Оттенки моего безумия Сабина Рейн
        Je prefere mourir dans tes bras que de vivre sans toi – лучше умереть у тебя в объятьях, чем жить без тебя. После окончания школы Хейли Фейз поступает в Нью-Йоркский университет. Учеба для нее всегда стояла на первом месте, но после знакомства с парнями из «братства» в девушке просыпается желание оторваться, почувствовать всю прелесть свободы и безбашенных университетских тусовок. Но может ли она слепо доверять парням? Особенно тому, с кем знакома еще со школы и в которого много лет была влюблена? Мрачный, отталкивающий и вместе с тем безумно притягательный Блейн Телтфорд. Устоять или сдаться?
        САБИНА РЕЙН
        ОТТЕНКИ МОЕГО БЕЗУМИЯ
        В коллаже на обложке использованы фотографии:
        
        ОТТЕНОК ПЕРВЫЙ
        ХЕЙЛИ
        Он сидит напротив, разговаривает с Ланой.
        Я хочу, чтобы он ушел, меня смущает его присутствие. Но уйти почему-то должна я.
        Каждый четверг один парень из братства приходит к моей соседке, чтобы неплохо провести с ней время. Я покидаю общежитие ровно в шесть вечера и гуляю по городу до десяти. Мне это не нравится, но я настолько слабохарактерная, что не могу возразить. Как бы сильно меня ни раздражало происходящее, я обязана молча встать и удалиться.
        Вот и сейчас я жду, когда стукнет ровно шесть. Мне не важно, что осталась всего одна минута: я уйду только тогда, когда стрелки часов достигнут нужной цифры, ни секундой раньше.
        Не спеша убрав книгу в тумбочку, я встаю и направляюсь к шкафу. Они следят за каждым моим движением: ждут, когда я наконец-то ретируюсь и оставлю их наедине.
        Блейн Телтфорд, парень, который приходит к Лане, учился со мной в одной школе. Скажу больше: я была в него влюблена. Увидев его в университете, я сильно удивилась. Он был лучшим учеником, и ничто не мешало ему поступить, скажем, в Гарвард. Что же случилось, что он поступил именно в Нью-Йоркский университет?..
        Я переодеваюсь в ванной и выхожу. Прежде чем хлопнуть входной дверью, поворачиваюсь к Лане и говорю, зная, что Блейн не понимает по-французски:
        – J’en ai marre de partir chaque fois qu’il vient![1 - Мне надоело уходить каждый раз, когда он приходит! (фр.)] – После чего исчезаю.
        Проходя мимо ресепшена, улыбаюсь даме за стойкой и получаю в ответ взаимную улыбку. Мне хочется спросить у нее, почему она пускает Блейна в женское общежитие. Лана никогда его не встречает, только открывает для него дверь нашей комнаты и посылает мне многозначительные взгляды в жанре «проваливай».
        Мы с соседкой никогда не были близкими подругами, но мне, как человеку, мечтающему заниматься серьезными расследованиями, удалось узнать ее слабости и некоторые тайны. Если возникнет необходимость, я смогу использовать эту информацию.
        Однако сейчас не об этом. А о том, что я больше не собираюсь уходить. Мне тоже хочется отдохнуть вечером, поваляться на своей кровати! Блейн ходит к Лане уже достаточно долгое время, и, если честно, я без понятия, на сколько еще хватит моего терпения. Уверена, что наступит момент, когда я разозлюсь, сложу руки на груди и твердо скажу «нет». Пусть ищут себе другое место для развлечений.
        Эти двое ведь даже не встречаются. Мне непонятно, почему Лана позволяет свободно пользоваться своим телом. По правде говоря, ветреной ее назвать нельзя, потому что в нашей комнате за все время не было ни одного другого парня, кроме Блейна. Я пыталась однажды узнать, почему она так небрежно относится к себе, но в ответ Лана просто махнула рукой и сказала, что вольна поступать, как хочет.
        Покинув общежитие, я направляюсь к парковке. Нахожу свою машину, падаю на водительское сиденье и уже собираюсь выехать, как вдруг по капоту ударяет ладонями взявшийся из ниоткуда Зак, позади него маячит Рамона.
        Вот этих двоих я с уверенностью могу назвать своими лучшими друзьями. Мы знакомы со школы. Много лет мы мечтали стать хорошими детективами, но, когда Зак и Рамона узнали о смерти моего отца и о том, что я обязана поступить в местный университет, расположенный рядом с домом матери, которая сходит с ума и нуждается в уходе, они, как самые настоящие друзья, поступили в Нью-Йоркский университет вместе со мной.
        Ребята всегда подбадривают меня, даже когда я не нуждаюсь в какой-то особой поддержке. Я благодарна вселенной за них. Мы стали настоящей семьей, и я надеюсь, останемся ею до конца нашей жизни.
        Думаю, мы отличаемся от большинства сверстников. У каждого из нас есть шрамы на сердце. Каждый потерял одного или даже обоих родителей, нам знакомо состояние меланхолии. Тогда как обычно это слово употребляют люди, которые не имеют ни малейшего понятия о том, что оно значит на самом деле. Меланхолия – это страшно. И порой она длится всю жизнь.
        Помахав мне, Зак и Рамона запрыгивают в автомобиль. Парень садится впереди – он никогда никому не уступает место рядом с водителем.
        – Снова Лана? – спрашивает Рамона, придвинувшись к нам с заднего сиденья.
        Я киваю:
        – Снова.
        – Тебе пора что-то с этим сделать. Мне бы на твоем месте все это уже осточертело, – раздается голос Зака.
        Заверив их, что собираюсь поговорить с Ланой в ближайшее время, я выезжаю с парковки и направляюсь в сторону нашей любимой забегаловки «Сахар»: там проводят свободное время почти все студенты.
        По правде говоря, до нее можно дойти и пешком, буквально за пятнадцать минут, но плохая погода не оставляет выбора и заставляет тратить и без того дорогой бензин на двухминутную поездку.
        Оказавшись на месте, я паркуюсь, но не спешу выходить из автомобиля, вместо этого сижу внутри, косо поглядывая на кафе.
        – Вам не кажется, что мы бываем здесь слишком часто? – озвучивает мои мысли Зак.
        – Ты тоже это заметил? – ухмыляюсь я. – Мне кажется, наступило то самое время, когда пора сменить обстановку.
        – К сожалению, я не знаю никаких топовых мест поблизости, – пожимает плечами Рамона.
        – Зато я знаю, – говорю я, думая об открывшемся в прошлом году ресторане-баре, который быстро приобрел популярность среди молодежи.
        Совсем скоро мы останавливаемся возле местечка, которое с недавнего времени стали называть «Тенями» из-за мрачной обстановки. В местном баре разрешалось пить тем, кому еще не исполнилось двадцати одного, и выкрикивать нецензурные слова настолько громко, насколько этого хотелось клиенту.
        В ресторане же, напротив, света было больше и люди культурнее. К сожалению, противники грубых фраз вынуждены выслушивать это только потому, что в «Тенях» подают самые вкусные блюда во всем квартале.
        В основном сюда приходят те, кому еще нет двадцати пяти. И несмотря на то что здесь располагается ресторан, это место можно было назвать одним большим клубом, который днем пребывает в спокойствии, а ночью наполняется самой испорченной молодежью Нью-Йорка.
        Мы выбрали столик рядом с баром, и к нам тут же подбежал официант. Сделав заказ, я подняла глаза и заметила, с каким интересом рассматривают это место мои друзья.
        Зак и Рамона всегда сканируют и изучают все, что их окружает. Они могут дать любому месту, да и человеку, оценку. С первого раза оба способны сказать, опасно место или человек или нет. Настоящие детективы, ничего не скажешь.
        – Впрочем, удовлетворительно, – произносит Рамона, повернувшись ко мне. – Безопасно.
        – Но только не ночью, – замечает Зак, оглядываясь на толпу парней, гогочущих у стойки.
        Зак мог бы вписаться в их компанию. Внешне он ничуть не походил на приличного мальчика. У него большая татуировка от запястья и до изгиба локтя, а в ушах две черные серьги-пуговицы среднего размера. Когда-то давно он хотел проколоть бровь и нос, но мы с Рамоной вовремя его остановили, потому что ни я, ни она не любим обилие железяк, особенно на лице, да и делать пирсинг в брови опасно. А если мастер будет неосторожен?
        – Эй, это парень, с которым ты общалась на первом курсе? – прищурившись, говорит Рамона, продолжая всматриваться в толпу ребят.
        Взглянув туда же, ощущаю, как щеки вмиг заливаются краской.
        Возле стойки возвышается Дез Вайлчман, один из «братьев». Когда я поступила в университет, он был первым, кто обратил на меня внимание. Мы хорошо общались, но со временем Дез начал меняться, постепенно превращаясь в «плохиша». Как по мне, так виноваты в этом Доминик Даниэль Крамберг и Джаред Блеф. Они приняли его в дом братства и испортили, вливая в него алкоголь на вечеринках и подсовывая новую девушку почти каждый вечер. Парень вошел во вкус и пропал. Я перестала его интересовать. Отчетливо помню тот день, когда Дез сказал мне это прямо в лицо, даже не пытаясь смягчить правду. Было обидно, потому что я успела привыкнуть к нему. Но я рада, что все не зашло слишком далеко, ведь Дез хорош собой, несмотря на множество дефектов. Например, однажды мне удалось рассмотреть шрам на его спине, тот тянулся от самой поясницы до шеи. Когда-то давно Дез ввязался в драку, и его поцарапали осколком. Он успел потерять много крови, прежде чем ему оказали первую помощь. Но к счастью, Дез жив, а это, как по мне, важнее всего.
        – Вы не здороваетесь? – интересуется Зак, в ответ я качаю головой.
        – Он даже не смотрит в мою сторону.
        – Жаль, хороший был парень. Я надеялся, что он однажды будет тусоваться с нами, а не с этими «братишками».
        – Блейн же тоже входит в их ряды? – неожиданно интересуется Рамона.
        – А что? – смотрю на нее я.
        Пожав плечами, она спокойно отвечает:
        – Просто спросила. Они меня немного раздражают, ведут себя как короли, где бы ни находились.
        – Я бы так не сказала. Может, «братья» и хулиганы, но они знают меру
        – Ты защищаешь их? – сверкнув изумрудными глазами, уточняет подруга.
        – Да брось!
        К счастью, в эту секунду к нам подошел официант, и мы переключились на еду, которая оказалась невероятно вкусной. Стараясь оставаться незамеченной, я продолжала поглядывать на ребят за стойкой. Мне нравится за ними наблюдать, потому что они кажутся… другими. Не такими, как все.
        Что-то в них было особенным, но не ясно, что именно. Они не особо популярны в университете, но привлекают внимание всех девчонок на вечеринках. Они не суперкрасавчики, но весьма харизматичны. У них много изъянов во внешности, но каждый дефект по-своему симпатичен. Никто из них не ведет себя как выскочка, но многим кажется, что они чересчур сильно хвастаются. Они нравятся многим лишь по той причине, что остаются сами собой вне зависимости от того, где находятся и с кем общаются. Членов в братстве достаточно, но именно Доминик, Джаред и Дез с Блейном всегда и всюду в центре внимания.
        Поедая лапшу, я вижу, как Дез поднимает стакан, чокается с друзьями, что-то говорит, из-за чего все впадают в безудержный смех, а потом пьет.
        Иногда мне и самой хочется поучаствовать в подобном веселье. Если бы не мать, которой я стараюсь уделять все свободное время, возможно, я уже давно пустилась бы во все тяжкие.
        Мне, как и любому нормальному человеку, хочется развлекаться и проводить свою молодость на вечеринках, среди крутой компании. Но, к сожалению, у судьбы было для меня нечто более интересное: валить из комнаты ровно в шесть и кормить маму с ложки.
        – Ты пялишься, – говорит мне Рамона.
        Вздрогнув от неожиданности, я оборачиваюсь на нее:
        – Вовсе нет!
        – Пялишься, еще как пялишься, – поддерживает Рамону Зак, ковыряясь вилкой в тарелке.
        – Не надо, Хейли.
        – Что не надо?
        – Я знаю этот взгляд. Ты хочешь быть среди них, но оно того не стоит, поверь мне. Подобный образ жизни быстро надоедает, и вскоре наступает время, когда хочется спокойствия, а с такой компанией его так просто не получить, поверь.
        – Так говоришь, будто испытала это на своей шкуре, – забывшись, произношу я и тут же жалею о своих словах.
        У Рамоны погибла вся семья в автокатастрофе, из-за чего ей пришлось жить с бабушкой, до того как она поступила в университет. После смерти родных она пошла по наклонной. Отказалась от нашей с Заком компании и сблизилась с психом, каждый день употребляющим травку и прочую дребедень.
        Мы с Заком пытались направить подругу в правильное русло, но получилось не сразу. Она не собиралась признавать нас как друзей, вместо этого грубила и покрывала грязными ругательствами. Мы уже практически сдались, как вдруг Рамона сама пришла к нам и попросила прощения.
        Когда Рамона рассказала, что делала компания, с которой она проводила время, мы впали в полнейший шок. Неудивительно, что в какой-то момент Рамоне стало страшно, и она решила уйти, пока не поздно. Те ребята качали друг друга наркотиками из шприца, занимались непристойностями прямо на улице и нарушали общественный порядок. На следующий день после возвращения Рамоны ее приятелей обвинили в убийстве, а через какое-то время посадили на долгий срок.
        – Прости, – говорю я с полной искренностью, но Рамона в ответ просто кивает, продолжая смотреть в тарелку. – Я не хотела тебя обидеть, правда.
        – Я понимаю, все нормально. Такое случается, когда говорят, не подумав.
        Хоть Рамона и посмотрела на меня, подняв голову, чувство вины меня не покинуло. Я слишком часто говорю что-то обидное или случайно вспоминаю то, что причиняет окружающим боль.
        – Прости, – снова говорю я, поджав губы.
        – О, Боже, перестань извиняться, все хорошо.
        – Мне надо в туалет. – Положив использованную салфетку рядом с тарелкой, я поднимаюсь и, взяв телефон, ухожу.
        Туалет, к счастью, пуст. Подойдя к зеркалу, я смотрю на отражение и пытаюсь убить себя взглядом. Каждый раз, когда я расстраиваю чем-то друзей, мне становится стыдно и внутри вспыхивает желание убежать на какое-то время.
        Я пытаюсь быть хорошим другом, потому что меня постоянно посещает чувство, будто если я скажу что-либо невпопад, то они оставят меня, посчитав идиоткой. Конечно же, подобного не случится, потому что мы слишком дороги друг другу, и если кто-то уйдет из нашей маленькой банды, то она распадётся полностью.
        У нас троих был один маленький секрет. Каждое воскресенье мы надеваем черные перчатки без пальцев, закрываем платками нижнюю часть лица и идем к главному зданию той части Нью-Йорка, в которой живем. Каждый берет по рюкзаку, в котором лежат баллончики с краской, выбирает определенную часть стены и разрисовывает её.
        Мы не хулиганим, а просто хотим внести красок в окружающий мир. Зак, я и Рамона являемся пусть и меланхоличными, но яркими личностями, и нам не нравится жить среди серых скучных зданий.
        Пару раз нас показывали в новостях. Именно поэтому мы и прячем лица. Нам хочется внести яркости, но мы не желаем быть раскрытыми.
        Неожиданно открывается дверь, и на пороге появляется Дез. Отлично.
        – Это женский туалет, – говорю я, глядя на него через зеркало.
        – Правда? – саркастично отвечает парень. – Знаешь, прежде чем пялиться на других, научись хотя бы делать это незаметно.
        – Я не пялилась на тебя, – вру я.
        – Лжешь, – догадывается он. – Я не против, чтобы ты смотрела на меня, но, когда это происходит беспрерывно… надоедает, знаешь ли.
        С каждым месяцем Дез становится все грубее и грубее. Я поняла, что скоро в нем не останется и следа от того мальчика, которого я встретила в начале учебы. Хоть мы и не общаемся, легче от этого не становится.
        – Ты пришел сюда лишь для того, чтобы мне это сказать? – стараясь сделать свой тон как можно более бесстрастным, спрашиваю я.
        Оттолкнувшись от косяка, он закрывает дверь, заглушая тихую музыку из бара, и проходит вперед. Остановившись рядом со мной, Дез включает кран и, смотря на свое отражение, моет руки. Я наблюдаю за ним, пытаясь понять: какого черта он творит.
        – Это женский туалет, – снова напоминаю я.
        – Но заметь, кроме тебя, здесь никого нет, – бросив на меня взгляд через зеркало, незамедлительно отвечает он.
        – Но это не значит, что сюда не могут зайти в любой момент.
        – Как у тебя дела? – вдруг меняет тему Дез.
        Сначала я хочу сказать, чтобы он убирался, но после понимаю, что у меня не хватит воли это произнести, потому что, как бы то ни было, я все-таки соскучилась по его компании.
        Вместо того чтобы крикнуть на парня, я спокойно отвечаю:
        – Нормально.
        – Приходи на вечеринку в субботу.
        – Нет.
        – Нет?
        – У меня много дел.
        И все эти дела связаны с матерью.
        – Каких? – не отстает Дез.
        Он ничего не знает о моей маме, ему лишь известно, что я осталась без отца.
        О том, что мой единственный родитель сходит с ума, знают только очень близкие люди. Это большая тайна, о которой не следует трепаться на каждом углу.
        Ответив Дезу, что мои дела его не касаются, я поворачиваюсь к выходу. Неожиданно он ловит меня за запястье и говорит, что если я все-таки передумаю, то могу прийти.
        Ничего не ответив, выдергиваю руку и выхожу. Как бы сильно мне ни хотелось побывать хоть раз на вечеринке, забота о матери важнее.
        Вернувшись к друзьям, я ловлю их вопросительные взгляды. Соврав, будто звонила Лане, чтобы предупредить о том, что задержусь, я сажусь и доедаю то, что было на тарелке.
        – У меня есть идея для воскресенья, – отодвинув тарелку и поставив локти на стол, произносит Зак. Мы с Рамоной тут же смотрим на него. – Осталось совсем чуть-чуть, и рисунок на здании будет закончен, если нас, конечно, не поймают копы. Так вот, что если мы раскрасим клуб «Ошибка»?
        – Нет, не получится, это довольно элитное заведение, там слишком много охраны, – качаю головой я.
        – Но разве вам не хочется рискнуть?
        – Где бы мы ни рисовали, это уже большой риск. Если нас арестуют, то придется отдать все накопленные деньги на штраф, – говорит Рамона, и я киваю в знак согласия.
        – Вы слишком скучные, – выдыхает Зак и откидывается на спинку стула. – Я считаю, что мы просто обязаны попробовать.
        – Может, нам раскрасить собственный университет? Там только один охранник, да и старый к тому же. Не хочется приходить на лекции в такое пресное здание, – говорю я и морщусь. Не люблю серость. В моей жизни и так слишком много всего бесцветного.
        – А вот это идея, – поддерживает меня Рамона.
        – Хм, – только и произносит Зак и, нахмурившись, опускает взгляд на тарелку.
        – Да ладно тебе, крутая же идея, – толкает его локтем в бок подруга.
        Зак не спешит соглашаться, но, судя по тому, как он колеблется, я знаю, что ему хотелось бы попробовать. Я улыбаюсь и начинаю отсчитывать с десяти до нуля и, когда мысленно произношу «ноль», он говорит:
        – Ладно.

* * *
        Лану я застала уже спящей. Такое часто бывает. Есть дни, когда Блейн уходит раньше десяти вечера, но это не значит, что я имею право заявиться раньше. Снимая с себя одежду, я решила, что больше не позволю этим двоим выгонять меня. Пускай ищут другое место. Это общежитие, от слова «общее».
        Забравшись в постель, я прокручиваю слова Деза. Что, если нанять сиделку для мамы и позволить себе развлечься хотя бы один раз, а затем снова вернуться к прежним обязанностям? Как на это отреагирует мать? Даже если она почти сумасшедшая, это не значит, что она не сможет ничего сказать. Временами она говорит больше, чем когда была в ясном уме.
        Повернувшись на бок, я смотрю на Лану и пытаюсь представить, каково это – быть ею. Насколько я знаю, она очень любит тусоваться. Иногда даже остается в доме братства или сестринства и приходит домой только утром.
        Стоит поговорить с матерью и, если она согласится на сиделку, то я приму приглашение Деза.

* * *
        Однако мама не согласилась. Вместо этого она пытается теперь узнать, зачем мне нужен день отдыха. Вместе с тем она еще и расстраивается из-за того, что не может сама о себе позаботиться. Я пытаюсь уверить ее в том, что этот выходной вовсе не обязателен и я могу провести время с ней.
        Все же я расстроена. Но даже если бы мама и не стала возражать, что бы я сказала друзьям? Они, конечно, тоже любят вечеринки, но только не в доме братства. Они терпеть не могут ни «братьев», ни «сестер».
        – Они слишком самодовольны, – сказал как-то Зак.
        Засунув постельное белье в стиральную машинку, я насыпаю порошок и одновременно смотрю на себя в зеркало. Мои волосы, едва достающие до плеч, спутались и теперь похожи на вату. Светло-карие глаза с зеленым оттенком уставшие и измученные. Они полны боли, и я бы с радостью их заменила на другие, лишь бы не видеть их каждый раз в зеркале или в камере телефона.
        Захлопнув машинку, включаю ее и выхожу из ванной. Мама сидит на кресле-качалке на веранде. Я выглядываю и спрашиваю, нужно ли ей что-нибудь. Когда она отрицательно качает головой, я возвращаюсь к готовке.
        Когда умер отец, мама сломалась. Сначала никто не замечал, как она сходит с ума, но вскоре родственники и я поняли: что-то здесь не так. Мать звала папу ночью до тех пор, пока врач не выписал ей снотворное, которое она пьет по сей день. Были моменты, когда я заставала маму, сидящей посреди гостиной в белой сорочке. Она говорила, что каждое Рождество они сидели на этом месте с отцом, рядом с елкой. Моя мать слишком любила и любит по сей день отца и не готова его просто так отпустить.
        Когда обед готов, я выхожу на веранду с тарелкой и, поставив ее на стол, пододвигаю второе кресло к матери и начинаю кормить ее с ложки. Это дается мне сложнее всего, ведь она еще так молода. Но она сломалась и починке не подлежит.
        – Как дела в школе? – спрашивает мама.
        Сначала я думаю напомнить ей, что уже учусь в университете, но потом понимаю, что не стоит расстраивать маму.
        – Неплохо, – говорю я, поднося к ее рту ложку с супом.
        – Какие оценки получила за неделю?
        – М-м, хорошие.
        Чтобы она не успела сказать что-либо еще, я начинаю кормить ее немного быстрее.
        Как только я выйду из дома и сяду в машину, обязательно расплачусь, так как позади окажется еще один трудный день.
        Я освободилась только вечером. Дав маме снотворное, я заперла двери и окна, оставив открытой только форточку в ее спальне. Направляясь к общежитию, я держала руль одной рукой, а второй вытирала надоедливые слезы.
        Сегодня Ланы не будет. Она написала, что отправится на вечеринку. Вот бы отправиться туда сейчас, ведь такие мероприятия идут чуть ли не до утра! Но я тут же откидываю эту мысль. Там наверняка уже все пьяные, и никто меня не ждет.
        Вместо того чтобы оторваться по полной, я торможу на парковке и, достав телефон, пишу Заку и Рамоне.
        Я: Отправимся разрисовывать здание сегодня?
        Ответ приходит моментально.
        РАМОНА: Но ведь наш день – воскресенье!
        Я: Мне нечем заняться. Я хочу отдохнуть после тяжелого дня.
        РАМОНА: Где ты? Зак рядом со мной, если что.
        Я: На парковке. Все необходимое у меня в багажнике, берите вещи и выходите.
        Друзья садятся в машину буквально через двадцать минут. До места назначения мы доехали меньше чем за полчаса, хотя даже умудрились попасть в маленькую пробку. Выйдя из автомобиля, мы убедились, что никого поблизости нет, и, надев платки с перчатками, достали баллончики.
        Все происходит спонтанно. Я подхожу стене и сразу начинаю дорисовывать тигра. Зак стоит недалеко от меня и дорабатывает свой лес. А Рамона стоит за углом и добавляет элементы на свой рисунок океана и песка. Мы изображаем тропики.
        – Я думаю, что сегодня мы закончим, – произносит Зак.
        – Если нас не поймают раньше, – кричит из-за угла Рамона.
        Повернувшись, я осматриваюсь, но по-прежнему не вижу ни копов, ни людей. Мимо только изредка проезжают машины.
        На работу нужно примерно три часа. Будем надеяться, что ничего не случится и мы не угодим в обезьянник.
        Неожиданно в заднем кармане джинсов раздается вибрация телефона. Поставив баллончик на землю, я вытираю вспотевшие руки о старую толстовку и достаю мобильник.
        Номер неизвестен, но содержимое сообщения сразу дает понять, кто его автор. Дез намекает, что у меня еще есть шанс присоединиться к вечеринке, и, да простит меня мир, его предложение искушает.
        Закусив губу, я хочу убрать телефон, как снова приходит сообщение.
        ДЕЗ: Я трезв. Давай к нам, здесь весело. Дез.
        Не удержавшись, я отвечаю:
        Я: Я знаю, что это ты. Откуда у тебя мой номер?
        С тех пор как мы перестали общаться, я успела триста раз его поменять. Конечно же, на вечеринке нашелся человек, которому известен мой номер и который совершенно не против им поделиться.
        ДЕЗ: Важно то, что я тебе предлагаю, а не то, где я добыл твой номер.
        Я: Почему ты пишешь мне? Зовешь на вечеринку? МЕНЯ на вечеринку! Мы давно прекратили общение, или ты забыл?
        ДЕЗ: Я прекрасно это помню.
        Я: Тогда будь добр больше меня не трогать.
        Ответа я не получаю. Хоть я и попросила не беспокоить меня, на языке все равно чувствуется привкус обиды. Мне всегда нравились настойчивые парни. Начитавшись подростковых романов, я не могу теперь найти свой идеал в реальной жизни, а это очень плохо. За то время, которое я проучилась в университете, я несколько раз могла стать чьей-то девушкой. Но чего-то не хватало в тех парнях, которые предлагали мне отношения, переходившие за линию дружбы.
        – Кто писал? – спрашивает Зак, оказавшись со мной плечом к плечу.
        – Это так важно? – задаю я встречный вопрос, одновременно придумывая ответ.
        – А это тайна?
        – Может, лучше займешься делом, м? Тебе осталось больше, чем мне, – подмигиваю я.
        Он ухмыляется, но отстает. Бывают такие моменты, когда мы обязаны избегать правды. Дело в том, что если бы я попыталась обмануть, то меня сразу же бы раскусили. Мои друзья слишком хорошо меня знают, и поэтому распознать ложь не составляет для них труда.
        Закончив с хвостом тигра, я встряхиваю баллончик и наношу последние штрихи. Затем я спешу помочь Заку, а после мы дружно завершаем работу Рамоны.
        Отойдя на три шага, мы рассматриваем рисунок, как вдруг позади нас загораются три фонарика. Развернувшись, видим троих полицейских и четвертого у машины.
        – Вот вы и попались, детишки, – говорит мужчина средних лет.
        – Бежим! – кричит Зак и хватает нас с Рамоной за руки.
        – Разделимся, как только добежим до переулка, – отвечаю я.
        Полицейские мчатся за нами. Я чувствую стук их ботинок чуть ли не у самого уха. Как только мы оказываемся у переулка, я вырываю ладонь из руки Зака и сворачиваю на другую улицу.
        Мы с ребятами знаем, что делать в подобной ситуации. У нас есть особое место, возле которого мы встречаемся, оторвавшись от копов. Это мост. Большой заброшенный мост в Пустынном квартале. Там часто тусуются наркоманы и просто бездомные. Нас они не тронут, если мы сами их не спровоцируем.
        Завернув за очередной угол, я подвернула ногу и чуть не упала. Выйдя на Пустынную улицу, я тут же закрываю руками лицо, защищаясь от света автомобильных фар.
        Слышу скрежет шин и крик полицейского.
        Убирая руки, я вижу за лобовым стеклом Блейна и Деза. Глаза обоих широко распахнуты, они узнали меня, потому что из-за бега платок слетел с моего лица и теперь висел на шее.
        К сожалению, моя реакция иногда барахлит, но сейчас мне удалось выкрутиться.
        Нога горит, хочется завыть от боли. Поскуливая, я на бегу завязываю платок так, как надо, и замечаю пожарную лестницу. С разбегу я подпрыгиваю и хватаюсь за первую перекладину.
        Я не обращаю внимания на то, что лестница качается из стороны в сторону. Испугавшись, я сбилась с пути и попала в тупик. Теперь, взбираясь наверх, молюсь, чтобы там был выход.
        Преодолев половину пути, останавливаюсь и, ухватившись за перекладину над головой, смотрю вниз. Голова кружится, но я вижу, как за мной карабкается полицейский.
        Вот же настырный!
        Забравшись на крышу, я обнаруживаю, что расстояние до соседнего дома совершенно не большое. Но вместо того чтобы прыгнуть, я подбегаю к двери. К моей радости, она оказывается не заперта. Кинув взгляд на лестницу, я никого не вижу. Значит, коп еще далеко и у меня есть шанс сбежать незамеченной.
        Распахнув дверь, забегаю в подъезд и тут же несусь вниз, продолжая всхлипывать из-за ноги и перепрыгивая через ступеньку.
        Здание чертовски высокое, а воспользоваться лифтом попросту нет времени, так как он находится на первом этаже, да и не факт, что работает.
        Плюнув на все, я начинаю съезжать по перилам и уже через несколько минут достигаю первого этажа.
        Остановившись, чтобы отдышаться, я слышу глухой стук и понимаю, что полицейский не так глуп, потому что понял, как я так быстро исчезла.
        – Вам следует перестать от меня бегать, вы делаете только хуже! – Его голос эхом раскатывается по заброшенному зданию.
        Подбежав к массивной двери, я дергаю за ручку, но она не открывается с первого раза. Меня тут же охватывает паника. Запустив руку в волосы, пытаюсь что-нибудь придумать.
        Шаги все ближе и ближе, а я не хочу быть слишком шумной. Вокруг темно, поэтому ничего нельзя разглядеть. Начинаю ощупывать стену и натыкаюсь на какую-то ручку. Достав телефон, свечу перед собой и вижу обшарпанную дверь.
        Подвал.
        Я без раздумий забегаю внутрь и прячусь в углу прямо за входом. Смрад тут же завладевает моим обонянием, становится больно дышать. По шее и груди течет пот, волосы прилипли ко лбу, нога горит так, что хочется выть от боли, как волк на луну.
        Когда дверь подвала открывается, я зажимаю рот ладонью и тут же чувствую неприятный привкус кожаной перчатки.
        Свет фонарика освещает помещение, но на то место, где я стою, не попадает. Я вижу очертание силуэта полицейского и мысленно молюсь о том, чтобы остаться незамеченной.
        Мы знали, что это когда-нибудь случится. Зак, Рамона и я были полностью готовы к этому. Но одна машина, одно непредвиденное обстоятельство, и план рухнул.
        Надеюсь, что моим друзьям удалось сбежать.
        Прикрыв глаза, я начинаю считать, но не успеваю дойти и до десяти, как вдруг слышится стук закрываемой двери. Расслабленно выдохнув, легонько ударяюсь затылком об стену.
        Кажется, Господь меня помиловал.
        Я решаю отсидеться здесь пять минут, чтобы полицейский ушел как можно дальше.
        Скатившись по стене, я сажусь на холодный сырой пол, не заботясь о том, что он может быть грязным или что я могу заболеть.
        Достав телефон, печатаю сообщение Заку.
        Я: Где ты?
        Ответ приходит спустя несколько секунд.
        ЗАК: У моста, с Рамоной. А ты?
        Я лишь коротко отвечаю:
        Скоро буду.
        Поднявшись, я выхожу из подвала и направляюсь к выходу. Еще раз проверив дверь, я замечаю, что она открыта. Видимо, у полицейского больше сил, чем у меня. Снаружи я смотрю по сторонам, но никого не вижу. Теперь можно добраться до моста в спокойствии, не волнуясь о том, что меня поймают.
        По пути я встречаю несколько бомжей, которые что-то перебирают в мусорных баках, и пару облезших котов, воющих друг на друга.
        Оказавшись в нужном месте, подхожу к друзьям.
        – Что с твоей ногой? – замечает Рамона, кивнув на нее.
        – Подвернула, пока бежала. Меня чуть не поймали, пришлось прятаться. У вас какие новости?
        – Нам не составило труда запутать следы. Копы и половины пути не пробежали за нами, всего лишь один квартал, – отвечает Зак.
        Я киваю и хочу сказать, что на время надо перестать рисовать на зданиях, потому что мы можем быть в розыске. Но не успеваю я и звука произнести, как вдруг раздается вибрация телефона.
        Мне написал Дез.
        Что это было?
        Незамедлительно отвечаю:
        Часть моей жизни.
        ОТТЕНОК ВТОРОЙ
        БЛЕЙН
        Лана – единственный человек, с которым я могу поговорить по душам. Приходя к ней каждый четверг, я рассказываю все, что приключилось со мной за неделю. Она что-то вроде личного психолога. Не зря она учится именно на него.
        Сейчас наступил очередной четверг, время почти шесть часов, но ее соседка не спешит уходить. Мы оба смотрим на Хейли, которая читает книгу, лежа на кровати и закинув ногу на ногу.
        Она обязана уходить из общежития в шесть и гулять где-нибудь до десяти часов вечера, когда я навещаю Лану. Конечно же, я понимаю, что это несправедливо по отношению к девушке, но, к сожалению, Хейли не похожа на того человека, которому можно доверять.
        Она так же скрытна, как и я. Она замкнута и доверяет не всем. У нас есть нечто общее. Возможно, будь я более любопытным, то попробовал бы узнать ее поближе. Мы учились в одной школе, и я отчетливо помню, что такой замкнутой она раньше не была.
        Когда-то давно Хейли общалась с Дезом. Он рассказывал про нее, когда оказался в числе «братьев». Поначалу она казалась ему прикольной, но вскоре наскучила. Он называл ее слишком правильной, а такие люди со временем надоедают.
        Наконец-то она поднялась с нагретого места и отложила книгу. Мы с Ланой следили за каждым ее движением и с нетерпением ждали, когда дверь за Хейли закроется.
        Как только девушка заходит в ванную, Лана говорит:
        – Я подумываю о смене соседки. Хейли чересчур скучная и какая-то угрюмая.
        – Мне бы тоже надоело уходить каждый четверг и шататься невесть где четыре часа, – пожимаю плечами я.
        – Это общежитие, я имею право приводить сюда, кого захочу.
        – Радуйся, что меня вообще пускают.
        – Радуйся, что я вообще позволяю тебе проводить здесь время, – парирует она.
        Через некоторое время возвращается Хейли. Мы оба замолкаем, следя за тем, как она направляется к выходу. На пороге она произносит злобным голосом:
        – J’en ai marre de partir chaque fois qu’il vient!
        Как только дверь захлопывается, я поворачиваюсь к Лане и говорю:
        – Она только что заявила, что ей это надоело?
        – С каких пор ты знаешь французский? – вставая с постели, задает встречный вопрос она.
        – Недавно закончил обучение.
        – Хейли думает, что мы спим каждый четверг, а я не пытаюсь ее переубедить. Ведь как ты там сказал?..
        – Делай что угодно, но только не рассказывай никому, чем мы тут занимаемся.
        – Именно, – кивает Лана и, поставив стул недалеко от кровати, перекидывает через него ногу и кладет локти на спинку. – Итак, что у тебя произошло интересного за эту неделю?
        Я начал рассказывать о Нике, который пытается узнать меня «от» и «до». Он следит за каждым моим вдохом уже как шесть месяцев. Я хорошо помню тот случай, когда Ник преследовал меня на машине, и после этого понял, что так просто он не оставит меня в покое.
        Я не стремлюсь казаться загадочным, я просто не люблю рассказывать о себе другим, даже лучшим друзьям. Окружающим должно хватать того, что я уже позволил им знать. Неужели нельзя понять: если я что-то утаиваю, это только к лучшему? Никому, кроме Ланы, лучше не знать, кем я был и что натворил в недалеком прошлом.
        Помимо Ника я поведал о том, что не могу чувствовать себя спокойно в компании брюнеток. Именно они вызывали во мне необъяснимое желание бежать прочь.
        Лана только рассмеялась.
        Ей кажется, что я просто потихоньку схожу с ума, а если я буду и дальше избегать девушек, то все задумаются о моей ориентации. Лана также знала о том, что если мне понравилась брюнетка на вечеринке, то я обязательно найду блондинку, по счастливому случаю оказавшуюся неподалеку.
        После одного случая я перестал получать удовольствие от гулянок. Как только «братья» закатывали вечеринку, я сразу же закрывался в своей комнате. Вариант хороший, но постоянно им пользоваться было нельзя. Друзья бы заподозрили что-то неладное и попытались бы выпытать у меня правду.
        Однажды мне понравилась девушка, из-за которой я даже подрался с одним из «братьев». Она была брюнеткой и первой девчонкой, которая мне приглянулась за пять лет. Но один никчемный поступок охладил мой пыл. С тех пор я не смотрю ни на одну темноволосую девушку, исключением являются только редкие случаи на вечеринках.
        Я хочу избавиться от страха, преследующего меня много лет. Мне скоро двадцать четыре, я оканчиваю четвертый курс, но не могу найти девушку. Многие думают, что отношения – не главное, но они ошибаются. Любому человеку хочется иметь рядом родственную душу. Особенно когда этому человеку столько лет, сколько мне.
        Если бы не семейные проблемы, я бы давно свалил из университета и нашел бы себе компанию в другом месте.
        – Хочешь правду? – говорит Лана, а я киваю. – Каждый четверг ты приходишь почти с одними и теми же проблемами. Суть в том, что ты не можешь скинуть груз, который возложил на себя много лет назад.
        – Мне просто надо выговариваться кому-нибудь раз в неделю, чтобы не сойти с ума, – отвечаю я, посмотрев на свои руки.
        – Нет, дорогой мой, тебе просто нужно начать встречаться с брюнеткой.
        – Ты что, шутишь? – рявкаю я. Она хоть понимает, какую глупость ляпнула?
        Лана серьезно? Зная, что я чувствую по отношению к брюнеткам? Иногда мне хочется прекратить наше общение. Порой Лана ляпает действительно полнейшую глупость.
        – Вот тебе и ответ на вопрос. Если бы не страх, ты бы давно перестал быть таким замкнутым. Но, Блейн, ты должен знать: если плохое приключилось один раз, это не значит, что так будет постоянно.
        Она говорит это каждый четверг. Я пытаюсь поверить ей, но все без толку. Стоит мне просто представить, как я иду под руку с девушкой, а в особенности с темными волосами, меня бросает в дрожь.
        За последние пять лет я стал не просто скрытным, а наполнил себя противоречиями. От этого окружающие часто приходят в замешательство.
        – Ты же знаешь, я не могу это перебороть, – спокойно и твердо говорю я. – Я пытался это сделать, и не раз. Все бесполезно. Мне кажется, если я буду постоянно говорить об этом, то страх отступит.
        – Ничего не получится, пока ты сам этого не захочешь и не начнешь что-то делать.
        И это я тоже слышу каждый четверг. Слова Ланы я записываю в дневник, а иногда на листок и вешаю на стенку шкафа в своей комнате. У меня их два, и один предназначен для того, чтобы клеить в нем записки.
        Пожалуй, я слишком часто хочу прекратить общение с ней. За год я заметил, что легче мне становится буквально на пару дней, а после желание спрятаться, отгородиться от всего мира всплывает вновь.
        Единственное, что меня удерживает, – это страх остаться без человека, которому можно рассказать все. Я боюсь, что если буду держать чувства в себе, то все может закончиться сумасшествием и суицидом.
        – Как бы сильно я ни хотел этого, ничего не получается. Это ты можешь понять? – злобно спрашиваю я.
        – Не рычи на меня, Блейн. Я единственный человек, который тебя понимает.
        – Не пользуйся этой привилегией.
        Улыбнувшись, она продолжает беседу. От моих проблем мы плавно переходим к пустякам. Нам нравится слушать друг друга. Мы любим проводить вечер четверга в компании друг друга, и это еще одна причина, почему я не смогу оставить ее.
        Временами я думаю о том, что будет, если она станет моей девушкой. Смогу ли я нормально к ней относиться? Проблема в том, что мы не привлекаем друг друга так сильно, чтобы стать парой.
        Иной раз я наблюдаю за Ником и Амелией. Я смотрю на них и понимаю, что оба не изменились. Ник не перестал быть грубым хулиганом, а Амелия не стала капризной. Их отношения вдохновляют меня, хоть я и не подаю вида. Они та самая редкая пара, где каждый остается самим собой.
        Я много раз рассказывал о них Лане, говорил, какие они чудесные и интересные. Она говорила мне брать пример с Ника. Что стоит найти девочку, подружиться с ней и предложить своего рода игру. Но конечно же, я понимал, что это шутка. Хотя, как говорится, в каждой шутке есть доля правды.
        Сегодня я решаю уйти от Ланы раньше десяти часов. У меня запланированы некоторые дела с Дезом, и он должен ждать меня на парковке в начале десятого.
        Обсудив с Ланой еще несколько тем, я прощаюсь и выхожу из комнаты. По пути к выходу киваю женщине за стойкой и покидаю общежитие.
        Дез стоит, прислонившись к моему автомобилю. Он что-то разглядывает в телефоне и замечает меня, только когда слышит приближающиеся шаги. Протянув мне руку, ждет, когда я ее пожму, и затем отходит от дверцы, позволяя мне открыть ее.
        Как только мы выезжаем с парковки, Дез выпаливает:
        – Сегодня подловил Хейли в одном прикольном местечке. Она похорошела. Я даже на миг начал жалеть, что порвал с ней. Правда, я не очень люблю девушек с короткими волосами, но должен признать, новая стрижка ей к лицу.
        – Я и без того знаю, как она изменилась за два курса, – хмыкаю я.
        В школе Хейли особо не выделялась. У нее были слишком длинные волосы, которые постоянно выглядели как-то неопрятно, и пустое лицо. Пустое в том смысле, что ничего не выражало. Она была словно зомби, слонявшийся по школьным коридорам.
        – Поверить не могу, что прошло два года. Я позвал ее на вечеринку, как думаешь, она придет? – повернувшись ко мне, спрашивает Дез.
        – Судя по тому, что она ни разу не заходила в дом братства, я не уверен.
        Нет, я не слежу за девушкой, просто порой мне приходится встречать студентов, желающих по полной развлечься в нашем доме. Хейли среди них я никогда не видел. Даже интересно, почему она никогда не приходит к нам на вечеринки. Однако спросить об этом у Ланы я не могу, потому что она решит, будто мне нравится ее соседка. А Хейли брюнетка.
        – Это странно. Как можно ни разу не оторваться в студенческие годы? В универе даже самые правильные становятся испорченными. Возможно, ты посчитаешь меня идиотом, но я хочу восстановить дружбу с Хейли.
        – А как же Нелли?
        – Она променяла меня на Пола Дартфилда, и плюс мы никогда не встречались, – махнув рукой, отвечает Дез.
        Все, кто знаком с Дезом, в том числе и я, надеялись, что его отношения с Нелли перерастут во что-то большее. Казалось, что Дез неровно дышит к девушке, но они прекратили общение так спокойно, будто бы совсем ничего друг к другу не чувствовали. Да и Дез не выглядел несчастным. Я знаю его лучше многих и могу спокойно определить, когда другу реально плохо.
        Повернув на нужную улицу, я останавливаюсь у тату-салона и поворачиваюсь к Дезу. Он смотрит на вывеску, тяжело сглатывая. Внутри меня вспыхивает жалость, ведь я прекрасно понимаю, зачем мы здесь.
        – Ты уверен? – спрашиваю я, продолжая разглядывать его профиль. Он моргает несколько раз, а затем кивает. Не думаю, что он готов, но знаю, ему это нужно.
        Мы выходим из машины и перебегаем дорогу. Открыв стеклянную дверь, я пропускаю Деза вперед. Пока мы проходим по небольшому коридору и поднимаемся по лестнице к стойке с молодой татуированной девушкой, успеваем рассмотреть эскизы, висящие по обе стороны от лестницы.
        Дез решил сделать татуировку на спине, чтобы скрыть огромный шрам. Я не знаю, как он его заработал, а рассказывать об этом Дез не намерен. Однако, насколько я знаю, с Хейли он поделился этой тайной, когда они дружили.
        Остановившись возле девушки, мы встречаемся с ее натренированной улыбкой, которая помогает скрывать усталость и то, как надоело пахать на этой работе.
        Назвав имя и фамилию, мы с Дезом ждем, когда она найдет данные в компьютере.
        – Мастер примет вас через десять минут. Вы можете сесть и подождать, – говорит девушка, указывая в сторону железных стульев, расположенных у стены рядом со стойкой.
        Кивнув, мы берем по стаканчику кофе из автомата и садимся рядом с низким столиком, на котором раскинуты многочисленные журналы с эскизами татуировок.
        – У тебя есть шанс свалить прежде, чем мастер достанет иголку, – шепчу я Дезу, видя, как он дергает ногой.
        Дез боится не боли, а того, что что-то может пойти не так и вместо крутого рисунка он получит еще более отвратительный шрам. Ему не хочется, чтобы шрам напоминал о том, что случилось, и чтобы девушки, оказавшиеся в его постели, задавали слишком много вопросов.
        Вместо ответа он качает головой, показывая, что и с места не сдвинется, пока не получит татуировку. Однако тату за один день не сделать, мастер разобьет работу на несколько раз. Шрам большой, и рисунок, соответственно, тоже должен быть большим.
        Сам я никогда не увлекался подобным. Но не спорю, что иногда татуировки выглядят чертовски круто. Взять даже Ника. Его бок обрамляют розы в паутине, и выглядит это просто потрясно. Или же Джаред, который проспорил полгода назад и был обязан набить рисунок на плече. Ему тату тоже очень идет. Втайне я даже восхищаюсь тем, как красиво смотрятся татуировки друзей.
        Мне тоже предлагали сделать тату. Но я так и не решился, да и сильного желания не было. Один раз Джаред ляпнул, что девчонки сходят с ума от татуировок на мужском теле. В ответ от меня он получил, что это не происходит в том случае, если тату ужасно.
        Мастером оказался крупный парень. Размером он напоминал шкаф, если не больше. Я никогда не любил перекачанных и сам не мечтал стать грудой мышц. Мне нравится мое пусть и не супернатренированное, но нормального размера тело. Я ухаживаю за ним, каждый день посещая зал, но не стремлюсь обретать большие размеры. Хотя, как бы я ни старался, за последние три месяца я все равно набрал массу.
        Пока Дез размещается на специальном кресле, я пододвигаю к нему стул и, перекинув ногу, опираюсь на деревянную спинку. Дез смотрит на меня, слегка улыбаясь, но я все равно вижу, как он переживает.
        Чтобы друг не сошел с ума от волнения, решаю завести небольшой диалог.
        – После вечеринки мы обязаны поехать на пляж.
        Дез качает головой и отвечает:
        – Не получится, я встречаюсь с Жаклин. Я и так тянул с этим слишком долго.
        – Немного выгни спину, – раздается позади Деза низкий голос мастера. Парень выполняет указание и тут же получает следующее: – И расслабься.
        – А вот это тяжело, – издав нервный смешок, говорит Дез.
        – Не волнуйся, у меня десять лет опыта, поэтому я сделаю все на высшем уровне, – успокаивает мастер.
        – Можно иметь опыт сроком и тридцать лет, но все равно налажать, – замечаю я.
        Мастер ухмыляется:
        – Это слово ко мне не относится, и вы вскоре в этом сами убедитесь – После этого он приступает к делу.
        Я продолжаю успокаивать Деза, неся всякую чушь. Кажется, от волнения он даже не понимает, что я говорю полнейший бред. Он шипит иногда от неприятных ощущений, и я вздрагиваю. Мастер, которого зовут Коул, иногда останавливается, чтобы бросить взгляд на рисунок, который отдал ему Дез.
        Мы набиваем змею. Это кобра, которая должна отлично спрятать шрам. Другая татуировка как минимум смотрелась бы нелепо.
        Не удержавшись, я спрашиваю:
        – Больно набивать на шрам?
        Вместо ответа Дез качает головой, сжав зубы. Наверное, это значит, что больно. К сожалению, я не в силах понять, что он сейчас испытывает, в полной мере, потому что сам никогда не переживал ничего подобного.
        Я хочу возобновить бессмысленный разговор, когда вдруг раздается звонок. Достав мобильник из кармана, я вижу на экране слово, состоящее из четырех больших букв.
        – Сможешь побыть один… недолго? – спрашиваю я Деза.
        Он кивает, сморщившись.
        Я иду к выходу. Экран мобильника погас, но я должен перезвонить. Оказавшись на улице, я захожу в непринятые вызовы.
        – Привет, мам, – говорю я, как только она берет трубку.
        – Блейн! – весело восклицает мама. – Я звоню, чтобы поругать тебя.
        Моя мать слишком веселая женщина. Она всегда улыбается, даже в самые грустные моменты. Отец ушел от нас несколько лет назад, и это тоже послужило тому, что я замкнулся в себе. Папа был примером для маленького меня. Но когда я впервые увидел, как он поднял руку на мать, то перестал им быть. Я долгое время его ненавидел, а сейчас отношусь нейтрально.
        – Как ты? – интересуюсь я прежде, чем она начнет меня отчитывать.
        Увидев лавочку неподалеку, я подхожу к ней и присаживаюсь.
        – Ты не звонил мне целые две недели!
        – Прости меня, пожалуйста. Учеба, загруженные дни и все такое, – тараторю я.
        – Блейн, тебе скоро двадцать четыре, ты должен быть мужчиной, который успевает все.
        – Прости, – вновь говорю я, поджав губы.
        – Ты так и не приехал в прошлые выходные, хотя клялся, что сделаешь это.
        Я стукнул ладонью по лбу, вспомнив, что выходные потратил на вечеринку. Я бываю на них редко и не до самого конца, но в тот раз я не стал, как обычно, прятаться в своей комнате.
        – Обещаю сделать это в ближайшие выходные.
        – Думаешь, я тебе поверю?
        – Мам, – выговариваю я самым сладким голосом. – Я люблю тебя.
        Мне даже видеть ее не надо, чтобы понять, как она тает.
        – Я тоже люблю тебя, милый. Кстати! Я звоню не только для того, чтобы поругать тебя, но и чтобы… чтобы сообщить, возможно, плохую новость.
        Все внутри меня напрягается. Кажется, я догадываюсь, с чем она связана. Об этом я никому никогда не говорил. Даже Лане.
        – Когда? – хриплым голосом спрашиваю я.
        – В следующем месяце, – отвечает мама.
        Мой брат Джез выходит из тюрьмы, а значит, пришел конец моей спокойной жизни.

* * *
        В воскресенье, в самый разгар вечеринки, ко мне в комнату залетают две девушки. Увидев меня сидящим в кресле-качалке, в очках и с Мопассаном в руках, они смущаются, но извиняться и уходить не спешат.
        Заложив пальцем страницу, я закрываю книгу и смотрю на непрошеных гостей, ожидая, когда кто-нибудь из них произнесет хотя бы одно слово.
        Это две блондинки, и на раскрепощенных девиц они совсем не похожи. Легкий румянец на их щеках видно даже в приглушенном свете настольной лампы. Обе одеты скромно, но макияж яркий. Что я очень не люблю.
        – Добро пожаловать, девочки! – поднимаясь, говорю я.
        – Мы… мы искали туалет, – начинает оправдываться одна из блондинок, заикаясь, пока я убираю на полку «Милого друга». Вторая тем временем пытается хихикать как можно тише.
        – Можете воспользоваться моим, – сладко улыбаясь, предлагаю я, указывая на дверь около огромной кровати.
        – С-спасибо, – опустив голову, говорит все та же.
        – Иди, я после тебя, – шепчет вторая ей на ухо, не отводя от меня взгляда.
        Меня озаряет: одна из них не такая уж и скромница, какой показалась изначально.
        Подружка кивает и быстрым шагом преодолевает расстояние от входа до двери в ванную.
        Когда мы остаемся наедине с блондинкой-номер-два, я опираюсь плечом на полку и жду, когда гостья начнет флиртовать. В последнее время мне попадаются слишком предсказуемые девушки.
        – Ты – Блейн, верно? – спрашивает она, словно не знает, подходя ближе и проводя тонким указательным пальчиком по корешкам книг.
        – Откуда тебе известно? – подыгрываю я.
        – Я знакома со всеми «братьями». Кстати, меня зовут Кортни.
        – «Сестричка»?
        – Бывшая, – кивает Кортни.
        – Почему?
        – Меня выгнали, – улыбается она.
        Когда Кортни оказывается за моей спиной, я поворачиваюсь, и мое дыхание тут же обжигает ее щеку. Мы стоим очень близко друг к другу. Любуясь ее профилем, я наблюдаю за тем, как она читает название книги, а затем достает ее и рассматривает обложку.
        – «Три товарища»! Моя любимая книга! – Ее восторг выглядит довольно искренним. – Ты давно ее прочитал? – посмотрев на меня горящими от любопытства глазами, спрашивает она.
        Забрав томик из ее рук, я, не отрываясь от обложки, отвечаю:
        – Нет, остановился на моменте, где Готтфрид говорит Фердинанду, что самая тяжелая болезнь в мире – это мышление и что она неизлечима.
        – Хочешь скажу, что будет в конце?
        – Предпочту узнать сам, – отвечаю я и поджимаю губы.
        Ее подруга выходит из ванной. Кортни выглядит так, словно не желает уходить, но делать нечего, поэтому они благодарят меня, прощаются и покидают комнату.
        Я уже собираюсь обрадоваться, что вновь остался один, когда дверь вновь распахивается и на пороге появляется пьяный Дез.
        – Она слишком настырная, – шипит он, падая на кресло рядом с окном.
        – Кто? – спрашиваю я без особого интереса и, подходя к тумбочке, меняю часы на кожаный толстый браслет, который есть у каждого из «братьев».
        – Хейли! – восклицает Дез. Как только это имя срывается с его губ, я поворачиваюсь к другу с вопросительным взглядом. Мотнув головой, он злобно выпаливает: – Что?
        – Не рычи на меня! – раздраженно бросаю я. – Я не виноват, что она тебе не по зубам. Почему ты так часто о ней говоришь? Столько времени прошло с вашей так называемой дружбы!
        – Она похорошела.
        – И что? На вечеринке, в университете, да и вообще во всем Нью-Йорке достаточно красоток! Почему именно она?
        – Хейли замкнутая.
        – И что теперь?
        – Черт, Блейн, включи мозг! Ты мой лучший друг, я тебя обожаю, но, если бы ты не был скрытным, таким а-ля Джеймс Бонд, я бы не сблизился с тобой! Мне нравятся мрачные засранцы! Они интересные. И Хейли тоже интересная.
        – Джеймс Бонд? Ты серьезно? Тебе стоит прекратить пересматривать его, потому что ты начинаешь бредить, – качаю головой я, а затем, распахнув шкаф, достаю полотенце. – Я в душ, тебе что-то еще надо?
        – Помоги мне притащить ее задницу на гребаную вечеринку, – жалобно произносит он, после чего стонет от отчаяния и откидывает голову на спинку кресла.
        – Разбирайся с этим сам, дружище, – хмыкаю я и захожу в ванную.
        Приняв душ и смыв с себя остатки тяжелого дня, я возвращаюсь в комнату, обмотав одно полотенце вокруг торса, а вторым вытирая голову. Я планировал лечь в постель, потому что завтра предстоит тяжелый день, но, подняв голову, замечаю Деза, по-прежнему сидящего на кресле с невозмутимым видом.
        – Я вспомнил, зачем зашел к тебе. Это касалось не только Хейли, – говорит он. – Мы должны съездить с тобой за пивом. Оно заканчивается, а вечеринка в самом разгаре.
        – А самому не вариант?
        – Нет, я выпил, – отвечает Дез и встает. – Я буду ждать в твоей машине.
        По пути к выходу он хватает ключи, лежащие на столике рядом с дверью.

* * *
        Мы едем в сторону ближайшей лавки, где продают только пиво. Смотря на дорогу, я слушаю Деза, который жалуется на все, что ему не нравится. Он вновь жалеет, что разошелся с Хейли. Разговор плавно переходит к обсуждению его татуировки. Чтобы сделать половину, нужно снова посетить в следующую субботу тот же тату-салон, только Дезу придется взять с собой кого-нибудь другого, потому что я намерен навестить мать.
        – Я видел, как из твоей комнаты выходили две хорошенькие блондинки. Объяснишь? – вдруг задает вопрос друг.
        Я тут же честно отвечаю:
        – Они искали туалет.
        – Он же находится прямо напротив твоей двери и там написано большими буквами «ТУАЛЕТ».
        – Да, это я помню, – отвечаю я, и мы оба заливаемся громким смехом.
        Мне даже показалось, что Кортни подговорила свою подругу прикинуться дурочкой, чтобы она сама смогла немного повеселиться со мной. Что ж, если бы не блондинка-номер-один, я бы, наверно, был не против.
        – Порой я удивляюсь, на что готовы пойти девушки ради встречи с парнем, который им нравится.
        – А еще меня удивляет то, как они выкаблучиваются в присутствии парня, который им нравится. Неужели девушки не понимают, что выглядят в такой момент глупо? – поддерживаю я.
        – Тормози! – кричит во весь голос Дез, и я, испугавшись, вжимаю ногу в педаль тормоза.
        Тяжело дыша, смотрю сначала на Деза, а затем туда, куда он. За лобовым стеклом виднеется знакомое лицо. Мои глаза распахиваются, а рот обретает форму «О».
        По ту сторону капота стоит Хейли, а за ней – шокированный полицейский.
        Моргнув, я вижу боковым зрением, как Дез хватается за ручку, собираясь выйти, но не успевает он открыть дверь, как девчонка срывается с места. Полицейский, даже не бросив взгляда на нашу машину, гонится за ней.
        Я, все еще шокированный, не знаю, что сделать: нажать на газ или выйти и подышать свежим воздухом. Понимая, что чуть не сбил человека, начинаю дрожать. Чувствую, как что-то капает мне на джинсы. Опустив голову, при свете уличного фонаря, ныряющего в салон машины, я понимаю, что это кровь. Дез тоже это видит и начинает меня успокаивать.
        – Дыши. Дыши глубоко, – как мантру, повторяет он, одновременно прикладывая к моему носу платок, найденный в бардачке. – С ней все в порядке.
        Он не знает, почему у меня припадок, но я рад его поддержке.
        Что, если бы я не успел затормозить? Если бы Дез не заорал? Меня начинает трясти сильнее, как бы я ни пытался успокоиться, ничего не выходит. Меня одолевает страх того, что я чуть не угробил человеческую жизнь. Смог бы я жить с кровью на руках?
        – Я чувствую, как ты мысленно паникуешь, – снова раздается голос Деза. – Нужно это прекратить, не то вся твоя паршивая кровь выйдет через нос. Я серьезно, чувак.
        – Сядешь за руль? – сипло прошу я, посмотрев на друга.
        – Мои права остались дома, да и я немного выпил.
        – Не уверен, что полиции будет до тебя дело, – говорю я, мягко намекая на то, что сейчас копы бегают за Хейли.
        – Ладно, давай попробуем.
        Продолжая держать платок у носа, съезжаю на обочину, выхожу и огибаю машину. Прежде чем сесть, достаю пачку сигарет из кармана толстовки, расстегиваю на одежде молнию и закуриваю.
        Сделав первую затяжку, ощущаю, как по телу волной проходит спокойствие.
        – Кинь зажигалку, – просит Дез, стоя около водительской двери.
        В скором времени мы сидим на капоте автомобиля и смотрим вдаль Пустынной улицы. Где-то начал фыркать кот, а затем послышался звук ударившегося о землю мусорного бака.
        – Нью-Йорк не так крут, как кажется, – говорю я и выкидываю платок в ближайшую урну, убедившись, что кровь больше не идет.
        – Никогда не мечтал здесь жить, – отвечает Дез и выдыхает струйку дыма.
        Когда последняя затяжка сделана, я уже полностью спокоен и пытаюсь не вспоминать то, что случилось ранее.
        Дез водит хорошо, но временами слишком быстро. На «лежащих полицейских» я подскакиваю на сиденье. Такими темпами мы доезжаем до пивной лавки очень быстро. Пока друг что-то перетирает с продавцом, я смотрю на обоих сквозь лобовое стекло.
        Вот кассир кивает Дезу, затем берет деньги и скрывается в глубине магазинчика. Парень поворачивается ко мне и показывает «класс». Значит, все прошло отлично.
        По дороге домой за руль снова садится Дез, так как я хоть и пришел в себя, сесть за руль пока не могу.
        Я благодарен другу за то, что он никогда не спрашивает, из-за чего я часто нервничаю так сильно, что из носа бежит кровь. Именно поэтому я сблизился с ним.
        Притормозив на светофоре, он достает телефон и начинает что-то набирать.
        – Что ты делаешь? – спрашиваю я.
        – Пишу Хейли, – бурчит он.
        – Зачем? – Мои брови сдвигаются на переносице.
        – Хочу узнать, что это было. – Отправив сообщение, друг поднимает голову, но тут же опускает ее, услышав звук уведомления. – Бегать от копов – это часть ее жизни.
        – А почему она от них бегает, не пояснила? – Мне действительно интересно узнать.
        – Нет.
        Кажется, я начинаю понимать, что привлекает Деза в Хейли. Мы с ней чем-то похожи. Наверное, тем, что рассказываем о себе столько, сколько хотим, не больше и не меньше. Если Дез не пытался залезть мне под кожу, это не значит, что он не пробует залезть под чужую. Иногда чаша с любопытством перевешивает, и тогда человек начинает делать все, чтобы она вновь выровнялась.
        У Деза эта чаша, похоже, как раз таки переполнилась, вот только выровнять он решил ее не за мой счет. А с помощью девушки, которая училась со мной в школе и которая, кажется, тоже живет во мраке. Неспроста она закрыла свою душу на замок.
        ОТТЕНОК ТРЕТИЙ
        ХЕЙЛИ
        Идя по коридору, мы с Рамоной обсуждаем то, что приключилось на выходных.
        Случай с полицейскими никак не выходит из головы, плюс я не могу забыть, как меня чуть не сбили Дез с Блейном. Уже почти конец учебного дня, но я еще ни разу не встретила эту парочку, что неудивительно, если вспомнить количество учащихся в университете.
        Завернув за угол, мы подхватываем Зака, случайно столкнувшегося с нами, и направляемся в заднюю часть университета, где уже собралась половина студентов.
        – Я думаю, что уже со следующих выходных мы сможем продолжить наше маленькое развлечение, – говорит Рамона, толкнув массивные двери.
        – О чем речь? – спрашивает Зак, покосившись на нас.
        – Мы решаем, когда вновь сможем заняться рисунками, – начинаю объяснять я. – Как по мне, лучше отсидеться пару недель, а только потом выходить. Полицейские не дураки, они могут начать охоту на нас.
        – Намекаешь на то, что наша жизнь может стать чуть интересней? – с большим энтузиазмом интересуется друг.
        Прежде чем спуститься по бетонным ступеням, я поворачиваюсь к нему и выпаливаю:
        – Нет, тупица, я намекаю на то, что мы можем оказаться в полнейшем дерьме, если полиция нас вычислит.
        Зак закатывает глаза, но спорить не решается, потому что понимает – я права. Возможно, носиться от копов круто, адреналин щекочет нервы и все такое, но вот возможный арест не кажется таким заманчивым.
        Направляясь к столикам, расположенным недалеко от стадиона, мы резво перепрыгиваем лужи, оставшиеся после ночного дождя.
        Увидев большую лужу, я пропускаю друзей вперед, потому что места для прыжка мало, и, когда собираюсь оттолкнуться, неожиданно поскальзываюсь на грязи и лечу вниз в ожидании столкновения моей головы с водой.
        Но этого не происходит.
        Словно в любовном романе, меня подхватывают две руки, не давая мне упасть. Выпрямившись, я хватаю спасителя за бицепс и тяжело дышу.
        Низкий, глубокий голос говорит мне на ухо, сладко и медленно растягивая слоги:
        – Осторожнее.
        После этого меня отпускают, и спаситель проходит мимо испуганной меня. В человеке я сразу же узнаю Блейна. Тихого, но внушающего опасность Блейна Телтфорда.
        Он ловко перепрыгивает лужу, а я все так же стою на месте, словно приросла к земле, любуясь каждым его движением. Походка Блейна ровная и уверенная, в какой-то мере полна изящества. Наверное, если бы не его излишняя замкнутость, он бы с легкостью мог стать чьим-либо воздыхателем.
        Моргнув, я перевожу взгляд на друзей, которые тоже следят за Блейном.
        Посмотрев на меня, они говорят быстрее перебираться на их сторону, и, когда я это делаю, никто из нас не комментирует произошедшую ситуацию.
        Выбирая столик, я не могла не бросить взгляд на компанию из четырех «братьев» и Амелии, восседающей на коленях Ника и широко улыбающейся. Через секунду все взрываются громким смехом. Внутри меня разрастается зависть, но я тут же одергиваю себя, понимая абсурдность этого чувства. Завидовать другой компании как минимум некрасиво по отношению к собственной.
        Мы устраиваемся за столиком неподалеку от автоматов с напитками. Достав из рюкзака перекус, мы возвращаемся к обсуждению нашей маленькой тайны.
        – Мне пришла в голову идея, – проглотив пищу, начинает говорить Зак. – Следующим мы хотели раскрасить университет, правильно? – Мы с Рамоной киваем. – Ну так вот. Почему мы должны отсиживаться? Просто, если подумать, универ находится прямо рядом с общежитиями, поэтому нам не составит проблем беспалевно смыться.
        – Наоборот, это как раз таки очень проблематично, – говорю я. – Если что-то пойдет не так, полиция будет знать, где нас искать. Понимаешь, о чем я?
        – Черт, не подумал, – тихо ругнулся Зак.
        – Да ладно, время быстро пролетит, потерпим чуток, а потом в бой. Как раз за две недели придумаем, что нарисовать, – вступает в разговор Рамона.
        Я хочу ответить, но замечаю, как друзья напрягаются и смотрят мне за спину.
        Обернувшись, я вижу, что к нашему столику направляется Дез. Что ему надо? Почему он так часто начал мелькать перед моими глазами?
        Остановившись рядом, он кладет ладонь на стол около моей руки, а вторую на спинку моего стула.
        – Привет, ребят! Как дела? – обращается Дез к моим друзьям, но сразу понятно, что он сделал это только для вида и отвечать не обязательно.
        – Можно тебя на пару слов? – нагнувшись, шепчет он мне на ухо.
        – А если я скажу «нет»? – посмотрев на него, интересуюсь я. В ответ парень всего лишь улыбается, и я понимаю, что лучше все-таки пойти и узнать, что он хочет.
        Извинившись, я поднимаюсь и прохожу мимо Деза, который следует за мной. Любопытство бурлит внутри меня, и я пытаюсь понять, зачем я сдалась Дезу спустя столько времени.
        Оказавшись в недосягаемости от посторонних, я опираюсь на бетонную, все еще холодную после дождя стену и жду, когда из-за угла выйдет Дез.
        Остановившись напротив, он смотрит на меня и, выдержав паузу, говорит:
        – Мне нужна твоя помощь.
        Его слова чуть не сбивают меня с ног. Я не знаю, что сделать: захохотать во все горло или убежать. Заявление неожиданное и довольно сильное, если судить по тому, как красиво и бесцеремонно он кинул меня в прошлом.
        Не удержавшись, я спрашиваю:
        – Какая?
        Когда Дез рассказывает, в чем заключается помощь, я все-таки начинаю смеяться. Он просит меня помочь с одним предметов, который по случайности мы оба проходим.
        – Ты же помнишь, что мы на разных курсах? – выгнув бровь, спрашиваю я.
        – Да, отлично помню.
        – А что мне будет за эту услугу?
        Если честно, я уже знаю, что откажусь. Но кто сказал, что нельзя показать фальшивую заинтересованность?
        – Все, что пожелаешь, – вполне серьезно отвечает Дез.
        Оттолкнувшись от стены, я уже собираюсь покачать головой и послать его к черту, когда вдруг кое-что заставляет меня остановиться и посмотреть на Деза.
        – Твой папа ведь занимает высокую должность в полиции? – Он кивает. – Я помогу тебе только в одном случае.
        – Надо замять какое-то дело? – тут же спрашивает он, наверняка вспомнив, как я врезалась в них с Блейном.
        – Нет. Я хочу, чтобы полиция нашего района не трогала уличных ночных художников.
        Растянув губы в улыбке, Дез смотрит на меня исподлобья и говорит:
        – Я прекрасно тебя понял, Хейли.

* * *
        Я получаю сообщение от Деза ближе к четырем часам следующего дня. По его словам, теперь ночные художники вольны делать то, что хочется их мрачным душонкам. В постскриптуме парень указывает адрес, как будто я не знаю, где находится дом братства, и говорит, чтобы я пришла сегодня в шесть.
        Сначала я хочу отказаться, но понимаю, что раз он выполнил просьбу, значит, я обязана вернуть долг.
        Откинув телефон, я борюсь с желанием застонать от досады, ведь мне совершенно не хочется общаться с бывшим другом. Вместо этого я могла бы провести время с пользой. Тем более мне выпал редкий шанс позависать одной, так как Лана ушла, сказав, что не придет раньше полуночи.
        Закрыв лицо руками, я потираю пальцами веки, а затем вскакиваю с кровати так резко, что в глазах мутнеет на пару секунд. По дороге к шкафу я снимаю футболку и штаны, оставляя их валяться дорожкой на полу.
        Переодеваясь, я умудряюсь одновременно кидать в рюкзак нужные конспекты. Это каким-то образом занимает полтора часа моего драгоценного времени.
        К шести часам я уже подъезжаю к дому братства, но выходить из автомобиля не спешу. Вместо этого я сижу внутри, постукивая ногтями по рулю. Я ни разу не была внутри, но этот адрес известен чуть ли не каждому студенту в Нью-Йорке.
        Ходит слух, что здесь устраивают самые запоминающиеся вечеринки.
        Подняв голову, я рассматриваю окна, веранду, входную дверь и ровный газон. Что-то пугает меня в этом месте. Наверное, тот факт, что я буду здесь одна в окружении горячих парней. Что ж, многие девчонки могли бы мне позавидовать.
        Вдохнув побольше воздуха, берусь за ручку машины и открываю ее. Свежий вечерний воздух тут же залетает внутрь.
        Хлопнув дверью, я поправляю края футболки и уже собираюсь сделать шаг в направлении дома, когда вдруг меня окликает голос, который невозможно забыть:
        – Поражаюсь твоему стилю.
        Повернувшись, я вижу Блейна, сидящего на капоте машины, припаркованной неподалеку, и покуривающего сигарету.
        – Ты имеешь что-то против моего стиля? – спрашиваю я, выгнув бровь. Внутри вспыхивает желание посмотреть на себя и понять, что именно ему не нравится.
        – И разговариваешь ты паршиво, – игнорируя вопрос, продолжает он выражать свое недовольство.
        Думая, что лучшим вариантом будет безразличие, я отворачиваюсь и иду к двери, но Блейн снова начинает говорить:
        – Такие формы я бы скрывать на твоем месте не стал.
        Я застываю, потому что на этот раз голос звучит очень близко. Мои глаза расширяются. Повернув голову, я встречаюсь со взглядом хищника. Блейн источает волны опасности.
        – После тебя, салага.
        Салага? Хочу возмутиться, но, ощутив горячее прикосновение руки на пояснице, я захлопываю чуть приоткрытый рот. А ладонь Блейна тем временем опускается еще ниже и подталкивает меня к двери.
        Люди с обжигающим взглядом, оказывается, еще и нахальные бесстыдники.
        Я против собственной воли спрашиваю у Блейна, где могу найти Деза. Чему-то ухмыльнувшись, он проходит мимо и велит следовать за ним. Поднимаясь, я не встречаю ни души, что меня радует. Не хочу, чтобы у кого-то появились шальные мысли, а это вполне возможно.
        Мы бредем по коридору второго этажа и останавливаемся только в самом конце, перед темной дверью. Махнув рукой, Блейн говорит, что Дез находится прямо за ней, после чего разворачивается и уходит. Я наблюдаю за удаляющейся фигурой до тех пор, пока она не скрывается за дверью напротив туалета.
        Посмотрев перед собой, я чувствую себя чертовски неуверенно и безумно хочу свалить отсюда, но прежде чем я успеваю как следует поразмыслить, дверь распахивается и передо мной возникает улыбающийся Дез. Он словно чувствовал, что я нахожусь по другую сторону.
        – Заходи, не стесняйся, – произносит он, отступая.
        Тихо поблагодарив, я делаю неуверенные шажки вперед и останавливаюсь у кресла.
        Дез забирается на кровать и ведет себя беззаботно, словно и не обижал меня. И я завидую его легкости, потому что сама тем временем мысленно содрогаюсь.
        Сняв рюкзак, я кладу его на кровать, а после сажусь, сложив по-турецки ноги. В воздухе витает неловкость, но, кажется, ощущаю ее только я. Дез привлекателен и прекрасно владеет собой, в отличие от меня, поэтому ему совершенно не о чем беспокоиться.
        Мы выписываем все темы, которые ему не даются, и, пробегая по ним взглядом, я понимаю, что нас ждет нечто трудное. Дез не знает и половины предмета.
        Почесывая затылок, я начинаю объяснять первую тему, но по его нахмуренным бровям понимаю, что он не может сообразить, о чем я толкую.
        – И как ты умудрилась понять этот предмет с самого начала, – качая головой из стороны в сторону, говорит Дез.
        – Я просто не тратила время на глупые развлечения на первом курсе, – пожав плечами, отвечаю я.
        – Ну да, ты же вся такая правильная малышка.
        Я чувствую, как по моему телу прокатывается волна дрожи. Дез, похоже, даже не догадывается, как лишь одна его фраза подействовала на меня. Я погрузилась в воспоминания, от которых сначала сладко заныло сердце, а потом пришла боль.
        Чтобы окончательно не улететь в облака, я откашливаюсь и продолжаю объяснения. Когда Дез начинает хоть что-то понимать, дверь распахивается, и мы оба поднимаем головы.
        На пороге стоит Блейн с тетрадью в руках.
        – Чувак, что ты здесь делаешь? – сведя брови на переносице, интересуется Дез.
        – Решил присоединиться и получше узнать предмет, который вы тут обсуждаете, – отвечает Блейн и, захлопнув дверь ногой, подходит к кровати. – Двигайся, салага, – обращается он ко мне, и я в буквальном смысле вспыхиваю, залившись румянцем.
        – Салага? – удивленно произносит Дез. – Ты хоть знаешь, что значит это слово?
        – Прекрасно знаю, – кивает Блейн.
        – Тогда почему называешь ее так?
        – Просто нравится. На чем вы остановились?
        Находиться в компании Деза нелегко, но общество Деза и Блейна куда тяжелее. От моего внимания не ускользнуло то, как парни обмениваются взглядами, которые мне не по силам разгадать. Они что-то безмолвно обсуждают, и надеюсь, не меня.
        Больше всего на свете мне хочется убежать из этого дома, в прямом смысле выпрыгивая из штанов. Смущенная присутствием двух горячих парней рядом, я запинаюсь и слишком часто откашливаюсь, пытаясь придать голосу былую твердость и уверенность.
        Судя по тому, как Дез опускает голову и ухмыляется, оба прекрасно понимают, что их поведение заставляет меня нервничать. Я никогда не была в подобной ситуации, поэтому не могу расслабиться.
        Извинившись, я говорю, что мне надо в туалет, и спрыгиваю с кровати. Стараясь как можно спокойнее подойти к двери, а не лететь к ней, как к спасательному кругу, я пару раз спотыкаюсь о собственную ногу, отчего краснею еще сильнее. Прежде чем выйти из комнаты, я слышу, как Дез кричит мне вдогонку, что никто меня не укусит.
        Оказавшись в коридоре, я едва не падаю. На меня в буквальном смысле налетела редактор университетской газеты Амелия Картен. Извиняясь, она понеслась дальше, взвизгивая и смеясь. Следом за ней тут же пробежал один из «братьев». Это был Ник. Он направился в комнату, в которую залетела Амелия, потом стало тихо, а после я услышала вскрик и низкий смех Доминика.
        Внутри меня вновь вспыхнуло знакомое чувство. Опять ненавистная зависть. Но так просто избавиться от нее я тоже не могу. Где-то в глубине души я мечтаю быть как Амелия, хочу иметь такие же отношения.
        Покачав головой, отворяю дверь туалета и вскрикиваю от неожиданности. Около большой раковины стоит Джаред Блеф с полотенцем вокруг бедер и с бритвой в руках. На щеках и на шее видна пена для бритья. В этом доме принято так делать?
        – Привет, – спокойно говорит Джаред, бросив на меня взгляд через зеркало. Он совершенно спокоен, и ему нисколько не стыдно находиться в таком виде перед незнакомой девушкой.
        – П-привет, – заикаюсь я.
        Кажется, моему смущению уже нет предела, но оказывается, на моем теле еще осталось место, которое может покраснеть. Мне никогда не было так стыдно.
        – Хочешь воспользоваться туалетом? – выгнув бровь, спрашивает Джаред. Я киваю, хотя на самом деле пришла сюда для того, чтобы просто передохнуть. – Не стесняйся, – говорит парень, кивнув в сторону унитаза.
        Мой рот открывается от удивления. Он думает, что я способна сделать такое при нем? Неужели в братстве все такие… Как сказать? Бесстыдные. Беззастенчивые? Какая разница, смысл-то один.
        Я подхожу ко второй раковине рядом с Джаредом и поправляю волосы, мою руки, все, что угодно, лишь бы перестать ощущать удушающую неловкость. Желание покинуть этот чокнутый дом никуда не делось. Теперь я безумно рада, что никогда не приходила сюда. Все здесь какое-то… ненормальное. Хотя дело даже не в доме, а в его обитателях.
        – Хейли, правильно? – вновь раздается голос Джареда. Я поворачиваю голову в его сторону так резко, что удивляюсь, как не свернула шею. Сглотнув, киваю. – А языком?
        – Что – языком? – непонимающе спрашиваю я. Джаред выглядит так, словно еще чуть-чуть, и взорвется диким хохотом. Чувствую себя идиоткой.
        – Работать им умеешь?
        – Меня зовут Хейли, – пищу я, словно кукла, а мои глаза расширяются. – Мне пора! – и вихрем вылетаю из комнаты. Никогда больше не зайду в этот чертов туалет.
        Повернув вправо, я сталкиваюсь с кем-то и тут же падаю. Покачав головой, смотрю наверх и вижу парня. Черт побери, сколько приключений за несколько минут!
        Однако вместо самодовольства я вижу широкую дружелюбную улыбку на лице, за которое поборолся бы любой скульптор. Протянув руку, незнакомец продолжает улыбаться.
        Я принимаю помощь.
        – Привет. Я… – Не успевает парень закончить, как его перебивает уже знакомый мне грубый голос.
        – Проваливай, Кэс, – говорит Блейн, опершись плечом о стену и сложив внушительного размера руки на груди. Мне редко доводилось видеть качков, поэтому Блейн казался мне очень большим.
        – Ты не можешь меня ненавидеть слишком долго, – рычит Кэс и поворачивается в сторону Блейна так резко, что задевает меня рукой, и я снова падаю. – Черт, прости, малышка.
        Когда Кэс протягивает ладонь, я хочу принять его помощь во второй раз, потому что понимаю, он толкнул меня случайно. Но вдруг Блейн отдергивает руку Кэса и протягивает мне свою. Когда я вкладываю свои пальцы в его, не могу не заметить, что его кожа намного теплее и грубее, чем у Кэса.
        Как я поняла, враг Блейна ухмыляется и, желая нам всего доброго, подмигивает мне и скрывается за углом.
        – Оказывается, ты еще у нас и девочка-приключение, салага, – с неподдельным весельем шепчет мне на ухо Блейн.
        Я поворачиваюсь к нему и сквозь зубы говорю:
        – Перестань меня так называть! Мне двадцать два года!
        – Дез ждет, – отвечает Блейн, и я поспешно направляюсь в сторону его комнаты и, когда дохожу до двери, слышу: – Салага.
        Рыкнув себе под нос, захожу к Дезу, который сидит на кровати и внимательно читает мои конспекты. Кажется, я не видела картины милее, чем красавчик, занятый учебой. От воспоминаний о нашей дружбе и от развернувшейся передо мной картины по венам разливается тепло, и тогда я понимаю, что действительно скучала по Дезу Деррилу Вайлчману.
        – Деррил, – шепчу я. Мне показалось, что я сказала это тихо, но судя по тому, как Дез резко поднял голову, мои слова прозвучали достаточно громко.
        – Никто, кроме тебя, не называет меня вторым именем, – без тени веселья произносит Дез. – Пожалуйста, не делай так больше. Зови как угодно, только не Деррил. Я объяснял, что это имя умерло вместе… – Фраза обрывается и остается недоговоренной.
        – Хорошо, – всего лишь отвечаю я, прекрасно его понимая.
        Несмотря на то, каким веселым пытался казаться Дез, я знаю, что шрам у него не только на спине, но и глубоко внутри. В самом сердце.

* * *
        В комнате общежития меня уже поджидает Лана со своей фирменной выгнутой бровью. Серьезно, у этой девушки самые шикарные брови, которые мне когда-либо доводилось видеть. Она лежит на кровати, волосы собраны в пучок, в руках книга Эрнеста Хемингуэя.
        – Это моя книга, – говорю я, указывая на нее пальцем. Лана, как никто другой, знает, что я просто ненавижу, когда трогают мои вещи.
        – Ты ведь дочитала ее еще несколько дней назад, – невинным тоненьким голоском произносит она.
        – Лучше бы ты взяла Арментроут! – ворчу я. – Это первое издание, мне пришлось растоптать ступни в кровь, чтобы заработать на него. Я откладывала деньги с пятнадцати лет!
        – Да-да, и потом твоя мама добавила тебе еще несколько тысяч баксов. Слушай, отец перед смертью оставил тебе немаленькое количество денег, зачем ты работала, если могла позволить себе этот кусок бумаги с буквами без усердного труда?
        – Я не собираюсь тратить наследство без нужды. Я хотела купить эту книгу сама. Идти к цели самостоятельно намного интереснее, чем использовать готовые средства на получение желаемого, – всего лишь отвечаю я, надеясь, что соседка поймет меня правильно.
        – Ясно, – немного помолчав, говорит Лана и, повернув голову к книге, бурчит: – Я буду аккуратна.
        Когда я решаю, что наш самый долгий разговор в жизни окончен, она спрашивает:
        – Где ты, кстати, была?
        – А что? – слишком поспешно выпаливаю я.
        – Просто обычно тебя нет по субботам и воскресеньям, – пожимает плечами Лана. – Тусовалась со своими друзьями-лузерами?
        – Они не лузеры, Лана, – скрежещу зубами я.
        – Признаю, Зак красавчик. Но разве тебе не скучно с ними? Не хочется сходить, например, на вечеринку?
        Лана никогда не обращалась ко мне с подобными расспросами, и поэтому я всеми силами пытаюсь понять, что же ей нужно и с чего такой интерес к моим товарищам.
        – Нет, – твердо отвечаю я и скрываюсь за дверью ванной комнаты. Сев на крышку унитаза, перевариваю все, что сегодня случилось.
        Должна признать, что день вышел насыщенный. Местами, я бы даже сказала, безумный. Мне и в голову не могло прийти, что я когда-нибудь переступлю порог дома братства и буду сидеть в компании смущающих меня парней.
        После того как я назвала Деза вторым именем, его веселое настроение улетучилось и больше не появлялось. В какой-то мере мне было стыдно, но в то же время я была рада так его назвать. Что-то было в его втором имени родное… знакомое… близкое моему трепещущему сердцу.
        Блейн, к счастью, больше не появлялся в комнате Деза, в его присутствии я чувствовала себя особенно неловко.
        Я думала, что после того как парни чуть не сбили меня, посыпятся вопросы, требования развернутого ответа. Но ничего такого не было. Никто из них не вспоминал о том случае, за что я очень благодарна, несмотря ни на что.
        Однако по взгляду Деза было несложно понять, что он догадался – я одна из ночных художников.
        ОТТЕНОК ЧЕТВЕРТЫЙ
        БЛЕЙН
        Проливной дождь. Но я собираюсь с силами и выхожу, зная, что промокну. Зонтик сломался, а новый купить я не в состоянии, поэтому, когда я преодолел расстояние между дверью и машиной, меня можно было смело брать и отжимать в стиральной машинке.
        Сегодня день визита к матери. После насыщенной недели я даже рад побывать в ее тихом домике за городом. Однако не уверен, что по-настоящему смогу отдохнуть, ведь нам предстоит долгая и нужная беседа о том, что делать с Джезом.
        Брата посадили за то, что он пристрелил одного парня во время драки. Джез всегда был психом, и мы постоянно с ним ругались. Когда мне было десять, я очень сильно его боялся, потому что брат грозился меня избить за любую оплошность.
        Джез Телтфорд старше меня всего на три года. Как по мне, это не так уж много. Про него почти никто не знает. Мне никогда не хотелось рассказывать о брате-убийце, которого я даже не считаю членом своей семьи. Тем более о нем вообще знать никому не обязательно.
        Открыв багажник, я закидываю туда спортивную сумку, в которую я сложил немного одежды. Черная футболка и черные джинсы прилипли к телу. Ненавижу ощущения мокрой одежды на коже. Придется зайти домой и переодеться.
        Сев в машину, я подгоняю ее к самому крыльцу и, когда выхожу, сразу же оказываюсь под пластмассовым навесом, по которому хлещут крупные капли дождя. Зайдя в дом, я натыкаюсь на Ника, который собирается выйти на улицу.
        – Ты промокнешь прежде, чем доберешься до автомобиля, – говорю я другу, снимая кроссовки.
        – Черт! – ругается он. – Где ты припарковался?
        – Прямо у крыльца.
        – Довезешь меня до общежития? – спрашивает Ник, перекидывая ключи от машины в другую руку.
        Сказав ему ждать в машине, я быстро добираюсь до своей комнаты и вскоре уже снимаю с себя мокрую одежду, меняя ее на сухую. Кинув взгляд на свое отражение, я подхожу к пустому шкафу, примостившемуся между окном и кроватью, и открываю дверцы.
        Высматриваю слова, которые помогут мне держать себя в руках в эти выходные. Я не хочу, чтобы у меня пошла кровь только потому, что сильно перенервничал из-за брата. Мы с мамой обязательно поговорим на эту тему, и хочу быть к этому готов.
        Пробегая глазами по стенке шкафа, я нахожу то, что мне надо, и, взяв маркер, обвожу слова, внимательно вчитываясь в них, проникая в смысл написанного.
        «Сильнее всех – владеющий собою. Сенека». Сильнее всех – владеющий собою…
        Сильнее… Всех…
        Владеющий… Собою…
        Владей собой, Блейн. Не нервничай и помни, что все проблемы решаемы. Не смей выходить из себя. Не смей думать о том, что будет, когда Джез окажется на свободе. Делай вид, что ничего не случилось. Проблемы надо решать по мере их поступления. Ни днем, ни минутой, ни секундой раньше.
        Глубоко вдохнув, я прикрываю глаза и, открыв их вновь, еще раз читаю фразу, закрываю шкаф и ухожу.
        Ник ждет меня, как и договаривались. Без лишних слов я сажусь на водительское сиденье, слегка промокнув, потому что навес не доходит до двери со стороны водителя.
        Направляясь в сторону университета, я замечаю, как Ник изредка бросает на меня взгляд. Я знаю, что он хочет что-то спросить, и знаю, что его вопрос мне не понравится, поэтому пытаюсь сделать вид, словно не вижу, как Ник пытается привлечь мое внимание. Не люблю, когда меня хотят узнать лучше. Друзья уже должны были это уяснить. Я не буду рассказывать о себе и своих проблемах, мыслях даже под дулом пистолета.
        До университета совсем близко, но мне кажется, что время чертовски тянется. У меня никогда не получается быть полностью умиротворенным именно в присутствии Ника и Джареда. Хоть они мои лучшие друзья и по совместительству «братья», что-то вызывает необъяснимый дискомфорт, когда мы остаемся один на один. Что-то их отличает от Деза, в компании которого я могу полностью расслабиться. Странно, но я бы отдал многое, чтобы на месте Ника сидел Дез.
        – И долго ты пробудешь у матери? – вдруг спрашивает Ник.
        Кинув на него взгляд, я отвечаю, что вернусь завтра вечером.
        – Долго до нее ехать?
        – Нет, примерно три часа.
        – Послушай, Блейн, вчера я слышал, как ты сказал Кэсу проваливать. И… Тебе не кажется, что пора перестать его ненавидеть? Та история с девчонкой в далеком прошлом, и тебе уже давно пора понять, что Кэс не свалит из братства. У него тоже есть друзья, и если ты хочешь, чтобы его вышвырнули, между «братьями» начнется большой скандал.
        – Если бы я захотел его вышвырнуть, – мои руки крепче сжимают руль от осознания своего бессилия, – его бы давно не было в доме. Я не пойму, почему Джаред позволяет ему находиться среди нас. Да, прошло много времени, но это не значит, что Кэс перестал быть долбаной крысой.
        – Если Джаред один из старших, это не значит, что он всемогущ, – спокойно отвечает Ник. Но его голос… дураку понятно, что в случае чего он будет на стороне Джареда, несмотря на то сколько всего мы прошли вчетвером.
        Я больше не собираюсь мусолить эту тему. Моя ненависть к Кэсу безгранична, и то, как он вчера смотрел на Хейли, только усилило ее. Кэс видит во всех девушках кукол для развлечений. Мне не хочется, чтобы Хейли стала одной из них. Я прекрасно знаю, что у нее есть голова на плечах, она не фанатка разгульного образа жизни, но она не знает Кэса так, как я, поэтому если у меня есть возможность предупредить ее и убедить держаться от Кэса подальше, я с радостью ею воспользуюсь.
        Мне действительно нравилась Тила, и я считал, будто у нас что-то получится. Это был мой первый рывок в мир отношений, и, что тут таить, я очень расстроился, когда он оказался неудачным. Тила была милой девушкой с африканскими корнями, очень доброй девушкой. Но красота Кэса ослепила ее. Видимо, даже такие правильные девчонки падки на внешность. Хочется сплюнуть от отвращения. Если бы Тила знала, что Кэс просто использует ее, то не позволила бы ему сунуть нос в свою жизнь.
        Я высаживаю Ника у здания университета. Попрощавшись, он бежит в сторону женского общежития, прикрыв голову рукой, словно это спасет его от незавидной участи промокнуть до нитки. Дождавшись, когда он скроется за углом, я еду домой.

* * *
        Выговор, выговор и еще триста раз выговор.
        Мать ходит за мной по пятам и говорит, что я безответственный сын. Хоть я и сказал по телефону, что буду на следующих выходных, это не значит, что я спасся от словесного пинка под зад. Мама ругает меня за то, что я про нее забыл. Конечно же, она преувеличивает. Я слишком сильно люблю ее, чтобы забыть.
        Повернувшись к матери лицом, я улыбаюсь ей и притягиваю к себе. Мама очень маленького роста, поэтому ее голова достает только до моей груди. Она обхватывает меня пухлыми руками за торс.
        – Как ты вырос! – бурчит она мне в футболку. – Такой красавец стал! Удивительно, что ты приехал без девушки. Ни за что не поверю, что у тебя ее нет.
        Конечно, мама знала, что случилось пять лет назад. Но она не осознает, какую боль принесло мне случившееся, поэтому ей сложно понять, как я не притащил с собой девчонку.
        – Как твои дела, мам? – говорю я первое, что приходит в голову, чтобы сменить тему.
        Мать настолько сильно желает мне добра, что начнет рассказывать все секреты о том, как покорить сердце дамы полностью, до самого остатка.
        – После того как ты приехал, стало еще лучше. Не забывай меня, сынок, ты единственный, кто у меня есть.
        Я хочу спросить, а как же Джез. Несмотря ни на что, она должна его любить так же сильно, как и меня. Да, он наломал дров, но даже если сын – сущий дьявол, это не значит, что родная мать не будет любить его, верно?
        Никак не прокомментировав то, что она сказала, я прохожу в кухню, мягко разорвав объятия. Мама семенит за мной, тут же предлагая напитки и еду. Однако ни того ни другого мне совершенно не хочется. Вместо этого я начинаю задавать ей простые, бессмысленные вопросы, чтобы узнать, как она проводила дни без меня.
        – До сих пор не могу понять, зачем тебе комната в братстве, когда я живу недалеко, – произносит мать, разливая душистый чай по кружкам.
        – Ты же знаешь, мне бы надоело рано вставать и, не высыпаясь, ехать в университет, – в ответ говорю я, поднявшись, чтобы принять из ее рук горячую кружку. – Жить в доме братства удобнее для учебы.
        Тут она не может не согласиться. Мне бы действительно осточертело ездить почти каждое утро отсюда до универа.
        Хлебнув чаю, я морщусь. За время проживания в братстве я успел отвыкнуть от чая. Вставая по утрам, я заливаю в горло либо кофе, либо бутылку холодного пива. Чай в доме не водится, его никто не пьет.
        – Расскажи мне, что нового произошло? Как учеба? – подперев рукой щеку и водя пальцем по каемке кружки, спрашивает мама, смотря на меня.
        Она пытается отсрочить момент, когда мы начнем обсуждать Джеза, не надо быть гением, чтобы это понять. Что ж, я подстраиваюсь под нее, собираясь дождаться, когда мама будет готова перейти к главной теме.
        – Все прекрасно, три болвана по-прежнему рядом и… хорошая девушка, – говоря последнее, я, естественно, думаю о Лане.
        – Как ее зовут? – улыбается мама.
        – Ты же понимаешь, что мы не сможем постоянно избегать главной темы? – Я прищурился. – Мам, мы должны понять, что делать. Я боюсь, что Джез вернется, а меня не будет поблизости. Вдруг он устроит погром? Напугает тебя?
        – Джез – мой сын, он не причинит мне вреда, – слишком уверенно отвечает она. Но мы оба знаем, что сказать наверняка никто не может.
        – Он псих, мама.
        – Не говори так. Он твой брат, и возможно, тюрьма его исправила. – Тон мамы становится резче, но ее можно понять. Она будет защищать сына даже от своего второго ребенка, если это понадобится.
        Я качаю головой, понимая, что бесполезно утверждать, что ничего Джезу не поможет. Если человек совершил зло один раз, он сделает это еще раз.
        – Блейн, – мама протягивает руку через стол и накрывает ею мою ладонь. Я поднимаю на нее взгляд. – Тебе не о чем беспокоиться. Да, твой брат не отсидел полный, заслуженный срок, но это не значит, что он выйдет на свободу все тем же монстром. Я уверена, Джезу худо в тюрьме и он сделает все, чтобы только не попасть туда еще раз.
        Я киваю. Что еще остается делать? Пусть мама думает, что ее старший сын нормальный, но если он хоть пальцем ее тронет, я не буду обращать внимание на крики и слезы, когда буду превращать Джеза в отбивную.
        После чая и разговора о пустяках мама просит меня съездить в магазин, пока она займется ужином. Выйдя из дома, я снимаю блокировку на автомобиле, который стоит у двора, и слегка улыбаюсь, когда машина издает милый звук и подмигивает мне. Открыв водительскую дверь, я уже собираюсь сесть, когда меня окликает знакомый голос.
        Повернув голову, я вижу своего старого школьного друга.
        – Черт возьми! Неужели это Блейн Телтфорд собственной персоной? – широко улыбаясь, кричит парень, распахивая руки для объятия.
        Похлопав его по спине, я отстраняюсь и говорю:
        – Как жизнь, Ричи?
        – Приехал к отцу на выходные, думаю, что до завтра сдохну со скуки, если не случится что-нибудь классное, – отвечает он, а затем смотрит мне за плечо, на автомобиль. – Крутая тачка, в таких только и возить симпатичных телочек. Куда направляешься?
        – В ближайший магазин. Хочешь со мной? Расскажешь о себе, – предлагаю я, потому что с мы с Ричи не разговаривали с моего поступления в университет и я искренне по нему соскучился.
        – С радостью, – потирая ладони, отвечает Ричи.
        Мы выезжаем и болтаем на простую, банальную тему: что у каждого произошло, пока мы не виделись. Я пытаюсь не раскрывать слишком многое, а Ричи, наоборот, говорит то, о чем можно было бы умолчать. Этот человек никогда не отличался молчаливостью, он настоящий болтун, но я уверен, что, если бы не эта черта, Ричи бы не был таким интересным и не стал бы человеком, с которым хочется общаться.
        Он поступил в один из непримечательных университетов Нью-Йорка. Каждые выходные ездит к отцу, привозя тому любимые пончики. У Ричи есть девушка, они помолвлены, и в скором времени ожидается свадьба. Хотя он уже успел с ней расстаться и сойтись вновь. На фоне его жизни моя кажется никчемной и скучной.
        – А ты разве не успел найти себе хорошенькую подружку? – вдруг спрашивает Ричи. Я качаю головой, потому что ничего не могу сказать в ответ. – Ты серьёзно? Тебе же двадцать четыре! Ты ведь на год старше меня, верно?
        – Мне будет двадцать четыре, – поправляю я.
        – Да какая, к черту, разница. Не могу поверить, что в Нью-Йоркском университете не нашлось ни одной горячей цыпочки, привлекшей твоё внимание. – Ричи говорит это таким тоном, как будто не иметь спутницу в моём возрасте – самый большой грех. Быть может, так оно и есть.
        – Все впереди, – говорю я скорее самому себе. – Лучше расскажи, как зовут твою невесту и как вы познакомились?
        На самом деле мне плевать, я просто не хочу сидеть в молчании весь оставшийся путь. С Ричи я не чувствую напряжённости, наоборот, мне легко с ним. Наверное, потому что теперь мы просто знакомые и он не попытается залезть мне в душу.
        – Мари, её зовут Мари. Она на полгода младше меня, и у неё потрясающие чёрные волосы. Наверное, если бы не они, я бы в неё не втрескался по уши в первый же день нашего знакомства.
        Я хмыкаю:
        – А когда-то ты был фанатом женских обнажённых тел. И клялся, что влюбишься в девушку, только когда увидишь её в стиле ню.
        – Мне было пятнадцать. Мной управляли гормоны! – начинает оправдываться Ричи.
        Не удержавшись, хохочу. В последнее время меня мало что может заставить от души посмеяться.
        Я въезжаю на парковку у магазина. Мы с Ричи выходим из автомобиля и направляемся к входу. Он опять начинает рассказывать что-то не особо интересное и замолкает только тогда, когда мы входим в зал, наполненный прохладой кондиционеров.
        Я кидаю в небольшую тележку все, что просила мама. Прогуливаясь между рядами, я понимаю, что ужасно хочу вернуться в город. Я люблю маму, люблю до безумия, но мне так нравится проводить дни в своей комнате, я так привык уединяться, вдыхать одиночество, что просто не могу нормально себя чувствовать даже в компании родного человека. Не болезнь ли у меня начинается? Ведь это нехорошо. Я же хотел здесь отдохнуть.
        – Я слышал, что твой брат выходит в следующем месяце, – раздается позади меня. Я закрываю глаза и делаю глубокий вздох. Сильнее всех – владеющий собою. Помни это, Блейн.
        Повернувшись лицом к обратившемуся ко мне, я произношу только одно слово:
        – Блэк.
        Тот улыбается совершенно недружелюбно. Мы с Блэком недолюбливаем друг друга ещё со школы. Он постоянно видел во мне конкурента, но я по сей день не могу понять, почему. Я не сделал ничего такого, чтобы считать меня соперником.
        – Так это правда? – спрашивает он, потянув руку к пачке молока.
        – Не твое дело, – грубо, не пытаясь быть доброжелательным, отвечаю я.
        Блэк издаёт тихий смешок и, прежде чем уйти, говорит:
        – Может быть. Однако я надеюсь, что он выбьет из тебя все дерьмо… и из твоей мамаши тоже.
        В два шага я преодолеваю расстояние между нами и, схватив Блэка за плечо, сильно толкаю его. Он падает на мраморный пол и, замешкавшись, получает от меня удар кулаком в челюсть. Держа Блэка за шею так, что он начинает задыхаться, я приседаю на одно колено и цежу сквозь зубы:
        – Когда мы встретимся в следующий раз, советую прикусить язык, не то все дерьмо придётся выбивать из тебя.
        Поднявшись, я ухожу на поиски Ричи, который наверняка торчит в отделе с алкоголем.
        Меня всего трясет от адреналина. Я хочу кого-нибудь избить, выпустить пар. Чертов Блэк тронул святое – мою мать. Он стал ещё большим придурком, чем раньше. Стоило не просто ему врезать, а вырвать язык и засунуть ему в глотку.
        Сжав ручку тележки, я поворачиваю и чуть не сбиваю Ричи, крепко держащего две бутылки пива.
        – Что с твоим лицом? – нахмурившись, интересуется он.
        – А что с ним не так? – задаю ответный вопрос, надеясь, что моё лицо не выражает никаких эмоций.
        – Ещё чуть-чуть, и из всех твоих отверстий пойдет пар, как у паровоза из трубы, – объясняет Ричи.
        Я не хочу рассказывать, что случилось между прилавками, поэтому просто машу рукой и иду к кассе.
        Оказаться на улице приятно. Здесь тоже прошёл дождь, и теперь везде пахнет свежестью и влагой. Я люблю дождь, наблюдать за ним так приятно. Капли, бьющие в окно комнаты, успокаивают, заряжают какой-то энергией. Мама без тени смущения говорила мне, что я был зачат в грозу, и поэтому я с детства полюбил дождь, гром и непогоду в целом. Может, поэтому у меня такой тяжёлый характер?
        – Мне тут сообщение пришло, – говорит Ричи, сев на пассажирское кресло и уставившись в телефон. – Рона устраивает вечеринку по случаю того, что многие одноклассники, в том числе и мы с тобой, приехали в город. Сходим?
        Я обдумываю его предложение. Может, стоит согласиться? Я уверен, вечеринка Роны – ничто по сравнению с тусовками в доме братства, а значит, мне не стоит беспокоиться из-за того, что через час после начала у меня возникнет желание спрятаться ото всех.
        – Почему бы и нет?
        – Отлично, тогда пишу, что мы придем.
        Я киваю и выруливаю со стоянки.

* * *
        Дом Роны представляет собой маленький особняк принцессы. Оказавшись внутри, я без особого интереса рассматриваю высокий потолок, бледные стены и коричневый, начищенный воском пол. Дом заполнен бывшими одноклассниками, но никто из них не выглядит пьяным, что меня безмерно радует.
        – Мальчики! – восклицает мелодичный женский голос.
        Мы с Ричи оборачиваемся и в первую очередь видим две длинные загорелые ножки.
        – Рона! – радостно произносит Ричи.
        Он кладет руку на талию девушки и поворачивается ко мне.
        – Это Блейн. Ты же помнишь его.
        – Серьёзно?! Боже, каким красавчиком ты стал! – Ее удивление кажется довольно искренним.
        Сделав два шага вперёд, она набрасывается на меня, хватая за шею. Сначала я чувствую себя немного скованно, но потом одергиваю себя и, расслабившись, кладу руки на её тонкую талию.
        – Моя комната по коридору направо, на втором этаже, – шепчет она мне, а я хмурюсь.
        Это намёк? В любом случае я рад, что она блондинка.
        Вечеринка проходит спокойно, но спустя полтора часа я начинаю скучать. Выйдя на задний двор, вижу качели, скрывающиеся во тьме деревьев, и иду туда. Тучи разошлись, теперь двор освещает полная, завораживающая луна. Любуясь ею, я потихоньку раскачиваюсь. Меня одолевает желание позвонить Дезу и спросить, как у него дела и как прошёл поход к татуировщику. Но вместо этого я крепче обхватываю поручни качелей и продолжаю смотреть на небо.
        В этом пригороде мне не место. Здесь все для меня чужое, даже родной дом. Нью-Йорк – это место свободы, и я хочу вновь окунуться в нее. Я отвык от здешней обстановки. Наверное, стоит предложить маме продать дом и купить квартиру в городе. Так будет легче и безопаснее для нас обоих.
        – Эй, почему ты сидишь здесь? – спрашивает Рона.
        Я прикрываю глаза, пытаясь унять раздражение. Лучше уйти с этой вечеринки, потому что я ужасно хочу побыть один на один со своими мыслями.
        – Можно? – уточняет она, указывая на качели рядом с моими.
        – Почему ты спрашиваешь? Это ведь твой дом, – посмотрев на девушку, интересуюсь я.
        – Вдруг ты хочешь посидеть в одиночестве, – смущенно отвечает она.
        Хочу, но Роне об этом уже знать необязательно.
        – Как учёба? – спрашиваю я.
        – Не так круто, как представлялось. Меня два раза бросили, я имею в виду парней. Я подарила одному из ублюдков девственность, пару раз начинала курить и три раза чуть не вылетела из колледжа. Кстати, у тебя не найдётся сигареты?
        – Я так понимаю, когда ты закурила во второй раз, больше не бросала?
        Рона покачала головой.
        Потянувшись к карману, я достал пачку сигарет и зажигалку. Мы закурили одновременно, и, как только я сделал первую затяжку, по телу сразу разлилось расслабление.
        – А у тебя как дела?
        Я вздыхаю:
        – Не так интересно, как у тебя.
        Рона в ответ хихикает.
        Покуривая с ней на пару, я понимаю, что не все так плохо, как ожидалось. Спокойная вечеринка, красивая девушка рядом, что ещё надо? Хотя я знаю, что мне необходимо получить для завершения этого прекрасного вечера… Посмотрев на Рону, я ловлю её взгляд и произношу:
        – Может, покажешь мне свою спальню?

* * *
        Только одному небу известно, как я рад вернуться домой. Оказавшись в братстве, я смог вздохнуть полной грудью. В гостиной разбросаны бутылки, косяки и всякая другая мерзость, которую студенты принимают каждые выходные.
        Воскресная вечеринка, как я понимаю, прошла на славу. Перешагивая через тела, я поднялся на второй этаж. Все ещё спали, судя по всему, веселье закончилось недавно. За окном уже темно, я приехал поздно. Видимо, тусовка началась еще в субботу. Часы показывают почти три часа ночи.
        Открыв дверь в свою комнату, я кидаю сумку где-то у стены и включаю свет.
        Повернувшись к кровати, я замираю от удивления. В постели уютно, чуть ли не пуская слюни, спит Хейли.
        – Какого хрена?! – вскрикиваю я и, когда она подскакивает, вижу, что на ней только бюстгальтер и джинсы.
        – Блейн. – Её голос звучит испуганно и глухо.
        – Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, стараясь быть не слишком грубым.
        На самом деле мне хочется разорвать Хейли. Я просто ненавижу, когда кто-то спит в моей постели. Дверь в комнату была заперта, а значит, кто-то специально открыл ее и впустил Хейли. И этот кто-то, конечно же, Дез, потому что только у него есть ключ.
        – Я… Он… Дез, – запинаясь, начала говорить Хейли.
        Конечно же, я не мог выставить её за дверь, зная, сколько пьяных придурков находится вокруг. Вместо этого я покачал головой и приказал ей лечь обратно.
        – Я… я лучше пойду, – писклявым от волнения голосом говорит гостья.
        Хейли делает рывок к двери, на ходу надевая футболку, которая висела на спинке стула. Прежде чем девушка схватилась за ручку двери, я успеваю обхватить её за талию и, крепко держа в объятиях, отношу в кровать. Хейли брыкается и извивается в моих руках, но нам обоим понятно, что я в стократ сильнее.
        Я кидаю её хрупкое тельце на кровать и злобно выговариваю каждое слово:
        – Поверь мне, Фейз, я очень хочу, чтобы в этой комнате не было твоей милой попки. Но если ты выйдешь за дверь в то время, когда по всему коридору раскиданы пьяные, неадекватные парни, не кричи и не зови на помощь, если кто-то захочет с тобой поиграть в совершенно недетские игры.
        Её грудь тяжело вздымается и опускается, глаза неотрывно смотрят в мои.
        – Ты назвал меня по фамилии, – шепчет она, а я закатываю глаза. Неужели это единственное, что она услышала?
        – Ляг под одеяло, – говорю я и отхожу.
        В этот раз она меня слушается.
        – А где будешь спать ты?
        – В своей постели, – снимая футболку, говорю я.
        Достав из шкафа пижамные штаны, я на минуту скрываюсь в ванной комнате. Когда Хейли хочет сказать что-то ещё, я её останавливаю:
        – Слушай, я очень сильно устал с дороги, поэтому давай мы сейчас поспим, а утром ты свалишь, идёт?
        – Идёт.
        Плохой сон мне обеспечен. Когда Хейли вырубается, я все ещё верчусь, пытаясь найти удобную позу. Я привык спать в самой середине своей большой кровати, и сейчас мне очень неудобно, такое чувство, словно даже кости заболели.
        Неожиданно девушка поворачивается ко мне лицом. Она закидывает руку и ногу на меня, и я замираю. Какого. Черта. Я, не моргая, ошарашенно уставился в потолок. Откинуть её тело будет слишком грубо? Конечно, придурок!
        Мне приходится терпеть её тепло. Скрежеща зубами, я зажмуриваюсь и заставляю себя уснуть. Только бы поскорее настало утро. Когда Хейли уйдёт, я почувствую это, потому что жар, исходящий от неё, исчезнет, и мне станет холодно. Как в старые добрые времена.
        ОТТЕНОК ПЯТЫЙ
        ХЕЙЛИ
        Я чувствую теплое тело рядом с собой. Более того, я к нему прижимаюсь. Мне так уютно, совсем не хочется открывать глаза. Пролежала бы так всю жизнь. Не только я льну к телу, но и оно ко мне. Я ёрзаю от приятного ощущения, никогда так сладко не спала. По лицу расползается улыбка, и я удобнее устраиваю голову.
        Где-то вдали слышится звон, это заставляет меня нахмуриться. Чей бы это ни был будильник, он оповещает всех о том, что пора вставать не только его хозяину. Перекатившись на спину, я потираю ладонями глаза, но открыть их так и не могу. Я не выспалась.
        Почувствовав, как чья-то рука обняла меня за талию и вновь притянула к себе, я через силу разлепляю веки и поворачиваю голову, чтобы увидеть ее обладателя. Из легких словно выкачали весь воздух. Глаза расширяются до такой степени, что становится больно. Рядом со мной лежит Блейн.
        Картинки из прошедшей ночи постепенно начинают всплывать в голове: вот в доме братства началась внеплановая вечеринка после учебной недели; вот я вру друзьям, что мне срочно надо к матери, и после того как они обеспокоенно кивают головами, я срываюсь с места и еду на вечеринку с Дезом.
        Черт, он уломал меня!
        Поднявшись на локтях, я смотрю на Блейна и вспоминаю, как оказалась с ним в постели. Глухо застонав, падаю обратно на подушку и закрываю лицо руками. Как я докатилась до такого за столь короткий промежуток времени? Во всем виноват Дез! Он не отставал от меня до тех пор, пока я не согласилась.
        Покачав головой, я откидываю одеяло вместе с рукой Блейна. Тот бурчит какое-то ругательство и ложится на спину, после чего сразу же открывает глаза. Увидев меня, он сначала хмурится, а потом в его взоре вспыхивает ярость.
        – Ты еще здесь?! – грубо спрашивает он. Меня передергивает от его тона, и кажется, он замечает, что испугал меня. Он словно получает наслаждение от того, что пугает меня.
        – Перестань вести себя как козел! – выпаливаю я и подношу ладонь ко рту. Вот дура! Теперь он разозлится еще сильнее!
        Но нет. Наоборот, лицо парня, сначала пылающее от ярости, теперь выглядит умиротворенным. От былого возмущения не осталось и следа. Неужто Блейн из тех людей, чье настроение меняется за секунду?
        – Проваливай, – спокойно говорит он и, укрывшись одеялом до подбородка, поворачивается на другой бок.
        Ухмыльнувшись, я снова ложусь на постель и залезаю под одеяло. Посмотрим, что он на это скажет. Конечно же, Блейн оказывается со мной лицом к лицу в считаные секунды. И он определенно недоволен таким ходом событий.
        – Какого черта ты творишь? – злобно рычит он.
        – Я не выспалась.
        Он тяжело вздыхает. Его рука, лежащая на подушке, сжимается в кулак. Блейн опускает голову, желваки на шее выдают то, что он пытается взять себя под контроль.
        – Слушай, Хейли, – его голос стал ниже, что заставляет меня дрожать под одеялом, – я пытаюсь быть хорошим мальчиком, и пока у меня это получается, я прошу тебя уйти. Я люблю спать один.
        – Знаешь, судя по тому, как крепко ты обнимал меня, сложно поверить, что тебе это действительно не нравится, – парирую я, не собираясь отступать.
        Меня забавляет эта ситуация. Любопытно посмотреть, что сделает Блейн, если я не уйду? Если бы не головная боль и подкатившаяся к горлу тошнота, я бы, возможно, продолжила нашу перепалку. Но сейчас мне срочно надо в ванную, чтобы охладить свое лицо.
        – Сколько ты выпила? – неожиданно интересуется Блейн.
        – А что? – задаю я встречный вопрос.
        – Ты побледнела.
        Его взгляд опускается на мой рот.
        – И губы у тебя посинели.
        Сколько же ты выпила, а, Хейли? Черт его знает! Дез вливал в меня пиво, а после, когда я еле стояла на ногах, он повел меня на второй этаж и уложил в эту постель. Что ж, я запомнила все, что произошло, а это уже похвально.
        – Мне нужно в ванную, – отвечаю я.
        Блейн кивает в сторону двери, находящейся около кровати, и откидывается на спину, подгибая одну ногу, путаясь в одеяле.
        Встав с кровати, я на миг увидела его тело. Врать не буду, я под впечатлением. Блейн отлично сложен, однако до боксера ему еще далеко. Хотя, должна признать, я не фанат парней-шкафов.
        Открыв дверь, я прохожу в ванную и начинаю осматриваться. Везде чисто и красиво. Комната выполнена в золотом цвете. Даже раковина и ванна золотые.
        Я включаю холодную воду и умываюсь. Сразу же становится легче. Спустя время раздается стук, повернув голову, я смотрю на ручку, не решаясь открыть сразу.
        – Держи, – говорит Блейн, входя без разрешения.
        В его руках тарелка с кусочками лимона.
        – А если бы я была голой? – недовольно спрашиваю я.
        – Уверен, я бы не увидел ничего нового, – спокойно отвечает он. – В общем, когда меня тошнит, я посасываю лимон. Советую сделать то же самое, если тебя, конечно, тош… Эй, что это?
        Вдруг Блейн опускается передо мной на колени и поворачивает так, чтобы лучше видеть мои бок и поясницу. Я пытаюсь понять, что его так сильно удивило. Моя спина разодрана до крови, а я ничего не чувствую.
        – Черт, только не говори, что ты испачкала мою постель своей кровью, – сквозь зубы произносит Блейн.
        Поднявшись, он ставит тарелку на стиральную машинку, бесцеремонно хватает меня за бедра и разворачивает к себе спиной. Я хочу возмутиться, но вместо этого слежу за ним через зеркало. Он, хмурясь, рассматривает мою рану.
        – Обопрись руками о раковину, будет неприятно. Не хочу, чтобы твои колени подогнулись, и ты рухнула, ударилась виском и разбила себе голову.
        – Тебе говорили, что у тебя слишком бурная фантазия? – из-за плеча интересуюсь я, одновременно цепляясь руками за раковину.
        Блейн тянется к шкафчику, висящему рядом с моей головой. Его дыхание обжигает мою кожу, и я надеюсь, что он не замечает, как я покрываюсь мурашками.
        Взяв необходимое, он отстраняется и опускает взгляд на мою рану.
        – Ты помнишь, что случилось? Ты будто просто обо что-то сильно поцарапалась.
        Я качаю головой. Пожалуй, это единственное, чего я не помню из минувшей ночи.
        – Зато я знаю, кто может помнить, – говорю я и вскрикиваю. – Дерьмо! Мать его, как печет!
        У меня и правда подгибаются колени. Не описать словами, как мне больно. Такое ощущение, словно кожа горит. Я сжимаю зубы, хватаясь за раковину так, что белеют костяшки. Блейн держит меня одной рукой за талию, чтобы я не упала, второй продолжает пытку.
        – Потерпи еще немного, я почти закончил дезинфицировать.
        Вместо ответа я заскулила и всхлипнула.
        – Блейн, чувак, ты здесь? – раздается голос Деза по ту сторону двери.
        Мои глаза вспыхивают от ярости. Это он виноват в моих мучениях!
        – Если я не сдохну от боли, я убью тебя, понял?! – кричу я изо всех сил.
        – Это что, Хейли? – спокойно, словно не слыша угроз, спрашивает он. – Доброе утро, детка!
        – Кретин, – бурчу я и вновь зажмуриваюсь.
        – Все, – говорит Блейн, – сейчас наложу повязку, и можешь валить на все четыре стороны.
        Я закатываю глаза, грубости этому парню не занимать.
        – Вы там одеты? Я хочу зайти! – продолжает кричать Дез.
        – Валяй! – приглашает его Блейн.
        Дверь открывается, и на пороге появляется Дез. Его взгляд тут же опускается на руки Блейна, а потом он смотрит мне в глаза.
        Я незамедлительно спрашиваю:
        – Как я поранилась?
        – Мы с тобой нечаянно врезались в стол Блейна, – начинает объяснять Дез. – Крови не было. Видимо, во сне ты растерла поясницу. – Теперь он смотрит на кровавую салфетку, которой Блейн протирал мой бок.
        – Если еще раз я увижу кого-то в своей кровати, пеняй на себя, Дез. Ты знаешь, что я ненавижу делить с кем-то свою постель, – говорит Дезу Блейн.
        – Прости, была безвыходная ситуация и…
        – Мне плевать, Дез, веришь? – Я смотрю на Блейна, а тот яростно взирает на лучшего друга. – Ты мог положить ее у себя!
        – У меня…
        – Да мне пофиг, что у тебя!
        – Прости. Я просто был пьян и ни о чем не думал. – Дез выглядит виноватым, причем искренне.
        Мой бок приведен в порядок, теперь я полностью свободна. Больше всего на свете я хочу вернуться домой. Разговор между Дезом и Блейном смутил меня. Я не желаю никому мешать. С этого момента я больше никогда в жизни не пойду на вечеринку. У веселья всегда «невкусные» последствия.
        Поблагодарив Блейна за помощь, я выхожу из ванной комнаты и, надевая футболку, понимаю, что все это время простояла перед парнями в бюстгальтере. Мои щеки пылают от стыда, хочется провалиться сквозь землю.
        Дез что-то говорит, но я не рискую оборачиваться. Вместо этого я несусь из этого дома прочь. Бегу по лестнице, снося все на пути. Кажется, я даже сбила с ног пару девушек.
        Оказавшись на улице, я вспоминаю, что приехала с Дезом, а не на своей машине, и поэтому поворачиваю к остановке. Автобус, к счастью, подъезжает в ту же минуту.
        Прошмыгнув в салон, я раскапываю мелочь в кармане, отдаю за проезд и прохожу вглубь. Встав у окна, я смотрю на дом братства и вижу у дороги Деза, прожигающего меня злобным взглядом. Почему он так смотрит на меня? Разве я сделала что-то плохое? Нет.
        Никогда не думала, что буду настолько рада оказаться в своей спальне. Здесь моё убежище, мой спасительный бункер. Уверена, любой человек чувствует себя защищённым в своей комнате.
        Лицо все ещё пылает. В пояснице печет, но уже не так сильно. Адской боли, такой, как в ванной Блейна, я уже не чувствую. Ланы нет, и узнавать, где она пропадает, я не собираюсь. Во время вечеринки мы не встречались, хотя я уверена, что она там была. Не могла не быть.
        Скинув футболку, я сажусь на кровать и ощупываю бинт. Тело все ещё помнит, что оно ощущало, находясь рядом с телом Блейна. Я закусила губу. Нельзя поддаваться искушению. Только этого сейчас не хватало. Покачав головой, я поднимаюсь на ноги и собираюсь взять чистую одежду из шкафа, потому что та, в которой я была на вечеринке, пропиталась запахом пива, как вдруг слышу стук. Надеваю первую попавшуюся майку и иду к двери.
        Сначала мне кажется, там стоит Дез, его злобный взгляд никак не выходит из головы. Может, как только я отъехала, он прыгнул в свой автомобиль и понесся за мной сквозь маленькие улочки Студенческой улицы? Ещё раз убеждаю себя, что больше никогда не ступлю на земли Греческого ряда.
        Стук становится все настойчивее.
        Когда я распахиваю дверь, за ней оказывается вовсе не Дез, а мои друзья… и они чем-то недовольны. Мне становится страшно.
        Как только я их впускаю, то сразу слышу:
        – Зачем ты нам солгала? – Рамоне не надо пояснять, о чем именно я соврала, и без того понятно. Они узнали, что я была на чертовой тусовке.
        – Ты сказала, что останешься у мамы до воскресенья. Мы хотели сделать сюрприз, приехать и скрасить твои выходные. Твоя мать сказала, что ты не появлялась с прошлых выходных, а когда я позвонил, трубку взял Дез, – добавляет Зак.
        Мне становится стыдно вдвойне. Я ужасный друг.
        – Простите, – всего лишь говорю я, – для меня нет оправданий.
        – Почему ты не сказала правду? Почему вновь возобновила дружбу с Дезом? Ты же знаешь, что он мерзавец и что он может испортить тебя до неузнаваемости! – В голосе Рамоны сквозит отчаяние, я сильно ее обидела.
        – Простите, – снова повторяю, как попугай, который больше не знает никаких слов.
        Слышится вздох Зака.
        Поворачиваться я не решаюсь, боюсь увидеть лица друзей, полные осуждения. Но если подумать, им разве никогда не хотелось сделать что-нибудь этакое? Не хотелось забыть о том, какие последствия могут вызвать подобные вечеринки? Разве им не хочется отдаться безудержному веселью хотя бы один раз в жизни? Хоть они и ходят иногда на тусовки, но это не то… это ни капельки не похоже на то, что пережила я.
        – Я просто хотела попробовать, – шепчу я, потирая рукой локоть.
        – И как, понравилось? – недовольным голосом интересуется Рамона.
        Да.
        – Нет. Эти вечеринки… не моё.
        Хочется разрыдаться от этой лжи. Мне очень понравилось, я смогла вздохнуть полной грудью, почувствовала себя простым беззаботным студентом, у которого родители не сходят с ума и помнят, что ты давно закончила школу.
        – Ты опять лжешь, – говорит Рамона. Я непонимающе смотрю на неё. – В твоих глазах сверкали искорки, когда ты утверждала, что эти вечеринки не для тебя. Я знаю тебя достаточно, чтобы определить, говоришь ты правду или нет.
        У меня нет оправдания, я не могу ничем доказать, что мне действительно не понравилось… У меня есть рана! Я же могу воспользоваться ею! Уверена, после того как они её увидят, то забудут про все остальное.
        – Если вы думаете, что я смогу повторить нечто подобное после этого, – я поднимаю край майки, обнажая обмотанный вокруг талии бинт, – то вы ошибаетесь.
        Друзья охают. Ещё бы! В их глазах я вижу беспокойство, вытеснившее обиду. Кажется, ещё чуть-чуть, и я сгорю от стыда. Я не помню, чтобы когда-либо так сильно краснела. Мне очень неудобно перед друзьями, перед моей маленькой семьёй. Но я точно знаю, скажи я правду, они бы меня не поняли. Это единственное, что они никогда не смогут принять.
        Рамона и Зак по очереди задают вопросы. «Откуда у тебя эта рана, Хейли? Ты с кем-то подралась на вечеринке, Хейли? Сильно болит, Хейли?» И ещё множество подобного. Я отвечаю вяло, но придаю голосу драматизма. Мне необходимо, чтобы они больше не вспоминали о моем проступке. Мне необходимо избавиться от угнетающего чувства вины.
        Когда я рассказываю все, что было на вечеринке, плюс придумываю историю, как поранилась, мы плавно переходим к обсуждению выходных. Ребята больше не могут ждать, им ужасно хочется что-нибудь разукрасить.
        Я решаю не говорить, что лучше бы ещё немного подождать. Это бесполезно. Они привыкли рисовать каждую неделю, им это необходимо, да и мне, если честно, тоже. В рисунок я вкладываю свои чувства. Для меня творчество – это возможность спустить пар. Когда парням плохо, они бегут к боксёрской груше, как к спасению. Я же берусь за баллончики с краской. В них моё спасение.
        – Мы просто обязаны сделать это сегодня, – говорит Зак, присаживаясь на край кровати. – Я хочу порисовать. Мне это нужно. Это нужно всем нам.
        – Сегодня… на этот раз, – начинаю я, но договорить не могу. Вздохнув, я выпаливаю на одном дыхании: – Сегодня мне правда надо к матери. Я пробуду у неё до вечера, а после мы отправимся к университету, договорились?
        Мне сложно смотреть друзьям в глаза, но я должна это делать. Взглянув на Рамону, я снова вижу на ее лице осуждение: «А ведь ты говорила…» Да, я говорила. Да, я ужасная, плохая, отвратительная лгунья! Что тут поделать?
        – Хорошо, – на выдохе произносит Зак.
        Входная дверь распахивается, и на пороге стоит помятая Лана, от которой разит перегаром. Надеюсь, что от меня нет.
        – Привет, лузеры, – широко улыбаясь, машет рукой Лана. Мы все синхронно закатываем глаза. Нам не привыкать к такому обращению. – Хотя ты больше не лузер, – указывая на меня, говорит она, – классно оторвались.
        Искоса взглянув на друзей, все ещё сидящих на моей постели, я замечаю, как Зак сжимает кулаки, а Рамона качает головой. И ко мне вновь возвращается чувство стыда.
        – Приходи почаще на вечеринки. Ты в них классно вписываешься, – подмигивает мне Лана.
        – Я думаю, тебе стоит зайти в комнату, а не торчать в проеме, – надеюсь, соседка поймет, что я прошу её не упоминать вечеринку в присутствии Зака и Рамоны.
        Она ухмыляется и проходит внутрь.
        – Я в душ, не буду вам мешать, лузеры. – Лана достает вещи и полотенце из шкафа и исчезает за дверью, ведущей в ванную комнату.
        Как только я открываю рот, она распахивается, и из-за нее появляется светлая голова Ланы.
        – Кстати, забыла предупредить, меня сегодня ночью не будет.
        Дверь захлопывается вновь, и на короткое время комнату окутывает тишина.
        – Вы уже придумали, что будете рисовать? – спрашиваю я у ребят.
        – Я хочу изобразить кобру, – отвечает Зак.
        – Может, стоит выбрать что-то другое? Тебе не кажется, что змея – это слишком для университета?
        – А что, если преподаватели начнут допрашивать студентов, чтобы узнать, кто осмелился разрисовать такое священное здание. Нью-Йоркский университет ведь никакой-то там никому не известный колледж. Вы уверены, что проблем не будет? – прерывает нас Рамона.
        Когда идея разрисовать универ только появилась, никто не подумал о возможных последствиях. Сейчас же эта затея кажется мне безумной. Что, если Рамона права, и у нас возникнут сложности? Конечно же, взрослые не оценят наш поступок, и возможно, начнется разбирательство. Но разве мы нарушаем закон? Я, Рамона и Зак – не единственные, кто занимается граффити, и мне еще ни разу не доводилась видеть в различных новостях, чтобы рисунок на здании обернулся катастрофой. Максимум – штраф, но никто о таком судачить не станет.
        – Если мы будем аккуратны, нас не поймают. Рамона, ты же знаешь, сколько мы этим занимаемся, и ни разу не было проблем. Мы умеем заметать следы, – отвечаю я.
        – Да, но у меня такое предчувствие, словно это все добром не закончится, – качает головой подруга, а я просто пожимаю плечами.
        – Начнем с левого крыла, там мало кто ходит из взрослых, точнее, вообще никто, кроме студентов.
        Обсудив сегодняшнюю ночь, я провожаю гостей и еще раз приношу извинения. Они говорят, что все нормально, но просят меня больше так не делать. Рамона и Зак считают «братьев» и «сестер» врагами. Когда-то я тоже так думала, это началось после того, как меня оставил Дез. «Братья» лишили меня друга, и простить я их не смогла… да и не могу до сих пор.
        Закрыв дверь, я прислоняюсь к ней спиной и запускаю руку в короткие кудрявые волосы. Это полнейший ужас. Сколько же ошибок я совершила за два дня. Легонько ударившись головой об дверь, я смотрю на потолок, делаю глубокий вздох и отталкиваюсь.
        Снова всплывают мысли о прошедшей вечеринке, мне было так хорошо. Я впервые напилась, впервые так много смеялась после смерти отца. Дез веселил меня и дружески обнимал. Я погружалась в прошлое, в котором он точно так же прижимал меня к себе.
        Если Дез рискнет еще раз пригласить меня на вечеринку, смогу ли я отказать? Конечно, я пообещала друзьям, что больше ни ногой в дом братства, но они знают, что я по-прежнему помогаю Дезу с учебой, а значит, просто не смогу не появляться там. Может, если он еще раз меня позовет, я скажу друзьям, что мы с ним занимаемся?
        Господи, Хейли, ты серьезно? Ты только что сгорала от стыда, а теперь готова солгать еще раз, чтобы потом снова краснеть перед Заком и Рамоной? Дурочка, думай, что делаешь. Из-за Деза ты можешь лишиться друзей, неужели не понимаешь?
        Из раздумий меня вывел стук двери. Это Лана вышла из ванной.
        – Лузеры уже ретировались? – бодро спрашивает она, протирая полотенцем мокрые волосы.
        – Перестань их так называть! – рычу я.
        – Эй, не заводись, ты же знаешь, что я шучу, – выставив руку вперед, говорит Лана.
        Я падаю на кровать и чувствую, как по телу разливается усталость.
        Вранье и собственная глупость выжали из меня все силы.
        – Что-то случилось? – интересуется Лана, присев на край постели и продолжая сушить волосы.
        – Мне надо к матери, – отвечаю я, но подниматься не спешу. – На тебя когда-нибудь наваливалась чертовски сильная усталость?
        Это ещё один долгий диалог за все наше знакомство, и, как ни странно, мне сейчас очень комфортно в компании соседки. Комфортнее, чем в обществе Зака и Рамоны. Удивительно.
        – Конечно. Например, прямо сейчас. Эта ночь была слишком безумной, чтобы после нее остались силы.
        – Согласна, – мямлю я и на секунду закрываю глаза.

* * *
        К матери я приезжаю на час позже. Обычно я должна быть у нее в шесть, но сегодня незапланированно уснула на несколько часов. Когда я вхожу в дом, она сидит в гостиной и смотрит шоу по телевизору. Увидев меня, она улыбается, отчего щемит сердце.
        Как же я мечтаю застать маму у плиты, нормальной и здоровой. Чтобы не расплакаться, я опираюсь плечом на стену и поднимаю маленький пакетик, в котором лежит ее любимый пирог. Ее улыбка становится еще шире. Я готова отдать все на свете, только бы видеть ее счастливой каждый божий день.
        Я расстегиваю черное пальто, но раздеваться не собираюсь. Велев маме ждать меня в гостиной, я удаляюсь на кухню, чтобы разрезать пирог на небольшие треугольники. Поставив чайник, жду, когда он закипит, и разливаю кипяток по кружкам.
        Мы с мамой смотрим шоу и едим пирог. Кажется, что мы нормальная семья, которая просто потеряла близкого человека. Но это всего лишь иллюзия. Мы никогда не станем нормальной семьей. Мать обречена страдать из-за психической болезни, а ее юная дочь обязана ухаживать за ней.
        – Твои друзья вчера приходили, – говорит она, откладывая пустую тарелку на журнальный столик.
        Потянувшись к пирогу, я кладу добавку.
        – Я знаю.
        – Где ты была вчера?
        – Они разве не сказали? – слегка нервничая, спрашиваю я. Мама качает головой:
        – Зак и…
        – Рамона.
        – …Рамона сказали, что ты должна быть здесь. Они хотели провести с тобой выходные, ведь ты хотела пробыть здесь до воскресенья. Почему ты солгала им, Хейли?
        – Мам, давай не будем об этом, я им уже все объяснила, – чуть ли не умоляю я. Иногда мама становится нормальной женщиной и матерью.
        – Почему, Хейли?
        И настойчивой тоже.
        – Мне надо было сходить в одно место, но я постеснялась сказать друзьям, куда именно, поэтому соврала, – признаюсь я, но признаваться, что бессовестно свалила на вечеринку, не собираюсь.
        Мама больше ничего не спрашивает и делает вид, словно поняла меня. Мы возвращаемся к пирогу, но вместо восхитительного вкуса клубники я чувствую кислятину. Поставив тарелку на столик, я говорю маме, что иду убираться, и прежде, чем она успевает ответить, встаю с дивана.
        Снова стирка, снова желание разбить зеркало, в котором виднеется мое отражение. Я начинаю ненавидеть себя еще сильнее. Закусываю губу, чтобы не расплакаться. Хоть я и поспала, усталость никуда не делась, а это говорит о том, что я вымотана не физически, а морально. Кроме Зака и Рамоны, у меня больше нет никакой поддержки. А иногда так хочется прижаться к человеку, который любит тебя как девушку, а не как подругу, и выплеснуть все, что чувствуешь.
        На миг мне вспомнилось теплое тело Деза, а затем Блейна. Я трясу головой, пытаясь отделаться от этой ужасной картины, неправильного воспоминания. Эти два парня уж точно не те, о ком я должна думать. Это бессовестно по отношению к моим друзьям. Мне должно хватать их поддержи и тепла, о другом мечтать ни в коем случае нельзя.
        В сотый раз мысленно повторяю, что я ужасная подруга.
        – Я хочу продать дом, – неожиданно говорит мама, когда я стою у плиты, а она сидит на веранде. Ее голос доносится сквозь открытую дверь.
        Лопатка в моих руках падает на пол. Что?
        – Что? – озвучиваю я свою мысль.
        – Я хочу продать дом, – повторяет она.
        Я не могу поверить своим ушам. Мама всегда утверждала, что у нее духу не хватит это сделать, ведь, по ее мнению, в доме по-прежнему обитает кусочек папы. Я собираюсь потребовать у нее объяснений, но слова застряли в горле, я открываю и захлопываю рот, как рыба на суше, а мама тем временем проходит в кухню. Держась за дверной косяк руками, она смотрит на меня и понимает, что своим заявлением лишила меня дара речи.
        – Я знаю, что со мной не все в порядке, – шепчет мама, у нее наворачиваются слезы. Я сглатываю. – Я не могу постоянно держаться за прошлое. Неделю назад, когда ты уезжала от меня, я подошла к окну и увидела, как ты плачешь.
        – Мам…
        – Я не хочу быть для тебя обузой.
        Я кидаю поднятую лопатку на стол и подхожу к ней.
        Положив руки на ее плечи, говорю:
        – Ты никогда не была для меня обузой. Я люблю тебя, и мне очень нравится проводить с тобой время, мам. Не смей думать, что ты доставляешь мне неудобства.
        Мама убирает мои руки со своих плеч и, обойдя меня, садится на стул. Ее руки, сцепленные в замок, лежат на столе, а взгляд сверлит стену.
        – И все же я хочу продать этот дом. Он слишком большой для меня. Надо идти дальше, вроде так говорят? Несмотря ни на что, мой разум еще не угас, Хейли, пусть он слаб, но… Я жажду избавиться от прошлого.
        – Ты вправе поступать так, как велит тебе сердце. Но… ты уверена, мам? Такой красивый дом с радостью купят. Ты не будешь жалеть о содеянном?
        Она качает головой:
        – Если я буду жалеть обо всем, то сойду с ума намного быстрее.
        Ответить мне нечего, у меня нет никаких слов. Но я безумно рада. Мой единственный родитель хочет идти дальше, а это значит, что у нас обеих есть надежда на то, что мы вновь станем нормальной семьей.

* * *
        С друзьями мы встретились у входа в университет ровно в одиннадцать и сейчас направляемся к левому крылу. Мы молчим, напряжение после последней встречи рассосалось, видимо, не до конца. Я кусаю губы, шагая за Рамоной с Заком. Мы останавливаемся, чтобы посмотреть, нет ли поблизости нашего старенького охранника. Никого.
        Пробравшись мимо массивных входных дверей, мы поворачиваем за угол и оказываемся у левого крыла. Я поправляю рюкзак на плече и бегу к Заку. Мне хочется крикнуть, чтобы мои спутники шли медленнее, но сдерживаюсь. Когда они нервничают, то очень быстро ходят.
        Оказавшись у нужного места, мы снимаем рюкзаки и кидаем их на землю. Садимся на корточки и достаем баллончики, по-прежнему внимательно озираясь. Я волнуюсь сильнее всех. То, что мы собираемся натворить, – немыслимо! Это безумие, и в какой-то момент я хочу прокричать об этом вслух.
        – Почему ты не брала трубку? Я звонил тебе два раза, – интересуется Зак, выкладывая баллончики и ставя их в ровную линию.
        За весь день я ни разу не вспомнила о телефоне. Наверное, пришла в комнату и швырнула его куда-то, а когда поехала к матери, то не взяла с собой. Мобильник был последним, о чем я могла думать в то время. Сейчас же я на всякий случай проверила карманы пальто, но телефона так и не обнаружила.
        – Наверное, оставила в комнате. Давайте разрисуем эту крошку, – говорю я, смотря на стену и легонько потряхивая баллончик, – если услышите шорох, делайте ноги, хорошо?
        Друзья кивают.
        Мы делим большую стену на три части. Без перчаток не слишком удобно, я к ним привыкла. Но они повторили судьбу телефона, оставшись в общежитии. Почему я вообще выложила их из рюкзака?
        Взболтав краску, я представляю будущую картину и приступаю к делу. В этот раз я решаю изобразить свою мать в молодости. Если удастся обойтись без последствий, то она навсегда останется на этой стене, взирая на придурков, которые любят мочиться на стену и тушить об нее бычки.
        – Как мама? – интересуется Рамона, поправляющая кепку свободной рукой.
        – Хочет продать дом, – признаюсь я.
        – Серьезно? Но ведь он ей дорог, она же говорила, что там живет кусочек твоего папани, и все такое прочее, – тараторит Зак, и мне требуется время, чтобы его понять.
        – Она хочет идти дальше, думает, что, если избавится от дома, в котором хранится память об отце, ей станет легче. Я не собираюсь ее отговаривать, может, маме действительно станет легче, – объясняю я.
        Нагнувшись, я беру другой баллончик. Красок почти не осталось, скоро придется потратиться. Мы очень много рисуем и почти всю стипендию тратим на краски. Особенно я, потому что занимаюсь не только граффити, но иногда рисую на ватманах, в альбомах, тетрадях. Живопись – одна из главных частей моей жизни. Это не просто хобби, и кажется, я уже упоминала об этом.
        – Если это поможет твоей маме с… – начинает Рамона, но тут же замолкает.
        – С сумасшествием, – помогаю я. Не стоит стесняться правды.
        – Да, с ним – Она откашливается. – Это будет просто прекрасно!
        – Соглашусь, – кивает Зак.
        Отойдя от своей работы, он поднимает баллончик с другим цветом и останавливается, смотря на мою часть стены.
        – Кого ты рисуешь? – спрашивает он.
        Без промедления отвечаю:
        – Маму в молодости.
        Рамона перестает рисовать и подходит к Заку. Они разглядывают начало моего рисунка, но он все равно непонятен. Я вижу на их лицах сожаление. Я рисую молодую маму, нормальную маму.
        – Эй, что за кислые лица? Прекращайте, – улыбаюсь я. Оба тут же поворачиваются ко мне. – Я знаю, вы хотите сказать, что вам очень жаль. Но не надо, все нормально.
        Хотя ничего не нормально. Моя жизнь рухнула после смерти отца.
        – Хулиганите? – слышится недалеко от нас знакомый голос.
        Повернув голову вбок, мы видим четырех «братьев». Ник стоит, облокачиваясь на перила. Дез что-то клацает в телефоне, Блейн наблюдает за мной, покуривая сигарету, а Джаред сидит на ступеньке. В темноте сложно разглядеть, чем он занят. Мы даже не услышали, как они приблизились.
        – Что вы здесь делаете? – спрашивает Зак, не скрывая презрения.
        От его тона Ник улыбается шире.
        – То же, что и ты, малыш, – хулиганим, – отвечает он.
        От слова «малыш» на шее Зака выступают вены. Он взбешен. Логично. Я бы тоже не была в восторге от такого обращения.
        – Какое именно непотребство вы пришли сюда творить? – интересуется Рамона, сложив руки на груди.
        – Курить травку. Хотите? У нас ее много, не стесняйтесь, – отвечает Джаред, все еще сидя на ступеньке. Теперь понятно, что он делает.
        Блейн продолжает пристально смотреть на меня, и я готова съежиться. Он и без того похож на демона, а с таким взглядом так тем более.
        – Кстати, Хейли, – оторвавшись от телефона, говорит Дез, – в постели Блейна ты забыла вот это, – и поднимает мобильник.
        Мой мобильник.
        Земля под ногами расходится. Я ощущаю, как на меня уставились две пары глаз. Зак и Рамона. Их взгляды прожигают мою щеку. Хочу закрыть лицо руками и убежать.
        – Что ты делала в постели Блейна? – сквозь зубы спрашивает Зак.
        – Спала, – отвечает за меня Блейн.
        Он продолжает пристально смотреть на меня и дополняет:
        – Доволен? – его вызывающий тон Заку, естественно, не нравится.
        – Нет, не доволен! Почему она спала именно в твоей кровати?
        – Потому что я так решил, и, если захочу, она окажется в ней еще раз, – угрожающе произносит Блейн и, кинув бычок, выдыхает дым, испытующе взирая на Зака.
        Тем временем Дез подходит и протягивает мне мобильник.
        – Я хочу, чтобы ты потусила с нами, – говорит он.
        – Прости, но нет, – качаю я головой.
        Все наблюдают за нами, Зак перестал прожигать взглядом Блейна. Теперь он повернулся ко мне.
        Я бы хотела побыть с этими нахалами. Но мои друзья… Я не могу этого сделать. Не должна. Мне нельзя превращаться в женскую версию Деза.
        – Вот вы где! – раздается женский голос.
        Посмотрев в сторону, я вижу Амелию и ее подругу Нелли, вроде так зовут девушку. Мне они неинтересны, поэтому я поворачиваюсь к Дезу. Однако он следит за этой самой Нелли.
        – Дез, – кивает она.
        – Нелли, – шепчет он.
        Да, я угадала.
        – Как твои дела? – спрашивает она у него.
        Кажется, меня для него больше не существует. Помявшись на месте, я отворачиваюсь и иду к друзьям, которые уже собрали баллончики и разложили их по рюкзакам. Стараясь не встречаться с ними взглядом, я поднимаю и закидываю сумку на плечо. Мы уходим, однако когда мы доходим до поворота, меня хватают за локоть. Блейн.
        – Ты должна делать то, что хочется тебе, а не им, – медленно говорит он.
        – Хейли, ты там скоро?! – кричит Зак, стоя чуть поодаль. Но я не обращаю на него внимания.
        – Почему ты так говоришь? – интересуюсь я, ощущая покалывание в том месте, за которое он по-прежнему меня держит.
        Блейн опускает взгляд на свою руку и зачем-то начинает водить пальцем по изгибу моего локтя. Меня тут же бросает в жар. Ну вот зачем он это делает? Зачем он вообще меня остановил?
        – Я вижу это, Хейли. Я вижу больше, чем ты можешь себе представить.
        Меня бросает в дрожь. Блейн никогда не обращал на меня внимания, а в последнее время мы сталкиваемся все чаще и чаще, и не всегда при хороших обстоятельствах. Рядом с ним я чувствую неловкость. Пожалуй, Блейн не подходит на роль друга. Он полностью изменился со времён школы. И кажется, не в лучшую сторону.
        – Отпусти меня, – требую я, но он не слушается.
        – Останься, – сладко произносит Блейн, и меня бросает в жар во второй раз. – Ты хочешь остаться, салага. Я знаю, что хочешь. Так давай же, решай.
        Его слова, словно шепот дьявола на ушко. Я хочу остаться, но я должна быть со своей семьей. Зак и Рамона помогли мне преодолеть сложный этап, кроме них, рядом никого не было, а значит, я обязана отплатить им тем же. «Братья» – запретный плод для меня.
        – Я сейчас схожу в общежитие, попрощаюсь с друзьями, скину портфель и приду, договорились? – не смотря на Блейна, спрашиваю я.
        Глаза жжет от непрошеных слез, а рука Блейна сжимает мой локоть так сильно, что становится больно. Опустившись к моему уху, он шепчет сладко, маняще, искушающе:
        – Умница.
        И отпускает меня.
        Оказавшись на свободе, я, не оглядываясь, бегу к друзьям. Сегодня у нас не получилось порисовать, но вместо этого я собираюсь совершить еще одну ошибку. Да собьет меня детский велосипед! Нет мне прощения, и Зака с Рамоной я просто не заслуживаю.
        Я занимаю место между приятелями и стараюсь взять себя в руки. У меня есть возможность не идти к «братьям». Но я пойду. Потому что хочу. Дура! Дура! Дура!
        – Что он хотел? – спрашивает Зак.
        – Ничего, – отвечаю я, и в моей копилке для вранья появляется еще одна ложь.
        ОТТЕНОК ШЕСТОЙ
        БЛЕЙН
        Я стараюсь не улыбаться, как придурок. Что со мной такое? Почему я решил уломать Хейли? Может, я действительно искренне пытаюсь помочь девушке, ведь ее друзья не дают ей раскрыться? Не нужно быть гением, чтобы понять – она пытается им угодить. Ей хочется заниматься всяким безумием, но она боится, что приятели этого не оценят. На ее месте я бы не стал так сильно трястись над ними. Но как бы близки они ни были, это ведь не значит, что надо под них подстраиваться. Это как сидеть на привязи: не ходи туда, не ходи сюда.
        Джаред по-прежнему возится с травкой, следя за его манипуляциями, я начинаю понимать, что пошел сюда не потому что захотел, а потому что меня пригласили. Мы давненько не собирались вместе, и я в какой-то мере даже успел по этому соскучиться. До того как Ник встретил Амелию, он проводил с нами все свободное время. Сейчас же он занят только ею. Но никто из нас не возражает. Амелия – милая девушка, и она ни в коем случае не станет настраивать Ника против нас. Поэтому мы спокойны.
        Дез о чем-то разговаривает с Нелли. Я вижу, как поблескивают его глаза, когда он смотрит на нее. Мне кажется, Нелли нравится ему до сих пор. На эту пару я по-прежнему возлагаю большие надежды. Чувствую, они еще не раз сойдутся и разойдутся. Дез тоже нравится Нелли, это видно. Никакой Пол не заменит ей моего друга. Она прекрасно знает, что он лучший парень, который у нее когда-либо был. Дез незаменим. Только он умеет быть и грубым, и милым, когда надо. Только он способен ее защитить.
        Про Ника и говорить нечего, он, конечно же, прилип к Амелии. Усадил ее на перила, и вот они уже самозабвенно целуются. Что же, скрывать не буду, Амелия стала более раскрепощенной. Раньше она не любила обжиматься с ним при нас, но Нику удалось ее переубедить. Наверное, он испортил ее и портит до сих пор. И все же я очень рад за друга. Он нашел человека, который всегда поможет и поддержит в тяжелой ситуации. Может, и про Деза можно сказать то же самое, ведь если с ним что-то случится, Нелли придет на помощь, я уверен.
        Остались мы с Джаредом. Одиночки, никому не нужные бестолочи. Однако он никогда не заикался о том, что хотел бы иметь девушку. Я даже не помню, чтобы ему кто-то нравился. Джаред самый безумный из нас и самый грубый. Девчонки с удовольствием называют его подлецом. Еще он никогда не делится секретами. Хотя и темной личностью его назвать нельзя. Да, он немного мрачный, всегда носит черную одежду, смотрит на многих исподлобья, так что бросает в дрожь. Но он не замкнутый, нет.
        Оттолкнувшись, я подхожу к нему и сажусь рядом. Он отрывается от травки и смотрит на меня, выгнув бровь.
        – Как дела? – говорю я первое, что приходит в голову.
        – Она придет? – игнорируя мой вопрос, спрашивает он и снова отворачивается.
        – Да, скоро должна быть здесь, – отвечаю я, смотря на угол.
        В какой-то момент из-за него должна появиться Хейли. Я хочу увидеть ее лицо, когда она будет направляться к нам. Для нее все это ново, сомнений нет. Если бы она хоть раз делала что-то подобное, не мялась бы так, когда я просил ее присоединиться к нам. Она горела желанием попробовать что-то новое. И она попробует. Еще как попробует.
        – Зачем тебе вообще это надо? Зачем ты ее уговаривал?
        – Откуда столько вопросов?
        – Я слышал каждое твое слово, и теперь мне интересно узнать, на кой девчонка тебе сдалась, – объясняет он.
        На кой она мне сдалась? Мне бы тоже хотелось это узнать. Когда она проснулась в моей кровати, когда начала дерзить мне, что-то во мне щелкнуло. Теперь я понимаю Деза вдвойне, понимаю, почему он так зациклился на ней спустя длительное время. В Хейли есть то, что притягивает и не отпускает. Может быть, мне резко захотелось поиграть с ней и с Дезом. Я запутался. Но минувшее утро пробудило во мне интерес, желание узнать, кем стала та девочка со школы.
        – Я не знаю, – покачав головой, я поворачиваюсь к Джареду и говорю еще раз: – Я не знаю.
        – А стоило бы узнать, – он пронзает меня взглядом, а затем поднимается и уходит.
        Я продолжаю сидеть на ступеньках и смотреть вдаль. На город опускается мрак. В сотый раз убеждаюсь в том, что мне безумно нравится ночь. Завораживающая, полная порока ночь.
        Вскоре появляется Хейли. Я вижу, как она неуверенно выходит из-за угла, ее робость заставляет меня улыбнуться. Она пытается скрыть нервозность, но получается у нее дерьмово, скажу я вам. Хейли с опаской озирается, словно ожидает нападения.
        Увидев меня, она краснеет и отворачивается, заставляя меня уже в который раз улыбнуться. Опустив голову, я закусываю губу, чтобы она не заметила моей реакции. Я не спешу ее встречать и продолжаю сидеть на ступеньках. Я знаю, что мои друзья удивятся, узнав, кто к нам пожаловал. Хотя, может быть, появление Хейли оценит Дез. Но он в данный момент занят Нелли.
        Когда Хейли приближается, я замечаю, как все умолкают, глядя на нее. Так, все, мой выход. Если я промедлю еще секунду, Хейли почувствует неловкость, а у меня нет желания ставить ее в неудобное положение.
        Я спускаюсь и, подойдя к Хейли, перекидываю руку через ее плечо и обращаюсь к ребятам.
        – Посмотрите-ка, кого я пригласил, – подмигиваю я им.
        – Хейли, правильно? – спрашивает Амелия, дружелюбно улыбаясь, все еще сидя на перилах в объятиях Ника.
        Хейли кивает. По-прежнему я ощущаю напряжение, исходящее от ее тела. Как бы сделать так, чтобы она расслабилась?
        – Джаред, готово? – интересуюсь я, и он сразу понимает, что я имею в виду.
        Джаред кивает, и все забывают про Хейли. Теперь их интересует только одно.
        Повернувшись к Хейли, я говорю ей:
        – Чувствуй себя как дома.
        Знаю, это самое глупое, что я мог сказать.
        – Ты хоть раз употребляла травку? – спрашиваю я, беря Хейли за руку и ведя ее к ребятам.
        – Нет, – честно отвечает она, задумавшись. Я уже испугался, что она за сегодняшнюю ночь не скажет ни слова. – Но хочу попробовать.
        Конечно же, она хочет. Иначе не пришла бы сюда. Я снова улыбаюсь. Черт возьми, веду себя как дурак! Надо перестать улыбаться, это на меня не похоже.
        Мы подходим к Джареду, и он сразу же сует мне в руки косяк. Раз Хейли новичок в этом деле, стоит ее научить подальше от остальных, чтобы она не почувствовала себя дурочкой, подавившись дымом.
        Держа косяк в одной руке, второй я хватаю Хейли за локоть и подвожу к стене, на которой она со своими друзьями хотела порисовать. Сев на бетонную перекладину, я хлопаю рядом с собой и через пару секунд уже чувствую тепло ее тела.
        – Я стесняюсь, – шепчет она, сложив руки домиком и зажав их между коленей.
        – Тебе нечего стесняться, – отвечаю я. Но подбадривать ее не собираюсь. Мне еще нужно разобраться, зачем я пригласил ее в нашу компанию.
        – Но это ведь ненормально. Просто безумие, что я собираюсь попробовать эту гадость! – Ее лице охвачено ужасом.
        Кажется, Хейли только сейчас поняла, что собирается сделать. Интересно, она убежит или останется и воздержится? Я молчу. Пусть сама разбирается. Глубокий вдох и фраза:
        – Я готова.
        Сделав первую затяжку, она давится. В какой-то момент начинает казаться, что еще чуть-чуть, и она задохнется от кашля. Но этого не происходит. Придя в себя, она смотрит по сторонам. Ее щеки горят, зрачки расширены.
        – Ну как? – спрашиваю я.
        – Это ужасно, – признается она.
        – Ты просто подавилась.
        – Со скольких лет ты этим занимаешься? – интересуется Хейли.
        Почему-то сказать ей правду мне неудобно, ведь употреблять травку я начал довольно рано, однако зависимости у меня нет. Когда-то давно я попробовал кое-что потяжелее, но сразу же с этим завязал. Ловить от такого кайф могут только законченные придурки.
        – Началось все настолько рано, что даже говорить не хочется, – нахмурившись, отвечаю я. Это все, что она от меня услышит.
        – Упоминать подробности ты не станешь, я правильно поняла? – Я киваю. Просто киваю. Она все прекрасно поняла.
        Нас окликает Дез.
        – Мы собираемся на пляж. Вы с нами? – спрашивает он.
        Смотрю на Хейли. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: она хочет, но не решается. Ее глаза азартно блестят.
        – Ты не должна бояться, – шепчу я.
        Она тут же переводит взгляд на меня.
        – Почему ты думаешь, что я боюсь?
        Я пожимаю плечами:
        – Может, я хорошо разбираюсь в тех людях, которые похожи на меня?
        – А с чего ты решил, что мы похожи?
        Я опускаю голову и издаю смешок. Скоро Хейли сама все поймет.
        Дез по-прежнему ждет ответа. Но не моего, а Хейли. Он знает, что я направлюсь за братьями в прямом смысле этого слова, куда бы они ни последовали. Пусть я не близок с Ником и Джаредом, это не значит, что я их не люблю и не ценю. Они мне дороги практически так же, как и Дез.
        Спустя минуту Хейли все-таки соглашается. Дез одобрительно улыбается, но вмиг забывает о нашем существовании, когда к нему подкрадывается Нелли и обнимает за шею. Они опять вместе? Если так, то я рад за них. Но это не значит, что мое отношение к Нелли стало лучше. Она кинула моего друга. Променяла его на другого. Такое нельзя простить.
        Все рассаживаются по машинам. Хейли я заставляю ехать со мной. Не хочу, чтобы она села к другому и наблюдала за тем, как влюбленные парочки лапают друг друга. Конечно, есть еще Джаред, но этот парень вгонит ее в краску и поставит в неловкое положение. В последнее время Джаред слишком груб.
        Я никак не решаюсь сказать ребятам, что мне надоело ограничиваться одним пляжем во время наших вылазок. В Нью-Йорке куча мест, где можно потусоваться. Но нет же, мы гуляем только по пляжу.
        Хейли без спроса тянется к магнитоле. Я не возражаю, но все же. Она начинает переключать каналы и останавливается, когда по салону разносится голос Ионы Марэ. Участника одной группы.
        – «Why don’t we»[2 - Американская поп-группа.]? Серьезно? – спрашиваю я, ухмыльнувшись.
        – Они классные, – громко возражает она, а потом добавляет: – В отличие от тебя.
        – «Nobody Gotta Know»! – кричу я вместе с группой название песни.
        – Боже, у тебя ужасный голос, – смеясь, говорит Хейли.
        – Тебе нравится эта песня?
        – Люблю эту группу, – кивает она.
        – Ладно, прибавим звука.
        Салон наполняется оглушительными басами. Должен признать, что композиция хороша, особенно с такой акустикой. Я не фанат мальчишеских бэндов, но у этих парней довольно крутые голоса. Да и что тут скрывать, они многого добились в таком юном возрасте.
        Доезжаем мы под их песни «Nobody gotta know», «Something Different», «Taking you». Когда я тяну руку к магнитоле, Хейли бьет по ней кулаком, и спустя время я перестаю пытаться включить то, что нравится мне.
        Остановившись на парковке, я выключаю музыку и выхожу. Хейли следует за мной. Джаред, который припарковал машину рядом, подходит к своему багажнику и, открыв его, достает упаковку пива.
        – Что за попса орала из твоих колонок на весь город? – спрашивает Ник.
        Обернувшись, я вижу, как он подходит к нам, держа Амелию за руку.
        – Хейли нравится эта группа, – объясняю я, водружая ящик себе на плечо.
        – С каких пор ты разрешаешь бабам трогать свою магнитолу? – фыркает в ответ Ник.
        Хейли напрягается, краснеет и опускает голову. Мне хочется его убить. Я ненавижу, когда девушек ставят в неловкое положение в моем присутствии.
        – Прости, крошка, иногда я не фильтрую базар, – искренне извиняется Ник, заметив, что Хейли съежилась.
        – Ничего страшного, – чуть ли не пищит она, все так же разглядывая свою обувь.
        Закинув свободную руку ей на плечо, я говорю:
        – Идем. Мы будем ждать вас на месте!
        Подойдя к деревяшкам, которые заменяют нам лавочки, я спрашиваю у Хейли, все ли в порядке. Она утверждает, что все хорошо, но я ощущаю ее скованность. Как бы сильно ей ни хотелось побыть в нашей компании, это не значит, что она не сомневается в себе и не думает, что правильнее было бы свалить отсюда к чертям.
        – Может, ты хочешь поехать куда-нибудь? Я могу свозить тебя в места, которые ты не посещаешь, потому что твои друзья считают их недостойными.
        Слишком много слов, Блейн! Закрой пасть и ограничься короткими ответами. Делай вид, что тебе на нее пофиг. Отчасти так и есть, но я терпеть не могу неуверенных в себе девушек.
        – Нет, я не хочу, чтобы ты из-за меня не смог нормально повеселиться с друзьями. В случае чего я всегда могу вызвать такси и поехать в общежитие, – отвечает она, поджимая губы и засовывая руки в задние карманы джинсов.
        – Как хочешь, – пожимаю плечами я и ставлю упаковку с пивом на землю.
        Нас догоняют парни, и среди них я замечаю незнакомца. Но, как только они подходят достаточно близко, в свете уличных фонарей я узнаю его лицо.
        – Блейн! – улыбается парень, и я просто не могу не ответить взаимностью.
        – Дэмиен!
        Мы крепко обнимаемся.
        – Рад тебя видеть, – говорит он, отстраняясь. – Как хорошо, что я проходил мимо пляжа и наткнулся на вас, ребята. Мы не виделись целую вечно… Эй, а что это за киска? – вдруг спрашивает он, заметив Хейли.
        Таких девушек надо оберегать от таких парней. Мне нравится Дэмиен, он наш близкий друг. Но нет, Хейли он не получит, как и других девчонок, с которыми я знаком.
        – Ее зовут Хейли, – хмыкает Дез, протягивая руку Хейли, и, схватив ее за талию, притягивает к себе. Да, он тоже не позволит Дэмиену играть с ней.
        Дэмиен рассматривает ее слишком долго. Я пихаю его в бок, перетягивая внимание на себя. Ничего не имею против того, чтобы он пялился на девчонок, но только не на такую, как Хейли. Она краснеет словно рак из-за каждой мелочи, а меня это раздражает. Дэмиен кидает на меня взгляд и ухмыляется.
        Дэмиену Даггеру двадцать два, его выперли из университета за хулиганство. Учился он превосходно, но ставить универ на уши у него получалось лучше. Его фишка – раскидывание использованных презервативов по коридору. Руководство долго искало наглеца, творившего такой беспредел. И в итоге нашло.
        Но Дэмиен без универа не пропал. Сейчас он работает с отцом и через пару годиков займет его место в бизнесе.
        – Красивое имя, – говорит он Хейли и широко, я бы даже сказал – обольстительно, улыбается. – Приятно познакомиться.
        – Мне тоже, – тихо отвечает она и опускает голову.
        Нет, это не дело. Надо что-то делать. Растормошить ее как-то, не знаю.
        После знакомства мы рассаживаемся и открываем пиво. Я не пытаюсь участвовать в разговоре. Вместо этого я просто попиваю холодный напиток, глядя на океан. Мне скучно здесь. Надоел океан. В какой раз я это говорю?
        Хейли сидит рядом. Я её не приглашал, она сама опустилась на пенек. Наверное, ей комфортнее со мной, чем с кем-то из присутствующих. Быть может, если бы рядом с Дезом не было Нелли, Хейли бы выбрала его.
        – Ты точно не хочешь свалить? – снова спрашиваю я, и она опять качает головой.
        Потом вдруг интересуется, резко подняв голову:
        – А ты?
        – Я бы с удовольствием уехал отсюда, – признаюсь я. Зачем лгать?
        – Тогда что тебе мешает?
        Её глаза такие большие. Они блестят от влаги. Я видел много глаз. Но мне ни разу не попадались такие, как у Хейли. Они наполнены печалью и жизнью одновременно. Они завораживают не хуже, чем полная луна, наполненная непроглядной тьмой. В такие глаза можно смотреть вечно.
        Я поднимаюсь и протягиваю ей руку. Ребята умолкают, глядя на нас с любопытством.
        Поставив почти полную бутылку на пень, я говорю:
        – Отвезу Хейли в общежитие.
        Вот и все. Коротко. Без подробностей. Друзья знают, что в некоторых ситуациях я немногословен.
        Положив руку на спину Хейли, я подталкиваю её в сторону парковки, чтобы она шла быстрее. Мне надо выбраться отсюда. Бесит это место. И Дэмиен тоже бесит. Его взгляды на Хейли были полны похоти и вожделения. Я очень надеюсь, что Хейли их не замечала. Но сейчас уже все позади, и я могу выдохнуть с облегчением.
        Выезжая, я бросаю взгляд на место, где сидят ребята. Темно, но я все равно могу различить, кто есть кто. Разглядев Дэмиена, я поднимаю руку и показываю ему в спину средний палец.
        – Он тебя все равно не увидит, – говорит Хейли.
        Ее голос снова обрел силу и твердость. Это радует.
        – И все же мне легче.
        – Вы так тепло приветствовали друг друга, и ты так холодно прощаешься с ним. В чем же дело?
        – Мне кажется, или ты задаешь много вопросов?
        – Это мой первый вопрос за долгое время. Поэтому, тебе кажется, – без запинки парирует она.
        Покачав головой, я размышляю, куда можно заехать. Спустя минуту я отчаиваюсь и советуюсь с Хейли. Она говорит, что ни разу не была в лучшем ночном клубе – «Нью-Йорке», и я незамедлительно поворачиваю в его направлении.
        К клубам я равнодушен. Что есть, что нет, так скажем. Но сейчас я не против такого времяпрепровождения.
        Однако клуб закрыт на ремонт. Я вижу печаль на лице Хейли, когда поворачиваюсь к ней. Неужели ей было так важно сюда попасть, раз она так расстроилась? Мне хочется что-нибудь сделать. Убрать печаль с ее лица. Не хочу, чтобы люди грустили при мне. Мне и своей тоски вполне хватает.
        Оглядываясь по сторонам, я вдруг вспоминаю одно место, в котором мне очень нравится бывать, когда надо подумать, собраться с мыслями.
        Взяв Хейли за руку, я подвожу ее к двери переднего сиденья. Открыв ее, жестом прошу забраться внутрь. Она молча подчиняется. Захлопнув дверь, обхожу машину и сажусь за руль.
        Ехать долго, поэтому я тянусь к магнитоле прежде, чем это сделает Хейли. По салону раздается спокойный кавер The Weeknd «Drunk in Love». Хейли молчит, значит, не против.
        Дорога пуста. Я в сотый раз пытаюсь понять, что, блин, творю. Зачем я везу Хейли в место, о котором никто не знает, даже мои лучшие друзья? Почему, увидев закрытый клуб, я не повез ее домой?
        – Оригинал ведь поет Бейонсе? – вдруг спрашивает она. Я киваю, зная, что она сейчас смотрит на меня. – Включишь? Он мне больше нравится.
        Я не возражаю. Теперь по салону разливается глубокий женский голос. Надеюсь, моя девушка будет обладать такой же фигурой, как у Бейонсе. Уверен, за задницу, как у звезды, девушки отдадут что угодно.
        Ладно, хватит об этом.
        Мы подъезжаем. Я выключаю музыку и смотрю за лобовое стекло, не спеша выходить. Вид на заброшенный гипермаркет завораживает. Повернув голову, я наблюдаю за реакцией Хейли. Она хмурится.
        – Ты приехал сюда, чтобы задушить меня? – интересуется она.
        – Неудачная шутка, – говорю я и хватаюсь за дверь, – выходи.
        Когда мы оказываемся на улице, я снова беру Хейли за руку, чтобы она не споткнулась в темноте. С заброшенным магазином соседствует приют. Он тоже пуст. В этом маленьком районе почти все здания покинуты и покрыты мхом.
        Мы направляемся к входу в гипермаркет. У двери я выпускаю ладонь Хейли и хватаюсь за ручку, чтобы отодвинуть пластиковую дверь. Раньше она отодвигалась автоматически.
        – Надеюсь, это не тот район, в котором произошла стрельба? – интересуется она.
        Я поворачиваюсь к ней и коротко отвечаю, облизнув верхнюю губу:
        – Тот.
        – Ох, черт!
        Когда путь наконец-то свободен, я пропускаю спутницу вперед. Хейли не спешит заходить. Вместо этого смотрит на меня недоверчиво. Но все же спустя несколько секунд делает шаг.
        Она осматривается, но, естественно, ничего не видит. Я достаю телефон и, включив фонарик, прокладываю дорогу к выключателю.
        – Откуда здесь свет? – спрашивает Хейли, когда тот загорается, окутывая все помещение.
        – Я установил.
        – Ты здесь часто тусуешься?
        – В последнее время нет, а так довольно часто, чтобы нужен был свет.
        Я уверен, что на языке у неё вертится вопрос: зачем ты меня сюда привёл? Поэтому я отвечаю на него прежде, чем она задаст его вслух.
        – Так как клуб закрыт, а ты наверняка не желаешь пока возвращаться в общежитие, я решил, что тебе, может быть, будет так же уютно в этом гипермаркете, как и мне. Надеюсь, тебя не смущает, что здесь немного грязно? Мы можем уйти.
        – Нет-нет, все нормально. Просто немного… жутко, – признаётся она и обхватывает себя за плечи так, словно ей очень холодно.
        – Замерзла?
        – Немного. Здесь сквозняк.
        Я снимаю ветровку и накидываю ей на плечи. Она не отказывается, благодарит. Оставшись в одной футболке, я не ощущаю холода. Все это время мне было жарко, ведь я привёл в своё тайное место девчонку.
        – Идем, – слишком резко говорю я, но извиняться за свой тон не спешу.
        Мы петляем между пустыми, кое-где поломанными прилавками. Я впереди, Хейли семенит сзади. Я включаю эскалатор, который ведёт на крышу, где раньше был ресторан.
        – Он работает? – удивляется Хейли.
        – Я починил.
        – Врешь.
        – Нет. Мне потребовалось три месяца, чтобы разобраться в конструкции.
        – Зачем это тебе?
        – На нем прикольно кататься, помогает думать, – отвечаю я и становлюсь на первую ступеньку. Она сразу же несёт меня ввысь. – Не бойся, я сделал так, чтобы он ехал вверх и вниз.
        – Ты серьёзно? Как у тебя получилось?
        – Я же говорю, изучал его три месяца, – кричу я сверху, а потом эскалатор медленно везет меня обратно.
        Приблизившись к Хейли, я хватаю её за руку. Она вскрикивает от неожиданности. Теперь мы едем вместе. Крепко держа девушку за талию, чтобы она не потеряла равновесие, я присаживаюсь на ступеньку и тяну Хейли за собой. Она молчит какое-то время, а после спрашивает:
        – Почему здесь была стрельба?
        – Ты не знаешь? – задаю я встречный вопрос.
        Хейли качает головой:
        – Я слышала про неё. Но мне неизвестна причина.
        – Здесь сразу в трёх местах прогремели взрывы, а потом ворвались какие-то люди и открыли стрельбу.
        – Почему именно в этом районе?
        – Полиция успела оккупировать остальную часть города. А здесь находится въезд в Нью-Йорк. О нем мало кто знает, потому что это место никогда не пользовалось популярностью.
        – Почему тебе тут так нравится?
        Мне кажется, или она действительно задаёт слишком много вопросов?
        – Потому что здесь безлюдно, а я люблю одиночество.
        – Почему?
        Маленькая почемучка!
        – Потому что одиночество не причиняет боль.
        – Зато оно сжирает, – тут же говорит Хейли.
        – В каком смысле?
        – Прямом. Одиночество опустошает.
        – Оно делает человека сильным.
        – С чего ты взял? – выгнув бровь, смотрит она на меня.
        И снова: мне кажется, или наш разговор зашёл не в то русло?
        – Когда человек одинок, он приспосабливается ко всему, учится добиваться всего без чужой помощи. Одинокий человек полагается только на себя.
        – Можно быть не одиноким, но все равно обходиться без чужой помощи.
        Я машу рукой:
        – У каждого свое мнение на этот счёт.
        – Может быть.
        Тишина опустилась на гипермаркет. Я смотрю вперёд, Хейли тоже. Молчим. О чем ещё можно поговорить? Даже если мы чем-то похожи, это не значит, что у нас есть много тем для обсуждения.
        Я поглаживаю кожаный браслет на запястье, потом мне это надоедает, и притрагиваюсь к цепочке на шее. Нет, так дело не пойдёт, надо завязать диалог, не то даже я впервые за долгое время почувствую неловкость.
        Мама говорит, если ты не знаешь, что спросить у девушки на свидании (хоть мы сейчас и не на нем), спроси о её любимых цветах. Узнай, какие ей нравятся больше всего.
        – Какие цветы ты любишь? – интересуюсь я.
        – Лизиантусы.
        – Впервые слышу.
        Хейли достаёт телефон, что-то в нем ищет, а после показывает мне экран. На нем картинка с цветами, чем-то похожими на розы. Цветы довольно незатейливые, они напоминают саму Хейли. Наверное, тем, что она такая же простая. По крайней мере, сейчас, этой ночью.
        – Они… красивые, – говорю я.
        – Какой твой любимый цвет? – спрашивает она, засовывая телефон обратно в карман.
        – Чёрный.
        – Почему?
        – Теперь ты официально стала не просто салагой, но еще и почемучкой! – дразню её я. – Чёрный – цвет мрака, тьмы, ночи.
        – Любишь мрак?
        – Обожаю.
        – Я тоже, – к моему удивлению, отвечает она. Я смотрю на неё недоверчиво. Заметив мой взгляд, она фыркает: – Я серьёзно! Разве по мне не видно?
        Я медленно и нескромно осматриваю её с головы до ног.
        – Сегодня ты выглядишь лучше, чем когда впервые приехала к Дезу.
        – Для тебя старалась, – саркастично отвечает она.
        – Мне приятно, – слегка улыбаясь, я кладу руку на сердце.
        Хейли снова фыркает.
        Следующие полчаса мы катаемся на эскалаторах, носимся друг за другом по магазину. Ломаем доски прогнивших прилавков и играючи деремся ими. Хейли смеётся во все горло, я иногда тоже. Я впервые чувствую себя так легко и свободно, и в какой-то момент меня это удивляет. Мне уютно в компании Хейли.
        – Лови! – кричит она и бросает мне банку консервов. Упаковка грязная и липкая, сморщившись, кидаю ее в сторону.
        – Где ты её нашла? – подойдя к Хейли, спрашиваю я.
        – А, на полке стояла.
        Проверяю время в телефоне.
        – Нам пора. Я заметил, что после трёх часов ночи сюда приходят всякие отбросы типа наркоманов, насильников, возможно, даже маньяков.
        – Правда, что ли? – интересуется Хейли, шокированно смотря на меня. Я киваю. – Ладно, идём.
        Когда мы выходим из гипермаркета, я снова задвигаю дверь и бегу за Хейли, которая торопится к машине. Видимо, я её слишком сильно напугал.
        В пути я не перестаю думать о том, что произошло в магазине. Мне никогда не было так свободно в компании девушки. Если бы мне предложили провести с ней ещё денек, я бы не отказался. Что-то необычное есть в Хейли. Может быть, дело в ее скрытности, а может, она просто не пытается произвести на меня впечатление.
        ОТТЕНОК СЕДЬМОЙ
        ХЕЙЛИ
        – На вас поступила жалоба, мисс Фейз, – говорит мне миссис Денвурт – самый главный и самый неприятный человек нашего университета.
        Сидя на жестком стуле, я пытаюсь понять, что происходит. На меня никогда не поступало жалоб, я пыталась быть идеальной студенткой. Мне важно, что обо мне думают профессора, и я всегда стараюсь завоевать их симпатию, расположить их к себе.
        Так что же произошло? Где я успела налажать?
        – Какая жалоба? – неуверенно спрашиваю я. Мои коленки дрожат.
        – От Ланы, вашей соседки, – спокойно отвечает она.
        – От Ланы? – Мои глаза расширяются.
        Это шутка? Я ведь ничего плохого ей не сделала, что могло случиться?
        – Вы не ослышались, мисс Фейз. Речь идет о вещах, за которые мы выселяем студентов из общежития. Вам перечислить их, или вы сами знаете, что на этом листке? – спрашивает она, подняв белую бумажку.
        Сжав кулаки под столом, я отвечаю:
        – Перечислите.
        – Наркотики в виде марихуаны, таблетки, алкоголь и бесчисленное количество парней. Также рукоприкладство…
        Дальше я уже не слышу, потому что погружаюсь в раздумья. Все это похоже на бред. Мы с Ланой живем вместе с самого начала, и, несмотря на наше холодное отношение друг к другу, мы все равно ладили, а в последнее время даже начали больше общаться. Это какое-то недоразумение. Она не могла написать все это, не могла написать жалобу.
        – …Лана предъявила доказательства, – завершает миссис Денвурт, а я выхожу из оцепенения.
        – Доказательства?
        – Под матрасом вашей кровати найден пакетик с марихуаной и наркотическими таблетками, а также бутылка виски. С отпечатками ваших пальцев.
        Меня трясёт все сильнее. Голова кружится, перед глазами все расплывается. Я пытаюсь понять, как там оказались мои отпечатки. Но мозг не хочет переваривать информацию, вместо этого он трещит по швам.
        Я начинаю потирать виски, чтобы хоть немного притупить боль.
        – Вы должны освободить комнату до полуночи, – говорит она.
        – Но как? Вы же… Но вы же… – Я не могу ничего ответить и сдерживать слезы тоже не получается. Они стекают с моих щек и собираются на подбородке, после чего падают мне на руку.
        – Ты знаешь правила, Хейли, – говорит миссис Денвурт, как мне кажется, мягче.
        – Вам никогда не бывает жаль! – рычу я и пулей вылетаю из кабинета, на ходу поправляя рюкзак на плече.
        Отчаяние и ярость заполняют каждую клеточку тела. Я хватаюсь за волосы и рыдаю, направляясь к выходу из университета. Счастье, что меня не исключили.
        Что мне теперь делать? Нет, я, конечно, понимаю, что я могу поселиться у матери. Но это будет означать полную утрату свободы, я лишусь последних капель жизни. Никакого личного пространства. Я сойду с ума, и мы с мамой поменяемся местами.
        У меня есть счет, унаследованный от отца. Я могу снять квартиру, денег хватит на полгода точно. Но нет, это непозволительно. В следующем году я собираюсь положить маму в хороший лечебный центр на полгода, чтобы она вернулась ко мне свежей и здоровой.
        Выйдя на улицу, я падаю на скамейку и, запустив руки в волосы, плачу и плачу, и плачу. С каждой слезой становится легче. Я не держу все в себе, я рыдаю из-за отца, из-за матери, из-за своей паршивой жизни, из-за того, что лишилась своего убежища. Комната в общежитии была моим спасением.
        Где-то вдали загрохотал гром, запахло дождем. Мне стало легче, скоро плакать буду не только я, но и небо. Откинув голову на спинку скамейки, я смотрю наверх. Туда, где пролетают птицы, свободные и, возможно, счастливые.
        На щеку падает крупная капля. Я жмурюсь от неожиданности, а затем снова открываю глаза. Капля стекает с лица, по шее и останавливается в ложбинке на груди.
        Прежде чем отправиться в общежитие и дать хорошего леща Лане, я пытаюсь хоть немного успокоиться. Если побегу сейчас туда, то устрою драку, а с учетом того, что я занималась когда-то боксом, добром мое рукоприкладство не закончится.
        Рукоприкладство… Серьезно, Лана? Больше ничего оригинального тебе в голову не пришло?
        Я качаю головой и вновь ее опускаю. Может, позвонить Заку и Рамоне? Уверена, они меня поддержат. Но хочу ли я, чтобы они мне помогали? Не придется ли потом расплачиваться за их помощь? Не напомнят ли они мне о ней в плохой час?
        Что за бред, Хейли? Они – твоя семья. Но тут же всплывает: даже в семье бывают предатели. Даже в семье бывают те, кто тайно тебя ненавидит.
        Если сейчас Зак и Рамона любят меня, это не значит, что они продолжат это делать, когда узнают, что я была с Блейном, что я играю за две команды.
        Блейн…
        Сегодня четверг, но Лана сказала утром, что он не придет, у него какие-то дела. Я рада, что он не увидит меня в ярости и не станет свидетелем того, как я буду кричать на Лану.
        Еще одной жалобы мне не надо.
        – Хейли? – слышится женский голос где-то неподалеку. Я поворачиваю голову и вижу Амелию. – Боже, что с тобой?! – увидев мое лицо, спрашивает она и быстрым шагом направляется к скамейке, после чего опускается рядом, кладя руку мне на плечо.
        – Все в порядке, – вру я.
        – Нет, не в порядке, ты плакала.
        – Просто, много всего навалилось в последнее время, – пожимаю плечами я, не желая говорить малознакомому человеку о своих проблемах.
        Амелия ничего не говорит. Она поджимает губу и сочувствующе смотрит на меня, чем вызывает раздражение, потому что я не люблю, когда люди жалеют меня. К моему удивлению, Амелия меня обнимает. От нее приятно пахнет карамелью. Ее искренний жест заставляет меня снова разрыдаться.
        Отстранившись, я вытираю слезы ладонью и поднимаюсь.
        – Мне пора, – быстро говорю я и уже на ходу добавляю: – Спасибо!
        Я мчусь в сторону общежития, спотыкаясь об камни. Надо найти себе место жительства до полуночи, чтобы не остаться на улице. Выбежав из университетского двора, я направляюсь в сторону пешеходного перехода и, не глядя на светофор, собираюсь перебежать дорогу.
        Меня останавливает скрип шин. Я замираю на месте и смотрю на чёрную BMW Ника. Он сидит за рулём с широко раскрытыми глазами. Моё сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Ник меняется в лице. Теперь оно пылает яростью. Он выходит из машины и направляется ко мне.
        – Какого хрена ты творишь, Хейли?! – кричит он, а из университетского двора выбегает Амелия.
        Видимо, услышала шум и вопль Ника, который, кажется, разлетелся по всему Нью-Йорку.
        – Что случилось? – спрашивает она, останавливаясь около Ника.
        – Я чуть не сбил её! Она выбежала на красный!
        – Прости… Я просто…
        Просто что, Хейли? Не знаешь, что сказать. Разве ты сама себя не учила, что надо контролировать эмоции, несмотря на ситуацию? А вот теперь гляди, что получилось.
        – Что – просто? – грубо требует Ник.
        Я не виню его за злость, ведь сбить человека – не самая приятная вещь.
        И тут я начинаю реветь. Навзрыд. Я подхожу к бордюру и опускаюсь на него. Закрываю ладонями лицо и рыдаю ещё сильнее.
        Спустя какое-то время я чувствую на своих плечах руки.
        – Что у тебя случилось? – теперь уже мягко спрашивает Ник.
        Я качаю головой, отказываясь говорить.
        – Хейли, – произносит Амелия, и я смотрю на неё, – скажи нам.
        Сказать им? Но какой от этого толк? Проблема все равно не исчезнет, и мне не станет легче.
        – Давай, – твёрдо говорит Ник.
        Меня зажали в угол и не собираются отпускать, пока я все не объясню.
        – Меня выгнали из общежития, – голос охрип от рыданий.
        – За что?
        Я начинаю пересказывать им диалог с миссис Денвурт.
        Амелия охает и ахает, а Ник просто качает головой.
        – Я не могу понять, зачем Лана это сделала, – заканчиваю я.
        – А как же твоя мама? Дез рассказывал про нее, – говорит Ник.
        Дез действительно разговаривал обо мне с «братьями»? Давно ли? И что ещё он мог им рассказать? Как мне на это реагировать?
        – Я не могу с ней жить.
        Я не могу лишиться последней капли свободы.
        – Почему? – интересуется Ник.
        – Просто не могу.
        Кажется, он понял, что это тупик, поэтому никаких вопросов больше не задаёт. Вместо этого просто кивает.
        Мы сидим некоторое время в тишине, а потом он вдруг произносит:
        – В последнее время я живу в квартире, а комната в доме братства свободна. Можешь пожить там.
        – А как же парни? – я даже не пытаюсь отказаться, мне больше нечего делать и некуда идти.
        – Уверен, они не будут против. А Дез, возможно, будет рад такому повороту событий, – отвечает Ник и хмыкает.
        Я не уточняю, что он имеет в виду. Я молчу. Они тоже. Что им сказать? Что они хотят от меня услышать? Что я с радостью соглашусь жить в мужском коллективе?
        – Садись в машину, – резко произносит Ник и поднимается. – Мы поедем в дом братства прямо сейчас.
        – Но мои вещи и предупредить парне…
        – Хейли, вещи мы с Амелией заберем, не уверен, что в таком состоянии ты захочешь встретиться с Ланой лицом к лицу. А насчёт парней тебе переживать не стоит, они хоть и строптивые, но в положение войти могут.
        – А это не против правил? – спрашиваю я, залезая в машину.
        – Что ты имеешь в виду?
        – Девушка в доме братства.
        – Амелия жила там около месяца, и все нормально.
        – Я жила там, потому что ты держал меня насильно. Но, Хейли, тебе действительно не стоит беспокоиться. Не буду врать, в доме есть придурки, но хороших парней там куда больше. – Амелия смотрит на меня и улыбается, я отвечаю ей взаимностью, но от её слов мне легче не становится.
        Жизнь все-таки непредсказуема. Сейчас у тебя все хорошо, а завтра ты утопаешь в проблемах. Идя сегодня в университет и сидя на лекциях, я улыбалась и была спокойна. Кто же знал, что после занятий меня будет ждать такое дерьмо. И, чёрт, в самый неподходящий момент.
        Я упираюсь лбом в водительское сиденье. Меня неожиданно накрывает усталость. Хочется спать. Мои глаза закрываются, а голоса Ника и Амелии становятся все более далекими.

* * *
        Просыпаюсь я на большой кровати. Темноту едва рассеивает настольная лампа. Я снова закрываю глаза. Я вся липкая и мокрая. Мне приснился кошмар, что не удивительно. После произошедшего по ночам меня ожидают ужасы в стиле «Коллекционера»[3 - «Коллекционер» – фильм ужасов 2009 года.].
        Я переворачиваюсь на спину. Кровать мягкая и удобная, и я не сразу понимаю, где нахожусь. Я плохо соображаю сразу после пробуждения.
        Растерев сначала одно плечо, потом другое, я сажусь и опираюсь спиной на изголовье. Только после этого открываю глаза и тут же вскрикиваю.
        – Дез, – тяжело дыша, выпаливаю я и прикладываю ладонь к сердцу.
        – Привет, – тихо говорит он, сидя на кушетке напротив кровати.
        Не каждый парень поделится своей комнатой с неизвестной девушкой. Ник хороший, хоть и временами жёсткий.
        – Сколько сейчас времени? – за окном полнейшая темень.
        – Уже перевалило за полночь. Ты голодна?
        – Кто перетащил меня в кровать?
        – Ник. Нас всех дома в этот момент не было, – объясняет Дез.
        Наверное, под словом «нас», он подразумевает «братьев».
        – Простите, если доставила неудобства, – от стыда я опускаю голову.
        – Успокойся, здесь давно не хватало женской силы. Так ты голодна?
        – Немного, – признаюсь я, и в этот момент мой желудок раздает оглушающее бурчание.
        – Оно и видно, – ухмыляется Дез, встает с кушетки, подходит ко мне и протягивает руку.
        Мы минуем коридор, спускаемся по лестнице и выходим на освещенную кухню. Кто-то копошится в холодильнике. Меня передергивает, и я крепче хватаюсь за Деза.
        – Дарил, – говорит он.
        Незнакомец оборачивается.
        – Привет, – улыбается он, а заметив меня, растягивает губы ещё сильнее. – Что за прелестное создание?
        – Хейли, – отвечает за меня Дез.
        – «Вкусное» имя, – задумчиво произносит Дарил, пробегая по мне взглядом. – Я – Дарил.
        Я просто кивнула.
        – Какая, однако, тихая птичка, – хмурится парень.
        Дез фыркает:
        – Боже, Дарил, не называй Хейли птичкой!
        Я не вижу в этом слове ничего особенного, чего нельзя сказать о Дезе. Его лицо покрывается румянцем от злости, он буквально хочет сжечь Дарила взглядом. Кажется, Дарил понимает это, потому что вздрагивает и вновь поворачивается к холодильнику.
        Дез буквально приказывает мне сесть за барную стойку. Он наливает для меня виски и говорит, что пока он будет готовить, я могу расслабиться.
        Виски… Это то, что мне сейчас надо. Да ладно, Хейли. С каких пор ты так думаешь об алкоголе? С тех пор как мне сказали убираться подальше из общежития.
        Вздохнув, я беру стакан и делаю глоток.
        – Вкусно? – интересуется смутно знакомый голос.
        Я давлюсь от неожиданности и поворачиваю голову. Я встретила этого парня, когда выбегала из туалета, где был Джаред. Кажется, его зовут Кэс.
        – Рад тебя видеть, милая, – подмигивает он, и мои щеки начинают рдеть.
        Его сложно назвать красивым. Но в Кэсе есть какое-то обаяние, на него хочется смотреть. Каждый его шаг уверенный, словно отрепетированный. И когда он встает рядом с Дарилом, я осознаю, что нагло пялюсь.
        Моя рука немного трясется, когда я тянусь к стакану. Мне нужен ещё глоток для уверенности. Но стакан я не нахожу. Я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Блейном, который оперся на дверной косяк и смотрит на меня исподлобья, потягивая мое виски.
        Допив его до капли, он опускает стакан на стойку и, схватив меня за локоть, дергает так резко, что я вскрикиваю от боли.
        – Эй, чувак! – кричит Дез, но Блейн не останавливается и тащит меня наверх слишком быстро, я спотыкаюсь о ступеньки и чуть ли не падаю.
        Во мне теплится надежда, что Дез пойдёт за нами и спасёт меня от своего яростного «брата». Но шагов позади не слышно.
        Блейн распахивает дверь, по всей видимости, своей комнаты и толкает меня так сильно, что я падаю на пол прямо рядом с кроватью. В его глазах полыхает ярость, и я не знаю, чего ожидать.
        ОТТЕНОК ВОСЬМОЙ
        ХЕЙЛИ
        Я стараюсь унять дрожь. Лицо Блейна перекошено от ярости, зубы плотно сжаты. Кажется, его скулы стали еще острее. Я боюсь двигаться, боюсь, что любое мое движение полностью выведет его из себя. Что же я такого сделала? Почему он стал похож на монстра?
        Я копаюсь в воспоминаниях, но не успеваю сконцентрироваться, как вдруг Блейн хватает меня за руку и резко дергает. Я вскрикиваю от боли и обиды. Рука ноет так сильно, что я начинаю поскуливать.
        Блейну плевать на мои мучения, он толкает меня, и я больно ударяюсь спиной об дверь. Провожу рукой по дереву, пытаясь найти ручку. Надо бежать подальше от этого дома, от Блейна, от всего мира. Я не могу оторвать взгляд от моего обидчика, который снова хватает мою руку, прижимает ее к моему животу так, что ногти впиваются в кожу.
        – Дорогуша, – злобно рычит он, – какого черта?
        Какого черта? Что он имеет в виду? Тем временем ногти все сильнее царапают кожу, еще чуть-чуть, и я завизжу от боли. Это не тот Блейн, с которым я прекрасно провела время в заброшенном гипермаркете. Это его темная сторона. И кажется, это его настоящее лицо.
        Я онемела от ужаса. Я пытаюсь сглотнуть, но во рту сухо. Не могу поверить, что передо мной стоит Блейн.
        – Я задал вопрос, почему ты так долго не отвечаешь? – злобно спрашивает он и, взяв меня за плечи, бьет спиной об дверь. Лопатки пронзает острая боль.
        Я кричу во все горло, но меня обрывает стук в дверь и голос Деза. Он кажется спокойным, но в его тоне все же можно уловить напряженные ноты. Мне кажется, что еще чуть-чуть, и я упаду в обморок не от физических страданий, а от шока.
        В какой-то момент Блейн толкает меня к стене и распахивает дверь. Дез влетает внутрь, сразу же ударяя Блейну по лицу. Тот от неожиданности падает, но в считаные секунды поднимается и налетает на Деза с громоподобным рыком.
        Они дерутся, перекрывая мне путь к отступлению. Я вжимаюсь в стену, видя, как они беспощадно превращают друг друга в отбивные, и даже не пытаюсь как-то разнять их. Пусть хоть поубивают друг друга, мне плевать. Я не собираюсь задерживаться в этом доме. Уж лучше сидеть на лавочке всю ночь, чем находиться в одной кирпичной коробке с демонами.
        Снова пытаюсь добраться до двери, но мне опять перекрывают проход. Боль разливается по телу, грубые прикосновения Блейна все еще жгут кожу.
        В какой-то момент Дез кричит на весь дом, потому что Блейн выворачивает его руку, прикладывая все свои силы. В комнату влетают два парня. Кэс оттаскивает Блейна от Деза. На меня никто не обращает внимания, поэтому у меня появляется шанс смыться незаметно.
        Я вылетаю из спальни и, несмотря на боль, бегу что есть сил к лестнице. По моим щекам текут слезы. Я не хочу вспоминать о том, каким грубым был Блейн. И не хочу даже думать о том, что могло со мной случиться.
        Оказавшись на первом этаже, я подбегаю к входной двери. Закрыто, ключей нигде не наблюдается. Ужасно, все ужасно. У меня даже нет возможности выбраться через окно, потому что и они тоже заперты, а в форточки я просто не пролезу. Я выхожу на задний двор и вижу лавочку около небольшого сада. Присев на нее, сожалею о том, что не отказала Нику, когда он предложил остаться в доме братства. Я думаю о Блейне. Что его так сильно разозлило? То, что меня пустили пожить здесь некоторое время? Но ведь, по словам Ника, Блейн не главный в братстве. Джаред – один из старших, и если он разрешил мне находиться в этом треклятом доме, значит, так тому и быть.
        Качаю головой. Я уставшая и разбитая. Меня неплохо потрепало за последние несколько часов. Либо судьба меня испытывает, либо я просто неудачница. Скорее всего, второе.
        – Эй, ты в порядке? – спрашивает Джаред, который, кстати, не прибежал разнимать своих друзей.
        Я опустошенно смотрю на него и сильнее укутываюсь в плед, который нашла на лавке. Как я могу быть в порядке после такого? Как я могу быть в порядке, когда во мне пробудили воспоминания об издевательствах в школе?
        – Можно? – интересуется Джаред, указывая на лавочку.
        Я снова молчу. Пусть садится, мне плевать. Это не мой дом, и я не вправе отказывать ему. Но я безумно хочу побыть одна.
        – У тебя мокрые волосы, они стали еще кучерявее.
        Еще бы. Пока Блейн трепал меня, я успела триста раз вспотеть от страха и волнения.
        – Да ладно тебе, Хейли, скажи что-нибудь, – почти умоляюще просит он.
        – Что с ним? – задаю я вопрос, волнующий меня больше всего.
        – Я не знаю. Может, он увидел, как к тебе подкатывает Кэс, и вышел из себя. Он ненавидит Кэса. И не хочет, чтобы тот приближался к девушкам, с которыми Блейн общается, – объясняет он.
        Звучит бредово. Почему тогда Блейн сорвался на мне? Почему не тронул Кэса? Нет, причина в чем-то другом.
        – Мне кажется, он просто зол из-за того, что я здесь, – качая головой, говорю свою версию я.
        – Нет, когда мы обсуждали это со всеми, он не был против.
        Я смотрю на Джареда, а он на меня. Снова качаю головой и, отбросив плед, поднимаюсь на ноги.
        – Я ухожу. Открой мне дверь, я пока сбегаю за телефоном.
        – Не откроет, – глубокий голос слышится совсем рядом.
        Я интуитивно прячусь за Джареда, который поднялся вместе со мной.
        – Надо поговорить, – говорит Блейн мне.
        – Ты обидел Хейли, у нее будут синяки. Ты действительно думаешь, что она станет с тобой разговаривать после такого? – пытается защитить меня Джаред.
        Я благодарна ему за то, что мне не приходится произносить эти слова самой.
        – Хейли, пожалуйста, я хочу объяснить тебе свое поведение. Я хочу извиниться. – Голос Блейна груб, но в нем сквозит отчаяние.
        Я готова убить себя за свой характер, потому что выхожу из-за спины Джареда и иду к Блейну. Я привыкла выслушивать людей, когда они об этом просят.
        Я делаю еще один шаг вперед, и еще один, и еще один. Оказавшись достаточно близко, я протягиваю Блейну дрожащую руку. Когда он кладет в нее свою ладонь, я вздрагиваю, и это замечают оба парня. Они понимают, что это значит, – я боюсь Блейна.
        На его лице появляется незнакомое мне выражение. Кажется, именно так актеры выражают мучения. Но Блейн не притворяется, и его эмоции искренни. Неужели он только сейчас понял, что натворил?
        Посмотрев на Джареда, который подошел к нам ближе, я зачем-то киваю ему и веду Блейна в дом. Его ладонь пылает, несмотря ни на что я все равно ощущаю приятный жар от прикосновения к его коже. Я больная.
        Мы поднимаемся по ступенькам. В комнате Ника на письменном столе лежат гантели, поэтому я собираюсь сесть рядом с ними. Вдруг Блейн снова разозлится.
        Когда мы остаемся одни в темноте, я не спешу включать свет и переходить к главному. Только когда Блейн будет готов объясниться и заговорит, я захочу увидеть его лицо.
        Мы оба тяжело дышим. Нам обоим словно прострелили легкое, мы чуть ли не задыхаемся от волнения, которое окутывает нас из-за неожиданной близости и интимности ситуации. Мы. В темноте. В месте, где есть кровать.
        Я начинаю трясти головой. Что за бесовские мысли, Хейли? Я никогда не позволяла себе чего-то подобного, никогда не зацикливалась на парнях. Наверное, именно поэтому в свои двадцать два я – девственница. Плакать от этого или гордиться, что не отдавалась минутным слабостям?
        Было бы кому отдаваться, Хейли. Сейчас мой внутренний голос прав как никогда. Моя жизнь не отличается безрассудством.
        Блейн по-прежнему молчит. Меня это напрягает. Кажется, прошла целая вечность.
        Скрип кровати. Значит, он сел.
        – Я не хотел тебя обидеть, – шепчет Блейн.
        Я направляюсь к выключателю, ощупывая стену.
        – Нет! – слишком резко вскрикивает он, и я замираю. – Не включай свет, не то я не смогу нормально говорить.
        Ладно. По собственному опыту мне известно, что порой людям сложно объясняться, когда на них смотрят. Поэтому, как бы мне ни хотелось зажечь свет, я уважаю предпочтения Блейна. Я хочу понять, почему он так разозлился.
        – У меня проблемы с гневом. Не большие, но ощутимые, – продолжает говорить Блейн. – Я стараюсь контролировать себя и… я заучиваю фразы, подобные той, в которой Экзюпери говорит, что терпение – ключ ко всем дверям. Никто не знает о моих трудностях. Ну, только Дез и, возможно, мама. Если она, конечно, заметила.
        Блейн делает глубокий вздох:
        – Мне испортили настроение сегодня, да и Кэс не уяснил, что к тебе ему путь заказан. Увидев тебя, я просто… я не знаю. Мне сорвало крышу. Меня безумно взбесил тот факт, что ты теперь будешь жить среди нас. Ты здесь чужая, Хейли. Мне жаль, что я выместил на тебе злость, я вел себя как придурок. Но, Хейли, ты тут никому не нужна… даже мне. Ты лишняя в этом доме. Тебе стоит вернуться к своим отбросам.
        Сначала я хочу засмеяться – если он думает, что именно так выглядит объяснение, мне его искренне жаль, – а затем меня накрывает волной ярости. Он назвал моих друзей отбросами. Я не позволю никому так говорить, особенно за их спинами.
        В порыве злости я быстро нахожу выключатель. Когда комната заполняется ярким светом, сначала мы с Блейном жмуримся, а потом я срываюсь с места и кидаюсь на него. Упав на спину, Блейн пытается скинуть меня. Но это не так-то просто.
        Я вырываю одну руку и, оседлав Блейна, придавливаю к кровати своим весом и отвешиваю пощечину, не жалея сил. Его голова откидывается в сторону.
        Но мне этого мало. Я бью его по щеке, которая быстро обретает насыщенный пурпурный цвет, снова, и снова, и снова. Но парень молча принимает мои удары, не крича и не сопротивляясь. Это распаляет меня еще сильнее.
        Его слова о том, что я везде лишняя, что я нужна только Заку и Рамоне, все еще звенят у меня в ушах, с каждым разом они все сильнее пронзают мое и без того истерзанное сердце. Я бью своего обидчика кулаками, локтями, ладонями. Я кусаю его за плечи и руки.
        Но Блейн непоколебим, и ко мне приходит отчаяние.
        Сидя на его твердом животе, я опускаю голову и беззвучно плачу. Кучерявые короткие волосы падают на лицо и лезут в рот. Плевать. Все это не имеет значения. Слова Блейна намного больнее, чем та физическая боль, которую он причинил мне в своей комнате.
        – Прости, – шепчет Блейн.
        Я игнорирую тот факт, что он кладет одну руку мне на талию, а затем садится. Он пододвигается к изголовью и опирается на него. Теперь я сползла с его живота на его бедра. Они такие твердые. Разве можно причинить боль камню, обтянутому кожей?
        – Прости меня, Хейли. – Теперь Блейн говорит громче и увереннее, будто только сейчас осознает, что натворил. – Я нес полную ахинею, боже!
        Моя голова все еще опущена, и слезы текут рекой. Кап, кап. Кап, кап. Но легче не становится. Я не хочу его прощать. Он самовлюбленный эгоист. Кретин, завернутый в красивую обертку. Холодный, пустой и жестокий.
        Жестокий? Разве ты не слышишь, что его извинения довольно искренние? Или пытаешься делать вид, что это не так? Ему жаль, Хейли. Вместо того чтобы распускать нюни, узнай причины его агрессии.
        – Что может случиться такого ужасного, чтобы из-за этого мучить малознакомую девушку? – хриплым голосом спрашиваю я, продолжая сидеть на Блейне верхом.
        Тишина в который раз окутывает комнату. Блейн так долго молчит, словно уснул. Я поднимаю голову, но, вместо того чтобы увидеть закрытые веки и безмятежное лицо, натыкаюсь на его пристальный взгляд. Не холодный и не враждебный. Это взгляд Блейна… того, с которым я провела время в гипермаркете.
        Сейчас его глаза блестят очень сильно. Блейн пытается сдержать слезы. И несмотря на обиду и все еще ощутимую боль, мне его жаль. То, что случилось с ним сегодня, намного сложнее, чем я думала.
        Я киваю, давая этим понять, чтобы он не утруждал себя объяснениями. Перекинув ногу, сползаю с кровати и начинаю искать свой телефон.
        Я должна уйти. Я – третий лишний.
        Я – пятое колесо.
        Я – отброс.
        – Что ты делаешь? – спрашивает Блейн, когда я беру свою верхнюю одежду со стула.
        – Собираюсь уйти, чтобы не мозолить вам глаза, мистер Телтфорд, – едко отвечаю я.
        Когда я дохожу до двери и распахиваю ее, передо мной возникает рука и захлопывает ее прямо перед моим носом. Развернувшись на пятках, я тут же оказываюсь лицом к лицу с Блейном. Через секунду я слышу щелчок замка. Мои глаза закрываются. Я в ловушке.
        – Ты никуда не уйдешь до тех пор, пока я не вытащу из тебя прощение. Мне важно знать, что, уходя из этого дома, ты не держишь на меня зла.
        – Если бы ты был более милым и открытым, возможно, уже давно был бы прощен.
        – К сожалению, дьявол милостью меня не наделил, когда создавал, – парирует Блейн.
        Я ухмыляюсь против воли, а после начинаю тихо посмеиваться.
        – Неудивительно, – бурчу я. – Тем не менее я должна выйти из этого дома через пять минут. Не очень приятно находиться в компании человека, который считает тебя отбросом, когда он сам не лучше.
        Мы пытаемся задеть друг друга.
        – Друзьями нам не стать, – кивает сам себе Блейн.
        – Я не дружу с теми, кто поднимает на меня руку без причины. – Эти слова предназначены для того, чтобы он задумался.
        Блейн хмурится и одним резким движением разворачивает меня спиной к себе и срывает с меня одежду. Я остаюсь в одном бюстгальтере, и чувствую, как он проводит пальцем по моей лопатке.
        – Черт, – говорит Блейн. – Ты слишком худая, кости немного выпирают, поэтому… лопатки пострадали. Черт, какой же я ублюдок – Последнее предложение он шепчет. – Обопрись руками на дверь, Хейли. Сделай это, пожалуйста, – просит он.
        Я выполняю его указание.
        – Твоя поясница зажила, это радует. – Он проводит рукой по тому месту, где была рана, и я вздрагиваю.
        Меня обдает жаром. Это пугает.
        – Перестань страдать ерундой, это напрягает, займись делом, – срывается с моих губ.
        Позади меня слышится смешок.
        – Интересно, ты во всех делах такая же нетерпеливая. – Голос Блейна становится на тон ниже.
        Я краснею и пытаюсь унять дрожь. Мне прекрасно ясен смысл сказанного.
        Блейн нежно проводит по моим лопаткам влажной салфеткой. Холод немного успокаивает боль, а когда он смазывает мои пострадавшие места прохладным кремом, я чуть ли не падаю. Это чертовски приятно, особенно когда твои лопатки, да и вообще все тело горят в прямом смысле слова. Затем он занимается ярко выраженными следами от ногтей на животе, попутно ругая себя.
        Когда я уже начинаю радоваться, что лечение окончено, потому что прохладные руки Блейна лишают меня самообладания, он вдруг приказывает мне не двигаться, и я слышу, как он выдавливает на руку крем.
        Его ладони ложатся на мою обнаженную талию и начинают растирать крем. Иногда кончики пальцев Блейна пробираются под мои джинсы, совсем чуть-чуть, на несколько незначительных сантиметров. Но этого хватает, чтобы я закусила губу от желания застонать.
        Мы заходим за рамки, я это понимаю. Но ничего не могу с собой поделать. Мне слишком приятно. Ко мне ни разу никто так не прикасался. Для моего тела это все в новинку, и я боюсь, что, когда Блейн уберет руки, я захочу притянуть их обратно и опустить намного ниже…
        – Блейн, – выдыхаю я.
        Это все неправильно. Он обидел меня – физически и морально. Я не должна позволять ему ласкать мои живот, спину, плечи, кожу под бюстгальтером. Я обязана оттолкнуть его, схватить одежду и убежать. Обычно так делают героини в романах, да?
        Но в жизни все по-другому, я позволяю Блейну втирать в меня крем до тех пор, пока он сам не отстраняется. Я впадаю в отчаяние и издаю расстроенный возглас, когда он останавливается.
        – Посмотри на меня, Хейли, – хриплым голосом просит Блейн. Когда я выполняю просьбу и смотрю на него, Блейн продолжает: – К утру тебе станет легче. Спокойной ночи, салага. Я попрошу Джареда, чтобы он не выпускал тебя. Прости, что я такой неуравновешенный придурок. Увидимся утром.
        И Блейн покидает комнату, оставляя меня задыхаться из-за неутоленного желания.

* * *
        Я сижу на кровати Ника, копаясь в ноутбуке, который одолжил мне Джаред. Прошло два дня, а Блейн не выпускает меня из дома братства, несмотря на то, что наговорил в ту ночь.
        Я чувствую себя принцессой, заточенной в башне. Блейн проводит со мной много времени и ходит за мной по дому. Забирает меня из университета и не даёт встретиться с Ланой. Блейн и Дез привезли вчера мои вещи. По их словам, они лежали прямо в коридоре перед дверью. И никого не волновало, что там могут быть ценные и дорогие мне предметы. Если не успел собрать свое барахло к нужному времени – ищи его на улице.
        Я не собираюсь оставаться в этом доме дольше, чем на два месяца. Сейчас я всеми силами пытаюсь найти работу с хорошей зарплатой, чтобы снять квартиру, желательно поближе к матери, к которой, кстати, мне надо завтра ехать. Я говорила об этом Блейну, когда он принес завтрак, так как я категорически отказалась есть с парнями, но он пропустил мои слова мимо ушей.
        Пролистав очередную страницу с вакансиями, я начинаю отчаиваться. За три часа я так ничего достойного и не нашла. Либо требуется опыт, либо слишком много свободного времени. Я не собираюсь ради работы бросать учебу. Я приложила много усилий, чтобы туда попасть.
        За окном дует осенний ветер, сметая листья с деревьев и увлекая их в далекое путешествие. Погода с самого утра нелетная, а к вечеру обещают дождь. Помимо того что меня не выпускают из дома, я также не имею права выходить на задний двор без сопровождения. Такое чувство, будто за меня решают, как я должна жить, отслеживая каждый мой шаг. Но сейчас я не против того, чтобы меня контролировали. Пока моя жизнь в руках Блейна, я могу сосредоточиться на проблемах. Если бы не он и не его настойчивые попытки меня удержать, я бы рванула в университет и разобралась бы с Ланой. Я по-прежнему безумна зла на нее.
        Захлопнув ноутбук, я на время сдаюсь. Найти что-то хорошее не получается. Закрыв лицо руками, я тяжело вздыхаю и начинаю массировать веки. Мне нужен отдых, с моим плохим зрением не стоит столько времени проводить у компьютера.
        Поднимаюсь с нагретого места и, засунув ноутбук под мышку, выхожу из комнаты. Беззвучно ступая босыми ногами по паркету, я прислушиваюсь к каждому шороху в надежде услышать басистый голос Джареда, чтобы вернуть ему ноутбук.
        Но дом словно вымер. Ничего не слышно – ни звука работающего телевизора, ни привычного хохота парней на кухне.
        Я зову Блейна. В ответ тишина. «Братья» точно не в университете, потому что я возвращалась домой вместе с ними. Когда неожиданно гремит гром, я подпрыгиваю и чуть не роняю ноутбук. Я иду на кухню и подпрыгиваю второй раз, сначала от мужского крика, а потом от смеха.
        Выдыхаю. Они на заднем дворе.
        Положив компьютер на журнальный столик перед телевизором, я иду к стеклянной двери и, выскользнув на крыльцо, наблюдаю за тем, как парни толкают друг друга в бассейн, несмотря на то что небо вот-вот разразится проливным дождем.
        – Эй, детка, иди сюда! – заметив меня, кричит Дез, подплывая к бортику.
        – Мне и здесь хорошо, – отвечаю я, опираясь плечом на деревянный столб.
        Мне кажется, что сейчас Дез отвернется и продолжит беситься с друзьями. Но нет. Он выпрыгивает из бассейна и бежит ко мне. Когда я понимаю, что он задумал, то срываюсь с места и залетаю в дом. Пробегая мимо большого зеркала в гостиной, я замечаю его в отражении и понимаю, что оторваться мне не удастся.
        Схватившись за кухонный косяк, чтобы не поскользнуться, я выскакиваю на боковой двор, молясь, чтобы в траве не было никаких осколков и я не поранилась. Позади слышится тяжелое дыхание. Дезу всего лишь надо протянуть руку, чтобы схватить меня.
        – Да ладно тебе, Хейли, остановись, – просит Дез, заразительно смеясь, – я всего лишь хочу поднять тебе настроение.
        – Кинув в бассейн, как своих полоумных дружков? – в шутку спрашиваю я, продолжая бежать.
        Возможно, его друзья иногда ведут себя словно дети, но они точно не дураки. Они сообразительнее, грамотнее и умнее многих. Например, Блейн, Ник, Джаред и Дез очень смышленые ребята.
        – Для тебя я могу придумать что-то более интересное, – отвечает Дез, и вдруг мои ноги отрываются от земли.
        Дез перекидывает меня через плечо. Он несет меня в сторону кухни, а я пытаюсь вырваться, но безрезультатно. У меня не получается сдержать смех, хотя хохотать в таком положении нелегко. Мой бывший друг – а может, уже и нынешний, пока не знаю – тоже громко смеется.
        Мы минуем кухню, потом гостиную и оказываемся на заднем дворе. Как только нога Деза ступает на землю, нас тут же окутывает вода, хлещущая из нескольких шлангов. Парень поворачивается к друзьям спиной, и теперь под ударом оказываюсь я. Вода попадает мне в глаза, которые я просто не успеваю зажмурить, в рот, из-за того что я визжу как ненормальная, в нос, потому что пытаюсь вдохнуть побольше воздуха.
        – Поставь меня! – требую я и, не рассчитав силу, бью Деза по спине. Слышится звук, будто от удара хлыста, и на его коже остается отпечаток моей руки.
        Дез шипит от боли и аккуратно опускает меня. Однако парни – Блейн, Дарил, Джаред и Кай, с которым я познакомилась вчера вечером, – продолжают поливать нас из шлангов с безумно сильным напором.
        – Прекращайте! – рычит Дез.
        Сделав несколько шагов к Дарилу, он выворачивает ему руки, пытаясь забрать шланг, а я на секунду каменею, увидев большой шрам и татуировку на спине Деза. А если бы я попала прямо по шраму?
        – Как ты? – спрашивает Блейн, подходя ко мне.
        Я давлюсь воздухом: с его черных длинных плавок стекает вода, влажные пряди темных волос падают на лоб, спортивное тело блестит от воды, а темные порочные глаза искрятся от озорства.
        Хочется стянуть с него плавки. О, черт, Хейли! Перестань пялиться на него и думать о таких непристойных вещах, сейчас же!
        Блейн улыбается. Мне нравится видеть это выражение на его лице. Блейн редко улыбается, и поэтому я пытаюсь запечатлеть этот момент в памяти, чтобы когда-нибудь, лежа в кровати, вспомнить эту улыбку и насладиться тем, что она предназначалась именно мне.
        Я так увлечена Блейном, что не сразу замечаю, как он приближается. Теперь бежать уже поздно. Он хватает меня и несет к бассейну. Я извиваюсь в его руках, пытаясь выбраться, но все впустую, и совсем скоро мы уже падаем в воду.
        Вынырнув, я тут же попадаю под ливень, который начался совсем неожиданно. Он обрушился на мою голову так же внезапно, как и Блейн.
        Парень подплывает ко мне и плещет прохладной водой в лицо. Конечно же, есть риск заболеть, но сейчас это нас не волнует. Парни бесятся на берегу, используя шланги в качестве оружия, они поскальзываются на мокрой земле и иногда даже падают. Но никому из них нет никакого дела до нас. И меня это радует.
        Повернувшись спиной к брызгам, я ныряю и, подплыв к Блейну, резко дергаю его за ногу. Он тут же оказывается под водой. Мы смотрим друг на друга. Конечно, глаза будут гореть огнем, когда я вылезу на сушу. Но плевать. То, что сейчас происходит, – стоит того.
        Я выныриваю и глотаю больше воздуха. Блейн повторяет за мной. Мы пробыли на глубине слишком долго.
        – Тебе стоит снять эту ужасную майку, – говорит парень, показывая пальцем на мою одежду. – Все равно цвет твоего бюстгальтера я уже разглядел. – После этого он ухмыляется.
        Я не решаюсь сделать то, что он сказал. Но и вылезать из бассейна, несмотря на ливень и отголоски грома вдали, тоже не собираюсь. Придется раздеться, неудобно плавать в вещах, а края майки и вовсе поднимаются к груди.
        – Ну, давай же, салага. Неужели стесняешься? Ты же у нас невинная пташка, да? – Его голос низкий, искушающий, соблазнительный.
        Закусываю губу и начинаю раздеваться. Белая мужская майка летит в сторону, следом за ней мешковатые черные штаны. На улице вдруг становится тихо, и я осознаю, что, кроме нас с Блейном, во дворе никого нет. Парни ушли в дом.
        Блейн смотрит на меня так, что я непроизвольно сжимаю пальцы на ногах и кусаю губы. Его кадык перекатывается, когда он сглатывает, не отрывая взгляда от ложбинки на моей груди. Черный бюстгальтер красиво приподнимает грудь, и на месте парня я бы тоже на нее смотрела. Осуждать за это как минимум глупо.
        – Лучше снова оденься, – бурчит он и, повернувшись ко мне спиной, плывет к другому концу бассейна так быстро, словно спасается от огня.
        Издав смешок, я качаю головой и направляюсь за ним. Не каждый день мне приходится видеть, как Блейн нервничает из-за девушки.
        – Эй! – кричу я. – Ты что, запаниковал? Да ладно тебе! Вроде ты сам говорил, что, если бы увидел меня обнаженной, ничего нового бы не нашел.
        Подплыв к нему, я закидываю руки на бортик. Хочу кое-то сказать, как вдруг из дома доносятся басы хорошо знакомой мне песни. Это AJR «Weak». Она не выходила из моей головы несколько дней. Мы с Блейном оборачиваемся, чтобы посмотреть на дверь, ведущую в дом.
        – Если они включают музыку на всю громкость, это значит, что они собрались нажраться вусмерть, – объясняет Блейн.
        – Именно так начинаются внеплановые вечеринки? – интересуюсь я, наблюдая за тем, как он берет сигарету, которая лежит недалеко от бассейна под зонтом, и зажигает ее. Вместо ответа Блейн кивает. – Круто.
        Наступает тишина. Если бы не оглушающая музыка, мы могли бы услышать даже жужжание пчелы. Но с Блейном молчание выходит вполне естественным, только с ним мы можем разговаривать, а потом резко замолчать.
        – Тебе звонил кто-нибудь из отбросов? – спрашивает он.
        – Давай договоримся, что ты не будешь их так называть? – Во мне начинает бурлить злость.
        – Так они звонили тебе?
        Закатив глаза, отвечаю:
        – Нет.
        Нет, ребята не искали меня, и если они не свяжутся со мной сегодня, мне придется самой это сделать. Я не знаю в чем дело, такого никогда не было. Мы с друзьями созванивались и переписывались каждый день и виделись, кстати, тоже. Но с тех пор, как я ушла из общежития, то не видела их в университете. Все так запутано, и мне хочется разобраться в происходящем, но в то же время я хочу отдохнуть от бесконечных проблем.
        Если Рамоне и Заку известно, что стряслось, они должны были уже позвонить и спросить, в порядке ли я. В такой ситуации настоящие друзья обязательно тебя поддержат. Но мои словно в воду канули.
        Зря Блейн спросил об этом. Теперь я буду думать, по новой раскладывать по полочкам все, что случилось, в попытках найти ответы на свои невысказанные вопросы. Я буду думать о том, почему друзья не позвонили мне, когда я так сильно в них нуждалась.
        В какой-то момент я вспоминаю то, о чем думала, сидя на лавочке, когда только покинула кабинет миссис Денвурт. Что ж, у меня был шанс пойти к Заку и Рамоне, но я не воспользовалась им из-за бредовых предположений и теперь плачу из-за того, что нахожусь взаперти с кучей парней.
        – После такого ты продолжишь называть их друзьями или поймешь наконец, что заслуживаешь лучшего?
        – Например, таких, как ты и твои дружки? – фыркнув, спрашиваю я, а внутри меня разразился целый ураган от его вопроса.
        – А я где-то упоминал о том, что ты нас заслуживаешь? – При этом вопросе мускулы на его лице заметно напряглись.
        Я сглатываю. Не стоит забывать то, что наговорил Блейн пару дней назад, нужно помнить о том, что этот человек уже поднимал на меня руку. Не надо расслабляться, мало ли что еще придет ему в голову в самый неожиданный момент.
        – Мог бы ответить шуткой и не портить обстановку, а также мое настроение, – бесстрастно отвечаю я и отталкиваюсь от бортика, плывя подальше от Блейна.
        Он не пытается остановить меня, продолжая курить.
        Я уже берусь за тонкие холодные перила небольшой железной лесенки, когда меня обхватывают две сильные руки и тянут обратно в воду. Прижав так крепко, что я чувствую каждую часть его тела, Блейн шепчет мне на ухо очень тихо и очень страстно:
        – Не обижайся на меня.
        – Хочешь, чтобы я терпела твою грубость? Ты к этому привык, Телтфорд? – также шепчу я, немного повернув голову вбок. Теперь его дыхание обжигает мою щеку и уголки губ.
        – Я буду груб с тобой, возможно, иногда буду мучить, – начинает Блейн, при этом его руки опускаются с моей талии на бедра, и он сжимает их так сильно, что я издаю стон и закусываю губу, – но мои мучения будут приятными. Они заставят дрожать каждую клеточку твоего тела.
        Голова заполняется картинками того, как Блейн издевается надо мной. Я отталкиваюсь от него и поворачиваюсь, но меня тут же прижимает к бортику его крепкое тело.
        – Хотела сказать мне какую-то гадость и смыться? – хрипло посмеиваясь, задает вопрос Блейн.
        – Да что с тобой такое?!
        – Что со мной такое? – Он словно издевается.
        Пару минут назад испортил мне настроение, а теперь пристает. Мне не попадались парни, у которых бы так быстро менялось настроение.
        – Отстань от меня и перестань нести чушь! – рычу я.
        – Не строй из себя невинную овечку, я чувствовал, как ты дрожала, когда я трогал тебя! – Теперь Блейн начинает злиться.
        – Ты начал все это ни с того ни с сего. Объясни, зачем?
        – А ты не подумала, что мне просто захотелось поиграть?
        – Придурок, – чуть ли не выплевываю я это ругательство и снова подплываю к лестнице.
        – Маленькая кучерявая сучка, – громко говорит Блейн, а я чуть ли не задыхаюсь от возмущения.
        Может, он провоцирует меня, хочет, чтобы я накинулась на него? Сделав несколько вздохов, я выбираюсь из бассейна и, собрав свои вещи, направляюсь в дом. Теперь, что бы ни сказал Блейн, я этого не услышу. Музыка заглушит каждое его чертово слово.
        ОТТЕНОК ДЕВЯТЫЙ
        БЛЕЙН
        – …получается, вы просто бросили меня? Знали, что сделала Лана, и ничего не сказали ей, не попытались выяснить, где правда, а где ложь? Я не верю, что вы – Зак и Рамона. Что вы те, кто всегда поддерживал меня и не верил глупым сплетням!
        Я бесстыдно подслушиваю разговор Хейли с ее глупыми дружками. Девушка случайно оставила приоткрытой дверь, и теперь каждый ее крик, каждое слово долетают до моих ушей. Я хочу уйти, понимая, что нельзя подслушивать, но мои ноги словно приросли к полу, поэтому продолжаю стоять на месте, так чтобы оставаться в зоне невидимости.
        Мне хочется услышать не только то, о чем толкует Хейли, но и что втирают ей друзья. Она, конечно, очень зла на товарищей, но вместе с тем в ее голосе ясно слышится отчаяние. Эти двое – Зак и Рамона – слишком дороги ей, поэтому она не собирается бросать трубку, не выяснив, что за чертовщина происходит.
        Насколько я знаю, Хейли выгнали из общежития за наркотики, алкоголь и, грубо говоря, беспорядочный секс. Но это не похоже на нее, и я не могу поверить в этот бред. Пусть я не знаком с девчонкой очень близко, но те немногие дни, которые она провела в моей компании, отчетливо показали, что Хейли – чистая девушка. Чистая и замкнутая.
        – Да как ты можешь это говорить, Зак?! – снова раздается ее крик. Как хорошо, что половина парней свалила в клуб после ужасной внеплановой вечеринки. – Да, я была с Блейном, и что? Неужели я сделала что-то постыдное? Я понимаю, как ты относишься к «братьям», но Зак… Зак, послушай!.. Да дай же мне сказать!
        Когда звучит мое имя, я тут же напрягаюсь. Это уже интереснее, вот бы слова Зака еще услышать. Вообще, мне не нравится, что Хейли так орет, наверняка сорвет связки или охрипнет. Может, она надеется, что в доме никого нет? Ведь Джаред, когда предупреждал ее о клубе, не упомянул о том, что кое-кто останется.
        – Ты серьезно? Ребята, дайте мне объяснить! Я понимаю, вам обидно, что я проводила время в компании хулиганов, не предупредив вас. Но и вы меня поймите. Я просто… я просто хотела… – Она останавливается, наступает тишина, затем слышится удар, а вскоре Хейли произносит: – Немного свободы.
        Сердце глухо стучит о грудную клетку. Я кладу поверх нее руку и пытаюсь успокоиться. Последние слова девчонка произнесла чуть ли не плача. Мне еще не доводилось слышать ее голос таким надломленным. Я закусываю губу и съезжаю по стене, оседая прямо рядом с дверью. Если Хейли толкнет ее ногой, я тут же превращусь в лепешку.
        Сидя на прохладном, покрытом зеленым ковром полу, я задерживаю вздох и прислушиваюсь. Сначала я решаю, что мне показалось, но потом снова до меня доносится всхлип. Хейли плачет, и, вместо того чтобы зайти в комнату и утешить ее, как сделал бы любой нормальный парень, я всего лишь качаю головой и легонько бьюсь ею об стену позади себя.
        Не зря я называю Зака и Рамону отбросами. Они дикие и хотят принадлежать только друг другу. Их бесит, что Хейли общается с другими людьми и может найти им замену. Они не хотят делиться, их развлечения ограничиваются незаконным граффити на городских зданиях. Они не знают, что такое свобода и что это такое – распустить крылья, отдать себя ветру. Привыкшие сидеть в панцире, они не знают, как выглядит мир за его пределами.
        Я не хочу, чтобы Хейли страдала от ограниченности их понимания дружбы и веселья. Я хочу, чтобы она дышала полной грудью и смотрела на мир горящими от счастья глазами. Хочу показать ей то, что увидел сам. Показать, что значит пуститься во все тяжкие. Возможно, того же самого желает Дез. Ведь если бы не он, я бы не заинтересовался Хейли. Но ему о своих чувствах я никогда не скажу.
        Снова покачав головой, я рывком поднимаюсь на ноги и распахиваю дверь, ведущую в комнату Ника. Хейли сидит на середине кровати, скрестив ноги по-турецки и обхватив голову руками. Ее короткие волосы собраны в низкий хвост, который не удержал передние пряди, и те упали ей на лицо.
        Услышав стук закрывающейся двери, она поднимает голову слишком резко, из-за чего я сначала пугаюсь, что она сломает себе шею. Хейли смотрит на меня большими печальными глазами, я опускаю взор на ее руки и замечаю, как они дрожат. Кажется, девушка находится на грани истерики. Мои опасения подтверждаются, когда Хейли соскакивает с кровати и прыгает на меня, обхватывая ногами мой торс и начиная рыдать, уткнувшись мне в плечо.
        Если бы это был Дез, она бы тоже так сделала? Или я особенный?
        Конечно же ее поведение кажется мне немного диким. На меня никогда не бросались девушки, не искали во мне поддержки. Сначала мне хочется оттолкнуть Хейли, но я и так уже нанес ей физические увечья, пусть и не сильные, но ощутимые, поэтому могу попробовать загладить вину с помощью заботы.
        Поглаживая одной рукой Хейли по спине и придерживая ее за бедро второй, я выхожу из комнаты Ника и направляюсь в свою. Мне не нравится находиться в спальне друга, когда его самого там нет, поэтому уж лучше потерпеть девушку-плаксу у себя.
        Открывая дверь ногой, я таким же образом ее захлопываю. Крепко сжав хрупкое тело Хейли, я аккуратно присаживаюсь на край кровати, давая ей возможность расставить ноги по обе стороны от моих бедер.
        Она продолжает рыдать, но уже не так громко. Я позволяю ей выплакаться, хоть меня и раздражают ее всхлипы. Я не умею успокаивать людей, зато у меня прекрасно получается доводить их до слез. Однако я очень рад, что причина истерики Хейли не во мне.
        Комнату освещает только уличный фонарь, свет которого проходит сквозь оконное стекло и падает прямо на меня с Хейли. Она кажется ребенком в моих руках. Где-то вдали воет сирена, направляющаяся либо за преступником, либо за больным человеком. Сквозь открытую форточку проникает прохладный ветерок, остужая мои лицо и ярость. Каждый вздох Хейли режет мне ухо. Меня трясет от желания подняться, найти Зака и набить ему морду. Это он и чертова Рамона виноваты в том, что я обязан быть нянькой, успокаивающей малое дитя.
        Когда всхлипы прекращаются, я потихоньку отстраняю от себя Хейли и смотрю на нее: под глазами немного опухло, капилляры полопались, на щеках видны дорожки от слез. Мне становится ее жаль. Хейли всегда казалась сосредоточенной и серьезной, и я не ожидал, что когда-то мне выпадет шанс увидеть ее сломленной.
        – Прости, – начинает она, – я не знаю, что мной двигало, когда я прыгнула на тебя.
        – Все в порядке, – вру я. Ничего не в порядке. За короткое время ей удалось заставить меня испытать удивление, раздражение и жалость. – Ты как? Мне жаль, что твои друзья оказались недостойными тебя.
        – А кто меня достоин? Кого я достойна? От меня отвернулась семья, ты считаешь меня ничтожеством. Что мне теперь делать, Блейн? Я не хочу оставаться в этом доме, в этом гребаном городе, – надрывающимся голосом говорит она.
        – Я не считаю тебя ничтожеством, – нахмурившись, отвечаю я. – На этих балбесах жизнь не останавливается. Если дружба с ними закончилась, значит, впереди тебя ждет что-то хорошее. Люди не уходят просто так из наших жизней, они освобождают место для тех, кто лучше и достойнее их.
        – Включил философа? Я сейчас в нем не нуждаюсь. Мне нужен человек, который подскажет, в какую сторону повернуть, чтобы выбраться из этого ужаса. Я не хочу оставаться без друзей, но после того, что Зак наговорил, мы больше не можем общаться.
        – А что он сказал? – с неподдельным интересом спрашиваю я.
        Наверняка что-то обидное, раз Хейли впала в истерику. Или она из тех девушек, которые плачут из-за каждого пустяка? Не уверен. Хейли производит впечатление сильного человека.
        – Я не хочу повторять его слова, потому что снова разревусь. Я думаю, мне надо уйти в другую комнату, не хочу раздражать тебя своим присутствием. Спасибо, что позволил мне выплакаться.
        Когда она поднимается и направляется к двери, я почему-то пугаюсь и ловлю ее за руку. На секунду меня охватывает чувство, что если она сейчас уйдет, то больше я ее не увижу. Звучит абсурдно, но я действительно боюсь этого.
        Хейли опускает взгляд на мою ладонь, сжимающую ее запястье, и сводит брови. Я встаю и запираю дверь на замок. Сегодня отсюда никто не выйдет. Прежде чем отпустить Хейли, я должен удостовериться, что она готова жить дальше, после того как ее бросила, скажем так, семейка Адамс.
        – Сегодня ты будешь спать здесь, – не глядя на девушку, бросаю я, и кладу ключ в карман спортивных штанов.
        Пока она пытается справиться с шоком, я выбираю книгу, стараясь не смотреть на Хейли. Все внутри меня просит повернуться к ней, полюбоваться ее тонкими чертами лица, запомнить каждую черточку. Но я мысленно бью себя. Я не хочу увидеть ее зареванное, но такое невинное лицо вновь.
        – Можно? – интересуется она, подходя к полке и указывая на нее пальцем.
        Я киваю, продолжая таращиться на корешки книг.
        Мы стоим бок о бок, изучая содержимое полки, но вместо того, чтобы сосредоточиться на названиях и авторах, я незаметно вдыхаю малиновый запах ее волос и наслаждаюсь теплом, исходящим от ее тела. Мягкость кожи и запах – вот что всегда привлекало меня в девушках.
        – Рекомендую взять «Мартина Идена», – не сдерживаюсь я.
        – М-м?
        – Джек Лондон. – Я протягиваю руку и достаю томик в зеленной обложке, после чего протягиваю его Хейли.
        Она переворачивает книжку и, когда видит год издания, забавно округляет глаза. Я не могу оторваться от этого довольно милого зрелища.
        – О мой бог! Это же одно из первых изданий!
        Хейли начинает учащенно дышать и бросает на меня взгляд. Ее рот то открывается, то закрывается. Я невольно ухмыляюсь. Джек Лондон – единственный автор, за которым я охотился. Точнее, единственный из тех, первое издание которого мне хотелось добыть.
        – Можешь почитать. Только аккуратно, мне эта книга тяжело далась.
        – Не переживай. У меня есть первое издание Хемингуэя, и я тоже над ним трясусь.
        Я усаживаюсь в кресле с «Великим Гэтсби» в руках, а Хейли поудобнее устраивается на кровати с «Мартином». В присутствии девушки мне сложно сконцентрироваться. Некоторые предложения и даже абзацы приходится перечитывать по два-три раза, чтобы понять смысл. Кресло кажется старым, жестким и очень неудобным. Такое ощущение, что, если я посижу на нем еще пять минут, мой зад приобретет квадратную форму.
        Хейли тем временем спокойна. Облизывает кончик пальца и переворачивает страничку за страничкой. Я упираюсь рукой о подлокотник и кулаком подпираю щеку, наблюдая за ней. Рот Хейли немного приоткрыт, глаза сияют при свете двух настольных ламп, которые она включила, когда устраивалась на кровати.
        Видя ее такой, сложно поверить, что она совсем недавно плакала. Ее дыхание выровнялось, плечи медленно и почти незаметно поднимаются и опускаются, как и грудь. Хейли не замечает, что я наблюдаю за каждым ее вдохом. Ей неинтересен реальный мир, она погрузилась в жизнь героев романа.
        Тихо закрываю книгу и кладу на тумбочку, надеясь, что это не потревожит мою компаньонку. Это оказывается ошибкой. Хейли тут же с неким беспокойством поднимает на меня глаза, которые заметно потемнели из-за печали, свалившейся на ее плечи.
        – В чем дело? – спрашивает она.
        – Хочу спуститься на кухню и сделать кофе. Ты будешь? – Вообще я планирую выйти и покурить, но почему-то сказать ей об этом прямо мне неловко.
        – Сходить с тобой?
        – Нет, можешь продолжить чтение. Сколько тебе положить сахара? – Достав ключ и отомкнув дверь, я берусь за ручку и смотрю на Хейли.
        – Пары ложек хватит. – Она одаривает меня слабой, едва заметной улыбкой.
        Оказавшись на кухне, я включаю чайник и выхожу на веранду. Зажигаю сигарету, зажатую между зубов, и затягиваюсь. Выдохнув первый клубок дыма, чувствую, как по венам разливается долгожданное спокойствие. Господи, сигарета – мой спасатель.
        С двумя чашками кофе я поднимаюсь наверх, стараясь не споткнуться из-за слабого освещения. Постучав локтем по двери, прося этим Хейли открыть дверь, я жду, но ничего не происходит. Беспокойство тут же накрывает меня с головой, ведь я отсутствовал всего около двадцати минут.
        Поставив кружки на пол, я распахиваю дверь и собираюсь выкрикнуть ее имя, но тут же закрываю глаза и качаю головой. Хейли спит поверх покрывала, притянув к груди книгу. Это зрелище сначала выводит меня из себя, ведь я не люблю, когда кто-то спит в моей постели. Но злость тут же испаряется, когда я понимаю, что бессилен. Что я могу сделать? Хейли уже уснула, кричать на нее бесполезно. А грубо разбудить ее у меня просто рука не поднимается.
        Я укрываю девушку одеялом и, бросив последний взгляд на ее умиротворенное лицо, выхожу из комнаты, вернув книги на полку и выключив свет. Спустившись, я ставлю чашки на столешницу и снова выхожу на веранду. Я вздрагиваю, замечая Джареда, который курит, сидя на лавочке.
        Подойдя к нему, занимаю место рядом. Лицо Джареда уставшее и грустное. Мне тут же хочется уйти от него подальше. Мне осточертели грустные лица.
        – Почему ты здесь? – спрашиваю я.
        Я не могу просто оставить Джареда здесь одного, ведь он мой друг.
        – А где мне быть? – задает он встречный вопрос совершенно без каких-либо эмоций.
        – В клубе, тусить с другими парнями и оценивать девчонок по десятибалльной шкале, – пожимаю плечами я и закуриваю протянутую им сигарету.
        – Ты когда-нибудь чувствовал такую боль, от которой задыхаешься? Хоть раз мечтал разрушить, угробить что-то к чертовой матери?
        Его слова сбивают меня с толку. Я не привык к личным вопросам, и мои друзья это знают, хотя иногда и пытаются узнать обо мне больше, чем я им позволяю.
        – Почему ты спрашиваешь?
        – Я ударил телку, – тут же выпаливает Джаред.
        – За что?
        Он смотрит на меня, и только сейчас я замечаю, что в его глазах стоят слезы. Он либо под кайфом, либо действительно расстроен из-за девчонки, на которую поднял руку. Если Джаред вот-вот заплачет из-за второго, значит, это была не просто девушка.
        – Неважно. Я сделал это, сам того не осознавая. Она стояла… была там… Да к черту все, какой же я ублюдок, – последнее он произносит на выдохе, а после опирается локтями на колени и, крепко держа сигарету между пальцев, вытирает рукой слезы, которые все-таки хлынули из его мрачных, загадочных глаз.
        – Что это была за девушка? Ты хорошо ее знаешь? – продолжаю интересоваться я.
        Но вместо слов Джаред просто кивает.
        – Скажи мне, что я придурок.
        Вытерев слезы, он берет себя в руки и продолжает курить, откинувшись на спинку лавочки.
        – Ты придурок, чувак. Самый придурочный придурок.
        – Нет слова придурочный, – поправляет он.
        Я хлопаю друга по плечу, заставляя посмотреть на меня.
        – Не парься. Я тоже ударил девушку, но теперь она лежит в моей кровати и спокойно спит. Эта телочка была тебе дорога?
        – Нет, ни капельки, – сразу же отвечает он.
        Но если мой распознаватель лжи еще не сломан, Джаред врет.
        – Остальные еще в клубе?
        Он снова кивает:
        – Как Хейли?
        – Кажется, ее кинули эти двое дебилов.
        Стоит мне только вспомнить про Зака и Рамону, злость тут же растекается по телу. Я сжимаю зубы, стараясь обуздать желание разбить всю посуду в кухне, а потом закидать осколками Зака, ведь именно из-за него Хейли впала в истерику. Эта сволочь ляпнула что-то очень обидное, и я узн?ю, что именно.
        Мы докуриваем в тишине. Я думаю обо всем, что случилось за этот сумасшедший вечер, и понимаю, что больше всего на свете мне хочется услышать голос матери. Если бы не мама, я бы сломался. Наверное, как и любой другой человек, в жизни которого произошла какая-нибудь дичь. Мама вселяет в меня веру.
        Вот о матери Джареда я никогда не слышал, да и вообще о его семье. Может, меня просто не бывает в те моменты, когда он о них говорит. Наверняка у него кто-то есть, и об этом наверняка знает Ник. Возможно, я когда-нибудь спрошу у него.
        – Мне нужно с кем-то переспать, – говорит Джаред. – Если я этого не сделаю, то просто сойду с ума.
        – Мне бы тоже не помешало, – признаюсь я. – Этот день просто убил меня.
        Я достаю телефон и нахожу номер Ланы. После того как она по-свински обошлась с Хейли, причем так и не рассказав мне причину своего поступка, я ей не звонил и не писал. У меня просто нет желания это делать. Я листаю дальше и нахожу номер Алексис.
        – Ты серьезно? – спрашивает Джаред, и я вижу, как он скривился. – Боже, ты действительно собираешься сделать это с ней? Не надо, брат, ты же знаешь, со сколькими парнями спала Алексис. Она самая развязная девчонка, которую я встречал.
        Он прав. Да и, честно признаться, у меня палец не поднимется ей позвонить. И причина не в том, перед сколькими парнями она раздвигала ноги. Я просто не могу это сделать, и все. Может, все дело в свернувшейся клубочком на моей кровати Хейли? Признаюсь, я немного привязался к ней, но только из-за того, что нашел в ней кусочек себя, и все. А позвонить Алексис я наверняка не могу из-за другой причины. Вот только какой? Найти бы ее.
        Пока я теряюсь в раздумьях, Джаред успевает дозвониться до Лорен, которая не прочь покувыркаться с любым из «братьев», как я понимаю, и договаривается о встрече. Он встает, кидает бычок в урну рядом с лавочкой и поворачивается ко мне.
        – Если хочешь, поехали со мной к Лорен, уж ее-то мы поделить сможем, – с ухмылкой предлагает он.
        Я поднимаю ногу и слегка бью его под колено.
        – Ты правда полный придурок.
        Тушу окурок и поднимаюсь.
        – Могу еще предложить пойти в свою комнату, залезть в постель и обнять Хейли.
        – Сопливая хрень, я лучше отыщу банку пива и сяду у телевизора, буду смотреть футбол и ждать, когда парни вернутся домой из клуба.
        – Расслабиться у экрана с пивком? Мне нравится.
        Проводив Джареда и плюхнувшись на диван с пивом, я листаю каналы, но ничего интересного не нахожу. Выключив телевизор, откидываю пульт и врубаю стерео. В гостиной сразу же включается цветомузыка, стоящая в углу, а из колонок льется плавная OZZIE «IDNY». Я прикрываю глаза и кладу голову на спинку дивана.
        Спустя недолгое время, я ощущаю руки на своих плечах, которые не спеша их массируют. Из моей груди вырывается тихий стон, который заглушает музыка. Открыв глаза, я замечаю над собой лицо Хейли. Ее светлые глаза блестят из-за разноцветного освещения. Музыка словно гипнотизирует меня, и вот я уже стою перед девушкой.
        Она смотрит на меня, ждет, что я сделаю дальше. Руки работают сами по себе, мозг отключен. Я кладу ладони на ее бедра и начинаю их поглаживать. Она в коротких шортах, поэтому я прекрасно чувствую тепло ее кожи.
        – Блейн… – тихо произносит она мне на ухо, подавшись вперед.
        Сжав ее бедра, я подхватываю девушку и сажаю на спинку дивана. Она без слов раздвигает свои потрясные ноги, позволяя мне подойди ближе, разместившись между ними. Музыка околдовывает меня. Не соображая, я впервые прикасаюсь губами к ее шее. Невесомо провожу ими от уха и до изгиба плеча.
        Мои руки пробираются под края ее шорт и сжимают кожу так сильно, что Хейли шипит и прикусывает мою мочку. Наверное, у нее останутся синяки.
        – Хейли, – словно зачарованный произношу я.
        – Бери то, что хочешь, Блейн, – говорит она.
        Мои глаза широко распахиваются, и я понимаю, что уснул. Я должен был понять это сразу, потому что Хейли не носит короткие шорты. Тряхнув головой, я тру лицо ладонями и смотрю на время. Я проспал полчаса.
        Спустя несколько секунд до меня доходит, что меня разбудила вибрация телефона в кармане. Мама. Надо сказать ей, что она чертовски вовремя. Я по-прежнему очень хочу услышать ее голос.
        Наш диалог начинается очень банально. Мама рассказывает о том, как провела время, пока меня не было, затем разговор заходит о соседях, а после всего этого мне наконец-то выпадает шанс спросить, почему она звонит так поздно. Я знаю, если мама начинает тараторить, как только ты взял трубку, это значит, что вас обоих ждет не самый приятный разговор.
        – Я волнуюсь из-за твоего брата, – на выдохе произносит она. – Не могу думать о чем-то другом, с каждым днем Джез все ближе к нам, Блейн. Я совершенно не знаю, что буду делать, что скажу ему, когда мы встретимся.
        – Он не навредит тебе, мам. Я не позволю. – Я успокаиваю ее, но понимаю, что не совсем честен. У меня плохо получается все контролировать, но очень надеюсь, что мне удастся держать брата подальше от матери.
        Она некоторое время молчит, слышится лишь ее мягкое дыхание. Я знаю, что мне не стоит нарушать тишину. Мама ненадолго ушла в себя, такое частенько случается. Она может говорить, а потом резко замолчать и погрузиться в глубокие, словно океан, раздумья.
        – Я не беспокоюсь из-за того, что он меня обидит. Я знаю своего сына слишком хорошо. Он может тронуть кого угодно, но уж точно не свою мать.
        Какая же ты наивная, мам. Твой сын – хитрый кусок дерьма. Он не заслуживает твоего доверия.
        Но этого я ей не говорю.
        – И все же будь осторожна. Меня бесит, что я не смогу быть постоянно рядом с тобой, когда он выйдет, – говорю я правду.
        – Перестань так беспокоиться. Это твой последний год учебы, Блейн, сконцентрируйся на занятиях. Я хочу, чтобы ты окончил университет на отлично, и я знаю, что у тебя получится. Скажи, ты ведь не собираешься продолжать учиться, идти, так сказать, на повышение?
        – Нет, я хочу закончить университет, снять квартиру и работать – и найти девушку. Нет, правильнее сказать, перебороть себя, забыть, что случилось несколько лет назад, и постараться найти себе девушку. Вот.
        – Ты мог бы жить со мной, – предлагает она.
        – Нет, мама, я уже слишком взрослый.
        – В последнее время ты слишком быстро растешь.
        – Тебе кажется, – уверяю ее я.
        Каждый раз, когда я приезжаю к матери, у меня возникает ощущение, что она постарела. Больше всего на свете я боюсь, что один из моих приездов окажется последним. Если бы моя семья не ограничивалась тремя людьми, учитывая, что один из них чертов псих, мне было бы спокойнее. Я бы знал, что не останусь рано или поздно один. Но сейчас я понимаю, что никто не поддержит меня в трудный час, если мать покинет этот мир.
        Я трясу головой, пытаясь отогнать ужасные мысли. Не стоит думать о плохом раньше времени.
        – Мне пора спать, – говорит она, и я слышу, как мама зевает.
        – Запри все двери и окна. И заведи, в конце концов, сторожевого пса. Мне не нравится, что ты совсем одна.
        – Ты думаешь, что собака способна спасти меня в случае чего?
        – По крайней мере, ее лай оповестит тебя об опасности, и ты успеешь вооружиться сковородкой. Вдруг кто-то захочет украсть твои картины и пролезет в дом ночью, пока ты будешь мило похрапывать в пахнущей лимоном постели?
        – У тебя слишком бурная фантазия, дорогой. В случае чего я всегда смогу себя защитить, ведь мне есть ради кого жить, а это, знаешь ли, неплохо мотивирует во время драки.
        – Спокойной ночи, мам. Береги себя! – с любовью говорю я.
        Мне становится теплее после разговора с ней. Как всегда.
        – И ты себя, милый.
        Откинув мобильник, я запускаю руку в волосы и слегка подергиваю их. Глаза слипаются от усталости. Сегодня выдался насыщенный день.
        Поднявшись, я все вырубаю и выкидываю недопитую банку с пивом. Оказавшись в своей комнате, я пытаюсь найти место для сна, потому что Хейли раскинула руки и ноги по всей кровати. Мне придется спать на пледе, найденном в шкафу. Я могу занять любую комнату, но мне все равно не удастся уснуть. У меня получается спокойно спать у себя.
        Включив один из ночников, которые я потушил перед уходом, я смотрю на лицо Хейли, которая хмурится от света и поворачивает голову в другую сторону. Мне хочется сесть на край кровати и просто любоваться ею. Она единственная девушка, которая побывала в моей постели. Причем два раза. Хейли как будто иноземная диковинка, свалившаяся на мою кровать с луны. Так непривычно видеть хрупкое тело под знакомым одеялом.
        Раздается два коротких стука в дверь, а через секунду в нее просовывается знакомая шевелюра Деза.
        – Привет, – тихо произносит он.
        Я еще раз смотрю на Хейли, а потом подхожу к нему.
        – Что ты здесь делаешь? Почему ты не с парнями в клубе?
        – Что Хейли делает в твоей постели? – резко спрашивает он.
        Кажется, Дез вообще не слышит мои вопросы.
        Взяв его за локоть, я вывожу из комнаты, аккуратно прикрыв за нами дверь.
        – У нее сегодня был трудный вечер, – объясняю я, пока мы спускаемся на кухню. С приходом Деза сон как рукой сняло. – Где остальные? – спрашиваю я, не заметив никого внизу.
        – Еще в клубе, мне надоело там торчать. Джаред у себя? Он врезал телке и сразу же смылся.
        – И из дома он тоже сбежал.
        – Понятно.
        Дез не в настроении. Я знаю его очень хорошо и сразу понимаю, как он себя ведет, когда ему хочется поорать. Он становится резок и неуравновешен, и сейчас друг держится из последних сил, чтобы не начать бить все вокруг и меня в том числе.
        Спросить у него сразу, что произошло, я не могу. К злому Дезу нужно подходить осторожно, чтобы не лишить последних остатков самообладания. Я опираюсь поясницей на столешницу и слежу за тем, как он подходит к холодильнику, достает две бутылки пива и кидает одну мне.
        Он выходит на веранду, безмолвно прося следовать за ним. И я иду. Мне хочется узнать, что стряслось. Несмотря на то что мы подрались, когда я причинил боль Хейли, Дез по-прежнему мне дорог, и, наверное, эта прекрасная ночь создана для того, чтобы я извинился за синяк на его скуле. Я не привык признавать свою вину.
        Мы сидим на деревянной пыльной ступеньке, не заботясь о том, что испачкаем задницы, попиваем пиво и курим. Клубы дыма врезаются нам в лица из-за свежего ветра. Он остужает мою кожу, уносит тяжелые мысли из моей головы. Я прикрываю глаза в полном блаженстве, отдавая себя прекрасным ощущениям. Так хорошо, прохладно и спокойно.
        Но все это заканчивается, а ветер становится горячим и сухим, когда Дез начинает говорить:
        – А ведь тебе было плевать на нее, пока я не сказал, что она меня заинтересовала. Ты приходил в ее комнату в общежитии и не замечал Хейли. Тебе было все равно на ее существование. Так что же изменилось, Блейн?
        Его вопрос выкачивает из моих легких весь воздух, и я не могу вздохнуть полной грудью. Все слишком сложно, у меня нет ответа. Мне кажется, что ничего не изменилось, что Хейли по-прежнему меня не интересует. Но правда ли это? После того как я увидел ее в слезах, она действительно мне безразлична? Да, черт возьми, и другого варианта быть не может!
        – Я поднял на нее руку, назвал Хейли и ее друзей отбросами, сказал, что она лишняя в этом доме. Ты думаешь, будто что-то изменилось? Нет, Дез, мне по-прежнему все равно на ее существование.
        – Тогда почему она в твоей постели? – задает он вопрос, который снова выбивает из меня кислород.
        Мы смотрим друг на друга. Мой рот открывается, а затем закрывается. Я в полной растерянности.
        – Я же сказал, что ее довели дружки. Она пришла ко мне, поплакала и, когда я спустился за кофе, вырубилась на моей кровати. Я, конечно, засранец, но будить ее после того, что случилось, не стал.
        – Тебе ничего не стоило перенести ее в комнату Ника, – махнув на меня рукой с зажатой сигаретой, говорит Дез.
        Если причина его плохого настроения в том, что Хейли спит под моим одеялом, то мне его очень жаль. Зря он так парится, ведь мне не нужна эта девушка. Она не в моем вкусе. Возможно, банально, но я предпочитаю блондинок, а не кудрявых брюнеток, которые напоминают мне о… не важно, пусть хоть подавится своей Хейли. И то, что я к ней немного привязался, ничего не значит.
        – Не стоит париться, – начинаю озвучивать свои мысли я, – эта крошка мне не нужна.
        – Ник говорил так же об Амелии, – хмыкнув, отвечает Дез.
        – Я не Ник, брат, и ты это знаешь.
        – Она мне нравится, Блейн.
        – А как же Нелли?
        Пусть скажет, что Нелли симпатична ему куда больше. Я не слепой и вижу, как он смотрит на Хейли и как смотрит на Нелли. Последнюю он просто хочет. Каждый раз при виде подруги Амелии в глазах Деза загорается не только желание обладать ее телом, но и душой тоже. Зрение бывает обманчиво, но я уверен, что Нелли дорога Дезу намного больше, чем Хейли.
        – Нелли, Нелли, Неллинда… Почему все так зациклились на ней? То, что недавно произошло между нами, уже в прошлом. Мне было с ней удобно и весело, но никто из нас не собирался кричать на весь Нью-Йорк о вечном. Мы молоды и свободны, делали, что хотелось нашим телам и душам. Но все, конец, конечная – называй как хочешь. Нелли – не та девушка, с которой я хочу быть рядом.
        Он лжет. Я слышу, как дрожит его голос при каждом слове, как он борется со своими эмоциями. Нелли – его половинка. Он хочет только ее. А в Хейли наверняка пытается найти способ отвлечься.
        – А Хейли именно та девушка, да? – с сарказмом спрашиваю я.
        С Нелли он провел куда больше времени, а дружба с Хейли давно прошла, если они только не решили возобновить все вновь.
        Дез смеется. Он делает глоток пива и только потом отвечает:
        – Хейли изменилась. Конечно, она всегда была замкнутая. Но не настолько, Блейн. Сейчас она полностью погрузилась в свой мирок, отдав всю себя двум никчемным лохам. Ни Рамона, ни Зак не достойны ее дружбы.
        – А ты достоин?
        – Я хочу вернуть то, что мы потеряли. Хочу заслужить прощение, начать общаться с ней вновь и узнать, что творится в ее душе, какую войну она ведет сама с собой. Я хочу стать тем, кому она доверит свои самые темные секреты.
        – Я не буду тебе мешать, правда. Но, Дез, Хейли не может игнорировать мое присутствие, как и я ее, что тут лукавить. Она не нужна мне как девушка, но, возможно, мы просто подружимся. Пожалуйста, не подминай ее под себя, как это делали Рамона и Зак. Умей делиться.
        После этих слов я поднимаюсь и, выкинув бычок и пустую бутылку в урну, иду в дом. Я застреваю на пороге своей комнаты, видя Хейли, которая проснулась и теперь сидит на кровати. Она смотрит на меня.
        – Прости, я заняла все место на кровати. Наверное, мне стоит уйти в так называемую свою комнату, – говорит она и пытается подняться, но тут же зажмуривается и обхватывает голову руками. – Боже, череп сейчас расколется.
        Я нахожу для нее таблетку обезболивающего.
        – Tu as besoin de dormir un peu[4 - Тебе нужно поспать (фр.).], – говорю я ей.
        – Ты знаешь французский? – удивленно спрашивает она.
        – Да, – улыбнувшись, отвечаю я.
        – Черт, – тихо произносит Хейли. – Ладно, тебе тоже надо поспать.
        – Je mens a chaque fois que je le crois necessaire[5 - Я лягу тогда, когда посчитаю нужным (фр.).].
        – Делай, что считаешь нужным.
        Она ложится на одну половинку кровати, давая понять, что я могу разместиться на другой. Я не упускаю шанса и опускаюсь рядом, вдыхая приятный запах ее коротких волос. Мои глаза закрываются и, прежде чем провалиться в небытие, я, сам того не осознавая, кладу руку на талию Хейли и притягиваю ее к себе.
        ОТТЕНОК ДЕСЯТЫЙ
        ХЕЙЛИ
        Это второй раз, когда я просыпаюсь в объятиях Блейна. Дыхание парня обжигает мое ухо, я слышу каждый его вдох. Моя нога закинута на его твердое бедро. Я устраиваюсь поудобнее, не желая распахивать глаза и вставать с постели. Мне никогда не доводилось так крепко спать. Постельное белье Блейна пахнет черным кофе, а сам он – мылом и немного грейпфрутом.
        Мое лицо находится прямо у его шеи, и я без особых раздумий прикасаюсь к коже губами и провожу рукой по мышцам на его груди. Он продолжает спать, не догадываясь о том, что его тело бесстыдно ласкают. Кожа Блейна мягкая и гладкая, а мускулы словно сделаны из камня. Это первый парень, с которым я делю постель. Мне не с чем сравнивать, но кажется, что ни с кем другим мне бы не было так уютно. Даже с Дезом, наверное.
        Левая нога затекла, и боль становится все ощутимее. Надо выбираться из объятий Блейна, хочется мне того или нет. Но я снова тянусь губами к его шее и целую ее, вкус так же прекрасен, как и запах. Я прикрываю глаза. Если шея такая сладкая, то каковы губы?
        – Нравится? – спрашивает хриплый сонный голос.
        Мои глаза тут же распахиваются, и я начинаю дрожать от ужаса. Черт! Отстранившись, я собираюсь с духом и смотрю на Блейна. Глаза закрыты, на губах видна сексуальная ухмылка. Его явно забавляет тот факт, что я поймана с поличным. По моему телу пробегают мурашки, а пальцы на ногах сжимаются. Вот бы перемотать время назад, надо было лежать спокойно, чтобы сейчас не сгорать от смущения.
        Я не отвечаю, а он по-прежнему держит глаза закрытыми. Снова уснул? Конечно, об этом мне, самой настоящей неудачнице, можно только мечтать. Блейн издает смешок и только потом открывает глаза. Повернувшись на спину и опершись на локти, он смотрит на меня, затем беззастенчиво разглядывает все мои изгибы. Я чувствую пульсацию в самых потаенных уголках тела, в которых мне прежде никогда не доводилось ее ощущать. Из-за этого я покрываюсь румянцем еще сильнее. И он это замечает, потому что ухмылка превращается в широкую улыбку.
        – Если хочешь опробовать мое тело на вкус, только скажи, и я с радостью разденусь, – говорит Блейн.
        Я не спеша натягиваю на себя одеяло и закутываюсь в него с головой. В такую неловкую ситуацию мне еще не доводилось попадать. Но внутри меня бурлит прежде не знакомое чувство. Я просто на секунду представила, как Блейн соблазнительно снимает с себя одежду. Как теперь стереть эти образы из головы? Если бы я сейчас предложила ему скинуть с себя футболку, он бы согласился?
        У Блейна определенно игривое настроение, он явно не против обнажиться передо мной. Выглянув из-под одеяла и жадно глотая воздух, я тут же задыхаюсь еще сильнее.
        Торс Блейна обнажен. Парень стоит на коленях с одеждой в руках. Что происходит? Моя грудь быстро поднимается и опускается. Еще чуть-чуть, и у меня начнут раздуваться ноздри от того, как сильно я втягиваю в легкие кислород.
        Прежде чем я успеваю хоть что-то сказать, он резко хватает край одеяла и тянет на себя. Я предстаю перед ним в мешковатых штанах, растянутой футболке и коротким запутанным нечто на своей голове.
        – Тебе двадцать два, почему ты постоянно краснеешь? Только не говори, что ты девственница, я в это ни за что не поверю.
        – Где вся твоя грубость? Куда она подевалась за ночь? Где недовольство? – Я засыпаю его вопросами.
        Вместо ответа он наклоняется ко мне, его лицо оказывается так близко к моему, что если я пошевелюсь, то наши губы соприкоснутся. При этой мысли я опускаю взгляд на его рот и закусываю нижнюю губу. Да что со мной такое? Почему этот грубиян и к тому же садист так будоражит меня? Почему именно сейчас и именно в его компании мне хочется сжать ноги, чтобы унять пульсацию между ними?
        – Ты хочешь грубости? Я могу исполнить твое желание, салага. Уверен, такая грубость, какую я тебе покажу, ни с чем не сравнится, – шепчет он и резко хватает меня за бедро, сжимая его до боли.
        Я шиплю и кусаю губы почти до крови. Эта боль почему-то приятна в отличие от той, которую Блейн мне причинил, когда я только въехала в дом братства.
        Рука Блейна впивается мне в голень, и моя нога оказывается на его бедре. Парень слегка подается вперед, все сильнее прижимается ко мне. Из моей груди вырывается негромкий стон. Никогда ничего подобного не испытывала.
        – Что ты делаешь? – тяжело дыша, спрашиваю я.
        – Ставлю метки, – хрипло произносит он и снова наваливается на меня. – Кто-нибудь когда-нибудь делал подобное с тобой в постели?
        Пребывая на седьмом небе от блаженства, я без лишних стеснений качаю головой. Мне плевать, что он догадался о моей невинности. Плевать на все, пусть только не останавливается.
        – Я рад и не рад, – отвечает он и резко поднимается, становясь на колени по обе стороны от моих ног. – Ты не против, если я немного приподниму твою уродскую футболку?
        Против ли я? Не знаю. Я не могу понять, что вообще творится с Блейном. Он просто непредсказуем. Блейн часто бывает грубым и по-настоящему жестоким. Иногда я замечала в его глазах сожаление. Но я никогда не видела в них нежности. Блейн может быть разным, но только не нежным. Это качество ему чуждо, он просто не способен быть милым.
        – Можно, – тихо говорю я.
        Он смотрит мне в глаза, пока его рука прокладывает путь под футболкой. Когда она оказывается под тонкой тканью и начинает поглаживать живот, я непроизвольно изгибаюсь и глубоко вздыхаю. Никогда еще мужчина так не прикасался ко мне. Он задирает футболку до груди. Мне вчера было так плохо, что я даже не потрудилась снять бюстгальтер, и сейчас рада, что уснула в нем. Я не готова к тому, чтобы Блейн увидел меня обнаженной. Если он увидит мою грудь… то ужаснется. Я вообще должна его немедленно остановить, потому что все происходящее дико. Но мне так нравятся его грубые, уверенные прикосновения, что я не могу выдавить ни слова.
        Когда Блейн наклоняется к моему животу и прикасается к нему губами, я бесстыдно запускаю руку в его волосы. Его поцелуи влажные, но не слюнявые. Лежа под ним, не могу понять, почему позволяю ему делать с собой такое. Я никогда не открывалась парням и Блейну не собираюсь. Но ведь эти шалости вполне безобидны, да? И я могу себе их позволить, правильно? Неважно. Сейчас все неважно. Я еще сильнее убеждаюсь в этом, когда парень сжимает резинку моих штанов и немного стягивает их вместе с трусиками и целует кожу под ними. Как только он собирается стянуть их еще ниже, я паникую и с силой хватаю его за плечо. Блейн вопросительно вскидывает бровь.
        – Нельзя. – Я дышу так тяжело, что не могу больше ничего произнести.
        Он отстраняется слишком резко, после чего тут же отворачивается и говорит короткое:
        – Проваливай.
        С таким Блейном я хорошо знакома, поэтому не удивляюсь неожиданно сменившемуся настроению. Когда я встаю с кровати и направляюсь в сторону двери, на ходу поправляя футболку, он резко хватает меня за запястье и кидает обратно на постель так, что я больно ударяюсь плечом об изголовье. Крепко держа мои запястья по обе стороны от головы, он наклоняется и цедит сквозь зубы:
        – И только попробуй обмолвиться о том, что здесь произошло, маленькая, кучерявая, доверчивая сучка!
        – Не волнуйся, – с той же яростью отвечаю я, – мне некому рассказывать, чертов ублюдок.
        На его щеке дергается мышца, он явно злится из-за моей дерзости, а я тем временем невероятно горда собою. Я постоянно побаивалась Блейна и только сейчас поняла, что, если не дать отпор его грубой стороне, которая может проступить в самый неожиданный момент, он так и будет обращаться со мной, как с куском дерьма.
        Когда он ослабляет железную хватку, я, потирая покрасневшие запястья, наконец-то покидаю комнату дьявола. Хорошо, что лопатки больше не ноют, не хотелось бы ощущать боль еще и в них. Оказавшись в своей временной комнате, захожу в ванную и смотрю на себя в зеркало: пустые глаза, выпирающие ключицы, тонкая шея, которую можно сломать одной крепкой рукой, вокруг носа рассыпалось множество веснушек, а волосы сильно спутались. Полнейшее разочарование.
        Оглядывая запястья, я прикидываю, есть ли смысл втирать в них чудо-крем Блейна. Какой в этом смысл, если завтра там все равно появятся синяки? Причиняет ли он мне боль осознанно или делает это, сам того не замечая? Может, это какая-то защитная реакция? Но в чем я провинилась, раз разгневала его уже во второй раз? Глупо даже думать о том, чтобы держаться от Блейна подальше, ведь мы живем в одном доме.
        После душа я думаю о всех адских моментах, которые со мной произошли за последнее время, спускаюсь на кухню и встречаю там Деза. Вид у него изрядно помятый. Уставившись в чашку с кофе, он даже не утруждается поднять голову и поздороваться со мной.
        – Доброе утро! – специально громко говорю я. И это привлекает его внимание: посмотрев на меня, он кивает. – Что с тобой? Поход в клуб был не из легких, или тебе отказала какая-то барышня с надутыми сиськами?
        – Ни то, ни другое, – просто отвечает он, не обратив внимания на то, что я впервые произнесла слово «сиськи», не покраснев. – Ты умеешь готовить? Мы с парнями давно не пробовали чего-то домашнего и более съедобного, чем полуфабрикаты.
        – Думаю, с завтраком я справлюсь, – заверяю я и, повернувшись лицом к холодильнику, считаю, сколько порций мне надо сделать.
        Пока Дез тонет в отчаянии и кофе, я успеваю придумать не только перекус, который понравится парням, но и кое-что на обед. Но мои мысли тем временем витают далеко за пределами кухни и вообще этого дома. Я размышляю о Заке и Рамоне, чувствуя боль в сердце и тяжесть на душе. Не могу поверить, что они отвернулись от меня лишь из-за того, что я позволила себе пуститься в необдуманные приключения и попробовать настоящий вкус жизни. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, что наговорил Зак по телефону. Он назвал меня девушкой, раздвигающей ноги перед «братьями». Может, парень ляпнул это со злости, но сказанное не вернуть, и я не уверена, что смогу это забыть и простить. Его слова навсегда впечатались в отдельный уголок моей памяти. Если бы я услышала это от обычного знакомого, мне бы не было так больно. Но злосчастную фразу произнес тот, кого я считала своей семьей.
        Из раздумий меня выводит трек Дэвида Гетты и Ники Минаж «Light my body up». Видимо, какой-то молодец находит забавным громкое прослушивание музыки столь ранним утром. Оглушающие басы заставляют застонать Деза от досады.
        – Доброе утро! – радостно кричит Кай и запрыгивает на стол, начиная подпевать Ники Минаж. – Привыкай к подобному пробуждению, малышка, – обращается ко мне он, – когда я в шикарном настроении, в доме должна орать крутая музыка с самого, мать его, утра!
        – Он переспал с двумя телками и теперь не может нарадоваться, – говорит неизвестно откуда появившийся Кэс и макает палец в глазурь для пирога и, прежде чем отойти, целует меня в щеку. – Вкусно, королева.
        – Спасибо, – смущенно бурчу я и утыкаюсь носом в тазик, в котором и помешиваю треклятую глазурь.
        – Будь так добр вырубить музыку, пока остальные не надрали тебе зад, – говорит Кэс.
        Когда я поворачиваюсь к ним, то вижу, как он помогает Каю спуститься со столешницы. Дез по-прежнему норовит утонуть в кофе.
        – Разожги во мне пламя, детка, – отвечает Кэсу Кай и виляет перед ним бедрами.
        Я улыбаюсь. Пожалуй, это самое веселое, что случилось в этом доме с тех пор, как я поселилась здесь.
        Но когда в кухню заходит Блейн, я забываю, как дышать. Он останавливается на предпоследней ступеньке и, посмотрев на меня, опускает взгляд на тазик в моих руках и хмурится. Дез поднимает голову, словно чувствуя напряжение, окутавшее комнату. Он смотрит сначала на меня, потом на Блейна.
        – Выключи музыку и дай парням поспать после клуба, – грубо и резко бросает Каю Блейн, открывая стеклянную дверь, ведущую на веранду.
        Я смотрю на глазурь, помешивая ее намного слабее и без особого энтузиазма. А моя щека начнет сейчас тлеть, потому что Дез не сводит с меня взгляда. Когда мы смотрим друг другу в глаза, он будто пытается прочесть что-то в моем лице, я же стараюсь не подавать вида, что между мной и его лучшим другом что-то произошло.
        Во время завтрака я ухожу. Расставив тарелки с едой и кружки с кофе и чаем, ставлю пирог в духовку и исчезаю на втором этаже. Проснулись уже все «братья», и у меня нет никакого желания находиться среди стада парней, которые не всегда следят за тем, что говорят. Блейн, все еще пропадающий на веранде, – единственный, кто не сел за стол.
        Я горю желанием выйти к нему и сказать, что он не должен прятаться из-за того, что случилось. Но я понимаю, что это самая глупая идея из всех, которые могли посетить мою голову. Из-за него мне пришлось надеть широкие браслеты, чтобы скрыть покраснения на запястьях и избежать множества неловких вопросов. Каждый парень в этом доме знает, что Блейн ударил меня, поэтому понять, кто постарался оставить синяки на моих запястьях, не составит большого труда.
        Зайдя в комнату Ника, я устало опускаюсь на кровать и обхватываю голову руками. Она гудит от шума на кухне и от того, что произошло утром. А еще я не до конца пришла в себя после вчерашнего представления. Мысли о Заке и Рамоне, конечно же, не покидают меня ни на минуту. Завтра в университете мы обязательно встретимся, а также я увижу Лану. Пусть она и старалась избегать меня, но ей придется объясниться рано или поздно.
        Часовые стрелки давно миновали цифру десять. Нужно спешить к матери, чтобы она не волновалась. У меня есть час на сборы. Мама в выходные встает после половины двенадцатого, из-за снотворного она спит дольше обычного. В будни, когда я не могу навещать ее из-за учебы, к ней приходит лучшая подруга, которая живет по соседству. Мама не знает, что она тайная сиделка: иначе мне бы влетело.
        – Почему ты не внизу? – раздается низкий голос Блейна.
        Я поднимаю голову и смотрю на него. Он стоит в обтягивающей футболке, прислонившись плечом к дверному косяку.
        – Мне надо навестить мать, можешь выгнать мой автомобиль из гаража? – поднявшись, прошу я, пытаясь стереть с лица любые эмоции. Блейн должен понять, что вчера я просто сорвалась, что в остальное время я по-прежнему не проявляю чувств.
        – Прости, салага, но твоя тачка чуть не развалилась, пока мы с Дезом везли ее сюда от университета, – отвечает он и поджимает губы.
        Я перестаю ходить по комнате, тормозя слишком резко. Уверена, на моем лице отчетливо проступает шок. Моя машина никогда не барахлила, поэтому сложно поверить в его слова. Однако вместо ругательств и обвинений во вранье я просто выдавливаю:
        – И ты говоришь мне об этом только сейчас?
        Он пожимает плечами, словно поломка машины – полнейшая ерунда:
        – Тебе она все равно была не нужна.
        – Мне нужно к матери, – покачав головой, говорю я.
        Сейчас некогда разбираться с автомобилем, он никуда не убежит в отличие от остатков маминых нервов.
        – Я отвезу тебя.
        – Нет! – слишком громко вскрикиваю я, вытянув в сторону Блейна руку, тем самым останавливая его. – Не надо, – на этот раз я говорю спокойнее, – я вызову такси. Все в порядке, не утруждай себя.
        – Брось, мне все равно нечем заняться. Жду тебя на улице. – И с этими словами он уходит, оставляя меня в полном замешательстве.
        Что теперь делать? Вдруг маме взбредет встретить меня на пороге? По одному взгляду на нее можно понять, что она нездорова. Или я себя накручиваю, и на самом деле увидеть, что мама слегка сумасшедшая, не так-то просто? В любом случае деваться некуда, Блейн так не отступит, пока не отвезет меня. Самое главное, чтобы, высадив меня, он тут же повернул обратно без лишних вопросов.
        Я всегда скрываю личную жизнь. Лишь только некоторым людям было позволено узнать, что творится в моем мире. Я не люблю рассказывать о себе, не люблю вспоминать детство, как делают многие. Все это причиняет мне невероятную боль, потому что меня лишили счастья. Смерть отца забрала все хорошее, что когда-либо случалось со мной и моей мамой. Мы не живем, а существуем.
        Блейн за несколько дней подобрался ко мне слишком близко. Как так получилось? Все время, включая школу, он не замечал меня, плевал на мое существование. Почему же сейчас он то притягивает меня к себе, открывая новые ощущения и показывая, какие разнообразные эмоции можно испытать, то грубо отталкивает, сам, по всей видимости, того не осознавая. Или он не в состоянии контролировать собственные мозг и руки? Вдруг я и здесь ошибаюсь?
        Закинув на плечо рюкзак, я выхожу из дома. Блейн, как и обещал, ждет меня в своем черном матовом «Мустанге»…
        Что?! Откуда у него «Мустанг»? Я точно помню, что у него была обычная иномарка.
        – Откуда эта тачка? – спрашиваю я, усаживаясь на кресло рядом с водителем и закидывая рюкзак назад.
        – Стояла в гараже, – отвечает он.
        – Твоя?
        – Нет, наша общая с парнями. Мы пользуемся ею редко, только когда сильно куда-то спешим. Говори адрес. – Я диктую, а Блейн включает навигатор. – Теперь пристегнись и будь готова прокатиться с ветерком. Я включу музыку погромче, чтобы не слышать, как ты болтаешь. Я не настроен разговаривать.
        Прежде чем я успеваю что-то сказать, он тянется к магнитоле и включает хорошо знакомую мне песню. Я ее ярый фанат, ведь это Anth и Конор Мейнард «HowItGo». Я улыбаюсь от того, как прекрасно звучит этот трек из колонок. Чувствую себя самой крутой, нам с Блейном не хватает только толстых цепей на шее, золотых колец на руках и черных очков с кепкой козырьком назад.
        Никогда раньше мне не было так уютно с парнем, тем более не просто с парнем, а с тем, кого ненавидят мои друзья… Друзья? Я уже не уверена в таком статусе наших отношений, но мне так хочется продолжать называть их своей маленькой семьей. Я не могу смыть в унитаз столько лет нашей дружбы. А ведь сегодня ночью мы должны были рисовать. Пойдут ли они без меня? Смогу ли я продолжить любимое дело без них?
        Внутри меня образовалась большая дыра, которую раньше заполняла теплая и уютная дружба. Улыбка тут же сползает с моего лица, а на глаза опять наворачиваются слезы. Я быстро вытираю их ладонями. Мне нельзя плакать, только не в присутствии Блейна. Хватило того, что он увидел вчера. Подобного больше никогда не должно повториться.
        Неожиданно Блейн делает музыку тише и, кинув на меня взгляд, снова возвращается к дороге, говоря:
        – Мне никуда не надо, поэтому я подожду и отвезу тебя обратно домой, идет?
        – Не идет, – тут же отвечаю я. – В этом нет необходимости, я могу вызвать такси или позвонить тебе за полчаса до ухода. Тебе не надо сидеть и ждать, когда я наговорюсь с матерью. – И уж тем более тебе нельзя заподозрить, что с ее мозгом творится что-то неладное.
        – Мне скучно, успокойся. – Хмыкнув, он добавляет: – Всегда мечтал познакомиться с чьей-нибудь мамой.
        – Блейн… – Надо его отговорить, но он всячески меня перебивает.
        – Я побуду с тобой, а теперь, пожалуйста, будь так добра, замолчи.
        Я подчиняюсь, борясь с желанием схватиться за голову. Скоро произойдет ужасное, то, к чему я никак не готова. Нельзя позволить Блейну попасть в дом. Может, написать маме, что сегодня у меня не получится приехать, и попросить соседку посидеть с ней до вечера? Нет, это некрасиво по отношению к маме.
        Никаких других идей нет. Я не смогу это остановить. Блейн встретится с моей матерью, но я всеми силами буду надеяться, что он не заметит ее безумия.
        По пути мы заезжаем в магазин, и я покупаю продукты, пока Блейн ждет меня в машине. Мама, слава богу, не встречает нас на пороге. Хотя это уже не имеет значения, все мои попытки скрыть свой мир летят коту под хвост. Но, прежде чем выйти из автомобиля, я хватаюсь за последний кусочек надежды и интересуюсь:
        – Будешь ждать меня в машине?
        – Я похож на придурка? – почему-то спрашивает он, а я убираю руку с двери и вопросительно смотрю на него. Он цокает и закатывает глаза. – Я не съем твою маму, и она меня, уверен, тоже. Перестань париться.
        Блейн выходит из машины, я в ужасе выбегаю вслед за ним и слышу сигнал блокируемой машины.
        Сделав глубокий вздох, распахиваю входную дверь и тут же получаю пощечину от мамы.
        – Ты серьезно?! – кричит она. – Я тебя так не воспитывала, Хейли!
        Сначала я не понимаю, в чем дело, лицо горит, очень хочется приложить к нему лед. Мама не пожалела сил, а когда я осознаю, в чем причина ее гнева, сжимаю зубы. Она узнала, что меня выперли из общежития.
        – Что это такое?! – продолжает она, кидая мне смятую бумажку.
        Кажется, мать даже не замечает, что у нас гости. Блейн тем временем стоит сзади, и я не знаю, как он реагирует. Наверное, он в шоке.
        В письме сказано, что меня выселили из общежития университета. Причины этого там тоже перечислены. Я прикрываю глаза, это самое ужасное, что могло случиться, а мне казалось, после Зака и Рамоны хуже уже не будет. Мать расстроена, а ей нельзя нервничать и расстраиваться.
        – Я все объясню, – говорю я банальные слова, глядя в ее блестящие глаза.
        – Наркотики, секс, алкоголь! Хейли, что с тобой не так? Как ты опустилась до такого? – не слыша меня, продолжает вопить она.
        – Это все вранье, миссис Фейз, – спокойно говорит Блейн, все еще стоя за моей спиной. – Вашу дочь обвинили в том, чего на самом деле не было. Ее подставила соседка по комнате.
        – А ты еще кто такой? – злобно спрашивает она, видимо, только заметив гостя. – Тот, с кем она спит?
        – Мама! – восклицаю я, чуть ли не задыхаясь от возмущения.
        Я должна успокоить ее, пока она не потеряла контроль.
        – Даже если это и так, вас это не касается. Хейли двадцать два, и она не бегает по мужикам, не принимает наркотики и не распивает алкоголь. Хотите верьте, хотите – нет, но я всегда рядом и ни разу не видел, чтобы она сделала то, что написано на этом клочке бумаги.
        – На найденных под матрасом вещах есть отпечатки пальцев моего ребенка! Ты, наверное, не только трахаешь мою дочь, но и заливаешь в ее горло алкоголь, вкалываешь наркотики и пичкаешь ее травкой и таблетками, да, дорогой?
        – Мама, остановись! – грозно вскрикиваю я, и она переводит на меня свой яростный взгляд. – Меня подставили, и подставили жестоко. Ты веришь тому, что говорит эта бумажка, или родной дочери?
        Ярость в ее глазах потухает, но отблески злости еще видны. Она смотрит на меня очень долго, затем резко разворачивается и уходит в кухню, бурча, что ждет нас обоих там. Разговор не закончен, это я знаю точно.
        Я смотрю на Блейна, но избегаю контакта с его взглядом. Надо извиниться перед ним за не слишком теплый прием. Но слова застряли в горле.
        Вдруг Блейн протягивает руку и проводит большим пальцем по моей щеке, которая все еще болит. В уголках моих глаз собираются слезы, которые я сдерживаю всеми силами. Я так хочу, чтобы мама поверила мне. Она должна знать – я никогда не причиню ей страданий.
        – Сильно болит? – спрашивает Блейн совсем тихо. Я киваю.
        – Прости за эту сцену, мне так неудобно. – Я закрываю лицо руками, но стыдно от этого меньше не становится.
        – Да ладно, твою маму можно понять. Я бы тоже разозлился. Но… часто ли она поднимает на тебя руку?
        – Нет, это впервые, – отвечаю я правду. – Ты все еще можешь уйти. – Пожалуйста, уезжай как можно подальше от этого дома.
        – И пропустить целое представление? – хмыкает он, а я наконец-то поднимаю на него глаза. Он едва заметно улыбается. – Нет, спасибо. У вас есть попкорн?
        Я легонько бью его кулаком в плечо и направляюсь в кухню. Мама сидит за столом, положив руки на деревянное покрытие. Увидев нас, она хмурится.
        – Как тебя зовут? – спрашивает мама, пока я вытаскиваю продукты из рюкзака.
        – Блейн.
        – А полное имя?
        Он озадаченно смотрит на меня, а потом на мать. Я уже хочу сказать, что это и есть его полное имя, как вдруг он говорит:
        – Блейдан.
        Я удивлена, что не слышала этого раньше. Посмотрев на парня, я возвращаюсь к продуктам. Мама задает ему множество вопросов, а потом бесстыдно заявляет, что он должен поклясться, что я не принимаю ни наркотики, ни алкоголь и если с кем-то и сплю, то только с ним. И каково же мое изумление, когда он клянется своей матерью и не опровергает последний факт. Мне хочется кинуть в него банан и заявить, что я ни с кем сексом не занимаюсь. Но я молчу. Сейчас мне действительно лучше помалкивать.
        Кажется, сразу после клятвы Блейна мама успокаивается. На ее лице расцветает дружелюбная улыбка, но глаза по-прежнему холодны. Все не становится идеальным, но это лучше, чем ничего. Пока я готовлю обед, они с Блейном болтают о простых вещах, и если я не ошибаюсь, то парень даже не замечает, что у мамы немного не в порядке с головой. Пока он ничего не заподозрил, я могу дышать спокойно, но волнение, конечно, никуда не исчезает. Если Блейн узнает, то обязательно начнутся расспросы, как только мы сядем в «Мустанг». Обедаем мы молча, но словно одна семья. После мама, как всегда, выходит на веранду и усаживается в любимое кресло, чтобы полюбоваться садом. Я мою посуду, а Блейн убирает со стола. Неожиданно он дотрагивается до моего бедра рукой, и, когда я поворачиваю голову, наши носы соприкасаются – так близко он стоит. Я задерживаю дыхание, вбирая в легкие его потрясающий аромат.
        Опустив взгляд на мои губы всего лишь на секунду, он сразу возвращается к моим глазам и произносит так, чтобы мама не услышала:
        – Мне надо покурить.
        – В гостиной есть еще одна дверь. Выйдешь на задний двор и можешь там покурить, – объясняю я, он кивает и удаляется.
        Закончив с посудой, я выхожу к маме на веранду. Встав сзади кресла, я делаю ей массаж, несильно мну плечи, но чувствую, как она расслабляется.
        – Я справляюсь? – негромко спрашивает она.
        – С чем? – не понимаю я.
        – Я вижу, как ты боишься, что он узнает о моем… недуге, поэтому пытаюсь быть нормальной мамой. У меня получается? Я ведь понятия не имею, как выгляжу со стороны.
        Мое сердце окутывает тепло, а глаза уже в который раз за день наполняются слезами. Она старается ради меня, не хочет выдавать мой секрет… наш секрет. Пытается создать иллюзию, что мы обычная нью-йоркская семья, которая собирается на обед по выходным. Как жаль, что нельзя сказать правду, особенно когда это так необходимо. Порой ложь горше, чем правда.
        – Спасибо, – еле выдавливаю я.
        – Но это не значит, что я перестала злиться. Я поверила только потому, что ты моя дочь. И даже если ты солгала и все-таки принимаешь всю эту дрянь, это на твоей совести. – Я собираюсь сказать, что не вру, но она интересуется: – Где ты живешь?
        – У Блейна, – и еще у кучи парней.
        – Врать не буду, он красавчик, – хихикает мама, а я ухмыляюсь.
        Да, мама, ты точно не будешь врать, а я с тобой спорить.

* * *
        Когда мы возвращаемся в дом братства, за окном уже темно. Все это время мы сидели с мамой на веранде, попивали чай и болтали. Обстановка была одновременно спокойной и напряженной. Я боялась каждого слова мамы, мне казалось, что вот прямо сейчас она выкинет что-то из ряда вон выходящее или же задаст каверзный вопрос Блейну.
        Но все прошло хорошо, и сейчас я, довольная и расслабленная, сижу в удобном кресле, слушаю хорошую музыку и смотрю, как мимо проплывают огоньки. Блейн тоже спокоен, такое чувство, как будто его не смущало поведение матери, потому что вопросы попадались личные, касающиеся его семьи. Но он хорошо избегал прямых ответов, поэтому мне не удалось узнать о нем ничего нового.
        В гостиной мы тут же встречаемся с Ником и Амелией, которая сидит на его коленях, Джаредом и Дезом. Каждый потягивает пиво на диване, обсуждая что-то не совсем мне известное и понятное. Увидев нас, они улыбаются и поднимают бутылки в приветственном жесте. Однако от меня не убегает, что Дез на секунду кривится, заметив, как близко друг к другу мы с Блейном стоим.
        – Как отдохнули? – спрашивает Джаред.
        Он сидит как король, закинув руку на спинку дивана и положив одну ногу на журнальный столик. Но на удивление выглядит он вовсе не нелепо и не как самовлюбленный эгоист.
        – Нормально, – отвечает Блейн и ловит две жестяные банки с пивом, которые ему кинул Ник.
        Одну он протягивает мне, но заметив, как я морщусь, понимает, что сейчас не лучшее время, чтобы угощать меня алкоголем.
        – Что с твоей щекой? – спрашивает Амелия, когда мы подходим ближе. Я тут же прикрываю ее рукой, напрочь забыв о пощечине. – Оу, это же отпечаток руки! Кто тебя так, детка?
        Все взгляды тут же устремляются на Блейна, он отрицательно разводит руками, а я спешу ему на помощь, тараторя, как последняя идиотка:
        – Пока мы гуляли, случилась неприятная стычка, и мне немного досталось. Блейн тут ни при чем, правда. Наоборот, он бросился меня защищать, так что прошу, не думайте о нем плохо.
        Повисает тишина, а потом Джаред говорит:
        – Ладно, – и запрокидывает голову, чтобы сделать глоток.
        – Идем, нужно приложить лед, чтобы краснота спала, – поднявшись с колен Ника, произносит Амелия и, схватив меня за руку, тащит на кухню.
        – Не думаю, что это поможет, прошло много времени с момента, когда мне врезали, – бурчу я, но она не сдается.
        В кухне никого нет, и, оставшись с редактором-красоткой наедине, я не могу не смутиться. Пока она ковыряется в морозилке в поисках пакета со льдом, я смотрю на что угодно, но только не на ее прекрасное загорелое тело и длинные блестящие темные волосы, которым позавидовала бы любая девушка, в том числе и я.
        Она кидает мне упаковку льда и широко улыбается.
        – Твоя здоровая щека покраснела, тебя что-то смутило? – спрашивает она.
        Я вздыхаю, прикладываю лед и признаюсь:
        – Не думала, что когда-нибудь в жизни буду стоять с тобой в одной комнате и вот так просто разговаривать.
        – Я такая недосягаемая?
        – Для меня да, – киваю я и, подняв пачку, говорю: – Спасибо.
        – На здоровье, – подмигивает она и выходит из кухни.
        Я же продолжаю стоять, прислонившись поясницей к столу. За несколько дней моя жизнь изменилась, и очень ощутимо. Я претерпела немало падений, но тем не менее нашла в себе силы подняться. Судьба лишила меня друзей и семьи в одном комплекте, преподнеся других товарищей. Ладно, если бы это были просто люди, но это ведь те, кого мы считали практически врагами. Сложно поверить, что я живу в доме братства. Сложно вообще поверить во все происходящее.
        Я ухмыляюсь, закусываю губу и смотрю за окно. Жизнь слишком непредсказуема, или, быть может, правильнее сказать – судьба. Жизнь – это просто существование на Земле, а судьба – сюжетная линия этой жизни. Ведь ничего в мире не происходит просто так, все события уже прописаны в какой-то книге, и значит, я не случайно стою в этой кухне и прикладываю лед к щеке. Так было запланировано. Но легче от этого не становится.
        – Мы собираемся в клуб, хотим оттянуться перед учебной неделей. Ты с нами? – спрашивает Блейн, неожиданно появившийся в дверном проеме, и отвлекает меня от философских рассуждений.
        – Я никогда не была в крутом клубе, – не думая, говорю я.
        И мне не стыдно.
        – Что же, пора это исправить, – улыбается он, и я отвечаю ему тем же. – Я буду рядом. Пока тебя не было, я дал твоей матери еще одну клятву.
        Мое сердце падает вниз.
        – Какую?
        – Что буду контролировать тебя и следить за каждым твоим движением.
        ОТТЕНОК ОДИННАДЦАТЫЙ
        БЛЕЙН
        В клубе темно. Вокруг клубится приятно пахнущий дым кальяна. Я сижу за столиком, покуривая, и смотрю на Хейли, которая трется бедрами об Амелию. Мои глаза исследуют каждую часть тела девушки. Я голоден, но хочу совсем не еды. Мне хочется подойти к Хейли, схватить и притянуть к себе, чтобы она почувствовала мою дикую жажду.
        Ее надо почаще спаивать – и плевать на слова мамаши, – потому что после этого Хейли становится развязнее. Мне нравится наблюдать за ее бесстыдной версией. Она становится красивее, когда ощущает себя увереннее.
        Амелия кладет руку ей на талию и начинает вилять шикарными бедрами. Посмотрев на Ника, я замечаю, как он смотрит на свою девушку, облизывая губы. Ему тоже хочется подняться и присоединиться к девчонкам. Я выгибаю бровь, когда он бросает на меня взгляд. Он догадывается, что я хочу сказать, и кивает.
        Сделав затяжку, мы направляемся к девушкам. Ник тут же притягивает к себе Амелию и впивается в ее губы. Я закатываю глаза, ничего удивительного, ему всегда было плевать, где целоваться.
        Хейли тем временем смотрит на меня и, когда я протягиваю руку, не раздумывая, принимает ее. Я тяну, и она падает на меня, не устояв на нетвердых ногах. Если бы я повторил жест Ника и поцеловал Хейли, как бы она отреагировала в таком состоянии?
        – Как ты? – спрашиваю я, наклонившись к ее уху.
        – Не откажусь еще немного выпить, – перекрикивает она музыку и кладет ладони на мои плечи. Я просовываю пальцы ей под футболку, поглаживая кожу на талии.
        Собираюсь сказать, что алкоголя на сегодня хватит, ведь напивается она впервые. Но чувствую на себе пристальный взгляд. Повернувшись, вижу, как меня испепеляет Дез. Ему однозначно не нравится, что я разговариваю с Хейли, и уж тем более, что так к ней прикасаюсь. Но мне все равно. Сейчас мне плевать на то, что кому-то не нравится мое поведение. Хейли не принадлежит ему, а значит, я имею право делать с девчонкой все, что заблагорассудится.
        Отворачиваюсь от него, продолжая ласкать Хейли. Как бы мне хотелось сейчас снять ее футболку. Она мешковатая и скрывает потрясающее, соблазнительное тело. Стоило мне один раз увидеть его, и я больше не хочу другого. Если Хейли выглядит так сексуально всего лишь с задранной футболкой, то какая она будет вовсе без одежды? Я приметил ее красоту еще тогда, когда она проснулась в моей кровати в одном бюстгальтере.
        – Нет, пить мы больше не будем. Это твой первый раз в плане алкоголя, поэтому стоит быть аккуратней, чтобы потом не сидеть весь день у унитаза. Завтра, как только проснешься, я дам тебе бутылку пива, чтобы ты поборола похмелье.
        И зачем я это все сейчас говорю? Она меня все равно не слышит. Хейли бесстыдно начинает лапать меня под майкой. Ее руки исследуют мое тело от пупка до грудной клетки.
        – Господи, какой же ты сладенький мишка, – говорит она и, приподняв мою одежду, приближается губами к прессу и оставляет на нем поцелуй.
        Если бы не темнота и дым, мы бы наверняка собрали вокруг зрителей.
        Я хватаю ее за запястье, заставляя посмотреть на меня.
        – Не распускай свои руки и губы, будь так добра. Я не в том состоянии, чтобы себя контролировать. – И, если она продолжит в том же духе, я потащу ее в туалет и лишу девственности прямо там, ни о чем не жалея и ни о чем не заботясь.
        Хейли улыбается, видимо, не догадываясь о серьезности ситуации. Она не улавливает, что я говорю на полном серьезе, так как не спешит останавливаться.
        Схватив девушку за запястье, я вытягиваю ее с танцпола и, подведя к столику, сажаю рядом с собой. За время, что мы находимся в клубе, Хейли научили курить кальян, и сейчас она без проблем затягивает.
        Я ведь поклялся ее матери, что позабочусь о Хейли. Но ведь она расслабляется рядом со мной, а значит, я не нарушил слово, да? Почему я вообще так парюсь, мне ведь плевать, чем занимается ее дочь. Пусть за этим следит Дез, по его взгляду сразу понятно, что Хейли интересует его куда больше. Вместо того чтобы нянчиться с ней, я мог бы найти себе девчонку на одну ночь и забыть все то, что случилось со мной за несколько дней и в какой дурдом превратилась моя жизнь.
        Однако я продолжаю присматривать за Хейли. Просто не могу оставить ее. Словно мое обещание будет стоить мне жизни, если я его не выполню. Наверное, не зря Хейли просила меня не ждать ее, а сразу поехать домой. Видимо, она знала, что ее мама из тех женщин, которые любят досконально изучать друга своей дочери.
        Сейчас, наблюдая за тем, как Хейли курит кальян, я начинаю думать, что все это неправильно, что не стоило везти ее в клуб и спаивать. Она не предназначена для этого, но я не могу сказать, что Хейли выглядит инородно в этой обстановке. Она не кажется здесь чужой, даже этот сладко пахнущий дымок придает ей определенный шарм. Он красиво окутывает ее маленькое личико. Я слежу за тем, как приоткрываются ее пухлые губы, выпуская струйку дыма на свободу. Ей определенно нравится то, что она делает.
        Тянусь к кальяну и забираю трубочку из ее рук. На сегодня хватит. Хорошего понемногу, главное, чтобы Хейли не вошла во вкус. Живя далеко от матери, любой может слишком увлечься свободой. Я стараюсь контролировать свои желания, чтобы не попасть в неприятности. Мне не хочется, чтобы в одну прекрасную ночь маме позвонили из полиции и сообщили, что ее сын сидит в обезьяннике за хулиганство. Джез и так доставил ей множество неприятностей, и я не хочу быть тем, кто добьет ее окончательно.
        – Отдай, – игриво произносит Хейли и тянется к заветной трубочке рукой.
        – Хейли, тебе хватит, – говорит Дез, обращая на себя мое внимание.
        Лицо у него мрачное, глаза потемнели настолько сильно, что не видно зрачков. Я, как никто другой, знаю, что мой друг невероятно страшен в гневе.
        Взгляд Деза пугает Хейли. Мне хочется врезать ему, чтобы он перестал вести себя как напыщенный ревнивый индюк. Это первый раз, когда Хейли полностью распахнула свои крылья, неужели нельзя быть немного поласковее с ней?
        – Тебе стоит расслабиться, – сквозь зубы цежу я.
        В данный момент Дез очень сильно меня раздражает. Его взгляд, выражение лица, поза – все в нем источает самоуверенность и желание присвоить то, что ему не принадлежит.
        Дез расстроен лишь из-за того, что Хейли почти не уделяет ему внимания. Даже еле стоя на ногах, она делает что угодно, но только не смотрит на него. Но я бы не сказал, что друг так уж настойчиво пытается завладеть ее вниманием. И это меня пугает, потому такое поведение может значить лишь одно – у Деза появился план.
        Я совсем не жажду становиться врагом Деза, не хочу, чтобы он видел во мне конкурента. Я просто болтаю с Хейли, когда мне хочется, иногда издеваюсь и отталкиваю ее, а изредка и вовсе причиняю ей физическую боль. И я не знаю, зачем все это творю. Просто делаю, не задумываясь, не преследуя цели получить удовольствие от собственного садизма.
        – А тебе стоит держать руки при себе, – в какой-то момент угрожает мне Дез. – Я серьезно, Блейн, помни, о чем мы разговаривали на веранде. Поверь, у меня нет желания соревноваться с тобой.
        – Ты глуп, если думаешь, что я стремлюсь стать твоим соперником, – наклонившись к нему, говорю я, а затем поднимаюсь и протягиваю руку Хейли. – Ну все, салага, пора везти тебя домой.
        Как ни странно, она не возражает и послушно поднимается. Но меня останавливает Дез. Он тоже встает и начинает уверять, что сам доставит Хейли домой, а я могу продолжать отдыхать. И хоть внутри меня зреет какое-то ранее незнакомое, щекочущее чувство, я всеми силами подавляю его и не высказываю ничего против. Если Дезу станет легче, пожалуйста, пусть действует.
        Я провожаю их до такси. Ник продолжает тереться с Амелией на танцполе, я наблюдаю за влюбленной парочкой без особого интереса. Сейчас мне больше всего хочется оказаться в своей постели, закрыть глаза и забыть обо всем на свете: о Хейли, ворвавшуюся в мою жизнь и перевернувшую все с ног на голову; о Дезе, которого я теряю с каждым новым словом, сказанным в сторону девушки, которая так ему нравится. Я безмерно желаю снова спрятаться и погрузиться в самого себя, как было раньше.
        Я даже не представлял, что когда-нибудь буду думать о девчонке, которую без особых усилий можно спутать с мальчишкой. Все ее манеры, каждая сказанная ею фраза, абсолютно все намекает на закаленность. В ней есть та грубость, которая присуща только мужскому полу. Но одновременно с этим Хейли полна нежности. Да, она закалена жизнью и, я уверен, ранена ею. Возможно, так же сильно, как и я.
        Раздумья о Хейли прерывает блондинка, направляющаяся в мою сторону. Соседний диванчик пуст – Джаред либо вышел покурить, либо устроил экскурсию по туалетам. Значит, эта сладкая девчушка заинтересовалась мной. И она даже не представляет, как вовремя подошла.
        Я вытягиваю руки и, как только она подходит, обнимаю ее за талию и опускаю на свои колени. Она молчит, мы оба знаем, зачем девушка пришла сюда, а я не из тех, кто тратит время на пустые разговоры. Я привык сразу переходить к делу, особенно если оно касается чего-то столь приятного, как страстные поцелуи и все, что следует за ними.
        Наклонившись, я кладу одну руку ей на шею, слегка сжимая ее, а вторую веду по ноге и запускаю под подол короткого платья, а затем и под нижнее белье. Прежде чем она успевает громко застонать, я впиваюсь в ее губы безжалостным поцелуем. Я вымещаю на ней ярость, желание уничтожить все, что мне не нравится. Делаю ей больно, сжимая руку на шее сильнее, и даже не задумываюсь о своих действиях. Мне плевать даже на то, что кто-то может увидеть, как моя рука движется под ее одеждой. Я ласкаю ее сладкий язык и кусаю нижнюю губу, оттягивая следующий поцелуй.
        И только когда блондинка вскрикивает и хватается за шею, пытаясь убрать с нее мою ладонь, я осознаю, что не рассчитал силу. Отстраняюсь и извиняюсь. Она поправляет слегка задранное платье и потом недовольно смотрит на меня.
        – Я, конечно, тащусь от властных парней, но не когда они меня душат, – произносит девчонка. – Я – Джейми, и на этот раз я тебя прощаю.
        Хмурюсь, не до конца понимая сказанное, но киваю и говорю, что меня зовут Блейн. Неожиданно в памяти прорезывается воспоминание о том, как я сказал матери Хейли свое полное имя. Кривлюсь. Ненавижу его. Оно напоминает мне… неважно. Но когда я слышу свое полное имя, мне хочется разорвать себя на куски, заставить страдать свою плоть, сделать так, чтобы она истекала кровью. Что угодно, чтобы не слышать в голове голос, нежно произносящий: «Блейдан, ты здесь?»
        – Красивое имя, – облизнув губу, говорит девушка и дергает ногой, задевая самое чувствительное место моего тела. Я опускаю голову, пытаясь спрятать улыбку. Ее попытки разжечь меня слишком предсказуемы. Мне становится скучно. – Поехали к тебе? – шепчет Джейми и дотрагивается кончиком языка до моей мочки.
        – Прости, дорогая, но моя постель уже занята, – холодно бросаю я.
        – Кем же?
        – Мною. – С этими словами я поднимаюсь, небрежно пересаживая ее на диванчик, и удаляюсь.
        Подойдя к Нику, я протягиваю ему деньги за свою выпивку и говорю, что больше не хочу здесь находиться. Поглаживая талию пьяной Амелии, он кивает и отворачивается. Неужели я наконец-то выберусь отсюда. Без Хейли запах дыма стал вонючим, тела присутствующих слишком потными, а приглушенный свет и вовсе режет глаза, раздражая.
        Оказавшись на улице, я прислоняюсь к прохладной стене и достаю сигарету. Сделав первую затяжку, я выпускаю дым, смотря на то, как его подхватывает влажный ветер, дующий с океана. Вместе с дымом улетучивается и мое плохое настроение. Осталось только добраться до дома и встать под больно бьющие струи душа, чтобы вконец смыть с себя тяжелую ношу всех этих шумных дней.
        – Не найдется огонька? – спрашивает прокуренный голос, в сторону которого я сразу же поворачиваю голову.
        Крепкий парень, старше меня. Руки засунуты в карманы дырявого пальто, длинные сальные волосы падают на лицо и плечи, между тонких губ зажата сигарета. Он чем-то напоминает мне одного из друзей Джордана. Да, того самого, который накачивал наркотой подругу Амелии и любовницу моего лучшего друга.
        Ни о чем не задумываясь, я тянусь к карману и, как только начинаю доставать зажигалку, получаю удар в челюсть. Сигарета вылетает из моего рта, но я улыбаюсь. О, да. Как же они вовремя, что та блондинка, что этот парнишка, от которого невыносимо несет перегаром.
        Выпрямляюсь, разворачиваюсь и тут же врезаю локтем ему в живот. Он сгибается пополам, но ненадолго, я не успеваю нанести второй удар. Соперник быстр и знает толк в драках, вот только зачем он полез ко мне? Еще чуть-чуть, и я бы получил кулаком в висок. Но я уворачиваюсь, и его рука врезается в стену. Парень вопит.
        – Какого хрена ты творишь, мужик? – задаю я вопрос, ударив его в ребра, а затем в спину.
        Этот прием должен был снести незнакомца с ног, но он по-прежнему крепко стоит на ногах, размахивая ручищами.
        В какой-то момент парень все-таки задевает рукой мое лицо и немного сдирает кожу около брови. Рана начинает пощипывать, но не позволяю себе отвлекаться на боль. Я продолжаю атаковать и бью обидчика по изгибу колена, но и после этого он не падает. Да что с ним не так? Как его вырубить? Пусть знает, что я не тот, кого можно напугать и на кого можно напасть исподтишка. К сожалению, на улице нет ни души. Все тусуются в клубе, покуривая кальян, глотая алкоголь и лапая легкодоступных девушек… или парней. Такое тоже возможно.
        Мне с трудом удается блокировать удары. Более пяти раз я просто промахиваюсь. Больше всего я берегу нос, потому что у меня нет никакого желания ходить изуродованным. Я много раз ввязывался в драки, и, если бы каждый нападающий попадал по этой части моего лица, я не знаю, во что бы она уже превратилась.
        Я не успеваю поставить блок, поэтому получаю кулаком по губам, с уголка которых начинает течь теплая солоноватая кровь. Дотрагиваюсь до раненого места пальцем и, увидев красный отпечаток, кидаюсь на длинноволосого придурка. Я бью его так сильно и яростно, что из меня вылетают рыки. Вид собственной крови сносит мне башню. Заметить на себе кровь после драки значит понять, что ты слаб и не способен защитить себя, не говоря уже о других.
        Парень вскрикивает и начинает выпускать со свистом воздух, когда я давлю большими пальцами ему на кадык.
        Вдруг передо мной возникает то лицо, которое я пытался забыть несколько лет. Это видение заставляет меня вздрогнуть от ужаса и отскочить от парня, как от огня. Я отступаю и сношу ногой мусорный бак, встретившийся мне на пути. Мои руки, а за ними и все тело начинают трястись. Зубы стучат, меня пробирает холод, и по спине скатывается ледяной пот. Я поворачиваюсь и мчусь так быстро, что спустя квартал бок вопит от боли. Я убегаю от воспоминаний, которые накрыли меня, когда я начал душить парня, сам того не осознавая. Я бегу от собственной трусости, пытаясь мысленно доказать себе, что бег – это спасение. Страх, с которым я встретился лицом к лицу несколько минут назад, сильнее меня, и я не могу его перебороть, как бы ни старался.
        Я торможу, только когда оказываюсь у места, где тусуются бомжи и наркоманы. Схватившись за волосы, оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти хоть что-то способное изгнать из меня страх. Желание растерзать себя накрывает с головой, и, когда я замечаю острый железный прут у мусорного бака, то, спотыкаясь, несусь к нему. Лицо, которое мне привиделось, не хочет исчезать, пугая меня с каждым разом сильнее. Если бы передо мной было зеркало, я бы наверняка увидел в нем бледное мокрое лицо с синяками под глазами. Лицо парня, который постарел на несколько лет.
        Схватив железку, дрожащей рукой задираю футболку, поверх которой накинута промокшая толстовка, и одним резким горизонтальным движением провожу ею по животу. Тело напрягается, я ощупываю рану. Под светом фонаря я вижу отблеск крови на ладонях. Я громко кричу, пугая блохастых котов, рыскающих в баке.
        – Нет! Нет! Нет! – срывающимся голосом шепчу я. А образ того злосчастного лица все не выходит из головы. – Уйди, – тихо говорю я, обхватив кровавыми руками голову, а потом кричу: – Уйди, мать твою! Проваливай из моей башки!
        Из глаз текут слезы, которые смешиваются с кровью, когда я пытаюсь стереть их.
        – Эй, с тобой все в порядке? – спрашивает, выглянув из-за угла, бездомный.
        Я срываюсь на него:
        – Пошел на хрен отсюда! – И он исчезает за бетонной стеной.
        Надо взять себя в руки. Это второй раз, когда у меня случаются галлюцинации, и я интуитивно режу себя, а потом страдаю. Они появляются после того, как я вижу собственную кровь. Я резал себя два раза после случившегося пять лет назад. Я не знаю, как с этим бороться.
        Тяжело дыша, я снимаю ветровку и вытираю кровь с живота, после чего прикладываю одежду к ране и держу ее, пока бреду вдоль пустой улицы. Начинается мелкий дождь, который превращается в оглушающий ливень, жестоко избивающий мое тело. Из глаз по-прежнему текут слезы, и я не в силах с ними бороться. Волосы прилипли ко лбу, все нанесенные мне сегодня раны жжет так, что зубы сжимаются сами по себе. Мое тело напряжено, голова гудит.
        Ноги ослабевают, и я чуть не падаю. Подойдя к ближайшей стене, я опираюсь на нее рукой и кричу, чувствуя, как на шее выступают вены, а потом просто сползаю, сажусь в лужу и начинаю рыдать. Мимо проезжают машины, но меня не видно за такой толстой дождевой стеной. Людей на улице нет. Кто-то прячется в каком-нибудь магазине, кто-то успел добраться до дома и греется у камина. А кто-то, как я, оплакивает потерю, трагедию, случившуюся несколько лет назад.
        Я смотрю на небо, жмурясь из-за капель, и молю дождь забрать мои страхи, кошмары, видения и боль. Прошу вернуть мне самоконтроль и силу. Продолжая рыдать, я представляю улыбающееся лицо мамы и хватаюсь за эту картину, как за единственную ниточку надежды.
        Горло болит от рыданий, глаза застилает туман. Я пытаюсь удержать образ матери, но лицо из прошлого сильнее. Кровавое, в слезах, грязное, оно смотрит на меня с надеждой, безмолвно просит о помощи. Но я не помогаю. Потому что я гребаный урод, который думал только о себе в тот момент!
        Надо было порезать себя еще сильнее. Так, чтобы сдохнуть от потери крови. Я смотрю на руки, теперь они чисты, все смыл ливень. Как только раздается удар грома, я нахожу в себе силы подняться и идти, опять прижимая к ране на животе ветровку. В этом нет никакого смысла, я заслуживаю того, чтобы истекать кровью. Но меня спасают мысли о маме. Я должен бороться с кошмарами и жить дальше, только потому что у меня есть мать, которая нуждается в моей защите и любви.
        Спустя некоторое время я добираюсь до дома братства. Мои глаза больше не слезятся, я опустошен, слабость становится все сильнее, и я не знаю, дойду ли до крыльца, прежде чем рухну и скончаюсь в луже собственной крови. Но когда мне остается несколько шагов до лестницы, скрытой от дождя навесом, я вижу знакомую фигуру.
        – Что с тобой? – перекрикивает потоки ливня Дез, сидящий на одной из ступенек. Дворовый фонарь озаряет его мрачное лицо ярким светом. Я молчу. – Ты что, брат, перепил?
        Я делаю пару шагов вперед и собираюсь попросить его заткнуться и дать мне пройти, как вдруг ноги меня подводят, и я падаю.
        – Так, так, так. Стоять! – Дез ловит меня, закидывает мою руку через свое плечо и тащит в дом.
        Я чувствую, как отключаюсь, я вижу пол, который то расплывается, то становится четче. Я действительно как будто пьян.
        – От тебя не пахнет алкоголем так сильно, чтобы ты валился с ног, – говорит Дез, его голос слышится все дальше и дальше.
        Ощущаю, как он кладет меня на диван и включает свет, я морщусь от него. Друг подходит ко мне и вырывает из моих рук ветровку, кидая ее куда-то за спину. Увидев красное пятно на футболке, он морщится и качает головой.
        – Кто тебя так? – спрашивает он.
        «Собственные страхи», – хочется ответить мне. Но рот не открывается. Мне сложно даже моргнуть. Я то падаю в бездну, то взлетаю к небу, и от подобных горок меня начинает мутить. Я успеваю повернуться на бок перед тем, как меня рвет. Я мало ел сегодня, но даже когда вся еда выходит наружу, я продолжаю изрыгать собственный желудок. От горькой желчи начинает саднить горло, я не могу сделать нормальный вдох, ловя воздух урывками. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем меня отпускает, и я перекатываюсь на спину. Потолок настолько белый, что больно смотреть, поэтому я прикрываю глаза, надеясь, что мне станет легче. Но нет. Боль, слабость и страх смерти продолжают преследовать меня.
        – Я вызываю «Скорую», – говорит Дез, а я не возражаю.
        Пусть делает что хочет, лишь бы меня освободили от этих ужасных мыслей и дикой боли. Что угодно… пожалуйста.
        – Потерял много крови… адрес… – Я слышу слова Деза обрывками, но это меня не волнует. – Ждем.
        И после этого я отключаюсь. Проваливаюсь в темноту, успевая до этого еще раз представить мать. Когда приедут врачи, я не услышу и не увижу их. И не надо. Сейчас мне нужно отдохнуть. Пропасть, в которую я рухнул, поможет мне забыть обо всем на свете хоть на какое-то время. Она исполнит мою маленькую мечту, избавит от страхов. Меня больше нет. Конец.

* * *
        На следующий день я не иду в университет, потому что даже не могу подняться с кровати. Без понятия, как я в ней оказался, наверное, меня разбудили и довели до нее. Тело болит, торс плотно перевязан белоснежным бинтом, а когда я дотрагиваюсь до брови, то натыкаюсь на лейкопластырь. Откинувшись на подушку, я шиплю от боли, вызванной одним неловким движением.
        Картинки того, что произошло, всплывают в моей голове и меняются словно слайд-шоу. Я хмурюсь из-за воспоминаний, которые разрывают мозг: вот клуб и блондинка, вот улица и драка, вот я бегу, а вот и треклятая острая железка, которая распорола мое тело. Она будто бы стояла там, выжидая момента, когда появится желающий порезать себя. Как проститутка, черт возьми, ждущая сутенера в конце рабочей ночи.
        Я бы с удовольствием поспал еще немного, несмотря на то что на часах уже шестой час вечера. Мое тело истощено и нуждается в восстановлении энергии. Но я не закрываю глаза, так как дверь в мою комнату распахивается и на пороге появляется Хейли с подносом, от которого исходит запах чего-то невероятно вкусного. Мягкий пряный аромат окутывает комнату.
        – Я подумала, что пора тебя разбудить и покормить, – чуть ли не мямлит она, а ее щеки рдеют.
        Ее смущает, что я без футболки? Ой, да ладно, она видела меня в более возбужденном состоянии и не краснела так сильно.
        – Ты очень добра, – бурчу я. Она мямлит, я бурчу, куда мы катимся? Где наша уверенность? – Спасибо, только учуяв запах еды, я понял, как сильно проголодался.
        – Я приготовила овощное рагу с мясом, испекла булочки и специально для тебя сделала бульон. После такого тебе надо хорошо питаться, желательно домашней пищей. Врач сказал, что пару дней ты проваляешься в кровати, а полностью встанешь на ноги после четвертого или пятого.
        – Понятно, – отвечаю я и поджимаю губу.
        Она ставит поднос на тумбочку рядом с кроватью и, присев на край постели, интересуется:
        – Что произошло?
        Я не хочу говорить об этом. Мне самому страшно вспоминать предыдущую ночь, из-за которой я сижу в кровати перебинтованный, словно мумия. О том, что со мной случилось, никто не узнает. Тем более мама. Я надеюсь, что до нее не дошли все детали «веселой» ночи. Я надеюсь, что она вообще ничего не знает.
        – Просто драка. – Я говорю это таким тоном, чтобы Хейли поняла, что разговор окончен. Что эта тема – запретная зона. Но она не сдается, чем вызывает у меня безграничное раздражение.
        – Ты можешь мне все рассказать. Это останется между нами. Блейн, я не глупая, с тобой стряслось что-то похуже драки. Мы… похожи. – Она глубоко вздыхает. – И, если верить Дезу, ты был не просто ранен. Ты был опечален, затоптан и напуган.
        – Хейли… – резко произношу я и замолкаю, сжимая кулаки, пытаясь успокоиться, – если я сказал, что это была просто перепалка, значит, так оно и есть, поняла?
        Я вижу, что она настроена бороться до тех пор, пока я не откроюсь. Но когда она опускает взгляд на бинт, выражение ее лица меняется, она несколько раз кивает и только потом отворачивается, кусая губы.
        Я съедаю все, что она принесла, с большим аппетитом. Еда такая вкусная, что из меня вырывается тихий стон удовольствия, только моя мама готовит так же превосходно. Я благодарю Хейли от души, от своего смятого, словно бумажка, сердца.
        – Перестань, – улыбается она, складывая тарелки на подносе, когда я произношу «спасибо» в пятидесятый раз. – Я рада, что тебе понравилось. Люблю готовить для тех, кто ценит вкус простой домашней еды.
        – Думаю, парни будут в отчаянии, когда ты переедешь, – ухмыляюсь я и пытаюсь поудобнее улечься, что вызывает новый поток невыносимой боли.
        – Кстати, об этом, – неуверенно начинает она и, перестав возиться с посудой, опять присаживается на край кровати, – мне помогли найти работу, поэтому, думаю, с первой зарплаты я смогу снять однокомнатную квартиру.
        Что-то внутри меня вздрагивает и начинает ныть от ее слов, но тем не менее я нахожу в себе силы приподнять уголок распухшей губы и сказать:
        – Что ж, я очень рад за тебя. Надеюсь, все получится.
        – Я тоже, – отвечает она и, взяв поднос, выходит из комнаты.
        Как только дверь за ней негромко хлопает, я сметаю настольный светильник с тумбочки одним резким движением. Тот ударяется о противоположную стену, небольшая лампочка превращается в кучку осколков. С трудом двигаясь, я прислоняюсь спиной к изголовью и закрываю лицо руками. Почему так неприятно было услышать, что Хейли собирается свалить из этого дома? Я не хочу, чтобы она уезжала. Кого я буду мучить, на ком вымещать злость? Неужели я только что получил намек – у меня есть месяц на то, чтобы девушка передумала и осталась?
        А если посмотреть с другой стороны, неужели я не хочу вернуться к прошлой жизни? Снова стать беззаботным парнем, не знающим о существовании такого чуда, как Хейли? Быть может, я бы с удовольствием поразмыслил о своих желаниях. Но меня отвлекает звук телефона. Потянувшись, беру сотовый и давлюсь слюной, когда вижу, кто автор сообщения.
        Л: В последнее время мы редко видимся. Куда ты пропал? Да, это Лана.
        Б: Ты думаешь, я продолжу наше общение, зная, что ты подставила Хейли?
        Она смеется надо мной? Или не понимает, что натворила?
        Л: С каких пор тебя волнует Хейли?
        Б: С тех пор, как ты выставила ее за дверь.
        На этот раз ответ приходит не так быстро, как предыдущие. Лана молчит по меньшей мере минут пять, и только потом появляется сообщение. Меня разрывает от смеха.
        Л: Так ты променял меня на нее?
        Подавляю смешок и пишу:
        Б: Я не люблю гадюк, Лана, и ты должна знать об этом, как никто другой.
        Л: У меня были веские причины так поступить!
        Б: И какие же?
        Лана умолкает, через два часа я вовсе перестаю ждать ее объяснений. Внутри меня разгорается потребность отправиться в любимое место и скрыться там на час-другой. Гипермаркет для меня – бункер, надежное убежище. После всего случившегося любому захочется личного пространства. Комната словно сжимается, ее стены как будто приближаются ко мне, грозясь сожрать. Я ощущаю панику, нарастающую все сильнее, как снежный ком, но тут же отгоняю страх, моргнув несколько раз.
        Как же мне хочется убежать из этого дома. Так сильно, что зудит все тело. Я пытаюсь встать, но тщетно: боль сильнее меня, на этот раз я не в состоянии ее одолеть. Она накрыла меня с головой и не хочет отпускать. Словно змея, боль въелась в мою кожу, пробираясь по телу и впуская в вены яд. И тогда я сдаюсь, больше не стараясь хотя бы встать с кровати. Как только я смогу ходить, сразу рвану в заброшенный магазин и просижу там часов десять. Этого должно хватить, чтобы настроиться на нужный лад и убедиться, что моя жизнь не рушится и не летит в тартарары.
        Ко мне никто не заходит уже несколько часов, что не на шутку меня беспокоит. Но я думаю не о парнях, а о Дезе и Хейли. Интересно, вместе ли они сейчас? Рад ли друг тому, что они могут побыть наедине? А может, они возобновили занятия и сидят сейчас на его постели, изучая конспекты? А вдруг они целуются или занимаются чем-то более непристойным? Знает ли Дез, что Хейли невинна? Я сжимаю простынь и отгоняю паршивые мысли. Меня сейчас должно заботить другое.
        Как только я собираюсь погрузиться в раздумья, не касающиеся Хейли, дверь наконец-то распахивается, и на пороге появляется Ник.
        – Выглядишь дерьмово, – остановившись недалеко от кровати и скривившись, произносит он, а после кидает мне какую-то пластинку, без особого интереса рассматривая разбитую лампу. Я читаю название таблеток и вопросительно смотрю на парня. Он пожимает плечами: – Я не шарю в таблетках, но это прописал доктор. Так что пей.
        Приняв из его рук небольшую бутылку с водой, которую он принес вместе с лекарством, я закидываю горькую таблетку в рот и запиваю ее как можно быстрей.
        – Спасибо, – искренне говорю я, отдавая Нику бутылку.
        – Не хочешь поговорить? – спрашивает он.
        – И ты туда же. – Я закатываю в ответ глаза. – Нет, я не хочу ни о чем говорить и вспоминать то, что было ночью, тоже не горю желанием. Если бы я хотел поговорить по душам, давно бы позвал кого-нибудь.
        – Знаешь, в чем твоя проблема? – Я сразу понимаю, что сейчас начнется выговор. – Ты слишком зациклился на том, чтобы быть образцовым плохим мальчиком, держащим в себе все грязные секреты. Скажи, зачем тебе вообще друзья, если ты с нами ничем не делишься, предпочитая отмалчиваться?
        – А по-твоему, друзья нужны только для того, чтобы им все рассказывать? – выгибаю я здоровую бровь.
        – А по-твоему, нет?
        – Товарищи нужны для досуга, так же как и телевизор, книжки и так далее. Не все зависит от секретов, и я не понимаю, почему всех так заботит моя скрытность. Может, у меня вообще нет тайн, а? Что ты на это скажешь?
        – Если бы у тебя не было секретов, ты бы сейчас так яро не защищался, – спокойно говорит Ник.
        И он прав, я говорил со слишком большим энтузиазмом.
        – Я не хочу рассказывать о том, что произошло. Это была… это была просто драка, Ник, и больше ничего.
        Ложь оставляет на языке привкус сладости, а на душе становится легче. Чем чаще я утверждаю, что произошедшее было обычной перепалкой, тем сильнее сам начинаю в это верить.
        – Хорошо, я не буду вытягивать из тебя правду, Блейн. Но… чем чаще и больше ты будешь закрываться, тем быстрее нас потеряешь. – Ник говорит мне эти слова, смотря прямо в глаза, тем самым давая понять, что каждая его фраза пропитана серьезностью.
        Но я всего лишь киваю. А Ник уходит, даже не сказав мне «выздоравливай».
        Неужели я и правда теряю друзей, потому что предпочитаю жить в своем мире, в котором каждая тайна остается при мне? Действительно ли я хочу остаться у разбитого корыта, когда меня покинут люди, ставшие для меня практически семьей? Готов ли я рискнуть дружбой, лишь бы не делиться с окружающими своими кошмарами?
        Я не знаю. Не знаю, что делать. Не знаю, где искать выход. Мне сложно просто взять и рассказать, какой ужас я пережил, когда мне едва исполнилось восемнадцать. Они думают, что это легко – взять и все выпалить на одном дыхании. Но это безумно тяжело. И все же я надеюсь, что буду готов поведать друзьям свою историю прежде, чем они покинут меня.
        ОТТЕНОК ДВЕНАДЦАТЫЙ
        ХЕЙЛИ
        Если оценить мои умения рисовать граффити по десятибалльной шкале, я, скорее всего, еле дотяну до восьмерки. Этот вывод я делаю, стоя напротив заброшенного аэропорта. Пытаясь изобразить морду рычащего льва, который лежит на поляне, я даже и подумать не могла, что результат будет столь плачевен. И сейчас, смотря на рисунок, я едва сдерживаю слезы, потому что догадываюсь, почему у меня ничего не выходит. Я привыкла заниматься этим в компании друзей, мне не хватает того шума, который они создают. Мне не хватает их самих.
        Прошло уже две недели с того момента, как Блейн подрался и очутился в постели весь в бинтах и пластырях. За все это время мы оставались с ним наедине по меньшей мере раза три. Он постоянно где-то пропадал, и в какой-то момент мне пришло в голову, что парень отсиживается в гипермаркете, но поехать туда и убедиться в правдивости своих предположений я не смогла. И сейчас жалею, что струсила. Блейн четко дал понять, что не хочет общаться со мной, как раньше. Больно ли мне от этого или, наоборот, спокойнее, я пока не поняла.
        Зато я сблизилась с Дезом, и вроде как мы начинаем по крупицам собирать осколки былой дружбы, которая разрушилась чуть больше двух лет назад. Он всегда мил и добр со мной, но бывают моменты, когда его глаза темнеют до черноты, но злость и мрачность предназначаются не мне. А Блейну. Это происходит, когда Дез застает нас с Блейном за болтовней, если, конечно, высосанные из пальца фразы можно назвать «болтовней».
        Я успела устроиться на работу, и мне даже удалось убедить начальника составить мой график так, чтобы он не мешал учебе. Так как я работаю продавцом в книжном магазине, большого труда это не составило. Когда я рассказала о работе маме, она сначала замолчала, испугав меня тишиной на том конце провода, а потом бесстрастно сообщила, что рада за меня. Но что-то в ее тоне не дает мне покоя и по сей день.
        Плюс ко всему прочему я пару-тройку раз сталкивалась с Заком и Рамоной в университетском коридоре, но заговорить так и не решилась. Да и они со своей стороны показали мне, что не желают даже видеть меня, и прошли мимо, задрав головы. Это больно ударило по мне, и я все еще чувствую покалывание в сердце. Не знаю, как с этим всем справиться и что вообще делать дальше.
        Но я благодарна Амелии, которая в последнее время буквально держит меня за ручку в университете. Она познакомила меня поближе со своей лучшей подругой Нелли, очень симпатичной девушкой, и с двумя парнями, Логаном и Коди. Милые ребята, Логан напоминает мне мишку, а Коди… Зака.
        Последние пять дней мы обедаем вместе, а иногда я сижу рядом с «братьями», как и Амелия с Нелли. В один из осенних дней я заметила, как Коди с Логаном искоса и злобно поглядывают на наш стол, и Амелия объяснила: оба до сих пор не могут смириться, что она встречается с Ником.
        Кинув баллончик на землю, я устало опускаюсь и, оперевшись на большой камень, подгибаю колени, притягивая их к груди. Ничего не получится. Без Зака и Рамоны я ни на что не гожусь. Мы помогали, поддерживали и подбадривали друг друга в нужный момент. Сейчас рядом со мной никого нет, и я чувствую себя покинутой, никому не нужной.
        Смогу ли я продолжать жизнь без прежних товарищей, стать независимой? Столько лет я жила ради людей, которые ценили и любили меня. И что я имею в данную секунду? Одиночество, да и только. Один поступок, одно необдуманное действие разрушили то, что я так долго берегла.
        Интересно, что Зак и Рамона сейчас делают? Дорисовывают ли они здание университета? Мой портрет так и не будет закончен, если только я не решусь вернуться к нему. Возможно, через месяц я буду готова продолжить начатое. Пока у меня нет желания встречаться с друзьями. Я не жажду вновь столкнуться с их самоуверенными лицами.
        – Удобно сидеть на сырой земле? – насмешливо спрашивает Блейн, стоя около мигающего фонаря и опираясь на него плечом.
        Я хмурюсь, пытаясь понять, как парень здесь оказался. Я не говорила, куда направляюсь. Даже не оставила записку. Мне хотелось побыть одной, именно с этой целью я поехала к аэропорту. Блейн здесь такой же лишний, как я в доме братства. Пусть уходит или окажется видением.
        Закрыв глаза на пару секунд, я распахиваю их, но он по-прежнему здесь. Вздыхаю. Безнадежная попытка. Моему мирному уединению настал конец.
        – Как ты здесь оказался? – задаю я встречный вопрос, все еще сидя на земле.
        Блейн отталкивается от столба и движется в мою сторону вразвалочку, как будто не истекал кровью две недели назад. И пусть снаружи он выглядит непринужденным, я знаю, что под его толстовкой тянется длинный шрам. То, что случилось с ним, останется не только в памяти, но и на теле.
        Блейн опускается рядом со мной. Его колено соприкасается с моим, и от этого мурашки пробегают вдоль позвоночника, по рукам и ногам и только после этого исчезают, оставив невероятно прекрасные ощущения. Я бы с радостью испытала их вновь. Кроме Блейна, никто не вызывает во мне таких чувств.
        – Красиво, – говорит он, глядя на незаконченный рисунок. Подняв баллончик, лежащий недалеко, Блейн интересуется: – Давно занимаешься граффити?
        Давно. Очень. Граффити для меня как личный дневник. По-моему, что-то подобное я уже говорила. Смысл в том, что в каждом рисунке заложена определенная эмоция. Этого льва я хочу наградить силой, властью. Хочу подарить ему гордость, которая дала во мне трещину после всего случившегося. С помощью животного я пытаюсь доказать себе, что не сломаюсь. Никогда.
        Но картина испорчена, и ничего не получилось. Я сломана, как старая кукла. Ни один рисунок больше не поможет мне поверить в себя. Я потеряла все, что имела, после звонка Рамоны и Зака. Своими словами они лишили меня сил, мужества. Всего лишь несколько фраз сломали меня, и я устала твердить себе, что могу быть сильной.
        – Давно, – всего лишь отвечаю я, смотря на подобие льва.
        Как Блейн может считать это красивым? Либо он никогда не видел настоящее граффити, завораживающее и ошеломляющее, либо просто пытается расшевелить меня, разговорить. Но мне не нужна его поддержка. Я хочу слиться с тишиной, погрузиться в долгое молчание и очистить голову от всех мыслей. Хочу освободиться из оков угнетающих мыслей.
        – Проходя мимо любого граффити, я всегда тормозил и фотографировал его. Мне не раз доводилось слышать, что по картинам художника можно понять, какой он человек. Я мечтал познакомиться с тем, кто знает толк в кистях, баллончиках, полотнах и красках. Я жаждал узнать, что это такое – уметь передавать чувства с помощью рисунка или граффити. Когда ты творишь, Хейли, о чем ты думаешь, что хочешь показать миру?
        Я хочу показать миру красоту, свет, надежду на лучшее будущее. Я хочу, чтобы, проходя мимо моего граффити, люди вдохновлялись и сами желали создавать прекрасное. Я просто хочу сделать этот мир лучше, выразить свои мысли и эмоции. Но без Зака и Рамоны у меня ничего не получится. Они вдохновляли меня, и я поняла это только сейчас.
        Но ничего из вышеперечисленного я сказать Блейну не могу. Это слишком личное, то, что я буду хранить в себе всю жизнь. Все мои мечты, желания и стремления навсегда останутся при мне.
        – Просто хочу показать миру настоящую красоту, – отвечаю я, пожимая плечами.
        – Сложно ли это?
        Я поворачиваюсь к Блейну, но его взгляд устремлен на стену.
        – Создавать красоту?
        – Именно.
        – Когда тебе нравится то, что ты делаешь, это не может быть сложным.
        – Научи меня, – вдруг произносит он, а я недоуменно пялюсь на него. – Покажи мне, как создать нарисованный мир. Пожалуйста, изобрази что-то для меня, я хочу посмотреть, как движутся твои маленькие, тонкие руки, позволь увидеть твое сосредоточенное лицо.
        Сначала я собираюсь отказаться, но глаза Блейна полны надежды. Ему правда хочется увидеть это. Встав, я стряхиваю песок с джинсов и начинаю перечислять условия.
        – Это будет кот, играющий с клубком ниток. После каждой детали, ты будешь рассказывать о себе то, чего я не знаю. К примеру, я нарисовала лапу, остановилась, и ты начинаешь говорить, идет?
        Блейн молчит, пытаясь что-то разглядеть на моем лице. Я знаю, что ему нужно время, чтобы поразмыслить над тем, что я сказала. Мне остается только ждать. Хоть бы он согласился. Я так хочу узнать его, понять. На данный момент это мое самое большое желание. Я жажду узнать, что кроется за каменной защитной оградой этого мрачного парня.
        – Идет, – наконец-то произносит он заветное слово. – Но у меня тоже есть условия.
        – Какие? – тут же спрашиваю я, чувствуя, как что-то дрогнуло в сердце. Я не готова к такому повороту.
        – Как только ты дорисуешь своего кота, то подробно расскажешь, какой смысл вложила в него и о чем думала, выводя каждую деталь.
        – Хорошо, – отвечаю я, расслабляясь.
        Это не так страшно, как я ожидала. В этом граффити я вряд ли покажу что-то личное, то, о чем у меня язык не повернется рассказать.
        Собирая раскиданные вокруг баллончики, я расставляю их в ряд на бордюре. Блейн продолжает следить за каждым моим движением, впитывая все, что я делаю. Ему интересно, и такое любопытство вполне искреннее. Это придает мне сил, потому что приятно, когда кому-то действительно хочется узнать, каков ты.
        Я очень надеюсь, что кот выйдет лучше, чем лев. Когда я беру первый баллончик, моя рука на удивление совсем не дрожит, как это было, когда я только приехала сюда. Я вывожу хвост, стараясь не думать о парне, пристальный взгляд которого прожигает мою спину.
        Обычно на мелкие рисунки у меня уходит минут сорок, если никто не отвлекает. Но сейчас один маленький хвост занимает у меня больше пятнадцати минут. Я догадываюсь, в чем дело. Я пытаюсь сделать так, чтобы даже простой кот очаровал Блейна, чтобы парень не смог оторвать взгляда от нарисованного пушистика.
        Я вкладываю в это занятие всю себя, хотя поначалу думала, что не смогу полностью погрузиться в рисование. Мои мысли заняты рассуждениями о том, как лучше изобразить следующую деталь. Через этого кота я передаю всю свою нежность, любовь к жизни, какой бы сложной она ни была. Я никогда не называла жизнь плохой, ужасной или несправедливой. Ведь такой ее делают поступки, обстоятельства, ситуации, так? Уверена, что так оно и есть.
        Закончив с хвостом, я вытираю выступивший на лбу пот и поворачиваюсь к Блейну, который успел подойти ближе, пока я была погружена в себя. Я слежу за тем, как парень рассматривает мохнатый хвост. Блейн переводит взгляд своих темных глаз на меня, а я подергиваю бровями, показывая этим, что он может начинать. Если он поделится чем-то личным, этого уже будет достаточно.
        – Ладно, – говорит он тихо, будто бы сам себе, а потом начинает громче: – Я не умею отличать оранжевый цвет от желтого. То есть я различаю все цвета, кроме этих двух. Это я понял, когда мне исполнилось семь. Я подбежал к маме, которая готовила на кухне, и сказал об этом. Если бы не спор с… одним человеком, я бы не узнал, что не умею отличать эти цвета. Он начал утверждать, что цвет тетрадки желтый, а я – что оранжевый. В конце он довел меня до слез. Я растерялся, а тетрадка действительно оказалась желтой, если верить словам матери. А теперь рисуй дальше. – Махнув рукой в сторону стены, он издает смешок.
        Что ж, в моей копилке «узнай Блейна» появился еще один факт, кроме его полного имени. Он не умеет различать оранжевый и желтый. Это лучше, чем ничего.
        Перейдя к туловищу кота, я опять погружаюсь в себя и спустя время забываю о существовании остального мира. Мне хочется поскорее закончить рисунок, чтобы узнать Блейна еще лучше. Моя рука двигается слишком быстро, как и все мое тело. Я притормаживаю, только когда оставляю мазок рядом с животом кота. Если буду торопиться, то испорчу картину. Но как же хочется узнать следующий секрет Блейна!
        Дорисовывая туловище, я широко улыбаюсь, подправляю граффити в неудачных местах и опять поворачиваюсь к Блейну. Он стоит, опираясь плечом на стену, и сжимает губы, пытаясь этим скрыть улыбку.
        – Я жду, – произношу я, когда он не отвечает спустя полминуты.
        – Дай мне подумать, – грозно отвечает он, но после этого сразу же ухмыляется, и я в который раз радуюсь, что улыбка предназначается мне одной. После этого я перестаю злиться из-за того, что мое одиночество прервали. – В детстве у меня не хватало одного зуба снизу и прямо посередине. Одноклассники часто дразнили меня из-за этого. Молочный зуб просто выпал, а коренной все не рос. Когда мне исполнилось четырнадцать, я попросил маму сводить меня к стоматологу, чтобы мне закрыли дыру искусственным зубом, который помог бы избавиться от издевательств. Она согласилась, и спустя месяц я перестал быть мальчиком для насмешек.
        – Серьезно? – выгнув бровь, спрашиваю я.
        – Ты думаешь, что я говорю тебе неправду? – Блейн следует за мной, когда я направляюсь к выстроенным в ряд краскам. – Мне незачем тебя обманывать, тем более я не рассказываю тебе что-то… слишком личное. Мне комфортно, а значит, и лгать бессмысленно.
        Взяв пару баллончиков с нужными цветами, я поворачиваюсь к парню лицом и протягиваю ему зеленый. Он недоуменно рассматривает краску, а затем бросает на меня вопросительный взгляд.
        – Я верю тебе, а сейчас мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты нарисовал листья, плавно опускающиеся на кота. Справишься?
        – Я не силен в граффити, – признается он и отдает мне баллончик, но я не принимаю его.
        – Делай, как умеешь.
        – Но я не хочу рисовать, – кривится Блейн, – мне приятнее наблюдать за тобой. Зачем тебе я, если ты сама неплохо справляешься?
        – Давай поспорим, что как только ты начнешь рисовать, то войдешь во вкус? – выдвигаю я предложение, прикусив губу.
        – Каков приз? – он явно заинтересован.
        Рыбка попалась на удочку.
        – А что ты хочешь получить в качестве выигрыша?
        Блейн задумывается, пристально глядя мне глаза. Наверное, любая другая девушка уже бы отвернулась, смутившись. Но я выдерживаю его взгляд. Мы словно бросаем друг другу вызов, кто первый сдастся. Наконец-таки Блейн моргает и, словно выходя из транса, говорит:
        – Если я выиграю, ты поцелуешь меня. То есть если я не втянусь в рисование спустя пять минут, выигрыш за мной. А теперь скажи, что ты хочешь в качестве приза?
        Но я молчу, потрясенная словом «поцелуешь», которое слетело с его манящих губ. Я смотрю на них, не в силах отвести взгляд. Я в ступоре. У меня еще никогда не было настоящего поцелуя, и только сейчас я понимаю, что это самый настоящий позор! Мне двадцать два, и я никогда не целовалась так, как делают это влюбленные – страстно и горячо! Чувствую, как к щекам приливает кровь, и тут же отвечаю, стараясь, чтобы Блейн не заметил моего смущения:
        – Если я выиграю, ты расскажешь о том, что случилось две недели назад и почему ты еле дошел до дома, да еще и весь в крови.
        Теперь настал его черед молчать. Лицо Блейна мрачнеет, он отворачивается от меня и шарит рукой в кармане расстегнутой толстовки. Достав пачку сигарет и зажигалку, он нервно закуривает. Выдыхает дым, по-прежнему не глядя в мою сторону.
        И я снова даю ему время подумать. Оставляю одного, уйдя с нужным баллончиком к стенке и продолжая рисовать. Чувствую, наша игра под названием «расскажи секрет» закончилась, но я не слишком печалюсь. Меня сильнее интересует, что он скажет насчет спора и скажет ли что-нибудь вообще.
        Мордочка кота получается немного кривой, потому что я не могу сконцентрироваться. Рисую на автомате, ничего не видя перед собой. Мои мысли далеко отсюда, ими полностью завладел Блейн.
        Неожиданно передо мной появляется мужская рука с зеленым баллончиком. Повернувшись, я встречаюсь нос к носу с Блейном. Его фирменная ухмылка красиво оттеняет лицо. Он смотрит сначала на мои губы и только потом медленно переводит взгляд на глаза.
        – Я готов к состязанию, салага, – говорит он, а его мятное дыхание обжигает мои губы.
        Жуя жвачку, Блейн отходит на безопасное расстояние и спрашивает, откуда ему начать.
        Все еще пребывая в рассеянном состоянии, я показываю парню, где нарисовать первый лист, и мы приступаем к работе. Я думаю о выигрыше и не знаю, чего хочу больше. Мне хочется проиграть, чтобы ощутить вкус его губ, но в то же время не терпится победить, чтобы узнать правду. Возможно, мой приз жесток по отношению к сопернику, ведь не каждому захочется вспоминать плохое. Но я чувствую, если узнаю, что произошло на самом деле, то смогу понять Блейна.
        Искоса наблюдая за тем, как двигается его рука, вырисовывая листы клена, я пытаюсь подавить желание засмеяться. Его лицо такое сосредоточенное: брови сведены на переносице, глаза угрожающе следят за рукой, не давая ей сделать хотя бы одно неверное движение. А листки и вовсе получаются смешные! Я даже не знаю, на что они похожи. Рисовать баллончиком сложно, тем более в первый раз, но Блейн старается, и за это получает от меня еще больше уважения.
        Я понимаю, что пять минут давно прошли, когда спина начинает ныть из-за неудобного положения. Блейн рисует уже десятый листок… точнее, нечто похожее на него. Я точно выиграла, и это меня разочаровывает. Не видать мне поцелуя, но что поделать. Зато я узнаю, что случилось с Блейном.
        Мои размышления прерываются лишь в тот момент, когда я вижу на своей белой ветровке зеленое пятно. Мой рот раскрывается от удивления, и, как только я поднимаю голову, то получаю краской прямо в щеку. Потирая кожу, я осознаю, что только развожу грязь по лицу.
        – Эта несмываемая краска, что же ты делаешь! – начинаю вопить я, а Блейн продолжает стрелять в меня из баллончика.
        – Что поделать, быть тебе пятнистым нечто! – кричит он сквозь смех.
        – Ах так! Тогда тебе тоже достанется! – и после этого я начинаю прыскать на парня серым цветом. Пятна стремительно покрывают его джинсы, а в какой-то момент мне удается попасть ему в шею и левую щеку.
        Мы продолжаем опрыскивать друг в друга до тех пор, пока в баллончиках ничего не остается. Но и после этого нас не остановить, схватив по новой краске, мы снова атакуем друг друга, громко и беззаботно смеясь.
        – А это оранжевая! – кричу я и стреляю в него желтой краской.
        – Бьешь по больным местам? – в ответ вопит Блейн, отпрыгивая в сторону, когда я целюсь ему в пах. – Нельзя так делать! – Но он противоречит сам себе, выпуская краску на мою грудь и попадая прямо в цель. – Есть! – и вскидывает свободную руку в победном жесте.
        Запутывая Блейна и бегая кругами, я попадаю прямо на его ягодицы, и желтое пятно тут же расплывается на светлых, мешковатых джинсах. Я уворачиваюсь от очередной атаки, попадаю в яблочко, на этот раз я выбрала в качестве мишени дырки на его коленях.
        – Ты же понимаешь, понадобится минимум неделя, чтобы оттереть краску? – спрашиваю я, прячась за столбом, когда Блейн выпускает в меня партию розовых снарядов. – А одежду вообще придется выкинуть, отстирывать ее бесполезно.
        – Плевать! Это все стоит того, чтобы потом ходить пятнистыми, как леопарды. Никогда не думал, что перестреливаться несмываемой краской может быть так весело! Как я не задумывался об этом раньше?
        Я выбегаю из своего убежища и тут же получаю краской по лицу. Вскрикиваю и заливаюсь смехом. Нам надо остановиться, но как это сделать, когда так весело? Я впервые чувствую себя счастливой после ссоры с друзьями, впервые ощущаю, что все как прежде и ничего не изменилось.
        В какой-то момент я просто устаю прятаться и сажусь на землю, тяжело дыша. Видимо, Блейн тоже выдохся, он опускается рядом, откидывая уже пустой баллончик в сторону. Его грудь тяжело поднимается и опускается. Он поправляет серую кепку на голове и закидывает поверх нее капюшон черной длинной толстовки. Его стиль слишком крут, и сам Телтфорд слишком крут, чтобы сидеть рядом со мной. Такие парни предназначены для того, чтобы цеплять девушек в клубе.
        – Я только что лишился своего поцелуя, да? – задыхаясь, спрашивает он. – Я мог бы получить его силой. Но ты и так от меня натерпелась, что тут врать.
        Получить его силой… Внутри что-то начинает трепетать.
        – А если я хочу, чтобы ты так и сделал? – смотря на него, тихо интересуюсь я.
        Взгляд Блейна тут же устремляется на меня. Он перестает тяжело дышать, а его лицо превращается в непроницаемую маску, и понять, о чем он сейчас думает, невозможно.
        Когда Блейн кладет ладонь на мою грязную щеку, я замираю, наблюдая за его действиями. Его лицо начинает приближаться к моему, и, когда оно оказывается достаточно близко, я прикрываю глаза в ожидании сладчайшего поцелуя. Но Блейн резко опускает голову и целует меня в шею, после чего отстраняется.
        Распахнув веки, хмуро смотрю на парня. Он издает смешок и объясняет:
        – Вся сила в терпении.
        Я не знаю, что кроется в его словах. Быть может, намек на то, что поцелуй состоится позже, а может, нечто совершенно другое. В любом случае я удивлена, что вообще резко начала мечтать о поцелуе с Блейном. Ведь он был последним парнем, прикосновение чьих губ я хотела ощутить. Так что же изменилось?
        Недорисованный кот так и остается жить на стене на пару с головой льва. Мы собираем разбросанные пустые баллончики и выкидываем их в ближайшую урну. После этого Блейн смотрит на здание аэропорта и, махнув рукой, безмолвно велит следовать за ним.
        Мы обходим угол, за которым я пряталась, рисуя свои чувства, и заходим внутрь, с трудом раздвигая стеклянные пластиковые двери. В нос ударяет запах чего-то пресного, а тело атакуют холодные сквозняки. По мраморному полу раскиданы пакеты, бумажки и какие-то картонки. Единственным источником света служат уличные фонари за грязными окнами.
        Я никогда не была внутри, меня отталкивает это место. Заброшенный аэропорт мы нашли с Заком и Рамоной года четыре назад, но тусовались здесь только один раз. Здесь взорвалась бомба, выжили только охранники. До сих пор видны красные потеки, как мне кажется, от крови. Жуткая обстановка пробирает до мурашек и ледяного пота, хотя с Блейном мне не так страшно. Как будто, если на нас накинутся зомби, прячущиеся в многочисленных коридорах здания, он защитит меня.
        Парень подходит к сломанным эскалаторам и проводит по резиновым, еще целым поручням руками. Я смотрю на его лицо и вижу, как засияли карие глаза. Они блестят, словно у мальчика, заметившего желанную игрушку в магазине. Я прямо вижу, как в голове Блейна крутятся винтики. Что же он задумал?
        – Я хочу починить их, – говорит он, будто услышав мой мысленный вопрос. Бросив на меня взгляд, он обходит эскалатор и становится прямо под ним. Я подхожу к парню. – Мне кажется, что это будет сделать так же просто, как и в гипермаркете.
        – Не забывай, что там они меньше.
        – Какая разница? Конструкция везде одинаковая. То, что эти больше, не значит, что они устроены по-другому, – отвечает Блейн и снова обходит эскалатор, поднимается по неработающим ступенькам и смотрит на меня сверху. – Давай сюда, оказывается, это не только аэропорт. Здесь отделения для маленьких магазинчиков!
        Я чуть ли не бегу, и, когда остается пара ступеней, спотыкаюсь на последней и лечу прямо на Блейна. К сожалению, в этот момент он смотрит в другую сторону, и поэтому я падаю прямо на него, валя с ног. Оказавшись на грязном полу, он хватает меня за бедра и смотрит в лицо. Мы тяжело дышим от неожиданности. А я к тому же еще и краснею.
        Дернувшись, я откатываюсь в сторону и оказываюсь на спине рядом, глядя на потолок, штукатурка которого наполовину облезла. Восстановив дыхание, я сажусь одновременно с Блейном.
        Посмотрев на меня, парень хихикает и произносит:
        – Я сказал поднимайся, а не лети.
        – Прости. Как ты? Не слишком больно ударился? – Мое беспокойство вполне искреннее.
        – Если не считать локти, я в полном порядке. Вставай, посмотрим, что здесь у нас имеется. – Встав на четвереньки, Блейн стряхивает с теперь уже грязных джинсов пыль.
        Разозлившись от собственной неуклюжести, я, словно упавший пингвин, поднимаюсь еле-еле. А Блейн смотрит на меня и смеется. Мы проходим по небольшому коридорчику, оглядываясь по сторонам. В помещениях нет дверей, иногда в проходах торчат стекла. Внутри виднеются поломанные столы, опрокинутые вешалки, порванные занавески в примерочных.
        Пройдя дальше, мы остаемся без света и включаем фонарики на телефонах. Я предлагаю Блейну уйти, но он отмахивается и просит меня не быть трусихой.
        – Салага, возьми себя в руки и будь смелым мальчишкой, – говорит Блейн, поворачивая налево.
        Посмотрев на вывеску углового магазина, он поясняет, что это книжный, и проходит внутрь.
        Я следую за парнем и вижу поломанные, обгоревшие полки. Посветив на прилавок, я замечаю на нем перевернутый бейджик. Я хватаю находку и читаю надпись: «Ли Дженнифер, продавец». Только теперь наверняка мертвый. Вздрогнув, я кидаю кусочек пластика в сторону. Мои глаза расширены от ужаса. Неужели я только что держала вещь покойника? Если Ли жива, я буду безумно рада.
        – Эй, смотри, что я нашел! – кричит Блейн из-за полки.
        Я спешу к нему и беру протянутую мне книгу, немного потрепанную, но довольно хорошо сохранившуюся. Посветив фонариком на название, я понимаю, что это томик «Графини де Монсоро» Дюма. Мне часто рекомендовали этот роман, но руки так до него и не дошли.
        – Кто-то уже приходил сюда до нас, – шепчу я, оглядываясь на темное пространство вокруг и продолжая леденеть от страха. – Здесь нет ни полусгоревших листов, ни намеков на то, что это вообще книжный магазин.
        – Скорее всего, после взрыва, когда все утряслось, кто-то точно так же лазил тут, как мы, и собирал все самое целое, – кивает Блейн, соглашаясь с моей теорией.
        – А если здесь тусуются наркоманы? Может, ну их, эти магазинчики? Поехали домой, – упрашиваю я и, когда из рук Блейна падает телефон, подскакиваю и вскрикиваю, хватая парня за руку.
        Он смеется, поднимая мобильник и проверяя, цел ли он. С сотовым все хорошо, а вот с моим сердцем – нет. Оно стучит громко, больно колотясь об грудную клетку. Затылок вспотел под капюшоном ветровки.
        – Ты что, боишься? – направляясь к следующим полкам, интересуется Блейн.
        – Наркоманов, убийц и маньяков? Нет, что ты, я с радостью пожму им руку, если увижу, – с сарказмом отвечаю я и сильнее сжимаю «Графиню», а затем кладу ее на ближайшую полку.
        Кажется, Блейн не собирается уходить, пока не изучит каждый фут этого магазина. Видимо, он большой книголюб, раз даже по заброшенному книжному может ходить больше часа. Пока он рассматривает оставшиеся издания и полки, я борюсь со своим страхом, пытаясь посадить его на цепь, обуздать.
        Мне неинтересно, что находится вокруг. С каждым шагом жуткий холодок на спине чувствуется все сильнее и сильнее. Если бы в помещение попадал свет, я бы не тряслась, как тростинка. Одна бы я не пошла сюда даже за миллион долларов.
        Я успеваю затормозить прежде, чем врезаться в спину Блейна. Он светит на дверь впереди с огромным пятом посередине, которое окружено россыпью мелких капель. Такое ощущение, словно кто-то выстрелил в голову стоящего перед дверью, и мозг жертвы разлетелся по всей двери. Меня начинает мутить, поэтому лучше остановить поток мыслей, пока я не испачкала спину Блейна. Он этого не одобрит.
        – Это что, кровь? – сквозь страх спрашиваю я.
        Парень поворачивается ко мне и, подмигнув, говорит:
        – Именно, салага, – после чего распахивает узкую дверь.
        Внутри стоит самый настоящий смрад, как будто там триста дохлых крыс. Блейн заходит без отвращения, я же сразу бегу за полку, и меня начинает рвать. В глазах стоят слезы от резкого запаха, который доносится даже сюда. Достав платок из кармана, я вытираю рот, гоняю по рту слюну и выплевываю ее, потом кидаю в рот жвачку, которую всегда ношу с собой.
        – Ты как? – спрашивает с беспокойством Блейн, выглянув из-за полки и светя фонариком прямо мне в лицо. – Я собираюсь зайти внутрь.
        – Не боишься задохнуться от такой вони? – Он качает головой. – Если увидишь, из-за чего там так пахнет, дай мне знать, ладно?
        – Ты не хочешь сама проверить?
        – Я даже секунду у порога простоять не смогла, о чем ты говоришь?
        – Ладно. Только, пожалуйста, не описайся от страха, сидя на полу в одиночестве. Если что, кричи, и я прибегу тебя спасать от крыс, – саркастично замечает Блейн и скрывается в темноте.
        Уйдя подальше от лужи рвоты, я сажусь на пол и прислоняюсь спиной к книжной полке. Со склада доносятся шаги парня, что успокаивает. Я выключаю фонарик и открываю игру «три в ряд». Скрестив ноги, я играю, и играю, и играю, забыв про страх. Не знаю, сколько времени прошло, но мне удается преодолеть больше десяти уровней. Телефон не выдерживает такого напора и отключается. Батарея на нуле. Я осталась в полнейшей непроглядной темноте.
        Смотря в сторону, где по моим прикидкам должна находиться дверь на склад, я прищуриваюсь, но так ничего и не вижу. Выдохнув, я откидываю голову назад, несильно ударяясь об стенку. Я пытаюсь не дать страху подступить вновь и не сразу замечаю, что шагов Блейна больше не слышно. Сначала я думаю, что он, наверное, остановился возле чего-то интересного, но потом выпрямляюсь, чувствуя, как внутри нарастает ком с волнением.
        – Блейн? – кричу я, но ответа не приходит. Поднявшись на ноги, я пробую снова: – Блейн, где ты? – Когда ответа нет и во второй раз, я сглатываю, а дрожь пробегает по моим рукам, ноги словно наливаются свинцом.
        На ощупь я пытаюсь добраться до двери. Чувствую, как неприятный запах начинает пробираться в ноздри, поэтому зажимаю нос рукой, дыша через рот и обжигая ладонь собственным дыханием.
        Нащупав проем, я кричу:
        – Блейн!
        Опять же не получаю ответа. Где-то что-то с грохотом падает, и я подпрыгиваю, начиная дрожать так сильно, что колотятся зубы. Мои ноги трясутся, и я стараюсь покрепче схватиться за дверной косяк.
        Где же Блейн? С ним что-то случилось? Он нашел запасной выход, спустился по какой-нибудь лестнице, вышел на улицу и счел забавным оставить меня здесь в полном одиночестве? Если это действительно так, я никогда ему такого не прощу. У меня не получится выбраться отсюда самой, потому что я просто даже моргнуть не могу, что там говорить!
        Сколько бы раз я ни звала, Блейн не отвечает. Отчаяние накрывает меня с головой, а внизу снова раздается какой-то звук. Скрещиваю пальцы на левой руке и мысленно молюсь, чтобы это шумели бродячие коты. Моя рука держится за косяк так сильно и крепко, что пальцам становится больно.
        Снизу доносится вопль, и я опять подскакиваю, но на этот раз начинаю визжать и рыдать. Ноги подгибаются, и я падаю на колени, все еще не отпуская дверной косяк. Теперь уже плевать на запах, лишь бы выжить!
        – Блейн! – сквозь слезы кричу я. – Блейн, пожалуйста! Где ты?! Блейн!
        Еще один вопль заставляет меня отползти к стене. Мое сердце сейчас выпрыгнет из груди или остановится от страха. Я не могу стоять на коленях, падаю и ударяюсь об стену плечом и виском. Чувствую, как в пальцы впиваются занозы, но все равно не разжимаю пальцы. Стена стала для меня спасательным кругом.
        – Я здесь! – раздается голос, который я так мечтала услышать.
        Блейн выбегает из дверного проема и, посветив на меня фонариком, помогает подняться на ноги. Обнимая меня за плечи, он говорит, что пора валить отсюда.
        – Ты просила сказать, из-за чего так воняет. – Я киваю, крепче прижимаясь к его телу. Свет фонарика позволяет мне разглядеть, насколько бледное и мокрое у Блейна лицо. – Хейли, там труп! Чертов человеческий труп!
        И только после этого я ощущаю, как дрожат руки, держащие меня. Меня снова тошнит, но я удерживаю все в себе, ведь сейчас самое главное – выбраться отсюда. Когда мы выходим на свет, снова раздается вопль, и до меня доходит, что все это время я визжала из-за дерущихся котов.
        На нетвердых ногах мы спускаемся по эскалатору и бежим к двери. Оказавшись на улице, жадно глотаем воздух. Так как моя сломанная машина осталась дома, я с удовольствием сажусь в уже знакомую иномарку Блейна. Отъезжая подальше от заброшенного аэропорта, парень дрожащей рукой тянется к бардачку, осторожно притормаживает и достает новую сим-карту. Я не спрашиваю, откуда у него она и зачем он держит ее под рукой. Но я догадываюсь, почему он ее достал.
        Блейн быстро выключает телефон, берет иголочку, найденную в том же бардачке, и меняет сим-карты. Спустя несколько минут он набирает всем известный номер и сообщает, что нашел тело в заброшенном аэропорту на складе книжного магазина. Отключившись, он сразу достает карту, ломает ее и, выкинув кусочки в окно, жмет на газ так, что слышится визг шин. Мы мчимся как можно дальше от злосчастной улицы.
        Дрожь и страх постепенно утихают, только когда мы подъезжаем к дому братства. Блейн паркуется во дворе, но выйти мне не дает, блокируя двери. Я поворачиваюсь к нему, он уставился на собственные руки, лежащие на руле. Жду, когда он заговорит. Его лицо по-прежнему мокрое. Блейн снимает капюшон, затем кепку, кидая ее на заднее сиденье.
        – Ты никому не должна рассказывать про труп, Хейли. Никому нельзя знать об этом, – объясняет он, смотря куда угодно, только не на меня. – А теперь ответь мне, с тобой все в порядке?
        – Нет, – признаюсь я, – со мной не все в порядке. Ты оставил меня одну, а рядом все это время был труп. Не знаю, можешь ли ты представить, что я пережила. Мне будут сниться кошмары, я уверена в этом.
        – Я видел разлагающееся тело собственными глазами, салага. Как ты думаешь, могу ли я понять твои чувства? Ты не одна будешь страдать добрый месяц от кошмаров, если не дольше. Нам обоим досталось.
        – Не стоило залезать внутрь. Подобные места никогда не сулят ничего хорошего, – качаю головой я.
        Голова в области лба начинает болеть, а на подушечках пальцев правой руки виднеется кровь от заноз, которую я не сразу заметила. Эти маленькие ранки напоминают о прожитом ужасе, поэтому я зажмуриваюсь, прогоняя воспоминания, и сжимаю руку в кулак, не обращая внимания на сильную боль из-за того, что оставшиеся занозы впиваются сильнее в кожу.
        – Этот мертвый парень на складе… Он там недавно, и, скорее всего, у него есть семья, которая, возможно, ищет его до сих пор. Мы, можно сказать, помогли этим людям, – говорит Блейн.
        Слова даются ему тяжело, он практически выговаривает их по слогам. Ему тяжелее, чем мне, он увидел человека, которому невозможно было помочь, а я всего лишь почувствовала запах.
        Мне хочется обнять Блейна, и именно это я и делаю. Наклоняясь, я кладу руку ему на плечо. Сильные руки Блейна обвивают мою талию, крепко сжимая ее. Он будто хочет притянуть меня максимально близко к себе. Перекинув ногу, я упираюсь коленом в дверь со стороны водителя. Я утыкаюсь носом в шею парня, краска на которой немного въелась в кожу.
        – Все будет хорошо, – уверяю я нас обоих. – Ты когда-нибудь забудешь то, что увидел. Страх не вечен.
        – Такое не забыть, – протестующе заявляет он.
        – А ты постарайся.
        Мы сидим в объятиях друг друга. Руки Блейна потихоньку успокаиваются и перестают дрожать, а мое дыхание тем временем выравнивается, и я расслабляюсь. В данную секунду мне безумно уютно с ним. Но в голове гудит понимание, что моя жизнь похожа на скачки. Слишком много неожиданных поворотов, событий. Словно я прохожу испытания в какой-то игре, проверяя, сколько испытаний смогу выдержать. Каждый этап страшнее предыдущего. Даже представить не могла, что на одном из уровней меня будет поджидать труп.
        – Я хочу, чтобы ты сегодня спала со мной, – шепчет на ухо Блейн.
        Он проводит носом вдоль шеи, вдыхая аромат моей кожи. Хотя сейчас она пропиталась запахом краски из баллончиков, пакет с которыми мы забыли в аэропорту. Кажется, мне придется изрядно потратиться.
        – А где «пожалуйста»? – улыбаясь, спрашиваю я, пытаясь хоть чуть-чуть разрядить обстановку.
        – Ляжешь сама, или мне придется применить силу и привязать тебя к изголовью, – без толики радости в голосе безапелляционно произносит Блейн.
        – Ладно, – отвечаю я, осознавая, что сейчас не лучшее время для того, чтобы ему перечить.
        Он наконец-то выпускает меня из машины и, включив сигнализацию, идет за мной. В дом мы входим тихо, уже больше трех часов ночи, поэтому многие легли спать. Кроме Дарила, который сидит на диване в гостиной, смотря телевизор. Заметив нас, он машет рукой в приветственном жесте, а мы, в свою очередь, отвечаем тем же
        Оказавшись в комнате Блейна, я ловлю футболку, которую он бросает мне, и первая ухожу в душ. Там я смываю с себя остатки зловещей ночи и стараюсь не думать о случившемся. Сейчас надо расслабиться, чтобы мозг отдохнул. Искупавшись, я покидаю ванную. Блейн уже успел расстелить постель, поменяв белое хлопковое белье на темно-синее шелковое.
        Блейн появляется из душа спустя минут пятнадцать. Вытирая влажные волосы, он смотрит в окно, сквозь которое видна проезжая часть. Кинув мокрое полотенце на кресло, он опирается руками на подоконник. На нем только пижамные штаны, низко сидящие на бедрах. Я любуюсь его сильной спиной. Свет с улицы красиво подсвечивает тело Блейна. У меня получается разглядеть несколько капель между его лопаток.
        – Блейн, – тихо, с придыханием произношу я.
        Он вздрагивает и оборачивается.
        – Я думал, ты уже спишь.
        Подойдя к кровати, он забирается под одеяло и, положив ладони под щеки, смотрит на меня. Мы любуемся друг другом. Я вытягиваю руку и поправляю мокрые пряди, упавшие парню на лоб. Он прикрывает глаза, а уголки его губ немного приподнимаются.
        Я продолжаю гладить его до тех пор, пока дыхание Блейна не выравнивается. Он проваливается в глубокий сон, черты его лица как будто разглаживаются, становясь мягче. Я засыпаю вслед за ним, молясь, чтобы все ужасы сегодняшней ночи не явились ко мне в качестве кошмаров. Надеюсь, что рядом с Блейном мне будет спокойно даже во сне.
        ОТТЕНОК ТРИНАДЦАТЫЙ
        БЛЕЙН
        Я просыпаюсь из-за кошмара: лицо мертвого парня, а рядом с ним тело человека, из-за которого я порезал себя две недели назад. Я трясусь от ужаса, а по шее стекает капелька пота. Тяжело дыша, я аккуратно вытаскиваю руку из-под головы Хейли и сажусь, прикрыв ладонями лицо. Конечно же, это не первый и не последний плохой сон. Но я так надеялся, что если рядом будет эта девушка, то ночь пройдет спокойно. Я много раз слышал, что, когда спишь не один, это помогает. Ложь. Или, может, если бы мне нравилась Хейли, было бы по-другому?
        За окном еще темно, будильник на тумбочке показывает почти половину пятого утра. Я проспал максимум час и теперь навряд ли усну. В доме тихо, и, когда я встаю с постели и подхожу к окну, то ничего не слышу. Ни разговоров парней, ни лая соседской собаки. Вокруг безмятежность, спокойствие. Лучшее время для размышлений. Но думать мне не о чем, да и не хочется. В последнее время я делал это так часто, что потом болела голова. Я достаю пачку сигарет из толстовки, которую кинул на пол, когда мы пришли домой, и выкуриваю одну.
        Через открытое окно в спальню залетает прохладный воздух. Я слышу шорох позади и оборачиваюсь. Хейли укрывается одеялом по самую шею и поворачивается на другой бок. Сидя на подоконнике лицом к кровати, я делаю затяжки, выдыхаю дым и смотрю на девушку. Мне хочется смеяться из-за того, что она стала частым посетителем моей кровати. Это уже третий раз, когда она здесь, и уже в третий раз я не распускаю руки… Ладно, однажды я к ней немного поприставал, но это не в счет.
        Одни воспоминания тянут за собой другие – и вот я уже вспоминаю вкус ее кожи; вспоминаю то, как приспустил ее штаны; вспоминаю, как мои губы впервые прикоснулись к ее телу. Она такая невинная и чистая, пытается показать всем, что сильная, но, если я подниму руку, замахнусь на нее, она ничего не сможет сделать. Хейли слаба и беззащитна.
        Мне хотелось бы разгадать ее секреты. Хотелось бы узнать, что у нее под кожей, не в прямом смысле этого слова. Хейли вроде бы легка и предсказуема, но в то же время тяжела и непонятна. В ней есть то, чего нет в других, и, наверное, именно это меня привлекает. Если бы Хейли походила на остальных девушек, я бы на нее и не взглянул.
        Эта девчонка знает, как заинтриговать и развеселить, хотя внутри у нее бушует буря. Она умеет говорить так, чтобы завлечь собеседника. Думаю, Хейли понимает, как никто другой, что красота в простоте. Вот только жаль, что такие люди, как она, мало кому нужны. Многих привлекает доступность. Это как купить продукт подешевле, а потом понять, что он испорчен. Хейли сложно добиваться, она недоступна для таких неотесанных болванов, как я, или кого-то еще из этого дома и университета.
        Сделав последнюю затяжку, я выкидываю окурок в окно и подхожу к кровати. Ложиться я не спешу. Полоска уличного света нежно ложится на лицо Хейли. Покрытая веснушками кожа как будто блестит. Ресницы иногда подрагивают, лицо изредка приобретает хмурое выражение. Наверное, ее мучает кошмар. Возможно, не настолько сильный, чтобы она проснулась, но достаточно страшный, чтобы она была недовольна.
        Я думаю, что было бы неплохо простоять так до рассвета, любуясь девушкой. Но понимаю, что если она проснется, то испугается. Я бы точно испугался, если бы увидел, как надо мной кто-то нависает.
        Обойдя кровать, я скрываюсь в ванной комнате. От яркого света приходится зажмуриться. В зеркале я вижу заспанного себя, волосы изрядно растрепаны, на животе красуется заметный розовый шрам. Когда я окреп после инцидента и увидел свое отражение, то ужаснулся. Позже Дез рассказал, что рану зашивали. Это мой первый большой шрам. Один находится на бедре, тогда я впервые полоснул себя ножом.
        Я хмурюсь, ощупывая яркую полосу. Зря я это сделал. Нужно было держать себя в руках, теперь эта треклятая рана будет напоминать о моей слабости, о гневе. Каждый раз, видя себя в зеркале, я буду вспоминать случившееся. От этой мысли меня накрывает невероятно сильная злость. Я сжимаю руками раковину. На этот раз я не должен потерять самоконтроль. Это и так случалось слишком часто за последние дни.
        Когда ярость отступает, я шумно вдыхаю. Помогает. Мне становится легко. Еще раз бросив взгляд в зеркало, я выхожу из ванной. Хейли сидит на кровати, и я вижу, как она судорожно стирает слезы. Мне не нужно задавать вопрос, что случилось. Я знаю, что кошмар взял верх, и она проснулась.
        Присаживаюсь на постель со своей стороны и кладу одну ладонь ей на щеку, вытирая большим пальцем влагу под глазами. Хейли смотрит на меня, словно прося о помощи. После этого в память врезается еще одно воспоминание. Я сжимаю зубы и зажмуриваюсь, отгоняя его.
        – Пожалуйста, помоги мне забыть весь этот ужас, – тихо шепчет Хейли.
        Я наблюдаю за тем, как она становится на колени и придвигается ко мне. Ее маленькие ладошки ложатся на мою шею. Несколько непослушных прядей падает ей на лоб, и я, не задумываясь, убираю их обратно.
        Засунув руки под свою же футболку, надетую на миниатюрное тело Хейли, я поднимаю ладони вверх и задерживаю их на ее обнаженных бедрах. Она ахает, когда я опрокидываю ее на спину и устраиваюсь сверху. Опираясь на руки, расставленные по обе стороны от ее головы, я любуюсь губами Хейли, борясь с искушением впиться в них. Так хочется. Но я понимаю, что нельзя. Губы Хейли – запретная зона для меня.
        Вместо того чтобы прикоснуться к ним, я целую девушку в щеку, на которой по-прежнему красуется клякса краски, а после начинаю покрывать мелкими поцелуями ее подбородок и шею. Она тяжело дышит мне в ухо, ее ноги, каким-то чудным образом, оказываются на моих бедрах, а руки – на спине.
        Оставив два поцелуя на плече, с которого сползла слишком большая для такого хрупкого существа футболка, я отстраняюсь, шепча:
        – Спи, салага. Я буду обнимать тебя до рассвета.
        Ее веки медленно закрываются. Она забывается блаженным сном, забывая про все кошмары, успокаиваясь в моих объятиях. Я держу ее в руках крепко, словно боясь уронить. От ее волос веет ванилью, как и от тела. Мне нравится чувствовать запах Хейли. Я привык, что меня окружают девушки с сильным шлейфом духов, не считая Амелии. Эта же девушка отличается тем, что от нее не несет за километр подделкой под «Гуччи». Ее запах уникален.
        Я поудобнее укладываюсь позади и перекидываю руку через ее талию, сильнее притягивая к себе. Причем делаю это все осознанно, хорошо обдумав. Я злюсь на себя и одновременно радуюсь, что Хейли – первая брюнетка, рядом с которой я не испытываю ужаса. Мне не страшно оставаться с ней наедине. С ней я всегда уверен в том, что делаю… Почти всегда.
        Заснуть у меня все-таки не получается. Я просто любуюсь ее спиной, изредка вырисовывая на ней узоры. Затем я тянусь к телефону и наушникам, которые лежат на тумбочке. Пока время подходит к рассвету, я успеваю пересмотреть пару серий любимого сериала, а только потом встаю с кровати. Посмотрев на Хейли, я умываюсь и выхожу из комнаты, схватив первую попавшуюся футболку.
        Обитатели дома все еще спят, даже полуночник Дарил выключил телевизор и ушел к себе. Я рад возможности выпить кофе на веранде с сигаретой в руках и подумать над тем, что делать, ведь до переезда Хейли осталось две недели и три дня.

* * *
        Я не знаю, что меня вдохновило взять Хейли с собой на выходные к матери. Она даже не догадывается, что я приеду с девчонкой. Мне кажется, я поступил плохо, ведь мы с мамой должны хорошенько обсудить Джеза, который выходит через неделю. Чем ближе этот жуткий момент, тем чаще мне становится холодно и страшно. Ощущение, что с появлением брата случится много всего ужасного, не покидает меня.
        Также меня часто посещает мысль, что он может узнать о Хейли и как-то навредить ей. Но это бред, верно? То есть я хочу сказать, что ему незачем трогать тех, кто мне ни капельки не дорог. Привязанность к Хейли не означает, что я готов отдать за девушку жизнь.
        Привязанность приходит и уходит, и это вполне нормальное, адекватное явление. Но гложущее чувство от этого никуда не исчезает. Я продолжаю беспокоиться.
        – Ты уверен, что твоя мама не будет против? – спрашивает Хейли, ковыряясь в ногтях и пряча от меня красные щеки. Ее румянец не спадает с тех пор, как она согласилась на поездку.
        – Моя мама всем рада, особенно если гостями являются мои девушки, – произношу я и переключаю скорость, спидометр стремительно поднимается выше ста сорока. Плевать, дорога все равно пустая.
        – Твои девушки? – с удивлением в голосе задает вопрос Хейли, а мне хочется себя ударить. Выразился просто ужасно, неудивительно, если она подумала обо мне только самое худшее.
        – Мои… знакомые, – запинаясь, объясняю я. – Наверное, правильнее будет сказать, что ты первая девушка, которую я везу домой, после… Неважно. Просто не нервничай, ладно? Поверь, ты понравишься маме.
        Звучит так, как будто я везу свою подружку, а не просто соседку и девчонку, сводящую меня с ума своим стилем. Сегодня Хейли хоть немного похожа на девушку: на ней мешковатые джинсы и такая же футболка. Но само сочетание смотрится куда лучше, чем то, что обычно мне доводилось на ней видеть.
        Вскоре мы подъезжаем к дому. Остановившись у двора, я вытаскиваю ключ и выхожу. Хейли следует за мной. Пока мы идем к входной двери, пытаюсь придумать причину, почему я не один. Не хочу, чтобы мама делала ошибочные выводы. Я, как никто другой, знаю, что как только она нас увидит, то начнет строить планы о свадьбе и придумает имена нашим с Хейли детям.
        Оказавшись в небольшом коридорчике, я разуваюсь и жду, когда Хейли сделает то же самое. Я замечаю ее скованность, она не уверена в том, что делает, сомневается в правильности своего решения. Я молча беру ее за руку, сжимаю и веду девушку в гостиную. Мама сидит на диване в очках и с газетой в руках. Завидев нас, она широко улыбается, поднимается и заключает в объятия. Я сразу забываю о всех кошмарах, о трупе, о шраме, про который она, кстати, не знает. Повезло. До мамы новости о моем безумии не дошли.
        – Как же я рада вас видеть! – восклицает мать, и я чувствую, как Хейли, стоящая ко мне так близко, что наши плечи соприкасаются, расслабляется. – Нам срочно нужно попить чаю и поближе познакомиться! – обращается она к ней, а Фейз отвечает ей смущенной улыбкой.
        Мы следуем за мамой в кухню. Я протягиваю руку и притрагиваюсь к спине Хейли, показывая этим, что ей нечего быть такой напряженной. Я хочу, чтобы она ощущала себя как дома, а еще больше я хочу перемотать время назад и пройти мимо ее комнаты. По-прежнему считаю, что брать с собой Хейли было наиглупейшей идеей.
        За чаем на меня мало кто обращает внимание. Мама задает множество вопросов Хейли, а та коротко отвечает, не желая раскрывать слишком многое. Наблюдаю за обеими, впитывая их реакции. Иногда Хейли сильно хмурится, опускает взгляд, не желая отвечать. Я ее понимаю. Есть такие вопросы, которые не хочется слышать от малознакомого человека.
        – Извините, где у вас уборная? – аккуратно интересуется Хейли после очередного вопроса мамы.
        Мне кажется, что Хейли просто хочет спрятаться, а не воспользоваться туалетом. Я бы тоже об этом мечтал, если бы меня засыпали таким количеством вопросов.
        Как только мама объясняет, что к чему, Хейли тут же встает и, еще раз извинившись, скрывается за углом. Мой взор тут же падает на мать, которая как ни в чем не бывало пьет чай.
        – Тебе не стоило так набрасываться на нее, – наконец говорю я.
        – Я же должна понять, что из себя представляет твоя девушка и насколько толстая у нее кожа. Что ж, должна признать, Хейли Фейз довольно-таки сильная особа, и повидала она многое, это заметно по ее глазам. Какие-то они… пустые, безжизненные, хоть и светлые.
        – Она не моя девушка, – выдыхаю я, и мама смотрит на меня так, словно говорит: «Как не твоя девушка?» – Мы просто учимся в одном университете и неплохо общаемся. Я решил взять ее с собой просто потому, что вдвоем кататься веселее.
        – Я буду надеяться, что ваша дружба перерастет во что-то большее. Хейли милая и простая, и она единственная, кто подходит тебе, после… Жасмин, – вдруг говорит мама.
        При упоминании этого имени меня начинает мутить. В глазах темнеет, я всеми силами пытаюсь держать себя в руках. Нельзя терять контроль, нельзя, чтобы ярость снова привела к чему-то ужасному. Я на автомате киваю. Мама не знает и никогда не узнает… Никогда. Все черти и демоны стараются всплыть наружу, я сдерживаю их из последних сил, до боли сжимая зубы. Нельзя терять контроль, Блейн. Сильнее всех владеющий собою. Помни это.
        Хейли, появившаяся в проеме, спасает меня от саморазрушения. Я смотрю на нее, пытаясь больше ни на что не отвлекаться, цепляюсь за нее, как за спасательный круг. Она улыбается, как мне кажется, вымученно и присаживается на свое место. Меня отпускает, только когда я слышу ее мелодичный голос:
        – У вас потрясающие картины.
        Глаза мамы сразу сияют, она смотрит на Хейли с обожанием. Живопись всегда была и остается ее слабым местом. Мама безгранично влюблена в искусство девятнадцатого века. У нее есть отдельная комната, где хранятся самые дорогие рисунки и статуэтки.
        – Тебе правда они понравились? – спрашивает мама, наблюдая за тем, как Хейли удобнее устраивается на стуле с мягкой обивкой.
        – Да, мой папа люб… когда-то интересовался живописью, – признается она маме, а я наблюдаю за ней с подозрением. Почему она резко перефразировала предложение? Из-за чего не договорила? Хейли ловит мой взгляд, но никак не комментирует его. – И подсадил меня, – добавляет она.
        – Чудесно! Просто чудесно! Мы просто обязаны сходить в галерею, чтобы полюбоваться и поговорить об искусстве. Это мое любимое занятие, но в последнее время мне не с кем его делить. Как насчет завтра? – мама ни на секунду не останавливается.
        – К сожалению, завтра я весь день проведу у матери, так что… – тихо отвечает Хейли, смущаясь из-за маминого энтузиазма.
        – Ох, конечно-конечно! Тогда я буду ждать тебя в следующую субботу, хорошо?
        – Хорошо. Если что-то случится, я позвоню, – улыбнувшись, обещает Хейли.
        Наблюдая за ними со стороны, я еле сдерживаю радостную улыбку. Мне повезло с мамой. Она не придирчива и не смотрит на моих знакомых свысока. Моя мать простая, не самовлюбленная женщина. И я рад, что могу быть спокоен, оставив, к примеру, свою девушку с ней наедине. Мне не стоит волноваться, что мама обидит ее или поставит в неловкое положение.

* * *
        – Мне надо съездить и посмотреть квартиру, которую я выбрала на днях. Подкинешь? – спрашивает Хейли, сидя в пассажирском кресле. Я киваю, а внутри нарастает самая настоящая буря.
        Я не хочу, чтобы она жила в каком-то сомнительном районе с не менее сомнительными соседями. Эта девчонка меня удивляет. В доме братства ей ни за что не надо платить, так почему же она так стремительно пытается съехать? Ее никто не обижает и не трогает, все относятся к ней, как к своей, так в чем же дело? Нет, даже не стоит пытаться ее понять.
        Я еду по указанному маршруту, слушая гудение собственной тачки и шум проезжающих мимо машин. Мои зубы плотно сжаты, на скуле дергается мускул. Я недоволен происходящим, но тем не менее молчу. Я обязан отвезти Хейли в съемную квартиру, дождаться, пока она все обговорит с владельцем (хоть сама Хейли этого не просила), а затем привезти ее обратно в дом братства и придумать план, как удержать девушку.
        А может, послать все к чертям? Пусть уезжает, куда хочет, и делает, что вздумается? Чего это я так вцепился в нее. Моя кровать наконец-таки будет свободна, как и мои мысли. Я забуду про Хейли и, быть может, в будущем, возобновлю общение с Ланой, буду по четвергам рассказывать ей, что произошло у меня за неделю.
        Нет. Это не то, что я хочу. Мне надо справляться с проблемами самому, но я нуждаюсь в помощи – помощи отпустить Хейли, не держаться за нее и позволить ей свалить на все четыре стороны. Интересно, если она все-таки переедет, сможем ли мы видеться хотя бы раз в месяц? Все же не хочется полностью сжигать мосты, мне нравится общаться с ней, как бы я ни пытался убедить себя и других в обратном.
        Въехав во двор многоквартирного здания, я выхожу из машины и ловлю на себе вопросительный взгляд Хейли, стоящей около пассажирской двери. Я объясняю, что отвезу ее домой после того, как она договорится, и не обращаю внимания на ее возражения. Когда она сдается, мы заходим в подъезд, а потом в лифт, направляясь на нужный нам этаж.
        Хозяин жилья, слегка помятый, пропускает нас внутрь и, прося не разуваться, устраивает экскурсию, даже не предложив чаю, как это подобает всем, кто хочет выглядеть милым перед клиентом. Я рассматриваю все без особого интереса, в то время как Хейли любуется каждой мелочью со слегка приоткрытым ртом.
        Квартира неплохая, спорить не буду, но я по-прежнему недоволен тем, что Хейли будет жить отдельно, да еще и без защиты. Да, предположения о Джезе все еще не уходят из моей головы. Я остаюсь в спальне, которая по совместительству является еще и гостиной, когда Хейли с мужчиной уходят в ванную.
        В комнате располагается большая кровать с серо-белым покрывалом и такими же многочисленными подушками, над ней висит современная картина под стеклом. Большие тюлевые шторы ниспадают с высокого потолка, касаясь пола и пряча за собой простые и тонкие занавески. Они обрамляют выход на большой балкон, где размещаются кресло-качалка с одной стороны и яйцеобразное подвесное кресло с хрустальным столом с другой.
        Обстановка не хуже, чем в доме братства, и цена, наверное, приемлемая, раз Хейли выбрала эти апартаменты. Но я все равно не хочу, чтобы она жила здесь. От одной мысли об этом у меня что-то переворачивается внутри, а по венам растекается неведомое раньше волнение. Я готов сделать все, что угодно, лишь бы удержать девушку в братстве. Но это неправильно. Хейли вольна жить так, как ей хочется.
        – Блейн? – зовет меня из глубины квартиры Хейли.
        – Я здесь! – кричу в ответ я, опираясь локтями на стальные перила с решеткой, сделанной словно из каменного кружева.
        Она выходит и ахает. Вид потрясающий, врать не буду: чудесный парк, вдали плещется океан, а если посмотреть вниз, то можно узреть тонкую полоску дороги с маленькими деревцами по обе стороны и многочисленных людишек, которые отсюда кажутся муравьями. Высокий этаж и прекрасный пейзаж.
        – Какая красота! – шепчет Хейли, становясь рядом со мной. Я слышу, как позади нас шумит хозяин, терпеливо ждущий последнего слова клиента. – Это просто великолепно! – восклицает она и, повернувшись к владельцу, говорит: – Я хочу эту квартиру!
        – Это хорошие новости, мисс Фейз. Тогда вы въедете, как и договаривались, через две недели?
        – Да! Прошу вас, мистер Ренто, больше не показывайте ее никому.
        – Хорошо, – отвечает мужчина.
        Когда мы выходим из здания, я чувствую, как на душе скребут кошки.

* * *
        Весь вечер я провожу в тренажерном зале. Я бью грушу то руками, то ногами, пытаясь выместить на ней злость. Меня все раздражает. Привезя Хейли домой, я больше не мог сдерживаться. Мне хотелось рушить и крушить все на свете, и сейчас я пытаюсь представить, что делаю именно это. По лицу течет пот, который я вытираю рукой в перчатке. В зале практически безлюдно, и это мне на руку. Не хочу, чтобы кто-то заметил мое отчаяние.
        Ударив по груше в последний раз, я, тяжело дыша, прислоняюсь к ней лбом. Сердце больно бьется о грудную клетку при каждом ударе. Мысли о переезде Хейли, о Джезе и о друзьях атакуют меня, истязают. Я не могу понять, чего хочу от Хейли, не знаю, чего ждать от брата, и не уверен в том, что смогу рассказать свою историю «братьям».
        Голова гудит. Мне надо что-то сделать. Но что? Как остановить поток этих сводящих с ума раздумий. Чтобы освободиться от негатива, мне придется сказать правду Хейли, перестать бояться Джеза и объяснить все друзьям. Другого выхода нет.
        ОТТЕНОК ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ
        ХЕЙЛИ
        Лана стоит у шкафчиков и разговаривает с двумя парнями. Она кокетливо улыбается им, даже не подозревая, что я наблюдаю за ней. Я смотрю на ее потрясающие волосы, прядь которых она соблазняюще накручивает на палец. Меня невероятно раздражают ее непринужденность и беззаботность. Хочется подойти, схватить Лану за ее светлую метелку и потребовать объяснений. Да, меня до сих пор злит то, что она натворила. Моя жизнь перевернулась с ног на голову из-за нее, а она смеет улыбаться и делать вид, что ничего не сделала.
        Единственное, что меня удерживает от того, чтобы надрать ей зад, – это куча свидетелей. Я не хочу, чтобы меня отчислили из университета. Хватит истории с общежитием. В какой-то момент Лана поворачивает голову и встречается со мной взглядом. Улыбка сползает с ее лица. Она выпрямляется, что-то говорит парням и, поцеловав их в щеки, быстро исчезает за поворотом. Я ухмыляюсь и, закусив губу, качаю головой, отталкиваясь от стены. Какая же она трусиха. Боится ответить за свои поступки? Что ж, всю жизнь у нее бегать не получится.
        Я направляюсь в кабинет, где будет проходить последняя лекция, и придумываю план, как выловить бывшую соседку. Мне надо с ней поговорить, но для этого я должна быть уверена, что смогу держать себя в руках. Главное, не избить мерзавку до полусмерти. Мне просто нужны ответы. Я жажду понять, зачем она все это натворила, зачем подставила меня. Я не могу успокоиться и простить ее. Мы начали сближаться в последнее время, а тут хоп – и меня обвинили во всех грехах.
        Толкнув дверь, захожу в кабинет. Аудитория гудит, однокурсники громко обсуждают свои проблемы. Все разделились на компании и пары, делятся новостями, в то время как я медленно, опустив голову, поднимаюсь к своему ряду. Никому нет дела до меня, уверена, что половина присутствующих даже не знает о моем существовании. Я чувствую на себе взгляд и, повернув голову, натыкаюсь на Рамону и Зака. Они смотрят на меня с отвращением, и по моим венам растекается оглушающая ярость, впервые адресованная им. Подняв руку, я, сама того не осознавая, показываю бывшим приятелям средний палец. Подбородок Рамоны мило опускается, а я хмыкаю себе под нос. Никогда не думала, что решусь на такой поступок.
        Плюхнувшись на свое место, достаю учебник и тетрадь, собираясь повторить пройденную тему. Я не обращаю внимания, когда об мою голову ударяется смятый кусок бумажки. Если бы он не упал прямо на мою книгу, я бы даже носом не повела. Взяв клочок в руки, я раскрываю его и натыкаюсь на знакомый почерк Зака. По телу пробегает неприятный холодок.
        «Что ты себе позволяешь, маленькая шлюшка?»
        Мой рот открывается и закрывается, я чуть не взрываюсь от нахлынувшего возмущения. Что они себе позволяют? Вот правильный вопрос. Мой жест не идет ни в какое сравнение с тем, что пишет Зак. Я сжимаю зубы, поднимаю голову и, смотря прямо в глаза бывшего лучшего друга, разрываю листок на мелкие кусочки. Даже отсюда замечаю, как дергается мышца на его щеке. Он зол, но и я тоже в ярости. И сильной. Пожалуй, мне впервые так сильно хочется пойти в тренажерный зал и поколотить грушу: ногами, руками, головой, чем только можно.
        Когда в кабинет входит профессор, я отворачиваюсь и смотрю вперед, сжав руками край парты так сильно, что белеют костяшки. Я люблю учиться, но сейчас мне как никогда раньше хочется сбежать с лекции, скрыться в комнате Ника. Залезть под одеяло и покричать в подушку. Хочется выплеснуть свою злость хоть куда-нибудь. Я устала. Во мне вспыхивает ярость не только из-за Зака и Рамоны, но еще из-за того, что последние дни были просто сумасшедшими. Мне снятся кошмары, моя временная кровать постоянно мокра от пота. Я слышала, как громко ругается Блейн в своей спальне. Плохие сны снятся не только мне. У нас появился общий секрет, и мы его бережно храним. Эта тайна травмировала нас, теперь мы не можем нормально спать. Мы, уставшие, приходим поутру в университет, и вместе с тем еще и злые.
        Я списываю с доски то, что пишет профессор, но даже не стараюсь сделать вид, будто меня интересует тема сегодняшней лекции. Я хочу свалить отсюда как можно скорее. Пока моя рука записывает формулы и правила, глаза каждые пять секунд изучают настенные часы. По моей шее струйкой стекает пот, мне душно здесь. Я ощущаю себя словно в клетке среди диких зверей, потому что на меня враждебно смотрит Зак. Этого хватает, чтобы заставить меня потеть и чувствовать себя неуютно.
        Долгожданный звонок врывается в классы, стремительно разносясь по коридорам. Не теряя ни секунды, я хватаю учебник и тетрадку и, закинув рюкзак на плечо, вылетаю из кабинета. Мои мешковатые спортивные штаны держатся на бедрах только благодаря повязанной на поясе ветровке, белая майка стала настолько мокрой, что сквозь нее просвечивает топ, черные кроссовки шаркают по полу – так сильно я спешу свалить из этого ада.
        Затормозив у гардеробной, я скидываю рюкзак и развязываю куртку, после чего надеваю ее и убираю учебник и тетрадь. Через три часа мне надо идти на работу, и я этому безмерно рада, потому что там я смогу отвлечься от всего этого безумия. Выбегая на улицу, я ртом ловлю прохладный осенний ветер. Мокрые волосы на затылке становятся холодными. Грудь тяжело поднимается и опадает. Машина, которую я починила буквально два дня назад, весело подмигивает мне, когда я снимаю блокировку.
        Кинув рюкзак на заднее сиденье, я уже собираюсь сесть за руль, как вдруг поверх капота вижу Лану, которая смотрит на меня, облокотившись на соседний автомобиль. Я вопросительно выгибаю бровь. Кажется, настало время серьезно поговорить. И даже придумывать не пришлось, как спланировать эту долгожданную встречу. Чудесно. Просто нереально восхитительно.
        – Que faites-vous ici?[6 - Что ты здесь делаешь? (фр.)] – спрашиваю я, обходя машину и вставая прямо напротив Ланы.
        – Je t’attends[7 - Жду тебя (фр.).], – отвечает она, одаривая меня самой сладкой улыбкой.
        Я молча смотрю на нее. Пусть она сама начинает разговор, мне очень интересно, что Лана скажет. Мои руки сильно чешутся, кровь закипает. Хочется сорваться с места, подбежать к ней и сразу же надавать пощечин, одновременно задавая очень интересующие меня вопросы. Держать себя в руках оказывается намного тяжелее, чем я думала.
        – Видишь ли, – растягивая слова, произносит Лана, – из-за тебя Блейн перестал обращать на меня внимание. Он не приходит, не звонит и не пишет. Это мне… не нравится.
        Она говорит так, будто я отбила у нее парня. Хотя, может быть, потерять сексуального партнера так же обидно, как и вторую половинку? Но ведь я ничего не сделала, чтобы переманить Блейна. Мне абсолютно плевать на то, где и с кем он проводит время. Я не виновата в том, что Блейну нравится общаться со мной. Ведь если бы не нравилось, он бы избегал этого, правильно? В любом случае, мне совершенно неприятен тон Ланы.
        – Это твои проблемы. Я не знаю, почему Блейн бросил тебя, но могу с уверенностью заявить, что я здесь ни при чем. Покопайся и разберись в себе, может, тогда и найдешь настоящего виновника ситуации.
        Не смей сжимать руки в кулаки, Хейли. Только попробуй сорваться. Выжидай момент. Еще не время кидаться на нее. Только не здесь. Только не около университета. Тебе не сыграет это на руку. Терпи.
        – Тебе повезло, что мне пора бежать, ведь в отличи от некоторых меня ждут друзья. – Глаза Ланы недобро блестят.
        Она растягивается в наигранной улыбке, и во мне вновь всплывает желание двинуть ей. Желательно по губам.
        – Я тебя не держу, но прежде чем уйти, будь добра ответить: какого черта ты меня подставила? – Каждое слово я будто выплевываю. Я сжимаю ручку машины за спиной, продолжая сдерживаться что есть сил.
        Когда я только въехала в общежитие, мне казалось, что Лана светлая, чистая и добрая. Даже не общаясь с соседкой, я не позволяла себе думать о ней плохо. Цвет ее волос такой светлый и невинный. Но сама Лана неимоверно порочна, грязна и ужасна. Как я уже поняла, она способна сделать все, лишь бы достичь своей цели. Подумать не могла, что однажды она захочет избавиться от меня. Из головы все еще не выходит момент, когда Лана была мила со мной, насколько это вообще возможно для нее. В последние дни она совсем не выглядела угрожающе.
        – Со временем ты поймешь и скажешь мне merci, – подмигивает она и, повернувшись ко мне спиной, быстро шагает вдоль многочисленных машин всевозможных цветов и марок.
        Я качаю головой, понимая, что бежать за ней и требовать вразумительных ответов как минимум глупо. Последние слова Лана сказала, чтобы просто отвязаться. Я никогда в жизни не поблагодарю ее за то, что она подставила меня в самый неожиданный момент. Эта девушка еще попляшет. Не зря же существует такая вещь, как бумеранг.
        Подойдя к автомобилю, я собираюсь сесть в него и наконец-то поехать в дом братства, как вдруг снова отвлекаюсь. На этот раз не из-за знакомого лица, а из-за голоса, зовущего меня. В очередной раз захлопнув водительскую дверь, я наблюдаю за тем, как в мою сторону бежит Амелия, наспех поправляющая рюкзак. Поравнявшись со мной, она, тяжело дыша, широко улыбается и опирается руками о колени, пытаясь восстановить дыхание.
        – Думала, что не успею, – обрывками говорит она и, выпрямившись, тут же выпаливает: – Я хочу пригласить тебя в нашу с Нелли комнату. Правда, ее сейчас там нет, но не суть. Ты согласна? Пожалуйста, скажи, что согласна.
        – Зачем? – интересуюсь я, заглядывая в красивые, завораживающие глаза девушки. Неудивительно, что Ник обратил на нее внимание. В такие глаза сложно не влюбиться. Они кажутся леденяще-холодными и в то же время теплыми, как солнце в середине лета.
        – Я хочу попробовать сделать кое-что с твоими волосами. – Когда мои глаза расширяются от ужаса, Амелия спешно вытягивает ладони вперед и, размахивая ими, начинает тараторить: – Тебе не нужно беспокоиться, ничего из ряда вон выходящего я не придумала. Доверься мне, прошу тебя.
        И я соглашаюсь, потому что мне любопытно. Интересно, что же она задумала. Я следую за Амелией к общежитию. При виде знакомого здания мое сердце начинает биться быстрее, и я закусываю губу, подавляя всхлип. У меня было столько планов, когда я жила здесь. Я хотела устроиться на работу, чтобы откладывать деньги. Сейчас же мне придется отдавать внушительную часть зарплаты за квартиру.
        Конечно же, за все время, пока я нахожусь в доме братства, никто не высказывал ничего против. Ребята рады, когда я готовлю для них, они часто приглашают меня посмотреть фильм или же поиграть в настольный теннис. И хоть я постоянно отказываюсь, потому что мне неловко находиться в компании одних парней, все равно приятно, что они пытаются сделать так, чтобы мне не было скучно.
        Где-то глубоко в душе я хочу остаться в доме братства. Но я подавляю это чувство. Мне там не место. Конечно, Ник пустил меня пожить, но это не значит, что он счастлив моему длительному пребыванию в доме. Каждый раз, думая об этом, я хочу скорее переехать.
        В комнату Амелии и Нелли я иду чуть ли не с закрытыми глазами. У меня нет желания видеть знакомую обстановку, тем самым причиняя себе боль.
        – Добро пожаловать в берлогу двух бродяг! – восклицает Амелия, и я открываю глаза.
        Закрывая дверь, я смотрю по сторонам: как и положено, две узкие, длинные кровати, тумбочки по обе стороны. Над одной из кроватей я вижу листок, на котором красивым почерком выведено «Амелия», ниже «Амали», а под ней «Ами». Я так понимаю, это все прозвища Амелии? Что ж, довольно мило. Постель накрыта бежевым покрывалом и завалена маленькими подушками и небольшими мишками. Кровать девушки выглядит мило и… по-детски, хотя, когда смотришь на Амелию, она кажется взрослой, серьезной и предельно сильной особой.
        – Будешь чай? У меня есть черный и зеленый, кофе, к сожалению, закончился, – разводит руками Амелия.
        Я поворачиваюсь к хозяйке с забавной статуэткой в руках, найденной на тумбочке, и смотрю на нее вопросительным взглядом. Она издает смешок, забирая у меня обнаженного первобытного мужичка, и объясняет:
        – Это подарок Ника к началу учебы, сама бы я такое ни за что не купила.
        – У Ника… хорошее чувство юмора, – констатирую я. – Не откажусь от чая, желательно зеленого.
        – Любишь зеленый? – спрашивает Амелия, подходя к электрическому чайнику, проверяя, есть ли в нем вода.
        – Не особо. Но говорят, что он хорошо утоляет жажду, а мне что-то ужасно жарко, да и пить сильно хочется. Так что же ты собралась делать с моими волосами?
        – Ты хоть раз пользовалась приборами для укладки? – Я отрицательно мотаю головой. – Сегодня я хочу выровнять твои кудряшки, уверена, что после этого пряди будут доставать тебе до груди. Ты просто обязана сделать кератиновое выпрямление.
        – Говорят, оно вызывает рак кожи, да и с кудряшками мне вполне удобно. Я привыкла к ним. – Я пожимаю плечами и присаживаюсь на край кровати.
        – Если будешь делать у профессионала, никакой рак тебе не грозит. Ты, конечно, прости меня, но с такими волосами ты походишь на мальчишку-подростка. Видать, не зря тебя Блейн «салагой» называет. – Амелия хихикает. Мое прозвище дошло и до нее.
        Я никогда не задумывалась над тем, как выгляжу. То есть я смотрю на себя в зеркало, и иногда мне что-то не нравится, а иногда, наоборот, что-то привлекает в собственной внешности. Но мне нет дела до того, как люди видят меня со стороны. У меня другие проблемы. Слова Амелии заставляют меня задуматься. Может, действительно пора подумать о себе? Стать более изящной?
        – Держи, – возвращает меня в реальность голос Амелии. Она протягивает мне кружку, и, сделав глоток, я ставлю ее на письменный стол, втиснутый между тумбочками. – Можешь сесть сюда, – похлопав по стулу у зеркала, объясняет она.
        Я снимаю ветровку, кидаю ее на кровать и сажусь.
        Мне немного страшно, потому что я совсем не знаю, чего ожидать. Наверное, не зря говорят, что неизвестность пугает. Всю жизнь я проходила с кучерявой шевелюрой и не могу даже представить, что будет, когда волосы станут прямыми, и самое главное – как на это отреагируют другие?
        Тем временем Амелия достает толстую, длинную плойку, которая со стороны кажется угрожающей. Я смотрю на нее как на какую-то диковинку, широко распахнув глаза. Протянув руку, трогаю гладкую поверхность и матовый металл, который, по всей видимости, отвечает за выпрямление волос.
        Отвернувшись, я прошу Амелию подать кружку, которую оставила на столе, и делаю неспешные глотки зеленого успокаивающего чая. Горячая жидкость приятно обволакивает горло. Так намного лучше, я чувствую расслабление и одновременно бодрость.
        Прикрыв глаза, я балдею от того, что меня расчёсывают. Это самый приятный массаж из всех, которые у меня были за всю жизнь. Ради этого я готова сидеть на не слишком удобном стуле часами.
        – Как вы с Ником начали встречаться? – спрашиваю я, чтобы разбавить тишину и удовлетворить любопытство.
        Мне действительно интересно послушать рассказ Амелии. Наблюдая за ней через зеркало, я вижу, как на ее губах появилась радостная улыбка.
        – Он решил поиграть на физическом желании. Первое время я избегала его, дразнила, но в итоге Ник оказался сильнее. Он обещал уйти после того, как использует меня. Он был уверен, что победит. Так и произошло. А потом он действительно ушел. Время, когда я осталась без него, – самое сложное в моей жизни, но оказалось, что ему тоже было плохо. И вот мы вместе.
        – Ты когда-нибудь могла подумать, что будешь состоять в отношениях с одним из самых горячих парней университета?
        – Нет, ни за что. Я считала, что когда-нибудь начну встречаться с Коди, а этот парень совершенно не переваривает членов братства. Он и сейчас не может успокоиться и принять мои отношения с Ником. Но Коди хороший, он поймет, что я люблю Ника как парня, а его – просто как друга.
        – Настоящая драма, – усмехаюсь я. – А что насчет Логана?
        – Логан – хороший парень. Жаль, что он одинок. Но я уверена, он будет с той девочкой. Помнишь, на кого Логан смотрел, когда мы были на обеде? – Я киваю. – Вот, мне кажется, что он предложит ей встречаться. Не могу дождаться, когда это произойдет.
        А я всегда надеялась, что Зак будет с Рамоной. Мне нравилось представлять, как они вместе ходят за ручку и воркуют. Я желала счастья друзьям и, что врать, желаю до сих пор. Но как сложится их судьба, мне больше не узнать. И все же я надеюсь, что они останутся вместе. Зак знает и понимает Рамону, как никто другой, точно так же, как Рамона его. Им будет легче друг с другом, я уверена.
        Амелия тянется к плойке и смотрит в зеркало, подмигивая моему отражению. Я задерживаю дыхание, когда горячее железо впервые соприкасается с моими волосами, а затем прикрываю глаза, успокаиваясь и расслабляясь, полностью доверяясь Амелии.
        Процедура оказалась очень долгой. Все это время мы молчали, а я, кажется, и вовсе задремала. Когда девушка говорит, что я могу открыть глаза и полюбоваться результатом, я сначала притрагиваюсь к волосам, по-прежнему держа веки опущенными. Волосы мягкие, гладкие и главное… прямые. Это меня пугает, и я тут же распахиваю глаза. Прическа может кардинально изменить человека, теперь я верю в это.
        Аккуратно уложенные волосы достают до груди. Пробора больше не видно, потому что Амелия перекинула несколько прядей с правой стороны на левую, и выглядит это просто шикарно. Я не узнаю себя. То есть я вижу те же глаза, веснушки, брови, скулы и нос. Но что-то изменилось. Я стала… красивее?
        – Тебе очень идет, – говорит Амелия.
        Она любуется мной через зеркало, на ее губах трепещет еле заметная улыбка.
        Я смотрю на нее, чувствуя, как краснею. До сих пор не могу поверить, что общаюсь с ней.
        – Спасибо, что исполнила мою мечту.
        – Ты мечтала выпрямить мне волосы? – скептически интересуюсь я.
        – С тех пор, как впервые увидела тебя, – признается она, и я непроизвольно ахаю.
        Рамона никогда не пыталась сделать меня лучше, приятнее, красивее. Мою лучшую подругу это не интересовало, поэтому слышать подобное от человека, с которым я раньше никогда даже не здоровалась, очень непривычно.
        – Спасибо, – тихо произношу я, но абсолютно искренне.
        – Не благодари. Кстати, это тебе, – поднимая плойку, говорит Амелия. Она проверяет, остыло ли железо, затем сматывает шнур и засовывает прибор мне в рюкзак. Я собираюсь запротестовать, но она поднимает руку: – У меня такая же в шкафу, эту я хочу подарить тебе. Никаких возражений.
        И я, переполненная благодарностью, замолкаю. Я поднимаюсь и, обойдя стул, обнимаю Амелию. Я шепчу ей на ухо «спасибо» по меньшей мере раз пятьдесят. Амелия сильно отличается от Рамоны, и только сейчас я осознаю, что Рамона не единственная, кто может быть моей подругой. Без старых товарищей я теперь точно не пропаду.

* * *
        В гостиной братства я сталкиваюсь с Дезом. Он смотрит на меня во все глаза, наверняка не веря тому, что видит. Мои щеки краснеют, но я заставляю себя держать голову прямо. По дороге домой я не переставала гадать, как отреагируют парни на мое небольшое изменение. Дезу явно нравится. Он улыбается и говорит:
        – Тебе идет. Осмелюсь сказать, что даже очень идет.
        – Спасибо, – скромно отвечаю я и прохожу в глубь комнаты. В доме непривычно тихо. Озираюсь по сторонам, но никого не вижу. – Где все? – интересуюсь я, снимая рюкзак и кидая его на кресло.
        – Скоро приедут. Наверное, задержались на занятиях. Хейли, – начинает он осторожно, – когда я выходил из университета и подходил к парковке, заметил, что ты общалась с Ланой. У тебя все в порядке? К сожалению, мне нужно было спешить, поэтому я не смог подойти к вам.
        – Tout va bien[8 - Все в порядке (фр.).].
        – Тебе повезло, что я изучаю французский, – ухмыляется он. – Надеюсь, ты понимаешь, что всегда можешь мне все рассказать? – Я непонимающе смотрю на него. Конечно, мы стараемся вернуть нашу дружбу, но мне кажется, что он слишком спешит. – Прости, я просто пытаюсь быть… заинтересованным.
        – Я понимаю – отчасти, – но со своими проблемами могу разобраться сама, поверь. Мы просто немного поговорили и разошлись. Ничего плохого не произошло, и я правда в порядке, Дез.
        – Ладно, – выдыхает он, а потом снова поднимает на меня взгляд. – Я должен уехать на час или два. Еда в холодильнике. Можешь посмотреть телевизор или взять мой ноутбук. Как раз не придется скучать до прибытия парней.
        – Хорошо, спасибо, – слегка улыбаюсь я.
        Прежде чем отвернуться и уйти, Дез снова смотрит на мои волосы:
        – Делай с ними это почаще. Так ты похожа на двадцатидвухлетнюю девушку, а не салагу. – Подмигнув, он скрывается за углом, а через пару секунд слышится хлопок входной двери.
        ОТТЕНОК ПЯТНАДЦАТЫЙ
        БЛЕЙН
        Хейли с выпрямленными волосами – полнейшая неожиданность. Я приезжаю раньше остальных, и сейчас, стоя посередине гостиной, любуюсь ее преображением. «Подумаешь, всего лишь выпрямила волосы», – скажут многие. Но для меня это огромный сюрприз, потому что всего лишь маленькая деталь изменила девушку полностью. Она будто стала взрослее, роскошнее. Руки чешутся от желания подойти к Хейли, поднять с дивана и зажать в объятиях, а затем не менее крепко поцеловать. Но я контролирую себя, оставаясь на месте, словно приклеенный к полу.
        Хейли тем временем удобно устраивается на диване в позе лотоса, держа в руках стеклянную чашку с чипсами. Она смотрит на меня, наверняка ожидая вердикта. Но что я могу сказать? Только правду. Мне нравится ее преображение, я его одобряю. Теперь мешковатая одежда сидит на ней в сто раз лучше.
        – Ты сама это сделала? – спрашиваю я, наконец-то делая шаг вперед и указывая на ее голову. Хейли качает головой и отвечает, что это дело рук Амелии. – Это нереально круто, надеюсь, теперь ты перестанешь походить на домовенка и будешь регулярно приводить свою гриву в порядок.
        Я плюхаюсь рядом с ней и кладу ладонь ей на колено, слегка сжимая его. Она смотрит на мои пальцы, пока я любуюсь милыми мурашками на ее оголенных руках. Ее влечет ко мне. Каждое мое прикосновение заставляет ее дрожать. Это хорошая новость. Очень хорошая.
        – Спасибо, я рада, что тебе понравилась моя новая прическа, – отвечает она, громко сглатывая. Понятное дело, Хейли сказала это лишь для того, чтобы не сидеть молча, наблюдая за тем, как моя ладонь поднимается выше, сжимая ее бедро все сильнее и сильнее. – Мне больно, Блейн.
        И этих слов хватает, чтобы прогнать пелену с моих глаз. Я снова забылся, кажется, всего на секунду. Но все же успел причинить боль ни в чем не виновной девушке. Она не должна доверять такому неуравновешенному придурку, как я. Да и, по-видимому, не доверяет. Ведь Хейли не глупа. Как бы сильно мне ни хотелось ее испробовать, я не могу позволить себе этого. Не хочу, чтобы прошлое вернулось, воплотилось в настоящем и прошлось по моему сердцу острым лезвием еще раз.
        Я поднимаюсь и молча ухожу наверх, подальше от искушения, сидящего на диване. Если я пробуду рядом с Хейли еще секунд пять, то не сдержусь и поцелую ее, и не уверен, что смогу остановиться. Никогда не думал, что настолько захочу такую девушку. Да, я знаю, что внешность мы не выбираем, но у Хейли она немного отталкивающая. По крайней мере, для меня. Загвоздка в том, что одновременно она и притягательна. Наверное, поэтому салага понравилась Дезу. Девушки с неординарной внешностью всегда бросаются в глаза.
        Идя по коридору, я слышу шаги позади себя. За мной по пятам крадется Хейли. Что ей нужно? Почему она пристает тогда, когда мне ужасно хочется побыть одному? Остановившись у своей спальни, я закатываю глаза и поворачиваюсь. Хейли тут же врезается мне в грудь. Неуклюжая, меньше носом клевать надо.
        – Ты что-то хотела? – задаю я вопрос, надеясь получить четкий ответ и уйти в свою комнату.
        Мне действительно стоит закрыться там одному и подумать над тем, как перестать причинять боль всем девушкам, к которым я прикасаюсь.
        – Почему ты так резко встал и ушел? Я сказала что-то не то? Ты еще и в лице изменился, когда я заявила о боли, – быстро тараторит Хейли.
        Приходится внимательно вслушиваться в каждое слово, чтобы понять ее.
        – Я просто хочу побыть один, потому что устал после учебного дня. Не забывай, что я на последнем курсе, мне надо усердно трудиться, чтобы окончить университет, – сочиняю на ходу ответ, и получается правдоподобно.
        – Может, тебе нужна помощь? – предлагает она, я уже готов отказаться, но передумываю и киваю.
        У меня есть план. Я не буду ее целовать, но кое-что все же попробую. Либо сделать это сейчас, либо мучиться до конца дней.
        Мы проходим в комнату и усаживаемся на кровати. Я достаю первый попавшийся учебник и тычу пальцем в первую попавшуюся тему. Хоть Хейли на курс младше, она поумнее многих преподавателей, об этом мне удалось узнать от Деза. Пока она внимательно читает параграф, я протягиваю руку и притрагиваюсь к ее волосам. Пора исполнять задуманный план, но к нужному разговору надо перейти плавно, поэтому я начинаю говорить о будущем.
        – Что ты будешь делать после учебы? – спрашиваю я, продолжая перебирать мягкие пряди. Ее дыхание учащается. Господи, на что способны самые простые прикосновения.
        – Я… я об этом еще не думала, – с запинкой отвечает она.
        – Совсем? – Я не верю, что такая заучка и мышка не разложила всю свою жизнь по полочкам.
        Может, Хейли не хочет говорить о своих планах? Боится, что я кому-нибудь растреплю? Как же мне хочется заслужить ее полное доверие.
        – Да ладно, Блейн, противоречишь сам себе?
        – Возможно. Но я сам по себе довольно противоречивый человек. Сейчас я могу говорить и думать об одном, а потом утверждать другое. У меня такая натура. Многие говорят, что я сложный человек. Не буду отрицать.
        Хейли приступает к объяснению темы, которую, как оказалось, я знаю лучше других. Самое главное не сказать ей об этом, а то девчонка сразу уйдет.
        Я внимательно слушаю ее. В какой-то момент голос Хейли становится в сто крат красивее, мелодичнее. Незаметно тряхнув головой, пытаюсь отогнать мысли о ее голосе. Это сейчас ни к чему. Позволяю ей договорить, а только потом опять возвращаюсь к прежней теме.
        – Мне тут Дез написал, что ты столкнулась с Ланой на парковке. Это правда? – Она кивает. – Все нормально? – Снова кивает, что начинает слегка раздражать. – Она мне писала, когда я лежал в постели полуживой.
        Последних слов хватает, чтобы привлечь внимание Хейли. Она отрывает взгляд от учебника, с интересом поглядывая на меня. На самом деле не стоило ей об этом рассказывать, но это было первое, что пришло в голову. Да и тем более что-то мне подсказывает, что Лана разговаривала с Хейли не о духах и косметике. Я по-любому фигурировал в их разговоре, по-другому быть не может.
        Или просто я так самоуверен, что думаю, будто они говорили обо мне? Как не злиться на Деза, который предпочел свои мелкие дела Хейли? А если бы они подрались сразу же, как он отъехал? Это, конечно, вряд ли возможно, ведь я бы на месте Фейз дорожил своей репутацией в университете. В ее положении потасовка – не самое подходящее занятие. Но все же! Я бы на месте Деза забил бы на все дела, если они не касаются семьи.
        – Все хорошо, я уже говорила Дезу. Ничего плохого не случилось. Лана спросила, я ответила. Все. Вам не стоит париться по этому поводу. В сотый раз повторюсь, что я могу за себя постоять в случае чего, – Хейли произносит это слишком быстро, раздраженным тоном. Но я молчу, давая ей возможность высказаться. Встреча с блондинкой испортила ей настроение. – А что она тебе писала?
        Я бы мог соврать, заявить, что это не ее дело. Но зачем? Ведь, по сути, наша небольшая и последняя переписка с Ланой не такая уж личная. В ней нет ничего секретного. Но даже если бы и было, я бы легко мог опустить детали.
        – Что я променял ее на тебя, – отвечаю я и отвожу глаза.
        Но желание увидеть реакцию девушки пересиливает, и я снова смотрю на нее.
        По лицу сложно понять, о чем Хейли думает. Она хмурится, но это ни о чем не говорит. Я жду, когда она задаст какой-нибудь неожиданный вопрос или разразится гневной тирадой. Хейли непредсказуемая личность, от нее можно ожидать чего угодно.
        – Бред, – в итоге говорит она и снова возвращается к учебнику.
        – А что насчет Зака и Рамоны? – интересуюсь я, вспоминая, что давненько не было слышно их имен.
        Они по-прежнему меня бесят, даже сильнее, чем раньше. Встречаясь с ними в коридоре, я не знаю, где нахожу силы, чтобы не подбежать к ним и не врезать обоим. Даже Рамоне. Она оказалась еще той тварью.
        – Я не хочу говорить о них, – резко отвечает Хейли, не поднимая взгляда. – Придумай любую другую тему, а вообще мы здесь затем, чтобы подтянуть твои знания, будь так добр сконцентрироваться на предмете.
        – Где ты будешь теперь рисовать? – задаю я очередной вопрос, игнорируя ее слова.
        Меня не волнует учеба, я затащил девчонку в комнату, чтобы поговорить на пикантные, временами чересчур интимные темы. Но вместо этого на языке вертятся другие слова, и мой план дает трещину, потому что скоро Хейли надо будет собираться на работу, а значит, я попусту теряю время.
        Так и не получив ответа, я уже начинаю думать, что так и останусь в неведении. Но меня действительно интересует, какое здание она выбрала, чтобы излить душу с помощью своих потрясающих граффити. Я хочу быть с ней рядом в этот момент. Мне нравится наблюдать за тем, как двигаются ее руки, руководя баллончиками с краской.
        – Я еще не знаю. Но, если бы ты не сказал про рисование, я бы не вспомнила о том, что хотела у тебя спросить, – отвечает она, как мне показалось, немного замявшись. Я выжидающе смотрю на ее лицо. Хейли выпаливает на одном дыхании: – Можно мне разрисовать заброшенный гипермаркет? – Когда я не отвечаю, Хейли снова начинает тараторить, а мой мозг потихоньку закипает. – Просто я не знаю, что еще выбрать. Граффити в университете я не смогу закончить ближайшие пару месяцев, потому что боюсь наткнуться на Зака и Рамону, а без творчества я жить не могу. Войди, пожалуйста, в мое поло…
        – Можно, – обрываю ее я, широко улыбаясь. Я тянусь, чтобы убрать прядку, упавшую на лицо девушки. Из-за этого щеки Хейли покрываются милым румянцем. – Тебе не надо просить разрешения. Я показал тебе место, о котором не знают даже мои лучшие друзья. Ты вошла в маленький уголок моего, скрытого от чужих глаз, мира. Это здание теперь принадлежит не только мне, но и тебе. Делай с ним что угодно. Только не разрушай, конечно, не то я тебя очень сильно отругаю.
        Мои слова звучат сопливо. Куда я качусь? Только бы не съехать в сантименты окончательно.
        – Спасибо, – коротко отвечает она, но ее растерянный взгляд дает мне понять, что не один я в шоке от происходящего. Качаю головой и больше ничего не говорю на эту тему, вместо этого поворачиваю беседу в другое русло.
        – У тебя есть братья или сестры?
        – Нет.
        – То есть ты одна в семье? Даже двоюродных нет?
        – Даже если и есть, то я о них не знаю. У нашей семьи всегда был… тесный круг общения. Только мама, п-папа и я, если не считать бабушек, дедушек и так далее. – На слове «папа» она немного заикается, и я не могу понять, почему. Либо он причинил ей боль, либо дело в другом. – Что насчет тебя?
        Резко возникает желание рассказать ей о Джезе. Но я вовремя останавливаюсь. Нет, она не должна о нем знать. Никто не знает, и ей не стоит.
        – Я один, – вру я, и от этой лжи во рту остается неприятный привкус.
        Не знал, что она может быть горько-кислой, обычно ее ассоциируют с чем-то сладким. А тем временем в моей копилке еще одна тайна, которая на шаг ближе приводит меня к разрушению и к тому моменту, когда я останусь один.
        – И тоже нет двоюродных или троюродных? – усмехнувшись, спрашивает Хейли.
        – Именно, салага, – криво улыбнувшись, отвечаю я. – Во сколько тебе на работу?
        Она достает телефон из спортивных штанов, которые не позволяют хорошенько рассмотреть ее ноги, и, разблокировав мобильник, произносит, вставая с кровати:
        – Мне надо быть там через час. Спасибо, что напомнил, и прости, что должна тебя покинуть. Уверена, мы найдем как-нибудь время, чтобы позаниматься.
        – Я отвезу тебя, – тут же говорю я.
        – В этом нет необходимости.
        – Я настаиваю. – И только после этих слов она понимает, что спорить бессмысленно. Когда секунду спустя Хейли не произносит ни слова, я улыбаюсь и добавляю: – Буду ждать тебя в машине.
        – У меня есть своя! – отчаянно заявляет девушка. Я поднимаю брови и смотрю на нее до тех пор, пока та не сдается. – Ладно, через десять минут спущусь.
        В автомобиле мысли снова возвращаются к ее преображению. Хейли выглядит женственнее – это факт. На нее приятней смотреть. Нет, до этого меня тоже что-то привлекало, но сейчас слово «салага» с каждым разом дается труднее. Я никогда не думал о том, что будет, если Хейли изменится. Мне иногда нравится проводить с ней время, а порой всплывает невыносимо сильное желание близости. Хотеть Хейли слишком необычно и ненормально, ведь опять же меня не привлекают такие, как она. И я снова противоречу сам себе. Аж мозг кипит.
        Вот уже пять лет я стараюсь никого не подпускать к себе слишком близко, сторонюсь брюнеток, изредка поглядывая на блондинок. Мои секреты всегда при мне, и единственный человек, с которым я мог спокойно поговорить о них, поступил очень подло, непростительно подло. Оставшись без Ланы, я чувствую, как увязаю в своих кошмарах все сильнее и сильнее. Даже в те редкие моменты, когда я позволяю себе расслабиться и не бояться того, что меня раскроют, рядом никого нет, кроме Хейли. И, если честно, это меня пугает, потому что пару раз я чуть не вытащил несколько скелетов из своего шкафа, намереваясь показать их ей.
        До встречи с Фейз я долгое время не терял контроль. Не знаю, почему она влияет на мое самообладание, но факт остается фактом – я становлюсь все более неуправляемым. В школе было легче. Я не замечал Хейли, да и вообще половину учеников. Меня никто не заботил, и я не думал, что в предпоследнем классе со мной случится ужас… и не только со мной. После произошедшего я долго восстанавливался и, когда мне удалось взять себя в руки и жить дальше, стал самым терпеливым человеком на свете.
        Так к чему же я веду? Как только Хейли въехала в этот дом, я успел навредить ей, себе, той блондинке из клуба, парню во время драки. А еще моя дружба с Дезом перестала быть прежней. Этот парень считался самым веселым среди нас. Но что же мы видим теперь? Вечно угрюмый, мрачный, злой, замкнутый. Такое ощущение, словно мы теряем его. И хорошо развитое шестое чувство, подсказывает мне, что дело здесь не только в Хейли. У Деза проблемы.
        Я бы мог потребовать у него объяснений, но не позволяю себе этого. Чтобы просить быть откровенными других, надо сначала открыться самому. За моей спиной больше темных моментов, чем у Деза, в этом я не сомневаюсь. Но он никогда не отворачивался, не отдалялся от меня. Мы с ним всегда были вместе, стояли рука об руку, веселились, даже когда рядом не было Ника и Джареда. Что же происходит сейчас? Мы не тусовались очень давно, с тех пор как в доме появилась девчонка.
        Чувствуя, что начинаю злиться, я заставляю себя успокоиться. Вот, я опять теряю контроль, и моя ярость снова адресована Хейли. Так нельзя. Она не виновата в том, что Дез положил на нее глаз и, кажется, собирается променять меня на нее. Хейли просто человек, которого подставили и который не знал, что делать, пока на помощь не пришел добрый Ник. Ее не в чем винить, у нее своих проблем полно.
        Когда Хейли выходит из дома, автомобиль уже прогрелся, и, юркнув на пассажирское сиденье, она издает стон блаженства, от которого у меня все внутри переворачивается, и расстегивает молнию на куртке.
        – В твоей машине всегда так вкусно пахнет, – заявляет она.
        Я объясняю, что запах в салоне является одной из важнейших вещей в моей жизни. Я всегда слежу, чтобы в автомобиле висел ароматизатор, источающий тонкий приятный запах лимона.
        – Во сколько ты заканчиваешь работу? Как обычно?
        – Ага, – весело отвечает она.
        Почему у нее такое хорошее настроение? Это удивляет. Я привык видеть серьезную, насупленную Хейли. Она редко бывает веселой. Должен признать, мне нравится, что она счастлива. После всего произошедшего это хороший знак. Пожалуй, Хейли начинает понимать, что без Зака и Рамоны она не пропадет, а предательство Ланы позволило ей увидеть жизнь за пределами маленького общежития.
        – Могу ли я привезти тебя в магазин и сразу же купить себе пару книг? – Этого не было в моих планах, во мне просто созрело желание увидеть, как Хейли работает. По ее лицу можно будет понять, нравится ей это занятие или нет.
        – Владелец лавки приходит после восьми часов, поэтому ты можешь побыть со мной, сколько хочешь. Мне не помешает помощь в расстановке книг, если у тебя возникнет такое желание, – говорит она, и я загораюсь ее предложением.
        Всегда мечтал побывать в книжной подсобке, пораспаковывать новые книги. Наверное, такие фантазии наивны в моем возрасте? Плевать.
        – А почему ты этим занимаешься? – спрашиваю я, вспомнив, что складом должен заниматься не продавец, а другой человек.
        – Моя коллега умудрилась заболеть, а других работников нет. Книжный маленький, и он не относится к какой-либо сети, поэтому всем пока руковожу я, – спешит объяснить Хейли.
        Повернув налево, я прибавляю газу.
        – И тебе не сложно?
        – А должно быть?
        – Быть единственным сотрудником – не самая легкая задача. Тебе надо успевать следить за полками, за тем, чтобы никто ничего не украл, и к тому же быстро обслуживать клиентов. Я бы с ума сошел.
        – За воришками следит охранник, даже два. Увидев, каких размеров этот магазин, ты поймешь, что работать там не так уж сложно, – широко улыбаясь, произносит Хейли.
        Оставшуюся дорогу мы проводим в тишине. Припарковавшись, я блокирую машину и следую за Хейли, любуясь ее спиной. Прямые волосы достают до лопаток, и это по-прежнему смотрится непривычно. Интуиция подсказывает, что ей сегодня не обойтись без комплиментов от покупателей, и я буду безумно рад, если мне повезет услышать парочку.
        Пара охранников сидит на лавочке у входа в маленькое здание. Увидев Хейли, они дружески приветствуют ее и дарят пару приятных слов, что заставляет меня ухмыльнуться. Пока девушка представляет меня мужчинам, мои глаза не отрываются от бледной вывески, на которой с трудом можно разглядеть непримечательное название «Книжный». Если бы не яркая стопка книг, нарисованная рядом, никто бы из прохожих даже не понял, что это за здание.
        Внутри пахнет не новой бумагой, а старой и затхлой. Но это не вызывает отвращения, наоборот, место кажется уютнее. Невольно вспоминается фильм «Гарри Поттер и философский камень». Этот магазин напоминает мне тот, в котором Гарри покупал волшебную палочку: полки из старого темноватого дерева, на стене у кассы развешаны портреты писателей: Джейн Остин, Джордж Оруэлл, Марк Твен и Теодор Драйзер.
        Под изображением каждого красуются маленькие карточки с биографией. Я ловлю себя на мысли, что читаю каждую из них. Тряхнув головой, продолжаю рассматривать помещение.
        Между кассой и полкой со старыми изданиями, цена которых не больше двух долларов, есть проход. За ним находится небольшое полукруглое возвышение. Посередине распложен стол, а вдоль стены тянется стенд. Если я не ошибаюсь, сюда приводят авторов для презентации книги. Я бы хотел пообщаться с кем-нибудь из писателей.
        Напротив сцены расположились пара лавочек и несколько стульев. Одну стену украшают обои, на которых нарисованы книжные полки. Недурно. Не видя здесь больше ничего интересного, я выхожу и смотрю на Хейли, которая протирает кассу сухой тряпкой, а затем подходит к небольшой двери, похожей чем-то на ту, за которой прятался труп, и открывает ее.
        – Готов войти в царство книг? – бросив на меня взгляд, интересуется она.
        – Готов войти во что угодно, – двусмысленно отвечаю я, с наслаждением наблюдая за тем, как ее щеки покрывает милая краснота.
        Хейли отворачивается и собирается направиться на склад, как нас обоих отвлекает колокольчик. Девочка лет двенадцати улыбается и машет. Хейли просит ее подождать секунду и, взяв со стола листок, подходит ко мне.
        – Надо найти все коробки с книгами, которые отмечены галочкой в этом списке. Справишься?
        – Думаю, да.
        – Спасибо. Я скоро присоединюсь к тебе.
        Склад набит всевозможными коробками. На каждой маркером выведены названия и авторы. Ящиков слишком много, и я даже представить не могу, как Хейли разбирается с этим всем без посторонней помощи.
        Первая коробка находится легко. Я достаю ее с железной полки и ставлю на бетонный пол с глухим стуком. На руках вздулись вены от тяжести груза. Присев на одно колено, я беру канцелярский нож, найденный у двери, и разрезаю скотч. Мне открывается вид на белоснежные обложки Люси Китинг. Я берусь за поиски остальных наименований.
        Мне нравится это занятие, оно отвлекает. Я бы с радостью здесь поработал. В кармане бренчит телефон, я достаю его и вижу сообщение от Деза. Замечаю одну деталь: он не написал «брат» в начале, как делал этот раньше. Кому-то подобное покажется мелочью, но меня это настораживает.
        Д: Где ты?
        Вот и все. Никакого «привет». Четко и по делу. Мое настроение портится, и я отвечаю нехотя:
        У Хейли на работе. Помогаю ей.
        Ответа долго не приходит, поэтому я нервничаю. Сажусь на одну из коробок, наплевав на то, можно ли так делать или нет. С каждым днем Дез беспокоит меня все сильнее.
        Д: Она сама попросила о помощи?
        Сказать, что Хейли просто предложила съездить к ней на работу? Будет ли это считаться просьбой? Не уверен. Но тем не менее отвечаю Дезу просто «да». Он не станет злиться на меня, потому что должен понять – я не навязываюсь Хейли. Она сама просит меня о помощи, сама делает так, чтобы мы остались наедине.
        Сразу два вранья! Но ведь эта ложь во благо. Я хочу сохранить дружбу с Дезом. Ни одна девчонка не имеет права вставать между нами. Надеюсь, он это понимает. Я вышвырну Хейли из своей жизни ради товарища. Сделает ли он то же самое? Лучше бы они с Нелли помирились и сошлись. Мне бы не пришлось размышлять о том, о чем я сейчас думаю, будь они вдвоем.
        Дез молчит, хотя я успеваю найти еще две нужные коробки. Хейли по-прежнему нет, до меня доносятся ее разговоры с покупателями. Сложив открытые ящики у входа, я достаю телефон и на всякий случай проверяю сообщения. Зачем Дез все усложняет? Это же просто Хейли.
        И вот после этого я задумываюсь. Может, причина вовсе не в ней, а во мне самом? Вдруг слова Ника, сказанные мне, когда я неподвижно лежал, становятся реальными, и первым, кто от меня отвернется, станет Дез? Человек, которым я дорожу сильнее всех, не считая матери? От этой мысли я давлюсь воздухом, делая слишком глубокий вздох. Нет! Такого быть не может! Это просто мое воображение расшалилось!
        – С тобой все в порядке? – неожиданное появление Хейли заставляет меня вздрогнуть. Я трясу головой слишком резко, еще чуток, и она отвалится. – Ты уверен? – Конечно же, она не поверила.
        – Да, – настаиваю я, а затем быстренько меняю тему: – Это пока все, что мне удалось найти. Хочешь, я перенесу книги к нужным полкам? Они слишком тяжелые, я не позволю тебе их поднимать. Либо сиди и жди, пока я найду остальные, либо позволь мне их отнести.
        – Ты что, решил сделать за меня всю работу? – хмыкнув, спрашивает Хейли.
        – Это просто забота, салага. Я бы ни одной девушке не позволил двигать такие тяжести. Может, я и ублюдок, но никак не законченный козел, – заявляю я.
        – А разве ублюдок не хуже козла? – в ее глазах пляшут озорные искорки, и я осознаю, что ляпнул полную глупость. Но к счастью, я из тех парней, которые выглядят уверенными в любой ситуации.
        – Забей, – подмигиваю я. – Так что делаем?
        – Несем коробки к полкам!
        Когда все книги найдены и перенесены, я не могу больше оставаться в магазине. Мне наконец-таки пришло сообщение от Деза, в котором он говорит, что я ему очень нужен. Сухо попрощавшись с Хейли, я покидаю это прекрасное место, чуть ли не бегу к парковке, а запрыгнув в машину, несусь к дому братства.
        Я доезжаю за полчаса. Вынув ключ, покидаю машину и быстро залетаю внутрь. Оказавшись в гостиной, успеваю поймать стеклянную бутылку, кинутую мне Дезом. Что за чертовщина? Он сидит на диване, попивая пиво и глядя на меня. Поздоровавшись с ним, я скидываю парку и плюхаюсь рядом.
        Мы заводим непринужденный и совсем неинтересный разговор. Молюсь, чтобы он не упомянул нашу короткую переписку. Я не желаю говорить о Хейли, вместо этого я хочу, чтобы мы поболтали о привычных для нас вещах: о девушках, тачках, тупых качках. Вернуть бы старые времена, когда между нами не стояли мои тайны и салага.
        Совсем скоро к нам присоединяются Ник и Джаред, спустившиеся со второго этажа. Они о чем-то спорят, но как только садятся на диван, тут же замолкают и выжидающе смотрят на нас. Я выгибаю бровь. Чего они ждут?
        – Что? – не выдерживает Дез.
        Это слово он выплевывает. Мы все кидаем на него недоумевающие взгляды. Да что же с ним не так? Раньше он был прост и понятен, сейчас же его не разгадаешь, даже если сильно захочешь.
        – Ничего, – спокойно отвечает Джаред и откидывается на спинку.
        – У нас с Джаредом возникла идея свалить в клуб. Вы с нами? – смотря то на меня, то на Деза, предлагает Ник.

* * *
        Как и подобает клубам, здесь много дыма, потных тел, некоторые из которых чуть ли не оголены. Громкая музыка отдается дрожью в теле. Не успеваем мы с парнями сделать и пару шагов по направлению к барной стойке, как к нам прилипают девчонки в коротких платьях и шортах. Ни у кого нет желания развлекаться с ними – особенно у Ника, поэтому мы ловко отстраняем их от себя. Однако я, прежде чем отпустить русоволосую девчонку, подмигиваю ей. Пусть знает, что все только впереди.
        Я согласился пойти с ребятами лишь потому, что мне надо было отвлечься от всего. Пить пиво, сидя дома, только зря терять время, обстановка давит, заставляет вспоминать обо всем, что происходило в знакомых стенах. Про свою комнату вообще стоит молчать. Теперь это не то место, где можно спрятаться. Мое убежище стало самым настоящим эпицентром воспоминаний.
        Взяв стакан виски, я сижу на высоком стуле, не спеша попивая алкоголь, мягко разливающийся по телу. В брюнетках с короткими волосами мне мерещится Хейли, в блондинках – Лана. Вот я вижу перед собой двух подруг, маняще трущихся друг об друга. Одна из них замечает меня в свете прожекторов, она завлекательно улыбается. Отворачиваюсь. Неинтересно и предсказуемо.
        Вклиниваться в беседу друзей тоже нет особого желания, я просто расслабляюсь, представляя, будто пришел сюда один, словно в клубе никого нет и музыка звучит только для меня. Было бы прекрасно, если бы здесь действительно было пусто. Я не против побыть один.
        Стакан пустеет, и я прошу паренька, который явно младше меня, повторить. Так как за барной стойкой никого нет, кроме нашей маленькой банды, он быстро принимает и готовит мой заказ. Не знаю, сколько порций я выпил, прежде чем ко мне подошла та самая девушка. Пьяные ноги еле держат ее тело, обтянутое в крохотное платье, которое со стороны смотрится так, словно оно ей мало. Она неуклюже забирается на стул и забирает у меня из рук виски, делает глоток и засовывает стакан обратно.
        – Привет! – радостно произносит девушка, перекрикивая музыку. – Я Иля! Работаю проституткой.
        У меня чуть глаза из орбит не выкатываются. Она заявляет об этом так, словно проституция – самая престижная и уважаемая работа в мире. Я перебарываю шок и заставляю себя стереть все эмоции с лица. Нет, с ней я точно никогда не буду спать. До такого я не скачусь.
        – Привет, – отвечаю я и собираюсь сделать глоток, но морщусь и отставляю стакан.
        – Чем займешься после клуба? – кокетливо спрашивает она.
        Ну конечно же! Пикап от дамы легкого поведения, надо же. Это намек, что она не против поехать ко мне, однако я лучше буду каждый день засыпать с тремя брюнетками, чем позволю этой Иле лечь в мою постель. Уверен, что потом ни один порошок, ни одно средство не отстирают ту заразу, которую она вполне может занести.
        – Поеду к своей девушке, – вру я и, видя ее растерянность, мысленно аплодирую сам себе.
        Естественно, Иля ретируется, осознавая, что со мной и гроша не заработаешь. Но на ее место садится брюнетка и выглядит она не как девушка с панели: на ней джинсы и объемный топ. Но темный цвет волос заставляет меня напрячься. Почему я не чувствую такого рядом с Хейли? Почему, разговаривая с ней, я веду себя так, словно нахожусь с блондинкой? Может, я просто привык к ней?
        Взяв коктейль у бармена, она поворачивает голову и, столкнувшись со мной взглядом, широко и дружелюбно улыбается, а я тем временем не переставая любуюсь ее ярко-голубыми глазами. Боже, они необыкновенно красивы. Я ни разу в жизни не видел таких глаз, причем я не преувеличиваю.
        – Привет, – произносит брюнетка, и по сравнению с предыдущей девушкой она говорит это как-то… обычно.
        – Привет. – Это слово дается мне тяжело, с Хейли все по-другому.
        Я хочу, чтобы она была сейчас здесь. Почему-то кажется, что в ее присутствии мне было бы легче. Я привык к тому, что б?льшую часть времени мы проводим вместе. Сейчас я, как никогда, понимаю, что с радостью оказался бы в том книжном, пускай напряженный, но в безопасности – в безопасности от прошлого. Все брюнетки для меня на одно лицо. Все они похожи на нее. Только Хейли отличается.
        Спасибо Нику за то, что окликает меня и втягивает в разговор. Однако я не вникаю в него, мои мысли вновь вернулись в прошлое, картинки которого проплывают в голове. Я пытаюсь отмахнуться от воспоминаний, но ничего не получается, они засасывают меня, словно огромная черная дыра или мощное торнадо. И я не знаю, как спастись от этого. Приходится терпеть нашествие надоедливых мыслей. Сжимая рукой стакан, я слышу треск. Но никто его не замечает. Маленькая трещинка расползается по стеклу. Прикрываю глаза. Это снова произошло. Я опять потерял контроль. Но к счастью, я по-прежнему спокоен, а не разрушаю клуб, избивая до крови каждого встречного.
        Проходит час. У Джареда заплетается язык, а Ник истерично хохочет из-за этого. Все трое в стельку пьяные, но я так и не притронулся больше к алкоголю и не принимал участие в веселье. Брюнетка уже давно ушла, время позднее. Я достаю телефон, думая написать Хейли, что дома нас не будет, ведь она должна закончить работу примерно через полчаса.
        Но в какой-то момент я задумываюсь. Почему я должен отчитываться перед ней? Этой девчонке ведь не обязательно знать, где мы и что делаем. У нее есть ключ, другие «братья» тоже свалили куда-то на целую ночь, поэтому дом полностью пуст. Хейли двадцать два, и она вполне самостоятельная барышня. Я не буду сообщать ей о каждом своем шаге. Она никто, чтобы знать обо мне все. Вот так-то лучше. И больше даже подумать об этом не посмею.
        С этими мыслями я ставлю мобильник на беззвучный режим, как сделали это остальные парни, чтобы как следует отдохнуть и чтобы им никто не мешал. На экране высвечивается непрочитанное сообщение. Когда понимаю, что оно от матери, то почему-то по спине пробегает неприятный холодок. И не зря, потому как в сообщении написаны самые ужасные слова. Но я не позволяю взять эмоциям верх.
        «Джез на свободе».
        ОТТЕНОК ШЕСТНАДЦАТЫЙ
        ХЕЙЛИ
        По-настоящему прочувствовать, что такое страх, мне удается по дороге домой. Небо затянуто чернотой, улицы окутывает плотный туман, напоминающий первую серию «Дневников вампира». Мне зябко и жутко, я покрепче сжимаю лямку рюкзака, озираясь по сторонам, словно запуганный кролик. Денег на такси нет, а никому из братьев я попросту не могу дозвониться. Гудки идут, но трубку никто не берет, и я не понимаю, почему. Может, опять врубили музыку на всю катушку.
        Людные места давно остались позади, сейчас моя задача – пройти пару-тройку узких переулков и как будто вымерших улиц. Впервые жалею, что живу не в центре Нью-Йорка. Я люблю тишину и спокойствие, но в данную секунду мне, как никогда в жизни, нужна суета. Проходя по тротуарам, я бы не вскакивала при каждом шорохе пакета или порыве ветра, из-за которого шелестят листья. После случившегося в заброшенном аэропорту я стала слишком восприимчива ко всем звукам и к темноте. Теперь она ощущается как-то по-другому, угрожающе окружает меня со всех сторон, и спастись от нее можно, только отыскав лучик света, которого сейчас нигде нет.
        Когда где-то недалеко падает мусорный бак, я подскакиваю на добрых десять футов и прижимаю к груди руки, которые начинают дрожать. Вечерний холод чувствуется еще сильнее, забираясь под кожу, он сковывает легкие, не давая нормально дышать. Я обрывками ловлю воздух и ускоряю шаг. Встав около ближайшего фонаря, я достаю телефон и вновь пытаюсь дозвониться до кого-нибудь из парней. Но ни Дез, ни Блейн, ни Ник с Джаредом по-прежнему не берут трубку. Как бы ни было страшно, мне все же придется самой добираться домой. Если представить, что сейчас день, а улицы заполнены голосами людей, жить станет легче.
        Но когда прикрываю глаза и начинаю рисовать нужную картину, мне на плечо ложится рука, и я просто кричу – кричу так, словно меня режут пилой. Откинув руку, начинаю бежать вперед, даже не собираясь узнавать, кто меня так напугал. Но позади слышатся тяжелые шаги, и от этого меня охватывает смертельный ужас. Я бегу еще быстрее, игнорируя покалывающую боль в боку. Кто-то однозначно преследует меня. Переулок кажется слишком длинным и узким.
        Мои ноги работают так быстро, что наверняка со стороны их вообще не видно. Боюсь споткнуться и каким-то чудным образом успеваю следить за дорогой, чтобы не свалиться или не врезаться. Позади вместе с топотом раздается еще чей-то грубый смех, волоски на руках становятся дыбом. Такого со мной еще не случалось, но, если говорить объективно, со мной многое не случалось, когда я жила отдельно от парней. Может, недаром поговаривают, что из-за них одни беды?
        Наконец-то переулок кончается, и я вижу впереди мигающий фонарь. Еще чуть-чуть, и на моем лице расплывается улыбка. Свет – значит спасение. Но не только свет радует меня. Я знаю, что сейчас покажутся многочисленные домики как под копирку, в одном из которых можно будет попросить о помощи.
        Если бы все в этом мире было так просто… Когда мне остается пара шагов до конца переулка, сильные руки хватают меня за плечи и тащат обратно в темноту. Я, не удержав равновесия, падаю на землю, больно ударяясь локтями о мокрый асфальт. Посмотрев вверх, я вижу перед собой лицо, закрытое до глаз черно-белым платком. Невероятно яркие глаза – то ли серо-зеленые, то ли серо-голубые – смотрят на меня со злостью и отвращением. Непослушные пряди волос цвета воронова крыла падают незнакомцу на лоб, а некоторые из них и вовсе доходят до того места, где должен быть рот. Но он не спешит их убирать. Вместо этого парень рывком поднимает меня и снова толкает. Ударившись спиной о стену, я пытаюсь вжаться в нее как можно сильнее, когда он подходит ближе.
        – Беги, – хрипло произносит он.
        Я бегу в противоположную сторону, потому что спасительная дорога к свету теперь закрыта. Из глаз не льются слезы, что довольно странно, ведь в такой ситуации положено плакать и звать на помощь. До другого выхода из переулка мне осталось всего ничего и, почти добравшись до него, я снова улавливаю леденящий душу смех. Сглотнув, я ловлю воздух ртом, мой бок уже не просто колет, а горит огнем.
        Я мысленно уверяю себя, что смогу убежать от этого странного типа. Но он опять ловит меня и кидает в сторону. Споткнувшись о бордюр, я падаю на траву. Пытаюсь встать, но он не позволяет. Я смотрю в его глаза, которые кажутся пустыми, пусть и светлыми. Он смотрит на меня, словно орел на жертву. Когда парень обходит меня и, не задумываясь, становится на мое запястье, я снова кричу. Пожалуйста, пусть по этой улице пройдет хоть кто-то! А тем временем мой мучитель снимает платок, давая ему висеть на шее.
        Он улыбается. Эта улыбка совсем не похожа на оскал убийцы. Она даже в какой-то мере кажется безвредной, доброй. Его ровные белые зубы неожиданно сжимаются, и он сильнее давит на запястье. Я извиваюсь, но ничего не могу сделать. Да что с ним не так? Зачем я ему понадобилась? Ничего не понимаю! Но раздумывать об этом просто нет времени. Надо выбираться и бежать домой, а после позвонить в полицию и сообщить, что по улицам разгуливает маньяк.
        – Как дела? – вдруг спрашивает он, только уже не тем хриплым пугающим голосом, а таким, каким обычно разговаривал со мной Зак. Я не отвечаю, и он, опять надавив на мое запястье ногой, невинно интересуется: – Эй, ты что, язык прикусила? Нет, так дело не пойдет!
        Незнакомец обходит меня, хватает за лодыжки и тянет. Мои куртка с футболкой задираются, и нежная кожа проезжает по шершавому бордюру. Очень больно, но я молюсь только о том, чтобы не осталось шрамов. Пожалуйста, только не шрамы! Да кто он такой?! Зачем же он это делает?!
        После того как я оказываюсь на асфальте, маньяк наклоняется и, схватив меня за ушибленное запястье, рывком поднимает. Я сталкиваюсь с ним нос к носу, и мои ноздри обволакивает мускусный запах. Ну почему от него так вкусно пахнет?
        – Кажется, я задал тебе вопрос, родная, – исказив лицо в печальной гримасе, говорит он.
        Я хочу ответить, но не могу, потому что мои губы дрожат слишком сильно. Опускаю глаза и случайно натыкаюсь взглядом на ногу, обернутую браслетом. Господи, да это же браслет для преступников! Повернув голову, я смотрю на его руку и замечаю белый браслет, такие дают психически больным, у мамы был такой, когда ее состояние было совсем плачевным.
        – Отвечай! – кричит незнакомец и трясет меня за плечи так, что зубы колотятся.
        Я смотрю на него с ужасом, не в силах даже моргнуть или дернуть мизинцем. Где-то вдалеке слышится рев двигателя, но знаю, что спасти себя могу только я сама.
        – Мне скучно, – застонав, говорит он и отпускает меня. Ходит туда-сюда, оттягивая указательным пальцем нижнюю губу, о чем-то раздумывая. Резко останавливается и поворачивается ко мне. – Давай еще раз? Смотри, я считаю до трех, потом говорю «беги», и ты бежишь, договорились? А нет-нет, подожди, давай я досчитаю до четырех с половиной? А то тройка кажется мне слишком банальной.
        – Что тебе нужно от меня? – наконец-то я смогла хоть что-то выговорить.
        Не уверена, что смогу добраться даже до дерева, растущего меньше чем в десяти футах от нас.
        – Хм, интересный вопрос. Но на него я тебе отвечу только в конце погони. Перестань болтать и растрачивать энергию понапрасну, она тебе понадобится. А ты вообще знала, что бег порой спасает жизнь? Ох, ну ладно, что-то мы заболтались. Отвернись и вслушивайся в каждую сказанную мной цифру.
        Ублюдок. Он законченный псих. Но я повинуюсь. Поворачиваюсь, слушаю не дыша. Слез до сих пор нет, даже несмотря на боль, из-за которой пульсирует в ушах. Я хочу, чтобы меня кто-то спас, пусть моя надежда напрасна, но кто-то же должен встретиться по пути. Не может быть, чтобы этот район совсем вымер.
        – Беги! – восклицает маньяк позади, и я срываюсь с места.
        Зная, что впереди тупик, я сразу же сворачиваю, забегая за угол небольшого магазина, свет в котором гаснет ровно в девять. Конечно же, как и ожидалось, я слышу, что за мной гонятся. Впереди только парк. В данную секунду он кажется мне спасением. Там я спрячусь, сбежавший из психбольницы не сможет найти меня в такой непроглядной темноте. Сейчас плевать на собственные страхи, я просто бегу.
        Когда асфальтированная дорога остается позади, я пытаюсь не поскользнуться на размытой земле. Даже не заметила, как пошел дождь. Я хватаюсь за ближайшее дерево и позволяю себе остановиться и посмотреть, далеко ли безумец. Его не видно, но зато отчетливо слышны быстрые шаги. Глотнув в еле живые легкие побольше воздуха, снова срываюсь с места, мчусь в самую чащу. Почему он выбрал именно меня? Объявили ли тревогу в лечебнице, из которой он выбрался? Псих. Псих. Псих. Я никогда не встречалась с таким типом сумасшедших. Даже не думала, что когда-нибудь столкнусь с садистом. Говорят, психи делают то, что делали с ними. То есть, если вас избивали так, что в конце концов у вас поехала крыша, вы тоже будете мучить других, пока жертва не свихнется. Даже врагу такого не пожелаешь.
        Я спотыкаюсь о камень и падаю прямо в грязь. Ладони проезжают по земле, растираясь в кровь. Но это меня не волнует. Я тут же поднимаюсь и бегу. Неважно, сколько ран на мне будет, но я должна оторваться от преследователя. Главное – выжить и заявить в полицию, что на меня напал псих. Пусть его заточат обратно в клетку. Ему не место среди нормальных людей.
        Снова остановившись, я поворачиваюсь и стараюсь разглядеть за деревьями силуэт мучителя. Но никого нет. Парень словно в воду канул, и шагов совсем не слышно. Хмурюсь и судорожно оглядываюсь по сторонам. Маньяк должен быть где-то рядом. Прячется, я в этом уверена. Поджидает удобного момента, чтобы выпрыгнуть из темноты и напасть на меня, словно зверь.
        Я поскуливаю от боли и от страха, прижимая раненые ладони к груди. Почему сейчас не день? Шорох в кустах возвращает меня в реальность, и я снова бегу. Попытка спрятаться с треском провалилась. Психа нигде не слышно, может быть, он совсем рядом и стоять на месте небезопасно.
        Я часто спотыкаюсь и падаю, потому что ничего не вижу. Дождь превратился в оглушающий ливень. Я изредка позволяю себе остановиться всего на несколько секунд. В какой-то момент мне удается достать телефон и на ходу позвонить Блейну. Но в ответ тишина: ни гудков, ни голоса надоевшей женщины, предупреждающей, что абонент недоступен. И только тогда я замечаю, что в парке нет сети. Тихо выругавшись, чтобы не выдать себя, я засовываю мобильник в карман и продолжаю бежать.
        Мне всегда казалось, что я особенная в плане таких вещей. Я думала, со мной никогда не случится что-то плохое, что меня в буквальном смысле защищает ангел-хранитель. Но мое везение оказалось всего лишь случайностью. Я обычный человек, не застрахованный от смерти, нападений и всего плохого, что только может случиться. Это горькое открытие сильно расстраивает, ведь лучше считать себя уникальным, чем понимать, что находишься под ударом, как и любой другой.
        И тогда по моей щеке впервые скатывается слеза. Но никаких рыданий и истерик. Слеза падает на грязную землю. Это капля надежды. Я не особенная. Я неудачница, которая умудрилась попасть в лапы психа, возможно даже, маньяка. Неизвестно, что он со мной сделает, когда поймает. В лучшем случае быстро убьет, не моргнув глазом, а в худшем заставит мучиться и молить о смерти.
        Не стоит думать о плохом, ведь еще не все потеряно. На той стороне, за плотно растущими деревьями, есть жилой район. Я это точно знаю. Если я найду выход, мне удастся спастись. Мне откроет дверь любой, к кому я постучусь. Мне откро…
        – Попалась! – радостно вскрикивает безумец, прыгая на меня.
        Мы оба падаем на скользкую липкую землю.
        Инстинкт самосохранения работает на автомате. Я дергаю ногами, руками, головой, пытаясь хоть как-то скинуть с себя тяжелое и неимоверно сильное тело. Подавшись вперед, я кусаю обидчика за плечо так сильно, что чувствую металлический вкус его крови. Он рычит и дает мне смачную пощечину. В очередной раз ударив парня ногой, я все-таки скидываю его и поднимаюсь. Но он хватает меня за лодыжку и тянет обратно на землю. Я больно ударяюсь животом о корень дерева, но шиплю не от боли, а от злости. Меня накрывает такая ярость, что я, не раздумывая, машу кулаками в разные стороны, и пару раз мне удается попасть по его рукам.
        – Хватит сопротивляться! – кричит яростно он и хватает меня за запястья, причем намеренно с силой сжимая ушибленное место, а затем тянет их вверх.
        Я заставляю себя молчать, смотря ему прямо в глаза.
        Он тяжело дышит, а потом тихо произносит:
        – Такая красивая, интересная и необычная.
        – Что тебе нужно от меня?! – кричу я.
        Пытаюсь в сотый раз понять, почему он выбрал меня в качестве своей жертвы для извращенной игры. Но ничего не приходит мне на ум, я не способна понять больного человека.
        – Это ты узнаешь в конце уровня. Давай, Хейли, шевелись как-то, я не знаю, принимай участие активнее, не то я тебя не отпущу и буду терзать всю ночь, а потом выкину на дорогу Студенческой улицы.
        – Откуда ты знаешь мое имя? – Мои глаза расширяются от ужаса.
        Одно дело – бежать за мной и мучить, но знать, кто я и где живу, – это слишком. Не хочу верить в те доводы, которые приводит мой мозг. Этот псих не мог следить за мной долгое время. В это я ни за что не поверю.
        – Я сказал, принимай участие! – кричит он и сжимает пальцы на моих плечах так, что нестриженые грязные ногти впиваются в кожу.
        Да кто же он такой, черт возьми? И что за хрень он творит? Хочет обратно за решетку, из которой его выпустили с браслетом для вышедших досрочно? Что ж, я сделаю все, чтобы засунуть его обратно в тюрьму!
        Ты не должна лежать пластом, Хейли, не позволяй ему наносить тебе увечья! Сделай что-нибудь! Ты ведь бойкая, даже Блейн называет тебя мальчишкой! Чего ты разлеглась, будто уже сдалась? А может, ты действительно слабачка?
        Вскрикнув, я бью парня головой по носу. Он тут же хватается за него двумя руками, и у меня появляется возможность поднять колено и врезать ему в пах. Выбравшись из-под тяжелого тела, я поднимаюсь и мчусь куда глаза глядят.
        – У тебя есть пара минут, прежде чем я восстановлюсь и побегу за тобой. А когда я достану тебя, то разорву тебя! – кричит он мне вдогонку.
        Но я не вникаю в его слова, для меня сейчас главное, выбраться отсюда.
        Деревья мелькают перед глазами. Мне тяжело и жарко бежать в куртке, поэтому я останавливаюсь, снимаю рюкзак и запихиваю ее туда. Сети по-прежнему нет, звонить кому-нибудь бессмысленно. Все тело болит, и я без понятия, как во мне еще остались силы. Закинув рюкзак на плечо, продолжаю бег. Я и так скелет, но теперь похудею еще сильнее с таким быстрым сжиганием калорий. Схватившись за ветку, я держусь за нее при повороте, чтобы не поскользнуться и вновь не угодить в грязь. В какой-то момент за спиной опять слышатся шаги. Псих уже пришел в себя и сейчас пытается воплотить свои угрозы. Я стараюсь часто петлять, чтобы вконец запутать его. В какой-то момент я осознаю, что направляюсь противоположно выходу из леса. Но эта дорога приведет туда, где мы встретились с моим обидчиком.
        Короткие волосы, мокрые от пота, прилипают ко лбу, лезут в рот и глаза, я судорожно убираю их, хоть это последнее, что меня сейчас тревожит. Глаза молниеносно изучают темное пространство вокруг. Я не хочу опять упасть или врезаться. Если это произойдет, безумец схватит меня, потому что, судя по шуму сзади, он отстает не намного.
        – Неужели ты думаешь, что способна убежать от меня? – раздаются слова, а за ними и мужской смех, разлетающийся эхом по парку. – Неужели он не научил тебя обороняться?
        О ком он говорит? Что имеет в виду? А что, если папа перед смертью кому-то задолжал, и сейчас этот человек пытается вернуть долг? Но тогда откуда у парня эти браслеты? Нет, отец никому не должен, это я знаю точно. Может, этот псих путает меня с кем-то? Такое вполне возможно, он же сумасшедший.
        Я задумываюсь и отвлекаюсь на мысли всего на секунду, но этого вполне хватает, чтобы я врезалась в небольшое дерево, перегородившее путь, и упала прямо в руки хищника. Он хрипло, обрывисто смеется мне на ухо самым жутким смехом, который мне когда-либо доводилось слышать, и начинает куда-то тянуть.
        – Куда ты меня тащишь? – спрашиваю я, не пытаясь вырваться, потому что псих держит мою руку так, что одно неверное движение, и вывих мне обеспечен.
        Незнакомец молчит, продолжая тащить меня в неизвестную сторону. Я знаю, где находится выход из леса, но после продолжительных петляний по парку потеряла способность ориентироваться.
        Псих останавливается, поворачивается ко мне лицом и снова наступает на мою руку, практически вдавливая ее в землю. Я сжимаю зубы, не позволяя себе кричать от боли. Тем временем психопат достает из кармана толстую веревку и завязывает ее на другое, еще целое запястье. Затем он тащит меня дальше, а я плетусь за ним, как будто на поводке.
        Он все идет и идет, иногда оборачиваясь, чтобы проверить, на месте ли я. Куда же я денусь? Я ведь как собачка, привязанная к хозяину, которую ведут на усыпление. Спустя несколько минут безумец останавливается около большого заброшенного и наполовину разрушенного здания. О, нет, опять!
        Снова оглянувшись, он ухмыляется, а затем резко тянет за веревку, и я падаю в его руки второй раз за ночь.
        – Сейчас мы войдем внутрь. Я хочу показать тебе, как завораживающе выглядит мрак и красота, переплетенные вместе, – говорит он и тянет меня за собой.
        Пока он идет вперед, я придумываю план спасения. Мне просто надо заговорить психопата и ударить в нужный момент. Внутрь попадает лунный свет, который прорезался из-за туч. Дождь кончился, но я этого даже не заметила. Все мои мысли занимает планирование побега.
        Признавать тяжело, но здесь и правда потрясающе. Я смотрю по сторонам, пытаясь запомнить каждую деталь. Каменные глыбы покрылись мхом, между некоторыми текут струйки кристально чистой воды. Хочется подбежать к ней и смыть с себя грязь, перемешавшуюся с кровью. Сбоку от нас располагается полуразрушенная каменная лестница, тоже укутанная мягким слоем пушистого мха. С другой стороны виднеется огромное окно без стекла. Потолок напоминает купол, каменные балки уходят ввысь и встречаются прямо в самой середине. Мой рот слегка приоткрывается, такие захватывающие заброшенные здания мне еще не попадались.
        – Я знал, что тебе понравится. – Голос психа разрушает всю красоту, и дворец становится мрачным, серым и невзрачным.
        Я перевожу на парня взгляд и натыкаюсь на ту же добрую улыбку.
        – Когда это здание опустело? – спрашиваю я, приводя в действие свой план.
        – Неизвестно. Его нашли в восемнадцатом веке уже нежилым. Никому не известно, как и кем оно было построено, кто в нем жил, – пожимая плечами, отвечает незнакомец.
        – Как давно ты знаешь о его существовании? – задаю я следующий вопрос.
        – С одиннадцати лет.
        – И зачем ты привел меня сюда?
        – Я же сказал! – раздраженно бросает он, а потом вздыхает. – Ладно, притащить тебя сюда надо было не только для того, чтобы показать настоящую красоту. Ты думаешь, что просто попалась мне под руку, не так ли?
        Я киваю, не в силах вымолвить и слова. Сейчас он говорит как нормальный человек, тембр его голоса мне кого-то напоминает. Не могу понять, кого именно. Где-то я уже слышала похожие нотки. Но сейчас это неважно, нужно понять, что я здесь делаю и чего от меня хотят.
        – Встречу с тобой я планировал целую неделю, милая. Знаешь, какое это было увлекательное занятие. – Он хмыкает. – Мне нравилось изучать такую игрушку, как ты.
        Мои ноги дрожат, я отворачиваюсь и смотрю на стекающую с камней воду. Вдруг ему взбредет в голову утопить меня? По венам разливается адреналин, кровь резко бьет в голову, и я, не удержав равновесия, падаю на колени. Веревка плотнее прилегает к коже, причиняя боль.
        – Ну-ну, родная, на колени становиться передо мною еще рано, – произносит псих и, схватив мою руку выше локтя, ставит на ноги одним резким движением. – Оставь это на тот момент, когда я кое-что тебе расскажу.
        Пошатываясь, я наблюдаю за тем, как он развязывает веревку, словно его не волнует, что, оказавшись на свободе, я дам деру. Я потираю запястье, сдерживая всхлип. Слез нет, но мне больно так, что хочется скулить.
        – Некоторое время назад меня посадили за убийство. Причем никто не собирал доказательства моей виновности, – говорит безумец, и я, сама того не осознавая, внимательно вслушиваюсь в каждое сказанное им слово. – Меня бесцеремонно кинули за решетку, а когда я попросил адвоката, велели помалкивать. Полиция пригрозила тем, что они меня застрелят, поставив лицом к стене. Фигово, знаешь ли, оказаться в подобном дерьме. Ладно, поехали дальше. Меня обвинили в убийстве лучшего друга, Хейли, хотя в тот момент меня не было с ним рядом.
        Он прерывается и делает несколько глубоких вздохов, пытаясь, как я понимаю, успокоиться.
        – Мне даже не показали тело и не позволили побывать на похоронах, чтобы я смог по-людски попрощаться с человеком, который всегда прикрывал мне спину. А потом, – парень говорит громче и яростнее, – когда суд вынес вердикт, вместо тюрьмы мою шкуру повезли в психиатрическую больницу и заточили в маленькую комнату, в которой не было ничего, кроме белых стен, белой кровати и книг в белой обложке! Ты знала, что цвет безумия – белый? Это неважно, но все же.
        Я ничего не понимаю. Зачем он все это мне рассказывает? К чему мне знать подобные вещи? Внимательно вслушиваясь в каждое предложение, но все равно ничего не понимаю. Мне неинтересно, где он сидел и чем занимался. Я не знаю этого ублюдка и хочу, чтобы он меня отпустил. Уставшая после работы, я не жажду ничего другого, кроме как прийти домой и завалиться в постель. Но у ночи на меня другие, изощренные, планы.
        – Ко мне никто не приходил: ни мать, ни брат. Я никому не нужен. И сейчас я хочу обратить на себя внимание с помощью тебя. Хочу, чтобы ты передала послание моему брату. Догадалась, да? – ухмыляется парень, наверное, заметив, как побледнело мое лицо. – Я хочу, чтобы ты сказала Блейдану Телтфорду, что Джезмонд Телтфорд на свободе! – Последнее предложение псих цедит сквозь зубы.
        И я падаю на колени во второй раз. Все мои мучения из-за Блейна. Он виноват в том, что я истекаю кровью и перепачкана грязью, что я мокрая и запуганная. Меня накрывает сначала злость, а затем отчаяние. Нет, я не права. Он ни в чем не виноват, ведь Блейн не мог знать, что случится
        Тем временем Джез опускается рядом и смотрит на меня с сожалением. Но оно наигранно. В свете луны что-то блестит в его руках. Опустив глаза, я замечаю лезвие, и меня тут же прошибает холодный пот. Что он собирается делать? Перерезать мне горло или вены на и так уже истерзанных запястьях? Мне страшно. Я хочу домой к сходящей с ума маме, к Заку и Рамоне, даже к чертовой стерве Лане. Неважно, лишь бы подальше отсюда.
        – Прикрой глаза, дорогая, так будет легче, – ласково шепчет он, и ничего другого, как поверить ему, мне не остается.
        Мне некуда бежать, я полностью во власти психа, у меня больше нет сил сопротивляться, раны сломили, истощили меня. Тело обмякло, а душа в нем сжалась в комок, ожидая, когда наступит конец.
        Звук рвущейся ткани на бедре заставляет меня вздрогнуть, но глаза я по-прежнему держу закрытыми. Не хочу видеть, что Джез делает. По ноге разливается жалящая боль, я до крови прикусываю губу, сотрясаясь в бесшумном рыдании. Он режет мою плоть маленьким и на вид таким безобидным кусочком стали. Ему плевать на мои страдания, плевать на то, что я готова потерять сознание. Джез продолжает добиваться своей цели, сосредоточенно выводя каждую букву. Я ощущаю, как он напряженно дышит. Хочется вопить от боли, но держусь. Сейчас Джез все сделает и отпустит меня. Живой. Он не может убить меня, я ведь должна передать его послание.
        А тем временем боль продолжает распространяться по телу. Я считаю в уме, пытаясь как-то отвлечься, уверяю себя, что осталась секунда, представляю, что все это сон, очередной кошмар. Но происходящее не идет ни в какое сравнение с трупом в том подвале. Это намного больнее и беспощаднее. Я обязана обратиться в полицию, когда выберусь отсюда. Сделаю это сразу же, как только маньяк меня отпустит. Главное, не отключиться где-нибудь среди деревьев по дороге домой.
        – Готово! – радостно восклицает Джез и хлопает в ладоши. – До чего же красиво! Не думал, что у меня такой отменный почерк! Все, малышка, даю тебе час на то, чтобы добраться до дома. Если нет, то нам придется проходить уровень заново, а меня это напрягает.
        Он больной, его не зря заточили в психиатрическую больницу!
        – Давай, детка, поднимай свой тощий зад и вали отсюда, пока я не передумал и не прикончил тебя прямо в этом роскошном и важном для меня месте.
        Я поднимаюсь, сжав зубы так сильно, что слышится их скрежет. Правая нога истекает кровью и горит огнем. Порезы неглубокие, но очень болезненные. Я бегу к выходу из дворца, сжимая лямки рюкзака и волоча ногу, словно раненый зверь.
        Трогаю холодной рукой бедро и ощущаю, как опухла кожа вокруг надрезов. На ладони при свете луны виднеется кровь. Не осознавая, что делаю, я этой же рукой убираю пряди с лица, наверняка оставляя на нем бордовые мазки. Надо добежать до дома братства и быстро собрать вещи. Как я пойду завтра в университет? Я даже не смогу сделать элементарное – подняться с кровати.
        Ужас этой ночи будет преследовать меня до конца дней. Я не смогу забыть все то безумие, которое происходило со мной сегодня. Мрачные воспоминания будут преследовать меня, поджидать за каждым углом. Я не смогу нормально возвращаться домой с работы, буду судорожно оборачиваться по сторонам, высматривая в темноте лицо Джеза. Не смогу спать без включенного света, думая, что психопат будет поджидать меня у кровати. Эта ночь переломила мою жизнь. И мою психику тоже.
        Я выхожу из леса, видя впереди знакомый переулок. Надеюсь, что отведенный мне час еще не истек, ведь путь до выхода оказался долгим. Прежде чем направиться в пугающий переулок, я оборачиваюсь, но позади ни шороха, ни силуэта. Лишь только темнота, которая навсегда сохранит в себе весь ужас случившегося.
        ОТТЕНОК СЕМНАДЦАТЫЙ
        ХЕЙЛИ
        Холодные стены недружелюбно встречают меня, когда я оказываюсь дома. Свет везде выключен, никого нет. Это меня очень расстраивает, потому что сегодня и еще как минимум следующие лет десять я не смогу оставаться одна, да и к тому же в темноте. Я медленно двигаюсь, держась ладонью за стену, в поисках выключателя. Найдя его, нажимаю и оседаю на пол, опираясь спиной о стену. Тяжело дыша, я сквозь пелену слез и боль рассматриваю свои раны. Дрожь волной проходит по моему телу, когда я изучаю ногу. Все, что мне остается, так это только рыдать. Я реву так сильно, что не могу прочитать послание, которое оставил Джез.
        Никогда в жизни мне не приходилось испытывать такие мучения. Я готова пронзить кинжалом сердце, только бы не испытывать такую боль! Адреналина больше нет, теперь я уже не думаю о том, как поскорее добраться до полиции. Мне бы просто доползти до своей комнаты!
        За что мне такие страдания? Почему именно я? Кажется, этот вопрос задают все жертвы насилия. Хочется повернуть время назад и придумать что-нибудь, лишь бы не идти пешком по этой злосчастной, словно вымершей, улице. Но если подумать, что я могла сделать? Без гроша в кармане и, как назло, без машины, что мне оставалось делать? Не стоило слушать Блейна и позволять ему везти меня на работу. Если бы я поехала сама, ничего бы не случилось. Какая же я глупая.
        Раны начинают стремительно опухать и темнеть. Я прикидываю: вызвать ли «Скорую» или попробовать самой все обработать? Посмотрев на бедро, я снова не могу сдержать рыданий. Шрамы мне обеспечены. Как бы я хотела, чтобы их не было. Но они будут. Этот психованный ублюдок оставил клеймо на моем теле, и мне хочется сделать то же самое. Я хочу слышать его крики, хочу, чтобы он ощутил, каково это – быть на моем месте.
        Сжимая ушибленные руки в кулак, я скрежещу зубами и заставляю себя подняться. На полу остаются капли крови, на стене виднеется след ладони, которую я всю дорогу прижимала к ране на ноге. Но сейчас меня это мало волнует. Я не думаю о том, как объясню все это парням, я не думаю о том, как расскажу о случившемся Блейну. В любом случае упоминать имя Джеза я не собираюсь. Назло ему. Единственное место, где о нем услышат, – это в полиции.
        Медленно перебирая ногами, я морщусь от боли и пытаюсь подавить очередной приступ рыдания. Я выдержу. Не зря окружающие говорят, что я сильная. Никакой Джез меня не сломает. Что бы со мной ни стряслось, я должна бороться. Если я пожалуюсь и передам послание, ничего хорошего из этого не выйдет, а Блейн… может пострадать. Наверное, глупо думать о других, а не о себе. Но так меня воспитали. Мама с ранних лет говорила, что на первом месте должна быть безопасность дорогих тебе людей, а не твоя собственная.
        Я избавлю всех от Джеза, и никто об этом даже не узнает. После этого соберу вещи и уйду. Блейн соврал мне, что он единственный ребенок в семье. Этот парень не смог доверить мне даже такую мелочь. Я чувствую отвращение к нему. Он становится мне… противен. Погрязший в собственных тайнах, он даже не подозревает, что отталкивает от себя людей этой вонючей ложью. Почему Блейн такой? Что мешает ему быть честным?
        Добравшись до лестницы, я плюхаюсь на ступеньку, тяжело дыша. Уткнувшись виском в стену, пытаюсь не потерять сознание. Как же мне плохо, и помощи ждать не стоит. Вот бы проснуться в теплой маленькой кровати в окружении кукол и многочисленных подушек с персонажами «Корпорации Монстров». Увидеть бы улыбку мамы и папы, воркующих на кухне. Поцеловать их, крепко обнять, а потом сесть за наш большой стол и съесть слишком толстые и очень вкусные блины. Вот бы вернуться в детство и забыть все случившееся.
        Надо поскорее добраться до комнаты. Парни не должны увидеть меня в таком состоянии. Сделав глубокий вздох, я поднимаюсь и иду наверх, медленно, словно черепаха. Правая нога начинает неметь, ее срочно надо обработать. Плечи болят в тех местах, где Джез оставил отпечатки своих ногтей, запястье горит, такое чувство, будто оно было раздавлено. Все раны невероятно ноют, просят о помощи. И я ползу наверх, чтобы помочь себе, потому что больше некому. Как и всегда, в трудную минуту я осталась одна.
        Бредя по коридору, стараюсь не пачкать пол и стены, и мне это удается, по крайней мере последние. Вваливаясь в комнату Ника, тут же заползаю в ванную. Включив душ, пытаюсь снять одежду. Без вскриков и стонов, конечно же, не обходится. Встав под теплые струи, дрожащей рукой смываю с себя кровь и грязь, вместе с мускусным запахом Джеза, въевшимся в кожу, пока мы боролись. Вода стремительно обретает грязновато-красный оттенок.
        Выставляю правую ногу и пытаюсь прочесть послание безумца. Но ничего не выходит, потому что оно написано на… корейском? Серьезно? Я зажмуриваюсь и снова открываю глаза, пытаясь рассмотреть иероглифы. Конечно, это корейский, я не ошиблась. Только в нем такие закорючки. Блейн не говорил, что знает этот язык. Да и зачем ему было это сообщать? Если он скрывает столько мелочей, неудивительно, что и знания языков он тоже держит в тайне. Обмыв себя, я осторожно вытираюсь полотенцем и так же осторожно надеваю нижнее белье. Найдя аптечку, присаживаюсь на крышку унитаза и начинаю обрабатывать раны. С теми же воплями, криками, поскуливаниями и рыданиями. Свежая кровь выступает на бедре, на плечах остались отпечатки ногтей, которые в скором времени превратятся в синяки, спина разодрана чуть ли не в клочья, однако свежей крови не видно. Так как дотянуться туда невозможно, я пожимаю плечами, отворачиваюсь от зеркала и накладываю бинт поверх мази на ногу.
        Закончив, я поднимаюсь и рассматриваю запястья. Сначала они пострадали от рук Блейна, теперь от Джеза. У братьев не все в порядке с головой. Лучше бы колотили друг друга, а то нашли грушу. Сжав зубы от злости, я беру кожаные браслеты, найденные в ящичке и обматываю ими запястья.
        Я не утруждаю себя тем, чтобы надеть пижаму. Просто запираю дверь, убираю покрывало и падаю на мягкий матрас. Закутываясь в одеяло, я даю волю слезам, подушка быстро становится мокрой, я плачу по меньшей мере часа полтора. Но с каждой пролитой слезой, мне не становится легче.

* * *
        В университет я, естественно, не иду. Не могу пошевелиться, все тело ломит. Боль такая, как будто меня не резали, а словно я участвовала в чемпионате по прыжкам. Лечь на спину не получается, она ноет. Правую ногу будто сводит судорогой. Она онемела за ночь и напрочь отказывается работать как положено.
        Пересиливая боль, я переворачиваюсь и сажусь, аккуратно прислоняясь спиной к изголовью. Воспоминания о случившемся прогоняю прочь. В доме тихо. Наверное, все ушли на учебу. И слава богу. Сейчас мне необходимо побыть одной. Живот урчит от голода. Я прикладываю к нему ладонь. Больно. Я замираю в ужасе. Руку покрывает огромный синяк. Что делать? Никто не должен увидеть мои раны. Надо обязательно обмазаться тональным кремом, прежде чем выходить.
        Делать нечего, надо как-то отвлечься от боли и навязчивых мыслей. Потянувшись к тумбочке, в которую я сложила некоторые вещи, я тихо постанываю от жалящего ощущения в области спины и бедра и достаю альбом с карандашами. Вернувшись в прежнюю позу, восстанавливаю дыхание. Нет, плакать я не буду. А так хочется! Посмотрите, до чего меня довел этот подонок!
        Я рисую первое, что приходит голову, но тут же стираю. Нет, мне нужна какая-нибудь картинка. Я отлично умею рисовать баллончиками, карандашами получается хуже. Они кажутся такими неудобными. Но я не сдаюсь. Надо отвлечься, а это единственный способ. Обводя глазами комнату, натыкаюсь на фотографию в рамочке, стоящей у небольшого зеркала. На ней изображены Ник и Амелия. То, что нужно.
        Я прорисовываю лица тщательно, чтобы рисунок максимально совпадал с фото. Я погружаюсь в процесс так сильно, что делаю неловкое движение и вскрикиваю от боли. Когда лицо Ника готово, я сравниваю его со снимком и стираю, начиная заново. Моя здоровая рука быстро, но аккуратно водит карандаш по бумаге. На глаза наворачиваются непрошеные слезы, которые я судорожно смахиваю. Как бы ни старалась, я не смогу убежать от воспоминаний.
        В какой-то момент я разрываю листок, на котором уже нарисованы оба лица, комкаю его и выкидываю в сторону. Еще раз! Если я не могу отвлечься, значит, начинаю не с того! Или просто рисую не то? В голове всплывает лицо Блейна: точеные, острые скулы, глаза цвета порока, пухлые, красивые губы. Я будто под гипнозом, переношу на бумагу картинку из головы.
        Через какое-то время рисунок готов. Я рассматриваю свое творение и не могу поверить, что сделала это. Лицо Блейна, словно живое, смотрит куда-то в сторону. Мой рот приоткрывается, и я резко отрываю спину от изголовья, собираясь сесть ровно. Опять крик. Опять я, бестолковая, забыла про раны. Резко откидываюсь назад и ударяю спину. Вопль, а затем мычание. Нужно не забывать о ранах.
        Откинув альбом, убираю покрывало в сторону и осторожно, практически не дыша, свешиваю ноги с кровати. Бинт на правой пропитался кровью и оставил отпечаток на постели. Хватаясь за тумбочку, делаю шаг. Получается лучше, чем вчера, но хромаю я очень сильно. Если что, можно соврать, что подвернула ногу.
        Оказавшись в ванной, снова сажусь на крышку унитаза с аптечкой в руках. Достав новый бинт, осторожно снимаю старый. Увиденное шокирует. Вокруг злосчастной фразы все сильно опухло и посинело. Нога холодная, как у трупа. Одновременно противно и любопытно.
        Обматываю порезы со слезами на глазах. Думаю, что любой бы на моем месте плакал от жалости к себе. Справившись, вытираю слезы и приступаю к больному запястью. Вчерашняя ночь длилась целую вечность.
        Из комнаты доносится звон мобильника. Вздрогнув, я ползу к нему. Не посмотрев на имя, беру трубку.
        – Какого хрена твоя дверь была заперта сегодня? И какого хрена весь дом заляпан кровью? – Это Блейн.
        Он зол, но в голосе слышится беспокойство. Внутри все сжимается, я не хочу говорить правду. Придумываю ответ на ходу. По идее, я имею право на ложь, да? Блейна мне все равно не переплюнуть.
        – Вчера у меня из носа сильно шла кровь, давление упало, да и к тому же ногу подвернула. Прости, я так сильно торопилась в ванную и не заметила, что оставила после себя кровь. А заперла дверь… не знаю почему, просто взяла и сделала. – Мой голос не дрогнул, и это уже достойно похвалы.
        – Тебе говорили, что врать нехорошо? – слишком спокойно спрашивает он.
        Внутри все леденеет от ужаса, глаза расширяются. Что делать? Нельзя сообщать ему правду, оставаясь в неведении, Блейн будет в безопасности и не пострадает от рук собственного брата.
        – С чего ты решил, что я лгу? – уверенным голосом интересуюсь я.
        – Ты запнулась.
        – И что с того?
        – Жди меня в нижнем белье через пару часов, Хейли, мне очень интересно узнать, что еще кровоточит у тебя, помимо носа, – говорит, нет, приказывает он.
        Я вздрагиваю и одновременно возбуждаюсь. Господи, что делает этот парень! Неправильно все это, нельзя чувствовать желание по отношению к нему.
        Хочу крикнуть, что он мне не указ, но в телефоне уже стонут гудки. Бросив мобильник на кровать, запускаю руки в волосы, чувствуя жжение на плечах. Мне с трудом удается достать чистые вещи и надеть их, пару раз рухнув на мягкий матрас незаправленной кровати. Выровнять простыни и аккуратно накрыть их покрывалом – слишком тяжелая работа для меня, но все же я заставляю себя это сделать.
        Нервно кусаю ноготь. Не хочу встречаться с Блейном, я боюсь, что, увидев послание, он сорвется с катушек. Это вполне возможно, ведь у него действительно не все в порядке с головой. Но смогу ли я скрывать случившееся и свои увечья слишком долго? Ему ничто не помешает сорвать с меня одежду. И ему будет все равно, стесняюсь я или нет. Давно понятно, Блейн из тех людей, которые добиваются всего, чего хотят.
        Если я скажу, чтобы он не трогал меня? Заявлю, что если он меня хоть пальцем коснется, то я развернусь и уйду. Такой маневр его остановит? Пусть думает, что я солгала, и плевать, что действительно соврала. Он не имеет права трогать того, кто ему не принадлежит. Каждый человек имеет право на личное пространство, верно? Я сделаю все, что угодно, но не позволю Блейну узнать правду. Кажется, это я уже говорила.
        Взяв альбом в руки, я продолжаю рисовать, вслушиваясь, когда хлопнет входная дверь и дом окутают мужские голоса.
        Буквально через час ребята вваливаются со смехом. Он разносится по коридорам, достигая моих ушей. Время пришло. Среди разговоров я улавливаю голос Блейна. Каким бы большим ни был дом, стены здесь слишком тонкие, и каждый твой вздох не секрет для любого домочадца.
        Пора выходить. Я обязана показать, что все хорошо, а также объяснить ребятам, что за «Кровавая Мэри» прошлась по коридорам, если Блейн, конечно, еще не поведал им о нашем разговоре.
        Прикусив губу, откидываю альбом с почти законченным рисунком и поднимаюсь, крепко держась за спинку кровати. Превозмогая боль, я иду к двери и, когда оказываюсь в коридоре, вижу Дарила и Джареда, спорящих наверняка о пустяках. Заметив меня, оба улыбаются.
        – Йоу, как твое копыто? – интересуется Дарил, указывая на больную ногу.
        Значит, Блейн все-таки рассказал. Да и украдкой рассматривая коридор, я не замечаю никакой крови. Мне стыдно, никто не обязан был за мной убирать.
        – Подкова слетела, вот и хромаю теперь, – отвечаю я, подходя к ним и опираясь на стену.
        Джаред слегка бледнеет и смотрит на меня с подозрением.
        – Как ты? – наконец-то спрашивает он спокойно.
        Его темные глаза кажутся холодными. Опуская взгляд на руки парня, улавливаю, как они подрагивают. Значит, причина его странного состояния не во мне, а в том, что он просто ловит отходняки. Кое-кто явно перепил.
        – В порядке, а ты? – Джаред отводит глаза и смотрит на стену.
        Нет, причина не только в алкоголе, он чем-то обеспокоен, или его что-то гложет. Когда он говорит простое «нормально», сразу перехожу к тому, ради чего к ним приковыляла.
        – Где Блейн?
        – В кухне, – отвечает за Джареда Дарил, а я больше не теряю ни минуты, направляясь на встречу с тем, кто вызывает во мне самые противоречивые чувства и искушает одновременно.
        Блейн сидит с некоторыми «братьями» за столом, попивая пиво. Он хмурится, когда опускает взгляд на мою ногу. Я крепко держусь за стену одной рукой и за перила другой. Правая нога не только онемела, но еще и дрожит, впрочем, как и все тело. Один мимолетный взор этого необычного парня заставляет меня то гореть пламенем, то покрываться мурашками от страха. Его действия непредсказуемы. Это пугает и завораживает. Именно поэтому он вызывает во мне много новых, не изведанных ранее эмоций. Помимо всего меня также притягивают мрачность и скрытность Блейна. Ведь в школе он таким не был. Кроме выпускного класса. Тогда он изменился. Что этому послужило, я не знаю.
        Когда остается пара ступенек, Блейн поднимается и подходит, помогая спуститься. Однако делает он это не без умысла, потому что тут же ведет меня прочь из кухни и, захлопнув дверь, прижимает к стене в гостиной. Его прикосновение отдается болью в спине. Нет, господи, пусть он только не трогает меня, пожалуйста!
        Его взгляд исподлобья досконально изучает меня. Когда губы Блейна приближаются к моим, я задерживаю дыхание и выдыхаю, только когда он наклоняется к моему уху, обдавая его горячим воздухом.
        – Я же сказал ждать меня в белье в комнате, – цедит он сквозь зубы, опираясь одной рукой на стену прямо у моей головы, а вторую кладя на мою талию.
        Начинаю рыдать и умолять:
        – Пожалуйста, только не бей меня! Молю!
        Такое истерическое заявление пугает Блейна, и он спешит отстраниться, смотря на меня расширенными глазами.
        – Я не собирался бить тебя, – хриплым голосом заявляет он, однако это меня не успокаивает, потому что я по-прежнему прижимаюсь к стенке, как кролик, увидевший перед собой волка. – Хейли, что случилось? – настойчиво спрашивает он, снова подходя ко мне вплотную.
        Я отворачиваюсь, но Блейн берет меня за подбородок и заставляет посмотреть на него. Он растерян, пытается понять, в чем дело, но я не спешу с объяснениями. Ощущаю, как кровь пульсирует во всем теле, вызывая неприятные чувства. Надо успокоиться, не то Блейн догадается об обмане, когда я буду импровизировать, придумывать все на ходу.
        – Прости, – начинаю я, – просто приснился сегодня еще один кошмар. – Моя голова опущена, я рассматриваю пальцы моих ног и черные носки Блейна. Когда поднимаю на него взгляд, то вижу недоверие, омрачающее безупречное лицо. – Правда, – уверенно добавляю я.
        Его следующее движение повергает меня в шок. Он кладет одну ладонь мне на волосы, а второй притягивает к себе за талию. Я утыкаюсь в его плечо, мои руки безвольно висят у бедер. Когда он начинает поглаживать мою голову, я неуверенно его обнимаю.
        – Прости, мне не стоило быть таким резким. Я забыл, что нам с тобой снятся кошмары. Клянусь, не собирался пугать тебя, Хейли. Какой же я придурок! Ты простишь меня?
        – Да, – шепчу я ему на ухо, больше ничего не способная сказать.
        Прижимаясь телами друг к другу, мы не хотим обрывать такое уютное, дружеское и нежное объятие. Тепло Блейна успокаивает, и я моментально забываю про случившееся. Его нежные прикосновения успокаивают меня так сильно, что глаза слипаются. Я невольно прижимаюсь к нему сильнее, словно кот к хозяйской руке.
        – Как твоя нога? – спрашивает Блейн, поглаживая меня по больному бедру.
        Я застываю, будто статуя, а потом расслабляюсь, радуясь, что надела очень широкие и плотные штаны, сквозь которые он вряд ли почувствует бинт.
        – Лучше, чем вчера. – И отчасти это правда. Ведь сегодня я не ползаю, а просто хромаю.
        – Я приготовил завтрак, но твоя порция осталась нетронутой. Ты ничего не ела, я правильно понимаю? – Киваю, зачем лгать? Тем более мой урчащий желудок сам отвечает на вопрос Блейна. – Забирайся обратно в постель, судя по тому, как сильно ты хромаешь, вывих серьёзный. Принесу тебе покушать.
        Я послушно бреду наверх, здороваясь с остальными парнями. У двери в комнату Ника меня поджидает Дез. Я смотрю на него вопросительно, но он молча открывает дверь и пропускает меня вперед. Оказавшись на кровати, я опять поднимаю на него взгляд.
        – Как ты? – интересуется Дез, а я подавляю приступ раздражения.
        Мне ужасно надоел этот вопрос. Лучше бы я вообще не поднималась с кровати, было бы спокойнее. Но тем не менее надо что-нибудь сказать, поэтому я повторяю то, что говорила другим, – короткое «в порядке».
        – Хотел пригласить тебя сегодня пошататься по городу, но видимо, ничего не получится и придется отложить прогулку, по крайней мере, на неделю.
        – Думаю, дня через три я буду готова покорять Нью-Йорк, – вру я.
        Быть может, этого времени хватит, чтобы прийти в себя физически, но морально я больше никогда не восстановлюсь. Этот ублюдок оставил зияющую дыру внутри меня.
        – Где ты так умудрилась? – с нескрываемым любопытством спрашивает Дез, кивая на мою ногу, которая будто налилась свинцом.
        К счастью, на покрывале нет ни капельки крови.
        – На крыльце, – говорю я очередную ложь, и ирония в том, что с каждым разом обманывать становится легче. Вранье срывается с губ быстрее, чем я успеваю подумать о том, стоит ли обманывать. И самое главное, я не чувствую угрызений совести.
        – Просто шла-шла и подвернула? – недоверчиво смотря в мои глаза, интересуется Дез. Киваю. – Хотя, чего я удивляюсь, с твоей неуклюжестью убиться на ровном месте несложно.
        – Ну спасибо, – бурчу я себе под нос и быстро поворачиваю пострадавшую руку так, чтобы Дез не увидел кровоподтек.
        К сожалению, замазанный тональным кремом синяк выглядит как минимум странно, поэтому мне придется скрывать свои ушибы.
        Возможно, мы бы продолжили разговор, если бы не Блейн, ввалившийся в комнату с подносом. Он останавливается на пороге, обводя недовольным взглядом нас с Дезом. Его брови устремляются к переносице. Конечно же, я заметила некую напряженность между лучшими друзьями уже давно. Но причина их холодности так и осталась мне неизвестной. Кажется, еще чуть-чуть, и парни начнут рычать друг на друга, поэтому я спешу разрядить обстановку.
        – Вкусно пахнет! – Мои губы растягиваются в подобии улыбки, и я очень надеюсь, что она получилась правдоподобной.
        Пройдя вперед, Блейн специально задевает Деза плечом и ставит поднос на тумбочку. Повернувшись ко мне, он смотрит на лист рядом с моей рукой, а я чуть не захлебываюсь простым воздухом. Ох, глупая! Надо было спрятать альбом, а не просто кидать в сторону!
        Обойдя кровать, Блейн с интересом разглядывает свое изображение, а я, как подсудимый, жду вердикта. Что же он скажет? Ему понравилось, или он считает, что рисование карандашом – не мое? По его лицу сложно что-либо понять, мне остается только нервно кусать губы и заламывать пальцы.
        Дез молча выходит из комнаты, нарочито громко хлопая дверью. Я вздрагиваю. По телу пробегает дрожь, когда Блейн забирается на постель и пристраивается рядом, положив голову на мой живот. Неуверенно запускаю руку в его волосы, поглаживая их, пока парень продолжает рассматривать рисунок.
        – Я никогда не видел таких талантливых людей, – шепчет он. – Этот рисунок… это я, да? – Однако Блейн даже не смотрит на меня, это риторический вопрос. – Потрясающе, просто великолепно!
        – Спасибо, – так же тихо отвечаю я.
        Боюсь испортить атмосферу, которая нежно и мягко окутывает нас. Именно здесь и сейчас мне хочется быть. Нет желания сбежать, продолжать скрывать правду. Голова Блейна, покоящаяся на моем животе, мои пальцы в его волосах и сладкий голос парня – все, что мне нужно.
        – А если я попрошу тебя нарисовать меня прямо сейчас, в такой позе, ты справишься? Ты можешь сделать это в моем присутствии?
        – Не знаю, – откровенно отвечаю я и понимаю, что это первая правда, которую я сказала за сегодняшний день.
        – Попробуешь?
        Не могу отказать. Я сжимаю дрожащей рукой протянутый мне альбом и беру карандаш. Блейн сначала кормит меня, словно маленькую, совсем немощную, с ложки, а только потом отставляет поднос и опять устраивает свою голову на моем животе.
        Первые линии получаются неровными, черты лица искажены, и это моментально выводит меня из себя. Я стираю изображение резинкой на другом конце карандаша и начинаю все заново, мысленно приказывая пальцам не дрожать. Линию носа вывожу не спеша, над скулой приходится корпеть слишком долго. Рисую, пытаясь вызвать те же эмоции, с которыми рисовала кота в заброшенном аэропорту. Парень лежит неподвижно, даже тихого сопения не слышно. Поглядываю на него, чтобы убедиться – Блейн не дремлет. Но он смотрит на потолок.
        Через какое-то время ребро ладони покрывается пятнами от грифеля, придавая коже темный стальной цвет. Не задумываясь, я вытираю этой же ладонью испарину на лбу. Мое лицо сосредоточено, рисунок почти закончен, а Блейн по-прежнему неподвижен. Мне нравится, что получилось. Все красиво, ровно. Не думала, что так умею.
        В голове тем временем всплывает желание превратить этот рисунок в граффити. И именно эту идею я обдумываю, когда протягиваю Блейну альбом здоровой рукой. Он разглядывает изображение с плохо скрываемым любопытством, будто диковинку. Рот слегка приоткрыт, глаза блестят. Он заворожен собственным портретом, я – им.
        – Если через несколько лет ты не станешь известным художником, то я просто застрелюсь, – наконец-таки произносит Блейн, а я широко и, самое главное, искренне улыбаюсь. – Это невероятно, салага. Не думал, что ты умеешь рисовать что-то помимо граффити. Ты первая по-настоящему талантливая девушка, которую я знаю. Пожалуйста, не закапывай свой дар.
        Мне нечего ответить, но он ждет, что я скажу. Меня переполняют радость и благодарность. Но единственное, что удается выдавить из себя, это:
        – Хорошо.
        Ближе к полуночи, когда в доме выключается свет и единственным его источником остается телевизор, я позволяю себе впервые остаться с парнями в гостиной. Они включают «Кошмар на улице Вязов», не ведая о том, что мне и собственных ночных ужасов хватает. Половину фильма я просиживаю с закрытыми глазами.
        Все это время рядом со мной находится Блейн. Дез не следит за нами, поэтому Блейн касается моей здоровой ноги, сжимает ее и поглаживает. Его размерные, плавные движения придают спокойствия, поэтому смотреть ужастики становится намного легче.
        Парни изредка гогочут так, как будто перед нами не кровавый фильм, а комедия. По крайней мере, это лучше, чем если бы они пугали меня или громко вскрикивали на неожиданных моментах.
        Весь день я пересиливала боль, и к вечеру мне стало легче. Только бедро никак не может успокоиться, своим «нытьем» оно словно напоминает о том, что я должна рассказать все Блейну. Однако я молчала весь день и планирую продолжать это делать. Он не узнает правды. Так нужно. Так безопасно.
        – Тебе нравится? – в какой-то момент шепчет он мне на ухо.
        Повернув голову в его сторону, я осознаю, что сделала это зря, потому что наши губы теперь находятся в опасной близости. Непроизвольно опускаю на них взгляд, Блейн повторяет мое действие и морщится так, будто бы при виде моего рта ему становится больно.
        Когда он проводит большим пальцем по моим губам, я задерживаю дыхание, и легким становится больно. Такое простое движение, но такие сильные эмоции! Разве подобное возможно? Разве это нормально?
        – Да, – осипшим голосом отвечаю я и буквально заставляю себя отвернуться. Если продолжу пялиться на рот Блейна, не выдержу, подамся вперед и вопьюсь в него сладким поцелуем, моим первым поцелуем.
        В гостиной появляются Амелия, Ник и Нелли с пакетами в руках. Я рада, что девушки здесь, потому что одной среди парней все равно не получается до конца расслабиться. Увидев меня, Амелия машет и указывает на кухню, безмолвно говоря этим, что будет ждать меня там.
        Прохромав туда, ловлю на себе ее непонимающий взгляд и сразу объясняю:
        – Ногу подвернула.
        – Не верю, – пожимает она плечами и, заглянув в гостиную, просит меня следовать за ней на веранду.
        Там она закуривает сигарету, чем немало удивляет меня, а затем говорит, растягивая слова:
        – Когда человек подворачивает ногу, он так не хромает. Ты ходишь с наклоном, словно твоя нога перевернута, вывернута, неважно, как правильно сказать. Так в чем дело? Обещаю, все останется между нами. Даже Нелли об этом не узнает, клянусь.
        Удивительно, но я ей верю. И рассказываю. Но не упоминаю имя Джеза и не говорю, что меня поймал брат Блейна.
        – На меня напали, когда я шла домой с работы. Завтра ноге станет еще лучше, и я пойду в полицию. Парень явно сбежал из психбольницы, он угрожал мне ножом и потребовал… денег. – Без лжи никуда, сегодня она приросла ко мне намертво. – Но у меня ничего не было, что тут говорить, если даже на такси не хватило. В итоге я отдала любимое… кольцо. Но без ран, как ты уже поняла, не обошлось.
        – Какой ужас! В этом городе слишком много темных личностей и районов! – с негодованием начинает тараторить Амелия. – Ужас! Ужас! Ужас! – каждую секунду повторяет она, все быстрее и быстрее куря сигарету.
        Выкинув бычок, девушка поворачивается ко мне.
        – Ты рассказала об этом кому-нибудь из парней?
        – Я думала, ты поняла, что об этом никто не знает, раз пообещала, что все останется между нами.
        – Произнесла на автомате, – отмахивается она и плюхается на кресло, стоящее напротив моего. – Так почему ты не поделилась с ними? Уверена, они бы помогли. Поверить не могу, что ребята купились на басню про вывернутую ногу!
        – Я мало общаюсь с парнями, в основном только с Блейном и Дезом. Но первый слегка неуравновешен, и я боюсь, он может сотворить что-нибудь из ряда вон выходящее, а второй в последнее время ведет себя странно, стал замкнутым и угрюмым.
        – Можно кое-что рассказать тебе? Только обещай, что не проболтаешься? – Я послушно киваю. – У Нелли с Дезом что-то происходит сейчас. Когда он приходит в общежитие, они закрываются в ванной и постоянно кричат друг на друга. Если честно, жалею, что съехала от Ника, но, к сожалению, это было необходимо, ведь к подруге могли подселить кого-то другого, и не факт, что приятную личность.
        – Так ты думаешь, что он такой из-за ссор с Нелли? – шепотом спрашиваю я.
        – Предполагаю, – поправляет она и, достав еще одну сигарету, сует в рот и, хмыкнув, произносит: – В последнее время я слишком много курю. Ну да ладно. Что это? – интересуется она, указывая в сторону моей руки, синяк на которой освещается уличным фонарем.
        Вот черт! Так и знала, что кому-нибудь да спалюсь!
        – А вот это уже правда удар, – без тени стыда отвечаю я.
        Ну вот зачем снова врать? Как остановиться? Это может войти в привычку! Ложь как наркотик, чем чаще ее употребляешь, тем быстрее попадаешь в зависимость. Не хочу я злоупотреблять обманом! Ложь – это плохо. Ложь губит многое, потому что она недолговечна, и правда всегда одерживает победу, всплывая спустя какое-то время.
        – Обо что? – с тем же недоверием спрашивает Амелия.
        Слишком любопытная особа, не хочу ей детально объяснять, из-за чего у меня синяк на запястье, расползшийся до самой ладони.
        Чтобы не отвечать, я тянусь к пачке сигарет у нее в руках и, вытащив одну, с видом знатока засовываю ее в рот и принимаю огонек от Амелии. После первой затяжки кашляю, чуть ли не задыхаясь, а она смеется.
        – Если не хочешь отвечать, так и скажи, а не иди на крайние меры, – похлопывая меня по спине, говорит она и, забрав у меня сигарету, тушит ее и выкидывает в урну.
        Возможно, я бы призналась, если бы не Нелли, появившаяся на веранде без предупреждения. Она смотрит на меня как-то косо, с толикой недовольства, после чего присаживается на столик, расположенный между моим креслом и Амелии.
        – Какой же он бестолковый, – устало говорит она.
        – Кто? – спрашиваю я.
        Нелли тут же переводит на меня взгляд и бесцеремонно заявляет:
        – Ты не могла бы уйти? Я хочу поговорить с Амелией наедине.
        – Без проблем, – заявляю я, пытаясь скрыть обиду.
        В кухне я натыкаюсь на задумчивого Деза, который сидит на столешнице и потягивает пиво из жестяной банки. Не напоминая ему о том, что здесь мы готовим и даже иногда едим, не спеша поднимаюсь в комнату Ника. Каково же мое удивление, когда я натыкаюсь на Блейна, сидящего на краю кровати. Сегодня определенно день лжи и шока.
        Увидев меня, тот хрипло произносит:
        – Не против, если сегодня я посплю с тобой? Мне просто необходимо теплое тело рядом.
        Его голос бесцветен и сух. Что-то тревожит Блейна, но он не станет рассказывать, а я не собираюсь выпытывать. По привычке закрыв дверь на щеколду, я отправляюсь в душ и обрабатываю ногу, после чего надеваю все те же широкие штаны, большую линялую кофту, рукава которой полностью скрывают руки, и отправлюсь прямиком в постель, где меня поджидает Блейн. Я засыпаю с молитвами, чтобы он никогда не узнал правду о том, что его беспощадный, психованный брат избил меня, превратил мое тело в одну большую рану.
        ОТТЕНОК ВОСЕМНАДЦАТЫЙ
        БЛЕЙН
        Просыпаться рядом с Хейли входит в привычку, и, что самое интересное, я больше не чувствую раздражения, прижимаясь к ее мягкому телу. Меня больше не бесят ее волосы, в которые я зарываюсь носом. Мне нравится ощущать под рукой ее изгибы, проводить по коже ладонью. Это становится моим любимым утренним занятием. Кажется, можно начинать волноваться, но я ничего не чувствую, кроме… радости?
        Перевернувшись на спину, я изучаю глазами потолок, а затем приподнимаюсь на локтях и поворачиваю голову в сторону Хейли: ее веки подрагивают, рот слегка приоткрыт. Зрелище меня завораживает, и я не могу оторвать от нее взгляд даже спустя несколько минут. Если бы не покалывание в локте, я бы продолжил любоваться Хейли.
        Падая на подушку, я начинаю вспоминать случившееся вчера. Когда мы с друзьями завалились домой после бурно проведенной ночи в баре и увидели кровь, сразу же перестали хохотать. Я и вовсе оцепенел. Неприятные мысли проплывали одна за другой, и в каждой из них присутствовал Джез. Первое, что пришло мне в голову на тот момент – он что-то сделал с Хейли. Не знаю, как я удержался от крика, я изнемогал от желания позвать ее и убедиться, что с салагой все хорошо. Но какая-то неведомая сила заставляла меня молчать. Я побежал на второй этаж, стараясь как можно быстрее добраться до комнаты Ника. Дез поспешил за мной. Это я тоже хорошо помню, несмотря на то, насколько сильно был пьян.
        Ее комната оказалась запертой изнутри. Я чуть не рвал на себе волосы и пытался выбить чертово дерево, но меня крепко держал Дез. Я помню, как он спокойно прошептал мне на ухо: «Брат, прислушайся». Я подчинился и услышал негромкий кашель по ту сторону стены. И это успокоило меня, хотя не должно было. Я не имел права верить словам Деза, зная, как он относится ко мне в последнее время. Я должен был выбить дверь и убедиться, что Хейли цела. Но я был слишком пьян и глуп, поэтому дождался утра.
        Вчерашняя ночь далась мне тяжело. У меня была возможность вырубиться без задних мыслей, ведь надрался я неплохо. Но сна не было. Я ворочался и даже видел кошмары, хотя закрывал глаза всего на секунду. А утром… утром я встал раньше всех и вытер кровь со стен и пола, а после сел с тряпкой в руках прямо напротив спальни Ника. Постепенно из комнат начали выходить остальные парни.
        Сейчас, лежа в постели, я чувствую себя куском смазливого ванильного дерьма.
        Хейли не стоит того, чтобы я так парился о ее безопасности и вообще о ней. Но, если смотреть на это с другой стороны, смог бы кто-нибудь спокойно отреагировать, увидев пятна и лужи крови? Не могу поверить, что это из-за носа. Следов было так много, что человеку, оставившему их, недолго было до потери сознания. Но выпытывать правду я не могу. Будь я к этому как-то причастен, Хейли бы обязательно сказала, да? А те несколько пропущенных звонков от нее? Что она хотела? И почему я не додумался сразу спросить о них? Теперь поздно поднимать не слишком приятную тему.
        Заворочавшись во сне, Хейли поворачивается ко мне лицом и закидывает одну руку на мой живот. Он тут же напрягается, как, впрочем, и я. Одно дело, когда я распускаю руки… Ее ладонь начинает ласкать мою кожу. Снимать на ночь футболку было плохой идеей.
        – У тебя слишком приятная кожа, гладила бы не переставая, – сонно заявляет девушка, все еще не открывая глаз.
        Через какое-то время ее дыхание выравнивается, и Хейли вновь погружается в сон. Скорее всего, она говорила неосознанно.
        Когда я вновь погружаюсь в раздумья, неожиданно вспоминаю про университет и, проверив время, вскакиваю и выбегаю из комнаты. Но сначала убеждаюсь, что Хейли по-прежнему крепко спит. У меня есть ровно пятнадцать минут на то, чтобы успеть на первую лекцию. Я чищу зубы и одновременно надеваю джинсы. Даже после бурных вечеринок я всегда приезжал на учебу вовремя. Прежде чем выйти из ванной, я бросаю взгляд на легкую щетину, покрывающую скулы и немного шею. Нет, бриться точно некогда!
        Вернувшись в комнату, я замираю на месте, увидев перед собой Хейли в мешковатой одежде и с прижатой к животу подушкой. Она зевает и смотрит на меня, после чего тихо, чуть ли не себе под нос, просит:
        – Не ходи. Я не пойду, и тебе не надо. Останься сегодня со мной. – Она напоминает мне ребенка. – Мне снова приснился кошмар, только п-проснуться я не смогла. Было очень страшно, не хочу оставаться одна сегодня… даже днем.
        Запинается. Врет бесстыдно, бессовестно. Не приснился ей никакой кошмар, она просто не знает, как заставить меня сидеть с ней дома. Чтобы восстановиться и перестать так сильно хромать, ей понадобится как минимум еще один день. Но зачем Хейли просит меня никуда не идти? Может, она еще не очнулась до конца? На нее это не похоже, поэтому и выполнять ее просьбу я не собираюсь. Я на последнем курсе, мне надо учиться.
        Пройдя мимо Фейз, я подхожу к шкафу, на стенке которого прилеплены цитаты, и распахиваю его, не волнуясь о том, что Хейли увидит мой маленький секрет. Да и тем более сейчас она медленно опускается на край моей кровати и раздумывает о чем-то своем. У меня есть возможность найти подходящую фразу на сегодняшний день без свидетелей.
        Я не спеша провожу пальцем по ярким разноцветным листочкам. Мне надо торопиться, но сегодня четверг, и я обязан прочесть какую-нибудь мотивирующую фразу. Раз я остался без помощи Ланы, придется довольствоваться уже имеющимися цитатами, к которым я буду изредка возвращаться до следующего четверга.
        «Трудности порождают в человеке способности, необходимые для их преодоления. У. Филлипс», – тихо читаю я. Так как Джез покинул свою клетку, это высказывание кажется мне очень подходящим. Из-за освобождения брата у меня будет много проблем, но я надеюсь, что больше они никого не коснутся.
        Закрыв дверцы шкафа, я поворачиваюсь в сторону Хейли, она по-прежнему сидит на кровати и рассматривает собственные руки. Понимаю, надо спешить, но я как будто прирос к полу, потому что, когда слишком большая футболка соскальзывает с одного плеча девушки, я вижу на них следы ногтей.
        Сердце начинает глухо биться о грудную клетку. Я слышу его удары и прикладываю ладонь к груди. Ноги начинают дрожать. Мне надо узнать, откуда взялись эти отпечатки.
        Не зная, с чего начать, я пытаюсь успокоиться и с сарказмом произношу:
        – Раны на плече ты тоже сама себе нанесла?
        Она подпрыгивает так резко, что я сам вздрагиваю. Хейли лихорадочно старается поправить одежду, но я оказываюсь быстрее и одним движением валю девушку на спину. Она извивается подо мной, но я не позволяю ей встать. Мне нужна правда. Я обязан узнать, что на самом деле произошло с салагой.
        Расставив колени по обе стороны от ее ног, я, игнорируя рыдания Хейли, разрываю на ней футболку, словно зверь. Увиденное вводит меня в ступор. На животе красуется большой синяк, отпечатки от ногтей виднеются и на другом плече тоже. Я аккуратно провожу по ранам пальцем и ощущаю, как Хейли бросает в дрожь от моего прикосновения.
        Рыкнув, я сползаю с нее и тяну за штаны, а когда они оказываются в другом углу комнаты, дрожащими руками сдираю бинт с бедра. Хейли воет от боли, но мне на это плевать. Она соврала мне. Ей причинили боль, а она промолчала, не доверилась мне. Когда бинт летит туда же, куда отправились брюки, я чуть ли не задыхаюсь от шока.
        На бедре, нацарапанная чем-то острым, виднеется до боли знакомая мне фраза на корейском…
        - ???????[9 - Буду ждать тебя в пустой комнате (кор.).]
        Этот урод старательно выводил каждую закорючку. Он постарался на славу. Мой брат – законченный псих, неуравновешенный безумец и заядлый садист, мучил Хейли, оставил на ней след. Я ведь знал, я ведь догадывался. Но зачем сейчас говорить «я вот это, я вон то»? Пострадал невинный человек.
        Я ничего не вижу. Фейз расплывается, и я понимаю, что готов заплакать. Быстро сползаю с кровати, отворачиваюсь и яростно вытираю ладонями слезы.
        Сопляк! Жалкий пацан! Чего ты плачешь? Соберись! Где тот грубый Блейн, который никого не любит? С каких пор ты разводишь нюни из-за какой-то бабы? Жалкая псина, да и к тому же никому не нужная! Перестань ныть! Сейчас же!
        Я никогда не был эмоциональным, но сейчас мне хочется рыдать, крушить и орать. Я хочу показать все, что чувствую. Я плачу не из-за Хейли, а потому что Джез в первый же день выхода из тюрьмы добрался до людей, которые окружают меня. Он не постеснялся изрезать Хейли и отправить мне послание на ее нежной, как у младенца, коже.
        И я приму его вызов. Встречусь с ним. Нужно серьезно поговорить с Хейли, необходимо узнать, что он говорил ей, чем угрожал. А угрозы были, в этом я уверен на сто процентов.
        Тем временем девчонка, лежащая на моей кровати в непримечательном, старомодном нижнем белье, прижимается к изголовью кровати, словно щенок. Ей не следует меня бояться, она должна знать, что я ее никогда не трону. Больше не посмею даже грозно глянуть на это крохотное беззащитное существо. Потрясений ей хватит на всю оставшуюся жизнь. Моего брата надо отправить обратно за решетку. Там ему самое место.
        – Не бойся меня, – осторожно говорю я, вытягивая одну руку вперед и делая шаг по направлению к кровати, – я не причиню тебе зла.
        Когда я присаживаюсь на постель, она отодвигается, ее глаза затянуты пеленой. Что-то мне подсказывает, Хейли видит перед собой вовсе не мое лицо.
        – Эй, это же я – Блейн. Блейн, в которого ты стреляла краской из баллончика. Блейн, для которого ты рисовала. Блейн, которого ты рисовала.
        Джез оставил след не только на её теле, но и на ее психике. Теперь Хейли боится каждого шороха, каждого грубого прикосновения. Я, конечно, не собираюсь превращаться из-за нее в милого зайчика, но сейчас постараюсь быть добрым и хорошим, чтобы разговорить ее.
        – Ты сказал, что ты – единственный ребенок. Что у тебя нет ни братьев, ни сестер. Зачем… зачем ты солгал, Б-Блейн? – дрожащим голосом спрашивает она, прижимая к груди руки, покрытые мурашками.
        Ей холодно, но я даже не пытаюсь предложить Хейли одеться или залезть под одеяло.
        Сверля взглядом стену, пытаюсь придумать ответ. Да, я мог рассказать ей про Джеза, нужно было впустить в свой тайный мрачный мир друзей. Но я запутался: сейчас мне хочется открыться всему миру, а через секунду – втянуть голову в панцирь и не высовываться оттуда. Определиться с желаниями не так-то просто, как кажется.
        – Я стесняюсь своего брата, – хрипло и тихо произношу я. Она должна знать. – Он не тот человек, о котором хочется рассказывать. Мой брат… я втайне желаю ему смерти. Долгой… мучительной смерти.
        – Я теперь тоже, – отвечает Хейли.
        Ее ладонь скользит по моему плечу. Хочу оттолкнуть салагу и одновременно притянуть к себе. Никто никогда меня не жалел, девчонка еще ничего не знает, а уже посмела прикоснуться ко мне, оказать поддержку. Однако у меня не хватает духу откинуть ее руку. Вместо этого я протягиваю свою и сжимаю ладонь Хейли, глядя на деревянный пол.
        – Ты звонила мне, когда была с ним? – сглатывая, спрашиваю я.
        – Да, – коротко отвечает Хейли, и это похоже на удар под дых.
        Я кривлюсь так сильно, как будто мне причинили физическую боль. Какой же я эгоист!
        – Тебе не стоит винить себя. Случившееся со мной только доказывает тот факт, что нельзя доверять людям. Никто не поможет, даже если меня будут резать на куски.
        И с этими словами ладонь на моем плече исчезает, оставляя холодный след.
        Я слышу шуршание позади себя, но продолжаю пялиться себе под ноги. Не собираюсь извиняться, не собираюсь показывать, что мне жаль. Хейли ясно дала понять, что я не тот, на кого можно положиться, что я не заслуживаю доверия даже уличной собаки, которая постоянно пасется у соседского дома.
        Через какое-то время слышится хлопок двери. Не спеша оборачиваюсь. Нигде не осталось даже признаков того, что в этой комнате была девушка. Только слабый кокосовый запах висит в воздухе, но спустя минуту пропадает.
        Подойдя к окну, достаю сигарету и собираюсь закурить, но она падает на подоконник, мои дрожащие руки не могут ничего удержать. Сейчас бы я с удовольствием что-нибудь разбил.
        Или чью-нибудь голову. К примеру, Джеза.
        Я размышляю над тем, что делать дальше. Увечья Хейли могут помочь засунуть Джеза в дыру, из которой он вылез. У него должен быть испытательный срок. Любой косяк – и его закинут обратно в тюрьму и, скорее всего, добавят еще несколько лет заключения. Я буду только рад пожизненному сроку.
        Он оставил послание, но не написал дату и время. Это значит, что я должен ждать следующее сообщение. Сволочь все продумал! Каким бы психом он ни был, коварные планы он строит с легкостью.
        Чье тело он использует в качестве бумаги на этот раз? Мамы или Деза? Нет, Дез себя в обиду не даст. Зачем брат вообще это вытворяет? Не я посадил его за решетку, не мне за это и расплачиваться. Он искал того, на ком можно отыграться, и в итоге выбрал меня? Ладно, если бы досталось только мне. Но Хейли и другие близкие мне люди, которым он еще сможет навредить…
        Поехать к матери – первое, что я должен сделать. Поговорить с ней, обсудить случившееся, услышать слова поддержки – это то, в чем я нуждаюсь сейчас больше всего. Я заставлю Хейли закрыть все двери и окна и не высовываться из комнаты Ника, пока кто-то из братьев не вернется из университета.
        Я точно провалю последний курс! Из-за Джеза, чувствую, еще не раз придется пропустить занятия. Ну ничего, оценки легко исправить, а вот то, что может натворить этот псих, – нет. Он уже пошатнул психику Хейли, и я не хочу, чтобы он прикасался к кому-либо еще.
        Выкинув окурок в окно, я хватаю кожаную куртку, висящую на спинке стула, и, одеваясь на ходу, направляюсь в сторону комнаты Ника. Но у самой двери замираю. К ней приклеен небольшой листочек, на котором написано ровным красивым почерком:
        Ушла по делам, можешь валить в свой университет!
        И в конце для пущего эффекта нарисована рука с вытянутым средним пальцем.
        Отлично! Мне не придется ничего объяснять Хейли, я бы с удовольствием вообще не видел бы ее пару дней. Если бы не нуждался в разговоре с этой девчонкой, избегал бы ее всеми возможными способами.
        Сорвав листок, я комкаю его и кидаю за спину. Меня одолевают разные чувства: то я думаю, что поступаю правильно, оставив Хейли одну и не пытаясь узнать, куда она свалила; то думаю, что должен с ней поговорить, разузнать подробнее о Джезе; то вовсе убеждаю себя, что мне вообще не должно быть дела до этой девчонки.
        Последняя мысль просто ужасна! Хейли пострадала от рук моего брата, а значит, я обязан позаботиться о ней. «Нет до нее дела» – я смогу сказать только после того, как расправлюсь с чертовым психом. Я был груб с Хейли, пусть она отдохнет, а потом я запру ее в своей комнате, и мы нормально поговорим.
        Запрыгнув в машину, выезжаю и включаю музыку на всю громкость, чтобы заглушить поток негативных мыслей хотя бы на время.

* * *
        Мама встречает меня у порога. Прижимает к себе, поглаживая по спине. Когда я увидел ее лицо, выходя из машины, сразу догадался, что она беспокоится, и сейчас я невероятно рад, что могу ее обнять. Она впускает меня в дом, ведет на кухню, мы усаживаемся с чашками чая за стол и приступаем к главной теме, не тратя время на формальности.
        – Сегодня по дороге из магазина я встретила знакомую, которая живет на этой улице. Вряд ли ты ее помнишь, но в твоем детстве мы часто бегали к ней на чай. Но да ладно! Суть в том, что она видела Джеза у лавки канцтоваров.
        – Мама, Джез нашел Хейли, избил ее и изрезал. Помнишь ту фразу, которую он всегда говорил… – Я хочу произнести ее, но слова застревают в горле. Мама поймет, что я имею в виду. Она слышала ее не раз.
        – Избил и изрезал? Ч-что?.. Она… она ж-жива? – запинаясь, спрашивает мать.
        Ее лицо становится бледным, губы синеют и дрожат.
        – Да, она жива, и с ней вроде как все нормально. По крайней мере, физически. Я хотел с ней сегодня поговорить, чтобы узнать подробности… Но беседа не заладилась. Может быть, чуть позже, когда мы оба остынем.
        – Как он узнал про Хейли? Точнее, как понял, что она близкий тебе человек? – интересуется мать, смотря на меня не моргая.
        Хотел бы я знать. В тюрьме он это выяснить не мог. Значит, кто-то приходил к нему и передавал информацию. Но кто?
        – Не имею понятия, но попытаюсь выяснить. Он должен вернуться за решетку. Не место ему среди нормальных людей. Джез только вышел, а уже столько натворил, – цежу я сквозь зубы.
        Одна мысль о том, что он сделал с Хейли, выводит меня из себя.
        – Все получится, – заверяет мама, но в ее глазах виднеется печаль.
        Я ее понимаю, какая мать будет счастлива, если один из ее отпрысков больной на голову? Врагу не пожелаешь такого сына. Она бы пропала, будь у нее один только Джез.
        – Может, тебе стоит снять квартиру поближе ко мне? Я не хочу, чтобы он причинил тебе вред. На счету достаточно денег, перестань считать копейки, мама.
        – Блейн, со мной все будет хорошо, – чуть улыбаясь, произносит она и поглаживает меня по плечу.
        – Пожалу… – не теряю я надежду, но мама меня перебивает.
        – Блейн, не волнуйся за меня.
        Как я могу не волноваться? Почему мама так наивна? Джезу ничего не стоит обидеть ее, но мама, видимо, не понимает. Брат лишился последних капель рассудка, и ему плевать, на кого поднимать руку, чью кожу резать.
        Мама всячески уходит от главной темы и не упоминает Джеза. Она рассказывает о простых, банальных вещах. Я все равно слушаю ее не моргая, потому что мама умеет увлекательно рассказывать даже о повседневных вещах.
        Уезжаю я от нее ни с чем. Разговора не получилось. Обнимаясь со мной у машины, мать дает наставления: ходить в университет, ни в коем случае не пропускать лекции. Она велит не забивать голову мыслями о Джезе и впредь заботиться о Хейли, оберегать ее.
        По дороге домой я нехотя размышляю о безопасности Хейли. Как только Джез окажется за решеткой, я тут же пошлю эту салагу на фиг. В последнее время она делает со мной немыслимое! Я превращаюсь в жалкую тряпку рядом с ней. Я уделяю ей слишком много времени, а это плохо! И даже сейчас, остановившись на светофоре, я на автомате достаю мобильник и отправляю ей простое сообщение, прося сказать, где она.
        Ответ на удивление приходит быстро.
        В заброшенном магазине.
        И я еду туда. Мы должны срочно поговорить. Если она сказала, где находится, значит, уже остыла. В гипермаркете небезопасно даже днем. Улица, на которой он стоит, почти безлюдна. О чем Хейли думает?
        Я крепче цепляюсь за руль, чтобы обуздать свой гнев. Костяшки побелели, зубы сжаты, брови нахмурены. Безумно хочется проучить Хейли, вдолбить ей, что после нападения Джеза бродить по заброшкам не стоит. Или, может, Фейз нравится испытывать боль? Есть люди, которые тащатся от этого. Да какая разница? Плевать, что нравится этой маленькой… Главное – поговорить. Помни это, Блейн.
        Я придумываю начало беседы, но все не то. Может, просто потребовать ответ? Конечно, она пострадала от рук моего брата. Да, мне жаль ее, и я очень зол на Джеза. Но теперь мне сюсюкаться с ней? Я предложу ей мою защиту, попрошу всегда быть рядом, выполню просьбу матери. Сейчас самое главное – узнать подробности и отвезти Хейли в полицейский участок, чтобы она пожаловалась добреньким (отчасти) дяденькам.
        Но в какой-то момент мне в голову приходит гениальная идея. Чтобы разговорить девчонку, надо просто лишить ее самообладания. Я знаю один проверенный способ. Меня бросает в дрожь из-за того, что я собрался сделать.
        Я ведь обещал себе… Я ведь говорил.
        Плевать! Сегодня Хейли не только расскажет мне всю правду, но и узнает, каково это – таять в моих руках.
        ОТТЕНОК ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ
        ХЕЙЛИ
        Я порхаю, словно бабочка, вокруг стены. Баллончик в моей руке легко выводит линии рисунка. Только боль в ноге омрачает ситуацию. После неудачного разговора с Блейном я быстро оделась и ушла из дома, оставив на двери небольшое послание. На улице меня уже поджидало такси, так как сама водить машину я пока не решаюсь. Я поехала в ближайший полицейский участок и написала заявление на чертова психа.
        Сейчас, в тишине и спокойствии, я могу разложить мысли по полочкам и решить, что делать дальше. Пока Джез разгуливает на свободе, нужно быть максимально аккуратной: не ходить одной ночью в безлюдных местах, не скрывать от парней, по крайней мере, от Блейна, правду. Это ни к чему хорошему не привело, невозможно врать постоянно. По-моему, сколько бы я это ни говорила, все равно буду наступать на одни и те же грабли.
        А может, причина даже не в том, что правда всегда выходит наружу? Может, это просто я веду себя неосторожно? Когда футболка сползла с плеча и Блейн увидел следы ногтей, он обезумел и накинулся на меня, как зверь. Не зря они с Джезом родственники, оба брата – настоящие психи. Джез старше – это заметно – и безжалостнее. Я знаю, что от сумасшедшего можно ожидать чего угодно, но насколько сильно надо быть бесстрашным, чтобы натворить такое?
        Та надпись на корейском на моем бедре… что там сказано, почему Блейн так отреагировал? Это угроза? Дата его смерти? Дата моей смерти? Нет, это вряд ли, там ведь не было цифр. Любопытно. Надо выучить корейский.
        Отойдя на два шага, я смотрю на то, что уже успела нарисовать. Цель, которую я поставила себе в комнате, поглаживая Блейна по волосам, потихоньку выполняется. Я все-таки решила изобразить его портрет. Альбом лежит на бордюре рядом с выставленными в ряд красками. Бросив взгляд на бумагу, я сравниваю изображение на них с граффити и улыбаюсь оттого, что получается похоже.
        Открыв другой баллончик, я уже собираюсь продолжить работу, как вдруг в кармане джинсов начинает вибрировать телефон. Вытерев руки прямо об кофту на молнии, я достаю его и читаю сообщение. Оно от Блейна. Он спрашивает, где я. Я честно отвечаю, потому что успокоилась и теперь готова с ним встретиться.
        Парень точно приедет сюда. Не просто так он поинтересовался моим местоположением. И у нас наверняка случится малоприятный разговор. На этот раз я не стану убегать. Расскажу Блейну все, что он захочет узнать. Смысла что-либо скрывать больше нет. Раз он увидел мои раны, значит, ему не суждено быть в безопасности.
        Настроение стремительно ухудшается, баллончик становится все тяжелее и в какой-то момент выпадает из моих рук, и, громко ударившись о землю, он катится в сторону. Я сажусь на бордюр, расставив колени и оперевшись на них локтями. Холодный ветер, который я раньше не замечала, больно хлещет по щекам, с неба падают редкие мелкие капли.
        Я прислушиваюсь, ожидая услышать визг шин по гравию и голос парня, зовущий меня. Но этого не происходит ни сейчас, ни через пять минут. В какой-то момент я даже перестаю нервничать. Даже думать не хочется о том, что мне придется мысленно вернуться в тот безлюдный переулок, темный лес и в завораживающий заброшенный дворец.
        Надеюсь, Блейну не важны подробности, ему должно хватить того, где это случилось и во сколько. Он обязан понимать, что никому не хочется вспоминать свой самый страшный момент из жизни. Я не выдержу и заплачу, по новой ощущу боль на бедре, спине, животе и везде, где остались раны от Джеза. Мне не хватит духу рассказать Блейну обо всем, я слишком слабая для этого.
        Бордюр холодный, джинсы промокли, но я не поднимаюсь. Запустив руки в кучерявые из-за влаги волосы, придумываю начало разговора. Мне надо все продумать, чтобы на середине истории не запнуться и не зареветь. А если вообразить, будто я рассказываю момент из книги или фильма? Если сильно постараться, то можно представить, что беда случилась не со мной.
        Имею ли я право послать Блейна к черту? Такой вопрос тоже не выходит из моей головы. Парень увидел мои раны, узнал, кто их нанес, так зачем ему подробности? Пусть радуется тому, что есть.
        Хейли, хватит мусолить одно и то же! Возьми и расскажи!
        Перестань нудить!
        Мне действительно необходимо взять себя в руки. Чего я парюсь? Этого психа уже наверняка объявили в розыск, он меня больше не тронет, потому что Блейн не позволит. Интуиция подсказывает, что, зная, какой ужас сотворил со мной его брат, Блейн будет рядом со мной до тех пор, пока Джеза не остановят. Что бы между нами ни произошло, Блейну я могу доверить свою безопасность. Он обязан меня защитить от этого безумца, потому что случившееся – отчасти его вина, как бы я ни старалась это отрицать. Возможно, мои слова звучат слегка эгоистично, но они правдивы.
        Но мне надо записаться на курсы по самообороне. Старые приемы немного забыты, а хоть какие-то навыки боя пригодятся любому человеку. Нельзя давать себя в обиду, нужно уметь за себя постоять. Если враг поймет, что ты слаб, он этим непременно воспользуется. Но я считаю, что чаще всего именно слабые оказываются самыми сильными, ведь все беды и проблемы, которые падают на их плечи, делают их только крепче. Думаю, что моя теория верна. Я слабая, но жизненные трудности закаляют меня, и в следующий раз я не дам себя в обиду – ни физически, ни морально.
        Звук приближающейся машины отвлекает меня от философских мыслей. Я поднимаю голову и, убедившись, что визг шин мне не послышался, встаю на ноги. Повернув за угол, вижу черный автомобиль Блейна. Вроде обычная иномарка, но ее лаковый корпус цвета ночи и черно-белые диски завораживают. На такую красотку хочется смотреть, и я ни разу не видела, чтобы на этой тачке была хотя бы капелька грязи. Блейн чистоплотный парень, поэтому неудивительно, что автомобиль он держит в идеальной чистоте.
        Парень выходит из машины, держа в руках два бумажных стакана кофе с символом «Старбакса». Я забираю их и жду, когда он закроет машину, а только потом отдаю один, поблагодарив за заботу. Блейн ничего не отвечает, только шагает вперед и скрывается за поворотом. Остановившись на полпути, он смотрит сначала на баллончики, а затем на граффити.
        – Красиво, – хмыкает Телтфорд и снова идет вперед.
        Присев на бордюр прямо напротив рисунка, Блейн хлопает свободной рукой по месту рядом, и я выполняю его безмолвную просьбу. Скрещиваю ноги и попиваю горячий напиток.
        – Ты ведь догадываешься, зачем я здесь?
        – Заявление на твоего брата уже в полиции, – резко говорю я, не смотря на него, когда сам Блейн прожигает меня взглядом. Еще чуть-чуть, и на моей щеке образуется огромная дыра.
        – Ты все правильно сделала. Я поддерживаю идею засунуть Джеза за решетку, но мне не нравится, что ты уходишь из дома, когда он еще бродит по городу. А если вместо меня сюда бы добрался Джез? Как бы ты от него избавилась?
        – Ненавижу вопросы, которые начинаются с «если бы» и «как бы». Его здесь нет, а значит, и предполагать такое развитие событий не стоит.
        На самом деле я просто не знаю, что ответить Блейну. Уходя из дома, я даже не думала о том, что Джез может меня где-то поджидать, что он вообще осмелится напасть еще раз. Ведь на улице день, пусть и пасмурный, серый, но все же день. Он же не самоубийца, чтобы кидаться на меня на людях. Хотя вокруг нет ни единой души…
        – Расскажи мне, как это было. Я хочу знать, что ты чувствовала, делала, о чем думала. Хочу знать каждую деталь; хочу ощутить все, что ты ощутила; хочу пережить с тобой тот вечер, – хрипло и тихо просит Блейн.
        И я начинаю говорить. Все мои намерения молчать летят к чертям.
        – Было страшно. Особенно когда он преградил мне путь. Оставался всего лишь маленький проулок до спасения. Джез позволил мне бежать, но схватил прежде, чем я оказалась на жилой улице. Я кричала от страха, но никто не пришел на помощь. Когда я спиной проехалась по бетонному бордюру, то впервые почувствовала, что такое настоящая боль. Ощущения, словно кто-то водит по коже острым камнем. Но я не плакала до тех пор, пока не оказалась дома…
        На миг останавливаюсь, чтобы взять себя в руки и продолжаю:
        – А потом ноги понесли меня в парк. Я думала, что смогу спрятаться там, но Джез был слишком скрытен, и я побоялась, что он может поджидать меня за любым кустом, и побежала дальше. Мои ноги тряслись, в боку ужасно кололо, но я бежала, Блейн… и набирала твой номер. Ты не ответил, никто из твоих друзей не поднял трубку. Вы лишили меня последней надежды на спасение.
        Потом Джез все-таки поймал меня, мы дрались, хотя правильнее сказать, что он пытался меня удержать, а я старалась скинуть его с себя. Было очень страшно. Так страшно, что сердце подскакивало к горлу. Я боялась, что та ночь станет последней, что я больше никогда не увижу ни света, ни тьмы. Я как будто осталась одна во всем мире с этим психом. На его ноге был электронный браслет, а на руке… на руке было подтверждение того, что он болен. И я отчаянно молилась, чтобы Джеза вернули в лечебницу, из которой он вылез. Твой брат сумасшедший. Он законченный сукин сын, исчадие гребаного ада. И ничего ему не поможет, только смерть. Я желаю, чтобы он сдох, как собака, чтобы его избивали так же, как он меня, чтобы эта тварь молила о спасении или хотя бы просила о смерти без мучений. Я хочу, чтобы он ревел, кричал, чтобы его тело рвали на куски, а потом выкинули на съедение диким животным. Пусть на его могиле не будет памятника, пусть в землю воткнут простую палку, которая будет показывать, что под ней лежит кусок вонючего, не нужного миру дерьма.
        Стакан в моей руке лопается, кофе расплескивается в разные стороны, обрызгивая куртку и джинсы Блейна. Я тяжело дышу и смотрю прямо перед собой. Мои глаза застилает пелена бешеной ярости, от которой я чуть не захлебываюсь воздухом, который набираю в легкие. Перед моими глазами лежит Джез. Растерзанный, умирающий, весь в крови.
        – Хейли, – испуганно произносит Блейн, и я выхожу из оцепенения и вместо ненавистного лица вижу перед собой граффити.
        Во мне просыпается плакса, и я реву. Мне становится страшно от собственных слов. Блейн обнимает меня за плечи и притягивает к себе, отставив кофе в сторону. Уткнувшись в его куртку, я даю волю слезам.
        – Клянусь, брат поплатится за то, что сделал с тобой, – шепчет парень, стараясь успокоить меня.
        Но сейчас мне ничего не поможет, я испугалась саму себя. Я никогда никому не желала смерти. Но то, что я согласилась остаться в комнате Блейна, не идет ни в какое сравнение с тем, что я позволила себе сказать здесь и сейчас.
        – Нужно ли мне бояться собственных мыслей? – говорю я, все еще не поднимая головы.
        – Нет. То, что ты только что сказала, – абсолютно нормально. Твоя память еще свежа, ты злишься на саму себя не только потому, что Джез истязал тебя, но и потому, что ты была бессильна, не смогла убежать. Желать смерти тому, кто чуть не лишил тебя жизни, – нормально.
        – Ненормально. Ты просто не меньший псих, чем твой брат, вот и думаешь, что такое в порядке вещей, – признаюсь я и, отстраняясь от Блейна, вытираю слезы. – Можно я больше не буду ничего рассказывать? Давай остальную часть перенесем на потом? Я не могу вспоминать сейчас тот вечер.
        – Можно, – кивает Блейн, и я благодарна ему.
        Мы сидим в тишине. Блейн делится со мной кофе, с неба продолжает капать дождь, а в лицо по-прежнему бьет ветер. В какой-то момент Блейн поднимается и протягивает мне руку, я принимаю ее, не задавая вопросов. Он ведет меня внутрь магазина, после чего отпускает и включает эскалатор. Мы катаемся на нем молча, а затем сидим в тишине.
        – Не хочу снова поднимать тему о моем брате, но должен предупредить, что кто-то передает ему информацию. Иначе как бы он узнал о твоем существовании? Это кто-то из близких нам людей, – предупреждает Блейн, – будь аккуратна.
        Я киваю, уставившись на носки своих кроссовок.
        – Хейли, – тихо зовет меня Блейн. Я поворачиваю голову в его сторону. – Все будет хорошо. Зло всегда проигрывает, и Джез никогда не победит, запомни это, ладно? – Я снова киваю.
        – А где был твой брат, когда ты учился? Почему я о нем ничего не знала? – задаю я неожиданно возникший вопрос.
        – Это неважно, – отмахивается Блейн.

* * *
        Лежа в постели, я наблюдаю, как движутся стрелки часов на тумбочке. В доме тишина, все давно легли спать. Сна ни в одном глазу. Я думаю о нашем с Блейном разговоре в заброшенном гипермаркете и прокручиваю события той кошмарной ночи. Не могу отделаться от назойливых воспоминаний и мыслей. Именно сегодня, когда за окном светит полная луна и ее мягкое сияние проникает в комнату сквозь полуоткрытые шторы, мне хочется подумать о будущей жизни.
        Моя психика наполовину убита, теперь мне придется контролировать свое поведение, чтобы не забываться и не говорить страшные вещи. Особенно перед мамой. Она ни в коем случае не должна понять, что ее еще недавно нормальная дочь стала сама не своя. Она не должна знать о случившемся, и я очень надеюсь, что к воскресенью моя хромота пройдет, а тело не будет взрываться оглушающей болью при каждом неправильном движении.
        Сквозь полудрему я слышу скрип двери, но, лежа на спине, не открываю глаз, продолжая цепляться за сон. Возможно, эти звуки мне привиделись. Однако когда кровать проседает и знакомый запах доходит до моего носа, я шумно вздыхаю, но по-прежнему нахожусь в полузабытье.
        Тепло от тела, нависающего надо мной, впитывается в мою кожу. Горячая ладонь скользит по обнаженному бедру. Сейчас на мне только трусики и топик, и я вовсе не жалею об этом. А рука тем временем поднимается выше. Она проходит по моему животу, груди и останавливается на шее.
        А затем мягкие губы льнут к моим, и я отвечаю на поцелуй. Если это сон, то он очень сладкий. Рука мягко массирует мою шею, горячее дыхание обдает мой рот, когда мужские губы на миг отрываются, чтобы сильнее впиться в мои губы. Невинные ласки набирают обороты, становясь увереннее, страстнее. Я не размыкаю веки только потому, что боюсь спугнуть одурманивающий сон.
        Когда вторая ладонь проходит по моему бинту, а затем сжимается на ягодице, из меня невольно вырывается стон. Хриплый смех щекочет мои губы, а потом низкий голос возбужденно шепчет:
        – Тише, детка, нас никто не должен услышать.
        Кончик языка проникает в мой рот. Я отвечаю на поцелуй так, будто всю жизнь только этим и занималась. Кусаю мужские губы в ответ, стараясь целовать с не меньшей страстью. Поцелуй становится все глубже и глубже, мои руки все увереннее и увереннее исследуют обнаженную спину парня, а затем запутываются в мягких волосах.
        Пора бы проснуться, но я не хочу. Мне так хорошо находиться в этом сне, наполненном наслаждениями. Я готова целовать эти губы вечно. Как же мне нравится соприкосновение наших тел.
        Вторая рука соскальзывает с моей ягодицы, поглаживая низ живота, отчего внутри меня все связывается в тугой узел, и я начинаю испытывать невероятно сильное возбуждение. Мои бедра невольно поднимаются, что вызывает судорожный вздох у парня, и он целует меня крепче.
        – Хейли, – шепчет он и отстраняется на секунду, давая нам обоим возможность запастись кислородом.
        – Блейн, – тихо отвечаю я и поднимаю голову, чтобы вновь соприкоснуться с его губами.
        Мы оба никуда не спешим, я на миг открываю глаза и вижу перед собой знакомое напряженное и серьезное лицо и снова смыкаю веки. Это не сон. Мой первый поцелуй случился с парнем из школы, под лунным светом и на мягкой постели, застеленной шелковым бельем. Разве можно было мечтать о подобном?
        Тем временем язык Блейна проходит по моему нёбу, после чего парень прикусывает мою нижнюю губу и, оттянув ее, отпускает, сразу же впиваясь в мои губы. Я извиваюсь под его крепким телом. Но я не пытаюсь повторить его действия, зная, что получится неуклюже и не так эротично.
        – До рассвета осталось три часа, салага. И я не намерен покидать твою кровать все это время, я буду целовать твои губы и ласкать твое нежнейшее тело, – говорит он, и я понимаю, что совсем не против подобного расклада.
        ОТТЕНОК ДВАДЦАТЫЙ
        БЛЕЙН
        Я целую ее так, словно второго шанса у меня не будет. Ее губы податливы, они мягкие и сладкие. Я как будто ем вишню, спелую, сладко-кислую. Мне еще никогда не попадались такие губы. Я готов целовать эту девушку вечно. Хейли творит со мной нечто невероятное! Она вызывает во мне те чувства и эмоции, которые я и не надеялся больше испытать. Ее гладкая шея под моей ладонью, ее мягкое тело под моей рукой, лежащей на бедре.
        Поцелуй раскрепостил ее, и теперь Хейли без стыда закинула ноги на мои бедра. Сам того не желая, я подаюсь вперед, крепче прижимаясь к девушке и чувствуя, насколько она горяча. Как бы мне хотелось оказаться внутри, почувствовать, как ее плоть обхватывает меня, увидеть ее мокрую, вспотевшую, уставшую подо мной. Я сглатываю и снова припадаю к ее губам, целуя жестче, настойчивее, требовательнее. Наши языки мягко скользят друг по другу, Хейли целуется неумело, но это возбуждает так сильно, что я продолжаю тереться об нее, слыша тихие всхлипы и стоны. Эта девчонка сводит меня с ума.
        Оторвавшись от ее губ, я опускаюсь к шее и присасываюсь к ней грубо, со злостью. Ногти Хейли впиваются в мои плечи, она громко ахает больше от неожиданности, чем от боли. Мне нравится мучить и портить ее.
        В качестве извинения я провожу кончиком языка вокруг засоса и спускаюсь к ключице, к верхней части груди, прикрытой лифчиком. Если бы она знала, что я приду ночью, чтобы зацеловать ее до изнеможения, то надела бы красивое белье? В любом случае, даже в этих непримечательных кусочках ткани она выглядит дико сексуальной. Меня начинает потрясывать от возбуждения, пара месяцев воздержания дают о себе знать.
        – Тебе нравится? – тихо спрашиваю я, целуя ложбинку на ее груди и опускаясь к плоскому животу.
        – Да, – на выдохе произносит Хейли.
        Ее разум затуманен, и другого ответа ожидать не стоило.
        Тем временем я целую живот Хейли. Он ничем не хуже божественных губ салаги. Моя правая рука бесстыдно ложится поверх бюстгальтера Хейли и начинает поглаживать ее грудь. Пожалуй, не стоит говорить, что эта часть тела является самой любимой у парней, и, несмотря на худобу Хейли, с грудью ей повезло. Я не мог этого не отметить.
        – Хейли, давай поговорим? – спрашиваю я, продолжая пытать ее ласками.
        Она приподнимается на локтях и смотрит на меня удивленно.
        – Прямо сейчас? – чуть не задыхаясь, интересуется Фейз.
        – Почему бы и нет?
        Да, я любитель портить настроение, занимаясь подобными вещами. Но если я не заговорю с ней сейчас, то ее белье в скором времени полетит к черту. Нужно отвлечься, чтобы не переступить черту и не наломать дров. Мое возбуждение достигает той самой точки, когда тело изнемогает от потребности оказаться внутри женского естества.
        Прежде чем Хейли успевает что-то произнести, я поднимаюсь и целую ее в губы еще раз. Мой мир при соприкосновении с ней переворачивается. Я забываю о том, что было пять лет назад; о том, что Джез гуляет на свободе и, возможно, стоит сейчас под окном; о том, что я всегда опасался брюнеток; о том, что за пределами комнаты существуют мир и другие люди. Ничего не остается, кроме этой постели и двух тел под одеялом, целующих друг друга и теряющих рассудок.
        Господи, как же я ее хочу! Становится физически больно, я нуждаюсь в освобождении. Но не могу воспользоваться этим маленьким телом. Хейли – девственница, и я, разгильдяй, не смею забрать у нее эту ценность.
        – Как ты уладила вопрос с работой? – интересуюсь я, снова касаясь ее шеи и неосознанно оставляя на ней россыпь красных пятен.
        – Позвонила начальнику на следующий день после случившегося, – тяжело дыша, отвечает Хейли, – и объяснила ситуацию. Он вошел в мое положение и дал мне немного выходных.
        – Ты сообщила ему, что тебя избили?
        – Просто сказала, что на меня напали и что я сильно потрясена. Он не стал выяснять детали, ему хватило моего дрожащего голоса и редких всхлипов. Я плакала в тот момент.
        Хейли вздрагивает, явно вспомнив ту ужасную ночь.
        – Ты не против, если я сниму с тебя одну вещь? – встав на колени и глядя на нее сверху, спрашиваю я.
        – На мне и так только белье, что ты собираешься снять?
        Ничего не ответив, смотря прямо ей в глаза, я протягиваю руки за ее спину и, нащупав бюстгальтер, расцепляю крючки. Хейли втягивает воздух шумно и долго. Ее тело напрягается, мы оба нервничаем. Подавшись вперед, я целую Хейли, поглаживая одной рукой ее щеку, а второй стягиваю лифчик. Когда тот улетает в путешествие, закрываю глаза, продолжая ласкать ее райские губы. Мне почему-то страшно открывать глаза. Но раз я сам предложил освободить ее от белья, значит, надо довести дело до конца.
        Но прежде, чем посмотреть на Хейли, я убираю ладонь от ее щеки, опуская пальцы все ниже и ниже, пока не натыкаюсь на обнаженную грудь. Кажется, что здесь ее кожа еще нежнее. Тогда какая же она в… Сквозь зубы втягиваю со свистом воздух и трясу головой, пытаясь избавиться от назойливых порочных картинок.
        Как же сложно держать себя в руках. Как же хочется нырнуть в страстный омут с головой.
        Оставив на ее губах еще один короткий поцелуй, я опять становлюсь на колени и смотрю на Хейли. На ее скулах проступил румянец. Она стесняется. Я убираю ее ладонь, которой она прикрывает грудь и рассматриваю ее, словно под микроскопом. Одной рукой я держу ее запястья, а второй провожу пальцем по груди. Соски Хейли напрягаются, дыхание говорит о том, что она возбуждена не меньше, чем я.
        Неуверенно опускаю голову и пробую ее грудь на вкус. Прикрываю глаза и издаю тихий стон. Она прекрасна. Вся.
        – Нельзя быть такой вкусной, – шепчу я.
        Надо остановиться. Потому что если я не выдержу и сорвусь, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
        Несмотря на желание заставить ее извиваться подо мной и сделать так, чтобы при каждом толчке она умоляюще произносила: «Еще!», я переворачиваюсь на бок, нежно целую ее в щеку, встаю с кровати и иду за футболкой. Надеваю ее на Хейли, снова ложусь рядом, притягиваю девушку к своей груди, и мы одновременно засыпаем.

* * *
        Следующей ночью, в половине второго, когда город погрузился во тьму, я выхожу на веранду с двумя сигаретами, зажигалкой и бутылкой пива в руках. После того умопомрачительного поцелуя я весь день не мог справиться с возбуждением. Стоило Хейли только оказаться в поле моего зрения, как все внутри меня оживало и тянулось к ней. При парнях я изо всех сил старался не подавать виду, что ужасно хочу Хейли, но кое-кто все же это заметил. Кое-кто очень внимательный и раздражительный.
        Наши отношения с Дезом медленно идут ко дну. Сегодня в университете, когда я болтал с Хейли, которая уже вернулась и на учебу, и на работу, Дез стоял на другом конце коридора с какой-то девушкой, но, разговаривая с ней, он внимательно наблюдал за нами. Меня это насторожило, мой друг никогда не закрывался в себе, но в последнее время мы почти не общаемся и не проводим время вместе. После той ночи в баре мы нигде не были и не оставались наедине.
        – Сигареты не найдется? – произносит знакомый низкий голос.
        Сидя на кресле лицом к саду, я, не глядя на Деза, протягиваю ему вторую сигарету и зажигалку. Он закуривает, а потом опускается на кресло рядом с моим.
        – О чем вы трещали?
        Понятное дело, что он имеет в виду университетский коридор и Хейли.
        – А что? – я задаю встречный вопрос, не желая говорить на эту тему.
        То, что мы обсуждали с салагой, никого не касается. Даже человека, которого я считаю братом.
        – Еще один секрет? – Дез издает тихий презрительный смешок. – Продолжай в том же духе, брат. Жду не дождусь, когда ты останешься один и поймешь, что натворил.
        – Что с тобой не так? Из-за чего такая агрессия в мою сторону? – не выдерживаю я, по-прежнему смотря вдаль. У меня нет желания видеть его ухмыляющуюся рожу.
        – А ты не понимаешь? Два года ты не замечал Хейли, два года плевал на ее существование. Но как только я обратил на эту девчонку внимание, тут же появляешься ты, выпятив грудь, весь из себя такой таинственный. Складывается впечатление, будто тебе нравится отбирать у меня то, что меня интересует.
        – Я никогда не посягал на чужое, Дез! – теперь я смотрю в его темные, наполненные ненавистью и обидой глаза. – Хейли не твоя собственность! Ты упустил свой шанс два года назад, когда променял ее на нас! Ты сам во всем виноват.
        – А кто заставил меня отдалиться от Хейли, а? Вспомни, что было, когда я только-только вступил в братство. Или ты все забыл, чертов кусок дерьма?! – подскочив, кричит эти оскорбления мой лучший друг.
        Рыкнув, я ставлю бутылку на столик рядом и, выкинув бычок в урну, одним движением прижимаю Деза к деревянному столбу. Мы смотрим друг другу в глаза, свет фонаря позволяет мне разглядеть, насколько сильно расширены его зрачки, вокруг которых полопались капилляры. Он под кайфом.
        – Какого лешего ты творишь, брат? – шепчу я и улавливаю запах травки. – Что с тобой происходит?
        Дез моргает, и гримаса ненависти исчезает с его лица. Устало выдохнув, он опускает голову и медленно качает ею.
        – Я не знаю.
        – Я ни на кого тебя не променяю, Дез. Ни одна девушка не встанет между нами. Наша дружба для меня всегда на первом месте, не считая семьи, – все так же держа его за ворот свитера, уверяю я.
        Он отталкивает меня, но не грубо и падает на кресло, опираясь локтями на колени и запуская пальцы в волосы. Я жду, когда Дез заговорит, потому что он обязан объясниться.
        – Я боюсь остаться один. Я вижу, как вы с Хейли реагируете друг на друга, и причина моей злости даже не в том, что я ей симпатизирую. Просто блеск в ваших глазах, когда вы смотрите друг на друга… Он пугает меня. Я до чертиков боюсь, что ты променяешь меня на нее.
        Я должен сказать лучшему другу, что испытываю к Хейли. И пусть он сейчас под кайфом, я знаю, что Дез запомнит мои слова. Он поймет меня, и наши отношения вернутся в прежнее русло. Никто не заменит мне Деза, мы были всегда рядом с тех пор, как поступили в университет. Никто не сможет меня понять, как он. И хоть я не делюсь с Дезом, это не мешает… не мешало нашей дружбе. Сейчас я уже ни в чем не уверен.
        Просто хочу, чтобы он знал: я всегда рядом, всегда приду на помощь, найду его, где бы он ни был. Наша дружба – это больше, чем просто обсуждение женских задниц.
        Дез незаменим. Потеряв его, я никогда не найду и приблизительно похожего парня. Я люблю его, как родного брата. Его имя похоже на имя моего кровного брата, и поначалу меня это бесило. Но сейчас я понимаю, что мне дан человек, который является светлым двойником Джеза.
        – Ты знаешь, ни одна девушка не заменит дружбу с тобой. Проводя с ними ночи, я возвращался к тебе с трезвыми мозгами. Даже Тила, которая мне искренне нравилась, не смогла даже чуточку с тобой сравниться. Тебе не о чем беспокоиться, Дез.
        Он кивает, извиняется за всю ту муть, которую наговорил, и достает косяк, который лежал в старой тумбочке на другом конце веранды. Ее поставили сюда как раз для того, чтобы хранить там наркоту. Нас нельзя назвать осторожными, и нам предельно плевать, если ее кто-нибудь найдет.
        Спустя пару минут мы уже делим один косяк на двоих. Выдыхая едкий дым, я успокаиваюсь. Ничего и никого не нужно. Ни Хейли, ни Джеза, ни Вселенной. Курение похоже на спасателя, который затуманивает мозг. Дез окончательно расслабился и смеется даже с того, что не кажется веселым. Но мне нравится видеть друга беззаботным, это возвращает меня в не такое уж и далекое прошлое, когда мы, заядлые пофигисты, ходили по улицам и кричали самые грязные ругательства, потому что в тот момент мир казался никчемным по сравнению с нами.

* * *
        Утром я получаю сообщение с неизвестного номера, но сразу понимаю, кто его написал. Сидя на кровати, укрывшись одеялом лишь по пояс, я читаю несколько раз три предложения.
        Сегодня. В темной комнате. В двенадцать часов дня.
        Стоит ли мне брать нож и сразу убить Джеза за то, что он сделал с Хейли? Ночью, когда мы целовались, было не слишком приятно проводить рукой по ее бугристому бедру, ощущать под ладонью еле заметные следы от ногтей брата. Но не ее кожа вызывает у меня отвращение, а Джез. Никакие шрамы не испортят сладость и красоту ее тела.
        Естественно, занятия я пропускаю. Опять. Хейли едет в университет с Дезом, и прежде чем они покидают дом, я прошу его забрать девчонку после занятий, подбросить на работу и привезти обратно, если я к этому времени не вернусь. Дез спрашивает, куда я собрался, а я без малейшего колебания отвечаю, что спешу к матери, которая приболела.
        Оба понимающе кивают, и во рту проступает горечь от вранья.
        К назначенному месту я еду напряженный и угрюмый. Даже представить не могу, что скажу брату. Мне не хочется даже видеть брата. Я мог бы позвонить в полицию и сообщить, что нашел преступника. Хейли предупредила меня, что Джез теперь в розыске. Но сначала я хочу узнать, что ему от меня надо. Иначе я не смогу жить спокойно.
        Завернув за угол, торможу и, сделав пять глубоких вдохов, выхожу из машины. Передо мной возвышается огромное, наполовину заброшенное многоквартирное здание. Раньше моя семья жила здесь, но затем людей эвакуировали. Дело в том, что это место называют «Дом-смертник». Он расположен на непригодной для строительства земле, поэтому может в любой момент рухнуть. Почему тогда он все еще не опустел? Да потому что здесь живут бомжи и ошиваются наркоманы.
        В нашей бывшей квартире была пустая комната. В послании он четко дал понять, что именно в нее я и должен попасть.
        Оказавшись в квартире, я смотрю на нужную мне дверь и, немного помедлив, все же распахиваю ее и тут же падаю.
        – Привет, братец! – радостно восклицает Джез.
        Он толкнул меня. Всегда нападает со спины, ведь он ни на что не годный слабак.
        Опираясь на руки, я трясу головой. В воздух поднялся плотный слой пыли, которая теперь поблескивает в свете окна. Я пытаюсь встать, но меня резко бьют ногой по ребрам, и я откатываюсь в сторону.
        – Я вроде сказал тебе привет, – ожесточенно произносит Джез и подходит ко мне, собираясь снова ударить.
        Но я беру себя в руки и вскакиваю прежде, чем его кулак сталкивается с моей челюстью.
        – Сдохни, – рычу я вместо приветствия и бью брата в живот. Он скрючивается, но я не спешу со вторым ударом. – Что тебе надо от меня? И зачем ты мучил Хейли?
        – Она красивая, а я люблю видеть, как красота превращается в уродство. Это завораживает, – шипит он и выпрямляется. – Ты, мой дорогой и любимый братец, забыл про меня, как и наша продажная мамаша.
        Его слова выводят меня из себя, и ярость застилает глаза. Я кидаюсь на Джеза, но он отталкивает меня без особых усилий. Он старше и всегда был сильнее меня, как бы я ни старался убедить себя в его никчемности.
        – Не смей говорить так о маме, неблагодарная мразь! – рычу я, а он смеется.
        – Как легко тебя раздразнить. Должен признать, ты в гневе – самое забавное, что мне когда-либо приходилось видеть.
        – Ты еще не видел меня по-настоящему злым, – с усмешкой произношу я в ответ.
        Меня лучше не сердить, потому что успокаиваюсь я очень долго, и от моей грубости могут пострадать близкие мне люди… В том числе Хейли.
        – Ты остался таким же слабым.
        – Что тебе нужно от меня?! – вкладывая в эти слова всю ненависть к брату, кричу я, и они эхом разносятся по пустой, безжизненной квартире.
        – Хочу, чтобы ты понял, каково это – находиться в тюрьме так долго.
        – Не я сажал тебя за решетку.
        – Но ты остался свободен, даже когда пять лет назад тво… – Я не даю ему говорить, подлетаю и толкаю к стене.
        Я застал Джеза врасплох и, не упуская момента, со всей силы бью его по лицу кулаком. Он падает, капли крови капают на грязный бетон. А потом я слышу смех. Ужасный смех. Брат продолжает лежать на полу, его плечи трясутся не то от смеха, не то от беззвучного плача. Мне плевать на него, на то, что он сейчас чувствует.
        Этот человек причинил мне боль, обидев Хейли, хотя этой боли я не заслужил. Джез рушит все, к чему притрагивается, в этом мы похожи. Мне больно видеть, как брат с каждым днем увядает все сильнее и сильнее, его мозг поражен. Он урод, но как бы сильно я ни желал его смерти, никогда не смогу убить того, в ком течет кровь моей матери. Где-то в глубине души я все еще люблю брата.
        – А ты знаешь, что мне хотелось сделать с Хейли? – спрашивает он, по-прежнему сидя на бетоне и проливая на него кровь. Я не отвечаю. – Изнасиловать, чтобы ты снова вспомнил о той твари. Я хотел снять на камеру, как вхожу в нее, чтобы ты слышал каждый крик, срывающийся с ее губ. – Снова безумный смех.
        – Я отправлю тебя в ад голыми руками, если ты попытаешься даже просто посмотреть в ее сторону. Хотя ты ее больше не увидишь. Я не позволю! – цежу каждое слово.
        В какой-то момент слышится вой сирен. Пока Джез описывал, что хотел сделать с Хейли, я незаметно вызвал полицию.
        Брат резко поднимает голову и гневно смотрит на меня, а после толкает и выбегает из комнаты. Я несусь за ним, собираясь не дать ему скрыться от копов, но он слишком быстр. Он направляется не вниз, а вверх. Открыв тяжелую дверь на крышу, он исчезает за ней. Я останавливаюсь, чувствуя, как ветер окутывает мое тело. Брата мне уже не догнать. Он вскакивает на пожарную лестницу и, улыбаясь мне, кричит:
        – Увидимся в преисподней.
        По моей щеке катится одинокая слеза, а потом глаза становятся сухими. Я могу погнаться за Джезом, но в этом нет смысла. Он все равно сбежит. Он все равно сильнее.
        Вместо того чтобы вернуться и объяснять все полиции, я иду к лестнице. Какая ирония: такое чувство, словно я собираюсь спуститься в ад, где мне самое место. Вместе с моим психованным братом.
        ОТТЕНОК ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ
        ХЕЙЛИ
        Повернув из-за угла, я сразу же торможу, видя Зака и Рамону, стоящих у входа в столовую. Парень подпирает ногой стену и держит руки на талии Рамоны. Они улыбаются друг другу, что-то обсуждают. Хочется убежать как можно дальше от этого места, ведь я совсем не планировала сталкиваться с этой парочкой.
        Однако они меня замечают, и их улыбки сразу меркнут. Сейчас они смотрят на меня неприязненно, будто хотят испепелить. Сглотнув, я уже собираюсь развернуться и сделать ноги. Но Зак меня окликает.
        – Как твои дела? – на удивление искренне интересуется он.
        – Нормально, а ваши? – говорю я, подавляя желание ретироваться.
        Я знаю, что нельзя по ним скучать, но я не могу выкинуть из головы прошлое и то время, когда они поддерживали меня в трудную минуту. Память о недавнем прошлом еще свежа, и навряд ли когда-нибудь это изменится.
        – Тоже, – отвечает Рамона.
        Наступает неловкая тишина. Никто не собирается уходить или как-то разряжать обстановку. Мы ждем, когда кто-нибудь что-нибудь скажет, и я точно знаю, что первое слово не за мной. Судя по тому, как Зак и Рамона переглядываются, они хотят задать вопрос или же просто что-нибудь сказать. Наивная сторона моей души надеется, что они попросят прощения и все вернется на круги своя.
        Я забуду все обиды и побегу к ним. Обниму крепко и заплачу от счастья. Эти двое незаменимы, только они могут понять меня, ведь только перед ними я обнажала свою душу. Мне хочется вернуть нашу дружбу так сильно, что становится больно внутри. Нужно срочно остыть, пока я не сорвалась и не извинилась за все первая.
        Но то, что Зак говорит, чуть не сбивает меня с ног. Это больнее всего того, что сделал со мной Джез. Удар прямо в сердце.
        – Надеюсь, что «братья» вскоре поймут, что подстилка из тебя никакая. Ты же бездарная, никчемная псина! – И это сопровождается смешками, после этого они заливаются громким, нарочитым смехом и заходят в столовую.
        Прижав ладони к груди, я пытаюсь успокоиться. Мои губы дрожат, глаза наполнены слезами. Только сейчас понимаю, что фраза «от любви до ненависти один шаг» очень правдива. Конечно, Зак и Рамона не ненавидят меня. Они просто пытаются нанести удар побольнее, когда всплывает такая возможность.
        Я уже не девочка, так когда же перестану быть такой глупой и доверчивой? Где моя стойкость? Где способность давать отпор? А ведь до недавнего времени у меня было и то и другое. Но после встречи с Блейном я стала хрупкой и слишком мягкой.
        А может, я просто устала? Устала от проблем? Может, мне просто нужен хороший отдых? Я стану сильнее, после того как все неудачи закончатся. Стану грубее и холоднее. Как Блейн. Я научусь быть жестче, и общение с Блейном этому поспособствует, потому что только с ним у меня происходят сильные эмоциональные скачки.
        Топнув ногой, как маленький ребенок, я разворачиваюсь и, вскрикнув, отскакиваю в сторону, приложив ладонь к сердцу. Передо мной стоит Джаред, скрестив руки на груди, и смотрит на меня с сожалением. Конечно, он услышал слова Зака. Мне становится стыдно, что я не постояла за себя. Я позволила оскорбить себя, а это первый признак слабости.
        – Они не правы, – говорит парень, смотря прямо мне в глаза.
        По телу пробегают мурашки. Джаред кажется еще более мрачной личностью, чем Блейн. Если взгляд Телтфорда вызывает желание скинуть с себя одежду, то взгляд Блефа вызывает желание втянуть голову в плечи от страха.
        – Я знаю, – вру я.
        Пожалуй, Джаред самый красивый из всех членов братства. С такими чертами лица его запросто могут взять в модельное агентство.
        – Идем, – он хватает меня за руку, – Дез не сможет отвезти тебя домой, он опять поссорился с Нелли, поэтому я беру тебя под свое крыло. Ты же не против?
        Качаю головой, но, понимая, что он этого не видит, коротко отвечаю:
        – Нет.
        В его машине витает приятный запах кокоса, и это немало меня удивляет. Я всегда думала, что парни не любят сладкие ароматы. Видимо, заметив мое замешательство, Джаред спешит объяснить:
        – Прости, здесь была Мэллори.
        – Кто такая Мэллори? – нахмурившись, спрашиваю я.
        Мне это имя совершенно незнакомо.
        – Неважно, – слишком резко произносит Джаред и выезжает с парковки.
        Всю дорогу парень крепко сжимает руль, его костяшки белеют, а на скулах подергивается мускул. Он напряжен, но задавать вопросы я не решаюсь. С Джаредом я практически не общалась, мы больше знакомые, чем друзья, поэтому есть вероятность, что он рявкнет что-то наподобие «Не твое дело!».
        Вжавшись в сиденье, я пытаюсь не думать о напряжении, нависшем над нами, которое почти осязаемо. Все, что я действительно хочу сейчас, – это поскорее добраться до дома, взять вещи и отправиться на работу. На такси. И пусть Блейн не одобрит этого, я не смогу вытерпеть еще одну поездку с таким угрюмым парнем, как Джаред.
        Уже совсем скоро у меня вновь будет машина, и это не может не радовать. Плюс до переезда осталось несколько дней. Если бы не столкновение с Джезом, я бы давно ходила по съемной квартире, наслаждаясь одиночеством.
        Но ситуацию омрачает тот факт, что мне будет немного страшно жить одной. Ведь Джез все еще на свободе, а значит, если он узнает о моем переезде, мне может не поздоровиться. Не хочу даже думать о повторном нападении. Прочь, плохие мысли!
        Как только машина останавливается на подъездной дорожке, я мямлю «спасибо» и вылетаю на улицу. Однако в дом мне попасть не удается, так как дверь заперта, и пока я ищу ключ в рюкзаке, Джаред успевает открыть ее и пропускает меня вперед, из-за чего мне вновь приходится его благодарить.
        Внутри пусто и холодно. Я привыкла к шуму, возгласам ребят, но сейчас они в университете и вернутся не менее чем через полчаса. Судя по тому, как Джаред достает бутылку энергетика и усаживается за барную стойку, ехать он больше никуда не собирается.
        Я направляюсь к лестнице, но он останавливает меня.
        – Не могла бы ты составить мне компанию? Я просто хочу поговорить с тобой. – Увидев мой растерянный взгляд, он издает смешок и спешит добавить: – Не волнуйся, беседа будет вполне приличной.
        Судорожно вздохнув, я плетусь к стойке и забираюсь на высокий стул прямо напротив Джареда. Положив руки на темно-зеленый мрамор, выжидающе смотрю на него.
        – Не могу сказать, что я много общаюсь с Дезом и Блейном в последнее время, но мы вчетвером – я, Ник и эти двое – лучшие друзья, а я всегда очень внимателен к тем, кто мне дорог. Так вот к чему я веду… В последнее время я начал замечать, что между вами тремя что-то происходит. Да и не только я, но и Ник тоже, хотя он и практически не бывает здесь. А в особенности меня интересуете вы с Блейном. Что происходит, Хейли?
        – Я не знаю, – выпаливаю я, не подумав.
        И это правда. Блейн ни разу даже не намекал, что я ему нравлюсь, но каким-то чудесным образом у него получилось украсть мой первый поцелуй и увидеть мою обнаженную грудь.
        – Просто понимаешь, дело в том, что Блейн из всех нас самый отстраненный. Он не доверяет нам свои секреты, и кажется, что мы ему и не нужны. Когда мы впервые встретились друг с другом отдельно от остальных «братьев», то дали клятву, что всегда будем вместе. Сейчас в братстве происходят некоторые изменения, поэтому у меня нет времени раздумывать о том, что между вами происходит. Я надеюсь получить полное объяснение ситуации от тебя.
        – Но я правда не знаю, Джаред. Не только вам Блейн ничего не говорит. Он странный, грубый и холодный, только лишь изредка и на мгновение бывает милым.
        – Вы встречаетесь?
        – Что? Нет! – быстро отвечаю я. – Нас даже друзьями сложно назвать, о чем ты?
        Джаред ничего не отвечает, лишь запрокидывает голову и делает глоток энергетика. Со стуком поставив жестяную банку на барную стойку, он поднимается и идет наверх. Я остаюсь одна.
        Мне бы тоже хотелось знать ответ на вопрос, который он задал.

* * *
        Вечером я приезжаю с работы на такси. Блейн не смог меня забрать, он не отвечал на звонки, как и Дез. Я бы могла разозлиться и с усмешкой подумать о том, что моя безопасность не так уж и важна. Но зная, что его матери нездоровится, даже думать о подобном не смею.
        Все парни уже дома и встречают меня с улыбками. На коленях Деза расположилась Нелли, и они что-то тихо обсуждают. Судя по тому, как сильно они хмурятся, разговор не из веселых. Теперь все понятно. Ему не до меня.
        Ник с Амелией находятся на кухне. Девушка сидит на барной стойке с широко разведенными ногами, ее руки блуждают под футболкой Ника, а его пальцы пробрались под ее майку. Они целуются так, словно через секунду мир исчезнет. И я невольно заливаюсь краской, вспоминая, что совсем недавно Блейн целовал меня точно так же.
        Когда Ник начинает ласкать шею Амелии не менее страстно, чем губы, и когда его ладони бесстыдно проскальзывают под ее джинсы, сминая ягодицы, Амелия поворачивает голову и, видя меня, широко улыбается. Она что-то шепчет Нику, и тогда он тоже меня замечает. Голодный блеск в его глазах говорит о том, что парень был в шаге от того, чтобы подхватить Амелию на руки и отправиться наверх, в ближайшую постель. Но я нарушила его планы.
        – Привет, – ухмыльнувшись, говорит он и, подарив Амелии еще один глубокий, страстный поцелуй, отстраняется и поправляет футболку.
        Прежде чем выйти из кухни, он произносит:
        – Болтайте.
        Амелия спрыгивает со стойки и, подойдя к холодильнику, достает две бутылки с пивом и кидает одну мне. В этом доме когда-нибудь кто-нибудь обходится без алкоголя?
        – Привет, – говорит она, садясь на высокий стул.
        – Ты ничего не имеешь против того, чтобы тебя целовали на виду у всех? – спрашиваю, присаживаясь напротив нее.
        Сделав глоток пива, как ни странно, я не морщусь.
        Девушка пожимает плечами:
        – Раньше мне подобное не нравилось, но Ник делал все, чтобы раскрепостить меня. Он не любит стеснительных, да и я никогда не была ханжой, поэтому быстро привыкла к поцелуям и объятиям на виду.
        – И сейчас тебе это нравится?
        – Поцелуи на людях добавляют остроты, ведь ты знаешь, что не можешь перейти черту, и это распаляет еще сильнее. Когда попробуешь, сразу же поймешь меня, – подмигивает Амелия, я покрываюсь румянцем, а она смеется. – Ты покраснела, потому что вспомнила что-то подобное или потому что ни разу такое не пробовала?
        – Скорее второе, – признаюсь я.
        Она понимающе кивает, а у меня возникает такое ощущение, как будто Амелия меня жалеет.
        – Твои волосы снова кучерявые, – замечает она.
        – После того как ты их выпрямила, я ничего подобного не делала. К сожалению, не было на это времени.
        Амелия опять кивает, догадываясь, что под фразой «не было времени» я имею в виду нападение.
        Когда в кухню заходит Блейн, я чувствую, как мое тело оживает. Стоит ему посмотреть на меня, как кожа горит и на шее выступает испарина. Я изучаю его и хмурюсь, когда вижу, как он крепко держится за бок. Но мой немой вопрос остается без ответа, потому что Блейн поворачивается и идет наверх, давая мне понять, что я должна следовать за ним.
        Извинившись перед Амелией и получив от нее понимающую улыбку, отставляю банку в сторону и бреду по лестнице на второй этаж. Блейн оставил дверь приоткрытой, и, как только я оказываюсь в спальне, комок воздуха застревает в моем горле, не позволяя нормально дышать.
        Блейн слишком медленно и соблазнительно снимает куртку и кидает ее на кресло, после этого он не менее эротично стягивает темную футболку, что и вовсе лишает меня последних капель кислорода. Его взгляд устремлен на меня, я пытаюсь смотреть ему в лицо, но не могу удержаться и начинаю изучать его восхитительное тело.
        Сильная краснота на боку выглядит не так привлекательно…
        – Что случилось? – с беспокойством спрашиваю я, подходя к нему и дотрагиваясь до кровоподтека.
        Он молча наблюдает за моей рукой.
        – Блейн, отвечай! – требую я, беря двумя пальцами его за подбородок и заставляя смотреть мне в глаза.
        – Моя мама не заболела, – спустя бесконечно долгую минуту сдается он. – Я встретился с Джезом. Эта сволочь напала на меня исподтишка.
        Меня охватывает невероятно сильная злость на обоих.
        – Зачем ты вообще пошел на эту встречу? Или благоразумие – это не про тебя? Думаешь, ты бессмертный?! Знаешь же лучше меня, что твой брат – законченный психопат, которому ничего не стоит кого-нибудь убить!
        – Успокойся! – рычит Блейн, хватая меня за руку. – Я вызвал полицию, но он удрал. Я – не ты, и я не могу избегать родного брата. Не забывай, что моя мать тоже в опасности, Джез точно так же может ей навредить, как и любому из нас.
        – Это не значит, что ты должен рисковать, забыть о собственной безопасности! Если он что-то с тобой сделает, твою маму некому будет защитить, это ты понимаешь? Надо было позвонить копам и отправить их на встречу с Джезом, а не ехать самому! – не могу угомониться я.
        – Ты мне никто, не указывай, что я должен делать, а что – нет, – резко отвечает Блейн, и я стараюсь не упасть, потому что мои ноги подкашиваются от его слов.
        Не позволяю себе заплакать и произношу медленно, четко выговаривая каждое слово:
        – Если я тебе никто, то будь добр в следующий раз не забираться под мое одеяло, не целовать и не снимать с меня одежду.
        Его лицо краснеет от ярости. Он шагает вперед, а я отступаю до тех пор, пока не врезаюсь поясницей в стол. Хватаюсь за него, как за спасательный круг. Блейн подходит вплотную, опирается руками на мои сжимающие край стола ладони. Он сильно надавливает на них, и я шиплю от боли.
        Горячее дыхание опаляет мое ухо, когда он наклоняется, чтобы прошептать:
        – Не помню, чтобы ты возражала против моих губ и ласк, салага, – и сразу же отстраняется.
        Я потираю костяшки, которые сильно болят из-за Блейна, и смотрю на его спину, после чего вновь изучаю его бок.
        – Надо намазать ушиб заживляющей мазью, – говорю я, одновременно подходя к парню.
        Блейн не сопротивляется, когда я беру его за руку и веду в ванную комнату. Он послушно садится на край ванны и наблюдает за тем, как я достаю аптечку.
        Поставив ящичек на столик рядом с раковиной, открываю и ищу крем. Щека горит из-за того, что Блейн пристально следит за моим лицом. Я борюсь с желанием посмотреть на него. Меня бросает в жар. Подобное происходит все чаще после нашего поцелуя. Я невольно дотрагиваюсь до груди сбоку. Я упоминала, что у меня есть шрамы. Дело в том, что левая часть груди покрыта рубцами. Но Блейн не трогал то место, в порыве страсти при приглушенном свете он ничего не заметил.
        Губы пощипывает от воспоминаний той ночи. Я облизываю их кончиком языка, пытаясь отмахнуться от мысли, которая преследует меня с тех пор, как мы с Блейном встретились на кухне. Хочу поцеловать его снова. Но больше такой ошибки допускать нельзя. Я вообще не имею права подпускать Блейна близко, ведь он ясно дал понять, что я ничего не значу для него. Не буду врать, что его слова меня не обидели. В моем понимании, первый поцелуй – это нечто большее, чем просто соприкосновение губ. Я никогда не думала, что после первого поцелуя буду отвергнута в прямом смысле этого слова.
        Я поворачиваюсь и встречаюсь с Блейном взглядом, но тут же переключаю внимание на ушиб. Не хочу смотреть ему в глаза, это плохо влияет на меня. Я касаюсь покрасневшей кожи, которая вскоре покроется синяками, и чувствую, как Блейн вздрагивает под моей ладонью. Мне пришлось немного наклониться, поэтому я ощущаю его дыхание на своей шее.
        Я старательно обрабатываю ссадину, пытаясь не думать о навязчивых и пошлых мыслях. Мне не нужны ни его губы, ни его тело. Мы – запретный плод друг для друга. Надо постоянно об этом себе напоминать.
        Отстранившись, я выдавливаю на кончик пальца еще немного крема и снова наклоняюсь. На мои бедра ложатся две крепкие руки. Я делаю глубокий вдох и замираю. Губы Блейна, дыхание которых по-прежнему опаляет мою кожу, подаются вперед и оставляют на шее крепкий поцелуй. Сначала Блейн просто сдвигает шарфик, который я ношу, чтобы никто не увидел засосы, а потом и вовсе его снимает.
        – Хейли, – судорожно произносит Блейн мое имя, и я таю в его руках.
        – Блейн, нельзя, перестань, – вяло сопротивляюсь я.
        Страсть сильнее нас, и ничто не сможет развеять наше влечение друг к другу. Это влечение не только наших тел, но и душ, иначе Блейн не бывал бы изредка мил со мной.
        – Не пытайся меня остановить. Это сильнее нас, – вторит он моим мыслям и больно впивается в шею, оставляя еще один засос.
        Я вскрикиваю, мои ноги подкашиваются, мне безумно хорошо.
        – Не смей прикасаться ко мне после того, как отверг, – рычу я, царапая его спину.
        – Я не отверг тебя, а просто сказал не лезть туда, куда не просят. И что тебя это вообще никак не касается, – в ответ рявкает он, продолжая терроризировать мою шею сладостными, как сочное яблоко, губами.
        – Никак не касается?! – со злостью кричу я. – Я пострадала от рук твоего брата, а значит, все, что между вами происходит, касается меня самым прямым образом!
        Рыкнув, Блейн резко поднимается, мои ноги обвиваются вокруг его торса, и он припечатывает меня к стене. Я шиплю из-за ушибленной спины. Тюбик с кремом падает и катится под ванну, но на него нам обоим сейчас плевать.
        Впившись в мою шею зубами, а потом облизав следы от них кончиком языка, Блейн хрипло смеется и шепчет мне на ухо так страстно, что я начинаю дрожать:
        – Трахнуть бы тебя прямо сейчас.
        Я молчу, замерев в ожидании.
        – Уясни одну вещь, салага: когда я велю не совать свой нос в мои дела, ты должна заткнуться и послушаться.
        – Уясни одну вещь, Телтфорд: я никогда никого не слушаюсь, кроме моей матери, – парирую я.
        – Ты была марионеткой в руках Зака и Рамоны, – грубо напоминает он, сжимая рукой мои ягодицы.
        – Ключевое слово «была», – отвечаю я и, оттолкнув парня, поправляю одежду, хватаю шарфик и вылетаю из ванной.
        Если я способна на сочувствие и доброту, это не значит, что Блейн имеет право указывать мне, кого я должна слушаться и что должна делать! Моя жизнь долгое время зависела от людей, которых я считала семьей. Теперь я стала свободна и независима. Эту вещь Блейдан Телтфорд должен уяснить!
        ОТТЕНОК ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ
        БЛЕЙН
        Когда я остаюсь один в ванной, то еле сдерживаюсь, чтобы не побежать следом за Хейли и не проучить ее. Я еще никогда не видел ее такой, по крайней мере, пока она жила здесь. Сегодня Хейли показала себя с совершенно другой стороны. Дерзкая, сильная и чертовски сексуальная. Должен признать, ей очень идет гнев.
        Вцепившись в раковину, смотрю на свое отражение, тяжело дыша. Мое тело еще помнит исходящее от девушки тепло. Ее запах по-прежнему окутывает ванную. Потираю и массирую шею, пытаясь обуздать свою плоть, которая подрагивает от возбуждения.
        Очевидно, теперь я не смогу избегать или просто игнорировать Хейли. После нашего поцелуя я не могу прикасаться к чьим-либо еще губам, а уж поверьте, я пытался. Например, в университете, в тот день, когда мы с Хейли разговаривали в коридоре. На одной лекции я отпросился на пять минут и, как только оказался за пределами аудитории, встретил потрясающую блондинку. Но так и не поцеловал ее, потому что я – полнейший лузер. Эта маленькая брюнетка напрочь отбила у меня интерес к другим девчонкам.
        Я хочу только Хейли. Врать не буду, она мне немного симпатична. Но я не могу сказать, что ослеплен ее красотой или изнемогаю от любви к ней. К салаге у меня чисто физическое влечение. Единственное, что я мечтаю сделать с ней – это увидеть, как она лежит подо мной, обнаженная и вспотевшая.
        Трясу головой, пытаясь отделаться от назойливых, непристойных картинок. Меня бросает в жар. Я дышу еще тяжелее и никак не могу перестать думать о голой Хейли. Оттолкнувшись от раковины, запускаю руки в волосы и приваливаюсь к стене, съезжая по ней на пол. Чудодейственная мазь уже начинает действовать, и ушиб на боку болит не так сильно.
        Как можно так сильно хотеть человека, которого ты поцеловал всего лишь один раз? У меня такого никогда не было, и это кажется нереальным.
        Не зная, как отвлечься, я хватаюсь за первую попавшуюся идею. Звоню маме. Трубку она берет лишь спустя пять гудков. Ее голос звучит радостно, но мне кажется, что это просто маска, потому что она наверняка думает о Джезе и о том, что с ним делать, можно ли его перевоспитать.
        – Как ты? – спрашиваю я после приветствия.
        – Совсем неплохо. Вчера была у Кейси. Помнишь эту добрую тетушку? Когда вы с Джезом были совсем маленькие, она пекла для вас мягкое лимонное печенье. – Мама хохочет, а потом интересуется очень серьезным тоном: – А ты как?
        – У меня была встреча с Джезом, – произношу я.
        У меня нет желания говорить ей о своем состоянии, потому что врать не хочется, а правда ей наверняка не понравится.
        – Когда? – Ее голос звучит глухо, и это меня настораживает.
        – Пожалуйста, не паникуй раньше времени. Да и вообще, для этого нет причин, – спешу успокоить я маму. – Он предложил встретиться, нашел мой номер, написал и Хейли… Ну, ты поняла. В общем, мы… немного поговорили. И… Мам, я вызвал полицию. – Мой короткий рассказ скомкан и непонятен, но я не могу поведать все в деталях, зная, что она начнет волноваться.
        – Они его поймали? – безэмоционально спрашивает она.
        – Нет, он удрал, – тут же отвечаю я.
        По ту сторону трубки слышится тишина. Я жду, когда мама переварит информацию и скажет хоть что-то. Я словно ощущаю ее боль. Мне никогда не понять, каково это – видеть, как воюют два твоих сына, как один из них уже никогда не будет нормальным человеком. Но я точно знаю, что иметь психа в доме – просто ужасно.
        Когда я уже хочу окликнуть маму, потому что молчание слишком затянулось, она неожиданно начинает говорить, и я впитываю каждое ее слово, понимая, что это важно. Я должен слушать свою мать, потому что больше в этом мире мне никто не даст искреннего и хорошего совета.
        – Просто будь осторожен. Как ни печально, но мы оба видим, что Джезу хуже. Он мстит, и никто не может предвидеть его действий. Я хочу, чтобы в первую очередь ты думал о своей безопасности.
        Но я не могу думать о себе. Для меня важна безопасность близких, и Хейли тоже входит в этот круг. Я ужасно злюсь из-за того, что мама находится далеко от меня. Сейчас дорога к ее дому, которая раньше казалась мне недолгой, будто стала бесконечной.
        – Кто-нибудь знает о Джезе, кроме Хейли? Ты кому-нибудь рассказывал о его освобождении? – спрашивает мама, понимая, что отвечать на ее предыдущую реплику я не собираюсь.
        – Нет. – Даже о его существовании почти никто не знает, что говорить про его досрочный выход из клетки.
        – Блейн, милый, скажи мне, какие отношения у тебя с друзьями?
        – Нормальные, – не подумав, ляпаю я.
        Меньше всего мне сейчас хочется говорить о своих товарищах. Мама понятия не имеет, что они даже не знают меня настоящего, не ведают, какие темные скелеты хранятся в моем шкафу.
        – Ты уверен? – с недоверием произносит она.
        – Да, мама, я уверен на все тысячу сто процентов!
        – Тысячу сто процентов, – хмыкает она. – Ладно, скоро начнется мое любимое шоу, поэтому пора закругляться. Я люблю тебя, дорогой, обещай, что будешь беречь себя, – мягко требует мама.
        – Обещаю, – шепчу я, притягивая одно колено к груди и обхватывая его рукой. – А ты обещай, что прямо сейчас закроешь все двери и окна, возьмешь биту и перцовый баллончик и всегда будешь держать их рядом с собой.
        Она смеется. Даже не видя ее светлого лица и глаз, наполненных любовью, я догадываюсь, что она качает головой.
        – Обещаю, – точно так же шепчет она. – Пока, – и отключается.
        Ванная комната снова погружается в тишину. Положив телефон, я упираюсь лбом в колено, прикрыв глаза. Как же хочется избавиться от этого груза. Позабыть обо всех проблемах и обо всем плохом, что когда-либо случалось со мной, и быть простым студентом. Но нет же, мне выпала доля жить с целым багажом секретов.
        Кто-то стучит в дверь, и я быстро вскакиваю, вытирая со щек влагу. Я слишком часто плачу, но главное, не делать этого перед другими. Дело не в том, что слезы покажут мою слабость, а в том, что люди начнут задавать вопросы, на которые я пока не готов ответить. Хотя пора бы уже. Как же заставить себя признаться во всем товарищам?
        – Заходи! – кричу я, умываясь холодной водой.
        Дверь открывается, и сначала показывается голова Ника, а затем и сам он заходит в ванную комнату.
        – У меня для тебя чертовски паршивые новости, друг, – заявляет он, смотря в мои глаза через отражение в зеркале.
        Самые худшие мысли тут же вихрем проносятся в голове. Все до того запутано, что я теряюсь и на миг забываю, что Ник не знает про Джеза, а значит, новости никак с ним не связаны.
        – Но сначала будь так добр объяснить, почему я столкнулся с расстроенной Хейли в коридоре? Хорошо, что Амелия успела одеться и спуститься в кухню, не то, залетев в комнату, Хейли бы поставила нас всех в неловкое положение.
        Я выдыхаю и собираюсь сделать первый шаг на пути к истине. Никогда не обсуждал с друзьями девчонок. По крайней мере, тех, которые мне небезразличны. Да и как известно многим, девушек как таковых у меня не было и рассказывать было нечего.
        Но сейчас я собираюсь признаться Нику в чувствах к Хейли. Я объясняю, что мы слегка повздорили и что я испытываю к ней невероятное влечение. Он внимательно слушает меня, сев на край ванны и опираясь на нее руками. Ему на лоб падает несколько прядей, он хмурится и поджимает губы.
        – Попотей с ней под одеялом, и возможно, желание исчезнет, если, конечно, ты не втрескался в нее по уши, как сопляк.
        – Говорит тот, кто ссыт кипятком при виде Амелии, – ухмыляюсь я и опускаюсь на крышку унитаза.
        – Чувак, мы до сих пор не сказали друг другу «я люблю тебя». Даже по пьяни, даже накуренные, даже в порыве экстаза.
        – Но ты ведь ее любишь, да? Не можешь не любить.
        – Естественно, без нее жизни нет, – закатив глаза, произносит Ник. – Я веду к тому, что можно любить, не признаваясь в этом человеку. Я не собираюсь говорить Амелии эту пустую фразу, как и она. Мы выражаем любовь друг к другу без слов, и нам этого хватает.
        – Потому что вы оба ненормальные. Самая безумная пара, которую я когда-либо встречал. Ты тянешь ее на дно, делясь выпивкой и травкой, и это мне ужасно не нравится. – Я ценю их обоих и совершенно не хочу их потерять.
        – Ей все нравится, поэтому меня не в чем обвинять. Мы поумнеем и изменимся, но не сейчас, не тогда, когда получаем от жизни все.
        Я качаю головой. Ник не понимает, что меняться надо сейчас, пока подобный образ жизни не погубил их. Я ничего не имею против того, чтобы расслабиться, курнуть или выпить. Но когда это постепенно превращается в зависимость, есть повод для паники. Погрузившись на дно, не факт, что оттуда вылезешь. Ведь так?
        – Бедная девчонка, – мямлю я.
        – Короче, – слишком громко начинает Ник, – переходим к новостям. Нас вызвали на драку, сегодня в полночь.
        Как хорошо, что я сижу, не то бы точно рухнул на пол. Потасовок не было очень давно, и все этому очень радовались. Увидев мой ступор, Ник объясняет:
        – Один из нашего братства наехал на какую-то местную банду и, сам понимаешь, наехал по-крупному, раз до драки дошло.
        Я качаю головой, сжимая кулаки. Желание вспылить, найти идиота, рискнувшего бросить вызов какой-то банде, и отколошматить его, очень сильно. Из нашего братства тех, кто способен на подобный безрассудный поступок, немного, их можно пересчитать по пальцам. Но я даже предположить не могу, кто до этого додумался.
        А если посмотреть на случившееся с другой стороны, то можно найти плюсы, верно? Например, сейчас мне бы хотелось выпустить пар. Происходящее давит на меня, и помахать кулаками не так-то уж плохо. Это поможет расслабиться. Не стоит отчаиваться, пора привыкнуть к дракам. Последняя была, когда мы боролись с Джорданом и его шайкой.
        Я киваю Нику, безмолвно сообщая, что готов идти вместе с друзьями куда угодно. Он поднимается и, хлопнув меня по плечу, покидает ванную, даже не заметив ушиб на моем боку. Его мысли сейчас заняты другими вещами, и он едва ли вообще смотрел на меня.
        Пройдясь руками по волосам, поднимаюсь на ноги и, бросив взгляд на свое отражение, проверяю, впиталась ли мазь. Бок почти сухой, а значит, можно принять душ. За дверью Ник сообщает время нашего выезда. Через два часа мы должны быть на месте.
        Горячие, обжигающие капли бьют по коже. Я массирую шею, затем голову, и чувствую, как уходит напряжение.
        Потянувшись с закрытыми глазами к тюбику шампуня, натыкаюсь на что-то мягкое и, когда распахиваю веки, вижу перед собой обнаженную девушку. Мои брови устремляются к переносице.
        – Хейли?.. – шепчу я, не веря своим глазам.
        Неожиданно на меня льется кипяток. Вскрикнув, я отскакиваю и ударяюсь спиной о холодную стену. В ванной я один. Боже, да я уснул! Так и покалечиться можно! Это уже второй раз, когда мне снится Хейли. Я слишком много думаю о ней. Надо завязывать, это ничем хорошим не кончится.
        Быстро помывшись, выключаю душ и, обернув одно полотенце вокруг бедер, вторым промокаю волосы и откидываю его. Влажные пряди падают на лоб, но мне сейчас не до укладки, поэтому даже не пытаюсь их убрать.
        Открыв дверь, впускаю клубы пара в комнату. Я поднимаю голову и снова вскрикиваю, покрепче хватаясь за узел полотенца. Передо мной стоит девушка Ника. Они что, решили по очереди навестить меня? Судя по виду, Амелия пришла не для того, чтобы поддержать меня перед дракой, о которой ей наверняка уже сообщил Крамберг.
        – Почему Хейли ревет в спальне Ника, уткнувшись в подушку? – грозно спрашивает Амелия.
        – А почему ты спрашиваешь об этом меня? – Я прохожу мимо нее, открываю шкаф, достаю вещи и задаю встречный вопрос: – И вообще, думаешь, твой парень будет рад тому, что ты стоишь в комнате с его обнаженным другом?
        – На тебе полотенце, – рявкает она.
        Повернувшись к ней спиной, разматываю узел, и махровая ткань оказывается на полу. Амелия громко взвизгивает при виде моей голой задницы, а затем я слышу хлопок двери и смеюсь. Вот как надо уходить от ответа.
        Но на самом деле внутри меня что-то екнуло, когда Амелия сказала, что Хейли плачет. Меня никогда не задевали слезы девушек, но сейчас я испытываю что-то необъяснимое. Хочется побежать, ворваться в спальню Ника и спросить у Хейли, что ее так огорчило.
        Твое заявление, что она никто. Неужели так сложно догадаться, придурок?
        Возможно, не стоило быть таким грубым. Но что я сделаю, если у меня тяжелый характер? Я могу быть милым и добрым, но недолго. Слишком больно ударила меня жизнь пять лет назад, и умение быть хорошим парнем меня покинуло.
        Поборов желание отправиться к Хейли, я натягиваю одежду, выхожу в коридор и, посмотрев на дверь комнаты Ника, поворачиваюсь и бреду к лестнице, сжимая зубы. Она сейчас там, льет слезы из-за меня, а я иду в другую сторону. Подонок, ублюдок, кретин.
        На первом этаже уже собрались Джаред, Ник, Дез и… Кэс. Ну конечно же, это Кэс. Главный любитель повыпендриваться. Стоило догадаться.
        – Какого хрена? – цежу сквозь зубы я, гневно смотря на него.
        – Прежде чем ты начнешь орать на меня и, возможно, кидаться, должен знать, что у меня была весомая причина для конфликта с бандой. Они назвали мою мать и сестру шлюхами, а отца обвинили в инцесте с собственной дочерью. Если бы при тебе такое сказали, ты бы выдержал? – слишком быстро произносит Кэс, и мне нечего возразить. – Вот видишь, – добавляет он, заметив, наверное, как гнев на моем лице сменился на сочувствие.
        – Причина действительно весомая, – опершись руками на столешницу и оглядывая всех собравшихся, начинает Джаред. – Я поговорил с другими старшими «братьями», и они сказали, что выход тут один. Нам придется драться, и никакие слова тут не помогут, только кулаки. Я покопался в интернете. Точнее, переговорил с другими братствами Нью-Йорка, и каково же мое удивление, когда некоторые заявили, что эта банда давно напрашивается.
        – Что ж, сегодня мы их как следует проучим, – усмехается Ник.
        Он сидит на стуле, притянув одно колено к груди, и крутит на пальце ключи. Подойдя к нему, я выхватываю связку ключей, пока она не отлетела и не попала кому-нибудь в глаз.
        – Девчонки побудут здесь с оставшимися ребятами, а нам пора выезжать. Ехать до указанного места далековато, а опаздывать в таких случаях, как вы понимаете, нельзя, – заявляет Джаред и выходит из кухни.
        Когда я остаюсь один, выпиваю стакан воды и, прежде чем последовать за друзьями, бросаю взгляд на лестницу.
        Прости, Хейли, но я не настроен извиняться перед тобой. Друзья важнее, и на тебя у меня сейчас нет времени.
        ОТТЕНОК ДВАДЦАТЬ ТРЕТИЙ
        ХЕЙЛИ
        Было странно сбегать из дома братства, пока остальные спали. Я стою с чемоданом прямо посередине гостиной в съемной квартире и не свожу глаз со стеклянных дверей, ведущих на королевский балкон.
        Рано утром я проснулась с желанием уехать как можно дальше. Слова Блейна по-прежнему звучат в моей голове, не позволяя мне жалеть о том, что я сделала, никого не предупредив. Схватив телефон, я вышла тогда во двор и набрала номер хозяина квартиры. Немного поворчав из-за того, что его разбудили ни свет ни заря, он все же разрешил мне въехать и встретил у подъезда с фирменной пластиковой улыбкой.
        Оставшись одна, я думаю, чем заняться. До университета еще два часа, поэтому можно либо поспать, либо начать раскладывать вещи. Так как сейчас мне не уснуть даже под угрозой смерти, я выбираю второе. Включив телевизор, висящий на стене прямо напротив кровати, я стараюсь отвлечься от назойливых мыслей и ни на секунду не позволяю себе почувствовать вину. Когда кто-нибудь из ребят позвонит мне, а это обязательно случится, я что-нибудь придумаю к этому времени и выпалю вранье без запинки.
        Квартира кажется холодной, серой и совсем безжизненной. Мне не хватает запаха мужского геля для душа, терпкого одеколона или даже слабого запаха мужского пота, которые всегда заполняли дом братства. Не хватает легкого храпа, доносящегося из-за соседней двери.
        Но я должна привыкнуть к новому месту обитания. Человек такое существо, которое ко всему приспосабливается. Как-то же я жила до парней в университетском общежитии. Просто не стоит думать о прошлом, которое так и манит. Надо идти дальше, ведь снять квартиру я планировала уже давно. Это было моей маленькой мечтой.
        Что же касается Джеза, страх встретить его где-нибудь поблизости никуда не исчез. Я буду бояться каждого шороха. Мне очень тревожно из-за того, что безумец до сих пор гуляет на свободе. Я не хочу, чтобы этот ублюдок навредил моим близким. Блейну уже досталось, и я совсем не желаю, чтобы это случилось еще раз.
        Открыв чемодан, я вываливаю из него все вещи и перебираю их. Когда одежда разложена по стопкам, открываю большой зеркальный шкаф. И все-таки я в какой-то мере везунчик, ведь не каждый может заполучить такую квартиру по приемлемой цене. Вся моя беготня по городу была не зря. За такую стоимость мне предлагали такие апартаменты, что в них даже коту было бы тесно. Не в первый раз убеждаюсь, если хочешь что-то найти – найдешь. Главное, не опускать руки на середине пути.
        Одежда разложена уже через полчаса. Взглянув украдкой на телефон, я по-прежнему вижу только черный экран. Никто не звонил, а в это время обычно начинают просыпаться ребята. Быть может, мой побег еще не замечен?
        Ночью, когда мы вместе с Амелией укладывались спать в кровать Ника, дом был почти пуст, если не считать нескольких ребят. Ни Блейна, ни Джареда, ни Ника с Дезом и Кэсом не было. Амелия напрочь отказывалась говорить, куда они подевались, оправдываясь тем, что, если бы мне дозволено было знать, Блейн обязательно бы сказал, куда они все уходят. Что же касается «братьев», те просто отмахивались обычным «по делам». Так я и заснула в неведении, а утром быстренько упорхнула, пока Амелия крепко спала, сладко посапывая. Хорошо, что чемодан был приготовлен с вечера.
        Раздается стук в дверь, я напрягаюсь и ощущаю, как ноги наливаются свинцом. Я цепенею от страха, но стуки все продолжаются. Кое-как подавив приступ паники, я выхожу в прихожую, хватаю ботинок, и только после этого распахиваю дверь, собираясь кинуть обувь в того, кто стоит за ней.
        Однако вместо этого выдыхаю и чувствую, как к щекам приливает кровь. Я краснею. Это вовсе не маньяк, а девушка, по виду моя ровесница, а может, чуть старше. Рыженькая, держит в руках небольшую коробочку. Внимательнее присмотревшись, я понимаю, что она напоминает мне Лану.
        – Привет! – широко улыбаясь, говорит она очень приятным голосом. Но когда опускает взгляд на мои руки, хмурится. – Ты собиралась вырубить меня ботинком?
        Неловкость ситуации вызывает у меня нервный смех. Я не могу сдержаться и начинаю хохотать на всю лестничную площадку. Девчонка в долгу не остается, и вскоре мы дружно заливаемся смехом.
        – Прости, – произношу я, смахивая слезы с уголков глаз.
        – Я – Эли, – говорит рыженькая, протягивая ладонь. Я незамедлительно пожимаю ее, представившись. – Слышала, что у нас с Брайем новая соседка, поэтому решила познакомиться. Не против? – спрашивает Эли, указывая взглядом за мое плечо.
        – О, да, конечно, извини, – бормочу я, впуская гостью.
        – Как я поняла, ты очень любишь извиняться, – хмыкает она.
        – Иногда… балуюсь.
        – Ты мне уже нравишься, – выпаливает Эли и проходит в гостиную, а по совместительству и мою спальню.
        Смотря на спину девушки, стараюсь не морщиться. Как-то все слишком быстро произошло. Я только въехала, а по квартире уже расхаживают гости. Я надеялась на другое времяпровождение, но с другой стороны, встреча с новым человеком поможет мне развеяться, не думать о проблемах, и даже, возможно, мы с ней подружимся. Однако Эли очень напоминает Лану, и это немного пугает.
        Эли с интересом смотрит по сторонам, разглядывая кровать, телевизор, занавески и разные мелочи. После этого она молча проходит в кухню, а я следую за ней, словно за хозяйкой. Должно ведь быть наоборот.
        Поставив коробку на стол из темного дерева, Эли срывает тоненькую ленточку, а затем снимает бумажную крышку. Мой рот сразу же наполняется слюной, глаза не могут оторваться от воздушной глазури, которой украшен чудесный торт.
        Ничего не сказав, обхожу Эли и достаю две кружки, после чего ставлю чайник на плиту. Что ж, я совершенно не против, если все соседи будут знакомиться таким образом. Уже забыла, когда в последний раз ела что-то очень калорийное. Из-за последних событий у меня почти не было времени на то, чтобы порадовать себя чем-то вкусненьким. Только сейчас понимаю, что полностью забросила собственную жизнь.
        – Итак, Хейли, – начинает Эли, когда мы садимся напротив друг друга с чашками чая, – чем ты любишь заниматься? Откуда ты родом?
        – На самом деле у меня нет никакого серьезного хобби, так скажем. Ну, я иногда читаю, и я из Нью-Йорка, – пожимаю я плечами.
        Не хочу говорить ей, что вся моя жизнь заключается в рисовании граффити и с недавнего времени в простых альбомных рисунках.
        – А что насчет тебя?
        – Я танцую. Могу делать это днями напролет, мне нравится двигаться, управлять собственным телом, и я из Чикаго, переехала вместе со старшим братом.
        – У тебя есть старший брат? Это круто. Сколько ему лет? – спрашиваю я, стараясь придать голосу побольше энтузиазма.
        На самом деле мне вообще не интересно, что он из себя представляет, я просто пытаюсь быть милой и приветливой соседкой.
        – Тридцать один, но выглядит он на двадцать пять – хорошо сохранился. А мне вообще двадцать шесть, но люди дают не больше двадцати трех.
        Я давлюсь чаем и, покашливая, внимательно изучаю Эли. Ни за что не поверю, что она старше меня. Ее фарфоровая кожа кажется такой нежной и гладкой, большие голубые глаза полны надежды, любви и желаний. Она больше похожа на ребенка, чем на женщину, живущую с братом, которому уже пошел четвертый десяток.
        – И у всех такая реакция. Когда кому-то это говоришь, они начинают рассматривать меня, как будто под микроскопом, – ухмыляется Эли.
        – Прости, – выпаливаю я, отводя взгляд.
        – Перестань извиняться. – Теперь она искренне хохочет. И я не могу не последовать ее примеру.
        Успокоившись, Эли тем не менее продолжает улыбаться и медленно попивать чай. Я бросаю взгляд на ее руки и вижу, как сильно напряжены пальцы. Её что-то волнует или напрягает.
        – В чем дело? – не удержавшись, спрашиваю я, указывая на ее побелевшие костяшки.
        Мне не нравится то, как быстро переменилось ее настроение от легкого к напряженному.
        – Ладно, буду честна, – на выдохе произносит Эли. – Что ты делаешь сегодня вечером?
        Ничего не понимая, говорю:
        – Пока не знаю.
        – Подобные знакомства не для меня. Вот сходить в клуб и выпить скотча я бы не отказалась. С алкоголем можно расслабиться и спокойно узнать друг о друге.
        Это точно не по мне. Я не хожу по клубам, особенно с девицами, которых едва знаю. Она не Блейн и даже не Зак с Рамоной. Да и скотч я никогда не пробовала. Об этом ей, конечно же, докладывать не буду. Кусая губы, пытаюсь придумать ответ. Эли выжидающе смотрит, но не торопит меня. Наверное, понимает, что ситуация не самая простая.
        Стоит отказаться. Мне вообще не следует высовываться из дома. Пока Джеза не засунут обратно за решетку, неплохо бы изолироваться от возможных опасностей. Вот бы еще в университет не надо было ходить!
        Отставив кружку, я качаю головой и объясняю Эли, что не могу принять ее предложение. Девушка, в свою очередь, не пытается узнать причину, вместо этого подкидывая другую идею. Выпить и расслабиться либо в её квартире, либо в моей.
        Я смотрю на Эли как на безумную и даже не знаю почему. Ведь ее настойчивость вполне нормальна. Или нет?
        – Не гляди на меня так, – говорит она и издает смешок. Потом вполне серьезно заявляет: – У меня нет друзей. Видишь ли, мы с братом переехали сюда совсем недавно, сразу же начали работать и так далее, поэтому я не успела с кем-то сблизиться, хотя, насколько знаю, в нашем доме полно молодежи. Когда я услышала, что моей новой соседкой будет студентка, не смогла упустить такой шанс.
        – Ладно, – отвечаю я без раздумий. Потому что понимаю, каково это остаться без друзей или не иметь их вовсе. – Мы можем потусоваться у меня.
        Эли дарит мне самую красивую улыбку из всех, что я видела.

* * *
        Университет для меня как одна большая опасная зона. Я смотрю в оба, зная, что в любом случае наткнусь на кого-нибудь из ребят. Избегать я их не собираюсь, но собраться с мыслями, прежде чем кто-то подойдет ко мне, смогу. Блейн обязательно потребует внятных объяснений или оскорбит. Это в его стиле.
        Повернув налево, я торможу и быстро забегаю за угол. Увиденное режет глаза, которые тут же начинают слезиться. Дез и Блейн прижимают блондинку к стене, что-то шепча ей на ухо. Она млела и таяла, мне хватило секунды, чтобы это понять, а Блейн, в свою очередь, обольстительно улыбался. Нет, наверное, показалось. Даже думать не хочу, что два лучших друга делятся всем на свете, в том числе и девочками.
        Осторожно выглянув из-за угла, озираюсь по сторонам. В коридоре больше никого нет. Я и так опоздала на первую лекцию из-за Эли, но и сейчас не спешу бежать на учебу. Парни уже не просто любуются собеседницей, они по очереди целуют ее. Помимо кома отвращения, нарастающего внутри, я также чувствую прилив возбуждения. Сжав ноги, стараюсь успокоить жар, пылающий между ними. Этой девчонке наверняка очень хорошо! Тряхнув головой, я снова прячусь, а совладав с собой, опять выглядываю.
        И через секунду случается неизбежное. Пока Дез целует девушку в губы, Блейн резко задирает юбку блондинке. Она уже не выглядит такой робкой. Одна из ее рук по-хозяйски гуляет в волосах Деза, а вторая бесстыдно покоится на заднице Блейна. Когда юбка поднимается почти до талии, что-то заставляет Блейна обернуться, и он видит меня.
        Я уже готовлюсь к тому, что он отстанет от девчонки и подойдет ко мне, чтобы хорошенько отчитать. Но вместо этого Блейн ядовито улыбается и впивается в губы блондинки. Боль пронзает мое тело. Отвернувшись, я прислоняюсь спиной к ближайшему шкафчику, но ноги не держат меня, и я опускаюсь на пол. Почему я так расстроилась, мы ведь даже не пара и никогда не говорили, что нравимся друг другу. Ну, целуется он с этой блондинкой, и что теперь? Надо успокоиться и пройти мимо них к нужной аудитории.
        Тем временем в уголках глаз собираются слезы. Я всеми силами сдерживаю их, но пара капелек все равно стекает по щекам. Надо прекратить, немедленно! Вот увидел бы кто-нибудь из преподавателей сейчас эту троицу. Вот бы умора была! Хочу, чтобы их наказали.
        – Какие люди! – слышится знакомый голос сбоку. Повернув голову я встречаюсь взглядом с хмурым Ником. – Ты чего ревешь?
        – Посмотри за угол и узнаешь, – резко бросаю я.
        Не стоит срываться на людей, которые не виноваты в том, что мое сердце обливается кровью, а внутри все стянулось в узел от боли.
        Ник выглядывает, закатывает глаза и, сбросив с плеча рюкзак, садится рядом. Он молча закидывает руку мне на плечо и притягивает к груди. Я утыкаюсь носом в белоснежную футболку, которая невероятно вкусно пахнет. Тепло, исходящее от Ника, согревает меня, и я понимаю, как было бы круто иметь старшего брата.
        – Блейн или Дез? – интересуется он, поглаживая меня по волосам, имея в виду, из-за кого именно я скисла.
        – Блейн, – признаюсь я и всхлипываю.
        Ник хмыкает и говорит:
        – Временами он бывает настоящим придурком. В принципе, как и каждый из нас.
        – Но не ты.
        – Ты просто не была знакома со мной до того, как я начал встречаться с Амелией. – Немного помолчав, Ник серьезно спрашивает: – Зачем ты это сделала?
        Я догадываюсь, что он имеет в виду. Ник хочет узнать, почему я ушла без предупреждения. Но у меня не хватает духу ответить, потому что в его голосе сквозит горечь. Выбегая из дома и прыгая в машину, я даже не думала, что обижу этим кого-нибудь. Как бы хорошо ко мне ни относились ребята и как бы сильно я к ним ни привыкла, это не значит, что я перестала чувствовать себя лишней в их компании.
        – Из-за Блейна? – тихо произносит Ник, когда понимает, что я не намерена объяснять. Киваю несколько раз и посильнее утыкаюсь носом в его одежду. – Он не стоит этого, Хейли. Да, он мой лучший друг, но я не побоюсь сказать, что он не только не достоин твоих слез, но и саму тебя. Блейн… это Блейн. Он живет в собственном мире и не хочет никого туда впускать. Он отталкивает всех, даже нас, его братьев, пусть и не кровных.
        – Я пытаюсь понять его. Несмотря на многочисленные грубости с его стороны, я привязалась к Блейну. Прошу, Ник, не говори никому об этом. Ты же знаешь, его брат недавно вышел из тюрьмы.
        Тело Ника сразу же напрягается, рука перестает гладить мои волосы. Парень медленно отстраняется и, посмотрев в мои глаза, произносит:
        – Брат?
        Кажется, я ляпнула что-то лишнее и, кажется, подставила Блейна. Ник сказал это слово так, как будто он никогда не знал, что у его друга есть старший брат. Не верится, что Блейн скрыл такую важную деталь от людей, ради которых готов отдать жизнь. Упоминал ли Блейн вообще, что никто не знает о его Джезе?.. Я не помню!
        Сглотнув, медленно, запинаясь, выговариваю:
        – Ты… ты не знал?
        Ник качает головой и, снова привалившись спиной к шкафчикам, закрывает лицо руками, а затем запускает пальцы в волосы и сверлит взглядом стену.
        – Теперь все встало на места, – тихо шепчет он самому себе.
        Когда Ник резко вскакивает и рвется за угол, я хватаю его за лодыжку, подозревая, что если он встретится с Блейном лицом к лицу в таком состоянии, то случится нечто ужасное, и их обоих отчислят из университета.
        – Отпусти, – рявкает Ник, дергая ногой, – отпусти меня сейчас же, Хейли!
        – Нет! – раздраженно кричу я и пытаюсь подняться.
        У меня хватает сил выпрямиться и повернуть парня к себе лицом. Он смотрит на меня с презрением, но я знаю, что это просто пелена, которая заволокла его глаза в приступе гнева. Ник не ненавидит меня.
        – Пока ты не успокоишься, я не позволю тебе подойти к Блейну.
        – Кто ты такая, чтобы останавливать меня? Убирайся!
        – Кто ты такой, чтобы указывать, что мне делать? – парирую в ответ я, сжимая пальцы на его локте.
        Ник смотрит на мою руку, а потом переводит взгляд на меня и ядовито выпаливает:
        – Тебе повезло, что я не бью девушек.
        – Пожалуйста, не говори ничего Блейну. Я уверена, что придет время, и он сам все расскажет, – умоляю я, потихоньку приходя в себя.
        – Мы устали ждать.
        – Ник, пожалуйста.
        Он смотрит на меня с жалостью. Презрения как не бывало.
        Опустив голову, Ник кивает, и я с облегчением выдыхаю.

* * *
        Пришлось пропустить одну лекцию. Спасибо Нику за то, что составил мне компанию. Мы прогулялись до ближайшего кафе и поговорили о многом. Желание разобраться с Блейном улеглось, и парень больше не злился.
        Сейчас идет последняя лекция. Я хочу, чтобы она закончилась как можно быстрее, потому что взгляд Зака, который тот слишком часто бросает в мою сторону, выводит из себя. Всеми силами стараюсь сидеть ровно и не обращать на него внимания.
        Мне бы очень хотелось, чтобы они с Рамоной полностью исчезли из моей жизни. Чтобы они не были моими однокурсниками. Я никогда не думала, что буду мечтать о подобном. Но даже самая крепкая дружба может закончиться в одну секунду. Почему бы им вовсе не забыть о моем существовании? Зачем продолжать меня гнобить? Я их давно отпустила. По крайней мере, пытаюсь сделать вид, что забыла о прошлом. Мне никогда не понять бывших приятелей. Зака и Рамону словно подменили. Напротив меня сидят совершенно незнакомые люди.
        Я подскакиваю за секунду до звонка. Скинув вещи в рюкзак, закидываю его на плечо и несусь к выходу из аудитории, отталкивая всех, кто попадается на пути. Однако далеко убежать не получается. Как только я оказываюсь у дверного проема, меня окликает голос профессора. Повернувшись к ней, поднимаю бровь в немом вопросе.
        – Мисс Фейз, вы не могли бы задержаться? Мне необходимо с вами немного поговорить. Уверяю, что не задержу вас надолго.
        Я нехотя продвигаюсь к столу преподавателя, и, когда бывшие лучшие друзья толкают меня плечами с обеих сторон, я с грохотом падаю. Зак и Рамона ретируются прежде, чем миссис Джексон успевает им что-то сказать. Некоторые из однокурсников тихо посмеиваются, проходя мимо, и никто не пытается мне помочь.
        Я поднимаюсь и сначала делаю вид, что отряхиваю пыль с одежды, и только потом подхожу к профессору, и мы обе ждем, когда кабинет опустеет.
        Как только остаемся одни, женщина смотрит на меня поверх очков и серьезным, однако дружелюбным тоном интересуется:
        – Что происходит, Хейли?
        – Что вы имеет в виду? – не понимаю я и напрягаюсь, осознавая, что разговор будет вовсе не о учебе.
        – Ты всегда заходила в этот кабинет с Заком и Рамоной. С самого начала вы обменивались улыбками во время лекций, из-за чего я часто вас ругала. Что теперь? Почему вы относитесь друг к другу как враги? Ты же знаешь, что я психолог, и не могла не заметить это, особенно если учесть то, как они сбили тебя с ног прямо перед моими глазами.
        – Может, мы решили отдохнуть друг от друга, – отвечаю я.
        Мои слова звучат бредово, ведь в дружбе не бывает перерывов, но это лучше, чем рявкнуть, что это не ее дело и мы сами разберемся в своих проблемах.
        – Ты можешь мне все рассказать, дорогая, – говорит миссис Джексон, и мне не нравится, как резко изменился ее тон. Для пущей эффектности она протягивает руку и кладет ее поверх моей. – Обещаю, что о нашем разговоре никто не узнает.
        – Но у меня все в порядке, – вру я без зазрения совести.
        – Я не слепая, Хейли.
        – Миссис Джексон, я говорю правду. Друзья приходят и уходят, так случилось и сейчас.
        – Обещай мне, что не дашь себя в обиду, – требовательно произносит она.
        Если я хочу поскорее свалить отсюда, то надо сказать то, что миссис Джексон хочется услышать. Посмотрев ей в глаза, выпаливаю на одном дыхании:
        – Обещаю.
        И она меня отпускает. Ее взгляд прожигает мою спину до тех пор, пока я не покидаю аудиторию.
        ОТТЕНОК ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
        БЛЕЙН
        Порой я сам не понимаю, что, черт возьми, творю. Мои поступки не подлежат никакому оправданию. Сегодня я превзошел сам себя. Видя, что Хейли смотрит на меня, я продолжил целовать ту девушку. Это все из-за Деза. Он заставил меня выпустить пар, потому что не на шутку взбесился, когда не увидел Хейли в комнате Ника сегодня утром.
        Я готов был биться головой об стену. Меня трясло от страха, потому что в голове крутились самые худшие мысли. Я думал, что к ее исчезновению причастен Джез, поэтому обыскал комнату и увидел, что пропали вещи и чемодан. Хейли просто свалила. Без угрызений совести. Где были ее мозги в тот момент? Неужели она не понимала, что из-за ее побега я поставлю весь дом на уши. И никто даже не подозревал, что дело не в моей неуравновешенности, а в моем чокнутом братце.
        Если бы не Дез, я бы сорвался. Не найдя одежды Хейли, я чуть не начал рвать и метать. Меня бесило абсолютно все, и я совершенно не знаю, как мне удалось не сорваться и не поехать в ту долбаную квартиру. С радостью бы отчитал глупую девчонку, прочитал бы ей кучу лекций. Никогда не встречал таких людей, как она. Ее безрассудность не знает границ! Иногда мне очень хочется подарить ей новые мозги, потому что понятия не имею, как вдолбить в ее старые слово «безопасность».
        Когда Хейли выглянула из-за угла и застала нас с Дезом, безумное желание побежать к ней овладело каждой клеточкой моего тела. Но вместо этого я причинил нам обоим боль. Целовать студентку при виде той, чьи губы я хочу ощущать на своих целую вечность, – самое ужасное, что вообще может быть в этом мире. Я готов броситься под поезд.
        Естественно, дальше поцелуев и легких ласк не зашло. Мне было противно прикасаться к блондинке, которую, кажется, звали Кэрри. Ее кожа казалась грубой, а губы – сухими. До встречи с Хейли я не обращал внимания на это. Но после… казалось, что я будто целую труп. Деза же ничего не смущало. Он целовал ее с большим энтузиазмом и бродил руками по ее телу, не думая ни о чем. Если бы он заметил Фейз, почувствовал бы то же, что и я?
        Случившееся в коридоре – огромная ошибка. Я дурак. Безмозглый дурак, который тоже нуждается в покупке новых мозгов. И сейчас, сидя на лекции, я сжимаю ручку так, что слышится хруст. Нужно сосредоточиться на учебе, несмотря на все проблемы, но ничего не получается. Мысли гуляют далеко за пределами аудитории. Не дай бог вылететь из университета на последнем курсе. Я опозорю маму, ведь она надеется на меня и мое будущее, я должен стараться ради нее.
        Подняв голову, я смотрю на профессора, который что-то объясняет. Но ничего не слышу. Не могу собраться. Досчитав до десяти, я успокаиваюсь. Слова мистера Линдона просачиваются в мозг. Он просит переписать небольшой текст с доски, однако сломанная ручка не слушается меня, и я начинаю психовать. Я прошу у Деза запасную и быстро все записываю.
        Концентрируюсь на тексте, не думаю больше ни о чем. Вывожу буквы так же тщательно, как делал это, только придя в школу. Тогда я старался для родителей и пытался быть лучше Джеза. Он был отличником, одним из лучших учеников престижной нью-йоркской школы. Я тоже жаждал быть лучшим, но некоторое время родители замечали только его успехи. До тех пор, пока он не покатился по наклонной. У Джеза рано проявились проблемы с психикой.
        Тогда родители и обратили на меня внимание. Нет, они меня любили и все такое, просто не проявляли особого интереса к моим успехам в школе. А когда мама осталась одна, Джезу уже нельзя было помочь, и ей ничего не оставалось, как оберегать меня, чтобы я не повторил его участь. Когда старшего сына посадили, она сама чуть не сошла с ума. Никто не думал, что Джез станет еще и преступником. С ним и так бед было немало, а тут еще и это.
        В тот переломный момент мы с мамой поменялись местами, и заботиться о ней пришлось мне. Из-за Джеза мое детство и подростковый период прошли не как у всех. Я редко гулял с друзьями, не дружил с девочками, как делали это мои ровесники. Тогда я не курил и не пил. А уж поверьте, искушений было полно, как, в принципе, и у многих юношей. Я ненавидел брата за то, что он отнял у меня лучшие годы жизни.
        Сейчас же я позволяю себе многое. Когда наступила университетская пора, мама уже более-менее поправилась, и я смог уделить время себе. Эти несколько лет без Джеза были прекрасны, поэтому я хочу, чтобы мой безумный брат исчез. Хочу вдохнуть полной грудью, не чувствуя удушающего запаха проблем. Хочу быть счастливым.
        Как только раздается звонок, я поднимаюсь, складываю тетради и жду, когда соберется Дез. После того как я оттолкнул Кэрри, он со мной не разговаривал. Я знаю, что друг недоволен моим поступком. Он пытался отвлечь меня от мыслей о Хейли. Но и тут я его подвел – не дал развлечься ни себе, ни ему. Сейчас Дез напряжен так же сильно, как я.
        Я не решаюсь заговорить с ним, пусть он немного успокоится. Мы молча ходим из кабинета в кабинет на протяжении всего учебного времени. На лекциях мы не шутим, как обычно, не издеваемся над преподавателями. Мы словно две темно-серые тучи, которые держат все в себе. Мне не нравится такой расклад, я скучаю по прошлому, когда нам было максимально комфортно в компании друг друга. Но ничего поделать не могу. Хейли все перевернула вверх дном. Не знаю, сколько раз я уже об этом упоминал. Может, все-таки хорошо, что она ушла из братства по-тихому? Сейчас немного помучаюсь и остыну, а потом все постепенно встанет на свои места. Было бы куда проще, если бы перед всеми нами не маячил сам дьявол, а по совместительству и мой брат.

* * *
        Вечером, когда на город уже опустились сумерки, ко мне в спальню без стука заходит Ник. Он медленно подходит к подоконнику, достает сигарету из пачки, лежащей недалеко от пепельницы, и закуривает. Молчание. В последние два дня Ник стал частым гостем в моей комнате. Хотя обычно он никогда не беспокоит по пустякам.
        И он действительно начинает не самый приятный разговор. Как бы мне ни не хотелось говорить на поднятую им тему, придется себя перебороть. Я – закоренелый врун, но слишком многим обязан друзьям.
        – Итак, сегодня ты поступил как настоящий сукин сын, – говорит Ник, выдыхая густой дым в открытое окно.
        Вдалеке раздаются раскаты грома, небо прорезают ослепительные молнии. По крыше колотит мелкий дождь, набирающий силу.
        – Да, именно так, – отвечаю я, понимая, что сегодня не только Хейли видела меня с той девушкой.
        – Почему ты это сделал? – спрашивает Ник, по-прежнему не смотря на меня.
        – Это не твое дело.
        Я затягиваюсь все быстрее и быстрее, начиная нервничать. Главное, не сорваться. Не хочу, чтобы еще и Ник сказал мне, какой я придурок. Хватает угрызений совести.
        – Ты ведь понимаешь, что зашел слишком далеко? Сегодня Хейли подробно рассказала о том, что случилось. Ты поцеловал ее, хуже того, ты украл у нее первый поцелуй! И как же ты теперь себя ведешь? Блейн, чувак, я знаю, ты – сложный человек, но прошу, остановись. Не надо быть гением, чтобы понять, как ужасно ты поступаешь. Либо отпусти ее, либо завладей.
        – Завладеть Хейли? – ошарашенно спрашиваю я, тушу сигарету в пепельнице и достаю еще одну.
        – Почему ты так удивлен?
        Может, потому что я знаю – Хейли со мной будет плохо? Она слишком чиста и невинна, а я невыносимо порочен. Я теряю голову рядом с ней, поэтому безопаснее держаться на расстоянии, избегать с ней встреч. Но опять-таки, мой брат все портит.
        – Я не тот, кто имеет право присваивать ее себе. Пусть ты и не знаешь меня очень хорошо, но как никто другой понимаешь, что со мной Хейли пойдет на самое дно.
        – Что плохого в том, чтобы тонуть вместе? – не выдерживая, резким тоном интересуется он.
        – Ник, Хейли – не Амелия! Очнись! Она – маленький запуганный зверек, который боится каждого шороха. Большую часть жизни она провела с двумя придурками, которые подавили, затоптали в ней страсть к жизни. Хейли ничем не лучше маленького ребенка. Мне такая не нужна!
        – Тогда какого черта ты лезешь к ней? Зачем целуешь ее? Она нравилась Дезу, который ради нее был готов порвать с Нелли.
        Я теряю контроль и, выкинув сигарету в окно, бью Ника по лицу. Он рычит и кидается на меня, сбивая с ног. Мы оба падаем, я задеваю рукой лампу, которая с грохотом падает на пол, рассыпаясь на мелкие осколки. Но до нее никому нет дела. Ник бьет меня наотмашь по лицу, я чувствую кровь во рту, ручеек которой стекает по подбородку.
        В долгу я не остаюсь и в ярости скидываю с себя Ника одним движением. Он отлетает и уворачивается от моего удара. Дурачиться с друзьями – это одно, а драться с ними как со злейшими врагами – совсем другое. И вот сейчас Доминик Даниэль Крамберг – мой враг. Ему удалось вывести меня из себя, и он должен за это поплатиться.
        Где-то в самом дальнем уголке мозга я понимаю, что надо остановиться, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но тело словно больше мне не принадлежит, и я не могу остановить кулаки, которые то промахиваются, то врезаются в тело Ника.
        – Остановись! – его бас эхом проносится по комнате.
        Я знаю, что если мы не прекратим, то сюда сбегутся все парни, и потом начнется разбирательство.
        – Не смей говорить, кто ее достоин! – Но я не могу найти в себе выключатель, который заставит тело замереть.
        – Что же ты только сейчас так заговорил? – хрипло смеясь и еле стоя на ногах, ехидно спрашивает Ник. – Не нравится слышать правду? Завидуешь, что твой лучший друг способен позаботиться о той, которую ты хочешь просто трахнуть, а, Блейн?
        – Заткнись! – кричу я и опять на него кидаюсь. – Закрой свой поганый рот немедленно, гребаный кусок дерьма!
        Я замахиваюсь, но Ник уворачивается и бьет меня по почкам. Не так, чтобы я вырубился, но ощутимо. Что бы я ни сказал, Ник себя контролирует. И это невероятно бесит! Не хочу, чтобы он нянчился со мной, пусть выбьет из меня всю дурь. Я не достоин того, чтобы со мной церемонились, неужели он не понимает?
        – Давай, друг, кидайся на меня, как дикий зверь на мясо. Покажи, чего ты стоишь! Покажи, насколько ты хуже своего брата!
        Вот он – выключатель. Последние слова мигом приводят меня в чувство. Ноги словно врастают в пол, руки безжизненно повисают вдоль бедер, взгляд полностью прикован к лицу Ника. Я как будто перестал дышать, и легкие болят от нехватки кислорода. Но воздух – последнее, что меня сейчас волнует.
        Мне послышалось. Другого объяснения нет. Я никому не говорил о Джезе, а значит, Ник не может знать о существовании этого засранца. Если только… Хейли. Нет, нет, нет! Я отказываюсь верить в то, что она меня предала. Может, она решила отомстить? Что ж, похвально, она очень сильно ударила по мне. Молодец девчонка, ничего не скажешь.
        – Да, Блейн, – уже спокойно произносит Ник, смотря в мои глаза, – я знаю.
        На его щеке красуется небольшая кровоточащая царапина. Губы и нос – целы, чего не скажешь обо мне. Мой рот похож на одно кровавое пятно. Но это все неважно. Я должен что-нибудь сказать, но словно онемел. Голова раскалывается. Я пуст внутри и снаружи. Все благодаря Хейли.
        – Я знаю, – снова говорит Ник, – и надеюсь, что сегодня узнают и остальные. Хватит, Блейн, это конечная. Пора во всем признаться.
        Спустя час я сижу в комнате Ника в компании Деза, Джареда и, собственно, самого Ника. Ребята смотрят на меня, и я чувствую себя провинившимся малышом. После моего ступора друг позвал остальных парней и потребовал объяснений. Увидев наши разбитые лица, Джаред пытался выяснить, что случилось. Но Ник отмахнулся и сказал, что это последнее, из-за чего стоит париться.
        Я понятия не имею, с чего начать. Теперь понимаю, что действительно не стоило держать все в себе, надо было сразу во всем признаться.
        – Блейн, мы ждем, – грубо говорит Дез, который до сих пор злится из-за случившегося в университете.
        Глубоко вздохнув, я опускаю голову, прикрываю глаза и медленно выговариваю каждое свое слово:
        – У меня есть старший брат. Его зовут Джез. – Дез фыркает. – Несколько лет назад он сел за убийство и должен был провести за решеткой больше десяти лет. Его отпустили досрочно. Мы с мамой узнали об этом за месяц. Когда он угодил в тюрьму, я пытался сделать вид, будто у меня вообще нет брата, и никому о нем не рассказывал… почти никому, – поправляю себя я. – Когда мы были подростками, он начал сходить с ума. Думаю, это случилось из-за наркотиков. Сначала Джез увлекался простой травкой, потом стал нюхать, а затем подсел на иглу.
        Я останавливаюсь, пытаясь успокоиться. Даже подумать не мог, что буду так сильно волноваться. Облизнув пересохшие губы, продолжаю:
        – Когда его крыша начала съезжать, он стал издеваться надо мной. Когда отец еще не умер, мы жили в доме, который теперь прозвали «Смертником». В квартире была одна пустая комната, изредка папа складывал там не нужные дому вещи. В один из вечеров, когда родители вышли в магазин, брат предложил мне поиграть.
        Я снова замолкаю, эта часть истории самая болезненная. Несмотря на то что я уже не был маленьким ребенком, я все равно был беззащитен. Джез старше. Джез сильнее.
        – Я согласился. Зная, что с братом не все в порядке, я тем не менее поверил, что игра будет безобидна и невинна, – я ухмыляюсь, – никогда так не ошибался. Я зашел в ту злосчастную комнату и, обвязав глаза маминым платком, считал до пятидесяти. После этого я должен был искать Джеза по квартире на ощупь, не снимая платка. Вы можете подумать что угодно, но я любил брата, и мне было плевать, какой он. Конечно же, я одновременно и ненавидел его. Любовь просто спрятана где-то очень глубоко в сердце, и ее даже скальпелем не вытащишь оттуда. Она живет там по сей день.
        – Черт, Бл… – начинает Джаред.
        Но я перебиваю его, продолжая изрыгать из себя горькую, словно желчь, правду.
        – Досчитав до пятидесяти, я пошел искать брата, вытянув руки вперед, чтобы не упасть или чтобы почувствовать тепло его тела. Но я не успел выйти за порог, как Джез придавил мне пальцы дверью. До крови. Я мог остаться инвалидом, если бы не вовремя пришедшие родители.
        Меня пробирает дрожь от кошмарных сцен прошлого.
        – Он давил все сильнее, не обращая внимания на мои крики и рыдания. – Я смотрю на свои пальцы и шевелю ими, пытаясь убедиться, что они работают. – Это было чертовски больно. Это лишь малая часть того, что он делал со мной. Какие извращения творил. Я не сразу сумел посмотреть ему в глаза во время мучений. И знаете, что я в них увидел? Наслаждение. Мой брат – безумец, который тащится от крови и боли! Хренов садист.
        Подняв голову, я наблюдаю за тем, как мои друзья морщатся, будто видят перед собой картину того, как брат выжимает из меня по капельке кровь, как медленно ломает мою психику.
        – День, когда его посадили, стал праздником для меня. Я знал, что все те годы, что он проведет среди бетона и железных кроватей, буду дышать спокойно. Но мама страдала. Папы уже с нами не было, и поэтому единственным, кто мог позаботиться о ней, был я. Было некогда думать о том времени, когда он выйдет. Я жил одним днем до тех пор, пока мама не сказала про освобождение Джеза. После этого словно наступил конец света, и я закрылся в себе сильнее, чем прежде.
        – Чувак, мне так жаль, – шепчет Дез, и при приглушенном свете я вижу, как блестят его глаза, наполненные слезами. – Чувствую себя так, словно это надо мной измывался старший брат.
        – Подожди, – бросаю я и, вновь опустив голову, добавляю: – После того что ты сейчас услышишь, тебе захочется убить меня, ты возненавидишь меня.
        – Мы слушаем, – бесцветным голосом старается приободрить меня Джаред.
        – Когда он вышел… – Я зажмуриваюсь. – Когда он вышел… – Опять запинаюсь. Боже, как сложно. – Когда он вышел, то выследил Хейли. Мы с вами были в баре, а она возвращалась поздно вечером с работы. Боже, – втягиваю в себя кислород, но воздуха в комнате как будто не хватает, я ощущаю, как каждый присутствующий напряжен.
        Подняв голову, я вижу, как Джаред выпрямился и больше не опирается поясницей на подоконник, и Ник, который на протяжении всего рассказа подпирал шкаф, тоже стоит прямо. А глаза Деза сверлят во мне дыру.
        – Продолжай, – рявкает он грубо.
        – Он избивал ее, мучил, истязал. Она звонила мне, пытаясь сбежать, а у меня телефон стоял на беззвучном. На беззвучном! Я понятия не имел, что Джез выйдет раньше на несколько дней, и палец о палец не ударил, когда получил сообщение от мамы.
        – И ты не мог рассказать об этом раньше? – спустя минуту молчания спрашивает Ник.
        – Извините, что из меня получился такой дерьмовый друг.
        – Спорить не буду, – начинает говорить Дез, поднимаясь со стула, – иногда ты реально бываешь придурком. Но будь так добр объяснить, почему ты решил, что я тебя возненавижу после истории о Хейли?
        Я просто пожимаю плечами. Почему-то после признания на душе стало легче. Как будто я исповедался. Когда-то, в далеком прошлом, я действительно так делал. Ходил в церковь, молился за маму. Но это все в прошлом, и сейчас я вообще не уверен, что Бог мне помогает. Если бы Он услышал меня, то не позволил бы Джезу творить зло, ведь так? Или так специально задумано: после череды проблем нас всех ожидает счастливый конец?
        – Знаешь, что я тебе скажу? – положив руку мне на плечо, произносит Джаред. Он сжимает пальцы, заставляя меня посмотреть на него. – Не зря нас называют братьями. Запомни, Блейн Телтфорд, мы за тебя всегда горой, и если у меня потребуют отдать за тебя жизнь, то я это незамедлительно сделаю.
        Вместо ответа я поднимаюсь и обнимаю его. Спустя секунду к нам присоединяются Дез и Ник, и мы все дружно обнимаемся. И несмотря на то что я рассказал парням свой секрет, внутри все равно остается осадок. Есть еще одна часть этой истории. Она произошла пять лет назад, и о ней никто не узнает.
        Никто и никогда.

* * *
        Стоя у двери Хейли, я то поднимаю, то опускаю руку. Я приехал полчаса назад без предупреждения. Мне до жути хочется обсудить с ней все случившееся и… извиниться за ту блондинку. Да, в это сложно поверить. После драки с Ником и разговора с друзьями что-то сломалось внутри меня. Несмотря на то что поведал я не обо всем, часть меня будто бы от чего-то освободилась. Хотя я думал, что после признания вовсе залезу в свой воображаемый панцирь.
        Нервно топая ногой, я наконец-то стучу. Веду себя как мальчишка. Почему же меня так волнует обычная встреча с девушкой? Я стою и жду, когда Хейли откроет, а сердце глухо колотится внутри. Тух-тух, тух-тух, дышать тяжело. Неплохо бы придумать начало разговора. Хотя само все на ходу сложится, волноваться нечего.
        Через полминуты слышится щелчок, и лицо Хейли осторожно показывается из-за двери. Увидев меня, салага сначала дергает ручку, будто хочет захлопнуть дверь перед моим носом, но затем открывает ее пошире.
        Я выпаливаю первое, что приходит в мою больную голову:
        – Мама в детстве не учила, что незнакомцам нельзя открывать?
        Она хмыкает:
        – Тебе повезло, что я вообще открыла. После одного милого гостя планировала завалиться в постель.
        Я сразу же напрягаюсь. Потому что думаю только об одном человеке.
        – Пропустишь? – серьезным тоном спрашиваю я, надо любым способом узнать, кто был в гостях у Хейли.
        – Ой, конечно. – Она отодвигается, и я незамедлительно проскальзываю внутрь. – Только у меня небольшой бардак. Мы с Эли немного разошлись.
        – Эли? – снимая куртку и вешая ее на крючок, спрашиваю я.
        – Мой милый гость, – ухмыляется она.
        Мы проходим в гостиную, и я сразу же замечаю стопку пустых пачек из-под чипсов, несколько небольших коробок, в которых когда-то была пицца и две бутылки вина… две пустые бутылки вина. Теперь понятно, почему у Хейли такие красные щеки.
        – Неплохо погуляли, как я вижу.
        – Да, неплохо, – кивает Хейли. – Ты зачем явился? – собирая мусор, интересуется она.
        – Извини меня, ладно? – выпаливаю я.
        Зачем медлить? Если я буду тянуть с разговором, ради которого, в принципе, и приехал, то моя храбрость исчезнет. Пока извинения вертятся на языке, надо их озвучить, чтобы потом не жалеть, что струсил.
        – За что?
        – За то, что ты видела в коридоре, – говорю я тихо.
        Пустые коробки падают из рук Хейли, когда она выпрямляется и смотрит на меня. Подойдя к телевизионному столику, она берет пульт и приглушает звук. На экране мелькают какие-то знаменитости в шоу Джимми Фэллона. После этого она садится рядом со мной на кровать. Ее бледная ладонь ложится на мое плечо.
        – Почему ты извиняешься? – Эти слова Хейли произносит с какой-то мелкой дрожью. Значит, я очень сильно обидел ее тем поступком.
        – Просто думаю, что это правильно. Я не знаю, почему не остановился, когда увидел тебя. Но сейчас то, что я сделал, кажется мне очень фиговым и противным, поэтому… Просто прости меня, окей? Я не умею красиво извиняться.
        Улыбка растягивается на ее чудесных губах. Я завороженно опускаю на них взгляд. Пока Хейли не успела ничего сказать, подаюсь вперед и оставляю на них легкий поцелуй. Из ее рта вылетает тихий, еле уловимый, стон. Этого хватает, чтобы я вытащил руку из кармана толстовки и, обнимая девушку за талию, пересадил к себе на колени, вновь целуя, но уже более уверенно.
        Хейли, по всей видимости, не против. Ее рот податливо раскрывается, впуская мой язык внутрь. Кончики наших языков сталкиваются, и спустя минуту почти беспрерывного поцелуя я делаю вывод, что целуется она намного лучше, чем в наш первый раз. Надеюсь, ее этому никто не учил за тот маленький промежуток времени, когда меня не было рядом.
        Положив ладонь ей на бедро, я на секунду отрываюсь от пленяющих губ, а затем опять припадаю к ним с новой силой. Руки Хейли неуверенно сжимают мои волосы, но, когда я провожу руками по ее бедрам и сжимаю ягодицы, она тихо ахает, и всю неуверенность будто сдувает ветром.
        Серьезно, парень, ты косячишь на каждом шагу. Что же ты будешь делать на этот раз? Снова подожмешь хвост, убежишь и сделаешь вид, словно вы по-прежнему друг другу никто? Ой, да брось! Ты продолжишь ее хотеть и снова к ней вернешься, потому что Хейли – единственная, кто способен унять твою боль, усмирить твоих демонов.
        Развернувшись, я кладу Хейли на постель и, опираясь на одну руку, второй глажу ее бок, не разрывая поцелуя. Ее шаловливые ладони тем временем бесстыдно бродят по моим спине, шее, волосам. Я не знаю, останавливаться или нет, и я не имею ни малейшего понятия, к чему приведет этот поцелуй. Я просто наслаждаюсь вкусом ее губ, и мне этого хватает.
        Однако поцелуй становится все жарче и жарче, и вскоре нам обоим не хватает воздуха. Я встаю на колени и снимаю с себя толстовку, а затем и футболку. Хейли садится вместе со мной и тоже тянет за край свою майку. Не успевает она откинуть одежду в сторону, как я уже впиваюсь в ее губы требовательным поцелуем, и мы оба падаем на гору пушистых, словно сахарная вата, подушек.
        Экран телевизора – единственный источник света, и эта обстановка кажется мне невероятно интимной. Оторвавшись от губ Хейли, я покрываю мелкими поцелуями ее шею, выпирающие ключицы, грудь. В какой-то момент она отталкивает меня и садится на мой живот. Я не знаю, что происходит, но мне это определенно нравится. Я кайфую от животной страсти, от того, что между нами нет неловкости и смущения. Если Хейли будет так встречать меня каждый раз, я с радостью буду приезжать каждый вечер.
        Это первый раз, когда я желаю прелюдии больше, чем самого секса.
        Хейли наклоняется, и кончики ее волос, которые спускаются чуть ниже плеч, щекочут мой торс. Ее губы властно двигаются. Я не узнаю салагу, но не могу сказать, что новая Хейли мне не нравится.
        – Не думала, что так сильно соскучусь по твоим губам, – шепчет она около моего рта и опять целует.
        Я ничего не отвечаю, а просто сжимаю ее бедра, мну нежные ягодицы. Господи, я, кажется, попал в рай.
        – Блейн, – хнычет она и ерзает на мне, отчего я возбуждаюсь все сильнее и сильнее. Оторвавшись от ее губ, смотрю в ее невероятные глаза. – Я хочу… хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне… там.
        Мое сердце подскакивает к горлу. Молча целую ее и переворачиваю на спину. Нависнув над Хейли, я собираюсь дать ей то, о чем она просит. Встав на колени, провожу рукой по ее груди, плоскому животу и дохожу до пуговицы джинсов. Расстегнув короткую молнию, медленно снимаю их. Перед моими глазами возникают бордовые, как и бюстгальтер, кружевные трусики с милым бантиком посередине.
        Закусываю губу. Она выглядит такой сладкой.
        Откинув брюки, я поднимаю на Хейли взор. Ее глаза блестят от возбуждения и волнения.
        – Не волнуйся, малышка, тебе будет хорошо, – поглаживая большим пальцем ее по подбородку, заверяю я.
        Она кивает, показывая, что полностью доверяет мне.
        Снова нависнув над Хейли, я медленно скольжу ладонью по ее животу, затем поглаживаю по бедру и, только почувствовав, что дрожь в ее теле стихла, оттягиваю резинку трусиков и касаюсь кожи под ними. Хейли громко ахает, запрокидывает голову и выгибает спину, крепче прильнув к моей руке.
        Черт, я чувствую, что она полностью готова! Готова принять меня, отдаться мне. Но я не возьму ее сегодня. Мы сольемся друг с другом, только когда никакие проблемы не будут стоять над нами.
        Не спеша ввожу в нее кончик пальца и медленно двигаю им, утыкаясь ей в шею, и шепчу:
        – Тебе хорошо, Хейли?
        Ответом служит всхлип и то, как сильно ее естество сжимает мой палец.
        Это безумие! Сладкое, порочное безумие! Надо остановиться. Но как это сделать? Я готов делать с ней подобное каждый день, каждый час, каждую секунду. Неужели я действительно думал, что смогу оттолкнуть Хейли? Мне хватило одного легкого прикосновения к ее губам, чтобы пропасть.
        Я хочу раствориться в ней, но еще сильнее хочу доставить ей космическое удовольствие, чтобы она билась в экстазе от того, что я с ней сделаю, чтобы она возвращалась только ко мне, не желая никого другого.
        – Блейн, пожалуйста, – извиваясь, просит она, а моя рука тем временем становится требовательнее и грубее, а к одному пальцу присоединяется второй, что сводит ее с ума, и она уже не стесняется стонать на всю квартиру.
        – Чего ты просишь, Хейли? – останавливаясь на уровне ее красных и припухших от жарких поцелуев губ, спрашиваю я.
        – Не останавливайся. Только не останавливайся, прошу тебя.
        – Ничто не заставит меня это сделать. Если бы ты знала, как в тебе хорошо, – я целую Хейли, чтобы замолчать и не наговорить всякой ванильной ерунды.
        Нет, я не смогу ее бросить, только не тогда, когда наконец-то почувствовал ее там. Боже, какая же она нежная, невинная.
        Мы уже не целуемся, а дышим друг другу в рот. Я пальцами ощущаю, что она близка к финалу, и это сводит меня с ума. Я до боли закусываю губу, чтобы самому не начать стонать. В какой-то момент ее дыхание замирает, она выгибает спину настолько сильно, что я инстинктивно кладу руку на ее талию. С губ, которые я только что целовал, вырывается мое имя вместе с протяжным и очень громким стоном. Надеюсь, мы не разбудили соседей и не потревожили тех, кто еще не лег спать.
        Вытащив руку, я облизываю пальцы, наплевав на то, что это может выглядеть очень пошло. Хейли, рухнувшая обратно на подушку, наблюдает за мной. Волосы прилипли к ее лбу, грудь тяжело вздымается. Я поглаживаю ее кожу чуть ниже пупка, пытаясь таким способом успокоить девушку.
        – Черт, – судорожно произносит она, а затем начинает смеяться. Обняв меня за шею, Хейли резко тянет меня к себе. Я утыкаюсь в подушку рядом с ее головой. – Что же мы творим? – спрашивает она.
        – Не знаю, но могу точно сказать, что мне было о-о-очень хорошо, – отвечаю я.
        – И мне, – шепчет она.
        Нас прерывает стук в окно. Мы отлипаем друг от друга. Я первый поднимаюсь с постели и подхожу к балкону. Не увидев ничего, открываю дверь и выхожу. Хейли прямо в белье следует за мной. В ярком свете уличных фонарей я замечаю небольшой камушек, к которому привязано что-то белоснежное. Наклонившись, я понимаю, что это маленькая бумажка, обвязанная тонкой черной резинкой.
        Я смотрю на Хейли, а затем на ночной город, стараясь не думать о том, как она оказалась на такой высоте. Вместо этого одним резким движением рву резинку и, откинув камень в сторону, раскрываю листок. Слова, написанные знакомым почерком, заставляют меня устало опереться на стену и схватиться за спинку кресла.
        «Я готов к встрече с мамой. А ты?»
        ОТТЕНОК ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ
        ХЕЙЛИ
        Получив послание от Джеза, Блейн сразу же рванул к матери, а меня отправил в дом братства. Та записка разрушила тот прекрасный момент, когда мы лежали на кровати. До сих пор не могу понять, как и откуда прилетел этот камушек. Если кидать его с земли, то нужно иметь большую силу… которая, конечно же, есть у Джеза.
        Подъезжая к дому, я не вижу, чтобы где-нибудь горел свет, и это настораживает. Заглушив двигатель, барабаню ногтями по рулю, посматривая в окно. Дом кажется пустым и безжизненным. Неужели все уже легли спать? В любом случае Блейн дал мне свой ключ.
        Взяв его из бардачка, выхожу из автомобиля и не спеша бреду к крыльцу. На улице зябко, холодно, неуютно. Да и в самом воздухе будто висит запах опасности. Я шагаю быстрее, а когда остается меньше пяти шагов до крыльца, срываюсь на бег. Добравшись до двери, дрожащей рукой ищу нужный ключ в связке, после чего как можно быстрее засовываю его в замочную скважину и распахиваю дверь.
        Запах пыли врезается в ноздри. Окликнув парней, я не получаю ответа, поэтому спешу запереть все двери и проверить окна. Куда все подевались? Мне страшно, и, хотя я понимаю, что нахожусь в безопасности, не могу унять дрожь.
        Чтобы не сойти с ума, включаю телевизор, забравшись с ногами на диван. Расстегивая куртку, не отрываю глаз от экрана, но, когда понимаю, что это не поможет мне успокоиться, тянусь к лампе с одной стороны, а затем и с другой. Мягкий желтый свет согревает.
        Нужно позвонить кому-нибудь из ребят, но так как я совершенно не планировала ехать сюда, то в спешке оставила наполовину разряженный телефон в квартире. Ладони потеют, из-за Джеза я теперь не могу оставаться одна. Хотя в квартире мне в тысячу раз спокойнее, чем здесь.
        Я облизываю губы и, слезая с дивана, иду в единственное место, которое принесет мне покой, – в комнату Блейна. Ключ от нее тоже висит на брелоке. Внутри все чисто и аккуратно. От книжных полок веет запахом старых книг, а в воздухе витает легкий аромат мускуса и запах Блейна. И это сводит меня с ума.
        Тихо закрыв дверь за собой и щелкнув маленьким замочком, я включаю свет и смотрю по сторонам, словно нахожусь здесь впервые. Огромная кровать накрыта плотным черным покрывалом. Сверху – две большие мягкие подушки, обернутые в скользкий шелк в цвет покрывала. Справа расположен письменный стол из темного дерева, на нем лежит маленький ноутбук и стопочка листков и тетрадей. Один к одному, просто идеально.
        Дотрагиваясь до встречающейся на пути мебели, я подхожу к ванной комнате и незамедлительно проскальзываю внутрь. Множество совершенно одинаковых по длине тюбиков с разными кремами, шампунями и гелями для душа выстроились в ряд, плотно прижавшись друг к другу. Удивительно. Блейн потрясающе неидеально-идеальный.
        Потянувшись к шкафчику, собираю несколько баночек и, разложив их на столике у раковины, открываю крышечки и вдыхаю ароматы. Мне всегда казалось, что мужские шампуни и гели пахнут одинаково. Но каждый тюбик Блейна имеет свой цвет и запах. В них спрятан настоящий аромат чистоплотного мужчины. Теперь понятно, почему Блейн выглядит не как остальные ребята. В нем есть что-то невероятно мужественное.
        Открыв ящики под раковиной, я вижу огромное количество линялых футболок, боксеров и спортивных шорт. Почему Блейн держит их здесь? Достав по одной вещи из каждого отделения, настраиваю температуру воды под себя и, заперев на всякий случай ванную, раздеваюсь, после чего залезаю под теплые струи.
        Запах Блейна окутывает меня. Используя один из его гелей, я вспоминаю сегодняшний вечер. Все было так прекрасно! Что бы случилось дальше, если бы не тот злосчастный камушек? Я позволила Блейну то, что никому не позволяла. Вспоминаю его пальцы внутри меня, от движений которых я чуть не умерла. У похоти вкус молочного шоколада. И мне безумно понравилось все, что этот парень делал со мной. Лишь одно меня смутило – Блейн не был нежен. Он пытался быть мягким, я видела это по его лицу, глазам. Но нежность и забота – не его сильные стороны. Может, это из-за брата? Я не знаю. Но мне было чертовски хорошо с ним, и я не против повторить все, что мы делали в моей постели.
        Выдавив шампунь на ладонь, я массирую голову и даже не забочусь о том, что Блейну может не понравиться то, как свободно я себя веду. Интуиция подсказывает, что тот страстный эпизод что-то изменил между нами. Не могу больше отрицать, что мне безумно нравится Блейн, а возможно, я потихоньку влюбляюсь в него. Говорят, что любовь – опасная штука, но это не изменяет того факта, что эта опасность – лучшая вещь в мире. Любовь просто непредсказуема, ведь никто не знает, в какой момент она покинет двух возлюбленных и покинет ли вообще.
        Я хочу узнать, что это такое – любить. Что это такое – отдавать всю себя человеку. Любовь к матери – это совсем другое чувство, которое закладывается в нас еще в утробе. Я обожаю свою маму, но теперь готова подарить свою любовь и другим. Каково это – любить такого сложного человека, как Блейдан Телтфорд? Я хочу ощутить все, что чувствовали героини в прочитанных мною романах – злость на молодого человека, боль, ссоры, а потом жгучая страсть примирения. Может, мои представления о любви слишком идеализированы, но мне плевать. Я хочу познать все оттенки любви.
        Готов ли Блейн на такое? Вдруг он вообще не думал о чем-то подобном, когда ласкал мои губы и тело? Вдруг я слишком наивна? Ну и что такого? Реалистом, как по мне, быть скучно. В наше время лучше смотреть на мир сквозь розовые очки, так спокойнее жить.
        Шум в доме прерывает мои мысли. Смыв пену, я выключаю душ и вылезаю из ванны. Скорее всего, пришли ребята, и это меня успокаивает. Хорошо высушив волосы, я надеваю вещи Блейна и спешу встретиться с парнями. Выйдя в коридор, останавливаюсь и хмурюсь. Со стороны кухни виден свет, но голосов не слышно. «Братья» не бывают тихими, это я хорошо выучила, пока жила с ними.
        Повернув голову вправо, я чуть не падаю от страха. В темноте, прямо напротив двери в комнату Ника, я вижу мужской силуэт: очертание отросших волос, руки по швам, ноги расставлены на ширине плеч. Но мой взгляд снова возвращается к рукам. Потому что в одной зажат нож.
        Когда я отступаю, силуэт движется вперед. Я знаю, кто это, но мне не хватает духу признаться самой себе, что это он. Я разворачиваюсь и бегу к лестнице. Ватные ноги плохо слушаются. Меня шатает от испуга, и пару раз я даже врезаюсь в стену.
        Свернув за угол, я влетаю в какую-то преграду и падаю. Разомкнув веки, вижу небольшой столик, который неизвестно откуда здесь появился. Оттолкнуть его не получается, а силуэт приближается. Меня бьет дрожь, но я быстро перелезаю через него. Прямо за столом расположено еще одно препятствие, которое я замечаю слишком поздно.
        Я падаю с лестницы, ударяясь о перила, и разбиваю губу. Слава богу, ноги, руки и шея целы. Могу бежать дальше. Даже на ярком свету глаза Джеза такие сияющие и завораживающие, что на пару секунд я отвлекаюсь, засмотревшись на них. Он стоит на столе с ухмылкой и без ножа. Нож был каким-то особым пугающим маневром? Получилось, что тонкого кусочка металла я испугалась сильнее, чем самого Джеза.
        Он спрыгивает, я поднимаюсь и, пятясь, врезаюсь в столешницу. Вспомнив о двери, которая ведет на веранду, подбегаю к ней и дергаю ручку. Я же ее сама заперла, а ключи остались торчать в замке в двери Блейна!
        Джез тем временем уже спустился. Он достает бутылку энергетика и, опираясь локтями на столешницу, смотрит на меня, открывает напиток и садится на стул.
        Не понимаю, что происходит, но бежать некуда, поэтому я так и остаюсь стоять на месте, прижимаясь к двери.
        Взяв в руки полотенце, Джез кидает его мне и сухо произносит:
        – Вытри рот, пока не залила кровью весь дом.
        Я слушаюсь его. Исподтишка наблюдаю за ним и думаю о том, как легко он обвел вокруг пальца собственного брата. Блейн сейчас едет к маме, если уже не приехал, обдумывая варианты мести. Крепко сжимая руль, он даже не подозревает, как сильно нужен мне здесь.
        По крайней мере, во мне еще теплится надежда, что ребята, неизвестно куда пропавшие, вернутся с минуты на минуту. Даже думать не хочу, что вновь пострадаю или, не дай бог, погибну от рук этого ублюдка.
        – Как дела? – спрашивает Джез, и я моментально вспоминаю нашу первую встречу.
        – Зачем ты здесь? – тихо задаю я встречный вопрос.
        Джез делает еще один глоток, отставляет банку и поднимается. Я напрягаюсь, защитная реакция сразу же пробуждается. Отходя от двери, я наблюдаю за его движениями. Он шагает ровно и уверенно, голова немного наклонена вбок, глаза не отрываются от моих.
        Приблизившись вплотную, Джез хватает меня за подбородок и наклоняется к моим губам, опаляя их горячим дыханием. Он прикрывает глаза и шумно втягивает воздух.
        Слышится смешок, а после его голос гипнотизирует меня сладким шепотом:
        – От тебя пахнет мужчиной. Ты пользовалась его причиндалами?
        Я молчу, не решаясь ответить. Но вдруг его рука оставляет мой подбородок и хватает прядь моих волос, дергая их так, чтобы моя голова запрокинулась. Я выдавливаю одно слово:
        – Да.
        Только после этого Джез отпускает меня и отходит, снова садится на стул и пьет энергетик.
        Зачем он тянет время? Почему сразу не сделает то, что запланировал? Чего-то выжидает? Я и рада этому, потому что жду ребят, и волнуюсь, потому что не знаю, когда психопат сделает следующий шаг.
        Продолжаю стоять и смотреть на него. Подняв на меня взгляд, Джез кивает на стул рядом со своим, и я быстро направляюсь к нему. Нужно выполнять каждое его указание, не злить его и не кидаться на него с кухонной утварью.
        Я собираюсь сесть, как вдруг Джез грубо хватает меня за руку и резким движением усаживает на свои колени. Я ахаю и сначала сопротивляюсь. Успокаиваюсь, когда получаю смачную пощечину. Тяжело дыша, наблюдаю за тем, как он одной рукой крепко обхватывает мою талию, а второй задирает шорты на одной ноге. Он любуется следами от лезвия и, кажется, наслаждается тем, что я стараюсь не трястись от страха из-за его прикосновений.
        – Очень красиво, – говорит он будто сам себе, проводя по рубцам пальцем. – У меня никогда не получалось так прекрасно изуродовать красоту женского тела. Кстати, хочешь расскажу тебе кое-что из своей жизни?
        – Хочу, – не задумываясь, выпаливаю я, надеясь, что история растянется хотя бы минут на пятнадцать-двадцать.
        Добраться бы до домашнего телефона и позвонить в полицию!
        – Но то, что я тебе сейчас расскажу, моя самая большая тайна, и я очень надеюсь, что ты никому о ней не проболтаешься, – дождавшись моего кивка, Джез начинает открывать завесу прошлого.
        – До того, как сесть за решетку, я любил девушек и даже женщин. Им, как и мне, было абсолютно плевать на возраст. Мы любили развлекаться по ночам, но они почему-то убегали от меня сразу же, как только я просил их отдать мне кусочек кожи. В тот момент я начитался Шекспира, а именно «Венецианского купца», и именно это вдохновило меня на идею иметь кусочек плоти. – Джез хмурится так, как будто не понимает, что предлагал этим девушкам самое настоящее сумасшествие. Только не менее больная, чем он, согласится на это. – Было много отказов, но я не отступался от своей задумки. Я начал раздумывать о плоти, как об оплате ночного веселья, и однажды вырезал кусочек кожи у одной девушки. Совсем немножко. Но она визжала так, словно я ее убивал! Вскоре мне начали надоедать их крики, поэтому я заменил вырезание на рисование. Вот с этого все и началось. Приглашая женщин в подвал, в котором я обустроил комнату порока, накачивал их наркотой, поэтому им было плевать, что делают с их телами.
        Джез прерывается, чтобы глотнуть энергетика.
        – Мама и папа не знали о том, что я творю. Мои пристрастия оставались в секрете, и о них до сих пор никто не знает. Я перерос прежнее увлечение, но при виде твоего тела мне в голову пришла прекрасная идея. Твоя кожа, Хейли, – он останавливается и проводит рукой по моей ноге очень невинно, легко, – она безупречна.
        Он снова отвлекается, делает несколько глотков, а затем отставляет банку и поднимает на меня взгляд. Джез внимательно рассматривает мое лицо, после чего подается вперед, ближе к моим губам. Я инстинктивно отодвигаюсь и слышу его хрипловатый смех.
        – Не беспокойся, я не собираюсь тебя целовать или насиловать. Меня такие вещи не привлекают.
        – Тогда что тебе нужно? – надломленным голосом спрашиваю я, продолжая смотреть за его плечо.
        Дыхание Джеза обжигает мою шею, а затем он прикасается к ней губами. Как же я хочу, чтобы поскорее кто-нибудь вернулся. Джез пугает меня сильнее, чем в нашу первую встречу, потому что тогда он сразу приступил к мучениям, а сейчас чего-то выжидает.
        – Отомстить брату, – шепчет он мне на ухо, после чего сталкивает со своих колен, и я падаю на кухонный пол, больно ударяясь об стену плечом.
        Джез поднимается и пинает стул, на котором сидел секунду назад. Он нависает надо мной и злобно выплевывает каждое слово:
        – Я даю тебе пять минут на то, чтобы спрятаться. Но учти, Хейли, запирать двери в комнатах бесполезно, у меня есть все ключи.
        Я срываюсь с места, когда он еще не успевает договорить последнее слово. На втором этаже нет телефона, он в гостиной, но там прятаться негде, а значит, я просто загоню себя в ловушку.
        Несясь по коридору, я отсчитываю время вслух и открываю каждую дверь, проверяя окна. Как назло, ни одно не открывается. Заставляю себя не плакать, залетая в спальню Кая. Здесь много вещей и мебели, среди которых можно спрятаться. Комната одна из последних, а это значит, что, если Джез будет проверять их по порядку, то ему потребуется минут пятнадцать, чтобы дойти сюда.
        Я выбираю шкаф, в котором висит побольше одежды, и залезаю в него. Закрыв дверцы, сажусь и стараюсь прикрыть себя длинными вещами.
        Тишина и духота окутывают темное пространство, лишь мое сопение иногда наполняет шкаф хоть какими-то звуками. Я прижимаю ладонь ко рту и жду. В этой ситуации остается только ждать.
        Ничего не слышно. Ни шагов, ни безумного свиста, ничего. Дом будто вымер, и Джеза словно не существует. Как будто я здесь одна, в безопасности, окруженная лишь липким воздухом.
        Что теперь делать? Ждать парней до последнего – вот что остается. Какая же я глупая! Ведь, выходя из комнаты Блейна, могла же выдернуть ключи! Если бы я додумалась это сделать, то попыталась бы выбраться из дома, пока Джез проверяет спальни. Один из последних шансов на спасение упущен, я не рискну выбежать за ключами без какой-либо защиты.
        Может, у Кая где-нибудь завалялся пистолет? Или какое-нибудь еще оружие? Обыскивать комнату тихо не получится, такой вариант тоже отпадает. Я сцепляю пальцы и прижимаю их к губам. Как же хочу, чтобы сейчас прямо из воздуха появился Блейн и спас меня от страшного зверя.
        – Хейли! – по дому разносится крик Джеза, отчего я вздрагиваю и замираю. – Где же ты? В какую дырку спряталась?
        Я снова прикладываю ладонь ко рту, подавляя рыдания. Нельзя плакать, я ведь слезинки не уронила, пока он мучил меня в нашу первую встречу. Из меня вырывается всхлип, и я прижимаю вторую ладонь. Губы болят из-за того, что я сильно давлю на них вспотевшими руками.
        Раздается грохот, сразу же за ним следуют отборные маты на английском и корейском. Джез на что-то наткнулся или злится, что не может меня найти?
        Сильнее вжимаюсь в стену шкафа. Был бы здесь вход в Нарнию, я бы обязательно им воспользовалась и спряталась где-нибудь там, и Джезу бы не удалось до меня добраться. Но реальность другая, и Нарнии не существует. Обычный шкаф – темный, душный, маленький, но глубокий. И мне остается лишь сидеть на жестком дереве, из-за которого начинают болеть ноги, и ждать, когда все закончится.
        Начинаю думать о маме. Если Джез переступит черту и убьет меня, что будет с мамой? Очевидно же, что она окончательно сойдет с ума, а возможно, и вовсе покончит с собой. Только из-за нее я даю себе клятву выжить. Обещаю вытерпеть все, что сделает со мной Джез. Интуиция подсказывает, что как только Блейн не найдет брата у матери, сразу же вернется сюда. Он спасет меня, главное, дождаться.
        Раздается еще один грохот, но на этот раз звук более отчетливый. Похоже, что в дверь ударили ногой, и она со всего маха впечаталась в стену. Радует, что шум был отдаленный, хоть немножко успокаивает. Джез еще сюда не добрался.
        Я поудобнее усаживаюсь, так как кости начинают ныть, и тут же замираю. Глаза изучают темноту, мне не нужно зеркало, чтобы понять, какой ужас отражается сейчас в них.
        Джез в комнате Кая, и его тяжелые шаги эхом разносятся по всему пространству, режут уши своим острым звуком.
        Если он не найдет меня здесь, то остается еще комната Ника, и, быть может, я успею перебежать в другую спальню и спрятаться в ней. Запутав Джеза таким образом, решу, как добраться до выхода из дома.
        Спустя минуту двери шкафа открываются, и рука Джеза шарит по вещам. Стараюсь не завизжать и сидеть, не двигаясь и не дыша. Одежда висит плотно, дотягивается до пола, поэтому есть шанс, что он не заметит меня.
        Так и случается, Джез захлопывает шкаф. Когда раздается стук двери, я расслабленно выдыхаю. После этого, буквально через секунду, слышится шум из соседней комнаты. Помолившись и сделав несколько глубоких вдохов, как можно тише вылезаю и выхожу из спальни. Моих шагов почти не слышно, потому что обуви на мне нет.
        Я уже добегаю до комнаты Блейна и вижу заветную связку ключей, торчащую из замочной скважины, как вдруг меня хватают за лодыжку и валят на пол. Перевернув меня на спину, Джез опускается на колени, тянет меня к себе, хватает за талию и поднимает. Мои ноги оказываются за его спиной, руки упираются в твердый торс, а глаза со страхом смотрят в безумные ярко-серые очи.
        – Хорошо спряталась, – мычит он и с силой толкает меня в грудь, вышибая весь воздух.
        Лежа на спине, я, приложив руку к грудной клетке, наблюдаю за парнем снизу. Джез кажется невероятно мощным и более опасным, чем когда его лицо находится на уровне с моим.
        – Почему ты отыгрываешь на мне свою злость на брата? – решаю спросить я, все так же не вставая.
        – Ты ему дорога, и ему будет больно, если он тебя потеряет. Разве я тебе не говорил?
        – Почему ты думаешь, что я ему небезразлична?
        – У меня свои источники. Я в курсе абсолютно каждой детали, которая между вами происходит. Хотя подожди, тот, кто все мне передает, не может следить за вами постоянно, у этого человека есть свои дела. Ну да ладно! Смысл в том, что я все знаю, и это главное.
        – Оставь меня в покое, прошу тебя, – начинаю умолять я, поднимаясь.
        Меня сразу же толкают к стене, и я врезаюсь в нее, лопатки пронзает острая боль.
        – Ты собираешься убить меня? – спрашиваю я Джеза, который подходит ко мне, словно лев.
        – Возможно, – отвечает он мне прямо в губы, после чего наотмашь бьет кулаком по лицу, и я опять валюсь на пол.
        Нет, так нельзя, я не могу больше ждать, надо спасаться, пока не поздно. Либо бежать, либо ответно атаковать. Я выбираю второе.
        Я с рыком кидаюсь на Джеза. Он не ожидает такого поворота и падает вместе со мной. Сидя на его животе, сначала царапаю ему щеку ногтями, а потом бью туда же кулаком.
        Но все прекращается в ту же секунду, потому что он скидывает меня и, одним движением вставая на ноги, бьет носком тяжелого ботинка по ребрам. Кричу на весь дом, слезы наворачиваются на глаза, голова разрывается от оглушающей боли.
        Врезав ногой по больному бедру, Джез ревет на весь дом:
        – Я больше не собираюсь с тобой церемониться, малышка! Где твоя покладистость?! Ты кем себя возомнила?!
        Он хватает меня за руку и резко поднимает. Я пошатываюсь, глаза не хотят открываться. Джез легонько хлопает меня по щекам ладонями, пытаясь привести в чувство. С трудом поднимаю веки, но все затянуто пеленой.
        – Ладно, прости, я немного погорячился и не рассчитал силу. Извини, малышка, – он целует меня в лоб. Не реагирую. Ничего не чувствую, только то, как по лицу стекает кровь из разбитой брови. – Идем, надо тебя отремонтировать.
        Он берет меня на руки, мое лицо утыкается ему в грудь. Хочу к маме или, еще лучше, к папе. Я устала, надоело постоянно быть жертвой.
        Джез спускается на кухню и, посадив меня на барную стойку, направляется к шкафчикам. Отыскав аптечку и лед в морозильнике, снова подходит ко мне. Но на этот раз я не съеживаюсь. Если он еще раз ударит меня, то больнее уже не будет. Пока он обрабатывает мои раны, я концентрируюсь на пульсации в пострадавших ребрах. Кости будто раскололись напополам. Господи, не сломал ли он их мне? Я не переживу такого. Может, я вообще не дотяну до больницы, кто знает. Сейчас Джез заботится о тебе, а через секунду бьет, не контролируя силу удара.
        Мне нужен Блейн. Как же я хочу увидеть его лицо, почувствовать запах, оказаться в его крепких, больших руках, которые всегда дарят спокойствие и чувство безопасности.
        – Сейчас мы тебя починим и продолжим играть, хорошо? – спрашивает Джез, глядя на меня с надеждой.
        Он живет подобными извращениями.
        Я опускаю голову, ничего не отвечая. Джеза это не устраивает, он хватает меня за подбородок и, до боли сжимая его, цедит сквозь зубы, смотря в мои глаза:
        – Хорошо, Хейли?
        – Да, – хриплю я, и только тогда он меня отпускает.
        – Знаешь, в подростковом возрасте я клялся себе, что никогда не буду бить девушек. Резать до крови их тела – это совсем другое. Я не позволял себе распускать руки до одного момента, одной особенной девушки. После того как мы хорошо друг друга отколошматили, я понял, что нет разницы, кого ты бьешь – девушку или парня. Ведь тело и кожа у всех одинаковые. Какой-то придурок пытался доказать всем, что женщины – хрупкие создания, и многие на это повелись. Но это совсем не так, ты, вон, хорошенько мне врезала, похвально. Я веду к тому, что женщины почти ничем не отличаются от мужчин, просто кое-кто из них закален и может дать сдачи, а кто-то – тупые неженки.
        Я не позволю себе что-то сказать в ответ. В этой ситуации лучше прикусить язычок и держать мнение при себе. Да и тем более половину его слов я просто прослушала, отвлекаясь на боль в бедре, ребрах и лице.
        Джез откидывает испачканную кровью ватку и, протягивая мне пакет немного растаявшего льда, приказывает приложить его к ноге, а второй сам прижимает к ребрам. Помимо этого он говорит, что даст мне трехминутную передышку.
        Я считаю каждую секунду, игнорируя болтовню психа. Когда дохожу до третьей минуты, распахиваю глаза и встречаюсь с акульей улыбкой Джеза, которая не сулит ничего хорошего. Судя по его виду, не только я следила за временем.
        – Надеюсь, ты немного отдышалась, потому что сейчас у меня возникла другая идея, – подмигнув мне, Джез направляется к столовым приборам и вытаскивает нож.
        Я напрягаюсь и съеживаюсь, забывая о боли. Что он собирается сделать? Заставит заплатить за непослушание плотью? Или просто заколет, не церемонясь?
        – Ну, где тут ванная комната?
        На ватных ногах я веду его наверх. Смотрю по сторонам, но нигде не нахожу путь к спасению. На парней я больше не надеюсь, на Блейна тоже. Я снова одна в сложную минуту. Никого не виню в этом, просто… привыкаю. Твои проблемы никто решать не будет. Никому не нужен чужой груз.
        Опустив голову, обреченно шагаю в общую ванную, в которой когда-то давно встретилась с полуголым Джаредом. Тогда я даже подумать не могла, что все так обернется. Помню даже, как только въехала в этот дом, Дез стал просить помощи все реже, а потом и вовсе перестал. На этом наши занятия закончились.
        Открыв дверь, прохожу внутрь и смотрю на Джеза. Он озирается по сторонам без особого интереса и поворачивает голову ко мне. Безобидно улыбнувшись, Джез вытягивает руку, отчего я слегка дергаюсь, и поглаживает мою щеку большим пальцем, думая, что это меня успокоит. Нет, я в ужасе.
        – Я не сделаю тебе больно, если ты не вынудишь меня.
        Так говорят все психи.
        – А теперь полезай в ванную, родная, сейчас мы чуть-чуть тебя помучаем. Но обещаю, это не так больно, как получить ногой по ребрам.
        Дрожа, я выполняю его приказ и смотрю на Джеза без каких-либо эмоций.
        – Садись, – требует он, как ему кажется, мягко. Но голос все равно звучит грубо.
        Я опускаюсь, продолжая наблюдать за ним.
        Он открывает все шкафчики, потом ругается и выходит из ванной. Я слышу, как щелкает замок. Взял ли он ключи из двери Блейна? Не успеваю ничего сообразить, потому что спустя минуты две Джез возвращается, и я вижу в его руках моток толстых ниток. Что он придумал? Может, хочет задушить меня?
        – Протяни правую руку, – спокойно произносит он.
        Джез обвязывает нить вокруг моего запястья, затем отмеряет нужную длину и режет нитку кухонным ножом. Джез тянется к крючку, который висит с правой стороны и закрепляет на нем нить. Моя рука словно парит в воздухе.
        – Что это? – сухо спрашиваю я.
        – Сейчас узнаешь. Теперь дай левую руку. – Он проделывает такие же манипуляции, только использует крючок с левой стороны.
        Теперь мои руки похожи на распахнутые крылья. Я чувствую, как во мне просыпается любопытство. Пытаюсь отогнать его, потому что мне страшно ощущать подобное, но ничего не получается.
        Джез берет душевую лейку в руки и, засунув пробку в слив, наполняет ванну практически кипятком. К счастью, я привыкла к горячей воде. Ее становится все больше и больше, мы оба наблюдаем, как она затапливает мое тело, и, когда доходит до груди, парень поворачивает кран.
        – Итак, – начинает говорить Джез. – Сейчас я позвоню брату и скажу, что у него ровно час на спасение твоей задницы. Если не успеет, не видать тебе будущего, малышка.
        Если Блейн не успеет, он убьет меня, и его совершенно не заботит, что он вновь попадет в тюрьму. Я дышу неглубоко и часто, к щекам приливает жар, ноги сжимаются от страха, а вода теперь кажется слишком горячей, тело словно плавится.
        Тем временем Джез нажимает на экран мобильника, который достал из повязанной на бедрах кофты, затем прикладывает его к уху. Он смотрит на меня самодовольно, обещая незабываемую, наполненную болями и страданиями, ночь.
        – Привет, братишка, – произносит он спустя время и, включив громкую связь, кладет сотовый на столик под зеркалом.
        – Что с ней?! Где она?! – злобно рычит Блейн в трубку, наверняка имея в виду меня.
        Я слышу шум машин, что дает мне надежду – Блейн уже в пути. Хочу ответить ему, но Джез резко подается вперед и прикладывает ладонь к моему рту.
        – Сейчас твоя зайка сидит в ванной, наполненной кипятком. Скоро я спущусь в кухню, разогрею подсолнечное масло и вылью ей на лицо. Я даю тебе час. Не успеешь, девчонка заплатит по полной программе и вскоре умрет.
        – Ты!..
        Джез его перебивает:
        – Не трать время попусту и даже не смей зарекаться о тюрьме, брат. Приедешь с копами, я перережу ей горло прямо у них на глазах. Поверь, я сумею сделать это быстрее, чем они выпустят пулю, от которой я прикроюсь телом Хейли. У меня все продумано, а за решетку попадать мне не впервой. Зато, сидя в камере, я буду знать, что ты страдаешь не меньше моего, и наслаждаться этим.
        Тишина, а потом тихие слова, сказанные любимым для меня теперь голосом:
        – Я буду раньше.
        По щекам ручьями текут слезы. Я не хочу, чтобы Джез облил меня кипящим маслом, не хочу, чтобы он перерезал мне горло. Я хочу жить и наслаждаться жизнью. Видеть улыбку мамы, работать в книжном, учиться в университете и нежиться с Блейном в снятой квартире. Я хочу когда-нибудь подарить маме внуков. Хочу, чтобы в будущем у меня появилось кольцо на безымянном пальце. Хочу чувствовать запах лета и ощущать холод зимы. Я просто жажду жить.
        Недаром говорят, что жизнь начинаешь ценить, когда до ее конца остаются считаные секунды.
        – А чего это я должен ждать его? – бурчит себе под нос Джез и, поднявшись, подходит ко мне. – Надеюсь, ты любишь горяченькое, – ухмыляется он.
        Кипяток брызжет мне в лицо. Я понимаю, что ничего страшного не случится, но это все равно неприятно. Так как мои руки привязаны, я взвизгиваю и выбиваю душ ногой из его рук. Застигнутый врасплох Джез пытается поймать лейку, металлический шнур которой, словно змея, ползает по ванной комнате.
        Пока он занят, я дергаю свои путы и чуть не плачу, когда удается освободить правую руку. Он завязал некрепко! Неужели специально?
        Джез видит, что я сделала, и кидается ко мне. Я отбиваюсь ногами и свободной рукой. Он топит меня, но я выплываю. Ударив изо всех сил его в солнечное сплетение, я слышу, как он охает. Джез отскакивает, прижимая ладони к груди. Как полезно знать некоторые приемы. Это уже второй раз за ночь, когда мне удается отбиться от психопата хоть ненадолго.
        Вырвав вторую руку из оков, я не обращаю внимания на то, как сильно растерла запястья. Смерть из-за этого мне не грозит, а значит, беспокоиться не о чем. Главное – выбраться из этой комнаты.
        Вода тянет за собой, и на то, чтобы выбраться из ванной, требуется больше времени, чем обычно. Стараясь не поскользнуться на влажном кафеле, беру нож и несусь к двери, крепко держась за шторку и стены. Когда дергаю ручку, Джез хватает меня за талию и старается повалить на пол. Я заношу руку и без сожалений или каких-либо других чувств режу ему бедро. Пусть сукин сын узнает, каково мне было ощущать лезвие на своей коже!
        Он громко вскрикивает, и его пальцы разжимаются. Распахнув дверь, несусь по коридору, не переставая слышать позади себя быстрые шаги. Даже с раненой ногой он не сдается. Как сделать так, чтобы он упал и не вставал до приезда Блейна. Я могла бы хорошенько пырнуть его, но мне не хочется иметь потом проблемы с полицией.
        Я могу обороняться, но на убийство я не способна, даже если это будет ради спасения. И дело не в правосудии, а в том, что каждый человек, каким бы он ни был и что бы ни делал, имеет право прожить отведенные ему Богом дни на этой планете.
        Бегу по лестнице. Джез догоняет меня и толкает в спину, я падаю с последней ступеньки. Нож, слава богу, я держу крепко, и, повернувшись на спину, я заношу его для удара, повернув рукояткой к Джезу. Он старается отобрать мое единственное оружие. Поскорей бы прошел этот час, или когда там приедет Блейн. Мое тело болит, и с каждым ударом силы иссякают.
        – Ты что удумала, паршивка? – злобно спрашивает Джез и, вконец разозлившись, выворачивает мою руку, высвобождая нож.
        Но как бы сильно я ни кричала от боли, не позволю себе сдаться. Оставшись без ножа, я умру.
        – Отстань от меня, я не виновата в том, что у тебя дерьмовая жизнь! – ору я сквозь рыдания и, извиваясь под его тяжелым телом, каким-то образом ударяю Джеза в пах.
        Он шипит, и его хватка слабеет, поэтому мне удается выдернуть руку. Не теряя времени, режу его второе бедро и скидываю парня с себя, когда подворачивается такая возможность. Однако его руки целы, Джез крепко держит меня за лодыжку и все-таки вырывает нож, и, вместо того, чтобы заколоть меня, он откидывает лезвие в сторону, а затем забирается на меня.
        Кровь, текущая с его бедер, размазывается по мраморному светло-коричневом полу. Глаза горят, как у монстра, щека усеяна царапинами.
        – Я убью тебя, сдеру твою кожу по лоскуткам, а потом кину в рожу Блейна. Я выдавлю из тебя всю кровь до капли, после чего выпью ее, причмокивая!
        Голос Джеза слабеет, но он по-прежнему силен, и мне не удается выбраться из-под навалившегося на меня тела.
        – Если Блейн не убьет тебя первым, – хриплю я.
        Он слишком тяжелый, и мне сложно нормально дышать.
        После того, как я услышала Блейна по телефону, будто бы стала сильнее. Благодаря знакомому тембру мне удалось найти в себе мужество отбиться от противника. Сейчас я ощущаю, как силы быстро покидают, и стараюсь зацепиться за слова «я буду раньше». Блейн приедет. Ради меня.
        – Поверь, родная, он слишком слаб, чтобы надрать мне задницу.
        – Он больше не твой младший брат. Он сильный мужчина! – выплевываю слова я.
        Джез смеется, снова придавливая меня:
        – Мужчина? Он самый настоящий пацан. Как был трусом, так им и остался, поверь, я очень хорошо знаю своего брата. Ничего в нем не изменилось! Ты просто видишь то, что хочешь видеть, потому что ты маленькая наивная дура! – Его ладонь в который раз бьет меня по щеке.
        Удар сильнее, чем все предыдущие, и поэтому, как только моя голова откидывается, я чувствую, как по виску стекает горячая струйка. Безумие во мне рвется наружу, и я хрипло смеюсь, поворачиваясь в сторону Джеза, приподнимаюсь и шиплю ему в губы:
        – Слабак тот, кто бьет женщину.
        – Женщиной тебе уже не стать, девчонка, – яростным шепотом отвечает он.
        Взревев, я кусаю Джеза за плечо. На этот раз он не кричит, лишь пытается высвободиться. Я знаю, что ему больно, потому что сжимаю его плоть зубами, вкладывая в это все силы. Через какое-то время на языке появляется металлический привкус. Кровь сочится сквозь его футболку, стекая прямо мне в рот.
        – Вот же… мать его… – ругается отборным матом Джез и отцепляет меня от плеча.
        Видя искаженное, мученическое выражение боли на его лице, еще раз дергаюсь и наконец-то скидываю его. Прежде чем я успеваю встать, он хватает меня за лодыжку, но борьба дается ему все тяжелее.
        – Ты никуда от меня не уйдешь. Даже мертвым я найду способ, как тебя достать, дорогуша, – совсем сухим голосом говорит он.
        Пинаю психа ногой по лицу, когда вдруг слышу хлопок двери. Блейн!
        – Ребят, кто-нибудь есть дома?! – кричит знакомый голос, не принадлежащий тому, кого я с таким трепетом жду.
        Пытаюсь разобраться, кто это, и в какой-то момент меня озаряет. Не боясь сорвать связки, ору что есть мочи:
        – Кэс, спаси!
        – Хейли, это ты?
        – Пожалуйста, – шепчу я и рыдаю от счастья.
        Парень залетает в кухню и тормозит слишком резко, шокированный представшей перед ним картиной. Тряхнув голову, Кэс отталкивает Джеза, который попытался накинуться на него, и прикладывает его головой об стену. Джез теряет сознание от удара.
        Я реву, упав на колени. Кэс опускается на корточки и просто обнимает меня. Хоть с этим парнем я общалась даже меньше, чем с Джаредом, сейчас я готова расцеловать его. Перестав надеяться на лучшее, я все же заставляла себя верить, что спасение будет. Вера и надежда творят чудеса, если набраться терпения и просто ждать.
        Поглаживая меня по спине, Кэс шепчет мне на ухо:
        – Надо связать этого парня на всякий случай до приезда полиции. Сможешь посидеть одна?
        Я киваю. Кэс поднимает меня на руки и несет к дивану в гостиной. Там он укутывает мое ослабевшее тело пледом, лежащим на спинке кресла, и после этого возвращается на кухню. Я дрожу. Слезы медленно катятся. Иногда я испуганно озираюсь по сторонам в страхе, что сейчас на меня опять накинется эта сволочь.
        Господи, только бы не тронуться умом после такого! Я не смогу прийти в себя как минимум неделю. Ночные кошмары еще долго будут преследовать меня. Моя жизнь навряд ли когда-нибудь станет нормальной. Не знаю, существуют ли на планете люди, которые прошли за короткий срок столько же испытаний, сколько и я.
        На кухне раздается глухой грохот, как будто уронили тело, а потом ругательства Кэса.
        Как я поеду завтра к матери в таком состоянии? Мне нужна будет помощь. Посмотрев на время, я прикидываю, что прошло минут сорок после звонка Джеза. Но точно не час.
        Меня трясет так сильно, что я чуть не валюсь на пол. Посильнее укутавшись в плед, я падаю на диванные подушки и закрываю глаза. Мне холодно, зубы стучат. Хочу повернуть время назад и отправиться вместе с Блейном к его матери. Рядом с ним мне бы ничего не угрожало. Как же Джез все хорошо спланировал!
        Я снова начинаю плакать, но теперь от жалости к себе. Раньше я временами сетовала на то, что у меня скучная жизнь. Теперь же я готова отдать все, чтобы вернуть то время, когда дружила с Заком и Рамоной и жила в одной комнате с Ланой. В покое и безопасности.
        Но поцеловалась бы я когда-нибудь с Блейном, проснулась бы впервые с мужчиной? Испытала бы я такое сладкое удовольствие от ласк парня, как сегодня вечером? И все же недаром говорят, что нет худа без добра, всегда надо искать и плюсы.
        – Эй, – шепчет Кэс, присаживаясь на край дивана и поглаживая меня по плечу.
        Я ничего не вижу сквозь пелену слез, но главное, что он рядом.
        – М? – мычу я, борясь с неожиданно навалившейся усталостью и желанием поспать.
        – Не хочешь рассказать, что произошло?
        – Прямо сейчас? – с отчаянием спрашиваю я.
        – Я собираюсь вызвать полицию, но сначала хотел бы сам все узнать. Пожалуйста, объясни мне, что за чертовщина тут творится. Обещаю, что после этого дам тебе отдохнуть.
        – Я знаю, что у тебя не самые лучшие отношения с Блейном, поэтому будет лучше, если он сам все тебе расскажет. Я не хочу стать причиной вашей ссоры, скандала или чего-то там еще. Дело в том, что перед тем как поехать к маме, он попросил ничего никому не говорить. Я уважаю его просьбу, прости.
        Кэс хмурится, задумываясь на секунду, видимо, ничего не понимая, поэтому спрашивает следующее:
        – А как связаны Блейн и этот странный тип? Ладно, не отвечай. Позволь мне хотя бы узнать, как он оказался в нашем доме? Насколько я помню, замки у нас довольно неплохие.
        – Этого я не знаю, – отвечаю я и, поджав губу, все же кое-что рассказываю. Не хочу, чтобы сейчас мой спаситель терзался в неведении. – Когда я приехала сюда, никого не было… Кстати, где все ребята?
        – Пошли на футбол, сегодня очень важная игра, и мы не могли ее пропустить. Джаред уехал раньше, сказав, что у него дела, а после него свалил и Дез. Мне стало скучно на матче, потому что наши играли ужасно, поэтому я и вернулся. Думал, Джаред с Дезом уже здесь. Но вместо этого наткнулся на два окровавленных тела.
        – Понятно. Этого парня я встретила на втором этаже, когда выходила из комнаты Блейна. Если бы не ты, он бы наверняка убил меня.
        – Не заставляй меня думать о трупах… Особенно о твоем. Это было бы самым страшным моментом в моей жизни. Я видел мертвецов только в кино и театре, в который меня водила бабушка, когда мне было лет восемь.
        – Театр – это круто, – зевая, отвечаю я.
        Спасибо Кэсу за то, что ему удалось отвлечь меня от воспоминаний об издевательствах Джеза.
        – Да, но не когда ты три раза подряд ходишь на «Ромео и Джульетту». – Он морщится.
        – Чем они тебе не нравятся?
        – Ничего не имею против этой парочки, просто не вижу смысла в том, чтобы смотреть один спектакль несколько раз, – Кэс поднимается и, достав платок из пальто, которое он еще не снял, вытирает кровь с моего виска.
        – Пора вызывать полицию, пойду проведаю нашего гостя и сделаю это. Отдыхай.
        Когда Кэс скрывается в кухне, я поудобнее укладываюсь, тщательнее укрываюсь пледом и закрываю глаза. Проходит, наверное, минута, как я вздрагиваю и распахиваю веки. Мне не до сна, даже просто закрыть глаза страшно. Память свежа, и, оставшись одна, я не могу думать о чем-то хорошем.
        Мне страшно. Очень.

* * *
        Просыпаюсь я из-за того, что кто-то гладит меня по руке. Поворачиваюсь на спину, открываю глаза и не сразу привыкаю к свету лампы. За окном, по всей вероятности, еще ночь. Посмотрев в другую сторону, я замечаю Блейна. Капилляры в его глазах полопались, поэтому белки кажутся красными, длинные ресницы слиплись, как от долгого рыдания, от Блейна сильно пахнет сигаретами.
        Он не отрывает взора от меня, красивые губы дрожат, и, не выдержав, парень утыкается мне в плечо. Я ощущаю, как быстро промокает футболка, впитывая его рыдания. Молча поглаживаю его по спине и замечаю, что мое запястье обвязано бинтом.
        Только сейчас, достаточно придя в себя, я вижу знакомую обстановку комнаты Блейна, чувствую, что на мне сухая одежда.
        – Ты не представляешь, как мне было страшно, – шепчет он, беря себя в руки и отрываясь от моего плеча. – Боже, я никогда так сильно не боялся. Когда я ворвался в дом и увидел копов и тебя, уснувшую на диване, то вновь обрел способность дышать. Прости, что сейчас ною и практически пускаю ванильные пузыри. Но только увидев все твои раны, я понял, насколько ты дорога мне.
        Несмотря на ужас произошедшего, внутри меня все трепещет. Положив ладони на шею Блейна, притягиваю его к себе и целую. Не знаю, что будет дальше. Мне никогда не признавались ни в чем подобном, и поэтому я чуть не таю от его признаний. Никогда не слышала от парня, что я дорога ему.
        – Все позади?
        – Все позади, салага.
        – Что стало с Джезом?
        Откинувшись на спину, Блейн устремляет взгляд в потолок и начинает рассказывать:
        – Его свобода была недолгой, но он сам в этом виноват. Полицейские считают, что Джеза должны посадить пожизненно. Тебе дали три дня, чтобы немного отдохнуть, а после тебя будут ждать в участке для показаний.
        – Придется все рассказать и матери тоже, – говорю я и стону от досады.
        – Зачем?
        – Она имеет право знать, – и неожиданно для себя я выпаливаю: – Поедешь со мной к ней завтра?
        – Ты приглашаешь меня?
        – Почему бы и нет? – Однако я совершенно не уверена в том, что говорю. В любом случае, поздно брать слова обратно.
        – Поеду, – улыбаясь, отвечает Блейн и, опираясь на один локоть, снова целует меня.
        Как много может случиться за один вечер. Как резко может измениться отношение человека к тебе из-за одной ситуации. Я не знаю, что будет дальше со мной и Блейном, но уверена, он будет так же холоден и отстранен, но теперь только временами. Я не буду навязываться, но сделаю все, чтобы его удержать.
        ОТТЕНОК ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ
        БЛЕЙН
        Ощущая ее тело в своих объятиях, я чувствую полнейшее умиротворение. Хейли поглаживает меня по волосам, моя голова лежит на ее груди. Я пытаюсь забыть все ужасы сегодняшней ночи. Но они не хотят так просто покидать меня. Страх все еще живет в уголке сердца, из-за чего оно сильно колотится. Даже представлять не желаю, что бы произошло, если бы не Кэс. После спасения Хейли он изменился в моих глазах. Я благодарен ему и никогда не перестану говорить «спасибо». Если бы он не пришел, моя жизнь была бы полностью разрушена.
        Потеряв Хейли, я бы потерял и себя. Навсегда. Кошмары пятилетней давности снова бы постучали в мою дверь. Но я не уверен, что и в этот раз смог бы справиться с депрессией. Погряз бы в ней полностью, и ничто бы мне не помогло. Осознавая это, я сильнее сжимаю руки вокруг крохотной, обмотанной бинтом талии. Девушка стонет от боли.
        – Прости, – тихо говорю. – Прости, что не успел.
        Я приехал только спустя семьдесят минут. Долбаные пробки могли убить Хейли. Боже, какой же я придурок, раз не понимал раньше, как она мне дорога. Сколько же испытаний люди должны преодолеть, чтобы понять, насколько они важны друг другу?
        – Не стоит извиняться, – ее голос вызывает во мне дрожь. – Ты ни в чем не виноват. Я спасена. Я рядом.
        – Знаешь, я хочу быть с тобой, салага. Быть тебе и другом, и парнем. Но я все еще тот Блейн – угрюмый, вредный, грубый и временами жестокий. Хочу сразу извиниться за то, что не смогу стать для тебя принцем на белом коне, что не превращусь в неженку.
        – А с чего ты решил, что я этого требую? – Даже смотреть на Хейли не надо, чтобы понять – она сказала это с улыбкой. Опираясь на руки, я смотрю на нее, нахмурившись. Вытянув ладонь вперед, она поглаживает меня по щеке и говорит: – Я привыкла к твоей грубой натуре, тебе не надо говорить, что ты меня любишь и все такое. Я знаю, ты испытываешь ко мне симпатию и не больше. Если она когда-нибудь исчезнет, я смогу жить дальше, не переживай.
        Я не говорю ей, что она никогда мне не разонравится, потому как не могу быть в этом уверен. Я не люблю ее, но хочу быть рядом. Нас тянет друг к другу, и, раз мы не можем игнорировать наше влечение, стоит посмотреть, что из этого выйдет.
        – Спасибо, – шепчу я, прежде чем оставить на ее губах короткий поцелуй.
        – Расскажи мне о том, что было, пока я спала, – тихо просит она, а я снова укладываю голову на ее грудь.
        – Когда я приехал, здесь уже были полиция и врачи. Увидев «Скорую», я предположил самое худшее. Я залетел в дом и сразу же заметил тебя, укутанную в плед и мирно спящую на диване. Меня не сразу пропустили, коп начал требовать объяснений, кто я такой. Пришлось долго рассказывать ему, что я брат Джеза и один из членов братства. Опять-таки, спасибо Кэсу, который вскоре пришел мне на помощь.
        – Что было с Джезом?
        – Кэс сказал, что пришлось вырубить его. Но когда я приехал, брат уже пришел в себя. Господи, ты даже представить не можешь, как мне хотелось убить его.
        – Могу, потому что мне хотелось того же самого, – ухмыльнувшись, произносит она.
        – Мне надо покурить.
        – Конечно, – просто говорит Хейли и убирает руку с моих волос, позволяя мне встать и подойти к окну.
        Вспрыгнув на подоконник, я открываю окно, впуская в комнату холодный воздух. Хейли укуталась в одеяло до самого подбородка. Зажигаю сигарету и делаю первую затяжку. Меня потряхивает от тяжелых воспоминаний.
        Я не должен думать о плохом, нельзя сбегать от всего мира, от Хейли. Я не имею права уходить в себя. Надо пересилить свои страхи, я не могу сейчас исчезнуть. Но как хочется оказаться сейчас в заброшенном гипермаркете. Один на один со своими мыслями, разобрать все по полочкам. Нельзя. Нельзя мечтать об этом. Надо бороться.
        – Знаешь, мне почему-то кажется, что пара из нас будет никакая, – неожиданно произношу я. Остановись. Никак. – Я не создан для отношений.
        Слышу, как Хейли шуршит простынями, переворачиваясь или вставая, но продолжаю смотреть на черное небо.
        – Я тоже для них не пригодна, но готова попробовать. Если ты не можешь решиться, мне хватит твоей дружбы.
        – Мне не нужна неуверенная девушка.
        Да что же я творю? Страх заставляет меня нести всякую чушь. Зачем я наобещал Хейли золотые горы, а теперь отбираю у нее надежду на лучшее будущее? Я же вижу, что нравлюсь ей. Боязнь не справиться с отношениями проснулась во мне только сейчас и говорит за меня.
        Хейли никак это не комментирует. Выкинув бычок, я все же нахожу в себе силы обернуться. Она лежит ко мне спиной, ее плечи не трясутся в рыданиях. Как же хочется извиниться за свое безобразное поведение! У меня есть возможность все изменить. Я взрослый парень, пора перестать бояться отношений. Пора забыть прошлое.
        Залезая под одеяло, я кладу руку на плечо Хейли и поворачиваю ее на спину. Глаза девушки наполнены слезами. Она пытается их вытереть, я не позволяю ей этого, убирая ее ладонь от лица.
        – Но я готов попробовать, – шепчу я, смотря в ее космические глаза.
        – Ты запутал и себя, и меня, – недовольно бурчит она. – Зачем ты тогда говоришь вещи, которые ранят?
        Пожимаю плечами и отвечаю:
        – Хотел посмотреть, что почувствую, сказав это тебе вслух.
        – И что же ты почувствовал?
        – Желание взять свои слова назад, все исправить, – признаюсь я.
        – Я не хочу, чтобы ты начинал со мной отношения, сомневаясь в их жизнеспособности. Мне хватит твоей дружбы, не волнуйся. Я не прошу тебя свернуть для меня горы, просто будь рядом, ладно?
        Я просто киваю.
        Но где-то глубоко внутри я все равно чувствую, что Хейли хочет большего. У меня были девушки, и хоть я встречался с ними недолго, все равно знаю их как облупленных. Они не привыкли говорить в лоб парню, что он им нравится, но их поступки и огонек в глазах говорят сами за себя.
        Хейли снова отворачивается и тянется к лампе. Выключив ее, она погружает нас обоих во тьму. Я прекрасно понимаю ее намек. Этим она говорит, что хочет спать и разговаривать больше не намерена. А может, так она дает мне возможность все обдумать?
        Откинувшись на спину, потираю лицо руками, а затем кладу их под голову. Глаза привыкают к темноте, и вскоре я вижу очертания мебели. В какой-то момент мне даже начинает казаться, что я замечаю силуэт Джеза, но наваждение тут же пропадает. Не хватало только галлюцинаций для полного счастья.

* * *
        К матери Хейли мы приезжаем только через два дня. До сегодняшнего дня девушка с трудом вставала с постели. Мы пару раз вызывали доктора, но ничего плохого он не сказал. Ее ребра целы, как и все остальное. Единственное, что он сделал – это выписал снотворное, так как салага за ночь просыпалась по два раза из-за кошмаров.
        Между нами ничего не изменилось. Мы не воркуем и не обжимаемся по углам. Не показываем чувств, не проводим все свободное время наедине друг с другом. За эти пару дней мы даже не целовались и не делали ничего из того, что вытворяли тем вечером в квартире Хейли.
        Пройдя в дом, я здороваюсь с ее матерью и получаю от нее улыбку. Кажется, в этот раз она рада меня видеть. Но когда Хейли рассказывает все, что произошло между ней и Джезом, и когда ее мама узнает, что он мой брат, все ее дружелюбие куда-то улетучивается.
        – То есть из-за твоего полоумного брата, – она показывает на меня пальцем, злобно прищуриваясь, – я чуть не потеряла родную дочь?
        – Простите, миссис Фейз, я не знал, что так получится. Мне жаль, что ваша дочь пострадала от рук моего брата. Я действительно старался защитить ее, – опуская взгляд, с искренним сожалением говорю я.
        – Тебе жаль? Да как ты смеешь!
        – Мама, – пытается успокоить ее Хейли.
        – Не лезь, Хейли, – обрывает дочь миссис Фейз. – Я не хочу, чтобы ты общалась с тем, кто может причинить тебе вред. Ты что творишь?
        Внутри меня все сжимается от боли. Я это уже проходил. Я уже был отвергнут всеми, кроме моей мамы и Деза. Мне здесь не место, я не хочу быть нежеланным гостем.
        – Думаю, мне лучше уйти, – говорю я, поднимаясь из-за стола.
        – Блейн, подожди! – кричит Хейли, но я ее игнорирую и, когда уже дохожу до двери, слышу: – Ты даже не дала нам все до конца объяснить, сразу вспылила!
        – Я потеряла мужа, а теперь могла лишиться и дочери. Мне не нужно еще одно горе, Хейли. Хватило того, что ты дала прикоснуться к себе брату убийцы. Откуда тебе знать, что он не прикончит кого-нибудь в недалеком будущем? Откуда тебе знать, что Блейн сам не станет убийцей?
        Этого хватает, чтобы я разозлился и громко хлопнул дверью. Когда я завожу машину, вижу, как Хейли выбегает из дома прямо в тапочках. Однако я все равно давлю на газ и проношусь мимо девчонки, наплевав, что это может причинить ей боль.
        Я мчу в знакомое место, в мое второе убежище. Во мне полыхают злость и боль. Мир кажется холодным и недружелюбным. Я слышал много дерьма про себя, но слова матери Хейли ударили по мне больнее, чем все другие. Она действительно не дала нам договорить. Послушала до половины и психанула. Понять женщину, конечно, можно, она осталась без мужа, поэтому будет сердиться даже на асфальт, если Хейли разобьет об него коленки. Да и это нормально для матери – волноваться за собственного ребенка.
        Когда я приехал к своей матери в тот злополучный вечер и не увидел в доме Джеза, почувствовал спокойствие, а мама начала паниковать и требовать объяснений. Масло в огонь добавило еще и то, что она не брала трубку, когда я звонил по пути к ее дому. Мы поговорили, а потом на связь вышел Джез, и мир перестал существовать.
        Свернув на другую улицу, я останавливаюсь у заброшенного гипермаркета. Сидя в машине, смотрю на здание через лобовое стекло и вспоминаю тот день, когда впервые привез сюда Хейли. Кто бы мог подумать, что впереди нас ждал самый настоящий кошмар.
        Теперь все позади. Джез за решеткой и останется там навсегда, уж поверьте, я сделаю все, чтобы это случилось. Когда я рассказал про его арест маме, даже через трубку почувствовал ее облегчение. Как бы она ни любила этого подонка, ведь он ее плоть и кровь, все равно была рада, что теперь он не сможет никого мучить.
        Воздух будто стал чище, когда полиция увезла брата. Когда его засовывали в машину, он кричал, что доберется до меня и моей ненаглядной, что превратит наши жизни в ад. Однако уже тогда мир обрел цвета в моих глазах. Смотря на Джеза, я старался не заплакать. Сколько бы мне ни было лет, я все равно буду страдать из-за того, что мой старший брат не был таким, о котором многие мечтают. Он не стал для меня опорой и защитой, и это причиняет невероятную боль.
        Голова разрывается от мыслей о случившемся, и, оперев лоб на крепко держащие руль руки, я позволяю себе выплакаться, дать волю чувствам. Прошлое всегда будет висеть на моих плечах тяжелым грузом. Я всегда буду вспоминать подростковые годы и последние дни. И я буду снова рыдать от осознания, что половина моей жизни прошла в страданиях.
        Однако, когда Хейли была рядом и пока ее мать не назвала меня будущим убийцей, не намекнула на то, что я пойду по стопам собственного брата, я ощущал себя нужным. Нет, я не говорю, что сейчас я покинут. Но после случившегося пять лет назад мне не хватало иной любви, не материнской. Я подавлял чувство одиночества, и вот после моего привыкания к Хейли оно снова выплыло наружу.
        Крича от злости и бессилия, бью по рулю, затем выхожу из машины и несусь к входу в гипермаркет. Я ослеплен яростью, я зол на брата, на тех придурков, пришедших в мою жизнь пять лет назад и полностью разрушивших ее. Я сметаю, кидаю, разбиваю все, что вижу перед собой. Я ору, пинаю все, что лежит под ногами, ругаюсь на небо и землю. В мире не должно быть столько дерьма, иначе он не достоин называться «миром».
        Пнув под конец коробку, встретившуюся на пути к эскалатору, я плюхаюсь на него и смотрю на бардак, который развел. Мой взгляд останавливается на двери черного хода, и я незамедлительно направляюсь к ней.
        На улице меня встречают холодный ветер и рисунок Хейли, который она сделала в не таком уж и далеком прошлом. Он не закончен, но все равно прекрасен. Провожу пальцами по очертаниям собственного лица. Прикосновение успокаивает, словно я касаюсь самой Хейли, и позволяет мне почувствовать, что я не одинок.
        После слов ее матери я не смогу быть с Хейли. А если женщина права и я действительно пойду по стопам брата? Я ведь тоже в какой-то мере неуравновешен, а значит, есть вероятность, что однажды потеряю самоконтроль. Если меня ждет участь брата, то моя мама точно сойдет с ума.
        Нет, я не опущусь до такого. Я лучше наложу на себя руки, чем убью невинного человека.
        В кармане вибрирует телефон. Это сообщение от Хейли. Сначала хочу удалить его, но пальцы не слушаются, и вскоре я читаю короткое предложение.
        Х: «Буду ждать тебя в квартире».
        Ехать или не ехать? Действительно ли я готов избегать Хейли только потому, что ее мать повела себя неправильно, не дала мне все до конца объяснить? Я не виноват, что она все перевернула, и Хейли тоже ни при чем.
        Сколько сомнений! Я запутан, растерян, не знаю, что делать. Словно попал в лабиринт с двумя выходами, но ни один из них найти не удается.
        Я же взрослый парень, так когда научусь решать проблемы по-быстрому, не шатаясь то в одну, то в другую сторону? Когда же мое мнение перестанет меняться со скоростью света? Когда исчезнет моя неуверенность?
        Кусая губу, я перечитываю сообщение несколько раз, затем смотрю на свой портрет и отвечаю:
        Буду примерно через полчаса.
        ОТТЕНОК ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЙ
        БЛЕЙН
        Мы все безумно злы. Я без конца сжимаю и разжимаю кулаки. Не хочу верить, что мой лучший друг – предатель. Не помню, чтобы делал ему что-нибудь плохое. Я всегда был на его стороне, старался защитить от всех бед, кидался в бой ради него. Нет, это какая-то ошибка, Дез не мог так меня подставить. Возможно, Хейли приснилось то, что она мне написала.
        Но когда я открываю глаза и вижу перед собой потухшего и побледневшего Джареда, все предположения о сне отпадают. Повернув голову, я натыкаюсь на сидящего на кресле Ника, который выглядит не лучше нас с Джаредом. Сегодня мы выпроводили остальных «братьев» в университет, а сами остались дома, чтобы серьезно побеседовать с Дезом. Хейли сейчас в своей квартире, потому что я ее попросил поберечь себя. Все еще перемотанная бинтами, она решила попробовать продолжить учебу, но ей требуется еще пара дней для восстановления.
        – Это какой-то бред. Я не могу поверить, что мой лучший друг так всех нас подставил, ведь из-за твоего брата пострадал не только ты, но и другие люди. Я отказываюсь верить, что Дез пошел на подобное, – говорит Джаред.
        – Он сам признался в этом, – напоминаю ему я.
        – Ты меня, конечно, прости за грубость, но я не собираюсь верить какой-то там девке, Блейн. Мало ли что сказала Хейли.
        – Джаред, она не будет врать, – вступает в разговор Ник. – Ей это просто незачем. Если бы Дез сделал ей что-либо плохое, я бы решил, что она мстит ему таким способом. Но у них были нормальные отношения.
        – А может, мы не будем терзаться догадками и просто дождемся, когда он приедет? Каждый имеет право верить во что угодно, но правду мы узнаем только от Деза, – обрываю их я.
        – Если он скажет, что Хейли врет, ты поверишь ему? – посмотрев в мои глаза, спрашивает Джаред.
        – Не заставляй меня думать об этом сейчас.
        Если Хейли соврала, я буду чувствовать себя ужасно. Несмотря ни на что, «братья» все равно мне дороже. Я прошел с ними слишком многое, чтобы променять их на девушку. Оборвав дружбу с ними, я больше не смогу найти парней, которые так упорно бы стояли за меня, любили бы меня так же сильно, как и они.
        – Просто скажи, что ты от нас никогда не отвернешься, – просит Ник.
        – Я никогда этого не сделаю. Никакая девушка не достойна того, чтобы бросить вас. Вы мне слишком дороги, поэтому не волнуйтесь по этому поводу.
        Они удовлетворенно выдыхают и снова погружаются в свои мысли.
        – Если мы потеряем Деза, братство больше не будет существовать для меня, – начинает Джаред. – Этот парень… он дополнял нашу команду. Но если Дез все-таки предатель… – Он закрывает лицо руками. – Ладно, надо успокоиться и дождаться его.
        Если Дез действительно осмелился подставить нас, то мы уже не будем «демонами», «дьяволами», «хулиганами» или как нас только не называют. Первые годы мы вчетвером переворачивали весь университет вверх дном. Никто из ребят не парился из-за того, что кто-нибудь что-то недоговаривал, ведь каждый знал: человек имеет право на секреты. Мы просто жили в свое удовольствие. Днем смеялись, ночью вспоминали все самое худшее в наших жизнях.
        Этим парням удалось взбодрить меня, привести в чувство, и они даже не подозревают об этом. Когда в братство пришел Дез, мы сразу нашли общий язык. Самый первый взгляд, который мы друг на друга кинули, так и говорил «теперь я буду всегда защищать тебя».
        Дез стал для меня больше, чем просто другом. С ним я забывал о проблемах, о прошлом и вообще обо всем плохом. Именно с Дезом я не боялся пускаться во все тяжкие. Если он говорил, что не хочет что-либо делать, я незамедлительно отказывался от этого тоже. Его решения всегда казались правильными, и я повторял за ним. Конечно, это не означало, что у меня не было собственного мнения. Я просто боялся снова ошибиться так же сильно, как сделал это пять лет назад.
        Страшно представить, что будет, когда Дез переступит порог. Страшно увидеть выражение на его лице. Мой друг слишком хороший человек, чтобы быть предателем. Он не мог поставить под угрозу жизни товарищей.
        Но может, я ошибаюсь? Людям свойственно меняться. Кто-то делает это ради окружающих, кто-то – ради собственных интересов. Но Дез не был плохим, чтобы меняться в лучшую сторону. Стоит помнить, что даже ангелы могут пасть, а значит, хорошие люди тоже становиться плохими.
        Но только не мой друг! Нет, нет, нет! Как же больно даже думать о таком!
        – Мне нужно выпить, либо я сейчас взорвусь от собственных мыслей, – психую я и встаю с дивана, направляясь в кухню.
        – И мне принеси, пожалуйста, – кричит Джаред.
        – Ну и я тогда не откажусь, – вторит ему Ник.
        Я рассматриваю содержимое нашего мини-бара, которое вчера обновили ребята. Увидев белое вино, решаю взять его. Если напиток будет покрепче, мы можем перепить, и никакого разговора не состоится.
        Когда Хейли рассказала мне о случившемся, я не стал сразу же искать Деза, просто позвонил и сообщил ему, что завтра, то есть уже сегодня, мы должны встретиться в доме в десять часов утра. Он сразу же согласился и даже виду не подал, что предал меня или что боится этой встречи. Его голос был спокоен, никаких эмоций уловить не удалось.
        Уже почти половина одиннадцатого, и он неплохо опаздывает. Но я знаю, что Дез приедет. Он не сможет не появиться. Выполнение обещаний заложено у него в крови.
        Зайдя в гостиную, разливаю вино по бокалам и протягиваю парням. Мы позволяем себе курить в доме только на вечеринках, но сейчас в воздухе висит такое напряжение, что нам троим плевать на собственные запреты.
        Достав пачку сигарет и зажигалку, Джаред зажимает одну между губ и протягивает нам. Сделав затяжку, я подтягиваю колено к груди. В тишине слышно только, как мы выдыхаем едкий дым в потолок. После первой сигареты Джаред закуривает вторую. Его можно понять, ведь он – один из старших «братьев». Мы знаем, что происходит с предателями по правилам нашего общества. Дез это тоже знает.
        Когда слышится легкий стук двери, мы все дружно смотрим на угол и ждем, когда из-за него появится Дез. Он сжимает в одной руке теплую кожаную куртку, а во второй вертит связку ключей, на которой все еще висит брелок со знаком братства. Их выдавали вместе с кожаными браслетами. Это наш символ.
        – Привет, – здоровается со всеми Дез, но никто из нас не отвечает ему.
        Ждем, когда он присядет. Сделав это, парень обводит каждого взглядом и, задержавшись на мне, говорит:
        – Я здесь.
        – Скажи, что она нам соврала, – хрипло просит Джаред.
        – К сожалению, Хейли сказала вам правду, – отвечает Дез, сразу догадавшись, о ком идет речь.
        – Почему, Дез? Зачем ты нас всех предал? Зачем ты подставил Блейна? Что плохого он тебе сделал? – Голос Ника низок, а в глазах отражается сильнейшая обида.
        – Почему бы вам не узнать обо всем у Хейли?
        – Мы не верим девчонкам и не слушаем их, неужели ты забыл? – Теперь в Джареде просыпается злость.
        Скорее всего, его, как и меня, бесит, что Дез ведет себя непринужденно. Как будто он не сделал ничего плохого. Я надеялся увидеть хоть какое-то раскаяние. Но мне известно, что Дез – мастер искусно скрывать свои эмоции за маской безразличия.
        – Простите, ребята. Я бы хотел, чтобы вы приняли мое извинение, и я прекрасно знаю, что мой поступок ужасен. Но у меня были свои мотивы, но я не хотел вредить Хейли. – На последних словах он смотрит прямо мне в глаза. – Мне просто… я просто… во мне проснулись зависть и ревность, так понятно?
        – Какая зависть? – фыркает Ник и делает несколько больших глотков вина.
        Я тем временем ощущаю усталость, потому что догадываюсь, о чем он говорит. Ни разу со времени нашего знакомства я не сделал ничего из того, что могло бы вызвать у Деза эти чувства. Это не значит, что я всегда пытался ему угодить. Просто рядом с ним я никого не замечал. Общение с Джаредом и Ником – это другая история. Как я и говорил, когда-то в прошлом мы словно разбились на две команды. Тем не менее все стычки и «братские» проблемы мы решали вчетвером.
        – Хейли ослепила меня. Нет, не красотой или чем-то там еще, касающимся внешности. Она покорила меня просто тем, что… я даже не знаю, как это объяснить. Факт в том, что меня ужасно взбесило, когда и Блейн обратил на нее внимание. Я знал, что он бегал в женское общежитие к Лане, соседке Хейли. Почему ты, друг мой, не посмотрел на нее тогда? Почему сделал это, именно когда ее заметил я?
        – Так ты сорвался на меня из-за бабы? – не скрывая злости, чуть не выплевываю я вопрос.
        Да простит меня Хейли, но сейчас и она меня подбешивает.
        – Чувак, да что с тобой? – Ник подскакивает на ноги и тычет пальцем в сторону Деза. – На кой тебе сдалась эта Хейли? Увидел, что Нелли тебе не по зубам, и решил переключиться на вариант полегче?
        – Какого хрена ты несешь? – кричит Дез в ответ. – Я никогда даже не пытался начать встречаться с Нелли! То, что мы трахались, ничего не значит! Я не лижу задницы бабам, как ты лижешь ее Амелии!
        Ее имя становится спусковым крючком для Ника. Он бросается на Деза, но Джаред останавливает его, вовремя подскочив на ноги и схватив товарища за локти. Ник не брыкается, отталкивает его одним движением и, смотря на Деза, говорит:
        – Не смей приплетать сюда Амелию. Ты, друг мой, из-за бабы пошел к главному врагу твоего «брата». Ты предал того, кто всегда защищал тебя. Плевать на нас с Джаредом, ты виноват прежде всего перед Блейном. Этот чувак открылся тебе, любил тебя, как родного брата. И поверь мне, Блейн бы на твоем месте порадовался бы тому, что теперь есть один человек, который любит тебя! Ты кусок дерьма, Дез, и ты чертовски сильно упал в моих глазах.
        Оттолкнув Джареда, который стоит позади него, Ник уходит из гостиной в кухню, но возвращается оттуда с бутылкой водки, которую пьет прямо из горла. Он ненавидит водку, значит, его окончательно довели. А ведь мы только начали разговор. Но Ник понимает, что нельзя уходить, пока мы вчетвером все не обсудим и не решим, как быть дальше.
        – Я понимаю твою злость, Ник, – уже с сочувствием произносит Дез. – Но и ты меня пойми. Я впервые, черт возьми, влюбился. Даже Нелли не вызывала во мне столько эмоций. С самого первого дня в братстве я не позволял себе думать об отношениях с девушками. Я отдавал всего себя друзьям. Мне впервые так сильно снесло голову, и я очень сожалею об этом, правда.
        – Мы не сможем тебя понять, – тихо заявляет Джаред и тянется к бутылке Ника. Сделав несколько глотков и ничуть не поморщившись, он возвращает ему водку. – Я не знаю, как можно так ослепнуть из-за женщины.
        – Потому что ты сам никогда не любил.
        – Ты уверен, Дез? Ты не знаешь всей моей жизни, как и я твоей. Ладно, я, но возьмем в пример Ника. Он тоже до дрожи любит Амелию, но не совершает сумасшедших, непростительных поступков.
        – Все потому, что у него нет конкурентов.
        – Так ты видишь во мне конкурента? В этом вся проблема? – с возмущением заявляю я. – Я не виноват, что Хейли тянуло ко мне сильнее, чем к тебе. Я не виноват, что проводил с девчонкой больше времени, чем ты. Я не пытался отбить ее у тебя, Дез. Она никому из нас не принадлежала, а значит, имела право выбрать любого. А и заметь, я ничего не сделал, чтобы она выбрала меня.
        – Ты проявил к ней внимание! Ты сделал это одновременно со мной. Вот что меня взбесило, Блейн.
        – Дез, ты ведь понимаешь, чем грозит тебе это предательство? – прерывает нас Джаред.
        – Да, – равнодушно отвечает Дез, и Джаред не сдерживает себя.
        – Собирай вещи и проваливай из братства. Тебе здесь больше не место!
        Дез молча встает и исчезает в кухне. Слышится топот его ног по лестнице. Мое сердце бьется в такт с его шагами. Посмотрев на ребят, которые обмениваются бутылкой, я поднимаюсь и, отставив бокал, следую за Дезом. Мне хочется поговорить с ним с глазу на глаз. Как бы я ни был зол на него, он слишком дорог мне. Главное – не расплакаться. За последние дни я делал это слишком часто.
        Оказавшись в коридоре второго этажа, я вижу приоткрытую дверь и быстрым шагом направляюсь к ней. Войдя в комнату Деза, нахожу его сидящим на краю кровати и курящим сигарету, пепел которой он стряхивает себе на ладонь. Дез на секунду поднимает голову, чтобы понять, кто пришел, и тут же опускает. Мне хватает мгновения, чтобы рассмотреть слезы в его глазах.
        Я молча опускаюсь рядом. На постели лежит пачка сигарет, и я тут же хватаю одну и рыскаю по карманам в поисках зажигалки. Дез приходит мне на помощь, протягивая свою.
        Мы курим в тишине, я периодически сглатываю комок слез. Жду, когда Деза прорвет. Я знаю, что в любую секунду он разразится рыданиями. Мой друг больше не в силах носить ту маску безразличия. Я чувствую его боль и скоро начну пропускать ее через себя. Мне обидно, что все так обернулось.
        Неожиданно Дез опирается на запястье руки, в которой держит сигарету, лбом и плачет. По комнате разносятся его всхлипы. Его плечи трясутся, а вскоре и все тело.
        – Я не хотел, чтобы все так вышло, – между рыданиями объясняет он. – Я не знаю, что мной управляло и почему не остановился, когда была такая возможность.
        – Я тоже, брат, – отвечаю я, делая затяжку и ощущая, как по щеке скатывается слеза.
        Стряхнув пепел в ладонь, я тушу об неё окурок, наплевав на боль и на то, что может остаться шрам. Жду, когда Дез успокоится, чтобы мы могли нормально поговорить перед тем, как он покинет этот дом навсегда.
        – Куда ты пойдешь? – спрашиваю я, когда плечи Деза перестают дрожать.
        – Это уже неважно, – бесцветным голосом отвечает он и делает последнюю затяжку, тоже туша рукой сигарету. Невольно хмыкаю. – Как жаль, что нельзя все исправить. Только сейчас осознаю, что непозволительно давать эмоциям ослеплять себя.
        – Я давно усвоил, что всегда надо следить за собой, какую бы ярость ни чувствовал.
        – Блейн, я правда обо всем сожалею. Вы стали мне ближе, чем родная семья. Я столько всего с вами пережил и даже предположить не мог, что одна девчонка, ничем не отличающаяся от других, так перевернет мой мир. Да еще и в худшую сторону! Какой же я дурак.
        – Любой может ошибиться, – хотя умом я понимаю, что поступок Деза принес огромный ущерб всем нам.
        «Не делай людям зла, чтобы потом оно не вернулось тебе вдвойне», – мудрые слова, жаль не помню, кому они принадлежат.
        – Но даже ошибаться надо с умом. Черт, я так не хочу тебя потерять. Плевать на остальных, ты мне важнее всех. Как же вернуть гребаное время и все исправить?!
        – Ты меня не потерял, Дез. Признаюсь, мне понадобится время, чтобы оправиться от произошедшего. Возможно, месяца три я не захочу тебя видеть. Пусть меня посчитают глупцом, в душе я простил тебя. Надеюсь, ты не наступишь больше на те же грабли.
        – Обещаю, – смотря на меня с надеждой, заявляет Дез, а после неожиданно обнимает, наплевав на пепел в ладонях. Для нас обоих это сейчас мелочь.
        Я обнимаю его крепко-крепко. Знакомый запах дерзости и безграничного веселья врезается в мои ноздри. Дез всегда пах безбашенностью и надеждой на крышесносное времяпрепровождение. Прикрыв глаза, я переношусь на минуту в прошлое.

* * *
        – Ой, да брось, мужик, нам за это ничего не будет! – кричит Дез, стоя на кирпичном заборе.
        – Ты уверен? Мы, конечно, бунтари, но мама убьет меня, если узнает, что я оказался в участке, – отвечаю я, забираясь наверх, как мешок с картошкой.
        – Мы туда не попадем, перестань париться!
        – Ты уверен?
        – Чувак, обещаю, я прикрою твою задницу. Мне от мамки не влетит, поэтому я ничего не потеряю, если проведу ночь в участке.
        И я ему верю.

* * *
        «Прикрою твою задницу». Так было всегда. А что теперь?
        Одна девушка разрушила нашу дружбу, возвела между нами огромную стену, сама того не осознавая. Но даже сейчас, когда я вправе на нее злиться, не чувствую обиды или раздражения. Хотя Хейли и не стала мне ближе, чем Дез, я слишком сильно к ней привязался. Мне нравится проводить с ней свободное время все больше и больше. А то, что она доверилась мне, рассказав правду о своей матери, полностью перевернуло мое к ней отношение. Я бы тоже хотел поведать ей историю, произошедшую пять лет назад. Но Хейли наверняка испугается, услышав мое признание. Она может сказать мне: «Проваливай». Ведь в каком-то смысле ее мать права. Я убийца, но в ином значении этого слова.
        Разомкнув уютные братские объятия, Дез встает, достает большую спортивную сумку из-под кровати и скидывает в нее свои немногочисленные вещи. Все краски сошли с его лица, он бледен и грустен. Взяв снимок в рамке со стола, на котором изображены мы вдвоем, поворачивается ко мне и с надеждой произносит:
        – Я очень не хочу, чтобы это заканчивалось. Обещаю, что не буду трогать тебя хотя бы месяц. Знаю, что не вправе просить у тебя какое-либо обещание, но все же рискну. Блейн, пожалуйста, пообещай мне, что в будущем мы продолжим нашу дружбу. Без тебя я, чертов дурак, развалюсь на части.
        – Продолжим, несмотря ни на что, – без малейших раздумий заявляю я.
        Что бы он ни натворил, я не смогу жить без него.

* * *
        – Я не могу поверить, что он действительно сделал это, – качает головой Хейли, обмакивая кисть в краску.
        – Я тоже, – отвечаю я, лежа в кровати, прикрытый по пояс голубым покрывалом. На мне только спортивные штаны.
        Приехав к Хейли, я выпустил свою боль на ее теле, сделав с ней то же самое, что и в тот вечер, когда в стекло ударил камень с запиской. Только на этот раз все было немного жестче. Но Хейли знала, что я разбит, и поэтому молча позволяла делать с ней все, что мне вздумается. После этого я начал ценить ее еще сильнее.
        И вот сейчас, сидя на табуретке перед мольбертом только в моей футболке, она впервые пробует нарисовать настоящий портрет, и в качестве модели выступаю я, потому что подвернулся под руку.
        – Молчи, я как раз работаю над твоими губами, поэтому не смей ими шевелить, – не отрывая сосредоточенных пальцев и взгляда от холста, требует она.
        Я замолкаю, найдя себе новое занятие. Не позволив Хейли надеть нижнее белье, с удовольствием рассматриваю ее грудь, которую хорошо очерчивает мягкая черная ткань. Короткие волосы девушки собраны в маленький хвостик, что позволяет мне рассмотреть ряд мелких засосов на шее, оставленных мною.
        Мне очень нравится, что Хейли не стесняется находиться со мной в одной постели. У меня были девушки, которые думали, что, стесняясь своей наготы или чего-то еще там, выглядели сексуально. Но я ненавижу скромниц. Ничего не имею против искреннего смущения, но наигранность раздражает. Стеснительные девушки не падали бы в кровать по одному щелчку моих пальцев.
        – Все, губы готовы, можешь теперь разговаривать, – подмигивая, говорит Хейли.
        – Окей, но ужасно хочется пить. Мне же нельзя вставать, да?
        – Я сама тебе принесу. Что будешь? Есть клубничный коктейль, минералка и сок, – перечисляет она, вставая с табуретки.
        – Давай воду.
        Когда Хейли скрывается в кухне, позволяю себе почесать бедро. Она заходит с пластиковой бутылкой, в которую вставлена трубочка. Присев на край кровати, начинает поить меня, что выглядит странно. Я чувствую себя немощным. Интересно, со всеми натурщиками происходит подобное? Ни за что не пойду работать моделью для художника или для подиума. Слишком нудно и скучно.
        Поставив бутылку на тумбочку, она встает и разворачивается, намереваясь вернуться к мольберту. Не могу удержаться и шлепаю ее. Взвизгнув, девушка прикрывает ягодицы обеими руками.
        – Блейн! – злобно кричит Хейли, и я не могу удержаться от смешка.
        Думал, что уже ничто не поднимет мое настроение, но, как ни странно, ей это удалось.
        – Как там ребята, кстати? – спрашивает она, усаживаясь на табуретку и беря в руки отложенную кисть.
        – Они подавлены. Ник уехал к Амелии, а Джаред сидит в одиночестве в гостиной, пьет и курит. Не знаю, как сейчас, но, когда я вызывал такси, все именно так и было. Он подавлен и не знает, как рассказать все остальным старшим и вообще всем членам братства.
        – Мне так его жаль, – с искренним сожалением говорит Хейли. – В том числе из-за того, что он должен сам во всем разобраться, ведь вы, «младшие», не имеете права вмешиваться, я правильно понимаю?
        – Да. И это самое печальное. Мы можем только поддержать его. Мне стыдно, что из-за наших с Дезом проблем страдают и другие люди. Джареда это все вообще, по идее, никаким боком не касается, но теперь ему придется все расхлебывать. Сейчас он действительно напоминает мне старшего брата… нормального старшего брата.
        – Почему я чувствую себя виноватой?
        – Потому что ты глупышка!
        Хейли выдыхает и, осознавая, что со мной бессмысленно спорить, меняет тему:
        – Завтра я выхожу на работу. Мой босс сказал, если случится еще что-нибудь подобное, он меня уволит.
        – Пусть увольняет, другую работу найдешь.
        – Этот не так-то просто обычному студенту, Блейн.
        – Поговори с Амелией. Она работает в «Сахаре», вдруг там есть свободное место. Мне будет спокойнее, если твоя новая работа будет находиться ближе. Хоть Джез уже не причинит тебе вреда, осадок еще остался.
        – О, пожалуйста, не напоминай мне о своем брате. Слыша его имя, я сразу же вспоминаю, что скоро суд. Так не хочу. Почему бы просто не засунуть преступника за решетку, если он виноват?
        – Увы, законы…
        – Я все прекрасно понимаю. Ты вообще готов к заседанию? Я, к примеру, даже представить боюсь, что буду чувствовать. Надеюсь, мой язык не онемеет, когда я буду давать показания.
        А вот я знаю, что буду ощущать. Мне будет больно смотреть на Джеза. Я стану снова и снова вспоминать о том, как мне не повезло с братом. Радует только то, что на его лице не будет красоваться дьявольская ухмылочка. Он знает, что проиграл, что проведет всю жизнь в заключении. Однако даже это не приносит мне удовольствия. Джез исчез из моей жизни, но это не значит, что я до сих пор не ощущаю боль из-за такого брата.
        – Ты все прекрасно рассказала в участке, так же будет и в суде. Главное, не паникуй. Не люблю раскидываться ванильными фразочками, но хочешь не хочешь, а нам придется пройти этот этап вместе. Ну, в общем, короче, я буду рядом. Помни об этом.
        Когда она смотрит на меня с самой милой улыбкой на свете, я ощущаю, как начинаю краснеть. Ну вот, не хватало еще и мне смущаться. В кого я превращаюсь? Никогда таким не был!
        – Спасибо, – наконец хоть что-то произносит она и отворачивается к рисунку.
        Ее рука порхает по бумаге, брови нахмурены. Мне нравится это зрелище. Я еще ни разу не видел, как художники пишут портреты. Но понимаю, что рисование требует полной сосредоточенности. Конечно, актеры и писатели тоже концентрируются. Но если актер должен играть свою роль, даже когда съемочная площадка шумит или зрители в театре слишком громко обсуждают действия на сцене, то художнику нужно полностью отключиться от всего мира, погрузиться в себя, представить, что он один во всей вселенной.
        – Скоро будет готово, а? У меня спина затекла, – начинаю ныть я спустя пять минут.
        Хейли сразу понимает, что мне просто скучно. Закатив глаза, она смотрит на меня.
        – Что ты хочешь?
        – Чтобы ты легла в эту кровать. Серьезно, Хейли, я сейчас сдохну от одиночества и скуки, и у меня правда затекло все тело, даже там, где затекать не должно, – отвечаю я, взирая на нее с надеждой.
        – Но я хотела закончить твой портрет сегодня, – хоть девушка и ломается, не зная, что делать, я подозреваю, возможность провести время со мной в постели привлекает ее намного больше, чем рисование. – Если я соглашусь на твое предложение, как ты скрасишь наше времяпрепровождение?
        – Подойди ко мне и узнаешь.
        – Но…
        – Я обещаю лежать смирно, если ты уделишь мне пару часов своего внимания. Я приехал сюда, чтобы расслабиться и забыться, в мои планы не входило становиться полуголой моделью.
        – Ладно. Но потом мы дорисуем тебя! – грозно машет она маленьким пальчиком, слезая с табуретки.
        Сев прямее, я откидываю покрывало и, когда она забирается на кровать, затягиваю ее на свои колени, тут же целуя.
        – Расслабься и дай мне доставить тебе удовольствие. Ты даже представить не можешь, как сильно я тебя сейчас хочу.
        ОТТЕНОК ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЙ
        ХЕЙЛИ
        – Да что я вам такого сделала? – кричу я Заку и Рамоне, находясь с ними в пустом коридоре.
        Они не дали пройти мне на лекцию, заслонив собою проход на второй этаж. Из-за них я опоздала.
        – Вы можете нормально все объяснить? Или так и будете заниматься подобным ребячеством?
        – А сама догадаться не в состоянии? – дерзко спрашивает Рамона.
        Я не узнаю лучшую подругу. Она никогда не была такой стервозной. Да что Рамона! Они оба ведут себя так, будто я совершила какую-то непоправимую ошибку. Да, я начала общаться с кем-то из братства. Но это не повод полностью вычеркивать меня из своей жизни. Настоящие друзья так не поступают.
        Если бы я обидела их чем-то по-настоящему серьезным, то сама бы догадалась, что натворила. Но я не вижу ничего криминального в своем поведении. Такое чувство, словно они искали малейшую причину, чтобы разорвать со мной отношения. Если это так, то я невероятно сильно обижусь.
        Зак и Рамона даже не знают, что я пережила за последний месяц, сколько боли вытерпела – как физической, так и моральной. Задумываться о том, почему они от меня отвернулись, просто не было времени, ведь другие проблемы были посерьезнее. Расскажи я им о своих проблемах, они бы не поверили мне на слово. Но у меня есть несколько шрамов. Но показывать их я не буду из принципа. Череда ужасов, произошедших со мной, закалила меня, и с тех пор я научилась давать сдачи, если это нужно.
        – Нет, не могу, – не менее дерзко отвечаю я, повторяя действие Рамоны и складывая руки на груди.
        – Ты слышал, что она сказала? Наша малышка научилась гавкать, – повернувшись к Заку, с ухмылкой сообщает она.
        Я тихо рычу. Как же они меня сейчас бесят!
        – Видишь ли, Хейли, – начинает Зак, игнорируя Рамону и спускаясь на одну ступеньку ниже. – Нас очень бесило твое вранье и хождения к «братикам». Нам плевать, чем ты там с ними занималась, но мы очень расстроены и разочарованы. Неужели тебе было мало нашей дружбы?
        – Вы думаете, если я позволила себе немного пообщаться с другими людьми, то вы мне больше не были нужны? У вас такие представления о настоящей дружбе? Если это так, то мне вас очень жаль.
        – Мы просто ценим друг друга, и нам больше никого не надо. Ты сама когда-то твердила, что мы незаменимы. А что сейчас? Иногда ты приезжаешь с Блейном, и он изредка так не по-приятельски касается твоих талии, бедра, руки или чего-то там еще.
        Мне хочется засмеяться прямо Заку в лицо. Какая глупость! Они устроили самую настоящую инфантильную истерику!
        – Ваша проблема в том, друзья… Нет, наша проблема была в том, что мы судили о человеке по его внешнему виду. Если он был груб с кем-то или ставил себя выше других, то мы считали его придурком. Но знаете, как дела обстоят на самом деле? Этот человек пережил больше дерьма, чем мы с вами, вместе взятые. К чему я веду? Пообщавшись с ребятами из братства, я поняла, как сильно ошибалась.
        – Вот как, – дергает бровями Зак и, подавляя улыбку, интересуется: – И что же такого драматичного случилось у Блейнушки?
        – Я не вправе, да и не обязана раскрывать вам его тайны. Либо отвалите от меня с концами, либо скажите, что вам нужно, – грубо отвечаю я.
        Как же хочется, чтобы все это прекратилось. Я уже переборола тоску по бывшим друзьям. Пускай Зак и Рамона были для меня некой семьей, но я все же рискну употребить ту знаменитую фразу, в которой говорится, что незаменимых нет.
        – Нам ничего не нужно, просто хотели выразить свои сожаления по поводу того, что ты оказалась такой безмозглой, променяв безопасную дружбу на опасную, – подает голос Рамона. – Мы больше тебя не тронем, но надеемся, что ты будешь помнить то, как нам было комфортно втроем.
        Но ведь комфортно – не значит хорошо.
        Я смотрю, как Зак и Рамона поднимаются по лестнице и поворачивают за угол. Когда они оказываются вне зоны моей видимости, я снимаю рюкзак и, сев на ступеньку, кидаю его себе под ноги.
        Эти двое словно унесли с собой мое прошлое. Я ощущаю пустоту. Мне ничего не хочется. Нужно пойти на лекцию, но я продолжаю сидеть. Этот короткий разговор выжал меня.
        Достав телефон и наушники из рюкзака, я включаю на полную громкость Деми Ловато «Only forever». Басы больно бьют по ушам, однако я не убавляю громкость, прикрыв глаза и погрузившись в слова песни.
        Не верю, что Рамона и Зак больше не будут приставать, однако мы хотя бы немного, но все же кое-что разъяснили. Не знаю, что будет дальше. Все кажется таким незначительным – наша прошлая дружба, слова, сказанные ими несколько минут назад. Не ощущаю обиды, только какой-то неприятный осадок и маленькую капельку потери.
        Может, если бы они приняли мое общение с ребятами, все бы сейчас было хорошо. Пусть все идет своим чередом, будь что будет. Пристанут – отвечу взаимными колкостями, не пристанут – пройду мимо. На самом деле это все мелочи. Дружба приходит и уходит, просто кто-то забывает о существовании бывшего товарища, а кто-то, как Зак и Рамона, пытается обидеть и обвинить.
        Сейчас у меня есть Блейн, да и остальные парни хорошо общаются со мной. А еще у меня есть Амелия. В последнее время мы часто проводим время вместе. Без Нелли. Я видела ее пару раз, она была потухшая и бледная. Амелия объяснила это тем, что по ней тоже ударило известие о Дезе, который куда-то пропал.
        Кто-то кладет руку на мое плечо. Сняв наушник, я поворачиваю голову и чуть не стону от досады. Это Лана, которая неизвестно откуда появилась, ведь лекция еще не закончилась. Видя сочувствие на ее лице, я хмурюсь, выключаю музыку и убираю телефон в рюкзак.
        Что ей нужно от меня? Ее эмоции искренние или нет? Может, Лана тоже хочет поиздеваться надо мной? Что ж, если на это будет хоть какой-то намек, я просто возьму и пошлю ее куда подальше. Больше не стану терпеть никаких издевательств. Достали!
        – Я все слышала, – говорит Лана. – Мне надо тебе кое-что рассказать, больше не могу держать в себе.
        В последние дни слишком много правды. Я уже не против одной небольшой, но сладкой лжи.
        – Слушаю, – коротко отвечаю, отворачиваясь от нее.
        – Я не хотела выгонять тебя из комнаты. Зак и Рамона, они… они грозились рассказать руководству университета одну вещь обо мне, о которой я не хочу распространяться. Меня бы не только выселили из общежития, но и исключили из университета. Те вещи, которые нашли под твоим матрасом, они принадлежат мне.
        – Как на них оказались мои отпечатки? – спокойно спрашиваю я.
        – Я пыталась забрать их ночью три раза, два из которых были провальными. К моему счастью, на третью ночь ты спала слишком крепко, чтобы почувствовать мои прикосновения. Каждый раз я надевала перчатки, поэтому там были только твои отпечатки.
        – Умно, – ухмыляюсь я.
        Внутри меня не просыпается злость или презрение. Ничего не чувствую, только хочется поблагодарить Лану за то, что она сделала. Этим поступком она открыла мне глаза. Я увидела настоящую сущность друзей, посмотрела на ребят из братства с другой стороны. В моей жизни появились новые, более искренние люди. Черное может оказаться белым, белое черным.
        – Мне действительно очень жаль. В тот момент я думала только о себе. Мне было страшно за свое будущее. Та тайна, Хейли, я правда боюсь, что она будет раскрыта. Прости меня, пожалуйста. Не люблю чувствовать себя виноватой.
        – Ты сломала мне жизнь, Лана. Я не буду говорить, какие ужасы пережила из-за твоего поступка, но единственное, что ты должна знать, – я не держу на тебя зла и даже готова сказать «спасибо».
        – Спасибо? – удивленно спрашивает она.
        – Да, Лана, именно так.
        Повернув голову, я смотрю на нее. Лана, нахмурившись, внимательно изучает свои кроссовки. Конечно же, я знала, что ее шокируют мои слова. Но тем не менее они были искренними. Поинтересуйся она, почему я ее благодарю, без замедления отвечу, что, несмотря на все трудности, то, что она сделала, изменило не только меня, но и мою жизнь. Я стала сильнее, выносливее. Блейн показал мне мир за пределами невинности. Он открыл мне новые двери, показал, что это такое – свобода.
        Сейчас, когда Джез больше не поджидает нас за углом, мы смогли расслабиться, отдаться удовольствиям. Ни я, ни Блейн не знаем, что нас двоих ждет дальше. Мы просто наслаждаемся каждой минутой. Пробуем много нового, и это относится не только к постели. Быть нежной, нормальной парой нам не суждено, да и признаться честно, если бы мы были нормальными, наши отношения не были бы похожи на американские горки. Нам не было бы так интересно вместе, мы бы заскучали.
        Я знаю, что, возможно, тороплю события. Но мне ужасно хочется предложить Блейну перебраться в мою квартиру. По сути, большую часть суток он проводит именно в ней, поэтому, если он согласится, многое не изменится. Я хочу спать с ним в одной кровати, а не провожать его, когда стрелки переваливают за полночь. Я хочу попробовать кое-что новое – совместную жизнь. Страх сковывает меня, потому что мне слишком хорошо известен Блейн. Он может испугаться моего предложения, подумать, что я хочу отобрать у него свободу, вмешаться в личную жизнь. Всему свое время
        – Будет слишком странно, если я тебя обниму? – подняв на меня взгляд, интересуется Лана.
        Издав смешок, я тяну к девушке руки. Когда я ощущаю тепло ее тела, то чувствую радость. Теперь все кусочки пазла найдены и картина собрана. Я узнала все, что хотела. На все вопросы, которые я себе задавала, есть ответы. И пусть с Заком и Рамоной еще не все решено, это уже, как я и говорила, мелочь. Главное, я узнала, почему меня так беспощадно выгнали из единственного жилья. Конечно, мне хочется узнать, что скрывает Лана. Но это не мое дело, поэтому любопытство стоит спрятать поглубже.

* * *
        Его поцелуи обжигают мою кожу. Перебирая ногами простынь, я закусываю губу, чтобы не быть слишком громкой. Блейн переплетает наши пальцы и поднимает мои руки, крепко держа их по обе стороны от головы. Открыв глаза, я встречаюсь с его наполненным страстью взглядом. Золотая цепочка на его шее щекочет мою обнаженную грудь. Мы смотрим в глаза друг другу до тех пор, пока я не приподнимаюсь и не тянусь к его губам.
        Поцелуй уверенный, даже слегка грубый. Наша близость сводит меня с ума, я еле дышу. Мне нравится чувствовать Блейна над собой. Нравится, что его не смущает моя невинность, и он терпеливо учит меня всему. За то время, которое нам удалось провести в постели, я поняла, что Блейн слишком порочный, пошлый. Но это не выглядит грязным, и то, что мы делаем, тоже не кажется мне неприличным. Этот парень все делает эротично.
        Убрав одну руку, он поглаживает мое бедро, одновременно целуя в шею. Из-за Блейна шарф стал для меня так же необходим, как и нижнее белье. Не успевают сойти одни засосы, как Блейн уже оставляет новые. Когда Амелия спросила, почему я всегда ношу один и тот же шарф, я ответила, что у меня нет другого. Конечно же, мы обе поняли, что вопрос был о другом.
        – Ты как? – спрашивает Блейн.
        Схватив цепочку, дергаю ее, вынуждая его наклониться. Когда он это делает, шепчу, прежде чем поцеловать:
        – Настолько отлично, что сейчас растаю.
        Блейн довольно ухмыляется и целует меня с новой силой. Наши языки танцуют страстное танго, мои освобожденные руки поглаживают его обнаженную спину. Прерываю поцелуй на секунду, только чтобы глотнуть побольше воздуха. Губы уже побаливают от бесконечных ласк. Плевать на это, целовать этого парня становится слишком необходимым.
        Укусив меня за нижнюю губу, Блейн целует мои подбородок, щеки, веки, лоб, а затем снова опускается к губам. В какой-то момент к поцелуям прибавляется еще и трение. Блейн все сильнее прижимается к низу моего живота, и это заставляет меня стонать прямо ему в губы.
        Каждый раз, когда он проделывает подобное, мне хочется большего. Я таю от этих движений, и во мне просыпается любопытство: каково будет почувствовать его внутри себя? У меня перехватывает дыхание от этих фантазий.
        Я больше не могу целоваться, потому что задыхаюсь от его удовольствия. Рука Блейна, на которую он опирается, сжимает подушку рядом с моей головой. Слышится его тихий стон, а после он утыкается в мою шею, продолжая сладкие мучения.
        – Я хочу тебя, Хейли. Я так сильно хочу тебя.
        Мои ноги, обхватывающие его торс, начинают сильно дрожать.
        – Не останавливайся, – шепчу я ему на ухо, запуская пальцы в его волосы и ощущая, что уже близка к финалу.
        Его движения убыстряются, и в какой-то момент я прижимаю губы к его шее, подавляя крик. После мое тело превращается в желе, и я устало падаю на кровать. Убрав прилипшие ко лбу пряди, пытаюсь отдышаться. Как же с ним хорошо. Несмотря на характер, Блейн умеет радовать людей.
        Подняв голову, он прижимается своим лбом к моему и шепчет мне в губы:
        – Надеюсь, я не напугаю тебя тем, что слишком сильно хочу большего. Прямо сейчас. Ты даже представить не можешь, как велико мое желание. – Он опускает руку и кладет ее между моих ног.
        Отодвинув стеснение на задний план, так же тихо отвечаю:
        – Я… я хочу. Но… но боюсь.
        Блейн молча целует меня так же жестко, как сделал это, только войдя в квартиру. Я вторю ему, ощущая, как новая волна возбуждения снова прокатывается по телу.
        Блейн снимает джинсы. Так как мы по пояс укрыты одеялом, я ничего не вижу. Да и не хочу, мне приятнее наблюдать за лицом Блейна. Расправившись со своей одеждой, он медленно, я бы даже сказала чересчур медленно, стягивает с меня трусики. Я задерживаю дыхание, когда он, полностью обнаженный, льнет ко мне. Лучше не думать о том, что случится с минуты на минуту.
        Потянувшись к брюкам, которые еще не успели отправиться в далекий полет, Блейн достает маленький, но очень важный пакетик и, подмигнув мне, открывает его зубами. Я заворожена его уверенными действиями. Мне еще ни разу не доводилось видеть подобное даже в кино. Может, никто не поверит, но мне действительно было некогда думать о подобном.
        После того, как процесс с презервативом закончен, Блейн требует обхватить его ногами. Я думаю, что вот сейчас он окажется там, где я его больше всего жду. Но нет. Этого не происходит. Он наклоняется и долго целует меня. Я нетерпеливо давлю пятками на его ягодицы, призывая к действиям. Но Блейн продолжает игнорировать мое упорство.
        Я шокированно распахиваю глаза, когда страстный, быстрый поцелуй переходит в медленный и ласковый. Так Блейн меня еще не целовал, и мое сердце наполняется любовью к этому парню. Из-за проявленной нежности в уголках закрытых глаз скапливаются слезинки. Слезы счастья, радости.
        – Ах! – вскрикиваю я, резко отстраняясь от его губ.
        Все сентиментальные мысли прерываются, когда я чувствую его внутри себя. Блейн хитростью заставил меня позабыть о страхе.
        Слезы, которые скапливались от счастья, теперь катятся по щекам из-за боли. Блейн поглаживает мое бедро, не двигаясь и покрывая поцелуями лицо, и слизывая кончиком языка стекающие капли.
        Спустя некоторое время, когда неприятные ощущения уже не чувствуются так остро, Блейн проводит рукой по моей щеке и спрашивает:
        – Ты в порядке?
        – Теперь да, – отвечаю я и слегка улыбаюсь, убеждая его, что со мной действительно все хорошо. – Я хочу, чтобы ты продолжил.
        – Я тоже этого хочу, но боюсь снова причинить тебе боль.
        – Хуже уже не будет. Давай же, Блейн, где твоя уверенность?
        Эти слова задевают его, и тогда он начинает двигаться. С каждым толчком ощущения становятся приятнее и приятнее. Вскоре боль вовсе пропадает, и я рискую ответно дернуть бедрами, встречая его на полпути.
        – Господи, Хейли, – шепчет Блейн, удивленный моим участием в процессе.
        Прижавшись своим лбом к моему, он смотрит, как под одеялом двигаются наши тела. Взяв в ладони его лицо, заставляю парня посмотреть на меня и целую.
        У меня не получается не целовать его. Мне это жизненно необходимо. Мне нравятся его губы, пухлые и идеально очерченные, они влекут меня. Эти губы говорили мне слова поддержки, обещали безопасность, успокаивали, когда было плохо. Я люблю их и готова целовать их вечно.
        Его движения становятся все быстрее и быстрее, и вскоре Блейн совсем теряет голову. Одна его рука до боли сжимает мои ягодицы. Он входит в меня так сильно, резко и грубо, что я зажмуриваюсь, а мои стоны разносятся по всей квартире.
        Подходя все ближе к финалу, я сильнее царапаю его спину. Так не хочется, чтобы все заканчивалось. Так прекрасно быть с ним одним целым. Я боюсь, что умру от передозировки счастья.
        – Блейн… Боже, как хорошо, – шепчу я. – Сильнее, молю!
        И он даёт мне то, что я прошу. Перед моими глазами все расплывается от удовольствия. Я запускаю одну руку в его волосы, крепко сжимая пряди, а второй продолжаю впиваться в его кожу на спине. Чёрт, да я вся горю!
        Сделав последний толчок, Блейн замирает и опирается на дрожащие руки, чтобы не придавить меня своим внушительным телом. Немного успокоившись, медленно опускается на меня. Я обнимаю его за шею, наше тяжелое дыхание заполняет комнату. Блейн пытается выйти из меня, но я сильнее обхватываю его руками и ногами, безмолвно прося этим не спешить. Как же хорошо…
        Отпускаю его, только когда полностью прихожу в себя, Блейн идет к мусорке, а затем вновь забирается ко мне под одеяло. Он кладет голову на мою грудь, лениво поглаживая мое бедро под одеялом. Смотря в потолок, перебираю пальцами его влажные волосы.
        Никогда бы не подумала, что мой первый раз будет таким. Теперь никто не посмеет ткнуть в меня пальцем и сказать, что мне уже больше двадцати, а я все еще девственница. Конечно, я преувеличиваю, ведь никто об этом не знал. Только Зак и Рамона.
        – Спасибо, – говорит Блейн, целуя в грудь. – Я боялся так сильно, как будто это был мой первый раз, а не твой. Все оказалось лучше, чем я думал. Надеюсь, это станет нашим повседневным занятием.
        – И главным, – киваю я.
        – Самым главным, – поправляет Блейн, хмыкнув.
        Подняв голову, он смотрит сначала на мои припухшие губы, а затем переводит взгляд на глаза. Я слегка съеживаюсь. Меня раздражает то, что невозможно угадать, о чем он думает.
        Терпеливо жду, когда Блейн что-нибудь скажет. В какой-то момент рот парня растягивается в милой улыбке, чмокнув меня в кончик носа, он снова кладет голову на мою грудь. Меня немного удивляет это действие, ведь если мне не изменяет память, Блейн еще никогда не был настолько игрив, мил и нежен.
        – Не зря я не был с девушками с тех пор, как ты вошла в дом братства, – бурчит он, обводя пальцем контур моей ключицы.
        – Хочешь сказать, что у тебя ничего не было столько времени? – скептически спрашиваю я.
        – Да, именно так.
        – Хорошо, сделаю вид, что поверила.
        – Твое право – верить мне или нет, – пожимает плечами Блейн.
        Спустя полминуты тишины я говорю:
        – Расскажи что-нибудь о себе, то, о чем никто не знает.
        Блейн тут же напрягается.
        ОТТЕНОК ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЫЙ
        БЛЕЙН
        Страх сковывает мое тело, эйфория улетучивается. Я лежу, слушая биение сердца Хейли, и боюсь поднять голову. У меня есть только две тайны: Джез и история пятилетней давности. Про брата она все прекрасно знает, остается только второе. Конечно же, я имею полное право промолчать и начать ласкать ее по новой, чтобы она забыла о своем вопросе.
        Но меня останавливает совесть. Хейли имеет право услышать правду. Она отдала мне свое тело, рассказала о прошлом. Джез – лишь малая часть того, что она достойна знать о моей жизни. Но стоит учесть, что про брата она узнала совершенно случайно, я не собирался про него рассказывать.
        Перевернувшись на спину, я отвечаю Хейли, что сначала приму душ. Мне необходимо расслабиться, и только горячие струи воды могут мне помочь.
        Так как я частый гость в этой квартире, кое-что из моих вещей уже сложено на одной из полок ее большого шкафа. Неплохо бы жить вместе, потому что это позволит посмотреть на наши странные отношения с другой стороны. Я могу уверенно заявить сейчас, что Хейли отныне моя девушка. Я не такой подонок, чтобы воспользоваться ее девственностью и потом слиться. Как ни странно, страха, касающегося отношений, я сейчас не испытываю. До того как войти в нее, я на миг задумался о последствиях. Но мое сердце теперь принадлежит ей.
        С Хейли интересно. Я люблю разговаривать с ней о мелочах и о чем-то серьезном, мне нравится слушать ее, наблюдать за ней, мне хорошо с ней в постели, а для меня это очень важно. И еще… Хейли брюнетка. Смотря на нее, не испытываю ужаса, как было это в недалеком прошлом. Я не вспоминаю те события, которые принесли ужас в мою жизнь. Глядя на Хейли, я просто чувствую радость. Сам того не замечая, я переборол страх отношений, да и вообще жизни.
        Неизвестно, что будет потом, как будут развиваться наши чувства. Но я прекрасно понимаю, что это не конец трудностей. Мы еще будем ссориться, возможно, расставаться. Я знаю, что буду иногда уходить в себя, прятаться от проблем, закрываться от близких людей. Только теперь все это кажется неважным, потому что мне есть ради кого выкарабкиваться из ямы, ради кого жить.
        Может, сейчас я и не люблю Хейли, но это обязательно когда-нибудь случится. Вряд ли я смогу сказать «я люблю тебя», но буду доказывать делом свои чувства. И пусть не получится перестать быть грубым и порой жестоким, но это не помешает мне доказать свою любовь. Только нужно время. Я адаптируюсь в сложном мире отношений со временем. Мы вместе с Хейли будем познавать все стороны того, как быть парой.
        Включив воду, встаю под нее и открываю шкафчик, в котором в ряд выстроено множество мужских средств. Хейли позаботилась о том, чтобы от меня вкусно пахло. Взяв тюбик с гелем, вдыхаю аромат. Потрясающий запах. Очевидно, Хейли можно доверить подобные покупки. У нее хороший вкус.
        Принимая душ, не думаю о том, что вскоре мне придется поведать о самой болезненной части моей жизни. Невозможно предугадать, что случится после моего рассказа, однако интуиция подсказывает: Хейли все поймет и посочувствует. Она относилась ко мне с теплотой с тех пор, как въехала в дом братства.
        Как я мог не заметить ее в школе? Точнее, как мог не обратить внимания? Несмотря на тяжелую жизнь, Хейли не перестает быть доброй и милой. На первый взгляд Хейли ничем не выделяется среди других людей, но если посмотреть повнимательней, в ней есть особая изюминка, которая привлекает к себе. Во-первых, неординарная внешность. Больше всего мне нравятся ее многочисленные веснушки, которых становится все больше и больше. Во-вторых, богатый внутренний мир, хотя, конечно, его невозможно изучить сразу. Ну и в конце концов, ее невинность, замкнутость – именно эти качества заставили меня обратить на девушку внимание.
        Неожиданно слышится хлопок двери. Выглянув из-за шторки, вижу перед собой Хейли, замотанную в полотенце. Не давая ей объясниться или сказать что-либо еще, тянусь к ее руке и, схватив за запястье, дергаю на себя. Слабый узел на полотенце развязывается, и оно падает, обнажая бледное, молочного цвета тело.
        Хейли вздрагивает, когда горячие струи касаются ее. Повернув девушку к себе спиной, беру шампунь и начинаю мыть ей голову. Я всегда был в какой-то мере собственником, и сейчас мне очень хочется втереть в ее волосы и тело мой запах. Чтобы она пахла мною. Вскоре Хейли расслабляется и льнет к моей груди. Я медленно купаю ее тело, наслаждаясь прикосновениями к ее коже. Пожалуй, этот процесс намного интимней, чем наша недавняя близость. Теперь принятие душа вдвоем входит в список моих главных и любимых дел. После такого я даже не захочу больше делать это один и, если понадобится, буду носить Хейли в ванную насильно.
        Смыв пену с ее тела, оставляю легкий невинный поцелуй на плече, затем выключаю воду и, потянувшись к полотенцу, одиноко лежащему на полу, хорошенько вытираю ее волосы. Затем снимаю с крючка другое и обматываю его вокруг Хейли. Она выходит и подает мне мое полотенце, аккуратно свернутое на столике у раковины.
        По-прежнему не сказав друг другу ни слова, выходим из ванной. Хочу, чтобы Хейли осталась голой, но, когда она достает из шкафа мою футболку и надевает ее, я понимаю, что это выглядит намного сексуальнее, поэтому молчу и натягиваю спортивные штаны.
        Как только мы меняем постельное белье, тут же залезаем в кровать. Я притягиваю к себе Хейли, и ее влажные волосы щекочут мне плечо.
        Прежде чем начать рассказ, спрашиваю:
        – Что это? – сквозь одежду дотрагиваюсь до рубцов на её груди.
        Я заметил их давно, но тогда решил, что не лучшее время спрашивать, а сейчас самое то.
        – Можно я не буду говорить? Они просто есть, главное, что ты их увидел и они не отпугнули тебя.
        Я бы мог потребовать ответа, но мольба в её голосе заставляет меня остановиться. Я киваю и целую Хейли в шею. Я все равно узнаю. Когда она сама захочет… когда придет время.
        Что же, пора начинать. Я открываю и закрываю рот, затем откашливаюсь. Надо собраться. Самое главное – не погрузиться в воспоминания полностью, потому что потом, когда приду в себя, захочу укрыться от мира, сбежать. Страх снова проснется, а я к этому не готов.
        Выдохнув, начинаю свой рассказ. Добро пожаловать в прошлое.
        ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД
        31 октября, 23:47
        Хеллоуин
        Мы с парнями сидели в заброшенном амфитеатре. В руках у каждого была бутылка пива. Сегодня я впервые ушел из дома, не волнуясь за мать. Пришла ее подруга и пообещала, что останется на ночь. Я был безумно благодарен ей, потому что после истории с Джезом мне очень хотелось развеяться и отдохнуть. Я знал, что это будет первый и, возможно, последний раз в ближайшее время.
        Если бы не моя лучшая подруга Жасмин, то наверняка сошел бы с ума быстрее мамы. Когда Джеза посадили, мама стала сама не своя, и это пугало меня. Прошло уже больше недели, но лучше ей не становилось. Порой она вела себя нормально, но иногда забывалась и кричала на меня, видя во мне Джеза. Это раздражало, но больше всего я боялся за ее здоровье. В один из вечеров, когда мама снова ошиблась и наорала на меня, мне впервые захотелось, чтобы вернулся отец.
        Жасмин пришла ко мне на следующий день, сразу после школы. Пока мама спала, мы сидели на заднем дворе и разговаривали. Мне было хорошо и легко с ней. Я никогда не думал, что можно дружить с девчонками. Если бы не трагедия в моей семье, я бы, возможно, предложил Жасмин встречаться. Как раз таки ее мама и была той женщиной, которая позволила мне в тот вечер выдохнуть с облегчением.
        – Эй, Блейн, – крикнул Генри и протянул мне косяк.
        Я пробовал покуривать в одиночку. Но с друзьями еще никогда. Из-за Джеза я не мог себе этого позволить. Он, черт его побери, сломал мою жизнь, лишил возможности быть нормальным подростком.
        Привстав, я взял косяк и сделал первую затяжку, кашлянув один раз. Едкий дым проник в мое тело, а после вышел через нос, подарив мне блаженство. Как же прекрасно забыться, отдаться безрассудности.
        – Держи, – я передал сигарету Кэллу.
        Сделав еще один глоток пива, сжал жестяную банку и кинул ее за спину, наплевав на предупреждение, гласящее, что мусорить запрещено.
        Мои друзья, или, точнее, просто знакомые, курили, пили и обсуждали всякую дребедень, смеясь на весь небольшой лес, внутри которого располагался амфитеатр. Пока они перетирали что-то между собой, я достал свой доисторический телефон и спросил у Лили – подруги мамы – как дела.
        Ответ пришел быстро, что меня очень обрадовало. Я ненавидел ждать.
        Все в порядке, пьем чай и обсуждаем вас с Жасмин
        Это сообщение полностью удовлетворило меня, поэтому, убедившись, что с матерью всё хорошо, я продолжил тусоваться. Надо было использовать редкую возможность отдохнуть по полной, ни о чем не думая.
        Забрав остатки косяка у Ричарда, сделал несколько затяжек подряд, почувствовав, как сжались легкие. Несмотря на небольшую боль, мне было хорошо. Я не знал, что от нескольких затяжек может так унести. Вокруг уже была кромешная темнота, но уличный фонарь позволял рассмотреть деревья, поломанные сиденья, развалившуюся сцену. Все цвета словно стали ярче.
        На небе не было ни звездочки. Но я привык к этому. Обычно в больших городах сложно увидеть звезды. Их перебивают многочисленные фонари и подсветки зданий. Когда-то, совсем в далеком прошлом, я ездил к бабушке, которая жила в маленькой деревушке. Только в те летние деньки я мог смотреть и считать звезды, сколько душе было угодно.
        – Эй, чувак, – окликнул меня Корби.
        Я вовремя повернулся к нему, так как в меня летела бутылка.
        – Что это? – спросил я, рассматривая этикетку.
        – Кола с добавками, – подмигнул он и вернулся к остальным ребятам, вливаясь в их разговор.
        – Она сказала, что я урод, а потом бросила меня. Это отстойно, ребят. Я любил ее. – На последних словах Уилл пожал плечами. – До сих пор не могу понять, чего ей не хватало. У нас были нормальные отношения, она получала от меня абсолютно все, что нужно.
        – Бабы – народ странный, – сказал Кэлл. – Моя вообще свалила, ничего не объяснив. После урока она подошла ко мне и сообщила, что нам надо расстаться, и все. С тех пор, когда мы встречаемся в коридорах, она виновато опускает взгляд. Мне бы не было так паршиво, если бы она не хорошела с каждым днем.
        – Ты просто ее хочешь, поэтому она и кажется тебе красоткой, – подколол Кэлла Генри, ударив того кулаком по плечу.
        – Хрен знает, – отмахнулся Кэлл.
        – А что насчет тебя, дружок? – повернулся ко мне Ричард, забрав косяк у Уилла. – Я слышал, что у вас с Жасмин все отлично. Она миленькая, я бы с ней тоже потусил.
        Хоть я и хорошенько надрался, все равно разозлился. Я прекрасно понимал, что имел в виду Уилл под фразой «я бы с ней тоже потусил». Но гнев мигом сменился расслаблением, которое все сильнее разливалось во мне с каждым глотком чудо-колы.
        – Мы просто друзья. Я не хочу ее. – Врать было не очень приятно. Но я не считал их друзьями до гроба, а значит, имел право лукавить.
        – Да брось. Как такую не хотеть? – ухмыльнулся Кэлл и кинул мне новый косяк.
        Взяв зажигалку у Ричарда, я сразу же сделал первую затяжку. Не стоило увлекаться этой хренью, но мне было так хорошо.
        – Это вы про ту брюнетку? Фигею с ее волос, они такие блестящие, – вступил в разговор Корби, который до сих пор находился в каком-то собственном мире.
        Я не планировал обсуждать девчонок. Конечно же, парни время от времени это делали. Но в тот вечер мне хотелось забыть обо всем на свете: о матери, о Жасмин, о Джезе. Я впервые выбрался из пучины собственных проблем, впервые вкушал прелести подростковой жизни. Мне оставалось меньше месяца до совершеннолетия. За эту ночь я планировал оторваться по полной. Может, звучит глупо, но все же.
        Сделав еще один глоток, я начал ждать, когда чернота перед глазами рассеется. Интересно, что же было в этой бутылке помимо колы, раз из-за нее на миг терялась ориентация в пространстве? Придя в себя, я моргнул и отдал косяк тому, кто сидел ближе всего.
        – Кстати о девчонках, – не без удивления сказал Корби, смотря мне за спину.
        Повернувшись, я подавился очередным глотком и сплюнул, не веря своим глазам. К нам шла разъяренная Жасмин. Ее взгляд был прикован ко мне, руки сложены на груди, брови нахмурены. На секунду я даже слегка испугался.
        Откуда она здесь появилась? Откуда она вообще узнала, что я здесь? Я ведь не говорил! Или говорил? Чертов алкоголь стер мне память.
        – Что ты здесь делаешь? – спросил я, когда Жасмин была уже совсем близко.
        – Это я должна спросить у тебя! – строго ответила она.
        Вырвав у меня бутылку, Жасмин понюхала содержимое, сморщилась и вылила напиток, чем вызвала отчаянный стон у ребят.
        – Что ты забыл среди них?
        – Ну-ну, малышка, у нас у всех есть имена, – поправил Ричард и схватил девушку за лодыжку.
        – Эй! – недовольно вскрикнула она, вырвав ногу из его пьяной, некрепкой хватки.
        – Тебе лучше уйти, – взяв Жасмин за руку и подведя ближе к себе, сказал я.
        Все были пьяны и накурены, никто не был способен мыслить трезво. Там было небезопасно для любой нормальной девушки.
        – Зачем же ей уходить? – снова подал голос Ричард, остальные засмеялись, будто он сказал какую-то суперкрутую шутку. Я был готов поколотить его. – Малышка только пришла, дай ей тоже повеселиться. Иди ко мне, детка, я подниму тебе настроение.
        – Отвали! – рявкнула в ответ Жасмин.
        Я знал, какой нрав был у Ричарда. Пусть мы и не общались слишком много, я прекрасно помнил его умение взрываться из-за любого пустяка, который ему не нравился. И тогда я видел, как его игривость мигом исчезла, уступив место ярости. Мой заторможенный мозг не сразу сообразил, что к чему.
        Ричард просто схватил Жасмин за талию и резким движением потянул на себя. Все происходило слишком быстро, я даже не успевал обдумать одно действие, как оно уже сменялось другим.
        – Убери от меня руки! – злобно рычала на него девушка.
        Я подскочил на ноги.
        – Отстань от нее, Ричард. Отпусти ее и дай уйти, – грубо просил я, шагая к нему.
        То, что случилось дальше, удивило меня так, что я поперхнулся от возмущения. Меня просто взяли и схватили за руки, заломив их за спину. Повертев головой, я увидел с одной стороны Корби, а с другой Кэлла. Они оба улыбнулись мне и подмигнули.
        – Какого хрена вы творите? Отпустите меня немедленно, идиоты! – брыкался впустую пьяный я, тупо качаясь из стороны в сторону.
        Из-за травки мои глаза не фокусировались, а мозг еле работал. Он по-прежнему не мог уловить суть происходящего. Только что мы сидели и болтали, а теперь я уже стоял со скрученными руками. Почему я то падал в бездну, то выплывал наружу? Что было в этой гребаной коле?
        – Да отпусти же ты меня, наконец! – кричала Жасмин и била ногами. – Блейн, ты написал мне, чтобы подставить?
        – Что? – хрипло и тихо спросил я, а затем меня настигло озарение.
        Когда я ушел облегчиться, то оставил телефон на кресле. Ублюдки.
        – Отпустите меня, сейчас же!
        Кажется, только в тот момент Жасмин начала понимать во что вляпалась. Ее уверенность и дерзость куда-то испарились. Я видел, что девушка напугана, и это придавало мне сил отбиваться от Корби и Кэлла.
        – Ладно, хватит нудить и церемониться. Уилл и Генри, помогите мне усмирить эту малышку, – грубо заявил Ричард.
        Это была подстава. Эти пятеро ублюдков все запланировали. Они пригласили меня, специально подсовывали косяк и подсыпали какую-то хрень в колу. А еще они намеренно завели разговор о Жасмин.
        Черт! Черт! Черт! Какой же я был идиот.
        Рыча и пинаясь, я пытался оттолкнуть двоих идиотов от себя, но с каждым сопротивлением становился все слабее и слабее.
        Тем временем Жасмин окружили остальные парни. Она кричала, но мой мозг иногда отключался, и я слышал ее через раз. Я был зол, а она – беспомощна. И хуже всего то, что я не мог ей помочь. Я пытался, все было тщетно. Мне даже не давали увидеть, что с ней делали. В какой-то момент она выкрикнула мое имя…
        Затем я упал на колени, теряя сознание. Наркота в газировке была невероятно сильной, и я не мог сопротивляться ее действию.
        Когда Генри отошел в сторону, я увидел Жасмин. Она что-то кричала, со слезами на глазах смотря на меня, а эти козлы рвали на ней одежду, как дикие звери. Они громко смеялись. Меня никогда так ужасно не предавали, было невероятно больно.
        Я снова рассвирепел, и злость была настолько сильной, что мне удалось оттолкнуть Корби и ударить свободной рукой зазевавшегося Кэлла. Бросившись к Жасмин, я грохнулся на землю, не пробежав и половины пути. Меня догнал Генри.
        На Жасмин уже не было футболки, лоскуты ткани валялась неподалеку.
        – Видишь, Блейн, что бывает, когда доверяешь людям, – присев на корточки, сказал мне Генри, а потом со всего маху ударил по лицу.

* * *
        Я прерываю свой рассказ и распахиваю глаза. Хейли сидит передо мной, скрестив ноги. Ее лицо залито слезами, как и мое. Я полностью погрузился в прошлое, а так этого не хотел. Сердце болит, дышать больно.
        – Принеси что-нибудь покрепче, – прошу ее, и она молча встает.
        Сделав глоток алкоголя, я спрашиваю, можно ли покурить прямо здесь и, получив положительный ответ, поднимаю джинсы, которые все еще валяются на полу, и из кармана достаю пачку сигарет и зажигалку. Хейли тем временем успевает сбегать в кухню и принести пепельницу, положив ее на прикроватную тумбочку.
        Выпив еще чуть-чуть и сделав первую затяжку, продолжаю историю. Но на этот раз я решаю урезать события, потому что воспоминания слишком болезненны, я как будто вижу перед собой Жасмин, стоящую прямо за Хейли.
        – Я потерял сознание от удара, как ты уже поняла, а когда очнулся, увидел перед собой тело Жасмин. Оно было обнаженное и все в крови. – Из меня непроизвольно вырывается всхлип. – Я не понимал, что они с ней делали и откуда взялась кровь, пока не присмотрелся к рукам. Вены были перерезаны… – Я громко ругаюсь. – Эти сукины дети изнасиловали ее.
        Меня трясет так сильно, что колотятся зубы, сигарета падает прямо на одеяло. Однако мне не до нее. Дрожь становится все сильнее и сильнее, кровать практически вибрирует подо мной.
        Хейли хватает сигарету прежде, чем та успевает прожечь ткань. Из стакана в моей руке выплескивается жидкость, тошнота и страх подступают к горлу, я снова там, в амфитеатре. Фейз отбирает у меня стакан и, убрав его на тумбочку, крепко обнимает меня, положив одну руку на спину, а вторую на затылок. Утыкаюсь ей в грудь, сжимая в кулак ее футболку. Мои громкие рыдания перемешиваются с отборными матами на английском, французском и корейском.
        – Тихо, – шепчет Хейли, покачиваясь вместе со мной из стороны в сторону.
        – Так больно, – сквозь слезы говорю я. – Как же больно, Хейли.
        Она целует меня в макушку и не размыкает объятий до тех пор, пока я не прихожу в себя. После этого она дает мне воды и укладывает в постель, меняя одеяло с подпалиной от сигареты на запасное.
        Мы лежим, укрывшись, на боку, смотря друг другу в лицо. Я протягиваю руку и поглаживаю Хейли по щеке. Из моих глаз периодически катятся слезы, и у нее тоже, но тело уже не трясется.
        – Обещай, что не бросишь меня, – прошу я спустя несколько мучительных минут молчания.
        – Обещаю, – мягко улыбаясь, отвечает она.
        – Что бы ни случилось?
        – Что бы ни случилось – И Хейли целует меня.
        Я верю ей. Верю, что она не уйдет. И я не уйду. Обнажив перед ней душу, я не смогу так просто оставить эту девушку. Несмотря на все трудности, я всегда буду рядом с Хейли, а она – рядом со мной. Теперь мы есть у друг друга, и мир нам по зубам.
        Мы справимся с любыми проблемами.
        Мы – закаленные жизнью.
        notes
        Примечания
        1
        Мне надоело уходить каждый раз, когда он приходит! (фр.)
        2
        Американская поп-группа.
        3
        «Коллекционер» – фильм ужасов 2009 года.
        4
        Тебе нужно поспать (фр.).
        5
        Я лягу тогда, когда посчитаю нужным (фр.).
        6
        Что ты здесь делаешь? (фр.)
        7
        Жду тебя (фр.).
        8
        Все в порядке (фр.).
        9
        Буду ждать тебя в пустой комнате (кор.).