Вне зоны доступа Юлия Владимировна Резник
        Вы знали, что после смерти абонента его номер снова поступает в продажу? Я - нет. Пока мне не ответили… Правда, тогда я и представить не мог, что случайный разговор с незнакомкой, которой по насмешке судьбы достался номер моей погибшей жены, перерастёт во что-то большее. Что я смогу полюбить женщину вот так… Это пришло позже. Когда однажды она не ответила на мой звонок.
        Юлия Резник
        Вне зоны доступа
        Глава 1
        - Может быть, тебе стоит позвонить ему первой.
        - Что?  - Я отвлеклась от разглядывания бокала с мартини и уставилась на подругу. Музыка была слишком громкой, и правда не расслышала адресованный мне вопрос.
        - Говорю, что, возможно, тебе стоит позвонить ему первой. Ну, знаешь, сейчас так делают. Проявляют инициативу… Звонят. Пишут. Эмансипация, понимаешь ли.
        Я задумчиво кивнула, вглядываясь в скользящие по лицу Нинки блики. Аквамариновые, ультрафиолетовые и золотые огни светомузыки, от которых у меня просто раскалывалась голова. Или не от них, а от того, что я совсем отвыкла от такой жизни.
        - В тот раз, когда я попыталась взять ситуацию в свои руки, мы как раз и поругались.
        - Это ничего не значит!  - возмутилась Нинка, оборачиваясь в поисках поддержки к еще одной нашей подруге. Катя покладисто кивнула и спряталась за бокалом с вином, который цедила весь этот вечер. Из нас троих она была наименее эмансипированной, но, как ни странно, самой счастливой. Или, может быть, как раз поэтому.
        - Значит. Еще как значит. В тот день он ясно дал понять, что совсем во мне не заинтересован.
        Диджейский сет закончился. В клубе, наконец, стало тише. Нам больше не приходилось орать, чтобы услышать друг друга.
        - Именно поэтому он звонил тебе… сколько?  - Нинка обвела взглядом всех присутствующих.  - Напомни мне! Кажется, года три?
        Я пожала плечами и сунула в рот оливку.
        - Три… Но какая разница? Звонил и звонил. Нужно было и дальше продолжать в том же духе, а не выдумывать то, чего нет. Не понимаю, зачем вообще предложила ему увидеться.
        - Все ты понимаешь! Это было ненормально.
        - Что именно?  - уточнила зачем-то, хотя и так понимала, к чему ведет Нинка. Ненормально? А вы как думаете? Три года жить человеком, которого даже не знаешь. Точнее… не так. Знала я Птаха достаточно: чем тот дышит, о чем мечтает, что у него внутри. А вот не видела никогда. Не знала, кто он и чем занимается…
        - Ну, что ты под дурочку косишь, Ян? Где твой телефон?
        Я растерянно осмотрелась, выудила сумку из-за спины - совсем неподходящий для этого гламурного места рюкзак, и пошарила в его бездонных глубинах в поисках телефона.
        - Новый? Симпатичненький…  - оживилась Катя.
        - Ну, звони! Чего ждешь?  - скомандовала Нинка, воинственно нахмурив брови. Впрочем, на меня этот театр не произвел должного впечатления. Звонить я не торопилась. Мое сердце колотилось, как сумасшедшее, а вмиг вспотевшие руки выбивали барабанную дробь. Из последних сил борясь с искушением, я положила телефон на стол перед собой и залпом осушила бокал.
        - Повторите!  - подала знак официанту.
        - Янусь, может, ты бы на трезвую голову с ним, а?  - вмешалась благоразумная Катя, обеспокоенно поглядывая на подругу.
        - Я вообще не собиралась ему звонить. Это все Нинка.
        - Ну, да! Давай, обвиняй меня во всех смертных грехах. А я всего-то хочу тебе счастья. Ты уже год сама не своя. С тех пор, как разругалась с этим своим… Птахом.
        - Может быть, он сам объявится… Всегда объявлялся,  - вяло возразила я, покручивая в руках шпажку с нанизанной на неё оливкой. Алкоголь начал действовать, и мысль позвонить первой уже не казалась мне настолько дерьмовой. Говоря начистоту, этому желанию я сопротивлялась с трудом. Господи… Как же мне хотелось вернуть Птаха в свою жизнь! В каком угодно качестве… Пусть даже в качестве незримого собеседника, каким он и был до того, как мне, сдуру, захотелось большего. Теперь я понимала, что синица в небе гораздо лучше пресловутого журавля. А тогда… Ну, чем я думала, господи?!
        - Звони!
        - Да звоню я, звоню!
        Я схватила трубку, вбила вызубренный на память номер и нажала кнопку вызова. Рука с зажатым в ней телефоном дрожала, словно у меня Паркинсон. И, наверное, хорошо, что в сумраке клуба меня этого было не разглядеть. Я вела себя как конченая наркоманка в ожидании дозы… Только моей дурью были наши разговоры с Птахом. И его хриплый прокуренный голос.
        - Ну, что? Не берет?!
        - Говорят, что такого номера не существует…
        Я отвела трубку от уха и растерянно уставилась на подруг.
        - Ну, так набери еще раз! Может быть, ты ошиблась. Здесь же не видно ни хрена! Какого черта ты вообще по памяти номер вбиваешь?
        И правда! Стараясь унять зароившуюся на краю сознания панику, я зашла в телефонную книжку, отыскала нужный контакт и позвонила снова.
        - Ну?  - повторила Нинка. И её нетерпение ударило по моим нервам практически так же, как и механический голос робота, который равнодушно повторил мне то, что я и так уже слышала. Моя рука медленно скатилась от уха вниз по груди и замерла на коленях.
        - Такого номера не существует,  - прохрипела я.
        - Опять?
        Нинка забрала из моих ослабевших рук телефон и перезвонила. Как будто это могло хоть что-нибудь изменить.
        - Эй… Ян… Ты как?
        Катькин голос был щедро сдобрен нотками беспокойства.
        - Нормально!  - кивнула я, не глядя на подругу, и залпом осушила следующий коктейль.
        - Может, не надо, Янусь? У тебя самолет завтра…
        Хорошая, милая Катька. В нашей компании она всегда отвечала за благоразумие.
        - Да-да, я помню. Молодой человек, повторите!
        Я осушила еще один бокал. Вот так сегодня… пила и не пьянела, хотя уже давно превысила свою норму. Из глубин души поднимался могильный холод, и у меня зуб на зуб не попадал.
        - Эй… Похоже, нам пора выдвигаться. Она не в себе,  - донесся, как будто сквозь вату, обеспокоенный голос.
        - Я в норме.
        - Мы видим,  - вздохнула Нинка, возвращаясь на свое место за столиком.  - Послушай, ну, чего тебя так трясет? Ты его контакты знаешь, он твои - наверняка тоже. Даже если с его прежним номером что-то случилось, ничто не помешает ему позвонить на твой…
        - Он не сможет!  - вскочила я, только сейчас осознав до конца весь ужас случившегося.  - Он не сможет… О, черт!
        - Да почему не сможет-то?!
        - Мой старый телефон спер волк!
        - Волк?  - недоверчиво повторила Катя, с опаской косясь на Нинку.
        - О, да господи! Думаете, я сбрендила? Как бы не так… Говорю же, волк спер. Приходит к моему дому один… Никак не отважу. Уже гнала-гнала его, а он все ходит. Пасть скалит, рычит. А неделю назад я с ним нос к носу в лесу столкнулась. Испугалась - жуть. Улепётывала так, что только пятки сверкали, ну и обронила где-то телефон. Я потом его искала, вернулась по своему следу…
        - Господи, ты там уже и в следопыты заделалась?
        - Да брось! Это несложно. Так вот… я вернулась, каждый сантиметр пути прочесала, а телефона так и не нашла.
        - И ты решила, что его утащил волк?  - Катя покачала головой.  - Послушай, Ян, это все хрень собачья. Волки, следы, телефоны… Ну, бред ведь. Тебе возвращаться надо из твоей ссылки, пока ты там совсем умом не тронулась.
        - Думаешь, я не пытаюсь?
        - Откровенно говоря, нет,  - невозмутимо ответила Нинка, но я понимала, что эта невозмутимость всего лишь игра. Она, напротив, хотела меня задеть своим показным равнодушием. Расшевелить, как-то вывести из того ненормального состояния апатии, в котором я жила последний год.
        - Если ты забыла, то сегодня я была на двух собеседованиях. На двух… И в обоих случаях мне отказали. Знаешь, чего мне стоит каждый раз проходить через это?  - огрызнулась я.
        - Может быть, тебе стоит начать с должности попроще…
        - Пойти участковым терапевтом? Ходить по вызовам?
        - Это лучше, чем то, что ты имеешь сейчас!
        - Да ладно? И чем же?
        - Я не собираюсь объяснять тебе очевидных вещей.
        - Вот и не надо!  - Я схватила злосчастный рюкзак, выудив из кошелька деньги, бросила пару купюр на стол. А потом, не разбирая дороги, помчалась прочь из клуба. Через танцпол, ВИП-столики и приватные кабинки. Куда глаза глядят. Зря я сюда пришла. Знала ведь, что Нинка не оставит в покое. Все зря… И Птаху я позвонила напрасно. До этого себя еще можно было обманывать. А теперь? Что мне делать теперь?!
        - Стой! Да подожди ты!
        Меня догнала Нина. Схватила за руку, но я резко высвободилась и припустив бежала не разбирая дороги, пока не врезалась в препятствие посерьёзней. Прямо в грудь высокого хмурого мужика.
        - Осторожней…
        - Извините,  - пробормотал я. Мой взгляд скользнул вверх, шаг замедлился. Осознание пришло постепенно. Первые секунды я вообще не могла понять, где же видела его раньше, а потом… Оглянулась медленно, преодолевая сопротивление вмиг одеревеневших мышц.
        - Что такое? Куда ты смотришь? Черт… это Соловьев, что ли? Вот мудило…
        - Показалось, наверное.
        - Как бы ни так. Я эту каланчу даже в такой темноте узнаю. Тесен мир.
        - Угу… Пойдем, что-то мне нехорошо.
        - Еще бы… Не представляю, как ты не вцепилась в его надменную рожу,  - подала голос подоспевшая Катя. Обычно сдержанная и доброжелательная, сейчас её буквально трясло от ярости.
        - Да ладно, Кать. Сколько лет прошло?
        Я делано равнодушно пожала плечами и возобновила движение. Из-за нас и в без того тесном проходе образовалась пробка.
        - Пять! А ты до сих пор за ним дерьмо разгребаешь! И ладно бы была виновата, а так…  - Катя с досадой взмахнула рукой, обогнала нас всех и с силой толкнула входную дверь. Мы вывалились из клуба и, не определившись, что делать дальше, замерли посреди улицы.
        - Знаешь, а я, по прошествии лет, его даже зауважала…
        - За то, что он разрушил твою карьеру?  - сощурилась Нинка.
        - За то, что он сделал все, чтобы докопаться до истины. И рук не опустил, как сделали бы другие на его месте.
        Я говорила правду. То, как Соловьев боролся… восхищало меня. Может, я была какой-то неправильной, но по прошествии стольких лет, я не могла его ненавидеть.
        - Поверить не могу, что слышу это! Он же тебя на всю страну оболгал! Ау! Это из-за него ты лишилась карьеры, мужа, привычной жизни…
        - Мужа она лишилась потому, что тот слабаком оказался. Нечего ему было делать рядом с нашей Яськой…  - возразила Катя и была права. Соловьев не был виновен в моем разводе со Стоцким. Просто у того не оказалось яиц. Мнение избирателей для него было важнее жены. А потому он подал на развод сразу, как только мне с подачи Соловьева были предъявлены обвинения.
        - Да к черту его… Что было - то прошло. Не хочу вспоминать. Мне бы с настоящим разобраться.
        Я растерла лицо руками и поежилась. День какой-то дурацкий. И Соловьев этот - как лишнее напоминание о счастливом прошлом… Думала, что хуже уже не будет - и вот, пожалуйста.
        - С настоящим - это проще простого.
        - Правда?  - удивилась я.
        - Угу. Ты ведь можешь восстановить номер!
        - Точно…  - Я с шумом выдохнула. Вот ведь, как просто… И если бы моя паника не была такой сильной, я бы и сама до этого догадалась. Просто восстановить номер… Тоненький голосок внутри пропищал: а дальше что? Ждать, когда Птах позвонит? И позвонит ли… Год прошел с нашего последнего разговора. Он никогда не пропадал так надолго. Да, порой бывало, что тот месяцами не объявлялся. Если уезжал в какую-нибудь Намибию или… когда у него появлялась женщина. Птах, конечно, не говорил мне об этом прямо. А я… я просто чувствовала это каким-то странным звериным чутьем. Как чувствовала и то, что это всё несерьёзно и, может быть, поэтому не ревновала.
        - Ну, что, так и будем стоять? По домам или куда-нибудь двинем?
        - Я уже Коле позвонила, он сейчас за нами приедет,  - вздохнула Катя.
        - Вот и хорошо. А то я что-то устала. Если что, мы бы и на такси могли.
        - Да ладно, нам не трудно…
        - Нет, все же странно, что Соловьев объявился. Тут на днях во всех новостях трубили, что его, наконец, освободили из плена.
        - Какого еще плена?  - нахмурилась я.
        - Деталей не знаю, но говорят, что его с еще одним журналистом из Ассошиэйтед пресс взяли в заложники и почти год продержали в плену в какой-то африканской стране. Где там сейчас война? Не помнишь?
        - В Судане?  - пожала плечами Катя.
        - Неважно. Может и там… Только главное, знаешь, что? Главное, что бог - не Тимошка. Вот и Соловьев получил по заслугам за все, что с тобой сделал.
        - Да ладно, Нин.
        - Ну, а что? Все по справедливости! Ты из-за него в жопе мира батрачишь, хотя могла бы в лучших столичных клиниках карьеру строить. У тебя же руки золотые, Яська.
        - А его жену не спасла…
        - Но ты ведь не виновата! По протоколу работала? По протоколу! Все, как надо, сделала? Сделала! До последнего боролась, я тебя знаю… Скажешь, нет?
        Что тут можно было сказать? Я действительно не из тех, кто сдается. И в тот день до последнего боролась за пациентку. Зубами её вытаскивала. Всеми жилами. А нет… Не получилось. И права Нинка. Не было моей вины в случившемся, да только какое это имеет значение, когда человеку нужно… просто жизненно необходимо найти крайнего? Потому что иначе не получается смириться с утратой. Потому что жизнь потеряла смысл, и лишь жажда мести заставляет двигаться дальше?
        - Кать, ну, что теперь? Век мне его ненавидеть?
        - Не вижу в этом ничего плохого,  - фыркнула та.
        - А я вижу. Ненависть - неконструктивное чувство. Нельзя его культивировать,  - поддержала мою мысль Катя.
        - Вот именно, нужно как-то дальше жить.
        - Да разве ты живешь?  - фыркнула Нинка, сбрасывая с ног осточертевшие туфли.
        - Еще как…  - Я отступила на шаг назад, вскинула руки, взбивая порядком поникшие волосы. Имитируя микрофон, поднесла к губам руку и, пошевелив бровями, запела: - First I was afraid, I was petrified.
        - О, мамочки…
        - Только не I will survive!  - в один голос взмолились подруги. Да только кто ж их слушал? Поймав странный пьяный кураж (алкоголь-таки должен был когда-то подействовать), я еще громче запела:
        - Oh no not! I will survive!
        - Клянусь, если у ада есть гимн, он звучит как-то так…  - хрюкнула от смеха Катя.
        - А я говорила - напьется!  - пробубнила Нинка, а потом, плюнув на все, присоединилась к моему пьяному соло. Так я и знала, что она не выдержит. В конце концов, подруги мы, или так?
        Глава 2
        Это было ошибкой. Прийти сюда после всего, что случилось. После года, проведенного в борьбе за жизнь, когда не знаешь, что будет завтра. И будет ли это завтра вообще. Я оперся двумя ладонями о раковину и поймал собственный взгляд в отражении зеркала. Зачем это все? Для чего? Что я забыл среди этих людей? Отражение молчало и буравило меня испытывающим взглядом. Я хмыкнул. Отвел глаза, открыл кран и уставился на бегущую воду. Еще месяц назад о такой роскоши я не мог и мечтать. Всего какой-то месяц…
        - Ну, что стоишь? Погнали. Не то самое веселье пропустим. Сейчас Дашка будет танцевать. Дашка, помнишь? Девочка из гоу-гоу.
        Я оглянулся на своего агента. Дернул головой:
        - Я пас. Мне домой надо. Давай по делу… Что там у нас осталось?
        - Да ничего. Формальности улажены. Все, как ты просил. К твоим услугам местные гиды и проводники. Со всеми договорились. Контракт тоже согласовали. Со дня на день подпишем.
        - Отлично,  - кивнул я, довольный, что все складывается как нельзя удачно.
        - Слушай, мы так и будем в туалете стоять?
        - Это единственное более-менее тихое место.
        - Я думал, ты захочешь развлечься,  - оправдывался Кирыч. Я хмыкнул. Вытер руки белоснежным полотенцем и растерянно на него уставился.
        - Просто положи его к грязному. Вот сюда… Уборщица заберет.
        - Думаешь, я совсем одичал?  - усмехнулся я, испытывая странное удовольствие от растерянности помощника. Не все ж мне одному это делать?
        - Нет. Просто не пойму, какого черта ты медитируешь над этой тряпкой.
        - Да так… Удивляюсь контрастам.
        Кир вздохнул. Растер лысеющий затылок. Обернулся, когда дверь в туалет открылась, и, проводив взглядом прилично подвыпившего мужика, заметил тихо:
        - Ты больше не в Африке, брат. Здесь так. Привыкай…
        Да… Здесь так. Бессмысленно и беспощадно. Я равнодушно кивнул. Толкнул дверь, потому что прятаться в сортире было действительно глупо, и двинулся через разношёрстную, разгоряченную танцами и алкоголем толпу.
        - Осторожней…  - пробормотал я неожиданно налетевшей на меня девице, как-то отстраненно отмечая её совсем не клубный прикид - джинсы и простую хлопковую рубашку.
        - Извините,  - без тени раскаяния парировала та на ходу. Какие-то доли секунды, мимолетный поворот головы, взгляд, будто сквозь… и я узнал её! Стоцкую… Яну Валентиновну.
        - Эй, ты чего застопорился?
        - Да так… Показалось.
        Ага… Как бы не так. У меня наметанный взгляд профессионального фотографа. И ту, которую ненавидел столько времени, я бы ни с кем не спутал. Даже учитывая те четыре года, что прошли с нашей последней встречи.
        - Кстати, что там с моим телефоном?  - сменил тему, чтобы даже мысленно не возвращаться к тому, что было. За нашим столиком уже собралась приличная толпа, и желание свалить как можно скорее стало по-настоящему непреодолимым. Я даже садиться не стал. Вытащил из-под чьей-то пятой точки свой порядком измявшийся спортивного кроя пиджак и вопросительно уставился на агента.
        - К сожалению, номер восстановить не удастся. Но я купил тебе карточку и новенький айфон. Синхронизируешь со своим аккаунтом, и даже не придется восстанавливать телефонную книгу… Где-то здесь был пакет.
        - Постой-постой. Мне не нужен новый номер. Ты разве не понял?  - я ухватил за руку суетящегося Кира.  - Мне нужен мой номер!
        Я подчеркнул интонацией последние пару слов и замер в ожидании его ответа.
        - Тебя не было год, братан. Услугами связи ты не пользовался, а твой баланс никто не пополнял.
        - Какого хрена? Ты не в курсе, почему так произошло?  - Непроизвольно я стиснул руку агента еще сильней.
        - Эй-эй! Полегче, ладно? Я-то в курсе. Но у оператора были все основания заблокировать твою симку. Теперь уже что?
        Я разжал пальцы и отступил на шаг. В ушах ревело, и мне, как псу, пришлось несколько раз тряхнуть головой, чтобы прийти в себя. Я провел по лицу подрагивающими ладонями.
        - Мне нужен мой номер!
        - Послушай, брат! Я сделал все, что мог…
        - Значит, сделай больше! Мне нужен мой… грёбаный… номер!  - взревел я. Что здесь непонятного, господи?! Мне просто нужен именно этот номер… Чтобы именно по нему меня смогли бы найти. Разве это так сложно?!
        - Окей… Окей! Не бесись. Я попробую что-нибудь придумать. Может, расскажешь, какого черта происходит? Говорю же, что все твои контакты мы можем восстановить и так.
        - Мне могут позвонить,  - просипел я и, выпятив вперед указательный палец, повторил.  - Просто сделай это. Верни мне мой номер.
        - А ты сам позвонить не можешь?
        - Что?
        - А ты сам позвонить не можешь?  - повторил свой вопрос Кирыч.
        Я провел рукой по лицу. Растер колючий подбородок, чувствуя, как ноги подкашиваются от облегчения, волной пронесшегося по телу и ударившего под колени. И тут же снова вернулся страх. А что, если я не помню?! Что, если забыл эти проклятые цифры? Наверное, со стороны в этот момент я выглядел как безумец. По крайней мере, разговоры и смех за столом стихли, и я уже мог примерно представить, о чем думают эти придурки. Решили, что Данил Соловьев уже не тот, что Данил Соловьев тронулся в этом вашем Судане… Да к черту, что они думают. К черту их всех.
        - Номер все равно восстанови,  - пробормотал я, ткнув на прощание указательным пальцем в грудь Кирыча.
        - Да погоди ты. А пакет? Здесь все… телефон, твой новый номер и восстановленная пресс-карта.
        Я забрал из рук Кира пакет и, не прощаясь, пошел прочь. В тишину.
        От клуба до моего дома было рукой подать, и я решил прогуляться. После года, проведенного в заключении, почти без движения, мне стоило больше двигаться, чтобы вернуть себе прежнюю форму. И я не упускал ни единой возможности.
        Я перешел улицу и побрел вверх по тротуару, когда услышал это… Акапельное пение трех подвыпивших дамочек. Непонятно, почему, но я обернулся. Замер, без тени улыбки наблюдая за, наверное, довольно смешным перформансом. Гадая, что же в происходящем заставило меня остановиться. Или… скорее, кто?
        Яна Валентиновна Стоцкая… Врач первой категории. Уникум и чудо, как утверждала Леська. Я растер переносицу, отвернулся и зашагал прочь. Но это не помогло, меня преследовали видения прошлого.
        - Я её нашла!  - заявила моя жена, падая на стул в одном модном столичном ресторанчике, в котором мы пересеклись за обедом.
        - Правда? И кого же ты нашла?
        - Врача, который нам поможет.
        Улыбка на моих губах застыла. Ей богу, к тому времени мне уже порядком осточертели эти разговоры. Но Леська как будто помешалась на идее родить. Свято веря в то, что это позволит нам укрепить брак. Как будто наш брак в этом нуждался…
        - Мне ее Карелина посоветовала. Помнишь Карелину? Редактора из отдела новостей? Хорошая баба. Говорит, семь лет с мужем старались, и все никак. А потом пошли к этой Стоцкой и о, чудо! Двойня… Представляешь?
        Откровенно говоря, я не представлял. Мне хоть бы к мысли об одном младенце привыкнуть, а тут…
        - Представляю.
        - Так вот, я почитала, что об этой Стоцкой пишут в сети, и если хоть половина из этих историй правда - мы на верном пути. Клянусь, на нее, как на икону, мамашки молятся. Говорят, что если у Стоцкой не забеременеешь, то всё… пиши пропало. Причем многие даже до ЭКО не доходят. Все естественным путем получается!
        - Чудо-то какое…
        - Эй! Ты, кажется, не рад?
        - Я не знаю. У нас за последние годы сколько попыток было, а, Лесь? Зачем это все? У нас Светка есть? Есть. Вот не было бы её - я бы еще понял, а так…
        - Так я и знала. Ты просто охладел ко мне. С тех пор, как я осела дома, ты…
        - Это еще тут при чем?
        - При том! Ты как будто отдалился от меня.
        - Это неправда.
        - Почему же я чувствую себя такой одинокой?
        - Я в работе весь, под завязку… Ты же знаешь, Лесь.
        Я перехватил ладошку жены и легонько сжал. Может быть, нашим отношениям и не хватало страсти, но Леську я любил. Как любят доброго друга, или боевого товарища. Я с ней сросся, сплелся корнями.
        - Тогда… Пожалуйста, давай попробуем? Я тебе сына рожу…
        Она улыбнулась своей фирменной улыбкой, и я согласился. А уже через неделю мы пришли на свой первый прием к Стоцкой. И я залип на ней… Она что-то говорила, спрашивала, а я сидел и пялился на нее, как дурак, представляя, как было бы круто ее сфотографировать. Да, меня, как любого приличного фотографа, завораживали лица. А в Стоцкой… в Стоцкой было на что посмотреть. Она была совершенна.
        Даже когда почти год спустя она вышла из родзала, чтобы сказать, что Леська с ребенком погибли, я не сразу смог сосредоточиться на ее словах. Поначалу просто смотрел в ее посеревшее лицо, в попытке понять, куда делись присущие ему краски? Ведь даже васильковые глаза Стоцкой в тот момент выцвели, будто кто-то белил добавил в их яркую синь.
        - Данил, вы меня слышите?
        - Что?
        - Мы сделали все, что могли.
        - Что?  - я попятился, чуть не сбил с ног медсестру, опрокинул тележку с лекарствами.
        - Мне очень жаль.
        Жаль? Ей было жаль?! Весь мой мир рушился, летел к чертям, а ей… ей было жаль?
        Совсем рядом взвизгнули шины. Отвыкший от этих звуков, я шарахнулся в сторону. Налетел на мусорный бак. Чуть было не сбившая меня машина остановилась. Резко сдала назад. Стеклоподъемник опустился, и из окна высунулась лохматая голова.
        - Совсем ополоумел?! Смотри, куда прешься…
        - Извини, мужик… Извини.
        - Ты как вообще? Нормально?  - сбавил обороты водила.
        - Ничего. Жить буду.
        - Ну, давай. Под ноги смотри, камикадзе.
        Я кивнул и поплелся к дому. Поднялся на свой двадцать восьмой этаж. Стараясь сильно не греметь замками, открыл квартиру. Я купил ее сразу после Леськиной смерти. Потому что больше не мог находиться в нашем с ней доме. Здесь же было просторно и светло. А главное - ничего не напоминало о том, чего я лишился. Дверь, ведущая на террасу, была приоткрыта. Я уселся на порог и уставился вдаль. Сколько бессонных ночей я провел здесь? Один… но чаще в обществе Тени…
        Руки сами собой потянулись к телефону. Сейчас я отдал бы полжизни за то, чтобы ее услышать. Я бы отдал полжизни… Пока разобрался с новым телефоном, пока трясущимися непослушными пальцами всовывал симку, которая теперь была даже не микро… Чтоб его!
        Когда экран приветливо мигнул ярким светом, я уже едва не подпрыгивал от нетерпения. Только бы услышать ее… только бы услышать. Скорей! Сердце колотилось, как сумасшедшее. Мы с ней год не разговаривали. Уже почти целый год… И за это время могло так много всего случиться. Черт!
        - Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
        Я отвел трубку от уха и ухмыльнулся. Все как в старые добрые времена. Ничего не поменялось. Я не знал, где конкретно жила моя Тень. Мне было известно лишь то, что связь там была хреновая, и порой, чтобы поговорить со мной, Тени приходилось выбираться из дома и идти «на насыпь», как она ее называла. Что это было, я не знал. Столько раз хотел спросить, но всегда находились какие-то другие темы.
        За спиной послышался шорох. Щелкнул выключатель.
        - Сынок? Ты чего здесь прячешься?
        - Да так. Вышел поговорить кое с кем.
        - С той женщиной? Ты все еще с ней общаешься?
        Я пожал плечами и встал, понимая, что побыть в одиночестве мне не удастся.
        - Это так странно, Даня…
        - Не понимаю, что тебя смущает.
        - Вы ведь даже не знакомы толком, а ты…
        - Что я? Ну, что я, мам?
        - Ты как будто только этими разговорами и живешь… Так нельзя. Она не Леся. И то, что этой женщине достался ее телефонный номер, ничего не меняет.
        - Мам, я в курсе. Проехали, хорошо?
        - Но…
        - Пожалуйста. Давай не будем об этом. Лучше расскажи, как там Светка. Мне кажется, она не совсем отошла, после моего возвращения.
        - Еще бы… Я и сама еще не отошла,  - мать подошла ко мне вплотную и положила голову на мою грудь.  - Никто не верил, что ты выживешь… Никто.
        - Ну, ладно, не плачь, мам… Все ведь уже позади. Ну, что ты… а? Не надо, слышишь? Я жив. Все хорошо…  - приговаривал я, укачивая рыдающую мать в объятьях.
        - Все… Все. Я прекращаю. Не обращай внимания.
        - Ага, как же. Не обращай. Всю рубашку мне промочила…
        - Разве это рубашка? Тряпка тряпкой висит. Худющий… Тебя там совсем не кормили? Не кормили, знаю… Им там и самим жрать нечего-о,  - еще горше заплакала мама. Я запрокинул лицо к потолку и похлопал её по плечу. Подумаешь… Потеря веса - это не самое худшее, что со мной случилось за это время. Зажатый в руке телефон тенькнул. Сердце рвануло из груди. Я выпустил мать из объятий и нажал на иконку входящего сообщения. Ваш баланс… Черт! Черт! Черт… А ведь я так наделся, что это Тень… У меня руки тряслись в предвкушении.
        Ничего… Ничего, брат, успокойся. Ты год этого ждал. Несколько часов ничего не изменят. Сделав вид, что не замечаю пристального взгляда матери, я прижался губами к ее лбу и прошептал:
        - Я пойду, Светку поцелую, и спать… Что-то никаких сил не осталось.
        Глава 3
        Голова болела. Но, может быть, так даже лучше. По крайней мере, в неё, гудящую, не лезли всякие мысли.
        - Зеленая! Говорила же тебе, не надо столько пить…
        - Ты себя-то давно в зеркало видела?  - фыркнула я, опуская на нос очки. Так было намного лучше.
        Нинка отмахнулась и, озираясь по сторонам, нетерпеливо заметила:
        - Что-то Катька опаздывает.
        - Ну, если ее не увижу, передавай привет. И в гости прилетайте. У тебя когда отпуск?
        - В августе. Я же говорила!  - возмутилась Нинка.
        - Прости, голова дырявая. А вон и Катька бежит.
        Мы с Нинкой обернулись к спешащей нам навстречу подруге и замахали руками.
        - Дурдом!  - пробормотала она, запыхавшись.  - На входе сломалась одна из лент, и теперь там такая очередь…
        Заглушая сбивчивую речь подруги, раздался механический бездушный голос:
        - Началась посадка на рейс U… до Б…
        - Это мой!  - пробормотала я, сверяясь с посадочным талоном.
        - Ну, давай тогда присядем на дорожку.
        Я кивнула и уселась на стоящий чуть в стороне чемодан. Каждый раз возвращаясь на свое озеро, я чувствовала себя так странно… С одной стороны - я там выросла. Там прошло мое детство, там жили мои родители, а в могилах лежали предки. С другой… я всегда, с самого детства, мечтала вырваться из глубинки. Большой город манил меня открывающимися возможностями. Я никогда не сомневалась, что покорю столицу и запросто в ней приживусь. К слову, до определённого момента так все и было. Предчувствия вообще редко меня обманывали.
        - Ну, все! Я помчала…
        - Беги!  - подруги налетели на меня с двух сторон и сжали в крепких объятиях. Мы столько дорог прошли вместе.
        - Жду вас у себя! В августе, да?  - прокричала я уже из очереди на паспортном контроле. Катя с Нинкой синхронно кивнули головой. Я улыбнулась.
        - Паспорт и билет,  - недовольно окликнула меня сидящая за стойкой тетка. Я перехватила съехавший набекрень рюкзак и протянула нужные документы. Та долго пялилась то в них, то на меня. Перебирала страницы потертого паспорта. Но потом все же, не найдя, к чему придраться, шлепнула печати в билет.
        - Следующий!
        Волоча за собой чемодан, я прошла к нужному гейту и уперлась в хвост длиннющей очереди, которая, впрочем, двигалась довольно быстро. Так же оперативно мы прошли в самолет. Нам был подан телескопический трап, и мне не пришлось мокнуть, поднимаясь на борт по обычному. Как назло, с самого утра пошел дождь.
        Мое место было у прохода. Два соседних сиденья пустовали. Я затолкала на верхнюю полку свой чемодан, рюкзак подложила под ноги и, нацепив на шею специальную подушку, закрыла глаза.
        - Дамы и господа, говорит капитан корабля Иван Збруев. Наш самолет готов к вылету. Ожидаем опоздавших…
        Я открыла глаза и покосилась на два пустующих места. Вот как так можно? Весь самолет ждет, а они… Уроды.
        Минут через десять у трапа наметилось какое-то движение. Я недовольно насупилась и вытянула шею. Мать моя! Да это же Соловьёв… собственной персоной. А за ним девочка-подросток. Лет пятнадцати-шестнадцати. Ах, да… У них с женой была старшая дочь. Удивительно, как много в моей памяти было сведений, касающихся этой семьи.
        Соловьев обвел взглядом салон. Я, напротив, впялилась в пол и взмолилась: хоть бы кроме них были еще опоздавшие, хоть бы кроме них…
        - Извините, вы не могли бы нас пропустить?  - раздался хриплый голос прямо над ухом.
        Черт! Черт! Черт! Не поднимая взгляда, я встала. Протиснулась вбок. Я не видела лица Данила и не знала, понял ли он, кто будет его соседкой. Да и какая разница?! Ну, не выпрыгнет же он из самолета? Отсюда теперь хода нет.
        - Я саду у окна,  - пробормотала девочка, первой проскальзывая в пространство между рядами.
        - Как хочешь.
        Наконец все уселись, и я смогла занять свое место. А может, и зря это случилось так быстро. Я совсем не успела смириться с мыслью, что следующие несколько часов проведу так близко к человеку, который меня ненавидел.
        В жизни бывают моменты, которые врезаются в память навсегда. И как мы ни хотим их оттуда выкорчевать, какие усилия ни прикладываем, они сидят там, как будто в засаде, а потом вырываются на волю кошмарами и отравляют всю твою жизнь. Таким моментом для меня стал день смерти Алеси Соловьевой. И, знаете какая штука? Я знала, что моей вины, как врача, в её гибели нет. Я это знала, потому что, будто одержимая, прокручивала детали происходящего снова и снова. Для себя самой, для следователей прокуратуры, которых на меня натравил Соловьев, для собственного же начальства, которое бросило меня на съеденье волкам… Я знала, что моей вины нет, да. Но это знание никак не мешало в себе сомневаться. И я возвращалась в тот ад раз за разом. Как только с ума не сошла?
        А может быть я и сошла? Что, если Птах был лишь вымыслом моего больного воображения? Что, если его на самом деле и не было? Я дернулась. Отстегнула ремень и, нашарив на полу рюкзак, рванула застежку. Мои пальцы дрожали, поэтому трубку я нащупала далеко не сразу. Телефонная книжка, заветный номер, кнопка вызова…
        - Пожалуйста, на время полета отключите телефон или переведите его в авиарежим.
        Я качнула головой, соглашаясь с требованиями склонившейся надо мной стюардессы, но трубку от уха не отняла, пока не услышала механический голос робота, утверждающего, что такого номера не существует.
        - Пожалуйста! Выключите телефон или переведите его в авиарежим,  - в голос стюардессы просочились звенящие нетерпением нотки.
        - Да господи боже! Сделайте, как вас просят, и, может быть, мы, наконец, взлетим!
        Я оглянулась. Наши с Соловьевым взгляды скрестились, как шпаги.
        - Мы бы уже давно взлетели, если бы вы не задержали весь самолет,  - не осталась в долгу я. К темным, загоревшим дочерна щекам Данила прилила кровь, глаза полыхнули пламенем. В нем что-то неуловимо изменилось за эти пять лет. Он стал жестче, непримиримее, злее… Что тому виной? Смерть жены или плен?
        Боже, да какая мне, к черту, разница? Нашла о чем думать…
        Демонстративно медленно я выключила телефон, но убирать обратно в рюкзак не стала, будто тот стал единственной ниточкой, которая удерживала меня в реальности. После потери старенького Самсунга у меня не осталось ни единого доказательства того, что Птах вообще был в моей жизни. Ни единого… Вместе с древним гаджетом я потеряла всю нашу переписку. Я потеряла все…
        Чтобы окончательно не спятить, или, напротив, сдаваясь безумию в плен, я мысленно вернулась в день нашего с Птахом знакомства.
        Тот день тоже начался с перелета. После года изматывающих разбирательств, после развода и дележки имущества, после утраты работы и хоть каких-нибудь перспектив я возвращалась домой. В зоне прилета меня встречал взволнованный отец. Букетик ландышей в его огромных заскорузлых от тяжелой работы руках выглядел так трогательно, что я не сдержала слез, хотя была уверена, что их во мне не осталось.
        - Ну, что ты… Что ты, милая? Все хорошо, хорошо… Вот, на… Вытри нос, рёва!
        В руки мне перекочевал идеально чистый платок, а в руки отца - мои чемоданы.
        - Худющая! Ну, ничего, выходим. Мама там такой стол накрыла…
        Я плакала и смеялась, гладила отца по руке, с трудом подстраиваясь под его широкий шаг, и крутила головой во все стороны. Со времен моего последнего визита здесь многое изменилось к лучшему. Мое внимание привлекла вывеска одного из операторов связи. И я подумала, что было бы неплохо начать новую жизнь не только с чистого листа, но и с нового номера телефона. На старый мне, один черт, уже никто бы не стал звонить.
        Попросив отца подождать, я зашла в магазин и купила себе новый стартовый пакет. Тогда я не знала, что эта покупка перевернет всю мою жизнь. А если бы знала… то ничего бы не изменила. Сейчас я это отчетливо понимала, хотя до этого, признаться, у меня и были такие сомнения.
        Телефон зазвонил поздно ночью, когда мы, вдоволь насидевшись с родней за праздничным столом, разбрелись по своим комнатам. А мне не спалось. Я, как в детстве, выбралась из окна, подхватила забытую на столе наполовину опустошенную бутылку наливки и пошла вверх по улице. До амбулатории, которую мне здесь предстояло возглавить, было рукой подать, а мне кого-то черта приспичило её увидеть.
        Зрелище было печальным. Я села на полуразрушенную скамейку, от которой какой-то умелец отвинтил несколько деревянных брусьев, и поднесла к губам горлышко бутылки. Полуразваленная сельская амбулатория, в которой никто не хотел работать - вот к чему я пришла. Было горько. Горько в душе и во рту, и я запивала эту горечь приторно-сладкой вишневой наливкой.
        Телефон зазвонил, когда я, уже прикончив бутылку, решила возвращаться домой. Скорее по привычке, чем из интереса, я приложила трубку к уху. Раньше мне часто звонили пациенты или коллеги. Я привыкла часами висеть на телефоне.
        - Да? Ну, же? Вам чего? Говорите!
        Помнится, я икнула. Это показалось мне ужасно забавным, и я прыснула со смеху, зажав динамик рукой.
        - Вы кто?  - спросил хриплый мужской голос, уже тогда этот голос царапнул у меня что-то внутри. Уже тогда…
        - Кто я? Хм…
        Тот вопрос поставил в тупик меня, пьяную. Как будто меня о смысле жизни спрашивали или просили высказать свое отношение к проведению гей парада.
        - Я… Тень.
        Теперь, спустя столько лет, я понимала, почему так представилась. В тот момент я и была тенью. Тенью прежней себя. Всего лишь блеклой невзрачной тенью…
        - Откуда у вас этот номер?
        - Из магазина,  - чистосердечно призналась я, не понимая, почему мужчина на том конце связи так непозволительно груб.
        - Из какого, мать его, магазина? Это номер моей жены…
        - Серьезно?  - я отвела трубку от уха и покосилась на дисплей, как будто могла там отыскать подтверждение слов собеседника.
        - Вы что там, пьяная?
        - Ага. Жизнь - дерьмо, вы знаете?
        На том конце связи с шумом выдохнули.
        - Я знаю… Знаю, да.
        Незнакомец еще немного помедлил и отключился. Я тоже спрятала телефон. А потом всю дорогу домой гадала, отчего у него такой хриплый голос. От того ли, что много курит, или потому что простыл… А может вообще его голос такой с рождения. Я даже перезвонила ему, чтобы спросить. Но он был вне зоны доступа. Потом, проспавшись, я бы, может, и не вспомнила о нем никогда, если бы он не прислал sms. Первое. Дерзкое.
        «Надеюсь, у тебя есть, чем похмелиться. Иначе твоя жизнь станет еще дерьмовее».
        «Смотрю, у тебя большой опыт в этом направлении»,  - вернула я подначку и вдруг поняла, что мне нравится общаться вот так. Ничего друг о друге не зная. В последнее время меня только и делали, что жалели. А этот мужик… он ведь ни черта обо мне знал - вот и не церемонился.
        «Угу. Так что послушай мудрого - похмелись…»
        Я улыбнулась, но похмеляться, конечно, не стала. Меня ждал первый рабочий день, я не оставила себе времени на раскачку, хотя никто меня не подгонял. Я по собственной воле приняла такое решение. Бездействие убивало, да и в голову лезло всякое. Работа могла стать для меня спасением.
        В реальность меня вернул голос стюардессы, которая оповестила по громкой связи, что мы заходим на посадку. Я открыла глаза и привела спинку кресла в вертикальное положение, как просили. Растерла пекущие от недосыпа глаза. Едва шасси коснулось земли, Соловьев, которого я старательно не замечала все время полета, пошевелился. Достал телефон и забегал длинными по-мужицки красивыми пальцами по сенсорному дисплею. Приложил трубку к уху. Но, так и не дозвонившись, отбил вызов. Выругался тихонько. И снова принялся кому-то звонить. Несмотря на просьбы оставаться на своих местах до полной остановки самолета, народ повскакивал с кресел и теперь занимался тем, что выгружал свой багаж с верхних полок. Я решила не торопиться и теперь, скосив взгляд, наблюдала за своим соседом.
        - Кирыч? Привет… Да, да… Сел. Встречающие? Я не в курсе. Мы все еще на борту. Я хотел спросить, как там дела с восстановлением моего номера?
        Глава 4
        - Данил, это не так просто. Я ведь объяснял! Мне такие связи придется задействовать, ты бы знал!
        В салоне началось движение - народ торопился к выходу, как будто мог не успеть выйти.
        - Пап, ты решил здесь сидеть до скончания века?  - подала голос Светка. Я мазнул по недовольной физиономии дочери взглядом и встал. Хотя толку от этого было немного. Стоцкая, кажется, решила пропустить вперед всех желающих.
        - Данил, ты меня слышишь?
        - Прости… Здесь очень шумно. Так, что ты сказал? Связи? Ну, так задействуй их все, Кир, это всего лишь телефонный номер, а не донорское сердце. Всего лишь проклятый номер.
        Я отбил вызов и нетерпеливо уставился на Стоцкую. Наконец, та протиснулась в проход, я сунулся следом, сжимая в руках баулы, но был снова задержан - Яна Валентиновна доставала с верхней полки чемодан.
        Торопиться мне было особенно некуда - один черт ждать багаж, и какая разница, где это делать? Так что моя злость была неоправданной. Говоря откровенно, по отношению к Стоцкой неоправданным было все. Теперь, после стольких независимых экспертиз, я знал, что её вины в гибели Леськи нет. Я знал… и все равно злился. Может быть, по привычке. Ведь тогда, чтобы не сойти с ума, я культивировал свою злость всеми доступными способами. Злость давала мне силы бороться и двигаться дальше. Это уже потом пришло понимание, что я боролся с ветряными мельницами. А тогда… Я фанатично уверовал в то, что именно Стоцкая виновата во всех моих бедах. И я не нашел в себе силы отречься, даже когда у меня не осталось ни единой причины её винить.
        Да, первый год, после смерти Лески и сына, я жил лишь жаждой мести. А потом… потом в моей жизни появилась Тень. И все изменилось.
        Наш первый разговор случился… господи, страшно подумать! Четыре года назад. Я как раз закончил ремонт в своем пентхаусе, и мы со Светкой переехали. Я был дерьмовым отцом. Знал, что нельзя вырывать ребенка из привычной среды. Знал, и все равно сделал так, как было легче мне самому. Не слушая протестов ни собственной матери, ни матери Леськи, ни Светкиных истерик. Я поменял все. Загородный дом на квартиру, гимназию на простую школу, размеренную жизнь в глуши на суету мегаполиса, шум которого заглушал мою боль. Но иногда боль становилась нестерпимой. Я открывал телефон. Перелистывал фотографии, говорил что-то в темноту… Порой вообще забывая, что Леськи нет. Что меня больше просто некому слушать! Что теперь моим собеседником был разве что бездушный голос робота, который каждый чертов раз повторял, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
        Я все еще зачем-то звонил ей. В надежде, что она ответит мне с того света? Дерьмо… Не думайте. Я не спятил. И не названивал в пустоту, как какой-то маньяк. Лишь когда совершенно не оставалось сил. Лишь когда моя боль превращалась в агонию.
        В тот день я сидел на террасе и пялился в полуночное небо, проклиная чертов город с его огнями, из-за которых было совершенно не видно звезд… Лишь тонкий серп луны, зацепившись за шпиль высотки, украшал кобальтовый купол неба, под которым мне было так херово. Я приготовился услышать давно выученные на память слова. Телефон абонента выключен или… А вместо в трубке раздалось звонкое:
        - Да? Ну, же? Вам чего? Говорите!
        Ей богу, я тогда вскочил, как ужаленный, и поговорка «сердце упало» с того момента обрела для меня новый смысл. Я буквально чувствовал, как оно падает, оставляя за собой обугленный черный след.
        - Вы кто?  - спросил я, преодолевая мучительный спазм, сжавший горло.
        - Кто я? Хм…  - на несколько секунд в трубке повисла пауза, как будто барышня на том конце связи всерьез задумалась над моим вопросом.  - Я… Тень.
        Тень? Что за черт?  - подумал я.  - Тогда уж скорее призрак. Я столько раз умолял небо дать мне побыть с Леськой еще немного… Как угодно побыть, хоть во сне! Но она мне ни разу… ни разу так и не приснилась, и вот теперь… Может быть, я спятил?
        - Откуда у вас этот номер?
        - Из магазина!
        Я растер лицо пятерней, давая себе команду успокоиться, но ни хрена! Ни хрена не получалось. От безумия меня спасало только то, что голос в трубке был совершенно чужим. Все же это была не Леська…
        - Из какого, мать его, магазина? Это номер моей жены…
        - Серьезно?
        Она меня взбесила. Женщина на том конце связи. И я обрадовался этому чувству. Злость - лучше, чем ничего. Злость - это хоть что-то. Пустота внутри меня убивала. И я цеплялся за любую эмоцию. Пропускал ее вглубь себя, затыкал ею пасть черной безнадеги, которая меня сжирала.
        - Вы что там, пьяная?
        - Ага. Жизнь - дерьмо, вы знаете?
        Я задохнулся. После похорон я только и слышал, что с уходом жены и сына моя жизнь не закончилась, что она, мать его, продолжается, такая прекрасная - ты только оглянись! И лишь эта пьяная в лоскуты тетка мне не врала. Жизнь - дерьмо. Такое дерьмо, господи! Мне захотелось расцеловать ее за эту уродливую беспощадную правду. Мне захотелось ее расцеловать… Однако все, что я мог тогда - лишь просипеть:
        - Я знаю… Знаю, да.
        И это тоже было правдой.
        Я в ту ночь так и не уснул, хотя с самого утра у меня было полным полно дел. Намечалась командировка в Мали, и мы с ног сбились, готовясь к этому опаснейшему путешествию. Я и раньше работал в горячих точках, а после смерти Леськи и вовсе стал соваться в каждую передрягу. В Мали тогда было жарко. Исламисты готовили наступление на Бамако, и я был одним из немногих журналистов, получивших там аккредитацию, а значит и право на освещение происходящих событий. Еще бы, их было много… Опасность была слишком высокой.
        От недосыпа пекло глаза, как будто я опять попал в песчаную бурю. Я приготовил кофе, залил молоком овсянку для Светки и непонятно для чего написал:
        «Надеюсь, у тебя есть, чем похмелиться. Иначе твоя жизнь станет еще дерьмовее».
        Ответ не заставил себя ждать.
        «Смотрю, у тебя большой опыт в этом направлении».
        Я усмехнулся. У каждого уважающего себя мужика имелся подобный опыт. Не сказать, что у меня он был большим. Я бы, может, и стал закладывать за воротник, если бы выбрал настолько долгий путь саморазрушения. Но мне предпочтительней были более верные способы. Командировка в раздираемый войной и ракетными ударами Мали - чем не выход из ситуации?
        «Угу. Так что послушай мудрого - похмелись…»
        - Пап, ну, ты уснул, что ли?!  - привел меня в чувство раздраженный голос дочери.  - Вот наш чемодан!
        Я тряхнул головой, сбрасывая с себя обрывки ускользающих воспоминаний, и попытался протиснуться к ленте, на которой наши чемоданы и правда заходили уже на второй круг. Если бы не Светкины шмотки, никаких бы чемоданов мне не потребовалось, и я бы сразу пошел на выдачу негабаритного багажа, где меня ожидало мое оборудование. В таких случаях я всегда волновался - не повредили ли чего. И успокаивался лишь тогда, когда появлялась возможность убедиться, что все в порядке.
        Светкин чемодан был тяжелым, а я слишком слабым, после африканского плена. Хрен бы я справился с этим баулом, если бы не огромный кряжистый мужик, который пришел мне на помощь.
        - Соловьев?
        - Соловьев!
        - Ну, добро пожаловать, что ли! Вообще - я ваш проводник. Но поскольку вы будете жить в моем доме - то, считай, и мамка, и папка.  - Мужик протянул мне широкую ладонь. Рукопожатие вышло крепким.  - Астафьев Валентин Петрович - егерь Ч… заказника.
        - Данил Соловьев. Это моя дочь - Света.
        - Здрасте,  - поздоровалась Светка не слишком приветливо. Дерьмо. Может быть, и правда не стоило её сюда тащить? Она привыкла к жизни в большом городе, и все здесь, должно быть, казалось ей чуждым. Но я думал, что перемены позволят нам сблизиться. Ведь с тех пор, как Леська умерла, мы только и делали, что отдалялись. И я много раз задавался вопросом, почему так?
        - Здрасте…  - ухмыльнулся мужчина.  - Ну, что? Пройдем?
        - Мне на выдаче негабаритного груза еще нужно оборудование получить. Нам бы большой багажник, надеюсь, Кир не забыл вас предупредить.
        - Не переживайте. Все вместится.
        В общем, возня со всем этим добром у нас отняла довольно прилично времени. К тому моменту, как мы вышли из терминала, Светка успела посадить батарейку в айпаде и порядком известись. Под ее недовольное сопение мы преодолели две полосы с односторонним движением и оказались на стоянке. Валентин Петрович подошел к древнему УАЗику и открыл дверь.
        - Мы поедем на этом?
        - На другом до нас не добраться,  - снова улыбнулся мужчина, подхватил самый тяжелый из чемоданов и загрузил прямо в салон. Собственная беспомощность меня ужасно злила. Я всеми силами пытался помочь. Потому что это всего лишь мой проводник в этих краях, а не моя нянька, и тем более не носильщик. Я схватил чемодан поменьше и тоже сунулся внутрь. И оторопел… Развалившись на трех передних сидениях сном младенца спала Стоцкая. Свет проникал через не знающие тонировки, натертые до блеска окна УАЗика и скользил по ее прозрачной коже с тонкими голубыми ручейками вен. Сквозняк шевелил выбившиеся из неряшливого пучка пшеничные пряди, и те щекотали ее лицо и пухлые приоткрытые во сне губы. Одну руку Стоцкая подложила под щеку, а другую прижала к груди. И было что-то ненормальное в том, что я испытал, глядя на нее, спящую… Мои пальцы зудели - так сильно мне захотелось сфотографировать её такую.
        - Все в порядке?  - смерил меня насмешливым взглядом Астафьев. И, клянусь, если бы я еще не разучился этого делать, я бы вспыхнул, как прыщавый мальчишка, пойманный за подглядыванием.
        - Да. Все отлично. Просто не ожидал, что у нас будут попутчики,  - холодно заметил я.
        - А… Так я могу пройти?
        Черт! Черт! Черт! Ну, я и придурок… Спешно отступив, так, что едва не свалился с подножки, я пропустил Астафьева к выходу. Он схватил новый ящик, упакованный в чехол штатив и вновь забрался в салон. В четыре руки мы погрузили все мое барахло. Удивительно, но эта суета никак не мешала Стоцкой дрыхнуть. И снова я на неё уставился.
        - Понравилась?  - спросил Астафьев, видя мой интерес. Светка фыркнула и повалилась на сиденье - лицом к спящей женщине. Я уселся рядом.
        - Это - дочка моя. Янка… Ну и горазда спать. Умаялась, бедная.
        Ага. Знаю я, как она умаялась,  - подумал я первым делом, после того, как отошел от последних слов Астафьева. То есть как это дочка? Какого черта? Почему во всей этой дыре не нашлось другого гребаного проводника? Меньше всего мне сейчас было нужно общество этой женщины. Женщины, жизнь которой я по ошибке разрушил. Я и без этого места себе не находил, захлебывался виной, лез на стены. На чертовы запекшиеся песчаные стены своего карцера. О, там у меня было время подумать… Триста тридцать три дня, в течение которых я по полочкам раскладывал всю свою жизнь в попытке разобраться, за что мне дан этот ад. За какие грехи? Взвешивая свои шансы выжить. Не думая о том, что меня ждет впереди. А целиком и полностью погрузившись в прошлое.
        Не дождавшись от меня комментариев, Астафьев коротко кивнул, с легкостью, удивительной для его мощного тела, спрыгнул с подножки и так же резво оббежав наш УАЗик, устроился на месте водителя.
        - Сейчас дорога будет ничего. А потом часа два потрясет. По весне речка вышла из берегов и смыла, к чертям, асфальт,  - бросил Валентин Петрович, перед тем как завести мотор. Я кивнул, отвел взгляд и встретился с синими, как лазурь, глазами доктора Стоцкой.
        - Какого хрена?  - первым делом спросила она, резко вскакивая со своего места и выглядывая в окно. Как будто и впрямь опасалась, что я мог похитить её спящую.
        - Хотел бы я знать ответ на этот вопрос,  - фыркнул я и отвернулся.
        Глава 5
        Мой проводник не врал, когда сказал, что дорогу смыло. Точнее не так… Дорога была. Ее серо-черная побитая непогодой лента вилась среди двух живописных равнин, сплошь устланных желтым ковром незнакомых мне раньше цветов. Но на ней было столько ям и колдобин, что людям было проще ехать по обочине, уже раскатанной, утрамбованной и как будто запекшейся на еще ласковом июньском солнце земле.
        - Это - очиток живучий.
        - Что, простите?  - переспросил я и едва не свалился со своего места, когда нас опять тряхнуло.
        - Вот эти желтые цветущие кустарники.
        Удивленный, что Яна Валентиновна соизволила со мной заговорить, я пожал плечами и отвернулся к окну:
        - Красиво.
        - Угу. Красиво. Но это растение ядовитое. Так что будьте осторожнее, когда пойдете в следующий раз в кустики по нужде.
        Я моргнул. Опустил взгляд к собственному паху.
        - А предупредить раньше вы не могли?
        - Я задремала…  - Стоцкая зевнула, поправила огромные очки на носу, за которыми, как пить дать, прятала последствия вчерашней веселенькой ночки, и, подложив подушку под щеку, снова сделала вид, что спит.
        - Вы живете с родителями?
        - А что, похоже?  - вздохнула Стоцкая.
        - Послушайте, это не праздный интерес,  - разозлился я, забывая о том, что мы не одни,  - Мы буду жить в их доме, а потому хотелось бы знать, с кем нам придется сталкиваться.
        - А что, если со мной? Вы все бросите и вернетесь обратно? Кстати, зачем вы здесь?
        - У меня съемка для National Geographic,  - отмахнулся я.
        - Поменяли специализацию?
        Поначалу я подумал, что Стоцкая меня подначивает, но когда она стащила с носа очки, понял, что ошибался. В ее глазах не было злорадства. Может быть, она не знала о том, что мне довелось пережить в течение последнего года? Да нет… Вряд ли. Кажется, об этом теперь знали все.
        - Решил взять паузу.
        Я перевел взгляд на скучающую дочку. Светка пялилась в окно и покачивала головой в такт гремящей в наушниках музыке. Ей не было дела до нашего разговора.
        - Я не живу с родителями и постараюсь сделать так, чтобы мы не пересекались,  - тихо заметила Стоцкая, когда я уже решил, что ответа мне не дождаться. А после вернула очки на глаза.
        Я кивнул в ответ и наткнулся в зеркале заднего вида на внимательный взгляд Валентина Петровича. Вряд ли он мог слышать, о чем мы говорили с его дочерью, из-за играющего в салоне радио. Скорее просто почувствовал окутавшее нас напряжение. Последовав примеру Стоцкой, я спрятал глаза за непроницаемыми стеклами авиаторов. Так я мог, не спалившись, разглядывать Яну, мать ее, Валентиновну. И не спрашивайте, зачем мне это понадобилось.
        - Яна…
        - Да?  - кажется, она удивилась моему обращению даже больше, чем я сам.
        - Вы простите меня. Я… неправ тогда был…
        Так и не сумев договорить, я с шумом выдохнул. Растер лицо каким-то забытым, еще, наверное, в детстве жестом. Понимая, что сейчас она просто пошлет меня, и права будет… Но, к удивлению, Стоцкая молчала. Молчала, не сводя с меня глаз, а потом просто кивнула. И все? Поразительно, но я испытал странное разочарование. Как будто я вышел на ринг, а рефери сказал, что бой отменяется. Да… в этот момент я рассчитывал испытать со-о-овсем другие чувства. Может быть, облегчение. Но его не было. Скорее я почувствовал себя еще более мерзко.
        Что ж так дерьмово-то, господи?
        Почему из всех предложений о работе я выбрал именно это?! Да потому, что этих предложений было не так и много. Я на год выпал из обоймы. И тут либо снова горячая точка, либо… Это чертовое озеро. После всего, что со мной случилось, выбор был очевидным.
        Я достал телефон, в очередной раз набрал номер Тени и, выслушав робота, утверждающего, что абонент - не абонент, отключился. Чтоб тебя, глупая баба! Чтоб тебя… Куда ты пропала? Меня раздирала тревога. С нашего последнего разговора прошел целый год. А все, что я тогда сказал, было таким… неправильным. Я остыл через пару дней, решил позвонить, извиниться, но у судьбы на меня были другие планы. Год… прошел год, и за это время с Тенью могло случиться все, что угодно. Я старался не думать о том, как буду жить, если больше никогда её не услышу. Я старался не думать о том, сколько времени упустил.
        Второй раз я позвонил Тени уже из Мали. Хвала господу, при миссии ООН, в офисе которой мы зачастую бывали, имелся неплохой вай-фай. Ситуация становилась с каждым днем все тревожней. Мы ходили по краю, но никто даже не догадывался, как близка была смерть на самом деле. Сатанея от зверской жары, я пытался собрать расплавленные солнцем мозги в кучу и написать короткий очерк для своей колонки. Кондиционеров здесь отродясь не было, а вентиляторы лишь гоняли раскаленный воздух туда-сюда, не принося никакого облегчения. Жизнь - дерьмо, в который раз подумал я и уставился на лежащий поверх бумаг телефон. А потом позвонил…
        - Да… Говорите, я слушаю вас?
        - Привет, Тень.
        - Тень? А… Специалист по похмелью, ты ли это?
        - Я… Узнала?
        - Ага. А ты вообще на часы не смотришь, когда звонишь?
        - А что? Уже поздно?  - я покосился на поцарапанный дисплей, прикидывая в уме возможную разницу во времени.
        - У меня третий час ночи.
        Было бы логично спросить, какого черта я ей звоню. Но Тень не спрашивала. А сам я не объяснял и вместо этого нес какую-то чепуху.
        - Ну, это у тебя ночь, а у меня день-деньской. И такая адская жара… ты бы знала.
        - Жара? Слушай, везучий ты, сукин сын. Я вчера печку топила, представляешь? А сейчас опять холодно так, что зубы стучат.
        - А согреть некому?
        - Не-а. Разве что ты мне своей жары отсыплешь.
        Я улыбнулся и наткнулся на заинтересованный взгляд оператора. Черт! Заболтавшись с Тенью, я совершенно забыл, что не один в этой конуре, именуемой кабинетом. Иван пошевелил бровями. Я закатил глаза, показал ему кулак и вышел прочь из кабинета в душный коридор. И только я отошел на шаг, как началась бойня…
        Это потом я узнал, что миссия ООН была подвергнута минометному обстрелу, а тогда… Тогда это был просто ад. Где-то совсем близко от меня взрывались снаряды, а я полз по полу в направлении бомбоубежища и думал о том, что если бы не вышел из кабинета - наверняка бы погиб. В тот день Тень спасла мне жизнь в первый раз… Боевики выпустили по позициям миротворцев двенадцать ракет. Всего двенадцать… Погибли семь человек, в числе которых был и Иван. Еще порядка тридцать были ранены. А у меня не было ни царапины.
        Тень перезвонила мне, когда меня, оглушенного и дезориентированного происходящим, вывели из-под завалов.
        - Эй! Ты как там? Я услышала какие-то странные звуки, а потом связь прервалась. Ты там, что, боевик смотришь?
        - Ага… Боевик…  - кивнул я головой, наблюдая за тем, как спасатели выносят раненных из-под завалов, слушая их стоны и хрипы, которые и она наверняка тоже слышала.
        - Слушай, давай, я тебе потом перезвоню. Тут… тут самый интересный момент,  - пробормотал я, отлепляясь от своего места. Волна ужаса схлынула, и ко мне, наконец, вернулась способность мыслить. Я не мог сидеть без дела и наблюдать, как под завалами гибнут люди. Мне нужно было действовать, чтобы не сойти с ума.
        - Ага. Расскажешь потом, что за фильм.
        - Расскажу… Обязательно.
        Через два часа миротворческая миссия ООН дала сообщение, что ситуация взята под контроль. Я был первым журналистом, который пустил в эфир репортаж с места событий, бесстрастно озвучивая информацию о количестве жертв нападения и демонстрируя разрушения за спиной. А потом, когда все было позади, я лежал под высоким, усыпанным бриллиантовой крошкой небом Африки и плакал, как дурак, пока меня не окликнул тощий мальчонка, из местных.
        - Что?  - спросил я.
        Но мальчик вряд ли меня понимал. Он лишь улыбался и махал рукой в сторону огней деревни. Я медленно встал и пошел вслед за ним. Бояться мне было нечего. Аборигены в этих местах были удивительно миролюбивыми. Когда мы под заинтересованными взглядами местных жителей вошли в деревню, оказалось, что со мной хотел встретиться шаман племени. Ничего не понимая, я, тем не менее, почтительно поклонился и сел, куда мне было велено.
        - Ты - помогать нашим людям,  - сказал мне старец на плохом английском.
        - Я ничего не сделал.
        - Ты - помогать. На!
        Он протянул мне трубку, не принять которую по местным обычаям было бы очень невежливо. Я немного помедлил, но все равно сделал вдох.
        - Три…  - показал мне на пальцах старец.
        Три? Да что ж такое? Я и после первой тяги чуть было не выплюнул легкие.
        - Три!  - нахмурился шаман.
        После второго вдоха картинка мира перед моими глазами покачнулась, разбилась на сотни мелких осколков и закружилась вокруг меня с бешеной скоростью. Как делал третью тягу - я даже не помнил. Очнулся я в теле птицы, парящей высоко-высоко над землей. Подо мной проплывали города и обожжённые солнцем пустыни, джунгли и дельты рек. А больше никого не было. Лишь я и… догоняющая меня тень.
        Когда я пришел в себя, шаман спросил меня, что я видел. Я рассказал, не видя в этом секрета. Под кайфом еще и не такое привидится.
        Выслушав меня, шаман кивнул и закрыл глаза.
        - Ты - Зусу.
        - Что?
        - Зусу… Птица… по-вашему? Нет… Птах! Держись своей Тени…
        У меня волосы на затылке зашевелились, когда старик это сказал. У меня зашевелились волосы…
        - Ну, вот и приехали!  - вернул меня в реальность зычный голос Валентина Петровича.
        Я растерянно огляделся. Так странно… я не помнил половины пути. Все прошло мимо. Хотя обычно я начинал приглядываться к месту, где мне предстояло работать, с первых секунд. Первое впечатление было для меня самым важным.
        - Дом… милый дом.
        - Ты же сказала, что не живешь здесь?  - напомнил я вскочившей со своего места Стоцкой.
        - Я здесь выросла…  - пожала та плечами она.
        Да уж… Мое замечание прозвучало довольно глупо. Я пропустил Яну вперед, дождался, пока выпрыгнет Светка, и только тогда взялся за чемодан. Пока мы на пару с Валентином Петровичем разгружали сумки, из добротного деревянного дома вышла женщина. Совсем невысокая, в джинсах и накинутой на плечи парке. Здесь, в лесу, было значительно прохладнее, чем в городе, и я поежился.
        - Елена Васильевна. Моя жена… А это, Леночка, Данил Соловьев. Наш постоялец аж на целый месяц.
        - Данил Соловьев? Тот самый? Валик, ты совсем из ума выжил - притащить это несчастье в наш дом?!  - если бы взгляд мог убивать, клянусь, я бы тотчас упал замертво. А Валентин Петрович, кажется, растерялся. Открыл рот, беспомощно глядя на жену, перевел взгляд на меня…
        - Не надо, мам,  - вмешалась Стоцкая.  - Дело прошлое.
        - Прошлое?! Да это чудовище твою жизнь разрушило, а ты мне говоришь, прошлое?
        - Мама, перестань…  - в голосе Стоцкой зазвенел металл.  - Мы во всем разобрались. Тема закрыта.
        - Постой-постой… Что значит «это несчастье»?  - отмер Валентин Петрович.
        Я молчал, не совсем понимая, что тут можно сказать. Говоря откровенно, я даже не знал, как теперь смотреть в глаза этим людям. Мне вообще не стоило сюда ехать. Пока я неловко переминался с ноги на ногу, Стоцкая тяжело вздохнула и пояснила отцу:
        - Данил - муж моей последней пациентки.
        Валентин Петрович удивленно на меня уставился. Что ж… удивление, наверное, лучше, чем ярость? Если бы тот решил сейчас меня проучить, я бы вряд ли смог от него отбиться. Слишком здоровым тот был.
        - А с виду приличный человек…
        - О, да ладно, папа! Ты же не думал, что у него будут рога и копыта?
        - Вполне возможно…
        - Да бросьте вы! Ну?  - Яна с досады топнула ногой.
        - Ему не место в нашем доме!  - повторила Елена Васильевна.
        - Наверное, мне и правда лучше уехать.
        - Ну, уж нет. Данил, вы пока проходите - во-о-от туда, это флигель для гостей. А я здесь все улажу.
        - Что здесь можно уладить?  - донесся скрипучий голос с веранды.
        - О господи, ба, и ты туда же…
        Глава 6
        Что-что, а чувство самосохранения в Соловьеве было развито просто на зависть. Не став испытывать судьбу, он послушно забрал ключи и пошел к флигелю. Его шаг был неровным и каким-то дерганым, что ли? Совсем не таким уверенным и пружинистым, как я запомнила. И я не могла не думать о том, что так сильно его изменило. А моя родня, кажется, могла думать лишь о том, как поквитаться с моим обидчиком. Вот и отец, было, двинулся вслед за гостем…
        - Ты это куда?  - спросила я, перегораживая дорогу родителю.
        - Что значит, куда? Пойду, покажу этому… как здесь все обстоит.
        - Ну, уж нет, папа. Оставайся на месте!
        - Да ладно, Янусь, что я ему сделаю?
        Да все, что угодно! Силы в моем папке было столько, что о наличии ума в некоторых ситуациях вопрос просто не поднимался. Я тяжело вздохнула и покачала головой:
        - Я сама ему все покажу. А ты остынь. И ты, мам, тоже. Столько лет прошло, а вы все злитесь.
        - А что мне нужно было? Выкатить красную дорожку?  - возмутилась мама, сверкая синими глазищами.
        - Да не нужно никаких дорожек выкатывать! Просто отнеситесь к нему, как к своему обычному постояльцу.
        - Может, прикажешь нам его на обед пригласить?
        - Это ведь входит в стоимость проживания, не так ли?  - не сдавалась я.
        - Вот именно, Леночка. Это входит. Так, что, зови. Не будем же мы нарушать уговора…  - неожиданно вступилась за Соловьева та, на кого я меньше всего рассчитывала.
        - Ты вновь за старое?  - подозрительно сощурилась я, ни на секунду не поверив в искренность бабушкиных порывов.
        - Хе-хе…  - донесся до меня её коварный, не сулящий Соловьеву ничего хорошего, смех. Я со стоном запрокинула голову к небу, где между изумрудными макушками вековых кедров виднелся синий лоскут бескрайнего летнего неба.
        - Не вздумай, ба… Никаких сюрпризов! Поклянись мне! Ни слабительного, ни приворотов, ни прочего ведьмовского дерьма. Я серьезно.
        - О слабительном я даже не думала,  - заскрипела бабушка.
        Прекрасно! Даже если она об этом не подумала сразу, то теперь уж наверняка… Молодец, Астафьева. Просто пять баллов за идею.
        - Вы меня поняли!  - бросила я, не найдясь с достойным ответом, и зашагала в направлении флигеля. Данил как раз начал разгружать вещи, когда я подоспела.
        - Я покажу, что здесь и как…  - отчиталась я о цели своего визита.
        - Не знаю, стоит ли. Возможно, нам со Светкой действительно стоит вернуться.
        - Ты уже разбираешь вещи. Тебе не кажется, что твои слова противоречат действиям?
        Данил ничего не ответил. Бросил растерянный взгляд на защитного цвета футболку в руках. Разговор не клеился, и я решила заняться тем, ради чего, собственно, и пришла. Деловито подошла к комоду, вытащила два одинаковых комплекта белья, полотенца и бросила их на диван.
        Из спальни выглянула Света.
        - Здесь два комплекта. В спальне кровать, здесь диван, который довольно просто раскладывается. Вот тут потяни, и до щелчка. В ящике над плитой - чайник, кофе и сахар. Так… что еще? Завтрак, обед ужин в большом доме в восемь, час и шесть часов соответственно.
        - Прямо олл-инклюзив,  - фыркнула девочка, смерив меня неприветливым, злым взглядом.
        - Света!  - одернул дочь Соловьев.
        - Что Света? Я не хочу оставаться рядом с этой… с этой… убийцей!
        Мои плечи одеревенели. Спина выпрямилась. Это происходило рефлекторно, на уровне голых инстинктов… Так, словно, не держи я спину прямо - сломалась бы, к чертям, пополам.
        - Немедленно извинись!
        - И не подумаю…
        Отец и дочь застыли друг напротив друга, как два бойца в ринге. И мне бы нужно было уйти, но мои ноги не слушались, и я стояла, как дура, сжимая и разжимая руки, думая лишь о том, что по дороге сюда Света услышала гораздо больше, чем мы могли бы представить. Вполне возможно, она специально подслушивала.
        - Вот это дверь в ванную…  - отмерла я.  - Здесь умывальник, душ, туалет и стиралка. Выбираешь режим и нажимаешь кнопку «пуск»,  - я быстро продемонстрировала, как это работает, и вышла из комнатушки, которая была слишком тесной для нас с Данилом.  - Если будет желание - отец может растопить баню. Он - отличный банщик. Лучший в этих краях. А про поход - он вам сам все расскажет. Сегодня, за поздним обедом. Стол будет накрыт в большом доме через час. Вас устроит?
        - Да, спасибо.
        Соловьев устало растер глаза, прошел через комнату, обдавая меня ароматом стирального порошка, ментолового шампуня и какого-то тонкого едва уловимого парфюма, который мне понравился еще в отцовском УАЗике.
        - Сейчас попрошу отца помочь перенести ваши вещи.
        - Не стоит. Я сам.
        - Они тяжелые…
        - Справлюсь.
        Я лишь пожала плечами.
        - Тогда до встречи за ужином.
        - Я не буду есть с ней за одним столом,  - донеслись мне вслед злые слова Светы, я сделала вид, что ничего не услышала, и скрылась за дверями флигеля. Оправдываться мне было не за что. И делать это я ни за что бы не стала. Да и вообще, если бы не бабка, которая твердо решила сжить несчастного Соловьёва со свету, я бы уже давным-давно бы вернулась домой. Или в амбулаторию, в которой за время моего отсутствия наверняка скопилось много работы. А вместо этого я торчала здесь, чувствуя себя каким-то недобитым рефери или чертовым громоотводом.
        Дом родителей, как всегда, встречал меня ароматом хвои и свежевыпеченного хлеба. Я прошла в кухню и будто бы между делом заметила:
        - Я сказала Данилу, что обед через час.
        - Я не буду кормить этого… этого…
        - Мам! Ну, хватит уже, а? Он ведь передо мной даже извинился.
        - Когда это?  - вмешалась бабушка, которая, восседая во главе стола, растирала что-то в глиняной ступке. Я очень надеялась, что это не корень крушины, но проверить, не привлекая к себе внимания, не могла.
        - Сегодня. По дороге сюда.
        - Для этого нужно мужество,  - справедливо заметила бабушка. Что-что, а здравый смысл в ней по большей части возобладал. Может быть, мне даже не стоило переживать о Даниле так уж сильно. Вдруг бабушка не станет его изводить? Но тут - как повезет, конечно. Ставить на это я бы не стала.
        - Если вы забыли, то я напомню! Это он спустил всех собак на Яську! Это из-за него она лишилась работы и хоть каких-нибудь перспектив!
        Да, уж. Мама была права. Соловьев действительно натравил на меня телевизионщиков. А те камня на камне не оставили от моей репутации. В погоне за сенсацией правда их волновала мало. Они даже не удосужились провести журналистское расследование, или что там обычно проводят нормальные журналисты, перед тем как выпустить сюжет в эфир? Их цель была - наказать меня. И у них получилось. Смерть матери и ребенка в элитном столичном роддоме - чем не сенсация? Журналисты делали рейтинги своим передачам, им не было дела до моих чувств, до моей рушащейся на глазах жизни. Поэтому то, что им не было дела до правды, меня даже не удивляло.
        - Мам, он извинился. Я его простила. Все. Вопрос закрыт.
        - Обвинениями он бросался публично! А извинился как трус!
        Я обернулась и наткнулась взглядом на темный взгляд Соловьева.
        - Извините… Я стучал, но, видимо, никто не услышал.
        В комнате повисло молчание. И лишь зловещий стук венчика в ступке бабули нарушал эту мертвую тишину.
        - Вот. Возьми…  - бабушка подозвала гостя рукой и вручила ему в руки ступку.
        - Что это?  - растерялся тот и несколько нервно на меня покосился. Ну, надо же… Если бы мне кто-то сказал, что Данил Соловьев станет искать поддержки в моем лице - я бы просто рассмеялась в лицо безумцу.
        - Как это что? Ты ведь за средством от комаров пришел?
        - Да… Я забыл фумигатор дома,  - вконец растерялся Данил.  - Но как вы…
        Бабуля от вопросов гостя отмахнулась:
        - Скатаешь шарики и разложишь по комнате. На подоконник там и возле двери. Все кровопийцы и передохнут.
        - Главное, чтобы самый главный из них не сдох,  - сердито пробормотала мама, вытаскивая чугунный котелок из духовки. Я закусила губу и отвернулась, чтобы не засмеяться, но перед этим все же успела заметить, как дрогнули губы Данила.
        - Спасибо…  - пробормотал он, салютуя бабушке ступкой.
        - Посуду сразу верни. Мне без нее никуда,  - сварливо заметила бабушка.
        Данил кивнул и, насвистывая, пошел прочь из дома.
        - Ты же не добавила в это зелье ничего такого?  - на всякий случай уточнила у бабки я, когда тот, преодолев поросший цветами двор, скрылся за дверями флигеля.
        - Да что ж я тебе - Ирод какой?
        Ирод не Ирод, но бабу Капу в наших краях побаивались. К ней шли за всякими зельями и лекарствами, к ней шли просто поговорить, получить совет или поплакаться на судьбу-злодейку. Долгое время бабуля была для здешнего народа и врачом, и психологом, и исповедником. К ней приходили, когда больше некуда было идти. А потом бабуля решила уйти на покой… и здешний народ почему-то решил, что я должна занять ее место.
        Прерывая наш разговор, у меня зазвонил телефон. Я с такой скоростью метнулась к небрежно брошенному на пол рюкзачку, что чуть было лоб не расшибла. И это было тоже скорее рефлексом. Ведь Птах, даже если захотел бы, все еще не смог бы до меня дозвониться. Новую симку мне обещали сделать через пару недель. Это было ужасно долго, но я была готова ждать, сколько потребуется.
        - Да!  - запыхавшись, бросила я.
        - Яна Валентиновна, мне сорока на хвосте принесла, что вы в городе, а Лисовская в город опять не поехала…  - пока я безуспешно гадала, какая тут связь, моя медсестра продолжила.  - У нее ж давление бешеное, ну, вы помните… А она в огороде кверху жопой весь день. Теперь, вот, сознание потеряла. А главное, Степка ни черта не может сделать… Уж он-то ей и нашатырь, и укол…  - бессвязно бормотала наша медсестра Леночка на том конце связи. У нее была странная особенность говорить удивительно бессвязно, но при этом довольно информативно. Вот и в этот раз я как-то сразу определила степень надвигающегося пи*деца.
        От дома родителей до моей амбулатории можно было спокойно дойти пешком. Но сейчас, когда каждая минута была на счету, мне было не до прогулок. Я выскочила из дома, запрыгнула в отцовский УАЗик и ударила по газам.
        - Куда понеслась, малахольная?!  - высунулась в окно моя бабка. Как для человека, собравшегося помирать еще на прошлую Пасху, голос у неё был удивительно живым. Способным перекричать даже гул мотора.
        - Лисовскую-дуру спасать!  - прокричала я в ответ и, подпрыгивая на ухабах, покатила прочь со двора.
        За четыре года, прошедших с тех пор, как я возглавила местную амбулаторию, здесь произошли удивительные перемены. В здании был проведен капремонт и куплено какое-никакое оборудование. Да что там… Мне вообще было грех жаловаться. Гуляев чего только ни накупил, когда его жена с разницей в два года родила ему четверых пацанов. И это после пятнадцати лет бесплодия… Вот на радостях мужик и пустился во все тяжкие. Пристал ко мне, как репей. Как мне отблагодарить вас, Яна Валентиновна? Просите, чего душа пожелает! А что ему? Он - наш местный Абрамович. Богач с депутатским мандатом, который нам очень пригодился, когда пришла пора проходить аккредитацию. Может быть, я даже перестаралась в своих «прошениях», ни одного из которых, кстати, не было проигнорировано. Местные и так с неохотой ездили в область на лечение, а теперь и вовсе лечились только в родной амбулатории. Да что там… к нам из соседних сел ехали, ехали из городов… Признаться, мне уже порядком надоело это паломничество. Но, с другой стороны, еще никогда я не чувствовала себя такой нужной. Может быть, хорошо, что и последние два собеседования не
увенчались успехом? Может быть, мое место здесь? Среди этих людей, до которых никому не было дела?
        - Ой, как хорошо, Яночка Валентиновна, что вы так быстро!
        - Где Лисовская?
        - Так вот, в процедурной. Мы ее дальше не доперли. Во баба здоровая, а?! И, главное, вы ж ей говорили поменьше жрать… Как тут не будет давления?! А она все туда же…
        Я улыбнулась, потому что сама Леночка отнюдь не отличалась хрупкостью форм.
        - Сердечко малыша слушали?
        - Слушали. И на УЗИ глядели… Степка-то здорово испугался!
        - Не Степка, а Степан Николаевич,  - в который раз поправила я.
        - Ой, да я этого Степана Николаевича с голым задом на выпускном крапивой гоняла…
        - Лен, ну, мы же на работе.
        - Ага… Субординация, и все такое.
        - Вот именно,  - кивнула я, заходя в палату.
        Глава 7
        Как и обещала, Светка на ужин идти отказалась. Все время, пока я таскал сумки в дом и разбирал чемоданы, она делала вид, что меня не замечает. А я делал вид, будто меня это не бесит, что было довольно сложно, учитывая то, как Светку разбаловали. Еще бы! У девочки умерла мать… И поначалу это, наверное, оправдывало некоторые послабления в её воспитании. Вот только это «поначалу» уж слишком растянулось во времени. И ни к чему хорошему не привело.
        - Если ты не пойдешь со мной, то останешься голодной.
        - Отлично!
        - Отлично,  - пожал плечами я, натягивая фланелевую рубашку прямо поверх футболки.  - И еще… не забудь извиниться. Я не шутил, когда это сказал.
        - Перед этой? И не подумаю! Она убила мою мать!
        - Это неправда. И тебе хорошо это известно.
        - Поверить не могу, что ты ее защищаешь!
        - Я был к ней несправедлив, Света. И я могу понять твою злость, потому что очень долго ею и сам питался. Но правда в том, что в нашем несчастье никто не виноват. Дерьмо случается. И сколько боли бы это нам ни причинило, стоит признать - винить в этом некого. А еще не стоит подслушивать. Это мерзко.
        Я вышел из дома. Привычным движением, которое не забылось даже за целый год плена, достал телефон из кармана. Набрал единственно важный для меня номер, чтобы в очередной раз услышать, что абонент вне зоны. Не знаю, зачем я это делал. Во-первых, меня уже ждали на ужин, а я не привык опаздывать, а во-вторых, если бы Тень вышла на связь, мне бы пришла sms-ка. Сколько таких сообщений я стер за годы наших с ней разговоров? Да не сосчитать. И она тоже их получила не меньше.
        Хозяева, похоже, ждали только меня. Во главе накрытого по всем правилам стола восседала - иначе не скажешь, Янина бабка, которую мне так и не удосужились представить, на другом краю - Валентин Петрович, а по правую руку от него - Елена Васильевна. Яны нигде не было видно.
        - Меня Капитолина Львовна зовут. А Яськи не будет. Можешь головой не вертеть.
        Я хмыкнул. И сел на свободное место. За столом повисло гробовое молчание, которое мне, очевидно, полагалась нарушить глупыми вопросами из разряда: «а как вы, мать его, догадались, о чем я думаю?», но не тут-то было. То, что старуха была дамой непростой, я уже понял. И если бы нормальный человек тут же принялся бы искать рациональные объяснения происходящему, то я, повидав чуть больше, чем все остальные, уже ничему не удивлялся. Знал, что на свете хватает людей, которым открыто чуть большем… Знал и принимал эту правду, как есть.
        - Светы тоже не будет.
        Елена Васильевна подхватилась со своего места:
        - Я тогда ей во флигель ужин отнесу.
        - Не нужно. Спасибо. Она не голодна.
        - Но как же…
        - Она не голодна. А если проголодается, выйдет к столу. Ноги есть.
        Елена Васильевна нахмурилась, но все же села на место. Валентин Петрович, все это время молча наблюдающий за разворачивающимися событиями, кивнул каким-то своим мыслям, прокашлялся и, не найдя лучшей темы для разговора, а, может, и не стремясь к этому, взялся за мой инструктаж. Впрочем, тот не отнял у нас много времени. Я был опытным путешественником. Осознав это, Валентин Петрович задумчиво почесал в затылке и, оставив мне для изучения ориентировочный план нашего маршрута, встал из-за стола. Я поднялся за ним следом, вернулся во флигель, но, быстро заскучав в четырех стенах, вновь вышел на улицу и пошел вверх по дорожке, сам не зная куда. Просто осмотреться. Подышать здешним кристально-чистым воздухом. Насладиться смолистым ароматом хвои и горько-сладким распустившихся по лугам цветов. Может быть, даже тех самых, от которых мне велели держаться подальше.
        - Иди вверх по дороге и за поворот,  - раздался будто бы ниоткуда скрипучий голос. Я хмыкнул. Кивнул головой, ничего не спрашивая, и пошел, куда послали, не уточняя, зачем и почему. Кажется, такая моя покладистость пришлась по душе старухе. Потому что, ей богу, я услышал ее тихий смех.
        Третий раз я позвонил Тени уже из Стамбула, где у нас была пересадка на рейс. Мали остался для меня позади. И я еще не знал, куда судьба занесет меня снова. Просто планировал побыть дома пару недель.
        - Привет, Тень.
        - Привет, специалист по похмелью. Долго же ты не звонил. Я уж думала, тебя и не было.
        - Как это не было? Был! И вообще… тебе не кажется, что «Специалист по похмелью» довольно странное прозвище?
        - И длинное.
        - И длинное,  - согласился я.
        - Тогда как же мне тебя звать?
        Я не хотел… Правда, я не знаю, почему тогда с моих губ сорвалось:
        - Птах… Зови меня Птах.
        - Тень и Птах? Что ж… Мне нравится. И где же ты так долго летал?
        - А что? Успела соскучиться?
        - Не знаю. Это удивительно, но почему-то я думаю о тебе непозволительно много.
        Я улыбнулся, потому что прекрасно понимал Тень. Это было действительно странным… То, как сильно мне хотелось ее услышать.
        - И что же ты надумала?
        - Всякие глупости. И да, кстати… Я тебе совершенно не верю.
        - И в чем же я, по-твоему, слукавил?
        - Это было никакое не кино. Ты куда-то влип. Я права?
        - Да не то, чтобы. Это просто моя работа.
        - Ходить под пулями?
        Голос Тени в тот момент осип. А мое сердце почему-то забилось чаще.
        - Да брось. Я не рискую без надобности. И вообще, сейчас мне абсолютно ничего не угрожает, так что… Давай не будем о плохом.
        - А о чем будем?  - спросила Тень после короткой паузы.
        - На чем мы там остановились? На фильмах? Можем проверить, совпадают ли наши вкусы. Уверен, что нет.
        - Это еще почему?
        - Потому что все женщины любят сопливые мелодрамы.
        - Поклеп!  - горячо возмутилась Тень.
        Объявили посадку на мой рейс, и, конечно, нам нужно было сворачивать разговор, но как же мне не хотелось! Я подсел на разговоры с Тенью с первых слов, с первых повисших между нами пауз.
        - Прости, нам нужно сворачиваться. Запомни, на чем мы остановились,  - улыбнулся я в трубку.
        - Я запомню, будь уверен. Хорошего тебе полета, Птах…
        Я как раз размышлял о том, откуда Тень узнала, что мне предстоит перелет, когда телефон тихо тренькнул, оповещая о входящем сообщении. Я нажал на виртуальный конверт и расплылся в улыбке. В сообщении было всего несколько слов. Названия трех фильмов через запятую. Что ж… Я был вынужден признать, что у Тени имелся вкус. Три последующих за моим возвращением вечера мы с ней провели вместе. За просмотром фильмов из ее списка. Все, как в кинотеатре. Попкорн, чипсы, колла… Только никаких соседей в рядом стоящем кресле. Только её тихий голос в трубке, комментирующий особенно острые моменты.
        Господи, как же сильно мне её не хватало…
        Я остановился и растерянно осмотрелся по сторонам. Передо мной раскинулось приземистое строение. Вывеска над входом гласила, что это амбулатория. Так вот, где теперь, моими стараниями, вынуждена трудиться Стоцкая… Неудивительно, что меня так сильно невзлюбила её родня. Подгоняемый любопытством, я вошел внутрь. Никого… Я прислушался. Из глубины коридора доносились тихие голоса, и я пошел на звук.
        - Нет, вы меня категорически не желаете слушать!
        - Желаю, Яна Валентиновна! Кого же мне слушать, как не вас! Просто…
        - Просто Петька запил, а кому-то нужно за огородом следить. Я это слышала уже тысячу раз, Катерина!
        - Да… нужно кому-то следить,  - эхом отозвалась та, которую Стоцкая звала Катериной. Я подошел еще ближе и замер у чуть приоткрытой двери. Мне было видно ноги лежащей на кушетке дородной тетки и красивый профиль Яны Валентиновны. На ней был надет белый халат. А в тот день, когда погибла Леська, её халат был бурым от запекшейся крови.
        - Но не вам же! На девятом-то месяце, господи!  - вспылила Стоцкая и, вскочив со стула, подошла к окну.  - У вас высокое внутричерепное давление. Вам нельзя так себя нагружать, неужели вы не понимаете? Да вам бы вообще на сохранение лечь. В область! Я вас направляла?!
        - Направляли,  - вздохнула пациентка.  - Да вы, пожалуйста, не сердитесь, Яночка Валентиновна. Это вредно. Не дай бог, град пойдет, или ураган какой…
        - Что ты несешь, Катерина?
        - Ну, как же… Все знают, что вам нельзя нельзя волноваться. Вот вы на Генку-пьяницу недавно разозлились за то, что тот за сынком своим не уследил… Обругали его, весь поселок слышал… Вот тогда-то у нас дорогу и смыло.
        - И каким боком я к дороге?
        Яна развернулась лицом к пациентке, чуть сощурив глаза. Что-то подсказывало мне, что она понимала, к чему клонит тётка, и почему-то была по этому поводу жутко сердита.
        - Ну, как же…  - смутилась Катерина,  - мальчонка кипяток на себя вылил, Генка не уследил, вы его отходили… Досталось бедняге, конечно… Ну, и дорогу в тот же день тогось… Ох же и непогода разыгралась тогда, Яна Валентиновна… Ужас и кошмар. Нельзя вам злиться, ой, нельзя!
        - Вот и не зли меня, Катерина! Сказано тебе - шуруй в область. Так ты и шуруй.
        - Да я лучше тут, тихонько дохожу и у вас рожу, да, Яночка Валенти…
        - Нет! Ты что, меня совсем не слышишь, Катерина? Ну, как тебе объяснить, что ты в зоне риска? А здесь ни реанимации, ни черта! Что-то не так пойдет - труба. Понимаешь? А у тебя, помимо этой ляльки - четверо. Они кому тогда, твоему алкашу останутся?
        - Ладно-ладно… Вы только не злитесь… Вон, уже тучи собираются, так что я это… пойду уже.
        - В больницу! В область! К специалистам!
        - Хорошо-хорошо…  - пробормотала женщина, осторожно поднимаясь с кушетки. Я с Сан Санычем договорюсь - он отвезет.
        - Слава тебе, господи,  - сердито пробормотала Стоцкая и… встретилась со мной взглядом.
        - Данил? А ты здесь какими судьбами?
        - Да так, вышел проветрить мозги и набрел на вашу амбулаторию,  - развел руками я. За окном громыхнуло. А ведь какие-то десять минут назад небо над головой было абсолютно безоблачным.
        Катерина, взирающая на нас с нескрываемым любопытством, вздрогнула. Перекрестилась и, как солдат, распрямив руки по швам, повторила:
        - Я с Сан Санычем завтра в больницу… Как вы сказали. Вы же… вы же больше не злитесь, правда?
        Яна застонала и запрокинула лицо к идеально выбеленному потолку. Тучи разошлись, и яркий солнечный луч, проникнув в окно, запутался в её выбившихся из хвоста золотых прядях, образуя вокруг головы светящийся золотой нимб. У меня перехватило дыхание.
        - Нет, я не злюсь, Катерина. Идите… И не забывайте о постельном режиме.
        Катерина яростно затрясла головой, соглашаясь, и бочком скользнула за дверь.
        - Не поздновато ли ей рожать?  - спросил я, стряхивая с себя оцепенение.
        - Кто я такая, чтобы судить?  - Яна отвернулась, дернула кнопки халата, стаскивая его с себя и убирая в шкаф.
        - Кажется, она тебя побаивается.
        - Местные довольно суеверные. И этот факт когда-нибудь меня доконает.
        - Наверное, у них были какие-то причины думать…
        - Думать что?  - снова сощурилась Стоцкая.
        - Думать, что ты обладаешь некой силой.
        - И ты туда же?
        - Ну, извини,  - я развел руками, получая какое-то ненормальное удовольствие от этого странного разговора. Вот уж, чего я не мог и представить…
        За окном сверкнула молния, а спустя несколько секунд загрохотало.
        - Нужно возвращаться. Пойдем. Я тебя подброшу.
        - Спасибо…
        Пока Яна закрыла кабинет и опустевшую амбулаторию, пока мы вышли - дождь спустился стеной. И хотя наш УАЗик был припаркован совсем неподалеку, мы здорово вымокли, пока до него добежали. Настоящий ливень… Я уже даже забыл, что такое бывает. Будто сумасшедший, я замер посреди размытой дорожки и, запрокинув лицо, принялся ловить ртом прохладные крупные капли.
        - Ты что делаешь, сумасшедший?! Простудишься!  - перекрикивая шум дождя, проорала Стоцкая. Я тряхнул головой, как пес, послушно открыл двери и неуклюже забрался в салон.
        - Я тысячу лет не видел дождя…  - зачем-то сказал я, отворачиваясь к окну, за которым не было видно ничего, кроме размытых пятен.
        - Тяжело было?
        Я обернулся. Взгляд невольно скользнул по мокрым волосам Стоцкой, ее безупречному в каплях дождя лицу, и ниже. Её футболка промокла насквозь, облепила грудь с заострившимися сосками. Мое сердце грохотало в ушах, а по телу разливалась жаркая удушающая истома. Я с трудом поднял глаза… выше по тонкой шее, на которой в бешеном танце бился пульс, к ее потемневшим глазам.
        Прошло столько лет, а я все так же хотел её трахнуть.
        Даже вопреки тому, что между нами случилось в прошлом. Вопреки собственной воле и пониманиям правильного.
        Я очень… очень хотел.
        Глава 8
        Данил понравился мне как-то сразу, хотя он был явно не из тех мужчин, у которых имелись шансы произвести на меня впечатление в обычной жизни. Да и вообще… и он, и я были несвободны. Я в принципе не смотрела по сторонам. Не приглядывалась к мужчинам, как это непроизвольно делают женщины в поиске, и на себя не примеряла. Тем удивительнее было то, что я почувствовала, когда впервые его увидела.
        Мое тело наполнилось странной расходящейся кругами вибрацией. Я уже так давно не испытывала ничего похожего, что даже не сразу определила природу творящегося со мной безумия. Это была химия чистой воды. То, что осталось в человеке нестертым тысячелетиями эволюции. Не вытравлено моралью и правилами приличия… Я почувствовала самого подходящего для себя самца и отреагировала. Не могла не отреагировать. У меня не было ни единого чертового шанса.
        Данил не был красавцем в общепризнанном понимании этого слова. Скорее он был харизматичным. От него исходило настолько мощное силовое поле, что оно магнитом притягивало всех вокруг. И меня притягивало тоже…
        - Ну… я пойду?  - спросил Соловьев, сверля меня темным, пробирающим до костей взглядом. Я знала, что ему понравилось то, что он видел, и это было неожиданно приятно. Так приятно, что я оказалась к этому не готова.
        - Конечно.
        Я сделала вид, что мне что-то понадобилось в бардачке, и отвела взгляд. Дверь открылась, впуская в салон душистую вечернюю свежесть. Я каждый раз с наслаждением вдыхала ароматы родного дома и не понимала, почему принято считать, что привыкнув, такие вещи перестаешь замечать. Я не переставала… вот уже который год я дышала этим эфиром и никак не могла насытиться. Это то, чего мне не хватало, пожалуй, больше всего вдали.
        Дверь за Данилом захлопнулась с легким щелчком. Я вздрогнула. Провела взволнованно подрагивающими руками по рулю и замерла, не зная, что делать дальше. Мне нужно было решить, как я доберусь домой по такой непогоде. Эксплуатировать отцовский УАЗик и дальше я не могла, ведь ему он и самому мог понадобится в любой момент.
        Пока я размышляла, из дома, накинув на плечи брезентовый плащ, вышел отец.
        - Перелезай,  - распорядился он. Я шустро перебралась на соседнее кресло, освобождая для него водительское.  - Отвезу тебя. Или ты думала у нас остаться?
        - Нет-нет. Мне домой надо. Спасибо…
        От моего родительского дома до моего ехать было минут пятнадцать. Мой домик тоже стоял в стороне ото всех, мне нравилось это уединение.
        - Чего этому надо было? Как он с тобой очутился?
        - Да так… Случайно набрел на амбулаторию.
        - Позлорадствовать пришел?
        - Ничего подобного. Пап, ну, я же все объяснила, а? Давайте с ним полегче как-то…
        - Посмотрим. Пока не заслужил. Знал бы, кто это - отказался бы от работы. Нечего ему здесь делать.
        Я пропустила слова родителя мимо ушей и отвернулась к окну.
        Низ живота непривычно тянул, и я была готова поклясться, что если бы сейчас коснулась собственной плоти, там бы было горячо и влажно. Я поерзала на сиденье. Шов на джинсах врезался между ног, и мне с трудом удалось сдержать стон. Это было неправильно, но так сладко… Я так давно не была с мужчиной… так давно не испытывала самой потребности быть. За пять лет, что прошли с моего развода, секс у меня был лишь несколько раз. Виртуальный секс с Птахом…
        И знаете, я ведь понимала, почему подруги считают наши отношения ненормальными. Может быть, такими они и были, но я не променяла бы их ни на что другое. Был он… был его хриплый голос, были наши разговоры, в которых я с такой лёгкостью перед ним обнажалась… И этот душевный стриптиз делал нас гораздо ближе, чем могло бы сделать все остальное. Его обнаженная душа… и моя. Наши находящиеся на одной радиоволне души… С Птахом я поняла, что самое сексуальное, что вообще может быть - это возможность быть собой. Не играть кем-то навязанные роли, не бояться, что он подумает или скажет, зная, что он примет тебя любой. Со всеми твоими чертями.
        До моего дома мы домчали быстро. Погруженная в свои мысли, я вообще не заметила, как это случилось. Очнулась, лишь когда меня окликнул отец. Попрощалась скомкано и, подхватив сумку, выпрыгнула из машины.
        Мне нужно было остыть. Остыть и решить, что делать дальше с моим вдруг проснувшимся желанием. Я забросила вещи в спальню, стащила с себя одежду и, отправив ее в корзину для грязного белья, забралась в пустую ванну. Я никогда не ждала, когда она наполнится. Это происходило в процессе…
        Закрыв глаза, я откинулась головой на бортик и мысленно унеслась далеко-далеко. В тот день, когда мы впервые смотрели с Птахом кино. Вместе. Кто бы что по этому поводу ни думал, я знала, что мы с ним были вместе… Тогда в наших разговорах еще не было никакого чувственного подтекста. В то время мне было не до этого. Я думала о другом, о том, что мой Птах… не знаю, почему мой, но никак иначе с тех пор я о нем не думала, ходит по краю. И я не знала, как мне его уберечь.
        - Ты спишь, что ли?
        - Нет…
        - Уже титры.
        - Я вижу. Хорошее все же кино. Птах…
        - Да?
        Я так много хотела сказать, но не знала, имею ли право спрашивать. Он мог быть кем угодно… Кем угодно…
        - Береги себя, хорошо?
        - Хорошо. Ты тоже.
        - Максимум, что со мной может случиться в моей глуши - так это нападение комаров.
        Птах рассмеялся, и его хриплый смех обернулся дрожью на моем теле. Я зажмурилась и затараторила, в попытке вернуть себе самообладание:
        - Чего смеешься? Я тебе серьезно говорю! Знаешь, какие у нас комары? Размером с лошадь. Такой укусит - неделю потом волдырь. А оводы? Те сразу по полноги оттяпывают.
        - Тебя послушать, так это мне о тебе беспокоиться надо,  - посмеивался Птах.
        - А ты беспокоился бы? Ну, если бы мне что-то грозило?
        В трубке повисла пауза. Такая долгая, что я чуть не сожрала себя, костеря за идиотский вопрос.
        - Да. А тебе что-то грозит?
        В тот момент я осознала удивительную мысль. Он ведь тоже обо мне ни черта не знал. И ничего не спрашивал.
        - Разве что нападение комаров.
        Так мы приняли негласное решение сохранить свои инкогнито…
        Пока я предавалась воспоминаниям, моя ванна наполнилась под завязку. Я поднялась, чтобы выключила кран, и едва не застонала, когда горячая волна омыла меня между ног. Черте что! С тех пор, как в моей жизни возник Птах, в ней не осталось места для других мужчин. Я их не замечала. Он вытеснил их всех. Поэтому я так удивилась, когда мое тело отреагировало на Данила. Оно и сейчас горело, требуя своего. Как зачарованная, я коснулась своей груди. Прошлась пальцами по соскам и ниже… Развела ноги шире, позволяя воде ласкать меня, и все же застонала тихонько.
        Глупо… Но я чувствовала себя предательницей! Стараясь не смотреть на собственное отражения, я выскочила из ванны, замоталась в полотенце и замерла, хватая ртом влажный, будто бы вязкий, воздух. Сердце колотилось. И тысячи мыслей роились в моей голове. Я пыталась убедить себя, что это все ничего не значит, но… больше не могла отрицать - даже если Птах объявится, если только он объявится, Господи… мне уже будет мало того, что было. Я захочу большего. Уже… хотела. И мне было страшно. Так страшно… Потому что я не знала, как буду жить, если он не сможет… не захочет мне этого дать. Я уже не смогу ограничиться тем, что у нас было раньше. А как быть, если он не захочет иного, что делать - не знала. Я не могла потерять своего Птаха, но в то же время у меня не осталось сил быть с ним и… не быть. Чертов максимализм пер из меня, словно пар из кипящей кастрюли.
        Я прошла в спальню, достала телефон, чтобы снова прослушать опостылевшего робота. Игнорируя затаившийся в груди страх, скользнула в постель. С каждым днем мне было все труднее поддерживать в себе огонек надежды. В душу закрадывались сомнения. И я накручивала себя все сильней и сильней.
        Я вскочила и заметалась по комнате.
        Что, если он сознательно решил прекратить наши отношения? Это было так просто… Сменить телефон, карточку… и все! Как будто ничего и не было. Как будто меня не было в его жизни! Но если так, то почему Птах поступил со мной настолько жестоко? Не объяснив, не предупредив… Он ведь не мог не знать, что для меня значит?! Не мог не знать, что значит для меня… всё!
        А потом, как озарение… Дурочка! Радуйся… радуйся, если он сам принял такое решение! Решил и решил, бог с ним. Жив, здоров - и только это важно. Гораздо хуже, если связь оборвалась по каким-то другим причинам. С работой Птаха это могло быть все, что угодно. И почему я только не догадалась как-то перестраховаться на такой случай?! Почему?! Вопросов было больше, чем ответов. И все, что я могла - так это просто гнать их от себя. Не думать о плохом, убеждая себя, что я бы непременно почувствовала, если бы что-то произошло. Я была уверена в этом так же, как и в том, что солнце встает на востоке. Мы так тесно переплелись в пространстве радиоволн, что стали практически одним целым. Он - птица, летящая в далекие дали, а я - его Тень. Нет Птаха, и мне откуда взяться? А пока я дышу и куда-то движусь, значит, и он летит… Значит, его полет не прерван.
        Рука невольно поднялась к груди. Пальцы коснулись маленького золотого крестика.
        - Иисусе Христе, сыне божий, буди милостив ко мне, грешной…
        Молитва помогла совладать с приступом паники. Опустошенная, я вернулась в постель и уснула, едва коснувшись головой подушки. Обычно мне снились странные сны. Я летела над землей, мимо проносились пустыни и джунгли, саванны и дельты рек, дикие звери и птицы, которых я как будто бы догоняла. Но этой ночью мне приснился совсем другой сон. Такой же яркий, насыщенный красками, но другой… Со мной был Мужчина. Вот так… с большой буквы, и никак иначе. И мы занимались любовью. Я так явно ощущала скользящие по телу пальцы. Немного шершавые, как будто загрубевшие от работы… Я тонула в сочетании нежности и сводящего с ума напора, я подавалась навстречу их ласке. Я открывалась… совершенно бесстыдно. Замирала под его губами, настойчивыми и голодными. Они покусывали мои вытянувшиеся соски, оттягивали их и скользили ниже. И мне было так хорошо, так невыносимо хорошо… Когда губы мужчины накрыли самое сокровенное, я выгнулась и закричала… Зарылась руками в прохладные шелковистые волосы и чуть потянула за них, заставляя своего любовника посмотреть на меня. Я знала, что со мной Птах… Я была в этом уверена. И мне так
сильно хотелось его увидеть, что не передать словами. Но когда это все же произошло, я испытала шок. Потому что на меня смотрели темные глаза Данила.
        Я вынырнула из сна, как из болотной трясины. Села на постели и трясущимися руками растерла лицо. Мне хотелось плакать. От разочарования… А еще мне так сильно хотелось кончить. Как никогда в жизни хотелось. И не было смысла, обманывая себя, оправдывать собственное разочарование несвоевременным появлением Соловьева. Да, я мечтала о Птахе. И я хотела его больше жизни, да… Но правда в том, что сегодня я не смогла бы остановиться. Даже осознав, что это другой… не он! Я бы не смогла остановиться.
        Черте что…
        Со стоном отчаяния я встала с постели. В который раз пожалела о том, что взяла отпуск. Сейчас бы загрузила себя работой - и не лезло бы всякое в голову. А так… Я замерла от пришедшей в голову мысли. Помчалась в ванную, почистила зубы и, схватив полотенце, рванула через лес, спускающийся клином аккурат к моему дому. Там, в чаще, располагалось небольшое озерцо. В отличие от большого озера, которое манило туристов, вода здесь успевала прогреться. Не совсем, конечно, не до комфортных температур, но чтобы охладиться - самое то.
        Я уже потянулась к майке, когда заметила, что нахожусь здесь не одна. Разрывая водную гладь мощными движениями рук, в озере плавал мой ночной кошмар. Данил Соловьев собственной персоной. Я затихла, кажется, и не дыша, спряталась в зарослях давно отцветшего багульника. Данил коснулся ногами дна и стер с лица прозрачные капли. Голый. Он был абсолютно голый.
        Глава 9
        Я скорее почувствовал присутствие Стоцкой, чем её увидел. Стряхнул с лица холодные капли. Стараясь не суетиться, как идиот, демонстративно неторопливо вышел на берег.
        - Тоже пришла поплавать?
        - Ага. Поплавать…
        Яна отсалютовала мне голубым полотенцем, которое сжимала в руках, и отвернулась. То ли сама смутившись, то ли не желая смущать меня… Я хмыкнул и сунул ногу в джинсы. На влажную кожу одежда натягивалась с трудом. Когда я все же справился и оглянулся через плечо, Яна все так же топталась неподалеку, но раздеваться не торопилась. Я принялся гадать, что могло заставить её по доброй воле прийти сюда в такую рань. Лично мне, например, нужно было остыть. Потому что вот уже сорок минут, как я не мог сосредоточиться на работе. Сегодня я не делал чего-то особенного, просто приглядывался к окрестностям, прикидывал в уме, когда можно будет поймать лучший свет, и какую из своих камер выбрать. Мне даже удалось снять несколько интересных кадров, на которых я запечатлел двух редких для этих мест птичек. А потом вспомнил свой ночной сон - и весь рабочий настрой накрылся медным тазом.
        - Только знаешь, я, наверное, воздержусь.
        - Что так?
        - Там, пожалуй, холодней, чем я думала,  - вдруг ухмыльнулась Стоцкая. Я сощурился. Это что, она таким образом намекает на мой сморщившийся от холода член? Зараза. Хорошо, что я не сомневался в собственной мужественности, и мне не светили комплексы. Плохо - что мне тут же захотелось продемонстрировать ей себя во всей красе. Плоть, которую мне вроде как удалось усмирить, вновь воспрянула духом. В самом прямом смысле этого слова.
        - Тебе не кажется это немного нечестным?
        - Что именно?
        - То, что ты видела меня голого, а я тебя нет.
        Яна фыркнула:
        - Кажется, мы не в детском саду, Данил.
        - Ну, нет - так нет. Согласись, я не мог не попробовать.
        Яна рассмеялась и покачала головой. Улыбка сделала её еще привлекательнее, хотя, казалось, куда уж больше?
        - Не дождешься.
        - А если я отвернусь?
        Не знаю, почему настаивал. Почему позволял себе все эти вольности. Это был неправильно, с какой стороны ни посмотри. Господи, это же была та самая Яна Валентиновна Стоцкая, которую я чуть было со света не выжил! Которую долгое время проклинал и винил во всех своих бедах. А тут… Все перевернулось с ног на голову. Я вообще не понимал, что происходит, и уже пожалел о своих словах, когда она… Черт. Она потянулась к своей одежде.
        Я не должен был этого чувствовать. Не должен был допустить. Все, чего я хотел - так это восстановить свой номер и снова услышать Тень. За спиной раздался плеск и тихие ругательства. Вот, как, оказывается, Яна Валентиновна могла! Действуя, как под гипнозом, я обернулся. Солнце не так давно встало. И его лучи падали на землю под острым углом. Освещение было просто идеальным. Я потянулся к камере и щелкнул. Раз… другой. Видимо, услышав характерный звук, Яна обернулась. Не знаю, чего я ждал. Но точно не того, что она повернется ко мне, распрямив руки по швам, и уставится прямо в глаза. Мое сердце загрохотало, больно ударяясь о ребра. Я сделал еще один снимок, приблизил. Идеальные черты лица, идеальное тело… Идеальная грудь с маленькими розовыми сосками. Я щелкал затвором, как одержимый. А внутри закручивался какой-то ураган.
        - Не думал, что ты разрешишь себя фотографировать вот так…  - сказал, чтобы что-то сказать, когда она все же вышла на берег и потянулась к полотенцу.
        - Почему?
        - Ну, мало ли. Вдруг мои фото как-то скомпрометируют тебя.
        - Сильнее, чем ты это уже сделал?
        Яна приподняла бровь и вновь оглянулась на меня через плечо. Я хмыкнул и почесал в затылке.
        - Чувствую, что должен еще раз извиниться. И я бы так и сделал, не гордый, да только это для тебя ничего не изменит, так?
        - Проехали.
        - Ян…
        - Да?
        - У меня есть некоторые связи. И если ты серьезно хочешь вернуться к работе в столице, я мог бы…
        - Не надо. Я справлюсь сама.
        Яна промокнула волосы и поежилась под налетевшим прохладным ветром. Я мог представить, как ей холодно, с мокрой-то головой.
        - Так, что будет с теми фотографиями?
        - Не знаю… Хочешь, отдам их тебе?
        - Отдай. Я живу вон там.  - Яна взмахнула рукой в сторону леса,  - Можешь прямо сейчас их мне и перекинуть.
        Признаться, меньше всего я ожидал приглашения в гости. Не знаю, почему. Собственно… а какого черта? Почему нет? Я пожал плечами. Сложил в чехол свой Nikon и пошел следом за Стоцкой. В лесу было еще холоднее. Высокие макушки деревьев смыкались над головами, практически не пропуская солнечный свет. Пахло сыростью, мхом и хвоей. Теперь это место у меня навсегда будет ассоциироваться с этими ароматами.
        - Ну, вот и пришли…  - стуча зубами, пробормотала Яна, когда перед глазами замаячил просвет. Нам открылся вид на небольшой, но добротный сруб.
        - Ты живешь посреди леса одна?
        - Мне нравится…
        - Удивительно.
        - Что именно?
        - Почему ты подалась в город, если тебе нравится жить вот так?
        - В городе было больше возможностей,  - пожала плечами Яна. Достала из кармана ключ и, отворив дверь, взмахнула в приглашающем жесте рукой.  - Я сейчас переоденусь и сварю кофе. А ты пока располагайся… Мой ноут на барной стойке в кухне. Если хочешь - можешь перекинуть фотографии сам.
        Я огляделся. Миленько. Добротная деревянная мебель в современном стиле, рулонные шторы на окнах. И скатерть на столе в цвет. Чуть в стороне - мягкий диван, который условно разделял комнату на две зоны: кухонную и гостиную.
        - Куда перекинуть-то?  - крикнул я в глубину дома, завидев потрепанный жизнью ноутбук.
        - Просто создай на рабочем столе новую папку!  - донесся до меня тихий голос.
        Я пожал плечами, поднял крышку ноутбука и… замер. На фотографии рабочего стола был запечатлен орел, парящий над Гранд-Каньоном. Но самой интересной деталью на этом фото была тень птицы, которую удалось уловить.
        «Держись своей тени»…  - в моих ушах зазвучал давно забытый голос шамана.  - «Держись своей тени»…
        - Все нормально?
        Я вздрогнул. Обернулся чуть более резко, чем следовало, и едва не врезался в Стоцкую.
        - Да. Все хорошо. Я как раз хотел подсоединиться к вай-фаю, чтобы передать фотографии. Юэсбишки у меня не с собой.
        - А, ну… давай. Вай-фай у меня не запаролен.
        - Серьезно?
        - Угу. Вряд ли кому-то придет в голову переться сюда, чтобы уворовать мой трафик.  - Яна подошла к кухонной стенке и замерла в нерешительности.  - Чай? Кофе?  - спросила она.
        - Кофе. Только, если можно, покрепче.
        - Постараюсь.
        Пока Яна варила кофе, я подключился к действительно халявному вай-фаю, создал папку под незамысловатым названием «Стоцкая» и, перекинув в нее фотографии, решил было стереть их из карты памяти, но так и не смог… Вместо этого развернул её фото на весь экран и залип на нем, как придурок.
        Над ухом раздался смешок. Я вскинулся и чуть было не выбил из рук Яны чашку.
        - Осторожней…
        - Извини.
        - Ничего. Я понимаю… ты одержим своим делом. Это все объясняет.
        Она ошибалась. Прямо сейчас я был одержим кое-чем другим. Точнее кое-кем. Я был одержим ею… И это было по-настоящему дерьмово. Я запутывался все сильней.
        - Хм…
        - Мне нравится эта фотография,  - Яна отпила кофе из своей чашки и склонилась чуть ближе к экрану. До меня донесся тонкий аромат ее шампуня и кофе с корицей. Моя Тень тоже предпочитала такой.  - Может быть, я даже покажу её…  - Яна осеклась.
        - Кому?
        - Своему мужчине…  - пробормотала она, отводя от лица упавшие на глаза пряди.
        - Оу…  - пробормотал я. Мои чувства смешались в довольно странный коктейль из жгучей ревности и какого-то странного облегчения.
        - Что это значит - этот звук?
        - Да так… Просто вспомнил, что виноват в твоем разводе и…  - я не договорил, и, чтобы не показать своих истинных чувств, щелкнул мышкой, закрывая папку.
        - Можешь вычеркивать этот пункт из списка собственных прегрешений. К моему разводу ты отношения не имеешь. Что смотришь? Я правда так думаю. Да и вообще, все, что ни делается - все к лучшему. И, кстати, я давно уже не Стоцкая…  - криво улыбнулась Яна, ткнув пальцем в название папки.
        - Сменила фамилию?  - спросил я, меняя название на «горячая штучка». Яна улыбнулась, так что на ее щеках образовались ямочки, и кивнула:
        - Ага. Первым делом вернула себе девичью. А ты?
        - А я по-прежнему Соловьев.
        - Нет, я не об этом,  - отмахнулась Яна.  - У тебя появился кто-нибудь?
        - Да, кое-кто есть.
        - Наверное, она очень обрадовалась, когда ты вернулся.
        - Ну… Я надеюсь. Вообще-то наша связь оборвалась, но я надеюсь…
        - Есть план, как ее вернуть?
        - Да… Есть кое-какие задумки.
        - Я рада за тебя, правда. Ты… действительно умеешь любить. Твоей избраннице повезло.
        Яна отставила пустую чашку и провела пальцами по столу. Моя рука находилась в миллиметре от ее бедер, которыми она подпирала стол. Мои пальцы зудели, так я хотел обхватить их и…
        - Почему ты так думаешь?
        Мой голос осип. Слова как будто царапали горло. Я никогда не рассказывал о Тени своим любовницам. Это было слишком личным, намного более личным, чем секс. А тут как будто черт дернул!
        - Потому что те, кто умеют ненавидеть так сильно… обычно так же отчаянно любят.
        - И тут я опять вынужден извиниться. У меня не было причин тебя ненавидеть…
        - Не было. Но как я уже неоднократно говорила, обиды на тебя я не держу.
        Видимо, не выдержав напряжения, Яна спрыгнула со стола. Я тоже встал. И мы чуть было не столкнулись с ней лбами. Избегая удара, Яна оступилась и едва не упала. Но я вовремя успел ее подхватить. Наши груди, взгляды и чувства столкнулись. Я сглотнул, читая в её глазах тот же голод, что сжирал меня самого.
        - Твой мужчина…
        - Наша связь прервалась, но я надеюсь, что…
        Я не дал ей договорить. Накрыл губами губы. Просто не смог больше противиться этому желанию. К черту, что ее сердце занято другим. К черту! В моей душе тоже не было места для другой женщины. Я это окончательно понял, едва её не потеряв. Но… моя Тень была так далеко! Так бесконечно от меня далеко… И я даже не знал, смогу ли ее вернуть.
        Яна оказалась ужасно вкусной. Теплой, мягкой, податливой. Я терзал ее губы своими, лизал и покусывал, погружался языком в сладкий жар ее рта. И это было так хорошо! Как никогда не было. Я хотел, но не мог от этого отказаться.
        - Подожди… Подожди, так нельзя,  - срывающимся голосом пробормотала Яна, прерывая наш поцелуй и утыкаясь лбом мне в ключицу.
        - Почему?  - уточнил я. Растер ее подрагивающие плечи, спину… Поцеловал волосы.
        - Потому что мы не свободны! Я люблю другого! И ты наверняка любишь…
        - Да… Да, люблю. Но какого-то хрена это не мешает хотеть тебя до звона в яйцах.
        Выпалив это, я отстранился от Яны и с шумом выдохнул. Тело предавало. Плоть требовала своего. А душа… моя душа рвалась к Тени. Проклятье.
        - Я думаю… думаю, тебе лучше уйти.
        - Да. Ты права. Извини.
        Я собрал свою аппаратуру и пошел к двери.
        - Если пойдешь вверх по тропинке - срежешь крюк,  - донесся мне в спину негромкий голос.
        - Спасибо. Я именно так и поступлю.
        Но к дому я не пошел. У меня было полно работы. Домой вернулся, лишь когда солнце поднялось высоко-высоко. Пообедал вместе со всеми и засел просматривать отснятый материал, делая в блокнот кое-какие пометки. А ближе к вечеру снова позвонил Кирычу, который, если его послушать, делал все, чтобы восстановить мой номер, да только толку от его стараний?
        Вконец расстроившись, я заглянул к Светке. Если верить Елене Васильевне, та весь день не выходила из дома, и было нетрудно предположить, что все это время она протусила в социальных сетях.
        - Ты хоть бы на улицу вышла,  - предложил я.
        - Что мне там делать? Комаров кормить?
        - Воздухом дышать, Света…
        - Не хочу.
        - Завтра мы поедем к озеру. Там есть остров, на котором водятся редкие…
        - Мне это неинтересно.
        - Окей. Там мы останемся на день-два, как пойдет работа…
        - Валяй…
        Я опустошенно качнул головой.
        - Свет… Скажи, тебе вообще на меня насрать? На то, что я выжил… и вообще? Ничего не екает?
        Света закусила губу и отвела взгляд. Ну, и на том спасибо. Хоть снова не принялась огрызаться.
        Мои мысли снова вернулись к Тени, когда я закрылся в душе. Я зажмурился, вспоминая ее тихий голос, ее смех, подставил лицо под теплые капли, воображая, что это ее нежные руки скользят по моей коже. Сжал член… представляя ее. Желание нарастало. Я с силой толкался в кулак, но только лишь когда кончил, понял, что в какой-то момент моя Тень обрела черты Яны…
        Глава 10
        Когда зазвенел будильник, я, кажется, только-только уснул. С трудом разлепил глаза, нащупал орущий телефон и вырубил звук. За годы работы я привык к такому режиму, но сегодня подъем дался мне нелегко. Я умылся, выпил дерьмовый растворимый кофе, потому что времени на приготовление нормального совсем не сталось, и вышел во двор. В доме Астафьевых было темно, свет горел лишь в кухне. Валентин Петрович выходить мне навстречу не спешил. Зевнув, я подошел к УАЗику, на котором мы планировали ехать, и осторожно опустил на землю сумки. Они были достаточно тяжелыми, а я все никак не мог вернуться в прежнюю форму. Cтарость - не радость.
        Некоторое время спустя на веранде все же загорелся свет. Дверь открылась. Но вместо кряжистой фигуры Валентина Петровича на пороге возникла хрупкая - Елены Васильевны. Она была полностью одета, а на её плече болталось ружье.
        Не по мою ли душу?  - мелькнуло в моей голове.
        - Доброй ночи,  - подал я голос.
        Женщина вскинулась, прижала ладошку к сердцу.
        - Вы меня напугали.
        - Простите. Я думал, вы в курсе наших с Валентином Петровичем планов.
        - Планов? Ах, да…
        Елена Васильевна растерла глаза и подошла ко мне еще ближе.
        - Боюсь, ваши планы придется отложить до лучших времен. Валентин Петрович… он… с ним что-то случилось.
        Я подобрался:
        - Почему вы так в этом уверены?
        - Потому что Валик не вернулся домой с обхода.
        Елена Васильевна подошла к машине и попыталась открыть УАЗик, но у нее ничего не вышло. Тогда она раздосадованно пнула машину по колесу.
        - Постойте. Объясните же все по-нормальному! Я ничего не понимаю, а потому понятия не имею, как вам помочь.
        - Да что тут объяснять? Валик - егерь. А это довольно опасная профессия в наших краях. Браконьеры… Сволочи. Все, что угодно, могут сделать. Да что я болтаю? Мне бы эту машину открыть…
        - И что дальше? Рулить-то ты, один черт, не умеешь,  - донесся скрипучий голос из окна.
        - Я не знаю!  - огрызнулась Елена Васильевна,  - но и на месте сидеть не могу. Он должен был вернуться еще два часа назад.
        - Тогда, наверное, нам стоит вызвать подмогу?
        - Рано еще!
        - Так может и паниковать… тоже рано?  - осторожно заметил я. Елена Васильевна обернулась и раздраженно на меня уставилась:
        - Я что, похожа на истеричку?
        - Очень!  - раздался смеющийся голос бабы Капы.
        - Да ты ведь сама сказала, что что-то не так!  - огрызнулась на свекровь Едена Васильевна.
        - Сказать-то я сказала,  - согласилась она.  - Но ты ничем не сможешь помочь. Туда ехать надо!
        - Я попрошу кого-нибудь из мужиков,  - нашлась Елена Васильевна.  - Сейчас позвоню. Сан Санычу или Генке…
        - Зачем? Я могу повезти.
        - Ленке там делать нечего,  - заявила баба Капа, появляясь в дверях.
        - То есть как это?  - возмутилась Елена Васильевна.
        - Ты ему не поможешь. А ты…  - старуха обернулась ко мне,  - езжай за Янкой. И дуйте с ней на всех парах в Волчью лощину. Она знает дорогу. Что стоишь? Поезжай!
        - Там Светка…
        - Ничего с твоей свиристелкой не будет,  - заскрипела баба Капа. Не доверять ее словам у меня причин не было. Я как-то сразу проникся энергией этой женщины. Поэтому, ни секунды больше не медля, я забрал ключи из ослабевших рук Елены Васильевны, открыл дверь и запрыгнул на водительское сиденье.
        В своих командировках что только мне ни приходилось водить, так что и на этот раз проблем не возникло. Пообвыкнувшись за рулем, я утопил педаль газа в пол и помчал по извилистой укатанной в камень грунтовке. Меня потряхивало - так работал выброшенный в кровь адреналин. Чувство опасности растекалось по венам, обостряя работу органов чувств, заставляя сердце биться сильнее. Когда-то я гнался за этими ощущениями. Они будоражили кровь. Напоминали о том, что я все еще жив и на многое годен. И вот теперь, когда я в кои веки решил пожить, как все нормальные люди, избегая малейших угроз, мне пришлось снова столкнуться с опасностью.
        В домике Яны не спали, несмотря на раннее время. Она выскочила навстречу машине раньше, чем я успел припарковаться. Рванула вперед, дернула дверь на себя и замерла с открытым ртом:
        - Данил? А где папа? Что у вас случилось?
        - Он не вернулся с обхода. Баба Капа сказала, чтобы мы с тобой ехали в Волчью лощину. Ты знаешь, где это находится?
        Яна кивнула. На ее побелевшем лице двумя яркими пятнами выделялись глаза. От беспокойства её зрачки расширились. И в этом бездонном омуте мне виделось что-то потустороннее и мистическое.
        - Я только возьму ружье.
        Яна помчалась в дом, оставив меня размышлять, у всех ли барышень в здешних краях имеется оружие.
        Спустя каких-то двадцать минут мы уже катили по грунтовке к озеру.
        - Как думаешь, что могло случиться?  - спросил я, чтобы нарушить давящее молчание, повисшее в салоне.
        - Понятия не имею. В тех краях не берет телефон, но отец никуда не выходит без рации… Я попыталась связаться с ним, но ничего не получилось.
        - На него могло напасть какое-нибудь животное? Медведь или волк?
        - Животное… Только не волки и не медведи.
        Яна не стала развивать свою мысль, но я и без того понял. Если с Валентином Петровичем что-то и правда случилось - виной тому люди. Браконьеры или незадачливые охотники.
        - Здесь зверя ценных пород - сколько хочешь. Сейчас не сезон, но кого это останавливает?
        Голос Яны звучал устало и надтреснуто. Я сместил ладонь с рычага переключения скоростей и, нащупав ее руку, легонько погладил. Яна медленно повернулась ко мне лицом. Впилась взглядом в мой профиль, а я трусливо пялился на дорогу и руки не убирал.
        - Здесь притормози. И езжай медленнее. Старайся смотреть по сторонам, вдруг он…  - Яна снова не договорила. Волнение пробирало до костей, перехватывало горло, и как бы она ни храбрилась, брало свое.  - Стой! Остановись…
        Я резко ударил по газам, и не успел остановиться, как Яна выскочила из машины. Сумасшедшая баба!
        - Что ты вытворяешь?  - заорал я. Яна отмахнулась, склонилась к земле, подсвечивая себе фонариком.
        - Здесь следы вездехода. Вот, видишь, и дальше по траве… Отец объезжает заказник на таком. Но тут не один след.
        Яна шла вперед, а я послушно плелся за ней, пока не вспомнил.
        - Стой… Ружье-то мы не взяли.
        - Не хотелось бы, чтобы оно нам понадобилось,  - пробормотала Яна, когда я вернулся к ней, на этот раз с ружьем на плече.
        Мотовездеход Валентина Петровича мы обнаружили минут через пятнадцать. Я бросил взгляд на Яну, с лица которой, кажется, вообще сошли все краски. В бледных лучах восходящего солнца она казалась неживой застывшей куклой.
        - Эй… Эй, ты меня слышишь? Все будет хорошо, мы найдем его! Ты сможешь связаться с полицией или спасателями?
        - Да… наверное. Теперь уж они не скажут, что у нас нет причин для волнения.
        - А с этим что делать?  - я кивнул в сторону вездехода.
        - Пусть здесь стоит. Если будут проводиться следственные действия, то…  - Яна взмахнула рукой. Я подивился ее предусмотрительности. На всякий случай посветил фонариком по окрестностям. Неподалеку от мотовездехода Валентина Петровича на траве чернела кровь.
        - Ян, посмотри…
        Яна подошла поближе. Трясущимися пальцами коснулась травы.
        - Стой, где стоишь!  - послышался хриплый знакомый голос.
        - Папа!  - Яна вскочила и со всех ног полетела навстречу мужчине. Я рванул следом, опасаясь, как бы тот не пристрелил малахольную. В темноте поди, разбери, кто это!
        - Яна?
        - Папа! Папочка… с тобой все хорошо?!
        - А что мне будет?
        - У тебя кровь…  - Яна хаотично ощупывала отца на предмет возможных повреждений, кажется, даже не замечая, что плачет.  - Данил, посвети-ка сюда. Он ранен!
        - Чего это ты говоришь обо мне, как будто меня нет?
        По тому, как звучала речь Валентина Петровича, я понял, что на самом деле все обстоит гораздо серьезнее, чем я подумал. Тот был крепким мужиком, но, видимо, потерял много крови и теперь с трудом оставался на ногах.
        - Похоже, пуля засела в кости. Данил, помоги-ка мне. Обхвати папу за плечи.
        - Я не инвалид,  - едва ворочая языком, пробормотал тот.
        - Давай уже… Инвалид. Я подгоню машину…
        - А Кузнечик?
        - Кузнечика твоего завтра заберу. Ничего ему здесь не будет. Нужно в полицию сообщить о происшествии. Ты в курсе, кто это так тебя?
        - Нездешние,  - коротко отрапортовал мужчина.
        Яна кивнула и помчалась к УАЗику. С большим трудом нам удалось запихнуть мужчину в салон, и хорошо, что отключился он уже там. Потому как, видит бог, я с трудом удерживал его вертикально, даже когда Валентин Петрович оставался в сознании.
        - Куда ехать?
        - В амбулаторию! На насыпи появится связь. Я попробую дозвониться до Юрия Борисовича. Это наш местный хирург.
        Яна сжала пальцы на запястье отца, чтобы проверить пульс.
        - Как он?
        - Ничего. Жить будет,  - уверенно кивнула Яна, одной рукой убирая с лица отца волосы, а другой - прижимая трубку к уху.
        - Юрий Борисыч, да-да… Астафьева. Вы там как сегодня? В коматозе, или папу сможете подлатать?  - тараторила в трубку Яна.  - Ага… пулевое. Ну, так, не смертельно, вроде. Так мне вас ждать или самой браться? Спасибо! Спасибо, Юрий Брисыч, скоро будем. Наркоз Степка уколет. Вы уж сами ему позвоните, добро?
        Отбив звонок, Яна позвонила кому-то еще. Из разговора я понял, что матери, но мысли мои все равно были о другом.
        - Может быть, его лучше в город?
        - Зачем?
        - Как я понял, ваш Юрий Борисович - товарищ ненадежный.
        - Юрий Борисович - самый лучший. Он этих пулевых на своем веку повидал - во!  - Яна провела ладонью по горлу и вновь уставилась на отца.  - Он - военный хирург в прошлом, в каких только горячих точках ни побывал. Руки - золотые. Цены ему нет.
        Я задумчиво кивнул и сосредоточился на дороге. Уже на подъезде к амбулатории Валентин Петрович очнулся и даже на своих ногах дошел до процедурной.
        - Ассистировать надо?
        - Сам справлюсь.
        На своем веку я каких только госпиталей ни повидал. Амбулатория Яны была далеко не самым худшим учреждением, в котором людям оказывалась медицинская помощь. Это вам не палаточный госпиталь в Африке. Но кое-что меня вся-таки поразило. Я первый раз видел, как кровь переливается напрямую - от человека к человеку. И было что-то завораживающее в том, как по обычной трубке от капельницы от Яны к ее отцу перетекала жизнь. Я отвел взгляд от иглы, воткнутой в ее голубую вену, и утонул в темных провалах Яниных глазах.
        - Не думал, что это еще практикуют,  - пробормотал я, пряча смущенье за кашлем.
        - У нас здесь обычная амбулатория, Данил. Кровь у нас не хранится… А отец… он потерял достаточно. Я подхожу.
        - Да понял я. Не дурак…
        Яна устало прикрыла глаза.
        - Спасибо тебе,  - добавила, когда я уже, было, решил, что ничего больше мне уже от нее не услышать.
        - За что?
        - За то, что помог мне, приехал… Да и вообще за то, что вошел в положение.
        - В какое еще положение?
        - Ну, насколько я понимаю, это приключение совсем не вписывалось в твои планы. Разве у тебя нет четкого рабочего графика?
        Я почесал в затылке и, вынужденный признать, что так оно и было, кивнул:
        - Есть такое, но что ж теперь? Все мы люди. Может, мне удастся найти нового проводника, пока твой отец будет восстанавливаться.
        - Не нужно.
        - Что?
        - Не нужно нового. Я выросла в этих краях и о здешней природе знаю побольше многих. Все тропы, каждый маршрут, закрытый для неподготовленных путешественников.
        - Эй-эй… Я нисколько не сомневаюсь в твоих способностях. Только не пойму, как это мне поможет?
        - Я стану твоим проводником.
        - Что?
        Это было так неожиданно, что я даже рот открыл. И замер посреди кабинета.
        - Я буду твоим проводником.
        - А как же амбулатория?
        - У меня отпуск, Данил. Я четыре года в него не ходила. И при последней проверке сверху меня за это чуть на столбе не вздернули. Так что… на ближайшее время я свободна. А там и отец поправится.
        Я кивнул. Закрыл за собой дверь палаты. И, прислонившись к ней спиной, растер лицо ладонями. Как же я ошибался, когда думал, что все мои самые интересные путешествия остались в далеком прошлом. Как же я ошибался…
        Глава 11
        Случившееся меня истощило. Не знаю, как бы я добиралась домой, если бы не Данил. Возможно, пришлось бы просить подбросить меня кого-нибудь из коллег. Сама я едва шевелилась.
        - Думаешь, они найдут, кто это сделал?  - спросила мама, которая, как мы ее ни уговаривали, отказалась возвращаться домой.
        - Не сомневаюсь.
        Мы остановились у отцовского УАЗика. Чтобы нам не мешать, Данил сразу же сел за руль, а я задержалась, с тревогой разглядывая мать. Для своих лет она выглядела просто отлично. Но только не сегодня. Под ее глазами залегли тени, а тоненькие морщинки стали как будто глубже.
        - Тебе бы отдохнуть,  - в который раз повторила я и провела по щеке мамы ладонью.
        - А я и отдохну. Там, рядом с Валиком, соседняя койка пустует…  - мама мечтательно улыбнулась, а я закатила глаза. Она явно переигрывала. Все же ее в амбулатории койка ждала, а не в пятизвездочном отеле где-нибудь на французской Ривьере.
        - Ладно, уговаривать тебя бессмысленно,  - вздохнула я.
        - Угу. Лучше побереги силы.
        - Тогда до вечера. Если что понадобится - звони. Я завезу. Если отцу станет хуже…
        - Яська, ну, что ты мне по двадцатому кругу повторяешь, а? Давай, дуй домой. Мы тут сами со всем разберемся.
        Я послушно кивнула. Дернула дверь на себя и забралась в салон машины.
        - Тебя куда сейчас?
        - Домой. Ты и так потратил на меня кучу времени. Даже как-то неудобно, ей богу.
        - Неудобно спать на потолке,  - отмахнулся Данил. Постучал большими пальцами по рулю и прибавил газу. Я так замоталась, что не заметила даже, как основательно испортилась погода. Небо почернело, и, несмотря на то, что был уже полдень, на улице было серо.
        - Может быть, и хорошо, что мы никуда не поехали. Сейчас бы только вымокли и продрогли.
        - Ты уверена, что погода испортилась бы, если бы все было хорошо?
        - Конечно,  - я сделала вид, что не понимаю, к чему клонит мой попутчик, и отвернулась к окну. Ну, серьезно, разве было не глупо думать, что я каким-то образом могу влиять на погоду? И ладно бы в эти сказочки верили местные, но Данил… Издевается он, что ли? Я скосила взгляд, незаметно, как мне казалось, его разглядывая. У Соловьева был красивый профиль, по-девчачьи длинные ресницы и свежая модная стрижка. Он не побрился, и на щеках синела отросшая за эти дни щетина. Мой взгляд скользнул ниже.
        - И как тебе?
        - Что?
        - То, что ты видишь?
        Данил улыбнулся и повернулся ко мне лицом.
        - Хорошо,  - не стала врать я.  - Тебе бы только отъесться. Набраться сил…
        - Я в порядке,  - возразил он.
        - Нет, но обязательно будешь.
        - А ты, выходит, еще и даром предвидения обладаешь?
        - Да ну тебя!
        Данил засмеялся. Чуть не рассчитав поворот, свернул на грунтовку, ведущую к дому. Ветки пихты оцарапали бок нашего УАЗика, с мерзким скрежетом проехались по стеклу. На пороге дома нас встречала бабуля.
        - Все будет хорошо,  - сказала она, ничего у меня не спрашивая. Я только согласилась, качнув головой. Данил за спиной хмыкнул.
        - Зови дочь, и идите есть, ты тоже, Яська, и даже не отпирайся.
        - Ладно,  - вздохнула я, понимая, что спорить - себе дороже.  - Бабуль, а пока мы руки моем, ты для Данила приготовь свой чудесный отвар.
        - Это какой же?
        - Какой-какой… который поможет ему восстановить силы.
        - Не стоит напрягаться. Я и без отвара прекрасно справлюсь,  - посмеиваясь чему-то, только ему известному, Данил пошел к дому. Бабуля проводила его внимательным взглядом и, не мигая, уставилась на меня. Признаться, я с детства побаивалась, когда она так на меня смотрела. Мне все время казалось, что она видит меня насквозь. А я… я никого не видела. Даже собственного мужа. Так что Данил ошибался, если думал, будто мне передалась хоть капелька бабулиной силы. Нет. Абсолютно.
        Правда, был человек, которого, как мне казалось, я чувствовала. Птах… Это началось как-то сразу. Едва ли не с первых наших с ним разговоров. Был февраль. Двадцать девятое число - день моего рождения. Я проснулась в странной тревоге от какого-то дикого, ненормального, сковывающего тело холода. На часах было четыре утра, и до будильника можно было спать еще как минимум два часа, но почему-то я вскочила с кровати. Стуча зубами, разожгла печь, заварила чаю и выпила, не дождавшись, пока тот остынет. Но согреться не получалось. И меня все сильнее трясло. Я пододвинулась поближе к грубе, накрылась шерстяным пледом, но холод шел как будто изнутри, и от него ничего не спасало. Не знаю, сколько так прошло времени, может быть, минуты, а может - часы… Но, как бы там ни было, меня… нас спасло появление бабули.
        - Что это такое?  - спросила я, стуча зубами.  - Почему здесь так холодно? Я заболела?
        - Нет, нет, моя славная… Просто время пришло. Тебе нужно впустить в себя то, что просится. Впустить… не сопротивляться. Это важно, Ясенька. Ты можешь определить то, что чувствуешь?
        А как это сделать? Что значит - впустить? Я бы и рада была сделать хоть что-то, чтобы облегчить свое состояние, да только не понимала, как? Мне становилось все холоднее. Я испытывала настоящий ужас, природу которого никак не могла понять.
        - Поговори со мной. Что ты сейчас ощущаешь?
        - Тревогу и страх…
        - Что еще? Что еще, Яська? Кому-то угрожает опасность? Ты можешь этому противостоять?
        Несколько секунд я, не мигая, пялилась на бабку. Затем вскочила, зацепив ногой сложенные кучкой дрова. Зашипев от боли, похромала к столу, на котором с вечера бросила телефон. Я набирала один и тот же номер, наверное, тысячи раз, но трубку брать не спешили. А потом я услышала заветные:
        - Ну, с днем рождения, Тень!
        - Ты где?  - выпалила я, игнорируя поздравления.
        - Дома…
        - Дома? Разве ты не должен быть в аэропорту?  - я без сил упала на постель и провела рукой по лицу, в попытке понять - что дальше? Я ведь, было, уже решила, что с Птахом случится беда. Я это так явно увидела! Аварийная посадка, пламя и дым… Я услышала крики и стоны!
        - Должен. Я сейчас как раз еду туда…
        - Твой рейс ***?  - выпалила я.
        - Боюсь, что уже нет,  - в голосе Птаха звучали странные игривые нотки. Я ничего не понимала, меня как будто раздирали на части тысячи разных противоречивых мыслей и чувств.
        - Я опоздал на него, представляешь? Точнее… я уже даже в аэропорт приехал, а потом понял, что оставил дома телефон. И мне пришлось за ним возвращаться. Ну, не мог же я тебя не поздравить с днем рождения, а?
        - Не мог! Конечно, не мог, о господи…
        - Эй… У тебя что-то случилось?
        - Случилось?  - всхлипнула я сквозь смех.  - Не знаю. Теперь уж, наверное, об этом и говорить не стоит. Но все же… как же хорошо, что ты не сел в тот самолет! Как же хорошо, Птах…
        - Почему?  - прошелестел он, вмиг посерьезнев.
        - Я не знаю! Просто… плохое предчувствие.
        И предчувствие меня не подвело. Самолет, которым должен был лететь Птах, совершил аварийную посадку и загорелся, съехав с взлетного поля. В тот день спаслось всего девятнадцать человек… И я знала, я чувствовала, что, окажись Птах на борту, он бы ни за что не выжил. Ведь Птах спасал бы кого угодно, но не себя… Кого угодно. Таким уж был мой мужчина. Таким я его и любила.
        Он узнал о случившемся с опозданием, потому что на тот момент и сам находился в пути. А когда это все же случилось, Птах позвонил мне, и мы долго-долго молчали, прислушиваясь к тихому дыханию друг друга.
        Сейчас я бы отдала все на свете, лишь бы только снова разделить с ним эту почти-тишину. Я бы отдала все на свете…
        - О чем задумалась?  - спросила баба Капа, прерывая мои мысли.
        - Да так… Тебе не кажется, что Данила долго нет?
        - Небось, опять уговаривает свою королеву снизойти до трапезы с нами.
        - Ты говоришь о его дочери? О Свете?
        - О ком же еще? Разбаловали девку себе не погибель.
        - Она хоть вам жизнь не портит?
        - Да кто ж ей позволит нам портить жизнь? Господь с тобой, нет, конечно.
        - И то хорошо.
        Данил с дочкой показались на веранде, когда мы с бабушкой уже хотели сесть за стол без них. Света была молчаливой и не слишком приветливой. Да и сам Соловьев не мог похвастаться хорошим настроением.
        - Вот. Выпей чайку. Души-и-истый,  - протянула бабушка, опуская на стол чашку с отваром.
        Данил повертел чашку в руках, покосился на меня нерешительно.
        - Пей. Не отравишься,  - заверила я. Бабушка у меня, конечно, была дамочкой непростой, но убивать она бы точно никого не стала. Да и что-то подсказывало мне, что, несмотря ни на что, Соловьев успел ей понравиться. Было даже интересно - это случилось до несчастного случая с отцом или после.
        - А мне почему никто не предлагает чай?  - подала голос Света.
        - Этот чай тебе не подойдет.
        - Даже так? А вы прям знаете, какой мне нужен?
        - Конечно. Что-нибудь от дурного нрава.  - Света вспыхнула и с возмущением уставилась на бабу Капу, а та, будто не заметив этого, продолжала: - А еще здесь может хорошая лозина помочь. Ты как, мил человек, к порке относишься?
        Данил рассмеялся. Я подавилась. Он похлопал меня по спине и протянул свою кружку:
        - На, запей…
        Я стряхнула с глаз выступившие, было, слезы и залпом осушила остатки чая.
        - Дурдом какой-то!  - вспылила Света, вскакивая со своего места.
        - Света, сядь!  - рявкнул Соловьев на дочку. Девочка не прониклась, чего не скажешь обо мне. Было что-то ужасно сексуальное в нем, таком… Рычащем.
        Данил отбросил салфетку на стол и поднялся вслед за дочкой.
        - Оставь ее. Сейчас только хуже сделаешь,  - притушила его порыв баба Капа.
        Некоторое время он все же колебался. Но потом вернулся за стол.
        - Я должен извиниться за дочку…
        - Вот еще! У неё, что, языка нет?
        - Похоже, что совести…
        - Да нет, не все так безнадежно,  - отмахнулась бабушка.
        - Хочется верить…
        Что-то странное я почувствовала уже по дороге домой. Данил настоял на том, что подвезет меня, и мы снова оказались с ним рядом - бок о бок. И если раньше меня этот факт совсем не волновал, ну, или, по крайней мере, его можно было запросто игнорировать, то теперь его близкое присутствие не на шутку меня нервировало. Я ерзала в кресле, не понимая, какого черта со мной происходит. Но все вопросы тут же развеялись, стоило только встретиться нашим глазам…
        - Твою мать,  - выругались мы одновременно и отшатнулись друг от друга, как от огня. Мои ресницы опустились. Томный взгляд сосредоточился на внушительном бугре, натянувшем джинсы Данила. Он хотел меня так же сильно, как я его. И ничего нового, после вчерашнего, в этом вроде бы не было. Да только вчера мы могли контролировать собственные желания, а вот сегодня с этим было сложней. Кажется, бабуля сделала все, чтобы они выплеснулись наружу.
        Черт! Черт! Черт!
        - Ты в курсе, какого дьявола происходит…  - просипел Данил и вновь до хруста сжал челюсти.
        - Кажется, бабуля немного неправильно поняла мою просьбу…
        - Отвар!  - тут же уловил мою мысль Соловьев.
        Я только лишь головой качнула и сжала бедра плотней.
        - Он на тебя тоже действует?!
        - Как видишь! Черт, я же просила отвар для поднятия сил, а не…
        - Члена?  - Данил хохотнул и тут же вновь стал серьезным: - Я думал, мужские афродизиаки не работают в обратном направлении.
        - А ты что в этом - большой спец?
        - Да так. Кое-что знаю…  - на висках Соловьева выступил пот. Он с трудом подавлял пробуждённые отваром инстинкты. Да я и сама едва держалась.  - Так что?  - стоял Данил на своем.
        - Да ничего! Не думаю, что это действие отвара.
        - Тогда что?
        - Не знаю! Я просто…
        - Просто?
        - Как будто настроена на тебя!  - выпалила я и отвернулась.
        - Хочешь сказать, что тебя захватили мои эмоции?
        - Очень на то похоже.
        - И ты чувствуешь то же, что и я? Хочешь… того же?
        Как под гипнозом, я медленно кивнула головой. Нащупала ручку и едва ли не кувырком вывалилась из машины. Сейчас я была легкой добычей, а хищник передо мной, кажется, отступать не планировал.
        - Мы просто под кайфом…
        - Да!
        - А значит, это все ничего не значит… Мы оба заняты - вот, что единственно верно. А это всего лишь морок… Всего лишь мо-рок…  - шепнул Данил, склоняясь над моими губами.
        Глава 12
        Этому невозможно было противостоять. А может быть, я и не пытался. Что толку сражаться с тем, что на порядок сильнее тебя?
        - Данил,  - донесся до меня голос с придыханием.
        Не сводя с Яны взгляда, я нащупал ручку, открыл дверь и выбрался из машины. В насупившемся небе мелькнула молния, а несколько секунд спустя загромыхало.
        - Пойдем в дом. Пока не началось.
        От чего я предостерегал Яну? От надвигающейся стихии? Ну, разве не глупо, если дома ей угрожала опасность гораздо серьезнее? Несдержанный голодный мужик, у которого тысячу лет не было женщины. Ну, должно же было в ней присутствовать хоть какое-то чувство самосохранения? Неужели ей совершенно не страшно?
        В ушах звенело. Я как зверь тряхнул головой, отгоняя от себя этот звук, но с каждым шагом Яськи ко мне тот лишь нарастал. Сердце колотилось, как ненормальное. Пульс зашкаливал. В кардиограмме моего сердца - она. Вновь и вновь рваной вязью на графике. А больше ничего в нем, и никого… Меня и то нет. Я в ней растворился.
        Первое касание губ обожгло. Я дернулся и отстранился. Это я или она… Кто из нас настолько безбашенный? Яна медленно подняла взгляд к моим глазам. И не мигая, на меня уставилась.
        - Я могу все изменить…
        - Что именно?
        - Могу свести на нет действие отвара. Я, конечно, не бабушка, но кое-какие трюки успела перенять.
        Яна облизала пересохшие губы и нервным надломленным жестом дернула ворот футболки. Я тоже сглотнул, оттягивая время. Сейчас мне меньше всего хотелось что-то решать, анализировать, давать оценки. Но своим предложением она смешала все мои карты. Поставила перед выбором, делать который я не хотел потому, что этот выбор, как и любой другой, имеет свою цену. И разница была лишь в том, что цена такого решения была слишком высокой.
        Я замер, завис у края пропасти. Коснулся ладонями её нежной бархатистой кожи. Провел большим пальцем по губам, которые наверняка еще хранили вкус моих поцелуев. Раскрыл их, настойчивым движением толкнулся глубже, заставляя Яну приоткрыть рот.
        - Не нужно…
        - Что?
        - Не нужно ничего делать. Я хочу этого.
        Мой голос окончательно осип. Её губы, ласкающие всего лишь мой палец, отняли все другие мои интонации. В своих мечтах я уже видел ее на коленях. В своих мечтах я погружался в сладость ее рта уже отнюдь не пальцами. И она принимала всего меня, не отводя блестящих от слез и желания глаз.
        К черту! Иногда людям просто необходимо слетать с катушек. И в тот момент я позволил себе немного сумасшествия. Это было ни хорошо, ни плохо… Это была просто жизнь. Со всеми ее страстями, которые всегда не вовремя и не к месту. Я сделал свой выбор, ценой которому наверняка будут депрессия, опустошенность и презрение к собственным слабостям. Но это потом… А сейчас я просто себе позволил жить. И как только это случилось, меня подхватило волной эйфории. Мои мысли, тело наполнились воздушной легкостью. Я зажмурился, чтобы ничто не мешало мне насладиться этим опьяняющим чувством, и вот так слепо… ничего перед собою не видя, потянулся к Яне. Она упала в мои объятия. Ударилась грудью, вышибая из меня дух и остатки сомнений. Я сжал ее в руках и толкнул в сторону дома. Наверное, не очень нежно, но, кажется, она этого и не ждала. Я чувствовал мелкую дрожь, сотрясающую ее тело. И это была дрожь желания, а не страха. Наши глаза снова встретились. Они были так близко, что я видел каждую прожилку в их синеве, каждое вкрапление, каждую точку на радужке. Мы споткнулись о порог, чуть не упали, с грохотом
захлопнули за собой дверь в дом и замерли друг напротив друга на несколько мгновений. Яна первая потянулась к одежде. Стащила через голову футболку, избавилась от лифчика и уставилась на меня едва ли не с вызовом. Глупая… Под непрекращающийся рев в ушах я подошел ближе. Обхватил ладонями нежные упругие груди, прижал соски пальцами и отпустил. Ее сердце неистово колотилось прямо в моих ладонях. Я опустил голову и сжал губами заострившуюся вершинку.
        Я не был в ее спальне, но безошибочно определил нужное направление. Подтолкнул Яну к двери, сдернул с себя футболку, щелкнул пряжкой ремня. Приспустил брюки. Она наблюдала за мной с жадностью, которой ничуть не стеснялась. И пусть я был совершенно не в форме, мне это нравилось. Очень… Я приспустил штаны и обхватил ладонью член.
        - Сейчас он выглядит совсем иначе, чем тогда… На озере…  - Яна криво улыбнулась и всхлипнула, не сдержавшись. Мне повезло - она была ужасно горячей. Я хмыкнул, толкнул ее на кровать и опустился рядом. Пружины прогнулись с характерным звуком. Я лег на Яну, переплелся с нею ногами, взглядами, удерживая вес тела на руках. Мой взгляд опустился ниже. Скользнул по часто вздымающейся груди, подтянутому животу, гладкому лобку и…
        - Покажи мне себя,  - прохрипел я, перекатываясь на бок и сползая чуть ниже. Яна всхлипнула и медленно развела ноги в стороны, чуть согнув те в коленях. Мне открылся шикарный вид. Первым делом в ход пошли пальцы… Я ощупывал Яну и поглаживал, проникал глубоко внутрь, с удовольствием отмечая, как ей нравятся мои ласки, как она извивается в попытке насадиться резче, сильней… Тихонько постанывая на одной ноте и кусая губы. А потом мне даже этого стало мало, и в ход пошел мой рот. Первый раз она кончила у меня на языке, и это было просто незабываемо. Ее вкус, ее дрожь, ее крик на самой вершине. Мне пришлось пережать член, чтобы не кончить раньше времени. Желание было таким сильным, что мне с трудом удавалось держать себя в руках. Я вошел в нее, как по маслу. Толкнулся раз, другой, и сорвался в бешеный рваный темп. Я вколачивал ее в матрац, с силой сжимая бедра и покусывал груди, ключицы, шею и мочки ушей. Мой мир раскачивался, рев в ушах был таким сильным, что мне казалось, я его не выдержу больше, взорвусь, разлечусь на атомы… и секундой спустя так и случилось.
        - Су-у-ука,  - прохрипел я, изливаясь ей на живот и тут же размазывая это все по коже хаотичными, непрекращающимися движениями, телом по телу.  - Бл*дь, как же хорошо…
        Мне нравилось, что с Яной мне не нужно было играть в то, чего не было, не нужно было держать лицо, когда тебя распирало от происходящего так, что ничего кроме брани на ум не шло. Иначе как вообще выразить то, что переполнило мою душу?
        А Яна, кажется, тоже улетела куда-то далеко-далеко. Я заставил себя приподняться и взглянуть на неё.
        - Ты как?  - шепнул, обводя пальцем контур лица и с все возрастающим интересом наблюдая за тем, как жадно, совсем не отдавая себе отчета, Яна продолжает себя ласкать. Как ее тонкие пальцы скользят по телу, замирают на груди и сосках, трогают их и терзают, словно моих ласк ей было недостаточно.
        Только-только опавший член заинтересованно приподнялся. Почувствовав это движение, Яна вскинула ресницы, и наши взгляды встретились. Такие голодные, как будто это не мы насытились вот только сейчас. Непроизвольно я снова толкнулся вперед. Напряженно замер, когда Яна меня оттолкнула и затрясла головой:
        - Нет! Так нельзя. Ты… грязный.
        Слова до меня доходили с трудом. Я опустил взгляд, в попытке понять, на что Яна намекает, но снова отвлекся. Это было так красиво… ее возбужденная плоть, моя. Это было так невыносимо красиво.
        - Нам нужно помыться, чтобы продолжить.
        Возможность продолжить меня воодушевила. Я скатился с постели, подхватил Яну на руки. Наша помывка больше напоминала прелюдию. Я так старательно её намыливал… Не пропуская, кажется, ни малейшего миллиметра розового от горячей воды тела. Лаская скользкими мыльными пальцами кожу и самые сладкие, самые ждущие ласки местечки.
        - Нет, погоди… Мы убьемся под душем, здесь скользко!
        Я выругался, распахнул створки душа и схватил с полочки полотенце. Бросил ей, кое-как вытерся сам. Яна покосилась на меня и, подойдя к умывальнику, потянулась зачем-то за зубной щеткой. Но я не дал осуществить ей свой план. Подойдя вплотную, я обхватил ее руки и заставил опереться на раковину.
        - Вот так… И так,  - потянул на себя бедра. Яна всхлипнула, послушно прогнулась в спине, позволяя мне… Все позволяя.
        Второй раз тоже вышел быстрым. Уж не знаю, что так работало. Афродизиаки или химия, образовавшаяся между нами с Яной. Да и похрену, если честно. Главное, что я никогда… за всю свою жизнь так не кайфовал. У меня не было лучшего секса. Ни с кем, даже с Леськой, которую любил до безумия.
        После секс-марафона у раковины нам снова пришлось идти в душ. А после мы вернулись в спальню. Мне нужно было уходить. У меня была Светка… Но я не мог заставить себя оторваться от Яны. Когда она, поговорив с матерью и убедившись, что отец в норме, опять на меня посмотрела, я лишь приглашающе взмахнул рукой в направлении своего вновь окрепшего члена. Глаза Яны потемнели. Её желание не уступало моему… Она оперлась на одно колено, а вторую ногу перекинула через мои бедра, как будто меня оседлав. Проехалась сердцевиной по моей плоти, медленно насадилась.
        - Подумать только, а я ведь думала, что тут не на что и смотреть.
        - Вода в озере была слишком холодной,  - рыкнул я, подкидывая бедра навстречу,  - ты мне еще долго будешь это вспоминать?!
        - Умм… Нет, нет… пожалуй. Тем более, что ты уже доказал, что оснащен как надо.
        Глаза Яны подкатились. Она запрокинула голову, касаясь кончиками волос моих бедер, и принялась медленно раскачиваться. Туда-сюда… Поглощая меня глубоко-глубоко. Впуская туда, где мне больше всего хотелось быть.
        - Означает ли это, что ты хочешь повторить?  - сипел я сквозь стиснутые от ломящего виски напряжения зубы.
        - Еще раз? Сегодня?
        - Завтра и послезавтра… Столько, сколько мы сможем себе позволить.
        Внутренние мышцы Яны конвульсивно сжались, в который раз за этот вечер я громко выругался. Стиснул ее талию, не давая пошевелиться. Позволяя себе насладиться по полной этими сладкими сокращениями.
        - Отпусти!  - рыкнула Яна.  - Я хочу…  - она снова приподнялась и опустилась, поерзала и чуть наморщилась.
        - Больно?  - забеспокоился я.
        - Немного саднит с непривычки…
        Я замер, позволяя Яне принять решение. Послать меня подальше или… О, да… Не послать. А вместо этого накрыть моими пальцами изнывающий бугорок, подталкивая к действию, и снова на мне качнуться.
        - Так?  - я облизал пальцы и чуть надавил.
        - Да… О, да… господи.
        Она так и не ответила на мое предложение стать любовниками. Да я и сам о нем на время забыл, подхваченный новой волной желания. Понял это, только когда мы, вновь финишировав, лежали, приходя в себя.
        Яна потянулась к телефону, чтобы проверить время.
        - Ну, вот, отдохнула, называется, уже отцу ужин везти пора…
        - Давай я отвезу?
        - Серьезно? Чтобы все поняли, чем мы здесь занимались?
        - Они и так поймут.
        - Нет. Если мы прекратим это.
        - Но я не хочу прекращать!  - сорвалось с моего языка, прежде чем я успел подумать.
        - Не хочешь?
        - Нет! Не хочу. Мы взрослые люди. Нам хорошо в постели… и я не понимаю, почему мы не можем время от времени там бывать.
        - Потому что мы несвободны?  - прошептала Яна. По ее коже прошла рябь. Яна поежилась. Обхватила себя за плечи. И хорошо, что в этот момент она на меня не смотрела. Потому что, видит бог, я не сразу нашелся, что ей сказать.
        - Да, но… Сейчас рядом с нами никого нет. И что-то подсказывает мне, что ты не позволила бы случиться тому, что случилось между нами, если бы не была уверена в том, что имеешь на это право. У вас… свободные отношения?
        - Я не знаю,  - Яна встала с постели и потянулась к брошенному на спинке стула халату.
        - Ты не можешь этого не знать,  - мягко заметил я. Она обернулась:
        - Я не знаю, есть ли вообще… эти отношения. Иногда мне кажется, что они мне всего лишь приснились. А как с этим у тебя?
        - Я… люблю одну женщину. Но, может быть, я это слишком поздно понял.
        - Когда её потерял?
        - Надеюсь, что этого не случилось.
        - Извини… Надеюсь, ты прав.
        - Я тоже надеюсь, что у тебя все образуется. А пока… почему бы нам не держаться вместе? Мы можем помочь друг другу.
        Глава 13
        Нам не стоило этого делать. Не стоило… Осознание совершенной ошибки пришло не сразу. В момент, когда наши тела и души сплетались, я меньше всего задумывалась о последствиях. Я вообще ни о чем не думала. Только чувствовала. Каждый раз. Еще и еще. Впитывала в себя эти эмоции. Втирала в кожу, как наркоманы втирают в слизистые остатки дури. Только этими эмоциями я и жила. Только этим эфиром дышала. У меня не было секса тысячу лет, и на это я, наверное, могла списать свое безумие. Если бы не одно «но». Так хорошо мне не было ни с кем. Никогда в действительности. Лишь в моих грезах о Птахе. Моих так и не сбывшихся грезах…
        Ставшим привычным движением я выудила телефон из кармана и покосилась на дисплей. Замерла, не решаясь набрать выученный на память номер. Впервые с момента нашего с Птахом знакомства я не чувствовала в себе уверенности, что могу ему позвонить. Как будто действительно сомневалась, что имею на это право. И злилась. Так злилась! Потому что сам Птах не считал, что должен хранить мне верность. И никогда не настаивал, чтобы это делала я. У нас вообще были очень странные отношения. И Данил будто чувствовал это. Иначе к чему была его реплика о том, что я никогда бы не вступила с ним в связь, если бы не считала, что имею на это право? Признаться, меня задели его слова. Не потому, что они были правдивы. Отнюдь. Просто это прозвучало, как если бы я совершенно отчаялась. Но это было не так. Во мне жила здоровая женская гордость. Я бы никогда не стала делить Птаха с другой… Если бы он хотя бы раз дал понять, что у меня на него есть хоть какое-то монопольное право. Но он не давал. И не обещал ничего. За все это чертово время.
        Меня захлестнула злость. Я захлопнула дверцу шкафа и прислонилась лбом к прохладной зеркальной створке.
        - По-моему, не случилось ничего такого, из-за чего тебе бы стоило биться головой о стены,  - раздался смеющийся голос за спиной. Я оглянулась. Данил стоял позади полностью одетый.
        - Я вспомнила, что не забрала свои любимые рибоки из ремонта,  - сухо заметила я,  - не хотелось бы идти завтра в другой обувке. Маршрут ты выбрал не самый легкий.
        - Хм… Не думаю, что его можно перенести,  - почесал в затылке мой недавний любовник.
        - А я и не прошу, чтобы ты переносил. Ну, поехали? Подброшу тебя домой.
        Всю дорогу Данил молчал. Лишь на самом подъезде к дому родителей спросил кое-что о нашей предстоящей вылазке. Я объяснила. Помимо желания мой голос прозвучал довольно сухо. Как будто я тем самым выказывала Данилу свое недовольство. Хотя, ну, в чем мне его было винить?
        - Ты только не решай ничего сегодня.
        - Почему?
        - Потому что сейчас ни ты, ни я не сможем дать адекватной оценки случившемуся.
        - Что, уже и сам жалеешь о том, что мне предложил? Не слишком ли быстро?
        - Не жалею! Просто хочу разобраться в том, что чувствую, на свежую голову.
        - Хороший план!  - похвалила я с некоторым сарказмом в голосе. Сарказмом он пропитывался всегда, когда я была вынуждена прятать за ним, как за щитом, свои настоящие чувства. И, кажется, Данил это понимал. Это подтверждала его ироничная скупая улыбка.
        Соловьев спрыгнул на землю с подножки и оглянулся на меня через плечо.
        - Не вздумай трепаться о том, что было,  - зачем-то предупредила я, как будто и впрямь думала, что он побежит докладывать о случившимся всем желающим.
        - Эта тайна уйдет со мною в могилу.
        Я фыркнула и, ударив по газам, резко сдала назад.
        За время, пока мы кувыркались с Данилом, отец пришел в себя и успел вынести мозг всем, кто пытался ему помочь. Собственная слабость давалась ему нелегко. В этот раз даже мать с трудом справлялась с его капризами, хотя обычно он старался ее не расстраивать.
        - Я не выпишу тебя домой!
        - С каких пор в нашей амбулатории появился стационар?!
        - С тех самых, как ты попал в него с пулевым ранением!
        Я нахмурила брови и уставилась на отца, давая понять, что со мной лучше не спорить. Он так же яростно посмотрел на меня в ответ. Ей богу, я не считала, что его жизни хоть что-то угрожает, но береженого, как известно, бог бережет. Нам нужно было перестраховаться.
        Несмотря на то, что в упрямстве отец мне не уступал, в тот день сдался он довольно быстро. И это только лишь подтверждало, что я была абсолютно права - выписываться домой ему рано.
        - Что сказал следователь?  - тихонько спросила у матери, когда отец уснул.
        - Ищут. Пока ничего непонятно.
        - Думаешь, губернаторские?  - тяжело вздохнула я.
        - А больше, кому?
        Я пожала плечами. С того времени, как в наших краях сменилось руководство - вокруг отцовского заказника стали происходить странные вещи. Если не сказать страшные. Совсем недавно под видом оздоровления леса здесь стали валить деревья и вывозить тот в неизвестном направлении. И все было бы хорошо, если бы местные не знали, что ни в какой чистке наш лес не нуждался.
        - Ему несколько раз угрожали,  - неожиданно призналась мать.
        - Угрожали? И ты мне ничего не сказала?!
        - А что бы ты сделала? Толку, что я об этом узнала? Разве он отступится? Нет… Как баран ведь. Вон - шороху навел. Экологов на уши поднял. И это после всего!
        - О господи,  - я растерла лицо и сжала пальцы на переносице. Возмущение матери мне было понятно. Точно так же, как и принципиальность отца. Сама такой была. Правдолюбкой. Баба Капа шутила, что от родителей я переняла все самые худшие качества. В какой-то мере я была с ней согласна. Правда в наше время была не в почете. Правда стала отличным поводом вас уничтожить. Убрать, как единственного заговорившего свидетеля, позволившего себе озвучить то, на что более лояльные и менее принципиальные старались не обращать внимания. Проще говоря, назвать вещи своими именами.
        - Ясь, тебе бы с ним поговорить. Может быть, он хоть тебя послушает, а?
        - Я поговорю, когда ему станет немного лучше.
        - И с участковым!
        - И с ним. Может быть у Евгения Николаевича как раз появятся какие-нибудь зацепки!
        - Хорошо. А пока поезжай домой. Что-то на тебе совсем лица нет.
        Я кивнула головой. Обняла мать и поцеловала в лоб. К родному запаху трав и меда примешался запах новомодных септиков и старой доброй хлорки.
        - Завтра утром заеду,  - пообещала я и пошла прочь по коридору.
        Пока я находилась в амбулатории, на поселок опустился вечер. Внутри меня занозой засела тревога. Я ее списала на последние новости. Дернулась, было, к участковому, но тут же отказалась от этой идеи. Утро вечера мудренее. Так я себя пыталась убедить, но тревога лишь нарастала. Домой вернулась нервная и уставшая. Приняла душ, упала на разворошенную постель и задохнулась от ударившего в нос аромата.
        Данил…
        Тело мгновенно откликнулось. Я чертыхнулась и, вскочив с постели, сердито стащила с матраса простыни. Запихнула их в машинку, насыпала побольше порошка, налила кондиционер и включила стирку паром, чтобы уж наверняка уничтожить все следы случившегося. Только вот из памяти я их стереть не могла… Перед глазами мелькали картинки из недавнего прошлого. В ушах стучала кровь и его отрывистые ругательства. Такие грязные, но одновременно с этим настолько уместные в ту секунду. В них было столько искреннего, истинно мужского восторга! После такого никаких комплиментов не надо, чтобы потешить свое женское самолюбие. Без слов все понятно. Напротив, хочется тишины… Абсолютной тишины, нарушаемой лишь звуками нашего сбившегося надсадного дыхания и урчанием… в его животе.
        А ведь я так его и не покормила. Свободные отношения, которые мне предлагал Данил, этого и не предполагали, ведь так? Совместные трапезы… это что-то намного более интимное. Я покосилась на трюмо, на котором оставила телефон, и закусила губу в нерешительности.
        К черту! Это ничего не значит! Данил… ничего не значит. Я рванула к туалетному столику, схватила трубку и набрала Птаха. Сердце подпрыгивало в груди, в ушах грохотало. А, нет, не в ушах! Это снова гром. Гудок, еще один, в течение которого мое сердце оборвалось и покатилось вниз, долгая-долгая пауза и…
        Одновременно с механическим голосом робота, монотонно повторившим, что такого номера не существует, в уши ударила громкая трель городского телефона. В то время как многие люди отказывались от стационарных аппаратов, в нашей глуши они были практически в каждом доме. Мобильная связь в здешних краях была очень капризной.
        Я вздрогнула и поспешила к базе.
        - Ну, слава Богу! Хоть сюда дозвонилась!
        - Ба? Ты чего так поздно? Случилось чего?
        - Случилось. Дуй к нам.
        На языке вертелись миллионы вопросов, но я понимала, как глупо было тратить на них время, а потому, отбив звонок, я просто, в который раз за день, вышла под дождь и завела мотор УАЗика. Пора бы его было вернуть. Тяжело мне все же справляться с этим монстром. Свой джип как-то привычнее.
        Я чувствовала себя ужасно вымотанной и не знала, чего еще ждать. Баба Капа, хоть и была с причудами, никогда раньше вот так меня не срывала. Я гадала, что могло случиться, отметала эти догадки, строила новые и… все больше себя накручивала. Неизвестность высасывала из меня последние силы.
        В доме родителей горел свет. Удивительно, учитывая то, что на часах уже за полночь, а из живых - одна баба Капа, которая обычно ложится спать с петухами, чтобы с ними же встать. Обтерев влажные ладони о сарафан, я взялась за ручку двери, провернула. Прошла по полутемному коридору к кухне и замерла, растерянно разглядывая открывшуюся мне картину. За столом, справа от бабы Капы, сидел парень. Ну, может быть, и не совсем парень, но из-за высокого роста и крепкой фигуры назвать его мальчиком язык не поворачивался.
        - Привет. Что за срочность?  - подала я голос, чтобы обозначить свое присутствие. Обращалась я, конечно же, к бабе Капе, но мой взгляд был сосредоточен на незнакомце. Он как будто меня притягивал. Чем? Кажется, я догадывалась. Но просто отказывалась верить.
        - Вот. Гость у нас из самой области. Павлик… Хм… Он тут кое-что интересное пришел рассказать. Про губернаторские делишки…
        Что общего могло быть между парнем в потертых джинсовых шортах и губернатором, я не знала. Но почему-то мне даже в голову не пришло усомниться, что эта связь имеется.
        - Мне бы с Валентином Петровичем побеседовать. Его точно нет?
        - Точно-точно! Говорю же тебе - в больнице он. Ранен на службе… Да ты Яське можешь все рассказывать. Она ему передаст,  - распорядилась баба Капа, ставя на стол перед пацаном тарелку наваристого рагу.
        - Я не хочу,  - замотал вихрастой головой Павлик, но жадный взгляд, брошенный на тарелку, свидетельствовал об обратном. Что-то едва уловимое в его позе… или повороте головы, или жесте, которым он поправил упавшие на лоб волосы, заставило мое сердце пребольно удариться о ребра. Я нашарила за спиной стул и осторожно опустилась рядом.
        - Ешь. Раз из самой области приехал - значит, давно не ел. Как тебя только родители отпустили?
        Паша бросил на меня странный взгляд из-под отросшей челки и снова впялился в стол.
        - Меня мать послала. Предупредить… Она у меня секретарем работала. У губернатора.
        Я перекинулась взглядом с бабой Капой и сглотнула ставшую вдруг вязкой и горькой слюну.
        - У губернатора, значит?
        - Угу. Ну, вот и услышала случайно, как он обсуждал с кем-то… кхм,  - парень откашлялся,  - поджог в вашем заказнике.
        - Поджог?
        - Ага. Поджог. Чтобы следы вырубки скрыть.
        - Вырубки?  - в очередной раз повторила я,  - Черт… Прав был отец - не все так гладко с теми документами!
        - Они еще и о… кхм… Валентине Петровиче говорили.
        Если это возможно, мое сердце опустилось еще чуть ниже. Опасаясь услышать продолжение, я уставилась на бабку. Как в детстве, в поисках утешения. Как если бы она и правда могла укрыть, уберечь меня от всех бед и невзгод.
        - Что именно?
        - Мама сказала мне говорить только с ним.
        - Но он ранен. То, что ты хотел ему рассказать, может быть, как-нибудь связано с тем, что случилось?
        Пашка опустил голову еще ниже и всковырнул крупным длинным пальцем расшитую незабудками скатерть. И я смотрела то на этот палец с заусеницей, то на вихор на затылке нашего неожиданного гостя, и как будто падала куда-то, проваливалась к чертям.
        - Может, и связано. Они говорили, что его нужно устранить.
        Глава 14
        О том, что мы таки доедем до места назначения, я засомневался еще в самом начале. Слишком хреново выглядел мой проводник. Как если бы не спал как минимум пару суток. Я скосил взгляд на сидящую за рулем Яну, но тут же громко выругался, перехватывая баранку.
        - Что? Что такое?!  - Открыв глаза, Астафьева испуганно уставилась на дорогу, с которой мы чуть было не съехали, когда она отрубилась.
        - Тормози,  - рыкнул я.
        - Но…
        - Тормози, я сказал!
        Яна виновато потупилась и, прижавшись к обочине, заглушала мотор. Я выскочил из УАЗика, едва машина остановилась, оббежал его и распахнул настежь водительскую дверь.
        - Выметайся!
        - Но…  - снова попыталась возразить Яна, однако заглянув в мои полные праведной злости глаза, передумала и, тяжело вздохнув, неторопливо слезла с подножки. А меня как-то враз попустило. Уж не знаю, что было тому виной. Или вселенская какая-то усталость в глазах моей горе-проводницы, или то, что я, наконец, до конца рассмотрел, во что та была одета.
        Нет, она серьезно собирается ехать вот так? В спортивном топике, открывающем просто охрененный вид на ее идеально плоский, подтянутый живот? И толку, что поверх топа была накинута рубашка защитного цвета! Теперь, когда Астафьева ту расстегнула, спасаясь от жары, спасать меня от похоти стало нечему. Я помнил ее кожу на вкус…
        - Когда я соглашался на то, что ты станешь моим проводником, предполагалось, что ты будешь в форме!  - рявкнул я, злясь в большей степени на себя и на неуместные прямо сейчас желания. Мне полагалось сосредоточиться на работе. Думать о предстоящей съемке, и все такое… а вместо этого я занимался непонятно чем. Хотя чего это я? Тут как раз все понятно.
        - Прости,  - промямлила Яна.  - Может быть, идея ехать сегодня и впрямь была дерьмовой.
        - Может быть?! Ты чуть не угробила нас!
        - Я просто недооценила свою усталость.
        - Можно поинтересоваться, чем ты занималась всю ночь?
        - Нет! Тебя это не касается.
        Яна отвернулась, хлестнув себя стянутыми в хвост волосами, и пошла вверх по размытой дождем грунтовке. И это могло бы лишь сильнее меня разозлить, если бы мои мысли не переключились совсем на другое. Например, на то, как охренительно выглядела ее задница в песочного цвета брючках. Или как горячо смотрелся простой солдатский ремень на её ладной тоненькой талии, которая отлично бы уместилась в моих ладонях.
        Дерьмо! Я не мог не признать, что Яна заняла в моих мыслях гораздо больше места, чем полагалось бы.
        - Даю тебе пять минут, чтобы прийти в себя! Я пока проверю, не угробила ли ты мою аппаратуру,  - бросил ей вслед, делая вид, что последнее слово осталось за мной. Обошел машину, открыл задние двери. На самом деле я не думал, что моим камерам хоть что-нибудь угрожало. Они были подготовлены к перевозке по бездорожью, а потому надежно упакованы. Я просто хотел чем-то себя занять, пока мой проводник выпускал пар. Дернул же меня черт согласиться на поездку с Астафьевой!
        И все-таки хорошо, что она поменяла фамилию… Нет, я не забыл о той роли, которую Яна Валентиновна сыграла в моей жизни. Просто так было проще. Словно больше не было той женщины, которую я ненавидел. А вместо неё в мою жизнь вошла другая. Та, которая будила во мне совсем другие эмоции.
        - Извини,  - раздался усталый голос за спиной.  - Надеюсь, они не пострадали.
        Я обернулся. Яна кивнула в сторону коробок с аппаратурой и нервно хрустнула пальцами.
        - Проехали. Ты ведь не специально.
        - Да. Но ты прав. Мне нужно было отказаться от поездки, просто…
        - Просто?  - вскинул бровь я, с трудом концентрируя все время сползающий взгляд на лице Астафьевой.
        - Просто я уже столько раз тебя подводила, что не смогла хотя бы не попытаться. Извини, что все испортила. Мы вернем тебе деньги и…
        - Прекрати нести чушь.
        - Но у тебя ведь график, а я… Я правда не спала вчера. Хотела, но…  - Яна тряхнула головой и зябко поежилась. Ее красивый рот скривился, как у ребенка, который вот-вот заплачет. Черт!
        - Я готов перекроить план съемки и начать с ближайшей точки.
        - Со столпов? Правда?! Тут ехать осталось всего ничего. Я справлюсь!
        - Со столпов. Но у меня есть два условия.
        - Каких?
        - Во-первых, мы должны добраться туда до пяти утра.
        Яна покосилась на массивные часы и кивнула.
        - Во-вторых, ты мне расскажешь, что все же произошло.
        - Зачем тебе это?
        - Ян… Время! Да или нет?
        - Хорошо… Но это совсем невеселая история.
        Астафьева вернулась за руль, завела мотор и, как только я устроился рядом, сорвалась с места.
        - Кажется, мне нужно было поставить тебе и третье условие,  - пробурчал я,  - чтобы ты нас не угробила!
        - Черт… Извини.
        Яна сбавила скорость, уперлась локтем одной руки в дверь, ладонью растерла лоб. Она выглядела совершенно разбитой.
        - Послушай, если твоему отцу стало хуже, нет никакой необходимости ехать.
        - Хуже? Нет. С отцом как раз все в порядке. Но… я не знаю, как долго это будет продолжаться. Ему угрожают. Он нам ничего не говорил, скрывал, чтобы оградить нас от этого, но… мы узнали. Случайно.
        - Почему же он не обратился в полицию?
        - Потому что это ничего не даст. Там такие люди замешаны,  - Яна закатила глаза к потолку, выставила руку в приоткрытое окно, а вторую с силой сжала на руле.
        - Я ничего не понимаю. Расскажи толком! Что за люди, в чем суть конфликта и так далее. По порядку, понимаешь?
        - Не очень. Зачем тебе это?
        Я не знал. Возможно, почуяв опасность, я, как та ищейка, встал в позу. Да уж… Репортер во мне точно не умер. Как и мужик. Я снова окинул Яну голодным взглядом. После дождя было невыносимо влажно. И эта влажность, оседая на коже, собиралась в мелкие прозрачные капли, усеявшие ее тело в зоне декольте.
        - Просто расскажи. Выпусти пар…
        - Даже не знаю, с чего начать.
        - Например, с того, кому твой отец перешел дорогу.
        - Местным чиновникам, которые продают заповедный лес. С тех пор, как в регионе сменился губернатор, наш заказник оказался под угрозой. Схема набирает обороты, люди поднимают бешеные деньги. А отец… отец делает все, чтобы это дело остановить.
        Я кивнул головой. Такое в нашей стране происходит сплошь и рядом. И Яна не зря переживала. Валентину Петровичу и впрямь могла угрожать опасность. Я застыл от пришедшей в голову мысли.
        - Постой! Ты реально думаешь, что на него из-за этого покушались?
        - После разговора с Пашкой я в этом уверена.
        - А это еще кто?
        Яна как-то странно на меня посмотрела и снова уставилась на дорогу. Молча. Ну, и что я такого спросил?
        - Пашка… Это парень. Ему шестнадцать. У него курчавые волосы, исполинский рост и широкие руки-лопаты.
        Я нахмурился, не понимая, зачем мне эта информация? Я не об этом спрашивал. Но раз Яна решила мне поведать такие детали, значит, они имели какой-то смысл?
        - Его мать работает секретарем у губернатора. Точнее работала… пока не заболела. А в день, когда эта женщина пришла за трудовой, она случайно услышала, как тот поручал кому-то разобраться с отцом.
        - Постой… Ну, это ведь бред. Ты себе представь… Сидит в кабинете губернатор и громким голосом, так, чтобы было слышно в приемной, отдает приказ убить Астафьева Валентина Петровича? Это каким надо быть идиотом?
        - Не утрируй. Конечно, все было не так. Никаких имен не называлось. И приказ, естественно, прозвучал завуалированно.
        - Тогда как та женщина поняла, что речь идет о твоем отце?
        И снова Яна замолчала. Стиснула зубы так, что у нее желваки заходили.
        - Они были знакомы с папой… Она знала, кем он работает и вообще…  - Яна сглотнула, отвела от лица растрепанные ветром пряди, пошарила зачем-то в бардачке. Нащупала очки и натянула на нос, прячась за ними, как за щитом. Что-то с ней определенно происходило. Не думаю, что новость об угрозах отцу могла бы так сильно выбить ее из колеи. Тут что-то другое было. То, что заставляло ее кусать красивые по-детски яркие губы.
        - И вообще она просто решила, что речь шла о нем?
        Думаю, мой скепсис в этой ситуации был понятен. Но Яна отчего-то взбесилась.
        - Думаешь, я совсем чокнутая, да? Надумала себе то, чего нет? А как тебе то, что они обсуждали поджог?
        - Поджог?
        - Да! Следы вырубки ведь надо уничтожать! И это, знаешь ли, проще простого в июле, когда лес сухой, как порох. Я только теперь понимаю, что они и раньше пытались. Недели три назад у нас уже был пожар. Но тогда дождь зарядил на неделю. Вот ничего у них и не вышло. Ты веришь в такие совпадения?
        - Не особенно. Но все равно как-то странно, что эта женщина прислала вместо себя мальчишку. Ты ведь сама говорила, что ему только шестнадцать. Кто поручил бы такой разговор ребенку? Почему она сама не приехала?
        - Говорю же - болеет сильно. А Пашка… он как будто и не ребенок вовсе. Не знаю, как объяснить. Он… на отца похож очень.
        - Это нормально. Дети вообще часто похожи на своих родителей,  - не удержался от сарказма я и тут же пожалел о своих словах. Яна так на меня посмотрела, отбросив на торпеду очки…
        - Да. Ты прав. Это нормально. Ненормально то, что этот мальчик похож на моего отца.
        Слово «моего» Яна выделила интонацией и, вновь схватив чертовы полароиды, скрылась от меня за черными непроницаемыми стеклами. Я облизал губы, переваривая только что услышанное. Костеря себя за язык, который никогда не умел держать за зубами. Дурак.
        - Ян…
        - Знаешь, я ведь циник, каких еще поищи. Мне кажется, все врачи немного циничны. Иначе в профессии никак. Но я всегда… всегда верила в любовь, ведь каждый день видела ее своими глазами. Родители в этом отношении были для меня примером. Я считала их брак идеальным. Я мечтала… мечтала, понимаешь, о такой любви? Я в нее верила. А он…
        - Ян, ну, что ты уже и приговор вынесла? Это мальчик сказал, что он сын Валентина Петровича?
        - Нет. Это и так понятно. Я думала, что мой папка святой… Я на него как на икону молилась. А он… а он обычным кобелем оказался. И все, во что я верила, чем жила… все оказалось неправдой.
        - Тебе не кажется, что ты слишком драматизируешь?  - осторожно поинтересовался я. Яна хмыкнула.
        - У вас, у мужчин, ведь все намного проще, так?
        Я догадывался, на что она намекает, но не собирался нести ответ за весь мужской род. Яна же не дав мне и рта открыть, продолжала:
        - Ни в чем себе не отказываете. Хотите - берете. Захочется повторить - повторяете. А нет - исчезаете просто. Испаряетесь, как будто и не было вас. Как будто вообще ничего не было. Ничего…
        Яна почти кричала. И я уже не понимал, о ком она говорит. Об отце, обо мне, или о ком-то другом. Может быть, о том, кого она наверняка любила. Совершенно неожиданно в сердце проникла ревность. И пока я пытался как-то с ней справиться, Яна свернула с грунтовки на тоненькую, едва обозначенную в густой траве колею.
        - Я не пытаюсь обелить твоего отца, если ты об этом. Я веду речь о том, что неплохо бы во всем разобраться.
        - Не в чем разбираться, Данил. Тут даже баба Капа развела руками. Все… очевидно. И мне тоже. Как бы я ни хотела сделать вид, что ничего не заметила.
        - А сам-то мальчик что говорит?
        - А ничего. Он уже по ночи приехал. По ночи и уехал. На мопеде. Не нужно было мне его, наверное, отпускать. Мало ли что…  - вдруг переполошилась Яна.  - Да только он торопился. А я…
        - А ты не могла выносить его присутствия?
        - Осуждаешь?
        - Да нет. С чего бы? Если все, как ты говоришь - понять тебя можно.
        Яна кивнула. Свернула чуть вбок и остановилась под раскидистым кедром.
        - Вот за этой рощей - столпы. Туда на машине ехать смысла нет. Иначе всех животных переполошим. Придется идти пешком. Оборудование я тебе донести помогу. Не переживай.
        - А я и не переживаю,  - неожиданно резко даже для себя самого огрызнулся я. Что ни говори, а по самолюбию бьет, если баба с тобой, как с беспомощным носится. Может, я и не в форме, но чувство собственного мужского достоинства не утратил. Несколько секунд Яна пристально на меня смотрела. Потом медленно кивнула головой, взвалила на плечо походный рюкзак и, застегнувшись на все пуговицы (ну, и на этом спасибо!), шагнула в траву.
        Глава 15
        Хоть в остальном я здорово облажалась, к пяти утра мы поспели к месту. Пока Данил возился со своими камерами, я занялась обустройством нашего быта. Установила небольшую палатку, выбрала место для очага. С собой у нас было много продуктов - поход на дальние рубежи предполагал, что мы останемся там дня на три-четыре, в зависимости от того, как пойдет его работа. Но я все испортила. А в столпах Данил обещал справиться быстро. Здесь он собирался снимать орланов, и я не могла не думать о том, что это, наверное, довольно скучное занятие, после всего, чем он занимался последние годы. Часами сидеть в засаде в ожидании хорошего кадра - совсем не то, что вести съемку в горячих точках, где события развиваются с бешеной скоростью.
        - Их можно обнаружить вот там…  - Я подошла к Данилу и указала ему на большой каменистый выступ, по ту сторону горной речушки.  - Они два года подряд здесь гнездовались. Может быть, тебе улыбнется удача.
        Соловьев поднес камеру к лицу, покрутил объектив. В его выгоревших на безжалостном африканском солнце волосах играл ветер. Загоревшие едва не дочерна пальцы прокручивали объектив, очевидно, добиваясь идеальной точности фокусировки. Со своими камерами он обращался так бережно, так нежно… а вот с женщинами особенно не церемонился.
        Осознав, какое направление приняли мои мысли, я едва не застонала в голос. Да уж… Стараясь не думать об отце-изменнике, я невольно вернулась мыслями к тому, что случилось между нами с Данилом, хотя еще недавно обещала себе об этом не вспоминать. Рассердившись на себя, я оставила Соловьева в покое и вернулась к машине, чтобы забрать оставшиеся вещи.
        Глаза слипались. И дело было вовсе не в бессонной ночи. Скорее даже двух… Меня доконало другое. Слишком много эмоций мне довелось испытать, слишком многое пережить.
        Пока Данил обходил окрестности, выискивая наиболее удачные для съемки места, я разожгла костер и поставила на огонь сковороду. Есть не хотелось, но я и не для себя старалась. Работа Данила требовала определённой выносливости. Завтрак бы ему определенно не помешал.
        - Пахнет вкусно.
        Я обернулась. Соловьев вышел из зарослей бесшумно, ступая как кот. Постепенно к нему возвращалась легкость, которую я отметила в его походке еще пять лет назад. Он словно становился собой, прежним. Прямо на моих глазах. И я не знала, почему это так сильно меня волновало. Ну, не думала же я, что он снова меня возненавидит?
        - Обычная яичница с тушенкой.
        - Тушенкой в наше время называли субстанцию непонятной консистенции. А здесь прямо мясо.
        - Это наша, домашняя. Отец из индейки делает.
        - Послушай…
        - Я не хочу говорить об этом, ладно?  - оборвала я Соловьева. Я и так уже успела пожалеть о том, что ему рассказала. Обычно я не откровенничала с незнакомыми мне людьми. Просто… он подвернулся в тот момент, когда держать всё в себе стало просто невыносимо.  - Лучше расскажи, почему ты взялся за эту съемку. Это ведь совсем не то, чем ты занимался раньше. Не так ли?
        - Да, совсем не то.
        Данил уселся за раскладной стол, на который я бахнула скворчащую сковородку, и взялся за вилку. Он был немногословен, но я не собиралась сдаваться. Не то, чтобы меня так уж интересовала его жизнь. Скорее я просто хотела переключиться со своих проблем на его.
        - Разве для этого проекта не нашлось другого фотографа? Того, кто специализируется на съемках живой природы?
        Данил пожал плечами и весело хмыкнул:
        - Боишься, что я все испорчу?
        - Ну, опыта у тебя в этом отношении маловато,  - сварливо заметила я.
        - Это говорит лишь о том, что ты ничего обо мне не знаешь. Я, конечно, не из тех фотографов, которые живут при природных парках…
        - А что, и такие есть?
        - Есть, конечно. На западе съемки дикой природы, как правило, так и происходят.
        - Почему?
        - Да потому, что зверье там снимать - одно удовольствие. Они привыкшие к людям.
        - А ты?
        - А я снимал действительно дикую природу. По всему миру. В промежутках между работой. Сначала просто для себя. Интересно было. А потом… Потом у меня даже выставка была. В Лондоне.
        Данил одновременно говорил и ел с аппетитом, которому можно было разве что позавидовать. Жадно, но аккуратно. Бросая на меня странные взгляды из-под выгоревших ресниц. На огне зашипел кофе, я подскочила к костру, сняла турку и, быстро составив ее на стол, стала дуть на обожжённые пальцы.
        - Черт!
        - Совсем спятила - голыми руками… с огня!  - ругался Данил. Отбросив вилку, тот перехватил мою руку и принялся внимательно ее разглядывать. А меня прошиб ток.
        - Да все нормально, даже волдыря нет,  - попыталась я освободиться, да не тут-то было.
        - Одни проблемы с тобой, Астафьева,  - улыбнулся Соловьев, поднимая на меня взгляд.
        - Хорошо, хоть не Стоцкая,  - отчего-то охрипла я.
        - Да… Хорошо.
        Губы Данила коснулись моей ослабевшей руки. Скользнули от запястья и выше, обхватили пальцы и осторожно втянули в рот. По краю сознания мелькнула мысль, что я собиралась это все прекратить, но тут же исчезла, заплутав в провалах его потемневших глаз. Желание ударило под колени. И я уже не могла списать его на действие бабушкиного зелья. Я пошатнулась. Чтобы не упасть, ухватилась свободной рукой за плечо Данила, невольно прижалась к его лицу животом. А Соловьев этим тут же воспользовался. Потерся щекой о ставшую такой чувствительной кожу. Царапая ее, обжигая дыханием.
        - Ох…  - выдохнули одновременно, схлестнулись взглядами. Я не выдержала первая… Слишком било это все по моим до звона натянутым нервам.
        - Пойду… пойду, принесу… эту, как её?
        В горле пересохло, и каждое произнесенное слово царапало его изнутри. Пейзаж перед глазами расплывался, словно я смотрела на мир через залитое дождем стекло.
        - Ага… Только не забудь, на чем мы остановились.
        - Разве тебе не нужно работать?
        - Еще как. Но это дневная съемка,  - пошевелил бровями Соловьев. Я хмыкнула, намекая на то, что мечтать не вредно, и пошла к машине. Жаль, что во мне не было и капли уверенности в том, что когда на озеро опустится ночь, от моей решимости хоть что-то останется. Я чувствовала себя такой потерянной… Все смешалось. И когда я сказала Данилу, что мой мир разрушился - я не врала. И не драматизировала в попытке урвать хоть немного жалости. Она мне была не нужна. Просто… появление Пашки стало для меня полнейшей неожиданностью. У меня был брат. А отец, которого я боготворила, в надежности и принципиальности которого никогда не сомневалась, оказался обычным предателем.
        И самым страшным в этом всем было горькое чувство разочарованности всем и вся, которое не покидало меня в последнее время. Впервые за всю мою жизнь у меня опустились руки. Уж лучше бы злость. Но и ее не было…
        Я забралась в кабину и по рации связалась с амбулаторией. Убедилась, что с отцом все хорошо, перекинулась парой слов с матерью. Не знаю, как папа жил с тем, что сделал. Лично я теперь чувствовала себя ужасно.
        Чертыхаясь, я попыталась связаться с бабкой.
        - Привет, ба. Мы добрались.
        - А звонишь чего?
        И правда. Как будто ей для того, чтобы быть спокойной, нужен был мой отчет… Я нерешительно пожевала губу, но все же призналась:
        - Думаю, что нам не надо было вот так его отпускать. Теперь неспокойно на сердце.
        - Родная кровь взыграла?
        Видит бог, я обожала бабу Капу. Но порой совершенно её не понимала. Вот и сейчас, казалось бы, чему радоваться?
        - Причем здесь это? Он ребенок совсем. А мы его в ночь отпустили.
        - Да ты не переживай. С ним все хорошо. Добрался малец до дома.
        - Это тебе звезды подсказывают?  - на всякий случай уточнила я.
        - Нет, это мне Пашка сказал. Я у него номерочек-то выудила.
        - Зачем?  - напряглась я, испытывая одновременно облегчение и непонятную, колющую душу тревогу.
        - А ты подумай, глупая. Мать у него плоха. И Пашку она к нам неспроста прислала.
        От шума помех, которые то и дело прерывали наш с бабкой разговор, у меня разболелась голова. Я поморщилась и растерла виски.
        - На что ты намекаешь?
        - На что, на что…  - пробубнила бабка.  - Помрет его мамка, а он на кого останется? Ну, не сиротой же, при живом-то отце!
        Вот… Эта мысль и мне не надавала покоя. Как и мысль о том, что отец предал не только мать. Но и своего же сына, которого… не признал? Удивительно, но от этого мне становилось еще паскуднее. Ладно - загулял. Это с натяжкой можно было понять. Но то, что он отказался нести ответственность за свой поступок, просто убивало. Предательство - это одно. Трусость - совсем другое.
        - И что ты предлагаешь? Нам с тобой его усыновить?
        - Почему сразу нам?
        - Отец-то не шибко о своем сыночке пекся. С чего ты решила, что он станет это делать теперь?
        - А ты не хами, Яська! И на отца родного напраслину не нагоняй. Валька знать не знал о сыне.
        - Это таки тебе звезды подсказывают?  - съязвила я.
        - Яська! Выпорю!
        - Ну, а какой реакции ты от меня ждешь, ба? Я не знаю, как быть. Что делать? Как матери обо всем рассказать…
        - Мать твоя - умная женщина.
        - А здесь не в уме дело! Ты сама подумай, что говоришь! Предлагаешь ей воспитывать ребенка отцовской любовницы! Считаешь, что это нормально?! Честно? Справедливо? По отношению к ней…  - я снова сорвалась на крик. Что за день такой? Все кричу, и кричу… А небо все сильнее хмурится. Еще немного, и я сама поверю в связь собственного настроения и погоды, которую мне приписывают.
        - А ты не меня не ори! Мала еще.
        Я с шумом выдохнула, не желая продолжать спор. В конце концов, разговор по рации, который могли услышать все желающие - не самый лучший способ выяснения отношений. Я скомканно попрощалась с бабкой и отключилась.
        Дождь начался, когда я была уже на полпути к нашему лагерю. Мелкий и частый, он был по-осеннему холодным. Я ускорилась. Над поляной, где мы расположились, ветки кедров и лиственницы почти смыкались, но и они не защищали от дождя до конца. Добравшись до места, осмотрелась, но Данила не обнаружила. Не было видно и его камер. Я поежилась, раскрыла створки палатки, в надежде забраться внутрь. Но дорогу мне перегородили длинные ноги Данила. Оказывается, он вернулся даже раньше меня.
        - Подвинься!  - насупилась я, втискивая свою тушку в тесное пространство укрытия. Странно, я совсем не подумала о том, как мы будем здесь умещаться вдвоем с Соловьевым. И дело было даже не в тесноте. Здесь бы даже отец поместился. Но одно дело, когда в соседях два мужика, и совсем другое - заведенные до предела мужчина и женщина.
        - Ну?  - вскинул бровь Данил, когда я устроилась.  - И как надолго зарядил этот дождь?
        - А мне откуда знать?  - сощурилась я.
        Данил тихонько рассмеялся и, резко меняя тему, спросил:
        - Где ты была так долго?
        - В машине! Я же говорила. Связалась с амбулаторией, узнать, как там отец. Потом позвонила бабке. Если тебе интересно - со Светкой твоей все в порядке.
        - Я позже с ней сам свяжусь.
        - Как знаешь.
        Стараясь не касаться Данила, я вытянулась поверх спальника. Мне и без этого ужасно хотелось спать, а под монотонные успокаивающие звуки дождя - и подавно. Зря я беспокоилась, что не смогу уснуть рядом с Соловьевым. Усталость брала свое.
        - Знаешь, почему на дождь так хорошо спится?  - тихонько спросил он, обжигая дыханием мое ухо.
        - Потому что его шум убаюкивает,  - недовольно пробурчала я.
        - Нет… Это в нас заложено генетически. Хищники не охотятся в непогоду, а потому в кои-то веки можно расслабиться, и не о чем не беспокоиться.
        - Прекрасно. Теперь я могу поспать?
        - Не-а…  - Данил приподнялся надо мной, опираясь на предплечье. Потерся нос о мою скулу, не обращая никакого внимания на мои вялые попытки сопротивления.
        - Это еще почему?
        - Ну, ты же умная девочка… Подумай,  - хрипло рассмеялся он, покусывая мои выступающие ключицы.
        Я то ли выдохнула, то ли всхлипнула. Всем телом к нему подалась. Потому что, ну, ей богу, о чем здесь было думать? Всё ведь ясно, как белый день. Я пригрела хищника у себя на груди, думала, что приручила, что справлюсь… А на деле просто сдалась в его власть.
        Глава 16
        Яна была вкусной и так хорошо пахла… Летним дождем, луговыми травами и чем-то еще - едва уловимым и присущим только ей одной. Тем, что, забираясь мне под кожу, проникая в вены и капилляры, растекалось по телу острой выбивающей дыхание нуждой. Я толкнулся языком между ее губ и выругался, совершенно не готовый к тому, что она вот так запросто мне ответит. Говоря откровенно, я думал, что мне придется ее уламывать. Разработал целый план, пока ходил по окрестностям. Но Астафьева в который раз меня удивила. Она не выделывалась, не набивала себе цену. Лишь напряглась на мгновение, в течение которого, очевидно, обдумывала ситуацию, и тут же сдалась. В моих руках она стала мягкой и податливой, как воск…
        Окрыленный ее откликом, я хотел было взобраться сверху, но Яна меня опередила. Вырвалась из моих объятий, с неожиданной силой толкнула в грудь. И когда я распластался на спине, взгромоздилась сверху. Контуры наших тел совпали, образуя что-то новое… цельное. Яна потерлась об меня, как кошка. Лизнула губы. В какой-то момент мы поменялись ролями. Теперь она командовала парадом. И мне это, мать его, нравилось!
        Я потянулся руками к ее рубашке, но она не дала мне прервать свой бенефис. Обхватила руками мои даже теперь слишком широкие для ее ладоней запястья и запрокинула руки за голову. Выпрямилась на мне, оказавшись в позе наездницы, и провокационным порочным движением языка облизала губы.
        - Сдохнуть можно,  - прокомментировал ситуацию я.
        Яна удивленно на меня уставилась. Я так и думал… Она даже не отдавала отчета своим действиям. Не осознавала собственной чувственности. И все, что она вытворяла сейчас - шло у нее изнутри. Яська не играла и не старалась произвести впечатление. Она, как и я сам, просто наслаждалась происходящим.
        И это, бл*дь, убивало меня. Убивало… Заводило так, что яйца поджимались, и член ныл, скованный плотной джинсой.
        - Так ты сделаешь что-нибудь с этим?  - не выдержал я, подкинув бедра так, что Яна подпрыгнула. Ее дыхание сбилось, глаза широко распахнулись, и некоторое время она тупила, разглядывая меня так, будто видела в первый раз. А потом дошло. Я уловил этот момент. Когда синь ее глаз заволокла чувственная поволока. Будто дымка опустилась на озерную гладь. Руки, которыми она все еще удерживала мои запястья над головой, покрылись мурашками… Она медленно опустила веки и качнулась на мне. Раз… другой…
        - Яна…  - предупреждающе рыкнул я, хотя никаких рычащих звуков в ее имени не было вовсе.
        Й-а-а-анаааа. Яночка… Яська… Сделай же что-нибудь!
        И она сделала. Отпустила мои ладони. Дрожащими пальцами коснулась верхней пуговицы на моей рубашке, расстегнула и тронула ртом открывшуюся ее взгляду кожу. Прямо там, где, будто спятив, отчаянно бился пульс. А потом снова поерзала на моем члене.
        Это было пыткой. Да-да, чертовой пыткой. Наверное, в прошлой жизни, жизни ведьмы или колдуньи, (черт его знает, кем там она была в прошлых жизнях!), Яська здорово поднаторела в этом вопросе. Так издеваться над мужиком - это надо уметь. Я терял остатки терпения. А она расстегивала пуговицу за пуговицей, целуя меня и лаская, сползала вниз по моим ногам, и все, что я мог, так это комкать в руках спальник и разглядывать колеблющиеся на оранжевом нейлоне палатки тени, потому что вида губ Яськи у собственного члена я бы просто не вынес.
        Но, наконец, с рубашкой было покончено. Я сглотнул, выждал несколько долгих секунд, в течение которых ничего не происходило, и все же скосил взгляд вниз. Оседлав мои колени, Яна пялилась на бугор в моих штанах. Я выругался и потянулся к ремню, уже не надеясь, что она сама на это решится. Но я ошибся. Мое движение как будто вывело Яську из транса. Она дернулась вперед, отбросила мои руки и, закусив губу, сама щелкнула пряжкой.
        Окей. Пять балов за смелость. И снова двойка за последующую медлительность! Да что ж такое?!
        Глаза в глаза. Пока она трясущейся рукой расстегивала болт на джинсах и тянула собачку молнии вниз. Ну, наконец-то… свобода. Я втянул воздух сквозь стиснутые зубы и чуть приподнялся на локтях. Да так и замер, не в силах вытолкнуть его обратно, наблюдая за тем, как Яна высвобождает моего парня из боксеров.
        - О мой бог…  - прошептала она, зачарованно меня касаясь, и тут же с хриплым смешком объяснила свою молитву.  - Никак не привыкну, что ты такой…
        Яна сжала пальцы на моем стволе, сдвинула кожу и размазала капельку смазки по набухшей головке.
        - Какой?  - прохрипел я, прежде чем понял, что вроде как напрашиваюсь на комплименты.
        - Идеальный.
        О, черт, да… Разве что-то другое может потешить мужское самолюбие так, как это? Разве что действие… Когда женщина преклоняется перед тобой не просто на словах, а…
        - Блядь…  - повторил я. Дернулся навстречу её жаркому рту, выпустил из рук осточертевший спальник, который сжимал все это время, чтобы сжать руки на ее голове, направляя, углубляя проникновение.  - Развяжи!  - просипел, бестолково дергая резинку на ее волосах. Яська отвлеклась от своего занятия и, послушно распустив свою шикарную, чуть влажную от дождя гриву, внимательно на меня уставилась. Её губы поблескивали от слюны и моей смазки.  - Блядь,  - как дебил повторил я. А она улыбнулась… Чему-то мне непонятному. Пошевелила плечами, скидывая рубашку, замешкалась с манжетами. Скрестив руки, потянула вверх топ… Отбросила его в сторону и, не дав мне насладиться открывшимся видом, снова склонилась над моим пахом.
        Я не был чертовым праведником. У меня было много женщин. Даже после смерти жены я недолго оставался нетраханым. Так уж вышло, что именно при помощи секса я сбрасывал напряжение после самых опасных своих путешествий. Именно так я выпускал пар. Но я никогда, клянусь, никогда не испытывал и бледной тени того удовольствия, что я испытал рядом с Яной. Как будто мои желания стали ее. Как будто нас по отдельности вообще не стало. Это не объяснить, не передать словами. Чтобы понять - нужно почувствовать самому. Но в этом гребаном мире далеко не всем так везет.
        Рот Яны скользил по моему члену, принимая его все глубже. И я понимал, что если этого не прекратить - все закончится намного быстрее, чем я мог бы себе позволить, не ударив лицом в грязь. Я сгреб в жменю Янины волосы и потянул. Свободной рукой пережал ствол у основания, не дав вырваться скопившемуся в яйцах напряжению. Сделал несколько глубоких вдохов, успокаиваясь.
        Было что-то странное в том, как я себя чувствовал, занимаясь любовью с Яной. Что-то неправильное. Так могло быть лишь с одной женщиной на планете. С моей Тенью… Так какого же хрена меня так подрывало рядом с другой? Чужой… Это сбивало с толку. Это путало карты. Это не оставляло мне не единого шанса и права на выбор. Как будто все уже было решено за меня, и, чтоб его всё, я не мог… я не хотел этому сопротивляться.
        - Что-то не так?  - спросила Яна, тяжело дыша. Её грудь ходила вверх-вниз, и я, наконец, получил возможность как следует ее рассмотреть. Не то, чтобы я еще не имел такой возможности, просто… Я был готов любоваться ею снова и снова - такой идеальной она была.
        - Всё так. Я просто чуть было не кончил.
        - Правда?  - она улыбнулась и снова потянулась ко мне. Но я отвел ее руки. Мысли о Тени возникли так не вовремя… Понимание этого меня ошпарило, обожгло! С каких пор? С каких пор Тень стала для меня помехой?! Я возненавидел сам себя за это малодушие. За то, что позволил банальной похоти поставить под сомнение то, в чем сомневаться не приходилось.
        Моя душа все еще принадлежала Тени. Она рвалась к ней и плакала, но… мое тело… мое проклятое тело как будто жило какой-то другой, отдельной от души жизнью.
        - Я не понимаю… Ты передумал или…?
        - Нет!
        Отбрасывая прочь все сомнения, я потянулся к джинсам. Достал заготовленный заранее презерватив и рванул зубами упаковку. Кого я обманывал? На что пытался списать происходящее? На действие зелья бабы Капы тогда? На чертов порыв сейчас? Да хрен там! Я ведь готовился… Я ведь, мать его, мечтал о том, как снова окажусь в ней. С ней…
        Нетерпеливым движением, раскатал резину по стоящему колом члену и обернулся к Яське. Мы были так близко, что я чувствовал жар её тела. Меня потряхивало от нетерпения и странной злости. На себя… и на неё, хотя, ну, в чем она была виновата? В том, что я до безумия её хотел?
        - Джинсы сними.
        Яна перевела взгляд вниз. Она до сих пор оставалась полностью одетой снизу, и, кажется, ее позабавил этот момент.
        - Ты тоже стяни пониже. Неудобно будет…  - она не договорила и, закусив губу, принялась раздеваться. Чуть помедлив, я последовал ее примеру. Яна неуклюже высвободилась из штанин. Отбросила брюки в сторону и выжидающе на меня уставилась. Я не мог себя обманывать. Это я не хотел останавливаться, после первого раза. Это я добивался продолжения, выпрашивая ее внимания, как голодный пес - кость. Это я даже сейчас, понимая, как это неправильно, не мог от неё отказаться. Дерьмо… У меня действительно было много женщин. Но ни одна… ни одна из них не была угрозой для Тени. Может быть, поэтому я так легко впускал их в свою жизнь? Потому, что они в ней ничего не значили? А Яська… Яська как будто вытесняла Тень из моего сердца. А я всеми силами сопротивлялся.
        - На спину,  - скомандовал я.
        - Что, прости?
        - Ляг на спину…
        Вообще-то я хотел, чтобы сегодня Яська была сверху. Все же неудобно это - почти на голой земле, я беспокоился о ее комфорте. Но теперь… теперь все изменилось. Я хотел полного контроля. Абсолютного контроля над ней, раз уж я оказался не в силах контролировать ситуацию.
        Яна послушно легла на спину. Нерешительно помедлив, все же чуть развела ноги. Я обхватил руками ее бедра, заставляя её открыться сильней, втискиваясь между ними. И рыкнул, когда коснулся ее жара. Чертова резинка! Я хотел бы снова ощутить Яську, как в наш первый раз… кожа к коже. Я бы снова хотел…
        - Тебе нужно начать пить противозачаточные…
        - Я думала, женщины это делают, когда у них есть постоянный партнер,  - Яська впилась взглядом в мое лицо и бесстыже потерлась бедрами, чуть насаживаясь на меня и вновь выпуская.
        - Ты сомневаешься, что он у тебя есть?  - спросил я, прежде чем войти в нее до упора. Она не ответила. Простонала что-то невнятное, обхватила руками шею, прижалась лицом к груди. Я медленно вышел и снова толкнулся внутрь. Еще, и еще раз. Пока она, разозлившись, не сомкнула зубы у меня на плече.
        - Ну же!
        - Что?
        - Ты знаешь!
        Нет, все же она разозлилась! Даже стукнула меня кулаком, не догадываясь, как тяжело на самом деле мне самому дается такая медлительность. Не знаю, зачем я наказывал ею себя… и Яську. Одно было понятно точно - так не могло больше продолжаться. С хриплым стоном я подхватил руками Яськины ноги, несколько раз быстро толкнулся, но это все еще было не то… Она сама сообразила, чего же мне так не хватает. Закинула ноги на мои плечи, сложившись почти пополам, и замерла, вдыхая воздух со всхлипом. Я толкнулся один раз и… пропал. Окончательно, бесповоротно. Ничего уже не могло меня остановить. По стенкам палатки барабанил дождь. Ему вторили наши стоны и пошлые звуки секса. Я забылся, потерялся в лавине обрушившихся на меня ощущений. Я даже забыл о том, что женщине, чтобы кончить, нужно немного больше, чем эти рваные, может быть, даже болезненные толчки. Ни о какой дополнительной стимуляции речи не шло. Я просто забыл, как нужно. Растерял весь свой опыт, полученный не с ней и не здесь. Как будто вернулся в свой первый раз… И лишь когда она с тихим придушенным стоном кончила, с жадностью вокруг меня сжимаясь,
понял - ей и не надо было ничего сверх. Лишь я. Вот такой… настоящий.
        Собственное освобождение было таким мощным, что я на несколько секунд отключился. Меня привел в себя оглушительный раскат грома и Яськино тихое:
        - Ты как?
        Если бы я знал… Хотелось мне ответить. Если бы, мать его, я только знал. Вина сжирала меня и ставила перед выбором.
        - Готов повторить,  - прокряхтел я, отмахиваясь от этого чувства, как от назойливой мухи, и скатываясь на бок.
        Глава 17
        Мне нужно было выйти. Остыть, чтобы прийти в себя. Но дождь все лил, а потому я могла только мечтать об уединении. Хорошо хоть Данил заткнулся и лежал тихо, ничего не говоря и не спрашивая. Его дыхание было размеренным. Оно шевелило влажные волосы на затылке и разгоняло мурашек по моей коже. Можно было подумать, что Соловьев уснул, если бы не его твердые пальцы, поглаживающие меня по бедру.
        Взгляд невольно скользнул по небрежно сброшенным, завязанным на узлы презервативам. Он хорошо подготовился… И я не знала, как это расценивать. Означало ли это, что Данил считает меня доступной? И как вообще он мог с кем-то быть… вот так, если любил другую? А я… как?
        Резким движением сбросив его руку, я села на задницу и потянулась к сваленной как придется одежде.
        - Ты это куда?
        - Никуда. Просто оденусь. Прохладно как-то.
        - Серьезно? Пять минут назад здесь было жарко, как в аду.
        Я обернулась. Хлестнула взглядом по улыбающейся роже Соловьева. С губ рвались всякие глупости. И я с трудом удерживала себя от того, чтобы его послать. Даже сон куда-то делся, хотя после такого изматывающего секс-марафона я, наверное, должна была упасть замертво.
        - Эй… Ну, ты чего завелась?
        Я промолчала. Выдернула из-под его голой задницы свой топ и, стараясь не смотреть на все остальное, потому что, видит бог, там было на что смотреть, просунула руки в рукава. Между ног было влажно. В сумке у меня были влажные салфетки, но, черт его все дери, я не могла даже представить, как стану приводить себя в порядок в присутствии Соловьева. Поэтому я просто натянула трусики, которые тут же прилипли к коже. Фу…
        - Иди ко мне,  - повторил попытку Данил. Я шарахнулась в сторону. Он удивленно на меня уставился и замер с занесенной рукой. Черте что… Я вела себя как идиотка. Несколько минут назад я не имела ничего против его объятий. Всего несколько минут назад…
        - Ты удивительно активен, как для мужчины твоего возраста,  - фыркнула я, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.  - Тебе сколько? Сорок?
        - Сорок два.
        - Тем более.
        - Не помню, чтобы ты жаловалась на это несколькими минутами ранее…
        - Ой, да ладно!
        - … Напротив, кажется, тебя все более чем устраивало. Сколько раз ты кончила? Три? Четыре?
        Пять. И это были самые охренительные оргазмы в моей жизни. Не то, что я была готова это признать.
        Черт! Черт! Черт… Мне было так плохо, что хотелось плакать. И собственная неоправданная злость на Данила лишь еще сильнее выбивала меня из равновесия. Я не имела на нее права. Он не сделал ничего такого, но меня как будто несло…
        - Интересно, что на это сказала бы твоя любимая женщина.
        - А твой мужчина?  - не остался в долгу Данил.
        Наглухо застегнув все пуговицы, я оглянулась. Ответить мне было нечего, и я отвела глаза.
        - Черт,  - выругался Данил,  - я не хотел тебя обидеть.
        - Ты и не обидел. Что обижаться на правду? Какой смысл? Просто… мне показалась, что для тебя это так легко… Так естественно. Наверное, у мужчин и впрямь какая-то другая психология.
        - О, да брось! Я, конечно, не ангел, но и за твоего отца отвечать не готов.
        - Причем здесь он?  - взвилась я, хотя, конечно, не могла не понимать, к чему Данил клонит.
        - К тому! В твоей голове сейчас все смешалось. Ты обижена. На отца, на мужика, который тебя бросил…
        - Он не бросал меня!  - заорала я.
        - Тогда где он? Ау! Почему ты не с ним?
        Я закусила губу. Закусила потому, что она, мать её, стала дрожать. Как у ребенка, которого незаслуженно обидели. И бог свидетель, я тоже… тоже задавалась этим вопросом. Почему я не с ним? И как будто мстила Птаху за это… наказывала, занимаясь сексом с другим. Это позволяло мне чувствовать себя хоть немного лучше. Нужнее… Увереннее в себе.
        Ну, вот я, похоже, и нашла ответ на самый главный вопрос.
        На щеку что-то упало. Я провела удивленным взглядом по оранжевому боку палатки. Неужели она прохудилась? И лишь когда твердые пальцы Данила коснулись моей щеки, стирая влагу, поняла, что плачу.
        - Дерьмо…
        - Прости. Я не должен был этого говорить…  - шепнул он, прижимая меня к себе. Зарываясь носом в разбросанные по плечам волосы.
        - Я первая начала… Ты тоже прости. Глупо вышло.
        - Послушай, я не мастак в этих всех разговорах, но, может, нам стоит все обсудить? Я же вижу, как ты мучаешься… Но еще я вижу, что ты хочешь меня. Очень сильно, Ян… Я просто не могу сделать вид, что этого не замечаю.
        - Ну, спасибо…  - ухмыльнулась я. С губ сорвался смешок, внутри меня роилось столько самых разных эмоций, что я никак не могла с ними совладать. Я чувствовала себя сбитой с толку.
        - Будешь и дальше отрицать?  - как-то устало вздохнул Данил.
        - Нет, не буду. Мне… хорошо с тобой. Очень.
        Мне правда было хорошо. В его руках. Таких сильных и, я не сомневалась, надежных. Мне было так хорошо, что это было даже как-то противоестественно. Лишь один мужчина раньше дарил мне те же ощущения. Мужчина, который пропал из моей жизни, даже не попрощавшись. За что он так со мной?  - хотелось кричать. Но я лишь еще теснее стиснула пальцы на предплечьях Данила. Он был таким реальным, в то время как голос Птаха… Голос Птаха постепенно стирался из моей памяти. Я просыпалась в холодном поту среди ночи, оживляла в голове его интонации, прокручивала наши разговоры снова и снова, но с каждым убегающим в прошлое днем делать это становилось мне все сложней. Как будто теперь мы поменялись ролями. Как будто это он превратился в Тень… Призрачную, размытую временем…
        Я всхлипнула. Данил успокаивающе погладил меня по волосам.
        - Почему так?  - в отчаянии шепнула я.
        - Если бы я знал, малышка… Если бы я только знал.
        - Я не хочу хотеть тебя так сильно.
        Данил тихо рассмеялся.
        - Да… Я тоже. Это происходит непроизвольно.
        - И что же нам делать?
        - Жить. Нам нужно просто жить…
        Мы так еще долго стояли, покачиваясь в объятьях. Пока колени вконец не затекли. И дождь не прекратился. А потом выбрались из палатки и занялись каждый своими делами. Данил возился с камерами. То ходил туда-сюда, прикидывая что-то, то надолго замирал в одном месте. А я тенью следовала за ним. Стараясь не отвлекать, внимательно следила за его действиями. Пока не решила, что ему не помешал бы ассистент. В первый раз, когда я подала Соловьеву объектив, он удивленно на меня уставился внимательно всматриваясь в мое лицо, словно что-то для себя решая. А потом медленно кивнул и больше уже не удивлялся моей инициативе. Наоборот, всячески ее поощрял, отдавая мне короткие указания. Что сделать и как. Будучи интерном я провела бесчисленное количество часов, ассистируя. Мне была знакома и привычна эта работа. Пусть сейчас вместо скальпеля или зажима я подавала камеры и объективы. Конечно, работа шла бы быстрей, если бы я хоть что-то понимала в ремесле фотографии. Впрочем, к ночи мы и так отлично сработались.
        Только когда Данил начал сворачиваться, я поняла, как устала. Нечеловечески. Через край. Затекшие от долгого сидения на одном месте мышцы ныли. И мне, наверное, нужно было подумать об ужине, но я просто отключилась, откинувшись спиной на осиновый пень. Ненадолго пришла в себя, когда Данил подхватил меня на руки. Вяло пробормотала что-то протестующее, и даже попыталась встать на ноги. Но Соловьев лишь шикнул на меня, и я сдалась. Прижалась лицом к его шее. Уже колючей и пахнущей чем-то родным, и в тот же миг снова провалилась в сон.
        Утром я проснулась одна. Пошевелилась, не сразу сориентировавшись, где я. Потянулась, огляделась по сторонам, сонно моргая, и… замерла. Прямо возле моей головы лежал аккуратный букетик чабреца. Нежные бело-розовые соцветия издавали характерный аромат. Кто бы мог подумать, что Соловьев окажется таким романтиком? Тронутая до легкой тянущей в груди боли, я осторожно провела пальцами по древесным стеблям, погладила крохотные листочки… Опустила голову на спальник, поближе к цветам. Как мне этого не хватало, господи… Вот этих, возможно, для кого-то банальных вещей. Внимания… Как же сильно мне этого не хватало.
        И снова на мои глаза набежали слезы. Я зажмурилась, отгоняя их. В то же мгновение полы палатки разошлись.
        - Ну, и сколько ты будешь дрыхнуть? Я уже кофе сварил. Вот. Осторожно… Не обожгись.
        Я всхлипнула. Данил застыл с протянутой алюминиевой кружкой, полной ароматного черного кофе. Крепкого наверняка. Как его объятья, или внутренний стержень, который в Даниле был прочнее дамасской стали. В Соловьеве все было такое… Крепкое. Надежное. Основательное. Взять хотя бы его старомодную заботу о женщине, необходимости в которой современные мужчины по большей части не видели… Все это кричало, что передо мной тот самый… почти вымерший вид. Мы с подругами его называли «мужик настоящий».
        От нахлынувших вдруг эмоций внутри меня все вибрировало и дрожало… Горло перехватило, и я несколько раз сглотнула, чтобы хоть что-то сказать.
        - Доброе утро и… спасибо. За цветы.
        - Эй, ну, ты чего?
        - Да так… Что-то ты растрогал меня, Соловьев. Вот, уже потекла, как прохудившееся корыто.
        Я стряхнула со щек влагу и, запрокинув голову к куполу палатки, часто-часто заморгала. Данил осторожно отставил чашку и на коленях забрался внутрь. И снова мы замерли друг напротив друга в тесном, пронизанном оранжевым светом пространстве. Сюрреалистическая выходила картинка…
        - Я предпочитаю, чтобы текла по другой причине.
        Я отшатнулась и недоверчиво уставилась на Соловьева. Сердце подпрыгнуло и застучало в горле.
        - Ты ужасный пошляк,  - хохотнула я, скрывая за смехом скручивающее узлом желание.
        - Да нет. Я просто предпочитаю называть вещи своими именами.
        И без того сырой воздух сгустился до состояния клейстера. Я им не дышала, кажется. Пила… Захлебывалась и давилась.
        - Пей кофе и выходи завтракать. Свет сейчас хороший. А я даже как-то привык к твоей помощи.
        Серьезно? Завтракать? А ведь я уже было решила, что моим завтраком станет он. Я сдалась своим желаниям в плен, следуя по пути наименьшего сопротивления. Думала, что и Данил не сможет себе отказать. Но, как видно, он гораздо лучше себя контролировал.
        - Ясь…
        - Ммм?
        Было что-то удивительно трогательное в том, как он произносил мое имя.
        - Я тоже тебя хочу. Просто… черт,  - Данил зарылся рукой в волосы и прикусил изнутри щеку.  - Я просто не могу выбиться из графика.
        Что-что, а это мне было понятно. Я медленно кивнула и потянулась за кружкой. Весь день мы провели в лесу, фотографируя орланов.
        - Есть что-нибудь стоящее?  - спросила я, когда уже вечером Данил взялся просматривать отснятый за день материал.
        - Для журнала - пойдет. Но ни одного по-настоящему ценного кадра.
        - Выжидая его, ты можешь провести здесь всю жизнь,  - ухмыльнулась я и вернулась к чистке сковородки. Данил покосился на меня через разделяющие нас языки пламени.
        - Я сегодня уже думал об этом.
        - И что?
        - А то, что с каждой секундой эта мысль мне все больше нравится.
        - Да ладно. Ты здесь быстро заскучаешь. Это летом еще ничего, а когда приходит зима…
        - И что же тогда?
        - Тогда все становится однообразно. Жизнь застилает белым. Из нее исчезают краски. Все монотонно и рутинно до зубовного скрежета.
        - Поэтому ты хочешь уехать?
        - Я уже не знаю, хочу ли… На самом деле штиль гораздо лучше любого шторма. По крайней мере, для меня.
        - Я понимаю, о чем ты.
        - Правда?
        - Да. После плена я на многие вещи стал смотреть по-другому. Опасность больше не манит меня так, как раньше. Я спрыгнул с адреналиновой иглы. Понял, как много времени потерял на всякие глупости, вместо того чтобы…  - Данил не договорил и снова уставился на экран планшета.
        - Если бы ты мог изменить прошлое… Ты бы воспользовался этим шансом?
        Данил вскинул взгляд. Языки пламени танцевали на его блестящем, покрывшемся испариной, лице. Золотили выгоревшие до цвета спелой пшеницы волосы.
        - Я не знаю,  - пробормотал он.  - Еще пару дней я бы сказал: конечно. Но теперь я не знаю…
        Это и близко не стало моей победой. Да я и не стремилась к ней. Но мне было до дрожи в руках приятно то, что он не отмел, как несущественное, то, что между нами происходило.
        Не знаю, почему это было так важно.
        Глава 18
        Остаток вечера её вопрос звенел в моей голове. Я прокручивал его снова и снова. Мысли кипели. Их не смог охладить и мой заплыв в ледяной даже сейчас воде озера. Кожу покалывало от холода, мышцы сводило, и перехватывало дыхание, но я упорно плыл вперед, вспарывая руками неспокойную озерную гладь.
        Хорошо, что Яська отказалась составить мне компанию. Она и меня взялась уговаривать не лезть в воду, а, последовав ее примеру, обмыться под теплым импровизированным душем, который Яна смастерила, проделав дырочки в пластиковой десятилитровой бадейке. Я не мог не признать гениальность инженерного решения этой конструкции, с моей помощью подвешенной на сук. Но, во-первых, десяти подогретых на костре литров воды нам двоим бы не хватило, а во-вторых… да, мне нужно было остыть.
        Я вышел из воды, стуча зубами от холода.
        - Сумасшедший!  - ругалась Яна, протягивая мне полотенце.  - Дурак!
        Ну, спорить я не стал. Какой умный полезет в воду, которая даже в самые жаркие дни не прогревалась больше шестнадцати градусов?
        - Здесь поблизости есть место, из которого можно было бы позвонить?
        Растирающие меня Яськины руки замерли. Она отстранилась и, не сводя с меня внимательного взгляда, кивнула.
        - Ехать минут сорок. Ничего?
        - А до дома часа два с половиной?
        - Дорога просохла. Теперь доедем быстрей.
        Я растер подбородок и потянулся к свежему белью, приготовленному заранее.
        - Выходит, мы могли бы каждый день возвращаться?
        - Вообще-то предполагалось, что мы поедем на дальние рубежи!
        - Да… Я помню. Но мы ведь остановились здесь.
        - Если хочешь - можем и возвращаться. Оплачивай только горючку,  - Яна отвернулась и пнула ногой корягу.
        - Ты злишься?
        - Злюсь? Нет… Скорее боюсь возвращаться назад,  - Яська хохотнула и зябко поежилась. Я обхватил ее плечи рукой и притянул к себе.
        - Рано или поздно тебе придется посмотреть в глаза своим проблемам. Вечно убегать от них ты не сможешь.
        Яна промолчала и закинула руку мне на спину.
        - Я даже не разговаривала с отцом… Так, спросила у матери, как он, и отключилась. Не представляю, что с ней будет, когда она обо всем узнает. Что будет со всеми нами.
        - У тебя появился брат. Это не так уж плохо.
        - Если бы не все остальное,  - вздохнула Яська. Переступила с ноги на ногу и вдруг поинтересовалась: - Так, как мы все же поступим? Поедем к насыпи позвонить, или домой? Пока соберемся - часа два уйдет точно.
        - Нет. Собираться не будем. Завтра еще поснимаем, а к вечеру отчалим,  - отмахнулся я и тут же сосредоточился на главном: - Слушай, а что это за насыпь такая?
        - Да здесь когда-то давно собирались железнодорожную ветку прокладывать, вот и соорудили. Длинную… несколько километров. Да и на том закончили. А что?
        - Нет, ничего…
        Я покачал головой и отвернулся. Даже с Яськой я не мог обсуждать Тень. Это было слишком мое… слишком сокровенное. Мне не хотелось делиться воспоминаниями, которые с каждым днем блекли.
        Дерьмо. Нужно что-то решать! Поговорить с Кирычем. Заставить его раздобыть мой прежний номер. Почему-то мне казалось, что, как только я услышу Тень… все сразу встанет на свои места. Как только я её услышу.
        - Эй! Мне больно…
        Я разжал руки на талии Яськи и отступил на шаг.
        - Извини. Задумался.
        - Ничего… Неспокойно как-то.
        - Поздно уже. Пойдем спать.
        Мне показалось, что Яне хочется мне возразить. Но она промолчала и послушно пошла к палатке.
        - Разденься здесь. Там неудобно.
        - Так и скажи, что ты просто хочешь за этим понаблюдать.
        Я улыбнулся. Она нравилась мне такой. Фыркающей и колючей, как еж.
        - И это тоже,  - развел я руками и первым потянулся к ремню. Мы не гасили на ночь костер, опасаясь хищников. И в его свете Яська казалась сказочной, нереальной… Ее тело было идеальным. Золотистая, будто покрытая волшебной пыльцой кожа, шикарные волосы, спадающие на грудь… В их тяжелых прядях запутался ветер. Они ласкали бедра Яськи, царапали, заставляя сжиматься соски. Я с жадностью наблюдал за этой картиной. Пространство вокруг нас все сильней накалялось. Я чувствовал себя хищником, затаившимся перед прыжком. Видимо, и она почувствовала что-то такое. Дыхание Яськи в один момент оборвалось. Она звонко взвизгнула, крутанулась на пятках и неуклюже ползком забралась в палатку. Как будто та могла претендовать на звание надежного укрытия. Ха!
        Я кинулся следом. Поймал беглянку за щиколотку и потянул на себя. Ее упругая попка прижалась к моему паху, спина впечаталась в грудь, а руки вцепились в бедра. Яська выпустила коготки и замерла, с шумом гоняя воздух. Вдох… выдох. Мои ладони скользнули вверх. Взвесили в чашах рук её упругую грудь. Идеальную, словно для меня созданную троечку. Сжал соски, оттянул. А когда с Яськиных губ сорвались первые нетерпеливые звуки, толкнул ее вниз, прижал грудью к полу, чуть замешкался, натягивая резинку, и, наконец, с силой, как давно хотелось, в нее толкнулся. Приподнял повыше, подстраивая под свой высокий рост, и сорвался на бешеный темп.
        Никому из нас в тот день не нужны были прелюдии. Слишком многое внутри закипало и требовало выхода. Было так просто все испортить, медля.
        Я уснул, едва скатившись с её спины, на которую упал, когда кончил. А проснулся, как от толчка, будто кто-то рубильник выключил. Яны, которая еще недавно сопела у меня под боком, не было. А я не почувствовал даже, когда она с меня скатилась - Яська была невесомой и подвижной, как тень. Я перевернулся и потянулся к мобильнику, который лежал в углу палатки, заряжаясь. Толку от него практически не было, в темноте я мог использовать его разве что как часы. Дело шло к утру, но было преступно рано. Четвертый час всего. Я не планировал такого раннего подъема. Где же её носит?
        Подсвечивая себе фонариком, я выбрался из палатки. Было свежо, и я поспешил одеться. Меньше всего мне хотелось, чтобы Яська и дальше подтрунивала над моим членом, который от холода мог… Ну, вы в курсе.
        - Ян? Ты где бродишь?
        В ответ - тишина. Я обошел окрестности, позвал Яську еще несколько раз, но она не отозвалась.
        - Если ты решила надо мной пошутить - это неудачная шутка,  - прокричал я, но мои угрозы, как и оклики, не возымели действия. Тишину нарушал лишь размеренный плеск воды и несколько зловещие звуки неспящего леса.
        Ну, и что мне прикажете делать? Я бестолково прошелся по берегу. Мазнул тонким лучом по чернильной глади озера. С тревогой покосился на дисплей телефона, понимая, что прошло уже не меньше четверти часа, а Яны все нет.
        Наконец, я услышал какой-то звук. Прислушался и, осторожно ступая, пошел навстречу.
        - Где ты, мать его, бродишь?  - рыкнул я, когда Астафьева показалась на тропинке.
        - Извини. Думала, ты спишь…
        Я нахмурился. Отступил на шаг и направил луч света прямо Яське в лицо.
        - Эй, какого…
        - Что случилось?  - прервал её возмущение я.
        - Ничего… Наверное.
        - Ты бледная, как смерть!
        - Послушай, мне нужно уехать. Прямо сейчас…
        - Что за спешка?
        - Та женщина… Мать Пашки… Она внезапно умерла. Ей еще давали время, но она умерла…
        Я понимающе кивнул, зарылся руками в волосы, обдумывая ситуацию. Яська же осмотрелась по сторонам, забралась в палатку, где помимо всего прочего лежал ее рюкзак, и принялась в нем рыться. Ну, и правильно. Что медлить? Пока она возилась с вещами, я собирал оборудование.
        - Что ты делаешь?
        - Собираюсь. Костер в последний момент затушим, да?
        - Постой,  - затрясла головой Яська,  - тебе совершенно не нужно вот так срываться. Оставайся. Делай то, что запланировал, а я приеду за тобой… В котором часу?  - вскинула бровь она.
        - Ты издеваешься? Думаешь, я позволю тебе сесть за руль вот в таком состоянии? Или оставлю с проблемами один на один?
        - Ты не обязан мне помогать, Данил. Мы несколько раз переспали. И это еще не говорит о том, что ты обязан взвалить на себя все мои проблемы.
        - Переспали? Вот что для тебя это все значит…  - Я резко затянул мешок с вещами и отвернулся. Я был страшно разочарован. И этому не было объяснения, учитывая то, что, говоря откровенно, все было именно так, как Астафьева и говорила. Мы просто спали вместе. Ничего друг другу не обещая. Заглушая этим дерьмом гудящую пустоту в сердце. Вытравливая её изнутри…
        - Знаешь что? Для человека, который привык называть вещи своими именами, ты удивительно скромен в высказываниях. То, что между нами с тобой, Соловьев, происходит, называется одним емким словом. Секс!
        - Секс…  - как дурак, повторил я, выдергивая колышки, удерживающие палатку.
        - Вот именно. Когда люди трахаются без всяких перспектив и планов на будущее, это так и называется. И не надо мне тут вздыхать, словно я тебя задела в лучших чувствах! Ты и сам знаешь, что я права.
        Я свернул палатку, сунул ее в мешок, но скользкий нейлон не поддавался, а колышки норовили выпасть. Ладно, Яська права. Ну, не любовь же у нас и вправду… Так какого хрена? Я молча взвалил на себя первую партию груза и пошел по едва заметной в темноте тропинке.
        Правда в том, что с Яськой мне было комфортно не только в постели. Оказалось, что с ней интересно. Мне нравилось, как она рассказывала небылицы из своей жизни на озере, нравилось, как смеялась, нравился ее острый, скорый на расправу язык - очевидно, наследство от бабы Капы. Нравилось молчать с ней и нравилось работать. У меня и до этого, конечно, были помощники… Но никто из них не ощущался рядом настолько комфортно. Она тенью скользила за мной и как будто предугадывала любое мое желание. Абсолютно не разбираясь в технике, она подавала мне именно то, что и было нужно. Протягивала руку за ставшим ненужным объективом за секунду до того, как я решал его отложить, и подавала мне флягу с водой ровно в тот миг, когда я сам хотел к ней потянуться. Я много думал об этом и никак не мог найти объяснения происходящему. То, как она меня чувствовала, было очень и очень странно.
        - Как ты узнала, что случилась беда?  - спросил я, когда мы, уложив вещи, запрыгнули в УАЗик.
        - Не знаю. Просто… почувствовала, что что-то случилось.
        - И связалась с домом?
        Яна молча кивнула. Я переключил скорости, чуть убыстряясь на укатанной грунтовке.
        - Пашка позвонил бабе Капе. Парнишка совсем растерялся. У него никого не осталось из родственников, а возраст еще не позволяет жить одному. Понимаешь… он испугался, что его заберут в детский дом.
        - А что баба Капа?
        - А ничего. Позвонила отцу.
        - Представляю, в каком он шоке.
        - Да уж. Он-то уже, наверное, думал, что измена сойдет ему с рук.  - Яна растерла глаза и, высунув локоть в открытое нараспашку окно, кистью подперла голову.  - Не представляю, как мама это переживет. Просто не представляю.
        - Они справятся.
        - Я не знаю… Она многим пожертвовала, чтобы быть с отцом. Карьерой… Перспективами…
        - И была счастлива, насколько я понимаю.
        - Да… Наверное. До этих пор была.
        Яська замолчала, и всю дорогу мы ехали молча. Лишь иногда она говорила мне, где притормозить, потому что опасно, а где свернуть, чтобы срезать.
        Дом Астафьевых встречал нас тишиной. Я, наверное, должен был пойти прямиков в свой флигель. Увидеть дочку, которую три дня не видел, но Яська выглядела такой растерянной, что я пошел вслед за ней. Нас никто не вышел встречать. Наверное, все спали. Осознав это, Яна, кажется, даже вздохнула свободней. Нервным жестом вытерла взмокшие руки.
        - Пойдем, что ли, кофе выпьем,  - шепнула она, кивком головы зазывая меня в кухню. Стараясь не шуметь, мы прошли через коридор и уже у самой лестницы, ведущей на второй этаж, заметили примостившийся в углу чемодан. Небольшой, оттого в глаза не бросающийся. И почти тут же распахнулась дверь, ведущая в кухню.
        - Мама?
        - Яська? Привет!
        - А ты куда собралась?  - подозрительно сощурилась Яна, глядя то на мать, то на чемодан.
        - Не знаю…  - развела руками женщина. Устало растерла виски и еще раз повторила: - Не знаю. Может быть, ты меня приютишь, пока я соображу, что дальше делать? А, Ясь?
        Глава 19
        Дождь лил, не переставая, уже неделю. Работать в таких условиях было совершенно невозможно. Но я все равно пытался использовать любую возможность поснимать, ведь у меня было задание, которое нельзя было провалить. Ну, может быть, и можно… в конце концов, не я заказывал погоду. Если бы только не одна моя заморочка. Дело в том, что я просто не умел подводить людей. Эта функция напрочь отсутствовала в моем организме. И меня это полностью устраивало.
        Порыв ветра налетел, сбивая с листьев клена холодные капли дождя и отправляя мне их прямо за воротник. Я поежился и опустил камеру. С утра мне удалось снять несколько отличных кадров, и, наверное, можно было позволить себе расслабиться. Тем более что выше в горах опять гремело. Сложив в чехол свой Nikon и собрав штатив, я отключил авиарежим в телефоне. Я выбирал его каждый раз, когда работал, чтобы не разряжать батарею бесконечным поиском сети. Взвалив на плечо аппаратуру, я начал спуск к УАЗику Валентина Петровича, который оставил чуть ниже по склону. Уже который день Яськин отец рвался сопровождать меня в моих походах, но до этих пор мне удавалось отлынивать от его услуг. Ни на какие дальние рубежи, где мне мог бы понадобиться проводник, не было смысла ехать из-за погоды, а на ближних… на ближних мне хватало и Яськи.
        Да ладно! Кого я обманываю? Только её я и хотел видеть рядом.
        К счастью, пока Валентин Петрович приходил в себя после ранения, у нас с Яной имелся отличный повод держаться вместе. Но с каждым днем её отцу становилось все лучше. Я старался не думать о том, что будет, когда тот поправится полностью. В моей голове вообще творился сущий бардак. Я как будто ходил по минному полю. Об этом лучше не думать… это лучше не вспоминать… Понимал, что так не может продолжаться и дальше, что нужно что-то решать, но все равно медлил, оттягивал необходимость делать выбор. И был просто счастлив в то холодное дождливое лето. Счастлив от того, что рядом со мной находилась женщина, которую еще недавно я всей душой ненавидел.
        Телефон зазвонил, когда из-за макушек кедров уже показалась крыша дома Астафьевых. Переложив сумки в одну руку, вторую я сунул в карман. Сердце замедлило бег, размеренно ударяя о ребра. И от этого ныло в груди, которую я растер, прежде чем посмотреть на дисплей. Я был как та чертова собака Павлова… Стоило услышать сигнал телефона, и все! У меня начиналась тахикардия, а рот наполнялся слюной.
        Будь оно все проклято.
        - Да, Кирыч, привет. Какие новости?
        - Отличные! Если ты решил меня опять доставать по поводу своего номера…
        - Номера? Хм…  - нетерпеливо перебил я Кира.  - Вообще-то нет. На этот раз нет.
        - Ну надо же…
        - Слушай, пока не забыл… У меня тут намечается неплохой материал для репортажа.
        - Черт, Данил, ты ж поехал снимать чертовых птичек!
        - Их я тоже снимаю. Насколько это возможно при такой погоде. Долбанный дождь смешал мне все карты.
        - Вот и снимай, дорогой ты мой человек. Какие репортажи, а? Ну, какие репортажи? Ты давно из дерьма вылез, а, птица моя голосистая? Отдохни, подыши воздухом…
        - Здешний губернатор валит лес,  - в лоб сказал я,  - счет пошел на миллиарды. Я нарыл кое-какие документы, подтверждающие…
        - Стой! Там же заповедник кругом!
        - А я о чем? Раскручу ниточку - полетят головы. Съемку беру на себя. Здесь натуры хватает. Подключим экологов, местного егеря, которому угрожают…
        - Стоп-стоп-стоп… Вижу, ты действительно решил влезть в это дерьмо?
        - Почему нет? Мне здесь минимум месяц тереться. Может выйти стоящий материал. Тема - бомба. Да и ты в курсе, я никогда не упускал возможности вывести на чистую воду этих ребят.
        - Ну, ты как не в говно, так в партию!  - буркнул Кир, но я-то понимал, что он уже вскинулся, учуяв очередную сенсацию.
        - За это ты меня и любишь.
        - Ты уж слишком нос не задирай.
        - Я пришлю тебе материал, который уже отснял. Свой стенд-ап, фрагменты интервью… Еще предстоит много работы, но ниточка раскручивается довольно быстро. Даже не знаю, почему я первый, кого заинтересовала эта тема…
        - Местные репортеры, скорее всего, прикормленные, а столичным до регионов дела нет.
        - Не рано ли они начали кушать с рук?
        - Ну, кое-кто за это время успел леса пару ярдов вывезти, а ты говоришь,  - заржал Кирыч.
        - И то так,  - согласился я, приготовившись отбить звонок, но громкий окрик Кирилла, заставил снова прижать трубку к уху.
        - Я же совсем забыл!
        - Что там?
        - Твой номер. Я восстановил его.
        - Что?
        Ноги вмиг ослабели. Я осторожно опустил сумки на отсыревший настил крыльца и сам упал рядом.
        - Говорю, восстановил твой номер. Будешь должен мне по гроб жизни! Ну, что молчишь? Сказал бы, как ты несказанно счастлив.
        Я бы сказал… Я бы непременно сказал, если бы мое горло не перехватил болезненный мучительный спазм.
        - Спасибо,  - просипел я, заставляя связки подчиниться, сглатывая боль и скопившуюся в глотке соль.
        - Вышлю тебе DHL-ем. Адрес только скинь. Не забудь.
        - Не забуду.
        - Надеюсь, она позвонит…
        Я не дал Киру договорить. Отбил вызов и зачарованно уставился на телефон.
        - Что мне делать?  - спросил у тишины.  - Что мне, мать его, делать?
        Теперь этот вопрос игнорировать не получится. Если Тень мне позвонит… если только она позвонит - я буду вынужден ей ответить. Да что там… Какой вынужден, господи? Разве я не буду самым счастливым сукиным сыном на планете, если только она позвонит…
        - Пап, а ты чего здесь сидишь?
        Я поднял взгляд на Светку, которая стояла у большого дома в компании Пашки. Эти двое нашли общий язык. Чего не скажешь о парнишке и Валентине Петровиче. Тот, кажется, с трудом выносил присутствие сына. И знаете, я его понимал. В свое время я поступил точно так же. Нет, у меня не было внебрачных детей. Просто однажды и я переложил вину за все свои беды с больной головы на здоровую. Сейчас Валентин Петрович делал то же самое. Он переживал уход Елены Васильевны. Но винил в нем не себя, что было бы довольно логично, а ни в чем не виновного пацана… Свою плоть и кровь, пусть и не от той женщины.
        - Да так, Свет. Устал что-то.
        - Ну, ладно… А я хотела предупредить, что мы с Пашей поедем в К**.
        Я нахмурился, будучи совершенно не в восторге от этой идеи, но не смея тут же ее отмести. В последние дни нам со Светкой удалось общаться нормально, и я очень дорожил этим шатким миром. Во многом его установлению поспособствовало появление Паши. Дочь больше не рвалась в город, у нее появился другой интерес. Симпатичный парень оказался достойным поводом, чтобы остаться в глуши и не выносить мне мозг…
        - Не знаю, Свет, не думаю, что это хорошая идея.
        - Это еще почему?
        - Потому что далеко, а вы на мопеде!
        - Данил Валерьевич, я очень осторожен за рулем, правда, и вот… даже шлемы есть,  - вмешался в разговор Пашка, взмахнув зажатым в руке шлемом у меня перед носом.
        - Я не знаю, поздно уже…
        - Да мы недолго. Час туда, час назад… ну, и там, поедим пиццы. Всего-то!  - ныла Светка.
        - Тебя самого-то отпустили?  - спросил я у Пашки, проигнорировав дочь. А тот растерянно моргнул и так уставился на меня… ну, как на идиота. Хм… ладно, здесь я, пожалуй, и правда ступил. До парня никому не было дела.
        - Ну, так мы поедем, па?
        - Паш, ты только предупреди отца. Или бабу Капу.
        Пашка хмыкнул, но кивнул, вроде как соглашаясь.
        - Будьте осторожны там, окей? Деньги…
        - Деньги у меня есть,  - не дал мне и слова вставить Пашка.
        Я кивнул и, снова подхватив сумки с порога, двинулся в дом. Время шло к ужину, но я не торопился покидать свой флигель. В последнее время за столом в большом доме царила гнетущая обстановка. Без Елены Васильевны все было не так. Скопившееся в доме напряжение, казалось, можно было резать тупым ножом. Я каждый раз чувствовал себя не в своей тарелке.
        В дверь постучали, когда я, приняв душ, валялся на диване, просматривая отснятый за день материал. На пороге топтался Валентин Петрович.
        - У меня разговор к тебе…
        - Что-то случилось?
        - Николаич сказал, что ты его пытал давеча… На предмет подозреваемых, и все такое…
        - Было дело.
        - А еще тебя мои помощники видели. На пепелище…
        - Угу,  - снова согласился я.  - А разговор-то о чем?
        - Скажи-ка мне, ты этой темой из праздного любопытства интересуешься, или у тебя какие размышления есть?
        - Да как сказать? Нехорошие дела у вас тут творятся… Репортаж может неплохой выйти… При желании.
        - Тебя-то мне и не хватало!  - Валентин Петрович упал на стул и ударил себя по ляжкам ладонями. Это была первая живая эмоция, которую я у него наблюдал за все те дни, что прошли с момента ухода его жены.  - Здешние все под губернатором. Кого запугали, кого купили. Ни единого честного журналюги!
        - А вы, что же, к ним обращались?
        - Ну, сам понимаешь, как это делается… Удочку закидывал.
        - Как я понимаю, неудачно?
        - Верно понимаешь. Одно мудачье кругом.
        - Помнится, вы и обо мне были невысокого мнения.
        - Ну, тут я, как отец, право имею,  - свел брови Астафьев,  - у тебя у самого девка растет. Понимать должен.
        - Да я и без упрека. И не такое заслужил,  - был вынужден признать я. Валентин Петрович поднял на меня взгляд красных, воспаленных от недосыпа глаз, пристально меня изучая, и, чуть погодя, кивнул.
        - Уважаю за то, что не стал отбрехиваться.
        Пришла моя очередь кивать головой. Ну, а что тут скажешь?
        - От меня что-то нужно будет?  - резко сменил тему мой гость.
        - Краткое изложение текущих событий. Чтобы ничего не упустить… Но я не гарантирую быстрого результата. Доказательства нужно собрать, изучить, как там у них все по бумагам проходит… Они должны быть в публичном доступе, с этим не будет проблем.
        - Да-да, я понимаю… Ну,  - Валентин Петрович встал,  - тогда я на тебя рассчитываю. А ты можешь рассчитывать на меня. В этом вопросе так точно,  - уточнил, буравя меня взглядом темных неспокойных глаз.
        - А что, есть такие, в которых я на вас рассчитывать не могу?
        - А как же? Во всем, что касается Яськи. Я ж еще не ослеп. Сразу увидел твой интерес. Хорошо, что ты на другую бабу переключился, не то бы я тебе…  - вверх взметнулись тяжелые кулаки. Я закусил щеку, раздумывая о том, с чего вдруг Астафьев сделал такие выводы.
        - Бабу?
        - Ну, не к мужику же ты бегаешь каждую ночь,  - фыркнул Валентин Петрович и тут же добавил: - Надеюсь…
        Ну, вот и получай, Соловьев! Единица за конспирацию! Облажался ты, выходит, по всем фронтам. И это хорошо еще, что Астафьев не докумекал, к кому ты бегаешь! Не то бы… ноги тебе повыдергивали - в лучшем случае. А в худшем - оторвал чего поважней.
        Невольно я сравнил наши с Валентином Петровичем габариты. За прошедшее время он потерял в массе, а я, напротив, потяжелел. Нет, жиром я не оброс, а вот мышечная масса начала возвращаться - сбалансированная еда и физические нагрузки дали о себе знать. Впрочем, вряд ли я и сейчас смог бы тягаться с Яськиным батей.
        - Хм,  - только и сказал я. Валентин Петрович переступил с ноги на ногу. Пнул задравшийся край домотканой дорожки и сунул руки в карманы. Он явно не спешил уходить, а я не догонял, почему же он медлит.
        - Ты ж понимаешь, куда лезешь?
        - В полной мере. Мне не впервой.
        - Все равно будь осторожней. Один никуда не ходи. Через неделю погода устаканится. На дальние рубежи будем вместе ходить. Яську я с тобой не отпущу.
        Чего-чего, а этого бы мне не хотелось. Может быть, у нас с ней и так не осталось времени… Заглушая поднимающийся изнутри протест, я медленно кивнул и растер рукою затылок.
        - Вот и славно. Ну, наверное, уже пора ужинать? Мать, небось, накрыла давно, только нас ждет… Поедим, выпьем по пять капель и все обсудим.
        - Это с радостью, но пить не буду. Да и вам, если честно, лучше воздержаться. Вдруг, что…
        - Ну, вот бери и воздерживайся. А я… я выпью. Хуже уже не будет. Без Ленки… куда уж хуже?  - Валентин Петрович растер широкой ладонью грудь и еще сильнее нахмурился.
        Глава 20
        В какой момент моя жизнь пошла псу под хвост? Глядя на хозяйничающую в моей кухне мать, я все чаще задавалась этим вопросом. Нет, вообще-то у нас с ней были прекрасные отношения. Но её присутствие в моем доме, в моей кухне было таким… неправильным.
        - Ясь, у тебя часом хрен не растет, а? Мне бы пару корешков в аджику добавить…
        - Ты вчера перекрутила два ведра помидоров. Куда еще аджики? Зачем мне столько?
        Мама отложила нож, провела по волосам и растерянно на меня взглянула. Черт… Похоже, я перегнула палку. Хотя все дни до этого я вокруг неё едва ли не на цыпочках ходила. Надеялась, что она со временем вернется к себе, прежней. Но время шло, а ничего не менялось. И меня это стало не на шутку тревожить. Мать как будто закрылась ото всех, спряталась в своей раковине. Отгородилась от проблем, которые нужно было решать.
        - Ну, я не знаю… Аджики тебе не надо, варенья тоже… Может, ты чего-нибудь другого хочешь?  - спросила мама с надеждой. Я стиснула зубы и решительно качнула головой:
        - Хочу! Очень… Поговори с папой, мам… Дай ему хотя бы объясниться.
        - Ох, я забыла… тебе звонили!
        - Мама!  - рявкнула я.  - Пожалуйста, если не хочешь с отцом… то хотя бы со мной поговори, а? Так же нельзя! Нельзя делать вид, что ничего не случилось! Ну, не могу я… когда ты вот так…
        - Я записала… кажется, это из какого-то магазина…  - будто меня не слыша, тарахтела та.
        - Отец извелся весь. Пьет! А ему сейчас пить нельзя… Нельзя, понимаешь? Ну, почему ты не хочешь со мной поговорить?  - в отчаянии я топнула ногой и случайно ударилась мизинцем о ножку стула.
        - Потому что знаю, что ты встанешь на его сторону! Уже встала!
        - Я?! Не было такого и близко!
        - Как же? Да ты и сейчас: отец то, отец сё! Извелся, пьет! А я?! Кто-нибудь спросил, каково мне?!
        Мама обхватила себя ладонями и некрасиво горько заплакала. Я бросилась к ней. Обняла. Прижала к груди, в которой болело.
        - Не защищаю я его! Просто… не знаю, как объяснить! Ну, вы же вместе… всегда, вы единое целое, а тут…
        - А тут…  - всхлипнула мать.  - Вот за что он так со мной, а?
        - Я не знаю, мама… На отца это совсем не похоже.
        - Не похоже… Да… Я тоже думала, что не похоже… И ты посмотри только, как ошибалась!
        - Наверное, это нормально - ошибаться. И папа… Что, если он тоже ошибся? Просто ошибся, мам?
        - Ошибся?  - ревела мать.  - Нет, как можно? Я же его… я же для него… Я все, Ясь, я до конца… Думаешь, я не хотела ему сына родить? Еще как хотела! Но ведь он сам запретил! Запретил…
        - У тебя было три выкидыша,  - напомнила я матери, укачивая ее в руках.  - Папа просто заботился о тебе… И так сильно переживал, ты бы знала. Помню, как тебя забрали в больницу, когда мне было тринадцать… Я долго не могла уснуть, вышла во двор, а там отец плачет… Взахлеб, понимаешь?
        Мама кивнула и зарыдала еще горше. Впрочем, я и сама едва держалась. Слезы матери как будто кожу с меня сдирали. И зря она думала, что я стану защищать папку. Прямо сейчас мне хотелось здорово его отходить. Так, чтобы мозги встали на место… И чтобы потом на место встала вся наша жизнь. Вот только ничего уже не будет, как прежде. Пашка - живое напоминание об отцовском предательстве. Мать не сможет его принять, а отец… вряд ли сможет бросить.
        - Как он мог, Яська? Я все время спрашиваю себя, как он мог? Я ведь на других смотрела и думала, что со мной никогда такого не случится… И вот… Не случилось. На улицу не выйти, чтобы не нарваться на сочувствующий взгляд!
        - А ты у него спроси, мам. И как он мог, и что теперь… Он - мужик? Вот и пусть скажет!
        - Он даже извиниться не пришел.
        - Приходил. Только ты делала вид, что его не замечаешь.
        Мать вспыхнула, вытерла фартуком слезы.
        - Сказал бы хоть что-то… А то стоит. Рожи виноватые корчит… Или нет, пусть лучше молчит! Так я еще могу обманываться, что сумею его простить.
        - Мама,  - прошептала я, чувствуя, как от страха за родителей на голове шевелятся волосы,  - ну, что ты такое говоришь? Простишь… конечно, простишь! А он… он все сделает, чтобы ты никогда об этом не пожалела, слышишь? Мамуль…
        На последнем слове я всхлипнула и осеклась. Сердце колотилось в груди, отдавая в сжавшееся горло и под подбородок. Мне было физически плохо от того, что происходило. Мне было физически плохо…
        - Не могу… Сейчас не могу, ни видеть его, ни слышать.
        Мама высвободилась из моих объятий и медленно, шаркая ногами, как вековая старуха, поковыляла к себе. Чтобы не застонать от отчаяния в голос, я закусила пальцы. Прислонилась к прохладной стене и скользнула растерянным взглядом по своей когда-то стерильной кухне. О прежнем порядке теперь мне можно было только мечтать. На столе вперемешку лежали румяные помидоры, перец и зелень… Из носика электромясорубки в большую миску с глухим звуком стекали капли томата. Ляп-ляп. В огромной кастрюле шипела вода, и позвякивали стерилизующиеся в ней банки. В воздухе пахло чесноком и маринадом - так привычно и по-домашнему, что от этого еще сильнее хотелось плакать, ведь я знала, что все привычное и понятное осталось в далеком прошлом. Крышка на кастрюле подпрыгнула, выпуская облачко пара. Резкий звук вывел меня из транса. Я сделала вдох и закашлялась - пар будто обжег меня изнутри. Тяжело дыша, подошла к плите, выключила конфорку и, чтобы хоть чем-то себя занять, принялась возиться с аджикой. До прихода Данила оставалось полным-полно времени. Если он, конечно, придет… Как приходил каждую ночь до этого. Наши
встречи тайком были такими странными. Как будто мы не взрослые люди, которые могут делать все, что им заблагорассудится, а глупые несмышленые дети. Ладно… Что теперь? Так уж повелось и полностью нас устраивало. Ни я, ни Данил не были готовы к тому, чтобы о нашей связи узнали. Может быть потому, что эта самая связь была настолько хрупкой и уязвимой, что её мог разрушить малейший сквозняк.
        - Я ведь так и не договорила,  - раздался ломкий, будто надтреснутый, голос за спиной. Я обернулась. В сумерках, что в лесу сгущались намного быстрей, фигура матери в дверях казалась такой беззащитной и хрупкой, что, казалось, дунь ветер - и она растает растворится, как будто мираж. Стряхнув со лба пот, я преодолела разделяющее нас расстояние и щелкнула выключателем, находящимся прямо у матери за спиной, разгоняя по углам тени и собственный страх.
        - А ты присаживайся. Я чайку сделаю, и все обсудим.
        - Да тут особенно и нечего обсуждать. Звонили из какого-то магазина. Мобильной связи, что ли?
        Не замечая, в какое состояние меня повергли ее слова, мама взялась укутывать перевернутые вверх тормашками банки, а я… Я покачнулась. Ухватилась одной рукой за столешницу, а другой за горло, в котором колошматило сердце, царапая его и сжимая. Излишне мелодраматично, наверное, и даже пошло. Как в кино с дерьмовыми сценарием и игрой. Ненавидя собственную слабость, но, в то же время, не в силах уже стоять прямо. На секунду замирая в какой-то точке, как в терпкой хвойной смоле. Замедляя дыхание и течение времени. Путаясь в мыслях… Тех мыслях, от которых меня бросало из крайности в крайность. Душа замирала от глупой, по капле просочившейся в сердце надежды и липкого мерзлого страха. Больше всего в этом мире я бы хотела услышать Птаха! Больше всего я боялась его услышать…
        - Ты не знаешь, что им от тебя нужно?
        Дрожащими пальцами я отвела волосы от лица и тряхнула головой, соображая, как мне поступить дальше.
        - Знаю. Я восстановила свой старый номер. Наверное, уже можно забрать симку.
        Я дернулась, бросая жадный взгляд на висящие на стенке часы. Седьмой час - сегодня в город ехать не было смысла. Эх, мама! Ну, почему? Почему ты не рассказала мне об этом хотя бы час назад?!
        Вспышка злости погасла так же быстро, как и вспыхнула. Торопиться мне было некуда. Как не было никаких поводов думать, что Птах позвонит мне сразу же, как только я вставлю старую симку в новенький телефон. Может быть, поэтому я и бесилась? От этой страшной изнуряющей неопределенности. Иногда мне казалось, что я и вовсе схожу с ума. Не знаю, как это объяснить. Наверное, мне так сильно хотелось быть рядом с Птахом, что он стал мне чудиться. В другом. Чужом… Я уже несколько раз ловила себя на том, что вслушиваюсь в голос Данила излишне пристально. И угадываю, улавливаю в нем до боли знакомые нотки. Всматриваюсь в лицо, ловлю открытые улыбки, жаркие всполохи в глубине глаз… И всё это, всё абсолютно: то, как я чувствую его, то, как его принимаю, как ему отдаюсь, кажется, в реальности могло бы случиться только с одним мужчиной. Птахом. Но случилось не с ним. И от этого тоже было больно, и сладко, и страшно, и еще много-много чего…
        Бред… ну, ведь бред же, как ни крути! Данил не Птах - ясное дело. Но он рядом, он близко! Он такой реальный, живой, настоящий. Теплый и смешливый… Совсем не такой, каким мне запомнился тогда, годы назад. Настолько… глубокий, самодостаточный, но в то же время умеющий любить и ненавидеть. Имеющий силу прощать. Может быть, именно этими качествами он мне и напоминал Птаха? Или же было что-то еще? Например, они оба ходили по краю. Чем занимался Птах, я так и не узнала, а вот Данил… Данил взялся расследовать историю с заповедником. Ко всем моим страхам добавился еще один - страх за его жизнь.
        - Ясь, я что-то не то сделала, да? Нужно было тебе сразу сказать? Это важно?
        Я перевела взгляд на мать и покачала головой.
        - Нет, все нормально. Ты точно не хочешь чая?
        - Нет.
        - Тогда я к себе пойду. Поздно уже, и дождь этот…
        Я неопределенно взмахнула рукой, как будто дождь хоть как-то объяснял мое желание спрятаться от всего мира, и вышла из кухни. День догорал, тени деревьев становились все выше и выше, пока не слились в одно серое унылое пятно, наползающее на дом. Дождь прекратился, тучи развеялись, и лишь в высоких макушках елей запутались пушистые обрывки подсвеченных закатным солнцем облаков.
        Данил так и не пришел. Я не видела его всего сутки, но и этих часов оказалось для меня слишком много. Я томилась, изнывала по ставшему таким привычным ощущению физической близости. Той близости, которой я и не знала раньше. Или давно забыла… Кончики моих пальцев подрагивали от желания коснуться Данила, провести по его груди, слушая биение сердца, вдохнуть полной грудью его аромат. Прожить весь тот спектр эмоций и чувств, который, отсекая ненужные мысли и страхи, окунает в голые ощущения. Ни один телефонный разговор не может этого дать. Сейчас я это понимала, как никогда. А тогда я просто себя обманывала…
        Да, я хотела этой близости. Простых обыденных вещей. И больше не была уверена, что готова так просто от них отказаться ради… мечты? Наверное, так. Птах действительно стал моей несбывшейся мечтой. Мне стоило это признать, но почему-то сердце не желало мириться с доводами разума.
        Что мне делать? Быть с Данилом и ждать звонка Птаха? Снова дышать вполсилы? Жить с оглядкой на это «а вдруг»? Вдруг позвонит, вдруг захочет встретиться…
        Не в силах оставаться на месте, я вскочила с постели. Натянула спортивный костюм и, как шпион, озираясь по сторонам, выбралась из окна. Прежде, чем решиться на что-то, мне еще раз нужно было увидеть Соловьева. Просто посмотреть ему в глаза и, наконец, для себя решить, что же между нами происходит? Может быть, даже прямо у него спросить, потому что сейчас ничего не понятно. А я так сильно… чертовски сильно устала от этой неопределенности.
        Когда я постучала в окно его спальни, Данил работал с ноутбуком, подложив под поясницу подушку.
        - Привет.
        Данил облизал тонкие губы, растер затылок и бросил взгляд куда-то за спину. Он выглядел озабоченным и каким-то потерянным, что ли? Как будто сомневался, стоит ли меня впускать.
        - Я не вовремя?  - спросила, невольно отводя взгляд в сторону.  - Что-то случилось?
        Не знаю,  - сглотнул он.  - Просто… может быть, все скоро изменится.
        Я потерянно кивнула и отступила на шаг, но Данил перехватил мою руку и потянул на себя, заставляя сесть на подоконник. Не знаю, почему, но мне так чертовски хотелось плакать. Или кричать. Или просить… Выбери меня. Пожалуйста, выбери меня… Не её. Но разве я имела на это право? Я ведь и сама не знала, каким будет мой выбор.
        Глава 21
        Известие о том, что мой прежний номер восстановлен, здорово выбило меня из себя. Я понятия не имел, что мне делать дальше. Намного проще было жить, когда от тебя вроде как ничего не зависело. Я и жил. Периодически дергал Кирыча и тем самым затыкал пасть собственной совести, тоненький голос которой все чаще звучал у меня в голове. Я так странно себя чувствовал. Одна часть меня тянулась к Тени, а другая (так случилось само собой) намертво вросла в Яську. Я не ожидал. Я и подумать не мог, что это возможно и, наверное, поэтому так беспечно позволил тому случиться. А может, у меня просто не было шансов. Ни единого гребанного шанса устоять перед ней.
        Хотя, конечно, мог бы и догадаться. Столько всего повидавший на своем пути, я ведь не очерствел сердцем. А так-то было много всего, да. Перестрелки, теракты, войны, голод в Африке, нехватка питьевой воды… Землетрясения в Японии и пожары в Бразилии. Красный крест, миротворческие миссии под эгидой ООН, эпидемии эболы и угроза полного исчезновения белых носорогов. Какие только темы я ни освещал. Зная, сколько грязи вокруг, нажравшись её досыта, я, тем не менее, верил во что-то высшее. В справедливость ли, в дружбу, любовь… Я верил. Учитывая мой образ жизни, иначе быть не могло. Самым важным для таких, как я, было понимать, ради чего это все. И я понимал. Ради справедливости, дружбы, любви…
        В общем, любовь к женщине не стала для меня чем-то из ряда вон. Я был готов к этим чувствам, я им радовался, как ребенок, как никто понимая всю ценность свалившихся на меня эмоций. Я и выжил-то им благодаря, господи! Вслушиваясь в мерный стрекот калашей, с помощью которых две банды африканских повстанцев выясняли, у кого хрен увесистей, замерзший, измученный жаждой и голодом, я держался на голом упрямстве. Ну, не мог я сдохнуть, не заглянув в глаза моей Тени. Не сказав все, что чувствую, не объяснив, кем она для меня стала! Всем… всем для меня стала, да. Заполнив собой мою душу…
        Так как же в нее проникла другая?
        Задаваясь этим вопросом, я так и не нашел в себе сил посмотреть Яське в глаза, хотя еще совсем недавно собирался вновь сбежать к ней. Но нет. Потом, когда буря в душе уляжется. Когда притупится все, что так остро сейчас. Я подхватил распечатки документов, которые удалось нарыть, и заставил себя углубиться в их изучение. Пожалуй, полученных материалов было уже достаточно, чтобы дать делу ход, но я привык перестраховываться.
        Стук в окно прозвучал для меня неожиданно. Яська никогда не приходила ко мне сама. Сердце дернулось. Даже через усеянное тысячами блестящих капель стекло ее лицо я бы узнал из тысячи.
        - Привет,  - улыбнулась грустно, когда я распахнул створки.  - Я не вовремя? Что-то случилось?
        Ничего! Наверное… Если не считать того, что её голос… её нежный голос заставляет меня дрожать от нахлынувших воспоминаний.
        - Я не знаю. Просто… может быть, все скоро изменится.
        У меня не было сил ей врать. Но и как ей все объяснить - я не знал, а потому лепетал что-то невнятное. Да я и сам не знал, что будет и уже ни в чем не был уверен.
        - Наверное, мне не стоило приходить.
        - Что? Нет! Стой!
        Я дернул Яську за руку, заставляя слезть с подоконника. Чтобы выиграть время, склонился вниз, стягивая с нее изрядно грязные ботинки.
        - Не говори чепухи. Просто…
        - Просто, может быть, все скоро изменится?  - повторила мои слова чуть звенящим от напряжения голосом. Нерв на моей щеке дернулся. Я кивнул. Черт… в конце концов, сама Яська мне ничего не обещала! Напротив! Говорила, что любит другого, и все такое. А сейчас? Сейчас тоже любит?
        - Я не знаю. Все так запуталось.
        Наверное, мои слова больше подходили женщине и совершенно не пристали мужчине. Но так уж случилось, что от моей мужицкой крутости, уверенности в том, что делаю и что правильно, не осталось следа.
        - Да уж,  - неожиданно согласилась Яна.  - Запуталось, как только выпутываться будем?
        Я не знал. Все так сильно переплелось, что, будь во мне чуть больше решительности и чуть меньше чувств к Тени, я бы и распутывать не стал. Обрубил концы и начал все заново. Будь во мне чуть больше решительности и меньше чувств…
        - Если я предложу тебе быть со мной…  - начал было я, но Яна не дала мне договорить, приложив к губам указательный палец:
        - Тш… Предложения так не делают,  - печально покачала она головой и, конечно, была права. Я выругался, притянул ее к себе, прижался губами ко лбу. Еще целомудренно, но уже ежась от первых всполохов страсти, проносящихся кожей.
        Яна всхлипнула. Моя хорошая нежная девочка… Она действительно заслуживала самого лучшего. И хорошо, что ей хватило мудрости прервать мои бессвязные, нерешительные блеяния. Даже сейчас мне было стыдно за них, а со временем этот стыд лишь усугубится. Прежде, чем ей что-либо предлагать, мне нужно было разобраться в собственных чувствах.
        - Не хочу тебя потерять…
        Мы впервые говорили о чувствах. Обо всем на свете говорили, а о чувствах - нет. Не позволяли, не считали, что находимся в праве.
        - Не теряй.
        Яська запрокинула голову и посмотрела на меня голубыми, как бездонная озерная гладь, глазами. Такими серьезными и тревожными. Такими знакомыми и родными.
        Не теряй… Мне бы ответить «не потеряю», но мой язык словно прирос к нёбу. Какой бы выбор я сейчас ни сделал - я бы в любом случае пожалел. Дерьмо. Со стоном бессилия я подхватил Яну под попку и набросился на ее рот. Развернулся резко, зажал ее между стеной и собственным телом. Лишь когда кислорода в легких не осталось, отстранился и, с шумом дыша, снова на нее уставился. А Яська уже поплыла. Веки отяжелели, взгляд заволокло, рот приоткрылся, будто приглашая меня к дальнейшему действию. Мы были так тесно прижаты друг к другу, что это давало нам потрясающее ощущение оторванности от всего другого мира. В этом контуре стен были только мы с ней, а весь остальной мир где-то там - отдельно. И все проблемы там…
        Пессимист во мне все еще гудел о том, что так нельзя, что нужно разобраться и только потом срываться во что-то большее, или, напротив, в последний момент, шарахнуться прочь от края. А влюбленный мужик уже летел, летел в какую-то пропасть без дна.
        Яська сместилась. Качнулась на моей ноге, потираясь промежностью, усиливая и без того острые донельзя ощущения. Я застонал, стащил с нее одной рукой куртку, дернул вверх майку, впиваясь ртом в нежную плоть ее груди. Куснул, лизнул, отстранился, чтобы полюбоваться на результат. Влажный сосок напрягся и потемнел, из-за проникающей в окно свежести кожа вокруг покрылась пупырышками. Чуть правее красовалось бордовое пятнышко - моя работа. Я зажмурился, испытывая странное болезненно чувство. Пока на ее теле находятся мои метки - Яська точно моя. С тихим рыком я сместился ко второй груди и поставил еще один симметричный засос.
        - Животное,  - прошептала Яська, зарываясь пальцами в мои отросшие волосы. Я промычал что-то нечленораздельное не найдя в себе сил оторваться от своего занятия. Мне было мало её. Я хотел больше и больше. Просунул руку под резинку спортивок, сдвинул трусики и накрыл влажный раскаленный бугорок. В ушах шумело от стонов Яськи, нашего сбивчивого дыхания и шелеста ветра. Может быть поэтому я не сразу услышал все другие звуки, вдруг ворвавшиеся в наш мир.
        - Это что?  - осоловело хлопая глазами, спросила Яська.
        - Похоже на Пашкин мопед.
        Вслед за этим послышались какие-то крики и топот ног на веранде хозяйского дома.
        - Что-то случилось,  - забеспокоилась Яна, сползая с меня и возвращая штаны на место.
        - Похоже на то…
        Я не успел договорить, потому что дверь в комнату распахнулась настежь, впуская Свету.
        - Пап, там такое… Ой.
        Света запнулась, уставилась во все глаза на Яну. И хоть та была полностью одета, за исключением сброшенной куртки, догадаться, чем мы тут занимались, было не трудно.
        - Привет, Света.
        - Здрасти,  - обдала ненавистью та и зыркнула на меня. В ее глазах плескалось презрение.  - Так вот, чем вы тут занимаетесь, когда вас по всему городу разыскивают…
        - Разыскивают?  - Яна подхватила куртку, сунула руки в рукава и вопросительно уставилась на мою дочь.  - Зачем?
        - А там тетка какая-то рожает. Вот и подняли на ноги всех. Вам домой звонили, сюда звонили, по всему городу бегают, вас ищут… непонятно зачем, я бы вас близко к себе не подпустила…
        Она бы еще много чего говорила, да только ее уже никто не слушал. Яна рванула из комнаты, как и вошла - через окно, так быстро, как только могла. Я бросился за ней следом, рыкнув на дочь:
        - Пойдем со мной!
        - Вот еще…
        - Немедленно, Света. Я не шучу.
        Во двор дома уже высыпали Валентин Петрович и баба Капа. А Яны уже и след простыл. Только удаляющиеся огни УАЗика намекали на то, что ей снова пригодилась машина отца.
        - Что случилось-то?  - спросил, поравнявшись с Валентином Петровичем. Тот сверлил меня взглядом и играл желваками на щеках. Думаю, лишь присутствие Светки останавливало его от того, чтобы на меня наброситься.
        - Лисовская-дура рожает,  - вместо сына ответила баба Капа и досадливо растерла ладони.
        Лисовская? Это та, которую Яська отчитывала? С давлением и мужем-пьяницей?
        - Не рано ей рожать-то?  - все так же косясь на меня, поинтересовался Валентин Петрович.
        - Дык, ясное дело. Иначе Яську бы всем селом не искали. Беда там какая-то.
        - Так чего мы стоим?  - почему-то заволновался я.
        - А что делать?  - прищурилась баба Капа.
        - Не знаю. Но точно не стоять без дела.
        - И правда. Пойду, заведу Бегемота. Может, Яське помощь какая понадобится,  - заметил Валентин Петрович и торопливо зашагал через двор.
        - Я никуда не поеду!  - заявила Света, с вызовом глядя на меня.
        - Поедешь. Нам поговорить надо.
        Не знаю, зачем мне понадобилось держать Светку при себе. Может быть, для того, чтобы она сгоряча не наделала глупостей, после того, что узнала.
        - Паш, поедем со мной…
        - Нечего ему там делать,  - обрубила Свету баба Капа. Я удивленно на нее посмотрел, и она, закатив глаза к небу, пояснила: - Ленка тоже туда примчится.
        А… Вот оно что. Мог бы и догадаться! Я перевел взгляд на Пашку, который, виновато закусив губу, ковырял носком грязного кеда землю. Выглядел он при этом довольно растерянно. Будто сам был виноват в случившемся.
        - Пашка-то здесь при чем? Что ж ему, сквозь землю провалиться?  - окрысилась Светка.
        - Света! Не надо. Я побуду дома… то есть здесь,  - поправил себя Павлик, давая понять, что домом данное место он не считает.
        На то, чтобы добраться до амбулатории, у нас ушло минут пять. Внутри все было, как всегда. Лишь капли крови на полу напоминали о том, что что-то случилось, да разговор на повышенных тонах за стеной.
        - Степа, давай наркоз…
        - А как же санавиация?
        - Пока мы ее дождемся - она ноги вытянет. Кровищи-то…  - присвистнул еще один мужчина.
        - Юрий Борисыч, а вы давайте, двигайте отсюда. Не хватало, чтобы вас начальство увидело в таком состоянии. Как же не вовремя вы на грудь приняли… Лена, чего стоишь? Вводи Рингера, ну, я что сказала?!
        Дальнейшее я помню смутно. Хотя через окно в палату видел, наверное, все, что там происходило. Капельки пота на висках Яны… и те видел. Как она работала, предельно сконцентрированная и собранная, как шевелились ее губы, отдавая тихие короткие указания или о чем-то спрашивая. Видел кровь и пот… Много крови. Я как будто снова вернулся на годы назад и увидел, как так же отчаянно Яська боролась совсем за другую женщину и ребенка. Мою жену и сына…
        Этому малышу повезло. Он выжил, оглашая палату тоненьким, как писк котенка, плачем. Яна быстро передала новорожденного медсестре и вновь сосредоточилась на роженице. Без пафоса, словно это не она прямо сейчас спасла эту крохотную хрупкую жизнь. Просто делая свою работу, как и много раз до этого. А я стоял, как соляной столп, не замечая подоспевшей машины санавиации, поднявшейся суеты, да вообще никого не замечая, скованный какой-то невиданной раньше гордостью за свою женщину. И просто любил её. С потрохами, сдаваясь этому чувству.
        Глава 22
        Мне нужно было немного воздуха. Я вышел из амбулатории, преодолел подъездную дорожку да небольшой парк, ведущий к ней, и уселся на самой дальней скамейке в тени высоких кленов. Холодало, но я даже этого не замечал. Все думал… думал о чем-то. Прокручивал в голове все, что видел, и тер лицо. Машина санавиации простояла еще недолго и благополучно отбыла. Из амбулатории вышли люди: Валентин Петрович, Елена Васильевна, приход которой я даже не заметил, и протрезвевший Юрий Борисыч. Отличный хирург, который оперировал Яськиного отца. Какая она умница все же! Ей в подчинение отдали либо тех специалистов, кто изрядно подмочил репутацию в более перспективных клиниках, либо совсем новичков. И из этого неликвида, по меркам Минздрава, она сумела сколотить в своей амбулатории отличный коллектив. Как ей это удалось? Бог его знает. Может быть, она и правда колдунья?
        Дверь в амбулаторию снова открылась. На пороге показалась хрупкая фигура Яны. Она переоделась в свою одежду, и уже ничто не напоминало о том, что случилось совсем недавно. Я встал. Яське наперерез двинулась было Елена Васильевна, но ее окликнул Валентин Петрович, и она замерла. Не решаясь ни оглянуться на мужа, ни проигнорировать его зов. А Яна, будто не замечая случившейся заминки, неторопливо сошла с крыльца и опустилась на выкрашенную голубой краской покрышку, цепочка которых опоясывала подъездную дорожку, играя роль небольших клумб.
        Я двинулся к ней, неспособный оставаться на месте. К черту всех. К черту, как это будет выглядеть со стороны. К черту, как на это отреагируют. Плевать… Я был уже почти у цели, когда заметил Свету. Она нерешительно топталась в стороне, не сводя с Яны потерянного какого-то взгляда. Дерьмо! Я ведь совсем забыл, что моя дочь также стала свидетелем произошедшего.
        А между тем, пока я размышлял, что делать дальше, Яська подняла уставший взгляд:
        - Ты что-то хотела, Света?
        Света с шумом сглотнула и медленно покачала головой из стороны в сторону. Яна повела плечами и снова уставилась в одну точку на земле, будто бы погрузившись вглубь себя.
        - Эта женщина… Вы ее спасли, да? Она бы умерла, если бы…  - Света не договорила и снова сглотнула.
        - Скорее всего,  - не стала кокетничать Яна.  - Вообще амбулатория не предназначена для подобных операций, но в данном случае риск был оправдан.
        - А моя мама…
        - Да?
        - Почему вы ее не спасли?  - голос Светки задрожал, и я дернулся ей навстречу. Непонятно зачем. Вопрос уже слетел с ее губ, и я не мог его затолкать обратно, чтобы уберечь Яну от боли и новой порции дочкиных обвинений.
        - Я не знаю, Света. Но, поверь, я сделала все, чтобы это сделать. Все, что можно, и все, что нельзя.
        Светка закусила губу, развернулась на пятках и со всех ног бросилась вниз по дорожке. Наверное, пряча слезы… Я приблизился еще на шаг к Яне.
        - Иди за ней.
        - Но ты…
        - Иди за ней, я в норме, правда.
        Яна чуть сжала мою ладонь и коснулась губами. Понимая, что она, в общем-то, права, я, тем не менее, с большим трудом заставил себя от неё оторваться. И, прежде чем уйти, надолго застыл, прижавшись к её холодным губам своими.
        На удивление Света далеко убегать не стала. Я нашел ее прислонившейся к внедорожнику Валентина Петровича, брошенного на подъездной дорожке чуть в стороне. Поговорить мы не успели, так как тот нас нагнал и попросил меня отогнать машину к дому, потому что он сам планировал отвезти домой Яську и Елену Васильевну.
        - Яне сейчас не нужно за руль,  - хмуря брови, заметил он.
        И хоть во многом его слова были продиктованы желанием оградить дочь от такого гада, как я, упрямиться прямо сейчас не было смысла. Очевидно, что для нас с Яськой это был не самый худший расклад. Астафьевым нужно было время, чтобы привыкнуть к мысли о том, что мы с Яной пара. Да нам и самим нужно было привыкнуть к этому. Невольно мои губы растянулись в широкой улыбке. Все оказалось так просто!
        Пока мы решали, что да как, в амбулатории погас свет. На улицу вышли те, кто еще в ней оставались. Медсестра, которую я уже видел и Степан. Понимая, как все устали, я предложил развезти их по домам, и, несмотря на то, что все жили не так уж и далеко - от моего предложения никто не отказался.
        - Напьюсь! Как пить дать напьюсь!  - угрожала Леночка, стуча кулаком по внушительного размера груди.  - Ну, Яна Валентиновна, ну, ведьма… Нет, Степ, ты видел, как она, а? Рингер! Скальпель! Зажим! Как в кино!
        - Как в протоколе, дурында!
        - Это я-то?
        - А кто? Как в кино - как в кино,  - перекривлял медсестру Степан.  - Тьфу!
        Та, кажется, не обиделась, и продолжала тарахтеть дальше:
        - А мальчишка хорошенький! Синенький немножко поначалу был, а потом раздышался. Гипоксия все же была…
        - Много ты понимаешь!
        - Понимаю! Если бы не Яна Валентиновночка - каюк был бы. Обоим. Но мы тоже молодцы! Молодцы?
        - Особенно твоя помощь была неоценима,  - фыркнул Степан. Юрий Борисыч улыбнулся, встретившись со мной взглядом в зеркале заднего вида.
        - А вы, мил человек? Так здесь… или какой свой интерес имеете?  - спросил у меня, лукаво сверкая глазами.
        - Ага… Еще какой интерес,  - не остался в долгу я.
        - Неужто на Яну Валентиновну глаз положили?  - восхитилась Леночка.
        - А тебе-то какое дело? Ну, ты и беспардонная баба!  - возмутился Степан. Я лишь улыбнулся, никак не комментируя ситуацию, и скосил взгляд на клюющую носом дочь.
        - Какое-какое! Вот увезет этот мил человек нашу Яну Валентиновну в город, тогда узнаешь!
        - Чур тебя, малахольная!  - одернул медсестру Юрий Борисыч.
        В общем, пока я всех развез, Валентин Петрович успел отвезти Яську домой и вернуться. Мы практически одновременно припарковались у дома и вышли каждый из своей машины. Может быть, он и планировал со мной какой разговор, но тот так и не состоялся. Светка уснула, и я, как в детстве, взвалил ее на руки, чтобы отнести в кровать. Да уж, с тех славных деньков моя кровинка значительно потяжелела. Я улыбнулся и толкнул ногой входную дверь.
        Светка проснулась, когда я укладывал ее в постель. Моргнула осоловело и, широко зевнув, скатилась на бок. Я сел рядом, осторожно провел по порядком запутавшимся волосам.
        - Помнишь, как я заплетал тебе косички?
        Света нерешительно кивнула и ткнулась в мою ладонь, как оголодавший бездомный котенок. А ведь я был уже готов к тому, что она меня оттолкнет.
        - И кофе по утрам помню,  - прошептала она.
        - Угу. А сейчас зову-зову тебя, а ты не идешь…
        - Я вообще много всяких глупостей делаю, правда?
        Дочка вдруг улыбнулась. А я, совсем к тому не готовый, замер, впитывая её улыбку в себя.
        - Мы все делаем глупости. И все ошибаемся. Я первый в этом унылом списке, наверное. Но знаешь, что? Я, Светка, многое понял, и многое хотел бы исправить. Если ты мне позволишь… Если еще не поздно.
        Света отвела ставший блестящим взгляд. Я снова неуклюже погладил ее по волосам. Светлым, моим…
        - Прости, что я вела себя, как задница,  - первой пошла на попятный дочка.
        - А ты прости, что скидывал тебя на бабушек. Что рисковал, пропадал в командировках…
        - Это твоя работа,  - попыталась возразить Светка, не то чтобы искренне. Я рассмеялся и поцеловал ее в макушку, должным образом оценив эту попытку. Она прыснула. Все же Света была хорошей девочкой, а случившееся здорово её встряхнуло.
        - Если хочешь, я могу отвезти тебя домой. Ну, если тебе здесь действительно плохо…
        - Ну, уж нет. Не надо. Я уже привыкла, и все такое…
        - И у тебя появилась компания,  - улыбнулся я, намекая на то, что от меня не укрылась первая Светкина влюбленность.
        - У тебя тоже,  - пробурчала она. На секунду ее лицо вновь омрачила тень. Будучи стопроцентной женщиной, она меня ревновала к Яське. А я хоть и не питал особых надежд, что нам троим будет легко, но и отступать не собирался.
        - И у меня тоже,  - не стал отнекиваться я. Света фыркнула, убрав мои руки, вскочила с постели.
        - Тебе не кажется, что это как-то странно?  - наконец спросила она, и я потихоньку выдохнул. Как ни крути - разговоры, пусть и неприятные, гораздо лучше обидчивого молчания.
        - Что именно?
        - Спать с женщиной, которая… ну, я не знаю… пусть не убила, но все же, как бы это сказать…
        - Я думал, ты все поняла и больше не держишь на Яну зла.
        - Не держу! Наверное… но она все же была там. Пфф…
        Светка засопела, как ежик, и взъерошила и без того всклоченные волосы.
        - Знаешь, мы ведь не выбираем, кого полюбить. Это просто случается.
        - Ты любишь её? Не слишком ли быстро?  - сощурилась Света.
        - Как есть,  - развел я руками.
        - Про нее болтают всякое. Глупости, конечно, что она ведьма, и все такое…
        Я откинул голову и от души рассмеялся. Светка насупилась.
        - Ну, ладно, они, Свет. Но ты-то, надеюсь, в эту чушь не веришь?
        - Она могла тебя приворожить!
        - Зачем ей это? Не такой уж я и завидный жених…  - я все еще не мог остановиться, и смех звенел в моем голосе. Светка обиделась. Схватила подушку и запустила мне прямо в лицо. Я закашлялся и рассмеялся. Она бросилась на меня с кулаками, но я был быстрей. Опрокинул девчонку на спину и принялся щекотать. Светка по-детски завизжала тут же запросив пощады. Все еще ухмыляясь, я отстранился. Заглянул в ее слезящиеся от смеха глаза и спросил:
        - Что нам мешало поговорить раньше?
        - То, что я забыла, как это, папа. Разговаривать с тобой…
        - Извини.
        - Проехали. И знаешь что, давай уже спать?
        - Давай. Тем более что мне завтра рано вставать.
        - Так вроде бы снова передают дождь?
        - А мне в город надо. Вот хочу пораньше выехать.
        - А-а, ну-ну. Жаль, что твоя съемка накрылась.
        - Это еще не факт. Может быть, удастся отснять что-нибудь стоящее…
        Я правда на это надеялся, но с каждым убегающим днем надежд становилось все меньше. Из всего отснятого материала рабочими были разве что несколько фото орланов, да оленя с солнцем, запутавшимся в ветвистых рогах. Мало… ничтожно мало. У меня даже не было возможности задействовать робота, при помощи которого я обычно вел съемку хищников в непосредственной от них близости. Если бы не репортаж, который я параллельно готовил, можно было сказать, что я бездельничаю. Так, размышляя ни о чем и обо всем сразу, я закрыл за собой дверь. Потопал в душ. А уже там, стоя под обжигающе-горячими струями, меня осенило! Кое-как обмотав бедра, мокрый с головы до ног, я выскочил из ванной и нашарил впотьмах, брошенный на столе телефон.
        - Твою мать, Соловьев! Я только-только решил расслабить булки и отдохнуть…
        - ????????????????????????????????????????????????????????????????????????????- Отдохнешь на том свете, Кирыч! Покой нам только снится…
        - Что еще? Ты закончил верстку?
        - Что? Нет! Нет еще. Мне нужно кое-что перепроверить. Завтра с этой целью поеду в город. Если коротко, я нарыл две подставные фирмы, через которые продают лес, но это потом… Завтра!
        - А сейчас чего тебе неймется?  - тоскливо протянул Кир.
        - У нас тут случай занятный. Репортаж можно снять…
        - Опять ты…
        - Нет-нет, никаких расследований. Обычный сюжет, над которым обычно плачут домохозяйки. Сплошные мимимишечки.
        - Ну, что там еще?
        - Я тебе рыбу кину! Сюжет будет бомба! Мне бы еще немного примочек, а то выкручиваюсь на голом энтузиазме. Микрофонов нормальных, то да сё… Я ж не планировал…
        - Так, Данил, тормози! Давай по порядку - о чем хоть репортаж?
        - О героизме заведующей местной амбулаторией. Она тут в полевых условиях сложнейшую операцию провела. Жизнь спасла роженице и младенцу…
        - Дык это же совсем не твоя тема, птица ты моя…
        - Моя, не моя? Какая разница?!
        - Да мне никакой, а вот чего ты так жопу рвешь - непонятно.
        - От безделья,  - отрезал я, не желая ничего обсуждать.
        - А с птичками что? С зайчиками? Завалишь заказ - больше не позовут.
        - Не завалю. Ты меня знаешь.
        - Ну, смотри. Рыбу жду, может, пустим в дневной эфир.
        Я распрощался с Кирычем и, отбросив полотенце, как был голый, улегся в постель. Уснул я быстро, и последним, о чем я связно подумал, была мысль о том, что я все сделал правильно. Тень гордилась бы мной. Моя Тень…
        Глава 23??????????????????
        Утром снова дождило. В новостях говорили об угрозе подтопления, а я с улыбкой думал о том, что Яську нужно как-то оградить от переживаний. Иначе округу смоет.
        Часы показывали шестой час. Я зашел попрощаться с дочкой, но та так сладко спала, что я не решился ее будить. Оставил по старинке записку. Некстати вспомнил, что так и не договорился с Валентином Петровичем по поводу транспорта, и растерянно почесал в макушке. По-хорошему, мне нужно было идти к нему на поклон, либо менять свои планы. Я выбрал первый вариант - перед смертью, как известно, не надышишься.
        В большом доме пахло кофе. Я заглянул в кухню, где у плиты возилась баба Капа.
        - О, а вот и женишок поспел,  - гремя посудой, ухмыльнулась та.
        - Ну, хоть вы не начинайте, а?
        - Не буду,  - на удивление покладисто согласилась бабка,  - так что тебе? Кофе? Сырники?
        - Мне Валентина Петровича.
        Я уселся за стол и подпер кулаком щеку.
        - Сейчас спустится. Я слышала его шаги… С трех часов бродит, как медведь-шатун.
        - Хоть его бери, снимай, раз настоящие медведи не попадаются,  - то ли пошутил, то ли нет, я.
        - Что, совсем дело плохо?
        - Наверное, придется возвращать гонорар. Чертов дождь.
        - Ты на погоду не ругайся. Небо не гневи. Льет - значит, так надо. Еще спасибо скажешь.
        Баба капа подошла ближе и протянула мне чашку. Но я так прочно был скован ее проницательным взглядом, что даже не сообразил забрать посудину из ее старческих сморщенных рук.
        - Вы что-то знаете?
        - Ага. Что не там ты медведей ищешь,  - баба Капа сделала вид, что не поняла, о чем я, и вернулась к плите.
        - А где же мне их искать?  - подыграл я, но наш диалог прервало появление Валентина Петровича. Выглядел он хреново. Наверное, снова пил.
        - Доброе утро,  - пробормотал Астафьев. Шаркая ногами, подошел к холодильнику, достал банку рассола и, свинтив крышку, с жадностью отпил.  - Какими судьбами в такую рань?  - обернулся ко мне.
        - Забыл вчера договориться с вами о поездке. На сегодня.
        Валентин Петрович насупился:
        - Такие вещи оговаривают заранее.
        - Да уж. Мой косяк. Признаю. Из вас водитель, конечно…
        - Ты мне еще поговори,  - сощурился Астафьев.
        - Да что тут говорить? Я ж не из прихоти в город собрался. Помнится, у нас с вами общее дело.
        Как будто кто-то из нас нуждался в напоминании! С тех пор, как я ввязался в это дело, мы не один вечер провели с Валентином Петровичем в попытке докопаться до истины, вычислить возможных участников преступной схемы и их пособников в трех несвязанных ведомствах, просчитать пути сбыта и прочее. Учитывая то, как глубоко Астафьев повяз в этой теме, сделать это было не так чтобы сложно. У нас на руках были не просто документы, но и куча другой информации - кто кому брат, сват, кто с кем и на чем может быть повязан. Эти незначительные с первого взгляда детали знать мог только местный, тот, кто крутится в этой области всю свою жизнь. В общем, переоценить помощь Валентина Петровича в расследовании было довольно трудно.
        - Давай, ближе к делу? Чего тебе в городе надо?
        - Хотел с барышней одной встретиться. Бывшая жена Залисского из экологии. Бывшие жены обычно многое знают. И многое готовы рассказать. Обида - страшная вещь.
        - Хитер ты, однако. Да только чего стоят слова обиженной бабы? Кто им поверит?
        - А кто сказал, что у нее не найдется подтверждения своих слов?  - хищно улыбнулся я и, покосившись на часы, вскочил.  - Так, что-то я заболтался. Ехать надо…
        - Бегемота возьми. На нем в городе сподручней будет,  - вздохнул Астафьев, протягивая мне ключи от своего внедорожника.
        - И не задерживайся там слишком,  - бросила мне в спину баба Капа.
        Из-за дерьмовой погоды дорога до города заняла намного больше времени, чем я рассчитывал. Хорошо, что я подстраховался и выехал немного раньше. С бывшей женой Залисского мы договорились встретиться в небольшой кофейне, расположенной неподалеку от аэропорта. Не знаю, кого я думал увидеть. Наверное, кукольную блондинку с бюстом пятого размера и пергидрольными кудрями - классический образец жены любого уважающего себя топ-чиновника. Но я не угадал. Передо мной сидела симпатичная брюнетка. Минимум макияжа подчеркивал естественную красоту, сдержанный костюм - женственную фигуру. Ей могло быть как тридцать - так и пятьдесят. И она совсем не выглядела глупой обозленной стервой. Тем хуже для её бывшего мужа…
        Мы поздоровались, заказали кофе и сразу же приступили к делу. В общем-то, картинка происходящего уже сложилась у меня в голове, но кое-какие детали хотелось бы прояснить, и Нелли, так звали мою собеседницу, меня не разочаровала.
        - Я так понимаю, что акты лесопатологических обследований, подписанные вашим мужем, были сфальсифицированы?
        - Правильно понимаете. Все, что там написано - сплошная липа. В документах процент выборки деревьев существенно отличается от ведомственного перерасчета, да и масштаб абриса участка при обследовании был применен неверный. Вот здесь вы можете увидеть несоответствия…  - На стол передо мной легла тонкая папка с документами.  - Основное я пометила маркером.
        Я бегло просмотрел документы и кивнул головой.
        - Да, эти данные мы уже сравнивали с местным егерем… Понять бы еще, как они вывозили лес…
        - Ох, да это же проще простого!
        Сверху тоненькой папки с документами легла еще одна. Чуть толще.
        - Это контракты на поставку древесины.
        - Вот так, втупую, продавали по-белому?  - удивился я.
        - Да бросьте! Они, конечно, почувствовав безнаказанность, немного зарвались, но не настолько же!
        - Тогда я не понимаю.
        Нелли открыла один из контрактов и ткнула пальцем в предмет договора.
        - По этому договору из страны вывозятся малоценные породы дерева, а на деле…
        Я присвистнул, оценив ситуацию.
        - А на деле там вместо дров поливочник дуба и ясеня…
        - Угу… Ну, я пойду. Думаю, дальше вы и сами справитесь,  - улыбнулась на прощание Нелли.
        - Не хотел бы я перейти вам дорогу.
        - Думаете, это месть брошенной бабы? Месть… Но мне не за себя обидно, за детей. Этот урод детям сердце разбил. Но ничего, на нарах у него будет много времени подумать над своим поведением. А мы… мы не пропадем.
        Ничего больше не объясняя, Нелли ушла. Я расплатился за наш кофе, подхватил документы и тоже подался к выходу. У меня было еще одно важное дело в городе… К магазину мобильного оператора, в котором меня дожидалась восстановленная симка, я ехал словно в тумане. Меня потряхивало от нетерпения, страха и тысячи других самых разных эмоций. Желающих купить телефон или пополнить счет в такую погоду было немного. Магазин был полупустой. Я подошел к свободной стойке и протянул паспорт. Не прошло и пяти минут, как мне выдали новый старый пакет. Трясущимися руками, словно одержимый, я вскрыл картонную упаковку. Огляделся по сторонам и рванул к расположенному в углу диванчику. Плюхнулся на него, взялся менять карту, почему-то не догадавшись попросить ее заменить сотрудников магазина. Я был так сосредоточен на своей задаче, что не заметил, как дверь открылась, пропуская еще одного визитера. Лишь когда с заменой карты было покончено, и я встал, направляясь к выходу, мой взгляд остановился на ней. Знакомой фигурке в защитного цвета парке.
        - Поставьте подпись о получении пакета здесь… и здесь,  - донеслось до меня.
        - Спасибо,  - Яська улыбнулась, черкнула что-то в протянутой бумажке. Двинулась было к двери, все внимание сосредоточив на таком же картонном конверте, что и у меня. Остановилась. Закусила губу, занесла руку, не решаясь коснуться. Мое сердце подпрыгнуло и затарахтело в горле. Кислорода не было, легкие жгло. Я отшатнулся, прячась за раскидистым фикусом, сам не понимая, зачем.
        Дыши, Соловьев, дыши… В голову лезли всякие глупости. Душу терзали чувства. Их было так много: надежда, недоверие, страх, злость на себя и снова надежда. И миллионы, миллиарды вопросов! А еще этот голос в голове… Яны ли? Тени? А может быть, Яна и есть моя Тень? Да ну… Абсурд какой-то. С чего это вообще взбрело в мою голову? Мало ли, что здесь Яська забыла? Тысячи людей по всему миру восстанавливают утерянные номера! И почему я вообще решил, что Тень его потеряла? Да после того, как я пропал без вести на год, любая нормальная баба на ее месте сменила бы номер и просто вычеркнула меня из своей жизни. На что я, дурак, надеюсь?
        В памяти всплыл наш последний разговор с Тенью. Я лежал, разомлевший от жесткой дрочки, которой завершилась наша очередная пикировка, и вслушивался в её шумное надсадное дыхание. Она тоже кончила и теперь глотала тихие, подрывающие что-то внутри стоны.
        - Птах…
        - Да?
        - Как долго это будет продолжаться?
        - Столько, сколько мы пожелаем. А что? Я тебе уже надоел?  - пошутил я, совсем не ожидая, что она скажет:
        - Нет… Напротив. Мне тебя не хватает. Так сильно не хватает, ты бы знал.
        До сих пор не понимаю, почему в тот момент я сглупил. Мне и самому уже было мало, ужасно мало одних только разговоров. Анализируя потом произошедшее, я пришел к выводу, что просто испугался. Разочарования… или перемен?
        - Я люблю тебя и думаю, что нам пора встретиться.
        - А если я против этой идеи?
        - Тогда, возможно, нам стоит все прекратить.
        Я взбесился. Наговорил Тени каких-то гадостей. Обвинил ее в том, что она меня шантажирует, и еще много чего в таком духе. Я был ужасно, безобразно несправедлив. Хотел перезвонить, но сначала пропала связь, а потом… потом я выпал из жизни на целый год.
        За Яной захлопнулась дверь магазинчика, а я продолжал стоять, погруженный в воспоминания.
        Всю дорогу до дома, я сопоставлял факты. Яна говорила, что не свободна. Но я никогда не спрашивал, кто же тот неизвестный, кому она отдала свое сердце. Не то, что мне было не интересно. Скорее я старался об этом вообще не думать. И вот теперь, как последний дурак, прикидывал в уме свои шансы. Что, если Яська говорила о Птахе? Есть ли в жизни место таким совпадениям?
        Рационалист во мне скептически ухмылялся. Влюбленный мужчина спорил и с азартом доказывал, что при таком раскладе как раз все и сходится! Ведь если Тень - это Яська, то это многое объясняет: я не предавал. Ни себя, ни Тень, ни свои чувства. Я просто не мог противиться им. Ощущая свою женщину каким-то звериным чутьем. На уровне подсознания и инстинктов. Я вслепую вычислил её из миллиона женщин… Я нашел её. Я нашел…
        Или просто себя обманываю…
        По большому счету сейчас не было ничего проще, чем выяснить правду. Но я не торопился с этим. Вернувшись в поселок, я рассказал обо всем, что узнал от Залисской, Валентину Петровичу, потом отснял интервью с медицинским персоналом и горе-роженицей для сюжета, посвященного Яське, а вечер провел за монтажом. То и дело мой взгляд обращался к лежащему на столе телефону. Я гладил его пальцами и снова возвращался к работе. Страх, что я себе что-то придумал, то и дело грозил проникнуть внутрь моего сердца, но я упрямо боролся с ним.
        Когда зазвонил городской телефон, я даже не сразу понял, что это за звук. Нахмурившись, потянулся к трубке.
        - Привет. Никак не могу до тебя дозвониться!
        Я зажмурился, впитывая в себя сочные знакомые интонации.
        - Прости. Связи нет…  - не соврал я, косясь на отсутствующую антенну в углу экрана.
        - Гроза опять надвигается! Связь только на насыпи. И то, если повезет.  - Яська еще что-то болтала, но я уже не слышал ее. В ушах эхом звучало одно лишь слово «насыпь… насыпь… насыпь…»
        - Эй! Так ты идешь?
        - Куда иду?  - прохрипел я.
        - Ты что, меня вообще не слушал?! Говорю же, хватай камеру и дуй через озеро. Я выйду тебе навстречу.
        - Да что за спешка-то?
        - А ты прислушайся…
        Я распахнул окно и, помимо легкого шороха листьев, услышал странный звук. Как будто где-то вдалеке пели песни.
        - Что это?
        - Это редкие красные волки, Соловьев. Так ты тащишь сюда свою задницу или нет?!
        Глава 24
        Они пришли почти к самому моему дому, хотя обычно избегали встреч с людьми. Спуститься с вершин скорей всего их заставила погода. Красные волки… На самом деле сейчас их окрас скорее был рыжим. Роскошная шкура лоснилась, переливалась в лучах заходящего солнца. Я залюбовалась. Рядом, чертыхаясь и матерясь, щелкал затвором Данил. Дело шло к закату. Света было катастрофически мало. И даже то, что мы, наконец, набрели на таких редких представителей фауны, фото которых наверняка по достоинству оценили бы, не говорило о том, что эти самые фото получатся. Я скрестила пальцы на удачу.
        Данил работал, как одержимый. Стараясь не шуметь, он вставал, ложился навзничь и снова вставал. И щелкал… щелкал… щелкал…
        - Мне нужна максимальная скорость затвора. Они постоянно в движении!
        Я улыбнулась. Нам посчастливилось набрести на довольно большую стаю, объединяющую животных нескольких поколений. В то время, как взрослые особи отдыхали в траве, щенки, резвясь, носились по берегу озера.
        Не знаю, за кем мне было интереснее наблюдать. За великолепными представителями исчезающего вида волков, или Данилом, сосредоточенным на работе.
        - Дай мне длиннофокусный…  - Не отрываясь от съемки, Данил пошарил рукой по мокрой траве и нетерпеливо пошевелил пальцами. Я улыбнулась, протягивая нужный объектив. Мы порядком извозились в грязи и промокли до нитки. Дождь в кои веки прекратился, но земля и подлесок, в котором мы прятались, были пропитаны влагой. Я порядком озябла.
        - Мне нужно больше света… но если широко открыть диафрагму, похерю глубину резкости! Черт… черт… черт! Просрать такую возможность! Теряешь форму, Птах…
        Я отшатнулась. Не думаю, что Данил отдавал отчет тому, что говорил. Сейчас он был полон азарта - поймать ускользающий свет, сделать стоящий кадр! Но… он ведь назвал себя Птахом? Он ведь правда назвал себя так? Я обхватила ледяными ладонями голову и склонилась к коленям. Вдох-выдох… А главное, никаких мыслей, пока сердце не замедлит бег и дыхание не вернется! Пока не пройдет это онемение, пока не вернутся краски, запахи, звуки. Хотя бы звуки! Ведь мне казалось, что я не вынесу этой тишины и она раздавит меня, сломает хребет.
        - Вот так… Вот так,  - все же прорвались звуки,  - хорошие мои, вот так!  - шептал Данил в запале, щелкая затвором. А у меня в голове кружились слова, повторяемые Птахом: - Вот так… Хорошая моя, кончи для меня… Давай!
        В нос ударил запах прелых листьев и мха. Чувства вернулись. Обрушились на меня лавиной, устоять перед которой я не могла. Отошла, спотыкаясь о корни елей, в последний момент ухватилась за поваленное дерево, сдирая ладони. Мысли в голове скакали, от одной к другой, как обезумевшие кузнечики.
        Птах пропал на целый год… В это время Данил был в плену. Совпадение? Не знаю… Может быть, я просто сошла с ума, и вижу то, чего нет? Сглотнула. Дрожащими пальцами стерла влагу со щек. Бог его знает, что это было - дождь или слезы. Я не чувствовала соли, лишь горечь.
        Так… Яська, соберись. Думай! Начни сначала…
        Если допустить, что Данил - это Птах (тому было много подтверждений: голос, который мне казался знакомым, какие-то отдельные слова, интонации, не покидающее меня чувство, что это мой человек, и что я его сто лет знаю… знаю и люблю!), становится понятно, почему он так внезапно пропал. Он не бросал меня, не бросал… Он просто не мог со мной связаться. Что еще? Я знала, что Птах много путешествовал. И его работа была очень опасной. Когда я размышляла о том, кем он мог быть - мне приходило в голову все, что угодно. От солдата удачи до миротворца. Но с таким же успехом он мог быть и репортером! Разве это не одна из самых опасных профессий на земле?
        А что, если он мне звонил?! Звонил, и не мог дозвониться?  - задохнулась я от пришедшей в голову мысли. Сердце, которое только-только вошло хоть в какой-то ритм, снова подпрыгнуло и застучало не в такт. Что, если он решил, что я специально сменила номер, отрекаясь… отказываясь от того, что у нас было? Не поэтому ли он впустил в свою жизнь другую… Тьфу ты, какой абсурд! Ведь не было никакой другой! Это я… Я! Хотелось мне крикнуть.
        Твоя тень…
        Это я.
        Или нет?
        Пока я рефлексировала, совсем стемнело. Опустился туман, и стало так холодно, что у меня начали стучать зубы. Это было не так уж и плохо. Прохлада остудила мою кипящую голову.
        - Куда ты делась? Я тебя повсюду ищу! Эй, да ты совсем замерзла…  - Данил протянул руку, чтобы меня обнять, но на нем было столько всего понавешано, что сделать это было непросто.
        - Давай, помогу,  - сглотнула я.  - И будем уже двигать, нам действительно нужно согреться.
        - Ты меня приглашаешь к себе?  - в тусклом лунном свете только-только взошедшей луны его глаза лукаво сверкнули.
        - Конечно. Должен же кто-то о тебе позаботиться, после тяжелого трудового дня.
        - Смотри, я могу и привыкнуть.
        Мое сердце сладко заныло. Он говорил, что у него есть женщина… Что, если мои догадки - бред? Что, если он выберет другую? У нас оставалось все меньше времени. Мы никогда не обсуждали будущее. Что я буду делать, если Данил уедет? Или когда… Когда он уедет, что останется мне?
        Выбери меня, Данил… Пожалуйста, выбери меня.
        - Угрожаешь? Я не боюсь.
        Соловьев ничего не ответил. Улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, и закинул руку мне на плечо.
        Стоп!
        Соловьев! Птица… Птах…
        Я едва не застонала в голос. Надежда… Самое страшное, что могло бы со мной случиться. Что, если он уедет? Что…
        - Ох, ты же так и не рассказал мне, чем закончилась твоя поездка в город!  - вдруг опомнилась я.  - Встреча оправдала ожидания?
        - Более чем. Я понял, как они вывозят лес.
        - И как же?
        - Схема проста. Организовываются фирмы-однодневки, которые заключают контракты на экспорт лесоматериалов. Открываются счета в банках, оформляются паспорта сделок и налаживаются поставки за бугор. Так продолжается некоторое время, часть валюты оседает в станах-импортерах, а выручка снимается через корпоративные банковские карты. Затем счета обнуляются, фирмы перестают существовать и успешно уходят как от уплаты налогов, так и от ответственности за нарушение таможенного законодательства. Партии везут небольшие, чтобы стоимость, необходимая для классификации деяния, не подпадала под уголовку.
        - То есть твой репортаж почти готов?  - уточнила я, с трудом заставив горло подчиниться.
        - Да, остались кое-какие мелочи. Эй… Эй, ты чего?
        - Ничего. Просто у тебя все меньше поводов торчать в нашей глуши. Сюжет готов, фото тоже…
        - Эй-эй! Не будем торопиться с выводами. Я еще в глаза не видел отснятого материала.
        Между ветвями деревьев показались огни моего дома. Данил вдруг остановился.
        - Что такое?
        - Твоя мать будет не слишком счастлива меня видеть.
        - Ей придется смириться. Это мой дом, а ты мой…  - я запнулась, не в силах договорить, и, чтобы скрыть собственное замешательство, взбежала вверх на крыльцо. В скрипе половиц, в шорохе ветра мне почудилось, будто Данил сказал: «твой»… И это было так сладко, но в то же время так страшно (вдруг этого не было!), что я побоялась даже просто оглянуться.
        На звук открывшейся двери вышла мама. На удивление, она не стала кукситься на Данила или как-то иначе демонстрировать тому свое презрение. Лишь мазнула по нему равнодушным взглядом, тихо поздоровалась и снова скрылась за дверями гостевой. Я с шумом выдохнула.
        - Твой отец тоже страдает,  - зачем-то сказал Данил.
        - Знаешь, я надеялась, что со временем все наладится. Когда они поговорят, прокричатся, вскроют нарывы…
        - Но лучше не становится?
        - Нет. Вчера всю дорогу до дома отец пытался вывести мать на разговор, а она не то чтобы даже молчала. Нет… Отвечала ему, но так равнодушно, знаешь? Не напоказ, а потому что действительно все равно.  - Я сунула под батарею ботинки и резко сменила тему: - Да что это я, заболтала тебя совсем. А ты продрог до костей! Пойдем, нам нужно согреться.
        Баня в моем доме примыкала прямо к ванной комнате. Я включила нагрев, запарила можжевеловый веник. Разговор о родителях немного отвлек меня. А рядом с Данилом все мои страхи, надежды и сомнения снова вернулись.
        - Обычно в баню ходят голышом.
        - Ни в чем себе не отказывай,  - оскалился тот и одним слитным движением стащил свитер через голову. Поигрывая бровями, потянулся к ремню на брюках… Это был вызов, который я не смогла не принять.
        - Иди, я к тебе присоединюсь, как только заварю чай.
        - Только не задерживайся,  - напутствовал меня Данил, прежде чем скрыться за дверями парилки.
        На самом деле чай можно было заварить и позже. Мне просто нужно было немного времени, чтобы решить, как вести себя дальше. Мои тормоза отказывали. Данил был такой родной, такой близкий, что я боялась совершить какую-то глупость. Например, признаться ему в любви… Нет-нет, в этом не было ничего такого. Я просто не хотела, чтобы эти слова оказывали на него давление. Когда придет время выбора.
        Выбери меня… Пожалуйста, выбери меня.
        Медленно я стащила отсыревшую, противно липнущую к телу одежду и, набрав полную грудь воздуха, скользнула вслед за Данилом в парилку. Он лежал на лавке, опустив голову на сложенные руки, но когда я вошла, приподнялся. Смерил меня тяжелым обжигающим взглядом, повышая температуру в помещении до запредельных отметок. Я вскинула голову и легла на нижнюю лавку.
        Когда стало невыносимо жарко, вышли. Не глядя на Данила, я включила прохладный душ и встала под струи. А уже секундой спустя мне пришлось потесниться, потому что у меня появилась компания. Мы с Данилом стояли так близко друг к другу, что даже вода не могла проникнуть между нашими разгоряченными телами. Его грудь и моя спина оставались влажными лишь от выступившего пота.
        - Данил, нам надо обмыться и снова идти в парилку…
        - Угу… Я в курсе, как это делается.
        Прижимая меня к стене, Соловьев потянулся за лейкой душа. Снял ее с держателя и, развернув меня к себе лицом, направил поток воды мне на грудь. Я зашипела - ощущения были на грани боли. Мягкие соски мгновенно напряглись, превратились в острые пики. Взгляд Данила потемнел, опустился ниже. Опустилась и его рука…
        - Умммм…  - простонала я.
        - Слабачка,  - фыркнул Данил, когда я стала сползать вниз по скользкой стеночке, не выдержав интенсивности ощущений. Подхватив меня на руки, он вышел из душа и открыл дверь в парную.  - С вениками-то что делать?
        - Сейчас покажу!  - Проснувшийся вдруг азарт немного взбодрил меня. Я высвободилась из объятий Соловьева.  - Ложись!
        Заинтересованно на меня поглядывая, Данил улегся на скамью. Получилось не сразу. Еще бы - стояк у него был что надо. Я плотоядно улыбнулась и принялась его отхаживать. Сначала легонькими похлопываниями, едва ощутимыми поглаживаниями, а как только Данил расслабился - хлесткими резкими ударами веника. Я увлеклась… чего уж. Поэтому, когда Данил пошевелился, а затем встал, еще не сразу пришла в себя, пребывая в каком-то трансе.
        Да и он сам как будто тоже был не в себе. Коротко рыкнул. Подтолкнул меня к выходу, и как только мы вывалились из парилки, скомандовал:
        - А теперь держись!
        Он вошел в меня сразу, резким сильным толчком, и тут же взял быстрый темп. Мои мокрые ладони скользили по стенке, Данил сжал их в одной руке, а второй хлестнул по ягодице, заставляя сильней прогнуться. Он никогда со мной не церемонился. И этот факт подгонял мой оргазм, как ничто другое. Я кончила с громким вскриком, сжала его что есть сил. Так плотно, что, кажется, ощутила каждый выстрел глубоко-глубоко внутри.
        Мы оба еще витали где-то в невесомости бескрайнего космоса нашего удовольствия, когда в дверь постучали. Оглушенная, я не разбирала слов, лишь нотки паники в голосе матери.
        Ну, что там опять случилось?
        Глава 25
        Данил пришел в себя как-то сразу. Намного быстрее меня. Потянулся к сброшенным прямо на пол брюкам, чертыхаясь, в них влез. А потом, видя мое состояние, помог одеться и мне. Снял с крючка халат, накинул на плечи, и пока я одевалась, распахнул дверь.
        - Что случилось?  - спросил Соловьев у моей взволнованной матери.
        - Звонила баба Капа. Сказала, что на наш дом напали…
        На несколько секунд Данил замер. Потом провел ладонью по волосам и, бросив на меня быстрый взгляд, уточнил:
        - Что значит напали? Кто-нибудь пострадал?
        - Я не знаю… Она не вдавалась в подробности. Господи…  - губы мамы дрожали. Я видела, что она держится из последних сил.  - А что, если… если…
        - Давайте не будем гадать. Яна, одевайся, и выходите с матерью во двор. Я пока выгоню машину. И ружье возьми. Хорошо? Оно заряжено?
        - Да…  - облизав пересохшие губы, я бросилась к шкафу. Пальцы будто одеревенели от страха и абсолютно меня не слушались. Предчувствие беды было таким сильным, что кровь стыла в жилах, и я никак не могла понять, как же раньше не почувствовала неладного?
        - Ты одевайся, я достану ружье,  - раздался за спиной тихий голос матери. Я обернулась. Похоже, маме удалось справиться с эмоциями. Она выглядела собранной и решительной.
        - Я быстро…
        И снова короткая дорога, которая словно растянулась на годы. Меня колотило от напряжения, и когда мы затормозили, кажется, я уже была готова ко всему. Небо плакало. Пахло прелой травой, гарью и… бензином?
        - Похоже, дом пытались поджечь,  - бросил Данил и не прекращая движения, оглянулся через плечо. Я кивнула, соглашаясь с ним, и на несколько секунд залипла на его красивом усеянном каплями дождя лице. Его выгоревшие на солнце ресницы потемнели от воды. А с губ, напротив, сошли все краски. Он был взволнован, как и мы все.
        - Папа!  - с громким криком навстречу нам рванула Света. Данил зажмурился и, прохрипев: «Спасибо тебе, господи», бросился ей наперерез.
        - Ты как? С тобой все хорошо?  - шептал он, ощупывая дочку, вертя ее то так, то эдак.
        - Я в порядке… Я правда в порядке!
        Судя по тому, как клацали зубы девочки, в порядке она явно не была. Я подошла ближе.
        - Что тут у вас случилось?! Где все?
        - Там… За домом… Пойдем скорей…  - невнятно, сквозь всхлипы, прокаркала Света и потянула отца за руку. И мы побежали… Через клумбу с только-только зацветшими бархатцами, мимо флигеля, одна из стен которого и впрямь была обуглена. Выходит, мы не ошиблись. Дом действительно пытались поджечь.
        Первым я увидела отца. Он сидел на коленях, склонившись над…
        - Пашка,  - выдохнула я.
        - Эти люди… они в Валентина Петровича целились, а он им наперерез рванул…
        Плач Светы доходил до меня, как сквозь вату. Картинка перед глазами смазалась. И лишь её отдельные фрагменты, словно осколками, врезались в мозг. Побледневшая баба Капа, лежащий под навесом Пашка, кровь… Много крови. Я упала на колени рядом с отцом. Схватила безвольную руку брата, чтобы проверить пульс. Но он не прощупывался. Мой взгляд метнулся к той, кто понимал больше других.
        - Он жив, но…  - Баба Капа покачала головой и отвернулась.
        - Матерь божья,  - прошептала где-то в стороне мама. Тихо плакала Света…
        - Скорую… Вы вызвали скорую?  - что есть сил заорала я, понимая, что сама не справлюсь. Испытывая дикую, жгучую ярость от собственного бессилия.  - Юрия Борисовича? Хоть кого-нибудь!
        Я шарила по Пашкиному крепкому телу пальцами, осторожно ощупывая раны. Пытаясь понять, сколько их… Что повреждено? Перед глазами плыло, да, а в ушах… Я не понимала, что это было? Какое-то непонятное… шуршание?
        - В скорую звонили. Но ты же понимаешь…
        Баба Капа не договорила. Всем присутствующим было понятно, что скорая в наши края доедет нескоро.
        - Я ему слова доброго не сказал… За все это время не сказал слова доброго. А он под пули ради меня полез.
        Отец потрясенно на меня уставился, и я… я второй раз в жизни увидела, как он плачет. Тихо. И горько… плачет.
        Я не замечала, но слезы лились по моему лицу беспрерывным потоком. Или это был дождь?
        - Какого черта у вас происходит? Баба Капа позвонила, сказала, что на вас напали… О господи, Валь…
        Прибывший на вызов участковый еще что-то говорил, но я его уже не слышала. В тот момент меня не волновало, как случилось то, что сучилось. Я слышала плач… Отца, мамы, Светы. Потом мне на плечи легли теплые руки:
        - Все, Ясь… Все. Хватит душу рвать,  - прошептал Данил, но я лишь еще сильнее разошлась. Дернула плечом, сбрасывая его ладони, и зло уставилась на бабку:
        - Ну-ка, хватит его хоронить! Ты! Ты же… колдунья! Ну? Что сидишь? Давай! Давай… Сделай что-нибудь. Ты же можешь… ты же все можешь, правда?
        - А ты?
        Я открыла рот, но так и не произнесла ни звука. Просто смотрела… смотрела в черные глаза бабки, не в силах оторваться. И видела… столько всего. Шум в ушах усиливался, голоса в голове ревели. На меня надвигалось что-то мощное, то, что я не могла больше сдерживать.
        - Ей плохо,  - донесся голос Данила. Его руки снова потянулись ко мне, и я опять их сбросила. Моя кожа стала такой чувствительной, что я не могла выносить касаний.
        - Не трогай её… Оставь.
        Меня затягивала, затягивала пучина. И я тонула в ней, я захлебывалась, склоняясь над землей все ниже… А потом словно из небытия вынырнула, выпрямилась, жадно с надсадным хрипом втянула воздух.
        - Положи руки…
        - Что?
        - Положи на него руки,  - шепнула баба Капа.
        Я закусила губу и сделала, как велели. А несколько минут спустя мы услышали вой скорой…
        Все, что происходило потом, я помнила смутно. Разговоры о том, как нам повезло, что бригада реанимации находилась неподалеку, что еще чуть-чуть, и всё, потеряли бы мы Пашку, а так вроде есть шанс… Не помнила я и часов, проведенных под операционной. Это уже потом мама, вытирая слезы, рассказывала, что Пашку оперировали семь часов, и за это время у него дважды останавливалось сердце. Что по всем показателям тот вообще не должен был выжить. Ведь одна из пуль прострелила ему селезенку, и открывшееся кровотечение было таким сильным, что Пашка должен был умереть еще до приезда скорой. Но он не умер… И это называли не иначе, как чудом.
        Совсем плохо мне стало тогда, когда по телевизору сообщили об аресте губернатора и еще некоторых чиновников. Репортаж Данила вышел и вызвал в обществе не абы какой резонанс. Реакция правоохранительных органов последовала незамедлительно. Не знаю, удастся ли следствию присовокупить к выдвинутым этим нелюдям обвинениям еще и организацию покушения на жизнь отца и Пашки, но Соловьев обещал тому поспособствовать. И я ему верила.
        А он… глупый, думал, что я на него обижаюсь. Ведь изначально целью бандитов был вовсе не мой отец. И уж тем более не Пашка. Эти мрази охотились за Данилом, каким-то образом прознав о теме его расследования.
        Дверь в палату открылась. В образовавшемся проеме появилась сначала голова Соловьева, а уж потом он сам. В руках Данил сжимал небольшой букетик полевых цветов.
        - Ну, привет, болящая… Ну, и напугала же ты нас!
        - Прости. Я не специально. По-моему, последний раз я болела в первом классе. И вот…
        - Баба Капа сказала, что это нормально. Ты отдала слишком много энергии, спасая Пашку.
        Моя челюсть плавно отъехала вниз.
        - Что? Почему ты на меня так смотришь?  - улыбнулся Соловьев.
        Я сощурилась:
        - Скажи, что ты шутишь? Нет, ну, серьезно, ты же не можешь верить во всю эту чушь?
        Посмеиваясь, Данил устроился на моей кровати. Перевернулся на бок, глядя мне прямо в глаза.
        - И дождь закончился,  - наконец выдал он. Я взвыла, вскочила на постели с непонятно откуда взявшейся прытью и принялась его щекотать.  - Перестань,  - хохотал Соловьев.
        - Только если ты скажешь, что шутишь.
        - Какие уж тут шутки? Ты же нас всех спасла…
        Осознав, что щекоткой ничего не добьюсь, я слезла с Соловьева и сунула голову под подушку. Вроде как, «говори-говори, я все равно ничего не слышу». А он, между тем, продолжал.
        - Спасла лес, потому что неизвестно, сколько бы его выгорело, если бы хоть одна попытка поджога оказалась успешной. Спасла доказательства преступной вырубки. Спасла Пашку и отца…
        - А отца-то почему?  - заинтересовалась я.
        - Да потому, что он бы никогда себе не простил смерти сына. И их с матерью брак спасла.
        - Что, правда?
        Я высунула голову из своего укрытия и потрясенно уставилась на Данила.
        - Что спасла?  - снова улыбнулся он, но, видя мое нетерпение, посерьёзнел.  - Ну, зачем бы я тебе врал? Вместе они. Пашка уже, небось, и не рад, что его в семью приняли. Твоя мать ведь как наседка. Трясется над ним. Паша то, Паша сё… Он смущается страшно. Ну, что мы все о них, да о них. Лучше скажи, как ты?
        - Нормально. Температуры больше не было. Только слабость. Глядишь, выпишут сегодня. Один черт, ничего не нашли…
        - Вот-вот! А ты еще мне не веришь…
        - Так, все, Данил, правда… Даже слушать не хочу,  - не на шутку рассердилась я. Ну, ладно, еще деревенские в эту чушь колдовскую верят. Но он-то! Он…
        - Хорошо-хорошо! Не злись. Иди ко мне лучше. Я соскучился, пока ты тут прохлаждаешься - жуть.
        На душе потеплело. Я легла Данилу на грудь, прижав ухо к сердцу. Тук-тук… Как же хорошо, что все позади!
        - Мне так жаль, что эти уроды разбили твою аппаратуру,  - прошептала я.
        - Это не самое страшное, Яська. Жаль только, что одной техникой дело не ограничилось. Не нужно было твоему отцу вмешиваться.
        - И позволить им хозяйничать на его земле? Плохо ты знаешь папу.
        - Благодаря тому, что он успел подстрелить одного из налетчиков, их и задержали,  - был вынужден признать Соловьев.
        - Вот и хорошо. Можно в кои веки расслабиться.
        Я закрыла глаза и улыбнулась, ощущая давно забытый покой. На душе было тихо-тихо. Теперь я знала, что все будет хорошо.
        - Ясь?
        - Ммм?
        - У меня самолет сегодня… Я до последнего тянул, но раз тебе лучше…
        - Оу,  - я не знала, что сказать. В голове вертелось столько мыслей. Столько не озвученных вопросов и не произнесенных слов.
        Я люблю тебя…
        Ты мне так нужен…
        Пожалуйста, не уходи…
        - Знаю, мы так и не поговорили, но мы все непременно обсудим, как только я улажу свои дела.
        Я кивнула, не поднимая лица. Мне было страшно ему поверить. А не верить - еще страшней. В горле собрался колючий ком.
        Выбери меня… Пожалуйста, выбери меня!
        - Эй, маленькая, ты в порядке?
        Мне хотелось закричать: нет! Притвориться больной, мертвой… Что угодно, лишь бы он только остался. Но я, судорожно сглотнув, прошептала:
        - Угу. Просто… это все неожиданно. И ведь знала, что ты рано или поздно уедешь, а все равно неожиданно.
        - Но я же вернусь…
        - Возвращайся.
        - Ты будешь ждать?
        Смех, сорвавшийся с моих губ, был влажным от подступающих слез. Знал бы ты, сколько я тебя жду. Если бы ты только знал…
        - Ну, тогда я пойду?
        - Давай. Позвони, когда долетишь.
        Какие глупые ничего не значащие слова… Кто их вообще придумал?
        Мы попрощались как-то скомкано, будто чужие. Я даже не поцеловала его, так, клюнула в щеку и вернулась в постель. Но как только за Данилом закрылась дверь, снова вскочила. Подбежала к окну, отдернула жалюзи, и долго-долго, до рези в глазах вглядывалась в его удаляющуюся фигуру.
        А потом у меня зазвонил телефон. Я вздрогнула, неторопливо подошла к кровати. Взяла трубку в руки, не решаясь взглянуть на дисплей. Зажмурилась и приложила к уху.
        - Знаешь, я, кажется, опять не сказал тебе главного.
        - И что же ты не сказал?
        - Я люблю тебя, Тень.  - Голос Данила дрогнул, как будто он не был уверен в том, что я пойму его код.  - Я люблю тебя больше жизни.
        - Это все?  - прошептала я, опускаясь на больничную койку.
        - У меня да… Теперь ты. Скажи!
        Он не просил. Он приказывал. И от этого голоса, тона… все внутри у меня дрожало. Мелко-мелко дрожало, да… Я шевелила губами, чтобы ответить, но они не поддавались. Просто растягивались в идиотской, полубезумной какой-то улыбке.
        - Скажи!  - настойчиво повторил он.
        - Я тоже люблю тебя, Птах. Разве можно тебя не любить?
        Эпилог
        - Присядь! Что ты маячишь? Ничего твоему Пашке не будет.
        Света замерла посреди дорожки и возмущенно на меня уставилась:
        - Именно поэтому отец орет на него вот уже…  - девушка покосилась на циферблат часов и осеклась.
        - Каких-то десять минут,  - закончила я за нее, закатив глаза к небу. А небо было безоблачным. Голубым-голубым. Под таким небом ничего плохого случиться просто не может. Припекало солнышко, а в воздухе витал сладкий, усилившийся к вечеру аромат петуний. Ну и, бог с ним, чего уж - назревающего скандала.
        - Убийство - дело секунды,  - мрачно заметила Света.
        - Да брось. Ну, не станет отец убивать Пашку только за то, что вы надумали пожениться.
        - Угу… А главное, вот что ему не нравится, а? Мы ведь все, как положено, делаем! Было бы лучше, если бы мы в грехе жили? Выходит, так?
        Я не выдержала и рассмеялась. Из уст восемнадцатилетней девушки рассуждения о грехе звучали и впрямь комично. Светка обиженно насупила брови. Не знаю, была ли она готова к семейной жизни, ведь во многих вещах эта взрослая с виду девушку до сих пор оставалась таким ребенком… Мамочки! Но поживем - увидим. С некоторых пор я стала фаталисткой.
        - Смешно ей…
        - Свет, ну, не злись…  - примирительно вздохнув, я выбираясь из плетеного кресла.
        - Как не злиться, когда тут такое, а ты зубы сушишь! Вон, даже птенчиков разбудить не боишься…
        Я закусила губу и с опаской покосилась на стоящий под раскидистым кленом манеж. Птенчики - это наши с Птахом сыновья. Им два, и их два, но они такие неугомонные, что порой кажется - я по меньшей мере многодетная мать. Баба Капа говорит, что всему виной акселерация. А я как-то больше грешу на гены. Просто Андрей и Саша - дети своего фантастического отца.
        На то, чтобы уладить дела в городе, Птаху понадобилось целых полтора месяца. Когда он вновь появился на пороге моего дома - была уже осень. Его приезд не стал для меня неожиданностью, хотя Данил и не посчитал нужным предупредить меня о конкретной дате. Просто проснувшись в то утро, я поняла, что это случится сегодня. Приготовила обед, затопила баню и к нужному времени вышла на веранду, не в силах больше ждать. Это было почти три года назад, а я до сих пор в деталях помню момент нашего воссоединения. Птах неторопливо вышел из отцовского УАЗика, закинул на плечо спортивную сумку и двинулся к дому вальяжной походкой.
        - Примешь?  - улыбнулся он.
        - Приму. А ты надолго или…
        - Я навсегда, Яся. Навсегда. Сечешь?
        - То есть… ты хочешь жить здесь?  - я обвела ладонью двор дома, который плавно перетекал в лес.
        - Да. А разве ты не передумала возвращаться в город?
        Я прикусила щеку изнутри и осторожно заметила:
        - Здесь я нужней.
        Помню, как дрожал мой голос. Ведь я и впрямь решила остаться. Но до того момента мы с Данилом не обсуждали этот вопрос. К тому же я прекрасно понимала, что человеку его профессии жить в глуши… Ну, неправильно, что ли. В тот момент я даже была готова к тому, что он вернется к своим опасным командировкам. И была согласна ждать его, сколько понадобится, хоть всю жизнь… Но, к счастью, у Птаха на этот счет были другие планы.
        - Я тоже так думаю. В городе и без тебя врачей хватает.
        - Правда?
        - Да. Не таких хороших, но… Слушай, а чем так пахнет?
        - Мясом. Я… ждала тебя.
        - Тогда чего мы стоим на пороге? Я же натуральным образом оголодал… Только можно потом мясо, а?
        - А сначала…
        - Сначала тебя, Яська… Тебя… Тебя! Господи, как же нечеловечески я соскучился…
        Вот тогда-то наши сыновья и получились. Птах и правда истосковался. Не соврал. А потом все как закрутилось! Свадьба. Самая настоящая, на которую пришла вся округа, дети, дом…
        Кстати, дом - это отдельная тема. Когда мы поняли, что у нас родится двойня, довольно остро встал вопрос о расширении. И началось… Сначала мы пристроили одну спальню, потом игровую, потом Данил заявил, что ему нужна студия. Наш дом расширялся и расширялся. Теперь он больше походил на ожившую фантазию обезумевшего архитектора. Незнакомый человек мог запросто заблудиться в его лабиринтах, а вот нам с Соловьевым нравилось то, что вышло.
        Сказать, что мы жили душа в душу - это ничего не сказать. Но поначалу все было не так уж гладко. А все потому, что меня не покидал страх. Сначала страх того, что дорога снова позовет моего Птаха, и он полетит, распрямив крылья, далеко-далеко… Но время шло, а Данил оставался рядом. И тогда у меня появился новый повод для беспокойства. Что, если он заскучает? Я не могла отделаться от мысли, что Птах пожертвовал слишком многим, чтобы быть со мной. Я словно подрезала его крылья, лишила свободы и любимого дела. Не знаю, сколько бы я еще себя грызла, если бы однажды Соловьев, не положил этому конец.
        - Говори,  - велел он, усадив меня на стул перед собой.
        - Что говорить?
        - Все. Все говори. Как есть. Нет сил уже смотреть, как ты мечешься. Ну!
        И я заговорила. Внутри меня будто плотину прорвало, и слова лились нескончаемым беспрерывным потоком.
        - Это все глупости,  - подвел итог Птах моим страхам.
        - Как глупости? Почему глупости? Я тебя лишила привычной жизни, перспектив…
        - Ты? Именно ты лишила? Это, видимо, намек на то, что своей головы у меня нет?
        - Нет… Я ничего подобного не говорила,  - растерянно залепетала я.
        - Вот и правильно. Потому что это мое решение. Оглянись! Мир вокруг никуда не делся, но даже если бы так… Моя любовь стоит целого мира. Все, что между нами - для меня и есть весь этот чертов мир.
        Птах злился. Сильно. Я впервые слышала, как он орет. Но для меня не было слов милее. В тот момент я окончательно успокоилась.
        А как сильно ошибалась, уже потом поняла… Зря я вообще думала, что мой Птах не найдет себе применения. Ну, во-первых, он был первоклассным фотографом-натуралистом. Для такого в наших краях - раздолье. Без работы он не сидел ни дня. Она сама его находила. Фото Соловьёва печатались во всех популярных изданиях. А вот чего я не ожидала, так это того, что Данил увлечется природоохранной деятельностью. Он стал активным сторонником Гринписа и наряду с другими активистами ввязался в программу по сохранению здешних лесов и экосистемы озера.
        - Эй, Ян, ты что, плачешь?
        Вопрос Светы отвлек меня от воспоминаний. Я моргнула, стряхивая и впрямь набежавшие слезы. В последнее время я стала ужасно сентиментальной.
        - В глаз что-то попало.
        - Ну, да…  - недоверчиво протянула та.
        - Кажется, я слышу звук мотора. Неужели Нинка и Катя так быстро добрались?
        В лето, когда мы с Птахом нашлись, подруги так к нам и не выбрались. Но потом приезжали на свадьбу, крестины сыновей и так… погостить. Помимо всего прочего, Данил решил вложить деньги в строительство небольшой, полностью экологической базы отдыха. До окончания проекта было еще далеко, но пару домиков уже успели закончить. Планировалось, что в них подруги с семьями и остановятся.
        Шум мотора нарастал. В манеже завозился и открыл глазки Андрей. Следом - Сашка.
        - Деда едет?  - оживился тот, деловито перелезая через опущенный бортик.
        - Скорее крестная.
        Я хотела было выйти встречать гостей на дорогу, но дверь в дом оглушительно хлопнула, и на крыльцо выскочил мой разгневанный муж. За три года нашего брака он вернул себе былую форму и теперь выглядел по-настоящему угрожающе. Я покосилась на Андрея, который, последовав примеру брата, тоже выбрался из манежа, и, надев на него панамку, двинулся к Птаху.
        - Ну? И чего рычим? Дверями хлопаем?  - спросила я, очерчивая пальцами выступающие под одеждой мышцы.
        - Это я разбудил?
        Я проследила за взглядом мужа и покачала головой:
        - Нет. Просто выспались.
        - Хорошо. А то я что-то и впрямь разошелся.
        Из дома вышел невозмутимый Пашка. Света подбежала к нему и, заглянув в глаза, громко поинтересовалась:
        - Он тебе ничего не сделал?
        - О, да ради бога!  - снова зарычал Птах.
        - Свет, ну, ты как скажешь,  - вступился за будущего тестя Пашка.
        - Таки благословил?  - улыбнулась я, понимая, что Соловьев спекся.
        - А что с ними прикажешь делать?!  - возмутился он.  - Люблю, говорит. Женюсь…
        - Ну, это не так уж и плохо.
        - Да, наверное,  - Данил немного расслабился и знакомым до боли движением забросил руку мне на плечи.  - Только знаешь что?
        - Ммм?
        - Хорошо, что у нас пацаны. С этими девками одни проблемы.
        Я закусила губу и отвернулась, пряча лукавый взгляд. Но зря я надеялась, что этот маневр ускользнет от внимания моего мужа.
        - Что? Что это значит?
        - Что именно?
        - Вот эта твоя улыбочка!
        - Понятия не имею, о чем ты,  - пробормотала я и, высвободившись из захвата Птаховых крылышек, сбежала вниз по ступенькам навстречу подъезжающей машине.
        Как я и рассчитывала, на время мой Птах отвлекся. Потому что гости. И смех, и вино… Катька с Колей и детьми, Нинка. Родители, баба Капа, которая, совсем раздумав умирать, после рождения двойни как будто сбросила десять лет. Мама Данила, подобревшая Светка с Пашкой и, конечно, птенчики. Без них никуда. Случившаяся во дворе отцовского дома беда здорово нас сплотила. Как будто обнулила все обиды и претензии. Мои родители приняли Данила без всяких вопросов. Может быть, конечно, свою роль сыграл и его репортаж, после которого ко мне потянулись пациенты со всей страны, но скорее эта оттепель была вызвана тем, что Птаха в принципе нельзя было не любить. Наши отношения со Светой тоже наладились. Думаю, она была благодарна мне за то, что ее отец больше не носится по горячим точкам. Как и Птахова мать. И только за это одно они приняли меня в семью безоговорочно. В общем, все сложилось как нельзя удачно.
        Наши посиделки затянулись. С близкими людьми всегда так. Лишь когда все разбрелись по своим койкам, и мы с Данилом остались одни, он снова вернулся к главному.
        - Я же правильно понял твои намеки?  - спросил он, вдруг посерьезнев.
        - Ты вообще все очень правильно понимаешь,  - улыбаясь, заметила я.
        - То есть девочка? Ты уверена?  - я вскинула брови, и Птах сам себе ответил.  - Ну, конечно, уверена. Черт!
        - Знаешь, что-то ты не выглядишь счастливым,  - поддела я мужа, впрочем, все про него понимая. А потому, нисколько не обижаясь на такую странную для кого-то реакцию.
        - Просто… это же девочки. Вы же… ну, я не знаю. Вас любить надо, лелеять.
        - Вот ты и лелей. Можешь хоть прямо сейчас начинать…
        Данил огляделся по сторонам:
        - Пацаны точно не проснутся?
        - А ты не тяни резину, папочка, глядишь, и успеем.
        КОНЕЦ