По правде говоря Екатерина Риз
        Вика сама не предполагала, что жизнь подкинет ей неожиданную встречу с человеком, семья которого, как считалось, причастна к исчезновению её сестры десять лет назад. Прошло много лет, а она и её родители все ещё ждут возвращения Ксении домой. Ведь самое ужасное - не знать, что случилось с близким тебе человеком, пребывать в неведении годами. А тут брат жениха её пропавшей сестры предлагает Вике работу. Конечно же, он и думать забыл о том происшествии, вся его семья живёт и здравствует, а младшую сестрёнку, бывшую в те времена девочкой-подростком в очках, и вовсе никто не помнит. Но зато помнит сама Вика, и, не смотря на бунтующую интуицию, соглашается на эту работу с единственной целью - в надежде узнать что-то о судьбе сестры, пусть даже самое страшное. Ведь человек не может просто исчезнуть, его нужно искать, хватаясь даже за последнюю соломинку надежды. И если понадобится - призвать обидчиков к ответу и во всеуслышание рассказать правду о случившемся когда-то.
        ЕКАТЕРИНА РИЗ
        ПО ПРАВДЕ ГОВОРЯ
        ГЛАВА 1
        Я зацепила взглядом красно-белую листовку на столбе, по инерции пробежала мимо, но затем остановилась. Прервала утреннюю пробежку ради бросившегося в глаза объявления знакомого образца. Знаете такие? О пропавших людях? Белый лист, красная броская рамка, фотография пропавшего, и просьба обратить внимание и помочь. Скомпонованная важная информация о пропавшем.
        Я стояла, пытаясь отдышаться после интенсивной пробежки, уперев руки в бока, и вглядывалась в листовку на столбе. В парке кроме меня, кажется, ещё никого не было. Семь утра, я всегда бегала по утрам, это давало мне чувство контроля над всем последующим днём. Листовка была о пропаже женщины из нашего района, судя по дате рождения, ей было чуть за пятьдесят. Отсканированная фотография не ахти какого качества, к тому же, женщина на ней выглядела счастливой, широко улыбалась в камеру, а ещё нарядной, с причёской и макияжем. Вряд ли, даже встреть я её сейчас на улице, смогу узнать и сопоставить в своей голове два совершенно разных образа. Но женщина пропала, довольно молодая женщина, наверняка, дочь, жена и мать, и её возвращения очень ждали дома. Это настоящая беда…
        Куда, куда могут пропадать люди? Просто взять и пропасть. Уйти из дома и не вернуться.
        Спустя какое-то время, если их так и не смогли отыскать, человека признают пропавшим без вести. А спустя пять лет можно добиться признания пропавшего погибшим.
        Все эти мысли вихрем пронеслись в моей голове, вызвали горечь воспоминаний, я вздохнула, поморщилась, не от досады, а в попытке как-то справиться с нахлынувшими эмоциями, и побежала дальше.
        Мама вот не согласилась признавать гибель дочери, она всё ещё ждёт.
        Когда-то у меня была старшая сестра. Ксения. Ксюша, Ксеня. Как только её не называли окружающие, она была очень общительным, жизнерадостным человеком. Казалось, что перед ней все дороги открыты, и у Ксюхи всё непременно в жизни сложится. Как надо, в общем. Между нами была разница в четыре года, я была младшей, и в то время оканчивала школу, а на старшую сестру всегда смотрела с завистью. Ксюша казалась мне взрослой, куда смелее меня, и уж точно, куда красивее. От кавалеров у неё с седьмого класса отбоя не было. А я была младшенькой, боязливой заучкой, сколько себя помню, носила очки, дурацкие хвостики и вечно краснела, когда кто-то обращал на меня пристальное внимание. Вспоминать о своём детстве и юности, именно рядом с Ксюшей, было приятно и больно одновременно. И при воспоминании о ней, мне хотелось улыбнуться в умилении, посмеяться над чем-то, порой светло погрустить о прежних временах, о молодых родителях, о нашей, казалось бы, хорошей и правильной семье. А потом я вспоминала о том, что всё это безвозвратно ушло, потеряно, сгинуло непонятно где и почему, и мне становилось откровенно не по
себе. Мороз, неприятный озноб пробирал до костей, при осознании того, что я-то погрущу, помучаюсь в который раз, а затем отвлекусь на свою привычную жизнь. Дом, работа, увлечения, планы на будущее, а Ксюха…
        Прошло десять лет со дня её исчезновения, и я успела убедить себя в том, что моей сестры нет в живых. Случилось что-то ужасное, трагичное, она не смогла вернуться домой. И у неё не будет той самой налаженной жизни, планов и их успешного осуществления, чего ей так желали родители, любви, семьи и детей. И когда в моей жизни наступал трудный момент, и я принималась жалеть себя или жаловаться, я всегда думала о сестре, и говорила себе, что у меня всё далеко не ужасно. У меня есть многое из того, чего с ней никогда не случится. Так разве у меня есть право жаловаться?
        Увиденное в парке объявление о поисках незнакомой женщины, немного выбило меня из колеи. Да, я расстроилась. В голову невольно в миллионный раз полезли мысли о том, что же могло приключиться с моим близким человеком, и, если предположить - только предположить! - что она жива, где она может находиться, что с ней может происходить, и, возможно, именно в этот момент ей нужна помощь. Каждый раз от таких мыслей и предположений меня начинало потряхивать. Спустя десять лет после исчезновения Ксении, признаюсь, я не думала и не вспоминала о ней каждый день, острая фаза отчаяния и бесконечного ожидания, была давно пройдена, но каждый раз, как мысли о ней поселялись в моей голове, мир вокруг становился куда менее ярким и зовущим. Всё окрашивалось серыми, тоскливыми красками, и мне необходимо было время, чтобы прийти в себя.
        Чтобы как-то себя приободрить, я прибавила темп, и поэтому до дома добежала в то же время, что обычно, хотя потратила несколько минут на стояние в парке у столба. Немного задохнулась.
        - Привет.
        Остановившись у подъезда, я услышала знакомый голос. Обернулась, махнула Жанке рукой. Жанна была моей соседкой, и, на самом деле, её звали Снежанна, но она терпеть не могла своё имя, и поэтому требовала звать её иначе. Для друзей и знакомых она стала Жанной, а её супругу досталось требование звать Жанку «солнышком». Или рыбкой, или зайкой. В общем, как угодно, лишь бы любви и страсти в голосе звучало побольше. Муж её, Сергей, против настояний жены не возражал, вот только за её спиной (я лично слышала) поговаривал, что на «рыбку» и «зайку» его благоверная после вторых родов совсем не похожа. Больше на то самое «солнышко», по габаритам. Вокруг которого всё и крутится. Конечно, подобные высказывания, Серёгу, как мужчину, не красили, но стучать я на него не стала. Во-первых, считала Жанку своей лучшей подругой вот уже пару лет, и расстраивать её не хотелось, а, во-вторых, здоровья бы это Серёге не добавило. Жанка дома бы его прибила. Нрав у неё был крутой, характер огонь, а габариты с некоторых пор, на самом деле, позволяли потягаться в силе и ловкости со стокилограммовым супругом. И я, вхожая в их
дом, отлично знала, что в семье у них царит полный матриархат, это только перед друзьями и знакомыми Сергей пытается выказать себя главой семейства и хозяином положения, но и то шёпотом, чтобы жена, упаси Господь, не услышала.
        Жанка в ранний час выгуливала своего любимого пёсика, малюсенькую собачонку Бубуню, померанского шпица. Это было абсолютно белое, пушистое создание, напоминающее мягкий клубочек с тонкими ножками, едва различимыми от пушистости ушками на голове и хвостиком-рогаликом на попе, а еще любопытным длинным носом. Ах да, ещё в Бубуне было немереное количество восторга по отношению ко всему, что она вокруг видела, истинно женский капризный характер, а ещё ужасно противный тонкий, писклявый лай, который приводил в восторг, кажется, лишь одного человека на свете - Жанну. Каждый раз, когда собачонка заливалась возмущением, переходя на ультразвук, Жанка в умилении всплёскивала руками и принималась капризное создание увещевать. Хватала на руки, целовала белоснежную шёрстку или совала в маленькую пасть очередную вкусняшку.
        - Ты меня так не целуешь и не кормишь! - возмущался раз за разом Серёга, злобно поглядывая на комок белоснежной шерсти у жены на руках.
        - А ты меня так, как Бубуня, не любишь, - отвечала ему Жанка и гордо отворачивалась.
        - Зато я вас всех кормлю, - не оставался супруг в долгу, грозил кулаком кому-то неизвестному, очень даже возможно, что и Бубуне, которая сама была размером с его кулак, и уходил в другую комнату. Наверное, переживать, что его променяли на собаку, которую и собакой-то назвать можно с большой натяжкой.
        Я обернулась на Жанкино приветствие, а Бубуня, заметив меня, закатилась тем самым противным, тонким лаем. На весь двор. Жанка, степенно вышагивающая рядом со своим микроскопическим питомцем в новом спортивном костюме алого цвета, примирительно проговорила:
        - Тихо, Бунечка. Это же Вика. Что ты шумишь?
        Но надо знать Бубуню, она не остановится, пока всему двору, двум пятиэтажкам, не доложит о моём возвращении с пробежки. Не обращая внимания на досадный лай, я к ним приблизилась. Поздоровалась в ответ. Жанна окинула меня быстрым взглядом, таким, с намёком на зависть ко мне и досаду на себя одновременно.
        - И когда я тоже с тобой бегать начну? - задала она свой обычный риторический вопрос. И я совершенно привычно ей честно ответила:
        - Никогда.
        Жанка тут же возмущённо выпятила нижнюю губу. Пожаловалась:
        - Добрая ты.
        Я плечами пожала.
        - Я тебе правду говорю. Я здесь два года живу, два года бегаю, и ты каждое утро задаёшь мне этот вопрос. Хотела бы, давно бы бегать начала.
        - Ага, у меня дети, вообще-то.
        Я вытаращилась на подругу.
        - Это здесь причём?
        Жанка окончательно расстроилась, возмутилась моей непреклонностью и, в конце концов, махнула на меня рукой.
        - Ну тебя. Недобрая ты, Вика. Нет бы поддержать мои стремления…
        Я улыбнулась.
        - К чему? К спорту? Ну, молодец, стремишься. Это важно.
        Жанка присмотрелась ко мне внимательнее. Затем вопрошающе кивнула.
        - Ты чего какая? Случилось чего? С Вовкой поругались?
        - Да нет, он ещё спит. Я бы не успела. - Но вздохнула, решила поделиться. - Объявление о розыске в парке видела. Женщина пропала из нашего района.
        - Ах да, я тоже видела. Вчера в магазине повесили.
        - Ты не знаешь, её нашли?
        - Нет, откуда? А что, знакомая твоя?
        Я качнула головой.
        - Нет. Просто подумалось… кого-то же должны находить, да?
        Жанка глядела на меня с печалью, догадавшись, что именно меня расстроило. Согласилась со мной.
        - Кого-то должны. Наверняка, кого-то находят, Вик. Просто всегда по-разному.
        - Ну да.
        Жанка взяла меня под руку. Несильно толкнула плечом, так сказать, в знак поддержки.
        - Ты не расстраивайся. Что уж теперь, всякое бывает.
        Я снова кивнула.
        Жанка наклонилась, подхватила Бубуню на руки, и мы все вместе направились к подъезду. Бубуня смотрела на мир вокруг глазенками-пуговицами, от любопытства высунув розовый язык. Важно гавкнула на кота, мирно дремавшего на лавке. Тот даже ухом не повёл. Наверное, столь низкие частоты кот за лай собаки не воспринимал.
        - Пойдём к нам завтракать? - предложила Жанна. - Я гренки сделаю, как ты любишь, с молоком.
        Я качнула головой, отказываясь.
        - Не могу, мне на работу раньше надо. У нас планёрка, обязали быть всем. И вовремя.
        На Жанкином лице появилось кислое выражение.
        - Я, когда слышу слово «работа», мне так тоскливо становится на душе, духота наваливается. Не знаешь почему?
        Мы поднялись на второй этаж, Жанна остановилась у своей двери, а я успела шагнуть на первую ступеньку следующего лестничного пролёта. Я жила на два этажа выше.
        - Знаю, - порадовала я её. - Потому что ты пятый год сидишь в декрете, и забыла, что это такое, каждый день с восьми до пяти, а то и без выходных.
        Жанна махнула на меня рукой.
        - Тфу на тебя. Сглазишь ещё. У меня и дома дел куча. Кстати, пойду любимого растолкаю, для него-то работа - это спасение. Только и думает, как бы от нас с детьми сбежать, в машинах своих ковыряться. Хорошо хоть деньги нормальные платят.
        Я напоследок подруге улыбнулась, махнула рукой на прощание и легко побежала вверх по ступенькам. Нужно было успеть принять душ, выпить кофе и выйти из дома вовремя, чтобы успеть на работу. На ту самую планёрку. Работала я экономистом на одном из крупных производств нашего города. Производство было крупным, машиностроительным, а вот заработная плата не столь крупная, как хотелось бы. В нашем городе, вообще, крупных зарплат было не найти. И я, со своим, можно сказать, что выстраданным дипломом экономиста, вот уже четыре года пыталась дослужиться хоть до какого-то повышения. Начинать пришлось с самых низов, никому красные дипломы без опыта работы, как выяснилось, были не нужны. И мне, скажем честно, повезло устроиться на серьёзное предприятие, со всеми вытекающими отсюда бонусами в качестве полного социального пакета и уверенности в завтрашнем дне. Уверенность заключалась в том, что работы у меня каждый день будет по самый подбородок, и зарплата будет, с выплатой дважды в месяц, а вот об особых льготах, бонусах в конце года, да и просто повышении оплаты труда, лишний раз раздумывать не стоит. Чтобы
не расстраиваться. Но зато на работе меня ценили, уважали, начальник отдела ко мне прислушивался и ставил в пример, сгружая на меня особо срочные и сложные дела, в этом особое уважение, судя по всему, и заключалось. А о повышении я всё ещё продолжала мечтать. Особых перспектив после повышения тоже не было, но это стало бы компенсацией за все мои труды, старания, ответственность и переработки.
        В общем, как и говорила Жанка: полная тоска.
        Дома по-прежнему было тихо, Вовка ещё спал, чему я уже давно не удивлялась, привыкла за полгода его поисков себя. Вовка был моим женихом, наверное, так. По крайней мере, для себя я определяла наши с ним отношения именно в таком формате. Когда-то, не так давно, пока любимый не осел дома в грусти и растерянности из-за потери работы, мы собирались пожениться. Честно, собирались. Планировали, раздумывали о будущем, даже деньги начали откладывать на торжество и медовый месяц. Я очень хотела на Кубу, а удовольствие это не дешёвое. И вот мы копили, копили, планировали, я даже платье свадебное успела выбрать, хорошо хоть не купила, решила ещё повыбирать. Довыбиралась как раз до того момента, когда Вовку вдруг не попросили с работы. Он трудился старшим менеджером, казалось бы, в перспективной конторе по продаже компьютерной техники, и вдруг все их перспективы накрылись медным тазом. Офис и магазины закрылись, а люди остались без работы. Поначалу мы с Вовой, конечно, всерьёз растерялись, я пыталась поддерживать любимого человека, обнадёживала, и в какой-то момент он оживился, наполнился позитивным настроем,
сказал:
        - Да что я, работу не найду, Викуль? - В его голосе зазвучала уверенность и бравада, и я на тот момент вздохнула с облегчением. Но вот прошло полгода, а Вовка спит до обеда, а когда я в очередной раз поднимаю тему его трудоустройства, напускает на себя печальный вид и с лицом мученика отправляется к компьютеру, открывает сайт вакансий. Если честно, я уже устала засекать, сколько именно минут он на нём проводит, прежде чем переключается на социальные сети или заходит в свою любимую игру. Ситуация, конечно, была неприятная, даже пугающая я бы сказала, но каждый раз выводить человека на конфликт, тоже не казалось мне хорошим способом решить проблему. Поэтому я всё ещё жила надеждой, что Вовке, в тридцать с небольшим лет, надоест проводить свою жизнь в четырёх стенах у компьютера, он, наконец, встряхнётся, и наша жизнь станет прежней. Когда мы оба работали, были чем-то заинтересованы, имели круг общения из коллег по работе и клиентов, что нам снова будет, чем поделиться друг с другом за ужином, обсудить новости друг друга, над чем-то посмеяться. Пока же Вовка «искал себя».
        Конечно, на одну мою зарплату не зажируешь, но мы, точнее, я, как-то справлялись, у родителей старались помощи, по крайней мере, финансовой, не просить. Жили мы на Вовкиной территории, в малогабаритной «двушке», доставшейся ему от бабушки в наследство. Хоть в этом повезло, не нужно тратиться на съемную квартиру. Во всяком случае, об этом мне напоминала Вовина мама, в последние месяцы практически при каждой встрече. Я воспринимала это, как попытку оправдать сына, его откровенное нежелание трудоустраиваться куда-либо.
        - Что ты всё время жалуешься? - ворчала на меня Лидия Николаевна в последний свой визит в нашу квартиру. Каждый её приход ознаменовался проверкой чистоты и инспекцией нашего холодильника. Всё это она проделывала с каменным лицом. Ситуация мне, конечно, не нравилась, но спорить я не могла, в конце концов, квартира, в которой мы жили, по факту, была даже не Вовкина, по документам она принадлежала его матери, а уж та, прижимаясь к плечу высокого, широкоплечего сына, успокаивала его сладкими речами о том, что бумажки ничего не значат. Квартира его. Но выходило так, что хозяйкой здесь я себя не чувствовала, меня в любой момент могли проверить. - Вам что, денег не хватает? Квартира своя, продукты вам привозят, всё своё, не магазинное. Мы же с отцом не отказываемся помогать. Ты когда в последний раз яйца или творог в магазине покупала? Забыла уж, наверное, что у них за вкус. На всём домашнем живёте. А всё жалуешься, всё считаешься.
        - Я не считаюсь, - пыталась донести я до неё свою точку зрения. - Но Вове надо работать, Лидия Николаевна. Он дома совсем разучится общаться.
        По правде, мне хотелось выразиться по-другому, сказать как есть: деградирует, отупеет. Но не говорить же такое матери, правда?
        Лидия Николаевна махнула на меня рукой.
        - Найдёт он работу. Как появится стоящая, так и найдёт.
        Таким речам оставалось только удивляться. Как же он работу найдёт, если не ищет? Очень сомневаюсь, что какой-нибудь генеральный директор позвонит к нам домой и предложит Вовке должность его заместителя. С баснословной зарплатой.
        Вот и сегодня мой герой спокойно спал. А ведь раньше в это время мы вместе с ним завтракали, после того, как я возвращалась с пробежки, а временами и душ принимали вместе, а после разъезжались по работам. Чтобы вечером встретиться дома. Если честно, я скучаю по тем временам. Я всегда с нетерпением ждала вечера, нашей встречи, совместного ужина, посиделок у телевизора. Всё это считается скукой и бытовухой, но мне было хорошо с тем Вовкой, было интересно что-то смотреть вместе, что-то узнавать. Теперь Вова со всеми своими интересами справлялся без меня, за целый день у него было много времени, а я возвращалась вечерами с работы и спешила приготовить ужин. Вот только ужинать Вовка в последнее время полюбил у компьютера. Не нравились ему разговоры, которые я заводила. Про работу, про будущее, про перспективы. В социальных сетях его никто вопросами и проблемами не доставал.
        Приняв душ, я включила чайник, нарезала бутербродов на завтрак, два завернула с собой на работу. Да, жить приходилось в режиме экономии, не тотальной, но каждодневные обеды в кафе пришлось исключить из своих привычек. Я не жаловалась, это было не столь важно, скорее уж беспокоило своими туманными прогнозами. Переодеваясь в спальне, я невольно поглядывала на постель, посматривала на спящего Вовку. Он лежал практически поперёк кровати, почувствовав свободу без моего присутствия рядом, обхватил руками мою подушку и умилительно сопел. За время бесконечного пребывания дома, без надобности постоянно и тщательно следить за своей внешностью, его волосы успели отрасти, и теперь любимый имел шикарную, вихрастую шевелюру, что, кстати, весьма ему шло. Надо сказать, что Вовка у меня симпатичный, некоторые девушки с уверенностью сказали бы, что он красив. Не брутальной, мужской красотой, его природа одарила ростом, широкими плечами, а ещё симпатичной физиономией с потрясающей, безалаберной и красивой улыбкой и сексуальным подбородком с милой ямочкой на нём, а ещё чистым взглядом и умением убеждать людей в чём
угодно. Вовка улыбался, смотрел в глаза и говорил, говорил, и самое главное - ему хотелось верить, он виделся людям этаким своим парнем, правдивым и простодушным. А я всегда верила в него, до сих пор убеждала себя, что нужно верить, и всё непременно наладится. Вовка же у меня такой… Молодец-удалец во всех отношениях.
        Вот только я рядом с ним сама себе казалась немного неуклюжей и тусклой. Вся моя юность и институтские годы прошли в обнимку с учебниками, и на таких парней, как Вовка я смотрела лишь издалека. Наблюдала за тем, как мои однокурсницы дружат с ними, тусуются, крутят романы. Меня в такие компании никогда не звали, я была слишком несмелой для их времяпрепровождения. И подумать не могла, что мне встретится «ночной хулиган», который обратит на меня внимание. Да ещё и жениться на мне захочет! Ничего удивительного, что я влюбилась в Вовку по уши, довольно быстро. Вот и сейчас, глядя на него спящего, несмотря на все свои тревоги, я им залюбовалась. Пусть на короткий момент, но это любование промелькнуло в моём сознании, от него стало приятно и жарко одновременно, и я в который раз решила, что всё не так уж плохо в нашей жизни. Просто я слишком привыкла к контролю над любой ситуацией, мне нужна была стабильность, уверенность в завтрашнем дне, а последние пару месяцев я это ощущение утратила. И это мне активно не нравилось.
        Добиралась до работы я всегда автобусом. Ехать нужно было через половину города, зато было время посмотреть в окно и подумать о чём-нибудь. Сегодня у меня из головы не шло то объявление на столбе. Я думала о пропавшей женщине, о том, что чувствуют её родственники, и невольно возвращалась в памяти к событиям десятилетней давности. Даже подивилась в какой-то момент тому, сколько же лет прошло. Как-то незаметно они пролетели, мы привыкли жить без Ксюши, настолько, что сумели свыкнуться с самой мыслью, что её уже и не будет. Что Ксения никогда не вернётся, и мы так и не узнаем, где она и что же с ней случилось. Жизнь семьи строилась уже без её участия, мнения и присутствия. Хотя, как строилась? Что-то, например, сломалось окончательно. Родители вот развелись, не смогли жить дальше вместе. В первые годы после исчезновения старшей дочери, мама настолько погрузилась в своё горе, жила только каждодневными ожиданиями - что Ксюша вернётся, что её отыщут, вернут домой и вот завтра, совершенно точно, уже завтра, она позвонит в дверь, и прежняя жизнь в наш дом вернётся. День проходил за днём, месяц за месяцем,
даже год за годом, а сестра так и не возвращалась. Через два года папа не выдержал и ушёл из семьи. И даже совершенно искренне попросил у нас с мамой прощения за свой поступок. Стоял в дверях с чемоданом, морщился, мялся в нерешительности, затем сказал:
        - Простите, - и вышел за дверь.
        Мама его обвинила в слабости, в трусости, в наплевательском отношении к детям, и до сих пор не может простить отцу его уход. Они до сих пор не общаются, мама и слышать о бывшем муже ничего не хочет. А я? Он мой отец, это раз, а два, это то, что я не считаю его предателем. Что и кого он предал? Я прекрасно знаю, сколько сил, нервов и здоровья отец потратил на поиски и бесплотные надежды. В какой-то момент он не выдержал напряжения. И не потому, что иссяк, перестал ждать или разуверился в маминых словах, что Ксюша жива. Наверное, он просто понял, что жизнь продолжается. Хорошая она или плохая, лёгкая или сложная, но она продолжается. Сейчас отец живёт в новом браке, в одном городе со мной, и мы общаемся и встречаемся, я даже в гости иногда хожу в его новый дом, о чём мама, конечно, не в курсе. У папиной новой жены мальчишки-погодки, одному двенадцать, другому тринадцать лет, им, без сомнения, нужен мужской авторитет рядом, и отцу есть, чем заняться и на что отвлечься. В подружек мы с его новой пассией, Верой, не играем, считаем, что ни к чему, но женщина она добродушная, здравая, и временами мы
спокойно общаемся, пьём чай и обсуждаем семейные вопросы. Папа всегда радуется моему приходу, думаю, каждая наша с ним встреча напоминает ему о нашем с Ксенией детстве. Как он с нами гулял, играл, как любил своих девочек. А потом что-то сломалось, кто-то повзрослел…
        Мама после развода тоже решила поменять свою жизнь, хоть как-то. Как бы она не ругала отца за эгоизм и слабость, его поступок всё же дал свои плоды, и она заставила себя встать со стула у кухонного окна, на котором, кажется, и провела последние пару лет, ожидая Ксениного возвращения. А, может, это были не перемены, иногда я думаю, что с уходом отца она окончательно потеряла надежду на счастливый исход. Она попросила у нас с отцом согласия на продажу нашей малогабаритной «трешки», отец оставил свою долю ей, не стал ничего делить при разводе. Квартира продалась достаточно быстро, а мама уехала из нашего города, пусть и совсем недалеко. В маленьком районном городке в получасе езды жила её сестра с семьёй. Городок был совсем крошечным, на пять тысяч жителей, с малюсенькой центральной площадью и старыми блочными пятиэтажками, а вокруг них плотным кольцом частный сектор. Там мама и поселилась, купила себе однокомнатную квартиру на окраине, совсем рядом с частным домом сестры, и жила скромно и экономно на оставшиеся от городской квартиры деньги. Несмотря на то, что мама попыталась что-то изменить в своей
жизни, ясно было одно - радость и интерес к жизни она утратила. Мама и сейчас была совсем не старой женщиной, на пенсию ей лишь через пару лет, но она совершенно перестала улыбаться, что очень сказывалось на её характере, настроении и внешности. Она стала выглядеть старше своих лет, печальнее, мне это не нравилось, я даже разговаривать с ней об этом пыталась, но она меня не слушала. Мама живет своими взглядами и мыслями о настоящем и будущем.
        Вот так беда меняет людей, в одночасье. Поэтому я и думала о родственниках той женщины. Врагу не пожелаешь такого испытания. Находиться в неведении, жив твой близкий человек, нужна ли ему твоя помощь, или его уже нет на этом свете. А ты всё думаешь о нём, будоражишь память о нём… делаешь себе больно этими воспоминаниями.
        Моя сестра была очень звонким, ярким человеком. Такие, как Ксеня, возбуждающие и будоражащие, волнующие и западающие в душу, легко не забываются. У мамы дома куча фотоальбомов из нашей с ней школьной поры, но процентов на восемьдесят они заполнены снимками Ксении. Она обожала фотографироваться, будто чувствовала, что кроме этих фотографий очень скоро о ней не останется других воспоминаний. На фото она улыбалась, смеялась, с понятным призывом смотрела в камеру. Ксюша любила пышно взбивать свои рыжие от природы волосы, прищуривала зеленые глаза и соблазнительно выпячивала полные губки. Если моя сестра и не обладала классической красотой, то она, без всякого сомнения, приковывала к себе взгляды. И не только мужские. На неё нельзя было не смотреть, она представала перед людьми этакой веселой ведьмочкой с невероятно симпатичным личиком. Я до сих пор помню её смех, помню её интонации, тембр голоса. Помню, как она делала себе прическу перед зеркалом в прихожей и учила меня краситься. Вот только…
        Вот только, принимая тот факт, что человек потерян для тебя в твоей реальной жизни, живя без него год за годом, ты порой начинаешь ловить себя на мысли, что вспоминаешь о нём только хорошее. Как вам было хорошо вместе, весело, какая замечательная семья у вас была. И понимаешь, что врёшь самой себе. Да, всё было замечательно, ведь мы все были вместе. Мама, папа, я, Ксюша. Да и маму послушать, именно так всё и было, безоблачное каждодневное счастье. Но на самом деле, всё у нас было, как у всех. Среднестатистическая семья, со своими проблемами, трудностями, даже склоками и раздорами. И Ксеня не была ангелом во плоти, какой сейчас её хочет перед всеми нашими общими воспоминаниями, выставить мама.
        Если говорить честно, мы с сестрой не были так уж близки. Не ссорились без надобности, не дрались без повода, ничего особо не делили, но назвать нас лучшими подружками было нельзя. Просто потому, что между нами была довольно существенная разница. И в возрасте, и в характерах. Мы даже внешне не слишком друг на друга похожи. По крайней мере, в годы юности так казалось. Сейчас, глядя на фотографии сестры, я понимаю, что с возрастом сходство пришло. А десять лет назад я была лишь смущённым подростком, в очках и с рыжими хвостиками, на фоне своей яркой, почти взрослой старшей сестры. О какой душевной близости можно было говорить? Ксюша вечно подшучивала надо мной, давала советы свысока, предлагала бросить учебники в угол и выйти на улицу, найти, наконец, друзей или, хотя бы, подходящую компанию. Она и краситься-то меня учила, чтобы доказать, что я совершенно не разбираюсь в жизни и в моде, что со своими повёрнутыми на математике мозгами, во всём остальном я отсталый человек. Мой скромный гардероб вечно подвергался её жесткой критике и насмешкам, а ей родители каждый месяц покупали новый наряд или
обувь. Но мы с ней были сестрами, жили в одной комнате, вместе пили чай с конфетами вечерами и о чём-то разговаривали. Даже если наши разговоры заканчивались фырканьем и возмущением. Это ведь норма подросткового поведения, общения, разве нет? Со временем мы обе должны были повзрослеть, найти общие точки взаимопонимания, интересов, наверное, начали бы общаться по-другому, и, возможно, стали бы по-настоящему дружны и близки. Но не случилось. И это вызывало настоящую горечь. По утраченному, по несбывшемуся.
        Думаю, родителям стало бы куда легче, если бы они смогли похоронить старшую дочь, а не просыпаться каждую ночь с одним и тем же вопросом - где она, жива или мертва? Как бы ни ужасно это звучало, но ложные надежды, изматывающие мысли о том, что произошло на самом деле, убивают. Мою маму, по крайней мере, точно. Никому не пожелаешь такой участи. Я в течение нескольких лет, пока мы жили вместе, наблюдала за тем, как мама учится заново спать. Просто спать, чтобы не вскакивать несколько раз за ночь, чувствуя себя виноватой за то, что спит, за то, что устала ждать.
        На планерку я успела в последний момент. За что удостоилась укоризненного взгляда начальника. Пришлось виновато улыбнуться, уткнуться взглядом в свои записи и постараться вникнуть в то, что говорило руководство. Все в большом кабинете сидели тихо, слушали московское начальство, неожиданно решившее нас навестить, а от оглашения плана работы на ближайшие пару месяцев, всё больше впадали в уныние. Я аккуратно поглядывала на лица коллег, и никакого воодушевления на них не наблюдала. Да ещё и нарвалась по окончании на устное замечание от начальника своего отдела.
        - Вика, Захарова. Ты почему опаздываешь? С ума сошла в такой день?
        - Руслан Борисович, так я же не опоздала, - принялась оправдываться я, идя рядом с ним по коридору.
        Планерка, наконец, закончилась, и мой шеф тоже выглядел недовольным и вспотевшим. Нервно дёрнул узел галстука на шее, зачем-то решил надеть его, видимо, стараясь впечатлить московское руководство ответственным подходом к дресс-коду. Столичные начальники всегда появлялись перед нами, провинциалами, в строгих костюмах и при галстуках. И я знаю, что Руслан Борисович, мужчина солидной комплекции в возрасте под пятьдесят лет, перед ними всегда комплексовал. Уж не знаю, что взбрело ему в голову, но всеми силами пытался соответствовать. Может, кризис среднего возраста ещё до конца его не оставил?
        - Я не опоздала, - повторила я, - успела вовремя.
        - Да, когда часы пробили полночь, - недовольно пробормотал он.
        Я лишь вздохнула.
        - Автобус задержался. Что я могу поделать?
        Мы оказались перед дверями нашего отдела, начальник оглянулся на свой женский отряд экономистов, обозрел нас всех внимательным, придирчивым взглядом и посоветовал:
        - Идите работать. Чует моё сердце, они ещё не всё проверили, точно к чему-нибудь придерутся. И, девочки, сделайте так, чтобы придирки были не в нашу сторону.
        Обещать ему никто не стал, под козырёк не взял, Руслан Борисович ещё разок окинул нас взглядом, и отправился в свой кабинет.
        Девчонки, с которыми я работала, а было нас всего трое - я, Света и Лена, чуть слышно фыркнули начальнику вслед.
        - Можно подумать, мы без московского надзора не работаем. Только и делают, что пугают.
        В нашем кабинетике, вмещающем три компьютерных стола и пару стеллажей для бумаг, царила практически домашняя обстановка. Цветы на подоконниках, небольшие картинки на стенах, что принесли из дома, чайник и узорчатая конфетница на специально отведённом месте. Даже часы на стене были не офисного формата, а с ракушками и морем под стеклом циферблата. Света привезла их из отпуска в прошлом году. По ним чётко сверялось время обеденного перерыва и коротких пауз на чай. В принципе, рабочая атмосфера у нас была приятная, с девчонками мы не ссорились, обязанности друг на друга не перекидывали, и друг дружку перед начальством не подставляли. Единственное, что меня всерьёз расстраивало, это то, что я не видела впереди никаких перспектив. Конечно, приятно работать в дружном коллективе, когда можно и поболтать, и чем-то поделиться, и даже совета попросить, но мне двадцать семь лет, и я уже некоторое время всерьёз задавалась вопросом: а что же дальше? И ответа на него не находила. Было понятно, что я человек не рисковый, бросаться в омут с головой в поисках новой, более солидной должности я не стану, и поэтому
буду работать здесь. В туманной надежде, что меня куда-нибудь повысят.
        В общем, получалось, что я мечтаю подсидеть Руслана Борисовича. Хорошего, между прочим, человека. От самой себя неприятно.
        - Решили с Лёшкой новую мебель в зал купить, - сообщила нам Лена, включив чайник и доставая чашки из шкафчика, вместо того, чтобы бросаться к компьютеру и погрузиться с головой в работу. И Лена, и Света были старше меня, обеим было хорошо за тридцать, обе замужние и с детьми. И ни о каких должностях, в отличие от меня, они не мечтали, их работа вполне устраивала. А я, стало быть, мечтала стать их начальницей, та, что пришла к ним девочкой без опыта, хоть и из хорошего ВУЗа, и с красным дипломом. Иногда я ловила себя на этих мыслях, и мне становилось неловко.
        - А старую куда? - живо поинтересовалась Света. Девчонки обожали обсуждать свою семейную жизнь, планы, проблемы. Кажется, именно за этим они на работу каждый день и приходили, чтобы вынести свою семейную идиллию в люди, похвастаться. Хотя, хвастаться особо было нечем, жили как все. Зачастую с проблемами и от зарплаты до зарплаты. Но когда можно было рассказать что-то хорошее, буквально светились от гордости. Я за них радовалась, а о своей жизни с Вовкой старалась не распространяться. По крайней мере, проблемами и переживаниями не делилась. Наверное, потому, что не хотела советов. Я и сама знала, как лучше, как надо, но достичь этого у меня не получалось. Так какой смысл от разговоров на работе?
        - Свекрам отдадим, - ответила Лена. Открыла сумку, что-то в ней искала, затем из недр появился цветной мебельный каталог. Лена указала на что-то пальцем. - Вот, такую стенку выбрали. Вика, иди, посмотри.
        Я спорить не стала, из-за стола поднялась и подошла. Лена со Светой принялись активно обсуждать представленную в каталоге мебель, Лена живописала, как выбранная стенка встанет в их комнате, какой цвет подойдёт к обоям и куда они поставят телевизор. Я тоже в каталог заглянула, с интересом. Уже собиралась похвалить сделанный выбор, потом заметила логотип мебельной компании в верхнем углу страницы. Красивые вензеля и буквы, складывающиеся в название: Веклер.
        Что за день-то такой?
        Я дослушала восторги Лены по поводу качества мебели этого производителя, после чего заметила:
        - Это же московская фабрика. Не дорого доставка выйдет?
        Лена разлила чай, и пока тот остывал, равнодушно пожала плечами.
        - Не знаю. Лёша сказал, что в нашем городе будут изготавливать. Мы уже и замерщика с фабрики вызывали.
        - В нашем городе? - переспросила я.
        - Ну да.
        - Так они же, кажется, в нашем городе и были? - удивилась Света. - Я же помню их магазины, у них многие мебель покупали. Лет десять назад. У мамы моей спальный гарнитур их производства был. Красивый, кстати. На даче сейчас у нас стоит, под старину.
        - Были, потом уехали, - сказала я. В горле странно запершило, я забрала свою чашку с чаем и вернулась за свой стол. Меня накрыла неприятная нервозность. Принялась перекладывать бумаги с места на место. Выдохнула.
        На самом деле, очень странный день. Очень тревожный.
        У семьи Веклер было мебельное производство в нашем городе, достаточно много лет. Когда-то Роман Веклер выкупил старую, полуразрушенную фабрику в пригороде, это было ещё в начале нулевых, он одним из первых в нашем городе занялся мебельным производством в широких масштабах. Понятия не имею, сколько ему это стоило и откуда у их семьи деньги, я и Романа Веклера-то лишь пару раз видела мельком, и мебель мы никогда в их магазинах не покупали. Но фамилия и часть семьи мне были хорошо знакомы. Всё дело в том, что Ксения встречалась с младшим сыном Романа Артуровича, Григорием. И именно его правоохранительные органы в первый момент заподозрили в причастности к исчезновению моей сестры. Но как заподозрили, так и сняли всяческие подозрения уже через пару недель, после её пропажи. Сообщили моим родителям, что Григорий точно не причём. Мол, у него алиби, и, вообще, у него нет никаких поводов желать Ксении плохого. По мне, так глупость совершеннейшая. А ещё казалось крайне подозрительным то обстоятельство, что меньше, чем через год, семья Веклер полным составом покинула наш город. Озвучивалась официальная
версия, что они выкупили производственные помещения в Подмосковье и расширяют бизнес, переводят его в столицу, но я была уверена, что без Гришки не обошлось. Он что-то натворил…
        Дело в том, что Ксеня и Гришка Веклер были идеальной парой. Не в том смысле, что безумно друг друга любили, понимали и собирались всю жизнь прожить вместе. Нет, они были схожи взрывными темпераментами. Григорий был из обеспеченной семьи, никогда этого не скрывал, он всегда был при деньгах, а самое главное, при настроении что-нибудь отчудить или отпраздновать. Они с Ксюшей и познакомились в ночном клубе. Звезды их свели, не меньше. Взрывные и опасные.
        До Гришки у Ксени было много ухажёров, пару раз начинались вполне серьёзные, как всем казалось, отношения. И молодые люди были приятные, серьёзные, не хулиганы и не бездельники. Но все они были, так сказать, нашего круга. Схожего с нами воспитания, достатка. Звезд с неба не хватали и воображение не поражали. Об этом я уже слышала от старшей сестры, которая через какое-то время принималась скучать, вздыхать и томиться. Но никто на её томление особо внимания не обращал. Родители были уверены, что придёт момент, когда Ксюша встретит своего единственного, выйдет замуж и успокоится. А на тот момент ей было восемнадцать, девятнадцать лет. Самый возраст повеселиться, попытаться найти себя и свою любовь. Времени у неё впереди было достаточно. А затем она познакомилась с Григорием Веклером. Между ними была двухлетняя разница в возрасте и социально-финансовая пропасть. Зато моя сестра не на шутку влюбилась. Говорила бесконечно о том, что, наконец, она встретила настоящего мужчину, симпатичного, умного, а, главное, её понимающего, но даже я, в свои шестнадцать лет, довольно быстро пришла к мысли, что главное
располагающее качество в Григории, для Ксении оказалось в том, что он мог позволить себе её баловать. У него всегда было достаточно денег, времени на неё, окончив институт, он не торопился устраиваться на работу. Просто потому, что необходимости в этом не видел. В конце концов, родитель определил для него некую должность на производстве, но Гришка вряд ли часто вспоминал о том, что он где-то и зачем-то трудоустроен.
        Я помню его достаточно хорошо. Хотя, у нас в доме он появлялся нечасто, не видел смысла и оснований. Даже с моими родителями познакомился как бы случайно, когда привёз Ксюшу с очередной вечеринки, что они провели у кого-то на даче в пригороде. Ксеня была не совсем в форме, и Григорию пришлось проводить её до квартиры. Сдать на руки родителям. При этом он сам насмешливо кривился, не испытывал никакого смущения или желания знакомиться, он, вообще, всё в жизни делал шутя, и всех вокруг призывал не напрягаться. Понятно, что родителям он не понравился.
        А вот Ксюша была от него в восторге. Она, на самом деле, влюбилась в него, и неважно, по каким именно причинам. Но их отношения продлились почти полтора года, до самого её исчезновения. Они с Гришкой часто ссорились, ругались, затем мирились и исчезали куда-то на несколько дней, для того, чтобы повеселиться и расслабиться. Родители пытались с Ксеней поговорить, убедить её в том, что такой образ жизни, когда кроме веселья тебя ничего не интересует, неправильный, но, по факту, им нечего было противопоставить и сказать в защиту своего мнения. На фоне веселья и периодических загулов, Ксения продолжала учиться в институте, сдавала сессии, причём без особых проблем. В какой-то момент даже устроилась на подработку, помощником менеджера зала в один из магазинов Веклера. Конечно, с трудоустройством ей помог Григорий, но Ксюша светилась от гордости, когда после работы сын хозяина подруливал к крыльцу магазина на своей новенькой машине, и с шиком увозил её прочь. Гриша баловал её подарками, пусть и недорогими, покупал бижутерию или туфли, выдавал деньги на косметолога и парикмахера. Правда, давал тогда,
когда они у него были, любил Гриша шикануть напоказ. Но деньги у него водились не всегда, он много тратил на развлечения и друзей, имидж «золотого мальчика» нужно было поддерживать. А когда тебе уже за двадцать, просить у родителей было затруднительно. Не потому что стыдно и неловко, а потому что уже не всегда давали. Гриша не раз попадал в неприятности, в разные переделки, даже в полицию его забирали, и со всем этим приходилось разбираться его отцу и старшему брату. После таких ЧП, обычно возлюбленный сестры пропадал из вида на некоторое время, и я помню, как Ксюша переживала и томилась, даже плакала временами. А всё потому, что в такие дни не могла получить никакую информацию, в дом Веклеров её не допускали. Семья Григория давно сделала вывод, что девушка сына, если она всерьёз считалась его девушкой, такая же ходячая неприятность, как и он сам. Понятно, что они хотели видеть рядом с младшим сыном ту, что его образумит, успокоит, а не кинется с ним на пару в безрассудство и веселье с головой. И поэтому существование Ксении было принято игнорировать. Её не принимали в доме, с ней не общались даже по
телефону. А она сама не теряла надежду, что когда Гриша сделает ей предложение, то его семья вынуждена будет принять её.
        - Тогда они у меня ещё прощения попросят, - повторяла Ксения не единожды. Я помню эти её слова, тусклую улыбку в этот момент и отчаянный тон.
        Наверное, она всё-таки любила Гришку. Раз так держалась за него. И беспокоилась тоже.
        Но ругались они часто и горячо. Об этом я тоже знаю. Ксеня ревновала, устраивала Гришке разносы, когда он пропадал на несколько дней, даже шпионила и следила за ним, пытаясь высмотреть рядом с ним соперницу. Уверена, что ей это удавалось, и не раз, но они каждый раз мирились, снова сходились, и всё начиналось заново. Кажется, сестра всерьёз вознамерилась женить на себе Григория Веклера. Мне было шестнадцать, едва исполнилось семнадцать, когда она пропала. Я наблюдала за их отношениями со стороны, через призму подростковой неловкости и непонимания, для чего нужны такие эмоциональные взрывы, как можно жить в бесконечном ажиотаже. Отгораживалась от всего происходящего учебниками, а потом Ксеня пропала.
        Я готовилась к вступительным экзаменам, и не слишком следила за происходящими событиями, но родители говорят, что за несколько дней до исчезновения, Ксеня и Гришка снова поругались. Мама слышала, как дочь плакала, запершись в ванной, она увещевала её через дверь, просила не расстраиваться, как обычно, обещала, что всё наладится, и на её пути встретится настоящий мужчина. Ксюша огрызалась в ответ и просила оставить её в покое. Обвинила их с отцом в том, что они никогда не любили Гришу. А его родители не любят её. В общем, все против них, поэтому они и между собой ругаются. Эти слова произносились в нашем доме не раз, и не два, и слёзы сестры носили временный характер, и через пару дней она, на самом деле, повеселела. Вот только с родителями своей радостью делиться не спешила. Мама говорит, что собралась, накрасилась, сказала, что собирается встретиться с подружками, и вернётся, скорее всего, завтра утром. И больше мы Ксению не видели.
        Она ушла из дома с косметичкой и паспортом. Разве так люди из дома сбегают? Да и не было у неё причины убегать. Ксения была взрослым, совершеннолетним человеком, и давно перестала прислушиваться к мнению родителей по поводу того, идти ли ей куда и с кем встречаться. Через двое суток обратились в полицию. Обратились раньше, но они всё советовали подождать, так прошло два дня. Мы ждали, а сестра не возвращалась. Отец сумел связаться с Веклерами, но встречаться с ним никто не стал, по телефону заверили, что Ксении в их доме нет и не было, а вот Григорий дома, и никуда не отлучался. Трудно поверить в то, что Григорий Веклер вдруг превратился в домоседа, согласитесь? Но Веклеры активно продвигали эту версию, всячески отказываясь вникать в исчезновение девушки младшего сына. Да и сам Гришка пропал с нашего горизонта, я никогда с ним больше не встречалась.
        Какое-то время Ксению активно разыскивали, я лично несколько месяцев расклеивала объявления с просьбой помочь в поисках молодой девушки. Но никаких вестей о её местонахождении не было. Она будто растаяла в воздухе. За первый год я строила одну догадку за другой, и, если честно, то ждала, что сестра позвонит родителям. Что-нибудь скажет, хотя бы подтвердит, что жива. Ведь если не звонит, значит, не волнуется за родителей, не переживает за свой поступок… значит, мертва? А потом стало известно о том, что Веклеры сворачивают производство в нашем городе и уезжают. Это показалось безумно подозрительным, и мне, и родителям. Но к кому было идти со своими подозрениями? В полиции понимающе кивали, разводили руками в бессилии, а, на самом деле, не чаяли от нас избавиться. Ничего они проверять не собирались, и докапываться до правды тоже. Послушав пару раз беседу следователя с родителями, я пришла к выводу, что правоохранительные органы уверены в том, что Ксения попросту сбежала. На вопросы: куда и зачем ей сбегать, отвечать никто не собирался.
        Так прошло десять лет. И теперь я узнаю, что Веклеры возвращаются в город. Что, интересно, это значит?
        И значит ли, вообще?
        ГЛАВА 2
        Для полноты ощущений этого дня, вечером мне позвонила мама. Она не часто звонила мне сама, и каждый её звонок вызывал тревогу, ожидать можно было чего угодно. Я как раз подходила к дому, остановилась, чтобы поговорить с ней. Делать этого при Вовке не хотелось, они с мамой друг друга откровенно недолюбливали. Мой парень считал, что моя мать не в себе, и оттого не спешил принимать её, её проблемы и просьбы всерьёз, а мама на это обижалась, и в ответ, в глаза и за глаза, называла Вовку нахлебником. Не всегда, конечно, но та ситуация, когда я каждый день хожу на работу и содержу чужого, по её мнению, мужика, её не устраивала.
        - Я тебя не так воспитывала, - каждый раз говорила мне мама. - Быть зависимой от мужчины, конечно, плохо, но быть дурой, Вика, куда хуже. Задумайся об этом.
        Я задумывалась, но с мамой эту тему не обсуждала. Ждать от неё объективности не приходилось.
        Я ответила на звонок и сходу поинтересовалась:
        - Да, мама, я тебя слушаю. Что-то случилось?
        - Ты давно мне не звонила. Хотела спросить у тебя, не случилось ли чего? - Голос матери звучал сдержанно и с ноткой огорчения.
        - У меня всё в порядке, - заверила я. - Просто конец квартала, отчёты, сама понимаешь.
        - Понимаю, - проговорила она.
        Мы обе вдруг замолчали, как будто нам нечего было сказать друг другу. Но, самое ужасное, что я приходила к мысли, что, на самом деле, нечего. Обычно мама либо отчитывала меня за то, что я всё делаю не так, что личная жизнь у меня не складывается, либо заговаривала о Ксении. Оставалось только подождать, по какому сценарию сюжет будет развиваться сегодня.
        - Мне сегодня Ксюша приснилась, - проговорила она после паузы. Я прикрыла глаза, радуясь тому, что мама не может меня видеть в этот момент. Моя реакция, если она считала, что я отвергаю или отказываюсь воспринимать память о сестре, вызывала у мамы приступ злости или слёз. А то и всё это вместе. Переносить её горестное состояние месяцами, годами, было очень тяжело. Поэтому я и не судила отца за его поступок. Жить в окружении памяти о сестре невыносимо.
        Я присела на край лавки у подъезда. Обхватила руками свою объемную сумку. А в трубку произнесла:
        - Надеюсь, это был хороший сон.
        - Она не часто мне снится, не часто даёт увидеть себя. - Порой мама путалась, и не могла конкретно объяснить, как воспринимает исчезновение старшей дочери - жива она для неё, ждёт ли она её возвращения, или всё-таки Ксюши, в её понимании, больше нет. Когда она ей снилась - вроде бы приходила к ней повидаться, а когда она о ней говорила днём - то как о живой. - Но в этот раз она была очень красивой, в белом платье, как в свадебном… Наверное, она бы вышла замуж за того молодого человека, как думаешь, Вика?
        Вступать с мамой в диалог было необдуманно с моей стороны. Мы всё это уже проходили и не раз, переговорили сотни раз, ругались, что-то доказывая друг другу, и всё заканчивалось тем, что я бессердечная, а мама заливалась слезами. Поэтому в последние годы я научилась молча слушать её, стараться не принимать близко к сердцу все её рассказы, и уж точно не спорить. Но намёк на Ксенину свадьбу с Григорием Веклером именно сегодня здорово ударило по нервам, и без того натянутым целый день.
        С мамой я проговорила недолго, ей нужно было лишь рассказать мне свой сон, пожаловаться, поговорить о Ксюше, мне хватило и тех минут, что наш с ней тягостный разговор продлился. Я её выслушала, вслух понадеялась, что ей стало легче, и сегодня она спокойно уснёт, и, как примерная дочь, попросила звонить в любой момент.
        - Ты могла бы и навестить меня, - обиженно проговорила мама напоследок. - Давно не была. Как будто ехать так уж далеко.
        - Я знаю, мама, - повинилась я. - И я обязательно приеду. Либо в выходные, либо в отпуске. Мне обещают дать отпуск через пару недель.
        Она печально вздохнула в трубку.
        - Только обещаешь. От своего лоботряса никак не оторвёшься. А со мной что? Со мной скучно. Я превратилась в сумасшедшую старуху.
        - Мама, ну что ты?..
        Сами понимаете, закончив разговор, я чувствовала себя так, будто меня морально выжали. Чувствовала себя виноватой. За то, что мне, на самом деле, нелегко разговаривать с собственной матерью, а ещё за то, что никак не могу выделить день на то, чтобы съездить к ней в гости. Наверное, потому, что знаю - у неё всё в порядке. Её сестра за ней приглядывает, да и мама не старый больной человек, она вполне способна о себе позаботиться. И внимания она требует не для себя, а, чтобы поговорить о старшей дочери. Я прекрасно знала, что мой очередной визит к ней в гости пройдёт так же, как и остальные - за разговорами о Ксении и за просмотром её фотографий. Мои новости маму не слишком интересовали, наоборот, будто расстраивали. Потому что у меня что-то происходит в жизни, пусть и то, что её не устраивает, а вот Ксюши нет. Иногда мне казалось, что она меня за это винит, пусть и неосознанно.
        - Ты чего так долго? - Вовка встретил меня в прихожей. В любимой футболке, в шортах и босой. Стоял передо мной и хмурил свой красивый лоб под вихрастой челкой.
        - У подъезда сидела, - сказала я честно, - с мамой говорила.
        Вовка чуть слышно фыркнул. Не пренебрежительно, нет, но как-то недовольно.
        - Ясно. А я тебя жду, жду…
        - А зачем ты меня ждёшь? - проявила я любопытство. Обычно Вова если меня и ждал, то у компьютера, не отвлекаясь от процесса игры.
        А сегодня, после моего вопроса, он вдруг загадочно разулыбался. Шагнул ко мне и положил тяжёлые руки на плечи. Наклонился, чтобы заглянуть в глаза.
        - Викуля, у меня хорошее настроение. Давай отпразднуем?
        Мои брови невольно взлетели вверх. Хотелось бы сказать, что в удивлении и ожидании, но, на самом деле, я насторожилась.
        - А по какому поводу у тебя хорошее настроение?
        Вовка выдал свою шикарную, белоснежную улыбку.
        - По-особенному, - обрадовал он меня и даже в нос чмокнул. Затем потянул за собой из прихожей. - Пойдём, у меня для тебя сюрприз.
        Звучало интересно. Я успела сунуть ноги в свои пушистые тапочки, и шагнула вслед за Вовкой в кухонный коридор. Хотя, какой это коридор, три нешироких шага, и он закончился. Свет на маленькой кухне был выключен, зато на накрытом столе горели свечи. Свечи горели, тарелки расставлены, бокалы для вина сияют. Рядом, на самом деле, стояла бутылка вина, а вот из еды коробка с пиццей.
        - Та-дам, - торжественно выдал Вовка, продолжая стискивать меня одной рукой за плечи. Глянул на меня горящими глазами. - Я молодец? Скажи, что я молодец!
        Я кивнула.
        - Молодец. Мне хоть ужин не готовить.
        - Во-от. Я обо всём подумал. А ты на меня ругаешься.
        Вино, пицца. В моём бюджете на последнюю неделю до зарплаты, эти траты предусмотрены не были. Я подумала об этом, и тут же мысленно себя отругала. Не нужно быть столь продуманной и скучной. Вовка решил мне приятное сделать, как сумел, так и постарался. А я деньгами всё меряю. Неправильно это.
        Поэтому я решительно откинула заботы о нашем зыбком материальном положении, улыбнулась, как можно радостнее и благодарнее, и решила присесть за стол. Но Вовка вдруг дёрнул меня за руку. Запротестовал:
        - Нет, не садись, не садись. Сначала я тебе кое-что покажу. Ты же должна понимать, что мы празднуем.
        Он на самом деле выглядел довольным, даже счастливым. Не переставал улыбаться, теребить меня, подвёл меня к кухонному окну. И сказал:
        - Вот, смотри!
        Я смотрела. Окинула взглядом знакомый двор, по которому несколько минут назад прошла. Ничего интересного не заметила, и решила поинтересоваться:
        - Вов, куда именно смотреть?
        Вовка вздохнул напоказ, затем засмеялся.
        - Глупенькая. Вниз смотри. Видишь, синенькая стоит?
        - Что стоит?.. - автоматически переспросила я, и тут мой взгляд упёрся в машину, синие бока которой сверкали новизной. И сверкания эти будто кричали: я только из салона, зацени! Седан, с высоты четвёртого этажа я не видела, что именно за марка автомобиля, но на автомобиль отечественного производства похоже не было. Даже с моим плохим зрением, в очках или без очков, я определила, что этот «сюрприз» обойдётся нам дорого. Я глупо таращилась на машину, после чего нервно кашлянула. И поинтересовалась: - Откуда?
        Вовка убрал руки с моих плеч, и я смогла повернуться, посмотреть в его довольную физиономию. А он гордо сообщил:
        - Купил! Клёвая, правда? «Солярис», нулевой! - И опять гордый кивок головы.
        Машина у нас уже была. Когда мы с Вовкой познакомились, у него была вполне приличная машина, пусть и пятилетка, но ездила исправно, и почти не ломалась. А после потери работы, когда стало ясно, что мы попали в финансовые затруднения, и решаться они не спешат, машину Вова продал. Скрепя сердцем, сжав зубы, он почти плакал, когда подписывал документы о продаже. Он расстался с автомобилем, но на тот момент выбора другого не было. Просто потому, что, получая ежемесячно приличную зарплату, Вова не привык особо задумываться о деньгах. А когда ему чего-то хотелось, он брал кредит. Ежемесячные платежи не вносили особых дыр в наш с ним бюджет, и я никогда не беспокоилась о долгах и неприятностях, которые они могут с собой принести. Вовка все свои прихоти оплачивал сам, я ни о чем не переживала, а потом вдруг оказалось, что у него целых пять - пять! - действующих кредитных договоров. Парочка мелких, таких, как телефон и ноутбук, большой телевизор, потом выяснилось, что он брал кредит на наш с ним отпуск в Доминикане, подарок на нашу с ним годовщину, хотя клялся мне, что денег накопил. Плюс ко всему на нём
висел потребительский кредит, взятый им на ремонт в доме родителей, и сумма там была немаленькая. И оплачивал его он.
        - Это же мои родители, - развёл он тогда руками и посмотрел на меня в полном недоумении. - Я у них один, я что, должен был с них деньги брать?
        В итоге, денег от продажи его ненового автомобиля, едва хватило на оплату подвисших кредитов и пенни. Но всё-таки избавиться от выплат и долгов показалось мне в тот момент облегчением. Только поэтому мы все эти месяцы сводили концы с концами, потому что не было лишних трат. А вот теперь он мне гордо демонстрирует новую машину под окном.
        - Что значит, ты её купил? - переспросила я. - Ты снова кредит взял?
        Его красивая, широкая улыбка померкла. И взгляд, обращённый ко мне, стал недовольным.
        - Вик, не начинай.
        - Что значит, не начинай? - Я вновь посмотрела на машину, и понимала, что начинаю впадать в панику. А Вовка тем временем на меня с обидой накинулся.
        - Вот ты всегда так! Даже не выслушаешь толком! А я тебя порадовать хотел… Смотри, стол для тебя накрыл! А ты сразу меня отчитывать, как школьника. А я не школьник, поняла? Я всё отлично соображаю. Я взрослый мужик, и, если помнишь, и до встречи с тобой как-то жил! Не тужил. - Он отошёл от меня, сел за стол и откинул крышку на коробке с пиццей. Подцепил один кусок и потянул его в рот, но было заметно, что Вовка всерьёз раздражён. На меня поглядывал с укором и обидой.
        - Вова, у нас нет денег машины покупать, - попыталась донести я до него. Сказала это и развела руками. - У нас, вообще, денег нет.
        - Ты опять, опять? - Он жевал и смотрел на меня с гневом. - Упрекаешь меня в том, что я не работаю!
        - Я не упрекаю, - возразила я. - Но денег на кредит за машину у нас нет, - твердо добавила я.
        - Может, ты выслушаешь для начала? - Вова бросил недоеденный кусок пиццы на тарелку, облизал пальцы. - Что за манера сразу впадать в панику?
        - Я не впадаю в панику, я пытаюсь тебе объяснить…
        - И я пытаюсь тебе объяснить! А ты не слушаешь, только всё портишь!
        От этих слов стало обидно. И я замолчала. Сложила руки на груди, на Вовку смотрела с ожиданием.
        - На половину машины родители денег дали. Я же платил за них тогда кредит, вот они решили нам, так сказать, вернуть долг. А мне нужна машина, я не могу без машины, Вика!
        - И куда ты будешь на ней ездить? - поинтересовалась я. - К родителям в гости?
        Он скривился.
        - Вот почему ты такая злая? - упрекнул он меня. - Хотя бы и к ним. А ещё на собеседования. Как, скажи мне, можно найти нормальную работу, когда ты приезжаешь на собеседование на автобусе?
        Я плечами пожала.
        - Я же нашла.
        - Да ты сразу после института туда устроилась, на свой завод. Туда все на автобусах ездят, как ещё-то?
        - Этот завод, Вова, нас с тобой кормит.
        - Да устроюсь я на работу, устроюсь! - завопил он. - Меня Севка к себе зовёт давным-давно, пойду к нему, если уж совсем припрёт. Буду окна пластиковые продавать, лишь бы ты была спокойна и довольна. И за машину буду сам платить!
        Ничем толковым наш с ним разговор не закончился. А позже ещё и Лидия Николаевна позвонила, видимо, хотела в деталях узнать, как сильно я обрадовалась «сюрпризу», и Вова, конечно, матери нажаловался. Я сидела на кухне, успев переодеться в домашний костюм, грызла пиццу, смотрела в окно, в сумерки, и с тоской прислушивалась к телефонному разговору любимого с мамой. В какой-то момент он даже сунул мне трубку в руку, пришлось приложить её к уху.
        - Вика, ты что, - запричитала моя будущая свекровь, - мы с отцом так старались, деньги копили, а ты недовольна?
        - Лидия Николаевна, дело не в том, что я недовольна, - попробовала я донести до неё суть вопроса, - а в том, что у нас нет денег выплачивать даже половину стоимости этой машины. Их просто нет.
        - Будут, - уверенно перебила она меня. - Вова сейчас какую угодно работу найдёт. Вот посмотришь. А пока мы поможем, как всегда, кстати. Холодильник вам забьём, вот Вова как раз приедет и всё привезёт. Мы же с отцом всегда помогаем, тебе ли жаловаться? Мы никогда вас с Вовой не бросаем в трудной ситуации. А вот твоим родителям совершенно наплевать, что вы едите и где живёте.
        На эти претензии у меня никогда не находилось ответов. Что я могла сказать? Что с удовольствием обошлась бы без их «родительской поддержки»? Что она кажется мне назойливой и навязчивой? Что их родительская помощь позволяет их великовозрастному сыну проявлять все признаки инфантильности? Без всяких зазрений совести. Да, именно так мне и кажется. Вот только в отсутствие у Вовки работы, мы, на самом деле, без поддержки не проживём. Вот и приходится мириться, приходится быть благодарной. И понятно, что никуда мне от этой машины не деться. А Вовка, стоя рядом и слушая наш с Лидией Николаевной разговор, выглядел победителем. Понял, что я сдалась. А позже, когда мы уже легли спать, сказал:
        - Странная ты, Вика. Другая бы на твоём месте радовалась. Машина в семье появилась, да ещё, считай, с пятидесятипроцентной скидкой.
        Скидке я особо радовалась, добавить нечего.
        После утренней пробежки, я снова у подъезда встретилась с Жанной. Это был наш каждодневный с ней ритуал. Мы встречались по утрам, болтали недолго, а по выходным поднимались к ней и пили кофе с печеньем. Сегодня мне кофе пить было некогда, а пожаловаться хотелось. Я стояла, смотрела на новенький синий «хёндай» и жаловалась подруге на то, что, судя по всему, есть нам скоро будет не на что.
        - А сколько платить? - спросила Жанка, тоже разглядывая наше новое семейное приобретение.
        - Это мне предстоит выяснить. Но я с утра глянула цены в интернете. Они меня совсем не порадовали.
        - Можно было взять не новую… - несмело проговорила Жанна. Я после этих слов многозначительно на неё глянула. Соседка вздохнула, а мне сказала в качестве поддержки: - Ладно, не расстраивайся, всё как-нибудь утрясется. Может, Вовка и, правда, на этой машине работу найдёт?
        - Может, - согласилась я. - Или станет кататься к маме с папой за банками с закрутками и картошкой. А что, неплохое обеспечение семьи продуктами. С голода не умрём.
        Жанна наклонилась, взяла Бубуню на руки, а сама усмехнулась.
        - Вот только любимому ты этого не скажешь, тем более, в таком тоне. Это со мной можно позлорадствовать.
        В ответ на это справедливое, надо сказать, замечание, я трусливо промолчала. А Жанна, когда мы прощались с ней в подъезде, вдруг предложила:
        - Почему бы тебе не получить права? По крайней мере, не так обидно будет за машинку платить.
        Хм. Об этом я не думала. Хотя, сомневаюсь, что мне позволят сесть за руль. Я даже представила лица Вовы и его родителей, их наполненные ужасом глаза. Даже вроде услышала голос Лидии Николаевны:
        - Ты с ума сошла, Вика! Разве это женское дело?
        К моему удивлению, вернувшись домой, я застала Вовку на кухне, попивающим кофе и жующим бутерброд. Уже привыкла, что по утрам мы не встречаемся, что он спит едва ли не до обеда, утомившийся компьютерными боями и войнами. А вчера, на фоне ссоры и общих несогласий, спать он лёг вместе со мной, наверное, для того, чтобы демонстративно повернуться ко мне спиной, и вот посмотрите - на часах семь утра, а он бодр и готов к подвигам. Хотя, может, и не готов, это я так уж, для красного словца.
        - Как пробежка?
        - Хорошо. - Я заставила себя улыбнуться. Улыбнуться и не спрашивать его о выплатах за машину. Хотя, меня это сильно, очень сильно интересовало. - Пойду в душ, - сказала я ему.
        Вовка выдал лихую ухмылку.
        - Хочешь, я с тобой пойду?
        Наверное, я должна была соблазниться. Но улыбка так и застыла у меня на губах. Попыталась найти вескую причину для отказа, чтобы ему не пришло в голову обидеться.
        - Мне нельзя опаздывать на работу. У нас московская проверка.
        Вовка немного скис, но не так сильно, как бы мне хотелось, чтобы полить своё самолюбие бальзамом.
        - Что ж, ладно. Перенесем на выходные.
        - Самое лучшее решение, - согласилась я.
        И всё равно из дома я вышла позже обычного, на пятнадцать минут. Что было просто катастрофой. Привыкла, что по утрам Вовка не мешает мне собираться, ни своим присутствием, ни лишними разговорами. Я приходила с пробежки, принимала душ, наспех завтракала, переодевалась и выходила из квартиры. Чтобы успеть на автобус. Всегда и успевала. А вот сегодня не вышло.
        - Давай я тебя отвезу, - просиял любимый. - У нас же теперь машина есть!
        Я обувалась в прихожей, сунула ноги в туфли на каблуках. От предложения его решительно отказалась.
        - Не стоит. Простоять в пробке я могу и на автобусе. Быстрее всё равно не приеду.
        Вовка вышел ко мне в коридор, смотрел на меня расстроенно, будто большой ребёнок. С претензией и укором. И даже сказал:
        - Вечно всё портишь.
        Я замерла с сумкой в руках. Посмотрела на него.
        - Почему ты так говоришь?
        - А разве я не прав? Неужели нельзя просто порадоваться?
        - Я порадуюсь, когда мне не придётся думать о том, чем платить за эту машину.
        - Ну, вот ты опять!..
        - Вова, перестань вести себя, как ребёнок, - не выдержала я. - Я ведь знаю, что ты сам всё прекрасно понимаешь. Просто сейчас ты не хочешь думать о проблемах. А они есть, и никуда не делись. И не денутся, к сожалению. И если мы не заплатим следующий взнос, то через месяц-другой машинки у тебя не будет.
        - Мне не нравится то, какой ты стала, - заявил он. - Скупой и злой.
        Эти слова прозвучали будто пощёчина, но я лишь голову выше вскинула.
        - А мне не нравится, каким стал ты, - проговорила я. Окинула его взглядом. - Ты из маек с шортами уже не вылезаешь. И из дома почти не выходишь. Я переживаю за тебя, Вова.
        Плодотворно прошло утро, не правда ли? Я выскочила из квартиры, сбежала вниз по ступенькам, вышла из подъезда, и тогда уже позволила себе всхлипнуть от обиды и смахнуть слёзы. Явиться на работу с красными от слёз глазами и поплывшим макияжем было бы совершенно неуместно.
        На работу я опоздала. Пусть всего на семь минут, но тоже неприятно, особенно, если моё опоздание будет замечено. До кабинета я буквально бежала, не забывая сбавлять шаг и улыбаться, попадающимся мне встреч людям. Чтобы они не думали, что я тороплюсь и опаздываю. Влетела в кабинет и поспешила прикрыть за собой дверь.
        - Привет, девочки.
        - Вик, ты чего, звонить уже хотели!
        - Автобус опоздал, - соврала я. Села на свой стул, откатилась на нём назад и сунула сумку в нижний ящик стола. Ну вот, я на работе. Нажала на кнопку включения компьютера, облегчённо выдохнула, и в этот момент дверь кабинета открылась, и показался Руслан Борисович. Снова при галстуке, какой-то беспокойный и с недовольно поджатыми губами. Остановился в дверях, окинул внимательным взглядом наш кабинет, засмотрелся на электрический чайник на подоконнике и вазочку с печеньем, и шикнул на Свету, что сидела к этому беспределу ближе всех:
        - Спрячь.
        Та тоже недовольно поморщилась и даже пробормотала себе под нос что-то вроде:
        - Подумаешь… - Но потянулась к нарушениям порядка, выявленным начальством. А Руслан Борисович, тем временем, взглянул на меня, в упор.
        - Захарова, а ты ко мне в кабинет зайди.
        Я моргнула. Переглянулась с девчонками.
        - Сейчас?
        - Нет, минут через пятнадцать. Разговор к тебе есть, - сообщил он, и следом многозначительно добавил: - Серьёзный.
        Ну вот, всё-таки моё опоздание просекли. Ещё и премии лишат.
        Я кивнула, в знак того, что поняла, на всякий случай скромно опустила глаза к бумагам на столе. Вот только начальник уже вышел. Закрыл за собой дверь, а девчонки тут же возмущённо фыркнули.
        - Когда это уже только закончится!.. Проверки эти глупые.
        - Всё, как маленьких, проверяют.
        Лена со Светой принялись горячо обсуждать тот факт, что над ними явно издеваются, недооценивают, а ещё не доплачивают, а я, на всякий случай, собрала в отдельную папку распечатанный вчера отчёт и отправилась к кабинету шефа. Чуть раньше положенного срока. Раз уж опоздала сегодня, так виновато постою у него под дверью.
        - Проходи, Захарова, проходи.
        Руслан Борисович появился минут через пять, в компании другого мужчины. Я его сразу узнала, вчера он был на важной планёрке, что-то долго нам рассказывал о планах производства и сбыта продукции, должность его я не запомнила, но поняла, что он один из ведущих специалистов московского офиса холдинга, к которому с некоторых пор принадлежит наше предприятие, уже года два как. В общем, начальником он был большим, и можно было начинать волноваться. Мысленно я попыталась вспомнить, всё ли у меня сошлось в отчёте за прошедший квартал, который я сейчас держала в руках.
        - Проходи, Вика. - Меня снова настойчиво пригласили в кабинет, и даже предложили присесть. Я села на неудобный стул у письменного стола шефа, с ожиданием поглядывая на мужчин. - Это Аркадий Михайлович, помнишь его по вчерашней встрече?
        Я кивнула, а мужчина в дорогом костюме, вольготно устроившийся в кресле напротив меня, мне дежурно улыбнулся. Улыбался он дежурно, а вот разглядывал меня с любопытством. И его взгляд, дотошный и придирчивый, мне не слишком понравился. Мы на одно мгновение встретились с ним глазами, меня откровенно покоробило, и я предпочла смотреть либо на золотую булавку на его шелковом галстуке, либо на Руслана Борисовича. Который совершенно неприлично потел. К чему всё это?
        - Я посоветовал Аркадию Михайловичу с тобой встретиться, - нескладно начал мой начальник. И тут же переключился на московское руководство. - Как я уже говорил, Вика у нас, хоть и молодой специалист, но экономист очень талантливый. Старательная и дотошная к деталям. А ещё ответственная. Очень ценный кадр, так сказать.
        Я, как выяснилось, кадр. Зато очень ценный. Что ж, мило.
        Это что же, проверка квалификации сотрудников?
        - Руслан Борисович, я принесла отчёт, - сказала я, подумав, что свою старательность нужно подтвердить каким-то действием. Вдруг бонусные очки заработаю?
        Начальник же нетерпеливо от меня отмахнулся, коротким, резким жестом, будто пытался проделать это так, чтобы заметила только я.
        - Подожди с отчётом, Вика. Аркадий Михайлович хочет задать тебе несколько вопросов.
        - Мне?
        Московский гость лениво кашлянул, прочищая горло, затем сел в кресле в более подобающую позу, ногу с ноги снял, а ко мне продолжал приглядываться.
        - Вика, сколько вам лет?
        - Двадцать семь, - на автомате ответила я.
        - Не так уж и много. Я посмотрел ваше дело сотрудника, у вас хороший вуз за плечами, красный диплом. Да и руководство вас хвалит, говорят, что вы весьма опытны, несмотря на возраст.
        Я осторожно кивнула. Аркадий Михайлович меня хвалил, но от его слов и похвал как-то тревожнее становилось.
        - Спасибо.
        Московский гость кинул на моего начальника весёлый взгляд.
        - На повышение девочку не собираешься отправить, Руслан? Раз она такой ценный кадр?
        Мой шеф сцепил руки на столе.
        - Да кто же против, Аркадий Михайлович? Вот только вакансий у нас немного, карьерный рост у нас тугой и медленный. Не столица мы.
        - Тут я с тобой согласен. Но к профессионалам присматриваться надо, надо вовремя отмечать их настроение. А то возьмёт, да сбежит. Как Вика, желание сбежать есть?
        Я смотрела на него, не моргая. Решила, что отвечать нужно честно.
        - Порой появляется.
        От моего ответа Руслан Борисович нервно заёрзал на стуле. Но я же не в старом идейном кино, в котором нужно с жаром клясться, что я всем довольна. Под страхом позора или увольнения.
        - А что не устраивает? Только честно, Вика. Коллектив, условия труда, зарплата?
        Не буду я на начальника смотреть, не буду. Скажу, как есть.
        - Зарплата. Думаю, у всех одна и та же претензия. Что у нас, что в Москве. Вот только у нас в городе больших зарплат не бывает, и пускаться в поиски смысла я не вижу.
        - Что ж, я ваш ответ принимаю.
        Аркадий Михайлович переглянулся с моим шефом, а глаза при этом хитрые-хитрые. И я решила поинтересоваться:
        - Это какое-то собеседование?
        - Что-то вроде того, - не стал скрывать от меня Аркадий Михайлович. - Вы только не переживайте, Вика, к вашей работе здесь это никакого отношения не имеет. Понимаете, я попросил Руслана Борисовича посоветовать мне надёжного, опытного человека для разовой работы. Человека, который подойдёт к делу со всей ответственностью, которому можно доверять. И ваш начальник сразу назвал ваше имя.
        Я кинула на шефа быстрый взгляд. Не благодарный, скорее, вопрошающий. Но вслух произнесла:
        - Очень приятно.
        - Да. Я думаю, что вам должно быть приятно. Руслан Борисович заверил меня, что вы очень способная девочка.
        Ну вот, из ценного кадра меня быстро понизили до способной «девочки». И ведь не скажешь ничего.
        - У тебя ведь отпуск скоро, Вика, - сказал Руслан Борисович, - и я подумал, что ты в это время вполне могла бы оказать услугу Аркадию Михайловичу.
        - Не мне лично, - запротестовал тот, - а моему хорошему знакомому. И это будет не просто услуга, Вика, не переживайте. Каждая работа должна быть оплачена.
        Я чуть нахмурилась.
        - Что нужно делать?
        - Провести аудит небольшого производства в вашем городе. Мой знакомый много лет не жил здесь, оставил всё на управляющего и лишь получал ежегодные отчёты. Производство очень маленькое, дохода практически не приносило, но его пытались сохранить, на будущее. И вот это будущее, судя по всему, настало. Но прежде чем делать какие-то шаги, пытаться расшириться, необходимо провести конкретный аудит. Я думаю, вы с этим отлично справитесь. Работа ответственная, но вполне подъёмная. Которая будет хорошо оплачена. Конечно, при условии, что вас это интересует. Никто принуждать не будет, за вашим отказом ничего не последует.
        Внутренний голос с чёткими мамиными интонациями проговорил: «Вика, тебе нужны деньги». Конечно нужны, кто спорит?
        - В принципе, я могла бы это сделать, - аккуратно заметила я. - Конечно, для начала хотелось бы ознакомиться с документацией, понять объём работы, и, вообще, мой ли это профиль.
        - Без проблем. Я свяжусь со своим знакомым, скажу, что нашел ему отличного, симпатичного аудитора. И с ним вы уже обсудите детали. Договорились?
        Я согласно кивнула. И тут мне пришло в голову поинтересоваться кое-какими, самыми банальными подробностями.
        - А что за производство?
        - Мебельная фабрика. Они когда-то начинали у вас в городе. Веклер, не помните, случайно?
        - Конечно, помним, - ухнул Руслан Борисович, а сам на меня смотрел с торжеством. Наверное, мысленно хвалил себя за то, что обеспечил меня сторонним заработком. А я сидела и смотрела на Аркадия Михайловича.
        - Веклер? - переспросила я.
        Он кивнул.
        - Андрей решил вернуть сюда часть производства. У них производственные помещения в Подмосковье, но не справляются, да и личные причины для возвращения сюда присутствуют. Так что, думаю, вам тоже для карьеры эта работа поспособствует. Я передам Андрею ваш номер.
        - Мой номер? - переспросила я, не в силах справиться с растерянностью.
        - Для обсуждения деталей.
        - Вика, с тобой всё в порядке?
        Я кивнула, но всё в той же растерянности. Вдруг поняла, что мне тяжело дышится.
        Андрею Веклеру передадут мой номер, чтобы он мне позвонил. А что я ему скажу, когда он позвонит? Где моя сестра?
        - Я могу подумать? - задала я вопрос.
        - Да, конечно. Вы подумайте, Андрей подумает, и созвонитесь.
        Я едва заставила себя растянуть губы в улыбке, поднялась.
        - Спасибо… за предложение. И за отзывы о моей работе.
        Руслан Борисович хмурился, наблюдая за тем, как я иду к дверям его кабинета, а вот Аркадий Михайлович довольно улыбался. Проводил меня взглядом, а когда я уже вышла в коридор и собиралась прикрыть за собой дверь, услышала его голос:
        - Милая девочка. Люблю милых девочек в очках. На какой ты, говоришь, она должности?
        Дверь я закрыла, отошла за угол и прислонилась спиной к прохладной стене. Пыталась обдумать только что поступившее мне невероятное предложение. Оно ведь, на самом деле, невероятное. Для чего судьба меня вновь сталкивает с Веклерами? И нужно ли мне это?
        - Не чуди, Захарова, не чуди, - говорил мне Руслан Борисович позже, когда мы встретились с ним в коридоре. Я смотрела куда угодно, но не на него, собираясь отказаться от валившегося на меня денежного мешка, а начальник не понимал, почему я это делаю.
        - Тебе что, деньги не нужны?
        - Нужны, - сказала я.
        - Ну, так в чём проблема?
        - Есть проблема, Руслан Борисович. - Я вздохнула. Не могла же я ему правду сказать? То есть, конечно, могла, но, во-первых, история моей семьи моему начальнику совершенно ни к чему, а, во-вторых, я не уверена, что это возымело бы какое-нибудь адекватный эффект. Я лишь потрачу время, нервы и силы. Поэтому сказала первое, что пришло в голову: - Я не уверена, что справлюсь.
        - Так ты хотя бы не отказывайся сразу. Ознакомься, обдумай, а потом уже принимай решение. Вика, ты же такой благоразумный человек, а сейчас вдруг капризничаешь.
        - Я не капризничаю!
        - Послушай, Захарова, ты пойми, что москвичам отказывать нельзя. Точнее, можно, но не целесообразно. Ты же хотела двигаться дальше, вверх, так сказать, по карьерной лестнице. Всю плешь мне уже проела своим повышением. Так окажи услугу нужным людям, может, тебя без меня переведут?
        Я поджала губы, недовольно и строптиво. Но перед начальником согласно кивнула и повторила:
        - Я подумаю.
        - Вот и подумай, - проговорил он с явным намёком.
        Господи, ну почему единственный за многие годы шанс пришёл ко мне под знаменем фамилии Веклер? Несправедливо.
        Весь рабочий день я только тем и занималась, что обдумывала предложение. Без сомнения, заманчивое, перспективное, но я не представляла, как смогу на него согласиться. Как смогу работать, зная, кому помогаю. И не просто помогаю, а, возможно, подсказываю, как выпутаться из неприятной ситуации. Ведь не зря же им понадобился аудитор.
        - Видно, нашей Вике что-то чрезвычайно занимательное предложили, - подначивали меня девчонки, - раз она даже не слышит нас.
        Я подняла голову, посмотрела на них в растерянности.
        - Что?
        - Да ничего, - пожала Лена плечами и многозначительно переглянулась со Светой. - Гадаем, что такого интересного ты знаешь, о чём нам Руслан Борисович, конечно же, не рассказывает. Ты же его любимица.
        - Глупости какие, - проговорила я. - Никто мне ничего не рассказывает. Никаких интересных подробностей. А вызывали меня по поводу отпуска, вот и всё.
        Девчонки снова переглянулись и поагакали для вида. А я притворилась, что не замечаю их недоверия из-за моего ответа. Что-то объяснять, тем более врать и придумывать правдоподобную легенду своей задумчивости, не хотелось.
        После работы я решила навестить отца. Я редко появлялась у него в доме спонтанно, обычно мы договаривались о встрече или визите за неделю, а то и больше, чтобы не мешать чужим планам. Но сегодня я позвонила, зная, что он уже, наверняка, успел вернуться с работы, и напросилась в гости.
        - Что-то случилось? - спросил отец, по всей видимости, по моему голосу и не присущей мне настойчивости, понял, что что-то не так.
        - Мне нужно с тобой посоветоваться, - призналась я.
        - Конечно, приходи, я тебя жду.
        Папа у меня молодец. Каждый раз, встречаясь с ним, я мысленно обращала внимание на то, как молодцевато он выглядит. Это радовало. Радовало то, что энергия и интерес к жизни его не покидали, несмотря на все трагические события, через которые пришлось пройти. Мама оказалась слабее, сдалась, и я знаю, что отец до сих пор чувствует себя виноватым перед ней. Что не смог нести свой крест до конца, отказался от неё. При каждой встрече он задавал мне осторожные вопросы о маме, о том, как она живёт, как справляется, а у меня для него всегда был один и тот же ответ: ничего не меняется. А вот за него я радовалась, хотя и понимала, что он не совершает никаких героических поступков, не старается перешагнуть через себя, чтобы кому-то что-то доказать, он просто живёт. И я не отменяю тот факт, что держать себя в форме, в психологических и эмоциональных рамках, ему помогает Вера и мальчишки. Вся его активная жизнь сосредоточилась на них, а я рада тому, что они его ценят.
        - Ужинать будешь? - спросил меня отец, как только я переступила порог их квартиры.
        - Нет, спасибо, - отказалась я, присаживаясь на пуфик прямо в прихожей. Вздохнула, посмотрела на отца. А тот обеспокоенно нахмурился, наблюдая за мной. Судя по всему, он грел ужин, потому что стоял с кухонным полотенцем в руках и теперь руки об него вытирал.
        - Вика, что случилось?
        Я вытянула шею, пытаясь заглянуть через него в комнату. Тихо спросила:
        - Кто-то дома есть?
        - Нет ещё. Мальчишки на улице, а Вера вот-вот с работы придёт.
        - Хорошо, - сказала я. Туфли с ног скинула и прошла на кухню. Присела на стул у окна. Если честно, не знала, как начать, даже, что именно спросить, поэтому решила спросить прямо. - Пап, как ты думаешь, Гришка причастен к исчезновению Ксюши?
        Может быть отец и удивился тому, что я подняла эту тему, в отличие, от мамы, с ним мы про прошлое старались не разговаривать. Оба считали, что для этих разговоров не слишком часто видимся, поэтому лучше разговаривать о том, что с нами происходит в настоящем времени, а не о том, что было и чего уже не вернёшь.
        Отец не отвечал, то ли обдумывал, то ли пытался унять недовольство, а я пояснила:
        - Я с ним практически незнакома, и всю ситуацию до конца не знаю, если уж на то пошло.
        - С ним никто толком незнаком, - проговорил отец недовольно. - Не хотелось ему с нами знакомиться.
        - Но ты же с ним встречался, и не раз.
        - Вика, к чему это?
        Я снова вздохнула, положила руки на стол и сцепила пальцы в замок. Смотрела на них.
        - Мне сегодня работу предложили. Думаю, что работа перспективная и… денежная. У Веклеров, пап.
        Он не ахнул, присел напротив меня за стол. Хмыкнул.
        - Почему тебе?
        Я пожала плечами.
        - Я думала об этом. Но получается так, что случайность.
        - И что же, ты будешь с Григорием контактировать?
        - Понятия не имею. Возможно, мы с ним даже не встретимся.
        Отец отложил полотенце, побарабанил пальцами по столу. Затем сказал:
        - Я бы не хотел, чтобы ты соглашалась. Или тебе настолько нужны деньги, что ты об этом всерьёз думаешь?
        - Деньги мне нужны, - не стала я спорить. - Но ты же понимаешь, что дело не только в деньгах.
        - Понимаю. Но подсказать тебе ничего не могу, Вика. После исчезновения Ксюши я не встречался ни с кем из этой семьи. Разве что с их адвокатом. Который всем дотошно объяснял, что Григорий ни при чём.
        - Разве это не кажется тебе подозрительным?
        Отец вдруг впал в раздражение, это было очень заметно, он занервничал.
        - Прошло десять лет, Вика. Ты же не можешь, как мать, до сих пор верить?.. Или веришь, что она вернётся?
        Я качнула головой.
        - Не верю.
        - Вот видишь.
        - Но если он виноват, папа…
        - Если он виноват, мы никогда об этом не узнаем. Поэтому какой смысл ворошить былое? Если Гришка Веклер причастен, его Бог накажет, без нас с тобой. А, возможно, уже наказал. Ты же не знаешь, где он и что с ним.
        Я вдруг подумала о том, что хотела бы выяснить. А ещё поняла, что зря пришла к отцу, напрасно заставляю его обо мне переживать.
        - А зачем тебе, кстати, деньги?
        Я отвлеклась от мыслей о работе, на отца взглянула, пытаясь сообразить, о чём он спрашивает. А когда поняла, мне вдруг стало неудобно. Я вроде как беспечно махнула рукой.
        - Да так…
        - Что «да так»? - не поверил он. - Сомневаюсь, что ты задумалась бы об этом семействе, если бы у тебя был выбор.
        - На самом деле, пап, предложение не только выгодное, но и перспективное. И если бы это была другая семья…
        - Вот именно, что если бы!
        - Не переживай, - попросила я. - Я лишь хотела посоветоваться.
        - Это хорошо, что решила посоветоваться, - согласился он. - И, надеюсь, ты меня услышала.
        - Услышала, - кивнула я.
        - Оставь всю эту историю в прошлом, - добавил он весомо. Из-за стола поднялся, достал тарелку из шкафа, судя по всему, всё же собираясь меня накормить ужином. - Ксюши нет. Я с этим смирился. Думал, что ты тоже. А ты слушаешь мать.
        - Не слушаю. То есть, слушаю, конечно, но не так, как ты думаешь. Мне нужно было решить для себя, как поступить.
        - Тебе нужны деньги? Сколько? Я тебе помогу.
        Я заставила себя широко улыбнуться. Очень надеялась, что беспечности и беззаботности в моей улыбке достаточно для того, чтобы отец успокоился.
        - Я просто коплю на отпуск, пап. Хотели с Вовкой зимой в Таиланд…
        - Ну, вот устроится он на работу, и пусть копит. Мало ты его кормишь!..
        - Пап!
        Он лишь нетерпеливо отмахнулся.
        - Одну или две котлеты тебе положить? Вера утром жарила.
        Я мысленно махнула рукой на диету и сказала:
        - Две. С картошкой.
        ГЛАВА 3
        С Вовкой мы помирились. Я не любила жить под гнетом несогласия и ссор, и помню, ещё бабушка мне всегда говорила, что с мужем, после любой ссоры, нужно мириться до того, как вы оба уснёте. Я старалась следовать её мудрому, как мне казалось, совету, и считала, что он приносит свои плоды. Отношения становятся более спокойными и гармоничными. Или было бы лучше просыпаться недовольными друг другом, не разговаривать? Конечно, причина нашей размолвки так и стояла под окнами квартиры и отчего-то раздражала меня своим красивым, ярким синим цветом, но надо было принять тот факт, что от неё никуда не деться. Можно было обижаться на Вовку сколько угодно, но ежемесячной выплаты по кредитам это никак не отменит. Проблему необходимо было решать. А для начала неплохо бы начать разговаривать друг с другом спокойно, без нервов и обвинений. Я первой попыталась это сделать, и, в итоге, мы с Вовкой обнялись, и в доме наступил мир. Моё несогласие и душевное противостояние никуда не делись, правда, но, как я уже сказала, проблемы их наличие или отсутствие никак не решит.
        А Вовка примирению обрадовался, сграбастал меня своими большими руками, крепко сжал, после чего звонко и крепко поцеловал в макушку. Даже от пола приподнял, пытаясь добиться моей улыбки, и покружил.
        - Вот такой я тебя люблю, - заявил он, и я, наконец, улыбнулась.
        Наступили выходные дни, и первую половину субботы мы с Вовкой изо всех сил старались быть довольными друг другом. После утренней пробежки, я приготовила вкусный завтрак, разбудила любимого поцелуем, а после того самого совместного душа и вкусных гренок на завтрак, мы с Вовой отправились в магазин, на нашей новенькой машине. Вовка радовался, как ребёнок, за рулём он, на самом деле, чувствовал себя куда увереннее и вольготнее, чем в общественном транспорте, он чувствовал себя взрослой, состоявшейся личностью. Я наблюдала за ним украдкой, и в какой-то момент пришла к выводу, что, возможно, я была не права. И пусть эта машина у него будет. Чем чёрт не шутит, может быть, автомобиль и, правда, поможет вернуться ему к взрослой жизни и задуматься о дальнейших планах и перспективах. Ведь когда-то он должен вернуться в колею, снова стать взрослым мужчиной, а не продолжать жизнь беспечного подростка у экрана компьютера.
        А вот после посещения супермаркета, Вова и произнёс те заветные слова:
        - Давай съездим к родителям. Они будут рады.
        Буду ли рада я, никто не поинтересовался. Почему-то считалось, что я должна, просто обязана души не чаять в Вовкиных родителях. Они ведь нам помогают, не оставляют ни в один трудный момент (кстати, если бы не они, этих самых «трудных моментов» могло бы быть в нашей жизни куда меньше, взять для примера хотя бы купленную машину). Как я могла сказать «нет»? Но я не сказала и «да», а Вова уже радостно развернулся на следующем светофоре, и мы направились к выезду из города.
        - Видишь, как всё здорово складывается? Мама обрадуется, что мы помирились!
        - Ты что, уже успел ей рассказать? - расстроилась я.
        Вовка лишь плечами пожал.
        - Она вчера звонила, спрашивала, успокоилась ли ты. Конечно, пришлось рассказать. Она посоветовала нам обоим быть терпимее друг к другу. Разве она оказалась не права?
        Я отвернулась к окну, изо всех сил стараясь сдержать недовольный вдох. Временами я ненавидела то, насколько Вова близок с родителями, особенно, с мамой, а потом я начинала тайком завидовать. Как же мне порой не хватает родительского, особенно, маминого участия в моей повседневной жизни. Так хочется, чтобы она позвонила и спросила, как у меня дела, чем я занимаюсь, какие у меня планы на жизнь. А не отвечать на её звонки, зная, что уже через полминуты услышу имя сестры.
        Но толк от поездки к родителям всё же был, правда, не тот, которому следовало бы обрадоваться. На следующее утро мы с Вовой вернулись в город, и у меня в руках был кредитный договор на машину. Лидия Николаевна передала мне его с проникновенной, ласковой улыбкой и ещё добавила:
        - Мы с отцом помогли вам, чем смогли, а теперь уж сами. Старайтесь.
        Я забрала у неё бумаги, из рук в руки, едва удержалась от того, чтобы сразу начать их читать, а Вовка рядом со мной браво ухмылялся.
        - Не переживай, мам, мы со всем справимся. Не в первой.
        - Не сомневаюсь. Вы у меня замечательные ребята.
        Я стояла, улыбалась и сжимала в руках договор. А как только представилась возможность, и я осталась одна, плюхнулась в кресло и принялась читать.
        - У меня просто нет слов, - сказала я Жанке, когда объявилась у неё на пороге утром воскресенья. Утро было уже не столь раннее, но всё равно утро, и подружка встретила меня в халате и зевая. Воскресенье - единственный день в неделе, который в их семье могли проспать до обеда. Даже Бубуне в это утро предлагалось отправиться не на прогулку, а на одноразовую простынку в коридоре.
        Я соседку потеснила, коварно протиснулась на её территорию, и прямым ходом направилась на кухню. Шлёпнула треклятый договор на кухонный стол.
        - Жанна, эта машина им обошлась в баснословную сумму! Процент просто зверский!
        - Так зачем же они её купили?
        - Сказала бы я как есть, но повторю лишь то, что поведала мне Лидия Николаевна. Больше ни в одном банке им кредит не дали.
        - Конечно не дали, - зевая, согласилась Жанна, грохнула чайник на плиту. - Они уж лет пятнадцать так живут, Вик, от кредита к кредиту. То ремонт делают, то мебель покупают, то в отпуск едут. Выплаты задерживают, и ничего зазорного в этом не видят. А Вовка родителей переплюнул, он на пять кредитов сразу работал.
        Я с расстроенным вздохом опустилась на табуретку.
        - И что теперь делать? Ежемесячный платёж - это треть моей зарплаты. Как мы будем жить?
        - А ты пни Вовку под зад. Вот прямо пни. Пусть работать, наконец, отправляется. Что это за мужик, без работы?
        - Он клянётся…
        - Знаем мы его клятвы, - фыркнула Жанна. - Сосиски будешь?
        - Утро же, - удивилась я.
        - И что? Самая утренняя еда, можешь Серёгу моего спросить, он тебе подтвердит.
        Насчёт сосисок я ничего не ответила, подпёрла подбородок рукой и в тоске уставилась за окно.
        - А Лидия Николаевна мне этот договор с таким видом передала, будто ипотеку нам оплатила.
        Жанка усмехнулась.
        - Верю. Я тётю Лиду с детства знаю. Умеет она пакости с милой улыбкой делать, этого у неё не отнять. А почему ты не сказала ей прямо: мол, платить нечем?
        - Как я скажу? Мы с Вовой из-за этого накануне поругались, думаешь, он родителям не рассказал? Наверняка, рассказал. А если бы я вчера этот вопрос подняла, получилось бы, что ещё денег у них требую, граблю бедных пенсионеров. Неблагодарная, корыстная и так далее. Они ведь искренне считают, что они нас полностью содержат. Понимаешь? Ладно, сына, это понятно, а в их глазах я - нахлебница. Лида без конца меня тыкает тем, что мои родители нам не помогают, совсем. Мол, им всё равно. А я в ответ молчу. Что я скажу? Или яйца с мясом брать откажусь? Они тогда окончательно разобидятся, и я же останусь виноватой. Неужели ты не понимаешь?
        - Понимаю. Но за яйца, мясо и молоко вешать на тебя кредит на машину для своего сыночка, справедливости тут тоже мало, согласись.
        Что на это можно было сказать?
        Поднявшись спустя час в свою квартиру, я застала любимого за компьютером, за этим занятием я, в принципе, его и оставила, предупредив, что спущусь к Жанне ненадолго. Вовка тогда кивнул, он штудировал сайт вакансий, пообещав мне ещё накануне, что в ближайшее время устроится на любую мало-мальски подходящую работу. Чтобы помогать мне с выплатами.
        - Чтобы мы с тобой ни в чем больше никогда не нуждались, - сказал он мне вчера.
        И вот прошёл час, и сайт с объявлениями о работе благополучно позабыт, а Вовка в наушниках, сидя ко мне спиной, играет в любимую «войнушку». Я остановилась в дверях комнаты, несколько долгих секунд за ним наблюдала. Иногда так хочется влезть в чужую голову, в чужую душу, и узнать, что, на самом деле, человек думает, чем дышит, чем живёт. Хочется, ведь правда? Но, наверное, к лучшему, что способностей таких у людей нет. Иначе сколько бы разочарований нас постигло дополнительно, сколько всего неприятного мы могли бы узнать, и о себе, и об этом человеке. Поэтому остаётся только наблюдать со стороны и гадать.
        В понедельник утром мне позвонили. Я едва успела устроиться за рабочим столом в кабинете, вернувшись с утренней планёрки, обложилась бумагами, отчётами, включила компьютер, и тут у меня завибрировал мобильный на краю стола. На рабочее время я всегда отключала звук на телефоне, оставляя лишь вибрацию, чтобы не заставлять никого, включая себя, вздрагивать от неожиданности, вмешиваясь в рабочий процесс. И сейчас телефон завибрировал, я глянула на экран, увидела незнакомый номер, и в первый момент решила не отвечать. Но рука будто сама собой потянулась за телефоном.
        - Слушаю, - проговорила я в трубку.
        - Виктория Олеговна?
        - Да, здравствуйте.
        - Доброе утро. Вас беспокоит секретарь Андрея Романовича Веклера. Мне поручили связаться с вами по поводу предложения о работе.
        Все мои размышления и сомнения, что не покидали меня все выходные дни, разом приобрели конкретную форму с прозвучавшим именем Веклер от невидимого собеседника. Если честно, не ожидала, что со мной свяжутся так быстро. Видимо, они спешат с аудитом. Я развернулась на компьютерном кресле к окну, и негромко повторила:
        - Я вас слушаю.
        - Андрей Романович сможет встретиться с вами завтра, в офисе фабрики. Запишите, пожалуйста, адрес.
        - Не нужно адрес, - возразила я. - Я прекрасно знаю, где она находится. Просто… я ещё не решила… соглашусь ли. В конце концов, у меня работа, отпуск начнётся только через неделю.
        Кажется, звонившая несколько растерялась.
        - Мне не сказали, что вас нужно будет уговаривать. - Её голос прозвучал недоумённо.
        А вот я мысленно решила возмутиться: что значит - меня нужно уговаривать? Не нужно. Но обдумать предложение я имею право? Или оно настолько фантастическое?
        - Так что мне передать Андрею Романовичу? Что вы отказываетесь и не придёте?
        Я молчала. Смотрела за окно, и лихорадочно пыталась понять, чего же я всё-таки хочу, что собираюсь делать? Потёрла лоб рукой. Выдохнула.
        - Не стоит. Передайте… Андрею Романовичу, что я приеду, встречусь с ним. И мы с ним всё обсудим.
        - Думаю, это будет самым разумным решением, - согласилась секретарша, которая, судя по всему, была весьма большого мнения о своих должностных обязанностях. - Ждём вас в два часа.
        Я отключила телефон, и замерла так, продолжая сжимать его в руке. Продолжала смотреть на берёзы через дорогу, вглядывалась в густую, зелёную листву до боли в глазах.
        Кажется, ещё вчера я решила, что откажусь. Последую отцовскому совету, и не стану и близко приближаться к Веклерам. Просто ради того, чтобы не ворошить прошлое. И чёрт с ними, с этими деньгами, с перспективами. Я даже заснула с мыслью о том, что приняла окончательное решение. Ни с кем встречаться я не собираюсь. И, наверное, мне стоило остановить Руслана Борисовича после планерки, и сообщить ему о том, что я отказываюсь. Но я лишь проводила начальника взглядом, и ничего не сказала. А вскоре раздался этот звонок. И под аккомпанемент голоса секретарши Андрея Романовича, меня вновь накрыли сомнения. Я вдруг подумала о том, что если сейчас откажусь - возьму и откажусь, передам свой отказ через неё, то мне больше никогда не представится возможность оказаться рядом с кем-нибудь из Веклеров. Хотя бы для того, чтобы просто посмотреть - как они живут, что из себя, как личности, представляют. И, возможно, всё-таки существует маленький, совсем крохотный шанс узнать что-то про сестру. Вдруг я смогу услышать хоть какое-то разумное объяснение. Нет, не её исчезновения, а почему они так повели себя десять лет
назад. Почему просто сбежали!..
        Я встречусь с Андреем, выслушаю его, конечно же, откажусь от работы, зато задам ему вопрос… или два. Из тех самых, что не дают уже много лет спокойно спать моей семье. Кто-то же должен на них ответить, так почему не Веклеры? Особенно, если имеют к этому отношение.
        - Вика, что с тобой? Ты работать собираешься?
        Я услышала голос Светы, сделала глубокий вдох, будто все эти минуты сидела, затаив дыхание, и даже не замечала этого. Развернулась в кресле обратно к столу и, наконец, отложила телефон в сторону.
        Вечером я отправилась с Жанной выгуливать Бубуню. Вовка, наблюдая за тем, как я зашнуровываю кроссовки в прихожей, нахмурился.
        - Тебе не кажется, что ты к Потаповым зачастила?
        - Так я не к ним, я прогуляться перед сном. - Я выпрямилась и взглянула на него. - Может, ты оторвёшься от компьютера и отправишься со мной?
        Вовка нахмурился ещё сильнее.
        - Зачем?
        Я развела руками, взглянула на него со значением.
        - Чтобы прогуляться вместе, провести друг с другом время. О чём-нибудь поговорить.
        Вовка откровенно вздохнул.
        - Опять говорить… Ты всё никак не успокоишься насчёт машины? Снова будешь меня ругать?
        - Вова, я не собираюсь тебя ругать, я предлагаю тебе погулять со мной.
        Он поморщился.
        - Вик, ты же знаешь, что я не люблю все эти расшаркивания бесполезные. Какой смысл выходить и гулять вокруг дома? Нам что, по семьдесят лет?
        - Можно не вокруг дома, а дойти до парка, - предложила я.
        - Да, программа стала куда занимательнее. - Он повернулся ко мне спиной, лицом к компьютеру, надел на голову массивные наушники, а мне сказал: - Иди со своей любимой Жанной, почешите языками. Только этим и занимаетесь.
        Спорить я с ним не стала, накинула на плечи лёгкую ветровку, взяла ключи и вышла из квартиры.
        С Жанкой мы как раз дошли до парка, всего-то семь минут неспешного шага. Всю дорогу подружка несла любимую питомицу на руках, а когда оказались на парковой дорожке, опустила пушистый белоснежный комок на зеленый газон.
        - Побегай, Бунечка, - засюсюкала с собакой Жанка. - Будешь красивой и здоровой, как Вика. Старайся.
        Я шла рядом по дорожке, сунув руки в задние карманы джинсов. Бубуня заливалась радостным, визгливым лаем и быстро-быстро семенила впереди нас своими крошечными лапками, гордо посматривая по сторонам. Жанка глядела на собачонку с обожанием, я тоже посмотрела, куда более спокойно, а затем спросила:
        - И что ты думаешь?
        По дороге в парк я коротко обрисовала Жанке ситуацию. В конце концов, остаться с непростым решением наедине, было не слишком комфортно. Мне, определённо, не хватало смелости, нужен был совет со стороны. Но с отцом я уже посоветовалась, его предостережения не слишком помогли, и теперь я изнывала от неопределённости.
        - Ты что же, всерьёз думаешь, что это семейка маньяков? - поинтересовалась у меня Жанна.
        - Нет, конечно, - возразила я. - Хотя, чёрт их знает.
        - Чёрт, может, и знает их получше, а я, и все вокруг, знают то, что эта семейка Адамс, то есть, в нашем случае, Веклер, весьма обеспеченная. Видишь, как у них всё хорошо? Здесь жили - не тужили. В Москву перебрались, теперь ещё и здесь собираются бизнес возрождать. Деньги, как говорится, к деньгам.
        - Деньги меня сейчас интересуют в последнюю очередь.
        Жанка от меня отмахнулась.
        - Как будто когда-то ты относилась к деньгам по-другому. Поэтому и Вовчик тебе на шею присел, и радуется. Другая бы уже давным-давно его на работу выпихнула. Где он ещё найдёт дуру, которая станет его содержать?
        Я решила обидеться. Проговорила недовольно:
        - Ну, спасибо тебе, Жанна.
        - А что, я не права? А тут, как не крути, перспектива заработать. Поэтому я считаю, что тебе нужно туда пойти, обязательно, и даже не спешить отказываться от работы. Хочешь, я с тобой пойду? - вдруг предложила она. А я глаза на подругу вытаращила. В полной мере ошалев от такой перспективы в первый момент.
        - Зачем?
        - В качестве моральной поддержки, - не растерялась Жанна. - Да и любопытно мне.
        - Умерь, пожалуйста, своё любопытство.
        Она пожала плечами, отвернулась от меня вполне равнодушно, снова сосредоточив своё внимание на Бубуне, но я подозревала, что всё-таки расстроилась моим отказом. Жанка любила свою спокойную жизнь, с удовольствием занималась семьёй и домашним хозяйством, вспоминая о работе лишь с прискорбием, а порой и с содроганием, но чего ей точно не хватало, так это общения и интриг. Поэтому, я не сомневаюсь, что согласись я на её участие во всей этой истории, Жанна окунулась бы в неё с головой. И страшно подумать, чем всё могло бы закончиться.
        - А как он выглядит?
        - Кто? - не поняла я.
        - Андрей Веклер. Да и братец его. За что-то ведь твоя сестра была в него влюблена?
        - Я понятия не имею, как они оба выглядят, - сказала я, вдруг почувствовав легкое раздражение. - С Андреем я, вообще, никогда не встречалась, а Гришка… - Я вздохнула. - Десять лет прошло, Жанна. Спустя такое время он может выглядеть, как угодно, даже пол успел бы сменить. Да и какая разница?
        - Я простои подумала, а узнает ли он тебя?
        Это предположение меня несколько обеспокоило. Призналась:
        - Не знаю.
        - А ты скажешь, кто ты?
        Я помолчала, раздумывая, и, в конце концов, дала тот же ответ:
        - Не знаю. Я, вообще, не представляю, что это будет за встреча.
        Жанка подхватила меня под руку, мы некоторое время шли в молчании, после чего она уверенно проговорила:
        - Тебе нужно туда пойти. Ты не простишь себе, если не пойдёшь.
        Это были именно те слова, которые не давали мне покоя. Это и подталкивало меня вперёд, на поиски, скорее всего, неприятностей. А ещё я упорно молчала, не говорила ничего Вовке. И это моё нежелание с ним посоветоваться, обсудить нечто для меня важное, проблему, всерьёз настораживало. Но разговаривать о моей сестре Вовка не любил, эти разговоры наводили на него грусть и тоску, как он сам выражался, и, наверное, из-за этого у него и не складывались отношения с моей мамой. Потому что при каждом упоминании имени Ксении, он принимался морщиться и откровенно томился. Мама, конечно, это замечала, начинала злиться, но свою злость маскировала под печаль, принималась плакать и высказывать мне, что её никто не поддерживает и не понимает. А ещё всякие чужие люди пытаются укорить и относятся с пренебрежением к её горю. В общем, каждая их с Вовой встреча заканчивалась скандалом, а виновата с обеих сторон, оказывалась я. Поэтому я и сейчас молчала. Конечно, можно было бы сказать ему о предложенной подработке… Но заранее радовать его не хотелось, хотелось, чтобы он сам обеспокоился, чем собирается в начале
следующего месяца оплачивать кредит за новенькую машину.
        И вот настал день икс. Я вернулась с утренней пробежки, порадовалась тому, что Вовка спит без задних ног, и поэтому я могу спокойно, без лишних объяснений, выбрать костюм, в котором днём отправлюсь на встречу с Андреем Веклером. Хотя, странно, переживать из-за костюма и макияжа в такой ситуации. Но брючный костюм я выбрала самый дорогой, что был в моём гардеробе. Я редко позволяла себе в нём пощеголять, надевала только на особенные мероприятия и выездные тренинги и семинары. Когда хотелось выглядеть не зашоренной бухгалтершей, а самодостаточной, деловой женщиной, уверенно смотрящей в будущее, и с лёгкостью успевающей за развитием своей профессии. Помнится, на этот костюм я потратила все подаренные на день рождения деньги, а сумма была немаленькая, и если Вовка лишь рукой махнул и посмеялся, то Лидия Николаевна откровенно ахнула. Хорошо хоть в открытую пальцем у виска не покрутила. Правда, не преминула вслух заметить:
        - С ума сошла. Такие деньги за тряпки отдать.
        Я решила не обращать внимания на критику. Костюм мне очень нравился, и я себе в нём нравилась, а это самое главное, разве нет? И вот сегодня я решила себя приодеть, помимо костюма достала новые туфли на высоком каблуке, более тщательно накрасилась, а тёмно-рыжие волосы забрала в строгий пучок. Производить ни на кого впечатление я не собираюсь, но при этом я должна чувствовать себя собранной и спокойной, ради этого всё и делается.
        На работе я своим внешним видом всех удивила. Мне улыбались, хвалили и даже оборачивались вслед. А девчонки в кабинете неприлично вытаращили глаза.
        - Куда это ты так нарядилась?
        - Дело есть, - туманно ответила я. - В обед нужно отлучиться.
        Лена со Светой переглянулись между собой, и пока я присаживалась за свой стол и раскладывала бумаги, молчали. А вот потом спросили:
        - Вика, скажи честно, ты другую работу нашла?
        Я на них посмотрела. Покачала головой.
        - Нет. После отпуска вернусь на своё рабочее место, не переживайте. - Я даже поправила очки на носу, с самым серьёзным видом.
        Они вдруг обиженно надулись.
        - Не хочешь говорить, и не надо.
        Я лишь плечами пожала. Не надо и не надо.
        Зато Руслан Борисович меня похвалил, когда мы столкнулись с ним в коридоре.
        - Молодец. Подготовилась.
        Ему я тоже отвечать не стала. Ни к чему я не готовилась, просто не хочется с разбега ударить в грязь лицом. И так не знаю, как буду смотреть Андрею Веклеру в глаза, хватит ли мне на это сил и смелости, поэтому хотя бы о своём внешнем виде не хочу переживать.
        До мебельной фабрики на окраине города пришлось добираться на такси. Разъезжать на автобусе через весь город, хотя он у нас не такой уж и большой, мне бы не хватило и половины рабочего дня. Поэтому я ехала на такси, смотрела в окно, а сама вспоминала, когда в последний раз я бывала там. Если честно, один-единственный раз, вместе с Ксеней. Но отлично запомнила тот день. Роман моей сестры и Григория Веклера был в самом разгаре, как раз в той короткой фазе, когда они откровенно обожали друг друга, и старались каждую минуту проводить вместе. Гришу отец устроил на свою фабрику, кажется, торговым агентом, насколько я помнила, но на самой фабрике он появлялся не часто, будто делая отцу одолжение. Но в тот день он решил посетить свой маленький кабинет, и позвал нас с Ксеней с собой, так сказать, на экскурсию. Уже не помню, почему я оказалась в компании сестры. Случалось это не часто, обычно я была занята учёбой и наши с ней графики и планы на жизнь никак не совпадали, но тогда меня усадили в Гришкину машину, привезли на мебельное производство, и мне неожиданно стало так интересно, что я получила настоящее
удовольствие от смены обстановки, как и от общения с сестрой. Мы даже не ссорились с ней в тот день, что-то обсуждали, хохотали, и подшучивали над без конца бахвалившимся Гришкой. Он пытался казаться на нашем фоне взрослым, деловым, обеспеченным и разговаривал с нами тоном, словно он был хозяином всего предприятия или хотя бы что-то всерьёз соображал в мебельном производстве. Он говорил и говорил, а мы с Ксеней слушали его и смеялись. На что Гриша обиженно надувал щёки и грозил нам кулаком.
        А потом, помнится, появился его отец, ещё довольно молодой десять лет назад, и достаточно рассерженный, и с фабрики нас выпроводили. Я помню Романа Веклера, как он шёл бок о бок с младшим сыном, позади нас с Ксюшей, и отчитывал того за беспечность.
        - Здесь люди работают, здесь станки для распилки, а ты девчонок сюда водишь? А если они руки куда-нибудь не туда сунут? Ты, вообще, соображаешь?
        Вот такие у меня были воспоминания об этом месте. Кстати, внешне старое здание мебельной фабрики совсем не изменилось. Такое же обветшалое и будто бы заброшенное. Кустарники на территории ещё больше разрослись, это точно. И асфальт под ногами весь выщербленный. Правда, на въезде будка охраны, и ворота новенькие, огромные и глухие. Я подошла к охране, представилась, и меня тут же пропустили на территорию. Я снова оказалась на старом асфальте с выбоинами, только по другую сторону от железных ворот.
        - Вам нужно обойти это здание, - подсказал мне охранник в возрасте и черной форме. - С торца есть дверь, через неё попадёте в офис.
        Охранника я поблагодарила, а про себя подивилась: тут ещё и офис есть!
        Пока я шла по направлению к красному, кирпичному зданию, под крышей которого с фасада белыми кирпичами был выложен год постройки: 1963, мимо меня проехал новенький погрузчик с какими-то коробками. Я проводила его любопытным взглядом. По всей видимости, не смотря на внешнюю заброшенность и неблагоустроенность, фабрика функционирует.
        Внутри офисное здание также отчаянно требовало ремонта. Узкие темные коридоры, потёртый линолеум на полу с устаревшим рисунком, покрашенные голубой краской стены и старые двери кабинетов. Судя по тишине, почти все они были пусты. Только самая последняя дверь длинного коридора была распахнута настежь, к ней я и направилась. Линолеум скрадывал стук моих каблуков, поэтому я приблизилась практически бесшумно. Подошла и осторожно заглянула. Помещение было достаточно просторным, но загромождённым старой мебелью. Шкафами с бумагами, массивными письменными столами, заставлено старыми стульями. А с потолка свисали две люстры со стеклянными, пыльными плафонами. А ещё, что бросилось в глаза, так это несколько горшков с засохшими цветами на деревянном подоконнике. Мне хватило одной секунды, чтобы всё это увидеть, оценить и прийти к неутешительному выводу окончательной запущенности. Одна секунда, а затем я остановила свой взгляд на мужчине, что сидел за письменным столом, спиной к окну, глядя в экран навороченного ноутбука. Компьютер казался чем-то немыслимым в той устаревшей обстановке, что окружала его и его
хозяина. Я остановилась в дверях кабинета и наблюдала. Точнее, попросту разглядывала человека за столом. Мужчина сидел, опустив голову, выглядел занятым и задумчивым, а ещё недовольным. Тёмные волосы растрепались, видимо, он не раз запускал в них свои пальцы, широкий лоб прорезала морщила, а глаза устремлены на монитор. Щёки поросли тенью щетины, а пухлые, выразительные губы как раз и кривились недовольно. Большая рука с длинными, аристократическими пальцами, накрывала компьютерную мышь. А потом мужчина вдруг откинулся на стуле назад, и я почему-то подумала о том, что он привык совершать это действие, откидываясь на спинке компьютерного кресла или отъезжая на нём от стола. А сегодня у него не было такой возможности, потому что вместо кресла под ним был обычный, старый стул с фанерной спинкой. И почувствовав неудобство, он, кажется, в первый момент удивился, поёрзал в недоумении, поднял глаза от экрана, и вот тут увидел меня.
        Мы замерли, разглядывая друг друга. Я встретила взгляд ярких, голубых глаз, стерпела, пока меня визуально изучали, а я уже не сомневалась в том, что передо мной старший брат Григория Веклера. Андрей. Не знаю, каким именно я его себе представляла, и представляла ли вообще, но я помню, что мне рассказывала о нём Ксения. Всегда говорила, что Андрей невыносимо высокомерен, и с ней всегда разговаривает с оттенком небрежности, не воспринимает её всерьёз. Хотя, как она добавляла, он и Григория всерьёз не воспринимал. Разница в возрасте между братьями была, что и у нас с Ксюшей, примерно четыре года, а вот по отношению к жизни, между братьями Веклер зияла пропасть. По крайней мере, так было десять лет назад. Кто знает, что могло измениться за десять лет. Гришка мог повзрослеть, стать серьёзным человеком…
        - Вы кто? - поинтересовался хозяин кабинета, и я от его голоса вдруг занервничала. Низкий, глубокий. А ещё осторожный. Он разглядывал меня, в конце концов, остановив взгляд на моём лице.
        - Вика, - ответила я, не успев как следует обдумать свой ответ.
        - Вика? - переспросил он.
        Я вдруг поняла, что продолжаю с каким-то ненормальным вниманием таращиться на него. Заставила себя сделать вдох, даже кашлянула от нервозности, и, наконец, сделала шаг вперёд, входя в кабинет. Решила пояснить:
        - Виктория Захарова. Мне назначена встреча… по поводу аудиторской проверки.
        Лицо мужчины в один момент разгладилось, он даже со стула поднялся мне навстречу, и я поняла, что он высокий. Выше меня почти на голову. Поэтому лучше держаться от него на приличном расстоянии, чтобы иметь возможность смотреть ему в лицо, не закидывая голову назад, как собачка.
        - Ах да, аудит… Я совсем про вас забыл. - Он обошёл стол, шагнул ко мне и протянул руку. - Андрей Веклер, очень приятно.
        Я дольше, чем положено, смотрела на его протянутую руку. Наверное, это должно было показаться странным. Затем поспешила протянуть ему свою в ответ. Это было странно - чувствовать мужское рукопожатие. Достаточно сильное, уверенное. Мою руку даже встряхнули, а я прислушивалась к себе, всеми силами стараясь понять, что чувствую.
        - И мне… приятно, - проговорила я.
        А Андрей указал рукой на один из стульев.
        - Садитесь. Вика, правильно?
        Я кивнула. И вдруг поняла, что он вглядывается в моё лицо, даже с прищуром. И у меня вдруг взволнованно ухнуло сердце. Подумалось, что вот сейчас он вспомнит, заметит сходство, поинтересуется, зачем я, на самом деле, пришла…
        - Вика, а сколько вам лет? - задал Веклер вопрос.
        Я моргнула в растерянности.
        - Двадцать семь.
        Он негромко хмыкнул.
        - Правда? Я бы больше восемнадцати не дал.
        Я смотрела на него без тени улыбки. Так и не поняла, что это было - комплимент или попытка уличить меня во лжи?
        - Аркадий Михайлович мне вас нахваливал, говорил, что вы отличный специалист.
        Я осторожно пожала плечами. В конце концов, повода понравиться ему, у меня не было. Я пришла сюда не столько за работой, сколько за тем, чтобы просто с ним встретиться… что-то понять для себя. Хотя, что можно понять, находясь рядом с человеком, которого никогда прежде не встречала?
        - Аркадий Михайлович видел меня единственный раз в жизни, - сказала я.
        Андрей, кажется, моему ответу всерьёз удивился, потому что в глазах промелькнуло откровенное веселье, а сам он хмыкнул.
        - А вы, как посмотрю, честная и серьёзная девушка.
        - Я говорю, как есть.
        - Это хорошо.
        Он снова поднялся, отошёл к окну, по пути глянул на экран ноутбука и снова повернулся ко мне. А я почему-то смотрела на рисунок на его футболке. Нечто яркое, странное, даже немного устрашающее. Разве владельцы мебельных производств такое носят? А Андрей Веклер носил, вкупе с простецкими джинсами. Вряд ли они, конечно, простецкие, наверняка стоят, как половина моей зарплаты, но выглядел человек, собирающийся предложить мне работу, весьма демократично. Как бы сказала Жанка: так, будто пытается уйти от налогов.
        - Вы что-нибудь знаете о нашей фабрике?
        Слишком много, хотелось сказать мне. Предпочла бы ничего не знать.
        - Я всю жизнь прожила в этом городе, Андрей Романович, я прекрасно помню, как о вашей мебели в городе заговорили. Помню магазины, мебель вашего производства в домах знакомых, и как вы переехали вместе с производством в Подмосковье.
        Андрей внимательно выслушал.
        - Хорошо, - сказал он, когда я замолчала. И вдруг спросил: - А откуда вы знаете, что я Романович?
        Это была та самая мелочь, на которой я прокололась, и даже не заметила этого. Я сидела на стуле с прямой спиной, сложив руки на сумке, что лежала у меня на коленях, и не понимала, из-за чего я так нервничаю. Ведь ничего странного, ужасного, опасного не происходит. А я нервничаю так, будто в тыл врага внедряюсь.
        - Во-первых, вчера мне звонила ваша секретарша и называла вас по имени-отчеству. А, во-вторых, я многое помню из начинаний вашей семьи. Мне было не так мало лет.
        - Правда? Двенадцать?
        Я поняла, что он пытается шутить, и растянула губы в улыбке.
        - Я была очень серьёзным ребёнком.
        - Верю, - улыбнулся он.
        Он снова подошёл к столу, за которым работал до того момента, пока я не появилась, принялся что-то искать в бумагах, а я наблюдала за ним. Приходила к выводу, что они с Гришкой внешне совершенно не похожи. Зато Андрей был очень похож на отца, на Романа Артуровича. Ростом, фактурой, массивным подбородком и носом с горбинкой. Пухлые губы ему, по всей видимости, достались от матери, как и Григорию. Они смягчали будто высеченное из камня строгое лицо. Григория я помню более светлым, миловидным, без конца улыбающимся, со светящимися глазами. Гришка всегда был счастлив, по любому поводу, и Ксения активно брала с него пример. Проблем и неприятностей для них будто не существовало, а если они и случались, то они предпочитали ждать, когда за них их решит кто-то другой. Не потому что им было всё равно и никого не жалко, но не хотелось тратить жизнь на что-то мелочное, нестоящее внимания.
        - Жить нужно здесь и сейчас, - начала повторять Ксеня после знакомства с Гришей. - Другой возможности может не быть, понимаешь?
        Я не понимала. И родители не понимали, пытались что-то дочери объяснить, доказать, требовали от неё адекватного отношения к жизни… поначалу. А потом лишь просили не создавать проблем. Ксюша соглашалась, мне кажется, даже старалась. Она очень хотела быть счастливой, каждый день, без исключения.
        - Вы правы, Вика, - сказал Андрей, и я, признаться, вздрогнула от неожиданности. Его присутствие будто затягивало меня в воспоминания, я даже голос сестры слышала, её смех, а этого со мной давно не случалось. - Десять лет назад мы перевели производство в Подмосковье. Там площади больше, оборудование лучше, да и потребительский спрос значительно выше.
        - Финансовые возможности потребителя тоже, - проговорила я негромко, а Андрей согласно кивнул.
        - И в этом вы правы. На этой фабрике мы производили, в основном, фурнитуру, для собственных нужд, ну, иногда какие-то срочные заказы для области. Если честно, все эти годы я делами фабрики практически не интересовался. Изначально был нанят управляющий, затем отец поручил руководство моему младшему брату, но это самое руководство он осуществлял, так скажем, удалённо. А, по факту, управляющий так всем и заведовал. Несколько месяцев назад нам с ним пришлось расстаться, при обстоятельствах… так скажем, не слишком радующих, и поэтому мне, прежде чем начать заниматься восстановительными работами, обновлять оборудование, да и, вообще, приступать к каким-то действиям, хотелось бы удостовериться в том, что с делами фабрики всё нормально.
        - А разве здешнее производство не входит в общий список ваших предприятий? Его должны проверять наряду со всеми…
        Андрей присел напротив меня, вздохнул, крутил между пальцев ручку.
        - Дело в том, что официально эта фабрика принадлежит моей матери, а не отцу. Она досталась ей в наследство от моего деда, это было давно, и тогда отец решил рискнуть и начать своё дело. Это было ещё в начале нулевых, если помните. Мой отец отличный краснодеревщик, очень талантливый человек, но, как вы понимаете, начиналось всё любительски. Одним знакомым спальный гарнитур, другим горку… И так потихоньку он вышел на уровень местечкового мебельного производства. Поэтому никто ничего не переоформлял, и эта фабрика до сих пор формально принадлежит маме. Сейчас я хочу разобраться в здешних делах, привести их, так сказать, в порядок, чтобы просчитать выгоды и возможные потери, составить бизнес-план. И мне нужен человек, который проведёт независимый аудит. Лично для меня. Как думаете, справитесь?
        - Должна, - сказала я, если честно, заслушавшись его. У Андрея Веклера был потрясающий голос, истинно мужской, низкий, с волнующей хрипотцой. И от его интонаций я почему-то терялась. Поэтому и ответила с лёгкой растерянностью первое, что сорвалось с языка, а не то, что пришло в голову. В голову мне должно было прийти то, что я здесь не для того, чтобы заслушиваться голосом незнакомого мужчины, на которого просто пришла посмотреть. Ради сестры.
        - Что? - переспросил тем временем Андрей. По всей видимости, мой ответ его не удовлетворил.
        - Я справлюсь, - ответила я.
        - Хорошо. Сколько вам понадобится времени?
        Я явно пришла сюда не за тем, чтобы соглашаться на работу. Так что я тогда ему обещаю и доказываю?
        - Понимаете, у меня же официальная работа, - забормотала я невпопад.
        - Да, Аркаша меня предупредил, и также пообещал, что всё решит. Если честно, я давно не был в этом городе, растерял всех знакомых, и нанимать кого-то с улицы, а уж тем более столичных аудиторов… Не хотелось бы никого пугать и настраивать против себя здесь. Москвичей в наших краях недолюбливают, сами знаете. Тем более тех, кто пытается считать чужие деньги.
        Я кивнула. А Андрей придвинул к себе листок бумаги, что-то на нём написал и передвинул его ближе ко мне. Я взглянула и нахмурилась.
        - Что это?
        - Как что? - удивился он. - Ваш гонорар, конечно, при условии, что вы профессионально выполните работу. Аванс получите через неделю, как приступите.
        Если честно, я даже рот открыла, глядя на лист бумаги, с написанными на ней цифрами. На всякий случай, трижды пересчитала нули. Их количество впечатляло. И как бы даже радовало, при условии, что я собиралась бы взяться за эту работу.
        - Так что, Вика, мы с вами договорились?
        Я поправила очки на носу. Старалась не выглядеть слишком ошарашенной.
        - Вы же сами сказали, Аркадий Михайлович должен решить всё с моей официальной работой. Мне, конечно, обещали отпуск…
        - Уверен, мы обо всём договоримся.
        Я раздвинула губы в улыбке.
        - Тогда будем ждать, - сказала я ему, тем самым давая себе ещё шанс для отступления.
        - Конечно, - не стал он спорить, но при этом очень внимательно на меня смотрел. - Я вам позвоню.
        Я согласно кивнула и поднялась с неудобного стула. Андрей поднялся следом за мной. Снова протянул мне руку, на этот раз для прощания.
        - Всего доброго, Вика. Вы очень интересная девушка.
        Я невольно насторожилась и переспросила:
        - В каком смысле?
        - Очень вдумчивая, как мне показалось. Из-за этого страдает ваша решительность. Но, думаю, для вашей профессии, это весьма подходящее качество. Проверяете и перепроверяете, я угадал?
        Такие угадывания с заглядыванием мне в глаза, мне не слишком нравились. Поэтому руку свою я осторожно из его пальцев освободила, выдала ещё одну натянутую улыбку и решительно попрощалась. Может, мне повезёт, и Андрей Веклер мне не позвонит?
        Но подумать было о чём. Вечером, занимаясь готовкой ужина, я при каждой свободной минутке присаживалась у окна, и в задумчивости принималась смотреть на улицу. Изо всех сил пыталась разобраться в себе, в своих подозрениях, в своём настроении. Но встреча с Андреем не давала мне покоя. Я понимала, что встречаться с ним я больше не хочу. Не хочу, чтобы он меня разглядывал, не хочу, что смотрел на меня проницательным голубым взглядом и выдавал одно предположение за другим о моём внутреннем мире. Не скажу, что рядом с ним мне было неприятно, но явно не по себе. И слишком много воспоминаний его присутствие будило, хотя, лично он, вроде как, был ни при чём.
        - О чём ты всё думаешь? - поинтересовался Вовка, в очередной раз появившись на кухне, в ожидании горячего ужина. Ухватил из вазочки сушку и захрустел.
        А я возьми да скажи:
        - Мне предложили подработку. Временную.
        - Да? Хорошие деньги?
        Я кивнула.
        - Хорошие, Вова. Но дело не в этом.
        - А в чём? - Вова заметно оживился, глаза загорелись. Он присел напротив меня и стал смотреть в ожидании интересных новостей. А я уже пожалела, что сказала ему. Но, если рассуждать здраво, кому мне говорить, если не любимому человеку? Если скрывать, тщательно фильтровать информацию, то, что это за отношения? Я всё ещё надеялась, что мы будем жить, как раньше, и близость - и эмоциональная, и физическая, - вернётся. И Вовка снова станет прежним, тем, в кого я влюбилась когда-то.
        - Я не думаю, что это хорошая идея - браться за эту работу. Понимаешь, - я посмотрела ему в глаза, - это семья Веклер. Их мебельная фабрика.
        Вовка смотрел на меня в полном недоумении. Затем пожал плечами.
        - И что?
        Я удивилась.
        - Как что? Веклер, Вова. Те самые!
        По его глазам я поняла, что он только в этот момент что-то осознал, вспомнил, сопоставил в голове факты, и пытался быстренько их обдумать. Затем пожал плечами.
        - Вика, ты говоришь так, будто они убили Кеннеди. И это кем-то доказано.
        - При чём здесь Кеннеди?
        - Вот именно, что ни при чём. И твоя сестра, скорее всего, тоже не при чём. Это всё уже превратилось в какую-то семейную байку. Кто-то, когда-то, кого-то. Твоя сестра ушла из дома и не вернулась. И никто не знает, что случилось. И, скорее всего, никогда не узнает. Кто предложил тебе работу? Её бывший парень?
        - Нет, его брат.
        - Он тебя узнал?
        - Откуда? Мы никогда не встречались.
        Вовка развёл руками и многозначительно хмыкнул.
        - Ты сама понимаешь, насколько глупо пытаться притянуть ту старую историю за уши? А если тебе, на самом деле, предлагают хорошие деньги, то зачем отказываться? Ты же знаешь, что деньги нам нужны.
        - Дело не в деньгах! - повторила я.
        - Да, - согласился Вовка, - дело в том, что твоя мама и тебе мозги свернула. А люди живут и не подозревают, что их в чём-то винят и за что-то ненавидят. А они, возможно, ничего плохого никому не сделали!
        Я на Вовку взглянула.
        - Тебе ведь всё равно, да? - спросила я. - Тебе просто нужно, чтобы я взялась за эту работу.
        Он даже глазом не моргнул, спокойно выдержал мой взгляд.
        - Мне нужно, чтобы ты перестала сходить с ума. И делала то, что нужно, а не множила в себе подозрения. Как сама знаешь кто. - Он потянулся к моей руке, что лежала на столе, но я поспешила её отдёрнуть. И тогда Вовка выдал обречённый вздох, глянул на меня с нежностью и печалью, но я была уверена, что всё это напускное. - Не позволяй свести себя с ума подозрениями, - сказал он. - Бери то, что тебе судьба предлагает.
        Его слова эхом отозвались в моём сознании голосом сестры. Ксюша любила повторять что-то подобное, и в тот момент я почему-то подумала, что эти слова из Вовкиных уст прозвучали не просто так. Вдруг это знак?
        ГЛАВА 4
        Отпуск на работе я получила уже со следующей недели. Начальник подписал моё заявление на отпуск, и я отправилась с рабочего места восвояси. Заниматься, так сказать, своими делами. Девчонки в кабинете посматривали на меня со значением, а я отмалчивалась. В конце концов, мне никто не давал разрешения делиться сведениями о работе на Веклеров. Вдруг это секретная информация?
        Зато Вовка был доволен. Тем, что я согласилась на работу. Несмотря на то, что отношения между нами натянулись до предела, общаться становилось всё труднее и труднее, Вовка был доволен. И это расстраивало меня больше всего.
        - Вы, вообще, что думаете делать? - спросила меня Жанка, когда мы сидели с ней на её кухне, с чаем и пирожными. Дома мне вовсе не хотелось показываться. Тягостное молчание, что поселилось в нашем с Вовкой, казалось бы, общем доме, ужасно угнетало. Мы с ним молчали, потому что повод для любого разговора заканчивался ссорой или обидой одного из нас.
        - В каком смысле? - переспросила я, не уловив сути её вопроса.
        Жанка подула на горячий чай, а сама плечами пожала, не глядя мне в лицо.
        - Жениться думаете или нет?
        - Я не знаю, - честно ответила я. Невесело усмехнулась. - Эта тема давно не поднималась.
        - Вика, а ты его, вообще, любишь? - Этот вопрос подруга задала, глядя мне в глаза. И от этого настырного внимания я в первый момент растерялась. Ответила:
        - Конечно.
        Жанна недоверчиво хмыкнула.
        - Ты уверена?
        Я даже нахмурилась от её презрительного тона.
        - Жанна, мы с ним вместе не один год. У нас столько планов было, столько возможностей. Просто сейчас не тот момент. - Я неопределённо повела рукой. - У всех бывают трудные времена. Но это не значит, что нужно разворачиваться и уходить. С трудностями нужно бороться. Разве я не права?
        - Права, конечно. - Подружка откровенно вздохнула. - Вот только бороться с ними нужно как бы вместе. А у тебя выходит в одиночку.
        Я поводила пальцем по столу. На тарелочке скучало недоеденное песочное пирожное, а у меня, кажется, пропал аппетит.
        - Я знаю, - проговорила я негромко. - Но ведь не бывает так, что человек был одним, а потом вдруг стал другим. Так же не бывает. Когда мы с Вовой познакомились, он был таким… - Я попыталась подобрать подходящие слова, взмахнула рукой на эмоциях. - Таким живым, таким амбициозным. Он столько всего хотел. Развиваться, двигаться вперёд, карьеру строить. Это я была простушкой, устроилась на свой завод и была этим счастлива. Сидела в углу кабинета и мысленно строила планы по порабощению Вселенной. В рамках одного предприятия. Вовка был для меня примером. А потом он будто выдохся.
        - Брось. Единственное, что в твоём Вовчике выдохлось, так это совесть. Понравилось ему на твоей шее сидеть, вот и всё.
        Я раздумывала над её словами. Затем непонимающе пожала плечами.
        - Я не понимаю, что изменилось.
        - С чего ты вообще взяла, что он был, как ты говоришь, амбициозным карьеристом? Я вот, к примеру, Вовку знаю с первого класса. Повезло мне с ним в одном классе учиться. Да ты в курсе. Так вот никогда двигателем прогресса он не был. Я до тебя это с самого начала донести стараюсь. Правда, ты меня никогда не слушаешь, а поначалу и вовсе: хлопай ресницами и взлетай. Вика вся в любви и обожании. А Вовку всю жизнь вперёд мамочка толкала. Не знаю, как уж ему свезло найти ту работу, на которой он себя незаменимым специалистом почувствовал, но, как ты сама удостоверилась, незаменимых у нас нет.
        Я подперла подбородок рукой, на подружку уставилась.
        - И что ты предлагаешь мне делать? - поинтересовалась я у неё.
        Жанка, отсутствием аппетита не страдавшая, облизала ложку от крема, а после моего вопроса, перевела на меня взгляд, в некотором замешательстве.
        - Я?
        - Ну, ты же мне пытаешься доказать, что я не рассмотрела в своё время, сглупила… И если ты права, то, что мне делать?
        Жанна вначале хмыкнула в задумчивости, после чего расправила плечи, а для меня с выражением проговорила:
        - Отправляться зарабатывать деньги, быть при этом аккуратной, а потом послать Вовчика с родителями и их новой машиной куда подальше. По крайней мере, ни за что не платить.
        - Жан, ты же понимаешь, что это будет означать.
        - Вот и узнаем точно, что это будет означать. - Она вдруг потянулась ко мне рукой, с явным намерением постучать мне по лбу ложкой. Я едва уклонилась. - Вика, он тобой пользуется! Пойми это, наконец.
        Я промолчала. Промолчала, потому что не хотела сидеть на этой кухне до бесконечности и выяснять то, как именно Вова мной пользуется. Я прекрасно всё знала сама, но в моём сознании задолго до этого отвратительного понимания, сложился образ нашей с ним совместной жизни, наших взаимоотношений, общего будущего. Несмотря на то, что до загса мы с Вовкой так и не дошли, по разным причинам, у нас с ним давно уже была одна жизнь на двоих, со всеми её радостями, проблемами и невзгодами. И взять, и просто перечеркнуть всё это, я никак не могла. Наверное, потому, что было страшно осознать, что несколько лет я потратила на пустые надежды и ожидания, а, на самом деле, я до сих пор одна. Мне не к кому прийти за поддержкой, не на кого понадеяться.
        Правда, благодаря Вовке я познакомилась с Жанной, но, согласитесь, подруга - это совсем не крепкое, надежное плечо. У подруги своя семья, и создавать ей проблемы своими жизненными неурядицами, неправильно.
        Будто догадавшись, что именно мы с Жанкой так жарко обсуждаем в последнее время, а, точнее, кого, Вовка встретил меня дома с радостной улыбкой. Я ждала, что он снова будет ворчать по поводу того, что я его на Жанку променяла, как часто делал в последнее время, но Вовка лишь со смехом поинтересовался:
        - Наболтались, наконец?
        Я осторожно кивнула.
        - Что обсуждаете? Если не секрет, конечно.
        - Не секрет, - ответила я, мысленно чертыхнувшись. - Мою новую работу.
        - А-а. А я тоже хочу тебя порадовать.
        Я остановилась в паре шагов от него, постаралась выглядеть оживлённой и заинтересованной, хотя все Вовкины «радостные новости» в последнее время, ничего кроме расстройства у меня не вызывали.
        Он смотрел на меня, вроде как ожидая, что я всплесну руками в нетерпении, сама попрошу его рассказать, кинусь ему на шею… Как поступала раньше. А я стояла и смотрела на него.
        - У меня теперь тоже есть работа, - выдал Вовка невероятную новость. Я моргнула, обдумала. Вспомнила, сколько раз после потери приемлемой для него, как он сам считал, должности, я слышала эти слова. Раз пять точно. Но каждый раз всё заканчивалось поспешным увольнением по собственному желанию. То зарплата не та, то коллектив недружелюбный, то начальство сумасбродное и требует чего-то немыслимого. Каждый раз находилась причина, поэтому я уже знала, что радоваться рано. Но Вовка, по всей видимости, ждал от меня именно радости. Смотрел на меня с намёком, затем протянул руку и притянул меня к себе. Обнял на радостях. А когда я откинула голову назад, потому что довольно болезненно ткнулась носом в его плечо, он меня быстренько поцеловал в губы.
        - Викуль, ты видишь, всё налаживается! Я же тебе говорил!
        - Что за работа? - решила поинтересоваться я. Даже постаралась изобразить живой интерес, хотя, на самом деле, внутри что-то неприятно натянулось.
        - Главным менеджером по продажам.
        Если честно, это было довольно неплохо. Я не ожидала. Наконец во мне проснулся интерес, и я взглянула на Вовку куда более заинтересованно.
        - Что за компания?
        Вовка обнимал меня, смотрел сверху прямо мне в глаза, улыбался… как-то зазывно и заискивающе одновременно. Именно его взгляд и будил в моей душе подозрения и настороженность, с самого начала этого разговора. Но я не стала его теребить, допрашивать, просто ждала ответа.
        - Пивоварня «Birrarus». - Я ещё только раздумывала, что ему сказать по поводу этой новости, а Вовка уже прижал палец к моим губам. - Молчи, вот только сейчас молчи. Прежде чем ты начнёшь возражать, я хочу тебе сказать, что всё серьёзно!..
        Я кивнула и проговорила сквозь полусомкнутые губы и его палец:
        - Конечно.
        - Вика, просто поверь мне. Лёшка уволил одного из менеджеров, ему срочно нужна замена. А кто подойдёт лучше меня?
        - На самом деле, - не утерпела я. Вывернулась из его рук, отступила и взглянула на любимого со значением. Развела руками, не в силах сдержаться. - Кто подойдёт на роль менеджера лучше старого дружка?
        - Но это ведь работа!
        - Вова, ты никогда не торговал пивом, - попыталась донести я до него, - ты торговал компьютерной техникой. И это получалось у тебя неплохо. Ничего о пиве, кроме вкуса, конечно, ты не знаешь.
        - Я научусь, - разозлился он. - А ты в меня совсем не веришь. Совсем меня не поддерживаешь!
        Наверное, он был прав. Я столько раз читала во всяких умных книжках, слушала выступления психологов, по поводу того, что женщина рядом с мужчиной должна становиться музой, поддерживать и вдохновлять, а я в последние месяцы только и делаю, что Вовку критикую. Но что я могу поделать, если все его задумки и начинания не блещут ординарностью и прозорливостью? Все работы, на которые он пытался устроиться после сокращения, будто специально подбирал их для того, чтобы поскорее оттуда уволиться. А если и загорался какой-то идеей, приходил к мысли, что хочет заниматься именно этим, и ничем другим, все эти задумки не выдерживали никакого критического подхода.
        А с работой на этой пивоварне, отдельная история. Сама по себе пивоварня, проект в нашем городе достаточно успешный. Пиво они производят хорошее, и не только пиво, а ещё несколько известных напитков, включая медовуху, которую так любят многочисленные туристы. И я даже не сомневаюсь, что Вова, при необходимости, научится, вникнет в детали, изучит все стороны процесса и продаж. Вся проблема в том, что ему не дадут этого сделать. Я была больше чем уверена, что эта затея закончится грандиозным провалом. А всё из-за Лёшки Игнатьева, давнего, институтского Вовкиного дружка. Сказать честно, то стезя пивовара Игнатьеву подходила идеально. Он сам был похож на свой любимый пенный напиток. Бродил, буйствовал, радовал всех вокруг, а, главное, самого себя. Лёшка был в восторге от своей жизни, от достатка и свободы, бесконечно балагурил, давным-давно скинув заботы по бизнесу на толковых управляющих. И каждая их встреча с Вовой заканчивалась… скажем так, раньше, чем через три-четыре дня затяжного веселья, она не заканчивалась. Они попросту не умели общаться по-другому! И как это совместить с работой, в моей
голове не укладывалось. А эти двое, судя по всему, придумали.
        - Интересно, а почему он берёт тебя сразу старшим менеджером? - решила поинтересоваться я.
        Вова всерьёз удивился.
        - А кем? У меня же опыт!
        - Ах, у тебя опыт, - повторила я за ним эхом.
        Вовка выглядел откровенно недовольным.
        - На тебя не угодишь, ты вечно всем недовольна.
        Я присела на диван, плечи сами собой печально опустились.
        - Я просто устала, - вдруг призналась я.
        - От чего? От меня?
        Я подняла на него глаза. Смотрела в любимое некогда лицо, и гадала, куда же делся трепет, теплота, желание прикасаться и заботиться именно об этом мужчине. Ещё год назад мне казалось, что счастливее меня на свете женщины нет. А оказывается… я меркантильная? Дело, выходит, в деньгах, в работе, в перспективах? Я хочу жизни без проблем, а ведь так не бывает. Но воспоминания о том разговоре на кухне, когда Вова даже не уговаривал, а буквально вынуждал меня согласиться на работу у Веклеров, из головы никак не шли. Меня до сих пор коробило от его слов и тона. А ещё взглядов. Ласковых и проникновенных.
        - От проблем, - ответила я, не желая ещё что-то выяснять в данный момент. - Я просто хочу, чтобы что-то изменилось.
        - Оно и меняется, Вика. Наши проблемы позади. Я нашёл работу, у тебя тоже появилась возможность заработать. Как думаешь, может, в Турцию слетаем? У тебя же отпуск.
        Вовка плюхнулся на диван рядом со мной, обнял меня одной рукой и довольно вздохнул.
        - Завтра с Лёшкой на производство поедем, - начал он, а мне захотелось уши руками закрыть. - Он утром за мной заедет, надо же ему машину показать, да? - Вовка заглянул мне в лицо и улыбнулся. - Похвастаемся с тобой.
        Не хватало мне ещё вечно улыбающейся физиономии Игнатьева прямо с утра.
        Игнатьев, на самом деле, появился, едва часы показали девять утра. Несусветная рань для него. Зашёл в квартиру с шуточками и прибауточками, Лёшка вечно подтрунивал над другом по поводу семейного положения того. Безмерно гордился своей свободой, хотя, чем именно, объяснить не мог. Наверное, тем, что его материальный достаток позволял ему менять девушек каждую неделю. Возможно, это приносило ему радость и счастье, кто знает. А я для Игнатьева была, как заноза. Мы друг друга недолюбливали, только я своего отношения особо не скрывала, к общению не стремилась, а Лёша относился ко мне со снисходительностью. Мол, есть я и шут со мной. Хотя, я знала, что никак его не впечатляю. Рыжая, в очках, да ещё с такой скучной профессией. А ещё вечно занудствую, сама веселиться не умею, и никуда Вову с ним стараюсь не отпускать.
        У меня тоже к Игнатьеву была масса претензий и недовольств, поэтому мы и старались с ним лишний раз не пересекаться. А теперь вот он появился с видом благодетеля.
        - Вика, слышала, любимому твоему должность какую подобрал? - начал он едва ли не с порога.
        По мне, так его слова были откровенно неприятными, но Вовка на меня в этот момент так глянул, что мне пришлось натянуть на лицо улыбку. Слава Богу, что вслух восторгов и благодарностей меня выражать не попросили.
        - Сваришь нам кофе?
        - Кофе и завтрак на кухне, - ответила я, радуясь, что успела приготовить всё до появления Игнатьева, чтобы можно было с чистой совестью с кухни удалиться. Правда, задержала взгляд на яркой рубашке гостя и пиджаке цвета тёмного шоколада - красивого, насыщенного оттенка.
        Лёша любил одеваться броско и дорого. Надеюсь, Вова за дружком в этом плане не потянется, а то на смену гардероба уйдёт пара его зарплат вперёд.
        Я закрыла за собой дверь спальни, и только собиралась перевести дух, как у меня зазвонил телефон. Номер был незнакомый.
        - Вика, здравствуйте.
        Этот голос я узнала бы из миллиона, подумалось мне. Его даже телефонные динамики ничуть не портили.
        - Здравствуйте, Андрей Романович, - отозвалась я машинально. А он усмехнулся, я прекрасно расслышала смешок.
        - Узнали меня? Приятно.
        - Вы что-то хотели уточнить?
        - Уточнить? Нет. Хотел попросить вас начать работу сегодня. Сможете?
        - В выходной? - удивилась я.
        - Понимаю, что это неожиданно, и, возможно, неудобно… У вас, наверное, семья.
        Я посмотрела на прикрытую дверь спальни. С кухни слышались веселые мужские голоса. Друзья, кажется, даже не заметили моего ухода.
        - Нет, семьи у меня нет, - ответила я. - И я не против приняться за работу. Приехать на фабрику?
        - Нет, приезжайте ко мне домой. На фабрике сегодня мрачно и пусто. Я передам вам файлы с документацией. Просто завтра я планирую уехать в Москву, не хотелось бы терять половину дня из-за одной встречи.
        - Да, конечно, - с готовностью согласилась я. - Сейчас подъеду.
        Я уже готова была отключить телефон, как снова услышала его голос.
        - Вика.
        Я снова приложила трубку к уху.
        - Да?
        - А вы не хотите спросить, куда ехать? - поинтересовался Андрей с очередным смешком.
        Я почувствовала досаду на себя, за очередной промах. А вот Андрею я, наверняка, кажусь весьма странной особой. Себе на уме.
        - Да, конечно, - пробормотала я, - записываю. - Ничего записывать я не собиралась.
        Не подумайте, что Ксеня мне и по дому Веклеров экскурсию устраивала, там я никогда не бывала, но где находится их дом, отлично знала. И от сестры, и от родителей. Но даже рядом никогда не проходила, за все прошедшие десять лет. Несмотря на то, что дом их находился буквально в центре города, на скрытой за сквером улочке, которая когда-то, лет сто пятьдесят назад, была отдельно стоящим посёлком, довольно крупным. Сейчас же от него осталась одна улица, с названием того самого посёлка, наверное, чтобы помнили, а дома все новые, один коттедж другого краше. Хотя, земля в этом месте была не самая дорогая, если брать правее, ближе к пойме реки и главному городскому собору, там ценник попросту зашкаливал. Получается, Веклеры, далеко не самое зажиточное семейство, по сравнению с некоторыми, настоящие скромники.
        Спустя час я уже выходила из такси у высоких железных ворот, с кованым орнаментом в качестве украшения. Забор, что шёл вокруг дома, был сложен из белого камня, тоже достаточно высокий, если приподняться на цыпочки, можно было увидеть лишь черепичную крышу на участке. А сама по себе улочка живописная. Я никогда здесь раньше не бывала. Идеально заасфальтированная дорога, красивые подъездные дорожки и высокие заборы, клумбы с цветами в нужных местах. В конце улицы белокаменная церквушка с изумительным, ухоженным садиком вокруг. Забор вокруг неё тоже, явно, сделанный на заказ. Завидная красота и аккуратность. У нас далеко не везде такое встретишь, даже в центре города. Понятно, что местные жители прикладывают усилия, чтобы создать и поддерживать этот райский уголок. Чужаков здесь, скорее всего, не ждут и не любят.
        У металлической калитки дома Веклер висел домофон. Я подошла и нажала кнопку вызова. Почти тут же раздался сигнал открытия двери, никто даже не поинтересовался, кто пожаловал. Меня просто впустили внутрь.
        Я вошла и поневоле принялась оглядываться, пользовалась моментом, когда можно было остановиться, придерживая тяжёлую дверь за своей спиной, а сама с любопытством осматривалась. Участок вокруг дома не был особо большим, соток десять, не больше, и на этой территории был построен дом. Не сказать, чтобы новый и современный. Добротный двухэтажный деревянный дом, такие строили в конце девяностых годов, тогда полюбили пристраивать к деревенским домам вторые этажи и веранды, расширяя жилую площадь. Но недавно дом отремонтировали, новый светлый сайдинг и черепичная крыша, окна новые, красивые шторы на окнах. От дома веяло недавним ремонтом, казалось, что запах краски ещё до конца не выветрился. Даже уличная плитка под моими ногами выглядела так, будто до меня по ней ещё никто не ступал. На веранде новая плетёная мебель, а от деревянных перил пахнет лаком. Вокруг дома ровный, идеальный газон, мне даже захотелось наклониться и пощупать траву, настоящая ли она, уж чересчур сочного цвета она была. По забору насажены фруктовые кустарники, под окнами клумбы с цветами, надо сказать, что фиалки и петуньи казались
несколько пожухлыми, будто их высадили уже цветущими. Скорее всего, так и было, ландшафтный дизайнер постарался.
        Я подняла глаза к окнам второго этажа. Прямо над верандой располагался небольшой балкон, наверное, примыкал к одной из спален. В целом, дом мне понравился. Приятный, обновлённый, в таком доме хотелось жить. А если повернуть голову, то можно увидеть купол церкви, весьма, знаете ли, умиротворяет. Я даже представила на секунду, как сижу вечером на веранде, в плетёном кресле, и слушаю колокольный звон.
        - Вика.
        Я вздрогнула от негромкого окрика, повернулась обратно к дому, перестав щуриться при взгляде на золотой купол церквушки, и увидела Андрея Романовича. Он стоял на веранде и смотрел на меня. Видимо, устал ждать меня в доме, я пропала на пути от калитки до дома, увлеклась.
        Я поправила очки, пытаясь скрыть смущение. Сказала:
        - Здравствуйте.
        - Здравствуйте, - услышала я в ответ.
        А ещё мне достался непонимающий взгляд, Андрей Романович, судя по всему, не понимал, что меня задерживает в саду. Андрей оперся одной рукой на деревянные перила веранды, и меня разглядывал. А я вдруг вспомнила, что сегодня забыла закрутить волосы в комель, и они свободно рассыпались по плечам. Я зачем-то суетливо откинула их назад, за спину, будто они мне мешали.
        - Вы рыжая, - вдруг выдал он.
        Я в растерянности моргнула.
        - Я знаю.
        Андрей улыбнулся.
        - В прошлый раз я этого не понял, - пояснил он. - Думал, крашенная.
        Когда я ехала на первую встречу с Андреем Веклером, я больше думала о сестре, чем о возможной работе. И почему-то я была уверена, что старший брат Гришки имеет с ним куда большее сходство, они же, в конце концов, братья. Я почему-то ждала внешней схожести, характерной, была уверена, что мне будет неприятно общаться с Андреем, и я с лёгкостью от предложенной работы откажусь. Просто посмотрю на него, поговорю, облегчу свою совесть той встречей, чтобы сказать самой себе, что я воспользовалась предоставленной возможностью, не отмахнулась и не сбежала. Но Андрей и Григорий были совершенно не похожи. И даже сейчас я на Андрея смотрела, и при всём желании и старании не видела никакой схожести.
        На Андрея смотреть было приятно. А что такого в том, чтобы признаться в этом? Я же этим признанием не совершаю измены, правда? К тому же, со мной такое случается очень-очень редко, чтобы я встретила мужчину, на которого мне приятно смотреть. Я натура не влюбчивая. Да и влюблённость здесь не при чём. Просто было в Андрее Веклере что-то такое, неуловимо мужское, вечное, устоявшееся, от чего мне было трудно отвести взгляд. Что-то в его глазах, в чётких чертах лица, даже чуть грубоватых, в том, как он держался, стоял или сидел, он отменно владел своим телом, каждой своей эмоцией, действием. И это завораживало. Меня, барышню стеснительную, чужая уверенность в себе, всегда завораживала. Не вижу причины этого скрывать. А тут ещё и привлекательный мужчина. Тёмные волосы, внимательные голубые глаза, сильные руки и широкие плечи. А уж когда он произнёс своим невероятным голосом:
        - Рыжая, - у меня отчего-то засосало под ложечкой. Да так ощутимо, что захотелось руку к животу приложить.
        Наверное, я всё-таки зря всё это затеяла. Плохая это идея.
        Мы так и стояли: я на садовой дорожке, а он разглядывал меня с веранды. Потом вдруг опомнился:
        - Входи. Может, облегчим себе задачу и будем общаться на «ты»?
        Я кивнула, разрешила:
        - Можете обращаться ко мне на «ты».
        - А ты так и будешь «выкать»?
        - Вы же мой работодатель.
        - Временный. Так что, можно обойтись без лишнего идолопоклонничества.
        - И всё-таки, - негромко, но настойчиво гнула я свою линию, - так будет правильнее. - «По крайней мере, спокойнее», добавила я про себя.
        Внутри дом тоже был со свежим ремонтом. Всё новейшее, целёхонькое, чувствовался лёгкий запах обойного клея и мебельной обивки.
        - Рабочие только вчера ушли окончательно, - словно прочитав мои мысли, сказал Андрей. - В доме давно никто не жил, пришлось делать капитальный ремонт.
        - Дом красивый, - похвалила я. - И место замечательное. Самый центр, а очень тихо.
        Андрей кинул на меня весёлый взгляд.
        - Моё детство прошло на этой улице. И, поверь, когда я рос, особой красоты и тишины здесь не было. Это потом все сюда за солидностью и умиротворением начали подтягиваться. Мы последние из прежних жителей этого посёлка. Дом отцу от бабушки ещё достался. Он сам его когда-то перестраивал, а вот теперь уже ремонт на новый манер сделали. Всё по-современному, как отец скажет. С отоплением, водопроводом, интернетом и спутниковым телевидением. А я ещё помню времена, когда в старом доме у бабушки печка русская стояла, а в туалет на улицу ходили. И ничего, жили. Пока мой брат не родился, так тут и жили. У меня брат младший, - вдруг пояснил он.
        Я на автомате кивнула. Осматривалась. А Андрей за мной наблюдал. Потом вдруг сказал:
        - От дома с печкой давным-давно ничего не осталось. Не высматривай.
        Я смутилась.
        - Я не высматриваю…
        - У тебя взгляд такой, будто раздумываешь, в каком углу печка стояла. А тут мрамор и хром.
        - Думаю, вашим родителям ремонт непременно понравится.
        Андрей кивнул.
        - Думаю, да. Отец, возможно, вернётся сюда, когда отойдёт от дел.
        Мы прошли через открытую гостиную на кухню. Её от гостиной отделяла высокая мраморная стойка, рядом стояли несколько высоких табуретов. Сейчас на стойке стояла чашка и открытый ноутбук, по всей видимости, Андрей работал, когда я пришла. Он подошёл к ноутбуку, что-то читал на экране, а я окинула взглядом современную кухню, с мраморными столешницами и новенькой техникой, затем обратила внимание на гостиную. Точнее, на мебель. Горка под старину, комод, стулья с резными спинками. Полированное дерево тёмных тонов, я подошла к комоду и осторожно провела рукой по краю. Дерево казалось тёплым и очень приятным наощупь.
        - Это работа отца, - услышала я голос Андрея.
        Я обернулась, взглянула с удивлением.
        - То есть, это он сам сделал? Полностью?
        - Да. Это не фабричное производство. Это ручная работа.
        - С ума сойти, - не смогла сдержаться я. - Это очень красиво.
        - Мой отец - мастер своего дела. У меня так не выходит.
        - Вы тоже занимаетесь…
        Я не подобрала правильного слова, мы с Андреем встретились глазами, он улыбнулся и сказал:
        - Да, я тоже краснодеревщик. Когда-то позавидовал умениям отца, захотел научиться. Но у него настоящий талант, мне до него далеко. Поэтому и возникла идея переоборудовать здешнюю фабрику.
        - Для вашего отца?
        - Да. Он собрался на покой, пусть не в этом году, но и полная реконструкция даже маленького предприятия займёт не один месяц. Хочу, чтобы он чувствовал себя здесь комфортно. У отца свои клиенты, он занимается одним заказом по несколько месяцев, большое производство ему ни к чему, поэтому фабрику оборудуем под его нужды.
        - Это здорово, - согласилась я. - Здорово, когда дети так заботятся о твоём благополучии.
        - Да, наверное, - проговорил Андрей, но несколько отстранённо, видимо, не слишком впечатлившись высказанным мной комплиментом.
        Я вновь огляделась, осторожно. Ни одной семейной фотографии в комнате не увидела.
        - А ваш брат, - решилась я спросить, - тоже участвует в семейном бизнесе?
        - Мой брат? - Мне показалось, что Андрей насторожился. Глянул на меня, оторвавшись от компьютера, в замешательстве. Затем поспешно кивнул. - Брат, да, тоже… участвует.
        Я выдала притворную, зато бодрую улыбку.
        - Здорово, когда вся семья занимается одним делом.
        На это мне ничего не ответили. Зато Андрей выдернул сбоку компьютера флэш-накопитель и протянул его мне.
        - Вот, Вика, держите. Здесь вся документация по работе фабрики за последние три года. Оригиналы документов на фабрике, я сделаю вам туда допуск, можете работать там.
        Я подошла и забрала у него флешку. На мгновение мы коснулись друг друга руками, но Андрей, кажется, этого не заметил, а вот я смутилась. Ещё и от того, что в этот же момент в сумке зазвонил мой телефон, и я отлично знала, что это Вовка. Позвонил ровно в тот момент, когда я, пусть и случайно, коснулась чужого мужчины, и у меня от этого действия что-то дрогнуло внутри. Определённо дрогнуло.
        Телефон я достала, а звонок сбросила.
        - Что-то не так?
        Я на Андрея посмотрела, качнула головой.
        - Всё хорошо.
        Мы смотрели друг на друга и молчали. Я не знаю, о чём Андрей думал в этот момент, но взгляд у него был задумчивый и чуточку снисходительный, будто он до конца ещё так и не пришёл к выводу, стоит ли мне доверять. Он даже смотрел на меня так, будто я молодая и неопытная особа, которая совершенно случайно оказалась той, кто будет заниматься его финансами. Не его лично, конечно, а некоторой части его компании, но даже это дело он мне, судя по всему, доверял с трудом.
        - Вы не переживайте, Андрей Романович, - сказала я, убирая флэшку в сумку, - когда вы вернётесь, я уже смогу представить вам первые отчёты. Будем считать, что это мой испытательный срок.
        - Почему ты так говоришь?
        - Я же вижу, вы мне не доверяете.
        Он головой качнул, усмехнулся, но возражать мне не стал. Что доказало мне обоснованность моих подозрений. А Андрей ещё добавил:
        - Я привык верить результатам. А тебя никто за язык не тянул. Придётся тебе за эти дни постараться.
        - Я постараюсь, - пообещала я.
        - Значит, увидимся в конце недели, Вика?
        Я согласно кивнула. Поняла, что мне тонко намекают на прощание, и направилась к двери.
        - Если что, звони, - попросил он. - Мой номер у тебя есть.
        Я снова кивнула. У калитки, до которой Андрей меня проводил, мы коротко, совершенно по-деловому попрощались, и через секунду я оказалась на улице. Металлическая дверь за мной закрылась, я сделала шаг и остановилась. Посмотрела в одну сторону, потом в другую. Ни души. Зато солнце светит, деревья шумят, а птички поют. Вокруг меня заборы и крыши частных домов, а автобусная остановка едва ли не в километре отсюда, вверх по холму. Зато самый центр, исторические места, тишина и благодать.
        А Андрей Романович, кстати, мог бы задуматься о том, что я без машины. Поинтересоваться, как с его благословенной улицы я выбираться буду. Но такие мелочи его, наверняка, не беспокоят. Ему и в голову не придёт, что кто-то может передвигаться без личного автомобиля. Я вздохнула и отправилась вверх по дороге, с каждым шагом буквально приближаясь к цивилизации.
        Вова мне перезвонил, когда я уже почти добралась до дома. Я сама, если честно, совершенно о его звонке позабыла. Оказавшись в центре, первым делом отправилась не на автобусную остановку, а в ближайший магазин за водой. Про себя радуясь, что с утра надела сандалии, а не босоножки на каблуках, в попытке поразить новоявленного работодателя. Мысль о босоножках у меня, признаться, мелькнула, когда я собиралась, но затем я решила, что это будет слишком и даже чуточку неуместно, и выбор пал на сандалии. На каблуках я в гору не пошла бы.
        Конечно, можно было бы не скупиться и вызвать такси и на обратный путь, но, скажем прямо, денег я пока ещё ни от кого не получила, так что, приходилось о бюджете помнить. Поэтому пешая прогулка по тридцатиградусной жаре в горку, а затем в магазин за водой. И в автобус. Скучная жизнь обывателя.
        - Что с работой? - деловито поинтересовался у меня Вовка, когда я ответила на его звонок. Если честно, я думала, что он будет возмущаться из-за того, что я не ответила в первый раз и не перезвонила, но его голос звучал бодро и довольно.
        - Всё хорошо, - ответила я. - Наверное. А у тебя?
        - И у меня всё хорошо, - важно отозвался он. - Принимаю дела.
        Я вздохнула в сторонку. Какие дела он может принимать? Сорта пива изучать? Вместо язвительности, я сказала:
        - Поздравляю.
        - Ты довольна? У нас обоих есть работа. Ты же этого хотела.
        - Что значит, я хотела? - удивилась я. - Так должно быть, вообще-то.
        - Ну да. Но ты довольна?
        - Довольна, - отозвалась я. И добавила: - Я рада, если ты рад.
        - Конечно. Отпразднуем сегодня?
        Я как раз дошла до подъезда, остановилась в теньке, чтобы перевести дыхание. Такому предложению из нашей прошлой жизни, из наших привычек только для двоих, когда мы устраивали романтические вечера, разговаривали и целовались, стоило обрадоваться, и я поспешила согласиться.
        - Конечно, давай.
        - Отлично. Тогда приезжай к семи в «Тотем».
        Я секунду обдумывала, затем переспросила:
        - Куда?
        - В «Тотем», - повторил Вовка. - Ночной клуб у центрального парка.
        - Вова, я знаю, что такое «Тотем». Но я думала, что… - Я расстроенно замолчала, не могла никак справиться с разочарованием. И Вовка, конечно, заметил и переспросил:
        - Что? Что ты хотела сказать?
        - Вова, я думала, что мы отпразднуем вдвоём, как раньше.
        В трубке повисла тишина, я могла поклясться, что Вовка не на шутку удивился. Будто забыл, как раньше между нами было, о том, как нам было приятно и интересно проводить время вместе. Ведь было такое.
        - Вика, мы обязательно отпразднуем вдвоём, - сказал он после выразительного молчания. - А сегодня нам нужно быть в другом месте.
        - В ночном клубе?
        - Да, - ответил он вполне решительно и настойчиво. - Потому что этого требуют обстоятельства.
        Наверняка, требовали этого не обстоятельства, а его новый начальник. Лёшка как раз был отчаянным любителем ночных клубов, особенно по вечерам выходных дней, когда людей в заведениях особенно много.
        - Мне нужно налаживать связи, Вика, нужно общаться с сотрудниками, с партнёрами, в конце концов, я менеджер по продажам.
        - Я понимаю, - проговорила я. - Где же ещё продавать пиво, как не в ночном клубе?
        - Не передёргивай, - попросил он. - Лёшка говорит, что все будут с жёнами и девушками. Видишь, какие все стали взрослые, никто не собирается никого обманывать и бегать по клубам, искать приключения. Всё цивильно.
        - Да уж.
        - Так что, приезжай к семи.
        - Ты даже дома не появишься?
        - Мне некогда, - услышала я, - я работаю.
        Я в досаде отключила телефон и сжала его в руке.
        В ночных клубах я бывала всего несколько раз. Ещё в институте пару раз девчонки-однокурсницы зазывали меня с собой, в основном, отпраздновать чьё-либо день рождения, и после нашего с Вовкой знакомства, он несколько раз водил меня потанцевать. Фанатом ночных загулов я не была, к тому же, в то время, когда мы могли себе позволить подобные рандеву, мы оба работали, и времени на клубы не хватало. Времени, а то и сил. А позже не стало денег. Хотя, я знала, что в молодости Вова частенько бывал в подобных заведениях, в основном, с подачи лучшего дружка. Как я уже говорила, Игнатьев обожал всяческие тусовки. А уж теперь, когда мог себе позволить тусить каждые выходные, выучил все подобные заведения на зубок, и всюду его принимали с распростёртыми объятиями.
        Клуб «Тотем» открылся пару лет назад. На самом деле, в этих стенах уже лет двадцать существовал ночной клуб, вот только названия и интерьеры менялись. Закрывался один, спустя какое-то время открывался другой, место было уж слишком привлекательное и удобное, вдали от жилых домов, скандальных жителей и случайных прохожих. И помещение само по себе просторное, его без устали каждые новые владельцы переделывали и переделывали. Я была здесь дважды, и каждый раз под вывеской с новым названием. Теперь вот мой третий визит, уже с вывеской «Тотем». Когда я подъехала на такси, перед входом ещё не толпились люди, не было слышно музыки. Что и понятно, для ночных танцев ещё было слишком рано. Но вооружившись информацией из интернета, я узнала, что с семи вечера начинает работать ресторан с собственной кухней, и уже только ближе к ночи начинают подтягиваться посетители, желающие не вкусно поесть, а выпить несколько коктейлей и хорошенько повеселиться. Клуб работал до шести утра, времени было предостаточно.
        Особо модных нарядов, достойных современной тусовщицы, я в своём гардеробе не обнаружила, их там, если честно, и не было, пришлось всерьёз подумать над образом. Подозревала, что привычные к таким заведениям подруги коллег и партнёров по бизнесу, близкие к Игнатьеву, будут выглядеть лучше, чем я. Хотя бы, потому, что будут чувствовать себя комфортно, а мне предстоит весь вечер вращаться не в своей тарелке.
        Странно, но на входе меня остановила охрана. Поинтересовалась, с какой целью я пожаловала. Оказалось, что до десяти часов вечера, гости в зал допускаются только по предварительной брони. Все столы в ресторанном зале резервируются заранее.
        - Игнатьев, - вздохнула я, глядя в лицо бравому охраннику. Услышав заветную фамилию, мне тут же улыбнулись и распахнули передо мной дверь. И даже пожелали:
        - Приятного Вам вечера.
        - Спасибо, - еле слышно отозвалась я. Вошла в прохладное фойе, для начала огляделась, затем шагнула к огромному, во всю стену, зеркалу. Окинула себя придирчивым взглядом. Яркий брючный комбинезон, который в повседневной жизни я носить стеснялась из-за глубокого выреза декольте (как я, вообще, умудрилась его купить, ума не приложу?), высокий каблук, волосы, небрежно забранные наверх, броский макияж, раз уж решила посетить ночной клуб, можно себе позволить некоторую вольность. Ах да, линзы вместо очков.
        Линзы я не слишком любила, редко их надевала, наверное, слишком привыкла к очкам, с самого детства. Иногда ощущала себя спокойнее только из-за того, что чувствовала тяжесть оправы на носу. Будто очки могли скрыть что-то: чувства, эмоции. Будто отгораживали и защищали тебя от внешнего мира. А с линзами я чувствовала себя едва ли не голой. По крайней мере, непривычно и некомфортно.
        К тому же, как я уже говорила, Лёшка Игнатьев не воспринимал меня всерьёз. Каждый раз, как видел меня - просто одетую, в очках, да ещё и рыжую, в его глазах появлялось откровенное непонимание, и на дружка он принимался поглядывать чуть ли не с жалостью. Мол, с кем тот связался. Однажды я даже не выдержала, и Вовке все свои замечания высказала, но тот лишь посмеялся.
        - У всех разные представления о красоте, - сказал мне тогда Вовка. - Каждому нужно своё. Что ты переживаешь, ты же не с Игнатьевым встречаешься. А для меня ты самая красивая.
        Тогда меня его слова успокоили, но каждый визит его друга, наша с Игнатьевым встреча, приносила мне острое неудовольствие. Кому понравится, когда на тебя посматривают с непониманием и снисходительностью? Сам Лёша неизменно выбирал себе в пару какую-нибудь длинноногую красавицу с кукольной внешностью, и я с ними соперничать не собиралась. Но всё равно морально готовила себя чуть ли не к битве этим вечером. По меньшей мере, готовилась мириться с недовольством и скептицизмом по отношению к своей персоне. Игнатьев искренне считал, что я его другу не пара, и, в другой ситуации, я старалась не обращать на его мнение внимания, а вот теперь он стал Вовкиным начальником, и явно будет с удвоенным рвением продвигать политику своей партии.
        Я напоследок поправила волосы, облизала губы, и отправилась по длинному коридору, увешанному зеркалами и яркими постерами, к дверям в зал. У тех дверей тоже стояла охрана, но никто уже не стал спрашивать, каким ветром меня сюда занесло, и передо мной просто распахнули дверь. Я вошла в освещённый зал, по кругу шла длинная барная стойка, за ней всё искрилось - зеркала, бутылки, натёртые до блеска бокалы, улыбались бармены первым клиентам, сидящим на высоких стульях. А другую половину зала занимали накрытые столы. Я же в данный момент находилась на открытом пространстве, судя по всему, оно и превратится чуть позже в танцпол. В ресторанном зале уже достаточно много людей, несколько столов сдвинуто, за ними собрались большие компании. Я немного опоздала, часы показывали почти восемь вечера, и веселье уже шло полным ходом. Музыка играла, ещё не оглушительно громко, но кто-то уже пытался танцевать.
        Я направилась через танцпол к столам, высмотрев у одного из них Вовку. Он стоял, кажется, говорил речь, с рюмкой в руке, широко улыбался, и выглядел настолько довольным и расслабленным, что я сразу поняла: меня он уже не ждёт, ему и без того хорошо. И теперь я появлюсь, и, возможно, испорчу ему всю малину. В этот момент я пожалела, что у меня нет с собой очков. Мне было бы куда спокойнее, можно было бы улыбаться только губами, а не глазами, именно свои эмоции при желании, за стеклами очков можно спрятать, притвориться. А теперь придётся смотреть всем глаза в глаза.
        Я приблизилась к столу, даже слышала уже Вовкин голос, который благодарил лучшего друга за предоставленный шанс, я стояла совсем рядом, а он даже меня не замечал. И это было безумно глупо и неловко. Я даже улыбку изобразила, собираясь вмешаться, а потом почему-то перевела глаза в сторону, всего на секунду, и увидела в баре мужчину. Он сидел и смотрел на меня через весь зал.
        И это был Андрей Веклер.
        ГЛАВА 5
        Я его сразу узнала, даже издалека, даже в странном освещении клубного зала. То ли по силуэту, то ли по манере держаться, то ли по повороту головы. Но я в одно неуловимое мгновение поняла, что это он. И меня будто жаром изнутри окатило. Ещё бы, он появился там же, где и я, и теперь сидит и смотрит… зачем-то.
        - Детка, ты пришла! - Вовка, наконец, меня заметил, выпил рюмку, а затем обнял меня за плечи, притянул к себе. Но вместо того, чтобы сказать мне что-то, или хотя бы в лицо мне посмотреть, он взмахнул рукой, окинув этим жестом собравшихся за столом людей. - Я тебя со всеми познакомлю!.. - пообещал он, а меня, тем временем, представил: - Это Вика.
        - Жена? - спросил кто-то.
        В принципе, вопрос был достаточно простым, согласитесь. И нужно было лишь сказать «да» или «нет». И я бы даже не обиделась, если бы Вова сказал «нет», присовокупив какое-нибудь короткое, но емкое пояснение. А мой любимый вдруг завис, и это выглядело настолько жалко, а ещё унизительно. Потому что на меня смотрели незнакомые люди - с любопытством и вопросом в глазах, а меня лишь стискивали рукой за плечи, как старую знакомую, и ошарашенно молчали. Конечно же, я наткнулась на насмешливый взгляд Игнатьева, он откровенно потешался надо мной и моей неловкостью, хорошо хоть молча, не отпускал язвительных шуточек. А мне надоело стоять, как старой приятельнице под Вовкиной рукой, я из-под неё выбралась, а всем страждущим от любопытства ответила:
        - Невеста.
        На этом и порешили. Мы с Вовкой присели на диван, неловкий момент решили сгладить, все тут же принялись вновь наполнять бокалы, мой тоже, подоспевший официант поставил передо мной тарелку и положил столовые приборы, и я старательно удерживала на губах улыбку. Пыталась сделать вид, что ничуть не смущена произошедшей заминкой. Хотя, по правде говоря, мне было жутко обидно. Вроде бы и не произошло ничего катастрофического, но чувствовала я себя едва ли не оплёванной. Вот зачем я, спрашивается, сюда пришла?
        «Он выпил и не отдаёт отчёт в своих действиях и словах», подсказал мне всепрощающий внутренний голос. А я на него же ещё и поругалась, мол, снова ищет Вовке оправдания. Но мне-то неприятно, мне-то обидно, несмотря на то, что он выпил и чего-то там кому-то не отдаёт.
        - Викуля, ты рада, что у твоего благоверного теперь есть работа? - спросил меня улыбчивый змей-искуситель Игнатьев, потянувшись ко мне с бокалом в желании выпить со мной. Помнится, однажды Лёше пришло в голову выпить со мной на брудершафт. Это было в прошлую новогоднюю ночь, в тот момент, когда мы ненадолго остались одни. Он вот также тянулся ко мне, посматривал со значением, а я поняла, что меня тошнит от его льстивых речей и пошлых улыбок. Пить Игнатьеву тогда пришлось самому с собой, а наши с ним отношения с той ночи окончательно испортились.
        - Я рада, - ответила я ему, для формальности чокнувшись с ним бокалом. И с медовой улыбкой попросила: - Только не называй меня Викулей, Алёшенька.
        За столом засмеялись, Игнатьев тоже продолжал мне широко и якобы открыто улыбаться, но между нами всё было давно определено и ясно - мы друг друга терпеть не могли.
        Собравшаяся за столом компания была абсолютно не моя. Мужчины-балагуры и их женщины, все, как одна, знающие себе цену. Я им тоже по формату никак не подходила, и после того, как на меня вдоволь насмотрелись, интерес к моей персоне был утрачен. У меня никак не получалось вступить в их разговор, просто потому, что я либо в теме не разбиралась, либо этим в принципе не интересовалась. А за столом без устали болтали, смеялись, пили, ели и веселились. Я тоже ела, точнее, ковыряла вилкой в салате, и пила вино. Вино, кстати, было хорошим. Чуть сладким, чуть терпким, с едва уловимой кислинкой. Всё, как я люблю. Этим я и посоветовала себе наслаждаться. Лишь иногда вскидывала голову и заставляла себя улыбнуться, в основном, когда о моём присутствии вспоминали. Вовка пил на радостях, ни в чём себе не отказывал, без конца о чём-то негромко говорил с рядом сидящим дружком. Точнее, они почти перешёптывались, что в любой другой ситуации показалось бы неприличным. Но в данный момент все остальные за столом уже достаточно выпили, кто-то уткнулся в телефон, кто-то отправился танцевать, а вот парочка напротив меня
принялась целоваться. Точно не муж с женой, уж слишком увлеклись процессом.
        И единственное, что меня отвлекало от душевного недовольства, которое грозило вот-вот переполнить чашу моего терпения, так это то, что я, наконец, смогла определить, с кем здесь отдыхает Андрей Романович. В баре его уже давно не было, и на какое-то время я потеряла его из вида, даже решила, что он покинул заведение, но затем увидела его за большим столом в противоположном углу зала. Там собралась большая компания, человек на двадцать, и там было по-настоящему шумно и весело. Андрей Романович тоже казался весёлым, порой смеялся, и на меня совсем не смотрел. Был увлечён происходящим за своим столом. А я украдкой за ним наблюдала. Сама не понимала, что меня в нём притягивает. Наверное, несоответствие моих представлений о нём. Ведь собираясь на первую встречу к Андрею Романовичу, я столько себе всего напридумывала, а он вдруг оказался совсем другим, даже внешне. И я никак не могла справиться с удивлением.
        Девушка, которая только-только целовалась со своим кавалером, сидя напротив меня, вдруг вскочила и схватила меня за руку.
        - Вика, пошли танцевать!
        Я взглянула на неё в недоумении, хотела отказаться, но затем тоже поднялась из-за стола. Оставаться рядом с мужчинами, которым моё присутствие не нужно, не хотелось. Сидеть рядом и слушать их пафосно-важные разговоры. Особенно мне не понравилось наблюдать за тем, как Вова важно кивает головой, прислушиваясь к тому, что говорят другие. А ведь они говорили о вещах, в которых он, совершенно точно, ничего не смыслил. По крайней мере, пока.
        Мы с девушкой, которую звали, как выяснилось, Вероника, вышли на танцпол, там уже танцевали люди, и я, в первый момент, решившая отойти к бару и провести время там в одиночестве, пошла у Вероники на поводу, и осталась потанцевать. Если попытаться, я и то не вспомню, когда в последний раз отдыхала, веселилась и танцевала. Проблемы последнего года будто огромный груз лежали на плечах, а с ним как-то не танцуется.
        Правда, когда я смотрела на то, как веселится Вероника, мне за себя было немного неловко, я на её фоне самой себе казалась очень сдержанной, даже скучной. А Вероника точно была сумасшедшей. Или сильно пьяна. Она прыгала, кружилась, смеялась и подпевала. А ещё меня теребила, призывая махнуть рукой на все внутренние препоны и сойти с ума вместе с ней. Я даже подхватила её настроение, приняла её руку, и мы вместе попрыгали, подурачились, попели знакомую всем песню, и я, на самом деле, почувствовала себя куда лучше. Казалось, что мне и дышать-то стало легче. Этакий психологический драйв.
        А потом я снова заметила Андрея, и опять в баре. Он сидел на высоком табурете, лицом к танцполу, что-то пил и смотрел. А когда мы встретились взглядами, улыбнулся и отсалютовал мне бокалом. Я улыбнулась ему в ответ. Что ещё я могла сделать? Замахать ему руками на радостях, как поступила бы Вероника?
        - Вика, составьте мне компанию.
        Он сам подошёл через пару минут. Я остановилась, перестала танцевать, а Андрей Романович наклонился ко мне, чтобы я сквозь музыку расслышала его приглашение.
        - Компанию?
        - Давайте что-нибудь выпьем в баре. Или это не приветствуется?
        Я поняла, на что он намекал. Даже оглянулась через плечо на Вовку, но лишь в очередной раз убедилась, что тот занят чем угодно, но только не мной. Мужчины за столом выпивали, и, кажется, давали друг другу какие-то клятвы, судя по тому, как жали друг другу руки, с серьёзными, важными лицами.
        Поэтому я лишь кивнула, соглашаясь на предложение Андрея, не увидев в нём ничего зазорного. Оставила Веронику танцевать, а сама прошла к бару. Тут можно было разговаривать, а не кричать друг другу что-то на ухо.
        - Где бы нам встретиться, да? - улыбнулся Андрей Романович. Повернулся к бармену и заказал для меня коктейль, причём, на свой вкус. Меня это немного удивило, но возражать я не стала.
        - Я, на самом деле, удивилась, увидев вас здесь, - призналась я.
        Андрей сел на соседний со мною стул, улыбнулся.
        - А я, если честно, вас не сразу узнал.
        - Здесь тусклое освещение, - признала я.
        - Да и вы выглядите непривычно. По крайней мере, для моего глаза. Вы без очков, одеты по-другому.
        От его замечаний стало немного не по себе. Я отвернулась, чтобы избежать его насмешливого взгляда.
        - Да, я не всегда экономист от макушки до пяток. Временами позволяю себе расслабиться.
        - Вам идёт.
        Наверное, это был комплимент, поэтому я кивнула и поблагодарила.
        - Спасибо, Андрей Романович.
        Он даже поморщился.
        - Когда вы произносите моё имя и отчество, я сразу чувствую себя невероятно старым. По крайней мере, человеком в возрасте.
        - Я всего лишь соблюдаю субординацию.
        - Ну да, ну да. Как вам коктейль?
        - Вкусно, спасибо.
        - Я подумал, что вы любите сладкое. Просто обязаны любить сладкое.
        В этих словах прозвучал некий намёк, немного неприличный, и я невольно задержала взгляд на лице Андрея. И, конечно, тут же решила, что он надо мной посмеивается.
        - Вообще-то, - сказал он совсем другим тоном, - я сегодня и без того чувствую себя ужасно старым. Знаешь почему?
        Я заинтересованно приподняла брови, тянула густой коктейль через трубочку и на Андрея посматривала. Опасалась разглядывать его слишком откровенно, поэтому мой взгляд останавливался то на его тёмных волосах, то на кончике носа, губы я старательно обходила и принималась смотреть на тяжёлый подбородок, а затем видела его шею в вырезе светлой рубашки и торопилась снова поднять глаза к его лицу. И запретила даже себе признаваться, что всё, что я вижу, мне до остроты ощущений нравится.
        Ведь как мне может нравиться мужчина, когда в этом же зале находится человек, которого я люблю, с которым живу, с которым строю планы на будущее?..
        Андрей указал пальцем на их шумный стол с большим количеством людей.
        - У нас встреча выпускников, - сказал он. - Я на ней лет десять не был, не до этого было, а тут меня буквально выловили в городе.
        - Школа? - уточнила я.
        Андрей кивнул и даже подтвердил:
        - Школа. Представляешь, какой ужас? Все эти старые люди мои ровесники. У меня психологический шок.
        Я не выдержала и засмеялась. А Андрей взглянул с укором.
        - Что ты смеёшься? Видишь, вон ту пухлую блондинку в кудряшках? С лысым парнем обнимается?
        Я смотрела через зал, и на самом деле увидела эту колоритную парочку. Пухлая блондинка и лысоватый мужчина пили на брудершафт под гул подначивания друзей.
        - Вижу.
        - Так вот, это моя первая любовь, - заявил вдруг Андрей Романович, а я взглянула на него в удивлении. Взглянула внимательно, и только тут поняла, что он всё-таки пьян. Улыбка чересчур шальная, и взгляд немного рассеянный.
        - Правда?
        - Да, - серьёзно кивнул он. - Алёна Водоступова. Правда, не помню, какой класс… Десятый, что ли… Но любовь была!.. я за неё даже дрался. Кстати, однажды как раз с этим лысым и дрался. А сейчас она уже не похожа на ту девочку. Совсем не похожа, я бы сказал. И у неё трое детей, она мне сама сегодня призналась.
        - Но это же здорово.
        Он на меня посмотрел, чуть заметно нахмурился.
        - Дети? Дети - да, наверное, здорово. Но я про другое. Я сегодня посмотрел на своих одноклассников, и как-то мне стало не по себе.
        Я улыбнулась.
        - Что им всем уже не по семнадцать?
        - Очень, знаешь ли, приятно, что ты щадишь мои чувства. И не говоришь, как есть. - Он снова смотрел на меня, очень внимательно вглядывался в моё лицо, у меня от его вкрадчивого взгляда мурашки поползли, причём, мурашки эти были какими-то волнительными, безумными, а не настороженными. Какими им бы следовало быть. - А ты? - спросил он.
        - Что я?
        - Ты что празднуешь? Или это так, будни молодой и красивой девушки?
        Я немного отодвинулась от него, осознав, что мы сидим слишком близко, и когда Андрей Романович говорит, я буквально чувствую его дыхание на своём лице.
        - Мои будни куда скучнее и прозаичнее, - заверила его я. Я расправила плечи, приказывая себе немедленно успокоиться и взять себя в руки. Затем сказала: - Мой парень нашёл новую работу. Вот они и празднуют. Вместе с новым начальником.
        Андрей обдумал услышанное, после чего серьёзно качнул головой.
        - Круто. Откуда только такие начальники берутся?
        - Из института, - пояснила я. - Они вместе учились.
        - Тогда понятно. У него тоже… встреча выпускников.
        - Что-то вроде того.
        - И что? - спросил он вдруг.
        Я удивилась и осторожно переспросила:
        - Что?
        - Любишь его?
        Я нахмурилась и решила немного вернуть Андрея Романовича к действительности.
        - Думаю, это не ваше дело.
        - Ты права, - согласился он, - не моё. Просто интересно.
        Андрей даже не скрывал своего интереса, говорил со мной, а разглядывал в этот момент Вовку. Наблюдал за ним через зал, видел, как тот смеётся, выпивает с друзьями, балагурит. И ему даже в голову не приходит, оглянуться по сторонам, поискать меня, хотя бы глазами. Я прекрасно понимала, как это выглядит со стороны, понимала, о чём думает Андрей Романович, и мне самой было неприятно. Мне весь вечер было неприятно от такого наплевательского отношения, но я упрямо продолжала улыбаться, пытаясь скрыть досаду. Вот и перед Андреем Романовичем совершенно не собиралась показывать степень своего расстройства. Поэтому, когда он снова перевёл взгляд на меня, улыбнулась ему со всей своей старательностью.
        - Хороший у тебя парень, - сказал мне Андрей, глянув на меня проницательно. От этой его проницательности, понимания ситуации, я лишь больше злилась. Какое, собственно, ему дело до того, хороший у меня парень или нет? Лично с Андреем Романовичем мы знакомы целых два дня. Это наша третья встреча, а он уже пытается выносить суждения о моей личной жизни. Разве это в его праве?
        Наверное, от того, что была возмущена и рассержена, да ещё и выпила немного, я осмелела, и решила не отставать от временного начальника в неприличных вопросах. И без всяких сомнений поинтересовалась:
        - А у вас с личной жизнью всё хорошо, Андрей Романович?
        Его брови удивлённо взлетели вверх. Он даже переспросил:
        - В каком смысле?
        - В прямом. - Я для собственной уверенности даже кивнула. - У вас кто хороший? Жена, девушка?..
        Веклер хмыкнул, усмехнулся, в задумчивости потёр тяжёлый подбородок.
        - Ты поставила меня в тупик своим вопросом.
        - Почему? Только вам можно лезть в чужую жизнь?
        - Вика, ты злая, - вдруг опечалился он. - Я не лез…
        - Лезли, - решительно заявила я. И напомнила: - И не ответили на мой вопрос.
        - То есть, ответ за ответ?
        Я кивнула. А Андрей махнул рукой официанту, одновременно сообщив мне:
        - За это нужно выпить. Это уже другой уровень искренности.
        Если честно, пью я редко. И потому, что не привыкла, и потому, что особой потребности в этом не испытываю, и потому, что зачастую времени на посиделки с вином у меня не находится. И я не помню, когда в последний раз вот так с кем-то пила под бесконечные разговоры. А тут с малознакомым, по сути, мужчиной, с которым мне, по-хорошему, нужно было бы соблюдать дистанцию, раз он платит мне зарплату, хоть и временно. А мы с Андреем Романовичем сидели в баре ночного клуба, выпивали, чокались, и доверяли друг другу личные секретики. Завтра утром я проснусь, и, наверняка, схвачусь за голову: как со мной подобное произойти могло? Зачем я, вообще, с ним пила? Немного, но достаточно для того, чтобы в голове приятно зашумело, я потерялась во времени и реальности, а мой болтливый, как выясняется, язык развязался.
        Ко мне придвинули очередной бокал с ярким коктейлем, перед Андреем поставили новую порцию коньяка и тарелочку с лимоном. Веклер свой бокал взял, а мне махнул рукой абсолютно по-свойски.
        - Давай выпьем.
        - За что? - деловито поинтересовалась я.
        - Ну… за красивых дам, здесь присутствующих.
        - За это мы уже пили, - напомнила я.
        - Да? - весьма заинтересовался он. Усмехнулся. - Ну, тогда за красивых мужчин, также присутствующих здесь.
        Я поневоле заулыбалась: от его многозначительного тона, в ответ на его улыбку, и, вообще, оттого, что мне было хорошо. Кивнула, соглашаясь.
        - Идёт.
        Мы чокнулись бокалами, выпили, а Андрей решил, наконец, ответить на мой вопрос. Правда, при этом склонился почти к моему уху, видимо, скрывал от кого-то информацию.
        - Я недавно чуть не женился, - сообщил он. - В последний момент одумался.
        Я ничуть не удивилась его признанию, по сути, мне было всё равно, но Андрей Романович, судя по выражению лица, всё же хотел меня этим впечатлить. Я же стащила с его блюдца дольку лимона.
        - Вряд ли одумался, - сказала я. - Скорее, передумал. Бросил бедную девушку…
        Андрей Романович склонил голову на бок, взглянул на меня с прямым укором.
        - Вика, вот зачем ты так говоришь? Я неплохой человек. Больше того тебе скажу: я человек вдумчивый. Вот я сел, подумал, проанализировал…
        Я покивала с доверчивым видом, но в моих глазах скептицизм перевешивал, это было видно невооружённым глазом, потому что Андрей вдруг рассмеялся. А потом взял и схватил меня за руку. Без каких-либо намёков, он схватил её и сжал, будто пытаясь привлечь моё внимание и добавить своему рассказу правдоподобности.
        - Знаешь, за что я не люблю Москву? - вдруг заявил он. Именно заявил, а не спросил, несмотря на вопросительную интонацию. - Там люди другие. По крайней мере, мой круг общения. А уж женщины…
        - Меркантильные особы, да? - догадалась я.
        - Вот зря ты смеёшься, - сник он. - Но в большинстве случаев, товарно-денежные отношения. Так оно и есть.
        - Может, вы не с теми женщинами знакомитесь, Андрей Романович?
        Он вдруг с серьёзным видом кивнул.
        - Может. Но мне где-то ещё знакомиться некогда. Как некоторые советуют: спустись в метро, зайди в магазин и так далее. А мне некогда в метро спускаться. Я курсирую между Москвой и Подмосковьем. Гулять по паркам времени не бывает. А жениться на той, которой нужно только отстёгивать, для счастья в семье, я не хочу.
        - И вам в очередной раз не повезло?
        Он вдруг ненадолго призадумался, отпил из бокала. Затем головой качнул.
        - Да нет, знаешь, наверное, повезло. Дочь знакомых… родителей, не моих. У нас равные возможности, равные доходы у семей, и она… умница, красавица. Небольшой бизнес ведёт… Хотя, как ведёт? - Он рукой махнул. - Папа арендовал, папа денег дал, папа следит, а она бизнес-вумен. Но это же простительно. Даже мило, радость приносит, когда прибыль есть.
        - Но это ведь не главное, - сказала я, приглядываясь к его задумчивому лицу.
        Андрей после моих слов на меня взглянул, моргнул, и его взгляд вдруг прояснился. А он сам поторопился кивнуть, даже пальцем в меня ткнул.
        - Вот правильно ты говоришь, это не главное. И даже то, что складывалось всё у нас ровно, правильно, тоже не главное. Должно ведь что-то гореть. Да?
        Андрей старался поймать мой взгляд, очень настойчиво, а мне вдруг стало не по себе от того, что все его слова, мысли, что он мне озвучивал, вроде как пытался посоветоваться, были созвучны с моими - и мыслями, и сомнениями в последние месяцы. Я тоже не раз задавалась вопросом: ведь должен между двумя людьми огонь гореть, чтобы они продолжали быть вместе. А не горит, по ходу, тлеет еле-еле.
        - А тут всё, как по расписанию. Повстречались, повлюблялись, прошёл год, пусть чуть больше, родственники начинают намекать, мол, пора дальше двигаться, возраст, да и правила морали, женитесь.
        - А она хотела за вас замуж? - спросила я.
        - Думаю, хотела.
        - Значит, вы всё-таки её бросили.
        Андрей едва заметно усмехнулся.
        - Всё-таки хочешь сказать, что я мерзавец?
        Мы снова чокнулись бокалами, я потянула через трубочку тягучий, вкусный коктейль, а в ответ на вопрос Андрея Романовича тем временем кивнула. Кивнула, потому что так получалось по ходу действия его пьесы. Потому что бедной девушке, по сути, брошенной, можно было посочувствовать. Кивнула ещё по многим причинам, при этом нисколько не задумавшись о том, что, наверное, делать мне этого не следует.
        - Прискорбно, - вздохнул Андрей после моего кивка.
        - Не расстраивайтесь, - поспешила успокоить я его. - Это всё же лучше, чем жениться потому, что должен. Потому что пообещал. Потом было бы хуже.
        - Думаешь?
        Я снова кивнула, на этот раз со всей своей уверенностью.
        - А у тебя что? - спросил Андрей, потягивая коньяк маленькими глотками, и глядя на меня с живым, правда, пьяным, любопытством.
        - А что у меня?
        Он кивнул в ту сторону, где предположительно должен был находиться мой Вовка.
        - Великая любовь?
        - Наверное, да, - постаралась я увильнуть от ответа. - Мы больше двух лет вместе. Всё хорошо.
        - Но замуж ты за него не выходишь?
        - При чём здесь это? - обиделась я. - Свадьба может откладываться по многим причинам.
        - Это каким?
        - Например, финансовым, - возмутилась я. - Вам не понять.
        - Почему это мне не понять? У меня тоже не всегда были деньги. Так дело в этом? Он не может себе этого позволить?
        - Почему он не может?.. - Вовку захотелось как-то выгородить. Сама не знаю отчего, но мне стало неловко. - Мы оба пока не можем…
        Андрей Романович хмурился и соображал.
        - При чём здесь ты? На свадьбу должен мужик заработать.
        Я изобразила презрительный смешок.
        - Что за устаревшие представления?
        - В каком месте они устаревшие? Это природа вещей. Логика, если хочешь. - Андрей вдруг ткнул пальцем в полированную столешницу барной стойки. Решительно так, и я на его палец уставилась. - Твоё дело - радоваться, платью там… фате. Чему ещё там радуются? - В этом месте я фыркнула от смеха, а Андрей Романович погрозил мне пальцем. - Не смейся, я серьёзно. Тебя, вообще, не должно заботить, сколько всё это стоит. Он должен стараться угодить. А вот если он не хочет стараться, вот тут, солнышко, лучше все планы отодвинуть в небытие.
        Мы молчали, я тянула коктейль через трубочку, а Андрей меня разглядывал. Я чувствовала его взгляд, но меня это не беспокоило, я была достаточно пьяна для полного умиротворения сознания.
        - Так что?
        Я перевела на него взгляд и переспросила:
        - Что?
        - Пойдёшь за него замуж?
        - Всё сложно…
        Андрей ткнул в меня пальцем и хитро заулыбался.
        - Ты не хочешь! - обличил он меня.
        Я его руку от своего лица решительно отвела. И сообщила:
        - Это касается только меня.
        Андрей махнул рукой.
        - Не хочешь, и не надо. Он мне, вообще, не понравился.
        - Вы с ним даже незнакомы.
        - Вот именно. Я уже полчаса заговариваю зубы его девушке, между прочим, успел её напоить, а твоему принцу совершенно всё равно.
        Я почувствовала растущее раздражение. Оно наполняло меня, и я чувствовала, что готово вылиться через край, вот только раздражение это было мне хорошо знакомо, и с Андреем Романовичем, даже с его словами, не было никак связано. Оно относилось именно к тому, о чём он говорил, к тому, что Вовке всё равно.
        - Почему бы вам не вернуться к своим друзьям? - поинтересовалась я у Веклера. Андрей даже обернулся на своих одноклассников, на стол, за которым недавно с ними сидел. Затем снова повернулся ко мне и отмахнулся.
        - Я их не узнаю. Помнить помню, а не узнаю. О чём мне с ними разговаривать? Семейными и финансовыми проблемами все со мной уже поделились. - Андрей снова ко мне наклонился и проговорил: - Из-за Алёнки у меня стресс.
        - Его вы и запиваете?
        - Его тоже.
        - Как же вы завтра в Москву поедете?
        - Нормально поеду, на «Сапсане». Хочешь меня проводить?
        Я засмеялась, покачала головой.
        - Не хочу.
        - Почему? Ты бы осталась на перроне, махала мне рукой… а я бы уезжал.
        - Вот уж завидная участь.
        Андрей опустил голову и вздохнул.
        - Меня никто никогда не ждал.
        - Может, не дожидался?
        Он сидел всё также опустив низко голову, но я отлично видела, что улыбается.
        - Может, - согласился Андрей.
        А Андрей Романович был большим хитрецом. Хорошо, что я это понимаю, даже будучи в нетрезвом состоянии. Но когда он сидел вот так, мне вдруг безумно захотелось поднять руку и коснуться тёмных, жестких волос. Взъерошить их, затем пригладить… после чего притянуть его голову к себе и поцеловать… как мальчишку, в лоб. Или в нос. Или ещё куда.
        Я настолько живо всё это представила, что пришлось сделать резкий, глубокий вдох, отодвинуться на максимально возможное расстояние, и отсоветовать себе дальше пить. Я отодвинула от себя бокал, попыталась осторожно слезть с высокого табурета. Андрей в какой-то момент поддержал меня под локоть. Правда, поинтересовался:
        - Ты куда?
        - Думаю, мне пора отправляться домой.
        - Вика, ещё рано.
        Я взглянула в его лицо, встретила умоляющий взгляд, и я настолько была готова уступить любой его мольбе, что поняла:
        - В самый раз. Спасибо за отличный вечер, Андрей Романович. Хорошей вам поездки.
        - Давай я провожу тебя домой, - вдруг встрепенулся он. - Я же должен проводить тебя домой.
        - Не должны. Есть, кому меня провожать. Вы забыли.
        - Ах да… Тот человек. Забыл, как его зовут.
        - Владимир.
        - Ну да, актуально.
        Я машинально его одёрнула:
        - Перестань.
        - Перестал, - тут же согласился он. Мы встретились глазами, и на какое-то мгновение мне показалось, что не настолько уж Андрей Романович и пьян. Смотрел он на меня вполне серьёзно, трезво и испытывающе. Под этот его взгляд я и ушла. Шла через зал, через танцующих людей, и очень надеялась, что не качаюсь на высоких каблуках.
        Вовку пришлось хватать за плечо и тянуть за руку. Он обернулся на меня, взглянул осоловевшими, непонимающими глазами.
        - Пойдём домой, - прокричала я ему. Рядом с танцплощадкой музыка перебивала звук голосов.
        - Ты что, с ума сошла? - удивился он. - Ещё рано!
        - Вова, я устала! Я хочу домой.
        - Возьми такси, - посоветовал он. - Я приеду позже. - Вовка полез в карман пиджака, затем сунул мне что-то в руку, после чего отвернулся, собираясь вернуться к разговору за столом. Я поначалу даже не поняла, что это. Разжала кулак и увидела тысячную купюру. Это уже не лезло ни в какие ворота. Я посмотрела на деньги, на Вовку, затем на людей за столом, встретилась взглядом с захмелевшим Игнатьевым, после чего швырнула мятую купюру на диван рядом с якобы любящим меня мужчиной, взяла свою сумку и направилась прочь. Внутри всё клокотало от возмущения и обиды. Меня съедал внутренний жар, казалось, что ещё минута, и я вспыхну, как факел. Выбралась на улицу, пролетела мимо охранников у входных дверей, оказалась на свежем воздухе и остановилась, чтобы отдышаться. Ночной воздух казался прохладным. Я закрыла глаза, но тут же открыла их обратно, потому что поняла, что покачнулась. Вокруг было немало людей, в основном, посетители клуба, вышедшие кто освежиться, кто покурить. Совсем рядом выстроились такси, я направилась туда, пытаясь вспомнить, сколько у меня денег в кошельке. До дома должно было хватить.
        - С ума сошла, одна ехать, - проговорил кто-то рядом. Я покрутила головой, но пока приходила в себя, меня уже усадили на заднее сидение, захлопнули дверь, и я в прострации уставилась на затылок таксиста. Правда, уже через пару секунд дверь с другой стороны заднего сидения открылась, кто-то сел рядом, я перевела взгляд и посмотрела в лицо Андрея Романовича. Секунду мы друг к другу приглядывались.
        - Куда ехать? - поинтересовался водитель.
        Андрей мне кивнул.
        - Куда едем?
        - Домой, - сказала я.
        - Исходя из того, что я не знаю, где ты живёшь, едем ко мне.
        - Нет-нет-нет, - запротестовала я. - Я скажу.
        Андрей усмехнулся.
        - Ну, скажи.
        Адрес я назвала, а сама снова задумалась о том, что сильно пьяным, каким старался показаться в клубе, он не выглядит. А вот я была неприятно пьяна. А ещё зла и обижена. А Андрей ещё спросил:
        - Что случилось? Почему ты одна? - И из моих глаз полились слёзы. Я зло смахнула их ладонью со щёк. От Андрея отвернулась, пыталась делать глубокие вдохи, в надежде успокоиться, но дурацкие, пьяные слёзы лились и лились.
        - Перестань, ладно, - проговорил Андрей Романович, а потом его тяжёлая рука вдруг оказалась на моём плече и потянула меня назад. Потянула так настойчиво, что я, на очередном повороте, завалилась ему на грудь. - Нечего реветь, - добавил он.
        Если честно, мне было жутко неудобно. В том плане, что лежать у него на груди, было неудобно, даже в боку закололо. Но, во-первых, он продолжал меня удерживать, хотя, наверное, для себя назвал это объятием, а, во-вторых… во-вторых, меня в этот момент обуревала уйма эмоций. Которые запросто вытеснили из моей души и обиду, и злость на Вовку, и всё моё неудовольствие от этого вечера и моей жизни в последнее время в целом. Я чувствовала ровное тепло, исходящее от тела чужого - ведь чужого, малознакомого! - мне мужчины, но отчего-то такого притягательного, настолько меня волнующего, что я не могла себе отказать в том, чтобы продлить это чувство ещё на секунду, две… десять. Наверное, из-за такого поведения казалась ужасно пьяной, а я, если честно, от вскружившего мне голову волнения, вдруг начала быстро трезветь. Лишь прислушивалась к себе, а ещё к биению его сердца, чувствовала ровные, сильные удары. Кстати, его сердцебиение не ускорилось, он совсем не волновался! Зато его пальцы прогулялись по моей согнутой руке, пощекотали мне шею, затем поднялись к подбородку, и вот Андрей уже повернул мне голову, и
мы с ним встретились взглядами. Я отлично понимала, что он собирается сделать, и не препятствовала. Моё сознание, моё тело будто замерло в ожидании, я вся напряглась, мне захотелось зажмуриться и сделать вдох, чтобы ощутить степень моего ожидания полностью, но делать я этого не стала. Так и смотрела Андрею в глаза, и даже, когда он меня поцеловал, мы продолжали смотреть друг на друга.
        Его поцелуй не был изучающим, спрашивающим. Он раскрыл мои губы языком, и меня будто прострелило. Я не знаю, что это было за ощущение - возбуждение, волнение или удивление от собственных ощущений. Его губы были тёплыми, настойчивыми, его язык касался моего языка, и я, совершенно этого от себя не ожидая, подняла руки и обняла его за шею. При этом мне казалось, что наш поцелуй какой-то совершенно неприличный, никак не схож с первыми поцелуями, которые до этого у меня были. Когда меня осторожно и нежно целовали, спрашивая разрешения. Андрей Веклер, судя по всему, ни о чём спрашивать меня не собирался.
        Мы целовались всю оставшуюся дорогу до моего дома. Это было настолько завораживающе, настолько соблазнительно, и я в какой-то момент с восторгом почувствовала, что сердце Андрея всё же зачастило, он тоже потерял голову. А я хваталась за него с каким-то девчачьим восторгом, обнимала его за шею и отвечала на глубокие поцелуи.
        - Приехали, - тусклым голосом оповестил нас таксист. Мы с Андреем оторвались друг от друга, я выглянула в окно, за ним, на самом деле, оказался не только мой дом, но и мой подъезд. А такси, кстати, стояло с выключенным двигателем, судя по всему, водитель успел его заглушить, ждал, когда мы сами остановимся.
        - Может, не пойдёшь домой? - спросил Андрей.
        Я лихорадочно пыталась пригладить растрепавшиеся волосы, а после его вопроса взглянула в изумлении.
        - С ума сошёл?
        Он откровенно поморщился от досады. Снова спросил:
        - Что, вот так и пойдёшь домой?
        Я открыла дверь, выбралась из салона. Не собиралась разговаривать рядом с чужим человеком, он и так утомился наблюдать наши лобызания на заднем сидении. Андрей вышел следом за мной, захлопнул дверь и обошёл машину.
        - Вика.
        Он перехватил мою руку. А у меня сердце в груди скакало, как сумасшедшее.
        - Андрей, я не могу никуда ехать, - проговорила я негромко, но весьма многозначительно. - Всё так сегодня получилось… Но я, можно сказать, замужняя женщина.
        Андрей пытал меня взглядом.
        - Можно сказать и по-другому, - весомо заметил он.
        Я постаралась освободить свою руку, чтобы отойти от него.
        - Не надо говорить по-другому, - возразила я. И объяснила наше с ним поведение: - Мы слишком много выпили, вот и всё.
        - Ты мне нравишься, - сказал он, а я, признаться, рассмеялась. И ткнула ему в грудь пальцем, погрозить не осмелилась.
        - Не надо так делать, - попросила я.
        Он сделал удивлённое лицо.
        - Как?
        - А вот так! - Я выдохнула. - Ты мне нравишься, ты заслуживаешь большего!.. - Продекламировала я, правда, старалась говорить не слишком громко. Некоторые наши соседи безумно любопытны, и услышат компрометирующие речи даже среди ночи, даже сквозь сон. Например, та милая старушка с первого этажа, которая всё про всех всегда знает. - Завтра ты уедешь в Москву, и все твои слова останутся только словами.
        - Во-первых, в Москву я уезжаю всего на несколько дней, а, во-вторых…
        - А, во-вторых, - перебила я его, - у каждого из нас своя жизнь. И не знаю, как ты, а я живу не одна. Не хочу чувствовать себя последней… гадиной. Я и без того сегодня натворила разных глупостей, - вздохнула я, окончательно расстроившись.
        Андрей смотрел на меня, он явно был не согласен с моими словами, с моими выводами, но я знала, что я права. Да, сегодня вечером я ему понравилась. Судьба неожиданно нас столкнула, мы разговорились, разоткровенничались, излишне, как я считаю, позволив себе выпить и расслабиться, и у нас с Андреем Романовичем даже зашло дальше слов, но я не молодая фантазёрка, чтобы подумать, что это что-то значит. Подурачились и хватит. Мне и так придётся смотреть Вовке в глаза, и как-то справляться с угрызениями совести и с пониманием того, что с моей моралью всё-таки что-то не так. Как выяснилось.
        Андрей улыбался, с сожалением и капелькой снисходительности. Не знаю, что он думал обо мне в этот момент, но я всячески убеждала себя, что мне всё равно.
        - Хорошо, - в конце концов, произнёс он, - как скажешь. - Отступил от меня на шаг, но прежде чем я успела вздохнуть с облегчением, шагнул обратно, наклонился ко мне и сказал: - Но ты всё равно мне нравишься. Ты чудная.
        Если вы не поняли, то он совсем не чудом небесным меня назвал, а именно странной особой. И как я должна была это воспринять? И в чём, интересно, мои чудинки выражаются?
        Я его от себя оттолкнула, а он рассмеялся. Затем протянул руку и запустил пальцы в мои волосы, но этот жест уже никаким соблазном не отдавал. Он почесал меня по холке, как кошку. И, по всей видимости, был уверен, что мне приятно. А я растерялась от неожиданности, поэтому и не воспротивилась.
        - Приеду в среду или в четверг, - сообщил он совсем другим тоном. Подмигнул. - Номер мой у тебя есть, звони, если понадоблюсь.
        Не буду, не буду звонить. Только если на фабрике пожар случится. И то, если не по моей вине.
        - Пока, рыжик.
        Рыжик. Никто и никогда не называл меня рыжиком.
        Я наблюдала за тем, как Андрей садится обратно в такси, и машина отъезжает от моего подъезда. Я наблюдала за этим на пару секунд дольше, чем было нужно, поняла, что со стороны, наверное, выгляжу жалкой, и поспешила к подъезду. На четвёртый этаж я поднималась непривычно медленно. Не потому, что устала, не потому, что было тяжело, просто спешить мне было некуда. Поднималась по ступенькам и вспоминала весь вечер целиком, и то, как Андрей несколько минут назад назвал меня рыжиком. Из его уст это не показалось мне обидным. Хотя, я всегда сердилась, когда люди воспринимали меня именно, как рыжую. Вы же знаете, что к рыжим у людей почему-то особое отношение. Кто-то умиляется, а кто-то отпускает шуточки. Мол, «рыжий, рыжий, конопатый». Я никогда не была конопатой, да и оттенок моих волос нельзя было назвать оранжевым или морковным, поэтому истинно рыжей я себя не считала. Оттенок моих волос скорее напоминал каштановый цвет. Этим мы с сестрой были схожи. С детства старалась всем доказать, что я не рыжая, что у меня нормальный цвет волос, какой-то другой, но не рыжий. И из-за моей настойчивости и
решительности, никто ко мне с шуточками и прозвищами не лез, а Андрей Романович впервые за много лет назвал меня «рыжиком», и я почему-то не обиделась.
        Войдя в квартиру, я остановилась перед зеркалом в прихожей, и посмотрела на себя. Зрелище ещё то, как будто я, на самом деле, вернулась от любовника, и любовная горячка меня ещё не отпустила. Волосы взъерошены, глаза лихорадочно горят, а губы припухли от поцелуев, никакого следа губной помады. Я прижала к губам пальцы, гадая, что мне теперь с этими воспоминаниями делать. Считается поцелуй с другим мужчиной - изменой? Наверное, да, если тебе понравилось. А мне понравилось.
        - Порочная женщина, - сказала я своему отражению, но особого эффекта эти слова не возымели, особой вины я за собой не чувствовала. Оставалось надеяться, что почувствую, когда окончательно протрезвею и пойму, что едва не сотворила.
        Вовка явился под утро. Я спала, правда, перед этим больше часа провертевшись с боку на бок. Всё думала, что скажу человеку, с которым, вроде как, собираюсь связать жизнь, когда он вернётся и посмотрит на меня. Я ожидала взрыва эмоций, от себя, конечно. Вряд ли мне хватит смелости рассказать Вовке правду, придётся мучиться угрызениями совести наедине с собой. Но когда Вова появился дома, то на меня даже не взглянул. Он был пьян, едва ли не на автопилоте добрался до постели, кое-как разделся и буквально рухнул на кровать. Кажется, даже не озаботился тем, рядом я или нет. От него пахло алкоголем, сценическим дымом и чужими духами. Он перекатился на спину и захрапел. А я…
        А я, от слабости своей, подумала о том, как бы прошла эта ночь, согласись я поехать с Андреем. От острого и волнующего понимания, как бы прошла эта ночь, я вздохнула, затем зажмурилась, даже поморщилась от негодования на саму себя. Повернулась к Вовке спиной и приказала себе спать.
        Ни о какой утренней пробежке речи не шло…
        ГЛАВА 6
        С понедельника формально у меня начался отпуск, но я вместо отдыха отправилась на новое место работы. Как оказалось, для меня подготовили небольшой кабинет, его расчистили от лишних бумаг и мебели, поставили компьютер и подключили интернет. Из всех сотрудников в офисе фабрики постоянно присутствовали лишь пара человек. Помощник-секретарь и заведующий складом. Каждый был занят на своём месте, моему появлению даже обрадовались и сказали, что теперь веселее будет. Отчего им станет веселее, я не поняла, но бодро улыбнулась. А секретарша, пухленькая брюнетка в ярком красном платье, звали её Наташа, стала забегать ко мне на чай. Точнее, каждые пару часов приглашала в свой кабинет, на чай с печеньем и конфетами. Скажем честно, работа у неё была завидная. Особой нагрузки не было, а до появления Андрея Романовича, она, наверное, чувствовала себя полноправной хозяйкой. Они с Петром Алексеевичем, завскладом, чаёвничали и вели долгие разговоры, то между собой, то по телефону с родственниками и знакомыми. Понятно, что от вернувшегося начальства и восстановления фабрики ждали перемен, и не обнадёживали себя
перспективой продолжения спокойного существования.
        - Приехал, столько бумаг на меня свалил, - вздыхала Наташа. Ей было тридцать пять, несколько лет назад она развелась, жила вдвоём с сыном в ипотечной квартире, и ждала рыцаря, который покорит её каким-нибудь героическим поступком. Всё это я узнала от неё самой в самый первый день работы. - Теперь работы прибавится, наверное.
        - Думаю, существенно, - подогрела я её подозрения.
        Наташа вздёрнула идеально подкрашенные бровки.
        - Да? Ты знаешь точно?
        Я посмеялась.
        - Наташ, разве плохо, если здесь появится кто-то кроме Петра Алексеевича? Тебе станет интереснее ходить на работу.
        - Меня моя работа устраивает. Никто на нервы не действует и кулаком по столу не стучит. Я всё делаю вовремя, почту перенаправляю, заявки составляю… Не люблю, когда за мной следят и указывают.
        - Тогда тебе нужно открыть свой бизнес, - сказала я. - Тогда сама будешь всем указывать.
        Наташа лишь отмахнулась. Затем ко мне присмотрелась.
        - А ты, на совсем к нам?
        Я головой качнула.
        - Нет, на пару недель.
        - Может, останешься? У нас хорошо, спокойно. Пока, по крайней мере…
        - Посмотрим, - уклончиво проговорила я.
        Наташа откусила от конфеты и сделала мечтательное лицо.
        - Андрей Романович интересный мужчина, правда же? Он, когда на пороге моего кабинета появился, я едва не ахнула. Всё, как в моих мечтах.
        - Каких мечтах? - заинтересовалась я.
        - Радужных, - фыркнула Наташа и сама же рассмеялась. - А что, неплохо было бы за него замуж выскочить. И все мои женские мытарства закончились бы в один день!
        - Откуда ты знаешь? Может, у него ужасный характер? - предположила я, наблюдая за тем, как мечтательное выражение на её лице сменяется серьёзной задумчивостью и подозрением.
        - Думаешь?
        Я пожала плечами, подула на горячий чай.
        - Не зря же он не женат.
        Наташа села ровней, взглянула на меня с жадностью.
        - А он не женат? Точно знаешь?
        Мне захотелось глаза закатить, но я сдержалась. Вместо этого ответила:
        - Кажется, да.
        - Здорово. Это надо обдумать.
        Я представила, как Андрей Романович возвращается из Москвы, а здесь его ждёт подарок в виде призадумавшейся на его личный счёт секретарши. Что ж, в конце концов, это не моё дело. Но любопытно будет понаблюдать.
        Я взглянула на часы и поняла, что рабочий день подходит к концу. Скоро отправляться домой. Наташа вон уже и сумку приготовила, она дольше положенного на работе ни минуты не остаётся. А вот мне второй день подряд домой не хотелось. Не знаю, что у Вовки с работой, но почему-то, когда я возвращалась, а возвращалась я не поздно, примерно в семь, он уже был дома. И казалось, что дома он давно и новая должность его никак не напрягает и не меняет его привычек.
        Наверное, нужно было его о чём-то спросить. Но я опасалась, что как только я произнесу слово «работа», он снова выйдет из себя, и мы начнём ссориться. А ссориться с ним я сейчас не могла. Почему-то меня не покидало ощущение, что мы с Вовкой на краю пропасти, и один из нас вот-вот в неё шагнёт. Именно кто-то один, а другой останется. И на этом всё закончится. Я не могла отделаться от воспоминаний о вечере в клубе, и дело было даже не в Андрее, не в нашем с ним поцелуе. Дело было в общем впечатлении, событиях, в том отношении, которое я встретила от близкого, как я считала, человека. И мне до сих пор было обидно. А ещё страшно от того, что я не понимала, как всё исправить. И надо ли исправлять.
        Но если не надо, тогда придётся отступить?
        В пять Наташа и Петр Алексеевич засобирались домой. Наташа заглянула в мой кабинет, посмотрела с ожиданием.
        - А ты?
        - Я, пожалуй, задержусь. Работы много.
        - С ума сошла. Можно подумать, тебя кто-то проверяет.
        - У меня всё немного по-другому, - попыталась донести я до неё, но Наташа от меня лишь отмахнулась. Я помахала ей рукой на прощание. Прошло ещё минут десять, и в коридоре всё окончательно стихло. Не знаю почему, но это старое здание меня не пугало, даже когда я оставалась здесь одна. Хотя, казалось, что оно живёт своей жизнью. Под крышей бесконечно что-то ухало, полы скрипели, а оконные рамы хлопали от малейшего сквозняка. К тому же, сильно пахло пылью. В каждом кабинете ещё сохранились большие шкафы с огромным количеством скопившихся за годы бумаг. Наверное, мне повезло, что меня не заставили все их разобрать, что вся нужная мне для работы документация оказалась на флэшке. Иначе за двухнедельный отпуск я бы работу не закончила. Даже за месяц не закончила бы.
        Я поднялась из-за стола, подошла к окну и выглянула на улицу. Рабочие всё ещё суетились перед распахнутыми воротами в производственный цех.
        Мой мобильный запел знакомую мелодию, я оглянулась, посмотрела на него. Разговаривать настроения не было, но нельзя же продолжать отмалчиваться, обходить друг друга стороной даже дома? Нужно мириться, если мы в ссоре, налаживать отношения, если у нас возникли проблемы…
        - Я заберу тебя с работы, - сообщил мне Вовка, когда я ответила на звонок.
        - Заберёшь? - удивилась я. Посмотрела на разложенные вокруг меня стопки бумаг. - Вообще, я хотела задержаться, поработать, - намекнула я ему.
        - Не выдумывай. К тому же, родители приехали, все тебя ждут.
        Я выключила телефон и вздохнула. Вот только этого не хватало. Но жаловаться и противиться я не могу. Это не моя квартира, свои правила я устанавливать не могу, права не имею. Настораживало то, что родители Вовы приехали вместе и решили остаться с ночёвкой, оставили на соседей дом и хозяйство.
        - На обследование приехали, - сообщила мне Лидия Николаевна за ужином. - Поживём несколько дней, чтобы из деревни в больницу не мотаться. А тут поликлиника под боком. А я пока за вами присмотрю, - порадовала она. Правда, Вовка улыбался, он, по всей видимости, был маминой заботе рад, а вот я с трудом заставила себя раздвинуть губы в улыбке.
        Пётр Иванович, сидя за столом, без конца оглядывался, будто не в своей квартире находился. Вскоре стало ясно почему.
        - Что-то вы кухню совсем запустили, - проговорил он, в конце концов. - Ремонт не собираетесь делать?
        - Нет, - ответила я, а Вовка со мной одновременно:
        - Сделаем, пап. - И мы уставились друг на друга с непониманием.
        Лидия Николаевна же взглянула на меня с укором.
        - Вика, ты же молодая девушка. Неужели тебе не хочется чистоты на кухне?
        - Хочется, - отозвалась я, стараясь не смотреть на формальную свекровь. - Вот только денег у нас на ремонт нет.
        - Будто вас о многом просят, - легко отмахнулась Лидия Николаевна. - Обои переклеить, да линолеум поменять. Можно ещё люстру и занавески заменить. А то всё старенькое какое-то.
        - Мы об этом подумаем в следующем месяце, да, Вик? - влез Вовка, стараясь всеми силами угодить родителям.
        А я взяла и кивнула, соглашаясь. Сказала:
        - Да, конечно. В следующем месяце Вова получит первую зарплату, и мы подумаем о ремонте. Очень серьёзно подумаем.
        Вовка устремил на меня возмущённый взгляд, а я ему улыбнулась.
        - Он ведь рассказывал вам про работу? Я так рада, что он доволен!
        Лидия Николаевна потрепала сыночка по голове. И попросила:
        - Расскажи ещё раз. Чем ты будешь заниматься?
        Вовка принялся рассказывать, а я слушала и понимала, что особого восторга в его голосе я уже не слышу. И правильно, ведь чтобы ходить ежедневно на работу, как раньше, нужно вставать по утрам, куда-то идти, что-то там делать… Работать, одним словом. А у Вовки запал, кажется, закончился.
        - Зачем ты родителей подначиваешь? - выговаривал он мне позже, за закрытой дверью спальни, когда мы отправились спать. С родителями в одной квартире сидеть до утра за компьютером было невозможно, и Вовка ещё из-за этого готов был впасть в депрессию. То и дело посматривал на дверь в большую комнату, в которой на ночлег устраивались его родители. Родительская комната была проходной, и это, конечно, было неудобно, лишний раз из спальни не выйдешь, тем более незаметно, будешь бояться помешать. Придётся смириться. Но мне, судя по всему, смириться и перетерпеть было куда легче, чем их сыну.
        - Я не подначиваю, - возразила я. - Говорю, как есть. Денег ни на какой ремонт у нас нет, даже на минимальный.
        - Не придумывай, - рассердился Вовка. В постель лёг, накинул на себя край одеяла, а руку положил под голову. Посматривал на меня с неудовольствием. - Всё у нас с деньгами нормально. Ты на подработке, я… на зарплате.
        Я кивнула, соглашаясь. И тут же поинтересовалась:
        - А ты сегодня на работу ходил?
        - Конечно, - удивился он. Решил оскорбиться: - Ты мне не доверяешь?
        - Я интересуюсь, Вова.
        - Твой интерес какой-то неправильный. Он меня обижает. Просто я не рядовой сотрудник, вполне могу работать дома, и по необходимости выезжать на встречи и совещания.
        - Понятно, - проговорила я. - Лёша для тебя все условия создал.
        - Если хочешь знать, то да. Кстати, ты тоже могла бы работать дома. Но зачем-то таскаешься к чёрту на рога на эту старую фабрику.
        - Мне никто дома работать не предлагал, - пожала я плечами. - К тому же, что мы с тобой будем делать целыми днями дома вдвоём? А теперь ещё и с твоими родителями? Что это за работа?
        Я, наконец, погасила свет и легла. Также накинула на себя одеяло, и мы с Вовкой замолчали в темноте. Кажется, даже дыхание затаили. Я смотрела в эту темноту, и понимала, что всё между нами стало неправильно. Бесконечное недовольство, проблемы, какие-то претензии друг к другу.
        - Вов, ты меня любишь?
        Я понимаю, насколько неправильно, насколько жалко звучит этот вопрос из уст женщины. Но я вдруг поняла, что мне жизненно необходимо его задать, а ещё важнее получить ответ.
        - Почему ты спрашиваешь? - услышала я из темноты.
        - Потому что хочу знать.
        - Конечно, люблю, - сказал он. Произнёс это спокойно, буднично, даже не сделав попытки ко мне прикоснуться. Я довольно долго списывала это его нежелание говорить со мной, обнимать меня, принимать какое-то участие в моих делах и заботах, за его жизненную позицию, отличительную черту характера. Ведь бывают люди нечуткие, правда? Сухие и в чём-то эгоистичные. И таких тоже, кстати, любят, с такими создают семьи, приспосабливаются к их эмоциональной отчуждённости. И Вова тоже особо чувствительным и страстным никогда не был, на руках не носил и стихов мне по ночам о любви не читал, но, когда к тебе после двух лет отношений перестают лишний раз прикасаться, согласитесь, это обидно и настораживает.
        Я повернулась к нему спиной, сунула ладонь под щёку. Вовка за моей спиной повозился под одеялом и зевнул. Потом негромко проговорил:
        - Надо резину зимнюю купить. Летом дешевле…
        Я промолчала. За стенкой уже слышался храп Петра Ивановича.
        Закрыла глаза и приказала себе спать.
        Утро оказалось неудобнее всего в плане проживания с родителями. Я проснулась по будильнику, за несколько минут собралась на пробежку, спеша поскорее уйти из дома, чтобы никого не разбудить. Бесшумно проскользнула мимо дивана в большой комнате, на котором спали Вовкины родители, сунула ноги в кроссовки и вышла из квартиры. Была уверена, что моего ухода никто не заметил. Может, изначально и не заметил, но, когда я вернулась через сорок минут, в прихожей меня встречала Лидия Николаевна, в халате и с бигуди на голове. Если честно, от такой картины я в первый момент серьёзно растерялась, никогда до этого с бигуди Вовкину мать не видела, обычно она закручивала волосы в тугой комель, а тут решила красоту навести.
        - Ты где была? - поинтересовалась она в некотором замешательстве. Меня, в спортивной одежде, разглядывала.
        - Бегала, - ответила я.
        - Зачем?
        Я вздохнула.
        - Для здоровья. И удовольствия. Я люблю бегать, Лидия Николаевна. Каждый день бегаю.
        - С ума сошла, - проговорила она негромко, искоса наблюдая за тем, как я снимаю куртку и прохожу на кухню для того, чтобы включить чайник. Все утренние действия у меня были отработаны до автоматизма, чтобы не опоздать на работу, а сегодня за мной ходили и наблюдали. С явным непониманием на лице. - Придумала тоже занятие. Тебе по утрам заняться больше нечем? Завтрак бы лучше Вове приготовила.
        - А я раньше готовила, - сказала я. - Когда он по утрам вместе со мной вставал и отправлялся на работу. А теперь он спит до обеда. Завтрак для него теперь «обед» называется.
        Лидия Николаевна стояла у стены, сложив на груди руки, и меня разглядывала.
        - Злишься ты на него много, Вика, вот что я тебе скажу. Оттого и язвишь. А это нехорошо.
        - Я не злюсь, - попыталась возразить я, недовольная тем, что мне высказали в глаза то, что я всеми силами пытаюсь скрывать. - А если и злюсь, то не потому, что я такая злая, просто… - Я развела руками. - Обстоятельства так складываются.
        - Какие обстоятельства? Чем ты опять недовольна?
        - Опять? - переспросила я.
        - Вы что, плохо живёте? Всё у вас есть, всем мы вам помогаем, квартира вот, в полном вашем распоряжении.
        - Дело не в квартире, Лидия Николаевна, - попыталась я ей объяснить.
        - А в чём, в сыне в моём? - Она невольно приняла воинственную позу. Я поняла, что как-то не так с ней разговариваю, не теми словами, попыталась всё исправить.
        - Я просто хочу, чтобы у него всё наладилось. Чтобы он стал, как раньше, радоваться жизни, понимаете? Чтобы чем-то увлекался, устроился на интересную работу. Что в этом плохого?
        - Ничего в этом плохого нет, - согласилась она. - Вот только ты, девочка, неправильные методы выбираешь. Ты его поддерживать должна, а ты его бесконечно тыкаешь!
        - Я тыкаю? - изумилась я.
        - Конечно. От тебя только и слышно, что он не работает, а ты его содержишь.
        - Я никогда таких слов не говорила, - возмутилась я. - Я прекрасно понимаю, что у всех может быть черная полоса, неудачи, но с этим нужно что-то делать, бороться… Вот я и пытаюсь Вове это объяснить.
        - Ему стимул нужен, а не твои объяснения-разъяснения, - махнула на меня рукой Лидия Николаевна. На самом деле, взяла и махнула, а после ушла, оставив меня в полном раздрае и с какой-то непонятной обидой в душе, будто все мои старания глупы и напрасны.
        Какой ещё стимул нужен молодому мужчине, чтобы жить полной жизнью? Одного желания мало?
        - Не стимул ему нужен, а хороший пинок под зад, - сказала мне Жанка, когда я вкратце передала ей разговор с Лидией Николаевной. Мы встретились с подругой у подъезда, она возвращалась из магазина, потому что утром оказалось, что закончилось молоко, а Жанна, по научению мамы и свекрови, всегда варила утром детям кашу. Это Серега у неё мог на завтрак слопать несколько сосисок и остаться довольным, а детям полагалась каша, и это правило Жанна усвоила на зубок.
        После заявления о пинке под зад для Вовки, я откровенно поморщилась, а подруге сказала:
        - Не хочу об этом говорить. Просто обидно!..
        - Конечно, обидно, - согласилась подруга. И многозначительно хмыкнула. - От свекровей всегда обиднее всего такое слышать.
        Приехав на фабрику, а на работу мне теперь приходилось добираться в два раза дольше, через весь город, первое, что я увидела, пройдя через пропускную на территорию, это автомобиль на стоянке. Автомобиль мне был незнаком, но выглядел он настолько солидно и презентабельно, что сразу становилось понятно - не обычный работник пожаловал. И на ум приходило лишь одно имя, от которого меня бросило в жар. Сразу вспомнился последний вечер, когда мы с Андреем Романовичем виделись, и чем наша встреча закончилась. Мне до сих пор было неловко, при одном воспоминании, без встреч и разговоров с ним, а тут предстоит встретиться лицом к лицу.
        Догадки мои, конечно же, были верны. Я ещё в коридоре услышала голос Андрея, он о чём-то бодро и зычно вещал Петру Алексеевичу, то ли выговор делал, то ли вдохновить на что-то пытался, так сразу и не поймёшь. Зато вышедшая из своего маленького кабинета Наташа и увидевшая меня, сделала страшные глаза. И сообщила выразительным шёпотом:
        - Начальство!
        - Слышу, - проговорила я. Поторопилась пройти на своё рабочее место. Голоса за стенкой ещё слышались, но я старалась не прислушиваться к самому разговору. Хотя, и понимала, что Андрей ведёт речь о закупках и оснащении рабочих всем необходимым, а Пётр Алексеевич, в чьи обязанности и входит всем этим заниматься и, мало того, думать наперёд, вяло оправдывается. Явно непривыкший к тому, чтобы начальство стояло у него непосредственно над душой, что-то требовало и выясняло. Куда легче делать отписки по электронной почте о том, что на производстве всё в порядке. Начав разбираться с бумагами, отчётами и накладными, я довольно быстро поняла, что именно так на фабрике долгие годы всё и было устроено. Даже бывший управляющий предпочитал вести именно такую политику, всех устраивающую. Поэтому ни Наташа, ни Пётр Алексеевич, а, скорее всего, что и заведующие производственной частью в цехе, перенастройке рады не были. Только Андрей Романович фонтанировал идеями и пытался всех вокруг в этот процесс включить. А люди активничать не хотели.
        - Привет.
        Я подняла глаза от экрана компьютера, посмотрела на Андрея, остановившегося в дверях моего кабинета. Сняла очки. Негромко отозвалась:
        - Привет.
        Он всё-таки вошёл, прикрыл за собой дверь.
        - Как дела?
        Я кивнула, украдкой разглядывая его. И вдруг поняла, что именно меня в нём так привлекает. Именно то, что так не устраивает всех здешних работников. Желание что-то делать, совершенствовать, действовать. Он казался мне глотком свежего воздуха. Андрей стоял передо мной, спокойный, улыбающийся, а я будто видела, как кровь бурлит у него в венах. Нетерпение и желание действовать его не оставляли ни на минуту. А моя собственная жизнь мне в последнее время напоминала застывшую рутину, я всеми способами пыталась её расшевелить, но у меня плохо получалось. Взять хотя бы для примера утренний разговор с Лидией Николаевной. Когда всех вокруг устраивает происходящее, трудно бороться с системой.
        - Всё хорошо, - ответила я, наконец собравшись с мыслями.
        Он прошёл и сел напротив меня, ноги вытянул. Разглядывал меня без всякого стеснения, а я из-за этого нервничала.
        - А с работой?
        После этого вопроса я серьёзно кивнула.
        - Тут тоже всё хорошо. К концу недели я составлю первый отчёт, ознакомитесь.
        - Обязательно. - Андрей продолжал смотреть на меня с лёгким прищуром. Потом вдруг спросил: - Вика, тебе неловко?
        Я от неожиданности вопроса растерялась, после чего решила удивиться:
        - Неловко?
        Он улыбнулся, вполне понимающе.
        - Брось. Мы взрослые люди. Я не собираюсь тебя домогаться и к чему-то принуждать.
        - Если честно, я о таких фантастических возможностях даже не думала, - чуть слукавила я. Конечно же, я думала, вот только не считала, что это возможно. Уверена, что у Андрея Веклера в Москве найдутся более достойные кандидатки. И для домогательств, и для влюблённостей, и для возможных отношений. А моё дело отсидеть в этом кабинете положенный срок и сдать ему все нужные отчёты и сводки. А затем вернуться на свою работу, в свою жизнь.
        Он снова усмехнулся, будто не поверил моим словам, но согласно кивнул.
        - Хорошо. Тогда, думаю, сможем общаться в дальнейшем нормально.
        - Конечно, - с готовностью согласилась я.
        - Вот и отлично. И, кстати, у меня к тебе сразу же просьба.
        - Слушаю.
        - Хочу привлечь пару инвесторов к переоснащению фабрики, кое-кого из местных. А ты же уже ознакомилась с документацией, с ситуацией изнутри. Я бы хотел, чтобы ты пошла на встречу со мной.
        В первый момент я призадумалась, точнее, зависла, не совсем понимая, что всё это будет означать для меня, затем осторожно кивнула. Не нашла ни одной достойной причины для отказа, если честно.
        - Хорошо. Если нужно.
        Андрей расцвёл очередной улыбкой. Он, вообще, умел улыбаться, ему это шло. Без улыбки его лицо казалось суровым. Вечно хмурый лоб, тяжёлый проницательный взгляд, а улыбка всё это сглаживала.
        - Тогда до вечера?
        - До вечера? - не поняла я.
        - Встреча в семь в «Розмарине».
        Итальянский ресторан в центре города. Пока я пыталась осмыслить ситуацию, Андрей уже поднялся и направился к двери. А я осталась в растерянности, понимая, что, наверное, зря согласилась. Мне ведь нужно будет как-то объяснять своё вечернее отсутствие дома… и объяснять не только Вовке. Тот, может, и не заметил бы. А вот его родители точно заметят. И поинтересуются.
        Хотя, вечер с ними в одной квартире тоже ничем хорошим не грозил. Если Лидия Николаевна продолжит утреннюю беседу, да ещё и в присутствии сына, неизвестно чем всё закончится.
        Весь оставшийся рабочий день мы с Андреем не виделись. Он и в кабинете-то своём не появлялся. Пару раз я видела его из окна у распахнутых ворот в погрузочный цех, он стоял то с начальниками цехов, то с рабочими, что-то бесконечно обсуждалось, решалось. Затем он уехал в город, а мы с Наташей обедали, сидя у неё в кабинете. Так как никаких кафе поблизости не было, еду приходилось брать из дома. В принципе, для меня это не было чем-то необычным, а вот Наташа презрительно фыркала. Фыркала, но ежедневно приносила лоточки и грела в микроволновке. Мне кажется, её недовольство было больше показным, чем истинным.
        Конечно, про предстоящий ужин в ресторане я ничего ей рассказывать не стала. Это не было приглашением, и к её работе никакого отношения не имело, так зачем давать девушке с богатой фантазией лишнюю почву для размышлений? К тому же, я была занята мыслями о том, как преподнесу новость о своей вечерней отлучке дома. Мне необходимо было, по крайней мере, переодеться. Не отправляться же в ресторан, хоть и на деловую встречу, в том простецком виде, в котором я появилась сегодня на работе - в серой скучной юбке и тонкой водолазке. Для сидения в одиночестве в кабинете, мой наряд был вполне подходящим, а вот для ресторана - нет. Во всяком случае, не хотелось ставить Андрея в неловкое положение перед знакомыми, партнёрами по бизнесу или кем они ему приходятся.
        Хотя, себе самой, всеми этими молчаливыми размышлениями можно и не врать, хотя бы, саму себя не путать. Если бы дело касалось только работы, я вполне могла бы отправиться на эту встречу и в своём скучном, скромном облике. И посчитала бы, что отлично справляюсь со своими обязанностями. Ведь мой внешний вид и наряды к качественному выполнению профессиональных обязанностей, никакого отношения не имеет. Ведь так? А я раздумываю над тем, как Андрей меня воспримет, насколько ему будет ловко или неловко рядом со мной на самой что ни на есть рабочей встрече. Я там должна говорить о деле и рассуждать о целесообразности вложения денежных средств в развитие мебельного производства, а не декольте на платье светить.
        Правда, у меня ни одного платья с глубоким, соблазнительным декольте в гардеробе нет, поэтому на этот счёт можно не беспокоиться. Зато есть мой любимый костюм, в котором я выгляжу деловой и успешной.
        - Ты опять уходишь? - удивился Вовка, когда застал меня в комнате перед зеркалом. Я делала макияж, стараясь особо не усердствовать. Но подвести глаза было необходимо, как и уложить волосы. И я делала всё это торопливо, нервничая, и чувствуя себя едва ли не преступницей. По крайней мере, изменницей - это точно. И питала крохотную надежду, что на мои поспешные сборы никто не обратит внимания. Все ослепнут, оглохнут, всем станет всё равно. Утром ещё обидно было от того, что всем всё равно, а сейчас я об этом мечтала.
        - Я ненадолго, - сказала я ему. - Меня попросили присутствовать на встрече.
        Вовка стоял в дверях нашей спальни, сложил руки на груди и приглядывался ко мне с непониманием.
        - На какой такой встрече?
        - На деловой, - пояснила я.
        - Тебя? - В его голосе звучало столько непонимания, что тон прозвучал, словно оскорбление. Я оторвалась от зеркала, закрыла тушь и убрала её в косметичку. Затем посмотрела на Вовку.
        - Вообще-то, я экономист, - проговорила я как можно спокойнее. - На данный момент провожу аудит. Меня пригласили потому, что я могу справиться с этой работой, Вова. И ничего удивительного, что моё мнение необходимо.
        - И для этого ты отправляешься куда-то вечером, - он обвёл меня, красиво одетую, рукой, - в таком виде?
        - А что не так с моим видом? - удивилась я. - Это деловой костюм.
        - Вика, тебе не кажется, что всё это уже слишком?
        С кухни доносились голоса его родителей, и мне очень не хотелось, чтобы они услышали его слова и сам удивлённо-укоризненный тон, каким их сын со мной в данный момент разговаривал.
        - Во-первых, ты тоже у нас всего неделю назад погружался в новую должность, с головой, я бы сказала. Забыл? Говорил, что так и должно быть. А, во-вторых, напомню тебе, что это ты уговорил меня согласиться на эту работу. Что я могу сделать?
        - Не помню, чтобы твоя работа перебирать бумажки, когда-то проходила в ресторанах.
        - Я тоже не припомню, - не стала я спорить. - Но того требуют обстоятельства.
        Вовка вдруг встал в позу. Упрямо выдвинул подбородок.
        - Позвони и откажись.
        Я совершенно искренне вытаращила на него глаза.
        - Как ты себе это представляешь?
        - Очень просто. Позвони и откажись.
        - Я не могу, - воспротивилась я. - На меня рассчитывают.
        - Кто? Твой начальник?
        Я качнула головой. Заметила:
        - Это бесполезный разговор.
        Вова ко мне шагнул, упёр в меня возмущённый взгляд.
        - А что я скажу родителям, ты подумала?
        - Подумала, - сказала я, глядя ему в глаза. - Скажи, что нам надо чем-то выплачивать кредит за машину. Поэтому я иду работать.
        - Я сам его выплачу! - выпалил он.
        - Как? - Я уже успела обойти его и подойти к двери, а после его смелого заявления, обернулась. - Как ты его выплатишь? Судя по всему, ты сегодня так и не выходил из дома, Вова!
        - У нас родители в гостях! Я Лёшку предупредил!
        Я с пониманием покивала.
        - Конечно. Он, безусловно, растаял и дал тебе внеочередной отпуск.
        - На что ты намекаешь? Что я тебе вру?
        - Я не знаю. Но очень стараюсь это понять. А пока, с твоего разрешения, я пойду зарабатывать лишнюю зарплату.
        - Что у вас тут происходит? - Лидия Николаевна выглянула из кухни и взглянула на нас. - Вы что, ругаетесь?
        - Нет, - ответили мы с Вовкой одновременно, и переглянулись, недовольные друг другом.
        А Лидия Николаевна тем временем обратила внимание на меня, окинула непонимающим взглядом.
        - Вика, ты куда-то собралась?
        - Да, - пришлось признаться мне, а, чтобы не терять времени на ещё одно объяснение, я направилась в прихожую, приподнялась на цыпочки перед шкафом, чтобы достать с антресолей коробку с новыми туфлями. - У меня ещё рабочий день не закончился. Думаю, ещё на пару часов придётся отлучиться.
        - В таком виде?
        Допрос пошёл по кругу, я кинул на Вовку укоризненный взгляд, в надежде, что он перестанет вести себя, как ребёнок, всё осознает и, хотя бы попытается успокоить мать, но он продолжал на меня дуться.
        А Лидия Николаевна, очень верно уловив наше с ним совместное недовольство друг другом, сокрушённо качнула головой.
        - Не дело у вас происходит, ох, не дело, - вздохнула она.
        Скажите, мне после этого должно было стать легче? Туфли я надела, из квартиры вышла, даже не осмелившись напоследок взглянуть на себя в зеркало, и как-то случайно, видимо, из-за сквозняка, хлопнула дверью. У меня это вышло случайно, а за дверью наверняка подумали, что я специально, демонстрирую своё возмущение и неповиновение. Может, на самом деле, было бы лучшим выходом отказаться? Позвонить Андрею, и сказать, что я не могу присутствовать на ужине.
        Только дело в том, что я не хотела отказываться. Просто потому, что, находясь рядом с Вовкиными родителями и чувствуя не отпускающий меня испытывающий взгляд Лидии Николаевны, мне хотелось бежать куда глаза глядят. Они и раньше были от меня, как от потенциальной невестки, не в восторге, считали меня простушкой, которая неизвестно почему прилипла к их сыну - молодцу и красавцу, а сейчас я, наверняка, выгляжу в их глазах авантюристкой. Проживающей на их территории и водящей Вовку за нос. О том, что оснований для этого у меня, как таковых, нет, никто задумываться не желал. Думаю, стоило мне выйти за дверь, родители устроили Вовке допрос о том, как часто подобное происходит, как часто я вечерами наряжаюсь и куда-то ухожу. И ещё неизвестно, что он от обиды наговорит!
        До центра я добралась на такси, причём достаточно быстро. Десять минут, и я уже выходила из машины под вывеской «Розмарин». Сам ресторан находился чуть в стороне от центральной дороги, но из окна автобуса её можно было увидеть, и я обращала внимание на красиво оформленный фасад здания с красивыми маленькими, навесными клумбами. Но бывать мне здесь не приходилось. Обычно Вова меня по ресторанам не водил, даже в те времена, когда мог себе позволить. Он не любил тихих вечеров, и если мы куда-то выбирались, то это были ночные клубы с громкой музыкой, либо заведения рангом попроще «Розмарина», где можно было съесть бургер или роллы, выпить пива, громко поговорить и посмеяться. Где, как он выражался, тебе не сделают за это замечания, ведь мы желаем отдохнуть, повеселиться, а не заплатить за тихий, скучный вечер кучу денег. Вот такие у него были представления, и изменить я их никогда не пыталась. В конце концов, по ресторанам меня и до него никто не водил, и я из-за этого переживать не привыкла.
        Как только я открыла дверь ресторана и вошла внутрь, меня накрыл аромат свежей выпечки. И ещё пахло какими-то травами. Я тут же поняла, что голодна. От завлекательных запахов закружилась голова.
        - Здравствуйте, у вас заказан столик?
        Объяснения с вежливым официантом в форменной жилетке и фартуке заняли не больше половины минуты, и вот меня уже провели к огороженному от чужих глаз столику, за которым сидел Андрей Романович и ещё двое мужчин, куда старше его по возрасту. Они уже что-то между собой обсуждали, расслабленно откинувшись на удобных креслах, а увидев меня, замолчали. Только Андрей поднялся мне навстречу.
        - А вот и Вика. Я же вам обещал детальный разбор финансовой ситуации на данный момент. Вика нам его устроит.
        Меня представили мужчинам за столом, усадили, подвинув стул. Кстати, это сделал официант, он всё это время стоял за моей спиной и ждал, когда я изъявлю желание присесть. Он же налил в мой бокал минеральной воды. Я кивнула ему в знак благодарности.
        - Вы занимаетесь финансами, Вика? - спросили меня.
        - На самом деле, провожу аудиторскую проверку. По просьбе Андрея Романовича.
        Ко мне присмотрелись с прищуром.
        - А сколько вам лет?
        Андрея рядом рассмеялся.
        - Я её тоже об этом спросил при первой встрече.
        Я скупо улыбнулась, не зная, как реагировать, можно мне отшучиваться или не стоит.
        - Я давно совершеннолетняя и образование позволяет мне отвечать за слова и действия, - заверила я мужчин.
        - Что ж, тогда послушаем. Урок занимательной математики.
        - Игорь, - понизив голос, с намёком проговорил Андрей Романович, - всё не так плохо. Уверяю тебя.
        - Ну да, ну да.
        Правда, перед тем, как начать задавать мне вопросы, мы сделали заказ, и когда официант ушёл, настало моё время поддержать Андрея во всех его задумках и начинаниях. Он сам больше говорил, и я, признаться, с интересом его слушала. До этого мы с Андреем обсуждали дела фабрики и перспективы, но я не была для него человеком, которого необходимо было в чём-то убедить. Он говорил ранее, что планирует перепрофилировать здешнее производство под хобби отца, но, как выясняется, хобби Романа Веклера, если его можно назвать столь простым словом, приносило ему большой заработок. Мебель, собранная его руками, с резными фасадами, отправлялась даже за рубеж, на выставки или отдельным покупателям. И стоила, по моим меркам, баснословных денег. Поэтому вкладываться в работу фабрики было выгодно. Единственное, что интересовало возможных инвесторов, это траты на переоборудование, долги и отсутствие управления в последние годы, а отсюда полностью вышедшие из-под контроля финансовые дела. И здесь уже, о конкретике, с известными мне цифрами, должна была говорить я. Я и говорила. Обращаться старалась к гостям Андрея,
стараясь говорить уверенно и быть убедительной, но чувствовала его взгляд. Андрей внимательно за мной наблюдал, не перебивал, и выглядел серьёзным. Кажется, он сам усваивал полученную информацию, ведь всё, что я говорила ему до этого, было лишь моим поверхностным мнением, я лишь начала разбираться в документации, проводила первые расчёты. А сейчас Андрей Романович выслушивал доклад о ситуации, как она есть, и не на бумаге читал, а из моих уст принимал информацию.
        - А мы с тобой неплохая команда.
        Я на Андрея посмотрела, затем улыбнулась ему одними губами. Его гости нас оставили, прощаясь, заверили, что им дали хороший повод для раздумий, и своё решение они сообщат в ближайшее время.
        - А если они откажутся? - задалась я вопросом. И ответ меня всерьёз беспокоил, я почувствовала свою причастность. Хотелось, чтобы начатое нами с Андреем дело, завершилось успешно.
        Андрей же спокойно пожал плечами.
        - Значит, найдём других. Это лишь первая попытка.
        Я кивнула, отвернулась от него, смотрела в зал.
        - Хочешь ещё вина?
        - Думаю, не стоит.
        - Перестань. Всего бокал. За новое начинание, так сказать.
        Он разлил оставшееся вино по бокалам, кивком головы пригласил меня присоединиться к тосту. Я коснулась бокалом его бокала, выдала ободряющую улыбку.
        - Всё непременно получится, - сказала я ему.
        Андрей кивнул, соглашаясь, затем откинулся в кресле. Снова ко мне присмотрелся.
        - А ты хорошо держалась, - похвалил он. - Сдержанно, без давления, без паники. И всё же есть в тебе что-то, к чему хочется прислушаться и поверить в положительный исход.
        - То, что ты говоришь, почти страшно. Этак я любого на что-нибудь могу уговорить.
        - А ты в себе сомневаешься?
        - Я никогда об этом не задумывалась. Не было необходимости.
        - Вика, тебе не в кабинете заштатного производства надо сидеть, тебе надо встречаться с людьми, у тебя это хорошо получается.
        Я даже рассмеялась.
        - Андрей Романович, вы путаете нас с Москвой. У нас встречаться не с кем. По крайней мере, у меня таких связей нет.
        - А как же я? - вроде бы удивился он.
        - Вы, - начала я, даже сделала вдох, чтобы не растерять смелости при ответе, - человек у нас временный. Вернётесь обратно в столицу, а у нас всё останется по-прежнему.
        - А ты не хочешь в Москву переехать?
        - И что я буду там делать? - озадачилась я. - У меня там ни одного знакомого нет. То есть, теоретически есть, конечно, бывшие одноклассники, однокурсники, какие-то дальние знакомства… Уверена, что если я постараюсь и вспомню этих людей по именам, то они обо мне вспомнят вряд ли. По крайней мере, с радостью и желанием заниматься моими проблемами.
        - Вика, ты чересчур пессимистично настроена.
        Ещё чуть-чуть и я готова была отмахнуться от него со всем отчаянием, что во мне сидело и не давало мыслить позитивно.
        - Я бы мог помочь тебе с работой.
        Мы с Андреем встретились глазами и замерли так ненадолго. Он смотрел на меня спокойно, а вот я приглядывалась к нему с вопросом во взгляде. Не понимая, с чего вдруг ему мне помогать. Хотя, причины этого можно было и не выяснять.
        - Я не могу никуда ехать, - произнесла я.
        - Из-за того парня?
        - Хотя бы, - не стала спорить я.
        - Но он же тебе не муж. Или ты всё же собираешься за него замуж?
        Я сделала большой глоток вина. Чувствовала, как пальцы нервно сжимаются вокруг бокала. Не сдержала раздражения и задала Андрею Романовичу вопрос в лоб:
        - А вам, собственно, какое дело?
        Он тут же отступил, даже попытался свести всё к шутке.
        - Никакого. Просто спросил.
        - Чтобы вы знали, - распалилась я, то ли от вина, то ли от внутренней обиды, - мы с Вовой уже два года вместе живём. И штамп в паспорте, он не так и важен!
        - Это он тебе говорит?
        - Это я так думаю.
        - Значит, в этом вопросе мы с тобой расходимся. Я вот считаю, что штамп важен. Если ты уверен, то идёшь до конца, а если нет, то тут любые уловки хороши.
        - Какие ещё уловки? - опешила я.
        - Да любые. Денег нет, проблемы, подождать надо, купить, накопить, ногу сломал. Всё, что угодно.
        Обидно стало окончательно и бесповоротно. Не от слов Андрея, а от того, что внутри у меня давным-давно эта обида сидела, а он сейчас будто палкой в неё тыкал. От души так, чтобы я прочувствовала.
        Я поставила бокал на стол и сообщила:
        - Мне пора домой.
        - Вика, ты обиделась?
        - Нет, - решительно ответила я. - Просто мне надо домой, меня там ждут. У нас… родители гостят, - нашлась я, решив, что прозвучали мои слова достаточно весомо и солидно.
        - Понятно. Полагаю, предлагать тебя подвезти, будет излишним.
        - Я сама доберусь…
        - Перестань играть в самостоятельность, в некоторые моменты - это неуместно. Тебе вызовут такси.
        Такси мне, на самом деле, вызвали. На улице уже достаточно стемнело, на часах было начало одиннадцатого. Андрей не пошёл провожать меня к машине, и я была этому, если честно, рада. В его присутствии, особенно, если мы находились в неформальной обстановке, мне становилось нечем дышать. Хотя, он больше не делал ни единой попытки приблизиться ко мне, прикоснуться, даже лишний раз не заговаривал, как мне казалось, держал дистанцию. Наверное, потому, что я слишком бурно реагировала. Смущалась, краснела, принималась путаться в словах. В общем, выглядела глупо, и, скорее всего, он предпочёл бы забыть о том, что в один не самый прекрасный, полупьяный вечер, мы перешли черту. А ведь ещё нужно продолжать общаться, работать вместе, слушать друг друга.
        Простившись с ним и направившись к выходу, я всё же обернулась. Один раз, не утерпела. Андрей оставался за столиком, пил вино и, кажется, никуда не собирался. Интересно, чем он собирается заняться в этот вечер дальше? Подумала об этом, и тут же себя отругала. Тебя дома ждёт жених и его родители, об этом следует думать.
        Когда я вышла из такси у своего подъезда, машинально подняла глаза к окнам квартиры. Странно, но они были тёмными. Даже в нашей спальне не было заметно ни отблеска, а в это время Вова обычно сидел за компьютером, для сна было ещё слишком рано. Неужели мамочка уложила его, напомнив про режим дня? Смеяться и иронизировать, конечно, можно было, но как-то не получалось. Я надеялась не на то, что Вовка уже будет спать, когда я поднимусь в квартиру, а что его родители успели уснуть, и их недовольство меня коснётся лишь наутро.
        Я старалась производить, как можно меньше шума. Не стучать каблуками в подъезде, не греметь ключами, очень осторожно вставила ключ в замочную скважину, повернула его, дёрнула ручку. Но дверь не открылась. Я постояла в замешательстве, после чего, снова дёрнула ручку. Стало понятно, что дверь заперта, причём на нижний замок, которым мы никогда не пользовались. У нас с Вовкой и ключей от него не было. Замок был старым, ненадёжным в использовании, к тому же, Вовка с момента моего переезда к нему в квартиру, каждый месяц заверял меня, что собирается заменить дверь на новую, так что, возиться со старыми замками ни к чему. Я слушала разговоры про замену двери каждый месяц, и давно махнула на неё рукой. И пользовались мы всегда только верхним замком, а сейчас дверь была заперта на оба. Я стояла перед ней в нерешительности целую минуту, прежде чем подняла руку к звонку. Пришлось нажать на кнопку не один раз, прежде чем я поняла, что открывать мне никто не собирается. Чувствовала я себя совершенно глупо. И не знала, то ли мне смеяться от необъяснимости ситуации, то ли плакать. Что, в дверь колотиться? Звать
Вовку? Чтобы все соседи были в курсе того, что меня домой не пускают?
        Затем я догадалась достать телефон и набрать номер любимого. Хватило одной попытки для того, чтобы понять - телефон он отключил. Звонить Лидии Николаевне… Господи, это было таким унижением! Но я всё же набрала её номер. А пока держала телефон у уха, слушая гудки, спустилась на один лестничный пролет и выглянула в подъездное окно. Только сейчас обратила внимание на то, что Вовкиной машины нет на месте. Парковочное место пусто.
        На часах было одиннадцать вечера, а я стояла в подъезде, перед запертой дверью, и совершенно не знала, что делать. Меня накрывал то смех, то ужас, то паника, то я предпринимала попытку объяснить происходящее. Вдруг в моё отсутствие что-то случилось, и им пришлось уехать? Например, в больницу? Но для чего тогда запирать квартиру столь странным способом, ведь Вова знает, что ключа от нижнего замка у меня нет. Хотя, при желании, и этому можно найти объяснение. При желании…
        На телефонные звонки мне так никто и не ответил. Постояв ещё немного в подъезде и предприняв ещё несколько попыток позвонить в дверь, я стала спускаться по лестнице. Было жутко неудобно звонить в дверь к соседям, пусть я и считала Жанку своей лучшей подругой, но ничего другого мне в голову не пришло.
        - Я не понимаю, что случилось, - проговорила я, глядя на подругу в полной прострации. - Но, кажется, они уехали.
        ГЛАВА 7
        - У меня просто в голове не укладывается. - За окном уже было утро, хотя и совсем раннее. Но не спалось, особенно мне. Мне от непонимания и шока, Жанне от возмущения. Она стояла у кухонного окна, смотрела вниз на выстроенные в ряд соседские машины и на пустое место, которое было закреплено за нашей с Вовой квартирой. - Как они могли уехать?
        Я плечами пожала. Грела руки о чашку с кофе. Мне было бесполезно задавать вопросы на тему: как они могли и почему так поступили. В моём сознании ответов не находилось. И я всё ещё продолжала убеждать себя, что всё случившееся вчера, абсолютное недоразумение. И когда я услышу объяснение, всё тут же встанет на свои места. Вопросов, а тем более подозрений и непониманий, у меня не останется. Но пока у меня от напряжения дрожали пальцы. Они отбивали по боку чашки какой-то непонятный ритм.
        - И что, Вовка думает, что это сойдёт ему с рук?
        Кстати, Жанна уже не раз лично поднималась к двери нашей квартиры, звонила, прислушивалась и даже пробовала стучать. Никак не могла поверить, что меня могли просто оставить ночью под дверью, а сами уехали, и сердце у них не болит.
        - Вика, что ты молчишь?
        - А что мне сказать? - проговорила я, глядя за окно, на яркую листву березы.
        - Я сама ему позвоню, - зловеще пообещала подруга. - И Лидии позвоню! Это где такое видано?..
        Я даже обрадовалась, что сегодня не выходной, и мне пришло время собираться на работу. Не знаю, чего мне сейчас хотелось больше - отвлечься цифрами, погрузиться в них с головой, или забиться в какой-нибудь угол и прорыдать весь день. Я даже представила себе это, как вою, уткнувшись лицом в колени, и у меня от чётко нарисовавшейся в сознании картины, от нахлынувших ощущений, предательски затряслась нижняя губа и на глаза навернулись слёзы. Но я запретила себе плакать, даже перед Жанной. Из-за стола поднялась, сделала глубокий вдох.
        - На работу пойду.
        Жанна глянула на меня в удивлении, затем задумалась над чем-то и следом кивнула.
        - Правильно. Правильно, ступай на работу. - Она подошла ко мне и зачем-то перекрестила. - Всё у тебя будет хорошо. Помни о том, что ты лучше их всех.
        Я глянула на неё с непониманием.
        - Ты о чём?
        - О том, что ты умница и красавица. Тебя вон какие мужчины на работу берут, в рестораны приглашают!.. Вика, не думай о предателях.
        Я аккуратно кивнула. И даже пообещала:
        - Хорошо, не буду. Только сделай мне одолжение.
        - Всё, что угодно.
        Бубуня неожиданно ткнулась мне в ноги и тявкнула. Я неохотно отвлеклась на неё, недовольно глянула себе под ноги. Моргнуть не успела, а Жанна уже наклонилась и подхватила капризную любимицу на руки, прижала к себе. И снова уставилась на меня с преданностью во взгляде. За которую, кстати, я была ей очень благодарна. От мысли о том, что тебе кто-то предан, кто-то о тебе думает и заботится, становилось легче. Пусть на одну каплю, потому что это совсем не тот человек, от которого ты так ждала заботы и любви, но всё-таки. Знать, что у тебя есть настоящий друг приятнее, чем оставаться с проблемами один на один.
        - Жанна, пожалуйста, не звони никому.
        Жанка после моей просьбы тут же недовольно надулась. Мне пришлось подойти к ней, обнять за плечи и прижаться, совсем как её прилипчивая собачонка. Повторила свою просьбу:
        - Пожалуйста. Дай мне возможность самой во всём разобраться.
        Она помолчала, возмущённо подышала, но затем согласно кивнула.
        - Хорошо. Подождём до вечера.
        - Да, спасибо. - Я поцеловала подругу в мягкую щёку. Добавила: - И не поджигай дверь.
        - И даже не царапать её портновскими ножницами?
        - Не сегодня.
        - Что ж, дам этим гадам фору.
        Я заставила себя улыбнуться, демонстрируя для её успокоения достаточную долю бодрости и оптимизма. Хотя, признаться, честно, совсем этого не испытывала.
        На работе я появилась первой, потому что вышла из дома на полчаса раньше обычного времени. Странно, но по дороге мне жутко захотелось есть. Я вышла на остановке и порадовалась рядом присутствующему круглосуточному магазину. Купила себе огромную сладкую булку с вареньем. Уже представляла, сколько дней мне придётся бегать по часу, чтобы забыть о ней. Бегать я, на самом деле, любила, но, если признаться честно, то бег позволял мне держать себя в форме, причём, форма эта была с колючками вовнутрь. Потому что, при всех Вовкиных насмешках над моими усилиями, он всегда замечал, когда я начинала поправляться. И даже осторожно оповещал меня об изменениях в моей фигуре. Поэтому я бегала по утрам, не желая ходить в спортзал, и запрещала себе лопать булки. А удержаться от вкусного, особенно у Жанки в гостях, всегда было трудно. Но я старалась, ради него старалась, держала себя в руках.
        Вот над этой дурацкой булкой у меня слёзы и потекли. На работе я сделала себе большую чашку кофе, добавила в него сахар, а потом откусила от булки с вареньем. И разревелась.
        - Вика, что случилось?
        Конечно же, Андрей появился на работе вскоре после меня, опережая начало рабочего дня, а тут я, в слезах, крошках и варенье. И он, услышав мои рыдания, не влетел в мой кабинет, словно рыцарь, с мечом и щитом, стремясь меня защитить. Он вошёл, посмотрел на меня и поинтересовался совершенно будничным тоном. Что случилось?
        Я отложила эту злосчастную булку, вытерла слёзы, принялась жевать, торопясь проглотить откушенный кусок, хотя бы для того, чтобы продышаться. На Андрея старалась не смотреть. Проговорила так громко, как смогла:
        - Всё хорошо.
        - Хорошо настолько, что ты в семь утра ревёшь навзрыд в кабинете?
        - Уже половина восьмого.
        - Ну, да, это всё меняет. - Он закрыл за собой дверь, прошёл и сел напротив. Глядел на меня с огромной долей скепсиса, так, наверное, сморят психологи на своих давних клиентов, которые возвращаются к ним раз за разом, не в силах исправиться и разорвать порочный круг. - Рассказывай, - сказал он.
        Я заметила, что он окидывает меня изучающим взглядом, и, по всей видимости, начинает понимать, что я, практически, в том же виде, что и вчера вечером. В том же костюме, с теми же украшениями, все перемены в небрежной причёске и смытом макияже. И когда Андрей это понял, уже совсем другим тоном переспросил:
        - Что случилось?
        А я… Знаете, я просто не знала, что ему сказать. Как это, вообще, вслух произнести, да ещё глядя в лицо малознакомому тебе человеку? Рассказать мужчине, который тебе, вроде как, нравится, но он всё равно чужой, посторонний. Поэтому я вдруг истерически рассмеялась. Руками развела, затем всхлипнула. И поняла, что слов у меня нет.
        - Ты с кем-то поругалась дома? - попробовал помочь мне Андрей Романович с подсказкой.
        - Нет, - ответила я. - Меня туда не пустили.
        - В каком смысле?
        Я нервно пожала плечами.
        - Вова с родителями куда-то уехали, а я не смогла войти в квартиру.
        - В свою квартиру? - опешил Андрей.
        - Нет… Это его квартира… и родителей.
        - Ах, вот в чём дело! - Андрей всё ещё был сильно обескуражен, но уже зловеще усмехнулся. - Его квартира.
        Я закрыла лицо руками и выдохнула. Помотала головой, в попытке собраться с мыслями.
        - Возможно, это всё огромное недоразумение, - сказала я. - Может быть, что-то случилось…
        - Ты им звонила?
        - Звонила. Никто не ответил.
        Андрей меня разглядывал.
        - А ночевала где?
        - У подруги. Двумя этажами ниже.
        - Ясно, - проговорил он. Сидел, откинувшись на стуле, и постукивал пальцами по столу. Смотрел на меня в задумчивости. А что на меня было смотреть? Я не знала, что делать, что говорить. Все на меня смотрели - и Жанка, и муж её, теперь вот Андрей Романович. Смотрели и чего-то, по всей видимости, от меня ждали. Объяснений, решений, прогнозов на будущее. А в моей голове гулял ветер полного непонимания и недоверия к случившемуся. Ну, не могло такого произойти, не мог Вовка так со мной поступить!
        - Что ты собираешься делать? - спросил он меня.
        Я отвела руки от лица, я не плакала, только щёки лихорадочно горели. Я провела ладонями по гладкой столешнице.
        - Работать.
        - С ума сошла? Что ты сейчас наработаешь? У тебя всё-таки важный процесс.
        - Не волнуйтесь, Андрей Романович, всё будет хорошо. Но это лучше, чем сидеть и реветь.
        Андрей посверлил меня взглядом, прошло несколько секунд, и он сказал:
        - А ты не реви. Не надо реветь из-за предателей. Много чести. - Ещё помедлил и предложил: - Хочешь, съездим куда-нибудь позавтракать?
        Я тут же отказалась, покачала головой. Сообщила ему:
        - Нет. У меня есть булка.
        - Вижу, - усмехнулся Андрей. - И кофе. А ещё кофе есть?
        - Сейчас сделаю.
        Он проводил меня взглядом. Не знаю, что Андрей Романович пытался во мне высмотреть, к чему он приглядывался, но взгляд у него был встревоженный. То ли булка моя огромная его беспокоила, то ли помявшийся от ночных мытарств костюм, то ли то, как я щурила глаза. Дело в том, что вчера я отправилась на встречу в ресторан в линзах, оставив очки дома, а из-за обилия слёз, линзы пришлось вынуть. И теперь я не слишком хорошо видела и бесконечно щурилась. Не критично, но неудобство испытывала.
        В течение дня я много раз набирала Вовкин номер. Но его телефон был выключен, а звонить Лидии Николаевне или её мужу я больше не стала. Не нашлось во мне смелости и сил на это. Решила положиться на Вовкину порядочность. Но, наверное, зря. Он мне так и не позвонил. Зато в районе трёх часов мне позвонила Жанна и сообщила, что Вова вернулся. Машина под окном стоит, на своём месте.
        - Он один приехал или с родителями? - спросила я.
        - Этого не видела, - ответила и тут же предложила: - Хочешь, схожу и узнаю? - Её голос звучал настолько воинственно, что я тут же от предложения отказалась.
        - Не нужно. Я сама.
        - Что, пойдёшь разговоры разговаривать? Он тебе даже не перезвонил, Вика!
        - В конце концов, я должна разобраться в ситуации, - пыталась я доказать ей. - Да и вещи мои там. Я там живу… Вчера ещё жила.
        - Хорошо, буду ждать твоего звонка. Только ты держи удар, Вика, слышишь? Не давай себя в обиду! Если что, кричи громче, я прибегу на подмогу.
        Я, конечно, пообещала, что буду сильной, стану себя защищать, но, на самом деле, у меня внутри всё затряслось. Настолько, что я, забыв о правилах приличия, ушла с работы, ни с кем не попрощавшись. Даже Андрея Романовича в известность не поставила. Можно сказать, что тайком убежала. Пока ехала в автобусе, а ехать предстояло почти час, всё гадала, чем закончится моя встреча с Вовкой. И что я от него услышу. Предчувствовала, что ничего хорошего.
        Машина, на самом деле, была припаркована на импровизированной стоянке перед домом. Я посмотрела на неё недолго, после чего направилась в подъезд. Перед дверью квартиры возникла небольшая дилемма - позвонить мне в звонок или привычно отпереть дверь своим ключом. Как будет правильно?
        В конце концов, пришла к выводу, что не стану никому облегчать задачу. Достала ключи из сумки, вставила ключ в замочную скважину, он легко повернулся, а дверь открылась. Навстречу мне никто не спешил, препятствовать появлению в квартире, которую я два последних года называла своим домом, не стал, и я вошла в прихожую. Даже свет включила. Вот после этого в дверях комнаты появился Вовка. Глянул на меня хмуро, но что-либо говорить не спешил. Пришлось мне первой поинтересоваться:
        - Что вчера случилось?
        - Случилось? - переспросил он.
        - Ты уехал. Уехал и бросил меня под дверью. Как кошку бездомную. Вова, ты ничего не хочешь мне объяснить?
        - Тебя никто не бросал, - объявили мне. - Нечего было из дома уходить в ночь. Куда-то, к кому-то.
        Его слова и тон звучали весьма красноречиво, а ещё заучено. То ли он сам готовился к этому разговору, то ли его готовили. Я склонялась к второму варианту. Я смотрела на него, на человека, который когда-то признавался мне в любви, который смеялся вместе со мной, держал меня за руку, строил планы на будущее, кстати, ещё совсем недавно, а сейчас он смотрел на меня, как на чужую, недовольно и крайне снисходительно. Будто я отнимаю его время своим появлением.
        В какой-то момент Вовка не выдержал наших скрещённых взглядов и ушёл обратно в комнату, а я, лишнюю секунду посомневавшись, отправилась за ним.
        - Так всё из-за того, что я ушла вчера? - не могла я поверить. - Но я ведь не гулять отправилась! Я пытаюсь заработать лишние деньги!
        - Деньги таким способом не зарабатываются, - произнёс он, и я даже интонации Лидии Николаевны в его голосе уловила. Наставительные и бескомпромиссные.
        - Каким способом? - Я готова была кричать от бессилия и абсурда ситуации. - Встреча заняла несколько часов, обсуждалась финансовая состоятельность проекта! Господи, что ещё мне тебе сказать? Почему, вообще, ты заставляешь меня оправдываться?
        - Я не прошу тебя оправдываться! - повысил он голос в ответ. - Вика, мне это не нужно. Мне хватило твоего вчерашнего поступка!
        - Моего поступка? - изумилась я. - А что по поводу твоего поступка? Что ты бросил меня! Бросил ночью, в подъезде! Мне пришлось идти ночевать к соседям!
        - Дай догадаюсь! - Вовка вскинул руку, затем пальцем в меня ткнул. - Ты к Жанке отправилась! А она только рада, обсудить, какое я чмо!
        - Так я и в этом виновата? Что не заночевала на ступеньках?
        Он вдруг замахал на меня руками.
        - Вика, хватит, хватит! Я не хочу всё это слушать!
        - Да что слушать-то? - воскликнула я. - Я до сих пор не могу понять, в чём конкретно я перед тобой провинилась?
        - Ты думаешь, я не знаю, с кем ты вчера ужинать отправилась? Я загуглил, посмотрел!
        - Что ты посмотрел?
        - На твоего начальника, - весомо заметил он, и взглянул на меня взглядом поборника нравственности.
        Конечно, я почувствовала вину. Можно было зажмуриться, повиниться, начать просить прощения, но я наблюдала за Вовкой и понимала, что он бьёт наугад. И даже если он и заметил в наш вечер в ночном клубе, насколько долго я сидела у барной стойки и разговаривала с Андреем, это всё равно не повод меня в чём-то обвинять. Мало того, что обвинять, а ещё и наказывать, выставляя на ночь из дома. Всё это напоминало повод.
        Вовка тем временем усмехнулся.
        - А он ничего, презентабельно выглядит. Не урод, богатый, не женатый.
        - Что ты говоришь? Ты сам себя слышишь? - Я не могла оправиться от удивления.
        - Вика, перестань. В конце концов, мы с тобой оба знаем, что ты не просто так устроилась к нему на работу.
        - Да, не просто так, - согласилась я. - А потому что ты меня об этом просил.
        - Неправда. Если бы дело было только в этом, ты бы ни за что не согласилась. Но у тебя был более достойный повод. И не ври мне, что не думала о сестре, когда шла туда в первый день. А тут всё так удачно совпало!
        Я покачала головой.
        - Ты сошёл с ума.
        - Правда?
        Я решительно повторила:
        - Правда. Ты сошёл с ума.
        - Хорошо, пусть будет так. Я сумасшедший.
        Вовка отвернулся от меня. Стоял, уперев руки в бока, и смотрел в окно. А я смотрела на него, на его спину, и не знала, что мне дальше делать, что дальше говорить. Оставалось только задать один-единственный вопрос.
        - Мы расстаёмся?
        Он молчал, и было заметно, что он колеблется с ответом. И я прекрасно понимала, о чём он в этот момент думает, что он чувствует, что его смущает и заставляет сомневаться. Потому что я чувствовала то же самое. По крайней мере, мне казалось, что мы с Вовкой сейчас мыслим в унисон. Он, как и я, чувствует, что наши с ним отношения зашли в тупик. Мы попросту упёрлись в стену, и двигаться дальше некуда. Но взять и решить всё одним махом, движением руки, единственным словом - очень трудно, на это необходимо решиться. Чтобы завтра утром проснуться в новой реальности, с новым мироощущением, человеком свободным, без данных когда-то обещаний, без обязательств.
        Мы прожили вместе столько, сколько смогли.
        Так получается?
        Вовка по-прежнему молчал, и это уже стало казаться невыносимым и даже унизительным. Я стояла в молчании и покаянии за его спиной и будто ожидала его решения, своей участи. И я действительного этого ждала. На какую-то секунду меня накрыло ожидание облегчения. Которое наступит, как только Вовка повернётся ко мне и скажет, что я говорю глупости, что расставаться никто не собирается, что он меня любит и никуда не отпустит. А то, что случилось вчера, всего лишь нелепость и недоразумение.
        Вот воспоминания о произошедшем вчера меня, если честно, и отрезвили. Я вспомнила свою обиду, свои слёзы в чужую подушку, огромное непонимание в душе, и кулаки сами собой сжались. Я поняла, что всё ещё стою и жду помилования от человека, которому меня совсем не жаль. Ему не жаль было меня вчера, когда он уезжал и запирал от меня квартиру, ему не жаль меня сейчас…
        Я вздохнула. Вздох сам вырвался, тяжёлый и расстроенный, но с ним пришло осознание того, что всё уже свершилось. Я вытерла слёзы, которые всё-таки потекли по щекам, заставила себя вскинуть повыше голову и молча направилась в спальню. Вовка за мной не пошёл, и это говорило о многом. Это говорило обо всём.
        Пришлось придвинуть к шкафу стул и забраться на него, чтобы достать чемодан, что хранился на антресолях. Я рывком его на себя потянула, и он едва не свалился мне на голову, хорошо, хоть пустой был. Неловко поймала, бросила на кровать, а сама кусала и кусала нижнюю губу, решив, что плакать больше не буду. Хотя, хотелось, прямо навзрыд. И то гадкое, жалкое чувство - мол, заплачу, он услышит, придёт, пожалеет и всё наладится.
        - Ничего не наладится, - сказала я себе вслух. Произнесла, чтобы расставить для себя всё по полочкам.
        Я кидала в чемодан свои вещи, прямо кидала, без разбора, ничего не складывая. Не было у меня на это в данный момент сил. А сама невольно прислушивалась к тому, что происходит в соседней комнате. Не было слышно ни звука. В какой-то момент я не выдержала, на цыпочках подошла к двери и выглянула. Вовка сидел за компьютерным столом, в наушниках, и играл. Я застыла, наблюдая за ним. Захотелось подойти и ударить его. И я почти готова была уступить этому желанию, но в кармане завибрировал телефон. Он отвлёк меня от мстительных мыслей. Я вернулась в спальню, прикрыла за собой дверь и присела на кровать, решив, дать себе передышку. На экране телефона высветилась знакомая фамилия.
        - Чем ты занята? - поинтересовался Андрей. Причём, голос у него был настолько заинтересованный и подозрительный, будто он не сомневался, что у меня всё плохо.
        Я таращилась на своё отражение в зеркальной дверце шкафа-купе.
        - Занята, - сказала я ему, не желая обсуждать с ним свои личные неприятности. - Я сегодня не приеду на работу… не могу.
        - Это я понял. Но чем ты занята?
        Его настойчивость жутко раздражала. От неё хотелось кричать от бессилия и плакать.
        - Я переезжаю, - нашлась я с ответом, в конце концов.
        - Вона как!
        Беспардонные интонации в голосе Андрея ложились раскалённым камнем мне на сердце. Он будто злорадствовал, хотя, я и понимала, что это не так.
        - И куда переезжаешь?
        Я помолчала. А, правда, куда?
        - К отцу, - решила я, правда, не смело. - А потом что-нибудь придумаю.
        В трубке помолчали, затем сказали:
        - Хорошо. - И тут же добавили: - Я подъеду через полчаса. Хватит тебе времени, чтобы собраться?
        Хватит ли мне получаса, чтобы собрать свою жизнь за два года и упаковать в чемодан и коробки? Странно, но, наверное, да. Другой вопрос: зачем Андрею возиться со мной? С моими сумками, с моими проблемами, с моими переездами?
        Я не стала забирать ничего, кроме своих личных вещей. Что-то в этой квартире я считала своим, покупала, старалась, украшала, создавала уют. Вот только забирать всё это мне было некуда. Я сложила в чемодан личные вещи, одежду, подумала и забрала картину со стены в спальне. Пейзаж, купленный мной в поездке в Чехию, я его любила. И покупала для себя, так почему не могу забрать? А Вовка даже не обернулся, когда я выходила. Уверена, что, если бы Лидия Николаевна присутствовала при моих сборах, она бы поинтересовалась судьбой покупки каждой вещи, что я забирала с собой, но её не было, а моему… уже бывшему жениху, было, по всей видимости, всё равно. Лишь бы я поскорее ушла и избавила его от необходимости что-либо со мной обсуждать. Я, за его спиной, тащила набитый битком чемодан, картину под мышкой и пару сумок, а Вовка… даже не повернул головы. Обидно было до ужаса, до крика. Но я молчала. Молчала и тащила всё в прихожую. Чувствовала себя съезжающей квартиранткой. Пожила - и будет.
        Уже когда собиралась выйти за порог, вдруг вспомнила о том, что ключи от квартиры необходимо оставить. Мне вчера ясно дали понять, что моё присутствие в этом доме, крайне нежелательно. Я вытащила ключи из сумочки и буквально швырнула их на тумбочку в прихожей.
        Отец не сразу отозвался на мой звонок, и меня это, признаться, напугало. Я сидела на чемодане в подъезде у Жанкиной двери, и лихорадочно перебирала в уме варианты. Куда мне отправиться? Где меня ждут? Поехать к маме я, конечно, могла, но сказать честно, не хотела. Уже представляла её реакцию, всё то, что я от неё услышу, о том, что она меня предупреждала, и что Вовка никогда не внушал ей доверия.
        - Нахал и бездельник, - именно так отзывалась мама в последние месяцы о моём молодом человеке, а я не могла ей ничего возразить, отмалчивалась, про себя оправдывая Вовку. Сегодня оправдать не получится.
        Отец сам мне перезвонил минут через десять, поинтересовался моими делами, а я взяла и всхлипнула в трубку. Папа тут же переполошился, а мне пришлось признаваться в том, что мне некуда идти.
        - Он что, просто взял и выставил тебя? - не поверил отец.
        А я пожала плечами, будто он мог меня видеть.
        - Это же его квартира, его дом, - сказала я. - Я там никто.
        - Что значит, никто?! Он мужик или нет?
        На этот риторический вопрос отца у меня ответа не было, я могла только вздыхать и вытирать слёзы.
        - Можно я поживу у вас несколько дней? Пока не сниму квартиру? Совсем немного…
        - Вика, ты что оправдываешься? Приезжай, конечно. Вера против не будет.
        Мне стало немного легче. И я даже выдохнула с облегчением:
        - Спасибо.
        Ну вот, я уже не бомж.
        Из-за Жанкиной двери слышался лай Бубуни. Она надрывалась прямо за дверью, видимо, почуяв меня, и ничего удивительного, что подруга в какой-то момент дверь приоткрыла, чтобы узнать, на что так яростно реагирует её любимица. Увидела меня и ахнула. Бубуня вынырнула в подъезд, закружилась вокруг меня, а я вдруг вспомнила стихи из детства: картина, корзина, картонка и маленькая собачонка. Вот я та самая дама, с кучей вещей и без определённого адреса обитания.
        Жанка приложила ладонь к пышной груди.
        - Вика, как же теперь… - выдохнула она, а я решительно поднялась. Подхватила свою поклажу и направилась вниз по лестнице. А Жанке скомандовала:
        - Бери картину и Бубуню.
        Вот таким составом мы и появились из подъезда, прямо перед машиной Андрея Романовича. Он вышел нам навстречу, серьёзный и молчаливый, забрал у меня тяжёлый чемодан. Затем поинтересовался:
        - Собака твоя?
        Я вздохнула.
        - Нет. Моя картина.
        - Картину возьмём, - согласился он. Протянул руку за картиной, что Жанка держала одной рукой, а Бубуня вдруг решила показать зубы, рыкнула, а затем тявкнула на него. Андрей Романович сдвинул брови, взглянув в упор на белоснежное рассерженное создание. Наверное, в душе порадовался, что таскаться с собачонкой ему не придётся.
        Я подошла к Жанке и обняла её, знала, что подруга расстроена. Не моим расставанием с Вовкой, она давно это прогнозировала, она расстроена моим отъездом, нарушением наших с ней привычек и ритуалов.
        - Я обязательно к тебе приеду, - пообещала я. - Завтра.
        Жанна перехватила Бубуню другой рукой, будто ребёнка, прижала к груди, а сама повыше вздёрнула нос, стараясь не показаться особо расстроенной. Переживала, а сама всё поглядывала на Андрея Романовича, присматривалась к нему со всем своим неуёмным женским любопытством. А я вдруг подняла глаза к окнам квартиры, в которой ещё час назад как бы проживала. Что-то подсказало мне посмотреть, я голову закинула и увидела у кухонного окна Вовку. Он стоял и наблюдал. Что ж, наверное, он сейчас говорит себе, что во всём прав, что не ошибся в своих предположениях, а я в его мыслях и суждениях, наверняка, неверная женщина.
        Вот только ничего объяснять и доказывать я больше не буду. Меня выбросили, будто надоевшую кошку. Не желая слышать никаких моих доводов и оправданий, ведь я ещё пыталась оправдываться!
        - Вика, садись в машину.
        Я обернулась и поняла, что Андрей уже за рулём и ждёт лишь меня. А я стою и глупо пялюсь на своего бывшего.
        Жанка подошла и подтолкнула меня в спину. Шикнула:
        - Садись.
        Я села в машину. Всё же не до конца осознавая, что всё это значит.
        - Куда ехать? - спросил меня Андрей.
        Я автоматически назвал адрес отца. Андрей кивнул и повернул ключ зажигания.
        - На тебе лица нет, - сказал он через пару минут молчания. - Выдохни. Родителей напугаешь.
        Я смотрела в окно, чувствовала, что если поверну голову и встречусь с Андреем взглядом, то тут же разревусь. Накопившиеся напряжение и обида хлынут наружу.
        Мы снова замолчали на несколько минут, если честно, мне не хотелось разговаривать, ни о чём. Лишь в молчании пережить своё унижение. И присутствие Андрея мне, признаться, мешало, мне казалось, что он видит насквозь, то, что видеть не должен, мою слабость и уязвимость. А показывать себя такой, можно сказать, чужому человеку, неправильно. И я настырно отворачивалась, смотрела в окно, чтобы не встречаться с ним взглядом, и молчала. Заговорил первым он, по всей видимости, не выдержав, решив, что меня надо поддержать. Или направить по правильному пути.
        - Вика, я понимаю, тебе сейчас трудно. Обидно. Сильно обидно. - Андрей вздохнул. - Но всё равно я тебе скажу, что ты не должна страдать по нему.
        Я поёрзала на сидении, но всё же промолчала. Хотя, не была согласна. Что значит, не должна страдать? Я же не бесчувственная кукла, как я могу встряхнуть шевелюрой и отправиться дальше, не дрогнув после такого?
        - Нельзя прощать такие поступки, - закончил Андрей свою мысль.
        - Я не собираюсь прощать, - всё-таки проговорила я. - Дело не в этом…
        - Я понимаю. Дело в раненном самолюбии. Это нормально.
        Я голову повернула, кинула на него удивлённый взгляд.
        - А кроме самолюбия ничего не должно пострадать при расставании? - поинтересовалась я.
        Отчего-то Андрей остался недоволен моими словами. Поджал губы и нахмурился.
        Мы подъехали к дому отца, и я почти сразу увидела его, стоящим на балконе. По всей видимости, он поджидал меня, не зная, на такси я подъеду или буду добираться до места как-то ещё. Сразу обратил внимание на подъехавшую машину, а я, спешащая избавиться от каверзных советов Андрея Романовича, открыла дверь и вышла из автомобиля. И только тогда, когда я махнула отцу рукой, я поняла, что сейчас должно произойти. Встреча моего отца и Андрея Веклера. Которой, априори, не должно было произойти. Ведь я, соглашаясь на работу, была уверена, что никому, кроме меня, это никаких неприятностей и неудобств не доставит. Я собиралась всё решить и пройти сама, в одиночестве. А сейчас отец уже спешит спуститься к подъезду, чтобы встретить меня.
        Я даже о Вовке на какую-то минуту позабыла, честно. Андрей тоже вышел из машины и в ожидании остановился рядом со мной. Зачем-то принялся меня разглядывать. А я смотрела на дверь подъезда.
        - Твои родители живут вдвоём? - задал он простой вопрос. В принципе, он имел право его задать, любопытствуя, и ничего особенного, никакого подтекста в словах Андрея не прозвучало. По крайней мере, он был в этом уверен. А мне понадобилось несколько секунд для того, чтобы собраться с мыслями.
        - Мои родители в разводе, - в конце концов сказала я правду. - Здесь живёт отец с новой семьёй.
        Андрей еле слышно хмыкнул, сунул руки в задние карманы на джинсах.
        - Так у тебя мачеха, - протянул он чуть насмешливо.
        Я равнодушно повела плечом.
        - Я её таковой не считаю. Вера - жена отца, им вместе хорошо, это всё, что мне следует знать.
        Андрей понимающе кивнул, и в этот момент из подъезда вышел папа. Он появился на крыльце, а я внезапно взглянула на него, как бы со стороны. Попыталась понять, насколько он изменился за прошедшие десять лет. Не так уж и сильно, если честно. Только седины в волосах прибавилось, и фигура стала более тяжеловесной. Но узнать его, без сомнения, можно. Вот только я понятия не имею, встречались ли они с Андреем лично.
        Папа меня не обнял, не торопился жалеть, по крайней мере, прилюдно. Подобное проявление эмоций было ему не свойственно, поэтому я нисколько не обиделась, потому что не ждала, и сама ему на шею с рёвом кидаться не планировала. Отец лишь головой расстроено качнул, увидев меня, но в его взгляде в тот момент было абсолютное желание решать мои проблемы, а это самое главное. Папа не собирался оставить меня в трудную минуту, за этим я к нему и ехала.
        Зато он заинтересовался присутствием Андрея, и я внутренне замерла. Таращила на отца глаза в страхе, ожидая заметить в его взгляде тень узнавания, но её всё ещё не было, а на Андрея Романовича я и вовсе боялась взглянуть.
        Отец протянул моему спутнику руку.
        - Олег Дмитриевич, - представился он, и я поняла, что Андрея он не узнал. А ещё добавил: - Спасибо, что привезли дочку домой.
        - Всегда готов, - браво сообщил ему Андрей, ответив на приветствие крепким рукопожатием. И вот тогда уже представился сам: - Андрей Веклер. Мы с вашей дочерью работаем вместе.
        Я смотрела в лицо отца и прекрасно видела, как оно окаменело. Он не отводил глаз от Андрея, и так застыл. Секунда, две, а затем их рукопожатие распалось, и я заметила, как отец поспешил отступить назад. И даже отвернулся, ему было трудно справиться с дыханием.
        Я почувствовала себя виноватой. За то, что заставила его пройти через это, и даже не удосужилась предупредить. Я плохая дочь.
        - Папа, - проговорила я осторожно. Не знаю, чего опасалась. То ли его реакции, то ли его отношения ко мне после этой встречи.
        - Где твои вещи? - поинтересовался отец.
        - Я достану, - пообещал Андрей. Обошёл машину, открыл багажник, а мы с отцом, наконец, встретились взглядами. В его глазах стояли укор и беспокойство.
        - Прости, - проговорила я одними губами.
        Папа вздохнул и как-то обречённо махнул рукой.
        Андрей достал из машины мой чемодан, картину… корзину, картонку… Картину я сама взяла, а папа подхватил чемодан и сумки и направился к подъезду. Молча, после чего опомнился, обернулся, взглянул на нас. Его взгляд был рассеянным, будто он всеми силами старался не фокусировать взгляд на лице Андрея, пытался этого избежать. Повторил:
        - Спасибо… что помогли Вике.
        Андрей ему улыбнулся.
        - Меня не за что благодарить. Всегда рад помочь вашей дочери.
        Прозвучали его слова, надо сказать, многозначительно и двояко. Отец это, явно, для себя отметил, но больше ничего не сказал, и скрылся с моим чемоданом в подъезде. А мы с Андреем остались на улице.
        - Что ты вцепилась в эту картину? - спросил он меня.
        Я ослабила хватку, но из рук своё имущество не выпустила. А Андрей задал ещё один вопрос:
        - Я не понравился твоему отцу?
        «Не понравился», согласилась я мысленно. «Попросту не мог понравиться». А вот перед Андреем пришлось изобразить недоумение.
        - С чего ты взял? Он расстроен из-за меня, вот и всё.
        Андрей меня разглядывал. Снова.
        - Ясно, - проговорил он. - Что ж, буду надеяться, что ты говоришь правду.
        - Почему?
        Он пожал плечами.
        - Сам не знаю. Но у меня такое предчувствие, что нам с твоим папой ещё предстоит встретиться.
        У меня от его озвученного предчувствия внутри что-то неприятно натянулось.
        С Андреем я простилась, даже извинилась за то, что сорвала привычный рабочий процесс, на что Андрей Романович лишь пренебрежительно фыркнул. Правда, тут же добавил, что ждёт меня завтра. В обычное время. Я согласно кивнула, и вместе со своей драгоценной картиной поторопилась укрыться от его взглядов, вопросов и предчувствий в подъезде.
        Отец встретил меня в прихожей. Чемодан с моими вещами стоял посреди большой комнаты, а отец расхаживал вокруг него, из комнаты на кухню, захватывая прихожую, и обратно. В общем, нарезал круги. И я прекрасно знала почему. Я вошла, разулась, проскользнула мимо него в комнату, и поняла, что не знаю, куда направиться дальше и что делать. А папа пытал меня расстроенным взглядом.
        - Я попросила прощения, - сказала я ему, стараясь сгладить ситуацию. - Я совершенно не подумала…
        - О чём ты не подумала?
        Я, наконец, догадалась опустить картину на пол. Присела на край дивана и вздохнула.
        - Всё получилось случайно, - попыталась найти я оправдание. Наверное, себе в первую очередь. - Андрей позвонил, когда я собирала вещи, и совершенно не знала, куда с ними пойду. А тут он… И я не нашла слов для отказа.
        - Вика, он вёл себя не так, словно согласился помочь малознакомому человеку.
        Что мне было на это ответить?
        - Мы работаем вместе, папа. То есть, я на него работаю. Наверное, он… очень ответственный руководитель.
        - Наверное, - согласился отец, и устало опустился в кресло напротив меня. Принялся пытать меня пристальным взглядом исподлобья. То ещё удовольствие, я скажу. Помню, таким взглядом он когда-то смотрел на Ксеню, когда она его расстраивала своим поведением или поступками, я же этой чести удостаивалась редко. Просто потому, что никогда папу не огорчала. А вот сейчас понимаю, каково это - вынести его разочарованный взгляд.
        - Вика, что ты затеяла?
        Я решительно качнула головой, отказываясь.
        - Ничего.
        - Я же просил тебя, - продолжил отец, будто не слыша моих слов. - Просил тебя не связываться с этой семьёй.
        - Папа, мне нужны были деньги, - попыталась донести я до него истинное положение вещей.
        Отец согласно кивнул и тут же меня оповестил:
        - Ты рассталась с Вовой, кредит на машину остался с ним, значит, ты с чистой совестью можешь уволиться. И забыть обо всём. Я тебя прошу, поступи правильно.
        Мысль, на самом деле, была удивительная. Я сидела напротив отца и таращила на него глаза.
        - Папа, Андрей не знает, что Ксюша - моя сестра.
        - Что это меняет? Он не знает сегодня, а завтра может узнать, догадаться, вспомнить.
        - Что вспомнить?
        - Например, нашу с ним встречу. Да, это было один раз, но было.
        - Ты же тоже не сразу его узнал, - осторожно заметила я. - Может, всё, на самом деле, осталось в прошлом?
        - Попробуй сказать об этом своей матери, - посоветовал он. Внимательно вглядывался в моё лицо. - Почему ты так упорствуешь? Не хочешь увольняться? Что-то тебя держит?
        Я поводила пальцем по обивке дивана. Затем решила сказать, как есть. Разве я не права?
        - Папа, может, чужого кредита у меня на плечах больше и нет, а вот жить мне где-то нужно. А на мою официальную зарплату снимать квартиру довольно затруднительно. Поэтому в деньгах я всё-таки нуждаюсь.
        - Мы что-нибудь придумаем, - упорствовал отец.
        - Что? - заинтересовалась я. - Если ты хочешь предложить мне пожить здесь, то я не соглашусь. Я очень благодарна, что ты разрешил мне остаться здесь на пару дней, но жить я здесь не могу, и ты отлично это знаешь. И к маме не поеду, даже на время отпуска. Просто не могу… я столько не выдержу. Поэтому выбора у меня нет. - Я сделала глубокий вдох, а отцу успокаивающе улыбнулась. - К тому же, ты зря переживаешь. С Андреем я вижусь не так часто. Он уезжает в Москву, а я работаю в одиночестве в кабинете со старой мебелью. Вот и все.
        Отец смотрел на меня недоверчиво, и я даже заподозрила, что на моём лице, в тот момент, когда я говорю об Андрее Веклере, отражается что-то большее, чем информация о начальнике. Было от чего занервничать.
        - То есть, прислушиваться ко мне ты не станешь?
        - Папа, не мучай меня! - попросила я его, не сдержавшись. - Выбора у меня, на данный момент, нет.
        Отец с мрачным видом смотрел в сторону, затем тяжело кивнул.
        - Хорошо, - сказал он в конце концов. - Решай сама. - С кресла он поднялся, посмотрел на мои вещи, что так и стояли посреди комнаты. - Вера сказала, что ты можешь поспать на диване в комнате мальчишек. Ничего?
        - Конечно, - с энтузиазмом проговорила я. - Спасибо!
        - Мне нужно на работу. - Отец дошёл до прихожей, затем вернулся обратно. И взглянул на меня тем самым взглядом, о котором я успела позабыть, полным потери и надежды одновременно. - Вика, ты не спрашивала его?..
        Мне стало трудно дышать. Я стояла перед отцом и чувствовала себя едва ли не преступницей, словно скрываю от него что-то жизненно важное. Но мне всё же пришлось качнуть головой, разбивая его вспыхнувшие надежды в прах.
        - Не спрашивала, папа.
        Ещё секунда, и искра надежды в его взгляде стала таять. Я видела это, наблюдала за тем, как его глаза становятся бледнее и тусклее. Отец согласно кивнул, и вроде как похвалил меня:
        - Правильно, не стоит… Ты должна думать о своей безопасности.
        В ответ я промолчала. А когда отец ушёл на работу, и я осталась в квартире одна, я долго размышляла о том, что как бы это ни было странно, но рядом с Андреем я как раз и чувствую себя в безопасности. И каждый раз себя за это виню.
        - Чем ты собираешься заняться вечером?
        Вообще, он не должен был мне звонить. Начальники, по крайней мере, добропорядочные, соблюдающие субординацию, так не поступают. Не звонят своим сотрудницам с компрометирующими вопросами, а уж тем более с предложениями, да и на помощь посреди рабочего дня не кидаются, тем более, не забирают их у бывших женихов и мужей вместе с вещами. А вот Андрей Романович всё это делал, чем сильно меня волновал.
        - Буду обдумывать дальнейшие перспективы, - ответила я.
        - На жизнь? - посмеялся он.
        А я серьёзно отозвалась:
        - Конечно.
        - Давай лучше где-нибудь поужинаем. - И не дав мне возможности ответить и обдумать предложение, продолжил: - Тебе надо отвлечься.
        - И как ты собираешься меня отвлекать? - насторожилась я.
        - Очень просто. Хорошей едой и увлекательной беседой.
        Увлекательной беседой о чём, интересно?
        - Вика, я планирую уехать в Москву на неделю. Удели мне, пожалуйста, один вечер.
        У меня был выбор. Поужинать с Андреем и посмотреть, чем закончится наша очередная беседа, либо провести вечер в доме отца, под его беспокойным, тягостным взглядом. Да и Вера, наверняка, примется расспрашивать о случившемся. А очередной рассказ о моём унижении станет очередным серьёзным ударом по самолюбию. И дело даже не в самом рассказе, не в словах, а во взгляде слушателя. Я поймала себя на том, что даже близкие люди, выслушивая меня, начинают смотреть на меня с жалостью и непониманием. Мол, как ты позволила так с собой поступить? А что я могла сделать?
        Или могла?..
        Вся моя одежда была упакована в чемоданы. Чтобы выудить на свет божий нужное платье, пришлось потратить определённое время, а затем взяться за отпариватель. За этим занятием меня и застала, вернувшаяся домой, жена отца. С первых слов стало ясно, что папа ей позвонил и всё рассказал, по всей видимости, от возмущения произошедшим, во всех деталях. Потому что Вера с порога принялась охать и меня жалеть. И даже не сразу поняла, что я куда-то собираюсь. Я же, в ответ на её вопрос, натужно улыбнулась, не зная, как объяснить моё желание уйти из дома в первый же вечер своей свободной жизни.
        - У меня деловой ужин, - в конце концов сообщила я, и тут же мысленно в этом покаялась. Вера, без всякого сомнения, передаст мои слова отцу, а тот обязательно догадается, с кем именно я по-деловому ужинаю. Но пока мачеха лишь понимающе кивнула.
        - Да, да, Олег говорил, что у тебя новая работа.
        - Не новая, просто временная.
        - Это тоже неплохо. Тебе нужны деньги.
        Я согласно кивнула, обрадованная тем, что, хотя бы сейчас не нужно ничего объяснять. Но всё же не заметить, как Вера аккуратно наблюдает за моими сборами, за тем как я прихорашиваюсь у зеркала в прихожей, было невозможно.
        - Ложитесь спать, - попросила я, - не ждите меня. Скажи папе, чтобы не волновался.
        - Конечно, конечно, - поспешно отозвалась Вера. - Отдыхай, тебе нужно отвлечься.
        Наверное, со стороны моё поведение показалось ей странным. Ни слёз, ни отчаяния, ни проклятий в адрес бывшего. Думаю, после звонка отца, по дороге домой, Вера ждала увидеть именно это. А тут я, с макияжем и благоухающая духами, упархиваю в ночь. Так и решат, что Вовка не просто так со мной расстался, что я какая-нибудь гулящая особа.
        Если честно, я себя таковой и ощущала, на какую-то маленькую часть изложенной бывшим правды. Но это было даже приятно. Приятно после долгого тягостного существования, всех мыслей о том, как и на что нам с Вовкой прожить, заботами о финансовом и бытовом комфорте двух взрослых людей, выйти из такси в красивом платье у ресторана, и почувствовать себя женщиной. Свободной не от обязательств, а от проблем, которые тяжёлым грузом довольно долго лежали на плечах. Я ощущала невероятную лёгкость, но при этом и пустоту внутри. Как будто что-то вырвали из моей души. И мне стало легче дышать, но при этом страшно от того, что я не знаю, чем эту пустоту заполнить. И в образовавшуюся брешь заползало волнение, беспокойство, что я совершу неверный шаг в какой-то момент, сделаю неправильный выбор.
        Ведь зачем-то я иду на встречу с Андреем? Хотя, мы вполне могли без неё обойтись.
        - Как твоё настроение? - спросил Андрей. Он встретил меня в зале, и мне показалось, что он приехал задолго до меня. Сидел за столиком у окна, на мягком, удобном диванчике, перед ним стояла чашка с допитым кофе и бокал с коньяком. Он поднялся при моём появлении, и когда мы встретились с ним взглядом, я в первый момент почувствовала серьёзную растерянность. И снова задалась вопросом: что я здесь делаю? Андрей смотрел на меня с чрезмерной пристальностью, будто что-то разглядеть во мне пытался, что-то уловить, что-то, лишь ему ведомое.
        Я осторожно пожала плечами.
        - Не знаю, - честно призналась я. И тут же сделала попытку над собой посмеяться. - Кажется, у меня шок.
        - Это нормально.
        Нам принесли меню, я осторожно выглядывала из-за папки, смотрела на Андрея, пытаясь понять, в каком он настроении. Судя по тому, что он пил ещё до моего прихода, чем-то он недоволен.
        - Ты уезжаешь завтра? - спросила я.
        Он поднял на меня глаза. И взгляд его показался мне слишком долгим и пытливым. Затем кивнул.
        - Да.
        - Не на машине, надеюсь?
        Андрей уловил намёк, невольно глянул на пустой бокал из-под коньяка, улыбнулся.
        - Нет.
        - Хорошо.
        - Что хорошо? Что уезжаю?
        - Что не на машине.
        - А ты бы переживала?
        Я решила удивиться, хотя, и отлично поняла, к чему он меня подводит.
        - Конечно. Всё-таки ехать двести километров…
        - Вика, ты за многих переживаешь?
        Я медленно перевернула тяжёлую страницу меню. А ему ответила:
        - Как нормальный, отзывчивый человек - да.
        - Занятно. Но почему-то мне кажется, что ты мне врёшь.
        - В каком смысле?
        - Что переживаешь за всех вокруг. Такого не бывает.
        - Андрей, ты придираешься к словам.
        - Ничего подобного. Просто мне интересно, почему ты за меня переживаешь.
        - Ты мой начальник. И платишь мне хорошую зарплату.
        Он засмеялся. Громко так, весело и никого не стесняясь. Я в первый момент кинула взгляд на соседний столик, но затем тоже заулыбалась.
        - Это, конечно, причина, - согласился Андрей.
        - А зачем ты меня приглашаешь на ужин? - поинтересовалась я у него. - Решил меня пожалеть?
        - Пожалеть? - удивился он. - С чего тебя жалеть? Тебя поздравлять надо, а не жалеть. Я думал, ты захочешь отпраздновать.
        От его слов мне стало немного не по себе.
        - Такое, обычно, не празднуют, - проговорила я негромко. - Только если в плохих анекдотах.
        - Брось. Такое и надо праздновать, с размахом. А не упиваться сомнениями и тонуть в расстройстве. Твой бывший… кто он, жених? Так вот, твой бывший настоящий балласт на твоей шее. Неужели ты этого не понимаешь?
        - Ты его совсем не знаешь, - автоматически принялась оправдываться я.
        - Как показала жизнь, ты тоже.
        Стало обидно, по-настоящему. Настроение стремительно пошло на убыль, и я сосредоточилась на этом, до того самого момента, пока не поняла, что Андрей Романович, сидя напротив меня, пристально за моей реакцией наблюдает. Словно врач-психотерапевт. Я встретила его взгляд, разозлилась и в возмущении поинтересовалась:
        - Что?
        Он тут же качнул головой, и даже черты его лица в одно мгновение разгладились, стали мягче. Андрей даже повинился, хотя, в искренность его извинений я верить не спешила.
        - Прости. Говорят, что нужно проговаривать свои обиды. Я хотел помочь.
        - Такими методами я могу обидеться на тебя.
        - Об этом я не подумал. Что закажем?
        Вернуть себе лёгкий настрой на этот вечер удалось не сразу. И даже несмотря на то, что нам с Андреем весь вечер удавалось поддерживать беседу, мы даже не замолкали ни на минуту, и неловких пауз не повисало, я не могла избавиться от ощущения, что он меня экзаменует по одному ему известному предмету. Что хочет от меня услышать, было неведомо. Я наблюдала за ним украдкой, ловила себя на мысли, что всё же волнуюсь в его присутствии, чувствую странное томление, но постоянно себя останавливаю. Мысленно повторяю, что Андрея Романовича судьба мне, видимо, послала в качестве испытания. Проверить не мою стойкость, а трезвость мышления и рассудительность.
        - Твоему отцу я, кажется, не понравился, - в какой-то момент поделился со мной догадками Андрей.
        - Ты и не должен ему нравиться, - легко отозвалась я.
        Андрей весело хмыкнул.
        - Да, наверное, ты права. Главное, чтобы я нравился тебе.
        Я решила удивиться.
        - Зачем? Ты мой начальник, нравишься ты мне или нет, особой роли не играет.
        Он ухмыльнулся, а на меня взглянул с укором.
        - Ты опять…
        - Но ведь это правда.
        Андрей выдал притворный расстроенный вздох.
        - А мне бы хотелось, чтобы я тебе нравился.
        Я снова повторила искренне-недоумённое:
        - Зачем?
        А его ответ меня огорошил:
        - Потому что ты мне нравишься.
        Я от неожиданности даже решила не рисковать и не подносить бокал с вином к губам. Вдруг поперхнусь от счастья? Вернула его на стол, а у Андрея поинтересовалась:
        - И как именно я тебе нравлюсь?
        - Вика, ну что ты, в конце концов!.. - решил возмутиться Андрей Романович. Сел на диванчике ровнее, расправил плечи.
        Я лишь развела руками.
        - Извини, - сказала я, - что так сразу не могу поверить в такую радостную весть.
        - Почему? В смысле, почему не можешь?
        На этот вопрос у меня ответа так сразу не нашлось. Но мне повезло. Андрей решил сам на него ответить.
        - Ты красивая, умная, самодостаточная. В какие-то моменты решительная.
        - В какие-то моменты?
        - Ну да. - И тут же заверил: - В той степени, что нужно для молодой девушки.
        Я молчала. Нет, в моей голове, конечно, пронеслось благодарное: «Офигеть, какая я молодец!», но выслушивать подобные признания от Андрея Романовича было странно. По крайней мере, для меня.
        - Может, тебе просто у нас скучно? - попыталась я перевести всё в шутку. Всё-таки к роковым признаниям от мужчин в их симпатии мне, я не была привычна. Всегда считала, что мне можно признаться во влечении и любви только после достаточного личного общения. Когда я перестану смущаться, раскроюсь перед человеком, стану самой собой, и поэтому все пламенные речи в исполнении Андрея Романовича вызывали во мне больше подозрений, чем восторга.
        - Прозвучало так, будто я заехал в далёкое село покуролесить, - вдруг обиделся Андрей. И с каким-то непонятным вызовом, похожим на всплеск возмущения, поинтересовался: - Что я не так сказал?
        Понятия не имею, как нужно было ответить на этот вопрос. Что он сказал не так? Всё так, просто его признания странны и непонятны.
        Пока я раздумывала над своим ответом, Андрей вдруг предложил:
        - Поедем со мной в Москву.
        Я вскинула на него глаза, ошарашено переспросила:
        - Что?
        - Поедем, - продолжил он. - Я свожу тебя на производство, познакомлю с отцом. Тебе будет интересно.
        Я таращила на него глаза, раздумывая над его словами о знакомстве с Романом Веклером, а Андрей продолжал:
        - Я приглашаю тебя в деловую поездку. И ничего более. Или ты меня боишься?
        Секундная пауза, после чего я качнула головой.
        - Нет, не боюсь.
        - Тогда в чём дело?
        Я снова молчала, глядя при этом Андрею в лицо. Словно пыталась предугадать детали и важные моменты предлагаемой поездки.
        - Ни в чём, - проговорила я в итоге. - Я подумаю.
        ГЛАВА 8
        Если честно, то обдумывать возможность поездки с Андреем в Москву, я всерьёз не собиралась. Попросту не могла представить себе эту ситуацию. Причину, по которой я могла бы отправиться с ним. Да и тему мы эту очень быстро оставили, я даже решила, что предложение Андрея не носило серьёзного характера. Он позвал меня под воздействием момента, да и алкоголя. Такое бывает, когда с твоего языка срываются обещания и предложения, о которых ты потом жалеешь. Я пришла к выводу, что именно это и произошло, и раздумывать об этом я не собиралась. А в остальном, вечер мне понравился. Мы много разговаривали, смеялись, Андрей даже над моими шутками смеялся, вполне искренне. Вовку никогда мои комментарии и попытки его развеселить, не смешили. Наши с ним чувства юмора находились на разных волнах звучания и понимания.
        После ужина мы вышли на улицу, в тёплый вечер, почти ночь, и вместо ожидания такси, направились по тихой улице в сторону центральной площади.
        - Тебе нравится жить в Москве? - спросила я Андрея.
        Он шёл рядом со мной, сунув руки в карманы брюк, расслабленной походкой, и совсем не выглядел на свой возраст. Казался развесёлым студентом, беспечным и безрассудным. После моего вопроса пожал плечами.
        - Не знаю, я привык.
        - Не так уж давно ты там живёшь, чтобы не мог сравнить. - Я попыталась уличить его в лукавстве.
        - Десять лет.
        - Всего десять.
        - Мне кажется, что там год за два, - посмеялся он.
        А я решила удивиться.
        - Другие люди говорят, что в Москве ритм жизни такой, что, вообще, не замечаешь, как время летит.
        - Возможно. А у меня чувство, что вся моя взрослая жизнь прошла там. Там, по сути, и началась.
        - А здесь?
        - А здесь детство, юность. - Андрей закинул голову и стал смотреть на звёздное небо над головой. Мы шли с ним по старой центральной улочке с двухэтажными особнячками, если их так можно было назвать, столетней давности постройки. Вокруг каждого дома заросли сирени или жасмина, пионы и флоксы, и узкие окна домов, в которых редко встречался свет. Несмотря на то, что мы находились в самом центре города, ощущение складывалось, что мы в деревне. Жизненный уклад здесь почти такой же - тихий и скучный.
        - Я люблю этот город, - сказал Андрей. - Просто напрочь об этом забыл. - Он голову повернул и посмотрел на меня. - А ты?
        - Я тоже люблю, - сказала я и улыбнулась. - К тому же, я больше нигде не жила.
        - Ты правильная, домашняя девочка.
        Я пожала плечами.
        - Наверное.
        - Ты одна дочка в семье?
        Я молчала, смотрела в сторону и осторожно ступала по старому асфальту в новых туфлях на каблуках. Ступала осторожно, боясь в темноте подвернуть ногу, угодив каблуком в какую-нибудь выбоину на дороге, да и местных жителей стуком каблуков в ночи не беспокоить.
        - Да. - Я буквально заставила себя произнести это.
        - А почему родители развелись?
        Этот вопрос показался мне странным.
        - Наверное, устали друг от друга, - озвучила я штампованную версию. - Возникли непримиримые противоречия. Ты, наверняка, об этом знаешь.
        - В моей семье не принято разводиться, - сказал он.
        Я на Андрея посмотрела, в первый момент не до конца осознав, что он имеет в виду. Он встретил мой взгляд, улыбнулся и развёл руками.
        - Вот так вот. Никто не разводится. В трёх поколениях разводов не было.
        Я осторожно кивнула.
        - Это, конечно, здорово.
        - Наверное, да. Родители женаты почти сорок лет, бабушки с дедушками с обеих сторон золотые свадьбы отпраздновали, их родители всю жизнь вместе со своими половинками прожили… В общем, не принято у нас. Я, наверное, поэтому и не женюсь никак, - вдруг засмеялся он. - Чтоб не подводить семью.
        - А твой брат?..
        - Брат?
        - Ты рассказывал, - аккуратно намекнула я. - Младший…
        - Гришка? - В голосе Андрея послышалась скрытая насмешка. Он чуть помедлил с ответом, всего секунду, но я заметила. - Гришка да, женат. Всё как надо. Младшенький меня опередил.
        - И дети есть?
        - Есть. Мальчишки-двойняшки, им по семь.
        Вот так вот, Гришка Веклер - добропорядочный семьянин. Дети у него, жена, наверняка, красавица. А где моя сестра?
        - А как зовут его жену? - Этот вопрос сам собой слетел с моего языка. И, конечно, подобное проявление необоснованного любопытства Андрея удивило, но он ответил.
        - Светлана. А что?
        Ничего. Светлана - это не Ксения, совершенно ясно.
        - Просто спросила, - сказала я, надеясь, что Андрей не ударится в подозрения. И чтобы увести его от ненужных мыслей, спросила: - И как же так получилось?
        - Что?
        - Что у твоего брата семья, а ты до сих пор не женат?
        - Думаю, очень просто. Гришка всегда относился к жизни куда проще, чем я. Сказали: пора жениться, он пошёл и женился. Сказали: пора внуков, он родил внуков.
        - А тебе говорить бесполезно?
        - Выходит, что так.
        Я вздохнула.
        - Так ты никогда не женишься.
        Андрей вдруг фыркнул от смеха.
        - Хорошую ты мне перспективу нарисовала, одним взмахом пера.
        - К сожалению, я знаю, о чем говорю. Я тоже слишком много думаю, слишком многое пытаюсь предотвратить и предположить. Те, кто не задумывается о последствиях, принимают решения куда легче. Или я не права?
        - Права. Но кто сказал, что это хорошо?
        - Почему ты на самом деле не женился на той девушке?
        - На Ане?
        - Я не знаю, как её зовут.
        Андрей помолчал, затем развёл руками.
        - Наверное, побоялся, что разрушу семейную традицию. Был не уверен.
        - В ней?
        - В себе. В своих чувствах.
        - Это сложно, - признала я, правда, с каплей насмешливости.
        - Что, думаешь, я перемудрил?
        - Откуда мне знать? Это же ваши с ней отношения.
        Андрей шёл на расстоянии вытянутой руки от меня, и я увидела, что он улыбается. А потом на меня глянул, и взгляд показался мне каким-то по-особенному хитрым. Я даже не удержалась и спросила со смехом:
        - Что?
        - Вика, ты такая рассудительная девушка. Умная, красивая, рассудительная. Я не перестаю удивляться.
        А я вздохнула и согласилась, с ноткой грусти:
        - Рассудительная - это да. А вот насчёт красивая, не знаю. Я не привыкла к таким мыслям. Моя сестра была красивая, все так считали и говорили, а я была лишь младшей.
        Только после того, как я замолчала, просто споткнулась на полуслове, я поняла, что сказала лишнего. А Андрей уже всё услышал и успел переспросить:
        - Сестра? Ты же говорила, что ты одна дочь.
        Я медлила с ответом. В душе похолодело, натянулось от тревоги и недовольства самой собой. В конце концов, я кивнула, соглашаясь:
        - Да, теперь одна.
        - Что случилось?
        - Она погибла, несчастный случай. - Я говорила и чувствовала за собой вину за каждое слово лжи. Даже морщилась, хорошо хоть в темноте Андрей не мог этого заметить.
        - Как её звали?
        Ещё пауза.
        - Оксана.
        - Мне жаль.
        Я кивнула, вроде как с благодарностью за сочувствие. И тут же продолжила:
        - Это было давно.
        - После этого твои родители развелись? - догадался Андрей.
        Я кивнула.
        - Да. Не сразу, просто… они перестали быть теми людьми, которыми были до её… гибели.
        - Понятно. Это всё очень печально. А почему ты говоришь, что не такая красивая, как сестра?
        - Потому что это правда. Она была настоящей красавицей. Знаешь, такой, что не просто как с обложки, а в которых огонь внутри горит. Все ею любовались с самого детства, влюблялись в неё. - Я невольно улыбнулась. - В юности мне хотелось быть похожей на неё.
        - Какая у вас разница в возрасте?
        - Четыре года.
        - Для подростков приличная.
        - Да. В мои пятнадцать-шестнадцать Кс… Оксана казалась мне безумно взрослой. Я же была жуткой домоседкой, почти всё свободное время проводила за книжками и учебниками.
        Андрей усмехнулся.
        - Верю.
        - Почему? Я выгляжу заучкой?
        - Нет. Я уже сказал: ты выглядишь домашней девочкой. Смотри, мы почти дошли до моего дома.
        Я остановилась, огляделась. Если честно, в недоумении.
        - И как мы здесь оказались?
        Из ресторана мы шли узкими улочками, сворачивали на одну, на другую, на третью, и я в темноте, по всей видимости, потеряла всякие ориентиры. Да ещё разговор о моей сестре меня взволновал, и я окончательно утратила бдительность.
        Андрей только руками развёл.
        - Как-то оказались. Думаю, нам следует зайти.
        - Правда?
        - Ты против?
        - Не вижу причины для этого.
        - Я могу найти сразу несколько, - заверил он.
        - Не сомневаюсь.
        - Вика. - Андрей потянулся ко мне, взял за руку и притянул ближе к себе. Я сделала всего шаг и оказалась рядом с ним, едва не ткнулась носом в его плечо, но поспешила отстраниться. Но всё же успела сделать вдох, и меня окутало ароматом его острого одеколона. А Андрей уже наклонялся ко мне, с весьма определённым настроением, он даже коснулся губами моих губ, и я ответила, но практически тут же отстранилась. Уперлась рукой Андрею в грудь.
        - Перестань.
        - Вик, ты же знаешь, что ты мне нравишься.
        - Ты считаешь, что сегодня это важно? Андрей, я утром рассталась с другим человеком. А ты предлагаешь мне вечером отметить это событие сексом с тобой?
        Он медленно выдохнул, явно был разочарован, но спорить не стал, отодвинулся от меня. Правда, продолжал держать меня за руку.
        - Ты права. Я бесчувственная сволочь.
        - Если бы ты таковой являлся, даже не понял бы, о чём я говорю. Так что, успокойся.
        - Всё не так плохо? - улыбнулся он.
        - Не так.
        - Мне полегчало.
        Он отпустил мою руку и приобнял меня за плечи. Погладил, сжал моё плечо. В глаза мне заглянул, и от его пристального, многозначительного взгляда, у меня внутри всё огнём загорелось. Но я тут же напомнила себе свои же слова: ещё утром я была с другим человеком. Но как же волнительно и приятно было стоять рядом с Андреем, чувствовать тяжесть его руки, его дыхание, аромат одеколона, а ещё жар его тела и понимать, что не только я волнуюсь и трясусь внутри от ожидания чего-то большего. Он тоже этого хочет и ждёт.
        - Я вызову тебе такси, - проговорил Андрей в конце концов. - И отправлю тебя домой. Точнее, к отцу. - Он хмыкнул. - Надеюсь, он не будет тебя ругать за позднее возвращение.
        - Не знаю, - призналась я. - Об этом я как-то не подумала.
        Слава богу, папа внял голосу разума, и ждать моего возвращения не стал. А, может, и не собирался, хотя, я в этом сильно сомневаюсь. Я на цыпочках прошла по тёмной квартире, зашла в детскую, осторожно прикрыв за собой дверь. Мальчишки крепко спали. Обидно, что я не провела с ними этим вечером ни минуты, убежала на свидание к Андрею. Я второпях переоделась в темноте, и нырнула на предусмотрительно расстеленный для меня диван. Зажмурилась, чувствуя, как колотится сердце. Будто у преступницы. Или у неразумной дочери, решившей вдруг окунуться с головой в подростковую влюблённость. Именно подростком я себя и чувствовала. Лёгкой, воздушной, молодой. В голове ветер и хоровод грёз, которые совсем не подходят для взрослой, разумной девушки, какой я себя давным-давно считаю.
        Ещё не хватало влюбиться в Андрея Веклера. Это уж, точно, было бы совершенно некстати.
        Утром я проснулась рано. Ещё восьми не было. Проспала бы дольше, но вокруг меня началось движение, шорохи, перешёптывания, за стеной слышался негромкий, но ворчливо-обеспокоенный голос отца, а ещё до меня долетел аромат пекущихся блинчиков. Хочешь - не хочешь, а проснёшься. Я глаза открыла, улыбнулась пацанам и тут же получила приглашение прокатиться с ними на роликах. В каникулы им дома не сиделось, а проводить много времени за компьютером не разрешали родители, вот они и торопились сбежать на улицу. Папа всячески прививал братьям любовь к спорту и свежему воздуху, они круглый год посещали спортивные секции и долго на месте сидеть не могли, не привыкли. Конечно, это было здорово, но порой, очень редко, но у меня появлялась легкая зависть или сожаление, я даже не понимала до конца своих ощущений. Но мне вспоминалось наше с Ксеней детство, и я не помнила такого внимания отца к нам. То ли потому, что мы были девчонками, со своими интересами, которых отец не понимал и вроде как побаивался; то ли он сам в то время ещё был достаточно молод, и хотелось больше времени уделять себе. Но, скорее всего, я на
отца возвожу напраслину, и он, на самом деле, не до конца понимал, что ему делать с двумя девочками, тем более, подростками, одна из которых жила в обнимку с учебниками, а другая всегда торопилась убежать к друзьям и подружкам. Туда, куда родителям хода не было. И вот папа нашёл себе отдушину, и со всем своим нерастраченным энтузиазмом воспитывает детей жены. Я искренне радуюсь за него, вообще, за всю их семью, но себя частью их семьи не чувствую. И частью маминой семьи я тоже, так выходит, что не являюсь. И меня это откровенно гложет, как бы я не пыталась показать родителям, что уже достаточно взрослая, чтобы переживать из-за распада нашей общей семьи. Родители развелись, Ксюша пропала, а я осталась как бы не удел. Сама по себе. Временами становилось горько и тоскливо.
        - Проснулась?
        Вера встретила меня в коридоре и кинула на меня странный взгляд. Словно предостеречь меня пыталась, хотя, улыбаться старалась, как ни в чём не бывало.
        - Проснулась, - отозвалась я, и тут же добавила, громче, чтобы отец, сидящий на кухне, меня услышал: - Мальчишки меня зовут на роликах кататься. Думаю, мы весело проведём время.
        Вера снова вытаращила на меня глаза, явно пытаясь мне что-то сказать, а затем прошмыгнула мимо меня в комнату. А передо мной возник отец. Выглядел он, мягко скажем, серьёзно призадумавшимся. И даже заговорил, начав со слов:
        - Вика, я тут подумал… Пройди на кухню и позавтракай, - вдруг перебил он сам себя.
        Я спорить не стала, на кухню прошла, а папа уже тише мне сказал:
        - Я подумал, что мне стоит поговорить с Вовой.
        Я обернулась и взглянула на отца в полном непонимании.
        - О чём?
        - О вас. О том, что случилось. В конце концов, я твой отец, я должен вмешаться, должен помочь… если смогу, вернуть вам взаимопонимание. Вы ещё молодые, импульсивные…
        - Папа, я никогда не была импульсивной, и ты отлично это знаешь. И говорить тебе с Вовой совершенно не о чем.
        - Вика, вы же жениться собирались!..
        - Собирались, - согласилась я, даже кивнула, подтверждая его слова. - Но не всегда всё происходит, как планировалось. У нас вот ничего не вышло.
        Отец внимательно вглядывался в моё лицо. Затем поинтересовался:
        - Ты совсем не расстроена?
        - Я расстроена, - возразила я. - Была. Но всё моё расстройство осталось в подъезде на лестнице, пап. После такого поступка мне не о чем разговаривать с этим человеком. Меня выкинули из дома, как кошку, а ты ещё хочешь пойти к нему что-то пообсуждать?
        Папа отвернулся от меня с крайне недовольным видом. А я задумалась.
        - С чего вдруг ты собрался с ним разговаривать? - задалась я вопросом. - Ты никогда не был от Вовки в особом восторге. А сейчас переживаешь, что он меня замуж не взял?
        - Мне было бы куда спокойнее, будь с тобой рядом мужчина, а не останься ты вдруг одна. Сама понимаешь, такая ситуация…
        - Какая ситуация?
        И тут до меня дошло. Как-то неожиданно и под звук пришедшей на мой телефон смски. Я автоматически за телефоном потянулась, а сама раздумывала над поведением отца. Его ведь не Вовка беспокоил, и не наше с ним расставание, вчера папа готов был ему голову оторвать, не говоря уж о том, чтобы отправить меня с чемоданами к нему, а сегодня вдруг такая перемена.
        Сообщение я открыла, прочитала, и тут же закрыла обратно. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, чтобы подобрать подходящие слова. Затем подошла к отцу и погладила того по плечу. Ксения, конечно, в такой ситуации, без всяких колебаний, бросилась бы отцу на шею, и получила всё, что захотела, а вот у меня никогда так не выходило. Я всегда осторожничала и сдерживала себя, почему-то. Вот и сейчас лишь коснулась отца, хотя, мне очень хотелось прижаться к нему, но он стоял ко мне полубоком, смотрел в окно, и не выглядел готовым принять мою настойчивую ласку. И я не осмелилась.
        - Папа, всё будет в порядке, я тебе обещаю. А сегодня… сегодня я, пожалуй, поеду к маме.
        Он повернул голову и посмотрел на меня.
        - Зачем? Я тебя чем-то обидел?
        - Нет, конечно. Но, во-первых, я давно не была, во-вторых, у меня как бы отпуск, а, в-третьих, отличная возможность, пока Андрея Романовича не будет в городе. Навещу маму, а пока нахожусь там, попытаюсь подыскать себе жильё, чтобы забрать от вас свои коробки и чемоданы.
        - Если ты так решила…
        - Ты же знаешь, я всегда принимаю разумные решения, - бодро улыбнулась я. - Если ты не против, я возьму минимум вещей, остальное постоит в вашей кладовке.
        Отец согласно кивнул.
        Получалось так, что я бегу из отцовского дома. Из-за этого на душе было муторно, я старалась не встречаться с отцом взглядом, понимая, что вру ему, но его чрезмерное беспокойство встало между нами, и я понимала, что утренний разговор он завёл о Вовке, а вот следующий будет совсем не о нём, не о бывшем моём женихе. Внутреннее беспокойство и огромное количество вопросов, возникших вместе с появлением в нашей жизни Андрея Веклера, не дадут папе спать спокойно. Он начнёт меня расспрашивать, выпытывать, начнёт поучать и запрещать, строго-настрого. А мне придётся врать и выкручиваться, обещать ему то, что приведёт меня к очередной лжи и обману. Весьма печальные перспективы.
        - Вы что, поругались? - спрашивала у меня Вера чуть позже. - С чего вдруг ты так спешно засобиралась?
        - Всё хорошо, - заверила я её, - я навещу маму.
        Она недоверчиво поджала губы, разглядывая меня со скепсисом. Вот как можно чувствовать себя под таким взглядом? Только отчаянной лгуньей. И так и получается. Отцу вру, мачехе вру, с Вовкой тоже в чём-то я была неискренна, хотя и из благих побуждений, но ложь остаётся ложью.
        В такси я садилась лишь с сумкой, в которой был минимум вещей. Так я обычно и ездила к маме, и я честно собиралась съездить к ней, хотя бы на один день. Отправилась на вокзал, вознамерившись ехать на электричке, но прежде чем отправиться под бдительные очи родительницы, у меня было ещё одно небольшое дело. Прямо на вокзале, что весьма удобно, согласитесь. Я торопилась на вокзал, чтобы успеть проводить Андрея. У него был билет на «Сапсан», отправление через двадцать минут, и я то и дело поглядывала на часы. И сердце у меня в груди колотилось так взволнованно, что я удивлялась сама себе. Я, на самом деле, очень боялась опоздать и с ним не увидеться.
        - Ты где? - Андрей, за время моей дороги на такси, звонил уже третий раз с одним и тем же вопросом. И я каждый раз расстраивалась из-за того, что, кажется, опаздываю. Мне казалось, что в городе на меня ополчились все светофоры разом, а пробок на перекресток наставили специально по какому-то злому умыслу.
        - Буду через пять минут, - заверила я его.
        - Почему так долго? До отправления двенадцать минут!
        - Я знаю! - смеялась я, то ли от счастья, то ли от нетерпения в его голосе.
        Андрей встретил меня прямо на стоянке такси, сам достал мою сумку из багажника, расплатился с таксистом, а меня взял за руку и повёл в сторону здания вокзала. Я едва поспевала за его широким, решительным шагом. Цеплялась за его руку и чему-то по-дурацки улыбалась, никак не могла избавиться от этой улыбки. Говорила себе, что нужно быть серьёзнее, нужно собраться, вернуть себя на путь рассудительного человека, но выходило так, что я совсем не хочу быть спокойным и рассудительным человеком, я хочу быть счастливой женщиной рядом с мужчиной.
        Но как быть счастливой, если он уезжает?
        Мы поднялись на эскалаторе, прошли по надземному переходу и спустились к дальнему перрону, к платформе, от которой должен был отъезжать «Сапсан» всего через несколько минут. Поезд подъезжал, а мы остановились и смотрели друг на друга. Я чувствовала, как Андрей сжимает мою руку, и меня неожиданно накрыло осознанием того, что я никогда до этой минуты, до этой секунды, не была по-настоящему счастлива. А вот сейчас, даже расставаясь с ним, но понимая, что я здесь потому, что мы отныне не чужие друг другу люди, я чувствовала себя безмерно, невероятно счастливой.
        - Я думал, ты не приедешь, - сказал он. - А потом, что опоздаешь.
        - Я старалась не опоздать.
        - Вдруг бы тебя папа не отпустил?
        - Он и не хотел меня отпускать.
        - Ты сбежала?
        - Можно сказать и так.
        - Это романтично. Ко мне ещё никто от папы не сбегал.
        Поезд медленно двигался за нашими спинами, тормозил, я оглянулась на новые, фирменные вагоны.
        - У нас девятый вагон, - сказал Андрей и снова взял меня за руку.
        А я только тогда начала вникать в его слова. Взглянула с непониманием.
        - У нас?
        - Конечно. Мы же договорились, что едем вместе.
        - Ничего мы не договаривались. - Он продолжал тянуть меня за руку, а я поняла, что настал момент немного притормозить в своих романтических грёзах, хотя бы по сторонам оглядеться и понять, что происходит. Я даже остановилась. - Андрей, я еду к маме. На электричке.
        Он тоже остановился, обернулся ко мне, руку мою так и не отпускал. Посмотрел с лёгкой досадой.
        - Вика, не выдумывай.
        - Что значит, не выдумывай?
        - Мы же всё решили!
        - Кажется, всё решил ты.
        - Не вижу особой разницы, - обрадовал он меня серьёзным заявлением и чистым взглядом. - Билеты я купил, ты приехала вовремя, значит, смысла менять планы нет. Я, вообще, не понимаю, почему ты упрямишься. Я предлагаю тебе прокатиться в Москву. Обещаю, скучать тебе не дам.
        - А как же работа?
        - От работы кони дохнут, - сообщили мне. - У тебя же отпуск! Вот и пользуйся моментом.
        Проводница у дверей вагона кидала на нас странные взгляды. Наверное, потому, что я упиралась, серая провинциальная мышка, а видный, хорошо одетый мужчина, самого презентабельного вида, от одного взгляда на которого любая женщина понимает, что нужно хвататься за свой шанс, а не глупо упрямиться, продолжает меня тянуть за собой по перрону и всячески увещевать.
        В конце концов, устав от моей нерешительности, Андрей вернулся на пару шагов ко мне, закинул мою сумку с вещами себе на плечо, а меня неожиданно подхватил на руки. Признаться, на руках меня носили не часто, оттого я опешила, и сопротивляться не стала. Только отметила, насколько натянуто улыбалась мне проводница, желая приятного пути.
        - Отпусти меня, - попросила я, когда мы оказались в вагоне.
        Андрей опустил меня на пол, при этом улыбался очень довольно, и даже скрыть своего довольства не пытался. Я же одёрнула кофту, в лицо своему спутнику старалась не смотреть, а затем прошла на место, на которое он указал мне рукой. Села у окна. Андрей сложил наши с ним вещи на полку и присел рядом со мной. Я чувствовала, что он посматривает на меня, кидает изучающие взгляды.
        - Ты злишься? - спросил он, когда поезд, наконец, тронулся с места.
        Наверное, злиться на него за самовольство было бы самым правильным, но злиться у меня совсем не получалось.
        - Я не понимаю, зачем ты это делаешь, - сказала я после паузы.
        Андрей, кажется, всерьёз удивился.
        - Не понимаешь чего? Что ты мне нравишься?
        Я всё-таки повернула голову, на него посмотрела.
        - А когда тебе кто-то или что-то нравится, ты берёшь это штурмом?
        Над моим вопросом он ненадолго призадумался. Затем ответил:
        - Когда этого требуют обстоятельства.
        - Не считаясь с чужим мнением?
        Андрей вдруг накрыл мою руку своей ладонью и сжал её. А мне сказал:
        - Вика, ты преувеличиваешь. Уверен, что я тебе тоже нравлюсь. Просто ты более подвержена всяческим предрассудкам.
        - Это каким предрассудкам? - всерьёз заинтересовалась я.
        - Всяческим, - упрямо повторил Андрей.
        - Считаешь меня провинциальной простушкой?
        - Нет. Ты не простушка, - качнул он головой. - На простушку ты совсем не похожа.
        Поезд набирал скорость, и за окном мелькали знакомые пейзажи. Я смотрела за окно, а думала о том, что Андрей продолжает держать меня за руку. Это было приятно. Я была полностью сосредоточена на своих ощущениях, и поэтому никак не могла заставить себя рассердиться на него за дерзость, за то, что взял и сунул меня в поезд, только потому, что ему этого захотелось, даже не попытался со мной обсудить причины необходимости моего присутствия рядом с ним в Москве. А я этого хотела бы. Но было поздно возмущаться, я ехала с Андреем в Москву и могла только догадываться, чем всё это закончится. Лично для меня.
        Ещё позавчера моя жизнь была совсем другой, и ничто не предвещало перемен, тем более столь значимых. Всё было ясно и предопределено. Рядом был другой мужчина, были планы и заботы, а вот сегодня я уже мчусь на скоростном поезде в неизвестность.
        - Принесу нам кофе, - сказал Андрей, поднимаясь. - Тебе с молоком?
        Я кивнула.
        Наверное, наша с Андреем встреча была предназначена судьбой заранее и с определённой целью. Не могло всё это получиться случайно. Через десять лет после исчезновения сестры, жизнь каждый день принялась посылать мне какие-то знаки и выстилать предо мной странную мозаику. Сначала то объявление о пропаже незнакомой женщины, которое отчего-то засело в моей памяти, затем появление Андрея в моей жизни. Он просто ворвался в моё каждодневное существование, и всё изменилось, я не могла никак контролировать происходящее. Меня закрутило в омуте чувств, эмоций, воспоминаний, каких-то страхов. Не верилось, что всё это могло произойти случайно. Или мне не хотелось верить? Хотелось, чтобы эта дорога привела куда-то, к каким-то ответам, разгадке исчезновения Ксени, которая позволит дальше жить спокойно всей моей семье, не ища бесконечные ответы на страшные вопросы. И я понимала, почему я смирилась с этой поездкой и не злюсь на Андрея. Подсознательно я говорю себе, что всё не так просто, что таких случайностей не бывает. И я еду в Москву за разгадками. А не за любовью.
        Именно эти слова я повторила себе, когда мы вышли из здания Курского вокзала. Андрей нёс наши сумки с вещами на одном плече, а другой рукой держал мою ладонь. Я шла за ним по направлению к стоянке, Андрей шёл уверенно, явно понимая, куда и к кому он направляется, а я, чем ближе мы подходили, тем сильнее холодела внутри. Потому что видела человека, который, судя по всему, встречал нас. Поначалу я не обратила на него внимания, он был достаточно далеко, но чем ближе мы с Андреем подходили, тем яснее становилось, что ждёт он именно нас, а затем я заметила знакомые черты, узнала осанку и манеру важно вскидывать голову. Это без сомнения был Григорий.
        Внутри у меня всё застыло, я почему-то была уверена, что стоит ему на меня взглянуть повнимательнее, и он тут же меня узнает. Наверняка, я изменилась не так сильно, как он. Потому что Гришку Веклера узнать, на самом деле, было непросто. От прошлого золотого мальчика, подтянутого и улыбчивого, молодого и дерзкого, ничего не осталось. Гриша поправился, волосы его поредели, и весь он сам по себе будто стёрся, поскучнел. Даже льняной костюм, без сомнения фирменный и дорогой, сидел на нём будто с чужого плеча, не прикрывая расплывшейся за прошедшие годы талии. Время его не пощадило.
        Я смотрела на него во все глаза, даже шаг чуть замедлила, чтобы в самый последний момент оказаться за плечом Андрея, чтобы не сразу столкнуться с Григорием лицом к лицу. К тому же, на его одутловатом лице появилась знакомая мне из прошлого усмешка. Едкая и противная.
        - Смотрю, ты не один, - протянул Гриша, протягивая брату руку для приветствия.
        - Да, знакомься, это Вика, - довольно коротко и по-деловому представил меня брату Андрей. - Она проводит у нас аудит.
        - Аудит проводит? - Голос Гриши звучал протяжно и насмешливо. А я как раз в этот момент оказалась без прикрытия, Андрей отошёл к багажнику рядом стоящей машины, чтобы положить наши вещи, и мы оказались с Гришей лицом к лицу. Он, не стесняясь, меня разглядывал, и я не видела в его взгляде ни тени узнавания, какой-то настороженности. Гришка смотрел на меня так, будто вот-вот готов был облапать. Мерзкое ощущение.
        - Вика, это мой младший брат. - Андрей вернулся к нам. - Григорий.
        Григорий расплылся в улыбке.
        - Можно просто Гриша.
        - Нельзя, - тут же отрезал Андрей и даже развернул братца лицом обратно к машине. Подсказал: - Садись за руль. Надо успеть заехать домой.
        К моему облегчению, Гришка направился к водительскому сидению, а для меня Андрей открыл заднюю дверь автомобиля.
        - Что дома? - спросил Андрей, усаживаясь рядом с братом впереди. - Всё тихо?
        - Как всегда.
        - Вот и хорошо. А на производстве?
        Наблюдая за Гришей с заднего сидения, мне показалось, что он недовольно поморщился.
        - Сам всё проверишь. - Мы выехали со стоянки, и он спросил, с явным намёком: - Куда вас везти?
        - Ко мне, на квартиру.
        Гриша кинул на брата насмешливый взгляд.
        - К родителям знакомиться не повезёшь?
        - Не сегодня, - коротко отозвался Андрей.
        Я сидела на заднем сидении в полном молчании, чувствуя неловкость от их разговора.
        - Не обращай на него внимания, - сказал мне Андрей, когда Григорий, высадив нас во дворе новостройки в Реутове, уехал, не забыв мне подмигнуть. А у меня от каждого жеста, от каждого его слова в мой адрес, тяжесть на душе лишь усиливалась. Не думала, что моя реакция на бывшего жениха сестры будет столь острой и для меня тяжёлой, практически непереносимой. - Мой брат не слишком воспитан.
        - Мне всё равно, - негромко проговорила я.
        Жил Андрей в новой трёхкомнатной квартире на пятнадцатом этаже. Далеко не центр города, скорее уж окраина Москвы, но как он объяснил, отсюда ему быстрее и проще добираться до производства.
        - Иначе я тратил бы по несколько часов на дорогу, - сказал он мне в лифте. - Так куда проще.
        Уже через пару минут Андрей распахнул передо мной дверь своего дома, а я помедлила, прежде чем переступить порог. Он привёз меня в свой дом. Хорошая у меня, судя по всему, командировка намечается.
        - Проходи, - пригласил он, и я сделала шаг.
        Квартира была просторная, светлая, с большой гостиной и открытой кухней. Но какой-то безликой, будто Андрей купил её вместе с интерьером, мебелью, техникой, и на этом успокоился. Правильно подобранная мебель, в тон к шёлковым обоям, картины и минимум украшений на полках. На кухне всё новенькое и сверкающее, сомневаюсь, что Андрей сам занимался хозяйством, чайник уж точно не стал бы до блеска начищать. А в бока его хромированного чайника можно было смотреться, будто в зеркало. На подоконниках ни одного цветка, но зато и ни одной пылинки кругом. Я подошла к окну, посмотрела вниз. Услышала, как за моей спиной открылась дверца холодильника и обернулась.
        - Ольга продукты закупила, - порадовался Андрей.
        - Кто такая Ольга?
        Мне ведь нужно было спросить, да?
        - Женщина ко мне приходит пару раз в неделю. Убирает, готовит. Продукты вот принесла.
        Я улыбнулась.
        - Всё-таки тебе надо жениться.
        - Мама тоже так говорит, - согласился он. И буднично поинтересовался: - В душ пойдёшь?
        Вопрос был с подвохом, вот что хотите со мной делайте, а я его расслышала.
        - Ты первый, - сказала я ему. - Мне нужно позвонить маме.
        - Хорошо. Кофе сваришь?
        - Сварю, - пообещала я.
        Андрей ушёл, скрылся в одной из комнат, а я всё медлила, присела на широкий кухонный подоконник и продолжила оглядываться. Пыталась понять, что дальше со своей жизнью делать собираюсь. Я в чужом городе, в чужом доме, посреди чужой жизни.
        Чтобы сварить кофе, пришлось полазить по кухонным шкафам. В поисках турки и самого кофе. После чего я заглянула в холодильник и решила сделать бутерброды. За этим занятием Андрей меня и застал. Появился из спальни в одних шортах, я, услышав его шаги, обернулась, увидела его и поторопилась отвернуться. Потому что в голову ударил странный жар. Уши загорелись, щёки, и я про себя ругалась, понимая, что всё это Андрей наверняка заметит и надо мной посмеётся. Пока была возможность, даже подула на своё лицо, будто это как-то могло помочь.
        - Вика, - услышала я его голос и обернулась.
        - Я сварила кофе.
        - Это замечательно. - Андрей стоял в нескольких шагах от меня и внимательно ко мне присматривался. Затем спросил: - Ты жалеешь, что приехала?
        Я качнула головой.
        - Нет. - И тут же улыбнулась и призналась: - Правда, не понимаю, зачем приехала.
        - Ты приехала со мной, - ответил он. И его слова прозвучали настолько просто, что я рассмеялась. Весело мне не было, но уверенность Андрея в своих поступках подкупала.
        Он подошёл ко мне и положил руки на мне на плечи. У меня не было другого выбора, кроме как смотреть ему в глаза. Если бы я стала уворачиваться от его взгляда, это показалось бы жеманством или неискренностью. Глупым заигрыванием. Поэтому я посмотрела Андрею в глаза, мысленно выдохнула, и когда он склонился ко мне, позволила себя поцеловать, и даже ответила на поцелуй. Прекрасно понимая, к чему всё это ведёт. Конечно, внутренне стоило задать себе вопрос: готова ли я? Но все сомнения из моей головы вынес вкус его поцелуя, настойчивость, с которой Андрей прижал меня к себе. И только сердце забилось. Но не от волнения, а от нехорошего предчувствия. Всё-таки я чувствовала себя не совсем честной по отношению к Андрею. А ещё подозревала его семью в неизвестных мне грехах. И на фоне всего этого, кидаться в омут с головой, точнее, в постель к Андрею Веклеру, не казалось мне слишком удачной идеей. Вот только он целовал меня, прижимал к себе, я чувствовала прохладную после душа кожу на его голой груди под своими ладонями, и никакие предостережения и сигнальные лампы, даже сирены, сработать уже не могли.
        - Ты очень красивая, - проговорил он мне в губы. Заглянул мне в глаза, что-то высматривал для себя, затем улыбнулся. - А когда ты надеваешь очки, я просто схожу с ума.
        Я непонимающе нахмурилась. После его поцелуя в голове до сих пор шумело, я никак не могла сосредоточиться. А Андрей всё рассматривал и рассматривал что-то во мне.
        - Почему? - переспросила я, на самом деле удивившись его словам про очки. Я всегда считала, что очки - это самая скучная деталь в моём облике. Но обойтись без них я не могла, и давно смирилась.
        - Ты в них такая серьёзная, - ответил Андрей. - Это безумно сексуально.
        Не знаю, сколько серьёзности он вложил в этот комплимент, но я рассмеялась. А Андрей следом за мной. А следом ещё поцелуй, и ещё один. И вот уже его рука под моей кофточкой, гладит живот, а я закидываю голову назад и закрываю глаза от удовольствия, чувствуя губы Андрея на своей шее. И мысленно говорю себе: «Просто наслаждайся, не думай ни о чём. Хотя бы сейчас».
        Андрей расстегнул пуговицу на моей юбке, она соскользнула по ногам вниз, осталась на полу, когда он подхватил меня под ягодицы и приподнял от пола. Он нёс меня в спальню, без каких-либо затруднений, будто я и не весила ничего. При этом продолжал целовать, а у меня сердце колотилось в предвкушении, и в животе, как это ни глупо звучит, расплывался жар. Никаких тебе бабочек, они бы там просто не выжили. И думать ни о чём больше не хотелось, будь, что будет.
        Андрей положил меня на кровать и на несколько секунд отстранился, смотрел на меня. Наклонился и поцеловал плечо, грудь, затем спустился ниже и несильно укусил за живот. Мышцы живота судорожно сжались, а я сделала резкий вдох, откинулась на постели и смотрела в потолок. Руки сами потянулись к его голове, запутались в тёмных волосах, я всё ещё чувствовала горячее дыхание на своём животе. А его руки тем временем тянули вниз с моих бёдер трусики. Я облизала внезапно пересохшие губы, пальцы скомкали покрывало, а Андрей неожиданно вернулся ко мне, припал губами к моим губам, обвёл их языком. Медленно, завораживающе и при этом смотрел мне в глаза. Когда отстранился, я сама потянулась к нему. Пальцы ухватились за тёмные волосы на его макушке, а губы потянулись к губам. Андрей что-то проговорил мне в губы, что-то неразборчивое, после чего его поцелуй стал по-настоящему неистовым. А когда он опустился на меня всем весом, я внезапно поняла, что шорт на нём уже нет. Когда он успел от них избавиться, понятия не имею. И вот я чувствую его всего, его вес, его жар, тяжёлое дыхание. Его руки на моём теле, пальцы,
сдвигающие в сторону чашку бюстгальтера, зубы, осторожно сжавшие сосок. Следующий звук - это стон, и я даже не сразу осознала, что мой собственный. Снова губы к губам, что-то лихорадочное между нами, и вот то первое ощущение - давления и избавления одновременно. Из моей груди вырывается тихий выдох, я закрываю глаза, откидываю голову назад, сосредотачиваясь лишь на ощущении мужской силы - во мне, надо мной, во всём моём мироощущении в данный момент. Хочется вцепиться в него, ногтями, зубами, каждое движение Андрея во мне, приносило столько удовольствия, что изнутри сам собой рвался стон. Видимо, возбуждение, которое он вызывал во мне, и которое я столько времени подавляла и прятала внутри себя, дало такую реакцию. Я бы сказала, что неистовую. Мы сплелись на постели в единое целое, сцепились ногами и руками, двигались в странном ритме и вместе стонали. Я уткнулась носом в его плечо, время от времени всё же прикусывая зубами его кожу, то прижималась щекой, задыхаясь, даже улыбалась от удовольствия. И неистово отвечала на поцелуи, когда Андрей тянулся ко мне губами. Его движения стали лихорадочными, он
уткнулся носом в мою щёку, перехватил мои руки над моей головой, прижимая их к матрасу, затем поднял голову и стал смотреть в мои глаза. При очередном толчке внутри меня, кажется, произошёл настоящий взрыв. Меня накрыло жаром, удовольствием, невероятным томлением, я застонала, невольно попыталась освободить руки, чтобы Андрея обнять, но он лишь сильнее прижал их к кровати, закрыл мне рот поцелуем, и продолжил двигаться. Быстрее, быстрее. У меня пропало дыхание от его напора, я выгнулась ему навстречу, чувствуя, что ещё немного и силы меня попросту покинут, сердце колотилось. И вот он тоже застонал, ещё секунда, несколько судорожных движений, и упал сначала на меня, затем скатился и лёг рядом. Я лежала обессиленная и, если честно, ошарашенная, произошедшим. Тем неистовством, на которое, оказывается, способна, мы оба способны, вместе, пыталась справиться с дыханием. А потом мой взгляд остановился на большом декоративном панно на стене. Одной большой картины оно из себя не представляло, много, как казалось на первый взгляд, разрозненных фрагментов фотоснимков, мелких, спутанных, больше привлекающее к
себе внимание цветовой гаммой. Можно было долго смотреть на него и ничего не понять. Я бы и не поняла, отвернулась бы уже через мгновение, если бы мне не бросился в глаза один снимков, точнее, часть снимка. Одна частичка тут, другая там, третья где-то в углу. На двух из них были рыжие девичьи волосы, красивые, развевающиеся на ветру, а на третьем только глаза. Глаза моей сестры.
        У меня мурашки по коже пошли. Я смотрела на это панно, и не понимала… Вообще, не понимала…
        - Что это? - вырвалось у меня. Я повернула голову и посмотрела на Андрея, лежащего рядом.
        Он, расслышав неподдельное удивление и настороженность в моём тоне, на меня взглянул, затем тоже перевёл взгляд на панно. Равнодушно пожал плечами.
        - Какая-то интерьерная хрень. Гришкина жена на новоселье подарила. А что?
        Я лишь молча качнула головой.
        ГЛАВА 9
        Это было жутко. Я несколько раз, оставаясь одна, подходила к злосчастному панно, и отчаянно вглядывалась в каждый кусочек мозаики. Конечно, в какой-то момент я подумала о том, что это сумасшествие, и я всё себе надумываю. У миллионов женщин в мире рыжие волосы. Только в Москве их тысячи, а я почему-то решила, что это моя сестра. Я смотрела и смотрела на фрагмент с женскими глазами. Кроме глаз ничего не было, но у меня мороз по коже шёл от этого взгляда. Я раз пять сказала себе, что я выдумываю, но это были глаза моей сестры. Я разглядела, кажется, каждый фрагмент, а их было не меньше сотни, в попытке узнать что-то ещё, но именно эти три картинки на фотобумаге привлекали моё внимание, как никакие другие.
        - Что ты там разглядываешь?
        Андрей поймал меня за очередной попыткой что-то рассмотреть, я вздрогнула от неожиданности, услышав его голос за своей спиной. Обернулась с некоторым страхом, не зная, что ему сказать. Поэтому спросила:
        - Ты сказал, что тебе это подарила жена брата. Где она его купила?
        - Света не покупает, она сама творит, - усмехнулся Андрей. - Она у нас, вроде как, художник.
        Он мне улыбался, наверное, я должна была отреагировать на его шуточный настрой, а мне после его слов ещё более жутко стало. Я снова посмотрела в глаза девушки на обрывке фото. Это был именно обрывок, фотографию явно рвали руками.
        - И что это панно означает? - поинтересовалась я.
        Андрей улыбаться перестал, тоже уставился на стену, пытался высмотреть то, что меня могло так заинтересовать. По всей видимости, не понял, и возмущённо выдохнул:
        - Вика, что за блажь? Ничего это не значит. Какие-то картинки, какие-то цветочки. Красиво. Наверное. Мне подарили, я повесил.
        Я кивнула. Спорить с ним не собиралась. И от стены отошла. Андрей за мной наблюдал.
        - Я так и не понял, тебе понравилось или нет?
        Я пожала плечами. И ради того, чтобы что-то сказать, выдала:
        - Интригует.
        Андрей хохотнул.
        - Мда… Чудные вы, женщины, создания. Одна что-то клеит, вырезает, другая прилипла к стене и разглядывает. Что ты там видишь, интересно?
        - Секрет, - сказала я, забираясь с ногами на мягкий диван. Андрей сел рядом, обхватил меня руками, а ноги закинул на журнальный столик, который, явно, не был для этого предназначен. Столик выглядел довольно хрупким и дорогим. Мы уже успели поужинать, и теперь устроились в гостиной перед телевизором. Андрей смотрел кино, а я время от времени бегала в спальню, посмотреть на стену. Ничего не могла с собой поделать. Но эти рыжие волосы и глаза… Казалось, что я узнаю их из тысяч, из миллионов других. Мне так казалось, когда я стояла и смотрела. Но стоило мне выйти из комнаты, на меня накатывали обоснованные сомнения, и я начинала рассуждать куда более трезво. В конце концов, прошло десять лет. Что я могу узнать? Что я могу помнить? Насколько я могу доверять своей памяти и своим воспоминаниям? В связи со всеми своими душевными метаниями, я вела себя странно, Андрей обратил внимание. Поэтому в дальнейшем я решила посидеть спокойно, рядом с ним, посмотреть телевизор. Смотрела на экран, но мысли мои были далеко, и происходящие в фильме события до моего сознания никак не доходили.
        - Ты сказал, она художник? - вырвалось у меня.
        Андрей даже глаз от экрана не отвел, лишь плечами пожал.
        - Вроде как. Но это, скорее, от скуки. Сидит дома, дети подросли, надо чем-то заниматься. Вот она и делает всякие штуки. То рисует, то лепит, то клеит.
        - А кто на тех фотографиях? - снова спросила я.
        - На каких?
        - На разорванных.
        Андрей голову повернул и на меня посмотрел. Его взгляд был настолько непонимающим, настолько ошарашенным.
        - Каких ещё разорванных фотографиях?
        - Андрей, панно сделано из настоящих фотографий. На некоторых люди, на некоторых что-то другое. Вот я тебя и спрашиваю: кто на тех фото?
        - Да откуда же я знаю? Я даже не видел, что там фотографии.
        - Как это, не видел?
        - Вика, я не разглядывал! Мне как-то некогда, как в музее, у стены стоять и глаза на картинки пялить. Я не понимаю, что тебя так заинтересовало в этой штуке?
        - Это не штука, это панно, - негромко и задумчиво поправила я его.
        - Без разницы.
        Нужно было что-то говорить, потому что Андрей смотрел на меня, ожидая ответа, и я сказала:
        - Я всегда удивлялась людям, которые из ничего могут создать искусство.
        Андрей меня выслушал, после чего чуть насмешливо фыркнул.
        - Ну, ты сказала, конечно. Искусство!
        - Но ты же повесил это на стену.
        - Конечно, повесил. Это подарила жена брата. Куда я должен был это деть? Они иногда в гости заходят.
        - То есть, тебе подарок не понравился?
        - А должен был? Я ничего в этом не понимаю. Она вон ещё камни какие-то фигурные для сада лепит. Я что, и этим должен восхищаться?
        - Ты не любишь невестку?
        - Слава богу, я не должен её любить. - Андрей неожиданно призадумался, помолчал, затем сказал: - Она нормальная девка. Самое главное, что Гришка при ней, как шёлковый. Не знаю уж, как ей это удаётся, но живут, сколько лет уже живут. Пацаны у них растут. Вроде, всё хорошо.
        - А сколько лет они живут? - подхватила я.
        - Девять, десять… Точно не помню. Но то, что Светке единственной удалось Гришку усмирить - это факт. Родители вздохнули свободно. Но, конечно, при таком тесте, как сейчас у моего брата, особо не забалуешь и нигде не побегаешь.
        - А какой у него тесть?
        - Полковник ФСБ, - усмехнулся Андрей. - Головой качнёт, и нет Гришки. Вот он этого, наверное, и боится.
        Да уж, смешно нереально.
        Я сидела, прижавшись к Андрею, снова глядя в экран телевизора, и ничего не понимая в сюжете, а он гладил мои голые ноги и время от времени принимался что-то мне говорить по сюжету или о глупом поведении героев. Я же только кивала. Полученная этим вечером информация не давала мне покоя. Я понимала, насколько нереально звучат мои догадки, скорее, похожие на завязку плохого детектива, но ведь таких совпадений не случается. И глаза моей сестры на этом дурацком панно. Говорите мне, что хотите, но это Ксеня на этих снимках, мне интуиция подсказывает.
        Совершенно неожиданно мне позвонила Лидия Николаевна. Услышав трель мобильного, я перегнулась через диванный подлокотник, чтобы взглянуть на экран, увидела её имя, и в первый момент застыла в ступоре. Для чего она может мне звонить теперь-то? Помнится, когда я пыталась дозвониться до Вовкиной матери несколько дней назад, когда стояла ночью брошенная их семьёй в подъезде, отвечать на мои звонки никто не спешил. И у меня возникла мысль не брать трубку, разговаривать с бывшей и несостоявшейся свекровью у меня никакого желания не было, но ведь зачем-то она мне звонит? В общем, любопытство победило, и я взяла телефон в руки. От Андрея отодвинулась, даже отвернулась. И негромко проговорила в трубку:
        - Слушаю.
        - Вика, здравствуй, - услышала я официальную речь. От этого насторожилась и осторожно проговорила в ответ:
        - Здравствуйте, Лидия Николаевна.
        - У меня к тебе есть разговор.
        - Я вас слушаю.
        - Вова рассказал мне, что вы расстались. Конечно, это печальное событие, но, согласись, всё к этому давно шло.
        Я кинула взгляд на Андрея, затем поднялась с дивана и ушла на кухню. Остановилась у окна. А Лидии Николаевне в ответ невнятно проговорила:
        - Если вы настаиваете, что было именно так, то пусть так и будет.
        - Что значит, я настаиваю?
        Я вздохнула.
        - Лидия Николаевна, вы зачем мне звоните?
        - Прояснить некоторые вопросы.
        - Какие?
        - Например, по вашему общему с Вовой имуществу.
        Это заявление меня вдруг заинтересовало.
        - Не знала, что у нас с вашим сыном есть общее имущество. Какое именно?
        - Ну, как же. Вы что-то покупали вместе, тот же телевизор…
        - Мне ничего не нужно, - перебила я её, поняв, о чём пойдёт речь. А Лидия Николаевна тем временем продолжила:
        - Машина.
        И я на автомате переспросила:
        - Машина?
        - Конечно. Он же для тебя её купил.
        Это было почти смешно. Я снова вздохнула, потёрла переносицу, а у Вовкиной матери решила поинтересоваться:
        - Лидия Николаевна, что вы от меня хотите?
        Она на мгновение, но всё-таки замялась.
        - Ты обещала Вове оплатить кредит в этом месяце. Ты же понимаешь, в какой ситуации мы сейчас все находимся. А потом Вова продаст кое-что из ваших общих покупок и вернёт тебе половину.
        Теперь уже молчала я. Затем поинтересовалась:
        - Вы серьёзно?
        - Вика, тысячи людей расстаются. Нужно подходить к этому со всем здравомыслием и практичностью.
        - Во мне нет здравомыслия, - возразила я, устав её слушать. - Почему вы не подумали о выплатах на кредит до того, как выставили меня ночью из дома? Хотели наказать? И что, по-вашему, мне нужно было собрать чемодан и уйти, оставив вашему сыну деньги на тумбочке?
        - Вика, он покупал эту машину для тебя!
        - Начнём с того, что он её не покупал, вы дали ему денег на какую-то часть, остальное повисло в виде кредита. А, во-вторых, я не просила у него машину, у меня даже в мыслях не было ввязываться в автокредит, пока ваш сын сидит дома. Кстати, он устроился на работу. Или уже устал или уволился?
        Лидия Николаевна возмущенно дышала мне в трубку.
        - Не думала, что ты такая.
        - Какая? - снова изумилась я. - Какая я?!
        - Вика, ты что кричишь? - Андрей появился у меня за спиной, во взгляде был неподдельный интерес. А Лидия Николаевна, услышав мужской голос на фоне, обличающе ахнула.
        - Ты просто бесстыжая, как Вова и говорил. Ты ещё порог переступить его дома не успела, а уже где-то, с кем-то…
        - Где-то, с кем-то, - согласилась я. И решительно попрощалась: - До свидания, Лидия Николаевна. Сыну с машиной привет от меня.
        Я отключила телефон и выдохнула. Напряжённо смотрела за окно, необходимо было время, чтобы перевести дух. Вроде бы что такого? Позвонила мать бывшего, наговорила мне ерунды, наверное, уже не стоит обращать внимания, а внутри всё перевернулось. От непонимания, от обиды, от непонятных претензий в мою сторону…
        Андрей обнял меня за талию и потянул за собой обратно в комнату. Отобрал телефон. Попросил:
        - Не думай об этом.
        - Я просто не понимаю… - пожаловалась я, а он на меня негромко шикнул.
        - Замолчи. И прекрати себя жалеть. У тебя нет для этого ни одной причины.
        Я заставила себя сделать вдох. Медленный и глубокий. Затем согласилась.
        - Ты прав.
        - Я знаю. - Он поцеловал меня в шею и проговорил негромко мне на ухо: - И не вздумай чувствовать себя виноватой. Виноват тот, кто потерял. Всегда так.
        - А ты когда-нибудь терял? - вырвалось у меня.
        Андрей спокойно ответил:
        - Конечно. Но я учусь на своих ошибках. А некоторые не способны признать ни одного своего промаха или недостатка.
        Мне так нравилось слушать его голос. Я таяла от интонаций, от легкой хрипотцы, от глубокого спокойствия его тона. И мне казалось, что Андрей говорит очень правильные вещи. Я готова была с ним соглашаться, слушать его рассуждения о жизни, даже принимать легкую насмешливость. Но порой внутренний голос всё же давал о себе знать, и я останавливала свои восторги, понимая, что чересчур проникаюсь словами Андрея, иду туда, куда он меня направляет. А слепо доверять, как бы мне того ни хотелось, не могу. Мы слишком мало знакомы, я, как ни крути, кинулась в омут с головой в непонятные отношения с ним, а ещё, конечно, из-за Ксени. Оказавшись рядом с Андреем, с момента знакомства с ним, меня не оставляло странное, подавляющее ощущение её присутствия рядом. Оно нависло надо мной, будто огромная тень, и я без конца возвращалась к мыслям о сестре, хотя, надо признаться честное, в последние годы нечасто ударялась в воспоминания о ней, а уж тем более не озадачивалась разгадками её исчезновения.
        Мы с Андреем в ту ночь долго не спали. Лежали, прижавшись друг к другу (или это я к нему прижималась, стараясь впитать больше силы и уверенности от него?), разговаривали, целовались, медленно, неспешно занимались любовью, а затем снова замирали, наслаждаясь близостью обнажённого тела. Мне не хотелось, чтобы ночь заканчивалась. Было так спокойно, так хорошо, казалось, что все недовольства в моей душе, наконец, улеглись, и я дышала глубоко и спокойно.
        Утром позвонила Жанна. Увидев имя подруги на экране, я тут же почувствовала себя виноватой. Обещала ей звонить, держать в курсе, а сама за два дня даже не вспомнила. Хорошая я подруга, ничего не скажешь. На часах было восемь утра, время, когда Жанна, выпроводив за порог работающего мужа, присаживалась у кухонного окна с чашкой кофе и какой-нибудь вкусняшкой, переводя дух перед тем, как проснутся дети, и день закрутит её своими каждодневными делами и обязанностями. А чуть раньше мы встречались с ней на улице, чтобы поболтать, теперь же были этого лишены. Наверное, это самая большая потеря из-за свершившихся в моей жизни перемен.
        Ответив на звонок, я добавила в голос бодрости:
        - Привет!
        - Привет, - услышала я в ответ. - Как дела?
        А как у меня дела? Я в чужом городе, в чужом доме, с мужчиной, с которым совершенно не представляла никаких отношений. И всё же я здесь…
        Я вкратце пересказала Жанне вчерашний телефонный разговор с Лидией Николаевной, подруга искренне поахала, удивляясь чужой наглости, затем спросила:
        - А ты что?
        - А что я? Отказала, конечно.
        - Правильно! Это надо же!.. - Жанка даже задохнулась. После чего понизив голос, поинтересовалась: - А, вообще, ты как? Переживаешь?
        Вместо ответа на вопрос, я призналась:
        - Я в Москве.
        - В Москве?
        - У меня тут дела.
        - Поехала по работе?
        - Что-то вроде того…
        - Вика, ты что-то темнишь, - заподозрила Жанка. В её голосе зазвучали опасные нотки. - Говори, как есть.
        В общем, Жанка как всегда запросто вытащила наружу все мои секреты. Она, вообще, обожала чужие тайны, а над моими охала и ахала со всем своим пылом. Но при этом всегда готова была помочь и поддержать, за что я её и любила. Жанна ни разу не отказала мне в помощи, моральной поддержке или совете. Вот только на информацию о моей «командировке» в Москву с новым шефом так сразу не обрадовалась. Скорее, насторожилась.
        - А ты в нём уверена? - спросила она.
        - Ни в чём я не уверена, - негромко проговорила я в трубку, поглядывая через своё плечо на дверь спальни. Я слышала голос Андрея из-за двери, он тоже говорил по телефону, и мне очень не хотелось, чтобы он стал свидетелем моего с подругой разговора. Таинственным шёпотом. У меня даже мелькнула мысль рассказать Жанке про панно на стене, и про глаза девушки на обрывке фотографии, которые так запали мне в душу. Но тут же решила, что это подругу ещё больше насторожит, а то и испугает, и она начнёт требовать моего немедленного возвращения. Точнее, бегства из Москвы от семьи маньяков.
        А вдруг Веклеры, на самом деле, причастны к пропаже Ксени? Я снова обернулась на дверь спальни. На душе стало по-настоящему муторно. Как-то нехорошо подозревать мужчину, в чьих объятиях провела ночь, в таких ужасных вещах. А по-другому у меня никак не получалось. Я металась в чувствах между Андреем и сестрой, и чувствовала, что запутываюсь окончательно.
        - О, Вовчик куда-то намылился, - вдруг сообщила Жанна. Видимо, увидела из кухонного окна. - Маман с собой взял.
        - Сегодня день выплаты по кредиту, - напомнила я.
        - А-а. Тогда понятно, что они оба такие недовольные.
        - Кто звонил? - спросил Андрей, увидев меня с телефоном в руке. Он с утра был бодр и улыбчив, выглядел довольным, а я, со всеми своими сомнениями в душе, очень боялась от него отстать, и тем самым вызвать подозрения. Я ведь должна излучать счастье, так? По крайней мере, сегодняшним утром точно.
        - Жанна, - ответила я негромко, наблюдая за Андреем, как он передвигается по гостиной. Кажется, он что-то искал, оглядывался, заглянул за диван, поднял диванную подушку. Из-под неё и достал ежедневник в кожаном переплете.
        После моего ответа, Андрей кинул на меня вопрошающий взгляд.
        - Всё в порядке?
        - Да. Она просто за меня переживает.
        - Значит, хорошая подруга. Это та, которую я видел у дома твоего бывшего?
        Я кивнула.
        - Она живёт на втором этаже.
        На этом разговор о Жанне сам собой себя исчерпал, и на какое-то время повисла тишина. Андрей листал ежедневник, изучал какие-то записи в нём, а я неловко молчала. По всей видимости, в какой-то момент он понял, что я молчу, поднял на меня глаза и спросил:
        - Вика, что случилось?
        Не зная, что ему сказать, я изобразила смущённую улыбку. И заверила:
        - Всё хорошо. Просто не знаю, как себя вести. - Сказала это, и сама рассмеялась.
        - В первую очередь, расслабиться. - Андрей подошёл и аккуратно меня поцеловал. Заглянул в глаза, и я ему старательно улыбнулась. Ему, явно, понравилась моя улыбка, полная послушания и готовности его слушать. А я ловила себя на том, что наблюдаю за ним. За его поведением, за его реакцией, отражающимися на лице чувствами. - Расслабиться и получать удовольствие.
        - Я постараюсь, - пообещала я.
        Андрей отступил от меня и куда более деловым тоном сообщил:
        - У меня встреча в одиннадцать, затем необходимо заехать на производство. Если хочешь, можешь поехать со мной.
        - У меня есть выбор?
        - Конечно, - вроде как удивился он. - Могу завезти тебе в торговый центр, и ты устроишь себе день шопинга.
        - К такому я как-то не приучена, - проговорила я в сторону.
        После этих слов Андрей улыбнулся, затем протянул руку и потрепал меня по волосам. Довольно странная ласка, будто собаку похвалил. Но спорить я не стала.
        - Так что ты решила?
        - Поеду с тобой, - ответила я. - Если ты не против, и я не помешаю.
        - Не помешаешь. Возможно, тебе даже будет интересно.
        На тот момент я готова была поклясться, что интересно мне будет. Мне нравилось наблюдать за Андреем во время деловых встреч. Он казался спокойным, говорил всегда по делу, и я узнавала много нового. Не учла я другого. Что мы в Москве. И деловые встречи в этом городе проходят не в маленьких ресторанчиках, на них параллельно не обсуждают кухню и погоду. В столице у людей зачастую нет лишней минуты поговорить о чём-то отстранённом. Здесь никто не станет улыбаться тебе просто так и интересоваться твоим настроением. Общение между людьми показалось мне сухим и отстранённым, а разговоры все велись о прибылях и убытках. В принципе, это была моя тема, о чём Андрей мне не преминул напомнить за обедом, но так как сути я не знала и не понимала, большую часть времени сидела молча и чувствовала себя лишней.
        Андрей встречался с посредниками по закупке фурнитуры, затем с представителями мебельных магазинов, обсуждал поставки и сбыт готовой продукции. Между прочим, на второй встрече присутствовала женщина, довольно резкая в общении, она совершенно не давала Андрею спуска, требовала более выгодных условий сотрудничества, при этом я замечала, с каким интересом она на него поглядывает. Было ясно, как Божий день, что встречались они не в первый раз, и теперь она поглядывала на меня, кидала колкие взгляды, любопытства в которых не было нисколько. Женщина меня оценивала, а затем свою оценку обращала к Андрею, в своих речах и претензиях, касающихся бизнеса. Наблюдать за этим удовольствия было мало, честно скажу. Наверное, мне всё же стоило выбрать торговый центр, по крайней мере, мои нервы остались бы в целости и сохранности.
        - Вика.
        Когда мы остались за столом вдвоём, Андрей положил ладонь на моё колено и сжал. Я подняла на него глаза.
        - Ты выглядишь грустной, - сказал он.
        Я в ответ пожала плечами.
        - Мне не грустно.
        - А что? Скучно?
        - Давно ты руководишь бизнесом отца? - Вопрос сам собой сорвался с моих губ.
        Андрей потянулся за чашкой с кофе.
        - С чего ты это взяла?
        - Я же сижу и слушаю, - удивилась я. - И понимаю, что уже давно все вопросы решаешь ты.
        - Я не руковожу, - зачем-то воспротивился он. - Просто… сейчас так складывается ситуация.
        Стало понятно, что говорить правду он не хочет. Ему неудобно, или не считает нужным рассуждать при мне о семейных делах. Стало немного неловко, будто я в чужую жизнь без спроса полезла. А Андрей тем временем посмотрел на часы. Проговорил:
        - Думаю, нам пора.
        - Куда?
        - Заедем на производство. - Он улыбнулся мне, но мне показалось, что несколько натянуто. Всё-таки нужно было выбрать торговый центр. - Организую тебе экскурсию.
        Говорить я больше ничего не стала, под его взглядом не захотелось ничего говорить. Я будто физически ощущала его недовольство. И это было странное и неприятное чувство, я вдруг задумалась о том, что, по сути, мы с Андреем знакомы совсем мало, и я ничего о нём не знаю. Но я приехала с ним в Москву, я с ним рядом, я с ним сплю, и, по всем признакам, в него влюбляюсь. Несмотря на не оставляющую меня внутреннюю настороженность.
        До производства мы добирались больше часа. Андрей вёл машину и почти половину пути разговаривал по громкой связи с кем-то, к кому мы и ехали. Хотел быть в курсе дел до того, как окажется на фабрике. Я смотрела в окно и пыталась предположить, какие ещё сюрпризы принесёт мне сегодняшний день. Встречу с кем?
        Территория, на которой располагалась мебельная фабрика Веклеров, была обнесена высоким забором. Наверное, попасть без разрешения, без пропуска, сюда было невозможно. На въезде стояла охрана, а по периметру были натыканы камеры слежения. Почему-то это первое, что бросилось мне в глаза. Не забор, не отремонтированные здания внутри, а именно камеры, реагирующие на движение рядом. Их количество показалось мне странным. Чего так сильно можно опасаться и настолько тщательно контролировать?
        Я не задала этот вопрос, но, по всей видимости, он явственно читался на моём лице, потому что Андрей в какой-то момент сказал:
        - Производственные тайны никто не отменял. А отец порой выполняет заказы настолько претенциозных людей, что они не хотят выдавать даже цвет столика для газет, что будет стоять в их прихожей. Приходится считаться.
        - То есть, у нас в городе ты сделаешь то же самое?
        Андрей равнодушно пожал плечами.
        - Скорее всего. Отец, вряд ли, станет этим заниматься.
        Я помнила Романа Артуровича Веклера человеком весьма деятельным. Конечно, лично мы с ним знакомы не были, виделись лишь однажды, и он, вряд ли, обратил на меня внимание, но я помнила разговоры о нём в городе, помнила его выступления по городскому телеканалу, ведь был такой момент, когда он, со всей своей кипучей энергией, собирался баллотироваться в депутаты Горсовета. Собирался всерьёз, шла предвыборная компания, за него агитировали на улицах, бросали листовки в почтовый ящик, а потом всё это как-то неожиданно закончилось. В один момент. Ещё вчера его имя звучало отовсюду, а потом просто пропало. Не знаю, почему мне запомнились события тех времен, я была ещё достаточно мала, и вспомнилось мне его имя в тот момент, когда Ксеня привела Григория к нам в дом знакомиться. Я услышала его фамилию, и вспомнила имя человека с волевым лицом и живым взглядом, который привлекал к себе внимание всех горожан пару лет назад. Помню, тогда ещё подумала: «Надо же, его сын в нашем доме, ухаживает за моей сестрой!». Именно таким, живым и энергичным, молодым, я и помнила Романа Артуровича. И нашу с ним встречу на
фабрике я тоже отлично помнила, тогда он показался мне весьма грозным. А сейчас Андрей оговаривается, что его отец не будет решать того-то и того-то, и мне кажется это очень странным.
        Подмосковная фабрика Веклеров не имела ничего схожего со старой, полузаброшенной фабрикой в нашем городе. Здесь кругом была чистота, прогресс, технологии. Рабочие хвастались чистыми комбинезонами, по идеальному асфальту дорожек ездили новенькие электрокары, а из громкоговорителя звучали загадочные фразы и распоряжения, понятные, видимо, только сотрудникам. Кому и куда подойти, в какой бокс отскладировать продукцию с таким-то идентификационным номером, и откуда будут отъезжать гружёные мебелью машины. Надо сказать, налаженность процесса впечатляла. Ни травинки, ни деревца, ни кустика на территории не было видно. Асфальт, бетон, указатели.
        - Ты можешь пройти в цех готовой продукции, - сказал мне Андрей, едва мы переступили порог офисного здания. Нас встречало целых пять человек, я даже отступила назад, не собираясь мешать им быстрее добраться до начальства и получить хоть толику его внимания. На меня, правда, кинули пару любопытных, вопросительных взглядов, после чего Андрей про меня и вспомнил. Обернулся и предложил прогуляться в цех готовой продукции. И добавил: - Тебя проводят.
        «Нужно было отправиться в торговый центр», в который раз за день подумалось мне. Что мне делать в этом цеху, я понятия не имела, но отправилась туда, куда послали, за молоденьким, худеньким мальчиком в светлом костюме. Костюм был недорогой, помявшийся за первую половину рабочего дня, зато на лице молодого человека была написана безумная старательность. Кажется, он всерьёз обомлел, когда Андрей обратился к нему напрямую, попросил встать из-за стола и отправиться куда-то со мной. На его лице в тот момент отразилось такое удивление, что, скорее всего, он сам не сразу вспомнил, где находится тот самый цех готовой продукции. Просто выскочил из комнаты, а мне пришлось отправиться следом за ним.
        А ещё паренёк тараторил, как заведённый. Видимо, подумал, что я какой-то важный гость, и старался вовсю.
        - Вам у нас обязательно понравится, - повторял он раз за разом. - Вы останетесь под впечатлением.
        Я на него посмотрела, не смогла удержаться от улыбки.
        - На какой должности ты работаешь? - спросила я.
        Он на меня оглянулся через худое плечо.
        - Менеджер по продажам.
        - Давно?
        - Два месяца.
        Я понимающе кивнула.
        - Нравится?
        - Андрей Романович отличный руководитель, - выдал он.
        Очень сомневаюсь, что Андрей Романович лично руководит двадцатилетними менеджерами по продажам.
        - Вот наш цех готовой продукции.
        Мне указали на распахнутые двери в цех, я перешагнула высокий порог, чувствуя удушливый запах дерева и полировочных материалов. Внутри, как мне в первый момент показалось, никого, а мальчик рядом со мной заметно томился. Нужно было что-то мне говорить, а он не знал что, потому что понятия не имел, кто я такая. Мне стало его жаль, и я пообещала:
        - Я вернусь обратно сама. Возвращайся в офис.
        - Но Андрей Романович…
        - Андрей Романович возражать не станет. Что тебе здесь со мной делать?
        Молодой человек ещё немного помялся рядом со мной, раздумывая, затем кивнул и направился прочь. А я огляделась по сторонам.
        Ничего особо интересного в цеху не было. Я походила по проходам, будто в демонстрационном зале, смотрела на готовую мебель, в некоторых экземплярах узнавала то, что видела недавно в каталогах. Чтобы обойти весь цех мне понадобилось десять минут. После чего, не зная, чем себя занять, я присела обернутый плёнкой диван. Села и ноги вытянула. В цехе было прохладно, чуть сумрачно, и я решила посидеть здесь ещё хотя бы пятнадцать минут. Скажу Андрею, что меня всё чрезвычайно заинтересовало.
        - Удобно?
        Я едва не подскочила, услышав чужой голос позади себя. Обернулась и увидела Романа Артуровича. Я его сразу узнала, несмотря на то, что он заметно изменился за прошедшие годы. Изменился, в смысле, постарел. Роман Веклер именно постарел. Он поседел, заметно поправился, но больше всего его внутреннюю усталость выдавали глаза. Из них ушла та самая энергия, которую я в нём помнила. Передо мной стоял усталый, задумчивый человек. Но всё равно это был Роман Веклер. И он обращался ко мне.
        Его вопрос показался мне намёком, и я поспешила с дивана подняться. Но на всякий случай сказала:
        - Да, удобно. Удобный диван.
        - Это радует. - Меня рассматривали. - Вы кто, прекрасная девушка?
        - Я… Меня зовут Вика. Я приехала с Андреем Романовичем.
        Широкие брови Веклера-старшего заинтересованно приподнялись.
        - Вот как. Андрей вернулся?
        - Да, приехал.
        - А вы с ним? - насмешливо уточнил Роман Артурович, и снова принялся ко мне приглядываться. И это приглядывание вызывало во мне чувство неловкости.
        - Я аудитор, - сказала я. - Провожу аудит на старой фабрике.
        - Ах вот в чём дело. Слышал, слышал. И как успехи?
        - Потихоньку, - отозвалась я, почему-то уже предполагая, что услышу дальше. И Роман Артурович меня не разочаровал.
        - Верю. Раз вы здесь, а не на рабочем месте.
        Я отвернулась. А Веклера заверила:
        - Проверка будет закончена в установленные сроки, не переживайте.
        - Вы в себе уверены?
        - Вполне. Роман Артурович, я вам мешаю? Мне показалось, что здесь никого нет.
        - Не мешаешь, - любезно отозвался он, и даже рукой махнул. Но тут же поинтересовался: - Откуда меня знаешь?
        - Я вас помню, - призналась я. - Вы же у нас в городе были известной личностью. Помню ваше лицо на плакатах, по телевизору вас показывали.
        Роман Артурович усмехнулся.
        - Сколько же тебе было лет?
        Я плечами пожала.
        - Тринадцать-четырнадцать.
        - И ты разглядывала предвыборные плакаты?
        - Я была странным ребёнком.
        Он рассмеялся. Рассмеялся, и в его глаза неожиданно вернулись жизнь и задор.
        - Похоже на то. Значит, ты у нас работаешь? Как тебя, говоришь, зовут?
        - Вика, - напомнила я. - И я работаю на вас, но временно.
        - Это как?
        - Меня наняли провести аудит.
        - Хочешь уйти?
        - Мне не предлагали остаться.
        Роман Артурович хмыкнул, кажется, я всерьёз его веселила. Опёрся руками на стол, снова меня разглядывал.
        - Тебя же позвали в Москву. Думаю, предложат и остаться.
        В этих фразах было столько насмешки и намёка, пусть и не злых, но становилось понятно, что Роману Артуровичу не нужно подсказок, почему именно я приехала на фабрику в компании его старшего сына.
        - Это вопрос, требующий серьёзного обсуждения, - сказала я.
        - Это правильно, - кивнул Веклер. - Выдвигай встречные требования, пусть выполняет. - Он окинул меня внимательным взглядом с головы до ног. - Ты красивая. Рыжая. Не помню, чтобы Андрею нравились рыжие.
        Я нервно дёрнула плечом и отвернулась от него. Мысленно прикидывала, как мне уйти так, чтобы Романа Артуровича не оскорбить.
        - Как там дела? - вдруг спросил он.
        Я в первый момент растерялась.
        - Где?
        - У нас в городе. Давно я там не был.
        - Почему?
        - Да, наверное, повода не было.
        - Андрей сказал, что вы собираетесь перебраться обратно. Что дом для этого отремонтирован, на фабрике большие перемены затеял.
        - У Андрея всегда много планов, - проговорил Роман Артурович. - Идеями так и фонтанирует. Правда, забывает порой чужого мнения спросить.
        - Вы не хотите возвращаться?
        - Да почему же не хочу? - вроде как удивился он. - Хочу.
        - Тогда что?
        - Вам, молодёжи, не понять. А назад возвращаются когда?
        - Когда?
        - Когда в настоящем все дела переделал. Понимаешь? Нужды в тебе больше нет, и ты можешь вернуться назад, стареть в том же доме, что и твои родители.
        - Думаю, это не тот дом. Уже не тот.
        - Считаешь, большая разница?
        - Андрей очень старается для вас, - зачем-то сказала я. - Дом замечательный, на фабрике работа кипит. Он очень хочет, чтобы у вас было всё лучшее.
        - А, по-моему, мой сын хочет совсем не этого.
        - Чего же?
        - Убрать меня отсюда. Чтобы не мешал.
        Таких разговоров мне, точно, было не нужно. Зачем мне чужие семейные тайны и неурядицы? Я уже для себя уяснила, что в семействе Веклеров не всё так радужно, как я всегда считала. Как они всегда позиционировали. Один за всех, и все за одного. «В нашей семье никогда не бывает разводов. Все друг друга любят и поддерживают».
        - Думаю, вы преувеличиваете, Роман Артурович, - осторожно заметила я. - Андрей Романович очень старается.
        - Кто ты такая? - вдруг спросил он, с прищуром глядя на меня.
        Я от неожиданности моргнула.
        - Я Вика.
        - Я помню, что ты Вика. Я интересуюсь, ты просто спишь с моим сыном, или происходит то, о чем нам с его матерью следует знать?
        От такого вопроса в лоб, а ещё от резкой интонации, меня покоробило. Я сделала осторожный вдох, а Роману Артуровичу как можно спокойнее сказала:
        - Ничего важного, о чём бы вам стоило беспокоиться, Роман Артурович, не происходит. Уверяю вас.
        Для меня наш разговор показался исчерпанным. Я заверила Веклера-старшего в отсутствии каких-либо притязаний на его старшего сына, и готова была уйти. Даже с милой улыбкой. А он взял и сказал:
        - Ты рыжая. С рыжими так просто ничего не бывает.
        - Я вернусь в офис, - проговорила я. - Подожду вашего сына там.
        - Конечно. Может быть, ещё увидимся.
        - Может быть, - пробормотала я, торопясь выйти на улицу из полумрака мебельного цеха.
        Андрея я нашла в его кабинете на втором этаже офисного здания. Пришлось немного поспрашивать, где найти начальство, узнать дорогу, на меня смотрели с любопытством и настороженностью, но до кабинета Андрея проводили. Правда, его секретарше я, судя по всему, с первого взгляда не пришлась по душе, дверь в святая святых девушка открывала с видом мученицы.
        - Андрей Романович, к вам посетительница.
        «Посетительница», отметила я про себя. В кабинет вошла, а Андрей приглашающе махнул мне рукой.
        - Я уже собирался идти тебя искать, - сказал он.
        - Сам собирался искать? - уточнила я.
        Он оторвался от бумаг, что читал, на меня глянул. Наверное, уловил моё настроение.
        - Ты чем-то расстроена?
        Я качнула головой. Прошлась по просторному кабинету, выглянула в окно. Затем вернулась к столу и спросила:
        - Можно присесть?
        - Вика, перестань, - тут же попросили меня. - Как всегда навалились дела, я немного увлёкся. Ты прогулялась?
        - Прогулялась, - согласилась я. Подумала и призналась: - Встретила твоего отца.
        Этой информацией Андрей заинтересовался, на меня посмотрел.
        - Серьёзно? Он на фабрике?
        - Кажется, ты удивлён.
        - Не видел его машины. И что? Всё хорошо?
        - Он очень настойчиво интересовался, нужно ли им с твоей мамой что-то знать обо мне.
        - И что ты ответила?
        - Сказала, что очень вряд ли.
        Андрей хмыкнул.
        - И почему ты так сказала?
        - Потому что это правда. К чему им обо мне знать?
        - Хотя бы, к тому, что ты здесь. И ты интересная, симпатичная девушка.
        - Ты хочешь рассказать об этом отцу?
        Андрей понимающе улыбнулся.
        - Я подумаю об этом.
        - Андрей, может, мне вернуться домой? Мне ни к чему отвлекать тебя от дел.
        Он смотрел на меня в задумчивости. И мне показалось, что задумался именно о делах, а не отправить ли меня назад. Ещё минута, и он сформулировал бы своё решение, и я почему-то была уверена, что оно мне не понравится. Что-то такое промелькнуло в его взгляде, какая-то досада, которой я не знала причины. Но в этот момент зазвонил его мобильный, Андрей посмотрел на экран, и его лицо мгновенно разгладилось. Он телефон взял, мне улыбнулся и сказал:
        - Извини, я на минуту.
        Я кивнула. А у самой внутри закручивалось в тугой узел недовольство. Не на него, на саму себя. Из-за того, что мне, по всей видимости, не хватало решительности, уверенности в себе, и я чувствовала себя лишней. Даже после сегодняшней ночи я не могла сказать, что я с этим мужчиной, что я, если и не за его спиной, то хотя бы за его плечом, и верю, что он, при необходимости, меня защитит. Я этого не почувствовала, от этого было немного обидно, на свои неисполненные ожидания. Осталась сидеть в кресле у его письменного стола, а Андрей вышел из кабинета. Правда, вернулся он уже через пару минут. Я слышала, как открылась и закрылась дверь кабинета, слышала его шаги, а затем почувствовала его руки на своих плечах. Горячие ладони чуть сжали их.
        - Кажется, ты произвела на отца впечатление, - сказал он со смешком.
        - С чего ты взял?
        - Мама приглашает нас на ужин.
        ГЛАВА 10
        Елизавета Витальевна, мать Андрея, оказалась женщиной красивой. Знаете, бывают такие женщины, которых возраст, лишний вес, даже морщины, не портят. Они придают им вкус, терпкость, словно дорогому вину. На них приятно смотреть, ими хочется восхищаться и прислушиваться к их советам. Обычно такие женщины с годами становятся кладезем мудрости. Им по-хорошему завидуешь. И я, встретившись с Елизаветой Витальевной, почему-то об этом и подумала. О том, что хотела бы в её возрасте выглядеть, как она, иметь её спокойствие и уравновешенность, милую улыбку, и, конечно, семью. Крепкую, дружную, где каждый за другого горой. Дом полная чаша, муж, дети, уже и внуки. Наверняка, ей пришлось немало потрудиться, чтобы её жизнь сложилась именно так, а не иначе, и, скорее всего, пришлось трудиться много и чем-то жертвовать, но кто об этом узнает, если хозяйка большого дома встречает тебя милой, радушной улыбкой?
        Первым делом, конечно, как истинная мать, Елизавета Витальевна подошла к Андрею. Обняла и поцеловала старшего сына, а я невольно, ничего не могла с собой поделать, не могла справиться со своим любопытством, наблюдала украдкой за ними. Видела, как мать прижимается к плечу сына, на мгновение прикрывает глаза, от удовольствия, а, скорее, от облегчения от того, что её ребёнок дома. Живой и здоровый.
        - Здравствуй, дорогой, - произнесла Елизавета Витальевна и коснулась щеки сына рукой. И только после этого повернулась ко мне. - Вижу, что ты не один. Вика, насколько знаю?
        Я улыбнулась.
        - Да, Вика. Мне очень приятно с вами познакомиться.
        Мне протянули руку для рукопожатия, улыбнулись в ответ, при этом окинули изучающим взглядом. Быстрым, будто бы я и заметить не должна была, но, наверняка, особо скрываться Елизавета Витальевна не собиралась. Свою материнскую тревогу имела право выказать открыто, что она и сделала.
        - И мне приятно, - проговорила она в ответ. Её взгляд всё ещё не отпускал меня, и я покорно ждала, продолжала улыбаться. И вот наконец Елизавета Витальевна улыбнулась шире, позволяя мне расслабиться, приглашающе повела рукой в сторону комнат. - Проходите. Скоро будем ужинать. Андрюша, ты голоден?
        - Есть немного, - отозвался Андрей. Я почувствовала его руку на своей талии и шагнула вперёд. Мимоходом оглядывала интерьер. Не нужно было удивляться тому, что каждая безделушка в доме была подобрана тщательно и со вкусом, да и чистота царила идеальная. Интересно, у них есть домработница?
        «Конечно, есть», ответила я сама себе. Вряд ли все заботы о быте возложены на плечи одной женщины, как бы та не любила своё большое семейство. Да и дом Веклеров впечатлял размерами. Наверное, строили его с теми мыслями, что сыновья женятся, обзаведутся детьми, и всем под этой крышей места хватит. А получилось так, что дети предпочли разъехаться и вить свои гнёзда. Хотя, с чего я это взяла? Возможно, Григорий с семьёй живёт здесь.
        - Отец позвонил мне днём и сообщил невероятную новость, - со смехом проговорила Елизавета Витальевна. - Что Андрей приехал с девушкой. Вы ведь экономист, Вика, я правильно поняла?
        - Ваш сын нанял меня в качестве аудитора.
        Елизавета Витальевна лишь махнула рукой.
        - Я не разбираюсь в таких тонкостях. Но то, что вы умны, видно сразу.
        - Это по каким же признакам, мама? - рассмеялся Андрей.
        Мне предложили присесть, и я присела на диван.
        - А по каким признакам ты разглядел в Вике ум? Или смотрел сначала на красоту?
        - Сначала я увидел только рыжие волосы, - захохотал Андрей. - Всё остальное было потом.
        - Как и все мужчины, - с улыбкой вздохнула Елизавета Витальевна.
        Я, от этого разговора между матерью и сыном, чувствовала лёгкую неловкость. Продолжала удерживать на губах улыбку, а сама мечтала о том, чтобы они, наконец, сменили тему. Если честно, не совсем понимала, чего от меня ждут, возможно, восторженных отзывов об Андрее, каких-то благодарностей его родителям, за то, что вырастили такого замечательного сына. Но, по-моему, для всего этого достаточно рано. Да и я настолько внутри себя запуталась, что совершенно не понимаю, чем мне нужно восторгаться. Скорее уж я боюсь. Того, что начинаю влюбляться. А дурное предчувствие никак не отпускает.
        - Кто дома? - тем временем поинтересовался Андрей.
        - Как всегда. Отец у себя в мастерской, а Соня в своей комнате. Я позвонила Свете, возможно, они с Гришей тоже подъедут к ужину. Если он освободится.
        - Освободится? - переспросил Андрей. И тут же усмехнулся. - Интересно, от чего. На работе я его сегодня так и не встретил.
        Я заметила, какой укоряющий взгляд Елизавета Витальевна бросила на старшего сына.
        - Андрюш, не будь к нему так суров, я тебя об этом уже не раз просила. Не все такие трудоголики, как ты.
        - Это точно. - Андрей вздохнул, присел рядом со мной и вытянул ноги. Зачем-то посмотрел на меня, я почувствовала, что он задержал взгляд на моём лице. Присматривался, примеривался, не знаю, но затем он взял меня за руку. Иногда его задумчивые, изучающие взгляды в мою сторону меня здорово удивляли. И настораживали. Но сейчас явно было не время и не место что-либо прояснять, поэтому я продолжала улыбаться, старалась выглядеть довольной и оживлённой. Блистать своей красотой, раз уж семейство Веклеров её в моей скромной персоне разглядело. Или просто пытались быть вежливыми, кто знает.
        - Вика, вы знакомы с Гришей?
        С ответом я помедлила. Елизавета Витальевна присела в кресло напротив нас, и смотрела на меня, ожидая ответа. Пришлось кивнуть.
        - Да, Андрей нас знакомил. Григорий забирал нас с вокзала, когда мы приехали.
        - Они с Андреем совсем не похожи, согласитесь.
        - Да… внешне не слишком похожи.
        - И по характеру совершенно разные. Гриша нравом пошёл в моего деда, тот тоже любил покутить, повеселиться, бабушка рассказывала.
        - Ага, и помер от этого самого веселья в сорок лет, - поддакнул Андрей. Мать тут же предостерегающе махнула на него рукой.
        - Андрей, ну что ты говоришь?
        - Правду. И Гришке эту правду в голову вдалбливаю.
        Елизавета Витальевна возвела глаза к потолку на мгновение. А затем обратилась ко мне, неожиданно перейдя на «ты»:
        - Знаешь, порой я хочу, чтобы Гриша стал серьёзнее, ответственнее, как Андрей. Но вот в такие моменты думаю о том, что двух таких сыновей не выдержала бы.
        Андрей рядом со мной не скрываясь, ухмыльнулся.
        - Таких - это каких, мама?
        Мать на него посмотрела.
        - Ты отлично знаешь, о чем я говорю. Надо быть добрее к людям, Андрюш. Идеальных людей не бывает.
        - Я и не говорю про идеалы. Я говорю про здравый смысл.
        - Ты же говорил, что твой брат женат, у него дети, - проговорила я, решив, что дальше играть в молчанку как-то странно. - Значит, у него всё хорошо в жизни складывается.
        - Да, а я неженатый, неприкаянный…
        - Я не это имела в виду, - немного смутилась я от прозвучавшего в его голосе намёка.
        Зато Елизавета Витальевна поспешила кивнуть и мне поддакнуть:
        - Трудоголик. Вика, вас это не пугает?
        - Пока нет, - проговорила я негромко.
        Андрей посмеивался, сидя рядом со мной, продолжал держать меня за руку и водить большим пальцем по коже на моём запястье. Но на меня не смотрел. И мне казалось, что мысли в его голове невесёлые. А то и вовсе тревожные. Что, интересно, его тревожит? Что его родители пригласили меня на ужин? Так мы могли отказаться, и я, кстати, предлагала поступить именно так.
        - Мама хочет с тобой познакомиться, - сказал он мне днём в ответ на мои осторожные возражения, и вот мы здесь. А он недоволен.
        Где-то в доме хлопнула дверь, и Елизавета Витальевна сразу поднялась. Сказала нам:
        - Отец вернулся. Пока он переодевается, я приведу Соню.
        Она вышла из гостиной, а я решила поинтересоваться у Андрея:
        - Кто такая Соня?
        - Соня? Моя сестра.
        Если честно, знать не знала, что у Веклеров ещё есть дочь. Никогда об этом не слышала. Даже Ксеня никогда о ней не говорила. Я была удивлена. В первый момент. А затем решила, что ничего особо удивительного в этом нет, десять лет назад девочка могла быть достаточно маленькой, чтобы о ней заводили разговоры посторонние люди.
        На всякий случай я решила уточнить:
        - Сколько ей лет?
        - В следующем месяце исполнится восемнадцать.
        Значит, я была права. Самый подростковый возраст, когда девушка не желает проводить много времени с родителями, запирается в комнате, чтобы послушать музыку или посидеть в интернете, и мечтает побыстрее уехать учиться, подальше от родительского контроля. Я ожидала увидеть юную девицу, модно одетую, легко принимающую решения, отмахивающуюся от наставлений родителей, обожающую старших братьев. И уж точно не ждала того, что увидела, когда Елизавета Витальевна вернулась в комнату. Вернулась она не одна, вела за руку худую девочку, на вид ей было не больше тринадцати. Она была хрупкой, невысокой, при этом ещё и сутулилась. И смотрела в пол, а не вперёд, не на людей. Одета была словно подросток, розовая кофта с диснеевскими персонажами, узкие вельветовые брючки, а на голове ободок с блёстками. И я видела, что она крепко-накрепко держится за руку матери. И идёт за ней шаг в шаг.
        - Вот мы и пришли, - бодрым голосом оповестила нас Елизавета Витальевна. - Папа наш переодевается к ужину, сейчас спустится. А мы, пожалуй, подождём его за столом. - Она повернулась к дочери. - Соня, посмотри, Андрюша приехал. Ты рада?
        Девочка (или девушка, я никак не могла для себя определить), всё-таки подняла голову, посмотрела на нас, но никакого осмысленного выражения в её глазах я не заметила. Взгляд её карих глаз остановился на лице брата, но ни один мускул на её лице не дрогнул. Она просто смотрела на Андрея, меня и вовсе не замечая.
        - Пойдёмте за стол, - снова пригласила хозяйка дома.
        Я поднялась с дивана, секунду сомневалась, затем шагнула к девушке. Попыталась поймать её взгляд, улыбнулась.
        - Привет, - сказала я ей. - Меня зовут Вика. А ты Соня?
        Я заметила взгляд, который Елизавета Витальевна обратила к дочери, беспомощный и безнадёжный. А Андрей вдруг взял меня за локоть и негромко проговорил, я расслышала нотки лёгкого раздражения:
        - Вика, она ничего тебе не ответит. - И сам нас поторопил: - Пойдёмте за стол.
        Столовая находилась в отдельной комнате, просторное помещение с огромными окнами, светлое и приятное. Большой обеденный стол в центре, стулья с резными спинками, наверняка, работа Романа Артуровича. В остальном мебели в комнате самый минимум. Пара маленьких столиков у стены, на которых стояли вазочки, тарелки и лежали дополнительные столовые приборы. Я присела на стул, на который мне указал Андрей. Сам он сел рядом, а Соня оказалась напротив меня. Я не могла на неё не смотреть, пыталась делать это не слишком откровенно, но наблюдала за ней. Девушка сидела, совершенно безучастная ко всему происходящему, казалось, что разглядывает сервировку стола, потом принялась аккуратно складывать тканевую салфетку, уголок к уголку. Этот процесс её очень занимал, ни на что другое Соня внимания больше не обращала. В какой-то момент я услышала, как Андрей рядом со мной вздохнул. И его вздох был недовольным, даже чуть раздражённым. Я глянула на него, и поняла, что он тоже наблюдает за Соней. Особой трепетности в его отношении к младшей сестре не наблюдалось.
        Вскоре в столовой появился Роман Артурович. Прошёл через комнату к своему месту во главе стола, и не подумав на кого-либо взглянуть. И только когда сел и оказался рядом со старшим сыном, выяснилось, что на фабрике они так и не увиделись. Я поняла это по их разговору.
        - Как съездил? - поинтересовался у Андрей Роман Артурович. И кинул на меня быстрый насмешливый взгляд. - Можно без подробностей.
        - Всё хорошо, - кратко ответил Андрей. Встряхнул свою салфетку и положил себе на колени. Стол уже был накрыт к ужину, но к трапезе никто не приступал, и я поняла, что ждали появления за столом главы семейства. Всё в лучших традициях крепких семей. Как в старом кино. Если честно, я и чувствовала себя героиней романа или сериала. Сидела, как на иголках и гадала, как дальше будет развиваться сюжет.
        Елизавета Витальевна наконец тоже присела за стол, рядом с дочерью, что-то тихо нашёптывала той на ухо, и Соня после её слов взяла вилку и начала неспешно есть. Всё с тем же безучастным видом. Наверное, это очень тяжело, когда ты любишь своего ребёнка, уделяешь ему всё своё время, отдаёшь все силы, а тому всё равно. Он что-то делает чисто инстинктивно, ничего особо не чувствуя при этом.
        А Роман Артурович взглянул на меня.
        - Вика, а вы довольны поездкой?
        - Вполне, - ответила я.
        - И чем же, интересно?
        - Сменой обстановки.
        - Хоть так, - посмеялся Роман Артурович. Обратил своё взор к жене. - Лиза, девушка говорит, наш сын расстарался, доделал ремонт в старом доме.
        - Мы давно планировали это сделать, - спокойно ответила Елизавета Витальевна. - В конце концов, это дом твоих родителей.
        - Мы планировали, а он сделал. И, судя по всему, надеется, что мы уедем туда, и он окажется подальше от наших наставлений.
        - Пап, мне скоро сорок, мне уже всё равно на все родительские наставления.
        - Да это я уже понял…
        - Может, вы прекратите пререкаться? Вике неудобно при этом присутствовать, - попыталась приструнить своих мужчин Елизавета Витальевна.
        - Чем же ей неудобно? - удивился Роман Артурович. - К тому же, даже если и неудобно, пусть привыкает. Она ведь не просто так в Москву с ним приехала?
        Мне кусок в горло не лез. Я осторожно поглядывала по сторонам, на лица людей за столом, но, кажется, никого кроме меня, язвительный тон Романа Артуровича не беспокоил. Видимо, все привыкли. Вот тебе и замечательная семья достойная зависти окружающих и показывающая пример.
        - Вика, вы в курсе, что Андрей отменил свадьбу?
        Кусочек курицы комом встал у меня в горле, пришлось схватиться за бокал с минеральной водой.
        - Я что-то об этом слышала, - ответила я хозяину дома.
        - Серьёзно?
        Елизавета Витальевна глянула на меня через стол и попросила:
        - Вика, не обращайте внимания.
        - Лиза, ты с ума сошла? Ей как раз и надо внимание обращать. Если не хочет оказаться следующей брошенной у алтаря невестой.
        - Папа, если я однажды отменил свадьбу, это не значит, что я стану делать это каждый раз.
        - Правда? И почему же нет? Как мне показалось, тебе понравилось. Кстати, его свадьба должна была состояться как раз в эти выходные.
        Вот это была очень интересная и удивительная информация. Настолько, что у меня совершенно пропал аппетит. Андрей рассказал мне про свою невесту, про то, что решил отказаться от брака с ней, но как-то позабыл сообщить, что это произошло буквально недавно. Насколько понимаю, считанные недели, а, может, и дни назад.
        Елизавета Витальевна вдруг вздохнула.
        - Сегодня утром привезли торт. Я совершенно забыла его отменить. Что теперь с ним делать ума не приложу.
        Андрей сидел рядом со мной и злился. Я чувствовала его злость, несмотря на то, что с виду он казался равнодушным и отрешённым к словам родителей. Но он злился, буквально кипел. А я понимала, что злюсь на него. Для чего он втянул меня во всю эту историю? Зачем привёз меня в Москву, привёл в дом родителей?
        - Отправьте в какой-нибудь благотворительный центр, - сказала я. - Или в детский дом. Дети порадуются.
        На меня все посмотрели. Причём, удивлённо. Словно я озвучила что-то странное и непотребное. Но это длилось всего секунду, после чего Елизавета Витальевна согласно кивнула.
        - Вика права. Думаю, так и нужно поступить.
        - Вика права, - повторил Андрей слова матери, но гораздо тише и совсем с другой интонацией. Без злости, но посмеивался, а вот мне было совсем не до смеха. Ужин закончился, все, наконец, смогли выйти из-за стола, Елизавета Витальевна предложила всем кофе с пирожными в гостиной, а я при первой возможности поспешила выйти в сад через распахнутые стеклянные двери. Через несколько минут ко мне присоединился Андрей, подошёл ко мне сзади, его руки легли на мою талию и крепко сжали, довольно откровенно притиснув к его телу. И он прошептал эти насмешливые слова мне на ухо. - Вика всегда права.
        Стало неприятно. Не знаю, чего он ждал, что я растаю от его прикосновения, от горячего шёпота мне на ухо, наверное, считал, что я должна радоваться своему присутствию здесь, но я совсем не радовалась. Весь сегодняшний день в столице меня нисколько не радовал, лишь неприятно удивлял. Я попыталась оттолкнуть его руки, но это было не так просто сделать. Поэтому я попросила:
        - Андрей, перестань.
        - В чём дело?
        - Твои родители могут увидеть.
        - И ничего страшного в этом нет.
        - Всё равно, - упорствовала я, стараясь разжать его руки. Андрей почувствовал моё сопротивление и отступил, хотя, был недоволен.
        - Ты хочешь уехать? - спросил он.
        - Решай сам, - сказала я.
        Мы уехали. Елизавета Витальевна попыталась нас задержать, но даже я понимала, что это скорее из вежливости. Я видела, какие взгляды она кидает то на мужа, то на сына, поведение обоих её то ли смущало, то ли откровенно не устраивало. А я… Я не хотела во всём этом участвовать. Правильно говорят, что чужая семейная жизнь - потёмки. Я много лет была уверена, что семья Веклер едва ли не идеальна, во всех отношениях. На них многие равнялись, ставили в пример, я помню, как отзывались о Романе Артуровиче. И, возможно, для посторонних людей, не вхожих в дом, он и был примером для подражания, окружал себя поводами для чужой зависти, а оказавшись к нему близко-близко, становилось понятно, что не столь уж он приятный в общении человек.
        - Может, ты скажешь, что тебя разозлило? - задал Андрей вопрос, когда мы уже подъехали к его дому. Всю обратную дорогу в город молчали, слушали радио. По нему крутили глупые песенки про любовь, а мы слушали. Но затем Андрей решил поговорить.
        Я подумала над своим ответом. Что меня расстроило больше всего за сегодняшний долгий день?
        - Ты должен был мне сказать, - определилась я в конце концов.
        - О чём?
        - О свадьбе, о своей невесте.
        - Я тебе сказал.
        - Ты говорил об этом так, будто это произошло давно, а оказывается буквально на днях.
        - А какая разница?
        Я пожала плечами, прежде чем взяться за ручку на двери автомобиля и выбраться наружу.
        - Не знаю. Наверное, всё слишком быстро.
        - Быстро? - Андрей усмехнулся.
        Мы оба вышли из машины и направились к подъезду. Я опережала Андрея на пару шагов, а он не торопился меня догонять. Шёл позади и говорил мне в спину:
        - А ты не забыла, что несколько дней назад тоже была вроде как в отношениях?
        - Не вроде как, а в отношениях, - поправила я его.
        - И я об этом. И ты не считаешь свои шаги поспешными? А мои, значит, считаешь?
        - Кто тебе сказал, что я так не считаю?
        - Ах вот как. - Мы остановились перед подъездной дверью, оказались друг к другу лицом к лицу. Несколько долгих секунд смотрели друг на друга. Именно в этот момент я начала злиться, до этого слова Андрея о том, что я сержусь на него, особого смысла для меня не имели. А вот сейчас я и злиться начала, и беспокойство ощутила.
        Он рывком открыл подъездную дверь, пропустил меня вперёд.
        - Ты жалеешь, что приехала?
        - А ты жалеешь, что меня позвал?
        - Нет.
        - Вот это и странно, - сказала я.
        Андрей развёл руками, всеми своими силами демонстрируя недоумение.
        - Чем, скажи на милость?
        - Я не понимаю, для чего я тебе здесь нужна.
        Если бы я была на месте Андрея, наверное, сходу назвала сразу несколько причин. Просто по наитию, понимая, что я должна сказать, чтобы успокоить человека. А вот он промолчал. Смешно насупился, кажется, обиделся, и молчал.
        Мы вошли в квартиру, я бесцельно прошлась по гостиной, если честно, раздумывая, стоит ли мне прямо сейчас собрать вещи и отправиться на вокзал. В конце концов, я же не в глухой деревне, Москва никогда не спит, и моё появление на вокзале ночью никого не удивит. Как-нибудь да уеду.
        - Я думал, что мы понравились друг другу.
        Я на Андрея обернулась, услышав его голос.
        - Наверное, - ответила я.
        Он снова развёл руками, на этот раз в лёгком раздражении.
        - Тогда что?
        Настала моя очередь удивляться.
        - Андрей, мы с тобой взрослые люди. В нашем возрасте принято думать, прежде чем сделать какой-то шаг. А ты схватил меня за руку и привёз сюда.
        Андрей усмехнулся.
        - Как помню, ты сильно сопротивлялась, - вроде как упрекнул он.
        Мне пришлось согласно кивнуть, признавая свою вину.
        - Не сильно.
        - Тогда что?
        - Этот вопрос я хочу задать тебе. Что дальше?
        - А уже пора об этом думать?
        - Ты познакомил меня с родителями, - напомнила я. - Зачем-то.
        - Вика. - Андрей подошёл ко мне, а я вдруг поймала себя на мысли, что он подступает ко мне очень осторожно, как к добыче, которую нужно постараться не спугнуть. Он не выглядел опасным или разозлённым, но казался человеком, который очень тщательно расставляет силки. - Вика, - вкрадчиво повторил он, - перестань думать о лишнем. Когда мы только приехали в Москву, я сказал тебе, точнее предложил расслабиться и дать себе отдохнуть. От всего. В конце концов, у тебя тоже не простой момент в жизни. Ты рассталась с… как там его? - Я невольно закатила глаза и принципиально промолчала. Андрей лишь плечами пожал. - У меня тоже всё сложилось не так, как я планировал. Но мы встретились, мы понравились друг другу. Что плохого в том, чтобы дать друг другу немного счастья и хорошего настроения? Без оглядки на других людей. Какая разница кто и что подумает? Даже если это мои родители. Или ты считаешь, что через пару дней я просто выставлю тебя из дома? Потому что ты мне надоела? Ты так обо мне думаешь?
        Смотреть в этот момент ему в глаза было очень сложно. Взгляд Андрея был чист и светел, и в нём виднелась искра оскорблённой невинности. Мне невольно стало неудобно, неловко, и я, конечно же, отрицательно качнула головой.
        - Нет, я так не думаю.
        - Очень на это надеюсь, - проговорил он, не отпуская моего взгляда. - И всё о чём я тебя прошу: давай не будем торопить события. Пусть всё идёт своим чередом. А если тебя расстроили мои родители…
        - Они меня не расстроили, - поспешила проговорить я.
        - Тем более. - Андрей обнял меня и прижал к себе. И если в первый момент я ощущала внутреннее сопротивление и не хотела ему поддаваться, то затем успокоилась рядом с сильным, горячим телом, под его тяжёлыми руками. Тихонько вздохнула и даже прикрыла глаза, чувствуя, как умиротворение тёплой волной затапливает меня от кончиков пальцев на ногах до самого носа.
        Андрей гладил меня по спине, тыкался носом мне в шею и горячо дышал. Не знаю, что он планировал, возможно, лишь успокоить меня, отогнать дурные мысли подальше, чтобы не пришлось отвечать на мои глупые вопросы и рассуждать на темы, которые ему не интересны, но как-то быстро его успокаивающие объятия превратились в нечто большее. Уже спустя минуту его губы нашли мои губы, на поцелуй я ответила, строить из себя недотрогу после прошлой ночи было бы странно. Но, признаться, совершенно не ожидала, что поцелуй закончится тем, что меня подхватят, сожмут, прижмут к спинке дивана. Страсть Андрея вспыхивала мгновенно, и когда он открыл глаза и взглянул на меня, его эмоции и желания и меня опалили. Такого желания, как в его глазах, направленного на меня, я никогда не знала. И это подкупало. Это было приятно, чертовски приятно, это льстило, и заставляло меня забыть об многих тревогах, неприятностях и сомнениях. В такие моменты мне хотелось быть рядом с ним и ощущать весь его жар на себе. Почему-то это казалось мне мимолётным и зыбким, рядом с Андреем я жила с мыслью, что всё это ненадолго, и никак не могла от
этого уйти. Только и делала, что искала этому доказательства и подтверждения.
        Мы целовались, отпустив жадность и поспешность, каждое прикосновение губ теперь было тягучим и упоительным. Я чувствовала возбуждение Андрея, позволяла его рукам раздевать меня, что-то тянуть, что-то рвать, слышала, как от пояса юбки отлетела пуговица, когда он дёрнул его в нетерпении, пуговица покатилась по полу, а я лишь подняла руки, чтобы Андрею было удобнее снять с меня топ. Он продолжал меня целовать, я закрывала глаза, и меня качало, будто на волнах. Лишь обнимала его, тянула пальцами жёсткие волосы. А Андрей гладил меня, целовал, настраивал, словно гитару, поворачивал, когда ему это требовалось, будто куклу. Его рубашка и брюки тоже оказались на полу. Я коснулась пальцами голой груди, попыталась его укусить, а он что-то прошептал мне на ухо, я даже не поняла, что именно, но меня почему-то кинуло в волнительный жар. Вот только думать у меня не получалось, сосредоточиться не получалось, вместо этого я инстинктивно тянулась и тянулась к Андрею. А он развернул меня спиной к себе, с особенной настойчивостью, я лишь успела упереться рукой в спинку дивана, а меня уже наклонили, прогнули, прижали
к дивану.
        Я лишь выдохнула, когда почувствовала его проникновение. Сильное, уверенное, у меня вырвался лёгкий стон, и я открыла глаза. Смотрела на диванные подушки внизу, хваталась руками за спинку дивана, чувствуя напор, потом выпрямилась, закинула руку назад, ухватилась за его шею. Андрей горячо дышал мне в ухо, ладони гладили мою грудь, бока, сжимал меня крепко и двигался, двигался… У меня закончился воздух в груди, я застонала, снова упала вперёд, на диван. А Андрей вдруг замедлился, наклонился и принялся целовать мою спину, потом взял меня за волосы. Его пальцы запутались в моей нехитрой причёске, сжали, потянули, но тут же отпустили. И он снова поцеловал меня - в спину, в плечо. Приподнял мне одну ногу, погладил её, прошёлся ладонью от лодыжки до бедра, и снова принялся двигаться, быстро и уверенно, пока мы оба не застонали.
        Вот такая вот первая ссора. Мы потом некоторое время сидели на полу в молчании, Андрей меня обнимал, а я думала о том, что ссориться с ним трудно. Я не выдерживаю, я поддаюсь. И, самое главное, поддаваться мне нравится. Вопрос о моём отъезде отпал как-то сам собой. То есть, я его даже поднять не успела, а уже передумала. Чувствовала себя при этом глупой, влюблённой девчонкой. Мы даже уснули этой ночью, обнявшись. И последняя мысль, которая мелькнула в моей голове, прежде чем я провалилась ровный, глубокий сон, была: «Как же давно меня никто не обнимал ночью». Понятное дело, что утром я проснулась, ругая себя за вчерашние сомнения в сторону Андрея. По-моему, он мне доказал, что его моё присутствие нисколько не стесняет, что он хотел, чтобы я поехала с ним, и хочет, чтобы мы провели вместе несколько дней или неделю, как получится.
        - Расслабься и получай удовольствие, - повторяла я про себя его слова то и дело, стараясь вытравить из себя все сомнения.
        - Чем хочешь заняться сегодня? - спросил меня утром. Мы встали по будильнику, по его будильнику, чтобы он успел вовремя приехать на работу, поэтому его вопрос о моём желанном времяпрепровождении никаких надежд на то, что он посвятит этот день мне, не сулил. Андрей собирался поехать на работу, а не могла его в этом упрекнуть. У всех свои обязанности.
        - Погуляю по Москве, - сказала я ему. Мы сидели на высоких табуретах у барной стойки на кухне, пили кофе, и я время от времени одёргивала короткую ночную рубашку на оголившихся бёдрах. Андрей наблюдал за этим и посмеивался. Один раз попытался меня опередить и запустить руку под подол сорочки, но я засмеялась, сделала вид, что смущена, и руку его оттолкнула.
        - Где погуляешь? - уточнил он, а я пожала плечами.
        - Где-нибудь, Москва большая.
        - Ты имеешь в виду, по улицам?
        Я кивнула.
        - По улицам, по паркам, по музеям. В конце концов, у меня отпуск.
        - Отпуск, - повторил он за мной, при этом что-то внимательно во мне разглядывал. - Может быть, ты походишь по магазинам? Это как-то безопаснее.
        - Безопаснее в плане чего? - недопоняла я.
        - В плане безопасности, - подсказал он, а я фыркнула от смеха.
        - Андрюш, перестань. Я не глупая, я могу пройтись по городу и не заблудиться.
        Он вздохнул, но выглядел слегка недовольным.
        - Хорошо, как скажешь. Только, пожалуйста, будь на связи.
        Я с готовностью кивнула.
        - Хорошо.
        - Я освобожусь после обеда, и мы с тобой куда-нибудь сходим. Хочешь в кино? Или в театр?
        Я снова кивнула и улыбнулась ему.
        - Хочу. Хочу в театр. Если можно.
        Он тоже мне улыбнулся, протянул руку и пощекотал меня под подбородком.
        - Что пожелаешь, моя королева.
        Это было приятно, слышать, что ты для кого-то королева. Хоть и в шутку.
        Андрей кинул взгляд на часы на стене и заторопился в душ, а я осталась на кухне с чашкой кофе, пообещав приготовить Андрею на завтра омлет. Прислушивалась к его шагам, потом к шуму воды в душе, пила остывший кофе глоток за глотком и про себя удивлялась тому, как жизнь может в одночасье поменяться. Перестаёшь узнавать в себя в новых, удивительных для тебя обстоятельствах.
        Я уже собиралась заняться завтраком, поставила пустую чашку на стол, как услышала, как открылась входная дверь. Сначала ключ в замке повернулся, быстро, я даже не успела среагировать, а потом голоса, шаги. Я так и осталась сидеть на высоком табурете, только ногу на ногу закинула, чтобы выглядеть хоть немного приличнее в короткой ночнушке, и таращила глаза на вошедших. Две женщины, они обе остановились, увидев меня, и замолчали. Хотя, я слышала отрывок их разговора, пару фраз о том, что:
        - Андрей Романович не будет против, Ольга, вы же знаете. О чём вы переживаете? Он ведь приехал, да?.. - И в этот момент они обе увидели меня, остановились и замолчали.
        Насколько я помнила, Ольга - это домработница Андрея, он о ней упоминал в день нашего с ним приезда. И она сейчас стояла передо мной, женщина средних лет, средней комплекции, по сути, ничем не примечательная внешне, какой, наверное, и должна быть домработница. А вот за её плечом я увидела девушку, как мне в первый момент показалось, неземной красоты. Высокая брюнетка с тонким аристократическим лицом, огромными карими глазами и пухлыми губами. Её кожа, казалось, мерцала, такой идеальной она была, белоснежной, без единого дефекта. Одета она была броско, но в то же время очень выдержанно, одного взгляда было достаточно, чтобы понять - её образ продуман до мельчайших деталей. Узкое платье, накинутый якобы небрежно, на плечи пиджак, туфли на наборном каблуке и винтажная сумочка. Одним словом - девушка с обложки. И вот эта самая красавица из журнала запнулась на пороге кухни Андрея, увидев меня, сидящую на табурете, будем говорить откровенно, в полуголом виде. В первый момент она растерялась, да мы все растерялись, я так и вовсе, наверное, потеряла дар речи от их внезапного появления. А вот потом
девушка воинственно вскинула голову и глянула на меня убийственно. Смерила настолько презрительным взглядом, что можно было в одночасье заледенеть. Я не заледенела, обошлось, но комок к горлу, если честно, подкатил.
        Домработница Ольга тоже почувствовала себя не в своей тарелке. Она потаращилась на меня, затем оглянулась на девушку за своей спиной, кажется, поёжилась, и тогда уже осторожно проговорила:
        - Доброе утро.
        Я так поняла, что обратилась она ко мне. Кивнула ей в ответ.
        - Доброе.
        Ольга аккуратно отступила от другой гостьи, едва ли не просочилась мимо неё и меня на кухню, стараясь не оказаться под перекрёстным огнём.
        - Где Андрей? - задала вопрос гостья. Её тон был резок и высокомерен, а на меня она старалась смотреть, как на противное насекомое, неожиданно оказавшееся в её тарелке. Именно старалась, потому что я видела, насколько она волнуется, и как тяжело ей сдерживаться.
        Мне тоже было не по себе, внутри что-то сжалось, в плохом предчувствии, потому что я отлично поняла, кто передо мной. Но не совсем понимала, почему она здесь, и как я оказалась во всё это замешана.
        - Андрей в душе, - ответила я ей. Ведь должна была ответить, да? Посчитала, что должна.
        - В душе, - повторила она за мной, у неё вышло злое шипение.
        «Не такая уж она и красивая», тут же решила я. Особенно, когда злится. Лицо и нос от злости заострились, взгляд стал неприятным, а говорила, будто шипела, как змея. Хотя, злость, боль и разочарование никого не красят, меня в том числе.
        - А ты кто такая? - обратилась она ко мне. - Почему ты тут сидишь?
        Я беспомощно молчала. А что я должна была ей ответить? Рассказать про аудит и отпуск? Или про то, что «мы с Андреем понравились друг другу»? То есть, озвучить его версию? Вряд ли ей это понравится и хоть как-то успокоит.
        Я смотрела на наши с Андреем пустые чашки из-под кофе, и раздумывала, что делать. Дело в том, что мне даже встать и уйти казалось неприличным. Чёрт бы побрал эту ночную рубашку. Андрею она, конечно, нравилась, но никто другой её увидеть не должен был. И вот, пожалуйста.
        - Анаисия Львовна, - подала голос Ольга. - Думаю, вам лучше будет позже встретиться с Андреем Романовичем. Вы же знаете, он может рассердиться из-за вашего… раннего прихода.
        Девушка повернулась к домработнице.
        - А, по-вашему, я не сержусь?
        Домработница вздохнула и снова отвернулась. А я всё-таки поднялась, точнее, спрыгнула с табурета на пол. И тут же оказалась меньше ростом явившейся на каблуках гостьи почти на целую голову. Она, и без того, смотревшая на меня свысока и с презрением, теперь вовсе уничтожила меня взглядом.
        - Кто ты такая? - повторила она свой вопрос. - Что тебе тут нужно?
        - Вы же не хотите, чтобы я вам отвечала, правда? - попробовала донести до неё истину я.
        - Ты ещё и огрызаешься? Убирайся вон из этого дома!
        Она закричала так громко и так отчаянно, что я всерьёз испугалась. Не за себя, а за неё. В крике такой силы чувствовалась настоящая боль. И мне не хотелось быть её причиной.
        Я, на самом деле, собиралась уйти. На данный момент, хотя бы скрыться за дверью спальни, даже отступила на шаг, другой, но затем за моей спиной послышался громкий окрик:
        - Анна!
        Голос Андрея прозвучал раскатом грома, не меньше, и на какое-то мгновение мы все замерли. Затем обернулась я, после домработница, но та тут же поспешила и отвернуться, и сбежать из кухни и гостиной. Наверное, поспешила в ванную, от греха подальше. А вот я осталась, не зная, что делать. Поддаться чужому примеру сбежать, или всё-таки дождаться разрешения? Но Андрей на меня не смотрел, он устремил разгневанный взгляд на девушку с чудесным именем Анаисия, она встретила его взгляд достаточно смело, было понятно, что им есть, что сказать друг другу.
        - Что ты здесь делаешь? - поинтересовался он. А Анна вначале растерянно развела руками, затем попыталась усмехнуться, но получилось у неё не очень. Криво, печально и безнадёжно.
        - Я пришла к тебе.
        Андрей помолчал, и я видела по его лицу, что он немного смягчился. Или пожалел её, не знаю.
        Проговорил осторожно:
        - Кажется, мы с тобой всё решили.
        - Тебе кажется? - Анаисия перевела взгляд с него на меня, и меня обжёг жгучий стыд. За то, что я продолжаю в растерянности стоять, смотреть на них, слушать… За то, что я, вообще, здесь оказалась. В эпицентре чужой жизни и чужой трагедии. Причем, полуголая.
        Я заставила себя сделать вдох, невольно мазнула взглядом по лицу Андрея, и поняла, что он тоже смотрит на меня. Возможно, это должно было меня немного успокоить, удовлетворить, что я заметила неловкость в его взгляде, обращённом ко мне, но, если честно, мне сейчас было не до его неловкости. В конце концов, вина за моё неудобное положение, лежит целиком и полностью на нём. Наверное, поэтому я не нашла никаких слов, да и не нужны они были никому, и молча ушла в спальню. Честно прикрыла за собой дверь, села на постель, понимая, что особо своим уходом положение не облегчила. Разговор Андрея и его невесты, бывшая она или нет, на повышенных тонах всё равно отлично долетал до моих ушей. И спрятаться было негде, некуда уйти. Не толкаться же в ванной комнате вместе с домработницей? А выход на балкон был через гостиную, так что пришлось остаться на месте. Я сидела на постели и с мрачным видом смотрела на закрытую дверь, за которой бушевали страсти.
        - Как ты мог? - слышала я голос Анаисии, полный неподдельного непонимания и боли. - Привести какую-то девку…
        - Во-первых, давай успокоимся, - проговорил Андрей. Голос его звучал ровно, но по глухим ноткам я понимала, что он сдерживается. - Во-вторых, она не девка…
        - Серьёзно? - перебила она его. - А кто?
        - Аня, перестань меня подлавливать на каждом слове. Если ты не помнишь, мы с тобой всё решили!..
        - Ты решил, - выдохнула она возмущённо. - Ты решил, а меня поставил перед фактом!
        - Хорошо, пусть так. Но я был честен.
        - К чёрту твою честность! - закричала она. - В эти выходные у меня должна была быть свадьба!
        - У тебя?
        - Теперь я уже понимаю, что у меня! Ты никогда не хотел жениться! Тебе просто было выгодно делать вид, перед моими родителями!
        - Ты же знаешь, что это неправда.
        - Ты просто взял и выбросил меня, когда надоела. Скажи, что это не так!
        - Это не так. Мы знакомы с тобой полжизни, я тебя девчонкой помню. Неужели ты думаешь, что я так поступил бы?
        - Тогда почему? - Судя по отчаянию, прозвучавшему в этом вопросе, задавала она его далеко не в первый раз. Голос дрогнул, в нём зазвучали слёзы, такие настоящие, понятные мне эмоции брошенной женщины. И этот вопрос: «Почему?», от которого у меня поползли мурашки.
        - Потому что мы слишком разные. Я не смогу сделать тебя счастливой. Я тебя измучаю, Ань.
        - Ты говоришь какую-то ерунду, - начала она сбивчиво и замолчала. Видимо, Андрей остановил её - взглядом или жестом.
        - Аня, я сказал тебе две недели назад, что свадьбы не будет. Мне казалось, ты меня услышала.
        - Я думала, что ты одумаешься, Андрюш. Что ты испугался… Мужчины же боятся брака…
        - Не боятся. Они взвешивают все «за» и «против», возможно, поздно.
        - Андрюш, у нас через два дня свадьба, подумай, пожалуйста. Я клянусь, я тебе ничего не скажу, я всё забуду…
        Повисло короткое молчание, после чего Андрей как-то нервно кашлянул. Затем сказал:
        - Вот этого я и не хочу. - И добавил: - Я вызову тебе такси.
        - Нет. - Анаисия даже вскрикнула от возмущения. - Я никуда не поеду! Ты привёл в дом какую-то девку!..
        - Тише, - шикнул на неё Андрей.
        - Я не буду говорить тише! Почему я должна её стесняться? Она вот не стесняется!..
        - Помолчи! Тебе не пришло в голову, что она здесь, вообще, не при чём? Она знать ничего не знала о нашей свадьбе.
        - Серьёзно? Тогда зачем?..
        - Я сам отвезу тебя к родителям, - неожиданно заявил он. - Сядь здесь и сиди.
        - А ты куда?
        - Оденусь. Или предлагаешь сесть за руль в полотенце?
        Когда Андрей вошёл в спальню, я с безучастным видом таращилась уже в противоположную стену. Он остановился передо мной, и я понимала, что он не знает, что сказать. В конце концов, ругнулся сквозь зубы и пошёл к шкафу, открыл дверь-купе. Я слышала шуршание за своей спиной, Андрей поспешно одевался, а я продолжала сидеть на кровати.
        - Вика, я скоро вернусь, - сказал он. Уже собирался выходить, остановился, взглянул на меня и вздохнул. - Вика, пожалуйста.
        Я промолчала. Мне нечего ему было сказать.
        ГЛАВА 11
        Не знаю зачем, но после того, как Андрей с невестой вышли из квартиры, я вышла на балкон. Почему-то захотелось понаблюдать за их отъездом. Внутри меня творилось что-то странное, невероятное, я чувствовала себя мало того, что не в своей тарелке, не на своём месте, мне казалось, что у меня сердце превратилось в тяжеленный камень. Который мешал чувствовать, дышать, испытывать какие-то эмоции, по крайней мере, определиться, что же на самом деле я чувствую. А чувствовала я себя так, будто меня исподтишка ударили под дых, со всей силы. Настолько сильно и неожиданно, что из меня на какие-то минуты дух вылетел, и теперь метался, метался вокруг меня по комнате. И единственное, о чём я могла думать, это о том, что, когда я приду в себя и осознаю случившееся, меня накроет такой волной возмущения и разочарования, что смириться с этим будет весьма сложно. А пока я стояла на балконе и смотрела вниз.
        Вот Андрей с Анаисией вышли из подъезда, он твёрдым шагом направился к парковке, а она торопилась следом за ним, стараясь не отстать, держаться как можно ближе, и даже попыталась поймать его руку в какой-то момент. Руку свою Андрей убрал, достал из кармана ключи от машины, а Анне указал на дверь переднего пассажирского сидения. Сам не подошёл, не открыл.
        - Вам что-то нужно? - услышала я голос за своей спиной. Вздрогнула и обернулась. Увидела домработницу. Если честно, совсем о ней забыла. - Может, вам завтрак приготовить?
        - Нет, спасибо, - ответила я и шагнула с балкона. Сделала несколько шагов по гостиной в сторону спальни, вспомнила, что я до сих пор в ночнушке и стыдливо её одёрнула. Затем спросила: - Вы поможете мне вызвать такси?
        - Да, конечно.
        - Спасибо.
        Вещей у меня было немного, лишнего времени на сборы тратить не пришлось. Я умылась, привела себя в порядок, переоделась. Делала всё будто на автомате, то и дело поглядывая на часы. На всё про всё у меня ушло не больше получаса. Для Москвы это не то время, за которое можно куда-то добраться, а уж тем более и вернуться. Поэтому я чувствовала себя достаточно уверенно. Закинула сумочку на плечо, взяла сумку с вещами, с которой собиралась поехать к маме в гости, туда мне и нужно было отправиться, не слушать Андрея.
        - До свидания, - вежливо попрощалась я с Ольгой, которая натирала плиту на кухне. - Спасибо вам за помощь с такси, - сказала я.
        Женщина почему-то таращилась на меня во все глаза, недоверчиво. Кивнула мне очень вежливо и сосредоточенно.
        - До свидания, - проговорила она в ответ. Подумала и спросила: - Что мне передать Андрею Романовичу?
        Я удивилась.
        - Ничего. Думаю, он не скоро заметит мой отъезд, он занят. Всего хорошего, Ольга.
        Она снова кивнула, а я вышла за дверь. Направилась к лифту.
        «Вот и закончились твои московские каникулы, Вика», подумалось мне. Я смотрела на своё отражение в большом зеркале лифтовой кабины. Убитой и сильно расстроенной я не выглядела. По крайней мере, внешне.
        На железнодорожном вокзале было довольно шумно и многолюдно. К тому же, я немного опоздала на электричку, с расстроенным видом замерла напротив электронного табло, пытаясь понять, как скоро смогу уехать. Предлагаемые цифры не радовали.
        - А если какой-то проходящий поезд? - заинтересовалась я у девушки-кассира. - Хоть что-то. Не сидеть же мне здесь до четырёх часов…
        - Можете поехать на автовокзал, - предложила она. - Автобусы ходят чаще. - Я уже представила свою поездку в метро с объемной сумкой, как она добавила: - Либо через пару часов нижегородский, могу забронировать вам билет в плацкарт.
        - Меня вполне устроит, - с благодарностью кивнула я. Давно я не ездила в плацкарте.
        «И в Нижнем Новгороде давно не была», добавил внутренний голос. «Почему бы не продолжить свой отпуск там?».
        Я сидела в зале ожидания, с билетом в руках и раздумывала о Нижнем Новгороде. Вспоминала свои прежние поездки, любимые места, вид Волги и белых теплоходов с высокого моста или канатной дороги. Об Андрее старалась не думать. Как только его имя всплывало в моих мыслях, тут же переключалась на что-то другое.
        Было горько. Было горько, обидно, печально. Куча, куча всяких эмоций сплелись в клубок. И всё, что я могла себе повторять раз за разом, так это то, что я сама виновата. А Андрея я практически не знаю, зачем было ему доверять?
        Я и не доверяла, по крайней мере, старалась не доверять, без конца напоминала себе о сестре, о том, что у меня появилась, наверное, единственная возможность, шанс что-то узнать, и грех было им не воспользоваться. И к Андрею необходимо было относиться именно так, не увлекаться… Тогда и не было бы причины разочаровываться и глотать слёзы. Слёзы, на самом деле, в какой-то момент потекли, я их зло смахнула, выпрямилась на неудобном, жёстком кресле и втянула в себя воздух. Не нужно было влюбляться в него. А я, по женской привычке, успела в своём воображении нарисовать целую историю любви. С человеком, которого толком не знаю.
        Я теребила в руке билет и раздумывала о том, что мне делать по возвращении домой. Перво-наперво начать искать себе жильё. Которое, в данный момент, могу себе позволить. Но сегодня, именно сегодня, придётся вернуться к отцу. Поехать к маме, как собиралась, у меня не хватит смелости. Даже если не признаваться ей в том, что я не смогла воспользоваться шансом, чтобы узнать что-то про Ксению, в глаза я ей точно посмотреть не смогу. Буду чувствовать себя виноватой.
        «Какая-то неустроенная у меня, оказывается, жизнь», подумалось мне печально. Считала, что я молодец, что двигаюсь строго намеченного плана - работа, личная жизнь, впереди замужество, а выяснилось, что ни отношений, ни жениха, ни одного квадратного метра у меня за душой нет. Ничего я к двадцати семи годам, по сути, не добилась. Сплошной самообман.
        Я видела его краем глаза. Как он появился в дверях зала ожидания, как оглядывался по сторонам, а затем направился ко мне. Подошёл и сел рядом. Смотрел вперёд, на беззвучно работающий экран большого телевизора под потолком, как и я.
        - Домой едешь? - спросил Андрей.
        - Не знаю, - честно ответила я. - У меня же отпуск, можно проехать мимо дома.
        - Понятно. - Мы снова замолчали. Потом Андрей голову повернул и посмотрел на меня. - Может, останешься?
        Я головой качнула.
        - Вика… Ты можешь меня выслушать? Хотя бы, для того, чтобы я попросил прощения.
        - Я не прошу об этом.
        - Но я же имею право это сделать?
        - Право? - удивилась я.
        Он как-то заметно стушевался. Наверное, смутился из-за своего напористого тона.
        - Этого не должно было произойти, - сказал он после паузы. - Она не должна была приехать, не должна была устраивать скандал, оскорблять тебя… Я виноват перед тобой, что всё это допустил.
        Я подумала и кивнула.
        - Хорошо, я принимаю твои извинения.
        Андрей сверлил меня взглядом.
        - И это всё?
        - А что ещё?
        - Ты могла бы остаться.
        Я посмотрела ему в лицо.
        - Зачем? - Я искренне удивилась его предложению.
        - У нас же были с тобой планы…
        - У нас не было никаких планов, Андрей, - перебила я его. - Нам просто захотелось импровизации. Как ты сам сказал: мы понравились друг другу.
        - Что в этом плохого?
        Я вздохнула.
        - Может быть, и ничего. Если бы это не причиняло боль другим людям.
        - Вика, мы с Аней расстались несколько недель назад.
        - Насколько я поняла, это ты с ней расстался. А её мнения спросить забыл.
        - Какая разница? Мы тогда с ней сели и всё обсудили. И она со мной согласилась. Что мы друг другу не подходим.
        Я усмехнулась.
        - Думаю, она тебе не поверила, просто решила не спорить. Отпустила тебя в город детства проветрить голову перед свадьбой. И совсем не ожидала, что ты вернёшься не один.
        - Я всё сказал ей честно, - упорствовал он.
        - Бросать девушку перед свадьбой, само по себе не честно, - сказала я.
        Андрей вдруг жёстко и едко ухмыльнулся.
        - Правда? А жениться, понимая, что это не тот человек, с которым ты хочешь прожить всю жизнь, это, по-твоему, честно? Ты рассуждаешь, как мои родители. И как её родители. И как сама Аня. Лишь бы перед людьми всё было шито-крыто. А я не хочу разводиться.
        Я покивала, затем заметила:
        - Семейная традиция.
        - Назови, как хочешь.
        Он развернулся на кресле, отворачиваясь от меня. Зло молчал, а я говорила себе мысленно, что мне нужно что-то ему сказать, например, «прощай», встать и уйти. Нужно быть умнее, смелее, независимее. А я продолжала сидеть и ждать чего-то. Каких-то слов, каких-то действий, от которых мне должно было бы стать легче, спокойнее.
        - Я могу убедить тебя остаться? Я не хочу, чтобы ты уезжала. Вика. - Андрей снова ко мне повернулся. - Я тебе обещаю, что я сам верну тебя домой, отвезу. Только сегодня не сбегай от меня.
        - Потому что через два дня у тебя должна была бы быть свадьба, и ты хочешь прикрыться мной, как щитом?
        Он молчал недолго, после чего проговорил на выдохе:
        - Потому что через два дня у меня должна была бы быть свадьба, и отказаться от неё мне было непросто. И я не хочу быть в эти дни один.
        - Это не честно. Просить меня об этом.
        - Я знаю. Но я прошу именно тебя. Потому что почему-то я хочу быть сейчас именно с тобой. Больше ни с кем.
        Я теребила в руках билет на поезд. Теребила, теребила, пока Андрей не накрыл мои руки своей ладонью и не сжал их. Сказал:
        - Давай уедем с вокзала. Я ненавижу вокзалы.
        Интуиция буквально кричала мне, что нужно, как я и запланировала, сесть на поезд и ехать, ехать, куда глаза глядят. В тот же Нижний Новгород. Постараться забыть о странных отношениях с Андреем Веклером, которые возникли, буквально, на пустом месте, из ничего, из воздуха. Нам захотелось почувствовать что-то новое, вдохнуть полной грудью, ощутить взрыв эмоций. А сейчас, когда он просит меня остаться, в такой острый для всех момент, это же что-то значит. И я сильно сомневаюсь, что мне стоит выяснять, что именно.
        «Беги, беги», стучало у меня в голове, пока мы с Андреем шли через просторные залы железнодорожного вокзала к выходу. Он забрал у меня сумку с вещами, а я послушно следовала за ним. Пыталась представить, как мы сейчас вернёмся в его квартиру, окажемся вдвоём в замкнутом пространстве, и нам придётся смотреть друг на друга, что-то говорить.
        - Думаю, нам лучше уехать из города, - сообщил Андрей, когда мы выехали со стоянки. - Побудем пару дней на природе.
        - На природе? - переспросила я.
        Он неловко и нервно дёрнул плечом.
        - Эти два дня мне лучше побыть вдалеке от телефонов и людей.
        - Боишься, что тебя все вокруг начнут стыдить и уговаривать? - не смогла удержаться я от язвительности.
        Андрей уловил мой сарказм, кинул на меня быстрый взгляд. Но укорять не стал, его голос звучал ровно и спокойно.
        - Этого я не боюсь. Тем более того, что меня начнут стыдить. Мне и так стыдно. В какой-то степени.
        - В какой?
        - В большой, Вика. Я понимаю, что я виноват перед Аней. Но, мне кажется, куда лучше понять это прежде, чем нас свяжут узами брака. А не изворачиваться, как уж на сковороде, после.
        - Ты просто не можешь себе представить, какое это унижение для неё. Ты подумал о последствиях и сбежал. А она осталась на виду у друзей, родственников, знакомых. - Я вздохнула. - Это ужасно.
        Андрей морщился в досаде от моих речей. Затем решительно кивнул.
        - Наверное, я ужасный человек.
        Я решила закончить этот разговор, по крайней мере, не продолжать его в машине. Решила поинтересоваться:
        - Куда мы едем?
        - В охотничий домик отца. Он его так называет. Там красиво.
        Ехали мы больше двух часов. Как только свернули с шоссе, закружились по живописным сельским дорогам, проехали несколько маленьких городов и множество деревень и сёл. Природа вокруг радовала глаз - леса, поля, озёра. Временами попадались церквушки и даже один солидного вида монастырь с древними, каменными стенами.
        Охотничий домик оказался совсем не похож на охотничий домик, каким я его себе представляла. В моих понятиях это небольшая деревянная избушка с минимум условий и удобств, зато затерянная где-то в лоне природы. В лесу, у озера, а вокруг ни души, кроме зайцев, лисиц и других лесных обитателей. Охотничий домик Романа Веклера оказался больше похож на небольшой коттедж за крепким деревянным забором. Рядом большое озеро со стареньким пирсом, вокруг шумит сосновый лес, а в пределах видимости ещё один дом, на другом берегу озера ещё один. На достаточной удалённости друг от друга, скрытые от глаз зеленью и заборами, но в полном одиночестве почувствовать себя было проблематично. По берегу озера моторные лодки, пара рыбаков с удочками, а от остального у меня закружилась голова. От свежего воздуха, от красот вокруг, от высоченных сосен, от искрящейся на солнце воды.
        Огороженная территория дома тоже была небольшой. Подъезд для двух машин до навеса и зеленая лужайка перед домом, на которой зона для отдыха и миниатюрная детская площадка - горка, качели и турник для лазанья. Дом двухэтажный, на первом этаже кухня и гостиная, одна спальня в удалении, и две комнаты на втором этаже. Одна ванная комната на всех.
        - Отец временами приезжает сюда, чтобы побыть одному, - сказал Андрей. - Тогда мы стараемся его не дёргать.
        Что ж, с характером Романа Артуровича, в этом нет ничего удивительного. Но это, конечно, лишь моё мнение. Которое никого не интересует.
        - А тебе не надо на работу? - задала я интригующий вопрос. Ведь Андрей так рвался в Москву, говорил, что у него много работы, а сам при первой возможности уехал из города.
        - Поработаю удалённо, - сказал он, будто отмахнулся. Но к работе особого интереса он сегодня, явно, не испытывал. Ноутбук, который привёз с собой, открывать не торопился. - До ближайшего села отсюда три километра, - сказал Андрей, когда мы вышли прогуляться к озеру. К нему вела тропинка от калитки позади дома. На берегу я остановилась, щурилась на солнце и с удовольствием вдыхала влажный, ароматный воздух. - А в округе всего пять домов. Такие же псевдо-отшельники, как отец. Сбегают из города, чтобы побыть в тишине на природе. Рыбу половить, по лесу погулять, на закаты посмотреть.
        - Ты тоже часто сюда приезжаешь?
        - Приезжаю. Иногда. Гришка тоже, но он, в основном, с семьёй. Одного его сюда отпускать не стоит.
        - Почему?
        - В одиночестве он начинает чудить.
        - Пить?
        - И это тоже. Глаз да глаз за моим братцем, что поделать. Хочешь искупаться?
        - У меня купальника нет.
        - Дам тебе футболку, если стесняешься.
        Я на него посмотрела.
        - Я стесняюсь не тебя. Здесь, вообще-то, рыбаки сидят.
        Андрей улыбнулся.
        - Вдруг они подумают, что в их озере русалка завелась?
        Я едва слышно фыркнула.
        - Очень смешно.
        Какая из меня русалка? Для русалки у меня слишком много проблем. Как бы ко дну камнем не потянули.
        Андрей вернулся в дом за футболкой, а я ждала его, присев на траву. Сняла с ног сандалии, кожу щекотала прохладная, мягкая трава, солнце светило, птички летали, и дышалось легко-легко, со мной давно такого не было. Городская жизнь обычно закручивает гайки, каждый день крутишься, куда-то торопишься, даже летом оказаться на природе получается нечасто. В последние годы загород я выезжала лишь с одной целью - навестить родственников. Маму, либо родителей Вовки. А назвать это отдыхом на природе было достаточно трудно, каждый визит накладывал кучу обязанностей, на отдых времени совсем не оставалось. Посидеть вот так на берегу водоёма, хотя бы несколько минут, в одиночестве, с возможностью насладиться этим самым одиночеством, я не могла вспомнить, когда у меня выдавалась такая возможность.
        - Полотенца я тоже принёс, - обрадовал меня Андрей. Я переодевалась за деревом, скрываясь от глаз чужих людей, а Андрей разделся первым, бросил свою одежду на берегу и первым нырнул с пирса. Я подошла и смотрела на него в ожидании, как он выныривает и фыркает. Улыбалась, ничего не могла с собой поделать.
        Андрей вынырнул, смахнул с лица воду и махнул мне рукой. В этот момент он выглядел по-настоящему счастливым.
        - Иди ко мне. Вода отличная.
        Я для начала присела на пирс, на тёплые, гладкие от старости доски, спустила ноги в воду, а затем соскользнула в руки Андрея. Он меня подхватил, а я от восторга и ощущения прохладной, бархатной воды, едва не завизжала совершенно по-детски. И тут же вынырнула из его рук. Ушла на глубину и отплыла на пару метров. Вынырнула и предложила:
        - Давай наперегонки до тех камышей!
        Андрей удивлённо хохотнул. Весело переспросил:
        - Наперегонки? Ты уверена?
        - Не сомневайся! - засмеялась я, и первая поплыла в нужном направлении.
        Выиграть у меня намерений не было, просто вспомнились детские годы. Летние каникулы у родственников, как мы с друзьями проводили каждый день на речке, играя и дурачась. В деревню к маминым родственникам меня отправляли почти каждое лето до моих пятнадцати лет. После посоветовали сосредоточиться на учёбе, и совету родителей я последовала. Но воспоминания о детских годах до сих пор остались в памяти.
        Конечно, Андрей выиграл, доплыл первым, и ждал меня там. Но его победа была совсем не важна. Я чувствовала, что не плыву, а почти парю по тёплой воде.
        На озере мы провели больше часа. Купались, смеялись, потом обсыхали на солнце, валяясь на траве. Ни одного человека мимо нас так и не прошло. Рыбаки продолжали рыбачить на своей стороне озера, достаточно далеко, чтобы придирчиво наблюдать за нами или прислушиваться к нашему смеху. И я настолько расслабилась, что на самом деле на какое-то время позабыла, почему мы с Андреем оказались здесь. А когда вспомнила, мне стало неудобно и неловко, ведь пока мы здесь веселимся, кое-кому, наверняка, жутко плохо и обидно. Мысли об Анаисии меня заметно отрезвили, и я расстроилась.
        Вернувшись в дом, мы приняли душ, я переоделась и отправилась осваивать кухню охотничьего домика. Надо сказать, что здесь всё было на своём месте, всё удобно, комфортно, от городских условий практически не отличалось. Андрей открыл подачу газа из газового баллона, включил генератор электричества в подвале, и домик в лесу окончательно ожил. Я встала к плите, достала из холодильника продукты, что мы привезли с собой. Краем глаза заметила, как Андрей передвигается по комнате, в руках телефон, и он будто украдкой поглядывает на экран. Прежде чем он заговорил, я услышала слабый сигнал, будто кто-то прислал сообщение в открытое приложение. А затем Андрей сказал:
        - Отключу телефон. Нечего меня здесь беспокоить.
        Я не знаю, что это было за чувство. Ревность или нет, но у меня неприятно сжалось сердце. В какой-то тоске, в каком-то томлении. От мысли о том, что ему пишет женщина. И я, понимая, что даже если это Анаисия, а он не с ней, он здесь со мной, у меня стало во рту горько. Я чувствовала себя третьей лишней. Или не третьей, а тридцать третьей, чужим человеком в жизни Андрея, несмотря на то, что сегодня я здесь, с ним. Разум меня всё время подталкивал к мысли, что я здесь лишь потому, что никто из друзей и близких не поддерживает его в ситуации с отказом от женитьбы. Лишь я, чужой его семье человек готова оказать поддержку. Но поддерживаю ли я его?
        За окном стремительно темнело. За городом и без того темнело всегда быстро, а когда вокруг лес, солнечный свет в какой-то момент, кажется, просто брал и исчезал. И когда мы с Андреем устроились за круглым деревянным столом у кухонного окна, за окном окончательно сгустились сумерки. Пришлось включить торшер у стены. Яркого света не хотелось. Начало ужина прошло в молчании. Андрей с аппетитом ел, я больше ворошила вилкой салат на тарелке. Прислушивалась к звукам леса за открытым окном. Через плотную москитную сетку в комнату задувал приятный, свежий ветерок. Аромат хвои и цветов. Сам этот воздух можно было есть ложкой, настолько он был насыщенным.
        - У тебя пропало настроение? - спросил Андрей в какой-то момент.
        Я на него посмотрела, затем пожала плечами.
        - Степень моего цинизма в твоих глазах резко повысилась?
        - Разве дело в цинизме? - переспросила я.
        - А разве нет?
        - Ты переживаешь, я вижу. Значит, это не цинизм. Я лишь надеюсь, что ты после не пожалеешь. Или ты её не любишь?
        - Ты, правда, хочешь знать ответ на этот вопрос?
        - Наверное, нет, - согласилась я.
        - Вот именно. Но я могу ответить. Я её люблю. Настолько, что не готов испортить ей жизнь. Потому что так, как люблю её я, из-за этого не женятся на женщине. С такой любовью о ней заботятся, оберегают, проявляют участие в её судьбе. И, наверное, желают ей личного счастья. С кем-то другим.
        - Ты её не любишь, - вынесла я вердикт.
        - Вика…
        - Все эти чисто мужские пространные объяснения, Андрей, необъективные, надуманные причины… От них женщине бывает ужасно обидно. Даже стыдно.
        Он молча жевал, но я видела, что на его скулах в какой-то момент заходили желваки.
        - Я стараюсь быть честным, - проговорил он с заметным напряжением в голосе.
        А я взяла и усмехнулась.
        - С кем именно?
        Мой тон, моя усмешка Андрею, конечно же, пришлись не по душе. Он даже в раздражении положил вилку и откинулся на стуле. На меня смотрел с неудовольствием. И поинтересовался с откровенным вызовом:
        - А что мне нужно было делать?
        - Наверное, не доводить всё до стадии женитьбы. Раз уж ты так её любишь и заботишься.
        - Ты специально меня задираешь?
        - Нет. Я говорю то, что думаю. И зря ты считаешь, что я язвлю. Но разве со мной поступили не так же? Разве я не оказалась в положении твоей невесты? Разве что гостей на свадьбу не собрали, зато меня выставили за дверь, просто потому что вовремя не подумали о том, чтобы сесть и честно поговорить. О том, что отношения зашли в тупик.
        - Вика, нельзя рассуждать о чужих отношениях, ничего о них не зная, - нравоучительным тоном проговорил Андрей.
        А я согласно кивнула.
        - Нельзя.
        - Мы с Аней совершенно разные люди. Семьи бы у нас не получилось. Настоящей семьи.
        - А что это для тебя означает? Настоящая семья?
        Андрей молчал, с упрёком таращился на меня. Я же вздохнула.
        - Понятно, ты не знаешь.
        - Я знаю, - упорствовал он.
        - Ты хочешь такую же семью, как у твоих родителей?
        - Нет, - выдохнул он, причём слишком быстро и с большим убеждением.
        - А какую?
        Мы столкнулись с Андреем взглядами, он упрямо молчал, а я повторила:
        - Ты не знаешь.
        - Вика, перестань.
        - Как вы познакомились? - Андрей молчал, и я добавила: - Мы же не можем сейчас говорить о чём-то отстранённом, завтра ты должен был бы жениться. Этот разговор напрашивается сам собой. Так почему бы тебе не рассказать? Хотя бы мне. Вдруг ты докажешь мне правоту своего решения?
        - Я должен доказывать?
        - Не мне, но своим же родителям в какой-то момент придётся что-то говорить, а не только то, что ты так решил и посчитал, что прав. - Я в открытую смотрела на него, на его недовольное лицо. Андрей злился и нервничал, но всеми силами старался это скрыть. - Так как вы с Аней познакомились? Её ведь зовут Аня?
        - Аня, - с неохотой отозвался Андрей. - Анаисия.
        - Красивое имя. Необычное.
        - Её родители художники, творческие люди. Я бы сказал, что чересчур творческие.
        Я пожала плечами.
        - Так бывает частенько. С художниками.
        - Отец рисует портреты весьма обеспеченных людей, зарабатывает хорошие деньги. Он самый нормальный в их семье… А, может, Аня самая нормальная, иногда я даже и не знаю, кто из них взрослее.
        - Они все кажутся тебе несерьёзными, - подсказала я.
        - Да. Но это не моё дело.
        Меня тянуло что-то сказать, поддакнуть, но я понимала, что даже в моём коротком кивке Андрей в данный момент усмотрит намерение съязвить или вставить свои пять копеек, и я смолчала. Слушала его.
        - Мы все знакомы много лет, ещё до переезда в Москву, наши родители приятельствовали. Мама с юности дружит с матерью Ани. Затем какое-то время мы жили по-соседству. Правда, с Аней мы много лет не виделись. Она училась за границей, когда мы всей семьей перебрались в Москву, в родительском доме появлялась нечасто, и мы не пересекались.
        - Она красивая, образованная девушка, - похвалила я.
        - Но не слишком самостоятельная.
        - Ты сам сказал, что она училась за границей, жила одна в чужой стране…
        - Не жила. Во Франции живёт родная сестра её отца, вот в их семье она несколько лет и прожила. На полном родительском обеспечении. К тому же, она младше меня.
        - То есть, ты увидел её и влюбился?
        Андрей задумался. Я всматривалась в его лицо, но старалась делать это осторожно, чтобы он не уловил в моём взгляде ревности или недовольства. Особенно в тот момент, когда он кивнул.
        - Наверное, да. Все вокруг говорили, что мы отличная пара. Что мы замечательно друг другу подходим, и, наверное, я не зря столько лет не женился, ждал её. Аня вернулась в Москву воздушной, окрылённой, с множеством планов, она была так не похожа на всех вокруг.
        - Почти француженка, - проговорила я чуть слышно. - Ты сам сделал ей предложение?
        - Сам, - кивнул Андрей, и выглядел при этом кающимся грешником. - Я сделал ей предложение, я почти представлял нашу совместную жизнь… Я слишком много представлял.
        - А она?
        - Она была на всё согласна. Что бы я ни говорил, что бы не предлагал. Лишь бы её список требований ежедневно выполнялся.
        - Список требований? - переспросила я.
        - Ну да. Она же девочка из обеспеченной семьи, у неё замечательные родители, которые в принципе не могут на кого-то таить зло, кого-то ненавидеть, чего-то требовать. Они любят всех вокруг, и Анаисия - это их вклад в этот прекрасный, солнечный мир. Такой же прекрасный, идеальный ребёнок. Понимаешь? Для любых проблем и жизненных неурядиц в этой семье есть деньги на адвокатов, охрану, на людей, которые профессионально решат любую проблему. Они сами ни обо что такое руки не пачкают.
        - Она похожа на своих родителей? Мне твоя невеста не показалась такой уж безобидной и солнечной, если честно. На вид обычная девушка. Способная швырнуть в обидчика пару тарелок.
        - Этим она мне и нравилась. Тем, что на фоне своих уникальных родителей, казалась собранной и целеустремлённой. У Ани были планы, амбиции. Отец даже денег ей дал на открытие бизнеса, она всерьёз увлекалась искусством, что совсем неудивительно, открыла свою галерею, занималась открытием выставок. Я её поддерживал, я гордился её успехами. И совсем не ожидал, что как только речь зайдёт о свадьбе, все её желания куда-то испарятся.
        - Она просто захотела за тебя замуж, Андрей.
        - Я не знаю, как это называется, - вдруг вспылил он. - Но у неё будто не стало своего мнения в одночасье. Ей стала не интересна галерея, она перечеркнула все свои планы на ближайшее будущее. А когда я пытался с ней заговорить об этом, она переводила тему на подготовку к свадьбе, а на все мои попытки донести до неё, что жизнь не остановилась, и свадьба возьмёт и пройдёт, она удивлялась. Как мне однажды сказала её мама: я ведь забираю их дочь, и должен заботиться о ней так же, как заботились они всю жизнь.
        - Логично.
        - Логично, - кивнул Андрей. - Это логично, я согласен. Вот только в процессе подготовки свадьбы мне выставили целый список того, что я должен. И как должен. Сколько и почем. Я опять же не против. Я обязан содержать свою жену, свою семью. Я - добытчик. Но мне ясно дали понять, что после свадьбы мою жену не будет интересовать ничего за пределами нашего дома. Её мама даже вспомнила, что оказывается её дочка в детстве и юности, до отъезда во Францию, весьма успешно посещала художественную школу. И на досуге семейной жизни Ане следует заняться именно этим. А когда я напомнил, что у Ани ещё бизнес есть, галерея, которую она так хотела, оказалось, что бизнес мне стоит взять на себя. А то и вовсе продать, если мне заниматься этим не хочется. У Ани же будет муж и семья, какая ещё галерея? Самое серьёзное занятие после дома, мужа и детей - это рисовать ромашки в банке на окне. - Андрей всерьёз распалился, даже дышал тяжело. - И тогда я снова представил себе нашу семейную жизнь. С женщиной, которая будет зависеть от меня полностью, которая никогда не встанет со мной плечом к плечу в трудный момент, не даст
совета и не поддержит. - Он серьёзно посмотрел на меня и покачал головой. - Я не хочу такой жизни. Я не хочу такую жену. Пусть я буду мерзавцем. Но разводиться через год-другой я тоже не хочу. А если ребёнок родится?
        - И ты сбежал?
        - Я вовремя одумался, - строгим голосом поправил он меня. - Сел и поговорил с ней.
        - Она тебя поняла?
        - Я считал, что да.
        Я вздохнула.
        - Понятно. Как я и говорила, она решила дать тебе передышку. Была уверена, что ты всего лишь вспылил. А ты вместо этого привёз меня.
        - Я привёз тебя не из-за неё.
        - Я помню. Так получилось, мы друг другу понравились…
        - Вика!
        Я махнула рукой. Но затем добавила:
        - Я рада, что ты на ней не женился. Ей, на самом деле, после было бы куда хуже. Принять твою правду.
        - То есть, ты считаешь, что я не прав?
        - Андрей, разве я могу судить, прав ты или нет? - удивилась я. - Это всего лишь твоя правда. Уверена, что у Анны есть своя, в которой ты заставил девушку влюбиться в себя, заставил поверить, что она рядом с тобой под защитой, а потом взял и передумал. Прямо перед свадьбой.
        Андрей разглядывал меня с мрачным видом.
        - Я никого не заставлял.
        Я вздохнула.
        - И в это верю. Она взяла и влюбилась. Да и как было не влюбиться? - рассуждала я. Только уже до конца не понимала, об Ане я рассуждаю или уже о себе. - Видный, серьёзный, уверенный в себе. Добивается того, что хочет. Когда-то ты хотел её…
        - Ну, давай, - поторопил меня Андрей, - договаривай. А теперь я захотел тебя. И также тебя брошу!
        - Почему это ты меня бросишь? - улыбнулась я. - Может, это я тебя брошу? Наслушаюсь страшных историй и брошу.
        - Перестань, - попросил он с печалью.
        - Что сказали твои родители? - спросила я тем временем.
        Андрей также печально хмыкнул.
        - Мама сказала, что я разбил ей сердце.
        - А отец?
        - Отец махнул рукой.
        - При этом, они захотели встретиться со мной. А ты меня к родителям отвёз. Зачем-то. - В ответ на это Андрей промолчал, и я сама догадалась: - Хотел, чтобы они поняли серьёзность твоих намерений.
        Андрей рывком поднялся из-за стола. А мне сказал:
        - Я всё понял. Я мудак.
        Я развела руками.
        - Ты сам это сказал. Не я.
        На этой весьма непозитивной ноте закончился наш ужин. Андрей вышел из комнаты, затем и из дома, я видела его на улице, сидящим на скамейке. Он смотрел на темнеющее небо, и в какой-то момент мне показалось, что сейчас возьмёт и тоскливо завоет на луну. Луны, правда, не было, возможно, поэтому он и сдержался. Но лицо у него при этом было крайне недовольное, он переживал, но вряд ли о том, что в чём-то был не прав, неважно даже по отношению к кому именно - ко мне или по отношению к своей невесте. Переживал Андрей осуждение, наверное, считал, что незаслуженно. Ведь он пытался быть честным, по крайней мере, по отношению к Ане. Обо мне в момент нашего скоропалительного знакомства он вряд ли много думал. Я ему понравилась, он решил испытать на мне свои чары, которые немного запылились в период пребывания его в статусе жениха, а затем легким взмахом руки устроил мне командировку в Москву. Точнее, в свою постель.
        Обидно ли мне? Наверное, обидно. Было бы. Если бы мной так запросто попользовались, моим доверием, возможно, начальной влюблённостью в него. Но я ведь тоже согласилась встретиться с ним, общаться с ним, поехать в Москву по недвусмысленному приглашению со своей определённой, тайной целью. Так что, обижаться мне вроде как глупо. Остаётся своё поцарапанное самолюбие засунуть куда-нибудь поглубже и двигаться дальше.
        Двигаться нужно было по направлению к вокзалу, как я утром и планировала. А вот поди ж ты, вместо этого я стою на чужой кухне, тру чужие тарелки, и, вообще, с трудом представляю в какой области нахожусь. Может я куда ближе к дому, чем была, находясь на Курском вокзале.
        - Вика.
        Я обернулась, услышав голос Андрея. Он стоял в дверях кухни, а я даже не слышала, как он вернулся в дом, занятая своими мыслями.
        - Как ты представляешь свою дальнейшую жизнь? - вдруг спросил он. - Какие у тебя планы?
        Я несколько растерялась от неожиданности его заинтересованности моими планами. Я даже пару секунд молчала, обдумывая. Затем сказала серьёзно, но всё же добавив нотку веселья в свои слова:
        - Самые, что ни на есть серьёзные.
        - А подробнее? Если можно.
        Я отложила кухонное полотенце, повернулась к Андрею лицом и заставила себя посмотреть ему в глаза. Так я выгляжу весьма серьёзно настроенной, мне говорили.
        - Мне нужно вернуться домой, найти себе жильё, доделать работу, которую ты мне поручил. Через неделю отпуск мой закончится, так что, нужно уложить решение всех вопросов в этот временной промежуток. Согласись, времени не так много.
        - Да, программа у тебя насыщенная.
        Я кивнула. Андрей меня разглядывал с каким-то непонятным мне ожиданием. Потом спросил:
        - А я?
        - Что ты? - удивилась я.
        - Ну, наши отношения.
        - А у нас есть отношения? - осторожно поинтересовалась я. - Кажется, мы только что выяснили для чего я здесь.
        - Я уже признал свою вину. И даже прощения попросил.
        - Не попросил, - спустила я его с небес на землю. - Просто назвал себя мудаком.
        - Ты права. - Андрей покаянно опустил голову. - Я прошу у тебя прощения. За то, что я мудак. - Что на это ответить, я не знала, поэтому решила промолчать. К тому же, если Андрей настолько увлёкся этим эпитетом по отношению к себе, то, наверное, ему лучше знать правду. Я смалодушничала и промолчала, ждала продолжения. Кстати, ждала с интересом. Не просто так же он начал этот разговор. - И я предлагаю тебе не заканчивать наши отношения, какими бы неправильными они тебе не казались.
        Я незаметно для него вцепилась в край стола за своей спиной. Надо быть совсем глупой, чтобы не признать заколотившееся от волнения сердце. И, конечно, его предложение мне польстило, пролилось не то что бальзамом, а настоящим густым, сладким мёдом на моё самолюбие. Захотелось жить, захотелось счастливо улыбаться, а ещё кинуться Андрею на шею через всю комнату, но делать я этого, конечно же, не стала. Вместо этого серьёзно спросила:
        - Как ты себе это представляешь?
        - Очень просто, - пожал он плечами. - Просто давай будем вместе. А дальше будет видно.
        - Ты в Москве, а я там?
        - Необязательно. - Он, наконец, прошёл на кухню. - Я думаю, самым правильным будет, если ты перейдёшь на работу ко мне. Не вижу смысла тебе возвращаться на основную работу. Насколько понимаю, особых перспектив у тебя там не было и нет.
        - Я буду зависеть от тебя, - намекнула я ему.
        - Не обязательно. После окончания аудита ты можешь перейти на ставку в основной офис. У нас замечательный ведущий экономист, человек с опытом, ты будешь подчиняться ему. Моя головная боль - это производство. Так что, ты зря переживаешь, довлеть я над тобой не буду.
        «Слово-то какое подобрал», подумалось мне. Довлеть. Пока я это обдумывала, Андрей приблизился ко мне. Очень аккуратно, будто спугнуть боялся.
        - Вика. - Он протянул ко мне руки, а я не отодвинулась. Только в глаза ему старалась не смотреть, чтобы Андрей не понял так сразу, что в душе я уже готова сдаться. Уже сдалась. Только от одного звука его вкрадчивого голоса, я готова сдаться. Я делала один короткий вдох за другим, стояла, будто опьянённая ароматом его одеколона, его собственным запахом, жаром, исходившим от его тела, от его рук, которыми он меня касался. - Я, правда, не хочу тебя терять. Мне, правда, хорошо с тобой. Спокойно. Я понимаю, что сейчас не тот момент - ни у тебя, ни у меня. И, наверное, ты права, всё слишком быстро, и, может быть, мы торопимся. Но я хочу тебя задержать здесь, ищу причины.
        - Я же здесь, Андрюш.
        - Здесь, - согласился он. Едва заметно хмыкнул. - Но только и думаешь, когда тебе удастся сбежать. О том, что тебе нужно делать без меня, как устраивать свою жизнь. А я не хочу, чтобы ты её устраивала, - неожиданно выдал он.
        Я всё-таки голову вскинула, глянула ему в лицо. Переспросила:
        - Вот так вот?
        - Вот так вот, - кивнул он. Голову наклонил, я решила, что он собирается меня поцеловать, но вместо этого Андрей больно прижался лбом к моему лбу. Получилось так, что мы застыли, глядя друг другу в глаза. - Останься со мной, - попросил он.
        Мне показалось, что я молчала очень долго. Затем закрыла глаза, осторожно выдохнула. И кивнула, пообещав:
        - Останусь.
        ГЛАВА 12
        Наше одиночество с Андреем долго не продлилось. Хотя, может быть, и к лучшему. После того, как он попросил меня остаться с ним, всерьез обдумать наши отношения, мы оба замолчали. Будто боясь снова потревожить эту тему. Остаток вечера прошёл в каких-то пространных разговорах на отстранённые темы, мы, казалось, даже коснуться друг друга боялись. И спать легли в тишине, не прикасаясь друг к другу. Оба были словно не на шутку призадумавшиеся, но, кажется, от принятого решения никто из нас отступать не собирался. Мы лишь собирались с мыслями. Например, я пыталась представить последствия принятого мной решения остаться. Старалась обдумать то, что Андрей мне пообещал. Наши с ним отношения, и как, в таком случае, может сложиться моя жизнь. Ведь перемены обещали быть глобальными. Мне придётся поменять работу, сорваться с привычного, насиженного, стабильного места. Устроиться где-то жить… в своём городе или в Москве, что уже само по себе меня пугает. Ничего удивительного, что я долго не спала, лежала, сунув ладонь под щёку, и понимала, что теряюсь в обрушившемся на меня ворохе мыслей. Особенно меня
волновало то, как я объясню родителям свои отношения с Андреем. Они точно будут не в восторге. И если отец попробует понять, хотя и станет переживать, то объяснить маме мотивы наших отношений, будет попросту невозможно.
        В общем, этой ночью мне было о чём подумать. Я раз за разом задавала себе один и тот же вопрос: правильно ли я поступаю? И если сердце неизменно твердило мне в ответ: «да, правильно, ты же этого хочешь», то разум подсовывал одно сомнение за другим. А от сомнений появлялся страх.
        Утром Андрей снова предложил сходить искупаться на озеро. Мы успели позавтракать, выпить кофе, да и утро выдалось жаркое. А день и вовсе обещал быть удушливым. И мы отправились к воде. Провели там больше часа. Андрей несколько раз залезал в воду, а я после первого прохладного, бодрящего купания, лежала на травке и наслаждалась своими ощущениями, больше напоминающими эйфорию. Если честно, мы даже не слышали звука подъехавшей машины. И только когда вернулись на территорию дома, через калитку на заднем дворе, поняли, что мы уже не одни. В первый момент я услышала детский плач, причём не маленького ребёнка, который быстро стих, а после уже голоса взрослых. Я невольно сбилась с шага, на Андрея взглянула, а тот напоказ вздохнул.
        - Гришка с семейством пожаловал.
        Конечно, в этом событии не было чего-то ужасного или экстраординарного. Андрей ещё вчера говорил мне о том, что его младший брат временами любит приезжать сюда с женой и детьми, но каждый момент, когда я оказывалась рядом с Гришей, ожидаемо или случайно, заставлял меня внутренне замереть. Я ничего не могла с собой поделать, я ловила себя на том, что начинаю вглядываться в его лицо, пытаюсь что-то увидеть в его глазах, понять, о чём он думает и что может скрывать. Конечно, понимаю, что ничего не узнаю и не угадаю, что можно прочитать по лицу чужого человека, правда? Но близкое Гришино присутствие не давало мне покоя, не давало мне дышать. Хотелось подойти, вцепиться в него и потребовать ответы на все вопросы, которые накопились за долгие годы у меня и моих родителей. Ведь кто-то должен ответить за исчезновение моей сестры, за нашу разбитую семью, за нарушенную психику родителей, которые день за днём, месяц за месяцем долгие годы ждут возвращения своей дочери домой.
        Эти мысли будто взорвали мой мозг, в одну секунду, впрочем, как обычно, стоило мне подумать о Григории и вспомнить их с Ксеней вместе, их счастливые лица, и в горле у меня встал комок. Пришлось кашлянуть, чтобы от него избавиться. Я старалась сделать это быстрее, прежде чем окажусь лицом к лицу с виновником нашего семейного кошмара. Андрей опередил меня на несколько шагов, первым поднялся на крыльцо, где на него налетели мальчишки.
        - Дядя Андрей, дядя Андрей!
        Он потрепал племянников по волосам. Бодро ухнул:
        - Здорово, парни. Как дела?
        Мальчики наперебой что-то принялись ему рассказывать, какие-то свои детские радости и печали, удивления и заботы, а я продолжала стоять у ступенек, разглядывая детей. Они были похожи на отца. Светлые, коренастые, голубоглазые. Казалось, что даже выражение глаз у них отцовское - задорное и весёлое. Хотя, возможно, я придумываю, и все дети в этом возрасте смотрят на мир с бесконечным удивлением и задором. Я вспомнила, что Андрей как-то называл возраст племянников - мальчикам было по семь, они были двойняшками. На самом деле, похожи друг на друга безусловно. Словно отражение в зеркале. Смеются, разговаривают, что-то делают, будто в унисон.
        Милые мальчики.
        Даже у плохих людей бывают милые дети.
        - Я так и знал, что ты здесь, - услышала я насмешливый голос Гриши, причем за своей спиной. От неожиданности я дернулась, обернулась и оказалась с Григорием лицом к лицу. Он тоже на меня посмотрел, улыбнулся.
        Ну, как улыбнулся? Так, как умеет улыбаться Григорий Веклер. С оттенком насмешливости, пошлости и высокомерия. И, конечно, окинул меня изучающим взглядом и снова усмехнулся. Сказал мне:
        - Привет.
        - Привет, - негромко отозвалась я. И сделала шаг в сторону, чтобы он мог пройти. Правда, отходить от меня он не торопился. А потом взял и вовсе приобнял меня за плечи. Якобы дружески. Правда, от его объятия меня сковало изнутри, мне показалось, что я и снаружи съёжилась под его рукой. Но Гриша, конечно же, внимания на мою реакцию не обратил.
        - Что, братишка, отдыхаешь? Или всё-таки прячешься?
        Андрей с крыльца спустился и Гришкину руку с моего плеча снял. А брату в ответ проговорил:
        - А ты с какой целью интересуешься?
        Тот ухмыльнулся.
        - Любопытно. - И снова на меня посмотрел. - Забыл, как тебя зовут.
        - Вика, - неохотно проговорила я.
        - Точно. А то вертится на языке, вертится…
        - Что вертится? - спросила я, посмотрев ему в глаза. Мне очень хотелось поинтересоваться, какое имя у него вертится на языке, при взгляде на меня. Но на вопрос в лоб я не осмелилась. А Гришка под моим прямым взглядом и без того удивился не на шутку. Даже отступил на шаг.
        Нашу, ставшую неловкой, перепалку прервала женщина. Жена Григория. Она вышла из дома на крыльцо, поймала своих сыновей за руки и посмотрела на нас сверху. Улыбнулась, конкретно Андрею улыбнулась. Меня будто и не заметила.
        - Привет, милый.
        - Привет, - отозвался Андрей. И попросил: - Забери уже своего милого. Он сегодня с утра чересчур бодрый. На работе бы таким был.
        - Гриша, пойдём. Дай Андрею принять душ.
        И опять Андрею. Я наблюдала за этой женщиной. Пользуясь тем, что она меня откровенно игнорирует, я её разглядывала. Помнила, что её зовут Светлана, Андрей упоминал её имя. Он рассказывал о своей невестке обрывчато, без особого интереса, каждый раз делая упор на то, что она весьма положительно влияет на его неугомонного брата. Что ж, наверное, он прав. У Светланы получалось на мужа воздействовать и держать его в руках, укрощать его нрав. И, по всей видимости, это получалось у неё настолько успешно, что Гришка от усилий жены даже подурнел. Поправился, растерял часть волос и внутреннего огня, покрылся пылью лености и даже стал ходить на работу. Практически по расписанию.
        Светлана, не смотря на всю её внешнюю хрупкость, показалась мне женщиной волевой. Она была достаточно высокой, наверняка, выше мужа, но фигуру имела хрупкую и худосочную, не представляю, как ей удалось выносить двоих детей сразу. У неё было узкое лицо, выразительные глаза и ухоженные тёмные волосы. Красавицей её назвать было нельзя, даже если очень постараться и ей польстить, но внимание к её лицу привлекали именно большие, тёмные глаза. Точнее, выражение её глаз. Настойчивое и решительное, и тоже слегка высокомерное, как и у мужа. Наверное, это была та точка, на которой они пересекались. Находили схожие черты между собой.
        Что ж, у них схожее воспитание, равный или приблизительно равный достаток у семей, воспитывались в одинаковых условиях. Наверняка, им втолковывали одинаковые принципы и прививали схожее отношение к жизни и к людям. Думаю, их брак был безусловно одобрен родителями с обеих сторон. А Веклеры ещё и вздохнули с облегчением, пристроив тем самым проблемного сыночка под опеку решительной невестки. Уж не знаю, что Светлана увидела для себя привлекательного в буяне и хулигане Грише Веклере, по мне, так никакими особыми достоинствами он никогда не обладал. Был привлекателен внешне… когда-то, да и то, я бы сказала, на любительницу балагуров, весельчаков и ночных хулиганов. А эти сомнительные качества Светлана в муже, как я понимаю, без всяких сожалений изничтожила, превратив того в послушного, не сопротивляющегося содержателя семьи.
        Хотя, я не имею права судить. Чужая семья, как и чужая душа - потёмки.
        В душ я пошла после Андрея. Ушла в комнату, в которой мы с ним ночевали, и оставалась там. Без него находиться с семьёй его брата, мне было неуютно. Светлана без единого взгляда и обращения ко мне, дала понять, что не одобряет моего присутствия. И довольно скоро я поняла почему. Когда я, приняв душ и приведя себя в порядок, вышла на кухню, ещё не войдя туда, я услышала её слова, обращённые к деверю:
        - Это неправильно, Андрей, - говорила Светлана с укором, - Аня плачет, переживает, а ты здесь… с этой.
        Я остановилась, не в силах сделать ещё шаг, чтобы меня увидели. Правда, тут же услышала недовольный голос Андрея:
        - Свет, давай только обойдёмся без нравоучений. И без эпитетов «эта». Я, кажется, постарше твоего мужа буду, да и не муж тебе, чтобы ты меня осуждала или поучала. Займись Гришкой.
        - У Гриши всё в порядке, - с намёком на горделивость ответила Света.
        - Вот и продолжай стараться, чтобы он не отвлекался, - отозвался Андрей с ехидством. - Я своей жизнью сам займусь.
        - И всё равно ты не прав, - упрямо проговорила она. - Хотя бы сегодня мог бы…
        - Мог бы, - согласился Андрей. - Но не хочу. А Ане пора перестать звонить моим родственникам и жаловаться на то, какой я плохой. Я об этом и сам прекрасно знаю.
        - Про тебя говорят, - услышала я шёпот прямо у себя над ухом. В первый момент я натурально подпрыгнула. И обернулась так резко, что едва не стукнула Гришу затылком в нос. Совершенно не слышала, как он подошёл. То ли он специально передвигался неслышно, чтобы произвести на меня своим появлением наибольшее впечатление, то ли я так сильно увлеклась, подслушивая чужой разговор. И то, и то неприятно.
        Я обернулась, взглянула в усмехающееся лицо Григория, заметила его взгляд, направленный на мои волосы. От этого вдруг стало жутко, я едва удержалась от того, чтобы не заправить их за уши. Затем отступила от него на шаг, на другой, и оказалась на глазах у Андрея и его невестки. Они оба тут же замолчали.
        - Светуля, ты познакомилась с подругой Андрея? - громогласно поинтересовался у жены Гриша.
        Я прошла в комнату, чтобы быть поближе к Андрею.
        - Нет, нас не представляли друг другу, - проговорила Светлана, якобы украдкой, но присматриваясь ко мне. Я ей не нравилась, но меня не должно было это волновать. И не волновало, больше я ощущала дискомфорт в присутствии человека, которому неприятна. Правда, пришлось представиться.
        - Меня зовут Вика.
        Мне кивнули в ответ. Даже не попытались заверить, что хоть как-то рады знакомству.
        - Света, - коротко оповестила она, и тут же обернулась к мужу. - Гриша, ты принёс из машины сумку с продуктами? Мальчикам пора перекусить.
        - В холодильнике есть еда, - сказал трепетной мамаше Андрей. - Вика вечером готовила.
        - Замечательно, что Вика готовила. Но моим детям нужна сбалансированная пища. А не остатки романтического ужина.
        Я ей улыбнулась.
        - Наш ужин не был романтическим. Самым, что ни на есть обычным.
        - Зачем вы, вообще, приехали? - вдруг поинтересовался Андрей.
        - Как зачем? - усмехнулся Григорий. - Мы же знали, что ты здесь. Нас сюда направили официальным указом.
        - Гриша, что ты говоришь? - возмутилась Светлана. - Никто нас не направлял. Просто все беспокоятся. Но, по всей видимости, беспокоиться не о чем.
        - Самое точное определение, - согласился Андрей. - Так может вернётесь в город? Наверняка, у вас есть важные дела. Например, работа, - с нажимом проговорил он, глянув на младшего брата. Гриша же равнодушно отмахнулся.
        - Работа никуда не денется. Никогда не девалась, и сейчас останется на месте.
        - К тому же, - продолжила за мужем Светлана, - мальчики расстроятся, они любят этот дом. Как я им объясню, что дядя нас всех выгнал?
        - Свет, я никого не выгоняю. Но не вижу смысла сидеть здесь кучей и друг на друга злиться.
        Светлана вдруг развела руками и расстроено проговорила:
        - Я не понимаю, как ты мог так поступить.
        Я посмотрела на Андрея, посмотрела потому, что он после её слов начал медленно подниматься со стула и его лицо в этот момент вдруг стало грозно-тёмным. Он так посмотрел на невестку, что я бы не удивилась, если бы она враз стал меньше ростом. И ухнул на весь дом громовым голосом:
        - А я не понимаю, почему кто-то смеет вмешиваться в мою жизнь, в мои решения, да ещё меня стыдить! Не понимаешь, езжай туда, где всё поймёшь! - Он обернулся и волком глянул на брата. - Забирай свою непонимающую жену! Нечего мне тут вопросы задавать! Не понимает она!..
        Гришка нисколько гнева брата не испугался, на жену посмотрел и хмыкнул.
        - А я тебя предупреждал.
        - Это не по-человечески!..
        Андрей продолжал нависать над всеми, как скала, и было заметно, что он едва сдерживается. Гришка ухмылялся, Светлана, кажется, тоже злилась, считала себя во всём правой, и, если в первый момент я ожидала, что она отступит, то спустя минуту заметила в ней желание продолжать отстаивать своё мнение.
        Я сделала вдох и громко попросила:
        - Давайте все успокоимся. Андрей, сядь!
        После моего окрика, на меня посмотрели все, причём удивлённо. От их столь ярко выраженного удивления, мне в первый момент стало неловко, но обратного пути не было. Раз посмела повысить голос в чужом доме, придётся держать свою линию дальше. Я взглянула на всех по очереди.
        - В конце концов, вас слышат дети, - куда спокойнее продолжила я.
        Светлана развернулась ко мне и, кажется, впервые с момента знакомства посмотрела на меня открыто и в упор. И поинтересовалась
        - Скажите, Вика, вам не стыдно? Влезать в тот момент, когда у людей трагедия?
        - Я об этом думала, - порадовала я её, - и пришла к выводу, что мне не стыдно. Я к этой ситуации или трагедии, как вы говорите, никакого отношения, слава богу, не имею. - Я на всякий случай указала пальцем на Андрея. - Стыдно должно быть ему. - Тот разозлёно хмыкнул у меня за спиной, но я реагировать не стала. Лишь добавила: - Но вы, Света, тоже в этой ситуации человек посторонний. Так что, не думаю, что вам стоит читать Андрею нотации. Пусть разбираются сами.
        Гришка взял и захохотал. Так открыто, так громко, и на жену с братом смотрел горящими глазами. Мне же достался хлопок по плечу, причём весомый и даже чуть болезненный. Панибратский такой.
        - Ты мне нравишься. Честно.
        - Я рада, - пробормотала я, не удержавшись от иронии. А из-под его руки осторожно вынырнула.
        - Я не посторонний человек, - недовольно проговорила Светлана, но пыл её заметно поутих. - Аня - моя близкая подруга.
        - Даже близкая дружба, да и родственные отношения, не дают никому права вмешиваться в отношения двоих людей. Дело это неблагодарное.
        - А вот это правда, - поддакнул Гриша, присаживаясь на высокий табурет у барной стойки. - Вечно за свою доброту получаю по шее.
        - За какую доброту? - переспросил Андрей брата. - Ты сроду ничего по доброте душевной не делаешь.
        - Не клевещи на меня. Я человек отзывчивый. Да, Свет?
        Его жена выглядела крайне недовольной, вздохнула в расстройстве. А мужа попросила:
        - Помолчи.
        Вместе с Гришей замолчали все. Под это недовольное, тяжёлое молчание я из дома вышла, сошла с крыльца и присела на большой декоративный камень за кустом сирени. Видела, как Григорий всё-таки пошёл к машине, вернулся в дом с пакетом продуктов, под гомон сыновей, которые кинулись следом за ним. Я посидела немного на тёплом камне, пока не поняла, что и сюда отлично долетают голоса через открытое окно кухни. Слушать продолжение перепалки Андрея со Светой мне не хотелось, и я решила прогуляться. Вышла через заднюю калитку, через которую мы спускались к озеру, бесшумно её прикрыла и вышла на тропинку.
        Вокруг было тихо и безлюдно. Лишь сосны шумели у меня над головой. Я огляделась по сторонам, к озеру спускаться не стала, вместо этого направилась по тропинке в лес. Тропинка была широкая, натоптанная, понятно, что ей частенько пользовались. Я решила пройтись немного, чтобы выяснить, куда она ведёт. Неспешным шагом я обошла озеро и оказалась на другом берегу. Прошла мимо забора соседнего дома, но за ним было тихо, по всей видимости, хозяев не было. А тропинка прошла мимо их забора и углублялась в лес. Я немного постояла, посомневавшись, затем направилась по ней. Лес был совсем не страшный, вокруг мох, цветы, пни упавших деревьев будто специально декорированы, настолько живописно выглядели. Птицы пели, бабочки летали, пчёлы жужжали. Время от времени начинала подавать голос кукушка, а на одном из деревьев я увидела дятла. Солнце проникало сквозь хвойные ветви где-то высоко над моей головой, и лес вокруг казался почти сказочным. И дышалась невероятно легко. За всеми этими впечатлениями я не заметила, как ушла достаточно далеко. Наверное. В какой-то момент поняла, что бодро шагаю по лесной дорожке уже
довольно долго, не меньше получаса. А тропинка под моими ногами продолжает вести меня вперёд, кружит и извивается, но не становится уже или незаметнее. Явно она куда-то ведёт. В какой-то момент я задумалась над тем, а не повернуть ли мне назад, даже остановилась, но затем какое-то любопытство погнало меня вперёд. Мне почудился просвет впереди, и я зашагала дальше.
        Лес, на самом деле, закончился, и просвет я увидела, но далеко не в тот момент, в который мне что-то почудилось. Я шла ещё минут двадцать, прежде чем тропинка вывела меня на опушку леса. Я оказалась на живописном пригорке, впереди широкий луг, тропинка зазмеилась вниз по пригорку, и вела, как выяснилось, к коттеджному посёлку. Это был именно коттеджный посёлок, новой постройки, а не деревня или село. Деревни с пригорка я тоже видела, целых две деревушки, разбросанные по обеим сторонам. Низкие домики, печные трубы, деревянные заборы. Деревушки были маленькими, в пару улиц, а вот между ними устроился благоустроенный посёлок. Ровные линии разделения улиц, новёхонькие черепичные крыши, высокие заборы. Особо роскошных домов я не видела, скорее, похоже на плановую застройку по типу таун-хаусов, но глазу приятно. От посёлка вела асфальтированная дорога, а на выезде даже притаился сетевой продуктовый магазин. Я некоторое время посидела на опушке, наблюдая за поселковой жизнью, а она, без сомнения, была, ездили машины, из магазина выходили люди, по полю позади тяжеловесно двигался трактор. Тишины и покоя,
что царили у озера, здесь не наблюдалось. Где-то громко тявкала собака, судя по тональности, небольшая, декоративная порода, издалека слышались звонкие, детские голоса.
        - Где ты была?
        Андрей выскочил на крыльцо дома, стоило мне открыть калитку. Смотрел на меня обезумевшими глазами. Я замедлила шаг, пожала плечами. Ответила:
        - Гуляла.
        - Гуляла? - переспросил он. - Вика, ты с ума сошла? Тут лес кругом, и ни души!
        - Я прошлась по тропинке через лес. Там целый посёлок внизу.
        Андрей стоял, уперев руки в бока, и смотрел на меня в полнейшем непонимании.
        - Ты дошла до посёлка? Это больше двух километров.
        - Обратно, как видишь, я тоже пришла. К тому же, я привыкла к утренним пробежкам, бегаю три километра вокруг парка… - Опомнилась. - Точнее, бегала, когда у парка жила. А уж прогуляться пару километров, подышать свежим воздухом… - Я приблизилась к нему, всмотрелась в его лицо. - Ты меня потерял?
        - Потерял, - огорошил меня Андрей претензией в голосе. - Между прочим, я волновался!
        - С ума сойти, - улыбнулась я.
        - Смешно ей, - проворчал Андрей. А сам наблюдал за мной с высоты своего роста, как я прохожу мимо него, живая и невредимая, а он таращился на мой затылок всё с той же претензией и укором. - Не делай так больше, - попросил он. - По крайней мере, без разрешения.
        Я обернулась на него через плечо и переспросила:
        - Без разрешения?
        Он вздохнул, потаращился себе под ноги. Было заметно, что пытается усмирить своё недовольство. Всё-таки решил исправиться:
        - Без предупреждения. А то так и с ума сойти можно. Самостоятельная ты женщина.
        - Хорошо, обещаю, - кивнула я.
        Обед, когда мы собрались за одним столом с семьёй его брата, выдался тягостным. Все, преимущественно, молчали, дети немного капризничали и отказывались есть овощи, а говорил, в основном, один Гриша. Рассказывал какие-то истории о незнакомых нам всем людях, говорил о чём-то отстранённом, безынтересном, сам же смеялся над своими шутками, и, кажется, нисколько не был смущён своим многословием и нашим молчанием. Я наблюдала за ним украдкой, и приходила к мысли, что у этого человека всегда всё хорошо. Его ничего не смущает и мало что тревожит. Душа ни за что не болит. Такие люди встречались мне крайне редко, и всегда удивляли своей жизненной позицией. Григорий Веклер был ярким представителем этаких пофигистов, которых даже печали и беды не особо волновали, они просто старались не брать ничего в голову. И у них это получалось.
        - Не понимаю, из-за чего все так расстроились, - тем временем выдал Гриша. - Ну, не хочет Андрей жениться. Что в этом ужасного? - Он посмотрел на меня и подмигнул. - Правда, Вика? Не повезло Ане, повезёт кому-нибудь другому.
        - Оставь свои намёки, - попросил его Андрей.
        - А что такого? Жизнь есть жизнь. Или ты думаешь, что женатые люди после штампа в паспорте кончают жизнь самоубийством? Образно говоря, конечно. - Он протянул руку жене через стол, проникновенно улыбнулся Светлане. - Я вот сколько лет счастливо женат. А родители, подумать страшно, почти сорок лет в браке.
        - Твои родители, Гриша, пример для подражания, - категорично заявила Светлана. - Для нас с тобой в том числе. И я много раз просила по этому поводу не иронизировать. - И тише добавила: - Тем более в их присутствии.
        - Их же сейчас нет. Могу я иронизировать без них?
        - Нет.
        Гриша вздохнул напоказ, затем снова на меня глянул исподлобья. Красноречиво. Я его взгляд встретила и отвернулась. А он продолжил разглагольствовать, ободрённый всеобщей молчаливой обстановкой за столом. Дети кстати выпросились выйти из-за стола, домучив тушёные овощи на своих тарелках, и Григорий воспользовался их отсутствием.
        - Как думаете, на самом деле реально прожить вместе сорок лет? В любви и согласии?
        - Ты опять про родителей? - мрачно поинтересовался Андрей.
        - Да хоть про кого. Я вот никак представить подобного не могу.
        - Ничего, что рядом с тобой жена сидит?
        - Мы с ней ещё даже одну четвёртую этого срока не отбыли. Кто знает, что будет дальше?
        - Думаю, всё зависит от обстановки, в которой воспитываешься, - заметила я. - Если вы с Андреем росли в гармоничной семье, ваши родители столько лет вместе, думаю, у вас обоих есть шанс повторить их судьбу. Родители стараются передать опыт семейной жизни своим детям.
        - У нашего папы опыта хоть отбавляй, тут грех не согласиться. Чуть что - и нет отца, скрылся в неизвестном направлении.
        Я заметила, как Андрей хмуро глянул на брата исподлобья.
        - Что городишь-то?
        - А что? Я правду говорю. Сколько себя помню, так и было. Папа устал, папе надо отдохнуть. В одиночестве. Ты, Андрюх, ведь не думаешь, что мужик в самом расцвете сил от семьи в одиночестве отдыхает? Ты бы вот как поступил на его месте?
        - Я не на его месте. И ты, кстати, тоже. И перестань нести чушь.
        Вместо того, чтобы на самом деле перестать, Гриша посмотрел на меня.
        - Для чего, думаешь, этот домик купили? Чтобы папа тут отдыхал. А он отдыхает?
        Я аккуратно пожала плечами.
        - Почему нет? Отличная природа, тишина, рыбалка.
        - Конечно, конечно, - деловито покивал Григорий. - Отец, между прочим, здесь все прошлые выходные провёл. Остальным было запрещено приезжать. Кто-то заметил следы его присутствия?
        Сказано это было весёлым, ироничным тоном, но в ответ за столом повисло молчание. Света смотрела в свою тарелку, Андрей делал вид, что разглагольствования брата не слышит, а я чувствовала себя неловко. И поневоле принялась припоминать, что здесь было, когда мы с Андреем вчера приехали. Ничего не было. Пустой дом, идеальная тишина. Только пыль на поверхностях, даже на кухонной. На самом деле, не похоже, что кто-то проводил в этом доме выходные. Но свои мысли, точнее, домыслы, я, конечно, благоразумно оставила при себе.
        - Надо уезжать, - сказал мне Андрей после обеда. - Гришка просто невыносим. И как Света с ним живёт?
        - Любит, наверное, - предположила я.
        - Любит, - негромко фыркнул Андрей. Смотрел в сторону. Всю половину дня, с момента появления брата с семьёй, он выглядел раздражённым и крайне недовольным.
        Я стояла рядом с ним и смотрела на голубое небо. Не знаю почему, но моё настроение, после прогулки по лесу, заметно исправилось, я ощутила странное воодушевление. И душевный дискомфорт Андрея мне хотелось излечить. Взять и одним взмахом руки всё исправить, заставить его расслабиться и улыбнуться.
        - Ты переживаешь из-за его слов о родителях?
        - Я переживаю, что мой брат неблагодарный раздолбай, - сказал он. Его рука вдруг легла на мою спину, погладила, поднялась к шее и пальцы в грубой ласке на мгновение её сжали. Я на Андрея посмотрела. - Я сделаю несколько телефонных звонков, и поедем, хорошо?
        Я кивнула.
        Андрей вернулся в дом, а я спустилась с крыльца и некоторое время провела с мальчиками. Те катались с горки, качались на качелях, веселились, и, казалось, что им хватает друг друга. Они даже общались преимущественно друг с другом, лишь изредка обращаясь ко мне с вопросами или беря за руку.
        - Давай мы покатаем тебя на качелях! - предложили они в какой-то момент. Я согласилась, присела, ожидая, когда они начнут меня раскачивать. Давалось им это с трудом, но недаром они были настоящей командой, отдувались от усилий, старались, а я хоть и смеялась, но всеми силами пыталась их поддерживать. Незаметно отталкивалась ногой от земли, чтобы им было легче.
        Из гаража вышел Григорий, в резиновых сапогах и с удочкой. Махнул мальчишкам рукой, и мне заодно.
        - Пошли рыбу ловить, - позвал он.
        Находиться в Гришкином обществе долго, то ещё удовольствие, вы, наверное, сами успели это понять. Выслушивать его язвительности и колкости радости никому не доставляло, но было видно, что сыновья его любили, да и он относился к ним с теплотой и заботой, не знаю уж, что будет, когда они повзрослеют. С детьми Гриша был мягким и податливым.
        Отправляться с ним на озеро у меня желания не было. Но мы с Андреем собрались уезжать, и я подумала о том, что, возможно, мне не представится больше возможности побыть наедине с главным подозреваемым. В чём конкретно я его подозревала, я сказать не могла, но Гриша был главным фигурантом в деле о пропаже моей сестры. Нужно использовать любую возможность что-то узнать. И я отправилась с ним на рыбалку.
        На удивление, Гриша умело управлялся с удочкой. Показывал мальчикам, как правильно нанизать на крючок наживку, как закинуть леску, дети были всецело поглощены процессом, а я сидела на пеньке позади них и смотрела на воду. В какой-то момент Гриша, наказав сыновьям наблюдать за поплавком, отошёл ко мне. Присел на корточки рядом. Я кинула быстрый взгляд на его профиль, в который раз подумав о том, что за прошедшие десять лет он сильно изменился. Я бы назвала это: поистрепался. Что, при такой жене, как у него, довольно странно. Вряд ли Светлана позволяет мужу пропадать неизвестно где по несколько дней. Вероятнее всего, отлучается Григорий только в направлении работы и родительского дома.
        - Мой брат - завидный жених, да? - задал он коварный вопрос. Хотя, ничего другого от него ждать и не приходилось. Поэтому я не удивилась, не оскорбилась, просто поинтересовалась:
        - Что ты хочешь?
        Гришка открыто ухмыльнулся.
        - Ничего. Любопытно просто.
        - У тебя жена и двое детей. Ты весь такой из себя порядочный семьянин. И никак своё любопытство не успокоишь, - сказала я ему, решив не церемониться. У меня никак не получалось держать себя рядом с ним в рамках, быть вежливой, скрывать свои эмоции. Глядя на Гришку, на всю его сытую, спокойную жизнь, мне хотелось вцепиться в него и трясти. Или, по крайней мере, не давать ему спуска, ни единым словом.
        - Могу я поинтересоваться, всё ли у старшего брата хорошо?
        - Думаю, ты и сам знаешь, что у него всё хорошо. Не так, как у тебя, правда, но всё-таки…
        - Не так, как у меня? - переспросил он. - Что ты имеешь в виду?
        Я терпеливо объясняла:
        - Ты женат, у тебя дети, свой дом, устроенное будущее.
        Гриша голову повернул и откровенно на меня уставился.
        - У меня такое подозрение, что интересуешься ты совсем не Андреем, а мной.
        Я отвернулась, смотрела в сторону.
        - Зачем мне интересоваться тобой? У тебя жена сердитая.
        Он захохотал.
        - Что есть, то есть. Светка у меня ревнивая. И решительная. Никому не пожелаю встать у неё на пути.
        - По всей видимости, тебе повезло.
        Григорий вроде как равнодушно пожал плечами. Подумал, после чего выдал:
        - Она меня любит.
        - А ты её? - не удержалась я от вопроса.
        Он снова на меня посмотрел и широко улыбнулся.
        - Считаешь, что в браке любить должны оба?
        Я серьёзно кивнула.
        - Да.
        А он презрительно фыркнул.
        - Глупости. Чтобы прожить в браке много лет, например, как мои родители, любить должен один. По обыкновению, женщина. Тогда брак будет и долгим, и крепким.
        - Как это мерзко.
        Гриша взял и похлопал меня по голой коленке. Уверена, что сделал это намеренно, хотя и не смотрел в этот момент в мою сторону, наблюдал за сыновьями. Я на его руку в первый момент в удивлении посмотрела, после чего решительно со своего колена сняла. Вызвав этим действием у него улыбку. А мне сказал:
        - Поверь, всё так и работает. И не понимаю, почему Андрей артачится. Женился бы он на Аньке, сидела бы она дома, пылинки бы с него сдувала, в рот бы ему смотрела, и жил бы он в малине и апельсинах.
        - Не заметила, чтобы твоя жена смотрела тебе в рот.
        - У неё другой подход. Она с меня глаз не спускает, - сказал он и засмеялся.
        - Значит, твой брат хочет другого, - наставительно проговорила я. - Хочет поддержки и сотрудничества в семье, а не банального подчинения.
        - Все мужики хотят подчинения от женщины. Нас это заводит, понимаешь? Остальное всё враньё.
        Я покачала головой.
        - С тобой неприятно разговаривать.
        - Я знаю, - легко согласился Гришка и тут же разулыбался. - А знаешь почему? Потому что я говорю правду. А люди не любят слышать правду.
        - По-моему, ты себе льстишь.
        - Серьёзно? Ладно, разрешаю тебе задать мне любой вопрос. И я скажу тебе правду.
        - Любой вопрос? - переспросила я.
        Гришка с готовностью кивнул, а я застыла, глядя ему в глаза.
        «Задай ему вопрос, задай», крутилось у меня в голове. «Просто спроси, пусть ответит».
        Наверное, в моих глазах было столько сомнения, что Гришка меня подбодрил:
        - Я скажу тебе правду. О себе. Не об Андрее.
        Мне показалось на одну короткую секунду, что я задохнусь. Поймала себя на том, что дыхание остановилось. Поняла, что произнести имя Ксени попросту не смогу. Не знаю почему, но меня обуял жуткий страх. И я ляпнула первое, что пришло в голову:
        - Ты когда-нибудь влюблялся? По-настоящему?
        Гришкин взгляд был столь красноречивым, он разулыбался, видимо, я ему этим вопросом польстила.
        - Конечно, - ответил он.
        - Не верю, - вырвалось у меня, и я отвернулась. Не удержалась и спросила: - Какая она была?
        - Красивая, - усмехнулся он. - Молодая. Всё, как и положено в юности.
        - И сколько же тебе было лет… в той юности?
        - Лет пятнадцать-шестнадцать.
        Стало горько. Говорил он явно не о моей сестре.
        - А после?
        - После я стал злым и черствым, - засмеялся он. - Женщин много, а я такой один.
        - Действительно, - пробормотала я в сторону.
        - У тебя красивые волосы, - вдруг сказал он. Подцепил пальцем прядь моих волос, я даже дёрнулась от неожиданности. - Мне всегда нравились рыжие. Они страстные и отчаянные.
        - Вот и женился бы на рыжей, - огрызнулась я.
        - Не встретилась мне такая, - снова посмеялся он. Гришкина манера без конца насмешничать здорово раздражала и, как я понимаю, не только меня, а всех вокруг. Но он внимания не обращал. Видимо, искренне считал, что его не любят из-за того, что он не стесняется говорить людям правду. Правда о нём самом его интересовала мало. С такими людьми трудно общаться и что-то им доказать.
        - Правда, не встретилась? - переспросила я, неожиданно осмелев. Даже посмотрела ему прямо в глаза, с вызовом.
        Он молчал, вглядывался в моё лицо, затем передёрнул плечами. Что-то такое мелькнуло в его глазах - то ли тень узнавания, то понимания, то ли догадка, потому что смотрел Гришка на меня чересчур серьёзно, ему это было не свойственно. И я испугалась. Поспешила подняться на ноги, нервно провела ладонями по животу, разглаживая примявшуюся ткань платья. Сказала:
        - Я пойду. Андрей меня, наверное, потерял.
        Гриша ничего не ответил. Так и сидел на траве, с насмешкой поглядывал на меня снизу. А я махнула мальчикам на прощание рукой и пошла по тропинке к калитке. Сердце колотилось где-то в горле. Я даже обхватила горло пальцами, сделала глубокий, какой-то судорожный вдох. И первой кого увидела, завернув за угол дома, оказалась Света. Она стояла на крыльце и будто ждала моего появления. Взгляд сразу упёрся в моё лицо.
        - Всё в порядке? - спросила она.
        Я кивнула. Руку от горла убрала.
        - Где мой муж? - задала она ещё один вопрос. И будто голосом подчеркнула: «муж». Словно, подозревала, что я на её мужа позариться могу.
        Я медленно поднялась по ступеням на веранду, поравнялась с ней.
        - На озере с мальчиками.
        - Он тебе что-то сказал?
        Я встретила её взгляд и спокойно качнула головой.
        - Нет. Я просто гуляла.
        Я открыла дверь и услышала голос Андрея. Он всё ещё говорил с кем-то по телефону, сидя за столом на кухне, перед открытым ноутбуком. Я мгновение смотрела на его затылок, после чего прикрыла дверь обратно. Опять повернулась к Светлане. Постаралась быть доброжелательной, хотя, её обвиняющий, подозрительный взгляд к этому совсем не располагал.
        - Света, я слышала, вы занимаетесь творчеством. - Её брови удивлённо взлетели вверх, и мне пришлось пояснить: - Я видела панно в квартире Андрея. Из обрывков фотографий.
        - Это не обрывки. Это тщательно подобранные фрагменты. Как пазл.
        - Да, конечно, я неправильно выразилась. Но это масштабная и трудоёмкая работа, меня это поразило.
        - Психологи порой советуют собрать в стопку снимки того, что вас расстраивает или радует, разделить всё это на части и создать из этого что-то новое.
        - Интересно, - проговорила я, делая вид, что обдумываю её слова. - А то, что на стене у Андрея висит, это вас расстраивало или радовало? Что это за фотографии?
        - Какая разница? - Светлана совершенно не желала идти со мной на контакт, даже после того, как я решила ей польстить. - Всё это превратилось в картину. Я это отпустила.
        Судя по её интонациям, то произведение её творческого подхода, что досталось Андрею, изначально несло собой негативную энергетику. Милый подарочек, ничего не скажешь. Или это было сделано с умыслом?
        - Я сама человек не творческий, - сказала я. - Мне всегда интересно, как люди могут из ничего сделать какую-нибудь красоту. Вот и спрашиваю.
        - Мы очень близко общаемся с Аниной семьёй. Она сама и её родители - замечательные люди. А у её мамы золотые руки и невероятное воображение. Истинный пример для подражания.
        Понятно, меня снова попытались ткнуть тем, что я, такая нехорошая, всё испортила. Поначалу я хотела промолчать, но затем решила, что, скорее всего, нам со Светой придётся встретиться ещё не раз, поэтому неплохо бы изначально расставить всё по своим местам.
        - Света, вы зря меня вините в сложившейся ситуации. Я не уводила Андрея от его невесты. Я даже не знала про неё.
        - Конечно, не знала. - Света зло кивнула. - Зачем о таком даже задумываться? В вашем провинциальном городе появляется потенциальный жених, видный и обеспеченный, разве важно, что у него невеста? Да даже если и жена, да?
        - Глупости говорите. - Я начала выходить из себя из-за необоснованных претензий, что сыпались на меня. - Вы понятия не имеете, как мы с Андреем познакомились и почему я, вообще, здесь.
        Она пренебрежительно махнула на меня рукой.
        - Всё я знаю. Скромная девушка в очках, ловко оперирующая цифрами. Сумела произвести впечатление.
        - А если и так? - Ей всё-таки удалось вывести меня из себя. - Что в этом плохого? Что плохого в том, что Андрею понравилась другая, не Аня? Почему вы считаете, что они были бы счастливы, поженившись? Если они не были счастливы до этого? Только потому, что она ваша подруга, а у её мамы выдающееся воображение? По всей видимости, у вас, Света, с воображением тоже всё хорошо.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Вы же придумали себе идеального мужа?
        Она открыла рот, не сразу собравшись с мыслями, чтобы что-то сказать, а я не стала дожидаться ответной колкости, дёрнула на себя дверь и вошла в дом. В этот раз я сделала это решительно и достаточно громко, Андрей сразу на меня обернулся. А я спросила:
        - Когда мы поедем?
        Конечно, он видел за моим плечом Свету с крайне недовольным лицом, тут же всё понял и, отведя телефон от уха, мне пообещал:
        - Скоро.
        - Я подожду в комнате.
        Выехали мы через час. Всё это время я носа из комнаты не показывала, даже от чая отказалась. Правда, Андрей принёс мне его в комнату, после моего отказа, за что я была ему благодарна. Уезжая, простилась я только с детьми. Светлана демонстративно меня игнорировала и заодно присматривала зорким взглядом за мужем и его реакцией на меня. Да я и не имела никакого желания разговаривать с Гришей. От всей этой семейки меня откровенно тошнило в последние дни, и я чувствовала себя за это виноватой. Без конца напоминала себе, что это семья Андрея, и других родственников у него никогда не будет. Он их любит, по крайней мере, родителей и племянников, остальными в какой-то мере дорожит, хотя и полностью не принимает их образ жизни.
        - Что у вас случилось? - спросил меня Андрей, когда мы выехали за ворота. Гриша их за нами закрыл, махнул нам рукой на прощание. Я сделала вид, что не заметила, была занята ремнем безопасности. А Андрею сказала:
        - Ничего не случилось. Просто я оказалась виноватой во всём.
        - В чём?
        - В твоём нежелании жениться.
        Андрей вздохнул.
        - Не обращай внимания.
        - Я стараюсь, - негромко, но всё-таки недовольно отозвалась я.
        У леса мы свернули на другую дорогу, в сумерках по ней было ехать более комфортно. Она была шире, и через пару километров начинался асфальт. Правда, пришлось делать небольшой крюк, через коттеджный посёлок и следующую за ним деревню.
        - Давай остановимся у магазина, - попросила я. - Мне жизненно необходим шоколад.
        Андрей посмотрел на меня, вдруг улыбнулся. Улыбка словно озарила его серьёзное лицо, он протянул руку и сжал мою ладонь.
        - Солнце, всё будет хорошо. Я сокрушу всех твоих врагов.
        - Не нужно, - сказала я, понимая, что мои враги как бы его родня. - Нужна лишь шоколадка.
        Мы остановились на стоянке перед продуктовым магазином на центральной площади поселка. Здесь помимо универсама было выстроено небольшое здание, в котором находилось всё необходимое для комфортной жизни людей. Небольшое ателье, парикмахерская, какой-то мелкий ремонт. Даже автосервис сбоку примостился. Я вышла из машины, огляделась. Вокруг чувствовалась жизнь, хотя людей так сразу я не приметила. На стоянке ещё несколько машин, у входа в магазин привязана собака, пухлый ленивый лабрадор. Он сидел, ссутулившись, и смотрел на нас скучным, равнодушным взглядом. Даже не подумал принюхаться.
        Мы с Андреем вошли в магазин, и отправились искать кондитерский отдел. По залу бродило несколько человек, за кассой девушка-кассир болтала с молодым человеком, вокруг светло, полки с аккуратно разложенным товаром и пахнет выпечкой. Андрей вроде как принюхался, что-то сказал мне про то, что не прочь съесть пирог, а то и два, а я шла по залу и понимала, что со мной происходит что-то не то. Я словно не чувствовала своего тела, шла по натертому до блеска полу, будто не касаясь его ногами, а внутри у меня всё заледенело. И я не могла понять, откуда взялось это чувство. Оно просто обрушилось на меня, свалилось ниоткуда. Я уже не думала о шоколаде, не думала о том, куда иду и что ищу. Я оглядывалась, не понимая, что со мной происходит.
        Где-то слышались детские голоса, детей я не видела, они были на другом ряду, но я вдруг поймала себя на том, что иду именно к ним. Я шла в параллельном ряду, но к ним.
        - Максим, не трогай ничего руками, - говорила им женщина, по всей видимости, мать. - Вези тележку, мы идём к кассе.
        Я машинально развернулась, направилась в сторону касс, но тут меня Андрей за руку поймал и потянул в другую сторону. От его прикосновения я опомнилась, моргнула раз, другой, даже головой качнула.
        - Вика, вот шоколад, какой ты хочешь?
        Я обернулась, хотела увидеть женщину, но мы с Андреем уже завернули за угол.
        - Какую шоколадку взять?
        Я пустым взглядом смотрела на полку, заставленную разнообразными плитками шоколада.
        - Вика, что с тобой? Тебе плохо? Вика!
        Он схватил меня за плечи, сжал их, едва ощутимо встряхнул меня. Я откинула голову назад и на Андрея посмотрела. Не знаю, что он увидел в моих глазах, прочитал на моём лице, но, по всей видимости, перепугался, потому что выдохнул:
        - Надо воды. Девушка! - окликнул он сотрудницу магазина. - Принесите воды!
        Пока он, подхватив меня под мышки, носил меня с места на место, как куклу, я всё же улучила момент и оглянулась, оказавшись на открытом месте. Но ни у одной кассы уже не было покупателей, кассирша снова бездельничала, болтая со своим кавалером и хихикая. А мама с детьми уже выходила через распахивающиеся двери, я увидела её мельком, со спины, она ещё и наклонилась, разбирая продукты в тележке. Потом выпрямилась, кажется, заправила волосы за ухо, и вот уже скрылась с моих глаз вместе с детьми, с двумя мальчиками, выйдя из магазина.
        - Вика, выпей воды.
        К моим губам поднесли открытую бутылку с минеральной водой, я послушно сделала несколько глотков, затем подняла на Андрея глаза.
        - Не хочу я ничего, поедем в город.
        Он внимательно вглядывался в моё лицо, никаких признаков моей близкой кончины не рассмотрел, и согласно кивнул.
        - Поедем.
        ГЛАВА 13
        Завтра должен был закончиться мой отпуск. Официально. Этого дня я почему-то ждала с тревогой. В Москве я жила уже неделю и каждый день себе повторяла: я в отпуске, я в отпуске, я просто в отпуске. Понимание этого отодвигало на второй план решения, планы и сомнения. Ведь в отпуске надлежит отдыхать, ни о чём не задумываться и порой хулиганить. Вот я, судя по всему, и хулиганила. Жила так, с той душевной свободой, какой никогда себе до этого не позволяла. Вовка всегда ругал меня за чрезмерную практичность и продуманность, говорил, что из-за этого я кажусь людям скучной, да и себе не позволяю в полной мере наслаждаться жизнью. Но, как я ни старалась, у меня не получалось, не складывалось в моей жизни такой ситуации, которую я могла бы со спокойной совестью пустить на самотёк. Да и Вовка мне совсем не помогал в этом плане, вечно подбрасывал проблемы.
        А, может, мне нужно было лишь уехать, сменить обстановку, доверить кому-то заботу о своём спокойном существовании, и всё получилось само собой. Или дело всё-таки в Андрее?
        После бегства из охотничьего домика его отца, мы остались с ним вдвоём. В многомиллионном городе, но словно наедине. Не знаю, возможно, ему пришлось постараться для того, чтобы оградить нас от визитов и звонков родственников, их обвинений и напутствий, мне он об этом не говорил. Но я не замечала, чтобы нас кто-то беспокоил, чтобы его телефон надрывался от звонков по вечерам, да и он сам не выглядел нервным или недовольным. Я подозревала, что с Аней он всё-таки общается, временами он хмурился, получая очередную смску, но он ничего мне не говорил, а я почему-то не спрашивала. Хотя, возможно, должна была, хотя бы поинтересоваться тем, всё ли в порядке. Но я жила будто в цветном сне, мне это нравилось, и я без зазрения совести пользовалась тем, что Андрей обо мне заботится.
        Конечно, неделю, что мы провели с ним вместе, под одной крышей, нельзя было назвать совместной жизнью. Какая совместная жизнь через неделю, правда? И какой бы она стала на самом деле, со всеми её тяготами и нюансами, за столь короткий срок выяснить невозможно. Поэтому я позволила себе ненадолго расслабиться и ситуацию отпустить. Определив для себя позицию, как отпускную. Вот закончится отпуск, и я обо всём как следует подумаю. Обещаю. А пока мы с Андреем уезжали по утрам вместе на работу, я продолжила заниматься аудитом, подготавливала отчёты, Андрей работал в своём кабинете, я если и видела его на производстве, то неизменно с кем-то рядом, либо с телефоном у уха. Правда, обеденный перерыв, если он у него выдавался, мы проводили вместе, а вечерами ехали ужинать и немного погулять по городу. Временами на меня накатывали беспокойные мысли, я брала Андрея за руку и принималась гадать, к чему всё это приведёт. Что у нас, вообще, за отношения? Он попросил меня остаться, и я осталась. Но мы не можем бесконечно ходить с ним по улицам, держась за руки, и улыбаться его знакомым, что встречаются нам в
ресторанах или в театре. Я не думала, что в Москве можно каждый вечер с кем-то сталкиваться. Но, видимо, круг общения у Андрея был достаточно велик. И я частенько ловила на себе косые, любопытные взгляды. Конечно же, нас с ним обсуждали. Обсуждали сорвавшуюся свадьбу, несчастную невесту и чёрствое, бесчеловечное отношение Андрея ко всему происходящему. Со стороны он, наверняка, казался беспардонно спокойным и равнодушным. Было, о чем посплетничать за его спиной. Вот только он всё замечал и отлично знал, как люди любят обсудить чужую жизнь, чужие промахи и ошибки. Людям улыбался, приветственно кивал, жал руки, а мне потом говорил:
        - Не обращай внимания.
        Я, если честно, особо и не обращала, я никого из этих людей не знала, и их мнение меня не волновало и не обижало.
        И вот отпуск заканчивался. Я проснулась утром, и первое, о чём подумала, это о том, что завтра мне надлежит быть дома. Или нет. Вернуться к привычному течению жизни, ежедневным пробежкам, поспешным сборам на работу, езде в автобусе, а затем к болтовне с девчонками в кабинете в обед. Правда, теперь мне вечерами некуда и не к кому возвращаться. Но вчера вечером мне звонил отец, и настоятельно интересовался, когда я буду дома. И чем я, вообще, до сих пор занимаюсь? То, что я не у мамы в гостях, он давным-давно понял, и мой отпуск в столице не давал ему покоя. Сегодня мне нужно было что-то отцу ответить, что-то конкретное. Да и вообще, сегодняшний день, судя по всему, решит мою дальнейшую судьбу. То ли я уезжаю, то ли остаюсь. Делаю вдох поглубже и остаюсь, будто кидаюсь в омут с головой.
        Проснувшись, я довольно долго лежала с закрытыми глазами, старательно обдумывая ту ситуацию, в которой оказалась. Затем аккуратно перевернулась на другой бок. Андрей лежал совсем рядом со мной, повернувшись, я едва не нос к носу с ним оказалась. Он ещё спал, дышал спокойно, а я на него смотрела. Боялась пошевелиться, боялась вздохнуть лишний раз, чтобы его не разбудить. Смотрела в его лицо, на длинные ресницы, на растрепавшиеся во сне волосы, и вдруг ощутила тяжесть на душе. Она опустилась на мою грудь камнем, не было ни слёз, ни желания печально вздохнуть, я лишь смотрела на Андрея и понимала, что мне будет очень трудно от него отказаться. Сейчас уже будет трудно. Всё произошло очень быстро, я взяла и влюбилась.
        Может, не нужно было оставаться с ним? Ему нужна была поддержка, а не моя влюблённость. Но женщины, наверное, по-другому и не умеют. Сразу прикипают душой к тому, о ком заботятся.
        - Ты чего? - спросил Андрей, не открывая глаз.
        - Ничего, - шепнула я в ответ. - Спи.
        - Как я могу спать, если ты меня разглядываешь?
        - Я не буду.
        Он глаза открыл и посмотрел на меня. Мы замерли в молчании, только разглядывали друг друга. И Андрей снова переспросил:
        - Ты чего, Вик?
        Я головой качнула, нервно сглотнула и хотела отодвинуться от него. Но Андрей поймал меня под одеялом и решительно придвинул к себе. От его тела шёл жар, я машинально закинула ногу на его бедро, прижалась, а когда он меня обнял, уткнулась в его плечо.
        - Ты проснулась в плохом настроении? - Андрей гладил меня по спине.
        Я плечами пожала. Потом ответила на его поцелуй, когда Андрей потянулся к моим губам. Печаль и тревоги будто сами собой растворялись от прикосновения его губ и рук. Мне хотелось дышать глубоко, меня накрывало ощущение полёта, а ещё… ещё невероятной нежности, практически нестерпимой, и огромного желания жить. Рядом с Андреем я чувствовала себя той самой женщиной, не слабой, не беспомощной, но о которой заботятся, которую готовы оберегать от всех жизненных трудностей, и это было безумно приятно. Со мной это случилось впервые, и, наверное, поэтому я так тянулась к нему, и душой, и телом. Поэтому и осталась, когда он попросил. От этого ощущения было очень трудно отказаться.
        Утренний секс всегда был медленным, неспешным. Андрей будто боялся меня потревожить лишний раз, осторожно целовал, разглядывал меня, гладил, двигался медленно, сводя меня с ума. Наклонялся, чтобы поцеловать, или не целовал, а просто ловил моё прерывистое дыхание, продолжая наблюдать, ловить каждую эмоцию, что отражалась в моих глазах. И довольно улыбался, когда я доходила до края. Иногда мне казалось, что он меня специально мучает. Смеялась, тянула его за волосы, впивалась ногтями в его кожу, а он закрывал мне рот поцелуем, и всё продолжалось, наши движения друг к другу казались нескончаемыми, и я понимала, что окончательно и бесповоротно растворяюсь в этом мужчине.
        Этим утром мы провели в постели больше времени, чем следовало. Не хотелось вставать, не хотелось говорить о чём-то серьёзном, думать о постороннем, даже если это касалось работы. Я лежала на животе поперёк кровати, болтала ногами в воздухе и наблюдала за тем, как Андрей читает новости в телефоне. Время от времени он что-то мне зачитывал, спрашивал моего мнения, в желании обсудить, а я фыркала от смеха, и обсуждать что-либо отказывалась. Андрей протянул руку и потрепал меня по волосам.
        - Твоё настроение исправилось?
        Я глупо хихикнула.
        - Кажется, да.
        - На работу поедем?
        Я вздохнула.
        - Надо. - Я сложила руки замком и пристроила на них подбородок. - Хочу вам напомнить, Андрей Романович, что сегодня заканчивается оговорённый нами срок моей работы на вас.
        - Серьёзно? - насмешливо хмыкнул он.
        - Да. Сегодня я буду предоставлять вам отчёты, озвучивать цифры, а вы будете с серьёзным видом всё это слушать.
        - А без этого нельзя? Просто сказать мне насколько всё плохо.
        Я снова помотала ногами.
        - Наверное, можно. Могу даже сейчас сказать. Всё проблематично, но не так плохо, как ты думаешь.
        - Что ж, наверное, меня это радует. - Андрей поднялся с постели, а проходя мимо, шлёпнул меня по ягодицам. - Пошли в душ, работница.
        Вообще, итоги работы в душе не принимают. Я всегда себе это по-другому представляла. Обычно, представляя отчёт, я оказывалась в кабинете начальства, надевала очки, напускала на себя больше серьёзности, старательно давила в себе волнение, и на фоне всех обуревавших меня эмоций, начинала говорить. Занимало это немало времени, напротив меня сидели люди с серьёзными лицами и зачастую хмурились. Радовать кого-то экономическими сводками и итогами сверок и проверок, у меня редко получалось. Не моё это, видимо. А Андрей попросил передать ему распечатанный отчёт для ознакомления.
        - Я сам почитаю, - сказал он мне за завтраком, - потом задам вопросы.
        - Хорошо, - согласилась я. Замолчала, украдкой наблюдая за тем, как Андрей ест. Завтракал и поглядывал на экран телевизора, слушал новости. - Андрюш, - осторожно позвала я, в один момент решившись на разговор на тему, которая меня с момента пробуждения всерьёз беспокоила.
        Он перевёл взгляд на моё лицо. Вопросительно приподнял бровь, давая понять, что внимательно слушает. Я осторожно перевела дыхание.
        - Завтра мой отпуск заканчивается, - произнесла я. - Мне нужно выходить на работу.
        Андрей тут же непонимающе нахмурился.
        - Мы же с тобой об этом говорили, - проговорил он. - Насколько помню.
        - Ты попросил меня остаться, - напомнила я ему. - И я осталась. Что мы будем делать дальше, когда мой отпуск закончится, мы не обсуждали.
        - А что тут обсуждать?
        Я чувствовала по тону Андрея, что он включает упрямство, которое совсем скоро потянет за собой недовольство. Но взять и замолчать, ничего не выяснив, я не могла.
        - Например, то, что я трудоустроена официально. И меня завтра на работе будут ждать.
        - Я всё устрою, - сказал он.
        - Что ты устроишь? - не поняла я.
        - Всё, что ты хочешь. - Андрей допил кофе. - Хочешь уволиться? Тебя уволят. Кстати, это был бы лучший выход. И не смотри на меня так. Но если тебе будет спокойнее, давай продлим тебе отпуск.
        - Кто мне его продлит? - удивилась я. - Если только я возьму за свой счёт…
        - Вот и возьми за свой счёт. Вика, ты создаёшь проблему на ровном месте. Я же тебе говорю, я всё устрою так, как ты хочешь. Чтобы ты была спокойна.
        Я замолчала. Андрей вернулся взглядом к экрану телевизора, а я продолжала смотреть на него. Я не привыкла, чтобы проблемы решались так легко, всего одним словом. Причём, не моим.
        Больше я ничего говорить не стала, мы позавтракали, я убрала со стола, Андрей говорил с кем-то по телефону, обсуждая планы на рабочий день, а я мыла посуду. Задумалась, если честно, не услышала, как он подошёл и обнял меня. Шепнул мне ухо:
        - Вика.
        - Что?
        - Ты расстроена?
        - Нет.
        - Тогда в чём дело?
        - Никак не могу осознать, что живу в незнакомых для себя обстоятельствах. - Я выключила воду, вытерла руки о полотенце, а Андрей развернул меня к себе лицом. Спросил:
        - Ты хочешь уехать?
        - Нет.
        - Тогда что?
        - Андрюш, я сорвалась с места даже не в один день, а в один момент. С минимум вещей, собираясь вернуться через несколько дней. А, в итоге, понимаю, что не вернусь в родной город долго. У меня там родители, друзья, работа, в конце концов… Я не понимаю, что со всем этим делать.
        - Если тебя это сильно беспокоит, давай съездим на следующих выходных. Навестим твоего отца… кого-нибудь ещё навестим. Заодно решим вопросы, которые тебя так сильно беспокоят. Заберем твои вещи. Идет?
        Мне очень хотелось сказать ему: «Идёт», с облегчением выдохнуть и жить дальше спокойно, рядом с любимым мужчиной, который так запросто решает мои проблемы. Но если бы всё было так просто. Если бы не фамилия Андрея, не его семья, не мнение моих родителей о наших с ним отношениях, такое предсказуемое и такое сокрушительное. Но я всё-таки согласно кивнула, избавляя Андрея от лишних вопросов ко мне в данный момент.
        Конечно, мне необходимо было выговориться, все свои тревоги на кого-нибудь обрушить. Естественно, выбор пал на Жанку. За последние годы мы настолько привыкли с ней делиться радостями и печалями, встречаться ежедневно, обсуждать всё до мельчайших деталей, что, уехав от подруги далеко, мы без конца перезванивались или переписывались. Вот и сегодня я при первой возможности, оставшись одна в кабинете, который мне выделили для работы на производстве, я набрала её номер. Пересказала утренний разговор с Андреем. Жанка выслушала, знакомо хмыкнула, а затем заявила:
        - Не выдумывай, оставайся с ним.
        - Я и не сбегаю. Но надо же что-то сказать родителям. Что я им скажу, что уехала жить неизвестно с кем? Да и отец, точно, всё поймет. Догадается.
        - Вик, но ведь Андрей не имеет к той истории никакого отношения. Ты сама говорила.
        - Я так думаю.
        - Может, тебе и нужно думать так дальше? Куда легче жить будет.
        Я помолчала, постукивала ручкой по столу, Жанна этого слышать не могла, а я нервничала.
        - И что ты предлагаешь? - в конце концов, задала я самый сложный вопрос, на который у меня самой никак не находилось ответа. - Притвориться, что ничего не было? Что не было Ксюши, не случалось её исчезновения, и наше с Андреем знакомство произошло случайно?
        - Оно и произошло случайно, Вика. Можно сказать, что судьба. Так зачем от неё отворачиваться?
        - Но родителям я это вряд ли объясню. - Я вздохнула. - К тому же, я не совсем понимаю, зачем он хочет оставить меня в Москве. Мы знакомы всего ничего. Никаких разговоров о серьёзных отношениях, у нас не было. Никаких планов мы не строим. Ему просто-напросто удобно, что я сейчас рядом. Он мной, как щитом прикрывается. У меня, по крайней мере, такое впечатление.
        - Но ты его любишь?
        - Жанна!..
        - Хорошо, не будем произносить громких, страшных слов. Но ты же влюбилась.
        - Влюбилась, - призналась я. - Но это ничего не значит.
        - Откуда ты знаешь? Возьми и спроси.
        - И ты веришь, что он скажет мне правду? Признается в ответ в любви, и мы будем жить долго и счастливо? До самой старости?
        - А кто знает? - хмыкнула Жанка. - А вдруг?
        - А вдруг, - повторила я за ней эхом. И зачем-то спросила: - Как там Вовка?
        - Откуда я знаю? Он со мной не разговаривает. Я - враг номер один. Подосланный тобой шпион.
        - А общее впечатление?
        - Нервный и недовольный. А как ты хотела? Единственный источник дохода из его дома ушёл. Причём, он сам его и изгнал. Мне кажется, он жалеет.
        - Да?
        - Не тебя, дура, а твою зарплату. Ему её очень не хватает.
        - Ты злая, - укорила я.
        - Я знаю. Серега мне об этом постоянно говорит.
        За разговором, я поднялась из-за стола, чтобы немного размяться и подошла к окну. Выглянула во двор, куда выходили окна моего кабинета. Внизу асфальт, ни одного деревца, ни кустика, лишь маленькая клумба с хилыми петуньями у дверей в офис. Но внимание моё привлекли не они. Неожиданно для себя я увидела Анаисию. Она вышла из дверей цеха готовой продукции, аккуратно переступила высокий порог ворот и обернулась. Разговаривала с кем-то. Интуиция мне подсказала, что беседует она с Романом Артуровичем. Его я видеть не могла, он оставался внутри цеха, но Аня стояла и стояла у дверей, что-то говорила, а временами кивала, соглашаясь с невидимым для меня собеседником. Выглядела она настроенной весьма серьёзной, и меня кольнуло беспокойство.
        Наверное, в её присутствии на фабрике не было ничего странного. Хотя, с другой стороны, что ей здесь делать, если с Андреем они не общаются? Но, судя по всему, пообщаться она приехала не с ним. Первым порывом было отправиться к Андрею и спросить, в курсе ли он её визита, но я себя остановила. Бегать к любовнику жаловаться на присутствие его бывшей невесты? Это как-то странно. Напоминает мелкую месть или горячечный невроз. Поэтому я закончила разговор с Жанной и заставила себя вернуться за стол. Повернулась к компьютеру, собираясь продолжить работать, но в голову лезли совсем не рабочие мысли. В конце концов, я снова поднялась из-за стола и прошла к двери. Приоткрыла её и осторожно выглянула. В коридоре было пусто, но из общей начальственной приёмной слышались голоса, писк ксерокса и звук работающей кофеварки. Я оставила дверь приоткрытой, не знаю зачем, но хотелось быть в курсе происходящего, и снова вернулась за стол. На секунду зажмурилась, собираясь с мыслями, заставила себя вернуться к отчёту.
        Голос Андрея я слышала. Поначалу мне показалось, что он доходит до меня из приёмной, но потом поняла, что он с кем-то разговаривает в коридоре. Я замерла, прислушиваясь и ловя каждое его слово. Но что-либо разобрать было невозможно. Единственное, что я поняла довольно чётко, второй голос не женский. Мужской. Кольнувшая меня было ревность, тут же отступила. Правда, радовалась я рано. Прошло совсем немного времени после того, как голос Андрея в коридоре стих, вообще, всё стихло, сотрудники отправились на обеденный перерыв, кто в столовую, а кто уединился в комнате отдыха, а дверь моего кабинета широко распахнулась. Я голову вскинула, отрывая взгляд от экрана компьютера, почему-то уверенная, что это Андрей, но в дверях стояла Анаисия. Стояла, гордо вскинув голову и глядя на меня дерзким взглядом. Я даже не поняла, что она хотела, не произнесла ни единого слова, лишь посмотрела на меня, после чего с громким хлопком дверь моего кабинета захлопнула.
        Я выдохнула, откинулась на спинку стула. Буквально заставила себя остаться на месте. Не буду, не буду выходить из кабинета, не пойду проверять, куда она направилась, точнее, к кому. Не хочу выглядеть ревнивой, истеричной женщиной. Направилась к Андрею в кабинет? А, скорее всего, это именно так, ну и пусть. Я должна сохранять спокойствие в этой ситуации.
        Пришлось сделать ещё один глубокий вдох. Затем ещё один.
        - Ты обедала?
        Андрей заглянул ко мне только через час. Я только головой качнула.
        - Ты не голодна?
        - Я выпила кофе.
        Он прошёл в кабинет, сел напротив меня, облокотился на стол в расслабленной позе. И поучительно проговорил:
        - Кофе - это не еда. Разве не ты меня этому учила?
        - Я, - согласилась я, кивнув. Продолжала смотреть на экран компьютера, а не на него.
        - Гришка вечером пригласил нас на мероприятие, - вдруг сказал Андрей.
        Я всё-таки посмотрела на него. Насторожено.
        - Какое ещё мероприятие?
        Андрей откровенно поморщился.
        - Терпеть не могу эти светские тусовки. Ничего в них не понимаю. Но Гришка настоятельно пригласил. Светка у него совсем с ума сошла, организовала выставку своих работ. Художница доморощенная.
        - Выставку? - переспросила я. - Настоящая выставка?
        Андрей небрежно отмахнулся.
        - Отстань. Маленькая галерея, тусовка для своих. Покрасоваться перед друзьями и знакомыми, какая она рукодельница и умелица. Гришка кучу бабок заплатил. Точнее, у отца взял, как я подозреваю. Но что не сделаешь для любимой жены, правда?
        Я крутила ручку в руках.
        - Андрей, не думаю, что Света будет рада видеть меня на своей выставке. Не хочется портить ей вечер.
        Он глянул на меня удивлённо.
        - Во-первых, пригласили нас вместе, по-другому быть и не могло, а, во-вторых, не всё ли тебе равно? Чего она там хочет. Появимся на часик и уедем. Дань уважения родственникам.
        - Галерея принадлежит твоей бывшей невесте? - осторожно поинтересовалась я.
        Андрей отрицательно качнул головой.
        - Нет, не переживай. Так что, повода для отказа у нас, как такового, нет.
        Мне пришлось согласиться. Про визит Анаисии Андрей даже не заикнулся, и я тоже промолчала. Встретился он с ней или нет, спросить мне очень хотелось, но я почему-то промолчала. Смелости не набралась, что ли.
        Итоговый отчёт был закончен, работу свою я выполнила, осталась лишь сверка итогов, которую можно было оставить на завтра. И до конца рабочего дня я просидела в кабинете, пытаясь придумать, как мне отказаться от участия в семейном светском рауте. Почему-то выставка Светланы представлялась мне именно в таком образе. И участвовать в этом, вновь оказаться под пристальным вниманием родителей Андрея, а этим вечером ещё и их близких знакомых, которые, без сомнения, станут меня с любопытством разглядывать и шушукаться у меня за спиной о том, что я увела жениха, буквально, из-под венца, очень не хотелось. Я почти решилась соврать Андрею о головной боли или другом недомогании, отправить его к родственникам одного, даже если я изведусь от нервозности в одиночестве в его квартире, но прежде чем я успела что-то сказать, Андрей уже огорошил меня тем, что мы отправляемся в магазин, купить мне пару платьев.
        Конечно, когда мужчина сам предлагает сделать тебе несколько дорогих подарков, в виде платьев, фирменных туфель, сумочки или духов, это безумно приятно. Это льстит, это подкупает, тебя озаряет мысль, что рядом с тобой настоящий, самый лучший на свете мужчина, и ты таешь, таешь. Вот и со мной случилось то же самое. Никто раньше не предлагал мне отправиться в дорогой магазин и выбрать то, что мне понравится. Не задумываясь о тратах. И вместо того, чтобы озвучить Андрею легенду о плохом самочувствии, я проглотила все заготовленные слова, и покорно села в машину. Мысленно ругала себя, но Андрей выглядел таким воодушевлённым, ему так хотелось меня порадовать, что я не посмела его расстроить. И в магазине он выглядел довольным, оживлённым, кажется, он всё-таки проникся нашим совместным приглашением на семейный важный вечер. Ведь что бы он ни говорил, но родительское неодобрение его беспокоило в последнюю неделю. И я, как бы, и не была причиной их недовольства, но служила поводом для ещё большего непонимания. И мне оставалось лишь успокаивать себя тем, что Андрей старается наладить и мои отношения с его
родственниками, ввести меня в свою семью, приблизить, то есть, я для него что-то значу. Ради этого «значу», я примеряла в магазине одно платье за другим, стараясь порадовать любимого, и после дома провела целых полтора часа в дотошных сборах. Ведь все женщины в курсе того, что больше всего времени и усилий приходится потратить на то, чтобы эти самые усилия заметны не были. Будто я изначально имею идеальный тон лица, длинные ресницы и маняще-алые губки. Так, расческой незатейливо махнула, и волосы сами легли в нужную мне причёску. А новое платье за большие деньги и фирменные туфли - единственные украшения.
        - Ты великолепна. - Андрей смотрел на меня и улыбался.
        Кстати, сегодня я была с ним согласна. Мне безумно шло платье насыщенного изумрудного оттенка, волосы распущены по плечам, правильный макияж, на который я потратила кучу времени, привлекал внимание к моим глазам, а в ушах блестели маленькие капельки. Не подумайте, что бриллианты. На такие безумства я бы не пошла, но бижутерия была весьма приличного качества, по стоимости мало отличающейся от золота. Когда Андрей расплачивался, я затаила дыхание, но спорить с ним не стала.
        Он подошёл и обнял меня, развернул лицом к большому зеркалу.
        - Рыжеволосая красавица.
        - Я не перестаралась? Не хочу, чтобы надо мной смеялись.
        Андрей рассмеялся.
        - Это не ты перестаралась, это твои родители в своё время постарались.
        - Андрей!
        - Ну что? Это был как бы комплимент.
        Я сделала вдох и всё-таки поинтересовалась:
        - Может, мне не стоит идти?
        - С ума сошла? Конечно, стоит. В конце концов, посмотрим, чем Светка дома занимается. А то сплошные разговоры. А тут сразу - бац, и выставка. Надеюсь, она не надеется переплюнуть Энди Уорхола.
        - А я надеюсь, что ты оставишь свой скептицизм дома, и не станешь озвучивать его при невестке. Для неё этот вечер важен.
        Андрей вздохнул, надел пиджак. И пообещал:
        - Я буду очень стараться.
        Галерея, в которой должно было состояться мероприятие, находилась на Никитском бульваре. И как я не пыталась высмотреть её название на фасаде здания, так и не смогла. Андрей потом мне сказал, что оно написано совсем маленькими, неприметными буквами под объёмным козырьком крыльца. Мол, сейчас не модно выставляться напоказ и завлекать посетителей неоновыми вывесками. Всё чинно, благородно. Скромно и со вкусом.
        Мы появились в выставочном зале, когда в нём уже было достаточно гостей. Я, если честно, не ожидала такого количества приглашённых. Люди неспешно передвигались по небольшому залу, точнее, кружили от стены к стене, рассматривали картины, небольшие скульптуры, странные глиняные чаши с неровными краями. Они даже украшены ничем не были, просто слеплены, будто недоработаны, но, судя по тому, что они находились здесь, так и было задумано. К картинам тоже необходимо было привыкнуть, некоторое время присматриваться, чтобы понять, принять, поймать мысль автора. Я, на самом деле, долго вглядывалась, и, признаться, моментами чувствовала себя непросвещенной провинциалкой. Потому что ничего не понимала. Но люди, останавливающиеся рядом со мной, у тех же картин, что-то живо обсуждали, перешёптывались и серьёзно кивали друг другу. По лицам было заметно, что прониклись увиденным. Я закружилась среди всего этого, потерялась на несколько минут, без конца натыкаясь взглядом на очередное произведение Светиного искусства. На одной из стен красовалось панно, очень похожее на то, что висело в спальне Андрея, но я никак
не могла подойти ближе, там без конца толклись люди. Совсем рядом там располагалась зона бара и угощений, что и объясняло скопление людей в том углу.
        - Я принёс тебе шампанского.
        Я облегченно выдохнула, когда Андрей оказался рядом и протянул мне бокал. Я с благодарностью его приняла. Поинтересовалась:
        - Где твои родители?
        Он махнул рукой в сторону.
        - Видел их там. И Гришка со Светкой там. Она вся такая неземная, такая богемная.
        - Подойдём к ним?
        - Сначала допьём. Нужен перерыв. - Взгляд Андрея остановился на стойке совсем рядом с ним. На ней красовалась одна из кособоких чаш. Он даже голову склонил, разглядывая её. А затем тихо, но я отлично услышала, как он проговорил:
        - Хрень какая-то.
        Я улыбнулась, на всякий случай толкнула его локтём в бок.
        - Будь добрее. Ты обещал.
        Безо всякого удивления, но с заметным для себя неудовольствием, я заметила в зале Анаисию. Она стояла рядом с мужчиной и женщиной в возрасте, выглядели они благородно, а одеты были несколько экстравагантно, и я догадалась, что это её родители. Меня она тоже заметила, и без всякого сомнения указала на меня. Её родители тут же на меня уставились, с осуждением, и мне пришлось отвернуться. Буквально повернуться к ним спиной. Но вскоре у меня и затылок огнём загорелся, меня буквально буравили взглядами.
        Андрей то и дело с кем-то здоровался, протягивал руки, салютовал через зал бокалом, с кем-то перекидывался фразой-другой, но от меня старался не отходить. И я была ему за это благодарна. Остаться одной среди толпы чужих людей было бы некомфортно. А люди в зале двигались, перемещались, и мы с ними вместе шаг за шагом двигались по залу, но я видела, что Андрей от чрезмерного творчества и искусства вокруг начал заметно томиться. Он заскучал, нахмурился и всё чаще вздыхал. В какой-то момент он ко мне наклонился и проговорил на ухо:
        - Давай подойдём к родителям, скажем Светке, что она молодец, и уедем. Меня уже тошнит. И от шампанского тоже.
        Я согласно кивнула. А затем Андрея аккуратно постучали по плечу. Мы с ним вместе обернулись, и я (не знаю, как он, а я точно) застыла. Перед нами стояла Анаисия с родителями.
        - Здравствуй, Андрей, - обличительно проговорил её отец, окидывая несбывшегося зятя обвиняющим взглядом. То его, то меня. От чужого человека терпеть подобное было трудно, тем более незаслуженно.
        - Добрый день, Тимур Георгиевич, - ответил Андрей спокойно, но поглядывая на мужчину с высоты своего роста. - Как ваши дела?
        - Твоими усилиями, не слишком хорошо.
        - Я уверен, что скоро всё наладится. - Андрей нацепил на лицо улыбку. А сам глянул на Анаисию, я заметила его взгляд, видела, как они будто оттолкнулись друг от друга глазами, и девушка гордо отвернулась, а после и вовсе взяла мать под руку и сдержанно проговорила:
        - Пойдём, мама. Незачем тратить время.
        Не знаю почему, но напоследок Анаисия взглянула не на Андрея, а на меня. Просверлила меня взглядом, и как-то по-особенному неприятно усмехнулась. Мне же пришлось изо всех сил изображать равнодушие, потому что люди вокруг за нами наблюдали. Все, наверняка, были в курсе происходящего. Уверена, что минимум треть гостей в этом зале была приглашена на несостоявшуюся свадьбу.
        - Хочешь ещё шампанского? - поинтересовался Андрей, приобнимая меня за талию у всех на виду. Я отрицательно качнула головой.
        Когда мы оказались напротив стены с панно, я остановилась. Так же, как и в квартире Андрея, я закинула голову и принялась внимательно всматриваться в обрывки фотоснимков, из которых была собрана композиция. На каких-то была природа, закаты, животные, на каких-то городские высотки и бетонные развязки, а на других люди. Лица, тела, в движении и нет. Глаза, губы, руки, развевающиеся волосы, раздвинутые в улыбке губы или нахмуренные брови. Я смогла рассмотреть Гришку, узнала по глазам, смогла рассмотреть саму Светлану, детские фигуры, возможно, это были их дети. Но я искала взглядом совсем другое… Мой взгляд метался между сотнями, тысячами осколков чужих жизней, историй, взглядов. Я настолько увлеклась, что, кажется, отстранилась от гула голосов вокруг, от яркого, холодного света ламп под потолком, даже от ощущения присутствия Андрея рядом. И как раз в тот момент, когда я наткнулась на знакомый взгляд зеленых глаз, совершенно неожиданно, как вспышка, ворвавшийся в мой сосредоточенный мозг, меня взяли за локоть, и я от неожиданности вздрогнула. Резко обернулась, моргнула, и только тогда поняла, что это
Андрей. Развернул меня, и я оказалась лицом к лицу с его семьёй.
        - Добрый вечер, Вика, - поздоровалась со мной Елизавета Витальевна, единственная из всех. Даже сделала попытку улыбнуться. Я улыбнулась ей в ответ.
        Роман Артурович удостоил меня короткого взгляда и тут же отвернулся, он, вообще, сегодня выглядел крайне недовольным. Можно было подумать, что он, как и Андрей, томится на данном мероприятии, но мне почему-то показалось, что недоволен он чем-то другим. Тем, что всерьёз занимает его мысли, он даже не смотрел по сторонам, будто ему было не интересно, что происходит. Светлана со мной тоже общаться не спешила, наверное, я её своим присутствием не радовала, а сегодня ей не хотелось огорчаться ни по какому, даже малейшему поводу. Поэтому она меня игнорировала. Я отсоветовала себе расстраиваться по этому поводу. Зато Гришка на меня уставился, потягивал шампанское из бокала, наверняка, далеко не первого по счёту. Затем сказал:
        - Вика, кажется, всерьёз увлеклась твоим творчеством, дорогая. Не оторвёшь.
        - Вике понравились панно, - неожиданно подтвердил Андрей. - В спальне стоит и смотрит. Сколько раз её за этим заставал.
        Андрей на меня посмотрел, улыбнулся, якобы подбадривающе. И я поняла, что сказал он это специально, чтобы смягчить отношение Светланы ко мне, чтобы той польстить, да и его родители могли бы проникнуться. И я, наверное, должна была бы сейчас начать горячо заверять всех, что я в восторге, и Света большой талант. Ну, может, не талант, но, по крайней мере, молодец. Но я промолчала, не нашла в себе сил соврать, притвориться, даже слова произнести, чтобы поддержать тему. Я почему-то уставилась в улыбающееся Гришкино лицо.
        - А кто на этих фотографиях? - спросила я, глядя почему-то не на художника и создателя, а на её мужа.
        - На фотографиях? - переспросил Григорий. Плечами пожал, взглянул на жену. - Понятия не имею.
        - Там много людей. Близких и незнакомых, - ответила за невестку Елизавета Витальевна. Глянула на неё. - Правда, дорогая?
        Света кивнула. Она-то прекрасно знала, что я уже задавала ей этот вопрос, и поднимать эту тему снова, в присутствии всех, было странно. Но я не удержалась от вопроса.
        - Вика, ты спроси о том, что хочешь знать, - вдруг посоветовал мне Роман Артурович. Повернулся ко мне и взглянул с вызовом. Даже рукой, в которой держал бокал с коньяком, указал на стену с панно. - Конкретно что тебя так интересует?
        Мы смотрели с ним друг другу в глаза. Между нами влез Андрей, видимо, уловил напряжение.
        - Папа, Вике просто интересно.
        Я же указала на название, что значилось на указателе, прикрепленном к стене.
        - Я, может, не слишком разбираюсь в искусстве, не понимаю замысла автора, но здесь значится: «Ненависть». И столько фрагментов, совершенно разных. Мне просто любопытно.
        Елизавета Витальевна, после моих слов, тоже принялась вглядываться в панно. Её взгляд скользил по обрывкам снимков, кажется, она впервые так внимательно их изучала.
        - Действительно, немного странно, - проговорила она. - Света, разве в верхнем углу не фотографии с вашей с Гришей свадьбы?
        Все уставились на панно. А я смотрела на Светлану. Её лицо застыло, буквально превратилось в маску, а все остальные вдруг в один момент потеряли к панно всякий интерес, зашевелились, больше было похоже на то, что засуетились, а Андрей рядом со мной проговорил:
        - Зачем, вообще, это было выставлять напоказ? - Это обвинение явно относилось напрямую к Светлане, а та в ответ огрызнулась.
        - Как хочу, так и делаю. Мой психолог говорит, что нужно уничтожать в себе все обидные воспоминания.
        - К чертям твоего психолога, - едва различимо рыкнул на неё Андрей, но на него тут же шикнула Елизавета Витальевна, да и Григорий зыркнул на старшего брата с предостережением. От него я подобное впервые видела. Кажется, я, вообще, впервые видела Гришку серьёзным.
        - Когда вся эта дребедень закончится? - неожиданно поинтересовался Роман Артурович, будто, не обращая внимания на взволнованное шиканье родственников. - Я могу уже идти?
        Света вначале обиженно поджала губы, затем всё же всхлипнула. Негромко и очень неловко. А свекру сказала:
        - Конечно, Роман Артурович, вы можете идти. Я никого не держу.
        Елизавета Витальевна тут же взяла расстроенную невестку за руку, а на мужа кинула красноречивый взгляд через плечо.
        - Дорогая, он, конечно, останется. Не выдумывай. Просто все перенервничали.
        Ещё несколько минут назад мы с Андреем тоже собирались уйти, но после такого, свои желания пришлось приберечь.
        - Ох уж эти творческие личности, - пробормотал Андрей себе под нос, отступая к стене, хотя бы на несколько шагов быть подальше от родственников. - Психолог у неё!..
        - А что случилось на свадьбе? - поинтересовалась я у него.
        - На свадьбе?
        - Из-за чего Света так ненавидит воспоминания о ней?
        Андрей заметно замялся. Даже взгляд в сторону отвёл и поморщился.
        - Да так… Случился небольшой инцидент. Никто не любит об этом вспоминать.
        - Так не любит, что твоя невестка кромсает фотографии себя, мужа и всех гостей. Я правильно понимаю? И всех ненавидит.
        Андрей нахмурился и устремил недовольный взгляд мне в лицо.
        - Вика, оставь эту тему. Что ты к ней пристала?
        - К кому?
        - К Светке. Пусть кромсает, что хочет. Если ей так легче живётся.
        - Что значит - что хочет?
        Андрей взял меня за локоть.
        - Давай всё-таки уедем. Этот вечер перестаёт быть скучным, а перерастает в один большой конфуз. А ты перестань утирать слёзы, - сказал он Свете. - Люди смотрят. Хотела выставку, вот иди и выставляй, себя счастливую напоказ.
        - Перестань командовать моей женой, - попросил его Гришка. - Со своими бабами разбирайся.
        - Замолчите оба, - шикнула на них Елизавета Витальевна.
        - К тому же, к конфузам в нашем семействе не привыкать, - хмыкнул Григорий за плечом матери. - Как затеем что-то массовое и людное, так всегда оконфузимся. Особенно, свадьбы любим, по ходу.
        Елизавета Витальевна нетерпеливо отмахнулась от младшего сына, а нам с Андреем сказала:
        - Вы хотите уехать? Уезжайте. Нечего привлекать внимание.
        Выставочный зал мы с Андреем покинули, так ни с кем толком и не попрощавшись. Он оставил меня ненадолго в холле в одиночестве, отправился за машиной. А я осталась стоять у широкого окна, обхватила себя руками за плечи. Думала о том, что отдала бы всё, что угодно, чтобы не приходить сюда этим вечером. Панно на стене, уже второе с фотографиями моей сестры, точнее, с их обрывками, не давало мне покоя. Я понимаю, если Света повторяется с лицами любимых и дорогих ей людей, но причём здесь моя сестра? Да ещё на экспонате с веским названием «Ненависть»?
        - Ты бы, девочка, отправлялась домой, - услышала я за своей спиной глубокий голос. Я резко обернулась и увидела Романа Артуровича. Он стоял в паре шагов от меня и смотрел с претензией и намёком.
        - Андрей пошёл за машиной, - сказала я ему. - Сейчас мы уедем.
        Роман Артурович усмехнулся, и я впервые видела у него столь неприятную усмешку, по-настоящему нетерпимую.
        - Ты меня не услышала. Отправляйся домой. В свой город, жить дальше своей жизнью. Рядом с моей семьёй тебе делать нечего.
        Я инстинктивно выпрямилась, расправила плечи, будто готовясь к нападению, опустила руки. Повернулась к Роману Артуровичу лицом к лицу. И поинтересовалась:
        - Вы хотите мне что-то сказать?
        - А что я должен тебе сказать? Я хочу, чтобы ты уехала. Пока я тебя об этом прошу.
        - Пока?
        - Именно. Нечего тебе здесь делать.
        - Вы ведь знаете, кто я, да?
        Он окинул меня неспешным взглядом. И ничего не ответил. Развернулся и пошёл прочь. А я в первый момент шагнула за ним, в желании схватить, догнать, что-то выяснить. Но посмотрела на его каменную спину и остановилась. Будто споткнулась. Было понятно, что разговаривать со мной он не станет. По крайней мере, пока.
        И я отступила.
        ГЛАВА 14
        Струсила? Может быть. Но в выставочном зале было много людей, людей чужих, и пытаться что-то выяснить среди толпы, было не самым лучшим решением. Хотя, внутри меня начался ураган.
        Веклер-старший в курсе, кто я. Не знаю, как и для чего он это выяснял, но, видимо, чем-то я его насторожила. Или помешала. И мешаю до сих пор, раз он настойчиво советует мне уехать.
        Я стояла и стояла у окна, пока неожиданно не поймала себя на мысли, что Андрея давно нет. Обещал вернуться через пятнадцать минут, и пропал. Я вышла на улицу и огляделась. Мимо прогуливались люди, вечер выдался тёплым, впереди выходные люди, и никто никуда не торопился. Стоянка находилась всего в паре минут ходьбы от галереи, и я направилась туда. Даже с приличного расстояния сразу увидела фигуру Андрея под светом электрического фонаря. Он стоял у своей машины, но не один. Рядом с ним была Анаисия. Они о чём-то разговаривали, причём, со стороны казалось, что общаются вполне спокойно. Я в первый момент растерялась, не знала, что мне делать. Стоит ли подойти, или всё же вернуться к галерее и дождаться Андрея там? Вот только он, кажется, забыл обо мне за интересным разговором. Сколько ещё я могу там стоять? Но я всё-таки помедлила, остановилась, наблюдая за ними, так мило беседующими. Сказать, что у меня всё огнём внутри загорелось, значит не сказать ничего. И, без сомнения, это была самая настоящая ревность. Ревность, обида, непонимание из-за того, что такого интересного он может обсуждать с бывшей
невестой, что потерял счёт времени. Глупые чувства, непродуктивные, но деться от них, да и попросту отмахнуться, я от них не могла. Значит, соврать самой себе, притвориться равнодушной. Притворяться я, конечно, не стану, но то, что неправа в столь бурной реакции, хотя бы перед самой собой сознаюсь. Поэтому нужно успокоиться, подойти к ним и поинтересоваться тем, что происходит. И есть ли мне место среди всего этого действия.
        Я сделала ещё несколько шагов и позвала:
        - Андрей.
        Он обернулся. Анаисия тоже посмотрела на меня, но меня мало интересовала её реакция. Я смотрела на Андрея, а ему со всей очевидностью стало неловко. Пусть на один короткий момент, но неловкость, досада на моё появление, его посетили. И это, конечно, больно кольнуло, моё самолюбие оказалось задето. Я помешала его разговору с бывшей невестой.
        Андрей тем временем попытался изобразить улыбку.
        - Извини. Я немного забыл о времени.
        Очень мило. Он забыл о времени рядом с Анаисией.
        Что, кстати, не мудрено, выглядела она волшебно, даже платье её переливалось всеми нежными цветами в свете электрического фонаря, создавая вокруг девушки будто сказочную ауру. Тут обо всём на свете забудешь.
        - Я подожду в машине, - сказала я ему, совершенно не собираясь влезать в их разговор, и, вообще, не желая ни в чём участвовать.
        - Мы уже едем, - пообещал он. Подошёл и дверь для меня открыл, сама учтивость. Но мне даже смотреть на Андрея не надо было, чтобы уловить его неловкость и скованность. Я явно застала его при особом разговоре с бывшей любовью. Не скажу, что Андрею было стыдно, наверняка не было, но передо мной он ощущал серьёзное неудобство.
        Я села в машину, дверь Андрей захлопнул, и я осталась в тишине, вновь отстранённая от происходящего. Не хотела смотреть, не хотела наблюдать за ними, мне казалось, что они заметят, почувствуют, но взгляд сам собой обращался к мужчине и женщине, беседующих в нескольких метрах от машины. Я видела, как они прощались, Андрей что-то сказал Анаисии, та чуть печально, но при этом обворожительно улыбнулась ему в ответ, после чего взяла и в порыве прижалась к нему. Всего на мгновение, но крепко и отчаянно. Андрей застыл в растерянности, раскинув руки. Наверное, помнил о том, что я могу их видеть, поэтому не рискнул обнять бывшую невесту в ответ. Так и стоял, не прикасаясь к ней, дожидаясь, когда девушка отстранится. Я заставила себя отвернуться. А ещё сделала судорожный вдох, запрещая себе плакать. Этот вечер расставил всё на свои места, не зря я не хотела идти на эту выставку. Нехорошее предчувствие до последнего меня не отпускало.
        Андрей сел на водительское место и захлопнул дверь. Избегал смотреть на меня напрямую, а я, если честно, не хотела смотреть на него.
        - Сумасшествие какое-то, - проговорил он в тишину автомобильного салона, ни к кому конкретно не обращаясь. Подумал и добавил: - Извини.
        - Всё хорошо, - ответила я, будто тоже в пустоту.
        Он даже не подумал о том, чтобы объясниться. Если бы Андрей хотя бы попытался рассказать мне суть их так затянувшегося разговора, столь тёплого прощания, возможно, мне не было бы так больно и обидно. Ведь сколько бы я не пыталась убедить себя в том, что я излишне себя накручиваю, что ничего страшного не произошло, и их разговор когда-то должен был произойти, и к нам с ним, двоим, как паре, случившееся не имеет никакого отношения, никакие убеждения не срабатывали, и я чувствовала жгучую обиду. Но Андрей ничего этого не сказал, больше того, всю дорогу до дома он молчал. Думал о чём-то, а мне хотелось кричать.
        Весь сегодняшний вечер мне хотелось кричать.
        - Я закончила работу, - сказала я ему, когда мы оказались в квартире. Молчать мне надоело, хотелось визжать и топать ногами. Сняла туфли и сразу почувствовала себя маленькой и неуверенной рядом с высоким мужчиной.
        - Ты молодец. Уложилась в установленный собой же срок.
        - Сроки устанавливал ты. А хозяин, как говорится, барин.
        - Вика, ты обиделась на меня?
        - Нет.
        - Из-за Ани?
        - Нет. - Я посмотрела на него. - Андрей, я не обиделась. Я просто очень устала.
        Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, после чего Андрей согласно кивнул.
        Когда несколько часов назад Андрей покупал мне это платье, он выглядел настолько воодушевлённым, почти влюблённым, подумала я тогда. И моё воображение тут же нарисовало картину продолжения этого вечера. Как мы с ним возвращаемся домой, как он снимает с меня это платье, и день заканчивается так, как описывают в лучших любовных романах. Близость душ, тел… Понимаю, насколько наивно и глупо это звучит, но любая женщина мечтает о таком. Чтобы в её жизни было побольше вот таких глупых, неповторимых моментов рядом с любимым мужчиной. Но вечер закончился совсем не так, и я снимала платье, закрывшись в ванной комнате, одна, смахивая злые слёзы.
        Когда я вышла из ванной, закутанная в банный махровый халат, будто спрятавшись в нём, услышала голос Андрея. Он разговаривал с кем-то по телефону в гостиной. Я остановилась в дверях, не желая ему мешать, но он меня заметил. Разговор тут же закончил, телефон выключил, а мне бодро улыбнулся. Чересчур воодушевлённо.
        - Мама звонила, - пояснил он. - Просит меня завтра утром заехать к ним с отцом.
        - Что-то случилось? - заинтересовалась я.
        Андрей пожал плечами.
        - Не знаю. Она сказала, что у Сони какие-то проблемы. Нужно моё участие.
        Какие проблемы могут быть у Сони? Вы сами подумайте. Девочка даже не разговаривает и никого вокруг себя не замечает. Какие у неё могут быть проблемы?
        - Ты поедешь?
        - Да, заеду, конечно.
        Я согласно кивнула.
        - Конечно.
        - Странный вечер, правда? - вдруг сказал Андрей.
        Я не ответила.
        Я так и легла спать в халате. Меня отчего-то колотил озноб, и я никак не могла уйти от мысли, что сегодня последняя ночь, что мы с Андреем проводим вместе. И проводим её совсем не так, как следовало бы, наверное. Я куталась в махровый халат, устроившись на краю широкой кровати, а он, наверняка чувствуя, что я напряжена и взволнована, ничего не делал и ни о чём меня не спрашивал. Возможно, не хотел слышать того, что я могу ему сказать. Правда, полежав немного в темноте и тишине, Андрей всё же придвинулся ближе и обнял меня. Обхватил большими руками, сжал, а я закусила губу, глотая слёзы и переживания. А ещё подумала о том, что очень хочу домой. Вот только, где он, мой дом?
        Нет у меня дома. Вот настолько всё плохо.
        Утром Андрей торопился, собирался перед работой заехать к родителям. А я наблюдала за ним, украдкой, конечно, за его поспешными сборами. Он выпил кофе, съел, приготовленный мною омлет, проглядел документы, второпях разложил всё по папкам и сунул в портфель. И только после этого будто вспомнил про меня. Глянул заинтересованно.
        - Викуль, а ты со мной не поедешь?
        - Куда именно?
        - К родителям. И на работу тоже. - Андрей подошёл, стиснул мои плечи и прижался губами к моему лбу. А я всего на секундочку зажмурилась, запоминая его прикосновение, силу объятия, его запах.
        - Не поеду, - сказала я. - Отчёт у тебя на столе, я его закончила, а к твоим родителям меня не приглашали.
        - Ерунда. Тебе не нужно приглашение.
        - Нужно, - сказала я. - Поверь.
        Переубеждать он меня не стал, чем лишний раз доказал мне мою же правоту. Правда, поинтересовался:
        - Чем займёшься без меня?
        Я нацепила на лицо улыбку.
        - Домашними делами. Приготовлю тебе ужин.
        - Здорово, - отозвался Андрей. Улыбнулся и добавил: - Буду ждать.
        Мы оба напоминали актёров в плохой пьесе. Или сами были плохими актёрами. Смотрели друг другу в глаза, притворялись, и оба отлично понимали, что верить в искренность партнёра не стоит. Врёт, обманывает, притворяется, но продолжает улыбаться. Конечно, каждый по своей причине, но это совсем не оправдание.
        Стоило Андрею выйти из квартиры, я тут же решительно поднялась. Ещё минуту назад он целовал меня на прощание, по-прежнему закутанную в махровый халат, затем направился в прихожую, оставив меня, уютную, с чашкой кофе в руках, и вот я уже поспешила подняться. В спальне я остановилась перед стеной с панно, дотронулась рукой до стекла, за которым были собраны в единое целое фрагменты фотоснимков. Как изъять их из-за стекла, не придумала. Казалось, что оно крепится прямо к стене, поэтому, посомневавшись совсем немного, я дошла до двери в маленькую, темную комнату, примыкающую к прихожей. Там хранились всякие бытовые принадлежности, инструменты, тут же домработница оставляла пылесос, швабру и гладильную доску. Но мне нужен был молоток. С ним я вернулась в спальню, и чтобы больше не сомневаться, с размаха стукнула по стеклу с панно. Отскочила, как только послышался звон посыпавшегося стекла. Разлетелось оно почему-то в мелкую крошку. Я не была героиней фильма, не сорвала решительно со стены нужный мне снимок и не отправилась с разбега выяснять отношения и искать ответы на хранившиеся тайны. Я была Викой
Захаровой, которая после нанесённого урона, отнесла молоток на место, взяла веник и совок и смела всю стеклянную крошку в мусорное ведро. Мела и думала о том, какая я всё-таки глупая. Подумала о том, что Андрей, вернувшись, может пораниться, наступить в темноте… Жанка бы долго надо мной смеялась.
        Но, закончив прибираться в спальне, я всё-таки влезла на стул, аккуратно оторвала фрагменты фотографий, на которых, как считала, точнее, была уверена, изображена моя сестра. Сегодня я собиралась закончить эту историю. Выяснить, что же всё-таки случилось десять лет назад. По крайней мере, выяснить, что о пропаже Ксении знает семейство Веклеров. Я собиралась приехать к ним в дом и спросить прямо. Чего бы мне это ни стоило. Даже если это будет стоить мне отношений с Андреем. Которые так и так разрушатся под давлением тайн, секретов, недомолвок и под влиянием его родителей, которые, совершенно очевидно, не в восторге от меня. Что ж, навязываться я никому не собираюсь. Но и просто так не уеду.
        Меня снова начал колотить озноб, как и вчера вечером. Я ехала в такси, и чем ближе я была к дому родителей Андрея, тем сильнее волновалась, у меня совершенно пересохло во рту, а снимки из рук я так и не выпустила. Смотрела на них, и чем дольше смотрела, тем больше убеждалась, что это Ксения. Её рыжие волосы, её наклон головы, а особенно глаза. Её зелёные глаза, такое знакомое, вызывающее выражение глаз. Смелое и бесшабашное.
        - Приехали, - сказал мне таксист, остановившись перед въездом в посёлок. - Дальше проезд только с разрешения хозяев.
        - Я знаю, спасибо. - Я полезла за кошельком. - Я дойду отсюда.
        На дорогу я потратила больше времени, чем предполагала. Так что, был вариант, что Андрея уже не застану, но нет, его машина стояла перед воротами родительского дома. Это тоже заставило меня остановиться и засомневаться в своём намерении. Труднее всего будет разговаривать с его отцом при нём. А я почему-то была уверена, что Роман Артурович, как никто, в курсе произошедшего десять лет назад. Недаром он так настойчиво просил меня уехать.
        - Вика? - Елизавета Витальевна сама открыла мне дверь, и явно удивилась, и не обрадовалась, увидев меня на пороге. - Я не знала, что ты приедешь. Андрей не предупредил.
        - Он не знал, - ответила я. И поинтересовалась, поняв, что она не торопится меня впускать. - Можно я войду?
        Елизавета Витальевна видимо замялась. Она смотрела на меня и раздумывала, стоит ли меня впускать. Моё присутствие в доме, по всей видимости, в данный момент было нежелательно, я была лишней, и ничего удивительного я в этом для себя не усматривала. Я знала, что разговор в семье идёт обо мне. Поэтому я, продолжая стоять на пороге дома, взглянула на хозяйку со всей решительностью, стараясь дать ей понять, что никуда не уйду. Наверное, у меня получилось, потому что Елизавета Витальевна распахнула передо мной дверь пошире и сказала:
        - Входи. - И тон её прозвучал с предостережением. Мол, за последствия она не отвечает. Я была на это согласна.
        Я была согласна принять все последствия, я была готова настаивать на своём, чтобы выяснить правду, но почему-то не была готова к тому, что в гостиной, порог которой я переступила спустя минуту, окажутся не только Андрей и Роман Артурович, но и Григорий со Светланой. Я вошла, и они все посмотрели на меня. Замолчали. Я окинула собравшихся взглядом, остановила его на Андрее, и поняла, что он лишь смотрит на меня, при этом даже не сделал попытки подняться мне навстречу, что-то сказать, он даже не особо удивился моему появлению. Лишь хмурился. Судя по всему, Роман Артурович успел рассказать старшему сыну, кто я такая, и что верить мне изначально не стоило.
        Все продолжали молчать, только Гриша в какой-то момент вздохнул и сказал мне, с явным и вполне искренним сожалением:
        - Не надо было тебе приходить.
        Андрей всё-таки поднялся, даже шагнул ко мне, после чего спросил:
        - Почему ты мне не сказала?
        На этот вопрос я решила не отвечать. Что я могла ему сказать? Побоялась, не захотела, решила поиграть в сыщика? Конкретного ответа у меня не было, поэтому я молча прошла вперёд и положила на журнальный столик фотографии из панно. Указала на них пальцем.
        - Это моя сестра. - Я посмотрела на притихшего Гришку. - Её зовут Ксения, если ты не забыл.
        Григорий вздохнул.
        - Вика, ну зачем ты?..
        - Зачем я? - Моему удивлению не было предела. - Сколько времени вы с ней встречались? Вы вместе с ней мотали нервы моим родителям, вы то мирились, то дрались, то пропадали. А потом она пропала по-настоящему. Поехала за тобой, и пропала. Родители ждут её возвращения десять лет! - Я невольно сорвалась на крик, а на Гришку смотрела с ненавистью. Я ненавидела его всей душой в этот момент, за все те годы, месяцы и недели бесплотных поисков и ожиданий. За то отчаяние, которое я наблюдала в глазах матери всё это время, за боль, что слышала в голосе отца. - А ты меня спрашиваешь зачем?!
        - Вика, успокойся, - попросил меня Андрей. Он даже шагнул ко мне, попытался взять за руку, но я его руку оттолкнула. Снова окинула всех взглядом, посмотрела на молча сидящую в кресле Свету. И обратилась к ней:
        - Ты понимаешь, что женщина на фото бывшая девушка твоего мужа? И не надо мне говорить, что это не она. Я каждый день смотрю в зеркало и вижу эти глаза. А ты порезала её фотографии на части и рассовала по всем своим художественным шедеврам. По-твоему, это нормально?
        - Это здесь при чём? - недовольно проговорила Елизавета Витальевна за моей спиной. - В конце концов, Света вправе злиться.
        - Злиться на что? - заинтересовалась я. - На то, что её будущий муж отфестивалил по нескольким областям и регионам нашей необъятной страны? И в этом оказалась виновата моя сестра?
        - Ты понятия не имеешь, что твоя сестра творила! - воскликнула Света. - Незачем её оправдывать!
        - Так расскажите мне! - Я посмотрела на Андрея. - Ты слышишь меня?
        - Я слышу, - ответил он мрачно. - Слышу, что ты кричишь, что ты не в себе. Тебе нужно было изначально мне рассказать.
        - Что рассказать?
        - Правду. Кто ты на самом деле.
        Я развела руками, усмехнулась.
        - А кто я на самом деле? Я что, преступница, я враг вашей семьи, только по факту рождения? А тебе не кажется, что это тебе, твоему отцу и брату нужно было бы рассказать всё, как есть? Ещё десять лет назад. Когда мои родители стояли под вашими окнами и просили об этом?
        - Твоя сестра принесла очень много проблем и хаоса в нашу жизнь, - сказал Роман Артурович, повернувшись ко мне. Он выглядел самым спокойным и собранным в этой комнате, словно сторонний наблюдатель. Лишь слушал и анализировал, нисколько не переживая.
        - И это повод кромсать её фотографии на части?
        - Эта тварь испортила лучший день в моей жизни! - Света рывком поднялась с кресла и подлетела ко мне. Гриша в последний момент успел схватить жену за локоть и отдёрнуть назад, чтобы мне не пришлось отступать. - Она явилась на мою свадьбу и устроила скандал! Ты это хочешь знать? Кричала при всех гостях, как Гриша её обманул, и что на мне он женится из-за выгоды и по указке родителей! Стояла перед нашими гостями, друзьями и родственниками и обливала нас грязью!
        Информация, конечно, оглушительная, я даже попыталась представить на мгновение то, что происходило в тот день, но куда больше меня интересовало другое.
        - Когда это было?
        Света продолжала смотреть на меня в гневе и ненависти, мой вопрос словно не расслышала, и я повернулась к Андрею. Повторила:
        - Когда это было?
        - В октябре, - ответил он.
        - Через четыре месяца после её исчезновения, - проговорила я. Предательский мороз снова начал пробираться мне под кожу. Если быть совсем откровенной, десять лет я считала, что с Ксеней случилось что-то трагическое в день исчезновения. Я не могла заставить себя поверить в то, что она уехала, целенаправленно бросила нас с родителями ради своих каких-то неизвестных нам интересов и планов. Я была уверена, что сестры нет в живых. Ведь за столько лет, после стольких запросов в правоохранительные органы, её паспорт нигде ни разу не всплыл. Никакой информации о Ксении Олеговне Захаровой зафиксировано не было. В наше прогрессивное, компьютеризированное время разве может человек взять и исчезнуть? Только если с ним что-то случилось. А теперь выясняется, что через четыре месяца после исчезновения, моя сестра скандалила у любимого Гриши на свадьбе. А где же она была четыре месяца? А, самое главное, куда пропала после?
        - Мне до сих пор стыдно при одном воспоминании об этом, - вдруг ударилась в слёзы Света. - И мне всё равно, считают меня сумасшедшей или нет! Я её ненавижу!
        Я медленно опустилась в соседнее кресло. Потом на Гришку посмотрела.
        - Расскажи мне, что случилось тогда.
        - Вика, - начал Андрей, а я глянула на него возмущённо, потому что он явно пытался меня удержать от расспросов. Конечно, его родственникам они никакого удовольствия не доставляли, бередили неприятные воспоминания, а обо мне можно было не думать. Я чужая, я как пришла, так и ушла. Никто в этой комнате не задумывался о том, что чувствуют родственники девушки, что им мешала и портила жизнь.
        - Я не уйду из этого дома, пока не узнаю правду, - сказала я ему.
        - Прошло много лет.
        - Правда? А ты расскажи это моим родителям. Что прошло много лет, и тебе и твоей семье неприятно вспоминать о тех событиях. А моей семье не обязательно знать, что случилось с их дочерью. Ну что, позвонишь моему отцу?
        Андрей сжал челюсти, и недовольный отвернулся от меня. А я снова повернулась к Грише. И уже настоятельно попросила:
        - Рассказывай.
        Гришка вздыхал, томился, поглядывал то на мать, то на жену. Затем нелепо развёл руками.
        - В тот день, когда Ксюха пропала, - начал он неохотно, - на самом деле, она не пропала. Она мне позвонила, мы договорились с ней встретиться. У нашего общего знакомого был день рождения, мы собирались отправиться за город. И я, правда, планировал туда поехать. Но дело в том, что, - Гришка снова кинул быстрый взгляд на Свету, что стояла совсем рядом, будто каменное изваяние, гордая, с прямой спиной, и зло таращилась в стену напротив. - В общем, родители приехали, и не одни. Со Светой и её родителями. Мы тогда уже планировали… собирались, то есть… - Гриша запнулся, и я торопливо его поправила:
        - Ты уже собрался жениться. Я поняла.
        Он кивнул.
        - Ну да. Ксюха, правда, не знала ничего.
        - Очень мило, - кивнула я. - Ты два года встречался с моей сестрой, и позабыл ей сказать, что у тебя внезапно появилась невеста.
        Света вдруг посмотрела на мужа, в растерянности. Переспросила:
        - Два года? Ты говорил, что вы встречались несколько месяцев.
        Гришка откровенно и раздосадовано поморщился.
        - Ну, какая сейчас разница, ей-богу? Мы с Ксюхой то сходились, то расходились. В последний раз сошлись за пару месяцев до её исчезновения. По сути, я сказал правду.
        - Ты сам себя слышишь? - не удержалась я.
        Он поднял на меня глаза, взгляд был возмущённый.
        - А что? Мы были молоды! Мы то встречались, то расходились! Бывало, месяцами не виделись.
        - Не ври, пожалуйста, - попросила его я. - Всерьёз вы никогда не расставались. Ты объявлялся максимум через пару недель, сдёргивал её с места, сбивал с толка, и вы снова куда-то уезжали. О каких месяцах ты говоришь? Я была достаточно взрослой, я отлично всё помню. И ваши скандалы бесконечные, и ваши примирения. Как ты лазил к нам в окно, когда Ксеня швыряла в тебя из окна чем попало, как дрались на улице, на виду у всех соседей, а следом начинали целоваться. Я всё это помню. А сейчас ты сидишь и рассказываешь, что ваши отношения были случайны и ничем не примечательны?
        - А это всё так важно сейчас? - огрызнулся Гришка. - Я тебе ещё раз говорю: мы были молоды. И не всегда трезвы, к тому же.
        - Хорошо, - согласилась я. - Оставим всё, как есть. Продолжай.
        - В общем, мы договорились с ней о встрече, я должен был забрать её с центральной площади, но так и не поехал. Не смог. - Я не спускала с него глаз. - Она мне звонила и звонила, и я выключил телефон. А потом… я не знаю, через час или два, она принялась стучать к нам в ворота.
        Света неожиданно встрепенулась.
        - Я помню это. Помню, что кто-то стучал. Роман Артурович тогда сказал, что это пьяный сосед. Вы даже выходили к нему несколько раз. - Она обернулась на свекра. Тот в ответ лишь ухмыльнулся.
        - А что я должен был сказать? Что половина девок нашего замечательного городка дерутся из-за моего сынка-лоботряса?
        Я посмотрела на Романа Артуровича.
        - Вы с ней говорили?
        Он удивлённо вскинул брови после моего вопроса.
        - А ты смеешь задавать мне вопросы? В моём же доме?
        Его тон несколько сбил меня с решительного настроя, я даже нервно сглотнула, но продолжала на него смотреть. Неожиданно меня поддержал Андрей, правда, тон его был раздражённым, он даже рукой махнул на отца.
        - Пап, рассказывай уже, как есть. Сколько можно ходить вокруг да около? Поэтому люди и думают, что мы в чём-то виноваты!
        Меня царапнуло слово «люди», такое обезличенное, в тот момент я поняла, что превратилась для Андрея в постороннюю. В ту, которая скрыла от него правду, обманом проникла в его семью.
        Роман Артурович недовольно поджал губы.
        - Да, я выходил к этой сумасшедшей несколько раз. Она была невменяемой. Плакала, кидалась на меня с кулаками, требовала позвать к ней Гришку. Повторяла и повторяла, что он ей что-то там обещал. - Отец Андрея уставился мне в глаза. - Она была невменяемой. Была нетрезва, возможно, что-то ещё. Я посоветовал ей отправляться домой.
        - Вы отправили пьяную девушку ночью домой одну, и даже такси ей не вызвали? - уточнила я.
        Роман Артурович вновь ухмыльнулся.
        - А я что, нанимался всем полюбовницам сынка такси вызывать? До нашего дома она как-то добралась, причём, без моей помощи и пешком. Вот и обратно бы дошла.
        - Но она не дошла, - проговорила я, не пасуя под его тяжёлым взглядом.
        - Я в этом не виноват. Извини, конечно, Вика, - произнёс он с оттенком пафоса, - но твоя сестра была невоспитанна, неразумна и недалёкого ума. Девушка весьма нетяжёлого поведения. Да ещё и любительница острых ощущений. Думаю, всем понятно, что она не слишком заботилась о здоровом образе жизни. За сынком моим разгильдяем потянулась, а то таким образом и спасти его пыталась, черт их разберет. Знаешь, как некоторые жены алкоголиков начинают пить наравне с мужьями, чтобы тем меньше досталось? Это, к твоему сведению, неправильный выбор, тупиковый. И за все последствия ответственность несет она сама, а не чужие люди.
        - А ваш сын ответственности не несёт?
        - Мой сын её уже понёс. И в полной мере всё осознал. Живёт, как порядочный человек уже много лет. Кстати, его не единожды допрашивали по поводу исчезновения твоей сестры, но я и тогда следователю сказал, и тебе сейчас повторю: никакого отношения к её исчезновению он не имеет. Из дома он в тот вечер не выходил. А если бы выходил, вот тогда я бы с него шкуру-то спустил. Не пощадил бы. Но, - Роман Артурович развёл руками, - он не при чём.
        У меня внутри всё клокотало от возмущения.
        - Что вы хотите сказать? Что Ксения просто ушла от вас и растворилась в темноте? Ничего вам не сказав?
        - Почему же? Она мне тогда очень много чего сказала. Слушать замучался. Честно, был бы я её отцом, выдрал бы, как сидорову козу. Но это не моя дочь. Но она сказала мне, куда отправится. На то самое день рождения. Кстати, информацию об этом я передал следователям, они её проверяли. Если ты не в курсе, конечно. Все гости в тот вечер заявили, что сестру твою не видели. То есть, до Богородища она так и не добралась. Ни на такси, ни на автобусе. Возможно, поймала попутку. Но подтверждения этому также нет. Ты, вообще, дело читала?
        - Читала, - отозвалась я негромко.
        - Тогда о чём разговор?
        - О том, что в том самом деле, Роман Артурович, нет ни слова о том, что моя сестра к вам приходила, и вы лично с ней общались. Что она стучалась к вам в ворота и хулиганила. Вы лишь заявили, что ваш сын из дома никуда не отлучался, и с его же слов предположили, что Ксения могла направиться на празднование дня рождения.
        - А почему я должен докладывать о нелицеприятных фактах всем подряд? Мне было важно, что мой сын не при чём.
        - Вы могли бы рассказать об этом моим родителям!
        - Не мог бы, - резко ответил Веклер-старший. - Благодаря твоим родителям, всем вашим родственникам и друзьям, мою семью в то время склоняли на каждом углу! Едва ли не маньяками и убийцами называли! А я ещё раз тебе повторяю: к пропаже твоей сумасшедшей сестры мы никакого отношения не имеем! Следствию мы помогали всеми силами, организовали поисковую операцию в лесу, я лично в ней участвовал! И Андрей тоже! Под каждый пень от города до Богородища заглянули. А твоя сестра просто сбежала. Или уехала с кем-то. И через четыре месяца мы в этом убедились. Когда она появилась на свадьбе Гриши, живая, здоровая, но не совсем цветущая.
        - В каком смысле, не совсем цветущая? - переспросила я.
        - В том самом. Выглядела она весьма потасканной. Уж извини за этот эпитет. Нервная, суетливая и злая на весь свет. Зато энергии в ней, хоть отбавляй.
        - Проникла, как змея, - подтвердила Света. - Переоделась официанткой, а потом устроила скандал! Просто ради мести. Она мне так и сказала: я хочу отомстить. Что ж, у неё получилось! Я до сих пор многим родственникам и друзьям не могу спокойно в глаза смотреть, мне стыдно!
        Андрей, всё это время расхаживающий по комнате, сел на диван, взглянул на меня и раздвинул губы в злой улыбке.
        - У нас видео есть, хочешь посмотреть?
        Я встретила его взгляд и честно сказала:
        - Не хочу. Я хочу знать, где моя сестра.
        - В этом мы тебе помочь не можем. - Он снова улыбнулся мне, совсем, как отец, с той же сдержанностью и холодом. - После этого она исчезла, и больше мы её, к счастью, не видели.
        - А никому не пришло в голову сообщить о её появлении моей семье?
        - Вика, к тому моменту мы уже перебрались в Москву, - удивился Андрей моим словам. - Между прочим, с поспешностью, что последовала за скандалом с её исчезновением. И больше этой историей не интересовались. Из правоохранительных органов нас больше не беспокоили, и мы знать не знали, вернулась твоя сестра домой или нет. Точнее, мы ещё ждали какой-то информации, а уж когда она объявилась на свадьбе, стало понятно, что с ней всё нормально. Наоборот, захотелось забыть, что когда-то были знакомы.
        Тон Андрея был практически обличительным. И на какую-то секунду ему даже удалось убедить меня в том, что это я и моя семья причинили им неудобства, а они пострадали совершенно безвинно. Но я посмотрела на Гришку, на его понуро опущенную голову, и вспомнила, что виноваты не мы. По крайней мере, не я и родители. Мы заслуживали знать правду, узнать о том, что Ксения жива и невредима спустя четыре месяца после исчезновения, но нам никто не подумал сообщить.
        - А куда она делась потом? - Я даже не спросила, скорее, проговорила в тишину.
        - Слава Богу, об этом нам ничего неизвестно, - наставительно проговорила Елизавета Витальевна. Она смотрела на меня с претензией. - Надеюсь, мы ответили на все твои вопросы?
        Стало понятно, что меня настойчиво из этого дома выпроваживают. Я моргнула, снова взглянула на Гришку, и в который раз со дня приезда в Москву, подумала о том, что от него осталась лишь тень того былого Гриши Веклера, весельчака, смельчака и балагура. Сейчас передо мной сидел подурневший, потускневший мужчина средних лет, который временами ещё пытался цепляться за себя прошлого, язвил и шутил, но выходило у него всё нелепее и нелепее. Но если принять во внимание ту информацию, что мне сегодня неохотно, но всё-таки поведали его родственники, о его былой алкогольной и наркотической зависимости, удивительного в его внешних переменах ничего не было. По всей видимости, большая часть его внутренних ресурсов ушла на то, чтобы избавиться от пагубных пристрастий.
        Я нащупала рукой свою сумку, что лежала рядом на кресле, и поднялась. Чувствовала, что Андрей за мной внимательно наблюдает, но я запретила себе смотреть на него. А Елизавете Витальевне сказала:
        - Надеюсь, что да. Хотя, должны были сделать это, куда раньше.
        - Мы ещё что-то и должны!.. - возмутилась Света, но проговорила это уже мне в спину. Я не стала ждать, пока меня открытым текстом попросят удалиться, сама направилась к выходу. Дошла до входной двери, с каким-то внутренним отчаянием дёрнула её на себя, вышла на свежий воздух, и тогда уже сделала судорожный вдох. Медленно, шаг за шагом дошла до кованой калитки, вышла за ворота, и там остановилась. Сердце билось, кровь больно колотилась в висках, и я потёрла их пальцами.
        - Я вызвал тебе такси.
        Я испуганно обернулась, услышав голос Андрея за спиной. Даже не слышала, как он вышел, как открыл калитку. Та даже не скрипнула. То ли я была настолько поглощена своими мыслями, что не слышала и не воспринимала ничего вокруг.
        - Я бы добралась сама, - проговорила я негромко, отворачиваясь от него. Не могла на него смотреть, не могла. Он почему-то глядел на меня с обвинением, и это казалось мне жутко несправедливым.
        - Ты не знаешь, как отсюда уехать, - сказал он.
        Я разозлилась.
        - Тебя это волнует?
        Он не ответил, но сделал пару шагов, приближаясь ко мне. Подошёл, но не коснулся. Наоборот, сунул руки в карманы брюк. Остановился рядом со мной и напряжённо уставился вдаль.
        - Ты меня обманула, - обвинил он меня, и его голос прозвучал будто набат.
        Я заставила себя расправить плечи, чтобы не выглядеть на его фоне жалкой и сломленной.
        - И в чём же? - поинтересовалась я упрямо. Прекрасно знала, в чём он меня обвиняет, но соглашаться не спешила, хотя, сама много раз думала об этом.
        - Вика, не притворяйся, - попросил он.
        Я к нему повернулась, глянула ему в лицо. В этот момент я буквально ненавидела его уверенность в себе, гордыню, обвиняющий взгляд. Чувствовала себя преступницей, но быть ею не хотела.
        - Не собираюсь, - ответила я. - Хочешь считать, что я тебя обманула? Пусть будет так. - Я решительно кивнула. - Я пришла к тебе на встречу, не собираясь соглашаться на работу, я пришла посмотреть на тебя. После десяти лет безысходности, один из членов семьи Веклер объявился в городе, и у меня появился шанс на встречу. Я не думала, что что-то узнаю, но, возможно, что-то почувствую. Я понимала, на что иду, и ради чего это делаю. Даже не ради Ксении, с ней я давно простилась. Я сделала это ради родителей. Считаешь это обманом? Ради Бога. Это твоё право.
        В глазах Андрея появилась холодная насмешливость, она, буквально высасывала из меня последние силы. Руки и ноги стали ватными, стало трудно дышать, а ещё в груди нестерпимо больно, каждое его слово и нетерпимый взгляд ударяли меня в самое сердце.
        - И ради этого ты легла со мной в постель?
        Мои глаза невольно распахнулись, обиженно и изумлённо.
        - Ты и в этом меня обвиняешь?
        - Ты позволила мне привезти тебя в Москву, ты пришла в дом моих родителей. Чтобы что-то узнать.
        Я лишь головой качнула, затем отвернулась от него. Лишь бы он не видел моего лица, слёз безумной обиды и несправедливости, подкативших к глазам.
        - Мне не интересны ваши тайны и секреты, - заставила я себя проговорить. - Но, думаю, я имею право знать то, что касается моей семьи.
        Слава Богу, из-за угла показалось такси, я выдохнула и направилась навстречу машине.
        - Вика!
        Я не смогла заставить себя обернуться и посмотреть на него. У меня от волнения горели щёки, горели уши, в глазах блестели слёзы. Разве я могла позволить себе обернуться? Не хотелось показывать свою слабость. Только попросила:
        - Дай мне пару часов, доехать до твоей квартиры и собрать вещи. - Задохнулась, но улыбнулась через силу. - Спасибо тебе, Андрюш. Нам с тобой было хорошо. Ты помог мне многое понять. Прощай.
        Не знаю, чего я ждала. Умом понимала, что он меня отпустит, наверное, даже с облегчением, считая меня обманщицей и авантюристкой, под стать сестре. Но та влюблённая женщина внутри меня, которая ещё сегодня утром с трепетом наблюдала за этим мужчиной, за каждым его движением, ловила каждое его слово и интонацию, эмоцию, она ждала каких-то невероятных действий, решений, поступков от него. Что Андрей догонит, возьмет за руку, скажет, что ему всё равно, что всё услышанное сегодня, ничего лично для нас двоих, не значит. Вновь повторит, что не хочет меня отпускать, что я ему нужна. И даже моё «прощай» прозвучало несколько жалко, с ожиданием чуда, но никакого чуда не произошло. Я даже слов прощания от Андрея не услышала. Он лишь сказал:
        - У тебя два часа. - И за моей спиной хлопнула железная дверь калитки.
        Я даже не посмотрела на него в последний раз. Не увидела, но его образ, кажется, напрочь застрял в моём сознании. А ещё последние, услышанные мной, насмешливо-холодные интонации в голосе, колкий взгляд, и обвинения в продуманности и коварстве.
        Я села на заднее сидение такси, захлопнула дверь и чуть сбивчиво назвала нужный адрес.
        Мне понадобилось меньше двух часов. К тому же, когда я вернулась в квартиру Андрея, там оказалась Ольга, признаться, я совсем забыла о том, что она должна сегодня прийти. Домработница, привыкшая к моему присутствию за последние две недели, попыталась рассказать мне о своих планах на уборку и стирку, сообщила, что собирается забрать из химчистки два костюма Андрея, которые я просила её туда отнести в начале недели. Ольга протараторила всё это, когда я ещё была в прихожей, а я лишь кивала. Отдала ей квитанцию из химчистки, как она просила, и молча отправилась собирать вещи. Точнее, я их не собирала. Я складывала в чемодан всё, что попадалось мне на глаза, не переживая о том, забуду что-нибудь или нет. Меня куда больше беспокоило то, успею ли я уложиться в определённое время. Словно Андрей за мной наблюдал.
        Увидев меня с чемоданом, Ольга растерялась и замолчала. А я едва не засмеялась, припомнив, что такую сцену она уже однажды наблюдала. И я, кажется, даже собираюсь сказать ей те же самые слова, что и в прошлый раз:
        - Всего вам хорошего, Ольга. Андрею Романовичу ничего передавать не надо. Он в курсе моего отъезда. До свидания.
        Женщина стояла, растерянно наблюдая за мной и прижимая к груди кухонное полотенце. Только опомнилась в последний момент и проговорила мне в спину:
        - Всего хорошего, Вика.
        Я вышла за дверь. Между прочим, к этому моменту горечь меня почти оставила. Точнее, разочарование из-за того, что всё так между мной и Андреем сложилось, присутствовало, переживания из-за пропажи Ксени всколыхнулись в моей душе с новой силой, а вот печаль из-за отъезда ушла. Я возвращалась домой, и думать в данный момент могла только о том, что по приезду необходимо будет отправиться в полицию и написать заявление с требованием возобновить дело по поискам сестры. Они ведь не откажут? Если я приведу им новые доказательства. Должны же человека искать, даже если он сам решил сбежать?
        - Я решила лично убедиться, что ты уезжаешь, - услышала я, оказавшись у лифта. Обернулась и увидела Анаисию. Она стояла у окна, свет падал сзади, и её лицо показалось мне тёмным и зловещим. Она смотрела на меня свысока, и даже руки на груди сложила, демонстрируя крайнюю степень уверенности в себе. По крайней мере, ей так казалось.
        Я от неё отвернулась, вцепилась в ручку чемодана. А ей сказала:
        - Слишком много внимания такой скромной персоне, как я.
        - Что ж, ты права. Но иногда нужно контролировать ситуацию до мелочей. Я учусь на своих ошибках.
        - Что ж, поздравляю вас. У вас сегодня удачный день. Я всё-таки уезжаю.
        - А я тебя предупреждала.
        Я к ней повернулась. Лифт уже подъезжал, я слышала электронный голос, пиканье сигнала, но на несколько слов у меня ещё было время.
        - Зачем вы приехали, Аня? - спросила я её. - Убедиться в чём? Или вы надеетесь, что теперь Андрей вернётся к вам? А если не вернётся? Если после меня появится другая, а потом следующая и так далее. Вы что, каждую так будете провожать, стоя в его подъезде?
        Мои слова её разозлили. Анаисия от окна отошла, точнее, инстинктивно сделала пару шагов в мою сторону и взглянула рассержено.
        - Вся разница в том, - проговорила она надменно, - что я его люблю. И знаю, когда он ошибается, а когда свои ошибки исправляет. Я всегда рядом. А такие, как ты, приезжают и уезжают.
        Я пожала плечами, слабо улыбнулась и сказала:
        - Каждому своё. - И вошла в лифт.
        ГЛАВА 15
        Родной город встретил меня сумрачным небом и накрапывающим дождём. Я вышла на перрон и тут же попала в Жанкины объятия. Я позвонила ей по дороге, и она без всяких колебаний пообещала меня встретить, точнее, забрать.
        - Представляешь, - порадовала она меня, отпуская от себя и позволяя сделать вдох, - я решила стать автоледи. Подумала, что раз уж мне не суждено бегать, как ты, то буду рулить. Это же быстрее.
        - Здорово, - кивнула я. И поинтересовалась: - А на чём рулить будешь?
        Жанка на секунду призадумалась, после чего отмахнулась, вроде как неожиданно припомнив:
        - У меня же муж есть. Пусть он об этом заботится.
        Оказалось, что мало того, что Жанка решила стать крутой автоледи, так она уже вовсю приступила к реализации своего плана в жизнь. Поступила на курсы и брала уроки вождения, вот уже вторую неделю. И даже за мной на вокзал она с шиком приехала на автомобиле. Правда, не на своём, а на учебном, на пассажирском сидении которого её ожидал инструктор. Дородный мужчина покорно ждал нас, и даже вышел навстречу и забрал у меня чемодан. Я в растерянности моргнула, покосилась на Жанку, а та легко оповестила:
        - Это Миша. Он учит меня рулить.
        Судя по молчаливости Михаила, командовал этим экипажем не он, не смотря на весь свой инструкторский опыт. А на ученицу свою он посматривал с лёгкой опаской, видимо, уже привыкнув, что ожидать от неё можно чего угодно, но в шоковом состоянии ещё пребывал. Что ж, Серёга тоже от шока отошёл далеко не сразу после знакомства с будущей супругой, по Жанкиным же рассказам. Наверное, поэтому и не оказал должного сопротивления, когда она решила его осчастливить и отправилась с Серегой в загс. Тот опомнился гораздо позже того момента, как в его паспорте оказался штамп о браке. Скорее всего, только после рождения детей.
        - Садитесь все в машину, - скомандовала Жанка, - отправляемся.
        Я посмотрела на Михаила, и всё-таки заметила, что тот, пусть на одно короткое мгновение, но всё-таки замешкался, прежде чем сесть в свою же машину. Стало ясно, что Жанка свои способности сильно преувеличивает. Я про себя вздохнула, но села на заднее сидение. А что было делать? Только про себя молиться.
        Жанна устроилась на водительском сидении, тщательно пристегнула ремень и положила руки со свежим, ярким маникюром на руль. Посидела несколько секунд, затем на Михаила посмотрела.
        - Напомни мне процесс. Поворачиваю ключ зажигания, выжимаю педаль, дергаю эту ручку…
        Я откинулась на сидении и закрыла глаза. Помолиться, точно, не мешало бы.
        Ещё по дороге из Москвы мы решили, что на первое время я остановлюсь у Жанки. Хотя бы, на пару-тройку дней. Я попыталась возражать, но выбора особого у меня не было. Либо к Жанне, на кухонный диванчик, либо к отцу, стеснять мальчишек. Но мальчишки полбеды, а вот разговоры с отцом, смотреть ему в глаза и не знать, как сказать, что Ксения, скорее всего, жива, просто строит свою жизнь где-то в стороне от нас, эта перспектива меня всерьёз пугала. Я не была к ней готова.
        Правда, остановиться у Жанны означало ненароком да столкнуться с Вовкой.
        Подруга на это возражение лишь отмахнулась.
        - Отстань. Если надо будет, я сама придушу этого мелкого поганца. Ничего он тебе не сделает.
        - Да я не боюсь, что сделает, - проговорила я. - Просто неприятно.
        - Не обращай внимания. Миша, мне ехать под тот знак или не ехать?
        - Какой знак? - очнулся Михаил. - Там красный свет говорит! Не поворачивай туда, не поворачивай!.. - Мы все вместе помолчали после крутого Жанкиного виража, после чего Михаил печально попросил: - Никогда так больше не делай.
        Жанна запросто пожала плечами и пообещала:
        - Хорошо. Сюда сворачиваем, да?
        Надеюсь, Серёга ещё долго не купит жене машину. Зная Жанку, она примется меня всюду возить, потому что ездить ей особо и некуда, все детские школы, кружки и секции находятся неподалеку от их дома. Вот и будет она возить меня. А моя психика, боюсь, этого не выдержит.
        Слава Богу, что вскоре за руль пересел Михаил, время урока закончилось, да и Жанка устала проявлять внимание. Она пересела на пассажирское сидение, и я вздохнула с облегчением, а Михаил, добрая душа, довёз нас до дома. И даже чемодан мне из багажника опять же сам достал. Я ему благодарно улыбнулась.
        - Спасибо.
        - Не за что, - отозвался он с открытой улыбкой. Видимо, как только Жанна уступила ему водительское место, ступор начал его отпускать. Правда, подруга ему напоследок сурово напомнила:
        - Завтра в одиннадцать. Не опаздывай. Мне нужно учиться. - Она вздохнула, колыхнула полной грудью, и даже ладонь к ней приложила. - Очень мне это дело понравилось, водить. Вот прямо чувствую - моё.
        - Да уж, - выдохнула я.
        Мы с ней вдвоём уцепились за ручку моего чемодана и покатили его к крыльцу подъезда.
        - Кажется, вещей у тебя прибавилось, - заметила Жанна.
        - Андрею нравилось ходить со мной по магазинам, - заметила я неохотно. И тут же поинтересовалась у неё: - Или, думаешь, мне не стоило забирать его подарки?
        - Глупости, - фыркнула Жанна. - Ему твои шмотки зачем? Есть, конечно, индивидуумы, любители свои подарки другим женщинам передаривать, но не думаю, что твой Андрей такой.
        - Он не мой, - буркнула я, втягивая чемодан по ступенькам на второй этаж.
        Подруга кинула на меня проницательный взгляд и промолчала. А как только мы вошли в квартиру, бодро начала:
        - И ничего страшного не произошло! Поживёшь у меня, никуда торопиться не надо. Вернёшься на работу, жильё себе подыщешь. Деньги у тебя есть. Тебе ведь заплатили?
        - Заплатили.
        - Ну, хоть так. Значит, всё не так плохо. Будем жить дальше.
        Я согласно кивнула. Жанкина энергия меня подпитывала, душила во мне слёзы и печаль. Рядом с ней я отвлекалась, даже улыбалась вполне искренне, и начинала строить планы на будущее. Мне, на самом деле, нужно было заняться поиском жилья, поехать на работу или начинать искать другую, кстати, я больше склонялась именно к этой мысли, начинать жить дальше. А ещё я поняла, как же соскучилась по посиделкам на Жанкиной кухне, по нашим чаепитиям и разговорам. Время близилось к вечеру, дети резвились в комнате, Серёга ещё не пришёл с работы, а мы сидели с подругой за кухонным столом, выпили уже, наверное, целый чайник чая и съели половину купленного торта, и продолжали говорить, никак не могли остановиться. А ещё я время от времени поглядывала из окна во двор дома, смотрела на злополучную Вовкину машину. Та стояла на привычном месте, давая понять, что её хозяин дома.
        - Можно подумать, ему есть куда ездить, - фыркнула Жанка после моего замечания. - У него что, работы много? Или дел невпроворот? Как сидел дома, командир танкового подразделения, так и сидит. Только родители чаще наезжать стали.
        - Вот с ними я точно встречаться не хочу.
        - Не тебе их бояться, а уж тем боле стесняться. Разве это ты сделала что-то не так?
        - Лидия Николаевна с лёгкостью придумает, что же я сделала не так. Думаю, у неё заготовлен целый список.
        - Слава богу, это не наши с тобой проблемы. - Жанна прищурилась, с подозрением глядя на меня. Строго поинтересовалась: - Ты ведь не собираешься сделать глупость?
        - Ты про что?
        - Про Вовку. Ты же не намерена к нему вернуться? Это было бы уже верхом…
        Она не договорила, и я поинтересовалась, не сдержав усмешки:
        - Чего? Идиотизма?
        - Вот именно.
        - Нет, Жанна, не собираюсь я к нему возвращаться. У меня этого даже в мыслях не было. Если честно, у меня такое чувство, что прошло уже огромное количество времени с нашего с ним расставания. А ведь всего-то три недели.
        - Это, милая моя, и называется: клин клином выбить.
        Я невольно поморщилась.
        - Как-то неприлично прозвучало.
        - Зато правильно. - Жанна подперла подбородок рукой и замолчала над тарелкой с недоеденным кусочком торта. На меня поглядывала. Затем неожиданно выдала: - Бедная ты моя, несчастная.
        Хотя я и чувствовала себя именно так, решила воспротивиться и поинтересоваться:
        - Почему это?
        - Свалилось всё на твою голову. А вот спрашивается: за что? Если бы не эта история с твоей сестрой, жила бы ты с Андреем, никакой печали бы не знала.
        - Да откуда ты знаешь, Жан? Никто не знает, жила бы я с ним, или мы также разбежались бы через пару месяцев? Так что, нечего переживать. Куда больше меня интересует Ксеня…
        - Не ври. Не ври, пожалуйста. Ты переживаешь из-за него.
        Конечно, стало неприятно. Стало нечем дышать от обиды на какой-то короткий момент. И перед глазами будто встала картина того, как Андрей уходил от меня. С таким гордым видом, будто я, на самом деле, в чём-то перед ним провинилась. Будто обманула, предала, воспользовалась моментом и ситуацией… Помнится, ещё совсем недавно я сама так считала, что я обязана воспользоваться представившейся возможностью, но сейчас… Сейчас я не сомневалась в искренности своих чувств к нему, причём, возникли они куда раньше, чем я сама себе в них призналась окончательно, поэтому мне было так обидно. Что от меня так запросто отказались. Обвинили, отвернулись и ушли.
        - Кому какое дело, переживаю я или нет? У каждого своя правда. Для его семьи - я враг. А для меня… то есть, для моей семьи - враги они.
        Жанна кивнула.
        - Точно. А виновата во всём твоя сестра. Ты думаешь, что она жива?
        Я лишь плечами пожала.
        - Как ни крути, а прошло много лет с тех пор, как она объявлялась даже в доме Андрея.
        - Но ведь её искали, ты же мне рассказывала. Столько лет она числилась в розыске, и что, человек может так просто исчезнуть? Разве так бывает? Серега мне говорит, что в наше время, это практически невозможно. Мы берем кредиты, регистрируем телефоны, встаём на учёт в больницы и налоговые службы. И всюду наши данные вносят в базу…
        - Я не знаю, Жанна. Я сама об этом думала тысячу раз. Получается, что она не работает и не пользуется документами?
        - Может, она ушла в монастырь? - предположила подружка, вытаращив на меня глаза.
        Я печально кивнула.
        - Да. Или умерла… Например, от передозировки. Веклеры весьма настойчиво мне на это намекали. Что Ксеня конченная наркоманка. Или, хотя бы, алкоголичка. По крайней мере, точно сумасшедшая.
        Жанна тут же отмахнулась.
        - Нет. Это не подходит. Полиции бы стало известно о её смерти. Или нет?.. Я ничего в этом не смыслю. Но ведь случиться может, что угодно. Не обязательно плохое.
        Жанка принялась фонтанировать идеями, приземлёнными и невероятными, я её молча слушала, понимая, что что бы она не сказала и не предположила, обо всём этом за последние десять лет я уже думала. И о том, что Ксении нет в живых, что она стала жертвой трагедии или нападения, могла просто пропасть или остаться не опознанной, или отойти от мирской жизни, окунуться в какое-нибудь сектантское учение. Чем чёрт не шутит. В платке и рясе я свою жизнерадостную сестру не представляла совсем, что в монастыре, что в составе секты, но до чего только не додумаешься, пытаясь представить, что случилось с близким тебе человеком, после того, как он просто исчез.
        В общем, мы проговорили на кухне почти до полуночи. Встретили Серегу с работы, накормили, оставив тому на десерт кусок торта, он, послушав некоторые наши умозаключения, ни с чем не согласился, заявив, что всё это лишь домыслы. Да и в полицию идти, он особого смысла не видел, считал, что никто ради поисков Ксении не расстарается. Особенно узнав, при каких обстоятельствах она появлялась на всеобщее обозрение в последний раз. Что была в неадекватном состоянии, возможно, наркотическом или алкогольном опьянении. Есть много других важных дел у полиции, чем искать, пропавших десять лет сумасшедших девиц. Спорить с этим было бессмысленно, и мы решили ложиться спать. Завтра я собиралась заняться вопросом трудоустройства, а для этого нужно было проснуться полной сил и здравых идей. Кстати, как раз со здравыми идеями у меня была напряжёнка. В голове полная сумятица. И чтобы как-то с этой сумятицей справиться, проснувшись утром, я решила отправиться на пробежку. С последними событиями в своей жизни, которые напоминали ураганный вихрь, я совсем позабыла, что такое распланированный заранее день, начинающийся с
бега, который всегда меня успокаивал, помогал спокойно подумать в одиночестве и принять правильное решение. Находясь в Москве, бегать мне было негде, да и как-то не до этого было, я каждое утро просыпалась рядом с любимым мужчиной, наши отношения только начинались, и куда больше мне хотелось побыть рядом с ним, приготовить для Андрея вкусный завтрак, чем бежать от него куда-то. От Вовки бегала и не задумывалась, почему это делаю, а от Андрея бежать не хотелось. Будто чувствовала, что рядом с ним пробуду совсем недолго, хотелось насладиться каждой минутой.
        Я переоделась в ванной комнате в спортивный костюм, надела старенькие кроссовки, которые зачем-то таскала с собой в чемодане всюду, и вышла из квартиры подруги, тихо прикрыв за собой дверь. Ушла ещё потому, что не хотелось мешать своим присутствием утренним сборам на работу её мужа, да и детей Жанне необходимо было отправить в садик. Поднять с постели, умыть, одеть, покормить. Я чувствовала неудобство из-за своего нахождения на их территории в этот момент, чувствовала себя лишней.
        Утро было прохладным, солнечным. Асфальт был влажным после ночного дождя, а воздух дышал уже подступающей осенней прохладой. Я вышла из подъезда, остановилась ненадолго у крыльца, делая вдох за вдохом, огляделась и, наконец, побежала. Щурясь на солнце и обегая лужи. Людей на улице в это время уже было предостаточно, начало рабочего дня, все куда-то торопились, а я перешла дорогу и оказалась в парке. Здесь в утренние часы было тихо и спокойно. И снова побежала по аллее, чувствуя безумное удовольствие. Эта пробежка будто возвращала меня в настоящую, привычную для меня жизнь. Вырывала из круговорота событий, которого, в принципе, в моей скучной жизни произойти не могло. Взрыв чувств, безумные отношения с человеком, который поразил меня буквально с первой нашей встречи, наша с ним, пусть и недолгая, совместная жизнь. В Москве! Я в столицу всегда ездила на день, не дольше, даже ночевать никогда мне там не приходилось, я приезжала и уезжала, искренне считая, что это внутренне не мой город, я не хочу там жить. А как оказалось, всё дело в том, с кем жить и насколько дорожить этим человеком. Да и
приоткрывшиеся тайны исчезновения сестры. Я давным-давно перестала ждать новостей, каких-то откровений, связанных с пропажей Ксении. И вот всё это в один момент свалилось на меня. Естественно, что я растерялась. Можно сказать, что покачнулась. И возвращение в привычную среду, пробежка в парке, в котором, я, казалось, за последние два года выучила каждое дерево и кустарник на маршруте ежедневной пробежки, давало мне силы, позволяло сосредоточиться и расставить всё по своим местам. Я привыкла, что в моей жизни всегда всё чётко и понятно, распланировано. Вдох, выдох, вдох, выдох. Пробежать до конца аллеи, свернуть направо, увернуться от выдающейся на дорожку ветки дуба, прибавить темпа, добежать до парапета набережной и за три минуты преодолеть приличное расстояние, затем повернуть налево, и по прямой до входа в парк. И так пять кругов. Три с половиной километра каждое утро. После я чувствовала приятную усталость и лёгкость. Хотелось жить, хотелось кружиться, радоваться всему, что видишь вокруг…
        Правда, особо радоваться было нечему, сейчас я это понимаю. За ежедневной пробежкой, приходило время ежедневных торопливых сборов на работу, поездке в общественном транспорте, затем предстояло целый день провести в душном кабинете за подготовкой отчётов и неважной болтовнёй с девчонками за соседними столами. А вечером домой, заниматься домашними делами, вроде как к любимому мужчине. Всё в моей устроенной, распланированной жизни оказалось «вроде как», что и пугало.
        Пробегая по маленькой набережной, я зацепила взглядом тот столб, на котором несколько недель назад увидела объявление о пропаже женщины. Оно до сих пор там висело, выцветшее, потрёпанное ветром и дождём, но всё ещё висело. И я невольно задалась вопросом: а нашлась ли та женщина? Пришла ли домой, дождались ли её родственники?
        После сегодняшней пробежки, у подъезда, вместо Жанки, меня поджидал Вовка. Не знаю почему, но я, увидев его, тут же решила, что он ждёт меня. Вряд ли вышел прогуляться на улицу в восемь утра, это не в его привычках. Я остановилась, выдернула наушники из ушей, посмотрела на бывшего возлюбленного. Пройти мимо, сделав вид, что его не замечаю, было бы довольно странно, согласитесь. Поэтому я остановилась, при этом совершенно не понимая, что мы можем друг другу сказать. Но я даже поздоровалась с ним первая, потому что Вовка молчал. Смотрел на меня и молчал. И я сказала:
        - Привет.
        - Привет, - отозвался он. Его тон отчего-то показался мне чуть капризным. Будто он не ожидал меня ещё когда-нибудь встретить, а тут я свалилась ему на голову, и теперь нужно с этим что-то делать. Хотя, мог бы ничего и не делать, мы бы попросту не встретились. По крайней мере, постарались. - Увидел тебя в окно, - пояснил Вовка.
        - Я так и подумала, - вздохнула я.
        Он меня разглядывал, а я всеми силами делала вид, что этого не замечаю.
        - Когда вернулась?
        - Вчера. - И решила не таиться и сказать, как есть. - Поживу несколько дней у Жанки, пока квартиру ищу. Не волнуйся, я ненадолго.
        - Да я не переживаю. Просто удивился. Думал, ты в Москве.
        Я в задумчивости хмыкнула.
        - А почему ты так думал?
        - Ну… У меня был повод.
        - Не было у тебя повода, Вова. Только если ты пытался выяснить, где я.
        - Я не пытался, - обиделся он. На самом деле обиделся, словно я уличила его в чём-то неподобающем и постыдном. - Но у меня же могли возникнуть к тебе вопросы, правильно? Я хотел поговорить.
        - С ума сойти, - удивилась я. - Когда мы жили вместе, вопросов ко мне у тебя не возникало. Вообще.
        - Вика, вот что ты выдумываешь?
        - Говорю, как есть. Я выполняла свои функции с такой педантичностью, что вопросов у тебя ко мне давно не возникало.
        - Я плохой?
        Я улыбнулась ему, у меня даже появилось желание подойти и похлопать его по плечу, успокаивающе. Но делать я этого не стала, посчитала это излишней фамильярностью. Всё-таки с некоторых пор мы с Вовкой люди чужие. Или бывшие. Как лучше это назвать?
        - Успокойся. Зла я на тебя не держу. Сама виновата.
        - В чём ты виновата?
        Ответ на этот вопрос у меня был, но обсуждение закончившихся отношений грозило перерасти в часовую беседу или очередную ссору, а особого желания к этому у меня не было. Что-то говорить, доказывать, объяснять. А я знала, была уверена, что Вовка никаких моих доказательств и убеждений выслушивать не желает. У него своя правда, и он вполне достоин того, чтобы остаться при своём мнении. А я останусь при своём, и, наверное, хорошо, если мы не станем врагами. Всё-таки расставаться, ненавидя друг друга, того, кого когда-то любил, очень грустно и неприятно. Хочется хранить приятные воспоминания, а не те, в которых тебя обижают, выгоняют и ни во что не ставят.
        - Я звонил твоему отцу, - вдруг признался Вовка. - Он сказал, что ты живёшь в Москве. - Он смотрел на меня пытливо и с намёком добавил: - С этим.
        - Это тебе папа сказал?
        - Я догадался.
        - Ах, догадался. Ну, что ж, ты молодец. Раз догадался.
        - Вика, почему ты так со мной разговариваешь?
        - Наверное, просто не знаю, что тебе сказать, - призналась я.
        Вовка прошёлся взад-вперед по площадке перед подъездным крыльцом, затем остановился, и я поняла, что он смотрит на свою машину.
        - Что ты будешь делать? - спросил он вдруг.
        Я пожала плечами.
        - Жить. Найду жильё, решу вопрос с работой, и буду жить дальше.
        - А он?
        Я почувствовала раздражение от Вовкиных дотошных вопросов, на которые он, по сути, и права-то не имел.
        - Вова, ты чего хочешь? - спросила я его напрямик. - Ты увидел меня из окна, спустился, чтобы меня дождаться, и теперь задаёшь мне странные вопросы. Зачем?
        - Я за тебя переживаю.
        Я едва не рассмеялась ему в лицо. Во всяком случае, улыбнулась точно. А переживающего заверила:
        - У меня всё хорошо. Ты же знаешь, по-другому у меня не бывает. - Я аккуратно Вовку обошла, поднялась по ступеням крыльца, собираясь войти в подъезд, а он спросил:
        - Ты узнала что-нибудь о сестре?
        Я невольно остановилась, вцепилась в дверную ручку, секунду помедлила, прежде чем ответить. Затем качнула головой.
        - Нет. Моей сестры нет.
        Из всего нашего с Вовкой разговора, в самое сердце меня кольнул именно последний его вопрос. Сейчас, если быть честной и откровенной, я бы сказала, что лучше бы я не пыталась ничего узнать. Жила бы с мыслями о том, что Ксени нет в живых. На сегодняшний день неизвестность казалась мне куда большим благом, чем думать о том, что сестра сознательно исчезла из жизни нашей семьи, не задумавшись ни о ком. Не подумав, каково с этим её решением будет жить родителям. Отныне мне предстояло хранить её тайну, пусть и призрачную, и ощущать перед родителями вину за своё молчание. Лишь бы не разбить их сердца окончательно, признанием в том, что их старшая дочь бросила их и ту жизнь, которую они для неё построили, вложив в неё всю свою родительскую любовь и усилия. Что могли, то и дали. А она просто ушла. Горечь, которая возникала у меня во рту при одной мысли об этом, было ничем не перебить.
        На работе меня встретили приветливо, но насторожено. Явно не ждали меня увидеть.
        - Захарова, только на прошлой неделе ты просила отпуск за свой счёт оформить, а теперь передумала? - поинтересовался начальник.
        - Руслан Борисович, всё так быстро меняется, - туманно ответила я.
        Он проницательно прищурился, разглядывая меня.
        - Что-то ты темнишь, Вика.
        Я на него посмотрела.
        - Хотите правду? Я пыталась устроиться на работу в Москве, у меня не получилось. Точнее, не устроили перспективы. И я решила вернуться.
        Руслан Борисович осуждающе качнул головой.
        - Точно темнишь. В Москве её перспективы не устроили, а у нас их море, можно подумать.
        - Вы же знаете, с моей удачей…
        - На работу хочешь?
        - Хочу, - с готовностью кивнула я.
        - И не слиняешь через месяц в более перспективное место?
        Я удивилась.
        - В более перспективное? Конечно, слиняю. Любой слиняет, и вы тоже, кстати.
        Начальник погрозил мне пальцем.
        - Разговорчивая стала. Ладно, выходи с понедельника. Отменять твой отпуск через два дня после подписания заявления я не стану. Так что, пока гуляй. За свой счёт, как и хотела.
        Я покорно кивнула и улыбнулась.
        - Спасибо.
        Уже повернулась, чтобы уйти, когда Руслан Борисович меня окликнул. А когда я обернулась, поманил меня к себе пальцем. Я подошла. Удостоилась прямого взгляда.
        - Вика, на твой счёт ведь непростые люди звонили.
        Я тихонько выдохнула.
        - Не беспокойтесь, Руслан Борисович. Больше звонить никто не будет.
        - Но я хотя бы тебя не подвёл? Под монастырь, в смысле? Этой работой…
        Я выдала воодушевлённую улыбку.
        - Нет, что вы. Всё хорошо. Спасибо вам.
        Кажется, своими заверениями я смогла начальство успокоить. Руслан Борисович кивнул и ушёл, оставив меня, если честно, опечаленную его вопросами. Это что же, ко мне теперь всегда будут относиться с настороженностью? Оглядываясь на какую-то неведомую московскую поддержку? Никакой поддержки у меня нет, всё это была кратковременная иллюзия.
        Вечер я провела у отца. Меня накормили ужином, я старательно улыбалась, слушая рассказы мальчишек об их школьных делах и успехах в спорте, вот только чувствовала взгляд отца. Он то и дело поглядывал на меня, и взгляд его был тяжёлым и задумчивым. И я понимала, что стоит мальчикам выйти из-за стола, мне зададут ряд неприятных вопросов. Например:
        - Насколько понимаю, ничего хорошего из твоей поездки не вышло? - В голосе один сплошной намек.
        - А что хорошего должно было выйти? - попыталась я прикинуться непонимающей. - Я ездила работать.
        Вера со мной переглянулась, затем глянула на мужа. Видимо, обсуждения моего отъезда в Москву велись много раз, и всех изрядно беспокоили, так же, как и утомили. Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, всё своё намерение сохранить хотя бы видимость покоя в жизнях родителях, и сказать:
        - Папа, правда, всё хорошо. Это была лишь работа, и мой отъезд - ничто иное, как рабочий момент. Ничего не случилось.
        - Но ты же была там, ты с ними общалась!..
        Я кивнула.
        - Общалась. Но крайне мало. Я лишь пару раз пересеклась на производстве с Романом Артуровичем. И всё.
        - А Григорий?
        Я ничего не могла с собой поделать, я помедлила, после чего пожала плечами. Надеюсь, что отец не заметил возникшей паузы.
        - Я с ним не встречалась, - соврала я. - Но знаю, что он женат, у него дети. Живёт где-то в другом месте.
        Отец опустил глаза, снова покивал, на этот раз в такт каким-то своим мыслям.
        - Понятно.
        Мне стало безумно его жаль, и я в который раз подумала о том, что права в попытке скрыть от него и от мамы правду. Совершенно не представляю, как бы они её восприняли. Наверное, не нашли бы успокоения ни в чём.
        - Всё у них значит хорошо и замечательно, - вновь заговорил папа.
        Я потянулась к нему, накрыла его руку своей ладонью, чуть сжала.
        - Пап, не нужно об этом думать. Всё давно закончилось.
        Он вскинул на меня глаза, взгляд был обескураженный.
        - Что это значит? Ты никогда так не говорила.
        Я мысленно чертыхнулась, аккуратно убрала свою руку от его руки. Села на стуле ровно. Посмотрела на Веру, будто в поиске поддержки, хотя понимала, что помочь она мне ничем не может. Собралась в очередной раз с мыслями и сказала отцу:
        - Я испугалась, папа. Меня настолько накрыло желание что-то узнать, в какой-то момент мне показалось, что я готова на всё. Я… даже осторожно поспрашивала у Андрея… Романовича. Папа, он даже не сразу вспомнил про Ксению. Мне кажется, если человек к чему-то причастен, он вряд ли забудет имя, да и само событие. Тебе так не кажется?
        - Нет, - отрезал отец, - мне так не кажется. Всё зависит от человека.
        - Ты что же, - подала Вера голос, - призналась, чья ты сестра?
        - Нет, - поспешно ответила я. - Просто расспрашивала о Григории и осторожно задала несколько вопросов.
        Отец тяжело мотнул головой, затем поднялся из-за стола. Проговорил будто в пустоту:
        - Не нравится мне это.
        Я посмотрела ему вслед, когда он вышел из кухни, а когда повернула голову и встретила взгляд мачехи, та мне негромко сказала:
        - Пусть всё останется так. Тебе ведь нечего ему сказать?
        - Нечего, - подтвердила я. Мои губы дёрнулись в печальной улыбке. - По крайней мере, ничего хорошего.
        Вера вздохнула, затем кивнула. А когда встала, похлопала меня по плечу тёплой рукой.
        Из дома отца я поспешила уйти. Папе необходимо было успокоиться, побыть в тишине, в кругу семьи, а когда я была рядом, у меня складывалось впечатление, что он без конца высматривает во мне фальшь. Так, в принципе, и было, я отцу соврала, но легче ему от моих признаний точно бы не стало. Этими мыслями я себя успокаивала и давила в себе чувство вины.
        Сев в автобус, я вдруг подумала, что совсем не хочу ехать домой. Точнее, не хочу ехать к подруге, мне тоже нужна была пауза. Успокоиться, сконцентрироваться, отпустить от себя разочарование отца, которое исходило от него волнами весь вечер. И я вышла через несколько остановок из автобуса, оказавшись в самом центре города. Немного прошлась, разглядывая светящиеся вывески, и наслаждаясь теплым осенним вечером, правда, в какой-то момент запахнула на груди кардиган, когда стало чуть прохладно. Я шла медленно, поглядывала по сторонам, на витрины и людей, и вместо сестры и всего, что было с ней связано, задумалась об Андрее. Мысли о нём принесли боль, в груди, на самом деле, возникла болезненная тяжесть, на какой-то момент мне показалось, что мне нечем дышать, захотелось плакать, и я задышала глубоко и неровно, стараясь прогнать отчаяние. Я вспоминала его, последние недели, что провела рядом с ним, а потом его сухой голос и недовольное выражение лица, когда он оставил меня перед калиткой родительского дома. Оставил и ушёл, понимая, что, скорее всего, мы с ним больше никогда не увидимся.
        Может быть, из-за этих самых воспоминаний, я и вошла в двери уже знакомого ресторанчика. Мы были здесь с Андреем, помню, как ужинали, разговаривали, пили кофе. И я сама себе казалась героиней какого-то фильма, наполненного талантливыми репликами и романтикой. Смотрела на него, слушала его глубокий голос, и думала о том, что со мной никогда ничего подобного не происходило. Я ни с кем не чувствовала себя столь взволнованной, возбуждённой и очарованной.
        - Вам принести меню? - спросил меня молоденький официант, проводив меня до столика.
        - Нет, спасибо. Если можно, кофе и пирожное.
        Паренёк кивнул, дежурно улыбнулся и отошёл. А я посмотрела за окно, по вечернему городу праздно прогуливались люди, не смотря на подпортившуюся к концу дня погоду. Зато в зале ресторана было тепло, уютно, вкусно пахло свежей выпечкой. Половина из столов была занята, но гомона голосов слышно не было, все спокойно ужинали под тихую, умиротворённую музыку. Почему-то раньше мне не приходило в голову зайти в какой-нибудь ресторанчик в одиночестве, чтобы выпить кофе. Чтобы порадовать себя пирожным. Мне казалось странным появиться в приличном заведении одной, чтобы на меня не дай бог, не взглянули с жалостью, как на одинокую и скучную девицу. Мне казалось, что непременно так все присутствующие и подумают, что подобное неуместно, но сегодня мне стало всё равно. Я удобно расположилась на мягком диванчике, буквально утонула в пухлых подушках, пила кофе и ела любимое бисквитное пирожное. А ещё смотрела в окно, а не на людей.
        Потом у меня зазвонил телефон. Я чертыхнулась сквозь зубы, не желала в этот момент ни с кем разговаривать, но за смартфоном в сумку всё равно полезла. Номер, с которого звонили, оказался незнакомым. У меня возникла мысль отклонить звонок, но почему-то я этого не сделала. Вызов приняла и поднесла телефон к уху.
        - Я слушаю.
        - Привет, - сказал женский голос. Причём голос было настолько ровным, без всякой нотки эмоциональности, словно только за этот день мы поговорили не единожды. Я машинально ответила:
        - Привет.
        Конечно же, я её не узнала. Я не узнала этот голос в трубке, у меня не ёкнуло сердце, ничего в предчувствии не сжалось. Я сказала: «привет», и стала ждать, когда мне пояснят, кто же звонит.
        - Вика, это я, Оксана… То есть, Ксения.
        Мне потребовалась ещё секунда, прежде чем я до конца осознала, чей голос в трубке слышу. И вот тогда я выпрямилась, тогда я задохнулась, тогда я сжала в ладони до боли телефон. И, наверняка, со стороны люди могли заметить мои распахнувшиеся в изумлении глаза, приоткрывшийся рот… Я была уверена, что хватаю воздух, как выброшенная на берег рыба, хотя, в тот момент и не осознавала этого.
        И всё, что смогла из себя выдавить, все слова, это было:
        - Это, правда, ты?
        - Правда, я, - ответила моя сестра с тем же спокойствием.
        - Господи, Ксеня… - Я никак не могла справиться с эмоциями, отвернулась от чужих глаз к окну. - Где ты? Мы так тебя искали!..
        - Я знаю, - проговорила она. - Поэтому я тебе и звоню. Ты слишком большую работу проделала в моих поисках, сестрёнка.
        Я растерялась от её слов.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Бурную деятельность развила. - Она вдруг усмехнулась, и этот смешок я, без всяких сомнений, узнала, я его помнила. - Ты, похоже, стала настойчивой и упрямой. Да?
        - Где ты? - повторила я. И торопливо спросила: - С тобой всё хорошо?
        - Конечно, - вроде бы удивилась Ксения. - Со мной всё хорошо. Как может быть иначе?
        В моей груди всё разрастался и разрастался снежный ком, огромный и холодящий, потому что я уже примерно представляла, что услышу от сестры дальше. Я будто компьютерная программа считывала её интонации, её совсем не напускное спокойствие, и понимала, что мне фонтанировать восторгом и изумлением тоже не стоит. Ксения этого точно не ждет, по крайней мере, в этом не нуждается.
        - Ксюш, - начала я, буквально преодолевая себя, - родители… Они столько лет верят в то, что ты вернёшься… Они так тебя ждут.
        В телефоне повисла пауза. Какая-то по-особенному тяжёлая и зловещая. После чего Ксения сказала именно те слова, что я подсознательно от неё ожидала.
        - Мне жаль, - сказала она. - Мне жаль, что я причинила им боль, но так всем будет лучше, Вик. Поверь мне. Если бы я вернулась тогда, я свела бы с ума и себя, и их, и, наверное, тебя. А сейчас уже поздно. Не нужно им знать о моём звонке. И я тебя прошу… - Снова короткая пауза и продолжение: - Я тебя прошу, сестрёнка, не лезь ты больше со своими вопросами и розысками. Перестань играть в детектива. Это уже никому не нужно.
        - Что значит, не нужно? - От вспыхнувшего возмущения я невольно повысила голос. - Ты хоть знаешь, что мама с папой развелись после твоего исчезновения? Ты знаешь, что мама практически помешалась на тебе и твоих поисках? Ты хоть знаешь, что папа до сих пор сам не свой только при упоминании твоего имени?
        В ответ на моё возмущение и почти что вырвавшийся крик, голос Ксении тоже изменился, он окреп и пропитался откровенным недовольством.
        - Я сказала тебе то, что есть. Надеюсь, ты меня услышала. Тебя, кстати, уже попросили!..
        - О чём попросили? - переспросила я.
        - Никуда не лезть, - был дан мне чёткий ответ. - Вот и не лезь. У нас у всех давным-давно своя жизнь. - Ещё одна пауза, вздох, затем Ксения чуть мягче продолжила: - Вика, пусть всё останется так, как есть. Надеюсь, у тебя всё в жизни сложится. Будь счастлива, сестрёнка. Рада была тебя услышать! - выдали мне напоследок бодрое пожелание, и я поняла, что Ксеня вот-вот повесит трубку и возмущённо выдохнула:
        - Не смей, не смей отключаться! Ксюша! - На момент произнесения её имени в телефоне уже звучала мёртвая тишина. Я принялась набирать её номер вновь, но мне тут же сообщили, что абонент находится вне зоны действия сети. Подозреваю, что это не изменится ни завтра, ни через неделю, ни ещё когда-либо. Телефонный номер попросту перестанет быть активным.
        Но как же я была зла! Господи, мне казалось, что я кипела изнутри! А ведь в течение десяти лет была уверена, что моей радости не будет предела, если когда-нибудь случится чудо, и я услышу голос сестры в трубке. Чудо случилось, а я была переполнена негодованием. Причём, праведным.
        Вот и закончились десятилетние поиски, и, кажется, что закончилось всё благополучно. Моя сестра жива, здорова, и, судя по всему, вполне довольна своей жизнью. С ней не случилось ничего ужасного, как мы с родителями боялись. Но почему-то от этой информации совершенно не легче. Я продолжала сидеть за столиком в ресторане, смотреть на тёмную улицу за окном и нервно комкать в руке салфетку, одну за одной. На столе скопилось уже несколько плотных, бумажных шариков. А я понимала, что мне нечем дышать. Все мои действия в отношении её поисков, все надежды, вдруг превратились в пустоту. А себя я чувствовала обманутой… Даже не так. Преданной.
        До дома я доехала на такси. Покинула ресторан, когда поняла, что даже официанты посматривают на меня с непониманием и тревогой. Я ничего больше не заказывала, зато уничтожала салфетки. Им явно это не нравилось. Я расплатилась, вызвала такси и отправилась к Жанкиному дому. Вышла из автомобиля у подъезда и присела на лавку. Через какое-то время Жанна вышла из подъезда, видимо, приметила меня в окно, остановилась рядом и принялась меня разглядывать. Затем осторожно поинтересовалась:
        - Вик, ты чего?
        Я на подругу посмотрела, пожала плечами. К тому моменту злость и негодование ушли, осталось лишь непонимание и опустошение. Я всё пыталась понять, как же так… Как же так можно поступить, взять и бросить семью, всех близких людей и друзей, однажды выйти из дома и не вернуться.
        - Мне нужно поехать в Москву, - сказала я Жанке.
        Подружка нахмурилась, уперла руки в бока и переспросила:
        - Зачем это? К нему?
        Я перевела взгляд на Жанкино лицо, досадливо поморщилась.
        - Ты можешь думать о чём-нибудь другом?
        - Нет. А ты?
        - А я могу, - упрямо проговорила я.
        К подъезду очень вовремя подошёл Вовка с пакетом продуктов из соседнего супермаркета. Увидел нас и, конечно, остановился. Без всякого стеснения, будто мы до сих пор все были лучшими друзьями, деловито поинтересовался:
        - Что обсуждаем?
        Я на бывшего возлюбленного глянула и отвернулась, а Жанка тут же приняла воинственную позу. И с вызовом поинтересовалась:
        - А тебе какое дело? Ты шёл и иди дальше, со своей курицей!
        - С какой курицей? - немного обалдел Вовка.
        - С замороженной, - ответила Жанна, кивнул на пакет в его руках.
        - А-а, - несколько успокоено протянул Вовка, а сам всё на меня поглядывал. - Вик, тебе точно ничего не нужно?
        Я головой качнула. Вовка сделал пару шагов к подъезду, но уходить не спешил. Стоял и грел уши. Правда, мы с Жанкой пока молчали, но он медлил, чтобы услышать наш разговор, без сомнения. Подруга, в конце концов, не выдержала, приблизилась ко мне немного и гневным шёпотом заговорила:
        - Не пущу я тебя ни в какую Москву. Тем более, одну. Я по твоему лицу вижу, что всё плохо.
        - Она там, - проговорила я негромко. - Я это чувствую.
        - Кто?
        Я на подругу посмотрела.
        - Ксеня. Она в Москве. - Я усмехнулась, глядя в одну точку.
        - С чего ты взяла?
        Я на Жанку посмотрела и сказала:
        - Она мне звонила.
        Подруга буквально открыла рот от удивления.
        - Твоя сестра? Тебе звонила твоя сестра? Живая?
        - Ни фига себе, - послышалось совсем рядом.
        Я кинула взгляд в сторону и поняла, что Вовка совсем рядом со мной, сидит на корточках и внимательно меня слушает. Я от неожиданности такого его близкого присутствия, даже сдвинулась на лавке чуть в сторону. А он ещё и бесцеремонно полез ко мне с вопросами.
        - Что, взяла и позвонила? Через столько лет?
        - Думаю, я была где-то совсем рядом с ней, - проговорила я. - Совсем рядом.
        - Подожди. - Жанка в порыве эмоций взмахнула рукой. - Скажи толком, что она тебе сказала? Привет, как дела, я там-то там-то!..
        - Она попросила её больше не искать. Что у неё всё хорошо, а я лезу, куда не просят.
        Жанка приоткрыла рот, переглянулась с Вовкой, а тот поначалу удивлённо вздёрнул брови, после чего громко хмыкнул.
        - Вот и приплыли, - проговорил он.
        - Как же так, Вика?
        - А вот так! - выдохнула я, снова ощутив небывалое возмущение. - По всей видимости, вот так!
        - А как же твои родители? Ты её спросила?
        - Очень хочу спросить, - ответила я. - Поэтому мне нужно в Москву.
        - И к кому ты там отправишься? Куда пойдёшь?
        Я с лавки поднялась, посмотрела на подругу, посмотрела на Вовку и спокойно ответила:
        - К тому, кто просил меня не лезть не в своё дело и уехать. Думаю, именно ему есть, что мне рассказать.
        ГЛАВА 16
        Сказать легко, а вот как осуществить задуманное?
        Жанка никак не соглашалась отпустить меня одну в Москву. Смешно, но Вовка ей вторил и даже вызывался поехать вместе со мной. Убеждал, что мне необходима мужская помощь и поддержка. Я по этому поводу промолчала, а вот подружка после этих слов, кинула на Вовку столь уничижительный взгляд, что бывшему стало заметно не по себе. Вовка крякнул, вздохнул, поморщился, но вместо того, чтобы отступить и не лезть с глупыми предложениями, начал меня убеждать, что он мне нужен. Представляете? Он мне нужен! В данный момент мне не хотелось с ним спорить, не хотелось выяснять отношения, я старалась не обращать на Вовку с его желанием оказать мне всяческую помощь и поддержку, внимания. С особенной старательностью проигнорировала его предложение пойти ночевать домой. Он так и сказал: «Домой», а меня это вдруг царапнуло, и я поняла, что с улицы пора уходить.
        - Иди уже сам домой, - посоветовала давнему соседу Жанна, отодвигая того плечом от подъездной двери. - Без тебя разберёмся.
        А стоило нам с ней войти в квартиру и отгородиться от Вовкиного присутствия, Жанка решительно заявила:
        - Я поеду с тобой.
        - Не нужно.
        - Как это? А вдруг ты тоже пропадёшь? Ты с ума сошла?
        - Никуда я не пропаду, - сказала я и расстроено улыбнулась. - Ты разве не поняла? - Я обернулась и на подругу посмотрела, со значением и печалью. - Никто никуда не пропадал.
        Осознание этого мучило меня больше всего. Я всё могла понять, даже взбалмошный характер сестры и её глупые поступки, но столь глобальное равнодушие к чувствам близких людей… В моём сознании это не укладывалось. И с каждой минутой во мне лишь крепло желание добраться до Ксюши, чтобы посмотреть ей в глаза. Хотя бы так. Я не знала, что я ей скажу, найдутся ли у меня, вообще, слова, возможно, я лишусь дара речи, когда увижу её, но посмотреть старшей сестре в глаза мне очень хотелось.
        Чтобы избавить Жанну и Вовку от споров по поводу того, кто отправится со мной в столицу, я решила встать пораньше и уйти тихо, по-английски. Проснулась в пять утра, даже не стала кофе пить, взяла сумку, что на скорую руку собрала ещё с вечера, пока Жанна не видела, и из квартиры вышла, решив, что позднее отправлю подруге сообщение. Так куда лучше, чем выслушивать её возмущение с утра раннего.
        И вот я еду обратно в Москву. Всего несколько дней спустя. Сижу в кресле фирменного вагона поезда, пью кофе и думаю, думаю, думаю… Сама толком не понимая, о чём. Наверное, мне нужно было разработать план, решить, куда и к кому я отправлюсь в первую очередь, а я раз за разом прокручивала в голове возможные варианты встречи с сестрой. Как мы встретимся, что скажем друг другу, как она выглядит спустя десять лет. Я помнила её яркой, беззаботной, немного сумасшедшей, у Ксении в гардеробе был десяток коротких юбок, а обувь вся без исключения на высоком каблуке. Она много смеялась, улыбалась, но вдруг могла начать грустить, никогда не стеснялась проявлять свои эмоции. Другой я сестру не представляла.
        Оказавшись на вокзале, я немного растерялась. Зашла в кафе, и пока завтракала, пыталась понять, как мне лучше поступить. Мелькнула мысль позвонить Андрею, объяснить ему ситуацию и, наверное, понадеяться на его помощь. Вот только вряд ли он кинется ко мне на эту самую помощь, не захочется ему быть героем, как только он узнает, к кому перво-наперво я хочу отправиться за разъяснениями. Куда проще действовать напрямую, в обход Андрея, с его гипертрофированным отношением к семейным ценностям и отцовскому мнению.
        Странно, но Гришка будто бы и не удивился моему звонку. И голос его звучал вполне дружелюбно, он даже поинтересовался, как у меня дела, и как погода у нас в городе.
        - Мы живём в двухстах километрах друг от друга, - сказала я ему. - Погода отличается мало. - И тут же решила перейти к тем вопросам, что интересовали меня. - Мне нужно с тобой встретиться.
        - Ты этого хочешь? - глупо переспросил он, а мне захотелось добраться до него и от души треснуть.
        - У меня есть к тебе разговор.
        Григорий вздохнул в трубку.
        - Опять про Ксюху?
        - Ты против?
        - Вика, мы же говорили об этом. Мне больше нечего тебе сказать.
        - Зато мне есть, что сказать. Куда мне подъехать?
        - В смысле? - растерялся он. - Ты в Москве?
        - Да.
        - А Андрюха в курсе?
        - А что, он против того, чтобы находиться со мной на территории десятимиллионного города?
        - Насчёт этого я не в курсе, но он злится и не в духе.
        - Надо же. У нас с ним схожее настроение. Я тоже злюсь, на него в том числе, и я не в духе. Так куда мне подъехать?
        Видимо, своим напором я произвела на Гришку впечатление. А ещё насторожила, да настолько, что он согласился сам приехать за мной, куда я скажу. Удивляться тому, что ближе к полудню Григорий Веклер ничем не занят и даже не находится на работе, я не стала. Спустя сорок минут он подъехал на стоянку вокзала, я села в его автомобиль, и первое о чём спросила:
        - Кому ты рассказал о моём приезде?
        Гришка повернулся ко мне, взглянул невинным взглядом с искренним изумлением, и гордо отказался от всех моих подозрений.
        - Никому. Зачем?
        Я склонила голову, глянула на него с насмешкой.
        - Что, даже Свете не рассказал?
        - С ума сошла? Думаешь, она бы меня к тебе отпустила?
        - И то правда, - вздохнула я.
        - Так что, куда тебя везти? - Гришка выдал горделивую усмешку. - Я сегодня готов поработать твоим водителем.
        Я потянулась за ремнем безопасности, а Гришке, абсолютно спокойным тоном, сказала:
        - Отвези меня к Ксюше.
        На какое-то мгновение его руки замерли на руле. Затем он на меня посмотрел, а я в этот момент очень внимательно смотрела на него, наблюдала за его реакцией. Если честно, какого-то всплеска эмоций, возмущения или опасения не заметила, одно сплошное непонимание. Гришка лишь укорил меня:
        - Ты опять за своё?
        Я отвернулась от него и вздохнула.
        - Тогда отвези меня туда, где можно поговорить. Я расскажу тебе кое-что интересное.
        Хоть я и посулила ему интересные новости, между прочим, о Ксении, Гришку больше увлекало другое. Мы помолчали, он рулил, на меня поглядывал, и моё молчание его чем-то забавляло. В конце концов, он спросил:
        - Почему ты ничего не спрашиваешь об Андрее?
        Я упрямо смотрела в сторону.
        - А что, надо спрашивать?
        Он пожал плечами.
        - Мне показалось, что ты влюбилась в моего братца.
        - Какая теперь разница? Наши семьи друг друга не терпят.
        Гришка рассмеялся.
        - Где-то это уже было. «Две равно уважаемых семьи в Вероне, где встречают нас событья, ведут междоусобные бои и не хотят унять кровопролитья», - громогласно процитировал он, а я в ответ поморщилась.
        - Не думаю, что у нас всё настолько глобально. Лишь бы друг друга не видеть.
        - «Друг друга любят дети главарей, но им судьба подстраивает козни», - никак не мог уняться Григорий, мне даже пришлось пихнуть его в плечо.
        - Хватит, - попросила я.
        - Перестань, Вика, - в ответ попросил Гришка. - Вот посмотришь, Андрей успокоится. Просто родители его накрутили своими переживаниями и беспокойствами.
        - Да какая разница, успокоится он или нет, - развела я руками, - прежних отношений уже не будет.
        - Значит, будут другие, - пожал Григорий плечами. - По-моему, вы все любите усложнять. Нужно проще относиться к жизни.
        - Как ты?
        - Хотя бы. Иначе заработаешь инфаркт, геморрой, ещё какую-нибудь неприятную болячку, а пожить так и не успеешь.
        - Да ты философ, - решила удивиться я.
        Гриша снова рассмеялся. Кокетливо откинул голову назад, как в старой рекламе шампуня.
        - Да, я такой.
        - Куда ты меня везёшь? - спросила я, когда поняла, что за смешливым разговором начала терять бдительность.
        - Куда-то, - отозвался Григорий, крутя руль. Кинул на меня хитрый взгляд. - А если бы я, на самом деле, отвёз тебя к Ксюхе, ты бы сказала мне спасибо?
        - А ты отвезёшь?
        Он смотрел на дорогу, а сам качнул головой.
        - Нет. Потому что понятия не имею, о чём ты мне толкуешь.
        - Конечно, - негромко проговорила я, отворачиваясь к окну. Я, как ни старалась, не улавливала фальшивых ноток в его голосе, но подсознание мне твердило, что нужно быть последней дурой, чтобы верить на слово Григорию Веклеру. Он же врёт, как дышит. Но при этом, он был первым, кому я позвонила. Странно.
        - Она мне звонила, Гриш, - сказала я ему, когда мы остановились у какого-то парка и вышли из машины. На территории парка было озеро, в нём плавали утки, и люди кормили их, кидая кусочки хлеба в воду. Мы с Гришкой в молчании прошлись по аллее, дошли до этого самого озера и остановились, наблюдая. Тогда-то я и сказала ему то, что сказала.
        Гришка на меня посмотрел, кстати, без того изумления в глазах, что я видела вечером у Жанны и Вовки. Гриша же сим фактом удивлён не был. Только кивнул и сказал:
        - Хорошо.
        Удивляться и изумляться пришлось мне.
        - Хорошо? - переспросила я. - И это всё, что ты можешь мне сказать?
        - А что мне тебе сказать, Вика? В отличие от тебя и твоих родителей, я никогда не думал, что Ксюха мертва. Да, прошло много лет с нашей с ней последней встречи, но мне в голову не приходило, что с ней что-то случилось.
        - Просто тебя это не заботило!
        - И это тоже, - согласился он. - Признаться, я был уверен, что она вернулась домой.
        Я нервно прошагала по дорожке туда и обратно. Гришка за мной наблюдал.
        - Снова будешь мне говорить, что я во всём виноват?
        - Я уже в этом не уверена, - призналась я. А я Гришка возвёл глаза к безоблачному небу.
        - Слава Богу. Неприятно, когда все шишки валятся тебе на голову.
        - Все твои шишки валились на тебя заслужено, - не уступила я ему.
        - Возможно, - не стал он спорить. - Но сейчас я скучный, женатый мужик.
        Я остановилась перед Григорием, посмотрела ему в лицо.
        - Гриш, - словно взывая к нему, проговорила я. Он тут же отозвался:
        - Что?
        - Ты же не будешь мне говорить, что всё это одна большая случайность.
        - Что именно?
        - То, что Ксюша позвонила мне через день после того, как я вернулась из Москвы. Через день после того, как я поговорила с твоей семьёй. Значит, кто-то ей об этом сообщил. Это ведь логично, тебе так не кажется?
        Я видела, как Гришкины глаза удивлённо распахнулись. Он даже рот приоткрыл, всерьёз призадумавшись над моими словами. А спустя несколько секунд выдохнул:
        - Бред какой-то. Ты что, хочешь сказать, что кто-то из моей семьи в курсе её местонахождения?
        - Я в этом уверена. И, если честно, я подозревала тебя.
        - То есть?
        Я пожала плечами.
        - Ну… Ты ведь до сих пор можешь с ней встречаться, снимать ей квартиру…
        Его брови сошлись на переносице.
        - Ерунда, Вика. У меня ни с одной женщиной не было таких длительных отношений. Кроме жены. Но на то она и жена, зачем мне любовница на десять лет?
        Отговорки были абсолютно глупыми, но я в них почему-то верила. Потому что от моих слов Гришка откровенно опешил и выглядел обескураженным.
        Я отступила на шаг и отвернулась, стала наблюдать за утками. Правда, Гришке сказала:
        - У вас была такая любовь…
        - У нас с Ксюхой была страсть, не путай, - поправил он меня. - А страсть всегда проходит, не может она десять лет длиться. Конечно, если бы она ко мне обратилась, на протяжении всех этих лет, не смотря на все её номера на моей свадьбе, я бы ей помог. Зла я не держу, в конце концов, во многом сам виноват. Но она не обратилась. Если хочешь, я тебе поклянусь.
        - Но она где-то здесь! - упорствовала я.
        - Может, это совпадение?
        Я покачала головой.
        - Нет. Она мне кое-что сказала, вскользь…
        - Что?
        - Что меня попросили уехать из Москвы по-хорошему, а я не послушала, стала докапываться до истины дальше.
        - А кто тебя попросил?
        Я с напряжением смотрела на воду, на рябь, что расходилась по ней от налетевшего ветра. Потом сказала:
        - Твой отец. И вот теперь я думаю, пытаюсь понять…
        - Отец? - выдохнул у меня над ухом Гришка. Наверное, в его жизни редко случались моменты, когда он терял чувство юмора, но вот снова наступил один из них. Потому что он уверенно выдохнул: - Ты сошла с ума.
        - Почему?
        - Да потому что! - Гришка не на шутку разгорячился. А на меня смотрел, как на сумасшедшую. Потом вдруг ухмыльнулся. - Ты что же думаешь, что отец столько лет следит за судьбой твоей сестры?
        В его тоне прозвучала откровенная насмешливость, но при этом и уверенность, что быть такого не может. И я, признаться, немного спасовала. Пожала плечами и отвернулась от него. А Гришка с прежним пылом продолжил:
        - Вика, понимаешь, это полный бред. Мой отец не настолько заботливый человек. Можешь мне поверить.
        - Правда? - решила удивиться я. - Андрей всегда говорит об отце только в положительном ключе. И, вообще, о вашей семье.
        Гриша всего на секунду, но замялся. Он смотрел на меня, и я отлично заметила эту заминку, в его глазах промелькнуло недовольство, он даже поморщился едва заметно. Отвернулся от меня и только сказал:
        - Андрей - идеалист, такой же, как мать.
        - А ты нет?
        - А я, наверное, в отца. Принимаю жизнь такой, какая она есть, и идеалов себе не придумываю, особенно в людях стараюсь их не видеть. Даже не разглядывать особо. А мама с Андреем всё строят воздушные замки.
        - Может, поэтому браку твоих родителей столько лет?
        - Скорее всего. Мама всегда закрывала глаза на его характер, на вспышки гнева, на необоснованные придирки. Мама всегда улыбается и говорит, что отец на то и отец, чтобы быть хозяином в доме. А мы, все остальные, лишь результат его жизненных стараний, кровь от крови его, и сами ещё ничего особо не добились в жизни, так что, должны прислушиваться к мнению родителя. - Григорий глянул на меня, со знакомой мне насмешливостью и сарказмом во взгляде. - Кстати, Андрей в глазах отца взрослый и успешный человек, братец смог своего добиться.
        - А ты?
        - А я давно смирился с тем, что я поломанный экземпляр, никогда никому ничего не докажу, да и доказывать ничего не хочу. Моя жизнь меня вполне устраивает.
        - Но при этом, ты отца защищаешь.
        - Я не защищаю, Вика. Я говорю тебе то, что есть. Отец никогда ничего не делает просто так, тем более по доброте душевной. Душевности в нём кот наплакал. И он не стал бы возиться с чужой, чокнутой девчонкой столько лет.
        - То есть, это совпадение?
        Гришка плечами пожал, было заметно, что снова призадумался. Но качнул головой и недоверчиво усмехнулся.
        - Не может такого быть. Не может просто потому, что не может. - Он ко мне повернулся. - Пойми, мой отец, при всей своей идеальной формуле семьи, дома бывал, по крайней мере, раньше, весьма нечасто. После того, как мы перебрались в Москву, денег стало куда больше, стабильности больше, а заказов у него значительно прибавилось. Не только у производства, но и у него лично. Наша мебельная фабрика поднималась именно на его имени и таланте, все это прекрасно знают, а уж папа понимает, как никто. И собой чрезмерно гордится. Он в течение многих лет жил между Москвой и Италией, даже домик себе там прикупил. Там работал, там перенимал опыт итальянских мастеров, делился своим. У него там свой круг общения, для жизни и работы. Тот же самый «охотничий домик», где его никто не трогает. Даже нас он к себе особо не приглашал. Он месяц там, неделю здесь. Только после введения санкций он перебрался обратно в Россию, и то, как я подозреваю, на время. Мама внушает и ему, и нам мысли о собравшейся, наконец, воедино семье, о том, что у них с отцом возраст, и настоящие супруги, близкие люди, обязательно состарятся
вместе, а я в это не верю. Ей этого хочется, мама на самом деле отца любит…
        - А он?
        - А он любит себя. И своё дело. Без сомнения, он фанат своего дела. А мама… мама идеальная жена, хозяйка дома, мать. Она воспитывает Соню и не лезет к занятому мужу. А Андрей ей всячески подыгрывает.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Ну, хотя бы эта его безумная идея вернуть родителей в город их молодости. Отстроить старый дом, возродить первое производство, мол, всё для отца, но, на самом деле, отец никогда туда не вернётся, и все об этом знают. Это с маминой подачи Андрей всё это делает. Для неё, а не для отца. Папа уедет обратно в Италию, как только обстоятельства изменятся достаточно для продолжения успешной работы и жизни там. А нам, судя по всему, будет присылать красочные открытки.
        - Думаешь, он бросит твою мать и Соню?
        - Это зависит от того, что ты имеешь в виду под словом «бросит». Он останется мужем и отцом, на бумаге, на телефоне, во время кратковременных появлений. Идеальная картинка жизни. Мама с Андреем прекрасно это понимают, но никак не могут смириться с правдой. Потому что их мироощущение рушится с каждым отцовским циничным высказыванием или поступком. Легче притвориться, что ничего не происходит.
        - А твой отец?
        - А мой отец, Вика, считает себя едва ли не совершенством. И уж точно не станет разговаривать о том, что он что-то в этой жизни сделал не так. Попробуй заикнуться об этом, и он подробно объяснит тебе то, что он куда умнее тебя, мудрее и полноценнее. И слушать нужно его, и принимать только его мнение.
        - Как я понимаю, ты не принимал и бунтовал.
        Гришка наклонился и оперся руками на парапет, тоже стал смотреть на воду. Затем сказал:
        - Я пытался, в своё время. Но понял, что ни сил, ни возможностей бороться с отцом, у меня нет. Нет столько огня, его таланта, его уверенности в себе. Я куда слабее. Я просто принял это и живу дальше. Так, как получается.
        - Всё это как-то несправедливо, - проговорила я в сторону.
        - Жизнь, вообще, штука не слишком справедливая. И всё, что я могу тебе сказать, точнее, повторить, так это то, что в моём отце человеколюбия нет ни на грош. И заниматься проблемами чужой девчонки он никогда бы не стал. Выброси это из головы.
        Я промолчала.
        К концу нашего с Гришкой разговора, я стала сомневаться в правильности своего решения приехать в Москву. После телефонного звонка Ксении, я не могла успокоиться, не смогла усидеть на месте, снова помчалась на поиски, переполненная всяческими теориями, мне казалось, что в этот раз я непременно доберусь до правды. Точнее, в этот раз я хотела добраться не до правды, я хотела добраться до Ксении. Вот только понятия не имела, что буду делать, если это случится.
        После разговора в парке, мы с Гришкой посидели в кафе, выпили кофе, но уже больше молчали. Каждый думал о своём, но мысли обоих, судя по выражению наших лиц, не радовали.
        - Что будешь делать? - спросил он.
        Я пожала плечами.
        - Поедешь домой?
        Я снова пожала плечами.
        - Я могу отвезти тебя в гостиницу. Или на вокзал.
        Я обдумывала, наверное, целую минуту. Потом, наконец, решила:
        - Я задержусь на один день. Или на два.
        Гришка усмехнулся.
        - Почему-то я в этом не сомневался. Следопыт.
        - Не смейся надо мной.
        - Да я не смеюсь… Наоборот. Преклоняюсь перед твоим упорством. Хотя… Не могу представить каково это, не знать, куда исчез твой родной человек.
        Я на Гришку глянула.
        - А для тебя Ксюша не была близким человеком?
        - Вика, мы с тобой уже говорили об этом. У нас с Ксюхой была страсть, были какие-то сумасшедшие отношения, не совсем здоровые. И я думаю, ты догадываешься, почему. Но собирался ли я связать с ней жизнь? Нет, не собирался.
        - А она с тобой собиралась, - не удержалась от укора я.
        Гриша фыркнул.
        - Глупости. У Ксюхи просто самолюбие играло. Она знала, что мне не будет ни с кем так круто, как с ней. И не понимала, как я могу от этого отказаться.
        - Она была права?
        - Наверное. Но гореть всю жизнь нельзя. Да у нас бы и не получилось гореть. Наши с ней отношения могли пойти лишь двумя путями. Мы либо вместе пропали бы, не справившись с зависимостью, либо вышли бы из того ступора, в котором оказались, вместе, но ничего хорошего бы все равно не получилось. Со временем мы бы оба повзрослели, успокоились, страсть бы без наркотиков, алкоголя и веселья быстро растаяла. И было бы куда обиднее.
        - Тогда зачем?.. - не удержалась я от вопроса. - Зачем всё это было?
        Он взглянул на меня открытым, чуть снисходительным взглядом.
        - То, что ты не понимаешь, это здорово, - проговорил Гриша. - Ты даже не осознаешь, насколько это здорово, что ты никогда с этим не соприкасалась. А я… мы с Ксюхой оказались слабее. Наверное. Но в то время нам, на самом деле, нравился такой образ жизни. Мы притворялись с ней свободными, развесёлыми, делали вид, что нас не заботит чужое мнение. А наркотики такая вещь, что на краю оказываешься совершенно незаметно. Вроде бы ещё вчера ты был уверен, что всё контролируешь, а завтра уже готов умереть за новую дозу. Наверное, это моя вина, что Ксюха вляпалась во всё это. За это я себя на самом деле виню. Но с её характером… - Он усмехнулся. - Безумно жадным до ощущений, мне, кажется, она и без меня бы справилась.
        - Но ты же смог через это перешагнуть, жить без наркотиков? - осторожно поинтересовалась я.
        Гришка отвернулся от меня, головой качнул. Не отрицал и не соглашался, это было какое-то неосознанное движение.
        - Смог ли? - проговорил он в задумчивости. Вздохнул. - Скорее, я попросту испугался. Потому что превратиться в мерзкую тень вдруг показалось мне отвратным. Я и без того всегда был тенью. Отца, Андрюхи. Меня никто никогда не воспринимал всерьёз, ничего хорошего от меня не ждал. Мне захотелось это изменить, хотя бы попробовать. - Гриша на меня посмотрел и выдал бодрую улыбку. - И я женился на Светке.
        Я кинула на Гришку испытывающий взгляд, если честно, в этот момент попыталась восстановить в памяти его образ, десятилетней давности. И то, что я видела сейчас, с теми воспоминаниями никак не вязалось. В памяти был мальчик, весельчак и задира, а сейчас передо мной сидел мужчина, насмешливый и циничный, но несколько неповоротливый. Гришка и выглядел именно таким - неповоротливым, чуть ленивым и равнодушным.
        - Ты доволен тем, как сложилась твоя жизнь? - не удержалась я от вопроса. А он неожиданно улыбнулся.
        - Как ни странно, но да. Мне с юности казалось, что мне не хватит времени пожить так, как хочу, покуролесить вволю, и я торопился всё успеть, всё попробовать. А потом всё само прошло. Теперь у меня семья. Своя семья, понимаешь, без родителей, которых вечно надо слушать и поступать, как они считают правильным. Я не сразу, но повзрослел, и научился этим наслаждаться. - Гриша ухмыльнулся. - Хотя, я отлично понимаю, что я чертова заноза в заднице, и всё делаю шиворот-навыворот.
        - Зато жена тебя любит.
        - Это да. - Он вздохнул, подумал о чём-то и сказал: - Это приятно, когда тебя любят.
        Думаю, Света, окажись она сейчас рядом с нами, этим словам мужа не порадовалась бы. Ей бы, как любой женщине, хотелось бы услышать о том, что муж тоже её любит, считает самой лучшей женщиной на свете. Хотя, возможно, Гриша именно так и считает. Лучшей, необходимой ему, нужной, но ведь это не всегда означает любовь, правда? Или означает, просто люди не отдают себе в этом отчёта.
        Гриша, как и обещал, отвёз меня в гостиницу. В небольшую, но вполне приличную. Даже сделал попытку оплатить моё проживание, но я это пресекла на корню, хотя, поблагодарила. Надо сказать, что Григорий Веклер в последнее время сильно удивлял меня своим поведением и отношением, не только ко мне, но и к жизни. Я привыкла думать о нём, как о беспринципном смутьяне, родители давным-давно меня настроили на эту волну, да и то, что я о Грише помнила, баллов ему не добавляло, но он оказался нормальным человеком, правда, мало задумывающимся о приличиях. И даже в общении, не смотря на его неизменный сарказм и неутихающий цинизм, был (а может, стал, повзрослев) вполне положительным персонажем. С ним, без сомнения, можно было дружить.
        Заселившись в номер со своим минимумом вещей, и оставшись одна, я поневоле задумалась о том, что Гришка сейчас предпримет. Наверное, по-сыновьи правильным было бы отправиться к родителям и предупредить их о том, что я вернулась, с намерением продолжать копать. Возможно, даже рассказать о звонке Ксении, о моих невероятных предположениях. Но… Как ни пыталась я представить этот его разговор с родителями, так и не смогла. Андрея на его месте представляла запросто, его серьёзный вид, тон, желание оградить семью от внешнего вмешательства, а вот Гришка… ему, наверное, этой самой серьёзности и не хватает. Он предпочитает оставлять людям право решать их проблемы самостоятельно. Трусость это, эгоизм или всё-таки здравомыслие, которого многим из нас не достаёт?
        Ближе к вечеру я гостиницу покинула, устав от мыслей, неустанно роившихся у меня в голове. Жанна, позвонившая, чтобы узнать, как у меня дела и, конечно, отругать за раннее утреннее бегство, именно так мне и сказала. Что я слишком много думаю. Нужно расслабиться, хотя бы ненадолго. Вот я и решила последовать её совету, из гостиницы ушла, решив где-нибудь поужинать и немного прогуляться. На улице лениво накрапывал дождик, но было достаточно тепло. Зато темнело всё раньше, казалось бы, с каждым днём. Лето прошло, и осень вступала в свои права. Я открыла зонт и неспешно направилась в сторону проспекта, с его шумом, многолюдностью, витринами магазинов и маленькими ресторанчиками. Самое то, чтобы отвлечься. Прогуляюсь немного, а затем спрячусь от непогоды в заведении, которое приглянется мне больше всего. Всё-таки, что ни говори, а осознание того, что у тебя есть средства для того, чтобы поужинать где-то, не задумываясь о деньгах, весьма приятно. Надолго, конечно, заработанных у Веклеров денег мне не хватит, мне необходимо будет срочно подыскать себе съемное жильё по возвращении, но именно в эту минуту
я чувствовала ту самую уверенность в завтрашнем дне. И это чувство очень не хотелось отпускать. Внутренне понимала, что мне необходимы перемены, и дело даже не в деньгах. Мне хотелось развиваться, куда-то двигаться, я ведь очень долго топталась на месте, в кругу бесконечных проблем, которые затягивали и затягивали меня в водоворот безнадёжности. И это ощущение, на самом деле, сводило меня с ума, заставляло чувствовать себя неудачницей.
        Я шла по улице, посматривала по сторонам. А, может, мне и, правда, рискнуть, и перебраться в Москву? Как ни крути, а перспектив тут куда больше. Конечно, наверняка, будет трудно, будет страшно, но, если честно, при одной мысли о том, что в следующий понедельник мне предстоит вернуться на прежнее место работы, и моя жизнь тут же - моментально! - вернётся в прежнее русло с пробуксовкой, пугало меня куда сильнее.
        Родители, скорее всего, не обрадуются, если я решусь уехать от них в другой город. Да и Жанна тоже…
        Прогулка и неспешный ужин заняли у меня пару часов. Дождь разошёлся, и гулять стало неприятно. Я перешагивала через лужи на асфальте и спешила обратно к гостинице. Мои замшевые ботильоны совершенно не предназначены для прогулок под дождём. Я шла и то и дело бросала обеспокоенные взгляды на потемневшие носа обуви. Нырнула под козырёк на крыльце гостиницы, закрыла зонт и встряхнула его несколько раз.
        - Вика.
        Я обернулась, почувствовав, как от неожиданности у меня подскочило сердце. Услышала этот голос, и тут же задохнулась. Андрей вышел из своей машины, что была припаркована совсем рядом с крыльцом, а я её даже не заметила из-за дождя. Он вышел и широким шагом направился ко мне. То есть, я, конечно же, так для себя это охарактеризовала, что он направился ко мне, а, на самом деле, он поспешил укрыться от дождя под тем же козырьком. Перепрыгнул через две ступеньки и оказался рядом со мной. Мы застыли с ним друг перед другом, и я, как влюблённая девчонка, никак не могла оторвать от него глаз. Головой всё это понимала, даже мысленно обозвала себя дурочкой, но глаз отвести не могла. Сердце сильно колотилось, у меня от волнения пересохло во рту, я на Андрея смотрела и думала о том, что вот, не сбылось, и из-за этого жутко обидно. Уезжая из Москвы несколько дней назад, я была уверена, что мы с ним больше не увидимся никогда. Что не представится возможности, что он не захочет, что запомнит меня, как обманщицу и аферистку, и я всеми силами пыталась запечатлеть в памяти его образ, голос, запах. Понимала, что
это ненадолго, что воспоминания со временем сотрутся, без сомнения, и от этого было по-особенному горько. Но мы снова встретились, стоим и смотрим друг на друга.
        - Привет, - сказал Андрей.
        Я моргнула, туман перед глазами стал понемногу рассеиваться. Ответила негромко:
        - Привет. - Попыталась угадать, хотя, что тут можно было угадывать? - Тебе Гриша рассказал, что я здесь?
        Андрей кивнул.
        - Гришка рассказал. И ещё кое-что рассказал. Так что, думаю, нам есть, что обсудить.
        - Обсудить? - удивилась я. - А что тут обсуждать?
        - Давай поднимемся в номер.
        Сказать по правде, эта идея мне к душе не пришлась. Просто потому, что я и на улице-то себя рядом с Андреем чувствовала скованно, а уж когда мы окажемся в однокомнатном номере, вовсе станет не по себе. Судя по его решительному настрою, он не соскучился и не воспылал ко мне нежными чувствами после разлуки. У него появились ко мне определённые вопросы, и он хочет найти ответы на них. Всё равно каким путем.
        Прежде чем я успела возразить, Андрей взял меня за локоть, и мы прошли через стеклянные двери в холл гостиницы. Я заметила, что девушка на респшене подняла на нас глаза, без сомнения заметила, что меня крепко держат за руку, не самым дружелюбным образом, надо сказать, но меня она будто и не видела, посмотрела сквозь, а вот Андрею Романовичу дружелюбно кивнула. Судя по всему, в ожидании меня, он успел зайти на ресепшен и навести мосты. Да такие крепкие, что сотрудницу отеля совершенно не волнует то, что меня ведут в гостиничный номер едва ли не силой. Она этого будто и не видит.
        - Какой этаж? - спросил у меня Андрей.
        - Второй.
        - Пойдём по лестнице.
        Мы свернули от лифта к лестнице. Я шла впереди, а он следом за мной. И, кажется, сверлил мне затылок взглядом.
        - Что ты хочешь? - поинтересовалась я у него, когда мы вошли в номер. Комната была совсем небольшая, вмещающая самый минимум мебели, развернуться было негде, и чтобы не стоять у подножия кровати, я решила сесть на пуфик у окна. Села и независимо вздёрнула подбородок.
        Андрей окинул номер взглядом, затем вдруг вздохнул и упер руки в бока. А на меня взглянул так, будто я доставляла ему жуткие неудобства. Будто я, своим появлением в очередной раз, отвлекала его от каких-то важных дел. Безусловно, мне стало обидно. Я смотрела на него, но тоже пыталась казаться отстранённой и чужой, не хотелось давать ему ни одного шанса понять, что его отношение меня задевает. Я старалась вести себя так, словно мы расстались с ним давным-давно, а не три дня назад. Старалась показать, что мне не больно, не обидно, что мне всё равно.
        Наверное, я очень усердно хмурилась и поджимала губы, потому что Андрей вдруг сказал:
        - Вика, прекрати.
        - Что?
        - Прекрати так настойчиво меня ненавидеть.
        - Я тебя не ненавижу, - воспротивилась я. И даже плечами пожала. - Мне, вообще, не до тебя.
        - Замечательно, - проговорил он. Сделал пару шагов вперёд. В общем-то, через пару его шагов номер в ширину как бы заканчивался, и Андрей вновь отступил. Снова недовольно огляделся и тогда уже сел на кровать, не придумав ничего лучшего. На меня посмотрел. - Зачем ты снова всё ворошишь?
        Я в растерянности моргнула. Такого вопроса я, честно, не ожидала.
        - Что значит, зачем? Тебе что, Гриша не рассказал, что случилось?
        Андрей досадливо поморщился.
        - Рассказал. Но я не понимаю, что ты собираешься снова здесь искать? А, главное, зачем.
        - Я отвечу тебе на этот вопрос, - возмутилась я, причем возмутилась от всей души. - Я тебе отвечу, - повторила я нетерпеливо, - раз ты не понимаешь, что такое потерять сестру. Или брата.
        - Я понимаю, - сказал он и тут же добавил: - стараюсь, по крайней мере, понять, поставить себя на твоё место и на место твоих родителей. Понимаю, что это безумно трудно было пережить. Но она же объявилась, живая и, как подозреваю, здоровая.
        - Она где-то здесь, Андрей!
        - Это твои безосновательные подозрения! - оборвал он меня. - Которые ты опять же пытаешься вменить в вину моей семье.
        Я отвернулась от него, обидно было невероятно. Но, наверное, со стороны так и казалось, что из-за этой самой обиды, я никак не могу заставить себя оставить в покое семью Веклер. Лезу и лезу к ним, в чём-то обвиняя.
        - Зачем ты приехал? - спросила я у него. - Припугнуть меня?
        - Не говори глупостей. - Андрей взглянул на меня печально. - Разве я когда-то пытался тебя припугнуть или обидеть? Я лишь хочу, чтобы эта история перестала отравлять нам всем жизнь.
        - Тогда ты зря переживаешь. И приехал ко мне тоже зря. Как я понимаю, никто из вас мне помогать не собирается. Что ж, тогда я ещё денёк бестолково покручусь в Москве и уеду. Никакого урона твоей семье не нанесу.
        Андрей помолчал, приглядывался ко мне.
        - И что, уедешь домой и продолжишь мучиться подозрениями и догадками? Сколько лет на этот раз?
        - Какая тебе разница?
        - Вика, не будь такой.
        - Это ты не будь таким! - разозлилась я. - Это ты упорствуешь, это ты не готов даже задуматься над тем, сколько странностей вокруг Ксениного звонка. Ты считаешь, что тебе нужно оберегать свою семью. А ты не задумался о том, от чего ты её оберегаешь?
        Андрей меня выслушал, причём, выслушал с недовольным лицом, затем вздохнул, уперся локтями в колени и опустил голову. Задумался о чём-то, но интуиция мне подсказывала, что думает он не о моих словах, а о том, как устал меня сдерживать и успокаивать. И за что ему всё это. За какие грехи я навязалась на его голову?
        Прошла, наверное, целая минута, Андрей голову поднял и посмотрел на меня.
        - Что ты собираешься делать?
        Я немного растерялась. Вся загвоздка была в том, что я понятия не имела, что я собираюсь делать. Я помедлила, затем осторожно проговорила:
        - Я хотела поговорить с твоим отцом.
        Он хмыкнул.
        - Серьёзно? Ты, на самом деле, веришь, что он станет с тобой говорить?
        - Если ему нечего скрывать…
        - Вика, отец и без того злится который день, так что, сомневаюсь, что он захочет снова с тобой разговаривать.
        - И тебе не кажется это странным?
        - Нет, солнышко, не кажется. Мне, к твоему сведению, эта история тоже здорово обрыдла и надоела. И я не понимаю, почему я об этом каждый день думаю.
        - А почему ты думаешь?
        - Вика, перестань цепляться к словам.
        Я устало откинулась на спинку кресла и на минутку прикрыла глаза. Почему-то не сомневалась, что Андрей в этот момент за мной наблюдает. Очень хотелось глаза приоткрыть, чтобы в этом удостовериться, но удержалась. Пусть думает, что мне всё равно. Мне, конечно, не всё равно, далеко не всё равно, и даже сейчас, за разговором о Ксении, я мучаю себя предположениями и догадками, чем Андрей занимался последние дни без меня, с кем проводил дни и вечера. Но мысли об этом были настолько неприятны, что куда проще было гнать их прочь, чем задать хоть один вопрос.
        Я ни о чём спрашивать не собираюсь, хотя, имя Анаисии вертится и вертится у меня в голове. Ревность, будто чёрную дыру в моей душе просверливает.
        - А что ты будешь делать, если найдёшь её? - вдруг спросил Андрей.
        Я открыла глаза и посмотрела на него, в некоторой растерянности. Ответила:
        - Поговорю.
        Он взглянул на меня с откровенным сожалением.
        - Ты же понимаешь, сейчас уже понимаешь, что тебе не понравится то, что ты услышишь.
        - Я всегда знала, что мне не понравится то, что я узнаю об исчезновении сестры. Но, знаешь, за последние сутки я поняла, что куда лучше злиться на неё живую, чем на мёртвую. Но я хочу знать, что же случилось, и почему она так поступила.
        - Ясно, - проговорил Андрей негромко. Затем добавил: - Я бы предпочёл, чтобы ты уехала домой.
        - В этом я как раз не сомневаюсь. - Я ему улыбнулась. - Это порадовало бы всех твоих родственников. - Мы встретились взглядами, и я добавила: - И тебя в особенности.
        - Почему в особенности?
        «Тебе же не до меня», подумалось мне, но вслух я ничего не сказала, лишь плечами пожала.
        Мы замолчали. Сидели друг напротив друга, временами встречались взглядами, я тут же отворачивалась. И молчали. В какой-то момент меня это стало здорово раздражать. Андрей ничего не говорил, лишь разглядывал меня и о чём-то думал. Наверное, о том, как скрутить меня покрепче и сунуть в первый отходящий поезд. Чтобы больше меня никогда не видеть.
        - Ты долго собираешься здесь сидеть? - поинтересовалась я у него, в какой-то момент не сдержавшись.
        Он смотрел на меня в упор, а после моего вопроса удивлённо вздёрнул брови.
        - Я тебя раздражаю?
        - Я устала.
        На губах Андрея мелькнула саркастическая улыбка.
        - Понятно. Ты меня выгоняешь.
        От его обвинительно-насмешливого тона мне стало немного неудобно.
        - Просто не понимаю, для чего ты тут сидишь, - пояснила я.
        - Боюсь, что, если уйду, ты наделаешь каких-нибудь глупостей.
        - Каких? - удивилась я. - И когда? Ночью?
        - От тебя можно ожидать чего угодно.
        - Мне такого ещё никто никогда не говорил, - честно призналась я. - Обычно меня называют скучной и предсказуемой.
        Андрей снова улыбнулся.
        - Ты не скучная и не предсказуемая.
        На его губах появилась та самая чувственная улыбка, которая когда-то заставила меня в него влюбиться, в одно мгновение, по щелчку пальцев. И наблюдать её сейчас было опасно, да и печально.
        - Спасибо, - сказала я ему. - Но тебе лучше уйти. Тебя, наверное, где-то ждут.
        - Ревнуешь?
        Я решительно поднялась с кресла и попросила:
        - Андрей, уходи.
        Он смотрел на меня, всё ещё сидя на краю постели, не двигаясь. Что-то внимательно высматривал на моём лице, видимо, старался разглядеть какие-то особенные эмоции. Не знаю уж, смог или не смог, я старательно напускала на себя серьёзный вид, после чего кивнул и тоже поднялся. И даже направился к двери в крохотный коридорчик со шкафом-купе. Я пошла за ним, собираясь запереть дверь после его ухода. А Андрей вдруг взял и у самой двери обернулся. Я едва не врезалась носом в его грудь, торопливо сделала шаг назад, но Андрей Романович, как истинный кавалер, успел подхватить меня широкой ладонью под спину. Если честно, никакой необходимости в этом не было, он об этом знал, я об этом знала. И на какое-то мгновение мы замерли, глядя друг другу в глаза. Я даже дыхание его на своём лице чувствовала, настолько близко мы друг к другу находились.
        - Хочешь, я останусь? - спросил он.
        Я медлила. Секунду, две. Смотрела ему в глаза, и, конечно, в моей душе всколыхнулось самодовольство, раненное самолюбие воспылало тягой к жизни, я даже горделиво вскинула голову. Но после того, как вспомнила, как сухо он со мной прощался у ворот родительского дома, всего пару дней назад, на корню задавила в себе всякий соблазн согласиться. И сказала:
        - Нет.
        - Почему?
        - Потому что завтра я уеду домой. Как ты и просишь. И мы с тобой уже простились.
        Я видела по его лицу, что мой ответ по душе ему не пришёлся. Андрей остался недоволен, убрал руку и отступил. Но он весьма быстро справился с собой, как бы равнодушно кивнул, усмехнулся и сказал:
        - Хорошо, солнышко. Как скажешь.
        Его лёгкий тон вызвал в моей душе всплеск негодования. Андрей вышел из номера, я закрыла за ним дверь и недовольно проговорила себе под нос:
        - Я не твоё солнышко.
        ГЛАВА 17
        Ночью я долго не могла уснуть. Во-первых, кровать оказалась не слишком удобная, во-вторых, думала о том, для чего же я решила задержаться в Москве, что дальше делать собираюсь, в голову ведь ничего не приходит. Попросту тяну время. Ну, а, в-третьих, мне не давало уснуть непонятное прощание с Андреем. Не хотелось бы думать, что он всего лишь хотел прощального секса. Порой мужчины всерьёз об этом говорят, не видя в этом ничего зазорного. А вот женщина, обычно, прощается эмоционально, и вернуться физически в постель человека, в отношениях с которым она в душе пытается поставить точку, для неё невозможно и невыносимо. По крайней мере, у меня так. Уходя - уходи, как говорила бабушка. Не оглядывайся. И уж точно раздеваться уже ни к чему.
        Уснула я поздно, и то, сон мне приснился тяжёлый, какой-то абсурдный и беспокойный. А разбудил меня стук дождя по стеклу. Я глаза открыла, посмотрела на окно и подумала о том, что к моему настроению сегодняшняя погода как раз подходит. А потом попробовала вспомнить дурацкий сон, из-за которого я чувствовала себя разбитой и уставшей, будто и вовсе не спала. Какие-то длинные проходы, беготня и женский голос.
        Я перевернулась на живот, уткнулась лицом в подушку и лежала так до тех пор, пока мне не стало трудно дышать. И вдруг вспомнила… Вспомнила, что женский голос в моём сне бесконечно звал какого-то ребёнка. Имя было мальчишеское. И когда я об этом вспомнила, меня накрыло странное чувство дежавю. Будто это когда-то снилось мне или даже происходило наяву. И в голове у меня крутилось имя: Максим, Максим.
        Голову даю на отсечение, что не знаю ни одного Максима.
        На тумбочке у изголовья кровати завибрировал телефон. Я повернула голову, взглянула на экран и вздохнула. Почему-то мне совсем не хотелось с ним говорить. Я помедлила, но затем всё же потянулась за телефоном. Ведь если на звонок не отвечу, Андрей позвонит снова, а затем и приедет, проверить, не натворила ли я чего-нибудь, что непременно опорочит имя его семьи.
        Как я и предполагала, первым его вопросом было:
        - Чем ты занята? - И в голосе подозрение. А, может, это во мне подозрений на его счёт было чересчур, поэтому я себе их и придумывала.
        - Лежу в постели, - сказала я ему честно.
        - Хорошо, - ответил он. Я слышала, как он прихлебнул из чашки горячий кофе. Услышала и живо представила себе эту картинку, которую всего за каких-то несколько недель смогла выучить наизусть. Как он стоит, как сидит, как ходит, как ест и пьёт кофе из большой чашки. А ещё мотает ногой, когда смотрит телевизор по утрам, сидя на высоком табурете. Я даже зажмурилась, не желая обо всём этом думать, а уж тем более представлять.
        - Вообще-то, я собираюсь вставать, - решила припугнуть я его. - И что-нибудь сделать.
        - Надеюсь, твои действия не потрясут мировое равновесие, - поддел он меня.
        А я несколько загадочно проговорила:
        - Не знаю, не знаю.
        - Чем ты собираешься сегодня заняться?
        - Тебя порадует, если я скажу, что позавтракаю и отправлюсь на вокзал?
        - Можешь мне не верить, но нет.
        - Ты прав, не верю.
        - Вика, ты на меня злишься. - Это прозвучало, как обвинение. А ещё в голосе Андрея явно промелькнуло желание это обсудить. А вот мне ничего с ним связанное обсуждать не хотелось. И я резко сменила тему.
        - Мне приснился дурацкий сон.
        - Плохой?
        - Нет, - и повторила: - Дурацкий.
        - И что тебе снилось?
        - Какая-то женщина звала и звала мальчика. По имени. Надо позвонить Жанне и узнать к чему такое сниться.
        - Кровавые мальчики в глазах?
        - Он не был кровавым, - воспротивилась я. - Я его даже не видела. Только женский голос звал: Максим, Максим.
        - Кто такой Максим?
        - Понятия не имею, - вздохнула я. - Всё утро вспоминаю, но я ни одного Максима не знаю.
        - Точно, дурацкий сон. Моя бабушка говорила, что от плохих снов помогает шоколад. Может, тебе купить шоколадку? Я привезу. - Андрей явно надо мной посмеивался, а ещё напрашивался приехать под глупым предлогом. Я уже собиралась ему об этом сказать, как вдруг кое-что вспомнила. Точнее, меня попросту осенило. Шоколад, а ещё женский голос…
        - Максим, не трогай ничего руками!
        Я даже на постели села. И проговорила в телефон:
        - Я вспомнила.
        Андрей замолк на полуслове, поинтересовался:
        - Что вспомнила?
        - Откуда это имя, да и вообще… - Сердце вдруг забилось, я сделала пару коротких вдохов, пытаясь расставить в своей голове всё по местам. Кивнула в такт своим же мыслям. И подтвердила: - Вспомнила.
        - Вика, ты меня пугаешь. Ты можешь толком объяснить?
        - Могу, - согласилась я. - Но лучше, если ты приедешь.
        - Да? - переспросил Андрей Романович, кажется, в первый момент не поверив. Помедлил секунду, после чего согласился: - Ладно, приеду.
        Энтузиазм из его голоса почему-то пропал. Я это заметила и поспешила его успокоить:
        - Если не хочешь, можешь не приезжать. Я сама доберусь.
        - Куда доберёшься?
        - В одно место, - туманно проговорила я.
        Андрей недовольно выдохнул в трубку.
        - Ясно. Мне точно лучше приехать. Иначе ты помчишься в дождь чёрт знает куда, а мне потом всё равно тебя ищи.
        - Я не прошу!.. - начала я чуть возмущённо, но он перебил, точнее, отдал приказ:
        - Будь в гостинице, не смей никуда уходить до моего приезда. Поняла? Я выезжаю. - И отключился.
        Я в некотором недоумении взглянула на замолчавший телефон, после чего фыркнула.
        - Командир.
        Приехал Андрей через час. Я за это время успела принять душ, одеться и в который раз обдумать мои предположения. Я крутила и крутила в голове обрывки странного сна и воспоминания о том моменте в магазине. Конечно, подозреваю, что когда я озвучу их Андрею, он в лучшем случае скажет, что это нелепость, а то и пальцем у виска покрутит, но что мне терять, правда? А проверить подозрения необходимо. Проверить, удостовериться, что они яйца выеденного не стоят, и вернуться домой. Спустя неделю жизнь моя вернётся в привычную колею, и мне останется только вспоминать… об Андрее, о Москве, о звонке сестры.
        Ждать Андрея в номере я не стала, спустилась вниз. На первом этаже отеля располагался небольшой обеденный зал, где по утрам подавали завтрак. Я налила для себя кофе и взяла булочку с корицей. И устроилась за столиком, из-за которого были отлично видны раздвижные двери в холле. И когда Андрей появился, я махнула ему рукой. Он сразу направился в мою сторону, а я украдкой присматривалась к нему, невольно гадая, от каких дел я его оторвала. Хотя, с другой стороны, я же не просила его помощи, не просила меня сопровождать, бросать дела… Он сам вызвался. И то, что вызвался, захотел, вроде бы даже беспокоился обо мне, приятно грело душу.
        - Завтракаешь? - спросил он, присаживаясь напротив меня. - Я тоже хочу.
        Меня так и подмывало спросить: неужели некому приготовить ему завтрак? Но вместо этого, после его взмаха рукой, в желании позвать официантку, я сказала:
        - Здесь шведской стол, Андрей. Самообслуживание.
        Он согласно кивнул и сообщил:
        - Я понял. - А сам приветливо улыбнулся подошедшей к нашему столу девушке в форме. - Можно мне кофе, двойной, и что-нибудь перекусить?
        Девушка спокойно кивнула, улыбнулась в ответ и отошла от стола. А я тихонько вздохнула. Если ты уверен в себе, если ты хорош собой, то можешь делать, что захочешь. В принципе. Девушке улыбнулся, и по взмаху руки она несет тебе кофе. Хотя, вроде бы не должна.
        Вот, и кофе Андрею принесли свежесваренный, а не растворимый подали, как остальным гостям, у которых завтрак входил в стоимость проживания.
        - Так что тебе там приснилось? - спросил он, намазывая масло на зажаренный, хрусткий тост.
        - Дело не в том, что мне приснилось, - проговорила я, стараясь откровенно на него не пялиться. - А в том, что я вспомнила.
        - И что ты вспомнила?
        - Женский голос. В магазине.
        Андрей на секунду прекратил жевать, на меня посмотрел.
        - И всё?
        - Для тебя может и всё, - возмутилась я, - а для меня!..
        - Что?
        Я выдохнула, печально сдувшись, как воздушный шарик в одно мгновение.
        - Ничего.
        - Так чего ты хочешь? Точнее, куда ты хочешь поехать? Я не понял.
        Я на него посмотрела.
        - Помнишь, когда мы уезжали из охотничьего домика твоего отца, то заезжали в магазин в посёлке?
        - Когда тебе стало плохо?
        - Ну да. У меня тогда появилось странное чувство… - Я даже сейчас не могла толком объяснить. - И ещё этот голос.
        - Это был голос твоей сестры?
        Я осторожно пожала плечами.
        - Не знаю. Столько лет прошло…
        - Но по телефону ты её узнала?
        - Не сразу, - призналась я.
        - Но голос в телефоне был похож на голос в магазине?
        Я взглянула на Андрея с едва сдерживаемым раздражением, и всё-таки возмутилась.
        - Как можно быть таким занудой? Ты хуже меня.
        Он вдруг заулыбался.
        - Я во всём должен тебя превосходить.
        - Вот уж да!
        Мы некоторое время молчали, я допивала кофе, а Андрей ел. Затем вытер рот салфеткой и кинул её в свою тарелку. После этого довольно резкого действия, я перевела взгляд на его лицо, и поняла, что он чем-то всерьёз недоволен.
        - Если ты не хочешь со мной ехать, - снова начала я, искренне собираясь снять с него неприятную обязанность. Но Андрей остановил меня взглядом.
        - Вика, я прекрасно понимаю, к чему все идет.
        - К чему же? - осторожно переспросила я.
        - К тому, что мы возвращаемся к убеждению, что моя семья в этом замешана. Ты собралась искать сестру в посёлке, по соседству с отцовским домом.
        - А я не виновата в том, что все пути ведут к твоему отцу, Андрей. Или скажешь, что я делаю это специально?
        Он сжал зубы, я видела, как желваки на скулах сурово двинулись.
        - Не скажу. Но, по всей видимости, ты подозреваешь его во всех смертных грехах.
        Я плечами пожала, но не удержалась и спросила:
        - А ты своему отцу во всём доверяешь? Или просто хочешь верить?
        Андрей взглянул на меня с серьёзной претензией, долей осуждения и недовольства. Затем поднялся из-за стола.
        - Поехали. Поехали искать твою химеру.
        Получалось так, что он делает мне одолжение. Идёт у меня на поводу. Возникло желание отказаться, но, признаться, честно, без Андрея я вряд ли доберусь до нужного мне посёлка. Просто потому, что толком не помню дороги, да и само название смутно. Придётся вновь связываться с Гришкой, выспрашивать его, придумывать, как доехать. Я даже не уверена, что это московская область. Поэтому мне пришлось засунуть свою гордость куда подальше, и сесть с Андреем в машину. Мы, кажется, злились друг на друга, молчали, слушали радио. Я смотрела в окно, и думала о том, как продержаться долгую дорогу в таком тягостном молчании. Недовольство Андрея давило на меня. А ещё у него без конца звонил телефон, он решал какие-то рабочие вопросы по громкой связи, затем поговорил с матерью, всячески обходя в разговоре тему того, куда он в данный момент направляется и когда планирует вернуться. А потом Елизавета Витальевна спросила:
        - Ты ничего не хочешь мне рассказать?
        Я по-прежнему смотрела в окно, но всё равно краем глаза заметила, что Андрей после материнского вопроса кинул на меня быстрый взгляд. Переспросил:
        - О чем, мама?
        - Не знаю, чем-нибудь меня порадовать.
        - Пока как-то нечем. Разве что своим отменным психическим и физическим здоровьем.
        - Андрюш, я сколько раз просила тебя не шутить такими вещами?
        - Хорошо, - послушно протянул любящий сын, - не буду. - Звонок Андрей сбросил, на некоторое время в салоне автомобиля повисла прежняя тишина, после чего Андрей проговорил с легким смешком: - Мама в своём репертуаре.
        - Она хочет, чтобы ты её чем-нибудь порадовал.
        - И ты туда же. Наверное, ты даже знаешь чем.
        - Конечно, - удивилась я. - Она ждёт, когда вы с Аней помиритесь.
        Андрей кинул на меня многозначительный взгляд.
        - Зачем ты об этом говоришь? Тебя это беспокоит?
        Я тут же качнула головой, отказываясь.
        - Нет. Кто я такая?..
        - Вика, прекрати.
        Я молчала, и он добавил.
        - Мы с Аней не помиримся. Потому что не ругались. И как бы странно снова сходиться с женщиной, с которой отменил свадьбу. Ты так не считаешь?
        - А ты как считаешь?
        - Так же, как и ты. - Андрей начал заметно злиться, поджимать губы, а на меня посматривать со значением.
        Чем ближе мы подъезжали к нужному населенному пункту, тем больше меня беспокоило предстоящее, а не выяснение наших мифических отношений с Андреем. Я пыталась разработать план, придумать, куда отправиться в первую очередь, да ещё и Андрей влез в мои размышления своим въедливым вопросом:
        - Что мы будем делать, когда приедем?
        Я вздохнула.
        - Поспрашиваем людей.
        - О чём?
        - О Ксении, - нетерпеливо отозвалась я. - У меня есть её фотография.
        - Десятилетней давности?
        - Не думаю, что она изменилась кардинально. Узнать можно.
        - Кто знает…
        Я свирепо глянула на него.
        - Ты специально?
        - Нет, - удивился Андрей. - Пытаюсь быть объективным.
        - У тебя не получается.
        Я отвернулась, снова это ужасное молчание, а потом Андрей протянул мне руку. Просто взял и предложил мне открытую ладонь. Я на его руку покосилась, а он попросил:
        - Давай мириться. Позлиться друг на друга ещё успеем.
        Я секунду сомневалась, затем аккуратно положила свою ладонь поверх его. Сильные пальцы тут же сжали мою руку, и мне стало легче, спокойнее, на душе стало приятно и тепло. И всё от одного прикосновения. А что я буду делать, когда уеду?
        Приехав в посёлок, мы остановились на стоянке всё того же сетевого магазина. Судя по всему, это было центральным местом активности жителей нескольких сёл и деревень вокруг. Постоянно подъезжали машины, люди выходили из магазина с корзинами и тележками, кто-то стоял, разговаривал, чуть в стороне тусовалась молодёжь. Они галдели, смеялись, но куда-то уходить от магазина, кажется, не собирались.
        - Надо спросить у местных жителей, - предложила я, когда мы с Андреем вышли из машины. Как только мы приехали на место, он вновь скептически поджал губы и по сторонам поглядывал с недовольством.
        - Вика, это не деревня, - проговорил он. - Это коттеджный посёлок. Ты видишь, какие дома вокруг?
        Дома я видела, аккуратные коттеджи, в два, а некоторые и в три этажа, за крепкими заборами. Это дальше, через поля, за лесом, располагались деревни и села в привычном нам понимании. Где все друг друга знали, гуляли по улицам, соседи не разделяли участки и ни от кого не прятались. А тут, будто нечто чужеродное, выросло целое поселение уставших от общения горожан, по привычке спрятавшихся друг от друга за железными заборами. Они даже по узким улочкам передвигались на автомобилях, а не пешком. Изредка можно было увидеть кого-то на велосипеде или мотороллере.
        Конечно, Андрей прав. Как только мы отойдём от магазина, никто нам ничего не подскажет. Да и спросить будет, скорее всего, не у кого, не в ворота же у каждого дома стучаться.
        Я покрутилась на месте, затем достала из сумки припасённую заранее фотографию сестры. Я взяла её из дома, отлично понимая, для чего возвращаюсь в Москву. Андрей глянул через моё плечо, его взгляд на лицо Ксении был долгим. Затем он вздохнул.
        - Что? - тут же переспросила я.
        - Она меня жутко раздражала, - вдруг сказал он. - Прости, но твоя сестра назойливая девица.
        - Да уж, - пробормотала я, - настолько назойливая, что оставила всех в покое на десять лет.
        - А это, милая, эгоизмом называется. Куда пойдём?
        - Наверное, в магазин.
        Не придумав ничего лучшего, в магазине я начала приставать к девушке на кассе. Она была совсем молоденькая, вроде бы та самая, что и в прошлый раз, общавшаяся с молодым поклонником прямо на рабочем месте. Оттого девушка тогда была невнимательна, её больше занимали перешёптывания и хихиканье, да и сегодня она не слишком серьёзно отнеслась к моей просьбе взглянуть на фотографию.
        - Посмотрите внимательно, - просила я её, - возможно, вы встречали эту женщину. Здесь или где-то в округе.
        Девушка снова перевела свой взгляд на фото, секунду его рассматривала, после чего равнодушно пожала плечами.
        - Не знаю. Вроде, ни на кого не похожа.
        - Она рыжая, - весомо заметила я. - Обычно, на рыжих внимание обращают.
        - Я не обращаю, - выпалила девчонка. - Я рыжих не люблю.
        Андрей, стоявший в паре шагов от меня, хохотнул, я на него обернулась. Едва удержалась, чтобы не продемонстрировать ему кулак. Снова повернулась к собеседнице.
        - А вы, вообще, местная?
        - Конечно, - удивилась она. - Из Филиппово. В трех километрах отсюда.
        - А работаете здесь давно?
        - Почти две недели.
        - Понятно, - расстроено проговорила я.
        - А зачем вы её ищите? - вдруг поинтересовалась девушка. Глянула с прищуром сначала на меня, затем на Андрея. - Вы из милиции? Я в кино видела, как милиция людей ищет.
        - Не из милиции, - успокоил её Андрей, зачем-то забрал у меня фотографию. - Родственницу ищем.
        - А зачем родственницу искать? - удивилась девчонка. - Куда родственники деться могут?
        - Иногда могут, - проговорила я чуть слышно.
        Я ещё покрутилась в магазине, высматривая ещё кого-нибудь из сотрудников, но кроме грузчика в складском помещении, никого не заметила. Взяла с полки плитку шоколада, бутылочку воды, пробила на кассе всё у той же невнимательной, любящей пофлиртовать девицы, и из магазина вышла. Андрей ждал меня на стоянке, стоял, привалившись пятой точкой к капоту своей машины. Повернул голову, когда заметил меня.
        - Может, в охотничий домик поедем? - предложил он. - Ехать осталось минут десять.
        Я отрицательно качнула головой.
        - Я не для этого сюда приехала.
        - Вика, в этом посёлке больше пятисот домов.
        - Откуда ты знаешь?
        - Спросил у электрика.
        - Какого электрика? - удивилась я.
        А Андрей не глядя ткнул пальцем вверх.
        - Который на столбе.
        Я тут же задрала голову наверх, посмотрела. На столбе по соседству, на самом деле, торчал электрик.
        - И что он сказал? Ты показывал ему фотографию? Он её узнал?
        - Вика, если бы он её узнал, я бы тебе сразу так и сказал. Но он по домам не ходит, с жильцами не общается. У него другая работа. Говорит, не узнает. Но тут уже сотни домов, представляешь, сколько понаехавших городских? Они даже в лицо их запомнить не стараются, автомобили лучше знают, чем новых соседей.
        Я обернулась на дома, первая улица поселка начиналась всего в паре сотнях метров от магазина.
        - Может, объявления расклеить? - предложила я.
        - Хорошая мысль, - согласился Андрей, - учитывая то, что твоя сестра не хочет быть найденной.
        - Так ты согласен с тем, что она здесь или нет? - пристала я к нему.
        - Понятия не имею. Хотя, вся твоя теория кажется мне малоправдоподобной.
        - Конечно, она ведь касается твоей семьи.
        - Потому что ты настырно пришиваешь эту женщину к моей семье суровой ниткой. По-твоему, это справедливо?
        Я рассержено отмахнулась от него и решительно направилась к молодёжи, которая и не думала расходиться. Подростки при моём приближении заметно насторожились, а я попросила посмотреть на фотографию. Посмотреть они посмотрели, но ничем не помогли. Пожали плечами, и на этом вся помощь закончилась. Торчать дальше на стоянке было глупо, я вернулась к машине, всерьёз расстроенная неудачей, села на переднее сидение и сунула в рот кусочек шоколада.
        - Надо отдохнуть и подумать, - сказал мне Андрей. Повернул ключ в замке зажигания.
        - И вернуться сюда вечером, - тут же добавила я. - Думаю, вечером в магазине много людей, не то что днём. Можно поспрашивать у местных жителей.
        Андрей согласно кивнул. А, может, просто решил со мной не спорить.
        Автомобиль тронулся с места, мы выехали со стоянки и свернули на объездную дорогу вокруг посёлка. Я смотрела на дома, вглядывалась в дальние крыши, и гадала: вдруг под одной из этих новеньких, черепичных крыш в данный момент находится Ксения. Вся моя интуиция кричала о том, что я права. Но что делать, как её искать? Стучаться в каждый дом?
        - Что это? - спросила я, увидев здание странной постройки с ярким фасадом. Я указала на него пальцем.
        - Детский сад, - ответил Андрей.
        Мы успели проехать мимо, прежде чем я воскликнула:
        - Возвращайся, возвращайся!
        Андрей остановил машину.
        - Зачем?
        Я к нему повернулась.
        - У той женщины из магазина был ребёнок. Кажется, даже двое. Я краем глаза их видела на выходе. И как ты думаешь, где в посёлке могут знать о детях и их родителях?
        Андрей меня разглядывал, раздумывал о чём-то, затем согласно кивнул. Ничего другого ему попросту не оставалось.
        Конечно, в детский сад нас никто не пустил. На входе был установлен пункт охраны, я вначале просила позвать кого-нибудь из персонала, а Андрей меня аккуратно отодвинул и положил на стол перед охранником фото.
        - Вы знаете эту женщину? - поинтересовался он у мужчины. - Возможно, кого-то, кто на неё похож.
        Охранник, мужчина в возрасте, с самым серьёзным видом стал смотреть на снимок. Он на снимок, а я на него. И сердце у меня скакало в груди с каким-то надрывом. Я ждала, ждала, будто приговора.
        - Её зовут Ксения, - вырвалось у меня. - Сейчас она старше, ей тридцать лет. Возможно, она немного изменилась…
        - Ксения, говорите?
        - Да, - торопливо поддакнула я. И пояснила: - Вы не подумайте, это моя сестра…
        - Да вроде не припомню… Родителей приезжих здесь немало…
        - Но кто-то на ум приходит? - спросил его Андрей. - Долго рассматриваете.
        Я решила идти ва-банк. Добавила:
        - У неё мальчик, Максим. Возможно, ещё ребёнок есть. - Я помолчала, затем выпалила: - Или не Ксения. Оксана.
        Андрей глянул на меня непонимающе, а мужчина моргнул, потом на меня посмотрел. И вдруг ткнул в фото пальцем.
        - Оксана. Есть тут такие. Знаю я их.
        Моё сердце остановилось.
        - Я не узнал её по фото, она сейчас тёмненькая… как сказать-то? Брюнетка. Или что-то похожее. И детей у неё двое, правильно. Она младшего сюда привозит, но не часто. Тут же развивающие группы ещё работают, некоторые родители на уроки приводят, а в сад не отдают. А почему я её запомнил, по весне она у сада припарковалась, а один местный дурачок из соседней деревни в зад её «жуку» и въехал. Михалыч тогда приезжал, участковый наш, а потом муж её приехал. Серьёзный такой, и вот помню, он её всё Оксаной звал. Генке-то тогда пинка под зад дали, то есть, парню, что врезался, да и что с ним делать-то? Взять нечего, больше головной боли. Да и не посадят его за капот. Вот муж-то её прям прилюдно ему под зад ногой и дал. Мол, жену его и детей опасности подверг, хоть их в машине и не было. В принципе, прав мужик. В этот раз никого не было, повезло, а в следующий, кто знает?
        Монолог явно затягивался, но я слушала, слушала и внутренне замирала. Но всё-таки мысленно старалась себя успокоить, мол, всё может оказаться обманкой, и та девушка, с детьми, всего лишь похожа на мою сестру.
        - Вы знаете её фамилию? - спросил Андрей.
        - Да откуда же? В лицо узнаю, да. Если хорошо присмотреться. Здесь уж больно молоденькая.
        - А как нам её найти, не подскажете?
        Мужик в задумчивости почесал за ухом.
        - Найти… Так вы к Михалычу езжайте. Он до пяти работает, а потом обратно в свою деревню укатит.
        - Куда ехать?
        - К магазину вернётесь, и через проулок к зданию из красного кирпича. Там написано: «Полиция».
        - Ясно. Спасибо.
        Мы отошли от будки охраны и направились обратно к машине. Шли, и я понимала, что между мной и Андреем повисло тягостное молчание, какое-то тревожное. Кажется, настал тот момент, в который он тоже напрягся, поверил в мои, как считал до этого, домыслы.
        - Почему Оксана? - спросил он, когда мы подошли к автомобилю.
        - Она назвалась так, когда звонила мне. Я поняла, что машинально. Сказала: «Привет, это Оксана. То есть, Ксения». Видимо, она уже привыкла к новому имени.
        - Понятно. Ладно, садись, поехали.
        Мы вернулись обратно к магазину, развернулись на площади, огляделись и увидели то самое здание из красного кирпича. Выглядело оно немного нелепо, зато на фасаде крупными буквами было написано: «Полиция».
        Михалыч оказался дородным мужчиной лет пятидесяти. В помятой форме и с пышными усами. И, вообще, мало напоминал современного стража порядка, пусть и поселкового. Глядя на Василия Михайловича Кныгу (полное имя и должность значились на табличке при входе в кабинет) можно было подумать, что время за окном остановилось лет тридцать назад. Настолько спокойным и скучающим он выглядел, словно в его вотчине и вовсе ничего преступного и опасного никогда не происходит. Этакий деревенский детектив. Уравновешенный, с хитрым прищуром и замедленной реакцией. Ни отвечать, ни действовать Василий Михайлович не торопился, слушал, наблюдал и взвешенно выносил каждое решение. Возможно, это и неплохо, но в нашей ситуации, когда меня изнутри разрывало от напряжения и нетерпения, вынести его неторопливость было весьма сложно.
        Василий Михайлович, которого мы весьма кстати застали в рабочем кабинете, внимательно нас выслушал, точнее, выслушал Андрея, потому что я молчала, никак не могла справиться с волнением для того, чтобы заговорить. У меня появилось стойкое ощущение, что я нахожусь от сестры на расстоянии вытянутой руки. И загадка её исчезновения вот-вот раскроется. Мы, наконец, увидимся, поговорим, и всё, наконец, закончится. В горле встал ком, и я лишь смотрела на участкового и ждала, что же он мне скажет.
        Василий Михайлович Андрея выслушал, покрутил в руке фотографию Ксении, разглядывал её очень пристально. Конечно же, молчал, обдумывая, наверное, целую минуту. Затем потер тяжёлый подбородок.
        - И почему я должен вам помогать? - поинтересовался он в конце концов. - Я вас первый раз вижу.
        Я посмотрела на Андрея, заметила, как тот в досаде поморщился. Бесконечные объяснения для чужих людей ему изрядно надоели за сегодняшний день. Я поняла, что пришло время взять очередную проблему на себя. Я без спроса присела на стул у стола участкового.
        - Василий Михайлович, я вам клянусь, что ничего плохого мы не хотим. Иначе к вам бы не пришли, согласитесь. Эта девушка на фото - моя старшая сестра. - В последний момент я решила, что рассказывать историю исчезновения Ксении, о том, что много лет она находилась в розыске, не стоит. Это лишь усложнит ситуацию. Поэтому решила немного изменить свой рассказ. - Мы много лет с ней не общались, потеряли друг друга. - Я развела руками. - Вот так вот получилось. А тут я случайно узнаю, что она может жить в этом посёлке. Я лишь хочу встретиться с сестрой. Посмотрите, - я указала на фото в его руке, - мы с ней похожи. Это моя сестра. - Взглянула умоляюще. - Пожалуйста. Без вас мы её не найдем. Не по домам же нам ходить.
        - Вот этого делать точно не стоит, - сурово сдвинул брови участковый. Затем вздохнул. Положил снимок на стол и накрыл его огромной ладонью. - Ладно. Знаю я их. Хорошая семья, живут на Третьей линии. Номер дома не помню, но мимо не проедете. Ворота там кованные, в розах, таких больше ни у кого нет.
        - В розах? - переспросил Андрей.
        - Ну да. Каждый цветок, будто отдельно выкован, ни у кого такой красоты в округе больше нет.
        Я на Андрея оглянулась, но он выглядел призадумавшимся, и моего взгляда не заметил.
        - Что-то не так? - спросила я его в машине, потому что его молчание стало меня беспокоить.
        Он на меня посмотрел, будто очнувшись от своих мыслей, затем качнул головой.
        - Нет, ничего. Поехали?
        Я кивнула. Кивнула, хотя испытывала безумное волнение, словно я уже не сомневалась, что через несколько минут увижу сестру. И меня разрывали противоречивые чувства, я не знала, что сказать и как себя вести. Как, вообще, реагировать на неё… и на ситуацию в целом.
        Нужный дом мы нашли быстро. Свернули на улицу, что нам указал участковый, проехали вперёд и одним из последних домов и оказался нужный нам. Глухой забор и крепкие деревянные ворота с той самой кованой окантовкой в виде роз. Выглядело, на самом деле, красиво, искусно выкованные цветы приковывали взгляд. Хотелось остановиться, получше рассмотреть, восхититься работой мастера… И мы с Андреем остановились, стали рассматривать, но восхищение - это последнее, о чём мы сейчас могли думать.
        Я первой вышла из машины. Разглядеть что-то за забором было невозможно, и поэтому я просто остановилась. Даже не услышала, как Андрей вышел, хлопнул дверью и остановился рядом со мной. Всё моё внимание было сосредоточено на том, что находится за этим забором и этими воротами. Хотя, там, скорее всего, ничего и не происходило, люди спокойно жили.
        - Что делать будем? - спросил меня Андрей.
        Я помолчала, собиралась с мыслями. После чего пожала плечами.
        - Наверное, позвоним в домофон.
        Он выдохнул рядом со мной, как-то обречённо. Краем сознания я этому удивилась, но выяснять сейчас ничего не хотела.
        - Давай позвоним, - проговорил Андрей.
        Он нажал на кнопку звонка домофона, и пока шёл гудок, мы с ним, кажется, оба замерли в напряжении. Из динамика послышался женский голос.
        - Слушаю.
        Мы с Андреем оба молчали. Он смотрел на меня, а я на домофон. Потому что даже через него узнала голос сестры. И никак не могла справиться с собой, чтобы что-то ответить. У меня пересохло во рту, помутилось в голове, замерло сердце. Я даже в руку Андрея от волнения вцепилась.
        - Я слушаю, - повторил голос, и я поняла, что нужно, нужно что-то сказать. Но прежде чем я смогла собраться с мыслями и силами, Андрей меня опередил.
        - Оксана, здравствуйте. Нам нужно с вами поговорить. - Он сделал короткую паузу и добавил: - Нас прислал местный участковый.
        - Участковый? А что случилось?
        Домофон пикнул, мигнул красной лампочкой, и дверь открылась. Андрей тут же дёрнул её на себя, придержал, чтобы я вошла первой. Я вошла, словно во сне.
        За забором оказался добротный, бревенчатый дом в два этажа, с балконом и верандой, и ухоженный сад с детской площадкой, очень похожей на ту, что я видела в охотничьем домике Романа Артуровича. Даже цвета, кажется, те же.
        Мы направились по выложенной плиткой дорожке ближе к дому, не успели дойти, как на крыльце появилась хозяйка дома. Она вышла нам навстречу, а я остановилась. Смотрела на неё, понимая, что передо мной стоит Ксения, другая, повзрослевшая, изменившаяся, но это моя сестра. Вот только в моей душе в этот момент не было ни капли радости. Всё вдруг опустилось внутри, стало печально и тягостно, словно на меня рухнула бетонная плита. Чувство тоски затопило меня всю, но это была тоска не по сестре, а по родителям, мне вспомнились их несчастные глаза, обречённый вид при воспоминании о дочери, а она - вот, передо мной, живая и здоровая. И мне совсем не хочется броситься ей на шею, плакать от счастья и облегчения. Если честно, всё, чего я хотела в этот момент - это развернуться и уйти.
        Ксюша смотрела на нас с крыльца, и я видела, что она тоже не рада нас видеть. Переводила взгляд с меня на Андрея и обратно, затем у неё вырвался досадный вздох. Мы ещё несколько секунд молчали, приглядываясь друг к другу, после чего она сказала:
        - Входите. - И сама повернулась и ушла в дом.
        Андрей обернулся на меня, потому что я не двигалась с места. Но вместо слов поддержки, он мне сказал:
        - Ты этого хотела.
        От его слов и интонации стало ещё больше горько, но я кивнула и прошла мимо него, поднялась по ступенькам крыльца.
        Дом был, как с картинки. Добротный, солидный, безупречно обставленный. Я окинула взглядом стены, оценила интерьер и про себя подумала о том, что, по крайней мере, одна Ксенина мечта сбылась - она, явно, ни в чём не нуждается. Где-то в комнате слышались детские голоса, смех, восклицания, и почти тут же я услышала голос сестры:
        - Мальчики, берите игрушки и идите к себе. Максим, включи мультики в детской.
        - Мама, это папа приехал?
        - Нет, не папа.
        - Думай, что говоришь! Разве папа будет в дверь звонить? У него ключи есть!
        - Вы меня слышите? Идите к себе.
        Мы с Андреем как раз остановились в дверях гостиной, и я увидела детей. Два черноволосых мальчугана с небольшой разницей в возрасте. Старшему на вид лет семь, младшему пять или чуть больше. Они разглядывали нас с Андреем любопытными глазёнками, а игрушки собирали медленно, норовя нарваться на нагоняй от матери. Ксюша, на самом деле, стояла над ними, ожидая, когда дети выйдут из комнаты, но я замечала, как время от времени она бросает на меня нервный взгляд. Сказать, что она рада меня видеть, было бы напраслиной.
        - Здрасьте, - всё-таки поздоровался с нами старший мальчик.
        Я заставила себя улыбнуться ребёнку.
        - Привет.
        - Максим, возьми брата, и идите в комнату.
        - Мама, когда папа приедет?
        - Скоро, - успокоила детей Ксения.
        Дети из гостиной вышли, с шумом поднялись по лестнице, а мы остались втроём. В тишине. Я стояла, не в силах отвести от сестры глаз, а она прошлась по комнате, подбирая оставшиеся игрушки и наводя в комнате видимость порядка после детских игр.
        Она изменилась. Очень изменилась. Если бы я не посмотрела Ксении в глаза, в лицо, если бы она не дала понять мне, что это, на самом деле, она, а не моё разыгравшееся воображение играет со мной злую шутку, я бы, наверное, усомнилась. Передо мной была Ксеня и в то же время не она. Взрослее, спокойнее, у неё даже взгляд был другой, испытывающий. Я такого взгляда у сестры не помню, она помнилась мне зовущей, весёлой, способной зажечь огонь в любом человеке рядом. А в той девушке, молодой женщине, что стояла передо мной сейчас, всё было чужое и незнакомое. Даже цвет волос не Ксенин. Не тот рыжий всполох, который я помнила, по всей видимости, она с каких-то пор волосы красила, оттенок был темно-каштановым, тёмным. Возможно, он ей шёл, был к лицу, но создавал совсем другой образ. И этот самый образ в моём сознании подёргивался зыбкой плёнкой непонимания.
        - Я же просила тебя меня не искать, - вдруг сказала Ксения, и, наконец, повернулась ко мне. Взглянула многозначительно. Сначала на меня, затем на Андрея взгляд кинула и тут же от него отвернулась. Он почему-то беспокоил её своим присутствием.
        - И ты всерьёз думала, что я сразу обо всём забуду?
        - Нечего было ворошить эту старую историю.
        - Старую историю? - Я невольно сделала пару шагов к ней. Напомнила себе, что повышать голос нельзя, в доме дети. - Ты хотя бы осознаешь, что ты до сих пор в розыске? - попыталась я донести до сестры истину.
        Ксения же небрежно отмахнулась от меня рукой.
        - Глупости. Никто меня не ищет. Да и не искал никогда. Кому я нужна? Я что, преступница какая?
        - Как это не искал? - растерялась я. - А как же родители? Как же я?..
        Сестра остановилась передо мной, упёрла руки в бока.
        - Вика, что ты хочешь от меня услышать? Что я виновата? Хорошо, виновата. Я натворила тогда дел, не смогла вернуться.
        - Почему не смогла?
        - Да по сотне причин! Не смогла, не захотела, стыдно было. Я уже сама толком объяснить не могу!
        - Ты хоть понимаешь, что несёшь? - Моему изумлению не было предела. Я смотрела на женщину перед собой, раз за разом повторяла себе, что это моя сестра, но никак не могла собрать воедино развалившуюся мозаику. Мой разум отказывался признать то, что она мне говорила.
        - А что ты хотела услышать? Чего ждала? Что я рухну тебе в ноги и буду молить о прощении?
        - Не меня, - проговорила я, глядя ей прямо в глаза.
        Ксения вздохнула, отступила от меня.
        - Родителям от меня были сплошные неприятности, - сказала она, отведя глаза в сторону. - А уж после того, как я сбежала… После того, как Гришка меня бросил, по желанию своей семейки, - тут едкий взгляд достался напрямую Андрею, - у меня и вовсе случилась чёрная полоса. Слава Богу, хватило ума взяться за ум.
        - Так почему ты тогда не вернулась? - никак не могла понять я.
        - Да потому что такой, какой я тогда стала, я не нужна была родителям.
        - Ты была нужна им любой, - сказала я. - Хоть живой, хоть мертвой. А живой… вообще, любой.
        Ксения отвела от меня взгляд, недовольно поджала губы.
        - Может быть, - проговорила она негромко. - Но тогда в моей жизни всё сложилось так, что мне нужно было выбрать. И я выбрала. - Ксения взглянула на меня открыто и с вызовом. И сказала: - Прости.
        Вот только её «прости», как извинение совсем не прозвучало. Меня от него покоробило. И я продолжала не понимать.
        - Столько лет прошло, - произнесла я негромко, окинула взглядом комнату с идеальным интерьером. - У тебя, кажется, столько всего появилось. Так почему сейчас… Почему ты сейчас не приехала? Господи, Ксеня, у тебя же дети, у родителей внуки есть, а они об этом даже не знают.
        - А для чего я приеду? Сказать, что я жива? А затем уеду снова и, возможно, никогда больше не появлюсь?
        - Почему ты так говоришь?
        - Потому что так и есть. Мы скоро уедем из России, и возвращаться не планируем. Так для чего мучить родителей? Прошло много лет, они давно смирились…
        - Да откуда ты знаешь?! - закричала я.
        - Не кричи! - тут же одернули меня. - Мои дети к крикам не привыкли.
        - И куда ты собралась? - вдруг спросил Андрей. А я поняла, что совсем забыла о его присутствии. А он, оказывается, успел пройтись по комнате, что-то рассматривал, разглядывал и внимательно слушал наш с сестрой разговор.
        Ксения посмотрела на него, каким-то странным взглядом и решительно покачала головой.
        - Я не буду с тобой говорить.
        - Почему? - якобы удивился он.
        - Вам обоим лучше уйти, - сказала она. И даже взглянула на меня, едва ли не умоляюще.
        - А чего ты боишься? Что твой муж вернётся? Кстати, у тебя весьма интересная фамилия, участковый показал мне мельком записи по тому ДТП. Кваттрокки. Муж-итальянец?
        Ксения смотрела на него и молчала. А Андрей злился. Я видела по его лицу, он сжимал челюсти, смотрел на Ксению зло и с нетерпением, а я не понимала, что его так злит.
        Ксения сделала попытку отвернуться от него, но Андрей обошёл диван и снова остановился перед ней. Потом сказал:
        - Ворота красивые. Настоящий мастер делал, да?
        Моя сестра вдруг взглянула ему в лицо и сказала:
        - Уходи. Сейчас уходи.
        - Дети чьи?
        - Зачем ты спрашиваешь? Ты сам уже всё понял.
        Даже наблюдая со стороны, я поняла, каких неимоверных усилий стоило Андрею сдержаться. Он сжал кулаки, кажется, даже покачнулся, словно его ударил кто-то невидимый, но после этого резко развернулся и на самом деле из комнаты вышел. Я в первый момент растерялась, смотрела на Ксению, обернулась Андрею вслед, не зная, что делать, после чего кинулась за ним. На улице пошёл дождь, я остановилась на крыльце, глядя, как Андрей направляется к калитке, а дождь тугими каплями льёт ему на голову, на плечи, попадает за воротник ветровки.
        - Андрей! - крикнула я, не набравшись смелости так сразу кинуться под дождь.
        Он обернулся, на меня посмотрел, а затем ткнул пальцем в ворота. И громко, перекрикивая и себя и шум дождя, выдохнул:
        - Эти розы, эти чертовы розы, выковал мой отец! Я сам был свидетелем, я ему помогал! - Я перевела ошарашенный взгляд на ворота, а Андрей в два шага вернулся к крыльцу, и, оказавшись ближе ко мне, сказал: - Это его дом. Его дом, его женщина… его дети. Теперь ты всё поняла?
        Я смотрела на него в молчании, видела полные боли и разочарования глаза, но сказать ему мне было нечего.
        - Поехали отсюда, - сказал Андрей.
        Я моргнула, стараясь справиться с растерянностью, после чего качнула головой. Уехать я была не готова. После стольких лет, взять и уехать, толком ничего не поняв и не узнав? Я не была уверена, что ещё когда-либо смогу встретиться с сестрой. И мне нужны были ответы.
        Андрей, наверное, понял это по выражению на моём лице. Ругнулся сквозь зубы, смахнул с лица воду и снова направился к воротам. А я ещё постояла на крыльце, дождалась, когда за ним захлопнется тяжёлая калитка, после чего дала себе ещё минуту, и тогда уже вернулась в дом.
        Ксению я нашла на кухне. Она перетирала полотенцем вымытую посуду. Я остановилась в дверях, наблюдая за ней. За её медленными, неспешными движениями. Такой я её точно не знала. Это была незнакомая, взрослая Ксюша. Мать и жена, хозяйка своего дома.
        - Я думала, ты с ним уедешь, - сказала она, не обернувшись, но как-то уловив моё присутствие.
        - Я никуда не поеду, - сказала я.
        Ксения оглянулась на меня через плечо, неожиданно улыбнулась. И вот эту улыбку я узнала. Вдруг стало больно, неприятно, я заставила себя отвернуться. Поискала для себя место, чтобы сесть, в конце концов, присела за кухонный стол. Руки на нём сложила, не зная, что ещё сделать с ними. Чувствовала взгляд сестры, она за мной наблюдала.
        - Это правда, что Андрей сказал? - спросила я.
        Ксения усмехнулась, но усмешка её была настороженной.
        - А что он сказал?
        - Это дети Романа Артуровича?
        - Почему только его? Ещё и мои.
        Я на Ксению смотрела.
        - Так всё ради этого? Ради Романа Артуровича?
        Ксеня досадливо поморщилась, как раньше, в юности. И сказала всё те же слова:
        - Вика, ты ничего не понимаешь.
        - Ты права, - согласилась я. - Я ничего не понимаю. Не понимаю, как ты, помчавшись за сыном, оказалась матерью детей его отца. Не понимаю, что в этом такого преступного, что ты просто исчезла. Бросила родителей…
        - Никого я не бросала, - ответила она. - Всё получилось само собой. - Я видела, как Ксения расправила плечи, выдохнула, якобы устало. - Хорошо, если ты хочешь знать правду, я тебе расскажу. Иначе ты не успокоишься, да?
        - Да.
        Ксения отложила кухонное полотенце, наклонилась, навалившись на высокую стойку, что разделяла рабочую зону кухни и столовой. На меня посмотрела, очень серьёзно.
        - Я натворила много глупостей, Вика. И сейчас, оглядываясь назад, я не понимаю, как могла так поступать. Даже то, как могла уйти из дома и не вернуться… я не понимаю. Но я это сделала. Меня никто не похищал, меня никто не заставлял, не увозил силой. В тот день я жутко злилась на Гришку. Может, это и глупо, но тогда я его любила. Не той любовью, какой нужно любить, это было сумасшествие. Я считала, что он целиком и полностью принадлежит мне. По-другому быть не может, ведь нас столько всего связывало, а вот он так не считал. - Ксеня грустно улыбнулась. - Наверное, никогда так и не считал. - Тут уже я припомнила наш недавний разговор с Григорием, и мысленно с сестрой согласилась. - Сам решил от меня сбежать, избавиться от меня. Его родители были не при чём, он был не против жениться на той жеманной кукле.
        - Они вместе много лет живут, - заметила я. - Мне кажется, Гриша вполне доволен своей семейной жизнью.
        - Знаю, - вздохнула Ксения. Растянула губы в искусственной улыбке. - Я за него рада, веришь?
        - Нет.
        - Ну и правильно. Мне всё равно. Меня сейчас мало, что интересует за пределами моей семьи.
        - Твоей семьи? - переспросила я. - А разве это твоя семья?
        - Моя, - уверенно ответила она. - Я её себе вымолила.
        Я голову опустила, смотрела на свои руки. Потом головой покачала.
        - Я не понимаю, всё равно не понимаю, как ты могла так поступить. Не со мной, с родителями. Ты не представляешь, что с ними творилось. Да до сих пор творится! Мама не в себе, для неё самый счастливый день, когда ты ей во сне снишься.
        - А ты не представляешь, от чего я их уберегла. Я не хочу помнить себя такой. Не хочу помнить о том, как Гришка меня предал, как выкинул меня из своей жизни в один день. Я просто стала не нужна, он решил стать приличным, добропорядочным семьянином. А меня выставил сумасшедшей наркоманкой.
        - Я ничего об этом не знала, - проговорила я негромко, - даже не догадывалась.
        Ксеня поморщилась, глянула на меня недовольно.
        - Хочешь сказать, что родители не говорили тебе?
        Я помолчала, припоминая события десятилетней давности. Что ж, признание сестры объясняло её странные перепады в настроении, её поведение, внезапные бегства из дома. А ещё нервозность и переживания родителей, их бесконечные перешёптывания за закрытой дверью от меня. Но мне тогда, да и после, до последних дней, никогда не приходило в голову, что у Ксении могли быть проблемы с наркотиками, тем более серьёзными, сестра всегда была в моих глазах лучшей. Даже после её исчезновения, все эти годы, родители не раскрывали мне правды о сестре. То ли берегли меня от этой самой правды, то ли не могли подобрать слов, чтобы озвучить её. А, может быть, старательно отмахивались от всех тревожных мыслей на этот счёт, желая думать о собственной дочери только в положительном ключе. Хотя, зависимость Ксении объясняла и халатное отношение к делу о её исчезновении правоохранительных органов. Наверняка, они говорили родителям, что ничего другого, тем более хорошего, от девушки с такими наклонностями и ждать не приходилось.
        Ксеня тем временем пожала плечами.
        - Гришка любил развлекаться, деньги у него всегда были. Ничего удивительного, что, в итоге, он стал баловаться наркотиками. Это была вседозволенность, которой мы наслаждались. Понимаешь, тогда нам казалось, что это, на самом деле, баловство. Никто же не задумывается, что это может привести к серьёзной зависимости. Да и я всегда считала, что зависимость у меня от него, а не от травки и кокаина. Я считала, что наши с ним отношения никогда не закончатся, что мы идеально подходим друг другу. А потом он меня бросил, в один день. И я осталась одна, за воротами их дома.
        Это ощущение мне было знакомо.
        - Его родители знали о наркотиках?
        - Догадывались. Но эту тему никогда не поднимали всерьёз, боялись огласки. Это потом уже Рома раскаялся в этом.
        Собственническое «Рома» прозвучало из уст сестры легко, привычно, а мне резануло слух. А Ксения продолжила, с легкими презрительными интонациями:
        - Вот и решили они Гришку пристроить. Он по жизни тоже успел почудить, не успевали разгребать. Вот и понадобилась такая вот Света, с папой, который в любой момент мог пресечь любую Гришкину выходку. Ты же знаешь, кто у неё папа? - Я кивнула. - Ну вот. А Света, влюблённая в Гришку и по натуре спокойная, как танк. Быстренько его к рукам прибрала. Кстати, ты в курсе, что Соня Гришкина дочь?
        Я хлопнула ресницами.
        - Что? - Сказать, что я удивилась, значит, ничего не сказать. - Как это?
        - Очень просто. Она родилась, когда Гришке едва исполнилось шестнадцать. Плод его первой, сумасшедшей, пьяной и под кайфом, любви.
        - Господи, какой кошмар.
        Ксеня же только плечами пожала.
        - Может, и кошмар. А Гришка вот живёт себе, не тужит. Родители ребёнка себе забрали, якобы усыновили, но все уже давным-давно об этом позабыли. Их Соня ребёнок, как постановили, так и есть.
        - А её мать?
        - Да кто ж знает, где она? Девочке на тот момент не больше, чем Гришке было. Возможно, повзрослела, поумнела, замуж вышла, детей нарожала. Как я. А, возможно, сгинула где-нибудь. Соне они оба удружили, ничего не скажешь.
        - И ты об этом давно знала?
        - Узнала, ещё во время наших с Гришкой отношений. Он мне как-то по пьяни разболтал.
        - По крайней мере, у девочки есть семья.
        - Боюсь, этой девочке всё равно.
        - Не говори так.
        - А что? Ей, на самом деле, всё равно. Лиза о ней заботится. Наверное, в Соне сейчас вся её жизнь. Что у неё есть ещё? Сыновья выросли, мужа нет.
        - Тебе просто так хочется думать…
        - Что ты хочешь сказать? Что я глупая, строю иллюзии? У меня также двое сыновей от него, в любом случае, прав я имею не меньше. К тому же, любит он меня.
        Я вновь окинула большую кухню взглядом.
        - Верю.
        Ксения смотрела на меня, очень внимательно.
        - Я понимаю, ты меня ненавидишь, осуждаешь. Я знаю, что виновата. Но мне нечего было сказать родителям. Когда Гришка так со мной поступил… у меня в голове что-то помутилось, Вика. Я даже не понимаю, как так получилось, что я уехала. Когда меня не пустили в дом, я отправилась в центр, познакомилась с какими-то ребятами, а они предложили поехать с ними в Москву. И я поехала.
        - Ты с ума сошла? - поразилась я. - О чём ты думала?
        - Да ни о чём я не думала, - усмехнулась Ксения. - В том-то и дело. Я была пьяна, я была зла и расстроена. Я ненавидела всех вокруг. В себя начала приходить только через несколько дней. Поняла, что натворила, даже домой пыталась звонить, но каждый раз не находила слов, и номер так до конца ни разу и не набрала. А потом… - Сестра пожала плечами, причём на её лице в этот момент не было, вообще, никакого выражения. Она будто говорила и вспоминала не о себе, а о поступках другого человека. - Потом надо было что-то делать, как-то выживать. Ну, и развлекалась, не без этого. - Она руками развела. - Не знаю, что со мной случилось. Не знаю. Я иногда думаю об этом. Но мне было настолько обидно, мне так хотелось ему отомстить!
        - И поэтому ты заявилась на их свадьбу?
        Ксения вдруг заулыбалась. Кивнула мне.
        - Да, а что такого? Почему кому-то должно быть хорошо, а другим только плохо, и плохо, и плохо?
        - Если честно, мне совершенно всё равно, - сказала я. - Зачем ты туда пришла и что сделала. Меня больше волнует, где ты жила в то время.
        Ксеня знакомо склонила голову на бок, а на меня взглянула с легкой снисходительностью.
        - Вика, разве сейчас есть какая-то разница? Где я жила, что делала… Думаю, тебе не следует этого знать, просто потому, чтобы у тебя не возникло когда-нибудь желания рассказать об этом родителям. Этого им точно знать не нужно. Но я выжила. Посмотри на меня. Я выжила, я справилась, я вовремя очнулась. Когда я явилась на ту злополучную свадьбу… я практически не отдавала себе отчёт в своих действиях. Мне хотелось крушить, уничтожать, кричать о своей обиде. И если бы не Рома… Я временами задаю ему этот вопрос, почему он в очередной раз не выгнал меня взашей без всяких сожалений. Он говорит, что это не важно, а я знаю. Знаю, что он меня попросту пожалел.
        - Почему ты тогда не позвонила? Хотя бы позвонила, мне или родителям.
        Ксения помолчала, затем пожала плечами.
        - Не хотела. На тот момент я уже не хотела возвращаться. И, честно сказать, уже не думала о том, что меня ищут, переживают. Прошло несколько месяцев, и мне самой казалось, что я скатываюсь всё ниже и ниже. Переезжала из одной непонятной квартиры в другую, от одних малознакомых людей к другим. Знаешь, есть такие люди, которым всё равно, кто у них живёт. Люди приходят и уходят.
        - Наркоманы?
        - Не обязательно. Там есть музыканты, художники, есть наркоманы и алкоголики, или попросту блаженные, которым иногда нужно помыться и где-то поспать, и такая жизнь их вполне устраивает. В жизни, сестрёнка, вообще, очень много удивительного. А ещё больше плохого. Во что не стоит окунаться, тем более с головой.
        - А Роман Артурович, значит, решил тебя спасти.
        - Назови, как хочешь. Но только рядом с ним я начала жить. Для начала он взял меня за горло и хорошенько встряхнул, а затем запер. - Ксения на мгновение запнулась, явно припомнив те дни и свои ощущения. - В клинике у знакомого запер. И я его ненавидела тогда, я бросалась на него, плевала ему в лицо, кричала, как я ненавижу всю его семью. А потом пришла апатия. Прошло много времени, прежде чем я поняла, что чего-то хочу. Хотя бы есть, пить, с кем-то разговаривать. А он всё это время ко мне приезжал, он один. Не часто, но он приезжал и смотрел на меня, как на зверька в клетке. Интересовался, адаптировалась я к новым условиям существования или нет. Потом начал со мной разговаривать. Я ненавидела его разговоры, нравоучительный тон, но кидаться на него или убегать мне уже не хотелось. Я впервые за несколько лет начала осознавать, что вокруг меня есть какая-то жизнь, а не только веселье, гулянки и наркотики. Не только Гришка. Ради Ромы я начала лечиться, его визитов я ждала, и боялась только одного - что после больницы он обо мне забудет. Но он сказал, что этого не случится, уж не знаю, что он во мне
тогда увидел. Но я ему поверила, и ради него я прошла реабилитацию, ради него выкинула свой паспорт. Потому что, если бы я вернулась домой, у нас бы с ним ничего не получилось. Я бы не смогла его удержать.
        - А его надо удерживать?
        - Каждого мужика надо удерживать. Особенно того, которого любишь. Которого хочешь. Который твой. Да, он поставил мне определённые условия, он не мог развестись, да и делать этого не собирался, у него для этого уйма причин, и самая главная - семейный бизнес, который придётся делить. И даже не делить, а рвать на части. Лиза только с виду покорная и понимающая, а на самом деле… Да и я прекрасно отдавала себе отчёт в том, что, по сути, ещё не заслужила счастья быть его женой. Но я знала одно - я хочу быть с ним, всегда. И я готова на всё ради него.
        Я слушала сестру и смотрела на неё во все глаза, её рассказ меня потряс. В её голосе было столько зависимости от Романа Артуровича, столько преклонения.
        - Ксеня, он же не женится на тебе никогда. Раз после стольких лет не сделал этого, неужели ты этого не понимаешь?
        - Вика, ты глупая, - вдруг засмеялась она. - Мне не нужен штамп в паспорте. Мне нужно то, что между нами есть, то, что он даёт мне. Рома никогда не живёт наполовину. Ему нужно всё. А то, что здесь, - Ксения обвела рукой кухню, - всё это временно. Мы больше пяти лет с мальчиками прожили в Италии. Мальчики там родились, они там выросли. И в любой момент, как Рома решит, мы вернёмся домой. Я не останусь здесь, возможно, уехав в этот раз, больше не вернусь. Это Рома прилетает раз в месяц, решает дела по бизнесу, проверяет семью, и возвращается к нам, домой. А всё, что делает Андрей…
        - Что делает Андрей?
        - С этим домом, со старой фабрикой, его отец никогда туда не вернётся. У нас уже давно другая жизнь. У нас другие планы.
        - Вот только вы забыли об этом оповестить других, - не удержалась я от замечания.
        - Значит, это не важно.
        - Что значит, не важно? - удивилась я. - Для тебя это не важно?
        - Нет. Рома лучше знает, как для нас с мальчиками лучше. Он наш защитник, он хозяин в доме. Он отец. Он обожает детей, любит меня, а мы не представляем своей жизни без него.
        Я смотрела на сестру с недоверием.
        - То есть, ты всё делаешь так, как он хочет?
        - Конечно.
        - И что ты сделала? Сменила фамилию? Порвала все связи с семьёй?
        Она снова вздохнула.
        - Бизнес Веклеров, их производство, давным-давно поделено между всеми членами семьи, на четыре части. Деньги же Лизе достались в наследство. Поэтому любой скандал мог спровоцировать распад. Посмотри, как отреагировал Андрей, других доказательств этому не нужно. Мне нужно было сделать выбор - бороться за штамп в паспорте или просто быть рядом с любимым мужчиной. Я этот выбор сделала. И считаю его правильным.
        - Странно, если бы Андрей отреагировал по-другому! Он только что выяснил, что его отец ведёт двойную жизнь, всем врёт, да ещё и дети у него есть!
        - А кто он такой, чтобы отца осуждать? - тут же повысила голос Ксения. - У самого ещё ни котёнка, ни ребёнка, всё ответственность с себя снимает!
        - Господи, что ты говоришь? - возмутилась я. - Это же не твои слова, это же Роман Артурович говорит!
        - Вика, честно, я не знаю, зачем ты пришла, и что ты хочешь от меня услышать. Ничего менять я не стану, и против воли мужа не пойду.
        - Он тебе не муж, - отрезала я, - судя по фамилии, муж у тебя итальянец.
        Ксеня беспечно передёрнула плечами.
        - Зато у меня теперь итальянское гражданство.
        - Да, - кивнула я, - у тебя итальянское гражданство, у мальчиков итальянское гражданство, а, спрашивается, что сделал Роман Артурович, со всей своей честностью и принципиальностью? Со своей любовью к семейным ценностям? Также снял с себя любую ответственность?
        - Всё в нашей жизни сделал он. Тебе не понять.
        - И ради его удовлетворения ты готова отвернуться ото всех?
        - У меня семья, Вика. - И упрямо повторила: - Тебе не понять.
        - У меня тоже семья, Ксюша. Ту, которую ты позабыла. Но тебе, кажется, тоже не понять.
        Мы обе замолчали, разозлённые, обиженные, непонимающие… Мне хотелось плакать, мне хотелось продолжать ей что-то говорить, доказать её неправоту, но слов у меня не находилось. Я смотрела на Ксеню и понимала, что она настолько комфортно обосновалась в своём удобном мирке, что никого слушать не станет. Она только повторяла: «Рома сказал, Рома решил», и на её лице в эти мгновения появлялось столько умиротворения, довольства, что спорить с ней было бесполезно. У неё, на самом деле, была своя жизнь, с детьми и с мнением мужа, или кем она его считала, спорить с ним она, не то чтобы не смела, а попросту не хотела. Складывалось впечатление, что однажды взяла и перечеркнула всю свою прежнюю жизнь, всё, присущее ей сумасшествие, планы, мечты и замыслы, всю свою сущность, и сосредоточила весь свой мир лишь на одном человеке. За чьей спиной она успокоилась, со всем смирилась, радовалась его присутствию рядом, занималась домом и растила его детей. И в ней, кажется, даже всплесками не возникали бури сопротивления, хотя бы той незавидной роли, по факту, любовницы, в которой она жила уже много лет. Как-то сюда ещё
вплеталась история брака с итальянцем, по всей видимости, фиктивная, но теперь хотя бы понятно, почему никто не мог её найти по прежнему имени и фамилии. Их просто больше не было, не было, как и моей сестры. Передо мной сейчас стояла не Ксения Захарова, а женщина с другой внешностью, с другим отношением к жизни, с непонятными мне воспоминаниями и дальнейшими планами на жизнь. Передо мной стояла Оксана Кваттрокки. Позабывшая наш дом, наше общее детство, нашу семью. Всё, о чём она могла говорить, это о детях и о человеке, которого считала мужем, и об их жизни в Италии.
        - Ты расскажешь родителям? - спросила она.
        Я медлила с ответом.
        - Не знаю… Как я могу такое рассказать? - в конце концов, удивилась я. - Они не переживут.
        Ксения опустила глаза, в этот момент выглядела печальной и виноватой.
        - Даже если ты расскажешь… я не приеду увидеться с ними.
        От этих её слов стало пронзительно больно.
        - Мне не столько стыдно, - продолжила она, - сколько… я не знаю, что им сказать. - Ксения пожала плечами. - Мне нечего. Наверное, потому, что я давно не их дочь. Той Ксени, Ксюши больше нет. Мне кажется, она осталась в больнице, среди неудачников и наркоманов. Мне потребовалось два года, чтобы вернуться к полноценной жизни. Рома увёз меня в Италию, и это самые лучшие мои воспоминания в жизни. Знаешь, многие бывшие наркоманы говорят о том, что им очень трудно держаться, что вокруг много соблазнов, что хочется снова ощутить ту эйфорию… А для меня это ужас. И никакой эйфории я не помню, только бесконечный бег по кругу, сначала неуёмное веселье, а потом злость, боль, грязь вокруг, какие-то люди, и полная безысходность. А после этого солнечная Кампания, и я самая счастливая женщина в мире. И это ощущение и стало для меня наркотиком. И я никому не позволю это у меня отобрать. Надо будет - буду драться, с кем угодно. Так можешь своему Андрею и передать.
        Я на сестру посмотрела.
        - Он не мой.
        Мы встретились с ней взглядами, и сестра мне сказала:
        - Захочешь - будет твой. А не захочешь - сдашься.
        Это я комментировать никак не стала. Поводила пальцем по столешнице.
        - Значит, ты скоро уедешь?
        - Как только Рома закончит дела, заключит несколько сделок в Европе, так мы сразу и уедем. Под санкциями работать очень трудно. Из России проще.
        - А как же его семья?
        - А что его семья? - удивилась Ксюша. - У них всё хорошо, они ни в чём не нуждаются. Рома всё для этого делает. Он, вообще, всё для всех делает. Остаётся только наизнанку вывернуться.
        - Зато смелости признаться у него не хватает, - не удержалась я от язвительности.
        В ответ мне достался жесткий взгляд. И Ксения даже меня обрезала:
        - Ты ещё слишком молода, чтобы до конца всё понимать.
        - Да всё я понимаю. - Я поднялась из-за стола. - Просто твой Роман Артурович до паники боится раздела имущества. А тебе поёт песни о своём благородстве.
        На это Ксеня обиделась, всерьёз обиделась. Настолько, что не стала мне больше ничего говорить, и, вообще, отвернулась. А я ещё постояла, смотрела на неё. Понимала, что, скорее всего, вижу её в последний раз. Но в чём-то она была права. Передо мной стоял совершенно чужой человек. С другой внешностью, с чужим именем. И нам, кажется, нечего было сказать друг другу на прощание. Но я всё же нашла слова.
        - Как бы то ни было, я рада… Рада, что ты жива, что у тебя всё хорошо. Самое ужасное было десять лет думать, что ты мертва и, возможно, где-то совсем рядом. Но мы тебя никогда не найдём.
        - Вы меня и не нашли, Вика. Той Ксюши больше нет. Но виновата в этом я сама. Я это знаю.
        У меня был короткий порыв, мгновенный, секундный, подойти и обнять её на прощание, но я сдержалась. Лишь приостановилась в дверях кухни, на сестру оглянулась, после чего решительным шагом направилась к выходу.
        На улице лил дождь. Холодный, противный. Но на этот раз я не испугалась, бегом спустилась по ступенькам и кинулась по дорожке к калитке. Рванула ту на себя. Почему-то я была уверена, что за воротами никого нет, что Андрей уехал, и мне, если честно, в тот момент было всё равно куда бежать. Хотелось просто уйти отсюда. Но выскочив из калитки, я оказалась прямо у знакомой машины, обежала её и торопливо забралась в салон. Волосы успели промокнуть, я пригладила их рукой. Глубоко вдохнула разогретый печкой воздух.
        Андрей смотрел на меня, а я на него. Сказать хотелось многое, по крайней мере, мне, но мы оба молчали. Затем Андрей повернул ключ в замке зажигания, и автомобиль тронулся с места. Я откинулась на удобном кресле и закрыла глаза. И тогда подумала о том, о чём мне совсем недавно говорила сестра. Мне всё равно, куда он меня везёт. Лишь бы с ним.
        ГЛАВА 18
        Эта мысль, посетившая меня так внезапно: «Лишь бы с ним», безумно меня напугала. Не в тот момент, а позже. Когда мы с Андреем остались вдвоём в охотничьем домике, когда молчали, и быть с ним, разговаривать и поддерживать друг друга, у меня как-то не получалось. Именно это меня и напугало. Я осознала, что сегодняшний день, встреча с сестрой, всё, что мы от Ксении узнали и услышали, по сути, разбило наши жизни на до и после. И наблюдая за Андреем, я понимала, что ему, наверное, куда сложнее принять действительность. Оттого он и молчит, оттого и мучается. Если честно, на него было страшно смотреть в тот вечер. Андрей долго сидел на кухне, перед бутылкой с коньяком, и не столько пил, сколько сверлил злосчастную бутылку тяжёлым, ненавистным взглядом. А я боялась даже заговорить с ним. Сидела на кресле, поджав под себя ноги, и тоже молчала. То за Андреем украдкой наблюдала, то вспоминала Ксюшин рассказ о её жизни. Наверное, я всё-таки старалась найти ей оправдание. Очень старалась, пыталась представить, что ей пришлось пережить, оставшись один на один с зависимостью, затем оказавшись в клинике,
переживая долгую и мучительную реабилитацию. Я всё это могла представить и даже понять. Вот только вся моя жалость к сестре разбивалась о понимание того, что никто кроме неё в сложившихся обстоятельствах не виноват. Она забыла обо всех ради собственных желаний и чувств, в погоне за удовольствиями, и не вспомнила о родителях даже тогда, когда ей было плохо и одиноко. Ксеня нашла себе новый источник радости, привязанности и всю себя без остатка отдала этому человеку. Похожее чувство у неё было к Грише, непонятное для окружающих помешательство, когда все остальные отходили для неё на второй план.
        Может быть, она не умеет по-другому любить? Может, ей нужно отдать себя без остатка? Превратить любовь в зависимость, и лишь тогда она способна ощутить полное счастье?
        Тогда мне сестру становится жаль. Потому что то, что я видела сегодня, услышала от неё сегодня, откровенно пугало. Хотя, Роман Артурович с его гипертрофированным эго, наверняка, доволен её преклонением и преданностью.
        Что ж, может, они, на самом деле, нашли друг друга и этим счастливы? Вот только что теперь делать остальным?
        - Что ты будешь делать со всем этим? - спросила я Андрея на следующее утро. Он даже ночью ко мне в постель не пришёл, так и сидел до утра на кухне, а затем дремал на диване в гостиной. Мне тоже долго не спалось, и я приходила посмотреть на него не один раз. Осторожно выглядывала из-за угла, не хотела, чтобы он меня заметил и решил, что я за ним слежу.
        Андрей смотрел в чашку с кофе хмурым взглядом. Смотрел долго, прежде чем ответить.
        - Не знаю.
        Я печально кивнула, глядя за окно. Дождь закончился, но на улице было сумрачно и безрадостно.
        - А ты что будешь делать?
        Я обернулась на Андрея после этого вопроса. Также в молчании на него смотрела, а он пояснил:
        - Расскажешь родителям?
        - Я не представляю, как это сделать, - призналась я.
        А Андрей зло усмехнулся.
        - Так и сказать: ваша старшая дочь - тварь. Но у неё всё хорошо.
        Я поморщилась от его слов, снова отвернулась. Помолчала и сказала:
        - Мы не в праве никого судить.
        - Правда? - Андрей из-за стола поднялся, повысил голос. - Не в праве? А они в праве так поступать? Врать, лицемерить, искать себе норку поглубже и поуютнее? - Каждое слово заставляло меня внутренне сжаться. - Вика, ты понимаешь, что происходило все эти годы? Отец купил этот дом после возвращения из Италии, чтобы отдыхать от нас. От меня, от матери, от Гришки с Соней. И мы верили, каждому его слову верили, берегли его покой! А его здесь даже не было! Потому что у него другая семья рядом!
        - Андрей, успокойся, - попросила его я. - Я всё понимаю.
        - А я вот ни черта не понимаю! - рявкнул он, и я зажмурилась. - У него дети, Вика! Дети! Как я матери всё это скажу? Пока она с Соней, не отходит от неё, отец живёт своей жизнью, но не забывает нас всех учить морали!
        Он замолчал, выдохнулся, но продолжал кипеть от возмущения. И мне, наверное, не нужно было спрашивать, но я не удержалась:
        - Это правда… про Соню?
        Я видела, как Андрей напрягся. И даже не посмотрел на меня, просто переспросил:
        - Что, про Соню?
        - Что она дочь Гриши, а не твоих родителей.
        - Неправда, - сухо отозвался он. - Соня - дочь женщины, что её вырастила. Моей матери.
        Я опустила голову, согласно кивнула, и спрашивать больше ни о чем не стала. Слишком болезненно Андрей на все мои слова и вопросы реагировал.
        Мы помолчали, и я поняла, что решение придётся принимать мне самой. Вот я и приняла. Попросила:
        - Отвези меня на вокзал.
        Андрей на меня посмотрел, долгим, испытывающим взглядом. В какой-то момент мне всё же показалось, что он не согласится, запротестует, примется меня отговаривать. Что-нибудь скажет, пообещает, что всё будет хорошо, что мы со всем справимся, и мне после его обещаний обязательно станет легче. Но ничего такого он не сказал. Лишь согласно кивнул.
        Он кивнул, а я почувствовала жгучий укол разочарования в самое сердце. Это был почти удар, от которого можно было покачнуться и упасть, но я устояла на ногах. И даже сохранила спокойное выражение на лице. По крайней мере, я очень старалась. Но самые страшные и точно несправедливые слова, Андрей сказал мне на вокзале. Он купил мне билет на поезд, как истинный кавалер остался со мной до последней минуты, стоял рядом, загораживая меня своей спиной, от ветров, чужих взглядов и, возможно, каких-то невзгод, а когда мне уже нужно было садиться в поезд, нам пришло время проститься, он посмотрел мне в глаза и сказал:
        - Не нужно было тебе всё это затевать.
        - Что? - не поняла я.
        - Искать её. Не нужно было, - повторил он с каким-то особым сожалением. И добавил: - И мы все жили бы спокойно.
        Это были неправильные слова, неправильные выводы. От несправедливости и возмущения у меня подступили слёзы к глазам, но я заставила себя упрямо вскинуть голову, сжать губы и промолчать. Я не собиралась с ним спорить. В последний момент не собиралась. Ведь становилось понятно, что мы прощаемся. Навсегда. И его последние слова мне, их смысл, заключался в том, что всё сделала неправильно.
        Я отступила, всё ещё продолжая смотреть Андрею в лицо, слов даже для прощания у меня не находилось. Поэтому я молча протянула проводнику свой билет, а затем заставила себя развернуться и войти в вагон. В какой-то момент мне показалось, что я умру. Просто возьму и умру, от боли, обиды и несправедливости. От того, что Андрею оказалось легче обвинить во всём меня, а не своего отца. Села на своё место у окна и принялась глотать слёзы. Вытирать их было бесполезно, они лились и лились. А ещё я ждала, ждала, до самого последнего мгновения, пока не закрылись двери, и поезд не тронулся с места, что Андрей одумается, войдёт в вагон и что-то мне скажет. Что-то, что смягчит мою обиду.
        Он этого не сделал.
        Я уезжала из Москвы, понимая, что в моей жизни всё плохо.
        Вот так вот закончилась десятилетняя история исчезновения моей сестры. Я столько сценариев придумала за эти годы, столько развязок, счастливых и трагических, но такой сюжет мне ни разу в голову не приходил. Не могла я представить, что виноватой выставят меня. Что я сама решу себя в чём-то обвинить. Хотя бы в том, что не смогла сказать Ксении ни одного достойного слова в упрек, не смогла донести до неё, как она не права, и что мы вместе с родителями пережили за эти годы. В душе было пусто, словно дыра. И я понятия не имела, чем мне эту пустоту заполнить.
        Единственный человек, которому я всё рассказала, как только приехала, просто ради того, чтобы облегчить душу, конечно же, была Жанна. И самое удивительное в том, что впервые в жизни я не видела подругу ахающей, возмущённой или хватающейся за сердце. Она выслушала историю встречи с моей сестрой с каменным спокойствием, хотя, и казалась несколько ошарашенной. Жанне явно было не по себе, но она не произнесла ни одного лишнего слова. Лишь по окончании моего рассказа, поднялась из-за стола, пару секунд стояла, замерев у окна, после чего сказала:
        - Ничего не говори родителям.
        А мне захотелось зажмуриться, закрыть уши руками и в отчаянии замотать головой. Другой реакции у меня на эту ситуацию попросту не было. Мне хотелось кричать от несправедливости. А ещё больше мне хотелось забыть. И невольно в моём сознании раз за разом всплывали слова Андрея, что он сказал мне перед расставанием:
        - Лучше бы ты ничего не узнавала.
        Лучше… Лучше. Возможно, так и было бы лучше! Но я же делала всё из тех самых лучших побуждений. Мне казалось, что нет в жизни хуже участи, чем не знать, что случилось. А оказалось, что ещё хуже и невыносимее - знать. Знать, что тебя предали, бросили, просто не подумали о тебе, что ты оказался не важен.
        В понедельник я отправилась на работу, как и договаривалась с Русланом Борисовичем. А за день до этого, в воскресенье у меня случилось новоселье. Отец через знакомых нашёл для меня однокомнатную квартиру, причём в том же районе, в котором я прожила последние пару лет. Тот факт, что я остаюсь в привычном для себя окружении, порадовал меня больше всего. Даже дорога до работы, всё тем же маршрутом, порадовала. Я осознала, что хочу вернуться к прежней жизни, с минимумом переменных, хотя, совсем недавно, в Москве, я себя этим пугала. Возможно, ещё несколько дней назад я была смелее, а сейчас проявляю трусость, но на данный момент я всеми силами пыталась сохранить психическое здоровье с минимумом потерь. Хотела притвориться, что последних трех недель в моей жизни попросту не было. Я ни с кем не встречалась, никуда не ездила, и ничего не знаю. Вычеркнуть из сознания и забыть.
        - Не получится, - говорила мне Жанна. - Нужно принять всё, как есть, и разозлиться. Вот тогда забудешь, когда злость всё съест.
        - Не хочу злиться, - говорила я. - Хочу жить, как раньше.
        Я вернулась на работу, на прежнюю должность, в кабинет, что делила с девчонками. И даже сумела рассказать им историю об отпуске в Москве, у родственников. И даже призналась в том, что я с некоторых пор девушка свободная и одинокая. Вот на эту информацию Лена со Светой отреагировали остро, ахали, сожалели и принялись меня увещевать, заверяли, что я молодая и красивая, и, без всяких сомнений, совсем скоро встречу своего единственного.
        - Обязательно на свадьбе твоей погуляем! - оптимистично заявила Света, а я послушно растянула губы в улыбке.
        Первая неделя новой жизни показалась мне самой трудной. Я будто привыкала заново и к работе, и к родному городу, обживалась в маленькой квартирке, в которой мне было неуютно и некомфортно. В ней даже мебели почти не было, но к следующим выходным отец привёз для меня диван, собрал шкаф и компьютерный стол. Я разложила свои вещи по местам, повесила новые занавески на кухне, и расставила новую посуду в шкафчики. И, признаться, мне стало легче и приятнее возвращаться в эту квартиру каждый вечер. Не стало такой всепоглощающей тоски. Вот только я никак не могла заставить себя съездить к маме. Разговаривала с ней по телефону, и ненавидела себя за вранье, за притворство. Она рассказывала мне про Ксеню по привычке, о чём-то сокрушалась, выдвигала какие-то предположения, а я слушала её голос и ненавидела себя за то, что молчу. Но как сказать родителям правду - попросту не представляла. И ужасно боялась оказаться с мамой лицом к лицу. С отцом было как-то легче, наверное, потому, что он не вспоминал постоянно про старшую дочку, его больше занимала я и мои проблемы. И от этого мне было теплее и спокойнее.
Только однажды отец спросил, точнее, даже сказал с уверенностью:
        - С тобой что-то случилось в Москве. А ты скрываешь.
        И я испугалась этих его слов. Принялась заверять, что всё в порядке. И, в конце концов, придумала, а, может, и не придумала совсем, оправдание. Мол, глупая, всё-таки страдаю по Андрею.
        Отец из-за моих слов расстроился. Заметно расстроился. А я подошла и обняла его, повисла у него на шее, как никогда раньше не поступала, на что у меня никогда не хватало смелости и открытости. А в тот день я это сделала. И даже позволила себе всхлипнуть от жалости к себе, совершенно искренне.
        - Это пройдет, папа, - сказала я ему. - Обещаю. Я знаю, что он мне не нужен. Я всё забуду.
        - Это будет самым правильным, - проговорил тогда отец. Обнял меня в ответ и поцеловал в лоб.
        Спустя пару недель моей новой, самостоятельной и одинокой жизни, как я это про себя называла, объявился Вовка. Причём, объявился он у проходной завода, поджидал меня по окончании рабочего дня. На своей новой машине, увидел меня и из автомобиля вышел. С призывной улыбкой. А я, признаться, при виде него, встала, как вкопанная. Первой мыслью было - бежать, но бежать особо некуда было. Если только обратно к проходной, но это явно было бы глупым поступком.
        - Привет, - улыбнулся он мне. Улыбнулся, как раньше, широко и лучезарно.
        - Привет, - осторожно отозвалась я. И тут же поинтересовалась: - Что ты тут делаешь?
        - Тебя жду.
        Я негромко хмыкнула вместо ответа или проявления какого-либо восторга. Я попыталась Вовку на узком тротуаре аккуратно обойти, направилась к остановке.
        - Вика, давай я отвезу тебя домой, - предложил он.
        Я поинтересовалась:
        - Зачем?
        Вовка пожал плечами.
        - Просто так. Это же лучше, чем ехать на автобусе.
        - Не уверена.
        Он поймал меня за руку.
        - Вика.
        Мне пришлось обернуться, взглянуть на него. Посмотрела в его добродушное, такое знакомое каждой черточкой лицо, и, если честно, мне захотелось поднять руку и потрепать Вовку по щеке. Не из любви, не из умиления, а просто потому, что он казался таким понятным и своим. И даже его предложение меня подвезти до дома, его появление сегодня, всё это было мне хорошо понятно, все его мотивы. Вот только заинтересованности в них у меня уже не было. А ведь совсем недавно я с таким нетерпением ждала от него каких-то шагов, поступков, слов, но так ничего и не дождалась, пока наши отношения с треском не развалились на мелкие осколки.
        - Я доеду на автобусе, - сказала я ему. - Но спасибо за предложение.
        Вовка снова попытался поймать меня за руку. И вновь повторил моё имя, на этот раз с просительной интонацией.
        - Вика.
        А я головой покачала и попросила его в ответ:
        - Не надо, Вов. Уже ничего не надо.
        Он расстроился. И, наверное, разозлился. Потому что всё благодушие с Вовки в один момент спало, и выражение на лице, как и взгляд, стали крайне недовольными. Руку он от меня убрал, остался стоять на месте, пока я шла к автобусной остановке. Я разок обернулась на него, видела, как он стоит, сунув руки в карманы джинсов и хмуро на меня смотрит. Он смотрел, а я отвернулась. Немного не по себе было стоять на остановке, поджидая автобус, чувствуя его взгляд на себе. Мы были будто чужие друг другу, хотя, именно так, наверное, и было. Любовь закончилась, и мы превратились в чужих людей. По правде говоря, о Вовке я совсем не думала все эти недели. И это было странно и само по себе трагично. В моём понимании, страдать я должна была именно по отношениям, которые длились больше двух лет. Из-за человека, с которым жила, за которого хотела замуж. А не ждать днями и ночами звонка, сообщения от другого, с которым знакома всего несколько недель. Но именно по Андрею я плакала ночами, и тосковала вечерами. Слава Богу, хоть днём была занята настолько, чтобы не отвлекаться на печальные мысли. Но мне до сих пор
казалось несправедливым то, что случилось. То, что он мне сказал. То, что обвинил во всём меня. Мне безумно хотелось посмотреть Андрею в глаза и сказать то, что не осмелилась сказать ему на вокзале. Что неправильно и несправедливо обвинять меня в решениях, принятых не мной, а другими людьми. В том числе, его отцом. Да и за поступки своей сестры я никакой ответственности не несу.
        - Ты можешь мне, наконец, сказать, что с тобой происходит? - спросил у меня отец.
        Мы сидели за праздничным столом, у папы был день рождения, и я пришла его поздравить. Никакого празднества они с Верой устраивать не стали, только семьёй собрались за накрытым столом, с салатами и красивым тортом, что Вера испекла сама, специально для папы. Мама вот никогда для папы торт не пекла. Мне почему-то вспомнилось, что торт она всегда пекла только для Ксюши, а для меня лишь дважды, на окончание одиннадцатого класса и на восемнадцатилетие. Для Ксени же на каждое день рождение и всякий раз, когда сестра её об этом просила, даже без повода.
        Когда отец задал мне этот вопрос, мы остались с ним за столом вдвоём. Мальчишки убежали на улицу, а Вера отлучилась на кухню. По всей видимости, я о чём-то призадумалась, как всегда в последнее время, невесело, отец ко мне присмотрелся и спросил:
        - Что происходит? Скажи мне правду.
        Правду. Я понятия не имела, как именно сказать ему эту самую правду, и нужно ли это делать. Но, видимо, в последнее время я вела себя настолько странно, измученная бесконечными размышлениями, что скрывать истину становилось всё труднее, а то и невозможно.
        Я на отца посмотрела, выдохнула, собираясь с духом, и произнесла:
        - Нам нужно это как-то принять. Я не знаю как, папа, но это необходимо сделать.
        Удивительно, но отец, во время моего рассказа, даже вопросов мне не задавал. Он молча слушал, уставившись в одну точку, лишь однажды в том же молчании налил себе рюмку водки и выпил залпом. А Вера… Вера стояла у него за плечом и лишь с тревогой наблюдала за мужем.
        Я расплакалась. Когда сказать мне стало нечего, я разревелась, неожиданно ощутив безумное облегчение. Что это больше не моя тайна, что мне не нужно нести всё это в себе, притворяясь стойкой и не сгибаемой. Только сказала:
        - Я не знаю, как рассказать это маме. Просто не знаю.
        - Не нужно ей ничего говорить, - заявил отец. Кажется, это были его первые слова с начала моего рассказа. И посмотрел он на меня строго, почти сурово. - Она ничего не должна знать.
        - Надеюсь, вы потом в этом не покаетесь, - вздохнула Вера где-то рядом. Её голос прозвучал совсем тихо, и ей никто не ответил.
        Отец на меня посмотрел.
        - Ты говоришь, что она счастлива? Ты уверена?
        Я едва заметно пожала плечами.
        - Я не знаю. Я, вообще, не знаю того человека, с которым встречалась, папа. Это больше не Ксюша.
        Отец сидел, опустив голову, и водил открытой ладонью по скатерти. Водил и водил. После чего сказал:
        - Да будет так.
        Я знала эту интонацию, его решительный взгляд. У меня был такой же, когда я говорила Андрею, что всё поняла, и больше не стану гоняться за химерами. Что моей сестры, той, которую я помню, больше нет. Она жива, но не существует, только в наших с родителями воспоминаниях. Вот только сказать - это одно, а не думать и не чувствовать себя преданным, совсем другое. Я представляла, сколько сил потребуется отцу, чтобы смириться. Как и мне. Всё равно он будет без конца обдумывать, анализировать, пытаться разобраться в поступках дочери, в её решениях, а понимание так и не придёт. Потому что понять это невозможно, и принять будет очень сложно. Нам с ним будет нелегко. Возможно, он и прав, и маме не стоит знать правду. Она справиться не сможет, не поверит, будет мечтать о встрече с дочерью, которая никогда к ней не приедет. Не приедет сама, не привезёт внуков, не захочет поделиться с матерью своим семейным счастьем, разделить с родителями свои мечты и планы на будущую жизнь. Ведь видит перед собой лишь одного человека, любит лишь его, прислушивается лишь к его мнению.
        Интересно только, за что она его любит? И, вообще, можно ли любить столь слепо и беззаветно?
        - Привет.
        Я вздрогнула, услышав этот голос. Возвращалась с работы, на улице уже стемнело, и я шла, не торопясь, просто потому, что торопиться мне было не к кому. Дома меня никто не ждал. А тут этот голос, и меня словно пронзило горящей стрелой. Я повернулась и посмотрела на Андрея. Прошло больше трех недель с нашего прощания на вокзале. Он ни разу не позвонил мне, не написал. И я посчитала, что ему нечего мне сказать. А навязываться показалось мне жалким поступком. Конечно, я могла бы написать ему по какому-нибудь обоснованному вопросу, например, поинтересоваться, как решилась ситуация с отъездом его отца и моей сестры, но я не стала. Любопытство, которое кроме боли и неудовольствия, ничего мне не принесет. Я запретила себе его ждать, на что-то надеяться. Я приняла его обвинение в свой адрес. А теперь он зачем-то приехал.
        Я окинула его фигуру неспешным взглядом, затем поинтересовалась:
        - Как ты меня нашёл?
        - Подруга твоя адрес дала.
        Я не на шутку удивилась.
        - Жанна? Зачем?
        - Не знаю, - ответил Андрей и даже плечами пожал. - Наверное, я смог её убедить.
        - В чём, интересно?
        Андрей приглядывался ко мне, казался опечаленным и раздосадованным. Подступил ко мне на шаг.
        - В том, что не желаю тебе ничего плохого. И, вообще…
        - Что вообще? - перебила я его. Не от нетерпения, а от непонятного чувства возмущения. А потом я этому возмущению удивилась, потому что вдруг поняла, от чего оно возникло. Оттого, что я, оказывается, всё же ждала Андрея. Ждала его день за днём, а он не звонил, не приезжал, и я успела здорово на него разозлиться, только запрещала себе об этом всерьёз раздумывать. И поэтому сейчас была удивлена волне возмущения, что меня накрыла.
        - Вика, прости меня.
        Я решительно качнула головой, а от Андрея отступила ровно на тот шаг, что он сделал ко мне.
        - Мне нечего тебе прощать.
        - Я тебя бросил.
        Я снова головой покачала, но сказать уже ничего не могла, потому что к горлу подкатил предательский комок. А Андрей продолжал:
        - Я тебя бросил. Я… Мне тогда казалось, что хуже, чем мне, никому быть не может. Да ещё и тебя обвинил. Но я, на самом деле, в тот момент предпочел бы ничего не знать.
        - А сейчас?
        - Всё так, как есть, а не иначе.
        Я вздохнула. К Андрею украдкой приглядывалась. За топившим меня возмущением на его счёт, я смотрела на него, и насмотреться не могла. Мне стало легче дышать, мне захотелось жить, и темная улица словно окрасилась яркими красками. Мир потускнел в тот момент, когда я вышла из дома сестры несколько недель назад, и я никак не могла это исправить. Я засыпала и просыпалась с мыслью о том, что всё неожиданно сломалось, и по-прежнему уже не будет. И раньше было не слишком хорошо, а теперь попросту плохо. Но появление Андрея заставило окружающий меня мир проснуться, стать ярче и привлекательнее. Я злилась на него, возмущалась, но из-за его присутствия чувствовала себя снова живой. Вот только было совершенно непонятно, что со всем этим делать. Бросаться ему на шею мне совсем не хотелось. То есть, хотелось, но эта мысль показалась мне настолько неразумной, что я тут же объявила её нелепой.
        - Может, пригласишь меня в гости?
        - В гости? - удивилась я.
        - Да. Или всё настолько плохо, что ты даже видеть меня не хочешь? Тогда я уйду.
        Я раздумывала над его словами. А особенно, над угрозой «уйду». Прозвучало это с вызовом, хоть и глупым.
        - И куда ты пойдешь? - поинтересовалась я.
        Андрей посмотрел себе под ноги. Кстати, стоял он в луже, но, кажется, этого не замечал. До этого момента. Поспешно лужу переступил и оказался совсем рядом со мной. Мы посмотрели друг другу в глаза.
        - Не знаю, - ответил он. - Я, в последние недели, совершенно не знаю, куда я иду и чего хочу. Точнее, хочу поговорить, а тебя нет.
        Я от него отвернулась.
        - Когда я была рядом, говорить ты не хотел, - напомнила я.
        - Я знаю, - тихо проговорил он. А потом обнял меня сзади, уткнулся носом в мои волосы и вздохнул. - И это была самая большая моя ошибка.
        - И что теперь?
        - Я тебя люблю.
        У меня вырвался нервный смешок, а затем и тихая жалоба:
        - Не любишь.
        Андрей продолжал меня обнимать, затем покачнулся вместе со мной из стороны в сторону, я машинально ухватилась за его руку, что крепко обнимала меня за плечи.
        - Люблю, - повторил он. И строго добавил: - И не спорь со мной, пожалуйста.
        Я стояла, уткнувшись носом в его руку, и всхлипывала, как девчонка. Не от его признаний, не в желании показать ему свою обиду, а просто от облегчения. Незнакомого мне ранее опустошающего чувства облегчения. От которого хотелось кричать, после которого хотелось жить.
        - Поехали домой, - проговорил Андрей мне на ухо и на короткий миг прижался губами к моему виску. После чего потянул за руку. - Поехали.
        ЭПИЛОГ.
        Всё это случилось три года назад. А я до сих пор вспоминала, замирала порой, глядя за окно, всматриваясь вдаль, обдумывая и припоминая в деталях именно тот последний разговор с сестрой. У каждой из нас давно была своя жизнь, у неё семья, у меня семья. Мы жили не только в разных городах, но и в разных странах, больше не встречались и не разговаривали даже по телефону. Хотя, формально, являлись частью одной семьи. Но всё это было именно формальностью. И я никак не могла с этим фактом не то чтобы смириться, а до конца осознать - как такое возможно. Быть родными, но в то же время чужими друг другу людьми. Почему жизнь сложилась именно так?
        Мы с Андреем не вернулись в Москву. Это решение не было принято осознанно, просто как-то само получилось. Мы остались в нашем родном городе, в доме, что он отремонтировал для родителей, сначала на время, а потом уже не захотели уезжать. Мы и съехались с ним также, без всяких лишних разговоров. Он привёз меня в дом поговорить, я осталась ночевать и больше не ушла. Точнее, каждый день возвращалась в этот дом к нему. Всё произошло само собой. Мы съехались, не расставались надолго, потому что не получалось врозь, отдельно друг от друга, затем поженились. И наша свадьба не поражала размахом и количеством гостей.
        - Если ты, конечно, хочешь, - начал тогда Андрей, обсуждая наши планы на свадебный банкет, но я лишь качнула головой. Мне нечего и некому было доказывать. Мы создавали семью, действуя только в наших с ним интересах, понимая, что делаем это на обломках нескольких других семей.
        Родители Андрея развелись. Не сразу, спустя год после отъезда Романа Артуровича из России. Он забрал Ксеню и мальчишек обратно в Италию, и Елизавете Витальевне, возможно, самой, а, может быть, и под давлением взрослых сыновей, стало неинтересно и дальше притворяться примерной женой в пустом доме Романа Веклера. Мне было жаль свекровь, но все понимали, что развод - к лучшему. Правда, прошёл он через боль многих людей. Андрей злился на отца, без конца находил новые поводы с ним не общаться, но я знала, что внутри он - раненный обманом отца ребёнок. Гриша всегда был более циничным, наверное, трезвомыслящим, никому нимбов и крыльев за спину не выдавал, даже родителям, поэтому его разочарование не было столь опустошающим. А вот Андрею пришлось многое в своей жизни, в отношении к людям пересмотреть. Все принципы и ценности, к которым Роман Артурович так старательно приучал старшего сына, в одночасье рухнули, и мой, тогда ещё будущий муж, совершенно не знал, что с этим делать.
        - Не быть столь категоричным, - сказала я ему тогда. - И принципиальным. Все люди совершают ошибки. - Я помолчала и добавила: - А порой и подлости.
        Андрей и считал поступок отца подлостью. Подлостью и ничем иным. Он немного пересказал мне разговор с отцом, когда пришёл к тому, в надежде поговорить в открытую и услышать какие-то объяснения. Вот только все объяснения, которые ему были даны в пылу скандала, Андрея совсем не порадовали. Как он мне потом рассказывал, отец разговаривал с ним, да и, вообще, со своими домашними, свысока и предлагал им не лезть туда, куда их лезть не просят.
        - Для мужчины главное, выполнять данные им обязательства, - озвучивал Роман Артурович свою гениальную мысль. - Вот это главное, и вы с Гришкой, это запомните на всю жизнь. А уж как он это делает - дело десятое. Вас что всех не устраивает? Я мало вам дал? Или вашей матери, или Соне? Я всё для вас делаю, всегда делал и никогда ничего не жалел. И всё о чём просил - не лезть со своими ненужными советами!
        - То есть, вины за собой ты не чувствуешь? - спросил его тогда Андрей. Стоял перед братом, перед расстроенной, практически убитой последними событиями матерью, и всё, чего хотел, так это добиться от отца признания своей неправоты, хоть каких-то извинений для матери. Но Роман Артурович с гневом в голосе и огнём во взгляде доказывал родным, что он прав. Он и никто другой.
        - А в чём я виноват? - удивился он тогда в ответ. - Дети - это счастье. Я что, должен был отказаться от них? Ради чего? Ради выдуманных другими приличий? - И закончил Веклер-старший громовым голосом: - Я во всём прав. Я ни одного из вас ни в чём не ограничил, ничем не обделил. А вам совести хватает отца стыдить?
        Понять они друг друга так и не смогли. Что и не мудрено, слишком воинственно и неприступно был настроен Роман Артурович, изначально. Я подозревала, что его немало накрутила Ксения, испугавшись, что её положение всё-таки покачнётся, как только правда о второй семье Веклера-старшего выплывет наружу. Наверняка, она добавила несколько выдуманных деталей из нашего с ней разговора и о реакции возникшего на пороге Андрея, поэтому его отец сходу принялся защищаться. Или не защищаться, не считая себя виноватым, а пытался приструнить взбунтовавшееся неожиданно семейство. А вскоре забрал мою сестру, младших сыновей и уехал, так и не найдя общего языка со старшими детьми.
        Как я уже сказала, с Ксенией мы так больше и не общались. А ведь прошло три года. Я знала, где она живёт, как она живёт, в каких условиях, в принципе, я даже догадывалась о её планах на будущую жизнь, даже о ближайших. Просто потому, что Андрей с Григорием поневоле были в курсе планов своего отца. Общий бизнес никто не отменял, Роман Артурович также прилетал в Россию, правда, уже гораздо реже. А в первый свой визит после переезда в Италию, даже остановился в доме Елизаветы Витальевны. Кажется, он так и не почувствовал себя виноватым, хотя бы перед женщиной, с которой прожил в браке много лет, не ощущал своей вины за обман, и предпочёл бы, чтобы всё осталось, как было. Он даже разводиться не хотел, необходимости не видел. Вот только взрослые сыновья устроили скандал, и попросили отца в доме матери отныне не появляться. По крайней мере, без особого приглашения. Надо сказать, что Роман Артурович всерьёз обиделся, и следующие полгода ни с кем не общался. Вот только я совсем не уверена, что как-то страдал или переживал по этому поводу. Рядом с ним была семья, пусть другая, но семья, где его по-прежнему
боготворили. Наверное, этого человека ничто не изменит, он слишком уверен в своей непогрешимости и правоте.
        Вот так мы и живём. Огромная семья, объединённая одной общей фамилией, но распавшаяся на осколки.
        Не могу сказать, что мне жаль. Не могу сказать, что мне до сих пор больно и обидно. Просто иногда я не в силах понять, как такое могло произойти.
        Маме мы так и не рассказали правду. Временами мне хочется это сделать, просто потому, что общего языка с моим мужем мама найти даже не пытается. Обвиняет меня, обвиняет его, меня и вовсе считает предательницей, и требует, требует меня объяснить, как я осмелилась так поступить с памятью сестры. Выйти замуж, возможно, за виновного в её пропаже человека. И мне хочется крикнуть, хочется сказать ей правду, но Андрей каждый раз меня останавливает. Уже не отец, а он.
        - Она не переживёт, - говорит он мне негромко и уходит. А мне становится горько, а ещё больно смотреть на маму. Которая живёт в окружении фотографий и воспоминаний о дочери. Которая о ней почему-то не вспоминает, отказывается. И из-за её отказа, из-за её обиды, столь всепоглощающей, она лишает себя общения с внучкой. Правда, иногда я думаю, что мама делает это намерено, чтобы не привязываться к моей девочке. Потому что это моя девочка, а не Ксении.
        У нас с Андреем родилась дочка. Маленькая лапочка-дочка, с рыжими, как огонёк, волосами. Я назвала её Надеждой. Надежда на то, что жизнь однажды всё расставит по своим местам, и даст каждому то, что он заслуживает. Кому счастья, кому сил терпеть, кому сил бороться.
        Главное, чтобы была Надежда.
        Я стояла у большого окна в гостиной нашего дома, держала спящую дочь на руках и смотрела на тёмное небо. Стояла и думала о том, что, возможно, в этот же самый момент моя сестра делает то же самое, укладывает своих детей спать. Смотрит на пейзаж за окном и думает обо мне. Или о родителях. Но, в принципе, совсем не важно, о чём она думает. Лишь бы у нас обеих, у наших детей, всё было хорошо. Несмотря ни на что, на все наши недопонимания и обиды друг на друга.
        Андрей осторожно, боясь разбудить дочку, обнял меня сзади. Я почувствовала его дыхание сначала на своём виске, потом на щеке. Он прижался губами и вздохнул, как-то по-особенному удовлетворённо и спокойно. Я любила такие его вздохи. Они означали, что всё в порядке, что он счастлив. Что в нашем доме изо дня в день живёт покой, тот самый, за который стоит бороться, ради которого стоит преодолевать препятствия и стараться. Это и есть любовь. Самая что ни на есть настоящая.
        И мне повезло, очень повезло эту жизнь прожить. Ни от кого не прячась…
        КОНЕЦ.
        Октябрь 2020