала только сильнее.
        - Она лжет! - Теперь красивое мужское лицо не выражало ничего, кроме ярости и угрозы.
        Оливия вновь вздохнула.
        - Вы меня с кем-то перепутали, - пробормотала она.
        - И ты, конечно, знаешь русский язык по чистой случайности? Нет, не верю. Вы, англичане, учите итальянский и французский, но не опускаетесь до русского. И почему, спрашивается, Кэмпбелл помог тебе, скупив все долги фабрики?
        Помог?…
        - Он пытается уничтожить меня!
        Худощавый не обратил на ее слова никакого внимания. Блин же нахмурился и пробурчал:
        - А что, если она все же не шпионка, а, Николай?
        Шпионка?… Этого еще не хватало!
        Николай отпустил ее волосы, и голова Оливии откинулась на подушку.
        - Тогда она нам не нужна, и мы ее убьем. - Он провел пальцем по щеке пленницы. - Не сразу, конечно. Со временем.
        Оливия бы плюнула ему в лицо, не будь во рту так сухо. Ей очень хотелось снова закрыть глаза, но нельзя было, чтобы Николай понял, как она испугана. Конечно, она не сможет вступить с ним в драку, но просто так не сдастся.
        Блин подошел поближе. Его толстые пальцы теребили бороду; он явно нервничал.
        - Граф рассердится, если она будет травмирована и не сможет говорить, - проворчал великан.
        - Мне плевать на графа! Я знаю его с университета!
        - Тогда тебе хорошо известно, что он не терпит ослушания.
        Оливия не знала слов, которые выкрикнул Николай, отойдя от кровати, но предположила, что это было какое-то ругательство.
        - Тогда можешь сам присматривать за ней. Я не нянька. Но не смей ее развязывать. Помни, что я сказал. - С этими словами Николай захлопнул за собой дверь.
        Блин несколько секунд постоял у кровати. Потом отошел, налил в чашку воды и протянул руку к Оливии. Она инстинктивно отпрянула, но затем все же позволила ему помочь ей сесть. Он стал поить ее, и чашка в его огромной руке казалась игрушечной.
        - Николай думал, что ты симпатичнее. Так он сказал. А по-моему, ты очень красивая. - Оливия подумала, что это своего рода извинение. Или попытка проявить доброту.
        Вода имела привкус плесени, но она выпила все до капли. Потом Блин достал из кармана кусок хлеба и протянул ей. Хлеб был жестким и мерзким на вкус, но Оливия все-таки его съела, чтобы поддержать силы. Неизвестно, когда ей дадут еще какой-нибудь еды. После того как она проглотила последний кусочек, Блин отнес ее к зловонному ночному горшку, стоявшему в углу. После чего снова положил ее на кровать. Оливия чувствовала, что ее лицо полыхает огнем, но похитителя, похоже, ничего не беспокоило.
        Вскоре она немного успокоилась и осмотрелась. И ей вдруг почудилось… какое-то движение? Прошло еще несколько секунд, и она услышала плеск воды.
        Господь милосердный! Сердце ее гулко заколотилось, а к горлу подступила тошнота.
        Выходит, она на корабле!
        - Как долго… я спала?
        Оливия помнила, как Николай сунул ей в рот какое-то снадобье и зажал нос, так что ей волей-неволей пришлось проглотить. Но Блин проявлял к ней некое подобие доброты, и она не желала настраивать его против себя. Только она не знала, как по-русски «без сознания».
        - Почти целый день.
        Значит, не было ни единого шанса на то, что они все еще в порту.
        - Куда мы направляемся?
        Блин сел. Старый стул жалобно скрипнул под ним.
        - К графу.
        Сегодня ей постоянно говорят о людях, которых она не знает. Малышка. Васин. Граф.
        - К какому графу?
        Блин скрестил руки на груди, и Оливия увидела длинные царапины на тыльной стороне одной из них. Это она его расцарапала, когда он выносил ее из дома. Почему-то ее охватило чувство вины. Но если бы она поцарапала Николая, то, вероятно, испытывала бы гордость.
        - Николай велел ничего тебе не говорить. Он сказал, что ты здорово умеешь обводить мужчин вокруг пальца.
        Оливия мысленно обругала неведомую ей женщину, за которую ее принимали. Хотя сейчас ей бы не помешали способности этой незнакомки.
        - Но я же все равно рано или поздно встречусь с графом. Что изменится, если ты сейчас скажешь, кто он?
        Блин качнулся на скрипучем стуле и сообщил:
        - Граф - это хозяин.
        - Он тебя нанял?
        Блин нахмурился и буркнул:
        - Я работаю в его поместье.
        Оливия вспомнила, что у русских помещиков до сих пор имелись рабы, которых называли «крепостными».
        - А Николай - тоже? - спросила она.
        - Нет. Он его друг.
        - Почему вы везете меня к нему?
        Блин бросил на нее сердитый взгляд:
        - Ты украла бумаги.
        - Я ничего не крала!
        Великан встал и проворчал:
        - Николай предупреждал, что ты так и будешь говорить. Он сказал, что ты лгунья.
        - Я не лгу. - Блин был ее единственным шансом; она должна была убедить его. - Я не шпионка. Вы похитили не ту женщину.
        «Судя по всему, русскому не понравилось слово “ похитили”», - мысленно отметила Оливия. Что ж, возможно, он просто выполнял приказы и не задумывался о последствиях. Придется все ему объяснить… Он, конечно, не блещет умом, но все же не дурак. Не исключено, что ей удастся убедить его в своей невиновности. Следовало постараться привлечь его на свою сторону.
        - Вы меня похитили, понимаешь? Вы с Николаем вытащили меня из дома, угрожали мне. Это серьезные преступления…
        - У меня не было выбора.
        - Возможно, не было. Зато теперь он у тебя есть. Если ты меня развяжешь…
        Тут распахнулась дверь и вошел Николай.
        - Хватит, Блин. Выходи.
        - Она говорит, что не шпионка.
        - Подумай хорошенько. - Николай дал громиле легкий подзатыльник. - Если она не шпионка, то откуда же у нее шифрованные письма от шпиона?
        Великан молча пожал плечами.
        - Пойдем, Блин. - И оба вышли из комнаты, вернее - из каюты.
        Оливия тяжко вздохнула. Выходит, у нее есть шифрованные послания от шпиона? Так вот чем Клейтон занимался все эти десять лет!

        Клейтон в очередной раз чертыхнулся, пробираясь по улицам Санкт-Петербурга. Судно, которое он конфисковал, было более быстроходным, чем фрегат похитителей, но в проливе Эресунн все время дул неблагоприятный ветер, и задержка оказалась довольно длительной. А потом потребовалось время, чтобы найти в Кронштадте человека, раздобывшего ему необходимые бумаги, чтобы выбраться с острова, на котором располагался порт, и оказаться в Санкт-Петербурге.
        Согласно записям начальника порта, судно похитителей прибыло накануне утром. Следовательно, он отставал на полтора дня. Но Клейтону было отлично известно, что в некоторых ситуациях день может длиться вечность. Французам, например, потребовалось всего несколько минут, чтобы содрать кожу с его спины, и час, чтобы сломать все…
        Клейтон плотнее завернулся в теплый плащ, усилием воли отбросив воспоминания. Он выжил. Французы потерпели поражение.
        Оливия же находилась у похитителей уже шестнадцать дней.
        Ощущение пустоты в груди усилилось. И если ему требовалось доказательство того, что его душа мертва, то можно было считать, он его получил. Никаких чувств - ни паники, ни отчаяния; все эти чувства уже давно его покинули. Теперь осталась только пустота в груди - бездна, которая с каждым днем становилась все глубже.
        Он найдет Оливию. И уничтожит похитителей. Все очень просто.
        Уличная грязь начала подмерзать, так что образовалась ледяная корка, хрустевшая под ногами. Холод усилил боль в правой руке - там, где неправильно срослись кости, и пришлось засунуть руку под плащ. К несчастью, и плащ его, и перчатки были рассчитаны на английскую зиму, а не на русскую, так что это не слишком помогло.
        Несмотря на мороз, дверь в «Молот и наковальню» была распахнута настежь. Клейтон вошел и сел. Он даже не пытался искать Дейзи - был уверен, что она ни за что не пропустит его появления. Ведь она знала все, что происходило в ее владениях.
        Этим заведением, как и многими другими гостиницами и постоялыми дворами Санкт-Петербурга, владел иностранец, точнее, иностранка, англичанка. Но в отличие от большинства из них в «Молоте и наковальне» была весьма специфическая клиентура. Рано или поздно через этот постоялый двор проходили все русские бродяги и преступники. И Дейзи удавалось получать от них ценную информацию.
        Как и следовало ожидать, Дейзи возникла рядом с его столом даже раньше, чем принесли заказ. Пухлые щеки с ямочками и начавшие седеть волосы придавали ей вид добродушной и приветливой фермерши. И лишь немногие знали, что у этой симпатичной женщины - сердце акулы.
        Возможно, именно поэтому Клейтон так хорошо с ней ладил.
        - Шифровальщик? Не думала, что увижу тебя снова. - Акцент выдавал ее валлийское происхождение, но был сглажен русским глянцем - слишком давно она жила в Санкт-Петербурге.
        Хозяйка поставила перед ним стакан с водкой, который он проигнорировал.
        - Значит, ты снова работаешь, - заключила она.
        - Группа правдинцев опять в деле?
        Дейзи побарабанила пальцами по столу.
        - Она никогда и не прекращала своей деятельности. Ненависть к царю не может прекратиться из-за смерти одного революционера. Кто-то другой поднимает упавшее знамя и продолжает дело. Я уже давно слышу о них.
        - Где они? Кто их теперь возглавляет?
        Дейзи несколько секунд помолчала, потом спросила:
        - Ты ведь помнишь, как мы всегда работали? Ты сообщаешь мне что-то ценное, а я решаю, могу ли тебе помочь.
        «Но что же ей сообщить?» - подумал Клейтон.
        - Они пытались похитить Малышку.
        Хозяйка прикусила губу.
        - Успешно?
        - Нет. - Не было никаких оснований рассказывать Дейзи об Оливии.
        - Что ж, очень интересно… Так вот, кто сейчас является их лидером, я сказать не могу. Но многие члены группы систематически посещают поместье графа Аршуна. - И Дейзи рассказала, как отыскать поместье.
        - Что они затевают?
        - Этого я тоже не знаю. Но знаю кое-что другое… В конце этой недели день рождения великой княгини. И будет торжественно показан портрет императорской семьи.
        - Почему это тебя заинтересовало? Императорская семья постоянно заказывает какие-то портреты, пока народ голодает.
        - Это портрет всей семьи. Дяди, тети, кузины, племянники. Художник три года путешествовал по всей России, делая наброски.
        Клейтон ждал. Дейзи никогда ничего не говорила без цели.
        - И якобы художник рисовал этот групповой портрет под личным надзором царя и в соответствии с его указаниями. Всем любопытно, какими видит самодержец своих близких.
        - И все они прибудут на праздник, чтобы уяснить для себя степень императорской милости?
        - Все до единого. Они не собирались в таком составе со времени коронации Александра. Многие гости моего постоялого двора считают, что будет очень интересно.
        Итак, революционеры, ненавидевшие монархию, активизировались в тот самый момент, когда намечался большой сбор царственных особ.
        А Дейзи между тем продолжала:
        - Но лично мне чрезвычайно интересно другое… Если они не сумели похитить Малышку-то, почему ты здесь?
        - У них есть то, что им не принадлежит. - Клейтон видел, что женщину мучило любопытство, однако она не стала настаивать. Опыт всегда подсказывал ей, когда следует остановиться.
        Хозяйка помолчала, потом вновь заговорила:
        - Но правдинцы уже не те, что раньше. Они стали более необузданными. Я бы даже сказала - неуправляемыми. Насколько я понимаю, ты здесь один.
        Клейтон бы многое отдал за то, чтобы с ним рядом сейчас оказались Йен и Мэдлин. Но он мог спасти Оливию и сам.
        - Я и один получу то, за чем приехал.
        Дейзи пожала плечами.
        - Что ж, желаю хорошо провести вечер. - Она встала, очевидно, считая разговор законченным.
        Но у Клейтона было другое мнение.
        - Ты все еще в долгу передо мной. - Он указал на отверстие от пули в балке перекрытия. Оно напоминало о том, как полиция штурмовала постоялый двор. Тогда «Трио» пришлось немало потрудиться, чтобы спасти хозяйку заведения от виселицы.
        Дейзи побледнела.
        - С твоей стороны жестоко напоминать мне об этом.
        Клейтон не стал спорить.
        - Мне нужны кое-какие припасы, - заявил он.


        Глава 5
        Оливия прижалась лицом к оконному стеклу, пытаясь рассмотреть, что происходило внизу, во дворе. Во второй половине дня приехал экипаж - новый и яркий, с золотым гербом на дверце. Наконец-то вернулся граф Аршун в сопровождении трех хорошо одетых спутников. Двое были совсем молоды, один - постарше. Она не знала, где граф находился в течение двух последних дней. Блин тоже этого не знал.
        Вслед за экипажем во двор въехали телеги, нагруженные длинными деревянными ящиками. Оливия понятия не имела, что в них, но мужчины выгружали и переносили их с большим трудом.
        Неожиданно раздался громкий треск и крик. Один из ящиков упал и развалился. Что это? Трубы? Нет! Ружья и мушкеты!
        Оливия отшатнулась от окна и принялась расхаживать по комнате, завернувшись в грубое шерстяное одеяло, хотя оно почти не грело. Но Оливия все равно была искренне признательна Блину за то, что он раздобыл для нее этот «наряд». Об угле для маленькой печки, что была в комнате, она даже не помышляла.
        Приехал граф. И он ее совсем не ждал. Он ждал Малышку.
        Оливия прикинула расстояние от окна до земли. Даже если она сумеет разбить окно и выбраться, падение на землю ее убьет.
        Что ж, возможно, это не такой уж плохой выход. По крайней мере все произойдет быстро, и это будет ее собственный выбор. Однако она не могла решиться на столь отчаянный поступок. В ее душе еще жила надежда.
        - Блин! - крикнула она. Этот мужчина был добр к ней и охранял ее от Николая и прочих обитателей дома. Оливия не знала, спал ли он за ее дверью, но он находился там, когда она засыпала и когда просыпалась. Возможно, Блин не очень умен, но у него доброе сердце. И еще он очень упрям…
        - Да, барышня…
        Она не раз предлагала ему назвать ее по имени, но он отказывался, предпочитая именовать пленницу так, как привык.
        - Ты знаешь, когда я встречусь с графом?
        В ответ - молчание.
        Оливия со вздохом прислонилась к двери. Ведь раньше Блин всегда отвечал ей… Они говорили о его матери, жившей в имении графа, а также о сестре Оксане, дворовой собаке, бабушкиной козе и его ссорах с братьями. В общем, говорили о самых простых вещах, и эти разговоры помогли ей сохранить рассудок.
        В замке внезапно повернулся ключ, и Оливия отошла от двери, рассчитывая увидеть великана. Но на пороге возник Николай, держащий в руках синее шерстяное платье.
        - Наденешь это. Граф хочет видеть тебя за ужином.
        Блин проговорился о том, как жестоко относится граф к своим крепостным. И Оливия вовсе не рвалась с ним встретиться. Но ужин означал возможность выйти из комнаты, и это был шанс на побег.
        Должно быть, она колебалась слишком долго, потому что Николай достал из кармана нож.
        - А если снова станешь утверждать, что не являешься Малышкой, то я убью тебя и сэкономлю графу время.
        Оливия молча взяла платье.
        Николай внимательно осмотрел ее с ног до головы и вдруг, смутившись, добавил:
        - Служанка принесет воды и поможет тебе причесаться.
        Насколько Оливия успела понять, неизвестная ей Малышка была настоящей красавицей, с легкостью соблазнявшей мужчин. Возможно, в душу Николая - если, конечно, она у него имелась, - наконец-то закралось сомнение. И Оливия постаралась сыграть на этом.
        - А я-то думала, что ты уверен в отношении меня.
        Николай бросил на нее сердитый взгляд:
        - Я уверен.
        - Тогда почему ты беспокоишься из-за графа?
        - Он очень строг.
        - Ты же говорил, что Аршун - твой друг.
        Николай в испуге оглянулся.
        - Я никогда не претендовал на эту честь. Он наш лидер… наставник.
        Тут пришла служанка, и Николай поспешно ретировался. Оливия решила, что должна бы порадоваться - ведь он не будет наблюдать, как она раздевается. Но она почему-то вдруг встревожилась.
        - Как тебя зовут? - спросила она у служанки.
        Та даже не взглянула на нее.
        - Я никому не скажу, что ты со мной разговаривала, - продолжала Оливия.
        Снова молчание.
        Что ж, вероятно, от этой девицы она не узнает ничего нового. Оливия хотела воспользоваться свободным временем, чтобы придумать план побега, но это оказалось невозможным из-за полного отсутствия информации. Однако она точно знала: при первой же возможности надо бежать.
        После того как девушка закончила свою работу, Оливия осторожно потрогала какие-то сложные украшения, которые были вплетены ей в волосы, и вздрогнула. В этом платье ее плечи и грудь казались непривычно открытыми, и ей стало холодно. Она даже порадовалась, что в комнате не было зеркала. Без него ничто не мешало ей представить, что она превратилась в соблазнительную красавицу.
        Оливия сделала глубокий вдох и решительно расправила плечи. Нет, она не отступит! Ей уже приходилось сталкиваться с разъяренным членом палаты лордов. Русский граф не мог быть страшнее.
        А то, что Малышка делала на своем шпионском поприще, вероятно, не слишком отличалось от всего, что делала она, Оливия, стараясь убедить политиков не вешать детей. Да, она умела льстить и умела находить общий язык с самыми разными людьми. Случалось ей и рассказывать трагические истории, от которых у мужчин наворачивались слезы на глаза.
        Она даже научилась трепетать ресницами…
        Да-да, она справится. И если граф хочет получить Малышку, то она станет Малышкой.
        Или по крайней мере заставит графа поверить, что может ею быть. Он определенно не ждал от нее немедленных признаний. Главное - не забыть, что она говорила раньше. Так что лучше всего назвать ему свое настоящее имя - Оливия Свифт. Чем ближе к истине, тем лучше.
        Она надеялась, что к графу ее поведет Блин, но в комнату опять вошел Николай. Внимательно оглядев ее, он нахмурился и достал кармана два металлических кольца.
        Если он считает, что она позволит снова ее связать…
        Но это оказались всего лишь серебряные браслеты. Прохладный металл скрыл синяки и ссадины на запястьях.
        Руки Николая, застегивавшего браслеты, были влажными.
        - Боишься? - спросила Оливия. - Насколько я помню, граф велел не причинять мне боли.
        Его губы дернулись; он явно сделал над собой усилие, стараясь сохранить лицо.
        - Все в порядке. Граф поймет мои методы. В конце концов, он выбрал именно меня для этой миссии.
        Николай схватил ее за руку и повел вниз по ступенькам. Оливия внимательно смотрела по сторонам. У нее был только один шанс спастись, и она ни за что его не упустит. Иначе ее или убьют, или посадят в темницу.
        Насколько ей удалось увидеть из окна, все слуги суетились во дворе. В коридоре же не было ни души. Только Николай.
        Лучшей возможности ей не представится.
        Оливия изо всех сил ткнула Николая локтем в живот, вырвалась, метнулась в пустую гостиную и, прижав дверь стулом, подбежала к окну. Оно было закрыто, и она стала лихорадочно дергать за шпингалет. Но только ободрала пальцы.
        Стул, натужно скрипя, заскользил по полу. Дверь начала открываться.
        Оливия осмотрелась в поисках чего-нибудь тяжелого. Подсвечник. Книга. Что угодно - только бы разбить оконное стекло.
        Неожиданно голова взорвалась болью, и Оливия упала на маленький столик, отлетев вместе с ним к стене.
        Над ней склонился красный от злости Николай.
        - Идиотка! - заорал он. Схватив Оливию за руку, он резко поднял ее на ноги и стал трясти так сильно, что у нее едва не отвалилась голова. - Ты даже не понимаешь…
        - Что здесь происходит? - раздался незнакомый мужской голос. Причем незнакомец говорил по-французски.
        Николай тотчас отпрянул, и Оливия увидела стоявшего в дверях хорошо одетого юношу. Он был совсем молод - не больше двадцати. Худощавый, светловолосый, в дорогой одежде. За его спиной маячили двое слуг.
        - Она хотела сбежать. - По-французски Николай говорил намного хуже, чем по-английски. Хотя, насколько Оливия помнила, русские аристократы предпочитали французский.
        Юноша же с любопытством уставился на пленницу.
        - Это же Малышка, - проговорил он. - Надо было послать стражников, чтобы ее привели.
        Если это граф, то у нее, возможно, все же был шанс уцелеть.
        - Что ж, ты вполне оправдала мои ожидания. Даже, пожалуй, превзошла их. - Аршун буквально пожирал глазами ее грудь.
        А что, если он поставит на кон ее тело? Сможет ли она пойти на это?
        Оливия вздохнула, не в силах принять решение. Граф молод. Возможно, ей удастся его уговорить…
        - Я не Малышка. Я дочь владельца бумажной фабрики, - заявила она.
        Аршун весело засмеялся - как будто услышал замечательную шутку.
        - Так я и думал! Чудесно! - Он прочистил горло, словно собирался произносить очередную реплику из какой-то роли. - Не дразни меня. Я ведь знаю, что ты можешь взломать шифр, - добавил граф с ухмылкой.
        О Господи, что же это за игра?
        - Я ждал нашей встречи, - продолжал Аршун. - И мне не терпится услышать, как ты соблазнила нашего славного основателя. Насколько я знаю, он был закоренелым холостяком и никогда не удостаивал вниманием женщин. И если ты смогла совратить его… Я хочу знать, что ты сделаешь для меня. - Он поднес к губам ее руку и вдруг замер, уставившись на синяк, видневшийся из-под браслета.
        Другой рукой граф сдвинул браслет и увидел синяки, оставленные веревками.
        - Ты пометил ее! - воскликнул он. - Я же сказал, что на ее теле не должно остаться меток! - Его голос стал капризным, как у испорченного ребенка. - Вот как ты платишь за мое доверие?…
        Николай прижался к стене и с дрожью в голосе пробормотал:
        - Но я ведь должен был убедиться…
        Аршун, не оглядываясь, щелкнул пальцами. Мужчина, стоявший справа от него, выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил Николаю прямо в сердце. Тот рухнул на пол с выражением удивления и обиды на лице.
        У Оливии потемнело в глазах. Колени подкосились. Она поняла, что вряд ли сумеет сделать хотя бы один шаг. Но Малышка, несомненно, видела много смертей, поэтому не могла лишиться чувств из-за того, что рядом с ней застрелили человека. Вот и она, Оливия, не могла себе позволить такой роскоши.
        «Не смотреть вниз. Только не смотреть вниз», - подумала она.
        Оливия ненавидела Николая, но теперь его кровь быстро пропитывала ковер, и пятно уже подбиралось к ее атласным туфелькам. Она хорошо знала себя и понимала, что непременно грохнется в обморок, если только посмотрит вниз.
        Чтобы избежать такой неприятности, Оливия уставилась на блестящую серебряную пуговицу на жилете графа и с улыбкой проговорила:
        - Вы очень решительный лидер…
        Аршун гордо выпятил грудь.
        - Таким и должен быть лидер. А теперь давай пройдем в столовую. Я тебе расскажу о своих планах касательно императорской семьи.

        Клейтон отполз от разбитого ящика. Значит, Аршун собирал оружие. Плохо, очень плохо…
        Но пока оружия было немного. Вероятно, около сотни стволов. Придется все это уничтожить.
        Но сначала он должен найти Оливию.
        Клейтон переступил через слугу, которого связал и оставил рядом с ящиками. Лысый громила еще не шевелился, но его теплый тулуп сохранит ему жизнь до тех пор, пока он не очнется или пока его не найдут.
        Держась в тени, Клейтон подкрался к ярко освещенным окнам. Сначала следовало оценить обстановку, понять, где размещаются люди в доме, а уж потом - начинать поиски. Определив количество слуг и местонахождение графа, можно будет провести разведку и установить, где держат Оливию.
        Да вот же она!
        На всякий случай он приготовился к тому, что прибудет слишком поздно и обнаружит ее истекающей кровью или даже мертвой.
        Но он не был готов к тому, что увидит, как она ест черепаший суп и промокает губы белоснежной льняной салфеткой. У Клейтона заурчало в животе. Сколько завтраков, обедов и ужинов он пропустил, торопясь сюда?
        Оливия улыбнулась сидевшему рядом с ней молодому человеку, не отрывавшему горящих глаз от ее декольте. Граф Аршун. У Клейтона было несколько часов на сбор сведений о нем. Теперь он знал, что граф - испорченный и очень жестокий человек, которого люто ненавидели крепостные, а большая часть аристократии его игнорировала. Но он многое обещал петербургской бедноте.
        Оливия кокетливо склонила головку и поднесла к губам кусочек цыпленка.
        А может быть, она снова его обманула? Может, все это ловушка, расставленная специально для него? Возможно, его хотели заманить сюда. Клейтон понимал, что в нем говорило тщеславие, но все же… Почему она до сих пор жива и здравствует, находясь в руках у самой жестокой революционной группы России? Не потому ли, что здесь ждут его?
        Несколько лет назад фабрика возродилась благодаря внушительному притоку капитала. Клейтону так и не удалось выяснить, откуда взялись эти деньги. Он подозревал, что отец Оливии снова занялся чем-то преступным.
        Но что, если этим занималась сама Оливия?


        Глава 6
        Аршун открыл ящик стола и достал оттуда какую-то бумагу.
        - Это тебе знакомо?
        Оливия покачала головой. Но граф не нахмурился с раздражением, как делал неоднократно в этот вечер, а лишь вскинул подбородок.
        - Ты не знала, что Васин сделал копию?
        - Копию - чего?
        Физиономия Аршуна скривилась в злобной гримасе.
        - Своих приказов. Указаний, как связаться с агентом, которого он внедрил.
        - Вы не знаете, как связаться с вашим собственным агентом? - В голосе Оливии прозвучало искреннее удивление.
        Слушая хвастливые монологи Аршуна за ужином, Оливия узнала, что через неделю царь и вся его семья будут убиты. Россия якобы возродится, а сам Аршун станет очень могущественным. Судя по всему, граф не сомневался в успехе.
        Аршун бросил взгляд на стражников, внимательно изучавших пол у себя под ногами. Когда же он вновь заговорил, его слова прозвучали резко и отрывисто.
        - Нам всего лишь надо знать, как отдать ему приказ продолжить работу. Старые дураки, которые смогли взломать шифр, были казнены или сосланы в Сибирь императором. Все считали, что план Васина безумен и сам собой потеряет силу после его смерти. Но я увидел в этом человеке искру гениальности, поэтому стал рыться на пепелище и мало-помалу возродил группу. Люди пойдут за мной.
        - Но только в том случае, если вы сможете взломать шифр?
        - Тайный агент - только одна часть моего плана. Я вовсе не глуп.
        Оливия уже не раз задавалась вопросом: что подумали бы об Аршуне первые русские революционеры, мечтавшие о возрождении России.
        - И вы считаете, что Малышка сумеет взломать шифр? - Она потянулась за листком, но Аршун уронил его в ящик.
        - Ты это сделаешь. - Он взял ее за руку и прижался к ней губами. - Непременно сделаешь.
        Оливия отдернула руку и вытерла ее о юбку. Ох, не следовало ей это делать. Потому что Аршун злобно зашипел и достал нож - богато украшенный кинжал - из ножен на поясе.
        Оливия попыталась отступить, но страж, в мгновение ока очутившийся за ее спиной, преградил ей дорогу. Аршун же прижал лезвие к ее горлу и проговорил:
        - Если один из прежних лидеров, за которыми я уже послал, прибудет раньше, чем ты взломаешь шифр, ты станешь для меня бесполезной. - И он провел кончиком ножа по ее шее, оставив короткий порез под подбородком.
        Оливия вскрикнула и прижала пальцы к кровоточащей ранке. Теперь нож переместился на ее щеку.
        - Порежь меня еще раз, и ты никогда не узнаешь, что там написано. - Она бы сказала что угодно, чтобы защититься, но именно этого все же говорить не следовало.
        Время. Во что бы то ни стало ей необходимо выиграть время.
        - Мне необходимо остаться одной, чтобы спокойно поработать над шифром, - сказала Оливия.
        - Думаешь, что сумеешь сбежать?
        - Из этой комнаты? - Оливия посмотрела по сторонам. - Такое вряд ли возможно. Но работа кропотливая. И мне нужно сосредоточиться. - Она старалась говорить спокойно, несмотря на подступившую к горлу тошноту. - Я ничего не смогу сделать, если меня будут отвлекать.
        Аршун покосился на стражей и опустил нож. Потом достал из ящика бумагу и протянул ей.
        - Ты сделаешь всю работу к утру. Если попытаешься меня обмануть, умрешь. Отведите ее в комнату.
        Через несколько минут Оливия рухнула на узкую койку, прижимая листок к груди. Господи, что же она наделала? Оливия зажала одеялом ранку на горле, и вскоре кровь остановилась. Потом она как могла вытерла кровавые потеки на шее и на груди. До утра ей необходимо сделать невозможное. Значит, она всего лишь выторговала себе несколько лишних часов жизни.
        Она знала о шифрах очень мало - только то, чему научилась, расшифровывая любовные записки Клейтона. Уже на второй неделе знакомства он отправил ей зашифрованное послание. В первый момент Оливия была совершенно сбита с толку и даже немного обиделась. И только через два дня поняла, что бессмысленная путаница букв - это на самом деле шифр. Еще через день она его прочитала.
        Тогда она была юной и легкомысленной, и у нее закружилась голова от радости. Но у нее ни разу не кружилась голова от восторга после «смерти» Клейтона.
        О нет, она не пребывала постоянно в депрессии, не стала вялой и апатичной, безразличной ко всему на свете. Она бывала иногда довольной. И гордой. Даже счастливой. Но у нее никогда не кружилась голова от радости.
        Оливия глубоко вздохнула и принялась внимательно изучать символы на листке. Но прошло всего несколько минут, и свеча, которую ей оставили, зашипела и погасла. Надо было загородить ее от сквозняка из-под двери.
        Увы, теперь уже слишком поздно. Комната погрузилась в темноту.
        Завтра она, Оливия Свифт, умрет. Или, возможно, сначала ее подвергнут пыткам, а потом убьют.
        Она невидящим взглядом уставилась в темноту. Может быть, ей еще раз поможет Блин? Он ждал у двери, когда ее привели сюда стражники, и явно побледнел, увидев кровь на ее руках и на шее. Он определенно не желал ей смерти. Конечно, нехорошо использовать его доброту против него же самого, но выбора у нее не было.
        Оливия услышала голоса за дверью и дождалась, когда они стихнут. Потом позвала:
        - Блин!
        Ответа не последовало.
        - Блин! - Лязгнул засов, и Оливия отскочила в сторону, уронив бумагу. Дверь распахнулась. - Блин, у меня погасла свеча, и я…
        Даже в полной темноте было ясно, что мужчина в дверях не Блин. Оливия вздрогнула - и замерла. Она сразу узнала высокую широкоплечую тень, остановившуюся в дверном проеме.
        - Клейтон… - пробормотала она, ошеломленная.
        - Иди за мной, - проговорил он едва слышным шепотом.

        Клейтон никак не мог ожидать, что Оливия замрет на месте, переступив порог.
        - Что случилось с человеком, охранявшим мою дверь?
        Она говорила очень тихо, но Клейтон все же прижал ее к стене, закрыв ей рот ладонью. И в тот же момент он вдруг вспомнил о том, как когда-то он зажимал ей рот, дабы заглушить ее хихиканье, когда они убегали с фабрики ее отца, чтобы поцеловаться.

        Он убрал руку с ее рта, хотя ему нравилось слушать, как она хихикает даже сквозь его ладонь. Словно ничто не могло удержать рвущуюся наружу радость. Казалось, она вся была наполнена жизнью, энергией, счастьем. Схватив его за руку, она увлекла его за собой мимо полки с подсыхавшей бумагой.
        - Мы выйдем на улицу, и никто не заметит…
        Но только она не хотела ждать. Ее губы тотчас же нашли его губы. От нее пахло ягодами и чаем. И он прижался к ее губам поцелуем, чувствуя себя восхитительно живым только потому, что обнимал ее. Интересно, как она…

        Но сегодня - никаких поцелуев. Им и выжить-то удастся, только если очень повезет.
        Клейтон отвел взгляд от ее соблазнительных губ и вгляделся в знакомые глаза, выискивая признаки предательства. Но к счастью, не нашел.
        - Я отправил его с поручением, - прошептал он прямо ей в ухо. - Если ты произнесешь еще хотя бы слово, я оставлю тебя здесь, ясно?
        Оливия кивнула, старательно сдерживая дрожь. Ее пальцы судорожно сжимали тонкое одеяло, закрывавшее плечи и грудь.
        Клейтон махнул рукой, предлагая ей следовать за ним, и пошел вперед очень быстро, замедляя шаг лишь на поворотах, чтобы проверить, пуст ли следующий коридор. Они шли довольно долго, прежде чем дорогу им преградил охранник.
        Клейтон схватил Оливию за руку и молча зашагал прямо к стражу, немного сбитому с толку. В такой разношерстной и не имевшей определенной структуры организации, как группа революционеров, лучше всего действовать так, будто ты выполняешь приказ.
        - Граф послал за мной, - сказала Оливия, не выдержав молчания.
        Стражник взглянул на нее с подозрением.
        - Но комнаты графа…
        Клейтон заставил его замолчать сильным ударом по голове, затем оттащил бесчувственное тело в одну из пустых комнат.
        - Я же просил соблюдать тишину.
        Оливия опустила глаза на его руки, но Клейтон вытолкнул ее вперед до того, как она успела заметить странную форму его правой руки. Хотя, возможно, следовало дать ей как следует рассмотреть результат деяний ее папаши. И ее собственных.
        Клейтон вел Оливию перед собой, точно пленницу. Они прошли мимо служанки, полировавшей перила лестницы, но та не обратила на них никакого внимания. Он вел Оливию к комнате, которую заранее облюбовал для побега - там было открыто окно. Но она неожиданно замерла, повернулась к нему и жестом сообщила о своем намерении вернуться назад.
        Клейтон решительно покачал головой и подтолкнул ее вперед, но она не подчинилась.
        Если она будет и дальше упрямиться, их схватят. Неужели таково ее намерение? Тогда, десять лет назад, она, возможно, не замышляла ничего дурного, но теперь…
        Жизнь научила его доверять своим инстинктам. Не следовало обманывать самого себя. Он должен бежать, предоставив ее самой себе. Пусть плетет интриги, сколько ей вздумается.
        Но Оливия казалась очень серьезной. И очень искренней.
        - Мы должны вернуться, - прошептала она. - Они замышляют ужасные вещи. В моей комнате осталась бумага. Она поможет нам их остановить.
        Клейтон снова покачал головой:
        - Нет.
        Она упрямо вскинула подбородок.
        - Тогда я пойду одна.
        - За это стоит умереть?
        Оливия несколько мгновений колебалась, потом ответила:
        - Возможно.
        - Я буду ждать тебя здесь. - Клейтон указал на дверь комнаты, до которой они так и не дошли. - Я уйду ровно через пять минут - с тобой или без тебя.
        Он был уверен, что Оливия откажется от своей глупой затеи, но она утвердительно кивнула и побежала назад. Вот упрямица! Ей всегда надо настоять на своем.
        Клейтон несколько секунд помедлил, потом тихо двинулся за ней. Ее упрямство, возможно, просто ловушка. И вовсе он не тревожился о ее безопасности. Во всяком случае, не слишком сильно.
        Одеяло, которым она закрывала плечи, не скрывало легкое покачивание ее бедер и изящную походку. За десять лет ничего не изменилось. Она и сейчас двигалась чуть порывисто, словно ей было трудно оставаться в покое. Нет, пожалуй, дело не в этом. Ее движения скорее можно назвать вороватыми…
        Но она поступила именно так, как сказала, - зашла в свою промерзшую комнату.
        Услышав, что Оливия возвращается, Клейтон поспешил вперед, вбежал в гостиную и открыл окно.
        Она вошла в одиночестве, сжимая в руке листок бумаги.
        У него отлегло от сердца. Она вернулась одна, без стражников. Она не предала его.
        Хотя… ночь еще не окончилась.
        Стоя у окна, Клейтон взял у нее бумагу и спрятал в карман. Позже он выяснит, почему Оливия посчитала ее столь важной, что рискнула ради нее жизнью.
        Игнорируя сильную боль в правой руке, он опустил свою спутницу на траву под окном. Оливия показалась ему необыкновенно теплой - это чувствовалось даже сквозь одеяло. И еще она была… Клейтон тут же запретил себе думать об этом. Выпрыгнув из окна, он легко приземлился рядом с ней.
        Они успели сделать не более двух шагов, когда в доме началась суматоха. Отсутствие Оливии заметили.
        Она бросилась вперед, и Клейтон едва успел схватить ее за локоть. Если они устроят забег по открытой местности, их наверняка поймают.
        - Пригнись, - тихо приказал он. - Двигайся медленно и осторожно.
        Оливия кивнула и пошла за ним, примериваясь к его шагам. Ее безусловное подчинение смутило Клейтона, вызвало желание обнять ее и прижать к себе. Но время для этого явно было неудачное.
        Теперь им предстояло продираться сквозь кусты. Голые ветки больно хлестали по лицу и царапались даже сквозь плотную ткань плаща. Мысленно выругавшись, Клейтон обнял Оливию, чтобы хотя бы немного защитить ее. Она явно потеряла в весе с тех пор, как он обнимал ее в последний раз. Он помнил, как его руки скользили по ее плечам и обнимали за талию. И помнил, какой восторг он при этом испытывал… хотя ни за что не признался бы в этом даже под пытками.
        Вот и теперь, когда их пути разойдутся… Ох, похоже, ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
        Тут двери дома распахнулись, и оттуда стали выбегать стражники с факелами в руках.
        Оливия вопросительно взглянула на него. Дыхание, вырывавшееся из ее полуоткрытого рта, застывало в морозном воздухе легким туманом. Рука Клейтона, обнимавшая ее за талию, напряглась, и он ускорил шаг, стараясь думать только о спасении и не отвлекаться. Наконец они добрались до поляны, где он привязал лошадей.
        Клейтон забросил Оливию в седло и приказал ей:
        - Гони!


        Глава 7
        Она старалась не упускать из виду спину Клейтона, гнавшего свою лошадь галопом чуть впереди. Разметавшиеся от ветра волосы Оливии хлестали ее по лицу, а глаза слезились от холода. Ей отчаянно хотелось утереть глаза, но она боялась выпустить из рук луку седла, понимая, что сразу свалится на землю. Ей никогда не приходилось ездить верхом, и она даже не видела такого странного седла с высокой спинкой. Кроме того, Оливия не была уверена, что сможет пошевелить пальцами.
        К несчастью, ее одеяло уже давно улетело, сорванное ветром. Вначале она не замечала холода, но теперь не могла думать ни о чем другом. Оливия стала вспоминать, когда ей доводилось больше всего страдать от жары. У котлов паровой машины в прошлом августе? Да, тогда ей было ужасно… восхитительно жарко. Ну и еще в почтовой карете, застрявшей жарким летним вечером в Бате. Вот, пожалуй, и все.
        Скачка казалась бесконечной. Оливия потеряла счет времени и уже не могла сказать, сколько все это продолжалось - двадцать минут или два часа.
        Наконец Клейтон остановился у высокой поленницы. Оливия с трудом оторвала руку от луки седла. Слезы застыли у нее на щеках крошечными льдинками. Она хотела стереть их тыльной стороной ладони, но руки слишком сильно дрожали. И казалось, они вообще утратили чувствительность.
        Тут Клейтон спрыгнул на землю и нахмурился, когда она не сделала того же.
        - Мы должны попасть внутрь, - сказал он.
        Внутрь? Внутрь… чего? Она посмотрела на него вопросительно.
        Клейтон указал на поленницу, и Оливия наконец заметила в центре ее небольшую дверь. Штабель бревен оказался хижиной. Оливия не осознавала, что тупо таращится на нее, пока Клейтон не подхватил ее и не стащил с лошади.
        Затем он осмотрел ее и проворчал:
        - Черт возьми, твое одеяло?
        Оливия молча покачала головой. Язык отказывался ей повиноваться.
        Клейтон сорвал с себя плащ и накинул ей на плечи. От неожиданно окутавшего ее тепла колени у нее подогнулись. Оливия хотела схватить Клейтона за руку, чтобы удержаться на ногах, но он резко отдернул руку, пробормотав что-то злое. Однако упасть на землю она все же не успела. В последний момент Клейтон подхватил ее на руки, ударом ноги распахнул дверь, внес свою ношу в хижину и усадил на некое подобие каменной скамьи.
        После этого он зажег свечу, и хижина озарилась тусклым светом. Внутри она выглядела не намного лучше, чем снаружи. Щели между бревнами были заделаны мхом, а окна занавешены чем-то вроде шкур.
        Послышался стук сухих деревяшек - Клейтон стал бросать поленья в печь, стоявшую слева от скамьи, на которой сидела Оливия. Через несколько минут огонь разгорелся, стало заметно теплее, и Клейтон поставил на печку медный чайник. Затем взял Оливию за руку и, осмотрев руку, заметно помрачнел. Усевшись рядом со своей спутницей, он расстегнул на себе рубашку и сказал:
        - Пожалуйста, положи руки мне на грудь.
        - Что?…
        - Я говорю, положи руки мне на грудь, если, конечно, не хочешь лишиться пальцев.
        Оливия повиновалась, хотя держать руки все время поднятыми было неудобно. Но куда же их положить? Не на живот же… Такое прикосновение было бы слишком интимным. Тогда уж лучше на пояс - по бокам.
        Клейтон даже не вздрогнул от ее прикосновения.
        Зато Оливию била дрожь. «Прости», - хотела сказать она, но ни губы, ни язык не желали шевелиться. Она только чувствовала волшебное тепло, исходившее от его кожи. Чудесное, живительное тепло.
        Когда же ее пальцы согрелись, она почувствовала твердость его мускулов и увидела, как поднимается и опускается при дыхании широкая грудь Клейтона.
        Он сидел совсем рядом. Так близко, что она могла положить голову ему на плечо. Но Оливия не поддалась искушению.
        Холод и его не пощадил. Кончики его ушей и нос были ярко-красными. А она отнимала у него тепло…
        - Ты ведь тоже замерз. Может… - Она не знала, что собиралась ему предложить. - Ты можешь погреть руки под моим плащом. То есть под твоим… Я бы предложила тебе свой живот, но… На мне много нижнего белья, и туда трудно добраться.
        Клейтон даже не улыбнулся. Подняв руку в перчатке, он проговорил:
        - Я лучше подготовился к путешествию в Россию. Уже чувствуешь пальцы?
        К сожалению, да, чувствовала. Они болели так, словно их все одновременно кололи иголками.
        Оливия неуверенно пошевелила пальцами и несколько раз сжала кулаки.
        Клейтон кивнул и, встав, быстро отошел в дальний угол.
        - Я сейчас найду для тебя еще что-нибудь теплое. - Повозившись в темноте, он извлек откуда-то узел, испускавший резкий запах скотного двора. Достав из узла овчинный тулуп, Клейтон укрыл им Оливию. - Скоро станет тепло, - сказал он. - Эта печка очень хорошо греет. Она выпускает дым через ту скамью, на которой ты сидишь. Так комната согревается быстрее.
        Очень скоро Оливия действительно почувствовала, как согревается под ней скамья.
        - Думаю, ты все-таки не обморозилась, хотя была близка к этому. Вероятнее всего, у тебя просто облезет кожа. - Он достал из кармана ее листок бумаги. - А теперь не объяснишь ли ты мне, что это такое?
        Оливия поморщилась.
        - Это шифр. Аршун запланировал революцию, но ему нужна информация с этого листка, чтобы начать.
        - Что здесь зашифровано?
        Она покачала головой:
        - Не знаю. Аршун тоже не знает. Шифр принадлежал человеку по фамилии Васин. Аршун сказал, что Васин внедрил своего агента в окружение императора. Неизвестно, кто этот агент и как с ним связаться. Но если граф взломает шифр и отдаст приказ агенту, то план осуществится и вся императорская семья будет убита. - Оливия не могла допустить, чтобы это случилось. - Ты сможешь взломать шифр?
        Клейтон скрестил руки на груди и выпрямился; лицо же оказалось в тени, так что разобрать его выражение было невозможно.
        - Почему революционеры похитили именно тебя?
        - Они решили, что я шпионка, которую зовут Малышка - La Petit по-французски. Эта шпионка якобы может взломать шифр. Они сказали, что она уже делала это раньше.
        - Малышка ничего не смыслит в шифрах.
        - Но они мне так сказали, что она может… То есть что я могу. И еще они сказали, что она совратила их бывшего лидера, украла информацию и расшифровала ее.
        - И теперь ты хочешь, чтобы это сделал я? - Голос Клейтона звенел от напряжения. Неужели он расстроился из-за того, что ей стало известно о его шпионском прошлом? Или ему не понравилось, что она попросила его о любезности? Но ведь эта любезность не для нее!
        Оливия кивнула:
        - Да. Потому что у меня ничего не получится.
        - А что ты станешь делать, когда я взломаю шифр? Не безопаснее ли сжечь этот листок прямо сейчас?
        - Нет! - Она вскочила, чтобы выхватить у Клейтона листок. - Ведь Малышка лишь один из возможных взломщиков шифра. У графа есть и другие копии этого документа, а также - другие специалисты. Так или иначе, но он все равно прочитает его.
        - Поэтому тебе нужен я?
        Глаза Клейтона метали молнии, но она понятия не имела, чем это вызвано. Да и хватит с нее непонятных намеков.
        Она снова кивнула:
        - Да. Я уже сказала об этом.
        - А к кому ты пойдешь, когда я взломаю шифр?
        Только теперь Оливия наконец поняла, в чем дело. Но неужели он действительно… Какая глупость!.. Не может же он думать… Нет, пожалуй, может.
        - Ты считаешь, что я работаю на Аршуна? И мне поручено заманить тебя в ловушку, чтобы ты взломал шифр?
        - Да, так получается.
        Пощечина прозвучала оглушительно громко. Руку ее пронзило болью, но Оливии было на это плевать. Она должна была стереть мрачную уверенность с его наглой физиономии.
        Заметив отчетливый отпечаток ладони на щеке Клейтона, Оливия почувствовала некоторое удовлетворение и спокойно проговорила:
        - Они похитили меня, потому что ты привел их ко мне. Да, именно ты. Они решили, что я Малышка. Она из твоей компании, разве не так? - Неужели он даже не подумал о том, что ей, Оливии, пришлось пережить за последние две недели?
        - Тогда почему ты невредима?
        Да, очевидно, он не думал об этом.
        - Невредима?… Разве не к моему горлу Аршун сегодня приставлял нож? - Она сбросила тулуп и плащ, продемонстрировав порез на шее и запекшуюся кровь. Потом показала руки, покрытые синяками и царапинами. - Две недели меня держали на судне связанной!
        Оливия подняла с пола тулуп и надела его, оставив его плащ на полу. Пусть лучше она замерзнет до смерти, чем прикоснется к его одежде.
        Клейтон не сводил с нее тяжелого взгляда. Если она надеялась, что ее гневная тирада заставит его раскаяться, то она жестоко просчиталась.
        - Все твои раны - поверхностные, - ответил Клейтон.
        - А может, ты считаешь, что я нанесла их себе сама?
        - Я видел и такое. - Он с невозмутимым видом пожал плечами.
        - Наверное, ты бы предпочел найти меня при смерти.
        Клейтон снова пожал плечами.
        - Во всяком случае, я был бы не удивился.
        Оливия отвернулась к печке, не в силах смотреть на человека, которого когда-то любила.
        - Судя по всему, ты считаешь меня слишком умной. Возможно, даже немного провидицей. Ведь я разработала хитроумнейший план на случай, если человек, которого я десять лет считала мертвым, воскреснет и появится в Лондоне.
        - Они могли уже давно тебе сообщить, что я жив.
        - Но если им нужен был ты, почему они не схватили тебя? Они же знали, где ты. Они следили за тобой.
        - Им известно, что меня невозможно заставить работать на них.
        - Ты в этом уверен?
        Он не ответил и спросил:
        - Откуда взялись деньги на новое оборудование для фабрики?
        Резкая смена темы на какой-то момент ошеломила Оливию. Но она быстро пришла в себя и, вскинув подбородок, заявила:
        - Это тебя не касается.
        - Так откуда же?
        Оливия молчала. Она не могла сказать правду. Продавая лондонский дом, который должен был стать ее приданым, она нашла в вещах отца пачку банкнот, но поклялась никогда их не использовать. А потом…
        В общем, у нее не было выбора. Иным способом она не смогла бы спасти фабрику.
        И опять-таки нельзя было утверждать с полной уверенностью, что эти банкноты - те самые. Они могли быть и из любого другого источника, а то, что все они оказались пятидесятифунтовыми… Совпадение?
        Деньги, за которые «повесили» Клейтона.
        Нет! Она не знала этого наверняка.
        - Почему я должна отчитываться перед человеком, который хочет уничтожить фабрику?
        - Потому что тогда, возможно, я начну тебе доверять.
        - Мне не нужно твое доверие. - Не нужно сейчас. Вообще никогда. Клейтон ведь никогда не поймет причин ее поступков. Ее желания спасти город.
        Однако потратить деньги, которые она нашла, - это было нелегкое решение. И сейчас, когда она смотрела на Клейтона, ей хотелось провалиться сквозь землю от чувства неуверенности и вины. А что, если это были именно те деньги?…
        Что ж, если так, если это были деньги, незаконно напечатанные ее отцом, то, значит, она использовала их на помощь людям, поэтому, приняв такое решение, не должна казнить себя за это.
        На лице Клейтона виднелись темные тени, словно он не спал много дней. В задумчивости потирая ладонью подбородок, Клейтон проговорил:
        - Все, что связано с тобой, Оливия, странно и непонятно…
        Он впервые после своего «воскрешения» назвал ее по имени, и знакомый голос, произносящий ее имя, проник в самые потаенные уголки ее души, где Клейтон жил всегда.
        Ей по-прежнему хотелось злиться на него, бранить за холодность и недоверие, но ужас, в котором она жила последние дни, постепенно оставлял ее, поэтому оставил и гнев.
        - Десять лет я жила с мыслью, что на мне кровь. - Кровь, которая ее пометила. Кровь, которая жгла. Кровь, которая уничтожила ее наивность, лишила радости жизни, сделала ее отражение в зеркале уродливой маской. - Поверь, больше я этого не вынесу. - Ах, если бы он только мог поверить, что ее страдания настоящие.
        Но Клейтона все еще одолевали сомнения. И эти сомнения переплетались с сожалением, образуя совершенно новую гамму эмоций, непривычную для него и крайне неприятную. Будучи агентом короны, ему приходилось делать ужасные вещи. Он выполнял приказы, после чего неделями не мог спать. Но он никогда не жалел об этом. Он не мог позволить себе такую роскошь, как неуверенность, ведь от нее - всего один шаг до слабости.
        Однако сейчас, глядя на запекшуюся кровь на шее Оливии и на синяки от веревок, он испытывал неуверенность.

        - Ох…
        Клейтон замер.
        - Что случилось?
        Оливия покачала головой, но прикусила нижнюю губу и поморщилась.
        - Нет, действительно ничего. Просто заноза. Щепка от забора. Сама виновата. Думаю, это плата за то, что я захотела встретиться с тобой в лесу.
        Клейтон усадил ее себе на колени.
        - Позволь, я посмотрю.
        Через мгновение темная заноза была выдернута.
        - Спасибо, - дрожащим голоском проговорила Оливия.
        - Хм… Думаю, нужно сделать кое-что еще. - Он поднес ее пальчик к губам и поцеловал крошечное красное пятнышко. - Так лучше?
        Клейтон сделал над собой усилие, пытаясь избавиться от непрошеных воспоминаний, но у него ничего не получилось. И все же он не желал признавать, что ему отчаянно хотелось заключить ее в объятия, хотелось поцелуями растопить замерзшие на ее щеках слезинки и заверить, что отныне и впредь все будет хорошо.
        Но таким образом он бы показал, что она до сих пор имела над ним власть. А его учили, что нельзя быть доверчивым идиотом.
        И ему вовсе не хотелось вмешиваться в шпионские игры. Министерство иностранных дел покончило с ним, а он покончил с министерством и не испытывал никаких сожалений. Просто принял к сведению, что все кончено.
        Кстати, он не испытывал никакой любви к русскому царю. Этот человек приказал пытать Мэдлин, и прошли три долгих дня, прежде чем они с Йеном сумели ее вызволить. Однажды Клейтону довелось спасти жизнь самодержцу. Это свое деяние он считал ошибкой, и сейчас появился реальный шанс эту ошибку исправить.
        Тут Оливия вновь заговорила:
        - Так как же быть с шифром?
        Клейтон молча пожал плечами, давая понять, что русские дела его не интересуют.
        - Но ты по крайней мере поможешь мне отправить сообщение в Санкт-Петербург, чтобы я могла кое-кого предупредить? - упорствовала Оливия.
        Дьявол! Он и так слишком долго этим занимался.
        - Ладно, хорошо. У меня есть свои люди в порту. Мы сможем отправить сообщение, пока будем искать судно для возвращения в Англию. Устраивает?
        Она медлила с ответом. Интересно, почему? О чем она на самом деле думала? Ему было жизненно необходимо убедиться в том, что Оливия не работала на революционеров.
        - Ты доверяешь этим людям в порту? - спросила она.
        Клейтон снова пожал плечами.
        - По большей части.
        - Тогда мы должны сами отправиться в Санкт-Петербург.
        Вот! Чем не доказательство ее работы на революционеров? В противном случае сообщения было бы достаточно.
        - Революционеры будут тебя искать, - заметил он.
        Рука ее дернулась к ранке на горле, но тут же опустилась.
        - Я не отступлю и не позволю им совершить убийства, - заявила Оливия.
        - Ты не хочешь остаться в живых?
        Она уже открыла рот, чтобы огрызнуться, но передумала и проговорила:
        - Если есть шанс, что мы сможем взломать шифр и спасти человеческие жизни, надо попробовать. А когда наш корабль выйдет в Балтийское море, взламывать шифр уже не будет смысла.
        Клейтон не брал на себя обязательства носиться по Европе, оказывая помощь британским союзникам. Может, лучше передать шифр одному из британских шпионов в Санкт-Петербурге? Но ведь у него имелась возможность предотвратить хладнокровное убийство…
        - Это теперь не моя война, - буркнул он.
        - Я думала, ты стремишься к справедливости.
        - Только в отношении себя. - Клейтон подождал, пока его слова дойдут до нее, и не почувствовал ничего, заметив ярость в ее глазах.
        - Ты позволишь им умереть?
        - Я приехал сюда не за ними.
        - А за кем?
        На языке вертелось множество ответов, но все же он решил сказать правду.
        - За тобой.
        - Но почему? - совершенно искренне удивилась Оливия. Только сейчас Клейтон заметил глубокие тени у нее под глазами. - Ты же меня не любишь!
        Ему хотелось разуверить ее. Хотелось извиниться за грубость и сказать, что его единственно желание - увидеть ее в безопасности. Но все же он пробурчал:
        - Необходимо обработать твои раны. - Возможно, когда он сумеет согреть ее и оказать медицинскую помощь, к нему вернется способность логически мыслить.
        Клейтон достал бинты и мазь - все это он принес в хижину заранее - и налил воды из чайника в глиняную миску. Затем снял перчатку с левой руки и как следует выжал тряпочку, которую опустил в воду. Он не собирался снимать перед Оливией правую перчатку - решил, что лучше этим заняться после того, как она уснет. Ему не хотелось, чтобы она видела, какой уродливой стала его правая рука.
        Оливия потянулась за тряпочкой.
        - Я сама о себе позабочусь.
        Неожиданно выяснилось, что Клейтон не мог заставить себя отдать ей тряпицу.
        - Я все сделаю.
        - Я бы предпочла, чтобы ты ко мне не прикасался.
        На это Клейтону нечего было возразить, и он подчинился.
        Оливия приложила тряпицу к ранке на шее. И тут же поморщилась и отвернулась - ткань была довольно-таки жесткой. Но она не издала ни единого звука, так как твердо решила, что не позволит Клейтону увидеть ее слабость.
        Чтобы чем-то себя занять, он отыскал спрятанную заранее фляжку с водкой. Этот огненный напиток мог прожечь дыру в желудке, но Клейтон знал, что водка поможет снять боль и уснуть.
        - Выпей это, - сказал он Оливии.
        Она глянула на него через плечо.
        - Если все эти раны - моих рук дело, то разве я не заслуживаю страданий? - Ее голос был звонким и слегка насмешливым.
        - Нет. - Он должен был что-то сделать, чтобы напряжение покинуло ее. Чтобы руки у нее перестали дрожать. Проклятие, почему она не берет фляжку?!
        - А это не убьет меня?
        - Вероятно, нет. Но точно ослабит боль. - Клейтон стоял перед ней, протягивая ей фляжку.
        - Твою боль или мою?
        - Обе.
        Тут в ее глазах вдруг вспыхнули веселые огоньки, и она спросила:
        - Ты так и будешь держать эту штуку в протянутой руке, пока я ее не возьму?
        - Или пока моя рука не отвалится. - Это была шутка. Клейтон не смог бы вспомнить, когда в последний раз шутил. - Возьми же ее наконец.
        Оливия взяла фляжку. Когда же она, сделав глоток, зашлась в кашле, он инстинктивно похлопал ее по спине. Только почему-то его хлопки сразу стали нежными и закончились поглаживанием. Он убрал руку только тогда, когда дыхание у нее выровнялось.
        Когда же Оливия подняла голову, выяснилось, что на чистой коже рана стала более заметной и казалась более опасной.
        Клейтон протянул ей баночку с мазью:
        - Нанеси это на горло и на запястья.
        Она отдала ему тряпочку и взяла мазь. Затем, снова отвернувшись, стала мазать раны. И при этом опять не издавала ни звука, хотя прикосновение жгучего лекарства вряд ли было приятным.
        Но если ее цель - заморочить ему голову и заставить взломать шифр, то почему же она отворачивалась? Ей же необходимо разжалобить его, вызвать к себе симпатию, не так ли? Клейтон знал от Мэдлин, что симпатия - самый распространенный и действенный инструмент агентов-женщин.
        Знать-то он знал, но прочувствовал это только сейчас, глядя на страдания Оливии.
        Приступив к обработке запястий, она чуть наклонилась, и над воротом тулупа обнажилась небольшая полоска белой кожи. Когда-то он прикасался к этому месту - запускал пальцы в ее шелковистые волосы на затылке и привлекал к себе, чтобы поцеловать.
        Клейтон попытался думать о чем-нибудь другом, но воздух в хижине был наполнен запахом травяной мази и паром из чайника, поэтому от воспоминаний избавиться никак не удавалось. Ведь тогда воздух тоже был наполнен паром…

        Он увлек ее за один из чанов в цеху.
        - В чем дело, Клейтон? - Ее глаза были распахнуты, а губы чуть приоткрыты, и он не мог отвести от них глаз.
        - Ты действительно имела в виду то, что написала в письме?
        - Что я мечтаю о поцелуе?
        Он накрыл ее губы своими, желая выпить признание до дна.

        Тогда Клейтон знал: через несколько минут отец обнаружит отсутствие Оливии и начнет ее искать. Это был их первый поцелуй. Неловкий и неумелый. Но в его жизни не было больше ничего столь же сладостного.
        - Клейтон…
        Моргнув, он вернулся к действительности. Оливия протягивала ему мазь. Убрав баночку, он взял бинты.
        - Оливия, я… - Он откашлялся. - Будет проще, если я сам забинтую тебе руки.
        Она отвела глаза и молча кивнула.
        Клейтон быстро и умело сделал перевязку. Он старался не дотрагиваться до нее, но даже самое легкое случайное касание вызывало прилив крови к паху. Надо было и на левой руке оставить перчатку.
        Молчание было неловким. Хотя после их слишком уж бурного общения несколько минут назад иначе и быть не могло. Но одну только неловкость Клейтон мог бы проигнорировать. Нет, было что-то еще, заставлявшее ее нервно облизывать губы, а его - ласкать взглядом нежную розовую кожу Оливии.
        Она подняла глаза. Клейтон тут же завязал последний узелок и отвернулся.
        - Спасибо тебе, - проговорила она. - За все… это. И за то, что ты меня спас. - Ее слова, прозвучавшие очень тихо, казались попыткой преодолеть то, что их разделяло, - они были словно рука, протянувшаяся, чтобы вытащить его из темноты.
        И он принял эту руку.
        - Если будешь накладывать эту мазь два раза в день, утром и вечером, заживление пойдет быстрее и шрамов почти не останется.
        - Как это - почти?
        Клейтон отвернул правый рукав - повыше запястий были видны только бледные полоски, оставшиеся после трехнедельного пребывания в кандалах.
        Он дернулся, когда Оливия провела пальцами по шрамам в том месте, где они исчезали под перчаткой. Зачем он показал ей их? На всякий случай он отвел руку за спину.
        - Ты их получил, когда сидел в Ньюгейте?
        - Нет. Это подарок из Франции. - Клейтон заставил себя взглянуть в глаза Оливии. Следовало смотреть на нее и не думать о ее сострадании, о ее беспокойстве.
        Его мать тоже беспокоилась за него. Правда, только тогда, когда появлялась дома. А потом сбегала с очередным любовником.
        - Ты был шпионом все те годы, что отсутствовал?
        - Да.
        - Это было…
        Волнующе? Жестоко? Трудно? Какое слово она выберет? Впрочем, какая ему разница?
        Но Оливия так и не договорила. Помолчав, она спросила:
        - Мы останемся здесь на ночь?
        Клейтон кивнул. Он соорудил для нее некое подобие кровати, поместив ее как можно ближе к печи.
        - Утром мы отплывем в Англию.
        Она скрипнула зубами, но послушно устроилась на «кровати».
        - Не так я представляла нашу первую ночь вместе, когда была юной.
        - Спи.
        Он дождался, когда ее глаза закроются. Надо же, он забыл, какие у нее длинные ресницы. Почти касаются щек. Когда же дыхание Оливии стало ровным и спокойным, он приступил к процессу снимания перчатки со своей правой руки.
        Перчатка намокла после ночной скачки. Если он позволит ей высохнуть, то не сможет снять вообще.
        Оливия не знала, что шрамы от кандалов - это сущие мелочи. Клейтон опустил перчатку ниже, обнажив длинный и глубокий горизонтальный шрам у основания ладони. Там палач терзал плоть и развлекался, играя с сухожилиями, отчего пальцы Клейтона конвульсивно дергались.
        Во время пыток только мысли об Оливии помогли ему сохранить рассудок. Но признавал он этот унизительный факт только наедине с самим собой, темной ночью. Ведь только слабый человек мог упорно вспоминать о женщине, предавшей его. Только слабый мог любоваться ею спящей и сгорать от желания убрать упавший ей на лицо непослушный локон. И только слабый станет вскакивать, когда она тревожно заворочается во сне…
        Клейтон отошел в другой конец хижины. Нет, он не слабый. Он поклялся, что не позволит Оливии сделать из него марионетку, и он сдержит свою клятву.
        Клейтон достал из саквояжа новую пару перчаток. Конечно, они были сделаны из жесткой кожи грубой выделки, а не из тонкой английской лайки, но за неимением ничего другого и эти подойдут.
        Ему придется выяснить, кто догадался, что Клейтон Кэмпбелл - это Шифровальщик, а потом попытался установить и личность Малышки. Мэдлин недавно родила своего первенца. Маленькую девочку назвали Сюзи. Мэдлин сто раз заслужила мирную спокойную жизнь, и он не допустит, чтобы с ней случилось несчастье.
        Аршун получит ответы, которые ему так нужны. Он, Клейтон, позаботится об этом.
        И отомстит графу за кровавые отметины на нежной коже Оливии.

        Аршуна не было в доме.
        По словам перепуганного лакея, которого Клейтон вытащил из теплой постели, граф и его соратники уехали сразу после бегства Оливии. Затаились в норах, мерзавцы.
        Аршун скорее всего отправился в Санкт-Петербург. Если он планировал нанести удар по царской семье, туда ему была прямая дорога.
        Клейтон выругался и достал из кармана кремень. Что ж, Оливия получит свое путешествие в Санкт-Петербург. Ему необходимо удостовериться, что Мэдлин в безопасности. Для этого он был готов на все.
        Уничтожить группу революционеров.
        Даже спасти проклятого царя.
        Клейтон выложил к бочонку дорожку из пороха. Что ж, по крайней мере поездка оказалась не совсем напрасной. Перепуганный Аршун слишком торопился и оставил оружие в доме.
        Оставшиеся слуги сбежали в деревню и даже не пытались остановить Клейтона. В пристройке обнаружилось около сотни ружей, и Клейтон с большим удовольствием воспользовался шансом лишить графа этого арсенала.
        Он поджег порох. В конце концов, в любой работе есть приятные моменты.


        Глава 8
        Оливия наблюдала, как Клейтон подходит к старому горному пони, нервно переступавшему с ноги на ногу перед телегой. Животное было совершенно невообразимой масти. Создавалось впечатление, что кто-то пошутил, беспорядочно разбрызгав коричневую, серую и белую краску по его косматой шкуре.
        Забавное существо раздраженно фыркнуло. Оливии показалось, что из его ноздрей вырвались маленькие белые облачка.
        Клейтон принялся гладить пони, одновременно приговаривая что-то по-русски. Насколько Оливии удалось разобрать, он объяснял животному, что скоро пойдет снег.
        Уши пони дважды дернулись, но вскоре животное успокоилось. Клейтон осторожно снял кусочки льда, прилипшие к его морде. Сейчас перед Оливией снова был Клейтон-юноша, которого она когда-то знала. Терпеливый. Добрый. Заботливый. Он все еще существовал, хотя Клейтон-мужчина, вероятно, запрятал его куда-то очень далеко.
        - Почему ты передумал и все же решил отвезти меня в Санкт-Петербург? - спросила Оливия. Она все утро собиралась задать этот вопрос, но постоянно откладывала. Тем не менее она должна была услышать ответ.
        Он надвинул на лоб грубую шапку из овчины. Даже в простой русской одежде Клейтон не был похож на крепостного крестьянина, хотя, очевидно, именно это было задумано. Но этот наряд странным образом подчеркивал суровость лица и твердый взгляд Клейтона.
        - Я должен выяснить, как Аршун меня вычислил, - ответил он.
        Оливия облегченно вздохнула.
        - Значит, это не потому, что я попросила?
        - Нет. - Он достал из кармана морковку.
        - Слава Богу! - воскликнула Оливия.
        Он посмотрел на нее с удивлением. Его рука с морковкой замерла в нескольких дюймах он носа пони.
        - А я-то думал, что ты всегда предпочитаешь находиться в центре внимания.
        Пони дернулся к морковке и схватил ее. Телега чуть-чуть продвинулась вперед.
        - Уже нет, - ответила Оливия. Теперь она делала только то, что должна была делать, даже если никто об этом не знал.
        - Трудно поверить, - пробормотал Клейтон. Он забрался в телегу и устроился рядом с Оливией. Старая крестьянская повозка была рассчитана только на одного человека - кучера, поэтому они оказались тесно прижатыми друг к другу, и тот факт, что их тела разделяли плотные слои одежды, похоже, никак не повлиял на интимность момента. По крайней мере для Оливии. Клейтон же, судя по всему, ничего не заметил.
        - Не вижу способа переубедить тебя, не подтвердив твое мнение обо мне, - продолжала Оливия. - Ведь если я расскажу, какие добрые дела я сделала, не ставя их себе в заслугу, то получится, что я поставлю их себе в заслугу.
        Клейтон сунул правую руку за под тулуп, надетый поверх плаща.
        - Ты могла бы сказать мне правду. Почему ты так стремишься в Санкт-Петербург.
        Правду? Как она могла ее сказать? Ведь тогда Клейтон возненавидит ее еще сильнее, если такое вообще было возможно.
        Правда же заключалась в следующем: она хотела остаться в России, чтобы задержать здесь его. Подальше от фабрики. И если ей удастся задержать его хотя бы ненадолго, на фабрике накопится достаточно денег, чтобы оплатить долговые расписки, ему принадлежавшие. До похищения ей удалось договориться о некотором количестве новых контрактов, так что в ее отсутствие фабрика продолжит работать. В отличие от отца она знала цену хорошим клеркам. Они будут все держать под контролем до ее возвращения.
        Но рассказать об этом Клейтону Оливия не могла. Ведь тогда он может передумать и поспешит в Англию, чтобы покончить с фабрикой.
        Да, ею руководили корысть и расчет, но это был единственный шанс спасти фабрику.
        - Я же тебе уже говорила, что хочу попытаться спасти царя, - пробормотала Оливия.
        Она действительно хотела спасти царя - желание было вполне искренним. Восемь лет она делала все возможное и невозможное, чтобы добрыми делами заслужить отпущение главного греха своей жизни - своего участия в том, что произошло с Клейтоном. И теперь, если она могла спасти чью-то жизнь, то хотела во что бы то ни стало это сделать. «Смерть» Клейтона стала душевной раной, которая так и не зажила.

        Прислушиваясь, Оливия ждала у двери своей спальни с сумочкой в руке. Ей удалось распахнуть дверь как раз в тот момент, когда мимо проходил отец.
        - Папа!
        Он резко повернулся к ней - в руке трость, лицо же - скорее удивленное, чем сердитое. Возможно, хоть сегодня папа сумел понять, что пришел к неверным выводам относительно Клейтона. Ведь не он, а кто-то другой в ответе за преступления на фабрике.
        - Иди спать, детка, - сказал отец и похлопал ее по щеке.
        - Я иду с тобой в суд, папа. Мне необходимо увидеть Клейтона.
        Лицо отца покраснело.
        - Никуда ты не пойдешь.
        Оливия всегда слушалась отца. Так было правильнее… и безопаснее. Прошлым летом отца укусила его любимая лошадь. Несчастное животное в тот же день пристрелили.
        Но теперь-то речь шла о Клейтоне!
        - Нет, я пойду!
        Она оказалась на полу раньше, чем поняла, что произошло. Отец ударил ее по ногам тростью.
        Она стала растирать ногу. Неужели отец ударил ее? Ведь он ни разу не поднял на нее руку после того, как она вышла из школьного возраста.
        Оливия сдержалась и не расплакалась. Она должна была все объяснить отцу. Наверное, он просто чего-то не понял.
        - Папа, Клейтон невиновен. Я это знаю точно. Я должна сказать…
        Острой болью обожгло плечо. Оливия расплакалась.
        - Этот парень - преступник. Он использовал тебя и лгал тебе. Он попытался использовать тебя против меня, чтобы отобрать фабрику. Ты останешься дома. Я не позволю, чтобы твое имя связали с именем этого сукина сына.
        Он снова поднял трость, а Оливия попыталась защитить руками лицо. Но они очень уж сильно дрожали. Она собралась с силами, чтобы снова заговорить, хотя и понимала, что ничего не добьется, а отец опять ударит ее. Наверное, сейчас он ждет извинений за то, что она его разозлила.
        Физиономия отца побагровела от ярости.
        - Вернись в постель!
        Ничего, сейчас она встанет и пойдет в суд после того, как он уйдет.
        - Если я увижу тебя в суде, пожалеешь!
        Но Оливия твердо решила, что Клейтон будет не один. Судья обязательно узнает правду. Он разберется. Иначе и быть не может. Отец ошибается насчет Клейтона. И на суде правда выплывет наружу.
        С Клейтоном все будет хорошо.

        - Да, я хочу спасти царя, хочу предупредить его, - повторила Оливия.
        - Значит, ты не хочешь сказать мне правду, - констатировал Клейтон.
        - Но это правда.
        - Возможно. Но уж точно не вся.
        Неужели у нее все написано на лице? Впрочем, она никогда не умела скрывать от него свои мысли.
        - Ты появился и стал угрожать моей фабрике. Прости, но это не побуждает к откровенности.
        Телега подпрыгнула, наехав на корень дерева, и Оливия, чтобы удержаться, инстинктивно ухватился за Клейтона. Она тотчас почувствовала, как напряглось его тело. И он отодвинулся от нее, насколько это было возможно.
        - Ты постоянно мне лжешь, что-то скрываешь. Но при этом хочешь меня убедить, что фабрику надо спасти?
        Да, именно поэтому она старалась его задержать.
        - Сэм Гейнс, четырнадцатилетний парнишка из деревни, был повешен в Лондоне за кражу буханки хлеба. Ты должен помнить его отца, Дугласа. Он работал на фабрике в одно время с тобой.
        Клейтон пожал плечами:
        - И что же?…
        Ох, как же заставить его понять ее мотивы?
        - После этого викарий сказал, что если бы у парней была работа, державшая их на одном месте, то их можно было бы уберечь от подобной участи.
        Клейтон молча поднял воротник тулупа, чтобы защититься от пронизывающего ветра. Потом пробурчал:
        - Этот аргумент доказывает лишь то, что твоему отцу наплевать на людей.
        Оливия скрипнула зубами.
        - А после обновления фабрики в городок переехало двенадцать новых семей. Супруги Диплоу убедили своих сыновей остаться в городке и работать на фабрике. Викарий наконец смог залатать дыру в крыше церкви. Я знаю, ты помнишь викария. Он давал тебе книги.
        - Я помню, как меня среди ночи вытащили из постели и бросили в загаженную камеру. Еще я помню, как меня избили охранники и сломали ребро. И помню, как другие узники попытались раздеть меня, когда я катался по грязному полу и выл от боли. - Голос Клейтона оставался совершенно спокойным, а на лице не дрогнул ни один мускул.
        Оливия не хотела знать эти ужасные подробности. Но они были ей нужны. Ей до сих пор снились кошмары о том, что пришлось пережить Клейтону. Возможно, теперь их вытеснят новые образы. Но по крайней мере она будет точно знать, какие из образов реальные, а какие - вымышленные.
        - Мне очень жаль, Клейтон.
        - Ты же знаешь, я не верю в извинения.
        - Тогда что я должна сказать?
        - Ничего. Я просто констатировал факт.
        Нет, это неправда. И она не позволит ему притворяться. Вероятно, он прячет свои истинные чувства где-то очень глубоко, но они все же существуют, хочет он того или нет.
        - Тогда зачем ты мне все это рассказал? Чтобы я испугалась и замолчала?
        - Но это вовсе не…
        - Или ты хочешь, чтобы я сполна прочувствовала свою вину?
        После короткого молчания Клейтон ответил:
        - Нет.
        - Однако ты добился именно такого результата. Тебе нравится считать, что я хладнокровная предательница, хотя это не так. Когда ты рассказываешь подобное, у меня сердце разрывается. Я бы отдала все, чтобы избавить тебя от этого.
        Левая рука Клейтона крепко сжала поводья.
        - Я сказал тебе все это с единственной целью: ты должна понять, что твои сентиментальные чувства относительно фабрики на меня не подействуют.
        Похоже, что так оно и было. Иначе реакция была бы другой, не такой… своеобразной. Оливия поняла, что больше настаивать нельзя. В противном случае он ожесточится и вообще не станет ее слушать. Она решила сменить тему.
        - Тебе удалось продвинуться со взломом шифра?
        - Нет.
        - Ты мне скажешь, если что-то получится?
        - Сомневаюсь. Но в данном случае это не относится к делу.
        - Могу я посмотреть?
        Клейтон достал из кармана бумагу и протянул ей. Оливия развернула ее. Листок был покрыт непонятными каракулями.
        - Аршун сказал, что Малышка взломала бы шифр.
        - Она такого никогда не делала.
        - Ты видел что-нибудь похожее раньше? - Для Оливии кириллица уже сама по себе была непонятным шифром. Ее письменный русский язык был еще хуже, чем устный.
        Клейтон тут же кивнул; было очевидно, что эта тема его неожиданно заинтересовала.
        - Да, видел. Но у нас никогда не было причин расшифровывать такие записи.
        Оливии молча кивнула. Через некоторое время спросила:
        - Но ты сможешь?
        Клейтон снова кивнул:
        - Да, возможно.
        - Слава Богу! - воскликнула Оливия. - А я уже боялась, что мне нечего будет сказать нашим лидерам.
        Рука Клейтона, державшая поводья, заметно напряглась.
        - Так ты…
        - Я же пошутила!
        Клейтон снова устремил взгляд на дорогу.
        - Я больше не играю в такие игры. И с чувством юмора у меня стало плохо.
        Но это означало, что он помнил. Помнил все. У Оливии и в мыслях не было его провоцировать. Просто так получилось. Клейтон в юности был ужасно серьезным, и ей нравилось над ним подшучивать. Очень хотелось знать, поймет ли он шутку. В девяти случаях из десяти это ему удавалось. Но даже одного оставшегося случая было достаточно, чтобы они потом долго и весело смеялись.
        Приободрившись после своей маленькой победы, Оливия приступила к изучению документа.
        Уголки губ Клейтона вроде бы чуть дернулись вверх, но уже в следующее мгновение его лицо снова ничего не выражало.
        - Когда подъедем к городским воротам, помолчи. Сумеешь?
        Покосившись на него, Оливия спросила:
        - А что, мы уже близко?
        - Более или менее.
        - А если точнее?
        - Ну, смотря с чем сравнивать… Это намного ближе, чем Англия.
        - Какое расстояние отсюда до Санкт-Петербурга? - спросила Оливия, решив больше не играть словами.
        - Около четырех миль.
        - А что мы будем делать, когда приедем? - Она уже задавала этот вопрос перед выходом из хижины, но Клейтон его проигнорировал.
        Проигнорировал и на сей раз.
        Оливия тоже подняла воротник тулупа, стараясь не замечать его запаха и радоваться теплу.
        Повозка повернула направо, и ее снова бросило в сторону, только на этот раз - не на Клейтона, а к краю телеги. Оливия попыталась ухватиться за край скамьи, но руки были заняты драгоценной бумагой.
        В последний момент Клейтон подхватил ее, не дав свалиться с телеги следом за головками капусты, посыпавшимися вниз. На какой-то миг ее спина оказалась прижатой к твердой и широкой мужской груди, а его рука в это время оставалась на животе Оливии. Дыхание Клейтона приятно согревало ее ухо, но уже в следующий момент все кончилось.
        - Грязь, - сказал Клейтон и спрыгнул с телеги.
        Оказалось, что правое заднее колесо утонуло в грязи до самой оси. А некогда степенный и в высшей степени уравновешенный пони сейчас нервно перебирал копытами - словно хотел встать на дыбы.
        Клейтон тотчас успокоил животное. Оливия же, подобрав юбки, также выбралась на дорогу. Ей было прекрасно известно, что такое застрявшие колеса. Она успела это узнать, когда взяла на себя управление фабрикой. Поэтому решила не сидеть в телеге, добавляя свой вес к весу поклажи, и начала собирать ветки и палки, чтобы подложить под колеса.
        Она уже подсунула под застрявшее колесо три или четыре ветки, когда ее остановил Клейтон.
        - Что ты делаешь? - спросил он, глядя на нее с удивлением.
        - Ветки увеличат силу сцепления колеса с дорогой.
        - Но почему ты это делаешь? - В его голосе слышалось подозрение.
        - Когда же ты поймешь, что я уже не та глупая девчонка, какой была в пятнадцать лет?
        - Ты вовсе не была… - Клейтон умолк. Вероятно, хотел сказать ей что-то хорошее, но потом передумал. - Оливия, если ты возьмешь лошадь под уздцы, я приподниму телегу.
        - Возможно, будет проще, если мы сначала выгрузим всю капусту.
        Клейтон покачал головой:
        - Не стоит. Правдинцы будут тебя искать. Я бы предпочел не задерживаться. Не хочу, чтобы они нас нашли.
        Такой вариант Оливии тоже не казался привлекательным.
        - Я поговорю с пони, - сказала она.
        Когда Оливия приблизилась, лошадка покосилась на нее в испуге. Девушка попыталась сделать то же самое, что и Клейтон - поговорить с ней ласково, чтобы успокоить. Но она довольно быстро перешла на английский.
        - Нам очень надо, чтобы ты еще немножко потянула. - Лошадь щелкнула крупными желтыми зубами, и Оливия тут же вспомнила довольно много русских слов. - Понимаю, ты женщина и поэтому предпочитаешь Клейтона. Но ему надо поднять телегу. - Лошадь снова щелкнула зубами. - Что конкретно ты говорил этой зверюге? - обратилась Оливия к своему спутнику.
        Клейтон отошел от повозки, и Оливия почувствовала, что краснеет, но заверила себя, что это от мороза.
        - Я рассказал ей, какая она красивая девочка. - Его голос понизился до бархатистого шепота. - И какая она умная девочка.
        Лошадка перестала прядать ушами и успокоилась.
        - Я попробую, - вздохнула Оливия. Клейтон же снова занял место у провалившегося колеса. - Я бы не поддавалась на его грубую лесть, - сообщила Оливия лошади. - Насколько я помню, в точности те же слова он говорил когда-то и мне.
        Клейтон закашлялся, и на душе у Оливии потеплело. Ей показалось, что бездна, разверзшаяся между ней и Клейтоном, стала уже не такой бездонной.
        Она продолжила разговор с лошадью:
        - Я бы на твоем месте ему не верила. Он может в любой момент передумать и решить, что ты связалась с группой кровожадных революционеров. И главное - не позволяй ему тебя целовать. Ничем хорошим это не кончится.
        Клейтон снова закашлялся, потом крикнул:
        - На счет три! Один… два… три!
        Оливия сильно потянула за поводья, и через несколько секунд колесо с громким чмоканьем высвободилось из грязи.
        Клейтон тут же забрался на свое место. Оливия, погладив пони по носу, последовала за ним. Они ехали молча около часа, но теперь их молчание не казалось враждебным.
        Наконец дорога еще раз повернула - и у Оливии перехватило дыхание. Город был прямо перед ними и производил грандиозное впечатление. Он был весь разделен на участки полосами рек, дорог и каналов. Солнце же отражалось в золотистых куполах церквей и освещало гранитные фасады домов.
        Оливия повернулась к своему спутнику:
        - Ты раньше бывал в Санкт-Петербурге?
        Клейтон несколько раз сжал в кулак правую руку, чтобы утихла боль. Но, заметив, что Оливия за ним наблюдает, тотчас же убрал руку за спину.
        - Трижды. В первый раз я там убил человека. Во второй раз - спас друга. А в третий раз здешний царь сделал меня русским бароном.


        Глава 9
        - Барон сказал, что я должен доставить капусту, - проговорил Клейтон, энергично жестикулируя. И эти бестолковые жесты сделали незаметной его военную выправку. А еще он поминутно чесал в затылке, что странным образом стирало с его лица все признаки острого ума и даже делало его глуповатым.
        Полицейский у городских ворот кивнул. Нижняя часть его лица была скрыта плотным вязаным шарфом и высоким воротником серой шубы.
        - Документы.
        Клейтон ткнул Оливию локтем в бок.
        - Документы у тебя?
        Что? Он хочет, чтобы она…
        - А… вспомнил. Они у меня. - Клейтон достал что-то из-под тулупа и протянул полицейскому.
        Оливия затаила дыхание. Клейтон никак не мог разжиться документами, предписывающими ему продать капусту. Значит, сейчас представитель власти распознает в них мошенников.
        Полицейский смахнул несколько снежинок с бумаг, затем вернул их Клейтону.
        - Не забудь получить соответствующие разрешения на продажу.
        - Да, конечно. Не в первый раз. - Клейтон взмахнул поводьями, и телега въехала в город.
        Оливия с любопытством взглянула на своего спутника. Он явно был не просто шпионом, а очень хорошим шпионом.
        Через несколько минут они уже катили по широкой торговой улице, где повсюду виднелись магазины. Вывески над ними извещали о том, что именно продается в магазине. Как правило, рядом с вывеской имелось соответствующее изображение - буханка хлеба или, например, женская туфелька.
        - Ты хорошо знаешь свое дело, не так ли?
        - Видимо, недостаточно хорошо. Я должен был отрастить проклятую бороду, от которой зудит лицо.
        - Бороду? Почему?
        - Посмотри на крестьян вокруг.
        Оливия осмотрелась. У всех бедняков были густые бороды.
        - Но ведь полицейский тебя пропустил. Значит, он ничего не заподозрил.
        - Полагаю, теперь за нами следят. То есть следит кто-то еще.
        Оливия хотела обернуться, но Клейтон схватил ее за плечо.
        - Не оборачивайся. Ты обратила внимание на старика у ворот? Он тоже полицейский. Именно он приказывает, за кем следует проследить.
        Она не заметила, чтобы старик подавал кому-либо знаки.
        - Старик… который торговец хлебом?
        Клейтон кивнул:
        - Да, якобы торговец.
        Прошло несколько минут, прежде чем до Оливии дошло, что сказал ее спутник.
        - Следит… кто-то еще? - пробормотала она.
        - За нами следят с тех пор, как мы вытащили телегу из грязи.
        Но это же было больше часа назад!
        - И ты ничего мне не сказал?…
        - Преследователь держится на расстоянии. Я не видел смысла тебя волновать.
        - А может быть, ты предполагал, что мне это известно?
        - Такая мысль приходила мне в голову.
        «Интересно, ему будет очень больно, если стукнуть его по голове капустой?» - подумала Оливия.
        - Как выглядит тот, кто за нами следит? - спросила она.
        - У меня не было возможности как следует его рассмотреть.
        Оливия опять хотела оглянуться, но Клейтон вновь сжал ее плечо и тут же, поморщившись, сунул руку под тулуп.
        - У тебя болит рука? - спросила она.
        Он покачал головой:
        - Нет. Ничего особенного. Пустяки.
        - Как ты ее повредил? - Оливии всегда нравились его руки. Не будь они постоянно испачканы чернилами, выглядели бы как руки грузчика или крестьянина - большие, сильные, мускулистые. Она часто представляла, что почувствует, когда эти руки будут ласкать ее обнаженное тело. Хм… странно… А она-то думала, что уже покончила с подобными глупыми фантазиями.
        Очевидно, нет. Иначе она сейчас не почувствовала бы странное тепло пониже живота.
        - Это старая рана, - буркнул Клейтон. И тут же проговорил: - У постоялого двора бросим телегу и затеряемся в толпе на рынке. Держись вблизи.
        Клейтон натянул поводья, и пони остановился перед огромным зданием на пересечении нескольких широких улиц. Оливия осмотрелась. Элегантные арочные окна, колонны, балюстрады… А где же рынок?
        Клейтон спрыгнул на мостовую. Оливия сделала то же самое, не дожидаясь помощи. Она подозревала, что в шпионском деле очень важна скорость.
        Он повел ее прямо через толпу, собравшуюся перед главным входом в здание. Какие-то старухи без особого напряжения несли мешки, которые были бы слишком тяжелыми даже для молодого мужчины. А женщины без поклажи - вероятно, покупательницы - грели руки в муфтах. Вокруг женщин сновали тепло одетые дети.
        Выходит, это здание и было рынком. Вернее, рынок находился в здании.
        Клейтон взял Оливию за руку, не позволив ей поглазеть по сторонам, и втащил за собой в самую густую толпу. Теперь они пробирались мимо магазинов, торгующих книгами и мехами, духами и позолоченными иконами. Потом шли мимо торговцев, выкрикивавших, что их серебро - лучшее в России.
        Оливия тихо проговорила:
        - Откуда ты знаешь, от кого мы стараемся скрыться, если не видел, кто за нами следит?
        - Мы ни от кого не скрываемся. Они не должны понять, что мы знаем о слежке. Так будет лучше.
        Шедший мимо мужчина с кипой плащей в руках толкнул Оливию в плечо. Она споткнулась. Клейтон вовремя поддержал ее, не дав наступить на собачку, привязанную к металлическому кольцу возле одного из магазинов, но та все равно возмущенно залаяла им вслед.
        Клейтон тихо выругался и затащил Оливию в ближайший магазин, где торговали шерстяными шарфами. Он быстро выбрал два шарфа, один - ярко-красный, другой - синий. Затем бросил несколько монет хозяину магазина, и они снова смешались с толпой.
        Протянув красный шарф Оливии, он сказал:
        - Надень это на голову.
        - Но разве красный цвет не слишком… - Она умолкла, заметив рядом трех женщин в таких же головных уборах.
        Клейтон снял с себя овчинный тулуп, под которым оказался его теплый плащ, а синим шарфом подпоясался.
        - Обмотай свой старый шарф вокруг талии, - сказал он Оливии, и та молча повиновалась.
        Тут Клейтон остановился у витрины соседнего магазина.
        - Купи табакерку и стой на месте. - Вложив ей в руку несколько монет, он исчез, оставив ее перед рядом ярко раскрашенных коробочек.
        Оливия в испуге вздрогнула, почувствовав, что кто-то положил ей руку на плечо. Но это оказался молоденький темноволосый юноша, почти мальчик. Он с широкой улыбкой проговорил:
        - Если вам что-то нужно, зайдите в магазин и найдите это.
        - Я просто смотрю, - пробормотала Оливия и стала с преувеличенным вниманием разглядывать позолоченную табакерку с портретом царя, который предпочитал называть себя императором Александром.
        Где же Клейтон? Она осмотрелась, выискивая его в толпе. И вдруг заметила знакомую массивную фигуру. От неожиданности Оливия уронила купленную только что табакерку, инкрустированную янтарем.
        - Блин… - не веря своим глазам, прошептала она. - Что ты здесь делаешь?
        - Следую за тобой.
        - С тобой кто-нибудь есть?
        - Нет. Я тебя выследил. В этом деле мне нет равных. Я иногда охочусь на оленя, чтобы прокормить семью. - Великан пригладил бороду. - Мне надо было убедиться, что с тобой все в порядке. Мне жаль, что граф причинил тебе боль. Я не должен был помогать в твоем похищении. Но я был… напуган.
        - Со мной все в порядке, - сказала Оливия.
        - Но твой мужчина взорвал дом графа.
        - Что?… Дом графа?
        - По крайней мере часть его. Ночью он к нам вернулся и взорвал одну из построек.
        Клейтон возвращался в дом? Неужели он убил Аршуна? Мерзкий граф заслужил смерть, но мысль о том, что Клейтон вернулся специально, чтобы убить, заставила Оливию похолодеть.
        - Кто-нибудь пострадал?
        Блин покачал головой:
        - На этот раз нет. Но Николай рассказывал мне о людях, которых когда-то убил и ранил этот англичанин. Николай очень его боялся. - Блин переступил с ноги на ногу. С его грязных валенок стали отваливаться комья свежей грязи.
        Кем же стал Клейтон? Безжалостным и хладнокровным убийцей?
        - А ты его боишься? - спросил великан. - Хочешь, я защищу тебя от него? Только скажи.
        Оливия никогда не боялась Клейтона. Ни прежде, ни теперь.
        - Нет, не боюсь. Он меня спас.
        Она не хотела, чтобы Клейтон увидел Блина. Нельзя было допустить, чтобы этот русский пострадал от его рук. И нельзя допустить, чтобы Клейтон утвердился в мысли о том, что она на стороне революционеров. Но что же делать? Где Клейтон? Оливия снова осмотрелась.
        Тут у великана громко заурчало в животе, и Оливия, взглянув на него, спросила:
        - Когда ты в последний раз ел?
        - Я поел капусты, которую вы потеряли, - ответил Блин.
        Она вложила оставшиеся у нее монеты ему в руку.
        - Купи себе еды. А потом где-нибудь спрячься.
        Блин в недоумении уставился на монеты.
        - Я никуда не уйду.

        В очередной раз осмотревшись, Клейтон зашел в полутемную табачную лавку. Следовало отдать должное «торговцу хлебом». Он шел за ними дольше, чем следовало ожидать, и потерял их с Оливией совсем недавно.
        Молодая девушка проводила его в заднюю часть магазина, где сидел немолодой сгорбленный человечек с трубкой.
        - Мне нужна информация о Васине, - заявил Клейтон.
        Старик жестом отослал из комнаты свою внучку и сделал глубокую затяжку. Немного помолчав, проговорил:
        - Я больше не имею со всем этим никаких дел. Ты же знаешь.
        - Но ты был его дворецким. Как Васин передавал шифрованные сообщения? Ты ведь знаешь, не так ли?
        Оборин погладил изуродованной артритом рукой одеяло, укрывавшее его ноги.
        - Понятия не имею. - Он выдохнул дым. - Но моей внучке скоро понадобится хорошая работа.
        Значит, такова цена, установленная стариком за помощь? На таких сделках специализировался Йен. Клейтон же предпочитал угрозы.
        - Если будет революция, она начнется во дворце. Твой сын, по-моему, до сих пор там служит. Я не ошибся?
        Оборин сдвинул в угол рта черную полированную трубку, которой продолжал попыхивать, и проговорил:
        - Несмотря на все разговоры о равенстве, Васин никогда не доверял слугам. Он писал свои приказы в библиотеке и никого не допускал туда, во всяком случае - когда работал.
        - Так было всегда?
        Оборин кивнул.
        - А если он получал записку, находясь в другой части дома? Куда он в таком случае шел, чтобы ее прочитать?
        Оборин вытащил изо рта трубку и постучал ею по подлокотнику кресла.
        - В библиотеку. Даже ночью. Он часто заставлял меня разжигать там огонь в самое неурочное время.
        - Оставались ли на столе какие-нибудь книги после того, как он заканчивал работу?
        - Нет. Васин был педантом. Фанатиком порядка. У него все и всегда находилось на своих местах.
        - Что стало с имуществом Васина после его смерти?
        - К тому времени многое изменилось. Император отобрал все его земли и собственность. Он бы приказал его казнить, если бы Васин и без того не был при смерти от болезни.
        Проклятие! Снова тупик. Немного помедлив, Клейтон отодвинул портьеру, заменявшую дверь. Обернувшись, сказал:
        - Я подумаю, что можно сделать для твоей внучки.
        Оборин снова сунул трубку в рот и пробормотал:
        - Немногие вещи, которые сохранились во время его болезни, были отправлены к жене его племянника.
        Ах, вот как? Быть может, это все-таки не тупик.
        Клейтон вышел в коридор и пошел мимо полки с уложенными в ряд трубками из слоновой кости. Возможно, он был слишком строг к Оливии. Все ее действия, вызывавшие его подозрения, могли иметь вполне безобидное объяснение. Возможно, прежнее недоверие к ней вынудило его относиться к ней хуже, чем следовало.
        Кстати, где она?
        Он был уверен, что никто из революционеров не смог проследить за ними на рынке. Но что, если…
        Тут он заметил Оливию. Стоя у магазина, она разговаривала с бородатым верзилой. С одним из тех революционеров, которых он видел у Аршуна.
        Клейтон потянулся за ножом и сделал два шага по направлению к Оливии, но тут же сообразил, что она прогоняла бородача и при этом тревожно озиралась.
        Он оставил ее в одиночестве менее чем на час, и она за это время успела установить контакт с противником. Он дал ей шанс оправдаться, но она явно не оценила его благородства.


        Глава 10
        Не успел Блин отойти от нее и на несколько шагов, как появился Клейтон. Оливия бросилась между мужчинами и не позволила Клейтону устремиться в погоню. Блин же быстро затерялся в толпе.
        Клейтон обхватил ее за талию, чтобы отодвинуть в сторону, но она вцепилась в его руку и наотрез отказалась отпускать.
        - Это не то, что ты думаешь, Клейтон. Он просто хотел убедиться, что со мной все в порядке.
        - А я хочу найти Аршуна.
        Ее хватка ослабла, и ему наконец удалось от нее отцепиться. Клейтон бросился вперед, но сразу остановился и выругался. Блин уже скрылся.
        Оливия вздохнула, приготовившись к гневной тираде своего спутника. Но Клейтон молча отошел от нее и отдал свою овчинную шапку мальчишке, крутившемуся неподалеку, обменяв ее на стеклянный шарик. Взамен он приобрел себе в соседнем магазине шляпу с низкой тульей.
        Напялив шляпу на голову, он вдруг покачнулся и едва не упал. Оливия поддержала его за локоть, но он вырвался и заорал:
        - Я буду пить, когда захочу, ясно, женщина?! - Клейтон шагнул к человеку, продававшему спиртное, и через несколько мгновений с победным криком поднял над головой большую бутыль с мутным содержимым.
        Мужчины вокруг одобрительно засмеялись.
        Боже, что он делает?! Оливия едва не забыла, что должна говорить по-русски.
        - Я могу все объяснить… - пробормотала она. - Я…
        Тут Клейтон схватил ее в охапку, прижал спиной к стене между двумя магазинами и стал покрывать лицо поцелуями.
        «Святые угодники! Как приятно!» - промелькнуло у нее.
        Клейтон же поставил бутылку на пол и шепотом заговорил:
        - Я вижу, ты быстро отыскала своих революционеров. Чего он хотел? - Его пальцы больно впились ей в плечи, хотя губы, касавшиеся ее лица, оставались мягкими и нежными.
        «Приятно, конечно… но не очень», - со вздохом подумала Оливия.
        - Он защищал меня в доме графа. И пошел за нами, желая убедиться, что все в порядке.
        - Был ли он доволен, когда ты сказала, что я собираюсь взломать шифр?
        Оливия уперлась ладонями в грудь Клейтона и попыталась оттолкнуть его.
        - Ты все не так понял. Я сказала ему, что все в порядке, и велела убираться восвояси. А теперь отпусти меня, гоблин.
        Клейтон не обратил на ее требование никакого внимания и снова заорал:
        - Не сопротивляйся!
        Если он решил наказать ее, то хорошо выбрал способ. Впрочем, ей нравились его прикосновения; более того, ей даже пришлось бороться с желанием прижаться к нему, коснуться губами его губ, почувствовать, как царапает щеку его щетина…
        - Что ты делаешь? - тихо спросила Оливия, снова безуспешно пытаясь отстраниться.
        Усмехнувшись, Клейтон сообщил:
        - Разыгрываю сцену. - Его рука скользнула по ее талии, потом - по бедру. Но этого ему показалось мало, и он, сжав бедро, приподнял ее ногу так, что она легла на его бедро.
        - Я знаю, ты на меня злишься… - Она умолкла, забыв, что хотела сказать, так как вдруг почувствовала, что Клейтон с силой прижался к ней нижней частью тела.
        Более того, Оливия почувствовала, что Клейтон был возбужден. Она же была до крайности раздражена и смущена… но все-таки не смогла не ответить тем же.
        - Я не злюсь, - ответил он.
        - Но ты считаешь, что я революционерка.
        - Я так всегда считал. Подтверждение ничего не меняет.
        - Если не считать того, что теперь ты размазываешь меня по стенке.
        - Размазываю? - Он замер, и Оливия тут же пожалела о сказанном.
        Но Клейтон почти сразу же стал двигать бедрами, касаясь чувствительного местечка меж ее ног. Оливия прикусила губу, чтобы не застонать от удовольствия.
        - Ты не знаешь, какую силу воли я демонстрирую в этот самый момент. - Его дыхание ласкало ее щеку.
        - Но все еще думаешь, что я предательница?
        - Я думаю, что ты средство для достижения цели. И ничего более.
        - Какой цели?
        Клейтон несколько секунд помедлил, прежде чем заговорить.
        - Видишь ли, есть женщина, которая меня интересует намного больше, чем ты, и я хочу, чтобы она была в безопасности. А для этого мне необходимо, чтобы крестьянин с телегой капусты и его жена исчезли.
        Она даже не вздрогнула от этих его слов. Вероятно, начала вырабатываться привычка.
        - Тогда зачем привлекать к нам всеобщее внимание?
        Его рука стала медленно поглаживать ее ногу, опускаясь все ниже - к икре… лодыжке…
        - Мне необходимо отправить сообщение, - ответил он.
        - Сообщение… о чем? Что ты сильнее меня? Что ты можешь заставить мое тело вести себя предательски - так же, как, по твоему мнению, веду себя я по отношению к тебе?
        Дыхание Клейтона было горячим - казалось, оно обжигало.
        - Сообщение не для тебя, - ответил он.
        Внезапно из толпы возник дородный мужчина в сером фетровом пальто. Еще один полицейский.
        Оливия уже открыла рот, чтобы предупредить Клейтона, но мужчина поднял дубинку и размахнулся…
        Увидев панику в глазах Оливии, Клейтон понял, что за его спиной что-то происходит. Дьявол! Он не должен был отвлекаться! Но ее реакция на его грубые ласки…
        У него не хватило времени додумать мысль - тренированное тело уже начало действовать.
        Полицейский с поднятой рукой. Лицо Оливии, искаженное страхом. И ее отчаянный крик.
        В следующее мгновение Клейтон перехватил дубинку. Полицейский не оказал сопротивления. Оливия же побледнела и застонала от боли. Она, приняв удар на себя, стояла у стены, прижав руку к груди.
        Клейтон в ярости уставился на полицейского.
        - Ты ударил ее?! - прорычал он. О чем, черт возьми, она думала? С какой стати решила его защитить? Она же всегда отступала в сторону!
        Впрочем, это было не так. Он вспомнил, как удержал ее, не дав броситься в погоню за его матерью, когда та вернулась домой, а месяц спустя опять сбежала.
        - Она сама подставила руку, - ответил полицейский. - Я только хотел сказать вам, что хорошо бы перейти в другое место… сэр. - Молодой человек провел ладонью по чисто выбритому подбородку и внимательно всмотрелся в лицо англичанина.
        Клейтон забыл, что следовало перейти с вульгарного русского на обычный. Он не мог припомнить, когда еще выходил из образа, выполняя задание. Мэдлин и Йен подняли бы его на смех.
        Клейтон проклинал свою самонадеянность. Следовало довериться первому же полицейскому - любой из них мог бы передать послание. Так нет, он не смог противостоять искушению. Очень уж хотелось поставить в тупик полицейского министра, появившись в Санкт-Петербурге ниоткуда.
        Надменно вскинув подбородок, Клейтон заявил:
        - Я барон Дмитрий Комаров, и мне не нравится, когда нападают на моих людей.
        Полицейский в смущении попятился.
        - Но тут публичное место… И существуют определенные правила… - Клейтон усмехнулся, а полицейский продолжал: - Возможно, если вы поговорите с…
        - Нет! Если полицейский министр захочет со мной поговорить, то сможет найти меня в доме княгини Катерины Петровой.
        Полицейский вздрогнул.
        - Не думаю, что стоит из-за этого дела беспокоить министра.
        - Поверьте мне, он захочет все узнать. - Клейтон по-хозяйски обнял Оливию за плечи и повел прочь.
        - О!.. - воскликнула она, прижимаясь к своему спутнику.
        Клейтон видел сейчас только ее глаза - она уткнулась подбородком в шарф.
        - Ты не пострадала? - спросил он. Проклятие! Ему было необходимо увидеть ее лицо!
        - Ты положил шарик в мой валенок, - сказала она неожиданно.
        - Да, верно. Это изменит походку. Нас не должны узнать.
        - Ты бы мог сказать, чтобы я прихрамывала.
        - Если ничего не мешает, постоянно хромать невозможно. Или просто забудешь, на какую ногу хромать.
        Не выдержав, Клейтон сдвинул шарф с ее лица. И почему-то это его прикосновение показалось ей, на удивление, интимным.
        - Как твоя рука? - спросил он.
        Оливия отвернулась.
        - Несколько синяков больше, несколько меньше - какая разница?
        Интересно, почему у него вдруг так защемило сердце? Он ведь годами принимал удары, предназначавшиеся Мэдлин, а та делала то же самое. Но с другой стороны, Мэдлин была его соратником по оружию, его другом. А Оливия - ни то ни другое.
        И она стонала, когда он к ней прикасался. И еще от нее пахло медом и розами. Но Оливия не отступила, не спряталась. И она умела, как никто другой, заставлять его смеяться.
        Клейтон вывел ее на улицу через другой выход и подозвал проезжавшие мимо дрожки. Кучер был в таком огромном тулупе, что казался сказочным великаном. Клейтон несколько минут поторговался, потом наконец положил две серебряные монеты на широкую ладонь мужика.
        - К дому княгини Катерины Петровой, - приказал он.
        Колеса дрожек несколько раз провернулись в снегу, после чего коляска поехала. Оливия изо всех сил вцепилась в узкую деревянную скамью, чтобы не упасть.
        - Мы на самом деле туда едем? Я думала, что это твоя очередная уловка.
        - К сожалению, нет.
        - К сожалению?
        - Дело в том, что я убил ее мужа. Сомневаюсь, что она об этом забыла и простила.


        Глава 11
        Оливия не могла сказать точно, какой представляла княгиню Катю. Возможно, величавой царственной особой, возможно, юной светловолосой девушкой с непослушными кудряшками.
        Женщина, которая шла - нет, не шла, плыла по коридору, - эта женщина оказалась изящной, грациозной, и она была всего на несколько лет старше Оливии. Яркие рыжие волосы пышными волнами падали на спину и на плечи. На ней были желтовато-коричневые бриджи, свободная белая рубашка и длинная изумрудно-зеленая безрукавка.
        По-английски она говорила с резким акцентом.
        - Барон Комаров? - Дама подняла руку, и тут Оливия вдруг заметила у нее в руке небольшой пистолет, из которого она целилась в сердце барона.
        - Клейтон!.. - вскрикнула Оливия.
        Он толкнул ее себе за спину как раз в тот момент, когда пистолет выстрелил. В воздухе запахло дымом и серой. Откуда-то посыпалась штукатурка. Штукатурка? Оказалось, что княгиня в последний момент выстрелила в потолок.
        - Я тоже рад видеть тебя, Катя.
        Княгиня подбоченилась свободной рукой и устремила на Клейтона горящий взгляд. Потом покосилась на Оливию.
        - Простите, что испугала вас, дорогая. Но ты!.. - Она махнула пистолетом в сторону Клейтона. - Шесть месяцев! Шесть долгих месяцев!..
        Клейтон протянул ей руку.
        - По-моему, этот разговор следует продолжить в другом месте. - Он указал на сбежавшихся слуг.
        Княгиня поджала губы и жестом предложила им пройти в ближайшую гостиную. Указав Оливии на кресло, она вежливо поинтересовалась:
        - Могу я предложить вам чаю? Или кофе?
        Оливия покачала головой:
        - Нет, благодарю.
        Княгиня с громким стуком захлопнула дверь и закричала:
        - Ты бездушный монстр! Ты позволил мне думать, что он мертв! Я оплакивала его! Горевала! Но тебе такие чувства, по всей видимости, не знакомы.
        Клейтон стоял у стены, заложив руки за спину и не выражая совершенно никаких эмоций.
        Оливия же не смогла промолчать.
        - Он не монстр! - заявила она.
        Хозяйка и Клейтон с удивлением посмотрели на нее.
        Оливия и сама себе удивилась. Очевидно, старые привычки неискоренимы. Она никогда и никому не позволяла говорить плохо о Клейтоне.
        - Возможно, нам следует познакомиться, - с напряженным выражением лица проговорила княгиня.
        Оливия встала.
        - Оливия Свифт, - представилась она, прежде чем сообразила, что не следовало называть свое настоящее имя.
        Княгиня скрестила руки на груди.
        - Не знаю, что вы тут делаете с этим человеком, но позвольте вам сказать: я однажды доверилась ему, а он мне солгал.
        Клейтон в упор взглянул на княгиню:
        - Его дядя и полицейский министр должны были поверить в его смерть. Твоя боль была способом повышения достоверности картины.
        Княгиня сжала кулаки.
        - А я тебе доверяла!
        - Да, верно. Но ты оплакивала его только шесть месяцев. Откуда ты узнала, что он жив?
        - Я получила посылку. Томик стихов Уильяма Блейка. Сначала я подумала, что это чья-то жестокая шутка. Но потом части головоломки сложились воедино. Твое неожиданное появление… Отсутствие тела. И еще твое абсурдное объяснение причин его нахождения в ту ночь на мосту. Он дал мне понять, что жив, - послал книгу. Итак, где он?
        Клейтон пожал плечами:
        - Этого я сказать не могу.
        - Но почему? Ты же стоял за его исчезновением, разве не так? И именно ты пришел ко мне с печальной новостью.
        - Я сыграл роль, которая была мне отведена.
        - Сыграл? Роль? - Голос княгини сорвался. - Значит, это была игра? Возможно, для тебя так оно и было. И для Сергея - тоже. - Ее губы предательски задрожали. - Но не для меня. Где же он? Ты можешь мне сказать хотя бы это?
        - За определенную плату.
        Оливия считала, что обычная ледяная сдержанность Клейтона имела отношение только к ней и ее отцу. Она полагала, что юноша, которого она когда-то знала, все еще жив и просто прячется от нее. Но возможно, она ошибалась. Хотя, с другой стороны…
        Ей вдруг вспомнилось, как Клейтон получил выговор от ее отца за какую-то мелкую ошибку. Он тогда стоял перед ним гордый и безразличный - как сейчас. Тогда Оливия подумала, что слова ее отца для него ровным счетом ничего не значили. Лишь ускользнув из дома чуть позже, чтобы с ним встретиться, она поняла, что его чувства были сильными и глубокими, просто он старался их не показывать. И очень может быть, что эта чувствительность все еще была жива… Если так, то она, Оливия, должна помочь ему отыскать свои чувства, разобраться в самом себе. Когда в последний раз Клейтон по-настоящему радовался? Возможно, не в ее власти сделать его счастливым, но она хотя бы напомнит ему, что счастье где-то есть, что к нему можно стремиться…
        Княгиня со вздохом рухнула на диван и закрыла глаза.
        - И ты еще смеешь… Да, я вижу, для тебя нет ничего святого. Чего ты хочешь?
        - Мне нужно место, где можно отсидеться. А также одежда и аудиенция у императора.
        Княгиня встала и поправила безрукавку.
        - Скажи слугам, что вам необходимо. Я подумаю, что можно сделать относительно аудиенции. - В этот момент она, похоже, вспомнила о присутствии Оливии. - Поверьте, он чудовище. - Она снова вздохнула. - Всегда помните об этом.
        Княгиня вышла из гостиной, расправив плечи и гордо вскинув подбородок.
        Клейтон медленно подошел к окну.
        - Мне не нужны защитники, - заявил он. - Я не собираюсь извиняться за свои поступки.
        - Я это заметила. - Оливии хотелось видеть его лицо, поэтому она подошла к нему поближе.
        - Тебе не стоит демонстрировать симпатию ко мне. Ничего хорошего из этого не выйдет. В первую очередь - для тебя. - Он говорил сухо и, по-видимому, ожидал, что она ответит тем же.
        Оливия с усмешкой кивнула:
        - Возможно, ты прав. Что ж, впредь я буду выкрикивать непристойности в твой адрес всякий раз, когда мы будем на людях.
        Взгляд Клейтона был устремлен куда-то вдаль.
        - Для тебя так безопаснее, Оливия.
        - Какое тебе дело до моей безопасности?
        Она вдруг подумала: «Сейчас он признается в том, что я ему небезразлична, что у него сохранились ко мне какие-то чувства…»
        Но вместо этого Клейтон сделал несколько шагов в сторону и проговорил:
        - Я уже спас тебя однажды и не имею никакого желания делать это снова.
        Тут в гостиную вошла худощавая седовласая домоправительница. Взглянув на гостей, сказала:
        - Княгиня велела спросить, вы будете жить в одной комнате или в разных. - Она говорила на очень плохом английском.
        - В разных, - в один голос ответили Оливия и Клейтон, причем ответили так решительно, что глаза домоправительницы округлились. Оливия не удержалась и покосилась на Клейтона, но выражение его лица оставалось непроницаемым.
        Домоправительница открыла дверь, за которой оказалась комната, оформленная в бледно-голубых тонах, с замысловатой лепниной на потолке. Она перевела взгляд с грязной обуви Оливии на пушистый ковер и неуверенно спросила:
        - Сказать лакею, чтобы принес ванну?
        Эти слова прозвучали для Оливии волшебной музыкой.
        - Да, пожалуйста.
        - Комната вашего друга рядом. - Женщина указала на соседнюю дверь. - Сэр, вам тоже нужна ванна?
        Клейтон кивнул, и домоправительница удалилась.
        - Мы здесь в безопасности? - спросила Оливия.
        Клейтон, не спешивший войти в свою комнату, пожимая плечами, пробормотал:
        - Во всяком случае, ничего более безопасного я устроить не могу. - В его голосе звучала такая смертельная усталость, что Оливия подняла глаза и внимательно всмотрелась в его лицо. Но оно, как обычно, ничего не выражало.
        - Звучит не очень обнадеживающе.
        Клейтон кивнул:
        - Да, пожалуй. Постучи, когда будешь готова. Я перебинтую твои запястья.
        Оливия провела час, усердно соскребая с себя грязь, после чего надела потрясающий халат из сапфирового шелка, украшенный изображением великолепного китайского дракона. Это изысканное одеяние принесла горничная.
        Закрыв глаза, Оливия вздохнула с облегчением; она почувствовала себя как дома. Впрочем, нет, дома у нее не было дорогих шелковых вещей. Но прикосновение мягкой прохладной ткани к коже почему-то давало ощущение покоя и безопасности.
        Кто-то постучал в дверь. Вероятно, служанка принесла ее одежду.
        Оливия медленно подошла к двери и открыла ее.
        В комнату вплыла княгиня.
        - Значит, вы не его любовница? - спросила она.
        - Нет. - Оливия покачала головой, удивленная такой бесцеремонностью.
        Княгиня Катя кашлянула, потом - еще раз.
        - Тогда боюсь, я должна извиниться за свои плохие манеры.
        - Но…
        Княгиня с усмешкой покачала головой:
        - Нет-нет, не возражайте. Я знаю, что не очень-то вежливо себя вела. - Глаза женщины выражали искреннее сожаление. - Уверяю вас, несмотря на все то, что вы видели, я не безумна и не склонна к театральности. - Она поморщилась. - Вообще-то большинство окружающих считают меня холодной и абсолютно невозмутимой.
        - Мне жаль, что так получилось с вашим мужем.
        - Мне тоже. - Княжна взяла со столика хрустальный флакончик с духами, повертела его в руках и поставила на место. - Полагаю, мне стоит извиниться и перед бароном, раз уж он действительно спас моего мужа. Но я пока не могу заставить себя сделать это. Пусть немного помучается. Конечно, если мои слова произвели на него хоть какое-то впечатление…
        - Он вовсе не такой холодный, каким кажется, - заметила Оливия.
        Княгиня вздохнула.
        - Я тоже так думала когда-то. А теперь не знаю. - Ее лицо прояснилось. - Но давайте все же как следует познакомимся. Я княгиня Катерина Роузмор-Петрова.
        Княгиня протянула руку для рукопожатия, чем сразу завоевала симпатию Оливии; она не сомневалась, что нет ничего более приятного, чем леди, которая хочет пожать собеседнику руку. Но имя показалось ей знакомым… Ах да, конечно!
        - «Путеводитель по Сибири для путешествующих дам…» - пробормотала Оливия. - Скажите, это вы написали его?
        В течение года после «смерти» Клейтона Оливия существовала как бы по инерции. Она оплакивала любимого, а к этому добавилась еще и тяжелая болезнь отца. К ним почти каждый день приходил новый доктор, обещавший отцу полное выздоровление. Она устраивала поездки больного на воды и посещения именитых профессоров, а также заставляла отца глотать лекарства. В общем, делала все, чтобы помочь человеку, убившему ее любимого.
        Викарий, изначально настоятельно рекомендовавший ей читать Библию, неожиданно изменил свою позицию и принес экземпляр книги княгини. Возможно, он желал доказать ей, что можно делать что-то еще, а не только оплакивать свою судьбу. Хотя, конечно же, викарий не знал, прочитает ли она эту книгу. Однако она прочитала. Более того, это произведение стало первой книгой без картинок, которую Оливия прочитала от корки до корки. Затем она начала читать все, что удавалось найти.
        Лоб княгини Кати прорезала морщинка, и она кивнула утвердительно:
        - Да, это я написала.
        Оливия понимала, что ее слова могли показаться детским лепетом, но она ничего не могла с собой поделать. Надо же! Катерина Роузмор! Она читала и перечитывала ее книгу столько раз, что из нее стали выпадать листочки.
        - Значит, вы прошли по Сибири? Одна, без сопровождающих? И вы никому не позволили вас остановить?
        Княгиня снова кивнула:
        - Да. К большому недовольству высшего общества.
        Выходит, эта женщина, сама о том не ведая, вдохновила Оливию на создание общества, помогавшего детям-преступникам. Да-да, эта замечательная книга давала Оливии силы преодолевать все трудности. И действительно, если Катерина Роузмор могла питаться верблюжатиной и самостоятельно вырвалась из рук работорговцев, то и она, Оливия, могла обивать пороги политиков, которые смеялись ей в лицо.
        - Но как вы стали княгиней? - спросила она. - Насколько я помню, ваш отец был баронетом.
        Катя разгладила несуществующие складки на бриджах.
        - Знаю, я мало похожа на княгиню. Кстати, называй меня Катей. - Ее глаза стали грустными. - Я познакомилась с князем Сергеем Петровым на одной из своих лекций. Он хотел задать вопрос относительно уральского племени, в котором я некоторое время жила.
        - Если он князь, то значит - родственник царя? - «Может быть, Катя сможет передать царской семье предостережение относительно планов Аршуна?» - подумала Оливия.
        - Нет-нет, русские позволили знатным семьям из покоренных ими народов сохранить свои титулы. Поэтому всевозможных князей, княгинь и прочих знатных особ здесь великое множество. Русские говорят - «как собак нерезаных». Сергей, например, латыш.
        - Поэтому он работал на англичан?
        - Не знаю. Мне почти ничего об этом не известно. Я точно знаю лишь одно: он работал вместе с ублюдком, с которым ты сюда приехала.
        - Но Клейтон прекрасно знает свое дело. И он вовсе не злой человек, поверь мне на слово. - Спасти ее из дома Аршуна, где была целая армия вооруженных людей, - это и впрямь впечатляющее деяние. А ведь до того ее еще следовало найти…
        - Рада бы поверить, но не могу. И вообще, что ты с ним тут делаешь?
        - Он меня спас.
        - Неужели барон… Кстати, он действительно барон? Или это очередной обман? Ты знаешь его настоящее имя?
        - Клейтон. - Голос прозвучал от двери, соединявшей их комнаты.
        Вздрогнув от неожиданности, Оливия взглянула на своего спутника. Давно он здесь? И многое ли он услышал?
        Клейтон уже успел помыться, побриться и надеть белую рубашку и серовато-коричневые панталоны. Причем даже сейчас на нем были черные перчатки.
        Катя нахмурилась и, обращаясь к Оливии, проговорила:
        - Я немедленно прикажу, чтобы тебе принесли ключи от этой двери. - Она повернулась к Клейтону: - Итак, раз уж я вынуждена тебе помогать… Могу я по крайней мере узнать, с кем мы боремся?
        - С правдинцами.
        - А если честно?
        Клейтон тщетно пытался смотреть только на Катю. Интересно, кому пришло в голову одеть Оливию так, словно она только что вышла из восточного гарема?
        - Ведь Васин мертв, - с уверенностью сказала Катя. - Я видела его тело.
        - Группа возродилась.
        - Но кто же…
        - Главой вроде бы стал граф Аршун.
        При упоминании этого имени Оливия вздрогнула. Рука ее непроизвольно потянулась к горлу, на котором оставил отметину нож графа.
        «Она работает на графа, - напомнил себе Клейтон. - А дрожь и все прочее скорее всего хорошая игра». Он повернулся так, чтобы не видеть Оливию.
        Катя же презрительно фыркнула:
        - Аршун - маленький больной ублюдок.
        - Согласен, - кивнул Клейтон.
        - Но при чем тут я?
        - Ты ведь ухаживала за Васиным перед смертью, верно?
        - Да, верно. Потому что он был дядей Сергея.
        - И якобы еще перед болезнью он разработал некий план… Говорил ли он тебе что-нибудь об этом?
        Катя нахмурилась:
        - К тому времени как я взяла на себя уход за ним, он уже был практически безумен. Неужели ты думаешь, что иначе он бы подпустил к себе жену человека, которого считал предателем? Он так никогда и не простил племяннику работу на англичан.
        - Мне необходимо знать все, о чем он говорил в последние дни. Каждое его слово. И еще… Говорят, тебе отдали его вещи. Я должен увидеть все, что после него осталось.
        - На чердаке есть несколько коробок с книгами. Все остальное выбросили.
        - Тогда я должен взглянуть на эти книги.
        - Зачем?
        Клейтон не собирался делиться с Катей сведениями о шифре, но какие-то объяснения все же следовало дать.
        - Мы должны кое-что узнать раньше, чем правдинцы, - ответил он уклончиво.
        Катя молча барабанила пальцами по подлокотнику кресла. Наконец спросила:
        - Нужно найти что-то конкретное?
        - Да.
        Обе женщины выглядели одинаково грустными. Неожиданно он вспомнил, как однажды они играли в шахматы - Катя и Сергей против него. Тогда было много колкостей. И смеха. Несколько часов Клейтон чувствовал себя обычным человеком, а не шпионом.
        Но все это - в далеком прошлом.
        Сейчас Клейтон не собирался подвергать риску важную миссию из-за того, что женщины были недовольны.
        - Еще мне понадобятся личные вещи твоего мужа.
        - Что?! - Катя решительно помотала головой, и непослушные кудряшки запрыгали по ее лицу. - Нет, ни за что!
        - Это не просьба.
        - Тогда договаривайся с ним сам.
        Оливия вмешалась раньше, чем ее спутник успел раскрыть рот.
        - Но они хотят убить царя и всю его семью!
        Это была роль Мэдлин на допросах - быть сострадательной и завоевывать доверие допрашиваемого. Клейтону не понравилось то, что Оливия так легко и естественно взяла на себя эту роль.
        - А вам-то что? - спросила княгиня.
        Клейтон внимательно посмотрел на Оливию. Ее искренность была чертовски убедительной. А влажные пряди, которые, высыхая, курчавились вокруг милого лица, отнюдь не помогали ему обрести объективность.
        - Я должна попытаться остановить их, - заявила она. - У меня нет выбора.
        - Но если он заставляет тебя…
        Оливия покачала головой:
        - Нет, не заставляет. Просто я не могу допустить, чтобы умерли невинные люди.
        Зачем Оливия постоянно теребит вырез этого проклятого халата? Она тщательно завернулась в него, закрыв даже горло, но при каждом ее движении открывалась изящная шейка. Клейтону ужасно хотелось провести по ней языком, хотелось ощутить бархатистость кожи…
        - Но при чем тут личные вещи Сергея? - спросила Катя.
        Клейтон подошел к окну.
        - Не твоя забота, - буркнул он.
        - Не моя?… Ты собираешься забрать единственное, что у меня осталось от мужа, и смеешь заявлять… - Княгиня встала. Ее зеленые глаза полыхали яростью. - Ладно, хорошо. Ты и так уже отобрал все, что мне было дорого. Она сняла с пальца тяжелое кольцо с рубином и швырнула его на пол. Оно с глухим стуком упало на ковер, потом покатилось и, наконец, замерло рядом с носком его ботинка. - Вот, пожалуйста! Можешь начать с этого. Ты сам сказал, что снял его с пальца Сергея. - Она сделала шаг к Клейтону. - Ты хоть понимаешь, что, явившись сюда, поставил меня и всех моих домочадцев под угрозу со стороны революционеров?
        Клейтон не поднял кольцо. И не повысил голос.
        - Ты можешь выгнать нас, если хочешь.
        - Ты отлично знаешь, что не могу… ублюдок.
        Конечно, не могла. Ведь он, Клейтон, обладал информацией о судьбе ее мужа.
        Когда он посвятил Сергея в план его спасения, тот сначала отказался: не хотел покидать жену. Тогда Клейтон посчитал его дураком. Женщина не стоит того, чтобы из-за нее лишиться жизни.
        И только теперь, когда Катя едва не бросилась на него с кулаками, на него снизошло понимание. И он позавидовал мужчине, которого так сильно любила и ждала женщина. Никогда еще ни одна из них не испытывала к нему столь сильных чувств. Даже мать. Она снова и снова сбегала от него с очередными любовниками.
        Когда-то он понадеялся, что Оливия будет бороться за него, но, увы…
        - Возможно, нам следует поселиться в другом месте. - Оливия плотнее завернулась в халат, и тонкий шелк соблазнительно обтянул ее округлые бедра. Проклятие, неужели под халатом на ней ничего нет!
        Клейтон в раздражении принялся мерить шагами комнату. Немного помолчав, обратился к своей спутнице:
        - Не получив нужной информации от тебя, революционеры обязательно попытаются получить ее у Кати. Находясь здесь, я смогу ее защитить.
        - Не надо изображать благородного рыцаря, - пробурчала княгиня. - У тебя плохо получается.
        Нет, он вовсе не благородный. Таких заблуждений у него не было.
        - Судя по всему, мне придется идти на чердак, - сказала Катя. Повернувшись к Оливии, спросила: - Хочешь, я прикажу лакею вышвырнуть его из твоей комнаты?
        Оливия покачала головой. Когда она подняла руку, чтобы поправить волосы, рукав съехал, и открылись синяки и ссадины на запястье.
        Катя ахнула:
        - Что с тобой случилось?! Если это Клейтон…
        Оливия тотчас же проговорила:
        - Правдинцы похитили меня. А Клейтон спас. Поэтому я здесь.
        Враждебность Кати мгновенно исчезла.
        - Значит, это они?… Хочешь, я пришлю женщину тебе в помощь?
        Клейтон замер, ухватившись за дверной косяк. Если она не революционерка, то похитители могли… А он ведь ничего у нее не спросил. Что, если…
        Клейтон уставился на свечу и смотрел на нее до тех пор, пока снова не обрел способность мыслить. Он отрежет Аршуну яйца! И это не пустая угроза!
        Словно прочитав его мысли, Оливия покачала головой:
        - Нет, все в порядке. Один из революционеров защитил меня от остальных.
        Клейтон вздохнул с облегчением. Что ж, возможно, Оливия сказала правду о человеке на рынке.
        Катя взяла ее за руку, чтобы рассмотреть раны. Рукав соскользнул дальше, и обнажилась внушительных размеров опухоль на предплечье.
        А это уже его вина. Какого черта она приняла удар на себя? Людям ведь обычно свойственно уклоняться от нападений… Клейтон нахмурился и, обращаясь к хозяйке, проворчал:
        - Скажи, чтобы ей принесли лед.
        - Мне ничего не нужно! - заявила Оливия.
        - Лед! Немедленно! - прорычал Клейтон.
        Но Катя даже бровью не повела.
        - Вообще-то холодный компресс - именно то, что нужно, - сказала она и вышла из комнаты.
        Клейтон шагнул к своей спутнице.
        - Покажи руку.
        - Со мной все в порядке.
        - Позволь мне судить об этом.
        Клейтон взял ее за руку, старательно не замечая запаха меда, исходившего от чистой кожи Оливии. Он прощупал кости вдоль всей руки и, наконец, отпустил ее.
        - Хочешь верь, Клейтон, хочешь нет, но я контролирую состояние своего тела.
        Он бы тоже хотел его «контролировать». Каждый дюйм ее тела. Держа ее сегодня в объятиях, он то воспарял в небеса, то проваливался в преисподнюю. Он давно был зол на нее из-за ее предательства, но сегодня, когда она прижалась к нему, все это уже не имело значения. Он мог думать только о женщине в его объятиях. Именно там было ее место.
        Вот только поверить в ее невиновность он не мог. Независимо от похоти, которую, безусловно, испытывал.
        - Я бы не стала скрывать сломанную руку. Даже от тебя. - Оливия нервно одернула рукав.
        Клейтон заставил себя отойти и вернулся к окну. Глядя на крупные пушистые снежинки, кружившие за окном, он пытался привести мысли в порядок. Получалось плохо. Рядом с Оливией порядка в его мыслях быть не могло.
        - Зачем ты это сделала?
        - Что?
        - Зачем приняла на себя удар, предназначавшийся мне? - И какого дьявола защищала его перед Катей? Она же не знала, что он все слышал, - в этом он не сомневался.
        Оливия пожала плечами:
        - У меня не было времени подумать.
        - Мне не нужно, чтобы ты меня защищала. - Неужели она считала его слабым? - Это не изменит моего мнения о тебе.
        - А каково твое мнение обо мне? Ты считаешь меня предательницей? Думаешь, что я хочу заманить тебя в ловушку?
        - Это было бы не впервые.
        Оливия нахмурилась и подбоченилась. «Интересно, понимает ли она, что ее груди едва не выпрыгивают из выреза халата?» - подумал Клейтон.
        - Хватит! Нечего постоянно попрекать меня тем, что произошло десять лет назад. Я предала тебя? Да. Но мне тогда было пятнадцать лет. И я пошла к отцу, потому что ни на секунду не поверила, что твои обвинения могли быть справедливыми. Откуда мне было знать, что он ложно обвинит тебя и что тебя арестуют? Я была дурой, не спорю. Но я никогда не желала, чтобы случилось то, что случилось.
        - Но ты и не сделала ничего, чтобы исправить содеянное твоим отцом.
        - Исправить? Как? Я же была ребенком… Кстати, ты знаешь, как принял мой отец новость, что я встречаюсь с одним из его клерков, то есть с тобой? Когда же я сказала, что пойду с ним на суд, он избил меня тростью.
        У Клейтона болезненно сжалось сердце, когда он представил себе эту картину. Но почему тогда она до сих пор хранила верность отцу?
        - Когда я увидела его в следующий раз, он сказал, что тебя повесили.
        - Должно быть, вы оба испытали большое облегчение.
        - Нет, я горевала. Я думала, что ты умер, и часть моей души умерла с тобой вместе… Да, пожалуй, Катя права. Ты хладнокровный и бессердечный ублюдок. Тебя ничего не волнует, не так ли?
        - И ты еще имеешь наглость говорить, что меня ничего не волнует? А знаешь ли ты, что случилось с моим отцом после того, как меня осудили? - Он снова к ней приблизился.
        Оливия тяжко вздохнула.
        - Так вот банк, в котором мой отец проработал тридцать лет, выбросил его на улицу. Как же, ведь сын преступник! Никто не хотел дать ему работу. А отец не протестовал. Шесть месяцев спустя он нашел работу на конюшне - выгребал навоз из стойл. А через две недели его сбил экипаж. Еще через три дня он умер. По крайней мере так мне сказали его соседи. Я не знаю, правда ли это. И не знаю, долго ли он страдал. Мне уже не довелось его увидеть… - Клейтон замолчал. Его дыхание было тяжелым и неровным. Он не мог выразить словами всю глубину своего горя.
        Оливия прижала ладони к щекам.
        - О, Клейтон… - только и смогла она выговорить.
        А он, повысив голос, чтобы заглушить боль, вновь заговорил:
        - Проклятие! Не стой так смиренно и покорно, не принимай всю вину на себя. Назови меня лицемером! Да хоть убийцей назови, только не молчи. - Он схватил Оливию за плечи и сильно встряхнул. Грудь же у него болела так, словно ее только что вскрыли кривым ржавым ножом.
        А Оливия не произносила ни слова.
        «Да, я бессердечный ублюдок», - сказал себе Клейтон. Отпустив Оливию, он опять подошел к окну. Создавалось впечатление, что гнев и адская мука, долгое время поддерживавшие его, неожиданно его покинули. И теперь ему не на что было опереться.
        Оливия молчала еще несколько минут, потом едва слышно заговорила:
        - Ты примешь мои извинения за мое участие в этом?
        Клейтон резко обернулся. Как она смеет думать, что простых извинений будет достаточно?
        Оливия со вздохом пробормотала:
        - Я и не надеялась… - Ее лицо стало бледным, как бумага, но губы были упрямо сжаты. - Я все знаю о твоей матери и понимаю, почему ты не веришь в извинения. Но ведь ты не оставляешь мне выбора. Получается, что я должна стоять и молча слушать твои гневные тирады, изнемогая от чувства вины. - У нее задрожали руки, но она переплела пальцы и сжала их так крепко, что дрожь прекратилась. - Я этого не вынесу. Если ты не можешь простить мои ошибки, тогда прекрати все время говорить о них.
        Ад и проклятие! Она великолепна!
        И она права. Пусть он ей не доверяет, но Оливия говорит дело. Эта мысль пришла в голову внезапно, и она произвела такое же впечатление, как сильный удар в челюсть.
        Да, он слишком долго полагался исключительно на свои собственные суждения. И в шпионаже, будучи командиром «Трио», и в повседневной жизни, решая вопросы об инвестициях. Он знал, что нередко допускал ошибки, но обычно понимал это, так сказать, задним умом.
        Возможно, ему не нравилось, когда подвергались сомнению его мнения и решения, но это ведь требовалось в первую очередь ему самому.
        Странно, но сейчас он почувствовал облегчение, столкнувшись с открытым вызовом и с необходимостью пересмотреть свое отношение ко многим вещам. И было даже приятно убедиться в том, что взгляды других тоже имели право на существование.
        - Согласен. Больше я об этом говорить не буду.
        Оливия даже рот раскрыла от изумления.
        - Не будешь?
        - Совершенно верно, не буду. - Но пусть она не думает, что он внезапно изменился, стал другим человеком. Нет, он, Клейтон, уже не тот мальчик, которого она знала, - доверчивый и глупый. Он не такой, как его отец, который надеялся, что жена останется с ним навсегда, хотя она всегда сбегала. - Однако мои планы относительно фабрики не изменились, - добавил Клейтон.
        Сказав это, он почувствовал себя так, словно взял цветок и растоптал его грязными сапогами. Но пусть лучше его считают ублюдком, зато никто никогда не воспользуется его наивностью.
        - Ты серьезно?
        Он утвердительно кивнул:
        - Да, вполне. Ничто не изменит моего решения.
        - Что ж, посмотрим.
        - Но я… Оливия, тебе не удастся втянуть меня в бесполезный спор о фабрике.
        - Непременно удастся.
        Клейтон снова схватил ее за плечи - и замер; он понятия не имел, что собирался сделать. Трясти ее до тех пор, пока не образумится? Но теперь, когда она была в его руках, перед его мысленным взором предстали совершенно другие образы. Ее тело, которое он прижимает к стене своим телом… И тот момент, когда ее возмущение превратилось в возбуждение.
        Несколько прядей ее чуть влажных волос упали на его перчатку. Клейтон мысленно выругался. Проклятые перчатки не позволяли ему почувствовать восхитительную шелковистую мягкость ее волос.
        Молчание затягивалось. Обычно Клейтон любил молчание, и раньше оно никогда его не тяготило, но теперь…
        Теперь оно навалилось него с неимоверной силой, угрожая уничтожить.
        - Барон Комаров… Прошу прощения, барон.
        Клейтон, нахмурившись, покосился на слугу у двери.
        - Барон, прибыли солдаты, чтобы сопроводить вас и мисс Свифт к императору. Княгиня велела предупредить вас, что они вооружены.


        Глава 12
        Служанка попыталась затянуть на Оливии корсет, позаимствованный у княгини Кати, но тщетно. Юная служанка - ее звали Ирина - нахмурилась. Ей не часто доводилось выполнять работу горничной, и она старалась сделать ее как можно лучше.
        - Мисс, я не подумала, что придется использовать столько булавок на груди. Надо будет принести еще для платья.
        - Нет-нет, полагаю, обойдемся теми, что есть, - сказала Оливия. Она не хотела заставлять вооруженных солдат ждать.
        Но служанка уже выбегала из комнаты.
        - Мисс, я быстро! Иначе платье будет плохо сидеть!
        Оливия подошла к окну и протерла ладонью запотевшее стекло. Внизу, у входа, ждали закрытые сани. Бедняга грум, занимавшийся лошадью, провалился в снег по колено.
        - Император не может знать о Малышке.
        Оливия вздрогнула от неожиданности и тут же завернулась в занавеску, чтобы не показывать Клейтону свою едва прикрытую грудь. А он, невозмутимый, стоял у двери, соединявшей их комнаты.
        - Я думала, дверь закрыта…
        - Она и была закрыта.
        - Ты бы мог воспользоваться главной дверью. - Оливия вышла из-за занавески. Собственно говоря, он уже достаточно много видел несколько минут назад, когда она была в шелковом халате, так что прятаться не было смысла. Да и невозможно не чувствовать себя глупо, прячась за занавеской.
        - Я бы предпочел, чтобы слуги не слышали наших разговоров. Чем меньше они знают, тем лучше.
        Об этом Оливия не подумала.
        - Но ты бы мог хотя бы постучать.
        Его взгляд скользнул по ее лицу, потом опустился на грудь, хорошо видную над корсетом.
        Кожа ее загорелась - словно он ласкал ее. Оливия прикрыла грудь руками, но прикосновение собственных рук к разгоряченной коже почему-то показалось неприятным.
        Клейтон откашлялся и сообщил:
        - И я принес чистые бинты для твоих запястий.
        Оливия молча пожала плечами. И так же молча протянула ему руки, чтобы он приступил к перевязке. Его внимание было каким-то… обезличенным. На нем даже - увы! - были перчатки. Хотя это не помешало ее сердцу замирать при каждом случайном прикосновении.
        - Откуда царь так быстро узнал, что мы здесь? - спросила она.
        - Для этого я устроил сцену на рынке. Мне надо было, чтобы полицейский министр и царь узнали о том, что я здесь.
        Она могла бы поклясться, что щеки Клейтона слегка порозовели. Но его губы оставались плотно сжатыми.
        Ах вот как?! Теперь-то она поняла смысл его действий.
        - Ты должна дать мне слово, что не станешь упоминать о Малышке.
        Еще один виток бинта. Еще одно прикосновение затянутых в перчатки пальцев.
        Ее дыхание участилось.
        - Тогда как я смогу объяснить…
        - Я буду говорить за нас обоих, - перебил Клейтон. - А ты должна дать слово, что не станешь мне противоречить.
        Еще один виток. Еще одно касание. К концу перевязки она, наверное, сойдет с ума.
        Надо сосредоточиться!
        - А что ты скажешь?
        - Я буду близок к истине, насколько это возможно.
        - А как ты объяснишь, почему революционеры меня похитили?
        Клейтон наконец поднял на нее глаза.
        - Я буду настаивать на том, что это попытка заманить меня в Россию.
        - Ты действительно так думаешь?
        Он молча буравил ее взглядом. Его лицо было мрачным и напряженным. Оливия впервые поняла, что он всерьез мучился сомнениями.
        - Тогда зачем лгать? - спросила она. - Почему бы не сказать им всю правду?
        - Я никому не позволю связать Малышку с шифром. - Было совершенно ясно, что эта женщины небезразлична Клейтону.
        - Но ты расскажешь об угрозе?
        - Да, император узнает об опасности, нависшей над ним и его семьей.
        Она кивнула, решив, что этого вполне достаточно.
        - Ты хорошо знаешь императора?
        - Однажды я спас ему жизнь.
        Оливия с облегчением вздохнула. Возможно, им не придется расшифровывать записку. Не исключено, что император, узнав об угрозе, отменит празднование.
        - Тогда солдаты - просто формальность?
        - Не совсем.
        В коридоре послышались шаги, и Клейтон моментально ретировался в свою комнату.
        Ирина быстро закончила свою работу, и Оливия оказалась облаченной в роскошное платье из бледно-желтого шелка. Когда она спустилась вниз, Клейтон похлопывал одного из солдат по спине и отхлебывал из серебряной фляжки, предложенной ему другим воином в зеленой униформе.
        - Нет! Могу поклясться, к тому времени генерал Мозван уже спрятал дюжину колбасок в карман! - воскликнул Клейтон.
        Оливия едва не свалилась со ступенек, когда он взглянул на нее с восхищением. Она с удивлением оглядела себя. Было ясно, что ни ее желтое платье, ни скромная меховая накидка явно не тянули на такой восторг. «Он вовсе не тебе улыбается, глупая. Все это лишь игра», - сказала себе Оливия.
        Солдаты приосанились, увидев ее. Один из них - офицер, насколько она поняла по золотым эполетам на его плечах, поклонился ей. Удивительно, как это ему удалось? Ведь его живот был воистину огромен.
        - Мисс Свифт, ваш жених сказал правду. Вы удивительно красивы. Вам нравится Санкт-Петербург?
        Жених? Оливия споткнулась и сейчас действительно свалилась бы с лестницы, не подхвати ее вовремя Клейтон. Восстановив равновесие, она первым делом ткнула его локтем в бок.
        - Ваш город просто удивительный! - воскликнула Оливия.
        - Это уж точно. - Офицер поцеловал ей руку. - Вам не следует опасаться неодобрения царя.
        - Надеюсь, что так. - Она ни за что не покажет, насколько сбита с толку.
        - Император обычно весьма милостив в отношении брачных планов. Особенно в тех случаях, когда речь идет о людях, к которым он благоволит. Так что лично у меня нет никаких сомнений. Даже не понимаю, почему за вами отправили так много солдат. Возможно, царь хотел выказать свою особую милость.
        - Да, вероятнее всего, - кивнул Клейтон.
        Офицер мог и не заметить некоторой неуверенности Клейтона, но от Оливии ничего не скрылось. Но ведь Клейтон спас царя, разве нет?
        Она взяла муфту из рук лакея, и все поспешили к саням. Грум разложил вокруг них подогретые кирпичи, закутал в меха, и застоявшиеся лошади резво побежали. Полозья громко скрипели по снегу.
        Оливия не могла придумать ни одной причины, по которой царь был бы не рад видеть человека, спасшего его от смерти, но присутствие в их санях офицера удерживало ее от вопросов.
        Но сколько же можно молчать? Надо только правильно формулировать вопросы, и тогда…
        Оливия повернулась к Клейтону:
        - Дорогой, ты должен наконец рассказать всю историю о спасении императора. Боюсь, ты всегда слишком скромен.
        Клейтон бросил на нее неодобрительный взгляд, но, как Оливия и надеялась, ее поддержал офицер, тотчас проговоривший:
        - Да-да, пожалуйста, расскажите.
        - Я ведь уже все рассказывал… Мой полк сопровождал карету царя. Когда мы ехали по Дворцовой площади, какой-то революционер бросил в окно кареты бомбу. Я просто оказался к ней ближе всех.
        - Ваш жених определенно слишком скромен, - заметил офицер. - Он не упомянул о том, что схватил бомбу голыми руками, не зная, когда она взорвется, и выбросил в реку.
        У Оливии перехватило дыхание. Офицер же улыбнулся и добавил:
        - Так что вы понимаете, почему ваш жених в большой милости у царя.
        Клейтон незаметно положил руку на коленку Оливии. Если она вновь станет задавать вопросы, у него будет способ подать ей знак.
        А потом на протяжении всей поездки Клейтон без умолку болтал о погоде, о моде, о своей недавней поездке в Англию, где они, собственно, и встретились, - в общем, болтал о всяких пустяках. Но его рука все время оставалась на колене Оливии, четыре пальца - с внутренней стороны ноги, а большой палец - с внешней. И рука его ни разу не напряглась и ни разу не расслабилась.
        «Может быть, он забыл, где находится его рука?» - то и дело спрашивала себя Оливия.
        Наконец сани остановились перед огромным дворцом. Причем в отличие от лондонских дворцов этот не отделялся от города садами и воротами - возвышался в самом центре города.
        Белые классические колонны, увенчанные позолоченными капителями, возвышались перед богато украшенным фасадом. А вдоль крыши, по краям ее, стояли бронзовые статуи - правда, рассмотреть их как следует было невозможно из-за толстого слоя снега.
        Солдаты провели их через огромные сводчатые двери в зал, пол которого был выложен квадратами белого и черного мрамора. Потолок же украшали изображения херувимов и греческих богов и героев. Через высокие окна в зал вливались потоки яркого света. Две лестницы тянулись вверх в разных направлениях и встречались на площадке второго этажа.
        Офицер поклонился Оливии и подвел их с Клейтоном к дворцовой страже. Эти воины были в белых колетах с красными суконными кирасами поверх них и в касках из толстой кожи, украшенных пышным волосяным плюмажем.
        - Вашу накидку, мисс, - сказал один из солдат.
        Оливия инстинктивно вцепилась в меховую накидку.
        - Я немного замерзла… - пробормотала она.
        Клейтон наклонился к ней и тихо сказал:
        - Здесь хозяин считает большим оскорблением, если гость не снимает верхнюю одежду. Это подразумевает, что в его доме недостаточно тепло.
        Хм… Прекрасно! Она пробыла во дворце меньше минуты, но уже умудрилась оскорбить одного из самых могущественных европейских монархов. Оливия отдала накидку.
        Они прошли через анфиладу комнат. На стенах в большом количестве висели картины Рембрандта и Караваджо - словно это были не более чем детские рисунки.
        Решив не таращиться по сторонам, Оливия смотрела только себе под ноги, но полы во дворце тоже оказались произведением искусства - сложены узорами из разных видов дерева. В одних комнатах узоры были геометрическими, в других - цветочными; причем дерево подбиралось самых разных оттенков.
        Наконец они вошли в просторный салон. Находившиеся там казаки, одетые в короткие куртки, свободные штаны и стеганые безрукавки, тотчас встали и выстроились плечом к плечу. Один из них язвительно усмехнулся, глядя на платье Оливии. Но она расправила плечи, глянула ему прямо в глаза и смотрела в упор до тех пор, пока он не отвернулся. Да, она чувствовала себя неловко в чужом платье. Но она никому не позволит так нагло таращиться на нее.
        Во всех следующих комнатах, которые они проходили, также находились солдаты. И все - разные. Казаки, драгуны, кирасиры… Клейтон шепотом называл их всех, но Оливия не очень-то его слушала.
        И вот они остановились в зале - таком огромном, что в нем поместилась бы вся ее фабрика и полгорода в придачу.
        Прошло несколько минут, и в зал начали входить люди. Мужчины в тюрбанах и кафтанах. И весьма элегантные мужчины в прекрасно сшитых костюмах. А также - мужчины с медалями и лентами, закрывающими почти всю грудь.
        - Дипломатический корпус, - шепнул Клейтон.
        Несколько минут царило полное молчание. Десятки глаз были прикованы к гостям.
        Отец Оливии никогда не имел желания изменить свое социальное положение. Но у него были большие планы относительно дочери. Не для того, чтобы она была счастлива, а для привлечения большего числа инвесторов. Оливии пришлось получить множество уроков этикета, но ни на одном из них ей не говорили, как себя вести при встрече с русским императором.
        Наконец двери в дальнем конце зала открылись. Вошла небольшая группа людей, и все в зале склонились в низких поклонах. Оливия присела в реверансе, искренне надеясь, что сделала это правильно.
        - Александр, император всея Руси, царь Польши, великий герцог Финляндии и Литвы! - провозгласил громкий голос.
        Оливия украдкой покосилась на своего спутника. Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем стоявший с ней рядом Клейтон выпрямился. А перед ними остановился невысокий лысеющий человек среднего возраста. Он протянул руку Клейтону, и тот почтительно поцеловал воздух над перстнем императора. Губы обоих мужчин скривились в плохо скрываемой неприязни.
        - Барон Комаров, я буду говорить по-английски, чтобы ваша невеста все понимала, - проговорил царь.
        Оливия поняла две вещи. Во-первых, император знал, что ее спутник - англичанин. Во-вторых, он каким-то образом узнал об их с Клейтоном «помолвке».
        - Я не ожидал снова увидеть вас в Петербурге так скоро, - продолжил император, и окружавшие его стражники насторожились.
        - Меня заставляет возвращаться все время одно и то же. - Клейтон оставался безукоризненно вежливым, но в то же время в его голосе чувствовалось презрение.
        Взгляд императора тотчас посуровел. Повернув голову, он сказал стражникам:
        - Я хочу вспомнить прежние времена с бароном. Наедине.
        Не прошло и минуты, как в зале не осталось никого, кроме Оливии, Клейтона, Александра и трех его помощников. И царь вновь заговорил:
        - Мне казалось, что, подарив вам поместье в северной Сибири, я дал ясно понять, что не хочу видеть вас здесь. Что вы хотите мне сказать?
        - Правдинцы планируют вас убить.
        Внешность императора за последний год не улучшилась. У него стало намного больше морщин и меньше волос.
        - Опять? Мы думали, что всех их уничтожили…
        - Они снова собираются. Их финансирует граф Аршун.
        Император оглянулся на худого и бледного, как мертвец, человека, стоявшего справа от него. То был полицейский министр Максим Игоревич Голов. Тихо вздохнув, Александр проговорил:
        - Да, у нас были на сей счет кое-какие подозрения.
        - Они планируют напасть во время празднования дня рождения великой герцогини, когда вся семья будет в сборе.
        Голов громко фыркнул.
        - Если полиция не знает о заговоре, то, значит, его не существует, - заявил он. Голов не мог рисковать и выказать некомпетентность. Немногое ускользало от внимания этого человека, но он далеко не всегда делился своими мыслями с императором. Чаще всего преступники исчезали до суда. И многих из них пытали.
        - Вы, как всегда, ошибаетесь, Голов, - заявил гость.
        Полицейский поморщился и проворчал:
        - Тогда как, по-вашему, они нападут?
        - Пока неясно.
        - А сколько человек в рядах заговорщиков?
        - Это тоже пока неясно, - процедил Клейтон сквозь зубы.
        Бесцветные губы Голова скривились в презрительной усмешке.
        - Но на кого они хотят напасть? Там будет пятьдесят членов царской семьи. На императора? На его братьев? На кузенов?
        - И этого я не знаю.
        - Тогда что же вы знаете?
        - Васин перед смертью внедрил в ваши ряды своего агента.
        - Кто же он, этот предполагаемый агент?
        - Опять-таки - не знаю. - Клейтон почувствовал напряжение стоящей рядом Оливии. Возможно, она считала, что император испугается и немедленно отправится в безопасное место?
        Но Александр только отступил на шаг и спокойно стоял, не проявляя к беседе особого интереса.
        - Почему император должен прислушиваться к словам английского шпиона? - спросил Голов.
        - Потому что это я раздобыла информацию, а не он. - Оливия подошла ближе к императору и обратилась прямо к нему. Ее лицо было искренним и серьезным. - Вы не должны ехать на праздник.
        - Не должен? - Похоже, императора позабавила ее дерзость.
        Клейтон почувствовал, что императора к тому же тронула искренность Оливии.
        - Опасность реальна и очень велика, - продолжала она. - Я разговаривала с Аршуном и слышала, что они затевают.
        Голов обошел императора и остановился возле Оливии.
        - Как вы туда попали, мисс Свифт? Император не выдавал вам паспорт для въезда в Санкт-Петербург. Все это в высшей степени подозрительно.
        Клейтон решил не проверять, выполнит ли Оливия его просьбу относительно молчания о Мэдлин.
        - Правдинцы похитили ее, чтобы заманить меня сюда, - пояснил он. И выдал короткий и тщательно отредактированный рассказ о случившемся и о шифре, который оказался в их распоряжении.
        Император устремил взгляд на Голова. Тот потупился, словно каясь. Но на его виске пульсировала жилка.
        Император едва коснулся руки Оливии. Для столь сдержанного человека, как Александр, такое проявление чувств было неслыханным.
        - Я рад, что теперь с вами все в порядке, мисс Свифт. Но почему они решили, что барон последует за вами? Меня заверили, что рассказ о помолвке, который я слышал, - ложь. Или это правда? - Царь предостерегающе поднял руку, когда Клейтон и Голов хотели заговорить. - Я хочу услышать мисс Свифт.
        - Мы с Клейтоном давно любим друг друга. Вернувшись в Англию, он сразу меня отыскал.
        Клейтон почувствовал угрызения совести, увидев страдание в ее глазах. Ему вдруг захотелось, чтобы история с помолвкой оказалась правдой.
        Император кивнул и тут же спросил:
        - Но чем вызвано беспокойство обо мне?
        - Я в своей жизни совершила много поступков, о которых даже вспоминать не хочется, - со вздохом ответила Оливия. - И сейчас, узнав, что над вами и вашей семьей нависла угроза, я поняла, что обязана предупредить вас. Не хочу, чтобы ваша смерть добавилась к списку моих прегрешений.
        Даже Малышка не смогла бы найти более подходящих слов. Что же касается императора, то он был религиозным человеком и много думал о душе. К тому же все сказанное Оливией было достаточно близко к истине, и слова ее звучали весьма убедительно.
        Голов же нахмурился, но не стал вмешиваться.
        А Оливия, увидев, что ее слова не произвели впечатления на Александра, в отчаянии воскликнула:
        - Вы не должны ехать на праздник!
        Александр с усмешкой вздохнул:
        - Знаете ли вы, моя милая, сколько угроз я получаю каждую неделю? Только сегодня я получил информацию о двух заговорах. Но все это пустые слова. А с серьезными угрозами мы справляемся.
        Клейтон замер. Значит, с Мэдлин они «справились»? Ее держали в каменном мешке, били, морили голодом, заставляли купаться в крови пленных, которых пытали на ее глазах (император в начале своего правления объявил об отмене жестоких наказаний, но война с Наполеоном в корне изменила ситуацию).
        Тут царь погладил Оливию по щеке и проговорил:
        - Я буду осторожен, но не стану прятаться. Ведь это сделало бы революционеров хозяевами положения, чего они, собственно, и добиваются.
        - Вся ваша семья под угрозой, - тихо сказала Оливия.
        - Мы усилим охрану. Но даже я не рискну беспокоить великую герцогиню без достаточных оснований.
        Тут Голов, не удержавшись, заявил:
        - Нам, разумеется, понадобится шифр, но потом вы можете быть свободны.
        - Нет! - В голосе Оливии отчетливо звенела сталь. Даже император взглянул на нее с удивлением. Клейтон же молча разглядывал свою спутницу. Она всегда была мягкой и нежной - словно котенок, которому нужна защита. Однако новая Оливия была стократ привлекательнее. - Если вы не отмените праздник, мы останемся и будем рядом с вами, - добавила она.
        У Голова вздулись жилы на шее.
        - Государь, я не думаю, что…
        Но император засмеялся и кивнул:
        - Что ж, прекрасно. Я редко сталкиваюсь с такой преданностью.
        Клейтон с уважением покосился на Оливию. Она всегда была целеустремленной. Но в юности в ней не было упрямства. А вот теперь… О, теперь она стала удивительной женщиной, потрясающей!
        Но Оливия недооценила человека, стоявшего напротив нее. А Клейтон отлично знал, насколько опасен был Голов.
        - Мне необходимо честное слово господина Голова, что с мисс Свифт и со мной ничего не произойдет, пока мы будем находиться в Санкт-Петербурге, - заявил Клейтон.
        Император нахмурился:
        - Разумеется, вы его получите. Находясь в этом городе, вы под моей защитой.
        Губы министра превратились в тонкую ниточку.
        - Да, конечно. С вами ничего не случится… до праздника, - сказал он.
        Император заговорил с Оливией о предстоящем ночном бале, а Голов склонился к уху Клейтона и едва слышно прошептал:
        - Разве я плохо позаботился о другой твоей подруге?
        Безопасность Оливии была единственной причиной, не позволившей Клейтону убить мерзавца на месте. А руки так и чесались…
        - Но все же не так хорошо, как я позаботился о генерале Чиленко, - с ухмылкой добавил Голов и тут же отпрянул.
        - Значит, это были вы? - пробурчал Клейтон.
        Император же, обратившись к нему, проговорил:
        - Вы будете сопровождать мисс Свифт на сегодняшний бал. Никто не посмеет сказать, что я отвернулся от человека, спасшего мне жизнь. - Он улыбнулся почти с приязнью. - И от его очаровательной невесты.


        Глава 13
        - Ты хорошо справилась с императором, - заметил Клейтон, когда они с Оливией оказались в одиночестве в санях. Из-под копыт лошадей летели крупные комья снега.
        «Но почему же он тогда хмурится?» - подумала Оливия.
        - Восемь лет я училась разговаривать с политиками. - Неужели он не наводил о ней никаких справок, прежде чем ворваться на фабрику с угрозами? - Я выступала от имени общества, ведущего борьбу за гуманное отношение к женщинам и детям-преступникам. Так вот, мы добились некоторых реформ. В тюрьмах женщин отделили от мужчин, да и детей начали отделять от взрослых.
        Клейтон с невозмутимым видом пожал плечами.
        - Зачем ты с этим связалась?
        - Из-за тебя. То, что случилось… или почти случилось с тобой, - это было неправильно.
        Клейтон нахмурился и проворчал:
        - А теперь, когда я жив?
        - Я все равно буду продолжать свою работу. - Да и как иначе? Ведь то, что Клейтон жив, - это ничего не изменило. Ее преданность обществу сохранилась. Она и создала-то его из-за него, из-за Клейтона. Но теперь она этим занималась, поскольку свято верила в свою правоту.
        Клейтон не спорил. Но окинул ее пристальным взглядом, словно выискивал в ней какой-то недостаток.
        А Оливия между тем продолжала:
        - На фабрике сейчас работают три мальчика, которые в Лондоне были обвинены в воровстве. Мы надеемся доказать, что эти дети могут быть реабилитированы.
        Клейтон и на сей раз промолчал. Оливия же попыталась сменить тему:
        - Ты когда-нибудь был на императорском балу?
        - Да.
        Не дождавшись продолжения, Оливия заметила:
        - Ты сегодня удивительно многословен.
        Брови Клейтона сошлись на переносице.
        - Все балы - они ужасно долгие и нудные. - Он пожал плечами, словно недоумевая, - мол, что еще можно об этом сказать? - Люди танцуют, вот и все.
        Ответ был таким типично мужским, что Оливия не выдержала и расхохоталась. Она пыталась остановиться. Честно пыталась. Но вероятно, прошло слишком много времени с тех пор, как она в последний раз смеялась искренне, от всей души, так что сейчас ей никак не удавалось остановиться.
        Она надеялась, что Клейтон присоединится к ней, но он даже не улыбнулся. А ей с большим трудом удалось взять себя в руки.
        Тем не менее ее спутник немного расслабился, и Оливия, с облегчением вздохнув, откинулась на спинку сиденья.
        - Я стараюсь избегать появлений при дворе. Не могу сказать, что император ко мне благоволит, - пробурчал Клейтон.
        - Но почему? Ведь ты спас ему жизнь…
        Клейтон ненадолго задумался - словно не знал, что ответить.
        - Вкратце история такова: за два года до того, как я выбросил бомбу из царской кареты, Голов схватил Малышку, а царь приказал подвергнуть ее пыткам. Нам потребовалось три дня, чтобы ее освободить. - На лице Клейтона не отразилось никаких эмоций, но его левая рука непроизвольно сжалась в кулак.
        В санях были разложены подогретые кирпичи, но Оливия все равно задрожала - как будто от холода. В последние недели она много думала о том, какие пытки могут ее ожидать, но на самом деле их испытать…
        - Я должен был ее защищать, но не сумел. А то, что они с ней делали… - Клейтон отвернулся и уставился на замерзшую реку. Люди уже начали кататься на коньках и санях. Но, судя по всему, он этого не видел.
        Оливия положила руку ему на колено. Он отдернул ногу, и ее рука упала на сиденье. Но все-таки теперь он был с ней, а не в прошлом.
        - Тогда зачем ты спасал его?
        - Иначе пострадало бы намного больше людей, не только один царь.
        Он… благороден. И всегда был таким. Оливия засунула руки в муфту, чтобы не было соблазна снова потянуться к нему.
        - Но почему он тебя из-за этого недолюбливает?
        - Царь не любит, когда ему напоминают, что он сделал с женщиной… с Малышкой. И кроме того… Видишь ли, ему надо было или признать, что в его свите находился английский шпион, или делать вид, что не было, и вознаградить меня. Пришлось наградить.
        Оливия в растерянности моргнула.
        - Так, значит, ты и в самом деле барон?
        - Самый настоящий. Думаю, в моем сибирском поместье выращивают верблюдов.
        - Каких верблюдов?
        - Двугорбых. - На этот раз Оливия не сомневалась: в его глазах плясали смешинки. - Они неплохо переносят холод.
        - Ты шутишь? - Неужели он шутит с ней? О, это чудесно, замечательно!
        - Нет, я серьезно. При последнем пересчете их было триста двенадцать штук.
        - Ты именно там заработал свое состояние? - Оливия поняла, что ей важна любая информация о нем.
        Клейтон вдруг снова помрачнел.
        - У моих крестьян есть собственные деньги. Я не живу за счет других людей.
        Оливия тихонько вздохнула. Ох, наверное, напрасно она заговорила об этом.
        - Зачем тебе все это знать? - спросил Клейтон после короткой паузы.
        Оливия пожала плечами:
        - Просто любопытно, вот и все.
        - А мне кажется, что ты выведываешь информацию - что-нибудь такое, что помогло бы спасти фабрику твоего отца.
        Но она в этот момент вообще не думала о фабрике! Ей всего лишь хотелось узнать побольше о нем, Клейтоне.
        - Неужели так трудно поверить, что я просто хочу лучше узнать тебя?
        - Я не тот человек, с которым люди мечтают получше познакомиться.
        - А что, если я не такая, как все? Что ты на это скажешь?
        Он долго молчал, и тоненькая ниточка надежды становилась все тоньше, пока наконец Клейтон не разорвал ее окончательно. При этом на его лице появилась мрачная улыбка, которую можно было сравнить разве что с улыбкой висельника.
        - Тогда ты опоздала. Во мне не осталось ничего, что стоило бы узнать.

        - Ах, Оливия!.. - Они вошли в дом, и Катя встретила их на пороге. - Как все прошло? Я боялась, что Клейтон разозлит императора и тот прикажет вас казнить.
        Оливия изобразила улыбку.
        - Сначала мне тоже так показалось, но в конце концов все обошлось.
        Клейтон скрестил руки на груди.
        - Сегодня вечером ей потребуется приличное платье. Бал у императора.
        - Новые милости?
        Клейтон не сказал ни «да», ни «нет», просто ждал ответа.
        - Ладно, хорошо, - в раздражении буркнула Катя. - Я об этом позабочусь.
        Он кивнул и повернулся к Оливии.
        - Я вернусь, чтобы проводить тебя на бал.
        - А куда ты сейчас? - встрепенулась Оливия. - У нас же есть чем заняться до бала. - Раз уж император отказался отменить праздник, то следовало хотя бы попытаться взломать шифр. И Клейтон знал об этом.
        - Ты с самого начала знала, каковы мои приоритеты.
        Да, конечно… Найти Аршуна и обезопасить Малышку. Но что же делать ей, Оливии? Ответ очевиден. Надеяться только на себя.
        - Дай мне бумагу, - сказала она.
        Катя молча на них смотрела. Клейтон же изобразил удивление.
        - Какую бумагу?
        Оливия протянула руку.
        - Ту, что принадлежит мне. Я ее добыла.
        Клейтон стиснул зубы.
        - У меня нет никакой… - Он умолк и отвернулся.
        Но ей надоело постоянно выполнять его приказы. Да, она понимала, что ему необходимо защитить Малышку. Вот и он должен понимать, что ей необходимо защитить царя.
        - Ты боишься, что я взломаю код без тебя?
        - Такая возможность существует. Ты достаточно умна. - Он достал бумагу из кармана и отдал ей.
        Оливия несколько секунд смотрела на нее, не веря своим глазам. Он действительно отдал бумагу! А она и не надеялась… И он считает ее умной!
        Что ж, она и впрямь не настолько глупа, чтобы возгордиться от его похвалы. От этого у нее не станут трястись коленки.
        Вскинув подбородок, Оливия заявила:
        - Если что-нибудь получится, я дам тебе знать.
        Но Клейтон уже ушел.
        Катя схватила Оливию за руку.
        - Не смей пялиться на него! Он недостоин тебя!
        - Я вовсе не пялюсь.
        - Еще как пялишься. Да еще - и с разинутым ртом. Как рыба на песке. - Катя увлекла ее за собой. - Пойдем. - И она повела Оливию в ближайшую гостиную. - А теперь ты мне подробно расскажешь, о чем идет речь.
        Оливия не знала, о чем можно говорить, а о чем - нет. Поэтому уклончиво ответила:
        - Эта бумага имеет отношение к царю.
        - Это я и без тебя поняла. - Катя возмущенно фыркнула. - Впрочем, это не очень-то интересно. Лучше скажи, что происходит между вами? Он следит за каждым твоим движением такими голодными глазами, словно желает проглотить целиком. И вместе с тем вы оба ведете себя так, будто вас разделяет бездна.
        Оливия опустилась на стул, обитый красным шелком.
        - Все еще хуже. - И неожиданно для самой себя она рассказала о своем предательстве, о попытке восстановить фабрику и об обещании Клейтона ее уничтожить.
        Катя налила две чашки чая.
        - А что случилось с фабрикой? Почему ее надо восстанавливать?
        Эта часть истории была особенно неприятна Оливии.
        - К своему стыду, должна признаться, что не все знаю об этом. Однако заболел отец, и мы переехали в лондонский дом, чтобы я могла найти для него хороших докторов.
        - Нашла?
        Оливия добавила в чай сливок.
        - Помочь-то обещали многие.
        - И что же? - В голосе Кати звучало искреннее сочувствие.
        Оливия со вздохом продолжила:
        - Я занималась в Лондоне самыми разными делами. И если честно, то мне совсем не хотелось возвращаться на фабрику. Дом, в котором мы там жили, был связан с очень уж неприятными воспоминаниями. Кроме того… Узнав о болезни отца, в Английском банке решили расторгнуть с нами контракт. За банком последовали и другие клиенты.
        - Что заставило тебя вернуться?
        - Не что, а кто. Викарий. Он потребовал, чтобы я приехала и собственными глазами увидела, как идут дела на фабрике и в городке. Он был прав. Я фактически разрушила городок, не желая этого.
        Несколько рабочих, такие как Томас, еще остались, и они как могли выполняли редкие заказы. Но никто не заботился о новых контрактах, никто не управлял фабрикой от имени ее отца. Следовало отдать Томасу должное, он неоднократно пытался связаться с ее отцом, но она ни разу не удосужилась распечатать его письмо. Оливия не желала иметь ничего общего с грязными делами человека, воспитавшего ее. Томас попытался связаться с поверенным отца, но тот предложил вообще остановить производство. И Томас продолжил работать на свой страх и риск.
        - И ты начала восстанавливать фабрику сама? Откуда ты взяла деньги?
        Оливия не могла рассказать новой знакомой всю правду.
        - Я продала лондонский дом и вообще все, что смогла найти. - Именно тогда она и отыскала в вещах отца проклятые банкноты.
        - Знаешь, ты мне, пожалуй, очень нравишься, - сказала Катя. - Что ты собираешься делать с Клейтоном?
        - Я не позволю ему разрушить фабрику.
        - А если не сможешь его остановить?
        Оливия поднесла чашку к губам, не обращая внимания на жар, обжигающий пальцы.
        - Я смогу. - Пусть он думает о ней что хочет, у нее имелись обязательства перед жителями городка.
        - А ты не считаешь, что влюбленность в него может тебе… помешать?
        Оливия поперхнулась чаем.
        - Но я…
        Проклятие! Оливия тщетно пыталась выровнять дыхание, и ей казалось, что она вот-вот задохнется. Сердце же ее билось все быстрее.
        Наконец она отдышалась, а сердце стало биться помедленнее. Но Оливия по-прежнему не могла вымолвить ни слова.
        Катя положила ложку на блюдце и тихо проговорила:
        - Следует быть честной перед самой собой.
        Оливия тоже так считала, хотя в данном случае подобная честность не способствовала бы достижению ее целей. Но если все-таки попытаться?…
        - А как ты это делаешь? - наконец спросила Оливия, уставившись на замысловатую вышивку, украшавшую скатерть.
        Катя отставила свою чашку.
        - Тебе надо признать все свои недостатки. И ты должна быть готова принять последствия всех своих поступков. У всех нас есть плохие черты. Надо только не бояться, что другие их заметят. У других они тоже имеются.
        Оливия кивнула, все еще избегая взгляда Кати. Яркая вышивка на скатерти неожиданно начала расплываться. К глазам же подступили слезы.
        - А что, если они не просто плохие, а ужасные… уродливые?
        - Люди не станут обращать на это внимание, - ответила Катя.
        Да, конечно, ведь она княгиня. Поэтому никто не обращал внимания на ее недостатки.
        - Большинство людей не честны перед собой, потому что боятся того, что раскроют, став честными. - Катя пристально взглянула на собеседницу. - Итак, ты предала его, когда была почти ребенком. Значит ли это, что ты хочешь отказаться от него теперь, когда нашла его снова?
        - А что я могу сделать? Он ведь был приговорен к повешению из-за меня. А потом десять лет был шпионом.
        - Но из-за него тебя похитили и притащили в Россию. Так что счет сравнялся, вы квиты.
        У Оливии задрожала рука, и чай пролился ей на юбки. Неужели Катя действительно…
        Нет, едва ли княгиня права. Она же не сказала ей всего, умолчала о банкнотах, которые использовала для восстановления фабрики. А этого Клейтон уж точно никогда ей не простит.
        И если уж быть честной с собой, то следовало признать: она, Оливия, и себе никогда не сможет этого простить.
        Тихонько вздохнув, она проговорила:
        - Между нами стоит слишком многое. Так что о любви вряд ли может идти речь. Но мне бы хотелось помочь ему хоть чем-нибудь. Или я чересчур самонадеянна и бесцеремонна? Тем более что между нами все равно никогда ничего не будет…
        - А почему ты хочешь ему помочь?
        - Потому что он пострадал по моей вине.
        - Ну и что?
        Оливия взяла со стола салфетку и аккуратно расстелила ее на коленях, чтобы скрыть пятна влаги от пролитого чая. Потом скомкала салфетку и бросила на стол. После чего оправила юбки так, чтобы не было видно пятен.
        - Ну и что? - повторила вопрос княгиня.
        - Я люблю его, - пробормотала Оливия и тут же в ужасе замерла.
        Господь милосердный! Она произнесла эти слова вслух! Что ж, теперь их нельзя взять обратно и нет смысла отрицать правду.
        Катя кивнула и тихо сказала:
        - Тогда я считаю, что ты совсем не бесцеремонна.
        В этот момент в коридоре гулко пробили часы, и Оливия невольно вздрогнула. Она была искренне благодарна Кате за понимание, но тема оказалась для нее слишком болезненной.
        - Я поработаю над шифром, - сказала она.
        - Могу я взглянуть? - спросила Катя.
        Оливия колебалась. Но Клейтон, похоже, доверял княгине, во всяком случае - до определенной степени. Он ведь решил прийти к ней в дом и рассказать о революционерах. А ей, Оливии, не помешает сейчас любая помощь.
        Она молча развернула листок и положила его на стол. Прошло несколько минут, но ни у одной из них не появилось никаких полезных в деле соображений.
        Катя, вздохнув, встала.
        - Ты можешь поработать с шифром, а я займусь тем, в чем могу оказаться по-настоящему полезной. Снабжением. - Княгиня окинула взглядом Оливию. - Если ты собираешься на императорский бал, тебе необходимо платье, причем получше этого. Его пришлось искать в последний момент, и оно мне не очень-то нравится.
        Оливия с улыбкой разгладила юбку.
        - Оно пахнет лучше, чем овчинный тулуп.
        Катя фыркнула и заявила:
        - Ты заслуживаешь лучшего. До этого у меня не было времени подумать о твоем гардеробе, зато сейчас есть целых четыре часа.
        - Мне бы не хотелось беспокоить…
        - Глупости! Никакого беспокойства. Не сомневаюсь, мы сумеем достойно одеть тебя. Сестра моей горничной - отличная портниха.
        Катя позвала горничную, и они сняли мерки с Оливии.
        - Полагаю, я должна буду устроить завтра небольшой прием в вашу с Клейтоном честь. Ведь если вы в милости у императора, то общество будет ждать от меня именно этого. Кстати, как Клейтон представил тебя императору? Не хотелось бы противоречить его истории.
        Оливия подняла глаза от листка с зашифрованным текстом и покраснела.
        - Как свою невесту. По его утверждению, меня похитили, чтобы заманить его в Санкт-Петербург.
        - Зачем он нужен революционерам?
        Она задавала Клейтону тот же вопрос, но теперь сама могла назвать с десяток причин. Рассказ офицера о подвигах Клейтона лишь подтвердил то, что она и так знала: этот человек бесценен.
        - Из-за шифра, наверное.
        Катя кивнула.
        - Он ведь хорош в этом деле, да? Я всегда говорила, что Клейтон зря растрачивает себя, оставаясь солдатом. Но оказывается, он никогда им не был. Однако интересно, как ты собираешься завоевать сердце человека, который думает, что не имеет такого органа.
        Улыбка Оливии была неуверенной и хрупкой, как старый пергамент.
        - Я попытаюсь убедить его, что он остался тем же человеком, которого я когда-то знала.

        Революционеров нигде не было, что в обычной ситуации не стало бы причиной для разочарования. Но учитывая тот факт, что Клейтон стоял сейчас напротив петербургского дома графа Аршуна, это привело его в уныние.
        Собственно говоря, Клейтон и не ожидал встретить здесь графа. Но у него была надежда, что после того, как он устроит шум на пороге дома, кто-то из слуг окажется достаточно бдительным и информированным, чтобы послать Аршуну сообщение.
        Однако, простояв час на морозе, Клейтон был вынужден смириться: было очевидно, что слуги сказали правду - они действительно не знали, где находился граф.
        Клейтон потопал ногами в сапогах и несколько раз сжал кулаки. Он применил все известные ему способы избежать обморожения, но, похоже, пора было отправляться в теплое помещение. Еще немного, и будет поздно.
        Увы, он так и не получил никакой информации.
        Клейтон засыпал снегом круг, который протоптал сапогами в ожидании графа. Затем, осмотревшись, быстро зашагал по улице и вскоре перешел почти на бег. Пальцы ног горели от резкого притока крови. Что ж, такова расплата за долгое ожидание на морозе.
        Вскоре рядом с ним замедлили ход дрожки, и кучер с надеждой взглянул на него. Но Клейтон отрицательно покачал головой и, отвернувшись от кучера, сделал глубокий вдох. Легкие тотчас закололо, словно в них вонзились сотни ледяных иголок.
        Через некоторое время впереди появился дом княгини. Пот на лице Клейтона замерз, но сам он согрелся и даже пробежал вокруг дома - проверил периметр.
        В доме его ждала Оливия. Наверное, сидела за столом, склонившись над бумагой с шифром.
        Он посмотрел на ее окна и уловил какое-то движение.
        Значит, она не за столом. Возможно, ходит по комнате, в задумчивости прикусив нижнюю губу.
        В окне снова что-то промелькнуло.
        Еще она имела обыкновение чуть-чуть морщить нос, а иногда - теребить мочку уха. Ее шаги всегда были маленькими и грациозными, но достаточно быстрыми, чтобы казаться целенаправленными.
        Клейтон затаил дыхание, дожидаясь, когда Оливия снова пройдет мимо окна.
        В ней было нечто такое, что не позволяло ему судить о ней спокойно и беспристрастно. Она словно искра в бочонке с порохом. Необычная, яркая, красивая. И способная произвести взрыв.
        Много лет назад он вовсе не собирался увлекаться ею. Ведь она дочь его работодателя. Богатая, избалованная, недосягаемая. Он вообще не хотел связываться с какой-либо женщиной. Достаточно было познакомиться с его матерью, чтобы понять его. Но что-то неудержимо привлекло его к Оливии - словно пьяницу к пивной.
        Очевидно, он таким и остался. Нормальный человек не стал бы стоять под ее окном в мороз, способный заморозить ад.
        Клейтон приказал себе отвести наконец взгляд от ее окон и осмотреть периметр, выискивая любую странность, любой намек на опасность…
        У западной стены дома он заметил вытоптанный участок.
        В точности такой же, какой он сам вытоптал у дома Аршуна, но потом тщательно замаскировал.
        Клейтон медленно направился к вытоптанному участку, задерживая дыхание, чтобы услышать легчайший скрип снега под ногами врага или треск льда.
        Если смотреть с этого места, почти весь дом был скрыт ветками лиственницы.
        Почти весь дом, кроме окна Оливии.
        Клейтон в ярости сжал кулаки. Кто-то наблюдал за ней!
        От вытоптанного участка в сторону уходила цепочка следов. Клейтон пошел вдоль нее, сжав в руке нож. Следы были совсем свежие - края еще не покрылись льдом.
        Он дошел до конца стены. Вот здесь!
        Послышался скрип снега.
        Клейтон замер на мгновение, потом завернул за угол и сразу увидел какого-то человека. Тот спокойно ждал. И он был огромен.
        Незаметно подобравшись к великану, Клейтон схватил его за ворот тулупа. И тотчас же поднял нож так, чтобы острие оказалось как раз напротив того места, где кончался воротник тулупа громилы и начинался шарф. На голове у незнакомца была меховая шапка. Он отшатнулся от Клейтона и как-то нелепо взмахнул руками, пытаясь удержаться на ногах. Увидев нож у своего горла, громила замер и крепко зажмурился - словно ребенок, пытавшийся спрятаться от опасности.
        Судя по всему, это был тот самый человек, которого Оливия называла своим «защитником». Но какого черта? Что он здесь делал? Явился, чтобы передать Оливии информацию? Или должен был получить сведения от нее?
        Тут великан открыл один глаз.
        - Ты собираешься…
        - Убить тебя. - Голос Клейтона был тих и грозен.
        Горло бедняги конвульсивно дернулось, и он пробормотал:
        - Только не обижай ее. Она думает, что ты добрый. - Он открыл второй глаз, и теперь на Клейтона смотрели оба глаза - большие, темные, жалобные - ну чем не олень, попавший в ловушку охотника?
        Не такой просьбы ждал Клейтон. Он-то думал…
        Тут громила ловко выбил нож из его руки.
        Черт возьми! Ведь он отвлекся лишь на долю секунды!
        Клейтон уклонился от пудового кулака, тотчас потянулся за вторым кинжалом, но в этот момент поскользнулся.
        И в тот же миг его шея оказалась в тисках - он стал задыхаться. Несколько секунд спустя перед его глазами замелькали черные точки, и он подумал: «Как обидно умирать, глядя на грязный шарф…»
        В глазах великана вдруг появилось сомнение, его пальцы чуть разжались, и Клейтон почувствовал, как в легкие начал поступать воздух, правда, очень тонкой струйкой.
        - Ты убийца. Николай сказал правду. Наверное, ты обманул ее.
        - Не убиваю… невинных… женщин, - прохрипел Клейтон. Каждое слово давалось ему с трудом, но он был все еще жив, и, следовательно, оставалась…
        В следующее мгновение Клейтон резко выбросил вперед ногу, так что удар пришелся в колено громилы. И оба рухнули в снег. Однако человек-гора не сделал попытки снова схватить его. Вместо этого он сел и стал отряхиваться. Шарф съехал с его лица, явив миру густые усы и клочковатую бороду.
        - Так ты не убиваешь невиновных?
        Клейтон достал нож из-за голенища сапога, но не предпринимал никаких действий.
        - Никогда.
        - Хм… Вот как?… - Последовала долгая пауза. - Почему тогда ты не увез ее домой? - спросил великан и, казалось, снова о чем-то задумался.
        Этот человек напомнил Клейтону одного из его сокамерников - тот был такой же туповатый и добрый парень, к сожалению, связавшийся с шайкой воров. И этот парень поделился с Клейтоном куском хлеба.
        Воспоминание смягчило сердце Клейтона, и он проговорил:
        - Она пока не хочет уезжать. Как тебя зовут?
        - Блин.
        Клейтон встал, и Блин тоже захотел подняться. Однако Клейтон удержал его, положив руку ему на плечо.
        - Почему же ты следил за ней сейчас, когда она в спальне?
        Лицо над бородой стало пунцовым, но глаза смотрели честно.
        - Я не смотрел на нее как на женщину. Мне просто надо было убедиться, что она в безопасности.
        - В безопасности от кого?
        Блин опустил глаза и стал водить пальцем по снегу.
        - От тебя и от Аршуна.
        Клейтону очень не понравилось, что его поставили в один ряд с графом. Подумав же о том, что Аршун мог открыть охоту на Оливию, он похолодел.
        Если она все же не революционерка, то наверняка нарушила планы графа, а тот этого не потерпит. Аршун попытается нанести удар, чтобы восстановить свою репутацию.
        А он, Клейтон, оставил ее одну…
        Его взгляд метнулся к окну, но с этой стороны дома его не было видно. «Но я же видел ее в окне всего несколько минут назад», - успокоил себя Клейтон.
        Кроме того, лучший шанс отыскать Аршуна - поймать того, кто придет за ней.
        Однако Блин не в счет. Этот человек не причинил Оливии вреда, когда она осталась одна на рынке. Да и сейчас он не сделал ничего дурного.
        Но были и другие революционеры.
        - Ты видел графа?
        Блин энергично покачал головой:
        - Нет-нет, после того как ты взорвал его дом, не видел. - Громила вцепился обеими руками в свою широкую бороду - очевидно, ужасно нервничал.
        - Ты здесь давно? - спросил Клейтон.
        Блин пожал плечами - такими широкими, что на каждом без труда поместилось бы по мешку муки.
        - С тех пор как вы ушли с солдатами.
        «Иными словами… больше четырех часов», - подумал Клейтон.
        - Когда ты собирался увидеться с ней?
        - Я вообще не собирался этого делать. Она еще на рынке велела мне идти домой.
        Черт бы их всех побрал! Чем дольше Клейтон разговаривал с этим человеком, тем больше ему верил.
        Но если он верит Блину, то должен поверить и в то, что Оливия не революционерка. А в этом он почему-то не был уверен. Зато точно знал, что великан обморозится, если и дальше будет сидеть в снегу в рваных валенках.
        - Пойдем! - Клейтон рывком поднял его на ноги.
        - Куда?
        - В дом. Я найду место, где ты сможешь погреться.
        Кустистые брови Блина сошлись на переносице.
        - Почему?…
        Потому что этот русский скорее всего невиновен. И следовательно, он, Клейтон, перед ним в неоплатном долгу - ведь тот много дней охранял Оливию. Даже думать не хотелось о том, что могло бы с ней иначе случиться.
        - Потому что так захотела бы Оливия, - ответил Клейтон.


        Глава 14
        Клейтон не был религиозным человеком и никогда не думал о наказании за прошлые грехи. А вот теперь почему-то задумался об этом. Впрочем, ненадолго.
        Поднимаясь по лестнице, он услышал голоса в комнате Оливии. Поэтому и занялся тем, что лучше всего умел, - стал шпионить. Он намеревался приоткрыть дверь, соединяющую их комнаты, посмотреть, с кем говорила Оливия, а потом прикрыть дверь и расположиться рядом, чтобы все слышать. Вдруг скажут что-нибудь интересное…
        Он хотел многое узнать. Хотел убедиться, что Оливия в безопасности и удостовериться, что она никому не передает информацию. Следовало также понаблюдать за ее общением с людьми. Тогда будет легче определить, есть ли фальшь в ее общении с ним, Клейтоном.
        Но сейчас ему было не до этого. Потому что портниха, щелкнув языком, сняла с Оливии очередное платье.
        - Нет, и здесь переделки займут слишком много времени, - заявила она.
        Все в Оливии - от прикушенной нижней губы до бархатистой кожи цвета сливок и меда - заставляло Клейтона корчиться словно от боли. Ничего подобного он не испытывал уже много лет.
        Утром на рынке Клейтон решил, что утратил контроль над собой - точно зеленый юнец, впервые обнявший женщину. Но тогда он был зол и переполнен подозрениями.
        Теперь же его ничто не отвлекало, и он не мог отвести глаз от нежных округлостей грудей, видневшихся над корсетом. У него даже ладони вспотели, когда его взгляд скользнул по плавному изгибу талии. А когда ей на щеку упал тугой завиток, который она сдула со лба, Клейтон ощутил пульсацию в паху.
        - Да, довольно-таки прохладно. Думаю, через несколько дней порт полностью замерзнет. - Катя и Оливия, оживленно болтавшие обо всем на свете, теперь заговорили о Санкт-Петербурге.
        - Море замерзает? - спросила Оливия.
        - Совершенно. Люди путешествуют на санях по льду из Санкт-Петербурга в Кронштадт. Хотя однажды граф ждал очень долго и…
        Разговор был весьма остроумным, и постоянно слышались взрывы веселого смеха.
        А его, Клейтона, там не было.
        Он нахмурился и бросил взгляд на свою руку, стиснувшую дверную ручку. Похоже, он вел себя как дурак. Ведь наблюдать все равно нечего. А подслушивать можно и с закрытой дверью. Женщины говорили достаточно громко.
        Портниха стала надевать на Оливию другое платье, и Клейтон передумал, не стал закрывать дверь. Он замер, затаив дыхание. А женщины восторженно ахнули.
        В тонком шелковом платье цвета слоновой кости Оливия выглядела так, словно ее окунули в сливки. Корсаж был расшит мелкими жемчужинами. Длинные элегантные рукава скрыли бинты на запястьях. Широкий вырез выгодно подчеркивал изящную линию плеч.
        Вот она, красавица, дочка богатого фабриканта. Девушка, однажды заставившая отца сменить обивку в карете, чтобы была в тон ее платью. Девушка, которая выбросила новые туфельки, потому что ей показалось, что в них мало золотых нитей. Девушка, в досаде морщившая нос, когда видела, что он, Клейтон, ест что-то простое - например, кашу.
        Он должен был ее презирать, однако…
        Господи, как же ему хотелось коснуться пальцем каждой жемчужинки на ее платье, вплести новую нитку крупного жемчуга в ее шелковистые волосы и увидеть на ней великолепные жемчужные серьги.
        Взглянув на себя в зеркало, Оливия покачала головой:
        - Нет, я пойду в голубом атласе.
        Тут Клейтон выпустил дверную ручку и для верности отступил на шаг от двери. Ему ужасно хотелось ворваться в комнату и спросить, в своем ли Оливия уме. Ведь слепому ясно, что это замечательное платье.
        Словно прочитав его мысли, княгиня проговорила:
        - Но шелк цвета слоновой кости создан специально для тебя, Оливия.
        - Я все равно надену голубое.
        - Если тебя смущает цена, - неуверенно сказала Катя, - то поверь, для меня это ровным счетом ничего не стоит. Я с огромной радостью куплю его для тебя.
        - Я ценю твою доброту, но в этом нет необходимости, - заявила Оливия. Однако Клейтон заметил, как ее пальцы погладили восхитительную ткань. - Меня вполне устроит самое простое платье.
        А ведь прежде Оливия не могла отказать себе в подобном удовольствии. Более того, она часто требовала у отца новых нарядов. Правда, когда он впервые увидел ее на фабрике, на ней было дешевое платье. И она неоднократно упоминала о плохо сидевших на ней платьях, которые ей ужасно не нравились.
        Оливия изменилась - нет смысла это отрицать. Но действительно ли она стала лучше? Или ему просто хотелось видеть ее такой? Может, он просто искал оправдание своим чувствам?
        Не исключено, что такую же власть его мать имела над отцом. Клейтон никогда не мог понять, почему отец постоянно разрешал ей вернуться, принимал ее. Как-то раз ее привез к дому бывший любовник, но отец все равно позволил ей войти. И если чувства, которые он сейчас испытывал, имели ту же природу…
        Нет! Он тогда отца не одобрял, и сейчас ничего не изменилось. Здесь было что-то иное…
        Клейтон снова осторожно заглянул в соседнюю комнату. Оливия не поддалась на уговоры Кати и портнихи, и ее наконец оставили в одиночестве.
        Оливия встала и с наслаждением потянулась: руки подняты высоко над головой, спина выгнута. Потом она медленно сняла платье и корсет, оставшись в одной сорочке. После чего столь же медленно наклонилась, взялась за подол и стала поднимать его. Вот уже ее ноги обнажились до коленей…
        Клейтон на мгновение зажмурился, потом открыл глаза. Он слышал, как шумит в ушах кровь. Проклятие! Если он хочет сохранить рассудок, то должен немедленно отойти от двери. Мысль о том, что Оливия могла делать одна, обнаженная, заставила его задрожать.
        Ткань поднялась еще на несколько дюймов, и Клейтон увидел нежную кожу бедер.
        «Закрой глаза, идиот! - приказал он себе. - Она имеет право на уединение, неужели не понимаешь?»
        Еще полдюйма.
        Но тут она выпустила из рук подол, и ткань закрыла ее ноги до лодыжек.
        - Тебе понравилось представление?
        Клейтон успел вовремя - хотя и совсем не грациозно - отпрыгнуть в сторону, чтобы не получить по физиономии распахнувшейся дверью.
        Он постарался придать себе невозмутимый вид, но понимал, что это вряд ли ему удалось. Дыхание он еще мог контролировать, но как быть с краской, залившей лицо? И что делать с топорщившимися штанами?
        - Узнал что-нибудь новенькое? - спросила Оливия.
        Да, кое-что, например, то, что сквозь тонкую льняную ткань ее сорочки видны соски. И то, что они темно-розовые. Проклятие! Какого черта она не носит фланель?!
        - Насколько я поняла, ты собирался шпионить за мной и получить доказательства моей работы на революционеров.
        - Ты давно знала, что я здесь?
        Что-то в ее лице неуловимо изменилось. И казалось, в глазах промелькнуло… удивление? А может, возбуждение?
        - Ты застонал, вот я и узнала, что ты здесь.
        - Не стонал я, - буркнул Клейтон.
        Оливия рассмеялась. Теперь она явно развлекалась.
        - Да, застонал. Когда с меня сняли первое платье. К тому же ты открыл дверь практически наполовину.
        Проклятие! Это же катастрофа! Но Клейтон не собирался сообщать о «катастрофе» Оливии.
        - Почему ты отказалась от платья?
        - Я не отказывалась. У меня будет платье.
        - От того… белого… Или кремового? Не знаю точно, как называется этот цвет.
        Оливия молчала, внимательно разглядывая мягкий ковер, в котором утопали ее босые ноги. Наконец ответила:
        - Оно мне не нужно. К тому же Катя и так слишком добра к нам. Она позволяет нам оставаться здесь, несмотря на очевидный риск. А тебе-то какая разница? Я имею в виду выбор платья.
        Какая ему разница? Действительно, почему его так расстроил тот факт, что она не выбрала понравившееся ему платье?
        Пожав плечами, Клейтон пробормотал:
        - Просто я не знаю, какая ты теперь и как тебя понимать.
        Ее грудь резко поднялась и опустилась.
        - Я просто женщина. Женщина, совершившая несколько ужасных ошибок. - Она опустила глаза, и ее лицо потемнело. - Но я осталась женщиной. Всего лишь женщиной.
        Оливия снова подняла на него глаза, и их взгляды встретились. Клейтон вздрогнул и на всякий случай - чтобы не прикоснуться к ней - завел руки за спину. Неужели у него так мало гордости? Достаточно ей взглянуть на него с тоской, и он упадет к ее ногам? Но он не желал снова превращаться в того несчастного парнишку, который в тюрьме вскакивал от каждого звука, уверенный, что она пришла, чтобы вызволить его.
        - Тебе удалось продвинуться с шифром? - спросил он.
        Оливия в растерянности заморгала, - очевидно, не ожидала столь быстрой смены темы.
        - Нет. Полагаю, мне нужна твоя помощь. Я перепробовала все способы, которые мне известны, но даже не смогла понять, откуда надо начинать. Ты нашел Аршуна?
        - Пока нет.
        - Как ты намерен его искать?
        Используя Оливию. Ведь революционеры в любом случае попытаются отыскать ее. Но он не мог ей так ответить, поэтому сказал:
        - И этого пока не знаю.


        Глава 15
        - Если тебе надо воспользоваться ночным горшком, советую сделать это сейчас, пока не вернулся твой эскорт, - прошептала Катя, прикрываясь веером. Она переоделась, и теперь вместо бриджей на ней было простое, но очень элегантное платье из красного шелка, отделанное черным мехом. - Этот человек относится к своей роли заботливого жениха слишком уж серьезно.
        Оливия машинально покосилась на Клейтона, беседовавшего с солдатами. Он взглянул на нее, удостоверился, что с ней все в порядке, и продолжил разговор.
        Она провела рукой по вырезу платья. Это было то самое платье цвета слоновой кости. Когда час назад принесли коробку от портнихи, в ней оказалось именно оно, а не голубое. На обмен уже не было времени. Когда же Оливия спросила Клейтона, не он ли в этом виноват, тот лишь ухмыльнулся в ответ.
        - Если хочешь, я могу попросить императрицу запереть его где-нибудь до конца бала, - продолжала княгиня. - Тогда ты сможешь танцевать с кем пожелаешь. - Катя (Оливии это уже было известно) являлась доверенным лицом императрицы.
        - Нет, не надо. Полагаю, я и так смогу танцевать с кем захочу.
        Один из джентльменов, вероятно, принадлежавший к свите княгини, пригласил Оливию на танец.
        А Клейтону скорее всего уже наскучила роль заботливого жениха. В течение следующего часа Оливия не пропускала ни одного танца, и ее представили бесчисленному множеству мужчин, имен которых она не запомнила. Но Клейтон не сделал ни одной попытки оказаться с ней рядом. При этом он постоянно находился где-то поблизости, поэтому напряжение ни на минуту не покидало Оливию.
        А она смотрела на толпу в огромном бальном зале и старалась не думать о Клейтоне. Ведь она, Оливия, - гостья на императорском балу! Ни о чем подобном скромная дочь владельца бумажной фабрики и мечтать не могла. И она не позволит Клейтону испортить ей удовольствие. Вернувшись домой, она расскажет обо всем друзьям, расскажет во всех подробностях. Например, о прекрасных тропических деревьях, которые росли в кадках у стен. За окном - холодная зима, а тут с веток свисали спелые апельсины и лимоны.
        Подумав об этом, Оливия вспомнила, как однажды Клейтон украсил ее волосы цветком персика.
        А вот и он сам. Стоит, прислонившись плечом к стене. Его поза - воплощение небрежного изящества. Он беседовал с двумя красивыми блондинками, но при этом не выпускал из виду ее, Оливию. Ей вдруг очень захотелось, чтобы Клейтон наконец-то к ней подошел, но он не двигался с места.
        Неожиданно в зале стало необыкновенно душно, и Оливии почудилось, что она задыхается.
        - Пожалуй, мне нужно немного свежего воздуха, - шепнула она Кате.
        Та прервала молодого офицера-кавалериста, с увлечением рассказывавшего ей о преимуществах горных пони по сравнению с чистокровными арабскими скакунами, и предложила:
        - Хочешь, я пойду с тобой?
        Оливия покачала головой. Ей было необходимо хотя бы на несколько минут остаться в одиночестве. И она стала пробираться сквозь толпу, прежде чем Катя успела ей возразить. Несколько раз она наступила кому-то на ноги, дважды воспользовалась локтями и, наконец, пробилась к небольшому открытому окну в дальнем углу зала.
        Воздух в зале был горячий, густой и тяжелый - он вытекал из окна и поднимался к ночному небу точно дым.
        Оливия присела на подоконник и подумала, что хорошо бы высунуть голову наружу и вдоволь надышаться морозным воздухом. Рядом с ней слышались голоса; дамы громко и весело болтали, мужчины же степенно беседовали. Оливии не приходилось бывать на королевских балах в Англии, но она предполагала, что и там все точно так же - только язык общения другой.
        Наплевав на приличия, она высунулась в окно и с наслаждением вдохнула морозный воздух, не обращая внимания на моментально покрывшую ее плечи и шею гусиную кожу. В голове немного прояснилось, и она с улыбкой подумала о своих несомненных успехах с Клейтоном. Уже один тот факт, что он позаботился о ее платье, определенно являлся положительным моментом. Да, он явно смягчался по отношению к ней, так что вскоре…
        Сильные руки схватили ее за талию.
        - Какого дьявола? Что ты здесь делаешь? Почему ушла одна? - Клейтон развернул ее лицом к себе и прижал к груди. Он был бледен и зол. Дышал же медленно и размеренно, словно пытался таким образом умерить свой гнев.
        Оливия попыталась оттолкнуть его, но Клейтон даже не пошевелился. Он весь вечер ее игнорировал - так почему ей нельзя было отойти к окну?
        - Я ведь не выходила из зала, - пробурчала Оливия. - Отошла-то всего на десяток футов.
        - Почему ты не взяла с собой Катю?
        - Потому что я хотела несколько минут побыть в одиночестве. А ты все испортил.

        Клейтон знал, что слишком остро реагирует, но ничего не мог с собой поделать. Проклятие! Он несколько минут не мог ее найти! Он схватил Оливию за руку и потащил за собой в коридор. Не следовало привлекать к себе всеобщее внимание.
        Оливия тяжела дышала, а ее пальцы больно впились в его изуродованную руку. Но Клейтон все равно ее не отпускал - словно все еще не мог осознать, что Оливия в полной безопасности.
        А минуту спустя он с немалым удивлением обнаружил, что прижимает Оливию к стене в пустой гостиной, упершись руками в стену по обе стороны от ее плеч. Глубокое размеренное дыхание, с помощью которого Клейтон пытался успокоиться, привело лишь к тому, что он остро почувствовал ее запах. Теперь он никогда не сможет пройти мимо цветущего куста жасмина, не вспомнив об этой женщине.
        Оливия ни в чем не виновата. Она не революционерка.
        Умом он это давно понял. И наконец принял этот факт сердцем. Потеряв ее из виду, он даже не подумал о том, что она может выйти на связь с революционерами. Нет, его охватил ужас совсем по другой причине. Он боялся, что кто-либо нападет на нее, причинит ей боль. Почему он не предупредил ее о своих страхах? И вообще, не следовало приводить ее на бал, где она была как кролик перед сворой гончих.
        Клейтон коснулся пальцами ее щеки и пробормотал:
        - Я не должен был выпускать тебя из поля зрения. Поверь, я действительно… Я очень за тебя беспокоился.
        Ее взгляд смягчился, и она сама поднесла его руку к своему лицу и потерлась о нее щекой. Губы же ее чуть дрогнули в намеке на улыбку.
        Но Клейтона это не обрадовало. Оливия не должна была прощать его так быстро. И так легко. Еще острее почувствовав свою вину, он проговорил:
        - Спроси меня… - Клейтон судорожно сглотнул. - Спроси меня, почему я так тревожился.
        Оливия в недоумении моргнула и нахмурилась:
        - Что?…
        - Спроси меня о моих планах на сегодняшний вечер. Спроси, как я надеялся, что революционеры придут за тобой, а я их поймаю.
        Она побледнела и вжалась в стену. Подальше от него. Но потом что-то в ее лице изменилось, и она положила руки ему на плечи.
        - А что, если я спрошу, почему ты рассказываешь мне об этом сейчас, почему не продолжаешь молча стоять в стороне и наблюдать?
        Потому что мысль о том, что с ней может случиться несчастье, разъедала его как кислота. Никогда в жизни он больше не подвергнет ее риску.
        - Потому что я слишком люблю тебя.
        Клейтон собирался еще кое-что добавить, но передумал и поцеловал ее. И в тот же миг Оливия обвила руками его шею и крепко прижалась к нему.
        Клейтон невольно застонал. Облегчение оказалось таким сильным, что у него подкосились ноги. О, как же он нуждался в этой женщине! Нуждался в том, что когда-то вычеркнул из сердца. В том, о чем запрещал себя думать.
        - Порядочный человек сейчас ушел бы, - пробормотал Клейтон.
        Положив ладонь Оливии на затылок, он принялся поглаживать большим пальцем нежную кожу шеи. Другой же рукой провел по длинному ряду пуговиц у нее на спине.
        - А я… я дурной человек, Оливия.
        Почувствовав, что ей не хватает воздуха, она сделала глубокий вдох. И еще крепче прижалась к Клейтону, прижалась всем телом. Теперь в их единении не было ничего общего с неумелыми объятиями, которые так радовали их в детстве. Они оба уже не были детьми.
        - Нет, Клейтон, ты гораздо лучше, чем тебе кажется.
        Его стон выражал одновременно несогласие и тоску. Он внезапно отпрянул, и Оливия впервые увидела его таким, каким он был. Не хладнокровным шпионом и не наивным юношей, которого она когда-то знала, а неким… совмещением обоих. Диким. Возбужденным. Уязвимым. Все это читалось в уверенно расправленных плечах. В отчаянии, поселившемся в глазах. В дрожании рук.
        Но тут Клейтон наконец справился со своими чувствами и запрятал их глубоко в сердце, опять став сдержанным и бесстрастным.
        Однако он опоздал. Оливия уже обо всем догадалась, поэтому встретила стальной блеск его глаз совершенно спокойно. И теперь она знала, что ошиблась, считая, что сможет помочь Клейтону вернуться в прошлое, стать тем юношей, которого она когда-то знала. Тот милый невинный мальчик был давно уже принесен в жертву ее, Оливии, глупости и неопытности. Но мужчина, которым ему пришлось стать, не был таким уж ужасным, на самом деле все те черты, которые ей так нравились в юноше, сохранились и в мужчине - только изменились таким образом, что он стал еще более привлекательным.
        И она сделает все от нее зависящее, чтобы Клейтон понял это.


        Глава 16
        Оливия кивнула профессору, сидевшему рядом с ней за императорским столом. Он преподавал химию в одном из университетов, и, как ни удивительно, они легко нашли тему для беседы - отбеливание при производстве бумаги. Эта тема была ей интересна, поскольку отбеливание непосредственно влияло на работу фабрики. Однако Оливия никак не могла сосредоточиться и постоянно косилась на Клейтона, сидевшего рядом с императором и императрицей во главе необычайно длинного стола. Их с Клейтоном разделяло несколько сотен гостей, но он постоянно наблюдал за ней, и его взгляд был пристальным и напряженным.
        Оливия знала, что ей следовало бы разозлиться. Никому не могла понравиться роль приманки. И отчасти она действительно сердилась на Клейтона. Но ее намного больше занимал другой ошеломляющий факт: Клейтон сам признался, что сделал ее приманкой.
        И еще… Ох, она даже не подозревала, что могла так воспламениться; ей всегда казалось, что все рассказы о любовных приключениях - плод фантазии их авторов. Что же касается воспоминаний о ее детской любви к Клейтону, то с течением времени они превратились в красивую сказку.
        Но никакой сказки не было.
        Мимо нее прошествовал лакей, и Оливия позволила ему забрать свою тарелку, хотя она предпочла бы доесть оставшийся на ней кусочек очень вкусного мяса.
        После очередной смены блюд она смогла наконец поговорить с человеком, сидевшим слева от нее. Однако Голов не должен был сидеть рядом с ней. Его социальное положение было довольно высоким, а ее - никаким. И графиня, сидевшая напротив, пояснила: внимание столь высокопоставленного и пользующегося благосклонностью императора человека - большая честь.
        Оливия уже перекинулась с ним несколькими словами, когда уносили суп, но это были обычные, ничего не значившие любезности.
        Да, ей очень нравится Санкт-Петербург. Нет, у нее пока не было возможности осмотреть его потрясающие церкви. Нет, она ничего не слышала о ярмарках, которые проводились на этой неделе в честь дня какого-то святого.
        Но теперь-то она решила использовать свой шанс. Голов должен был поверить в реальность угрозы царю.
        - Вы должны убедить царя отменить праздник, - заявила Оливия.
        - С какой стати? - буркнул министр.
        Лакей поставил перед Оливией другую тарелку. Она дождалась, когда он отойдет, и снова заговорила:
        - Граф Аршун хочет устроить революцию.
        - Граф - недоразвитый юнец. - Голов поправил манжеты рубашки.
        - Да, возможно. Но он осуществит свой план. Он рвется к власти, понимаете? Странно, что человек, занимающий такое положение, как вы, может оказаться столь несведущим.
        На губах Голова заиграла улыбка.
        - Знаете, вы меня все же заинтересовали. Довольно смелый гамбит, доложу я вам.
        - У нас нет времени на что-либо другое.
        - У вас? Вы имеете в виду себя и барона? Что ж, он довольно интересный человек. Вы согласны со мной? - Голов принялся крошить какую-то выпечку на маленькие, совершенно одинаковые кусочки. Оливии показалось, что он вообще ничего не ел за императорским столом.
        - Конечно. - Но ей не хотелось говорить с министром о Клейтоне. Сейчас она думала об опасности, грозившей царю. - Вы будете отвечать перед императором, если кто-то из его семьи будет убит.
        - Неужели? Скажите, как вы встретились с бароном?
        - Мы познакомились еще детьми.
        - Тогда вы можете не знать, что барон - тяжелый человек. У него много врагов. И поэтому… Что ж, пожалуй, я помогу вам его защитить.
        - Защитить?…
        - Да, конечно. Возможно, между нами нет согласия по всем вопросам, но я обещал, что с ним ничего не случится. Поэтому я сделаю для этого все, что смогу. - Голов снова принялся методично крошить хлеб. Причем его пальцы казались бледнее, чем выпечка.
        Он считал, что она станет следить за Клейтоном. Оливия поднесла бокал к губам, но не отпила.
        - Чего вы от меня хотите? Что я должна сделать?
        - Всего лишь информировать меня о его действиях.
        - Разве у вас нет шпиона среди домашней челяди княгини?
        Голов растер очередной кусочек выпечки.
        - Мне всегда не хватает информации. А барон слишком упрям, чтобы вовремя заметить опасность.
        - Почему вы считаете, что я стану вам помогать?
        - Потому что вы очень неглупая женщина. Уверен, вы знаете, как обратить ситуацию себе на пользу. И если вы мне поможете… Могу вас заверить, что в предстоящей войне между нами вы не пострадаете.
        - Вы вроде бы говорили, что моя помощь необходима вам для его защиты.
        - Только до праздника. Относительно более продолжительного времени у нас никаких договоренностей нет. Так что вы наверняка понимаете, как выгодно иметь друзей в рядах обеих противоборствующих сторон. Это всего лишь старая политическая вражда между нами. Мне бы не хотелось, чтобы вы оказались между молотом и наковальней. А если он сумел убедить вас, что является чем-то большим, чем хладнокровным убийцей… Тогда я в вас ошибся.
        Ему не надо было ее убеждать. Она все видела собственными глазами.
        - Барон убил мужчину в постели, когда его жена и дети спали в соседней комнате, - продолжал Голов. - И он считает это своей заслугой.
        Клейтон никогда не претендовал на какие-либо заслуги. Его поступки говорили сами за себя. И если он убил того человека… Оливия нисколько не сомневалась: иначе было нельзя.
        Но теперь она начала понимать, почему Клейтону было так тяжело. Ведь временами он ненавидел самого себя. Потому что на самом деле все принимал близко к сердцу. А потом мучился.
        - Я бы мог сделать вас богатой, - вновь заговорил Голов.
        Оливия опять поднесла к губам бокал и на сей раз сделала большой глоток.
        - Видите ли, я кое-что слышал о фабрике, которая для вас имеет особую ценность.
        Она поставила бокал на стол. Сердце ее забилось быстрее, но не более того. Особого впечатления слова Голова на нее не произвели.
        - Да, есть такая, - кивнула Оливия.
        - И возможно, она значит для вас больше, чем барон.
        Ей очень хотелось швырнуть бокал в физиономию министра. На мертвенно бледной коже красное вино смотрелось бы очень живописно.
        - Да, возможно.
        Голов улыбнулся.
        - Весьма разумно. Люблю разумных женщин.
        Тут император с императрицей встали, и все остальные тоже поспешно поднялись со своих мест.
        Голов едва заметно поклонился.
        - Я поговорю с вами позже, - сказал он и вышел из зала вслед за императорской четой.
        Как только за императором закрылась дверь, какая-то женщина оттолкнула Оливию и схватила тепличный цветок, стоявший в вазе на середине стола.
        - Что вы… - Оливия глазам своим не поверила, когда увидела, что профессор прячет в карман несколько вилок.
        - Подарок. - Возле нее появился Клейтон и протянул ей ложечку. В его глазах плясали озорные огоньки. Он явно был настроен игриво.
        Оливия с подозрением взглянула на ложечку:
        - А ты не боишься провести ночь в тюрьме Голова?
        Клейтон предусмотрительно посторонился, чтобы не мешать двум женщинам не первой молодости драться из-за солонки.
        - Императорская семья никогда не использует приборы после официальных застолий дважды. Поэтому люди стараются принести домой какие-то предметы со стола - как знак царской милости. - И он снова протянул Оливии ложечку.
        - Полагаю, тебе больше нужна царская милость, чем мне.
        - Тоже верно. - Ложечка исчезла в его кармане.
        К ним подошла Катя.
        - Думаю, можно ехать домой. Если вы, конечно, не желаете задержаться.
        - Нет! - в один голос воскликнули Оливия и Клейтон.
        Катя улыбнулась.
        - Сейчас прикажу лакею, чтобы нам подали сани. - И она исчезла в толпе.
        Какой-то толстяк в красно-зеленом мундире со знаками отличия полковника и множеством медалей на груди подбежал к столу. У Оливии перехватило дыхание.
        - Нужно найти Голова, - прошептала она с дрожью в голосе. - Я узнаю человека из поместья графа.
        Клейтон проследил за ее взглядом.
        - Нет, ты ошиблась.
        - Но он приехал тем же вечером, что и граф Аршун. Он один из его сподвижников. Тогда он был не в мундире, но я уверена, это он. Нельзя позволять ему свободно разгуливать по дворцу.
        - Можно. Потому что это брат Голова.
        Полковник вскоре отошел от стола и скрылся за той же дверью, что и императорская чета.
        - Мы должны пойти за ним, - заявила Оливия.
        Клейтон пожал плечами. А может, действительно проследить за полковником? Ведь теперь-то он доверял Оливии… А она отнюдь не глупа.
        Клейтон коротко кивнул:
        - Хорошо, пойдем.
        И, взяв Оливию за руку, он осторожно выскользнул из столовой вслед за предполагаемым заговорщиком. А тот сначала прошел по коридору в сторону бального зала, потом завернул в гостиную, расположенную справа.
        Клейтон в свое время изучал план дворца и точно знал, что комната, в которую вошел полковник, - ничем не примечательная маленькая гостиная. В ней не было ничего интересного. А может, у него там назначена встреча?
        Клейтон перехватил взгляд Оливии, прижал палец к губам и жестом приказал ей оставаться на месте.
        Прошло несколько минут, но никто не появился. Клейтон подкрался к двери и прислушался. Судя по звукам, полковник зажигал свечу. А потом по коридору поплыл насыщенный сладковатый запах. Полковник закурил сигару. Значит, он уединился, чтобы покурить?
        По крайней мере внешне все выглядело именно так.
        Клейтон взял Оливию за плечо и оттолкнул себе за спину - чтобы полковник не увидел ее лица. Затем с улыбкой распахнул дверь.
        Толстяк, попыхивая сигарой, облокотился о стену возле камина. Окно было открыто, и почти весь сигарный дым выходил наружу.
        - Пардон, - пробормотал Клейтон. - Мы найдем свободную комнату.
        Полковник затушил сигару о подоконник и выбросил ее в окно. У него были такие же запавшие глаза, как у брата, но они выглядели еще более нездоровыми на его мясистом лице.
        - Я как раз собирался уходить, - произнес он.
        - О, нет никакой необходимости уходить из-за нас. Моей даме просто надо… поправить платье. - Клейтон сделал паузу и смущенно улыбнулся. - Кажется, мы знакомы? Вы ведь друг графа Аршуна?
        Глаза полковника сверкнули. Он смотрел мимо Клейтона, пытаясь разглядеть, кто стоит у него за спиной.
        - Нет, я не знаю такого человека.
        - Плохо… - Клейтон сокрушенно вздохнул. - Я проиграл графу в карты немалую сумму. Хочу отдать, но никак не могу его найти.
        Полковник провел ладонью по медалям, украшавшим его грудь.
        - Боюсь, я не смогу вам помочь. - Он прошел в коридор и направился в бальный зал.
        Как только полковник скрылся из виду, Клейтон захлопнул дверь гостиной. И сосчитал до тридцати.
        - А теперь посмотрим, с кем он свяжется. - Открыв дверь, Клейтон вывел Оливию в коридор.
        - Думаешь, он так и поступит?
        - Или да, или занервничает. А когда люди нервничают, они совершают ошибки.
        - Ты, наверное, очень хорош в своем деле, - тихо сказала Оливия.
        Клейтон пожал печами. Вряд ли этим стоило хвастаться.
        - Я ведь был шпионом больше десяти лет…
        - А как ты стал шпионом? И почему мой отец сказал, что тебя повесили?
        - За день до казни ко мне пришел человек и предложил сделку: мне сохраняют жизнь, а я посвящаю ее служению короне. Я принял предложение. И нам давали задания, считавшиеся невыполнимыми. - Клейтон прошел весьма своеобразный курс обучения. Полученные навыки не раз спасали ему жизнь. И сослужили еще одну службу - ожесточили сердце. Подобные уроки не забываются до конца жизни. - Поэтому я лгал, убивал, разрушал…
        - Но ты выжил.
        - Да.
        Прежде чем Клейтон открыл дверь в бальный зал, Оливия накрыла его руку своей.
        - Конечно, ты не думаешь обо мне ничего хорошего, но все равно знай: я рада, что ты жив.
        Пусть дьявол в аду посмеется над ним, но он, Клейтон, ей верил.
        В зале же царил хаос. Гости громко кричали, требуя свои сани, а слуги бегали с охапками шуб и накидок.
        - Ты его видишь? - тихо спросила Оливия.
        Клейтон осмотрелся и почти тотчас же ответил:
        - Да, вижу. Он куда-то очень быстро идет и…
        Внезапно дорогу им преградил Голов.
        - С нетерпением жду нашей завтрашней встречи, барон. - Министр перевел взгляд на Оливию и криво усмехнулся: - Поверьте, я очень хочу защитить царя.
        - А я очень хочу поговорить с вашим братом, - заявил Клейтон. Однако в следующее мгновение выяснилось, что полковник уже ушел. Но ничего страшного. Его можно найти и попозже.
        - Не знал, что вы с ним знакомы, барон.
        - Не так хорошо, как хотелось бы.
        Глаза Голова превратились в узкие щелочки.
        - О чем вы хотите поговорить с моим братом?
        - Об общем друге.
        - У моего брата нет друзей.
        Клейтон холодно улыбнулся, продемонстрировав безупречно белые зубы.
        - У меня - тоже.


        Глава 17
        Клейтон негромко постучал в дверь, соединявшую его комнату с комнатой Оливии. Если она уже легла спать, такой стук ее не побеспокоит.
        А если все-таки побеспокоит? И вообще, что он делает здесь? Сейчас ему следует рыскать по улицам в поисках Аршуна или полковника, а он, как мальчишка, топчется у этой двери…
        Спасение царя очень много значило для Оливии. И как ни странно, теперь это дело стало важным и для него.
        Конечно, он мог работать над шифром и один, но шансы справиться с ним в одиночку были мизерными. Его комната была завалена книгами и коробками с бумагами, которые приказала принести туда Катя. И было совершенно ясно: на изучение всех материалов в одиночку уйдет слишком много времени. Необходима была еще одна пара глаз. Оливия же всегда отличалась наблюдательностью.
        Это качество изменяло ей лишь в тех случаях, когда речь заходила о ее отце. Но Клейтон понимал ее. Тогда она была юной и наивной. Вполне вероятно, она не представляла, каковы могли быть последствия тех или иных действий. Зато ее отец все отлично понимал.
        Клейтон убрал руку от двери. Она, наверное, пришла усталая и сразу легла в мягкую постель.
        Он представил себе Оливию, лежащую под пуховым одеялом, и чуть отступил от двери. Он не мог ее разбудить. И не смог сделать из нее приманку. Все его инстинкты требовали, чтобы он защищал ее.
        То же самое он почувствовал и на балу. И ему то и дело вспоминались слова Оливии: «Ты гораздо лучше, чем тебе кажется».
        Эти слова преследовали его, мешали соображать. Ему даже захотелось вскрыть собственный череп и выбросить их оттуда.
        Ему должно быть все равно, что Оливия о нем думала. Но когда она так сказала… О, ему ужасно захотелось, чтобы ее слова оказались правдой. Наверное, это еще одно свидетельство его слабости, с которой он ничего не мог поделать.
        Клейтон со вздохом прижался лбом к двери. И громко выругался, когда дверь ударила его по носу. Он поспешно отступил, ужасно смутившись.
        Но Оливию, похоже, вовсе не смутил тот факт, что она едва не разбила ему нос.
        - Твоя цель - увидеть меня на всех этапах раздевания? - Ее голос был немного хриплым со сна. На ней был толстый шерстяной халат, а взъерошенные волосы выбивались из заплетенной на ночь косы. Слабый свет свечи высвечивал золотые пряди, создавая вокруг ее головы нечто вроде нимба. А заспанное лицо могло бы принадлежать угрюмому ангелу.
        Клейтон прикусил губу, чтобы не засмеяться. Откашлявшись, проговорил:
        - Если брат Голова революционер, то, вероятно, он тоже один из них. Так что нам лучше скрыть от него нашу работу над кодом.
        - А что ты сейчас собираешься делать? - спросила Оливия. - Я думала, ты будешь преследовать полковника.
        - Потом. Еще успею.
        - Если тебе удастся взломать шифр, ты доверишь мне результат?
        Он тут же кивнул:
        - Да, конечно.
        Ее лицо осветилось улыбкой, и она тихо спросила:
        - А почему?
        Клейтон потер костяшками пальцев подбородок и вздохнул.
        - Потому что я больше не считаю тебя революционеркой. - С этими словами он чуть отошел в сторону, чтобы Оливия могла заглянуть в его комнату. - Я кое-что слышал о шифрах Васина и бумагах князя. Поэтому и решил приехать именно сюда, к княгине.
        Глаза Оливии округлились. Она переступила порог и обвела взглядом стопки книг и коробки с документами.
        - И все это - бумаги Васина и князя?
        - Катя утверждает, что да.
        Оливия зашла в свою комнату, но сразу вернулась с пресловутым листком бумаги.
        - А что конкретно ты слышал?
        - Что он использовал книги для кодирования своих посланий.
        - Каким образом использовал?
        - Один из способов расшифровки послания состоит в том, что обеим сторонам надо иметь одну и ту же книгу и согласованную страницу.
        - А потом?
        - Потом, чтобы зашифровать свое собственное сообщение, отправитель берет первую букву на этой странице и прибавляет номер этой буквы к первой букве уже принятого послания. Довольно сложно, не так ли?
        Оливия, глубоко задумавшись, прикусила нижнюю губу.
        - Но если так, то с чего нам следует начать?
        - Лучше всего, если один из нас составит перечень книг князя, а другой - Васина.
        Оливия кивнула и провела пальцем по стопке книг.
        - А что мы будем искать?
        - Князь переписывался с Васиным. Им нужен был способ расшифровки сообщений. И если моя теория верна, то у обоих обнаружится одна и та же книга.
        - А если «парных» книг окажется несколько?
        - Попробуем расшифровать послание по одной из пар.
        - Почему сам князь Сергей не может нам помочь?
        - Он сейчас в Уэльсе.
        Глаза Оливии сверкнули, и Клейтон отчитал себя за несдержанность.
        - Но не говори об этом Кате.
        - Почему?… Она же его любит.
        - Князь был волен сообщить ей, где будет находиться. И если он этого не сделал, то имел на то причины.
        Оливия взглянула на чернильницу с пером, потом спросила:
        - Где мне начать?
        - На кровати.
        При этих словах Клейтона оба замерли, а потом заговорили почти одновременно.
        - Я думаю, это принадлежит…
        - А вот это книги…
        Тут Оливия замолчала, и Клейтон сказал:
        - Вот - книги Васина. Их намного меньше, так что займись ими.
        - Ты меня жалеешь? - Она улыбнулась.
        Клейтон пожал плечами.
        - Просто я читаю быстрее.
        Сдвинув стопку книг, чтобы присесть на край кровати, Оливия снова улыбнулась. Потом вдруг поежилась и пробормотала:
        - Кажется, твоя комната холоднее, чем моя.
        - Да, верно. Думаю, Катя таким способом дает мне понять, как она рада видеть меня в своем доме.
        Клейтон устроился в углу комнаты, повернувшись спиной к соблазнительной картине, которую являла собой Оливия на его кровати. Лишь через несколько минут, почувствовав боль в шее, он повернул голову.
        Оливия теперь сидела в самом центре кровати, поджав под себя ноги. Уже переписанные ею книги были сложены в аккуратную стопку на полу. Клейтон улыбнулся, заметив чернильное пятно у нее на подбородке. Она всегда имела дурную привычку постукивать себя пальцем по подбородку, когда работала.
        «Я уже давно мог бы вернуться за ней», - со вздохом подумал Клейтон. И он ведь действительно много раз приезжал в Англию все последние годы. Да, приезжал, однако…
        Нет, так не пойдет! Он поправил книги в своей стопке, потом выровнял их еще раз и еще, пока стопка не стала идеально ровной. И мысли вроде бы пришли в порядок.
        Но что бы он сделал, вернувшись за ней? Женился бы? Нет, тогда обида была еще слишком сильна. И тогда он еще не выполнил свои обязательства перед короной.
        А сейчас… Чем больше времени проводил он с Оливией сейчас, тем больше утверждался в мысли, что не станет хорошим мужем ни одной женщине. Ведь он слишком жесткий и подозрительный. Он человек, покрытый шрамами и изнутри, и снаружи.
        К тому же еще и вопрос о фабрике.
        Он подозревал, что Оливия надеялась переубедить его. Она верила, что его согласие поработать с ней над шифром означало также и то, что он пойдет на компромисс и в вопросе о фабрике.
        Он должен дать ей понять, что этого не будет. Никогда.


        Глава 18
        Сильные руки обняли ее за плечи и коснулись чувствительных мест под коленями.
        - Клейтон… - Оливия проснулась от собственного голоса.
        А Клейтон склонился над ней, и их лица разделяли всего несколько дюймов.
        Оливия вскрикнула, отпрянула в сторону - и свалила стопку книг. В растерянности заморгав, она наконец-то сообразила, что все еще находилась в комнате Клейтона. На его кровати. И, судя по лившемуся из окна тусклому серому свету, близился рассвет.
        Клейтон отстранился и выпрямился. На его красивом лице промелькнула гримаса боли.
        - Я собирался отнести тебя в твою комнату, пока не проснулись слуги, - пояснил он.
        Когда она в последний раз смотрела на часы, было три. Выходит, она спала в его постели. А где же спал он?
        Судя по тонкой складке, протянувшейся от его виска до подбородка, подушкой ему служила книга. А в углу комнаты лежало скомканное одеяло.
        Оливия почувствовала укол вины.
        - Надо было разбудить меня. Тогда ты бы мог поспать в своей постели. - Почему-то тот факт, что Клейтон еще не сложил одеяло, добавлял моменту интимности. Одеяло, наверное, еще хранило тепло его тела. И она это почувствует, если прикоснется к нему… или свернется на нем. Интересно, что он подумает, если она сейчас возьмет его одеяло и набросит себе на плечи? Или если она сделает глубокий вдох, чтобы почувствовать его запах?
        - Ты устала. - Он пригладил ее локон, коснулся кончиками пальцев ее уха, шеи…
        Оливия задрожала, но эта дрожь не имела ничего общего с холодом. Клейтон ночью снял сюртук, ботинки и галстук. Странно, но перчатки все еще оставались на нем.
        - Ты, наверное, совсем замерз на полу.
        - Однажды, недалеко от Парижа, нам пришлось переходить вброд реку, чтобы скрыться от французского патруля. В конце концов мы укрылись в старом крестьянском доме. Французская армия уже вывезла оттуда все, что можно было хоть как-то использовать, и Мэдлин предложила… - Лицо Клейтона потемнело, и он пробурчал: - Иди спать.
        - Ты любил ее? - Слова эти вырвались раньше, чем Оливия сумела сообразить, что говорит. Мысленно отругав себя, она решила, что всему виной ее усталость.
        - Мэдлин? - переспросил Клейтон.
        Конечно, Мэдлин. Кого же еще? Женщину, настолько красивую, что мужчины выстраивались в очередь, чтобы выдать ей свои секреты. В ее постели, разумеется. Женщину, настолько удивительную, что он, Клейтон, общаясь с ней, понял: не все женщины предательницы, не все они такие, как Оливия. Женщину, которую он стремился защитить любой ценой.
        - Так зовут Малышку? - Еще не договорив, она поняла, что перешла грань. Клейтон насторожится и обвинит ее в попытке выведать у него секретную информацию.
        Но он лишь чуть нахмурился и кивнул.
        Оливия вздохнула с облегчением. Странно, но она не испытывала ревности, ожидая ответа. По крайней мере - сильной ревности. Пожалуй, куда сильнее было любопытство. А надежда? Нет, она не обманывала себя и не рассчитывала на будущее с Клейтоном. Между ними было… слишком много боли. Но если Клейтон любил, если все еще любит эту самую Мэдлин, то ему следовало понять, что он вовсе не разуверившийся и отчаявшийся человек, хотя именно таким он себя считал. И она, Оливия, заставит его осознать эту нехитрую истину.
        Почему-то ей стало грустно. Она хочет счастья Клейтону, чтобы избавиться от чувства вины? Нет, вовсе не по этой причине она желала ему счастья. Она хотела, чтобы Клейтон был счастлив, потому что он этого заслуживал. А прошлое… Оно утратило власть над ней.
        И Оливия, чтобы не передумать, поспешно заговорила:
        - Я пошла к отцу, поскольку боялась того, что может со мной произойти, если твои обвинения окажутся правдой. Я вовсе не была глупа. Я была избалована и не хотела потерять то, что имела. Но никогда - слышишь? - никогда я не ожидала, что отец обвинит в своих преступлениях тебя. Я надеялась, что он опровергнет твои обвинения, вот и все. Но я была эгоисткой. Ею и осталась. Я слишком люблю делать все по-своему, и, наверное, так будет всегда. - Выпалив все это, Оливия шумно перевела дух и подняла глаза на Клейтона, ожидая увидеть отвращение на его лице. Что ж, она его заслужила.
        Когда же их взгляды встретились, Оливия поняла, что об отвращении и речи быть не могло - в глазах Клейтона была только нежность. И она молча смотрела в их бездонную глубину и старалась не утонуть в них.
        Тут Клейтон медленно протянул к ней руку и разгладил пальцем морщинку у нее на лбу, потом его палец скользнул по переносице и замер в ямочке над верхней губой.
        - Мэдлин мне как сестра. - Ему не пришлось говорить, что он любил и любит другую женщину. Это и так было ясно.
        - А она действительно делала все то, о чем рассказывают?
        Он коротко кивнул:
        - Да, она спасала королей. Целые армии. Меня.
        - Тебе ее не хватает? - «Ну почему так сильно болит сердце?» - думала Оливия.
        Но минуты откровенности закончились.
        - Попробуй еще немного поспать. Полагаю, через несколько часов приедет Голов, чтобы предложить… свою помощь.
        - Он думает, что я работаю на него. - Оливия решила быть до конца честной.
        - Что?…
        Она пересказала разговор с министром, состоявшийся накануне.
        - Мне показалось, будет лучше, если я для вида соглашусь. - Голов не должен был узнать, как много значил для нее Клейтон.
        - А почему ты лишь притворилась, что приняла предложение?
        «Потому что я люблю тебя», - мысленно ответила Оливия. И тут же спросила:
        - Он действительно может заплатить?
        - Это повлияет на твое решение?
        - Нет.
        - Даже если таким образом ты сможешь спасти фабрику? - Он вскинул руку, не давая ей ответить, потом на несколько мгновений закрыл глаза. - Иди спать, Оливия.

        Когда Голов приехал, Клейтон еще не успел закончить завтрак, что было чрезвычайно неприятно. Ведь он оставил бекон на закуску, а теперь не получит от любимой еды никакого удовольствия.
        - Вижу, я прервал ваш завтрак. Примите мои извинения, - сказал министр.
        Клейтон молча кивнул. У него не было времени точно выяснить, кто из слуг Кати состоял на жалованье у Голова, но подозрения пали на нескольких. Один из лакеев почти наверняка шпионил для полицейского министра. И еще - горничная, убиравшая комнаты на верхнем этаже. Но она так явно пыталась шпионить, что ее не следовало опасаться.
        Клейтон наколол на вилку кусочек бекона, решив не показывать, что худая землистая физиономия Голова напрочь отбивала аппетит.
        - Вам удалось продвинуться в работе над шифром?
        - Боюсь, что нет. А вам? - Накануне, перед балом, Клейтон передал Голову копию.
        Министр утвердительно кивнул, но было ясно, что и он успехов не добился.
        Кроме того, было ясно, что этот человек не мог не знать о заговоре. Он держал в кулаке и весь город, и свою семью, и предполагать, что ему ничего не известно о принадлежности родного брата к революционной организации, было бы глупо. А может, он тоже симпатизировал революционерам? Может, хочет, чтобы произошла революция?
        - Я польщен вашим личным вниманием к этому делу. Не знал, что шифры - ваш конек, - сказал Клейтон.
        - Скорее это ваш конек. И вашей подруги.
        Клейтон сделал большой глоток чая, чтобы выиграть время и успокоиться. Даже Голов с его практически неограниченными возможностями не мог выяснить все подробности относительно Оливии.
        - Она уничтожила склад оружия.
        Нет, Оливия в это время мирно спала. Но Клейтон не стал говорить об этом министру.
        - Думаю, вы с ней могли взломать шифр, но у меня создалось впечатление, что вы были заняты другим делом, когда она забрала документы Васина.
        Мэдлин! Голов говорил о Мэдлин, а не об Оливии. Слава Богу… Впрочем, рано радоваться. Голов знает намного больше, чем следовало. Но откуда ему известно, что он, Клейтон, был отправлен в Москву, пока Мэдлин и Йен работали с Васиным?
        Да, действительно, Мэдлин взяла у Васина некоторые бумаги, но они никогда даже не пытались их прочитать, а передали прямо в министерство иностранных дел.
        Что же до оружия… Васин долго хвастался, стараясь уложить Мэдлин в постель, и, сам того не желая, выболтал местонахождение склада оружия. Они его нашли и уничтожили. Взрыв был весьма зрелищным.
        Очевидно, место, где хранилось оружие, было указано в тех бумагах. Поэтому революционеры посчитали, что Мэдлин взломала шифр.
        Клейтон усмехнулся и заявил:
        - Это я взломал код.
        - Если вы сумели взломать код тогда, почему же не можете сделать это сейчас? - Голов хрустнул суставами пальцев; звук получился довольно громким.
        - Должно быть, я потерял сноровку. Как и вы, если не знаете, что правдинцы задумали на праздник.
        - Зато мне известно многое другое. Например, я знаю, что мисс Свифт не Малышка. Правда, я пока не понял, делает это ее более ценной для нас или менее.
        Клейтон положил вилку. Звук от удара ее о тарелку прозвучал чуть громче, чем следовало.
        Голов улыбнулся, не разжимая губ.
        - Похоже, что более ценной. Я прав?
        - Она рассказала мне, что вы предложили ей сотрудничество.
        Это сообщение, судя по всему, доставило Голову истинное удовольствие.
        - И вы сразу стали ей доверять? Пожалуй, я ее немного недооценил. Умная девочка.
        - Я ей и раньше доверял, - сказал Клейтон.
        - Нет, не доверяли. Вы, как и я, не доверяете никому. - Голов поудобнее расположился в кресле. - Эта девочка мне явно нравится. Умненькая. Я с радостью отберу ее у вас.
        Нет, никогда! Покуда он, Клейтон, жив, этого не будет. И после его смерти - тоже. Он выберется из могилы, чтобы уберечь Оливию от Голова.
        В комнату вошла Оливия в розовом кружевном платье. Голова ее была высоко поднята, плечи развернуты.
        - О, министр! Рада вас видеть.
        - Насколько я понял, вы отклонили мое предложение о сотрудничестве, - сказал Голов.
        Взглянув на Клейтона, Оливия нахмурилась, но тут же улыбнулась.
        - Пока - да. Но знаете, мы ни на шаг не продвинулись с этим ужасным кодом. Хорошо, что вы пришли нам помочь.
        Голов дважды моргнул. Он не привык, чтобы ему расточали улыбки. А Оливия, снова улыбнувшись, позволила министру поднести к губам ее руку.
        - Я так и думал, - кивнул он. - Но рад, что вы подтвердили мои подозрения. Почему бы вам не довериться вашей спутнице, барон? Уверен, мисс Свифт и я… Мы могли бы поработать над кодом и без вас.
        Клейтон не собирался ни на секунду оставлять Оливию с этим монстром.
        - Вы не вполне понимаете ситуацию, Голов, - проворчал он.
        Оливия положила полную ложку джема на овсяную лепешку. Было очевидно, что присутствие Голова не повлияло на ее аппетит.
        Прошел час, и Клейтон был вынужден признать, что опять недооценил Оливию. Он почти ничего не знал о ее работе на общество, про которое она упоминала. Наблюдая за ней сейчас, он то и дело спрашивал себя: «Почему она до сих пор не управляет Лондоном».
        Во время работы Оливия постоянно твердила о своем беспокойстве за судьбу русского царя, но при этом практически остановила процесс расшифровки. А теперь она заставляла мужчин объяснять ей все, вплоть до мельчайших деталей. Более того, заставляла их отчитываться перед ней.
        - Вы уже поймали Аршуна? - Оливия пристально взглянула на министра.
        Голов почесал за ухом. Кожа у него под глазами висела мешками, что делало его похожим на старого больного пса.
        - Пока нет.
        - А других революционеров?
        Клейтон не поднимал глаз от листка, теперь лежавшего перед ним. Он делал вид, что увлечен работой, и очень надеялся, что Голов оставит без внимания вопрос Оливии.
        - А что вам известно о других революционерах? Вы видели кого-нибудь еще в поместье графа? - ответил Голов вопросом на вопрос. - Я думал, вас держали взаперти.
        Проклятие! Голов воспользовался ошибкой, которую Оливия, сама того не зная, допустила. Но она тут же это поняла и, взяв себя в руки, проговорила:
        - Так и было. Я могла видеть людей во дворе только из окна, а оно располагалось высоко, и ничего нельзя было разглядеть во всех деталях.
        - Но что-то вы видели?
        - Почти ничего. Окно было маленькое и грязное.
        - Вы должны рассказать мне все, чтобы я мог защитить царя.
        Клейтон сомневался, что царь участвовал в махинациях министра. Очевидно, единственная цель Голова - защитить своего брата.
        - Конечно, я расскажу вам все, что смогу. - Лицо Оливии стало задумчивым. Она никого не запомнила, кроме самого Аршуна и человека по имени Николай, которого граф убил у нее на глазах. Дрожь в ее голосе, когда она описывала его смерть, была искренней. Когда же она рассказала, как кровь пропитала ковер у ее ног, на ее глазах показались слезы.
        «Перережу горло Аршуну, когда отыщу его», - твердо решил Клейтон.
        Но почему он сам не расспросил Оливию о подробностях ее похищения? Наверно, потому, что не хотел ничего знать. Ведь любая царапина, любая ее боль или простое неудобство - его вина.
        При этой мысли сердце Клейтона болезненно сжалось.
        Министр же накрыл руку Оливию своей и проговорил:
        - Мы делаем все возможное, чтобы найти его. - Ноздри Голова раздувались, а губы почти совсем исчезли. - Можете не сомневаться, он почувствует на себе всю мощь Российской империи. - Теперь голос Голова звучал вполне искренне, что немало удивило Клейтона.
        Но вместе с тем Клейтон нисколько не сомневался: министр не верил Оливии. И конечно же, он знал о присутствии его брата в доме графа.
        Его следующие слова подтвердили это.
        - Полагаю, будет лучше, если вы сообщите мне все, что знаете, киска.
        Подумать только! Голов назвал Оливию котенком! Клейтон даже не пытался скрыть отвращение. Он встал и подошел ближе к Оливии.
        - Она сказала все, что знала.
        Министр пожал плечами.
        - Мне очень нравятся скрытые глубины. А вы, должно быть, ненавидите ее за скрытность.
        Клейтону действительно не нравилось, что Оливия многое скрывала от него, но ненависти к ней он не испытывал. Более того, теперь-то он наконец понял, что был несправедлив к ней все эти годы. Осознание этого стало для него весьма неприятным сюрпризом, и он сказал себе: «Оливия должна быть в безопасности». Теперь эта мысль стала для него главной.
        - Боже правый, вы все еще здесь сидите? - В комнату вошла Катя, и Голов был вынужден встать.
        Княгиня широко улыбнулась:
        - Превосходно! Сегодня у нас гости. Генерал Смиркин и его очаровательная новобрачная.
        Генерал Смиркин был одним из немногих членов правительства, обладавших такой же властью, как Голов. И они с полицейским министром ненавидели друг друга.
        Клейтон надеялся, что Катя сказала правду. Ведь Голов наверняка проверит ее слова.
        Княгиня же, изобразив изумление, воскликнула:
        - О, мисс Свифт!.. Вы выглядите утомленной, я бы даже сказала, осунувшейся. Что эти ужасные мужчины с вами сделали? Вам совершенно необходимо отдохнуть. Иначе вы заболеете.
        Клейтон сложил листок с шифром и убрал его в карман.
        - Мы можем продолжить завтра, - сказал он.
        Голов нахмурился:
        - Завтра - это совершенно неприемлемо.
        - Тогда, может быть, поработаете без меня? - Клейтон пожал плечами.
        Он поставил Голова в неудобное положение. Полицейский министр не мог признаться в своей некомпетентности перед Оливией и Катей.
        - Мне жаль, что я вас расстроил, мисс Свифт. - Голов вежливо поклонился, затем поднял недобрый взгляд на Клейтона, и его кулаки непроизвольно сжались. - У нас с вами наверняка будет возможность поговорить. С глазу на глаз.
        Когда он наконец вышел из комнаты, Катя содрогнулась.
        - Прошу прощения. Возможно, он был вам полезен, но мои слуги наотрез отказались входить в эту комнату в его присутствии.
        Клейтон кивнул:
        - Вероятно, им не нравится убирать червей и куски разлагающейся плоти, которые он оставляет после себя.
        Оливия и Катя уставились на него во все глаза, и рты у них одинаково раскрылись - стали похожими на букву О. Оливия первая пришла в себя и зажала рот ладонью, скрывая смех. Но веселье ее быстро прошло, и лицо снова обрело серьезное выражение.
        - Я сегодня сделала ситуацию намного опаснее?
        Клейтон шагнул к порогу и выглянул за дверь, желая удостовериться, что никто не подслушивает. Затем тихо проговорил:
        - Возможно, Голов не знает, что его брат в тот день был у Аршуна, но он все равно не захочет рисковать. Ведь понятно же: если станет известно, что его брат - революционер, скандал погубит Голова.
        - Иными словами, положение стало намного опаснее, так?
        Клейтон не стал этого отрицать.
        - Что будем делать? - спросила Оливия.
        - Будем осторожны. Не думаю, что Голов сейчас рискнет открыто выступить против нас. Мы для него - лучший шанс взломать шифр. Революционеры тоже могут так думать. Это дает нам относительную безопасность до праздника. И еще… - Клейтон помолчал. - Я вовсе не испытываю к тебе ненависть.
        - О… - Оливия смутилась. По правде говоря, она ждала совсем не этих слов. - Правда?
        - Я же вчера поцеловал тебя.
        Катя закашлялась и вопросительно покосилась на Оливию. А та быстро заговорила нарочито громким голосом:
        - Кто приготовил эти чудесные блины?
        Княгиня нахмурилась:
        - Блины?… Ах да, их испек этот мужлан, которого Клейтон привел в мою кухню. Но кухарка, похоже, в восторге от своего нового помощника.
        - Какой мужлан? - удивилась Оливия.
        - Блин.
        - Блин?! - Оливия вскочила на ноги. - Он здесь? - Она взглянула на Катю. - Ты говоришь, что он помогает кухарке, а не сидит взаперти?
        - Не думаю, что во всем доме найдется столько веревок, чтобы связать этого великана. Клейтон спросил меня, смогу ли я принять его на несколько дней, и заверил, что он будет выполнять все необходимые работы по дому.
        Дверь громко хлопнула - Оливия стрелой вылетела из комнаты.
        Клейтон вышел вслед за ней. Когда он добрался до кухни, Оливия уже обнимала великана. По ее щеке скатилась слезинка, потом - еще одна. Она смеялась, пряча слезы, и хвалила Блина за чудесные блины.
        Вся кухонная прислуга собралась вокруг; одни из них смеялись, другие же смущенно отводили глаза. А кухарка наблюдала за этой сценой из дальнего угла, прижимая испачканные мукой руки к объемистой груди.
        Физиономия Блина была красной - почти пунцовой. Он похлопал Оливию по спине, явно стараясь сдерживать свою недюжинную силу.
        - Моя бабушка всегда говорила: имея такое имя, надо оправдывать его, а не давать людям повод смеяться, - пробормотал великан.
        Оливия наконец отпустила его и, отступив на несколько шагов, с улыбкой спросила:
        - Как ты сюда попал?
        Блин шаркнул ногой.
        - Я не смог уйти, хотя ты и велела. Я остался, чтобы защитить тебя. И наблюдал за твоим окном, когда барон… - Он нашел глазами Клейтона, стоявшего в дверях. Тот молча кивнул. - В общем, барон… Он нашел меня в снегу. Я уже почти замерз. Барон привел меня в дом княгини. Я сказал, что хорошо готовлю, и меня определили на кухню.
        Оливия медленно повернулась к Клейтону и несколько секунд молча смотрела на него. Когда же она снова повернулась к великану, на ее губах вновь заиграла улыбка.
        - Но почему ты не ушел домой?
        Блин потупился и ответил так тихо, что его никто, кроме Оливии, не услышал.
        - Не смог.
        Оливия хотела что-то сказать, но Клейтон, опередив ее, проговорил:
        - Давай позволим Блину вернуться к делам.
        Казалось, Оливия только теперь заметила других слуг.
        - О, мне очень жаль, что я помешала. - Еще раз улыбнувшись, она направилась к Клейтону.
        Как только они вышли в коридор, она схватила его за руку.
        - Почему Блин не может вернуться домой?
        - Потому что он крепостной, покинувший хозяина без разрешения. Если его поймают, наказание будет очень суровым, причем не только для него, но и для всей его семьи.
        - И он пошел на такой риск из-за меня?! - воскликнула Оливия с дрожью в голосе. - Он сказал, что ты нашел его в снегу. Так и было?
        Клейтон вкратце рассказал ей о встрече у дома, и Оливия, нежно погладив его по руке, прошептала:
        - Спасибо тебе.
        Клейтон облизнул неожиданно пересохшие губы. То, что он сделал, вряд ли можно было считать столь уж достойным поступком.
        - За что ты меня благодаришь? Я же грозил ему ножом…
        Оливия улыбнулась:
        - Но ты все-таки решил проявить доброту.
        - Потому что он присматривал за тобой. Если бы я мог, то уже за одно это отдал бы ему все свое состояние.
        Ее рука сначала задрожала, а потом пальцы сильно впились в его руку.
        О дьявол! Похоже, он сказал слишком много. И каждое его слово было правдой. При мысли об этом у Клейтона закружилась голова. Но в чем же он только что признался?
        Клейтон поспешил в комнату, увлекая Оливию за собой. В этот момент его не беспокоило, что их могли увидеть слуги.
        Захлопнув за собой дверь, Клейтон понял, что задыхается. И вряд ли он задыхался от короткой пробежки по коридору.
        Ее ладонь коснулась его щеки, и на несколько секунд их губы соприкоснулись.
        - Почему ты решил поверить ему?
        - Потому что ты ему веришь. - Клейтон обнял Оливию за талию и прижал к себе. Он вдруг понял, что ему ужасно хочется поцеловать ее, и это была хорошая идея, отличная… великолепная! Это была лучшая идея, когда-либо приходившая ему в голову.
        Он впился в ее губы жадным поцелуем, и их языки встретились.
        Сердце Клейтона гремело в ушах в такт судорожному дыханию Оливии. На мгновение отстранившись, он проложил поцелуями дорожку вдоль выреза ее розового платья; на его вкус оно было слишком закрытым, но что делать? Он ласкал бархатистую кожу Оливии губами и языком, наслаждаясь ее дрожью и тихими стонами.
        Значит, не было повода останавливаться.
        Клейтон наконец-то почувствовал, что жив. Каждый его нерв вибрировал, а каждый вдох был - словно первый в жизни. И дело было даже не в возбуждении, хотя он ужасно возбудился. Нет, просто стало весело и радостно. Хотелось распахнуть окно и рассмеяться в лицо луне. Хотелось вдруг подхватить Оливию на руки и кружить до тех пор, пока не запросит пощады.
        С нижнего этажа донесся громкий смех. И этот смех вернул Клейтону какое-то подобие рассудка. Он отступил от Оливии и помотал головой, надеясь, что в голове прояснится. Не помогло.
        - Это Смиркин, - пробормотал он, попятившись, чтобы уже не прикасаться к Оливии.
        Но она тотчас шагнула к нему.
        - А нас может не оказаться дома, ведь так?
        Клейтон понимал, что должен отойти от нее, но, как выяснилось, он уже уперся спиной в стенку. Поэтому он лишь шумно выдохнул, когда ему на грудь легла рука Оливии.
        - Ты возненавидишь меня, если я позволю себе…
        - Почему? - перебила она.
        - Потому что после этого ничего не будет.
        - А если этого хватит? - С этими словами она прижалась губами к уголку его рта.
        Клейтон почувствовал, что не в силах ей противиться. А она поцеловала его еще раз и еще…
        Его веки опустились. Теперь он видел перед собой только расплывчатые цветные пятна.
        - Ты играешь с огнем, Оливия.
        - Вот и хорошо.
        Утробно зарычав, Клейтон снова прижал ее к груди и провел пальцем по пухлым губам Оливии.
        - Твои губы пахнут малиной и лучшим шотландским бренди.
        Оливия хотела поцеловать его палец, но потом передумала и, нахмурившись, пробормотала:
        - Ты же не любишь бренди.
        Его палец опустился к ее подбородку, потом - к шее…
        - Теперь люблю. - Если бы не перчатки, он бы почувствовал биение пульса у нее на шее.
        Оливия приподнялась на цыпочки, так что ее губы оказались в дюйме от его губ.
        - Ты уверен? Может быть, тебе надо попробовать еще раз?
        Клейтон замер, не в силах отвести глаз от ее соблазнительных губ. А она, коснувшись его губ языком, обворожительно улыбнулась.
        Со стороны лестницы послышались шаги. За ними послали слуг - в этом можно было не сомневаться.
        Клейтон поспешно отступил от Оливии, но перед этим еще на мгновение прижал ее к себе.
        - Если ты скажешься больной, то сможешь пропустить чай и закончить разборку оставшихся книг Васина. - Он достал из кармана какую-то бумагу и протянул ей. Это оказался список, который она составляла накануне ночью. Клейтон медленно сложил листок и спрятал туда, куда женщины обычно прячут то, что им дорого, - за лиф платья между грудями. - Лучше, чтобы это находилось у тебя.
        Оливия молча кивнула, и тут же в ее дверь постучал лакей, сообщивший о прибытии генерала. Затем он постучал в соседнюю дверь и сообщил то же самое «господину барону». «Хорошо бы лакей не заметил, что я ответил из ее комнаты», - промелькнуло у Клейтона.
        - Ты хорошо знаешь Смиркина? - спросила Оливия, когда слуга ушел.
        Клейтон фыркнул и пробормотал:
        - Он уверен, что знает меня хорошо. Полком, с которым я шел, когда спас жизнь Александра, командовал именно Смиркин. Он утверждает, что помнит меня по множеству сражений, во время которых был слишком пьян, чтобы запомнить кого-то еще. - Клейтон зашел в свою комнату и вернулся со стопкой книг и бумаг. - Вот, возьми. Помнишь, как ты пыталась мне объяснить, каким образом на фабрике производится бумага.
        Оливия схватила книги в охапку.
        - Ты всегда был чудовищем! Знал же, что я тогда понятия не имела, как делается бумага.
        - Знал, конечно, но это тебя никогда не останавливало. Я думал, что ты имеешь хотя бы отдаленное представление о процессе. Но бумага из молока - это сильно.
        Оливия, не сдержавшись, рассмеялась.
        - Просто жидкость в баке была белой. И мне показалось, что в этом есть смысл. Во всяком случае, это было бы разумнее, чем бумага из старого тряпья.
        Клейтон вернулся в свою комнату и уже через несколько секунд громко постучал в ее главную дверь.
        - Я теперь знаю, как производится бумага. - По какой-то непонятной причине для Оливии было очень важно, чтобы он это понимал. - Я даже могу сказать, какое время требуется на распад каждого вида ткани на волокна.
        Клейтон проигнорировал ее заявление, и всю дорогу до Катиной гостиной они прошли молча. Княгиня ожидала их в обществе румяного мужчины с густыми седыми бакенбардами и воистину выдающимися усами и стройной миловидной женщины - вероятно, его жены.
        - Барон Комаров?! Рад видеть, что кому-то Сибирь пошла на пользу! - сказал Смиркин и громко засмеялся собственной шутке.
        Мужчины обменялись рукопожатиями, а Катя представила Оливию и Клейтона жене генерала. Та окинула его оценивающим взглядом; когда же Клейтон поднес ее руку к губам, она со вздохом проговорила:
        - Думаю, ты меня не помнишь.
        - Вы знакомы? - удивился Смиркин. - Что ж, прекрасно! Всегда приятно встретить старых знакомых.
        Генерал считает, что все хорошо? Неужели он не понимает, что эти двое были любовниками? Воздух между ними словно искрит от напряжения. А она, Оливия, хотела произвести на него впечатление поцелуем… Наивная!
        - Я вас помню, - сказал Клейтон. - Мы встречались на балу у Ригицких.
        Конечно, он все помнит. Наверняка он даже сможет вспомнить все, что на ней было надето в ту ночь. И разумеется, он запомнил и то, что произошло между ними.
        Тут жена генерала вдруг приподнялась на цыпочки и запечатлела на щеке Клейтона смачный поцелуй. Оливия невольно поморщилась. Влажные губы этой особы едва не сожрали Клейтона!
        - Твоя рука больше меня не испугает, - шепнула она.
        «Его рука?» - удивилась Оливия.
        Правая рука Клейтона, на которой постоянно была перчатка, дернулась, но на этот раз он не убрал ее за спину.
        «Выходит, эта дама что-то знает про его руку…» - подумала Оливия. Она подошла вплотную к Клейтону, вынудив нахалку отойти. Как она смеет вести себя настолько нагло?!
        Генеральша надула губы.
        - Не могу поверить, что ты не навестил меня. Я была так одинока…
        «Теперь она, похоже, намеревается переспать с ним!» - возмутилась Оливия.
        Генерал похлопал супругу по спине.
        - Мне жаль, что я не могу уделять тебе больше внимания, моя милая. В последнее время очень много дел. Чего стоит один только сегодняшний скандал с митрополитом. Люди возмущены. Самое время напомнить царю, чтобы не слишком доверял этим темным лошадкам.
        - Какой скандал? - спросила Катя, расставлявшая чайные чашки.
        Супруга генерала улыбнулась с видом абсолютного превосходства.
        - Митрополит арестован! - сообщила она.
        - А в чем его обвиняют? - спросил Клейтон.
        На физиономии генеральши отразился праведный гнев.
        - Он убивал юных девушек. - Генеральша потянулась к Клейтону. - Ох, я так боюсь!..
        Оливия взяла Клейтона под руку, оттеснив наглую даму.
        - Слава Богу, у вас есть муж, - сказала она.
        - Может быть, перейдем к столу? - спросила Катя.
        Вскоре все расселись, и Оливия решила, что одержала победу; ей удалось занять место рядом с Клейтоном, а генеральше пришлось сесть напротив.
        Но тут генеральша подалась вперед, и ее груди едва не вывалились на стол. При этом она окинула соперницу торжествующим и насмешливым взглядом.
        Тогда Оливия решительно положила руку на колено Клейтона. Она не смотрела на него, поэтому не знала, на чьей стороне его симпатии в этом поединке, но он по крайней мере не сбросил ее руку.
        Катя быстро разлила чай - такой скорости в столь сложном процессе Оливии еще не приходилось видеть.
        - Итак, генерал, вы должны рассказать мне о вашей славной победе при Винково. Я никогда не устану слушать рассказ об этом замечательном сражении, - проговорила хозяйка.
        Чрезвычайно довольный собой Смиркин с улыбкой пригладил усы.
        - Это и в самом деле был замечательный бой. Мы захватили артиллерию из-под носа у Мюрата. Говорят, что из-за этого Наполеон и бежал из России. А барон, как всегда, был в гуще событий. Помню, как он устремился в бой на своем вороном жеребце…
        Клейтон кивнул:
        - Насколько я помню, именно вы тогда дали мне другого коня.
        Смиркин усмехнулся:
        - Совершенно верно. Отличный был конь.
        Клейтон в задумчивости покачал головой.
        - Ох, даже не знаю, что могло бы произойти, если бы не вы, генерал. Ведь состояние моего собственного коня было весьма плачевным.
        Генеральша подалась еще немного вперед. Ее груди, можно сказать, лежали на тарелке рядом с лепешкой.
        - А что случилось с вашим скакуном?
        - О, это трагическая история… - начал Клейтон.
        И генеральша приготовилась слушать. Оливия же, глядя на ее груди, вдруг и впрямь почувствовала ужасную головную боль, на которую Клейтон предлагал ей сослаться. И стала прямо-таки нестерпимой. Но Оливия отказалась уступать Клейтона этой женщине. Она уже открыла рот, чтобы указать генеральше на непорядок в ее туалете, но Клейтон предостерегающе сжал ее руку, не позволив заговорить.
        - Все дело в том, что конь не должен испытывать нежных чувств к свинье, - сообщил он.
        - К свинье? - переспросила Катя.
        - Ну да… У меня был отличный конь. Но он отказывался отходить от одной из свиней, которых в полку возили для еды.
        Генерал хмыкнул.
        - То еще было зрелище. - Он действительно верил, что все это видел.
        - К сожалению, одному из кабанов это не понравилось, и он напал на коня, - продолжал Клейтон.
        - Кабан напал на твоего коня? - спросила Оливия.
        Клейтон взглянул на нее с такой абсолютной и подкупающей искренностью, что ей пришлось зажать рот кулаком - якобы от страха, - чтобы не расхохотаться.
        Катя сделала глоток чаю и закашлялась.
        - Нападение был неожиданным и жестоким, - заявил Клейтон.
        - Но боевой конь наверняка мог убить кабана копытом, - заметила генеральша.
        Клейтон протяжно вздохнул.
        - Кабан собрал на помощь своих друзей. Мой Клутер сражался как лев, но, увы, когда я подоспел на помощь, было уже слишком поздно.
        Теперь Оливия не сомневалась: в этой истории не было ни слова правды и рассказана она была для нее. Клутером звали одного из рабочих на фабрике ее отца. Это был своенравный злобный старик с лошадиным лицом.
        - Они убили коня? - спросила генеральша.
        - Нет, но он после этого стал бояться хрюканья и других громких звуков, и на поле боя от него было мало толку.
        Тут Оливия вскочила из-за стола. Она была не в силах сдерживать смех. Вероятно, ее лицо уже стало красным от усилий не хихикать, как идиотка.
        - Извините, я слишком чувствительна для таких историй. Мне надо отдохнуть… прийти в себя.
        Генеральша окинула ее презрительным взглядом и проговорила:
        - Прошу вас, продолжайте, барон. Я нахожу ваш рассказ потрясающим.
        Клейтон покосился на Оливию, потом вновь заговорил:
        - В общем, когда к его страху перед цыплятами, от которого он страдал уже давно, добавился страх перед хрюканьем, вы, генерал, мудро посоветовали мне его сменить.
        Оливия с позором бежала. Она успела добежать до лестницы и рухнула на ступеньки, давясь от хохота. Интересно, как шпионы Голова объяснят ему ее странное поведение?
        Прошло несколько минут, прежде чем она немного успокоилась и начала подниматься вверх по лестнице. За эту историю Клейтон заслужил два очка. Она уже и забыла, как он хорош в подобных комедиях абсурда. Ведь от такого человека все ожидают, что он будет вести себя как скучный любитель фактов. Но Клейтон обожал смех и розыгрыши. Иногда представления уличного кукольного театра, всегда казавшиеся ей пустыми и глупыми, заставляли его хохотать до упаду. И, глядя на него, Оливия тоже начинала смеяться.
        Устроившись в своей комнате, Оливия очень быстро закончила свою работу и решила, что, пожалуй, стоило помочь Клейтону с его бумагами. Он же взял на себя большую часть работы… Не исключено, что после общения с генералом и генеральшей он будет не в состоянии сосредоточиться.
        Оливия взяла лист бумаги и открыла дверь в смежную комнату. В тот же миг чья-то сильная рука зажала ей рот и втащила внутрь.


        Глава 19
        Клейтон бежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Он сам не понял, с чего ему вдруг вздумалось сочинять небылицы. Наверное, ему просто не понравилось вульгарное поведение Марии, смутившее Оливию. Конечно, он мог бы остановить ее каким-нибудь резким замечанием, однако выбрал другое, и в итоге глаза Оливии засверкали и она едва сдерживала смех.
        Мария явно хотела вернуться в прошлое. Когда-то они провели вместе ночь. Но этого больше не повторится. У них никогда не будет ничего общего, кроме одной-единственной совершенно заурядной ночи. Причем тогда в постель его затащила именно она. А потом долго воротила нос от его изуродованной руки. В конце концов он надел перчатку, и она немного успокоилась, милостиво позволив ему ее ласкать. Вероятно, она была непоколебимо уверена, что он ей за это должен быть признателен до конца жизни. Разумеется, эта дама ошибалась.
        Зато Оливия…
        Нет-нет, об этом лучше не думать.
        Но разве можно о ней не думать?! Ведь ее поцелуи великолепны… изумительны… дарят райское наслаждение… Он мог придумать еще дюжину эпитетов, но все они не отражали в полной мере его чувств. Клейтон не говорил об этом Оливии - и ни за что не скажет, - но каждый ее жест, каждое движение губ, каждый тихий вздох задевали какую-то чувствительную струну в его душе, освобождали от годов постоянного напряжения и подозрений. И напоминали ему, что он нормальный человек, мужчина, которому небезразличны страсть и удовольствия, а также и чувства женщины, которую он держит в объятиях.
        Раньше Клейтон даже не подозревал, что ему всего этого не хватало. Не думал, что эта часть его души все еще жива. Но теперь он чувствовал, что вся его душа раскрылась навстречу солнцу. И произошло это впервые за десять лет.
        Подойдя к своей комнате, он замедлил шаг. Перспектива продолжить работу над шифром больше не казалась ему…
        Чьи-то голоса. Он замер. Расчувствовавшийся Клейтон исчез в мгновение ока, уступив место холодному и настороженному. Он затаил дыхание, чтобы лучше слышать. Возможно, Оливия разговаривала с горничной.
        Нет, не с горничной. Он явственно услышал мужской голос.
        Но возможно, там горничная и кто-то из лакеев…
        Нет-нет, один голос определенно принадлежал Оливии. Однако что же она говорит? Разобрать невозможно, но было ясно, что она испугана.
        Клейтон достал нож, который всегда носил за голенищем сапога. Но напавший на Оливию человек нужен был ему живым для допроса.
        Оливия вскрикнула.
        Нет, пожалуй, можно обойтись и без допроса. Лучше уж он выпустит кишки этому ублюдку.
        Клейтон распахнул дверь.
        Спиной к нему стоял широкоплечий мужчина, державший Оливию. Или пытавшийся ее удержать. А она отчаянно сопротивлялась.
        Тут мужчина что-то ей сказал, и она что-то выкрикнула прямо в руку, зажимавшую ей рот.
        Клейтон метнул нож.
        За мгновение до того, как нож поразил цель, незнакомец отпустил Оливию, развернулся и отбил летящий нож в сторону.
        Йен!
        Он, Клейтон, едва не убил друга!
        И в тот же миг Оливия завизжала так громко и пронзительно, что не приходилось сомневаться: через несколько секунд сюда сбежится весь дом.
        Йен выругался и проворчал:
        - Просил же не кричать, когда я тебя отпущу.
        - А я не давала согласия молчать, - ответила Оливия, заметив, что Клейтон не бросается на непрошеного гостя и выглядит скорее смущенным, чем встревоженным.
        - Не могу поверить, что ты никогда ничего не говорил ей обо мне, Клейтон. «Трио»… Это значит, что нас трое, а не только ты и Малышка. - Йен потер ладонь, укушенную Оливией. - Эта дама не желает мне верить.
        - Вы действительно знаете друг друга? - спросила Оливия. Ее лицо - в том месте, где к нему прикасалась рука Йена, - покраснело.
        Клейтон понадеялся, что она откусила ему изрядный кусок плоти.
        - И очень хорошо, что не верит, - пробурчал Клейтон. - Оливия, этот субъект - действительно член нашего трио.
        - Дух, - представился Йен.
        - Он же Йен Мэддокс, - добавил Клейтон.
        - Неужели мы уже называем всем подряд наши настоящие имена? - удивился Йен.
        - Не всем подряд, - буркнул Клейтон.
        Из коридора донеслись шаги.
        - А вот и слуги, - вздохнул Йен. - Встречи с ними я и старался избежать. Полагаю, мне следует исчезнуть, а вы уж с ними как-нибудь сами разберитесь. - Он поклонился Оливии и ухмыльнулся. - Сейчас вы увидите, почему я получил столь интригующее прозвище.
        Клейтон и Оливия повернулись к двери, и тотчас вошли Катя, два лакея и горничная.
        - Что-то случилось? - с тревогой спросила княгиня.
        Оливия обернулась - и замерла. А Клейтон понял, что на нее произвел должное впечатление излюбленный трюк Йена - таинственное исчезновение.
        Клейтон видел это много раз, поэтому точно знал: ничего фантастичного в исчезновении друга нет. Йен был пониже ростом и немного шире, чем Клейтон, но умел двигаться с ловкостью и проворством акробата. Вероятнее всего, в данный момент он отдыхал в гардеробе.
        Оливия в немом восхищении продолжала озираться. Наконец, снова повернувшись к двери, пробормотала:
        - Нет, ничего не случилось. Просто я увидела мышь.
        - Она была отвратительной, - вступил в беседу Клейтон. - Мне показалось, она выбежала из-под гардероба. Пусть слуги проверят.
        Лакеи переглянулись и с недовольным ворчанием стали двигать тяжеленный гардероб. Никаких грызунов под ним, разумеется, не оказалось. Но Йен, должно быть, испытал несколько неприятных минут, на что Клейтон и рассчитывал.
        Катя, прищурившись, спросила:
        - Вы хотите перебраться в другую комнату, барон?
        Клейтон покачал головой:
        - Нет, меня и эта вполне устраивает.
        Княгиня обошла вокруг Оливии, и Клейтон заподозрил, что от ее взгляда не укрылись морщинки на платье, появившиеся после борьбы с Йеном.
        - Полагаю, Оливия, нам следует осмотреть и твою комнату.
        - Но я не думаю, что…
        Но Катя решительно взяла ее под руку.
        - Я настаиваю. В моем доме не будет проблем с грызунами.
        Клейтон пошел следом за ними, но Катя властным жестом остановила его.
        - Тебе лучше остаться в своей комнате и проследить, не вернется ли мышь. Или, возможно, злобный кабан.
        Княгиня, Оливия и слуги прошли в соседнюю комнату и плотно закрыли за собой дверь. Но их голоса были слышны, и Клейтон приложил ухо к двери.
        - А теперь ты расскажешь мне, что на самом деле произошло, - заявила Катя. - Если, конечно…
        - А меня вовсе и не было в гардеробе, - сообщил Йен, внезапно появившись рядом с другом, и из-за него тот не расслышал ответ Оливии.
        - Жаль, - сказал Клейтон. - Ты был под кроватью? - Густые волосы Йена с одной стороны были припорошены пылью.
        - Мне жаль, что я едва не убил тебя кинжалом, дорогой друг, - сказал Йен, очень точно подражая голосу Клейтона. Потом перешел на свой собственный. - Теперь ты можешь не чувствовать себя виноватым за то, что не извинился.
        - Я вовсе не…
        - Да, я знаю. Поэтому я извинился вместо тебя.
        - Я хотел сказать, что вовсе не чувствую себя виноватым.
        - Ты ранишь меня в самое сердце, старик. - Йен подался вперед и со всей возможной театральностью приложил ухо к двери. - Теперь мы будем шпионить из-за двери?
        - Я не шпионил, - буркнул Клейтон.
        - Да, конечно, понимаю. Просто пол наклонился, и ты прислонился к двери. - Йен усмехнулся. - Я рад, что ей хватило ума заорать, как только я ее отпустил. Она храбрая девушка. В своих рассказах о ней ты об этом не говорил.
        Клейтон всегда гордился своей памятью, но про храбрость Оливии ничего не помнил. Возможно, храбрость всегда существовала, но он предпочел о ней забыть и помнил главным образом о мнимом предательстве Оливии. Теперь же, думая о ней, он вспоминал не о предательстве, а о чудесных минутах, которые они провели вместе.
        Но он не хотел ничего помнить! Воспоминания были… слишком сладостными. Как кусок сахара после долгих месяцев голода.
        - Я о многом никогда не упоминал.
        Йен вздохнул:
        - Ну конечно! И все потому, что ты негодяй, которому на все наплевать, кроме мести, не так ли?
        - Я никогда не утверждал, что мне на все наплевать. - Клейтон поднял с пола лист бумаги и положил в карман. Это была часть списка, которую составляла Оливия. Должно быть, она уронила бумагу, когда подверглась нападению.
        Йен бегло просмотрел бумаги, лежавшие на столе.
        - Хм, кажется, я припоминаю беседу, которую ты имел с Мэдлин несколько месяцев назад. Она спросила: «Тебе в самом деле наплевать на то, что ты уничтожишь столько жизней?» На это ты ответил… О, я могу процитировать твой ответ весьма уверенно. Можно сказать, дословно. Ты ответил ей: «Да».
        Клейтон отодвинул бумаги от Йена, чтобы он не нарушил порядок.
        - Оливия находится под моей защитой.
        - Тогда самое время погубить ее. Но разумеется, не так, как ты планируешь погубить ее отца. По крайней мере я на это надеюсь.
        - Я не планирую ее обесчестить, если ты это имеешь в виду.
        - Значит, ты это уже сделал?
        - Нет.
        - Тогда почему она явилась в твою комнату?
        - Вероятно, закончила работу над своей частью книг.
        - Ты хочешь сказать, что она пришла к тебе в комнату за книгой? Знаешь, когда я ее держал, то не мог не заметить, какой у нее…
        Кулак Клейтона въехал в подбородок друга раньше, чем тот успел договорить.
        Йен осторожно потрогал челюсть, затем подвигал ею и ухмыльнулся:
        - Дух. Я хотел сказать, что у нее боевой дух.
        Клейтон подул на кулак. О, эта женщина сводит его с ума - в этом нет никаких сомнений.
        - Да, кстати, спасибо, что ты приехал.
        - А у меня был выбор? Разве я мог противиться зашифрованному посланию, которое мне принесли посреди ночи? Никогда не упускал возможности поучаствовать в деле, связанном со всякими… ухищрениями. Может, все-таки расскажешь мне, что тут у вас происходит? Нет, подожди. - Йен устроился на изящно расшитом стуле в дальнем углу комнаты. - Я знаю, как многословно ты обычно изъясняешься. Возможно, ты почувствуешь необходимость рассказать мне о цвете сапог злодеев и об используемой ими пене для бритья.
        Тут Йен прекратил балагурить и взглянул на друга уже вполне серьезно. Его глаза светились умом, которого, как подозревал Клейтон, у Йена было намного больше, чем у него.
        - Рассказывай все с самого начала. Желательно - с подробностями.
        Клейтон поведал обо все произошедшем.
        - Значит, они хотели похитить Мэдлин?
        Вопрос друга заставил Клейтона вздрогнуть. Он вдруг осознал, что в какой-то момент его беспокойство за Мэдлин уступило место страху за Оливию. А это могло означать только одно: ему следовало пересмотреть свои приоритеты. Ведь именно Мэдлин собрала его по кусочкам после того, что с ним сотворили французы. Он был обязан ей всем.
        Йен же встал и проговорил:
        - Получается, что мы во второй раз подвергаемся нападению. В первый раз Айнгерн пришел за Мэдлин. Теперь кто-то выдал нашим врагам тебя.
        Клейтон не рассматривал ситуацию в подобном свете. Но оказалось, что членов «Трио» предавали одного за другим…
        Йен подошел к окну и осмотрел окрестности.
        - Ты взломал шифр?
        - Пока нет.
        - Значит, у правдинцев шансов еще меньше.
        Клейтон очень надеялся, что друг прав.
        - Не знаю. Но если им удастся найти одного из ссыльных друзей Васина, то им не придется даже прилагать особых усилий. Мы не можем этого допустить. Кроме того, агент Васина, возможно, начнет действовать по собственной инициативе, не получив сигнала. Он слишком давно ждет этого момента.
        Открылась дверь в смежную комнату.
        - Раз уж я подверглась воздействию грубой мужской силы, это дает мне право поучаствовать в беседе. - Оливия держалась очень прямо, гордо расправив плечи, и словно предлагала Клейтону поспорить с ней.
        Йен поклонился.
        - Примите мои извинения, мисс, за не слишком джентльменское поведение.
        - Вы могли хотя бы попытаться должным образом представиться.
        - Я пытался…
        - Ну да, вы назвались Духом. И это, по-вашему, должно было меня сразу успокоить?
        Йен изобразил свою знаменитую улыбку - чуть грубоватую и мужественную, обычно заставлявшую всех находящихся поблизости женщин падать к его ногам. Потом, повернувшись к Клейтону, спросил:
        - Какие будут указания, командир?
        Клейтон часто подозревал, что Йен стал бы гораздо лучшим командиром, но тот и слушать об этом не желал.
        - Ты должен найти Аршуна.
        Йен широко зевнул.
        - А чем мне заниматься остальные двадцать три часа в сутки?
        Клейтон не смог не засмеяться. Как хорошо, что друг рядом.
        - Их план был разработан примерно три года назад. Не исключено, ты обнаружишь в окружении царя кого-то, кто очень быстро поднялся на самый верх. Того, кто сможет, занимая высокое положение, сделать то, что хотел Васин. - И Клейтон поведал об уничтоженном им недавно оружии.
        Йен ненадолго задумался, потом изрек:
        - Но это не похоже на план Васина.
        Клейтон кивнул:
        - Да, верно. Думаю, Аршун проявляет инициативу. И подозреваю, что я уничтожил лишь небольшую часть арсенала.
        Йен открыл окно, понизив и без того невысокую температуру в комнате еще на несколько градусов.
        - Что ж, посмотрим, что я смогу сделать.
        Бум! Дом содрогнулся. И тотчас же по комнате пронеслась волна горячего воздуха, отбросившая Оливию к стене. В тот же миг Клейтон накрыл ее своим телом, и ему на спину посыпались куски штукатурки.
        И еще - звон стекла, падающие на пол картины и ощущение жара на шее. Горячо! Слишком горячо.
        А потом воцарилась тишина, нарушаемая лишь слабым звоном в ушах.
        Оливия натужно закашлялась. Что с ней? Он, Клейтон, видел мужчин, у которых от подобного внутренности превращались в кашу. И сейчас он с ужасом ждал, когда у нее закончится приступ кашля.
        Оливия отняла руку ото рта. Крови нет.
        Клейтон с облегчением вздохнул и, скатившись с Оливии, осторожно провел ладонью по ее щеке, присыпанной белой пылью.
        - Ты в порядке? - спросил он.
        Мимо них пробежал Йен и скрылся в облаке дыма и жара. Клейтон же вознес хвалу Создателю за то, что друг оказался рядом и взял на себя часть забот. Так что он мог сейчас позаботиться об Оливии. Он ощупал ее руки, шею, ребра. Вроде бы все цело.
        Оливия снова закашлялась, затем, поморщившись, пробормотала:
        - Я не ранена. Меня просто сбило с ног, а потом очень большой мужчина упал прямо на меня. - Она провела ладонью по его волосам, попутно стряхивая пыль и куски штукатурки. - К счастью, это был ты.
        Клейтон улыбнулся. Прежде он считал, что уничтожение фабрики принесет ему огромное удовлетворение, но теперь-то понял, что ничто не сравнится вот с этим… С обожанием в ее глазах. С ее нежностью.
        Из соседней комнаты донесся топот. Друг затаптывал дымящиеся обломки. Раздался громкий треск, и Йен выругался. Потом сообщил:
        - Пол в некоторых местах провалился, так что я едва не оказался этажом ниже. Но огня нет. Думаю, это черный порох. - Йен появился в комнате. Наклонившись, поправил штанину и добавил: - Заряд был заложен в печке. К счастью, тяжеленный гардероб перенаправил ударную волну от нас. Иначе твою стену тоже снесло бы.
        Клейтон заглянул в дверь. В комнате Оливии не было дальней стены.
        Послышались крики слуг.
        - Мисс Свифт! - Блин перекричал всех. Топот его сапог был самым тяжелым.
        - Если этот человек - такой же большой, каким кажется по голосу, он провалится на нижний этаж, - пробурчал Йен.
        - Блин! - закричала Оливия. - Со мной все в порядке!
        Но великан ее не услышал. Он протопал мимо комнаты Клейтона и теперь приближался к двери Оливии. Она снова закричала:
        - Блин, не ходи в мою комнату! Ох, похоже, он не слышит… Надо его остановить.
        Клейтон взглянул на друга.
        - Меня этот пол выдержит?
        Йен на секунду задумался.
        - Да, вероятнее всего.
        Клейтон бросился в соседнюю комнату. Оконное стекло там вылетело, стулья превратились в щепки, а книги и бумаги - в мелкие хлопья, усыпавшие пол. Тут дверь распахнулась, и Клейтон всем своим весом бросился на вбежавшего мужчину. Ощущение было такое, словно он налетел на стену. Но великан все же остановился, что-то проворчал и отступил. А Клейтон весьма неудачно упал на одно колено.
        Блин молча таращился на него, открывая и закрывая рот. Наконец ему удалось заговорить:
        - Мисс Свифт… Где она?
        Клейтон с трудом встал.
        - Блин, не ходи сюда! - Появившаяся рядом с ним Оливия схватила его за рукав. Потом ее глаза в ужасе расширились - она заметила Клейтона. - Ты… ты прошел через мою комнату? - Все краски жизни, чудом сохранившиеся на ее лице, тотчас исчезли. - Ты же мог… - Она прикусила губу и потянулась к нему.
        Клейтон же понял, что даже если бы пол в ее комнате являл собой одну сплошную зияющую дыру, то он бы все равно пошел туда.
        - Мисс Свифт… - Блин очень осторожно погладил Оливию по щеке. - А что…
        Тут наконец появились остальные слуги - лакеи и горничные с наполненными водой ведрами. Но некоторые из них пришли, чтобы просто поглазеть.
        - Оливия! - Катя растолкала слуг, подбежала к Оливии и обняла ее.
        Клейтон же окинул взглядом уничтоженную взрывом комнату. Керамическая печь исчезла, от нее остались разве что мелкие осколки. Вообще все осколки легли кругами вокруг того места, где раньше была печь. Йен оказался прав. Заряд был заложен именно туда.
        Клейтон оглянулся на Оливию, но его взгляд перехватила Катя.
        - Это все ты… - прошипела она.
        Княгиня была права. Все, что перенесла Оливия, произошло по его, Клейтона, вине. Ее похитили. Связали. Ранили.
        А теперь - эта комната. И следовало сосредоточиться на взрыве.
        Клейтон наклонился и поднял маленькую металлическую деталь, валявшуюся рядом с его ногой. От часов, наверное? Тогда почему она здесь, у двери?
        - Он защищал меня, - сказала Оливия княгине. - Я была в его комнате.
        Катя вздохнула.
        - По крайней мере ты жива. И слава Богу. Но кто же мог…
        - Построить такую непрочную печь? - перебил Клейтон. - Ты об этом хотела спросить? - Он положил в карман крошечный медный винтик.
        - Вероятно, мышь во всем виновата, - пробормотала Катя. Она отпустила Оливию, дав возможность молодой горничной приблизиться к ней.
        Девушка тотчас принялась счищать пыль с платья Оливии, одновременно приговаривая, что перегретая печь - это очень опасно, так как прошлой зимой при взрыве печи погибла ее тетя. И вообще, печи каждую зиму убивают сотни человек…
        Клейтон обжег руку о дверной косяк. Очень горячо. Он осторожно достал кусочек металла, воткнувшийся в дерево. Плоский свинцовый диск. Бомбу сделали так, чтобы в ней было как можно больше поражающих элементов. Будь Оливия в комнате, ее бы разнесло в клочья.
        Клейтон прислонился к стене, чтобы стоять прямо. Гудение слуг эхом отдавалось в ушах. Горло было забито пылью.
        О Боже, он ведь мог ее потерять…
        Наконец Оливии удалось пробиться к нему.
        - Как ты? - тихо спросила она.
        Вокруг нее суетились слуги, жаждавшие исполнить любое ее желание. А она беспокоилась за него. Кончиками пальцев Оливия принялась стряхивать пыль с его перчаток.
        Господи, как же он скучал по ней все эти годы! Почему бы не признаться себе в этом? И ведь ясно же, что другого шанса у него не будет…

        - Ты не любишь меня. Ты не хочешь, чтобы я была здесь. - Его мать рыдала; ее темные волосы прилипли к щекам.
        - Она твоя мать, мальчик, - тихо сказал отец.
        Клейтон почувствовал, как защипало от слез глаза. И отвернулся от матери, чтобы не видеть, как она плачет.

        Он обнял Оливию. Только тепло ее рук могло избавить его от воспоминаний. От воспоминаний о том, как спустя две недели после этого его мать снова уехала.
        - Со мной все в порядке, - ответил он. - Я просто оцениваю ущерб…
        - На самом деле комната выглядит лучше, чем я ожидала. - Но Оливия все равно отступила от двери. С покрытым пылью лицом она походила на испуганного мраморного ангела.
        Она была права. Комната осталась… более или менее целой. Но почему злодеи не использовали бомбу побольше?
        Клейтон отошел от стены и сосредоточился на взволнованных голосах вокруг. Скоро он уже мог различить каждый.
        - Кто-то не хотел, чтобы дом рухнул ему на голову, - заявил один из лакеев.


        Глава 20
        - Моя горничная, - пробормотала Оливия. Ее горничная принесла коробку с платьем и поставила ее у печи как раз после суматохи с «мышью». Теперь, когда паника отступила, Оливия вспомнила это совершенно отчетливо. Тогда она не обратила на это внимания - думала только о том, что в ее скудный гардероб добавляется очередная вещь с чужого плеча.
        Поза Клейтона не изменилась.
        - Что ты сказала?
        - Бомбу принесла моя горничная.
        Ирина стояла рядом со всеми слугами. Она отряхнула от пыли юбки Оливии, но не ушла.
        - Надо отделить ее от остальных, - сказал Клейтон шепотом. - Не знаю, кто еще из домашней челяди связан с правдинцами. Нельзя рисковать. Ведь кто-нибудь может прийти ей на помощь.
        - На помощь?… А что ты задумал?
        - Хочу допросить ее, конечно. - Это прозвучало вполне естественно, но его глаза стали жесткими. - Прислонись ко мне.
        - Зачем…
        Клейтон обхватил ее за плечи и прижал к себе. На какой-то момент все мысли Оливии улетучились, уступив место восхитительному ощущению - она всем телом прижимается к широкой мужской груди.
        - Э… как тебя?… - Клейтон обратился к Ирине. - Твоей хозяйке стало плохо. Ее нужно уложить в постель. Лучше в этой же части дома.
        Посовещавшись с дворецким, Ирина подошла к ним.
        - Я могу показать вам ваши новые комнаты.
        Клейтон не позволил Оливии идти - подхватил ее на руки и понес.
        Она испугалась, что ему слишком тяжело; все же она далеко не худая. Но он нес ее легко, безо всяких усилий. Оливия прижалась щекой к его плечу и закрыла глаза. А его сильные руки держали ее осторожно, словно величайшую драгоценность.
        В общем, ее мысли оставались приятными до тех пор, пока она не вспомнила: Клейтон нес ее туда, где станет допрашивать женщину, пытавшуюся их убить. И Оливия почувствовала себя совершенно больной, так что Клейтон был недалек от истины.
        Горничная привела их в маленькую комнату, оформленную в бледно-желтых и кремовых тонах. Там было очень холодно, так как печь давно не топили.
        - Я разожгу огонь, - сказала горничная.
        Клейтон поставил Оливию на ноги.
        - Не стоит.
        - Но я же должна позаботиться о хозяйке… - удивилась Ирина.
        Клейтон захлопнул дверь.
        - Ты уже достаточно о ней позаботилась.
        Ирина судорожно сглотнула и сделала шажок к двери.
        - Я не знала, что в коробке. Клянусь! Он сказал мне поставить ее в комнату. Это же была просто коробка!..
        - Для взрыва такой силы нужно не меньше пяти фунтов пороха. Что, по-твоему, там было? Шляпка? Кто тебе ее дал?
        Ирина с плачем опустилась на пол.
        - Не знаю. Какой-то мужчина. Я только хотела заработать немного денег.
        - Кто тебе ее дал? - повторил Клейтон.
        Ирина обхватила себя за плечи - как будто сильно замерзла.
        - Клянусь, я его не знаю…
        Губы Клейтона сжались; выражение лица стало холодным, ледяным. Оливия невольно вздрогнула, и у нее появилось желание куда-нибудь спрятаться. А она-то думала, что он был жестоким только с ней, когда явился на фабрику. Как она ошибалась! Сейчас Клейтон был воплощением беспощадности. И таким он был на протяжении всей своей шпионской карьеры.
        Да, перед ней был человек, убивший, по словам Голова, другого человека, спокойно спавшего в своей постели. И все же она его не боялась. Она боялась только одного - снова потерять его.
        Оливия попыталась смягчить ситуацию.
        - Если ты что-то знаешь… - Она хотела подойти к Ирине, но Клейтон не позволил.
        - Я ничего не знаю, клянусь! Ничего! - Ирина медленно, но верно отползала к двери.
        Клейтон преградил ей дорогу.
        - Говори правду, Ирина. Мне нужно имя.
        - Я не знаю его имени.
        - Ты мне все скажешь. - Клейтон достал нож. - Или познакомишься с вот этим.
        Ирина взвизгнула.
        - Пожалуйста, не делайте мне больно!
        А Клейтон снова оказался во власти тьмы - она со всех сторон подступала к нему. Тьма, которую он намеренно выбрал, чтобы иметь возможность выполнять подобные задания. Он знал, как заглушить мысли и уничтожить эмоции. Знал, как укрыться за глухой стеной тьмы и думать только о долге.
        Но когда тьма и пустота подошли вплотную, Клейтон обнаружил, что борется с ними. Тьма была удушающей, и он не желал снова потерять себя в ней.
        Оливия молча за ним наблюдала. Наблюдала со страхом и тревогой, и Клейтона почему-то это очень беспокоило, хотя он намеренно стремился казаться устрашающим. Но нет, он не мог предстать перед ней Шифровальщиком, которого боялась вся Европа. Не мог быть грубым, жестоким, злобным. И тьма отступила.
        - Клейтон… - с беспокойством пробормотала Оливия.
        Служанка же зарыдала и, всхлипывая, проговорила:
        - Он был одет как крестьянин. Седые волосы, густая борода…
        Клейтон вздохнул. В отсутствие тьмы ему пришлось увидеть всю мерзость ситуации. А также услышать плач служанки и вспомнить голос отца, учившего его быть джентльменом с любыми женщинами. Но все же он заставил себя оставаться решительным.
        - Что именно на нем было? - спросил Клейтон.
        - Тяжелый тулуп. Меховая шапка. Валенки. Но я не знаю его имени!
        Теперь лицо Ирины было красным и опухшим. Но слезы высохли. Все.
        Чувство вины тотчас покинуло Клейтона. Теперь он знал, как получить ответы на все свои вопросы.
        - Ты можешь выжимать из себя фальшивые слезы, но можешь и сказать правду, и тогда, возможно, переживешь эту историю. Ясно?
        Ирина молчала. Клейтон поставил ее на ноги, толкнул к стене и приставил ей к горлу нож.
        Оливия шумно вздохнула, а Клейтон проговорил:
        - Скажи мне правду, и я дам тебе время до того, как расскажу все Голову.
        Ирина побледнела. Ее лицо исказилось от ненависти.
        - Вы не успеете ничего ему рассказать. Не проживете достаточно долго. Всем правдинцам дан приказ вас убить - вы слышите, всем, от лидеров до новобранцев. И награда очень велика. Знаете ли вы, сколько людей только в этом доме преданы революционерам?
        Князь был одним из ключевых правдинцев до того, как его убедили перейти на другую сторону, так что, вероятно, в доме княгини были и другие приверженцы революционеров.
        Клейтон прижал нож к горлу Ирины еще сильнее.
        - Что они тебе рассказали обо мне?
        - Что вы английский шпион, работающий на императора. - Ирина даже скривилась от омерзения.
        Клейтон говорил очень спокойно. Ведь спокойствие, как правило, пугает людей сильнее, чем гнев.
        - А они не сказали тебе, сколько людей, мужчин и женщин, я убил? Не сказали, что я известен своим умением перерезать горло так быстро, что человек захлебывается собственной кровью раньше, чем успевает почувствовать прикосновение ножа?
        Было ясно, что Ирина вот-вот сломается - он видел это по лихорадочному блеску ее глаз.
        - Как они поддерживают связь?
        Горло девушки дернулось.
        - Каждый знает двух человек, которым и передает информацию.
        - А ты кому передаешь?
        Ирина назвала имена.
        - Кто из них дал тебе бомбу?
        - Барндик.
        Клейтон отошел от нее.
        - В твоем распоряжении пять минут. После этого я вызываю полицию.
        Ирина бросилась к двери, но Клейтон остановил ее словами:
        - Если ты думаешь присоединиться к своим революционерам, то учти: я не стану скрывать от твоих друзей, кто их сдал.
        Девушка схватилась за косяк, чтобы не упасть.
        - О, вы убиваете меня…
        - Возможно. Тем не менее я даю тебе шанс, которого ты не дала мисс Свифт.
        Ирина тотчас убежала. Клейтон закрыл за ней дверь и повернулся к Оливии, но смотрел не на нее, а на маленький медный ключик в замке.
        - Я делаю то, что должен, чтобы получить ответы.
        - Знаю, - тихо сказала она.
        - Теперь у нас есть кое-какие результаты.
        - Тебя сейчас не стошнит? - полюбопытствовала Оливия.
        - Нет. - Ох, она видела его насквозь! Клейтон попытался подавить позывы тошноты, скрутившие его внутренности. А он-то был уверен, что подобная реакция давно забыта. Было бы невозможно вселять страх в сердца врагов, узнай они, что он не мог спать два дня после своего первого убийства.
        «Нет, нельзя проявлять слабость», - сказал себе Клейтон. Но тут Оливия протянула руку к его лицу, и он подался ей навстречу. Причем в этот момент он не чувствовал себя слабым - скорее испытывал… полноту жизни.
        Однако ему хотелось большего, чем простое прикосновение. Он хотел почувствовать вкус ее губ, бархатистость кожи. Хотел насладиться ею. Но сейчас он не должен был думать о наслаждении. Сейчас ему следовало думать только о спасении Оливии.
        - Мы закончим перепись книг и бумаг. Потом найдем новое место, где можно остановиться. - В доме Кати было слишком опасно. Не зная, кто здесь связан с революционерами, они не могли чувствовать себя в безопасности. Их могли застрелить из-за угла, ударить кинжалом, отравить, сбросить с лестницы… Перечень возможностей практически бесконечный. И он не позволит Оливии оставаться здесь. - Сейчас для нас главное - это скорость. Понятно?
        Она кивнула.
        - Что ж, тогда давай соберем книги и приступим к работе.

        Они почти закончили. Работали же, сидя рядом за столом в ледяной комнате. Приходил слуга, чтобы развести огонь в печи, но Клейтон не впустил его. Вместо этого он взял с кровати одеяло, и они завернулись в него вдвоем.
        Теперь Клейтон писал только левой рукой, и их локти постоянно сталкивались. Оливия хотела предложить ему поменяться местами, но потом передумала - его рука то и дело касалась ее груди, хотя, увы, только сбоку.
        А Клейтон ничего не замечал, целиком сосредоточившись на записях.
        Вздохнув, Оливия записала последний заголовок из лежавших перед ней книг. Затем покрутила замерзшей рукой, чтобы восстановить кровообращение, и, чуть повернув голову, стала наблюдать за Клейтоном, поглощенным работой.
        Она никогда не рассматривала его подбородок под таким углом. На нем виднелся шрам, такой маленький, что вполне мог стать результатом неудачного бритья. Она улыбнулась. Выходит, Клейтон - обычный человек, и он, как все прочие, мог порезаться.
        Хотя… шрам был в том же месте, к которому он прижимал нож, когда допрашивал Ирину.
        Оливия тронула шрам пальцем.
        - Кто приставлял к твоему горлу нож?
        - Как ты…
        - Здесь остался шрам.
        - Меня загнал в угол испанский партизан, которому позарез нужна была информация. - Таким же тоном на светских вечеринках обсуждают погоду.
        - А что потом случилось?
        - Я убил его ножом… Его же собственным. - Так грубо. И просто. - Шокирована?
        Должна бы. Но она вовсе не была шокирована.
        - Нет, я рада, что ты выжил.
        Выражение лица Клейтона не изменилось, но он шумно выдохнул и затаил дыхание - как будто ожидал от нее еще каких-то слов.
        Зная, что ведет себя непозволительно смело, Оливия снова провела пальцем по шраму, потом потянулась к его уху. Она постоянно ждала, что Клейтон отбросит ее руку, но он оставался недвижимым. Тогда ее пальцы медленно двинулись по его плечу к кисти правой руки, неловко придерживавшей одеяло.
        - Что с ней случилось? - спросила она.
        - Это французы. Я ждал в заранее обусловленном месте. Необходимо было предупредить Мэдлин, что нас предали.
        - Но если вас предали…
        - Я знал, что меня схватят. Зато Мэдлин была спасена.
        Чем больше времени Оливия проводила в обществе Клейтона, тем более эгоистичной себя чувствовала в сравнении с ним. Ведь она так часто совершала ошибки, лгала или просто скрывала правду…
        Но теперь ей хотелось положить этому конец. Она должна была сложить все свои ошибки к ногам Клейтона. Чтобы ничто больше не помешало ей рассказать о своих чувствах.
        А он между тем продолжал:
        - Они ломали мне пальцы, один за другим, - ломали, чтобы заставить сказать правду. Но я молчал. Тогда они рассекли мне руку, - вероятно, чтобы посмотреть, как выглядят сломанные пальцы изнутри. Но я по-прежнему ничего не говорил, зато теперь кричал. Кричал до тех пор, пока совершенно не охрип.
        Пока он говорил, его перо ни разу не остановилось, словно беседа ровным счетом ничего для него не значила.
        - К тому времени как Йен и Мэдлин сумели меня оттуда вытащить, некоторые кости уже нельзя было вернуть в нужное положение. Они срослись неправильно. - Клейтон отпустил одеяло и продемонстрировал руку в перчатке. Пальцы двигались, сгибались и разгибались, но казались очень слабыми. - Все еще не шокирована?
        Оливия почувствовала, что жаждет крови. Ей хотелось, чтобы все эти палачи испытали то же, что заставили испытать любимого ею человека. Но быть шокированной знаками доблести и преданности? Никогда!
        Она взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала каждый палец.
        Перо Клейтона замерло.
        А Оливия осторожно сняла перчатку. Белые линии шрамов пересекали ладонь. Неровные темные шрамы покрывали пальцы. Указательный палец был кривым.
        Зрелище действительно оказалось шокирующим, но еще больше шокировала звериная жестокость палачей. Сама же рука не вызывала у нее отвращения.
        Оливия снова поднесла руку Клейтона к губам. Она поцеловала кончик указательного пальца, потом провела языком по уродливому шраму. Клейтон с шумом выдохнул сквозь стиснутые зубы. Оливия же снова лизнула кончик пальца.
        Выругавшись сквозь зубы, Клейтон обхватил больной рукой затылок Оливии и поцеловал ее. И в тот момент, когда он коснулся языком ее губ, она открылась для него, она наслаждалась его поцелуем.
        Одеяло соскользнуло на пол, но никто из них не бросился его поднимать, хотя в комнате теплее не стало.
        Другая рука Клейтона поглаживала спину и плечи Оливии, потом опустилась к груди. Оливия же старалась прижаться к любимому как можно крепче. Она хотела этого. Хотела его ласк.
        - Клейтон, пожалуйста…
        Чуть отстранившись, он с улыбкой проговорил:
        - У тебя всегда была богатая фантазия. Чего ты хочешь?
        Кровь прилила к ее лицу. Кажется, даже шея покраснела. Но Оливия знала, что должна ответить. В ней что-то изменилось, она стала смелее, стала откровеннее, потому что… она любит.
        - Пожалуйста, прикоснись к моей груди.
        Немного помедлив, Клейтон положил здоровую руку ей на грудь и принялся ласкать сквозь ткань платья.
        Оливия застонала. Удовольствие было ошеломляющим. Но недостаточным.
        - Еще… И другой…
        Больную руку он поднимал очень медленно - словно ожидал, что она вот-вот отстранится.
        - Да, вот так! - Она почувствовала, что обе его руки ласкают ее груди, и ей было наплевать, как выглядит больная рука, ведь это рука любимого, ласкавшая ее.
        Тут его руки скользнули за корсаж ее платья и накрыли обнаженные груди. Теперь и Клейтона, и Оливию сотрясла дрожь.
        Внезапно в дверь громко постучали. И в тот же миг Клейтон оказался у двери, из-за которой раздался голос княгини:
        - Клейтон, почему ты не впускаешь моих слуг? Оливия, с тобой все в порядке?
        - Все хорошо, - ответила Оливия и провела ладонью по волосам, с которых на стол посыпалась белая пыль, а также кусочки штукатурки. Проклятие! Она все еще покрыта строительным мусором! Весьма неприятное открытие, тем более - в тот момент, когда она считала себя необычайно привлекательной и соблазнительной.
        Удостоверившись, что Катя пришла одна, Клейтон впустил ее в комнату. Больную руку он убрал за спину. Сколько раз он делал то же самое перед Оливией, а она… не замечала?
        Но больше этого не будет. Он не должен стыдиться изуродованной палачами руки.
        - Твоя служанка Ирина принесла бомбу, - заявил Клейтон.
        Катя побледнела.
        - А я думала, это кто-то из твоих… коллег.
        - Не в этот раз. Взрыв подготовили правдинцы. Ты знаешь, кто из твоей челяди заодно с революционерами?
        Княгиня покачала головой:
        - Понятия не имею. Но кто-то наверняка им симпатизирует. Скорее всего крепостные из поместий моего мужа. Многие из них бывали здесь, когда он сам был в рядах революционеров. Но я никогда никого из них об этом не спрашивала. - Катя сжала кулаки. - Значит, они заложили бомбу! В моем доме! Как ты думаешь, они повторят попытку?
        - Нет, ведь мы здесь не останемся, - сказал Клейтон.
        Княгиня нахмурилась:
        - Вы закончили свое расследование?
        - Нет.
        - Тогда куда же вы пойдете?
        Клейтон молчал. «Возможно, он не хочет, чтобы Катя знала, куда мы направимся, - подумала Оливия. - Или, может быть, сам этого пока не знает».
        Княгиня вздохнула.
        - Но я думаю… - Она умолкла, потом, махнув рукой, добавила: - Делайте то, что должны делать. Вам что-нибудь нужно?
        - Было бы лучше, если бы мы не были засыпаны штукатуркой. У тебя есть слуги, которым ты безусловно доверяешь? Если есть, поручи им согреть воду для ванны.
        Катя мгновение поколебалась, но все же кивнула:
        - Хорошо. И я прикажу, чтобы вам приготовили кое-что с собой…
        - Не надо. Не хочу, чтобы о нашем отъезде знали. Это может подтолкнуть нападавших к поспешным действиям. И оставь, пожалуйста, у себя Блина. Нет никакой необходимости подвергать его опасности.
        - Полагаю, моя кухарка зарежет меня ночью в постели, если я его прогоню.
        Когда Катя ушла, Клейтон вернулся к столу и опустился на стул. Морщась, натянул перчатку.
        - Тебе больно?
        - Она всегда болит. - Он взял перо и обмакнул его в чернила. - Но только не тогда, когда я тебя ласкаю.
        Как может женщина после таких слов оставаться равнодушной? Оливия опустила вырез платья пониже.
        - Если это поможет…
        Капли чернил полетели с пера на стол, но Клейтон тут же промокнул их, чтобы они не оставили пятен.
        - Что конкретно ты предлагаешь?
        - Все, - решительно заявила Оливия. И тут же поняла, что сначала должна была полностью открыться Клейтону, сказать ему всю правду. - Я просила тебя отвезти меня в Санкт-Петербург, потому что это дало бы фабрике время, чтобы заработать деньги на выплату долгов.
        Клейтон кивнул.
        - Я подозревал что-то в этом роде… - с невозмутимым видом он взял свой список. - Вот, я тоже закончил. Поскольку твой список короче, читай его вслух, а я буду отмечать совпадения.
        Оливия смотрела на него во все глаза. Неужели он не хочет ничего ответить на ее признание?
        - Клейтон, но…
        - Мои планы относительно фабрики будут претворены в жизнь со мной или без меня. Мое отсутствие ничего не изменило. - Он расправил свой листок. - Приступай.
        Оливия читала медленно, давая ему время найти совпадения. При этом она надеялась, что Клейтон все же отреагирует на ее признание. Не мог же он быть таким бесчувственным…
        Через несколько минут Оливия закончила чтение, но Клейтон за это время ни разу ее не прервал. И ни разу не взглянул на нее - словно не был шокирован ее очередным предательством. Являл собой воплощение сосредоточенности и внимания.
        - Значит, ничего? - вздохнула Оливия.
        - Был лишь мизерный шанс, что мы таким образом обнаружим ключ. В конце концов, любой из них мог сжечь соответствующую книгу. Мог просто выбросить. Ее могли украсть слуги… - Клейтон встал, потянулся - и высокая стопка книг рухнула на пол.
        Оба несколько секунд молча взирали на лежавшие в беспорядке книги. Потом Клейтон подошел к окну и проговорил:
        - Что я теперь должен думать о тебе? - В его голосе звучало отчаяние. - Скажи, я могу тебе доверять?
        - Я не революционерка.
        - Знаю. Но как я должен относиться к тому, что ты мне сообщила сейчас? Как, по-твоему, я должен был отреагировать?
        Оливия тщательно разгладила лист бумаги, лежавший на столе. Ей необходимо было на что-то смотреть - на что угодно, только не на его лицо. В горле пересохло. К тому же она не знала, что сказать. Не могла же она заявить, что он может ей доверять. Во всяком случае - не сейчас, когда вся правда о ее отце и деньгах, которые она использовала, осталась невысказанной.
        - Я хочу знать, можно ли доверять тебе, Клейтон, - проговорила она неожиданно.
        Он уставился на нее с удивлением:
        - Что?…
        Собственный ответ удивил Оливию ничуть не меньше, чем Клейтона.
        - Я хочу знать, могу ли я доверить тебе свои ошибки. Я их сделала много, тебе это известно. Больших и малых. И я знаю, что ты не признаешь вторых шансов. И извинений.
        - Я видел свою мать год назад, - сказал он почему-то, и это могло показаться намеренной сменой темы. Но Оливия точно знала, почему Клейтон об этом заговорил.
        - Где?
        - В театре. Теперь она вышла замуж за мясника.
        Оливия подняла с пола одеяло.
        - Должно быть, у нее все хорошо, если она может себе позволить…
        - Я видел ее за кулисами с одним из актеров.
        Оливия хотела набросить на плечи Клейтона одеяло, но он резким жестом отверг это проявление заботы.
        - Несмотря на все шансы, которые ей были даны, она так и не изменилась.
        «Фабрика!» - мысленно воскликнула Оливия. И тотчас же ухватилась за эту мысль. Она ни в коем случае не должна рассказывать ему о других своих обманах. Люди на фабрике заслужили второй шанс. И она - тоже. А если она сейчас откроет все свои секреты, то лишится этого шанса.
        Раздался стук в дверь. Клейтон открыл и тщательно обыскал каждого лакея, прежде чем позволить им внести большую медную ванну и ведра с водой.
        Оливия с Клейтоном не смотрели друг на друга. Ни один из них не горел желанием закончить неприятный разговор. И все же он бдительно охранял ее.
        Когда один из лакеев принес поднос с едой, Клейтон велел ему вернуться с подносом в кухню. К величайшему сожалению Оливии. Запах свиных клецок с топленым маслом показался ей восхитительным.
        - Нам нужна чистая одежда и ширма, - сказал Клейтон.
        Ширма? Неужели он собирается… Конечно, собирается! Ведь раньше его такие условности не останавливали.
        - И еще - мыло и масло для ванны. Жасминовое, если у вас есть, - добавил Клейтон после короткой паузы.
        Мыло - это понятно. Но масло?
        - Почему жасминовое масло? - спросила Оливия.
        Он прошелся по комнате, проверил замки и выглянул из окна.
        - Мне показалось, что ты предпочитаешь именно этот аромат.
        - Да, верно. - Он сделал это для нее. Как это мило… и неожиданно. И… черт возьми, почему так жжет глаза?!
        Увы, он не смотрел на нее. Он быстро от нее отдалялся. Как же его остановить?
        Когда лакей внес большую ширму и другие затребованные им предметы, Оливия встала. Что ж, если ему все равно, она заставит себя относиться к ситуации с таким же безразличием. Она обойдет ширму и станет раздеваться. Словно вовсе не искала его ласк. Словно уже не обнажилась с помощью слов.
        Клейтон открыл бутылку масла и понюхал.
        - Хм… роза. Пойдет?
        - Ты считаешь, я буду возражать?
        - Кто тебя знает? - Он налил немного масла в ванну. - Можешь мыться. Не волнуйся, за ширму никто не заглянет.
        Она кивнула. Словно все было нормально, словно - стыдно признаться! - ее груди не ныли от его недавних прикосновений.
        Оливия вскинула подбородок, решительно обошла ширму и остановилась у ванны, исходящей ароматным паром.
        - Тебе понадобится помощь с пуговицами? - спросил он.
        Какая досада. Похоже, ее горделивый уход превращается в фарс.
        Клейтон подошел к ней и быстро расстегнул мелкие пуговички у нее на спине. Он удивительно ловко справлялся с такой тонкой работой - даже не смотря на больную руку. Она хотела повернуться и посмотреть на него, но внезапно почувствовала, что больше ничего не хочет знать о нем. А то еще найдет очередной повод для восхищения…
        Клейтон дважды закашлялся. Когда же наконец заговорил, его голос звучал хрипло. Вероятно, даже на знаменитых шпионов влияет длительное пребывание в холодной комнате.
        - Тебе нужна еще какая-нибудь помощь?
        - Нет.
        Толстый ковер почти заглушал его шаги.
        - А пока я еще раз проверю наши списки. Возможно, я что-то пропустил.
        Оливия знала, что Клейтон ничего не пропустил. Но лучше уж думать, что он сверяет списки, чем представлять, как он смотрит на ширму.
        Интересно, он когда-нибудь видел несравненную Мэдлин обнаженной?
        Неожиданно Оливия обрадовалась, что ширма скрывает ее чересчур длинные ноги и маленькую грудь. А также - ссадины, которых стало намного больше. На руках, на ногах, даже на животе. Оливии показалось, что она похожа на гепарда, которого однажды видела в зверинце.
        Опустившись в воду, Оливия не смогла сдержать стон удовольствия. До этого момента она и не подозревала, как сильно ноют все мышцы.
        Но и Клейтону необходимо было вымыться. Поэтому она, не теряя времени, оттерла с себя грязь, выбралась из ванны и тщательно вытерлась, моментально покрывшись гусиной кожей от холода.
        Надев чистое платье, она вышла из-за ширмы и позволила Клейтону застегнуть ей пуговицы. Закончив эту сложную работу, он снял с плеч одеяло и укутал в него Оливию.
        Уже через несколько минут она с удивлением подумала: «Как Клейтон мог так спокойно сидеть здесь?» Она сейчас смотрела в тот же список, что и он, но каждый всплеск воды приковывал ее взгляд к ширме, а в уме рождались самые соблазнительные картины…
        Оливия машинально взяла кольцо князя, которое Клейтон перенес в комнату вместе с остальными вещами, и стала надевать его на палец и снимать. Кольцо было очень красивое - с крупным рубином в окружении орнамента. Странный какой-то орнамент. Или это вообще не украшение? Да, конечно! Это же кириллица!
        А может быть, это…
        - Клейтон!
        Плеск воды - и он появился из-за ширмы совершенно голый, с кинжалом в руке. Вода стекала по бугристым плечам и по плоскому животу прямо на его… Проклятие! Оливия знала, что должна отвести глаза, но не могла. Ведь он был великолепен. Воплощение совершенства. Гладиатор. Очень большой гладиатор.
        У нее пересохло во рту, и она почувствовала ноющую боль между ног.
        Глаза же Клейтона шарили по комнате.
        Оливия судорожно сглотнула.
        - Прости… я не хотела… Опасности нет. Я только… У меня появилась идея. - Она все еще не могла отвести взгляд от его великолепного тела - от груди, украшенной несколькими шрамами, и бедра с отметиной от пулевого ранения. Ей хотелось провести губами по каждому шраму. Ведь она не имела возможности ухаживать за ним, когда он их получил.
        Клейтон наконец опустил кинжал.
        - Говоришь, идея? - Его лицо порозовело, но глаза были спокойными. Потом он проследил за ее взглядом и понял, что она рассматривала его тело. Тогда он быстро отвернулся, продемонстрировав мускулистую спину и ягодицы.
        Крайне заинтригованная Оливия не сразу заметила множество шрамов, покрывавших его спину. Заметив же, прикусила губу так сильно, что ощутила во рту привкус крови. Его били. Отметин было не менее пяти-десяти.
        - Идея относительно шифра, - с трудом проговорила она.
        - Может, продолжим беседу, когда я оденусь? - вежливо спросил Клейтон.
        - Да, конечно, если ты так считаешь. - Сказав это, она отчаянно покраснела.
        А Клейтон, мгновение помедлив, скрылся за ширмой.
        - Что ты нашла? - спросил он. За ширмой зашуршала одежда.
        - Кольцо князя. Там есть надпись.
        - Какая?
        Присмотревшись, Оливия вслух прочитала:
        - «Возродиться… из пепла».
        Клейтон выступил из-за ширмы. Он уже надел штаны и на ходу натягивал рубашку.
        - Оливия, ты гений.
        - Кажется, в вещах Васина есть памфлет с таким же названием, верно?
        - Более того, - Клейтон положил ей на плечо большую теплую ладонь, - он сам его написал. Памфлет считался одним из основополагающих документов движения.
        - Значит, у его коллег он есть?
        - Совершенно верно.
        Оливия зажала кольцо в кулаке.
        - Тогда мы… Мы сможем разгадать шифр?
        - Если найдем экземпляр.
        - Но ведь он у нас… - Нет, у них уже не было экземпляра памфлета. Он находился в ее комнате, когда произошел взрыв.
        Клейтон надел перчатки.
        - Зато я точно знаю, у кого он есть.


        Глава 21
        - Располагайтесь в гостиной. Я присоединюсь к вам через минуту! - крикнул профессор Мир, когда они проходили мимо открытой двери библиотеки. Штабеля бумаг, скрывавшие седоволосого ученого, стали выше, чем были, когда Клейтон заходил сюда в прошлый раз.
        Служанка ввела их в гостиную, чуть менее захламленную, чем библиотека. Через несколько минут вошел румяный улыбающийся и весьма упитанный хозяин.
        - Рад вас видеть, профессор Лишпин. Что привело вас обратно в Санкт-Петербург? Мы не виделись целую вечность. - Мир переложил стопку книг со стула на пол и сел. Стул, протестуя, заскрипел, но выстоял.
        - Новые исследования, как обычно, - сказал Клейтон. - Профессор Мир, позвольте представить вам мою ассистентку, мисс Бритту Ленхимер.
        Оливия молча кивнула. Клейтон предупредил ее, что профессор Мир считал его австрийским профессором философии.
        - Она так же полезна, как красива?
        Об этом Клейтон тоже ее предупредил. Мир якобы всегда вел себя как козел в период спаривания. И Клейтон постарался создать у него такое же впечатление о себе. Однако Мир располагал самым полным собранием русской литературы. Дело в том, что он никогда ничего не выбрасывал. Помимо этого у него было множество влиятельных знакомых в высших эшелонах власти, и полиция не беспокоила его, когда в очередной раз выискивала по всей стране запрещенную литературу.
        Когда служанка принесла чай, Мир игриво ущипнул ее за ягодицу.
        Клейтону всегда было трудно говорить по-русски с немецким акцентом. А в этот раз он выяснил, что сквозь стиснутые зубы получалось еще хуже.
        - Мисс Ленхимер по-настоящему талантлива, - заявил Клейтон.
        - Уверен, что так оно и есть. - Мир оправил свои панталоны.
        - У нее блестящий ум, - продолжал «Философ».
        - Мне тоже нравятся умненькие, - захихикал Мир. - Они очень хорошо владеют языками.
        «Возможно, будет лучше избить его до бесчувствия и отыскать памфлет самому», - промелькнуло у Клейтона.
        - Если вы поможете моему профессору, я сумею показать вам, насколько я умна, - вмешалась Оливия.
        Грозный рык застрял в горле у Клейтона. Обольстительное воркование Оливии заставило его забыть, что он хотел сказать.
        Мир знал немецкий еще хуже, чем Оливия, поэтому вряд ли понял, что она сказала. Но ее тон не оставлял никаких сомнений. А она еще - как бы между прочим - положила руку на бедро Клейтона и начала легонько его массировать. Проклятие, он тотчас же возбудился.
        Мир же, хмыкнув, спросил:
        - Что вы ищете, профессор?
        - Старый памфлет Васина. Название - «Возродиться из пепла».
        - Весьма популярная вещь, - заметил хозяин.
        - Кто-то еще спрашивал его у вас? - Клейтон почувствовал, что его душа наполняется страхом. Ведь если кто-то еще приходил за памфлетом… Наверняка этот человек знал, как взломать код.
        - Два дня назад приходили какие-то люди из академии и попросили экземпляр.
        Если они приходили два дня назад, значит, это не Голов. Выходит, правдинцы успели раньше.
        Ногти Оливии впились в бедро Клейтона. Он это почувствовал даже сквозь толстую шерстяную ткань.
        - И вы им дали памфлет? - спросила Оливия.
        Мир жестом предложил гостям выпить чаю. И тотчас же, взяв чашку, сделал большой шумный глоток.
        - Да, конечно. Я всегда поддерживаю академию.
        А в данном случае - революционеров.
        - Чем вызван ваш интерес? - осведомился русский профессор.
        Прежде чем Клейтон успел ответить, Оливия, облизнув розовым язычком нижнюю губу, спросила:
        - У вас есть еще один экземпляр?
        Глаза профессора стали масляными.
        - Да, возможно. Надо пойти и посмотреть.
        Когда он ушел, Оливия вздохнула и взяла чашку с чаем.
        - Они уже все расшифровали, да?
        - Вероятнее всего, - проворчал Клейтон.
        - По крайней мере мы можем быть уверены, что наши догадки относительно шифра верны. - Оливия положила в чашку два куска сахара, плеснула сливок и быстро размешала.
        Клейтон поднес свою чашку к губам и немного отпил.
        Горечь! Жжение!
        Он выплюнул чай, рванулся к Оливии и выбил у нее из рук чашку в тот момент, когда она поднесла ее ко рту. Жидкость разлилась по ковру. Оливия же в недоумении уставилась на своего спутника.
        - Яд. - Клейтон поставил на стол свою чашку и встал. - Профессор!..
        Оливия тоже встала.
        - Он хотел нас убить?
        Клейтон взял чайник и понюхал.
        - Нет. Чай весь отравлен. А он его пил.
        Они побежали в библиотеку. Профессор лежал на полу - лицо багровое, глаза выпучены. Клейтон опустился рядом на колени. Проверив пульс, закрыл глаза профессора.
        - Он мертв.
        Молча кивнув, Оливия стала осматривать стопки книг и бумаг, коих было великое множество в этой комнате.
        - Ты знаешь, у кого еще может быть памфлет Васина?
        Клейтон понял ее беспокойство. В библиотеке находилось несколько тысяч книг, еще больше - тетрадей и бумаг. И не было никакой системы. Так что они могли провести в поисках памфлета много дней.
        - Подожди. - Клейтон обошел вокруг трупа. - Когда мы проходили мимо, эта стопка была в два раза выше. - И он указал на кипу, лежавшую перед книжным шкафом в нескольких футах от того места, где упал профессор.
        - Неужели ты это заметил?
        Клейтон кивнул. Он всегда запоминал мелкие детали. Быстро просмотрев бумаги, он с облегчением вздохнул. Вот и памфлет. Да, все верно - «Возродиться из пепла».
        Он положил памфлет в карман и потащил за собой Оливию. Вскоре они оказались на улице. Сумерки сгущались. Наконец-то они в безопасности, но…
        Увы, саней, которые должны были их ждать, нигде не было видно. Клейтон не стал рисковать и возвращаться в дом, поэтому они пошли пешком.
        Вскоре из дома профессора Мира вышел лакей и направился вслед за ними. Возможно, он отправился куда-то по своим делам, а дела эти были совершенно невинными, но Клейтон не хотел подвергать Оливию опасности и ускорил шаг.
        Через несколько минут из покрытых снежными шапками кустов, прямо перед ними, вышел высокий сутулый человек и преградил им дорогу. Клейтон достал кинжал и повернул Оливию, чтобы подтолкнуть ее в другом направлении. Но тут он вдруг заметил, что к догонявшему их лакею присоединись еще двое.
        Проклятие, он должен был предусмотреть возможность засады!
        Куда же спрятать Оливию? Вокруг не было людей, поскольку после захода солнца сильно похолодало. К тому же толстый слой снега не позволял даже быстро ходить, не говоря уже о том, чтобы бежать.
        Клейтон решил, что расправится с сутулым, потом Оливия уйдет вперед, где будет в безопасности, а он займется лакеем и его приятелями.
        - Когда я скажу, беги вперед. Там есть мост. До него около полумили. Рядом непременно будет полицейский. Не останавливайся, пока не добежишь до него. - Он передал кинжал Оливии и достал второй. - Используй это не раздумывая, если тебя загонят в угол.
        К сутулому присоединились еще двое.
        О дьявол! Ведь у него только три ножа! Клейтон собирался метнуть один, вернуть его, а потом метнуть во второй раз, чтобы несколько уменьшить численное преимущество противника. Но если нападающих стало еще на два человека больше, то кинжал, который он сейчас метнет, будет потерян. Увы, другого выхода у него не было.
        Клейтон дождался, когда двое новых противников окажутся на расстоянии дюжины футов от сутулого. А тот вдруг достал пистолет и тем самым подписал себе смертный приговор.
        Кинжал вылетел из руки Клейтона, и сутулый с утробным бульканьем рухнул на колени.
        - Беги! - Клейтон толкнул Оливию вправо, а сам приготовился перехватить еще двоих. Того, что пониже, он ударил ногой в живот, отправив отдыхать на снег. Но второй, приземистый дородный мужик в сером шарфе, напал на него в ту же секунду. Клейтон блокировал удар дубинкой, но Серый Шарф легко ушел от его встречного нападения. Он явно не был обычным разбойником и, следовательно, представлял серьезную опасность.
        Раненый на снегу стал кричать, существенно ухудшив слышимость. Теперь Клейтон не знал, насколько близки те, что находились сзади. Он попятился к реке и мельком оглянулся. Десять футов.
        Снова последовал удар дубинкой, и Клейтон упал бы на колени, если бы глубокий снег не удерживал ноги прямыми. Следующий блок защитил голову, но ноги Клейтона еще глубже зарылись в снег.
        Он не мог допустить, чтобы они стали преследовать Оливию. Эта мысль придавала сил, и он сумел вонзить кинжал в руку Серого Шарфа, державшую дубинку. Но противник лишь глухо заворчал и переложил оружие в другую руку.
        Заметив летящий в него нож, Клейтон вовремя уклонился. Но теперь все нападающие находились рядом.
        Клейтон ударил одного из них ножом в горло, одновременно выбросив ногу назад, чтобы не подпустить другого. Но тут его голова взорвалась болью - он пропустил сильный удар в ухо.
        Противников осталось трое, включая того, что был с дубинкой; этот выжидал, чтобы нанести точный удар.
        Дьявол! Если он хочет остаться в живых…
        Собравшись с силами, Клейтон перепрыгнул через ограждение и оказался на речном льду, который угрожающе затрещал под его тяжестью.
        Все замерли. Когда же стало ясно, что Клейтона лед выдержал, один из нападающих тоже прыгнул и оказался с ним рядом.
        Но с одним человеком, даже вооруженным, Клейтон мог справиться. Один ложный выпад, один удар - и противник упал.
        С криком на лед прыгнул лакей. Клейтон справился с ним еще быстрее и отступил подальше от красного пятна на снегу.
        Серый Шарф оказался достаточно умен, поэтому прятал уязвимое горло - над ограждением были видны только его глаза.
        - Хочешь отправиться вслед за остальными? - спросил Клейтон, приняв стойку, позволявшую ему быстро перемещаться по льду.
        Серый Шарф скрылся из виду, но он был не из тех, кто легко сдается. И действительно, вскоре на лед, совсем рядом с Клейтоном, упал крупный булыжник. Раздался громкий треск, и во все стороны полетели острые льдинки.
        Второй булыжник пробил лед насквозь. Было видно, как в черной полынье плавали небольшие куски льда.
        Клейтон попятился к ограждению набережной, но ему ничем не могли помочь гладкие замерзшие камни. Черная вода сочилась сквозь образовавшиеся трещины и разливалась у него под ногами.
        Теперь над ограждением снова появилась голова Серого Шарфа. Его рот был прикрыт шарфом, но Клейтон понимал, что тот злобно ухмылялся, поднимая очередной булыжник прямо над его головой. Было ясно: даже если ему удастся увернуться от камня, он отправится на дно вместе с ним.
        - Отойди от него! - раздался вдруг голос Оливии.
        Какого черта?! Что она здесь делает? Она же должна была находиться под охраной полиции.
        Проклиная слабую правую руку, Клейтон воткнул кинжал в шов между гранитными блоками, игнорируя острую боль в плече.
        Тут Оливия снова заговорила:
        - Я сказала, отойди от него.
        - Ты не нажмешь на спусковой крючок, девочка. - Это были первые слова Серого Шарфа; его голос оказался гораздо выше и мягче, чем ожидал Клейтон.
        «Наверное, она подняла пистолет убитого», - решил Клейтон. Он подтянулся и уперся локтем в ограждение. Оливия же стояла в десяти футах от него, сжимая в руке пистолет. Ее шляпка где-то потерялась, и золотистые волосы рассыпались по плечам. Настоящая валькирия. Защищающая его валькирия…
        - Я никогда не отступаю, - заявила она.
        Серый Шарф хихикнул и поднял повыше камень.
        Оливия выстрелила.
        Серый Шарф упал, а булыжник, выпавший из его рук, зарылся в глубокий снег.
        Клейтон сделал над собой титаническое усилие - и выбрался на улицу.
        Оливия шагнула к нему шаг - и без сил рухнула в снег.
        «Я должен добраться до нее», - говорил себе Клейтон. Было очень больно дышать, а в глазах мутилось от удара по голове. Но он упрямо тащился к Оливии по глубокому снегу.
        Ему удалось преодолеть не больше фута, когда Оливия встала. Ее лицо было белее снега - лишь местами виднелись красные пятна от мороза. Она покачнулась, но упрямо расправила плечи и пошла к Клейтону, стараясь не смотреть на лежащие вокруг тела.
        - Он не умер, - сказал Клейтон.
        Как будто утверждая его слова, Серый Шарф застонал. Оливия отшатнулась. А ее выстрел, как выяснилось, привлек внимание - люди уже выглядывали из окон и дверей.
        - Нам необходимо убраться отсюда, прежде чем он очухается, - сказал Клейтон. Пока он двигался медленно, боль была терпимой. Проходя мимо сутулого, он стащил с него шарф и отдал Оливии, чтобы та обмотала голову и не отморозила уши. Но пальцы его ног в кожаных сапогах совсем онемели. А на Оливии были совершенно непрактичные полусапожки, которые вынуждены носить женщины. Она, вероятно, ног не чувствовала, и с этим надо было что-то делать. Немедленно! Ей следовало побыстрее выбраться из снега.
        Она вдруг споткнулась, толкнула его в больной бок, и оба упали на колени.
        - Люди не… замерзают на городской улице… до смерти, - сообщила она, стуча зубами.
        Клейтон не мог ей соврать.
        - Увы, замерзают, - возразил он. - Здесь - каждый день. - И именно это сейчас грозило им обоим.
        - Мое почтение! - послышался мужской голос. И за их спинами раздался скрип снега под полозьями саней.
        «Господи, сделай так, чтобы это были наемные сани», - взмолился неверующий Клейтон, одновременно доставая последний сохранившийся нож.
        - Ясно, что только один человек мог оставить столько тел на улице Санкт-Петербурга.
        - Йен! - радостно воскликнул Клейтон. Он едва держался на ногах, но все же посадил Оливию в сани раньше, чем они успели остановиться. - Ее надо немедленно доставить в тепло! - Он схватил красные руки Оливии и принялся их растирать.
        Когда ее пальцы стали теплыми, Клейтон расстегнул на себе одежду и прижал ее руки к своей обнаженной груди…
        - Я куплю тебе дюжину пар перчаток, и ты будешь их постоянно носить, - выпалил он.
        - Все одновременно? - очень тихо проговорила Оливия.
        - Да, черт возьми! И летом - тоже. - А еще он накормит ее шоколадом, лепешками и самыми экзотическими сладостями, которые сможет здесь найти. А потом закутает ее в самые теплые меха и усадит у огня. - Дай мне твое одеяло, Йен.
        Тот снял со своих плеч одеяло, и Клейтон накинул его на Оливию. А она ощупала его бок и спросила:
        - У тебя сломаны ребра?
        Клейтон пожал плечами:
        - Возможно, есть трещины, но переломов нет.
        - Что я слышу? Ты позволил кому-то бить тебя по ребрам?
        Дружеская насмешка Йена не обидела Клейтона, и он кивнул:
        - Да, так уж получилось.
        Оливия же нахмурилась и заморгала, пытаясь стряхнуть снежинки, налипшие на ресницы. Потом воскликнула:
        - Но их было шестеро!
        Йен фыркнул.
        - Теряешь форму, старина. Ты разве никогда не рассказывал ей, как взял на себя целый полк французской кавалерии?
        - У меня тогда была пушка.
        - Судя по выстрелу, у тебя на этот раз был пистолет.
        - Нет, - сказал Клейтон. - Стреляла Оливия.
        Йен немного помолчал, всматриваясь в лицо друга.
        - Знаешь, хорошо, что мы снова вместе.
        - Да, очень хорошо, - согласился Клейтон. Он даст ей второй шанс. Несмотря на ее признание, сделанное накануне, это - его долг. Кстати, то, что она сказала правду, тоже говорило в ее пользу. Так что решение оказалось вовсе не таким трудным, как можно было ожидать.
        Приняв такое решение, Клейтон сразу почувствовал себя лучше. Словно наконец отыскал недостающую часть головоломки.
        Тут сани остановились перед довольно скромным особняком. Йен спрыгнул на снег, вошел в дом, а через несколько минут вернулся. Весело улыбаясь, он предложил Клейтону и Оливии следовать за ним.
        - Раздевайтесь и грейтесь, - сказал он, снова улыбнувшись.


        Глава 22
        - Что? - Оливия решила, что ослышалась.
        Но Клейтон уже выносил ее из саней.
        - Отдельный кабинет? - спросил он у друга.
        - Самый лучший, - ответил Йен. - Я велел также принести бумагу и чернила. Поблагодаришь меня позже.
        У входа в дом висела маленькая табличка, но ее запорошил снег, и прочитать, что на ней написано, было невозможно. У порога их встретили двое громил, очень легко одетые - в белые свободные штаны и рубашки. Они низко поклонились и повели гостей внутрь. И лишь один из них бросил любопытный взгляд на распухшее ухо Клейтона и кровь, сочившуюся из пореза на лбу.
        Воздух в доме был тяжелым и очень влажным. Гул голосов изредка прерывался громкими шлепками.
        Мужчины остановились перед одной из дверей и открыли ее. Дым - нет, пар - вырвался наружу и клубами поплыл по коридору. Вслед за паром вышел человек и уставился на вновь прибывших. Из одежды на нем было только полотенце, которое он обмотал вокруг бедер. Его спина была покрыта красными полосами.
        - Баня? - спросила Оливия, хотя уже знала ответ.
        - Да, - кивнул Клейтон. - Йен считает себя большим шутником. Но теперь у нас есть время и место, где мы можем согреться, пока он ищет место для ночлега.
        Объяснив банщикам, что никакая помощь им не нужна, Клейтон дал им несколько копеек за бадью воды и чистые полотенца.
        Оливия прошла сквозь завесу пара. Воздух в комнате, казалось, горел. Другого объяснения тому, как каждый вдох буквально обжигал, просто не было. Она была вынуждена вдыхать только крошечные порции воздуха, поскольку глубокое дыхание отдавалось острой болью в груди. Причем воздух имел слабый запах хвои, - вероятно, от грубых досок, которыми были обшиты стены, и массивных широких скамеек. А в дальнем углу комнаты горело две свечи.
        Оливия с Клейтоном какое-то время постояли у порога, привыкая к жару. Таявший лед стекал с шапки Клейтона по засохшей крови из пореза на лбу, оставляя чистые полоски.
        Наконец Оливия, взяв полотенце, обмакнула его край в воду.
        - Мы должны промыть твою рану.
        Клейтон криво усмехнулся:
        - Вряд ли эту царапину можно считать раной.
        Порез выглядел не так уж плохо - был длиной всего около дюйма, да и кровь из него уже не сочилась. Но Оливии необходимо было делать что-то. Она не могла не прикасаться к Клейтону.
        Он невероятный, устрашающий мужчина. Ей еще не приходилось видеть человека, который двигался с такой грацией и смертоносной силой.
        - Все шпионы умеют так драться?
        Клейтон даже не поморщился, когда она промывала порез.
        - Большинству известных мне полезных приемов меня научил Йен. Но все шпионы проходят обучение.
        - Ты был великолепен.
        - У «Трио» было больше практики, чем у многих других. - После короткой паузы он наклонил голову и с удивлением проговорил: - Я думал, что такое признание дастся мне с большим трудом. Видишь, что ты со мной сделала?
        - Что я сделала?
        Клейтон начал раздеваться и первым делом снял перчатки. Оливия молча порадовалась, что он теперь не стыдился своей изуродованной руки.
        - Выбирайся побыстрее из своих мокрых вещей, и я покажу тебе кое-что, - пробурчал Клейтон.
        Очевидно, он сомневался, что она достаточно быстро выполнит его указание, поэтому принялся активно ей помогать. Заметив пороховой ожог у нее на руке, он сказал:
        - Когда я тебе в следующий раз прикажу бежать, не возвращайся.
        - В прошлый раз твоя смерть обошлась мне слишком дорого, - ответила Оливия.
        Клейтон положил ее мокрую накидку на скамью у двери.
        - Если бы мы оба умерли, некому бы было выполнить расшифровку.
        Оливия промолчала. Ей казалось, она действовала самоотверженно и бескорыстно, но, оказывается, проявила эгоизм. Неужели действительно?…
        Она погрузилась в свои мысли и опомнилась только тогда, когда ее мокрое платье тоже упало на скамью. За ним последовали нижние юбки и корсет. Оливия сбросила полусапожки и осталась в сорочке и чулках. Она понимала, что должна чувствовать себя ужасно неловко, но не чувствовала.
        - Что ты хотел мне показать?
        Клейтон взял тряпочку, намочил ее в холодной воде и протер ей лицо.
        - Русские утверждают, что баня обладает большой восстановительной и укрепляющей силой.
        Оливия проглотила застрявший в горле комок.
        - Правда? - Тряпка была жесткой и шершавой, но ее прикосновение к коже давало восхитительные ощущения. Как и пристальный взгляд Клейтона. - Это все из-за пара? - пробормотала она.
        - Пар - лишь небольшая часть древней традиции. Прогревшись паром, русские голыми выбегают на улицу и валяются в снегу.
        Оливии тотчас захотелось остудить свою перегретую плоть холодным пушистым снегом. Странно… Как она могла ненавидеть холод всего несколько минут назад?
        - Голые? - переспросила она. - Но ведь ты не голый.
        Клейтон хмыкнул и пробурчал:
        - Я должен сначала позаботиться о тебе.
        - Ты всегда так делаешь.
        Рука Клейтона дрогнула.
        «Может быть, я сказала слишком много?» - промелькнуло у Оливии.
        - Значит, русские голыми валяются в снегу? А что они делают потом?
        Он продолжил протирать прохладной тряпочкой ее шею.
        - Потом они возвращаются в парную и льют еще больше воды на угли, чтобы повысить температуру.
        Интересно, зачем им для этого вода? Ведь комната нагревается сама по себе… Немного поразмыслив, Оливия спросила:
        - А потом?
        - Потом банщики трут их тела, снимая напряжение и успокаивая боль в мышцах. - Клейтон повернул ее к себе спиной и стал массировать ей плечи холодными от воды пальцами.
        «Райское наслаждение!» - мысленно воскликнула Оливия.
        Клейтон же добавил:
        - А после этого - еще пар и еще холод.
        «Еще, еще, еще…» Больше она ни о чем не могла думать.
        Оливия вздрогнула, почувствовав воду вместо прикосновения пальцев Клейтона, но тут же пришла в восторг. Ощущение было восхитительным. Прохладная вода стекала с тряпочки под рубашку.
        - Никогда не думал, что можно ревновать к воде. - Клейтон провел пальцем по ее ключице, затем - вдоль выреза рубашки и замер, затаил дыхание, ожидая ее решения.
        Оливия же точно знала, что если останется неподвижной, то он остановится. Но если она изогнется, направит его руку ниже…
        И она изогнулась.
        Его рука скользнула ей под рубашку, и Клейтон со стоном накрыл ладонью ее груди и прижал спиной к себе.
        - Знаешь, еще никогда в жизни мне не было так трудно сосредоточиться на шифре. Я мог думать только о твоих сосках, представлять, как они выглядят. Десять лет я мечтал прикоснуться к ним. - Он потянул за шнурок, удерживавший ее рубашку на шее, и рубашка сразу соскользнула с плеч.
        Движением ладони Клейтон обнажил одну грудь и опустил подбородок ей на плечо. При этом Оливия знала, что он рассматривал ее. Не удержавшись, она тоже опустила глаза. Рука Клейтона казалась темной на фоне ее белой плоти. И почему-то этот контраст стократ усилил ее желание.
        А он стал теребить большим пальцем сосок. Его дыхание вдруг стало тяжелым и хриплым, и он пробормотал:
        - Ожидание того стоило.
        Оливия беспокойно задвигалась и почувствовала, как доказательство его возбуждения уперлось ей в поясницу. Клейтон тотчас застонал, и она снова потерлась об него.
        Его рука сжала ее грудь. Вероятно, это ему нравилось. Другая же его рука опустилась ей на живот, потом - еще ниже. Оливия страстно желала, чтобы рука Клейтона коснулась ее… в самом нужном месте, но, увы, он принялся поглаживать ее бедро.
        Оливия не удержалась от вздоха разочарования. А он тут же спросил:
        - Ты хочешь, чтобы моя рука была в другом месте?
        Она судорожно сглотнула.
        - Да, хочу.
        - На этот раз ты решила обойтись без «пожалуйста»?
        Какая тут к черту вежливость?! Желание сжигало ее.
        - Прикоснись же ко мне.
        Его рука скользнула меж ее ног. Наслаждение было ни с чем не сравнимым.
        Тут Клейтон снова опустил голову ей на плечо и легонько прикусил мочку ее уха.
        - Для тебя - все, что угодно, дорогая.
        - Мне нужен ты, - прохрипела она. Ее тело таяло в блаженной истоме, а сердце пело. Что может быть лучше?
        Однако напряжение возрастало, распространяясь по всему телу из чувствительного местечка, которое ласкал Клейтон.
        Оливия снова задвигалась, почувствовав, что желает большего.
        Клейтон, похоже, это понял. Его ласки стали более уверенными. Но Оливии недостаточно было испытывать наслаждение - ей хотелось его дарить.
        Она повернулась к нему лицом, и ее руки скользнули ему под рубашку. Но и этого было мало; ей хотелось, чтобы он испытывал то же, что и она. Чтобы так же потерял голову от желания.
        Потянувшись к Клейтону, она коснулась губами его горла, а потом, осмелев, лизнула его.
        У Клейтона перехватило дыхание, а вслед за этим по его телу прокатилась волна дрожи. На губах же появилась дерзкая улыбка, и он сейчас казался… счастливым?
        Только он не должен открывать ей свое сердце. Ведь одно дело целовать и провоцировать его, пока он ее ненавидел, и совсем другое…
        Оливия сумела убедить себя, что нет ничего плохого в искрах страсти, проскальзывающих между ними. Они все равно ничего не значили для него, даже если для нее значили очень многое.
        Однако он доверял ей. Хотя не должен был. Но как только Клейтон узнает, что она скрыла правду о состоянии отца и найденных ею деньгах, он перестанет ей доверять. И будет прав.
        И если она позволит, чтобы их отношения развивались, это причинит ему боль.
        Раньше она была наивной и допустила, чтобы такое случилось. Но теперь она сделает все от нее зависящее, чтобы ничего подобного не повторилось. Она слишком сильно его любила.
        Клейтон наклонился и взял сосок в рот. Легкое движение языка - и у Оливии в голове все помутилось. Сердце же на мгновение прекратило биться, а потом пустилось в бешеный галоп. Она ничего не могла с собой поделать - лишь со стоном закрыла глаза, утопая в волнах удовольствия.
        Что ж, если ее глаза будут оставаться закрытыми, то, возможно, она сумеет сделать вид, что его доверие не усложнит отношения между ними, что она сможет заняться с ним любовью и ее ложь как-нибудь сама собой рассосется.
        Но нет, это невозможно.
        - Как насчет подарка на день рождения, который ты мне задолжала? - спросил он неожиданно. - Я никогда не забывал о нем.
        А Оливия всеми силами старалась о нем забыть. Его день рождения был через неделю после ареста, и она перед этим хотела подарить ему ночь страстной любви. Настолько страстной, насколько она по своей наивности представляла любовь в пятнадцать лет. Она много недель приставала с расспросами к горничным, чтобы выяснить все детали. Но почему же он не напомнил ей об этом вчера? Тогда она могла бы показать ему, что приготовила для него десять лет назад.
        Ей хотелось посетовать на неудачно выбранное время, но вместо этого она с усмешкой сказала:
        - Это была замечательная книга.
        - Пожалуй, хорошо, что я не получил тот подарок. Мальчишка, которым я тогда был, мог и не оправиться от разбитых надежд.
        - Мы должны немедленно проверить, можно ли с помощью памфлета расшифровать запись, - тихо проговорила Оливия. - Ты его не потерял?
        Рука Клейтона перестала творить чудеса с ее телом, и он, отстранившись, спросил:
        - Ты предпочитаешь, чтобы я надел перчатку?
        Она отрицательно покачала головой и, взяв его изуродованную руку, поднесла ее к губам.
        - Нет. Твоя рука здесь ни при чем.
        Клейтон нахмурился:
        - Выходит, я неправильно понял тебя раньше?
        Она снова покачала головой:
        - Нет, ты все правильно понял.
        - Но в чем тогда дело?
        - Просто я люблю тебя слишком сильно и не могу заняться с тобой любовью, пока многое скрываю от тебя.
        Он молча уставился на нее. Открыл рот. Закрыл. Потом снова открыл.
        - Что же ты скрываешь?
        - Кое-что о фабрике. Но я не могу раскрыть тебе эти секреты, потому что ты сможешь их использовать и разрушить фабрику.
        Его лицо потемнело.
        - Если твои секреты способны разрушить фабрику, то, возможно, она и должна быть разрушена.
        - Я отказываюсь смириться с этим. Наверняка можно найти компромисс…
        - Ты говоришь, что существуют мрачные тайны, касающиеся фабрики, но при этом ожидаешь, что я не захочу ее разрушить?
        Оливия хотела запротестовать, хотела сказать, что тайны вовсе не мрачные. Но, увы, они были именно такими. Она скрывала правду, чтобы восстановить фабрику, а теперь от этой правды некуда было деться. И было ясно: если с фабрикой что-то случится, пострадает слишком много людей.
        Какое-то время оба молчали. Наконец Оливия спросила:
        - Так мы будем работать над шифром?
        - Да. Возможно, так будет лучше. - Клейтон достал из кармана бумагу с зашифрованной записью, а также памфлет. И то и другое слегка намокло, но до чернил влага не добралась. Он передал бумаги Оливии. - Надеюсь, ты мне позволишь позаботиться об одежде. Через минуту я буду к твоим услугам.
        Как официально! Она оправила на себе рубашку, чувствуя боль в сердце.
        Тут Клейтон начал раздеваться, и Оливия почти сразу отвернулась, успев заметить, как он начал расстегивать пуговицы жилета. Она не хотела знать, последуют ли панталоны вслед за остальной одеждой, поскольку уже имела возможность видеть то, что находилось под ними.
        Но неужели она только что по собственной воле отказалась от возможности расстегнуть эти пуговицы? И прижаться к его обнаженному телу?
        «Я не стану слушать, как шуршит ткань, - сказала она себе. - Я ничего не слышу».
        Оливия осмотрелась. В углу были сложены связанные вместе пучки тонких веток. Интересно, их тоже использовали для мытья? И тут она вспомнила отметины на спине предыдущего обитателя этого кабинета. Нет, вероятно, у этих веток было совсем иное предназначение.
        Хотя, возможно, хорошая порка отвлечет ее от мыслей об обнаженном теле Клейтона. Но она не безумна и не станет пробовать. И Оливия прибегла к другому способу наказать себя - к шифру. Положив памфлет на скамью, она спросила:
        - Что именно я должна делать?
        - Определи численный эквивалент первой буквы в памфлете и вычти его из численного эквивалента первой буквы зашифрованного текста. Тебе нужно произвести операцию, обратную зашифровке.
        Но все оказалось не так-то просто. В русском алфавите было тридцать три буквы, и Оливии приходилось всякий раз мысленно проговаривать алфавит с начала. Она повторила этот процесс для дюжины букв, а Клейтон все еще к ней не присоединился.
        Несмотря на все свои благие намерения, Оливия, не выдержав, обернулась. Оказалось, что Клейтон сидел на скамье и пытался снять сапог. Его лицо было искажено болью. Она поспешила к нему и ухватилась за каблук сапога.
        - Ты бы мог попросить о помощи.
        - Сам справлюсь.
        Очевидно, он не мог справиться. Но был слишком упрям, чтобы это признать.
        - Я уже видела несколько больше, чем твои босые ноги.
        Она ожидала, что Клейтон засмеется, но он оставался серьезным. Оливия же, собравшись с силами, стащила половину сапога, но дальше этого дело не пошло, сапог застрял намертво.
        - Черт возьми, что не так с твоим сапогом? - проворчала она.
        Клейтон улыбнулся:
        - Ну слава Богу. Я уж было решил, что совсем стал слаб.
        С неприязнью взглянув на сапог, Оливия снова ухватилась за него обеими руками и сильно дернула. Сапог поддался. Второй, к счастью, оказался более покладистым.
        - Думаю, со всем остальным я сам справлюсь, - сказал Клейтон. - Спасибо за помощь.
        Оливия невольно нахмурилась. Просто преступление - говорить так, как он, то есть тихим воркующим голосом. Разве только в постели, лаская ее обнаженное тело…
        Она поспешила вернуться к шифру, и минуту спустя он спросил:
        - Есть успехи?
        Интересно, он уже снял панталоны или только собирается это сделать? Почему-то этот вопрос приобрел для нее первостепенную важность. Она взяла тряпицу из бадьи с водой и утерла пот с лица.
        - Пока нет.
        Через несколько минут Клейтон подошел к ней - остановился совсем рядом. На нем все еще были панталоны и рубашка. А Оливия как раз закончила работу над первой строчкой.
        Но только ничего не получилось. Буквы не складывались в узнаваемые слова. Они вообще ни в какие слова не складывались. Поскольку не было гласных.
        Клейтон сказал:
        - Значит, мы попробуем следующую страницу, потом - очередную следующую. И так будем поступать до тех пор, пока не найдем нужную. Если этот метод не сработает, начнем перебирать строчку за строчкой, а потом - наоборот.
        - Но я надеялась хоть на что-то. По крайней мере на какой-то знак, означающий, что мы работаем с правильным памфлетом. А тут - совсем ничего.
        Нахмурившись, Клейтон взял ее записи.
        - Ты не права.
        Он быстро проверил то, что она сделала. Несколько минут подумав, улыбнулся и проговорил:
        - Так вот, на несколько согласных должна приходиться как минимум одна гласная. Здесь же нет ни одной. Выходит, ты взломала шифр. - Он взял перо и несколькими росчерками разделил ее строчку на группы согласных. Потом прочитал написанное. Оказалось, что Васин сначала убрал гласные, а потом зашифровал текст.
        Оливия вскочила и чмокнула Клейтона в щеку.
        - Мы это сделали! Возможно, теперь мы сможем остановить революционеров.
        Остальную работу выполнял Клейтон, причем - намного быстрее, чем она. А Оливия молча за ним наблюдала.
        Ей нравилось смотреть, как быстро бегало по бумаге его перо, как он хмурился, когда что-то не получалось, и как радовался удаче.
        Оливия подвинулась к нему поближе, чтобы ничего не пропустить. Она недостаточно хорошо знала русский язык, чтобы разделять ряды букв на группы самостоятельно, но Клейтон, судя по всему, был абсолютно уверен в успехе.
        Когда он наконец отложил перо, Оливия спросила:
        - Ну, что там написано?
        Клейтон тотчас перевел текст на английский:

        «Три флага освободят Россию от оков. Первый флаг - в окне Невского монастыря поставит грешника на колени. А флаг у западной пушки Петропавловской крепости свалит могущественного. Флаг на куполе Святого Георгия победит корону. Тогда вы узнаете, что пора зажечь в России огонь свободы».

        Клейтон еще раз перечитал текст и заметил:
        - На русском языке это звучит более поэтично.
        - Но я надеялась узнать какое-нибудь имя. - Оливия утерла пот, стекавший по лицу.
        Клейтон взял тряпочку из бадьи, вытерся ею, затем отжал, смочил и предложил Оливии.
        - Полагаю, что это список условных знаков, который должны иметь агенты Васина.
        - Агенты? - переспросила Оливия.
        - Думаю, их четверо. По одному для каждого сигнала и еще один - для завершающего акта. Скорее всего эта бумага находилась у человека, которому предстояло убить царя.
        Оливия со вздохом опустилась на скамейку. Клейтон, похоже, не был удивлен, но ей ничего такого даже в голову не приходило. Она считала, что им надо будет определить одного стрелка и остановить его. Но четырех…
        - Что теперь?
        - Мы не дадим революционерам подать сигнал.
        - Это остановит их? Не позволит действовать?
        Клейтон пожал плечами:
        - Ничего другого мы все равно не сделаем.
        Немного подумав, она спросила:
        - А монастырь далеко?
        - Не очень. Минут двадцать отсюда.
        Ее мокрое платье в парилке совсем не высохло - лежало на скамье, все такое же тяжелое и мокрое. Как скоро она замерзнет, снова очутившись на улице? Меньше чем через двадцать минут?
        Клейтон проследил за ее взглядом.
        - Мы подождем здесь, пока не вернется Йен с припасами и транспортным средством.
        - А что будем делать до его приезда?
        - Отдыхать. - Он опустился на скамейку и привлек Оливию к себе.
        - О, Клейтон…
        - Здесь не фабрика. Отдыхай.
        Медленно и осторожно она опустила голову ему на плечо. Рубашка Клейтона была мягкой и пахла… Клейтоном. Оливия глубоко вдохнула этот дивный запах. И вдруг спросила:
        - А мы не можем остаться здесь?
        Он решительно заявил:
        - Нет! Иначе ты умрешь от перегрева. И довольно скоро.
        Она медленно повернула голову и легонько укусила его за плечо. Он усмехнулся и пробормотал:
        - Что это означает?
        - Все очень просто, - прошептала в ответ Оливия. - Мне необходимо, чтобы ты нашел взаимоприемлемый выход относительно судьбы фабрики.
        Клейтон коснулся губами ее волос.
        - Ты всегда была слишком требовательной.
        - Я не хочу опять причинить тебе боль.
        - Почему ты уверена, что так и будет? Я ведь не такой хрупкий, как может показаться.
        Под ее щекой напряглись его мышцы, и Оливия с улыбкой проговорила:
        - Ты напряжен только потому, что хочешь продемонстрировать свои мускулы?
        Его плечо снова напряглось. И тотчас же раздался стук в дверь.
        В следующее мгновение Клейтон оказался у порога.
        - Я вернулся с победой, - сообщил Йен.
        - Это быстро даже для тебя, - сказал Клейтон, чуть приоткрыв дверь.
        - Я вам помешал?
        Клейтон поморщился, а Йен засмеялся:
        - Да, конечно, помешал. А теперь - новости: я знаю, где искать Аршуна.
        Сани то и дело подпрыгивали на снегу, и вскоре они въехали в старую часть Санкт-Петербурга, где почти все дома были деревянные и одноэтажные.
        Клейтон осмотрелся. Такие окрестности явно не соответствовали характеру капризного и взбалмошного графа.
        Йен указал на приземистый домик, расположенный чуть дальше по улице. Окна были заклеены бумагой, чтобы сохранить тепло. Да и полиция при таких окнах не видела, что происходило в доме.
        - Как ты его нашел? - спросил Клейтон.
        - Я бы рад поведать тебе что-нибудь впечатляющее, но все оказалось до банальности просто. Ваш любвеобильный гигант помогал Аршуну доставлять припасы в несколько домов, расположенных в разных частях города. Эта хижина - одна из них. Почему ты не расспросил его?
        - Я спросил, знает ли он, где граф. Он сказал, что не знает. Вероятно, я неправильно сформулировал вопрос.
        - Блин знал?… - удивилась Оливия. Теперь она была тепло одета - меховая шапка, перчатки и шуба, - но у нее закрывались глаза от усталости. И еще она умирала от голода. Они весь день ничего не ели.
        Йен с усмешкой пожал плечами:
        - Выходит, что так. Кстати, должен сказать, у этого человека по жилам течет не кровь, а тесто. Его торты божественны!
        Имелись у Оливии тайны или нет, но она находилась под его, Клейтона, защитой, и он должен был присматривать за ней. Многие посчитали бы эту обязанность тяжкой ношей, но только не он.
        И вообще, Оливия была права. Не важно, что их взаимное влечение велико - он просто не мог уложить ее в постель, одновременно замышляя разрушить то, что ей дорого.
        А может, они найдут компромисс, приемлемый для обоих? Что, если, к примеру, заставить ее отца продать фабрику? Он может наказать ее отца, но Оливия останется в безопасности. Он даже сможет устроить так, что фабрику купит честный коммерсант, так что горожане, о которых она печется, не пострадают. Он, Клейтон, будет удовлетворен, но правосудие не покарает людей, не заслуживших наказания.
        Йен проехал мимо дома Аршуна. Из трубы валил дым. Снег на тропинке, ведущей к входной двери, был утоптан множеством ног. Граф явно был в доме не один.
        Отъехав на некоторое расстояние, Йен остановил лошадей.
        - Сколько там революционеров? - спросила Оливия.
        Клейтон спрыгнул на снег.
        - Именно это я сейчас и намерен выяснить.

        Не имея теплого Клейтона под боком, Оливия сразу начала дрожать. Она знала, что не должна смотреть ему вслед, но ничего не могла с собой поделать.
        - Он же не пойдет в дом, правда?
        Йен пожал плечами.
        - Лучше бы пошел. Иначе в следующий раз с лошадями останется он. - Йен щелкнул языком и развернул сани. - Не беспокойся. Там не больше шести-семи человек.
        - Шесть или семь… Ты шутишь?
        Йен нахмурился и пробурчал:
        - Нет, не в этот раз. - Спрыгнув на снег, он набросил несколько одеял на спину лошадям. - Ты упускаешь уникальную возможность, - добавил он, вытирая заледеневший пот с животных.
        - Что?… - Оливия тщетно пыталась отделаться от мыслей о Клейтоне, возможно, сражавшемся сейчас с полудюжиной революционеров.
        - Я кладезь информации о Клейтоне, а ты еще не задала мне ни одного вопроса о нем. Почему?
        Она взглянула на Йена вопросительно.
        - И ты мне что-нибудь о нем расскажешь?
        - Женщина, которая не пристрелила Клейтона, хотя имела такую возможность, - редкий человек. Ты знаешь, что Мэдлин сделала такую попытку?
        - Какую? - Оливия почувствовала, что совершенно сбита с толку.
        - Пристрелить его. И попала в бедро. Потом она утверждала, что это был несчастный случай и он случайно оказался на линии огня, но мы все знаем правду.
        У Оливии закружилась голова. Тем не менее она понимала, что Йен, возможно, просто отвлекал ее.
        - Разве это не секретная информация? - спросила она.
        - Личная - может быть, но ни в коем случае не секретная. К тому же если я предоставлю Клея самому себе, то он так и останется для тебя мрачной и таинственной фигурой, пока не станет слишком поздно, то есть… пока ты от него откажешься. - Йен снова залез в сани и укрылся оставшимися одеялами. Потом из-под одеял показалась его рука, держащая полураздавленное печенье. - Вот, возьми.
        Оливия взяла предложенное угощение.
        - Слишком поздно - для чего? - спросила она.
        - Для того чтобы он разобрался наконец в своих чувствах. Он должен осознать, что все еще любит тебя.
        - Что?… - Сбита с толку - пожалуй, это еще мягко сказано. - Но он ведь не любит меня. Больше не любит. - Возможно, он доверял ей. И хотел ее. Но не любил.
        - Тогда почему он не изучил твою жизнь, когда собирал информацию о фабрике?
        Ответ, по мнению Оливии, был очевиден.
        - Потому что ему все равно.
        - Ошибаешься. Ты слишком хорошо знаешь Клейтона, чтобы так говорить. Он дотошен и методичен во всем, однако не проявил никакого интереса к твоей жизни за последние десять лет. Странно, не так ли? Создается впечатление, что он хочет что-то доказать самому себе.
        - Если ты считаешь, что он занялся фабрикой, чтобы пообщаться со мной…
        Йен засмеялся:
        - Нет. Конечно, нет. Он уничтожит все. - Улыбка исчезла с его лица. - И потом будет ненавидеть себя за это.
        - Я пытаюсь его остановить.
        - Нет, ты пытаешься спасти фабрику.
        «Интересно, почему Клейтон никогда не говорил, что его друг безумен?» - подумала Оливия. Помолчав, спросила:
        - Но ведь это одно и то же, верно?
        - Снова ошибаешься. Есть информация, которую ты можешь сообщить Клейтону, и это его остановит.
        Этот человек никак не может знать… А Йен с улыбкой продолжал:
        - Да, я такой. Всезнайка. Иногда мне кажется, что это мое проклятие.
        Оливия разломила печенье.
        - Тогда фабрику уничтожу я. И буду ничем не лучше, чем мой отец.
        - А ты такая? Пытаешься достичь цели любыми средствами?
        «Да, я дочь своего отца».
        - Если мне и приходилось лгать, то только ради благих целей.
        - Но если ты будешь держаться за свою ложь, то уничтожишь Клейтона снова. Он верит тебе. Ты же знаешь Клейтона. Он ничего не делает наполовину. Так что тебе придется выбирать: фабрика или мужчина.
        - Если я расскажу ему все, что скрывала, то потеряю и фабрику, и мужчину.
        - Возможно. - Йен взял у нее кусочек печенья и бросил себе в рот.
        Он считает, что она сдастся и потеряет все? Господи, как же она устала от потерь!
        - Тогда я не смогу… - пробормотала Оливия.
        Йен пожал плечами, продолжая энергично жевать.
        - Ты вполне можешь проигнорировать совет всезнайки.
        - Кто здесь всезнайка? - спросил Клейтон, неожиданно подошедший к саням.
        Наконец-то! Он в безопасности! Оливия спрыгнула на снег и обняла любимого.
        - Мы с Мэдлин предпочитали называть этого человека не всезнающим, а всеядным, - с усмешкой добавил Клейтон.
        Оливия попыталась улыбнуться, но слова Йена оказались слишком близки к истине. Да-да, фабрика - или мужчина. И фабрика - наилучший выбор. В конце концов, она дает работу многим семьям.
        - Их там девять человек плюс Аршун, - сообщил Клейтон.
        Йен выпрыгнул с саней и взглянул на дом. Клейтон же обнял Оливию за талию и, приподняв, посадил на сиденье кучера. Затем вложил ей в руки вожжи.
        - Что мне тут делать? - спросила она.
        - Если мы не подадим тебе сигнал через десять минут, ты уедешь и не вернешься, - приказал Клейтон.
        Неужели эти двое считали, что она станет терпеливо ждать, пока они будут драться с десятью противниками?
        Словно отвечая на ее вопрос, Йен хлопнул в ладоши и проговорил:
        - Твой любовник тебе этого не скажет, а я скажу: ты не имеешь специальной подготовки. Ты, конечно, можешь пойти с нами, но тем самым подвергнешь нас еще большей опасности.
        Оливия знала, что Йен прав, но не могла согласиться с такой постановкой вопроса. Вздохнув, она тихо проговорила:
        - Если вы не вернетесь через… семь минут, я иду за вами.
        Клейтон закутал ее в одеяло.
        - Это угроза?
        Оливия, нахмурившись, покосилась на него и пробурчала:
        - Да, угроза.
        Йен же с усмешкой сказал:
        - Значит, семь минут? Ничего не имею против вызова. Уложимся в пять.
        Мужчины подошли к дому и почти сразу скрылись из виду.
        Оливия напряженно прислушивалась, но не услышала звуков борьбы. Тут жалобно заржала лошадь, и она ослабила поводья. Чтобы от беспокойства не сойти с ума, она начала считать. Лучше уж считать, чем думать о том, что происходило в доме.
        Оливия успела досчитать до шестидесяти пяти, когда передняя дверь наконец открылась и на пороге показался Йен, махнувший ей рукой.
        Оливия направила лошадь к дому. Привязав поводья к дереву, она побежала к Йену.
        - С Клейтоном все в порядке?
        Йен провел ее в комнату, где лежали три связанных молодых человека - все без чувств.
        - Да, конечно. Что с ним может случиться? Извини, я немного задержался. Пытался не дать Клейтону убить графа голыми руками. То есть… не совсем голыми. На нем, конечно же, как всегда перчатки, так что…
        Оливия не стала слушать болтовню Йена и быстро прошла в коридор, который вел в заднюю часть дома. Там было темно, и дважды она споткнулась о ящики и других связанных революционеров. Вскоре она услышала голос Клейтона и звуки… ударов?
        Подобрав юбки, Оливия побежала.
        В центре задней комнаты среди груды обломков стоял Клейтон, склонившийся над исцарапанным и покрытым кровью графом. У Аршуна, судя по всему, был сломан нос. А один глаз совершенно заплыл. А Клейтон… Он не говорил, а рычал:
        - И впредь ты хорошенько подумаешь, прежде чем причинять боль…
        - Позволь, я займусь им, пока ты его не убил, - произнес Йен.
        - Нет! - выкрикнул Аршун и попытался встать.
        Но Клейтон снова отправил его на пол точным ударом в челюсть.
        - Ты забрызгаешь кровью платье Оливии, мерзавец!
        - Мисс, вам лучше подождать снаружи, - сказал появившийся у порога Йен.
        Оливия была не прочь увидеть, как Аршун получит еще несколько оплеух.
        - Почему? - спросила она.
        - Потому что… - Йен медленно подступал к Аршуну, и его шаги были уверенными и неспешными. - Потому что, мисс, мои методы не предназначены для посторонних глаз.
        В голосе Йена прозвучало нечто такое, что не позволило Оливии возражать. Она взяла Клейтона под руку, и они вышли из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
        - А какие у него методы? - тут же полюбопытствовала Оливия.
        - Тебе придется спросить у него.
        - А он скажет?
        - Когда я кое-что случайно увидел, он чуть не вышиб из меня дух.
        Оливия оглянулась на закрытую дверь.
        - Это означает… не скажет?
        Клейтон поморщился.
        - Я бы не рекомендовал его расспрашивать.
        Оливия кивнула и молча пошла за Клейтоном, который проверял обстановку в доме. Каждому из связанных он засунул в рот кляп. К тому времени как они закончили обход, Йен открыл дверь.
        - Теперь можете зайти.
        Аршун лежал на полу, поджав колени к груди. Он дрожал и был бледен как полотно, но никаких дополнительных отметин на нем не имелось. Йен же стоял над ним, и в его глазах было что-то мрачное, недоброе. Пристально глядя на графа, он спросил:
        - От кого ты узнал о Шифровальщике и Малышке?
        Снова дрогнув, Аршун пробормотал:
        - Не знаю. Информация была в записке. Я подумал, что она от одного из соратников Васина. Но не знаю, от кого.
        - Откуда ты узнал о плане Васина? Ты ведь не был его доверенным лицом.
        - Из той же записки. В ней говорилось, где найти шифрованную запись и что в ней.
        Йен присел на корточки рядом с Аршуном.
        - Что вы запланировали на ночь праздника?
        - Мои люди вооружатся и в полночь выйдут на улицы. Они поднимут население на мятеж. - Он закашлялся. - Это был мой собственный план. А сигналы Васина этим утром уже появились в условленных местах. План начал выполняться.
        Немного подумав, Йен снова заговорил:
        - Как ты взломал шифр?
        - Я получил инструкции на сей счет тоже. Два дня назад. Но я не знаю, от кого их получил.
        - Аршун не сумел разобраться с шифром. Кто-то другой сделал это за него. И этот кто-то с самого начала дергал за веревочки.
        Йен расправил подвернутые рукава.
        - Я же предупредил тебя относительно лжи. - В глазах британца сгустилась чернота.
        Оливии же показалось, что Йен, исполнив свои угрозы, получит огромное удовольствие.
        Аршун отчаянно затряс головой:
        - Какой лжи?! Я сказал правду!
        Улыбка Йена была ледяной.
        - Кто посылал тебе информацию? Ты не дурак и не станешь выполнять приказы, исходящие из ниоткуда, ведь верно?
        - Их отправлял… человек, держащий спичку у фитиля.
        - Кто он?
        Неожиданно Аршун успокоился, и на его избитой физиономии появилось слабое подобие улыбки.
        - Я действительно не знаю. А если не знаю я, то не узнаете и вы.


        Глава 23
        Сани остановились. Это разбудило Оливию. Да и плечо Клейтона оказалось слишком твердым. Правда, соблазнительному теплу его тела сопротивляться было невозможно. Всю дорогу он обнимал ее, согревая и не позволяя вывалиться из саней.
        - Где мы? - спросила она.
        - У Святого Георгия. - Клейтон убрал обнимавшую ее руку, осмотрел церковь и негромко выругался.
        Оливия подняла голову и моргнула, чтобы сфокусировать зрение. Перед ней была маленькая небесно-голубая церковь с пятью золотыми куполами. Первые лучи рассвета отразились от куполов и осветили небольшой красный флаг.
        А она так надеялась, что Аршун солгал.
        Увы, нет.
        Это было уже третье место, куда они прибыли. И все три знака действительно оказались на месте.
        Тут Йен подошел к женщине, продававшей у входа в церковь свечи. Не прошло и нескольких секунд, как женщина приветливо ему заулыбалась. По-русски Йен говорил слишком быстро, и Оливия не все понимала, однако уловила главное: он интересовался покровителями, регулярно посещавшими церковь. Но какова была вероятность того, что женщина знала революционеров? И вообще… что же делать?
        - Мы должны снова предупредить царя, - заявила Оливия.
        - Если Голов - участник плана, это не принесет нам пользы.
        - Тогда визит к царю даст нам возможность узнать, является ли министр участником заговора. Если же Голов подтвердит наши заявления и окажет помощь, мы будем знать, что он не заговорщик.
        Клейтон задумался, потом кивнул.
        - Что ж, разумно. - Его губы медленно растянулись в улыбке, и он вдруг добавил: - А когда мы останемся наедине, я расскажу тебе о своем новом плане относительно фабрики.
        Сердце Оливии дрогнуло.
        - Что за план?
        В этот момент вернулся Йен и протянул ей тоненькую белую свечку.
        - Подожди внутри. Там тепло. Или по крайней мере не так холодно. А мы немного здесь осмотримся. Это сделать быстрее и проще, если ты не ходишь за нами по пятам.
        Оливии отчаянно хотелось знать, что решил Клейтон относительно фабрики. Но все же ей хватило ума понять, что она сейчас только связывала руки мужчинам. Поэтому она - пусть и нехотя - кивнула:
        - Ладно, хорошо.
        Мужчины дали ей нож и велели использовать его, если возникнет необходимость. После этого тотчас ушли.
        Войдя в церковь, Оливия обратила внимание на пожилого мужчину, который опустился на колени, чтобы перекреститься. Стены церкви были скрыты за позолоченными, богато украшенными иконами и дымкой сотен зажженных свечей.
        Старик же стоял на коленях почти в самой середине церкви, и еще несколько человек стояли у разных икон; они или молча кланялись, или что-то тихо шептали и целовали стилизованные изображения святых.
        У викария Оливии, несомненно, началось бы сердцебиение от столь явного идолопоклонничества, но она почувствовала во всем этом завидную искренность.
        Оливия медленно подошла к стене, где почти не было верующих. Судя по маленькой надписи под иконой, перед ней была святая Евлалия [2 - Святая Евлалия приняла мученическую смерть в эпоху гонений Диоклетиана. Ее пытали и обезглавили. После смерти из уст ее вылетел белый голубь, а тело покрыл снег.]. Оливия не знала ее истории, но женщина лежала, очевидно, бездыханная, под слоем снега. А на нее пристально, с укором смотрел какой-то святой со строгими глазами.
        Тут Оливия обернулась. Свечи перед ней затрещали из-за порыва морозного воздуха из открытой двери. Вошли два священнослужителя. Подолы их длинных ряс были мокрыми от снега.
        - Я слышал, генерал Смиркин уже говорил с царем о выводе трех священников из его совета, - сказал один из священников.
        - Люди не потерпят этого, - буркнул другой.
        - Вчера это можно было утверждать с уверенностью. Но после разоблачения митрополита Станислава, убившего девушек, все не так однозначно. Люди обозлены, и… - Их голоса стихли, когда они удалились за алтарь, и Оливия так и не услышала окончания разговора.
        Она поднесла фитилек своей свечи к пламени единственной горящей свечи у иконы святой Евлалии. Затем, снова оглянувшись, увидела, как в церковь вошла хорошо одетая женщина, закутанная в меха. Из-под ее пушистой меховой шапки выбились несколько рыжих локонов.
        Рыжие волосы?
        - Катя?
        Княгиня резко повернулась, и на ее лице отразилось облегчение.
        - Ты здесь?! А где же Клейтон?
        Оливия нахмурилась.
        - Откуда ты узнала, что мы здесь? - Они не видели княгиню с тех пор, как они покинули ее дом накануне.
        - Но ведь я знала, что флаг здесь. Он предназначен для меня.
        Оливия в ужасе похолодела и достала кинжал.
        - Ты одна из агентов?
        Катя кивнула и протянула к ней руки, показывая, что в них ничего нет.
        - Я не вооружена. Я пришла сюда, чтобы признаться.
        Оливия с силой сжала рукоятку кинжала.
        - Я знала, что если вы расшифруете запись, то придете в места, где будут сигналы. Я надеялась, что смогу найти вас. - Лицо княгини было мрачным и усталым. - Работай я на них, не стала бы себя выдавать. Понимаешь?
        - А может, ты хотела нас убить?
        Княгиня пожала плечами:
        - Тогда зачем бы я стала предварительно признаваться в этом?
        Оливия подозревала, что Клейтон сумел бы угадать причину, но ей это оказалось не под силу. Она медленно опустила кинжал.
        Катя же со вздохом сказала:
        - Мне нужна ваша помощь. Да, не хотелось бы это признавать, но мне необходима помощь Клейтона.
        - В чем? - Оливия напряглась, когда рука Кати скрылась в сумочке. Но княгиня достала оттуда всего лишь свечу. Она зажгла ее, и пламя заплясало в ее дрожащей руке.
        - Ты должна понять. - Катя поставила свечу и несколько секунд водила руками над ней, словно пытаясь согреться. - Я видела много ужасов во время своих путешествий, но не описала их в своей книге. Дети с раздувшимися от голода животами, а рядом - царские поля, на которых созрел богатейший урожай. Крепостные, которых пытали хозяева, превращая их в куски мяса. - Княгиня передернулась от воспоминаний. - И опустевшие города, рискнувшие выступить против императора. А вокруг - грязь и болезни.
        Оливия вспомнила кое-что из книги Кати.
        - И ты выбрала Васина?
        Катя оглядела маленькую церковь.
        - Я забыла, что ты знала Васина только со слов Клейтона и этого глупца Аршуна. - Княгиня сокрушенно покачала головой. - Васин был… многолик. Очаровательный собеседник. Блестящий ум. Видишь ли, хотя… Да, он был безжалостным, но лишь потому, что прекрасно понимал, куда катится Россия. И еще… - Катя умолкла, и в глазах ее блеснули слезы.
        - Тогда почему ты здесь? - спросила Оливия.
        - Я не согласна помогать Аршуну, но…
        - Что вы должны были сделать, увидев флаг?
        - По поручению Васина я последние годы собирала информацию об императрице. Ничего ужасного, ничего пагубного, особенно… если сравнить с тем, что они сделали с митрополитом.
        - О каком митрополите ты говоришь? - снова перебила Оливия.
        - О том, которого арестовали за убийство девушек. Васин внедрил в его дом агента. Служку, наверное.
        - А тебя он внедрил к императрице?
        Гнев и возмущение Оливии, должно быть, отразились в ее голосе, потому что Катя ненадолго замолчала. Потом, тяжко вздохнув, вновь заговорила:
        - В Российской империи много неправильного, поэтому народ должен иметь своих представителей в правительстве. Я всегда так считала, и мое мнение не изменилось.
        - А почему бы тебе не выдать информацию, которой обладаешь? Или ты считаешь свою цель настолько благородной?
        Пламя свечи освещало бледное лицо Кати, делая ее похожей на икону.
        - Я думала, результаты оправдают то зло, которое я буду вынуждена творить.
        Оливия молча пожала плечами; она не знала, что на это ответить.
        Княгиня же со вздохом прикрыла глаза и тихо проговорила:
        - Императрица Елизавета оказалась совсем не такой, как я думала. Она робкая и добрая. Не могу предать ее доверие. И не желаю, чтобы ее убили.
        - Но ведь благо многих дороже, чем жизнь одной женщины, - заметила Оливия.
        Катя вздрогнула и пристально взглянула на собеседницу.
        - В чем ты пытаешься убедить меня?!
        Оливия вновь пожала плечами.
        - И вообще, о чем мы говорим? - Похоже, Катя взяла себя в руки. - А может быть, ты хочешь что-нибудь рассказать о себе и Клейтоне или о твоей фабрике?
        Оливия и на сей раз промолчала, Катя, кивнув, заявила:
        - Да, понимаю, что у тебя нет желания обсуждать со мной подобные вопросы. Но я могу кое-что тебе сказать… Так вот, возможно, у меня еще будет много возможностей принять участие в спасении России, но сейчас… Сейчас я имею единственный шанс спасти императрицу. Так что теперь у меня, в сущности, нет выбора.
        Можно ли то же самое сказать о ней, об Оливии? Что, если Клейтон уничтожит фабрику? Сможет ли она восстановить ее?
        Нет!
        И следовательно, ей сейчас надо было использовать единственный шанс спасти фабрику.
        И Оливия вовсе не осуждала Катю - нет, ничего подобного не было. Более того, она восхищалась смелостью этой женщины.
        - Клейтон не отнесется к твоим словам легко. Боюсь, он не скажет, где твой муж. - Уж кому-кому, а ей, Оливии, было отлично известно, каким безжалостным мог быть Клейтон.
        - Все равно я должна ему сказать.
        Оливия отдала бы душу за толику отваги княгини. За то, чтобы ее не связывали по рукам и ногам судьбы рабочих с фабрики.
        Увы, когда дошло до дела, она струсила, как и ее отец. И теперь будет продолжать терзаться разными «что если» до конца жизни.
        Именно это у нее получалось лучше всего.
        На плечо Оливии внезапно легла рука, показавшаяся ей костлявой, как у скелета - даже несмотря на толстые перчатки.
        И тотчас же послышался тихий мужской голос:
        - Спасибо, княгиня. С вашей помощью мы не пропустили нашу сегодняшнюю встречу. Итак, где барон?

        - Ты понял, каким образом они водрузили туда флаг? - проворчал Клейтон.
        Йен сидел на дереве, росшем за церковью, и потому взирал на друга сверху вниз.
        - На самом деле это не так уж трудно. Надо только забраться на стену, перепрыгнуть на тот подоконник, а потом ухватиться за выступ.
        Не трудно - понятие относительное, когда его использует Йен. Расстояние между окном и выступом было никак не меньше десяти футов, если не больше. Но если Йен говорил, что задача выполнима, то так оно и было.
        - А кому предназначался знак? Есть идеи?
        Йен огляделся, он находился примерно на уровне флага.
        - Ни одной. Но отсюда видно полгорода, и, следовательно, флаг может видеть полгорода, если, конечно, следить за его появлением.
        - Барон! - Снег громко заскрипел под чьей-то тяжелой поступью.
        Клейтон резко обернулся и увидел, что к нему бежал Блин - волосы развевались, а борода спуталась.
        - Он забрал их! - Блин схватил Клейтона за руку и потащил за собой к церкви.
        - Кто?
        - Голов! Он забрал княгиню и мисс Свифт. Когда княгиня сегодня утром уехала из дома, он следил за ней. Тогда я пошел за ними, чтобы ее предупредить. Голов - плохой человек.
        Клейтон споткнулся. Руки в перчатках неожиданно покрылись липким потом. Голов схватил Оливию? Человек, который приказал пытать Мэдлин? Человек, который лично выбирал способы пыток и наблюдал, как она корчилась от боли? Мэдлин говорила, что он при этом улыбался.
        Паника словно цепью сковала мысли, не давала думать, мешала дышать…
        Усилием воли Клейтон взял себя в руки, но полностью избавиться от паники не удалось, так как Оливия была в опасности.
        «Необходимо сосредоточиться, - говорил он себе. - Нужны подробности. Они помогут разобраться в произошедшем».
        - Значит, Катя была здесь?
        Блин кивнул; его пальцы машинально теребили и дергали бороду.
        - Но Голов и его полицейские увели княгиню и мисс Свифт из церкви, - сообщил гигант.
        Зачем Катя явилась сюда? В душе зародилось и стало быстро разрастаться подозрение. Во-первых, Катя хорошо знала Васина. И она замужем за князем. Следовательно…
        Клейтон повернулся к другу и крикнул:
        - Ты видишь дом княгини?!
        Йен уже начал спускаться, но остановился и посмотрел вокруг.
        - Да. Вполне отчетливо.
        Клейтон зашагал еще быстрее, и вскоре они с великаном подошли ко входу в церковь. Продавщицы свечей нигде не было видно - наверное, испугалась полиции.
        Клейтон ворвался внутрь и выругался. Оливии в церкви не было. Блин сказал правду.
        - У тебя плохая привычка - вечно теряешь своих женщин. - Голос Йена эхом прокатился по пустой церкви. Друг всегда шутил - независимо от ситуации. Обычно это помогало снять напряжение, но только не теперь - теперь Клейтону было не до смеха.
        - Ничего, - буркнул он. - Это ненадолго.
        Йен утвердительно кивнул:
        - Да, наверное. Ведь у нас здесь сани.
        - Я с вами! - воскликнул Блин. - Но только не пешком. Я очень долго бежал и устал.
        - Да, конечно, понимаю… - отозвался Клейтон. Понимал он и то, что им, разумеется, пригодится такой помощник, как этот русский. Однако же… - Ты знаешь, что это опасно? Не боишься?
        Блин энергично помотал головой:
        - Нет-нет, но я хочу, чтобы с мисс Свифт все было в порядке. И с княгиней. Кухарка сойдет с ума, если с хозяйкой что-нибудь случится.
        Йен открыл дверь и проговорил:
        - Ты слышал, что сказал этот парень, Клей? Ни один нормальный человек не станет пробуждать гнев кухарки.
        Но Клейтон остановил мужика раньше, чем тот успел забраться в сани.
        - У тебя есть хотя бы какой-то опыт рукопашного боя?
        Тот устремил на Клейтона недоуменный взгляд.
        - У меня - пять братьев…
        - А ты понимаешь, чем может закончиться наша спасательная операция?
        Массивные плечи великана поднялись и опустились.
        - Да.
        Наконец Клейтон отошел, позволив Блину забраться в сани, и сообщил Йену адрес.
        Тот прищурился.
        - Ты думаешь, Голов отвез ее туда?
        - Она там, - ответил Клейтон, скрипнув зубами. - Я даже знаю, в какой комнате этот ублюдок ее держит.


        Глава 24
        Оливия смотрела на полицейского министра, сидевшего напротив нее в экипаже.
        - Вы ведь обещали императору, что в Санкт-Петербурге мы будем в безопасности. - Оливия невольно сжала кулаки. Ох, как же ей все это осточертело! Ну почему, скажите на милость, ее постоянно похищают? Почему ей угрожают и разлучают с Клейтоном?
        Голов все еще держал в руках нож, который отобрал у нее в церкви. Он молча вертел рукоятку туда-сюда… туда-сюда. Наконец тихо проговорил:
        - Я не причинил вам никакого вреда, а всего лишь позаботился о том, чтобы вы не уклонились от нашей встречи, что вы, безусловно, постарались бы сделать.
        - Но зачем похищать нас?
        - Не могу допустить, чтобы барон и дальше избегал меня. Мне необходимо получить от него ответы на некоторые вопросы. Княгиня была очень добра и привела меня к вам.
        Катя, вздрогнув, воскликнула:
        - Вы следили за мной?!
        - Конечно. Я был уверен, что вы найдете способ выйти на связь с Оливией, и я оказался прав.
        Княгиня откинулась на спинку сиденья.
        - Значит, не я вам нужна?
        Голов пожал плечами:
        - Зачем вы мне? Лишняя головная боль…
        Катя вздохнула с облегчением. А она-то опасалась, что Голов следил за ней, потому что знал о ее участии в заговоре. Но министр, оказывается, ничего не знал. Вернее - знал, но слишком мало. Он считал, что церковь - только место встречи. И он не взломал шифр.
        Краски жизни вернулись на лицо Кати, и она заявила:
        - Как княгиня, я требую, чтобы вы относились ко мне уважительно. Вы не имели никакого права похищать меня.
        - Вы действительно так считаете? Но Сергей-то мертв.
        Катя смотрела на Голова, словно на муравья.
        - Я знаю, что мертв.
        - Нет, вы не поняли. Сергей был мертв задолго до того, как вы с ним познакомились. Смерть настоящего Сергея не была несчастным случаем. Я лично убил князя. Хотя, должен признаться, даже я был неприятно удивлен потрясающим сходством с ним двойника, которого нашли англичане.
        - Но Сергей…
        - Вы никогда его не знали. Я позволил вам жить княгиней, поскольку не видел причин суетиться и что-то менять.
        Катя покачнулась, и Оливия, поддержав ее, проговорила:
        - Вы приберегли эту информацию, чтобы иметь способ воздействия на нее? Приберегли, как кинжал, который можно воткнуть между ребер?
        Выпад Оливии изрядно позабавил Голова.
        - Совершенно верно. И не заставляйте меня оправдываться. - Он подался вперед и протянул руку к Оливии. - А теперь, полагаю, нам с вами необходимо поговорить. Идите же сюда.
        Но она не собиралась пересаживаться поближе к министру.
        - Я не хочу работать на вас, ясно?
        - А у вас нет выбора. А если вам так станет лучше, то знайте: мы с вами оба стараемся спасти царя.
        - Вы тоже? - усмехнулась Оливия.
        Он убрал руку.
        - Вам повезло, что вы мне нравитесь, мисс Свифт. Мужчины умирали за меньшее.
        Экипаж остановился у белого здания.
        - Здесь мы подождем барона, - сообщил Голов.
        Но женщин не повели вверх по красивой мраморной лестнице, а без особых церемоний принудили спуститься в подвал.
        Когда же за ними захлопнулась дверь, Оливия услышала крики.


        Глава 25
        На стенах висели кандалы. В углу догнивал тюк заплесневелой соломы. А царапины на двери были явным свидетельством того, что какая-то бедная душа пыталась отсюда вырваться. Летом из трещины в стене, должно быть, сочилась вода, но сейчас она была запечатана глыбой бледно-зеленого льда.
        Вместе с тем в комнате стоял стол, покрытый чистой белой скатертью, на которой были расставлены изящные серебряные столовые приборы. Довольно скоро солдаты внесли закрытые крышками блюда.
        - Присоединяйтесь ко мне. - Голов указал на два стула, стоящие по другую сторону стола. Он тотчас же сел, не дожидаясь женщин, и поднял крышку супницы - в ней оказался источающий восхитительный аромат суп красного цвета. - Тяжела участь заключенных, не правда ли?
        - Мы в тюрьме?! - Возможно, Катя и не являлась княгиней, но она еще никогда не была так похожа на титулованную особу, как в этот момент. И было ясно: она скорее станет с гордо поднятой головой перед расстрельной командой, но не позволит Голову ее запугать.
        Оливия тоже не собиралась играть роль жертвы. Но ей надо было выяснить, что министр полиции приготовил для Клейтона. Она села за стол и положила себе изрядную порцию. Никакие передряги не лишат ее аппетита!
        Голов с интересом наблюдал за ней.
        - Знаете, мисс Свифт, а мы с вами похожи.
        Оливия сосредоточенно жевала. Правда, отлично приготовленные овощи почему-то сразу приобрели привкус тухлятины.
        - В чем похожи?
        - О, я вижу сходство… Вы постоянно стремитесь к своей цели и ищете способ изменить ситуацию к собственной выгоде.
        «Возможно, он скорее разговорится, если я с ним соглашусь», - решила Оливия и тотчас же утвердительно кивнула:
        - Пожалуй, вы правы.
        Голов улыбнулся.
        - Вы и сейчас этим занимаетесь.
        Ну да… А как же иначе?
        - Увы, это мой недостаток, который я стараюсь преодолеть.
        Министр расхохотался, и хохот его казался таким зловещим, что даже стихли крики в соседних камерах.
        - Вы не сможете этого преодолеть. Стремление к цели - часть вашей натуры. Например, у большинства людей есть воля к жизни, а у нас с вами имеется еще и воля к процветанию. Вы убедили себя в том, что это плохо? Считаете себя эгоистичной? Думаете, что доброе дело не зачтется, если вы получите от него выгоду?
        Кусочек цыпленка показался Оливии каменным.
        - У нее слишком доброе сердце, и она совсем не похожа на вас, - сказала Катя.
        Оливия была благодарна княгине за защиту, но считала, что та ошибалась.
        Голов отпил из своего бокала, и вино окрасило его верхнюю губу в кроваво-красный цвет.
        - Думаю, вы знаете, Оливия, что я прав. Но если нет, то я помогу вам это понять. Необходимое должно быть сделано. А если при этом вы тоже выиграете - тем лучше. Например, такая ситуация: вы сидите в повозке, которая направляется к обрыву. Но разве вы усомнитесь в том, что ее следует остановить на том лишь основании, что вам от этого - прямая польза?
        - Но между нами все же есть разница, Голов. - Такая же большая разница, как между ней и ее отцом. - Я не подстегну лошадь, бегущую к обрыву, чтобы потом иметь возможность ее остановить.
        - Разве? Даже для того, чтобы остальные пассажиры увидели, как вы ее остановите? - Он вытер губы салфеткой. - Даже для того, чтобы спасти свою фабрику?
        Оливия попробовала суп, решив, что ничего более твердого проглотить не сможет. Неужели это правда? Она не желала, чтобы в словах ужасного полицейского министра содержалась хотя бы крупица истины. Но слова его все же проникли ей в душу.
        «Неужели я настолько сосредоточилась на том, чтобы творить добро с помощью фабрики, что в итоге перестала быть доброй?» - спрашивала себя Оливия. Что ж, возможно, так и произошло. Ложь, к которой она прибегала, свидетельствовала именно об этом. И то, что раньше казалось неизбежным злом, теперь превратилось в низость и нечестность - Оливия не сомневалась, Клейтон посчитает именно так, когда она ему обо всем расскажет.
        А она расскажет - оставшиеся колебания исчезли.
        Но зачем же она хранила свои тайны так долго? Ведь она давно уже не трусиха… Впрочем, лучше поздно, чем никогда.
        Всю жизнь она старалась избегать последствий, которые ей не нравились. Но больше этого не будет. Настало время принять последствия, какими бы они ни были.
        Конечно, Клейтон не простит ее. Йен был слишком благороден, предложив ей сделать выбор между любимым мужчиной и фабрикой. Не существовало исхода, при котором она могла бы сохранить Клейтона. Скорее всего она лишится и фабрики, и его.
        Так что, сказав правду, она не получит никакой выгоды.
        И все же она это сделает. Люди на фабрике заслуживали уверенности в завтрашнем дне, а ее, Оливии, обман мог привести только к краху.
        Клейтон же… Ему нужна честная и откровенная женщина, не имеющая за плечами тайн и темных делишек.
        И она сделает все от нее зависящее, чтобы не причинить ему боль снова. Пусть даже потеря Клейтона сделает ее несчастной. Да-да, теперь она знала, что делать и что говорить.
        - Могу я предложить вам частицу мудрости в обмен на ту, которой вы со мной поделились?
        - Я весь нетерпение. - Голов начал с явным удовольствием что-то жевать. Он наслаждался ситуацией. Ему нравилась игра.
        - В вашем городе, министр, происходят события, которых вы не ожидали и которые не сможете объяснить. Вы будете выглядеть глупо, если не…
        - Оливия!.. - с беспокойством воскликнула Катя, но Голов жестом заставил ее замолчать.
        - Продолжайте, мисс Свифт.
        - Так вот, правдинцы все же взломали шифр. Они хотят видеть империю в руинах. Она уже разваливается. Вы можете устроить состязание с бароном и впустую обмениваться с ним угрозами, но шансы России на выживание будут намного больше, если вы не станете ему мешать. Только он может остановить повозку, не дав ей свалиться с утеса. Он - единственный!
        Прежде чем Голов успел ответить, дверь камеры отворилась и вошел Клейтон в сопровождении двух стражников. Руки его были связаны.
        Их взгляды встретились. В глазах его она увидела облегчение и еще - сожаление, тревогу и решимость. Один его взгляд выразил больше, чем могли передать слова.
        Он пришел за ней. Снова.
        Но скоро он уйдет от нее. И не станет оглядываться.
        - А вот и вы, барон. Хорошо, что вы решили к нам присоединиться, - с улыбкой произнес Голов.
        - Вы считали, что в камере Малышки я стану более сговорчив? Как вы, однако, предсказуемы. - Клейтон остановился за спиной Оливии и легонько коснулся связанными руками ее затылка.
        По телу сразу разлилось тепло. Оливия выпрямилась. Она понятия не имела, в чем заключался план Клейтона, но не сомневалась - он у него имелся.
        Голов с усмешкой кивнул:
        - Вы тоже, барон. Я знал, что вы придете, и вот вы здесь.
        - Потому что у меня есть для вас подарок. Граф Аршун.
        - Вы нашли его?
        - Если бы вы занимались поиском преступников, а не похищением невинных женщин, вам, возможно, не пришлось бы задавать такие вопросы.
        Решив, что настало время вмешаться, Оливия проговорила:
        - План революционеров вполне реален. Аршун уже дал сигналы. Завтра кто-то попытается убить царя.
        Голов явно смутился.
        - А где сейчас Аршун?
        Клейтон пожал плечами.
        - Отпустите нас, тогда скажу.
        - И это говорит человек, который находится в моей тюрьме? Вы и так все расскажете.
        - Будете нас пытать?
        Голов облизал губы.
        - Нет, только вас, барон.
        Клейтон внимательно посмотрел на свои связанные руки, потом снова взглянул на министра.
        - Похоже, вы не знаете, как мы освободили из этой камеры Малышку.
        Голов нахмурился и пробурчал:
        - Прекрасно знаю.
        Губы Клейтона растянулись в улыбке.
        - Нет, не знаете.
        Раздался грохот, и в камеру посыпались кирпичи, после чего открылась дыра в стене, в которую вполне мог пройти человек. А из облака пыли возникли Йен и Блин.
        Оливия вскочила на ноги. Неужели они обрушили кирпичную стену?!
        - Если бы вы знали, то заменили бы глину, которой мы скрепили эти кирпичи, крепким строительным раствором, - сказал Клейтон.
        - Но мы на сей раз не собираемся доставлять себе лишние хлопоты и скрывать место выхода, - добавил Йен.
        Стражники попытались вскинуть ружья, но одного из них остановил пудовый кулак Блина. У второго выбил оружие Клейтон. Выбил связанными руками. После этого Йен молниеносным движением перерезал веревки на его запястьях.
        - Не советую шевелиться. - Клейтон наставил ружье на министра полиции. - Скосив глаза на Оливию, спросил: - Катя работает на Голова?
        - Нет.
        Клейтон кивнул русскому великану, и тот, схватив Катю, взвалил ее на плечо и вышел через дыру в стене.
        Отдав ружье Йену, Клейтон подтолкнул Оливию к пролому в стене.
        - Беги, - скомандовал он.
        Оливия повиновалась и тут же споткнулась. Пол тоннеля был каменистый и неровный.
        И тотчас раздался взрыв.
        Клейтон бросился на пол и накрыл своим телом Оливию. Над ними пронеслась волна горячего воздуха с осколками.
        Оливия чувствовала на шее дыхание Клейтона. Но он не навалился на нее, а оперся на локти, чтобы ей было легче. Хотя ей очень хотелось, чтобы он не принимал подобных предосторожностей. Ей хотелось быть вдавленной в камни, чтобы навсегда запомнить его вес и жар его тела.
        Когда пыль улеглась, Клейтон помог ей подняться на ноги и отряхнуться. Затем они пошли вперед. Через некоторое время их догнал Йен, которого они пропустили вперед.
        Клейтон взял Оливию за плечи и прижал спиной к стене.
        - У тебя настоящий талант выживать в опасных ситуациях.
        Его губы были горячими и жадными. И Оливия почувствовала жгучее всепоглощающее желание. Темнота же в тоннеле была абсолютной, и она не могла видеть Клейтона, только чувствовала его. Чувствовала его запах и прикосновение колючего от короткой щетины подбородка. Она не знала, как его руки и губы будут ласкать ее в следующий момент, и не желала знать. Ей хотелось сейчас лишь одного - потеряться, забыться в этом чудесном безумии.
        И оказалось, что даже в полной темноте она легко могла дать понять Клейтону, в каком именно месте его губы нужны больше всего - на горле, плечах, груди…
        Внезапно пробудившийся голос разума говорил, что она должна остановиться.
        Но ей нужно было лишь одно последнее прикосновение перед прощанием навсегда. Ей необходимо было запомнить его губы. А также волосы, плечи…
        Тут выяснилось, что запомнить нужно слишком много и на все катастрофически не хватало времени. И конечно же, не было времени, чтобы запомнить каждый палец. Интересно, почему она никогда не обращала внимания на его уши? А ведь мочку уха так приятно слегка прикусить зубами или тронуть языком…
        Все, довольно!
        Ох, ей всегда будет мало.
        Хватит! Она не станет, как Голов, искать выгоду для себя, не заботясь о последствиях.
        То, что она делала для спасения фабрики, - все это неправильно. Но теперь-то она исправит свои ошибки.
        - Клейтон, ты…
        Она почувствовала, что его губы расплылись в улыбке.
        - Рассказать тебе о моем плане относительно фабрики?
        - Но сначала я должна рассказать…
        - Не понимаю, как вы могли заблудиться, - послышался раздраженный голос Йена. - Тоннель совершенно прямой. Ни одного ответвления.
        Клейтон, тихо выругавшись, оторвался от Оливии. Взяв ее за руку, он прошептал:
        - Больше я тебя не отпущу.


        Глава 26
        Все пятеро едва поместились в крошечной подвальной комнатушке, которую Йен сумел отыскать. Но все же Клейтон не мог приблизиться к Оливии.
        После поцелуя в тоннеле он думал, что она станет держаться рядом с ним, ожидал, что она воспылает желанием узнать его новый план, касающийся фабрики, касающийся их двоих. Оливия же занималась обработкой раны Блина.
        Но Клейтон знал, чувствовал, что она его избегала. Его мать почти всегда вела себя точно так же - даже находясь дома, была слишком занята, чтобы обратить внимание на сына. Он хорошо помнил, как бродил вокруг ее туалетного столика, стараясь казаться повыше. Думал, что, может быть, тогда она его заметит.
        Клейтон подавлял желание выгнать всех из комнатушки, привлечь Оливию к себе и целовать до тех пор, пока она не забудет обо всех и обо всем, кроме него.
        - Ты грезишь, - констатировал Йен, когда Клейтон подал ему чашу с растопленным снегом, чтобы охладить палец, обожженный при поджоге взрывчатки.
        - Ничего подобного, - буркнул Клейтон.
        - Скоро ты начнешь петь серенады ее золотистым локонам.
        Внимание Клейтона переключилось на золотистые локоны Оливии, растрепавшиеся во время побега. И он не мог отвести глаз от ее губ - она разговаривала с Блином, обрабатывая рану у него на голове. Огромный мужик раздувался от гордости, прислушиваясь к ее словам. Неудивительно, что он слепо таскался за ней повсюду.
        Клейтон стиснул зубы, сдерживая порыв подойти к ней ближе, чтобы она посмотрела и на него тоже. Проклятие, он уже давно не ребенок. Как только они останутся наедине, он спросит, почему она избегает его.
        - «Оливия с золотыми волосами, давай сбежим от Голова и порезвимся сами…» Хм… Пожалуй, это не лучшее мое произведение, - сказал Йен.
        - Заткнись.
        Йен пожал плечами.
        - Если ты хочешь, чтобы она перестала тебя избегать, прекрати хмуриться. И подумай о том, как заполучить ее. Знаешь, мы с Мэдди всегда подозревали, что ты ужасно целуешься, но…
        - Хватит! - Его голос прозвучал достаточно громко, чтобы привлечь внимание Оливии. Она взглянула на Клейтона, но потом опять обратила все свое внимание на Блина.
        Но Йен не умел молчать.
        - Кроме того, ты можешь задать себе следующий вопрос: по какой причине она избегает тебя?
        - Проклятая фабрика… - буркнул Клейтон.
        - Фабрика стоит того, чтобы потерять женщину?
        - Я ее не потеряю из-за фабрики.
        Йен закрыл рот, но его молчание длилось недолго.
        - Ты решил оставить все, как есть?
        - Нет, я просто изменил свой план.
        - Включает ли твой новый план уничтожение ее фабрики?
        - Только частично.
        - Звучит не очень обнадеживающе.
        Клейтон пожал плечами.
        - Она упряма, но знает, почему я должен так поступить.
        - А кто из вас более упрям?
        Клейтон не ответил на этот вопрос. Мог ли он вообще оставить в покое фабрику в обмен на Оливию? Он бы отказался от всего на свете, чтобы вызволить ее из тюрьмы Голова, но это…
        Оливия по-прежнему находилась в другом конце комнаты, но он, Клейтон, хотел, чтобы она была с ним рядом. И если он на ней женится, то всегда будет держать рядом с собой. Это решение показалось ему таким же естественным, как дыхание. Правда, оно сейчас почему-то стало неровным, прерывистым…
        - Клейтон, смотри! Катя!..
        Отчаянный вопль Оливии привел его в чувство, и он успел подхватить княгиню, уже начавшую оседать на пол; ее лицо было бледным, а глаза - безжизненными.
        Все еще было неясно, как много известно Кате. Клейтон же знал, что она революционерка; Оливия рассказала ему об этом, как только они сели в сани. Он начал было задавать вопросы, но Оливия остановила его выразительным взглядом. Но теперь уже откладывать допрос было невозможно.
        Клейтон в точности не знал, что сделал Голов, и потому старался быть максимально осторожным. Он прислонил княгиню к стене, продолжая ее поддерживать, и положил ей руку на плечо.
        - Катя! Ты меня слышишь?!
        Она вздрогнула и высвободилась из его рук.
        - Кто он?
        - О ком ты говоришь?
        Она сжала кулаки.
        - Мой муж. Кто он?
        Клейтон вопросительно взглянул на Оливию.
        - Голов сказал, что Сергей, которого она знала, не был настоящим Сергеем.
        «Так вот что привело ее в такое состояние…» - подумал Клейтон. Он вспомнил, как Катя однажды помогла жителям небольшой деревни в Южной Сибири отбить нападение мародеров. При этом в распоряжении оборонявшихся были только сельскохозяйственные орудия, горящий коровий навоз и пистолет. Деревенька впоследствии была названа ее именем.
        Невольно вздохнув - черт, может быть, ему действительно пора начать сочинять стихи, - Клейтон пробормотал:
        - Я ничего об этом не знал. - Однако теперь он понял, почему министерство иностранных дел проявляло такую настойчивость и поспешность при организации вывоза Сергея из России, когда ситуация тут осложнилась.
        - А я знал, - сказал Йен. Он вытащил палец из чашки с водой и потрогал волдырь на нем.
        - Что?! - одновременно воскликнули Клейтон, Катя и Оливия.
        - Использовать самозванца - это была моя идея.
        - Так кто же он? - спросила Катя.
        - Понятия не имею. - Йен пожал плечами. - Я только подал Глейвзу блестящую идею, подсказал, как приблизить одного из наших агентов к человеку, который никому не доверял. Подробности же мне неизвестны.
        Интересно, с каких пор Йен начал давать советы министерству иностранных дел?
        Катя опустилась на пол и уткнулась лицом в колени.
        Оливия подошла к ней - само воплощение сочувствия.
        - Ты, Клейтон, говорил, что знаешь, где он, - пробормотала Катя.
        - Да, знаю. В небольшом городке Ланфир - это на южном побережье Уэльса.
        Глаза Кати сверкнули. Создавалось впечатление, что правда дала ей силы жить дальше.
        - А теперь задавайте свои вопросы о Васине, - пробурчала она.
        - Кто остальные ваши агенты? - тут же спросила Оливия.
        - Один из них, насколько мне известно, - служка у митрополита Станислава.
        Клейтон кивнул:
        - Да, все указывает на это.
        - Митрополита решено было опозорить. А что сделали с этими девушками… - Катя тяжело вздохнула. - Суть плана заключалась в том, чтобы покрыть позором все правящие силы России. Церковь. Царскую семью. Армию. А к тому времени, как на сцену выйдет последний агент… - Катя ненадолго закрыла глаза и сделала паузу. - В общем, царская семья будет убита, и не останется явного претендента на власть. Это место рассчитывал занять Васин, чтобы воплотить в жизнь свои идеи равенства и демократии. Но теперь не будет ничего, кроме хаоса.
        Клейтон не привык терпеть поражения, тем более - от покойника. «Трио» однажды перехитрило Васина, сделает это и сейчас. Только теперь у них вместо Мэдлин - Оливия. И Клейтон был уверен, что у них все получится.
        Катя тяжело вздохнула и вновь заговорила:
        - Я не знаю, кого Васин внедрил, чтобы убить императора, но это должен быть человек, в чьей преданности никто не сомневается. Кто-то из самого ближайшего окружения царя - тот, кого невозможно связать с Васиным.
        Оливия нахмурилась:
        - А кто должен был подавать сигналы?
        Катя не успела ответить, так как Клейтон тут же сказал:
        - Мы не знаем, кто он такой, но нам известно, что он должен делать. Помните последнюю строчку зашифрованной записки? «Тогда вы узнаете, что пора зажечь в России огонь свободы». Записка, должно быть, адресована именно этому агенту.
        Йен, стоявший у старого дощатого стола, размахивал рукой с обожженным пальцем, как будто дирижировал оркестром.
        - Этот человек решил устроить собственную революцию! - заявил он.
        - Но зачем тогда нужен Аршун? - спросила Катя.
        - И почему бы не выбрать того, кто сможет впоследствии стать хорошим лидером? - добавила Оливия.
        - Потому что Аршун не должен был править. Его роль - взять на себя вину.
        - Кто-нибудь из вас заметил, что еще не было никаких скандалов, связанных с военными? - спросил Йен. - Церковь - да, царская семья - почти, а армия - нет. Потому что армия - самая могущественная сила в России. Васин не мог планировать приход к власти в обход армии. И в записке говорилось о трех агентах, которые должны были что-то сделать.
        - Может быть, один из агентов передумал - как и Катя? - спросила Оливия.
        - Или не заметил знака, - подхватила княгиня. - Нам не сообщили, когда мы будем действовать. Я, например, не знала, когда начнет действовать план Васина. Получается, что я должна была всегда пребывать в готовности. Честно говоря, после смерти Васина я перестала искать знак. И опять вспомнила про него только тогда, когда появились вы со своими разговорами о революционерах.
        Возможно, третий агент действительно не заметил знака или все еще выжидал, но Клейтон подозревал, что последний агент будет более внимательным.
        - Интересно, как такой проныра, как Аршун, заставил героя войны - полковника Павла Голова - стать его сторонником? Оливия, ты говорила, что в том доме, где тебя держали, с графом был полковник и еще два молодых человека? - спросил Клейтон.
        Оливия кивнула.
        - А вчера, когда мы нашли Аршуна, все революционеры в доме были молодыми людьми примерно такого же возраста, как граф. Вероятно, они его университетские приятели.
        - Интересный факт, - заметил Йен. - А знаете, когда полковник стал героем войны? Вовсе не после кровопролитного сражения, как можно было бы ожидать, а несколькими месяцами позже. Его солдаты пришли к царю и поведали о беспримерном и неслыханном героизме нашего полковника. Удивительная скромность для такой напыщенной задницы, вы не находите?
        Оливия в глубокой задумчивости пробурчала:
        - Предположим, этот агент - полковник. Но что он задумал?
        Клейтон побарабанил пальцами по столу.
        - Он не сможет перестрелять всю царскую семью. Остановят. И все будут знать, что виновник - именно он. Значит, к власти он не придет. Должен быть другой способ. Бомба. Совсем маленькая. Замедленного действия.
        - Как та, что они испытали на нас? - спросила Оливия.
        Клейтон несколько секунд молчал, потом утвердительно кивнул:
        - В точности такая же.
        Йен достал из кармана темную булочку и разломил ее на пять кусков. Самый большой он, естественно, оставил себе. Прожевав, спросил:
        - Каковы шансы, что у революционеров в Санкт-Петербурге есть опытные взрывники?
        - Очень небольшие, но есть.
        - Тогда где же мы будем искать подпольного изготовителя дьявольских устройств?
        - Поищу в доме Кати, - заявил Клейтон.


        Глава 27
        Оливия не могла понять, с какой стати Клейтон решил, что пойдет один.
        - Ведь правдинцы все еще охотятся за тобой. Да и Голов узнает, что ты там. Узнает через несколько минут после твоего появления. Я иду с тобой.
        - Нет, не идешь, - буркнул Клейтон.
        Йен вздохнул.
        - Похоже, ты так ничему и не научился, друг мой. А ведь много лет работал бок о бок с Мэдлин. Или ты берешь ее с собой, или она отправится самостоятельно, что будет во много раз опаснее.
        Катя тоже выразила недовольство.
        - Если последний агент знает, кто я, мне следует находиться на месте. Тогда не слишком велика вероятность, что он начнет импровизировать.
        Блин стал в дверях. Его плечи были такими широкими, что едва помещались в дверной проем.
        - Я тоже пойду, чтобы защитить женщин, - заявил великан.
        Йен трагически вздохнул и надел шапку.
        - Похоже, что тогда и я иду с вами. Но кучером станет кто-то другой. Мне необходимо немного соснуть.
        Когда они подъехали к дому княгини, уже стемнело.
        Катя и Блин вошли в парадную дверь, а Клейтон, Оливия и Йен проникли в дом через окно. Руки Клейтона задержались на талии Оливии, когда он подсаживал ее, и его губы на долю секунды коснулись нежной шеи.
        Катя приказала слугам не беспокоить ее до утра, и вся компания украдкой проскользнула в покои хозяйки, так что никто из шпионов, находившихся в доме, ничего не знал о ее гостях.
        Вскоре Катя и Оливия расположились в спальне. Они сидели рядом на кровати и молча смотрели на дверь гардеробной. Оливия только недавно вспомнила, что горничная Ирина назвала революционера, давшего ей бомбу. Но Клейтон никогда ничего не забывал. И теперь женщины ждали, а мужчины допрашивали Катиного грума Барндика.
        Время шло. Вскоре Оливия сняла платок и перчатки; когда же в комнате стало достаточно тепло, сняла и тулуп.
        Из гардеробной доносились негромкие голоса.
        Катя резко сдернула с пальца массивный перстень с рубином, потом надела его. Она сильно нервничала.
        - Не думаю, что ему причиняют боль, - нарушила молчание Оливия.
        По крайней мере криков слышно не было. Оливия так и не смогла догадаться, какими методами пользовался Йен.
        Катя моргнула и недоуменно уставилась на дверь - словно никогда раньше ее не замечала. Стало ясно, что она думала вовсе не о том, что происходило в гардеробной.
        - Что ты собираешься делать с Сергеем? - спросила Оливия, вполне обоснованно предположив, что Катя думала именно о нем.
        Катя опять сняла перстень и положила на колени.
        - Поеду к нему.
        - А когда найдешь?
        - Получу ответы на свои вопросы. А что ты собираешься делать с Клейтоном?
        На этот раз Оливия не колебалась.
        - Я скажу ему всю правду. - «И мы расстанемся», - добавила она мысленно.
        Нет, они не расстанутся! Ей надоел фатализм. Да, она трудилась не покладая рук, чтобы спасти фабрику, но все это было для нее не так важно, как Клейтон. И вообще, ей надоело принимать решения, а потом со страхом ждать последствий. В ее жизни - не единственный выбор. Их дюжины. Сотни. Миллионы.
        И она заставит Клейтона простить ее.
        Возможно, Клейтон отвернется от нее, когда она признается во всем, но она обязательно его вернет. Она, конечно, не заслуживает его, но она его любит, поэтому не отступит.
        Тут дверь гардеробной открылась.
        Барндик был привязан к стулу, а его физиономия казалась пепельно-серой. Но никаких следов побоев не было заметно.
        Йен сверлил его глазами.
        - Ты что, не мог продержаться дольше? Надо поговорить с твоими начальниками относительно твоей подготовки. На мой взгляд, она совершенно неудовлетворительная.
        - Мы знаем имя, - сказал женщинам Клейтон.
        - Кто? - с тревогой в голосе спросила Катя.
        - Часовщик на Невском проспекте. Это всего в нескольких кварталах отсюда.
        Оливия встала и начала одеваться, но Клейтон ее остановил.
        - Мы выходим утром.
        - Но…
        - Мы знаем, где он работает, но не знаем, где он живет. До утра мы не сможем его найти.
        - Значит, будем просто ждать?
        Йен широко зевнул и пробормотал:
        - И еще - спать. Не надо забывать о сне. Мы будем лежать на кровати с закрытыми глазами - напоминаю на случай, если вы забыли, что такое сон.
        - Что будет с моим грумом? - спросила Катя.
        - Он останется связанным, - сказал Клейтон, покосившись на слугу с откровенной неприязнью. - Ты говорила, что доверяешь некоторым слугам?
        Катя кивнула.
        - Отошли всех остальных. Скажи, что Барндик заболел чем-то очень заразным.
        За окном было уже совсем темно.
        - Отослать прямо сейчас?
        - Еще не совсем поздно. Пусть идут в гостиницу.
        Через несколько минут в доме началась суматоха, но в конце концов особняк опустел. Остались только экономка, два лакея и Блин.
        - У Голова возникнут подозрения, - заметила Катя.
        - Но зато сегодня ночью нам никто не перережет глотки. После того как Йен проверит окна, двери и весь дом.
        Йен кивнул и тотчас исчез.
        Катя болезненно поморщилась.
        - Я отказываюсь спать в комнате, за дверью которой находится связанный человек. Пойду поищу себе другую кровать.
        Оливия подняла глаза на Клейтона.
        - Что теперь?
        Напряжение в его взгляде передалось ей. Он буквально пожирал ее глазами.
        - Может быть, мы проберемся в кладовую и, наконец, как следует наедимся? Пока Йен занят, он не успеет рассовать все припасы по своим бездонным карманам.
        Оливия молча кивнула. Им было о чем поговорить наедине. Время пришло.


        Глава 28
        Когда они вошли в кухню, там находился только Блин, стоявший у стола спиной к ним. Неожиданно он покачнулся. Оливия метнулась к нему и поддержала. Великан был мертвенно бледен, а его губы стали серыми. Должно быть, сказалась большая потеря крови.
        - Что ты здесь делаешь? Тебе надо отдыхать, - сказала Оливия.
        Блин покачал головой:
        - Нет, нужно замесить тесто к завтрашнему обеду. - Его огромные лапищи были в муке.
        - Ты должен лечь.
        - Мне хорошо только в кухне. А вот тебя защитить я не смог. Не смог остановить Голова. Да и Николая я тоже должен был остановить. - Он с размаху впечатал в тесто массивный кулак. Стол жалобно заскрипел. - Прости, что я не остановил их. Я не лучше, чем Николай, правда?
        У Оливии пересохло в горле.
        - Ты лучше, - ласково сказала она, - намного лучше. Ты очень хороший человек.
        - Я похитил тебя.
        - Я тебя за все простила еще на корабле.
        - Как ты думаешь, княгиня позволит мне остаться?
        - Да. - Уж об этом-то она, Оливия, лично позаботится. - Скажи, а где ты спишь?
        - Мне положили тюфяк на чердаке.
        Блин снова покачнулся. «До чердака еще добраться надо, - подумала Оливия. - К тому же там холодно». С помощью Клейтона она отвела великана в одну из гостевых спален, где они сняли с кровати богатое голландское покрывало.
        Блин опустился на кровать и блаженно застонал.
        - Никогда раньше не спал на матрасе. Надо будет рассказать об этом бабушке. Вот только не знаю, рассказывать ли ей, что я тебя похитил.
        - Может быть, ты вместо этого расскажешь ей, как спас меня?
        К тому времени как Клейтон развел огонь в печи, Блин уже сладко спал. Они тихо вышли, и Клейтон развел огонь и в двух соседних комнатах. Покончив с этим, он привлек к себе Оливию и сказал:
        - Хватит ждать. Давай раздобудем еды, и я тебе расскажу о своем плане.

        На этот раз кухня была пуста, и они без помех прошли через нее в кладовую. Приподняв марлю, Клейтон обнаружил под ней полбуханки хлеба. Подумать только, свежего! Он отломил большой ломоть и протянул Оливии. Она с благодарностью улыбнулась и откусила от ломтя.
        Клейтон взглянул на полку с кувшинами.
        - Однажды в Брюсселе Йен пришел к нам в полном восторге, поскольку обнаружил склад продовольствия.
        Смахнув крошки с губ, Оливия снова улыбнулась.
        - Я заметила, что во многих ваших историях речь идет о еде.
        - Это, вероятно, потому, что ее у нас никогда не было много. К несчастью, когда мы забрались в тот склад, оказалось, что все эти аппетитные вишни, персики и ананасы - восковые. То были украшения для дамских шляпок.
        Оливия засмеялась. Смех ее эхом отразился от начищенных медных сковородок, висевших на стенах. Она в испуге зажала рот ладонью, но тут же подумала: «Все слуги сейчас на чердаке. Внизу нет никого, кроме нас и Йена. И даже хорошо, если Йен услышит, где мы. Тогда он будет держаться в стороне».
        - Через неделю Мэдлин подарила ему шляпку, украшенную фруктами. Кажется, он ее несколько раз надевал, - добавил Клейтон.
        - Это была мужская шляпа?
        - О нет. Из Йена иногда получается очень симпатичная женщина. Хотя, конечно, найти на него платье проблематично.
        Теперь Оливия расхохоталась громко и весело и едва не выронила хлеб. Успокоившись, спросила:
        - Ты бы хотел, чтобы она была сейчас здесь вместо меня? Я имею в виду Мэдлин.
        Клейтон замер. Мэдлин была его постоянной напарницей, и он всегда заботился о ней. Но хотел бы он, чтобы она была с ним сейчас, чтобы он обсуждал с ней, а не с Оливией, какую еду взять с собой для позднего ужина? Нет, конечно же, нет.
        - Не хотел бы.
        - А вообще в этой… поездке?
        Ему совсем не понравилась неуверенность в ее голосе. Оливия должна была понять, что Мэдлин - ей не соперница. Он заботится о безопасности Мэдлин. Но любит Оливию.
        - Так рассказать тебе о моем плане относительно фабрики? - Клейтон выбрал кувшин, снял его с полки, открыл и обнаружил в нем что-то густое и темное. Понюхав, расплылся в улыбке. - Джем!
        Глаза Оливии округлились.
        - Бери!
        Он не сомневался, что ей это понравится. Ведь она известная сладкоежка.
        Оливия обмакнула палец в кувшин и слизнула джем. Затем облизнула губы кончиком языка, и это выглядело обворожительно.
        - О, черника! Ничего не может быть лучше.
        Клейтон не сомневался: Оливия не намеренно его провоцировала. Она действительно наслаждалась любимым лакомством. Но тело Клейтона отреагировало соответствующим образом. По крайней мере - некоторые его части.
        Что ж, у него больше не было причин сопротивляться влечению. Он принял решение насчет фабрики. И собирался жениться на Оливии.
        Он поймал ее руку раньше, чем она успела вытереть ее о юбку, осторожно поднес к губам и осторожно взял липкие пальчики, еще сохранившие сладость ягод.
        Оливия судорожно вздохнула и закрыла глаза. А Клейтон почти тут же отпустил ее руку. Да, он хотел заняться с ней любовью, но это должно было произойти в постели, в комнате, освещенной мерцающими свечами. Кровать будет застелена мягкими шелковыми простынями, а вокруг на много миль не будет никого, и никто не помешает им предаться безумной страсти.
        И еще. Предложение он ей сделает на закате, когда солнце окрасит в розовый цвет верхушки скал…
        А пока что он изложит Оливии свой план относительно фабрики. И расскажет о своих чувствах.
        Клейтон поставил кувшин на стол и проговорил:
        - Я плохо обращался с тобой во время этой поездки. Думаю, слова «хладнокровный ублюдок» ко мне вполне применимы. - Клейтон сделал паузу. Проклятие, она дрожит, как пьяный новобранец! - Но ты напомнила мне, что я не всегда был таким. Ты все время провоцировала меня, и в конце концов я был вынужден взглянуть на тебя иначе. Я понял…
        Ладошка Оливии зажала ему рот. Ее рука дрожала.
        - Больше не надо. Пожалуйста…
        Он повернул голову так, чтобы все-таки заговорить - сказать самое главное. Она любила его и говорила уже об этом раньше. Но вероятно, ей нужно больше времени, чтобы решиться повторить эти слова. А он должен ублажать ее нежными словами и подарками, а не бомбами и украденным джемом.
        - Оливия, я люблю тебя.
        Теперь она зажала свой рот - и не ладонью, а кулаком. Всхлипнув, проговорила:
        - Когда мой отец в тот день вернулся из суда, он сказал, что тебя повесили. Это известие потрясло меня. Я сказала, что не хочу больше жить, и ушла в свою комнату. На следующий день я не вышла к завтраку, и он явился, чтобы вытащить меня из постели. Я отказалась вставать, и он потерял над собой контроль. Я ведь никогда раньше не проявляла своеволия. Я была его собачкой, которую он с гордостью демонстрировал друзьям. «Возможно, ты ничем не лучше шлюхи, но черт меня подери, если я позволю, чтобы кто-нибудь об этом узнал», - так говорил отец.
        Клейтон погладил Оливию по щеке и вытер слезинки. Но она отпрянула и уперлась спиной в полки с глиняными кувшинами.
        - Отец схватил меня за руку, чтобы поднять с постели, но неожиданно его лицо стало вялым, глаза - бессмысленными, и он упал на пол. Доктора сказали, что у него апоплексический удар.
        Тяжко вздохнув, Клейтон пробормотал:
        - Это не твоя вина.
        - Он так и не поправился, - добавила она твердым голосом и посмотрела ему прямо в глаза.
        - Постой… Что ты сказала? - Господи, что еще она скрывает?
        - Несмотря на все обещания докторов, его не вылечили. К нему не вернулась способность говорить и двигаться. Он может дышать и глотать. Это все.
        - Где он?
        - В моем доме у фабрики.
        - Но я был там в ночь похищения. Служанка сказала, что ни его, ни других слуг нет дома.
        - Я приказала лгать относительно его состояния. А других слуг, кроме тех, кого ты видел, в доме нет. Я приказала лгать и об этом тоже.
        Клейтон попятился. Ему казалось, он не может вздохнуть. Откровения Оливии потрясли его, ошеломили. Конечно, ему было наплевать на ее отца. Старика, оказывается, постигла кара и без его, Клейтона, участия. Но если так, то выходит, что Оливия…
        - А как же фабрика?… - пробормотал он, пытаясь скрыть свои истинные чувства - отчаяние и тоску.
        - Я сказала всем, что отец поправился настолько, чтобы отдавать приказы. Но всем занималась сама. Мой отец не имел ничего общего с восстановлением фабрики.
        - А как же Английский банк? - Только из-за этого Клейтон ввязался во все это. Чтобы Англия опять не оказалась обманутой.
        Он и подумать не мог, что за всем стоит одна Оливия.
        - Я наняла человека, который сыграл роль отца, когда приехали представители банка. - Она обхватила плечи руками, словно пыталась согреться.
        - Значит, опять махинации и ложь?
        - Да, ты прав. Я сказала себе, что должна сделать все для спасения фабрики. Думала, спасение фабрики, то есть помощь людям, перевесит ложь, к которой я была вынуждена прибегать. Не перевесила. Мне очень жаль… - Она глубоко вздохнула.
        Острая боль пронзила грудь Клейтона. Он оказался глупцом. Он любил Оливию и убедил себя в том, что сможет принять ее тайны. Но не смог. Потому что его мать произносила те же слова. А отец ее слушал. «Мне очень жаль, - говорила мать. - Я тогда оставила тебя, чтобы переспать с булочником. А тот бродячий актер для меня вообще ничего не значил».
        Клейтон ненавидел отца за то, что тот снова и снова принимал ее, а себя ненавидел за то, что верил матери.
        И теперь он ничем не лучше. Он хотел закрыть глаза на все, чтобы получить еще один шанс с Оливией.
        Да, конечно, Оливия не такая, как его мать, - это ему известно. Вероятно, она на самом деле намеревалась помочь людям. Но эта боль была слишком знакомой… Боль, которую он отказывался выносить снова.
        - Почему бы не продать фабрику? Зачем постоянный обман?
        - Наш поверенный знает отца. Я бы не смогла его обмануть с помощью актера. И фабрика, и дом записаны на отца. Я не могу их продать, пока отец жив. Мне просто придется отказаться от фабрики. Бросить ее.
        Именно эти слова ему хотелось услышать. Но теперь они ничего не значили.
        Да, возможно, Оливия откажется от фабрики, но сколько времени пройдет до следующего предательства?
        Клейтон хотел закрыть глаза на то, что она когда-то выдала его отцу. Он был готов жениться на ней, но она… Все это время она таила от него нагроможденье лжи. Выходит, он ошибался, считая, что сможет ее простить.
        А если бы простил? Ох, это сделало бы его слабым.
        - Какую еще ложь ты приберегла для меня? Какими еще махинациями занималась? - Клейтон тяжело дышал, кровь шумела в ушах так сильно, что он почти ничего не слышал.
        - И еще я…
        Проклятие! Значит, есть что-то еще! Последние искры надежды быстро гасли.
        - Деньги, которые я использовала для покупки оборудования для фабрики. - Она прижала ладони к щекам. - Я нашла их в вещах отца. Все они были в пятидесятифунтовых банкнотах. Новые. Не бывшие в обращении.
        - Те, которые он напечатал нелегально?
        - Я… не знаю. Возможно, и так.
        Прекрасно. Именно этого ему и не хватало. Лишнего доказательства, что не надо быть идиотом и открывать ей свое сердце.
        Теперь Оливия рыдала, крепко стиснув губы.
        «Но зачем она тебе все это рассказывает?» - спрашивал себя Клейтон.
        Возможно, будь он другим человеком - не стал бы придавать значения этим откровениям. Но между ними и так лежало прошлое. И теперь этого прошлого стало слишком много. По крайней мере - для него.
        Он отдернул руку, которую уже начал поднимать к ней, и вышел.


        Глава 29
        - Ты и в самом деле хладнокровный и бессердечный ублюдок.
        Клейтон не повернулся от окна.
        - Заткнись, Йен. - От его дыхания стекло запотело и казалось белым. Если за домом наблюдали с улицы, то легко могли определить, что в комнате есть люди. Но Клейтон не мог заставить себя думать об этом. Он вцепился пальцами в подоконник, словно желал проткнуть ими дерево. Днем снега не было, и потому старый, лежавший вокруг, казался истоптанным и грязным.
        - Нет, подожди. Ты же сам хотел узнать все ее тайны…
        - Йен, я сказал, замолчи.
        - Она рыдает в пустой комнате - это я говорю на случай, если ты предпочитаешь ничего вокруг не слышать. Она плачет в подушку, чтобы приглушить звук. Очень деликатно.
        Клейтон резко повернулся. Друг стоял прямо у него за спиной.
        - Убирайся.
        Глаза Йена гневно сверкали - такое Клейтон видел разве что несколько раз за все время их общения.
        - Она тебя любит.
        - И поэтому я должен закрыть глаза на ее ложь? На то, что она постоянно обманывает всех вокруг и делает из меня дурака?
        - Мы с тобой тоже постоянно лгали. Почему же ты обвиняешь ее?
        Клейтон несколько секунд молча сжимал и разжимал кулак. Правая рука сильно болела, но эта боль почему-то приносила облегчение.
        - Я не обвиняю. Но не могу закрыть на это глаза. Как она могла ожидать, что я прощу такое нагроможденье лжи?
        - Нам свойственно прощать тех, кого мы любим.
        - Я был готов забыть, что она выдала меня отцу десять лет назад. Я закрыл глаза на ее предательство.
        - Закрыл глаза? Как благородно! И до каких пор ты их не открывал? До ее следующей ошибки? Ты все еще защищаешь самого себя.
        - Имею право.
        - Почему она рассказала тебе о своих обманах?
        - О, это тонкий расчет. Она была уверена, что я, как и мой отец, слишком слаб, чтобы воспользоваться ее откровениями. - Уже произнося эти слова, Клейтон понял, что в них нет смысла. Но ничего другого он придумать не мог.
        - А может, потому, что она тебя любит и не хочет, чтобы между вами стоял обман?
        «Я люблю тебя слишком сильно и не могу заняться с тобой любовью, пока многое скрываю от тебя», - кажется, так она сказала.
        Вместо ответа Клейтон замахнулся на друга. Они слишком долго тренировались вместе, и он точно знал, что сделает Йен. Тот блокировал удар, а Клейтон выполнил захват и свалил его на пол. Но, падая, хитрюга нанес удар ногой, и Клейтон, рухнув на спину с ним рядом, задохнулся от полученного удара и ярости.
        - Если я прощу однажды, то как могу быть уверен, что не придется делать это снова и снова? - проворчал он.
        - А ты и не должен быть уверен. Если любишь, прощаешь снова и снова. Любовь жестока. Ты влюбляешься в несовершенного человека. Ты и сам такой же, хотя считаешь себя воплощением совершенства.
        Клейтон вздрогнул. Потом он встал и протянул другу руку.
        Йен ее принял. И тихо сказал:
        - Я сейчас попытаюсь выяснить что-нибудь о нашем часовщике до утренней встречи. Возможно, возьму с собой Оливию, чтобы она не выплакала из себя всю влагу и не стала похожей на сушеный чернослив.
        Клейтон понимал, на какую реакцию рассчитывал друг, но промолчал.
        Йен остановился у двери.
        - Подумай, что ты потеряешь, если простишь ее.
        Клейтон тяжело опустился на кровать. Действительно, что он потеряет?
        Ничего. Или все.
        Он больше жизни любил Оливию, когда они были совсем молоды. Найдя доказательства того, что ее отец мошенничал, он, ни минуты не колеблясь, пошел к ней. Ему надо было предупредить ее и - по возможности - избавить от боли. Он ни в чем ее не заподозрил до той самой секунды, когда в его дверь вошел констебль.
        Увидев ее отца в зале суда, он попросил разрешения поговорить с Оливией. Мистер Свифт рассмеялся: «Не будь идиотом, мальчик. Именно она тебя сдала». Клейтон больше не сказал ни слова. Ему было стыдно. Ведь он и в тот момент сделал бы все, чтобы вернуться… приползти к Оливии, несмотря на то что она сделала.
        Он поклялся, что больше никогда не покажет свою уязвимость. Что больше никогда не будет уязвимым.
        Клейтон закрыл лицо руками. Он всегда знал, что от второго шанса добра не бывает. Нельзя войти в одну и ту же реку дважды.
        «Мой отец был счастлив», - внезапно промелькнуло у него.
        Клейтон медленно поднял голову. Несмотря на деньги, которые ему никогда не возвращали, несмотря на жену, которая бросала его и даже не считала нужным перебраться в другой город с очередным любовником, он действительно был счастлив.
        Клейтону было неловко за отца, но сам отец никогда не испытывал неловкости.
        Чего лишался отец, прощая жену? Разве что годов боли и злости.
        Был ли отец слишком слаб? Да, возможно. Но таким его сделало вовсе не умение прощать.
        Когда Оливия успокаивала Блина, у него, Клейтона, сердце защемило от гордости ее силой и решимостью. Она простила человека, который ее похитил. И в этом не было слабости.
        Клейтон вернулся к окну. Во рту пересохло, горло стиснул спазм.
        Умение прощать не сделало Оливию слабее. Напротив, сделало ее еще сильнее.
        Клейтон выругался. Неужели он был так чертовски слеп? Неудивительно, что отец лишь качал головой, когда он, Клейтон, кипятился, до глубины души возмущенный его поведением. Лучше бы отец тогда его ударил.
        Что он потеряет, если простит Оливию?
        Только злость и горечь.
        И он потеряет все остальное, если не простит ее, если не сможет простить.
        Эта мысль нанесла ему удар эффективнее, чем французский штык.
        Но разве он сумеет простить? Этому его никто и никогда не учил.
        Он тщательно просмотрел и изучил все осколки предательства Оливии, которые так тщательно хранил, холил и лелеял в душе, и с изумлением обнаружил, что все они тонкие и хрупкие. Их так легко было выбросить…
        Теперь-то Клейтон понимал, что своими действиями Оливия никогда не желала причинить ему вред - даже не думала об этом.
        Да, Оливия несовершенна, но ведь и он тоже. Да и что такое совершенство, зачем оно ему? Нет, он не хочет, чтобы Оливия была совершенной. Он любит ее упрямство. Ему нравится, как она поддразнивает его, нравятся ее шутки, смех.
        Теперь, когда первый шок прошел, шпионская часть его существа даже восхищалась ее действиями. Оказалось, что в глубине души он был рад тому, что Оливия изменилась - стала сильной, храброй, умной.
        А сейчас она лежит и плачет в подушку. Женщина, которая не побоялась оказаться лицом к лицу с убийцей, чтобы спасти его, Клейтона, жизнь. Которая посвятила свою жизнь спасению людей в родном городке. Которая хотела, чтобы он знал о ней всю правду.
        Да, он простил ее и в тот же миг почувствовал себя утопающим, которому в последний момент удалось вдохнуть живительный глоток воздуха.
        Как странно… Он простил ее, но конец света не наступил, - напротив, он почувствовал себя лучше. И стал гораздо сильнее, чем прежде.
        Почему же он так долго сопротивлялся такому простому и очевидному решению? Ведь он любит Оливию, и это самое главное. Все остальное не имело значения.
        Ей потребовалась недюжинная смелость, чтобы во всем ему признаться. А способен ли он сам на подобный подвиг?
        Клейтон с такой стремительностью ринулся к двери, что едва не упал - одна нога зацепилась о другую. Оливия больше не прольет из-за него ни слезинки.
        Он надеялся, что Оливия сумеет простить его - даже несмотря на все те жестокие слова и колкости, которые он ей наговорил.
        Остановившись у двери ее спальни, Клейтон прислушался. Конечно же, она его простит. Простила же Блина. Но с другой стороны, Блин не разбивал ей сердце.
        Из-за двери не доносилось ни звука. Может быть, она заснула?
        Клейтон распахнул дверь и уставился на пустую кровать.
        Он убьет Йена.
        Если, конечно, бомба не убьет их раньше.


        Глава 30
        Йен возился у окна с тонкой металлической проволочкой.
        - Многие люди считают, что быть всезнающим - это дар. Но на самом деле это тяжкий труд. - У Йена была способность говорить очень тихо, но так, что собеседник все слышал.
        Несмотря на необходимость соблюдать тишину, Йен все время говорил, по крайней мере после того, как взял ее с собой. Оливия понимала, что он отвлекал ее от тяжких раздумий, и была ему за это безмерно благодарна. Особенно после того, как Йен научил ее ругать Клейтона на семнадцати языках.
        Увы, она его потеряла. И знала, что так случится. Но она и представить себе не могла, что будет так больно. Что каждый вздох будет отдаваться болью во всем теле.
        Оливия много раз проигрывала эту ситуацию мысленно. Но реакция Клейтона оставалась неизменной независимо от выбранных ею слов.
        Она все сделала правильно, но как убедить в этом Клейтона?
        Уличные фонари светили очень слабо. Впрочем, их свет все равно не мог сделать ничего - разве что отразиться от толстого слоя льда, покрывшего стекло. К счастью, у Йена был собственный фонарь - странное устройство, из которого свет пробивался сквозь единственную прорезь сбоку.
        - Ну вот и все, - сообщил он, открыв окно. И тут же подсадил Оливию, а потом и сам последовал за ней.
        Первым делом Йен поднял заслонку с одной стороны фонаря, и в комнате стало светлее. Они находились в мастерской. Оливии сразу же бросились в глаза свисающие с полки гири на тонких позолоченных цепочках. На полке стояли бухгалтерские книги. Вдоль одной из стен были установлены ряды ящиков - на каждом имелся номер. Оливия открыла один - там оказались маленькие зубчатые колесики. В следующем были такие же колесики, только чуть большего размера.
        - Что мы здесь ищем?
        - Любое доказательство того, что он делает бомбы. Черный порох. Взрыватели. Запальные шнуры. Или информацию о нем лично. Пусть даже крохи.
        - Значит, именно так ты заработал репутацию всезнайки?
        - Но было чертовски трудно.
        Оливия внимательно осматривала ящики. Вот винты, вот пружинки… И все было аккуратно рассортировано по размерам.
        - Что-нибудь нашли?
        Оливия вздрогнула от неожиданности и резко обернулась на голос Клейтона - тот совершенно бесшумно влез в окно.
        Йен взглянул на громко тикающие часы и скорчил гримасу.
        - Тебе потребовалось сорок две минуты на то, чтобы разобраться, где у тебя голова, а где задница. Не думал, что ты так медлителен.
        - Иди посмотри, что в других комнатах, - проворчал в ответ Клейтон.
        Йен фыркнул и исчез - словно растворился в воздухе. Действительно - Дух.
        Клейтон набрал в грудь побольше воздуха.
        - Оливия, я…
        - Йен обыскивал все настенные часы. - Она не была готова к разговору с ним. Пусть лучше помолчит. Сначала ей необходимо умерить… расстаться с надеждой на то, что он явился не просто отругать ее за отлучку с Йеном.
        Но Клейтон предпочел не понять намека. Он подошел к ней и накрыл ладонью ее руку, все еще лежавшую на одном из ящиков.
        - Оливия, прости, что я так отреагировал.
        - Я откажусь от фабрики, потому что это правильно, и я… Подожди… Что ты сказал?
        - Мне очень жаль. - Он поморщился. - Я боялся, что если прощу тебя, то покажу мою слабость и позволю тебе использовать меня в своих интересах. Ты доверилась мне, сказала правду, а я оказался недостойным твоего доверия. Теперь ты меня прости.
        Оливия молчала. Ей очень хотелось верить в их с Клейтоном общее будущее, но ведь могло статься, что это будущее продлится только до ее следующей ошибки. А этого ей не пережить…
        - Как я могу быть уверена, что ты не отвернешься от меня, когда я в следующий раз сделаю что-то не так? Могу поклясться, что я никогда намеренно не причиняла тебе зла и впредь этого не сделаю. Но я ошибалась и буду ошибаться. Вероятнее всего - очень часто.
        - И я тоже. Сегодняшняя ночь - наглядный тому пример. Видишь ли, чтобы научиться не быть бессердечным ублюдком, мне потребуется время. И я пойму, если ты не захочешь ждать. Но ты заставила меня вспомнить, чего мне не хватает в жизни, и я… - Он закрыл глаза. Его красивое лицо на мгновение исказила гримаса боли. - И я уже не могу вернуться к пустоте, в которой жил, хотя она и стала для меня привычной. Могу только поклясться, что научусь и прощать, и просить прощения.
        Сердце Оливии пропустило один удар.
        - Милая, прошу тебя, прости меня.
        Что ж, если он может ее простить, то ей легко сделать то же самое.
        - Да, Клейтон, конечно. - Она поднесла его руку сначала к щеке, потом к губам. - И от меня будет не так-то легко отделаться…
        - Следовало бы заставить его пресмыкаться дольше, - проговорил Йен из недр магазина.
        Оливия сдавленно прыснула.
        - Я не хочу, чтобы он пресмыкался. - Понизив голос, она добавила: - Но хочу, чтобы он меня поцеловал.
        И Клейтон не заставил себя упрашивать.
        В спину Оливии впились несколько ручек от ящиков, но ей было наплевать. Сейчас для нее существовали только губы Клейтона. И еще - ощущение чудесной головокружительной свободы и радости.
        Впервые за десять лет она могла поцеловать любимого, не испытывая ни сожалений, ни угрызений совести. Не имея мрачных тайн. Она наслаждалась новым ощущением свободы, и все тело ее, казалось, пело от счастья.
        Она гладила плечи Клейтона, восхищаясь его силой и твердостью мускулов.
        - От вас не доносится ни звука уже две минуты, - сообщил Йен из другой комнаты. - Прекратите… то, чем вы занимаетесь, и займитесь делом.
        Клейтон с трудом оторвался от любимой женщины.
        - Говоришь, Йен обыскивал настенные часы?
        - Да, те, что разложены на верстаке. И он… Хм… как странно.
        - Что?! - насторожился Клейтон.
        - На фабрике я всегда стараюсь, чтобы инструменты и сырье находились рядом с рабочими.
        - Правильно. Это повышает производительность труда.
        - Конечно. Но почему же его рабочий стол находится вон там, а все инструменты и детали - в этой стороне комнаты? Это же неудобно.
        В комнате возник Йен.
        - Ты женишься на гениальной женщине, Клейтон. Или ты еще не сделал ей предложение? Когда же планируешь? Тебе потребуется еще сорок две минуты?
        - Возможно, в другом месте. Мастерская, где изготавливают бомбы, к этому не располагает.
        Сердце Оливии забилось быстрее.
        - Ты собирался сделать мне предложение?
        Клейтон судорожно сглотнул.
        - Да. Но не делать же предложение в этом месте… И перед этим идиотом.
        Оливия рассмеялась:
        - Поздно спохватился. Я принимаю его.
        Клейтон ухмыльнулся и привлек ее к себе.
        - Нет, дорогая. Я должен сделать предложение по всем правилам.
        - Женщина оказалась настолько глупа, что уже сказала «да», - вмешался Йен. - Я бы на твоем месте не стал рисковать.
        Клейтон чмокнул Оливию в губы и выпустил из своих объятий.
        - Заткнись, Йен. И помоги мне отодвинуть стол.
        Мужчины отодвинули огромный дубовый стол, и Йен принялся внимательно рассматривать половицы.
        - Люк, - сказал он через несколько минут.
        Люк тогда же был поднят, и стала видна лестница, ведущая вниз.
        Йен опустил фонарь в отверстие. Оливия же опустилась на колени рядом с ним, чтобы ничего не пропустить. Огонек высветил клубок толстого шнура. Рядом стояла чаша с черным порохом. Еще в одной чаше находились маленькие металлические шарики.
        Йен чуть повернул фонарь, и на полу, ниже ступенек, стали видны две ноги. А также торс, залитый кровью.
        - Труп, - констатировал Йен.
        Оливия ахнула и отпрянула от люка. Руки Клейтона подхватили ее, но она не захотела отходить в сторону.
        Мужчина был застрелен. Отверстие в груди не оставляло в том никаких сомнений.
        - Хорошо, что мы не стали терять драгоценное время и ждать его здесь утром, - заметил Клейтон.
        - Он давно мертв? - спросила Оливия.
        Йен спустился в потайную комнату.
        - День, от силы два. Нет, пожалуй, все-таки день. Печка еще чуть теплая. Какова вероятность того, что наш последний агент взял бомбу и застрелил свидетеля?
        - Очень высокая, - отозвался Клейтон.
        - Часовщик был весьма занятым человеком. Здесь есть еще несколько бомб разной степени готовности.
        Оливия пододвинулась, чтобы лучше видеть.
        Йен осветил фонарем ряд ящиков.
        - Судя по всему, основной специальностью этого человека было именно взрывное дело. Здесь фунтов семь пороха. А также внутренние части часовых механизмов и кремневые воспламенители. Причем все - очень маленькое. Спрятать такие вещи нетрудно.
        - Как близко агент должен находиться к царю, чтобы поражающая способность бомбы оказалась максимальной? - спросила Оливия.
        - Пятнадцать - двадцать футов, - ответил Клейтон.
        - У вас там есть какие-нибудь записи? - поинтересовался Йен.
        В мастерской, где они находились, было так чисто, что это граничило с маниакальной идеей. На рабочем столе аккуратной стопкой лежали записи, в которых указывалось, какое зубчатое колесо использовалось и когда. Такой человек должен был учитывать и расход каждой унции пороха и каждого дюйма запального шнура. Подумав об этом, Оливия невольно содрогнулась.
        - У меня тут тоже кое-что есть! - крикнул Йен. - Ага… вот записи. Доставил три бомбы в… Выходит, он вел журнал! Правда, здесь нет ничего особенно полезного - имен, например. Но он действительно учитывал все бомбы и оплату за них. Хм… возможно, в этом следует разобраться.
        - Какая запись была последней?
        Йен выругался и тут же ответил:
        - О бомбе, начиненной пятнадцатью фунтами пороха.
        - А в этом случае как близко к царю должен подойти убийца? - снова спросила Оливия.
        - Он должен находиться в том же бальном зале.
        - Значит мы… - Она потерла виски, чтобы рассеять туман в голове.
        - Сейчас мы отвезем тебя домой, - сказал Клейтон.
        - Но бомба…
        Он провел по ее щеке тыльной стороной ладони.
        - Ты уже сутки на ногах. Опытный шпион знает, что всегда возникают вопросы, которые следует решать быстро. Но их невозможно решить, когда падаешь с ног от изнеможения.
        - Уложи ее в постель! - крикнул Йен. И тут же, смутившись, добавил: - То есть я хочу сказать, что ей необходимо лечь в постель и поспать.
        Но что сказано, то сказано. И восхитительно дерзкие мысли невозможно изгнать из головы. Взяв Оливию за руку, Клейтон подвел ее к окну, и жар его ладони вдруг показался ей невыносимым. Теперь ее ничто не останавливало.
        - Значит, в постель? - спросила она. - Что ж, звучит заманчиво. - Собственный голос почему-то показался ей чужим. Он был хриплым и полным желания. - Да-да, в постель и поспать - это определенно хорошая идея.
        - Какая? - спросил Клейтон. - В постель? Или поспать?
        - Обе.


        Глава 31
        Он не стал рисковать и ни разу не поцеловал Оливию, возвращаясь в дом Кати. Нельзя было отвлекаться. Следовало внимательно наблюдать за окрестностями и быть уверенным, что за ними никто не следит.
        Но Оливия не облегчала ему задачу.
        И дерзкая девчонка это знала. Когда она шептала что-то ему на ухо, ее губы непременно касались его. И она постоянно прикусывала нижнюю губу, делая ее розовой; когда же убедилась, что он это заметил, принялась облизывать губы, что выглядело очень соблазнительно.
        - Проклятие! Если ты будешь продолжать в том же духе, я завалю тебя в сугроб. Не будет никаких шелковых простыней и зажженных свечей.
        - Шелковые простыни и свечи?… - переспросила Оливия.
        Клейтон смутился:
        - Ну… возможно, я представлял себе нечто подобное раз или два.
        Брови Оливии поднялись так высоко, что скрылись под шапкой.
        - Знаешь, я тоже…
        - Что именно ты представляла?
        Оливия только улыбнулась и плавно пошла перед ним, покачивая бедрами.
        А он проворчал:
        - Если так и дальше пойдет, то мы точно не доберемся до простыней.
        Поскольку они находились совсем рядом с домом Кати, он подхватил Оливию на руки и оставшееся расстояние преодолел бегом.
        - До того как нас задумала уничтожить группа безумных русских революционеров, я был слишком занят, чтобы обратить внимание на твою походку.
        Ему нравилось, как она смеется.
        Он подсадил, точнее - забросил ее в окно, так что она едва не упала.
        - Ох, прости…
        Но Оливия устояла на ногах. И тотчас же схватила его за воротник и втащила в окно.
        - Учишься произносить новое для тебя слово?
        Он ухмыльнулся:
        - Да. Знаешь, чувство очень странное…
        Они, задыхаясь, взбежали вверх по лестнице и остановились перед дверью спальни.
        Как же ему все это нравилось! И как он только мог думать, что сможет жить без нее.
        Клейтон распахнул дверь, и они вошли.
        - Я хотела тебя каждый день с того момента, как мы снова встретились, - сообщила Оливия и принялась расстегивать на нем пуговицы.
        Он снял с любимой женщины шапку и проговорил:
        - Полагаю, на протяжении последних нескольких недель все же были моменты, когда это твое утверждение не являлось правдой.
        Оливия рассмеялась:
        - Всегда такой точный, такой скрупулезный… Но нет, ошибаешься. Таких моментов не было.
        - А когда я, словно призрак из преисподней, явился на твою фабрику и стал угрожать?
        - Я и тогда мечтала целовать тебя до тех пор, пока не увижу мальчишку, которого любила.
        Клейтон задрожал - ее руки уже добрались до его рубашки.
        - Ты все еще надеешься его найти?
        Стараниями Оливии некоторые черты этого мальчишки действительно возродились. Но далеко не все. Ему никогда не стать прежним. Слишком многое с ним произошло.
        - Вовсе нет. - Она покачала головой. - Теперь я мечтаю целовать тебя до тех пор, пока не узнаю мужчину, которым стал тот мальчишка.
        Клейтон судорожно сглотнул.
        - Что именно тебе хотелось бы узнать?
        Ее губы растянулись в улыбке.
        - Хороший вопрос. Во-первых, мне очень хочется узнать, как быстро ты умеешь расстегивать пуговицы на платье.
        - Неужели?
        - Да, представь себе. - Оливия повернулась к нему спиной.
        - Что ж, попытаюсь. - Сначала Клейтон хотел впечатлить ее скоростью, но потом обнаружил, что не может противиться желанию поцеловать грациозно изогнутую шею и плечи. Сообразив, что «впечатлить» не получается, он проворчал: - Извини, что так медленно…
        - Ничего страшного. Пожалуй, я когда-нибудь дам тебе еще один шанс. - Оливия переступила через платье, упавшее к ее ногам, и, повернувшись, шагнула к Клейтону.
        Он стал целовать ее глаза, щеки, губы…
        - Я представляла, как ты отреагируешь, увидев меня голой. - Она чуть отступила и посмотрела ему прямо в глаза. Рядом с платьем на полу оказались ее нижние юбки. Потом она сбросила туфли и сняла чулки. После чего завела руки за спину, чтобы дотянуться до шнуровки корсета. - В прошлый раз до этого дело не дошло, и я не видела твоей реакции. У тебя глаза темнеют? - Корсет упал на пол. - Кулаки сжимаются? Ты можешь устоять против желания подойти поближе?
        Он уже подходил, но Оливия, упершись ладонью ему в грудь, остановила его.
        - Ты спрашивал, что именно я представляла в своих фантазиях? Вот что. - Она сбросила сорочку.
        Клейтон не мог бы сказать, как назывался звук, который он издал, - стон или рык. Вероятно, некую смесь того и другого, ибо обнаженная Оливия была самим совершенством. Дерзко вздернутый подбородок. Вызов в глазах. Шелковистые волосы, упавшие на грудь.
        Неудивительно, что он никогда не испытывал сильных чувств к другим женщинам. Подсознательно он всегда сравнивал их с ней.
        - Это все, что ты представляла? - с трудом выговорил он.
        Она потянулась к нему и потерлась сосками о его грудь.
        - Нет, что ты?… Это только начало.
        - Иными словами, ты думаешь, что свечи и шелковые простыни - жалкая замена фантазии? - Клейтон расстегнул на себе рубашку, обнажив бугристые мускулы.
        И Оливия не смогла устоять - провела пальцем по его мускулистой груди.
        - О нет, вовсе не жалкая. Очень даже милая замена.
        Клейтон дрожащей рукой обхватил ее за талию и привлек к себе.
        - Милая, я думал, ты захочешь, чтобы за тобой ухаживали.
        - Возможно. Когда-нибудь. Но сейчас я хочу, чтобы ты бросил меня вон на ту кровать. Или если ты считаешь, что так далеко мы не дойдем… Хм… пол тоже представляется мне неплохим вариантом.
        Он впился в ее губы страстным поцелуем, и Оливия крепко обняла его за шею, - чтобы он не вздумал отстраниться.
        - Голосую за пол, - проговорила она минуту спустя. - Сейчас же, немедленно!
        Клейтон тотчас подхватил ее на руки.
        - Если я должен тебя куда-то бросить, то пусть это будет кровать. Об пол можно удариться.
        Его точность и педантичность может свести с ума! Оливия не успела ничего сообразить, как рухнула на кровать.
        - Разве я не говорила, что в моих фантазиях ты был без штанов?
        Он в мгновение ока избавился от остатков одежды и замер у края кровати. Она взглянула на него и мысленно воскликнула: «О небо!»
        Даже в самых безудержных фантазиях Оливия не представляла себе ничего подобного. Она подалась к этому мужчине, не в силах думать ни о чем, кроме него. Ей было необходимо потрогать его фаллос, ощутить твердость мускулов, мягкость кожи. Медленно, очень медленно, она провела пальцем по его восставшей плоти и пробормотала:
        - Увидев такое - разве можно после этого иметь пристойные фантазии?
        Клейтон застонал и схватил ее за руку.
        - В моих фантазиях не было ничего пристойного. - Он лег с ней рядом, положил ладонь ей на живот, а потом осторожно повел пальцем вниз. У треугольника завитков палец замер. - Я хотел заставить тебя просить…
        - Просить? - Она подвигала бедрами, чтобы его палец переместился еще ниже.
        Но вскоре оказалось, что палец Клейтона касался ее тела в разных местах, но всякий раз упорно обходил самое чувствительное место. И одновременно его губы стали теребить ее отвердевшие соски.
        Оливия застонала и сдвинула ноги, почувствовав между ними влагу. С каждым мгновением ее желание усиливалось. Не выдержав, она крикнула:
        - Пожалуйста!..
        - Кажется, мы вернулись к вежливости? - осведомился он.
        Но ей было не до разговоров - она слишком долго ждала этого момента.
        - Клейтон, я хочу…
        - Ты хочешь этого? - Его рука наконец накрыла ее ноющее сладкой болью естество. И он тут же раздвинул пальцем складки и прикоснулся к самому чувствительному местечку.
        Оливия вскрикнула - ее тело словно взорвалось и разлетелось на части. Она вцепилась в плечи Клейтона, качаясь на волнах непередаваемого блаженства. Но теперь ей хотелось большего. Она выкрикнула его имя раз, другой, после чего он накрыл ее рот поцелуем, впитывая ее страсть.
        Когда же Оливия наконец сумела открыть глаза, Клейтон наблюдал за ней с улыбкой.
        - Полагаю, ты должна еще немного попросить.
        - Возможно, как-нибудь в другой раз. - Она привлекла его к себе, раздвинула ноги и добавила: - Но ты-то можешь начать прямо сейчас.

        Клейтон никогда не предполагал, что можно умереть от удовольствия. Но теперь он в этом нисколько не сомневался. Он медленно продвигался вперед, давая Оливии время приспособиться к нему. А потом стал ласкать ее и ласкал до тех пор, пока она не расслабилась. Лишь после этого он снова начал двигаться. Какое-то время Клейтон все же сдерживался, усмирял свое желание. Но тут Оливия наконец устремилась ему навстречу, и все его мысли о самоконтроле и сдержанности исчезли; он отдал ей всего себя полностью, со всеми своими слабостями, ничего не скрывая - ни предательской дрожи, сотрясавшей его тело, ни отчаянного желания отдать ей все без остатка. А она целовала его грудь и плечи, принимая его дар и отдавая взамен себя. И Клейтон наконец-то дал себе волю - давно сдерживаемые эмоции вырвались на свободу и теперь бурлили, заполоняя каждую клеточку его тела. Он ослеп и оглох для всего мира, и сейчас для него существовала только женщина, разделявшая с ним страсть. Его любимая. Его красавица. Его драгоценность.
        «Моя, моя, моя…» - мысленно твердил Клейтон.
        Когда же его дыхание стало успокаиваться, сердце еще долго старалось проломиться сквозь грудную клетку. Перекатившись на бок, он шумно выдохнул и прижал Оливию к себе. Счастье… Это чувство посетило его впервые за десять лет.
        Прошло несколько минут, и Оливия подняла голову. Ее лоб перерезала морщинка, и Клейтон сразу встревожился.
        - Что случилось? - Неужели он был слишком груб? Когда имеешь дело с девственницей, надо быть осторожнее…
        Но, заметив задорную улыбку на ее губах, он сразу успокоился.
        - Как ты думаешь, - спросила она, - сколько времени тебе потребуется, чтобы принести кувшин с черничным джемом?


        Глава 32
        - Мне бы не хотелось прерывать ваше добрачное общение, но у нас внизу в данный момент находится очень злой министр полиции, который желает с вами поговорить. С вами обоими. - Всю эту тираду Йен выдал, стоя за дверью.
        Оливия сладко зевнула и повернула голову. В окно струился дневной свет. Сколько же она спала?… Уже много месяцев ей не приходилось спать больше нескольких часов в сутки - дела фабрики не позволяли как следует выспаться.
        Клейтон привлек ее к себе, но Оливия высвободилась и, повернувшись к двери, спросила:
        - А Голов вооружен?
        - Нож и два пистолета, - ответил Йен. - Однако он пришел один.
        Клейтон нахмурился и проворчал:
        - Я сам поговорю с ним. Нет никакой необходимости беспокоить из-за него Оливию.
        Йен хмыкнул и заявил:
        - Не выйдет. Он сказал… Цитирую: «Скажите барону, что я желаю немедленно с ним поговорить. И передайте мисс Свифт, что ей лучше тоже прийти. Возможно, ее присутствие помешает мне всадить ему пулю между глаз». Я думаю, все дело в том, что он в нее влюбился. Он любит ее всем сердцем, которое у него размером с фигу, но все равно…
        - Скажи, что мы придем через двадцать минут, - отозвалась Оливия и тут же поцеловала Клейтона.
        Он провел пальцем по ее щеке, украшенной пятнышком джема.
        - Как быстро ты сможешь одеться?
        - Восемь минут.
        Клейтон коснулся губами ее плеча, потом дорожка поцелуев протянулась к груди.
        - Тогда у нас есть еще двенадцать минут.

        Спустя двадцать минут Йен встретил их у порога библиотеки. Он хмурился.
        - Иногда я сожалею о том, что знаю абсолютно все.
        Оливия вспыхнула. Клейтон же пробурчал:
        - В некоторых случаях безопаснее знать как можно меньше.
        - Но я не подслушивал и не подглядывал, - заявил Йен. - Я все утро был занят. Что же до министра… Постарайся не удивляться тому, что он скажет.
        Когда они вошли, Йен сразу же спросил:
        - Вы, Голов, пришли, чтобы поблагодарить меня за подарок - за Аршуна? - Он достал из кармана печенье. - Специально для вас я завязал на нем очень красивый галстук.
        Голов сверкнул глазами.
        - Он бесполезен. Ничего не знает. - Министр повернулся к Оливии: - Вы прочитали зашифрованную записку. Что в ней было? Я не убил барона за то, что он сотворил с моей тюрьмой, и мне нужна компенсация.
        - Там только указания, где должны появиться сигналы, - ответила Оливия. - К сожалению, все сигналы уже на месте. Об этом я вам, кажется, уже говорила. Так что убийца будет действовать. Вы отменили праздник, как я предлагала?
        Голов потупился.
        - Нет. Но я вызвал для охраны дополнительный полк солдат. С царем ничего не случится.
        - Зачем вы пришли, Голов? - спросил Клейтон.
        - Прежде всего я хочу получить кое-какие объяснения… Почему в моем городе найдены трупы? Убитых двое, и у обоих перерезаны глотки. Насколько я помню, это ваша специализация.
        - Верно, - кивнул Клейтон. - Но я давно не использовал эти свои навыки.
        - Думаю, что вы говорите правду. Служка митрополита был убит как раз в то время, когда вы громили мою тюрьму.
        - А кто еще убит? - спросила Оливия.
        Голов откинулся на спинку стула.
        - Помощник генерала Смиркина. Совершенно непримечательный человечек. На мой взгляд, вам незачем его убивать. Но кто-то хочет убедить меня в том, что за эти убийства несете ответственность вы, барон.
        - И кто же он, этот человек? - пробормотал Йен, улыбаясь слишком уж широко.
        Оливия покосилась на Клейтона.
        - Может, сказать ему?
        Клейтон нахмурился и молча кивнул. Йен же догрыз свое печенье и буркнул:
        - Делайте что хотите.
        И Оливия рассказала министру все, что им было известно о бомбе и о последнем агенте. Умолчала только о Кате.
        - Вы думаете, мой брат Павел убийца?! - возмутился Голов.
        - Мы точно знаем, что он революционер, - заявила Оливия. - А неужели вы, министр, об этом не догадывались?
        Голов усмехнулся:
        - Боюсь, вас обвели вокруг пальца. Моего брата нет в Санкт-Петербурге. Его полк получил приказ выступить в Крым. Он отбыл вчера.
        Оливия с Клейтоном переглянулись, а Йен проворчал:
        - Отбыл? Мы можем это проверить.
        - Ради Бога. - Голов снова усмехнулся и встал. - Очевидно, вы знаете даже меньше, чем я.
        Йен щелкнул пальцами - словно только что о чем-то вспомнил.
        - Кстати, хочу вам сообщить, что Катя сегодня утром нанесла визит императрице. Та потребовала, чтобы все мы были завтра на празднике. И конечно, ей напомнили о том, что вы обещали позаботиться о нашей безопасности.
        Министр побарабанил по спинке стула желтыми ногтями.
        - Я помню.
        - Не волнуйтесь, мы отплатим вам за старания, выполнив за вас работу, - не унимался Йен.
        Голов направился к двери, но тотчас остановился рядом с Оливией.
        - Ну вот, котеночек, барон все еще жив. - Он похлопал ее по щеке. - До встречи.


        Глава 33
        Бал, который Оливия посетила несколько дней назад, был грандиозным, но это празднество его превзошло. Несколько сот слуг все утро убирали снег вокруг территории дворца и даже смахивали снег с кустов и деревьев. И конечно же, каждый хрусталик в массивных канделябрах зала был отполирован вручную с помощью атласной ткани и водки.
        А сами слуги оделись в ливреи с пуговицами из чистого золота.
        Предполагался бал-маскарад. Это сначала встревожило Оливию, но Катя объяснила, что на нем никто не будет носить маски. Просто все гости оденутся в русские народные костюмы.
        Для Оливии Катя сумела раздобыть великолепное платье - тяжелая золотая вышивка на сапфирово-синей юбке при движении сверкала, как тысяча звезд. На голове же у нее была тиара, покрытая тканью, на которой закрепили белую вуаль, также украшенную золотом.
        Но больше всего Оливии нравилось то, что Клейтон не отходил от нее ни на шаг, хотя у нее и не было времени насладиться его вниманием; они оба постоянно были заняты тем, что внимательно осматривали толпу, выискивая что-нибудь подозрительное. Что-нибудь, оказавшееся… не на своем месте.
        До этого они весь день разыскивали полковника, но так и не нашли. Его слуги утверждали, что он уехал из города два дня назад вместе со своим полком. И пока его никто не видел; дворцовая же челядь клялась, что он и здесь не появлялся.
        Но в толпе гостей оказалось очень уж много мужчин в зеленой униформе, и Оливия вовсе не была уверена, что сумеет узнать полковника, даже если он появится на балу.
        Они с Клейтоном в очередной раз обошли зал по периметру, замедлив шаг у занавешенной картины, установленной на сцене. Картина была огромной - шириной не менее двадцати футов, - и стояла она на самом обычном мольберте, за которым ничего нельзя было спрятать. И ничего не изменилось с того момента, как они проходили здесь в предыдущий раз. Все выглядело совершенно безобидно.
        К ним подошла Катя.
        - Если я услышу еще один рассказ о каком-нибудь славном сражении, то начну громко кричать. - Она заговорила тише. - Но я не видела ничего необычного. Да и военные, с которыми я говорила, ведут себя вполне нормально. Никто в зале не держит в руках пакет или сумку подходящего размера, куда можно было бы поместить бомбу. И никто не видел полковника.
        - Лакей дал мне всего один кусочек баранины. Один! Вы представляете, какой наглец?! - воскликнул стоявший за колонной Йен.
        Они остановились с ним рядом. До демонстрации картины оставалось не более двадцати минут.
        - Пока ничего, - доложил Йен и поморщился. - Но здесь чертовски много народу. Так что с уверенностью сказать ничего нельзя.
        Стихли последние аккорды вальса, и гости начали стягиваться к сцене, чтобы оказаться в первых рядах у картины.
        - Расходимся, - скомандовал Клейтон. - Встретимся у дальней двери после обхода зала. Если ничего не обнаружим - уйдем. - Он стиснул руку Оливии. - Я не допущу, чтобы ты пострадала.
        Катя и Йен кивнули и устремились в разных направлениях.
        Женская рука внезапно вцепилась в свободную руку Клейтона.
        - Ах, барон, я так рада вас видеть!.. - Супруга генерала Смиркина томно затрепетала ресницами, после чего запечатлела на щеке Клейтона поцелуй. Ее мужа нигде не было видно. - Мне вас очень не хватало, барон.
        - Где ваш муж? - спросила Оливия. У них не было времени на эту женщину.
        Дама поморщилась и проговорила:
        - У него большое несчастье. Один из его лейтенантов был зверски убит. - Она повисла на руке Клейтона, всеми силами изображая грусть. - Он отправился с друзьями помянуть несчастного.
        - Они устроили поминки во время императорского бала? - В голосе Клейтона настолько отчетливо прозвучало недоверие, что дама занервничала.
        - Нет-нет, что вы?! Они все здесь! Но царь оказался настолько любезен, что разрешил им воспользоваться одной из гостиных. Полковник Голов потребовал этого как личную милость для себя.
        Оливия с Клейтоном насторожились.
        - Я думал, полковника послали в Крым, - сказал он.
        - Его полк действительно выступил на юг, но сам он присоединится к своим людям только после праздника.
        Пальцы Оливии впились в руку Клейтона. Выходит, полковник не покидал Санкт-Петербург!
        - А где собрались офицеры?
        Супруга Смиркина пожала плечами:
        - Ох, не знаю… Полковник Голов принес сигары из своих личных запасов, а я не переношу дыма. От него появляются морщинки. Но ящики с французским бренди выглядели очень привлекательно.
        - Полковник принес ящики? - в один голос спросили Оливия и Клейтон.
        - Принес сегодня? - добавила Оливия.
        Супруга Смиркина с удивлением пробормотала:
        - Да, ящики с бренди, а что?…
        - Сколько было ящиков? - спросил Клейтон.
        - Точно не знаю. Три или четыре.
        - Куда их отнесли?
        - Не знаю… В гостиную, наверное… Я же не лакей…
        Клейтон нахмурился и буркнул:
        - Спасибо. Можете идти.
        Лицо дамы пошло красными пятнами, и она, возмущенная, удалилась. Но Клейтон этого даже не заметил; он внимательно разглядывал толпу.
        - Необходимо найти Йена и Катю. И активизировать поиски.
        Было ясно: если это должно случиться, то случится очень скоро, ибо вся царская семья сейчас собрана в одном месте - как овцы в загоне.
        Оливия заметила знакомую рыжую шевелюру.
        - Вон она, Катя!
        Оливия махнула рукой, и Катя поспешила к ним.
        - Что-нибудь нашли? - спросила княгиня.
        Но ответить они не успели. К ним подошел Голов, а за ним шли шестеро вооруженных солдат.
        - Идите за мной, - прошипел он.
        - Ваш брат здесь. - Клейтон попытался обойти министра, но его тотчас окружили солдаты. - И он принес ящики.
        Впалые глаза Голова вспыхнули.
        - Нет, это вы принесли ящик!
        Оливия решительно покачала головой.
        - Мы не приносили никаких ящиков! А ваш брат - здесь! Он не отбыл вместе с полком. И кто сказал вам, что именно мы принесли ящик?
        Голов нахмурился и подал своим людям знак отойти.
        - Эту информацию мне сообщил лакей. - Он кивнул одному из солдат. - Немедленно приведи сюда того лакея. Кто-то сегодня сполна заплатит за ложь.
        - Не кажется ли вам странным, что люди, которые могут остановить полковника, вместо этого выясняют отношения друг с другом? - спросила Оливия.
        Она не знала всей полноты своей власти, но вдруг выяснилось, что таковая действительно имелась. Голов, не всегда прислушивавшийся даже к мнению императора, придержал своих подчиненных и повернулся к Оливии.
        - Что ж, пусть приведут слугу, - сказала она.
        Вскоре солдат вернулся и привел молодого низкорослого лакея с крючковатым носом и густыми усами. Лакей щелкнул каблуками и поклонился Голову.
        - Эти люди пришли сюда с поклажей? - спросил министр.
        У лакея была осанка человека, носящего корсет.
        - Да. Большой деревянный ящик. - Слуга провел подушечкой большого пальца левой руки по пальцам правой, как будто собирался перетасовать колоду карт. И нервно облизнул губы.
        Клейтон внимательно осмотрел его и тут же обнаружил характерную прямоугольную выпуклость под ливреей парня.
        - Сколько ты задолжал в карты?
        Лакей позеленел.
        - Какая разница?
        - Сколько ты рассчитываешь получить за ложь? - прорычал Голов.
        - Я никогда бы не стал лгать!
        - Так сколько ты должен? - спросил Клейтон.
        - Не больше, чем я могу заплатить. - Лакей попятился, но дорогу ему преградил вооруженный солдат.
        - Сколько? - повторил Голов.
        - Пять тысяч рублей.
        Клейтон пытался не думать о том, что в данный момент действует в союзе с Головым. Не было времени стоять в бальном зале и вести пустопорожние разговоры. Ведь было очевидно: полковник где-то во дворце. И его следовало найти.
        - Ты давно с революционерами? - допытывался министр.
        Лакей попытался вырваться из кольца стражи, но солдаты схватили его за руки.
        - Кто велел тебе солгать?
        - Свобода! Равенство! Братство! - завопил лакей и наконец привлек внимание гостей. Некоторые из них, направлявшиеся к сцене, остановились. Разговоры стихли.
        - Так кто же? - Клейтон пристально взглянул на лакея.
        - Свобода! Равенство! Братство!
        - Почему эти люди ведут себя так неразумно? - со вздохом пробормотал Голов. Покосившись на стражников, он приказал: - Уведите его!
        Солдаты выволокли упиравшегося лакея из зала. Голов же подал знак дирижеру оркестра, и немедленно зазвучала музыка. Правда, никто не танцевал.
        - Ваш брат собирается убить царя. У него не меньше трех ящиков с взрывчаткой, - сказала Оливия.
        Если бы эти слова произнес кто-то другой, Голов не задумываясь приказал бы запороть наглеца насмерть. Но сейчас его глаза расширились.
        Клейтон еще ни разу не видел столь явного проявления эмоций со стороны министра.
        - Вы говорите правду. - Эта его фраза прозвучала почти как вопрос.
        Оливия положила руку на плечо министра по-лиции.
        - Вы же знали, что он революционер, не так ли?
        Голов на несколько мгновений лишился дара речи.
        - Если бы знал, он был бы уже мертв, - произнес он вполголоса.
        Оливия рассказала министру о собрании офицеров. И ей даже пришлось повысить голос, чтобы перекричать слугу, объявившего, что «сейчас будет показана картина».
        - Павел за это заплатит. - Голов повернулся к своим людям. - Найдите дворецкого. Узнайте, где собрались генерал Смиркин и его люди. Поставьте охрану у каждого входа в зал. Павел не войдет. - В следующее мгновение министр скрылся в толпе.
        Сердце Оливии тревожно застучало.
        - Нужно сказать, чтобы все ушли, - сказала она.
        - Нет. - Клейтон покачал головой. - Полковник Голов такой же тщеславный, как его брат. И так же рвется к власти. Он никогда не откажется от своего плана, не получив хотя бы минимальной выгоды для себя. Если он увидит, что люди покидают зал, то немедленно взорвет бомбу.
        Императорскую семью пригласили на сцену, чтобы воссоздать группу, изображенную на картине.
        И тотчас же на сцену начали подниматься люди. Менее значительные члены императорской семьи выстраивались в очередь, споря из-за места поближе к царю.
        Будь Оливия бомбистом, она бы именно сейчас начала действовать. И действительно, когда еще все эти люди окажутся в одно время в одном месте?
        - Клейтон…
        - Да, вижу. Овцы на заклание. - Его брови сошлись на переносице. - Он захочет, чтобы погибла вся семья, поэтому установит бомбу как можно ближе к ним.
        - Слишком уж ты нервничаешь, Клей, - заметил Йен. - Знаешь, здесь есть ночные горшки, так что, если надо…
        - Полковник здесь. Его заметили.
        Йен тотчас же ввинтился в толпу.
        Будь она, Оливия, полковником - попыталась бы подойти как можно ближе к сцене. Хотя подойти совсем вплотную было невозможно. Люди Голова уже окружили сцену, создав промежуток между сценой и толпой. Пожалуй, полковник мог подойти только с ее дальней стороны; напиравшая толпа отодвинула выставленного там полицейского немного назад, и его так плотно прижали к двери, что несчастный упал бы, если бы дверь открылась.
        Да-да, дверь!
        - Когда мы в прошлый раз шли за полковником, он проскользнул в гостиную. Это было там? Прямо за этой стеной? - Оливия указала туда, где собиралась царская семья. - Ведь бомба может разрушить стену, верно?
        - Похоже, он не собирается входить в бальный зал. - Клейтон прикинул возможную мощность взрыва. - Ему это и не надо. Уходи быстрее из зала. Уходи как можно дальше.
        - Нет. - Оливия покачала головой.
        - Возможно, бомба уже там.
        - Клейтон, вспомни слова Йена. Если ты не позволишь мне пойти с тобой, я все равно пойду, но одна.
        В этот момент к сцене приблизились император и императрица в сопровождении миниатюрной седовласой великой герцогини.
        - Ты же можешь погибнуть! - В голосе Клейтона прозвучал неподдельный ужас.
        - Ты тоже. - Усмехнувшись, Оливия погладила его по щеке. - Помнишь, я говорила тебе, что не являюсь совершенством. Вот и пример: я ужасно упрямая.
        - Нет, ты дьявольски упряма. - Клейтон тяжко вздохнул. - И столь же отважна.
        Толпа вокруг сцены становилась все плотнее, но Клейтон продвигался среди людей так, как будто их и вовсе не было; он, казалось, точно знал, когда и где появится свободное пространство, в которое можно было протиснуться. Вот джентльмен склонился к даме, стоявшей слева от него, и что-то зашептал ей на ухо… А вот дама отодвинулась в сторону, чтобы лучше видеть происходящее на сцене…
        Наконец они подошли к двери.
        Полицейский при их приближении насторожился.
        - Мы не пытаемся подойти к сцене, - сказал Клейтон. - Просто хотим на свежий воздух.
        Потеющему краснолицему полицейскому, судя по всему, нужно было то же самое. Он неохотно посторонился, пропустив их в коридор.
        Здесь было просторно и пусто. Оливия сделала глубокий вдох - и у нее перехватило дыхание, когда она увидела в руке Клейтона пистолет.
        - Как ты сумел пронести сюда оружие?
        - Йен пронес. Я не стал спрашивать, как он это сделал.
        Они подошли к двери гостиной, и Клейтон знаком приказал Оливии держаться сзади. Затем открыл дверь, и они вошли.
        В комнате было множество людей в форме (смеющиеся лица, раскрасневшиеся от выпивки). И было ясно: если бомба здесь, то, взорвавшись, она убьет не только царскую семью, но и почти всю военную элиту.
        Осмотревшись, Оливия увидела полковника; он склонился над ящиком, стоявшим в дальнем конце комнаты, и открыл крышку.
        - Клейтон…
        - Я вижу его.
        Но и полковник заметил их в тот же миг.
        - Эй, Смиркин! - воскликнул он. - Ведь барон был другом вашего лейтенанта, разве нет?
        - Барон? Да, мы служили вместе. - Смиркин подошел к Клейтону, дружески похлопал его по спине и увлек за собой. - Идем! Мы должны помянуть бедного лейтенанта. Пусть Михаилу земля будет пухом.
        Все подняли стаканы.
        Полковник Голов направился к двери. А Клейтон оказался в ловушке, окруженный пьяными офицерами.
        Но Оливия - нет.
        Она пробежала мимо офицеров и оказалась у двери почти одновременно с полковником - чуть раньше. И теперь, чтобы выйти, ему было необходимо избавиться от Оливии. Ему наверняка не захочется умирать. Значит, придется отменить взрыв.
        Полковник достал пистолет и прижал его к животу Оливии.

        Клейтон с трудом освободился от дружеских объятий. Неужели никто из этих людей не видел, что у него в руке пистолет? Сколько же они выпили? И почему они…
        Клейтон в ужасе замер, увидев, что стоявший у двери полковник Голов прижимал пистолет к животу Оливии.
        - Император желает, - громко объявил Клейтон, - чтобы все вы явились в бальный зал! Он сказал, что лично возьмет на заметку всех отсутствующих!
        На него уставилось множество мутных глаз. А затем все офицеры заговорили одновременно.
        - Вон отсюда! - заорал Клейтон.
        Даже совершенно пьяные военные узнают командные интонации в голосе. Не в силах ослушаться приказа, они потянулись к выходу, шатаясь и толкая друг друга.
        - Отпустите ее, полковник, - сказал Клейтон и поднял пистолет.
        Но полковник не шевельнулся.
        - Значит, Малышка и Шифровальщик? - Он все еще считал Оливию Малышкой - возможно, действительно не встречался с братом. - Хм… я думал, мой брат задержит вас дольше.
        - Ваш брат знает, кто вы. Он тоже вас ищет, - сказала Оливия. Ее голос был уверенным и спокойным.
        Полковник сделал шаг к двери.
        - Вы не помешаете мне уйти.
        Клейтон подался вперед.
        - Это еще почему?
        - Потому что я знаю, кто выдал вас вашим злейшим врагам. Генералу Айнгерну. Графу Аршуну. Мне.
        Айнгерн в прошлом году пытался убить Мэдлин.
        Клейтон насторожился.
        - Кто?
        Полковник рассмеялся:
        - Я знал, что вам это будет интересно. Вас выдала… некая царственная особа.
        Но Клейтон не собирался играть по чужим правилам. И он знал: сейчас его главная задача - защитить Оливию. Следовательно, он должен был сделать так, чтобы ей в живот не упиралось дуло пистолета.
        Он сделал шаг в сторону - так, чтобы Оливия не оказалась на линии огня.
        - Опустите оружие и остановите взрыв, полковник.
        - По-моему, здесь я выдвигаю условия, проклятый шпион. - И Голов еще сильнее вдавил дуло в живот Оливии.
        Она судорожно вздохнула, но лицо ее оставалось спокойным, а глаза полыхали яростью.
        - Не опускай пистолет, Клейтон. У него только один выстрел.
        - Направленный вам в живот, - напомнил полковник.
        - Значит, после того как вы застрелите меня, Клейтон убьет вас и обезвредит бомбу.
        - Хотите умереть? - Палец полковника дрогнул на курке.
        - А вы, Голов?
        Оливия утверждала, что не знает, когда надо отступить. Клейтон не придавал ее словам особого значения до этого момента, когда отступление было единственным разумным выходом.
        И еще она отказалась от фабрики ради него. Но об этом он подумает позже.
        Полковник покосился на часы.
        - Нервничаете? - вроде бы невозмутимо поинтересовалась Оливия. - Интересно, сколько времени вы себе отвели?
        - Я готов умереть за дело.
        - За Аршуна? - В ее голосе прозвучало отвращение.
        Физиономию полковника исказила гримаса ненависти, но он быстро овладел собой и заявил:
        - Аршун не придет к власти.
        - По-вашему, к власти придете вы? - усмехнулся Клейтон. - Пожалуй, сделать это будет несколько затруднительно, если вы умрете.
        У полковника задергалась щека.
        - Я не умру. Зато императорская семья отправится на тот свет. Тогда я стану во главе войск и легко справлюсь с сопляками Аршуна. Церковь опозорена. И никто не помешает мне занять самое высокое место.
        - Аршун арестован. Нет никакого восстания, которое вы могли бы подавить.
        Полковник мгновение колебался.
        - Не важно, - заявил он. - Мой план все равно сработает.
        - Вы уверены? Сколько осталось до взрыва? - спросила Оливия.
        Раздался выстрел, и в середине лба полковника появилось отверстие. Он рухнул на пол.
        Клейтон обернулся, ожидая увидеть Йена, но в комнату вошел министр Голов с дымящимся пистолетом в руке. «Почему он так поступил? - промелькнуло у Клейтона. - Может, в нем все же есть что-то человеческое?» Но не было времени разбираться в этом. Он бросился к бомбе и подбежал к ней одновременно с Оливией.
        Они сняли крышку. Блестящие шестеренки мерно гудели и щелкали. Порох находился под ними. Добраться до него было невозможно.
        - Голов, думаю, самое время позаботиться о выводе людей из бального зала.
        - Никогда не повергайте сомнению мою преданность императору, - проговорил министр.
        Оливия оглянулась на труп полковника. Под его головой расплывалось красное пятно. Она подошла к окну и рывком сорвала портьеру. После чего прикрыла тело.
        У Голова задергалась щека. В точности так же, как у брата.
        - Спасибо, мисс Свифт. - Министр повернулся и быстро вышел из комнаты.
        - Ты тоже должна уйти, - сказал Клейтон.
        - А ты должен обезвредить бомбу и спасти нас. Ты видел бомбы в разной степени готовности в мастерской часовщика. Какую деталь он добавляет в самом конце? Быть может, в ней все дело?
        В ту же минуту перед мысленным взором Клейтона предстали все остальные бомбы, которые ему довелось видеть. Но это не помогло ему понять, что надо убрать сейчас. Тут было слишком много шестеренок и других подвижных деталей. А кремневый ружейный замок, готовый воспламенить порох при ударе, был взведен.
        - Если кремень ударится об эту пластинку, будет высечена искра, которая и воспламенит заряд, правильно? - медленно проговорила Оливия. - Значит…
        Значит надо позаботиться, чтобы этого не произошло!
        Клейтон сорвал с руки перчатку, сунул ее под кремень… и затаил дыхание.
        Удар! Но искры нет. А шестеренки перестали вращаться.
        Шумно выдохнув, Клейтон вырвал часовой механизм и отбросил его в сторону.
        И едва уклонился от потоков вина, залившего порох.
        - Ты моя умница! - Он обнял Оливию, стоявшую рядом с бутылкой в руке, и крепко поцеловал. Потом еще раз. И еще.
        Йен приоткрыл дверь и просунул голову в щель.
        - Великая герцогиня желает знать, кто испортил ее праздник. С моей подачи ей сказали, что это Голов.
        - А императрица недовольна тем, что великая герцогиня расстроена, - сообщила Катя, стоявшая за плечом Йена.
        «Значит, Голову в последующие несколько недель придется немало потрудиться, - мысленно добавил Клейтон. - И ему некогда будет горевать о брате. В каком странном мире мы живем!»
        - Полковник сказал, что знает, кто нас выдал. Он сказал, что это некая «царственная» особа, - проговорил Клейтон.
        Йен замер.
        - Хм… интересно. Очень интересно. - Впрочем, он довольно быстро расслабился, поместив информацию в соответствующий раздел своей памяти, чтобы в нужное время ее использовать.
        - Вы двое сможете добраться до дома самостоятельно? - спросил Клейтон.
        - А что случилось с моими санями? - Катя нахмурилась.
        Йен взял ее под руку.
        - Поверь мне, ты не захочешь знать ответ на этот вопрос.
        Когда они ушли, Клейтон вывел Оливию в опустевший коридор. И несколько мгновений оба молча стояли рядом, наслаждаясь тем, что живы, что могут держаться за руки, могут дышать.
        Коридор был весьма скромный. Обычный паркет и белые стены. Ничего романтичного. Но Клейтон не желал больше рисковать. Только склонившись над бомбой, он осознал, насколько это хрупкая вещь - жизнь.
        Он опустился на одно колено.
        Оливия уставилась на него, раскрыв рот. Что ж, по крайней мере ему удалось ее удивить. Уже хорошо.
        - Дорогая, я прошу тебя оказать мне честь и стать моей красивой, храброй и очень умной женой.
        Оливия ухмыльнулась, но тут же заморгала, пытаясь скрыть подступившие к глазам слезы.
        - Я уже согласилась. Но могу сделать это снова. Да. - Она потянула Клейтона за руку; когда же он встал, чмокнула в уголок рта. - А если ты решишь сделать мне предложение еще раз, то могу сразу сказать «да».
        Клейтон подхватил любимую женщину на руки и закружил по пустому коридору. И оба звонко смеялись. Он целовал ее лоб, брови, нос. И неподражаемые губы. А Оливия отвечала ему тем же.
        Прошло довольно много времени, прежде чем Клейтон прервал поцелуи и, нахмурившись, проговорил:
        - Ты должна мне кое-что обещать.
        - Что именно?
        - Обещай, что убежишь, когда в следующий раз увидишь бомбу.
        Оливия ухмыльнулась:
        - Извини, но это невозможно. Ничто больше не заставит меня оставить тебя в одиночестве.


        Эпилог
        Оливия просматривала почту в библиотеке.
        Первое послание - элегантная карточка - сообщало о прибытии в Лондон княгини Кати Петровой. И была приписка: Катя сообщала о своем намерении заехать к ней по пути в Уэльс.
        Взяв второй конверт, Оливия замерла. Письмо от поверенного. Ну вот и все. С фабрикой покончено. Во всяком случае, она перестала быть ее фабрикой. По возвращении в Англию Клейтон помог ей получить разрешение суда действовать от имени отца. После чего Оливия распорядилась о продаже фабрики. Теперь кто-то другой будет нести ответственность за рабочих. Деньги, полученные от продажи, она использует для финансирования общества, занимавшегося помощью детям. А то, что останется, отдаст викарию - для помощи местным жителям.
        Клейтон, сидевший за письменным столом, оторвался от бухгалтерских книг и громко сказал:
        - Напомни мне еще раз, зачем ты убедила меня попросить у императора земли Аршуна за очередное спасение его жизни?
        Оливия подошла к мужу, наклонилась и нежно поцеловала его в щеку.
        - Я подумала, что тебе нужны еще верблюды в Сибири. - Она знала, что Клейтон ничего не имел против такого решения. Теперь Блин смог вернуться к своей семье. А земли Аршуна без него самого оказались удивительно доходными.
        - Ты собираешься прочитать письмо поверенного?
        Оливия кивнула. Она опасалась, что этот момент будет очень тяжелым, но теперь не сомневалась: пусть она отказалась от фабрики, зато получила намного больше.
        Сломав печать, она пробежала глазами строчки письма. Потом перечитала еще раз и подняла глаза на ухмыляющегося Клейтона.
        - Ты купил фабрику?
        - Для тебя. Мне показалось, что тебе необходимо нечто большее, чем муж, который тебя обожает. Надо же чем-то занять твой блестящий ум.
        Оливия положила письмо на стол. Им придется как следует подумать над тем, как перевести на себя заказы, сейчас выполняемые фабрикой Стэлтхема. Кроме того, парламент собирался в очередной раз поднять налоги на сырье… И еще необходимо запланировать…
        Рука Клейтона легла на ее бедро.
        «Обо всем этом не поздно подумать и завтра», - решила Оливия. И устроилась на коленях мужа.
        - Хочу, чтобы ты знала: я боготворю женщину, которой ты стала.
        Она нежно поцеловала мужа.
        - Мне не нужна фабрика, чтобы это узнать.
        Было достаточно одного только поцелуя.
        notes

        Примечания
        1
        Малышка (фр.).


        2
        Святая Евлалия приняла мученическую смерть в эпоху гонений Диоклетиана. Ее пытали и обезглавили. После смерти из уст ее вылетел белый голубь, а тело покрыл снег.