Нулевой километр Юлия Резник
        - Зря это все, - шепнул Семен.
        - Что именно? - уточнила та, касаясь носом его ненормально горячей кожи.
        - Все. Ничего ведь у нас не получится. Так, только нервы друг другу попортим.
        - Почему ты так в этом уверен? - в глазах Дуни блеснули слёзы.
        - Потому что мы с тобой слишком разные. Сама подумай, где ты, а где я? Усвистишь поступать в свою столицу и…
        - Никуда я без тебя не поеду!
        - Ещё как поедешь. - в голос Семена тогда впервые закрались те самые интонации, которые годы спустя будут заставлять неукоснительно соблюдать команды подчинённых ему бойцов.
        - А ты? Ты за мной поедешь?
        - Может быть, Дунь, может быть…
        Юлия Резник
        Нулевой километр
        1
        Это был последний день лета, но здесь, на побережье, об этом ничего не напоминало. Время как будто застыло в вязком мареве, поднимающемся от асфальта. В гомоне туристов, кислом запахе пива и готовящегося шашлыка. Дуня впитывала в себя эти ароматы неспешно и по чуть-чуть. Боясь, как бы ей не сделалось совсем плохо. Она еще не отошла от своей поездки в такси, напрочь пропитавшемся крепким мужским духом, куревом и бензином.
        Дуня сделала глубокий вдох. Даже воздух в этом городе был совсем не таким, к какому она привыкла. Более вязким и плотным, что ли? Здесь вообще все было не так.
        Пока Дуня пыталась отдышаться, раздолбанная девятка, на которой она приехала, лихо развернулась и, взвизгнув шинами, скрылась за понастроенными кое-как, без всякого порядка и логики, сувенирными лавками. Ко всем витающим в воздухе ароматам добавился запах жженой резины. Дуня поняла, что если сейчас не найдется, за что ухватиться, то попросту упадет. Понял это и проходящий мимо парень.
        - Эй! Ты чего? Плохо? - усмехнулся он, обхватываю Дуню за талию.
        - Ага. Немного укачало. В такси, - пискнула та, сделала еще несколько вдохов и, наконец, нашла в себе силы открыть глаза. Чтобы тут же зажмуриться снова. Уже потом, дома, лежа в своей кровати и перебирая в памяти события минувшего дня, Дуня со смехом подумала о том, что если бы они были в мультике, в тот момент непременно должны были бы зазвучать фанфары или какая-нибудь красивая лирическая баллада, но, конечно, в реальности ничего подобного не произошло. Он только улыбнулся снова кривой улыбкой пирата, перехватил поудобней зажатые в руке шампуры с шашлыком и скомандовал:
        - Пойдем. Тебе нужно выпить чего-то холодного.
        И Дуня, не задумываясь, пошла за ним. В тесный проход между все теми же кое-как понастроенными уличными кафе и сувенирными лавками.
        - А вот и моя забегаловка.
        Парень махнул рукой в сторону неказистой барной стойки с пивным сифоном на ней. С трудом выдавив из себя улыбку - ей все еще было не по себе, Дуня осмотрелась. Заведение, куда ее привел парень, представляло собой обычное уличное кафе. Красные пластиковые столы и стулья располагались под навесом с рекламой Кока-Колы. А в глубине, уже в капитальной части строения, находился бар, который отделялся от кухни тонкой гипсокартонной стенкой. Пока парень отсутствовал, у бара успела собраться небольшая очередь - пузатый мужик в плавках, нервная женщина с двумя детьми и пожилая пара. А вот за столиками людей практически не было. То ли заведение не пользовалось особенной популярностью у туристов, то ли дело было во времени - уже не утро, но еще и не обед.
        - Пойдем. Я тебе налью воды.
        Завидев бармена, пузатый мужик что-то недовольно буркнул, а тому было как будто и все равно. Кивнув Дуне на свободный стул, он скрылся за шторкой, отделяющей бар от кухни, наверное, чтобы отдать шашлык на выдачу. А когда вернулся, первым делом поставил перед ней обещанный стакан воды. И только потом взял в работу первый заказ.
        - Четыре пива и сухарики с хреном. Да смотри, не разбавленного. А то знаю я…
        Никак не прокомментировав слова жиртреста, парень подмигнул Дуне и достал из-под стойки упаковку больших одноразовых стаканчиков. Щеки девушки обожгло. Зная эту свою особенность - чуть что краснеть, та поспешила спрятаться за стаканом. Сделала несколько жадных глотков. Вода была холодной и вкусной. Но почему-то менее жарко Дуне не стало. Облизав губы, она бросила на парня короткий взгляд из-под ресниц. Прижала пульсирующие запястья к все еще прохладному, запотевшему боку стакана. Но и это не помогло. Чем больше она за ним наблюдала, тем сильней колотилось ее сердечко. Разгоняя по телу что-то новое, совершенно ему неведомое. Дуня поерзала. Сжала с силой круглые молочно-белые коленки. Безуспешно пытаясь справиться со свалившимся на нее наваждением. Подумаешь… парень. Что она, их не видела? Видела! Может, даже самых красивых из ныне живущих. Итальянцев там, и испанцев. А этот ведь даже красавчиком не был. Высокий - это да, жилистый, с короткой стрижкой и холодным взглядом из-под насупленных бровей, одну из которых пунктиром пересекал шрам.
        - Ну, рассказывай.
        Дуня вздрогнула, застигнутая врасплох.
        - Что рассказывать?
        - Для начала, как тебя зовут.
        - Дуня! - выпалила и чертыхнулась, потому как это «Дуня» звучало совсем несолидно, будто ей снова пять. - Евдокия, - поправила себя, взволнованно облизав губы.
        - А я - Семен. Будем знакомы.
        Семен взял с полки стакан, плеснул себе воды из графина и отсалютовал ей своим стаканом. Дуня зачарованно наблюдала за тем, как губы парня касаются края, как он запрокидывает голову и пьет, отчего его кадык прокатывается туда-сюда под плотной загорелой кожей.
        - Может, хочешь выпить чего-нибудь из меню? Или поесть? Дядя Рубен готовит лучший шашлык на всем побережье.
        Дуня побелела и качнула головой. Мысль о еде ее до сих пор не прельщала. Только теперь, она была готова поклясться, мутило ее от волнения. И того неопределенного томления, природу которого ей лишь предстояло постигнуть.
        - Н-нет. Только не шашлык, - она снова поерзала, понимая, что, отказавшись от еды, она лишила себя дальнейшего повода здесь оставаться. - Но я могу выпить коктейль! - выпалила следом.
        - Выбирай, - смуглые пальцы подтолкнули к ней что-то очень отдаленно напоминающее барную карту. Дуня растерянно на нее уставилась. Сказать, что она разбиралась в алкоголе - значит соврать. За границей, где она жила очень долго, никому бы и в голову не пришло предложить ей спиртное. Дуне было семнадцать, а выглядела она и того младше.
        - Э-э-э… Давай остановимся на самом популярном, - выкрутилась она, когда, обслужив очередного клиента, Семен подошел к ней снова.
        - Точно? - вздернул тот бровь со шрамом. И так на нее глянул, что у Дуни вмиг пересохло во рту.
        - А что не так?
        - Самый популярный коктейль называется Бабоукладчик.
        Дуня свела брови. Иногда она ловила себя на том, что из-за своего долгого нахождения в чужой языковой среде у нее возникают некоторые проблемы с коммуникацией. Грубо говоря, некоторые фразы доходили до нее, как до жирафа. С опозданием. Видимо, Семен это тоже понял. Потому что его улыбка стала чуть шире. Дуне стали видны его крепкие зубы и даже небольшой скол на левом клыке.
        - Э-э-э, Бабоукладчика мне не нужно. Давай остановимся на чем-нибудь более безопасном.
        - Безалкогольный мохито?
        - Угу.
        Семен склонился над стойкой. Достал из специальной станции колотый лед, лайм, мяту и бутылку Спрайта. Все быстро смешал и протянул ей. Дуня благодарно кивнула.
        - Так куда ты все-таки направлялась? Явно не на пляж. - Семен обвел Дуню многозначительным взглядом, непрозрачно намекая на её далеко не пляжный прикид. Строгую блузку на пуговичках, стильные брюки-бермуды.
        - Это да. Вообще-то я должна была встретиться с директором школы. Но ту вызвали на какое-то совещание, я и решила дождаться ее здесь. Ну, не в смысле здесь, - Дуня взмахнула рукой, - а у моря.
        - И по итогу моря даже не увидела? - вновь усмехнулся Семен.
        - Угу. Здесь все застроено. Так странно. На западе застройка прибрежных зон ведется совершенно иначе. Более продуманно. А тут я даже не смогла отыскать выход к воде, - очень гордясь тем, что, наконец, сказала что-то действительно умное, Дуня распрямила плечи. Но Семен, похоже, ее умными речами не впечатлялся и отреагировал совсем не так, как она надеялась. Откинув лохматую голову, он весело захохотал:
        - Только никому из местных аборигенов это не рассказывай. А то тебя депортируют. Кстати, куда?
        - К-куда? - непонимающе переспросила Дуня.
        - Ну, ты откуда такая приехала?
        «Какая - такая?» - хотелось спросить, но вместо этого Дуня пожала плечами:
        - Из Лондона. Но я гражданка этой страны. И депортировать меня не смогут.
        Семен задумчиво кивнул. И уставился на неё так… странно. Дуня почувствовала, как в ответ на этот взгляд в ней натягивается тонкая невидимая струнка. Все сильней. И сильней. Она допила свой коктейль, отставила стакан, понимая, что пора уходить, но внутренне к этому не готовая.
        - Пойдем!
        - К-куда?
        - Покажу тебе море.
        - А как же твоя работа? - проявила благоразумие Дуня, стараясь не показать, какой счастливой ее сделало это приглашение.
        - У меня перерыв, - бросил Семен, выходя из-за стойки. - Эй, Мариам! Услада глаз моих, подмени меня на несколько минут за баром.
        - Сёма, паразыт, я все слышу! - раздался мужской голос с сильным армянским акцентом. А следом за этим из-за шторки выплыла красивая девушка необъятных форм.
        - И не надоело тебе отца дразнить?! - широко улыбнулась она.
        - Даже не думал! Вот окончишь школу - так сразу на тебе и женюсь.
        - Смотри, чтобы я ранше тебе женилку не оторвал! - пригрозил тот самый мужской голос с акцентом.
        Семен и Мариам проказливо переглянулись.
        - Это моя одноклассница, - пояснил Семен, когда они с Дуней отошли от бара. - И младшая дочь Рубена. - Ткнул пальцем в кричащую вывеску «У Рубена». Оказывается, именно так называлось кафе. Залипнув на этой самой вывеске, Дуня не сразу заметила кое-что другое. Собственно, то, ради чего Семен ее сюда и привел. Бескрайнее синее море, уходящее за горизонт. Так вышло, что из-за причудливого гористого рельефа береговой линии боковая терраса кафе, которая из центрального зала толком даже не была видна, будто нависала над другими забегаловками, сувенирными лавками и детскими аттракционами. И с нее открывался тот самый изумительный вид. Дуня подошла к заборчику, сделанному из ярко-красного уродливого профлиста, обхватила край пальцами и подставила горящие щеки легкому бризу.
        Всем своим хрупким телом, каждой косточкой, каждой жилой Дуня чувствовала, что он стоит за спиной. Так остро. Почти невыносимо.
        - Значит, ты тоже учишься в школе? - просипела она, понимая, что молчание уж слишком затянулось.
        - Скорее мучаюсь. Но, слава богу, остался последний год.
        - А в какой школе? Случайно не в двадцать четвертой? - выпалила Дуня, по-детски скрестив пальцы за спиной.
        - Ага. В ней. Значит, ты тоже?
        - Да! - такое короткое слово, а ее голос сорвался, выдавая волнение.
        - Что, и в какой класс попадешь, знаешь?
        - Нет. Еще нет. Я только документы привезла. Ой! Моя сумочка… - опомнилась Дуня. - Я забыла ее на баре.
        - Это ты зря. Пойдем.
        Он взял ее за руку и повел вверх по ступеням, под аркой, увитой диким виноградом, которая казалась дышащим живым существом из-за гудящих где-то там, среди сочной зеленой листвы, пчел.
        - Мариам, ты не видела Дуниной сумочки?
        - Нет, - покачала головой Мариам. - А на стуле нет?
        - Нет.
        - Может, завалилась за барную стойку?
        Со все нарастающим волнением Дуня следила за тем, как Семен наклонился, пошарил рукой в образовавшейся нише...
        - Твою ж в бога душу мать! И пяти минут не прошло. Вот уроды, - выругался он неожиданно зло и даже пнул табурет. Тот издал странный звук, будто тоже был живым, и ему сделалось больно. - Что в сумке-то было? - резанул взглядом.
        - Все. - Дуня спрятала лицо в ладонях. - Все мои документы, выписки об успеваемости. Переведенные и нотариально заверенные. Паспорт… Оба.
        - Оба?
        - Ну, да. Внутренний и загран. А в нем… Черт! В нем же все визы. Ой, мамочки. Отец меня точно прибьет.
        - Что здэс слючилось?
        - У рыжей сперли сумку, вот что! - рявкнул Семен на ни в чем не виноватого в общем-то Рубена. То, что к ним вышел сам хозяин кафе, Дуня поняла сразу. Несмотря на все то отчаяние, что захватывало ее все сильней. И это «рыжая»… И ощутила ярость в голосе Семена, совершенно несоизмеримую с тем, что произошло, и абсолютно ей непонятную.
        - Ты ничего падазрителного не видэла? - обратился Рубен к дочери.
        - Нет. Здесь как раз народу набежало. Вот кто-то и спер под шумок. Эй, Дуня, кажется? Да ты не расстраивайся так. Сядь, вот, выпей водички…
        - И марожэное! Хочешь? За счет заведения, - забеспокоился Рубен.
        - Нет, думаю, мне не стоит терять время. Нужно идти в полицию.
        - В полицию? - усмехнулся Семен. - Черт, детка, ты не в Лондоне. Здесь твое барахло никто не станет искать. Город курортный - нераскрытых висяков тьма.
        Дуня не знала, что такое «висяк», но общий смысл сказанного вроде бы поняла. И оттого совсем растерялась:
        - Что же мне делать?
        - Что-что. Мороженое ешь, раз дают. И родителям звони.
        - Л-ладно… Только мой телефон тоже был в сумочке.
        - Звякни с моего, - нахмурился Семен и протянул ей древнюю Нокию с трещиной через весь экран. - Если отец убьет, звони лучше матери.
        - У меня матери нет. Да и папа не злой. Это я так ляпнула…
        Семен коротко кивнул. И вдруг его взгляд резко метнулся в сторону. Не сумев скрыть любопытства, Дуня проследила за ним. Вниманием парня целиком и полностью завладела длинноногая фигуристая блондинка.
          - А вот и наша принцесса, - вздохнула Мариам и неосознанным жестом прикрыла выступающие через одежду складки жира на животе.
        2
        Она была явно не от мира сего. Но вовсе не потому, что огромные необычного леденцового цвета глаза делали ее похожей на инопланетянку. Дело было вообще не во внешности, хотя, конечно, та у Дуни была весьма и весьма примечательной - рыжие густые волосы, собранные в аккуратный хвост, невысокий рост, угловатая мальчишеская фигура и поразительно белая, словно светящаяся изнутри кожа. А ее манеры? А прикид? Семен не слишком разбирался во всяких там брендах, но он готов был поклясться, что тот стоил примерно столько, сколько большинство приезжающих сюда туристов тратили за все время отдыха. Такую девчонку, как Дуня, скорее можно было увидеть в закрытом пансионе благородных девиц, чем здесь, в кафе «У Рубена».
        - Осторожно, Сёмушка, еще немного, и я начну ревновать, - тихо, не привлекая к ним внимания, шепнула Вета и так же незаметно игриво ущипнула его за задницу.
        - А ты умеешь? - спросил Семен, утопая в её густо подведенных глазах. Вета закусила губу и, ничего ему не сказав, отвернулась. Ну, и за каким чертом он это ляпнул? Знал ведь, как будет! Ненавидя себя за мелькнувшую было надежду, чувствуя, как на щеках выступают желваки - явные признаки готовой вырваться из-под контроля ярости, Семен уставился вслед выезжающему со стоянки Мерседесу. Как он и думал, отец Дуни был явно небедным парнем. Но это не помешало ему найти общий язык с дядей Рубеном и тетей Лали. Семен не заметил в нем абсолютно никакой чванливости, свойственной сильным этого мира. Например, отцу той же Ветки.
        - Хороший мужик! - заключил Рубен. - Сказал, что будэт здэсь что-то строить. Какой-то у него контракт с городской администрацией.
        - А, так это, наверное, Степанов? - оживилась притихшая было Вета.
        - Степанов?
        - Угу. Архитектор. Отцу пришлось его из самой Италии выписывать. Как будто у нас своих архитекторов нет.
        - Есть. И что они понастроили, мы видим, - усмехнулся Семен, кивая в сторону кое-как натыканных забегаловок, заполонивших набережную. Ветке его замечание явно не понравилось. Она недовольно свела тонкие брови и поджала губы со вкусом бабл-гам.
        - Выходит, рыжуха будет учиться с нами, - буркнула Сандалова. - Ну, что мы стоим на такой жаре? Пойдемте, я голодная - просто жуть. Дядя Рубен, побалуете меня своим фирменным?
        - А как же, Вэточка? Все по висшиму разряду!
        Ветка подхватила дядю Рубена под локоть и повела за собой. Следом двинулись Мариам и Семен. К обеду духота стала совершенно невыносимой. Ни сквозняка, ни ветра. Воздух будто застыл. Семен скосил взгляд на Мариам. Из-за лишнего веса той было довольно нелегко шагать в горку, хотя тут и было идти всего ничего. Когда они вернулись в кафе, у Мариам по лицу градом катился пот. Она тайком достала салфетку, промокнула лоб и смела мелкий прозрачный бисер над губой.
        - Проводили? - выглянула из-за шторки тетя Лали.
        - Ага.
        - Бедная девочка! Это же надо… В первый день, и такие неприятности.
        Ага. Бедная. Семен вернулся за барную стойку, перед которой опять успела выстроиться длинная очередь. Машинально обслуживая посетителей, он прикидывал в уме, есть ли шанс найти сумку девчонки целой. Но одно дело, если бы ту сперли свои, а совсем другое - понаехавшие. Среди первых у Семена имелись кое-какие связи и авторитет. А вот среди последних - сами понимаете. Надежду вселяло лишь то, что ворам вряд ли были нужны чьи-то документы. А значит, те избавились от них первым делом. Знать бы еще, как?
        Семен подтолкнул два стакана мохито веселым девчонкам лет двадцати, игриво им подмигнул и принялся выбивать чек, когда поймал взгляд Веты. Утихнувшая злость вспыхнула с новой силой. Краснов не знал, какого черта продолжает их отношения. Это было унизительно, с какой стороны ни посмотри. Да, может, он и не хватал звезд в учебе, но ведь и совсем дураком не был. Семен понимал, что Вета его стыдится. Понимал, но почему-то ничего не делал для того, чтобы положить конец этой унизительной истории. В его голове звучало два голоса - один возмущенно нашептывал ему что-то вроде: «Эй, Сема, какого черта? Где твоя гордость? Неужели тебя устраивает быть на вторых ролях?!» А второй издевательски ему вторил: «А что? Вроде ничего нового. Разве ты достоин чего-то большего? Кто? Ты? Ублюдок без роду без племени? Ой, не смеши мои помидоры!».
        3
        - Сема, сынок, ты не знаешь, как там Надежда? Уже три. Я не могу до нее дозвониться. Может, она опять заболела?
        Семен усмехнулся. Все же тетя Лали была удивительно тактичной женщиной. Заболела… Ага. Как же. Господи, да каждый из присутствующих в этом чертовом кабаке знал, что все болезни его матери - не более чем отговорки. Согласитесь, вряд ли похмелье можно назвать болезнью. По крайней мере, болезнью, заслуживающей снисхождения работодателя. И, пожалуй, самым унизительным для Семена было понимать именно то, что всё они знают, но, щадя его чувства, притворяются, будто верят этим идиотским шитым белыми нитками отмазкам.
        Семен откашлялся. Покачал головой:
        - Нет, я не в курсе. Но сейчас тоже попробую с ней связаться.
        - Спасибо. Мы загнемся на кухне без помощи, - пролепетала тетя Лали, будто извиняясь. Хотя Семену это можно было не объяснять. Он ведь прекрасно знал, как устроена работа кухни. Каждый человек там был как винтик в хорошо отлаженном механизме. Когда выпадал один - под угрозой оказывалась работа всей команды. Тем непонятней, зачем дядя Рубен все-таки взял его мать на работу. Было у Семена горчащее во рту подозрение, что сделал он это из жалости.
        Семен стиснул челюсти, цедя через зубы густой, как клейстер, воздух. Приложил трубку к уху. И, конечно, в ней звучали гудки, но он слышал голоса из такого близкого и такого далекого детства:
        «Семен, почему у тебя снова нет тетрадки?»… «Семен, где твоя домашняя работа?»… «Семен, в этой рубашке ты ходишь уже неделю, ее не мешает сменить»… «Семен, господи боже, откуда эти синяки?!»
        Нет-нет. Мать его никогда не била. Чего не скажешь о ее мужиках, меняющихся с пугающей регулярностью.
        Звонок оборвался. Семен покачал головой в ответ на выжидающий взгляд тети Лали. Спрятал под барной стойкой руки, невольно сжавшиеся в кулаки. Не желая никого напугать. Это будь он один, может, и не сдержался бы. Разнес бы здесь все к чертям, а так… Вдох-выдох. Пока не развеется алая пелена перед глазами.
        - Я отработаю за нее, - просипел, делая вид, что не видит обращенных на него взглядов друзей.
        - Исключено. Детский труд регулируется законодательством.
        - Я не ребенок, - холодно усмехнулся Семен.
        - Но еще и не мужчина. - Тетя Лали нежно погладила его по щеке, и он, не посмев ей возразить, как кот потянулся за лаской. Может, он и с Веткой поэтому был? Брал свое, и на том все и заканчивалось. В конце концов, нормальные отношения, отношения с такой, как, например, Дуня, или Мариам, или Юлька Караулова, требовали бы отдачи. В то время как ему нечего было дать. Он чувствовал внутри такую гулкую пустоту, что иногда становилось страшно.
        - Насколько я понимаю, твоя смена за баром закончилась.
        Семен бросил взгляд на часы. И правда. А он и не заметил, как прошел день.
        - Пойду, сдам кассу, - пробормотал он, снимая фартук.
        - И сразу на террасу беги. Там ваши собираются.
        Послушно кивнув, Семен быстро подсчитал выручку, сдал смену и думал по-тихому свалить. Не то чтобы он не хотел посидеть со своими одноклассниками. Нет. Те были отличными ребятами. По большей части. Просто иногда в их обществе Семен себе казался чужим. Слишком проблемным, слишком сложным, слишком не таким, как все. Возможно, не научись он в свое время драться, его вообще заклевали бы. Ведь пытались. Особенно Митька Сиваков… Семен никогда в жизни не испытывал такого унижения, как тогда, в пятом классе, когда этот придурок во все горло заорал, тыча в его рубашку:
        - Не жмет? Мне-то в воротнике давила, - и заржал, точней, попытался, прежде чем Семен его заткнул. Он так поколотил бедолагу, что на одежде, которую для него в качестве гуманитарки по-тихому собирали всем классом, расползлись кровавые пятна. Из-за той драки его даже в детскую комнату милиции вызывали. Ну, и фиг с ним. Он не расстроился. Если в том, что касается учебы, Семен отставал просто чудовищно, то в простых житейских вопросах разбирался получше многих. Он понимал, как важно занять свое место в стае. Можно не лидирующее, к этому он не стремился. Но свое. Отдельное. И готов был на что угодно, чтобы заставить себя уважать.
        - О, Сём… Привет!
        - Привет, Бык.
        - Куда это ты? Там наши все, говорят.
        Сема чертыхнулся про себя. Уйти по-тихому не удалось. Он хлопнул друга по спине. Совсем не по-юношески мощной.
        - Да вот, тебя увидел, дай, думаю, встречу.
        Ребята собрались за небольшим столиком в углу. Что бы там ни говорили, а из их компании тут были далеко не все. Мариам, Ветка, понятное дело, Жека Кравец - с красными, как у мыши, глазами - небось, опять всю ночь за компом провел, он и вот, Ромка Быков.
        - Салют, народ.
        - Салют, - загудели в ответ, а Вета, недовольная тем, что их появление прервало какой-то спор, лишь небрежно кивнула и продолжила разговор:
        - Так вот, отец мне все уши прожужжал про эту рыжую. Говорит, она чуть ли не вундеркинд. Языков знает пять или шесть. И по точным наукам шарит. Я уже представляю лицо нашей Карауловой.
        - А что с ней не так? - сощурился Бык, влюбленный в Караулову еще, кажется, с первого класса.
        - Ну, привет! Она же всегда была лучшей ученицей школы. А тут придется отдать корону новенькой.
        - Это мы еще посмотрим, - набычился Ромка.
        - А что тут смотреть, когда все и так ясно? Рыжая училась в самой крутой школе Лондона! Впрочем, тебе простительно, - усмехнулась Вета, - ты слеп от любви.
        - Ну, зачем ты так, Ветка? - ткнула Вету в бок Мариам. А Бык хоть весь и насупился, но все ж не стал отрицать очевидного.
        - А что я? - захохотала та. - Я, может, наоборот, делаю как лучше! Вот ты, Бык, наконец, набрался бы смелости и признался Юльке в том, что неровно дышишь. Глядишь, может, она бы и ответила. А то так и помрешь девственником.
        - А тебе какое до этого дело? Если даже помрет? - неожиданно для других за Быка вступился Женька Кравец. Проснулся, значит, а то все дремал.
        - О, еще один задрот нарисовался! - фыркнула Вета. - И вообще, что вы все на меня налетели? Я же как лучше хочу. Смотреть больно, как он по ней сохнет.
        - Да тебе просто завидно. Вот и все, - усмехнулся Жека.
        - Чего? Что ты сказал? Завидно? Мне?! Да ты хоть отдаленно представляешь, сколько вокруг меня мужиков вертится? Да я кого угодно в этом городе могу выбрать. Больно надо.
        Этого уже Семен стерпеть не мог. Он вышел из-за стола, глянул на телефон. Прикинул, когда стемнеет, внутренне уже даже смирившись с тем, что по урнам ему все же придется пройти. У девчонки оставался шанс вернуть документы. И Семен хотел им воспользоваться. Конечно, при дневном свете шарить по мусоркам не хотелось, но возвращаться домой, к пьяной матери, ему хотелось и того меньше. Он быстро спустился вниз по ступенькам, вышел из кафе и осмотрелся по сторонам, прикидывая, где расположена ближайшая урна.
        - Эй, Сём, погоди! Ты куда, нормально ж сидели?
        Семен обернулся. Ну, надо же. Ее величество соизволило последовать за ним! Прогресс налицо. Да толку? Когда поздно. И ничего уже не хочется.
        - Вот и иди, сиди. А у меня еще дела есть.
        Решив, что вор, скорее всего, пришел с пляжа, Семен неторопливо двинулся вниз. Несмотря на то, что время двигалось к вечеру, было все еще очень жарко. Его старая футболка в момент прилипла к телу. В кафе дяди Рубена, хоть и плохо, но все ж работал кондиционер.
        - Сем, ты чего? Ну, не обижайся. Я ляпнула, не подумав. Бред это все.
        - Почему же? Мужики вокруг тебя и впрямь вьются. Наверняка среди них есть и тот, кто понравится твоему папе и его электорату.
        - Ты ревнуешь, - усмехнулась Вета, подошла к нему, обхватила покрытое тонкой пленкой испарины лицо и затараторила: - Ревнуешь, ревнуешь, ревнуешь… Ну, ты чего? Я же только тебя люблю.
        - Может быть, Вет. Может быть. Да только какая-то больная любовь у нас с тобою выходит, - хмыкнул он и двинулся дальше, а потом все же резко остановился: - Кстати, если я не ошибаюсь, Мариам твоя подруга?
        - И что?
        - А то, что хватит ее стебать насчет веса. Это она в компании над собой хохочет, а потом в чулане рыдает, сидит.
        - Я не знала.
        - Теперь знаешь.
        - Ладно. Учту. Так ты вечером придешь на наше место, или будешь и дальше обижаться?
        Семен многое отдал бы, чтобы не прийти! Проблема в том, что он не был уверен, сумеет ли удержаться от соблазна. Неправильные чувства к Ветке держали его у ее ног, как собачонку на привязи. Нужно было с этим кончать. Так почему бы не сделать это сегодня? Семен открыл рот, чтобы сказать «Я не приду», но, так ничего и не вымолвив, сжал кулаки и пошел вперед, не разбирая дороги.
          4
        Вообще-то ее отец, как и всякий армянин, мечтал о сыне. И в первый раз, и во второй, и уж, конечно, в третий. Но сначала родилась Каринэ, потом Анаит, а еще через семь лет на свет появилась и Мариам. Своих дочерей Рубен обожал. Лучшего отца невозможно было даже представить. Он гордился ими, водил в парк, учил плавать и кататься на велосипеде. И никогда не показывал им своего разочарования. Но все же… Все же Мариам знала, что вместо нее родители с нетерпением ждали рождения Гургена. Может, она и должна была им стать. Скорей всего так и задумывала природа. Ведь какого-то же черта она ощущала в себе что-то неправильное. В ней будто сидел бес, который подстрекал ее вытворить что-то из ряда вон. Например, врубить пожарную сигнализацию в школе - слава Богу, никто так и не узнал, что это была она, или угнать отцовскую машину. Или сигануть вниз с самой высокой скалы, или ввязаться в спор с королевой школы, в который та кроткая добродушная всепрощающая Мариам, какой ее все знали, никогда бы не посмела вступить. Эту разрушительную скандальную и непривычно дерзкую часть себя Мариам и звала… Гургеном.
Почему-то она была свято уверена, что на все эти ужасные вещи ее подбивал именно он. Вот и сейчас Гурген явно вышел из спячки, подстрекая ее оттаскать Ветку за волосы. А та, не зная, как близка к выволочке, все продолжала и продолжала распекать Мариам:
        - А это что?
        - Пончо.
        - Ты его из бабушкиного ковра перешила? То-то, я смотрю, он куда-то делся.
        - И ничего я не перешивала, - обиделась Мариам. - По-моему, красивая вещь.
        - Да тебе любая цыганка скажет - милая, это перебор. Нет-нет! Твое пончо совершенно никуда не годится, - упрямо покачала головой Ветка и отбросила пончо прямо на пол: - А это что? - снова сунулась в шкаф.
        - Юбка, - мучительно покраснела Мариам. Ветка поймала её бегающий взгляд, вытянула перед собой юбку, закрепленную на вешалке на зажимах, придирчиво ту осмотрела и неожиданно похвалила выбор подруги: - Ну, юбка еще ничего. Строгая. Будет стройнить. Только какого хрена ты взяла эмку?
        - Думаешь, нужно было все-таки эльку брать? - пролепетала Мариам.
        - Да ты даже в икс эль не влезешь! Боже мой…
        Вся сила Гургена сосредоточивалась в кулаке. Понимая, что утрачивает над собой контроль, Мариам вздохнула. Ее необъятная грудь поднялась и опустилась. На сердце. Всей своей тяжестью.
        - Вообще-то я целый месяц сидела на диете и думала, что похудела, - пробормотала она, чувствуя, как в носу щиплет от подступающих слез и обиды.
        - Эй, Мариам, ты чего? Я же не хотела тебя задеть! Я просто… А, дура я. Идиотка. Не обращай на меня внимания. Ты и впрямь похудела. Вот, возьми, с этой блузкой примерь.
        Не глядя на Ветку, Мариам забрала из ее рук вешалки и скрылась за ширмой. Переодеваться при ком-то она стеснялась. Даже при лучшей подруге. Быстро стащив с себя домашнее платье, она первым делом надела рубашку и только потом стала натягивать юбку. Процесс этот был нелегкий. Потому что Ветка оказалась права. Юбка была ей мала. И сколько бы Мариам ни втягивала живот, с какой бы силой не тянула вверх язычок молнии, застегнуть ту не получалось.
        Мариам глубоко вздохнула и часто-часто заморгала. Плакать было нельзя. Проще делать вид, что ей все равно. И на свой вес. И на то, что Женька Кравец никогда ей не ответит взаимностью. Она неунывающая веселая пышка. Лучший друг всем. Просто с этим нужно смириться. Да-да, так она и сделает, когда справится с зарождающейся истерикой.
        «А вот дала бы этой разукрашенной кукле в лоб, как хотела, уж точно стало бы легче», - зазвучал мерзкий голос в её голове. «Заткнись, Гурген», - шепнула вслух Мариам, вытирая таки потекший нос.
        - Ты что-то сказала?
        - Говорю, дурацкая затея - эта примерка. Я лучше пораньше лягу спать.
        - Еще чего! - рявкнула Вета, проходя за ширму к Мариам. - Ты решила получить Женьку, помнишь?! Ну-ка, втяни живот!
        - Я уже пробовала… - вяло сопротивлялась Мариам. - Не получилось.
        - Значит, сильней втяни! Давай, еще чуть-чуть осталось.
        Сделав, как велели, Мариам пошатнулась. Молния жалобно вжикнула.
        - Ну, вот! А ты говорила, - довольно отряхнула ладони Вета. - Вроде бы ничего. Но в следующий раз одежду бери по размеру. Маленькие вещи только подчеркивают… э-э-э несовершенства фигуры.
        Мариам кивнула, соглашаясь с подругой. Юбка и впрямь передавливала, из-за чего ее жир вываливался из-под пояса, как подошедшее тесто из кадки. И, в общем-то, нетрудно было предположить, что так и будет, но Мариам прочитала в Лизе, что при желании похудеть вещи нужно брать на размер меньше. Вроде так появится дополнительный стимул сделать это быстрее. Теперь же она заподозрила, что этот глупый совет давал тот, кому худеть в принципе не доводилось.
        - Девочки, ну-ка, за стол! Ужинать пора, что вы спрятались? - в комнату к дочери заглянула Лали.
        - Я не хочу, мам… - возмутилась Мариам.
        - Давай-давай. Отец в кои веки пришел пораньше с работы. Соберемся по-семейному.
        - Ладно. Только есть я не буду.
        - От одного свежего хачапури ничего не будет, - ласково улыбнулась Лали и ушла.
        - Вот как тут похудеешь?
        - Исключительно на силе воли. Хочешь, я из солидарности с тобой не буду есть? - вызвалась Ветка. Мариам закусила губу. Вот почему она любила эту дурочку. При всей своей вредности, категоричности и неуступчивости Сандалова все ж была настоящим другом.
        - Нет, Вет. Не нужно. Тебе-то зачем мучиться?
        В ответ Ветка фыркнула, а когда они вышли к столу, к еде все равно не притронулась. Так и просидела, облизывая голодным взглядом исходящие паром хачапури, тонко нарезанную ветчину, и долму, оставшуюся с обеда.
        - … в общем, мы падумали, что вам с Рафиком нужно сходыть в кыно.
        Мариам моргнула. Засмотревшись и себе на еду, она прослушала, о чем говорил отец, и потому на всякий случай уточнила, все ли поняла правильно:
        - Мне? С Рафиком? А зачем?
        - Как зачем? Как зачем? - всплеснул руками Рубен. - Скоро школа закончится, так? Взрослая жизнь начнется. Рафик - хароший парэнь.
        - Он мне не нравится, - Мариам поерзала и в поисках поддержки повернулась к Вете.
        - Это еще пачиму?
        - Потому что он… он волосатый! Весь… Как горилла!
        - Паслюшай, да через год с тобой он посэдэет и станет лисым! Подумаешь, волосатый! Вай…
        Ветка захохотала, отчего чай, который она прихлебнула, пошел у нее носом. А Мариам было не смешно. Обычно откровенная с матерью, она не могла той признаться, что уже любит. Ведь родители ей ясно дали понять - влюбиться ей лучше в кого-нибудь из своих. Без вариантов. К счастью, и Карине, и Анаит повезло найти среди них свое счастье. И только Мариам по уши втрескалась не в того.
        - Не обязательно устраивать свидание прямо сейчас, - примирительно улыбнулась Лали и, как ребенка, потрепала дочь по головке.
        - Ну, я, пожалуй, пойду. Завтра в такую рань подниматься, а я уже отвыкла совсем, - зевнула Вета.
        Мариам выбралась из-за стола, чтобы выпроводить подругу.
        - Не так быстро. Ты кое-что забыла. - Ветка поиграла бровями и ткнула указательным пальцем едва ли ей не в лицо. У Мариам заныло в животе. Она-то думала, что Ветка откажется от задуманной экзекуции.
        - Может, не надо, а?
        - Надо, Вася, надо! Да ты не очкуй. Это же быстро. Раз - и все.
        - Навсегда?
        - Почти. До следующего раза…
        Сандалова открыла свою сумочку, нетерпеливо её встряхнула и таки достала восковые полоски для депиляции. Закусив губу от усердия, вырезала полоску нужной длины, зажала ту между большим и указательным пальцами и, приблизившись к Мариам вплотную, спросила:
        - Готова?
        - Нет. Я ужасно боюсь.
        - Представь, что тебя целует Кравец.
        Мариам зажмурилась, воскрешая в голове улыбчивое лицо Женьки. Она так часто о нем мечтала, что сделать это было совсем несложно. Мариам видела его, как вживую. Так отчетливо - кривую улыбку, только-только начавшую появляться щетину, его музыкальные пальцы, обветренные губы… Как они приближаются, приближаются, замирают в миллиметре от её губ, так что их дыхание смешивается. И от этого у нее в животе оживают бабочки.
        - Представила? - ворвался в мечту звонкий голос подруги.
        - Да! - выдохнула Мариам.
        - И тут он видит твои усы!
        - Господи боже…
        - Вот именно. Давай уже их выдерем, а?
        Мариам еще раз боязливо покосилась на орудие пытки в Веткиных руках.
        - Давай! - решительно кивнула. Ветка быстро прилепила полоску у нее над губой. Разгладила пальцем, чтобы воск расплавился и взялся, как следует. А потом, без предупреждения, дернула.
        - А-а-а!
        - Ну, вот и все. Почти. Осталось пропущенные выдрать…
        - Ты садистка! Кажется, я знаю, в какой сфере ты добьешься успеха.
        - А в какой же? - Вета сощурилась, вновь придвигаясь вплотную к Мариам.
        - В любой, где можно безнаказанно издеваться над людьми. Думаю, из тебя выйдет отличный стоматолог.
        - Еще один? - возмутилась Вета. - Нам тебя хватит.
        - Я не хочу идти в медицинский. Это совсем не мое, - тоскливо вздохнула Мариам, пожалуй, впервые вот так смело признавшись в том, что ее тревожит. В ответ на, может быть, самое важное признание в ее жизни Сандалова ничего не сказала, разгладила полоску и дернула еще раз. Мариам ойкнула, но уже не так громко, как вначале, потому что боль была гораздо менее сильной.
        - Ну, у тебя впереди еще год, чтобы определиться.
        - Папа и слушать меня не станет. Медицинский - его идея фикс.
        - Ну, а ты чего хочешь?
        Мариам тяжело сглотнула. Она много об этом думала. Считай, все лето. Последний школьный год подкрался так незаметно, что застал ее буквально врасплох. Вопрос выбора, который еще недавно, казалось бы, был делом отдаленного будущего, теперь встал перед ней во весь рост. И это было так страшно… Выбирать. Ведь от этого выбора напрямую зависела вся ее жизнь. Вся дальнейшая жизнь. Ой, мамочки!
        - Я бы хотела пойти учиться ресторанному делу.
        - Серьезно? Я думала, тебе это надоело.
        - Почему?
        - Ну, не знаю. Все эти курортники, хамство, пьяный угар…
        В принципе, в словах Ветки содержалась немалая доля правды. Но дело в том, что в своих мечтах Мариам заходила намного дальше. В этих грёзах она была владелицей элитного ресторана. Со скатертями на столах под хрустальными люстрами, дорогущим фарфором и своим винным погребом. Как и у всякого нормального человека, застывшего на пороге взрослой жизни, буквально в каком-то шаге от нее, мечты Мариам были необычайно дерзкими. Потом так свободно никогда… никогда не мечталось. Лишь осознание того, что все действительно впереди, давало ей смелость заходить в своих мечтаниях так далеко.
        - Ну, что? Ты закончила? - сменила тему Мариам.
        - Да. Не забудь обеззаразить.
        - Ладно.
        - Тогда пойдем, закроешься за мной.
        Обеззаразить место повреждения Мариам решила чистым спиртом, который нашла в аптечке. Смочила ватку, осторожно растерла место эпиляции и чуть не взвыла. Было больно. Но еще хуже стало потом. Когда она, проснувшись утром, увидела себя в зеркале. Кожа над губой жутко воспалилась и пошла отвратительными пупырышками.
        - Мариам, ку-у-ушать! Линейка уже через полтора часа… Боже мой! Это что?
        Реакция Лали была такой говорящей, что Мариам всхлипнула, а после и вовсе заревела в голос. Ей было очень стыдно признаться матери, что она решилась сделать это с собой. Лали потребовалось несколько минут, чтобы понять из надрывных слов Мариам, что же с той случилось на самом деле.
        - Моя хорошая, моя красавица… - мать утешала плачущую Мариам, ласково водя пальцами по ее густым тяжелым волосам.
        - Никакая я не красавица! Я - жирная уродка. И к тому же с уса-а-а-ами.
        - Это просто гормоны… Так бывает, Мариам. Это нормально, - всполошилась Лали, никогда не видевшая свою дочь в таком подавленном состоянии. - Хочешь, тебе это любой врач подтвердит. Скоро ты перерастешь это все! И превратишься в такую красавицу, что все обзавидуются… Ты уже, уже красавица, слышишь?
        - П-п-равда?
        - Ну конечно. Давай, вытирай нос и умывайся. Не то действительно опоздаешь.
        - А можно я не пойду?
        - Можно. Если ты именно этого хочешь. Но решая, подумай о том, что это последний первый звонок в твоей жизни…
        В конце концов, после нескольких минут раздумий, Мариам решила пойти на линейку. Хотя от слез раздражение на лице стало только ярче. Она торопливо оделась. Почти без труда застегнула ту самую юбку, наверное, на нервах, несколько похудев, и, больше не задерживаясь, пошла к школе. Знала бы она, чем это закончится…
        5
        В школу Дуню все-таки приняли по сохранившимся у её отца копиям документов. И, конечно, не без его непосредственного вмешательства. Дуня понимала, что не имей он связей в администрации города, вряд ли бы ей с такой охотой пошли навстречу. И, тем не менее, лежа ночью в своей кровати, она всерьез размышляла над тем, что для нее, может, так было бы даже лучше. От мысли, что ей придется вливаться в новый состоявшийся коллектив, у Дуни начинал ныть живот. И вроде ей не впервой это было, но вот чтобы так колотило - первый раз.
        Все сильнее волнуясь, Дуня перетрясла весь свой гардероб, перемерила все свои туфли, но так и не определилась, что же надеть. А ведь это было крайне важно! И не только потому, что встречать ее будут, как и всех, по одежке. Но потому, что ее может увидеть Он.
        - Добро пожаловать в одиннадцатый «А»! - торжественно заявила директриса и уверенно пожала Дуне руку. - Это самый сильный класс нашей школы. Кстати, в нем учится и моя дочь.
        - Класс… - пробормотала Дуня, сглатывая готовый сорваться вопрос «А Семен? Семен в каком классе учится?».
        Вот что занимало ее прежде всего на встрече с директором. И фиг его знает, почему так. Дуня даже толком не понимала, чего ей хочется больше - оказаться к Семену как можно ближе, или все ж сохранить необходимую для ясности мышления дистанцию. Это был действительно важный год. Ей, как и всем, следовало сосредоточиться на учебе. Но как? Если с ней случилась любовь? Да к тому же пер-ва-я.
        Дуня прополоскала рот и, сплюнув пену в раковину, уставилась на себя в отражении зеркала. Залипла на миг, вглядываясь в бледное, как поганка, лицо, и чуть отошла, чтобы подвергнуть такому же пристальному осмотру все остальное. Дуня была уверена, что с её субтильной фигурой что ни надень - ничего хорошего не получится. На ее фоне выигрывала даже директриса. Дуня сразу отметила пышность её форм. Как и любой другой человек, заострив внимание на том, чего у самой отродясь не было - тонкой талии, крутых пышных бедрах и впечатляющих размерах груди. Чему Дуня не завидовала - так это ее росту. Ольге Петровне с ним тоже не повезло. Чтобы как-то компенсировать свою низкорослость, ей приходилось ходить на огромных каблучищах. Один раз Дуня тоже решила прибегнуть к этому трюку, но вывихнула ногу в щиколотке, даже не отойдя от дома.
        - Евдокия! Если ты не поторопишься - будешь добираться сама, - пригрозил отец из-за двери. Дуня встряхнулась и помчалась одеваться. Пусть до школы было недалеко, дорога до нее, как, впрочем, и все дороги этого города, была кошмарной и заняла намного больше времени, чем отец рассчитывал. Чтобы успеть к началу праздника, они даже не стали заезжать за цветами. Собственно, Дуне и в голову бы не пришло за ними заезжать, там, где она училась раньше, никаких цветов учителям не дарили. И только совсем недавно Дуня узнала, что здесь принято по-другому. Узнала и решила последовать заведенным традициям.
        - Так, смотри. Вон, кажется, твой класс. - Ага! Отцу хорошо говорить. Он, вон, какой высокий. Дуня же ни черта не могла разглядеть, кроме чужих спин и затылков. - Пойдем, провожу!
        - Пап, я что, маленькая? - возмутилась Дуня.
        - Ну, смотри. Как знаешь. Тогда тебе прямо и налево. Твой класс возле тех пальм.
        Дуня кивнула. Вцепилась пальцами в лямки рюкзака и, взмахнув отцу на прощанье рукой, стала пробираться в указанном направлении.
        - Дуня! Дунь…
        - Мариам! Привет.
        Их секундная остановка вызвала небольшую пробку в проходе. Кто-то нетерпеливый тут же толкнул Мариам в спину:
        - Подвинься! Загородила своей жирной задницей всю дорогу!
        Мариам сникла. Опустила плечи, и хоть она очень старательно делала вид, что ничего не произошло, было заметно, что не только произошло, но и порядком задело.
        - Вот козел!
        - Да не бери в голову. Я привыкла. Вон, кажется, наши! Ты же в одиннадцатом «А»?
        - Угу. И ты? - Дуня взволнованно облизала губы и напряженно уставилась в указанном направлении в попытке разглядеть Семена в толпе.
        - И я. Видишь, женщина в синем костюме? Ну, такая кудрявая блондинка в очках…
        - Вижу!
        - Это - Лавруша. Наша классная.
        - А почему Лавруша?
        - Ну, от Валентины Лаврентьевны.
        - А-а-а. Что-то вроде прозвища?
        - Ага. Тут они есть практически у каждого.
        К своим Дуня с Мариам прорвались, когда линейка уже началась. Стали среди мальчишек в заднем ряду, потеснив галерку.
        - Новенькая? - поинтересовался невысокий коренастый парень в голубой рубашке с коротким рукавом.
        - Ага.
        - Очень приятно. Я - Бык. Или Рома. Это Тамерлан. Там, познакомься с… Как тебя зовут, кстати?
        - Быков! Т-ш-ш! - шикнула на парня классуха. Тот примирительно поднял вверх ладони, мол, а я что? Я - ничего. В ответ Лавруша сделала страшные глаза, скользнула взглядом дальше и остановилась на Дуне. «Новенькая?» - спросила беззвучно. Дуня кивнула. Лаврушка смягчилась, улыбнулась гораздо теплей, подняла вверх большой палец и тут же отвернулась к импровизированной сцене, на которую под аплодисменты вышел директор.
        - Я - Евдокия! - шепнула Дуня на ухо Быку, - Евдокия Степанова.
        - Приятно познакомиться.
        - Мне тоже, - подал голос Тамерлан.
        Дуня скосила взгляд на мальчишку. Маленький, дистрофично худой, с непропорционально большой головой и слишком длинными по отношению к телу руками, он был таким смешным! Интересно, кому пришло в голову назвать его Тамерланом? Это имя не только ему не шло, но еще как будто сильнее подсвечивало все его недостатки.
        - Привет, Тамерлан.
        - Вообще-то я Иннокентий, - сухо заметил тот, но тут же изменил тон, когда заметил кое-кого в толпе, - а вот и наша королева! - хмыкнул издевательски.
        О ком идет речь, можно было не сомневаться. Вета протиснулась к ним в круг с шикарной корзиной цветов наперевес.
        - Салют. О господи, - она сосредоточилась на Мариам. - Какого черта с тобой произошло?
        - Раздражение, - занервничала та.
        - А я думал, тебя пчелы покусали, - хмыкнул еще один незнакомый парень, которого Дуня не заметила сразу, а теперь, вот, как-то сразу возненавидела. Мариам опустила голову еще ниже.
        - Ну, ты, Сиваков, и козлина! - фыркнула Вета.
        - Вчера ты говорила иначе.
        - Заткнись! - выпалила она в ответ и отчего-то зашлась густым румянцем. Дуня не успела узнать Вету поближе, да и, если честно, не горела желанием, но почему-то она была уверена, что ее румянец вызван скорее досадой, чем чувством стыда.
        - Ну-ну, малышка, не кипятись. Я обожаю твой страстный темперамент, но сейчас…
        - Сиваков! - грозным шепотом одернула парня Лавруша, - Заканчивай базар-вокзал!
        Из-за жары торжественная линейка была совсем короткой. С напутственной речью выступили завуч и директор, после, какого-то черта, депутат - это тоже была очередная местная традиция, смысл которой ускользал от Дуни, сколько она ни старалась его постичь, потом еще был танец, и песня под занавес. А Семен все не появлялся.
        Настроение Дуни окончательно испортилось. Они прошли в класс, расселись за парты. Как и следовало ожидать, ребята заняли свои прежние места. И ей ничего не оставалось, кроме как усесться за последнюю парту в среднем ряду наискосок от Мариам и Веты.
        - Все еще раз здравствуйте! Очень рада видеть вас отдохнувшими и загорелыми. Сегодня, как вы знаете, у нас один урок - классный час. Так что не будем терять времени даром. Год нам предстоит сложный и очень ответственный…
        Дуня попыталась сосредоточиться на словах Лавруши, но мысли то и дело возвращали ее к Семену. Интересно, что у него случилось? Почему он не пришел? Спросить бы у кого-то, так ведь ее интерес наверняка вызовет вопросы. Или, не дай бог, насмешки.
        - Теперь перейдем к выбору президента класса. Кто за то, чтобы оставить Юлю Караулову? Или, может, у вас есть другие кандидаты? Новенькая… Евдокия, правильно?
        Дуня вздрогнула. Сползла чуть ниже по стулу, чтобы не привлекать к себе дополнительного внимания, хотя как его можно было не привлекать, если все обернулись, чтобы на нее посмотреть?
        - Все верно. Евдокия Степанова. Я за прежнего президента.
        - Тогда принято единогласно. - Лавруша хлопнула ладонями по столу. - Что ж, Евдокия, тогда выходи к доске, будем тебя представлять.
        Дуня сглотнула. Она не понимала, за каким чертом ей понадобилось выходить, но раз уж от нее требовали именно это, встала и прошла между рядов к доске. Скосила взгляд на Мариам в поисках поддержки, но та сидела, глядя на лист бумаги перед собой, и, прикрыв тот пухлой ладошкой, выводила на нем какие-то вензеля. Дуню замутило от запаха мокрой тряпки, мела и вековой пыли, осевшей на бархатных балдахинах. Ни жива ни мертва она замерла лицом к лицу с классом. Хотела даже что-то сказать. Может быть, пошутить, чтобы понравиться. У нее в самом деле было прекрасное чувство юмора. Но нарушая весь ее план, дверь в класс открылась, впуская в него… Семена.
        6
        Сердце Дуни запнулось и что есть силы затрепыхалось в горле. В отличие от всех других мальчиков, надевших светлый верх, Семен был целиком в черном. Но на их фоне он выделялся вовсе не поэтому. Семен был уже мужчиной, тогда как остальным ими только предстояло стать.
        - Краснов! Ты ничего не попутал?! Линейка началась в девять! - возмутилась Лавруша. В ответ Семен проказливо улыбнулся, скосил взгляд на застывшую соляным столбом Дуню и, стремительно преодолев расстояние до учительского стола, сунул в руки классной руководительнице довольно потрепанного вида букет.
        - Это я так долго цветы выбирал. Ваши любимые.
        - Спасибо, - растаяла Валентина Лаврентьевна, но, вовремя опомнившись, вернула в голос так явно недостающую ему строгость: - Только не думай, что сможешь опаздывать каждый раз.
        - И мысли не было, - Семен сложил ручки по швам. Ну, просто вылитый пай-мальчик. Если бы Дуня смогла отмереть, завороженная его улыбкой, она бы Сене поаплодировала.
        - Так, значит, ребята, на чем мы остановились? Ах, да… На представлении. Принимайте в свой дружный коллектив. Евдокия Степанова. Прошу любить и жаловать. И во всем помогать.
        Дуня прижала ладонь к груди и дурашливо поклонилась. Благодаря бога за то, что ей ничего не пришлось говорить. И под шумок прокралась на свое место. За одной партой с Семеном. Ну, надо же!
        Не чувствуя ног, Дуня опустилась на стул. Чуть повернулась к нему и слабо улыбнулась.
        - У меня для тебя кое-что есть, - шепнул Краснов ей на ухо.
        - Правда?
        - Угу. Век не расплатишься.
        У Дуни пересохло во рту. Она чувствовала его запах, видела золотистые точки на самом дне глаз, он был так близко…
        - Я бы не стала этого утверждать с такой уверенностью. Все зависит от того, какой ты потребуешь платы. И за что, - просипела.
        - Вот за это…
        Краснов отстранился, достал рюкзак и положил перед ней на парту…
        - Мой паспорт! - воскликнула Дуня. И, конечно же, нарвалась на осуждающий взгляд Лавруши.
        - Не только. Здесь много чего. Проверь, все ли цело…
        - Но как ты нашел?
        - Применил немного дедукции, - пожал плечами Семен. - Ну, что? Все на месте?
        - Ага! - шепнула Дуня. - Вроде бы все, - прикусила губу и уставилась на него исподлобья. - И что же ты хочешь взамен?
        Краснов наклонился к ней еще ближе, почти к самому уху. Было, конечно, глупо думать, что он поцелует ее при всем классе. Но на секунду Дуня почти поверила в то, что это случится. А потом зазвенел звонок на перемену... Ребята тут же повскакивали с мест, столпились в проходе. Дуня зачарованно моргнула.
        - Похоже, кто-то за лето забыл, что звонок звенит для учителя! - попыталась призвать к порядку Лавруша. Да только ее никто не слушал. Митька Сиваков пронесся с боевым кличем мимо, смел листок с парты Мариам, на котором она весь урок что-то старательно выводила.
        - Отдай!
        - Так-так, что тут у нас…
        - Я кому сказала, - чуть не плача, Мариам слишком резко встала. Юбка, которая ей была мала, лопнула и разошлась по шву. Дуня и Семен вскочили одновременно. Дуня - чтобы выхватить из рук козла-Сивакова не предназначенный для его глаз документ, Семен - чтобы прикрыть своим пиджаком оголившийся тыл подруги. Им удалось и то, и другое. Сиваков не ждал нападения от Дуни, и отобрать у него злосчастную бумажку оказалось проще простого. Дуня с облегчением выдохнула. Стараясь не смотреть, что же там такое написано, протянула записку Мариам. Но все равно невольно заметила, что та написала.
        Женя. Евгений. Женечка… - этим именем в разных вариациях был исписан весь лист.
          
        - Тише-тише! Ты же не думаешь расстраиваться из-за такой глупости? - осторожно придерживая пиджак, Семен обошел Мариам по кругу и попытался закрепить тот у нее на талии, - держится?
        - Вроде да.
        Краснов удовлетворенно кивнул.
        - Вот и хорошо.
        - Ничего хорошего, - горько шмыгнула носом Мариам. - Помнется ведь!
        - Ну и черт с ним. Подумаешь, тряпка.
        Семен мазнул злым взглядом по новенькому пиджаку. Если так разобраться, то лучшего применения для него невозможно было даже представить. За каким хреном он вообще решил спустить половину заработанных в августе денег на этот идиотский костюм? Уж не для того ли, чтобы что-то кому-то доказать? Или, не дай бог, покрасоваться перед Веткой? Или услышать от матери:
        - Ох, Семушка… Какой ты красивый. Ну, просто вылитый отец. А галстук нужно вязать не так. Дай, я поправлю.
        Знал бы, как тот его будет душить - ни за что бы не стал надевать. Но мать так давно не касалась Семена, что он, уже успевший забыть, как это приятно, послушно замер и не шевелился, пока она не закончила.
        - Спасибо, мам, - пробормотал, глядя куда-то в сторону.
        - Пожалуйста.
        Ему нужно было что-то сказать. Сглотнуть ком, подперший горло, и хотя бы попытаться как-то до нее достучаться. Желательно без криков. По-взрослому. Надеясь, что его, наконец, услышат. Момент был и впрямь хороший.
        - Тебе тетя Лали не смогла дозвониться. Ты не вышла на работу и сильно их подвела.
        - Да-да. Очень жаль. Я немного приболела. Говорю девочкам выключать кондиционер хоть иногда, а они его, напротив, на всю катушку врубают.
        Мать виновато отвела взгляд, и тепло, окутавшее их на мгновение, развеялось. Он знал, что кондиционер ни при чем. Она знала, что он знает. Это была какая-то бесконечная игра. От которой Семен порядком устал.
        - Тебе нужно завязывать с мужиками и пьянками. Я серьезно.
        - Чего? Ты… ты как со мной разговариваешь? - мать облизала бескровные губы и уставилась на него во все глаза.
        - Как ты того заслуживаешь. - Семен отвернулся к столу. Насыпал в чашку две больших ложки растворимого кофе и залил кипятком. В висках пульсировало.
        - Да как ты смеешь меня осуждать? Ты хоть что-нибудь знаешь о жизни? Знаешь, как это - остаться одной в двадцать лет с ребенком?! Одной. В чужой стране. В двадцать лет…
        О, да. Он знал. Семену иногда казалось, что он одинок с рождения. И от этого ощущения порой становилось так тошно, что он готов был поступиться любыми своими принципами, чтобы только больше его не испытывать. Например, прийти на их с Веткой место, несмотря на данное себе обещание никогда этого больше не делать. Он успокаивал себя тем, что время уже было позднее, и по большому счету у него не было никаких шансов застать Сандалову на месте. Она бы ни за что не стала его ждать. Королевы не ждут своих подданных. Тем более столько. И в какой-то мере Семен оказался прав. Его действительно, что называется, не ждали.
        Но Ветка все же была на месте. Правда, не одна…
        В два глотка покончив со своим кофе, Семен сполоснул чашку под краном и, ничего не ответив, вышел на улицу. В черном костюме, да под палящим южным солнцем было невыносимо жарко, но он упрямо не снимал пиджака, будто намеренно усугубляя свою агонию. Или как если бы знал, что тот ему сегодня еще понадобится.
        - Вот, я забрала наши вещи!
        Семен вздрогнул. Перевел взгляд на новенькую. Ему понравилось то, как отчаянно она бросилась на помощь Мариам. Такая безусловная готовность помочь цепляла. Впрочем, как и ее отвага.
        - Спасибо, - пробормотала Мариам.
        - Тогда пойдем?
        - Нет-нет! Вы идите. А я тут еще посижу.
        - Мариам, не глупи. Твоя юбка не срастется, сколько бы ты тут ни пряталась, - вмешался Семен.
        - По крайней мере, когда все разойдутся, надо мной некому будет ржать, - вспылила та в ответ и тут же, спрятав лицо в ладонях, добавила: - Господи, какой стыд.
        - Да с чего им ржать? Никто даже толком не понял, что случилось. Пойдем, Мариам, я серьезно. Здесь чем-то воняет. Ну, хочешь, мы с Дуней тебя проводим?
        - Х-хочу.
        - Супер. Ты, главное, придерживай пиджак, ага?
        7
        В дороге разговор не клеился. Мариам все сильней загонялась, а новенькая всеми силами пыталась ее приободрить. И вроде бы никто на него не обращал внимания, но Семен чувствовал, что такая демонстративная незаинтересованность свидетельствует как раз об обратном. Это льстило. Делая его как будто каким-то совершенно особенным. Ведь на другого такая, как Дуня, вряд ли бы посмотрела.
        - Ну, я пойду.
        - Может, переоденешься, и пойдем, погуляем? - предложил Семен, которому не хотелось возвращаться домой.
        - Нет, настроение не то совсем, может быть, в другой раз.
        - А ты? - Краснов перевел взгляд на Дуню.
        - Что?
        - Гулять пойдешь? Могу тебе здесь все показать.
        - Эм… Спасибо. Я с удовольствием.
        Семен отметил трогательный румянец, заливший нежные щечки Дуни. Одна часть его души подсказывала, что конкретно к этой девочке будет честнее не лезть. Другая же… с жадностью поглощала оказанное ему внимание. Это потом девочка поймет, что он не тот, на кого ей стоит растрачиваться. А пока… Почему бы не обмануться? Не ей. Себе. Поверить в то, что он достоин чего-то большего, чем все, что у него было до этого. Хоть на какой-то миг поверить.
        - Тогда давай через час встретимся на набережной? Тебе хватит времени, чтобы переодеться?
        Дуня быстро-быстро закивала головой. Но, как любая женщина, конечно же, опоздала.
        - Извини, я пока совершенно не знаю города. Представляешь, пошла не туда, - затараторила еще на подходе. Ее голос сбился от быстрой ходьбы. Было видно, что она и впрямь торопилась, а не намеренно заставляла его ждать.
        - Ничего. Все девчонки опаздывают.
        - Я - не все! - горячо возразила Дуня, поднимая на него взгляд прозрачных зеленых глаз. Семен залип на мгновение. А после уверенно кивнул:
        - Да, ты - не все.
        - Обычно я не опаздываю.
        - Это хорошо. Терпеть не могу опоздунов.
        - А сам!
        Дуня не упустила возможности его поддеть, напомнив о его опоздании на урок. Но не зло, а скорее поддразнивая. Семен широко улыбнулся и неожиданно для себя понял, что впервые за насколько дней делает это не потому, что должен, а исключительно по собственному желанию.
        - У меня случился форс-мажор. Так что мое опоздание не считается.
        Ага. Форс-мажор, как же. Он просто увидел Ветку с Сиваковым на линейке и решил, что безопасней всего будет держаться от них подальше. По крайней мере, пока он не будет уверен, что смог обуздать ярость, которая вскипела в нем, стоило только вспомнить вчерашний вечер. Особенно Семена взбесило то, что Ветка привела Сивакова на их место. Место, где они провели вместе столько времени. Где делились своими секретами, где случился их первый поцелуй, где слетели с губ первые робкие признания. Где его, как мальчишку, трясло, когда пришел черед двигаться дальше. Хотя почему как? Он и был мальчишкой. Всего лишь мальчишкой, который чувствовал себя уставшим от жизни древним стариком.
        - Ты кремом не забыла помазаться?
        - Скорее не успела. Но с собой взяла, - Дуня выставила перед собой холщовый рюкзачок и покачала им перед его носом.
        - Давай намажу. Сейчас полезем во-о-он на ту скалу. Если с нее спуститься - можно попасть на самый красивый пляж в округе. О нем знают только местные.
        - Обувь у меня не для восхождения на скалы, - засомневалась Дуня, разглядывая свои ступни в сланцах.
        - Ничего. Я тебя подстрахую.
        Семен взял из рук Дуни флакон с каким-то заграничным кремом, выдавил себе на ладонь щедрую порцию и принялся осторожно втирать в ее белоснежную идущую зябкой рябью под его пальцами кожу.
        - Все хорошо? - сипло поинтересовался он.
        - Угу, - тряхнула волосами Дуня. - Где будем выходить на скалу?
        - Да где хочешь. Можно хоть здесь.
        Краснов перепрыгнул через заборчик, отделяющий набережную, и поманил Дуню пальцем.
        - А разве так можно?
        - А ты видишь кого-нибудь, кто сможет нас остановить? - вздернул бровь Семен, с трудом подавляя смех. - Так ты идешь?
        - Угу, - пыхтя, Дуня перелезла через заборчик. Он старался на нее не смотреть, чтобы лишний раз не смущать. Лишь когда они начали восхождение, подал руку, как и обещал, поддерживая новую знакомую и страхуя.
        - А кто такой Женя?
        - Какой Женя? Кравец?
        - Я не знаю его фамилии. Тот, чьим именем Мариам расписала весь лист.
        - Тогда Кравец. Это наш одноклассник. Такой русый, чуть пониже меня, с красными, как у крысы, глазами.
        - Как это красными? - Дуня запнулась. - Он что, вампир?
        - Нет. Всего лишь начинающий программер. Что делает его, наверное, единственным человеком в нашем классе, который точно знает, чем займется после окончания школы.
        - Как? А остальные что? Еще не определились?
        - Ага. Думаю, они в ужасе от выбора, который им предстоит.
        - А ты? - Дуня остановилась, ухватившись рукой за ствол молодой сосны, удерживающейся над пропастью лишь за счет корней, оплетающих спрутом гигантские скальные валуны.
        - А я ничего не боюсь.
        - Почему? Откуда такое хладнокровие?
        Не торопясь с ответом, Семен дошел до наивысшей точки и снова подал Дуне руку. Он практически ни с кем не делился своими мыслями, а с ней почему-то захотелось. Семен опустился на мягкую подложку из бархатистого мха и осыпавшихся иголок. Дождался, пока Дуня усядется рядом, и, будто они говорили о чем-то праздном, заметил:
        - Их страхи рождает возможность выбора и боязнь ошибиться. А когда выбора нет, когда ты наперед знаешь, какой будет твоя жизнь, страхам просто неоткуда взяться.
        - Правда? И какой же она будет?
        - Кто?
        - Что. Твоя жизнь.
        - Хреновой, - как-то вдруг пожалев о том, что затеял этот разговор, Семен полез в рюкзак, достал бутылку воды и сделал несколько жадных глотков. Где-то внизу шелестело, билось о берег море, в небе орали чайки, и пахло приближающимся дождем. - Сначала армия - в универ я в жизни не поступлю, потом какая-нибудь дерьмовая работенка, которую я наверняка всем сердцем возненавижу…
        - Вот, значит, как ты это видишь, - изумилась Дуня.
        - А что? По-моему, все не так уж и плохо. Например, Клеточка с Галифе уверены, что я сяду, не дотянув до выпускного.
        - Я не знаю, кто такие Клеточка и Галифе, но тебе явно не стоит к ним прислушиваться. - Дуня, кажется, рассердилась. Свела рыжие брови, нащупала в густом подлеске шишку и что есть силы пульнула её в пропасть у них под ногами.
        - Клеточка - наша биологичка. А Галифе - физичка. Сокращенно от Галины Федоровны.
        - Понятно. Это лишний раз доказывает, что даже образованные люди могут быть ужасно глупыми.
        - Да почему сразу глупыми? - деланно удивился Семен, хотя, если честно, ответ Дуни ему очень понравился. И меньше всего ему хотелось с ней спорить.
        - Ты не должен их слушать, - пропустив мимо ушей его вопрос, строго повторила Дуня. - Как и поступать в соответствии чьими-то ожиданиями.
        - Я и не слушаю.
        - Нет, слушаешь!
        - Ну, и с чего ты это взяла?
        - А разве не ты мне сказал, что в жизни не поступишь в универ?
        - Я. Но только потому, что это истинная правда.
        - Откуда тебе знать? Ты ведь даже не пытался!
        - Я просто это знаю. И все.
        - Это не ответ!
        - Хочешь ответа? Ладно. В свое время я здорово забил на школу. И теперь ни за что не наберу на экзамене нужных для поступления баллов.
        - У тебя впереди еще год. Можно запросто наверстать любые пробелы. Хочешь…
        - Что?
        - Хочешь, я тебе помогу? - выпалила Дуня и закусила дрожащие губы.
        - С чем? - тупил Семен.
        - С подготовкой!
        - Может, как-нибудь потом. - Семен вскочил. Спустился с выступа, нашел ведущую вниз тропинку и снова поманил Дуню пальцем.
        - Я серьезно, Сем. В жизни не поверю, что ты не хотел бы чего-нибудь большего.
        - Это еще почему? - усмехнулся тот.
        - Потому что если бы ты этого не хотел, ушел бы еще после девятого.
        Она его поймала… И поманила мечтой. Мечтой, которая казалась такой несбыточной, что он затолкал ее куда-то поглубже. Чтобы и не вспоминать. Нет надежд - нет и разочарований.
        - Посмотрим. Сначала давай искупаемся. Мы же за этим сюда пришли.
        И они действительно искупались. В теплой после лета воде, больше напоминающей парное молоко. Подурачились, выбрались на берег и только тогда увидели, что за ними пристально наблюдает Ветка.
          8
        - Ну и погодка! Настоящий потоп. Я еле добралась. Вот скажи, какого черта Карауловой понадобилось встречаться именно сегодня?! - Ветка всучила в руки Мариам зонтик и наклонилась, чтобы разуться.
        - Затем, что День учителя через две недели! А у нас конь не валялся, - съязвила Юлька, которая, оказывается, все это время стояла тут же, в проходе. - Нужно утвердить окончательный сценарий праздника.
        - О, ты уже здесь, - ничуть не смутилась Сандалова. - А что его утверждать? Он каждый год один и тот же.
        - А вот и нет!
        - А вот и да. Сначала кто-то споет, потом станцует. А на закуску какие-нибудь придурки покажут несмешную сценку из КВН.
        - Не угадала. - Юлька смерила Ветку строгим взглядом поверх очков.
        - Не будет сценки из КВН?
        - Кавээнщики будут вести мероприятие. Сегодня я получила от ребят наброски сценария, и лично мне он показался смешным. Да, и, кстати, танца тоже не будет.
        - Да неужели?
        - Ну, ты же отказалась танцевать.
        - Так вы ведь один черт уговорите, - Ветка закатила глаза и сладко, до хруста в костях, потянулась. - Мариам, сделаешь мне чайку?
        Мариам кивнула, и подружки двинулись в сторону кухни, где Юлька уже успела разложить на столе сценарий с одной ей понятными пометками на полях.
        - Нет, Вет. Можешь радоваться. Никто тебя уговаривать не станет. Колхоз - дело добровольное. Тем более танцы ты еще в седьмом классе бросила.
        Мариам занервничала, понимая, что Ветке Юлькины слова вряд ли понравятся. Та привыкла, что ее каждый раз упрашивают выступить. А тут мало того, что никаких уговоров не последовало, так еще и прозвучал явный намек на то, что Сандалова не так уж и хороша в танцах. Предчувствие назревающего скандала повисло в воздухе грозовым облаком. И если Мариам чего-то и не хватало для полного счастья, так только его! Стараясь не показать своего расстройства, она всыпала в заварник травяной сбор и залила содержимое кипятком.
        - И что же у нас по сценарию вместо танца? - сощурилась Ветка.
        - Акробатический этюд. И фортепианное выступление. А что? Ты все-таки хочешь станцевать?
        - Кто? Я? Вот еще! - Ветка подтянула к себе чашку. - Фортепианное выступление. Это же какая-то скука смертная. Нет? - скривилась.
        - Почему сразу скука? Я попросила Дуню сыграть что-нибудь веселое.
        - Ах, ты попросила Дуню…
        - Ага. Тебя что-то смущает?
        - Да нет. Просто не нравится мне эта новенькая.
        - Почему?
        - Потому что она - выскочка. Ну, что вы на меня смотрите? Только не говорите, что я одна это заметила. Да она же метит на твое место, Юль.
        - На какое такое место? - Караулова сложила стопочкой листы сценария. Сняла очки и деловито протерла их спадающим концом скатерти.
        - На место лучшей ученицы школы!
        - И что?
        - То есть ты хочешь сказать, что это вообще тебя не волнует?
        - Вот именно. Да и ты, Вет, думаю, переживаешь совсем не из-за меня.
        - На что это ты намекаешь? - окрысилась Сандалова.
        - Ты ненавидишь Дуню за то, что она перешла дорогу тебе. И только.
        - Девочки, не ссорьтесь, - попыталась вмешаться в набирающий обороты скандал Мариам, да только кто же ее послушал?
        - В каком это смысле? - Ветка даже привстала.
        - В прямом. Все знают, что она встречается с Семеном.
        - И что? Мне до этого какое дело?
        - Хороший вопрос. Вроде и не должно, но ведь есть, а, Вет? Ты ж как та собака на сене.
        - Ах вот, значит, как ты обо мне думаешь?
        - Я о тебе не думаю. Мне просто очень не нравится, как ты пытаешься преподнести случившееся. Не нужно свои истинные мотивы прятать под соусом несуществующих переживаний обо мне. Ты, Вет, ни о ком, кроме себя, никогда не беспокоилась.
        У Мариам заныло внутри. Она переступила с ноги на ногу, в отчаянии глядя то на одну подругу, то на другую. По большому счету, конечно, Юлька была права, но… И Ветка ведь была такой не от хорошей жизни.
        - Знаешь что? Я не собираюсь это слушать! - Сандалова выскочила из-за стола. Тот жалобно скрипнул, качнулся. Только что налитый чай пролился на белоснежную скатерть, поедая ее тонкое полотно, словно ржавчина. Мариам тупо наблюдала за этим процессом, не пытаясь ему помешать.
        - Проводишь меня?
        - Да, конечно.
        Ветка пулей выскочила в коридор, сунула ноги в модные туфли и застыла напротив входа. Ее мелко-мелко трясло.
        - Это же надо такое сказать! Да если бы я захотела, Краснов бы ел у меня с рук... Только на кой мне это? Вот скажи! Какое у меня с ним будет будущее?
        Это был сложный вопрос. На который у Мариам не было ответа. Если честно, влюбившись, о будущем она думала меньше всего. Если бы Женька ей ответил взаимностью, она бы… Она бы выступила против всего мира, пожертвовала всем, что у нее есть, лишь бы только быть с ним, да. Но у Ветки была своя правда. И осуждать подругу Мариам не могла. Как и наблюдать за тем, как она все вокруг себя рушит.
        Прерывая ход мыслей, кто-то постучал в дверь. Мариам бросилась открывать.
        - Привет! Я не слишком опоздала? На улице такой дождь, что мне пришлось забежать в магазин, чтобы его переждать.
        - Ну, что ты, Дунь, проходи. - Мариам неуверенно покосилась на Ветку, которая с приходом Дуни окончательно взбесилась.
        - Привет, Вета.
        - С дороги свали! - рявкнула та, оттесняя удивленную таким поворотом Дуню от входа.
        - Что это с ней? - изумилась Степанова, глядя на захлопнувшуюся за Веткой дверь.
        - Плохое настроение. Не обращай внимания. Пойдем. Там Юлька одна осталась. Чай будешь?
        - Давай. Я намокла вся. Привет, Юль.
        - Привет. - Караулова оторвалась от своих бумажек. - Ты не против, если мы твое выступление переставим с начала в середину?
        - Не вопрос. Что-то еще?
        Юлька кивнула и подтолкнула сценарий поближе к Дуне. Часа полтора потом они обсуждали его и правили, практически не обращая внимания на Мариам, которая, погрузившись в свои переживания, пропустила мимо ушей большую часть обсуждений. Как-то ей не до концертов было. Совсем. В последнее время Мариам казалось, что вся ее жизнь катится к черту. А она стоит на обочине и ничего… ничего не может с этим поделать. Словно эта самая жизнь принадлежала кому угодно - отцу, матери, репетитору по биологии, школе, волосатому придурку Рафику, с которым ее все же вынудили сходить в кино, но только не ей. Мариам жутко боялась не оправдать родительских ожиданий, но еще больше она боялась потерять себя, оправдав их.
        - Мариам!
        - М-м-м?
        - Спрашиваю, какой ответ ты выбрала в пятом вопросе по биологии? Я остановилась на втором. Но не уверена, что это правильный вариант.
        - Знаешь, я уже и не помню, - промямлила Мариам и… соврала. Потому что она не только помнила ответы, но и знала свою оценку. Два. Клеточка первым делом проверила ее работу. И с недовольством сообщила о результате. Такое рвение биологички было вызвано тем, что именно ее родители выбрали в качестве репетитора для Мариам. И, естественно, та работала не бесплатно.
        - Вот. Перепиши… - прошипела Клеточка, поймав Мариам на перемене. Не зная, куда ей деть глаза со стыда, та завороженно уставилась на листок с правильными ответами.
        - Это же нечестно, - сорвалось с губ.
        - Что-то я не пойму… Ты хочешь пару в журнал?
        - Нет, - шепнула Мариам едва слышно.
        - Тогда переписывай и не морочь мне голову! А на следующем дополнительном занятии мы еще раз пройдемся по этой теме.
        Роняя слезы на злосчастный листок, Мариам отметила верные варианты и сдала свою работу учителю. И никогда, никогда за всю жизнь ей не было так тошно. Ну, разве что, когда Рафик полез к ней целоваться…
        Может быть, поэтому все сильней ей хотелось сделать что-нибудь ужасное. То ли наказывая себя, то ли бог его знает, зачем. Гурген подстрекал ее ко всяким безумствам. И не так-то просто в этот раз его было заткнуть.
        Мариам скосила взгляд на сложенные в миске яйца цесарки. Отец где-то вычитал, что те крайне полезны, и теперь собирался ввести их в меню ресторана. Но прежде, конечно, отведать деликатес предстояло им самим.
        - А тебе только дай пожрать, правда, Мариам? - хмыкнул Гурген в голове.
        - Заткнись.
        - Нет, ну, правда! Сожрешь ведь и не подавишься. А ты вообще знаешь, какие они красивые?
        - Кто?
        - Цесарки! Если бы не ты, из этих яиц могли бы вылупиться прекрасные птицы.
        Будто под гипнозом, Мариам встала из-за стола. Схватила миску, с силой прижала к груди и попятилась к выходу.
        - Эй, ты куда? - удивилась Юлька.
        - Спасать цесарок!
        - Кого?
        - Цесарок! Я… должна… их… спасти.
        - Прямо сейчас? - недоверчиво переспросила Дуня.
        - Именно. Извините, я должна… должна что-нибудь сделать, иначе...
        Иначе что? Я просто взорвусь от кипящих внутри эмоций?
          9
        Не замечая, как по ее лицу катятся слезы, Мариам дошла до двери. Спустилась вниз по ступеням крыльца, поравнялась с калиткой. Потом она ни за что бы не смогла объяснить, какого черта на нее накатило. Но в тот момент вопрос спасения цесарок казался ей жизненно важным. Тут либо она спасет их и спасется, либо… Вместе с ними умрет.
        - Эй, Мариам, да подожди ты! Что с тобой, малыш? Куда ты их потащила?
        - Н-не знаю. - У Мариам стучали зубы, хотя на улице было не то чтобы холодно. - Не знаю! - закричала сквозь слезы.
        - Послушай, мы ведь даже не представляем, сколько эти яйца пролежали в миске, так? А чтобы вылупились птенцы, им нужна мать. Ну, или, на худой конец, инкубатор. Возможно, момент давно упущен. Ты это понимаешь? - терпеливо поинтересовалась Юлька, положив маленькую ладошку поверх большой и толстой руки Мариам. И не было в ее голосе ни осуждения, ни снисхождения, ни презрения, мол, вы только посмотрите на эту дурочку! И почему-то от этого Мариам заплакала горше прежнего.
        - И ч-что же мне делать? Где найти их мать… - уставилась в миску, ничего не видя из-за набегающих на глаза слез.
        - Тогда уж проще найти инкубатор. Кстати, думаю, у Быкова он точно есть. У них большое хозяйство.
        - И правда! Как я сама не додумалась? Тогда к нему…
        - Дунь, ты с нами? - поинтересовалась Караулова на бегу.
        - Конечно. Я состою в нескольких природоохранных организациях. На западе это очень популярная тема, не то, что у нас.
        Происходящее было полным безумием. Но Мариам вдруг поймала себя на мысли, что вот так, вместе, сходить с ума совершенно не страшно. Она улыбнулась сквозь слезы. Хохотнула. И помчалась вперед так быстро, как только позволяло её большое неповоротливое тело. Благо до дома Ромки бежать было всего ничего. Добравшись до места, Мариам загрохотала в калитку.
        - Привет, Мариам. А ты чего это… Ой, здравствуй, Юля.
        - Впустишь?
        Видимо, понимая, что Ромка вот так на нее может пялиться целую вечность, Караулова поспешила взять ситуацию в свои руки.
        - К-конечно. Мы тут… мы тут с Женькой в комп рубимся, то есть… - как всегда в присутствии Юльки, Бык терял всякие способности к диалогу. - А вы…
        - А мы к тебе по поводу инкубатора.
        - Ч-чего? - опешил Роман.
        - Ну, вы же держите всяких уток, там, и гусей? - Юлька кивнула в сторону плещущейся в искусственном пруду птицы.
        - Ага.
        - Нам нужно высидеть эти яйца.
        - Ты прикалываешься, что ли? - раздался голос Кравца с крыльца. Мариам замерла. К этой встрече она была совершенно не готова. Расхристанная и зареванная. В застиранных бриджах и футболке, которые лишь подчеркивали ее полноту… Стихшая было истерика вновь подкатила к горлу. Мешая говорить и дышать.
        - Да нет же! - на помощь Мариам пришла Дуня. - Мы птиц спасаем. Понимаете?! Из соображений гуманизма. Правда, Мариам? - толкнула ее в бок острым локотком. Мариам подпрыгнула. На самом деле она слабо представляла, из каких соображений действует, не из гуманистических, так уж точно. Скорей всего у нее, не выдержав напряжения, просто сорвало резьбу. Но это объяснение явно проигрывало Дуниному. Благородному.
        - Да, - пискнула Мариам. - Именно. Из гуманизма. Почему же еще? - и не в силах больше смотреть на ошарашенного Женьку, перевела взгляд на Быка: - Так у тебя есть инкубатор?
        - Есть. Целых три. Но все они заняты.
        Мариам покачнулась и стала оседать на стоящую тут же скамейку.
        - Что же делать? - прошептала она, разглядывая лица собравшихся.
        - Есть еще один. Поломанный. Но если Жека поможет, его можно починить.
        - Помогу. Куда деваться? - буркнул Кравец. Бык кивнул. Забрал у дрожащей Мариам миску, притащил какой-то прибор и что-то там стал измерять. В своей стихии Бык преобразился. Из неуклюжего валуховатого мальчика-переростка он на глазах превратился в умелого уверенного в себе мужчину. Который точно знал, что надо делать, и как. Который не побоялся взять на себя ответственность за потомство. И только иногда, когда их с Юлькой глаза встречались, он по привычке терялся, не зная, куда себя деть, и совершенно не замечая, что она на него смотрит совершенно по-новому.
        10
        Первые полтора школьных месяца пролетели, как один миг. Близилось окончание четверти, которую Семен, стараниями Дуни, завершал вполне себе с неплохими оценками. Он перехватил за ручку потрепанную сумку, болтающуюся на плече, и обвел взглядом пустынный пляж. К середине октября туристы, наконец, начали разъезжаться, и у местных образовался небольшой зазор до начала каникул, когда все опять понаедут, чтобы отдохнуть от нескончаемой отпускной кутерьмы.
        В сумке у Семена лежали старое посеревшее от стирок кимоно и защита. Учеба отнимала у него уйму времени, поэтому он посещал далеко не все тренировки по тхэквондо. Но даже так, занимаясь через пень-колоду, Краснов был лучшим бойцом в своей секции. Вот почему его до сих пор не выгнали. Хотя и порывались много раз наказать за отсутствие дисциплины.
        Сложись его жизнь хоть немного иначе, Семен бы запросто смог построить на этом карьеру. Ездил бы на соревнования, выступал, тренировался... Но все это требовало денег, которых в его семье отродясь не было. А со спонсорами Семену до обидного не везло.
        - Да мое дело маленькое, - донесся до Семена низкий голос Быка. - Вот Женька - это да. Голова. Я даже не представлял, что так можно. В смысле, написать программу для инкубатора. Еще и так быстро. Всего за два дня.
        - Да фигня это. Ничего сложного. Это смог бы сделать любой программер, - хмыкнул Кравец, но плечи, конечно, расправил. Ведь похвала и кошке приятна. - К тому же я задал всего один параметр.
        - Правда? А какой? - проявила интерес Мариам, глядя на Жеку так, словно тот на ее глазах только что сотворил по крайней мере землю, солнце и небо. Кравец неопределенно взмахнул рукой:
        - Промежуток времени, через который яйца следует переворачивать.
        Семен бесшумно подошел к друзьям, рассевшимся в кружок на берегу. Опустился возле улыбающейся Дуни. Было и впрямь тепло, поэтому девчонки разделись. Все, кроме Мариам.
        - Вот это да! - восхитилась она, поправляя на коленках трикотажное платье. Кравец скосил на девушку взгляд, улыбнулся и отодвинулся чуть подальше. Его маневр не прошел незамеченным. Мариам сникла, отвернулась и что есть силы вцепилась в циновку, на которой они сидели. У Семы сжалось сердце - до того ему было жаль эту девочку.
        - На самом деле программа сырая, - повторил Кравец, - но у нее миллион возможностей. Например, все Ромкины инкубаторы можно объединить в локальную сеть.
        - Только Ромкины?
        - Ну, почему только его? Можно и все на планете, - усмехнулся Женька. - Только в этом нет никакого смысла. А вот если речь идет об одном фермерском хозяйстве - другое дело. Вполне себе необходимая опция. Представляешь, Бык, как было бы круто с одного компа следить за всеми твоими инкубаторами? Собирать и анализировать информацию, просматривать всякие графики…
        - Какие графики? - заинтересовалась Караулова.
        - Да любые. Что там важно для разведения птиц?
        - Температура и влажность, - авторитетно заявил Бык и покраснел, когда их с Юлькой взгляды встретились.
        - Ну, вот. Можно собирать информацию по этим параметрам. И задавать нужные алгоритмы.
        - Да будь у меня такая возможность, я бы… я бы… - загорелся Бык, но поскольку Караулова сидела совсем уж близко, так и не сумел оформить свою мысль до конца. Семену показалось, что бедный Ромка и дышал через раз. Вот, как проняло парня. Даже завидно.
        - Ты бы что? - мягко улыбнулась Караулова, вышибая из Быкова дух.
        - Я бы так развернулся, что просто - ух! - просипел он.
        - И что бы ты сделал? Птичью фабрику? - заржал непонятно откуда взявшийся Сиваков. Ромка сник. Насупился. Смерил Митю нечитаемым взглядом из-под тяжело опущенных век.
        - А если и птичью фабрику? Что в этом плохого? - встала на защиту Быка хрупкая Юлька.
        - Эй-эй, Караулова, полегче. Я ж ничего такого.
        - Вот и смотри мне, - грозно сощурилась та.
        - Да ладно, Юль. Забей, - прогудел Бык. И снова хотел отвернуться, но тут Юлька накрыла его размашистую ладонь своей маленькой ручкой, и бедный Ромка застыл, как окружающие их вековые скалы.
        - Ромка, дыши, - шепнул Семен, по-доброму посмеиваясь. Быков кивнул. Но так и не отмер. И только когда Юлька осторожно погладила его тонкими пальцами, зашевелился. Решительно перехватил ее ладонь и больше не отпустил. Семен, как зачарованный, наблюдал за тем, как невротично пульсирует жилка на Ромкином горле, как его большое крепкое тело мелко-мелко вибрирует от эмоций, будто у него внутри запустилась необратимая цепная реакция. Как неверие в его взгляде сменяется робкой надеждой, а та, в свою очередь, таким невозможным счастьем, что даже человеку, абсолютно к нему непричастному, становилось немного теплей.
        Семен откашлялся и отвернулся, потому что наблюдать за этим было даже как-то неловко. Словно его глазам по какой-то причине открылось что-то совершенно для них не предназначенное. Нащупав гладкий бок гальки, Семен что есть силы запустил камень в море и… встретился глазами с Дуней. Та полулежала, опираясь на локти, и так же, как он, внимательно следила за происходящим. Худенькая. И все такая же белокожая. Никакое солнце не способно было этого изменить. Скромный лазурного цвета купальник прикрывал несуществующую грудь, перекликаясь по цвету с голубыми реками вен, растекающихся по ее коже. Ноги у Дуни были длинные и по-жеребячьи худые. Скрестив их в щиколотках, она лениво шевелила пальцами. Проведя с ней бок о бок не один час, Семен уже знал, что она частенько так делает. Как знал и то, что всем другим оттенкам лака на круглых ноготках Дуня предпочитает нежно-розовый. Довольно часто, а в особенности тогда, когда втолковываемая Дуней тема была уж слишком нудной, Краснов залипал на ее пальцах. Их движение вгоняло его в необъяснимое медитативное состояние, которое странным образом наполняло покоем        - Осторожней, блин! Куда ты прешься? - послышался недовольный голос Ветки. Семен старался на нее не смотреть. А тут по инерции повернулся. Как раз в тот момент, когда Сиваков закинул руку Вете на плечи:
        - К своей девушке, ясен пень. А что?
        - А то, что ты мне чуть все ноги не отдавил!
        - Чуть не считается, - заржал тот. - Ну, ты чего бесишься? Иди, я тебя пожалею!
        Митька дурашливо повалил Сандалову и, забравшись на нее сверху, крепко поцеловал. Семен закусил щеку. Так сильно, что уже очень скоро во рту появился металлический привкус крови. Зажмурился. Но алые всполохи ярости один черт вились перед глазами. Он резко встал. Хрен его знает, зачем. То ли вмазать этому уроду по морде, то ли просто уйти. Потому что Сиваков по большому счету был ни в чем не виноват. И если бы он на него напал, то это не имело бы никакого смысла. И объяснения.
        - Семен! Семен, ты меня слышишь?
        Краснов резко открыл глаза. Проморгался. И постепенно из калейдоскопа пятен, рандомно кружащихся перед глазами, проступили черты Дуниного лица. В ее леденцовых глазах застыла тревога.
        - Да, - прохрипел он.
        - В-все нормально?
        - Угу.
        Дуня кивнула болванчиком. Заправила за ухо выбившуюся из небрежно закрученного на макушке пучка рыжую прядь и быстро-быстро прошлась языком по губам, смачивая те, пересохшие от волнения.
        Вот тогда он это и выкинул. В два шага преодолел разделяющее их пространство, подтолкнул Дуню к нагретой солнцем деревянной стене раздевалки и впервые коснулся губ. Те оказались удивительно сладкими на вкус. Нежными. Семен прошелся по ним языком, чувствуя, как этого становится мало. Обхватил ее лицо ладонями… Коснулся большим пальцем идеально гладкой щеки, поцеловал самый уголок шокированно приоткрывшегося рта. Провел шершавыми кончиками пальцев по шее, вниз. Снова поцеловал. Наверное, если бы Краснов в тот момент хоть чуть-чуть себя контролировал, он бы действовал совершенно иначе. Более сдержанно и неторопливо, растягивая удовольствие, но… Ведь в том-то и соль, что контроль помахал ему ручкой! Вот он и жадничал, мародёрил буквально. Воровал то, что, может быть, сбитая с толку Дуня и не хотела бы ему дать. Не слыша ни улюлюканий одноклассников, ни их подначек, ни предупреждений.
        - Молодой человек! - послышался строгий голос за спиной.
        - Отвали, - рыкнул Краснов, целиком и полностью сосредоточившись на горящем лихорадочным огнем лице Дуняши.
        - Это мой папа, - прошептала она. И снова, как в тот раз, облизала губы. Семен тряхнул головой. «Это мой папа…» Папа… Папа?!
        - Ч-черт. - Краснов медленно опустил руки и сделал шаг назад, уже готовый, в общем-то, к тому, что ему сейчас наваляют. Но удара в спину не последовало. Семен обернулся. Отец Дуни стоял чуть поодаль, поигрывая дребезжащей в кармане мелочью. Возможно, так он занимал руки, чтобы ему не врезать.
        - Здравствуйте, Андрей…
        - Викторович.
        - Привет, пап! Я… не ожидала тебя здесь увидеть.
        - Это я понял. - Холодный взгляд леденцовых глаз скользнул от Дуни к Семену. Андрей Викторович был высоким хорошо сложенным мужчиной темной масти. Дуня совершенно не была на него похожа, но вот глаза… Глаза доказывали их родство получше всяких генетических экспертиз.
        - Я пришел вас пригласить присоединиться к собранию.
        - А вы уже закончили?
        - По крайней мере, с официальной частью.
        - Будет еще неофициальная? - поинтересовалась Дуня, теребя браслет на руке.
        - Будет. Она пройдет в кафе у Рубена. И мы бы хотели, чтобы вы, ребят, приняли в ней участие. - Андрей Викторович обернулся к притихшей толпе. - В конце концов, мы обсуждаем, где и как пройдет ваш выпускной.
        - Дожить бы до него, - буркнул Тамерлан. Еще одна жертва Сандаловой. Нет, никаких чувств он, конечно же, к ней не проявлял, понимая всю утопичность этой идеи, но… Семен очень хорошо считывал его интерес. Как любой самец подсознательно чувствует потенциального соперника.
        - Мы сейчас придем. Да, ребят? - бодро воскликнула Дуня.
        - Ты пойдешь со мной.
        - Пап…
        - Это не обсуждается, Евдокия.
        Видя, что запахло жаренным, на помощь Дуне пришли подруги:
        - Ну, чего вы расселись? Сказали же - надо идти!
        Друзья синхронно потянулись к одежде.
        - Вот это поцелуй! - восхитился Бык тихонько. Семен криво улыбнулся. Да, поцелуй вышел что надо. Вон как Ветку перекосило. Да только Дуне теперь, наверное, придется несладко. И осознание того, что он ее по факту подставил, не давало Семену покоя. Он двинулся за ней по пятам. Не в силах оставить наедине с разъяренным отцом, но в то же время опасаясь усугубить своим присутствием ее и без того незавидное положение. Он чувствовал острую вину за случившееся. Но в то же время он ни о чем не жалел. Потому что… Вот это поцелуй! Да… Кто ж знал, что он таким будет?
        Когда они вошли в кафе, обсуждение выпускного уже было в разгаре. Рубен считал, что банкет может быть в одном только месте - в его кафе, и обижался каждый раз, когда кто-то из родителей начинал предлагать альтернативные варианты. Мать Женьки Кравца (владелица древнего прогулочного кораблика) настаивала на корабельной вечеринке. Идея была интересной, но…
        - Это опасно, - беспокоилась директриса - мать Юльки Карауловой, которую из-за фигуры прозвали Рюмочкой. - Не дай бог, что случится. Вода. Детей много…
        - И не стоит забывать о качке! - встряла в разговор мать Тамерлана. - Помню, на одной из таких морских прогулок Иннокентия так укачало, что ему пришлось вызывать скорую к трапу.
        - Твою мать, мама! - застонал Тамерлан, пряча лицо в ладонях. Семен ободряюще хлопнул друга по дистрофично худому плечу. Как и Краснова, Тама мать растила одна. Но если матери Семена до сына не было никакого дела, то в случае бедного Кеши Когана все было ровно наоборот. Сара Измайловна зорко следила за каждым Кешиным шагом. Холила его, как всякая еврейская мама, и лелеяла. Там сатанел от такого душного внимания, а Семен… Семен ему даже завидовал.
        Когда у Тама кто-то спрашивал, чем занимается его мать, имея в виду, конечно, профессию, он отвечал с присущим ему цинизмом:
        - Моя мать портит генофонд.
        На самом деле Сара Измайловна возглавляла отделение интенсивной терапии новорожденных. То есть по факту давала шанс на жизнь тем, кого отбраковала природа. И, может, слова Тама звучали несколько пренебрежительно, но Семен готов был поспорить, что тот по-настоящему гордится своей матерью. Много раз Краснов пытался представить, как это? Испытывать вместо стыда за родителей огромную гордость за них.
        Семен обвел взглядом зал и уставился на сидящих чуть в стороне ото всех Дуню с отцом и свою мать, кружащую вокруг них коршуном. Уж как та ни старалась привлечь к себе внимание Андрея Викторовича. И скатерть перед ним разгладила, и попить налила, и стряхнула с его пиджака невидимую пылинку. Семен выругался. Не в силах смотреть на нее такую… особенно жалкую на фоне успешного абсолютно не заинтересованного в ней мужика. Проскользнул на кухню.
        - О, Семушка…
        - Прекрати этот цирк!
        - Какой цирк? Ты о чем?
        - Прекрати меня позорить! Если у тебя свербит в одном месте, найди себе хахаля по зубам. Неужели ты не понимаешь, как нелепы твои попытки охмурить Степанова? Господи, да на кой ему потасканная пьянчуга вроде тебя? Ты смешна, мама! Ты просто смешна…
          Шокированная, Дуня замерла. Потому что в неожиданной тишине, пришедшей на смену громыхающей на набережной музыке, смогла отчетливо расслышать разговор Семена с матерью. И это было ужасно. Происходящее не укладывалось у нее в голове. Не вписывалось в картинку того мира, в котором Дуня жила и мечтала. Нет, конечно, о жизни Краснова по школе ходили сплетни. Порой они даже долетали до нее… Может, поэтому Дуня думала, что все-все о нем знает. И только сейчас вот осознала, как ошиблась. Она понятия не имела, ни как он живет, ни с чем ему приходится сталкиваться ежедневно. Может быть, она вообще ничего не знала о нем, настоящем.
        Дуня скосила взгляд на отца, который, конечно, тоже все слышал. Андрей Викторович сидел, не сводя взгляда с Сандалова старшего, который приехал с опозданием (мэру простительно!) и неожиданно для всех решил взять слово.
        - Что ты себе позволяешь, щенок! - вновь донеслось из кухни.
        - Да пошла ты! Пошла ты… - шторка дернулась, Семен выскочил в зал и пронесся по нему к выходу. Дуня вскочила следом.
        - Дуня, сядь! - сквозь шум в ушах донесся голос отца. Дуня по привычке остановилась. Посмотрела на него, и снова в спину удаляющегося Краснова, и все-таки побежала за ним.
        - Семен, подожди. Ты куда? Собрание еще не закончилось! - с трудом нагнала того на ступеньках.
        - Тогда почему ты здесь? Иди! А то еще пропустишь что-нибудь важное, - бросил Краснов неожиданно зло. Дуня опешила:
        - Ну, а со мной ты так за что?
        Семен обернулся, но в сгущающихся на улице сумерках она все равно не смогла разглядеть его лица.
        - Извини, - с шумом выдохнул он. - Ты права. Знаешь, мне сейчас правда лучше побыть одному.
        Семен крутанулся на пятках и помчался вниз по ступенькам к пляжу. Дуня с силой закусила губу. Гордость не позволяла пойти за ним следом. А беспокойство за него не давало уйти. Вжимая пальцы в металлические перила, Дуня взволнованно наблюдала за тем, как Семен размашисто шагает все ближе и ближе к морю. Как садится и замирает, уставившись на дотлевающий на горизонте закат. Напряженный до невозможности. И такой неправильно одинокий. Сейчас Семен напоминал ей маленького потерянного мальчика, которого ей до зуда в пальцах хотелось пожалеть. Но это было неправильно. Уже тогда что-то подсказывало Дуне, что жалости он не только не примет, но и никогда не простит. Вместе с этим потерянным мальчиком в Семене уживался вполне себе взрослый мужчина. Крепкий мужчина, гордый. Сильный и волевой. Который так целовался, что… Дуня отвела ладонь от перил и осторожно потрогала губы. Который целовался так, что у нее и теперь горела кожа. Словно он на ней выжег клеймо. Конечно, в своих мечтах она много раз представляла этот поцелуй, но… её мечты и близко не стояли с реальностью. Не стояли с реальностью, да и не
готовили к ней.
        Не чувствуя под собой ног, Дуня слетела с лестницы. Наклонилась, чтобы снять обувь, и, стараясь ступать бесшумно, поравнялась с Семеном. А потом так же тихо, не привлекая к себе внимания, опустилась рядышком с ним. Их руки едва не соприкасались мизинцами. И в этой несостоявшейся близости было что-то такое, от чего у нее дыхание замирало, и сердце сбивалось с ритма.
        К вечеру стало гораздо прохладней, но, несмотря на охвативший ее озноб, Дуня и не думала уходить. И в какой-то момент ее терпение было вознаграждено. Тяжело вздохнув, Семен закинул руку Дуне на плечи и осторожно прижал к себе. Его большое тело было ненормально горячим. Как печка на старой еще дедовской даче. Дуня уткнулась носом Краснову в подмышку. Вдохнула его терпкий аромат. Неглубоко, чтобы он не догадался, что она, может, только им одним и дышит.
        - Зря это все, - шепнул Семен ей в волосы.
        - Что именно?
        - Все. Ничего ведь у нас не будет, Дунь. Так, только нервы друг другу попортим.
        - А не будет-то почему?
        - Потому что разные мы. Слишком разные, чтобы у нас с тобой хоть что-нибудь вышло.
        - А с Сандаловой вы, выходит, одинаковые? - вспылила Дуня, удивляясь тому, сколько горечи просочилось в её тихий голос. Семен замер. Отстранился, внимательно вглядываясь в Дунино лицо, но все же вряд ли что-то разглядев в темноте.
        - Если только в одном.
        - И в чем же?
        - Ты не поймешь. Да это и не важно.
        Дуня затихла, обдумывая его слова. Семен медленно разорвал их объятья и встал. С опозданием Дуня последовала его примеру. Обхватила себя за плечи в безуспешной попытке согреться и, стуча зубами от холода, проговорила:
        - Знаешь, думаю, ты мне соврал.
        - Когда?
        - Когда сказал, что ничего не боишься. Да ты напуган, может, больше нас всех. И все твои слова о том, что ты знаешь, как сложится твое будущее - полная чушь. Ни черта ты не знаешь. Ни чер-та! Ты в таком ужасе, что боишься даже попробовать…
        - Что?
        - Что-то стоящее! Мне кажется, ты настолько привык к плохому, что сам избегаешь хорошего. Оно тебя безумно страшит. И ты бежишь от этого хорошего, как от чумы, - выпалила Дуня. - Семен…
        - Что?
        - Ты думаешь, что недостоин? - затаила дыхание.
        Из-за тучи выкатилась круглая, как блин, луна. В ее холодном голубом свете глаза Семена блеснули.
        - Ты спятила, - усмехнулся он, после чего развернулся и ушел, ни разу не оглянувшись. Возможно, будь Дуня чуть более уверена в себе, она бы побежала за ним. И ведь дожала бы! Но вот как раз уверенности ей и недоставало. Уже спустя минуту собственные слова и нелепые вопросы Дуне показались такими самонадеянными, что ей стало до невозможного стыдно. С чего она вообще решила заняться этим глупым психоанализом? В конце концов, у происходящего было гораздо более простое объяснение. Она ему просто не нравилась. И вся обходительность Краснова объяснялась лишь тем, что он хотел поступить с ней, влюбленной дурочкой, по-джентльменски. Отсюда и его нелепые «мы слишком разные»…
        Какая, к черту, разница, какие они - разные или одинаковые? Все это лишь шелуха. Не имеющая значения, когда любишь. А он не любил. Не любил - и все тут. Выкуси, Дуняша.
        Звонок телефона застал Дуню, когда она, окончательно расклеившись, тащилась вверх по ступенькам.
        - Да? - шмыгнула носом.
        - Дунь, ты где?! Цыплята вылупляются! Мы все мчим к Ромке, ты с нами?
        - Ага. Скоро буду.
        Но скоро не получилось. К моменту, когда Дуня добрела до дома Быкова, вылупились двадцать семь из тридцати цыплят. И теперь они, страшные и несуразные, копошились в заранее приготовленной коробке в окружении склонившихся над ними ребят.
        - Ну, вот! Двадцать восьмой пошел. А ты, Ром, говорил, что все ни за что не выживут, - заметила Мариам, в восхищении разглядывая птичье потомство.
        - Ага. Так обычно и бывает. Выживает хорошо если процентов восемьдесят пять. А у нас, считай, сто.
        - У тебя талант, Ром, - улыбнулась Караулова. А Ромка (о чудо!) вполне уверенно ей ответил:
        - Да ладно тебе. Просто повезло.
        - Нет-нет, я настаиваю. Никакое это не везение. Я уверена, что и с оставшимися яйцами будет все хорошо.
        - Было бы круто. Мариам…
        - М-м-м? - промычала та, ласково почесывая пальцем еще влажное птичье брюшко.
        - А что ты с ними будешь делать?
        - С кем?
        - Ну, с цесарками.
        Мариам открыла рот, но далеко не сразу нашлась с ответом. Дуня решила, что у неё его в принципе не было, и Мариам придумывала, что сказать на ходу.
        - Эм… Вообще-то я надеялась, что ими займешься ты.
        - Я?! - удивился Бык.
        - А что? Ты же у нас лучше всех в этом всем разбираешься, - вмешалась в разговор Юля.
        - Ну… - Ромка почесал в макушке. - Не знаю. Цесарок у нас не было никогда. Да и куда их? Тридцать штук. Шутка ли? У нас и корма нет.
        - Мы купим! - уверенно кивнула Мариам. - Правда, ребят? Скинемся и купим!
        - А дальше что прикажете с ними делать? Если только пустить на убой.
        - Ну, раз другого выхода нет… - Мариам пожала плечами и впялилась в пол.
        - Чего? - сощурился Женька. - А гуманизм, что? Все? Отменяется? - Пять пар глаз уставились на Мариам.
        - Мы сделали все, что могли! Дали птенчикам жизнь, - защищалась та.
        - Чтобы потом их самим же и укокошить?
        - Все мы смертны, - философски заметила Мариам, вцепившись в деревянную балку белыми от напряжения пальцами. - Зато они поживут! И я уверена, их жизнь будет счастливой. Под нашим-то попечительством.
        - Сомнительно, - буркнул Кравец.
        11
        Из глубины сарая, где в стороне ото всех в сене валялся Тамерлан, раздался смешок. К нему присоседился другой, третий, а вскорости захохотали все. И только Мариам, которая восприняла происходящее на свой счет, было не до шуток. Ей казалось, что друзья смеются над ней. Это было ужасно. Она себя ненавидела. Не-на-ви-де-ла.
        - Я пойду. Завтра рано вставать, - прошелестела Мариам.
        - Я с тобой. Мой отец наверняка волнуется, - заметила Дуня.
        - Я тоже пойду. - Вскочила со своего места Юлька.
        - Вы охренели?! А за этими кто будет приглядывать? - возмутился Женя, тыча пальцем в коробку.
        - Вы! Те, кто дал им жизнь.
        - Нет, я, конечно, знал о птицах-кукушках, но что они выглядят так, - Кравец обвел рукой их троицу, - даже не представлял.
        - Мы можем установить посменное дежурство, - пошла на компромисс Караулова.
        - Ага. Посменное. Как же! Уже и дураку ясно, что это все тебе, Бык, разгребать.
        Быков переступил с ноги на ногу. Бросил взгляд на свою обожаемую Юльку. И, конечно, растаял.
        - Ну, может, это и к лучшему. Замучу какой-нибудь бизнес.
        - На цесарках? - хмыкнул Кравец.
        - Почему нет?
        - А что? Отличный план. У тебя, Ром, все получится, - улыбнулась Юлька. Бык откашлялся:
        - Ты правда так думаешь?
        - Угу. Ну, мы пойдем, да, девочки?
        - Я бы тебя проводил. Но у меня тут…
        - Дети. Я понимаю, - улыбка Юльки растянулась до ушей.
        - Ну, точно. Они над нами издеваются, - пробубнил Кравец.
        - Нормально все, Жек. Не ной.
        - Не ной?! Да нас с тобой использовали! Обвели вокруг пальца! Кукушки-и-и! - заорал Кравец вдогонку девчонкам. - Я расскажу вашим детям об этой позорной истории, слышите?! Вы ни за что не отмоетесь!
        - По-моему, Женя не на шутку расстроился, - фыркнула Юлька, ускоряя шаг и даже не пытаясь скрыть наползающую на лицо улыбку.
        - Не то слово. Может, нам стоит вернуться? - забеспокоилась Мариам.
        - Ты шутишь? Я ни черта не знаю о птицах. А ты, Дунь?
        - Аналогично. Но, думаю, если у вас с Ромкой все срастется, ты узнаешь о них много нового.
        - Не начинай, - погрустнела Караулова.
        - Эй, ты чего? Я что-то не то сказала?
        - Да нет. Просто я будто свою мать услышала. - Юлька резко остановилась и со всей дури пнула выступающий бордюр. - Она тут недавно узнала, что мы… В общем, встречаемся, и…
        - И?
        - Осталась, мягко скажем, не в восторге от этой новости.
        - Почему? - удивилась Мариам. - Мне казалось, Рюмочка хорошо относится к Быкову.
        - Ага. Безотносительно ко мне - так просто великолепно. Но со мной она его не видит. Это цитата, если что.
        - Понятно.
        - Мать с какого-то перепуга решила, что мы - долбаная интеллигенция. А Ромка, цитирую: «Звезд с неба не хватает. Так всю жизнь и будет пасти коров». И все потому, что он не собирается поступать в универ. Как будто на этом чертовом универе свет клином сошелся! Каждый раз повторяет, что мы с ним слишком…
        - Разные, - прошептала Дуня.
        - Вот-вот! А почему мы разные? Потому что я пойду учиться, а он - сразу работать? Так что в этом плохого? Он же не на печке будет сидеть! Да я большего работягу, чем Ромка, в жизни не видела. Ты обратила внимание, как он с этими инкубаторами возится? Одно загляденье смотреть!
        - Ромка - герой, - согласилась Дуня.
        - И отец из него выйдет хороший, - добавила Мариам.
        - А вот об этом вообще не напоминай. Мама боится, что я непременно залечу, если продолжу с ним встречаться.
        - Ты шутишь?
        - Какой там?
        - А вы что, уже… Вы… - Мариам осеклась и до того покраснела, что ее румянец стал виден даже в тусклом свете уличных фонарей.
        - Да нет! Господи, Мариам, ты как скажешь!
        - Прости. Просто это так прозвучало, будто…
        - Это реальность, а не больные фантазии моей матери?
        - Ага.
        - Нет. Нет… Ничего такого у нас пока не было.
        - Пока? - уточнила Дуня. Юлька смутилась. Пожала плечами, поправила очки на носу:
        - Ну, да. Я… знаете, я просто чувствую, что он тот самый.
        Дуня с Мариам переглянулись и синхронно кивнули. Это ощущение было им и впрямь знакомо.
        12
        С тех пор, как на свет появились те чертовы птенцы, школьный чат в аське не затыкался ни на секунду. И Вету это порядком бесило. Происходящее казалось ей сущим дурдомом. К которому она, ко всему прочему, не имела абсолютно никакого отношения. Ощущение, что у ее друзей появились какие-то свои темы для разговоров, одни им понятные шуточки и приколы, было не из приятных. Ветка привыкла к тому, что все вокруг нее вертится, а тут… Тут все пошло наперекосяк. Программа дала сбой. И ее будто вышвырнуло на обочину жизни.
        Сандалова отбросила от себя мышку и встала из-за стола. Уставилась на собственное отражение в зеркале, закрепленном над резным антикварным комодом. Покрутила головой из стороны в сторону, любуясь обновленным мелированием. Вышло и впрямь неплохо. Песочного цвета волны оттеняли голубизну глаз и небрежно спадали на ее покатые плечи. Вета была настоящей красавицей. Всякие Дуни ей и в подметки не годились. Это бесспорно. А впрочем, никому и в голову не приходило в том сомневаться. Другое дело, что красота не принесла Ветке счастья. Лишь в какой-то мере облегчила жизнь. Потому что кроме этой красоты ничего у нее не было - ни мозгов, как у той же рыжей или Карауловой, ни доброты, как у Мариам, ни уникального тонкого чувства юмора, как у Кешки Когана, ни Ромкиной предприимчивости, ни Женькиной целеустремленности, ни внутреннего стержня, как у Семена. Ни-че-го. Она брала внешностью, да. И абсолютной категоричностью. Кто-то сказал, что с ней лучше согласиться или вовсе не вступать в спор, чем что-то доказывать. Мол, себе дороже. Наверное, так оно и было. Плевать! Ей нужно было самоутвердиться хоть где-то,
хоть как-то… Чтобы заглушить чудовищную неуверенность в собственных силах.
        В глубине дома послышался грохот. Ветка настороженно замерла, и практически в ту же секунду, напугав ее просто до ужаса, в открытое окно ворвались сразу несколько человек в масках.
        - Всем оставаться на местах! - заорал один из них. Напрасно заорал, да. Вета даже при желании не смогла бы сдвинуться с места - настолько была напугана. Так что когда ее скрутили и потащили вниз по лестнице, она даже не попыталась встать на ноги. Да что там… Она не сумела даже спросить, кто эти люди, и чего им надо. Вета думала лишь об одном, что еще немного, и она просто обмочится от страха. Может быть, остатки ее сил уходили как раз на то, чтобы этого не допустить. И не напрасно. Старания Веты принесли свой результат. Когда ее бесцеремонно втащили в огромный отцовский кабинет, занимающий едва ли не половину западного крыла дома, она, по крайней мере, смогла сохранить достоинство.
        - Папа! Папочка, - всхлипнула Ветка, рванув к нему со всех ног в поисках защиты и утешения. Но вместо этого получила лишь злую жесткую отповедь:
        - Сядь, дура! Угомонись!
        Вета столбом застыла посреди комнаты. Открыла рот. Сердце бешено колотилось в горле, отчего ее все сильнее мутило. Казалось, еще немного, и она просто выблюет это самое сердце. Под ноги чужим безучастным к ней людям в масках.
        - Сядь возле матери, - спокойно заметил один из них.
        Возле матери? Вета, как зачарованная, обвела взглядом комнату. И, наконец, ее заметив, на негнущихся ногах дошла до дивана. Упала рядом, как подкошенная.
        - Ч-что происходит? К-кто это? - запинаясь, тихонько поинтересовалась Вета.
        - Кто-кто! Менты. Ты что, совсем ослепла?!
        - Менты? В смысле милиция? - Ветка сглотнула. - А что им от нас нужно?
        - Козел отпущения им нужен! А я говорила-а-а-а, Юра! Я предупреждала-а-а-а, - завыла в голос.
        - Заткнись! И возьми, наконец, себя в руки! - рявкнул отец.
        Даже сейчас, в этой страшной ситуации, они ругались. Вета закрыла глаза. Как делала в детстве, когда не хотела этого ни видеть, ни слышать. Она представила, что сидит на высоком берегу и наблюдает за жирными отъевшимися за лето чайками. А ее разгоряченное на солнце лицо обдувает прохладный бриз, и он же роняет на щеки соль.
        Вета научилась медитировать задолго до того, как это стало мейнстримом. Сильно задолго до…
        13
        Сколько продолжался обыск? Вета не смогла бы ответить. Но когда она открыла глаза, в комнате уже не было посторонних. Отец стоял у бара и глушил коньяк прямо из горлышка бутылки. Мать меряла шагами комнату.
        - Поверить не могу, что ты пьешь!
        - А что мне делать?
        - Что угодно! Бить тревогу, звонить адвокатам! Ты понимаешь, что тебя подведут под статью с конфискацией?!
        - Это единственное, что тебя волнует? - хмыкнул Юрий Борисович.
        - Еще бы! Сколько раз тебе говорили переписать часть имущества на меня?! Сколько раз, а? Но ты ж никого не слушал! Боялся, что я захапаю все себе при разводе. А теперь что? Я тебе скажу! Мы пойдем по миру! Вета, скажи папе спасибо!
        Мать резко остановилась, обратив все свое внимание на дочь. Ветка под таким напором вжалась в диван.
        - Может быть, все не так плохо, - шепнула она. - Может, это ошибка…
        - Ошибка? Ха! Еще скажи, что нам помогут.
        - Я не знаю.
        - Никто! Никто нам не поможет, слышишь? Крысы первыми побежали с тонущего корабля. Сиваков и тот не берет трубку-у-у. И это друг, называется-я-я-я.
        - Прекрати истерику! Если бы все было так однозначно, меня бы арестовали.
        - А какие тут варианты? Своя рубашка ближе к телу, знаешь ли. Не хочет он собственным креслом рисковать, поддерживая опального мэра!
        - Все сказала? - отец сделал жадный глоток из бутылки. Жидкость в ней громко забулькала. - А теперь пшла прочь! Займись чем-нибудь полезным. Мне нужно подумать…
        Мать что-то ему возразила. Они снова сцепились. Но этого Вета уже не слышала. Она поднялась к себе в комнату, схватила телефон и первым делом позвонила Митьке. Он должен был ей помочь. Должен… В конце концов, они встречались. А их отцы не только дружили долгое время, но и строили планы их с Митькой поженить, чтобы породниться.
        Когда Вета набрала Митьку, тот не ответил. Она бросила взгляд на часы. На дворе была ночь, и поначалу Вета думала, что тот просто не слышит ее звонков. Она звонила ему снова и снова. До тех пор, пока не услышала, что абонент находится вне зоны действия сети. Только тогда Ветка поняла, что Сиваков ее намеренно игнорирует. Бросает на произвол судьбы в сложнейшей жизненной ситуации.
        И это не на шутку ее взбесило. Именно взбесило, да. Ветка что есть силы запулила телефоном в стену, почувствовав даже некоторое облегчение, когда тот развалился на части. А потом поняла, что вполне могла угробить последний дорогостоящий подарок родителей, и, ругая себя на чем свет стоит, бросилась тот собирать. Процесс усложнял непонятно откуда взявшийся тремор в руках.
        Нажимая на кнопку запуска, Ветка молилась… Когда-то ее, совсем еще маленькую, молитвам научила бабушка. Конечно, она не понимала смысла тех мудреных слов. И запоминала их на свой лад. Как ребенок. «Отче наш, ежа неси, но не беси»… Когда родители впервые это расслышали, хохот стоял такой, что в их однушке начали трястись стены. И хоть она не понимала, чем же так их насмешила, все же была ужасно довольна собой. Это было счастливое время. Может быть, самое счастливое время в ее жизни.
        Телефон приветственно пропел. Экран засветился. Вета выдохнула и без сил опустилась на постель, положив тот перед собой. До подъема еще было два часа. Их следовало как-то пережить. Сцепить зубы и пережить, да.
        - …Мы пойдем по миру! Вета, скажи папе спасибо! Пойдем по миру… Пойдем по миру… Пойдем по миру…
        Насколько велик этот риск? Насколько велик риск, что ее отца посадят? И что будет с ней, если это все же случится? Нет, Ветка не думала, что от нее отвернется та же Мариам, но вот в остальных она не была уверена… Слишком многим Сандалова стояла поперек горла. Они были бы дураками, если бы упустили возможность отыграться и позлорадствовать над той, кого еще совсем недавно считали небожительницей. Это Вета отчетливо понимала. Она не могла взять в толк лишь то, как будет с этим справляться.
        14
        Несмотря на все ужасы ночи, утро пришло к положенному часу. Не опоздав ни на секунду. Внизу, в кухне, работал телевизор. Мать сидела за барной стойкой. Перед ней возвышалось облако из использованных бумажных салфеток. Она снова плакала.
        - Отца показывают по всем новостя-я-я-м.
        Вета похолодела. Она надеялась, что у нее есть, по крайней мере, немного времени, чтобы подготовиться. А тут вдруг оказалось, что его нет. И ей придется встретиться со своими проблемами лицом к лицу, когда она совершенно к тому не готова.
        - Я, наверное, останусь дома, - шепнула Вета, оседая на обитый дорогущей телячьей кожей стул.
        - Еще чего! - раздался голос отца. - Ты пойдешь в школу и будешь держать лицо. Это ясно?
        - Ясно.
        - Отлично. И не забудь про вечеринку, которую мы устраиваем.
        - Вечеринку? - Ветка недоуменно хлопнула глазами.
        - Угу. В честь твоего восемнадцатилетия.
        О, черт… Черт! Она ведь со всем этим кошмаром совершенно о ней забыла!
        - Папа… Пожалуйста, я не хочу…
        - Почему?
        - Потому что на нее никто не придет! - закричала Вета. - Теперь не придет. Понимаешь?!
        - Придут те, кому от тебя ничего не надо. Хороший способ проверить свое окружение на вшивость.
        Понимая, что отец ни за что не отступит, Ветка с силой закусила щеку и отвернулась. Может быть, он, конечно, и прав. Да только на кой ей эта горькая правда? Чего он добивается? Указать ей на место? Преподать показательный урок? Смотрите, мол, вы без меня ничто? Просто пустое место… Так она это знает! Она, считай, восемнадцать лет живет с ощущением собственной никчемности.
        Вета с надеждой взглянула на мать. Но той было совершенно не до неё. Она наверняка занималась тем же, что и Вета совсем недавно - прикидывала в уме, как сложившаяся ситуация отразится на ее жизни. Из каких элитных клубов ее попрут, и кто из многочисленных подружек отвернется от неё первой?
        - Тебя подвезти? - поинтересовался отец. Вета вздрогнула. Подняла мокрые ресницы. Отец выглядел сравнительно неплохо и уж точно держался гораздо лучше их с матерью. Силы воли и стойкости господину Сандалову было не занимать.
        - Нет. Я прогуляюсь. - Вета схватила сумку и, не оглядываясь, вышла из дома. Может быть, даже скорее всего, она себя накрутила, но и осознавая это, Ветка никак не могла избавиться от мысли, что стала объектом пристального внимания всех… буквально всех встречающихся на ее пути прохожих. Их взгляды кричали:
        - Смотрите, это дочка нашего мэра! Того, которому вот-вот предъявят обвинение в растрате.
        Из-за этого нескончаемого гула в голове она не сразу услышала вполне реальный окликнувший ее голос подруги:
        - Вет! Вета-а-а!
        - Ой, привет, Мариам!
        - Привет. Ты как?! Это правда, что говорят по телевизору? К вам действительно вломилась группа захвата?!
        - Да. Вломилась. Извини, я не хочу об этом, ладно?
        - Ладно. Мне-то и не нужны подробности. Я просто хотела убедиться, что с тобой все хорошо.
        Ветка кивнула. Ей стало намного теплей. И что совсем уж никуда не годилось - к глазам подступили слезы. В тот момент она сдержалась. Каким-то чудом нашла в себе силы и, затолкав эмоции поглубже, перевела разговор на учебу. И так, непонятно на чем, продержалась еще два урока. Почему продержалась? Да потому что Ветка оказалась совершенно не готовой к тому, что ее друзья проявят ту деликатность и чувство такта, на которые она не смела даже рассчитывать. Ей хотелось зареветь, обнять каждого, сказать, как для нее это важно. Но что-то внутри не давало раскиснуть до такой степени. Королевы не плачут. У них все хорошо. Слезы и сопли - прерогатива неудачников. Она не такая. Не такая! И все тут…
        - Эй, Сандалова! Ты куда?! - всполошилась Клеточка, когда она встала посреди урока, все же не выдержав. Ветка не потрудилась объяснить. Держа спину неестественно прямо, она неторопливо прошла через класс, плотно прикрыла за собой дверь и так же не спеша прошла по коридору. А вот как она очутилась в своем тайном месте, Вета уже не помнила. Она вообще пришла в себя, только когда услышала тихий голос Краснова:
        - Так и знал, что найду тебя здесь.
        - Вопрос, зачем ты меня искал.
        - Затем, что тебе это нужно, Сандалова.
        Вета резко обернулась. Хотела бросить что-то злое. Может быть - «черта с два». Или - «иди к своей рыжей!». Но почему-то язык не поворачивался его прогнать. Никаких сил, никакой показной бравады в ней не осталось. Так что, когда Сема к ней потянулся, она не оттолкнула его. О, нет. Напротив. Подалась к нему всем своим дрожащим от вибрирующих в нем эмоций телом.
        Как бы там ни было, они всегда возвращались друг к другу. Слишком разные, чтобы быть вместе, да. Но такие одинаково неприкаянные…
        15
        Тамерлан играл несуществующими мышцами перед зеркалом в ванной, когда дверь в неё широко распахнулась. Парень испуганно дернулся, отчего полотенце, которое он повязал на бедрах, едва не слетело на кафельный пол.
        - О господи, мама, какого черта! - заорал Там, придерживая отсыревшую тряпку сразу двумя руками и ненавидя собственный сорвавшийся голос практически так же, как свою недоразвитую мускулатуру, огромный кадык и не желающие расти там, где им следует, волосы.
        - Нет, ну вы только на него посмотрите! Как будто я чего-то не видела… - закатила глаза Сара Измайловна, но все же, хвала небесам, проявила несвойственную ей тактичность и вышла. С губ Тамерлана сорвался полный облегчения вздох. Остужая закипевшую голову, он прижался лбом к прохладной, покрытой капельками конденсата стене и с удовольствием выругался.
        Это, конечно, смешно, но в чем-то его мать была даже права. В свои почти восемнадцать Там не слишком-то отличался от мальчика, которому она меняла пеленки. И это было просто пипец какой огромной проблемой. Для него - так точно. Там изучил всю литературу, которую смог найти в интернете, прочесал все имеющиеся в доме медицинские справочники, чтобы понять, какого черта с ним происходит. Конечно, он мог поступить гораздо проще - спросить у матери. Однажды, с трудом справившись со стыдом, он так и сделал. Проблема в том, что его категорически не удовлетворили пространственные объяснения Сары Измайловны. Более того, они показались ему несостоятельными и даже непозволительными для такого опытного специалиста, как его мать, которая списала все его проблемы на то, что он у неё «поздний мальчик». Прозвучало это, конечно, красиво и в какой-то мере даже обнадеживающе. Да только к тому моменту Тамерлан уже знал, что официальная медицина объясняет происходящее с ним задержкой полового развития. И такой диагноз, как ты его не обставь, какое альтернативное название ему не придумай, для любого нормального парня
звучал практически как приговор.
        Слава богу, с тех пор дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки. Тамерлан свято верил, что ни один мальчик на планете Земля не радовался так, как он, впервые проснувшись на мокрых простынях после очередного горячего сна. Ни один не испытывал такого одуряющего счастья, когда у него, наконец, начал пробиваться пушок над губой. И когда ему стали малы за раз сразу две рубашки.
        Тамерлан все-таки менялся. Мужал. Практически незаметно для себя, но неуклонно. Эти изменения он и пытался обнаружить, когда его уединение нарушили. Там хмыкнул, вспомнив о том, как неудобно вышло. Развесил полотенце на змеевике, натянул трусы - китайскую подделку под Calvin Klein, и пошел к себе одеваться.
        - Ты куда это собираешься? - поинтересовалась Сара Измайловна, пристально разглядывая сына.
        - К Сандаловой на день рождения.
        - Как она? В городе только и разговоров, что об обыске в доме мэра. Бедная девочка.
        - На бедную она не похожа, - нахмурился Там.
        - Погоди! - всполошилась Сара Измайловна, вытирая мокрые руки о новенькое кухонное полотенце. - А подарок?
        - Мы с ребятами скинулись.
        - Вот возьми… - Сара Измайловна достала из тряпичного, расшитого бисером кошелька несколько купюр.
        - Зачем?
        - Девушкам обязательно нужно дарить цветы.
        Там пожал плечами и сунул деньги в задний карман джинсов. Он был уверен, что Ветке надарят столько букетов, что его веника она даже не заметит, но с матерью спорить не стал - себе дороже.
        - И, Кеш…
        - М-м-м? - Там наклонился, чтобы обуться.
        - Ты все же поговори с Женькой, ладно?
        - Зачем?
        - Затем, что его зовут на работу в Америку! Я с его матерью говорила. Только представь, какие это перспективы…
        - Для программера, - уточнил Тамерлан, уже понимая, куда ветер дует.
        - Ну, так и ты бы пошел в физмат! Глядишь, за несколько лет стал бы хорошим специалистом. А там и до Америки - рукой подать. Что, Женька не поможет тебе устроиться?! Вы же с ним лучшие друзья!
        - Мам, я не пойду ни в какой физмат. Это не мое. Вообще не мое, сколько можно объяснять?
        - А что твое? Что твое?! Медицина? Да ты хоть знаешь, какой это неблагодарный труд? А сколько врач интерн получает, знаешь? Хочешь всю жизнь провести в нищете?!
        - Мам, ты сама врач, - терпеливо напомнил Тамерлан.
        - Именно это дает мне полное право отговаривать тебя от этой глупой затеи!
        - Ты врач, бабушка с дедушкой, прадед… Вы сами не оставили мне вариантов, - попытался отшутиться Там.
        - Твой отец был…
        - Кем?
        - Козлом - в первую очередь. Но еще, кстати, геологом. Может, ты по этой стезе пойдешь? Профессия хоть и козлячья, но денежная.
        - Ну, уж нет. Смирись, мам. Правда. - Там толкнул дверь.
        - А как насчет экономического?
        - Нет!
        - Юридического… - не сдавалась Сара Измайловна, выкрикивая новые и новые предложения, свесившись с жалобно скрипящих под ее немаленьким весом перил. Там вздохнул и толкнул тяжелую подъездную дверь. В лицо наотмашь ударил ветер. Осень на исходе окончательно разошлась. Спустилась на землю ледяной мелкой моросью. Тамерлан накинул на голову капюшон и прибавил хода. День рождения Сандалова отмечала в пафосном ресторане, расположившемся прямо на набережной. Неподалеку от того места, где однажды он спас Мариам от банды скинхедов. Было им лет по двенадцать… На тот момент родители Ромки Быкова держали в хозяйстве старую клячу, на которой за деньги катали туристов вдоль моря. Иногда, когда платящих клиентов не находилось, на Зорьке позволяли прокатиться и Ромкиным друзьям. Денег с них, конечно, не брали, поэтому такие конные прогулки случались гораздо реже, чем Кешке хотелось бы. О, как он наслаждался происходящим! В седле маленький Кеша Коган как будто преображался. Он воображал себя то великим полководцем, то спортсменом, то бравым кавалеристом. Скакал вперед, задрав нос, и почти ничего вокруг себя не
видел… А вот ту шайку каким-то чудом заметил, да. И, сразу же оценив ситуацию, не придумал ничего лучше, чем пустить Зорьку прямо на них. Других вариантов не находилось. Не врукопашную же ему было идти!
        Конечно, моментально набежала толпа, в которой скины под шумок растворились. А героический поступок Кеши моментально оброс кучей легенд. Например, Мариам всем рассказывала, что он бросился на ее обидчиков, как Тамерлан в бой, явно приукрасив и его смелость, и происходящее в целом. Почему именно Тамерлан, а не какая угодно другая легендарная личность, никто у нее уточнять не стал. Но с тех пор это прозвище прикрепилось к нему намертво. И если поначалу Кеша всячески пытался от него отделаться, воспринимая то как насмешку, с годами к нему даже прикипел.
        Вынырнув из своих воспоминаний, Там тряхнул головой. Сунул в окошко цветочного все деньги, что у него были:
        - Мне вон те бордовые хризантемы.
        Что-что, а о предпочтениях Ветки он знал если не все, то многое. Слишком долго он за ней по-тихому сох. Происходило это помимо его воли. Потому как если бы он выбирал, в кого ему, Иннокентию Когану, влюбиться, его выбор ни за что не пал бы на такую девицу, как Ветка. Объективно она была далеко не самым лучшим человеком на планете. Он видел в ней каждый скол, каждый изъян, все те несовершенства, что Ветка скрывала под непроницаемой на первый взгляд маской безупречности. Там буквально ненавидел ее длинный язык, язвительность и то высокомерие, с которым она обращалась со всеми, кто ее окружал. Он всерьез сочувствовал парням, что имели неосторожность попасть в ее сети. Но в то же время… Ч-черт, как он им завидовал! Если, конечно, Ветка обращала на них свое царственное внимание.
        Тамерлан сделал глубокий вдох. И рванул вверх по ступенькам. Где-то на полпути понял, что что-то не так. Может, он ошибся адресом? Почему так тихо? Поднялся на террасу. Обошел ту по периметру и, наконец, услышал голоса:
        - … Вет, да ты не переживай. Скоро ребята подтянутся.
        - А разве похоже, что я переживаю?
        - Нет? Значит, мне показалось, - примирительно заметила Дуня. - Наверное, что-то их задержало. Может, подарок еще не готов? Давай подождем внутри. Здесь холодно.
        - Правда? А я вот никакого холода не замечаю. Знаешь, Семен меня так поздравил, что я до сих пор горю…
        Там стиснул зубы и, намеренно громко стуча ногами, двинулся дальше. Ветка с Дуней стояли на веранде. Первая в дерзком мини и спускающейся на плечи копне волос. Вторая - в распахнутом настежь пальто. Красивого сизого цвета, теперь то здорово перекликалось с мертвенной бледностью ее лица.
        - Я все же зайду. Ты не против? Хочется… вымыть руки.
        Там скорей бы поставил на то, что прямо сейчас Дуня не отказалась бы и от горячего душа. Он и сам чувствовал себя так, будто вывозился в грязи. Но Тамерлан уже привык к выходкам Ветки. А Дуня - другое дело. Закусив щеку, Там уставился на дверь, за мутным стеклом которой растворилась ее хрупкая бестелесная будто фигура.
        - Ну, ты и сука, - покачал головой Тамерлан. - Поверить не могу, что…
        «…какого-то черта по тебе сохну» - вслух он этого, конечно, не произнес, не доставил ей такого удовольствия. Ветка хмыкнула.
        - Ух ты! Мило, Иннокентий. Право. Так меня еще не поздравляли. Полагаю, эти цветы мне?
        Возможно, если бы голос этой… гадины так сильно не дрожал, он бы ответил ей в том же духе. Съязвил бы. Поддел. Ведь мог же! Мог… Но что-то в ее интонациях не позволило. Сбитый с толку, Там подошел еще ближе. Ветка была на каблуках, а потому возвышалась над ним едва ли не на целую голову. Может быть, из-за этого он ей казался смешным… Даже наверняка. Тамерлан вскинул взгляд, приготовившись к очередной порции яда. Но Ветка молчала. И не было в ее глазах ни насмешки, ни желания побольнее ужалить. Зато в них плескалась такая чудовищная растерянность, и даже страх, что ему стало за нее больно.
        - Тебе, - просипел Там.
        - Мои любимые.
        - Я знаю.
        - Спасибо.
        - И все?
        Ветка моргнула. На каблуках она была выше его почти на голову, да. Так что, когда он смотрел прямо, видел лишь ее взволнованно дрожащие губы. Видел и понимал, что, может, чего-то все же о ней не знает. На его глазах Вета медленно облизнулась, и… он пропал. Поднялся на цыпочки, обхватил ее талию и, что есть силы прижав к себе, поцеловал. В нос ударил пряный аромат смятых хризантем, Веткиных духов, дождевой хмари, его отсыревшего даже под курткой шерстяного кусачего свитера…
        - Хеппи бездей ту ю-ю-ю-ю, Хеппи бездей ту ю-ю-ю-ю! Хеппи бездей, диар Ве-е-ета! Хеппи бездей ту ю…
        Ветка отстранилась, удивленно моргнула. И даже потрогала губы, будто не до конца веря, что он действительно посмел это вытворить.
        Звуки песни все приближались. Как и гости, которых она, наконец, дождалась. Те шли в огромном облаке воздушных шаров - веселые и беззаботные. Первой шагала Мариам - ее фигуру даже шары не спрятали бы, следом - Юлька с Быком, Жека Кравец и… Семен.
        Взгляд Ветки вспыхнул. Она моментально преобразилась. Распрямила плечи, выпятила вперед грудь. Прижимая к ней заметно помявшийся букет хризантем.
        - И из-за этого вы опоздали почти на полчаса? - кивнула в сторону шариков.
        - А что? Тебе не нравится?
        - Нравится! Еще как нравится. Ну-ка, дайте я вас всех обниму. - Ветка широко развела руки, как если бы и впрямь надеялась обнять всех сразу. Да только каким-то образом этих всех опередил… Сиваков.
        - Сюрприз! - заорал он. - Не ждала?
        Ветка сощурилась. Ее виноватый взгляд метнулся к Краснову, который застыл чуть в стороне, сложив на груди мощные руки и вопросительно вздернув бровь.
        - Вообще-то нет. Ты пропал почти на неделю!
        - Это было в твоих интересах, детка. И в интересах твоей семьи, - усмехнулся Митька и с намеком добавил: - Если ты понимаешь, о чем я.
        Ага. И кроме Ветки это понимали все присутствующие. Рука руку моет, кажется, так говорится? Видимо, отцы Веты и Митьки были крепко повязаны. Дерьмо…
        - Мы потом об этом поговорим, - бледно улыбнулась Ветка. - А сейчас всем веселиться! Ну, чего застыли? Давайте, топайте-топайте! Стол уже накрыт!
        16
        Ближе к зиме расположенные на побережье рестораны в большинстве своем закрывались. Сделав за несколько месяцев купального сезона годовую выручку любого другого некурортного заведения, местные собирали столы и стулья, зонтики и навесы и отправляли в чулан, где им предстояло пылиться аж до самой весны. Круглый год работали только некоторые заведения. Прощаясь с приехавшими на заработки сезонными рабочими, но оставляя на зарплате своих. Так что в услугах Семена зимой в кафе «У Рубена» особенно не нуждались. Но зная, как ему нужны деньги, дядя Рубен все равно подкидывал Краснову работу. То разгрузить что-нибудь, то купить, то починить - руки у Семы росли из правильного места. А иногда, когда кто-то из основных сотрудников заболевал, или если у них вдруг появлялись какие-то неотложные дела, которые можно было решить исключительно в рабочее время, Семен выходил на подмену.
        Он как раз менял фильтры в кофемашине, когда в кафе вошла Дуня. Погода на улице была отвратительной и совсем не по-субтропически студеной. Спасаясь от промозглого ледяного ветра, Дуня надела пуховик с богатой меховой опушкой, вязаную изумрудного цвета шапку и толстый полосатый шарф.
        - Привет, - сказала она, шмыгнув носом.
        - Привет. Выпьешь чего-нибудь? Кофемашина будет промываться целую вечность, но можно заказать чай.
        - Вообще-то я по делу, - Дуня подула на озябшие руки.
        - Дело ко мне? - Краснов ткнул пальцем в грудь. На нем была красивая байковая рубашка в крупную рыже-зеленую клетку. Сам себе он напоминал бармена из какого-нибудь салуна на Диком западе. Не хватало разве что ковбойской шляпы и сапог с острыми носами.
        - К тебе. Ты вообще собираешься заниматься? С нашего последнего занятия прошло почти десять дней, и твоя контрольная по алгебре…
        - А что с ней? - Семен растер пальцем бровь со шрамом и отвернулся, чтобы не показать Дуне своего неожиданного смущения. С контрольной он и впрямь напортачил.
        - У тебя трояк. А ведь мы проходили эту тему.
        - Ну, трояк и трояк.
        Краснов клацнул кнопкой чайника и, распаковав пакетик Липтона, опустил тот в чашку. И пофиг, если Дуня не захочет пить чай. Его дело - угостить девушку.
        - Значит, ты сдаешься?
        - В каком это смысле? - Семен резко обернулся, уставился на Дуню из-под насупленных бровей.
        - В смысле учебы. Ты больше не собираешься со мной заниматься, так?
        Может, ей было неловко, ведь почему-то Дуня тоже отвернулась. Стащила с головы шапку и тряхнула головой, приводя в порядок смятые под ней волосы. В этот момент из-за затянувших небо туч пробилось яркое-яркое солнце, от которого за несколько пасмурных дней кряду глаза порядком отвыкли, и полыхнуло языками пламени в Дуниной рыжей гриве. Семен зачарованно моргнул.
        - Так?! - переспросила Дуня с нажимом.
        - Кхе-кхе… Нет. Я… в смысле, я думал, что ты сама не хочешь.
        - Чего не хочу?
        - Ну, заниматься со мной, после истории с Веткой. Тамерлан мне все рассказал.
        - Что именно? - сощурилась Дуня.
        - Что она тебе разболтала о…
        Как тут было закончить? О нас? Так не было их! Никогда, мать его так, не было. Был он, была она. А между ними - неуверенность и страх.
        - О, да. Она не упустила возможности меня поддеть. Но каким боком это относится к нашим занятиям?
        - Хочешь сказать, что ты готова и дальше продолжать помогать мне с учебой? - изумился Семен, поставил перед Дуней чашку, достал сахарницу из шкафчика под стойкой.
        - Послушай, твои отношения с Сандаловой меня не волнуют. Но я не хочу выглядеть дурой в глазах наших друзей, окей? Хочешь быть с ней - пожалуйста. Только тогда…
        - Что?
        - Не целуй меня на глазах у всего класса так, будто мы пара! Они решили, что мы встречаемся! И когда Ветка начала болтать языком про ваши с ней шуры-муры…
        - Да?
        - Ребята подумали, что я обманутая жертва, и стали меня жалеть! Спроси - нужно ли мне это?
        - Нет?
        - Вот именно. Не нужно. К тому же такие ошибочные сведения вредят… вредят… - Дуня всыпала сахар в чай и нервно размешала тот ложечкой, не торопясь закончить начатую мысль.
        - Вредят… - подтолкнул ее Семен.
        - Вредят моей личной жизни.
        - Ах вот как, - сощурился Краснов. - И каким же образом?
        - Самым непосредственным. Парни, которым я нравлюсь…
        - Не спешат к тебе подкатывать, думая, что ты - моя?
        - Вроде того. Только что это за пещерные - моя-твоя? Я не вещь, чтобы кому-то принадлежать. И даже если… точнее, когда я начну с кем-то встречаться, я не стану чьей-то.
        Дуня, наконец, собралась с силами и вскинула на него взгляд. Смешная. Она даже отбрить его не могла, чтобы не коснуться всей этой феминистической чуши. У Краснова же на этот счет было совершенно иное мнение. Его женщина, когда она у него все же появится, будет именно его. И точка. Она будет ему принадлежать целиком и полностью, от и до. Семен и так слишком долго мирился с чужим - чужой одеждой и игрушками, чужими мужиками рядом с матерью и чужой девушкой рядом с собой… Так что к черту набирающую обороты моду! Он слишком собственник. Слишком эгоист. Вот и все, с этим разобрались. Осталось выяснить, про каких таких парней Дуня талдычит?
        - И что, много желающих занять мое место?
        - Речь сейчас не об этом!
        - Как это? Ты сама только что сказала…
        - Что я не хочу, чтобы ты меня использовал в своих играх с Веткой.
        - А я не играю.
        - Черта с два. Думаешь, я не понимаю, что ты меня поцеловал, чтобы заставить ее ревновать? - зеленые глаза Дуни полыхнули. Семен никогда не видел Северного сияния, но почему-то был уверен, что это свечение выглядит как-то так… Удивительно. - Ну, что ты молчишь?
        А что ему было сказать? Да, я тебя использовал? Семен хмыкнул. Ведь кому-кому, а себе он предпочитал не врать. После долгих раздумий Сема вынужден был признать, что к Дуне его тянуло и раньше. На самом деле очень сильно тянуло. И, может, не будь он таким замороченным идиотом, все бы у них срослось. Но он не мог не думать наперед, не мог не… бояться (да-да, тут она тоже очень четко все уловила), что втянется в нее, в эти отношения со всеми потрохами. Что поверит… ей. И в то, что с ним, Семеном Красновым, может случиться сказка. А жизнь опять укажет ему на место.
        - Семен…
        - Что?
        - Ты думаешь, что недостоин? - спросила она его как-то. И... нет, черт его все дери! Нет. Он так не думал. Но сука-жизнь каждый раз убеждала его в обратном. Его проклятущая жизнь.
        - Ладно! - Дуня выдохнула. Встала из-за стойки, так и не выпив свой чай. - Это неважно. Не отвечай.
        - Окей, - Семен примирительно выставил перед собой ладони. - Я не хотел тебя обидеть. Правда.
        - Тогда друзья? - Дуня улыбнулась и протянула ему маленькую, будто прозрачную ладошку.
        - Угу. Друзья.
        - Так когда ты придешь позаниматься? Любовь Михайловна сказала, что желающие смогут переписать контрольную во вторник. От этой оценки зависит твой результат за четверть.
        - Ну, надо же.
        - Ага. Сем, с таким аттестатом ты сможешь поступить. Пусть на какую-нибудь не слишком популярную специальность, но ведь сможешь. Главное - всунуться, а потом, может, выйдет перевестись…
        - Ты сейчас говоришь, как Рюмочка.
        Дуня проказливо улыбнулась.
        - Я слишком много времени с ней провожу, помогая с Новогодним балом.
        - Хм… Звучит претенциозно.
        - Придешь? - Дуня снова натянула шапку и полезла в карман за варежками.
        - Не думаю, что хулиганы вроде меня там желанные гости.
        - А я не думаю, что хулиганы знают слово «претенциозно», - парировала Дуня. Семен усмехнулся. Подпер задницей стену и сложил на груди руки.
        - Так и скажи, что тебе нужен кавалер.
        - На самом деле с этим у меня все в порядке. - Дуня осмотрелась по сторонам и, перевесившись через барную стойку, шепнула ему на ухо: - Но ты мог бы пригласить Мариам. Пожалуйста…
        Семен чуть повернул голову, наблюдая за тем, как, будто в замедленной съемке, шевелятся Дунины губы. Теперь, когда он знал их вкус, это было особенное испытание. Особенное и неожиданное в плане собственных на него реакций. Краснов представил, что какой-то придурок целует их, и… О, нет. Только не это. Он свою порцию ревности исчерпал еще с Сандаловой. Нажрался так, что до сих пор мутило. Так что… нет, избавьте.
        - Ветка-то все равно пойдет с Сиваковым.
        О, да. Потому что папа Митьки - крутой чел из МВД. И именно он прикрывал задницу Веткиного отца. И ее выбор был очевиден. Сандалова каждый раз занимала местечко, где потеплее да повыгоднее. Семен ее в том не винил, а где-то даже понимал и сочувствовал. Ведь Ветке тоже приходилось нелегко. Каждый раз договариваться с собой. Поступаться чувствами и мечтами.
        - Без проблем.
          - Правда?
        - Угу.
        - Класс. Спасибо большое.
        Дуня и впрямь светилась от счастья. Словно он бросил к ее ногам весь мир, а не просто согласился выручить их общую подругу. И этим она его трогала. Своими небезразличием и добротой, идущими не от вбитых обществом понятий, как надо, а из глубин души.
        - Завтра в семь? Будет нормально?
        - Чего?
        - Если мы позанимаемся в семь?
        - Ага. Самое то.
        Благодаря Дуне он все же написал контрольную на четверку. В его табеле за вторую четверть остался всего одни тройбан. По русскому. И пусть это был далеко не самый лучший результат в классе, Семен втихую собой гордился. А вчера даже засмотрелся на рекламный буклет очередного ВУЗа, криво-косо прилепленный в маршрутке. МЧСники обещали более чем хорошие условия поступления и даже крышу над головой. И к черту, что эта крыша была казарменной.
        - А знаешь, думаю, тебе очень подойдет такая работа, - уверенно кивнула Мариам. В нежно-персиковом платье-облаке она походила на пирожное безе. И выглядела так же аппетитно, как и нелепо. Но ему было все равно. Семен такой ее и любил.
        - Почему ты так решила?
        - Не знаю. Ты основательный и очень надежный. С тобой ничего не страшно.
        Ага. Даже появиться в школе на Рождественском балу, который Мариам собиралась проигнорировать.
        - Ну, не знаю. Может, из этого что-то и выйдет.
        - Обязательно! Иначе просто не может быть.
        - А ты? Уже сказала отцу, что не хочешь поступать в медицинский?
        - Нет… Может, наберусь смелости и поговорю с ним на каникулах. Ой, смотри, кажется, это Дуня с Кешкой. Какие они краси-и-и-вые, правда?
        Ах вот, значит, что у Дуни за кавалер! А он-то думал… Нет, к Когану Сема относился хорошо, можно сказать, даже отлично. Но почему-то всерьез, как соперника, он его не воспринимал. Хотя-я-я за последнее время Тамерлан неплохо так возмужал. И даже вытянулся. Так что с Дуней они смотрелись вполне себе ничего. Та не стала надевать каблуки, в отличие от большинства девчонок, и из них с Тамом неожиданно вышла очень красивая пара.
        - Сема! Сем… - окликнул Краснова Бык.
        - Я отойду, ага? Узнаю, что случилось.
        Мариам кивнула и, робея, спряталась между по-новогоднему украшенным фикусом и колонной.
        - Ну, чего тебе?
        - Мы хотим купить шампанского для девчонок. Ты в доле? - поинтересовался Бык громким шепотом.
        - Э-э-э… Почему бы и нет? А как вы собираетесь его сюда протащить? - Семен кивнул в сторону сидящего у входа в зал завуча.
        - А мы сюда ничего и не потащим. Вот, гляди… - Ромка раскрыл широкую ладонь, на которой в тусклом свете спортзала Семен не сразу разглядел ключ, очевидно, от какого-то кабинета. - Так ты скидываешься?
        Семен полез в карман. Дядя Рубен как раз расплатился с ним за две последних смены.
        - Это много. Я вот так возьму… - Бык выхватил несколько купюр.
        - Сходить с вами?
        - Ну, уж нет. На твой счет, Сём, у вахтерши особенные распоряжения. Мы с Юлькой все притащим. Ее шмонать точно не будут.
        - Ты уверен? Не боишься, что спалитесь? - забеспокоился Семен, понимая, что в случае чего директорской дочке достанется больше всех.
        - Да не. Она сама предложила. - По лицу Быка расплылась блаженная улыбка.
        - Ну, смотри. Осторожно там. Бутылками не гремите.
        На все про все у Быка с Юлькой ушло не больше получаса. Семен как раз успел станцевать один медленный танец с Мариам, когда их обоих позвали. Стараясь не привлекать к себе особенного внимания, их компашка просачивалась в кабинет музыки по одному. Стучали в дверь в одном им знакомом порядке (тук, тук-тук, тук-тук-тук) и только после этого проникали в святая святых.
        - Ну, ребят, за окончание первого полугодия! - какого-то черта происходящим руководил Сиваков. Пожалев, что пришел, Семен отошел к окну и уселся на подоконник. Пробка вылетела с оглушительным хлопком. Ребята зашикали:
        - Да тише ты! Совсем спятил?
        - Спалимся!
        - Да не ссыте вы! Куда разливать-то?
        - Ой, а бокалов нет, - с сожалением заметила Дуня.
        - Нет, вы слышали? Бокалы ей подавай! - захохотала Ветка. - В учительской стаканчики есть. Одноразовые. Возле кулера с водой.
        - Что, прикажешь туда идти? - возмутился Кешка.
        - А что здесь такого?
        - Если ничего - так сама и топай!
        В темном классе, освещаемом лишь фонариком телефона, повисло странное напряжение. Семен хмыкнул. Спрыгнул с подоконника и, бросив «я принесу», вышел из класса.
        17
        Юльке не спалось. Слишком много всего случилось в тот вечер. Эмоции бурлили в ней, как пузырьки кислого шампанского, стаканчик которого она выпила за компанию с друзьями, закрывшись в кабинете музыки. На дне бутылки осталось совсем чуть-чуть. И эти остатки вообще-то предназначались для нее и Ромки. Но тот по-джентельменски уступил Юльке свою порцию. И в этом был он весь. Заботливый, щедрый и внимательный к своей девушке. Юлька, которая лишь недавно начала понимать, какое ей досталось сокровище, пыталась спорить. Тогда, чтобы ей угодить, но в то же время и не отступить от своего же решения, Быков немного отпил прямо из ее стаканчика. Намеренно касаясь губами того же места, что и она. Ребята притихли. Только Сандалова с присущим ей цинизмом насмешливо бросила, пародируя героев недавно вышедшей на экран Нашей Раши:
        - Да ты успокойся! Он просто хочет тебя споить, чтобы использовать в своих грязных целях.
        - Ветка, ну, ты чего?! - ужаснулась Мариам.
        - А что? Ветка, небось, хорошо знает, о чем говорит, - сощурился Тамерлан.
        - Ты охренел? - взвилась Сандалова, но Юлька с Ромкой в их споре уже не участвовали. Они смотрели исключительно друг на друга, чувствуя такую непреодолимую тягу, что нечем было дышать.
        - Ром…
        - М-м-м?
        - А давай отсюда сбежим?
        - Куда? - не понял Бык.
        - К тебе, - шепнула Караулова и закусила губы. Ромка сглотнул. Его кадык проехался туда-сюда по мощной шее и застрял под удавкой воротничка. Дрожащей рукой Бык попытался расстегнуть пуговичку. Получилось не сразу.
        - А медленный танец? - просипел он.
        - Станцуем и сбежим.
        Так они и сделали. Станцевали. И пошли к Ромке. Тот жил уже совсем самостоятельно. В отдельном флигельке, что возвышался в глубине родительского сада. Домик этот был совсем крошечным - что-то вроде предбанника, играющего роль сразу и кухни, и коридора, и небольшой комнаты. Типично мальчишеской. В ней помещались лишь разложенный диван и письменный стол с новеньким компьютером, на который Ромка скопил сам, из тех денег, что ему платили родители за помощь по хозяйству. По случаю приближающегося Нового года на стене над неприбранным диваном он развесил электрическую гирлянду, а на подоконник водрузил банку с еловыми ветками. Правда, с украшением тех заморачиваться Ромка не стал. Повесил один-единственный темно-розовый шар, в котором, завораживая, отражались мерцающие огоньки, и этим ограничился.
        Самым удивительным, когда это все же случилось, была Ромкина деликатность. Если честно, Караулова вообще ее не ждала от такого приземлённого, твердо стоящего на ногах парня. Но тот сумел ее удивить. Вопросом о ее готовности. И своим замечанием о том, что в случае чего готов ждать ее столько, сколько понадобится. Может быть, поэтому Юлька все же решилась…
        Прерывая обрушившийся на нее поток воспоминаний, в комнате матери зазвонил телефон. Караулова медленно села на кровати - низ живота немного тянул, и резких движений делать не хотелось. В то время связь была неприлично дорогой. Звонили мало, в основном сугубо по делу. А потому настолько поздний звонок не сулил ничего хорошего. Это Юлька поняла сразу. Нащупав в темноте тапки, она обулась и вышла из комнаты.
        - Нет-нет, ну, какая милиция? Подумайте о репутации школы. Да… Я понимаю, что вещь дорогая. Что? Еще даже кредит не выплатили? Хм… Я поняла. Завтра первым делом соберем педсовет и попытаемся найти виновных. Поспрашиваем детей… Говорите, телефон пропал из сумки, оставленной в учительской?
        Завидев дочь, Ольга Петровна спешно свернула разговор.
        - Что случилось?
        - А ты не слышала?
        - Нет.
        - У Анастасии Сергеевны украли телефон.
        - На балу?
        - Угу. - Ольга Петровна несколько нервным движением поправила волосы. - Ты не видела ничего подозрительного?
        - Нет, - пожала плечами Юлька.
        - По-моему, ты вообще ушла очень рано.
        - Угу, - Юлька беззаботно потянулась, понимая, как важно, чтобы мать не вцепилась в нее сейчас. Врать ей она никогда не умела, а сознаться в произошедшем пока не могла. Да и не считала необходимым. Это была ее жизнь. И даже по закону она, будучи совершеннолетней, могла делать все, что угодно. Юлька поморщилась. Все же, как Роман ни старался, избежать боли не получилось. Та до сих пор напоминала о себе. И о том, что случилось. Юльку бросило в жар.
        - Ты у друзей поспрашивай. Может, кто-нибудь что-нибудь видел.
        - Ага. Ну, я пойду. Глаза на ходу закрываются.
        Караулова вернулась в свою комнату. Врубила древний комп и, пока тот запускался, уставилась в окно. Погода была по-настоящему праздничной и в кои веки безветренной. Молодой месяц, зависший на небе, вспорол своим тонким серпом грязно-серое брюхо тучи, и оттуда, укрывая деревья и крыши домов, пряча под своей белоснежной шубой оккупировавшие весь двор подчистую машины, посыпались лохматые хлопья снега. Даже как-то не верилось, что в такую ночь может произойти что-то плохое.
        Комп запустился. Юлька открыла аську и написала в их дружеском чате: «У Клеточки на балу сперли телефон. Завтра будут разборки. Может, кто-то видел что-нибудь подозрительное?».
        «Я видел ее зажимающейся со Стакан Стаканычем».
        «Там, я серьезно».
        «Так и я не шучу».
        «Ладно. Если что-нибудь вспомните, напишите. Я спать».
        Но уйти от компа сразу же не удалось, потому что, увидев ее в сети, Карауловой написал Ромка.
        «Ты как?»
        Юлька улыбнулась. Коснулась ладонями горящих огнем щек.
        «Я в порядке».
        «Это хорошо. Я тоже. Если тебе интересно».
        «Ок».
        «Нет. Не так. Я на десятом небе от счастья».
        «Ок)».
        «Ок, и все? Ты точно в порядке? Может, у тебя что-то болит?»
        «У меня ничего не болит. Я просто не имею опыта ведения таких бесед».
        «Я тоже. Но мы научимся».
        «Ладно. Тогда до завтра».
        «Юль…»
        «Что?»
        «Я тебя люблю. Очень-очень. И всегда буду».
        «Я тебя тоже, Ромка. Иди спать, хорошо?»
        «Иду. Буду представлять, что ты рядом».
        «Ромка!»
        «Я тебя люблю».
        Посмеиваясь, Юля, выключила комп и улеглась в постель с ощущением того, что все-все сделала правильно. В нужное время, с нужным человеком. Одним единственным на всю жизнь. Как она и хотела. Даже удивительно, что ей понадобилось столько времени, чтобы оценить Быкова по достоинству. У нее кровь стыла в жилах от мысли, что она могла никогда не узнать, какой он. Не разглядеть за Ромкиной показной непритязательностью существующую в нем глубину. А за его видимой приземленностью - надежность. Он так прочно стоял на ногах, что эта основательность совершенно не взялась с парнем его возраста. Но такой уж он был. Ее Ромка. Теперь уж точно её.
        Юлька уснула лишь под утро, а потому, если бы не мать, непременно проспала бы. Впрочем, даже поднявшись вовремя, она едва не опоздала. Слишком много времени в этот раз у нее ушло на сборы. Она перемерила всю свою одежду, начесала волосы у корней и, недовольная результатом, снова те выпрямила, а потом даже накрасила ресницы, надеясь привлечь внимание к своим довольно симпатичным глазам чем-то кроме очков, которые ей выписали еще в третьем классе.
        В общем, в школу Юлька примчалась к звонку. Поймала Ромкин взгляд. Покраснела. Хорошо, что к этому дню контрольные остались в прошлом, и в журнале были проставлены итоговые оценки за четверть. Вряд ли бы она смогла сосредоточиться на учебе. Все ее мысли были о Роме. Юлька то и дело с ним переглядывалась, пропуская мимо ушей большую часть из речи Лавруши.
        А где-то в середине урока дверь в класс открылась.
        - Краснов! К директору! Сейчас же…
        Ребята в классе загудели. Было не так уж много причин, по которым могла появиться такая срочность.
        - Ребята! Тише… - Лавруша постучала по столу ручкой, призывая к порядку. А те и не думали затыкаться. Дверь в кабинет открылась опять.
        - Валентина Лаврентьевна, вас тоже зовут!
        Конечно, прежде чем уйти, Валентина Лаврентьевна в очередной раз попросила класс не шуметь. Конечно, ее никто не послушался. В одиннадцатом «А» поднялся гул. Народ окружил Юльку, надеясь, что ей известно, какого черта случилось.
        - Я не знаю! Ну, правда, ребят…
        - Думаешь, это как-то связано с пропажей телефона Клеточки?
        - А что, у нее пропал телефон?
        - Ага. Ты что, с луны упал? Сегодня только и разговоров, что об этом…
        Внезапно дверь распахнулась снова. Так резко, что отлетела к стене. Разговоры оборвались, и все уставились на вернувшегося Краснова. Выглядел тот диковато. Злой, как черт, он застыл посреди класса, вглядываясь в лица одноклассников, а потом подошел к их с Дуней парте, сгреб в пакет, с которым ходил, ручку и тетрадь.
        - Погоди, Семен, что случилось?!
        - Ничего. Дай пройти.
        - И не подумаю, пока ты не расскажешь нам, чего от тебя хотели! - Сверкая глазами, Дуня выскочила из-за парты, преграждая собой проход. Семен выругался, угрожающе сжимая и разжимая кулаки. Дуня не отступила. Тогда, не придумав ничего лучшего, Краснов рванул вбок, перепрыгнул через парту и был таков.
        - Я пойду за ним.
        - Стой! Сначала нужно выяснить, что случилось, - все присутствующие синхронно повернулись к Юльке. Как к единственной, кто мог докопаться до сути, пользуясь, что называется, связями наверху. Выхода не было. Караулова пожала плечами и пошлепала к матери.
        - Юлечка, погоди! У Ольги Петровны срочное совещание.
        - А что случилось-то?
        - Что-что! Краснов-то ваш у Анастасии Сергеевны телефон спер, - шепнула Юльке секретарша. Древняя бабулечка семидесяти трех лет, она работала на этой должности со дня основания школы.
        - Краснов? Да не может быть!
        - Я своими глазами видела, как он выходил из учительской. Вот скажи мне, что ему там было делать?
        Юлька попятилась. Сказать, что они послали его за стаканчиками - значит сдать участников пьянки. Не сказать… подставить Семена. Ей нужно было посоветоваться с друзьями, прежде чем что-то говорить.
        - Знаете, Роза Викентьевна, я, наверное, лучше позже зайду.
        Караулова пулей вылетела из приемной и, перепрыгивая сразу через две ступеньки, поднялась по лестнице на второй этаж, где располагался их класс.
        - Ну, что там? - вскинулись ребята, стоило ей появиться. Юлька и рассказала. Чувствуя, как волосы у нее на голове в ужасе шевелятся.
        - Мы должны рассказать правду, - прошептала Мариам.
        - Шутишь? Ты хоть представляешь, что тогда начнется? - возмутился Сиваков.
        - Да. Представляю. Мне, может, побольше многих влетит, но если мы смолчим - то подставим Семена.
        - То, что мы его послали за стаканами, не говорит о том, что он не прихватил телефон!
        - Чего?! Ты совсем, что ли? Сема не такой! - возмутилась Вета.
        - А ты откуда знаешь, какой он? - хмыкнул Митька.
        - Прекратите! Сейчас не до ваших разборок. Нужно понять, что теперь будет.
        - А что тут непонятного? Раз ментов сразу не вызвали, значит, есть шанс замять все на месте. Например, если он добровольно вернет телефон. А если нет… Наверняка будут разбираться. Телефон у Клеточки был новенький, дорогой. Семе восемнадцать. Может, и присядет. Ненадолго. Учитывая, что он попался впервые, срок наверняка скостят.
        Юлька сглотнула. Обвела взглядом друзей, понимая, что никогда себе не простит, если такое случится. Выволочку от матери она переживет. А вот если невиновный пострадает из-за ее малодушия - вряд ли.
        - Вы как хотите, а я расскажу все, как есть.
        - Можно не упоминать про шампусик, - предложила Ветка.
        - Ага. Как будто учителя у нас дураки и поверят, что мы ситро пили.
        - Почему бы и нет?
        - Они не первый год работают, Там. Скандала нам не избежать. Наверняка и родаков вызовут…
        - А я вам говорю, что наши жертвы будут напрасны! - стоял на своем Сиваков. - Это даже не алиби.
        - Мы все равно должны рассказать все как есть.
        - Да кому мы должны?!
        - Семену. Потому что он нас как раз не сдал… - Юлька распрямила плечи. Страшно было так, что подгибались колени, но она один черт решительно шагнула к двери.
        - Нет, Юль стой, - вмешался в ситуацию до этого помалкивающий Бык. - Я сам расскажу, как было. А ты… Мы тебя не видели, так, ребят? - Ромка обвел тяжелым взглядом из-под насупленных бровей всех собравшихся.
        - Ага… Так, - послышался нестройный ряд голосов.
        - В магазин я ходил сам.
        - Ну, уж нет. Я не позволю тебе разгребать это дерьмо в одиночку, - из - за парты вышел Женька Кравец. - В магазин ходили мы.
        - Жень…
        - Да все нормально, Бык. Нам с тобой в универ не поступать. Ну, что они нам сделают в худшем случае? Пожурят? Так мне похрену. И тебе тоже. Погнали… нужно заканчивать с этим дерьмом.
        18
        Конечно, случился большой скандал. Рюмочка в срочном порядке вызвала родителей. И уже буквально через пару часов в её кабинете собралась приличная толпа. Ребята, виновато понурив головы, сидели на стульчиках по одну сторону кабинета, обеспокоенные родители - по другую. По лицам некоторых было понятно, что они приготовились к самому худшему. Так что когда Ольга Петровна закончила свой рассказ, послышалось сразу несколько облегченных вдохов, самый громкий из которых, пожалуй, слетел с губ Быкова-старшего. Надев для похода к директору давно вышедший из моды костюм, тот явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он сидел напряжённо, будто боялся сделать следующий вдох, и мял уродливую кепку загрубевшими от тяжелой работы, неопрятными от въевшейся в них многолетней трудовой грязи руками.
        - А я уж думал, - пробормотал он тихонько.
        - Что вы думали? - сощурилась Рюмочка.
        - Что случилось что-то страшное.
        - Дети выпивали! А один из них украл телефон у своего же учителя! Вам этого мало? - Ольга Петровна подперла пышные бедра кулаками. Ромкин отец, не готовый к такому напору, поерзал на стуле.
        - Насколько я понимаю, это - недоказанный факт, - подал голос Дунин отец, вынуждая Рюмочку отстать от несчастного Виктора Степановича и переключить внимание на того, кто, по крайней мере, мог ей возразить.
        - Да, но именно Семена видели выходящим из учительской.
        - И телефон у него в руках видели?
        Все собравшиеся в кабинете синхронно повернулись к Розе Викентьеве, которая пришла на собрание в качестве живого свидетеля.
        - Нет. Телефона я не разглядела. Свет-то к празднику был приглушен.
        - Тогда я вообще не понимаю, о чем мы, - поддержала Дуниного отца мать Женьки Кравца.
        - До Семена в учительскую мог зайти кто угодно. Как и после.
        - Вот имэнно! - хлопнул себя по ляжкам дядя Рубен. - А вам, Олга Пэтровна, должно быть стыдно, что вы спустили на малчика всех собак!
        - Я?! Я спустила?
        - А кто? Нэт, я, понимаю, ныкому не хочэтся скандала, Сэмёна проще всего сделать крайным, его нэкому защитить. Но вот что я вам скажу - этот малчик работает у меня очень долго. В том числе и на кассэ. И ныкогда у мэня с ным нэ было проблэм.
        Дуня готова была вскочить и расцеловать дядю Рубена. Не боясь показаться смешным из-за многократно усилившегося от эмоций акцента, тот без колебаний вступился за Семена.
        - Я не преследую цель оклеветать Краснова! - Рюмочка обвела взглядом собравшихся. - Но я хочу установить правду, не доводя дело до милиции. Поймите же! Если дети дадут показания, что распивали спиртные напитки в стенах школы, достанется не только мне одной. Эту информацию наверняка передадут в органы опеки.
        - А кто, собственно, докажет, что они выпивали? - философски заметила Сара Измайловна, покручивая огромный золотой перстень на пальце, - Семена послали за стаканчиками. Что вполне нормально, ведь у ребят был организован сладкий стол, за которым они могли пить сок или пепси-колу. А уж в том, виноват ли мальчик, пусть и впрямь разбираются органы. Я так тоже считаю, что нет.
        - Его ловили на краже булочек из столовой.
        - Когда? В пятом классе? Господи, мама, да он в то время полуголодный ходил! - не выдержала Юлька. Дуня широко распахнула глаза. И следом с силой зажмурилась. Она не хотела, не могла представлять те сцены из Семиной жизни. Но было уже слишком поздно - ее фантазия не на шутку разгрызалась. Грудь налилась болью и заныла, будто кто-то стянул ее колючей ржавой проволокой.
        - А тебя я не спрашиваю!
        - Зря. Юля дело говорит, - прогудел Бык. Ольга Петровна смерила парня дочери злым взглядом.
        - Думаю, все же стоит обратиться в полицию, - подала голос мать Сивакова. - Мой муж может взять это дело под личный контроль. Уверена, уже очень скоро мы узнаем имена виновных. Если, конечно, никто из присутствующих не возьмет вину на себя.
        - Нет желающих? - строго спросила Рюмочка. Ребята нахмурились и покачали головами.
        - Жаль, конечно, что здесь нет самого Семена. Может, он захотел бы нам что-то сказать, - растянула губы в улыбке мать Сивакова. И тут уж Дуня не выдержала. Колючая проволока натянулась еще сильней, впиваясь в кожу. Причиняя невыносимую боль. Ту боль, что невозможно было терпеть, оставаясь на месте. Дуня вскочила и, не желая принимать участие в этом фарсе, помчалась к двери. Но, не достигнув цели, замерла посреди кабинета и снова медленно обернулась:
        - Ничего… Слышите?! Ничего он вам не скажет. Потому что Семен ни в чем не виноват! Ваши нападки на него просто ужасны. Надеюсь, когда истина, наконец, откроется, вам хватит духу перед ним извиниться.
        Плевать… Плевать, что о ней подумают! У нее до сих пор перед глазами стоял Семен. И его красивые абсолютно больные глаза. Вряд ли присутствующие тут понимали, как его ранили. Как прошлись по гордости, втаптывая его чувство собственного достоинства в грязь. А она знала! Чувствовала. Находясь как будто без кожи. Каждый раз рядом с ним. Без кожи, наружу оголенными нервами.
        - Ну, а далеко ты собралась? - окликнул Дуню отец, когда она прошла уже едва ли не полквартала. Папка… Её хороший, самый лучший на свете папка. Он тоже заступился за Сему, хотя и был от него не в восторге. И это еще мягко говоря…
        - Я должна его найти.
        - Нет. Прямо сейчас ты должна вернуться домой. Ты же не думаешь, что тебе сойдет с рук участие в несанкционированной пьянке?
        - Хочешь меня наказать?
        - Вот именно, - Андрей Викторович потянулся, чтобы открыть Дуне дверь машины. - Полагаю, домашнего ареста с тебя будет достаточно.
        Дуня тяжело вздохнула. Недолго думая, уселась рядом, но прежде чем пристегнуться, все-таки попросила:
        - Я должна с ним поговорить. Убедиться, что он в порядке. Пожалуйста… А потом хоть арест, хоть гильотина. Пап… - Дуня вскинула на отца умоляющий взгляд. В ответ тот задумчиво постучал по рулю большими пальцами. Происходящее Андрею Викторовичу явно не нравилось. Оно и немудрено, ведь…
        - Чтобы приехать в школу, я сорвался с важного совещания, бросив почти два десятка людей, которые ждали моего решения по очень непростому вопросу.
        - Пожалуйста, папа… Я больше ни о чем тебя никогда не попрошу. Клянусь. - С ресниц Дуни закапали слезы. И нос окончательно потек. Ей казалось, что если она не увидит Семена сию секунду, то просто умрет. Колючая проволока, прорвав плоть, искрошив в порошок кости, впилась своими шипами прямиком в сердце.
        Андрей Викторович чертыхнулся. Провел размашисто рукой по волосам.
        - Ладно. Но если Семена не окажется дома…
        - Мы не станем его искать.
        - Заметано. Куда ехать-то?
        Дуня моргнула. Схватилась за телефон, чтобы узнать у кого-нибудь из друзей нужный адрес. Так уж вышло, что ни разу за время их знакомства Семен не приглашал ее в гости. Дуня тогда не задумывалась, почему так. И лишь увидев неказистую, слепленную наспех из чего придется надстройку над гаражом, сообразила, что он, наверное, просто стеснялся.
        - Да уж… - прокомментировал увиденное Андрей Викторович. Вышел из машины, и пока Дуня ждала, когда ей откроют, прошелся вдоль улицы, вертя головой по сторонам и даже что-то фотографируя. Как архитектору, ему было интересно понять, как посреди большого курортного города возникло такое… безумие. Он не знал, как обозвать иначе многоуровневые надстройки над гаражами, которые местные лепили, кто во что горазд, без всяких разрешений и хоть какого-то плана.
        К несчастью, Дуне открыл незнакомый пьяный мужик.
        - Чего тебе?
        - Мне Семена.
        - Надь, Надежда… Тут какого-то Семена спрашивают!
        - А его дома нет! Ой, здрасте, Андрей Викторович!
        - Здрасте, - сухо поздоровался тот, бесстрастно глядя, как мать Семена, вроде бы даже смутившись, сжала в кулачке распахнувшиеся едва ли не до пупа полы застиранного халатика.
        - А ты чой-то тут глазки строишь кому не попадя, а, Надежда? - зло сощурился мужик.
        - Дунь, пойдем, - велел отец. Та послушно отступила, желая поскорей избавиться от общества этих людей, и отчетливо понимая при этом, что самому Семену бежать от них было некуда. Он в этой грязи жил и варился долгие годы. Может, даже всю свою жизнь.
        - Какой кошмар… - прошептала Дуня, когда они с отцом вернулись к машине.
        - Дунь…
        - Что?
        - Ты же понимаешь, что это - его действительность? И она не для тебя.
        19
        Наверное, Дуня могла возразить отцу. Но она все же не стала спорить. Отрицать очевидное было глупо, а доказывать папе, что Семен совсем из другого теста слеплен, было себе дороже. Дуня пристегнула ремень безопасности и отвернулась к окну. С её губ сорвалось облачко пара и тут же осело конденсатом на стекле. Она задумчиво вывела пальцем букву «С» и обвела ту сердечком… А потом еще несколько раз она тайком от отца возвращалась к дому Семена, надеясь его застать. Но парень будто исчез. И только через три дня Дуня узнала от Юльки, что Семена вызвали на допрос в милицию. Вот так… Их не вызывали, а его - да!
        Дуня помчалась к отделению, но там ей сказали, что Краснов уже давно ушел. Тогда она вызвала к такси и в очередной раз поехала к его дому. Заколотила в хлипкую дверь. Семен открыл, когда Дуня уже потеряла всякую надежду на это. Она застыла, прижив к груди руку, чувствуя, как внутри, один за другим, обрываются натянутые до предела нервы.
        - Сема! Семен… - она шагнула вперед, оттесняя его с прохода. Обхватила ладошками лицо. - Ты куда делся?! Я тебя несколько дней ищу-у-у. - И заплакала. Горько. Совсем некрасиво. Зная, что на глазах у него покрывается отвратительными красными пятнами - такой уж была особенность ее кожи, но почему-то уже совершенно о том не переживая.
        - Эй! Ты чего? - Краснов даже, кажется, испугался. Отступил под ее напором… Коридорчик был крохотный, и почти сразу он уперся спиной в стену. Да так и застыл между этой самой стеной и Дуней, что, потеряв всякий контроль над собой, уткнулась носом ему в грудь и заплакала еще горше. - Ты чего? - повторил сипло.
        - Ничего! Ничего… Просто переживала.
        - За меня?
        - За тебя! Мы все-все рассказали. И про стаканчики, и про то, что ты не м-мог ничего украсть. Слышишь? Никто из наших этому не поверил, - обжигая его грудь дыханием, затараторила Дуня и оборвалась. Замолчала. Потерлась о него. Губами, щекой, всем лицом сразу. Всхлипнула.
        - Ну, все! Все… Я понял. Не реви.
        - Не могу. Я… не могу без тебя, кажется. Ладно, когда ты рядом. И я знаю, что все у тебя в порядке, а совсем другое дело, когда… вот так, пропадаешь… И никто не знает, никто не может сказать, где ты? Как ты? Я не могу… - Дуня запрокинула голову и уставилась на Семена. Тот шумно сглотнул.
        - Да я как бы… ничего. Я… - Дуня кивнула, тяжело дыша, прижалась к его груди лбом. И снова потерлась. На этот раз мучительно приоткрытым ртом. - Дунь… Прекрати. Ты хоть представляешь, что со мной делаешь?
        - Нет. Но ты можешь мне рассказать. Если хочешь.
        - Хочу! Я, черт… Я всего хочу. Только… Ну, не для меня ты, понимаешь?!
        - Это мне решать! Скажи, я тебе нравлюсь? Хоть немного нравлюсь? Скажи! - она его даже встряхнула.
        - Нравишься… - с мукой в голосе признался Краснов. Дуня медленно выдохнула. Едва касаясь пальцами, провела вверх по его рукам, спустилась в обратном направлении и, нащупав край застиранной майки, потянула. Чертыхаясь, Семен помог ту с себя стащить. На секунду они с жадностью уставились друг на друга, перед тем как нырнуть в неизвестность. Напряжение между ними было невыносимым. Оно потрескивало в воздухе, давило на виски. Не выдержав, Дуня опустила взгляд и… застыла:
        - Это что? - дрожащими пальцами коснулась кровоподтеков на его ребрах.
        - Ничего…
        - Это не ответ!
        - Зато это - лишнее доказательство того, что ни черта у нас с тобой не выйдет! - Не на шутку разозлившись, Краснов отошел на шаг и что есть силы ударил кулаком в стену. - Не выйдет! Не выйдет, черт его все дери, - рычал он, сбивая в кровь костяшки.
        - Почему? - всхлипнула Дуня.
        - Потому что наши доблестные менты глаз с меня не спускают. Не удастся повесить кражу телефона - они придумают что-нибудь еще. Это только вопрос времени.
        - Из тебя… - Дуня в ужасе отшатнулась, - пытались выбить признательные показания?
        - Ну, как выбить? Пока разок ткнули дубинкой в бок.
        Дуня сделала несколько глубоких вдохов. Обвела взглядом тесный угрюмый коридорчик, который давил на нее со всех сторон. Или что-то другое давило… Делая ее нахождение здесь абсолютно невыносимым.
        - Собирайся, - прошептала она.
        - Куда? - изумился Семен.
        - Мы пойдем к отцу.
        - Зачем?
        - За помощью. И не смей даже заикаться о том, что она тебе не нужна.
        20
        Юльке было плохо. Может быть, она умирала. А что? Наследственность у нее была - хуже не придумаешь. Ее отец умер в тридцать два от саркомы почки. Сгорел буквально за пару месяцев. И верней всего было предположить, что она повторяла его судьбу. Никак иначе Караулова не могла объяснить того, что с ней происходило. Вот уже сколько недель кряду ей нездоровилось. А сейчас у неё так сильно кружилась голова, что мяч, летящий прямиком на нее, в какой-то момент стал двоиться перед глазами. И нет, чтобы его отбить, Юлька замерла. Ей казалось, что все происходит, как в замедленной съемке, и у нее впереди еще куча времени. Но, конечно, это было не так. Прежде чем все вокруг заволокла черная пелена, Юлька успела заметить бегущую наперерез мячу Дуню. Мелькнула мысль, что она слишком маленькая, чтобы отбить подачу Сандаловой. И на этом все… Караулова отключилась.
        - Юлька! Юль… Ты как? - пропыхтела Дуня, с трудом удерживая на себе отяжелевшую подругу. Остальные ребята, заподозрив неладное, остановили игру и потянулись к ним.
        - Я нормально.
        - Точно? По тебе и не скажешь.
        - Голова закружилась. Наверное, слишком резко дернулась. Вот и все.
        - Тогда тебе лучше присесть.
        Из противоположного конца зала к ним, прихрамывая, мчался обеспокоенный физрук. Ударяя баскетбольным мячом об пол, подоспел и Быков. Юльке от этого тарахтения стало только хуже. К горлу подкатила тошнота.
        - Мне нужно… нужно… - Не договорив, она вскочила и метнулась к раздевалкам. Но понимая, что до них не дотянет, толкнула первую попавшуюся на пути дверь. Та вела в пыльную подсобку, где хранился спортинвентарь - разобранные гимнастические снаряды, козлы, мячи и древние маты. Была здесь и небольшая посеревшая от времени раковина. Куда Юльку и вывернуло.
        - Да уйдите вы все! Ничего не произошло! - повторяла Дуня, грудью защищая вход в подсобку и тем самым давая Юльке время, чтобы прийти в себя. Дрожащими руками та включила кран, из которого все-таки потянулась тонкая струйка мутной воды. Набрав полные пригоршни, Караулова плеснула себе в лицо. А после без сил упала на сложенные стопкой маты. Рука безвольно соскользнула в нишу между ними и прохладной стеной. Там Юлька и нащупала случайно…
        - Дуня! Глянь, что я нашла!
        Дуня захлопнула дверь перед носом у Быкова и, подслеповато щурясь, уставилась на зажатый в руке Карауловой…
        - Телефон?
        - Ага.
        - Похож на тот, что был у Клеточки?
        - Еще как похож.
        - Я сбегаю за Ольгой Петровной! Сюда никого не впускать! - распорядилась Дуня. Караулова понятливо кивнула. Но уже через пару минут в подсобку набилось столько народу, что стало абсолютно не продохнуть. Юлька старалась дышать глубже, но это помогало мало. В воздухе стоял характерный кислый запах рвоты. До которого, впрочем, никому, кроме неё, не было дело.
        - И где ты его нашла? - сощурилась Рюмочка, разглядывая телефон.
        - Прямо здесь. Он завалился между матами и стеной. - Отведя взгляд, Юлька пнула стопку матов ногой, прекрасно понимая, что за этим вопросом прилетит следующий - как так получилось, что она вообще оказалась в подсобке. В том, что умирает, Караулова матери сознаваться не хотела. Не желая причинять той боль и до последнего оттягивая момент обследования, результатов которого Юлька боялась, как огня.
        - И как же он там оказался? - Ольга Петровна обернулась, впиваясь взглядом в запыхавшуюся биологичку.
        - Понятия не имею, - пролепетала та.
        - А у меня, кажется, есть идея… - Кешка Коган наклонился и подхватил до того ни кем не замеченный квадратик.
        - Что это? - сощурилась Ольга Петровна.
        - Упаковка… эм… от контрацептива.
        Глаза Рюмочки нужно было видеть! Быстро выхватив фольгу из рук ученика, та зажала ее в кулаке и, как воришка, спрятала за спиной руку.
        - Думаю, Анастасия Сергеевне и Иван Иваныч так э-э-э… увлеклись, что потеряли оба эти предмета, - добавил Кеша сладким от сочащегося из него яда голосом.
        - Иннокентий! Немедленно прекрати наговаривать… Наговаривать на…
        - Почему сразу наговаривать? Я видел это своими глазами. И готов подтвердить, если придется, в милиции. Вы же, наверное, обратитесь туда? Ну, чтобы дело закрыть. И снять с Семена подозрение в краже, - глаза Тамерлана холодно сверкнули.
        Юлька открыла рот. А ведь и правда! Там действительно говорил, что видел обжимающихся Клеточку и Стакан Стаканыча. Точнее, писал. У нее даже имелось тому документальное подтверждение от нужной даты. Если их переписку в аське можно этим самым подтверждением считать.
        - Это что же получается? Вы… Вы сами свой телефон и потеряли?! - Дуня подперла бока кулаками и пошла, пошла на Клеточку, будто хотела ей вмазать, ну, или, на худой конец, ту встряхнуть...
        - Ничего я не теряла! - побагровела Клеточка. - Нет, вы только посмотрите, что происходит! Да эти маленькие дряни просто сговорились…
        - Анастасия Сергеевна, держите себя в руках! - процедила Ольга Петровна. И после ее слов в тесной комнатушке воцарилась ну просто звенящая тишина. Нарушаемая разве что шумным дыханием Клеточки. Тогда у матери не оказалось времени, чтобы как следует допытать Юльку о том, что случилось конкретно с ней. Ее вниманием целиком и полностью завладела ситуация в целом. Выволочку получили и Клеточка, и Стакан Стаканыч. По-хорошему, конечно, их следовало увольнять. Да не просто так, а с волчьим билетом. Но был март месяц. До окончания учебного года оставалось всего ничего. Найти им замену в это время было практически невозможно. Это понимали все. Поэтому никто особенно не удивился, когда на следующий день и Анастасия Сергеевна, и Иван Иваныч вышли на работу. Интрига заключалась в другом. Ребята гадали, заставят ли Клеточку извиняться. Семен утверждал, что ему эти извинения по барабану, и успокаивающе поглаживал руку Дуни, которую от случившейся несправедливости буквально трясло. Остальные реагировали хоть и не так эмоционально, как Степанова, все же жаждали справедливости. Это чувство было настолько острым,
что когда Клеточка пришла на урок и начала его вести, как ни в чем не бывало, просто встали и в знак протеста вышли из класса. И, может быть, никогда потом, в своей взрослой жизни, они не чувствовали себя такими свободными, как тогда. Ведь на их стороне была не только правда, но и отсутствие страха, который смог бы заставить их замолчать из чувства самосохранения или по какой-то другой причине.
        Они толпой подались на пляж и просидели там до самого вечера. Болтая ни о чем, делясь планами на жизнь, вспоминая смешные истории из общего прошлого и весело хохоча.
        Потом об их выходке узнали родители. Некоторым из ребят, конечно, досталось. Но в основном те отнеслись с пониманием к их демаршу.
        - Тэбе нельзя прапускать быологию! Тэбе по ней экзамэн сдавать! - бушевал Рубен.
        - Я не буду сдавать биологию, - прошептала Мариам.
        - Что?
        - Я не буду сдавать биологию. Потому что я не хочу поступать в медицинский! Я не хочу быть стоматологом. Я… я лучше застрелюсь! Вот что. - Мариам вскочила с дивана, очень явственно ощущая, как вместе с прорвавшимися наружу слезами с души скатывается лежащий на ней неподъемный груз. Она так долго боялась признаться родителям в том, что их планы совершенно не совпадают с ее собственными, что теперь, когда она это сделала, не почувствовала ровным счетом ни-че-го. Ни страха, ни вины, ни желания тут же пойти на попятный.
        - Застрелюсь? Это что вообще за разговоры? - испугалась Лали.
        - А что мне остается, когда вы все за меня решили? - Мариам всхлипнула, ее телом прошла волна - предвестник зарождающейся истерики.
        - Твои сестры…
        - Я - не мои сестры! Я не хочу всю жизнь ковыряться в чужих зубах. Я хочу быть ресторатором! Хочу продолжить дело моего отца, деда и прадеда!
        - Но ты ведь не малчик, Мариам. Ты не можешь работать в шашличной.
        - Да. Я не мальчик! И работать в шашлычной я не собираюсь.
        - Тогда как ты будешь продолжать дело предков? - ласково улыбнулась Лали.
        - Я превращу наше кафе в лучшее заведение на всем юге! Вот как. В самое-самое лучшее… Там будут скатерти и люстры. Устрицы и отличное вино. А если нет, то…
        - Застрелишься. Это мы поняли.
        - Устрыцы?! Толко чэрэз мой труп. Это что за еда такая?! Так, какые-то сопли, ей богу…
        - Помолчи, Рубен! Не видишь, нашей девочке плохо! Пойдем, моя хорошая, расскажешь, что ты задумала…
        Рубен открыл было рот, чтобы высказать этим невыносимым женщинам все, что думает. Горячий темперамент горца давал о себе знать - эмоции так и рвались наружу. Но Лали… Его обожаемая Лали изогнула бровь. И Рубен понял, что прямо сейчас ему лучше будет заткнуться. И не будить сидящего в этой хрупкой женщине демона, которого за двадцать пять лет счастливой совместной жизни ему доводилось видеть всего пару раз.
        Нет, устрицы… Это ж надо! Чем ей шашлык-то не угодил?!
        А в доме Карауловых на повестке были вопросы совершенно другого порядка. Отчитав Юльку за прогул, мать переключилась на еще более опасную тему. Как часто ее тошнит? Сколько это продолжается? И есть ли основания думать, что всему виной Ромка Быков?
        На этом вопросе Юлька капитально зависла.
        - В каком это смысле?
        - У вас с ним было?
        Юлька сглотнула, ощущая, как ее щеки заливает румянец. Опустила взгляд на сложенные на столе руки. Мать нависала над ней, как гестаповец на допросе. И сверлила… сверлила взглядом. И никогда еще, никогда в целой жизни Юльке не было так неуютно и стыдно. Будто она и впрямь совершила что-то ужасное.
        - Я не могу быть беременна. Если ты, конечно, об этом.
        - Пока все указывает на обратное! Я повторяю вопрос - у вас с Быковым что-нибудь было?
        - Да, - выдохнула Юля. - Но, мам… Мы же не идиоты, и каждый раз предохранялись. Поэтому выдохни, пожалуйста. На тебя страшно смотреть. Я не беременна, мама. Точка.
        Ольга Петровна нащупала стул за спиной и тяжело на него опустилась. Нет, она не была пуританкой и такой уж отставшей от жизни. Долгие годы работая с детьми, она прекрасно понимала, что рано или поздно они все же взрослеют. Просто она не была готова узнать об этом вот так. Зачем только спрашивала?
        - Юля, а месячные у тебя когда в последний раз были?
        Очередной вопрос матери застал Юльку на пороге гостиной. Она-то считала, что их разговор окончен, а тут… А фиг его знает.
        - Не помню, - буркнула Караулова и уже далеко не так уверенно взглянула на мать. Та растерянно пригладила волосы.
        - Так, ладно. Думаю, лучше сделать тест.
        - Мама…
        Но Юльку уже никто не слушал. В чем была, мать выскочила в коридор. Натянула плащ, сунула ноги в ботинки и умчалась, взглянув напоследок на Юльку так… разочарованно, что она заревела, едва за той захлопнулась дверь.
        На негнущихся ногах Караулова вернулась в гостиную. Упала в кресло, напряженно вспоминая минувшие два месяца с тех пор, как у них с Ромкой все и случилось. Матери она не врала. Он действительно предохранялся. Вот за эту мысль ей и следовало держаться. Но как? Если чем больше она думала в этом направлении, тем явственней становилось, что…
        - Две полоски означают положительный результат.
        Юлька бестолково уставилась на свой тест. С двумя яркими параллельными полосками. Мать, все больше истеря, дернула ее за руку:
        - Ты слышишь?! Положительный результат! Господи боже, за что мне это?! Ты представляешь, что будет?!
        Выдернув ладонь из захвата матери, Юлька опустилась на крышку унитаза.
        - Так… Нужно все сделать быстро. Чтобы никто не узнал. Я подумаю, с кем можно договориться… - бормотала Ольга Петровна, будто бы впав в безумие.
        - О чем?
        - Как это, о чем?! О том, чтобы решить эту проблему! Срок еще маленький. До выпуска почти четыре месяца, экзамены, поступление на носу…
        - Сначала я должна поговорить с Ромой.
        - Ты спятила?! Да я тебя к этому деревенскому увальню и близко не подпущу! Пусть только покажется мне на глаза, я его…
        - Прекрати, мама! Хватит! Я не хочу этого слышать. - Юлька обхватила себя дрожащими руками. Если честно, она прекрасно понимала, что ее мать, как бы это ужасно ни прозвучало, во многом была права. Но в то же время… Господи, она в самом деле беременна!
        - Ах вот оно что! Не хочешь слышать… А опозориться ты хочешь, я правильно понимаю? И заодно опозорить меня.
        - Тебя только это волнует? - с ресниц Юльки закапали слезы. Стараясь не зареветь в голос, она диковато осмотрелась в поисках телефона. Найдя тот, набрала дрожащими пальцами номер Романа.
        - Ром… Рома… Ромочка, ты можешь сейчас прийти? Пожа-а-алуйста, Ромка, ты можешь?
        21
        Приближалось Восьмое марта. А потому звонок Тамерлана застал Семена в торговом центре, по которому тот слонялся вот уже битый час в тщетной попытке найти идеальный подарок для Дуни. Дело это оказалось нелегкое. Удивить Дуню было достаточно сложно. Ведь все её потребности, находящиеся в материальной плоскости, целиком и полностью удовлетворял отец, а значит, Семену нужен был подарок, ценность которого измерялась бы отнюдь не деньгами. Совершенно особенный подарок, да, чтобы выразить те чувства, что кипели у него внутри.
        - Сём, дуй к дому Карауловой. Да побыстрей, - велел Тамерлан, даже не поздоровавшись.
        - Случилось чего? - удивился Краснов.
        - Ага. Катастрофа случилась. Детали на месте, ага?
        Слышать такое из уст обычно сдержанного, не склонного к преувеличениям Когана было довольно странно. И оттого еще более тревожно. Проигнорировав еле волочащийся эскалатор, Семен спустился на первый этаж по ступеням, пронесся к выходу и шагнул в дверь-вертушку. В лицо, щипая покрывшуюся мурашками кожу, ударил совсем не по-весеннему холодный ветер. Краснов поежился, осторожно пробираясь через стоянку к автобусной остановке, к которой как раз подошла раздолбанная маршрутка.
        Когда он подоспел к дому Карауловой, у Юлькиного подъезда уже собрались Бык, Жека Кравец, ну и сам Коган, конечно. Они сидели на металлическом заборчике, отгораживающем клумбу от тротуара, в одинаковой позе - руки в карманах, взгляд в пол, и молчали.
        - Эй! Что тут у вас за беда? Я примчался так быстро, как смог.
        - Быкову нужна наша помощь, - не слишком приветливо пояснил Жека.
        - Да без проблем. А с чем?
        Парни переглянулись.
        - С дежурством.
        - А поподробнее? - нахмурился Семен, которого порядком нервировала повисшая в воздухе недосказанность.
        - Бык собирается стать батей.
        - Чего? - Краснов удивленно моргнул.
        - Я надеюсь, тебе не нужно говорить, что об этой ситуации не стоит трепаться? - впервые подал голос виновник их спешной сходки.
        - Да о чем трепаться-то, вашу бабушку? Я ни хрена не пойму! Говорите какими-то загадками. - возмутился Краснов, прежде чем пазл в его голове сложился. - Постой, Юлька, что, залетела?
        - Забеременела, - насупился Бык.
        - Твою мать, Роман. Твою чертову бабушку…
        - Ты очень красноречив, Семён, - фыркнул Тамрелан.
        - Отвали! - беззлобно отмахнулся Краснов. Стащил с головы капюшон - между домами было гораздо тише, а потому теплее. Или это его от этой новости бросило в жар? А если даже его, непричастного к происходящему, бросило в жар, то что творилось с Ромкой в эти секунды? А с Юлькой? - Это полное попадалово, - резюмировал Сёма, недоверчиво покачав головой. - Рюмочка в курсе?
        - А ты думаешь, почему мы здесь собрались? Этот вообще с ночи сидит. - Тамерлан кивнул на Быка.
        - С ночи? Зачем? - не понял Краснов.
        - Затем, что боится, как бы Юльку силком на аборт не отправили. Рюмочка окончательно спятила. Такое чудит - на голову не натянешь.
        - Так, а Юлька что?
        - Юлька в шоке.
        - Но тебе удалось с ней поговорить?
        - Ага.
        - И что ты сказал?
        - Предложил пожениться, - Бык пожал плечами. - А что тут было говорить? Я ее люблю. Давно. Ну, вы в курсе.
        Да уж. О том, сколько лет Бык добивался любви Карауловой, знала вся школа. Добился, называется. Застолбил! Это было бы даже смешно, если бы не было так грустно.
        - А она?
        - А что она? Плачет. Мать-то ей до моего приезда успела вынести весь мозг. И про будущее, которое я ей непременно загублю, напела, и про позор, что накличет на их головы новость о Юлькиной беременности. - Бык тяжело вздохнул и, стащив с головы шапку, принялся нервно мять ту в руках.
        - Послушай, давай размышлять здраво. В чем-то она права. Ты ж умный мужик, сам подумай. С институтом Юлька наверняка пролетит…
        - Это еще почему? - обозлился Роман.
        - Потому что с ребенком нужно сидеть! Кормить его и менять пеленки.
        - Я посижу. Пусть учится на здоровье.
        Семен открыл варежку и захлопнул, так и не придумав, что на это ответить. Беспомощно уставился на Жеку - тот развел руками, перевел взгляд на Тамерлана.
        - Бык уже все для себя решил. Отговаривать бесполезно, - пояснил Коган.
        - Это… мой… ребенок, - раздельно, как для дебилов, отточил каждое слово Бык.
        - Да, Ром, кто ж спорит? Только ты уверен, что к нему готов? Тебе всего восемнадцать. А ребенок - это большая ответственность. Да и деньги большие, как ни крути. Где ты их будешь брать?
        - Цесарки Мариам начали нестись. Я кое-что просчитал. Если все сделать правильно, на их разведении можно неплохо заработать. Ну, и остальное хозяйство… Для меня-то как раз ничего особенно не изменится.
        - Собираешься продавать яйца цесарок?
        - Ага. Мы даже придумали с Жекой маркетинговую стратегию.
        - Для продажи яиц цесарок? - как дурак, повторил свой вопрос Семен.
        - Хоть чего! Будем давить на то, что это - архиполезный традиционный продукт. Туристам эти яйца можно впаривать по цене золота. Главное, знать, что брехать. В этом плане у Быка язык подвешен как надо. А еще на их ферму можно водить экскурсии. В мире становится популярным экотуризм.
        - Послушай, брат, я в этом вообще ни черта не разбираюсь, но если ты уверен, что справишься, флаг тебе в руки, правда. Я помогу, чем смогу.
        - Спасибо. Я в долгу не останусь. Наверное, нам стоит прикинуть график дежурства. Основное время я, конечно, постараюсь взять на себя.
        - И как тогда ты собираешься зарабатывать? - возмутился Жека. - Давай на всех поровну.
        Друзья согласились. Составили список, график. И на том решили разойтись.
        - И что, мне одному не дает покоя вопрос, как так получилось? - не выдержал Жека. - Ты что, не предохранялся?!
        - Предохранялся, конечно! - набычился Роман, не слишком охотно обсуждая такую щепетильную тему. - В первый раз, конечно, я не был готов. Но меня выручил Там…
        Две пары глаз недоверчиво уставились на Когана. Из их компании он меньше всего походил на роль мачо, который бы нуждался в контрацептивах.
        - Ага. Было дело.
        - Постой… А у тебя откуда взялась резина?
        - Откуда она берется? - сощурился Там.
        - Хочешь сказать, у тебя с кем-то было? - не поверил Женька.
        - Тебя это не касается, - просипел Коган и отвернулся. Не желая, чтобы хоть кто-то из друзей понял, насколько это больная для него тема. Но, видимо, этим себя и выдав.
        - Прости, Там, ты прав. Я не хотел тебя обидеть, - пробормотал Кравец.
        - Ты не обидел, - парировал Там, хотя, конечно, его реакция говорила совершенно об обратном. - А резинки мне мать начала растыкивать по карманам еще в восьмом классе.
        - Серьезно? - изумился Семен.
        - Ага.
        - Он же не с тех пор у тебя в кармане лежал, правда? - вскинулся Бык. Глаза Тамерлана комично расширились. И наполнились ужасом.
        - О, черт! Твою мать, Кеша… - взвыл Жека. - Ты хоть понимаешь, что из-за тебя на жизни Быка можно поставить крест?!
        - Думаешь, он испортился?
        - За три года?! Еще бы.
        - Вот черт. Черт. Бык, прости… Я даже не знаю, что сказать.
        - Да что уж тут скажешь? Вышло, как вышло. Может, оно и к лучшему. А то, кто его знает, что в тех институтах творится? Вдруг бы Юльку мою увели? Что бы я тогда делал?
        Семен помимо воли кивнул, соглашаясь с Романом. Что-что, а его страх был ему не только знаком, но и понятен. Он и сам, разрешив себе отношения с Дуней, постоянно думал примерно о том же. И эти мысли были невыносимы. Они набрасывались на него голодными псинами в самый неподходящий момент. Впивались в глотку… И душили. Не фигурально выражаясь, а вполне реально. Он это удушье ощущал физически. Удушье от страха, что ее отберут.
        22
        Может, Семену было бы легче, если бы Дуня поступала на более женскую специальность. Например, на филологический. Но Дуня собиралась стать архитектором, как отец. И более мужскую профессию было даже сложно представить. Ну, если только какой-нибудь летчик… Как-то Краснов имел неосторожность об этом обмолвиться. И получил такую лекцию о значении личности Захи Хадид в современной архитектуре, что мгновенно пошел на попятный. Хотя в глубине души, конечно, ни на грамм не изменил своего мнения. Все закончилось тем, что он был вынужден признать свою абсолютную беспомощность перед Дуней. Он был так влюблен, что не мог ни спорить с ней, ни пререкаться. Зато часами мог ее целовать… Не смея двинуться дальше, потому как пообещал не делать этого ее отцу. Это была осознанная сделка. На которую он пошел во многом из благодарности за то, что Андрей Викторович помог ему разрулить ту идиотскую ситуацию с телефоном. Но еще и потому, что тот смог убедить его в необходимости проверки их отношений на прочность.
        - У Дуни впереди блестящее будущее, Семен. Перед ней откроют двери самые престижные учебные заведения. Нашей страны. И мира. Она мечтает о стажировке в лучших архитектурных бюро… Если она тебе дорога, ты наверняка понимаешь, как важно, чтобы ее мечты сбылись?
        - Да, конечно, - просипел Семен.
        - Тогда ответь себе на вопрос. Не сейчас. А все хорошенько взвесив. Сможешь ли ты поставить ее интересы выше собственных амбиций? Найдешь ли в себе силы как-то соответствовать ей? Ведь в противном случае в один прекрасный момент ты просто возненавидишь ее за успешность. И ваша жизнь превратится в ад.
        С тех пор Семен только об этом и думал… А сможет ли? И по всему выходило, что шансов на это практически нет. Ведь даже если он поступит, как и Дуня, в столичный ВУЗ, даже если каким-то чудом сумеет там зацепиться… Ну, кем он будет? В лучшем случае - дослужится до начальника какой-нибудь захудалой пожарки. А она к тому времени со всеми своими талантами, да при помощи такого именитого отца… Где будет она?! В Лондоне или Париже? В Нью-Йорке или Дохе? Дуня уж объездила едва ли не половину мира, тогда как он еще ни разу не выезжал из города, в котором родился.
        Иногда Семен до того себя накручивал, что начинал обо всем жалеть! Никогда… Ни разу в своей жизни он не испытывал такой мешанины чувств. Смотрел на нее за книжками, и сердце переворачивалось, заходилось в приступе аритмии, так что руки тряслись. Но чем ближе к завершению школы дело двигалось, тем сильней становился страх. Дикий, панический ужас. А что, если… Что, если на том вообще все закончится?
        Семен взмахнул напоследок рукой и, отделившись от парней - сейчас ему не хотелось компании, взволнованно набрал номер Дуни.
        - Алло!
        - Ты чего так запыхалась?
        - Ты прервал мое занятие по аэробике.
        - Это жалоба? - усмехнулся Семен, впитывая в себя ее звонкий и действительно запыхавшийся голос.
        - Не совсем. Но со мной тут Мариам, а ей только дай повод пофилонить.
        - Мариам занимается аэробикой?
        - Угу! И делает успехи. А ты звонишь поговорить о спорте или как?
        - Звоню спросить, когда мы сможем увидеться.
        Ему хотелось прямо сейчас. Сию секунду. Обнять Дуню, прижать к себе, почувствовав каждую хрупкую косточку. Он не мог себе простить, что потерял столько времени вначале. Как медленно оно тянулось тогда. И как быстро понеслось нынче!
        - Ну, где-то час мы еще будем заниматься. А потом я вся твоя, - в голос Дуни прокрались томные чувственные нотки. В последнее время в нее будто вселился бес. И было так сложно не поддаться на ее провокации, которые с каждым разом становились все откровеннее, что иной раз Сёма вообще не понимал, за счет чего держится.
        - Окей. Понял. Подтянусь через час. Отец…
        - Отца вызвали на работу. Квартира полностью в нашем распоряжении, - проворковала Дуня. Семен прикрыл ладонью динамик и тихо выругался. Когда она только успела из приличной с виду девочки превратиться в эту… эту… нимфоманку!
        - Окей. До встречи, - бросил в трубку, прежде чем отключился. И поскольку у него был еще аж целый час свободного времени, Краснов решил потратить его с пользой. На этот раз зайдя в торговый центр прямо напротив Дуниного дома. И вот там, залипнув на ювелирке, которая ему была абсолютно не по карману, Семен и нашел то самое…
        - Красная нить - один из древнейших оберегов. В нашей линейке они представлены с застежкой из настоящего золота…
        Семен взглянул на ценник и с сожалением покачал головой.
        - … а для любителей белых металлов - из благородного серебра. Кстати, по скидке можно купить два браслетика сразу. Тогда они также будут символизировать вечную дружбу. Или любовь. Ну, так что? Берете?
        Семен откашлялся и кивнул. Конечно, он понимал, что это банальный маркетинговый ход. Такой же, как и история с яйцами цесарки. Но что-то цепляло в этой истории. Истории вечной любви.
        23
        - У родаков опять была какая-то тайная сходка. Никто не знает, за каким чертом они собираются?
        - Говорят, по поводу выпускного, - пожал плечами Тамерлан. К весне он так стремительно вытянулся, что теперь никак не мог совладать с собственными же конечностями. Именно по этой причине Дуня старалась держаться от него подальше. Но еще и потому, что, удивительное дело, Семен ее ревновал. Ага… К Кешке Когану! После того самого рождественского бала, на который они с ним пришли как пара.
        Без всякого повода Дуня улыбнулась. И переплела свои тонкие пальцы с Семеновыми.
        - Мариам! А они, часом, не у дяди Рубена собирались?
        - Ага. У нас.
        - Так чего ты молчишь?!
        - А я ничего не знаю.
        - Что ж ты ухо не кинула? - возмутился Женька. Отчаянно влюбленная в него Мариам сникла. Пожала пухлыми плечиками:
        - Вдруг они готовят нам сюрприз? Зачем его портить?
        - Тоже мне - сюрприз. Земля в каком-то богом забытом месте, - фыркнула Сандалова. - Прямо-таки великая ценность, - добавила издевательски.
        - Земля? - насторожился Бык.
        - Земля-земля. Отец помогает побыстрее обтяпать сделку, - как всегда, Ветка не упустила возможности продемонстрировать собственную важность и осведомленность. Дуня поморщилась, поправила тонкую красную нить на запястье, подняла взгляд и утонула в глазах Семена. Она никогда, никогда не думала, что может так полюбить кого-то. Что это может сделать ее такой невозможно счастливой и как будто всесильной даже. Тем непонятней для нее были страхи Краснова. Он о них не говорил, но настроенная на него, как волна приемника, Дуня их очень хорошо считывала. И не понимала, да. У их ног был весь мир. Все его сокровища. Ты только бери. Просто протяни руку и хватай за хвост открывающиеся возможности. А Сёма как будто все не решался.
        - Зачем нам земля? - изумилась Мариам.
        - Земля - хорошая инвестиция, - пожал плечами Бык, зорко наблюдающий за прогуливающейся в стороне от всех Юлькой. Из-за субтильной фигуры той удавалось достаточно долго скрывать свое положение, но чем ближе дело шло к выпускному, тем сложней это становилось делать. Дуне было интересно, какой у Юльки срок. Но спросить она не решалась, раз та не посчитала нужным с ними поделиться сама. Наверное, Юльке было нелегко смириться с мыслью о скором материнстве и крушении своих надежд. Дуне такое и в страшном сне не снилось. Поэтому осуждать подругу за скрытность она не могла.
        - Спасибо, Бык. Если я решу разводить коров, то непременно это учту, - съязвила Сандалова.
        - Вета! - округлила глаза Мариам.
        - А что? Лично я предпочла бы к окончанию школы какой-то нормальный подарок.
        - Например?
        - Например, поездку в Штаты! Или, на худой конец, в Европу. Там, кстати, довольно распространённая практика - первым делом по окончании школы отправляться в путешествие.
        - Напросись в компанию к Кравцу, - хмыкнул Тамерлан. - Жек, возьмешь с собой нашу королеву?
        - А куда? - глупо улыбнулась Мариам, ни на кого особо не глядя. Дуня, которая все это время незаметно поглаживала большую натруженную ладонь Семена пальцами, неподвижно застыла. По всему выходило, что Мариам не в курсе скорого Женькиного отъезда. Ой-йо…
        - Мариам, ты как с луны! Жеку на работу в Омеричку приглашают.
        - Правда? - восхитилась Мариам. - А я не знала. Поздравляю, Жень. Это, должно быть, круто. Ты всегда этого хотел. А когда?
        Тысячу раз ой-йо… Дуня беспокойно завозилась, бросила на Семена полный отчаяния взгляд. А тот как всегда ее без слов понял и, успокаивающе погладив по плечу, нежно поцеловал в макушку.
        - Нет, ну точно, до тебя как до жирафа доходит!
        - Да что доходит-то?! - все сильнее нервничая, Мариам поднялась и отряхнула платье, хотя пляж был галечный, и ничего такого, что ей следовало стряхнуть, на него не могло налипнуть.
        - Уезжает он сразу после выпускного! Я ничего не путаю, Жень? - Ветка повернулась к Кравцу.
        - Не-а, - мечтательно улыбнулся тот. - Я уже все бумажки оформил. Пятнадцатого июля самолет.
        - Блин, я, конечно, понимала, что всех нас разбросает по жизни, но чтобы так далеко…
        - Что значит - разбросает? Расстояния - это ничто. Мы как дружили - так и будем дружить. Правда? - Дуня обвела взглядом друзей, стараясь не глядеть на посеревшую Мариам, боль которой она очень хорошо представляла, но на которую боялась смотреть. Ведь это все равно, что видеть альтернативный исход и их с Семеном истории. Это она решила, что у них все будет хорошо, и не допускала иного, но… Но! Всегда оставалось это чертово но.
        - Эй, Мариам! Ты куда это… - Ветка осеклась. - Во дает.
        Дуня с Семеном вскочили на ноги. Хоть вода была уже достаточно теплой, а купальный сезон в их южных широтах начался еще месяц назад, непонятным оставалось, почему Мариам решила искупаться в одежде?
        - Я пойду за ней…
        - Да бред это все. Она же не собирается утопиться? - пробормотала Ветка.
        - Слушай, ты бы уже заткнулась! - неожиданно зло бросила Дуня, стащила через голову сарафан и помчалась к воде следом за Мариам. Та шла медленно. Будто к ее ногам были привязаны пудовые гири. И чтобы ее догнать, Дуне потребовалось буквально пару секунд.
        - Эй… Мариам! Постой… Ты что делаешь?
        Мариам обернулась и непонимающе уставилась на Дуню. Как если бы видела ее в первый раз. Море в тот день было неспокойным. Волны набегали и, разбиваясь о ее тугую, отчаянно вздымающуюся грудь, оседали на заплаканном лице брызгами. И было совершенно непонятно, где соль от слез, а где вода морская. Да и не имело это значения.
        - Я не успела, - прошептала вдруг Мариам.
        - Что не успела, милая?
        - Похудеть. Я не успела похудеть.
        Горло Дуни перехватил спазм. Что тут было сказать? Соврать? Или честней сказать правду?
        - Ну, что ты? Не в этом же дело!
        - А в чем? - с губ Мариам сорвался какой-то странный смешок, она широко расставила руки и легла на воду, глядя на проплывающие облака. Может быть, ей хотелось улететь вместе с ними…
        - Он просто не нацелен совсем на отношения. Понимаешь? Дело не в тебе. Будь так, он встречался бы с кем-то другим. Правильно? - Дуня посмотрела на взволнованно топчущегося на берегу Семена. Махнула ему, мол, все хорошо, и снова уставилась на Мариам.
        - Я не знаю…
        - Зато я уверена в своих словах! Женька сосредоточен на том, чтобы чего-то добиться. Вот и не замечает, что у него происходит… эм… в других сферах жизни.
        - Думаешь, мне стоит обозначить свой интерес? - Мариам встала на ноги и с жадностью уставилась на Дуню.
        - Не знаю, милая, - растерялась та, уже пожалев, что вообще ввязалась в этот разговор. - Вряд ли это что-то изменит. Он все равно улетит, после выпускного.
        - Да… Да. Улетит.
        - Давай выходить? У тебя уже губы синие.
        Мариам кивнула. Бросила взгляд через плечо на берег, где, обнявшись, стояли Бык и Юлька, Тамерлан, Кравец, Сандалова с Сиваковым и Семен.
        - Я, наверное, кажусь им дурой.
        - Нет, Мариам. Нет. Там твои друзья. Они любят тебя и переживают.
        - А ты ведь тоже уедешь…
        - Да. Но вас я не брошу. Даже не надейся.
        - Ты, главное, Сёму не брось. Я… не думаю, что он сумеет это пережить и не сломаться, - заметила Мариам, двинувшись к берегу.
        - Не дождешься, - улыбнулась дрожащими губами Дуня. - Полагаешь, я не помню, что он обещал на тебе жениться?
        Мариам усмехнулась. И будто не было ничего…
        Они снова расселись кружком. Обсуждая последний сданный экзамен. Гадая, кто и сколько набрал баллов, и хватит ли их, чтобы поступить. Потом речь, как всегда, перекинулась на платья, в которых девочки собирались пойти на выпускной. Парни демонстративно зевали. А девчонки наперебой расхваливали свой выбор.
        - Мне нравятся пуговички сзади. Правда, их много, и я понятия не имею, как буду их застегивать без помощи консультантов.
        - Попроси Краснова. Он с пуговичками хорошо управляется. Да, Семен? - не упустила случая поддеть Дуню Ветка. А та, не будучи святой, конечно, отреагировала, но далеко не так болезненно, как вначале. Теперь-то Дуня отчетливо понимала, отчего Ветка к ней цепляется.
        - С радостью, - сощурился Краснов, выдвигаясь чуть вперед, чтобы оградить Дуню от яда Сандаловой.
        - И что, её папочка будет не против?
        - Нет. В отличие от твоего, мой отец принимает мой выбор. И уважает его, - в кои веки Дуня выпустила когти. Семен, который того совершенно не ожидал, открыл рот. А потом откинул голову и тихо засмеялся. Дуня зависла на его преобразившемся счастливом лице. Кошкой потерлась носом о скулу. В животе, как всегда, в моменты такой близости, встрепенулись бабочки и, поднявшись ввысь, легонько защекотали крылышками.
        Пока они нежничали, не привыкшая проигрывать Ветка сжала кулаки. Она не могла понять, как эта мелкая уродка ее переиграла.
        - У меня платье от Веры Вонг! - посчитала нужным уточнить Ветка, - а у тебя, Юль? Что ты молчишь да молчишь?
        - А что сказать? Платье у меня с обычного рынка. А впрочем, я и в него не влезу. - Под взглядами всех присутствующих Юлька истерично захохотала, вскочила с подстилки и куда-то пошла, не разбирая дороги. Быков помчался за ней. До ребят донеслись обрывки их разговора с Карауловой.
        - Эй, Юль, ну ты чего?
        - Отвали! Это все из-за тебя! Все из-за тебя! Не-на-ви-жу-у-у-у…
        - Это просто нервы. Гормоны. И все такое. Это ничего… Ты, главное, осторожно. Ага? Не поранься.
        Учитывая то, что прямо сейчас Караулова сама лупила Быка, его слова звучали довольно странно. И ужасно… ужасно трогательно. В них было столько непрошибаемой какой-то абсолютной любви, что Юлька остановилась так же внезапно, как и на него налетела. Застыла, сжимая и разжимая кулаки. Очки съехали ей на нос, волосы растрепались. Она выглядела ужасно несчастной и одновременно с этим такой виноватой.
        - Прости, - прошептала она.
        - Да за что? Ну-ка перестань.
        - Прости, прости, прости… Ромка!
        - Ну, все! Все.
        - Я совсем не то имела в виду.
        - Я знаю. Иди ко мне… - Быков обнял Караулову за плечи и, оглянувшись через плечо, бросил: - Ребят, мы пойдем, ага? Давайте, до встречи на выпускном.
        - Я не пойду…
        - Пойдешь. Купим тебе новое платье. Хоть десяток. Ты только не волнуйся.
        Юлька с Ромой поднялись по лестнице и скрылись за павильоном с шаурмой.
        - Десять платьев. Надо же. Неужто у Быка пошел яичный бизнес? - глумливо поинтересовалась Ветка. Точнее, это должно было прозвучать глумливо, но прозвучало скорее завистливо.
        - Представь себе - пошел.
        - Ну-ну. А толку? У них один черт ничего не получится.
        - Тоже мне - провидица, - фыркнул Тамерлан.
        - Не нужно быть провидицей, чтобы угадать, чем закончится брак по залету.
        - А мне кажется, что их брак - по большой любви. И именно поэтому он продлится до конца жизни.
        - Забьемся? - сощурилась Ветка.
        - Ну, уж нет. Это как-то неправильно, - отказалась Мариам.
        - Я готов. На что спорим? - влез в разговор до этого помалкивающий Тамерлан.
        - Я отказываюсь принимать в этом участие, - отрезала Дуня. - Проводишь меня? - обратилась к Семену.
        - А как же! Ну, все, ребят, мы тоже домой.
        - Слабаки! Как и все семейные, - хохотнул Кравец. Краснов ткнул ему под нос фак, свободной рукой обнял Дуню и пошел, подстраивая свой шаг под ее, неспешный.
        - Сумасшедший какой-то день. Так жаль…
        - Кого?
        - Их всех, - неопределенно ответила Дуня, после чего они с Семеном надолго замолчали, думая каждый о своем, но, в общем-то, об одном и том же. О том, что за последний год так много всего случилось. Того, что они на старте не могли даже представить. Изменились их жизни, мысли, желания. И даже, удивительное дело, внешность. И почему-то эти перемены, незаметные в себе самом, в других виделись гораздо явственней. Бык, кажется, еще больше окреп, превратился в самого настоящего мужчину. Тамерлан возмужал и вытянулся, что-то печальное, даже драматическое, проступило в образе Мариам, а Сандалова как будто бы постарела. В общем, говорить обо всех произошедших в них изменениях можно было бесконечно долго… В то время как у них совершенно не оставалось времени.
        - Я же совсем забыла!
        - Что?
        Дуня сняла с плеча рюкзачок, порылась в нем, достала что-то вроде конверта.
        - Это что?
        - Мой подарок тебе на день рождения.
        - Мой день рождения в августе.
        - Я знаю. Считай, что это подарок авансом. Открой.
        - Билет?
        - Угу.
        - В один конец.
        - Угу. Ты же не думал, что я уеду без тебя?
        24
        Семен чувствовал себя неловко в обществе Дуниного отца, как чувствует себя всякий возмужавший щенок в обществе вожака стаи. Понимая, что его девочка выросла, Андрей Викторович все же не торопился отпускать ту от себя. И, наверное, в этом его можно было бы упрекнуть, да только Семен отчетливо понимал, что будь он чуть поблагополучнее, все бы, скорее всего, сложилось иначе. И что в текущей ситуации ожидать чего-то другого от отца Дуни было бы даже глупо. А ко всему ведь ему было не впервой что-то кому-то доказывать. В этом плане отец Дуни был не самым худшим вариантом. Да и Дуня стоила того, чтобы где-то поступиться собой. Она вообще всего на свете стоила…
        Семен покосился и будто вскользь прошелся по выстроенным в ряд у стены чемоданам. Он старался не думать о том, что уже очень скоро вся его прошлая жизнь действительно останется в прошлом. Но этот страх с каждым днем становился все сильней и сильней, и в какой-то момент его стало совершенно невозможно игнорировать. Болото, в котором Семен с рождения жил, не желало отпускать свою жертву. Чем больше он тянулся вверх, тем сильнее его засасывала трясина. Это странное противодействие рвало его плоть на части, выкручивало кости и до предела натягивало сухожилия. И вишенкой на торте в этой пытке - лежащий в нагрудном кармане билет, что ядовитым огнем надежды прожигал в нем сквозную дыру. Казалось, если эта агония не закончится, он просто умрет.
        За стенкой, ничего не подозревая о его страхах, Дуня заканчивала приготовления к выпускному. Кружилась у зеркала, как всегда в такие важные жизненные моменты жалея о том, что рядом нет мамы…
        Собирались и Юлька с Быком. Вдоволь насмотревшись на то, как их сын верным псом сидит под Юлькиным домом, в ход событий вмешались Ромкины родители. Они приехали к Рюмочке на разговор. Смиренно выслушали все её претензии и даже согласились с тем, что, конечно, они ей совершенно не ровня. А когда та высказала им все, что считала нужным, встали из-за стола и велели Юльке собирать вещи. Как орала Рюмочка - надо было слышать! Но повлиять она уже ни на что не могла.
        - Ты такая красивая! - восхитился Ромка, зачарованно разглядывая свою будущую жену. И до сих пор не веря, что она его, вот ведь и ее вещи рядом с его, в шкафу. Ее тапочки…
        - Я толстая, как бегемот!
        - Кто толстая? Ты?! - Бык изумленно моргнул и снова бестолково потянул слишком сильно свисающий с одного конца галстук. А Юлька, наблюдая за ним, вдруг с ужасом поняла, что он… он ведь совершенно точно именно так и думает! Что она красавица. Не видит в ней никаких недостатков. Ни-че-го. Любя её абсолютно.
        - Ромка…
        - М-м-м?
        - А ведь у нас все будет хорошо, - покачала головой. - Подумаешь, станем молодыми родителями. Так ведь даже лучше, правда?
        - Конечно. Все это время я только об этом и говорю.
        Юлька усмехнулась. Снова недоверчиво покачала головой, в глубине души поражаясь, что ей, такой умной, понадобилось столько времени, чтобы принять сложившуюся ситуацию.
        - Ага. Говоришь. Потому что ты умный, а я такая дурочка, что только сейчас вот услышала.
        - Я умный? С ума сошла? Это ты у нас с медалью школу окончила!
        - Да при чем здесь медаль? При чем медаль, Ромка-а-а! Спасибо тебе.
        - За что? - испугался Бык.
        - За то, что такой мужчина. Я с тобой ничего не боюсь. Понимаешь? Ничего вообще не боюсь.
        Бык возгордился. Выпятил вперед грудь и широко-широко улыбнулся.
        Кому было не до смеха, так это Кеше Когану и Мариам. Тамерлан какого-то черта решил, что выпускной - его последний шанс стать мужчиной. А Мариам вознамерилась соблазнить Женьку. А что? Терять ей было нечего. А вот сам Кравец оставался непростительно спокойным. Даже предстоящий вечер не вызывал в нем волнения. Точнее, то было таким ничтожным на фоне всех других его переживаний, таким… никаким, что он вообще не парился. Подумаешь, вечеринка! Сколько их у него будет в Америке? Да миллион. Новая жизнь манила Кравца открывающимися возможностями. Так что с прошлым Женька прощался легко. И без сожалений.
        А вот Сандалова никак не могла смириться с переменами. Может быть, потому что будущее виделось ей совершенно безрадостным. В своем шикарном платье от Веры Вонг она стояла на крыльце дома и смотрела вслед отъезжающей машине, увозящей ее отца в СИЗО. Проклятые менты не нашли другого дня, чтобы с ним расправиться. Почему так? За что? В конце концов, у нее было не так уж много счастливых дней. Этот обещал быть таким! И не стал… Не стал. Где-то в глубине дома голосила мать. Возвращаться в него не хотелось. Да и какой в этом был смысл? Ветка знала, что Сиваков не придет. Его отец ни за что так не подставится. Теперь они - изгои, это понятно. Непонятно, как с этим жить?
        Ветка невесело засмеялась. Все ее планы на жизнь накрылись. Вряд ли кто-то теперь позаботится о том, чтобы всунуть ее в столичный ВУЗ. И вряд ли кто-то возьмет ее на работу. Учитывая, что большая часть средств отца наверняка будет конфискована, ничего хорошего ей не светило. В голове засела мысль, что, вполне возможно, это - ее последняя возможность покрасоваться… И черт его все дери, она не была бы собой, если бы ей не воспользовалась!
        Ветка вернулась в дом. Ненадолго, чтобы только поправить макияж. Припудрилась. И демонстративно растянула губы в улыбке. Под аккомпанемент истерики матери картинка происходящего походила на чистый сюрреализм. Ветка подхватила сумочку, не чувствуя под собой ног, слетела со ступенек и упала… прямиком в Митькины объятья.
        - Ну, и что ты здесь забыл?
        - Разве мы не договорились пойти на выпускной вместе?
        - А как же папочкин а-та-та? Мы же теперь в опале. Или ты не в курсе?
        - Если ты про арест твоего отца, то об этом знают все.
        - Ах вот как? Тогда мы опять возвращаемся к вопросу, какого хрена ты здесь забыл? Папочка…
        - Плевать мне на него! У меня своя голова, если ты не заметила. Так ты идешь?! - разозлился Сиваков. А Ветка, не ждущая от него ничего такого Ветка, едва опять не расплакалась. Вмиг присмирев, она с жадностью облизала пересохшие губы и непривычно кротко шепнула:
        - Иду.
        - Ну, вот и пойдем. Там уже, небось, началось все.
        В актовом зале и впрямь дело шло к началу… Выпускники и родители заняли свои места, учителя потянулись к президиуму на сцене. К микрофону вышел директор. В тот день обычно говорливая Рюмочка была не слишком красноречива. То и дело сбиваясь, она скользила взглядом по лицам собравшихся, выискивая среди них родное.
        - Приступим к награждению! Наша школа показала отличные результаты. Среди выпускников у нас восемь золотых медалистов… С большой гордостью я приглашаю на сцену… Тимура Сайдалова… Татьяну Дороничеву. Кирилла Степнова. Евдокию Степанову…
        - Дунь, тебя! - толкнул Дуню в бок отец. Та нехотя отвернулась от Семена, который в костюме был так красив, что она не могла отвести от него взгляда, и, высоко вскинув голову, пошла на сцену. Одиннадцатый «А» встречал своих героев овацией. Зал гудел и сотрясался от аплодисментов, топота и громкого свиста. Это был апофеоз всего… Этого безумного года, всех их переживаний и нервов. Дуня забрала свою медаль и, помахав друзьям, среди которых, наконец, заметила и Юльку с Ромкой, вернулась на место.
        - И последняя медаль по очереди, но далеко не последняя по значимости лично для меня вручается моей дочери Карауловой Юле!
        - Ура!!!
        Дуня зажмуривалась, завязывая еще один узелок на бесконечной нити памяти. Впитывая в себя особенный аромат школы, весь этот гул, радость, предвкушение, счастье… Обнимая обретенных не так давно друзей. Обещая, что никогда, как бы жизнь их не разбросала, их не забудет.
        А потом был шикарный банкет. Дядя Рубен кормил их особенно удавшимся шашлыком, тамада распиналась на все лады, а в небе сверкали салюты. И было им так весело и беззаботно, как потом уже, может, никогда и не будет…
        - Жень! Жень, подожди, ты куда?!
        - Думал подышать. А что такое? - вскинул бровь Кравец, разглядывая запыхавшуюся, взмокшую от короткой пробежки Мариам.
        - Ничего… Я просто хотела сказать…
        - Чего?
        - Я хотела сказать, что… - она наступала, а он отступал, пока на его пути не возникла преграда. - Ты, наверное, знаешь… Но я подумала, что все равно нужно сказать.
        - Так скажи уже, что ты резину тянешь? - зажатый между стенкой и Мариам, Кравец не на шутку разнервничался.
        - Я тебя люблю, - выпалила Мариам и, зажмурившись, крепко его поцеловала. А Женька… Он ведь не оттолкнул ее и не сказал ничего обидного. О, нет. Да только когда Мариам отстранилась и заглянула ему в глаза, поняла, что единственное желание, которое в нем вызвали ее нелепые попытки соблазнения - желание сбежать, ну, или тут же провалиться под землю.
        Мариам отступила. Отвела взгляд… Но куда бы она теперь ни смотрела, перед глазами все равно было его вытянувшееся лицо. Кнут взвизгнул в воздухе и обрушился на ее тело. От боли зазвенело в ушах. И в этом звоне ей чудилось - «дура!». Дура… Дурой она и была. Мариам крутанулась на пятках. Каблучок изящной, наверняка совершенно ей не подходящей туфельки за что-то зацепился, и она рухнула всей своей тушей на землю.
        - Осторожней. Дай руку…
        - Нет! - взвизгнула истерично, сгорая со стыда. - Нет. Я сама. Отойди…
        Неуклюже, как выброшенный на берег кит, Мариам завозилась на брюхе. Все-таки встала. И пошла прочь. Все равно, куда. По пути встретила Сему с Дуней. Те выглядели такими счастливыми, что на фоне их ее собственное несчастье казалось совсем уж черным.
        - Что это с ней? - нахмурился Семен.
        - Не знаю. Но мне кажется, сейчас ее лучше не трогать.
        Краснов кивнул. Слишком громкий голос тамады, доносящийся из банкетного зала, сменился красивой балладой.
        - Потанцуем? - улыбнулась Дуня, ныряя в его объятья.
        - Давай, - обнял, закружил, зарылся носом в волосы, которые, не в пример другим девчонкам, Дуня оставила распущенными. Потому что так ему нравилось. Дурея от ее тонкого аромата, ее нежности и этой невозможной близости… От мысли, что теперь так будет всегда. Может быть, в самом деле, будет. Ведь поезд уже завтра. Что могло произойти за это время?
        - Ты рад, что твоя мать пришла? - тихо спросила Дуня.
        - Не знаю. Я об этом не думал.
        Вранье. На самом деле все время банкета Семен только тем и занимался, что следил за своей непутевой родительницей. Опасаясь, как бы она в очередной раз не опозорилась. Перебрав… Или как угодно еще. Видит бог, у его матери был талант влипать в такие истории.
        К счастью, Дуня не стала его больше пытать. Прижавшись лбом к груди Краснова, она погладила его шею чуть повыше тугого воротничка. Мурашки… У него от ее прикосновений выступали мурашки. И много чего еще им сопутствовало. Тахикардия. Проблемы с дыханием. Тремор рук. Наверное, Семен не должен был продолжать. Проблема в том, что он не мог остановиться. Особенно после ее слов:
        - Пожалуйста, не отталкивай меня больше.
        Семен застонал. Это было мучительно… Отталкивать? Отталкивать, когда он сам сдыхал от сумасшедшей потребности быть с ней?
        - Дунь… Ну, не так же… - прошептал он.
        - А чем тебя не устраивает это небо? И эти звезды, и этот прибой? Пойдем…
        - Куда?
        - На пляж.
        И он пошел. Да только какие звезды? Какое небо? И прибой… Когда он кроме нее ничего не видел. И не слышал. Когда вся его вселенная сжалась до её маленькой фигурки.
        - Нам, наверное, нужно вернуться, - прохрипел, когда все закончилось.
        - Да… - Дуня улыбнулась.
        - Ты в порядке? Я не…
        - Я на десятом небе от счастья.
        - Ладно… - стянутые в узел нервы чуть отпустило. - Ладно! - Семен даже улыбнулся. На миг прижался к ней взмокшим лбом, никогда в жизни не испытывая ничего похожего. И казалось ему, что уж теперь точно все… Все в его жизни будет. А потом послышалась ругань. Крик. Семен настороженно замер.
        - Это еще что такое?
        - Не знаю… - Краснов заправил помятую рубашку в брюки и пошел, невольно прибавляя в скорости с каждым шагом.
        - Убери от меня свои лапы! - визжала его мать.
        - К сыну на выпускной ты пошла, значит?! Я тебе покажу, как без меня ходить… - мужик, из последних её ухажеров, замахнулся и, прежде чем Семен успел ему помешать, что есть силы ударил женщину по лицу. Краснов бросился вперед. Сбил мужика с ног отточенным ударом справа. И стал избивать. Откуда ни возьмись, набежали люди. Поднялся крик.
        - Нет, Семен! Нет… Пожалуйста. Оставь его. Он того не стоит, - кричала Дуня, а он ее не слышал. Не видел, глаза будто что-то заволокло. И когда она повисла на его руке, Семен лишь отмахнулся… Отшвырнул ее, даже не понимая, что это его девочка. Дуня. Она упала неудачно. Ударившись головой. Он не заметил и этого. О случившемся ему рассказал Дунин отец. Когда пару дней спустя пришел навестить его в обезьяннике.
        - Я не хотел. Это вышло случайно… - просипел Семен. - Как она?
        - Сейчас ей лучше. Завтра я перевезу ее в столицу. Как ты понимаешь, ни о каком продолжении ваших отношений не может быть и речи.
        - Я не хотел. Это вышло случайно. Я за нее… Я за нее умру, если надо… - к собственному стыду, у Семена сорвался голос.
        - Кажется, ты не понимаешь своего положения. Тебе будут предъявлены обвинения по серьезным статьям. Нанесение тяжких телесных…
        - Дуне?
        - Нет. Мы не станем предъявлять обвинений. Чего не скажешь о сожителе твоей матери. Ты здорово его отмутузил.
        Семен встал. Игнорируя, что у него из-под ног земля уходит… Подошел к единственному окну, расположенному странно, почти у самого потолка.
        - Вы пришли, чтобы мне об этом поведать? Вы же, наверное, спали и видели, что я что-нибудь эдакое выкину?! - злясь на себя, на собственную сучью жизнь, Семен, тем не менее, выплескивал негатив на ни в чем не виновного человека.
        - Нет. Я пришел предложить тебе альтернативу. До окончания призыва еще три дня.
        - Вы хотите, чтобы я пошел в армию?
        - Это лучше тюрьмы, так? К тому же я думаю, что дисциплина пойдет тебе на пользу. Что бы ты обо мне ни думал, мне не безразлична твоя судьба.
        - А как же все эти обвинения?
        - А это мы как-нибудь замнем… - сощурился Андрей Викторович. - Ну, так что? Ты согласен?
        Семен кивнул. Его жизнь летела прямиком в пропасть, но армия… Все же армия - не тюрьма. Оттуда, по крайней мере, можно будет позвонить Дуне и попросить у нее прощения. На большее он не рассчитывал. Теперь уже нет…
          Он молча кивнул и, понурив голову, застыл посреди кабинета. И казалось Семену, что все… его жизнь, по крайней мере, все хорошее, что в ней было, закончилось. Тогда он еще не знал, что это лишь начало. Нулевой километр. Точка отсчета, с которой все и начнется…
        КОНЕЦ