Никому не скажем Юлия Владимировна Резник
        Я не любил ее, я ею болел. Тяжело и неизлечимо. Думал, исцелился. Похоронил любовь к этой стерве, которая однажды выбрала не меня… Но стоило увидеть ее годы спустя, и чувства вернулись ко мне с новой силой. Теперь она - вдова моего отца. А я… я не знаю, чего хочу больше - сделать ее, наконец, своей или наказать за предательство.
        Юлия Резник
        Никому не скажем
        Глава 1
        Кит. Настоящее.
        Чего я не ожидал, так это того, что она будет плакать. Хотя, наверное, слезы на похоронах мужа - вещь вполне предсказуемая. Не знаю. До этого я никого не хоронил. Разве что свою любовь к этой стерве. Но ведь это совсем другое, не правда ли?
        Морщусь. Гребаные воспоминания. Они даже десять лет спустя горчат во рту теплой водкой, которой я заливался, когда понял, кто её трахает, в то время как я сам сдыхаю от тоски по ней, находясь за тысячи километров.
        Осторожно, стараясь не поскользнуться, переступаю по скользкой, размытой растаявшим снегом земле. Достаю сигареты, чиркаю зажигалкой и, заслонив ладонью дрожащий язычок пламени, заставляю себя сосредоточиться на происходящем. Немногочисленный поток людей редеет. Припаркованные траурно-черные машины отъезжают одна за другой. Да их и не так уж много. Крысы всегда бегут с тонущего корабля. И когда против моего старика выдвинули обвинения, куда только делись его друзья. Удивляет то, что эта осталась…
        Затягиваюсь так, что легкие начинают гореть, а измочаленный фильтр обжигает пальцы. Поднимаю взгляд к серому небу, ловлю ртом лохматые снежинки, которые тают, едва касаясь земли. Упускаю, в какой момент на кладбище остаемся только мы с Евой да стайка жирных ворон, сидящих на голых озябших ветках.
        Я не собирался подходить к ней сейчас. Это скорее порыв. Отбрасываю окурок и неторопливо иду к могиле. А что? Я как никто другой имею право быть здесь. Ева оборачивается на звук моих шагов, и на какую-то долю секунды мы оба замираем. Меня будто бьют в живот. Лишь несколько рваных вдохов помогают вернуть привычное самообладание.
        Насколько это вообще возможно в ее присутствии.
        - Чудесная погода, мамочка,  - кривлю губы в улыбке я, а Ева… Ева вздрагивает. Зябко ведет плечами, стряхивает хрустальные слезы со щек и отворачивается, прячась под капюшоном тонкого черного плаща, в котором ей наверняка холодно.
        - Давай хоть сегодня обойдемся без сцен.
        У нее хриплый, чувственный голос. А я совсем забыл о том, как он на меня действует. Трясу головой, злюсь на самого себя, хотя уже, наверное, пора бы смириться с тем, чему я по какой-то глупой ошибке не в силах противостоять. Моя одержимость Евой неизменна, как пятничные пробки на выезде из города. Я не знаю, чего хочу больше. Трахать ее, пока она криками не сорвет свое горло, или посильней сжать на нем свою руку.
        Невольно хмурюсь и подхожу к самому краю. Из-под ноги вырываются комья грязи и с громким стуком ударяются, падая на крышку гроба. Взгляд упирается в портрет отца, перевязанный черной лентой. Стискиваю челюсти. У нас с ним были сложные отношения еще до того, как его окрутила Ева. Но я всегда любил отца. Я, мать его, любил своего старика.
        - Мне сказали, ты приезжал попрощаться.
        Голос Евы изысканной лаской скользит по моей коже, проникает в поры и вместе с кровью, отхлынувшей от головы, устремляется точно на юг. Член напрягается, натягивает мои брюки. Наверное, для этого нет более неуместного случая, но что… что я могу поделать со своими грёбаными рефлексами? Ничего. Сколько ни пытался. Будь оно все проклято.
        - Кто-то же должен был это сделать.
        Равнодушие в голосе дается мне нелегко. Фактически на это уходят последние силы. Я бросаю в могилу две бордовых розы, из сваленных в кучу, и отступаю.
        - Я была у него. Но потом пришлось вернуться домой, потому,  - она осекается и заканчивает нелепым: - потому что.
        - Ну, да. Это, конечно, все объясняет.
        - Перестань! Хотя бы здесь не надо…
        Голос Евы едва слышен. В нем нет злости, нет страха. Лишь тупая усталость.
        - Ты права. Поехали!
        Обхватываю пальцами ее руку и тяну за собой. Она не вырывается скорее из нежелания устраивать сцены, чем по какой-то другой причине. В отличие от меня, отец бы мог ей гордиться. Эта мысль подогрела мою ярость, и, не справляясь с эмоциями, я, сам того не замечая, сжимаю её кисть сильней.
        - Куда ты меня тащишь?
        - В машину.
        - Я приехала на своей. На ней и уеду.  - Ева рывком освобождает свою ладонь от моего захвата и отступает на шаг.
        Мы замираем посреди подъездной дорожки, как два дуэлянта. В какой-то момент с её головы сползает капюшон.
        Налетевший ветер тут же подхватывает густые пряди волос и бросает мне в лицо. Я захлебываюсь её ароматом и отшатываюсь в сторону.
        - Нам нужно поговорить,  - стою на своем.
        - А после поминок это сделать нельзя? Завтра или через неделю?
        Наверное, можно. Но терпение - не мой конек. Мои демоны требуют сатисфакции. И сегодня они получат её.
        - Я заеду в шесть. Будь готова,  - бросаю упрямо и, открыв дверь машины, скрываюсь в тепле салона.
        До шести еще целых четыре часа. Я коротаю это время в бесцельной езде по городу. Но не выдерживаю ближе к пяти.
        Еду по знакомому до боли адресу. Я здесь не был… сколько? Лет десять, наверное. С тех самых пор, как уехал в Сандхерст. Или… нет, однажды я все же сюда возвращался.
        Паркуюсь, глушу мотор и, откинувшись затылком на подголовник, в который раз повторяю про себя, зачем я здесь. В доме, где прошло мое детство. В доме, где с моим отцом жила та, кого я любил больше жизни. Выдыхаю и выхожу из машины. Раньше здесь была охрана, но с тех пор, как практически на все имущество отца был наложен арест, необходимость в ней отпала. Открываю калитку, прохожу между клумб, сейчас заваленных рыхлым почерневшим снегом, поднимаюсь на крыльцо и замираю в нерешительности. Из приоткрытого окна доносятся звуки бойни. Я сглатываю, понимая, что это может быть, и зачем-то толкаю дверь. К удивлению - не заперто, и я захожу, убеждая себя, что имею на это полное право. Дом заложен. И я выкупил у банка право требования долга еще пару недель назад.
        Оглядываюсь. За последние десять лет здесь ничего толком не поменялось. Хотя я ожидал… А бог его знает, чего.
        Чего-нибудь от неё… возможно. Снимаю ботинки, прохожу дальше. Останавливаюсь напротив приоткрытой двери в гостиную, не в силах отвести взгляд от… мальчика. Если бы я не помнил, какой сейчас год - подумал бы, что вижу себя образца нулевых. Я знал, что у отца с Евой есть сын. Но то, как он похож на меня - гребаный сюрприз, к которому, как выяснилось, я совершенно не готов. Меня ведет. Взмахиваю рукой, в попытке за что-нибудь ухватиться, и сбиваю с высокого столика вазу. К счастью, та падает не разбившись. Мальчик… я знаю, что его зовут Женя, ставит игру на паузу и резко вскакивает.
        - Вы кто такой?
        Сглатываю и поднимаю вверх руки. Будто сдаюсь.
        - Я - Кит. Может быть, отец тебе обо мне рассказывал.
        На смуглом лице мальчишки мелькает недоверие. Он колеблется несколько мучительно долгих секунд, но потом кивает, отбрасывает в сторону джойстик и протягивает мне руку.
        - Отец погиб.
        - Я знаю. Поэтому и приехал.
        Ложь. Я здесь совсем по другой причине. Но этому парню вряд ли стоит об этом знать.
        - Выпьешь чего-нибудь?  - по-взрослому интересуется Женя и кивает в сторону бара. О да. Мне становится весело.
        Не знаю, почему. И да, я бы выпил. Но, черт его все дери, не за рулем. Может быть, потом, когда все останется позади я, и надерусь до зеленых соплей. Вероятно…
        - Если только кофе.
        - Пойдем. Кухня там, но ты, наверное, знаешь. Отец рассказывал, что когда-то ты жил в моей комнате.
        Удивляюсь, что старик говорил обо мне с этим парнем. Растираю шею и иду следом за ним.
        - Да, было дело. Довольно давно.
        Проходим в кухню. И в ней я, наконец, замечаю женскую руку, которая прослеживается в веселых занавесках на окне, многочисленных комнатных растениях и всяких сковородках-сотейниках, развешанных на крючках, вбитых прямо в кирпичную стену. Насколько я помню, раньше вся посуда у нас хранилась в шкафах. А кухонного островка по центру не было вовсе. Оглядываюсь еще раз и усаживаюсь на высокий табурет, наблюдая за хозяйничающим… братом.
        - Я так понимаю, твоя мать еще не вернулась?
        - Не-а. Но скоро подтянется.
        Кофемашина шипит, Женька садится рядом со мной и подпирает кулаком щеку. Сколько ему сейчас? Лет девать? Я не слишком в этом разбираюсь, но, кажется, он довольно высок для своего возраста. Как и я в свое время.
        Пока я на него пялюсь, над столом повисает неловкая пауза. И я не знаю, чем ее заполнить. У меня нет абсолютно никакого опыта общения с детьми. Единственное, что меня может выручить - так это какая-то общая тема. Но я понятия не имею, чем Женька интересуется и живет. К удивлению, на выручку мне приходит сам мальчик.
        - Ты был на похоронах?
        - Да. А ты решил не ехать?
        Женька морщит нос. Как это обычно делала Ева, и я давлюсь кофе. Проклятье. Мне до сих пор сложно представить её чьей-то матерью. Тем более матерью такого взрослого парня.
        - Не я. Мама. У меня недавно было воспаление легких, и она сказала, что мне не стоит морозить задницу на кладбище.
        - Наверное, она права.
        Что ж… Это действительно все объясняет. И то, что Евы не было в морге, когда туда вчера приезжал я.
        Мальчик пожимает плечами и утыкается взглядом в чашку. Сейчас, когда он рассказал мне о своей болезни, я замечаю следы усталости на его по-детски округлом лице.
        - Может, тебе отлежаться надо, а не в стрелялки гонять?
        Женька не успевает мне ответить. Потому что входная дверь снова хлопает, и буквально пару секунд спустя на пороге кухни материализуется Ева. Она запыхалась, как бегун на финише марафона. Неужели так торопилась? С чего? Не потому ли, что увидела мою припаркованную машину?
        - Что ты здесь делаешь?
        - Пью кофе. Твой сын меня пригласил.
        Вижу, как желание сказать все, что она об этом всем думает, борется в ней с нежеланием впутывать в это ребенка. Я еще гадаю, что же все-таки победит, когда она, будто обмякнув, проходит через кухню и, склонившись над Женькой, трогает губами его лоб. Я сглатываю и убираю руки под стол, чтобы никто не увидел, что те дрожат, как у алкаша в завязке.
        - Ну, мам!  - ноет Женька.
        - Температуры не было?
        - Да нет же!
        - Это хорошо…
        - Я пойду к себе,  - бурчит мальчишка, спрыгивая со стула.
        - Ты в порядке?
        Ева задерживает в руке ладонь сына и шарит по его лицу взглядом, полным беспокойства. А я вдруг думаю о том, что уже и забыл, какая она маленькая. Теперь, без каблуков, Ева лишь не намного выше сына. Хотя… черта с два я забыл.
        Кого я обманываю?
        - Нормуль.
        - Я зайду к тебе чуть позже. Ладно?
        Женька бормочет что-то невнятное и оставляет нас в кухне одних. А я вспоминаю, как мы впервые сидели здесь вместе, и… злюсь. Опять злюсь.
        - Так о чем ты хотел поговорить?
        - О наследстве, конечно. Разве не об этом говорят родственники после похорон?  - пытаюсь шутить, но зубы сводит, и осточертевший за целый день галстук душит меня все сильней.
        - Понятия не имею, о чем и кто там говорит.
        Ева тянется за графином с водой. Берет стакан. Внешне спокойная, но меня хрен обманешь. Я слишком хорошо ее знаю. Слишком, мать его, хорошо. Её руки слегка дрожат, и графин предательски звякает о край стакана.
        Боишься? Правильно делаешь. Я камня на камне не оставлю от твоей прежней жизни. Я заставлю тебя заплатить. За все…
        - Не знаю, говорил ли тебе отец, что все его имущество арестовано…  - захожу издалека, внимательно наблюдая за Евой.
        - Об этом знают все,  - пожимает плечами та и отставляет в сторону опустевший стакан.
        - А после того, как суд состоится, его, со стопроцентной вероятностью, конфискуют.
        - Послушай, давай ближе к делу. Я устала просто нечеловечески. Мне не до этих реверансов. Говори, что хотел, и иди с богом.
        - Гонишь меня из собственного же дома? Не много ли ты на себя берешь?
        - Это давно уже не твой дом, Никита.
        - Ошибаешься. Отец заложил его, чтобы расплатиться с адвокатами. Угадай, кто выкупил право требования по договору?
        Развожу руками и кривлю губы в усмешке. И жду… жду хоть какой-то реакции, но она молчит. Смотрит на меня с легкой брезгливостью, будто я таракан какой-то… и молчит.
        - Отец оставил тебе одни долги.
        - И? Что дальше? Ты же пришел ко мне не для того, чтобы озвучить то, что и так очевидно?
        - Ты права. Я пришел к тебе с предложением…  - верчу в руках чашку, вскидываю на нее наглый ищущий взгляд и уверенно добавляю: - от которого ты не сможешь отказаться.
        - Даже так?  - Ева закидывает одну ногу на другую и принимается растирать щиколотку осторожными круговыми движениями. И я залипаю на этом процессе, забывая все заготовленные слова.  - Так что же ты предлагаешь?
        - Я готов обеспечить тебе привычный уровень жизни, простить долг за дом и обеспечить будущее Жени.
        - Очень щедро. И что же ты хочешь получить взамен?
        - Тебя. В качестве своей любовницы. Скажем, на год, если мне не надоест раньше.
        Несколько секунд Ева смотрит на меня с открытым ртом, а потом начинает… смеяться. Весело. Звонко. Совсем не так, как положено загнанной в угол женщине.
        И я понимаю, что просчитался… Я, мать его, просчитался! Но где?
        Глава 2
        Кит. Двенадцать лет назад.
        Гребаный будильник! Гребаный дождь и гребаный универ! Хотя, наверное, по сравнению с гребаным Сандхерстом, в который отец хочет меня засунуть на будущий год, это прямо таки райское место. Мой отец потомственный военный.
        И свято верит в то, что желание продолжить нашу славную династию вписано в мой генетический код. Иными словами, срать он хотел на то, чего хочу я. Вот так вот…
        Нет, вообще мой старик - мужик нормальный. Насколько может быть нормальным военный его уровня, но…
        Слишком, мать его, доминирующий. Моя жизнь расписана на двадцать лет вперед, в моей комнате и шкафу - идеальный порядок, а в школьном аттестате - одни пятерки. Я - его гребаная гордость. Ага, так он сказал однажды.
        И это единственная похвала, которую я от него слышал. Никаких похлопываний по плечу или, упаси бог, объятий.
        Точно так же мой отец ведет себя с подчиненными. Он и разговаривает со мной, как с ними. Приказами. Отдает их сухим ровным тоном и ждет неукоснительногоисполнения. Ему даже в голову не приходит, что я могу ослушаться.
        Или иметь свое мнение, или…
        Отбрасываю зубную щетку, несусь в кухню, где меня дожидается приготовленный домработницей завтрак. Одной рукой сую в рот бутерброд, второй - наливаю кофе.
        Может быть, дело в том, что у меня нет матери. Ну, как… Теоретически она, конечно же, где-то есть. Но не в нашей жизни. Она бросила отца, когда мне было полгода. И с тех пор мы ничего о ней не слышали. Любые вопросы на эту тему - табу. Знаете, порой я думаю, что если бы мать не кинула нас с батей, он бы, наверное, был другим. Возможно, более… ну, я не знаю, чутким… Тем самым отцом, который нужен любому нуждающимся в любви ребенку. Мой же старик считал лишним любое проявление эмоций. Ему достаточно было знать, что я не голоден и одет по погоде.
        - Проспал?  - качает головой вернувшаяся в кухню домработница.
        - Угу,  - отвечаю с набитым ртом. Делаю глоток кофе и закашливаюсь - тот слишком горяч.
        - Ну, что ты творишь, торопыга?!
        Машу у рта рукой, как будто это как-то поможет, сгребаю Марь Санну в объятия и делаю круг по кухне, под ее заразительный смех.
        - Все! Побежал!  - киваю головой, отпуская ее так же резко, как и подхватил.
        - Погоди! А цветы?! Я что, за ними зря ходила?
        Закатываю глаза. Я не школьник уже, я гребаный студент, а мне все покупают эти сраные веники. И все потому, что мой отец уверен, будто так где-то там положено.
        - Ну, давай их сюда!  - вздыхаю и подхватываю пиджак со стула. Выкинуть букет я всегда успею, а Марь Санну обижать не хочется. Она ходила за этим веником под дождем.
        - И зонт! Зонт возьми! Там такой ливень…
        Хватаю рюкзак, цветы, зонтик и со всем этим добром спускаюсь вниз, перепрыгивая через ступеньки. Открываю калитку и задыхаюсь в душных объятиях города. Сентябрь сентябрем, а лето и не думает сдаваться. Невыносимо жарко и ветрено. Смотрю на зонт и понимаю, что его сломает первый же сильный порыв. Матерюсь про себя, сую зонтик в рюкзак и, накрыв им голову, несусь к метро.
        В последний момент успеваю запрыгнуть в закрывающиеся двери вагона. В тот же миг он резко трогается, и по инерции я лечу вперед, ломая сраные гладиолусы о впереди стоящую… девушку? Из-за толкучки, образовавшейся в вагоне, мы стоим так близко, что ее маленькие груди расплющивает о мою грудь. Ничего примечательного там нет. Но я один черт залипаю. Моя грудная клетка часто вздымается - не то от вынужденной пробежки, не то от неожиданного возбуждения, накатившего, кажется, ни с того ни с сего. Впрочем, чему удивляться? Я здоровый молодой мужик. В моей крови бушуют гормоны. А тут такая картина. Простая хлопковая блуза девицы намокла, прилипла к телу, вызывающе очертив крупные темно-коричневые соски. Я отодвигаюсь, насколько это возможно, чтобы получше ее разглядеть, и разочарованно выдыхаю, когда она, закрываясь, прячется от меня всю красоту за красной папкой.
        Любопытство берет свое, и я поднимаю взгляд выше. По тонкой довольно смуглой шее, полным, отчего-то дрожащим губам, к глазам шоколадного цвета.
        - Привет,  - улыбаюсь нагло и самоуверенно.
        - Привет,  - шепчет немного испуганно.
        - Студентка?  - киваю на папку и медленно-медленно веду пальцем по ее руке. Слышу, как она задыхается от моей наглости, прежде чем отшатнуться в сторону. Смешная. Мы зажаты, как шпроты в банке, куда ей бежать?
        - Меня зовут Кит. А тебя?
        Состав останавливается, и наш разговор прерывает толпа, спешащая к выходу. Внимательно наблюдаю за девчонкой.
        Не знаю, чем она меня зацепила. Может быть, своей необычной внешностью. Она невысокая и такая хрупкая, что поток спешащих к дверям людей в какой-то момент увлекает ее за собой, а она, не в силах ему противостоять, беспомощно озирается по сторонам, в поисках ближайшего поручня. В последний момент успеваю ухватить ее за руку.
        - Спасибо,  - снова шепчет она и не слишком активно начинает вырывать свой локоть из моей хватки.
        - Пойдем, там есть место…
        Мне осталось ехать всего три остановки, но уж больно хочется ее подразнить. Падаю на сиденье в углу, дергаю ее на себя.
        - Что ты делаешь?  - ошарашенно интересуется эта недотрога, ерзая на моих коленях. Задевая стоящий колом член.
        Стискиваю зубы. Это чертовски приятно.
        - Сиди!  - шикаю я, на корню пресекая ее отчаянные попытки подняться.  - Тебя там задавят.
        Киваю в сторону двери, в которую набилось, кажется, еще больше народу, чем вышло. Девчонка вздыхает, складывает руки на коленях, как первоклашка, и упирается взглядом в пол.
        - Так как тебя зовут?  - повторяю вопрос, с удовольствием замечая, как чутко на меня реагирует ее тело. Как высовываются из своих укрытий мурашки и бегут куда-то, бегут…
        - Ева,  - шепчет она, сглотнув. Я слежу, как ком опускается вниз по ее горлу, и вновь залипаю на маленьких острых пиках. Облизываюсь, поднимаю взгляд и будто проваливаюсь в темную прорву. В вагоне адски жарко, но этот жар не сравнится с пожаром, разыгравшимся в моих штанах. Черт… Даже странно, чего это я?
        Мимо с грохотом проносится встречный поезд. А еще через несколько секунд мы останавливается. Ева вскакивает с моих колен и, что-то невнятно пробормотав, неожиданно прытко протискивается к выходу. Зачем-то бегу за ней, но двери закрываются, и я остаюсь в гребаной душегубке тарахтеть дальше. В такие моменты я очень жалею, что у меня нет машины. Спросите, почему так? Все просто. Мой старик уверен, что это лишнее. Баловство… А баловать меня он не считает нужным. Да и взрослый я уже в его понимании. И похрен, что большинству моих друзей будущее обеспечили родители. У отца иное мнение на этот счет. Он говорит, что в этой жизни я должен всего добиваться сам. А если не смогу - значит, не достоин. Не то, чтобы я с ним не согласен, но… когда в вагоне метро, кажется, все сорок градусов, от моих убеждений не становится холодней.
        И вот, наконец, моя остановка. Выхожу из подземки, выкидываю изрядно потрёпанный букет в ближайшую урну и бегу под дождем вверх по тротуару. Зайдя в корпус, первым делом иду к стендам, чтобы узнать расписание. Народу полно, и подобраться к спискам удается не сразу. За это время я успеваю немного осмотреться по сторонам.
        - Есть международники, группа один-один, а?  - кричит, сложив руки рупором, невысокий темноволосый парень. К нему тут же подтягиваются несколько ребят, подхожу и я.
        - Всем привет. Я - Ник Бестужев. У нас пара в двести восьмой. Алиев, Прохоров, Яковлева и…  - переводит взгляд на меня.
        - Кошелев.
        Уверенно пожимаю руку и вопросительно вздергиваю бровь, в ответ на изучающий взгляд парня. Я - стопроцентный лидер. Этот, вижу, тоже. Ну, ничего, братан, придется потесниться. Будто читая мои мысли, Ник ухмыляется и кивает головой:
        - Погнали. Нам туда. Все уже начинается.
        Закидываю рюкзак на плечо и тащусь за Бестужевым вслед. А тот не замолкает ни на секунду. Его вводная лекция довольно проста и сводится к тому, кто и кем в нашей группе приходится. Сам Бестужев - внук министра иностранных дел и вроде как старший в этой странной иерархии. Шамиль Алиев - сын известного борца - в общем, грязь под ногами. Нет, Ник этого не произносит вслух, но это отчетливо читается между строк. Лерка Яковлева - дочка номера двенадцать Форбса, Прохоров - тут не надо и объяснять. Дальше по мелочи - сынок нашего посла в Италии, внучка известного театрального режиссера и, совсем уж ничего примечательного - задроты, дорогу которым на наш жирный факультет выстелили мозги, а не связи.
        Проходим в просторную аудиторию, где нас ждет первая лекция по социологии, рассаживаемся кто куда. Я устраиваюсь поближе к выходу. Терпеть не могу галерку. Рядом падает Ник.
        - Будем держаться вместе,  - улыбается он.
        - Можно.
        В ожидании, пока древний как мир препод разложит свои конспекты, оглядываюсь по сторонам и на секунду нелепо открываю рот, не в силах поверить тому, что вижу.
        - А это кто?
        - Эта? Черная?  - кривит губы Ник, проследив за моим взглядом.  - Да никто. Пустое место. Сча…  - Ник сверяется со списком.  - Если я ничего не путаю, то это Евангелина Гонсалес, прикинь, имечко?
        - Иностранка?
        - Да наша она. Эти долбаные тестирования развязали руки всяким нищебродным задротам. Нас понудили иметь дело с плебеями.
        - Это называется - равные условия для поступления.
        - Дерьмо, вот как это называется,  - ржет Бестужев, и резко меняя тему, замечает: - Ты лучше к Лерке приглядись.
        Из неосвоенных только она. Недавно рассталась с Костей Лемовым. Есть шанс. Крутая телка. Я бы и сам ее оприходовал…
        Криво улыбаюсь, хотя мне совсем не смешно. В принципе, я понимал, что, скорее всего, будет именно так. И никуда не деться от этих понтов и своеобразной иерархии. Мне-то что с этим дерьмом делать? Я не хочу выглядеть белой вороной. Но не уверен, что готов вести себя, как надменный мудак, лишь бы соответствовать установленным кем-то правилам. С меня хватает правил, навязанных мне отцом.
        Невольно взгляд возвращается к Еве. Наблюдать за ней гораздо интереснее, чем за профом, лекция которого, кажется, тянется невозможно долго. Пытаюсь себя убедить, что дальше будет получше, но выходит не очень. Говоря откровенно, манал я эти международные отношения, как и все остальное. Будь на то моя воля - я бы связал свою жизнь с программированием. Вот, что мне нравится на самом деле. Проблема в том, что это никого не волнует. В нашей семье все рождаются либо дипломаты, либо военные. Точка. И у меня не хватает силенок на то, чтобы просто озвучить отцу, что хочу другого. Потому, что больше всего на свете я боюсь его разочаровать.
        Стискиваю зубы и вновь возвращаюсь взглядом к Еве. Она кажется полностью сосредоточенной на лекции. А я вновь завожусь, глядя, как в задумчивости она покусывает кончик ручки.
        У Бестужева тренькает новенький айфон. Совсем дебил, почему не на беззвучном? Профессор хмурится, делает ему замечание, а Ник делает вид, что проникся. Но как только препод отворачивается, вновь достает смарт.
        - О, Карась пишет. Иван Карасев… Ну, ты, наверное, знаешь. Зовет нас на гулянку по случаю первого учебного дня.
        В пятницу.
        - Не уверен, что выберусь,  - пожимаю плечами.
        - Ты че? Надо быть обязательно. От таких приглашений не отказываются, Никит.
        - Кит,  - поправляю я.
        - Что?
        - Говорю, называй меня Кит. Так привычней.
        - Да без проблем. Ты, главное, подтягивайся. Он дома устраивает тусу. Должно быть весело.
        Киваю. И снова невольно кошусь на Еву. Она магнитом притягивает мой взгляд весь день, где бы мы ни были. Даже в столовке безошибочно ее нахожу. Хотя там толпа - дай боже. Она сидит за столом в углу и ест, очевидно, принесенный с собой бутерброд, и несмотря на то, что все другие столики забиты просто до отказа, рядом с ней не садится никто. Будто она прокаженная, или… я не знаю. Но отчего-то бешусь. Расплачиваюсь за свой заказ и, не дожидаясь Ника, иду прямо к ней. Опускаю поднос на стол, так резко, что она вздрагивает, а мой чай выплескивается на новенькую клеенку.
        - Не занято?
        - Н-нет…
        Только я устраиваюсь с ней рядом, как перед нами материализуется Бестужев.
        - Там свободный стол,  - кивает куда-то вглубь зала.
        - Да нормально. Нас и здесь неплохо кормят.
        - Кит!
        - Ник!
        - Ну, смотри, как знаешь,  - фыркает Бестужев и уходит.
        Глава 3
        Ева. Настоящее.
        Это правда смешно. Знаю, потом придут совершенно другие чувства… Может быть, очень скоро придут, но… пока мне весело. Я и смеюсь, как уже давно не смеялась.
        - Я сказал что-то смешное?  - цедит Кит. И от этого мой смех обрывается, но еще некоторое время звенит под потолком.
        - Очень.
        Качаю головой и, несмотря на то, что отчаянно трушу, стараюсь держаться уверенно. Не зря же я столько работала над собой.
        Никита отставляет чашку и встает со своего стула. А у меня приподнимаются тонкие волоски на теле. Он - магнит.
        Чертов магнит, который притягивает их… и меня. И ведь ничего… абсолютно ничего не меняется, сколько бы ни прошло времени. Он - болезнь, которой я болею уже очень долго. Неизлечимая, изматывающая душу болезнь.
        - Помнится, раньше я вызывал у тебя совсем другие чувства.
        - Раньше… Тут ты действительно прав.
        Отхожу от него ровно в тот миг, как он протягивает руку, чтобы меня коснуться. К счастью, мое движение выглядит естественно. И это хорошо. Не хочу, чтобы он подумал, будто имеет какую-то власть над моими чувствами.
        - Ты же знаешь, что мне достаточно двух минут, чтобы показать тебе, как ты ошибаешься.
        Мое дыхание прерывается. Потому что Кит прав. Он столько раз мне это доказывал… Чувствую, как жаркий румянец заливает щеки, и радуюсь тому, что из-за смуглого цвета кожи могу об этом не волноваться. Тело меня не выдаст.
        - Давай лучше вернемся к цели твоего визита,  - говорю я и наклоняюсь, чтобы достать из бара припрятанную бутылку вина. Мне определенно нужно выпить. Но сначала не мешало бы избавиться от Никиты.
        - Передумала?
        - Нет. То, что ты выкупил у банка право требования - ничего не означает.
        - Выплата кредита просрочена на три месяца, Ева. Счета отца арестованы. Да и нет на них ничего. И у тебя… ничего нет. Смирись и не упрямься.
        Новость о том, что мы просрочили выплату по закладной - становится для меня неприятным сюрпризом. Но не потому, что мне нечем платить. Тут Никиту, очевидно, ждет большой неприятный сюрприз. Да только плевать мне. Я давно уже не та девочка, которая в поисках помощи и участия готова продать себя. Жизнь научила меня ни от кого не зависеть и всегда иметь запасной план.
        - Я не упрямлюсь, Никита. Я просто отказываюсь от твоего предложения. Оно мне не интересно. Совсем.
        Одним стремительным движением Кит вскакивает со своего места и, схватив меня за руку, оттесняет к стене.
        - У… отца… ничего… не осталось! Думаешь, я поверю, что он заложил бы дом, если бы у него была припрятана пара-тройка миллионов?!
        - А кто тебе сказал, что он что-то припрятал?! Или что я хоть как-то от него завишу? Кто?!  - выхожу из себя и двумя руками, что есть сил, толкаю его в грудь. Вот так всегда. Стоит нам оказаться вместе. Страсти вспыхивают, эмоции вырываются на поверхность, натянутые струнами нервы безжалостно рассекают плоть… И когда все заканчивается, я каждый раз, истекая кровью своей любви, собираю себя по ошметкам.
        Мне мучительно больно. Мне мучительно больно за ту девочку, которая однажды любила. Которая на все, что угодно, была готова ради этой любви. Которая отдавала всю себя. Бескорыстно ему отдавала. А взамен… не получила вообще ничего. Кит делился со мной своими мечтами, выворачивал наизнанку душу, но его никогда… никогда не интересовало то, что творилось в душе у меня. Самоуверенный и обласканный судьбой, он думал, что такие, как я, не мечтают…
        Кит отступает под моим бешеным напором, а из меня будто вынимают батарейку.
        - Проваливай отсюда!  - шиплю я.
        - Я имею такое же право на этот дом, как и ты.
        - Вот и вступай в права наследования. Разделим с тобой долги! Хочешь?!
        - Этот дом по факту и так уже мой.
        - В лучшем случае - наполовину,  - отрезаю я, давая понять, что кое-что соображаю в делах наследования, а сама делаю себе пометку не забыть поинтересоваться, о какой сумме долга вообще идет речь. Не сомневаюсь, что смогу его погасить. Вот только… насколько мне это нужно? Свои деньги я могу потратить с гораздо большей пользой.
        Единственное, что меня держит - Женька. Этот дом принадлежит моему сыну по праву.
        - Смотрю, ты уже подготовилась.
        - Не сомневайся.
        Лгу. К такому жизнь меня не готовила. Хотя это именно Саша сделал все, чтобы мои деньги остались при мне. Думаю, он чувствовал, что из него хотят сделать козла отпущения. И ограждал меня от возможных последствий, как мог. Мы даже официально развелись два года назад. Он настоял. И тем самым защитил меня. Даже в этой, казалось бы, безвыходной ситуации.
        Никита обжигает меня ненавидящим взглядом и неторопливо шагает к выходу. Но не успеваю я с облегчением вздохнуть, как он оборачивается.
        - И как оно, знать, до чего его довела?
        - Довела?  - непонимающе переспрашиваю я.
        - А почему же еще он проворовался? Я вижу только одну причину. Твои непомерные аппетиты. Ну, скажи, Евангелина… Чего тебе не хватало? Цацок? Дизайнерских шмоток? Машин… путешествий?! Чего тебе, мать его, не хватало?!
        Сглатываю собравшийся в горле ком. Мои обида и боль такие сильные, что это становится невыносимо. Кит всегда был ко мне несправедлив. Но сейчас вообще перешел все границы.
        - Ты можешь думать все, что угодно.  - Отворачиваюсь, сжимая в кулаки дрожащие руки. У меня больше нет сил, и если он не уйдет, я… Дверь хлопает, и я сгибаюсь пополам, с жадностью, с хрипом вдыхаю воздух. Меня колотит мелкой дрожью, и это длится долго, мучительно долго… В себя меня приводит звук торопливых шагов на лестнице.
        Опираюсь на руку и поднимаюсь. Убеждаю себя, что сейчас мне нужно быть сильной, как никогда.
        - Мам? Тебе нехорошо, мама?!  - в голосе Женьки звучит паника. Я стряхиваю ладонями слёзы с щек (оказывается, я плакала!) и осторожно раскрываю объятия для сына. Знаю, что в последнее время ему не по душе эти нежности, но мне очень надо. Просто обнять его и почувствовать тепло живого… родного человека. Женька покорно делает шаг, и в ответ прижимает меня к себе.
        - Все нормально, Жень,  - шепчу в его темные волосы.  - Я просто немного…
        - Скучаешь по папе?
        - Да,  - выдыхаю я и не вру. Я действительно очень, очень скучаю. Рядом с Сашей я чувствовала себя такой защищенной… Может быть, я и не любила его так, как он того заслуживал, но старалась сделать его счастливым. А он делал счастливой меня…
        - Я тоже по нему скучаю.
        - Я знаю, сынок. Я знаю…
        Стоим некоторое время вот так. Посреди кухни. В которой еще каких-то два дня назад рядом с нами был он, и покачиваемся из стороны в сторону. Только сейчас до меня доходит необратимость того, что случилось. Только сейчас я по-настоящему понимаю, что никогда больше не увижу его, не приду за советом, не засмеюсь в ответ на редкую скупую шутку, и меня… накрывает. Знаю, что нужно держаться, но не могу. Мое тело сотрясают рыдания.
        Некоторое время спустя, когда я, чуть отдышавшись, берусь за приготовление ужина, у меня звонит телефон. Он вообще звонит у меня очень часто. Такова моя жизнь… Но в этот раз в его звуке мне слышится что-то зловещее. Я откладываю овощечистку, обтираю руки и принимаю вызов.
        - Добрый вечер, Михаил Иванович,  - приветствую лучшего друга и наставника мужа, с которым мы расстались всего несколькими часами ранее.
        - Если бы так…
        У меня пересыхает во рту. Я сжимаю трубку чуть крепче.
        - Что-то случилось?
        - Да. Ты должна знать. Я тут перетер с экспертами… В общем, похоже, что все произошло не случайно, Ев. Саша, он…
        - Что он?
        - Есть вероятность, что он покончил с собой.
        - То есть к-как п-покончил? Это же авария, мне сказали, что это авария…  - шепчу, с трудом преодолевая сопротивление связок.
        - Его машина врезалась в отбойник на полной скорости. Дорога была пустой, погодные условия хорошими…
        - Нет-нет! Такого не может быть. Какой смысл?! Он же договорился со следствием. Я знаю точно, что договорился!
        - Его кинули, Ева. У них был ордер на его арест, и… В общем, я думаю, Саша знал об этом. Прости… Но лучше ты от меня об этом узнаешь, чем из новостей.
        - Да-да, конечно… Спасибо.
        Я отбиваю вызов и медленно опускаю руку. Женька куда-то убежал. И слава богу, что он не слышит наш разговор с его крестным. Не хочу, чтобы он узнал о том, что случилось. Не хочу…
        Каким-то чудом мне удается продержаться до конца вечера. Накормить сына ужином, убрать со стола и проследить, чтобы он улегся пораньше. Своей истерике я даю выход лишь поздно ночью. Закрывшись в гардеробе, среди развешанных вещей мужа, которые до сих пор хранят его запах.
        Наша история с ним началась плохо. И плохо закончилась…
        Как жаль. Как безумно жаль…
        Иду в опустевшую спальню, ложусь в кровать и лежу до утра, не в силах уснуть и не думать. Приведением брожу по комнатам и понимаю, что не смогу здесь оставаться. Не смогу… Может быть, Саша понимал это лучше меня, потому что года четыре назад, когда я начала зарабатывать первые серьезные деньги, настоял на покупке квартиры в городе.
        Поближе к Женькиной школе. И я согласилась, ведь в тот момент я как раз искала новое место для съемки роликов для своего ютьюб-канала. Купила довольно просторную трешку, сделала ремонт… Сейчас та квартира больше походит на студию, но если постараться, все можно довольно быстро исправить.
        Утро проникает в окно серым безрадостным светом. Зря я надеялась, что смогу сегодня поработать. Последствия слез и бессонной ночи невозможно спрятать даже под толстым слоем грима. Поэтому, махнув на дела рукой - подписчики подождут, я принимаюсь неторопливо готовить завтрак. Женька спускается вниз, когда уже практически все готово.
        Мы едим без особенного аппетита, вяло обсуждаем последние новости, и в какой-то момент я не выдерживаю.
        - Жень, я хотела с тобой поговорить.
        - Говори, раз хотела,  - хмурит темные брови сын.
        - Как ты смотришь на то, чтобы переехать?
        - Куда? Когда? Навсегда?  - возбужденно сверкает глазами Женька.
        - В город. Понимаешь, здесь все напоминает о папе, а без него…  - не могу договорить. Я просто не знаю, как объяснить девятилетнему мальчику, сколько противоречивых воспоминаний связаны для меня с этим домом. Хороших ли, или плохих, тех, о которых я стараюсь вообще не думать, но которые упрямыми блохами лезут в каждую щель.
        Куда бы я ни пошла, чтобы ни делала, эти стены - темница памяти, из которой, наверное, мне пришла пора вырваться.
        - А кто же будет жить здесь? Кит?
        Отвлекаюсь от тарелки и вновь впиваюсь взглядом в озадаченное лицо сына.
        - Кит?  - облизываю губы.
        - Никита. Папа мне много о нем рассказывал.
        - Я не знала…  - трусливо отвожу взгляд и начинаю суетиться вокруг приготовления чая. Я все еще не могу забыть, как вчера впервые увидела их вместе. Это… слишком. Слишком для меня.
        - Да. Знаешь, всякие смешные истории.
        Улыбаюсь онемевшими губами. Киваю головой. Никита - явно не та тема, которую я хотела бы обсуждать с Женькой.
        Но ему-то откуда об этом знать?
        - Тебе не кажется странным, что он к нам никогда не приезжал?
        Да что ж такое? Этот день решил меня доконать?
        - Наверное, у него были на это причины.
        - Может быть, он расскажет о них. Папа говорил, что вы были с Китом самыми лучшими друзьями. Как мы с Ильей.
        С губ срывается испуганный смешок. Как мы с Ильей… Нет! Нет, все было намного хуже. Это была не дружба, сынок.
        Не дружба! Невольно злюсь. Потому что мне трудно понять, какого черта Саша вообще говорил с Женькой об этом.
        Вряд ли нашему сыну стоит знать, кем для меня был Кит. Это… совсем не та история, которой я хотела бы с ним поделиться.
        - Так, что ты скажешь по поводу нашего переезда?
        - Не знаю. В городе я смогу чаще видеться с друзьями.
        Наверное, для Женьки это большой плюс. Радуюсь, что у детей все обстоит намного проще, чем у нас, взрослых.
        Бодро хлопаю ладонями по столу и говорю:
        - Что ж! Тогда нам придется потрудиться! Собрать вещи на первое время и все такое…
        Я думаю, сборы отвлекут меня от невеселых воспоминаний, но когда я захожу в комнату сына, они обрушиваются на меня лавиной…
        Глава 4
        Ева. Двенадцать лет назад.
        Я влюбляюсь в него сразу же. С разбегу. Как только он находит в себе силы оторвать свой бесцеремонный взгляд от моей груди и поднять его чуточку выше. Красивый и беззаботный… Уверенный в собственной неотразимости. В общем, моя полная противоположность. Рядом с ним с моим телом начинает происходить что-то странное. Дыхание сбивается, ноги слабеют, а низ живота наполняет неведомое раньше томление. Собственная реакция так сильно меня пугает, что я делаю шаг назад, прежде чем понимаю всю бесперспективность этой затеи. Мы зажаты в вагоне со всех сторон, как шпроты в банке. И пользуясь этим, он вдавливается в меня сильней. Наверняка специально. Провоцируя…
        Никак иначе я не могу объяснить происходящее. Вряд ли такому парню, как он, я могу на самом деле понравиться. Но когда Кит беспардонно усаживает меня к себе на колени, я понимаю, что ошибаюсь. Потому что он… возбужден. И этот факт почему-то производит на меня такое неизгладимое впечатление, что я выскакиваю из раскаленного вагона на две остановки раньше положенного. Оборачиваюсь и ловлю его темный взгляд в окне отъезжающей душегубки. Мое лицо пылает, я жмурюсь и отхожу ближе к стене, дожидаться нового поезда.
        Прекрасно, Ева… Просто прекрасно!  - бормочу под нос. Я думала, что этот день уже не может стать хуже, но жизнь любит меня удивлять.
        На свою первую лекцию в университете я прихожу промокшая до трусов. Но к счастью, хотя бы не опаздываю.
        Чувствую себя Золушкой, попавшей на бал, когда захожу в корпус. Стараюсь не пялиться по сторонам так уж сильно.
        У стендов с расписанием собралась толпа студентов, и я радуюсь, что бабуля заранее узнала его для меня по телефону.
        Все вокруг такие пафосные, что, так и не решившись спросить у кого-нибудь, где находится нужная мне аудитория, я иду, не зная, куда, наобум. Впрочем, система нумерации довольно понятная, и свою аудиторию я нахожу довольно быстро. Однако далеко не сразу решаюсь войти. Я знаю, как это глупо, но все равно боюсь, что стоит мне это сделать, как кто-то из присутствующих встанет, ткнет в меня пальцем и громким, полным праведного негодования голосом уличит в том, что я не имею права здесь находиться. Мое сердце колотится, как сумасшедшее. И его стук эхом отдает в ушах. Меня мутит от страха.
        - Ну, ты заходишь или как?  - спрашивает разодетая в пух и прах девица. Облизываю губы и медленно киваю.
        Толкаю дверь… В аудитории уже полно народу. На негнущихся ногах прохожу дальше и сажусь за ближайшую ко входу парту. Не потому, что я отличница или зубрила. Просто на то, чтобы подняться выше, у меня банально нет сил.
        Достаю ручку, тетрадку… Чувствую, как по мне ползут десятки взглядов. Они сканируют меня на предмет стоимости одежды, побрякушек и скользят дальше, не обнаружив для себя ничего интересного. Совсем скоро эти ребята собьются в группки по интересам, образуют свою сложную иерархию, на дне которой окажусь я… Евангелина Гонсалес. Маленькая зарвавшаяся мошенница, которая попала в их круг обманом.
        Мне так неуютно, что хочется сбежать. Я даже дергаюсь, порываясь встать, но, отрезая мне пути к отступлению, в аудиторию заходит препод. Сглатываю собравшийся в горле ком. Заставляю себя успокоиться и сосредоточиться на лекции. Ведь потом у меня вряд ли найдется время на повторение пройденного материала. В отличие от всех этих мажоров, я вынуждена работать, чтобы не сдохнуть с голоду. И я пока слабо представляю, как буду совмещать работу с учебой по такой сложной специальности. Говоря откровенно, я не думаю, что это вообще возможно. Но это мечта моей бабушки. Она сделала все, чтобы меня сюда всунуть. Она так сильно рисковала… Что я просто не могу её разочаровать. И хотя бы не попытаться.
        Нервничаю все больше. Как всегда в такие моменты, начинаю покусывать колпачок ручки. И снова ощущаю чей-то ползущий по спине взгляд. Не знаю, почему так, но я чувствую их инстинктивно. Взгляды… Я так сильно привыкла к тому, что меня не замечают, что испытываю тревогу каждый раз, когда это случается.
        Я привыкла быть невидимкой…
        Делаю вид, что записываю конспект, а сама кошусь в сторону. И забываю, как надо дышать, когда узнаю в пялящемся на меня парне того наглеца из троллейбуса. Поверить не могу, что это он. Сердечный ритм сбивается. Я шевелю губами, как выброшенная на берег рыба. Меня пугает собственная реакция. Ведь я как никто знаю, какими опасными могут быть эти чувства. Я своими глазами видела, во что они превращают женщину… Моя опустившаяся мать - живой тому пример. Нет, уж. Увольте. Мне это не нужно. Съезжаю чуть ниже по лавке в попытке слиться с окружающим пейзажем.
        Я - невидимка. И мне это нравится.
        Лекции тянутся мучительно долго. И несмотря на собственный план, у меня не получается на них сосредоточиться.
        Все мои мысли заняты им. Почему он так пялится на меня, господи?! Едва звонит звонок, хватаю тетрадки ручки и бегу неизвестно куда. По пути набредаю на столовую, захожу туда и сажусь за самый дальний столик. Достаю бутерброд и отворачиваюсь к окну. Мест еще полно, но уже через пару минут зал заполняется до отказа. Хочу быстрее поесть, пока возле меня никто не приземлился. Но, похоже, мои страхи напрасны. Желающих покуситься на мою приватность не находится. Наверное, даже простые смертные, которые впервые получили возможность поступить сюда благодаря введенному в этом году единому экзамену, не считают меня достойной себя компанией. Ничего страшного. Я привыкла. Мой мир не перевернулся. Жую вдруг ставший безвкусным бутерброд и думаю о том, как успеть к своей смене в пекарне, когда вновь ощущаю… это. Медленно поднимаю взгляд. Как раз в тот момент, когда Кит резко опускает свой поднос на стол.
        - Не занято?
        - Н-нет…  - ненавижу себя за эту запинку. Внутренне сжимаюсь, ожидая насмешки, но Кит никак не комментирует мой ответ. И просто садится рядом. Мне это не нравится. Он привлекает к нам внимание, которое мне не нужно.
        - Там свободный стол,  - замечает подоспевший за Китом парень. От него за версту несет пафосом и большими деньгами. Я сжимаюсь под его брезгливым взглядом. Мое сердце стучит так сильно, что еще немного, и вывалится из груди на изборожденный рисунками стол.
        - Да нормально. Нас и здесь неплохо кормят,  - отмахивается Никита.
        - Кит!  - голос незнакомца звучит предупреждающе.
        - Ник!  - парирует Кит.
        - Ну, смотри, как знаешь,  - фыркает тот и, смерив меня еще одним презрительным взглядом, разворачивается и уходит.
        - Какие планы на вечер?  - словно ничего не случилось, интересуется Кит, опуская ложку в наваристую солянку. А я уже не хочу ни есть, ни находиться здесь. И вообще, если бы не его длинные ноги, которые перегородили мне выход, я бы уже давно сбежала.
        - Не связанные с тобой.
        Понятия не имею, откуда во мне берется смелость ему дерзить. Я просто хочу, чтобы Кит отвалил от меня как можно скорее. Стал как все. Незамечающим. И тогда я смогу сделать вид, что его тоже не существует, а не залипать в нем, чем дальше, тем сильней. Видит Бог, это лишнее. Как и мое восхищение его дерзостью, хотя оно и понятно. Нет, ну, правда, кто в наше время может пойти против установленных правил, без всякого страха быть непонятыми приятелями-мажорами и наверняка рискуя статусом потенциального вожака?
        В общем, своим ответом я хочу его раз и навсегда от себя отвадить. Но вместо того, чтобы обидеться и уйти, как было бы правильно, Кит смеется. Громко, заливисто, привлекая к нашему столику еще больше взглядов.
        - Ты дерзкая,  - говорит он,  - мне нравится.
        - Серьёзно?
        - Угу.
        - Так, ладно. Вижу, ты не догнал, что происходит. Но я тебе расскажу.
        - Будь любезна,  - дурашливо кланяется он.
        - Не знаю, по какой причине, но ты решил, что меня будет занятно трахнуть. Так вот. Этого не будет. Никогда. Я не заинтересована. Совершенно. А теперь убери ноги и дай мне пройти.
        Мой ответ его удивляет. На какой-то миг Кит даже пасует передо мной и действительно убирает ноги. Я вскакиваю, подхватываю сумку и теряюсь в заполонившей столовку толпе. Выдыхаю лишь в коридоре. Меня трясет. От собственной безбашенной дерзости, которая, в общем-то, совсем не свойственна моей натуре. То, что жизнь научила меня огрызаться и скалить зубы, не означает, что эти вещи даются мне так уж легко. К счастью, прибегать к ним мне доводится не слишком часто. Быть невидимкой - огромный плюс.
        Я всерьез верю в то, что Кит теперь надолго от меня отстанет, поэтому на следующую пару иду со спокойной душой.
        У нас английский, который неожиданно начинается с переклички. Почему неожиданно? Ну, наверное, потому, что на лекции по социологии её не было. Я уже предвкушаю, что начнется, когда препод назовет мое имя. И ведь не ошибаюсь. Когда по огромной аудитории гулким эхом проносится звучное «Евангелина Гонсалес», зал взрывается смехом и множеством тупых комментариев. Ну, по крайней мере, это мне кажется, что тупых. Авторы шуточек наверняка уверены в собственном остроумии. Гребаные Петросяны…
        Заставляю себя смотреть прямо. Поднимаю вверх правую руку, привлекая внимание препода, и на этот, казалось бы, безобидный жест уходят все мои силы. Точнее остатки сил. Как буду работать сегодня - не знаю.
        После пар к метро не иду, а плетусь, с трудом переставляя ноги. В мои уши воткнуты древние, истрескавшиеся наушники, а в них звучит новый трек Рианы. Russian roulette. Очень подходит к моему сегодняшнему настроению. Я растворяюсь в музыке, а потому не слышу торопливых шагов за спиной. И лишь когда мне на талию ложится чья-то рука, вздрагиваю, вскидываю взгляд и… замираю. Смотрим друг на друга несколько бесконечно долгих секунд, стоя прямо посреди лужи. Ну, это я потом замечаю. А в тот момент… не вижу ничего, кроме его глаз. И ничего не чувствую. Даже того, что стою в воде, едва ли не по щиколотку.
        Мозг посылает сердцу отчаянные сигналы SOS. Трясу головой, медленно вынимаю одно «ухо» и, насупившись, интересуюсь:
        - Чего тебе опять?
        - У меня вопрос.
        - Один?
        - Угу.
        - Ну, надо же. На целый один вопрос больше, чем надо.
        Сбрасываю его руку и под усилившийся шум в ушах и мерзкое чваканье вымокших кед иду дальше. И Кит, к слову, идет за мной.
        - Нет, ты мне скажи. Очень интересно! Это я рожей не вышел, или ты в принципе имеешь какие-то свои соображения против секса?
        На светофоре догорает зеленый, и я прибавляю шагу, чтобы успеть. Кит… Никита Кошелев, как я узнала из переклички, спешит за мной. Делаю вид, что не услышала его вопроса. Толкаю тяжелую дверь, прохожу рамки, спускаюсь по эскалатору… Поезд приходит быстро. Я запрыгиваю в вагон и сразу же протискиваюсь в его задницу, где вероятность того, что тебя затопчут, снижается до минимальной отметки.
        - Ты мужененавистница?  - между тем продолжает Кошелев, следуя за мной по пятам, и, конечно, привлекая к нам внимание посторонних,  - Нет? Тогда… я не знаю… лесбиянка?
        О, господи! Он еще здесь?!
        Шиплю «нет», прежде чем понимаю, какую все же совершила ошибку. А что? Это ведь крутая отмазка. Будь я действительно лесбиянкой…
        - Тогда все же дело во мне?  - улыбается Кит, отправляя мое сердце в нокаут… Состав дергается, пассажиры ругаются и летят кто куда. Я утыкаюсь носом в грудь Кита, и его шикарный аромат - аромат дорогущего парфюма и разгоряченного мужского тела оседает на моих рецепторах, тревожа меня и волнуя.  - Так что?  - повторяет вопрос, приковывая меня к себе затуманенным изучающим взглядом.  - Может, ты дала обет безбрачия?  - улыбается, сосредоточившись на моих губах, которые я вынуждена облизать, прежде чем выдавить из себя:
        - Почему же сразу безбрачия? Против брака я ничего не имею. И хочу достаться своему супругу девственницей. Ну, так что? Я удовлетворила твое любопытство?
        Глава 5
        Кит. Настоящее.
        Я даю ей три дня на то, чтобы одуматься. Это на целых три дня больше, чем рассчитано мое терпение, и все это время я не нахожу себе места. Лесом идет все: работа, свидание с другой, глупая попытка забыться в чужих объятьях… Ева - яд, который меня убивает, но я настойчиво тянусь за этим дерьмом еще и еще.
        Сам себя не понимаю… Зачем она мне сейчас? Спустя столько лет, когда уже все отошло вроде бы и отболело. Для чего я вновь возвращаюсь к прошлому? Наказать её? Отомстить? Может быть. Но скорее я просто хочу ее снова трахнуть. Один раз. А потом еще и еще… И мое желание забраться к ней в трусики такое сильное, что я не могу думать ни о чем другом. Не могу спать, не могу есть, не могу жить своей привычной жизнью. С тех пор, как погиб отец, я думаю о ней постоянно. Возвращаюсь мыслями к нашему прошлому. Тогда еще счастливому и полному глупых надежд. К той девочке, которую любил слишком сильно, несмотря на то, что мы были такие разные. О да. У нас с ней не было ничего общего. Абсолютно… Кроме моей гребаной потребности. Иррациональной и необъяснимой.
        Неубиваемой, сука, потребности быть с ней.
        Почему я так зациклен на Еве? Почему каждый раз забиваю на гордость и данные себе обещания? Почему превращаюсь в неспособного себя контролировать идиота, стоит ей вновь возникнуть на моем горизонте? Гребаный ад. Я даже готов заплатить ей за то, что многие бы с радостью дали мне абсолютно бесплатно. Я даже готов заплатить…
        Как же я жалок, господи! Ненавижу себя за это. Ненавижу ее. Мои чувства не поддаются логике и не контролируются волей разума. Они неправильны настолько, насколько только могут быть неправильны чувства. Они разрушительны и токсичны. И я понимаю это. Понимаю… Но все равно не могу им противостоять. Мне остается лишь верить, что все изменится, когда я, наконец, для себя закрою гештальт под названием «Евангелина Гонсалес».
        А потом мне звонят мои люди из банка и сообщают, что Ева оплатила долг мужа за прошлые месяцы…
        - Что значит «оплатила»?
        - То и значит, Никита Александрович. Полностью заплатила сумму долга и набежавших процентов.
        - Дерьмо.
        - Но и это не самое важное. Оказывается, ваш отец застраховал кредит от невозврата.
        - И я только сейчас об этом узнаю?!
        - Говорю же, мы и сами были не в курсе. Обычно наш банк страхует такие риски самостоятельно, но Александр Николаевич почему-то обратился в другую страховую компанию.
        Сжимаю трубку в руках и откидываюсь затылком на подголовник кресла. План, который казался мне идеальным, летит псу под хвост. Хотя…
        Скомкано прощаюсь, выхожу из-за стола и замираю напротив огромного окна, из которого открывается шикарный вид на вечерний город. Если так подумать, возврат долга по закладной богаче Еву не делает. Лишь избавляет от уже имеющихся долгов. Но она привыкла к шикарной жизни. Жизни, которая подразумевает наличие живого платёжеспособного спонсора. В том, что она продается, я нисколько не сомневаюсь. Как и в том, что мне по силам её купить. Ведь за время, что мы не виделись, я здорово поднялся. Интересно, каково оно, знать, что поставила не на того? Жить, понимая, что мой старик не дал ей и десятой части того, что теперь мог дать ей я?
        Или она не знает?
        Замираю посреди кабинета и растерянно тру лицо.
        Какова вероятность того, что она действительно не в курсе моих достижений?
        Да нет! Быть такого не может! Мое имя на слуху уже довольно давно. Не нахожу себе места. Меряю шагами комнату.
        То и дело поглядываю на часы. А время, будто издеваясь, стоит на месте. И ничего… абсолютно ничего не происходит.
        Еду домой, включаю телевизор, чтобы заполнить тишину квартиры. Не помню, чтобы раньше она меня так угнетала, а сейчас терпеть нет сил. Распахиваю окно, впускаю суетливые звуки большого города и немного отрезвляющей прохлады.
        Определённо, так не должно быть. Я какое-то гребаное исключение из правил. Ну, ведь должны же прошедшие годы хоть что-нибудь изменить?! Даже самый большой пожар со временем гаснет. А я все так же горю. Гребаным костром до неба. И затушить его не в силах даже её предательство, не то что миллионы других разумных на первый взгляд доводов и железных неоспоримых аргументов.
        Гребу в ванную. Долго стою под душем, вытираюсь. И залипаю взглядом на собственном отражении. Я многое преодолел, чтобы стать тем, кто я есть. Состоявшимся успешным мужиком, который живет так, как хочет, и ни от кого не зависит. У меня солидная приносящая бешеные деньги компания, я здоров и хорошо выгляжу. У меня настолько все зашибенно, что, кажется, живи и радуйся. И как же дерьмово понимать, что все, к чему я так долго стремился, само по себе - ничто. Так, средство… А цель… цель - это всегда она.
        Ненавижу!
        Наутро первым делом вызываю к себе безопасника. Ева так и не звонит, и мне нужно понять, какого черта? Что она о себе возомнила?
        - У меня к тебе личная просьба.
        - Да?  - удивляется Юра. Тщедушный такой мужичок. Лучший, кого я знаю в вопросах кибербезопасности. Кладу перед ним листок.
        - Евангелина Альбертовна Кошелева. Гонсалес,  - вслух читает Кулишов.
        - Последнее - это в девичестве,  - поясняю я.  - Вдова моего отца,  - невольно морщусь, озвучив эту непреложную истину. Меня до сих пор от неё передергивает. А как она… как она жила с ним? Спала? Рожала…
        Стискиваю зубы.
        - А что от меня-то требуется?
        - Информация. Особенно меня волнуют источники ее дохода. Сколько тебе понадобится времени?
        - Дня два-три. Все же в серьезные базы придется влезть. Сам понимаешь.
        - Понимаю.
        - Ну, тогда не буду терять времени,  - Юра бьет себя по тощим ляжкам и вскакивает со стула. Я не часто позволяю ему похулиганить. И сейчас он откровенно радуется предоставленному случаю. Взрослый мужик, а ведет себя как ребенок. Хмыкаю, подхватываю пиджак и выхожу из кабинета вслед за Кулишовым. У меня на сегодня назначено несколько встреч, которые, наверное, следовало бы отложить, потому что я совершенно не в форме для переговоров.
        Я провожу онлайн совещание с Сингапуром по поводу вчерашнего сбоя в работе местного дата-центра, из-за которого мы на два часа ушли в оффлайн, когда ко мне поступает звонок от Юры.
        - Да?
        - Слушай, ну и работку ты мне подкинул. Я думал, что-то интересное, а тут такой тухляк…
        В голосе безопасника звучит непонятное мне разочарование.
        - Буду через пару минут. Подгребай ко мне.
        Быстро сворачиваю совещание и возвращаюсь в офис, стараясь не бежать. Потому что это, мать его, так по-детски. Но как только Юра объявляется на пороге моего кабинета, терпение окончательно меня покидает.
        - Ну, что ты узнал?
        - Смотри. Она?
        Забираю из рук безопасника протянутый мне планшет и недоверчиво вскидываю голову:
        - Ты серьезно? Инстаграм? Я разве просил тебя найти ее страничку в гребаной Инсте?
        - Ты просил узнать об источнике её доходов. Это он. Посмотри, сколько у этой барышни подписчиков. А еще у нее собственный канал на Ютьюбе, кондитерский цех и довольно популярное агентство по организации праздников.
        - У кого?  - туплю я.  - У Евы?
        - Угу. Занятная барышня. Насколько я понимаю, она довольно известный кондитер. Да ты сам полистай. О ней много инфы в открытых источниках.
        Сглатываю. Залипаю на фотках. Открываю видео… И везде она. Вызывающе красивая. Сильная. Уверенная в себе и раскрепощенная! Такая… другая… Я совершенно не знаю её такой.
        - Я полюбопытствовал,  - продолжает Юра.  - Один ее рекламный пост может стоить сто-двести тысяч, учитывая количество подписчиков и активность страницы. Плюс платные подписки на мастер-классы, которые она проводит на своем канале. Плюс партнерские программы, коллаборации со всякими кулинарными брендами и доходы от бизнеса.
        Девочка неплохо крутится, Кит.
        Трясу головой. Невозможно… Это просто невозможно, не так ли? Пока я шарю по ее страничке, Ева добавляет новое видео под названием «Топ пять украшения тортов». Ролик показывает украшение тех самых пяти тортов в ускоренном режиме. Но мне похрен на эти торты, пусть они и красивые. Я смотрю на ее руки, залипаю на красивой улыбке и уверенных, отточенных жестах, которые удивительно совпадают с наложенным на видео треком. В конце довольно короткой видюхи Ева кокетливо подмигивает, и меня перебрасывает на другую публикацию. Которую я не вижу.
        Потому что перед глазами она. Инста, мать её, дива. Невероятно. Просто невероятно.
        Легкие сковывает. Она смотрит на меня через открытое приложение, уверенно говорит в камеру и быстро-быстро помешивает в сотейнике что-то розовое и вязкое. А мне все кажется, что это сон. Понимаете? Та Ева, которую я знаю, никак не вяжется с этой картинкой. Зачем человеку, который всю жизнь стремился стать незаметным, по доброй воле выставлять себя напоказ? Под перекрестный огонь хейтеров и фолловеров?
        Моя компания занимает большую нишу в сфере интернет-коммуникаций, я знаю, как это работает… То, чем она занимается, требует множества сил. Я изо всех сил стараюсь, но не могу представить, зачем ей это нужно. Я не знаю менее амбициозного и зажатого человека, чем Ева… У меня миллионы вопросов. Образ, который сложился в моей голове, рушится и идет трещинами. И совершенно невольно возникает вопрос.
        А что, если я совершенно ее не знаю?
        Отбрасываю от себя планшет и вскакиваю со своего места.
        - Я могу идти?  - интересуется Юра.
        - Да. Только скинь мне ссылки на её профиль…
        Снова подхожу к окну. Растираю виски, но сковывающая череп боль лишь усиливается. Все, что я для себя когда-то решил, все, во что заставил себя поверить, стало бессмысленным. Особенно мои обвинения в том, что Ева была с отцом исключительно ради выгоды. Тут… другое, стоит признать… Неужели любила? Зарываюсь руками в волосы и пячусь к двери. Поверить в это - все равно, что наступить на горло собственной песне. Поверить в это - значит признать, что пока я без нее подыхал, она сама была вполне себе счастлива. Поверить в это - означает, что быть со мной её уже ничто и никогда не заставит. А в таком случае, зачем это все? Озираюсь по сторонам. Бреду к выходу, не разбирая дороги.
        В себя прихожу только на выезде из города. Куда еду, понимаю лишь спустя еще пару минут. Меня магнитом манит в их с отцом дом. В голове роятся сотни мыслей.
        Дом встречает меня темными окнами. Я стучу, звоню, но никто не открывает. Я пытаюсь убедить себя, что это все к лучшему, когда калитка за спиной хлопает.
        - Кит?  - звучит неуверенный голос.
        - Женя? Привет.
        - Какими судьбами?  - совсем по-взрослому интересуется тот и протягивает мне руку.
        - Да вот… Решил в гости заехать,  - развожу руками, не зная что бы соврать такого правдоподобного.
        - В гости? Сюда? Так мы здесь не живем больше.
        - Что? Как это - не живете?
        Женька пожимает плечами, достает ключи и, открывая дверь, поясняет:
        - Здесь все напоминает об отце, и мама решила, что нам будет лучше поближе к центру.
        Сглатываю. Боль в висках усиливается. Женька щелкает выключателем, я опять залипаю на его лице. Интересно, я когда-нибудь привыкну к тому, что мы с ним так похожи?
        - Понятно,  - качаю головой.  - А что же ты тут тогда делаешь?
        - Приехал кое-что забрать.
        - Не далеко сам-то?
        - Я уже взрослый,  - пожимает плечами Женька.  - Подождешь тут? Мне нужно подняться к себе в комнату.
        - А мне с тобой можно? Хочу посмотреть, сильно ли все изменилось с тех пор, как там жил я.
        - Да, пожалуйста. Что мне, жалко? Я вообще думал, что теперь ты сюда на постоянку переберешься.
        - Почему?
        - Ну, не знаю,  - отвечает Женька уклончиво и идет к лестнице. Плетусь за ним. Прохожу в комнату и застываю на пороге. Здесь все не так, как было когда-то. Но все равно накатывает. Не знаю, как Ева жила в этом доме все это время.
        Здесь с каждой мелочью что-то да связано. Неужели ей было все равно? Поверить в это довольно сложно. Женька подходит к письменному столу и оборачивается. А я будто вижу себя…
        Глава 6
        Ева. Двенадцать лет назад.
        - Ну, наконец-то, Ева! Где тебя черти носят?!  - шипит моя начальница Лика.
        - Прости… Прости, пожалуйста! Бабуле снова вызывали скорую,  - оправдываюсь я, всовывая руки в рукава белой униформы с логотипом кейтерингового агентства, в котором я время от времени подрабатываю.
        - Вот же черт! И как она?
        - Да ничего вроде. Сахар опять скачет. А где все?  - озираюсь по сторонам и стягиваю волосы на затылке резинкой.
        Волосы - это мое проклятье, доставшееся от испанца-отца. Вообще мне от него досталось многое - оливковый цвет кожи, характерные черты лица. Но с этим всем еще хоть как-то можно мириться, а вот с волосами - нет. Обрежу к чертям собачьим!  - угрожаю в который раз, втыкая в тяжелый пучок шпильку за шпилькой.
        - Я хотела, чтобы ты помогла Лене с сервировкой. У тебя отлично получается. Даже лучше, чем у меня.
        В голосе Лики звучит неприкрытая обида. Невольно улыбаюсь и похлопываю ее по руке:
        - Сильно я тебя подвела?
        - Да ничего. Справимся. Вечеринка намечается - полный отстой. Золотая молодежь гуляет. Этим ребятам вообще плевать на все эти сервировки. Никто и не заметит наших стараний.
        - Значит, чаевых тоже можно не ждать?  - тяжело вздыхаю я. Деньги мне нужны просто позарез. И чаевые в этом случае - довольно неплохое подспорье. Того инсулина, что выдают бабуле в муниципальной поликлинике, ей с трудом хватает на две недели. Об остальных лекарствах вообще молчу.
        - Ты же знаешь, какие жмоты эти мажоры. Вот если бы их снобизм можно было бы обналичивать…  - мечтательно закатывает глаза Лика.  - А так - одни понты.
        - Ну, что ж. Значит, будем отрабатывать зарплату. Так, где все?  - повторяю вопрос.
        - Где-где! В автобусе. Одну тебя ждем! Едем уже…
        Дорога занимает у нас минут сорок. Выпрыгиваем из микроавтобуса и, стараясь не пялиться по сторонам (мы же чертовы профессионалы!), бредем к дому по подъездной дорожке.
        - Ну и хоромы! Как думаешь, кто здесь живет?  - тихонько спрашивает у меня одна из девчонок.
        - Тот, кто в состоянии оплатить нашу работу,  - пожимаю плечами я. Та прыскает в кулак, и мы останавливаемся у крыльца в ожидании, пока Лика согласует с тощей одетой в униформу женщиной, где нам можно будет расположиться.
        По желанию заказчика фуршет накрываем на заднем дворе. Сервируем четыре стола с холодными закусками и фруктами. Когда все соберутся, подадим горячее и напитки. В этом, собственно, и заключается моя работа. Накрыть столы, обслужить гостей, убрать за ними.
        - Черт! Ни хрена не успеваю,  - ругается в кухне повар.
        - Давайте помогу!  - вызываюсь я. Юрий Саныч оборачивается ко мне.
        - О, Ева! Тебя мне сам бог послал. Справишься с рулетиками?
        - Спаржа халапеньо?
        - Угу. Давай, девочка. Очень меня выручишь.
        Натягиваю шапочку, перчатки и берусь за приготовление рулетиков. Кого угодно Юрий Саныч в жизни бы не подпустил к этому делу. Но ко мне у него особенное отношение. По его словам, у меня есть поварской дар. Не уверена, что это так, но я действительно люблю готовить. Особенно хорошо у меня выходят торты и пирожные. Не зря же я впахиваю еще и в кондитерской. Будь моя воля, я бы пошла учиться на повара. Но бабуля считает, что я достойна лучшего.
        Ага. Лучшего… Как же. Вспоминаю минувшую неделю и невольно хмурю брови.
        Нет, я не питаю иллюзий. Будучи всю свою жизнь изгоем, мне даже в голову не приходит, что в университете хоть что-то изменится. Я - реалист и понимаю, куда влезла. И что таким, как я, там никогда не найдется места, я понимаю тоже. Но, знаете, одно дело - терпеть нападки, когда ты сам по себе… И совсем другое, когда за этим всем дерьмом наблюдает парень, на которого ты запала. Вот почему меня это задевает так сильно. Пробивает броню, проникает внутрь и сжимает сердце до легкой тянущей боли. Мне горько от того, что Кит стал свидетелем моего каждодневного унижения. Даже если мне ничего с ним не светит… Это все равно невыносимо.
        - Ева? А мы тебя потеряли. Уже все началось!  - заглядывает в кухню Лика.
        - Сейчас. Мне немножко осталось. Я тут…
        - Да вижу-вижу! Опять в кухню нос сунула?
        - Моя вина,  - заступается за меня Юрий Саныч,  - Я не успеваю. Мне обещали шесть конфорок. А по факту их только четыре! Хорошо, хоть духовку свою привезли.
        - Я разберусь,  - обещает Лика.  - А как в целом?
        - Карамель немного подгорела. Тебе не кажется?
        Лика снимет пробу с протянутой ей ложки и качает головой из стороны в сторону:
        - Нормально. К тому времени, как мы будем подавать эти пирожные, наши ребята уже так ужрутся, что не отличат твою карамель от собственного дерьма. Клянусь, я видела на столе в гостиной следы от кокса…
        Сворачиваю последний рулетик. Ставлю тарелки на поднос и готовлюсь выйти в зал. Ребятам нужна моя помощь, а Юрий Саныч мне уже вряд ли что-нибудь поручит. Только начало вечера, а мои ноги гудят так, что я не знаю, как доработаю. Возможно, скоро мне придется признать, что я не какой-нибудь супергерой. И мне тоже требуется отдых.
        Но пока я бодрым козликом скачу из универа на работу, а потом еще на одну, убеждая себя, что отдыхать буду на том свете.
        Обхожу собравшуюся толпу, улыбаюсь учтивой, заученной улыбкой. Предлагаю напитки, убираю мусор и использованные салфетки. Я занята, сконцентрирована на работе, которую привыкла делать хорошо. И, наверное, поэтому далеко не сразу замечаю, что вокруг - знакомые всё лица… А может, так происходит от того, что в университете я вообще стараюсь не поднимать головы, и у меня не было шанса запомнить их.
        У одного из столов перехватываю Лику.
        - Слушай, а за чей счет этот банкет? Кто оплачивать будет?  - парадируя Ивана Васильевича, который меняет профессию, интересуюсь я, старательно игнорируя сжимающую сердце тревогу.
        - Михаил Карасев заказчик. Слышала о таком? Он из самой администрации президента! Только никому, лады?
        - Угу…
        Я сглатываю, окидываю взглядом собравшуюся толпу и натыкаюсь как раз на того самого… Карася. Даже я, совершенно не интересуясь студенческой жизнью, слышала, что Иван Карасев затевает вечеринку, приглашение на которую означает некое посвящение новичков в клуб избранных. Если тебя позвал Карась - считай, жизнь удалась.
        Ты в дамках. А если нет - сами понимаете. Именно поэтому в универе об этом только и говорят. Везде… Куда бы я ни пошла.
        - Официаа-а-ант!  - звучит мерзкий высокий голос, перекрикивающий даже орущую в колонках Леди Гагу.  - Шампанского! Всем!  - изрядно подвыпившая девица машет рукой, обводя скучающую толпу.
        Понимаю, что шоу начинается. Но… делать нечего. Перехватываю поднос и, заложив одну руку за спину, иду в самую гущу событий. Ты только держись, Ева… Только держись. Впрочем, мое волнение совершенно напрасно. Ребята меня будто не замечают. Берут с подноса бокалы и тут же возвращаются к прерванной беседе. Наверное, они привыкли не замечать обслугу. Мы для них, как азиаты - все на одно лицо. Я уже думаю, что пронесет, когда замечаю Кита. Он стоит чуть в стороне ото всех и беседует с какой-то девицей… Хотела бы я сказать, что она страшная или кривоногая.
        Но это не так. Девочка вполне симпатичная. И одета со вкусом, не то, что большинство присутствующих здесь девиц.
        Очень ему подходящая девочка. Даже злиться на нее не получается. В сердце лишь щемящая грусть… Почему? А бог его знает. Я сделала все, чтобы Кит от меня отстал. Хотя после того случая в метро он еще несколько раз ко мне подкатывал.
        Будто почувствовав мой взгляд, Кит отвлекается от разговора, и наши глаза на какой-то миг встречаются прежде, чем я успеваю отвернуться. Сердце подпрыгивает, пустые бокалы, которые я собрала взамен полных - звякают.
        Стремительно разворачиваюсь, делаю шаг и налетаю на… самого Бестужева.
        - Какого хрена?  - рычит он, стряхивая с модной рубашки капли. Говоря откровенно, их не так уж и много. Бокалы-то, в основном, пустые.
        - Извините. Мне очень жаль. Если вы пройдете со мной, я приведу вашу рубашку в порядок.
        - Евангелина, мать его, Гонсалес. Эй, народ, поглядите, кого я нашел!
        Облизываю губы, опускаюсь на корточки, чтобы поднять свалившиеся с подноса бокалы. К счастью, они упали на мягкую подушку лужайки и не разбились. Я заставляю себя думать только об этом. Мне плевать, что там еще скажет Бестужев. У меня есть работа. И мне нужно сделать ее хорошо.
        - Ник, заткнись,  - сквозь миллионы ментальных заслонов проникает в меня глубокий голос Никиты. Наконец, все бокалы собраны. Я выравниваюсь и шагаю к дорожке, глядя строго перед собой.
        - Ты забыла один,  - опять слышу Бестужева. Коля-Николай (мысленно я зову его только так) отвратительно пьян.
        Но я замечаю это только теперь, когда он не с первого раза попадает ногой по хайболу, который сам же поставил на землю секундой ранее.
        - Ник!  - шипит Никита.
        Черт… Это приятно. То, что он за меня заступился. Но у меня нет времени додумать эту мысль. И нет выхода… Я опять опускаюсь на корточки, удерживая одной рукой поднос, а другой поднимаю с земли стакан с остатками виски на дне. Вокруг звучит громкий смех. Знаете, как гиены лают? Очень громко… Но почему-то в этом всем шуме я слышу тихое Китово:
        - Дерьмо!
        Закусываю щеку изнутри. Распрямляю плечи. Жаль, что от отца испанца мне не достался рост. Я кажусь себе маленькой-маленькой. Незначительной и ничтожной.
        - Ева, подожди.
        - Не накаляй! Ты сделаешь только хуже.
        - Но…
        - Просто отвали от меня. Мне нужна эта работа, и я не хочу её потерять!  - шиплю сквозь стиснутые зубы. При этом я еще каким-то образом умудряюсь улыбаться гостям, приглашенным на вечеринку. Профессионал! Говорю же…
        - Нам нужно поговорить!  - стоит на своем Кит, шагая за мной по пятам.  - Когда ты закончишь?
        - Понятия не имею. Но это затянется надолго,  - киваю в сторону кустов, в которых кто-то блюет. И этот звук доносится до нас вполне отчетливо. Кит морщится. А я, не смея его больше задерживать, скрываюсь за дверями кухни. Меня слегка потряхивает от произошедшего и ведет.
        - Ты в порядке?  - останавливает на мне взгляд Лика.
        - Не очень. Ты не против, если я доработаю посудомойкой?
        Нет, потом, конечно, всю посуду перемоют в промышленных посудомойках. Но от основной грязи на выезде мы отмываем тарелки привычным дедовским способом. То есть вручную.
        - Что-то ты бледная. Мой и дуй домой. Может, еще на метро успеешь.
        - Да мне здесь недалеко…
        И правда. Удивительно, но наши старые четырехэтажки находятся совсем рядом с вот этими элитными особняками, раскинувшимися вдоль шоссе. Такое себе странное соседство роскоши и убогости. Ну, вот… Опять. Зачем я об этом думаю?
        Не чувствуя ног, перемываю гору посуды. Нахожу Лику и отпрашиваюсь домой. Она кивает. Сует мне в руку немного больше денег, чем я заработала, и, не слушая моих протестов, уходит. Меня коробит от такой благотворительности, но я не в том положении, чтобы от нее отказываться. Быстро переодеваюсь и, стараясь держаться в тени, бреду к воротам.
        - Ева! Ева, постой!
        Останавливаюсь и медленно оборачиваюсь.
        - Ну, зачем, Кит? Зачем ты за мной пошел?
        - Захотелось,  - бурчит он.
        - Мне не нужны провожатые, здесь недалеко.
        Прибавляю шагу, но он все равно меня нагоняет. И успевает ухватить за рубашку, прежде чем я отскакиваю в сторону.
        Рубашка хоть и старая, но любимая. Она рвется с тихим едва слышным звуком. Ошарашено пялюсь на образовавшуюся прореху.
        - Вот черт! Я не хотел! Пойдем ко мне. Я живу рядом. Дам тебе что-то из своего гардероба. Или зашью это…
        - Ничего мне от тебя не надо,  - рычу натуральным образом. Нет, ну, что за дерьмо? Я на куртку денег все не выкрою, а теперь еще рубашку новую покупать! Ну, и видок, блин. Не дай бог, бабуля увидит. Решит, что я стала жертвой изнасилования.
        - Я просто дам тебе свою футболку.
        - Не боишься, что тебя родители неправильно поймут?
        - Да нет их. Батя на учениях. А мать… матери тоже нет. Ну? Так ты идешь?
        - Не знаю…  - Я так устала, что хочу домой и спать. Но я также понимаю, что у нас не самый благополучный район.
        Ходить вот так… с выставленным напоказ лифчиком чревато.  - Хотя… ладно. Пойдем… Футболку я тебе верну в универе.
        - Ты ее еще даже не взяла,  - отчего-то улыбается Кит.
        - Но возьму же,  - неловко отвожу взгляд и стискиваю на груди обрывки ткани.
        Глава 7
        Ева. Настоящее.
        К концу дня голова болит так, что смерть от переутомления уже не кажется мне худшим из вариантов окончания этого вечера. Наверное, пора сворачиваться, сегодня мы хорошо поработали, но я никак не соберусь с силами, чтобы всех разогнать. Не хочу снова остаться одна. Я не могу одна… Разучилась. Одиночество меня душит.
        - Так, народ, имбирное печенье остыло. Может, снимем ролик о том, как его красиво украсить?
        - У нас уже было что-то похожее на прошлое Рождество,  - чешет висок моя помощница Лена.
        - На прошлое Рождество мы делали упор на то, как правильно приготовить глазурь. А в этом, например, покажем пять несложных идей украшения.
        - А как же пряничный домик? У нас там мастер-класс.
        - Домик - это домик. Отснимем и его… Когда там он у нас по плану?
        - В четверг.
        - Отлично. А сейчас давайте все же с печеньем что-нибудь придумаем. Если не видеоурок, то хоть фотки для оформления постов отснимем. Нам же нужна реклама подарочных пряничных наборов для кондитерской? Вот…  - развожу руками.  - Лен, ну, что стоишь? Доставай яйца! Лёш, включай камеру… Давай попробуем все же записаться…
        - Тогда, может, тебе рубашку сменить? И на голове что-то новенькое надо придумать! В этом образе у нас уже полно материала.
        - Точно!
        Бегу к себе в спальню, переодеваюсь и вытаскиваю заколки из головы. Мне больше не нужно стоять у плиты, а значит, можно себе позволить в кои веки распустить волосы - жарко не будет.
        Знаете, я люблю свою работу. Но быть блогером - не так уж и просто. Я живу с телефоном в руке и просто не могу выпадать из жизни более чем на несколько дней. А еще я всегда должна выглядеть на все сто, иметь кучу модных тряпок, аксессуаров, и улыбаться… Что бы ни случилось в моей жизни.
        - Всем привет. И вы снова на моем канале…
        Без запинки диктую заученный текст, пышу энтузиазмом в камеру и одновременно с этим отделяю белки от желтков.
        Добавляю сахарную пудру, лимонный сок и врубаю миксер. Мои действия заучены, движения отточены. Я совершенно не думаю о том, что делаю. Мои мысли заняты совсем другим. Завтра у нас большой заказ на выезде. А в работе кондитерской несколько сложных авторских тортов. Иногда мне кажется, что в моих сутках не хватает, по меньшей мере, пары часов. Но я не жалуюсь.
        Разделяю глазурь на несколько порций. Добавляю красный, белый, зеленый краситель, и пока Лена за кадром наполняет ею кондитерские мешки, я раскладываю печенье на подносе.
        Часы на стене показывают восьмой час.
        - Лен, набери мне Женю. Он уже должен быть дома.
        - Что-то не берет,  - разводит руками та.
        Моя тревога усиливается. Не могу отделаться от мысли, что я плохая мать. Мы воспитываем Женьку самостоятельным парнем и порой забываем, что он всего лишь ребенок…
        Воспитывали… Теперь я одна. Мне больше не с кем разделить заботы о сыне. Руки снова дрожат, и зеленый узор на печенье-елочке выходит совсем никудышным. Заставляю себя собраться.
        - Лен, ты звони ему, звони, пока не дозвонишься!
        Но съемка заканчивается, а Женьки все нет…
        - На, вот. Возьми сладкий чай. Выпей. На тебе лица нет.
        Трясу головой, забираю чашку из рук помощницы и замираю, потому что дверь, наконец, распахивается. Резким движением отставляю от себя посудину и несусь навстречу сыну.
        - Мам… смотри, кого я привел!
        Нелепо замираю посреди комнаты. Не верю… просто не верю своим глазам. На пороге моей квартиры стоят мой сын и Кит. Растерянно оборачиваюсь, будто ища помощи и поддержки в лице заинтересованно поглядывающих на нас ассистентов.
        - Привет, Ева.
        - Привет,  - хмурюсь я. Не знаю, как это возможно, но даже спустя столько лет я реагирую на него. Я откликаюсь…
        Тут же. Мгновенно. Безоговорочно. Преодолевая странное желание склонить перед Китом голову, заставлю себя смотреть на него прямо.
        Он… возмужал. И стал еще более притягательным. На нем шикарный черный костюм, поверх которого накинуто стильное пальто цвета сепии. Ботинки ручной работы… Дорогущие часы на запястье. И если бы не жесткая линия подбородка и плотно сжатые губы, его прямо сейчас можно было бы фотографировать на обложку GQ.
        Знаете, Кит своим внешним видом рушит все стереотипы о программистах. Он… другой. Парень из высшей лиги. И всегда таким был. Это глупо. Так глупо, господи! Но я до сих пор чуть-чуть горжусь им. Несмотря ни на что.
        Сглатываю. Стараясь, чтобы мой голос не дрожал, обращаюсь к сыну:
        - Я не могла до тебя дозвониться. И очень волновалась.
        Женька хлопает себя по лбу, стаскивает с плеча рюкзак и под моим удивленным взглядом плюхается на пол, прежде чем вывалить его содержимое.
        - Может, ты сначала разуешься?  - пожевав губу, спрашиваю я. А Женька, отмахнувшись от моих слов, таки находит среди вываленного барахла свой айфон и, покачав головой из стороны в сторону, будто и сам не мог поверить, что такое случилось, корчит полную раскаяния моську:
        - Прости, мам! Я после школы забыл включить звук.
        - Постарайся не забывать, я… правда места себе не находила.
        Женька кивает головой и оглядывается на Кита. А тот, не отрываясь, смотрит на меня.
        - Ну, мы, наверное, пойдем уже,  - спасает ситуацию Лена. Я, радуясь возможности отвлечься, киваю помощнице, провожу короткий инструктаж по поводу завтрашнего дня и подаю куртку сначала ей, а потом и Лёшке. Пропуская их к двери, Кит отступает. И я понимаю, как сглупила, до сих пор не пригласив его войти. Или хотя бы разуться… Он так и стоит обутый и в пальто. Снежинки в его темных волосах тают, и от этой влаги его идеально подстриженные волосы начинают чуть виться. Запоздало вспоминаю об обязанностях хозяйки дома.
        - Это моя помощница Лена, фотограф Алексей, а это… Никита.
        Я не хочу представлять Кита полным именем. Хотя по отвисшим челюстям ребят понимаю, что они его и так узнали.
        Еще бы… Никита Кошелев - личность популярная. Хотя он ведет довольно закрытый образ жизни. Не то, что я за ним слежу… Нет. Просто иногда натыкаюсь на интервью Кита в новостях или вижу его фото в журналах. Это все действительно происходит случайно. Специально я его не ищу…
        - Очень приятно,  - заикается Леночка и бочком крадется к выходу. Да… Мне понятно ее смущение. Я и сама-то, будучи взрослой и самодостаточной женщиной, едва держусь.
        - Взаимно,  - кивает Кит и, так и не дождавшись моего предложения, стягивает ботинки.
        Входная дверь хлопает, и мы остаемся с Китом одни. Даже Женька, предатель, ретировался в свою комнату. Наверное, все еще опасаясь взбучки.
        - Так я войду?
        Пожимаю плечами и взмахом руки приглашаю Кита в комнату. Она довольно большая. Гостиная, совмещенная одновременно с кухонной и столовой зоной. Еще пару лет назад Женька катался здесь на самокате.
        - Выпьешь?
        - Я за рулем.
        - Ах да. И как вы встретились с Женькой?
        - Я заехал… домой. А он был там.
        Наклоняюсь к бару и достаю початую бутылку каберне. В последнее время я не могу уснуть, не выпив пару бокалов.
        Нехорошая традиция, учитывая мою наследственность, но… Наливаю себе приличную порцию и веду плечами:
        - Угу. Он говорил, что ему нужны какие-то диски. А ты, собственно, зачем нас искал?
        Делаю большой глоток и жмурюсь от удовольствия. Ноги гудят, потому что даже дома я работаю в туфлях на высокой шпильке. В кадре мне нужно выглядеть на все сто, а каблук делает мою осанку идеальной. Со стоном опускаюсь на стул. Стаскиваю осточертевшие лодочки и, закрыв глаза, тяну носочки до легкой боли в мышцах. И… давлюсь воздухом, когда наши с Китом взгляды вновь встречаются. В его глазах - бездонная прорва. Он будто одержим…
        - Нам нужно поговорить.
        - Мы ведь уже поговорили, нет? Разве ты не сказал мне все, что хотел?  - мой голос немного дрожит. Ненавижу себя за это и делаю еще один жадный глоток. Чтобы не расклеиться в сопли, возвращаюсь на годы назад. Методично срываю замки с тайников памяти и позволяю вырваться наружу запертой там боли. Чувствую легкий приход, как наркоман после дозы. Опять опускаю ресницы. Просто потому, что… не могу, не могу на него смотреть.
        Знаете, может быть, это и хорошо, что в моем сердце океаны невыплаканных слез. При случае они затушат любой пожар в моем теле. Очень удобная опция. Очень…
        - Я, наверное, должен извиниться.
        - Да ладно…  - недоверчиво тяну я. Кит хмыкает. Вольготно откидывается на спинку кресла и чуть сгибает одну ногу в колене. Его пиджак застегнут на одну пуговицу, и разъехавшиеся полы открывают отличный вид на впечатляющую выпуклость между ног, обтянутую тонкими брюками. Во рту пересыхает. И в этой реакции тоже нет ничего хорошего. Я совершенно ей не горжусь.
        - Я тебя недооценил, да, Ева?  - кривит губы Кит.
        - Нет,  - совершенно серьезно отвечаю я.  - Ты просто не знал меня. Вообще. В принципе.
        - А он знал, выходит?
        Вижу, что мой ответ пробивает брешь в его маске невозмутимости. Кит даже дергается, будто хочет встать, но в последний момент тормозит себя усилием воли.
        - Он знал, Никита. Он… знал.
        Кит может играть в супер-мачо, сколько угодно. Но я не обязана ему подыгрывать. Поэтому встаю со стула, наливаю себе еще и отхожу к окну. Может быть, пришла пора высказаться? Я не знаю. Если он ничего не понял тогда, что толку говорить об этом сейчас? Спустя… почти одиннадцать лет. Подумать только, как бежит время.
        - Я любил тебя больше жизни.
        - Это была не любовь, Кит… Не любовь, понимаешь?
        - Ты ни черта обо мне не знаешь!  - рычит он. А я оборачиваюсь. Губы дрожат. От чего? Не знаю. От какой-то вселенской несправедливости, к которой я должна бы была привыкнуть.
        - Может быть, я не знаю тебя сейчас. Но о том, прошлом Никите Кошелеве, я знала все… Я собакой побитой тебя ждала, Кит. Растеряв к себе все уважение, я ждала, когда ты нагуляешься со своими друзьями-мажорами, телками, которые тебе подходили по статусу, и снизойдешь до меня. Своего маленького грязного секрета… Никому не скажем?
        Помнишь? Именно эта фраза стала девизом наших с тобой отношений…
        Кит дергает галстук, как будто тот его душит и отводит в сторону шею. Его лицо темнеет. Но, по крайней мере, он не пытается отрицать очевидного. И на том спасибо.
        - Ты поэтому спуталась с отцом? Из мести?
        - Мести?  - перекатываю слово на языке.
        - А чего же еще? Может быть поначалу все и было, как ты говоришь… но потом! Разве я не тебе предложение сделал, перед тем как уехать в гребаный Сандхерст?! Я отцу сказал, что мы поженимся! Я даже ему сказал…
        Отвожу взгляд.
        - Глупый разговор,  - говорю я.
        - Тебе нужно было подождать. Просто подождать меня… Каких-то сраных девять месяцев! Это все, что от тебя требовалось… Но ты же нашла вариант получше, да? По крайней мере, думала, что нашла…  - Он обжигает меня взглядом, полным ненависти. И я лишь убеждаюсь в мысли, что зря вообще начала этот разговор.
        Девять месяцев… вроде короткий срок. Но не тогда, когда ты без него, как без воздуха, подыхаешь. Я не жила это время. Я умирала от смертельной разъедающей душу тоски. Меня не хватило на девять месяцев, тут он прав. Но не потому, что я нашла мужчину получше. А потому что, все бросив, спустя полгода помчалась к нему через весь мир. У Кита как раз были небольшие каникулы между семестрами, и я так хотела его порадовать… У меня не было ни достаточных денег, ни визы, ни банальной возможности вырваться, но разве это могло меня остановить? Нет.
        Как это ни странно, помог мне Саша. Хотя я знала, что он совсем не в восторге от наших отношений с его сыном. Я потом часто думала о том, почему он согласился… Наверное, я являла жалкое зрелище, когда, вывалив перед ним на стол все деньги, которые мне удалось собрать путем жесткой, сейчас я бы даже сказала экстремальной экономии, попросила помочь мне с документами. А может, наоборот, он увидел в этом что-то свое… То, что изменило его обо мне представление. Не знаю. И не узнаю теперь никогда…
        Да и не суть. Факт в том, что когда мы приехали, оказалось, что Кит не очень-то по мне скучал. Невозможно ведь скучать по своей девушке, трахая другую?
        Трясу головой, отгоняя зависшую перед глазами картинку. Сглатываю собравшуюся во рту соль.
        - Почему ты молчишь? Сказать нечего?
        - Нет. Просто не понимаю, зачем вообще этот разговор. Все в прошлом, Кит… Все уже давно в прошлом.
        Кит криво улыбается, качает головой каким-то своим мыслям и уверенно шагает ко мне.
        - Что ты делаешь?  - нервно сглотнув, отступаю, вжимаясь телом в прохладное оконное стекло.
        - Показываю тебе, как ты ошибаешься.
        Глава 8
        Кит. Двенадцать лет назад.
        Жара, не дающая покоя днем, ночью отступает. Температура падает, как в гребаной пустыне. Не минус, конечно, но изо рта вырываются облака пара и тут же рассеиваются, подхваченные усиливающимся ветром. Могу только представить, как Еве холодно в тонкой порванной рубашке. А потому, недолго думая, закидываю руку ей на плечо и прижимаю к своему боку. И в тот же момент получаю тычок по ребрам.
        - Отвали, Кит!
        - Да я же просто хотел согреть тебя!  - возмущаюсь, потирая место ушиба. Дикая она какая-то. Может, поэтому меня на ней и заклинило? С другими как-то просто все. Стоит только поманить. А с ней, как на войне.
        - Обойдусь. Держи свои руки при себе. Я серьезно.
        - Не могу! Рад бы - да не могу совершенно…  - игнорируя просьбы Евы, вновь ее обнимаю и, приблизив свои губы вплотную к ее виску, дурашливо интересуюсь: - А ты?
        - Что я?
        Мой вопрос сбивает ее с толку. Она теряется настолько, что забывает меня оттолкнуть, и мы замираем на обочине заваленной за ночь опавшей листвой улицы.
        - Не знаешь, почему я в тебя такой влюбленный?
        Линия ее плотно сжатых губ смягчается, взгляд теплеет, но прежде, чем я успеваю обрадоваться этой небольшой, в общем-то, перемене, Ева берет себя в руки.
        - Пить меньше надо,  - закатывает глаза она и возобновляет движение.
        Наверное, расчет на то, что я её отпущу, но у меня другие планы. Плетусь за Евой как привязанный и мало того, что не убираю руку, так еще и время от времени касаюсь носом ее волос. Потому что только так за навязчивыми, пряными ароматами осени - палой листвы, астр и дыма костров, я могу ощутить тонкий едва уловимый аромат ее тела. Он тоже какой-то осенний. Уютный и… домашний. Евангелина Гонсалес пахнет корицей, антоновкой и имбирем…
        - А я, между прочим, не пил,  - замечаю хрипло.
        - Удивительно.
        - Почему же? Ты совершенно меня не знаешь, а уже навесила ярлыки.
        - Это свойственно всем людям. Ты, наверное, тоже думаешь, что все про меня понял.
        - Да ни хрена. С чего ты это взяла? Нам сюда.
        Ввожу код на двери, толкаю калитку и ору в направлении строжки:
        - Это я!
        - Ты же сказал, что никого нет!  - возмущенно шипит Ева на ухо.
        - Ты спрашивала о родителях. А это всего лишь охрана.
        - Всего лишь,  - тихонько фыркает она и спотыкается, прежде чем я успеваю предупредить её быть осторожной.
        - Тут ступеньки,  - запоздало поясняю я и беру ее за руку. Несмотря на то, что Ева наверняка продрогла, ее ладонь удивительно горячая.
        - Не надо мне было идти с тобой,  - вздыхает она.
        - Да брось. Сейчас я дам тебе вещи переодеться, согреешься у камина и пойдешь…
        - У вас есть камин?  - в голосе Евы впервые слышится живейший интерес.
        - Угу. Если задержишься - растоплю. Это быстро.
        Она ничего не говорит, видимо, прикидывая в уме риски. А я открываю дверь и включаю свет в холле. Ева неловко проходит следом, с интересом оглядываясь по сторонам.
        - Проходи сюда, в гостиную. Я сейчас принесу тебе переодеться и спущусь.
        Несусь к себе, хватаю футболку, потом, подумав, беру еще и спортивную кофту. Слава богу, чистых вещей хватает.
        Когда я возвращаюсь в гостиную, Ева стоит посреди комнаты, задрав голову к потолку.
        - Вот… Надевай.
        - Отвернись!
        - Да я уже все видел. Или лифчик ты тоже хочешь снять?  - интересуюсь невинно, будто мне до этого на самом деле и дела нет. Но, говоря по правде, стоит подумать о ней голой, как мой рот наполняется слюной, а член вытягивается по стойке смирно.
        - Не дождешься. Отвернись!  - топает ногой.
        Я смеюсь, но послушно отворачиваюсь к камину и принимаюсь старательно укладывать дрова в топку. К счастью, Ева не знает, что в отражении стеклянной заслонки я могу следить за ней в режиме онлайн. А потому, бросив на меня один нерешительный взгляд, она быстро пробегается пальцами по пуговицам, расстегивает рубашку и скидывает ее с себя резким движением плеч. Мое дыхание сбивается. Я стараюсь вернуть контроль, но получается откровенно дерьмово.
        Смещаюсь, чтобы поправить полено, и шиплю от того, как сильно в пах врезаются узкие брюки.
        - Все нормально?
        - А? Да… Наверное, занозу загнал.
        Я вру. А она… она быстро поправляет бретельку простого хлопкового лифчика. Слава богу, Ева не из любительниц пуш-апа, и до того, как она вновь одевается, я успеваю в деталях рассмотреть все, что скрыто тонким трикотажем. Ее грудь действительно небольшая. Пятачки коричневых ареол занимают почти всю ее, а крупные соски на этой всей красоте выглядят хоть и неожиданно, но очень манко. Сморщенные и напряженные от холода, они так и просятся в рот.
        - Я все. Дай посмотрю руку!
        Ева подходит ко мне и грациозно опускается на ковер рядом.
        - Что?  - туплю я.
        - Руку дай. Занозу надо вытащить…
        Протягиваю ей руку и переступаю на коленях чуть ближе к ней.
        - Освещение плохое. Ничего не вижу…
        Может, и так. Рассеянного приглушенного света развешанных по углам комнаты светильников действительно не хватает. Но, во-первых, так обстановка кажется гораздо более интимной, а во-вторых, никакой занозы не существует.
        - Да, наверное, показалось.
        - Ну, раз так, я тогда пойду… Спасибо за кофту. Я верну тебе в универе.
        Ева упирается рукой в пол, чтобы встать, но я не даю. Накрываю ее ладонь своей и тараторю:
        - Подожди! Куда тебе торопиться? Еще ведь совсем рано.
        - Уже двенадцатый час…
        - Ну и что? Гулянка у Карася в самом разгаре. Наверняка ты бы еще работала, если бы…
        - Если бы меня не унизил твой дружок? Да брось. Дело не в нем.
        Я не уверен, что это правда, Ник повел себя как мудак, поэтому встаю за ней следом и уточняю:
        - А в чем тогда?
        - Я просто устала. Мне вообще не нужно было сегодня выходить на работу.
        - Так почему вышла?
        - Мне нужны деньги. Почему же еще?
        Чувствую себя полным придурком. Это настолько очевидно, что я мог и сам догадаться. Да, отец не балует меня, но… я один черт обеспечен всем необходимым. Точнее был бы обеспечен, если бы в этом нуждался. В последнее время я и сам неплохо зарабатываю, клепая всякие программки на заказ. В общем, если так разобраться, мы оба работаем. Я и Ева. С той лишь разницей, что я это делаю ради интереса, а она - чтобы выжить. Из всех моих умозаключений вытекает один резонный вопрос:
        - А твои родители что? Совсем тебе не помогают?
        - Отца я никогда не знала. Думала, это очевидно,  - криво улыбается Ева, взмахом руки очерчивая круг у собственного лица,  - А мать… В общем, ей не до меня. Я живу с бабушкой.
        Ева поднимает с пола свой рюкзачок, который сбросила в начале вечера, и я понимаю, что если ничего не предприму прямо сейчас, она просто уйдет.
        - Я тоже сирота. Наполовину,  - бросаю, будто между делом, осторожно прощупывая почву, и попадаю точно в цель.
        Вообще я ни с кем не делюсь своими переживаниями, но знаю, что женщины страсть как любят слезливые истории. А эта должна подействовать безотказно. Времени у меня нет, и я давлю на то, что даст результат со стопроцентной гарантией. Делает ли это меня мудаком? Не знаю. Никто не говорил, что я буду играть по-честному.
        - Правда?
        Облизав пересохшие губы, Ева вновь опускает потрепанный рюкзак на пол, но все еще отпускает из рук ручку.
        Пожимаю плечами и судорожно обдумываю ответ. Да, она захватила наживку, но может сорваться с крючка в любой момент. Мне нужно быть осторожным.
        - А что, такое положение вещей не вписывается в твое обо мне представление? Так и кто из нас навешивает ярлыки?
        - Прости,  - лепечет Ева. И я понимаю, что все. Попалась… Меня охватывает сумасшедший азарт. Она динамила меня всю неделю, и сейчас, когда мне удалось пробить брешь в ее обороне, я испытываю непередаваемые чувства.
        - Проехали. Это в прошлом.
        - Вряд ли. Мы просто учимся с этим жить. Но оно всегда с нами…
        - Чувство ненужности,  - сам не зная, зачем выпаливаю я. Это выходит за рамки плана. И слишком близко приближает к той правде, что составляет мою действительность.
        - Ущербности…  - добавляет она шепотом.
        - Одиночества…
        - Изоляции…
        Ева, наконец, отбрасывает свою сумку и подходит ко мне. В ее глазах - космос, наши нервы оголены. Не знаю, в какой момент все идет псу под хвост. В какой, мать его момент, а? Сглатываю. В носу щиплет. Я стискиваю зубы и смотрю… смотрю. Просто не могу отвести взгляд и тону в этом дерьме все сильней. Она первая берет меня за руку.
        Переплетает пальцы. А я, наверное, выгляжу несколько дико, не знаю. Определенно происходящее выбивает меня из колеи. На коже выступают мурашки, волосы приподнимаются. Делаю вдох… дышу ей. У неё очень красивые глаза.
        Карие, с темными неровными точками ближе к зрачку и растекающимся по радужке медом. Я тону в этой патоке.
        Меня затягивает и, кажется, в какой-то момент я, проникнув в этот таинственный космос, вижу ее душу. Моргаю, сбрасывая наваждение, и, облизав губы, хриплю:
        - Хочешь выпить?
        - Я не пью. Не хочу испытывать судьбу. У меня плохая наследственность.
        Разжимаю руки, отпуская ее, бреду к бару. Тут в основном тяжелые мужские напитки, отец если и пьет, то хороший виски или коньяк, но находится и бутылка брюта. Подрагивающими пальцами откупориваю бутылку. Пробка вылетает с легким хлопком. Ева откидывает голову и смеется. Ее смех звучит немного нервно, и мне хочется прошептать: «О, детка, я так тебя понимаю»… Но я лишь разливаю вино по бокалам и подхожу к пылающему камину, возле которого она устроилась.
        - Тут совсем мало градусов. Попробуй.
        Наши пальцы соприкасаются, когда она забирает бокал из моих рук. Не знаю, о чем говорить. Впервые не знаю.
        Сейчас все так… нервно. Остро. Оголено. Мы словно ходим по лезвию… Все было плохо, а стало еще хуже. Потому что, говоря по правде, любовь - это то, что мне совсем не нужно. Я не верю женщинам. Они хороши, да, но без всего этого замешанного на чувствах дерьма.
        Делаю большой глоток и смотрю на неё. Языки пламени, пляшущие в камине, скользят по ее лицу дрожащими золотистыми тенями, путаются в волосах. Очень красивых. Сейчас, когда она вытащила из прически шпильки, я могу оценить эту шикарную гриву по достоинству. Руки будто живут своей жизнью, похрен им, что я хочу притормозить.
        Пальцы касаются гладкого темного покрывала, и, следуя за ними, я передвигаюсь к ней ближе. Отставляю бокал и укладываю ее затылок в ладонь, приближаюсь вплотную.
        - Нам нельзя, Кит…  - почему-то шепчет Ева. И мне, наверное, нужно спросить, что она имеет в виду, но вместо этого я хриплю ей в губы:
        - А мы никому не скажем.
        А потом впервые ее целую. Касаюсь губами губ, прихватываю чуть более полную нижнюю и покусываю, как хотелось с той самой первой встречи с ней. Одной рукой фиксирую ее голову, другой веду вниз. По камушкам позвонков на спине, обхватываю маленькую попку, вдавливаю Еву в себя и пью, слизываю её рваные частые вдохи. Схожу с ума. Не контролирую. Ни ситуацию, ни ее, ни себя… Опускаю на ковер. Сгребаю ворот её футболки в кулак и оттягиваю с такой силой, что ткань трещит. Обхватываю пальцами ее шею, чуть сдавливаю. Не знаю, откуда во мне это. Просто, мать его, не знаю! И лишь когда она начинает задыхаться, отпускаю и с жадностью веду открытым ртом по трепещущей синей венке.
        Меня просто уносит. Окончательно, бесповоротно. Кажется, еще немного, и я просто кончу. А потом, холодным душем, громкий стук.
        - Не помешаю?
        Я отстраняюсь. И Ева тут же вскакивает, открыв рот глядя то на отца, то на меня. Понимаю ее затруднение. Дерьмо.
        Что тут скажешь? Идиотская ситуация. В которой я должен проявить себя, мать его, мужиком! Игнорируя вздернутую бровь старика, обнимаю ее за талию. Прижимаю к себе, будто защищая.
        - Отец? Это Ева. Кажется, мы увлеклись.
        - Да уж.
        Пожимаю плечами:
        - Я не думал, что ты сегодня вернёшься.
        - Но я здесь. Хотел поработать, но теперь, видимо, придется пойти к себе, чтобы вам не мешать.
        - Нет-нет. Это мне нужно идти. Извините…  - Ева смущается просто страшно. Не глядя ни на меня, ни на отца, она поспешно сбрасывает мою руку, подхватывает злосчастный рюкзак и мчит к выходу. Но у двери тормозит, потому что мой старик преграждает ей выход и не спешит отходить в сторону, сверля ее изучающим взглядом.
        Глава 9
        Кит. Настоящее.
        Как будто не было всех этих лет. Ева даже пахнет так же. Сладко… Имбирным печеньем, ванилью и корицей.
        Прижимаю ее к стеклу. Зарываюсь носом в рассыпанные по плечам волосы, обнюхиваю ее, как животное, глотаю ставший вдруг вязким воздух. Медленно приближаюсь и замираю у ее губ. Она - ведьма… Я говорил? Не могу, не умею противостоять этим чарам. Я и хочу, и боюсь коснуться ее губ, тела, души… Проникнуть под кожу, заполнить собой каждый миллиметр живущей в ней пустоты и навсегда там остаться. Ева опускает ресницы, разрывая контакт наших глаз. Её дыхание становится поверхностным и очень частым. О, я знаю, что это означает… Мне и самому отчаянно не хватает воздуха. Касаюсь ее плеч ладонями, и Ева вздрагивает, не то от этого касания, не то от резкого нетерпеливого сигнала клаксона, ворвавшегося в окутавшее нас безмолвие. Веду ладонями вниз по её безвольно повисшим вдоль тела рукам. Она не отвечает мне, но и не отталкивает, а у меня теплеет в груди от того, что я каждой клеткой чувствую ее отклик. Ева не касается меня, да… Но я словно связан по рукам и ногам. Я в ловушке ее запаха, пьяного взгляда и тысячи несказанных слов. Я в ловушке ее предательства.
        Ниже… Еще ниже. Касаюсь губами губ. Тоже пахнущих чем-то сладким. Ненавижу ее. Ненавижу за то, что она со мной сделала… В какую тряпку меня превратила. И не могу противостоять. Кусаю губы, проталкиваю язык в рот.
        Теряюсь в пряной терпкости этого поцелуя. С губ рвутся хриплые стоны. Я скулю, как побитый щенок. Похуй. Меня ведет от сумасшедшей обжигающей нутро страсти. Только с ней так срывает крышу. Все другие - бледные тени.
        Опускаюсь ниже по шее. Веду дорожку поцелуев-укусов. Я лишь однажды оставлял на теле женщины метки. И хочу повторить. Жалю. Кусаю, зализываю отметины языком. Пишу на ее теле историю своей одержимости ею. Задираю вверх кофточку. Обхватываю сосок прямо поверх белого лифчика. Она хрипит в моих руках и, наконец, обнимает в ответ. Зарывается пальцами в волосы… и, что есть силы, меня отталкивает.
        - Прекрати,  - шипит мегерой.  - Женька может в любой момент войти! Какого черта ты творишь?!
        Не знаю, откуда в ней столько силы. Но под этим сумасшедшим напором я отступаю на шаг. Смотрю на нее пьяно, голодно. Губы Евы припухли. О боги! Я хочу этот рот… Ступаю к ней снова. Но Ева проскакивает мимо меня.
        - Перестань! Перестань, слышишь?!
        Слышу. Но не понимаю. Почему я должен остановиться? Между нами больше не осталось препятствий. Она - свободна. Я хочу ее. Больше всего в этом гребаном мире я хочу ее получить.
        - Сколько?
        - Что?
        - Сколько ты хочешь? Я готов заплатить.
        Даже в свете вновь открывшейся о ней правды, думаю, мое предложение более чем уместно. В конце концов, что изменилось, а? Она ведь уже продалась однажды. Что мешает ей продать себя еще один раз? Да, ее положение не такое бедственное, как мне виделось, однако я - гребаный Форбс. Мои возможности превышают ее собственные в десятки… сотни раз.
        - Уйди.
        - Сколько ты хочешь за ночь? Миллиона будет достаточно?
        Ева облизывает губы.
        - Два? Три?!
        Кажется, её трясет. Если бы я не знал, какая она на самом деле - поверил бы. Но она меня предала.
        - И ты называешь это любовью?  - шепчет она.
        - Любовь была тогда, Ева. Ты, главное, не перепутай. В то время я был готов сдохнуть ради тебя. Сейчас все намного проще.
        - Сдохнуть? Сдохнуть… да. Какие же у нас разные воспоминания о прошлом.
        - Вот только не надо мне снова втирать про то, что ты была моим маленьким грязным секретом! После того, как тебя отчислили, я был с тобой каждую свободную минуту!
        - Все правильно. После того, как меня отчислили, я перестала мелькать перед глазами твоих друзей. Интересно, что бы они сказали, если бы узнали, что мы продолжили с тобой встречаться, м?
        - Да плевать мне на это было!
        - Не было, Кит. И ты это знаешь. Да это и не главное…
        - Мам…  - слышу неуверенный голос у двери.  - Вы почему кричите?
        Ева обжигает меня злым взглядом и неторопливо шагает к сыну.
        - Да так, Жень. Вспомнили прошлое. Кит уже уходит…
        - Да? А я думал, может быть, мы погоняем в стрелялки.
        - Ну, какие стрелялки, сын? Уже десятый час. А у кого-то завтра контрольная по математике.
        Я понимаю, что на сегодня наш разговор закончен. Подхватываю пальто, но сделав несколько шагов к дверям, останавливаюсь. Ева в роли матери - это то, к чему я, наверное, еще не скоро привыкну.
        - Мы можем поиграть с тобой в другой раз.
        - Да? Было бы круто. Обычно мы играли с отцом, но…  - Женька глядит в пол и пожимает плечами. А я впиваюсь взглядом в Еву. Мой отец играл в видеоигры? Это даже представить сложно, а уж поверить… Во рту горчит. Я сглатываю эту горечь и все же иду к двери.
        - Обязательно поиграем,  - повторяю зачем-то. Женька - неплохой повод напроситься к ним в гости снова. А я не собираюсь сдаваться.
        - Может, заглянешь ко мне в субботу? Мама улетит в Китай и не будет нам мешать.
        - В Китай?  - оборачиваюсь к Еве. Она стоит в трех шагах от меня, зябко обхватив ладонями плечи. Я снова залипаю на ее искусанных губах и набирающих цвет засосах на шее. Как только Женька еще не заметил?
        - У меня там пара мастер-классов,  - неохотно объясняет она.
        - Понятно. Ну, я пойду. Уже действительно поздно. А насчет субботы… Слушай, Ев, а ты на кого Женьку-то оставляешь?
        - С ним поживет моя ассистентка.
        - Если что, я мог бы забрать парня к себе.
        Сам не знаю, зачем мне это. Меня не отпускает назойливое мазохистское желание узнать, как они жили? Чем? По всему выходит, что к брату отец относился совсем не так, как в свое время ко мне. Я хочу понять, почему так вышло. Я словно… ревную мелкого. Ревную к собственному старику.
        - Исключено.
        - Но почему, мам?!  - возмущается Женя.
        - Это неудобно.
        - Кому?  - вздергиваю бровь.
        - Всем,  - шипит Ева, обхватывает сына за плечи, прячась за ним, как за щитом.
        - Мне удобно! А тебе, Кит?
        - Иначе бы не предлагал,  - пожимаю плечами.
        Женька упрямо хмурит брови, а я задыхаюсь - настолько он походит на меня в этот момент. Сердце подпрыгивает в груди и бьет о ребра. Он мог бы быть моим сыном… Он мог бы быть моим.
        - Ой, а что это у тебя на шее, мам? Пятна какие-то… Опять аллергия?
        Я вижу, как взгляд Евы наполняется паникой. Она касается ладонью горла и обжигает меня взглядом, полным отчаяния. Ладно… признаю. Это была совершенно детская выходка. Но почему-то я о ней не жалею.
        - Да, наверное.  - бормочет она.  - Сейчас выпью таблетки. А ты проводи Кита пока, хорошо?
        - Угу. Ну, так я у него останусь?
        - Не знаю, Жень. Давай утром вернемся к этому разговору.
        Ева проскакивает мимо нас и скрывается в ванной. Женька провожает меня до двери. Нетерпеливо переминается с ноги на ногу, когда я обуваюсь.
        - Я люблю программирование…  - выпаливает он.
        - Правда?  - выпрямляюсь в полный рост и кладу руку на дверную ручку. Где-то в глубине квартиры открывают кран. Ева принимает душ. И знаете, мне бы самому он тоже не помешал.
        - Угу. Отец говорил, что в детстве тебе это тоже очень нравилось.
        - И сейчас нравится.
        - Я знаю,  - лыбится Женька.  - Отец говорил, что если я буду стараться, то стану таким же крутым, как ты. Или даже лучше,  - добавляет, подумав. А у меня мурашки бегут. И кишки узлом стягивает. Потому что старик никогда… никогда меня не хвалил. Ни единого чертового раза. Мне всегда казалось, что я - разочарование всей его жизни, а тут…
        - Ладно, Жень, я пойду, а по поводу субботы мы созвонимся, да?
        - Угу. Только мама улетает в пятницу вечером. Наверное, надо, чтобы ты забрал меня вечером в пятницу.
        - А, ну тогда до пятницы. Если мама тебя отпустит,  - добавляю чуть нерешительно.
        - Отпустит. Ты же мой брат.
        Сглатываю и киваю. Брат… Я его брат. Гребаный ад. Женщина, которую я любил больше жизни, родила мне брата. Ну, разве не мило?
        Захлопываю за собой дверь. Бегу вниз по ступенькам, толкаю подъездную дверь и задыхаюсь. Порыв ветра щедро бросает в лицо горсть колючих снежинок. Втягиваю голову в плечи, но те все равно проникают за шиворот и, тая, холодят кожу. Ну, и черт с ним. Может, это и к лучшему. Мне не помешает остыть. И хорошенько все обдумать.
        Потому что сейчас меня швыряет из крайности в крайность. Потому что сейчас я получил много новых вводных. Надо бы с этим как-то разобраться на трезвую.
        Особенно с обвинениями Евы в том, что я не знал её. Разве не эта мысль мелькнула в моей голове еще в офисе? Разве я не об этом первым делом подумал, когда впервые увидел ее Инстаграм?
        Нет… Нет. Не может быть. Мы ведь были с ней настолько близки. Ни одной женщине я не рассказывал того, что рассказывал Еве. Я делился с ней своими переживаниями, мечтами, планами… Она знала, как я живу и чем. А я… В памяти всплывают недавние слова Евы:
        - …Я собакой побитой тебя ждала, Кит. Растеряв к себе все уважение, я ждала, когда ты нагуляешься со своими друзьями-мажорами, телками, которые тебе подходили по статусу, и снизойдешь до меня. Своего маленького грязного секрета…
        Вот, как она себя чувствовала, оказывается? А если так, то почему молчала? Я думал, решение не афишировать наши отношения - наше общее, а выходит… в глубине души она считала меня трусом, не способным пойти против системы, и все равно любила? Побитой собакой ждала? Да где там… Не ждала. В том-то и дело, что не ждала. А я… да, я не скрываю - было сложно пойти против толпы. Все было предельно понятно. Такие, как мы с Бестужевым и Карасевым - высшая каста, такие, как Ева - грязь. Но я искал обходные пути! Пусть это случилось не так быстро, как, наверное, надо было. Да, пару раз я смолчал, когда Еву в очередной раз чморили. Но ведь она сама меня попросила не лезть… Ведь просила же? Да! Просила! Чтобы не ставить меня в неловкое положение. Снимая с меня ответственность за выбор. Сохраняя мою гордость и чувство самоуважения, от которого ни черта бы не осталось, если бы я не нашел в себе сил встать на ее сторону.
        Дерьмо…
        Пока я был в гостях у Евы, мою машину здорово замело. Губами высовываю сигарету из пачки, подкуриваю и принимаюсь счищать снег с лобового стекла рукавом. Щетка есть, но мне и в голову не приходит лезть в багажник.
        Мне мерзко. Так мерзко, господи. От самого себя тошно. Выходит, я еще больший трус, чем думал.
        Сметаю снег с зеркал. Открываю дверь и прячусь в тепле салона. Выкручиваю руль. Понимаю, что если не отвлекусь от этих мыслей, то просто не доеду домой. Усилием воли заставляю себя успокоиться и, сдав назад, выруливаю со стоянки. Дома даже свет не включаю. Наступив на задники, стаскиваю ботинки, снимаю пальто, прохожу через гулкие коридоры огромной холостяцкой квартиры к спальне и прямо в одежде падаю на кровать. Уснуть даже не пытаюсь.
        Мысли упрямыми змеями лезут в голову. Обрывки слов звенят в ушах.
        - Это была не любовь, Кит… Не любовь, понимаешь?
        Правильно. Не любовь. Болезнь какая-то. Как показало время, неизлечимая даже. Разве это любовь, когда ты вообще без нее не можешь? Когда дышишь только ей, когда глаза только ее видят. Когда думать не можешь ни о чем другом, ни о ком…
        Встаю. Зачем-то включаю телевизор. Как обычно - на канале новостей.
        - Громкий процесс о хищениях в Министерстве обороны начнется уже через неделю. Основной подозреваемый, генерал Кошелев, накануне трагически погиб в автокатастрофе. Следствие прорабатывает сразу несколько версий случившегося, одна из которых - самоубийство… Напомним, что, по данным экспертизы, автомобиль генерала Кошелева на полной скорости протаранил отбойник на сорок восьмом километре *кого шоссе.
        Диктор замолкает, выпуск новостей сменяет реклама, а я все сижу, пялясь в телевизор, не в силах поверить в то, что услышал. А потом хватаю телефон и принимаюсь судорожно листать телефонную книгу.
        - Михаил Иванович? Никита Кошелев…  - бросаю в трубку, когда старый приятель отца, наконец, принимает вызов.
        - Кит! Ну, наконец-то. А я все думаю, позвонишь… Нет?
        - Вот. Звоню. Нам поговорить бы. Вы можете уделить мне несколько минут?
        Глава 10
        Ева. Настоящее.
        Не спится. Верчусь с боку на бок в постели, прижав к животу подушку, но ничего не помогает. Так только хуже.
        Невыносимо… Мое тело отказывается подчиняться. Плевать ему на муки совести, мораль и все другие нравственные аспекты моего поведения. Я хочу Кита. Всегда хотела. До одури. До полной невозможности ему противостоять.
        Сейчас я как никогда понимаю мать… Не думала, что когда-нибудь скажу это, но я ее понимаю. Я знаю, как ломает любовь к мужчине. Теперь я… знаю.
        Я спрашиваю себя, что было бы, если бы Саша перед смертью уделял мне чуть больше внимания? Реагировала бы я на Кита так остро? Понятия не имею. Мне хочется верить, что да. Но с тех пор, как у мужа начались проблемы на работе, ему стало не до секса, а мое тело, тело здоровой молодой женщины, требует своего. Неудивительно, что рядом с Китом мои желания выходят из-под контроля. Наверное, нет ничего страшнее этого плотского, замешанного на давнишних чувствах, голода.
        Встаю с кровати, включаю ночник и подхожу к туалетному столику. Веду пальцами по следам от его засосов.
        Совершенно детская выходка! Чем он только думал?! Откидываю волосы на спину, верчу головой, любуясь фиолетовыми отметинами. Грудь налита, соски возбуждены, я нерешительно скольжу ладонями дальше, обхватываю острые пики, представляя, что это он, и тут же в отвращении отдергиваю ладони. Я противна сама себе.
        Резко отворачиваюсь от зеркала, тянусь за халатом и бреду в кухню. Наливаю себе теплый чай с медом, открываю заметки в телефоне и с головой ухожу в работу. Это лучшее, что я сейчас могу сделать. Занять мысли. Чем угодно, но только не Китом…
        Не знаю, за счет чего держусь всю следующую неделю. Наверное, у меня просто нет времени думать ни о чем, кроме навалившихся дел. Кажется, я ни черта не успеваю. Весь декабрь и январь в моей фирме по организации праздников - сущая нервотрепка. Горячий сезон. Корпоративы, детские утренники, елки… А тут, как назло, эпидемия гриппа, подкосившая едва ли не половину моих ребят. Хоть бери и сама надевай фартук, как в старые добрые времена! А ведь еще у меня кондитерская, заказы на эксклюзивные авторские торты, долбанные Инстаграм и Ютьюб, без которых в моей работе не обойтись. Но самое главное - сын, для которого я стала единственным родителем.
        - Ты выглядишь просто ужасно. Пойди домой, отключи будильник и проспи как минимум сутки. Мой тебе совет.
        Перевожу взгляд на своего лучшего кондитера. Его зовут Самир, и ему всего двадцать два. Но он невозможно, невероятно талантлив. Как-то раз мы с Сашей отбили его у банды скинхедов. Его родители были беженцами из Палестины, и, несмотря на то, что Самир родился уже здесь, для многих этот парень так и не стал своим. Чужой среди своих… Кому, как не мне, знать о том, как это.
        - За совет спасибо. Но лучше бы вы научились правильно готовить этот чертов компоте.
        Осторожно помешиваю проваренную черную смородину в сиропе.
        - Не иначе, как по недосмотру судьбы, он дается только тебе,  - Самир злится и с остервенением тычет деревянной шпажкой в один из извлеченных из духовки бисквит, проверяя его готовность.
        - Так сказать легче всего,  - закатываю глаза.  - И полегче там, не то осядет!
        - Не осядет. И вообще! Знаешь, сколько раз я пытался его приготовить?! А у меня желе какое-то получается. Каждый чертов раз.
        - Ну, дружок, виной всему желатин.
        - Ага, он есть в рецепте, прикинь?
        - Ха-ха, Самир. Очень смешно.
        - Да если бы!
        - Ты же понимаешь, что дело в пропорциях. Но, несмотря на наличие желатина и пектинов, у тебя должен получиться густой ягодный крем. А вот это…  - палец указывает на сотейник с застывшим темно-фиолетовым студнем,  - перевод дорогостоящих продуктов. Я серьезно.
        Выключаю конфорку, оставляю кастрюлю и добавляю немного лаванды. В цехе стоит шум, от которого у меня начинает болеть голова. Самир готовит ванильный крем и, вытянув шею, то и дело поглядывает в кастрюлю с моим компоте.
        - Ведьма!  - наконец, фыркает он. Я показываю парню фак и иду посмотреть, как обстоят дела с декором свадебного торта для сына губернатора. К счастью, у ребят отличное чувство стиля. И мы согласовали довольно минималистическое оформление. Торт состоит из пяти ярусов, четыре из которых уже покрыты белоснежной зеркальной глазурью. В обед, перед отлетом в Шанхай, я лично украшу его свежими ягодами и марципановыми листочками. Будет очень красиво. Довольно киваю.
        В кармане вибрирует телефон, я стаскиваю зубами одну из перчаток, в которых работала, и принимаю вызов.
        - Да, Юль, привет…
        - Привет. У меня дерьмовые новости. Знаю, тебе сейчас не до того, но…
        Сердце сжимается. Я уже понимаю, что ничего хорошего не услышу, а плохие новости, тут Юлька права, это совсем не то, что мне сейчас нужно. Зажимаю смарт плечом, взмахом руки показываю Самиру, что ухожу, и торопливо шагаю между стеллажей к выходу из цеха.
        - Так что случилось?
        - Степке Пименову стало хуже. Обострение. Если мы не отправим его в Германию в течение недели, будет поздно.
        - Но как? Марафон по сбору средств запланирован на семнадцатое. Я договорилась с рекламщиками и…
        - У него нет столько времени.
        - Дерьмо…  - В отчаянии срываю шапочку с головы и упираюсь ладонью в стену.  - Юль, я не знаю, что делать, правда. Могу вновь бросить клич о сборе средств, но ты же понимаешь… Если таких постов на странице много - на них просто перестают обращать внимание.
        - Да-да. Ну, еще рано сдаваться. Я поспрашиваю кое-кого еще, но… Черт. Мы не можем всем помочь! Мы и так делаем все, что можем.
        Касаюсь прохладного кафеля лбом. Конечно, Юлька права. Мы просто волонтеры. Помогаем при случае тем, кому повезло меньше нас самих. Но мы не боги. Тут очень важно это понимать. Делать свое дело, абстрагировавшись от ситуации. Все верно. Да только, интересно, самой-то ей удается? Зная Юлю, верю в это с трудом.
        - Ну и дерьмо,  - выдыхаю в трубку.  - Ты хоть скажи, о какой сумме речь? Пятьдесят? Сто… тысяч евро?
        - Ты же в курсе, что мы должны оплатить лечение полностью? Думаю, тысяч восемьдесят. Не меньше.
        - Дерьмо… У меня нет и половины от нужной суммы. Все в обороте.
        - Да ты что? Спятила? Свои мы не вкладываем. Забыла главное правило?!
        Нет-нет. Я помню. Просто… Степка Пименов - это отдельная история. Он одного возраста с моим Женькой. Веселый такой, балагур…
        - Я подумаю, что можно сделать, и перезвоню. Окей?
        - Заметано. Разве ты не завтра в Китай летишь?
        - Вот же черт! Забыла совсем… Но я все равно постараюсь что-нибудь придумать.
        Сбрасываю вызов, откидываю от лица волосы и наталкиваюсь на темный, тревожный взгляд Кита.
        - Привет. Ты что здесь делаешь?  - ненавижу себя за это, но моему голосу явно не хватает твердости. Собственное возмущение даже мне самой кажется ужасно наигранным. Мы не виделись несколько дней, а кажется, будто он только-только оторвался от моих губ. Все возвращается. В одно мгновение. Я залипаю…
        На нем снова костюм. На этот раз светло-серый. И очередное классическое пальто в тон. Кит выглядит как живое воплощенье успеха. Вот, кто явно спокойно спит. Я же похожа на жертву кораблекрушения. Сегодня у меня в кои веки нет съемок и встреч. А настроение такое, что я едва заставила себя почистить зубы, что уж говорить об остальном?
        Скини, удобные ботинки на низкой подошве и тонкий свитер едва ли не до колен, который теперь, к тому же, скрыт белым стерильным халатом. В цехе у меня, как в операционной. В этом отношении я довольно бескомпромиссна. Ах, да… На мне еще и бахилы. Словом, красотка! Распрямляю плечи и заставляю себя посмотреть на Кита прямо.
        - Неприятности?  - вздергивает бровь тот, полностью проигнорировав мой вопрос. Интересно, как много он услышал из моего разговора с Юлей? Веду плечами. Сдергиваю со второй руки перчатку и отступаю - из цеха выходят люди.
        - У меня? Нет. Все в порядке.
        - А мне послышалось, будто тебе нужны деньги.
        - Ключевое здесь, видимо, слово «послышалось».
        Обхожу Кита по дуге и бреду через склад к офису. У меня здесь все довольно миленько, но, конечно, не так шикарно, как в офисе у него самого.
        - Так зачем ты меня нашел?
        - Есть разговор.
        - Валяй.
        На столе у меня стоит блюдце с пирожными. Неожиданно. И, кажется, я знаю, что это… Фисташковый бисквит, желе из ежевики, фиалковый мусс… Кит молчит, а у меня полно дел, так что… Откусываю кусочек.
        - М-м-м…
        Божественно вкусно. Просто божественно! Сую остатки десерта в рот, слизываю с губ крем, а второй рукой хватаюсь за телефон:
        - Почему ты мне не сказал, как это охренительно вкусно?
        На том конце провода смеется Самир. Да, идея этого рецепта пришла в мою голову, но я так и не нашла времени, чтобы воплотить ее в жизнь.
        - Мне тоже понравилось.
        - Нужно обязательно включить эти пирожные в наше меню.
        Поворачиваю голову и наталкиваюсь на изучающий взгляд Кита.
        - Какой я молодец, правда?
        - Ты лучший, бэйба. Но немного скромности тебе не повредит.
        - Черт! Меня зовут. У Кати опять проблемы с султаном. Безе тянется за насадкой и не получается дырочки…
        - Проверь плотность массы. Скорее всего, недовзбили. Жидко…
        - Угу. Умчал.
        Только откладываю трубку, а телефон опять светится. Устаю ли я от этого? Порою очень. Присутствие Кита нервирует меня все сильнее, но я не собираюсь начинать разговор. Это он пришел ко мне. Хочет молчать? Что ж… Я всегда найду, чем заняться.
        - Ты знаешь, что он покончил с собой?
        Рука, потянувшаяся, было, за ежедневником, застывает в воздухе. Горло сковывает болезненный спазм. Мой жалкий хрип тонет в доносящемся из цеха шуме: звуках работающего промышленного миксера и смехе девчонок-кондитеров.
        В нашей фирме царит дружеская атмосфера. Мы - большая дружная семья. Так почему же я чувствую себя такой одинокой?
        - Да, я… слышала такую версию.
        - От кого?
        - От Михаила Ивановича, из новостей… Отовсюду.
        - Ты веришь в это?
        - Какая разница?
        - Я хочу знать, что на самом деле случилось! Мне… это важно.
        Пожалуй, впервые со дня нашей новой встречи, я вижу его эмоции без прикрас. И, наверное, поэтому мои слова звучат намного более откровенно, чем я планировала:
        - Правда в том, что у меня нет ответа на твой вопрос. Как ты понимаешь, Саша не говорил мне о своих планах свести счеты с жизнью.
        Встаю из-за стола. Иду к окну и замирая там, скрестив на груди руки. Меня колотит мелкой противной дрожью.
        - Может быть, он вел себя как-то странно? Или оставил записку?
        - Записку? Нет… Ничего похожего я не находила.
        - А ты искала? Вы же переехали практически сразу! Ты хотя бы вещи его разобрала?
        Отрицательно трясу головой. И отворачиваюсь, чтобы не видеть немого укора в глазах Кита. Он ни черта не знает! Ни черта… Пальцы нервно дергаются. Я не курю. Но сейчас до дрожи в руках хочется втянуть в себя облако горького дыма.
        - Не смогла себя заставить. Решила начать с гардеробной, а в итоге просидела до утра, среди его рубашек.
        Оборачиваюсь. Кит выглядит… больным. Пожалуй, это самое правильное слово.
        - Как мило. Я сейчас расплачусь.
        - Ты спросил - я ответила.
        - Так, ладно. Это все лирика… Думаю, нам нужно все тщательно пересмотреть. Если он оставил записку - она должна быть в доме.
        - Смотри, если хочешь. Я не стану тебе мешать.
        - А тебе, значит, неинтересно, что с ним случилось?
        - Дело не в этом. Я просто не верю, что он ушел от нас по доброй воле. Это… не в его духе. Такой ответ тебя устроит?
        Кит так смотрит, клянусь, что еще немного, и он просто вытащит из меня душу. А ведь я не вру. Ни капельки. Ни на грамм. Я не вру, чтоб ему пусто было!
        - Я хочу разобраться в том, что случилось.
        - Разбирайся. Разве я тебе мешаю?
        Хмыкает. Сует руки в карман, поигрывая ключами. И все это - не отводя от меня глаз. А потом разворачивается и, когда я уже верю в то, что на этом наш разговор действительно окончен, оборачивается.
        - Кстати, по поводу денег. Я ведь не шучу, Ев. Сто тысяч, двести… Столько, сколько тебе понадобится. Всего лишь за одну жаркую ночь.
        Дверь за Китом закрывается с легким стуком, и этот звук будто дает моему организму отмашку. Колени слабеют, плечи опускаются. Я без сил стекаю на подоконник, заваленный рекламными каталогами и прочей ерундой.
        Сто тысяч, двести… Столько, сколько тебе понадобится. Всего за одну жаркую ночь.
        Нашариваю телефон в кармане. Наш разговор с Китом длился всего ничего, а на нем уже десятки новых оповещений.
        Почта, Инстаграм, Телеграм, не отвеченные…
        - Юль… Привет. Это опять я. Кажется, я придумала, где взять денег для Степки. Ты только точную сумму скажи. А лучше, пусть сразу выставят счет.
        Глава 11
        Кит. Двенадцать лет назад.
        - Постой! Ева, да погоди ты!
        - Ну, чего тебе?
        - Господи, почему с тобой каждый раз так сложно?!
        Догоняю ее и разворачиваю к себе лицом. Так странно - я еле пережил эти выходные, а она, кажется, забыла обо мне и думать. Первый раз со мной так.
        - Понятия не имею. Так что ты хотел?
        Она серьезно вообще? Глупый какой-то вопрос. Особенно после того, что между нами было у камина. Очевидно же - я хочу продолжения. Но и не только. Я чувствую к Еве что-то большее… То, что заставляет меня перевернуть весь интернет в поисках хоть какой-то о ней информации. Но я не нахожу её ни ВКонтакте, ни в Одноклассниках.
        - Ну, не знаю… Например, узнать, под каким ником ты зарегистрирована в социальных сетях.
        Кажется, мой вопрос ставит Еву в тупик. Она неуверенно ведет плечами и возобновляет шаг.
        - У меня нет странички в социальных сетях, Кит.
        - Да ладно. Все есть в ВКонтакте или на худой конец в Одноклассниках.
        - Ну, значит, я особенная.
        - А вот это - истинная правда,  - закидываю руку ей на плечи, и пока она не успела меня оттолкнуть, быстро касаюсь ее виска губами: - Я ужасно по тебе скучал.
        Мне удается удивить Еву. Она вскидывает на меня изумленный взгляд и нервным движением облизывает губы. Как-то само по себе выходит, что мы замедляемся, а потом останавливаемся вовсе. Мимоспешат по своим делам люди. Их плотный поток обтекает нас, и нам бы уйти, чтобы не мешать его стремительному течению, но мы стоим недвижимые…
        - Тебе что, больше нечем было заняться?
        Ева первой приходит в себя и возобновляет шаг. Под ее ногами шуршат пожухлые листья каштанов, а солнце путается в волосах.
        - Нечем. Я думал о тебе. А ты?
        - Думала ли я о тебе? Нет. У меня было полным-полно других забот.
        Врет. Врет! Я же вижу!
        - Это каких же?  - интересуюсь, осторожно касаясь пальцами, разбегающихся по ее коже мурашек.
        - Я работала.  - Ева отдергивает руку и бросает на меня сердитый взгляд.
        - Еще один банкет?
        - Нет. Две смены в пекарне.
        - Ужас.
        - Да нет… Ничего ужасного. Мне это нравится больше, чем…
        - Международные отношения?
        - Будь уверен.
        - Зачем же ты пошла учиться на эту специальность?
        Ну, да… Вопрос на миллион. Знал бы я сам, что там делаю.
        - А ты? Мечтаешь стать дипломатом?
        - Не то чтобы. На самом деле меня увлекает программирование. Да и вообще все, что связано с компьютерами.
        - Так почему же ты пошел совсем по другому пути?
        - Мы сейчас о тебе или обо мне говорим?  - невольно хмурюсь я.
        - А какая разница?
        - Да никакой,  - подкидываю носком туфли каштан и снова гляжу на Еву: - Так отец хотел.
        Не знаю… Почему-то с ней я могу говорить об этом свободно. Я уверен, что Ева меня поймет. И не станет нести бред о том, что мы сами хозяева своей судьбы. Потому что это не так. Мы… зависимы. Мне так и вовсе кажется, что я сам себе не принадлежу. Дерьмовое ощущение. Правда.
        - А у меня бабушка,  - вздыхает Ева.  - Она думает, что учеба на таком престижном факультете - гарантия моей лучшей жизни.
        Ну, не знаю. Вполне возможно, бабушка Евы права. Какое будущее ждет, скажем, выпускницу кулинарного техникума?
        Почему-то перед глазами всплывают дородные фигуры поварих, работающих в универской столовке. Примеряю этот образ на Еву и морщусь. Уж лучше международные отношения… Так у нее действительно появится шанс. Нет, понятно, что без связей ни о какой дипломатической карьере не может идти и речи, но… Она могла бы устроиться секретарем в какую-нибудь хорошую международную фирму или мелким клерком на государственную службу.
        Опускаемся в метро. Смешиваемся с толпой. Беру Еву за руку, чтобы не потерять ее, и зажмуриваюсь на мгновение.
        Наверное, мне уже пора привыкнуть к тому, как меня рядом с ней ведет. Но пока не получается. И каждый раз торкает.
        Будто обухом по голове.
        - Эй! Нам туда!
        - Это тебе - туда. А мне в другую сторону.
        - Опять работа?
        - Угу!
        - Постой! Погоди… Мобильник-то у тебя есть?
        - Да, но…
        - Просто дай мне свой телефон!  - оттесняю Еву к стене, чтобы нас не затоптали. Прикрываю ее собственным телом.
        Ева нервно сглатывает. Нерешительно стаскивает с плеча потрепанный рюкзачок и достает древний Сименс. Где только откопала такой раритет? Впрочем, вслух я ничего не спрашиваю. Просто забираю трубку из ее рук, быстро вбиваю свой номер и нажимаю на кнопку вызова.
        - Ч-что ты делаешь?
        Связь в метро - хуже некуда. Вызов срывается. И дозвониться получается далеко не сразу.
        - Сохраняю твой номер…
        - Я могла бы просто продиктовать его,  - хмурится Ева и снова кусает губы.
        - Ничего. Так надежнее,  - отхожу в сторону, делаю несколько шагов назад по направлению к нужной мне ветке и на прощание кричу: - Я позвоню!
        Ева что-то мне отвечает, но ее слова тонут в грохоте подъезжающего поезда. В принципе, так и было задумано.
        Касаюсь пальцами ушей, давая понять, что ничего не слышу, и вливаюсь в плотный поток людей. Что ж… по крайней мере, я не дал ей отвертеться. Это уже победа. Пусть и маленькая. Не думал, что это будет так сложно.
        Телефон звонит, едва я выхожу на своей станции. Почему-то сердце екает. Будто и впрямь существует хоть какая-то вероятность того, что Ева позвонит мне первая. Но, конечно же, это не она, а Бестужев.
        - Ну, наконец-то! Ты куда свинтил? Я только хотел с тобой перетереть по поводу вечера…
        - Да что тут говорить? Завтра семинар у ведьмы. Буду грызть гранит науки.
        - Ну, ты задрот!  - ржет этот придурок.  - Ничего не знаю! Я уже договорился. Будет большая толпа. И тебя мы тоже ждем. Угадай, кто в особенности?
        - Понятия не имею.
        - Да? А мне показалось, вы с Леркой нашли общий язык.
        Ну, в принципе, так и есть. Удивительно, но та, кого мне пытался сосватать Ник, оказалась на самом деле нормальной девчонкой. По крайней мере, с ней можно было поговорить о чем-то кроме новой коллекции Balenciaga или ее коллаборации с Gucci. А еще она была одной из немногих, кто был трезвой.
        - Не знаю, Ник. Не буду обещать. Мне действительно нужно подготовиться к этому семинару.
        Понятия не имею, как там у Бестужевых, а вот с меня отец спросит по полной. И случись что - ни за что не станет за меня вписываться. Так что… Гулянки гулянками, а учиться мне тоже надо.
        Я просиживаю за учебниками до самого вечера. В принципе, учеба всегда давалась мне довольно легко. Другое дело, что меня совсем не интересует предмет. Толстый учебник теории государства и права - довольно сомнительное чтиво. Я то и дело отвлекаюсь. То попить, то поесть, то залипнуть в телефоне.
        Отец возвращается, когда я в очередной раз спускаюсь в кухню, чтобы налить себе чаю. С того пятничного вечера мы с ним толком не виделись. Он уезжал рано и возвращался со службы, когда я уже спал. Что-то серьезное у них там происходило, потому что обычно он не задерживался до такого времени.
        - Ты сегодня рано.
        - Да?  - отец бросает взгляд на часы и пожимает широкими плечами.  - Мне теперь, очевидно, надо предупреждать тебя о времени своего возвращения?
        - Зачем?  - удивляюсь я. Отец с намеком вскидывает бровь и открывает холодильник.
        - Ах, ты о Еве…  - чешу в затылке. Я испытываю довольно смешанные чувства. Ну, во-первых, потому что никогда раньше отец не заставал меня в подобной ситуации, а во-вторых, потому что я не знаю, как на это реагировать в принципе. Я взрослый парень, и, по идее, у него не должно возникнуть ко мне вопросов. Ну, не думает же он, что я до сих пор девственник? И вообще, учитывая то, куда катится этот мир, ему бы радоваться, что он застукал меня с девушкой. А то, мало ли… Почему-то эта мысль меня веселит.
        - Угу… О ней. У вас как, серьезно?
        - Пока не ясно.
        - Чьих кровей барышня будет?
        Вопрос отца, конечно, относится к тому, какой семье она принадлежит. Но тут мне его нечем порадовать.
        - Испанских,  - пожимаю плечами я и окунаю чайный пакетик в кипяток. Отец такой чай чаем не признает категорически. Но я пью исключительно Липтон. Глупо, но в этом выражается мой протест. Это все, на что меня хватает.
        - Испанских?  - темная бровь поднимается еще немного выше. Мы с отцом черной масти, и на этом наше с ним сходство заканчивается. Он ниже меня на полголовы и такой… заматеревший. На первый взгляд даже может показаться, будто у него имеется лишний вес, но это не так. Там сплошные литые мышцы. В отжиманиях батя меня и сейчас запросто сделает. Я и не соревнуюсь. Но к зарядке приучен с детства. Раньше мы частенько занимались вместе, а сейчас как-то не до того.
        - Ну, да… Испанских. Наверное. Гонсалес - ведь испанская фамилия?
        Отец давится кефиром, который только что достал из холодильника.
        - Что? Гонсалес?
        - Угу. А что? Что-то не так?
        - Нет… Ничего такого.  - Он стирает тыльной стороной ладони кефирные капли и отворачивается к окну.  - И что же… ты знаком с родителями этой… Евы?
        - Мы с ней еще не настолько близки,  - хмыкаю я.
        - Не паясничай.
        - Я не паясничаю. Просто не понимаю, к чему этот допрос.
        - Неплохо бы знать, с кем тебе доводится общаться.
        - Мне же не пять лет, отец.
        - Да… не пять.
        Отец оборачивается ко мне через плечо, и почему-то я опять теряюсь под его тяжелым изучающим взглядом.
        Сдаюсь…
        - Своего отца Ева не знает. Матери у нее тоже нет. Она живет с бабушкой.
        - Даже так…  - протягивает отец, и прежде чем он снова отворачивается к окну, я замечаю странное выражение, написанное на его лице.
        - Что-то не так? Я не понимаю…
        - А тут и понимать нечего. Все нормально. Но я бы на твоем месте был более разборчивым в связях.
        - Не хочешь объясниться?  - начинаю закипать.
        - А что тут объяснять? Знал я одного Гонсалеса. И девку его знал. Редкая была шалава.
        Стискиваю кулаки. Понятия не имею, что там было у отца в прошлом, но совершенно точно Ева не имеет к этому отношения! Так какого черта он позволяет себе такие намеки? Пока я пыхчу от бессильной злобы, отец подходит к бару и наливает себе виски. Задерживается взглядом на полупустой бутылке шампанского, которую почему-то не убрала Марь Санна, и подносит стакан ко рту.
        - Ева хорошая девушка.
        - Доступная - не есть синоним хорошей, Никита.
        - Она не доступная!
        И снова эта его иронично приподнятая бровь. Взгляд скользит к камину и так же медленно возвращается ко мне.
        Невольно краснею. Хотя это, мать его, глупо! Я взрослый мужик, она - взрослая девушка. Даже по закону мы можем делать все, что захотим. И если мой старик не имеет никакой личной жизни, то это не означает, что и у меня ее быть не должно. Слова, о которых я потом пожалею, вертятся на языке. Я пулей вылетаю из комнаты и, что есть сил, хлопаю дверью.
        Ну, молодец, че! Очень по-взрослому…
        Падаю на застеленную синим клетчатым пледом кровать. Закладываю руки за голову. Непонятно, какого хрена он на нас взъелся? Никак завидует. Сам-то… А что, собственно? А ничего! Я ни черта не знаю о его личной жизни. За все то время, что я себя помню, он ни разу не приводил женщин в дом. Хотя и бабушка, и дед неоднократно заводили с ним разговор о том, что так нельзя… И что мальчику нужна мама. Но ведь у него кто-то был? Наверняка был! Он же здоровый успешный мужик. И хоть мне порой кажется, что он женат на работе, очевидно, что он не только с работой трахался.
        И что это за история с Гонсалесом, которого он когда-то знал?
        Черт! В голове настоящая каша. В бок колет увесистый том теории государства и права, как бы намекая на то, чем мне следовало бы заняться. Но какой там… Попробуй теперь сосредоточиться, когда в голову лезет всякое…
        Переворачиваюсь на живот, тянусь за телефоном и, недолго думая, набираю Еву. Хочу услышать ее грудной чуть хриплый голос. Но она не отвечает. Ни на первый звонок, ни на два последующих. Зато Бестужев скидывает мне sms, в котором интересуется, где меня черти носят.
        А! К черту… Мне нужно проветриться!
        Глава 12
        Кит. Настоящее.
        Время в ожидании превращается в пытку. Я не могу думать ни о ком другом. Только о Еве. Я прокручиваю в голове ее слова снова и снова. Сопоставляю факты, брожу по лабиринтам памяти, захожу в самые дальние, самые темные закоулки, в конце которых тупики, а не ответы на вопросы, которые почему-то я только теперь себе задал. И чем больше я себя спрашиваю, тем сильнее утверждаюсь в мысли, что где-то ошибся. Катастрофически, глобально, необратимо…
        Все было неправильно и не так. Да, в конечном итоге я выбрал Еву, но это случилось далеко не сразу. Если быть откровенным, некоторое время я действительно стеснялся наших отношений. Там, где нужно было отстаивать их зубами, я… отходил в сторону. И плевать, что Ева сама так хотела. Это все неправда. Я не должен был ей в этом потакать. Как мужик, которым я себя мнил в то время, я должен был ударить по столу и сказать: так, женщина, ты моя, а со всем остальным я разберусь. Но я не сделал этого. Потому что так мне было удобнее. Я не был готов к открытой конфронтации. Или к тому, чтобы стать изгоем, таким, как Ева. Я не сразу ее принял… Без условий, без стеснений, без страха быть непонятым и непринятым.
        Выходит… она мне этого не простила?
        - Ты выглядишь ужасно задумчивым,  - улыбается Лера, ковыряя вилкой рассыпанные по тарелке листья салата.
        После универа наши пути разошлись. Она вышла замуж, родила дочку и два года назад развелась. А еще через год мы с ней встретились, и все завертелось… Интересно, она понимает, что я никогда не предложу ей чего-то серьезного?
        Просто потому, что не полюблю ее так, как она этого заслуживает. Никогда не полюблю. Я чертов инвалид с ампутированным сердцем. Еще в прошлой жизни я вырвал его из груди и бросил к ногам другой. Наверное, слишком поздно…
        - Прости. Тяжелое утро.
        Тянусь к бокалу с водой. Окидываю взглядом уже по-праздничному украшенный зал ресторана.
        - Это из-за отца?
        - Что? Нет. Какие глупости.
        - Ладно-ладно. Не злись. Я просто…  - Лера отводит глаза в сторону. Она идеальная. Светловолосая, голубоглазая, сексуальная… Прическа - волосок к волоску, незаметный макияж, длинные ноги и пышная грудь. Все хорошо, в общем. Этим она мне и нравится. Тем, что совсем не похожа на Еву. Но иногда я срываюсь. Снимаю невысокую темноволосую брюнетку со смуглой кожей и трахаю, пока не полетят искры из глаз. Черт, я даже не считаю нужным хранить ей верность. Или… просто не способен на это. Как наркоману, мне нужна доза. И я тянусь за ней снова и снова, подменяя истинное удовольствие суррогатом…
        А настоящий кайф - это Евангелина Гонсалес. Стоит вспомнить, как я ее целовал еще совсем недавно, и в паху становится тесно. Я ерзаю на стуле, словно уж на сковородке, и сильней сжимаю пальцы на приборах. Вдруг на мое бедро опускается женская ручка.
        - Я знаю один способ, который поможет тебе расслабиться,  - Лера облизывает губы и ведет вверх по моей ноге, и пока я решаю, что с этим делать, у меня звонит телефон. Протягиваю руку, поворачиваю к себе экран.
        - Постой, Кит… Не бери. Давай сегодня забьем на всех, сбежим с работы и…
        - Извини, это важно.
        Это, мать его, очень важно! Потому что мне звонит Женька…
        - Да!  - бросаю в трубку.
        - Кит? Привет. Хорошо, что я до тебя дозвонился.
        - Что-то случилось?
        - Ну-у-у… Хм… Как бы это сказать… ты не мог бы приехать ко мне в школу?
        - В школу? Сейчас?
        - Ага. Понимаешь, моих родителей вызывают к директору, а мамы нет, и… папы нет тоже. В общем, я подумал, что ты бы мог…  - в трубке раздался треск, будто Женька переложил телефон в другую руку.  - Хм, наверное, зря я позвонил, да?
        - Нет-нет! Ты все правильно сделал. Говори адрес. Я подъеду, как только смогу.
        Женька диктует мне адрес школы. От ресторана туда ехать не так уж и долго, если бы не чертовы пробки…
        Возвращаюсь в зал, бросаю на стол несколько крупных купюр и скомкано прощаюсь с Лерой. Мне не впервой срываться вот так, посреди обеда, но обычно всему виной бизнес. А тут…
        Паркуюсь возле школы. Выхожу из машины и чуть не падаю - ноги разъезжаются на покрытой тонкой коркой льда дорожке. Посыпали бы хоть! Еще и элитная гимназия называется. В коморке у входа сидит охранник. Сую в окошко паспорт, и меня пропускают, предварительно вписав его данные в толстый журнал. Прохожу через рамки. Как будто это не школа, а режимный объект. Кабинет директора располагается на первом этаже. Захожу в приемную. За высокой стойкой сидит девочка-секретарша, а на диванчике у глухой стены - Женька. Здороваюсь, подхожу ближе к брату и присвистываю:
        - Ого, это кто тебя так?
        - Какая разница?  - кривит губы Женька, от чего подсохшая было корочка в уголке лопается, и выступает алая капелька крови.
        Сажусь рядом. Пожимаю плечами.
        - Ну, похоже, сейчас меня будут отчитывать за твою драку. Было бы неплохо узнать, что же произошло.  - Женька сопит, отворачивается к окну и сжимает в кулаки руки со сбитыми в кровь костяшками. Не знаю, кто был его противником, но, похоже, ему не повезло.
        - Извините, я могу вам помочь?  - подает голос девица, сидящая за стойкой.
        - Меня вызвали к директору. По поводу вот этого парня…
        - Я так и подумала,  - кокетливо хлопает ресницами-опахалами девица,  - Галина Васильевна будет буквально через десять-пятнадцать минут. Я могу вам чем-нибудь помочь?
        - Нет. Мы просто подождем, спасибо,  - отвечаю максимально сухо и перевожу взгляд на… брата. Черт. Я точно к этому никогда не привыкну!  - Ну, так что? Озвучишь свою версию?
        - Они обзывали папу,  - пошевелив губами, пробормотал Женька.  - Говорили, что он - вор. И…  - кадык Женьки дергается, речь обрывается. Впрочем, дальше он может и не объяснять. Мне и так все понятно. Кроме…
        - Значит, «они»?
        - Давид Саркисян, Ярик Зарубин… Котов Стас тоже пыжился, но до него я добраться не успел.
        - Разняли?
        - Угу.
        - А этим навалял, значит?
        Женька пожимает плечами. Он явно не гордится тем, что сделал. Просто не мог иначе. И я его понимаю. Вот так…
        - Лед есть?  - оборачиваюсь к девице.
        - Лед? З-зачем?
        - Приложить к месту ушиба.
        - О… Нет, льда нет. Но Жене оказана первая медицинская помощь в медпункте. Можете не переживать. Его осмотрел врач.
        Женька закатывает глаза. И в этом столько всего от Евы, что у меня сжимается сердце.
        - Ничего не болит?  - на всякий случай переспрашиваю я, а тот качает головой и переводит взгляд на открывшуюся дверь.
        Директор - высокая худая женщина приятной наружности. Возраст навскидку определить сложно, да я и не за этим пришел. Секретарша представляет меня коротким: «вот, по поводу Кошелева… пришли», ну, да, я же не представился.
        Откуда им знать, кто я? И почему пришел, вместо матери. Впрочем, кажется, Галину Васильевну это и не волнует.
        Взмахом руки она приглашает меня в кабинет. Женька остается за дверью. Она располагается за столом, я - напротив.
        Из рассказа директрисы я не узнаю ничего нового. Все, как я себе примерно и представлял. Фактически, вина Женьки лишь в том, что он первый кинулся в драку. Этому было множество свидетелей, да он и сам не отпирался.
        - Я понимаю, у мальчика сейчас сложный период, но вы, как старший брат, должны объяснить ему, что махать кулаками - не выход. Пока мне удалось убедить родителей пострадавших ребят не обращаться в правоохранительные органы, но вы же понимаете… Если ситуация повторится, мы будем вынуждены принять меры. Женя - спортсмен.
        Бил профессионально и на поражение.
        Не знаю, что меня удивляет больше. То, что директриса все же знает, кто я, или то, что Женька, оказывается, занимается какой-то борьбой.
        - Да, конечно. Мы поговорим. А как насчет второй стороны конфликта?
        - С ребятами уже проведена профилактическая беседа. Можете не беспокоиться на этот счет.
        - Отлично. Что ж… Спасибо за уделенное нам время.
        - Никита Александрович…
        - Да?
        - Мы не враги Жене. Он - отличный мальчик. Хорошо воспитанный, талантливый, умный… Если бы меня не сковывал долг, я бы сама настучала по голове его сегодняшним обидчикам. Так что вы уж как-то помягче с ним.
        Улыбаюсь и качаю головой, соглашаясь. Мировая баба - Женькина директриса. Выхожу из кабинета, кивком приглашаю брата к выходу. Занятия уже давно закончились, и в коридорах установилась звенящая тишина. Ее нарушало лишь гулкое эхо наших с Женькой шагов.
        - Ну, что будем делать, боец? Чем займемся?
        - Издеваешься?  - хмурит брови парень.
        - Да ни в жизнь. Знаешь, я не должен этого говорить, но на твоем месте поступил бы так же. Ты молодец, что дал им отпор. Это правильно.  - Женька хмыкает, а я, так и не поняв, чем вызвана такая реакция, интересуюсь: - Я сказал что-то смешное?
        - Нет. Просто ты говоришь, как папа.
        Почему-то во рту пересыхает. Я стискиваю зубы, сильней вжимаю пальцы в оплетку руля.
        - И что же говорил твой…
        - Наш…
        - Да, ты прав… наш папа?
        - Что тех, кого любишь, надо защищать. Зубами, если понадобится.
        Знакомая философия. Близкая и понятная. Только следовал ей не всегда. В начале наших отношений с Евой я поступил, как трус. И это стоит признать, как бы ни было горько.
        А Женька… Женька молодец. Мужик. Настоящий…
        - Ты с мамой связывался?  - меняю тему.  - Она вообще в курсе ситуации?
        - Не-а! Она ж в Китае. А у них там все под запретом. Прикинь? И Гугл, и Фейсбук, и Инстаграм! И твой хваленый Топ-чат.
        Да, я знаю. Созданный мной мессенджер заблокирован в Китае, зато мы в лидерах роста на ближнем востоке, а на территории постсоветского пространства и вовсе номер один.
        - Но кому-то ты ведь должен был сообщить о случившемся?
        - Лене. Это мамина ассистентка, помнишь?
        - Угу. Ну, так ты ей звонил?
        - Звонил. Сказал, что она может быть свободна. И что ты за мной приглянешь. Но она один фиг придет. Не то мать ей надерет задницу. Угу… Так она сказала.
        И правда, Лена действительно приходит, но мне удается убедить ее, что мы сами справимся. Вечер пятницы мы с Женькой проводим, гоняя в видеоигры и поедая заказанную пиццу. А в субботу едем в наш старый дом, чтобы вместе разобрать вещи отца. Мне нужно понять, что же с ним произошло на самом деле. Мы складываем его одежду, пакуем коробки, что-то относим вниз - Женька принял решение раздать одежду старика бедным, а коробку с формой, напротив, поднимаем на чердак. Ее мы сохраним на память.
        - Этот свитер тоже пусть остается,  - убежденно кивает Женька.
        - Думаешь?
        С сомнением гляжу на потрепанный растянутый балахон с косами.
        - Угу. Это мамин любимый. Она его надевала, когда мерзла. А папа ворчал…
        Дерьмо. Я не должен ее ревновать, но я ревную. Нечеловечески. Невыносимо. Меня бросает из стороны в сторону.
        Накануне я почти убедил себя в том, что смогу простить её. Мы были молоды и совершали ошибки. Как оказалось, я и сам здорово наломал дров, так мне ли ее винить? Но утихшая было злость снова возвращается, стоит только представить ее, домашнюю… в отцовском свитере. Принадлежащую ему, но не мне… И все. Опять накрывает…
        - Давай, ты тут заканчивай, а я посмотрю, что можно убрать в кабинете.
        Спускаюсь вниз. Медлю перед тем, как войти, но все же толкаю тяжелую деревянную дверь и проникаю в святая святых. Здесь тоже практически ничего не изменилось. Те же тяжелые шторы, тот же ковер под ногами. Шкафы… На дубовом антикварном столе - идеальный порядок. Никаких сваленных в кучу бумаг, лишь закрытый ноутбук и три рамки для фотографий. А вот этого я не помню. Беру ту, что стоит ближе ко мне. На фото беременная Ева. Она сидит в кресле, укутанная в плед, и задумчиво смотрит вдаль, как будто понятия не имеет о том, что прямо сейчас ее будут фотографировать. Я сглатываю. Трясущейся рукой возвращаю рамку на место и беру следующую. На этот раз передо мной постановочная фотография. И Ева, и отец, и даже маленький Женька глядят строго в камеру и улыбаются. Я редко видел отца после того, как ушел из дома, и на этом фото он выглядит совсем не таким, как его запомнил.
        Более… живым он выглядит. Вот как. А на последней фотографии я. Да-да… Мой портрет, сделанный еще в начале моей карьеры для какого-то бизнес-журнала по случаю вручения мне премии «Стартап года». Прячу лицо в ладони и без сил опускаюсь в кресло. Я ничего… абсолютно ничего не понимаю.
        Глава 13
        Ева. Двенадцать лет назад.
        Я просто не слышу, когда Кит мне звонит. Вокруг жужжат вытяжки, шумит миксер, переговариваются и над чем-то смеются тетки-кондитеры, а я из последних сил заставляю себя собраться и не уснуть прямо здесь, в цеху.
        - Ева! Пойдем, перекурим? Никуда твои булки не денутся,  - окликает меня Елизавета Марковна - старшая в нашей смене.
        - Тесто сядет…  - вяло протестую я.
        - Не сядет. Давай. Тебе отдохнуть надо.
        Решительно киваю, стаскиваю с рук перчатки и плетусь из цеха вслед за всеми. Я не курю, и то, что для моих коллег перекур, для меня - лишняя возможность перевести дух. Выпить чаю и съесть какую-нибудь булку из тех, что по какой-то причине забраковали в продажу. В общем, передохнуть. Просто сесть на стул, вытянуть гудящие ноги и, откинувшись затылком на покрытую прохладным кафелем стену, провести вот так пару минут, ни о чем не думая.
        Кажется, я все же уснула. Потому что упустила момент, когда тетки вернулись в подсобку. Расселись кто куда: кто на стул, кто на перевернутый деревянный ящик, включили электрический чайник.
        - На, вот… Съешь котлетку. Совсем на тебе лица нет.
        - Ой, ну, что вы, Елизавета Марковна…
        - Ешь-ешь! Одни глазищи, вон, остались! Совсем тебя замордовали в этом институте.
        - Да пусть спасибо скажет, что вообще куда-нибудь поступила. Бабка-то ее, небось, дьяволу душу продала, чтобы внучка сдала экзамены. А, Евангелина? Колись! У тебя были ответы?
        Чувствую, как жар растекается по щекам, в то время как телом, напротив, проносится легкий озноб. Обхватываю обеими руками чашку, и, глядя строго перед собой, подношу к губам.
        - Ира! Отстань от девочки!  - одергивает Ирину Васильевну Елизавета. Я склоняю голову еще ниже.
        - А что сразу Ира?! Из-за таких, как она, нормальные дети никуда не могут пробиться! Моя Машка два года с репетиторами занималась! На медаль шла. Я, знаешь, сколько денег этим репетиторам отдала? Знаешь?! Только на них и работала. Спину гнула. А эта… она ж на уроках два слова связать не могла. И если бы не бабушка, мы все прекрасно знаем, где бы она была, да, девочки?!
        Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Остальные «девочки» не имели понятия, о чем она вообще говорит. Откуда им было знать, как я училась? Вот Ирина… да. Мы с ее Машкой в одном классе были. И обвинения ее… они ведь совсем не голословные. Все догадывались, как я набрала на экзаменах такие высокие баллы. Вот только доказать этого не могли.
        - Бабка-то ее в школе работала. Ходила по учителям, унижалась, в глаза лезла. Помогите сиротке… Поставьте хоть четверочку в четверти! Сто процентов, она и результаты экзаменов подтасовала. А, Ева? Колись!
        Молча доедаю ставшую вдруг безвкусной котлету. Запиваю остатками чая и иду к раковине, чтобы сполоснуть чашку.
        Моя спина прямая, как натянутая струна. Руки немного подрагивают. Самое паршивое, что я могу понять эту злобную тетку. Для нее я - зарвавшаяся выскочка. Все мы знаем, как я училась, да… И судим, не разбираясь в причинах. А ведь я никогда не была тупой. Просто в восьмом классе я слегла с воспалением легких. Больше месяца провела на больничном, а когда вернулась в школу, то серьезно отстала от программы. На репетиторов денег не было. Да и кинулись мы не сразу, посчитав, что как-то оно нагонется. Но не вышло. Одно цепляло другое, и в какой-то момент я поняла, что не понимаю ничего из того, о чем говорит учитель. Еще хуже стало, когда я после девятого класса взялась за подработку. Бабушка работала в школе уборщицей, заработанных ею денег и пенсии нам не хватало, и я больше не могла тратить время на такую ерунду, как уроки. Я сосредоточилась на выживании.
        Мою чашку, возвращаю на стол и выхожу из подсобки через черный ход, который ведет на улицу. На дворе поздняя ночь и довольно прохладно. Ежусь, обхватываю себя руками и сажусь на сваленные у стены поддоны. Задираю лицо к черному покрывалу неба. Так странно. Ни звезд, ни луны. Беспросветная темень, которую разбавляет лишь электрический свет, льющийся из узенького окна подсобки. Вот тогда я и достаю телефон, чтобы проверить, сколько времени осталось до конца смены. Вижу не отвеченный от Кита. Судорожно жму на контакт, чтобы узнать, что прошло уже четыре часа с тех пор, как он звонил. Чертыхаюсь, потому что перезванивать - смысла нет, поздно! Да и денег на счету нет тоже.
        Растираю лицо ладонями. Сердце подпрыгивает, звук отдает в уши. Эмоции кипят, наполняя меня до краев. Кажется, еще совсем чуть-чуть, и они прольются через край, растекаясь лужей по усыпавшей за ночь двор листве. Приказываю себе успокоиться. Нельзя мне в него влюбляться. Нельзя… Но с каждым разом почему-то мне все трудней от него отстраняться. Меня покоряет его настойчивость. И какая-то человечность, что ли. Человечность, с которой лично мне не так часто приходится сталкиваться.
        - Ну, что ты тут сидишь? Давай, глупая, возвращайся, пока не заболела. Не обращай ты внимания на эту черноротую.
        Завидно ей…
        Киваю головой и ворочу взгляд, наполненный отвращением к себе. Ведь все, в чем меня обвиняют - правда. И обижаться мне не на что и не на кого. Я действительно обманщица и преступница. Голос совести звучит в моей голове так громко, что заглушить его может разве что голос страха. Я до жути боюсь, что правда всплывет наружу, и моя бабуля пострадает за то, что раздобыла для меня верные варианты ответов.
        На автомате возвращаюсь в цех и молча дорабатываю смену. Времени на то, чтобы заехать домой перед институтом, у меня нет. Поэтому я принимаю душ, переодеваюсь и устраиваюсь на уютном диванчике в подсобке, чтобы почитать конспекты. Но моим планам не суждено сбыться. Я засыпаю, едва открыв нужный параграф.
        В общем, на семинар я прихожу мало того, что с опозданием, так еще и абсолютно не подготовленной. Не знаю, может быть, если бы не опоздание, меня бы и пронесло. А так, конечно, препод не упустил возможности вызвать меня к доске.
        - Что же касается функции государства и права, то нам о ней расскажет… нам о ней расскажет Евангелина Гонсалес.
        Прошу!
        Поднимаюсь из-за парты. Спину жгут десятки насмешливых взглядов. Где-то там, среди них - пристальный взгляд Кита. Я знаю, я чувствую…
        - Так какие основные функции государства и права вам известны?
        Молчу. Силюсь вспомнить хоть что-то, но… Не могу. Потому что отовсюду до меня доносятся звуки травли.
        Улюлюканье и насмешки.
        - Юрий Александрович, можно я отвечу?  - вклинивается напряженный голос Кита.
        - Но вопрос адресован госпоже Гонсалес.
        - Я не знаю…
        - Что, простите?
        - Я не знаю ответа на этот вопрос.
        Препод хмурится. Сводит брови и сверлит меня тяжелым взглядом. Этот взгляд будто давит на мои плечи. Не дожидаясь разрешения, я возвращаюсь за парту. Утыкаюсь взглядом в тетрадку и усилием воли заставляю себя отстраниться от происходящего. Но все равно мне до тошноты стыдно. Не знаю, что Кит обо мне подумает. Мне задали довольно простой вопрос. На который он сам ответил с легкостью и без запинки. Я же двух слов связать не смогла. И это только первая пара. К остальным трем я тоже не готова. Желание сбежать, чтобы не позориться, становится просто непреодолимым. Но я, мужественно сцепив зубы, держусь. И день, который начинается хуже некуда, уверенно следует своим курсом прямёхонько в ад. Ад семинара по английскому. Тут меня не мучают сильно, но среди свободно говорящих на английском ребят я и без этого чувствую себя посмешищем. Я стесняюсь своего произношения, боюсь перепутать слова и молчу даже там, где могу ответить.
        - Ну же, Ева!  - подбадривает меня преподавательница.  - Давай попробуем разобрать этот текст.
        Улыбаюсь в ответ и, пересилив себя, утыкаюсь в учебник.
        - А Ева у нас на испанском специализируется, да, Ева?  - смеется Прохорова. Втягиваю голову в плечи. Англичанка смущенно мне улыбается:
        - Как интересно. Испанский - довольно перспективное направление.
        Она такая милая, что я не могу не признаться:
        - Я не знаю испанского, Анна Валентиновна.
        Остаток лекции меня не трогают. Да уже и не надо. Я и так чувствую себя хуже некуда. Моя самооценка на нуле. И я не могу её поднять, как ни стараюсь убедить себя, что ничем не хуже других. Не глупее. Просто… ну, не повезло мне, чего уж.
        Звонок звенит, как спасение. Но я не тороплюсь выходить. Жду, пока все выйдут, подхватываю рюкзак.
        - Ева?
        Замираю у двери. Поднимаю ресницы.
        - Да?
        - У нас при кафедре действует английский клуб. Это совершенно бесплатно, и ты могла бы подтянуть язык на встречах.
        - Спасибо большое. Я… учту.
        Учла бы… Если бы у меня оставалось время на то, чтобы посещать встречи клуба.
        Я выхожу из аудитории, как всегда, распрямив плечи, глядя прямо перед собой. Если я надеялась, что после случившегося Кит оставит меня в покое, то я ошиблась. Он дожидался меня, сидя на подоконнике. И я совершенно не хочу испытывать того, что испытываю, глядя в его глаза. Но разве могу этому противостоять? Разве могу, господи?! Я почти решаюсь к нему подойти, когда меня опережают.
        - Привет, Ник… А я весь день тебя выглядываю. Ты так и не написал, как вчера добрался домой. Я переживала.
        Ах, ты ж, черт! Ах, ты ж, черт… Черт! Черт! Черт… Ну, вот, скажи, Ева, на что ты рассчитывала? На то, что такой, как Никита, не найдет, с кем провести время?
        Пячусь, как идиотка. Кит растерянно косится на Леру, спрыгивает с подоконника, а я… я просто разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и ухожу прочь, пока окончательно не сломалась. В спину камнями летит голос Никиты, который, очевидно, увязался за мной. Прибавляю шагу. Бегу вниз по ступенькам, через огромный и гулкий холл.
        - Стой! Да стой же!  - звучат уже такие знакомые слова за спиной. Но если раньше я почему-то им подчинялась, сейчас лишь прибавляю ходу. И пусть я уже бегу, расталкивая прохожих - плевать. Это необъяснимо. Я стойкая закаленная девочка. Но… сейчас меня рвет на части. Обида и злость на себя, на судьбу становятся нестерпимыми.
        - Стой!
        Кит таки догоняет меня и оттаскивает от края бордюра. Только сейчас понимаю, что горит красный, и я чуть было не выбежала под колеса проезжающих мимо машин. А может, зря?! Зря не побежала… А вот хрен вам всем! Я так просто не сдамся! Со злостью вырываю локоть из захвата Кита и поднимаю лицо. Глядя Кошелеву в глаза, я хочу спросить, какого черта ему от меня надо, открываю рот, который в то же мгновение накрывают его обжигающе-горячие губы. И меня будто уносит. Я не слышу шума шин, гула моторов, я не вижу ни лиц, ни домов… Я всхлипываю. Поднимаюсь на носочки, обхватываю ладонями его лицо, скольжу пальцами ниже и, ухватив за лацканы его шикарный наверняка дизайнерский пиджак, максимально углубляю наш поцелуй.
        - Совсем ополоумели!  - сквозь плотное кружево оплетшего нас сумасшествия доносится старческий скрипучий голос. Я медленно отстраняюсь от Кита. Поднимаю ресницы и ловлю его ошалевший, подернутый чувственной поволокой, взгляд. Кто-то толкает меня в спину, и я едва на него не падаю. Кит перехватывает мою ладонь и отводит прочь от перехода.
        - У нас с Лерой ничего не было. Мы просто тусовались вместе с Бестужевым, а она была в той компании.
        Киваю головой и вновь опускаю взгляд. После всего, что произошло, меня накрывает волной отката. Даже колени дрожат. Ну, не дерьмо ли?
        - Ты не обязан передо мной отчитываться,  - я заставляю себя сказать то, что должна. То, что считаю правильным и честным по отношению к Киту.
        - Это мне решать. Ты же моя… девушка, так?
        Его слова - это, наверное, то, что мне нужно услышать, во что бы то ни стало. И пофиг, что они звучат не слишком уверенно. Иначе и быть не может. Наверное… В конце концов, Кит не дурак и прекрасно понимает, чем для него может обернуться наша связь. И то, что, даже осознавая это, он от меня не отказывается - это так круто! Но одновременно пугающе… Будто я понимаю то, что Кит взял на себя больше, чем сможет унести, а до него самого это пока еще не доходит.
        - Этого не поймут, Кит. Того, что мы с тобой вместе…
        - Ну, и плевать на них!
        - Нет… Давай мы просто никому не скажем?
        Глава 14
        Ева. Настоящее.
        Нет, я, конечно, была готова к тому, что в Китае запрещены все привычные мне средства интернет-коммуникаций, и еще до отъезда скачала ви-чат1 но, признаться, до конца рассчитывала на чудо VPN-технологий2. Но мне не везет. В Пекине проходит какой-то важный саммит, и меры интернет-безопасности усилены настолько, что обойти блокировку у меня не получилось ни в первый день, ни на второй, ни на третий. Я в отчаянии обновляла ленту. Инстаграм, Ютьюб… Ничего. В почте и той затишье. Мой телефон - молчит. И для такого человека, как я, это неудобно просто до жути. Я по привычке то и дело бросаю взгляды на экран своего смарта, но результата нет. Странное чувство. Вещи, которые до этого мне казались обыденными, здесь обретают огромную ценность.
        Чтобы сообщить домашним, что я нормально добралась, приходится им звонить. Стоимость разговора кусается. И мы обмениваемся буквально парой слов.
        - Лен, привет. Это я. У меня все нормально. Мастер-класс в два и завтра в десять. Как вы? Как Женька?
        Справляетесь?
        - Да все нормально.
        - Скажи ему, чтобы не засиживался за компом и не вздумал донатить3 игру! Я почему-то не могу до него дозвониться.
        - Все скажу, не беспокойся!
        - И поцелую его. Передай, что люблю! А лучше передай ему трубку…
        Да-да, знаю. Я свихнувшаяся мамаша. И ничего не могу с этим поделать. Я не так часто уезжала из дома и раньше, но всегда была спокойна за сына, потому что рядом с ним оставался отец. Теперь же - все совсем по-другому. Мое сердце не на месте. Я с большим трудом заставляю себя сосредоточиться на работе. Потому что именно за этим я здесь. А после мастер-классов выхожу в огромный шумный, затянутый плотной пеленой смога мегаполис и брожу, задрав голову, любуясь его невероятной футуристической архитектурой. Почему-то именно здесь, в Китае, с его безумными технологиями и скоростями, я как-то особенно остро чувствую то, как сильно увязла в прошлом. Жизнь меняется, бежит вперед, опережая время, и я вроде тоже куда-то бегу, но стоит Киту вновь появиться на моем горизонте, и меня отбрасывает на годы назад. Я снова превращаюсь в ту маленькую влюбленную в него до одури девочку… Сердце которой он вынул из грудной клетки и растоптал.
        Еще никогда я не ждала своего возвращения домой так сильно. Еще никогда я так его не боялась.
        Прилетев, первым делом заказываю Убер, бросаю короткий взгляд на телефон, с каким-то неверием даже наблюдая за тем, как тот ожил. Посыпались оповещения, замигали иконками не отвеченные. Двести три сообщения в почте.
        Пятьсот восемьдесят шесть в Ватсап. Первым открываю сообщения от ассистентки. Лена пишет, чтобы я позвонила ей, когда прилечу. Но времени - третий час ночи. Зачем мне ее будить? Проснется завтра утром - а я тут как тут.
        Не дожидаясь, пока такси приедет, выхожу из здания аэропорта. Погода - дрянь. Снег с дождем, пробирающий до костей ветер, но, по крайней мере, мне есть чем дышать. А после Пекина - это прям кайф. Приложение оповещает о том, что машина подъехала. Засовываю телефон в карман, вытаскиваю ручку небольшого чемодана - я путешествовала налегке, и, вжав голову в плечи, бегу к действительно уже ожидающей меня Шкоде.
        Доезжаем удивительно быстро. Дороги непривычно пустынны, видимо, по случаю надвигающегося понедельника.
        Расплачиваюсь с водителем, пока еду в лифте - оцениваю поездку, все еще не веря, что привычная жизнь вернулась.
        Успеваю даже открыть Инсту, чтобы проверить, что Лена успела запостить там за время моего отсутствия, но лифт останавливается, и я откладываю это дело до лучших времен. Стараюсь не шуметь, открываю своим ключом дверь. В квартире темно и тихо. Осторожно отставляю чемодан, сажусь на обитую кремовой замшей банкетку и с наслаждением вдыхаю знакомый аромат дома. И только потом, собравшись с силами, плетусь в душ. Быстро моюсь, сооружаю на голове тюрбан, натягиваю ночную сорочку и, зевая во весь рот, иду в комнату Женьки. Я ужасно соскучилась по нему. Обычно за день мы обмениваемся десятками сообщений, глупыми картинками или какими-то другими приколами, а тут… я трое суток не получала от него новостей. Он спит на животе, одной рукой обнимая подушку, а вторую вытянув над головой. Склоняюсь над своим большим маленьким сыном. Веду осторожно пальцами по темным взъерошенным волосам и легонько касаюсь губами скулы. В темноте не вижу его лица, но так явно могу представить…
        Выпрямляюсь и, погладив его на прощанье еще один раз, выхожу из комнаты. Теперь, когда Женька вырос, я могу больше не опасаться, что наступлю на погремушку или мелкую деталь от Лего, поэтому шагаю уверенно. По дороге в спальню почему-то вспоминаю, как однажды мы с Сашей вот так же зашли в детскую, посмотреть на спящего сына. В то время он был еще совсем маленький, и мы впервые оставили его одного с няней так надолго. Поэтому я волновалась, а вечеринка, на которой мне полагалось развеяться и отдохнуть от домашних забот, превратилась для меня в пытку. И хотя я понимала, что Саша был настроен совсем на другое завершение этого вечера, но когда я первым делом, по возвращении домой, побежала в детскую, он смиренно пошел за мной. А потом с любовью смотрел на меня, склонившуюся над Женькиной кроваткой, и громко смеялся, когда я таки разбудила сына, нечаянно наступив ногой на небрежно брошенный у колыбельки музыкальный коврик.
        Саша… Как же так? Почему? Зачем? Ведь все же хорошо было, Саша…
        Трясу головой, сбрасывая пестрые обрывки воспоминаний. Задираю край одеяла, забираюсь в кровать и тут же с громким ором вскакиваю, но не тут-то было! Меня стреноживают по рукам и ногам чьим-то сильным телом. На рот ложится рука:
        - Тише. Чего ты орешь? Это я.
        Телом проносится волна облегчения. Жаркая, обжигающая волна… Я лежу, распластанная на постели, придавленная телом Кита. И чувствую его так остро… Так невозможно остро, что мне становится больно, будто с меня содрали кожу. Во рту пересыхает.
        - Какого… черта… ты… здесь… делаешь?
        Да! Какого черта? Ты здесь… между моих ног? Так близко, что я ощущаю твою набирающую силу эрекцию. Матерь божья. Я этого не вынесу. Толкаю его ладонями в грудь, но Кит и не думает отстраняться. Напротив. Он ерзает, давая мне сполна ощутить, как на него влияет моя близость.
        - Сплю,  - хриплый шепот Кита царапает, проникает под кожу,  - Разве не видно?
        - Почему ты спишь в моем доме?  - сглатываю я, но ничего не помогает! Во рту сухо, а вот южнее…
        - Я приглядывал за Женькой, пока тебя не было.
        - А где Лена?
        - Полагаю, что у себя…  - Кит склоняется над моим лицом и ведет носом от уха, вдоль линии волос к виску. Делает жадный вдох. Будто мой кислород отбирает… Хриплю под ним, бьюсь. Снова толкаю.
        - Слезь с меня, Кит, не то я закричу!
        - Почему, сладкая? Ты же хочешь… Я вижу, что хочешь. Послушай, как беснуется твой пульс.
        Кит ведет рукой вверх по моей груди, задевает возбужденный сосок, но, к моему разочарованию, не задерживается на нем, а перемещает пальцы чуть выше и касается трепещущей голубой вены на моей шее. А потом и вовсе обхватывает ее рукой. И чуть сжимает.
        - Не знаю, чего мне хочется больше,  - задумчиво тянет Кит.  - Поцеловать тебя или задушить.
        Его бедра толкаются между моих ног. Каменно-твердый член надавливает на мои изнывающие в ожидании складочки.
        Еще чуть-чуть, и я дам ему просто так. Просто потому, что сама хочу этого до безумия. Но у меня другой план! У меня другой, мать его, план! Который позволит мне сохранить остатки к себе уважения.
        - Отпусти меня!
        Не знаю, почему, но на этот раз он меня слушается. Разжимает ладонь так же медленно, задевая пики сосков, опускает вниз и откатывается в сторону. Я вскакиваю с кровати, будто ужаленная. В панике оглядываюсь и хватаю толстый махровый халат, который, к счастью, забыла убрать в шкаф перед отъездом.
        - Рекомендую тебе объясниться,  - бормочу, туго завязывая пояс на талии, и оборачиваюсь. Что ж… вынуждена признать - это ошибка. Лучше было вообще на него не смотреть. Потому что Кит, вольготно развалившийся на моей кровати в мягком свете, льющемся из ночника - зрелище еще то. Полумрак сгущается в изломах его тренированного тела, подчеркивая безупречную красоту, а мягкое электрическое свечение оседает золотистой пыльцой на коже, маня к ней прикоснуться.
        Отворачиваюсь. Трясущимися руками выплескиваю в стакан остатки питьевой воды из графина и делаю несколько судорожных глотков.
        - Одевайся. Я жду тебя в кухне.
        Выхожу из комнаты, но даже обдумать все как следует не успеваю, потому что он появляется сразу следом за мной. Я этого не вижу, потому что смотрю в окно. Но ощущаю каждой клеточкой тела. И, конечно, не ошибаюсь. Сначала в отражении стекла я вижу размытое пятно, потом - силуэт, который, по мере приближения Кита, обретает его черты.
        - Так что ты здесь делаешь?
        - Послушай, я не хотел идти против тебя, хотя это и неправильно…
        - Что именно?
        - То, что ты не разрешаешь нам с Женькой видеться.
        - Я не запрещаю! Просто не хочу тебя напрягать. У тебя своя жизнь, и заботы о маленьком мальчике, должно быть, совершенно в нее не вписываются.
        - Это мне решать.
        - В любом случае ты не должен был приходить к нему без моего согласия.
        - У меня не было выхода. Лена тебе не говорила, чтобы не волновать, но пока тебя не было, кое-что случилось и…
        Оборачиваюсь резко, так что кружится голова. Прищуриваюсь:
        - Что именно случилось?
        - Женька подрался в школе. Вызвали родителей. И парень позвонил мне.
        - К-как подрался?  - я просто не могу поверить тому, что слышу. Я не знаю более сдержанного и рассудительного человека, чем мой маленький сын. Махать кулаками - это совсем не его история. Даже представлять не хочу, что могло бы его к этому подтолкнуть. Я стискиваю челюсти и стою так, пока у меня не начинает ныть в висках.
        - Ребята из его класса насмотрелись новостей, ну и… начали задирать его. Обзывать отца вором. Смеяться. Вот парень и навалял им. Я считаю, правильно сделал. И даже директриса на нашей стороне.
        Сглатываю. Отхожу от окна и медленно оседаю на стул. Я понимаю, что ничего не смогла бы изменить, даже если бы была рядом, но все равно не могу себя простить за то, что в момент, когда моему мальчику так нужна была поддержка, я находилась за тридевять земель от него.
        - Что за ребята?
        - Это ты у Женьки спросишь. Я не запомнил.
        Прячу в ладонях лицо. Просто потому, что не понимаю, что мне делать дальше. Саша бы точно знал. Они с сыном были на одной волне. Женька восхищался отцом и всегда его слушал с открытым ртом, потому что тот всегда знал, что ему сказать и как. А теперь его нет…
        - Узнаю, кто это был - надеру мерзавцам задницы.
        - Да Женька и сам неплохо справился.
        Кит растягивает губы в улыбке и почему-то выглядит ужасно довольным. Не понимаю, чему он радуется?! Я фыркаю и растираю лицо.
        - Наверное, я должна поблагодарить тебя за помощь.
        - Не стоит. Это было не трудно. К тому же нам было чем заняться вместе.
        Наш разговор выходит таким… обыденным. Словно мы и впрямь большая дружная семья. А то, что было несколькими минутами ранее в спальне, мне просто привиделось. Облизываю губы и отвожу взгляд.
        - Да? И что же вы делали?
        - То, что ты не смогла. Разбирали отцовские вещи.
        Я вздрагиваю. Отрываю от пола взгляд и впиваюсь в темные глаза Кита. Для этого мне приходится здорово задрать голову - я сижу, он - стоит. Давит на меня с высоты своего роста.
        - И… как? Нашел что-нибудь?
        - Нет. Ничего особенного. Но я не теряю надежды докопаться до правды.
        - А что потом?
        - Не знаю,  - он пожимает плечами, и, прерывая наш разговор, у меня звенит телефон. Бросаю взгляд на дисплей и открываю сообщение от Юльки, потому что этот контакт у меня в приоритете в любое время дня и ночи.
        Просматриваю прикрепленный документ и откладываю трубку в сторону, старательно игнорируя Кита, который, пока я возилась, подошел ко мне вплотную и, закинув руку мне на плечо, принялся осторожно поглаживать.
        - Ты предлагал мне заплатить…  - говорю спустя, кажется, целую вечность.
        - Что?  - переспрашивает он и ведет большим пальцем вверх по моей скуле.
        - Ты предлагал заплатить за ночь со мной.
        В тишине оглушительно громко тикают стрелки висящих на стене часов. Пять секунд, десять… пятнадцать.
        - Да. Было дело. И что же… ты готова назвать?
        - Назвать?
        - Свою цену.
        Закусываю губу. Поднимаюсь со стула. В этот момент мне жизненно важно быть с ним если не на равных, то хотя бы близко к тому. Поднимаю ресницы.
        - Да. Сто двадцать тысяч триста сорок два евро…

*Ви-чат1 - наиболее распространенная в Китае социальная сеть, мессенджер, объединяющий в себе множество всяческих функций (в т. ч. функцию мобильных платежей, аналога российских госуслуг и т. д.) VPN2 - это сервис, который шифрует ваш интернет-трафик и защищает вас от идентификации в Интернете.
        Донатить3 - покупать за реальные деньги игровую валюту. Своего рода денежная стимуляция разработчиков игры к дальнейшей деятельности.
        Глава 15
        Ева. Двенадцать лет назад.
        Меня будит грохот. Я вскакиваю с постели инстинктивно, не успев даже толком проснуться, и несусь на звук.
        Источник шума я нахожу на полу в маленьком коридорчике, который ведет из коридора побольше в кухню.
        - Бабуля! Миленькая, ты можешь подняться?  - бью по старенькому выключателю ладонью и опускаюсь на колени, перед сухонькой фигурой бабушки. Та смотрит на меня ничего не понимающим взглядом, а я… Я все понимаю сразу.
        Вскакиваю, бегу в кухню. Трясущимися руками, хватаю стакан, наливаю воды из-под крана и судорожно выдавливаю несколько таблеток глюкозы. У нас нет ни сладкой газировки, ни сока - так было бы быстрей, но я поленилась зайти в магазин после работы.
        - Ну-ка, давай, моя хорошая. Нужно выпить… Ты делала контрольный замер сахара? Бабуля!
        Но она молчит и смотрит на меня странным, будто затянутым пеленой взглядом. Так, ладно… Я зажмуриваюсь на несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Причин для волнения нет. Порядок действий в таких ситуациях, кажется, записан у меня на подкорке. Нет, конечно, я паникую. Куда без этого? Я - живой человек. Но это никак не мешает мне сделать все, что нужно. Провести экспресс-анализ глюкозы, поставить бабушке укол глюкагона. И, конечно, вызвать скорую, потому что результаты теста очень и очень тревожные.
        Когда лекарство начинает действовать, и бабуле становится чуточку лучше, мне удается оттащить ее в комнату.
        - Все хорошо, Евангелина! Иди спать.
        В этом вся бабушка. Игнорирую ее слова, озираюсь по сторонам, скриплю дверцами старого еще полированного шкафа и, наконец, обнаружив в его бездонных глубинах потрепанную дорожную сумку, принимаюсь складывать в нее вещи.
        - Тебе какую ночную взять? В горошек? Или цветочек? Эта, вроде, поновее будет.
        - Я не поеду в больницу! Знаю я этих врачей! Сначала купят себе дипломы, а потом людей лечат…
        - Чья бы корова мычала,  - качаю головой, лишний раз напоминая бабуле о том, что у нас самих рыльце в пушку. Но она меня как будто не слышит и все повторяет, что ноги её не будет в больнице. Оставляю ее ненадолго. Собираю щетку и зубную пасту, кладу в мыльницу кусочек мыла и возвращаюсь в комнату.
        - Позвони и отмени вызов!  - стоит на своем бабуля, хотя с каждым словом её голос становится все слабей. Устало вздыхаю. Сажусь рядом с ней на кровать и осторожно сжимаю тоненькое запястье. Меня всегда удивляло, как много внутренней силы в этоймаленькой женщине. Прижимаю ее ладонь к щеке и говорю то, что считаю нужным:
        - Ни за что не отменю. Ты не переживешь гипогликемической комы. А я не переживу, если с тобой что-то случится.
        Не упрямься, пожалуйста. Ради меня.
        Бабуля молчит. Она очень слаба, и я даже не уверена, что она меня дослушала. К счастью, скорая приезжает быстро.
        Еду в больницу вместе с бабушкой и торчу там, пока ее оформляют. Я здорово опаздываю в универ, но мне уже все равно. Один черт, я опять не готова. Ни отвечать, ни даже просто слушать лекции. Я отключаюсь под убаюкивающие монотонные голоса преподавателей. В том состоянии вечного недосыпа, что я нахожусь, они для меня - лучшая колыбельная.
        Звонит телефон. Распахиваю глаза и с тревогой оглядываюсь, не сразу вспомнив, где вообще нахожусь.
        - Да…  - зеваю я, наконец, сообразив, что все еще сижу в коридоре отделения терапии.
        - Ты что, спишь?! Пары сорок минут назад начались. Ведьма рвет и мечет и грозит прогульщикам незачетом.
        - Привет, Кит,  - не знаю, почему, но я улыбаюсь.  - Я тебя тоже очень рада слышать.
        - Опять издеваешься, да?
        - Нисколечко.
        Кит вздыхает, в трубке что-то шуршит.
        - Ладно. Проехали. Ты когда появишься-то?
        - Сегодня, наверное, не появлюсь.
        - Шутишь? Нас ведь на каждой паре отмечают!
        - Да, я в курсе. Но ничего не могу поделать. У меня тут некоторые проблемы, так что…
        - Какие проблемы?
        - Бабуля попала в больницу. Я сейчас тут…
        - В больнице? Диктуй адрес!
        - Зачем?
        Киту удается меня удивить. Я даже окончательно просыпаюсь.
        - Затем, что я сейчас подъеду. Ну же! Диктуй адрес…
        И я диктую. Не знаю, правда, зачем, но диктую. А он приезжает удивительно быстро. Я только и успеваю, что поговорить с бабулиным доктором.
        - Привет.
        Это уже, наверное, смешно, но я опять уснула.
        - Привет.
        Встаю со стула и тут же попадаю в его объятья. Утыкаюсь носом в колонну шеи и впервые за долгое время вдыхаю полными легкими. На смену затхлому больничному смраду лекарств и антисептиков приходит свежий аромат Китового парфюма.
        - Зря ты ехал. Я уже, в принципе, освободилась, так что…
        - Почему это зря? Разве тебе не нужна поддержка?
        Поддержка? Понятия не имею. Раньше мне не на кого было рассчитывать, и сейчас я в полнейшей растерянности. А в носу отчего-то щиплет. Облизываю пересохшие губы и, не зная, что ответить, веду плечом:
        - Тебе поставят пропуск.
        - Ну, и черт с ним! Рассказывай, что случилось.
        От Кита волнами исходит энергия, в то время как моя батарейка, наверное, окончательно сдохла. И я невольно тянусь к нему, чтобы подзарядиться. Хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть… Кит обнимает меня, прижимает к груди. А я закрываю глаза и просто стою вот так, посреди коридора, по которому туда-сюда снуют люди, и чувствую, как капля по капле ко мне возвращается жизнь. О боги, как хорошо… Как спокойно. Я готова всю жизнь стоять вот так, только бы с ним, только бы рядом.
        - Так ты больше здесь не нужна?  - спрашивает Кит, растирая мои озябшие плечи.
        - Нет. Уже нет…
        - И? Какие планы?
        - Наверное, буду готовиться к завтрашним парам.
        Не знаю, зачем вру. Я прекрасно понимаю, что усну, едва только открою книгу. Наверное, мне просто хочется произвести впечатление на Кита и доказать ему, что я вообще-то неглупая.
        - Что ж… Значит, наши планы совпадают. Пойдем!
        - К-куда?
        - А куда скажешь. К тебе или ко мне?
        - Зачем?  - туплю я.
        - Готовиться к завтрашним парам, конечно же! Не тупи, Ев. Ты же это хотела сделать?
        - Ну, да…
        - Так вот, я и спрашиваю - к тебе пойдем готовиться или ко мне?
        Зачем ко мне? Я не хочу! Не хочу, чтобы он видел, как скромно мы с бабулей живем. Мне банально стыдно. Странное чувство, я будто боюсь, что он, такой чистый до скрипа, запачкается, заразится, как вирусом, царящей в нашем доме безнадегой. Да и к Киту я пойти не могу, как бы ни хотела. Не представляю, как буду смотреть в глаза его отцу, после того, что он видел.
        - А твой отец…
        - Он на службе. И приедет, дай бог, под вечер. Так, все! Решено. Ко мне.
        Кит хватает меня за руку и тащит к лестнице. Так, держась за руки, мы выходим из отделения, проходим пару кварталов до метро и ныряем в полупустой вагон. Кит обнимает меня за плечи. Пригревшаяся в его руках и разморенная жарой, я в который раз за день засыпаю.
        - Эй, соня! Нам на следующей выходить.
        Открываю глаза и встречаюсь с Китовым смеющимся взглядом. Отчего-то смущаюсь. Молча подхватываюсь с сиденья и бреду к выходу из вагона. Может быть, и хорошо, что мне удалось подремать. Вдруг у меня и впрямь получится что-нибудь выучить?
        По дороге к дому Кит расспрашивает меня о болезни бабушки. Поначалу я отвечаю не очень охотно, но потом необходимость выговориться берет свое. И я впервые рассказываю кому-то то, что так долго держала в себе. Делюсь с Китом своими страхами. Рядом с ним, таким сильным, почему-то легко быть слабой.
        - А родители? Что ты вообще о них знаешь?
        - Не очень много. Мой отец - сын испанского атташе по вопросам образования… Ну, конечно, на тот момент… С матерью они познакомились в институте. Не поверишь - на факультете международных отношений. Она тогда с кем-то другим встречалась, но мой отец отбил ее у жениха. Бабуля говорит, что мать влюбилась, как кошка, а тот поиграл ей и выбросил на помойку. Знаешь, она меня родила только потому, что думала, будто сумеет его удержать ребенком.
        Но не вышло. А дальше… дальше были слезы, истерики, нервные срывы, попойки и мужики… Бабуля забрала меня, когда мне было четыре. Но мне кажется, что я помню каждый день из той жизни,  - выкладываю на одном дыхании и вдруг ни с того ни с сего осекаюсь.  - Извини. Это грустная история.
        - Это твоя история.  - Кит выделяет интонацией слово «твоя» и чуть сильнее сжимает в своей руке мои пальцы.  - Тебе не за что извиняться.
        Мне все еще неловко. Я отвожу взгляд и понимаю, что мы почти пришли. На клумбах возле дома Кошелевых за время, что мы здесь не были, расцвели белые и приглушенно-розовые хризантемы. И их аромат растекался в воздухе, заглушая собой все другие ароматы осени.
        - Твоего отца точно нет?
        - Не понимаю, почему ты его так боишься.
        - Я не боюсь. Просто… неловко. Согласись, наше первое знакомство вышло не слишком удачным, да и вообще,  - прохожу в распахнутую передо мной калитку и неопределенно машу рукой.
        - Что вообще?
        - Да ничего. Не бери в голову.
        Не могу же я каждый раз ему повторять, что… ну, не пара я ему. Не пара. Достаточно уже того, что я сама это понимаю.
        - Только, знаешь, что? У нас в холодильнике - шаром покати. Марь Санна уехала к дочке на пару недель, вроде как в отпуск, так что… Можем заказать доставку. Как ты относишься к пицце?
        - Постой-постой,  - улыбаюсь я возможности проявить себя,  - сначала ответь мне на два вопроса.
        - Валяй!  - улыбается Кит, стаскивая с себя красивые легкие туфли.
        - Кто такая Марь Санна?
        - Наша домработница.
        Хм… Ну, я, наверное, не скоро привыкну к тому, что у кого-то из моего близкого окружения есть домработница, поэтому, наверное, будет лучше вообще об этом не думать.
        - А второй вопрос?
        - У вас, что, вообще не осталось продуктов? Никаких-никаких?
        - Почему же? Думаю, всего навалом. Просто я не совсем… эээ… понимаю, что с ними делать в сыром виде.
        - Что ж. Тогда тебе просто несказанно со мной повезло.
        - Не то, чтобы я спорил, но… это ты сейчас к чему?
        - Прямо перед тобой тот, кто не даст тебе умереть с голоду. Ну-ка, показывай, что у вас есть в холодильнике!
        - Только не говори мне, что ты умеешь готовить.
        - Ха!  - нахально вскидываю голову я.  - Испытай меня…
        Глаза Кита просто кричат о том, что он будет рад испытать меня во всех смыслах этого слова. Я теряюсь, тону в их прозрачных глубинах.
        - Ну, так мы идем?  - кусаю губы.
        - Обязательно. Но сначала…
        Одним стремительным движением Кит оттесняет меня к стене. Упирается ладонями по обе стороны от моей головы, не давая мне шанса избежать этого прикосновения, и… целует. Жарко, влажно и голодно. И этот голод никак не связан с отсутствием домработницы, да. Мое тело откликается в то же мгновение. Нет, я не отказалась от своего плана выйти замуж девственницей, но сейчас, как никогда, понимаю, как это будет трудно сделать. Меня будто поджаривает на медленном-медленном огне.
        А потом Кит так же резко от меня отступает.
        - Кухня там,  - бросает он, тяжело дыша.
        - Ладно. Пойдем…
        Проходим в светлую просторную комнату. Оглядываюсь. Кухня залита светом. Полдень наползает на подоконник яркими оранжевыми бликами и стекает вниз на теплый деревянный пол. За окном шелестят взлохмаченные ветром золотистые кроны деревьев и пестреют высаженные в клумбах звезды мохнатых астр.
        - Ну, чувствуй себя, как дома,  - кивает Кит в сторону огромного двустворчатого холодильника. Что ж… это моя стихия. Придирчиво инспектирую имеющиеся запасы. Прикидываю в уме, что такого можно сообразить.
        - Ты можешь пока почистить картошку,  - наконец, решаюсь я.
        - Что?  - в голосе Кита слышится легкая паника.  - Я? Картошку? А кто в таком случае будет читать нам лекции?
        Даже не пытаюсь скрыть улыбку. Кто бы мог подумать - мистер совершенство не умеет обращаться с ножом!
        - И правда. Ну, тогда читай лекции. А я со всем справлюсь сама.
        Меняю на ходу план. Достаю бекон, овощи, мою, и пока Кит ищет в учебнике нужный параграф, быстренько нарезаю их отточенными стремительными движениями. Я рисуюсь. И, кажется, все не зря. Кит следит за моими действиями с выражением неприкрытого удивления на лице. Выкладываю на сковороду бекон, жду, пока тот подрумянится, и добавляю овощи. Кит возвращается к конспекту по социологии, а я ставлю на плиту кастрюлю с водой, в которой планирую отварить найденные в буфете макароны. Мне удивительно… нереально хорошо.
        - Итак, госпожа Гонсалес,  - куражится Кит, поправляя несуществующие очки на носу,  - какая же центральная социологическая идея проходит через все творчество Дюркгейма?
        - Очевидно, это идея социальной солидарности. Ее решение связано с ответом на вопрос «Каковы те связи, которые объединяют людей друг с другом?». Очень важный вопрос, как мне кажется,  - отвечаю я, поворачиваюсь, чтобы взять дуршлаг, и во второй раз в своей жизни наталкиваюсь взглядом на взгляд генерала Кошелева.
        Глава 16
        Кит. Настоящее.
        - Да. Сто двадцать тысяч триста сорок два евро…
        Ее слова гремят у меня в ушах. Пульсируют в венах. А ведь я уже почти отказался от мысли ее купить, наивно поверив в то, что это невозможно. Какой я все же дурак!
        Сто двадцать гребанных тысяч триста сорок два евро…
        Мне хочется снять их со счета и затолкать ей в глотку. Все. До последней бумажки. Но еще больше я хочу ее, наконец, получить. Даже ценой ста двадцати тысяч трехсот сорока двух евро. Особенно этой ценой, да. Ценой, которая так, мать его, четко очертит границы происходящего между нами.
        Просто тридцать сребреников каких-то.
        Моя плата за предательство. Ею… моего отца.
        Черт. В какой момент мы с ним поменялись ролями? Разве это не он меня предал, господи? Разве не она предала…
        Молчание затягивается. Нас окутывает душная липкая пауза.
        - Когда?
        Собственный голос звучит глухо и сипло. Будто кто-то накинул удавку на мое горло. И душит… Душит! Затягивает сильней. Кажется, если не выйду на воздух прямо сейчас - задохнусь, к чертям собачьим. Но разве я могу уйти посреди самых важных в моей жизни переговоров? Трясу головой и, не моргая, смотрю, как Ева что-то быстро строчит в своем телефоне. И больше всего мне сейчас хочется выхватить его из ее рук и со всей силы ударить о стену.
        Чтобы хлипкая китайская пластмасса превратилась в черное мелкое крошево.
        - Я перешлю тебе счет. Оплатить нужно сразу. Как только ты это сделаешь - мы согласуем наше расписание для встречи.
        Согласуем, мать его, расписание! Это какой-то сюр. Так не может быть. Только не между нами.
        - Какие у меня гарантии того, что ты не включишь заднюю?
        Она, наконец, отрывается от телефона и смотрит прямо на меня:
        - Никаких. Кроме моего слова.
        - Однажды ты уже пообещала меня дождаться.
        - Ты тоже много чего обещал, Никита. Так что? Ты согласен?
        Это глупо. Это ужасно глупо. И я, и она знаем - прояви я чуть больше настойчивости - Ева сама будет умолять, чтобы я ее взял. Но если ей так хочется смешать с дерьмом происходящее… Если ей так необходимо упасть на дно…
        Пожалуйста! Кто я такой, чтобы мешать этому?
        Надеваю рубашку, методично застегиваю пуговицы. Подхватываю брошенный в углу портфель и перед тем, как уйти прочь, бросаю:
        - Присылай счет. Я свяжусь с тобой до конца недели.
        Обуваюсь, хлопаю дверью. Ева не выходит меня провожать. И правильно. Так безопаснее. Я могу сорваться в любой момент. Несмотря ни на что, я хочу ее просто до одури. Мне бы послать все происходящее к черту. По капле вытравить Еву из своей души. Но я, будто бесами, одержим своими к ней чувствами. И в целом мире нет экзорциста, способного мне помочь.
        Игнорирую лифт. Спускаюсь по лестнице. Идти долго - но мне плевать. Спешить некуда. Деньги я смогу перевести не раньше утра. А потом придется выждать еще немного. Чтобы она не подумала, будто я сгораю от нетерпения.
        Глядишь, за это время и мозги прочистятся. Встанут на свои места.
        Сам себе не верю.
        Еду домой. Поднимаюсь к себе, бреду прямо в спальню - завтра рабочий день, и спать остается всего ничего.
        Будильник звонит неожиданно громко. Нашариваю телефон, отключаю звук и со стоном переворачиваюсь на бок. В незашторенные окна льется серый безрадостный свет. Небо хмурится - обещали метель, и очень похоже на то, что прогнозы сбудутся. Кофе, спортзал, душ… Все, как прежде. Только я почему-то привык к занимающемуся со мною рядом Женьке. Он объявляется через час. Сбрасывает мне сообщение, в котором в очередной раз благодарит меня за уделенное ему время. Он очень воспитанный мальчик, мой брат. Я за рулем, и ответить Женьке получается далеко не сразу. А когда мне удается настрочить ему пару строчек, у него, очевидно, уже начинаются уроки. Так что наше общение прерывается, и меня закручивает очередной безумный рабочий день.
        К обеду начинает поступать информация о сбое в работе мессенджера. Втором крупном сбое за последнюю неделю.
        Собираем экстренное совещание. Еще никогда проблемы в работе не радовали меня так сильно. По крайней мере, я думаю о чем-то другом, кроме Евы.
        - Стас, Гред… Что выяснили?
        - Пользователи жалуются на задержку при отправке сообщений и обновлении статуса подключения к серверам.
        - Опять Азия?
        - Нет, там как раз все нормально. Дим, выведи на большой экран карту сбоев…
        Поднимаю взгляд. В сумраке совещательной яркими красными точками покрыта почти вся Европа.
        - Мы уже выровнялись. Так что…
        - Сколько вам потребовалось времени?
        - Час.
        - Много, Стас.
        - Да знаю я! Но проблему удалось выявить. И это хорошо.
        - Дэн?  - перевожу взгляд на своего главного маркетолога.  - Есть данные по рискам?
        - Не думаю, что это как-то существенно на нас отразится. Но неплохо бы тебе выйти на связь. Я уже работаю над текстом твоего обращения. Вот, что думаешь?
        - Кит Саныч,  - в переговорную заглядывает мой главбух.
        - Да, Лид, что-то срочное?
        - Ну, если оплата в сто двадцать тысяч срочная, то…
        - Да-да, что там?  - перебиваю я, как будто озвучь она эту цифру, и все присутствующие узнают, во что ввязался их шеф.
        - Я рекомендовала бы оформить этот платеж, как взнос на благотворительность. У нас будет возможность получить подтверждающие документы?
        Становится смешно. Это не благотворительность, Лидочка. Это, мать его, купля-продажа. Взмахиваю рукой:
        - Просто оплати этот счет. Не будет там никаких документов.
        Лида пожимает плечами и уходит. А я возвращаюсь к тексту сообщения. Хмуря брови, изучаю его и бросаю, ставя в совещании жирную точку:
        - После текста с извинениями за сбой в работе обязательно добавь приписку о том, что мы стараемся сделать Топ-чат максимально надежным и устойчивым к DDoS-атакам. И обязательно подчеркни, что, в отличие от нас, Ватсап такой защиты не дает. Нам нужно вести более агрессивную политику.
        - Заметано. Перешлю тебе полный текст чуть позже.
        Встаю из-за стола и взмахом руки прощаюсь с ребятами.
        Два часа… Три. Не выдерживаю. Звоню главбуху.
        - Лид, ну, что там?
        - Ты о чем?
        - О счете!  - стараюсь, чтобы мой голос прозвучал ровно. Я понимаю, что у Лиды текущих задач - выше головы. И оплата какого-то не самого крупного счета - уж точно не то, чем она обычно занимается. Это в принципе не ее уровень.
        - А, господи… Извини. Конечно, мы его оплатили. Сразу же, как только я от тебя вышла. Тебе нужна заверенная банком платежка?
        Платежка? Я об этом не думал. Вряд ли Ева ее от меня потребует. Хотя… Губы растягиваются в кривой циничной улыбке.
        - Да просто выдерни из клиент-банка и скинь мне на почту. Этого будет достаточно.
        - Ага. Сейчас все будет в лучшем виде.
        Сижу как дурак и обновляю почту. Обычно в любой непонятной ситуации я предпочитаю работать. Но не в этот чертов раз. Наконец, среди десятка намного более важных для компании сообщений, вижу письмо от Лиды. Открываю приложение Топ-чата и… охренеть. Я не нахожу Еву по тому номеру, что у меня сохранен. И это, наверное, означает, что она пользуется каким угодно мессенджером, кроме моего.
        Не давая своей злости угаснуть, перезваниваю. Гудок. Еще один… Нет ответа. Отбрасываю трубку и откидываюсь в кресле, запрокинув голову к потолку.
        У нее есть Ютьюб, есть Инстаграм, но нет чертового Топ-чата. Где это видано, мать его? Я так хотел переслать ей платежку, зная, что наша переписка останется исключительно между нами, но не тут-то было.
        Ну, давай же! Бери трубку, Ева!
        Звоню ей снова. На этот раз абонент занят. Выжидаю пару секунд, давая ей шанс принять параллельный вызов, но она не делает этого. Очевидно, я не в приоритете. Даже заплатив гребаные сто двадцать тысяч триста сорок два евро.
        Может, кто-то ей готов предложить больше?
        Вскакиваю. Иду к окну и замираю раненым зверем. Провожаю тревожным взглядом просыпавшиеся из прорехи свинцовых туч снежинки. Раскинувшийся под ногами город подмигивает тысячами огней. Мой телефон оживает, когда солнечный диск окончательно тонет за краем горизонта, и лишь его след золотисто-розовой, размытой поднимающейся от земли дымкой, полоской очерчивает условную линию, отделяющую небеса от земли.
        Заставляю себя выждать пару секунд, прежде чем ответить.
        - Да?
        - Привет. Ты звонил.
        - Потому что не смог скинуть тебе сообщение. Оказалось, тебя нет в Топ-чат.
        - Эээ… Ну, я привыкла к Ватсап.
        - А как же поддержка отечественного производителя?
        Я несу полный бред. Просто потому, что не знаю, как перейти к сути. Это мерзко, с какой стороны ни посмотри.
        - Думаю, на отечественного производителя и без меня большой спрос.
        Да! Но мне хочется, чтобы Ева имела возможность оценить мое детище! Потому что мне есть, чем гордиться. И я хочу, чтобы она гордилась… Все еще хочу. Несмотря ни на что, опять же… Я могу думать о Еве все, что угодно, но правда в том, что без ее одобрения все, чего я достиг - ровным счетом ничего для меня не значит. Вот такой я кретин…
        Ну, и как прервать эту затянувшуюся паузу?
        - Хм… Моя бухгалтерия утверждает, что оплата ста двадцати тысяч триста сорока двух евро на твой счет произведена.
        - На мой счет?
        Удивление в голосе Евы такое искреннее, будто это не она мне дала свои реквизиты. Ярость будто вонзает коготь в мой правый глаз. Пульсирующая боль распространяется от эпицентра поражения, сковывая голову стальным обручем.
        - Ну, не на мой же!  - очень стараюсь, но вряд ли могу скрыть усталость в голосе.  - Хотел сбросить платежку,  - губы кривятся в пугающем неестественном оскале.  - Но у нас с тобой разные мессенджеры.
        - Не надо платежку,  - в ее голосе звучит глухая обреченность - отражение моей собственной.  - Мне уже подтвердили поступление средств.
        В голове мелькает вопрос - какого же черта она тогда удивляется, но я не успеваю его озвучить.
        - Как насчет того, чтобы встретиться завтра? У меня будет пара часов…
        - Скажи, что ты издеваешься!
        - А что не так?
        - Пара часов, Ева? Я покупал ночь. Это понятие охватывает несколько больший промежуток времени, не находишь?
        Пульсирующая боль в голове усиливается по мере того, как пауза между нами затягивается.
        - Но… У меня Женька. Я не могу просто так взять - и уйти.
        Мне насрать! Ты себе не представляешь, насколько мне похуй, как ты это сделаешь. Женька - отличный парень, с этим никто не спорит. Но сейчас мне все равно, как ты будешь объяснять сыну свое отсутствие. Я гребанный эгоист.
        Пусть так…
        Эти мысли проносятся в моей голове, но вслух я не произношу ни звука. И давлю… давлю на нее своим молчанием.
        Ну же, детка. Ты взрослая девочка. Должна соображать, во что вляпалась. Здесь никто не даст тебе спуску. Товарно-денежные отношения - такая штука. А ты думала, как будет?
        - Ладно… Ладно. Я… что-нибудь придумаю и дам тебе знать.
        - Терпение - не мой конек.
        - Я знаю, Кит… Пожалуй, как никто знаю.
        Ева сбрасывает вызов прежде, чем я успеваю уточнить, какого черта она имеет в виду. Что ж… Ладно. Даю ей сутки на то, чтобы все утрясти с сыном. О том, что я планировал выждать пару дней, чтобы просто ей позвонить - уже и не вспоминаю. Терпеть - просто нет сил. И чем больше я думаю о том, что нам предстоит, тем сильнее меня скручивает.
        Так что, когда звонит Лера и предлагает встретиться - я, не раздумывая, соглашаюсь. Мне нужно сбросить напряжение, иначе я просто взорвусь. Я еле высиживаю обязательную программу в ресторане. Сейчас мне совершенно не нужна эта фальшивая насквозь прелюдия, но… Мы же, блядь, цивилизованные люди. И обязательная программа перед сексом - прямо-таки весомая часть нашей культуры. Дерьмо…
        Уж лучше сразу и за деньги. Да. По крайней мере, честнее.
        - Ты выглядишь напряженным,  - улыбается Лера, когда за нами, наконец, закрывается дверь квартиры. Я невнятно что-то бормочу в ответ. Целую ее губы, сбрасываю на пол бесценную норковую шубу. У меня крепко стоит. Но когда черед доходит до дела, куда только этот стояк девается. Я смотрю на распластанное на кровати алебастрово-белое тело, золотистые искусно завитые локоны и понимаю, что впервые в жизни не смогу довести начатое до конца.
        Глава 17
        Кит. Двенадцать лет назад.
        Совершенно неожиданно голос Евы обрывается. Ложка вываливается из её рук и, отскочив от мраморной столешницы, со звоном падает на пол.
        - Здравствуйте,  - лепечет Ева, глядя куда-то поверх моей головы. Я тоже оборачиваюсь и, конечно… ну, конечно, блядь, наталкиваюсь на равнодушный отцовский взгляд.
        - Добрый день. Ты разве не должен быть в университете?  - Старик ослабляет удавку галстука. Демонстративно подносит к глазам часы - массивные военные Касио Про-Трек. А я чертыхаюсь про себя, потому что… Ну, какого хрена, правда? Ведь по пальцам одной руки можно пересчитать все те разы, когда он заезжал домой на обед. Так какого черта это случилось сегодня?!
        - Я там был, но бабушка Евы попала в больницу, ей понадобилась моя помощь, и… В общем, мы решили, что лучше позанимаемся дома.
        Отец никак не комментирует мои слова. Лишь кивает сухо и вновь переводит взгляд на Еву. А та, окончательно стушевавшись от такого внимания, ныряет под стол, якобы для того, чтобы поднять упавшую ложку.
        - Кит, подай тряпку. Здесь соус забрызгал пол.
        Голос Евы немного звенит. Я послушно протягиваю ей тряпку и бросаю злой взгляд на отца. Клянусь, если он скажет ей что-то обидное, я…
        - Смею ли я надеяться, что еды хватит на троих?
        Выдыхаю. Похоже, сегодня он решил был милым. Ева тоже, кажется, расслабляется. Подхватывается с пола и быстро-быстро трясет головой:
        - Конечно. Здесь на всех хватит. Правда, Кит?
        - Угу,  - бурчу не то чтобы с радостью. В конце концов, к чему нам компания? Я хотел побыть с Евой наедине. Видит бог, из-за ее работы это случается далеко не так часто, как мне того бы хотелось.
        Отец кивает каким-то своим мыслям, снимает китель и подходит к раковине вымыть руки. Еве приходится попятиться, чтобы его пропустить. Она нервно облизывает губы и опять улыбается.
        - Я чем-то могу помочь?
        Отец вытирает руки коричневым вафельным полотенцем, возвращает его на крючок и снова впивается в лицо Евы взглядом. Что он хочет там рассмотреть? Узоров на ней нет!
        - Уже можно накрыть на стол. Но вы, наверное, устали на службе? Присаживайтесь, мы все сами сделаем.
        - А ты не устала?  - отчего-то возмущаюсь я.
        - Я в норме.
        - Не в норме! Она работает на двух работах, чтобы содержать себя и бабушку. А вдобавок еще и учится,  - оборачиваюсь к отцу. Мне важно, чтобы он понимал, какая Ева на самом деле, ведь я не собираюсь от нее отказываться.
        - Кит! Все не так плохо, как кажется на первый взгляд.  - Ева смущенно улыбается и взглядом приказывает мне заткнуться.  - На самом деле я даже люблю свою работу. По большей части…
        - Значит, ты живешь с бабушкой, а родители…
        - Отца я никогда не знала. А мать умерла, когда мне было шесть. Меня воспитывала бабуля.
        - Которая сейчас попала в больницу?
        Отец открывает ящик и достает приборы.
        - Да… У нее сахарный диабет.
        Удивительно, но наш совместный обед проходит неожиданно приятно. В самом конце отец даже хвалит стряпню Евы, и она лепечет что-то невнятное, смутившись почти до слез. А мне так странно видеть ее смущение. Со мной-то она ведет себя совершенно иначе. К тому же я понимаю, что за какой-то час отец выведал у Евы едва ли не больше информации, чем я - за все проведенное с ней время. Как-то так ненавязчиво и между делом… Умеючи.
        - Фух,  - выдыхает Ева, когда мы, наконец, снова остаемся одни.  - Уехал! Я уж думала, это никогда не кончится!
        - Почему? По-моему, все прошло просто отлично.
        - Да… Но я совершенно не была к этому готова. Ты же говорил, что никого не будет!
        - Я так и вправду думал. Ну, ты чего?  - ловлю Еву в кольцо своих рук, веду носом по волосам.  - М-м-м, ты так вкусно пахнешь…
        - Это чем же?  - сводит брови Ева, чутко улавливая подвох, скрытый в моих словах.
        - Жареным беконом,  - смеюсь я.
        - Фу!
        - А вот и не фу, очень аппетитно. Сейчас я кого-то съем!
        Клацаю зубами, как тот волк в мультике, Ева визжит, отталкивает меня с непонятно откуда взявшейся силой и выбегает прочь из кухни. Несусь за ней. Она чуть притормаживает у лестницы, и я почти её нагоняю. В конце концов, на моей стороне преимущество - во-первых, я в курсе расположения комнат, во-вторых, мои ноги длинней, а шаг шире. Ева оборачивается и, все так же отчаянно громко визжа, взмывает вверх по лестнице.
        - Ты идешь в верном направлении!  - кричу ей вслед. Понимая, что проиграла, Ева поворачивается ко мне лицом и начинает пятиться по коридору.
        - Если продолжишь в том же духе, упрешься в дверь моей спальни,  - шевелю бровями. С губ Евы слетает испуганный смешок. Она нервно кусает их и, чуть помедлив, неуверенно замечает:
        - Я не шутила, когда сказала, что до свадьбы…
        - Ни-ни?
        - Ну, да,  - Ева отводит взгляд и таки касается спиной двери. Дальше ей некуда отступать. Дело за мной.
        - Я помню.
        - И? Тебя это устраивает?
        - Не то, чтобы,  - честно сознаюсь я,  - но я уверен, что мне удастся заставить тебя передумать.
        - Это вряд ли,  - хрипло шепчет она.
        - Ну, не знаю…
        Просовываю ладонь в тесное пространство между ее спиной и дверью. Дергаю Еву на себя, а свободной рукой тяну дверную ручку. Дверь открывается, мы вваливаемся в мою спальню и замираем посреди залитой обеденным светом комнаты.
        - Не надо,  - тихонько шепчет Ева, видимо, испугавшись голода в моих глазах.
        - Я просто поцелую тебя. Хорошо?
        - Хоро…  - Она не успевает договорить, потому что я закрываю ей рот поцелуем. Веду языком по губам, лижу, прикусываю. Подталкиваю Еву к кровати.
        - Нет, Кит, я правда…
        - Я просто тебя поцелую! Клянусь…
        Происходящее распаляет меня. Ева нерешительно опускается на локти, а я нависаю сверху. У меня адский стояк, но я обещал ей, что не сделаю ничего такого, поэтому все, что я себе позволяю - еще один поцелуй. Склоняюсь ниже к ее воспаленным, искусанным почти до крови губам. Придавливаю их указательным пальцем и стону, когда она впускает его в жаркую влажную глубину и принимается неуверенно, едва ощутимо посасывать. Меня конкретно ведет. И я уже не уверен, что смогу в любой момент остановиться. Из горла вырывается странный протяжный звук. Я опускаю голову и касаюсь своим лбом лба Евы… Замираем так на несколько долгих секунд. Глядя друг другу в глаза. С удивлением понимаю, что у меня дрожат не только руки. А, кажется, каждая клетка, каждый атом дрожит. Я полностью подчинен вибрирующим внутри эмоциям. Они рвутся наружу подобно демонам, и мне все труднее их контролировать.
        Медленно, как под гипнозом, отвожу руку от ее рта. Так же медленно откатываюсь в сторону.
        - Я сделала что-то не так?
        - Нет. Нет! Все нормально. Не шевелись… Мне нужно прийти в себя.
        Ева послушно кивает. Переворачивается на бок. И мы еще долго лежим на моей узкой кровати, сплетаясь взглядами, но не касаясь друг друга. А потом Ева засыпает, убаюканная стучащим в окно дождем. Я же на таком адреналине, что не уснуть. Нашариваю рукой телефон, проверяю время. Ева хотела успеть заскочить к бабуле в больницу до отбоя. А значит, у нас есть еще пара часов. Пусть поспит. Тянусь за брошенным на тумбочке рефератом по английскому. И заставляю себя сосредоточиться на учебе.
        В тот день мы успеваем, кажется, все. И выспаться, и заскочить к бабушке, и даже прогуляться по мокрым, усыпанным палой листвой улицам, не замечая ни промозглого ветра, ни сеющую с неба морось. А потом долго прощаемся у обшарпанного подъезда. И опять целуемся. Сладко. Так сладко…
        А ночью мне снится Ева. Я просыпаюсь взмокший и возбужденный, кажется, донельзя. С этим нужно что-то делать, иначе…. Недолго думая, обхватываю член рукой и, стиснув в зубах уголок подушки, в два счета довожу себя до разрядки.
        Утром первым делом звоню Еве. Но она почему-то опять не берет трубку. Тащусь в универ, в коридоре встречаюсь с Бестужевым, Лерой и компашкой Прохорова. Включаюсь в их разговор, а сам то и дело верчу головой по сторонам.
        Ева появляется, когда я уже теряю на это всякую надежду. По традиции она немного опаздывает - пара уже началась, и препод, конечно, не упускает случая по ней проехаться. Но сегодня Еве удается его отбрить - выходит, я не зря читал лекции. Мои губы растягиваются в широкую улыбку. Я подмигиваю моей девочке, наплевав на то, что это кто-то может увидеть.
        - Чего скалишься?  - толкает меня в бок Бестужев.
        - Да так. Не бери в голову.
        - Ну-ну,  - хмыкает Ник.
        - Молодые люди! Соблюдайте, пожалуйста, тишину. Я и так редко слышу что-то внятное от госпожи Гонсалес, а тут еще вы мешаете мне насладиться,  - делает нам замечание препод. Бестужев ржет, как идиот. Его смех подхватывают остальные, и я вижу, как свет, появившийся в глазах Евы, гаснет. Я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы не затолкать этому мудаку распечатки его же лекции в глотку. Руки сами собой сжимаются в кулаки, я отрываю задницу от деревянной скамьи и в тот же миг ловлю пронизанный паникой Евин взгляд. Она качает головой из стороны в сторону, призывая меня одуматься. Давая понять, что ей не нужна моя защита. Что она сама справится… Зажмуриваюсь. Делаю вдох-выдох. И еще раз. Наверное, это не дело - бить престарелого лектора, каким бы моральным уродом тот не был.
        Заставляю себя вернуться на место. Потому что она того хочет.
        Едва звенит звонок, бегу к ней, но Ева исчезает раньше. Я не нахожу ее ни в коридоре, ни в столовой, ни возле женского туалета. Звоню ей - но и тут меня ждет облом. В следующий раз я вижу Еву лишь на английском, где ей приходится столкнуться с очередной волной издевательств. И тут уж моя вина налицо. Ведь вместо того, чтобы помочь Еве с докладом, как изначально планировал, я думал лишь о том, как забраться к ней в трусики.
        - Извините, Анна Валентиновна. Похоже, сегодня я не готова…  - вымученно улыбается Ева, глядя прямо перед собой. Не думаю, что она хоть что-то видела. Но смотрела прямо… Да.
        - А когда ты была готова?  - ржет Ник.  - Ну, признай уж - языки, как и все остальное, явно не твой конек.
        Англичанка хмурится, окидывает Бестужева брезгливым взглядом, стучит ручкой по столу, призывая к тишине и возвращаясь взглядом к Еве, одобряюще ей улыбается. Я готов расцеловать ее за человечность, а вот Ева… Ее губы дрожат. И знаете, тут несложно понять, что тому послужило причиной. Если к насмешкам Еве не привыкать, они лишь закаляют её характер, то чужая неожиданная отзывчивость становится для неё слишком большим испытанием.
        Мое горло перехватывает мучительный спазм. Это просто чудо, что Бестужев в кои веки подсел за парту к Милане, потому что, видит бог, сиди он рядом - на этот раз я бы вряд ли сдержался. Смаргиваю красный туман перед глазами, встаю… Но сквозь толщу обуявшей меня ярости до меня доносится глубокий чуть хрипловатый голос Евы. Я поворачиваю голову и впитываю ее слова в себя.
        - Ты прав, Коля,  - говорит она, намеренно называя Ника именно так.  - Языки - не мой конек. Да и какая разница, ведь на каком языке ни скажи «Ты - мудак», суть ведь не изменится…
        На секунду в аудитории повисает тишина, а потом она буквально взрывается смехом.
        - Да ты че? Ты охренела, что ли?! Да я тебе…
        - Сядь, Бестужев! Будь мужчиной, что ты как…  - Анна Валентиновна обрывается, брезгливо поджимает губы и утыкается в разложенные на столе бумаги. А потом все же поднимает голову. Смотрит на Еву и, видимо, не удержавшись, заговорщицки той подмигивает. Но свободней я выдыхаю лишь тогда, когда Ева улыбается англичанке в ответ. Может быть, и правда все не так плохо, как я подумал?
        Достаю из кармана телефон и быстро набираю Еве: «Разреши мне дать ему в глаз». Она косится на загоревшийся дисплей и снова, как тогда у меня в спальне, закусывает губы. Сгребает с парты трубку, медленно, стараясь не привлекать к себе внимание, опускает руку под стол и быстро-быстро набирает ответ: «Он того не стоит. Но спасибо».
        Качаю головой, глядя в ее улыбающиеся глаза, и снова набираю: «Ты и сама классно его заткнула». Ева улыбается шире и откладывает телефон, давая понять, что нам следует вернуться к учебе, но я не могу! Меня раздирают эмоции, и мне нужно выплеснуть их, чтобы не взорваться. Недолго думая, я набираю всего одно слово «люблю», нажимаю «отправить» и замираю, как смертник в ожидании исполнения приговора. Ева опять подтаскивает к себе телефон.
        Залипает на нем, резко вскидывает ресницы и касается ладонью сердца.
        Я самый счастливый сукин сын на Земле.
        Глава 18
        Ева. Настоящее.
        К счастью, мне не приходится изворачиваться и юлить. Женька, сам того не зная, развязывает мне руки, отпросившись с ночевкой к другу на выходные. Так что уже утром следующего дня, не давая себе шанса включить заднюю, я сообщаю Киту, что вечером пятницы буду свободна. Он отвечает коротким «ок». А чуть позже присылает сообщение с указание адреса и времени встречи. Вот тогда до меня в полной мере доходит, во что же я на самом деле ввязалась.
        Куда только девается мой идиотский кураж? Я всерьез задумываюсь о том, а не переоценила ли я свои силы? На что вообще рассчитывала, глупая? Неужели думала, что Кит захочет узнать, для чего мне эти деньги? Неужели надеялась, что после этого он передумает и сможет… наконец, сможет разглядеть во мне что-то большее? То, что разглядеть раньше не смог… Не сумел! Неужели рассчитывала, что он откажется от возможности меня трахнуть и убережет нас от ошибки, о последствиях которой я даже думать боюсь?
        Нет. Нет… и нет! Ничего подобного. Он все так же слеп. Чуда не произошло, хотя время чудес уже так близко! Кит просто покупает меня. Покупает, как какую-то шлюху. А я… знаете, я даже не обижаюсь. Потому что сама себя ему предложила. Потому что мне самой это надо, как воздух. Так уж вышло, что больше всего человек всегда хочет то, что не может получить. Совсем скоро я получу Кита. И тогда, ну, мало ли… Вдруг переболею им? Излечусь…
        Выздоровею. Вдруг это на самом деле случится? Вдруг мне хоть так удастся избавиться от чувства одиночества, которое преследует меня после смерти мужа? Вдруг это поможет хоть на время заполнить образовавшуюся в душе пустоту, которая с каждым прожитым днем расползается все сильнее, так что еще чуть-чуть, и я вся ею стану?
        Рабочая неделя проходит, словно в тумане. Сейчас спроси меня, что происходило в те дни - не отвечу. Как будто это все было не со мной. А утром пятницы у меня начинается паническая атака. Я вдруг понимаю, что совершенно не готова к нашей встрече. В голове вертится извечный женский вопрос, что надеть? Как ему понравиться? И это глупо, наверное, учитывая нашу ситуацию, но для меня дело чести - выглядеть на все сто. Пусть видит, что потерял.
        Разменял по мелочи. Пусть локти кусает.
        Хотя… о чем это я? Ничего он не поймет. Ни-че-го.
        Выпроваживаю Женьку и надолго залегаю в ванную. Скраб на все тело, лосьон. Педикюр и маникюр обновлён накануне. Тело - идеально гладкое. Надеваю кружевной черный комплект. Чулки… Оборачиваюсь к зеркалу. К счастью, после родов моя фигура не слишком изменилась, разве что грудь стала чуть тяжелей, но это еще никого не портило. Словом, ничего нового я не вижу, но почему-то совершенно не могу узнать себя в отражающейся от поверхности зеркала женщине. А может, так даже лучше? Это не я… Все, что произойдет - будет не со мною.
        Медленно тянусь рукой за платьем. Черным, глухим, под самое горло, и спускающимся ниже колен. Никаких вызывающих тряпок. А вот красной помаде… да. Той женщине в зеркале - она очень идет.
        Кит предлагал прислать за мной машину. Но я отказалась. Зная, что смогу в любой момент от него уехать, я чувствую себя свободней. Мне нужна моя машина. Сажусь, пристегиваю ремень, еду… Телефон мигает сотнями сообщений, но я игнорирую их все. Паркуюсь. Вскидываю взгляд, в попытке угадать, где окна квартиры Кита… На лобовом стекле туда-сюда ходят дворники, счищая подтаивающие снежинки, и я думаю о том, что если снегопад не прекратится в ближайшее время, машину мне придется откапывать.
        Снова тренькает сообщение. Но в этот раз что-то заставляет меня взглянуть на экран. Это Юлька. Шлет мне Степкины фотки и обзывает колдуньей за то, что мне удалось так быстро найти деньги на его лечение. Степка с мамой уже прилетел в Кельн и даже успел устроиться в больнице. И знаете, робкая надежда в его глазах дорого стоит. Я судорожно втягиваю воздух и заставляю себя выйти навстречу вьюге. Погода просто волшебная. Меня настигает детский, обычный в преддверии Нового года восторг. Сейчас такой неуместный…
        Тряхнув головой, бреду к подъезду. Набираю код домофона, и спустя пару секунд дверь передо мной распахивается.
        Поднимаюсь на лифте, а внутри что-то тикает, будто я проглотила бомбу с часовым механизмом, в котором уже начался обратный отсчет. Кит встречает меня в домашних изрядно поношенных низко сидящих на бедрах шортах. И все… больше на нем ничего нет.
        - Привет,  - сглатываю я.
        - Привет. Проходи.
        Он не предлагает мне помочь раздеться. Я скидываю с плеч шубу и растерянно оглядываюсь. В минималистичном дизайне огромного холла я не вижу хоть чего-нибудь похожего на шкаф. Наконец, Кит забирает у меня шубу, нажимает на какой-то невидимый рычаг, деревянная панель отъезжает в сторону, открывая моему взгляду шикарную гардеробную.
        - Пойдем…
        Послушно плетусь следом. В неуютной тишине квартиры мое сердце стучит оглушительно громко. Кит толкает тяжелую дверь, щелкает выключателем, и мы оказываемся прямехонько в спальне. Неожиданно. Я надеялась, что это будет не так… в лоб. Озираюсь по сторонам, но взгляд каждый раз возвращается к огромной, застеленной покрывалом винного цвета кровати.
        - Хм… ты что же, даже выпить мне не предложишь?
        - А ты хочешь выпить?  - вздергивает бровь Кит.
        Пожимаю плечами и отворачиваюсь. Смотреть на него, такого красивого - нет сил. Он манит меня, несмотря на всю дикость ситуации, в которой мы оказались. Я хочу коснуться его. Провести подушечками пальцев по ребрам, очертить кубики пресса и выпуклые косые мышцы живота…
        - Тебе не кажется, что для девушки, которая проповедовала трезвый образ жизни, ты слишком много пьешь?  - иронично интересуется Кит, все же подходя к бару.
        - Я уже давно не та девушка.
        - Я заметил. Вина?
        - Пожалуй.
        Установившуюся тишину нарушает сначала легкий «чпок», с которым Кит откупоривает бутылку, а затем звук льющейся в бокал жидкости. Залипаю на уверенных движениях его рук. Кит заканчивает и протягивает мне бокал.
        Подхожу ближе, чтобы его забрать. Ноги дрожат, и мне приходится контролировать каждый свой шаг. Наши пальцы встречаются. Я забираю бокал и тут же осушаю его в несколько жадных глотков. На стекле остается след от помады.
        Взгляд Кита темнеет.
        - Разденься,  - командует он и, в несколько размашистых широких шагов преодолевая комнату, плюхается задницей на кровать.
        - Ч-что?
        - Разденься!
        Тянусь за бутылкой. Пожалуй, мне не помешает еще один бокал.
        - Нет!  - звучит за спиной резкий окрик. Почти как «фу» собаке, понимаете? Руки дрожат сильней. Я оборачиваюсь, презрительно вздернув бровь. Это презрение - единственная защита, которую я могу себе позволить прямо сейчас.  - Хочу, чтобы ты оставалась вменяемой, когда я тебя буду трахать,  - поясняет Кит.
        Окей. Хорошо… Я принимаю вызов. Гордо вскидываю подбородок, как будто мне и правда есть чем гордиться, и стаскиваю платье. Красиво не получается. Слишком замысловатый фасон. Но уж как есть. Отбрасываю в сторону ставшую ненужной тряпку и, заставив себя открыть глаза, тянусь к бретелькам на лифчике.
        - Нет! Оставь…  - сипит Кит. Наши взгляды встречаются, и меня с ног до головы окатывает горячей кипящей лавой.
        Сглатываю. Переступаю с ноги на ногу в попытке ослабить сковавшее низ живота напряжение.  - Подойди.
        Делаю шаг, еще один, и еще.
        - Ближе. Я не кусаюсь.
        Преодолеваю последние сантиметры разделяющего нас пространства. Касаюсь затянутыми в чулки ногами его голых ног. Волоски проникают под тонкий капрон и царапают мою нежную кожу. Закусываю губу, не отводя глаз от его, сумасшедших.
        - А теперь встань на колени и приласкай меня как следует, Ева. Я хочу убедиться, так ли хорошо будут смотреться следы от твоей помады на моем члене, как на том чертовом бокале.
        Мои колени подгибаются, и я со всех ног плюхаюсь на пол. Слова Кита будто вынимают из меня стержень. И я безоговорочно им покоряюсь. Порочность ситуации заводит меня донельзя. А может, не в этом дело. Я просто люблю его. Все еще люблю его. Остро, до боли. И это, возможно, единственный шанс показать ему свою любовь, дать ее почувствовать. Даже если он ничего не поймет…
        Протягиваю руку и делаю, наконец, то, чего так долго хотела. Веду пальцами по его груди, царапаю бусинки сосков и опускаюсь ниже. Глажу теплую бархатистую кожу, под которой подрагивают стальные мышцы, нерешительно касаюсь резинки шорт. Кит опирается на ладони и приподнимается, давая возможность приспустить их. Что я и делаю, ни секунды не медля. Опускаю взгляд. Он - идеальный. Во всем. И там. Я знаю, сколько удовольствия Кит может мне подарить. Но это потом. А пока… Медленно наклоняю голову, широко открываю рот и вбираю его сразу так глубоко, как это вообще возможно. Кит шипит, чередуя грязные матерные словечки со стонами по мере того, как я начинаю поступательные движения. Отрывает ладони от кровати и зарывается пальцами в мои волосы. Мурлычу от удовольствия, горлом проходит вибрация, которая обостряет его ощущения стократ.
        - Посмотри на меня!
        Делаю вид, что не слышу, и продолжаю с жадностью его ласкать. Знаю, что сам он не может оторвать взгляда от моих губ на его члене, и даю насладиться моим эксклюзивным шоу. Но Киту не нравится то, что я тут же не подчиняюсь его команде. Он наматывает на кулак мои волосы и тянет вниз. Медленно поднимаю ресницы и тону в его бешеном взгляде, задыхаюсь… Кислорода отчаянно не хватает, но я все равно упрямо продолжаю свои движения. Пока еще одним болезненным рывком Кит не заставляет меня отстраниться. Облизываю воспаленные губы. Стираю пальцами слюну. И в тот же миг он ураганом меня подхватывает. Швыряет на постель. В какие-то секунды справляется с презервативом, бедром раздвигает ноги, сдвигает трусики в сторону и погружается в меня толчком. Понимаю, что долго он так не продержится. Да мне и не надо долго. Я сама на взводе. Я налилась, набухла, сжимая и удерживая его внутри так плотно, что он не в силах молчать, топит свои стоны в подушке. Я кончаю первая, выгибаясь на кровати мостиком. Тело сотрясают конвульсии оглушительного, нереального удовольствия. Мне плевать, почему это все случилось. Сейчас мне
плевать. Когда Кит со стоном выходит из меня, стаскивает презерватив и, помогая себе рукой, выплескивается мне на живот, я не могу не верить, что это что-то большее, чем просто сделка.
        Надо заставить себя встать. Пойти в душ, привести себя в чувство… Но Кит не дает мне подняться. Он перекатывается на бок и придавливает меня ладонью к кровати, пресекая все мои планы. Касается пальцами перламутровой влаги на животе и начинает размазывать её по моему телу. Я сглатываю собравшуюся в горле нежность. И муку… И любовь…
        - Ненавижу резинки,  - ставит меня в известность, не пропустив, кажется, ни единой капли. Не знаю, что на это сказать. Я принимаю таблетки, но, во-первых, мы договаривались об одной единственной встрече, а во-вторых, секс без защиты предусматривает какое-никакое доверие между партнерами. А с этим у нас большие проблемы.  - Что…
        Почему ты молчишь?
        - Не знаю, что сказать. Утром мы разбежимся. Не думаю, что это имеет какое-нибудь значение.
        - То есть ты полагаешь, что мне не по карману купить тебя еще раз?
        Кит ведет рукой ниже и начинает перебирать мои нежные, ставшие такими чувствительными складочки. И я опять завожусь. Несмотря на то, что прозвучавший вопрос, очевидно, призван указать мне на место. К черту. Какое это все имеет значение, когда его взгляд горит? Когда я вижу, чувствую… что он буквально сходит по мне с ума.
        - А ты уверен, что я захочу продаться?
        - А разве нет?
        Кит вводит в меня два сложенных пальца и одновременно с этим надавливает на клитор. Это глупо - торговаться, когда оба мы понимаем, что я готова на все и так. Но во мне говорит заскорузлая обида.
        - Может быть. Смотря что ты мне предложишь.
        Убеждаю себя, что, наверное, так даже лучше. Я получу то, чего так долго хотела, избавлюсь от наваждения и к тому же получу финансовую возможность помочь намного большему количеству нуждающихся.

«Ну, разве не идеальный план?» - думаю я, смаргивая накатившие на глаза слезы.
        Глава 19
        Кит. Двенадцать лет назад.
        Время идет. Но ничего не меняется. Кажется, с тех пор, как мы с Евой признались друг другу в любви, между нами больше вообще ничего не происходит. Незаметно пролетает осень, но за два ее первых месяца я по пальцам рук могу пересчитать те дни, что мы с Евой виделись вне универа. И я пытаюсь не злиться по этому поводу, войти в положение, но… Черт! Все так сложно. Ведь я обычный парень. Мне хочется быть со своей девушкой гораздо чаще, чем раз в неделю. Но у нее банально нет на меня времени. Она то работает в две смены, то спит. Спит даже, когда мы вместе. И это уже совсем не смешно.
        - Как тебе фильм?  - интересуюсь, загоняя раздражение поглубже, и открываю перед Евой дверь кинотеатра.
        - Э-э-э… Ничего,  - уверяет она.
        - Поверь, если бы ты не уснула в самом начале, твоем мнение было бы совершенно другим.
        Ева виновато закусывает подрагивающие от смеха губы. Тянет ко мне руку, но в последний момент отдергивает и, резко меняя направление, шагает влево. Поначалу я не могу понять причину такого маневра, а потом замечаю в толпе Бестужева.
        - Ну, где бы мы еще встретились. Девочки, смотрите, кто тут у нас!  - орет этот придурок и, перепрыгивая сразу через две ступеньки, летит ко мне.
        - Привет, Ник.
        Похлопываю Бестужева по плечу и вытягиваю шею, чтобы не потерять из вида Еву. Но мы стоим на освещенных ступеньках кинотеатра, а она свернула в полутемный сквер. Я ни черта не вижу.
        - Погнали с нами. Фильмец, конечно, дерьмо…
        - Эй! Сам ты дерьмо! Это же Сумерки!  - негодует Милана, толкая Ника в бок. А тот бросает на нее раздраженный взгляд, такой, словно они, по меньшей мере, полжизни прожили вместе, успев за это время порядком друг другу поднадоесть, и настойчиво повторяет:
        - Фильмец - дерьмо. Я читал рецензии. Но чем бы дитя ни тешилось,  - ржет он, оборачиваясь ко мне,  - в любом случае у нас заказан VIP-диван. Оставайся, Кит. Не то я со скуки сдохну. Дэн и Карась в последний момент спрыгнули.
        Я один, зато вон с каким гаремом,  - кивком Бестужев указывает на улыбающихся девчонок. Среди них я замечаю и Леру.
        - Прости, брат, я только оттуда. Фильм и правда - полный отстой. Но удачи,  - беззаботно похлопываю Ника по плечу и сбегаю вниз по ступенькам.
        - Мы после кино в Седьмое небо планируем завалить! Подтягивайся!  - орет мне в спину Бестужев. Поднимаю над головой руку с торчащим вверх большим пальцем и, не оборачиваясь больше, сворачиваю в сквер. По мокрым от дождя аллеям гуляет промозглый осенний ветер. Здесь, в стороне от высоток - сквозит, не дай бог. Быстро шагаю по лужам и, наконец, замечаю невысокую фигуру Евы.
        - Ну, куда ты убежала, а?
        - Да никуда. Не хотела, чтобы нас Бестужев видел. Слушай, Никит, тут мне Лика позвонила… Попросила выйти вместо заболевшего официанта…
        - Что, прямо сейчас? Мы же планировали провести вечер вместе!
        - Я не могу ее подвести, понимаешь? Она столько раз меня выручала…
        Стискиваю зубы. Нет, я, конечно, все понимаю, но… Нет! Какого хрена? Я этого дня всю неделю ждал.
        - А меня? Нас? Нас ты подвести можешь?
        - Ой, вот за мной уже приехали! Так я пойду?
        Что я могу сказать? Перевожу взгляд на фургон с логотипом кейтерингового агентства, в котором она работает.
        Пожимаю плечами. Ну, не держать же ее насильно. Но как же бесит! Ева машет мне рукой и запрыгивает в машину. А я остаюсь, как дурак, один. Видит бог, я не так хотел провести последние полгода, перед Сандхестом. Да и наши отношения я представлял как-то иначе! Черт…
        Ну и холод! Передергиваю плечами, оборачиваюсь к зданию кинотеатра и, недолго думая, возвращаюсь. Девчонки визжат при моем появлении, Ник довольно кивает. Мы пьем пиво и обсуждаем перспективы китайского рынка электроники, пока Милана с Лерой облизываются на красавчика Паттинсона. Вообще, когда Бестужев забывает о своих понтах, он становится вполне нормальным. У нас с ним много общего. Мы оба занимались рукопашкой и неплохо сечем в компьютерах. Нас обоих воспитывали отцы. Правда, моя мать свинтила по собственному желанию, а вот Бестужев остался с батей после долгих судебных тяжб. Неожиданно я нахожу так много точек соприкосновения с Ником, что когда он через пару часов еще раз предлагает мне забуриться в клуб, я соглашаюсь.
        Домой той ночью я заявляюсь поздно и немного навеселе. Льющийся из гостиной свет говорит о том, что меня ждут.
        Дерьмо. Не то, чтобы мне категорически запрещалось пить или гулять до утра, но раньше я этим никогда не злоупотреблял и теперь чувствую себя немного неловко.
        - Привет, па Я уже дома.
        Отец отводит взгляд от огня и кивает мне, разглядывая с нескрываемым интересом.
        - Где был? Я думал, ты собирался встретиться с Евой.
        - Да. Мы ходили в кино, но потом ее вызвали на работу, а я встретил ребят из универа, и мы пошли в клуб,  - прохожу в комнату и сажусь на подлокотник соседнего кресла. Ноги гудят.
        - А… Так вот, почему она не могла до тебя дозвониться.
        - Что?  - лезу в карман, достаю трубу и тупо пялюсь на три пропущенных.  - Вот же, черт! Времени - пятый час.
        Ну, не перезванивать же! Или…
        - Не вздумай. Поздно уже. Она наверняка спит.
        С этим не согласиться сложно. Поэтому я возвращаю трубку в карман и широко зеваю. И только потом до меня доходит:
        - Слушай, а ты откуда знаешь, что Ева не могла до меня дозвониться?
        - Потому что потом она, к счастью, догадалась позвонить на городской.
        Свожу брови. Происходящее нравится мне все меньше. Во мне рождается странное неприятное чувство, будто я, сам того не желая, здорово налажал.
        - Почему к счастью?
        - Потому что ей нужна была помощь. И кроме тебя, я так понимаю, обратиться ей было не к кому.
        - Помощь?  - вскакиваю.  - Что-то случилось?
        - Ну, как сказать? Еве стало плохо на работе. Она потеряла сознание. В общем, я туда съездил, забрал ее и отвез домой.
        Опять оседаю на кресло. Веду рукой, смахивая упавшую на глаза челку. Что тут скажешь? Предчувствие меня не подвело. Я действительно налажал. И мне даже думать не хочется о том, что было бы, если бы не отец. Тревога костлявой рукой сжимает мое запнувшееся сердце.
        - Она точно в порядке?  - сглатываю я.
        - Говорит, что ничего страшного. Ссылается на усталость. И я надеюсь, что это правда, потому что вряд ли ты готов стать отцом.
        Несколько секунд тупо пялюсь на старика, в попытке понять странный ход его мыслей.
        - Она не беременна.
        - Ты так в этом уверен?
        - Да. Если только с нами не случилось чудо непорочного зачатия. А вообще, спасибо, за помощь… Признаться, не ожидал после всего, что ты мне наговорил в вашу первую встречу.
        Отец усмехается, отпивает из бокала и равнодушно замечает:
        - Я навел о Еве справки и изменил свое первоначальное о ней мнение.
        - Ладно…
        Что тут еще скажешь? Отец - такой отец. Навел он справки… Качаю головой и бреду прочь из гостиной.
        - Кит, ты уверен, что готов в это все ввязаться? Потому что, если для тебя это все несерьезно - лучше не начинай.
        Ей и без тебя проблем в жизни хватает.
        Ну, все удивительнее и удивительнее! Оборачиваюсь:
        - Я уверен, отец. Спокойной ночи.
        Я - дебил! Натуральный дебил. Стопроцентный. Забыл поставить будильник, и, как результат - опять три пропущенных от Евы. Лимит у нее, что ли, на эти звонки? Каждый раз три…
        Вскакиваю с постели, одной рукой пытаюсь натянуть штаны, второй - прикладываю трубку к уху. Ну, что ж… Теперь моя очередь слушать гудки. Натягиваю свитер, несусь вниз. С грохотом открываю шкаф, хватаю первую же попавшуюся куртку и выбегаю из дома. Мы с Евой встречаемся уже два месяца, но никогда до этого я еще не был у нее. Наверное, нехорошо являться вот так - с пустыми руками, но я даже кошелек забыл взять. Останавливаюсь у замызганной овощной палатки, хлопаю по карманам. К счастью, в куртке находятся забытые, наверное, еще с того года купюры. Хватает на пару килограмм мандарин.
        Дверь в подъезд открыта. Никаких тебе домофонов. В нос ударяет тошнотворный запах кошачьей мочи и ветхости.
        Сглатываю, прячу нос с воротник куртки и поднимаюсь наверх. Стучу. Дверь открывает сухонькая маленькая старушка.
        - Добрый день. Я к Еве. А вы, должно быть, ее бабушка?
        - Катерина Павловна,  - кивает головой старушка, стискивает на плоской груди полы древнего вельветового халата и отступает в сторону.  - Евангелина вышла в магазин… Но вы, наверное, можете подождать ее.
        Переступаю порог. Оглядываюсь по сторонам. Черт, это даже хуже, чем я мог представить. Нерешительно протягиваю бабушке Евы пакет с мандаринами и гашу в себе трусливое желание сбежать. И не видеть этого, и не касаться… В воздухе витает плотный запах хлорки, лекарств и… какой-то загнивающей обреченности. И я дышу им вполсилы, словно боюсь заразиться этим дерьмом. Я знал, что все плохо, да. Но не понимал, насколько.
        Пока я мнусь у порога, за спиной открывается дверь. В комнату вплывают сначала пакеты, а следом за ними - хрупкая фигура Евы. Кажется, она шокирована не меньше меня. А я, чтобы скрыть свои чувства, суетливо выхватываю из ее рук сумки.
        - С ума сошла - такие тяжести таскать?!
        - У нас продукты закончились…  - шепчет Ева.
        Не знаю, что на это сказать. Наступаю на задники и таки стаскиваю с ног ботинки. Ева с трудом берет себя в руки, мы проходим в тесную кухню. Бестолково натыкаемся друг на друга в попытке разойтись. Смеемся, чтобы спрятать неловкость. В конце концов, я сажусь на колченогий табурет, втиснутый в нишу между древним холодильником и кухонным столом, а Ева ставит на плиту закопченный чайник.
        - Некому почистить. Я круглые сутки, как белка в колесе, а бабушка слабая - не помощник.
        Мне стыдно. За себя. За то, что злился на Еву и обижался на невнимание. Наверняка она бы тоже предпочла проводить время со мной, а не гнуть спину на работе. И хоть я и раньше об этом догадывался, только сейчас по-настоящему понял, насколько же все запущено. Ее спасать нужно. Спасать! От этой бедности, как от раковой опухоли. Она же скоро ее сожрет.
        - Переезжай ко мне!  - выпаливаю прежде, чем успеваю все обдумать. Не успев ни о здоровье поинтересоваться, ни извиниться за то, что не отвечал. А она оборачивается ко мне. И улыбается грустно и так… понимающе, что у меня просто зубы сводит. И тошно становится. От самого себя тошно.
        - У нас чай самый обычный, в пакетиках. Будешь?
        Она меняет тему, избавляя меня от необходимости убеждать её и настаивать. Будто нисколько не сомневаясь, что я сказал это скорее для галочки. Наверное, так оно и прозвучало. Необдуманно и в запале… Не по-мужски. Словом, да, я слишком поспешил и все испортил. А она тут же списала меня со счетов, не оставляя шанса все исправить.
        - Буду. И, Ев…
        - М-м-м?
        - Давай сегодня сходим куда-нибудь. Я не знаю… куда ты хочешь?
        - Ты что? Я же работаю. Забыл?
        - С ума сошла? Ты вчера потеряла сознание! И опять на работу?!
        - Мне уже намного лучше, Кит. Да и выхода особенно нет.
        - Я дам тебе денег! Сколько ты сегодня сможешь заработать? Я все компенсирую! Только, пожалуйста, отлежись по-человечески, а?
        Ее взгляд леденеет. И даже улыбка на лице будто покрывается коркой льда.
        - А я сделаю вид, что этого не слышала. У меня до смены есть еще пара часов. Если хочешь, мы можем провести их вместе. А нет - ты всегда найдешь, с кем развлечься.
        - Ты сейчас меня обвиняешь в том, что я пошел в клуб, а не остался ждать тебя дома? Ты думаешь, я так должен поступать? Это, по-твоему, честно?
        Ева задумчиво кусает губы и медленно качает головой из стороны в сторону.
        - Нет, конечно. Извини. Я не требую, чтобы ты забил на свою жизнь из-за того, что я не могу стать ее… полноценной частью.  - Она даже подходит ко мне и обхватывает руками за пояс.  - Прости, я правда ляпнула что-то не то.
        - Проехали,  - вздыхаю я, зарываясь носом в ее пахнущие сдобой волосы.  - Мне тебя ужасно не хватает, Ева… Я хочу большего. Понимаешь?
        Она не успевает ответить - я затыкаю ей рот поцелуем. А потом мы переходим к более простым темам. В четыре руки готовим обед, смеемся, подкалываем друг друга и опять целуемся… И все вроде бы хорошо, но когда Ева меня выпроваживает, сославшись на то, что еще немного, и она опоздает на работу, первым делом я звоню Бестужеву.
        Зачем? Наверное, чтобы убедиться, что никакие вирусы меня не коснулись… Что я все тот же Кит Кошелев.
        Удачливый сукин сын.
        Глава 20
        Ева. Настоящее.
        Не могу сказать, что чувствую, когда, как воришка, тайком ухожу от Кита. Ныряю в остывший салон машины, опускаю гудящую голову на руль и сижу так некоторое время, пялясь в темные Китовы окна, убеждая себя, что должна уехать, каким бы ни было желание вернуться к нему обратно под одеяло. Мое тело вибрирует от эмоций. Между ног саднит, а низ живота тянет - мы явно перестарались. Но если бы прямо сейчас Кит предложил мне повторить, я бы не отказалась. Мне мало того, что было. Невозможно мало! А ведь я надеялась на обратный эффект.
        Прикусываю изнутри щеку так, что становится больно, и плавно трогаюсь с места. А потом, приехав домой, целый час лежу в ванной. И почему-то плачу. Никогда еще я не чувствовала себя такой запутавшейся. Что я наделала? Как с этим жить? Почему я вообще решила, что это поможет? Не думать о нем. Не любить? Не хотеть его так сильно, ведь… все уже давно в прошлом, которое не вернуть.
        Выбираюсь из ванны, надеваю теплый халат, потому что мне ужасно зябко, и, как старушка, шаркая ногами, бреду по притихшей квартире в спальню. Заставляю себя проверить телефон, обновления, ответить хоть на какие-нибудь комментарии… Раньше это все доставляло мне удовольствие, но сейчас я будто досадную повинность отбываю. А что, если так будет теперь всегда? Меня охватывает озноб. Я выхожу из приложения, откидываю в сторону одеяло и, нырнув в кровать, укрываюсь им с головой. А потом зачем-то вновь тянусь к телефону. И найдя нашу фотографию с мужем в галерее, осторожно касаюсь ледяными пальцами его лица.
        - Я не сделала тебя счастливым, да? Не смогла? Ты поэтому ушел? Или… Почему ты ушел, Саш?! Зачем? Видишь, сколько дров я без тебя наломала? Ты… осуждаешь меня? Или тебе все равно там… на небе? Я так по тебе скучаю, Саш…
        Я реву белугой и не могу успокоиться. Образовавшаяся в душе пустота пугает меня просто до чертиков. Я старалась быть хорошей женой и, надеюсь, была ей. Но вот вдова из меня вышла никудышная… И, наверное, я должна испытывать вину по этому поводу, но я не чувствую. Напротив, в голове кружит навязчивая мысль, что я не мужу своему изменила. Напротив! Я изменяла с ним… все это время я с ним изменяла тому, кого на самом деле любила.
        Любила больше, чем друга, отца или соратника. Любила страстно. Всей своей разодранной в клочья душой.
        Утром, так и не сумев уснуть, еду в офис. Торчу там до упора, разгребая текучку, а потом отправляюсь на производство. К счастью, в цеху всегда есть чем заняться. Я переодеваюсь, прячу волосы под шапочкой и приступаю к украшению огромного пятиярусного торта. Это то, что действует на меня успокаивающе. Это то, что я люблю.
        Я пытаюсь себя не грызть, но ничего не выходит. Мне кажется, я всех предала: себя, Сашу… И даже то чистое, светлое, что еще оставалось между мной и Китом. Сейчас я даже себе не могу объяснить логику своих поступков. Я словно в затяжном ненормальном аффекте. Мне бы выдохнуть. Остановиться и все обдумать. Но поздно. Тормоза отказали. Я спрыгнула в пропасть, забыв, что у меня нет крыльев. Их больше нет, да… Ничто не может остановить это падение.
        - Мам, ты не заболела?
        - Что? Нет, сынок. Все хорошо. Собирайся. А то опоздаем в школу.
        - Я и на метро могу.
        - Я отвезу тебя. Мне нетрудно. Только поторопись.
        Допиваю свой кофе, отправляю кружку в посудомойку и бреду одеваться. У зеркала застываю - это действительно я?
        Неудивительно, что Лена столько провозилась с моим макияжем перед вчерашней съемкой.
        - Готов?
        - Угу.
        - Тебя точно больше не обижали?
        - Ну, я же уже сто раз говорил, что нет.
        - Ладно. Извини. Я просто волнуюсь,  - заставляю себя улыбнуться, обнимаю Женьку, целую в макушку, и вместе мы выходим из дома.
        Я как раз высаживаю сына у школы, когда у меня звонит телефон. Юлька!
        - Привет. Ну, рассказывай, что случилось на этот раз?
        - А что, я тебе звоню только, когда что-то случается?
        - Ты не поверишь, но именно так,  - улыбаюсь впервые за несколько дней.  - Так что случилось?  - повторяю вопрос.
        - Что-что,  - бурчит Юлька.  - Нам на Ахматову привезли холодильник. Прямо сейчас привезли, представляешь? А ведь я им четко дала понять - мы готовы принять его не раньше полудня!
        Перевожу вызов на громкую связь и, включив левый поворотник, утюжу снежную кашу под колесами.
        - И? Это какая-то проблема?
        - Еще какая! Лифт-то не работает. Кто мне его занесет? Ее-ев.
        - М-м-м…  - копирую заискивающие нотки в голосе Юльки.
        - Скажи, что ты мне можешь выделить пару грузчиков! Всего на полчасика, Ев!
        Бросаю взгляд на часы и понимаю, что сейчас в цеху как раз пересменка. Да и до Ахматовой от нас, как до Луны. По пробкам попробуй, доберись. Сама я гораздо ближе. Вот только, боюсь, вряд ли мне по плечу холодильник.
        - Может, мы как-то с твоими постояльцами его допрем? Я здесь неподалеку.
        - Смеешься? У меня тут сейчас кормящая мать, две беременных и бабулька, которая еще царя, наверное, видела.

«У меня» - это в Юлькином центре помощи людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию. Я хмурюсь, прикидывая в уме, как бы разрулить эту ситуации, но, прерывая ход моих мыслей, у меня пищит телефон, сообщая о параллельном вызове. Тянусь к трубке, чтобы посмотреть, кто звонит, и… сердце ухает в пятки. Кит! Который не давал о себе знать шесть бесконечно долгих дней.
        - Юль, прости, тут срочный по второй линии. Я перезвоню,  - тараторю в трубку, делаю глубокий вдох и уже совсем другим голосом говорю: - Алло.
        - Привет, Ева.
        Голос Кита звучит так же ровно, как, я надеюсь, звучит и мой.
        - Привет, Кит. У тебя что-то срочное? Мне не очень удобно разговаривать.
        - Срочное? Да. Наверное. Я бы хотел встретиться.
        Во рту пересыхает. Я сглатываю ставшую вязкой слюну.
        - Зачем?
        - А ты не догадываешься?
        Догадываюсь, конечно! За то время, что он молчал, мое видение ситуации изменилось на сто восемьдесят градусов, так что…
        - Догадываюсь. И, прости, но повторения не будет.
        - Правда? Ты хорошо подумала? Любые деньги, Ева. Ты только скажи…
        - Да. Я помню. Но мой ответ по-прежнему «нет».
        Я горда собой. Горда своей твердостью. Горда тем, что нисколько больше не сомневаясь, тянусь рукой, чтобы сбросить вызов и махом прекратить это все!
        - Тогда, может быть, ты составишь мне компанию на одном важном мероприятии?
        Мне кажется, или он тараторит? Будто… что? Боится, что я откажу? Сердце сжимается. Я сбрасываю скорость.
        - Ты просишь меня стать твоим «плюс один»?
        - Да. А что тебя смущает?
        - Может быть, то, что еще совсем недавно ты заплатил мне за секс? Что скажут твои дружки, если ты приведешь в их круг… шлюху? Или… постой-постой! Мы ведь никому не скажем об этом, правда?
        - Ты еще долго будешь это мне вспоминать?
        Останавливаюсь на светофоре и устало растираю глаза. У меня нет сил спорить и нет сил ругаться. Моя депрессия достигает дна.
        - За эту встречу ты мне тоже заплатишь?
        - Заплачу, если надо,  - тихо отвечает Кит после короткой запинки.  - Вышлешь счет?
        Я открываю рот, чтобы послать его, а потом затыкаюсь от пришедшей в голову мысли.
        - Нет. Возьму натурой. Скажи, ты сейчас сможешь подъехать на Ахматовой, двадцать? От тебя это недалеко…
        - Смогу. Я тут в паре кварталов. Но, что…
        - Подъезжай! Это срочно. На месте все обсудим.
        Отключаюсь прежде, чем успеваю передумать. Утешаю себя мыслью о том, что стать его спутницей на каком-нибудь пафосном мероприятии гораздо лучше, чем в очередной раз с ним переспать. О том, что планировала держаться от Кита подальше, сейчас стараюсь не думать.
        Перезваниваю Юльке:
        - Юль, у меня будет грузчик. Правда, только один.
        - Серьезно?! Ты не представляешь, как меня выручишь. Второго-то я нашла! Юрку с восьмого этажа, помнишь внука Катерины Степановны, который нас затопил в прошлом году? Шел мимо. Обещал помочь. Мы с ним вдвоем попытались поднять, но сама понимаешь - ни черта не вышло.
        - Еще бы.
        Энергии в Юльке, конечно, с избытком, но и она не в силах компенсировать физическую силу и выносливость.
        - Так, когда будет твой грузчик?
        - Скоро. Он уже неподалеку. Я тоже подтянусь. Жди.
        Когда я подъезжаю к месту встречи, Кит уже там. Я сразу замечаю его машину. Хотя он припарковался у другого подъезда, что неудивительно, ведь я забыла назвать ему точный адрес. Паркуюсь. Выхожу из машины и машу рукой Юльке, которая, пританцовывая от холода, нарезает круги вокруг злосчастного холодильника. Рядом топчется огромный, как гора, Юрка. До этого я видела его лишь однажды, и, кажется, с тех пор он стал еще больше.
        - Ну? И зачем я тебе здесь понадобился?
        Резко оборачиваюсь. Я всю дорогу настраивала себя на эту встречу и все равно оказалась к ней не готова. Мой взгляд с жадностью впивается в лицо Кита. И, как ни стараюсь, я не могу его отвести. А он ведь тоже смотрит. И замечает все…
        - Так что?  - темная бровь вопросительно ползет вверх. Он выглядит слегка помятым и… похудевшим, что ли?
        Неужели переживал? Откашливаюсь.
        - Мне нужно поднять вот этот холодильник на шестой этаж,  - взмахом руки указываю в направлении потрепанной жизнью камеры, которую кто-то из неравнодушных отдал обездоленным в безвозмездное пользование.
        - И ты решила, что я сгожусь в роли грузчика?
        Пожимаю плечами. Смотреть на него боюсь. Теперь мне эта идея не кажется такой уж хорошей. Я почти уверена, что он меня просто пошлет.
        - Ев, ну, где твой грузчик? Я уже окоченела здесь стоять…  - кричит Юлька. Кит хмыкает. И… вы не поверите. Идет к чертовому холодильнику. Срываюсь и семеню за ним следом. Скользко до ужаса, наледь во дворах никому и в голову не приходило счищать.
        - Грузчик - это, видимо, я. Здравствуйте. Никита.
        - Юля!
        Вообще Юльку в этой жизни мало что могло удивить. И грузчик в пальто от Dior- тем более.
        - Ну, что? Тогда приступим? Юр, что ты стоишь? Вот тебе помощник, давайте, мальчики. Удачи вам. Страховка нужна?
        - Да справимся, Юль, иди, грейся. Ты ж вся окоченела! Говорю ей - иди, я сам посторожу. Так нет…  - ругается Юра.  - Ну, что, открывай дверь? Никит, ты на меня его наклоняй, а я подхвачу. Ну, погнали!
        Пока мужики пыхтят над холодильником, мы с Юлькой поднимаемся в квартиру. Обычная трешка, которую государство выделило под социальный центр. Когда мы попали сюда впервые - здесь был настоящий клоповник.
        Силами волонтеров его удалось привести в божеский вид. И с тех пор кого здесь только не было! Кто-то задерживался в этих стенах всего на пару дней, кто-то жил неделями, а кто-то месяцами. И у каждой женщины своя судьба, своя боль и своя трагедия. Иногда я думаю, как Юлька справляется с этим всем? И не нахожу ответа. Юлька - она блаженная, да.
        - Баб Шур! Баб Шур! Это мы пришли! Ставьте чайник!  - орет Юлька, войдя в квартиру. Из дальней комнаты выглядывает сухонькая старушонка.
        - Сейчас-сейчас, голубушка! Я и пирогов напекла!
        - Ага! Напекла… А я только-только на диету села!  - жалуется еще одна постоялица. Совсем молоденькая девушка с беззубым младенцем на руках.
        - Какая диета, глупая? Где это видано, чтобы кормящая мать да на диете сидела? Юль Санна, скажи этой глупой, что так нельзя!
        Женщины тараторят, смеются. Гляжу на них и понимаю, что не имею права жаловаться на судьбу. Многие из них пережили настоящий ужас, но нашли в себе силы жить дальше. Так чего же я опустила руки? Нельзя так! Только бога гневлю.
        Мы пьем чай, когда входная дверь хлопает. А секунду спустя в кухне появляются две высоких фигуры. Юрка и взъерошенный Кит. Он окидывает взглядом нашу разношерстную компанию и неуверенно кивает:
        - Добрый вечер, дамы.
        Алинка, самая молоденькая из присутствующих «дам», сжимается, втягивает голову в плечи и буквально сползает под стол. Я не знаю ее истории. Юлька не успела мне рассказать. Но по такой довольно говорящей реакции я могу предположить, что она боится мужчин. Поэтому, недолго думая, я приказываю Киту с Юркой убраться и сама бочком выбираюсь из-за стола. Юрка не удивлен. А вот Кит… его глаза буквально кричат о том, что мне придется все ему объяснить. Ну, и ладно. Может быть, он хотя бы теперь что-нибудь да поймет.
        Глава 21
        Кит. Двенадцать лет назад.
        В комнате выключен свет. Красивое лицо Евы освещает лишь пламя камина да мигающие огоньки на сосне, нашими стараниями установленной в углу гостиной.
        - Подумать только, ты действительно собирался встречать Новый год без елки!
        - Я уже большой мальчик, в отличие от некоторых, кто все еще верит в Деда Мороза.
        Ева задирает голову и показывает мне язык. Интересно, она вообще понимает, куда упирается ее затылок при таком маневре? Или, может, она меня сознательно дразнит?
        - Заметь, он ко мне придет! Потому как, что?
        - Что?  - улыбаюсь я.
        - В отличие от некоторых, я была хорошей девочкой!  - Ева поднимает брови и опускает взгляд туда, где мои пальцы осторожно поглаживают голую полоску кожи, показавшуюся между резинкой ее рождественского свитера с оленем и поясом брюк. Смеюсь. Проникаю пальцами под одежду и вновь отступаю, подразнивая. Распаляя огонь.
        - Ты понятия не имеешь, насколько я могу быть плохим. Хочешь, покажу?  - склоняюсь над Евой и шепчу, как Змей-искуситель, ей прямо в порозовевшее ушко. Прихватываю нежную мочку зубами, веду по точеной скуле вниз. Ева чуть поворачивает голову, потираясь щекой о мой стояк, глядя мне прямо в глаза. Если она не прекратит - я кончу в штаны, как прыщавый задрот. Нам определенно нужно что-то решать с отсутствием секса в нашей жизни.
        Трясу головой, отгоняя наваждение. Решать, конечно, надо, но не сегодня, когда дома и отец, и Марь Санна.
        - Эй… Что-то случилось?
        Валяться вот так на полу хорошо, но впереди сессия, и нам нужно готовиться к экзаменам.
        - Пойду, возьму учебник.
        - Зачем?  - сводит брови Ева.
        - Затем, что кое-кому неплохо бы подготовиться к сессии.
        - Я, один черт, ничего не успею, Кит. Не стоит и пытаться.
        Замираю с открытым ртом. Мне непонятно, она, что, готова вот так просто сдаться?
        - Тебя же отчислят…  - осторожно замечаю я.
        - И что? Думаешь, я много потеряю?
        - Конечно! Это же такой шанс выбиться в люди, Ева.
        - Ты говоришь сейчас, как моя бабушка.
        Ева встает с моих колен и садится по-турецки, обхватив тонкие лодыжки пальцами.
        - А разве она не права? Ты же не просто так туда поступила, Ев! Ты достойна лучшего, понимаешь?
        - Лучшего? Все эти издевательства Ника и ему подобных - это и есть то лучшее?
        - Я предлагал его заткнуть… Но ты не позволила. Не надо было мне тебя слушать. Уже давно бы все утряс!  - встаю с пола и упрямо складываю руки на груди.
        - Не надо. Это ничего не изменит, Кит. Для них я никогда не стану своей. А вот ты - чужим, запросто.
        - Да плевать мне!
        - Нет, не плевать! Тебе с этими людьми, может быть, потом бок о бок работать. И уж точно всю жизнь вращаться в одном кругу.
        Я не хочу ругаться! Только не перед праздниками. Поэтому иду на попятный.
        - Ты - сноб, Ева! Даже больший, чем эти придурки.
        Протягиваю ей руку и поднимаю ее с пола, кружу в своих объятьях.
        - Не такие уж они и придурки, раз ты с ними тусуешься.
        Замираю посреди комнаты.
        - Я с ними тусуюсь, потому что не могу в это время быть с тобой.
        - А с Лерой?  - Ева облизывает губы и, не глядя на меня, ведет пальцем по контуру принта на моей футболке.
        - А что с ней? Мы просто тремся в одной компании.
        - Ладно,  - Ева легко соглашается, улыбается не то чтобы уверенно, и мы вновь отдаемся танцу.
        - Ева… тебе нужно найти время подготовиться к экзаменам,  - упрямо повторяю через некоторое время.  - Я слышал в деканате, что ты первая в списках на отчисление. Нельзя этого допустить.
        - Ты же знаешь, что ничего не выйдет. Слишком много упущено материала. Да и не нужно мне это, Кит, пойми. Это бабуля хотела, чтобы я там училась… А мне самой это все чуждо и не интересно.
        - Я тоже не в восторге, но это такой шанс! Мечта просто. Разве нет?
        Ева останавливается. Освобождается из моих рук, подходит к елке и ведет указательным пальцем по круглому стеклянному шару.
        - Ты кого в этом пытаешься убедить?
        - В смысле?  - настораживаюсь я.
        - В том, что это шанс. Мечта…  - Ева пародирует мои интонации, и мне все меньше нравится то, что происходит.  - Разве ты об этом мечтал? А как же все твои программы… и коды?
        - Это - несерьезно! Точно так же, как и твое желание пойти в долбанное училище!
        - Почему? Потому что девушка Кита Кошелева не может быть ПТУшницей?
        Открываю рот, но не нахожу, что ей ответить. Мне очень хочется верить, что она ошибается. Потому что я не могу быть таким, правда? Это все не может иметь для меня значения! Или…
        - Тогда почему ты просто не заберешь документы? Зачем терпишь эти все…
        - Унижения?  - подсказывает Ева.  - Иногда я и сама задаюсь этим вопросом. Наверное, потому, что бабуля никогда меня не простит, если я это сделаю.
        - А если тебя выгонят, значит…
        - Значит! Это другое.
        Пытаюсь уложить в голове Евину нехитрую логику. И не могу.
        Отрывисто постучав по косяку, предупреждая о своем присутствии, в комнату заглядывает отец.
        - Кит, Ев, пойдемте ужинать. Марь Санна уже все приготовила.
        Одно радует - хоть отец больше не говняется. Он, пожалуй, единственный человек из моего окружения, кто в курсе, с кем я встречаюсь. В остальном - мы с Евой не афишируем нашу связь.
        Рассаживаемся. Ева вызывается помочь Марь Санне накрыть на стол и попутно выпытывает у той рецепты сегодняшних блюд. Окунает мизинец в соус и, слизав его с пальца, удовлетворенно качает головой. В брюках снова становится тесно. Ерзаю, отвожу взгляд и понимаю, что отец, как и я, наблюдает за Евой. Она это замечает тоже.
        - Что?  - спрашивает смущенно, ставя на стол корзинку с хлебом,  - почему вы так на меня смотрите?
        - Ты похожа на мать.
        Ева удивленно вскидывает брови, но тут же неосознанно хмурится.
        - Вы знали мою мать? Серьезно?
        - Угу,  - отец криво улыбается и принимается за еду.  - Мы с ней в одной группе учились. На факультете международных отношений, конечно же. И даже недолго встречались.
        - Да ладно! Ты же военную академию окончил,  - тяну недоверчиво.
        - Это потом я понял, в чем мое призвание. Целый год потерял и понял.
        - Удивительно, какая круглая Земля,  - качает Ева головой.
        - Еще бы! Представляешь, мой отец мог стать твоим отцом. Бррр…  - дурашливо передергиваю плечами.
        - Это вряд ли,  - сухо замечает старик.  - Так далеко наши отношения не заходили.
        - А вот с моим отцом зашли. И много счастья ей это не принесло.
        Ева смотрит в окно и будто видит там то, чего мы не видим. И говорит так, что кажется, будто сама с собой.
        - Говорите, я на нее похожа? А я всегда думала, что на отца…
        Старик, который до этого пялился в тарелку, методично отделяя ножом мясо от кости, поднимает взгляд.
        - Ты, наверное, права. В главном - ничего общего.
        - В главном? Хм…
        Очевидно, Еве непонятен ход отцовских мыслей, а вот я, кажется, могу уловить их суть. Зная, какого невысокого мнения он о её родителях - это целый комплимент. Улыбаюсь. Тянусь вилкой в Евину тарелку и накалываю кусок огурца.
        - Эй!  - как я и думал, тут же оживает моя девочка.  - Ну-ка, отдай!
        Перехватывает мое запястье, и пока я не сообразил, как ее перехитрить, снимает губами огурчик с вилки и демонстративно со вкусом его жует. Смеюсь, обхватываю ее за шею и целую коротко, но жадно.
        - Как там поживает твоя досрочная сдача?  - врывается в нашу игру тихий отцовский голос. Ева моргает, косится на него.
        - Досрочная сдача?
        Блин! Ну, вот кто его за язык тянул? Она же еще ничего не знает. Хотя уже, наверное, мне давно следовало рассказать Еве о предстоящем нам испытании. Но я не хочу. Будто, пока это все не озвучено, оно надо мной не властно. Не властно над нами…
        - Сессия. Разве Кит тебе ничего не сказал?
        Ева по-детски отчаянно трясет головой и переводит на меня взгляд своих испанских широко распахнутых глаз.
        - Кит?  - вздергивает бровь отец. В попытке выиграть время оборачиваюсь к Марь Санне, делающей вид, что её здесь нет, и прошу подать перец, до которого и сам могу прекрасно дотянуться. Домработница закатывает глаза и подает мне перечницу, глядя укоризненно. «Как-ты-мог-глупый» глядя.
        - Мне нужно закрыть сессию до мая. Этот курс… И первый семестр следующего.
        - Следующего? А… зачем? К чему эта спешка?  - Ева неуверенно улыбается и скользит шоколадным взглядом по лицам отца и Марь Санны.  - Давайте я уберу!  - Вскакивает и забирает у отца опустевшую тарелку.
        - В мае я поеду в Сандхерст.
        - Сандхерст? Это что?
        - Это военная академия в Великобритании. И я не понимаю, почему Кит тебе до сих пор об этом не рассказал!
        Ева облизывает губы и так смотрит на меня… Черт! Если до этого мне было дерьмово, то сейчас… это все стало просто невыносимо. Я сам не знаю, как переживу разлуку. Все это время я старался о ней не думать. Только этим и жил… Самообманом.
        - Может быть, потому, что Кит передумал?
        Качаю головой. Ева щурится. Закусывает губу и сжимает смуглые пальцы на проклятой тарелке так, что они белеют.
        - Нет. Я… не передумал. Нет. Просто не хотел, чтобы ты волновалась заранее. Это же не навсегда.
        - А на сколько?
        - Три семестра по три месяца. Каникулы совсем короткие. Всего несколько дней. Так что к концу зимы буду свободен.
        Ева качает головой. Улыбается дрожащими губами, отставляет тарелку от себя и идет куда-то, натыкаясь на стулья, будто в момент ослепла. Вскакиваю за ней.
        - Ева, пожди! Ты куда? Ну, ты чего, расстроилась, что ли? Я буду звонить тебе, буду писать… Это же только через полгода! У нас есть еще целых полгода, слышишь?! Ну, не плачь… Ты что, правда, плачешь? Вот поэтому я и не хотел тебе говорить…
        Прижимаю ее, вырывающуюся, к груди, веду по тяжелым чернильным прядям. Шепчу что-то бессвязное в ухо, хотя самому тоже дико хочется плакать.
        - Военная академия, Кит… Военная академия! Скажи, тебе это зачем?
        - У нас давний уговор с отцом.
        - Господи… Ну, так пошли его к черту!
        - Отца? Или уговор?  - горько улыбаюсь, перехватываю ее ладонь и тащу ее за собой к лестнице.
        - Я бы поняла, я бы ждала… Если бы ты этого действительно хотел! Но ты ведь даже не хочешь! Почему ты не можешь сделать так, как будет лучше тебе? Нам?!
        - По той же причине, по которой ты не бросаешь универ!
        На это ей нечего сказать. Мы замираем у двери в мою комнату. Такие потерянные… Несвободные, кто бы и что ни говорил.
        - Я не хочу, чтобы ты уезжал…
        - Я буду рядом! Сейчас столько средств связи - ВКонтакте, скайп… Было бы желание.
        Опускаюсь на кровать. Тащу за собой Еву. По ее щекам катятся слезы, я стираю их пальцами, наплевав на то, что на них остаются невидимые ожоги. Целую. Губы, нос, подбородок. Опрокидываю Еву на спину и нависаю сверху.
        - Я люблю тебя, слышишь? Мы со всем справимся. Пообещай, что ты дождешься меня! Пообещай…
        - Куда же я денусь? Я без тебя не живу даже…
        Ева всхлипывает, и я вновь впиваюсь ртом в ее губы. Меня легонько потряхивает от эмоций. И хоть я никогда до этого не пробовал дурь, почему-то кажется, где-то так я бы себя и чувствовал, хорошенько вмазав. С губ срывается странный рычащий звук. Спускаюсь вниз по ее шее, обвожу языком яремную впадину, а бедрами начинаю тереться о сладкое местечко у нее между ног.
        - Кит…  - шепчет в горячке Ева.
        - Я помню… Помню! Мы просто поласкаемся, хорошо? Ничего такого…
        Расстегиваю пуговицу и ширинку, носом задираю свитер. И пока мои пальцы пытаются пробраться в тесноту ее джинсов, рот скользит вверх… Замираю, разглядывая ее соски, просвечивающиеся через тонкое кружево черного лифчика, и, недолго думая, начинаю их поочередно посасывать. Ева тихонько стонет, всхлипывает и стыдливо зажимает мою руку. Успокаивающе поглаживаю мягкие волоски на лобке, и когда Ева окончательно теряется в моих поцелуях, надавливаю на скользкий маленький клитор. Ева полностью отдается моим ласкам. От нее мне не достаётся вообще ничего. Но знаете, мне и не надо. Стоит ей с тихим криком кончить под моими пальцами, как я взрываюсь следом за ней.
        - Вот так! Я же говорил… просто поласкаемся… Моя хорошая чувственная девочка… Любимая моя.
        Глава 22
        Кит. Настоящее.
        - Не хочешь мне рассказать, что это все означает?  - киваю в сторону захлопнувшейся за нами двери подъезда и, нашарив в кармане пачку сигарет, срываю с неё фольгу. С неба сыпется снег, да и вообще стоит такая погода, что лучше бы нам разойтись по машинам, а не вот это вот все… Но мы оба не торопимся. Почему-то.
        - Нам нужна была помощь с холодильником. Ты подвернулся под руку.
        - Давно ты занимаешься благотворительностью?
        - Лет семь. С тех пор, как познакомилась с Юлькой. Удивила?
        - А хотела?
        - Удивить? Да. Наверное…
        - Тебе удалось.
        - Это хорошо.
        Ева ничего больше не говорит. Но и не уходит, хотя косится на часы, перед тем как задрать голову к серому, затянутому снежными тучами небу. Смотрю на ее до боли знакомый профиль, и словно не было этих лет…
        Подкуриваю. Дым дерет горло и оседает в легких болезненной горечью.
        - Зачем ты ко мне пришла, Ева? Той ночью… зачем ты на самом деле ко мне пришла?
        - Из-за денег?  - она переводит взгляд на меня и широко открыто улыбается. Лохматые снежинки оседают на ее волосах, ресницах и тонкой не по сезону куртке, в которой ей, наверное, удобнее за рулем.
        Качаю головой:
        - Не верю.
        - Правда? Ну, признаться, деньги мне были действительно нужны.
        Качаю головой. И почему-то именно в этот момент вспоминаю свой короткий разговор с главбухом:
        - Я рекомендовала бы оформить этот платеж, как взнос на благотворительность. У нас будет возможность получить подтверждающие документы?
        Кровь шумит в ушах. Я сглатываю колючий удушающий ком.
        - На что?  - откашливаюсь.  - На что тебе были нужны эти деньги?
        Слова острыми лезвиями вспарывают глотку.
        - Ты даже не посмотрел реквизиты, выходит?
        - Не посмотрел.
        - Я так и поняла. Деньги ты закинул на счет Юлькиного благотворительного фонда. Один хороший парень нуждался в срочном лечении за границей. И вот… Можешь считать, что сделал доброе дело.
        Не понимаю… Я не понимаю, чему она улыбается? Зачем храбрится, я ведь вижу, что этот разговор дается ей нелегко.
        Я ведь чувствую, что за произнесенными вслух словами кроется еще столько невысказанного, что мне банально страшно спросить!
        Курю. В груди горит все сильней. Мои легкие полны крови. И дыма…
        - Зачем ты это сделала? Ты же могла просто у меня попросить? Я бы никогда тебе не отказал. Зачем ты превратила все, что между нами было, в грязь? Зачем, Ева? Ну, что ты смотришь! Скажи!  - Ору. Отбрасываю бычок в сторону, сжимаю в кулаки руки, чтобы… не знаю. Чтобы не сжать их на ее глотке.
        - Разве это не ты решил, что можешь меня купить? Разве это не ты свято уверовал в то, что я продаюсь, а, Никита?
        Так в чем ты меня обвиняешь? В том, что я тебе подыграла?
        - Зачем?  - мой голос вновь скатывается в шепот.
        - Не знаю! Я до последнего верила, что ты одумаешься. Посмотришь на реквизиты и одумаешься. Но ты был так уверен в своей правоте…
        - И, заметь, на это у меня были все основания! Разве ты не из-за денег была с отцом? Не сейчас,  - выставляю вперед руку.  - Тогда… В самом начале. Разве он не купил тебя? Ну, что молчишь?! Скажи, ради чего ты меня предала!
        Скажи, Ева, оно того стоило? Я же… подыхал без тебя! Я же без тебя подыхал…
        Дерьмо! Какое же дерьмо, господи. Еще чуть-чуть, и я разревусь, как тогда, в девятнадцать, когда узнал, что она меня предала. Грудь ходит ходуном, легкие горят, и воздух в них врывается с громким свистом.
        - А Яковлеву ты, очевидно, трахал в предсмертных конвульсиях…  - невесело улыбается Ева.
        Что?! Что, мать его? Что?!
        Открываю рот. Смотрю в ее полные слез глаза и не могу выдавить из себя ни слова. Потому что виноват. Потому что виноват, да! Но, в то же время…
        - Я никогда… никогда тебя не предавала. Знаешь, в чем твоя проблема, Кит? В том, что ты меня по себе мерял.
        Рисовал мой портрет, но красками своих грехов. И знаешь, что? Мне это надоело. Пошел ты к черту! Пошел… ты…
        Ева резко разворачивается, стремительно переходит дорогу и, пока я прихожу в себя, скрывается за тонированными стеклами Мерседеса. Отмираю и бегу за ней следом, но когда я уже почти поравнялся с машиной, Ева бьет по газам.
        Недолго думая, дергаю пассажирскую дверь и каким-то непостижимым образом в последний момент запрыгиваю в салон.
        - Ты спятил?! Я могла тебя переехать!
        Потираю ушибленную ногу и поворачиваюсь к Еве лицом.
        - Нам нужно поговорить.
        - Я спешу. У меня работа…  - Ева с силой сжимает руки на баранке и смотрит прямо перед собой. Если честно, я уже и сам боюсь нашего разговора. Но отступить не могу. Похоже, наше «никому не скажем» зашло слишком далеко.
        В какой-то момент мы перестали говорить даже друг с другом…
        - Так ты поезжай. Обсудим все по дороге.
        - А как же твоя машина?
        - Никак. Попрошу пригнать к офису.
        Ева кивает. Устало растирает глаза и таки прибавляет газу. Во все еще прохладном салоне повисает гнетущая тишина.
        - Где у тебя тут подогрев сидений?
        Не то, чтобы это важно. Я просто понятия не имею, с чего начать. Ева удивленно косится на меня, но все же вытягивает руку и нажимает по очереди две кнопки под магнитолой. Заду становится ощутимо комфортнее.
        - Ева…  - накрываю ладонью ее руку, покоящуюся на коробке передач, но она тут же выдергивает ее из моего захвата. Закусываю изнутри щеку. Боль отрезвляет. Опять молчу. Ее холодность не добавляет мне красноречия.
        - Я могу рассчитывать на твою откровенность?
        - Почему нет? Я никогда и ничего от тебя не скрывала.
        - Окей. Кто тебе наплел… про нас с Лерой? Почему ты так просто ему поверила?
        Ева резко оборачивается. Впивается взглядом в мое лицо и, покачав головой, снова концентрируется на дороге.
        - Удивительно. Ты просишь меня об откровенности, а сам лукавишь даже сейчас.
        - Я лукавлю?
        - Ну, а как еще понять твои вопросы? Кто мне наплел о тебе с Лерой, и почему я так просто ему поверила… Ты серьезно? Будешь утверждать, что между вами ничего не было?
        - Было. Но только однажды. Я… сорвался. Понимаешь… до меня дошли сплетни о вас с отцом. И если бы это кто-то один мне сказал - я бы, конечно, не поверил, но… В общем, мне тогда так дерьмово было, что хоть в петлю. А тут Лерка… и… не знаю. Сорвался я.  - Веду рукой по лбу и отворачиваюсь к окну.  - Вы даже не посчитали нужным скрывать ваши отношения…
        - Тут ты прав. Мы действительно ничего не скрывали. Потому что нечего было скрывать.
        - Вас видели вместе. Уже тогда. Отрицать это бессмысленно.
        - Да разве же я отрицаю? Нет. Мы действительно виделись. Потому что твой отец помогал мне с визой. Да и вообще… помогал. У меня бабуля тем летом сильно болела.
        - С какой еще визой?  - её слова звенят у меня в ушах тревожной сиреной.
        - С Британской, конечно же. Я так по тебе скучала, что…  - Ева неопределенно взмахнула рукой.  - А, к черту! Это сейчас неважно.
        - Почему же? Важно… Для меня важно. Очень.  - Бум-бум-бум… Что ж так сердце стучит? Еще немного, кажется, и выпрыгнет мне на колени.  - Ты так по мне скучала, что…
        - Бросила все, к чертям, и примчалась к тебе! Доволен?! Мне никто не рассказывал про вас с Лерой. Я… все своими глазами видела, Кит.
        Мое сердце вываливается из груди, падает на пол и разбивается в мелкое кровавое крошево. Я склоняюсь к коленям, затыкая дыру в груди, но все напрасно. Не становится ни лучше, ни легче. Поднимаю голову и бьюсь лбом о панель, еще, и еще сильнее…
        - Прекрати, Кит! Что ты делаешь?! Перестань…
        Не могу перестать. Выходит, это я все испортил? Выходит… это… я? Собственными руками?
        Выпрямляюсь. Подношу руки к лицу. Оборачиваюсь к ней. Я - безумец. Абсолютный безумец.
        - Так… у вас ничего не было? Между вами…  - мой голос срывается несколько раз за две короткие фразы.
        Облизываю почему-то соленые губы. И смотрю на нее…
        - Я была верна тебе до тех пор, пока это не перестало иметь значение для нас обоих.
        Киваю. Гляжу перед собой и киваю. Еще, и еще. Каким-то своим, еще до конца не сформировавшимся мыслям.
        Обхватываю голову. Тру виски.
        - Зачем же ты вышла за него?
        - Он предложил, а я согласилась.
        Мне кажется? Или она тоже плачет? Ничего не вижу… Все расплывается.
        - Чтобы отомстить мне?
        - Нет. Чтобы не быть одной, Кит. Я так нечеловечески устала к тому моменту… Груз на моих плечах становился все неподъёмнее, и у меня просто не было сил тащить его дальше одной. А Саша, он…  - пожимает плечами,  - он просто взял на себя все мои проблемы махом.
        - Ты любила его?
        - Не так, как тебя.
        Несколько долгих минут мы едем в полнейшей тишине. Я пытаюсь переварить полученную информацию, но ничего не выходит. Меня мутит. И если Еву я, кажется, понимаю, то отца… отца я понять не могу. В моей голове - миллионы вопросов, ответы на которые я вряд ли когда-нибудь получу.
        - Послушай, не уверена, что могу вести дальше. Ты не против, если я где-нибудь тут припаркуюсь?
        - Валяй…
        Ева включает поворотник и, шмыгая носом, сворачивает к торговому центру.
        - Если бы он не был уже мертв, я бы…  - замолкаю. Потому что не знаю, что сказать в продолжение мысли. Я бы что? Убил его? За что? За то, что он сумел построить любовь там, где я облажался?
        Оборачиваюсь. Ева осторожно паркуется и заглушает мотор.
        - Я всю свою жизнь любил только тебя. И то, что случилось с Леркой… оно для меня ничего не значило. Я… просто сломался в тот момент. И мне нужен был кто-то, с кем я бы почувствовал себя вновь живым. Слышишь? Она никогда и ничего для меня не значила…  - хватаю Еву за руку и разворачиваю к себе.  - Все, что случилось - одно большое чудовищное недоразумение! Почему ты мне ничего не сказала? Почему не ворвалась в комнату и не устроила истерику! Не повела себя так, как на твоем бы месте себя повела любая другая баба?!
        - А ты, почему? Почему так запросто поверил в то, что я - предательница? Впрочем… какая теперь уж разница, правда? Ничего не изменить. Одиннадцать лет прошло… Одиннадцать лет, Никита.
        Ее слова меня душат. Или это что-то другое? Чудовищное понимание необратимости того, что случилось. Я нащупываю ручку, открываю дверь и едва не вываливаюсь на серый асфальт парковки. Ева остается внутри. И в этом определенно имеется какой-то смысл. Гребаная необходимость - прямо сейчас держаться от неё подальше… Потому что иначе - как знать? Я уже ни в чем не уверен. Особенно в адекватности собственных же поступков.
        Где-то в стороне с громким утробным рыком оживает мотор машины. Отхожу с проезжей части, хотя желание быть вкатанным в асфальт - велико, как никогда. Прижимаюсь спиной к бетонной свае, покрытой черными и ярко-желтыми полосами, и поднимаю взгляд. Ева наблюдает за моими метаниями с поистине сфинксским спокойствием.
        Поначалу мне кажется так… Но потом я замечаю то, чего не разглядел сразу. Слезы… Текущие по ее щекам слезы.
        Каким же она, должно быть, считала меня придурком! Сколько боли я заставил ее пережить?
        Трясу головой и возвращаюсь назад к машине. Сейчас мне нужно быть сильным. Сильным, как никогда. Не думаю, что у меня есть время на раскачку. Пока еще есть хоть малейший шанс… Забираюсь в салон. Захлопываю за собой дверь и поворачиваюсь к Еве.
        - Ты сможешь меня простить?
        - Я не знаю… Не слишком веселая у нас получилась история. Кит… Мы не сможем взять ее и переписать.
        - И не надо переписывать, слышишь?! Сжечь, к чертям, весь этот талмуд, и начать писать ее заново.
        - Боюсь, нас не поймут.
        - Да плевать мне. Кому какое дело? Я не собираюсь больше таиться. Хватит. Однажды я тебя послушался - и что?
        - Что?  - Ева облизала губы.
        - А то, что если бы я тогда не уступил тебе, если бы гнул свою линию - может, ничего бы и не случилось. Зря ты думаешь, что я не смог послать бы их всех к черту!
        - На самом деле я никогда так не думала.
        - Но ты же обвинила меня в том, что была моим маленьким грязным секретом? Или я что-то неправильно понял?
        - Нет. Я именно так и сказала, но правда в том… что на самом деле… это я была не готова бросить вызов толпе. Не ты… Сейчас я это понимаю.
        - Я тоже хорош. Пошел по пути наименьшего сопротивления. С легкостью с тобой согласился, а надо было послать их всех к черту. И быть с тобой. Потому что только ты имела значение. Всегда. Только ты Ева.
        Глава 23
        Ева. Двенадцать лет назад.
        Это невыносимо. Действительно невыносимо. Уж лучше бы я ничего не знала. Жила бы себе в счастливом неведении и не рвала себе душу. Теперь же кажется, что каждая секунда, уходящая в прошлое, оставляет на сердце шрам. И я злюсь, я ревную. Я так сильно ненавижу себя и все те обстоятельства, что мешают нам быть вместе в эти последние перед расставанием дни… Но ничего, абсолютно ничего не могу с этим поделать. Просто схожу с ума. Варюсь в этом день и ночь. И думаю лишь о том, что скоро меня отчислят, а значит, мы станем видеться еще реже. Я понимаю, что палюсь, выставляю себя полной дурой перед всеми этими зажравшимися мажорами, но один черт не могу отвести глаз от Кита. Я будто хочу им наперед надышаться. А он… Ходит с Бестужевым по универу, смеется с девчонками, горячо спорит о чем-то важном и изредка, когда никто не видит, бросает мне короткие ободряющие улыбки. Я знаю… я не забыла, что сама загнала наши отношения в эти рамки, но как же мне хочется, чтобы он вышел за них! Послал всех к черту, подошел ко мне и у всех на виду обнял…
        - Эй, Ева, подотри слюни!  - вздрагиваю, оборачиваюсь, и тут же мне в лицо летит баскетбольный мяч. Это больно.
        Это, черт его все дери, больно! Вот так… со всей силы по лицу. А эти придурки ржут. Ну, просто подыхают от смеха.
        Так, что даже Кит, забросив в корзину трехочковый, оборачивается посмотреть, по какому поводу веселье.
        - Кит, я здесь!  - машет руками Прохоров, показывая, что он открыт. Кит вновь отворачивается, так ничего и не поняв, пасует Владу, а я встаю. Мне нужно на воздух. Я больше не могу… Я задыхаюсь.
        С тех пор я не хожу в универ, хотя Кит злится по этому поводу. Но я просто не могу. Быть с ним и… не быть. Делить его с кем-то, когда у нас самих так мало времени. Чтобы поменьше об этом думать, загружаю себя работой. А днем догоняю программу училища. После универа - это не так уж и трудно. Да и требования - не сравнить.
        - Поздравь меня!
        - С чем?
        - С поступлением.
        - Поздравляю,  - хмурит брови Кит.
        - А как твоя досрочная сдача?
        Закусываю губу. Знаю, это ужасно, но я хочу, я так хочу, чтобы у него ничего не получилось! И он остался здесь… со мной.
        - Все идет по плану.
        Кит переворачивает страницу в учебнике, а в меня будто вселяются бесы. Я выхватываю увесистый томик, закрываю его и отбрасываю в сторону.
        - Надоело учиться! Лучше поцелуй меня…
        Кит приподнимает брови и усмехается.
        - Не боишься, что это плохо кончится?
        - Я уже ничего не боюсь. Ну же, Кит…
        Несколько секунд он просто на меня смотрит, а потом одним резким движением опрокидывает на рассыпанные по полу подушки и впивается в рот. Я хочу его до дрожи в коленях. Собственное желание сохранить девственность до брачной ночи теперь кажется мне полным безумием. Нет ничего неправильного в любви. Задираю его футболку, стаскиваю через голову.
        - Ч-что ты делаешь?
        - А ты не знаешь?
        Облизываю губы и принимаюсь судорожно дергать пуговицу на своих стареньких джинсах.
        - Нет… Нет, погоди. Я не хочу так.
        - Ч-что?
        - Я хочу все сделать правильно.
        - Это как же?
        - Как ты и хотела. После свадьбы.  - Кит скатывается с меня и, встав на одно колено, словно принц из сказки, интересуется: - Евангелина Гонсалес, ты станешь моей женой?
        - Ты спятил?
        - Нет. Я хочу, чтобы ты меня дождалась! Понимаешь? Я… люблю тебя. Скажи, что ты дождешься…  - Кит взволнован, а я не понимаю, что стало тому причиной. Глупый… Неужели он не видит, что я его… я для него все на свете… Я… Слезы душат.
        - Я тебя дождусь. Но для этого нам совершенно не нужно жениться в неполные девятнадцать лет.
        Если честно, я так не думаю. Просто говорю то, что должна… Не знаю, кому и зачем, но должна. Чертовы стереотипы!
        - Да какая разница? Девятнадцать, тридцать или сорок! Я тебя люблю? Люблю! Какой смысл тянуть? Пойдем…
        Кит вскакивает на ноги, хватает меня за руку и тащит за собой вниз по лестнице. Понятия не имею, что он задумал.
        Просто послушно бегу следом, не поспевая за его широким размашистым шагом. Дверь в кабинет Александра Ивановича открыта.
        - Отец… Мне нужно тебе кое-что сказать.
        Отец Кита откладывает в сторону какие-то документы и устало растирает переносицу:
        - Ну, так говори, раз должен.
        - Мы с Евой решили пожениться.
        - Нет!  - потрясенно выдыхаю я.
        - Так нет? Или решили?
        Александр Иванович встает и принимается раскладывать лежащие на столе бумажки по стопкам.
        - Я сделал Еве предложение. Но она пока упрямится.
        - Что так?
        Внимательный взгляд генерала ловит мой - растерянный. Я не знаю, что ответить. И опять же говорю то, что должна.
        То, что от меня наверняка ждут. Не так ли?
        - Кит горячится. Думает, что иначе я его не дождусь. Разве это повод жениться?
        - Действительно.
        - И ничего я не думаю!  - не дав договорить отцу, горячится Никита.  - Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Вот и все. Я к этому готов, поверь.
        На самом деле - нет. И хоть мне невыносимо хочется верить в обратное, я не имею права на этот самообман. Может быть, вдвоем бы у нас что-нибудь и получилось, но… В комплекте ко мне идет миллион нерешенных проблем. И я не хочу сваливать их на Кита. Кем я тогда буду? Он живет в совершенно другой реальности и ничего не знает о моей…
        Нет, нам нельзя торопиться. Я не переживу, если он однажды меня возненавидит за то, что я не в силах нести ответ.
        - Почему бы вам не пожениться после Сандхерста? Это неплохой способ проверить чувства на прочность,  - нарушая ход моих мыслей, предлагает Александр Иванович.
        - Ну, я не знаю…  - Кит оборачивается ко мне.
        - Твой отец прав, Кит. Зачем нам спешить? Пойдем… ты, кажется, еще хотел позаниматься.
        Жалела ли я потом, что не согласилась на его предложение? Тысячи раз. И чем меньше времени у нас оставалось, тем сильней я жалела. А оно неслось, бежало вперед с какой-то немыслимой скоростью. Дни на календаре сменяли друг друга, и я не успевала за их бешеной гонкой.
        Май врывается в нашу жизнь грозами и удушающей, совсем уже летней жарой. И хотя все свободное время мы стараемся проводить вместе - ничего у нас с Китом не выходит. Нам все равно мало… Времени и друг друга. Мы оба держимся из последних сил. Я - сидя на подоконнике. Он - собирая вещи.
        В какой-то момент мое терпение заканчивается. Я спрыгиваю на пол и подхожу к нему, замершему. Касаюсь покрытым испариной лбом его голой спины. Руки ложатся на живот, поднимаются вверх по кубикам пресса, зубы легонько прикусывают кожу.
        - Ева…  - шипит он.
        - Я хочу до конца, Кит… Хватит этих глупостей. Я хочу стать твоей женщиной…
        - Ты уже моя.
        - Нет! Ты знаешь, о чем я.
        Не понимаю, зачем он упрямится. На самом деле за те месяцы, что мы с Китом встречаемся, от моей невинности уже ничего не осталось - столько всего мы перепробовали в сексе. И только до главного блюда все никак не доходят руки.
        Точнее… ну, вы поняли.
        Кит усмехается. Опрокидывает меня на кровать, рядом со сваленными в кучу вещами, и нависает сверху. Глядя мне прямо в глаза, опускает вниз бретельку моего хлопкового сарафана и сдавливает между пальцев сосок.
        - Сделай это!  - умоляю я.
        Кит снова улыбается, качает головой и задирает юбку, оголяя бедра. Опускается между ними и толкается в меня через одежду. Шиплю… Рыком стаскиваю с него шорты и сжимаю в ладони член. Стеснения нет. Оно давно пропало. Кит изучил каждый сантиметр моего тела. А я его…
        - Дождись меня.
        - Я дождусь!
        - Вот тогда его и получишь…  - Кит сдвигает в сторону мои трусики и скользит вверх-вниз по влажным, налившимся в ожидании ласки лепесткам. Я закусываю губу и выгибаюсь. Меня ведет от эмоций.  - Хочу знать наверняка, что ты дождалась. Сечешь?
        Его лицо темнеет. Он впивается в меня взглядом темных, переполненных страстью глаз, взгляд которых пробирает меня просто до костей. Проходит несколько долгих тягучих секунд, прежде чем до меня доходит смысл его слов. Это просто невероятно! Толкаю его в грудь руками, но он смеется, не давая мне себя скинуть.
        - А на слово ты мне, выходит, не поверишь?!  - рычу.
        - Поверю. Но так,  - Кит осторожно погружает в меня палец,  - так будет надежнее.
        - Иди к черту!
        Подумать только! Я столько недель гадала, почему же он останавливается на самом интересном, когда даже моя защита пала, и тут выясняется, что он просто не доверяет мне!
        - Ни за что. Мне предстоит почти год воздержания! Ну же, Ева! Скоро самолет. Сделай же с этим что-нибудь…
        Он гад! Да, гад! Иначе не скажешь. Но я не могу ему отказать. Потому что люблю его до дрожи в коленях, потому что хочу, чтобы ему было хорошо… Зажмуриваюсь и заставляю себя расслабиться.
        - Так лучше,  - одобрительно шепчет Кит.  - Моя девочка. Я люблю тебя…
        Не хочу думать о том, что он мне не доверяет! Пусть! Я докажу ему, как он был не прав. Он вернется и закончит начатое, а пока… Толчком заставляю Кита перевернуться. Веду руками вниз по его груди, спускаюсь ниже.
        Перекидываю ногу через него. Провокационно облизываю губы. Я ни с кем этого не делала. Кит - мой учитель.
        Сжимаю его ствол в руке и, медленно наклонившись, вбираю головку в рот. Горчит… Горечь перед предстоящим расставанием - она повсюду. Но я не позволяю ей отравить этот миг. Я вбираю его глубже и выпускаю, вбираю и выпускаю…
        Я все еще ощущаю на губах его вкус, когда мы прощаемся. Вокруг снуют люди, рядом - с ноги на ноги переминается Китов отец, но я не вижу их - только Кита, который держится не в пример лучше меня. Может быть, зря я поехала.
        Не могу. Просто не могу… Смотреть, как он уходит… Улыбается, машет над головой паспортом с вложенным в него посадочным талоном и теряется за тонкой перегородкой паспортного контроля. Все…
        Прячу лицо в ладонях. Из меня будто выкачали весь воздух, и кажется, будто я слышу звук, с которым рвутся соединяющие нас с Китом нити. Опускаюсь на колени. Прямо посреди долбаного аэропорта. Слишком драматично и по-киношному, знаю… Но, один черт, устоять не могу.
        - Эй-эй! Ты что? Ну-ка, вставай немедленно! Все будет хорошо.
        Отец Кита обхватывает меня за талию и заставляет подняться. Смотрю на него, держусь за него, но ничего не вижу…
        И еще не знаю, что вот так же полгода спустя он будет меня держать, когда я узнаю, что у Кита есть другая. И потом, почти одиннадцать лет. И в горе, и в радости будет меня держать…
        - Ну, куда ты идешь? Выход там! Ева…
        Моргаю глазами. Ах да… Китов отец.
        - Простите. Вы… подкинете меня до города?
        - Ну, конечно,  - он сводит брови и кажется мне ужасно строгим. В этот момент я еще не знаю, что его строгость - маска, под которой он прячет свои ко мне чувства, не желая переходить сыну дорогу. Давая нам шанс.
        - Спасибо.
        Идем к выходу. Пересекаем дорогу, находим машину на стоянке - все - как в бреду.
        - Ты не расстраивайся, слышишь? Тут у меня…  - отец Кита кивком головы указывает на заднее сиденье,  - ноутбук ненужный. Кит сказал, что ты планируешь ходить в компьютерный клуб, чтобы поддерживать с ним связь. Так что… вот. Не надо никаких клубов. Только интернет домой проведи. Справишься?
        Отчаянно трясу головой и смотрю на тот самый ноутбук, как на чудо. И не знаю, что, даже имея под рукой средство связи, слышать Кита смогу не больше пары раз в месяц. У него банально нет времени мне звонить. В Сандхерсте жесткая дисциплина и чудовищный режим тренировок. Но я не знаю этого… Кит бережет меня и не говорит. Все, что было между нами - кажется сном. Я прокручиваю в голове каждую проведенную с Китом минуту, секунду… И этим живу. А потом, когда становится совсем невмоготу, решаюсь к нему приехать. Возможно, не соверши я этот отчаянный бросок через полмира - все бы у нас сложилось, но… Прошлого не изменить. Мы все - заложники прошлого.
        Глава 24
        Ева. Настоящее.
        Долгое время мы с Китом молчим. Салон машины остывает, холод проникает под тонкую курточку и растекается по телу ознобом. Завожу мотор, вновь включаю подогрев сидений. Мой телефон бесконечно тренькает. Кит то и дело бросает на него короткие взгляды, и в какой-то момент я просто отключаю звук.
        - Не ответишь?
        Качаю головой:
        - Не хочу. Вообще ничего не хочу, хотя перед праздниками работы по горло.
        Мне ничего не нужно объяснять. Кит прекрасно понимает мое состояние. Он и сам чувствует себя где-то так же. Как и я… потерянным. И, наверное, нам не стоит и дальше углубляться в прошлое, по крайней мере, сейчас. Но не получается. Мы увязли в нем, как бабочки в хвойной смоле. Наши крылья слиплись, и кажется, что нам уже никогда ни за что не взлететь.
        - Вылезай…
        - Что?
        - Вылезай. Я поведу. Поедем… покатаемся.
        - Разве тебе не нужно на работу?
        - Смеешься?
        Да, глупый вопрос. Нерешительно улыбаюсь и все же выхожу из салона. Кит делает то же самое, но не обходит машину, как это делаю я, а ждет, придерживая для меня дверь. И только когда я устраиваюсь на сиденье, он садится на место водителя. Удивительно, но я никогда не видела Кита-водителя. Это впервые. Его красивые сильные руки с выступающими реками вен ложатся на руль, правая перетекает на коробку передач и замирает там. В каких-то миллиметрах от моей руки.
        Он плакал. Этот сильный красивый мужчина плакал. Это так странно. И так… горько. Мы были запутавшимися детьми, которые просто не справились со свалившимися на них испытаниями. Неплохими по большому счету детьми.
        И во многом мы, наверное, ими остались. В своих обидах, комплексах, сколах, шрамах и трещинках… бессмысленных попытках что-то друг другу доказать. Покупая… продаваясь… Совершая миллион других глупостей, чтобы только не отвечать себе на вопрос: а дальше что? На самый главный вопрос…
        - Почему ты тогда со мной переспала?
        Оборачиваюсь. Ловлю его взгляд. Мы так близко, что дыхание Кита ложится на мою заледеневшую кожу мягкими ласковыми мазками. Молчу. Кит концентрируется на дороге, но все равно то и дело возвращается ко мне внимательным настойчивым взглядом.
        - Ты же… ты же говоришь о том случае…
        - Да. После вашей свадьбы с отцом. Почему ты со мной переспала? Тогда мне это было проще списать на твою…
        - Доступность?
        - Да. Но теперь я понимаю, что дело было в другом.
        - Ты прав. Это был единственный раз, когда я изменила Саше.
        - И? Что тебя заставило это сделать? Это же совсем не в твоих правилах, Ева. Почему ты меня тогда не послала?
        - Я была в отчаянии. Знаю, отговорка так себе, но… В тот день у меня умерла бабушка, Кит, и будто земля ушла из-под ног. Саша был на каких-то учениях, и я… не знаю. Мне хотелось почувствовать себя живой. К тому же я была отвратительно пьяной.
        - Я не заметил.  - Кит сглатывает. Хмурит темные брови.
        - Ты тогда вообще будто в аффекте был. Да и я не лучше…  - улыбаюсь нерадостно и отворачиваюсь к окну.  - Куда мы едем?
        - Домой.
        - Зачем?
        - Не знаю. Хочется…  - Кит неуверенно ведет плечами.  - Как магнитом туда тянет.
        Остаток пути молчим. Но это такое, знаете, комфортное молчание. Я понятия не имею, как мы со всем справимся. И чем вообще это все закончится… Но прямо сейчас мне хорошо. Уютно рядом с ним и спокойно. Накрываю его твердые пальцы рукой. Да так и едем…
        У дома выхожу первой. Оглядываюсь по сторонам. Я не была здесь с тех пор, как мы переехали, и даже успела соскучиться.
        Открываю замок, толкаю тяжелую дверь. В узкое окно коридора струится обеденный свет. В глаза бросаются разбросанные по полу вещи. Открываю дверь в кабинет мужа и замираю с открытым ртом:
        - Эй! А ты не мог проводить свою ревизию поаккуратней?!
        Кит, оббивающий с туфель налипший снег, вскидывает голову:
        - Ты о чем?
        - Зачем ты перевернул здесь все вверх дном?  - тычу рукой в направлении комнаты и, не отрывая глаз, слежу за почему-то вдруг изменившимся лицом Кита.  - Или… Это не ты?  - к концу предложения мог голос превращается в шепот. И дикий страх липкими холодными щупальцами сковывает меня по рукам и ногам. Кит же весь будто подбирается. Его красивое лицо меняется. Становится жестким, будто… неживым. Он бесшумно, как большая кошка, пересекает коридор и, оттеснив меня в сторону, заглядывает в комнату.
        - Дерьмо. Быстро на выход!
        - Но…
        - Бегом. Здесь кто-то был.
        Киту приходится меня подтолкнуть, потому что, клянусь, я не могу даже пошевелиться. Капля холодного пота стекает вниз по позвоночнику. Он хватает меня за руку и тащит за собой, как двухлетка - машину на веревочке. Дверь за спиной хлопает, и я, испуганная донельзя, вздрагиваю.
        - Беги к машине!
        - Но…
        - Беги! Я закрою дверь и вернусь.
        - Женька…  - хриплю я. Кит оглядывается, замирая с ключом, воткнутым в замочную скважину.
        - Думаешь, это он?  - непонимающе хмурится Кит. Отчаянно трясу головой:
        - Нет, конечно. Я… просто… с ним же все хорошо?!
        Откуда Киту об этом знать?! Зачем я это у него спрашиваю? Понятия не имею. Я просто в ужасе. Здесь кто-то был… И что-то мне подсказывает, что это не случайные грабители. В доме что-то искали. Холодный пот облепляет тело липкой пленкой.
        - Он сейчас в школе?  - Киваю.  - Значит, с ним все хорошо!
        Кит быстро закрывает дверь и дергает для надежности. К машине мы возвращаемся вместе. И это хорошо, что я могу сесть, потому как ноги меня не держат. Стискиваю в руке телефон, хочу написать сыну, но трясущиеся пальцы, как на грех, не хотят попадать на нужные кнопки. Всхлипываю.
        - Дай я. Что ты хочешь написать?
        - С-спросить, в-в-все ли у него х-хорошо.
        Зубы стучат, меня колотит мелкой-мелкой противной дрожью.
        - Э-эй? Ну, ты чего? Ничего плохого не случилось, слышишь? Мы сейчас со всем разберемся!
        Кит касается моей холодной щеки горячими пальцами и ласково меня поглаживает. Жмурюсь. Тянусь за его рукой. За утешением и ощущением покоя, которые он мне дарит.
        - Написал. А теперь мне нужно позвонить.
        Киваю и впяливаюсь в свой телефон. Ну же, Женька, ответь!
        Пока я медитирую над погасшим экраном, Кит успевает выехать на шоссе и сделать пару звонков.
        - Ничего?
        - Не отвечает.
        - Скорее всего, опять поставил телефон на бесшумный. Не переживай.
        Кит перехватывает мою ладонь и осторожно сжимает пальцы. В меня будто перетекает его тепло, и я, зажмурившись, впитываю его в себя, как вампир кровь.
        - Кому ты звонил?
        - Своему безопаснику. И еще одному парню - владельцу лучшего охранного агентства в стране.
        - Ты… думаешь, нам угрожает опасность?
        Он может мне соврать, но не делает этого:
        - Я не знаю,  - качает Кит головой,  - одно понятно - нам точно стоит перестраховаться.
        - Это связано с Сашей? Ты… полагаешь, это связано с ним, так?
        - Еще очень мало информации, Ева. Что ты хочешь, чтобы я сказал?
        - Не знаю… Но Саша не делал всех тех вещей, которые на него пытаются повесить. Ты же знаешь его! Он не такой, Кит. Вот что они искали?!
        - Понятия не имею. Но я выясню. Клянусь.
        Не знаю, что меня пугает больше - то, что уже произошло, или вот эта решимость в его взгляде.
        - Мне страшно,  - всхлипываю я и тут же закусываю губу, раздосадованная своей слабостью.
        - Ничего не бойся, слышишь? Я никому не дам тебя в обиду, Ева. Никому!
        С шумом втягиваю воздух. Киваю. В попытке овладеть собой, оглядываюсь по сторонам.
        - Куда мы едем? Что вообще теперь делать?  - растерянно провожу рукой по волосам. Мимо проносятся празднично убранные витрины магазинов, улыбающиеся лица людей…
        - За Женькой. А потом, наверное, ко мне. Поживете у меня.
        - Нет. Ты что? Это неудобно.
        - Почему?
        - Не знаю… Наверное, потому что в моей квартире мое рабочее место, и вообще…
        В руке вибрирует телефон и всплывает сообщение от Женьки: «А что со мной может быть?». Всхлипываю в очередной раз.
        - Что там?
        - Это Женька. Он в порядке… С ним все хорошо!
        - Я же говорил!
        Киваю. Он говорил, да… Но несмотря на это, окончательно я расслабляюсь, лишь когда своими глазами вижу сына в толпе ребят. Я знаю, что Женьке это не понравится, но все равно не могу не сжать его в крепких объятьях, вдыхая уже совсем не детский и не такой вкусный, как раньше, но оттого не менее родной аромат.
        - Мама? А ты чего? У меня же еще футбол. Что-то случилось?
        - Кое-что. Ты собирайся. Я тебе дома объясню.
        - И Кит здесь,  - вдруг замечает Женька и переводит на меня удивленный взгляд.
        - Ага. Ну, давай. Беги за вещами.
        Женька огладывает еще раз на Кита, машет ему рукой и топает к гардеробу. Никита подходит ближе.
        - Ты действительно хочешь все ему рассказать?
        Пожимаю плечами:
        - Конечно. Он еще не сможет осмыслить многих деталей, но общую суть уловит. Думаю, так будет безопаснее.
        Кит кивает и, в который раз за этот безумный нескончаемый день, обхватывает мою руку. И пусть мой страх никуда до конца не делся, вот так - мне гораздо легче. Сжимаю его пальцы сильней. Женька несется из гардероба, нацепив капюшон куртки на голову, но не потрудившись просунуть руки в рукава. Он напоминает большое красное приведение. Невольно улыбаюсь и отвожу с его лба изрядно отросшую челку.
        Всю дорогу до дома Кит пытается меня убедить переехать к нему. А я лишь растерянно переглядываюсь с Женькой в зеркале заднего вида. Я знаю, он хочет меня защитить, и это желание заставляет сладко сжиматься что-то глубинно-женское у меня внутри, но, честно сказать, я не уверена, что это хорошая идея. Не уверена ровно до тех пор, пока не захожу в свою квартиру.
        - Что такое?
        - Здесь тоже кто-то был. Уходим.
        Он реагирует мгновенно. Подталкивает замершего с открытым ртом Женьку к лифту, нажимает кнопку первого этажа.
        Молчим, оба понимая, что дело плохо. Лифт дзынькает, двери разъезжаются, мы выходим в подъезд.
        - Может быть, нужно вернуться?
        - Зачем?
        - Я не знаю… За вещами, там, или…
        - Мам! Ну, ты что?! Это опасно!  - вмешивается в разговор Женька, возбуждённо сверкая глазами. Кит кивает, соглашаясь с ним, и снова прикладывает трубку к уху.
        - Тимур, ну, что? У нас тут полный пиздец… Через сколько, говоришь? Я тебе два адреса скину. Пришли нормальных криминалистов. А на мой - охрану. Для женщины и ребенка… Мне? Нет, я обойдусь, а впрочем…
        Дальше я не вслушиваюсь. Все проходит мимо. Я не знаю, когда это все закончится. Не понимаю, угрожает ли нам опасность? Что ищут эти люди? Саша… почему ты нас не подготовил к этому?!
        И снова мы запрыгиваем в машину и в тягучем молчании едем к Киту. Там нас уже ждут парни из охраны.
        - Они лучшие. Так что ничего не бойся.
        Киваю. Бойцы представляются. Я снова киваю. Кит висит на телефоне, к нам приходят и уходят какие-то люди. А я, хоть и очень стараюсь, понимаю все меньше. Лишь ближе к ночи мы остаемся одни.
        - Эти люди… они были из полиции?
        - Шутишь? Если дело как-то связано с оборонкой - там все повязаны. Нет - это сторонние специалисты. Ты не переживай. Они лучшие в своем деле. Если и они ничего не выяснят, то…
        - Что? Нам с Женькой ходить с охраной до скончания дней?
        - Нет. Конечно, нет. Я знаю, это сложно, но… Постарайся расслабиться. Я что-нибудь придумаю. Просто верь мне.
        Качаю головой. Обхватываю руками озябшие плечи. Кит кладет свои ладони сверху моих и принимается осторожно растирать.
        - Как думаешь, что они искали?
        - Понятия не имею. Но если это «что-то» существует, нам нужно найти его раньше этих ребят. У отца не было ячейки в банке? Или какого-то тайника?
        Качаю головой. Ни о чем подобном мне неизвестно. Дверь за спиной хлопает, я оглядываюсь. На пороге стоит Женька.
        В Китовой футболке и шортах он выглядит таким смешным, что невольно я улыбаюсь.
        - Ты что-то хотел, сынок?
        - Да нет. Просто скучно…  - Женька чешет макушку и обводит комнату заинтересованным взглядом.  - Не хочешь гамнуться1?  - смущенно предлагает он Киту, кивая на навороченный комп у того на столе. В ответ Кит улыбается и пожимает плечами:
        - Можно. Только вспомнить бы пароли от акка.
        Кит закатывает рукава стильной рубашки и, усевшись, включает комп.
        - Черт, это ж все данные на старой почте…
        - У тебя теперь новая?  - спрашиваю, чтобы не молчать.
        - Шутишь? Давным-давно. Я на старую и не захожу…
        Кит быстро бегает музыкальными, по-мужски красивыми пальцами по клавиатуре, пролистывает страницу вниз и в один момент замирает. Что-то необратимо меняется в его лице. Со своего места я не могу разглядеть, что стало тому причиной. Поэтому осторожно интересуюсь:
        - Все нормально?
        Он поднимает на меня взгляд. Качает головой из стороны в сторону и медленно сглатывает:
        - Извини… Вы не могли бы ненадолго… оставить меня…
        Я понятия не имею, что там он такого увидел, но от его голоса у меня стынет кровь в жилах. Понимая, что другого выхода нет, я киваю и подталкиваю Женьку к выходу из кабинета.

*Гамнуться1 - сыграть в компьютерную игру.
        Глава 25
        Ева. Настоящее.
        Терпеть больше нет сил. Прошло уже два часа с тех пор, как он там закрылся. Встаю и на негнущихся ногах бреду к ведущей в кабинет двери. Бесшумно надавливаю на ручку и переступаю порог. Свет не горит. И мне нужно привыкнуть к серому полумраку комнаты. Медленно зажмуриваюсь и вновь распахиваю глаза.
        На фоне серого неба в огромном окне неподвижная фигура Кита кажется будто вырезанной из пространства. Он сидит в кресле, спрятав лицо в ладонях. Голубоватое свечение экрана, отражаясь от платинового браслета его часов, рассыпается по стенам и полу бриллиантовой крошкой.
        - Кит… Кит, ты меня слышишь?  - не знаю, почему шепчу. Кажется, любой громкий звук сейчас может его разрушить.  - Никита!
        Он отводит руки - и мое горло перехватывает будто удавкой. Его лицо выглядит неживой фарфоровой маской, которая прямо сейчас, на моих глазах, разрушается… идет безобразными трещинами. И это так страшно, что мой голос ломается, когда я в который раз повторяю:
        - Что случилось, Кит?
        Я хочу дотронуться до его руки, но почему-то пальцы замирают в воздухе, так и не коснувшись его загорелой кожи.
        - Читай,  - хрипит он и встает, уступая мне место за компьютером. Кит двигается так медленно, что я вижу это все будто в замедленной съемке.  - Ну же! Читай… Это отец прислал.
        Речь Кита звучит невнятно. Кажется, у него стучат зубы. И мне становится страшно. Я еще не знаю, что там написано, но мне страшно, просто до чертиков, уже сейчас. За него… За нас. На глаза набегают слезы, и я бы рада со всем этим побыстрее покончить, но строчки, как нарочно, расплываются перед глазами. И мне приходится несколько раз моргнуть, чтобы вернуть зрению четкость.
        Читаю. Запинаюсь, возвращаюсь обратно… Все так просто. И так сложно одновременно.
        - Он, что же… он убил себя, чтобы защитить нас с Женькой?
        - Нет. У него просто не осталось выхода. Ты же понимаешь, втянуть его в эти все схемы распила бюджета могли только шантажом. У отца было единственное слабое место - вы. На это и давили…
        - Думаешь, ему угрожали расправой над нами?
        - Уверен. Пока можно было как-то крутиться - он барахтался. А когда его слили - появилась опасность, что он сдаст других. Не покончи он с жизнью сам - его бы порешили в СИЗО. Люди, которые много знают - долго не живут. Он понимал, что прийти за ним могут в любой момент. И неизвестно, кто бы им попался под руку первым.
        Ты… или Женька.
        - Господи! Почему он мне ничего не сказал? Мы бы что-нибудь придумали! Уехали бы куда-то… Я не знаю…
        - Вас бы нашли. Да ты читай… Читай. Это не самое страшное.
        Я сглотнула готовый сорваться вопрос о том, что может быть страшнее смерти, и прошептала совсем другое:
        - Как глупо и нелепо… Ведь это их не остановило, так? Они же… все равно зачем-то к нам пришли.
        - Читай дальше, Ева…  - Кит устало растер лицо и отвернулся к окну, за которым уже стало совсем темно.

«… Перед смертью, сын, я должен сказать тебе кое-что важное. Но ты не думай, что это потому, что я вдруг раскаялся.
        Нет. Я тебе уже говорил: ты хороший парень, я тобой по-настоящему горжусь и люблю, но что касается Евы… Ты сам все испортил, Никита. Не по зубам тебе она оказалась. И если моя вина исключительно в том, что я смог то, чего не смог ты - что ж, так тому и быть. Можешь ненавидеть меня и дальше. Только эту девочку спасать надо было. И я ее спас. А теперь, может быть, твоя очередь. Я тебя как друга прошу, защити её, если я своей смертью этот вопрос не закрою. Ее и Женьку. Она уверена в обратном, но это твой сын. Я всегда о том подозревал - уж слишком он на тебя похож, да и Ева, глупая, она же во всем мне призналась. Представляешь? Вот так пришла и сказала - я тебя предала.
        И вещи собрала. А я не отпустил. Простил. Любил ее очень, да и сейчас люблю. В общем, это я к чему? На днях я сделал ДНК-тест. Не для себя сделал. Для меня-то это ровным счетом ничего не меняет. Я как любил Женьку, так и люблю, а вот для тебя самого это может оказаться решающим фактором. Так что знай, за кого ты теперь в ответе. Хоть я до последнего надеюсь, что твоя защита им не потребуется. Просто знай. На всякий случай. И на него же ссылка на Гугл Диске. Я, может, и облажался по полной, но кое-как все же подстраховался. Если Еве или Женьке будет что-то угрожать - используй эту информацию. Сам я не стал. Слишком много судеб она перемелет. Задействуй ее, только если другого выхода не останется.
        И прошу, сделай так, чтобы Женя меня не забыл. Ему я был лучшим отцом, чем тебе, Никита. Оставайтесь с богом».
        Пальцы касаются клавиатуры. Зачем? Я не знаю. Ну, не для того же, чтобы ему ответ написать, ей богу… А она почему-то мокрая. Неужели это все слезы? Рукой вытираю нос. Безжалостно закусываю дрожащие губы. Еще немного, и к слезам добавится кровь.
        - Почему ты… почему ты, видя… как он на меня похож… Ведь похож, я это сразу заметил… Почему ты не засомневалась в том, кто его отец?
        Кап-кап. Стряхиваю влагу. Но это все равно, что пытаться остановить ливень ситом.
        - Ты использовал презерватив.  - Не узнаю ни своего голоса, ни его. Мы звучим совершенно по-новому. Может быть, это даже какой-то новый язык. Язык сломленных.  - Я точно знаю, что использовал. Утром я достала его из мусорной корзины, чтобы…  - всхлипываю,  - чтобы Саша ничего не узнал.
        - Но потом сама ему обо всем и рассказала.
        - Да… Не смогла утаить. Он того не заслуживал. Он… спас меня. От самой себя спас. Я же… после того, как тебя увидела с этой… Я же думала - в петлю… что угодно… Ты себе, наверное, даже представить не можешь, как я тебя любила!  - Встаю с кресла, потому что это невыносимо. Иду, сама не зная, куда.  - А тут еще бабушке стало хуже. На почве сахара у нее развилась гангрена. Ей ампутировали ступню, я… Господи… Да разве все так расскажешь?
        - Прости меня…
        Оборачиваюсь. Вот только что толку? Я не вижу его лица из-за слез, лишь расплывчатые очертания фигуры.
        - Ты использовал презерватив, а с Сашей мы не предохранялись. Что мне было думать?
        Кит зарывается пятерней в волосы в растерянном детском жесте, который я сотни раз наблюдала у Женьки.
        Сглатываю.
        - Наверное, он прохудился… Такое бывает,  - наконец, хрипит он.
        - Наверное.
        Отворачиваюсь к окну, за которым ничего не меняется. И только я никогда уже не буду прежней. Я пытаюсь себя убедить, что ничего непоправимого не случилось: проблемы рано или поздно решатся, обиды забудутся, и просто нужно не сломаться до этих пор, но как? В приоткрытую форточку дует декабрьской стужей, а я не могу поднять руку, чтобы его закрыть.
        - Мам, Кит! Ну, сколько вы будете здесь сидеть?! Мы же хотели погамать, что, все отменяется?
        Оборачиваюсь резко, так что кружится голова. Как объяснить сыну произошедшее, если я и сама не могу это утрясти в голове? Перевожу взгляд на Кита, но тому не до меня. Он смотрит на Женьку, совершенно по-новому, жадно смотрит.
        - Да, Жень, конечно. Может, в плойку сыграем? У меня где-то были классные игры.
        - Ну, так, давай! Я думал, со скуки скисну…
        Сокрушаясь и подпрыгивая от нетерпения, Женька идет вслед за Китом, и я выхожу за ними, но у входа в гостиную запинаюсь. Не думаю, что пока готова видеть их вот так… Мне нужно немного времени.
        - Я буду в кухне. Приготовлю чего-нибудь.
        Кит, наконец, отрывается от Женьки и неуверенно мне кивает. Между нами повисает долгая тягучая пауза, такая громкая и звенящая, что мне становится не по себе. Заученно улыбаюсь,  - я привыкла улыбаться на камеру - мне не привыкать,  - и, отступив вглубь коридора, утыкаюсь лицом в ладони.
        Мне нужно… мне физически нужно уйти, иначе я вернусь и, наплевав на то, что Женьке пока ничего знать не стоит, упаду Киту в объятья, оплету руками ногами, и никуда больше не отпущу. Даже понимая то, что ничего уже не изменить, никуда его не отпущу!
        Я иду медленно на носочках, будто боясь наступить на осколки… А они повсюду, повсюду они - наши битые вдребезги детские души.
        Готовка немного успокаивает. Я берусь за самое сложное блюдо из тех, что можно приготовить из имеющихся в наличии продуктов. На все про все уходит часа два. Я возвращаюсь в гостиную, чтобы позвать всех ужинать, но не могу произнести и звука. Я залипаю на Ките, который с каким-то ненормальным остервенением мочит монстров. Он даже взмок. Рубашка, которую Кит так и не снял, прилипла к его спине. Он выглядит ужасно. Как будто и впрямь побывал в мясорубке: пот катится по его вискам и блестит на лбу, зубы напряженно стиснуты, лицо застыло в странной нечеловеческой гримасе, и только глаза, вполне себе человеческие глаза блестят. Когда перса убивают - Кит включает игру по новой. И так происходит снова, и снова. Он словно с ума сходит. Прямо на наших глазах. И даже Женька, который поначалу решил, что его напарник просто увлекся, в какой-то момент понимает, что что-то не так.
        - Женя, оставь нас на пару минут.
        - Но…
        - Женя! Пожалуйста, иди, расставь тарелки…
        Женька косится на Кита, нехотя откладывает джойстик и все же послушно выходит из комнаты. Я прикрываю за сыном дверь и подхожу вплотную к Никите.
        - Кит…  - ноль эмоций, он все так же не здесь. Зеленые монстры на экране огромного телевизора сейчас намного важней для него. И мне почему-то кажется, что, так отчаянно колошматя их, Кит на самом деле борется с чем-то большим… Он хрипит, его сильные плечи трясутся. Кит подходит вплотную к экрану - сломленный. Абсолютно и полностью сломленный.
        В отчаянии оглядываюсь по сторонам и выдергиваю шнур из розетки, потому что ничего лучшего в мою голову не приходит. Экран гаснет. Кит затравленно оглядывается:
        - Какого черта?! Что за херня?
        Он выглядит просто жутко. И я не знаю, до сих пор не знаю, как ему помочь. Чем? Поэтому просто осторожно, будто дикого зверя, его обнимаю.
        - Тише, Кит… Выдыхай. Ты убил их всех.
        - Правда?  - его спина дрожит под моими ладонями, ходит ходуном, и сердце колотится так громко, что мои барабанные перепонки вот-вот лопнут, если прежде я сама не умру от инфаркта.
        - Конечно. Разве я когда-нибудь тебе врала?
        - Нет. Ты не врала… Нет…
        Он впивается в меня черным полубезумным пробирающим до костей взглядом и медленно-медленно поднимает руку.
        Ведет пальцами по моему лицу. Его рот кривится, как у маленького обиженного мальчика, который вот-вот заплачет.
        Но с губ срывается вовсе не плач, а тихий вой. Вполне себе взрослого, сломленного человека. И видит бог, в моей душе слишком много боли. Той боли, что я сама с трудом выношу. Но я мужественно держусь, стоя посреди этого безумия. Потому что кому-то из нас надо выстоять. Пусть сейчас это буду я.
        - Все будет хорошо, Кит. Мы справимся. Ты справишься.
        - Правда?
        - Я в тебя верю.
        Опускаю голову, касаюсь лбом его взволнованно вздымающейся груди и чуть крепче сжимаю руки. Молчим. Только наши сердца стучат, постепенно синхронизируясь.
        - Я даже ненавидеть его не могу.
        - Вот и не надо. Лучше есть пойдем. Я такую вкуснятину приготовила.
        - Правда?
        - Ты два часа этих монстров мочил.
        - Дерьмо! А Женька… Где Женька?!
        Ну, вот, наконец, Кит пришел в себя.
        - Накрывает на стол. Я попросила помочь мне.
        - У меня есть сын, Ева. У нас с тобой есть сын.
        - Да, Кит… У нас есть сын. Только ты, пожалуйста, ничего ему пока не говори.
        Кит не спрашивает, почему. Все и так понятно.
        - Когда-нибудь я все равно скажу ему правду.
        - Когда-нибудь. Когда он станет старше и сможет это понять.
        - Хорошо.
        - Хорошо… И, Кит…
        - М-м-м?
        - Ты что, правда хотел встречать Новый год без елки? Поверить в это не могу…
        Глава 26
        Кит. Настоящее.
        Слез больше нет. И моя впечатляющая истерика позади тоже. Осталась лишь тупая давящая боль в груди. Моргаю. По полу и потолку скользят неспокойные тени. Уже не такие темные, как еще каких-то пару часов назад. За окном бледным рассеянным светом занимается новый день. И я надеюсь, что у меня на душе когда-нибудь тоже станет светлее. Я очень на это надеюсь… Но пока кажется - эта ночь навсегда.
        Знаете, я ведь действительно поверил тем сплетням. Ну… О Еве и об отце. Я был молодым и глупым. Совсем маленьким меня бросила мать, и мое недоверие к женщинам, наверное, даже было оправдано. Так почему же я себя оправдать не могу? Сейчас… по прошествии стольких лет?
        Встаю. Выхожу из комнаты. Хочется выпить, но понимаю, что сейчас для этого не самое лучшее время. Ева и Женька в опасности. И хоть я уже придумал довольно неплохой план, как их защитить, расслабляться один черт не стоит.
        У двери в гостевую спальню притормаживаю. Меня тянет туда магнитом. Чертыхаюсь, поворачиваю ручку и захожу, хотя сложно представить, как я буду объяснять Женьке свое присутствие, если он вдруг проснется. Опускаюсь на корточки и впиваюсь взглядом в его лицо. Со стороны - ну просто вылитый маньяк.
        Стискиваю руки в кулаки. И смотрю… смотрю. Каким он был маленьким? Я столько всего упустил! Зажмуриваюсь.
        Упираюсь лбом в матрац и стискиваю в зубах одеяло.
        Ева присылает письмо о том, что не может больше ждать меня - спустя полгода после моего отъезда. Теперь я знаю, что ее подтолкнуло к этому. А тогда… тогда я просто поверил сплетням. Вывалил это все на отца. Устроил ему безобразную сцену. Обвинил в том, в чем, как теперь я понимаю, обвинять не имел повода, ну и, конечно… Конечно, блядь, ушел из дома. Все по классике. Хотя в том, что касается этого, иного выхода точно не было. Ну, не мог же я жить с ними под одной крышей, так? К моему возвращению они уже готовились к гребаной свадьбе.
        Дерьмо! Легонько бьюсь головой. Сажусь на задницу и обхватываю колени руками. Слышу, как проворачивается ручка, но не могу себя заставить обернуться на звук. Так и сижу, пока Ева не подходит ближе. Вскидываю взгляд. Она ужасно красивая. И такая моя… несмотря на все эти годы и то, что я действительно во многом её не знал. Ева кладет мне на голову руку и, робко проведя по волосам, прижимает к своему животу.
        - Пойдем?  - шепчет спустя некоторое время,  - я тебе кофе сварю.
        Киваю, не отводя взгляда. Жадно вдыхаю тонкий аромат ее тела и заставляю себя встать с пола. Пора брать себя в руки.
        Уже в кухне оттесняю Еву к диванчику.
        - Садись. Я сам все сделаю.
        Достаю из холодильника молоко, засыпаю зерна в кофемашину. Помню, что Ева любит латте. Вот, как прочно, оказывается, некоторые мелочи врезаются в нашу память.
        - Ты хоть немного поспала?
        - Немного. А ты, я смотрю, нет.
        - Нужно было все обдумать.
        - И?
        - Думаю, отец настоял на вашем разводе не только для того, чтобы защитить твои активы.
        - Откуда ты знаешь, что мы развелись?
        - Да брось, Ев. Я после всего на тебя целое досье нарыл. Ты только пойми меня правильно.
        - Ладно…
        - Вы же и на людях вместе не появлялись, так?
        Ставлю перед Евой чашку, пытаюсь поймать ее взгляд, но она смотрит строго в пол и вертит браслет на руке.
        - Он делал всё, чтобы все, кто надо, думал, будто вы не вместе,  - стою я на своем.
        - Похоже на то.
        - Мне кажется, я знаю, что заставит этих людей, кем бы они ни были, навсегда от тебя отстать. Для этого ты должна кое-что сделать.
        - Что именно?
        Наконец Ева поднимает ресницы.
        - Выйти за меня.
        - Что?
        - Выйти за меня. Пусть все знают, что с опальным генералом Кошелевым тебя уже давным-давно ничего не связывает.
        - Зато связывает с его сыном?  - хмыкает она, прячась за чашкой с кофе.
        - Так даже достовернее будет. Больше драмы, понимаешь?
        - Не совсем. Тебе-то это зачем?
        - Потому что я люблю тебя, Ева. И хоть я могу назвать еще миллион причин - эта, пожалуй, самая главная.
        Смотрю прямо. Я больше не хочу ничего таить. Казаться круче, чем я есть на самом деле. Независимее… Правда в том, что без нее я ничего не стою. Ничего. Ровным счетом. Я проверял.
        - Почему ты молчишь?
        Медленно поднимаю руку. Зарываюсь в ее шоколадные, рассыпанные по плечами волосы и легонько тяну их, запрокидывая лицо. Прошедшие годы несколько изменили знакомые до боли черты, наложили новые тени, краски, растушевали и сгладили резкие линии, сделав их как будто бы мягче.
        - А что ты скажешь той, чьи вещи я нашла у тебя в ванной?
        Чертыхаюсь. Веду ото лба к макушке. Я совсем забыл о попытках Леры пометить мою территорию.
        - Объясню, что между нами все кончено.
        - Кто она? Ты так трепетно оберегаешь свою личную жизнь, что о ней вообще ничего не известно.  - Ева криво улыбается и встает со стула, чтобы поставить грязную чашку в мойку.
        - Лера,  - нехотя сознаюсь я. Ева резко оборачивается. Ее взгляд обжигает меня огнем ревности прежде, чем она успевает его затушить. Подхожу ближе. Упираюсь ладонями в мраморную столешницу по обе стороны от ее тела, не давая сбежать, и говорю: - Послушай, она никогда и ничего для меня не значила. Всю свою жизнь я любил тебя. Всю свою жизнь, понимаешь? А ей… я никогда и ничего не обещал.
        - Все равно это жестоко.
        - Жизнь вообще жестокая штука.
        Ресницы Евы дрожат. Я касаюсь их поцелуем. Нежно. Почти не дыша.
        - Выходи за меня. Пустим слух, что мы встречались несколько лет… и, наконец, решили пожениться…
        - И что…  - прерывисто шепчет она,  - ради меня ты даже выйдешь из тени?
        - Ради тебя я вообще все, что угодно, глупая… Все, что угодно, ради тебя…
        Накрываю ее губы своими. Посасываю, проникаю языком в рот. Веду рукой по щеке, вниз по шее, едва касаясь пальцами, обвожу сосок. Пью ее рваные вдохи. Перелистываю в памяти нашу историю… в последний раз перелистываю и без всякой жалости бросаю в огонь.
        Ева всхлипывает. Едва слышно. Накрывает обеими ладошками мой затылок и отчаянно шепчет:
        - Женька! Погоди, нам нельзя… Нужно подумать, как все ему объяснить!  - И снова тянется к моим губам, не в силах остановиться.
        - Расскажем все, как есть. Что таким образом я смогу вас защитить. Он - умный парень. Мой сын…
        Ева зажмуривается. Скользит руками по моим плечам и с силой сжимает в пальцах ворот футболки. Погрузившись в свои страдания, я совсем забыл о том, что ей тоже наверняка больно… Девочка моя. Маленькая… Если бы я мог забрать твою боль себе.
        - Да, наверное, так будет лучше всего. Женька… он очень смышленый парень.
        - Я знаю. Ты… прекрасная мать.
        Ева грустно улыбается. Облизывает губы и шепчет:
        - Это не только моя заслуга. Саша… он… он очень старался. И очень его любил.
        Киваю. Не уверен, что могу в это углубляться. Хотя и винить отца вроде как глупо. Он до последнего не знал, чей Женька сын наверняка. И я, как бы это ни было странно, могу понять, почему он не сделал тест ДНК раньше. Как он и написал, для него это один черт ничего бы не поменяло. Могу ли я его простить? Могу. Потому что и моей вины во всем произошедшем достаточно. Осознавать это, пожалуй, больнее всего.
        - Ева…
        - М-м-м?
        - Думаю, нам лучше уехать из страны, пока здесь все не уляжется. Я понимаю, что у тебя бизнес и все такое… Но так будет действительно лучше.
        Сначала она медленно кивает, но потом отходит на шаг и упирает руки в бока.
        - Что ты задумал?
        - Да ничего…
        - Я тебе не верю. И если ты хочешь попробовать заново… вряд ли нам стоит начинать отношения с обмана. Так что ты задумал, Кит?
        Черт! Она слишком хорошо меня знает. Не стоило и пытаться! Вот же… Улыбаюсь, как идиот. Потому что она… меня… знает! Как облупленного. И любит. Наверняка…
        - Ты же не думаешь, что я это так оставлю, правда?  - смягчаю улыбкой жестокую правду слов.
        - Так я и думала! Ты хочешь отомстить за смерть отца… Господи, ну, зачем? Ты понимаешь, какие люди в этом замешаны? Да и он… он же не просил тебя в это лезть!
        - Тш…  - вновь обнимаю Еву и притягиваю к себе одной рукой.  - Все будет хорошо. Просто верь мне. Я уже взрослый мальчик и знаю, что делаю.
        - Ты уверен? Клянусь, если и с тобой что-то случится, я…
        - Ну, что? Договаривай!
        - Я этого не переживу, Кит. Второй раз расставания с тобой я не переживу.
        - Почему?  - голос садится, эмоции вибрируют внутри, жужжат, и сердце колотится в такт, задавая темп звучащей внутри мелодии.
        - Ты знаешь…  - голос Евы дрожит, ломается.
        - А ты скажи,  - подбадриваю ее я.
        - Потому что я люблю тебя. Да что там… я жить без тебя не могу. Больше…
        Молчу. Меня так плющит от ее слов, что ответ просто гибнет в горле. И все, что я могу, вжавшись лбом в ее лоб, кричать ей о своей любви взглядом. Дерьмо. Еще немного, и я заплачу.
        - Который сейчас час?  - неожиданно интересуется Ева. Моргаю и подношу к её глазам запястье, на котором надеты часы.
        - Женька раньше семи не проснется…  - зачем-то шепчет она. И поначалу я отношу эту информацию в разряд общей. Ну, понимаете, той, что, по мнению Евы, мне следует знать о сыне. И лишь когда она в ответ на мое молчание недоуменно вздергивает бровь, понимаю, к чему Ева клонит на самом деле. Облизываюсь, хотя полтора имеющихся у нас часа в жизни не удовлетворят моего голода. Но это, как ни крути, лучше, чем ничего. Отхожу на шаг, протягиваю руку и веду ее прочь из кухни в свою комнату. Нашу…
        - Если Женька проснется, то через балкон ты можешь попасть в спортзал.
        - Очень предусмотрительно,  - Ева одаривает меня сексуальной улыбкой и одним плавным движением стаскивает с себя ночную рубашку, под которой… больше ничего нет. Наступаю на эту бесстыдницу. Опрокидываю на кровать и устраиваюсь на коленях между ее широко разведенных ног.
        - Я еще в прошлый раз хотел это сделать,  - шепчу, обжигая дыханием нежную розовую плоть. Раздвигаю пальцами мягкие складочки с первыми капельками влаги, растираю ту по губам. И накрываю ртом напряженный бугорок. Ева всхлипывает, обхватывает мою голову, царапает ноготками шею и, словно боясь не успеть, подкидывает свои бедра в ответ на каждое движение языка. Не отрываясь от своего занятия, веду по ее крутым бедрам, вверх по подтянутому животу, налившимся холмикам груди, придавливаю пальцами вытянувшиеся напряженные соски и легонько их сжимаю.
        Как это все отличается от того, что было раньше! Все не то, все не так… Контроль исчезает, как исчезают и собственные потребности. И лишь одно желание выходит на первый план - сделать ей хорошо. Так хорошо, как это вообще возможно. Возношу ее выше и выше, легонько прикусываю, дую, трусь носом о мягкие волоски и снова ритмично надавливаю. Ноги Евы у меня на плечах дрожат, и, понимая, что она близка, я резко меняю позицию и с силой в неё погружаюсь. Плечо обжигает боль - так Ева гасит свои крики.
        - Дикая кошка,  - хриплю я, не прекращая работать бедрами. Оргазм так близко, что свет перед глазами меркнет, и чтобы как-то отвлечься, я опускаю голову и принимаюсь играть с ее сосками губами, зубами… ртом. Покусывая ее и пощипывая. Заставляя жалобно всхлипывать и еще резвее подкидывать бедра.
        - Ки-и-ит,  - утробно стонет она и начинает сжиматься и пульсировать вокруг моего члена,  - Ки-и-ит…
        Это музыка для моих ушей. Просто музыка. Но я не могу ее дослушать. Не хочу, чтобы у этого концерта появились ненужные слушатели. Накрываю искусанные губы ладонью, в последний раз ударяю бедрами, понимая, что все… это конец, и подаюсь назад, чтобы выйти из нее, прежде чем кончу. Но Ева отчаянно трясет головой и молит меня обезумевшим взглядом: «Не уходи! Будь со мной…». И я остаюсь с ней до конца. Даже когда свет перед глазами меркнет, я остаюсь с ней.
        Эпилог
        Ева. Год спустя.
        - Ну, как тебе?
        - Дерьмово!
        Незаметно потираю ноющую поясницу и оборачиваюсь к Юле за объяснениями:
        - Это еще почему?
        - Да на деньги, которые ушли только на организацию этого, с позволения сказать, благотворительного аукциона, можно было год содержать наш фонд! Скажи, разве они не могли обойтись без шампанского по двести баксов за бутылку? Я уж молчу про эти… это что вообще? Устрицы?
        Юлька поддевает салатной вилкой содержимое ракушки и брезгливо поджимает губы. Не знаю, может быть, моя идея сходить сюда, чтобы перенять опыт сбора пожертвований, и впрямь не самая удачная. Уж Юлька точно не станет вбухивать столько деньжищ в организацию мероприятия. Сопровождающий нас Самир прыскает в бокал с тем самым шампанским, но вслух ничего не говорит. А я окидываю рассеянным взглядом народ, собравшийся на аукционе, и задумчиво постукиваю пальцами по табличке с номером нашего столика. От блеска бриллиантов начинают слезиться глаза. Или… это кое-что другое подпирает? Нет… Ну, точно не высижу! Встаю.
        - Эй, ты куда?
        - В туалет,  - шепчу Юльке на ухо.
        - Ты же только оттуда!
        Развожу руками, демонстрируя свой живот. Он не слишком большой, как для девятого месяца. И, может быть, поэтому нашей маленькой принцессе просто негде больше разместиться, кроме как на моем бедном мочевом пузыре. Семеню к дамской комнате, то и дело натыкаясь на кого-нибудь из знакомых. С тех пор, как мы с Китом поженились - я стала желанной гостьей на любом светском мероприятии. Мы начинали с «никому не скажем», а пришли к «скажем абсолютно всем». Каждый… каждый в этом зале, во всей нашей стране и далеко за ее пределами теперь знает - мы вместе, мы любим, так было и так будет всегда.
        В дамской комнате - практически никого. Облегчившись, я подхожу к умывальникам, чтобы вымыть руки.
        Поправляю пальцем чуть поплывшую помаду и натыкаюсь взглядом на пристальный взгляд.
        - Привет, Евангелина.
        - Привет, Лера. Хорошо выглядишь.
        - Спасибо. А ты выглядишь…
        - Очень большой,  - смеюсь.
        - Да нет… что ты. Я была намного-намного больше!
        Поворачиваюсь к ней лицом. Повисает неловкая пауза. Говорить нам не о чем. Мы никогда не были с ней подругами, но Лера одна из немногих, кто во времена нашей юности относился ко мне… нормально. Она не сделала мне ничего плохого. Да и потом, жизнь все расставила по своим местам.
        - Хорошо, что мы не слоны. Девять месяцев это еще как-то можно вытерпеть,  - пожимаю плечами и тянусь за полотенцем, чтобы вытереть руки.
        - Недавно виделись с Китом.
        - Правда?
        - Да, в Праге.
        Чего она ждет? Зачем говорит мне это? Думает, я буду ревновать? Это вряд ли. Отбрасываю использованное полотенце в корзину и, никак не комментируя полученную информацию, поправляю чуть сползший лиф. Похоже, что со времен покупки этого платья моя грудь еще больше выросла. Хотя, казалось, куда уж?
        - Он выглядел очень счастливым. Я рада, что вы вместе, несмотря ни на что.
        Оглядываюсь. Во рту почему-то пересыхает. Из-за беременности я гораздо более чувствительна, чем обычно.
        - Спасибо.
        Отступаю на шаг и легонько сжимаю руку Леры своей. И как раз в этот момент входная дверь распахивается.
        - Кит?
        - Я приехал! Тебя не было целую вечность… Юля сказала, что ты в туалете, и я уж начал волноваться…
        Кит переводит пылающий взгляд с меня на Леру и недоуменно хмурится.
        - И поэтому ты пошел за мной в туалет? В туалет, Кит, ты серьезно?
        Смеюсь. Хотя мне не смешно. В этом весь Кит. Он пропустил мою первую беременность и ко второй относится уж слишком трепетно. Настолько трепетно, что я уже не могу дождаться, когда это все закончится. Правда… Сил моих нет.
        - Что она от тебя хотела?
        Оглядываюсь на дверь уборной, за которой осталась Лера, беспечно пожимаю плечами, так что платье вновь немного съезжает, перетягивая внимание Кита на себя.
        - Лера? Да ничего. Поболтать.
        Поясница тянет все сильней. Я останавливаюсь у колонны, чтобы перевести дух.
        - Что? Что такое? Началось?
        Тугая боль стискивает низ живота, превращая мое короткое «нет» в протяжное утверждение. Кит бледнеет. Озирается по сторонам. Тащит меня к гардеробу.
        - Погоди! Надо Юльке и Самиру сказать, что мы уходим.
        - Позвонишь из машины,  - протестует Кит. Забирает наши пальто и помогает мне одеться.
        - И Женьке надо позвонить. Чтобы не волновался! Или нет… Если это не сильно затянется, то лучше ему сообщить по факту. Как думаешь?
        Оборачиваюсь к мужу и понимаю, что он вообще ни о чем не думает! Он в панике.
        - Эй! Ну, ты что? Все хорошо, Кит. Все хорошо, слышишь?  - обхватываю любимое родное лицо ладонями, заставляя его смотреть мне прямо в глаза.  - Дыши!
        Кое-как Кит приходит в себя. Трясет головой, хватает меня на руки и несет к выходу и дальше вниз по ступенькам. А я протестую изо всех сил, потому что, видит бог, вешу я сейчас чуть меньше самки бегемота, но кто меня слышит? Я рада, что этим вечером Кит садится за руль не сам. Изредка, как правило, вот на такие выходы, он пользуется услугами шофера. Кит усаживает меня на заднее сиденье, усаживается рядом и снова впивается в меня тем самым полубезумным взглядом. Закатываю глаза. Настроение почему-то - лучше некуда, и я прошу нашего водителя включить радио. Но вместо музыки мы натыкаемся на очередной выпуск новостей.
        - Переключить?
        - Нет. Пусть будет.
        Я делаю несколько глубоких вдохов, переживая схватку, но глаз от мужа не отвожу. Если верить диктору, после ряда уличающих публикаций в СМИ и сообщений в следственные органы, против ушедшего в отставку несколькими днями ранее министра обороны, наконец, возбуждено уголовное дело. Мне не нужно спрашивать, кто к этому приложил руку.
        Я и так знаю, что без Кита здесь не обошлось. Он хотел отомстить за смерть отца, и он сделал это. Тихо, осторожно и не спеша.
        - Он бы тобой гордился,  - шепчу я и сжимаю руку мужа сильнее. Кит неуверенно кивает. Притягивает меня за плечи и осторожно целует в лоб.
        - Не думал, что его уход ударит по мне так сильно.
        - А он и не ушел… Он в тебе, в Женьке, в… Ой-йой…
        - Что? Что такое?
        - Воды отошли… Дим Саныч, давайте-ка прибавим газу. Похоже, у нас тут торопыга…
        И правда. Дальше все происходит очень быстро. К тому моменту, как Кит, съездив за Женькой, возвращается в роддом, нас с дочкой уже переводят в палату. Поначалу он даже не понимает, что опоздал. Что все уже позади, а вот этот крохотный розовый сверток - и есть его дочь. Это так удивительно - наблюдать за тем, как к нему приходит осознание. Как туманится нежностью взгляд и от волнения подкашиваются ноги.
        Женька отмирает первым. Пересекает палату и, опустившись на колени, принимается внимательно разглядывать сестру. И только Кит медлит. Сует дрожащие руки в карманы, но пару секунд спустя все же заставляет себя подойти.
        По тому, как дергается его кадык, я понимаю, чего ему стоит держаться. Кит то и дело сглатывает собравшийся в горле ком, но, похоже, тот с каждой минутой становится только больше.
        - Дыши,  - шепчу я в который раз за этот безумный вечер. Кит всхлипывает, качает головой и, улыбаясь сквозь слезы, садится рядом.
        - Я тут подумал, что если буду называть тебя Китом, Яська не допрет, что ты ее отец,  - вдруг замечает Женька будто бы между делом. И мы с Китом замираем, понимая, что за этим должно последовать.
        - И?  - не выдерживает Никита, глядя сыну в глаза.
        - И я подумал, что, если ты не против, я буду тоже называть тебя папой…  - Он даже не успевает договорить, потому что Кит перебивает его чуть более громким, чем следует:
        - Я не против! Вообще-то я только за… Я…
        Потревоженная громкими звуками, Яська куксится. Крохотное личико кривится, а с губок-бантиков срывается тихий писк. Кит замолкает. Смотрит то на нее, то на меня, то на Женьку… Опускается рядом с ним на колени и обнимает сразу нас всех.
        Конец