Мир над пропастью Олег Юрьевич Рой

        На одной из станций московского метро есть скульптура собаки. О ней ходят легенды. Говорят, если загадать желание и потереть ее нос - то желание исполнится. Издалека он блестит, затертый до желтизны…
        Конечно, Игорь не верил в эти детские приметы, понимал, что уже никогда не вернуть былое счастье, не воскресить погибших жену и дочку. И все же однажды он оказался возле бронзового друга человека.
        Игорь загадал невозможное - возвращение своих близких… И судьба почти выполнила его просьбу! Правда, капризы ее на этом не закончились…
        Олег Рой
        Мир над пропастью
        Сидни Шелдон говорил о технике сочинительства:
        «Я пытаюсь писать так, чтобы читатель не мог закрыть мои книги…» Подобное можно сказать о писательском кредо Олега Роя. Увлекательнейшие истории, неожиданные сюжетные повороты, яркие образы сильных, незаурядных личностей стали причиной обращения кинематографа к творчеству писателя.
        По его романам снимаются фильмы в России, Америке. Характеры персонажей автора раскрыты с удивительной глубиной и психологической точностью. Олег Рой пишет о вечном - о КАПРИЗАХ СУДЬБЫ, которая сегодня может лишить человека всего, что дорого в жизни, а завтра невзначай вернуть радость бытия. Но его герои, оказавшись на распутье, находят шанс, который дает им провидение, и становятся счастливыми. Перелистывая последнюю страницу захватывающего повествования, испытываешь жалость, что книга закончилась.
    А. Маринина
        Глава 1
        Калейдоскоп воспоминаний
        Облетела листва, у природы свое обновленье,
        И туманы ночами стоят и стоят над рекой…
        Песня, звучавшая из старенького динамика в центральном парке Озерска, соответствовала не только погоде, но и настроению Игоря.
        Середина осени в этом году отличилась неожиданно теплыми днями и холодными, промозглыми ночами, отчего туманными были не только ночи, но и бoльшая часть утра.
        Восьми-, вернее, уже почти девятилетняя Ася, она же Настена, которую Игорь каждое утро отводил через парк в школу, ужасно боялась этой молочно-белой непроглядной пелены. И вложив свою маленькую ладошку в отцовскую руку, другой рукой, для верности, придерживала Игоря за край куртки. Отчего-то ей казалось, что так безопаснее.
        Путь был не то чтобы очень длинный, но и не короткий. Игорь шел медленно, подстраиваясь под мелкие шажки дочери.
        Обычно она подпрыгивала на ходу. Или убегала вперед, а потом разворачивалась и мчалась навстречу, с радостным криком бросаясь в его объятия. Но сейчас дочка шла рядом притихшая и настороженная.
        Запах жженой листвы Игорь обожал с детства. Возможно, потому, что с осенними месяцами в его жизни были связаны важные и невероятно счастливые события. Во-первых, сам он родился в конце октября. Чем собственный день рождения не повод для радости?
        В дружной семье Быковых он был единственным ребенком. Да еще поздним, а потому особенно долгожданным. Откровенно говоря, баловали его невероятно. Родные и близкие готовы были жить для него двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю.
        А уж такие события, как день рождения и именины (в его семье праздновали и то и другое), естественно, выделялись особо. Меню для детского праздника начинали обсуждать чуть ли не за месяц. Мама и бабушка проявляли такую изобретательность, что их творения впору было отправлять на конкурс кулинаров.
        А какие ему дарили подарки! Жили они небогато, и, даже будучи совсем маленьким, Игорь понимал, что любящим его взрослым приходится себе в чем-то отказывать, чтобы накопить, например, на электрическую железную дорогу или громадный конструктор.
        Случалось, подарки бывали и некстати. Когда он в двенадцать лет, незадолго до дня рождения, увлекся фотографией, этот факт отчего-то остался не замечен родственниками. И вместо долгожданного фотоаппарата ему преподнесли игрушечный автопарк с большим гаражом и пультом управления для машин, по которому он сходил с ума аж полгода назад. Игорь никак не показал своего разочарования. Более того, старательно изобразил восторг и даже устроил показательную игру под умильными взглядами родителей и бабушки, уверенных, что доставили ему самую большую в мире радость.
        Мальчик любил родных. Ему в душу навсегда запал разговор, подслушанный как-то в маленькой кладовке около кухни, куда бабушка послала его за прошлогодней подшивкой «Работницы».
        Он немного замешкался, изучая содержимое ящика с инструментами, потом спохватился, ведь бабушка не любила ждать, быстро нашел нужную стопку и собрался уже вернуться в комнату, когда услышал разговор, во многом определивший его отношение к жизни.
        - Эх, Толя, избалованный вырастет у вас пацан, - назидательно увещевал сослуживец отца, толстый и усатый Михаил Тимофеевич (видимо, они с отцом зашли перекусить в обеденный перерыв, такое изредка случалось). - Так с дитями нельзя! Это он сейчас у тебя такой послушный, а как вырастет - наплачетесь вы с ним. Ни к чему им все время потакать!
        Дальше последовал длинный монолог о воспитании с теоретическими выкладками и практическими примерами. Из этого монолога мальчик почти ничего не понял, но слушал внимательно.
        Сам «Макаренко» - дядя Миша - имел двоих сыновей, один из которых сидел в тюрьме, а второй был запойным алкоголиком. Но об этом Игорю стало известно уже много лет спустя.
        А тогда он притих между стеллажами в тесной кладовке. Почему-то стало так обидно, что захотелось плакать. Даже не из-за того, что никогда не нравившийся ему Михаил Тимофеевич пытался обвинить его в чем-то непонятном, что он непременно сотворит, когда вырастет, а оттого, что его, оказывается, не «любят», а просто «балуют» и «потакают». Слова были малознакомые, но неприятные.
        - Игорь, ты в Африку, что ли, отправился? - Бабушка в недавнем прошлом была завучем младших классов, поэтому голосом обладала громким и звучным. Он вжался в угол кладовки, под вешалку, где висели старые плащи и зонты. Выйти сейчас означало признать, что он бессовестно подслушивал. Проскользнуть мимо кухни незамеченным было практически невозможно. Но сколько же можно вот так сидеть, притаившись? Вдруг бабушка устанет дожидаться и отправится его искать? Тогда получится совсем некрасиво.
        От отчаяния и растерянности Игорь тихонько заплакал. Он вцепился в рукав маминого дождевика и больно закусил губу. Впервые в жизни он понял, что такое «стыдно». Сейчас бабушка придет за ним и скажет, что его только за смертью посылать (это ее любимая поговорка). Отец, услышав, выглянет из кухни, а за его плечом появится противный толстый дядя Миша, который произнесет довольно: «Ну вот, я же предупреждал! Сейчас он уже подслушивает. А что будет завтра! Подумайте, как избаловали парня!»
        - Не найдешь «Работницу», принеси мне «Крестьянку»! - Бабушка не унималась. И наконец, выдала место его нахождения. На кухне наступила тишина. Отец и его собеседник замолчали. Слышно было только, как тарахтел холодильник. Игорь зажмурился. Вроде так легче. Словно ты невидимый. И в этой страшной тишине прозвучал голос отца - неожиданно громкий, словно он нарочно стремился, чтобы сын его услышал:
        - Нет, Мишаня, ты не прав. Балуют, чтоб откупиться, когда не могут дать достаточно любви. На, мол, тебе, сынок, машинку, мороженое и двугривенный на карусели. На тебе, дочка, платье и дорогую куклу. Только внимания от меня не требуй. И времени. А мы Игоря любим. И бережем. И когда он станет взрослым, ему тоже захочется так же заботиться и о нас, и о своих детях. Тот, кого искренне любят, никогда не вырастет ни плохим, ни несчастным. Запомни.
        Игорю показалось, что это «запомни» относится именно к нему. Он нащупал в темноте стопку журналов и бросился к бабушке. Страх обнаружить себя почему-то исчез.
        Слова, сказанные тогда отцом, он действительно запомнил. И помнил до сих пор. Только ни родителей, ни бабушки уже давно не было на свете.

        Радио тянуло:
        Потому что нельзя, потому что нельзя,
        Потому что нельзя быть на свете красивой такой…
        Второе, за что он был благодарен осени, - знакомство с Алей. Целых десять лет назад. А такое чувство, словно все произошло вчера.
        Были еще живы родители. Даже бабушка. Потом они ушли быстро, один за другим, словно успокоились, когда он женился. И когда убедились, что в семье у него все благополучно, как и было всегда у них. Как и должно быть у всех.
        «Мы отдали тебя в хорошие руки», - шутила мама. И не ошиблась. Альку совсем не изменили ни прошедшие годы, ни рождение дочери. Она осталась точно такой же, какой была до их свадьбы. И даже до знакомства с ним. Игорь помнил ее рассказы о детстве и юности и находил в ее воспоминаниях те же штрихи, которыми отчасти была отмечена их нынешняя жизнь…
        Тот сентябрь выдался невероятно жарким. Чуть ли не до октября все ходили в майках и сарафанах и с недоумением поглядывали то на градусник, то на календарь.
        «Это не бабье лето - это прямо-таки бабья осень», - улыбалась бабуля. Она выглядела тогда особо оживленной, потому что неумолимо приближалось событие, весьма значимое для ее жизни.
        Озерск - городок небольшой. Двадцатипятилетие средней школы, которую когда-то окончил Игорь и где долго преподавала его бабушка, решили отпраздновать с размахом. Приглашены были все выпускники и, естественно, весь прошлый и нынешний педагогический состав.
        Бабушка, разумеется, не могла оставить без внимания столь знаменательное событие, хотя уже десятый год находилась на заслуженном отдыхе. За ее приготовлениями к празднеству, начавшимися более чем за неделю, наблюдали всей семьей. Она купила на сэкономленные из пенсии деньги белую блузку с кружевами на воротнике и манжетах, покрасила волосы в диковато-синий цвет, который почему-то носил название «спелый баклажан», и даже сделала химическую завивку, хотя раньше никогда себе такого не позволяла и всегда ворчала за это на свою взрослую дочь.
        Игорю на юбилей идти не хотелось. Он совсем не стремился увидеть ни бывших своих учителей, ни одноклассников. Самые близкие когда-то друзья-приятели давно уехали из Озерска в поисках лучшей доли. Кто-то в этом преуспел, а некоторые, наоборот, не выдержав жизненных испытаний, скатились в пропасть. Он знал, что почти у всех, кто придет на праздник, давно уже есть семьи, дети. Казалось, совсем немного времени прошло после окончания школы, но тоненькие загадочные девочки успели превратиться в толстых недовольных жизнью женщин (светлые до белизны волосы с отросшими черными корнями, гардероб «прощай, молодость», ранние морщины и горькая тоска во взоре), по-своему несчастных, бесконечно пытающихся похудеть, но почему-то не стремящихся стать ни жизнерадостнее, ни добрее.
        Веселые энергичные пацаны превратились кто в пьющих подкаблучников, а кто в грубоватых циников. Жены будут жаловаться на своих мужей, мужья ругать опостылевших супружниц… И выслушивать все это - удовольствие ниже среднего. Тем более когда дело происходит в небольшом городке и ты и так знаешь все подробности биографии каждого.
        При этом можно было не сомневаться, что вопросы: «А почему не женился?», «А когда собираешься?» - будут звучать с занудным постоянством. Как и пожелания побыстрее встретить спутницу жизни и нарожать кучу детей. И шутливые угрозы, мол, смотри, долго будешь выбирать - холостяком помрешь, стакан воды будет подать некому. И это от тех, кто сам, не задумываясь, хоть сейчас бегом побежал бы от уютного домашнего очага куда глаза глядят, бряцая по дороге супружескими цепями, превращенными в кандалы за годы совместной жизни.
        Игорь и сам не знал, почему так получилось, что к двадцати восьми годам он все еще не имел в паспорте штамп: «Зарегистрирован брак». Он не был привередлив, просто, в отличие от большинства людей, слишком хорошо знал, что же такое настоящая семья. Хотелось любви, как у его родителей. На всю жизнь. Хотелось понимания и уважения. Тепла и заботы. И не только в медовый месяц, как это обычно бывает.
        В общем, в день юбилея Игорь с большей охотой остался бы дома. Но лишить бабушку удовольствия войти под своды родной школы под руку со взрослым внуком он не мог. Слишком трогательными были ее приготовления. Слишком уж большие ожидания она возлагала на эту встречу.
        И он скрепя сердце сделал все, чтобы чаяния бабушки оправдались. Разве мог он тогда заподозрить, что именно этим путем судьба уверенно и неумолимо ведет его к его собственному счастью по имени Аля?
        Она, само собой, также не могла этого предположить. Хотя и говорила впоследствии, что несколько месяцев до этой встречи жила словно в предвкушении чего-то прекрасного и необыкновенного. Но Игорь смеялся и относил это скорее на счет богатого женского воображения. Вообще он любил, когда она рассказывала про свою жизнь, тем более что она делала это так мило. Плохого старалась коснуться лишь вскользь, будто неприятности не имели никакого отношения к ней и совсем ее не затронули, о хорошем, наоборот, говорила подробно, вспоминала множество ярких деталей и забавных мелочей.
        Аля тогда работала в школе первый год, точнее, второй месяц. Преподавала русский язык и литературу и делала это, как большинство молодых педагогов, с энтузиазмом и удовольствием. В ее личном деле в графе «ФИО» значилось: «Алевтина Викторовна Говорова». Но ей самой ее полное имя, да еще в сочетании с отчеством, казалось слишком вычурным и чужим, словно взятым напрокат у какой-то другой женщины - взрослой, высокой, строгой и властной. Она привыкла быть Алей. И дома, и в своей школе, и в институте. Даже на практике, придя на первый в жизни урок, она так растерялась, что представилась сокращенным именем, вызвав недоумение у вверенных ей учеников. Впрочем, это недоумение быстро переросло в симпатию, а затем и в любовь. Семиклассники обожали свою практикантку, но при этом вовсе не «сели ей на шею» и не «позволяли себе с ней фамильярничать», как стращала Алю после того незадачливого знакомства кураторша практики. Говорова стала единственной студенткой, чьи подопечные на уроках вели себя спокойно и выполняли все, что она им поручала.
        После института обращение по имени-отчеству стало казаться вполне естественным. Но к холодному «Алевтина» она так и не привыкла.
        Компромисс нашелся сам собой. Первого сентября, знакомясь с ребятами, она неожиданно для себя сказала: «А зовут меня Аля Викторовна». И никто не удивился. Все сразу стали звать ее так - и дети, и учителя; первые - с уважением, а вторые - с симпатией.
        «У нашей Аленьки сердечко большое, а ручки маленькие», - беззлобно поддразнивал ее седой физик Павел Петрович, единственный мужчина в педагогическом коллективе, известный ценитель прекрасного пола. «Есть женщины ослепительные, есть обаятельные, а есть просто милые, как наша Алечка. Таких милых ни на кого не меняют. Блекнут рядом с милой женщиной любые красавицы. Я-то знаю», - говорил он так, чтоб она слышала, и улыбался. Аля вспыхивала, смущалась, но ей было приятно. Она вообще была невероятно застенчива, даже диковата, возможно, оттого, что росла без родителей. Отца своего она никогда не видела, а мать умерла, когда девочка была совсем еще маленькой. Ее взяла к себе тетка, сестра матери, жившая в деревне, в часе езды от Озерска, одинокая, не склонная к сантиментам женщина. Там, в Сосновке, Аля окончила среднюю школу, потом перебралась в общежитие и жила в нем пять лет, пока училась в педагогическом. После распределения вопрос о крыше над головой стал особенно остро - каждый день мотаться домой, к тетке, было утомительно и накладно. Пришлось снимать комнату в городе, что при скромной зарплате
начинающего учителя тоже было непросто. Поэтому уже через несколько недель после их знакомства Игорь настойчиво принялся уговаривать Алю переехать к ним. Девушка долго отказывалась, она очень стеснялась, не решаясь войти в его семью, и отважилась только незадолго до свадьбы. Но ее опасения оказались напрасными. Стоило худенькой юной учительнице со старой спортивной сумкой через плечо и еще более древним чемоданом в руках появиться на пороге маленькой квартиры в хрущобе на улице Ермолаева, как на нее тут же обрушилось обожание всего дружного семейства Быковых. И в этом не было ничего удивительного. Не любить Алю было невозможно.

        - Папа, а почему нельзя быть красивой? - Подняв голову, Настена пытливо и удивленно смотрела на него ярко-голубыми, точь-в-точь как у матери, глазами.
        - Ты о чем, Ася? - Игорь отвлекся от воспоминаний.
        - Дядя поет, что нельзя быть красивой такой. А мама ведь красивая-красивая. Разве это плохо? - Столько недоумения, даже обиды было написано на ее маленьком личике, что Игорь невольно улыбнулся. Попробуй объясни ребенку все хитросплетения взрослых отношений!
        - Нет, милая, не плохо. У нас с тобой не только мама красивая, но и ты красавица. - Ответ отца девочку вполне устроил. Настена кивнула и, крепче уцепившись за его руку, принялась повторять считалку, разученную вчера на уроке английского. Игорь опять углубился в воспоминания.

        Он увидел ее сразу, как только вошел в актовый зал, придерживая под локоть нарядную бабушку. Совсем молоденькая девушка, стоя к нему спиной, прикрепляла к шторам гирлянду из воздушных шариков. В любовь с первого взгляда он тогда не верил. Еще меньше верилось в то, что можно влюбиться в женщину вот так - со спины. Но он влюбился. Сразу и наповал. В нежный затылок, на котором каким-то неведомым образом держался тугой узел темно-русых волос. В выбившиеся из прически невесомые летучие прядки. В худенькую шейку с выступающими косточками позвонков, на которую эти прядки спадали. В обтянутые голубым пиджачком хрупкие плечи и высоко поднятые тонкие руки. В стройную талию, такую узкую, что ее, казалось, можно было обхватить двумя ладонями. В длинные ножки, чью точеную линию не могла скрыть даже строгая темно-синяя юбка до середины икры.
        Потом он увидел ее в профиль и влюбился еще больше. А когда девушка, наконец, закрепила гирлянду, повернулась окончательно и Игорь встретился со взглядом огромных ярко-голубых глаз, он понял - это навсегда.
        Бабушку галантно похитил старенький физик.
        Подходили бывшие одноклассники. Он и так сталкивался с ними часто - в маленьком городе все на виду. Но здесь эти встречи казались особенными. Все хлопали друг друга по плечу, интересовались: «Как жизнь?», даже если разговаривали только позавчера, и это совсем не выглядело смешным.
        Игорь улыбался, вспоминал, шутил вместе со всеми, но старался не выпускать из поля зрения молоденькую учительницу. Она стояла чуть в стороне, в компании других учителей. Судя по всему, ей было очень весело. Смеялась она тоже по-особенному - откидывая назад маленькую красивую голову.
        Как-то сразу Игорь понял, что это она. И еще понял, что это навсегда. Он не сомневался, что пробудет рядом с этой девушкой всю жизнь, до самой смерти, и ни на мгновение не пожалеет о своем выборе. Ее невозможно было представить себе ворчащей, рассерженной или озлобленной. Он даже не мог вообразить ее постаревшей, она казалась воплощением молодости и очарования. Не на день, не на год, а навечно, словно античная богиня, над которой не властны ни время, ни невзгоды.
        Похоже, он смотрел слишком пристально, потому что она поймала его взгляд. Игорь даже испугался, что сейчас на ее лице появится выражение обиды или надменной скуки, как обычно бывает у молодых девушек, к которым проявляют повышенное внимание, но она вдруг улыбнулась ему приветливо и радостно, словно старому знакомому. Не подойти к ней после этого было просто невозможно. И он подошел. Совершенно без страха или смущения, и пригласил ее танцевать. Девушка танцевала легко и естественно, Игорь даже не сразу заметил, что для его удобства она чуть привстала на цыпочки. А когда понял, ему вдруг стало очень приятно. Весь танец он молчал. То ли от смущения, то ли от переполнявших его чувств Игорь никак не мог придумать, что бы такое сказать. Все приходящие в голову варианты казались глупыми и банальными. И тогда, точно подслушав его мысли, девушка заговорила сама:
        - Меня зовут Аля. А вас?
        - А меня Игорь. «Аля» - это полностью Алена? - Он обрадовался, что нашлась наконец тема для разговора. Она покачала головой.
        - Алла? - Угадывать было даже любопытно. Хотя он уже знал, что каким бы ни оказалось ее полное имя, он будет звать ее только Алей.
        - Нет.
        - Тогда, значит, Александра?
        - Опять мимо! - Она рассмеялась, и смех ее был похож на журчание лесного ручейка. - Даю вам последний шанс.
        - Алеся? - Игорь старался изо всех сил.
        - Нет, нет и нет. Не угадали. У меня ужасное имя - Алевтина. Оно такое… такое… брр! Некрасивое и старое.
        - Старое?
        - Ну… оно подходит женщине после шестидесяти. Чем-то похоже на слово «нафталин», вам не кажется? Надеюсь, я никогда не буду настолько старой, чтоб носить это имя. Зовите меня Алей, ладно?
        Из динамиков неслось:
        Эти желтые листья в ладони свои собираешь,
        Отсверкали они и лежат на холодном лугу.
        И ты сердцем моим, словно листьями теми, играешь…
        Дворник жег собранные в кучу подгнившие листья. В Озерске по-хозяйски утвердилась осень, которую он любил еще и за то, что в середине ноября родилась Настена. Его бесценная, золотая девочка. Дочь Игорь обожал.
        Увидев Асю первый раз, он испугался. Он представлял себе все совсем не так. Думал, что, когда будет получать из рук медсестры долгожданный сверток, испытает невероятную радость и отцовскую гордость, но ничего подобного не произошло. В душе царило недоумение - неужели человек может быть настолько маленьким?
        Было уже довольно холодно, и малышку завернули в три одеяла. А когда дома, положив на стол, откинули, как капустные листы, все конвертики и пеленки, девочка показалась ему такой крохотной и беззащитной, что он тут же почувствовал себя слишком большим и сильным и от этого неуклюжим и неуместным. Он не знал, как подойти к ней, как взять на руки. Было страшно сделать что-то не так и нанести ей хоть малейший вред.
        Но уже спустя две недели он сам с улыбкой вспоминал свое замешательство.
        Алька - как-никак преподаватель русского языка и литературы! - предложила назвать девочку Асей, в честь тургеневской героини. Но он был не слишком доволен таким выбором.
        - Мне не нравится сочетание «Ася Игоревна». К тому же ты - Аля, а она - Ася… Вас просто будут путать!
        И дочку назвали Анастасией. Сокращенно можно звать Асей. А можно Настей, Настасьей, Настенькой, Настькой и Настеной. Последнее имя ему особенно полюбилось. Впрочем, и к Асе он тоже быстро привык.
        Аля и Ася. Все его богатство. Вся его жизнь…
        Малышка с первых дней начала узнавать его. А может, ему просто так казалось. Когда она плакала, он клал ее себе на грудь, чтобы ее крохотное ушко улавливало биение его сердца.
        - Так делали со мной, - объяснял он жене. - Отец рассказывал, что дети, когда только рождаются, еще не отвыкли засыпать под стук сердца. Они же постоянно слышали его в утробе матери. И первые месяцы жизни им очень не хватает этого стука.
        - Значит, ты имитируешь мой живот, - смеялась она. - Эх, Игорь, хорошо еще, что я кормящая мать, а то ты вполне мог бы и без меня обойтись.
        Он накрывал дочку сверху пеленкой и замирал, вслушиваясь в такое трогательное, такое родное сопение. Иногда свободной рукой он обнимал Алю и в эти минуты чувствовал себя настолько счастливым, насколько обычному смертному чувствовать себя просто не полагается.

        Игорь сообразил, что они пришли, когда Настена остановилась у старого здания школы. Той, куда когда-то ходил он сам, где сорок с лишком лет преподавала бабушка и где сейчас работала Аля.
        - Ты меня сегодня заберешь или мама?
        - Наверное, мама. Только у нее семь уроков. Тебе придется ждать ее часа три. Справишься, Ася?
        Она неуверенно кивнула. Настена была совершенно домашним ребенком. И они с Алей каждый раз чувствовали себя виноватыми за то, что их дочь вместо того, чтобы играть дома в куклы, вынуждена торчать на продленке.
        - Пока, милая. Беги, а то опоздаешь. - Игорь поцеловал дочь. Поправил рюкзак, отдал пакет со сменной обувью. Долго смотрел ей вслед. В ярко-желтой курточке, длинной, точь-в-точь как у матери, юбке, с двумя хвостиками, перехваченными разноцветными резиночками и с розовым школьным рюкзачком за плечами, она смешно взбиралась на высокие каменные ступеньки. У двери обернулась, помахала ему рукой и вошла в здание школы.
        Сегодня он работал во вторую смену. Оставалось больше двух часов. Игорь постоял на школьном дворе. Посмотрел на хмурое осеннее небо, сунул руки в карманы куртки и не спеша направился бродить по Озерску.
        Свою работу Игорь обожал. Как и своего начальника.
        Арону Натановичу было под восемьдесят. Каждый год он грозился уйти на заслуженный отдых, но ему никто не верил, потому что все прекрасно знали - на пенсии ему делать нечего, тогда как все дело без него встанет.
        Вопреки распространенному представлению о людях его национальности, Арон начинал с обычного автослесаря, сам потихоньку сделал карьеру и еще до перестройки занял место начальника СТО. Позже при станции открыли маленький филиал, закупили машины, покрасили их в желтый цвет, разрисовали шашечками - и в городе появился новый таксопарк. Станция обслуживала и свои, и городские автомобили и одновременно служила гаражом.
        Игорь был таксистом уже восемнадцатый год и даже не представлял, кем бы еще он мог работать. Все получилось как-то само собой. В старших классах у него были какие-то смутные планы относительно технологического института, но сразу после выпускного вечера его вызвали в военкомат и предложили окончить перед армией автошколу. Посоветовавшись с родными, Игорь согласился и с тех пор ни разу не пожалел о своем решении. Сначала выучился водить грузовые автомобили, а после армии получил еще и права категории «В». Именно во время службы, крутя баранку «ЗИЛа», на кузове которого была табличка «Люди», он понял, что в этом-то и заключается его призвание - возить пассажиров. Поработал несколько лет в городском парке, а потом перешел к Арону со своим автомобилем - старенькими «Жигулями»-«шестеркой», на котором ездил еще Быков-старший. Машину перекрасили ярко-желтой краской, и она словно помолодела, даже сам отец поначалу ее не узнал.
        Несмотря на то что Озерск относительно небольшой город, работы всегда хватало. Для местных жителей пользоваться услугами их фирмы было обычным делом. Чаще всего такси заказывали по телефону - Игорь всегда удивлялся, когда слышал, как в других городах люди «ловят» машину, стоя у проезжей части.
        Слово «голосовать» в применении к данной ситуации он впервые услышал только в армии и не сразу понял, о чем речь.
        Служил он в Подмосковье, в Наро-Фоминском районе и заслуженный краткосрочный отпуск решил провести в столице вместе с приятелем Сашкой Рябовым. Домой, конечно, хотелось очень и очень, но дорога туда и обратно на поезде как раз съела бы все отпущенные трое суток, а на самолет денег не было. Поэтому он с охотой принял Сашкино предложение «смотаться в Первопрестольную». Рядовой Рябов был, как он сам выражался, «потомственным москвичом в третьем поколении». Ни больше ни меньше.
        Сразу после подъема они покинули часть и пошли по направлению к шоссе, где на асфальтовом пустыре сиротливо белела автобусная остановка. В десятке шагов от нее притулилась стеклянная конструкция, оказавшаяся продуктовым магазином - единственным во всей округе.
        - Я в сельпо заскочу, а ты пока голосуй, - скороговоркой произнес Сашка и скрылся.
        Озадаченный Игорь остался стоять на месте. Интересно, что его товарищ имел в виду? Может, это шутка такая?
        Сашка появился минут через десять, нагруженный пряниками и пивом, и удивленно на него уставился.
        - Ты чего стоишь столбом? Мы же не будем до скончания века автобуса дожидаться! Надо машину ловить.
        Это было уже более понятно, но только в теории. Игорь чувствовал себя ужасно глупо, глядя на приятеля, который вышел к обочине, вытянул руку и еще зачем-то оттопырил кверху большой палец. Он предпочел делать вид, что вовсе не с Сашкой, а просто стоит рядом в ожидании автобуса.
        - Ты чего уставился? Никогда, что ли, машину не ловил? - обернулся Санька.
        - Никогда, - честно признался Игорь.
        - А как же у вас, в этом твоем Озерске? Вы только пешком ходите, что ли?
        «У нас нет таких дикарей, которые посреди дороги будут пальцы топорщить», - хотел сказать Игорь, но не стал, только отрицательно замотал головой.
        - У нас в Озерске для такси есть специальные стоянки. А чаще всего машину заказывают по телефону, - объяснил он.
        - Да, в Москве тоже так делают, - кивнул приятель. - Но это такой геморрой…
        Игорь так и не понял, почему позвонить по телефону Сашке кажется сложнее, чем стоять на автостраде, надеясь на то, что тебя подберет проезжающая машина.
        - А если вам нужно ехать куда-то к определенному времени? Ну там, к поезду, например, или в аэропорт?
        - Ну и что? - не понял вопроса Рябов.
        - Так ведь опоздать можно. Вдруг никто не остановится?
        Теперь настала очередь Сашки озадачиться.
        - Как это не остановятся? Минут десять-пятнадцать постоишь, обязательно кто-нибудь да затормозит. Надо просто выйти с запасом.
        Дальше Игорь решил не уточнять. Время шло. Назначенные Сашкой десять-пятнадцать минут давно миновали, но ни одна из проезжавших мимо редких машин и не думала останавливаться.
        - Знаешь что, Игоряха, - Рябов обернулся к нему и увидел, что он мается без дела, - встань-ка с противоположной стороны и тоже голосуй. Так мы быстрее поймаем.
        - Но они едут в другую сторону!
        - Ничего, развернутся.
        - С какой стати?
        - Чтоб нас подвезти.
        - Так им не по пути.
        - Я же знаю, что говорю. Не спорь.
        Он поплелся на другую сторону дороги, встал подальше от проезжей части (авось не увидят) и неуверенно вытянул руку. Большой палец оттопыривать не стал - и без того он чувствовал себя, как пугало посреди огорода.
        К его удивлению, не прошло и двух минут, как рядом затормозила грязная белая «копейка».
        - Куда едем, солдатик? - весело поинтересовался краснолицый водитель.
        - В Москву, - неуверенно проговорил он, чувствуя себя полным идиотом. Сейчас дядька покрутит пальцем у виска и объяснит ему, что столица находится аккурат в противоположном направлении.
        - А платить-то будем? - еще веселее спросил водитель.
        - Будем, - отвечал Игорь. Хоть за это ему не было стыдно. Деньги у них с Сашкой были - незадолго до отпуска оба получили посылки из дома.
        - Ну тогда садись, - неожиданно кивнул краснолицый.
        - Я не один, - забормотал Игорь, - нас двое, у меня там товарищ.
        - И товарища прихватим, - охотно согласился дядька.
        - Ну вот, будущий таксист, теперь будешь знать, что, если стоит на дороге хороший человек с вытянутой рукой - это твой клиент, - важно поучал Сашка, размещая на заднем сиденье «копейки» свою необъятную сумку. Баул был настолько огромным, словно Рябов уже демобилизовался и ехал в Москву насовсем, а не в отпуск на каких-то три дня.
        «Да я, если такое увижу, буду объезжать за три квартала», - решил тогда Игорь.
        За эти три дня, проведенные в семействе Рябовых, Игорь успел понять, что москвичи - люди хорошие, но немного странные. Все они жили какой-то суетливой, шебутной жизнью, словно каждый день что-то праздновали. Они называли парадное подъездом, булки именовали батонами и долго не могли его понять, когда он сообщил, что хочет купить родителям красивые обои, чтобы сделать ремонт в зале. Слово «зал» было им непривычно, по их мнению, так назывались помещения во дворцах, а не большие комнаты в квартире. Все три дня Сашкина мама кормила их как на убой, причитая, какие они худенькие и болезненные. Особенно, конечно, ее сыночек, который уже тогда весил под центнер и вид имел исключительно бодрый.
        За все семьдесят два часа они так и не выбрались посмотреть город, хотя Игорь до последнего надеялся на ознакомительную прогулку. Но рядовому Рябову его настрой был непонятен.
        - Да ладно тебе, Игоряха. Отъедайся, отсыпайся. Тебе потом еще год служить. Нет ничего особенного в этой Москве. Ну башня со звездой, ну театр с лошадьми. Я и сам, кстати, в этом театре никогда не был, и ничего, жив еще.
        Игорь не возражал, но дал себе слово, что после дембеля обязательно еще раз навестит столицу, но уже без оказавшегося вдруг таким скучным Рябова.

        Игорь вдохнул свежий осенний воздух. Наверное, он никогда не смог бы жить где-то, кроме Озерска… Тут его родные, работа, тут доставшаяся от родителей маленькая уютная квартира со старой мебелью. Тут ребята таксисты, такие же, как и он, работяги. Тут его начальник, самый мудрый и все понимающий.
        Арона Натановича между собой звали Старик. Он был для них другом и отцом, лучшим в мире собеседником и советчиком. Игорь не знал другого человека с таким объемом знаний, с такой фантазией, с таким запасом мудрых мыслей, с таким чувством юмора.
        «Счастье - это когда утром хочется идти на работу, а вечером - возвращаться домой, к семье», - говорил Старик, прилаживая над входом СТО матерчатый плакат с надписью: «На работу, как на праздник». С семьей дело у всех обстояло по-разному, но на работу действительно ходили, «как на праздник».
        Неверно было бы сказать, что заслуга Арона Натановича перед Озерском заключалась только в создании таксопарка. Все было намного сложнее.
        Станцию техобслуживания, где работал Игорь, можно было назвать большим домом, который Старик бережно строил несколько лет, тщательно подбирая кирпичики. Или островом в неспокойном море постперестроечного городка. Или садом, который Арон Натанович возделывал потом и кровью. И, наконец, большой дружной семьей, где каждый был для другого намного больше, чем просто коллегой.
        Старик, как никто другой, умел увлечь общим делом, и при этом ему совершенно чужда была философия отдельных винтиков в одной большой системе. Для него каждый из них, водителей, был уникален и незаменим.
        Понял это Игорь не сразу. В молодости все воспринималось как должное, казалось, так оно везде, иначе не бывает. И лишь потом, наслушавшись разговоров в курилке, он понял, как ему повезло, что он работает у Арона.
        Курилкой называли просторную продолговатую комнату при гаражах. Старик специально оборудовал ее для отдыха, поставил туда три дивана, низкий журнальный столик, черно-белый телевизор и маленький холодильник. Здесь водители коротали время в ожидании вызова, обедали, пили чай, решали кроссворды и обсуждали все, что можно, начиная с международной политики и заканчивая ссорой с подвыпившими соседями.
        Раньше Игорь тоже охотно участвовал в этих разговорах, но, когда родилась Настена, все остальное стало казаться ему несущественным. Предстоящий ремонт машины, стремительно растущие цены и столь же стремительно обесценивающаяся зарплата - все это имело значение лишь постольку, поскольку касалось дочки. Он мог часами рассказывать о том, что Асенька сделала сегодня, а что позавчера, как она болела ангиной, как нарисовала его портрет и что забавного они с женой услышали от нее в последнее время. Вскоре в речь его коллег как-то сами собой вошли исковерканные детским языком словечки и смешные выражения из репертуара его дочурки. Особенно любили таксисты вспоминать замечание, сделанное Настей во время загородной прогулки.
        Как-то ранней весной семья Быковых отправилась навестить Алину тетку в Сосновке. Утро было довольно прохладным. Игорь решил сделать небольшой перерыв и притормозил на обочине. Аля вынула из сумки термос с горячим чаем, напоила дочку и предложила попить Игорю. Тот, обернувшись, взял у нее из рук железный стаканчик и тут увидел совершенно круглые от удивления и испуга глаза Настены.
        - Ты что, папа, этого же нельзя! По телевизору говорили, что пить за рулем нельзя! - на полном серьезе выдала его законопослушная пятилетняя дочь. - Тебя же заберут в милицию!
        Интересно, почему с ним это происходит? Почему уже несколько месяцев он словно просматривает свою жизнь, заснятую на кинопленку? Почти каждый день приходят на ум эпизоды из прошлого. Это сейчас-то, когда он абсолютно счастлив!
        Когда он поделился своими размышлениями с Ароном, тот предположил, что это к переменам в жизни.
        - Никто не знает, что ждет его завтра, - сказал Старик. - Картину у меня дома помнишь?
        Игорь понял, о чем шла речь. Эта репродукция с полотна какого-то художника, не то француза, не то бельгийца, произвела на него очень сильное впечатление, когда он увидел ее впервые. На ней был изображен старинный замок - не сказочный, изящный и вычурный, а прочный, массивный, как строили в совсем уж древние времена, когда девиз «Мой дом - моя крепость» был не забавной поговоркой, а определением жизненной необходимости. Впечатление надежности замка усиливалось еще и тем, что стены и башни были высечены из скалы, на которой этот замок стоял, такой же крепкой и нерушимой на вид, как и само строение. Но вся оригинальность картины заключалась в том, что эта самая скала висела без всякой опоры в воздухе, на фоне голубого, полного облаков, неба, прямо над волнующимся морем.
        - Здoрово! - сказал тогда Игорь. - Как называется эта картина?
        Старик пожал плечами:
        - Не знаю, тут написано по-французски, а я франсе не парле… Я зову ее «Мир над пропастью». На мой взгляд, тут выражена вся сущность нашей жизни. Как бы прочно и уверенно ты себя ни ощущал, всегда надо помнить о том, что ты, в конечном счете, висишь в воздухе над пропастью…

        Солнце ненадолго появилось из-за осенних туч, затем снова пошел мелкий нудный дождь. Но Игорь не стал прибавлять шаг. На узеньких улочках было совсем пусто. Он зашел в небольшое кафе с милым, каким-то советским еще названием «Ветерок» и заказал себе черный кофе. Сейчас он мог себе это позволить, как, впрочем, и многое другое. А был в их с Алей жизни период, как назло совпавший с рождением Настены, когда не то что в кафе, в магазин лишний раз не сходишь. Собственно, ходить туда было и незачем, разве что полюбоваться на пустые полки… Из детского питания в продаже была только одна-единственная совершенно несъедобная молочная смесь, от которой дочка тут же покрылась диатезной сыпью. А молоко у Али исчезало буквально на глазах. Молодая мама ведь тоже не могла есть вдоволь. Игорь все время боялся, что вот-вот в его доме зазвучит: «Что ты за мужик, даже заработать не можешь?», «Зачем заводить семью, если не в состоянии ее прокормить?» и тому подобное, что чуть ли не каждый день с горечью повторяли его коллеги. Но Аля держалась на удивление стойко. Штопала его носки и свои колготки, быстро научилась шить
дочке одежку из своих старых юбок и платьев, сама изобретала какие-то оригинальные рецепты из тех незатейливых продуктов, которые удавалось купить. Пытаясь побольше заработать сверх обязательного плана, Игорь колесил по городу почти круглую неделю, да еще и по ночам, когда тарифы были чуть выше. Аля, видя, как зашивается муж, решила заняться репетиторством. Вечера и выходные она, оставив дочку на старенькую соседку, проводила в чужих квартирах с чужими детьми, готовя их к экзаменационным сочинениям и стараясь вдолбить им в голову то, что они не смогли усвоить за партой. Эти занятия изматывали ее и огорчали Игоря, мечтавшего чаще бывать с обеими своими «любимыми девочками», как он звал жену и дочь, но хоть частично решали их проблемы. Алин заработок - иногда до пятидесяти долларов в месяц - был ощутимым подспорьем для молодой семьи, но все равно денег катастрофически не хватало. Поломка старенького холодильника «Саратов», который, как оказалось, невозможно починить, стала для Быковых настоящим бедствием.
        Старик первый заметил, что у Игоря что-то неладно. Он вызвал его к себе в кабинет и сказал:
        - Мне нравится, как ты работаешь, Игорь. Ты парень толковый, народ тебя уважает… Думаю, ты вполне справишься с должностью начальника смены. Конечно, это ответственность… Но, с другой стороны, зарплата повыше, а главное - нормированный рабочий день. Все-таки побольше сможешь бывать со своей дочкой.
        Он дал ему неделю на размышление, но Игорь не успел дойти до курилки, как вернулся и сказал, что согласен.
        Игорь глянул на часы - пора. Подозвал официантку, расплатился за кофе, вышел на улицу и бодро зашагал в сторону автопарка. Пожалуй, на сегодня хватит воспоминаний…


        Глава 2
        Для чего люди вырастают?
        - Что желаете на завтрак? - Аля привстала на локте и смотрела на него, свеженькая и веселая. Это было, наверное, последнее теплое субботнее утро в этом году. Яркое солнце нахально пробивалось сквозь толстые шторы, обманчиво обещая вечное лето.
        - А что вы можете предложить? - Игорь подхватил игривый тон жены. Она ненадолго задумалась.
        - Есть гречневая каша, - бретелька ночной рубашки съехала с ее плеча, соблазнительно обнажая остренькую ключицу, которую Игорь всегда любил целовать. - С маслом.
        - Та-а-ак, - он загнул один палец.
        - Еще есть гречневая каша с молоком. Это два. И гречневая каша с сосисками. Это три.
        - Эй, подожди, тебе не кажется, что ты жульничаешь?
        - Ничуть. Я предложила тебе на выбор целых три блюда. Меню, как в хорошем ресторане. Все приготовлено лично шеф-поваром Алей Викторовной Говоровой-Быковой.
        - Ну раз так, я согласен есть гречку вечно. До скончания моих дней! А десерт будет? - поинтересовался он, обнимая жену за талию.
        Она поняла намек, игриво провела длинными волосами по его голой груди и осторожно высвободилась.
        - Будет, только вечером. Давай-ка подниматься, десятый час уже…
        Игорь обожал, когда его «плавающие» выходные попадали на субботу или воскресенье. Как же хорошо, когда они все вместе дома целый день! Хоть иногда можно пообщаться нормально, без спешки.
        Настена еще сладко посапывала в своей кроватке. Игорь и Аля занялись приготовлением завтрака - это тоже было для них чем-то вроде привычного ритуала. Он резал пузатые помидоры для салата, она аккуратно снимала с сосисок прозрачную шкурку.
        - Ну расскажи мне про своих оболтусов, - попросил он, чтобы сделать жене приятное. Игорь знал, что Альку хлебом не корми - дай поведать о своих подопечных. А в этом году, когда ее класс стал выпускным, она просто не могла говорить ни о чем другом.
        - Ты же знаешь, оболтус у меня всего один - Митька Ложнов, - рассмеялась Аля и бросила сосиски в бурлящую кастрюлю. - А вот девчонки очень даже положительные. Одна, Аллочка Тетеркина, так вообще собирается ехать поступать в МГУ, на экономический. Представляешь? И, я думаю, поступит. Она девочка организованная, целеустремленная, и Ирина Валентиновна, математичка, ее хвалит…
        - Не понимаю я, Алька, чего там хорошего, в этой Москве? - отвечал Игорь, берясь за зелень. - Что все туда так рвутся… По мне, эти мегаполисы людей просто сжирают. Те, кто живет в таких, как наш, маленьких городах, как-то более естественны, более человечны, что ли…
        - А в Москве, по-твоему, все звери, да? - Аля убавила огонь под кастрюлей и сердито поглядела на мужа.
        - Ну нет, конечно, - слегка смутился тот. - Наверняка и там хорошие люди есть. Просто там жизнь такая… Суматошная, суетливая. А теперь еще и борьба за выживание.
        - Ты так говоришь, точно бываешь там несколько раз в год. - Аля выдвинула ящик кухонного стола и достала три вилки.
        - Ты же знаешь. Я там всего-то два раза был, да и то проездом. Один раз в увольнительной, а второй, когда из армии ехал. И мне не понравилось. Полно народу, все бегут куда-то, толкаются, и никому ни до кого нет дела.
        - А я вот все детство бредила Москвой, - задумчиво произнесла Аля и поставила чайник на плиту.
        Он слышал это далеко не в первый раз. У его жены была давняя и безответная любовь к российской столице. Она умудрилась влюбиться в этот город, еще будучи маленькой девочкой, причем заочно, никогда там не бывая.

        У маленькой Али Говоровой из родных была только тетка. В меру любящая и в меру строгая. После смерти младшей сестры Наталья взяла на себя все заботы о девочке и ни разу об этом не пожалела, по крайней мере, вслух.
        Лет до трех малышка была уверена, что так живут все дети - на каждого ребенка полагается один взрослый, который о нем заботится: воспитывает, кормит, одевает. У нее, например, такой человек - тетя Таша. И только услышав несколько раз от других детей непонятное, но такое приятное уху слово «мама», она постепенно вникла в суть вопроса и поняла, что она не такая, как все. Что мамы у нее нет и не будет.
        Когда Аля пошла в школу, она сообразила, что, будучи бедной несчастной сироткой, можно получать очень даже неплохие привилегии. Учителя были к ней снисходительнее, чем к другим, прощали шалости, завышали оценки, одноклассники делились принесенными из дома бутербродами и яблоками.
        Но для того чтобы эта лафа продолжалась, нужно было научиться постоянно поддерживать сиротский образ. В этом Аля преуспела. Она часто рассказывала, как ей не хватает родителей, особенно мамы. Как безумно они ее любили, как баловали и как ей тяжело было их лишиться. Доверчивые одноклассники охали и ахали, угощали ее конфетами и клялись защищать от всех невзгод.
        Во втором классе девочка пошла еще дальше. Она стала фантазировать про злую тетку, которая бьет ее, морит голодом и не дает игрушки, купленные когда-то родителями. Слухи о ее горемычной жизни дошли до учительницы, и ничего не подозревающую Наталью вызвали в школу.
        Вечером тетка в первый и последний раз больно выпорола Алю старой сентябрьской крапивой. К вечеру гнев Натальи поостыл, и она решила поговорить с племянницей серьезно. Та сидела на бревне за сараем и плакала навзрыд. Ей и в самом деле сейчас казалось, что тетка ее ненавидит и постоянно обижает.
        Наталья присела рядом и обняла племяшку за плечи. Девочка принялась всхлипывать еще отчаяннее.
        - Ну все, хорош уже реветь, хорош… На вот платок, утрись. Больно тебе? Ничего, до свадьбы заживет. А я на тебя не в обиде. Понимаю ведь, что врала ты не со зла. Тяжело тебе без папки, без мамки… Вот и хочется, чтоб чужие люди пожалели, так ведь?
        - Так… - шмыгнула носом Алька.
        - Ну пожалеют по первости, так что в том хорошего? - продолжала тетка, сложив на коленях огрубевшие от работы руки. - Жалостью-то не проживешь, жалеют-то только нищих, убогих да блаженных. А здоровому, сильному человеку стыдно должно быть, когда его жалеют. Вот хоть меня возьми. Думаешь, мне не тяжело одной - и работать, и по хозяйству, и тебя поднимать? А я разве ж ною? Да что я! Посмотри кругом - разве кому-нибудь легко? Никому не легко, а никто не жалится, не плачется. И ты не плачься, все свои горести в себе таи. А на людях, наоборот, улыбайся, будто у тебя все хорошо. Тогда тебя и любить, и уважать будут. А жалких да слабых никто не любит…
        Слова тетки запали Альке в душу. Пожалуй, это был самый ценный совет в ее жизни.
        Теперь на все расспросы одноклассников она, гордо подняв голову, отвечала, что у нее все в порядке. Аля научилась мужественно превозмогать боль, скрывать свои переживания и обиды и вскоре заметила, что окружающие, не только сверстники, но и взрослые, стали относиться к ней совсем иначе. Жалость с оттенком снисходительности сменилась полноценным уважением к сильной, умеющей мужественно противостоять жизненным трудностям личности.
        Но это был не единственный вывод, который Алька сделала из разговора с теткой. До того момента девочке как-то в голову не приходило, насколько трудно Наталье одной справляться со всеми заботами. Раньше Аля если и делала какую-нибудь работу по дому, то крайне неохотно. Теперь же она, устыдившись, активно принялась помогать тетке: убирала избу, носила воду, занималась огородом и вскоре выучилась готовить. А когда на семейном совете тетка и племянница решили завести сначала кур, а потом и корову, Аля и вовсе взяла на себя почти все домашние дела - ходить за скотиной тетка ей по малолетству не разрешала. Ну разве что корму курам насыпать.
        Спустя недели две после памятной беседы за сараем Алька решила сделать тетке сюрприз - устроить генеральную уборку. Придет Наталья с работы - а в избе чистота, точно под праздник. Приволокла полведра воды и, решительно окунув в него тряпку, принялась стирать пыль сначала с серванта, где стоял черно-белый телевизор «Рекорд» - гордость Натальи, потом, взобравшись на табуретку, с книжной полки. Толстый двухтомник Чехова, серый и потрепанный, выступал из общего ряда книг и мешал движению тряпки. Алька попробовала затолкать книги поглубже - не лезут. Может, что-то попало и мешается? Девочка осторожно потянула один том на себя. За ним, у самой стены, обнаружилась книжка не книжка, журнал не журнал - нечто яркое, разноцветное, с золотой тисненой надписью: «Виды Москвы». Только взяв свою находку в руки и сняв красочную обложку, девочка поняла, что перед ней набор открыток.
        Алька тотчас забыла об уборке. Сползла с табуретки и уселась прямо на полу, перебирая одну за другой и рассматривая цветные фотографии. О Москве она имела довольно смутное представление. Знала, конечно, что это столица нашей родины, где живут все артисты и дикторы, но сам город представляла себе весьма приблизительно - в основном по обрывкам телепередач да по картинке из учебника, изображавшей острую высокую башню с часами и красной звездой.
        Здесь же ей открылась совсем другая Москва. Многоэтажные каменные здания, нарядные прохожие, асфальтированные улицы, полные машин (неужели такое бывает?), памятники, магазины… С замиранием сердца Аля читала часто не вполне понятные, но такие завораживающие подписи к фотографиям: «ВДНХ. Фонтан «Дружба народов», «Улица Горького. Памятник А.С. Пушкину», «Гостиница «Россия», «Станция метро «Маяковская», «Центральный универмаг», «Большой театр»… Рядом с каждой подписью стояла дата - 1965 год. Такой была Москва за три года до ее рождения. Сейчас она, наверное, еще прекраснее…
        Аля опомнилась только за четверть часа до прихода Натальи. Ни о какой уборке уже не могло быть и речи - успеть бы помыть посуду после обеда да убрать ведро с водой…
        Тетке она ничего о своей находке говорить не стала. Аля и сама не могла бы объяснить почему. Может, потому, что поняла - открытки не просто так оказались в этом укромном месте. Стало быть, скорее всего, спрятаны от ее глаз. А может, ей просто хотелось иметь свою и только свою маленькую тайну. Возможно, Наталья просто-напросто забыла про этот набор, и только она, Аля, знает, где он находится.
        Теперь, оставшись одна, она часто доставала открытки, бережно перебирала их, рассматривала, подробно изучая детали, придумывала для каждой новое, свое, название, представляла, как гуляет по Красной площади, кормит лебедей на Чистых прудах, едет в троллейбусе по Садовому кольцу (сада на фотографии почему-то не было видно). А как, интересно, выглядят те же самые улицы зимой? Или ранней золото-багряной осенью?
        С особым интересом она вглядывалась в те снимки, на которых были видны люди. Их было очень много - наверное, во всей Сосновке меньше жителей, чем гуляющих летним вечером по Парку культуры и отдыха имени Горького на одной только фотографии. Интересно, понимают ли эти люди, как им повезло, что они живут в Москве?
        Самой любимой открыткой у маленькой Али был снимок собора Василия Блаженного на Красной площади. Слово «блаженный» вызывало какие-то смутные и не слишком приятные отголоски в душе, но разноцветные купола выглядели весело и как-то совсем не по-взрослому, точно большая игрушка.
        - Тетя Таша, я вырасту и поеду в Москву, - не удержавшись, заявила Аля тетке в день своего двенадцатилетия. Та даже перестала чистить картошку для традиционного праздничного салата с красивым названием «оливье». Развернулась к племяннице мощным телом, отерла лицо краем фартука.
        - Еще чего! И не выдумывай даже! Нечего тебе там делать, в этой Москве скаженной!
        - Почему это нечего? - возмутилась девочка. - Я там жить буду.
        - Ишь, жительница нашлась! - всплеснула руками Наталья. - Как будто там без тебя народу мало! Да одних москвичей, вот недавно по радио говорили, одиннадцать миллионов. А приезжих со всего Союза небось и вовсе стокилометровая очередь!
        Аля живо представила себе эту очередь: люди с узелками и в лаптях. Им в школе рассказывали, что так пришел в Москву ученый Михайло Ломоносов. Правда, не упоминали, что ему пришлось стоять в очереди. Ну это ж давно было. Понятно, что с тех пор много чего изменилось.
        - А мне не надо будет стоять в очереди, - ляпнула она вдруг, - у нас там живут родственники и друзья. Просто мы с тобой, теть Таша, про них еще не знаем.
        Она сказала это и сама удивилась - какие еще друзья? Какие родственники, откуда они возьмутся? Ну а вдруг, чего не бывает? Должно же и ей, Але Говоровой, когда-нибудь повезти.
        - В гробу я видала этих родственников! - неожиданно зло ответила Наталья. Аля даже испугалась. Слово «гроб» само по себе было страшным, а уж выражение лица тетки еще больше добавило ужаса. - Что ты болтаешь, Алевтина! Ты в уме? Какие у тебя в Москве родственники? Белены объелась девка! Чтоб я больше этого не слышала!
        Больше она и не услышала. Но детское желание покорить Москву не пропало. Аля просто заболела столицей. Покупала всевозможные открытки и значки, брала в библиотеке книжки, чуть ли не заучивала их наизусть и не отлипала от телевизора, когда там показывали фильмы или передачи о городе ее мечты…

        - Ну и слава богу, что ты туда не уехала, - проговорил Игорь и ссыпал в миску мелко нарезанную зелень. - Иначе ты разбила бы всю мою жизнь. А жизнь Настены вообще бы не состоялась.
        - Нy-у? Это спорный вопрос, - отвечала Алька, раскладывая подогретую кашу по тарелкам. - Думаю, ты бы и там меня нашел.
        - Это в многомиллионном-то городе?
        - Значит, надо было постараться…
        В коридоре послышалось топанье босых ножек. Дверь кухни распахнулась, и на пороге появилась Настена в розовой пижаме с мишками. Она смешно потягивала носом.
        - По-моему, тут без меня едят что-то вкусное!
        - А ты бы еще подольше спала! - весело отвечал Игорь, усаживаясь за стол.
        - Мама, мне каши не надо, только сосиску с салатом, - велела дочь, тут же устраиваясь рядом с ним.
        - Смотри, Аська! - поддразнил ее Игорь. - Не будешь есть кашу - не хватит сил на поход.
        - Так мы идем в поход? - просияла девочка.
        - А разве ты забыла? Мы же договорились! Поход с пикником.
        - Это я забыла, - включилась в разговор Аля. - И замочила полную ванну белья.
        - А как же поход? И пикник? - Настена готова была расплакаться.
        Игорь с нежностью посмотрел на дочь и отчетливо вспомнил, как и для него когда-то слова «поход», «пикник» были чем-то волшебным.
        - Может, правда, Алька? Ну его, это белье?
        - Нет уж, идите без меня! - решила жена, дожевывая сосиску. - Мне еще борщ к обеду варить и сочинение по Грибоедову у девятых классов проверять. Я вам наделаю с собой бутербродов, а вы уж повеселитесь за меня, ладно?

        - Давай тут! - Он остановил машину около протоптанной в лес тропинки, вылез, открыл с ее стороны дверь, помог застегнуть желтую курточку. - Пошли, Аська-походница!
        - Пап, а пойдем сегодня далеко-далеко!
        «Далеко-далеко» растянулось всего-то на несколько десятков метров. Шли по дорожке, шурша опавшей листвой, любовались яркими красками осеннего леса, собирали крупные, похожие на растопыренные пальцы кленовые листья, составляли из самых красивых букет для мамы, нашли огромный, тут же рассыпавшийся в руках, трухлявый гриб и даже обнаружили на влажной земле следы зайца. Аське очень хотелось выследить по ним зверька, но у нее ничего не получилось.
        - Ну и ладно! - быстро утешила она сама себя. - Вот поеду с мамой в Москву, пойду в зоопарк и всех-всех там увижу! И зайца, и крокодила, и белого медведя, и жирафа!
        Подходящее для привала место выбирали долго, пока не набрели на огромный дуб у ручья. Восхищенная девочка попыталась обхватить дерево ручонками, но у нее ничего не вышло. Это удалось только Игорю, да и то не полностью - даже его большие сильные руки не до конца сходились на толстом стволе.
        - Ого, да этот дуб наверняка очень и очень старый! Ему, видимо, лет пятьдесят, да, пап?
        Он улыбнулся наивности дочки, для которой число пятьдесят было чем-то запредельным. Мол, столько не живут.
        - Я думаю, Ася, ему все двести, а может, и больше.
        Какими удивленными глазами она смотрела на него… В детстве один день иногда представляется целой жизнью. Это уже потом, с возрастом, человеческий век в семь-восемь десятков лет покажется ничтожно, смехотворно малым…
        - Значит, он скоро умрет? - Похоже, девочка всерьез огорчилась.
        - Будем надеяться, что нет. Дубы живут долго. Это сильное, здоровое дерево, оно может простоять еще несколько сотен лет.
        Настена попыталась вымыть руки, окунула ладошку в ручей и тут же затрясла ею в воздухе:
        - Ой, какая вода холодная! Смотри, пап, у меня рука сразу покраснела!
        - Что же ты хочешь - октябрь на дворе!
        - Но нельзя же садиться за стол с грязными руками!
        - Скажите пожалуйста! Что-то я не слышал от тебя этого дома!
        - То дома, а то на пикнике…
        Намек был понят. Игорь достал из рюкзака и расстелил сначала кусок целлофана, чтоб не тянуло от земли, затем старенький полосатый половичок.
        - Ну давай посмотрим, чем снабдила нас мама. Надеюсь, там не гречневая каша, - он подмигнул дочке.
        В пакете оказались сваренные вкрутую яйца, помидоры и много бутербродов: с сыром, с ветчиной и с любимой Настиной «Докторской» колбасой.
        Игорь с нежностью смотрел на дочку. Она уплетала за обе щеки с большим аппетитом. На ее личике проступил свежий румянец, глаза блестели, и вообще она выглядела невероятно счастливой.
        - Пап, а ты, когда был маленьким, делал секретики? - Настена развернула «Мишку на Севере» и тщательно разгладила фантик.
        - Какие секретики?
        - Ну берешь фольгу, стеклышко, можно от бутылки, камушек, цветок или еще что-нибудь красивое, выкапываешь ямку, где никто не знает, кладешь туда, делаешь окошко и присыпаешь землей, а потом приходишь и потихоньку любуешься. Здорово, да?
        - Да, у наших девчонок что-то такое было, припоминаю.
        - Пап, а давай прямо сейчас сделаем!
        - Да запросто.
        «До чего же легко доставить ей удовольствие, - подумал он. - Кусок блестящей бумажки, осколок стекла. И вот оно - готовая тайна».
        - Вот только где мы возьмем с тобой в лесу стеклышко?
        - Я уже видела по дороге сюда целых две разбитые бутылки, пап, - очень по-деловому заверила дочка. - Зеленую и коричневую.
        - Ну тогда за чем же дело стало - вперед! Только давай сначала уберем за собой.
        Они быстро привели все в порядок, потом девочка занялась своим «секретом», а Игорь устроился поудобнее, прислонившись спиной к дереву, и закрыл глаза.
        - Ой, а чем бы мне ямку выкопать? Пап, дай мне свой перочинный нож!
        - Держи, только будь, пожалуйста, осторожнее, не порежься. Он довольно острый.
        В лесу не было ни ветерка. Тишина нарушалась лишь тревожными криками улетающих в теплые края стай да бойким журчанием ручья. И, если прислушаться, можно было уловить едва ощутимый звон, исходящий от могучего дерева.
        - Пап, иди чего покажу!
        Настена вся светилась от удовольствия. Видно, «секрет» удался на славу.
        - Ну пойдем. - Игорь поднялся на ноги.
        Они обогнули дуб, и дочка с гордостью показала рукой, но почему-то не на землю, а на ствол:
        - Смотри!
        На шершавой коре могучего дерева появилась свежевырезанная надпись чуть кривыми печатными буквами: «Игорь Ася Аля».
        - Что же ты наделала, чучело-мяучело?! - ахнул Игорь.
        - А что такое? - удивилась девочка. - Ты же сам сказал, что этот дуб проживет еще много-много лет. И все это время на нем будут наши имена. Здорово, правда? Мы будем приходить сюда и читать. И другие люди будут читать и думать: «Интересно, кто они такие, эти Ася, Игорь и Аля?»
        - Настька, но разве так можно! Дерево - оно же живое! А ты по нему ножом… Это то же самое, как если бы кто-то вырезал надпись прямо у тебя на руке. Как ты считаешь, тебе бы понравилось?
        Настена испуганно посмотрела на отца, потом на свою руку, затем снова на Игоря.
        - Но я же не знала… Я не думала… - залепетала она. Глаза ее тут же наполнились слезами. - Папа, прости, я больше не буду-у-у-у!
        - Это не у меня надо просить прощения, а у дерева. - Игорь изо всех сил старался казаться строгим, но в душе его уже боролись умиление и жалость к такому глубокому и искреннему детскому раскаянию.
        Настя, как могла, обхватила ствол и уткнулась зареванным лицом в шершавую кору.
        - Деревце, миленькое, не сердись! Я больше никогда-никогда не буду делать тебе больно! И вообще никому не буду!
        Она еще поплакала, пошмыгала носом и повернулась к отцу:
        - Как ты думаешь, дуб простил меня?
        - Думаю, да, - милостиво признал Игорь.
        Он снова расстелил половичок, лег на него навзничь, раскинув руки крестом, еще всхлипывающая Настена уткнулась ему под мышку, обняла одной рукой, и вот так они лежали долго-долго, вслушиваясь в шум ручья и крики пролетающих птиц. А дуб над ними иногда как будто вздрагивал, ронял огромные листья, и те опускались прямо на них.
        - Если долго-долго не стряхивать листву, - вдруг прошептала девочка, - то мы будем заживо погребены.
        Он вздрогнул. Так неожиданны были эти слова. И для ее возраста, и вообще…
        - Чего это ты вдруг, Аська?
        - Пап, а я раньше думала, что люди вырастают, чтобы жить.
        - Конечно, а для чего ж еще?
        - А они вырастают и умирают.
        Он хотел ей возразить, сказать, что все это совсем не так. Что все взрослые, прежде чем умереть, живут долго и счастливо. Но не стал. Потому что вспомнил себя в детстве.
        Как страшно и больно было ему, когда он только-только осознал, что в мире есть такая штука, как смерть. Он не мог успокоиться несколько дней. Ходил в слезах и приставал к взрослым: «Ну как вы можете жить так спокойно, если знаете, что это не навсегда? Почему взрослые занимаются неизвестно чем - работают, смотрят телевизор, ходят по улицам, вместо того чтобы дни и ночи проводить научные исследования и искать лекарство от смерти? Ведь научилось же человечество справляться с разными страшными болезнями! Почему же никто до сих пор еще не изобрел прививки от смерти?» Тогда ему казалось, что человек всемогущ. Разве это не ерундовая задача для существа, летающего в космос, - придумать одно, всего-то одно чудодейственное средство?
        Он обижался и недоумевал, когда над ним ласково посмеивались и пытались занять его чем-нибудь другим.
        Вот и Аська, видимо, сейчас осмысливает эту горькую взрослую правду. «Я думала, люди вырастают для того, чтобы жить, а они умирают…» - надо же, как правильно сказала…
        К машине вернулись почти затемно. Довольные, отдохнувшие, забывшие обо всех печалях, с огромной охапкой разноцветной листвы для мамы. Аля такие подарки обожала. Самые красивые листья она собирала в букеты, ставила их в вазы и украшала ими всю квартиру - иногда просто так, иногда дополнив композицию пушистой еловой лапой или веткой боярышника с ярко-красными ягодами. «Икебана» - так, смеясь, называла она свои творения.
        Остальные листья Алька засушивала между книжных страниц. Почти каждый том в обширной библиотеке Быковых хранил в себе такую вот память об их осенних прогулках, что не уставали отмечать знакомые, бравшие у них что-нибудь почитать. А Игорь с Настеной очень любили среди зимы взять наугад какую-нибудь книгу с полки, найти в ней кленовый лист, долго его рассматривать, а потом положить в большую хрустальную пепельницу и поджечь. Сухой душистый лист тлел и на несколько мгновений наполнял всю комнату светлым и грустным ароматом осени.

        Иногда Игорь спрашивал себя, за что ему столько счастья? Отчего именно его жизнь одарила так щедро? Замечательные родители, крепкая семья, любимая женщина, обожаемая дочь. Отличная работа, верные друзья и самый лучший в мире начальник. Может, там, на Небесах, когда Бог распределял жизненные блага, ангелы на минутку отвлекли его, и он сыпанул ему, Игорю, лишнюю порцию? И только постоянные воспоминания о прошлом его, признаться, смущали. Это походило на итоговый зачет перед… Перед чем, он не знал, зато совершенно точно мог сказать, что никаких перемен ни в своем окружении, ни в своем существовании он не хочет.
        - И еще мы поедем в Дагомыс.
        - И купим щенка.
        - И новую кухню.
        - Домик для Барби.
        - Брючный костюм.
        - Ролики.
        - Шелковый плед.
        - Дамы, дамы, притормозите, - Игорь с притворным ужасом замахал руками. - Вы не поняли, это будет не Нобелевская премия, а всего лишь скромная прибавка к зарплате…
        - Милый, ну какой же ты скучный! Дай девушкам помечтать.
        - Хорошо, тогда я присоединяюсь. Хочу цифровую фотокамеру. Компьютер. Новую машину и костюм с бабочкой.
        Аля глянула на него с одобрением.
        - Тогда еще билеты на круиз по Средиземному морю. Ну чтобы костюм не пропадал. Настена, давай, твоя очередь.
        - Шубу! - не задумываясь, выпалила девочка.
        - Ого. Да мы воспитали настоящую леди, - Игорь подмигнул жене. - Асенька, давай еще сразу, бриллиантовое колье.
        - Можно и колье. Только это я не для меня, а для мамы…

        На работе дела у Игоря шли как никогда хорошо. В октябре им обещали большую премию по итогам третьего квартала, но обещанного, как говорится, три года ждут. В данном случае ждать пришлось всего лишь несколько недель. И вот радостное событие почти свершилось. Старик сказал - премия будет еще до ноябрьских праздников.
        Подогретые ожиданием солидных денег, водители в курилке только и говорили о том, на что бы эту сумму потратить. У них так было принято - всенародно обсуждать покупку мягкой мебели, обновки жене и прочие траты.
        Игорь тоже думал тогда, что приобрести. Деньги обещали немалые - почти пятьсот долларов. У Настены скоро каникулы… Хорошо бы куда-нибудь съездить с женой и дочерью. Он так много рассказывал Аське о море, так хотел, чтоб она его увидела.
        Конечно, ему очень хотелось обновить свою фотолабораторию, купить новый современный фотоаппарат и разные аксессуары, которых столько появилось в продаже в последние годы. Но те идеи, которые приходили в голову, при суммировании затрат на них значительно превышали размер обещанной премии.
        В итоге, как всегда, все вышло не по плану.
        В последний день октября Игорь высадил пассажиров у спортивного магазина. Уже отъезжая, он кинул случайный взгляд на витрину и сразу затормозил. За сверкающим стеклом он увидел детский велосипед.
        Игорь тут же вспомнил недавний разговор с Настеной. Девочка взахлеб рассказывала, как отчаянно гоняют на великах ее приятели по двору. Тогда он пропустил это мимо ушей, но сейчас вспомнил и рассмеялся, поняв, что это был неловкий намек его не научившейся еще хитрить дочери.
        Велосипед был хорош. По размеру он как раз подходил под рост Аськи и плюс имел запас - можно будет регулировать высоту руля и удобного кожаного сиденья. И самое главное - велосипед ему понравился. Абсолютно белый (Игорь никогда до этого не видел белых велосипедов, даже детских), с маленькими изящными педалями, небольшой спинкой у сиденья и желтыми задорными кисточками, украшавшими ручки на руле. «Прямо под цвет ее курточки», - отметил про себя Игорь. Блестящий корпус был украшен оригинальным орнаментом, кое-где наложенным неровно, что создавало впечатление, будто велик разрисован вручную, а не спущен с конвейера.
        Это был не просто велосипед. Это был велосипед для Настены.
        Игорь тут же понял, что вернется сюда сразу, как только получит премию.
        Так он и сделал. Деньги выдали в самом начале ноября, и Игорь вздохнул свободно. Все это время он немного беспокоился, что двухколесное чудо уйдет к другому, более удачливому покупателю. Но теперь волнения были позади. Настена успеет обновить свой первый в жизни личный транспорт еще до того, как выпадет снег.
        На другое утро без десяти десять он уже стоял у запертых дверей спортивного магазина. Игорь помнил, что во времена его детства к велосипедам, всем этим «Школьникам», «Орлятам», «Ласточкам» и «Украинам», на которых гоняли он и его приятели, обязательно прилагался насос и маленькая сумочка для инструментов, где лежали специальные гаечные ключи. Теперь же все это нужно было приобретать дополнительно. Поразмыслив, он купил еще и запасную цепь, фонарики на колеса, которые сверкали при езде, пластиковый шлем, а также наколенники - на всякий случай.
        Сюрприз, как он и предполагал, получился ошеломляющим.
        Возвращающихся из школы Алю и Настену он встретил у парадного. Рядом с ним в целлофановом пакете с большим красным бантом стоял такой маленький для взрослых и такой огромный для девочки велосипед.
        Аська всплеснула руками и бросилась отцу на шею. Игорь подхватил ее на руки, прижал к себе и почувствовал, что она плачет от радости. Угодил!
        - Спасибо, папа, - только и смогла пролепетать она. Он опустил ее вниз, погладил мокрые щечки:
        - Тебе нравится?
        - Круто! Ты у меня самый классный папка на свете!
        - Да уж, класснее некуда! - покачала головой Аля. - И где, скажи на милость, мы будем его держать? В парадном ведь не оставишь - украдут. Придется каждый раз тягать на себе на пятый этаж без лифта. А куда его деть - в нашей-то малогабаритной?
        - Да хоть на балкон.
        - Ерунду не говори, ладно? Он же весь проржавеет за зиму!
        - Тогда в кладовку.
        - Там совсем нет места.
        - Значит, поставим на лестничной площадке.
        - Соседи с ума сойдут от радости! Лучше бы ты купил ей щенка…
        - За что я тебя люблю, так это за то, что ты никогда не ворчишь! - улыбнулся Игорь и поцеловал жену.
        Пока они препирались, Настена уже успела сбросить школьный рюкзак, распаковать велосипед, торопливо разрывая целлофан, и вскарабкаться на сиденье.
        - Аська, подожди, надо еще проверить, хорошо ли закреплены руль и педали! - спохватился Игорь, но дочка, которой не терпелось обновить подарок, только отмахнулась:
        - Да все в порядке! Мам, пап, смотрите! - Она тренькнула сигнальным звоночком и неуверенно сдвинулась с места. Каталась девочка еще не слишком хорошо. Весь ее опыт ограничивался несколькими поездками на великах друзей - «отсюда вон до того дерева и обратно».
        - Просто супер! - Игорь поднял вверх большой палец.
        Сколько раз он потом вспоминал этот миг… Сколько раз долгими бессонными ночами мысленно возвращался в тот серый ноябрьский день. Если бы она так не торопилась! Если бы он все-таки настоял на своем и завернул бы поплотнее сиденье и руль!.. Это заняло бы всего лишь несколько минут - и не позволило бы его жизни так разительно измениться…
        - Смотри, аккуратнее, и не отъезжай далеко, слышишь! - напутствовала Аля.
        Наверное, именно в такие моменты ангелы-хранители забывают о тех, кого им положено охранять и беречь. Отвлекаются на миг, увидев, что их подопечные предельно счастливы. Поэтому именно в такие моменты происходит самое чудовищное из всего того, что может произойти…
        То, что случилось дальше, Игорь запомнил до мельчайших деталей. Настена сделала три круга по двору, сначала осторожно и неловко, покачиваясь на своем велике, точно матрос на палубе и вихляя из стороны в сторону, затем все бойче и уверенней.
        Четвертый круг получился совсем широким. Девочка на велосипеде выехала за пределы двора и помчалась по тротуару, у самой проезжей части, где было довольно оживленное движение.
        - Аська, не надо туда ездить! Настена, а ну вернись! - почти хором крикнули родители.
        И, то ли послушавшись их замечаний, то ли стараясь разъехаться с идущими по тротуару людьми, она попыталась свернуть, резко крутанула руль… и тот повернулся только в месте соединения, не изменив направления движения колеса. Предчувствия Игоря подтвердились - крепления действительно не были закручены до конца и быстро разболтались.
        Настена не справилась с управлением. Маленькая фигурка в ярко-желтой курточке вылетела из седла и упала прямо на дорогу. Следом повалился блестящий новенький велосипед. Игорь, словно в замедленном кино, видел весь этот страшный полет, продолжавшийся, казалось, целую вечность, - и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
        «Я сплю, это сон, это кошмарный сон!» - пронеслось у него в голове.
        Но падение Аськи не было сном. Как не был сном отчаянный, точно крик о помощи, скрип тормозов красной «восьмерки». И глухой удар бампера, отбросивший Настену далеко в сторону. И истошный женский визг, покатившийся волной по всей улице.
        Каким-то нечеловеческим усилием Игорь вывел себя из ступора и рванул к дороге.
        Ася лежала на боку. Рукав желтой курточки был разорван, неестественно бледное личико и сжатые ручки перепачканы в грязи. Глаза ее были закрыты, но крови нигде не было видно. Первое, что он подумал: «Слава богу, она просто упала…»
        - Только не трогайте ее, не трогайте! - призывал чей-то взволнованный голос за спиной, но Игорь не послушался. Он нагнулся, схватил дочку на руки и прижал к себе. Девочка еле слышно застонала, но глаз так и не открыла.
        Кругом, словно в другом мире, люди кричали: «Скорую!», «Звоните в милицию!», «Врача, срочно врача!»
        Настена наконец открыла глаза, и Игорь похолодел. Увидеть в глазах ребенка такую боль, такое нечеловеческое страдание просто невыносимо, а если еще это твой собственный ребенок… Девочка пыталась что-то прошептать, и капелька крови, а потом и целая струйка потекла у нее изо рта на шею. «Вот тебе и нет крови», - тупо подумал он. Лучше б она вся была в крови, но снаружи, тогда все еще было бы поправимо, а теперь…
        Худенькое тельце дернулось, и глаза опять закрылись. Похоже, Ася потеряла сознание.
        Не выпуская дочери из рук, Игорь поискал глазами Алю и не сразу увидел, что его жена тоже лежит невдалеке на тротуаре. Около нее хлопотали две женщины. «Обморок», - понял Игорь.
        Движение на улице остановилось. Около той проклятой «восьмерки» суетился невысокий усатый мужчина с таким же, как у Настены, белым лицом и что-то бормотал. Игорь догадался, что это и есть водитель, задавивший его дочь, и где-то в глубине сознания профессионала тут же мелькнула мысль: «Он не виноват. Он ничего не мог поделать…»
        «Скорая» приехала быстро, но даже если бы она примчалась мгновенно, Асю бы это не спасло. Девочка была уже мертва. Все произошло за считаные минуты.
        Врачи поставили на землю носилки, положили на них Настену, закрыли черным пакетом, и молоденькая крашеная блондинка в докторском халате тут же принялась торопливо заполнять какие-то бумаги. Порыв ветра сдул один из белых листов и опустил его прямо на спрятанное под черным пластиком тело девочки. Игорь вздрогнул. Аськин голос, произнесший: «Если не стряхивать листья, то скоро окажешься заживо погребен», прозвучал так явственно, что ему стало не по себе.
        Он подбежал к жене. Аля, которую уже привели в чувство, полулежала на лавочке, откинувшись на спинку. Ее волосы, обычно всегда так аккуратно причесанные, растрепались, спутанные пряди закрывали лицо.
        - Алечка… - Он хотел спросить, как она, но слова застрели в горле. Жена подняла голову и с ненавистью посмотрела на него:
        - Это ты!.. Ты во всем виноват! Это все ты и твой проклятый велосипед!
        Казалось, что гулкое эхо ее крика пронеслось по двору, ударяясь о стены домов, и помчалось дальше, вдоль по улице, перекрывая весь остальной городской шум. Мир Игоря, еще несколько минут такой счастливый и безоблачный, с грохотом рухнул в пропасть.


        Глава 3
        Беда не приходит одна
        Настену похоронили на старом Покровском кладбище, рядом с родителями Игоря и бабушкой, не дожившей всего трех месяцев до рождения правнучки. На похороны собралось неожиданно много народу. Соседи по пятиэтажке, сослуживцы Игоря, учителя из школы, Настенины одноклассники и приятели по двору с родителями, бабушками и дедушками - все пришли, чтобы как-то поддержать их с Алей и проводить в последний путь веселую девочку, которую они так любили. Девочку, которой так и не исполнилось девять лет. Маленький гроб буквально утопал в цветах. Больше всего было хризантем, белых, желтых и сиреневых, и Игорь потом еще долго не мог без содрогания видеть эти последние осенние цветы.
        Они оба были словно во сне, особенно Аля, которую врачи постоянно пичкали таблетками и кололи антидепрессантами. Осунувшаяся, с ввалившимися сухими глазами, она двигалась как автомат и, что самое страшное, все время молчала. После страшных обвинений, которые она выкрикнула там, во дворе, жена не сказала ему больше ни слова. Напрасно Игорь пытался заговорить с ней, уговаривал поесть, интересовался, как она, что-то спрашивал, напоминал о всевозможных утомительных делах и заботах, которые неизбежно сваливаются на людей, потерявших близких, - Аля не отвечала, словно даже и не слышала его. Ночами, когда Игорь, забывавшийся иногда тяжелым сном, вдруг просыпался, он каждый раз видел, что жена неподвижно лежит на спине и смотрит в потолок. Обращаться к ней было бесполезно. Она разговаривала, кратко и нехотя, кроме врачей, только с одним-единственным человеком - со своей теткой. Наталья приехала уже через несколько часов после трагедии и взяла на себя бoльшую часть хлопот о похоронах и поминках.
        Совсем недавно, меньше десяти лет назад, Игорь хоронил своих родителей и бабушку, практически одного за другим. Но тогда отчего-то это не было так ужасно. Когда он, стоя над могилой, прощался с отцом, он понял, что подсознательно был готов к этому всю свою жизнь. Может, это и правда заложено в нас природой? Страшно терять родителей. Но когда теряешь детей, вместе со страданием в душе рождается непонимание, отчаяние от нелогичности и несправедливости происходящего.
        Самое странное, что боли Игорь первое время почти не ощущал. Она пришла потом. А тогда было лишь отупение и еще какое-то странное чувство, недоумение, что ли… Будто бы сознание никак не хотело мириться с мыслью, что Настены больше нет. Приходя домой, он первое время никак не мог понять, почему она не выбегает ему навстречу, и постоянно ловил себя на том, что, находясь в городе, норовит купить дочке то игрушку, то шоколадку, то ее любимый «чупа-чупс» со жвачкой внутри.
        Сразу после похорон Наталья уехала к себе - нужно было ухаживать за скотиной. Игорь отвез тетку жены на вокзал. Всю дорогу молчали. Только садясь в поезд, она вдруг всплакнула, тихонько перекрестила его и попросила, сжав его руку выше локтя по-мужски сильными пальцами:
        - Ты уж это… Береги Альку-то.
        Когда он вернулся, в квартире разрывался телефон. Аля была дома, но словно не слышала настойчивых трелей. Игорь снял трубку. Звонил Старик.
        - Ты, конечно, как хочешь, - сказал он. - Могу оформить тебе отпуск. Но мой тебе совет - не стоит этого делать. Поверь мне, сейчас тебе лучше быть на людях. Легче, конечно, не будет. Но все-таки…
        Игорь окинул взглядом прихожую. Зеркало занавешено простыней, дверь в Настенину комнату плотно закрыта, на вешалке еще висит ее клетчатое пальтишко, в углу притулились розовые резиновые сапожки, один завалился набок.
        - Да, Арон Натанович, - ответил Игорь. - Я завтра же выйду на работу.
        Садиться за руль он не боялся. Профессионализм оказался сильнее эмоций, и девочки в желтых куртках на белых велосипедах ему не мерещились. А вот дядька, что сбил Настену, хотя его и признали невиновным, ездить больше не смог. Соседка тетя Клава рассказывала с чьих-то слов, что он сразу же продал свою «восьмерку» какому-то азербайджанцу.
        Старик, как всегда, оказался прав. Легче не становилось, но работа, разговоры ребят в курилке, поездки по городу, общение с пассажирами, которые, разумеется, ничего не знали о его несчастье, все-таки немного отвлекали. Сидеть дома, с головой погрузившись в собственное несчастье, так, как это делала жена, было бы просто невыносимо. Он вообще не мог находиться там, рядом с молчаливой и безучастной Алей, среди детских вещей, которые из-за каких-то непонятных примет нельзя было убирать то ли до девяти, то ли до сорока дней. Игорь ругал себя за малодушие, но в квартиру на последнем этаже хрущевки приходил только спать.
        Раздражало еще и то, что все, кто знал о его несчастье, считали своим долгом сказать ему что-то ободряющее. Одни просто жали руку, обнимали, хлопали по плечу и предлагали всегда обращаться к ним, когда понадобится помощь, и это было еще ничего. Но было немало и других, тех, кто хотел знать подробности, лез с расспросами или «утешающими» рассказами о людях, которым еще хуже, кто потерял сразу двоих детей или чьи дети были инвалидами. Почему-то такие рассказчики считали, что, услышав про чужое, еще большее горе, Игорь начнет терпимее относиться к своему.
        После гибели дочери прошла ровно неделя. Близились девятины. Аля уже начала закупать продукты для поминального стола - все так же молча, не советуясь с ним.
        Ночью Игорю приснился сон, настолько яркий и реальный, будто все происходило наяву. Ему привиделся лес, еловый и, видимо, утренний, потому что от темной мокрой земли поднимался густой белый туман, тот самый, которого так боялась его дочь. В тумане Игорь разглядел огромный старый дуб и совсем не удивился, когда из-за могучего дерева вдруг показалась Настена. Она выглядела очень странно: в длинной узкой темно-синей юбке, коротком голубом пиджаке и с высоким узлом волос на маленькой головке. В этом наряде девочка так разительно была похожа на свою мать, что Игорь в первый момент даже принял ее за Алю. Только потом, разобравшись, понял, что перед ним Аська, и тут же понял и другое, то, что до этого, и во сне и наяву, его сознание отказывалось вместить - его дочь мертва. Ее больше нет. Она никогда не вернется к нему.
        Он рванулся к ней, пытаясь обнять ее и хоть как-то удержать, но в его руках оказался лишь туманный воздух. Девочка молчала и холодно, точь-в-точь как Алька наяву, глядела на него.
        - Как ты там, Аська? - растерянно спросил он.
        - Мне плохо одной, - призналась она и медленно пошла прочь по тропинке. Он не бросился за ней, откуда-то зная, что догонять бесполезно. Но прежде чем исчезнуть в тумане, дочь обернулась и повторила:
        - Мне очень плохо одной.
        Открыв глаза, Игорь на себе почувствовал, что значит «проснуться в холодном поту». Он действительно был мокрым как мышь. Али рядом не было.
        Ноябрьский день выдался хмурым и холодным. Снег еще не выпал, но небо было свинцово-серым, а лужи за ночь покрылись ломкой корочкой льда.
        Около двух, когда они с приятелем Сережкой Бугровым только собрались попить чаю, в курилку заглянула Танюшка, одна из диспетчеров:
        - Игорь, там тебя какая-то женщина к телефону спрашивает.
        - Аля? - Он удивленно поднял брови.
        - Нет, не Аля, - помотала рыженькой головой Танюша. - Незнакомый голос. И… не знаю, как сказать. Официальный какой-то.
        - Наверное, из милиции, - предположил Серега. - Какую-нибудь бумагу забыли подписать.
        Звонили действительно из милиции, но повод был куда более серьезным…
        - Быков, Игорь Анатольевич? - осведомился сквозь помехи бесстрастный женский голос. - С вами говорит младший лейтенант Дроздова.
        - Да, я вас слушаю, - отвечал Игорь. Девочки-диспетчеры изо всех сил старались не смотреть в его сторону.
        - Мужайтесь, Игорь Анатольевич, - быстро проговорила женщина в трубке. - У меня для вас плохое известие.
        - Что еще? - выдохнул Игорь.
        - Ваша жена, Алевтина Викторовна Говорова, сегодня около половины одиннадцатого утра выпала из окна.
        - Что-о-о?
        - Есть версия, что она мыла стекла. Поскользнулась и… - он вдруг понял, что женщине-лейтенанту тоже нелегко давался этот разговор.
        - Она жива? Где она?
        - Алевтину Викторовну Говорову отвезли в городской морг номер один. Вам надлежит прибыть туда для опознания тела.
        Выйдя на нетвердых ногах из морга, Игорь первым делом свернул в ближайший магазин за сигаретами. Курить он бросил почти десять лет назад, в тот самый день, когда Алька с сияющими глазами вернулась из женской консультации и сообщила, что уже шесть недель ждет ребенка. Но теперь Игорь почувствовал, что сигарета ему необходима. Иначе он не справится.
        От обилия и разнообразия цветных пачек разбегались глаза. Большинство марок были ему незнакомы. Игорь остановил свой выбор на привычных «LM» и, подумав, взял еще и бутылку водки. Тут же, в магазине, свернул крышку и сделал большой глоток. Ничего не произошло.
        Он шел домой и прихлебывал водку из горлышка, точно пиво или даже минералку.
        «У меня ужасное имя Алевтина. Оно подходит женщине после шестидесяти. Чем-то похоже на слово «нафталин», вам не кажется? Надеюсь, я никогда не буду настолько старой, чтоб носить это имя».
        Да. Теперь уже точно не будет.
        В графе «Причина смерти» четким разборчивым почерком было написано: «Несчастный случай». Его жена действительно мыла кухонное окно. Створки были открыты, на подоконнике стояло ведерко с мыльной водой, невдалеке от тела валялась тряпка. Почему Але пришла в голову такая странная для холодного ноябрьского утра идея, теперь уже никто не узнает. Возможно, она хотела привести в порядок квартиру перед девятинами. Но этот вопрос не столь уж занимал Игоря. Назойливым молоточком в его голове стучала другая мысль: а случайно ли Аля упала из окна? И он не мог сказать, действительно ли хочет знать ответ на этот вопрос.

        - Ну наконец-то, есть Бог на свете! - Наталья Говорова всплеснула руками. - А я вас видела на похоронах. Вы его знакомый, да? Или Алькин?
        Она посторонилась, пропуская в избу статного седого мужчину. Арон вошел в дом.
        - Это же ад кромешный! Просто медленно убивает себя мужик. Еще месяц, и его тоже можно будет хоронить… - причитала женщина. - Как хорошо, что вы приехали!..
        - Вот и я о том же… Вы не представляете, где только я его не искал, всех соседей замучил. Пока не догадался порасспросить коллег Алечки. Как-то сразу не подумал, что он может уехать к родственникам жены…
        - Да одна я была у Альки родственница. Тетка я ей, матери ее покойной сестра. И вот еще у меня… племянничек, - Наталья кивнула в сторону окна, откуда был виден большой сарай. - Там живет, уж скоро неделю. Ко мне даже есть не приходит. Я уж звала-звала его в дом - ночи же холодные, зима на носу, вот-вот снег ляжет. Там, конечно, тепло - я ведь там скотину держу - но все же… А он не идет. Видно, водкой греется… Завернется в тулуп и спит. А проснется - и скорей к магазину. Купит ее, окаянную, и опять… Эх!
        Наталья только рукой махнула.
        - Да уж, свалился на вашу голову, - посочувствовал Арон.
        - И не говорите, - женщина тяжело опустилась на шаткий сосновый табурет. - Мне ведь и самой нелегко. Я ж, как и он, и Настенку, и Алевтину схоронила. Одна осталась как перст. Так не гневлю ж Бога! А этот… Боюсь даже его. Вдруг учудит чего по пьяни, вон он какой здоровый… Или, того хуже, переберет да и замерзнет под забором. Что я тогда делать буду? Вы уж заберите его, а? Жаль ведь парня, пропадет совсем…
        Арон обогнул дом и толкнул дверь сарая, служившего, очевидно, сеновалом. По специфическому запаху было понятно, что скотина находится где-то рядом, видимо, за перегородкой. На сене, подстелив под себя какой-то мешок и укрывшись старым тулупом, лежал Игорь.
        Старик подошел поближе, заглянул в его лицо и отшатнулся. Не может человек так измениться за какую-то неделю, это просто нереально. Игорь похудел и как-то постарел. Арону показалось, что он видит перед собой ровесника. И главное - глаза, мутные и совершенно мертвые глаза.
        - А-а, Арон! Заходи! - приветствовал он, и к ароматам сарая добавился еще один запах - перегара.
        - Пойдем, - негромко позвал Старик.
        - Куда ж мне идти? - Игорь опять посмотрел на него своими жуткими глазами. - Я уже дошел.
        - Это точно. Ты уже так дошел, что дальше просто некуда… - кивнул начальник. - Очнись, Игорь! Ты уже совсем человеческий облик потерял!
        Игорь помолчал, затем повернулся, покопался в сене и вытащил початую бутылку водки.
        - Выпей со мной, Арон!
        Старик взял поллитровку у него из рук, поморщился:
        - Нет, не стану я с тобой пить. И тебе больше не позволю.
        И вылил водку прямо в угол сарая, на землю. Игорь попытался протестовать, но речь его была невнятной.
        - Ну хватит. Пойдем.
        Не по возрасту сильные пальцы Старика клещами вцепились в руку Игоря и заставили его подняться. Тот пробормотал что-то, но подчинился. Арон буквально запихнул вялое и ослабевшее тело в машину.
        - Вы уж за ним присмотрите, - Наталья вышла на крыльцо, кутаясь в серый пуховый платок. - Хороший он, Алевтинку шибко любил и Настену… Таких мужиков поискать. Жалко будет, если так откинется…
        - Не откинется, не волнуйтесь. Все с ним будет хорошо. Время - лучший лекарь. Вы, Наталья, себя берегите, а он не пропадет.
        - Да мне, старой, что будет… Жизнь прожита. Всех родных похоронила. - Она помолчала. - Он один у меня и остался…

        Наверное, самая причудливая в мире вещь - это время. Принято считать, что в радости оно летит незаметно, а в скуке и ожидании еле-еле плетется. Но люди, пережившие большое горе, знают, что иногда и в тоске время пробегает довольно быстро.
        Месяц пролетел так, что Игорь почти его не заметил. Арон и его семья выхаживали его, как тяжелобольного. Чуть ли не силком заставляли есть, поили отварами каких-то трав и ни на минуту не оставляли одного.
        За последнее Игорь был им особенно благодарен. Он и сам не решался признаться себе, насколько страшно ему оставаться наедине со своими мыслями и воспоминаниями. В ушах до сих пор звучали страшные слова жены: «Это ты во всем виноват!» А иногда, в особо тяжелые минуты, в сердце закрадывалось сомнение - а что, если это был не несчастный случай? Если Аля покончила с собой, не захотев жить с мужем, которого считала виновным в смерти их дочери?
        Первые дни без водки были невыносимыми. Казалось, что над ним проводят какой-то бесчеловечный эксперимент, вроде операции без наркоза. Каждый звук, каждое слово, каждый запах тут же вызывали в нем рой воспоминаний о прежней жизни. Стоило ему выглянуть в окно, как он тут же видел там то женщину, похожую на Альку, то школьницу с таким же, как у Настены, розовым рюкзаком.
        Супруга Арона, полная и улыбчивая Дора Львовна, так же как и Аля, предпочитала мыть посуду содой, а не всевозможными «чудодейственными» средствами, которые так активно рекламировали по телевизору. Она так же мыла полы вручную, а не при помощи швабры, и так же считала, что гречку непременно надо обжарить, перед тем как бросить в кипящую воду. Игорю не было известно, сколько еще знакомых и незнакомых женщин поступают подобным образом, но ему каждый раз казалось, что все вокруг словно специально напоминает ему о тех временах, когда рядом были жена и дочка.
        Выпить хотелось невероятно. Не столько из-за слабости воли, сколько из-за безразличия к собственной жизни. В самом деле, ради чего все это? Зачем дальше жить? Что бы ни говорил Старик, Игорь точно знал - половина его души умерла вместе с Настеной, а другая закончила свое существование в тот день, когда не стало Али. И никто его в этом не переубедит. Даже если дни напролет ему будут рассказывать, как хороша жизнь и как прекрасно существовать в этом мире несмотря ни на что.
        В доме постоянно толклись люди. У Старика и Доры Львовны было два взрослых сына, которые хоть и жили отдельно, но по нескольку раз в неделю навещали родителей, часто с женами и детьми. Кроме сыновей, невесток и внуков, приходили еще и соседи, бывшие сослуживцы Доры (она была дантистом), друзья, подруги, их дети и внуки и, конечно, ребята из автопарка. И все они воспринимали пребывание Игоря в квартире Арона как должное.
        Игорю, пожалуй, даже нравилась такая жизнь. У них с Алей гости бывали сравнительно редко, разве что Аськины подружки. А тут каждый день народ, дым коромыслом, интересные разговоры, в которые Игорь волей-неволей оказывался втянут. Ему нравилось беседовать и с остроумной и язвительной Дорой Львовной, и с обоими ее сыновьями, но наибольшее удовольствие он получал от общения со Стариком.
        Арон действительно говорил много. Он постоянно что-то рассказывал. Иногда это были истории из его жизни или из жизни его родственников и знакомых, но Игорю гораздо больше нравились всевозможные легенды и сказания. Выдуманные герои всегда казались мудрее ничтожного реального существа. Они могли противостоять судьбе, могли бороться со злом и выходить из этой борьбы победителями. Они правильно жили, красиво любили и достойно умирали.
        Старик знал множество мифов и преданий разных стран и народов. Он рассказывал про египетские пирамиды, про тайну Янтарной комнаты, про индуистских богов и обитателей греческого Олимпа. У него даже имелся небольшой телескоп, и Игорь, никогда до этого не интересовавшийся звездным небом, был просто очарован этой бесконечной безмолвной красотой.
        - Посмотри, сынок! Только посмотри! - про звезды и туманности Арон мог разговаривать часами. - Что ты видишь? Какие созвездия? Назови.
        - Я знаю только Малую Медведицу. - Игорь виновато разводил руками.
        - Да ты небось только название и знаешь, - ехидно улыбался Старик.
        - Нет, еще могу найти Полярную звезду.
        - Ну, велика заслуга, - хмыкал Арон. - Любой ребенок отыщет на небе Полярную звезду. А ты знаешь, например, что в Малой Медведице сейчас находится Северный полюс мира? Финикийцы почитали это созвездие больше всех остальных. Оно просто необходимо было мореплавателям. На него ориентировались, и оно никогда не подводило. А кавказские народы называют Полярную звезду Гвоздем, вбитым в небо.
        И Игорь, сам того не желая, с интересом прислушивался.
        - А вон созвездие Тельца, - продолжал Арон. - У древних народов оно считалось самым главным, так как новый год начинался весной. А вон там, видишь, Большой Пес и его главная звезда - Сириус. Правда, красавец?
        Он относился к звездам, как к живым существам, и со временем Игорю стало казаться, что это вполне оправдано. Они и впрямь были словно живые.
        - Смотри, там, слева, Персей и его главная звезда Алголь. Ее еще называют - Звезда Демона. Это капризница, мерцающая звезда. Когда она недостаточно яркая, ее не видно невооруженным глазом, зато когда просыпается, сияет с новой силой. А это - Кассиопея, ближайшее к нам созвездие. Пока… Только представь - одна из ее звезд каждую секунду удаляется от нас почти на сто километров. Вот непоседа! А вон тот красавец - Орион. Он вполне может гордиться двумя своими гигантами - Ригель и Бетельгейзе. Первый ярче солнца аж в пятьдесят семь тысяч раз…
        Игорь слушал и на короткое время забывал про свои беды. Они поневоле казались мелкими по сравнению с бескрайней Вселенной. Когда чувствуешь себя маленькой песчинкой в огромном мироздании, все твои проблемы тоже начинают ощущаться как-то меньше.
        - А вон - Близнецы. Мое созвездие. Я родился под этим знаком. Видишь, две самые яркие звезды - это головы близнецов. Их зовут Кастор и Поллукс.
        - По-моему, вообще на людей не похоже, да еще на двоих.
        - У тебя просто недостаток воображения, сынок! Присмотрись. Как это не похоже? Это, конечно, не фотография. Но ведь легенды и сказания - не документальные повести. А сколько в них ценного, особенно если научиться читать между строк! Сколько мифов существует хотя бы о зодиакальных созвездиях! - Голос Старика становился мягким, он говорил чуть нараспев. Таким голосом читают ребенку сказку на ночь.
        - Вот послушай. У греков Кастор и Поллукс считались сыновьями Зевса и Леды, красавицы, к которой во время купания явился громовержец в образе лебедя. Первый из сыновей, родившихся от этого союза, был искусным возничим, а второй - непревзойденным кулачным бойцом. А из-за их сестры - Елены Прекрасной - началась Троянская война. Эту историю я тебе уже рассказывал, помнишь?
        - Про трех богинь и яблоко, которое надо было вручить прекраснейшей?
        - Именно. Так вот… Однажды сыновья Леды повздорили со своими двоюродными братьями. Была жестокая битва. Израненный Кастор умер, а Поллукс не захотел расставаться с любимым братом и попросил своего отца Зевса не разлучать их. Всемогущий Зевс согласился, и с тех пор братья всегда вместе. Полгода они проводят на Олимпе, а другие полгода в мрачном подземном царстве Аида, где живут души умерших. Бывает, в один и тот же день звезда Кастор видна на фоне утренней зари, а Поллукс - вечерней.
        Как бы хотел Игорь, чтобы такое было возможно на самом деле… Если бы кто-то разрешил ему хоть изредка бывать рядом с Алей и Настеной… Пусть в самом что ни на есть страшном аду.
        - Мне всегда было интересно, зачем в природе рождаются близнецы, - Игорь торопливо заговорил на другую тему. - Наверное, им никогда не бывает одиноко. И любое горе делится на двоих.
        - Не знаю, сынок, - призадумался Арон. - Близнец - это ведь не обязательно родственник. Не надо понимать все буквально. Иногда совершенно посторонние люди гораздо ближе друг другу, чем выросшие под одной крышей. Все, что рождается в природе, для чего-то ей нужно. Может, у этих людей такая большая душа, что не помещается в одном человеке? А может, наоборот, эти души не успевают за другими и им надо в два раза быстрее набирать опыт. Кто знает?

        Наверное, самое страшное для одинокого человека - это праздники. Новый год словно сыпанул соли на совсем свежие раны. Невозможно было существовать в мире радостной суматохи, елок, подарков и пожеланий нового счастья и не думать о жене и дочке. Обе его девочки обожали Новый год. Аля всегда наряжала елку в католическое Рождество и разбирала десятого января, в последний день зимних каникул. А Настена в свои почти девять лет нисколько не сомневалась в существовании Деда Мороза. Еще не умея писать, она каждый год готовила для него письма с картинками, изображавшими подарки, которые ей хотелось получить, и постоянно беспокоилась, поймет ли волшебник ее рисунки. А пойдя в школу, уже стала составлять целые послания: «Дорогой Дедушка Мороз, принеси мне, пожалуйста, детскую косметику «Маленькая фея» и сервиз для Барби. Папе принеси карманный фонарик, а маме шерстяные нитки, чтобы она связала себе красивый шарф в полосочку». И каждый раз радовалась, находя под елкой именно то, что было заказано…
        Если бы Игорь был один, в своей квартире, то, наверное, сошел бы с ума от воспоминаний. Но и дома у Старика, где за накрытым столом собралось больше двух десятков человек, ему казалось, что он на очередных поминках. Очень трудно было пить шампанское, когда хотелось взять и опрокинуть в себя бутылку водки.
        И после праздников он все-таки не выдержал. Встал рано утром, когда Арон и Дора еще спали, слил в один большой стакан все, что оставалось в бутылках - водку, сухое вино, шампанское и ликер, - сел под той самой картиной «Мир над пропастью» и выпил единым духом. На некоторое время самая легкая в мире анестезия сработала.
        Проснувшийся Старик заглянул в залу и нашел его в плачевном состоянии. Ничего говорить не стал, только покачал головой и прикрыл дверь. Через некоторое время вернулся с большой дымящейся кружкой крепкого чая с какими-то травами. Почти силком заставил выпить и уложил спать.
        Когда Игорь проснулся, за окнами уже стемнело. Арон сидел в кресле и, нацепив на нос очки, читал «Аргументы и факты».
        - Ну что, пробудился? - строго спросил он. - Идем на кухню, поговорить надо.
        Старик налил ему крепкого кофе и сел напротив.
        - Вот что, сынок, - грустно начал он. - Так дальше продолжаться не может. Если ты собираешься идти по этому пути, то лучше уж намылить веревку и повеситься.
        - Я знаю, Арон, - пожал плечами Игорь. - Может, это и правда выход. Никогда бы я не подумал, что буду говорить такое… Всегда других учил. Мол, Бог не дает испытания сверх того, что человек может выдержать. Так моя бабушка говорила. Я думал, да, что-то в этом есть! А как самого коснулось… Не могу я этого вынести! Не жизнь это! Дальше пустое уже все будет…
        Собеседник долго молчал. Он не стал сразу переубеждать или уговаривать, и Игорь был ему за это благодарен.
        - Вот что, сынок, - заговорил наконец Старик. - Я думаю, выход все-таки есть. Тебе надо уехать из этого города. Тут все вечно будет напоминать о твоей семье. А там ты начнешь новую жизнь, с чистого листа. Создашь себе новый мир.
        - Над пропастью? - горько усмехнулся Игорь.
        - А хоть бы и над пропастью. Жить-то все равно надо… Ты молодой, у тебя еще многое может появиться. В том числе и другая семья.
        Игорь нервно засмеялся:
        - О чем ты, Арон? Какая другая семья? Зачем мне новая семья? Да и кому я такой нужен…
        - Ты можешь меня не перебивать? - возмутился собеседник. - Сделай милость, дослушай до конца. У меня есть младший брат, Яков. Он живет в Москве и, как и я, всю жизнь имеет дело с автомобилями. Сейчас он старший на одной из стоянок такси, у них точка возле модного ресторана на Рублевском шоссе. Это, кстати, один из самых престижных районов. Туда нужны хорошие водители на хороших машинах. Я уже созвонился с Яшкой и сказал, что в ближайшее время пришлю к нему человека, который мне дорог, как сын. Он присмотрит за тобой первое время. Остальное будет зависеть от тебя.
        - Ну что ты говоришь, Арон, - махнул рукой Игорь. - Где я буду жить в Москве? У меня там нет никого - ни друзей, ни знакомых… И потом ты говоришь - хорошая машина. А откуда она у меня возьмется?
        - Возьмется. Продай все, что есть у тебя здесь, - квартиру, «Жигуленка», мебель. Думаю, получишь тысяч восемнадцать, а то и двадцать. Это, конечно, для Москвы деньги смешные, но их хватит на неплохой автомобиль и на то, чтобы снять квартиру на первое время. Мы с Яшкой уже обсудили этот момент. Он готов помочь тебе и с тем, и с другим.
        - Не знаю, - пожал плечами Игорь. - Это так неожиданно… Я всю жизнь прожил здесь, почти сорок лет.
        - Прожил сорок лет - и хватит, пора менять обстановку. Здесь ты не сможешь ни жить, ни работать, все постоянно будет напоминать тебе о прошлом. А большие города хороши тем, что быстрее лечат беды. Яшка ведь тоже не так просто туда уехал…
        - Ну не знаю, Арон, не знаю… - повторил Игорь, отодвигая от себя чашку с остывшим кофе, к которому он так и не прикоснулся. - Мне надо подумать.
        - Только не затягивай, - посоветовал Старик и поднялся, чтобы снова поставить чайник.
        Игорь думал недолго. Достаточно только было войти в свою квартиру, чтобы понять - жить здесь он не сможет. И решение было принято.
        Он перевез к Старику самую ценную вещь в доме - старинный резной буфет, который обожала его мать и который бабушка в шутку называла «мое приданое». Дора Львовна пришла в восторг от этого подарка.
        Все, что могло пригодиться в хозяйстве - от ножей и вилок до стульев, - Игорь в несколько приемов отвез к Наталье. Та только руками всплеснула и несколько раз благодарно перекрестилась, увидев племянника трезвым, да еще и с гостинцами.
        Алину и Настенкину одежду и многочисленные дочкины игрушки он отнес в церковь. Себе оставил только трех самых милых сердцу пушистых зверей.
        Мебель тоже ушла быстро. Помог дальний родственник Доры Львовны, хозяин антикварного магазина. Игорю даже в голову не могло прийти, что старые настенные часы с гирями, резная бабушкина этажерка или даже большое, разрисованное незабудками, блюдо, на котором сначала мама, а потом Аля подавали фирменный семейный пирог с рыбой, могут стоить так дорого.
        Большой телевизор «Sharp», приобретенный меньше двух лет назад с очередной премии, купил приятель Серега Бугров. Другой сослуживец попросил продать ему старенькие «Жигули» - оказывается, его зять давно хотел работать у Арона, но у него не было своих колес.
        Словом, повозиться пришлось только с квартирой. Поиск покупателя, оформление бумаг, заключение сделки у нотариуса - все это заняло почти три месяца. Но, наконец, и эти хлопоты были позади.
        Билет Игорь взял на двенадцатое апреля - День космонавтики. Из вещей у него были только две большие спортивные сумки - кое-что из одежды, фототехника, альбомы с фотографиями, негативы, несколько Аськиных мягких игрушек - да пакет со всевозможной снедью, которую собрала ему в дорогу Дора Львовна. Провожали его чуть не всем автопарком. Арон сам, лично, довез его на своей «Ауди» до вокзала.
        Уезжал Игорь с чувством полного опустошения в душе. Не было волнения, не было надежд на светлое будущее, но не было и тоски по городу, в котором родился и вырос. Он просто ехал в полную неизвестность от былого счастья, внезапного горя и от себя самого. По крайней мере, так он тогда думал.


        Глава 4
        Цена забвения
        Москва, которую Игорь мельком видел один раз двадцать лет назад (если не считать ту бестолковую трехдневную поездку с Сашкой Рябовым), изменилась до неузнаваемости. Он почувствовал это, едва сошел с поезда. Еще более шумная, суетливая, безразличная к своим гостям и благосклонная к тем, кто четко усвоил: «Москва слезам не верит». «Да, именно так», - усмехнулся про себя Игорь.
        Прямо на асфальте около здания вокзала невозмутимо спали бомжи, рядом копошились чумазые беспризорники, мальчик и две девочки лет семи. Похоже, ни одному из спешащих мимо взрослых не было до них никакого дела.
        Площадь трех вокзалов ошарашила потоком машин. Они стояли плотными рядами, почти не двигаясь. Со стен домов смотрели многочисленные рекламные вывески. Видимо, рекламных щитов, натыканных через каждые несколько метров, жителям столицы было недостаточно.
        Все это было так не похоже на ту гордую Москву, с широкими проспектами, старинными зданиями и неспешным потоком малочисленных автомобилей отечественного производства, которая оставалась в его памяти.
        В подземном переходе плотными рядами разместились торговые ларьки и даже небольшой магазинчик трикотажа, где шла оживленная торговля. Игорю казалось, что он попал не в центр великого города, а на бойкую пеструю ярмарку.
        Памятуя советы попутчиков, Игорь купил пластиковую карточку и позвонил из телефона-автомата Якову Натановичу. Тот был рад его слышать. Расспросил, как он доехал, и предложил прямо сейчас, не откладывая, встретиться.
        - У меня знакомые знакомых квартирку сдают в Гольянове. Небольшая, конечно, и от метро далековато… Но ты ведь скоро на колесах будешь. Записывай адрес.
        Метро поразило своим великолепием. В каком-то наборе открыток, которые его жена покупала в большом количестве, он видел одну из станций с бронзовыми скульптурами. Кажется, она называлась «Площадь Революции».
        - Знаешь, Игорь, - шептала Аля, прижимаясь к нему перед сном и разглядывая обожаемые открытки. - А наш физик, Павел Петрович, учился в Москве. И он рассказывал, что у москвичей есть такая примета: если поехать на эту станцию, найти среди скульптур собаку-овчарку, потрогать ее нос и загадать желание, оно обязательно исполнится. Он сам много раз проверял. Особенно когда учился в институте, ездил туда каждый раз перед экзаменами. А один раз поленился, и все - завалил.
        Она говорила это так серьезно, как ребенок, уверенный в существовании волшебной палочки, шапки-невидимки и других подобных сказочных атрибутов.
        - А что загадала бы ты? - с улыбкой спросил он тогда.
        Она всерьез задумалась. Игорь, как сейчас, видел ее сосредоточенное лицо, освещенное оранжевым ночником.
        - Чтобы мы всегда были вместе.
        - Ну для этого в Москву тащиться вовсе не обязательно. Это и так само собой разумеется. Придумай что-нибудь поинтереснее.
        - Тогда чтобы ты был счастлив, - промурлыкала она, выключила ночник и свернулась калачиком, положив голову ему на грудь.
        - Нет, Аля, это тоже не пойдет. Я и так счастлив - дальше некуда. Подумай еще. У тебя последняя попытка.
        - Тогда придумай ты за меня, - пробормотала она, уже засыпая.
        Воспоминание было таким четким, таким настоящим, что Игорь поймал себя на том, что стоит посреди мраморного вестибюля и улыбается. Картинка исчезла, вновь нахлынул гул, шум поездов, перед глазами замелькала мрачная разношерстная толпа. Добро пожаловать в настоящее! Он достал из бокового кармана сумки путеводитель и нашел схему метро.
        Заветная «Площадь Революции» оказалась не так уж далеко. Игорь немного поплутал, пока разобрался с системой выходов и переходов, добрался до нужной станции и направился на поиски бронзовой овчарки. Он заметил ее почти сразу. Черная псина с натертым до желтизны носом, похоже, никого, кроме него, не привлекала. Видимо, теперь те, кто хотел загадать желание, стояли в очереди к чудодейственным иконам или ходили по бабкам-ведуньям в зависимости от жизненных принципов и толщины кошелька. А раньше уповали на пса… Все логично - не важен источник, важен результат. Человеку нужно, чтобы его желания исполнялись. И еще ему нужна вера в то, что невозможное все-таки возможно.
        Игорь медленно коснулся холодного носа. Закрыл глаза. И неожиданно сам для себя прошептал: «Хочу, чтоб Аля и Аська были рядом». И еще раз и еще…
        Встряхнул головой, открыл глаза, нехотя оторвал ладонь от желтого бронзового носа. Господи, как тяжело! И никакого просвета. Был ли смысл сюда ехать? Разве можно убежать от себя? От своих мучений, мыслей и воспоминаний?
        Он побрел вдоль платформы, рассматривая массивные фигуры строителей коммунизма. Наверное, ночью здесь жутковато. Но вообще очень впечатляет. Все выглядит совсем не так, как на открытке. Там только небольшой фрагмент, а здесь целая галерея. Одинаково громоздкие, крепкие тела мужчин, женщин, детей. Одинаково резкие лица. Даже хрупкая девушка с книжкой смотрит не по-девичьи прямо и твердо. Интересно, что у нее за книга? Ясно, что не стихи поэтов Серебряного века. Наверное, трактаты Маркса или сборник статей «отца народов».
        Нужно будет съездить еще на «Маяковскую». Але она заочно нравилась больше всего. Кажется, это одна из первых станций. Она была изображена еще в том, самом первом наборе открыток, который Наталья прятала за двухтомником Чехова.
        В отличие от Али, он хорошо знал, откуда в доме Говоровых взялись те открытки.
        Наталья рассказала ему об этом давно, сразу после свадьбы. Сама Алина тетка столицу прямо-таки ненавидела, называла ее не иначе как вертепом. В отличие от племянницы, которая с детства бредила Москвой.
        - Мы в лагере летом ездили клубнику собирать, - рассказывала ему жена, - так нам говорили: «Отбирайте тщательно, проверяйте каждую ягодку. Это для Москвы». Уж как мы старались!
        Алька даже не сомневалась в том, что в столице живут самые лучшие, самые достойные люди. И поколебать эту смешную детскую уверенность было невозможно. Этой своей уверенностью она доводила тетку до белого каления.
        - Это у ней от матери, любовь к Москве этой окаянной, - ворчала Наталья. - Ты, Игорь, парень с головой, ты уж держи ее крепче, а то надумает еще тащиться в столицу поганую! Горя потом не оберешься. Мать ейная себя уже угробила… Такая хорошая девка была. Мы с ней забот не знали, пока росла. А как десятый окончила с золотой медалью - так и понесла ее нелегкая в Москву в ниверситет поступать. - Наталья так и говорила - ниверситет. - На нашу голову! Сперва радости-то было! Всей деревней собирали. Ну а через месяц вернулась. С подарками да с завядшим букетом роз. Провалилась, говорит, одного балла недобрала. Вроде как надо было пятерку получить, а ей четверку поставили. Ну знамо дело, Москва все-таки…
        Смотрим мы с матерью на нашу Надюху и не узнаем - точно подменили девку. Сама не своя, то плачет, то смеется, с нами и не говорит почти, а только пишет целыми днями в тетрадку. И все почтальоншу ждет, каждое утро аж за околицу ее встречать бегает. Мы с мамкой пораскинули мозгами да поняли - влюбилась. Ну дело житейское, с кем не бывает. Ничего, повздыхает и забудет. Но время-то идет, а Надеха не успокаивается. Хуже того - смурная стала, делать ничего не хочет, лежит на кровати цельный день да ревет, а чего ревет - не говорит. А потом вдруг сказала, что заболела. Собралась с утра пораньше и поехала к доктору.
        Она за дверь - а мы с мамкой за ее тетрадку. Как стали читать - матери аж с сердцем плохо стало.
        Оказывается, успела Надюшка наша в Москве с парнем познакомиться. Вроде по письмам-то выходит, он какой-то профессорский сынок. Видать, охмурил он нашу дуреху не на шутку. Только и слов у ней, что дорогой да милый, Витенька да Витюша. И поняли мы с мамкой, что у них в этой Москве с Надехой уже все было, вовсю любовь крутили. Мать-то побледнела, страницу переворачивает, а там такие слова - вот мол, ненаглядный мой, рожу сына да назову его в честь твоего отца-профессора. Ему приятно станет, он и позволит тебе на мне, деревенской девчонке, жениться… Мамка как прочитала это, так и сползла с табурета. Я давай ее откачивать да каплями отпаивать. А не успела та в себя прийти, как Надька вернулась. Вошла и бухнула прямо с порога: «Я беременная!» И в слезы.
        Ну что делать, поплакали, погоревали, но вспять-то уже время не воротишь… Родила она сразу после Масленицы. Ждали мальчика, а вышла девчонка. Надежда сперва вроде расстроилась, а потом повеселела. Оно понятно, дочки, они завсегда к матери ближе… Жаль, говорит, что не парень, нельзя в честь деда назвать. Но ничего, назову Алевтиной. У этого прощелыги московского, который ее соблазнил, папенька вроде какой-то большой ученый был. Имечко у него мудреное, иностранное, не то Адольф, не то Альберт, а, может, и Альфонсо… Не помню я уже.
        Так и зажили. Прохиндей-то столичный, знамо дело, так и не объявился. Добрые люди советовали его найти и на алименты подать, да где ж его сыщешь… Надька не то что адреса - даже, кажись, фамилии его не знала. Виктор и Виктор. Она хоть и говорила, что любовь у них была, ухаживал красиво и все такое, да мы с мамкой не шибко ее слушали. История-то стара как мир. А мать так и не оправилась. Сердчишко у нее барахлило… Померла через три месяца, как Алька родилась. А Надежда еще через год утонула. Тяжко с ней было - все по своему подлецу кручинилась, иначе как Витюшей не называла. И Альку «Викторовной» записала. В Москве-то этой и месяца не прогостила, а воспоминаний - точно годы там прожила. Как прорвет ее, помню, как начнет рассказывать, рассказывать… Да я особо-то ее не слушала. Думаю, сочиняла девка больше…
        Как померла Надюшка, я тетрадку-то ейную к себе в сундук заперла, от греха подальше. А открытки, что она с Москвы привезла, книгами заставила. Алька нашла, и меня прям огорошила. В Москву, говорит, поеду, когда вырасту. И глаза безумные, как у Надежды были. Ты уж смотри за ней, Игорь! Нечего в Москве этой делать - одно горе от нее нашей семье.
        После того разговора Игорю и правда стало казаться, что Але угрожает опасность. Иногда, разглядывая любимые открытки, она необыкновенно оживлялась и рассказывала ему про Красную площадь и Арбат так уверенно, словно бывала там тысячи раз.
        Аля, Аля… Никогда не знаешь, где найдет нас судьба. Лучше бы мы все втроем уехали в Москву, на поиски твоего непутевого отца и дедушки-профессора с иностранным именем… Мы бы их, конечно, не нашли. Но вы с Настенкой были бы живы…
        Когда он вышел из метро, уже стемнело. Долго не мог отыскать нужный троллейбус, потом еще дольше ехал по удивительно ярко освещенным улицам. Боялся, что пропустит нужную остановку, и все время приставал с расспросами к пассажирам, пока миловидная пухленькая женщина лет сорока не успокоила его: «Да не волнуйтесь вы так, я вам покажу, где выходить!»
        Видимо, это самое Гольяново было практически окраиной Москвы. Тут даже названия улиц были какие-то «дальние»: Хабаровская, Енисейская, Алтайская, Байкальская…
        С помощью доброжелательной попутчицы он вышел на нужной остановке. Пугающе одинаковые белые блочные четырнадцатиэтажки обступали со всех сторон. Дворы, заставленные машинами и гаражными ракушками, были пусты. И это было так странно, так непривычно после шумных дворов Озерска, полных малышни и отдыхающих пенсионеров.
        Игорь с трудом отыскал нужный дом, позвонил в домофон - у них в городе еще не было ничего подобного, - поднялся на лифте на девятый этаж и нашел квартиру номер шестьдесят семь.
        Дверь распахнулась почти мгновенно - Яков Натанович его уже ждал. Он был очень похож на своего брата, такой же высокий и статный, только был много моложе, лет примерно на пятнадцать. Мужчины пожали друг другу руки.
        - Вот ты какой, Игорь, - Яков посторонился, пропуская его в квартиру. - Ну заходи, осматривайся. Как тебе новое жилище?
        Игорь глянул по сторонам. Все здесь было абсолютно чужое. Старенькие обои нелюбимого им бордового цвета, календарь с полуобнаженной девицей на двери ванной, кухонный линолеум в крупную клетку…
        Мебели был минимум - узенькая тахта, низкий журнальный столик и полированный гардероб, сделанный годах примерно в шестидесятых. В кухне, правда, было чуть побогаче - тут и пластиковый стол, и три такие же табуретки, навесные шкафы над плитой и мойкой и даже небольшой холодильник.
        Он глянул сквозь мутное окно. Показалось неожиданно высоко. На улице начал накрапывать мелкий дождь, людей по-прежнему не было. Казалось, все сидят в своих типовых ячейках и не имеют никакого желания выходить в эти бесприютные блочные джунгли.
        Аля, Аля, вот она, твоя Москва. Ты, как наивная маленькая девочка, думала, что город твоей мечты - это Чистые пруды и Третьяковская галерея, величественные станции метро и фонтаны ВДНХ. И даже не догадывалась, что бoльшая часть современной Москвы - это так называемые спальные районы, где хочется выть от тоски и где ощущаешь постоянное одиночество…
        - Ну как тебе? - поинтересовался Яков. - Скромненько, конечно, зато недорого. Всего две сотни в месяц.
        - А? - Игорь словно очнулся от сна. - Да, конечно, я согласен.
        - Ну и чудненько! Тогда не буду больше тебя мучить. Вот тебе ключи. Отдохни с дороги. А завтра после обеда позвони, поговорим насчет колес.
        Вскоре Игорь остался один. Начал было разбирать вещи, потом передумал, отправился в ванную. Тут было на удивление чисто, видимо, недавно сделали ремонт. И все не так, как дома. Навесные потолки. Однотонная бежевая плитка даже на полу. Вместо ванны - душевая кабина. Хорошо хоть горячая вода есть. В Озерске с ней часто бывали перебои.
        Ему жутко захотелось спуститься вниз в загаженном лифте, найти продуктовый магазин и купить бутылку водки. Иначе просто невозможно пережить эту ночь в пустой квартире, где каждый сантиметр кричит, что он, Игорь, тут чужой. Но делать этого было нельзя. Завтра, возможно, придется заняться покупкой машины, поэтому нужна трезвая голова.
        В гардеробе обнаружились два комплекта белья, подушка и тонкое одеяло. Игорь постелил себе и вырубил везде свет. Когда он задремал, «пришла» Настена, забралась к нему на грудь и приложила маленькое ушко к его сердцу.
        Он еще ощущал ее тяжесть, когда проснулся. В незашторенные окна било апрельское солнце.
        Яков велел позвонить после обеда. Чем бы занять утро? Есть пока не хотелось. Игорь достал из кармана сумки станок, побрился, почистил зубы, надел свежий свитер. Хотел бросить грязную одежду в стиральную машину, но сообразил, что у него нет порошка. Натянул куртку, сунул в карман путеводитель и, уже запирая дверь квартиры, сообразил, куда сейчас отправится - на Арбат.
        Найти улицу со странным названием было нетрудно. В схеме метро оказалось сразу две станции «Арбатская». Одна была прямо по его синей ветке. С нее-то Игорь и решил начать. Но по дороге не удержался, вышел на одну остановку раньше, на знакомой уже «Площади Революции», снова прикоснулся к бронзовому собачьему носу и опять загадал вчерашнее желание. От этого детского ритуала на миг почему-то становилось легче.
        Арбат его поразил. На Алькиной открытке он был совсем-совсем другим: мощеная улочка, редкие прохожие с добрыми лицами, небольшие домики, дышащие стариной, уютные магазины, похожий на смешную букашку троллейбус.
        В жизни же все было по-другому. Никаких машин и троллейбусов - улица оказалась пешеходной. Первым бросилось в глаза обилие музыкантов. С разных сторон звучали баян и скрипки, гитара и даже гусли. А дальше он встретил ансамбль кришнаитов и группку подростков, демонстрирующих хип-хоповые выкрутасы под хрипы старенького магнитофона.
        Прохожие невозмутимо прогуливались среди этой какофонии, иногда бросая в шапки и раскрытые футляры от инструментов бумажки и монеты.
        Тут и там сидели уставшие от безделья художники. Портреты с натуры и по фотографии, гравюры, шаржи, готовые пейзажи - может, все это и было востребовано в выходные, но сегодня предложение явно превышало спрос.
        Помимо музыкантов и художников здесь же зарабатывали на хлеб другие творческие натуры - фотографы, клоуны, фокусники, гадальщики и даже йоги. У Игоря рябило в глазах.
        Он пошел дальше. Слева и справа тянулись витрины дорогих магазинов с нерусскими названиями, мелькали вывески роскошных ресторанов. А посреди улицы бородатые мужики и румяные девахи продавали с лотков шапки-ушанки, матрешек и бюстики Ленина. Рядом расположились парни уголовного вида, торгующие футболками с черепами или гербом СССР.
        В юности он слышал, что на Арбате собираются хиппи, но ему навстречу попадались в основном длинноволосые металлисты в черных кожаных куртках-косухах с многочисленными заклепками.
        Неужели это и есть тот самый Старый Арбат, про который так проникновенно пел Булат Окуджава? Все женщины семьи Быковых - и мама с бабушкой, и Алька с Настеной - были просто без ума от его задушевных песен…
        По правой стороне он заметил небольшой зоомагазинчик. «Лучше бы ты купил ей щенка вместо велосипеда». Да, лучше бы он купил тогда щенка…
        Вдоль магазина стояло несколько человек с замученным зверьем на руках. Маленькие котята, черепашки, один вялый кролик. Больше всего его поразили таблички у ног некоторых продавцов с просьбой помочь питомнику. Какому питомнику?
        Так странно было видеть все это. Игорю вдруг показалось, что весь город сошел с ума.
        Он дошел до конца улицы и, подумав, завернул в «Макдоналдс». Надо хоть узнать, что это такое… Отстоял небольшую очередь у кассы, взял пузатый многослойный бутерброд, крошечные котлетки в картонной коробочке, нарезанную соломкой жареную картошку. Цены показались неоправданно высокими. Почти сто рублей! На эти деньги они дома, в Озерске, могли бы питаться всей семьей целый день. А тут так просто, зашел перекусить.
        С полным подносом он вышел в зал и завертел головой в поисках свободных мест. Их почти не было - разве что у окна, на длинной скамейке, рядом с пестрой группкой шумных цыганок с чумазыми ребятишками. Игорь нахмурился. Цыган он не любил. Но не есть же стоя! Делать было нечего, и он приблизился к их столику:
        - Разрешите?
        - Пожалуйста, садитесь! - отвечала сидевшая с краю цыганка, совсем молодая и довольно красивая девушка. Удивленный обращением на «вы», что было явно не в обычаях этого народа, Игорь пристроился рядом и принялся за еду. Не так уж и вкусно. Ничего особенного. А уж эта котлета, засунутая в бутерброд, и вовсе никуда не годится. Как траву жуешь. С Алиной, не говоря уже о бабушкиной, стряпней не сравнить.
        Его шумные соседи наконец закончили завтрак и поднялись с места. Обходя его, юная цыганка приветливо улыбнулась:
        - Спасибо вам!
        - За что это? - удивился он.
        - За то, что не побрезговали, сели рядом с нами. А вы знаете, что у нас примета есть - кто с цыганами посидит, тому будет счастье.
        Игорь горько усмехнулся. Да уж, нашла счастливчика…
        - А напрасно вы мне не верите! - горячо заверила его девушка. - Я ведь вижу, что у вас сейчас черным-черно на душе. Вы потеряли что-то или кого-то, что было вам очень дорого. Вам сейчас и жизнь не мила, прямо хоть в петлю, так ведь?
        Игорь не отвечал.
        - А я вам вот что скажу, - не унималась юная пророчица. - Будет вам еще счастье, обязательно будет. Обретете свою потерю, когда уж перестанете надеяться!
        Игорь разозлился. Что за чушь городит эта девчонка?! Как он может обрести жену и дочь? Он уже собрался было прикрикнуть на девушку, мол, пусть не старается, денег от него все равно не получит, но не успел.
        - Рада! - сердито позвала от входа пожилая женщина. Далее последовала длинная фраза по-цыгански, смысла которой он, разумеется, не понял. Девчонку как ветром сдуло. Игорь на всякий случай проверил содержимое карманов - странно, но деньги были на месте - и вернулся к своей картошке.
        На этот раз на «Площади Революции» он выходить не стал, хотя и очень хотелось. Сразу поехал в свою блочную тюрьму и, уже садясь в троллейбус, понял, что снова голоден. В лабиринтах типовых монстров отыскал крохотный подвальный магазин с надписью: «24 часа». Купил пельмени, молоко, упакованную в целлофан булку белого хлеба, пачку масла, батон копченой колбасы, макароны и несколько банок тушенки. А еще блок сигарет, соль, сахар, чай, банку растворимого кофе, коробочку соды, мыло, шампунь и стиральный порошок. Получился довольно-таки увесистый пакет. Потом вернулся и, ругая себя, докупил бутылку водки.
        Уже в лифте сообразил, что не помнит, есть ли в квартире посуда. Неужели придется отправляться на поиски тарелок и сковородок? Но, на его счастье, хозяева позаботились о жильце, и кухонная утварь все-таки нашлась. Он вымыл большую алюминиевую кастрюлю, налил воды и поставил на электрическую плиту. А дома у них был газ…
        Игорь не выдержал и откупорил бутылку «Смирновки». Взял из шкафчика над мойкой небольшой граненый стакан, налил и выпил залпом.
        Что за странная штука - жизнь?! Вот уже полгода он не может поверить в то, что произошло. А что, если он зря послушал Старика и не будет у него тут никакой новой жизни? Да и зачем она ему нужна, эта новая жизнь… Как кощунственно и нелепо звучат в его ситуации слова «другая жена», «другой ребенок». Зачем он остался жить? Для кого?
        Не дожидаясь, когда сварятся пельмени, опрокинул второй стакан. Голову заволокло туманом. Из этого тумана вновь появилась Аська. Он прикрыл глаза и ясно увидел себя в маленькой спальне, которую они после рождения дочки оборудовали под детскую. Это была теплая и солнечная комната, в ней всегда было уютно и хорошо. А после рождения Настены она стала похожа на магазинный отдел игрушек. Это было традицией - с любых сверхурочных, чаевых и премиальных он обязательно покупал маленькой Аське какого-нибудь смешного пушистого зверя. Непонятно было даже, чья это коллекция - Настены или ее папы, который по нескольку раз в месяц привозил то забавного медвежонка в клетчатых штанишках, то глазастого розового слоненка, то длиннорукую и длинноногую обезьянку. Вначале все это складывалось на детскую кроватку в виде подушек, но потом зверей собралось так много, что разбирать и убирать постель становилось все труднее. Игрушки переехали на полки, но и там им вскоре стало тесно. И тогда Игорь придумал подвешивать их на веревочки, которые закреплял шурупами на потолке.
        Перед продажей озерской квартиры он скрепя сердце поснимал все игрушки, распихал по пакетам и отнес, вместе с одеждой, в ближайшую церковь. Кроме трех, самых ее любимых. Это было смешно, но избавиться от этих зверушек у Игоря не поднялась рука. И он забрал их с собой.
        Он выпил еще. Пошатываясь, подошел к неразобранным сумкам и вынул потрепанных зверей. С этим пухлым мишкой с выцветшим бантом на шее, которого почему-то звали Лео, Аська спала до школы. А потом, когда ей на семь лет подарили смешного кенгуру с маленьким кенгуренком в кармане, мишка был сослан на полку.
        Розового зайца с морковкой подарил Старик. Аська любила, когда Арон приходил к ним в гости, и с удовольствием забиралась к нему на колени. А у тряпичного, с резиновой головой, Хрюши - точной копии любимца всех детей из «Спокойной ночи, малыши» - как-то оторвалась лапа, вернее, ее отгрыз соседский щенок. Настена не на шутку разревелась, и Аля придумала тогда игру в операцию. Она была хирургом, пришивающим оторванную лапку, а Аська ей ассистировала, проникнувшись всей серьезностью ситуации…
        Игорю казалось, что от игрушек еще исходит совсем слабый запах Настениных волос.
        Он посадил их рядком на подоконник. Отчего-то стало легче.
        Затем он достал два толстых альбома с фотографиями. А что, если повесить снимки на стену? Или нет, пожалуй, лучше сделать по-другому. Негативы он тоже привез с собой. Нужно отобрать самые лучшие и увеличить. И после этого уже вешать. Завтра же он этим займется.
        В бутылке еще оставалась водка. Он выпил ее, поленившись даже перелить в стакан.
        Трель телефонного звонка раздалась так неожиданно, что он вздрогнул. Долго искал аппарат, наконец обнаружил его в комнате, на журнальном столике.
        - Игорь? Ты что же не звонишь насчет машины?
        - Я вот только собирался, Яков Натанович…
        - Есть один вариант, нужно подъе… Постой-постой! Ты что же - пьян?
        Игорь не знал, что ответить.
        - Вот олух. Завтра с утра перезвони, - приказал Яков и бросил трубку.
        В кастрюле плавали разварившиеся и слипшиеся в одну сплошную лохматую лепешку пельмени. Игорь выкинул их в мусорное ведро.
        Вторая ночь прошла легче. Может, благодаря «Смирновке», а может, из-за игрушек на подоконнике. Утром, как ни странно, голова не болела, была только немного тяжелой. Игорь побрился, сварил, на этот раз без приключений, пельмени, подумал, что зря не купил вчера хорошего кетчупа. Как много мелочей, оказывается, нужно учесть, когда живешь один. Почему-то о других заботиться гораздо легче, чем о самом себе.
        С Яковом он встретился уже в полдень. Будущий начальник поджидал его в условленном месте на новой черной «Тойоте». Брат Старика дождался, пока Игорь сядет в машину, поглядел ему прямо в лицо и строго сказал:
        - Вот что, парень, запомни. То, что ты учудил вчера, было первый и последний раз. Нам в команду алкаши не нужны. Ты понял меня?
        Игорь кивнул, посмотрел в его стального цвета глаза и сразу осознал - перед ним не Арон. Этот церемониться не будет.
        Машина понравилась ему сразу. Серебристая «БМВ»-«семерка» вполне подходила для новой работы, была не сильно подержана и стоила для автомобиля такого класса вполне приемлемо. Но дело было даже не в этом. Игорь давно уже понял - к машине нужно относиться, как к живому существу. Бесполезно покупать автомобиль, если не испытываешь к нему что-то вроде симпатии. Такая машина обречена на поломки и бесконечные аварии. Зато, если при виде железного коня водитель понимает, что хочет сидеть только за этим рулем и в этом салоне, ему обеспечены долгие годы езды.
        С помощью Якова уладились и всевозможные дела с оформлением. В Москве, как понял Игорь, все проблемы решали деньги. Тут существовало два пути: можно было отстаивать длиннющие очереди в ДЭЗ для оформления московской регистрации и томиться в ожидании приема в нотариальной конторе, а можно было просто заплатить, и тогда все необходимые этапы регистрации за тебя пройдет паспортистка, а нотариус приедет прямо на дом.
        Уже через несколько дней, посвященных в основном ознакомительным прогулкам по городу да подробному изучению карты Москвы, Игорь первый раз вышел на работу.
        Ресторан «Russian style» располагался в живописном месте - у самого леса, на границе с Окружной. Игорь притормозил на стоянке, открыл дверцу и с наслаждением вдохнул чистый воздух. После пыльного, загазованного центра, который ему пришлось пересекать по дороге, разница была ощутима.
        «В следующий раз попробую поехать по Кольцу», - решил Игорь.
        Здание ресторана было стилизовано под рубленую русскую избу. На летней площадке, отгороженной плетнем, стояли небольшие столики, но, несмотря на то что для апреля погода стояла на редкость теплая, народу за ними пока не было. Вкусно пахло жареным мясом.
        Чуть в стороне, невдалеке от автобусной остановки, сбились в стайку несколько хороших машин. Около них кучкой стояли водители. Игорь отыскал взглядом статную фигуру Якова и направился к нему.
        - А-а… приехал, - Яков протянул ладонь для приветствия. - Ну что, ребята, знакомьтесь. Это Игорь, наш новенький. Прошу любить и жаловать.

        Как ни странно, Старик оказался прав. Дни потекли за днями, недели за неделями. Рана на сердце не заживала, но все-таки суматошная московская жизнь не давала Игорю часто думать о прошлом. Да и напоминаний об Але и Настене здесь, в столице, было значительно меньше, чем в Озерске, где, казалось, каждый камень был как-то связан с его женой или дочкой.
        Ребята со стоянки Якова, как вскоре понял Игорь, были чем-то вроде элиты среди московских таксистов. На вызовы они не ездили и по городу в поисках пассажиров не колесили, разве что подхватывали кого-то на обратном пути, чтобы не катить порожняком. Их клиентами были в основном состоятельные посетители ресторана. Большинство из них прибывали в «Russian style» на своих колесах - погулять с подружкой или встретиться с партнером по бизнесу, но, посидев несколько часов в уютном зале и вдоволь насладившись традиционной русской кухней, они обычно были уже не в состоянии сесть за руль. Водителю со стоянки нужно было доставить домой нетрезвого господина и его спутников (или спутниц), а нередко еще и отогнать в гараж его автомобиль. Делать это приходилось в основном вечером или по ночам - ресторан работал до пяти утра. Обслужив за ночь несколько клиентов, таксисты разъезжались по домам отсыпаться. До вечера же работы почти не было, и те, кому выпадала по очереди дневная смена, коротали время в основном в разговорах да за чашкой чая на огромной ресторанной кухне.
        Привыкнуть к клиентам Игорю было очень нелегко. Состоятельные москвичи, садившиеся к нему в машину, разительно отличались от его бесхитростных земляков. Те считали копейки и уважали чужой труд. А эти швырялись деньгами, но могли и нахамить. Особенно почему-то этим славились девицы. Некоторые из них вели себя с Игорем грубо и пренебрежительно, точно он был их слугой или даже рабом.
        К счастью, такие попадались не так уж часто. Большинство пассажиров, оказавшись на сиденье «БМВ», называли водителю адрес и тут же доставали мобильный телефон и начинали названивать по личным делам или расслаблялись, усаживались поудобнее и принимались жаловаться Игорю на свою жизнь. И эти жалобы вызывали у него еще большее недоумение и замешательство, чем хамство. С его точки зрения, их проблемы не стоили и выеденного яйца.
        Кто-то был недоволен расточительной женой и тем, что она проводит слишком много времени в бутиках, салонах красоты и ночных клубах. Кому-то изменяла молодая любовница. Кто-то не успевал достроить к лету вертолетную площадку. У кого-то на гектарах вдруг завелось сразу несколько муравейников. Кто-то не мог понять, почему именно ему достались такие соседи, которые вечно шумят и не дают спать по субботам своими фейерверками. Игорь слушал их нетрезвые откровения, изображая на лице вежливое сочувствие, а в душе недоумевал - неужели это можно считать горем? Знали бы они, что такое настоящее несчастье… Ему понадобился немалый срок, чтобы понять, что все не так просто. Не то чтобы в жизни этих людей не было серьезных проблем. Были, и еще какие! Просто они боялись говорить, а возможно, и думать о них и отвлекали себя по мелочам. Им тоже было так легче… Как и он, они пытались убежать от себя самих.
        Первое время Игорь еще возвращался через всю Москву, из Крылатского в Гольяново, к «себе» в квартиру и пытался к ней привыкнуть. Отпечатал новые увеличенные фотографии со старых негативов и повесил их на стену. Фотографий было много. Вся стена превратилась в мозаику его счастливого прошлого.
        Уже через неделю, заходя в квартиру после смены, он словно оказывался в музее. С порога на него глядели глаза жены и дочери. Везде и всюду. И он опускал спортивную сумку, доставал альбом. Смотрел. Отбирал все новые фотографии. Искал негативы. На следующий день отпечатывал следующую партию и снова развешивал снимки. Это превратилось у него в странное хобби.
        Он искал способы общаться с потерянными родными и действительно находил. Может быть, это было неправильно, болезненно, но это приносило недолгое облегчение, которое было ему так необходимо.
        Он начал писать им письма. Игорь никогда не думал, что сможет переносить то, что творится в его душе, на бумагу. Но письма получались длинными и напоминали скорее один большой дневник о его жизни, чувствах и мыслях, которыми не с кем было поделиться.
        Он рассказывал им все - как он по ним скучает, как прошел день, о чем он думал и какие сегодня попались клиенты. Вскоре это вошло в привычку, и трудно было прожить несколько дней, не написав очередного письма.
        Через месяц Игорь вдруг понял, что не может больше находиться в этом музее памяти. Свободного места на стене больше не было. И он чувствовал, что скоро заново начнет сходить с ума. Каждая новая фотография уводила его в ту жизнь «до», и возвращаться оттуда было невероятно больно. А снять снимки со стен он не мог. Просто не мог, и все. Рука не поднималась.
        Вот так человек, который снимал квартиру и регулярно платил за нее, стал ночевать у себя в машине. Доставив последнего клиента - обычно это происходило около шести утра, - Игорь возвращался к ресторану и вставал на стоянку. В машине, как это ни странно, спалось лучше, чем в чужой полупустой квартире. В конце концов он вообще почти перестал туда заезжать - так, пару раз в неделю за самым необходимым.
        Охрана и официанты из ресторана относились к Игорю с симпатией. Он был безотказен и часто развозил их после работы по домам, когда у него не было других пассажиров. Но особую любовь Игорь снискал у женской части персонала - поварих и посудомоек. Неведомо откуда - Яков, что ли, рассказал? - они узнали его историю и искренне его жалели. Кастелянша, добродушная Тамара Юрьевна, разрешала ему пользоваться душевой, а красавица Даша, кондитер с внешностью фотомодели, каждый день подкармливала вкуснейшими бутербродами и поила ароматным кофе. Первое время Игорь все порывался заплатить, но девушка только смеялась: «Что вы, с ума сошли! Это же из остатков!»
        Выходные он почти не брал. Некуда было их девать - выходные. И некуда было тратить заработанные деньги. Это было так непривычно и странно. Иногда Игорь замедлял шаг перед витринами с игрушками. Он получал странное, какое-то извращенное удовольствие, когда думал о том, какого из этих пушистых зверей он бы купил Настене.
        В редкие выходные он по-прежнему ездил на «Площадь Революции» и трогал за холодный нос бронзовую овчарку.
        А потом отправлялся куда-нибудь, как он сам про себя говорил, «по маршрутам Алиных открыток».
        Он побывал на Чистых прудах, где нашел почему-то только один пруд. Место это ему понравилось. Оно гораздо больше соответствовало его представлениям о настоящей Москве, чем шумный вычурный Арбат. Вокруг бульвара загибался трамвайный круг, вбок отходили маленькие переулочки со смешными названиями, например, Огородная Слобода.
        Съездил он и на место бассейна «Москва». Ту открытку он помнил особенно хорошо. Алька рассматривала ее и смеялась.
        - Представляешь, Игорь, что мне Павел Петрович рассказал? Оказывается, на этом месте когда-то была огромная и очень почитаемая церковь. Потом ее разрушили, и долго-долго там была свалка. Хотели строить что-то вроде Дома Советов в виде фигуры Ленина, но так и не построили - вырыли бассейн. И Павел Петрович так смешно сказал: «Сперва был храм, потом - хлам, а теперь - срам».
        Сейчас храм стоял на месте. Величественный, белый с позолоченными куполами. Но ни трепета, ни почитания у Игоря в душе не вызывал. Он казался скорее каким-то странным историческим памятником, нежели Домом Божьим.
        На следующей неделе Игорь съездил в Останкино. Знаменитая башня оказалась на месте, но на смотровую площадку его не пустили.
        - Не работает, сынок, - поведал разговорчивый охранник с седыми усами, - пожар тут был в двухтысячном. Все там сейчас ремонтируют, и ресторан, и площадку.
        - А когда откроется «Седьмое небо»?
        - А кто ж его знает… Нам не докладывают.
        Про этот ресторан Алька тоже часто рассказывала. Игорь не знал, являлся ли источником такой поразительной осведомленности старенький физик или книжки про Москву, которые его жена с удовольствием читала. Но ему было интересно слушать про трехэтажный ресторан в облаках. Вроде там было три зала - Бронзовый, Золотой и Серебряный - на высоте трехсот с лишним метров. Да еще медленно вращающийся вокруг оси башни пол.
        Но теперь это великолепие ему уже не увидеть… Впрочем, наверное, это справедливо. Без Али и Настены все это ему не нужно.
        И конечно, он выбрался на Красную площадь - посмотреть на Алькин любимый собор Василия Блаженного.
        На главной площади страны он уже бывал. В далеком восьмидесятом, когда возвращался из армии проездом через Москву. Здесь тоже все изменилось. У входа на площадь теперь построены каменные ворота и небольшая часовенка. В Александровском саду появилось несколько фонтанов с малосимпатичными скульптурами. Особенно не понравилась Игорю четверка лошадей в совершенно неестественных позах. Неужели в самом сердце Москвы нельзя было поставить что-нибудь покрасивее?
        Манежная площадь стала пешеходной, а под ней раскинулся огромный подземный торговый город с магазинами и ресторанами. От нечего делать Игорь заглянул туда. Красиво, ничего не скажешь, но цены запредельные.
        А Парк культуры он помнил сам, не по Алиным рассказам. Тогда, после армии, они всей толпой двинулись именно сюда.
        В то время все было проще. В том числе и аттракционы. Тир, машинки «на привязи», качели в виде лодок, карусели с лошадками, комната смеха и «колесо обозрения». Теперь осталось только колесо, и то оно, кажется, выглядит как-то не так…
        Тогда, в восьмидесятом, они после парка пошли в «Шоколадницу» на Октябрьской площади. Как ни странно, это кафе сохранилось, загадочным образом уцелев среди новоиспеченных «Ростиксов» и «Баскин Роббинсов». Раньше, чтобы попасть внутрь, нужно было отстоять немалую очередь. А теперь зал полупустой, заходи - не хочу.
        Игорь заказал чашку горячего шоколада, но тот оказался не таким. И блинчики с шоколадной начинкой, вкус которых он помнил до сих пор, были не те. И интерьер кафе. И даже выражение лица у молоденьких официанток…
        Игорь безнадежно пытался вернуться в прошлое, поймать то ощущение молодости и беззаботного счастья. Пусть ненадолго, хоть на час, хоть на минуту, но ему никак не удавалось это сделать…
        Он все больше убеждался в том, что Але и Насте в Москве не понравилось бы. Обе были бы очень разочарованы, Аська, пожалуй, даже больше, чем ее мама.
        Своей любовью к Москве Аля заразила не только его, но и Настену. Больше всего девочка мечтала побывать в зоопарке и посмотреть на часы с заводными героями сказок в центральном «Детском мире».
        Маленькая Аська долго не могла усвоить, что «Детский мир» - это всего лишь название магазина. Ей все казалось, что это какой-то оазис игр, фантазий и непослушания, устроенный в центре города добрыми родителями для своих детей.
        Побывал Игорь и в «Детском мире» и тоже остался не слишком им доволен. Выбор игрушек, детской одежды и книг был, конечно, огромным, но ему не понравилось, что товары здесь в основном импортные, а цены - просто заоблачные. Завершило впечатление отсутствие знаменитых часов. Вместо них теперь возвышалась убогая пластиковая пальма высотой в три этажа.
        «Детский мир» был последней каплей. После него Игорь прекратил свои экскурсии по городу.
        Старик иногда звонил ему из Озерска. Рассказывал про семью, про ребят, спрашивал, понравилась ли Москва и как работается у Якова. О прошлом не говорил ни слова, только один раз, как бы вскользь, заметил, вроде бы совсем не к месту:
        - И перестань себя грызть, сынок. Ты ни в чем не виноват.
        Время летело как никогда быстро. Незаметно прошло лето, также незаметно кончилась его любимая осень и наступила зима, а с ней Новый год. Его отмечали, как водится, заранее, на кухне ресторана. Один за другим сыпались тосты примерно одинакового содержания - что уж следующий год обязательно будет счастливым и для страны, и для каждого ее жителя, а все неприятности и беды останутся в этом, уходящем. Игорь не верил. Он и сам так говорил два года назад. Тогда ему казалось, что его безоблачное счастье будет вечным - а за порогом их дома уже притаилось и ждало своего часа беспощадное и безразличное к людским надеждам горе. Как же прав был тот художник, придумавший «Мир над пропастью»…
        Игорь ничего не ждал и ничего не хотел. Он уже ничего не боялся и ни во что не верил.
        Февраль, март, апрель… Ему казалось, так будет всегда. И это, наверное, к лучшему. Не будет радости, но и той страшной боли тоже больше не будет.
        Иногда он даже ловил себя на том, что смеется. Иногда на том, что шутит. Он удивлялся и замолкал. И опять накатывали воспоминания и пустота. С ними еще можно было справиться, гораздо труднее было с постоянным чувством вины. Отчаянный крик Али: «Это все ты со своим велосипедом!» - до сих пор звенел у него в ушах.


        Глава 5
        Дверь в чужую жизнь
        Это произошло в конце апреля. Позже, вспоминая подробности, Игорь не раз удивлялся стечению обстоятельств, которое привело его к этой встрече. И каждый раз его не покидало чувство, что судьба в тот момент решительно взяла его за руку и, не слушая никаких возражений, силком притащила в нужное место в нужное время.
        Обычно утром на стоянке делать было нечего. Клиентов было очень мало - ресторан все же заведение, предназначенное больше для ужина, нежели для завтрака. Редкие посетители, заехавшие перекусить по дороге на работу, естественно, были вполне транспортабельны, и услуги таксиста им не требовались. Потому Игорь, которому скучно было часами торчать на стоянке или на кухне и точить лясы, по утрам обычно отправлялся в город. Но в тот день у него как-то не было настроения колесить по улицам в поисках ранних клиентов. Он поставил свою «БМВ» чуть в стороне, откинул сиденье, закрыл глаза и сразу же провалился в сон.
        Ему приснилась Настена - счастливая, повзрослевшая. Он никогда еще не видел ее такой. Она положила ему голову на плечо. А он, держа руку на коробке передач, боялся пошевелить правой рукой, чтоб ее не потревожить.
        Так они сидели достаточно долго, и до него наконец дошло, что нужно что-то сказать ей, что-то спросить.
        - Как ты там, милая? И как мама?
        Девочка подняла русую головку с двумя хвостиками и посмотрела на него весело и чуть-чуть лукаво. А потом приложила палец к губам, и он понял, что говорить она не будет. Игорь во все глаза смотрел на нее. Да, она действительно повзрослела. Это джинсовое платье - он не мог вспомнить, было ли у нее такое. Вроде бы да, а может, и нет. И волосы… Кажется, у Настены они были потемнее.
        - Я так скучаю по вас, Асенька…
        Девочка по-прежнему молчала и только улыбалась.
        Игорь вздрогнул оттого, что в стекло резко, настойчиво постучали. И еще до того как полностью проснулся, успел подумать: «Ты же не уйдешь теперь, Настена?»
        Затем он открыл глаза, и его словно поразило молнией. Перед ним стоял молодой мужчина в слегка помятом дорогом костюме, а за его спиной, чуть поодаль, делая вид, что играет в классики с камушком, прыгала девочка.
        На долю секунды Игорю показалось, что он все еще спит и видит сон. Просто одна часть этого сна закончилась и началась другая, так ведь часто бывает… Только вот непонятно, что делает в его сне этот недовольный мужчина.
        Там на асфальте прыгала его дочь. Его повзрослевшая, подросшая Настена, которая только что сидела рядом на переднем сиденье.
        Девочка была настолько похожа на нее, что у Игоря ком подошел к горлу. Он чуть не задохнулся от собственных чувств.
        Игорь приоткрыл дверцу машины и наконец понял, что говорит этот человек. Вернее, попытался понять, потому что слова доходили до него с большим трудом.
        Видимо, мужчина отнес это насчет того, что он только что проснулся, и постарался еще раз терпеливо донести свою просьбу.
        Они с дочерью приехали после конной школы попить кофе. А он вчера так сильно перебрал, что решил выпить бокал пива. Бокалом он не ограничился и вот уже в первом часу дня изрядно поднабрался. По крайней мере, садиться за руль, да еще с ребенком, ему не позволяет развитое чувство ответственности. Или что-то в этом духе. Поэтому было бы неплохо, если бы их с девочкой доставили домой.
        Игорь кивнул, пытаясь прийти в себя, и, выйдя из машины, открыл дверцу.
        Всю дорогу он смотрел в зеркало заднего вида на девочку. Молодой папаша, видимо, действительно изрядно перебрал и теперь дремал. Его дочка слушала плейер и сосредоточенно рассматривала красочный буклет, очевидно, прихваченный из ресторана.
        Умом он, конечно, понимал, что это не Аська, а совсем другая, абсолютно чужая девочка. Но то умом…
        Игорь почти не смотрел на дорогу. Только туда - на заднее сиденье машины, где его маленькая пассажирка так сосредоточенно изучала рекламную брошюрку.
        Она была точной копией Настены. Не просто похожей на нее, а именно копией. Только немного повзрослее. Наверное, сейчас его дочь выглядела бы именно так. Похоже, что девочке лет двенадцать…
        Осмыслить происходящее было невозможно. Глупо, конечно, но у Игоря в голове возникли совершенно бредовые предположения. Вдруг это она? Выжила? Потеряла память? Воскресла, в конце концов. «Нет, так нельзя, - подумал он. - Так и с ума сойти можно».
        Мужчина ненадолго вынырнул из своей похмельной дремы, чтоб дать короткие указания по поводу дороги.
        Игорь механически исполнял все его «направо» и «теперь прямо». Это было весьма кстати, потому что из-за сумбура, творящегося в голове, он не мог сосредоточиться.
        Он старался ехать настолько медленно, насколько это было возможно. Так ему не хотелось, чтобы этот странный сон наяву прервался.
        Девочка заправила за ушко белокурую прядку. У Игоря снова защемило сердце. Совсем как его дочь!
        Они подъехали к коттеджному поселку. Сказка кончилась - пришлось тормозить. Прятавшийся за высоким забором двухэтажный особняк, возле которого он их высадил, смотрелся вполне достойно на фоне своих соседей. Люди, обитающие в поселке, явно не бедствовали.
        Игорю вдруг ужасно захотелось, чтобы ожившая Настена хоть раз подняла на него глаза. Но девочка, пряча взгляд, выбралась из машины на посыпанную гравием дорожку и побежала к витой калитке. Видимо, она стеснялась чужих взрослых.
        Мужчина наклонился, дыхнув перегаром, и попросил подождать, пока он сходит домой за деньгами - с собой у него была только кредитная карта. Игорю было не до денег, но он, конечно же, согласился постоять немного около ворот. В душе тлела смутная надежда - а вдруг деньги поручат принести девочке? Тогда она волей-неволей заговорит с ним, и Игорь услышит ее голос. Но деньги принес сам помятый мужчина, и Игорь сначала расстроился, а потом утешил себя тем, что его клиент, возможно, еще как-нибудь приедет в «Russian style». И, бог даст, опять с дочерью… Сейчас это был максимум, о котором только можно мечтать.
        Странная штука человеческая психика! У Игоря было четкое ощущение, что эти полчаса он провел рядом со своей воскресшей Аськой.
        Он отъехал на обочину и долго еще стоял у особняка, сам не зная, чего ждет. Потом сообразил, что со стороны все происходящее выглядит как минимум нелепо, а то и подозрительно. Сидит тут, как маньяк в засаде…
        Весь окружающий его мир за считаные минуты стал совсем другим. Он отличался от того мира, в котором Игорь прожил последние полтора года так же, как черно-белая фотография отличается от цветной.
        Ему хотелось работать. Хотелось смеяться. Наконец, просто хотелось жить. Только оттого, что есть на свете эта, так похожая на Настену, девочка, и оттого, что он, может быть, еще ее увидит.
        Девчонки на кухне, куда он зашел, чтобы перекусить, смотрели на него удивленно и с подозрением. Так не похож он был на себя самого.
        - Ой, Игорь Анатольевич наш, наверное, влюбился, вон как сияет, - игриво подмигнула кондитер Даша, ставя перед ним чашку кофе.
        - Давно пора. И правда, аж помолодел на пяток лет, - толстая жизнерадостная Тамара Юрьевна негласно числилась в коллективе удачливой свахой. Устроить судьбу Игоря она считала делом чести, но до сегодняшнего дня ни один из ее тонких, как она считала, намеков, ни к чему не привел.
        - Тогда ему нужно двойную порцию положить, - весело щебетала Даша.
        Он и сам не мог понять, как отработал тот день. Помнил только, что крутил баранку до глубокой ночи и при этом совсем не устал.
        Потом потянулись недели ожидания. Сначала приятного, затем опасливого (а вдруг они больше не приедут?), и, наконец, появилось что-то похожее на глухое отчаяние. Утром он теперь старался не уезжать. Более того, давно уже не брал выходные. Невозможно было даже представить, что он разминется с «Настеной», как Игорь про себя называл незнакомую девочку.
        Он испытывал легкое беспокойство, отвозя очередного клиента. А вдруг в это время…
        Все это было, конечно же, глупо и вообще похоже на паранойю, однако желание увидеть девочку еще раз овладело им настолько, что победить его с помощью разума было уже невозможно.
        Пару раз он даже порывался съездить к их дому, но эта идея казалась совсем бредовой. Не может же взрослый человек целыми днями сидеть в засаде и наблюдать из кустов за чужой жизнью!
        Он вспомнил, что ее отец говорил что-то про конную школу, и, наведя справки, узнал, что в округе такая только одна, причем весьма элитная и людей с улицы туда не пускают. Да и опять же - какой смысл? Заговорить он с ней никогда не решится. А просто так стоять и пялиться было бы совсем уж идиотизмом. Еще заподозрят его бог знает в чем…
        И он ждал. Не имея понятия, чего, собственно, ждет.
        Яков смотрел на него удивленно, но вопросов не задавал. Девочки же с кухни не стеснялись строить предположения, в кого он мог бы влюбиться и ради чего несет свою почти круглосуточную вахту на ресторанной стоянке. Им всем было весело, кроме, почему-то, Даши. Та, наоборот, заметно погрустнела и глядела с какой-то затаенной тоской. Видно, у нее были какие-то неприятности. Игорь пару раз даже хотел спросить у девушки, что у нее случилось, но как-то не решился.
        Через два месяца такой жизни он сдался и взял себе выходной. Машину надо было ставить на ТО, и затягивать с этим было нежелательно.
        Игорь вышел на «Площади Революции». Бронзовая овчарка была на положенном месте. Он с удовольствием дотронулся до ее холодного носа и мысленно поблагодарил волшебную собаку, сам толком не зная за что.
        Он купил наконец кучу бытовых мелочей - до сих пор до этого не доходили руки. Разве это нормально, жить тут уже второй год и не обзавестись ни открывалкой, ни точилкой для ножей?
        Игорь открыл входную дверь, придерживая подбородком бумажный пакет с продуктами и прочими полезными покупками, и вздрогнул. Он знал, что увидит сразу при входе в свое жилище, но все равно каждый раз вздрагивал. Два самых любимых лица в сотнях вариантов.
        Игорь поел, покурил… На улице было совсем еще светло - приближалась самая короткая ночь в году.
        Только сейчас он заметил, что Аля на всех фотографиях улыбается. Мягко и женственно. Он нашел последний снимок Настены. Кажется, вот этот - на Дне учителя в третьем классе. Загоревшая, вытянувшаяся за лето, в новом нарядном синем платье с белым кружевным воротником и в белых колготках, она весело смеялась прямо в объектив. Ну кто мог подумать, что ей осталось жить всего-то около месяца? Могло ли тогда прийти такое в голову?
        Игорь попытался представить, какой она была бы сейчас. Само собой подросла бы, наверное, втянулись бы по-младенчески пухленькие щечки… А смешные два хвостика она бы уже не носила - предпочла бы более взрослую прическу. Возможно, даже постриглась бы.
        И опять память выдала картинку - белокурая девочка на заднем сиденье его автомобиля. Отчего-то даже сейчас, «в присутствии» настоящей Аськи, он не чувствовал, что та девочка чужая.
        Машину он забрал через два дня. В первый же вечер его ждал сюрприз. Подъезжая к ресторану после поездки с очередным почти безжизненным телом, он увидел знакомый силуэт. Видимо, у этого человека всегда были мятые костюмы. Дорогой пиджак смотрелся на нем неряшливо, хотя и был абсолютно новым. Игорь принялся искать глазами девочку, хотя в первую же секунду понял - сейчас ее здесь быть не может. Времени двенадцатый час ночи, и это явно не лучшее время для посещения ресторана с ребенком.
        Девочкин папа поддерживал под руку грациозную красотку в мини-платьице с «лохматой» юбкой и босоножках на высоченных каблуках.
        Они только что вышли из дверей ресторана и, видимо, размышляли, куда и на чем отправиться дальше.
        Они совсем не выглядели счастливой парой. Не похоже было, что эти двое наслаждаются обществом друг друга - несмотря на поддерживание под локоток, лицо у мужчины было растерянным и усталым, а у его спутницы откровенно злым.
        Игорь просигналил, прежде чем успел понять, зачем это делает. Даже если он отвезет их сейчас домой, «Настену» все равно не увидит. Так поздно, что девочка уже спит. Но все-таки, все-таки… Так он будет к ней хоть немного ближе. Может быть, он хоть что-нибудь узнает о девочке… Хотя очень сомнительно, что помятый тип будет говорить о дочери с любовницей.
        Отчего-то Игорь сразу понял: это не жена. Что скрывать - женщина была хороша. Более того, необычна. Помимо основного - красивого лица, стройной, длинноногой фигуры, в ней было еще нечто труднообъяснимое. Ее движения выглядели быстрыми и резкими, но не грубыми, а во взгляде читалось что-то первобытное. Игорю показалось, что вся она состоит из инстинктов, как чуткое дикое животное.
        По дороге к машине она убрала руку мужчины со своей талии и сама рывком открыла дверцу.
        Он встретился в зеркальце заднего вида с ее прямым, словно оценивающим, взглядом и, вздрогнув от неожиданности, отвел глаза. Впрочем, она тут же про него забыла.
        Разговор на заднем сиденье автомобиля велся на повышенных тонах. Игорь старался не вслушиваться, но сделать это было довольно трудно - женщина была так возмущена, что буквально кричала на своего спутника. Тот сначала отвечал ей вполголоса, потом перестал сдерживаться и обращать внимание на присутствие постороннего. Было видно, что парочке не впервой выяснять отношения.
        - Да прояви же ты наконец характер, - в голосе девушки явно слышались истеричные нотки. - Ты хочешь всю жизнь прожить в этой чертовой меланхолии? Ты ничего не достигнешь с ней! Никогда! И тебе самому это хорошо известно.
        - Да. Ты права. Я решусь, только подожди, - у неверного супруга даже выступила испарина. Она презрительно опустила вниз уголки губ.
        - И сколько мне еще ждать? Год, пять? Или пока твоя дочь не родит внуков, чтоб этой клуше было веселее, когда ты с ней разведешься? Нет уж, милый! Это твое «подожди» я слышу уже каждый день, как молитву. Пожалуй, с меня хватит. Хватит, хватит, хватит!
        К удивлению Игоря, с ней случилось что-то вроде истерики. Это так не вязалось с ее обликом - уверенным и самодостаточным.
        - Зачем она тебе? - Девушка всхлипывала. Обвиняемый любовник подавленно молчал. - Она же ничегошеньки из себя не представляет! У нее ничего нет за душой, ну разве что образование… Я могу дать тебе больше. Намного больше! Как ты этого не поймешь, дурачок…
        - Да. Я решусь, я постараюсь, ты не думай… Я ей обязательно скажу. Мы разойдемся, - он обнял ее за плечо, продолжая успокаивать как малого ребенка. - Ты скоро поселишься в моем доме, а они переедут в квартиру, которую я куплю в городе.
        Он так и сказал «они», как будто речь шла не о жене с дочерью, а о совершенно посторонних ему людях. Игорю стало не по себе.
        - Она для тебя всегда на первом месте, - девушка продолжала всхлипывать, будто и не слышала его.
        - У меня на первом месте ты. Но я не виноват, что не встретил тебя лет двенадцать назад. Я очень хочу жить с тобой.
        «Никто из нас, сидящих здесь, в это не верит», - подумал Игорь. И ему вдруг стало ужасно жалко эту женщину, несмотря на всю малопривлекательную сцену с обвинениями и оскорблениями.
        - Двенадцать лет назад я еще пешком под стол ходила! Ты вечно нас с ней путаешь! Это ей уже скоро на пенсию, а я еще молода! И заслуживаю в жизни чего-то большего. Мне надоело! Мне все надоело! А больше всего то, что, когда я тебе звоню, а она рядом, ты называешь меня братишкой. Ты задумался хоть раз, каково мне это слышать?
        - Да пойми ты, так же проще… У нее нет никаких вопросов, кто звонит да зачем. И я могу с тобой спокойно разговаривать, - пытался оправдаться незадачливый любовник. - Она же не знает, что у меня нет и никогда не было никаких двоюродных братьев ни в Екатеринбурге, ни где-либо еще… Ну не могу же я при ней называть тебя Витой? Это было бы просто некрасиво, в конце концов.
        - А как тебе кажется, по отношению ко мне ты поступаешь красиво? Хватит. Надо это прекращать! - Она как-то сразу успокоилась. Осторожно вытерла глаза тыльной стороной кисти. Еще раз бросила взгляд в водительское зеркало, на этот раз рассматривая себя.
        Даже заплаканная, с размазанной тушью она, несомненно, была очень привлекательна. Но, видимо, столь же несчастна. Игорю еще больше стало ее жаль.
        - Притормозите вот тут, - неверный муж тронул его за плечо.
        Через окно было видно, как он направился к ближайшему цветочному киоску.
        - Надеюсь, у него хватит ума купить один букет вместо двух одинаковых. - Реплика девушки была неожиданна, но Игорь поневоле улыбнулся. Все-таки не похожа она на среднестатистическую стерву. Он снова глянул в зеркало. Она нервно перетряхивала сумочку - видимо, искала чистую салфетку и не находила.
        - Возьмите. - Он порылся в бардачке и протянул ей нераспечатанную пачку бумажных платков.
        Девушка подняла глаза, грустно улыбнулась и кивнула:
        - Спасибо…
        Встревоженный любовник шагал к машине с букетом роз наперевес. К трем бутонам прилагался многочисленный антураж из нарядной трехслойной упаковки, ленточек, бантиков и экзотических веточек. Вид у мужчины был довольный, как будто ему играючи удалось решить сложную проблему. Только сейчас Игорь разглядел его как следует. Ему было от силы лет тридцать с небольшим.
        Скоро они доехали до места назначения - пятиэтажки в районе «Академической». Девушка вышла, громко хлопнув дверью. А мужчина назвал Игорю уже знакомый адрес на Рублево-Успенском, и они отправились к дому, одна только мысль о котором заставляла сердце Игоря биться сильнее. Пассажир мрачно молчал до тех пор, пока минут через пятнадцать у него не зазвонил мобильник. Прежде чем ответить, он быстро глянул на определившийся номер.
        Игорь не сомневался, что звонила любовница - молодой человек начал разговор с того, что поинтересовался, успокоилась она или нет.
        Далее последовало полное примирение. Сначала обещания и клятвы: «Ты права, я долго думал, как только я приеду из командировки домой, сразу обо всем скажу жене». «Не переживай, все будет хорошо». «Я согласен», потом мурлыканье: «И я тебя люблю», «Ты лучше всех», «Спокойной ночи, милая».
        Игорь, чувствовавший себя неловко, включил радио.
        Вот так бывает в этой жизни. У человека есть семья, жена и дочь, которые ждут его дома. Но ему совсем это не нужно. Да он и сам, похоже, не знает, что ему нужно. Впрочем, какое его, Игоря, дело и какое он имеет право судить? Да еще не зная всей подноготной. Хотя девочку, конечно, жалко. Уж она-то точно ни в чем не виновата… Мир взрослых полон непонимания и злобы, а расплачиваются за это дети. Он явственно представил себе эту девчушку, до боли похожую на Настену, и у него перехватило дыхание.
        Ночная дорога была относительно свободна. Минут через двадцать они уже подъехали к особняку. На этот раз мужчина расплатился сразу, потом посмотрел на часы и спросил, может ли Игорь приехать за ним завтра в пять утра и отвезти его в Быково.
        - Почему нет? Конечно, смогу, - предложение даже обрадовало Игоря. Интересно только, неужели у такого крутого богатея нет личного водителя? Или он не может по каким-то причинам отвезти его именно завтра?
        - Тогда до скорого, - неверный муж открыл хитрый замок и направился по гравийной дорожке в сторону спящего дома.
        Игорь глянул на панель. Полпервого ночи. Пожалуй, нет смысла ехать домой, чтобы поспать три часа. Гораздо разумнее будет прикорнуть где-нибудь вблизи поселка. Отъехал чуть в сторону, выключил двигатель, но не устроился на сиденье, а зачем-то вышел из автомобиля и улегся прямо на еще теплой земле.
        Здесь было совсем не так, как на стоянке. Высоченное июньское небо с родинками звезд и величественная тишина.
        Он вдруг подумал, что не может больше оставаться один. И сам испугался своей мысли. Получается, поскорбел полтора года и хватит? Но ведь он не хочет ни другую жену, ни другого ребенка! Ему просто нужно почувствовать совсем немного человеческого тепла. И что еще важнее, ему самому хочется дать кому-нибудь это тепло.
        Игорь лежал на спине, закинув руки за голову. Подумать только, в детстве он боялся смотреть на звездное небо. Ничего другого он не боялся - ни темноты, ни высоты, ни сказочных чудовищ. Но при взгляде вверх у него начинала кружиться голова и становилось трудно дышать. Ему делалось страшно за себя - такого маленького и беспомощного по сравнению с этой бесконечной холодной чернотой, и еще более страшно было за своих родных. Которые хоть и взрослые, но перед звездным небом так же беззащитны, как и он - маленький ребенок. Наверное, только Старику с его телескопом удалось помочь ему преодолеть этот страх.
        И еще он боялся, когда мама читала вслух те стихи, кажется, Цветаевой:
        Уж сколько их упало в эту бездну,
        Разверзтую вдали!
        Настанет день, когда и я исчезну
        С поверхности земли…
        Маленький Игорь так живо представлял себе эту страшную бездну, поглотившую миллионы смертных. И уж совсем больно было слышать, как мама спокойно произносит: «…когда и я исчезну…»
        Хоронить родителей больно и невыносимо. Но в глубине души человек готов к этому, ведь это закон бытия. Но как можно существовать, когда ты пережил своего ребенка? Это так же нелепо, как повернутое вспять время. Какая-то насмешка над природой с ее законами.
        Как трагично и безысходно, когда умирает человечек, пришедший в этот мир всего несколько лет назад, ничего еще толком не знающий об этой жизни.
        Можно сколько угодно спрашивать «почему?». Холодному небу с россыпью созвездий нет никакого дела до разумной песчинки по имени человек.
        Игорь и сам не сразу понял, что плачет. Плачет впервые после Алиных похорон.

        Новый клиент был точен как швейцарские часы. Он вышел из дома в четыре часа пятьдесят восемь минут, катя за спиной чемодан на маленьких колесиках и поддерживая свободной рукой довольно объемную спортивную сумку. Видимо, командировка предстояла не на один день.
        Его никто не провожал, и он, похоже, был этому рад. Поселок спал. Игорь открыл багажник и помог разместить в нем неподъемный чемодан. Может, нерадивого бизнесмена так достали обе его женщины, что он решил бежать от них, прихватив самое необходимое? Игорь усмехнулся. А что, похоже, в его ситуации это был бы лучший выход. Пожить спокойно дамы сердца ему уж точно не дадут.
        Трасса была пустая, и они добрались до Быкова меньше чем за час. Всю дорогу клиент молчал и смотрел прямо перед собой, задумчиво и очень серьезно. Игорь думал, что он будет дремать, но тот, похоже, каким-то чудом успел выспаться за три часа и выглядел вполне свежим, отдохнувшим и даже не слишком помятым.
        В аэропорту его уже ждал компаньон - суетливый лысоватый коротышка, ежесекундно смотрящий на часы. Из услышанного обрывка разговора, пока пассажир извлекал из багажника тяжеленный чемодан, Игорь понял, что летят они чартером и мужичок настаивает на том, что до взлета им просто необходимо пойти и выпить по двести граммов коньячка за мягкую посадку. Отец девочки согласился, продолжая думать о чем-то своем. Игорю показалось, что охотнее всего молодой человек оказался бы сейчас где-нибудь подальше отсюда. Как-то он все делал через силу, словно в замедленном кино, в отличие от своего подвижного компаньона.
        Игорь захлопнул багажник, взял протянутые купюры и сел за руль. Обратная дорога также оказалась почти пустой. Спать, как ни странно, не хотелось. Игорь направился в Москву. Не спеша проехал по сонным летним улицам, умытым неуклюжими поливальными цистернами, и неожиданно для себя притормозил у цветочного ларька. Как давно он не покупал цветы! Он взял дюжину бело-желтых роз. Шесть завез домой и поставил в две пустые бутылки, а другие шесть прихватил с собой в ресторан, подарить девчонкам на кухне. Каждой - по розе. Хотелось радовать людей вокруг. Просто так. Авансом за то, что каждому рано или поздно придется «упасть в эту бездну». Или в утешение за то, что все они живут в мире над пропастью.
        Больше всех обрадовалась Даша. Даже засмущалась, ставя перед ним кофе. И он впервые разглядел, какое милое у нее личико.
        - Эх, Игорь, ты и без того-то у нас любимцем был, а теперь держись. - Тамара Юрьевна была, казалось, смущена и тронута неожиданным знаком внимания не меньше, чем молоденькая кондитерша.
        Бессонная ночь все-таки дала о себе знать. Кофе помог ненадолго. Игорь сел в машину, откинул кресло и почти мгновенно заснул. И последней его мыслью перед сном было: «Скоро произойдет что-то важное. Совсем скоро…»


        Глава 6
        Дверь в чужую жизнь открывается
        Игорь проснулся ближе к обеду. Голова гудела, от утренней бодрости не осталось и следа. Пожалуй, стоило еще выпить кофе, хотя и это не гарантировало улучшения состояния.
        На кухне, как обычно, царило дневное оживление. Суетились повара, звенели посудой мойщицы. В углу бубнил телевизор - шеф-повар Антон Владимирович, которого все звали только по имени-отчеству, хотя он был лет на двенадцать моложе Игоря, любил быть в курсе мировых событий.
        Игорь налил себе кофе, сел за большой стол, специально отведенный для завтраков, обедов и ужинов обслуживающего персонала, и бездумно уставился в экран.
        Шли «Вести». Симпатичная дикторша рассказывала об авиакатастрофе. При посадке из-за плохой видимости разбился небольшой пассажирский самолет. Погибло более двадцати человек - пассажиры и экипаж, их имена перечислялись. Где произошла трагедия, Игорь прослушал.
        - Ой, батюшки! - всплеснула вдруг руками заглянувшая в кухню Тамара Юрьевна. - Максим Волохов - уж не наш ли постоянный клиент, бизнесмен?
        Народ мгновенно собрался у телевизора, выстроившись полукругом за спиной Игоря.
        - Точно он! - подтвердил Женька, самый молоденький из официантов. - Он же только вчера у нас был, со своей девушкой, я их обслуживал. Так он же говорил, что ему завтра с ранья на самолет, как раз в Быково… Потому и ушли, когда еще время было совсем детское, чуть ли не до полуночи.
        Быково…
        Игорь побледнел.
        - Какой он был из себя, этот Волохов? - тихо спросил он.
        - Ну такой… - замялся Женька. - Среднего роста, лет тридцати, худощавый. Волосы, как у меня, может, чуть посветлее. Неторопливый такой, будто тормозной немного. И еще одежда на нем… ну вечно как будто мятая.
        - Он к нам все больше с пассией своей приезжал, - включилась в разговор Тамара Юрьевна. - А изредка, когда днем, то с дочкой. Белобрысенькая, лет двенадцати…
        - Игорь, что с вами? - забеспокоилась Даша. - На вас лица нет!
        - Похоже, это я его сегодня утром в аэропорт отвозил. Именно в Быково.
        Известие вроде не имело к нему отношения, но отчего-то вдруг стало страшно. Очередной раз он столкнулся со смертью, которая, наверное, уже сидела в машине, когда он вез Максима Волохова.
        Как-то отбирает она своих будущих жертв? Живет себе человек в самом расцвете лет. Работает, мечется между женой и любовницей, строит планы, при этом, наверное, думает, что вся жизнь еще впереди. Что все только начинается. А смерть уже держит секундомер, отсчитывающий последние жалкие остатки отведенного ему времени.
        У него остались жена и маленькая дочь. Кто знает, ушел бы он от них по приезде из командировки, как обещал, или нет?
        Вчера развод показался бы им горем, а сегодня жизнь в очередной раз доказала, что на свете есть только одна страшная беда. Все остальное обратимо. Со всем остальным можно бороться.
        Игорь не знал, почему вдруг решил поехать к ним несколько дней спустя. Что он скажет? Насколько вообще уместно будет его появление?
        Судьба по-прежнему решительно вела его за руку, толкая на место пересечения важных событий. Возможно, если бы он задумался над целью и возможным итогом своего визита, он бы никуда не поехал. Но он не задумался. Последнее время он мог позволить себе такую роскошь - поступать по велению сердца.
        Просто он знал, что ему еще раз необходимо увидеть девочку, так похожую на потерянную им дочь, девочку, на которую свалилось такое огромное горе. Вдруг он сможет хоть чем-то ей помочь?
        В первый же выходной после аварии Игорь заехал домой за черной рубашкой (опять!), побрился, по дороге зачем-то купил цветов.
        Так вышло, что приехал он как раз к поминкам. У витых железных ворот стоял автобус и множество автомобилей. Люди в темной одежде, похоже, только что вернулись с кладбища.
        Он вышел из машины и остановился поодаль, нашел глазами девочку. Она показалась ему еще более худенькой, чем в прошлый раз, и совсем маленькой. «Настена» стояла, обняв маму за талию. Обе были в черном. И у обеих красные ввалившиеся глаза - видно было, что они не спали и плакали. Впрочем, на лице женщины, тоже очень худой, но высокой, не было отпечатка горя, скорее грусть и задумчивость. На вид она была постарше своего супруга - примерно ровесница ему, Игорю.
        Он удивился, когда понял, что невольно сравнивает ее с Алей. Подсознательно ему казалось, что раз эта незнакомая девочка так похожа на его дочь, то и мамы их должны иметь общие черты. Но женщина была совсем другого типа - темная шатенка, с тонким, как про такие говорят, породистым, нервным лицом в отличие от его русоволосой курносой Альки.
        Вдова стала приглашать гостей на участок. Игорь совсем растерялся, не зная, что ему делать дальше.
        - Ну заходите, что же вы стесняетесь? - К Игорю приблизилась моложавая и очень элегантно одетая пожилая женщина. - Извините, мы с вами не знакомы. Я теща Максима, - она произнесла это слово даже с какой-то гордостью. - Правда, теперь уже бывшая… - добавила с сожалением, и Игорю отчего-то показалось, что сожалеет она не о безвременной кончине зятя, а о том, что перестала быть тещей. - Зоя Геннадиевна. А вы, вероятно, сосед?
        - Нет, я не сосед… - «Что делать? Дурацкая ситуация. Не объяснять же, что он случайный таксист, приехавший посмотреть на дочь покойного. Ну кто это поймет? Да и коллегой не представишься. И приятелем нельзя. Мало ли тут людей, которые друг друга знают…»
        - Стало быть, сослуживец?
        - И не сослуживец. - «Господи, как же выкрутиться-то?»
        - Друг?
        - Тоже нет.
        - Вы меня интригуете! А кто же тогда? Родственник?
        - Почти. - Игорь и сам не знал, почему так ответил. Более глупый ответ трудно было придумать. В самом деле, странная категория «почти родственник».
        - Что значит - почти? - По ее тону трудно было понять, чем вызваны эти настойчивые расспросы - простым любопытством и желанием поговорить или какими-то подозрениями. Игорь с тоской посмотрел на пожилую женщину. Господи, тут народу несколько десятков человек, она что - всех остальных уже опросила или всех знает?
        - Я его брат, - выпалил он и сам испугался. Игорь вообще не любил врать, а уж так… Почему он вдруг ляпнул это? Наверное, потому, что ему вспомнился тот разговор в машине о несуществующем кузене. - Его двоюродный брат.
        - Ой! - Женщина сложила ухоженные ладони в молитвенном жесте. - Господи! Как же она хотела вас увидеть! Идемте же! - Она решительно завладела его рукой и потянула за собой в ворота.
        Участок вокруг особняка был немаленьким и выглядел, точно фотография из модного журнала. Впрочем, Игорю особенно некогда было осматриваться. Бывшая теща потащила за дом, где прямо в саду были накрыты большие столы. За одним из них сидела вдова, обнимая заплаканную дочку.
        - Альбина! - произнесла пожилая женщина торжественно.
        - Да, мама! - машинально откликнулась та.
        - Альбина, дорогая, познакомься, это брат Максима. - Она бесцеремонно подтолкнула Игоря вперед.
        Больше всего в этот момент он боялся, что девочка его узнает. Но, похоже, она была слишком застенчива. Сейчас, как и тогда, она уставилась в землю, не поднимая головы. Женщина же, наоборот, смотрела на него во все глаза.
        - Господи, а я-то ему не верила… - она медленно покачала головой.
        - Анечка, и ты познакомься, - дернула бывшая теща девочку. - Это твой дядя. Двоюродный.
        «Аня… Вот, значит, как ее зовут».
        Девочка едва кивнула и опять потупилась.
        - Неужели, это правда? Так он не придумал… Ох, простите, - вдова протянула Игорю узкую ладонь. - Я столько раз просила Макса, чтобы он позвал вас на обед, когда вы будете в Москве, но у вас все как-то не получалось зайти к нам… У него ведь никого, кроме вас, не было. Никаких родственников. Хотя что это я вам рассказываю!.. Меня зовут Альбина. А это Анюта.
        Она явно нервничала. Игорю было не легче. Момент, когда еще можно было признаться, оказался безнадежно упущен.
        У него было странное ощущение, что душа покойного Максима находилась где-то рядом и прилагала все усилия к тому, чтобы его прижизненная ложь не была раскрыта.
        - Извините, но я даже не знаю вашего имени…
        И слава богу. Он уж тем более понятия не имел, как вздумалось бы Волохову окрестить вымышленного кузена.
        - Игорь. Игорь Быков.
        - Но садитесь же, что вы стоите! - Она завертела головой, и тотчас рядом с ними возник молодой человек в форменной одежде официанта. Не прошло и минуты, как Игорь уже сидел за одним из шикарно накрытых столов.
        Эти поминки мало походили на те, что так недавно пришлось пережить Игорю. Никаких разнокалиберных табуреток, собранных у соседей со всего этажа, никаких разномастных щербатых рюмок, никакого заливного, пирогов и домашней квашеной капусты. Великолепное угощение, изысканные напитки, дорогая (и вся одинаковая!) посуда - все это, очевидно, было поставлено каким-то модным рестораном, причем, скорее всего, вкупе с официантами. Гости же явно принадлежали к сильным мира сего. Из редких тостов Игорь узнал, что Максим Волохов покинул этот мир в возрасте Христа - тридцати трех лет. Ну и, как водится, что усопший был выдающимся человеком. Лучшим в мире мужем и отцом, гениальным бизнесменом, замечательным компаньоном, светлой головой и вообще чуть ли не героем нашего времени.
        Игорю было не по себе. Он давно жалел, что пришел сюда. Мучительно пытаясь припомнить бабушкины уроки поведения за столом, он одновременно вслушивался в разговор двух своих соседок. Молодые женщины весело щебетали, обсуждая какую-то новую чудодейственную диету, и при этом уплетали за обе щеки. Игорь никак не мог взять в толк, как можно столько есть, если стремишься похудеть. Но еще большее недоумение у него вызывала их беспардонность - по его мнению, пустая отвлеченная болтовня и смех за поминальным столом были просто кощунством.
        Через обнаженное плечо соседки он все поглядывал туда, где сидели Альбина и Анечка. Вдова выглядела усталой, девочка печальной и измученной. Напрасно Игорь пытался поймать ее взгляд - она ни разу не посмотрела в его сторону и почти не поднимала глаз от тарелки.
        Поминки, скорее напоминавшие званый обед или банкет, тянулись невыносимо долго. Игорю очень хотелось подняться и уйти, и несколько раз он чуть было так и не сделал, но какое-то необъяснимое чувство продолжало удерживать его на месте. «Неудобно», - словно оправдывался он сам перед собой. И продолжал есть холодные закуски, потом горячие закуски, затем второе… Вот только от спиртного он усилием воли заставил себя отказаться.
        - Я за рулем, - объяснил Игорь соседке с обнаженными плечами и, игнорируя все ее «Да бросьте!», «Сейчас можно!» и «Как же не помянуть?», стоически пил только французскую минеральную воду.
        Наконец объевшиеся и изрядно нетрезвые гости потихоньку начали расходиться. Он тоже поднялся.
        - Игорь, ну куда же вы? - Это, конечно, была бывшая теща. Он и не заметил, как она оказалась у него за спиной.
        - Мне пора…
        - Нет-нет, даже и не думайте! Вы ведь член нашей семьи. Останьтесь, проводим всех и посидим, поговорим по-родственному.
        От такой перспективы у него кровь застыла в жилах. Этого еще не хватало! Игорь попытался отступить назад, но цепкие пальцы Зои Геннадиевны вцепились ему в локоть.
        - Альбиночка, Игорь хочет уходить!
        - Вы торопитесь? - Вдова посмотрела на него с такой тоской, что у Игоря сжалось сердце. - Неужели вы уже сегодня возвращаетесь к себе в Екатеринбург?
        Ему было необычайно жаль ее.
        - Нет, - сам не зная почему, ответил Игорь. - Не сегодня.
        - Тогда, может… Может, вы переночуете у нас?
        В ее голосе явственно слышалась мольба. Игорь же от такого предложения потерял дар речи.
        - Наверное, это трудно понять, но… - продолжала меж тем хозяйка. - Сейчас все разъедутся, и мы с дочкой останемся одни. Совсем одни. Это так страшно…
        Кому, как не ему, было понять это.
        - Но ваша мама?..
        - Мама тоже уедет. Ромео - это ее собачка, йоркширский терьер - не любит спать без нее.
        Она горько усмехнулась. А Игорю было дико, как это мать может, выбирая между дочерью и собакой, отдать предпочтение песику.
        - Дом большой, вас никто не побеспокоит, - продолжала тем временем Альбина. И добавила как-то совсем по-детски: - Останьтесь, а? Пожалуйста!
        Точь-в-точь такая интонация была у Настены, когда она клянчила у него что-нибудь…
        - Ну если это вас не стеснит…
        - Что вы, нисколько!
        На миг ее лицо осветилось такой радостью, что у Игоря потеплело на душе. Ради этого, пожалуй, можно даже было вытерпеть «родственные разговоры».
        К счастью, эти разговоры оказались не столь уж страшны. Зоя Геннадиевна лишь вскользь заметила, что они с Максимом совсем не похожи, и вполне удовлетворилась ответом, который Игорь придумал еще сидя за столом. По этой версии, его мать вышла замуж за дядю Максима, уже имея сына от первого брака, то есть его, Игоря. Оттого и разные фамилии, и внешнее несходство. Он также поспешил сказать, что общались они с братом совсем немного и знали друг друга не слишком хорошо.
        Игорь очень боялся, что бывшая теща станет донимать его расспросами. Но опасения были напрасны - дама говорила больше всего о себе: о своем здоровье, о недавно сделанном ремонте в квартире, о предстоящей поездке в Италию и о своем любимце Ромео. Казалось, в ее сознании не было места не только Игорю, но даже дочери с ее недавней потерей. Она трещала, не замолкая, и только изредка прерывалась для того, чтобы отдать распоряжение тем, кто убирал столы в саду.
        Когда она, жалуясь на усталость и невыносимо тяжелый день, наконец отбыла, не только Игорь, но и Альбина вздохнули с облегчением. Аня уже давно скрылась.
        - Сколько времени? - Похоже, хозяйка уже едва держалась на ногах.
        - Четверть одиннадцатого.
        - Идемте, я покажу вам вашу комнату.
        Вдова проводила его в дом, в одну из уютных спален на втором этаже. Тоже выглядевшая, словно фотография в иллюстрированном журнале об интерьерах, она явно предназначалась для гостей.
        - Пожалуйста, располагайтесь… Игорь. Тут рядом гостевая ванная, там вы найдете все, что может понадобиться. Если захотите перекусить, то кухня внизу, налево от лестницы.
        - Боюсь, я долго этого не захочу - так наелся за столом. - Игорь невольно улыбнулся, но тут же устыдился своей неуместной веселости.
        Она слабо улыбнулась в ответ:
        - Тогда просто отдыхайте. Посмотрите телевизор в гостиной, погуляйте по саду, осмотрите дом… В библиотеке много разных книг. Не стесняйтесь, делайте что хотите. А я, с вашего позволения, пойду лягу. Вы извините меня?
        - Ну конечно же! Спокойной ночи!
        - Спокойной ночи.
        Бродить по дому он постеснялся. Чувство неуверенности в сложившейся ситуации и хорошее воспитание оказались сильнее надежды случайно столкнуться где-нибудь на лестнице с девочкой Аней, так похожей на его Настену. Да и не станет робкая, диковатая, точно зверек, Анюта разговаривать с ним…
        В ванной действительно оказалось все, что нужно, от запечатанных дорогих зубных щеток до безукоризненно чистых - неужели тоже новых? - купальных халатов. Игорь принял душ, зачем-то побрился и лег в мягкую свежую постель. За окном только-только сгустились поздние летние сумерки.
        «И что ты теперь собираешься делать?» - спросил его строго внутренний голос. Но тут же ему ответил другой, веселый и беззаботный: «Да ладно! Ничего страшного не произошло. Утром поблагодарю за гостеприимство, попрощаюсь и уеду. Вряд ли мы еще когда-нибудь встретимся с Альбиной. Ну а встретимся, так что ж? Поздороваемся».
        «А Настена? Как быть с ней, то есть с Аней?»
        Но этого Игорь не знал…
        Во сне ему привиделась бронзовая овчарка. Она спрыгнула с каменного постамента, прошла по пустой платформе, потерлась о его руку и преданно заглянула в глаза. Потом села и склонила набок большую умную голову.
        Она сидела, чуть повиливая хвостом, шумно и часто дышала. А потом вдруг раскрыла пасть и сказала: «Я сделала то, что ты хотел. Ты загадал очень трудное желание, но я старалась. И поэтому исполнила. Как смогла. И как это было возможно».
        Она встала, развернулась к нему спиной и потрусила назад - к своему безмолвному пограничнику. Легко вспрыгнула на пустое место рядом с ним и застыла в своей обычной позе. Ее морда приняла независимое и спокойное выражение. Только стертый людскими ладонями собачий нос отличал ее от других скульптур ночной «Площади Революции».
        «Что за чушь?» - подумал Игорь, просыпаясь. В открытое окно светило яркое июльское солнце.
        Он поднялся, прислушиваясь к тишине, но, кроме шелеста листвы, пения птиц в саду да далекого шума шоссе, ничего не услышал. Дом, очевидно, еще спал. Игорь привел себя в порядок и направился к лестнице. Спустился на первый этаж и заглянул в кухню.
        Альбина уже была там. В черной футболке и черных же джинсах, она показалась ему еще более стройной и тонкой. Лицо вдовы было бледно, но, несмотря на это, она явно выглядела лучше, чем вчера. Синяки вокруг глаз почти исчезли.
        - Доброе утро! - На какой-то миг лицо хозяйки осветилось улыбкой. - Как вы спали?
        - Спасибо, отлично! - искренне отвечал Игорь. Он действительно великолепно выспался. Пожалуй, даже трудно вспомнить, когда он последний раз спал так крепко. - А вы?
        - И я тоже! - В ее тоне промелькнуло что-то заговорщическое. - Я давно уже так хорошо не спала. Если честно, то когда мы с дочкой остаемся одни в этом огромном доме, мне почему-то всегда очень страшно. Все время чудится, что…
        Она не договорила. В просторную кухню, отделявшуюся от столовой барной стойкой, тихонько вошла Анюта. Он все еще боялся, что девочка его узнает, но, похоже, зря. Она снова почти не смотрела на него, только буркнула «Здрасте», прошла дальше и, нажав кнопку на пульте, включила телевизор.
        - Будем завтракать! - объявила Альбина, открывая холодильник. - Знаете, я вчера рассчитала домработницу и ничуть не жалею. Теперь придется отвыкать жить на широкую ногу. Хотя, честно признаться, мне и раньше такая жизнь была не слишком-то по душе… Ой, сколько всего осталось! Тут хватит на целый прием. Ты поможешь мне накрыть на стол, Ася?
        Игорь не поверил своим ушам:
        - Ася?
        - Да, мы часто так ее называем, - Альбина потрепала дочку по голове. - Мне нравится, что нас с дочкой зовут почти одинаково. Я - Аля, она - Ася. Максим даже иногда нас путал… Игорь, что с вами?
        - Ничего, все в порядке. - Он с трудом овладел собой. Бывает же такое!

        - Какие у вас планы на сегодня, Игорь? - поинтересовалась Альбина, когда они уже допивали кофе.
        Он не знал, что ответить, несмотря на то, что всю ночь, прежде чем заснуть, репетировал прощание с ними и отъезд из гостеприимного дома. Был понедельник, его второй выходной. Никаких планов у Игоря, как обычно, не было, но оставаться здесь и дальше не имело смысла.
        Он осторожно пожал плечами.
        - Ну вы же не едете пока в Екатеринбург, правда? Раз уж оказались в Москве, как-то неправильно сразу уезжать… Или у вас работа? Тогда, конечно, понятно…
        Ей не хотелось его отпускать. Это было очевидно. И он ее понимал. Одиночество - страшная вещь. Даже одиночество вдвоем. Сейчас и она, и дочка - обе осиротели и нуждаются в поддержке. А он волею судеб или своей собственной волей, это уже не важно, оказался рядом.
        Игорь, естественно, был не в курсе, что там наплел Максим Волохов про своего несуществующего брата. Но решил врать как можно меньше.
        - Нет, я пока не уезжаю. У меня есть квартира в Гольянове, съемная. Правда, я появляюсь там очень редко. Думаю, пока я останусь в Москве и буду здесь работать.
        - Правда? - Она удивилась. - Это здорово. А Максим и не говорил, что у вас тут есть квартира. Он рассказывал только про ваш бизнес, клуб, кажется? Так ничего и не получилось, да? Жалко. Он так переживал, так старался вам помочь…
        - Мне не хотелось бы говорить об этом, - торопливо сказал Игорь. Не хватало ему еще сейчас выяснить, что мнимый брат должен вдове крупную сумму денег. Возможно, тех самых, которые уходили на любовницу.
        Как люди могут годами жить во лжи? Тут один раз соврал и уже не рад, что на свет появился.
        Он осторожно взглянул на Анюту - назвать ее Асей, даже в мыслях, оказалось нелегко. Девочка была очень бледной. И синяки под глазами у нее, в отличие от матери, не исчезли, а даже стали еще больше. Видимо, она плакала всю ночь.
        У Игоря все внутри сжалось. Он, сильный взрослый мужчина, второй год не может справиться со своим горем. А каково же приходится ребенку, потерявшему отца? Если бы он мог сделать для нее хоть что-нибудь…
        - Нам с Анютой нужно съездить в город, - проговорила Альбина. - У меня есть кое-какие дела. А потом решили сходить в зоопарк. Мы обе не были там целую вечность.
        Ну и слава тебе, господи. Отличный повод распрощаться.
        - Я собираюсь вызвать такси, - продолжала между тем вдова. - Хотите, мы и вас подвезем?
        - Такси? - удивился он. Неужели у нее, жены такого состоятельного человека, не было своего автомобиля?
        - Конечно, Максим подарил мне машину еще два года назад, - она словно читала его мысли. - Но я так и не выучилась водить. Максим никак не мог этого понять. Он просто обожал машины…
        Повисла неловкая пауза. Игорь осторожно поставил на стол пустую чашку. Анюта, не отрываясь, глядела в экран телевизора.
        - Хотите, я отвезу вас в город? - прервал он молчание. Ему просто неудобно было не предложить этого, тем более что речь зашла о такси.
        - Это было бы очень здорово, но… Мне неловко. У вас наверняка свои дела.
        - Нет, ничего особенно срочного.
        И тут, впервые за утро - да что там за утро, за все время! - Анюта подняла на него глаза.
        - Вы правда отвезете нас в зоопарк? - недоверчиво спросила она.
        - Ну конечно!
        - Это клево. Я так давно хочу посмотреть на жирафа.
        На какое-то мгновение Игорь забыл, где и с кем находится. Он опять был в осеннем озерском лесу, и на него вновь глядела не поймавшая зайца Настена. «Вот поеду в зоопарк и всех-всех там увижу! И зайца, и крокодила, и белого медведя, и жирафа!»
        Он возил их целый день. На своей машине. Сначала в какие-то конторы, куда Альбине нужно было по делам, затем в зоопарк, где они пробыли много часов, посетив и старую и новую территории, и обезьянник, и террариум, и слонов, и хищников, и, разумеется, вожделенного жирафа. Аню словно подменили. У клеток с животными она преображалась на глазах, становилась оживленной и говорливой и так и сыпала интереснейшими фактами о жизни и поведении животных.
        - Откуда ты все это знаешь? - недоумевал Игорь.
        - Смотрит по телевизору научно-познавательные каналы, - отвечала Альбина за дочь. - Когда идет передача о животных, ее за уши не оттащишь…
        Из зоопарка они вышли усталыми и голодными. Начали было обсуждать, где перекусить, но вспомнили, что дома осталось полным-полно еды.
        - Вы отлично водите машину, - заметила Альбина, когда они свернули с Можайского шоссе на Рублевское. - Я бы даже сказала - профессионально.
        - И оказались бы правы. - «Что, Максим Волохов, не ожидал, что твой «брат» работает таксистом?»
        - В каком смысле?
        - В том самом. Я профессиональный водитель, - сказал, а внутри все сжалось. А ну как она, состоятельная женщина и жена, точнее, теперь уже вдова крупного бизнесмена, не захочет больше знаться с простым шоферюгой?
        Но у нее, похоже, и в мыслях этого не было. Она сказала только:
        - Как здорово! А я вот совсем не умею водить. Мне кажется, это так трудно…
        - Ну что вы! - горячо возразил он. - Тут нет ничего сложного, уверяю вас. Самое нудное - это запомнить правила и расположение улиц. А сам процесс - сплошное удовольствие.
        - Правда? А у меня как раз с правилами полный порядок, - она усмехнулась. - Я всегда по жизни знаю «как надо», в теории, так сказать, но никогда не знаю, как это осуществить на практике…
        - Я вас научу, - это сорвалось с языка раньше, чем он успел обдумать свои слова.
        - Спасибо. Правда, я сомневаюсь, что это возможно, но было бы просто замечательно.
        Он вдруг подумал, что, несмотря на внешнюю уверенность в себе, в душе она, похоже, так же застенчива, как и ее дочь. Просто научилась этого не показывать.
        Доехали на удивление быстро. Аня после зоопарка опять замкнулась в себе и всю дорогу молчала. Альбина, напротив, старалась избегать долгих пауз. Но уже подъезжая к поселку, Игорь сообразил, что за весь день они не затронули ни одной из скользких тем. И дело тут было не в его ловкости - они как-то вообще не возникали.
        Само собой его пригласили в дом - поесть. Анюта поднялась к себе отнести купленные в зоопарке открытки и перо павлина, Игорь и Альбина занялись приготовлением ужина.
        - Скажите, Игорь, а у вас есть семья? - спросила она вдруг, красиво раскладывая на тарелке кусочки соленой рыбы.
        - Нет, - коротко отвечал он.
        - Тогда, может, вы… - она запнулась. - Может, поживете еще немного у нас?
        - Но… - начал было он, но она не дала ему договорить.
        - Вы ведь сказали, что собираетесь пробыть в Москве еще какое-то время? Так оставайтесь здесь. Конечно, мы живем не в центре и, по большому счету, даже за пределами города, но ведь вы на машине!
        - Это неудобно, Альбина… - замялся он.
        - Что же тут неудобного? Ведь вы родственник. Единственный родственник Максима. Вы одиноки, про нас с Асей и говорить нечего… А так всем троим нам будет не так тоскливо. И еще, не забывайте, вы обещали научить меня водить машину.
        - Но что скажет она? Аня?
        - Думаю, она не будет против.
        Вскоре Анюта спустилась в кухню, и, прежде чем все сели за стол, Альбина поинтересовалась у дочери:
        - Ася, я хотела бы, чтобы дядя Игорь некоторое время пожил у нас. Ты не возражаешь?
        Девочка вновь подняла глаза, и у Игоря в который раз сжалось сердце. Ее молчание длилось, казалось, целую вечность. Игорь перестал даже дышать в ожидании приговора. Наконец, Аня-Настена проговорила:
        - Ну почему нет? Пускай живет.

        Со стороны это все показалось бы очень странным. Мужчина и женщина, еще довольно молодые, поселились под одной крышей. Они спали в соседних комнатах, вместе проводили время, остававшееся у Игоря свободным после ночной работы и сна. Но при этом ни один из них не делал ни малейшего шага к сближению. Казалось, ни Альбине, ни Игорю даже не приходила в голову подобная мысль. Они действительно вели себя и относились друг к другу, как родственники. Да еще кровные. Скажем, брат с сестрой.
        На работе, конечно, заметили, что он больше не ночует на стоянке. Тамара Юрьевна одобрительно кивала головой, а Даша выглядела расстроенной.
        Игорь испытывал смешанные чувства. С одной стороны, ему было неловко, он постоянно боялся, что его обман раскроется. Первые несколько дней в особняке Волоховых он постоянно находился в напряжении, ожидая расспросов, но их не последовало. Очень скоро стало ясно, что Альбину больше интересует он сам, нежели его возможные отношения с Максимом. Даже настырная бывшая теща Зоя Геннадиевна, которая ежедневно звонила и иногда приезжала, не донимала его подобными разговорами. А уж когда она отбыла в свою Италию, он и вовсе вздохнул свободно.
        Потому что Игорю в этом доме нравилось. Разумеется, не из-за того, что принадлежал особняк весьма состоятельным людям (хотя, что греха таить, комфорт и современная обстановка очень украшали жизнь). Игорю Быкову было приятно, что впервые за долгое время его снова кто-то ждет. Почти всю свою жизнь он прожил в семье, среди людей - и теперь психологически не мог возвращаться в пустую квартиру. А здесь, в доме на Рублевском шоссе, по вечерам всегда горел свет. Утром, после ночной смены, он на цыпочках шел в свою комнату, чтобы не разбудить Аню и Альбину. А когда, выспавшись, вставал где-то после полудня, хозяйка всегда ждала его на кухне со свежесваренным кофе и горячим завтраком. Она все время была дома, как и Ася. Стояло лето, и в школе, разумеется, были каникулы. А от занятий конным спортом Волоховы отказались, как решил сначала Игорь, из экономии.
        Из деликатности он не обсуждал с Альбиной финансовых вопросов. Но заподозрил, что после смерти Максима положение семьи пошатнулось. Он плохо разбирался в подобных вещах и не знал, в чем тут дело. Может, для вступления в наследование им нужно было выдержать какой-то срок. Черт его знает, как у них, у богатеев, принято… А может, Максим просто ничего не оставил. Это тоже было не исключено. Вдруг все деньги оказались вложены в бизнес?
        Словом, на другой же день после посещения зоопарка Игорь заехал в Гольяново, собрал свои вещи и, как выражался его озерский приятель Серега Бугров, «растряс свою нычку». Он сам удивился, какая немалая сумма скопилась у него за время жизни в Москве. Зарабатывал он у Якова очень прилично, а тратить почти не тратил. Просто не на что было. Ведь даже питался он в основном бесплатно, на кухне ресторана.
        Вернувшись в особняк, он положил на стол перед Альбиной пятьдесят тысяч.
        - Раз уж вы решили меня тут приютить, то вот вам на первое время, - сказал он.
        Альбина вспыхнула, хотела что-то возразить, но, подумав, забрала купюры и горячо его поблагодарила.
        Она вообще часто вела себя очень нетипично для женщины, живущей на Рублевке. На этих дамочек Игорь на своей работе насмотрелся. Альбина не походила ни на бизнес-леди, ни на взбалмошную миллионершу, ни на светскую львицу. Она всегда держалась доброжелательно и сдержанно и, что особенно удивляло Игоря, казалось, чувствовала себя в собственном доме как будто чужой. Словно все, что ее окружало, не принадлежало ей, а лишь было дано во временное пользование.
        Нельзя сказать, что они мало общались, но разговаривали в основном на отвлеченные темы - о постоянно меняющейся погоде, об ужине, о телепередачах и происходящих в мире событиях. Ничего личного - ни о нем, ни о ней, ни о покойном Максиме. Но, как ни странно, это не воспринималось как отчуждение. Даже наоборот - им всегда находилось, что обсудить.
        С девочкой было намного сложнее. Она дичилась, держалась по-прежнему скованно, даже настороженно. Однако Игорь вскоре понял, что это относилось не только к нему. Скорее ко всему окружающему миру.
        Он все время невольно сравнивал ее с Настеной. Его дочка застенчивой никогда не была. Но, как знать, может, доживи она до переходного возраста, с ней сейчас происходило бы то же самое…
        Его удивляло, что кроме внешнего сходства, у девочек не было почти ничего общего. Как он ни искал. Голос, манеры, движения, интонации, интересы - никаких точек соприкосновения. Аня презирала мягкие игрушки и охотно ела ненавидимую Настей гречневую кашу. Ей не нравился «попсовый» розовый цвет, который Аська обожала, у нее почти не было друзей, и практически все свое время она проводила у домашнего кинотеатра или за компьютером. Настене же телевизор разрешали смотреть не более часа в день (в основном это были мультики), а о компьютере в семье Быковых даже и не помышляли. Анюта казалась на удивление толковой и рассудительной для своих лет. Как ни любил Игорь свою дочурку, он вынужден был признать, что до такой глубины суждений Насте, конечно, было расти и расти… Разговаривать с дочкой Альбины было интересно - не забавно и умилительно, как со всеми детьми, а именно интересно. Впрочем, удавалось это нечасто. В его присутствии девочка обычно молчала и практически никогда не оставалась с ним наедине.
        Когда он первый раз назвал ее Аней, она поморщилась:
        - Терпеть не могу это имя.
        - А как тебе нравится? - растерялся он.
        - Ася.
        Но это было выше его сил. Он встретился взглядом с ее умными глазками и подумал, что, расскажи он ей все, она бы обязательно его поняла… Однако взваливать на ребенка такой груз показалось недопустимым.
        - Тогда я буду звать тебя… э-э-э… Ну, скажем, Аистенком, - нашелся он, вспомнив о недавней поездке в зоопарк. Она и впрямь была похожа на эту птичку. С длинной стройной шейкой и тонкими ножками.
        - Очень мило, - одобрила Альбина, разливавшая чай.
        Девочка на минуту задумалась.
        - Ладно, зовите, - милостиво разрешила она.
        Благодарный за то ощущение тепла и домашнего уюта, он, как мог, старался украсить их жизнь маленькими радостями. В выходные, от которых он теперь никогда не отказывался, они все вместе ездили купаться на Москву-реку. А возвращаясь с работы, он каждый раз стремился что-то привезти. Игорь быстро понял, что Ане и Альбине гораздо милее не дорогие подарки, а что-то совсем простое и незатейливое. Сколько восторга у них, например, вызвала обычная вобла! Игорь чистил рыбу, стуча ею об стол и постелив газету на дорогую дубовую столешницу, а они обе, нетерпеливые, точно голодные птенцы, с удовольствием принимали у него из рук маленькие соленые кусочки. Выяснилось, что Альбина обожает темное пиво, а Аистенок даже понятия не имела о том, что плавательный пузырь в вобле можно съесть, предварительно поджарив его при помощи зажигалки. И это занятие, и это лакомство необычайно пришлось ей по вкусу. А Настена соленую рыбу терпеть не могла…

        Ночь была душной. Игорю было жарко, хотелось пить. Он решил спуститься в кухню и уже вышел на лестницу, когда услыхал вдруг тихие шаги и звук открываемой входной двери.
        Аистенок стояла на крыльце, запрокинув головку, и смотрела на вечернее звездное небо. Она слышала его приближение, но не обернулась.
        Игорь подошел к ней, машинально хотел положить руку на плечо, но в последний момент остановился.
        - Смотри, видишь то созвездие? Это Козерог.
        Девочка снисходительно улыбнулась:
        - Сейчас июль. А Козероги рождаются в январе. Я точно знаю. Папа был Козерог. А сейчас его не может быть видно. Сейчас время Рака.
        - Я тоже раньше так думал, - кивнул Игорь. - Но, оказывается, все наоборот. Рака лучше всего будет видно как раз в январе. Не знаю, почему так происходит.
        Девочка заинтересовалась:
        - Значит, в августе будет видно Водолея?
        Он подсчитал.
        - Похоже, да. Я могу тебя научить, как это запомнить, чтоб не путаться. Хочешь забавный стишок?
        Анюта кивнула.
        - Ну слушай:
        Взглянув на пояс Зодиака,
        Мы в январе увидим Рака,
        А в феврале заметим Льва.
        Хранителем его была
        В холодном марте злая Дева,
        Соседка Льва по небу, слева.
        Весы купив себе в апреле,
        Они спокойно жить хотели,
        Но в мае страшный Скорпион
        У них отнял покой и сон.
        Его убил Стрелец прекрасный,
        Отца июня сын несчастный.
        В июле ж братец Козерог сон Льва
        и Девы уберег,
        А в августе, на много дней
        Приехал дядя Водолей.
        Из Рыб уху он в сентябре
        Варил и кушал на дворе,
        Зажарил Овна в октябре,
        Тельца зарезал в ноябре.
        А в декабре, в конце концов,
        Родилась пара Близнецов
        Эти стихи обожал младший внук Старика Илья, тоже, как и дед, рожденный под знаком Близнецов. Арон часто читал их ему в присутствии Игоря, но тому и в голову не могло прийти, что они смогут когда-нибудь ему пригодиться.
        - Здорово! - восхитилась Аня. - Наберете мне эти стихи на компе?
        Игорь растерялся:
        - Я тебе лучше от руки напишу.
        - Ладно, от руки тоже сойдет. А почему не на компе?
        - Аистенок, я с компьютером не то что на «вы», а, как бы тебе сказать, даже хуже…
        - Это очень стыдно, - менторским тоном проговорила девочка. - В наше время компьютером должен уметь пользоваться каждый культурный человек.
        Игорь взглянул на нее и увидел, что она улыбается. Он лишь развел руками.
        Она нахмурила бровки и сказала совершенно серьезно:
        - Ладно, придется мне вас научить.

        Возможно, именно тогда исчез между ними барьер отчуждения. А может, это произошло чуть раньше или чуть позже. Но, так или иначе, теперь она уже не стеснялась оставаться с ним наедине. Скорее даже наоборот.
        Им было интересно вместе. Она действительно обучила его пользоваться компьютером, выходить в Интернет и искать там нужную информацию. Иногда они могли часами просиживать бок о бок перед монитором, блуждая в виртуальных мирах или играя в разные игры - это занятие тоже очень увлекло Игоря.
        Аистенку очень нравилось фотографировать. На последний день рождения отец подарил ей отличную цифровую камеру, снимки с которой можно было выводить прямо на экран. Глядя, как ловко она управляется, добиваясь нужного цвета и контрастности, Игорь поинтересовался:
        - Это тебя папа научил?
        - Нет, - нахмурилась Аистенок. - Папе некогда было со мной возиться. Он очень много работал.
        - А откуда же ты все это знаешь?
        - Сама выучилась.
        - Неужели совсем-совсем сама?
        - А чего? Что не понимала, читала в инете. Или на форумах спрашивала.
        Застенчивая до диковатости в жизни, девочка совершенно не стеснялась общаться посредством компьютера с незнакомыми людьми, бывшими намного старше ее.
        Конечно, Игорь не только учился у Аистенка, но и делился с ней своими знаниями. Она, например, не умела ни играть в шахматы, ни разводить костер, ни ставить палатку. Он показал ей простые приемы самообороны и раскрыл секреты нескольких карточных фокусов. В отличие от мамы, которая все так и не решалась сесть за руль, Аня тут же принялась умолять дать ей несколько уроков вождения, но Игорь пока никак не мог на это решиться.
        Альбину, казалось, только радовало, что ее дочь и Игорь столько времени проводят вместе. Он действительно принимал участие чуть не во всех ее затеях. Вот только ездить с ней на совместные велосипедные прогулки наотрез отказался.


        Глава 7
        Любовь - это просто
        В первый день августа они с Аистенком поехали покупать щенка. Аня, одетая по такому торжественному случаю в новые расклешенные джинсы со стразами, всю дорогу молчала.
        - Эй, ты чего там притихла? Может, передумала? - Игорь поймал ее взгляд через зеркало заднего вида.
        - Нет, что вы! Я всю жизнь об этом мечтаю.
        Последняя фраза из ее уст прозвучала довольно забавно.
        - Прямо всю жизнь? С самого рождения?
        - Вот вы смеетесь, а я помню, что хотела собаку, когда только-только научилась ходить. Еще на старой квартире. А уж когда переехали в этот большой дом… Да с таким садом! Я просто умирала, как хотела щенка.
        - И за чем дело стало? - Про себя он подумал, что иногда животные решают многие детские проблемы. Например, одиночество и вечную занятость родителей. Аська, у которой было более чем достаточно двуногих друзей, почему-то никогда не просила ни кошку, ни собаку. А они с Алькой об этом подумывали. «Лучше бы ты купил ей щенка…»
        - …Но папа сказал, что он категорически против. Игорь, вы не слушаете?
        - Извини, милая, отвлекся. А почему папа был против?
        Девочка вздохнула. Ответ его поразил.
        - Папа не любил о ком-то заботиться. Он больше любил, чтоб заботились о нем. Мама на него за это обижалась. А я нет. Чего без толку обижаться - человека ведь не переделаешь…
        За щенком Игорь повез ее на Арбат. Ему не очень понравилось тут в прошлый раз, но в этой старинной улице было что-то мистически-притягательное. Она казалась живой и непостоянной, меняла возраст, настроение, внешность - совсем как человек.
        Вдоль стен зоомагазина, на своем привычном месте, расположились продавцы живого, копошащегося и пищащего, товара. Аистенок сразу выделила из толпы полную женщину в джинсовом сарафане - точнее, не ее, а игривого серого щенка у нее на руках.
        - Ой, Игорь, какая лапочка!
        - Немецкая овчарка, - гордо проговорила женщина.
        - Ну да, - усмехнулся Игорь. - Вы еще скажите, что чистопородная и с родословной.
        - Нет, конечно, - не стала врать хозяйка. - Разве б я тогда продавала его здесь? Дианка, мать его, нагуляла неизвестно от кого на даче, недоглядели. А что с ним делать? Не оставлять же, а топить жалко, мальчик веселый такой, ласковый…
        Услышав, что такое прелестное создание могут утопить, Аистенок тут же схватила щенка на руки и прижала к себе. Тот радостно тявкнул и лизнул девочку в нос.
        - Признал новую хозяйку! - рассмеялась женщина. - Ну что, берете? Я недорого прошу.
        Игорь полез в карман за деньгами. Аня от радости так и прыгала на месте.
        Тут же в магазине они купили все необходимое - два ошейника (строгий и обычный), матерчатый синий поводок, две миски, подстилку и корзину для переноски, совершенно непрактичную, но невероятно красивую, чем-то напоминающую колыбель для новорожденного младенца.
        Домой щенок отправился в этой самой корзине, на руках слегка обалдевшего от счастья Аистенка.
        - Ты не проголодалась? - спросил Игорь, когда они уже возвращались к стоянке около «Седьмого континента».
        - А что?
        - Да хотел предложить тебе зайти в «Макдоналдс».
        - В «Макдоналдс»? Ой, как здорово, хочу в «Макдоналдс»! Знаете, я ни разу там не была.
        Игорь удивился. Как это так? Понятное дело, Настена - у них в Озерске, конечно, не было ничего похожего. Но Аня-то ведь москвичка…
        - Мама не разрешает, говорит, что еда здесь ненатуральная и это очень вредно, - объяснила девочка. - А папа говорил, что дочь Максима Волохова не должна есть в забегаловке. А мне всегда так хотелось…
        - Ну и пошли. А маме ничего не скажем. Будет наша маленькая тайна. На двоих.
        - На троих, - Аистенок показала на уснувшего в корзинке щенка.
        Сидя за столиком, Игорь поймал себя на том, что невольно оглядывается по сторонам в поисках черноглазой Рады. И даже жалеет, что не видит ни юной цыганки, ни ее шумного сопровождения. Что же такое она сказала ему год назад? Он силился вспомнить, но безуспешно, а ведь как ни странно, что-то правдивое и очень важное. Но нет, сейчас уже не вспомнить…
        - Аистенок, а как ты смотришь на то, чтобы познакомиться с еще одним псом?
        Девочка посмотрела на него удивленно.
        - Только нам надо проехать пару остановок на метро.
        - Клево! Я уже и забыла, когда последний раз была в метро.
        Они оставили покупки в машине, свернули в арку и вскоре очутились в прохладе мраморного вестибюля. Аистенок с любопытством глядела по сторонам. Щенок мирно посапывал в плетеной люльке, полностью уверенный в своем счастливом будущем.
        - Ну и как тебе в метро?
        - Прикольно, только народу много…
        Они вышли на «Площади Революции».
        - Ого! - Девочка во все глаза смотрела на бронзовых черных колоссов. - Тут прямо, как в музее.
        - Ты здесь никогда не была?
        - Не-а.
        - Ну как же так? Ты же москвичка… Пойдем, я покажу тебе свою любимую скульптуру, - он подвел девочку к собаке с желтым носом. - Не знаю, как объяснить тебе, Аистенок. Этот пес меня в каком-то смысле спас.
        - Как это? - В ее взгляде было сплошное удивление.
        - Видишь ли… Один человек когда-то рассказал мне, что, если загадаешь желание и потрогаешь эту овчарку за нос, желание обязательно исполнится… - Игорь помолчал. Она не перебивала. - Взрослые, знаешь ли, иногда нуждаются в сказке даже больше, чем дети. И я, когда мне было совсем худо, пришел сюда и загадал одно несбыточное желание…
        - Исполнилось? - спросила она почему-то шепотом. Игорь пожал плечами.
        - В каком-то смысле да… Впрочем, это не важно. Важно во что-то верить.
        - А можно я загадаю?
        - Конечно. - Он взял у нее из рук корзину со щенком, чтобы ей было удобнее.
        Девочка привстала на цыпочки и дотронулась ладошкой до бронзового носа. Закрыла глаза. Интересно, что она загадает?
        Щенок проснулся и беспокойно завертелся на своем матрасике. Видимо, конкуренция с бронзовым собратом пришлась ему не по душе.
        - Загадала? Тогда пойдем. - Он отдал ей корзинку с обеспокоенным питомцем.
        - Ага. Одну ерунду. Ой, он проснулся! Ты мой хороший…
        - А как ты его назовешь? - Игорь вдруг сообразил, что у собаки пока нет имени.
        - Бакс. - Аська ответила так быстро, что он понял - кличка выбрана давно.
        - Очень современно.
        - Да не, не в этом дело… Просто такой ник у одного моего знакомого по инету. Он узнал, что я хочу завести собаку, и предложил назвать в его честь.
        - Что у него… такое?
        - Ну ник, имя в Сети. Игорь, ну я уже сто раз вам объясняла!

        Было просто удивительно, как быстро она к нему привязалась. Игорь вспоминал первые дни, проведенные в этом доме, и не узнавал застенчивую, тихую девочку.
        Альбина тоже заметила изменения в поведении дочери и немало этому удивлялась.
        Аистенок теперь много и охотно разговаривала, хохотала над каждой его шуткой и даже поверила новому другу несколько своих сокровенных тайн, трогательных и невинных, как мечта о собаке и желание посетить «Макдоналдс».
        Теперь Игорю казалось само собой разумеющимся ехать после работы на Рублевку. Вопрос о его возможном отъезде ни разу не поднимался. И это было вполне логично, поскольку от существующего уклада жизни все они только выигрывали.
        Если он возвращался с работы в приемлемое время, Аистенок всегда выбегала ему навстречу. Иногда вместе с ней выходила и Альбина. Они шли в дом или, если было такое настроение, садились в автомобиль и отправлялись, как у них это называлось, «кататься».
        Аня записала ему целый диск песен про шоферов, они всегда слушали их в дороге и часто подпевали в два голоса «Таксисту» Высоцкого или «А дорога серою лентою вьется…».
        Альбина смотрела на них с умильной улыбкой. Они с Игорем общались по-прежнему - доброжелательно, спокойно и сдержанно. Теперь в их разговорах появилась и стала ведущей новая тема - Аистенок. О себе как он, так и она предпочитали не распространяться. Никто не откровенничал, но никто и не лез к другому с расспросами. И Игоря это очень устраивало. Врать он не хотел, а сказать всей правды все еще не мог.

        Для середины августа было, пожалуй, излишне прохладно. Дул по-осеннему неприятный ветер, то и дело принимался моросить мелкий дождь. Обычно такая погода на руку таксистам - но только не тем, кто дежурит у ресторана. Сегодня у них почти не было клиентов. Видно, «сильные мира сего», напуганные преждевременным наступлением осени, решили продлить себе лето и улетели в теплые края.
        В который раз за день Игорь пожалел, что не отправился в город. Ну а теперь уже поздно - вечер на носу, авось к ужину народ все-таки подтянется в ресторан. Он опустил сиденье, откинулся и прикрыл глаза. Но задремать не получилось. В боковое стекло настойчиво постучали.
        Он узнал ее сразу, несмотря на то что она сменила одежду, прическу и даже, кажется, цвет волос. Этот взгляд, эти жесты, эта полная затаенной внутренней энергии пластика… Девушка, не дожидаясь приглашения, рванула на себя дверцу и решительно опустилась на переднее сиденье.
        - Узнал, таксист? - спросила она спокойно и весело, словно они виделись не один-единственный раз, а были долго и хорошо знакомы.
        По телу Игоря пробежала давно забытая дрожь. Он сам себе боялся признаться, насколько привлекает его эта молодая женщина. Совсем не так, как привлекала Аля. К жене он испытывал прежде всего тепло и нежность. А с этой его жег изнутри огонь. Адское пламя, как говорил герой латиноамериканского сериала, который смотрели девчонки на кухне… Он хорошо понимал несчастного Максима, не устоявшего перед этой красоткой.
        - Вижу, что узнал. - Она обнажила в улыбке безукоризненные зубы.
        Он смотрел на нее и не мог отвести взгляда. Она выглядела великолепно: элегантно одетая, умело накрашенная, загорелая - видно, только что вернулась с какого-то модного курорта.
        - Ну что уставился? - рассмеялась она. - Удивляешься, что я не олицетворяю собой всю мировую скорбь? Нет уж, это не по мне… Я люблю жить весело. А траур мы оставим законной жене. Мне такая честь не перепала.
        - Куда едем? - спросил Игорь, изо всех сил стараясь казаться равнодушным. Но это получилось не слишком удачно. Голос прозвучал хрипло, рука, потянувшаяся к зажиганию, дрогнула.
        - Отвези меня домой. Адрес ты знаешь.
        Они посмотрели друг на друга в упор. И очень хорошо друг друга поняли.
        - Да, я помню твой адрес, - кивнул он.
        Все происходило быстро. Слишком быстро даже для людей взрослых и усталых.
        Он въехал во двор и затормозил около уже знакомой пятиэтажки на «Академической».
        - Как тебя зовут? - спросил он, глуша мотор.
        - Вита, - спокойно ответила она.
        «В Москве у всех девочек красивые необычные имена», - вспомнились ему слова Али.
        - А меня Игорь, если тебе это интересно, - провокационное «тебе» прозвучало второй раз, но она не реагировала.
        - Деньги у меня наверху. - Она потянулась к ручке дверцы.
        - Я так и подумал, - кивнул он и тоже вышел из машины.
        По лестнице поднимались молча. Игорь вдруг почувствовал, как у него кружится голова. Его необычайно тянуло к ней. Все складывалось так просто и так понятно. Эта женщина предлагала ему себя и не требовала ничего взамен, не посягала ни на его прошлое, ни, похоже, на его будущее.
        Она все делала очень уверенно. Уверенно сбросила одежду, уверенно расстегивала его рубашку. Уверенно покусывала мочку его уха и уверенно водила по его спине острыми ноготками.
        Игорь никогда не умел думать в такие минуты. И сейчас в голове не осталось ни единой мысли. Даже о том, что со времени его последней близости с женщиной прошло уже два года. Он знал только одно - то, что произойдет сейчас между ними, станет самым лучшим лекарством от одиночества.

        Он лежал на спине с закрытыми глазами и легонько поглаживал узкую горячую спину. Вита молчала и не шевелилась. Она вела себя так тихо, что он даже не слышал ее дыхания. Глупо было после произошедшего ехать домой. К тихой сдержанной Альбине, ждущей его Аське, чинному вечернему чаепитию. Почему - бог знает. Не муж же он, не отец семейства! С чего бы вдруг ему чувствовать себя виноватым?
        Но остаться здесь на ночь казалось еще более немыслимым.
        Ни разу за его почти сорок лет он не спал с женщиной так, как сегодня. Были у него увлечения и до Али. Не такие серьезные, не такие судьбоносные. Но он всегда отдавался им весь. Никогда никого не обижал. Честно проходил все положенные этапы, начиная от дарения букетов и заканчивая словно бы невзначай брошенным у парадного: «Может, зайдешь?» Все это казалось непреложными атрибутами даже мимолетного романа. Но сейчас он чувствовал, что ничего не должен этой странной женщине. И это ощущение было для него совершенно новым.
        Она так быстро и легко сошлась с ним и - отчего-то он не сомневался - так же легко и непринужденно сейчас освободится от его руки, поглаживающей ее спину, потянется, встанет с постели и, накинув легкий халатик, проводит его до двери. Ну, может, скажет напоследок что-нибудь, отдающее западными фильмами. Что-нибудь вроде: «Спасибо за приятный вечер».
        Игорь и сам не знал, нравится ли ему, что дело обстоит именно так. Или он предпочел бы более привычный вариант - признания, нежности и совместный утренний завтрак.
        Совсем некстати вспомнилось, что он обещал Аистенку привезти новый картридж для принтера. Они собирались распечатать несколько самых удачных снимков Бакса, но не хватило краски. Черт, Аська расстроится… От этой мысли стало не по себе. Все-таки надо ехать. Хотя где теперь его взять, этот проклятый картридж в десятом часу вечера? Надо хотя бы позвонить. Сказать, что остался в городе по делам.
        Он потянулся за мобильником и обнаружил, что у того села батарейка. Хотел же вчера зарядить… Ну все одно к одному!
        - Вита, у тебя есть телефон? - Он взглянул на нее и удивился. Она совсем не была похожа на ту женщину, с которой он поднялся сюда чуть больше двух часов назад. То была уверенная, порывистая хищница, а сейчас на ее полускрытом сумерками лице читались умиротворение и покой. И даже что-то наивно-детское в припухших губах.
        Она ничего не ответила, только кивнула в угол на маленький журнальный столик. Он поднялся, натянул трусы и джинсы.
        К счастью, у Виты был радиотелефон. Можно было снять трубку и уйти с ней так далеко, насколько это было возможно в маленькой квартирке.
        - Алло? - услышал он голос Альбины.
        - Это я, - он сам не узнал свой голос, низкий и хриплый.
        - Ой, привет! - Она явно обрадовалась. - А я смотрю - на определителе незнакомый номер… Ты скоро приедешь? Аська тут какой-то потрясающий фильм из Интернета скачала. Но мы не смотрим, ждем тебя.
        - Не ждите.
        - Почему? Ты же сегодня не в ночную смену?..
        - У меня дела в городе. Я освобожусь очень поздно и переночую у себя.
        - А… Ну хорошо… - Альбина говорила спокойно и доброжелательно, но по голосу легко было понять, что она расстроена. - Тогда до завтра. Только не забудь привезти Аське картридж, ладно? А то она уже вся извелась. Ты ведь приедешь завтра?
        На какое-то мгновение Игорь испытал что-то похожее на раздражение. Кто она ему, в конце концов, почему он должен отчитываться перед чужой женщиной и чувствовать себя виноватым, когда там, в соседней комнате, на кровати…
        - Да, я приеду завтра и привезу картридж. Пока. Аське привет.
        Вита все еще была там, где он ее оставил. Обнаженная, она лежала поверх покрывала, облокотившись на подушку, и с улыбкой глядела на него. Хороша. Действительно хороша. Она выглядела такой соблазнительной, что в нем вновь проснулось бешеное желание.
        Он усмехнулся. Неисповедимы пути Господни. От одного и того же несчастного умершего Игорь получил «в наследство» его жену с дочерью, а теперь еще и любовницу.
        В один миг преодолев расстояние от двери до кровати, он оказался рядом с ней и порывисто обнял ее. И с удовольствием почувствовал, как все ее тело откликается на его безмолвный призыв. Алька никогда так не реагировала, не была ни такой податливой, ни такой горячей…
        Сейчас он вообще не мог понять, как, будучи здоровым и сильным мужчиной, ухитрился так долго обходиться без секса. Все-таки против природы не попрешь… Впрочем, он и не собирался.
        Игорь еще сильнее сжал девушку в объятиях - так, что она даже тихонько пискнула:
        - Ой, мамочка!


        Глава 8
        Каста неприкасаемых
        - Ой, мамочка… - повторила она, когда все уже закончилось.
        Хотя на самом деле мать тут, конечно, была совсем ни при чем. Они всегда были чужими. Сколько Вита ни жила, все не могла понять женщину, двадцать семь лет назад произведшую ее на свет. Не понимала ее жизненной философии. Не понимала страсти к редким именам. Не понимала, как этой совершенно невзрачной с виду и неинтересной по-человечески женщине удалось дважды выйти замуж и - судя по фотографиям из семейного альбома - оба раза за весьма привлекательных мужчин.
        Вита была третьей дочерью в семье. Старшая - Вероника - была от первого брака, они с Валерией - от второго. О своем отце девушка знала не слишком много. Только то, что «человек он был хороший и руки у него были золотые» и еще, что «неизвестно, как с такой сволочью можно было прожить целых пять лет». Каждая из этих версий озвучивалась в зависимости от настроения матери.
        Ника, старше на одиннадцать лет, всегда жила в каком-то своем мире и была недосягаема, как седьмое небо. Зато с Леркой у них была разница всего три года, даже чуть поменьше. Средняя сестра всегда была и ее лучшей подружкой по играм, и самым мудрым советчиком в трудной детской жизни.
        В детстве Вита была совсем другой - легкой, веселой, непосредственной и до ужаса наивной. Не по глупости. Просто во всех людях виделось хорошее. Хотелось всем верить и всех любить.
        Она и любила. Сначала влюблялась ненадолго, по-детски (хотя ей, конечно, все эти увлечения казались глубокими и серьезными), до тех пор, пока в девятом классе не втрескалась не на шутку. В своего преподавателя русского языка и литературы.
        Вита училась в одной из первых московских гуманитарных гимназий, гордившейся своим педагогическим составом. Андрей Борисович Логинов занимал в нем достойное место. Его уроки были действительно интересными, а подход к преподаванию - оригинальным и по тем временам новаторским. Он был так увлечен своим предметом, что умел заразить им всех, кто только попадал в сферу его влияния.
        На тот момент Логинову исполнилось тридцать шесть. Объективно говоря, его лицо было на удивление некрасивым. Но он излучал такое обаяние, которому невозможно было не поддаться.
        Ничего удивительного, что по Логу сходила с ума вся школа, от пятиклассниц до директрисы. Но, к их величайшему сожалению, безымянный палец правой руки Андрея Борисовича украшало толстое золотое кольцо. Вот только кто была счастливица, покорившая его сердце, никто не знал. Супругу Логинова в школе никогда не видели.
        В конце девятого класса стали проходить Чехова. Наблюдая за Логом, пока он с выражением зачитывал отрывки из «Скучной истории» о тоске и разочаровании в семейной жизни, гимназистки пришли к выводу, что женат он, видимо, несчастливо. Это соображение вселило в юные сердца хоть какую-то надежду. А к таинственной мадам Логиновой прочно приклеилось прозвище Варя - по имени героини рассказа.
        - Что-то наш Андрюша сегодня какой-то смурной. Не иначе, с Варей поругался, - шутили одноклассницы.
        А Вита страдала. Ее любовь была велика и глубока.
        - Плюнь! - утешала не по годам мудрая Лерка. - Все девчонки влюбляются в учителей, актеров, певцов… Я тоже в седьмом классе целую четверть по физруку сохла. Это пройдет. Просто пойми, что у тебя ничего с ним быть не может, и быстро его забудешь.
        Но Лера ошибалась. Как в том, что Вита сможет быстро забыть Лога, так и в том, что у них ничего не будет.
        Конечно, это случилось не в школе. И даже не сразу после школы. В то время мораль безоговорочно осуждала отношения взрослого мужчины с несовершеннолетней девушкой.
        Но спустя чуть больше года после выпускного, когда Вите уже минуло восемнадцать и она окончила первый курс иняза в педагогическом, они случайно встретились на улице. Выяснилось, что он собрался в книжный магазин «Москва», и она поехала с ним - все равно в институте были каникулы и заняться ей было особенно нечем. Те неполных два часа, которые они провели вместе в метро, в магазине и опять в метро, разожгли ее любовь с новой силой.
        - Здрасте вам! - ахнула, услышав новости, Лерка. - Только я порадовалась, что ты его вроде забывать начала… Ну что же, давай выстраивать схему твоего дальнейшего поведения, учитывая специфику ситуации и индивидуальные особенности партнера.
        Лерка тоже училась в пединституте, но на психологическом факультете, считала себя крупным специалистом и обожала вставлять в свою речь такие вот заумные фразы.
        И началось «дальнейшее поведение». Как бы случайно Вита встретила Андрея около школы. Поинтересовалась, нет ли у него «Собачьего сердца» Булгакова - она отлично помнила, что это была одна из любимых книг Лога. Попросила почитать. Вернула. Потом у нее, тоже «случайно», оказался лишний билет на Таганку. Потом…
        Она завоевывала его почти год. Любила и добивалась, а он снисходительно принимал это обожание, не отвергая ее, но и не приближая. Но энергией Вита обладала, по выражению Лерки, термоядерной, и в конечном итоге терпение и громадное желание сделали свое дело. В начале июля, после сессии, когда его семья отбыла на дачу, они стали любовниками. Жизнь заиграла для Виты новыми красками. Она и не подозревала, каким наслаждением может быть интимная близость. Да, это стоило всех ее усилий, ее четырех лет преданной и почти безнадежной любви. Да что там четырех лет! Если бы в обмен на недолгое счастье с ним ей нужно было бы отдать всю жизнь, она сделала бы это, не задумываясь.
        К тому времени она уже знала всю его биографию. Женился по любви, долго не было детей, только через десять лет после свадьбы родился болезненный мальчик. В постоянных попытках забеременеть жена изменилась до неузнаваемости. Из веселой, доброжелательной, чуть стеснительной девушки превратилась в озлобленную, истеричную неухоженную стерву.
        - Я так благодарен тебе, Вита, - сказал он однажды, когда они сидели в кафе.
        - За что?
        - За то, что ты никогда не напоминаешь мне, что я женат. Ничего не ждешь от меня и ничего не требуешь. Понимаешь, обвинять меня в том, что я женат, - он так и сказал «обвинять», - это все равно что обвинять калеку в том, что он калека.
        Как ее поразила тогда эта фраза! Она еще не знала тогда, что это нечто вроде гимна женатого мужчины, исполняемого во все времена и на все лады окольцованными потомками Адама.
        После этой тирады Андрюша вырос в ее глазах чуть ли не до богочеловека. Ревновать его к жене было несерьезно. Ну какая, в самом деле, может быть ревность к неухоженной стерве?
        Она просто любила его и наслаждалась каждой минутой, проведенной вместе.
        Но пришла осень, семья вернулась с дачи, встречаться стало негде, да и некогда - начался учебный год. Их свидания, раньше случавшиеся если не каждый день, то уж через день точно, сократились до раза в неделю, а то и в две. Вита загрустила.
        - Все вполне естественно, - бубнила Лерка. - Это изначально был тупиковый вариант. Всем известно, что с женатиком каши не сваришь. Он, конечно, будет встречаться с тобой, но супружницы своей никогда не бросит. На фиг ему это надо?
        - Много ты понимаешь, - отмахивалась Вита. - Кто мне говорил, что у нас ничего с ним не получится? Ан видишь - все получилось.
        - И что? Ты довольна?
        - Не просто довольна - я счастлива! Мне очень хорошо с ним. Он меня любит, я его люблю - что еще надо?
        - Слушай, Витка, да на фиг он тебе сдался? Нашла бы себе молодого и холостого… - Сама Лерка год назад поступила именно так.
        - Мне никто, кроме него, не нужен.
        - Ну и дура. Своими руками губишь собственную жизнь. Я же знаю, о чем говорю. На женатиков подсаживаются, как на наркотик. Вот у нас на семинаре…
        - Слушай, ты меня достала этими своими психологическими заморочками! Я тебе что - кролик подопытный?
        - Не кролик, а моя сестра. И я тебя люблю и хочу помочь. Рассказать тебе, что будет дальше? Тебе надоест эта идиллия в кавычках, и ты захочешь будней. Простых будней. С ним. Воскресных обедов, вечеров у телевизора и даже стирки его носков. А он тебе этого дать не сможет. Ты спросишь «почему?», ну при такой-то неземной любви, как у вас! И вот тут-то и начнется самое интересное. С тем же рвением, с каким он сейчас поливает свою жену грязью, он начнет придумывать истории, одну душещипательнее другой. Про то, что она смертельно больна, что теща не вынесет такого удара, а у нее уже был один инфаркт… Ну и ребенок, конечно. Уж этот аргумент первым делом пойдет в ход. Плевать, что он вспоминает о существовании сына раз в неделю - по выходным, когда тот под ногами крутится. Тебе это будет преподнесено как величайшая трагедия. Мол, мальчик так привязан к отцу… Нельзя наносить ему такую жестокую травму. Вот вырастет, сможет все понимать, тогда, может быть… А сейчас - ни-ни!
        - Перестань! Андрей никогда…
        - Конечно, «Андрей никогда»! Он же идеальный, золотой. Единственное на весь мир исключение из правил! И ты тоже «никогда». Это все остальные дуры, а тебя ведь невозможно обвести вокруг пальца… Ой, Витка, не смеши меня. Признайся, он уже рассказывал страшилки про жену?
        - Нет, - буркнула Вита и тут же вспомнила «озлобленную, истеричную неухоженную стерву». Настроение мгновенно у нее испортилось.
        - Ну жди, еще расскажет, - пообещала сестра. - Иногда они так увлекаются, что и сами верят во всю эту чушь. Даже начинают жалеть себя. Только учти, когда он придет домой и увидит родную свою жену, быстренько почувствует себя виноватым и захочет угодить ей еще больше.
        А потом так вообще начнется веселье. Когда тебе все это надоест и ты припрешь его к стенке, то услышишь о себе много нового и интересного. Например: «Ты всегда знала, что я женат, я ничего не скрывал. Разве я тебе что-то обещал? Разве говорил, что собираюсь расстаться со своей семьей? Ты, милочка, сама себе напридумывала с три короба, а теперь обвиняешь в чем-то меня».
        После подобных разговоров Вита чуть не плакала. Каждый раз она зарекалась, что не будет больше слушать Лерку, и каждый раз она внимала сестре, как пророку.
        Момент, о котором та говорила, действительно наступил. Вите захотелось тех самых будней. Праздников ей тоже хотелось. Но не тех праздников, которые устраивал Андрей, вроде спонтанной поездки в Питер на один день или походов в Большой театр, где у него было знакомство. Все это было замечательно, но Вита мечтала о праздниках календарных, которые ее любимый проводил строго в кругу семьи. Ничего не было хуже, чем сидеть на Восьмое марта одной и смотреть по телевизору комедию за комедией тогда, когда больше всего на свете хотелось плакать. Или ходить Девятого мая на салют с девчонками из института и представлять, как сейчас в этот самый момент где-то на другом конце города ее Андрюша стоит в такой же толпе рядом с женой, посадив на плечи сына, чтобы тому было лучше видно яркие вспышки.
        Она почти уже решилась на разговор с ним, когда выяснилось, что он уезжает на целых три недели в Лондон по межшкольному обмену. Вита испытала одновременно грусть и облегчение. Не беда, что тяжелый для них обоих разговор пока откладывается. Она все еще раз обдумает и взвесит, а Андрюша за эти три недели только сильнее по ней соскучится. Была поздняя осень.

        На следующий день Вите сказочно повезло - она осталась дома одна. Такое случалось исключительно редко, учитывая, сколько народу постоянно толклось у них в квартире. Две старшие сестры с мужьями жили вроде отдельно, но постоянно приходили за чем-то. А Вероника частенько подкидывала матери двоих своих детей.
        Но насладиться долгожданным одиночеством Вита не успела. В пустой квартире звонок телефона прозвучал как-то особенно - требовательно и громко.
        - Алло, - проговорила она немного нараспев, как говорила всегда, будучи в хорошем настроении.
        - Можно Виту? - спросил незнакомый женский голос. Красивый голос, низкий такой.
        - Я слушаю. - Девушка была слегка заинтригована.
        - Я Марина, - представилась собеседница. - Марина Логинова, жена Андрея.
        От неожиданности Вита опустилась на табуретку. Не было ни неловко, ни страшно. Даже любопытно не было. Просто вдруг накатила усталость. В голове почему-то вдруг пронеслось: «Значит, Марина. А не Варя». Андрюша никогда не называл имени своей жены, и девушка привыкла думать о ней, именуя так, как они прозвали ее в школе.
        - Я вас слушаю, - тупо повторила Вита. А что еще можно было сказать? «Очень приятно»? Или: «Что вам от меня надо?»
        - Как вы, Вита? - Этого вопроса она, пожалуй, ожидала меньше всего. Да еще заданного вот так - просто, по-дружески. Без угроз, истерик и скандалов.
        - Я не знаю. - Она и правда не знала. Все было так неожиданно и странно.
        - И я не знаю. - «Варя» продолжала говорить спокойно. Даже доброжелательно. - У меня тоже сложный период в жизни. Я еще не разобралась, как жить дальше.
        «Господи, зачем она говорит мне все это? Что ей от меня надо? Как все это неестественно, странно». Вита боялась пошевелиться. Она закрыла глаза и расслабилась, слушая тихий низкий голос.
        - Я не знаю, зачем звоню тебе. Наверное, просто чтобы убедиться в твоем существовании… - собеседница неожиданно перешла на «ты». Вита, отметив это, усмехнулась. Понятно, не чужие…
        - Я существую… - наверное, надо было дать какие-то гарантии, что она уйдет из их жизни навсегда. Заявить об этом прямо сейчас. Сию минуту. Этого требовали все законы жанра. Время для этого было подходящее. И место - вот так, по телефону, не видя никого из них, не мучаясь, обрубить все концы… За все надо платить. Но невидимая собеседница вроде бы и не требовала этого. И Вита была ей благодарна. И за отсутствие крика, и за то, что та не пускает тяжелую артиллерию в виде аргументов «мы прожили пятнадцать лет», «у нас с ним есть ребенок» и «у сына слабое здоровье». Она говорила с ней так, словно они были подругами по несчастью, которым довелось обсудить свою общую проблему. В какой-то момент Вите даже показалось, что она ищет ее утешения или поддержки.
        - Может быть… может, мы встретимся, поговорим? - неуверенно предложила Варя, она же Марина. - Ты не против?
        Столько эмоций сразу Вита не испытывала, пожалуй, никогда. Смущение, интерес, страх, стыд, раскаяние, даже некоторое злорадство оттого, что она ее о чем-то просит.
        - Понимаю, тебе трудно решить так сразу. Давай договоримся на послезавтра. Знаешь кофейню на Маросейке? Я буду там с семи до девяти вечера. В черном платье и с красной сумкой. Если надумаешь, приходи.
        - Да… хорошо. Я попробую…
        Вита положила трубку на рычаг.
        Сколько же было ею прожито за эти два дня до назначенной встречи. В короткие сорок восемь часов уложилась целая вечность.
        Сначала она не сомневалась, что пойдет, потом так же твердо решила не ходить. В голове роились десятки предположений и догадок. Она снова и снова прокручивала, что скажет той странной женщине и что та ей может ответить.
        - Да ты просто балда! - орала Лерка. Вита, разумеется, не удержалась и поделилась с сестрой такой новостью. - На фиг тебе встречаться с этой теткой? Других проблем, что ли, нет?
        - Но она не сказала мне ничего плохого. Просто просила о встрече. Ей тоже нелегко. И она не знает, как ей жить дальше.
        - И приглашает тебя, чтоб ты ей это рассказала? Вита, тебе скоро двадцать лет, а ты, как ребенок, ей-богу! Пусть сама разбирается со своим сокровищем. Не ходи!
        - А чего мне бояться? В волосы она мне вцепится? Кислотой в лицо плеснет? - Вита все больше понимала, что на встречу все-таки пойдет.
        Сестра перестала выщипывать брови, присела на краешек кресла и внимательно на нее посмотрела.
        - Зачем тебе это, Вита? Сильных эмоций не хватает?
        - Господи, зачем все так усложнять! В конце концов нам всем от этой ситуации досталось. Неизвестно, как я бы повела себя на ее месте. Не ненавидит меня - и на том спасибо. Человек попросил о встрече, понимаешь?
        - Ну что ж, раз «человек попросил», - сестра вздохнула и, покинув подлокотник, вернулась к зеркалу, - тогда беги, вытирай ей сопли.
        Вита никогда не видела ее, но узнала сразу. Хотя представляла себе совсем по-другому. И эту женщину они когда-то всем классом презрительно именовали «Варенькой». От этой женщины гулял Андрюша! Она была поражена.
        Марина Логинова оказалась невероятно привлекательной стильной женщиной, за километр излучающей обаяние и уверенность.
        Смуглая, с длинными черными волосами, тоненькой талией и красивыми ухоженными руками. Дорого и модно одетая - в начале девяностых это еще было редкостью.
        Около нее стоял початый бокал с коньяком. Лицо Марины было напряженным и немного усталым, но, слава богу, никакой истеричности или злобы в нем не было. Вита почувствовала, что зря пришла сюда. Рядом с этой женщиной она ощущала себя серой и убогой, несмотря на то, что тщательно готовилась к встрече, надела новые, оказавшиеся слишком узкими джинсы и даже посетила парикмахерскую и косметический кабинет, подзаняв денег все у той же Лерки. Захотелось немедленно развернуться и уйти. Но Марина уже заметила ее. Тоже, видимо, угадала шестым чувством. Привстала со стула, помахала рукой и заулыбалась Вите, как самой близкой подруге.
        Сразу стало легче. Даже, можно сказать, веселее. Все просто и паниковать совсем не о чем. Две современные женщины, любящие одного мужчину, встретились, чтобы цивилизованно обсудить ситуацию за чашкой кофе. Нашла от чего падать в обморок.
        Вита уверенно направилась к ее столику, забыв про слишком узкие джинсы.
        Два часа пролетели незаметно. И выйдя из кафе, она поразилась, как плохо она знает Андрюшу. Своего ненаглядного, любимого Андрюшу.
        И все когда-то такие дорогие, казавшиеся романтическими эпизоды - случайные взгляды на уроках, вальс на выпускном, судьбоносная встреча перед поездкой в «Москву», первое свидание и все последующие - показались вдруг такими банальными и пошлыми. Как-то все это сразу обесценилось, когда рядом стояла эта женщина со своими проблемами и своей болью. Да еще и держалась настолько безупречно, что можно было только завидовать.
        - Мне сюда. - Они стояли у метро. Марина нырнула под козырек входа и скинула капюшон. - Ну значит, как договорились, да? Вернется наш горе-странник, пусть сам все решает. Да побыстрее.
        Вита кивнула.
        - И еще… Я хотела тебя спросить, как это - жить одной? Страшно?
        - Вы… ты никогда не будешь одна. У тебя же сын! Да и в любом случае такие, как ты, одни не остаются, - она сказала это совершенно искренне.
        Марина наклонила голову набок. Капелька дождя, заскользнувшая под козырек, красиво стекала по абсолютно гладкой смуглой щеке.
        - Это верно, - она словно повеселела, - я никогда не останусь одна. Пока, Вита. Хотя нет, постой! Позвони мне, ладно?
        Все действительно оказалось просто. Как хорошо, что у Андрюши такая замечательная жена! Совсем не «Варя». Не надо плести интриги, не надо от нее защищаться. Просто все они попали в трудную ситуацию, но это ничего. Они решат ее. И всем будет хорошо. Андрей запутался. Это и немудрено. Но любит он все-таки ее - Виту. В этом сомневаться не приходится. Но с такой женой выбор сделать не просто. Да еще ребенок. Бедненький… Ну ничего, все это вопрос времени. От такой жены просто так не гуляют, это вам не клуша в стоптанных тапочках, значит, Вита ему действительно дорога.

        Через полмесяца, накануне возвращения Андрея, Вита узнала, что ждет ребенка. Все было, как у всех: задержка, беспокойство, поход в женскую консультацию, осмотр и уверенный приговор пожилой врачихи - беременность, срок пять недель.
        Страх сменился эйфорией. Вот как хорошо все получилось! Теперь, когда она сообщит Андрюше эту сногсшибательную новость, у него точно не останется никаких сомнений! Ведь он больше не любит жену, а любит Виту. И даже Марина это понимает. Расстанутся они цивилизованно - в этом тоже нет сомнений. Марина на редкость культурная и не скандальная женщина. Может быть, со временем они даже подружатся. Просто прекрасно было бы иметь такую великолепную подругу. Да они и сейчас уже почти приятельницы. За это время несколько раз общались по телефону. Вита выполнила просьбу Марины и позвонила на следующий же день. Просто так - поболтать. Ей нравилось то, что благодаря этим разговорам Андрюша словно становится ближе. И еще было какое-то совсем трудноуловимое, но приятное чувство, что жизнь этих двух взрослых, красивых и успешных людей зависит от нее.
        На душе было легко и радостно. Напевая, она забрала в свою комнату телефонный аппарат. Номер Марины не отвечал. Вита даже немного расстроилась. Она позвонила парочке подруг, но о беременности ничего не сказала. Пусть первой узнает Марина. И поймет, что тут уж точно надеяться не на что. Видимо, это судьба. А вторым, естественно, Андрюша.
        Но номер Марины не отвечал весь вечер.
        Вита с нетерпением ожидала возвращения любимого, проигрывая и репетируя в своем воображении предстоящую встречу. Хотелось сообщить ему такую потрясающую новость красиво и торжественно. Так, чтоб он сразу понял - его старая жизнь закончилась. Начинается новая, полная любви и блаженства.
        Прошедшие четыре года представлялись теперь не как кошмар, а как путь к счастью - пусть тернистый, но исполненный потаенного смысла.
        Она решила не звонить ему в первый вечер. Пусть приедет домой и узнает от своей жены, как хорошо у них все сложилось, пока его не было. Марина расскажет ему про их встречу в кафе и про все остальное общение. Он ужаснется, но потом поймет, какие замечательные у него женщины и как они хорошо друг к другу относятся, несмотря ни на что. И у него, бедного, с души упадет наконец этот камень.
        А уж на следующий вечер Вита преподнесет ему еще один сюрприз.
        Но сюрприза не получилось. Она вообще не поняла, что произошло.
        Как только она увидела издали его напряженную фигуру, сразу поняла, что бежать ему навстречу и кидаться на шею, как это представлялось в фантазиях, она не хочет. Вита оробела и словно приросла к месту, пока он шел, резко печатая шаги и смотря прямо в упор, напряженно и зло.
        - Дрянь! - грубо сказал он, и ей показалось, что он с трудом сдерживается, чтобы ее не ударить.
        - Андрюша… ты что? Что случилось? - Первая ее мысль была: «Он меня к кому-то ревнует. Ему наболтали, что я тут без него с кем-то закрутила, и от этого бесится».
        - Все вы одинаковые. Мелкие злобные эгоистки. Которым только и надо, что на аркане оттащить мужика в загс, а если не получается, так хоть разломать то, что у него есть.
        - Ты о чем? - Вита была так поражена, что даже не чувствовала обиды - только недоумение.
        - Давай прикидывайся овечкой. Марина мне все рассказала. Она в таком состоянии! Ладно, я тебе не угодил, ее-то зачем трогать? Ребенка бы хоть пожалела, сволочь!
        - Что рассказала? Что она тебе рассказала? Что плохого в том, что мы с ней встречались? Если, наконец, все разрешилось? - Она кричала, по щекам катились слезы.
        - Какая же ты… - процедил он сквозь зубы. Махнул рукой и отвернулся, чтобы уйти.
        - Подожди, Андрей, подожди! - Она, как утопающий за соломинку, схватилась за рукав его куртки. - Это она, она сама позвонила мне. Правда.
        - Не пори чушь, Вита! Я видел твой номер на определителе. Ты просто обрывала ей телефон, пока меня не было.
        - Но я ей только перезванивала… Я действительно звонила часто, но в первый раз позвонила она! Сама!
        - Не пори чушь, - повторил он устало. - На фига ты ей сдалась - звонить тебе! Жила себе баба спокойно, растила сына, была всем довольна. Ты бы видела, во что она превратилась после твоих звонков - смотреть страшно! Пацан в истерике. Уж он-то что тебе сделал? Смотрят на меня оба, как на врага! Невыносимо… Ну и чего ты добилась? Думала, я к тебе после всего этого кинусь?
        Он тяжело вздохнул и опустился на скамейку, не обращая внимания на холод и сырость. Помолчал, потом продолжил более спокойно и тихо:
        - А я уже был готов кинуться. Думал - там у меня все кончено. А ты совсем другая. Искренняя, не подлая… А оказалось… Оказалось - обычная злобная баба. Которая своего не имеет и чужого ей не жалко. Да еще без мозгов.
        - Ты больше не любишь меня? - Вопрос был жалкий, глупый, явно несвоевременный, но это было единственное, что она могла спросить. Андрей смотрел с жалостью.
        - Вита, кроме любишь - не любишь есть еще человеческие отношения, понимаешь? Че-ло-ве-чес-кие. Она моя жена. С которой я прожил восемнадцать лет. Она мать моего сына.
        Последние слова почему-то ударили ее больнее всего.
        - А я, - тихо прошептала она, не понимая, какой глупой кажется ему сейчас, - а я, Андрюша?
        Он еще какое-то время молча смотрел на нее, потом встал, повернулся и пошел прочь. Наверное, надо было его догнать. Объяснить. Сказать о будущем ребенке. Но в голове гулко отстукивали сказанные им фразы: «Она моя жена. Она мать моего сына». Коротко и ясно. Жена и мать. А она Вита - никто. И веры ей быть не может. Она любовница. Значит, хитра и коварна. А супруга - подобно жене Цезаря - вне подозрений. Он вроде даже и не ставил это под сомнение.
        Вита не спала ночами, пытаясь понять «как же так?». Она ненавидела их обоих - его за малодушие и нежелание разбираться, но еще больше ее. Сначала самым сильным чувством было удивление. Ответ на вопрос «зачем?» был вроде понятен. Спасение семьи, возврат мужа и все такое. Мучило другое - как можно было так глупо попасться? Как можно было подумать, что эта холеная, уверенная женщина может быть ее другом?
        И еще постоянно всплывали в памяти те болезненные, как удар хлыста, фразы: «Она моя жена. Она мать моего сына».
        Ребенка она не оставила. Втайне от всех сделала мини-аборт, благо срок был совсем маленький. К счастью, никто ничего не узнал. Даже Лерке не сказала, впервые в жизни утаив что-то от сестры.
        Потом она видела его еще дважды. Первый раз - полгода спустя, весной, в Сокольническом парке с женой и ребенком. Они ее даже не заметили. Андрей выглядел вполне счастливым, Марина была невозмутима и великолепна. Она придерживала за руку сынишку, которому отец покупал сладкую вату.
        Притупившаяся боль нахлынула с новой силой.
        Второй раз они столкнулись в начале зимы в «Седьмом континенте» на Лубянке. Совершенно неожиданно. Она зашла туда скорее на экскурсию. Просто хотелось побродить по магазину, почувствовать предновогоднюю суету. Когда люди еще не сметают с витрин что попало, а только присматривают близким подарки и потихоньку начинают закупать всякие деликатесы, чтобы побаловать любимых.
        Они, как в кино, оказались у одной полки и взялись за одну и ту же длинную коробку конфет. Вита подняла глаза и отшатнулась. Правда, потом она поняла, что узнала его еще раньше - по руке.
        Он смотрел на нее с непониманием и испугом. Смотрел и молчал. Она машинально перевела взгляд на его корзину. Пакет полуторапроцентного молока, соки, минералка, обезжиренные творожки - это для нее, бережет фигуру. Кукурузные хлопья, сосиски, сыр…
        Она вспомнила, какие шикарные ужины он заказывал в ресторанах. Тогда радовалась этому еженедельному гастрономическому фейерверку и не догадывалась, насколько приятным может быть каждодневный творожок. Бог ты мой, лучше бы он кому-нибудь еще говорил про Виту: «Я давно сплю с ней в разных постелях. Мы совершенно чужие люди». Какие это все мелочи! Разве может быть чужим человек, для которого ты ходишь в магазин, с которым встречаешься за столом каждое утро, с которым тебя связывают дети и многочисленная родня?
        - Привет, - он сказал довольно равнодушно, даже сухо. Отдал коробку и пошел вперед. Вита проводила его взглядом. Андрей остановился у кассы, взял киндер-сюрприз…
        Она очнулась, только когда полная женщина слегка задела ее нагруженной тележкой.
        На улице шел снег. Час пик уже прошел, народу для центра было мало. Вита даже не накинула капюшон. Снег забирался за шиворот, уши замерзли, но ей было все равно. Простое обыденное человеческое счастье вдруг показалось нереально далеким и совершенно недостижимым. Именно для нее. Это другим женщинам создать семью - раз плюнуть. Их боготворят. Им делают предложение. Просто потому, что они есть. А с ней что-то не в порядке. Почему? Она ведь тоже любила. У нее даже мог быть ребенок…
        От этого воспоминания стало совсем горько. Ее ребенок даже не родился на свет. А будь она умнее, быть может, Андрей покупал бы сейчас киндер-сюрприз их малышу…
        Вита сама не заметила, как плачет. И только многие годы спустя осознала, что именно в тот памятный вечер она объявила негласную войну всем женам. Знакомым и незнакомым. Счастливым и несчастным. Что это за идол такой - жена, который не скинуть с пьедестала ни самой чистой искренней любовью, ни пониманием и близостью, ни даже ребенком?
        В конце концов, ее просто заклинило на теме «жена - любовница». Она придирчиво просматривала все статьи на эту тему. Ловила случайные разговоры. Непринужденно заводила беседы на эти темы сама. И везде натыкалась на одну и ту же печальную статистику - от жен гуляют, но не уходят.
        И еще больше поражал другой вывод - жен ругают, но боготворят. Именно так сформулировала это однажды Лерка:
        - Их, мужиков, послушать, так ужаснешься, как они, бедняги, вообще живут на свете. Не жена у него, а вместилище пороков. И неряха, и в постели бревно, и пилит его постоянно, и сериалы одни на уме. Но попробуй это чудо в разговоре задень или из дома на сутки убери. Сразу все джигитами становятся. Мое. Не отдам! Лучше сам буду мучиться.
        Каждое слово, сказанное сестрой, попадало точно в цель, хотя она этого и не предполагала и продолжала весело болтать. О Витином романе все уже благополучно забыли, и никто не знал, какие страсти бушуют в душе у девушки. Не то чтобы у нее не было поклонников. Наоборот, их было даже излишне много. И Вита совсем не вела монашеский образ жизни - Андрею удалось разбудить ее чувственность, и теперь это свойство натуры никак не хотело засыпать.
        Вита встречалась со многими мужчинами, иногда по очереди, расставаясь с одним и тут же меняя его на другого, а иногда даже и с несколькими в одно время. И подавляющее большинство ее кавалеров были женатыми.
        Она сама не сразу призналась себе в том, что отчаянно хочет пройти путь именно от любовницы женатого человека до его законной супруги. Пройти на сей раз до конца. Красиво, уверенно и изящно. Оставив соперницу в недоумении и одиночестве.
        Кандидатур было несколько, но все попытки оканчивались неудачей. Вита злилась, сатанела, проклинала все на свете… и, сжав зубы, отправлялась на поиски следующего кандидата.
        Максим Волохов стал в этой цепочке четвертым, если не считать Андрюшу. С ним все развивалось по традиционной схеме - Макс был генеральным директором и совладельцем крупной транспортной компании, куда она с великим трудом устроилась секретаршей. Не секретаршей, конечно, а «помощником руководителя».
        Макс, тогда он был для нее Максимом Владимировичем, ей сразу понравился. Ну еще бы - совсем молодой (ему тогда недавно минуло тридцать), интересный и уже многого достигший в жизни. Правда, женатый, но, имея в виду Витину жизненную позицию, даже это было плюсом, а не минусом.
        Месяца два он к ней присматривался. Потом начал шутить - у него оказалось великолепное чувство юмора. Затем принялся делать комплименты. А один раз он даже преподнес ей белую розу, сказав, что выглядит она просто великолепно и пройти мимо такой девушки с пустыми руками - невозможно.
        Однажды она увидела его жену и дочь. Они заехали за ним как-то вечером - видимо, собрались все вместе идти куда-то, а Максим сильно задерживался на работе, путая семейные планы.
        Женщина - ее звали Альбина - оказалась абсолютно неинтересной. Даже дорогие шмотки не придавали ей ни шарма, ни изящества.
        «И что он в ней нашел? - подумала Вита. - Ни кожи ни рожи. К тому же она явно старше его. Лет на восемь точно. Не думаю, что их связывает эта пигалица. Тоже страшненькая, вся в мать. Небось еще читать-писать не умеет, а уже расфуфырена, как с картинки, и золото в ушах… По Максу не похоже, чтобы он места себе не находил от отцовской любви. Нет, тут что-то другое… Не дай бог, эта пожилая бледная моль богата, и он женился на ее деньгах. Тогда их фиг разведешь… Но попробовать все-таки стоит».
        Дальнейшее было делом техники. Тогда казалось - все очень просто. До какого-то этапа Макс шел за ней как телок на веревочке. Он достаточно легко позволил себя соблазнить (при этом дурачок, конечно, думал, что инициатива принадлежит ему), дарил ей дорогие подарки, возил в Финляндию на Новый год. И это последнее радовало Виту больше всего. На фоне Андрюши, который, несмотря ни на что, проводил все выходные и праздники дома, это показалось очень ободряющим знаком. Ей до какого-то момента просто не приходило в голову, что ему - крупному бизнесмену ничего не стоит придумать себе какой угодно график. Тут тебе и неожиданные командировки, и обязательные тусовки, и зарубежные поездки - ври не хочу.
        Вита уже праздновала безоговорочную победу. Она, естественно, не заговаривала ни о его разводе, ни, упаси бог, о женитьбе. Предыдущего опыта было достаточно, чтобы усвоить - таких разговоров сильный пол боится как огня. «Чем меньше выпрашиваешь - тем больше получишь, - говорила по этому поводу проницательная Лерка. - Главное - уметь ждать». И Вита ждала. Месяц, второй, третий, полгода, год…
        Макс молчал, как партизан на допросе. Собственно, в остальном жаловаться было не на что. Она жила теперь в отдельной, снятой для нее квартире, регулярно получала порцию внимания и денежных вливаний.
        Время подтвердило, что отношения с Витой для него нечто более серьезное, чем банальное заигрывание сексуально неудовлетворенного шефа со своей секретаршей.
        Живи да радуйся. Но радоваться не получалось.
        Он приезжал к ней почти каждый день, иногда оставался на ночь. Признавался в любви, жаловался на несчастливый брак, но не было сказано ни слова о разводе.
        Однажды он даже привел ее к себе домой. Это случилось где-то через год после того, как Вита стала его любовницей.
        Он приехал к ней сразу из аэропорта, посадив жену и дочь на самолет. У девчонки начались в школе каникулы, и ей полагалось отдыхать. Непременно под пальмами. Подмосковный коттедж - это, разумеется, не то, необходимы Канары.
        Вита с трудом сдерживала зависть. Ее на Канары никто не звал. Справедливости ради надо сказать, что Макс никогда не был жадным. Пару раз он устраивал отдых под пальмами и любовнице, но это было так, по мелочи - Египет и Турция. А эта стерва, его жена, имела все лучшее, тогда как ей, Вите, доставались объедки.
        В тот день она не ждала его, а потому очень удивилась, когда Макс позвонил на мобильный, сказав, что будет через час. К тому времени Вита уже относилась к своему роману скорее как к работе, нежели получала от него удовольствие. Она неохотно оделась, навела положенный марафет и ровно через час была готова.
        Максим выглядел радостным и напоминал скорее не главу семейства, имеющего собственный дом, а подростка, родители которого отбыли на дачу и оставили квартиру на попечение отрока.
        Она даже удивилась. Мальчишка мальчишкой. Совсем молодой человек с блестящими глазами, предвкушающий вечер нарушения запретов. Впервые за несколько месяцев она искренне рассмеялась, обняла его и поцеловала в щеку.
        - А знаешь, Витка, поехали сегодня ко мне.
        - К тебе? - Почему-то такого варианта она не ожидала.
        - А почему нет? Я лично посадил своих на самолет и проследил, чтобы он взлетел. Посмотришь, как живет твой начальник. Проверишь условия.
        - Но нас же увидят?
        - Кто?
        - Да мало ли кто! Соседи, охрана… Вдруг они потом расскажут твоей жене, и у тебя будут неприятности. - Сама она предпочла бы, разумеется, именно этот вариант, но негласный кодекс любовницы требовал проявлять заботу о его репутации.
        Максим рассмеялся и еще больше стал похож на мальчишку.
        - Вита, милая, ну ты даешь. Думаешь, им всем больше делать нечего? Поехали. Поужинаем дома.
        Это «дома» покорило ее окончательно.
        Особняк ей очень понравился. В нем, как и в хозяине, было что-то ребячливое. То ли крыша из красной черепицы, то ли асимметричные ступеньки у входа. А так очень даже солидный особнячок. Вита тут же окрестила его про себя «тинейджерхаус».
        Когда они ехали к нему, всю дорогу у Виты было приподнятое настроение, но как только зашли в прохладный, выложенный плиткой холл, внезапно накатила ярость.
        «Это я должна здесь жить. Это должен быть мой дом. А он приглашает меня в гости. И мы, как воры, как преступники, как нашкодившие подростки, будем проводить здесь этот украденный вечер».
        Максим ничего не заметил. Он показывал ей дом с таким видом, с каким коллекционер пытается объяснить дилетанту ценность редких марок или бабочек. Почему-то ему было важно, чтобы она оценила дизайн сада, планировку второго этажа и цветовую гамму столовой. Он вкладывал в ее визит совсем другой смысл. То, что ей казалось новым витком в их отношениях, откровением, даже, в некотором роде, таинством, было для Макса всего лишь попыткой разнообразить их встречи.
        Он тараторил без умолку, словно она была корреспондентом из телепрограммы. Показывал ей какие-то полочки, подушечки, детскую мебель, сделанную на заказ, и даже свои школьные грамоты.
        Вита уже не слушала, ей хотелось совсем другого. Ей совсем не так виделся этот вечер, когда она ехала сюда. Она представляла, как будет стоять в кабинете и держать в руке детскую фотографию Максима в тяжелой деревянной рамке, взятую с комода. А он подойдет сзади с двумя бокалами хорошего вина, приобнимет ее и скажет что-нибудь вроде: «Как бы я хотел жить здесь с тобой» или «Потерпи немного, родная, скоро ты будешь здесь хозяйкой».
        Но сейчас, слушая этот безудержный монолог про люстры, лестницы и двери, она в очередной раз понимала, как далека от своей цели.
        Ужин тоже прошел обычно. Правда, были свечи, вино, тосты, но все было как-то обыденно. Вите ни на минуту не удалось забыть, что она любовница, приведенная в дом в отсутствие жены. Все было пошло и, увы, вполне предсказуемо.
        В супружеской спальне при виде просторной кровати она испытала не ожидаемое злорадство, а новый приступ зависти и отчаяния.
        Холодная чистая комната с едва заметным ароматом незнакомых горьких духов показалась ей живым существом, переполненным презрением. Все здесь словно удивлялось ее появлению и безмолвно восклицало: «А кто вы, девушка? Вас тут совсем не ждали. Вы тут чужая».
        Но больше всего поразило поведение Макса. Ей казалось, он должен чувствовать неловкость или хотя бы историческую значимость момента. Но оказалось, что ему абсолютно все равно, где они находятся. Словно это была не его с женой спальня, а очередной гостиничный номер.
        Вита давно уже не была наивной девочкой, отягощенной романтическими грезами. Но такое пренебрежение к окружающей обстановке ее покоробило.
        - Макс, - она тронула его за обнаженную спину, - мне как-то не очень удобно тут. У вас ведь есть другие спальни?
        Он уже наполовину спал, поэтому ответил неохотно:
        - Да ладно, не заморачивайся! Я как-то привык здесь…
        Ему и в голову не пришло, как ранили ее эти слова.
        Она еще долго лежала на спине с открытыми глазами, слушая молодецкий храп.
        «Я бы так не смогла, - вертелось в голове. - Как у них, мужиков, все просто…»
        Они провели в «тинейджерхаусе» весь следующий день. Дурачились в джакузи, читали, лежа на животе у декоративного камина, и занимались любовью на барной стойке.
        Ей хотелось отметить своим присутствием каждый метр этого дома. Оказалось, что к хорошему привыкаешь не просто быстро - молниеносно. Вите казалось, что она жила здесь всегда. И что навсегда должна здесь остаться. Ей нравилось тут абсолютно все, кроме детских игрушек, раскиданных тут и там.
        И еще целый полк дорогущих тюбиков и пузырьков на широкой полке в ванной. В дорогой косметике Альбина явно себе не отказывала. Оно и понятно - мадам уже в конце четвертого десятка, тогда как ее муж в самом начале.
        Как же паршиво было Вите в понедельник утром! Только теперь она поняла, что лучше было не приезжать сюда вообще. Втайне она надеялась остаться тут еще на неделю, пока не вернется его чертово семейство. Даже предложила Максу взять отпуск. Ей наивно казалось, что чем больше часов он проведет вместе с ней в этом доме, тем скорее поймет - хозяйкой здесь должна стать она.
        - Я отвезу тебя, - завязывая на ходу галстук, Макс направился в кабинет, где на спинке стула висел пиджак. Вита двинулась за ним и замерла в дверном проеме, все еще надеясь, что он передумает.
        - По-моему, это были лучшие выходные, - ей требовалось его горячее подтверждение.
        - С тобой везде праздник, - он наконец-то справился с галстуком. - Ты готова?
        Вита кивнула. Когда он заехал за ней в пятницу вечером и так неожиданно пригласил к себе, у нее не было времени захватить с собой необходимый минимум вещей. Платье, которое она надевала для ресторана, сейчас смотрелось нелепо. К тому же на улице за эти два дня сильно похолодало.
        А если бы это был ее дом… Она с ненавистью осмотрела шкафы, ломившиеся от женских вещей. Альбина может подойти и с хозяйским видом взять любую шмотку. Виту передернуло.
        Она так живо представила себе, как та, другая - немолодая, некрасивая женщина с выражением недовольства на лице с уверенным видом завтракает за барной стойкой (небось и не догадывается, для чего еще она предназначена), часами разговаривает по этому радиотелефону (а что ей еще делать целыми днями?) и по десять раз в сутки спускается и поднимается по деревянной лестнице с витыми перилами… Это было невыносимо.
        Пока она бродила по спальне и заглядывала в шкафы, Макс куда-то исчез. Она обошла весь второй этаж и обнаружила его в кабинете. Любовник стоял к ней спиной и убирал в сейф какие-то бумаги.
        Он даже вздрогнул, услышав ее шаги.
        - Ты меня напугала. Альбина, между прочим, никогда сюда без спросу не вламывается.
        Это ее невероятно разозлило. Он еще смеет сравнивать ее с этой шваброй! Но она не подала виду. Подошла, положила сзади руки на плечи, прижалась всем телом и проворковала:
        - У тебя там что, тайник? - «Сейчас посмотрим, милый, насколько ты мне доверяешь».
        - Вроде того.
        - Можно я угадаю, какой у тебя шифр?
        - Попробуй.
        - День рождения твоей дочери.
        Макс удивленно взглянул на нее:
        - С чего ты взяла?
        - Ну я подумала, что твоя жена ведь тоже знает код, поэтому это должна быть какая-нибудь важная для вас обоих дата.
        Максим хмыкнул:
        - Ты почти угадала. Это действительно дата рождения, но только не Анюткиного.
        - Ее?
        - Да мой, лапочка, мой. Эту дату я уж точно никогда не забуду, - он сделал вид, что спохватился, и посмотрел на нее с притворным испугом. - Надеюсь, ты не собираешься меня ограбить?
        - Уже целый год и все без толку, - улыбнулась она. - Идемте, Максим Владимирович, нас работа заждалась.
        Вита повеселела. Желанную порцию доверия она получила так легко! А это значит… Что это значит, она и сама толком не знала.
        - Мне очень у тебя понравилось, Макс, правда. Надеюсь, ты от меня не устал? - «Ну сейчас-то он должен сказать, что это не последний раз, что это только начало».
        - Конечно, не устал, как от тебя можно устать… Я подкину тебя до метро.
        «Ну конечно, не может же шеф привезти секретаршу утром в понедельник!»
        - Да, только надо заехать переодеться.
        - Смотри, не опоздай на работу…
        Да уж не опоздает, куда она денется. Специально из-за этого поднялись чуть не в шесть утра. А Альбина наверняка спит до двенадцати. Интересно, эта стерва работает хоть где-нибудь, хоть на четверть ставки, два раза в неделю по два часа?
        От «Крылатского» до «Академической» она ехала чуть ли не час с двумя пересадками. А потом еще сорок минут в офис. И, конечно, опоздала.
        После того визита Вита сдерживалась с трудом. Хотелось поставить вопрос ребром сейчас же, немедленно. Но тогда, во-первых, рухнул бы образ независимой и самодостаточной женщины, в который было вложено столько сил и артистических способностей. Во-вторых, неизвестно, как будет развиваться ситуация, а материально она на тот момент зависела от Макса достаточно сильно. Ну, и в-третьих, вдруг он все-таки созреет сам? Может, осталось всего-то пару дней, а она возьмет сейчас и все испортит.
        Но месяцы мелькали один за другим, а ситуация развивалась с нулевой скоростью. Вита уже давно возненавидела его. Ее раздражало все - его тело, манера говорить, бесконечные жалобы на семью на фоне пассивности и бездействия. Когда-то она искренне считала его привлекательным, теперь он казался ей инфантильным мямлей. Каждая минута, проведенная рядом с ним, теперь оборачивалась пыткой.
        Вите уже совсем не хотелось за него замуж, но еще более страстно, чем раньше, она желала его развода. Это стало для нее самоцелью. Вся остальная жизнь меркла по сравнению с надеждой развалить его семью.
        А как она ненавидела Альбину! Как ревновала его в те моменты, когда он целовал ее на прощанье, надевая куртку и нащупывая в кармане выключенный мобильный. Вита знала - как только он выйдет за порог и сядет в машину, тут же начнет звонить ненавистной женушке, чтобы сообщить, что он уже едет домой. И любви нет, и понимания, а все равно - изволь отчитаться.

        Сорвалась она через год. Просто взяла и позвонила ему на мобильник, когда он был дома. До этого она себе такого не позволяла. Она и сама не знала, зачем. Просто так. Может, там начнутся расспросы, истерики, слезы. И все это будет последней каплей, после которой Макс соберет чемоданы и покинет наконец столь ненавистное гнездо. Или ему соберут чемоданы. Не суть важно на этом этапе. Потом развод - Вита уже точно знала, что никакие финансовые интересы Макса с Альбиной не связывают. Она никто и не принесла ему ни копейки, он всего достиг сам. Стало быть, при разделе имущества дом точно останется ему, он столько в него вложил. Ну а не достанется - можно будет построить новый. На собственный вкус. В общем, ради жизни в роли жены Максима можно на многое закрыть глаза. И даже на то, как он ее в последнее время раздражает.
        Такие вот она, дуреха, возлагала надежды на этот телефонный звонок. Чего не придумаешь от отчаяния!
        Вита была готова к тому, что он будет удивлен, может, недоволен, что будет говорить с ней вполголоса и быстро распрощается. Но предвидеть, что он выкинет такой фортель…
        Она звонила с новой сим-карты (специально купила, а то вдруг не подойдет). Макс действительно был удивлен. И как настоящий бизнесмен, имеющий опыт выхода из самых сложных ситуаций, среагировал мгновенно. Но явно не так, как хотелось бы Вите.
        - А-а-а, братишка! Привет. Не ожидал тебя услышать. Что-то случилось? - Она не сразу поняла, что происходит. А когда поняла, рука с трубкой задрожала. Все, как в дурном анекдоте на тему супружеских измен: «Здравствуйте, Иван Семенович, совещание переносится на завтра». Только еще обиднее. Еще больнее. И главное - не выскажешь претензий, сама ведь позвонила. «Подвергла неоправданному риску», так сказать. Вита нажала отбой, она сама не заметила, как плачет.
        На следующий день он вел себя, как обычно. Ни раскаяния (с чего бы?), ни объяснений (не маленькая же, сама должна все понимать).
        Вита впервые не пыталась сдержать обиду. Это было рискованно, неумно, не по-взрослому. Но ей уже было все равно.
        - Эй, ты чего? - Он наконец заметил, что с ней что-то неладно.
        - Ничего, «братишка», со мной все просто чудесно.
        - Ты обиделась? Вита… подожди, но не мог же я…
        - А почему не мог? Ты ж мне регулярно вешаешь лапшу, что вы живете каждый своей жизнью! А на деле что? Ты должен перед ней оправдываться за каждый звонок? - Она говорила зло, с перекошенным лицом. Знала, что этого не нужно, но уже не могла остановиться. - Ты кого обманываешь, Макс, меня или себя?
        - Что с тобой, Вита? - Он, казалось, был искренне удивлен.
        - Мне надоело… - тогда она сказала это в первый раз. Так и сказала «мне надоело».
        После этого словно прорвало плотину - такие разговоры случались каждую неделю. Поддерживать видимость самодостаточности уже не было смысла. Зачем? Всем все ясно. Не дети.
        Вопреки ее опасениям он от нее не ушел. Даже пытался туманно говорить о будущем, давал какие-то путаные взаимоисключающие обещания. Устанавливал сроки. Озвучивал ей десятки причин, по которым не может уйти из семьи именно сейчас.
        Теперь Вита мучилась даже больше, чем тогда, с Андрюшей. Желание стать женой достигло кульминации. Она знала, что надо быть гибче, что к цели нельзя идти напролом, что в этом случае ее, скорее всего, ждет полный крах, но не могла остановиться.

        А потом вдруг случилось это. Катастрофа, в которой погиб Макс. Сначала Вита не поняла, что произошло, потом впала в оцепенение. Опять… Опять все ее титанические труды насмарку. И что теперь делать? Искать новый объект?
        Компанию тут же возглавил первый зам Васильев, тоже бывший совладельцем. Утешало то, что хоть акции перешли к нему, а не к Альбине. Этой стерве теперь нелегко придется…
        Впрочем, Вите пришлось еще тяжелее. У пузатого и важного Алексея Васильева, разумеется, тоже была своя помощница руководителя. Выполнявшая, кстати, те же функции, что и она при Максиме. К счастью, Виту хоть не уволили. Пожалели, перевели секретарем в отдел маркетинга и рекламы. На пять сотен зеленых. И это после того, как Макс выдавал ей штуки две, а то и три в месяц. Да еще и за квартиру платил.
        Денег не хватало хронически. На душе было тошно, хоть волком вой.
        Вита каждый день мужественно преодолевала расстояние до работы, потом ехала домой (ха, домой! На съемную халупу, с которой скоро придется съехать), ложилась носом в подушку и ревела, ревела.
        Она и сама не знала отчего, но уж точно не от жалости к Максу. Было жалко себя, своей нелепой жизни и быстро уходящей молодости.
        Альбину она ненавидела еще больше, чем раньше, более того, ненавидела ее дочь и уже не пыталась это от себя скрыть. Как будто это было вполне нормально - ненавидеть двенадцатилетнюю девочку.
        Единственное, что помогло ей в то время выжить - ненависть. В воображении она рисовала себе картины страшной мести, представляла, как вдову и ее дочь выселяют из дому, заставляют продавать вещи и пускают по миру. Пускай соплюшка после своих конных и музыкальных школ пойдет в обычную районную, где сорок человек в классе, во вторую смену, а Альбина повкалывает на двух работах, обеспечивая ей счастливое будущее. Что, слабо? Избранная раса?
        Вита не задавала себе вопрос, за что она их так ненавидит. Причина казалась ей ясна. Все женщины делятся на жен и любовниц. Первые ненавидят вторых, и наоборот. Пусть не врут, что каждая из этих категорий переменчива и подвижна. Это как касты в Индии. Родился воином - не быть тебе брахманом.
        «Не воином даже, а парией», - с горечью поправила она сама себя. Любовница - тоже неприкасаемое существо. Всеми осуждаемое и презираемое.
        Наверное, планы мести так бы этими самыми планами и остались, если бы Васильев не рассказал кое-что интересное.
        Вита принесла ему на подпись договор и, увидев, что шеф говорит по телефону, хотела выйти, но он махнул рукой - ничего, мол, заходи - и забрал листы у нее из рук.
        - А вдова-то наша не скучает! - продолжал он, одновременно просматривая договор. - Я тут заезжал к Альбине, думал, может, помочь надо по старой памяти. Ну там, деньжат подкинуть - девка-то их еще малая, думал, трудно им. Хороший Макс мужик был, царство ему небесное… А у нее все в ажуре. Новый крендель нарисовался. Правда, она передо мной выпендриваться начала, говорит: «Алексей Юрьевич, познакомьтесь. Это брат Максима». И глаза такие честные-честные. Но я-то в курсе, что не было у Максимки братьев - ни родных, ни двоюродных, ни пятиюродных. Я ж его сто лет знаю. Эх, верно говорят, все бабы… - он неодобрительно посмотрел на Виту, словно только что заметил ее присутствие в кабинете, и протянул ей бумагу с витиеватым росчерком.
        Она вышла на негнущихся ногах. Какова дрянь! Похоронила мужа, прожирает его сбережения, и все ей мало. Тепла, видишь ли, ей захотелось. Сейчас еще второй раз замуж выскочит. За этого брата… Стоп!
        От неожиданности Вита остановилась посреди коридора. Что-то много в последнее время вокруг образа Максима вьется загадочных братьев. То он сам себе придумал родственника, чтоб было легче разговаривать с ней по телефону, теперь этот фантом каким-то образом материализовался. Интересно.
        Вита точно знала, что у Волохова не было никакой родни. Он сам сто раз говорил, что остался один как перст - ни братьев, ни сестер, ни дядей, ни теток, ни даже родителей. Мать умерла, когда он еще учился в школе, отец женился на другой, и Макс не мог простить этого отцу даже после его смерти.
        Хотя, может, Юрьевич прав - ну неудобно стало тетке, что и нескольких месяцев со смерти мужа не прошло, а она уже по уши в новом романе? Вот и ляпнула первое, что пришло в голову. Хотя в этом случае, наверное, было бы логичнее представить его своим родственником. Черт, да что у них там творится-то, в самом деле?!
        Две ночи она не спала, ворочаясь с боку на бок, а в пятницу позвонила Лерке и попросила отвезти ее завтра на Рублевское шоссе. Ох, не зря она запомнила тогда дорогу и номер дома! Как знала - пригодится. Сестра пыталась выглядеть безучастно, но Вита чувствовала - затея ей не нравится.
        - Дальше я пешком. - Вита отстегнула ремень.
        - Это еще зачем? - удивилась Лерка.
        - Тут наверняка все друг друга знают. Увидят чужую машину - обязательно запомнят.
        - А ты думаешь, одинокая баба, которая с безумными глазами шатается по поселку и заглядывает в окна, - это менее подозрительно? Да и потом, у нас все-таки вполне приличный «Ниссан», а не какой-нибудь «запор-бенц». Мы могли и в гости к кому-нибудь приехать. - Лерка подмигнула.
        - Ну хорошо. - Вита откинулась на спинку кресла. Ей было страшно, словно предстояло увидеть привидение. Но больше всего она боялась увидеть счастливую Альбину.
        Нужный дом нашли быстро. Зрительная память у Виты была неплохая.
        - Ну и чего будем делать? - Лера кивнула на высокий забор. - Полезем? Или позвоним, чтобы ворота открыли? Здрасте, мол, не у вас ли продается славянский шкаф с тумбочкой?
        - Заткнись, - огрызнулась Вита. Она и сама не знала, что делать. - Давай подождем.
        - А-а, ну-ну. - Лера заглушила мотор и вытащила из сумочки новый номер иллюстрированного журнала. - Идеальное времяпровождение для летнего субботнего утра.
        Впрочем, ждать им почти не пришлось. Не прошло и четверти часа, как ворота распахнулись и из них выехала серебристая «БМВ»-«семерка».
        - Повезло тебе! - покачала головой Лерка.
        - Давай за ними! - Вита довольно ощутимо ткнула сестру локтем в бок.
        - Ну прямо кино! - хихикнула та. - Детектив!
        Пока ехали, держась на всякий случай поодаль, Вита сумела только рассмотреть, что в машине трое. За рулем какой-то мужик, рядом с ним стерва Альбина, на заднем сиденье крутится пигалица.
        - На Николину Гору едут, - определила через некоторое время Лерка. - Не иначе как купаться.
        Она оказалась права. Серебристый автомобиль действительно спустился к Москве-реке. Они двинулись следом и остановились чуть поодаль.
        Первой они увидела Максову дочь. На этот раз девчонка была одета совсем скромно - полосатая маечка и джинсовые бриджи. Она вылезла из машины, держа в руках бадминтонные ракетки.
        - Ася, бейсболку забыла! - Из передней двери показалась Альбина в простеньком сарафане.
        Вита сначала ее и не узнала. Какое лицо! Словно она помолодела лет на десять. Ни недовольства, ни усталости, ни того противного затравленного выражения. Как она изменилась! Да, видать, тяжко ей жилось с Максом. Интересно посмотреть на объект, который произвел такие метаморфозы.
        - А она ничего, - тут же прокомментировала ехидная Лерка, - бедный Макс. Трудный у него был выбор.
        «Брат» появился последним. Интересный мужик, высокий и плечистый, вот только лицо у него какое-то угрюмое. И знакомое. Вита голову могла бы дать на отсечение, что она его где-то видела. Вот только где?
        - Ну чего, вылазим? - спросила Лерка.
        Вита только головой помотала:
        - Сиди!
        Компания меж тем нашла местечко и принялась устраиваться на отдых. Постелили подстилку, раскрыли пляжный зонтик. Мужик и пигалица торопливо разделись и побежали к воде. Стерва осталась - не иначе, вещи сторожит.
        Вита внимательно наблюдала за ними, но не заметила никакой нежности между «братом» и Альбиной. Ни тебе прикосновений, ни поцелуйчика, ни даже улыбочки. Так себя не ведут люди, которые недавно живут вместе. Полное впечатление, что у них чисто платонические отношения. Совсем интересно. И почему же ей так до боли знакома внешность товарища? Что-то, связанное с машиной…
        И вдруг Виту осенило. Ну конечно! Это же тот водила! Он еще утешал ее тогда в машине, когда подвозил их с Максом после ресторана.
        В тот вечер, когда она устроила любовнику сцену из-за того, что он называл ее «братишкой».
        Это что же получается? Вита не могла поверить в происходящее. Неужели можно обладать такой недюжей наглостью, чтобы после одного подслушанного разговора припереться к безутешной вдове и рассказать ей красивую легенду в надежде… В надежде на что?
        - Слушай, это издевательство, - не выдержала Лерка. - Люди купаются, отдыхают - а мы сидим тут в духоте и любуемся на них. Может, вылезем?
        Вита замотала головой:
        - Нет. Поехали отсюда.
        - Ты уже узнала все, что хотела? А я только прониклась серьезностью своей миссии. Думала, будет наружное наблюдение по всем правилам, с переодеваниями и гримом.
        - Лерка, кончай хохмить! Лучше скажи, зачем ты могла бы прикидываться родственником умершего.
        - Странный вопрос, сестричка. Вроде ответ напрашивается один-единственный, и он очевиден. Такие страсти обычно кипят из-за денег. Я что-то не могу себе представить, как в бедную лачугу, где семеро по лавкам сидят, после смерти хозяина приходит некто и говорит: «Здрасте, я ваш родственник. Приехал из Хабаровска и буду жить у вас. Теперь вам так трудно, что буду вам помогать. Вот вам мешок денег, а я могу деток понянчить». Представила? То ли дело объявиться в богатом особняке. И представиться незаконнорожденным сыном или тайной женой. Красиво и с пользой. Как в сериале: «Так узнай же меня, Альфонсо, я твоя мать!»
        То, что говорила Лерка, было похоже на правду. Значит, этот шоферюга представился братом Максима… Рискнул ведь! И не прогадал. Не знал же он, что у того давно уже нет родственников. А все для чего? Чтоб претендовать на наследство, нужны какие-то документы, бумаги, их у него, понятное дело, нет. Значит… Вариант остается только один. Со временем он ее охмурит и женится. Ай да парень! Вот молодец.
        - Отвези меня домой, - попросила Вита.
        Лерка пожала голыми плечами:
        - Как скажешь, Мата Хари…
        На работе Вита взяла больничный и несколько дней не выходила из дома.
        Все выводы, сделанные после многочасовых раздумий, сводились к следующему. Бедную глупенькую Альбину можно пожалеть. Она попалась на удочку обычного афериста, который если и не оберет ее до нитки, то уж точно обманет по полной. Она, Вита, может извлечь из этого выгоду. Самое простое - пойти напролом и все Альбине рассказать. Только сначала подождать, пока она потеряет от него голову и привыкнет к мысли, что он ее любит. И посмотреть, как она, такая несгибаемая и неуязвимая, будет мучиться.
        Но как-то это все было грубо и главное - бесполезно.
        А что, если действовать через водилу? Потребовать с него денег за молчание, в конце концов? Должен же он понимать, чем рискует!
        Было во всей этой ситуации что-то, что ей не нравилось. Казалось непонятным, не укладывающимся в общую схему. Она была уверена, что не так должны выглядеть брачные аферисты. Конечно, она не была знакома ни с одним из подобных людей. Но чувствовала, что все не так! Он должен быть постоянно веселым и легким, внимательным и галантным. А этот какой-то весь в себе, и взгляд у него безучастный и грустный, она заметила это еще тогда, в машине. И никакого тебе «мур-мур-мур» вокруг, так сказать, объекта…
        В общем, неплохо бы узнать, что же там происходит в действительности.
        Первая же встреча с Игорем поставила ее в тупик.
        Пожалуй, впервые после того полудетского романа с Андрюшей ей было хорошо. И это было странно. Ей давно уже казалось: чтобы получать от романа удовольствие - ну, кроме физического, - надо быть наивной дурой. А оказалось, все может быть очень просто и искренне.
        Он был немногословен, но от него исходило такое ощущение надежности, которое она не чувствовала ни с обожаемым Андрюшей, ни с щедрым на слова Максом, ни со всеми другими.
        Думать о деле ей не хотелось. Хотелось только лежать вот так, уткнувшись носом ему в подмышку, чтобы он обнимал ее одной рукой, а другой поглаживал спину. Как же это было хорошо!
        Все мысли о мести стали вдруг такими далекими… Возникла совсем нелепая идея: «А вдруг Юрьевич что-то неправильно понял? Может, он и правда брат, только не Максима, а самой Альбины. Ведь такое возможно?»
        Как ей хотелось об этом спросить! А еще узнать, куда он звонил. Она слышала только его недовольный тон, но слов разобрать не могла…
        Но спрашивать нельзя, этим она все испортит. Пусть он пока думает, что она повела себя, как осиротевшая любовница. Пришла в знакомый ресторан, подвыпила, захотела приключений…
        За окном совсем стемнело. Игорь молча лежал рядом, и от этого было хорошо. Когда на ночь оставался Макс, она тоже всегда радовалась. Но не так. Совсем не так. Ей тогда казалось, что она забила очередной, пусть не решающий, гол в ворота соперницы. Само по себе храпящее рядом тело вызывало мало эмоций.
        А теперь… Она повернулась к нему лицом и погладила по щеке. Он хмурился даже во сне, а зубы его были плотно сжаты. Да уж, на брачного афериста совсем не похож. «Кто же ты? - тихонько прошептала она. - Кто же ты и что мне теперь делать?»


        Глава 9
        Между двух берегов
        Игорю казалось, он сообразил, где находится, еще раньше, чем полностью проснулся. Опять чужой дом. Чужая женщина. Может, для кого-то это предел мечтаний - просыпаться периодически в разных местах. Но если бы он сам выбирал себе жизнь, то… Впрочем, кто ж ее сам себе выбирает?
        Вита уже не спала. И это было не очень хорошо. Он предпочел бы проснуться первым. Игорь все еще чувствовал себя неловко. Вчерашняя страсть улеглась, а никакой другой основы для общения с этой женщиной, пусть и очень привлекательной, у него не было.
        Она вышла из кухни в коротенькой легкой рубашке. Свежая, молодая, довольная.
        - Ты будешь кофе? - Он кивнул. Вита присела на краешек кровати, элегантно и в то же время как-то уютно, по-домашнему поджав под себя стройные ноги. Игорь заметил, что у нее очень красивые округлые коленки. Он опять почувствовал, как кружится голова. Это было такое забытое ощущение…
        Рядом сидит красивая женщина, и ее можно взять просто так. Не думая о том, уснул ли в соседней комнате ребенок, все ли решены между ними проблемы, не вникая в ее умилительно-загадочную женскую душу. Семья - это прекрасно. Лучше ничего нет, но как иногда, оказывается, хочется такой вот простоты. Такой безграничной одуряющей свободы.
        Задремавшая страсть накатила на него с новой силой.
        Свежесваренный кофе остыл.
        - А ты совсем не тоскуешь по нему? - Он и сам не знал, зачем спросил.
        - По кому? - в первый момент она его даже не поняла.
        - По твоему… По Максиму?
        - Нет… - Она помолчала. - К тому времени, как он разбился, мне уже, наверное, было все равно. Я очень устала.
        - А он тебя любил. - Игорь вспомнил молодого человека, и ему стало жалко. Как тот бегал за цветами. Был таким грустным и напряженным, но сразу повеселел, когда зазвонил мобильник. Похоже, он искренне разрывался между ней и Альбиной.
        - Ничего он меня не любил, - отмахнулась она и тоже перевернулась на спину.
        Ему стало неудобно лежать, и он вынул руку у нее из-под головы..
        - А зачем ты подошла ко мне?
        - Я тебя захотела. Ты мне понравился еще тогда. В машине. Первый раз. - Она была абсолютно уверена, что говорит правду. Именно так ей сейчас казалось. Он кивнул.
        - Ты мне тоже.
        - Может, все-таки кофе?
        - Ну если меня еще не выгоняют…

        Он все-таки забыл купить этот чертов картридж. Правда, Аська несильно расстроилась, она уже переключилась на что-то другое. Весело щебетала и, похоже, была ужасно рада, что он наконец приехал.
        - А где мама? - прервал он ее болтовню.
        - А мама сказала, что будет теперь самодостаточной, и пошла устраиваться на работу.
        - Подожди-ка, на какую работу? - Он присел перед ней на корточки. - Ты о чем, Аська?
        - Ну она сказала, что сидеть дома она больше не хочет и будет вспоминать, чему ее в институте учили. Но к папе на фирму она тоже не хочет, хотя дядя Леша ее звал.
        - И куда она пошла?
        - К дяде Вове Гаськову. Это сын бабушкиной знакомой. У него компьютерная фирма.
        - Понятно.
        На самом деле ему ничего не было понятно. И прежде всего он не знал, удобно ли ему теперь оставаться в этом доме. До этого он как-то не задумывался, в роли кого он тут, собственно, живет. Будь он даже реальным братом, его гостевание явно затянулось.
        Альбина вернулась через час. Веселая, оживленная, как показалось Игорю, сверх меры.
        - Как успехи? - Он помог ей снять плащ.
        - С первого числа иду на курсы. Володя готов взять меня прямо сейчас, но я уже все забыла, надо восстанавливать.
        - Поздравляю. - Он вдруг заметил, что у нее красноватые глаза. Неужели она плакала? Или просто не спала всю ночь?
        Разговор за ужином не клеился. Что-то ушло из их уютных вечерних посиделок. Игорь чувствовал себя предателем. «Если бы она знала, с кем я… - неотступно вертелось в голове. - Но я ведь ничем ей не обязан! Или обязан, если я живу с ними под одной крышей и ем один хлеб? Да и не в том дело! Главное - с кем! С любовницей умершего мужа. Но ведь он - это он, а я - это я…» - мысли путались.
        Он совсем некстати вспомнил, как праздновали в ресторане день рождения Тамары. Ему всегда нравились такие вот милые посиделки, на них он словно бы немного оттаивал душой. Пожалуй, весь минувший год, всю ту неправдоподобно длинную весну, до отупения жаркое лето, безрадостную осень и промозглую зиму, ресторанная кухня была единственным местом на земле, где он не чувствовал себя одиноким.
        Игорю искренне казалось, что он не забывал Алю с Настеной ни на минуту, и удивлялся, почему не сошел с ума. Но сейчас все вспоминалось по-другому, и он мог перечислить достаточно эпизодов, когда горе ненадолго, но все-таки отступало, давая небольшую передышку. Как тогда, на том дне рождения, где возникло даже какое-то подобие домашнего уюта («Полинка, положи Игорю еще салата, у него уже пустая тарелка!», «А вот кому огурчики, сама солила!», «Мальчики, ну что же вы, наполняйте бокалы! Вам водка, а девочкам - наливочка малиновая, ох и вкусная! Сестра из Орла прислала!»).
        Ну естественно, без сватовства и на этот раз не обошлось. Тамара это дело обожала.
        - Игорь, дружок, я вот тут подумала и поняла, что тебе надо, - авторитетно объявила кастелянша в самой середине застолья.
        Голос у нее был звучный, она легко перекрывала им все остальные разговоры.
        - Ну-ка, ну-ка, - обернулись к ней заинтересованные лица.
        - Ему надо искать вдову или разведенку. Можно даже уже с детеночком, - объявила Тамара и откусила кусок ветчины.
        - Ну что вы за глупости говорите! - возмутилась Даша. - Зачем Игорю жена с ребенком? Он что - молодую не сможет найти?
        Но сидевший за столом подвыпивший народ радостно подхватил эту идею. Не то чтобы ее восприняли всерьез, просто нашелся новый повод для веселья. Все зашумели, заговорили, перебирая подходящих знакомых и постоянных клиенток ресторана. Шуточное обсуждение продолжалось чуть не весь вечер.
        Сейчас он вспомнил тот зимний вечер. Тамара была бы вполне им довольна, узнай она, что он живет у «вдовы с детеночком», да еще заимел любовницу ее бывшего мужа. Такого пируэта от него точно никто ожидать не мог, включая его самого.
        Аистенок сидела на крыльце и прилаживала к шее неугомонного Бакса голубой бант. Щенок повизгивал и вырывался, пытаясь отстоять свою независимость. Игорь присел рядышком и закурил. Через стеклянные двери он видел, как Альбина собирает со стола тарелки. Ему вдруг стало уютно и хорошо.
        - Игорь, а почему вы вчера не приехали?
        Он пожал плечами. Как отвечают на такой вопрос? За десять с лишним лет счастливого брака ему ни разу не приходилось бывать в подобной ситуации. Всегда казалось противным врать, глядя в глаза самым любимым людям. К счастью, его ответ, видимо, не был ей важен. Бакс наконец-то вырвался из ее рук, и Аська помчалась за ним по садовой дорожке.
        Игорь откинулся назад, на стену дома и закрыл глаза. Повизгивания щенка, детский топот и звон посуды сливались в одну мелодию. Здесь было хорошо. Уютно. Здесь его ждали. Но откуда-то из глубины сознания прорывались другие звуки - хриплый голос, страстные постанывания, стук высоких каблучков…
        Ему хотелось к Вите.
        В конце концов, сколько можно здесь оставаться? Это чужой дом и чужая жизнь. И такая ситуация не может продолжаться до бесконечности.

        Он посмотрел на Аську, которая все-таки умудрилась прицепить на шею псу нехитрое украшение. У него больно сжалось сердце. Уйти и не видеть ее больше? Или уходить каждую неделю и врать про дела в городе?
        Вопросов было много, а ответов - ни одного.
        Он привязывался к Ане все больше и уже ловил себя на том, что больше не ищет в ней черт сходства с Настеной. Просто видит в ней некий собирательный образ, будто одна девочка превратилась в другую. Была Настя - стала Аистенок.
        Спасибо Вите, которая не задала ему ни одного вопроса. То ли из тактичности, то ли ей просто были неинтересны подробности его жизни. Но вряд ли так будет продолжаться долго. И что тогда делать? Опять врать? Или честно сказать ей, мол, от твоего дорогого Макса я унаследовал не только тебя, но и его жену с ребенком, и его дом, и в какой-то мере его жизнь, назвавшись так бесившим тебя несуществующим братом?
        Можно, конечно, не встречаться с ней больше. Благо она не требовала у него обещаний и обязательств. Она вела себя вполне непринужденно, в стиле «постель не повод для знакомства». Но он чувствовал, что, несмотря на астрономическое количество нерешаемых вопросов, его страшно тянет в маленькую уютную квартирку на «Академической». К узкой спине, округлым коленкам и утреннему растворимому кофе. Он хотел спать с женщиной и при этом не мучиться оттого, что предает умершую Алю. Потому что нынешние отношения не имели ничего общего с теми отношениями. При схожей форме у них было настолько разное содержание, что сравнивать их казалось абсурдным.
        Раньше женщины, подобные Вите, Игоря не привлекали. Он просто не обращал на них внимания. Ему нравились девушки мягкие, домашние, спокойные, немного застенчивые. Пожалуй, Альбина была гораздо ближе к этому идеалу. Но с ней он все время ловил себя на мысли, что боится.
        Боится увлечься, а потом потерять ее, боится, что раскроется его глупый обман, и она может подумать бог знает что. И еще он все время опасался сделать ей больно. Неважно в чем. А существование Аистенка делало этот страх совсем непереносимым. Нет, лучше все время помнить свое место и не строить воздушных замков.
        Он опять вспомнил Виту. Самые простые инстинкты, дремавшие два года, сейчас поднимались в нем, как вешняя талая вода, готовая своим напором снести плотину.
        Альбина вышла на крыльцо и присела рядом с ним. Игорь знал, что нужно что-то сказать. Прямо сейчас, немедленно, иначе потом уже будет поздно. Он лихорадочно пытался найти тему для разговора, но все темы вдруг куда-то подевались. Осталось только заговорить о погоде, но это звучало бы совсем глупо, даже издевательски. Не этого она от него ждала.
        Аська возилась со щенком, который, видимо, решил не сдаваться до последнего.
        Игорь смотрел на ее растрепанные светлые волосы и джинсовый комбинезончик с грязными коленками, слушал умильное щебетание, и ему становилось жутко оттого, что уже завтра он может потерять все это.


        Глава 10
        Счастливый несчастный брак
        Альбина Волохова была отличницей еще до школы. С малолетства она усвоила истину, что все нужно делать, как говорила бабушка, «на совесть».
        Маленькая девочка была послушной и честно старалась делать все указанным образом, хотя тогда не очень-то понимала, что значит «на совесть».
        Почему-то ей запомнился тот день, когда они с бабулей шли из молочного магазина мимо здания школы, где ей предстояло учиться через полтора года. К железному забору, опоясывающему школьный двор, была прикреплена большая фанерная фигурка школьника. Улыбающийся мальчик со смешными веснушками и ярко-рыжими волосами держал в правой руке квадратный ранец, а в левой - полураскрытый дневник, из которого «сыпались» красивые четкие пятерки.
        Альбина провела по фанерному мальчику маленькой ладошкой, и ей вдруг жутко захотелось побыстрее перешагнуть оставшееся до школы время, оказаться за партой и зарабатывать такие же красивые пятерки.
        - Бабушка, - произнесла она торжественно и серьезно, - когда я пойду в школу, я обязательно буду отличницей. Никогда не буду лениться, и у меня получится.
        Она была абсолютно уверена, что бабушка такую инициативу одобрит, и немало удивилась, услышав ответ на свое горячее обещание:
        - Ох, Альбина, деточка, ни к чему это. Мало для этого не лениться. Неленивых много, а медали получают единицы. Не надо, внученька, к этому стремиться. Не все могут делать что-то отлично. Но все должны делать свою работу хорошо. Это каждому по плечу. И это обязательно.
        Возможно, бабушке казалось, что она говорит что-то простое и правильное, но, сама того не ведая, она предложила внучке некую модель поведения.
        Эти слова Альбина запомнила на всю жизнь. Делать что-то плохо - нельзя. Делать отлично - ни к чему, это удел редких людей, к которым она не относится. Лучше всего жить «хорошо» и «на совесть».
        В школе ее прилежание расцвело пышным цветом. Альбина четко выполняла каждое домашнее задание. В ее тетрадках и прописях царила каллиграфическая аккуратность и чистота.
        Отличницей она все-таки стала. Даже получила медаль, но ни разу за десять школьных лет ей не пришло в голову прочитать хоть одну книжку сверх программы. Она участвовала в нескольких олимпиадах по разным предметам, но не победила ни в одной, тогда как, например, Ксенька Мартынова, вместе с ней участвовавшая в районных состязаниях по литературе, написала такое сногсшибательное сочинение, что через две недели поехала уже на городские и вернулась с грамотой. Альбина не завидовала. Она сделала все, что от нее зависело, и точно знала, что выполнила свою работу «хорошо». И в классном журнале у нее по всем предметам были твердые пятерки. Как у того фанерного первоклассника. В отличие от Ксеньки, у которой по алгебре стояла тройка, и то только из-за того, что она, как выразилась математичка, «внесла вклад в репутацию родной школы».
        Родители по этому поводу никаких указаний не давали, но безошибочным детским чутьем Альбина чувствовала - они ждут. И если и не говорят ничего, то только оттого, что верят - в их ученой профессорской семье не может быть иначе. И ребенок, имеющий в роду несколько поколений выдающихся родственников, просто обязан оправдать их ожидания.
        И она старалась изо всех сил, не отвлекаясь на такие мелочи, как игры, дружба со сверстниками и собственное хобби. Все возникающие у нее увлечения девочка рассматривала через призму того, не помешает ли ей это стать безупречной дочерью и внучкой. Вердикт всегда был однозначным - на всякие глупости у нее нет времени.
        Примечательно то, что на первый взгляд ее ни к чему не принуждали. В отличие от многих семей в их доме никогда не звучала столь милая сердцу многих родителей песня: «Не получишь нормального образования - пойдешь в дворники». Ей никогда не сообщали, что она должна оправдать чьи-то ожидания, но она чувствовала, как от каждой четверки в дневнике сразу меняется отношение к ней взрослых. Как на лице отца проступает чуть заметное разочарование, мама начинает рассеянно смотреть как бы сквозь нее, а бабушка качает головой и причитает:
        - Надо было вчера не телевизор допоздна смотреть, а лучше сделать работу на совесть.
        Альбине вечно казалось, что все домашние общались с ней с едва заметным укором. А больше всех был ею недоволен седовласый дедушка-профессор на портрете, висевшем над пианино в гостиной. С этим строгим мужчиной - папиным папой - Альбина знакома не была - он умер за два года до ее рождения, но это не мешало ему взирать на внучку сурово и немного презрительно.
        Отчего-то довольно долго, чуть ли не до выпускного класса, ей казалось, что отличная успеваемость в школе непременно гарантирует ей такую же отличную судьбу. Причем не только в плане карьеры или работы. Ей казалось, что все, имеющие пятерочный аттестат, позже становятся отличницами и в жизни. Счастливо выходят замуж и рождают чудных детей. Тогда как троечницы непременно будут неудачницами. Конечно, с годами этот максимализм поубавился, но где-то глубоко на уровне подсознания она привыкла невольно оценивать людей по их ученическим успехам.
        До какого-то момента все было легко и понятно. Золотая медаль подвела черту под школьными успехами, а красный диплом подтвердил, что и старания в институте не прошли даром. Но дальше начались проблемы.
        Альбина окончила финансово-экономический институт и устроилась на работу в крупную солидную организацию. Ее благодаря отличному диплому сразу приняли на должность старшего экономиста. Работала она, как всегда, хорошо. Приходила раньше всех и часто задерживалась допоздна - не потому, что не справлялась с работой, а потому, что намертво въевшийся и разъедающий изнутри комплекс отличницы требовал делать «еще больше, еще качественнее, еще продуктивнее». Она всегда исполняла свои обязанности тщательно и своевременно. Была предельно аккуратна. Каждая бумага лежала в положенной папке, а каждая папка стояла на своем, раз и навсегда определенном месте.
        Но ни аттестатов, ни дипломов, ни похвальных грамот здесь никто не давал. Иногда только выплачивали премии, но это никак не могло служить критерием результативности, так как подобные денежные поощрения получали все, включая младший обслуживающий персонал, а проще говоря, уборщиц.
        Вчерашняя отличница растерялась. Шкала, по которой можно было бы оценивать свои успехи, осталась в ученическом прошлом и для взрослой жизни не годилась. Альбина чувствовала постоянную глухую неудовлетворенность. Раньше все было просто: получила пятерку в школе или зачет в институте - и день прошел не напрасно. Получила четверку - нужно больше заниматься. В любом случае понятно, куда двигаться дальше. А сейчас что? Ну делает она свою работу. А результат где? Для чего была вся эта подготовка к «настоящей жизни», если сейчас ничего не происходит?
        Иногда ее хвалили, но совсем не так, как других. Ее старания замечали, но упоминали о них как-то вскользь, словно неохотно. Гораздо приятнее похвалить человека за то, что он веселый, общительный или добрый, чем сотый раз говорить друг другу: «Какая молодец наша Альбина. У нее в бумагах всегда образцовый порядок».
        Она понимала, что при всей своей образцовости делает что-то неправильно. Или наоборот - не делает нечто важное. Пожалуй, точнее всего причину ее непопулярности у коллег объяснил их начальник, когда она однажды принесла ему на подпись очередной документ, выполненный, как всегда, досрочно.
        Он уже занес над листом дорогую ручку, но вдруг отложил ее, снял очки и потер переносицу.
        - Альбиночка, вы молодец, что бы я без вас делал, - фраза была, безусловно, хвалебной, но в его интонации она уловила снисходительные нотки. Так общаются с подростками умудренные опытом родители, которые вроде не учат жизни напрямую, но в каждом их пассаже читается: «Ты этого еще не понимаешь. Вот будешь, как я…»
        Он надел очки и вновь взялся за дорогую ручку. Альбина стояла не шелохнувшись. Она всегда застывала, входя в этот кабинет. Ее тут ни разу не обидели и не отругали, но она не могла чувствовать себя здесь свободно. Это все равно что прийти в школе в кабинет директора и, похлопав его по плечу, завести непринужденную беседу о своих проблемах. Есть субординация, и ее никто не отменял.
        Начальник отдал ей бумагу и, казалось, хотел еще что-то сказать. Она почувствовала себя совсем неловко и неуверенно пошла к двери.
        - Знаете, Альбина, вы еще такая молоденькая, наверное, со всеми этими делами вам и отдыхать-то некогда… Но всей работы никогда не переделаешь и всех денег не заработаешь. А отдыхать тоже надо уметь. Вернее, не так - нужно уметь позволить себе отдыхать. Вам бы побольше легкости, Альбиночка, побольше этого… как там у вас, у молодежи, говорится, драйва! А бумажки - они никуда не убегут.
        Она только кивнула, потому что от страха и неловкости не представляла, что может ему ответить. И уже потом, когда она сидела за своим рабочим столом и чувствовала себя в безопасности среди четко расставленных папок и безупречных отчетов, до нее стал доходить смысл его слов.
        Напрасно начальник старался донести до нее свою незатейливую мысль. Специфика Альбининого воспитания и созданного им характера была такова, что небольшое это откровение она восприняла не как дружеский совет, а как руководство к действию. Ей сказали, что ей чего-то не хватает. Значит, у нее должно это быть. Но как этого добиться? Одно дело, когда тебе надо собрать максимальное количество макулатуры или написать к конкретному дню курсовую или найти ошибку в расчетах. В таких случаях Альбина переставала видеть что-либо, кроме своей цели, и в ста процентах случаев добивалась запланированного. Но демонстрировать «драйв» было для нее задачей из серии «Поди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что».
        Отношения с коллегами еще больше осложнились, потому что она вела себя неестественно, все время пыталась изображать из себя нечто, чем, по сути, не являлась. В присутствии начальника ей становилось совсем не по себе, все время казалось, что он ею недоволен, хотя ни малейшего упоминания о том коротком разговоре она от него не услышала. Вполне возможно, что он давным-давно о нем забыл. Но она-то помнила! И ночей не спала, придумывая, как добиться этой самой легкости и драйва.
        С личной жизнью у нее было еще хуже, чем с работой. Оказалось, что прилежание, подтвержденное дипломом, и трудолюбие вкупе с педантичностью отнюдь не гарантируют счастья. Альбина с привычной дотошностью вглядывалась в окружающих ее женщин и недоумевала все больше. Почти все ее бывшие сокурсницы и одноклассницы давно повыскакивали замуж и имели ребенка, а некоторые уже двоих. Было непонятно, почему этот приз - законный муж - доставался кому угодно, только не Альбине, которая всю свою сознательную жизнь только и делала, что подгоняла каждую прожитую минуту под оценку «хорошо». Словно где-то рядом на незримой скамейке сидели ее авторитарные родственники и принимали у нее бесконечный экзамен, который ни в коем случае нельзя было провалить.
        К двадцати пяти годам у нее не осталось ни одной приятельницы, не сходившей под венец. Кто-то до сих пор жил в семьях, кто-то успел развестись, но заветный синий штамп погостевал в паспорте у всех. Только ее документ оставался девственно-чистым.
        Альбина никогда не пыталась, как говорила ее знакомая, заарканить мужика. Не потому, что считала это занятием недостойным. А потому, что успешные отношения между мужчиной и женщиной, как и все остальные отношения и занятия в жизни, требуют определенной доли творчества, спонтанности, самостоятельности. А все это было начисто задушено в ней еще в детстве.
        Каждый год она все больше приходила к мысли, что нужно что-то в себе менять. Она тщательно пыталась взрастить в себе тот самый драйв, отсутствие которого превращало ее в подобие робота с заложенной в него программой.
        Ей хотелось измениться сразу - рывком. Как, например, героине Алисы Фрейндлих в «Служебном романе». Просто прийти так же однажды утром на работу в новом платье, с новой прической и, главное, новым выражением лица и легко бросить через плечо онемевшим сослуживцам: «Теперь я буду выглядеть так всегда».
        И пару раз она даже попробовала сделать нечто подобное. Альбина получила положенную порцию комплиментов и повторила отрепетированную фразу. Но что делать после этой фразы, она не знала. Рабочий день оказался гораздо длиннее эпизода в любимом фильме, и уже к обеду она чувствовала себя нелепой расфуфыренной куклой.
        Когда праздновали на работе ее двадцатишестилетие, в подавляющем большинстве тостов звучало не «милая девушка» и не «очаровательная женщина», а «добросовестный работник» и «один из наших лучших сотрудников» (именно так, без обозначения половой принадлежности).
        Именно тогда Альбина поняла - все. Надеяться больше не на что. И, как это часто бывает, именно в этот момент жизнь преподнесла ей царский подарок.
        Весной в их организации появился Максим. Его, совсем еще юного студента-пятикурсника, прислали на практику и, поскольку ни у кого из сотрудников не было ни времени, ни желания возиться со школяром, его поручили заботам безотказной Альбины. Она была старше Максима на пять лет и первое время, конечно, совершенно не воспринимала практиканта как возможного кандидата в мужья.
        Максим тоже, как и она, был отличником по жизни. Но совсем по другой причине. Все его достижения были не чем иным, как вызовом отцу, который после смерти матери практически сразу женился вторично. Накануне свадьбы у отца с сыном состоялся крупный разговор.
        - Как ты можешь предавать маму и жениться на этой швабре? - возмутился сын.
        Отец вспылил:
        - Да кто ты таков, чтобы учить меня? Ты никто, пустое место, ты ничего собой не представляешь!
        Эти слова запали мальчику в душу. С тех пор вся его жизнь была посвящена самоутверждению и доказательству того, как много он собой представляет.
        Так случилось, что об этой истории Альбина узнала почти сразу. На работе праздновали Первое мая, и она, естественно, оказалась за столом рядом со своим подопечным. Юноша быстро захмелел и принялся рассказывать благодарной слушательнице свою историю.
        - Вот окончу институт и ни за какие коврижки в этом доме не останусь! Выучусь, буду получать много, очень много бабок, сниму обалденную хату, приду и швырну ему в лицо деньги, которые он тратил на мою еду и одежду. Он все время упрекал меня тем, что я сижу на его шее. Я раньше, не поверишь, круглым троечником был, - он как-то очень легко и быстро перешел с ней на «ты». - А как полаялись, стал целыми днями над учебниками сидеть, чтобы в крутой вуз поступить! И поступил! И сюда на практику попал! И окончу, вот увидишь, с красным дипломом!
        - Да-да, конечно, - поддакивала Альбина, провожая взглядом каждую следующую рюмку.
        Ее опасения были не напрасны. Парень действительно перебрал, и Альбина - девочка из приличной семьи - растерялась. Что было делать? Не отправлять же его к отцу и мачехе в таком состоянии? Он и до дома-то может не доехать… Не дай бог, заберут в милицию, в вытрезвитель, сообщат в институт и - о ужас! - сюда, в организацию, где он проходит практику. И тогда попадет ей, Альбине, как куратору. За то, что недоглядела.
        Последняя мысль была особенно страшна. И старший экономист Волохова, поддерживая под руку нетрезвого практиканта, поймала такси и попросила водителя отвезти их обоих к ней домой.
        Бабушки к тому времени уже не было на свете, родители отбыли на все праздники, аж до одиннадцатого числа, на дачу под Апрелевкой. Альбина и Максим были одни в огромной профессорской квартире. Она постелила ему на диване в гостиной. Утром сварила кофе, приготовила завтрак, принесла таблетку от головной боли и даже выгладила свежее банное полотенце, чтобы он мог принять душ. Впервые в жизни она заботилась о ком-то, и это доставляло ей огромное удовольствие.
        Он вышел из душа, такой юный, румяный, распаренный, в махровом купальном халате. Она, спешившая на кухню, чтобы посмотреть, не остыли ли тосты к завтраку, столкнулась с ним в коридоре.
        - Мне так стыдно, - сказал он. А потом добавил: - Спасибо тебе.
        И вдруг слегка обнял ее и уткнулся лицом в ее плечо. Его влажные волосы, обычно довольно светлые, сейчас были темными после купания.
        И случилось то, что и должно было случиться в подобной ситуации между юношей и довольно молодой, но уже уставшей дожидаться свою любовь женщиной.
        Она была абсолютно несведуща в любовных делах и, когда он в какой-то момент спросил: «Можно?», даже не поняла, что он имеет в виду. Конечно, можно! Что бы ни имелось в виду. Наконец-то и в ней увидели женщину, наконец-то и с ней кто-то нежен, наконец-то она желанна, почти любима!
        - Я что же, у тебя первый? - удивленно спросил он, когда все закончилось.
        Она серьезно посмотрела ему в глаза и ответила:
        - Ты у меня единственный.
        На работе они успешно скрывали свои отношения. Выходили порознь и ехали в одну сторону разными маршрутами: она - на метро, он - на двух автобусах с пересадкой. Альбина была счастлива. Впервые в жизни.
        Очень скоро она поняла, что ждет ребенка. Узнав эту сногсшибательную новость, Макс ненадолго задумался и проговорил: «Ну что же делать? Давай жениться, что ли…» В ближайшие выходные он выбрал (с ее помощью) букет роз для мамы и отправился к родителям Альбины делать предложение.
        Возможно, имей Альбина хоть малейшее представление о психологии, она бы не задавалась вопросом, почему такой юный и замечательный во всех отношениях Макс взял себе в спутницы жизни не сверстницу-студентку, а ее. Даму, так сказать, в пограничном для замужества возрасте.
        Выросший без матери, он так сильно стремился восполнить этот пробел, что молодые девушки не особо его привлекали. С Альбиной все было по-другому. Она была такая правильная, уравновешенная, заботливая и много знающая. С ней было хорошо и спокойно. Большая часть их общения складывалась из разговоров. Говорил он, а она слушала и понимала. Это было гораздо легче, чем говорить самой. В общем, это были милые и уютные отношения, устраивающие обоих.
        К огромному удивлению Альбины, новоиспеченный супруг пожелал взять ее фамилию. Из его сбивчивых объяснений выходило, что Максим Владимирович Волохов звучит куда более красиво и внушительно, чем Максим Владимирович Штанько. Но молодая жена догадывалась, что это очередная месть отцу.
        Альбине казалось, что семья их будет вполне гармоничной, без африканских страстей, но и без скандалов. Первые месяцы так и было. Максим был внимательным и предупредительным. Невозможно было представить, чтобы он повысил на нее голос или сказал что-нибудь неприятное. Он был безукоризненно вежлив с тещей и тестем, без напоминания помогал жене по дому, через день приносил цветы и вообще всячески ее баловал. Короче говоря, был образцовым мужем. Родители Альбины, с которыми они вместе поселились в профессорской квартире, не могли на них нарадоваться. Максим сдержал свое слово. Он действительно окончил институт с красным дипломом и распределился на работу не куда-нибудь, а в Министерство транспорта СССР.
        Потом родилась дочка. Многочисленная родня Альбины в один голос твердила, что девочку надо назвать Анной, в честь прабабушки, жены того самого профессора. И хотя молодой маме это имя не нравилось, она не нашла в себе мужества протестовать. Тем более что скоро нашелся выход из положения. Гуляя с коляской, она начала перечитывать классику и обнаружила, что героиню Тургенева Асю на самом деле звали Анной. Так у малышки появилось новое имя.
        Альбине казалось, впереди будет бесконечное, долгожданное счастье. Но произошло то, чего она меньше всего ожидала. Когда малышке было несколько месяцев, она поняла - мужу дочка безразлична. Сначала она была так измотана и так занята, что не заметила этого. Ну не хочет он брать ее на руки - не страшно, может, просто боится. Никогда не смотрит на спящий сопящий комочек - так это, наверное, только она такая чувствительная дура, которая готова часами торчать у колыбельки. Не покупает ей игрушки - просто он не знает, что купить. Но вскоре обманывать себя стало бесполезно, тем более что сам Максим свое безразличие не особо маскировал.
        - Ну что ты от меня хочешь, - с раздражением отвечал он на упреки жены, - я же содержу вас. Не пью, не гуляю. Хватит того, что ты на ней зациклена. Весь дом из-за этого побоку. И муж в том числе.
        Альбину все это возмущало, она страшно расстраивалась и вечером, укладывая девочку спать, еще дольше сидела у ее кроватки, чувствуя, что не хочет возвращаться в спальню к мужу. Она ощущала себя так, словно он предал их, оставшись по другую сторону невидимой стены. А стена отчуждения действительно росла с каждым днем. К тому же ее мать, видя проблемы молодой семьи, вместо того чтобы помочь обоим, принялась вмешиваться в их жизнь и этим постоянно подливала масла в огонь.
        В голове Альбины был полный сумбур. Обида была перемешана с недоумением. Она искала решение своих проблем в книгах по психологии, которые к тому времени стали активно выпускать. Получалось, что Макс вроде и не виноват. Просто он, бедный, недополучил в детстве материнской любви и старается компенсировать эту нехватку сейчас. И ему невольно приходится конкурировать с малышкой. Чудно, конечно, но Альбине этого не понять. У нее, слава богу, были и мама, и папа. И есть. И любят они ее, пожалуй, даже сильнее, чем ей хотелось бы.
        Она стала испытывать к мужу жалость и нежность. В конце концов, он не виноват, что ему не хватает любви! У него никого нет, кроме них с дочкой, просто ему надо помочь. Подарить внимание, приласкать.
        Но было уже поздно.
        Началась перестройка, и Макс одним из первых понял, куда дует ветер. Он организовал собственный бизнес, благо позволяли министерские связи. В начале девяностых нищая и голодная страна активно начала торговать со всеми странами мира, и транспортные услуги по международным перевозкам стали актуальны как никогда.
        Макс теперь целыми днями пропадал на работе. Уходил, когда Альбина с Аськой еще спали, и приходить старался как можно позже. Отсидев положенные три года с ребенком, Альбина тоже вышла на работу. Муж так быстро шел в гору, что это было совершенно необязательно, но ей очень не хотелось превращаться в ограниченную домохозяйку. Вскоре один из бывших сослуживцев предложил ей хорошо оплачиваемую должность в своей недавно основанной фирме, и она с удовольствием туда перешла. Тогда она наивно считала, что работа в сфере бизнеса, пусть даже в разных компаниях, как-то вновь сблизит ее с мужем. Но ожидания, разумеется, не оправдались.
        Они как-то неожиданно и быстро разбогатели. Купили участок на Рублевском шоссе, выстроили красивый и удобный дом, обставили его. Максим каждые два-три года менял машину на более престижную и современную. У Альбины с Аськой не было проблем ни с чем - ни с деликатесами, ни с модной одеждой, ни с отдыхом: за десять лет они объездили чуть не весь мир. Но это не давало счастья.
        Ася пошла в школу, и Альбина уволилась с работы. Но Максима это не вернуло. В новый двухэтажный особняк он приезжал еще реже, чем в профессорскую квартиру на Смоленской площади. И если раньше Альбина утешала себя тем, что он просто обижается на нее и немного ревнует к Аське, то сейчас ей стало понятно - она ему больше не нужна. Ни в каком виде. Мальчик вырос, и у него теперь новые игрушки.
        Максим действительно вырос во всех смыслах. Он стал гораздо увереннее. И искренне считал: жизнь удалась - и на работе, и дома у него все хорошо.
        Она усмехнулась, для него это действительно было так - все в ажуре. Зная мужа достаточно хорошо, она весьма подробно представляла себе ход его мыслей.
        Дело в том, что с Альбиной ему было удобно. Если не брать в расчет ее вечно недовольного лица, то жена она просто идеальная. Никаких сцен, никаких упреков. Дома всегда все в порядке, все «на отлично», как всегда. Выглядит она, несмотря на четвертый десяток, очень даже ничего. И при этом постоянные сомнения, что с ней что-то не так. Все ищет в себе изъяны. И, занятая постоянным разгадыванием этого ребуса, даже не помышляет завести роман на стороне. Идеальная мать его ребенка. А все остальное можно компенсировать с другой женщиной.
        Тем не менее она достаточно долго была уверена, что он не изменяет ей. Свои «сыновьи» чувства он уже реализовал, а другие модели отношений, видимо, пока не были ему интересны. Наверняка у него были единичные связи, но постоянную пассию Максим не заводил.
        Но Альбина понимала, что рано или поздно это произойдет. И не ошиблась. Аське было семь лет, когда у Макса появилась любовница.
        Она помнила тот вечер во всех подробностях. Это был один из тех вечеров, когда очередная надежда на семейную близость сменилась разочарованием и отчаянием. Тогда они должны были идти в Большой на «Лебединое озеро». Билеты были куплены самые дорогие, а поход был приурочен к восьмилетней годовщине их свадьбы. На этот раз памятная дата выпадала на понедельник, и хотелось хоть как-то ее отметить.
        Как она ждала этого вечера! Почему-то казалось, все будет хорошо. Просто они оба отдалились друг от друга, оба не были терпимы и внимательны. Но теперь, живя бок о бок восемь лет, пора по-новому взглянуть на свой брак, кое-что подправить, и все будет замечательно, как в первые безоблачные месяцы совместной жизни.
        Сколько тряпок было перемерено перед зеркалом, сколько часов потрачено на косметологов и парикмахеров, сколько планов построено на этот волшебный вечер. Аська собиралась в театр с не меньшим рвением, даже решилась наконец проколоть уши, и Альбина отвезла ее в косметический салон. Сама она считала эту неприятную процедуру обязательной для любой девочки и давно уговаривала дочурку принести жертву будущей красоте.
        Испытание было успешно пройдено. К заветному понедельнику ушки зажили и были украшены скромными золотыми сережками. Последнее тоже задумывалось как сюрприз папе.
        Они договорились, что он освободится в полшестого, но уже с утра Альбина начала волноваться. К четырем волнение стало невыносимым. Ей казалось, что что-то обязательно пойдет не так. Вдруг они попадут в пробку? Или Максима вызовут на срочное совещание, или спектакль отменят? Последнее было совсем глупо, но она так нервничала, что разумные доводы уже не спасали. Десять минут пятого она решила ехать за мужем. В конце концов, это не криминал в конце рабочего дня заехать за супругом!
        Уже в приемной она поняла, что приезжать не стоило. Фирма, как громадный улей, жила своей напряженной трудовой жизнью, в которую никак не вписывалась разодетая домохозяйка с ребенком.
        В приемной Максима ей стало совсем нехорошо. Хамоватая секретарша старательно не смотрела на нее и прятала глаза в компьютер. Увы, не от смущения. А чтоб не показать презрения и жалости.
        Именно тогда Альбина поняла: вот она - любовница. Может, быть, она стала ею давно, может, совсем недавно, а вполне вероятно, еще и не стала. Но станет непременно. Откуда у нее взялась эта уверенность, женщина и сама не смогла бы объяснить. То ли казалось логичным в свете баек о директорах и «секретутках», то ли девушка смотрела слишком вызывающе. Возникло и тут же растворилось мимолетное ощущение: «Да они похожи - Максим и эта красотка. Что-то во взгляде. Такие люди боятся предательства, тогда как сами готовы предавать всех подряд».
        Они с Аськой двадцать минут просидели на диване в приемной, ожидая пока «Максим Владимирович освободится».
        - У него совещание? - Больше всего Альбина боялась подтверждения своих страхов.
        - Нет, - отчеканила любовница Максима, стуча по клавиатуре акриловыми ногтями, - Максим Владимирович там один, но он очень занят и просил его не беспокоить.
        И они не беспокоили. Хотя время поджимало уже по-страшному. Эта стерва вела себя так уверенно, что желание видеть собственного мужа казалось преступлением.
        Без пятнадцати шесть Альбина не выдержала.
        - Извините, мы очень опаздываем, - она произнесла это скороговоркой, одновременно открывая дверь в его кабинет, пока ее не успели остановить.
        Максим сидел в весьма вольной позе - закинув ногу в ботинке на правое колено, и крутился на вращающемся стуле. На мониторе его компьютера мелькали омерзительного вида монстры, которых он успешно мочил, без устали нажимая кнопку мыши.
        Альбина так и не узнала, забыл ли он о запланированном походе в Большой или просто посчитал, что опоздание минут на двадцать беды не сделает, а жена и дочь вполне могут его подождать. Тогда как с нашествием виртуальных монстров надо разобраться немедленно.
        Трудно было сказать, какой из этих двух вариантов она бы предпочла. Ясно было одно - надеяться больше не на что. Есть случаи, когда любые объяснения и выяснения отношений бессмысленны. Это был именно такой случай.
        На балет они все-таки пошли. Более того, на обратном пути даже завернули в какой-то ресторан, чем привели в восторг Аську, которой в это время уже полагалось видеть десятый сон. Для девочки это был вечер сюрпризов, и Альбине страшно не хотелось, чтобы и ее постигло разочарование.
        После того дня она уже больше не пыталась улучшать отношения. Максим этого даже не заметил. А может, заметил и вздохнул с облегчением.
        Теперь он пропадал на работе еще больше. К ненормированному графику добавились постоянные командировки и семинары с конференциями. Часто случались загадочные встречи с партнерами, преимущественно ночные, и зарубежные деловые поездки, откуда он возвращался посвежевший и загорелый.
        Альбина не устраивала разборок, понимая, насколько это бесполезно. Иногда ей даже казалось - хорошо бы он ушел. Невозможно было жить в таком напряжении.
        Но он не уходил. Даже если он не ночевал дома два дня подряд, на третий день он непременно заявлялся. С запахом духов и помадой на рукаве.
        Потом начались эти нелепые звонки. Как в плохом анекдоте, он разговаривал по телефону с любовницей, называя ее «братишкой». Один раз Альбина поймала себя на мысли, что была бы счастлива, узнай она, что все ее подозрения - всего лишь собственная фантазия. Что муж ездит в деловые командировки и общается по мобильнику с реально существующим братом. Вдруг она просто придумала себе весь этот кошмар? Чего не придет в голову от сидения дома? Ей так хотелось во что бы то ни стало вновь почувствовать себя отличницей. Как это бывало в детстве, когда никто вокруг не сомневался, что она лучшая и достойная и все у нее будет хорошо.
        Она не знала, любит ли его еще. И любила ли когда-нибудь вообще. Однако мысль о том, чтобы остаться одной, была слишком невыносима.
        Известие о смерти Макса ее оглушило. Именно так. Не потрясло, не повергло в отчаяние, не принесло боль. Она знала, что ей должно быть плохо, но в глубине души чувствовала предательское облегчение.
        А потом произошла эта странная встреча с его братом. Она и сама не представляла, насколько ей стало легче после того, как выяснилось, что загадочный «братишка» и впрямь существует в природе. Никогда бы она не поверила, что это правда, хотя и надеялась на это. Но это было все равно, что надеяться выиграть миллион. Теоретически возможно, но в жизни так не бывает. Она даже ни разу не спросила у Макса, как зовут его родственника, потому что это было бы глупо. А он, естественно, этого не сказал. Наверное, не успел придумать, усмехалась она тогда.
        А потом… Все стало развиваться так стремительно. Он остался жить у них и, странно, вписался в их с Аськой жизнь гораздо больше, чем вписывался Макс. И Аська привязалась к нему так, как никогда не была привязана к отцу.
        Он вообще был совсем другим. В отличие от демонстративного Максима, Игорь был замкнутым, даже немного угрюмым. Он работал таксистом, и эту профессию никак нельзя было назвать престижной. Отличником по жизни он явно не был, так как отличнику полагалось достигнуть совсем других высот. Но он любил ее дочь. И нравился ей так, как никогда, даже в самые первые месяцы, не нравился муж. Да что там муж! Ее вообще никто и никогда так не волновал.
        Он был приземленным. Где-то даже грубоватым, и возможно, еще несколько лет назад Альбина бежала бы от него, как от чумы. Но сейчас, имея возможность сравнивать, она тянулась к нему. Такая от этого мужчины исходила надежность.
        До сих пор все было так хорошо. И вдруг… Нет, она не хотела ничего торопить. Она даже не разобралась толком, что чувствует и что собирается делать дальше. Но отчего-то стало невероятно больно, когда он позвонил вчера вечером и сообщил, что не придет ночевать. Так же говорил Макс. У него был такой же тон, те же интонации, даже голос…
        Всю ночь она ворочалась, уговаривала себя, что ничего страшного не произошло. В конце концов, он ей не муж, а гость, и не обязан являться домой каждый вечер. Она усмехнулась: «А из-за мужа я так и не переживала».
        Наверное, теперь он уедет, и это будет правильно. Альбина только сейчас сообразила, что ничего о нем не знает. Вообще ничего. Почему-то она сразу поверила ему и сразу захотела, чтобы он остался. Тогда, в тот страшный день, после похорон Максима, ей казалось, что, если этот сдержанный молчаливый человек останется рядом, им с Аськой будет спокойнее.
        С каждым днем ей было все сложнее представить, что он уедет. Как бы то ни было, а без него плохо.
        Он сидел рядом на крыльце и молчал. И с каждой секундой это молчание становилось все тягостнее. Нужно было либо сказать что-то сейчас же, немедленно, либо встать и уйти.
        Выручила Аська, прибежала с Баксом на руках, демонстрируя кое-как завязанный бант.
        - Игорь, а мы поедем на следующей неделе кататься на катамаранах?
        Альбина замерла. Сейчас он ответит, что уже нагостился у них достаточно и завтра отбывает в город. Хотя обещает часто их навещать и все такое.
        - Конечно, поедем. - Альбина уловила в его голосе нотки неуверенности и… облегчения. И у самой словно камень с души упал.
        - И Бакса возьмем? - Девочка явно собиралась поиметь все удовольствия разом.
        - Пожалей животное, ему и так от тебя порядком достается. Ты ж его там утопишь. - Она погладила дочку по растрепанной головке.
        - Ничего, зато он вырастет суперпсом, который и в огне не горит, и в воде не тонет. Тяжело в ученье, легко в бою. Верно, Аистенок? - Игорь приобнял девочку, и Аська обвила перемазанной рукой его шею. Щенок тут же использовал эту возможность и резко вырвался из свободной ручонки, попятился назад и смешно свалился с крыльца в песок, подняв легкое пыльное облачко.
        Все трое засмеялись, а щенок невозмутимо отряхнулся и, умильно чихая, поспешил в угол сада - подальше от неугомонной хозяйки.
        Все сразу встало на свои места. Противная вязкая пелена молчания растворилась, словно ее и не было…

        - Да не волнуйся ты так! - Игорь ободряюще сжал Альбинину руку. - Тебе всего-то предстоит проехать несколько километров, а не исколесить земной шар вдоль и поперек.
        Альбина неуверенно тронулась с места и тут же резко затормозила.
        - Нет, не могу… Знаешь, когда я стою возле машины, я вполне уверена в себе, кажется, что сяду, и все получится… Но стоит только тронуться, и у меня появляется панический страх.
        - Честно говоря, первый раз с таким сталкиваюсь, но, думаю, это преодолимо.
        - Я уже отчаялась, - покачала головой она, - когда я пошла учиться в автошколу, то не могла ездить даже на закрытой площадке, где нет никаких помех, не говоря уже об автостраде или хотя бы дворе. Инструктор пробовал меня вывести на тихую спокойную дорогу, где очень мало машин, но со мной чуть ли не истерика приключилась. Встала посредине, закрыла лицо руками и стою.
        - Никто не врезался?
        - Тебе смешно, - проворчала она, - я даже когда еду в такси, жму на пол, как на тормоз. Неудобно ужасно, а ничего с собой поделать не могу.
        - Знаешь что? - Игоря вдруг осенило. - А попробуй вот как: закрой глаза и возьмись за руль. Зажигание пока не включай.
        Она послушно выполнила его просьбу.
        - А теперь представь, что ты мчишься по пустой автостраде с огромной скоростью. Только звуки магнитолы и шум ветра в ушах.
        - Представила. - Она засмеялась, не открывая глаз.
        - Страшно?
        - Немного.
        - Сбавь скорость.
        - Поздно, меня уже укачало, - она открыла глаза и, продолжая смеяться, на миг прислонилась головой к его плечу. - Если честно, мне даже понравилось.
        - А теперь сделай то же самое, только представь, что дорога не совсем пустая, а вместе с тобой ее делят, ну скажем, штук пять чужих автомобилей.
        - Так много? Кошмар какой!
        - Боюсь, это не худший вариант. Больше везет только президентскому кортежу.
        - Ну хорошо. Попробую. - Она снова закрыла глаза. - Знаешь, вполне терпимо. Я всех их обогнала.
        - Молодец. И не говори больше, что боишься.
        - А ты тоже так учился? - Альбина смотрела на него так уважительно, словно он обучал ее чему-то такому, чего никто, кроме него, делать не умел.
        - Да нет… У меня все получилось достаточно просто. Я сел и почти сразу поехал.
        - Вот это да!
        - Просто очень хотел научиться.
        - Ты мой кумир.
        - Ну спасибо. Благодаря тебе я чувствую себя не таксистом, а чуть ли не академиком.
        Она пожала плечами:
        - Знаешь, ты очень хороший таксист.
        - С чего ты взяла? - удивился Игорь.
        - Это видно. Ну, например, ты по-особому относишься к машине - она для тебя словно живая. Еще - ты не устаешь от своей работы.
        - А ты устаешь? - Он вдруг сообразил, что даже не знает, кем она собирается работать.
        - Я - да. Я не люблю свою работу. Если честно, не столько работу, сколько людей… Ну не вообще людей, а посторонних. А с работой-то как раз все в порядке.
        - А почему? За что ты не любишь людей? - недоумевал Игорь.
        - Не знаю… Я немного боюсь их, понимаешь? Когда я делаю что-то недостаточно хорошо, мне кажется, меня будут за это осуждать, а когда я напрягаюсь и делаю нечто на пять с плюсом, у меня такое чувство, что… даже не знаю, как объяснить. Ну что я полностью выложилась, а отношение ко мне все равно не изменилось. Я так и осталась для всех забитой серой мышкой.
        Игорь, слушая ее, не переставал удивляться.
        - В общем, это неинтересно. - Альбина поймала его взгляд и немного смутилась. - Может, на сегодня закончим?
        - Так мы и не начинали. - Он бережно положил ее руки на руль. - Наша задача минимум на сегодня - проехать три километра и затормозить. Думаю, это тебе вполне по силам. Возражения не принимаются. Вперед.

        С Витой Игорь все-таки встретился. Возможно, это было неразумно, но его непреодолимо тянуло к ней. Настолько непреодолимо, что он даже не мог сосредоточиться на дороге, что случалось с ним достаточно редко.
        В прошлый раз они расстались как-то глупо. Он так и не решился попросить ее телефон, а сама она не предложила, может, тоже постеснялась, хотя на нее это не похоже. Девушка выглядела очень уверенной в себе. Может, решила, что инициатива должна принадлежать ему (ох уж эти негласные правила!). А может - и этого Игорь втайне боялся больше всего - она просто вычеркнула его из своей жизни после первой и последней ночи. Но, скорее всего, Вита просто не задумывалась об этом. Она всегда знала, где его найти, в случае если он опять ей понадобится.
        Игоря такая ситуация немного настораживала. Он предпочел бы сам быть хозяином положения.
        Посомневавшись до конца рабочего дня, он решил съездить к ней домой. Это было не слишком красиво - соваться без приглашения, но отчего-то ему казалось - в данном случае это вполне извинительно.
        Изначально их отношения были построены скорее на страсти, а где настоящая страсть, там всегда есть место импульсивным и рискованным поступкам.
        Игорь усмехнулся. С такими мыслями, глядишь, через месяц он будет лазить по балконам с букетом в зубах.
        Однако букет Игорь покупать не стал. Он казался лишней деталью в предстоящей сцене встречи. Да и вызывал ненужные воспоминания о ссоре в машине.
        Вита уже была дома. Она открыла ему дверь, даже не глядя в глазок, словно они договаривались, что после работы он непременно заскочит к ней на огонек.
        В глубине души Игорь немного боялся, что застанет ее в какой-нибудь неудобный момент. Например, вытащит из ванной, оторвет от какой-нибудь косметической процедуры, помешает важному телефонному разговору, да мало ли что?
        Но это все цветочки. А вдруг у нее там другой мужчина, и он своим появлением создаст девушке проблемы? От этой мысли Игорю стало неприятно. Но, вместо того чтобы затормозить, он ускорил шаг.
        И сейчас, когда Вита открыла дверь, понял, какая ерунда все эти его предположения.
        Девушка была одета в простые домашние брючки и уютную байковую рубашку. Она посторонилась, пропуская его в квартиру, и улыбнулась.
        - Извини за наглое вторжение, но я очень хотел тебя видеть.
        Она молча кивнула, продолжая улыбаться. Только что Игорь заметил, что она босая. Он смотрел на ее маленькие ступни и чувствовал, что зарулил сюда совсем не зря.
        Вита поймала его взгляд и засмеялась.
        - Я не против, но потом ты отвезешь меня поесть. В доме шаром покати.
        - Договорились, - согласился он, живо снимая куртку.

        - Прошу. - Он галантно распахнул перед Витой дверь пиццерии.
        Она слегка улыбнулась и прошла мимо него. Встречные мужчины оборачивались, провожая ее заинтересованными взглядами.
        Возможно, «Патио-пицца» была для нее не совсем подходящим местом. Таких шикарных девушек надо водить в дорогие рестораны, вроде «Russian style». Но она сама предложила пойти сюда, потому что это было близко к ее дому - можно было оставить машину у подъезда и спокойно выпить немного спиртного.
        - Я буду «Маргариту». - Она с улыбкой вернула официанту меню в тяжелой кожаной папке.
        - Я, пожалуй, тоже. И принесите кувшин красного домашнего вина.
        Игорь чувствовал себя довольно странно. Наверное, так же странно чувствует себя человек, вернувшийся с войны и окунувшийся в спокойную, мирную жизнь, полную простых удовольствий.
        Вроде надо радоваться, но привыкнуть к этой радости ой как трудно. Постоянно кажется, что настоящая жизнь была там, где стрельба, страдания, опасности и смерть.
        Он видел Виту второй раз (ну третий, если считать встречу в машине) и до сих пор не мог ответить себе на вопрос, как относится к этой девушке.
        Несомненно, она добавляла в его жизнь ярких красок. Но вот какую картину рисовать этими красками? Да и надо ли ее рисовать…
        В своих отношениях с женщинами Игорь был консервативен, даже немного старомоден. Не до такой, конечно, степени, как его отец, который считал, что начинать отношения с девушкой без намерения вступить с ней в брак - дело богопротивное, но тем не менее определенное бремя ответственности он ощущал всегда.
        С Витой этого чувства у него не было. Оно не родилось изначально и не появилось до сих пор. И это обстоятельство чрезвычайно нравилось ему.
        Игорь был настолько сломлен и выбит из колеи, настолько скучал по жене и дочери, что любое чувство ответственности по отношению к кому-либо было бы сейчас непосильной обузой, а не приятным дополнением к любовным радостям.
        Вита была словно из другого мира. Она не только ни о чем его не спрашивала, ни о чем не просила, но и, казалось, не особенно в нем нуждалась. Все это, возможно, озадачило бы его в другое время, но сейчас казалось очень привлекательным. Даже необходимым для отношений.
        - За тебя. - Он поднял бокал.
        - За нас, - улыбнувшись, поправила она.
        - Мы остановились на том, почему ты вдруг решила ко мне подойти.
        - Разве? А, по-моему, мы это уже не раз обсуждали, - Вита кокетливо засмеялась. - Я же тебе уже все объяснила. Увидела знакомую машину, знакомого водителя, вот и подошла…
        Девушка выдержала недолгую паузу.
        - Ты ведь очень помог мне тогда. Я все время была на грани срыва, когда общалась с Максом. Мне необходимо было чье-нибудь сочувствие.
        - Отлично, тогда мой второй тост за сочувствие.
        - Почему бы нам сегодня не поехать к тебе? - Вита поставила на стол бокал и посмотрела на него испытующе. - У меня мы уже были. А я люблю разнообразие.
        В самом деле, почему нет? Но он тут же вспомнил стены своей квартиры и откинул эту нелепую идею. Приводить туда ему никого не хотелось. Только как ей об этом сказать? Вита его опередила:
        - Ой, прости. Я совсем забыла. Ты же куда-то звонил тогда… Ну, когда остался у меня. У тебя, наверное, семья, а я так нагло напрашиваюсь… Забудь.
        Она накрыла его руку узкой холеной ладонью. Игорь невольно почувствовал себя подлецом, хотя никаких причин для этого не было.
        - У меня нет семьи.
        - Вот как? - Она опустила глаза.
        Наверное, нужно было переменить тему, но Игоря отчего-то тянуло оправдываться.
        - Моя дочка погибла, а жена умерла.
        Это было неожиданно. Судя по выражению ее лица, новость ее потрясла. Оно и понятно. Не каждый день ей попадаются мужчины, похоронившие разом всю семью.
        - Автомобильная катастрофа? - Голос Виты был полон сочувствия.
        - Что-то вроде этого. Точнее будет сказать - катастрофа с участием автомобиля.
        Она кивнула, не уточняя. Мол, пусть будет так. Она вообще вела себя очень правильно, четко соблюдая нужную грань между интересом к его ситуации и ненавязчивостью.
        Игорь захотел рассказать ей все. Он еще не говорил об этом ни с кем, кроме Арона.
        - Вита, как ты думаешь, на свете бывают двойники?
        Она отложила вилку и посмотрела на него очень внимательно.
        - Не знаю. Я слышала что-то об этом. Вроде как иногда человек видит своего двойника перед смертью. Например, Екатерина Вторая…
        - К черту Екатерину Вторую. Я не про привидения, я про двоих людей, похожих друг на друга как две капли воды. Ты видела когда-нибудь такое?
        - Нет, я нет. - «За исключением того, что все мои мужики ведут себя совершенно одинаково. Словно всех их обучали в закрытой школе по одному и тому же учебнику».
        - А я видел. Девочку, которая точная копия моей погибшей дочки.
        - И где же ты ее видел?
        - Я отвозил ее с отцом домой. Чуть не сошел с ума, когда увидел ее в первый раз.
        - В первый раз? Ты хочешь сказать, что видел ее не однажды?
        - Да, Вита. Я живу в том же доме, где живет она. И ее мать.
        - И отец, да?
        - Нет. Ее отец недавно погиб. В авиакатастрофе.
        У нее хватило и выдержки и артистизма сыграть удивление так, что он ничего не заподозрил.
        - Что ты говоришь? А кто он? Я его знаю?
        - Знаешь, Вита. Вернее, знала. Это Максим Волохов.
        - С ума можно сойти! Получается, дочка Макса похожа как две капли воды на твою дочь?
        - Я люблю ее.
        - Кого? - Глаза Виты сузились.
        - Эту девочку. Аню, то есть Асю… Это просто невероятно, Вита. Я заново общаюсь со своей дочерью.
        - Надо думать, к девочке прилагается мама? - Ей хотелось съязвить еще сильнее, но пока она держала себя в руках.
        - Нет. Не прилагается. - Он помолчал. Может, зря он затеял этот разговор по душам? С другой стороны, лучше уж расставить все точки над i. Хотя бы с одной женщиной, появившейся в его жизни. - Пойдем к тебе. Ты не против?

        Вита открыла глаза и потянулась. Игорь спал рядом, смешно обняв маленькую подушку своей большой рукой.
        После того, первого, раза она не сомневалась, что он придет еще. Даже то, что он не взял ее телефон, совсем не настораживало. Игорь выглядел как изголодавшийся человек, перед которым поставили блюдо с аппетитными яствами.
        Еще тогда, в машине, она заметила, какой странный у него взгляд. А может, он понравился ей в тот самый вечер? Сейчас она припоминала, что, пожалуй, так оно и было.
        Что-то особенно чувственное было в том, как они оба смотрели в зеркало заднего обзора и видели глаза друг друга. Вита вспоминала все новые подробности той короткой поездки, и ей казалось, что их роман начался уже давным-давно, еще когда он протянул ей пачку бумажных платков, пока бедняга Макс бегал за этим идиотским букетом.
        Вчерашний разговор, несомненно, внес желаемую ясность в ситуацию, но еще больше запутал ее мысли. Она верила ему. То, что он рассказал, было глупо, нерационально и смахивало на неумелое вранье, но она все равно верила. И совершенно не представляла, что ей со всем этим делать.
        Он нравился ей все больше. Первоначальный план с шантажом осуществлять уже не хотелось. Ей хотелось, чтобы он был рядом. Чтоб забыл дорогу в этот чертов дом. Пусть даже вдове не будет больно от его исчезновения. Не надо никакой дурацкой мести. Это уже не важно. Важно только, чтобы он хотел быть с ней, с Витой.
        Если это правда, то, что он сказал вчера про девочку, будет трудно. Макс плевал на дочь - и то как молитву повторял «я не могу из-за ребенка». А у Игоря вчера было такое лицо…
        Вита тихонько вылезла из-под одеяла, на цыпочках вышла в прихожую и сунула руку в карман его куртки, потом в другой. Мобильник, портмоне, сигареты, зажигалка, ключи… Она не имела понятия, что хочет найти. Так, а это что? Во внутреннем, довольно большом кармане лежала дешевая ручка и пачка исписанных мелким почерком листов, очевидно, выдранных из общей тетради с пружиной.
        Листов было много. Вита развернула один и принялась читать.
        «Аля, Настена, любимые мои. Я вспоминаю вас каждый день и не могу поверить, что больше не увижу…» Все ясно, письма умершим. Да, видать, точно не соврал.
        Игорь в комнате шумно вздохнул и заворочался. Вита отделила от пачки несколько листов и поспешно вернула остальное на место. Прокралась в кухню и сунула исписанные страницы под стопку журналов на подоконнике. Пригодится.


        Глава 11
        А вдруг?
        - Так куда мама устроилась на работу? - Игорь решил прояснить ситуацию. Они с Аськой и ее неугомонным щенком возвращались с долгой прогулки по лесу.
        - Она окончит курсы и будет финансовым директором. - Аистенок шла чуть впереди, тщетно пытаясь заставить своего любимца держаться только с левой стороны. Бакса нисколько не смущал тот факт, что он путается под ногами и сбивает с шага всю их немногочисленную компанию.
        - Ого!
        - А вы думали! - Девочку распирала гордость. - Думали, что моя мама «рублевская жена»? Она работала, и еще как! Они и с папой познакомились на работе, на старой. А потом она была финансовым директором целых четыре года, пока я в школу не пошла. Дядя Вова сказал, что она прекрасный специалист. Ей надо только все вспомнить.
        Игорь смотрел на ее раскрасневшееся личико и слушал пылкую речь. Все-таки это важно для ребенка, чтоб его мать не была пустым местом. Вон как загнула: «не рублевская жена, а финансовый директор». Интересно, что я, таксист, делаю в доме этого директора? Как-то уютнее в крохотной Витиной однокомнатной на «Академической». Зачем он вообще оттуда ушел?
        - А чего вы погрустнели? - Ее не обмануть. Дергает за рукав ветровки, пытается заглянуть в глаза.
        - Я не погрустнел. Тебе показалось.
        - Я же вижу… Это из-за мамы, да? Боитесь, что она теперь будет другая?
        - Не знаю. - Игорь ответил максимально просто и честно.
        - Не бойтесь. Мама все равно всегда собой недовольна. Даже когда делает что-то идеально. Папа говорил, что у нее «комплекс отличницы».
        - Это еще что за премудрости?
        - Ну-у ей все время кажется, что надо делать еще лучше, еще больше и чтоб все сразу. И при этом чтобы все, как у всех. - Ася помолчала. - Так папа говорил. Ему это ужасно не нравилось. Он говорил, что мама как робот, который освоил только ограниченное число операций.
        Игорь разозлился. Он не хотел вникать в эти запутанные сравнения, все это очень мудрено - роботы, комплексы… Пускай психотерапевты играют в эти игрушки. Пускай жонглируют фразами, как булавами в цирке. А он понимает только одно - с женщиной так говорить нельзя. Нельзя и все. Это обидно. Это больно. Такие слова вызывают неуверенность и замкнутость. И ему не надо быть ни психологом, ни успешным финансистом, чтобы это понять. Если бы этот мудрствующий молодчик в мятом костюме просто любил и уважал женщину, с которой он живет, у них все было бы в порядке.
        Игорь придержал девочку за рукав и присел перед ней на корточки.
        - Послушай, Аська, - впервые он назвал ее так и не заметил. - Все люди очень хрупкие. У всех есть свои слабые стороны и свои страхи. Ты правильно делаешь, что гордишься мамой. Мы все очень зависимы друг от друга. Никогда не надо говорить человеку, что он в чем-то слабый или неправильный. Он ведь может поверить, и это сломает ему жизнь. Лучше всегда говори про всех только хорошее. Плохого вокруг и так достаточно.
        Она слушала его очень внимательно, слегка приоткрыв рот и не обращая внимания на поскуливающего щенка, которому надоело крутиться на одном месте.
        - И у вас есть страхи? - спросила она с удивлением.
        Есть ли у него страхи? Долго он думал, что нет. А теперь оказывается, что он не мыслит своей жизни без… Впрочем, это уже ненужные сантименты.
        - Есть, Аистенок. Они у всех есть. Поверь. Если даже они уходят, на их место приходят другие.
        - А вы мне расскажете о них когда-нибудь? - Удивление сменилось любопытством.
        - Когда-нибудь обязательно.
        - А что мы будем делать дома? Хотите, я покажу вам семейные фотографии?
        - Конечно, хочу. Смотри, как бы тебе не пришлось выгуливать его всю ночь напролет. - Он кивнул на щенка, который, отчаявшись, принялся грызть землю.
        - Фу, Бакс! - Ася дернула синий поводок и, к радости щенка, бегом припустила к дому…
        - Это, как вы понимаете, мама! - Она тараторила без умолку, одновременно тыча пальчиком в черно-белую детскую фотографию и вываливая на диван все новые фотоальбомы. Кто бы мог подумать, что их столько помещается в недрах узенького комода!
        На самом деле понять что-либо было трудно. Без подсказки он бы не решился назвать этого гадкого утенка Альбиной.
        - И это мама. - Она перевернула страницу, и Игорь увидел снимок нескладной девушки-подростка с длинными тонкими косами. Здесь она тоже не была похожа на себя, но выглядела куда симпатичнее. Фигурка постройнела, волосы отросли, главным достижением было то, что девушка научилась улыбаться.
        - А это кто? - Фотография ему не понравилась. Недовольный, седовласый старец смотрел с пожелтевшего снимка строго и даже чуть брезгливо, словно презирал всех людей поголовно.
        - Это мамин дедушка. Отец ее папы. Профессор медицины, - Аська наморщила носик. Похоже, ей знаменитый предок тоже приходился не по душе. - Мама, правда, с ним не была знакома.
        - Это как же так? - Игорь был удивлен.
        - Он умер за два года до ее рождения. - Такой простой вариант почему-то не пришел ему в голову. - Но мама рассказывала, что у них в семье все были просто помешаны на этом старике. Его портрет висел в гостиной над пианино. И все по любому поводу говорили: «Дедушка так считал», «дедушка это не любил», «дедушке бы такое не понравилось». Представляете?
        Игорь кивнул. Какая-то мысль пришла и тут же исчезла.
        - А ты помнишь что-нибудь про своего прадедушку?
        - Шутите? Я думаю, и мама-то про него не особо помнит. Она только рассказывала, как не любила в детстве, когда он с портрета смотрел прямо на нее. Говорит, что боялась его больше, чем родителей.
        - Понятно. А это кто? - Черно-белая свадебная фотография запечатлела упитанного юношу с меланхоличным взором, который держал за руку невесту в белом платье в стиле шестидесятых.
        - Это мамины родители. Бабушку вы видели на похоронах. Помните? Она еще привела вас к столу.
        Бабушку он помнил очень даже хорошо, с той только поправкой, что к столу она его не привела, а притащила чуть ли не силком.
        - А это дедушка Витя. Он тоже пошел в медицину.
        В голове Игоря снова промелькнула какая-то мысль, и снова ушла.
        - Его я на похоронах не видел.
        - Правильно, он живет на юге, в Евпатории.
        - Они что, развелись?
        - Да нет, у него больные легкие, ему нужно море. А бабушка сказала, что никуда не поедет, потому что мама без нее пропадет, - простодушно поведала Аистенок. - Она вообще очень переживает за маму. Раньше все время говорила, что зря она вышла замуж за папу, потому что он был ее моложе и не нагулялся. Я сама несколько раз слышала.
        Аська бесхитростно выбалтывала ему семейные секреты. Игорю даже стало неудобно. Во всем этом потоке информации он уловил что-то важное для себя и сейчас, когда она на минутку замолчала, пытался восстановить в памяти весь разговор от начала и до конца, чтобы снова поймать это ощущение.
        В первый раз «молния блеснула», когда девочка сказала про прадедушку профессора, а второй раз… Нет, никак не получается вспомнить.
        - Хотя вы знаете, - вновь заговорила Ася, - иногда мне кажется, что дело не в больных легких. Может, дедушка Витя просто сбежал от бабули. Она такая, кого хочешь достанет.
        Игорь вздрогнул. Ну конечно, вот оно что. «Дедушка Витя».
        - Подожди-ка, Аистенок, значит, маму полностью зовут Альбина Викторовна? - Его голос задрожал.
        - Ну да, - удивилась девочка. - А чего тут такого?
        Ничего. Ничего, кроме того, что его жена Алька тоже была Викторовна и тоже имела таинственного дедушку-профессора.
        Под щебетание Аськи Игорь попытался припомнить рассказы Натальи.
        «Успела Надюшка наша в Москве с парнем познакомиться», «ходила все, по своему подлецу тосковала», «иначе как Витюшей не называла. И Альку Викторовной записала», «какой-то профессорский сынок», «все внука требовал, и имечко какое-то мудреное, иностранное. Не то Алан, не то Альберт, не то Адольф, не то Альфонсо…»
        - Аистенок, а как звали маминого дедушку?
        - Не помню, чудно как-то. Сейчас посмотрим. - Она вновь принялась перелистывать страницы альбома. - Его фотография с портрета сделана, а на портрете внизу была надпись. Ага, вот оно, Волохов Альберт Петрович. Круто, да? Альберт Петрович. Ну и сочетаньице! Прямо Шахерезада Степановна.
        Все сходится, только как мог этот седовласый предок «требовать внука», когда умер задолго до Алькиного рождения? Во сне, что ли, приходил? Или еще при жизни мечтал? А потом сын решил сделать ему приятное и назвать внуков в его честь?
        Голова у Игоря шла кругом. Неужели бывают такие совпадения? Может, нужно еще расспросить Альбину? Вдруг она добавит что-нибудь к картине, сложившейся у него в голове. Нет, пожалуй, это будет не очень-то корректно.
        Сведений было так много, что он просто не мог переварить все сразу. Полагалось еще раз все обдумать. От начала до конца. Очень медленно и серьезно.

        - Ты и правда думаешь, что девочки двоюродные сестры? - Вита смотрела на него как на безумного.
        - Не знаю. Я все сопоставил по сто раз. У моей жены был таинственный дедушка профессор. У Альбины тоже имеется знаменитый предок. Причем, заметь, имена у них похожи. Может, Альбину тоже назвали в честь деда. Не дождался бедняга внука - одни девки.
        - Игорь, это бред! Таких совпадений не бывает.
        - А вдруг, Вита? Вдруг! Тогда получится, что я не соврал, понимаешь. Я действительно им почти родственник. А Аська почти племянница и двоюродная сестра Настены. - Он говорил громко и возбужденно. - Она мне родная!
        Вита понимала. И чем больше слушала его, тем меньше ей все это нравилось.
        - Игорь, послушай! То, что ты говоришь, почти невероятно. Москва - огромный город. Тут этих профессоров до фига великого. У большинства из них есть внуки. И что теперь?
        - Но тут очень многое сходится…
        - Давай так. - Она уже успела все обдумать. - У меня есть один знакомый, бывший мамин поклонник. Тоже, кстати, профессор. Занимается генеалогией. То есть как раз тем, что тебе нужно. Восстанавливает связь времен, так сказать. Он может раскопать какую угодно информацию про предков и родственные связи. Это его работа. Я могу дать тебе его адрес и телефон. Думаю, ему вполне по силам решить твою проблему.
        Игорь смотрел на нее, как на богиню.
        - Но, мне кажется, ты должен быть готов к любому результату, - продолжала Вита. - Скорее всего, окажется, что это совсем чужая девочка.
        - Дай мне его телефон!
        - Я поищу. Завтра постараюсь тебе его дать. Хорошо?
        Он кивнул, привлек ее к себе и поцеловал.
        - Не то слово, как хорошо. Отлично!
        На улице начал накрапывать противный мелкий дождик, но Игорю было все равно. Он вышел из подъезда, вдохнул полной грудью терпкий осенний воздух и пошел к машине.
        В голове роилось множество догадок, предположений, схем. И одна большая надежда. Надо верить в чудеса. И он верил. Только до похода к этому профессору генеалогии нужно сделать еще кое-что.

        Вита отошла от окна и со всей силы стукнула ногой по креслу. Черт, будет у нее когда-нибудь хоть один нормальный роман? Что ж это такое! Не жена, так ребенок. Да еще чужой.
        Ей казалось, что саму Альбину она ненавидит сейчас гораздо меньше, чем ее дочь. Вот уж никогда бы не подумала, что эта маленькая соплюшка перейдет ей дорогу. Ну как от нее избавиться?
        Надо доказать ему, что девчонка не имеет к нему никакого отношения. Возможно, после этого он забросит наконец идею участвовать в жизни этой семейки и будет с ней, с Витой.
        Подумав, она нашла записную книжку и открыла страничку на букве «Д».
        Евгений Леонидович Дворжецкий когда-то очень давно работал с ее матерью. Правда, в то время он еще не был увлечен интересной наукой генеалогией, а трудился в обычном НИИ. Однако уже тогда был, как выражалась Лерка, «с левой резьбой». Неправильная резьба не мешала Евгению Леонидовичу красиво ухаживать за их разведенной матерью и наладить весьма дружеские отношения с тремя ее дочерьми.
        Но роман не заладился. То ли мать не решилась сделать новую попытку, поскольку кандидат в мужья был значительно старше ее, то ли Дворжецкий заинтересовался генеалогическими древами так плотно, что ни на что другое в его жизни времени не осталось. Как бы то ни было, с какого-то времени претендент на семейное счастье постепенно перестал появляться в их доме.
        Вита не задавалась вопросом, почему это произошло. Она в тот момент была слишком сильно поглощена собственными бедами.
        Но дружеские отношения с их семьей неудавшийся жених сохранил. Они с матерью регулярно поздравляли друг друга со всеми праздниками, и будущий профессор непременно передавал приветы «всем ее милым девочкам». Сейчас товарищу с «левой резьбой» было предназначено спасти ее судьбу. Ни больше ни меньше. Вита трясущейся рукой набрала номер.
        - Слушаю, Дворжецкий, - пробасила трубка.
        - Евгений Леонидович, здравствуйте, это Вита.
        - Виточка, детка, как ты, замуж еще не вышла? - Этого вопроса она начала бояться чуть ли не десять лет назад. Его задавали все кому не лень. Таким тоном, каким взрослые спрашивают детей: «Ты такой большой, наверное, уже вот-вот в школу?»
        - Пока нет.
        - Отчего не торопишься, детка? Слишком вы все разборчивые. Смотри, бабий век короток.
        А то она не знает про этот чертов век.
        - Да вот, Евгений Леонидович, не берет никто, - отшутилась Вита.
        Это был правильный ход. Профессор тут же оставил назидательный тон и забеспокоился:
        - Неужели у такой красавицы - и женихов нет? Даже не верится. Может, помочь тебе?
        Именно это ей и было нужно.
        - Помогите, Евгений Леонидович, помогите!
        - Конечно, детка. Все, что скажешь. Чем я могу быть тебе полезен?
        - Я завтра пришлю к вам одного человека, которому нужно будет установить родство двух девочек. Он хочет знать, родственницы они или нет.
        - Гм…
        - Но это полдела! - торопливо продолжала Вита. - Я прошу вас независимо от результата исследований сказать ему, что девочки не имеют друг к другу никакого отношения. Вы меня понимаете?
        В трубке не было слышно ни звука.
        - Пожалуйста, Евгений Леонидович, это очень важно! Он совершенно одержим этой идеей. Просто не может больше ни о чем думать. Это портит ему всю жизнь.
        Профессор по-прежнему молчал.
        - Поймите, это ничего не изменит, просто он перестанет… он перестанет… - не могла же она сказать «он перестанет рваться к этой соплюшке».
        - Вита, ты понимаешь, о чем просишь? Во-первых, генеалогия - это наука. А любая наука не терпит подтасовки данных, к чему бы это ни относилось. Во-вторых, это обман. В-третьих, я должен буду документально подтвердить заказчику свои изыскания.
        Она уже жалела, что позвонила ему. Только потеряла кучу нервов, времени и наломала новых дров.
        - Скажи, Вита, - вдруг поинтересовался профессор. - А если я сделаю то, о чем ты меня просишь, это поможет тебе выйти замуж?
        Она рассмеялась.
        - Еще как поможет, Евгений Леонидович. За самого достойного мужчину на свете.
        Старичок недоверчиво засопел.
        - За самого достойного? Эх, молодежь, знаю я ваши достоинства. Небось какой-нибудь банкир?
        - Нет, Евгений Леонидович, таксист.
        - Таксист? Да ты и впрямь, похоже, влюбилась, Вита. Или он действительно интересный человек. Что ж, присылай своего таксиста. Только не ошибись, детка.

        …В Озерск он заезжать не стал - ни к чему. Сразу сел на рейсовый автобус и доехал до деревни.
        В вызывающем крайне неприятные воспоминания магазине купил продуктов, пожалев, что не набил сумки в городе. В деревенском сельпо выбор был, мягко говоря, небольшой. На застекленной витрине лежали заветренные сосиски, минимум молочных продуктов и единственный сорт сыра. На полках стояла батарея алюминиевых банок, видимо, с тушенкой, пакеты с рисом и гречкой. Зато чуть выше, на верхних полках, аккуратными рядами выстроились бутылки с одинаковым содержимым и различными этикетками.
        Водки было видов двадцать - как на выставке.
        Размалеванная продавщица со скучающим видом перекатывала во рту шарик жвачки. Судя по всему, его она не узнала, хотя два года назад имела счастье видеть каждый день, когда он приходил сюда за очередной бутылкой.
        Дом тетки Таши выглядел совсем обшарпанным и покосившимся. По-хорошему, надо бы приехать сюда перед зимой, подправить все…
        Наталья его не ждала. Ему даже показалось, тетка немного испугалась его прихода, но, увидев, что он абсолютно трезв и вменяем, обрадовалась, как в старые времена.
        - Ешь. - Наталья поставила перед ним тарелку наваристого борща и вновь поковыляла к плите.
        Игорь заметил, как она постарела. Ходит с большим трудом. В доме как всегда чисто, но совсем бедно. На столе драная клеенка, пахнет борщом, гречкой и хозяйственным мылом. Он тихонько приподнял хлебницу и отогнул край клеенки. В такой нехитрый тайник она складывала свои сбережения. Так и есть - почти пусто. Две купюры достоинством пятьдесят и десять рублей. Он убедился, что тетка стоит к нему спиной, и быстро положил в тайник несколько тысячных банкнот. Когда она на них наткнется, он уже уедет.
        - Как ты? - Она вернулась с баночкой сметаны, поставила ее возле родственника и, как маленького, потрепала его по волосам. - Как тебе теперича живется, Игорек, в этой окаянной Москве?
        - По-разному, Наталья. Там все совсем по-другому. Словно в каком-то другом измерении. Время там идет в два раза быстрее.
        Наталья недовольно покачала головой. Уже почти сорок лет столица оставалась для нее самым плохим местом на земле.
        - Нашел кого? - Вопрос был задан почти безразличным тоном, но Игорь почувствовал, как важно ей услышать его ответ.
        - Совсем недавно и все это несерьезно.
        - Понятно. - Осуждения в ее голосе он не уловил, и ему стало от этого легче. - Так чего ты приехал, милок? Чай не потому, что по тетке соскучился?
        - Соскучился, Наталья. Только сейчас понял, как соскучился, - искренне отвечал он. Доел последнюю ложку борща и с наслаждением откинулся на спинку стула.
        - Ну уж! Не потому ж приехал. - Она опять потрепала его по волосам.
        - Не потому. - Он помолчал немного. - Наталья, расскажи мне еще разок все, что знаешь об Алином отце. Все, что вспомнишь. Каждую подробность.
        - Господь с тобой, Игорь! - Женщина возмущенно всплеснула руками. - Дался тебе этот ирод! Мало я с девками намучилась! Сперва Надеха ревела, потом Алька в Москву эту вашу чертову рвалась родственничков своих искать… Так и ты туда же! Да еще теперича, когда уж все быльем поросло. Ну скажи, зачем тебе это нужно, сынок?
        Как он хотел бы ей все рассказать! Но, поразмыслив, не стал. Вдруг это ее обидит? Для Натальи Альбина и Аська абсолютно чужие. И не имеют никакого отношения к ее сестре и племяннице. Нет, лучше не вдаваться в подробности, которых он и сам толком не знает.
        - Трудно сказать, Наталья. Когда я только приехал в Москву полтора года назад, я ходил по тем местам, по тем улицам, где Алька мечтала побывать и так никогда и не побывала. Я словно… делал это за нее. Думал, если она не успела, так хоть я это увижу. А сейчас… Я вроде напал на след ее отца. Я хочу на него посмотреть, понимаешь? Мне нужно его увидеть.
        Наталья молчала. Лицо ее было недовольным и очень усталым.
        - Какой он ей отец? Он даже ни разу ее не видел. Да и Надюшку знал несколько дней. Небось даже не интересовался, как и где девка живет. Зато о себе с три короба наврал. Да я тебе ужо рассказывала. Папаша у него какой-то известный профессор, шибко уважаемый. Так наша дура и решила, что родит ученому семейству долгожданного наследника. И непременно назовет в честь деда-профессора. Ума-то, поди, немного в восемнадцать лет… А деда того звали как-то не по-русски. Ну да и об том я тебе ужо толковала. Только незадача - девка у ней родилась. Надька ее потому Алевтиной и назвала, вроде бы как-то похоже… Упрямая была до жути. А сокол ейный так, знамо дело, и не объявился. Ни через год, ни через десять. Видать, женат был давно и крепко, а на нашей дуре отдохнул, как это часто у мужиков бывает. Купил девке подарок - шоколадку да набор открыток, посадил на поезд и прощай. Всю жизнь девчонке испоганил.
        Она принялась всхлипывать. Игорю стало вдруг очень жалко ее. Он понял, что последнее время жалел только себя, и думал, что несчастнее его нет никого на этом свете. И сейчас, глядя на сгорбленный силуэт одинокой старухи, он со стыдом вспоминал, как жил у нее два года назад и пил не просыхая. Только пил и спал. И как безропотно она взвалила на себя всю заботу о нем, сколько тащила на себе эту обузу, пока не приехал Старик и не забрал его.
        - Дай мне те письма, которые остались от Надежды, - попросил он.
        Наталья, неодобрительно покачивая головой, с трудом взобралась на табуретку, достала со шкафа металлическую коробку из-под печенья и вынула оттуда пожелтевшую толстую тетрадь.
        - Тут у меня они. Вот уж Альки третий год нет, а я все по привычке от нее письма эти прячу. Возьми, Игорек, да думаю, тебе они не пригодятся.
        Он кивнул и бережно убрал тетрадь во внутренний карман куртки.
        - Несчастливые мы, Игорь… Я вот все думаю последнее время, вспоминаю, ночей не сплю… Прогневал наш род Господа. Никому счастья не было. Вот и Настенька погибла, и Алевтина умерла совсем молодой. Почему? Завяла наша веточка. Завяла…
        При упоминании о жене и дочери и у Игоря к горлу подкатил ком. Он обнял тетку, поцеловал ее в лоб.
        - Кто знает, Наталья, кто знает… Ну, бывай, держись. Я обязательно еще к тебе приеду.
        Он поспешно развернулся и вышел.
        Уже сидя в поезде, под мерный перестук колес он раскрыл заветную тетрадь. Наверное, это не очень удобно - читать то, что предназначалось вовсе не ему. Но что делать…
        Письма его поразили. Он ожидал, что это будут обычные девичьи, как выражался его приятель Серега Бугров, розовые сопли. Скучаю, жду, люблю, жить без тебя не могу и все такое прочее. Но подобной сентиментальной чепухи оказалось совсем мало. В основном Надежда описывала свою каждодневную жизнь, природу, окружающих ее людей, рассказывала, о чем думает и как хочет прожить свою жизнь. И все это было легко, с задором и неизменным чувством юмора, но в то же время глубоко и занимательно. Оказывается, Надя Говорова была очень интересным человеком. Как жаль, что Але почти не пришлось с ней пообщаться…

        Евгений Леонидович Дворжецкий выглядел точь-в-точь как рассеянный профессор из мультфильма (эх, что-то много в последнее время развелось вокруг него этих профессоров!) - маленький, очень подвижный, с аккуратной лысиной, обрамленной седыми буклями, и в круглых очках в толстой оправе.
        - Проходите, проходите, молодой человек. Вот сюда.
        Последний раз Игоря называли «молодым человеком» лет двенадцать назад. Воистину, все познается в сравнении, подумал он, - энергичному генеалогу было как минимум под восемьдесят.
        Жилище профессора казалось таким же старомодным, как и сам хозяин. Единственная комната была доверху заставлена книжными полками, с которых, похоже, не принято было стирать пыль. А может быть, просто книг было очень много, поэтому в квартире пахло сладковатой книжной пылью, как в библиотечном хранилище.
        Полок было такое безумное количество, что свободного места на стенах практически не оставалось. Лишь кое-где, в основном над столом, виднелись небольшие оазисы. Их профессор тоже использовал с толком. Тут, закрывая простенькие обои, красовались сложные генеалогические схемы, выполненные, видимо, самим Евгением Леонидовичем.
        Центральное место занимал внушительный лист чертежного ватмана, на котором «произрастало» солидное ветвистое древо, а наверху немыслимо витиеватым шрифтом было написано: «ДВОРЖЕЦКИЕ».
        Судя по всему, свой род профессор весьма почитал.
        Чуть ли не полкомнаты занимал грубый прямоугольный стол, на котором примостилась лампа под зеленым абажуром. Такие лампы почему-то всегда светили в кабинетах у «демократических» начальников в старых советских фильмах. И стояли они тоже на таких вот массивных столах. Тут же красовалась старинная бронзовая чернильница, из которой гордо торчало гусиное перо. Подобное смешение стилей Игоря позабавило.
        Кресло было вполне современным - глубокое, с высокой регулирующейся спинкой и удобными подлокотниками.
        Компьютера он не увидел. Видимо, профессор был человеком консервативным и предпочитал сам систематизировать свои многочисленные папки и бумаги, под которые в комнате был выделен отдельный шкаф, похожий на тот, который стоял в кабинете медпункта, когда Игорь служил в армии. Еще из примечательных предметов он заметил телефон, висящий сбоку от стола. Такие настенные аппараты - черные, с круглым крутящимся циферблатом и большой трубкой, тоже были знакомы ему по старым фильмам. Они висели в коридорах коммуналок и были средоточием культурной и общественной жизни всех жильцов. К ним выстраивалась очередь, за них, в буквальном смысле, воевали, а вся ближайшая стена представляла собой одну большую телефонную книгу - обои были исписаны всевозможными номерами и именами, поясняющими принадлежность абонента. И это при том, что рядом с аппаратом, на маленькой полочке, сделанной каким-нибудь квартирным умельцем, всегда лежал блокнот для записей и свисал на веревочке обкусанный огрызок химического карандаша.
        Чай профессор Дворжецкий пил из граненого стакана, помещенного в витой железный подстаканник с подозрительной надписью «Министерство путей сообщения», а по краю блюдца, в которое Евгений Леонидович не слишком щедрой рукой отсыпал жесткие пряники, было написано: «Минздрав СССР».
        В общем, маленькая комнатка походила на нору, куда старенький профессор бережно стянул все самое дорогое. При этом здесь было очень уютно.

        - Не хочу показаться занудным, но позволю себе задать вопрос, для чего вы ко мне пришли?
        - Видите ли, моя жена была незаконнорожденным ребенком. Мне очень мало известно про ее отца и про ее деда. Только их место рождения и еще то, что они из ученой среды.
        Старичок слушал внимательно, изредка кивая головой.
        - Я вдовец. Сейчас я встретил женщину, про отца и деда которой мне известно примерно то же самое. Но главное не это. Главное то, что наша с женой дочь и ее дочь, этой женщины, похожи до умопомрачения. Это словно один и тот же человек. Понимаете? Я не специалист в генетике, но знаю, что даже у близнецов так бывает далеко не всегда. А тут…
        Евгений Леонидович кивнул:
        - Вы думаете, девочки - родственницы?
        - Я не знаю. Первый раз, когда я увидел эту девочку… Я просто не могу вам передать… - Игорь замолчал.
        - Я правильно вас понял, вы подозреваете, что у детей есть общий предок - отец вашей жены?
        Теперь кивнул Игорь. Старичок оказался понятливым.
        - Видите ли, есть еще одно обстоятельство… Вернее, два. Первое, это то, что женщина… женщина, у которой я живу сейчас, и моя умершая жена - обе «Викторовны». Одну звали Алевтина, другую зовут Альбина. Как вы понимаете, не самые распространенные женские имена. И еще, самое главное, тетка моей жены упоминала как-то, что ее сестра, мать-одиночка…
        - Мать вашей покойной жены Алевтины?
        - Да-да! Так вот, она назвала малышку в честь именитого, так сказать, свекра. Как его звали, она толком не помнит. Лишь то, что его имя начиналось на «А» и было иностранным. То ли Адольф, то ли Альберт, то ли Алан… Якобы тот спал и видел внука - продолжателя славной ученой династии, которому мечтал дать свое имя. Но умер, так и не дождавшись.
        - А что говорит… женщина, у которой вы сейчас живете? Она ведь не незаконнорожденная, правда? И, наверное, помнит что-то про своего отца и деда.
        Игорь вздохнул. Как же все запуталось и как тяжело все объяснить!
        - Ее деда действительно звали Альберт, он умер за два года до ее рождения. У них в семье был своеобразный культ дедушки-профессора. Портрет на видном месте, и все такое. Про отца она ничего примечательного не рассказывала. Только то, что его зовут Виктор. А я, как вы понимаете, не могу ее спросить, не кажется ли ей, что у него могла быть еще одна дочь помимо нее. Да и вряд ли она это знает…
        - Очень интересно, - генеалог записал что-то в пузатый блокнот. - А похожи ли ваша жена и… эта женщина?
        Игорь усмехнулся. Они оба затруднялись, как называть Альбину. Слово «сожительница» звучало бы грубо, а эпитет вроде «возлюбленная» был бы неуместным.
        - Нет, Альбина и Аля совсем не похожи. Но моя жена вообще гораздо больше была похожа на свою мать.
        - Я понял. - Он снова сделал пометки в блокноте и поднял на Игоря уже начавшие выцветать глаза. - Позвольте повторить мой вопрос. Какую цель вы преследуете, обращаясь к помощи генеалогии?
        Игорь развел руками.
        - Я не знаю. Понимаю, что сообщил вам весьма скудные сведения, но я слышал, что иногда родовые древа строятся буквально из ничего. Я не специалист и не представляю, как вы проделываете эту работу, но…
        Евгений Леонидович снял очки, положил их на стол и откинулся на спинку стула.
        - Игорь, вы меня не поняли. Вполне очевидно, что вы хотите подтвердить вашу догадку о том, что ваша умершая дочь и девочка, которую вы, - он сделал паузу, - собираетесь растить, я правильно понял? - двоюродные сестры. Я понимаю, поверьте. Кому, как не нам, генеалогам, знать: голос крови - великая вещь. Родственник, тем более кровный, это не просто человек с похожим набором хромосом. Но я спрашиваю про другое.
        Придя ко мне, не все отдают себе отчет, что генеалогия - не забава. А построенное древо - не просто красочный рисунок, который можно повесить на стену в рамочке и показывать гостям.
        Иногда на человека взваливается непосильная ноша знаний о его родственниках и предках. Большие знания - большие печали, как говорили древние. Но еще - это очень большая ответственность. В каждой семье обязательно есть свой скелет в шкафу, и надо очень хорошо подумать, стоит ли его вынимать.
        - Я понимаю. Если бы я мог вам объяснить…
        - Неважно, дружочек. Мы все сделаем, как вы решили. Не надо ничего мне объяснять. Главное, чтобы вы могли объяснить себе, какую правду вы хотите услышать, и что изменится в вашей жизни, если вы ее услышите. Или, наоборот, что будет, если получите совсем не ту правду, на которую рассчитывали?
        Но Игорь уже едва слушал его. Его беспокоило совсем другое.
        - Скажите, Евгений Леонидович, то, о чем я прошу, вообще возможно узнать?
        - У вас есть еще что-то, кроме того, что вы мне рассказали?
        - Только письма матери моей жены к этому человеку.
        - Что ж, негусто. Но вот что я вам скажу: для генеалога самое важное - знать точное место рождения. Место даже важнее, чем время. Вы удивлены? Ну подумайте сами - метрические книги хранятся в архивах по территориальному признаку. То есть если место рождения известно точно, а год - лишь приблизительно, то найти его можно. Правда, придется перелистывать записи за несколько лет. А вот если неизвестно место рождения, то в каком архиве нужно искать? Тогда затея обречена на провал.
        Игорь положил на стол тетрадь, взятую из дома Натальи:
        - Вот. Она исписала целую тетрадь, но так и не отправила ни листка. Видимо, просто не знала, куда отправлять.
        Дворжецкий кивнул.
        - Понимаю. О цене мы с вами договоримся позже. Очень трудно сказать заранее, сколько это будет стоить. Скажу вам честно: заниматься двадцатым веком - одна морока. То ли дело искать дореволюционные корни. Там все предельно просто. Метрические книги велись при каждом приходе. Ревизские сказки, исповедальные ведомости, послужные списки… Все четко и ясно. Все по сословиям - крестьяне, мещане, купечество, дворяне. А уж первая половина девятнадцатого века - вообще песня, я бы даже сказал, серенада…
        Евгений Леонидович сел на любимого конька, и остановить его было невозможно.
        - Только представьте, Игорь, - тогда был введен чудный документ, правда, прижился он ненадолго. Для желающих вступить в брак составляли так называемые «брачные обыски». Что-то вроде анкеты для жениха и невесты. Вот где кладезь информации! Как бы несколько документов на одном листе. Там писали о сословной принадлежности жениха и невесты, их месте жительства, роде занятий, возрасте, не находятся ли они в родстве и так далее. Но что это я! Так далеко нам с вами заглядывать не придется. Думаю, дедушка вашей жены родился значительно позже.
        Игорь кивнул. Ему не хотелось уходить из этой уютной комнаты, доверху заставленной книгами и забитой разными старыми вещами. Хотелось сидеть тут еще долго-долго. Вдыхать сладковатый запах пыльных страниц, рассматривать схемы древ, развешанные на стенах, - большие и малые, ветвистые и не очень. И слушать этого человека, для которого генеалогия стала делом всей жизни. Или, по крайней мере, второй ее части.
        - Скажу сразу, ваш случай сложный. Ведь, как я понял, мать вашей жены не подавала на алименты? И общалась с отцом своей дочери совсем недолго?
        - Думаю, что недели две. Во время поездки в Москву. Больше они не встречались.
        - Как и ваша супруга… Алевтина, да?
        - Да, она тоже ничего не знала о своем отце. У меня и то больше информации. Эти письма ее матери, - он показал на стол, - она никогда не читала. Мне отдала их ее тетка.
        - Понятно. Ну что ж, мы раскапывали и не такие сведения. Будем стараться. Знаете, даже если все архивы сгорели и все современники умерли, все равно не бывает, чтобы от человека, который жил на этой земле, совсем ничего не осталось. Я с таким ни разу не сталкивался.
        Игорь поднялся и протянул старичку руку. За всю жизнь ему еще ни разу не приходилось выступать в роли подобного заказчика, и он чувствовал себя немного неловко.
        - Спасибо, Евгений Леонидович. Все, что мне нужно, это подтверждение моей догадки.
        - Да-да, я понял вас. Про деньги мы уже с вами договорились. Стоимость будет зависеть от количества документов, которые нужно просмотреть полистно, количества архивов, в которых нужно работать, и количества заверенных копий документов. Хотя, как я понял, последнее для вас не особо важно?
        Игорь кивнул.
        - Мне просто нужно знать - да или нет. Это все.
        - Ну что ж. На это и будем опираться, - они уже стояли у двери, и Игорь надевал куртку. - И все же подумайте, о чем я вас просил. Зачем вам это? Что это изменит?
        Проводив гостя, Евгений Леонидович еще минуты две неподвижно простоял в прихожей, а потом, недовольно причитая, вернулся в комнату, заставленную книгами. Ему очень понравился Виточкин молодой человек, но он предполагал, что вряд ли сможет чем-нибудь ему помочь.
        Даже если бы он очень хотел установить родство девочек, невзирая на Витину просьбу, сделать это было бы практически невозможно.
        Это вам не девятнадцатый век, когда в церковных книгах в графе «дети» записывали всех отпрысков, в том числе и «незаконнорожденных», правда, последних с соответствующей пометкой, что, в общем-то, правильно.
        А сейчас все изменилось. Оставалось только, вторя классику, воскликнуть: «О времена! О нравы!»
        Безумное время, нечеловеческие законы, никаких норм и ценностей. И главное, полностью разрушен институт семьи, который… Громко затренькал реликтовый телефон. Наверное, это Виточка, которой не терпится узнать, как прошла их с Игорем встреча. Дворжецкий поднял трубку. Он не ошибся, звонила Вита. И это было весьма кстати. Сейчас он объяснит девочке, как важно иметь семью и законнорожденных детей. Демократия демократией, но во всем должен быть порядок.

        Как он ей надоел со своими нравоучениями! Вита положила трубку и вздохнула свободно. Нет, права мать, что не вышла в свое время замуж за это чудо природы. И права была умница Лерка, поставившая профессору диагноз «с левой резьбой». Вита невольно улыбнулась, так смешно звучало это сочетание и главное - так подходило к данному случаю. Лерке вообще палец в рот не клади. Она может сказать еще и не такое. И всегда оказывается права. Надо было слушать ее еще тогда, в разгар страданий по Андрюше.
        Но куда там, в свои двадцать Вита была убеждена, что знает все лучше, что ее опыт неповторим. Как Лерка тогда говорила? «На женатых подсаживаются, как на наркотик» или что-то вроде того. Вите тогда это сравнение показалось ужасно глупым и смешным. Тоже, нашла наркотик. Но сейчас она готова была признать, что в словах сестры была своя правда.
        Свободные мужчины Вите были неинтересны. А вот почти все занятые были хороши, как на подбор. В последнее время она уже начала понимать, что дело не в несправедливом устройстве мира, а всего лишь в ее ощущениях. Доступный мужчина был в принципе ей не нужен. Его не с кем было делить и за него не с кем было бороться. И получив его, наконец, даже выйдя замуж, она не отомстила бы его бывшей женщине и всем женам в ее лице.
        Но с Игорем все было по-другому. С ним она, пожалуй, впервые почувствовала, что помимо жестоких игр, постоянно происходящих между двумя полами под прикрытием красивых слов и романтических ритуалов, существуют совсем другие отношения.
        Виту поражало, как искренне он к ней относится. Он никогда не врал ей, не старался выглядеть лучше, чем он есть - до него все ее мужчины грешили этим. Он был надежным, и за одно только это качество она могла простить ему все, что угодно. Он не любил делать людям больно, даже мимолетно, даже будучи в плохом настроении, и это тоже удивляло ее и очень ей нравилось.
        Она привязалась к нему невероятно. Настолько, что иногда ей даже казалось, она готова поступиться собственными желаниями ради его блага.
        Пусть любит эту девчонку, пусть воспитывает, пусть живет там. Какое это имеет отношение к их встречам? Но тут же Вита вспоминала, что девчонка эта - не просто какая-нибудь бедная сиротка, а мать ее - не самая несчастная женщина в мире. Речь идет о семейке, которая уже один раз встала у нее на пути. И сейчас надо отдать им и второго мужика? Ну нет уж, не дождетесь!

        Профессор позвонил ровно через две недели. Игорь ждал его звонка и одновременно немного боялся его. Как оказалось, не напрасно. Уже с первых слов Дворжецкого он понял, что тот ему скажет. Игорь подъехал к нему в условленный час, сам толком не зная, зачем этот визит. Все главное он уже узнал.
        Евгений Леонидович посторонился, пропуская гостя в дверь.
        - Проходите, молодой человек, не стесняйтесь. Знаете, ваш случай довольно сложный. Скажу сразу, я не нашел сведений относительно вашей умершей жены. Она внебрачный ребенок, поэтому ее родство по мужской линии установить оказалось невозможно. Но зато семья вашей второй женщины как на ладони, и тут имеются интересные факты. С дедом вашей… Альбины все довольно просто. Он родился в тысяча восемьсот девяносто третьем году. Потомственный дворянин. Звали его тогда Иван Петрович Волохов.
        - Иван?
        - Да, Альбертом он стал намного позже. Но все по порядку.
        В тот год в России бушевала страшная эпидемия азиатской холеры. Даже в водопроводе Зимнего дворца в Петербурге обнаружили холерные бациллы. Холера косила всех, не разбирая возраста и сословий. Смертность была огромной, чуть ли не сорок процентов. Кстати, от той холеры умер в том числе и знаменитый композитор Петр Ильич Чайковский.
        Досталось и семейству Волоховых. У маленького Вани умерла мать, следом за ней - кормилица. Младенец с большим трудом удержался на этом свете. Часто бывает так, что дети берут на себя вину за смерть родителей. Так случилось и с Ваней. Все детство мальчик винил себя за то, что мама умерла. Если бы она не была ослаблена после родов! Если бы нашелся самый лучший врач! Таким врачом он и решил стать. В двадцать лет Иван Волохов поступил на медицинский факультет Московского университета. Окончил, стал неплохим специалистом. Женился, у него родился сын - Виктор. Впрочем, семьей он интересовался мало. Был просто помешан на науке. Всю жизнь потратил на то, чтобы сделать какое-нибудь открытие и получить Нобелевскую премию. Его кумиром был венгерский биохимик Альберт Сент-Дьерди, кстати, его ровесник.
        - Поэтому он поменял имя?
        - Ну да. Волохову было сорок четыре, когда Сент-Дьерди получил Нобеля за открытие витамина С. Но это был тридцать седьмой год. Как вы понимаете, молодой человек, тогда уже не очень просто было объяснить чиновникам, почему из Ивана ты захотел стать Альбертом. Вот если б наоборот - тогда без проблем, а так… Это вам не двадцатые. И не пятидесятые, когда вновь пошла мода на иностранные имена. Новоявленного Альберта не поняли даже родственники. При всем уважении к главе семьи, настоящее имя профессора нравилось им гораздо больше. В тридцать девятом Волохова репрессировали. Это было тогда делом обычным, тем более для врачей. Но у его жены и сына возникло четкое убеждение, что во всем виновато его желание поменять имя. Волохова реабилитировали лишь в пятьдесят четвертом. В пятьдесят пятом он добился-таки своего, более того, заставил сына поменять отчество, а еще через четыре года умер, едва успев получить звание профессора. Таким образом, на могильном памятнике и на опубликованных фотографиях стояла надпись «Альберт Волохов». Но и вдова, и взрослый сын просто ненавидели это имя, необоснованно считая, что
оно сломало жизнь их семье.
        - И что же все это значит?
        - Вы не понимаете? Они ни за что не стали бы называть внуков в честь второго дедушкиного имени. Я разыскал несколько знакомых его сына, все они говорят, что последние годы у профессора в семье шла настоящая война. Жена упорно звала его Иваном, на что он реагировал бурными сценами. Тогда она стала обращаться к нему в безличной форме. Говорила «иди завтракать», «тебя к телефону», «передай мне, пожалуйста, газету». Более того, после смерти мужа она настаивала, чтобы сын поменял отчество обратно. Однако Виктор Волохов делать этого не стал, посчитав, что это будет не слишком хороший поступок по отношению к почившему отцу. Через два года у него родилась дочь, и ее назвали Альбиной. В конце шестидесятых, после «иностранной» моды на имена, возникло новое веяние - имена оригинальные, необычные, хоть русские, вроде Денисов, Никит и Анастасий, хоть иноязычные, как Альбина. Думаю, созвучные буквы в имени внучки и дедушки - просто совпадение, не более того.
        Да, кстати. Все институтские товарищи Виктора Волохова говорят в один голос, что он был вовсе не гулена, а очень положительный семьянин. Думаю, если у него и случались интрижки, то вполне безобидные. Вряд ли он мог иметь случайного младенца в другом городе. Тем более что он, как и отец, медик. А врачи обычно грамотны и осторожны в таких вещах.
        Так что, молодой человек, фактов у меня как таковых немного. Но есть профессиональное чутье, и думаю, оно меня не обманывает. Поверьте, Альбина Волохова и ваша жена не имеют друг к другу никакого отношения. Соответственно их дочери тоже. И их необычайное сходство - всего лишь шутка природы. Или ее загадка. Но отгадку надо искать не в родстве девочек. В этом я уверен.

        От Дворжецкого Игорь поехал домой не сразу. Медленно прошелся по набережной. Постоял немного, глядя в холодную осеннюю воду, облокотившись на каменный парапет. Из цепочки стройных убедительных фактов, которые поведал ему Евгений Леонидович, действительно вытекал единственный вывод - Аська и Настена - не родственницы, а совершенно чужие девочки.
        Как там говорил Старик про близнецов? «Это не обязательно родственные гены, но обязательно одна душа на двоих». «Иногда совершенно посторонние люди гораздо ближе друг другу, чем выросшие под одной крышей». «Все, что рождается в природе, для чего-то ей нужно».
        «Загадка природы», - сказал старенький генеалог. Может, особо ценным, особо любимым своим созданиям природа и впрямь дает два тела на одну душу? Ну вроде как дублирующий орган в организме? Настена умерла, зато Настена живет, только уже в другом теле?
        Бред? А много мы вообще знаем об окружающем нас мире, о его устройстве и закономерностях?
        Насколько мудрее нас были наши предки, которые для каждого созвездия придумывали десятки легенд! Не для того, чтоб порадовать детей сказкой на ночь, а для того, чтоб языком образов и эмоций объяснить себе невероятную сложность и красоту Вселенной.
        Мы скептически и снисходительно относимся сейчас и к обрядам язычников, и к ритуальным пляскам туземцев, и к заклятиям шаманов. Мол, что с них взять? Не доросли еще до настоящей цивилизации.
        Конечно, куда им до нас! Вот наша современная медицина подходит к человеку не как к сложному, хрупкому и многоплановому существу, не как к настоящему микрокосмосу, божественному чуду, а как к примитивному механизму, которому можно помочь капельницей или скальпелем. Как зубилом и отверткой: винтик подвернул - и все в порядке. Никакого тебе разбирательства - откуда? Симптом - диагноз. Прогноз - лечение. А как же, извините, предыстория? А первопричина? А неповторимость?
        Вот и Иван Волохов прожил сложную жизнь. Борьба за премию, борьба за имя. Наверняка был атеистом и кабинетным экспериментатором. И в его семье спустя два поколения вдруг происходит это чудо - чудо любви природы к своим созданиям.

        Игорь поехал к себе, на съемную квартиру. Сегодня ему просто необходимо было побыть одному.
        По дороге зазвонил мобильник. Игорь не сразу сообразил, что это его аппарат. Вчера он отдал его на изучение Аське и разрешил девочке записать туда мелодии звонков на ее выбор. Сейчас у него в машине звучал ни больше ни меньше, как Свадебный марш Мендельсона.
        Звонила Альбина. Она никогда не спрашивала напрямую, приедет ли он ночевать. Просто просила его купить что-нибудь по дороге и уже по его ответу понимала, ждать его или нет. Возможно, она боялась показаться навязчивой.
        Игорь сказал, что сегодня не приедет, и уловил в ее голосе грустные нотки. Но сейчас ему было все равно.
        В почтовом ящике неожиданно обнаружилось письмо от Натальи.
        Он надорвал край конверта, достал тонкий листок и прочел небольшое послание, поставившее окончательную точку в его небольшом расследовании.
        «Игорь, сынок, - писала Наталья корявым неловким почерком и с ошибками, - я все ворочалась после твоего ухода. Полночи спать не могла. Все вспоминала наш разговор. Надьку, дурочку нашу, вспоминала. И хахаля ее московского и чертова его папашу профессора. И тут меня как током шарахнуло. Вспомнила я, как ирода этого звали. Альфред. Наврала я тебе про Альберта да Альфонсо. Напутала дура старая. Так ведь сколько годов-то прошло. Но сейчас я точно вспомнила. Знаешь, у нас в деревне городские дом на лето снимали, так у них пуделек был. Его тоже Альфредом звали. Я еще вспомнила, мать как узнала, каким именем Надька собирается назвать младенца, раскричалась, что не позволит внуку собачье имя давать. Она считала, что это собачья кличка. Слава богу, девка родилась. Все ж Алевтина - не Альфред.
        И вот еще, что я вспомнила: москвовед он был. Слово-то какое потешное. Надеха мне это так объяснила - дома да улицы старые изучал. Отсюда-то, видать, у нашей Альки и страсть такая была ко всем этим книжкам да открыткам.
        Ты, Игорек, возвращайся из своей Москвы. А коли надумаешь тама остаться, так береги себя. Спасибо тебе за деньгу, что ты мне под хлебницей оставил. Обнимаю тебя. Тетка Наталья».


        Глава 12
        Неожиданный враг и нежданная любовь
        Вита была вполне довольна. Евгений Леонидович позвонил ей вчера вечером и торжественно-заунывным голосом сообщил, что результаты его изысканий совпадают с ее пожеланиями, и он очень рад, что ему не пришлось обманывать такого замечательного молодого человека.
        Дальше он прочел очередную нудную лекцию, но на сей раз Вита слушала его спокойно. Она так повеселела от известия профессора, что подобные мелочи ее не раздражали.
        - Спасибо, дорогой Евгений Леонидович, - пропела она, поймав недолгую паузу, - вы правы, как всегда. Скажите, а Игорь очень расстроился?
        - Расстроился? Да нет, я бы так не сказал.
        - Спасибо вам большое. Вы нам очень помогли. Всего хорошего. - Она поспешно опустила трубку на рычаг.
        Вот и все. Глупая история с девчонкой закончилась. К Игорю эта семейка не имеет никакого отношения. И главное, ей, Вите, даже не пришлось врать.
        Теперь все очень быстро встанет на свои места. Он поймет, что глупо оставаться в их доме, и переедет к ней. Расстроится при этом вдова или нет, не имеет ровно никакого значения. Главное - она, Вита, будет наконец-то счастлива, так что ей совсем не жалко, если и другим при этом будет хорошо.
        С Игорем они договорились встретиться в восемь. В пять она уже была дома и приготовила шикарный обед, который по времени походил скорее на ужин. Вон как все хорошо складывается. В одном флаконе Игорь получит от нее помощь и понимание (это ведь именно она отправила его к Дворжецкому, когда возникла эта странная ситуация), моральную поддержку (кто будет сейчас зализывать его раны от полученного разочарования? Правильно, уж точно не Альбина), ну и всякие там мелочи вроде вкусной трапезы и ухоженного стройного тела.
        Какой же дурак вернется после этого в дом к стареющей вдове с чужим ребенком? Что бы он там ни говорил про похожесть девочки на его дочь. Мало ли похожих людей! Что ж теперь со всеми жить, что ли?
        Есть, конечно, еще один щекотливый аспект - деньги. Хоть и хочется верить, что Игорь не по этой части, но на сто процентов этого утверждать нельзя.
        Богатая вдова - тоже по-своему лакомый кусочек. И об этом надо помнить.
        Он пришел чуть раньше. Вита вздрогнула. Его приход всегда был немного неожиданным. Ей вечно казалось, что позвони он в дверь на пять минут позже, она сумела бы подготовиться лучше.
        Игорь выглядел немного усталым, но совсем не грустным, даже можно сказать, наоборот, довольным.
        Он поцеловал ее в щеку, прошел в комнату, на ходу закатывая рукава и расстегивая верхние пуговицы рубашки. От кухонной духовки шел такой жар, что в квартире действительно было очень душно.
        Он опустился на тахту и радостно ей улыбнулся, Вита подошла и села рядом. С наслаждением провела рукой по его вспотевшему лбу, чуть влажным волосам.
        - Вита… Я дурак, мне не надо было копаться в этом. Я истратил кучу времени, сил, денег. И все зря. Но это ничего не изменило. Я люблю Аську! Как если бы…
        - Что ты хочешь сказать? - Ее голос звучал как-то непривычно для нее самой. Жестко и испуганно.
        Игоря ее вопрос удивил, и еще больше удивила эта произошедшая с ней перемена. Вита сидела абсолютно прямо и неподвижно, как каменная статуя. Таким же неживым было ее лицо. Рука, гладившая его волосы, замерла в воздухе.
        Он вдруг пожалел, что пришел сюда. От прежней легкости не осталось и следа. В этой женщине было что-то пугающее.
        - Я хочу сказать, что зря ходил к этому профессору. Хотя я очень благодарен, что ты пыталась помочь. Понимаешь, даже если бы я узнал, что Аська действительно двоюродная сестра моей Настены, я… я не смог бы любить ее больше, чем сейчас люблю. Ничего бы для меня не изменилось.
        - Ты останешься жить с ними? - Она по-прежнему не шевелилась.
        - Наверное. Я не знаю.
        - Ты останешься жить с ними, - повторила она медленно, почти по слогам. Это было уже утверждение, а не вопрос.
        - Но я и так живу там, Вита. Какое отношение это имеет к нам с тобой? - Он отвечал ей словно по инерции. На самом деле никакого «мы с тобой» не было. Не было изначально.
        - Ты останешься жить с ними. - Она сказала это третий раз, и ему стало не по себе. Разговор принимал нехороший оборот. - Ты не уйдешь ко мне.
        Это было совсем для него неожиданно. Что с ней? Всегда такая веселая, бескорыстная, заботливая и при этом беззаботная… Что она от него хочет и что он должен ответить? Весь этот разговор напоминает ту давнюю сцену в машине, которую она закатила Максиму. Глупо думать, что это был единичный эпизод. Ну с чего он взял, что в отношениях с ним Вита будет вести себя иначе? Отчего-то люди все время полагают, что плохо бывает только с другими. А уж с ними всегда все будет хорошо. И те, кто с другими злы, лживы, подлы или капризны, с ними будут добрыми, честными, благородными и великодушными.
        Впрочем, у нее же с ним действительно все не так, как с Максом?
        Тот был ее многолетним любовником. Весьма перспективным. И помимо постоянных щедрых подарков, регулярно преподносил щедрые обещания оставить семью. Он же, Игорь, ничего ей не обещал и никогда не смог бы предположить, что нужен ей для чего-то, кроме нечастых встреч и необременительных постельно-приятельских отношений.
        - Вита, ты не так все понимаешь…
        Она вскочила с тахты как ошпаренная и метнулась к окну. Он хотел подойти, но, увидев, как напряжены ее спина и плечи, понял - бесполезно.
        - Я тебя ненавижу, - заговорила она наконец. Вернее, ему показалось, зашипела. - Это что же получается - хеппи-энд, да? Ты прижился под крылышком вдовы, а меня теперь можно вышвырнуть на помойку?
        Она обернулась, и Игорю снова стало неприятно. Это была другая женщина. Тактичная и понимающая Вита куда-то делась. Перед ним стояла хищница с перекошенным лицом и злым блеском в глазах.
        - О чем ты? Мы же говорили об этом - я не нужен тебе. Это было… - он тщетно пытался подобрать слово.
        - Ну давай, - она перешла на крик, - что это, говоришь, было? Веселое времяпровождение? Заурядный перепих? Пошлый романчик на фоне высоких чувств к этой престарелой швабре?
        Она вела себя невыносимо. И самое главное - неожиданно. Никогда бы он не подумал, что простая фраза вызовет такую бурю эмоций. Сейчас ему хотелось только одного - чтобы эта некрасивая сцена скорее закончилась.
        - Послушай. - Он все-таки сделал попытку дотронуться до ее плеча, хотя делать этого не хотелось. Было большое искушение повернуться и уйти. Совершенно ясно, что добрыми друзьями они не останутся, а все остальное… Ну и дурак же он. Единственный раз в жизни захотел необременительных отношений. Ну вот, получай!..
        - Нет, это ты меня послушай! Я вижу, всем вам очень хорошо. Хорошо было Максу. Несколько лет болтался между двух берегов, получал и там и там и ничего не давал взамен. Хорошо ей - ничтожество, которое все опекают и жалеют. Жаль, не успела спросить у Макса, почему, если я такая хорошая, у меня ничего нет, а она вся такая плохая, неинтересная и вечно недовольная, но у нее все есть? Хорошо ее соплячке - наконец-то обретет любящего папочку. Прошлый, честно говоря, был паршивым отцом… Ну и само собой, хорошо тебе. Верно, братишка?
        - Я же объяснял тебе. Моя дочь…
        - Эту слезливую историю ты мне уже однажды поведал, - перебила она его на полуслове. - Два раза я наступила на одни и те же грабли. Вы оба просто трахались со мной, использовали меня, не утруждаясь даже задуматься, что чувствую я, когда за вами закрывается дверь!
        - Альбина - не моя жена. Между нами ничего не было. Я не хотел тебя обидеть. - Он сам не понимал, почему оправдывается перед ней.
        - «Между нами ничего не было», - передразнила его Вита, - господи, да что вы за существа такие, мужики? Макс мне тоже к месту и не к месту повторял «мы спим в разных постелях». Что ж у вас за мерило отношений такое? Знаешь, я б махнулась с твоей Альбиной. Чтоб с ней ты трахался пару раз в неделю, а со мной бы у тебя «ничего не было». Только при этом живи со мной, проводи в моей квартире все выходные и праздники, ходи в магазин за продуктами для меня!!! За сыром, сосисками и обезжиренным творожком на завтрак!
        Она оттолкнула его, села на краешек тахты и закрыла лицо руками.
        - Вита…
        Эта сцена была отвратительна. Но уйти, хлопнув дверью, он просто не мог. Ему было ее жаль. То же чувство, что тогда, первый раз, в машине, только намного сильнее. Он понимал, что это не спектакль, не игра на публику, а крик отчаяния. Вопль измученной, изболевшейся души.
        - Что Вита? Давай расскажи мне, какая я еще молодая и красивая и как у меня все будет хорошо. Спроси, «зачем я тебе нужен?». Удивись, почему все женщины так хотят серьезных отношений.
        - Но ведь я ни разу не обманул тебя. Ни в чем. Ты сама дала понять, что хочешь именно таких отношений. Разве нет?
        Она молчала. Долго, минут десять. Звонок мобильника прозвучал в этой тишине громко и отрезвляюще.
        Сотовый успел дважды проиграть отрывок из марша Мендельсона, пока он нашел трубку в кармане куртки. Она упорно не давалась в руки, словно живое существо.
        - Але? - Как он ни старался ответить беззаботным голосом, у него это не получилось.
        - Игорь, ты в порядке? - Альбина говорила весело, и ему почему-то сразу стало легче. В конце концов, что такого страшного произошло? Ну не поняли люди друг друга. Пройдет время. Оба остынут. У нее все наладится. У него, дай бог, тоже.
        - …Так что я подумала, может, ты по дороге их захватишь?
        - Кого их? - Он очнулся от своих мыслей.
        - Тебе плохо слышно, да? Глазные капли для Бакса. Я второй день забываю их купить. Вспоминаю, уже подъехав к дому.
        - Конечно, куплю.
        - А ты скоро… В общем, мы тебя ждем! - Она дала отбой.
        Игорь надел куртку, ботинки и взялся за ручку двери. Из комнаты не доносилось ни звука. Надо было уйти, но он предпочел бы сделать это по-человечески. И все медлил - ждал, пока Вита выйдет проводить его.
        Дождался. Она медленно появилась в дверном проеме и оперлась о косяк. В ее взгляде была такая ненависть, что ему стало страшно. Было ощущение, что он разозлил не человека, с которым можно договориться, а дикого зверя, злить которого категорически не рекомендуется.
        - Что, уже Мендельсон? - Он не сразу понял, что она говорит о мелодии телефона. Господи, вечно женщины обращают внимание на всякую ерунду. Да что ж это такое! Какая-то мелочь, а для нее словно красная тряпка для быка. Когда же это кончится? Сколько можно продолжать это бессмысленное выяснение? Игорь дернул входную дверь на себя. Заперто.
        - Открой!
        - Щас, - отвечала она, не сдвинувшись с места. - Спешу и падаю.
        - Не дури. - Он старался говорить спокойно, но чувствовал, что начинает испытывать здесь что-то вроде приступа удушья. Наверное, оттого, что с кухни тянуло чем-то горелым.
        - Что, опоздаешь - заругают? А я, идиотка, тебе поверила! Любящий папаша. Не вышло заиметь вторую дочку? Жалко, конечно, но не повод отказываться от денег. Правда? Помимо девчонки есть ведь еще и вдова, верно? Ай да молодец! Герой-страдалец. Подслушал чужой разговор. Приперся в чужой дом, назвался братом. Окрутил эту безмозглую дуру. А родственные чувства можно в себе и взрастить, верно? И жить дружной семьей.
        - Открой дверь. - Игорь чувствовал, что сдерживается из последних сил. Невидимая удавка на его шее затягивалась, дышать становилось все труднее.
        - Я не для того столько лет убила на эту историю, чтобы теперь остаться ни с чем. - Она не говорила, а шипела, по-змеиному выгибая красивую шею. - Макс не любил их, рано или поздно ушел бы. И у меня сейчас было бы все. А эти две сиротки поселились бы в спальном районе. В каком-нибудь Юбутове или Туеве-Кукуеве. В однокомнатной малогабаритной. И с зарплатой пять сотен в месяц. И это было бы справедливо. Если бы не эта чертова катастрофа!.. Они живут в моем доме. Слышишь? Эта сука заняла мое место!
        Вита опять сорвалась на крик. Истеричный, громкий, невыносимый. Игорь рванул дверь, плохо понимая, что делает. Ему хотелось только одного - не слышать этого злобного шипения, не видеть перекошенного лица.
        - Она опять стала мне поперек дороги! - У Виты началась истерика. - Она тратит мои деньги! И ты мне их отдашь. Слышишь?! Ты мне их отдашь, отдашь, отдашь!!!
        Она вцепилась в рукав его куртки, продолжая повторять последнюю фразу.
        Игорь с трудом освободился от ее захвата и легонько оттолкнул ее в глубь комнаты. Возможно, для прекращения истерики ей не мешало дать пощечину, но этого он сделать не мог. Поэтому зашел в ванную, взял с верхней полки попавшийся на глаза пластиковый кувшин, набрал холодной воды и, выйдя, с размаху выплеснул на Виту. Это дало мгновенный эффект. Она всхлипнула, но тотчас замолчала. Стояла мокрая и с ненавистью смотрела на него.
        - Открой. А то я выломаю дверь. Тебе же придется чинить.
        Вита вдруг заговорила другим, абсолютно спокойным тоном:
        - Я дам тебе ключ и убирайся. Катись отсюда. Но деньги ты мне отдашь. Вернее, будешь отдавать каждый месяц. Столько, сколько я скажу.
        Он слушал ее и не верил.
        - А как же иначе? За все надо платить, дружок. - От этого дурацкого обращения Игоря передернуло. - Во-первых, ты должен мне за наводку, так сказать. Если бы не я, не знать бы тебе, что можно прикинуться Максовым братом. А так смотри, как хорошо получилось! Во-вторых, сам понимаешь, молчание дорого стоит. Ты ведь не хочешь, чтобы твое новообретенное семейство узнало правду про свалившегося с неба родственничка?
        Он смотрел на нее молча и даже не испытывал злости. В конце концов, где-то она права. Он их обманул. Какой смысл прикидываться святым?
        - Так мы друг друга поняли? Ты у нас теперь без пяти минут миллионер. Думаю, вполне сможешь без вреда для репутации утащить пару тысчонок в месяц. Или выделить мне скромное содержание из своих заработков. Ты ведь герой положительный, не собираешься сидеть на шее у бедной вдовы. Это мне тоже подойдет. Да, еще можешь платить мне в любой валюте по курсу. Как видишь, я не привередлива.
        Нет, не может быть! Нет, не может быть, чтобы полчаса назад эта женщина плакала, сгорбившись на краешке тахты. Не было этого. Просто не могло быть.
        - Я не буду. Я никогда больше не буду их обманывать.
        - Дело твое. Но боюсь, что и я в таком случае не буду оберегать твое тихое семейное счастье. Ты уж меня прости… Думаю, вдова переживет массу приятных минут, когда узнает, какой замечательный у нее деверь. Я не только ей расскажу. Я девке все расскажу. Как думаешь, нужен ей такой папочка?
        А деньги я возьму сама. Код сейфа я знаю. Кстати, сообщаю тебе - это день рождения нашего драгоценного Макса. Двенадцать, ноль один, девятнадцать, шестьдесят девять. Можешь проверить - я не блефую. Сейф в углу, направо от двери… Только я возьму все сразу. Как ты считаешь, на кого подумает веселая вдова? Отгадай с трех раз.
        Объясняться дальше было бесполезно. Сейчас надо уйти отсюда. И уже потом думать, что делать дальше. Она достала из кармана халатика связку ключей и кинула ему. Он машинально поймал.
        - Теперь убирайся. Завтра я позвоню тебе ровно в три. И ты дашь мне окончательный ответ. И только попробуй назвать меня братишкой!

        Игорь пришел в себя только на улице. Он не мог вспомнить, как спускался по лестнице, как открывал тяжелую дверь подъезда, как шел к машине.
        Сев за руль, он не стал заводить мотор. Ехать в таком состоянии было просто опасно. Нужно было хоть немного прийти в себя. Но скоро он понял, что физически не может находиться около ее дома. Словно излучаемая ею ненависть доходила сюда, просачиваясь сквозь стены.
        Он отъехал в соседний двор и припарковался в нише между двумя «Газелями». Надо было что-то решать. Искать выход из ситуации, которая заранее обречена.
        Через приоткрытое боковое стекло он почувствовал запах жженой листвы. Такой приятный и знакомый. А ведь когда-то он так любил осень!
        Как легко сказать: «Я не буду больше никого обманывать». Как легко быть честным, мужественным и законопослушным, когда тебе нечего терять.
        Игорь не сомневался, что Вита исполнит свою угрозу. Вот она-то как раз и выглядела как человек, которому уже все без разницы. Он вспомнил перекошенное лицо и содрогнулся.
        Впервые за последние два года ему стало страшно. Ужасно лишиться самых близких людей по велению судьбы, но не менее ужасно остаться одному из-за собственной недальновидности и вранья.
        Невыносимо трудно выжить после того, как твоя жизнь переломилась пополам, и почти невозможно пережить это еще раз.
        Мир над пропастью… Замок, висящий в воздухе над волнующимся морем.
        А чего он собственно хотел и на что надеялся? Вечно быть братом? Абсурд. Об этом надо было думать с самого начала, а не жить одним днем.
        Он снова вспомнил похороны бизнесмена Волохова и в который раз убедился - поступить по-другому он бы не смог. Да и какой смысл теперь думать об этом?
        Он даже не злился на Виту. Она ведь не тянула его за язык, когда он представлялся Максовым братом. И в постель к себе не на аркане тащила.
        Листья догорали, испуская пьянящий пряный аромат. Как ни странно, от этого запаха ему стало легче.
        Он все им объяснит. Вернее, все объяснит Альбине. А потом они оба подумают, что и как говорить Аське. Не может быть, чтобы два взрослых человека не нашли общего языка.
        Он завел мотор и поехал на Рублевку. Капли для Бакса Игорь, естественно, купить забыл. В дороге неожиданно разболелась голова. Когда-то его бабушка говорила, что каждый орган болит из-за чего-то. Уши - когда человек не хочет что-то слышать, глаза выходят из строя, когда видят вокруг мир, явно отличный от желаемого, легкие простужаются у тех, кто не хочет жить полной, насыщенной жизнью, то есть дышать полной грудью, а голова начинает беспокоить, когда перед человеком вырастают неразрешимые проблемы. В данном случае бабушкина теория срабатывала на все сто.
        Игоря немного пошатывало, когда он парковался и вылезал из машины. Похоже, даже поднялась температура. Во всяком случае, по выражению Аистенка, встречавшей его у калитки, выглядел он «нефонтанисто».
        Альбина, увидев его бледное, с испариной, лицо, даже испугалась и кинулась проводить ревизию аптечки, заваривать какую-то траву и откупоривать банку с перетертой малиной.
        Игорь опустился на кухонный диван и сжал виски руками. Стало немного легче. Он смотрел на суетящихся вокруг него «милых дам», на эту уютную, ставшую родной, кухню, на недовольного всеобщим невниманием щенка, положившего голову на его колени, и пытался запомнить во всех подробностях этот, возможно, последний вечер. Где он будет завтра - уже неизвестно. Надо поговорить с Альбиной прямо сейчас, немедленно. Времени откладывать разговор уже нет.
        В тяжелое, монотонное ощущение головной боли вплетались отдельные звуки, даже целые фразы из внешнего мира.
        - Мама, я не знаю, где этот дурацкий градусник!
        - Ася, я и так ничего не успеваю, можешь ты хоть что-нибудь сделать! Посмотри в тумбочках, в ванных - в шкафчиках над раковиной, у себя на полках.
        - Я уже везде смотрела.
        - Тогда я пойду посмотрю, а ты пока порежь лимон. У меня не десять рук.
        Сквозь пелену Игорь видел, как Аистенок взяла у матери нож и неловко начала кромсать лимон на кривоватые, неровные дольки. Игорь смотрел на нее во все глаза, пытаясь запомнить это лицо, мимику, жесты. Сейчас он может с точностью воспроизвести ее в памяти в любой момент. А потом? Если он потеряет возможность видеть ее, что будет потом? Возможно, его память сохранит все так же четко. Но она будет расти. Ей будет тринадцать, потом четырнадцать, потом двадцать. И он всего этого волшебного превращения уже не увидит. Он потерял Настену, и сейчас его ждет вторая потеря. Ну что ж, за все надо платить. В том числе и за то, что он теперь знает, как выглядела бы его дочь в двенадцать лет. Это тоже немало.
        - Почему вы так на меня смотрите? - Аистенок отложила нож и поглядела на него с беспокойством. - Пойдемте, я вас уложу.
        Он вспомнил, как его укладывала спать Настена. Когда Аля работала по вечерам, она чувствовала, что остается главной женщиной в доме, и было ужасно забавно наблюдать, как она на полном серьезе начинала заботиться о его здоровье и режиме.
        «Папа, я уложу тебя спать, чтобы к девяти ты проснулся и уложил меня как следует». «Как следует» в данном случае означало не уснуть над чтением сказки, что с ним частенько случалось после напряженного рабочего дня.
        - Игорь, ты в порядке? - Альбина стояла перед ним, стряхивая градусник. - Ты еще днем, когда я тебе звонила, показался мне каким-то не таким. Пойдем, ляжешь отдохнешь.
        В постели он почувствовал себя лучше. Как ни странно, градусник показал всего лишь тридцать семь. К ночи стало еще легче. Голова почти успокоилась. Альбина заходила к нему раза три. Приносила чай, спрашивала о самочувствии, интересовалась, не нужно ли ему чего-нибудь.
        Зайдя последний раз, она отвернула краешек простыни и робко присела рядом с ним. Игорю вдруг совершенно серьезно показалось, что он видит ее в первый раз. Он как-то никогда не разглядывал ее за эти несколько месяцев. Его внимание всегда было обращено на Аську.
        Если бы его спросили, как выглядит женщина, с которой он живет под одной крышей, ему было бы почти нечего сказать. Ну разве что вспомнил бы, что она высокая шатенка с немного грустным лицом.
        А оказалось… Оказалось, трудно о ней что-то сказать. Не в словах совсем дело, а в ощущениях. Белая до прозрачности кожа, безупречный овал, две женственные маленькие родинки на правой щеке, а лицо, оказывается, совсем не грустное - такое впечатление создается из-за длинных, очень прямых ресниц, немного закрывающих внешний уголок глаза. И взгляд - немного испуганный, даже растерянный, но такой добрый и понимающий. И почти детские беспокойные руки, которые теребят край домашней ситцевой юбки - черной с розоватыми цветами. Цыганской. Как у той девчонки по имени Рада, которая нагадала ему, что он обретет вновь свою потерю.

        Игорь приподнял голову с подушки и посмотрел на электронный будильник. Зеленые светящиеся цифры показывали ровно полвторого ночи. Он выглянул в коридор - в доме стояла абсолютная тишина.
        Накинув халат, он прошел в кабинет. Включил компьютер, вышел в Интернет и набрал в поисковой системе слово «двойник».
        Набралось, как обычно, много всякой муры. Книги, фильмы, заметки о конкурсах двойников звезд и политических деятелей… Не это его интересовало. Но среди прочего попалась и любопытная статья в каком-то «самодельном» словаре.
        «Двойник - человек, имеющий полное сходство с другим, - сообщала статья. - Или, другими словами, двойники - как правило, чужие друг другу в отношении родственных связей люди, но похожие как, например, однояйцевые близнецы. Можно с некоторой натяжкой предположить, что внешнее сходство двойников есть результат сходства их генотипов, возникшего вследствие чисто случайных сходных комбинаций некоторых генов, отвечающих за формообразовательные процессы в ходе развития человека. Если принять во внимание огромное число генов и их аллелей (вариантов) в геноме человека, то станет ясным, что вероятность возникновения таких генетически идентичных или близких людей ничтожно мала. В действительности же двойники не столь уж исключительно редкое явление. Для каждого из нас среди ныне живущих людей наверняка можно найти двойника или очень похожего человека».
        Ну да, современная наука что хочешь объяснит. Тут тебе и гены, и геномы, и аллели. Интересно только, что бы сказали эти ученые мужи, окажись они на его месте?
        Игорь выключил компьютер и покосился на стену.
        Сейф располагался не посередине стены, как это обычно бывает, а в углу. И был так ловко замаскирован, что, не зная, найти его было бы весьма непросто.
        Игорь и сам не знал, зачем он туда полез. Наверно, в надежде на то, что шифр, сообщенный Витой, окажется неправильным и это освободит его от всяких метаний и принятия решения. Детская, смешная мысль.
        Он сдвинул стенную панель. Набрал код. Вита была права - все оказалось просто. Странно, почему Макс так легко сообщил любовнице шифр? Был полностью уверен в ее порядочности? Или знал, что больше никогда не приведет ее к себе в дом? В сейфе обнаружились многочисленные бумаги, пухлые пачки денег в рублях и валюте, несколько коробочек, видимо, с ювелирными украшениями и пластиковая папка с банковскими документами - у Максима Волохова на счету в одном из крупнейших отечественных банков хранилась весьма солидная сумма. Да, Вите было чем тут поживиться…
        В самой глубине сейфа лежал свернутый вчетверо листок бумаги из школьной тетради. Игорь развернул клетчатую страничку. Это был детский рисунок, сделанный разноцветными фломастерами. Домик, цветы, деревья и три фигурки - мужская, женская и детская. Первая немного в стороне от двух других. Под рисунком неровными печатными буквами было написано: «Папе на день рожденья от Аси. 1996 год».
        Держа в руках этот аккуратный, заботливо сложенный листочек, Игорь впервые задумался о том, что за человек был Максим Волохов. Таким ли уж он был плохим отцом? Нерешительным эгоистом? Немного инфантильным, хоть и достаточно взрослым? Или просто тем несчастным, которому в детстве недодали любви? Каждый несет по жизни свой груз, свою боль и захваченные из детства страхи и комплексы. И он сам, и Альбина, и несчастная обозленная Вита, и Макс. Каждый из них видит мир через призму этих страхов и надежд. Но это еще полбеды. Очень часто человек пытается и других заставить посмотреть на мир через свое искаженное стекло. И обижается, когда этого не происходит… Очевидно, поэтому люди чаще всего не понимают друг друга. Игорь еще раз развернул листочек, посмотрел на фигурки из палочек. Интересно, знает ли Аистенок, что ее не всегда внимательный и заботливый папа бережно хранил ее детский подарок вместе с самыми ценными вещами?
        Он положил листок обратно и решительно закрыл сейф.
        Никогда и ни за что он не причинит им боли. Никогда не доставит ни малейшего неудобства. Он вышел в коридор, постоял немного на лестнице и решил спуститься на кухню. Организм уже оправился от вечернего потрясения и требовал пищи.
        Альбина никак не могла уснуть. Обычно за день она успевала так устать, что отключалась, едва коснувшись подушки. Но сегодня снова и снова вспоминала прошедший день, и сердце сжималось от нехорошего предчувствия. И еще оттого, что скоро, возможно, придется расстаться с человеком, который ей так нравится. Да что там нравится! Не стоит притворяться, по крайней мере, перед собой. Никогда она еще не чувствовала того, что чувствует в присутствии этого мужчины. С Максом все было по-другому.
        Удивительно, сколько лет можно искать себя. Не в каком-то там глубинно-философском смысле. А просто себя - то настоящее, живое, непосредственное существо, которое исчезает в раннем детстве и возвращается с мудростью и зрелостью. Или с любовью. Какая это роскошь - быть такой, какая ты есть. Без вечного желания получить отличную оценку.
        С тех пор как в их доме появился Игорь, все пошло по-другому. Каждый день Альбина находила в себе что-то новое. По-новому общалась с дочерью, по-новому вела себя в новом рабочем коллективе, по-новому радовалась жизни. Ей казалось, что даже осень, с ее золотисто-багряной красотой, она видит первый раз в своей жизни.
        Только сейчас, после тринадцати лет печального замужества, она поняла наконец, что такое семья. И чего они с дочерью были лишены все эти годы.
        Но Игорь еще достаточно молод, холост и когда-нибудь захочет завести свою семью. Он не останется в их доме навечно. И тогда им опять придется жить в одиночестве.
        Кстати, интересно, почему такой мужчина не женат? Не получилось? Это вряд ли. Ему уже под сорок - возраст вполне солидный даже для нескольких серьезных попыток. Наверное, все-таки развелся. Так или иначе, о себе он рассказывать не любит, а она никогда его особо не расспрашивала.
        Альбина накинула халат и направилась на кухню. Не лучшая привычка - есть по ночам. Зато проверенное средство от грустных мыслей.
        По дороге она заглянула в Аськину комнату. Дочь, как всегда, спала в одной позе - свернувшись калачиком на правом боку и прижав кулачок ко рту. Не до конца расплетенные светлые косички разметались по подушке. Правая рука спущена с кровати в сторону собачьей подстилки. Видимо, засыпая, Аська гладила любимца. Однако хитрый щенок, естественно, в постели. Этот своего не упустит. Дождался, пока хозяйка заснет, и перебрался на более удобное ложе.
        Альбина потормошила сонного питомца и подтолкнула в сторону подстилки.
        Тот недовольно шмыгнул на клетчатый коврик.
        - Место, Бакс! Пойду обратно - проверю, - шепнула Альбина и, поправив одеяло, вышла из детской.
        Игорь стоял у кухонного окна с чашкой. Странно, что она даже не испугалась. Ведь не ожидала увидеть его на кухне, да еще ночью, да в полной темноте. Собственно, не только его. Когда идешь на кухню в два часа ночи, как-то не приходит в голову, что встретишь там кого-нибудь.
        Он не обернулся - наверное, не слышал ее шагов. Настолько погружен был в свои мысли.
        Свет садовых фонарей проникал через окно, четко обозначая его силуэт. Альбина не решилась щелкнуть выключателем. Ей показалось, что это будет грубо.
        Она стояла и смотрела на его затылок, плечи, спину… А почему бы ему не остаться - пришла мысль. Хватит уже вечно сомневаться в себе. Надо хотя бы попытаться получить главную в своей жизни пятерку.
        - Игорь…
        Он обернулся. Альбина даже вздрогнула от неожиданности. Господи, какое у него было лицо. Так выглядят на похоронах или у постели смертельно больного человека. Словно он стал старше на десяток лет за этот вечер.
        Она быстро подошла к нему, обняла, привстав на цыпочки, и положила его голову себе на плечо. Медленно начала укачивать, словно ребенка.
        - Игорь, ну что ты? Ну ничего, ничего… - она бормотала еще что-то несвязное и успокаивающее, продолжая медленно покачиваться.
        Альбина не успела подумать, правильно ли она все делает, что из этого выйдет и почему у него такое лицо.
        Это все было сейчас совсем не важно. Он обнял ее крепко-крепко, даже стало немного трудно дышать, и уткнулся в ее распущенные волосы.
        Все было так просто - двое одиноких людей, каждый со своими переживаниями и проблемами, стояли ночью на абсолютно темной кухне, прижавшись друг к другу тесно-тесно и не решаясь заговорить.

        Игорь отстранился и взглянул в Альбинино лицо. При отсвете садового фонаря она выглядела совсем хрупкой и очень нежной. Впрочем, нежность - это не от фонарей. Это то, что она испытывает сейчас к нему. Две маленькие родинки наискосок от приоткрытого рта делают ее такой красивой и женственной.
        Он наклонился и поцеловал ее. Сначала в одну родинку. Потом в другую. Потом осторожно прикоснулся к губам. Отклик его удивил.
        Альбина, всегда такая сдержанная и строгая в соблюдении приличий, с такой страстью откликнулась на его осторожный поцелуй, что он едва устоял на ногах.
        Он мог только удивляться, где был раньше. Игорь, не глядя, поставил чашку на подоконник и подхватил ее на руки.
        Все остальное будет завтра. Разборки с Витой, покаяние перед новой семьей, воспоминания о прошлом. Только не сейчас. Все только завтра.
        Когда он нес ее наверх, у самой лестницы она вдруг засмеялась. Звонко, от души. И тут же смущенно уткнулась в его плечо.
        - Чего ты? - Игорь сдул пушистую прядку с ее лица.
        - Пусть мне еще хоть раз кто-нибудь скажет, что нельзя ночью лезть в холодильник! Пусть только попробует!
        - Ну я, положим, ничего съесть не успел, - улыбнулся он.
        - И я тоже, иначе ты бы меня не поднял!
        - Я предлагаю наверстать это завтра, - сказал он, опуская ее на кровать в спальне. Потом вернулся к двери и закрыл ее.
        Завтра наступит не скоро. До утра еще несколько часов. И эти часы он решил быть счастливым. Во что бы то ни стало. Обязательно.


        Глава 13
        Горькая развязка
        - А что, мы сегодня не завтракаем? - Аистенок влетела в комнату и резко затормозила на пороге. - Ой!..
        Постояла полминуты, удивленно созерцая родительскую кровать, и тихонько вышла, прикрыв дверь.
        - Вот тебе и «ой»! - Альбина потянулась. - Я думала, ты вчера запер дверь.
        - Нет, просто прикрыл, - Игорь лихорадочно запахивал халат. Только бы эта маленькая утренняя сцена не осложнила его отношения с девочкой. Почему он не запер эту дурацкую дверь!
        Вдруг она расстроится? Обидится?
        - Да не нервничай ты так, все будет в порядке, - Альбина провела рукой по его волосам. - Ничего страшного не произошло.
        Он поймал ее руку, поцеловал и поспешно вышел. Ему не терпелось догнать Аистенка.
        Может, она ненавидит его? Презирает? Плачет?
        Ася сидела на кухне за барной стойкой, и вид у нее был весьма довольный.
        - Послушай, Аистенок… - Игорь чувствовал невыразимое смущение.
        - Я все понимаю. Я уже взрослая, - ответила она серьезно и как-то очень торжественно.
        - Правда? - Это было для него таким облегчением, перед которым отступала даже предстоящая встреча с шантажисткой.
        - Правда, - заверила она ободряюще. - Только мне интересно, будем ли мы сегодня завтракать? Любовь - это ведь не повод, чтобы оставить ребенка умирать с голоду. Между прочим, я тоже вам помогала.
        - Это каким образом?
        - А кто скачал на ваш… на твой мобильник свадебный марш? - Впервые за все время она обратилась к нему на «ты». Вид у нее был хитрый и довольный.
        Игорь на всякий случай не стал уточнять, при чем тут свадебный марш.
        - Ладно, понял. С меня причитается.
        - Для начала пусть мне причитается молоко с тостами!
        - Как пожелаете.
        - Но это только для начала, ты учти, это не все!
        - Учел.
        - Думаю, бабушка будет в отпаде, - заявила она через некоторое время.
        - В каком смысле? Только не говори, пожалуйста, с набитым ртом. Еще, не дай бог, подавишься…
        - В прямом. Будет радоваться за маму. - В этом Игорь отчего-то сильно сомневался.
        - Послушай, Аистенок, а может, я сделаю тебе еще пару тостов, и тогда бабушка ни о чем не узнает, идет?
        - Да ладно тебе, я же серьезно! Ты же старше папы, значит, уже нагулялся. А для нее это самое главное. Тебе сколько лет? Тридцать с хвостиком? - Нет, все-таки она воплощение непосредственности!
        - Тридцать с очень большим хвостиком. Почти с хвостищем. Вот-вот стукнет сорок.
        - Правда? Ну-ка признавайся, когда у тебя день рождения?
        Он не успел ответить. В кухню впорхнула Альбина, и Игорь был поражен. Просто слепым надо было быть, чтобы жить рядом и не видеть этой красоты. А может быть, все эти месяцы она была обычной, а такой стала только сегодня, благодаря проснувшейся любви?
        - Я смотрю, тут вовсю уже завтракают?
        - Нет. Просто ребенок потребовал свои законные тосты. И я взялся приготовить.
        - Можно мне тоже? И яичницу.
        - Мама, ты же не ешь яичницу! У тебя на завтрак мюсли с йогуртом.
        - Вообще-то я делаю вид, что забыла об этом, так что помолчи.
        - Ладно, тогда я забуду, что мне сегодня в школу, а ты не будешь мне напоминать, ладно?
        - Ну, барышня, вы прямо из всего можете извлечь выгоду. - Игорь сделал притворно-сердитое лицо.
        Это было особенное утро. По-особенному кипел электрочайник. Особенно вкусным был кофе, хотя варили его так же, как всегда. Особенно хрустели поджаренные тосты. Новые цвета, новые запахи и звуки - все это ворвалось в его мир. Нечто похожее уже было, когда он познакомился с Витой. Но тогда не было главного - нежности.
        - Собирайся, Аистенок, я подвезу тебя. - Игорь допил кофе и пошел одеваться. Вчерашнее недомогание бесследно исчезло. Странно, но страха тоже не было. Ему казалось теперь, что все легко и просто. Невозможно, чтобы люди были так жестоки друг к другу. Вита вчера просто разнервничалась. Сегодня он поговорит с ней, и все наладится. Иначе и быть не может.
        Когда он спустился вниз, Альбина убирала со стола. Он подошел сзади, обнял ее, поцеловал в макушку. Хотел сказать ей что-нибудь нежное, хорошее, обнадеживающее, чтобы она не терялась в догадках, насколько все это для него серьезно, но решил подождать до вечера. Не делаются такие вещи на ходу.
        Аська спускалась по лестнице с недовольным видом, застегивая на весу школьную сумку.
        - Ну, можно я не пойду сегодня в школу? - Она умоляюще посмотрела на Альбину.
        - Это почему еще?
        - Я вчера заразилась от Игоря, и у меня температура.
        - Однако выглядишь ты очень даже ничего.
        - Это я держусь изо всех сил.
        - Ну хорошо, хорошо, - Альбина рассмеялась, глядя на дочку, - устрой себе праздник.
        Аистенок, видно, не ожидала такой легкой победы. С криком «Ура!» девочка кинулась наверх в свою комнату. Игорь засмеялся. Вот ведь, хитрюга, знает, когда и как попросить.
        - Не забудь, что у тебя температура, - крикнула мать вдогонку, поправляя воротник его куртки.
        Он опять подумал, что надо сказать ей что-то чудесное, но промедлил и не успел. Альбина уже закрывала за ним дверь. Вечером. Все вечером. Он вернется с работы и все ей объяснит и расскажет.
        Он направился к машине. У калитки обернулся на дом. На свой новый дом, где теперь живет счастье.

        Она подошла к зеркалу. Медленно провела рукой по шее, по лицу, улыбнулась своему отражению.
        И этой женщине тридцать восемь? Не смешите, ей нет еще и тридцати.
        Альбина улыбнулась. Господи, боже! Оказывается, вот оно какое - счастье…
        Она распахнула створки шкафа, пробежала глазами многочисленные полки. Как все уныло! Сплошные серо-черные тона, бесформенные длинные юбки, блузки как из бабушкиного шифоньера. Только что не с рюшами. А ведь Макс столько раз давал ей денег и предлагал купить что-нибудь. Она честно шла в магазин и возвращалась оттуда с очередной черной водолазкой или скучной длинной юбкой.
        Раза два она все-таки попыталась совершить прорыв и купила несколько «вызывающих» вещей. К этой категории относились белые летние брюки-стрейч, короткое кремовое платье-футляр и красный приталенный пиджак. Все эти вещи, естественно, надевались только один раз - в примерочной магазина.
        Она вынула все три вещи и по очереди приложила к себе. Пожалуй, все не по погоде. А, плевать!
        - Аистенок! - Дочь мгновенно оказалась рядом.
        - Да, мам?
        - У тебя есть топик? Белый или красный?
        Через полчаса она наконец отобрала из кучи шмоток, принесенных радостной дочерью, светло-кремовую кофточку.
        - Я вот эту возьму. Боже, Аська, что ты мне притащила? Ты и правда думаешь, я пойду на работу в футболке с Микки-Маусом?
        - Я бы не удивилась, мам.
        - Это еще почему?
        - А ты сейчас выглядишь лет на двадцать.
        - Но не на десять же. Постой-ка, ты мне льстишь в надежде, что я и завтра разрешу тебе не идти в школу?
        - Нет, мамочка, ты и правда классно выглядишь.
        - Я поеду на машине.
        - Ну да? - Ася смотрела недоверчиво. - И ты не боишься?
        - Нет.
        - Но раньше же боялась.
        Раньше она боялась всего. Боялась жить, любить, работать. Сейчас ей самой казалось странным, что она столько всего боялась.
        - Не знаю, Аистенок, все так неожиданно произошло.
        - Ты влюбилась?
        Альбина молчала. Легко сказать два слова «я влюбилась», но как высказать то, что происходит у нее в душе, так, чтобы дочка поняла?
        - Да я все понимаю, мам, ты не волнуйся.
        - Едва ли. Я и сама ничего не понимаю. - Альбина покачала головой.
        - Хочешь, я объясню? - Девочка забралась на кровать и обняла ее сзади.
        - Ну попробуй.
        - Просто Игорь ужасно хороший. Я уже давно решила, что вам надо быть вместе.
        - Вот как? Так, значит, это ты решила?
        - Ну да. Я даже зафигачила ему в телефон свадебный марш. На твой номер, между прочим. Чтобы, когда ты ему звонишь, играло: пам-пам-парам…
        - Постой, что ты сделала?
        - Зафигачила.
        - А-а. Да, это был очень тонкий дипломатический ход, - улыбнулась Альбина. - Думаешь, поэтому он наконец обратил на меня внимание?
        - А то, - серьезно отвечала девочка.
        - Заболтала ты меня совсем, Аська. - Она бережно отняла от себя дочкины руки. - Мне на работу надо. Я, в отличие от некоторых, не прогульщица.

        День был суматошный как никогда. Хорошо, что еще с утра Игорь предупредил Якова, что ему нужно сегодня освободиться пораньше. Он не хотел больше тянуть ни дня. Игорь хорошо знал это свойство человеческой натуры - вечно откладывать важные дела и находить этому все новые и новые оправдания. Он собирался приехать сегодня чуть пораньше Альбины, часов в шесть, и приготовить праздничный ужин. Ощущение, возникшее с утра, не покидало его весь день. Он не сомневался - все будет хорошо. Даже когда ровно в три позвонила Вита, у него на сердце все еще было спокойно.
        Он как раз зашел на кухню выпить кофе в промежутке между двумя поездками, когда раздался звонок.
        - Але, - Игорь говорил приветливо. По-другому он сейчас не мог. Даже с ней.
        - Ты что-то быстро взял трубку. Наверное, не успел насладиться свадебным маршем, - прозвучал язвительный голос.
        Дался ей этот марш! Игорь не стал объяснять, что Мендельсон звучит только тогда, когда звонит Альбина. Вите, как и всем остальным, кого она не знала, Аська назначила общую мелодию - «К Элизе» Бетховена.
        - Я рад тебя слышать. Ты успокоилась?
        - Не надо заговаривать мне зубы. Я прекрасно помню, о чем мы с тобой вчера договорились. Надеюсь, ты тоже не в маразме. Так да или нет?
        Опять заболели виски, и стало трудно дышать.
        - Я не слышу.
        - Конечно, нет.
        Короткий смешок.
        - Понятно. Ну что ж…
        - Вита, послушай, пожалуйста! Я не собираюсь больше их обманывать. Я все честно им…
        Но из трубки уже раздавались короткие гудки.
        Перезвонить? Пожалуй, это бесполезно. Неужели, она все-таки сделает то, о чем говорила? Пойдет к ним домой и ограбит? Видимо, она в таком состоянии, что вполне может выкинуть такую глупость. Похоже, она вообще не совсем вменяема.
        Да нет, ерунда. Кто ее пустит в дом? Сомнительно, чтобы Макс сделал ей дубликат ключей… А открыть ворота некому.
        Вдруг он похолодел, вспомнив, что дома осталась «прихворнувшая» Аистенок. Конечно, ей сто раз говорили, что незнакомых в дом пускать нельзя. Но Вита может предварительно позвонить по телефону, чего-нибудь наплести… С нее станется. И неизвестно еще, чем эта встреча закончится для девочки. Надо срочно ехать на Рублевку. Прямо сейчас. Скорее всего, он успеет. Хотя неизвестно, откуда звонила Вита…
        Игорь набрал номер Аськиного мобильника. Длинные гудки. Потом попробовал домашний номер. Тот же результат. Обычное дело - девочка на полную мощь врубила музыку, и все остальные звуки мира перестали для нее существовать. Может, тогда и Вита до нее не дозвонится? Но рисковать было нельзя.
        Он завел машину и поехал домой. По дороге моля бога, чтобы ничего непоправимого не случилось. На сердце было неспокойно. И предчувствия эти оправдались.

        Вита соврала. Когда она звонила, с девчонкой уже было покончено.
        Она сама не знала, что все так повернется. Не знала, зачем приехала туда, к дому Волоховых. Не собиралась же и в самом деле грабить сейф! Но и сидеть на одном месте или идти на работу после вчерашнего скандала тоже было невозможно. Разговор с Игорем настолько выбил ее из колеи, что она буквально не находила себе места. Она взяла такси и отправилась к дому Макса. Подумав, отпустила машину, прошла пешком. Благо погода стояла хорошая. Золотая осень, мать ее…
        Вита по-прежнему не понимала, зачем приехала сюда. А потом все произошло само собой. За витыми воротами мелькнула пигалица, игравшая с собакой. Это было неожиданно. Девчонке полагалось быть в школе. Но дочка бизнесмена Волохова была дома и, похоже, отлично себя чувствовала. Тогда как Виту передергивало от одного только ее вида. Она смотрела на это смешливое белесое существо и чувствовала такую ненависть, что самой становилось страшно.
        А потом Вита подошла к ажурной калитке и позвала:
        - Ася! Ты ведь Ася?
        Пигалица насторожилась, но все-таки ответила:
        - Да, а что?
        - А я Марина. - Она сама не знала, почему представилась именно так. - Я работаю с твоей мамой. С Альбиной… С Альбиной. Она забыла дома важный документ и, зная, что я живу неподалеку, позвонила и просила зайти к вам и взять его.
        - А что же она не позвонила мне? - резонно поинтересовалась девчонка.
        Вита растерялась, но лишь на миг. Обшарила взглядом тоненькую фигурку. Будем надеяться, что мобильник у нее не с собой…
        - Она сказала, что не может тебе дозвониться. Ты не берешь трубку.
        Очевидно, выстрел попал в цель. Пигалица пожала плечиками и направилась к воротам. Впустила ее сначала на участок, а потом в дом.
        - Так где этот ваш документ? - спросила она, когда обе оказались в холле, столько раз виденном Витой в ночных и дневных грезах.
        - Вот. - Молодая женщина вытащила исписанный мелким почерком листок в клетку и протянула ей.
        - Простите, - удивленно вылупилась на нее соплячка. - Вы сказали, что вам надо что-то взять у нас из дома.
        - Ты меня не так поняла. Читай.
        К радости Виты, у Игоря был очень разборчивый почерк.
        - «Дорогие мои Аленька и Настена, - начала читать вслух девочка. - Вот уже третий день я живу в доме Максима Волохова, рядом с его женой и дочерью. Мне безумно стыдно за то, что я обманул их и выдал себя за его двоюродного брата. Больная совесть мучает меня почти так же сильно, как тоска по вам, мои дорогие, любимые девочки…» Что это? Кто это писал?
        - Ваш ненаглядный Игорь.
        - Этого не может быть! Вы все врете! Это подделка!
        - А ты проверь. Есть в доме что-нибудь, написанное его почерком?
        Пигалица на минуту задумалась:
        - Есть. Он мне написал стихи про Зодиак. Сейчас я принесу их и докажу, что вы все наврали!
        Пока она бегала наверх, сопровождаемая радостным щенком, Вита успела покопаться на столике в холле. И нашла то, что ей было нужно - новехонькую визитку с адресом и телефоном фирмы, куда устроилась эта ханжа Альбиночка. Финансовым директором, блин, устроилась, не как-нибудь…
        - Вот! - Пигалица была вся багровая, то ли от злости, то ли от быстрой беготни по лестнице. - Смотрите!
        - Это ты, дорогуша, смотри. И сравнивай.
        Ей безумно хотелось рассказать соплюшке абсолютно все. Про то, что была любовницей ее отца и про то, как кувыркалась в койке с их драгоценным Игорем еще до вчерашнего дня. Но, подумав, она решила, что с малолетки, пожалуй, хватит. Пикантные подробности оставим для ее мамочки. А с тебя, деточка, достаточно информации, что Игоречек вас подло обманул. И идеального отчима у тебя, голубушка, не будет. Что, съела? Больно понимать, что у твоего самого дорогого человека уже есть семья, а ты так, с боку припеку? Ничего, все мы через это проходили…
        - Но зачем? Зачем он… это все… с нами?.. - По щекам девочки катились крупные слезы.
        - Ты еще настолько мала, что не понимаешь? Деньги, деточка. Те, что достались твоей мамочке в наследство от твоего папочки. Деньги, деньги, деньги, денежки… Той, второй его семье - вернее, конечно, первой! - они тоже нужны. Не меньше, чем вам…
        Вита вдруг поняла, что истерически хохочет, ну точно, нервы ни к черту. После такого-то марафона длиной в десяток лет. Наперегонки с законными детьми и женами. Все-таки она победила. Ну по крайней мере, сумела подставить подножку соперницам и посмотреть, как те шлепнутся прямо в грязь.
        А вот теперь самое интересное. Надо срочно ехать к мамочке и повторить на бис свое выступление и помимо всего прочего известить ту, что она имела счастье делить с ней, Витой, аж двоих своих мужчин. А они с ней до сих пор не знакомы. Какая непростительная оплошность!
        Она просто захлебывалась от истерического смеха. Отобрала у оторопевшей пигалицы письмо, не обращая никакого внимания на ее рев, вышла за калитку, дошла до шоссе, немного успокоилась и поймала машину.
        По дороге позвонила Игорю, и он, конечно, подтвердил ей «свое твердое нет». Ну что ж, не зря она старалась перед девчонкой. Вите опять стало смешно. Как часто люди делают выбор, когда от них ничего не зависит. Небось ворочался сегодня всю ночь, бедный. Метался между искушением и совестью. Но что бы он ни решил, вряд ли его ожидало впереди хоть что-то хорошее.
        «Игорь, Игорь, а ведь я тебя любила. Прозаики и поэты на все лады твердят, что любовь - это когда делаешь как лучше любимому. Бессовестно так врут. Интересно, сами они так могут? Кто-нибудь кроме святых на это способен?
        Я сломала твою жизнь, но ведь и ты сломал мою. И ты, и твои предшественники. Вы все относились ко мне как угодно - хорошо, плохо, искренне, лживо, уважительно, пренебрежительно. Но вы никогда не относились ко мне серьезно. А только этого я всегда и хотела. Ну получайте же теперь!»

        Разговор с Альбиной тоже прошел «на ура». Вита позвонила снизу, от охраны, и попросила ее спуститься в сквер.
        Прошло, наверное, минут пять, она уже успела покурить, когда услышала сзади поспешные шаги.
        - Вы?
        Альбина узнала ее сразу. Вита удивилась. Она думала - не узнает. Сколько времени прошло после той короткой встречи в приемной у Макса. А вот вдова еще сильнее изменилась с тех пор, как Вита видела ее на пляже из окна Леркиной машины. Вопреки линейной теории времени сейчас она выглядела еще лет на пять моложе, нежели тогда. Видать, не слишком сильна скорбь по внезапно ушедшему супругу.
        - Я. Пришла рассказать вам кое-что интересное…
        Альбина, в отличие от дочери, не плакала. Она даже не побледнела. Но что-то в ее лице мгновенно изменилось.
        «Я ее выключила, - подумала Вита. - В спорте говорят «вырубил», а я выключила. Как лампочку. Которую больше никто и никогда уже не зажжет».

        Аистенок сидела на крыльце, опустив светлую головку и не обращая внимания на суетящегося рядом игривого щенка. Плечи девочки едва заметно подрагивали.
        Господи, ну почему именно сегодня она решила остаться дома?
        Игорь пытался заговорить с ней, но это было бесполезно. Аська не отвечала и даже не поднимала головы.
        Что же тут произошло?
        Он набрал номер любовницы. Бывшей любовницы.
        - Але? - весело пропела Вита. Игорю показалось, что она пьяна.
        - Ты была тут? - Он все еще надеялся, что грустный Аськин вид вызван какими-то другими причинами.
        - А ты думал, я блефую? Нет, милый мой, я сделала все, как обещала. И должна тебе сказать, хоть моих проблем это и не решило, но я получила колоссальное удовольствие. И это еще не все, я еще…
        Он нажал отбой и сел рядом с Аськой. Если бы он приехал хотя бы на полчаса раньше! Если бы поговорил с Альбиной вчера вечером! Если бы сразу рассказал им все. Впрочем… Что теперь об этом думать. Наверное, «если бы» - самое бесполезное в мире словосочетание.
        Игорь не выдержал первым.
        - Аистенок, послушай, - сказал он, присев перед ней на корточки, и подумал, что в последние дни он все время что-то кому-то объясняет, кого-то уговаривает, перед кем-то оправдывается. Как же он устал… Игорь провел ладонью по волосам - от неловкости он не знал, куда девать руки. Он вообще ничего сейчас не знал. Ни как будет жить дальше, ни что ему делать в ближайший момент.
        Девочка встала со ступеньки, повернулась к нему спиной и пошла в дом. Растерянный Бакс чуть помедлил, затем последовал за хозяйкой. И Игорь, как щенок, тоже кинулся следом.
        - Ася, прости меня. Я хочу все тебе объяснить, - ему самому всегда казалась смешной эта фраза, которую на все лады повторяют застигнутые врасплох обманщики. Это выглядело так жалко, так по-детски. И никогда он не думал, что ему самому придется когда-нибудь оправдываться таким образом.
        В холле она остановилась.
        - Ты обманул меня. Меня и маму. - Игорь заглянул ей в лицо и испугался, увидев его абсолютно взрослое выражение. - За что? Из-за каких-то дурацких денег? Ты хотел ограбить нас и переслать все своей семье, да? Ненавижу тебя. Ненавижу!
        Игорь не сразу осмыслил, что она говорит. С чего она взяла, что он хочет переслать деньги своей семье? Господи, что там наболтала эта гадюка? Он понял, что объясняться бесполезно, что любые его попытки будут выглядеть жалким лепетом. Надо было срочно что-то делать.
        - Пожалуйста, Ася, - он старался говорить спокойно и уверенно, - Асенька, пожалуйста, дай мне полчаса, и ты сама все поймешь.
        - Зачем? Ты нам уже достаточно лапши на уши навешал. Я не хочу ничего понимать. Сказала же - ненавижу. Уходи.
        Она стала подниматься вверх по лестнице. Другого выхода не было. Игорь нагнал девочку и осторожно поднял на руки. Это было весьма непросто, потому что отбивалась она мастерски. Игорь старался не обращать внимания на колотушки, которые сыпались на него, пока он нес девочку к машине.
        Он усадил ее на переднее сиденье, справляясь с сопротивлением, пристегнул ремень безопасности. Сел за руль и быстренько заблокировал двери, чтобы ей, не дай бог, не пришло в голову выскочить на ходу. В конце концов она перестала отбиваться и словно уснула с открытыми глазами. Пока они ехали, она сидела совершенно бесшумно и смотрела прямо перед собой.

        Игорь затормозил у своего дома. Вышел, открыл девочке дверцу.
        - Вылезай.
        Она выбралась сама, проигнорировав протянутую руку. Он с радостью отметил, что основной эмоцией на ее личике сейчас было любопытство.
        - Я покажу тебе кое-что. А потом ты сама решишь, подлец я или все-таки не очень. И я не буду с тобой спорить. Потому что и сам не знаю, заслуживаю ли прощения. Идем.
        Они молча поднялись наверх и молча вошли в квартиру. В первое мгновение Ася отшатнулась. Со всех стен на нее смотрели сотни фотографий. В рамках и без, больших и не очень, цветных и черно-белых…
        На обоях не было ни одного пустого места.
        Второе открытие заставило ее вздрогнуть. На всех этих фотографиях были запечатлены всего два человека. Очень приятная женщина, чуть моложе ее мамы. И второй человек… - она сама.
        Ася прислонилась спиной к входной двери и попыталась осмыслить увиденное. Девочка на фотографии похожа на нее как клон, но она немного помладше. Года на два или три. Есть еще более ранние снимки, но более поздних что-то не видно. Она осматривала стену в поисках себя сегодняшней - безуспешно.
        И главное, у нее, Аси, никогда не было таких фотографий.
        Даже если предположить, что он щелкал ее тайком, все равно не выходит. Она никогда не была в такой квартире, где с потолка свисают грозди мягких игрушек - уж это трудно было бы не запомнить. Никогда не сидела на коленях у странного седого человека. Она вообще не любит посторонних мужчин и ни за что не стала бы так фотографироваться. У нее нет такого вот полосатого купальника, а все каникулы она проводила на море, а тут на заднем плане какая-то грязная лужа, похожая на парковый пруд. А это совсем странный снимок. Она стоит между Игорем и этой симпатичной молодой женщиной и, обнимая обоих, счастливо улыбается.
        Может, это монтаж? С трудом в это верится. Да и зачем? Кому в голову придет монтировать такое, да еще в таких количествах. Может, он маньяк? Ася не очень разбиралась в маньяках, но слышала, что у них часто бывает своя извращенная логика, непонятная здоровым людям. Если так, то, может, ему почему-либо доставляет удовольствие делать монтаж…
        Странно, почему ей совсем не страшно сейчас, даже когда на ум приходят такие жуткие вещи? Наверное, в логове маньяка полагается чувствовать себя иначе. Но она совсем не боится его. И что уж совсем странно, по-прежнему ему верит. Если бы все, что сказала эта противная тетка, как-то объяснилось!
        И все же, почему нет ее сегодняшней? Тоже ужасно любопытно было бы взглянуть.
        Короче, ничего не понятно.
        - Кто эта девочка? - спросила она наконец. - Это ведь не я? Или все-таки я? И кто эта женщина?
        - Это моя семья. Скоро будет два года, как они обе умерли. Так что, как ты понимаешь, посылать ваши деньги я им не могу.
        Она застыла, пораженная.
        - Почему… умерли?
        - Дочку сбила машина, а жена… Жена не выдержала и тоже умерла.
        Он ожидал чего угодно, но только не этого. Аистенок вдруг заглянула ему в глаза и попросила:
        - Расскажи мне о них…
        Игорь никогда не думал, что может говорить так много и так долго. Вся накопившаяся за два года боль, все былые воспоминания и робкие нынешние надежды превращались в слова, и от этого становилось легче на душе. Он попытался объяснить ей, почему обманул их тогда, на поминках, и почему так долго не решался рассказать правду.
        Объяснить свои отношения с Витой он бы, пожалуй, не смог даже сам себе. Но, к счастью, Аистенок этим не интересовалась. Видимо, этот эпизод как-то ускользнул от детского внимания или просто интересовал ее меньше всего остального.
        Она ни разу не перебила его. Сидела, наклонив голову чуть набок, и слушала очень внимательно.
        Они спохватились только спустя полтора часа. В доверительных разговорах время всегда летит чересчур быстро.
        - Аистенок, нам, пожалуй, пора ехать. Мама будет волноваться.
        - Да, поехали. - Она соскользнула с табуретки, прошла в ванную, умылась холодной водой. - Странно, что мама еще не звонила.
        - А у тебя мобильник с собой?
        - Не-а. Ты меня так быстро… хм… похитил, что я не успела его захватить.
        - Боюсь, что и свой я где-то выронил, когда нес тебя к машине. Вы, мадемуазель, оказывали достойное сопротивление. Не знаю, как я на ногах устоял.
        Потом они ехали в машине, и она положила головку ему на плечо. А он, держа руку на коробке передач, боялся пошевелиться, чтобы ее не потревожить.
        Пожалуй, самое страшное позади. Осталось объяснить все Альбине. Она поймет. Обязательно. Аська же поняла и простила его. Ну а если даже нет… По крайней мере, одно прощение он уже получил. А в его ситуации это очень много.
        Уже подъезжая к дому, он понял - все кончено. У их забора стояла милицейская машина, и заплаканная Альбина разговаривала через ворота с меланхоличным стражем порядка.
        Объяснение всему происходящему могло быть только одно. Визита домой Вите показалось мало. Она решила не оставить камня на камне, полностью разрушив его намечающееся счастье. И поехала к Альбине на работу. Что она там наболтала? Какая теперь разница. Конец, он и есть конец.
        - Игорь… - девочка испуганно схватилась за его руку.
        - Не бойся. Главное, помни все, что я тебе говорил. Хорошо, что мы с тобой потолковать успели.
        Он вышел из машины, обошел вокруг, открыл девочке дверь. Альбина, увидев, что они подъехали, оставила мрачного стража порядка и побежала навстречу дочери.
        - Асечка, с тобой все в порядке? Что он с тобой сделал? Где ты была?
        - Мамочка, со мной все замечательно. Сейчас мы тебе все расскажем. Только пусть они уедут, пожалуйста. - Девочка испуганно покосилась в сторону машины с мигалками.
        - Да, конечно. С тобой точно все хорошо? - Альбина вытирала бегущие слезы. На Игоря она за это время ни разу не взглянула. Он стоял в стороне и даже не пытался подойти ближе. На сегодня его силы закончились.
        - Да, все отлично, мама. Зачем они здесь? Пусть уезжают.
        - Это ваша дочь? - Милиционер, похоже, был рад, что ситуация так быстро разрешилась.
        - Да. Это моя Асенька.
        - Ну что же. Тогда, я думаю, дальше вы разберетесь без нас.
        Альбина взяла дочь за руку и потянула по направлению к дому. Игорь сделал несколько нерешительных шагов следом. Аистенок обернулась и посмотрела на него умоляюще.
        Потом обернулась Альбина, и он остановился.
        - Твое счастье, что ты привез ее. Не представляю, что бы я с тобой сделала… А теперь убирайся вон. Твои шмотки я уже собрала. Можешь катиться на выбор к любой из своих дам сердца. А в этом доме больше не появляйся!
        Ее лицо было сейчас таким же, как у Виты. Перекошенным и злым. Смотреть на это было невыносимо. Лучше бы она плакала, причитала, лучше бы дала пощечину и устроила бы шумное выяснение отношений. Тогда все было бы легче. Можно было бы объяснять, уговаривать, обещать. Но этой гримасы он боялся. Было в ней что-то нечеловеческое.
        - Мамочка, ну не надо! - Аська пыталась остановить ее нарастающий гнев.
        - Иди к себе.
        - Мама!
        - С тобой мы потом поговорим. Иди к себе, я сказала! - Она сорвалась на крик. Девочка последний раз глянула в сторону Игоря и, всхлипывая, начала подниматься по лестнице. Он смотрел на нее, пытаясь навсегда оставить в памяти каждую черточку. Второй раз чуда в его жизни не случится, и все, что у него останется - это воспоминания.
        Его две сумки валялись около крыльца. Когда она успела их собрать? Он по-прежнему неуверенно стоял на дорожке, не решаясь подойти ближе к дому.
        - Выметайся, - сухо сказала она, стоя в дверях. - Ты уже принес нам достаточно горя. Оставь меня и мою дочь в покое.
        Она развернулась, зашла в дом и решительно захлопнула за собой дверь.
        Сумки не были застегнуты. Вещи были набиты туда кое-как. Игорь увидел, что вперемешку со скомканными свитерами и рубашками туда были засунуты и его подарки. Он молча взял сумки и пошел к машине.
        К ресторану он не поехал. Вернулся к себе, помыл посуду и начал собираться.
        Он не знал, что будет делать дальше. Ясно было только одно: он не будет больше пытаться начать заново. Но и падать в пропасть он тоже не будет.
        Игорь с содроганием вспомнил месяцы своего запоя, когда он и на человека-то не был похож - так, человекоподобное на двух конечностях.
        Стоит ли вообще жить? Он подошел к окну. Высоко. Можно открыть окно, встать на подоконник и шагнуть вниз. Как Алька…
        Он умрет, и никто о нем не пожалеет. Аистенок… Но она никогда не узнает. И ребята со стоянки не узнают. И Даша-кондитер. И Тамара… И тетка Наталья, которой уж совсем некому тогда будет починить избу…
        Нет. Он этого не сделает. Он пока останется жить. Пусть даже в мире над пропастью.
        Просто здесь, в Москве, ему нечего делать. Это не его город, не его ритм жизни. Да и от себя не убежишь. Пора ехать обратно, в Озерск. Где ему знаком каждый камушек, где его все знают, где нет этих вечно усталых озлобленных лиц на улице. Где находятся могилы его жены и дочери. Ему вдруг ужасно захотелось оказаться на маленьком озерском кладбище, где так тихо и спокойно. Положить цветы на два маленьких холмика и поговорить с ними. Не в письмах, не во сне, не в воображении, а вот так - можно сказать, по-настоящему.

        Игорь решил не откладывать отъезд и начать собираться сегодня же. Он вывалил из сумок собранные Альбиной вещи - она побросала их второпях. Все было скомкано и измято. Он отобрал самое необходимое и начал аккуратно складывать. Когда дело дошло до обуви, он оглянулся в поисках отдельного пакета или старых газет. Ни того ни другого рядом не оказалось. Пришлось идти к соседям.
        Словоохотливая дама из квартиры напротив очень обрадовалась его приходу. Передавая ему в руки солидную стопку «Экстра-М», она посетовала на то, что в современных школах, к сожалению, давно отменили такое полезное занятие, как сбор макулатуры, а вот в ее время…
        К себе Игорь вернулся только минут через двадцать и вновь принялся за сумки. Обувь надо укладывать на самое дно. Он взял летнюю пару, развернул первую попавшуюся из стопки газету…
        Это оказался «Культурный вестник». А в нем была даже не статья, так, небольшая заметка под громким названием «Все для тебя, любимый город». Игорь и сам не знал, почему его глаза выхватили из всего разворота лишь этот совсем маленький кусочек:
        «18 ноября 2000 года в здании Президиума РАН состоялось вручение премий памяти Митрополита Московского и Коломенского Макария.
        По номинации «История Москвы»:
        ПЕРВАЯ ПРЕМИЯ - Кохлов Альфред Георгиевич, 1906 года рождения, доктор исторических наук, профессор исторического факультета МГУ им. Ломоносова, за труд «Московский модерн».
        Вот и он - профессор, москвовед со звучным именем Альфред. После всего, что произошло в последнее время в его жизни, глупо было удивляться. Игорь давно уже понял, ничего случайного в мире не происходит. Он разгладил газету и убрал ее во внутренний карман сумки.
        Интересная штука жизнь. Живет человек полной, насыщенной, наверняка счастливой жизнью, получает премию в девяносто четыре года и знать не знает, что когда-то у него была внучка, так же, как и он, страстно влюбленная в Москву, и маленькая правнучка.
        Будем надеяться, он здоров и бодр до сих пор. Люди, у которых есть по-настоящему любимое дело, как правило, живут долго и интересно. Сколько ему сейчас? Получается девяносто семь.
        На минуту у Игоря возникла нелепая мысль. А что, если разыскать его? Это ведь совсем несложно. Прийти к нему и его сыну с фотографиями Альки и Настены. Неужели им не будет интересно? Прошло почти сорок лет с тех пор, как Виктор Кохлов посадил на уральский поезд Надежду Говорову и забыл о ней навсегда.
        Конечно, глупо теперь, спустя столько времени, обвинять его. Это уже совсем другой человек. С женой, детьми, а возможно, и внуками. Со своими достижениями, своим наверняка нелегким грузом. Скорее всего, у него уже совершенно другие взгляды на жизнь, чем были сорок лет назад. Незачем ворошить прошлое. Тем более что ничего в жизни окружающих людей это уже не изменит.

        На следующий день он рассчитался на работе. Яков не уговаривал его остаться, но, по-видимому, ему было жаль.
        - Едешь обратно в Озерск?
        - Куда ж мне еще ехать, - усмехнулся Игорь.
        - Купишь машину там или будешь перегонять свою красавицу?
        Игорь посмотрел на «БМВ». Покачал головой.
        - Нет, Яков. Все продам, поеду налегке.
        - Понятно. Могу найти тебе покупателя.
        - Это было бы отлично. Чем быстрее, тем лучше.
        Несколько раз он начинал писать письмо Альбине, но вспоминал ее лицо и крик «Выметайся!», и рука останавливалась. Ему казалось, он не оправдается перед ней никогда. Да и знать бы, за что оправдываться… Что там наговорила и наделала разъяренная Вита?
        Как ни странно, на бывшую любовницу Игорь не злился. Ему даже все еще было ее немного жалко. Откуда в нем взялись подобные эмоции после всего, что она натворила, он не знал. Но когда вспоминал ее, почему-то видел не разъяренную мегеру в прихожей, а плачущую, сгорбленную девушку на краешке тахты. Именно такой она запомнилась ему четче всего.
        Яков сдержал свое обещание и довольно быстро нашел покупателя. Расставаться с машиной было нелегко, но он уже настолько привык в своей жизни терять, что относился к этому почти философски. Индийский йог или буддийский монах, которые проводят всю жизнь в медитациях, чтобы разучиться желать, позавидовали бы Игорю, узнай они, как быстро он освоил эту науку.
        Желающие снять квартиру тоже не заставили себя ждать. Когда будущие квартиранты - совсем зеленая парочка, очевидно, студенты, пришли знакомиться с его жилищем, Игорь как раз снимал со стен фотографии. Снимал долго, медленно, заново переживая каждую историю, запечатленную на снимке. Парочка удивленно застыла на пороге, созерцая его семейную хронику. Игорю было все равно. Пусть думают, что хотят.
        - А вы где учитесь, ребята? - просто так спросил Игорь.
        - В универе, на историческом, - гордо отвечала девушка. Она была чем-то неуловимо похожа на Альбину…
        «Значит, судьба», - подумал Игорь и поехал в МГУ. Долго блуждал по территории университета, пока не нашел первый гуманитарный корпус, а в нем - исторический факультет. Было довольно неловко спрашивать вот так, в лоб, про старенького профессора, но он знал, что в Москву больше никогда не вернется и это его последний шанс узнать что-либо об Алькином отце и дедушке.
        Его вопросы вовсе не смутили заместителя декана - женщину в возрасте, с приятным и немного усталым лицом. Она поведала Игорю, что профессор Кохлов уже, конечно, очень давно не появляется в стенах университета, но преподавал тут, будучи в довольно солидном возрасте. Сейчас он жив, здоров, находится дома и пишет очередной научный труд. Его координаты она дать, естественно, не вправе, но расскажет все, что Игоря интересует.
        Он не мог ей четко объяснить, что же его интересует. Наверное, что за человек Альфред Георгиевич.
        - Замечательный человек, - она улыбнулась, - студенты его обожали. Да и он их тоже. Знаете, он в свои восемьдесят понимал их лучше, чем мы в тридцать. С ним всегда можно пообщаться на любую тему. Не только о науке.
        - А свои дети у него были? - Игорь замер. Ему было очень важно, чтобы все это было не очередным совпадением, а правдой.
        - Да, сын, - нехотя ответила она, - тоже преподавал у нас одно время.
        - Его звали Виктор? - Игорь почувствовал небольшой спазм в горле. Во рту от волнения стало сухо.
        - Да, Виктор Альфредович Кохлов, - лицо ее вдруг стало хмурым, даже жестким. - Считался у нас, можно сказать, первым парнем на деревне. Все женщины по нему с ума сходили. Знаете, есть такой тип мужчин, которые с возрастом становятся все привлекательнее. Он был как раз из таких. Любая побежала бы за него замуж. Только свистни. Да что там замуж. Даже закрутить с ним безобидный роман - и то невозможно было.
        В ее голосе слышалась явная обида, и Игорь понял, что симпатичную замдекана страсть к профессорскому сыну тоже не обошла стороной.
        - А как профессор внуков хотел, вы бы знали! Все сватал своего Витюшу. Пока тому шестой десяток не пошел. А тот бы и рад отца осчастливить, даже мечтал в его честь сына назвать, да видите ли, любовь у него неземная в молодости приключилась с какой-то уральской красавицей. Так он ее забыть и не может. Так бобылем и помрет… - ее горький вздох развеял последние сомнения Игоря.
        - А почему же он не женился на той девушке? - Сердце Игоря билось так сильно, что все тело стало немного подрагивать.
        - Не знаю… Много у нас на этот счет легенд ходило, сейчас уже и не вспомню… Вроде она уехала к себе на Урал, а он потерял ее адрес. Искал, да не нашел. Вот такой однолюб. Из-за нелепой мелочи вся жизнь человека пошла наперекосяк… Из науки он ушел. Сейчас в каком-то издательстве, что ли…
        Она замолчала. Игорь пытался осмыслить услышанное.
        - Скажите, а вы контактируете с ним? - спросил он.
        Женщина покачала головой.
        - А с профессором?
        - С ним - да. Как раз на днях должны забрать у него методичку. Пошлем к нему домой курьера. А что?
        - Вы не могли бы передать небольшой пакет для его сына?
        Женщина пожала плечами. Игорь заметил, что она даже ни разу не поинтересовалась, с какой целью он пришел справиться о семье Кохловых. Видимо, выговориться самой для нее было значительно важнее, чем получить от него объяснения.
        - У вас есть большой конверт?
        Она молча протянула ему желтый прямоугольник.
        Игорь достал из сумки тетрадь с письмами Надежды, которые Евгений Леонидович Дворжецкий вернул ему после своих неудачных изысканий. Пусть поздно, но они все-таки дойдут до своего адресата. Потом он, поколебавшись немного, положил в конверт несколько Алиных фотографий, на которых она выглядела наиболее счастливой.
        Наверно, это было немного жестоко, но сейчас то, что он делал, казалось ему единственно верным. О некоторых вещах человек должен знать, как бы ужасны они ни были. Фотографии Настены он отсылать не стал. Это было бы слишком.
        Он попросил у словоохотливой замдекана карандаш и набросал коротенькую записку, суть которой сводилась к тому, что ни Надежды, ни Алевтины Говоровой уже нет в живых, но при жизни они ни о чем не жалели и всегда вспоминали его, Виктора, добрым словом. Наверное, это было самым большим, что можно было сделать для стареющего однолюба.
        Игорь очень надеялся, что поступил правильно. Во всяком случае, именно так подсказывало ему сердце.

        В предпоследний день своего пребывания в Москве он, немного посмеиваясь над собой, поехал на «Площадь Революции» попрощаться с собакой.
        Пес невозмутимо сидел на положенном месте. И ему было абсолютно все равно, уедет Игорь или останется. На этот раз трогать овчарку за нос он не стал. Постоял немного, посмотрел на бронзовую собаку, сел в поезд и уехал.
        Письмо Альбине он все-таки написал и опустил в почтовый ящик, уже будучи на вокзале.
        Игорь стоял на перроне в ожидании поезда. Накрапывал мелкий осенний дождь. Он прожил в Москве полтора года, но так и не понял, нравится ли ему этот город. Впечатлений было много, и были они очень разные.
        Одно несомненно - «Москва слезам не верит». Эта фраза была первой, пришедшей ему на ум, когда он прошлой весной ступил на землю столицы. И она же была последней, перед тем как Игорь сел в поезд.


        Глава 14
        Последняя
        Альбина машинально глянула в зеркало и испугалась. Это то зеркало, в которое она смотрелась сегодня утром? И где видела женщину молодую и счастливую? Сколько времени прошло? Часов четырнадцать - не больше. И сейчас на нее смотрит существо без пола и возраста, с красными глазами и опухшим лицом. И такое выражение на этом лице… Так, наверное, смотрят приговоренные к смертной казни, которые до последнего надеялись на помилование.
        Аська трясла ее за рукав, пытаясь что-то сказать. Вернее, она даже и говорила, но Альбина не слышала.
        Строчки из его писем были везде. Они звучали в голове, всплывали перед глазами, превращались в образы. Она помнила каждую из них так точно, словно неделю заучивала текст этих посланий наизусть.
        «Аля, я вспоминаю о вас каждую ночь». «Иногда я жалею, что приехал в Москву, но там у нас я бы пропал, ты же понимаешь…» «Аля, я не забываю вас ни на минуту». «Мне не нужна другая семья». «Алька, любимая, мне тут решили найти богатую вдову, а я мужественно сопротивляюсь. Мне нужны только вы с Настенкой»…
        Альбина начала задыхаться. Никогда ей не было так плохо. Ни тогда, когда она поняла, что Макс ей изменяет, ни тогда, когда он умер.
        Она легла на кровать, обняла подушку и по-детски подогнула ноги. В позе зародыша стало немного легче. Но ненадолго. Отчаяние рождалось внутри и рвалось наружу, доставляя почти физическую муку.
        Ни разу не было в ее прошлом такой боли. Все остальное было лишь неприятностями, как ни странно это звучит. И сейчас пора это признать. Никогда она не любила мужа. И вообще никого она до Игоря не любила.
        Это только в книжках все случается строго в определенном возрасте. Детский сад, школа с подростковой привязанностью, которую именуют отчего-то «первая любовь», потом разочарование, вслед за которым грядет уже она - любовь настоящая, заканчивающаяся венцом и продолжением рода. Ну а уж дальше - как повезет.
        И мы привыкли, мы верим, мы подстраиваемся. А как быть, если были и брачные узы, и рождение ребенка, а любовь вот припозднилась и пришла только почти в сорок? Это значит - выбиться из графика?
        А ведь кто-то влюбляется в пятьдесят и счастлив. А кто-то - в четырнадцать, и ему хватает первого разочарования на всю оставшуюся жизнь. И наверняка есть люди, которые ни разу не испытывали ничего похожего. И таких много.
        Человек разумный не ставит под сомнение, что не всем дано стать космонавтами, не всем «посчастливится» переболеть свинкой, не все пишут стихи или защищают диссертации. Но при этом мы обладаем смешной уверенностью, что каждый из нас переживал или переживет любовь. И мы бессовестно затрепали, затерли это слово. Мы называем им все, что угодно - вожделение, симпатию, влечение, - потому что искренне верим, что любовь - это что-то универсальное, принадлежащее любому человеческому существу. У всех у нас есть голова, руки, ноги и селезенка. Так и с любовью. Только голова и селезенка даются при рождении, а любовь приходит, когда получится.
        И только когда она действительно приходит, понимаешь: «Боже правый, а я ведь могла этого никогда не узнать. Могла всю жизнь глупо, почти машинально повторять это слово и даже не представлять, что оно значит».
        Альбина повернулась на спину. Аську жалко. Она опять заплакала. Для дочки это тоже, можно сказать, первый раз. Первый раз за двенадцать лет у нее появился папа. Макс ведь, в сущности, не был ей отцом. Может, он и любил ее по-своему, но никогда она не воспринимала его всерьез. Он не хотел тратить на девочку ни своего времени, ни своего драгоценного внимания. И Аистенок это чувствовала. Всегда. И даже в раннем детстве старалась не обращаться к отцу.
        А Игорь покорил ее почти сразу. Ему было не жалко для девочки ничего. И как это все могло сочетаться с «Аля, я не забываю вас ни на минуту». «Мне не нужна другая семья»? Кому из них он врал?
        И она, дура, тоже хороша! Устроила эту сцену при Аське. Хотя девочка уже большая, да и все равно пришлось бы объяснять ей, куда делся Игорь…
        Лучше бы он никогда не появлялся в их жизни. Они привыкли жить вдвоем и жили бы дальше.
        Альбина опять зарылась лицом в подушку.
        Да еще эта Вита. Опять она. Но почему, почему, она всегда возникает у нее на пути? Сначала с Максом, потом с Игорем…
        Мысли Альбины, против ее воли, вновь возвращались к длинноногой Вите. Та казалась ей чуть ли не всемогущей. Еще в самый первый раз, когда она увидела эту девчонку в приемной у Макса, она подумала, что такие имеют все, что захотят. Красивые, энергичные, уверенные в себе. У таких нет проблем, как привлечь мужчину и как его удержать. Одним своим видом она показывает, что в ее жизни все прекрасно. Такая нагуляется по молодости, разбив несколько семей, потом заскучает, выйдет замуж. Непременно за богатого и успешного. Муж будет ее обожать и баловать. Она же и ему периодически будет наставлять рога, но он об этом не узнает. А если и узнает - промолчит. Уж очень не захочет терять ослепительную супругу.
        В общем, Вита, которую она должна была бы ненавидеть, казалась ей, как это ни странно, каким-то недостижимым идеалом, на который, если говорить честно, ей очень хотелось бы походить…
        Аська неуверенно скреблась в дверь, испуганный Бакс поскуливал, забившись под кровать. Надо быть сильной. Легко сказать, а как это сделать, когда весь твой мир рухнул в пропасть, погребая под своими обломками первую в жизни настоящую любовь и последние надежды?
        - Заходи, открыто.
        Аистенок тихонько вошла в комнату со стаканом воды. Только сейчас, глядя на дочь, Альбина поняла, что давно уже не видела ее такой - неуверенной, слегка испуганной. Обычно такое выражение лица было у нее еще при отце. Последнее время она была совсем другой. Жизнерадостной, веселой, счастливой, непосредственной…
        Господи, ей-то это за что?
        - Садись. - Альбина расправила одеяло.
        - Мама, послушай, - девочка сделала паузу и, увидев, что новой истерики не последовало, продолжила: - Игорь ни в чем не виноват, мама.
        - Ася… - она с трудом собралась с силами. - Дочка, давай забудем про него вообще. Хорошо? Того, что я о нем узнала, мне вполне достаточно. Я не знаю, что он тебе наплел, но…
        - Он не наплел, он показал…
        - Ну хватит! - Она снова была на грани срыва. - Боже мой, что? Что он тебе показал? Черновики своих писем к своей семье? И сказал тебе, что это он пишет роман, да?
        - У него нет семьи, мама!
        - Ошибаешься, Ася! - Она вроде бы снова успокоилась и с жалостью смотрела на дочь. Пожалуй, это был первый раз, когда они говорили так по-взрослому. - У него есть жена и дочь в другом городе. А сюда он приехал, чтобы найти богатую вдову. И нашел. Попал в яблочко. Такой дуры, как я, больше не сыщешь ни в Москве, ни в ближайшем Подмосковье. И это еще не все, он…
        Альбина осеклась. Что она скажет дочери? Что он спал с бывшей любовницей ее отца?
        - Он обманывал нас, Ася. Этого достаточно.
        - Мамочка, пожалуйста, давай его догоним! Выслушай его. Просто выслушай. Я тоже сначала разозлилась… Пусть он тебе объяснит, ну мам!
        Альбина с удивлением смотрела на дочь. Такая спокойная, взрослая, разумная. Когда только успела повзрослеть? А в чем-то ребенок ребенком.
        «Выслушай его». Ну надо же! Ничего, когда-нибудь она поймет, что чем слаще и убедительнее мужик поет, тем меньше стоит его слушать. Опыт он и есть опыт.
        Какая-то ее часть кричала: «Это про кого угодно, но не про него. Он не такой. Он не мог!» И к своему удивлению, она почти верила в это.
        Альбина встряхнула головой. Ну конечно. Нашла принца! Хватит! В конце концов, вряд ли о них с дочерью теперь кто-нибудь позаботится.
        - Ася, мы не будем его догонять. Забудь все, что он говорил тебе. Просто забудь. Ты многого не знаешь. Многое не понимаешь.
        - Я все знаю, мама.
        - Я же сказала, хватит. Ты ничего не знаешь и знать не можешь. И давай договоримся - никогда больше не смей о нем мне напоминать! Слышишь? Чтобы никогда в моем доме даже имени его не звучало!
        Аська посмотрела на нее злыми сухими глазами и молча вышла из спальни.

        После возвращения в Озерск Игорь купил комнату в коммуналке. Денег хватило бы и на квартиру, но он настолько устал от одиночества, что хотел слышать рядом людские голоса и видеть человеческие лица.
        Машину больше покупать не стал, сел на муниципальную.
        Старик был удивлен его возвращением, но расспрашивать особо не стал. Игорь был благодарен ему за это. Вряд ли он мог бы внятно объяснить, что произошло.
        Он словно и не уезжал из Озерска. По-прежнему возникали в памяти различные картинки из его семейной жизни. Вот тот парк, через который он провожал Настену в школу. Вот их старый дом на улице Ермолаева, двор, где случилось несчастье… Теперь в его квартире живут совсем другие, незнакомые люди. Хочется верить, что у них все хорошо. Конечно, хорошо, иначе и быть не может! Ведь все то время, пока тут жили его родители и бабушка, а потом жена и дочка, они были счастливы…
        Вот городской загс, откуда они с Алей выходили почти двенадцать лет назад, молодые и счастливые.
        Вот детская поликлиника, куда он ходил с дочкой на сеансы прогревания, когда она застудила ушко. Он помнил, как она семенила по дорожке в дутом красном комбинезоне и с ситцевой косыночкой под капюшоном.
        Но все эти воспоминания не были уже такими болезненными и острыми, как в первые месяцы после трагедии.
        Он уже знал, что выжил. Остальное было лишь вопросом времени. Его работой. Так часто бывает в жизни.
        Вещи, от которых хочется умереть сразу, сейчас же, не сходя с места, со временем становятся мимолетными воспоминаниями. Даже будто и не твоими, а словно прочитанными в книге про чужую жизнь.
        Он часто вспоминал свою жизнь в Москве. Пытался представить Альбину, получившую его письмо. Может, она все-таки простит его? В любом случае хорошо бы она нашла свое счастье…
        Иногда он хотел написать Аистенку, но не решался. И ругал себя за то, что не захватил хотя бы несколько ее фотографий. Впрочем, один раз он уже чуть не сошел с ума, устроив из квартиры галерею…
        Минимум раз в неделю он ходил на кладбище. Але приносил розы, а Настене ее любимые кленовые листья - последние в этом году. В Москве листья так не пахли. Они благоухали так только здесь, в Озерске, - детством, счастьем, покоем.
        Вечерами в своей маленькой комнатушке он снова, как тогда, в светлые и радостные дни, брал пепельницу, поджигал листочек, давал тому прогореть и наслаждался ароматом.
        Игорь опять стал бояться свободного времени. Он просто не знал, что ему делать. Работал по восемнадцать часов в сутки, слонялся по городу или сидел как сыч в своей комнате, изо всех сил борясь с желанием напиться.
        Каждый выходной он ездил к Наталье. Привозил денег, продуктов, заготовил на зиму дров, подправил покосившуюся избушку. Тетка встречала его приветливо. Особенно обрадовало ее сообщение, что он вернулся в Озерск насовсем.
        - Ну и правильно. И молодец. Нечего в Москве этой делать! Все беды от этого содома. Живи у нас. И меня, старую, не забывай.
        Снова неумолимо приближался Новый год, и снова ему предстояло остаться в праздник почти одному и чувствовать себя одиночкой среди толпы людей.
        Словно судьба, взяв его за руку, провела за собой по большому кругу и, в конце концов, привела на то же место, откуда он когда-то уходил в поисках лучшей доли. Ее царский подарок он не использовал. И оставалось довольствоваться только немногим, что у него было. Работой, верными друзьями, крышей над головой и своими воспоминаниями. Горькими и радостными, нелегкими и драгоценными одновременно.
        - Алло?
        - Ты еще не спишь? - Игорь заметил, что голос у Старика обеспокоенный.
        - Пока нет, но собираюсь. Что-то случилось?
        - Да. То есть нет, не пугайся, ничего особенного. Просто хотел попросить тебя смотаться завтра в Челябинск, встретить рейс. Извини, что не предупредил заранее. Я понимаю, выходной. У тебя, наверное, свои планы, но…
        - Да нет, все в порядке. Мне все равно нечего завтра делать. Я только рад буду сгонять туда и обратно. Диктуй, Арон.
        - Ивановы. Рейс из Москвы, четырнадцать пятьдесят восемь. Поставь на капот табличку, хорошо? На всякий случай. Правда, я сказал им номер машины. Думаю, они не перепутают.
        - Не волнуйся, доставлю твоих Ивановых в лучшем виде. Главное, чтобы на весь аэропорт было только одно семейство с такой редкой фамилией. А то набьется полная машина…
        - Спокойной ночи, шутник. Выспись хорошенько.
        - Как скажешь, начальник.
        Он помыл машину и выехал на два часа раньше. Он не любил выходные и радовался, когда подворачивалась дополнительная работа. Особенно сейчас - в преддверии праздников, когда вокруг набирает обороты предновогодняя суета. Люди закупают подарки для родных и близких, обсуждают меню новогоднего стола, планируют, куда пойти с детьми, у которых вот-вот начнутся длинные зимние каникулы. Только ему некуда себя деть.
        На днях он решился и послал Аистенку заказную праздничную открытку, но ответа не получил. Ему было совсем грустно. Одиночество праздновало безоговорочную победу.
        Мало того что он приехал значительно раньше, так еще и самолет с московскими гостями задержался почти на два часа.
        Игорь выставил на капот табличку, сходил в кафе перекусить, вернулся в машину и задремал.
        Сквозь сон он скорее почувствовал, чем услышал, как кто-то снял с капота табличку. Он открыл глаза. Изящная женская рука скомкала листок бумаги, проскрипел снег под ногами, и дама решительно дернула на себя дверцу городского такси.
        Он видел все как в замедленном кино. Сапог, коленка, край мехового полушубка, руки, распущенные пушистые волосы, щека с двумя маленькими родинками… Она медленно и элегантно опустилась рядом с ним. Любимая, желанная, так глупо потерянная и обретенная вновь.
        Он еще не успел ничего сказать, когда на заднее сиденье пулей влетела Аська с Баксом на руках и, усадив щенка рядом с собой, кинулась Игорю на шею.
        Слова «прости», «люблю» посыпались со всех сторон… Игорь едва успевал уворачиваться от удушающих объятий и горячего, шершавого языка ошалевшего от радости щенка.

        - Но как же вы все-таки отважились? - Он с трудом мог сосредоточиться на дороге. Ему хотелось обнимать их снова и снова.
        А они говорили и говорили, рассказывали наперебой и взахлеб. Как Альбина все-таки получила с большим опозданием его письмо и хотела его порвать, а Аська не дала, вырвала из рук и все-таки заставила прочесть. Как они обе плакали, обнявшись, а за окном в это время падал первый снег. Как убивалась Аистенок оттого, что не могла вспомнить адрес его съемной квартиры. Как вдруг, когда они уже отчаялись его найти, девочка вспомнила название ресторана, где была стоянка такси. Как они обнаружили на этой стоянке его машину и очень обрадовались, а потом выяснилось, что на ней ездит теперь совсем другой водитель. Какой допрос они учинили на стоянке и что сказал им Яков. Как Альбина звонила Арону и как они со Стариком сообща придумали эту затею со встречей из аэропорта.
        А он все никак не мог поверить и только повторял:
        - Но как же… Как же вы решились?
        - Хорошо, - очень серьезно проговорила Альбина. - Скажу тебе правду! Ты забыл у нас свой носок. И мы приехали, потому что испугались, как бы ты тут не замерз в одном носке.

        - Игорь, мама, смотрите, смотрите сюда! - Аська возбужденно указывала на дерево. Он подошел поближе и вздрогнул. На шершавой коре старого дуба виднелась уже немного стершаяся, но все еще отчетливая надпись «Игорь Ася Аля».
        Альбина взяла его за руку и тихонько сжала.
        - Игорь, я постараюсь сделать тебя счастливым. Я очень постараюсь. Мы еще раз начнем все сначала.
        - Спасибо. - Он обнял ее одной рукой, другой прижал к себе растрепанную, счастливую Аську.
        Вот и он - главный секрет: все можно пережить в этой жизни, пока есть для чего жить. Кого любить, о ком заботиться и кому верить. Только об этом надо молить Господа, когда посылает он нам свои испытания. Только этого можно желать. Только это даст тебе надежную опору в мире над пропастью.
        Игорь глянул в бездонное небо над лесом, которое уже начинало синеть. Скоро, уже совсем скоро стемнеет - в декабре дни короткие. Где-то там, далеко-далеко скрывается созвездие Близнецов. Две самые яркие звезды в нем носят имена Кастор и Поллукс.