Девятая жизнь Наталия Владимировна Полянская
        Жизнь Катьки идет привычным чередом: стабильная работа, обжитая и уютная квартирка и крепкие отношения, которые скоро перерастут в брак. Все меняется, когда на ее голову обрушивается внезапное горе - смерть самого близкого человека. Теперь Катьке предстоит выполнить все условия договора, чтобы вступить в права наследства, не потерять себя и понять: какая же она на самом деле - жизнь…
        Наталия Полянская
        Девятая жизнь
        Автор благодарит Валентина Филиппова и Азамата Тхакахова
        за помощь в работе над книгой
        Глава 1
        «Ненавижу заказуху».
        Катька с ожесточением постучала карандашом по столу и тут же обернулась: не разбудила ли Игоря стуком? Нет, спит. В их небольшой студии даже не спрячешься: одна комната да кухня, все заставлено, забито, хорошо хоть свет нормальный. Художнику без света просто погибель. И без пространства. Катька ужималась как могла, однако ее не покидало ощущение, что она живет на складе. Конечно, дед не раз предлагал переехать обратно к нему, но та скорее была готова отгрызть себе локоть, чем пойти на его условия. Слишком много их, условий этих. Одно вон похрапывает на кровати. Катька завистливо вздохнула: в отличие от Игоря, у которого сегодня выходной, ей предстояло весь день работать над срочным проектом. У заказчика горели сроки, и завтра, в понедельник, надо кровь из носу сдать пятнадцать иллюстраций. А готово - шесть.
        «Ненавижу. Ненавижу. Что бы придумать?»
        Иллюстрации предназначались для книжки о тайм-менеджменте. Автор с гордым именем Борислав Соколов рассказывал всем, кто готов прочитать и узреть свет истины, как жить правильно, так, чтобы успевать миллион дел, лежа на пляже. Катька успешно одолела рисунок к разделу о прокрастинации, так как знакома с этим явлением была не понаслышке, и форзац, но вот глава о делегировании не поддавалась никак. В голове роились банальности: седой сенсей раздает указания смиренно внимающим ученикам, люди в деловых костюмах стоят на кусочках пиццы, начальник указывает подчиненным, куда ставить элементы гигантского пазла… Все уже тысячу раз повторено, облизано и отрисовано. Не ею. А Катьке хотелось свеженького, искристого, как охлажденное шампанское. Чтобы шибало в нос и в душу.
        - А-ы-ы-ы, - негромко провыла Катька, утыкаясь носом в ладони, и потом тихонько побилась лбом об стол. Иногда это помогало. Но сегодня не тот день. Когда она проснулась - три, четыре часа назад? И с тех пор сидит и мучается, кучу бумаги уже извела.
        Может, пойти прогуляться? Или в кафе… Выпить кофе и сок, сменить обстановку. Наверное, «Одуванчик» уже открыт, они ранние пташки. Любимый столик, огромная чашка капучино, рисунок на пенке от бармена Сережи - составляющие успеха. Да, решено. Игоря будить бесполезно, он в выходные спит до полудня, а значит, можно бежать прямо сейчас.
        Катька покидала в рюкзак скетчбуки, карандаши, кошелек и мобильник, наскоро причесалась (можно и не краситься - в «Одуванчике» ее видали всякой, в том числе с жесточайшего похмелья), влезла в короткие джинсовые шорты с бахромой (дед говорил - акулы обкусали), в первую попавшуюся майку и на цыпочках вышла в коридор. У входной двери были слышны заливистый лай соседской шавки, громкие голоса детей и музыка из чьего-то радио. Несмотря на ранний час, старый дом жил активной жизнью.
        Пожалуй, Катьке это даже нравилось, хотя иногда и приходилось просыпаться в неурочный час от омерзительного звука дрели или пьяных выкриков под окном. Зато нескучно. Катька во всю ширину своей творческой души ненавидела новые вылизанные дома, где соседи здороваются друг с другом, а собак держат исключительно породистых, улыбающихся во всю пасть. Такие стерильные жилища - дом настоящей тоски, могила для творчества. Как, скажите на милость, видеть настоящую жизнь, если лестница твоя пахнет шампунем, на окнах стоят горшки с цветами, а на входе в подъезд сидит убийственно вежливый консьерж? А вот если на стенах граффити, на полу бычки, а пахнет отнюдь не розами, тут-то да. Тут просматривается бунт, достойный любой творческой души.
        Дедов дом - некоторое исключение из списка выхолощенного жилья, но и он, и он проигрывает атмосфере старого, еще советского жилого фонда!
        Спускаясь бегом по лестнице, Катька едва не наступила на тощего кота. Кому он принадлежал, до сих пор оставалось загадкой, - то ли склеротичной старухе Павловне с третьего, то ли алкоголику дяде Мише со второго, неизвестно. И как звать кота на самом деле, тоже никто не знал. Кликали то Барсиком, то Кузей, а то и вовсе Ферапонтом - это старый учитель придумал, живший этажом ниже Катьки. Почему-то имя Ферапонт шло коту больше всего: имелось в животном некое внутреннее достоинство, отрицавшее истинность Барсика и Кузи. Кота подкармливали все кому не лень, а он периодически таскал из подвала задушенных крыс и аккуратно выкладывал рядком у подъезда, к великому возмущению дворничихи тети Вали.
        - Извини, - покаялась перед котом Катька и, присев, погладила его плешивую голову. Кот коротко мявкнул. - Чуть не сбила тебя. Ты не пропадай, Ферапонт. Я тебе потом сайры дам. Будешь сайру?
        Кот благосклонным мурлыканьем обозначил, что сайру, несомненно, будет.
        - Ты не знаешь, как нарисовать делегирование? - задумчиво спросила у животного Катька. Кот урчал, терся об ее коленки. - Нет, не знаешь. Ладно. Смотри, веди себя хорошо. Позже увидимся.
        У каждого художника обязательно должно быть «свое» кафе, где можно творить, придумывать, встречаться с единомышленниками или даже устраивать жаркие дебаты. Как, например, парижское кафе «Гербуа» у Эдуара Мане или римское «Греко» у Брюллова и Кипренского. В ресторанчиках особая атмосфера: вечная текучка, множество новых лиц, кухонный чад, хлопающие двери… Когда Катька раньше задумывалась о таком вот своем месте, то представляла себе Монмартр, где однажды побывала с дедом, и тамошние небольшие уютные заведения, пахнущие розмарином, и тонкие винные бокалы, и приглушенный свет.
        На деле же у Катьки был «Одуванчик».
        Любимое кафе художника должно называться как-то иначе. «Этуаль», например. Или «Английский клуб» - это для приверженцев классики. Но не «Одуванчик», где ожидаешь увидеть толпы мамаш с детьми и зашедших почитать газетку пенсионеров. Впрочем, пенсионеры с газетками - это тоже французские штучки, наши-то, постсоветские, таких изысков позволить себе не могут. В «Одуванчике» должны собираться глупо хихикающие малолетки, кривляющиеся в «Тик-Токе», или офисные крысы, а никак не художники.
        Да и внешностью кафе на творческое место совсем не походило. Бесстыдно-светлое, словно вывернутое нутром для всех, немного безликое, будто каждый должен приносить изюминку в интерьер вместе с собой, а не встречать ее тут, на месте. Уйдешь - и вспомнить нечего.
        Так было, пока в «Одуванчик» не заявилась Катька.
        Несмотря на то что кафе располагалось неподалеку от ее дома, она там до определенного момента ни разу не бывала, пробегала мимо. Взгляду не за что зацепиться, он и не цеплялся. Но в прошлом году Катьку по дороге домой накрыл такой осенний ливень, что пришлось срочно искать крышу над головой.
        Тогда Катька ввалилась в «Одуванчик», некоторое время стояла на пороге, в прямом смысле обтекая, а потом негромко и отчаянно сказала:
        - Ужас какой.
        Безликость подобных заведений действовала на Катьку как таблетка депрессанта. Это она в десять лет придумала: если бывают антидепрессанты, то и депрессанты должны быть. Серенькие такие, неприметные таблетки; их принимают, чтобы не выделяться. Их прописывают тем, кто боится менять жизнь, самовыражаться, творить. Хочешь до пенсии жить в хомячьем колесе тупого существования? Выпей депрессант, и это не будет тебя парить.
        Дед тогда громко хохотал над ее придумкой и с удовольствием рассказывал компании, которая собиралась у него по субботам. Изысканные тетеньки и громогласные дяденьки хвалили Катьку за креатив, и девчонка млела.
        О депрессантах Катька тогда владельцу «Одуванчика» и рассказала. Иван был сыном среднесостоятельных родителей, после института не знал, чем развлечься, и ему подарили кафе. В основном Иван там посиживал, гоняя на ноутбуке танки или боевых эльфов, и особо не заморачивался успехом свалившегося на голову заведения. Родителям тоже было наплевать. Не в минусах «Одуванчик», и слава богу. За счет расположения - спальный район Ясенево - и невысоких цен заведение, даже такое унылое, имело свою клиентуру, а остальное никого не волновало.
        Катька не могла понять: как это - когда не волнует? Что это вообще за жизнь такая? Можно ли ее жизнью называть? Она втолковывала это Ивану битых два часа, и к тому моменту, как закончился дождь, «Одуванчик», тяжко погромыхивая, уже летел по стезе добродетели.
        Иван, видимо, решил, что проще сказать «да», чем объяснить, почему нет, и выделил Катьке бюджет на изменение кафе. Название менять не стали: ходили сюда в основном мамочки с детьми и подростки, для них белое и пушистое - самое то. Вот Катька на этом и сосредоточилась. Купила в «Икее» искусственные мохнатые пледы, вместе с Иваном заменила кресла, развесила разноцветные гирлянды с лампочками, похожими на переевших шмелей… А потом уже, когда основа была создана, написала акценты - картины с одуванчиками. На одной ежи летали на пушинках, на второй, повешенной так, чтобы было видно с улицы, ядовито-желтый одуван принимал в гостях темно-синюю бабочку с чашкой кофе в лапке, а на третьей, особенно Катькой любимой, кот Ферапонт прятался в одуванчиковом поле. Кот был готов к прыжку и охотился на шмеля. От этой картины начиналась гирлянда, и выходило, что кот уверен в своих силах и рассчитывает поймать целый рой шмелей. Сожрать не сожрет, но славой великого охотника обзаведется.
        Теперь Катьке самой было приятно сюда ходить, и, что немаловажно, публики тоже стало больше. Иван в благодарность сделал девушке пожизненную пятидесятипроцентную скидку, что было, конечно, приятно. Катька жила по принципу «художнику надо поголодать, иначе ничему не научится в жизни», однако отказать себе в хорошем кофе не могла. А тут такая экономия.
        Глава 2
        В «Одуванчике» Катька устроилась за любимым угловым столиком у окна, раскидала скетчбуки и карандаши, с благодарностью приняла от Сережи капучино, слопала пенку и затосковала.
        Дед говорил, что нужно уметь делать и неприятную работу тоже. «Она испытывает твою силу воли, - утверждал дедушка. - Приносит деньги, на которые ты живешь. Ставит перед тобой нетривиальные задачи. Тебе это скучно, однако это вызов тебе как творцу. Какой ты творец, если с самого начала занимаешься исключительно приятным и делаешь только то, что в голову взбрело? Это деградация, милая моя. Нет ничего страшнее регресса».
        Ему-то хорошо говорить. Дед в жизни всего уже добился сто лет назад, он еще при советской власти был известным художником. И все равно, Катька знала, брался за разное. С большей частью этого разного она категорически не соглашалась, считая чушью и размениванием взращенного таланта на ерунду, а дед говорил, что это вроде обливаний ледяной водой. Да, некомфортно ни разу, зато как закаляет, ух!
        - Как видеть свои возможности, если ходить только в теплый душ? - пробормотала Катька дедову фразу. - Делегирование, значит.
        Она посмотрела на картину. Кот Ферапонт крался за шмелем, а вокруг… Одуванчики. Кстати, почему бы и нет?
        На середине отрисовки бизнесменов, зверски раздербанивающих одуванчик, Катьке позвонил дед.
        - Я вот что подумал, - сказал он без «здрасте - до свидания», как обычно. - Встречаемся в два часа на «Кропоткинской» в «Хлебе насущном». О нем, родимом, и поговорим.
        - Я вообще-то занята, - пробубнила Катька, тщательно прорисовывая бизнесмену шнурки.
        - Творишь?
        - Творю.
        - Это ты молодец. Но в два часа я тебя жду. Але, «Незабудка», я «Сокол»![1 - Цитата из фронтовой песни «Незабудка». Музыка Анатолия Лепина, слова Феликса Лаубе.] Как слышишь меня?
        - «Сокол», я «Незабудка», слышу тебя хорошо, и ладно, ладно, приду!
        - То-то же, - сказал дед и отключился.
        Катька вздохнула и посмотрела на получившийся рисунок. Бизнесмены скалились, готовые растерзать и друг друга, и несчастный обтрепанный одуванчик. Хищный оскал буржуазии, вот как. «Я художник, я так вижу».
        В «Хлеб насущный» Катька опоздала минут на пятнадцать.
        Можно было бы, конечно, и так пойти - в «акульих» шортах и непричесанной, чисто деду назло, - однако в последний момент девушка передумала. Ничего она этим не докажет, а вдруг с дедом будет кто-то еще? Катька понятия не имела, чему посвящена сегодняшняя внезапная встреча и что взбрело деду в голову на этот раз. Ее единственный родственник отличался редкостной непредсказуемостью.
        Поэтому Катька забежала домой, сменила шорты и футболку на юбку, блузку и сандалии, наскоро вымыла голову и высушила волосы, а уж укладка - работа ветра. Игорь спал, его даже звук фена не разбудил. Ну, у каждого свои радости…
        Дед, конечно, уже ждал ее. Когда Катька влетела в «Хлеб насущный», взмыленная, подружившаяся с ветром, молча встал и отодвинул для нее стул. Перед тем как сесть, Катька чмокнула деда в щеку. Раньше бы и обняла, и прижалась… но детство закончилось, а взрослая жизнь слишком стремительна, чтобы разменивать ее на нежности.
        - Катерина, если ты везде будешь опаздывать, тебя не станут воспринимать всерьез.
        - Как говорил тот самый Мюнхаузен, господа, вы слишком серьезны! Умное лицо - это еще не признак ума, господа! Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица!
        - Извинения приняты, - хмыкнул дед и уселся напротив. Катька уперлась локтями в стол, положила подбородок на ладони и принялась рассматривать. Пожалуй, с дедом все хорошо. Седых волос прибавилось, ну так в восемьдесят три это логично. Щетина длинная: поленился бриться или не успел, увлекся, вон и пятнышко краски около уха. А вот одет с шиком: льняная рубаха, льняные же штаны на тон темнее, на руке - часы стоимостью с Катькину студию, на безымянном пальце - кольцо с рубином, как у кардинала Ришелье. Катька считала кольцо дикой безвкусицей, а дед говорил, что это китч и надо уметь.
        Подбежала официантка, разулыбалась деду, «поплыла». Дед сделал заказ неторопливо, словно подкрадываясь к добыче, и припечатал финальным: «Девушке все то же самое и порцию сорбета!» Официантка покивала, а потом неодобрительно на Катьку покосилась. Ну да, есть чему завидовать: тощая и встрепанная как ворона, а ест - мужик не всякий такую порцию одолеет - и еще изволит обедать с харизматичным пожилым джентльменом. Фи.
        - Как творчество? - поинтересовался дед. - Вспахиваешь ниву заказов?
        - Вспахиваю, - согласилась Катька. - Еще немного - и на машину накоплю.
        - Катерина…
        - Я уже двадцать семь лет Катерина.
        - А я помню, - ухмыльнулся дед. - Только ведешь себя как в пятом классе. Возьми мою «Тойоту», чего ей в гараже стоять?
        - Я накоплю.
        - Ржавеет машина, пользовалась бы семейным имуществом…
        - Мне немного осталось.
        - Докинуть?
        - Заказчики докинут.
        Дед пожал плечами, не слишком удивленный ответом.
        - А ты как? Все лоботрясов своих рисуешь?
        - Рисую. О них речь и пойдет. Только поедим сначала.
        «Так я и думала». Настроение у Катьки испортилось. Вот вечно так! Почему нельзя просто пообедать с дедушкой, обменяться новостями и разойтись - жить каждый своей жизнью? Непременно ему надо поуговаривать ее, непременно попытаться вовлечь!
        Фалафель Катька жевала без аппетита, снова вдохновилась только на сорбете. Дед заказал себе чашку кофе - «Самую громадную, девушка» - и теперь пил его, огненный и без сахара, черный и горький, сваренный чертями в аду.
        - Тебе не вредно? - Катька указала ложечкой на кофе. - Что твой врач говорит?
        - Говорит, все мы смертны, а некоторые внезапно смертны, - философски откликнулся дед. - Так что нужно получать удовольствие, пока есть куда его получать. Я не пью, не курю, могу я хоть кофейком себя побаловать?
        - Можешь, можешь. Только таблетки потом станешь пить, как давление скакнет.
        - Возвращалась бы ты домой, Катя, - заявил дед без всякого перехода. - Может, хватит?
        Катька передернула плечами.
        - Зачем? Стакан воды тебе есть кому подать, а у меня своя жизнь.
        - Это я понимаю, - усмехнулся дед. - Птенец вылетает из гнезда и расправляет крылья. Но ты, по-моему, уже вполне уверенно держишься в потоках воздуха. И мне ты все доказала. Может, вернешься? У меня студия лучше.
        - У меня тоже хорошая. А ты просто скучаешь.
        - Не без этого.
        Они улыбнулись друг другу.
        - Что там с твоими балбесами? - Катька предпочитала побыстрее разделаться с неприятной частью разговора.
        - С ними все в порядке. Едят, спят, тыгыдык. - Дед выучил последнее слово по Катькиной наводке и теперь часто его использовал: нравилось, как звучит. - Правда, тыгыдык небыстрый, так как хорошо кушают. Я с ними серию буду делать, и мне нужен помощник. Я бы предпочел тебя.
        - Дед! - Катька поморщилась. - У тебя миллион учеников. Неужели неквалифицированная работа - удел единственной внучки, а не восторженных почитателей? Любого помани, он тебе все детали отрисует, лишь бы учиться у великого Литке! Да и натаскаешь их. Больше художников, хороших и разных!
        - Чуйки у них нет, - сказал дед. - А у тебя есть.
        - Черт с ней, с чуйкой. Давай по-честному? Я не хочу. Ты опять китч запросишь, а я это не люблю.
        - Не китч, - произнес дед, внимательно ее разглядывая. - Там другое немного… Я б тебе рассказал, да верю, что ты решительно настроена. Катерина…
        - Да? - Она смотрела на него честными-пречестными глазами, уже понимая, что миновало. Дед взглянул в ответ, помолчал и вздохнул:
        - Ничего, Кисточка…
        Вот как он так умеет? Это же целый ритуал: дед зовет - она отказывается. Гордость, предубеждение, самостоятельность. Жаркие споры, иногда до слез (Катькиных, конечно). Имею мнение, оспаривать бесполезно. А тут - ничего. Впору забеспокоиться.
        - У тебя температуры нет? - озабоченно спросила Катька. - Или камней в почках? Ты чего такой вареный?
        - Я не вареный… - покачал головой дед. - Просто надеялся, что ты согласишься без всяких танцев своих обычных. Это для меня не самый типичный проект, даже идея не моя. Знакомый предложил, я согласился…
        - Заказуха-а! - простонала Катька, борясь с желанием упасть лицом в мороженое.
        - Пусть так. Но не совсем простая. Я б тебе рассказал, да толку слова тратить.
        Лежащий рядом телефон завибрировал, на дисплее появилось имя Игорька. Проснулся, значит. Дед покосился, усмехнулся.
        - Кавалер твой звонит? Наотдыхался?
        - Игорь, как и я, тоже работает, между прочим.
        - Да, продавцом в салоне сотовой связи.
        - Не всем быть гениями. А ты сноб.
        - Первостатейный… - не стал отрицать дед. - И получаю от этого удовольствие всю жизнь. Как я тебя этому не научил? Уму непостижимо.
        - Все впереди, - буркнула Катька и сбросила звонок: с Игорем она во время встреч с дедом не разговаривала. - Доживу лет до пятидесяти и сразу заделаюсь снобом.
        - Можно начать и раньше! - воодушевленно сказал дед. - Прямо сейчас! Собрать вещички и вернуться в логово зажравшихся гениев. Как тебе такая перспектива?
        - Ты подозрительно меня сманиваешь… - Катька прищурилась. - Неужели так помощь нужна?
        - Ты мне нужна, - грубовато ответил дед и отвел глаза.
        Катька молча на него смотрела. Посидели так минуты две, потом дед повернулся и спокойно произнес:
        - Я не вечный, Катерина. И слишком старый для вот этих игр. Не хочешь переезжать - хоть появляйся почаще, а если мое общество тебе противно, скажи прямо. Ты же знаешь, я не люблю лжи и хождения вокруг да около…
        - Не противен ты мне… - Катька рассердилась. - Что за история! Я тоже скучаю. Просто работы много, я же учусь, шишки набиваю, как мне велел великий ты. - Дед слабо улыбнулся. - И мы с тобой расходимся в творческих взглядах. Да! А ты мне доказываешь вечно, что твой путь единственно верный. А у меня - свой!
        - Хорошо-хорошо, пусть свой. Но вот что я тебе предлагаю. На следующей неделе в Праге открывается выставка, несколько моих картин там будет. Как насчет в выходные туда слетать? Рулька, кнедлики, пиво. Считай это взяткой.
        - М-м, взятка, как приятно звучит! - Вот это уже был привычный дед. От сердца отлегло. - Я подумаю и дам свой положительный ответ.
        Давно они с дедом никуда не выбирались. Игорь переживет одни выходные без любимой девушки, а дед… Конечно, будет ворчать, но зато с ним не соскучишься.
        Весь понедельник, вторник и даже кусочек среды Катька предвкушала этот пражский вояж. Думала о том, как просторна и нетороплива Влтава в начале лета и можно будет покормить голубей и зайти в собор Святого Витта, где покрываешься мурашками от прохлады и красоты. Выпить пива, сгрузить на дедову тарелку ненавидимые кнедлики, сидеть вечером на набережной и говорить о миллионе вещей, глядя, как в реке отражаются фонари и звезды.
        В среду, когда день неудержимо сваливался в вечер, Катьке позвонил Валентин Петрович Климанский.
        - Катерина Филипповна, - сказал он, и та вдруг уронила кисть, которой раскрашивала гибискус на холсте, и вытянулась в струну - так резко и диссонирующе прозвучал голос. - Приезжайте, пожалуйста. Катерина Филипповна… его больше нет.
        Теперь ехать в Прагу было не с кем.
        Глава 3
        Филиппа Ивановича Литке хоронили на Кунцевском кладбище - заслужил.
        Хорошо, что сейчас не весна или осень, думала Катька, шагая по сухой и счастливой от солнца дорожке. Хорошо, что нет голых веток, ворон, каркающих вслед, тряпочно- серого неба и мерзкой мороси - не туман, не дождь, так, нечто среднее. Нет ничего, усугубляющего горе, шаблонного, словно стенания плакальщиц. Дед бы восстал из могилы и всех поубивал, если бы его так хоронили. Он однажды сказал, что непременно в день прощания будет солнце. Откуда он знал?..
        Конечно, оркестр играл. И гроб был солидный, темно-бордовый, украшенный живыми цветами; только Катьке все казалось, что там, внутри, - не дед. В зале прощания, когда она подошла, то долго вглядывалась в дедушкино лицо, немного заострившееся и все же - непримиримое. «Смерть есть, но это лишь начало», - словно говорил дед. Катьке казалось, он сейчас откроет глаза и спросит ее, почему она так вырядилась и где платье в синий цветок - ох и любил он, когда Катька его надевала! Она уже и в чемодан это платье уложила, чтобы в Прагу везти. Но дед глаз не открывал, и в его неподвижности, в застывших чертах было что-то неправильное: нельзя, будучи настолько живым, быть мертвым.
        Оркестр был, только вот играл он не тягучие мелодии, мерно загоняющие в могилу не только уже умерших, но и живых, а что-то светлое и высокое, будто летние облака. Они плыли по небу, кучерявые и очень деловые. Наверное, насчет музыки тоже дед распорядился, он не любил настолько важные дела оставлять на самотек. А когда гроб подняли и понесли, мелодия снова сменилась - и, несмотря на аранжировку, место и время, Катька сразу ее узнала. «Обыкновенное чудо», один из любимых фильмов деда.
        «Давайте негромко, давайте вполголоса, давайте простимся светло. Неделя-другая, и мы успокоимся, что было, то было - прошло…»
        Рядом плакали. Катька - нет. С того момента, как Валентин Петрович, личный помощник деда, позвонил и сказал… то, что сказал, Катька будто застыла, превратилась в дерево. Она даже слышала, как скрипят ее руки-ветки, как корка трещин разбегается по телу-стволу. Нужно было что-то делать, и Катька делала, нужно было ехать, понимать и смотреть, и она поехала, поняла и смотрела долго, очень-очень долго, чтобы запомнить до самого конца. До своего конца - она надеялась, тоже под круглым летним небом, под воркование голубей, переживавших очередной брачный период. Дед как-то сказал: «Я думаю, ты будешь жить долго, как и я», - Катька ему поверила. Жить и помнить, что у нее был дед, Филипп Иванович Литке, известный художник и самый лучший на свете человек.
        Катька шла за гробом и глядела, как покачиваются цветы. На лепестках роз блестели капли, и Катька подумала: надо их нарисовать, красиво. Она обязательно нарисует. Впереди вот этот венок с четным числом роз, а за ним размыто - все остальное. Люди-силуэты, деревья-тени, звонкий июньский зной. Тогда, может, удастся вылить из себя черноту, что затекла внутрь и колышется там, будто чернильная жижа.
        Речей не было. Дед не велел. Так и написал в распоряжениях, которые имелись у Валентина Петровича: «Над могилой моей трепаться не смейте, лучше пойдите и выпейте за упокой души! Да хорошо примите, не стесняйтесь!» Был заказан ресторан, куда часть провожающих должна отправиться сразу после похорон. А пока…
        - Ты как? - спросил Игорь тихо, и Катька обнаружила, что все это время тот держал ее за руку.
        - Нормально. - Что еще ответить на дурацкий вопрос?
        - Держись, Катя.
        Вот это дурацкое слово «держись»! Как будто она повисла над пропастью и болтается! Как будто она не сумеет выкарабкаться, выжить, как выживала всегда. О, у Катерины Литке опыт выживания имеется. И даже дед, который внезапно и подло перестал быть здесь, не может ее угробить. Она умеет стискивать зубы и идти вперед.
        - Все нормально, - сказала она и вынула свои пальцы из ладони Игоря.
        Нужно было постоять у могилы - и Катька постояла.
        Нужно было сказать закрывать гроб - и она сказала.
        Нужно было бросить горсть земли - и Катька бросила. Отошла, пропуская к могиле Валентина Петровича; тот плакал, не стесняясь. Катька отвернулась. Там, в ящике, лежала лишь оболочка, выглядевшая как дед. Сам дед просто был теперь не здесь. Где именно, Катька не знала, но полагала, что со временем разберется.
        В ресторане сделалось шумно. Прощание на кладбище затянулось, все устали - от горя устаешь сильно и как-то тяжело, хочется лечь и спать. Но Катька понимала, что долг есть долг и последняя воля не просто так зовется волей. Она сидела за столом с Валентином Петровичем, несколькими близкими дедовыми друзьями и даже выпила рюмку водки, не закусывая. Игорь поехал на работу: не смог отпроситься надолго.
        Катька опасалась, что вот сейчас-то и настанет время добротных речей, пересыпанных, как просом, «невосполнимыми утратами» и «глубочайшими соболезнованиями», однако и тут деду удалось ее удивить. Катьке все время казалось, будто он сидит рядом и подает реплики и именно поэтому разговор выходит таким непринужденным, звенящим и легким; фразы улетали с открытой веранды и растворялись, рассеивались, добавляли золотистости летнему дню. Черные одежды, да, но сейчас Катька различала их - вот антрацитовые пиджаки, вот платье цвета железной девятки, вот лакрица, а вот ночь. У нее самой была юбка фантомного черного и такая же блузка - призрак, мираж темноты, напоминание о том, что смерть - и факт, и обманка.
        Деду бы понравилось.
        Вспоминали его работу, забавные случаи, трогательные моменты (хотя последних было не так уж много - нежную часть души дед кому попало не демонстрировал). Говорили о поездках за границу, выставках и учениках. Катька в основном отмалчивалась: несмотря на то что слезы так и не пролились, в горле было колко и сухо. Она ограничилась одной рюмкой водки в самом начале: знала за собой, что пить как следует не умеет; не хватало расклеиться у всех на глазах.
        Часа через два после начала поминок Валентин Петрович отозвал Катьку в сторону.
        - Если хотите уехать, Катерина Филипповна, так сейчас самый подходящий момент. Еще полчасика - и часть приглашенных перейдет, простите уж меня, в свинское состояние, а вам на это смотреть, наверное, не захочется.
        - Дед говорил, что художнику должны быть интересны все стороны человеческой натуры: и ангельские, и сатанинские. А я тогда штудировала энциклопедию о растениях и с ужасом спрашивала у деда, кого убил сатанинский гриб… Вы правы, Валентин Петрович. Без зрелища пьяных поминок я как-нибудь обойдусь.
        Дедов помощник легонько сжал ей руку.
        - Все будет хорошо, Катерина Филипповна. И напоминаю, что в пятницу в двенадцать нас ждет нотариус.
        - Да. Я думала, это больше времени займет. Пока документы оформят, пока найдется время для оглашения…
        - По знакомству быстрее, вы же понимаете. За вами заехать?
        Катька подумала и на этот раз отказываться от благ не стала.
        - Да… хорошо.
        Перед тем как уйти, она кое-что вспомнила:
        - Валентин Петрович, а как там дедовы питомцы?
        - За ними Мария Михайловна присматривает, как обычно. После оглашения будем решать, как быть. И вам нужно будет приехать.
        - Конечно.
        Она понимала, что ей предстоит еще долгое прощание с дедом - нужно разобрать его квартиру, понять, что он там понаписал в завещании (а сочинить дед мог что угодно, Катька в него верила), решить еще множество дел, и все это - без него.
        Зато у нее есть собственный дом и Игорь. В доме она спрячется, как улитка в раковине, а Игорь придет с работы и обнимет ее. И станет немного легче.
        Может, когда-нибудь и удастся смириться с тем, что люди внезапно смертны. Но определенно не сегодня.
        Представительская машина деда - хищный черный «Мерседес» - смотрелась во дворе Катькиного дома странно. Как будто инопланетный корабль сел в деревне Большие Васюки, чтобы взять на борт плотника дядю Федора, который, оказывается, был шпионом с альфы Центавра.
        Обласканная подозрительными взглядами мамаш с детьми и бабулек на лавочке, Катька скользнула на заднее сиденье.
        - Добрый день, Валентин Петрович, Мария Михайловна.
        - Добрый день, Катерина Филипповна.
        Климанский сидел впереди, рядом с водителем, а домработница (главная по тарелочкам, как называла ее Катька) - сзади. Мария Михайловна была уворована дедом из столовой в безвестном городке, куда Литке как-то ездил с лекциями, и прикипела к дому, словно добрый дух. Катька без нее квартиру не представляла. Что теперь с ними всеми будет…
        - Ничего, - пробормотала Катька, пристегиваясь. - Как-нибудь…
        Мария Михайловна молча полезла в сумочку, достала оттуда сверток и сунула Катьке. Из свертка пахло: так пахло, что водитель повел носом и шумно вздохнул, но сдержался, не обернулся. Катька прижимала к животу еще теплый пирог, обязательный их с Марией Михайловной ритуал, и была близка к панике.
        - Что он придумал с этим завещанием… - проворчала домработница, словно продолжая давний разговор (а может, так и было). - Ничего бы не писал, все отошло бы Катерине Филипповне, и не надо никуда кататься.
        - Кататься все равно нужно было бы, однако вы неправы, - возразил Валентин Петрович. - Все-таки много имущества, Филипп Иванович фонды поддерживал, насколько я понимаю, там им часть отходит… Если Катерина Филипповна не оспорит, конечно.
        - Упаси боги, - сказала Катька. - За кого вы меня…
        - Я шучу. - Помощник обернулся к ней. Ему было лет пятьдесят: невысокий коренастый дядечка с залысинами, больше всего напоминавший заслуженного слесаря-сантехника. - Жизнь продолжается. Филипп Иванович особо настаивал, чтобы мы тут не убивались, а дело делали. Это я его слова повторяю, между прочим.
        - Узнаю брата Колю, - процитировала Катька. За окном летела летняя Москва, нарядная, кружевная, и тени бежали по лицам. - Я уже поняла, что мне предстоит в это вникать.
        - Вы знали, что так будет рано или поздно.
        - Если бы меня не сбила машина раньше и не упал на голову кирпич.
        - Но не упал и не сбила. И мы все здесь. Катерина Филипповна, что бы вы ни услышали…
        Тут-то Катька и забеспокоилась.
        - Он что-то учинил, да? - спросила она жалобно и покосилась на Марию Михайловну: та пожала плечами. - Что-то… в своем стиле?
        - Пусть все огласит нотариус, - мягко заметил Валентин Петрович.
        - Ы-ы-ы, - провыла Катька. Эти люди знали ее миллион лет, перед ними можно было лицо не держать. - Как же я его люблю.
        - Он вас тоже любил. И сильно. Поэтому…
        - Поэтому наверняка подложил мне свинью… - Катька кивнула.
        - Не свинью, - усмехнулся Валентин Петрович.
        До самого бюро нотариуса они молчали.
        Вместе с водителем их проводили в небольшой зал, где уже толпились люди. Катька узнала представителей благотворительных фондов, нескольких дедовых знакомых и директора одной художественной гимназии. Кто-то подходил, что-то спрашивал, Катька отвечала. Среди этих сосредоточенных людей, деловито пришедших узнать, что им досталось, она чувствовала себя неуютно. Она уже больше недели не могла взять в руки карандаш, сроки работ горели (заказчики, впрочем, вошли в положение), а сейчас вдруг до зуда в пальцах захотелось взять кисть и нарисовать присутствующих - черными, широкими, злыми мазками. Чтобы потом замазать толстым слоем краски и не видеть больше никогда. Катька села в первом ряду и лишь кивала, когда к ней обращались. От нее быстро отстали.
        Появился нотариус, и потянулась рутина. Проверить документы у всех присутствующих, свериться со списком, уточнить личности свидетелей. Вскрыть конверт хранения и распечатать завещание. Приступить к чтению.
        Катька слушала вполуха. Ей было не то что все равно, нет, просто… нереально. Еще десять дней назад она пила кофе с дедом в «Хлебе насущном», думала о разной ерунде, и дед сказал, что скучает. Потом он прислал пару сообщений в WhatsApp, а потом случился тромб. Маленький такой тромб, оторвавшийся от стенки сосуда и оставивший Катьку одну. Врач сказал: умер мгновенно. Наверное, это хорошо. Но отделаться от чувства, что это глупый дедов розыгрыш, Катька до сих пор не могла.
        Благотворительным фондам досталось столько, чтобы ушли довольными. Друзьям перепало кое-что из коллекции картин, которую дед собирал всю жизнь. Кое-какие его собственные полотна тоже отправлялись к друзьям и знакомым, пара десятков уходила картинным галереям и музеям. Валентину Петровичу, не считая денег, дед отписал летний домик в Нелидове, а Марии Михайловне - квартиру-студию в районе Большой Никитской. Катька и не знала, что у него есть эта квартира. Специально для домработницы купил, что ли? С него станется.
        И добрались до нее.
        - «Катерине Филипповне Литке я завещаю все остальное мое имущество: квартиру и студию по адресу: Солянка, семь, дом в Переделкине по адресу: улица Роберта Рождественского, пять, коллекцию картин и старинных предметов (опись прилагается), содержимое моих банковских счетов и драгоценности (опись прилагается). Однако стать полноправной владелицей моего завещанного имущества моя внучка сможет лишь в том случае, если будут выполнены условия, которые следует озвучить в ограниченном кругу лиц (список прилагается) не позднее трех суток после оглашения официального завещания. В случае, если условия не будут выполнены или же Катерина Филипповна Литке откажется от права наследования, имущество перераспределяется следующим образом…»
        Катька сидела, вцепившись в рюкзачок. Вот она, та самая свинья. Дед не мог уйти просто так, оплакиваемый единственной родственницей и друзьями, он обязательно должен был что-то учудить напоследок. Как часто он переписывал завещание и насколько устарели эти его непременные условия? Что нужно сделать? Выйти замуж за Валентина Петровича? Голой залезть на Эверест? Расписать Бульварное кольцо граффити в стиле Бэнкси? Если бы из вскрытого конверта с завещанием посыпались хохочущие эльфы, Катька бы не удивилась. Вокруг деда всегда творилось волшебство, но далеко не всегда - доброе.
        Собрав подписи с присутствующих и отослав тех, кто свой кусочек уже откусил, нотариус предложил «ограниченному кругу лиц», в который вошли Катька, Валентин Петрович и Мария Михайловна, пройти в кабинет. Туда подали кофе и легкие закуски, но Катьке кусок в горло не лез. Вот кофе - это отлично. Горький, адский, черный. Под стать этому дню.
        - Ну что же, - произнес нотариус, когда все немного расслабились, а секретарша принесла новый полный кофейник. - Мы с Филиппом Ивановичем долго обсуждали условия, которые он хотел внести в завещание касаемо Катерины Филипповны. Скажу честно, кое-где я его переубедил и попросил не усердствовать, это все-таки завещание, а не квест в фэнтезийном фильме. - Тут он улыбнулся Катьке, и та вдруг с удивлением осознала, что нотариус молодой, симпатичный и подтянутый. До этого воспринимала его как функцию - а сейчас увидела зеленые глаза.
        - Я в дедушке все равно уверена, - сказала Катька недрогнувшим голосом. - Он не мог так просто переписать на меня имущество. Только скажите, Анатолий Эдуардович, - она с трудом вспомнила имя нотариуса, - насколько давно были внесены эти изменения?
        - О, ваш дедушка был человеком современным и понимал, как быстро все меняется в этом мире. Поэтому мы пересматривали завещание и вносили правки каждые два месяца. Последний раз был за неделю до его кончины.
        Катька чуть кофе не поперхнулась.
        - То есть квест… свеженький? - пробормотала она. - Мне хана.
        Валентин Петрович улыбнулся.
        - Ничего такого, с чем вы не могли бы справиться, Катерина Филипповна.
        Катька резко повернулась к нему, чуть кофе на платье не расплескала. Жаль было бы синие цветы.
        - Вы же небось в курсе, что он там учудил.
        - Да, но он взял с меня слово, что я не буду вмешиваться до оглашения. А потом приму любое ваше решение, каким бы оно ни было.
        - И поможете мне повеситься, если я решу?
        - Мыло для слабаков в шкафчике на кухне, веревка для слабаков в кладовке, - сказала Мария Михайловна, ни на кого не глядя.
        - Я вас всех очень люблю, - от души сказала Катька. - Вы даже не представляете насколько! Заговорщики. Анатолий Эдуардович, прошу вас, читайте.
        - Это вы должны читать. - Он протянул Катьке плотный конверт, на котором рукой деда было начертано «Катерине». - Ваш дедушка настаивал. Если хотите, мы выйдем, чтобы вам не мешать. Или можете отойти к окну.
        Из окна лился свет, в нем вспыхивали и гасли пылинки. Катька некоторое время смотрела на конверт, а потом надорвала уголок. Так странно: дедушка лежит в земле, над ним поют деревья, и неподалеку ест червя ленивый крот. А здесь - написанное дедом письмо, словно он сейчас, живой, будет с Катькой говорить. Подарок, которого она не ждала. И что бы он там ни сочинил, этот невозможный, взбалмошный, сумасшедший старик, нынешний момент своей жизни она запомнит навсегда.
        В конверте обнаружилось несколько сложенных вдвое листов бумаги, исписанных крупным дедовым почерком. Глубоко вздохнув, Катька развернула их.
        «Здравствуй, Кисточка».
        Она улыбнулась плотно сжатыми губами. Здравствуй, дед.
        «Не люблю банальности, но если ты читаешь эту версию письма, то, значит, костлявая с косой до меня все-таки добралась. Что ж, каждому свой срок. Я прожил долгую жизнь (сегодня я могу утверждать это со всей определенностью!) и чрезвычайно ею доволен. Единственное, о чем буду сожалеть в последние секунды, если они мне достанутся, - что мы с тобой не провели вместе еще больше времени, не съели все пирожки Марии Михайловны и не объездили весь мир.
        Ты уже совсем взрослая, Кисточка. Это хорошо и плохо одновременно. Надеюсь, ты никогда не перестанешь в чем-то быть ребенком - искренне, чисто радоваться жизни, иногда видеть ее черно-белой, без всяких серых зон, плакать и смеяться так, как ты делала это в восемь лет. Надеюсь, ты встретишь того, кто сможет делить с тобой мир на двоих. Прости старика, но твой Игорь для этого не годится. Он полезен тебе, ты через него познаешь кусок жизни, который не познать иначе, однако позже ты поймешь: не тот он парень, чтобы все время идти рядом. Впрочем, тебе решать. А я решил, чего тебе не хватает. Не сердись на меня за это: в данном случае со стороны виднее.
        Если я ушел, а ты осталась, твоя жизнь переменится. Невозможно носить фамилию Литке и оставаться в стороне от того, что природа тебе отмерила. Она тебя щедро одарила, Кисточка, в твоих жилах - огненная кровь. Ты потомок драконов, что бы там ни думала об этом сама. Я знаю, какие мысли бродят в твоей голове: о том, на что ты имеешь право или нет, и сейчас я со всей определенностью говорю тебе - да, имеешь. Ты не слушала меня раньше и, боюсь, не услышишь сейчас, ибо ты упряма как тысяча чертей. Но есть способ тебе объяснить: именно им я и воспользуюсь.
        Почти все, что я накопил и создал за свою жизнь, должно быть твоим. Ты достойна и сможешь этим владеть, и никого, кроме тебя, я не вижу своей наследницей. Если ты откажешься, меня ты не предашь, но подумай о том, как предашь себя. Уж этот-то факт должен быть тебе очевиден!
        Кроме тебя, у меня есть Фред и Джордж. И теперь ты должна о них позаботиться. Не Валентин, не Маша, а именно ты. Никому другому я их не доверю. Ну а остальное…
        Мой последний заказ связан как раз с Джорджем и Фредом. Валентин тебя просветит насчет стиля и размаха, покажет мои наброски и наработки. Это девять объектов в разных районах Москвы и Подмосковья. Спонсору тебя представят, суть дела объяснят. Ты должна выполнить эту работу за меня. Тогда и только тогда ты вступишь во владение наследством.
        Почему? Во-первых, потому, что так надо. Просто поверь мне. Во-вторых, я обещал, а обещания я привык держать. Кое-какие работы мои неизбежно останутся незаконченными, но эта должна быть завершена. Возможно, ты поймешь почему. Возможно, нет. Это уже будет только твое - что ты надумаешь в процессе и что решишь сделать.
        Мне бесконечно жаль, Кисточка, что мы не вечны. Не всем на этой земле я бы раздал бессмертие, но сам бы отхлебнул и с тобой поделился. Как жаль, что в одну человеческую жизнь влезает так мало… и вместе с тем - бесконечно много. Все зависит от того, откуда смотреть. Я надеюсь, ты отыщешь в себе именно то, что тебе нужно, и твоя жизнь будет столь же длинной и прекрасной, как моя. Или еще длиннее.
        Бесконечно люблю тебя.
        Филипп».
        Катька стояла, глядя на аккуратную подпись деда, и пылинки летели вокруг.
        Потребовалось несколько минут, чтобы осознать, уложить, осмыслить. Потом она вернулась к столу и сунула письмо в рюкзачок. Нужно будет перечитать, но не сразу.
        - Ладно, - сказала Катька хрипло. - Что и где мне нужно подписать? И что надо нарисовать? Я ни черта не поняла.
        - Котов, Катерина Филипповна, - сказал Климанский. - Вы будете рисовать котов.
        Глава 4
        По мнению деда, на закате жизни он наконец начал заниматься только тем, чем действительно хочет.
        По мнению Катьки, дед съехал с катушек.
        Он рисовал котов.
        За свою долгую творческую карьеру дед собрал немало наград. Он был отличным портретистом и сносным пейзажистом; в советские годы изображал членов партбюро и горя не знал. Когда Катька однажды в период подросткового бунта попробовала обвинить деда в том, что он подстраивается под сильных мира сего и душит собственные творческие порывы, дед долго хохотал.
        - Откуда ты знаешь, милая моя, что вот эта картина - не мой истинный творческий порыв? А может, я хотел нарисовать вице-премьера, ночами бредил, думая, какой фон положить и какие краски брать? Знаешь, как много романов о целине, колхозниках и доярках написали люди, душой горевшие за идею? Скажем, не все эти произведения были шедеврами, ну так и я не Брюллов!
        Тут дед, конечно, немного лукавил. Он умел видеть людей - видеть их так, как они сами себя в зеркале не видали, отображать их суть, причем всегда выбирал, на чем поставить акцент. Когда Союз распался и можно уже было не опасаться лишения партбилета и творческих репрессий, дед начал позволять себе выделять на портретах не только положительные черты. До этого смотришь: вот секретарь обкома, может, немного занудный, зато надежный и последовательный человек. А после - дед и хитрость мог нарисовать, и злобу, и даже глупость, хотя вроде бы ничего особенного не было на картине. Сидит человек в антураже, смотрит на тебя или вдаль, но ты сразу понимаешь, каков он, хотя иногда даже словами выразить не можешь. Просто чувствуешь - и все.
        Катька видела путь художника иначе, чем изображение тех, кто может за свои портреты отвалить кучу денег, а дед не гнушался эти деньги брать. И награды брал, и грамоты, и любил, когда его восхваляли, и вообще своей славой пользовался на полную катушку. Катька же полагала, что тщеславие - грех, а прогибаться под изменчивый мир - самое последнее дело. Дед полагал, будто мир прогибается под него, но Катька чувствовала по-другому.
        Если уж тебе повезло быть проводником цветов, образов, форм, если тебя поцеловал в макушку ангел или достался набор генов, которые помогают тебе делать что-то не так, как другие, творчество твое должно идти прежде всего от души и делаться для народа. Ведь если есть у тебя талант, то народ в твоих произведениях как бы отдыхает душой, задумывается, тревожится - в общем, испытывает целый спектр эмоций, от которых делается лучше. В этом суть художника, писателя, певца. Таланты меняют мир, а презренное злато…
        - Ты так говоришь, потому что живешь сейчас и горя не знаешь, - говорил дед.
        Катька после училища взбрыкнула и отчалила в жестокий мир зарабатывать свои собственные деньги. Дед не препятствовал. Он справедливо считал, что некоторые вещи должны оставить шрамы на нежной шкурке, иначе человек никогда ничего не поймет.
        За несколько лет Катька сумела кое-как построить фундамент своего будущего величия (или просто хорошей работы, что вовсе не зазорно), купить квартиру-студию, повстречаться с подходящими и неподходящими парнями и остановить свой выбор на спокойном и надежном Игоре. Дружба с женщинами у Катьки как-то не складывалась, а вот мужчины охотно и друзьями становились, и возлюбленными.
        Дед отмяк и принялся звать Катьку обратно, а она не шла. Филипп Литке любил привлечь внучку к своим проектам, утверждая, что это на пользу идет, но та слишком уж не любила «заказную» тусовку и не желала в нее вливаться.
        - В кого ты такая упрямая? - задумчиво говаривал дед. Катька молчала. - А впрочем, чего я спрашиваю. Был у нас такой предок, Федор Иванович, знатный путешественник и исследователь Арктики. Мог бы стать совершеннейшей тряпкой, ибо детство его было безрадостным, однако же прогрыз себе путь, прогрыз… Или вот прадед твой, Николай Александрович! Хорошим был художником, уважаемым, и даже поехал на похороны Ленина в Москву в составе областной делегации. Сфотографировали их всей компанией на Красной площади. Представляешь, какое событие по тем временам? Прадед фото это повесил на стену и очень им гордился. А потом одного из тех, кто ездил в Москву тогда, взяли и расстреляли. Предатель родины, что с него взять. И всем остальным участникам той поездки было велено со стен фото снять и уничтожить. Да только не таков был твой прадед. Рассердился он знатно, взял фото, перевернул и на обратной стороне написал пейзаж. Так и висела эта картина в доме… И сейчас в Переделкине висит. И я еще спрашиваю, в кого ты удалась…
        Катька снова молчала. У нее было что возразить деду, однако он очень не любил, когда внучка ему об этом напоминала. Зачем ворошить былое? Ничего не изменишь ведь…
        А потом в жизни деда появились коты.
        Катька так и не поняла, откуда взялись эти фантастические твари и где они обитали до того, как оказались в гигантской квартире на Солянке. То ли дед их нашел на какой-то выставке, то ли подарили ему, то ли вообще приволок с помойки, с него сталось бы. Просто однажды Катька, придя в гости, обнаружила два жирненьких рыжих комочка в коробке и над ними - умиляющегося деда.
        - Это что? - спросила Катька, заглянув в коробку и узрев розовые пятки и хвостики-огрызки.
        - Это коты, - сказал дед и осторожно заскорузлым пальцем погладил одну из теплых спинок. - Рыжие.
        - Капитан Очевидность! Зачем тебе коты?
        - Затем, - отрезал дед. - Внучка родная ко мне редко заглядывает, а тут сразу две живых души.
        - Назвал уже? - Катька уселась по-турецки рядом с коробкой и тоже погладила котенка. Сопит, смешной.
        - Да вот как раз обдумывал. Кирилл и Мефодий, Маккартни и Леннон… Все не то, все не то.
        - Они рыжие. Может, от цвета плясать? Ты же художник.
        - Рыжие… рыжие… Фред и Джордж! - Дед аж загорелся. Катька вылупилась на него.
        - Ты еще помнишь эту книгу?!
        «Гарри Поттера» они одолели в Катькином отрочестве. Седьмую книгу дед читал неохотно и потом долго ворчал на Роулинг, считая, что она испоганила милую детскую сказку. А рыжие близнецы Уизли были одними из любимых персонажей.
        - Прекрасная идея, Кисточка, - сказал дед. - Я же говорю, ты гениальна.
        Через некоторое время умиление прошло, а коты остались.
        Выяснилось, что они практически идентичны: одинаковая расцветка, одинаковый белый узор на груди и пузе. Только на хвосте у Фреда имелось крохотное белое пятнышко, и лишь по нему котов можно было различить. Дед баловал питомцев, и наглые твари, быстро сообразив, что попали сразу в рай, в прямом и переносном смысле сели людям на головы. Коты спали где хотели, жрали что хотели, и их никогда не ругали за опрокинутые цветы и испорченную мебель. Дед говорил, что заработал достаточно, чтобы не обращать внимания на такие мелочи. Пусть котики живут да радуются!
        Катька и тут имела свое мнение. Она считала, что главный в доме все-таки дед, а не два жиртреста, хоть и ласковые, но шкодные. Поэтому котов при случае воспитывала и не забывала выписать волшебный пендель за особо тяжкие прегрешения. Фред и Джордж относились к внучке хозяина настороженно, однако пакостить ей не решались. Один раз попробовали надкусить тапок… долго помнили, в общем.
        Когда котам исполнился год, деда перемкнуло, и он начал их рисовать. Сначала, закрывшись в студии на неделю, сделал миллион набросков, а потом выдал одну за другой несколько картин красоты небывалой. Написаны они были сочно, ярко, крупно, словно тебе отломили арбузный ломоть лета и щедро присыпали осколками июльского солнца. Эти первые картины Катьке очень понравились. Тут подоспела очередная выставка, дед вывез свои творения, и внезапно нарисовались клиенты. Дед не отказывался, чего ж выпендриваться, когда деньги и слава снова валятся в руки?
        Он написал известную балерину с Джорджем на руках, а Фред устроился на спинке кресла. Потом был еще политик, знаменитый своими провокационными высказываниями: тут коты сидели рядом, вытянувшись по струнке. Политик выложил фото картины в «Твиттере», балерина - в «Инстаграме»…
        После этого в народных умах случилось массовое помешательство.
        Внезапно оказалось, что иметь портрет от Литке «с котиками» - это хит сезона, писк моды и черт знает что еще. К деду выстроилась гигантская очередь, Валентин Петрович по секрету поведал Катьке, что двух жизней не хватит, чтобы всех желающих нарисовать. А ведь дед не только на портретах с людьми котов изображал, он еще и отдельно рисовал животных, и эти картины стоили баснословных денег.
        - Коты правят миром, - посмеивался дед, наглаживая двух рыжих лоботрясов, а Катька мрачно смотрела на это и… да, немного завидовала, пожалуй.
        Несмотря на то что дед твердил о ее гениальности, Катька совсем не была в ней уверена. То, что ей хотелось писать, она пока не выпустила наружу - все ей казалось, что это будет глупо и смешно. Хотя что может быть смешнее и глупее китчевых котиков, нарисованных заслуженным художником? Деду вообще было плевать, что о нем скажут недоброжелатели, как отзовутся критики об очередном творении и будет новая выставка или нет. Дед уже всего достиг, а Катька еще не начинала.
        Может, поэтому, а быть может, по какой-то иной причине (самокопательством Катька не страдала от слова совсем), чем больше проходило времени, тем негативнее становилось отношение внучки к выбранной дедом генеральной линии партии. Его новый пейзаж - маленькая церковь Покрова на Нерли, и вокруг осыпающееся осеннее золото, и сырость в воздухе - стоял незаконченным, серия акварелей по впечатлениям с Лазурного Берега пылилась по углам, а повсюду были только бесконечные наброски котов. И сами коты. Однажды, обнаружив кошачий ус в супе, Катька окончательно взбеленилась и высказала деду все, что думает по поводу его придури.
        Дед, против ожиданий, не разозлился. Выслушал внучкину тираду, покивал и сказал, что ей еще предстоит дожить до тех лет, когда увлечение станет выше работы.
        - Мне нравится, - сказал он, глядя на Катьку яркими голубыми глазами, как у викинга. - Ты можешь не верить, можешь сомневаться и осуждать, но мне нравится рисовать этих, как ты их называешь, лоботрясов. Я всю жизнь животных обходил стороной, все мне некогда было да неохота с ними связываться; это ж ответственность! Куда там детям и внукам! - Он усмехнулся, глядя на Катьку. - А тут - сразу два кота, и оба меня любят, а я их люблю. Вот и рисую.
        Катька тогда покачала головой. Можно было бы обидеться - котов рисуешь, а меня нет! - только вот это была неправда. Дед постоянно рисовал внучку, и эти наброски карандашом, акварели и картины были для нее дороже всего на свете. С того самого первого дня, когда он несколькими штрихами изобразил ее профиль на листке в клеточку и показал Катьке, а она в ответ нарисовала его…
        Теперь деда нет. А коты есть. И с этим предстоит что-то делать.
        Глава 5
        Визит к нотариусу вымотал Катьку так, что по возвращении домой она упала на кровать и проспала до самого вечера. Разбудил ее приехавший с работы Игорь - нежным поцелуем, как в кино.
        - Привет. - Он сел рядом и погладил Катьку по плечам. - Как все прошло?
        - Странно. - Она потерла глаза, зевнула и села, подтянув к груди острые коленки. Не женщина, а птица после голодной зимы… - Дед поставил условие. Мне предстоит закончить его заказ, и после этого я вступлю в права наследования.
        «Права наследования». Как по-взрослому уныло, как по-бытовому это звучит. Бытовуху Катька тоже терпеть не могла. Бесконечное обеспечение собственного существования, создание относительного порядка вокруг, чтобы плесенью не зарасти, уборка, стирка, хождение в супермаркет за продуктами… Она выплескивала недовольство короткими злыми скетчами, однако бытовая жизнь валилась со всех сторон, одолевала. Катька знала, что так живет большинство. И дед так жил, пока не заработал много денег. Она сама проходила этот путь, чтобы осознать и прочувствовать; можно было бы жить на Солянке и горя не знать под крылышком у Марии Михайловны. Но разве тогда удалось бы прорасти сквозь асфальт упорным растрепанным одуванчиком?..
        - Мне, наверное, придется пожить там несколько дней. У деда, - пояснила Катька. - Надо разобрать его бумаги, понять, чего он от меня хотел. В общих чертах я и так знаю: он взял какой-то заказ на изображение Фреда и Джорджа, но про все Валентин Петрович мне расскажет в понедельник. Коты тоже достались мне. - Она оглядела студию. - Пока не знаю, что буду делать…
        - Надо - поживем. - Игорь кивнул. - От Солянки мне до работы ближе.
        Катька замешкалась. Все равно придется сказать.
        - Тут такое дело, Игорек… Пока не получу наследство, правила строгие. Я могу там жить, ты - нет. Такое распоряжение. Был бы ты моим мужем, дело другое…
        - Ну так давай поженимся, - предложил Игорь. - Чего тянуть? Мы с тобой уже два года вместе, уживаемся неплохо, можем и в загс сгонять.
        Катька вытаращилась на него.
        - Это ты мне так предложение делаешь?
        - Ну, - слегка засмущался тот, - вроде как. Я тебе по всем правилам могу сделать! - заторопился он. - Романтично! Хочешь? Просто ты говорила, что романтику не очень уважаешь. Что ты циничная, эмансипированная и современная девушка. Я вот и… я давно подумывал…
        Катька захохотала.
        Она смеялась впервые с того момента, как позвонил Валентин Петрович и сказал, что деда больше нет. Смех был злой, нервный, однако нес странное облегчение - даже слезы на глазах выступили. Хорошо, что в истерику не перешло. Катька вытерла глаза тыльной стороной ладони и сказала Игорю:
        - Спасибо, конечно. Очень вовремя.
        - Это я не подумал, - сконфуженно протянул Игорь и взлохматил светлые волосы, аккуратно уложенные. За своей внешностью он следил. - Только-только твоего деда схоронили… Прости. Неуместно.
        - Все в порядке. - Катька погладила его по щеке. - Жизнь продолжается. Я над твоим предложением подумаю, потом дам ответ.
        - Ладно… - Игорь вздохнул. - А как мы тогда… дальше?
        Катька пожала плечами.
        - Живи тут, не на съем же тебе ехать. Я просто часть вещей соберу на первое время, но это же моя квартира, вернее, наша. Как там разберусь и выясню, чего дед хотел, станет яснее. Переночую на Солянке несколько раз. Хочешь, завтра вместе туда поедем?
        Игорь кивнул.
        - Помогу тебе с вещами.
        Ночью, лежа с ним в обнимку, Катька ни о чем не думала. Это было одно из самых ценных качеств Игоря: когда он прижимал ее к себе, все размышления исчезали и наступала блаженная мысленная тишина. Просто существуешь, нет ни прошлого, ни будущего, только настоящее: теплое дыхание, теплый человек рядом и шум города где-то вдалеке.
        Вещи Катька собрала быстро. Походный набор художника у нее всегда с собой, ноутбук тоже, планшет упаковали на раз-два, а потом она покидала одежду в спортивную сумку. У сумки трещал один шов, но Катька надеялась, до дедовой квартиры багаж выдержит.
        В метро народу было немного: утренний поток, стремящийся прочь из города на выходные, уже иссяк. Игорь читал что-то на смартфоне (кажется, очередную книгу по личностному росту - самосовершенствовался), Катька же смотрела на свое отражение в вагонном окне и лениво, привычно размышляла: как так случилось, что у деда появилась именно она? Не белокурая красавица с зелеными глазами, не синеглазая Снежная королева, а она, Катька, тощая ворона, вечно встрепанная, будто проиграла битву с дворовыми котами. Дед был стильным, «в тренде», как принято говорить, она же… У нее свой стиль - его отсутствие. Интересно, не было ли стыдно деду, когда внучка сопровождала его на светских мероприятиях? Хотя туда Катька одевалась сообразно случаю. Дед никогда не сказал бы, но вдруг внутри он стыдился ее? Теперь и не спросишь.
        Как многого не узнать теперь.
        Вышли на «Китай-городе» и побрели по залитой солнцем улице; мимо пронеслись мальчишки на электросамокатах, за ними важно прошествовала модная бабулька. Мальчишки хохотали, бабулька ела мороженое. Исторический центр жил своей жизнью.
        «Дом с грифонами», где дед купил квартиру несколько лет назад, после реставрации, сверкал чистыми стеклами. Валентин Петрович поджидал у подъезда; Катьке он приветливо кивнул, с Игорем вежливо поздоровался.
        - Хорошо, что вы приехали, Катерина Филипповна. Коты истосковались. Они ни ко мне, ни к Марии Михайловне не подходят, едят мало, мяукают много. Может, с вами общий язык найдут…
        - Посмотрим. - Катька сомневалась, что Фред и Джордж кинутся ей в объятия - для них богом был дед, и вот бог исчез, а вместо него непонятные прислужники.
        Подъезд сверкал, словно алмаз «Орлов», переливался оттенками серебра и стали, хрома и гагата. Клубный дом, построенный еще в конце девятнадцатого века, отреставрировали так, чтобы нынешним элитным жильцам существовать тут было незазорно. Катька сначала, когда переехали сюда из другой, меньшей квартиры на Солянке, пугалась чистых сияющих пространств, потом попривыкла, а потом сбежала. Теперь снова придется привыкать.
        Она усмехнулась про себя. «Придется!» Мятежная принцесса, сбежавшая, чтобы поиграть в нищенку. Многие девушки бы полжизни отдали за возможность жить в таких условиях, а она нос воротит. Ну, не воротит, конечно, нет… тут другое. Просто Катька с восьми лет считала себя той самой нищенкой, которой подарили платье принцессы, и ждала, когда разоблачат. Хотя никто не стремился.
        Квартира - двухуровневый пентхаус с собственной террасой на крыше - располагалась на четвертом этаже. У Катьки были ключи, она и открыла дверь. Сразу за дверью простирался холл, а за ним - необозримые пространства, королевские чертоги. Откуда-то из их глубины пахло коричной выпечкой, доносилась еле различимая мелодия: Мария Михайловна за работой всегда слушала радио. Свет лился вроде бы ниоткуда и со всех сторон одновременно: дед, как и Катька, терпеть не мог полутьму, всегда ему было нужно поярче и повиднее. Художник, что тут скажешь.
        Катька хотела крикнуть: «Дед, привет, я пришла!» И осеклась.
        Игорь, немного потоптавшись у порога, сказал вдруг:
        - Катя, я пойду, пожалуй. У тебя много дел, я буду только мешать.
        - Ничего ты не помешаешь!
        - Помешаю. - Он поцеловал ее в щеку и отстранился. - Тебе будет не до меня. К тому же небольшая аллергия на кошек у меня есть, так что…
        Валентин Петрович с интересом слушал диалог, но не вмешивался.
        - Ладно, - рассеянно согласилась Катька. Ей было немного не до Игоря и его внезапного разворота. - Давай так. Я позвоню.
        - Хорошо. До свидания, Валентин Петрович.
        - До свидания, Игорь Маркович.
        Дверь закрылась, сумка с поврежденным боком осталась стоять у порога. Катька подхватила ее, ощущая с сумкой непонятное родство.
        - Ну что, пойдем? Дел и правда много.
        Холл переходил в гостиную, гостиная - в столовую, и лишь там, вдалеке, в царстве кастрюль и современных кухонных приборов, напевала что-то Мария Михайловна. Катька решила, что заглянет к ней позже. Сейчас хотелось закинуть вещи в комнату и… и что-то делать. Увидев дедову квартиру без деда, Катька поняла, что сидеть здесь сложа руки не сможет. Это место требовало жизни, непрерывного движения, обычная праздность тут неуместна. Здесь даже отдыхалось с пользой.
        Ее спальня окнами выходила во двор, а не на оживленную улицу. Забросив сумку в угол, Катька подошла к окну. Деревья разрослись, их зеленые кроны лениво колыхались под полуденным ветерком. Москва лежала вокруг - разнеженная, словно сытая кошка.
        И, кстати, о котах.
        - Где лоботрясы? - спросила Катька у Валентина Петровича, следовавшего за ней молчаливой тенью.
        - Наверное, в комнате Филиппа Ивановича. Они там в последнее время прописались. Впрочем, - помощник усмехнулся, - это их любимое место всегда было. Вы к ним сходите, а я пока Марию Михайловну предупрежу, что вы здесь. Хотите обедать?
        - Через час, спасибо.
        Валентин Петрович кивнул и ушел, а Катька несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, прежде чем пройти по коридору и открыть дверь в комнату деда. Наверное, там все, как он оставил: небрежно брошенная книга на тумбочке, спортивные штаны на спинке кресла, зубная щетка в примыкающей к спальне ванной комнате… Как будто дед здесь, никуда не делся, просто уехал ненадолго.
        Было не так. Мария Михайловна явно прибралась в спальне, и книги лежали аккуратной стопочкой, а зубная щетка из ванной исчезла. Тут, в большой и светлой комнате с ярко-бирюзовой картиной на стене, по-прежнему ощущалось присутствие деда - но живое, а не мертвое. Как будто не здесь он упал и лежал, неловко вывернув руку и одну тапочку… Нет, не стоит об этом думать. Тапочек тоже не было, гардероб стоял плотно закрытым, и Катька не стала проверять, на месте ли дедова одежда или домработница деликатно прибрала и ее тоже.
        Зато тут были коты.
        Фред и Джордж лежали на идеально застеленной кровати - два упитанных калача ярко-рыжего цвета. Услышав шаги, коты подняли головы и синхронно зевнули. Катька всегда считала, что лоботрясы общаются телепатически. Ну да, они близнецы, но это ничего не объясняет! А вот инопланетное происхождение и телепатия - вполне.
        - Привет, - сказала она. - Бездельничаете?
        При звуках ее голоса коты оживились. Фред (а может, и Джордж: пока не увидишь хвост, не поймешь) встал, потянулся и утробно мяукнул. С того дня, когда Катька видела их в последний раз больше месяца назад, коты еще больше разжирели. О чем дед только думал? Конечно, эти монстры будут выпрашивать вкусности, только волю дай. Но есть же кошачье здоровье.
        - Я вас на диету посажу, - кровожадно пообещала Катька. От присутствия котов ей сделалось немного легче. - Будете у меня фитнес-котиками. Я вам пропишу диетических вкусняшек.
        Она села на кровать, погладила котов по очереди и осмотрела их. Ага, в синем ошейнике - Фред, в красном - Джордж. Дед уважал фильм «Матрица», не иначе.
        - А предыдущие ошейники где, дизайнерские? - поинтересовалась Катька у котов. - Сгрызли?
        «Сгрызли, - согласился Фред. - Свободу честным котам!»
        - Я так и думала.
        Котики были беспородные, но красивые. На морду красивые: Катьке так и казалось, что эти мультяшные ряхи сейчас заговорят с нею человеческими голосами. Она понимала, почему дед ими вдохновился, просто это далековато зашло. Коты подлезли ей под руки, оба топтались передними лапами на коленях, мурлыкали.
        - Если это вы похудели, то насколько ж круглыми вы были неделю назад?..
        «Идеальная форма кота - шар!» - высказался Джордж.
        «И не кота тоже», - согласился Фред, глядя на тощую Катьку с неодобрением. Та попробовала сграбастать нахала, но кот не дался. Вывернулся, отпрыгнул, тяжело сверзился на пол и вдруг не замяукал - завыл.
        - Вот так они всю неделю, - в дверях стоял вернувшийся Валентин Петрович. - Вроде сначала ластятся, а потом воют. Сейчас и второй подключится.
        Словно услыхав его слова, Джордж присоединился к брату.
        - М-да, караоке. - Катька задумчиво смотрела на котов. Петь они прекратили через минуту - так же внезапно, как начали. - А они с Марией Михайловной не спят?
        Домработница проживала здесь же, в квартире.
        Валентин Петрович покачал головой.
        - Она пробовала их зазывать, но не идут, говорит. Я тоже одну ночь на диване остался, домой не пошел, так они меня проигнорировали. Иногда выходят поесть, в лоток, но обычно предпочитают запасной, что у Филиппа Ивановича всегда в ванной стоял. И главное - не пакостят! - Валенин Петрович задумчиво покачал головой. - Раньше дня не проходило, чтобы что-то не испортили, цветок не опрокинули да просто не прогалопировали по гостиной. А сейчас тишина. Мария Михайловна говорила, раньше готовит - эти двое тут как тут. В первый раз такое вижу, чтобы коты по человеку убивались.
        - А что, вы котов держали? - вежливо поинтересовалась Катька. Валентин Петрович усмехнулся, прошел к креслу и уселся, сложив ладони домиком.
        - Я и сейчас держу, - сказал он. - Когда Филипп Иванович этих принес, я подумал: что это я, я ж кошатник со стажем, а Кузьки моего уже года три нету! Ваш дедушка сначала подумывал мне одного из этих отдать, но уж больно они друг к другу привыкли, не стали мы их растаскивать по квартирам. И я взял себе шотландского вислоухого, давно хотел. Назвал Рафаэль, сокращенно - Раф.
        - Раф - это модный кофе, - пробормотала Катька.
        - Так ведь и кот модный. Хотя в последнее время все на мейн-кунах помешались, шотландцы и британцы по-прежнему, как говорят, в тренде. Я ведь, Катерина Филипповна, раньше со своими породистыми котами и на выставки ездил, разбираюсь немного.
        Катька слушала и понимала, что совсем не знает помощника деда. Сколько лет Валентин Петрович работал с Литке? Пятнадцать? Двадцать? Катьке казалось, что дедов ассистент был тут всегда - неотъемлемый элемент бытия, надежный, словно столп Земли.
        - Познакомите с котиком?
        - Заглядывайте в гости, буду очень рад. Тут ведь и недалеко совсем. - Валентин Петрович аж засветился, и Катька поняла, что все сделала правильно.
        Поговорить бы с ним… обо всем. Он был рядом с дедом значительную часть жизни и наверняка сейчас тоже тоскует по нему. Как это происходит у мужчин? Скупая мужская слеза не ползет по щеке Валентина Петровича, однако это не значит, что помощник не испытывает эмоций. Дед вот был эмоционален наружу, а большинство мужчин живет чувствами внутрь, ибо слезы ронять - это недостойно и не подобает. А потом удивляются инфарктам всяким.
        Но Катька понимала: недостаточно они с Валентином Петровичем близки, чтобы он ей свою душу открыл, а она ему - свою. Может быть, потом, когда-нибудь. Если он не решит сменить работу.
        - А вы… - Она запнулась, не зная, как сформулировать. - Вы останетесь мне помогать? Я, честно говоря, с дедовым наследством наверняка не сразу разберусь, и потом… Я не знаю, что вы хотели бы. - Она прямо посмотрела на Валентина Петровича: правда всегда лучше лжи, откровенность лучше хождения вокруг да около. - Может, у вас мечта - уехать в деревню, а я препятствую.
        Ассистент подался вперед.
        - Убереги меня Господь от деревни, - серьезно сказал он. - Я коренной москвич бог знает в каком поколении, здесь родился, здесь и помру. Так что деревня не вариант, хоть Филипп Иванович и был так добр, дом мне оставил… Это чтобы на выходные выезжать, ну и, опять же, свежий воздух, в лесу прогулки… А так - всецело можете на меня положиться, Катерина Филипповна. Я вас в курс дела введу, дальше вы решите, какие мои услуги вам нужны. Москва не сразу строилась.
        - Спасибо. Честно говоря, я растерялась немного. Я думала, дед будет жить вечно.
        - И я думал, и они. - Валентин Петрович кивнул на котов, снова превратившихся в плотные калачики. - Тоже думали. Но есть так, как есть.
        - Если вы не против, начнем сегодня разбирать кабинет и студию, - сказала Катька. - И про заказ этот мне расскажете. Только у вас ведь, наверное, выходной…
        - О чем вы, Катерина Филипповна! - усмехнулся ассистент. - Субботним днем самая работа.
        Глава 6
        Через три часа Катька обнаружила, что оба кота ходят за ней, словно верные пажи - за своей королевой.
        Когда обедали, Фред и Джордж пришли в столовую, сели под Катькиным стулом и, прося подачки, периодически мявкали. Эта их привычка была ей хорошо известна, и подачки обычно от нее не перепадало, однако сейчас был исключительный случай. Все-таки коты загрустили. А потому под кресло отправились несколько кусочков буженины, сыр и даже остатки домашнего паштета в керамической плошке. Коты идеально ее вылизали, чем вызвали восторг Марии Михайловны.
        - Кушают наконец, хорошие мои, - умилилась она, глядя на толстые рожи. - Ах, мальчики мои любимые, я еще паштетику дам, хотите?
        - Хватит с них! - возмутилась Катька. - Мария Михайловна, они ж и так шарообразные!
        - Да куда там! Похудели, бедненькие!
        - Этим бедненьким худеть и худеть! - Катька наклонилась и ущипнула Фреда за толстый бок. Кот опасливо попятился: паштет закончился, а унижения терпеть лоботряс был не намерен. - Давайте их на диету посадим, я вас очень прошу. Еще пара лет при таком кормлении - и начнутся проблемы со здоровьем. Пока это сытые молодые лоси, но, как говорится, береги честь смолоду…
        Мария Михайловна повздыхала.
        - Ну, если надо, так надо… Только я в кошачьих диетах не разбираюсь.
        - Мы к ветеринару их свозим. Или дед ветеринара сюда приглашал?
        - Приглашал, а как же. Для котиков ездить куда-то - стресс!
        - Здоровый стресс необходим излишне жирному коту! - провозгласила Катька. - Где все их игрушки? Где банальный бантик на веревочке? Будем заниматься фитнесом.
        - При всем уважении, Катерина Филипповна, - посмеиваясь, сказал Валентин Петрович, - фитнес они презирают. Мы с вашим дедушкой и так их уговаривали, и этак, но игрушки лежат невостребованные. Вот цветок опрокинуть…
        - Ну, тоже физическая активность. Может, купить побольше фикусов и устроить соревнования на опрокидывание?
        - Боюсь, это так не работает.
        - Ничего, жиртрестики… - Катька плотоядно взглянула на котов, - от судьбы не уйдешь. Я вам это обещаю. Дед сказал, чтобы я о вас позаботилась, но у нас с ним были разные представления о заботе. Сам виноват, нечего было… - Она осеклась. В горле встал комок, и, чтобы не выдать себя, Катька повернулась к Валентину Петровичу: - Начнем с кабинета?
        - А десерт? - всполошилась Мария Михайловна. - Я тортик испекла!
        - А десерт - прямо там.
        Вот в дедовом кабинете все осталось так, как было, домработница здесь ни одной бумажки не переложила. Валентин Петрович что-то отсюда брал - паспорт и свидетельство о рождении из сейфа вынимал точно, - однако остальной творческий бардак не трогал. Бумаги и наброски лежали неаккуратными стопками, книги стояли на полках вразнобой, и несколько блокнотов валялось, один даже на ковре. Катька подняла его, открыла и прочла: «Серым п. на в. завтра же». Что дед имел в виду? Загадка…
        За людьми в кабинет просочились коты. Обычно они валялись под столом у деда, когда он тут работал, а теперь вдруг потерлись о Катькины ноги - с двух сторон одновременно.
        - У вас мозг как у косяка сардин, - сказала она, глядя на котов сверху вниз. - Один на всех и все за одного!
        Раньше коты не проявляли к ней такой нежности. Да и Валентина Петровича видели чаще, чем Катю Литке. Мария Михайловна тут вообще живет. И вот пожалуйста…
        Было бы странно так, с наскоку, устраиваться в дедовом кресле за его рабочим столом; ко всему этому предстоит привыкнуть. Пока что Катька села на один из стульев, кивнула Валентину Петровичу на второй и попросила:
        - Рассказывайте.
        Жирный Джордж тут же запрыгнул Катьке на колени, а Фред обиделся, что места не хватило, забрался под стол, повернулся ко всем задом и от горя уснул.
        - Ну, дело такое, - неторопливо начал Валентин Петрович и включил планшет, с которым практически не расставался. - Всего подвисло семь невыполненных заказов. С шестью из них ясно: там вы примете решение, завершать их или нет. Филипп Иванович мне неоднократно повторял, что вы спокойно имитируете его стиль, поэтому тут я буду ждать вашего решения. Список заказов, их описание я вышлю вам на почту, папки с набросками и заметками Филиппа Ивановича вы найдете в мастерской. А вот седьмой…
        Он пощелкал по экрану планшета, кивнул и продолжил:
        - Седьмой был принят месяц назад. Вернее, переговоры о нем ваш дедушка начал еще с полгода тому, но пока сошлись с заказчиком во мнениях, пока утвердили концепцию… Сразу скажу, что концепция обрисована в общих чертах, дальше спонсор полагается на мастерство художника.
        - А ничего, что это будет другой художник? - перебила Катька.
        - Ничего. Встреча со спонсором во вторник. Я подключу вас к расписанию, а вы скажете мне свое.
        - Да хоть сейчас, - усмехнулась та, поглаживая теплый рыжий бок Джорджа. Он тоже уснул, надо же… - Рисунки к книге о тайм-менеджменте я сдала еще на прошлой неделе и пока нахожусь в свободном полете. Остальные тоже быстро доделаю, максимум сутки мне нужны. Обещали мне роспись детского садика, но все это зависло. Я бы предпочла поскорее разделаться с дедовым заказом. И не ради наследства. - Она обвела рукой комнату. - Не подумайте, что я ужасно меркантильная! Просто… это нужно сделать.
        - Катерина Филипповна… - Валентин Петрович взглянул на нее в упор. - Давайте сразу проясним один момент. Мне и в страшном сне не пришло бы в голову подозревать вас в меркантильности. Если бы вы были, скажем так, более себе на уме человеком, то вы бы никуда отсюда не съезжали и пользовались всем, что ваш дедушка готов был вам предложить. Тратили бы его деньги, не заботясь о пропитании. Вы же, простите за откровенность, свой путь ищете самостоятельно. И если вам что-то такое помстилось, что я мог бы о вас подумать, то зря.
        - Простите. Я не думала, что вы подумали. Просто я главная наследница. Светские паблики наверняка бомбит. - Она кивнула на планшет в руках ассистента. Катька знала, что Валентин Петрович, этот с виду старомодный пятидесятилетний дядечка, в интернете ориентируется получше иной школоты, умеющей тупить только в мессенджеры и YouTube.
        - А вам, простите, не наплевать? - Валентин Петрович прищурился.
        - Наплевать, - согласилась Катька. - Но не хочется, чтобы имя деда полоскали.
        Валентин Петрович засмеялся.
        - Полоскали и будут полоскать, Катерина Филипповна! Помните, вам шестнадцать было и вышли те статьи? Ну, Севастьянов их написал. Как вы там сказали - бомбануло? Помните, как вы орали, что найдете его и убьете в темной подворотне?
        - Припоминаю. - Катька кивнула. В шестнадцать она за деда очень переживала.
        Севастьянов был известным художественным обсирателем - так Катька переделала слово «обозреватель» и иначе об этом типе думать не могла. Человек крайне негативный, Севастьянов мог написать разгромную статью о милейшем пейзаже с подсолнухами, ничего ему не сделавшими. Кстати, о подсолнухах: классиков критик тоже громил, опубликовав целую серию статей «Ошибки известных художников». Деда с его потретами вице-премьеров Севастьянов ненавидел. За успешность, легкое отношение к жизни и острый язык, не раз проезжавшийся по любителям сделать себе имя на чужой славе.
        - Творческий мир - это серпентарий, Катерина Филипповна. Он никуда не делся. И вам сейчас достанется, готовьтесь. Но дело тут не в пустозвонах, а в том, чего именно хотите вы.
        - Я хочу сделать то, что оставил мне дед. Так что именно он оставил?
        Валентин Петрович удовлетворенно кивнул.
        - Фреда и Джорджа. Наш заказчик - Дамир Шагдетов, владелец сети ресторанов «Дефтер», специализация - адыгская кухня. Слыхали о таком?
        Катька покачала головой.
        - Они с вашим дедушкой давно водят знакомство. Друзьями не были, но приятельствовали. Шагдетов - сын известного хирурга Кирмита Шагдетова, москвич во втором поколении. В ресторанных кругах носит прозвище Черкес, этим очень гордится.
        - Горячий кавказский парень? - вздохнула Катька.
        - Ну, не парень, ему под сорок уже, но что кавказец - без сомнений. Привез в Москву адыгскую кухню, кстати, отличная еда, загляните как-нибудь в любой из «Дефтеров». Сеть Шагдетов создал и, видать, заскучал, потому что решил заняться спонсорством и коллекционированием. Так они с Филиппом Ивановичем и познакомились. Шагдетова кто-то ввел в художественную тусовку, дед услышал, что именно Дамир собирается покупать для коллекции, и поднял его на смех.
        - А кого он собирался брать?
        - Сарафанова.
        - О боже! - Катька закатила глаза. Полотна Сарафанова она терпеть не могла. Ни цели, ни смысла, ни души. Зато пиарщик у этого типа был хороший.
        - Вот-вот, - согласился Валентин Петрович. - Филипп Иванович подсказал Шагдетову, с чего начать и куда смотреть, пообедали они пару раз вместе на эту тему… А с полгода назад Шагдетов обмолвился, что хочет сделать Москве добро. Вместе с вашим дедушкой они выбрали девять объектов, которые нужно расписать - и центральными элементами росписи непременно должны быть коты.
        - Вот эти. - Катька ткнула пальцем в мирно вздымаюшийся рыжий бок. Джо недовольно дернул ухом.
        - Да, эти конкретные коты, раз уж они на пике московской моды. В стиле, который Филипп Иванович избрал для их изображения. Ярко, крупно, фактурно. Наброски он уже начал делать, однако…
        - Я поняла.
        - Нет, еще не до конца. Среди объектов значится ресторан Шагдетова в Костянском переулке, это рядом с «Тургеневской», но тем спонсор для себя и ограничился. Все остальное - социальные объекты. Дом престарелых, детский дом, онкологическое отделение больницы… Таким образом Филипп Иванович и Шагдетов - идея принадлежит ему - планировали привлечь внимание общественности и собрать для различных заведений деньги на пожертвования. Придумана масштабная рекламная кампания в сотрудничестве с мэрией Москвы. Она до сих пор в планах. Из мэрии мне звонили, интересовались, я обещал дать ответ на следующей неделе. И вам нужно решить не только делаете ли вы что-то вообще. Вам надо понять, что это работа на публику. Не просто роспись, но и участие в различных рекламных и благотворительных мероприятиях, сотрудничество со СМИ. Придется сходить на несколько передач, дать больше десятка интервью - это те, с кем уже договорились. А будут и новые. И ушат дерьма, куда ж без этого. Если вы возьмете заказ, многие станут говорить, что вы делаете имя за счет деда. Условия завещания не оглашаются, и о том, что вы унаследуете
имущество только по завершении заказа, знаем лишь мы с вами, Мария Михайловна да нотариус. Если бы это выплыло, вам бы совсем не поздоровилось.
        - Я еще Игорю сказала…
        - Зря. Жаль, я вас вчера не проинструктировал. Но с него мы можем взять подписку о неразглашении.
        Катька опешила.
        - Вы что! Это же мой парень. Практически жених!
        - Его это не избавит от ответственности. С вашего позволения, Катерина Филипповна, я сам с него возьму подписку. Поверьте мне, жизнь у меня была долгая. Перестраховаться не повредит.
        - М-да. - Катька запустила пальцы в шерсть Джо, и тот вдруг, не просыпаясь, замурлыкал. - А я думала, все будет просто. Рисуй себе котиков да горя не знай.
        Валентин Петрович вздохнул.
        - Катерина Филипповна… Коты, конечно, прекрасны. Их участие тоже запланировано, героев истории придется вывозить и показывать публике. Но, как бы странно ни звучало, дело не в них. Вернее, не только в них. Это не просто заказ - это социальная ответственность. И вам нужно крепко подумать, готовы ли вы ее на себя брать. Ваш дедушка вел определенный образ жизни. Возможно, это вам совершенно не подходит.
        Глава 7
        Ночью Катька почти не спала.
        Валентин Петрович уехал после разговора в кабинете - вернее, ушел к себе домой, ассистент проживал недалеко от «Дома с грифонами». Сказал, что явится за ответом в понедельник. Катька подумала-подумала да и решила поход в дедову студию отложить на завтрашнее утро. А остаток дня шаталась по первому этажу, ела вкусности, приготовленные Марией Михайловной, и пыталась понять, как жить в этом новом - бездедном - мире.
        Коты от Катьки не отходили.
        Сначала она решила, что это совпадение, а потом поняла - закономерность. Фред и Джордж незаметно (насколько это возможно для столь упитанных личностей) возникали то у Катьки на пути, то где-то рядом. Только что не было никого - глядь, сидит Джо и вылизывается. Только что диван пустовал - и вдруг на нем уже образовались две рыжие морды. Катька не настолько любила лоботрясов, чтобы постоянно с ними общаться, считала наглыми избалованными животными, однако такая преданность ее тронула.
        В конце концов Катька улеглась на полу гостиной, открыла книжку на телефоне и постаралась читать. Мысли разбегались, и никак было не понять: чего ей самой хочется и куда бежать, чтобы найти решение? Да, в кабинете нотариуса Катька вроде как дала свое согласие на авантюру, однако не подозревала, что авантюра окажется таких масштабов. И это Валентин Петрович лишь в общих чертах все обрисовал! А если начать углубляться в подробности…
        Ей двадцать семь лет. Она сама заработала на квартиру, скоро заработала бы на машину, и тут дед решил уйти. Хотя, конечно, ничего он не решал, последнее слово было за тромбом. Но дед же не мог просто тихо скончаться. Обязательно нужно было напоследок сделать… вот это. И не ленился менять условия завещания, подстраиваясь под текущие проекты! Если бы дед прожил еще лет десять, досталось бы Катьке наследство с условием или нет? Что теперь гадать.
        Катька отдала бы все деньги, эту квартиру и машины из гаража, лишь бы дед сейчас был тут.
        И котов бы отдала. Катька завертела головой: оба лоботряса устроились рядом с ней: Джордж - с правого бока, Фред - с левого. Стоит уважать дедово наследие: котов он любил. Ему действительно нравилось их рисовать - настолько нравилось, что он предложил использовать их для социальных проектов, к которым всегда относился с большим уважением. Катька понимала, насколько масштабная работа запланирована. Не понимала, почему дед настоял именно внучку вовлечь в этот проект, а не кого-то из именитых художников. У него ведь было полно друзей с громкими фамилиями, любой из них с удовольствием возьмется за столь выгодную работу. Это же чистый пиар, пусть с привкусом дегтя (попиариться на онкологических больных, конечно!), но в целом-то задумка хорошая. У Катьки карьера только начала строиться - первая выставка в прошлом году (и не благодаря дедовым связям!), постоянные заказы как художнику и дизайнеру, свои собственные планы… Она мечтала показать деду, что сможет построить себя. Что ее жизнь не зависит от фамилии - за фамилию спасибо, однако не только в ней дело! - и что дед не зря дал ей, Катьке, эту надежду
быть собой.
        Да, она умела держаться на светских тусовках, умела вести себя в приличном обществе и знала, как нелегко дается слава даже тем, у кого она есть. И все же в Катькиной голове по-прежнему варилась некая каша. Не могла не вариться. Дед это понимал, потому и отпустил внучку из квартиры на Солянке, чтобы дать приготовить саму себя, не мешать жить. Это самое лучшее, что он мог сделать - не мешать. Катька знала, что он всегда поможет, стоит ей только слово сказать. Это знание всегда грело ее, и это было бесценно. А она сама…
        Катька отложила телефон, перевернулась на спину и пригребла к себе котов. Фред и Джордж завздыхали, завозились, устраиваясь поудобнее. Катька приподнялась и посмотрела на них: два толстых калача, два дедовых любимца.
        Она никогда не любила их так, как дед. Не знала, что с ними делать. Близнецы Уизли казались просто дедовой придурью, но что-то в них наверняка было такое, из-за чего старый прославленный художник будто с ума сошел. На картинах они выходили немного не такими, как в жизни. Катьке казалось, что дед рисует котов лучше, чем они есть. Она объясняла это любовью к животинкам, только вот у нее самой этой любви внутри не имеется. И как она сможет выполнить заказ, если будет рисовать через силу, просто «чтобы сделать»? Это халтура. А халтура - самое страшное дедово ругательство.
        Нет, он умел и великим и могучим любого обложить. Но если дед называл кого-то халтурщиком, считай, человек тот был конченый.
        Катька скорее повесилась бы на ближайшем фикусе, чем сделала что-то спустя рукава.
        - Мне надо в вас разобраться, - сказала она котам, и Фред приподнял лобастую башку. - Надо понять, что в вас особенного. Иначе ничего не получится.
        Она произнесла это вслух и поняла со всей ясностью: решение принято.
        Что бы там она ни думала про себя, как бы ни сомневалась, дед ей доверился. Не кому-то со стороны, а ей. Это не злая шутка и не попытка подколоть напоследок, это высшая форма одобрения. Катька стряхнула с себя котов, поднялась и начала ходить туда-сюда по гостиной. Фред и Джордж поворачивали головы, следя за нею. Обезличенные модели, которых художник наделил мистическим смыслом.
        Утро вечера мудренее. Катька позвонила Игорю, предупредила, что с ним свяжется Валентин Петрович, поковырялась в приготовленном домработницей ужине и побрела к себе в спальню. Коты потащились за ней. Катька подумала да и переставила их лоток в свою ванную. Судя по тому, что Фред тут же засел в наполнителе, решение оказалось верным.
        Ночью Катька ненадолго проваливалась в сон и тут же выныривала из него: она отвыкла спать в их с дедом квартире, она хотела уснуть, открыть глаза и проснуться в мире, где есть кто-то еще, кроме нее. Только вот если пройти по коридору и толкнуть дверь дедовой спальни, та будет пуста. Время не поворачивает назад, как бы нам ни хотелось. И сколько ни прижимай к себе разнежившегося вдруг Фреда (а может, Джорджа, в темноте не разобрать), сколько ни тискай его, как плюшевую игрушку, уже ничего не будет как раньше.
        Когда-то Катька привыкла быть одна. Придется вспоминать - как это.
        Утром Катька поднялась в студию. Коты тащились за ней, хоть и постанывали от неудовольствия, взбираясь по лестнице.
        Окна в квартире были огромные, а дед еще светильников добавил - для художника освещение важнее множества других аспектов. Пятьдесят квадратных метров было отведено под студию, и Катька это место очень любила. В предыдущей квартире, где жили до переезда сюда, мастерская тоже была сакральным местом, но здесь стала поистине прекрасной. Катька мечтала, что однажды и у нее будет своя студия, похожая на эту. Мастерская - отражение художника, его вторая кожа; именно поэтому было так тяжело сюда заходить.
        Мольберты с законченными и незаконченными работами, батальон картин у стены, какие-то полотна на стенах, несколько столов, заваленных кисточками, красками, набросками… Набросков вообще был целый шкаф, и Катька понимала, что относительный порядок в нем сохранялся исключительно благодаря Валентину Петровичу. Довольно аккуратный в быту, дед обо всем забывал, находясь в студии. Мог не есть, не спать, только бы закончить работу.
        Посреди мастерской стояла деревянная конструкция: несколько уровней с полочками, тут плед лежит, там подушка брошена… Катька не сразу сообразила, что это за странный декоративный шкафчик, но тут Фред без труда запрыгнул и улегся на подушке. Джордж, потоптавшись, выбрал для себя вариант с пледом, умостился и художественно свесил лапу и хвост. Оба кота выжидающе уставились на Катьку.
        - Батюшки-светы! - ахнула она. - Он вас дрессировал, что ли?
        В этом месте не могло не быть плошки с кормом для котов (такие заначки стояли повсюду), поэтому Катька быстро отыскала на столе банку с вкусняшками и сунула каждому коту в зубы. Коты захрустели, удовлетворенные. Ну дед, ну Куклачев! А Катька-то гадала, как он делает наброски с котов, если они либо спят, либо едят, либо в лоточке загребают.
        Катька обошла мастерскую, пока животные выполняли свой художественный долг (на сей раз впустую, но им-то об этом неизвестно). Утренний свет обрисовывал контуры предметов по-летнему нежно, и ей казалось, что все здесь светится. Возьми в руки любой лист, любую кисть - и с нее начнет осыпаться эльфийская пыльца. Хотя с папки, в которой хранились наброски к заказу Шагдетова, ничего не осыпалось, и слава богу.
        Папка была толстой, набросков много. Тут же дед сделал заметки по концепции, и Катька, поняв, что все это требует тщательного изучения, прихватила папку с собой вниз. В мастерской ночная тревога будто улеглась, а дед словно отдалился - несмотря на то что это было полностью его место. Пожалуй, следует приходить сюда почаще.
        К вечеру Катька перебрала все, что хранилось в папке, позвонила Валентину Петровичу и пригласила его на ужин. Климанский пришел быстро: семьей Валентин Петрович за долгие годы так и не обзавелся, а работа частенько затягивалась допоздна. Дед обмолвился, что была у помощника когда-то жена, но сбежала еще в то время, когда Климанский с дедом заодно маялись от безденежья. Да, бывали и такие деньки… Катька их не застала, она помнила деда уже в период расцвета, однако с удовольствием слушала рассказы о голодном времени и о том, как прогрызали себе пути в советской живописи.
        Мария Михайловна подала ужин - изумительной вкусности мусаку (в этом доме уважали греческую кухню) - и ушла к себе. Вкусив мусаки, Катька застонала от счастья, и на ее стон тут же прибежали коты. Не то чтобы они куда-то девались. Катька за день уже привыкла, что в поле зрения всегда есть пара рыжих пятен.
        - Нет уж, - сказала Катька сонным попрошайкам. - Вам я это не дам. Самой мало.
        Она не обедала, увлекшись дедовыми набросками, и проголодалась.
        Ассистент украдкой под столом дал котам по кусочку фарша.
        - Валентин Петрович! - страшным голосом произнесла Катька. - Я вас вместе с ними на диету посажу!
        - Сначала договор на свое имя со мной перезаключите, а потом сажайте, - хладнокровно отбрил ее помощник и спохватился: - Да шучу я, Катерина Филипповна! Пускай коты поедят вкусного. Хоть едят наконец-то.
        По мнению Катьки, лоботрясы только и делали, что ели и спали - особой разницы с их прежним поведением девушка не заметила, - но ладно уж.
        В качестве извинения Валентин Петрович сварил кофе в турке (это он умел) и принес из холодильника два ведерка мороженого. Катькин любимый сливочный пломбир с шоколадной крошкой и себе - ореховое с вареньем. Климанский был отчаянным сладкоежкой, чего трогательно стеснялся.
        - Итак, вы что-то решили.
        - Да, и до завтра тянуть бессмысленно. Я возьмусь за этот заказ, теперь уже точно. Однако… - Катька воздела измазанную мороженым ложечку и поспешно ее облизала, пока лоботрясы не подтянулись, - на своих условиях.
        Ассистент прищурился.
        - Что бы это значило?
        - Валентин Петрович, вы же понимаете, что я не дед. Я могу имитировать его манеру живописи, но толку от этого мало. Пару пейзажей, если мне захочется, я закончу, дед никогда не был против моего участия в его картинах.
        - Единственное соавторство, которое он допускал, - пробормотал помощник.
        - Но конкретно эти девять объектов… - Катька задумчиво побарабанила пальцами по столу. - «Девять жизней», так называется проект. Придумка просто отличная: коты, байка о том, что у них девять шансов проявить себя в этом мире, мы даем людям шансы, бла-бла-бла. Дед собирался сделать все в едином стиле, и это логично: он известный художник, именно стиль был вынесен на первый план, к тому же мода на Фреда и Джорджа пока не прошла. Однако тут есть нюанс. Если я буду следовать этому плану, ничего хорошего не получится.
        Валентин Петрович откинулся на спинку кресла и, прищурившись, слушал Катьку. Коты синхронно вылизывались.
        - Я могу воспроизвести все, что дед задумал. Наброски есть по всем девяти объектам, а где мало рисунков, там заметки имеются. В принципе, это не настолько сложно, как может показаться. Наив обманчиво прост, но дед меня учил. И я этот стиль люблю. Насмотреться на ночь картин Анри Руссо[2 - Анри Жюльен Фелис Руссо (1844 - 1910) - французский художник-самоучка, один из самых известных представителей наивного искусства, или примитивизма.] - и готово дело. Ну и… я практиковалась. - Катька улыбнулась. Именно в наивном стиле был оформлен «Одуванчик». - Примитив мы окончательно задвигать не будем. Однако копипаст - это не ко мне. К тому же такой подход может плохо отразиться на самой кампании. Как будто мы делаем, лишь бы сделать. И действительно наживаемся на славе великого Литке.
        - Вы тоже Литке.
        - Но совсем не великая. Меня пока мало знают, хотя не скажу, что я лишена амбиций. И стану ли я великой… да хотя бы просто известной, я не знаю. От фамилии ждут свершений, это большая ответственность. И чтобы ее оправдать, мало идти за дедом, наступая след в след. Вы понимаете?
        - Понимаю. - Фред запрыгнул на колени к Валентину Петровичу и сунул нос в ведерко с мороженым; жирненький Джордж страдал на полу. - Вы хотите не просто сделать это - вы хотите сделать это как Катерина Литке, кто бы она ни была.
        - Вот именно.
        Некоторое время они молчали. Фред удовлетворился угощением и спрыгнул на пол, уступая место Джорджу, и подкрался к Катьке. Взгляд кота был голодным, как будто несчастное животное не кормили неделю. Катька поиграла с ним в гляделки и выиграла. Фред несчастно вздохнул и сел попой на ее ногу.
        - Ну что ж, - сказал Валентин Петрович, - я на это надеялся.
        Катька вскинула на него взгляд: ассистент улыбался.
        - А как заказчик отнесется к переменам?
        - А вот это, дорогая Катерина Филипповна, мы скоро узнаем.
        Глава 8
        - Шагдетов хотел, чтобы мы встретились в одном из его ресторанов, так сказать, на его территории, но я отказался, - объявил Валентин Петрович, когда сели в такси. - Это, Катерина Филипповна, вопрос политики. У себя Шагдетов царь и бог, но у нас партнерство, а не рабство.
        - Спонсором, однако, выступает он.
        - Все верно. А именитым исполнителем - вы.
        - Насколько именитым? - усмехнулась Катька.
        Валентин Петрович покосился на нее.
        - Все будет зависеть от сегодняшней встречи.
        Вчерашний день Катька провела в делах. Понятное дело, что встречаться со спонсором в «акульих» шортах не годится, а старые наряды времен жития у деда девушка сочла категорически устаревшими. Требовалось нечто совсем новенькое, сногсшибательное, чтобы чувствовать себя Катериной Литке, готовой к великим свершениям. В результате полдня Катька прошлялась по магазинам, выудив оттуда несколько подходящих вариантов, а потом заглянула в салон красоты и наскоро привела себя в порядок. Вечером Игорь позвал ее в ресторан и немножко обалдел, узрев перемены. Обычно Катька уходила в творческий процесс целиком и о выщипывании бровей банально забывала.
        Сейчас на ней было легкое летнее платье в офисном стиле, но дальше начинались нюансы. Лазоревый шелк, асимметричный принт по подолу, тонкая полоска часиков, босоножки на высоком каблуке и серебряная цепочка на щиколотке. Волосы уложены и словно бы небрежно заколоты чуть сбоку, узор на шпильке пересекается с принтом. Катька не собиралась строить из себя то, чем не является, и идти на встречу, изображая приличную скучную девочку. Прогибаться под изменчивый мир? Увольте.
        Судя по одобрительному взгляду Валентина Петровича, оделась она правильно. Ассистент варился в творческой тусовке много лет, его мнением нельзя пренебрегать. Это попросту глупо - не использовать такой ресурс.
        Климанский выбрал ресторан на Шаболовке, объяснив, что дед часто проводил тут деловые встречи и интервью. Войдя в зал, Катька поняла почему. Удачное зонирование, столики далеко друг от друга, чтобы не мешать чужим переговорам и не помешали твоим, много света, пространства и приглушенный звук - да, такое место годилось для размаха мыслей. Оформлено в белом, бежевом и бирюзе - идеальное сочетание свежести и мечты о далеких морях. «Заработаю - поедем с Игорьком, - решила про себя Катька. - А то сидим в квартире, как сычи…»
        Спонсор уже ждал, хотя Валентин Петрович с Катькой прибыли вовремя. Шагдетов поднялся навстречу, и она едва не сбилась с шага, споткнувшись о чистый художественный восторг.
        Порода - это слабо сказано. Кавказская стать, узкое, словно клинок, тело, но плечи довольно широкие - так, чтобы прекрасная дева склонила голову на такое плечо и слушала баллады. Глаза темные, сливовые, чуть приподнятые к вискам - лисий взгляд, заманивающий поближе. Шагдетов носил очень короткую бородку и усы, чем живо напомнил Катьке актера Али Эрсана Дуру из сериала «Султан моего сердца», весьма уважаемого Марией Михайловной.
        - День добрый, Дамир Кирмитович, - без труда выговорил Валентин Петрович, и Катька подумала, что придется тренироваться это имя произносить. - Рад встрече. Позвольте представить: Катерина Филипповна Литке, внучка Филиппа Ивановича.
        Шагдетов склонился и поцеловал Катьке руку - какое джентльменство, боже ж ты мой!
        - Приветствую вас. Жаль, что наше знакомство не состоялось ранее - это истинное удовольствие для меня. Соболезную вашей утрате, Катерина Филипповна. Жаль, что не смог присутствовать на прощании, был в отъезде.
        По-русски он говорил чисто, без акцента, и все же проскальзывала в его речи неуловимая чуждость - так волка нельзя спутать с собакой, разве что издалека. Смотришь - вроде хаски, а поближе подойдет - ан нет, матерый волчара. Стоило Шагдетову заговорить, и Катька словно увидала за его плечами зеленые крылья гор, облака, ночующие в расселинах, и косы ледяных прозрачных рек. Целая страна вставала за обычными вежливыми словами, произнесенными голосом густым, как можжевеловый мед.
        - Прошу. - Шагдетов указал на стол, словно к себе приглашая, и Катька еле заметно усмехнулась. Ну, понятно, кто тут альфа-самец. Только и Валентина Петровича просто так не прожуешь. - Я взял на себя смелость заказать закуски, официант оставил винную карту. Какое вино вы предпочитаете в это время дня, Катерина Филипповна?
        Катька задумчиво посмотрела сначала на Шагдетова, потом на день за окном. Небо хмурилось, к вечеру обещали дождь. Нет ничего лучше акварельной летней грозы, приходящей после жаркого дня, словно облегчение, словно долгий выдох.
        - В это время дня, - неторопливо ответила Катька, - я предпочитаю минеральную воду с газом и лимоном, спасибо.
        Шагдетов чуть приподнял темные, словно нарисованные брови.
        - Не любите вино?
        - Люблю, однако переговоры предпочитаю вести на трезвую голову.
        - Это вы на Кавказе не бывали, - чуть улыбнулся Шагдетов. - Там никакие переговоры без вина попросту невозможны!
        - Это вы не бывали в моей голове, - в тон ему ответила Катька. - Стоит мне попробовать вино, и я чувствую себя не на переговорах, а на курорте!
        Шагдетов засмеялся.
        - А на Кавказе я бывала, - продолжила она. - Два года назад с дедом летали в Тбилиси, у него там выставка была. Потом мы соревновались, кто лучше напишет монастырь Джвари в грозовых облаках. Тогда-то нас грузинские партнеры и угостили домашним вином, прямо из пластиковой десятилитровой бутыли. Папа одного из партнеров это вино делает уже много лет! Утром просыпаюсь - на столе готовая акварель. Дед три штуки нарисовать успел.
        - Это те акварели, что вы в прошлом году приобрели, Дамир Кирмитович, - сказал Валентин Петрович, посмеиваясь.
        - Вот даже как! - Спонсор пиратски усмехнулся. - Ну а ваш Джвари каким получился?
        - Кривеньким, - честно сказала Катька. - И размытым. В дедовой квартире на стене висит как напоминание о том вояже.
        - Я понял. Даме минеральную воду с газом и лимоном, - сказал Шагдетов подошедшему официанту, а Катька откинулась на спинку стула. Чувство такое, что первый раунд - ничья. - Мне тоже. И что вы порекомендуете из горячих блюд?
        После того как официант отошел, приняв заказ, Катька поинтересовалась:
        - Дамир - это адыгское имя?
        Ей вправду было интересно.
        - Не совсем. У моего отца когда-то был кровный брат, которого так звали. Трагически погиб еще до моего рождения, а меня назвали в его честь. Адыгское - это Дамий, например, или Дагаз. Или вообще Курумбий.
        - Курумбий, - повторила Катька. - Вам бы пошло.
        - Вполне возможно, - согласился Шагдетов. - Адыгский язык очень красив.
        - Как полет сокола над ущельем?
        - Именно так. Вы бы могли нарисовать адыгский язык, Катерина Филипповна?
        Катька пожала плечами, достала из клатча блокнот и карандаш (не идти же без них на встречу!) и попросила:
        - Скажите что-нибудь по-адыгски.
        Дамир произнес длинную певучую фразу, в которой иногда что-то щелкало и падало. Катька подумала секунду, а потом опустила на бумагу острие карандаша. Полились штрихи, потекли плавные линии. Минут пять мужчины молчали, она рисовала. Затем так же молча протянула листок Шагдетову.
        - Очень интересно, - пробормотал он.
        Из штрихов складывался профиль: то ли мужской, то ли женский, не разберешь, но тонкий, будто из паутины вытканный. Лицо становилось лесом и горами, и стволы у деревьев были словно кинжалы, а может, и нет… Картинка-обманка, картинка-ущелье. Сокол там тоже был, Катька вписала его в кроны деревьев - верхушки елей обрисовывали его силуэт.
        Шагдетов поднял глаза от листка и спросил совсем другим тоном:
        - Поговорим, Катерина Филипповна?
        - Поговорим, Дамир Кирмитович.
        - Просто Дамир, - предложил он.
        - Катерина.
        - Вот и договорились.
        - Уже договорились? - с притворным изумлением поинтересовался Валентин Петрович. - А как же долгое обсуждение, как же творческие споры?
        Шагдетов пожал плечами.
        - Это, - он показал помощнику рисунок, - говорит само за себя. Хотя творческих споров, полагаю, нам все равно не избежать. Однако я готов попробовать. Я доверял мнению Филиппа Ивановича и, когда вы позвонили мне и объяснили ситуацию, мог просто на него положиться. Теперь я вижу, почему был сделан такой выбор… Вы выставляетесь, Катерина?
        - Пока мало.
        У нее словно тугой узел внутри развязался. Дамир для Катьки был чуждый, чужой, и она подготовилась к долгой, трудной работе. Убеждать, доказывать, что ты не верблюд и как-то сможешь - да еще совсем не так, как Филипп Литке. Катька не думала, что дело ограничится одной-единственной импровизацией.
        - Жаль. Я бы посмотрел ваши работы и приобрел кое-что для коллекции.
        - Вы немного торопитесь, Дамир. - Катька решила спустить его с небес на землю. - То, что я способна нарисовать подобное, - она кивнула на рисунок, - говорит лишь о том, что у меня рука набита. Не обманывайтесь легкостью, с которой художник делает наброски. У простого ремесленника в голове всегда много идей, еще и покруче, чем эта. У нас же с вами речь идет о большой работе, и в нее вложены большие деньги.
        - Ну, положим, еще не вложены.
        - Только не рассказывайте мне, что получить все разрешения на роспись вам стоило лишь часов, проведенных в длинных очередях к кабинетам московских начальников.
        Дамир поморщился.
        - Вы правы. Впрочем, это лишь одна сторона медали. Вторая - то, что мы можем дать городу. Вы знаете, почему проект называется «Девять жизней»?
        - Да, я посмотрела презентацию, и Валентин Петрович показал мне бизнес-план.
        - Тогда вы понимаете, насколько это социально значимый проект. Именно на этом аспекте я настаивал во время переговоров с Филиппом Ивановичем. И его, а теперь ваши коты - лицо этого проекта.
        - Вернее, две толстые морды! - развеселилась Катька. - А я-то наивно полагала, что лицо проекта - это художник.
        - Вас слава не обойдет, - пообещал Дамир, слегка поскучнев. - Если вы этого хотите…
        - Будем считать славу побочным эффектом. Я просмотрела дедовы планы, но… Буду с вами откровенна, Дамир. Я не дед.
        - Я заметил. - Если бы он позволил себе хоть каплю насмешки, Катька бы его на атомы разнесла, однако Шагдетов был серьезен.
        - И я в любом случае сделаю по-своему. Кроме того, я считаю, делать все росписи в едином стиле - значит просто повторить задуманное дедом. Он мог так написать, это был его стиль, но…
        - Но вы не он, - повторил Дамир. - Чего вы хотите, Катерина?
        - Свободу творчества, конечно же.
        - Насколько большую?
        - Я должна написать Фреда и Джорджа, это непременное условие. О’кей, пусть будут Фред и Джордж, раз уж они стали нашим культурным наследием. И я даже недалеко уйду от наива… хотя бы в паре работ. Но есть существенное отличие. Дед придумал девять разных сюжетов, для каждого объекта свой. Я хочу сделать один, замкнуть идею в кольцо. Да, каждый рисунок будет рассматриваться как отдельное произведение, но если сложить все росписи вместе, то получится история.
        - Катерина Филипповна, какая замечательная идея! - воскликнул Валентин Петрович с энтузиазмом. Катька ему ничего заранее не рассказывала - тут главное одобрение спонсора. - У меня есть несколько знакомых писателей, мы можем выпустить книжку с этой историей.
        Климанский, как обычно, думал на несколько шагов вперед.
        - Звучит неплохо, - сказал Шагдетов. - Когда я могу увидеть полное описание концепции и наброски?
        - Думаю, к концу недели будет готово, - пообещала Катька.
        - Хорошо. Тогда окончательно все утвердим и подпишем договор. Только, пожалуй, и я выдвину условие. Если вам можно, почему мне нельзя? - Шагдетов хищно улыбнулся. - Я хочу принимать непосредственное участие в процессе.
        - Усы котам будете пририсовывать? - осведомилась немного обескураженная Катька.
        - Нет, разумеется. Из меня художник от слова «худо». Я хотел бы ездить с вами по объектам и наблюдать за вашей работой. Мешать не стану, зато, если возникнут проблемы с администрацией и прочими заинтересованными лицами - а эти проблемы возникнут, поверьте мне, - я буду их решать, а вас никто не оторвет от процесса.
        «Ему что, совсем заняться нечем?!» Катька представила, как объясняет Игорю, почему все время за ней таскается импозантный восточный мужик, и сглотнула.
        - Не хотелось бы отрывать вас от дел, Дамир.
        - Управляющие моими ресторанами, - ответил Шагдетов даже с некоторой тоской, - преподнесут вам корзину с фруктами, шоколадом и вином, если вы оторвете меня от бизнеса хоть ненадолго. Этот вечный конфликт владельцев и управляющих, знаете о нем? - Катька покачала головой. - Владелец считает, что раз уж он создал бизнес, то его мнение всегда самое главное. А управляющие сидят на конкретных местах и каждый день видят ситуацию изнутри, о чем напоминают владельцу и просят не лезть со своей гениальной концепцией. Владельца такой подход обижает, он начинает давить на управляющих, те грозятся уволиться… И так по кругу много, много раз. Меняются обстоятельства, люди, весь мир меняется, а этот процесс неизменен.
        - Учтите, - сказала Катька, - я работаю по ночам.
        - Я тоже ночной охотник, - усмехнулся Дамир.
        Катька промолчала. Валентин Петрович выглядел так, словно ему только что предложили дать миллион долларов и весело прокутить его в казино.
        Ладно. Пусть будет как будет. Она все равно нищенка, напялившая принцессино платье, но сегодня ей снова удалось всех обмануть.
        Глава 9
        Как и предполагала Катька, Игорь в восторг не пришел.
        Во вторник вечером, после встречи с Шагдетовым, она заехала домой, чтобы собрать свои собственные материалы для творчества. После деда осталась целая гора всего, однако эту гору еще предстоит разгрести, а у Катьки были свои любимые кисти и краски. Деликатный Валентин Петрович сказал, что подождет внизу - видимо, предчувствовал некое объяснение и не хотел стать ему свидетелем.
        Дождь уже начинался, крупные капли барабанили по подоконнику. Игорь только пришел после работы и разогревал в микроволновке полуфабрикат: картофельное пюре с котлетой по-киевски. Если это и был некий упрек в том, что бедного мужика оставили без нормальной еды, пожертвовав его благополучем в угоду творчеству, Катька предпочла намек проигнорировать.
        При виде любимой девушки Игорь замер, окинул ее взглядом с головы до ног и уронил:
        - Ого.
        - Ноблесс оближ, - прокомментировала Катька. - Мы договорились со спонсором. Я буду делать этот проект.
        - И унаследуешь имущество?
        - Если все будет в порядке, да.
        - Как прошли переговоры? - Игорь смотрел то на Катькину грудь в соблазнительном вырезе платья, то на цепочку на щиколотке.
        - Странно. Спонсор потребовал, чтобы его включили в процесс. Будет ходить за мной хвостом и, полагаю, мешать.
        - А кто спонсор?
        - Некий Дамир Шагдетов. У него сеть ресторанов.
        - Понятно, - вздохнул Игорь. - Ты карабкаешься в поднебесье.
        Катьку это слегка задело.
        - Если ты не заметил, я туда всегда карабкалась, только сейчас процесс ускорился.
        - Катя, я не хочу тебя пугать, но если что-то пойдет не так, то падать будет очень больно.
        - Это ты к чему?
        - Это я просто так за тебя беспокоюсь. - Игорь подошел к ней, взял за плечи и поцеловал в губы. - Я хотел бы тебя защитить. Может, подумаешь над моим предложением?
        - Оно меня защитит? - Возможно, это прозвучало излишне резко, однако Катька и вправду не видела связи между личной жизнью и творчеством. То есть личная жизнь может влиять на творчество, в положительном или отрицательном смысле, а вот наоборот…
        - Если ты будешь замужем, то да. Это статус в обществе, в любом обществе. А я тебе помогу.
        - Будешь рисовать котам усы? - усмехнулась Катька. Второй помощник за день!
        - Что? - удивился Игорь. - Я имею в виду реальную помощь. Буду ходить с тобой на всякие мероприятия, чтобы тебя там не обижали…
        - Не обижали, - повторила Катька.
        - И я ревную. - Игорь немного растерянно улыбнулся - дескать, вот я какой! - Ты девушка видная, и вокруг тебя будут виться всякие ухажеры и аферисты. Наследство твоего дедушки - лакомый кусочек, подумай, сколько претендентов на твою руку образуется в самом ближайшем времени…
        - Один прямо сейчас передо мной.
        - Как ты можешь сравнивать! - возмутился Игорь. - Мы с тобой встречаемся больше года и несколько месяцев живем вместе! Мне казалось, ты уже должна была понять, что я тебя люблю. Или тебе нужны еще какие-то доказательства? Наследство твоего деда меня не интересует, если ты об этом подумала. Можем составить брачный контракт, это сейчас модно. Подписал ведь я ту бумагу, что потребовал твой помощник!
        Катька подумала, что если она и вправду решит выйти замуж, то без брачного контракта не обойдется в любом случае. Валентин Петрович не позволит, старый перестраховщик… Ну и правильно. Любовь любовью, а имущество имуществом.
        - Игорь… - Она положила ладонь ему на грудь. - Я тебя тоже люблю. Но у меня был тяжелый день, я устала. Мне нужно ехать и разгребать авгиевы конюшни - с виду там все прилично, однако в дедовом художественном наследстве я буду разбираться не день и не два. Нужно делать свои наброски к проекту. Нужно, в конце концов, полюбить котов… - Катька вздохнула. Последний пункт может оказаться сложнее, чем думалось. - И я не хочу давать тебе ответ на такой важный вопрос с бухты-барахты. Обещаю, что в ближайшие пару недель меня никто не украдет, не перекинет через седло и не ускачет в закат, чтобы обвенчаться в ближайшей церквушке. Я никуда не денусь.
        - Я понимаю. Мне грустно без тебя, и я беспокоюсь, что ты там одна, в этой огромной квартире…
        - Я не одна, - усмехнулась Катька. - Со мной Мария Михайловна. И котики.
        Котиков было двое, но у Катьки стойко формировалось ощущение, что на самом деле их штук тридцать - такой грохот иногда стоял в доме.
        С появлением новой хозяйки лоботрясы оживились. Есть они стали больше (Мария Михайловна не могла наумиляться и, несмотря на Катькины запреты, подсовывала котам вкусности; а может, и воровали зверюги, кто знает), носились тоже довольно много. А так как котики были чрезвычайно упитанны, тыгыдык по коридорам, комнатам и лестницам превращался в атаку инопланетян на мирную деревню. Бабах, стук-стук и тыдыщ - все это тоже присутствовало в количестве.
        В четверг утром, проведя половину ночи без сна (котики решили, что беситься в коридоре за дверью спальни хозяйки - самое то), Катька озверела и отправилась в кладовку в поисках переноски.
        - Да нет ее, к нам всегда ветеринара вызывали, - смущенно развела руками Мария Михайловна. - Животным же стресс такой - выезжать куда-то!
        - А у меня стресс - не спать из-за их приколов! - прорычала Катька. - Все, котики. Кончилась ваша сладкая жизнь, начались трудовые будни.
        Джо и Фреда стоило вывезти к ветеринару хотя бы затем, чтобы коты немного привыкли к перемещениям за пределами квартиры. Их предполагалось включить в рекламную кампанию, к тому же Катька планировала пару раз взять животных с собой на объекты в целях пиара. Валентин Петрович обещал прислать хорошего фотографа, который будет делать снимки, чтобы «взорвать» соцсети. Катька в пиаре не разбиралась, поэтому целиком и полностью положилась на Климанского. К счастью, дед придерживался неких традиций, и рисовать предстояло в одежде, без всяких перформансов, кисточку держать в руках, а не, скажем, в ухе, - просто котов изобразить. Катька насмотрелась и начиталась о приколах художественной тусовки; нет уж, спасибо, мы скучно, по старинке…
        Слава интернету: на известном сайте товаров для животных Катька заказала большую переноску (она предназначалась для собак, но девушка решила, что два жирненьких кота будут себя там прекрасно чувствовать), огромный пакет диетического корма и новые прикольные игрушки - может, этих светящихся и жужжащих мышей котики будут гонять, пока бока не опадут. Заказ привезли через пару часов, Мария Михайловна позвонила в ветеринарную клинику и записала Фреда и Джорджа на вечерний визит. Всеми правдами, неправдами и паштетом котов заманили в переноску, Катька коварно захлопнула дверцу, послушала обиженный вой, удовлетворенно кивнула и поволокла котиков на выход.
        Машины деда стояли здесь же, под домом, в трехуровневом гараже. Та самая «Тойота», на которой Филипп Иванович почти не ездил уже и сватал Катьке, и огромный красный джип Chevrolet Tahoe. Дед часто возил с собой мольберты, без труда помещавшиеся внутрь внушительной машинки. Катька засунула переноску с тихо подвывающими котами на заднее сиденье, пристегнула для верности и села за руль. Права у нее были, дед заставил получить несколько лет назад, однако за руль такого монстра Катька еще ни разу не садилась. Да и на «Тойоте» каталась давно.
        - Из-за острова на стрежень, - бормотала Катька, регулируя водительское кресло и пытаясь не утонуть внутри огромной машины. - На простор речной волны выплывают расписные Стеньки Разина челны… Ну, давай, милый, потихонечку… И на первом Стенька Разин, Стенька Разин на втором и на третьем Стенька Разин, на четвертом тоже он… Поехали!
        Веселая песенка про Стеньку Разина, исполнявшаяся когда-то в училище (доходили до двухсот челнов!), Катьку развеселила, а Фреда и Джорджа озадачила. Коты притихли - может, просто выдохлись, а может, сосредоточенно метили пеленку, постеленную Марией Михайловной «для мягкости». Катька считала, что на наросшем жирке котам мягко спать без всяких пеленочек, но… «Если я выйду замуж за Игоря и нарожаю детей, надо следить, чтобы домработница их не откормила».
        Катька некоторое время покаталась по стоянке, привыкая к габаритам машины, и затем решилась вырулить на улицу. Ничего страшного не произошло, навыки вождения особо не забылись. У Катьки было ощущение, что она едет на танке по улицам освобожденной Москвы. Не хватало восторженных зрителей, бросающих цветы под гусеницы. Легковушки шарахались от джипа, как сардины от акулы. Катька гордо рулила по средней полосе и старалась не наглеть.
        До клиники, к счастью, было недалеко. Постояв в нескольких пробках, Катька зарулила на стоянку, не без труда припарковалась и потащила из салона переноску. Коты распластались на дне и молчали, словно пленные партизаны. Катька когда-то читала прикол, что кот при желании может быть легким, будто пушинка, а может весить, как наковальня, и сейчас поняла: это не прикол.
        Кряхтя, она дотащила переноску до входа в клинику, оформила визит в регистратуре, села и принялась ждать.
        Вокруг сидели другие хозяева - кто с собаками, кто с кошками, кто-то вообще с попугайчиками, а у одного худого неулыбчивого типа из переноски мрачно смотрела игуана. Катька сразу решила, что тип - маньяк, прикинула на него некромантский наряд, игуану посадила на плечо… Надо такую картинку нарисовать, любители фэнтези с руками оторвут. Катька иногда промышляла отрисовкой обложек для писателей и навострилась выхватывать фэнтезийные типажи из жизни. Вон та утонченная дама с сиамской кошечкой сошла бы за эльфийку, а мужичок с хомячком - вылитый гном… Катька подавила желание достать блокнот и начать делать наброски. Она не за тем сюда пришла.
        Наконец вызвали и ее. Катька внесла клетку в кабинет ветврача и ухнула на стол.
        - Дальше сами разбирайтесь, доктор.
        Врач - мужчина лет сорока - посмеялся, каким-то чудом извлек из переноски ошалевшего Фреда и ощупал с ног до головы, потом проделал то же самое с Джорджем. Пришла медсестра, у котиков взяли анализы, измерили температуру… В какой-то момент врач попросил Катьку придержать Джо, и тот вдруг прижался к рукам хозяйки, расслабился, растекся рыжей лужей и мурлыкнул.
        - Как они вас любят, - заметила медсестра, улыбаясь.
        - Это они зря, - хмыкнула Катька. - Я хозяйка-ехидна.
        - Ну, коты здоровы, - сделал заключение врач. - Хотя, конечно, раскормлены. Будем исправлять сей недочет, иначе через пару лет могут начаться проблемы с желудком и печенью.
        - А успокоительные какие-нибудь им полагаются, доктор? Ночью тыгыдыкают - сил нет!
        - Какие же успокоительные здоровым котам, которым надо побольше бегать? - покачал головой ветеринар. - Пусть лучше бесятся и тратят энергию, чем лежат у мисок.
        - Все понятно, - вздохнула Катька, забрала котов, выписанные лекарства для поддержания иммунитета, список витаминок… Пожалуй, ей тоже стоит заглянуть в аптеку - себе успокоительных купить. А может, еще и беруши. Спать-то хочется.
        Глава 10
        К субботе Катька, погрязшая в разборке дедовой мастерской и составлении черновой презентации для Шагдетова, осознала, что любить обычных котов не так-то просто.
        В целом к животным она относилась благосклонно, однако совершенно без фанатизма. Катьке нравилось гладить собак и котов, нравилось, когда теплая тушка лежит на коленях или доверчивое животное лижет пальцы… Однако никаких особых чувств к братьям нашим меньшим Катька не испытывала. Ну, есть они, живут - бегают, летают и плавают. Что особенного?
        Обычно для того, чтобы нарисовать кота или ежа с одуванчиком, никакого особого настроя Катьке не требовалось. Просто возникала идея, оформлялась на потоке вдохновения, и можно было жить дальше. Даже с заказными, когда «торкало», Катька справлялась именно этим способом. И было очень неприятно обнаружить, что с дедовым заказом этот номер не пройдет.
        Дед просто обожал Фреда и Джорджа. Любил до умопомрачения. Этим были пронизаны все его работы с ними, даже заказные портреты. Катька очень хорошо умела чуять такие штуки: у нее имелось энное количество своих работ, от которых она сама глаз не могла оторвать, потому что все они были о любви. Пара французских пейзажей, несколько портретов деда, какое-то количество абстракций, выплеснувшихся изнутри. Разница была видна. И Катьке совесть не позволяла написать девять объектов с котами… без любви.
        В конце концов, поступить так будет совершенно подло по отношению к деду. Он не того от внучки хотел.
        Катька смотрела дедовы наброски и картины. Катька гладила котов. Она даже не стала пользоваться берушами и попробовала умиляться тыгыдыку, однако коты так и оставались для нее некими инопланетными и чужими существами. Может, слишком мало еще времени прошло, только вот Катька помнила, как влюбился в рыжие комочки дед - сразу, не останавливаясь на мелочах вроде привыкания. А как поступить ей, если Фред и Джордж для нее просто наследство?
        Можно было бы махнуть рукой, но страшное слово «халтура» так и маячило на периферии сознания, и Катька в итоге пришла к решению.
        Любовь - это работа. Уж ей-то об этом хорошо известно! И деду, скорее всего, тоже, хотя на эту тему он никогда с внучкой не говорил. А работу можно сделать, не бывает невозможных вещей, стоит только как следует постараться!
        Катька не стала гуглить глянцевые советы типа «как влюбиться за семь дней в собственного кота», а подошла к делу со всей основательностью: составила план.
        В плане были следующие пункты: замечать в котах хорошее, осознать их как художественные объекты, проникнуться красотой и грацией, гладить почаще, давать вкусное (в пределах прописанной ветеринаром диеты), играть, написать котам стихи… Катька вывалила на бумагу все посетившие ее идеи, ткнула в первую попавшуюся и начала исполнять.
        Всю субботу уже не коты ходили за хозяйкой, а хозяйка за ними; Фреда и Джорджа это немного встревожило. У них имелись собственные маленькие грязные тайны, вроде заныканной в щели за шкафом куриной косточки или незаконно облежанной Катькиной черной юбки, и коты категорически не желали, чтобы хозяйка узнала обо всем и сразу. Когда удрать не получилось, коты развалились на полу в гостиной и полдня изображали тушки. Катька сидела, гладила их, трогала розовые пятки и длинные хвосты, смотрела, как движутся бока и растут усы. Фред и Джордж лениво щурились, показывали острые зубки, когда зевали, и видно было, что у обоих розовое небо, а язык шершавый, смешной.
        Катька призвала на помощь Марию Михайловну, а та, соорудив кофе и десерт, подробно рассказывала о всяких историях, приключавшихся с котами-близнецами, и о том, как они жили с дедом. По всему выходило, жили обыкновенно, но с огоньком.
        Выяснилось, что у Фреда характер более пакостный, чем у Джорджа. Катька уже не помнила, что там было с оригинальными близнецами Уизли (кажется, отжигали оба), но в кошачьей версии хулиганов безусловно лидировал Фред. Это ему принадлежало авторство композиции «Фикус, клубок и луковая шелуха», воздвигнутой в среду в гостиной под покровом ночи. Если бы творец остался лежать рядом и вылизываться, то получился бы перформанс, но кот предусмотрительно сныкался до вечера. Это его лапы оставляли мокрые следы на идеально вытертых поверхностях, и Катька не сомневалась, что тот когда-то извлеченный из еды кошачий ус тоже принадлежал Фреду.
        Джордж был поспокойнее и наглядно иллюстрировал поговорку «В тихом омуте черти водятся». Он если и делал пакости, то словно бы мимоходом, а потом смотрел абсолютно честным взглядом: ну извините, так получилось! Это судьба, а порядочный кот против судьбы не попрет! Джо был менее ловким, мог проехаться на пузе по лестнице или угодить лапами в кастрюлю с супом, к счастью остывшим. В воскресенье он застрял за шкафом и заснул там, а когда проснулся, так испугался, что истошно завыл. Катька и Мария Михайловна шкаф подвинули, Джордж выбрался оттуда кормой вперед и как ни в чем не бывало прошествовал ужинать.
        Если бы коты были жидкостью, то к понедельнику они булькали бы у Катьки в ушах - так она за неделю на них насмотрелась! И да, прониклась к ним чуть больше, чем раньше, однако ни о каком обожании речи пока не шло. Ну, начало положено, может, потом, в процессе…
        Встречу с Шагдетовым назначили на понедельник, и тут уж пришлось согласиться на визит в «Дефтер»: Климанский заметил, что второго отказа прийти на его территорию восточный человек им не простит. Катька, которую полностью поглотили процесс разборки мастерской, воссоздание любви к котам и придумывание новой концепции, согласна была на все, лишь бы договориться уже наконец и приступить к работе. Игорю очень не нравилось, что на него у девушки остается совсем мало времени; они и виделись-то урывками, Катька иногда даже не успевала парню в WhatsApp написать. Возможно, Игорь чувствовал себя неловко, оставаясь в одиночестве в Катькиной студии, куда ни друзей не пригласить толком, ни самому обжиться. Надо с ним устроить разговор, только вот времени нет.
        В «Дефтер» ехали на «Мерседесе», который жил обычно в другом гараже - оттуда водителю было ближе. Катька, слегка принарядившаяся для переговоров (платье в синий цветок, художественный беспорядок на голове, россыпь разноцветных браслетов с камушками), прижимала к себе папку с набросками и распечатками и немного нервничала. Странное тянущее чувство в районе желудка - это не может быть голод, не с Марией Михайловной! - тревожило Катьку, пока она не опознала его. Страх.
        Катька уже давным-давно ничего не боялась.
        Ну ладно, боялась, что дед умрет. А кто не боится? Когда у тебя из родственников один пожилой джентльмен, похожий на Шона Коннери, и больше никого, это, знаете ли, не способствует расслаблению. Катька думала, что когда деда не станет, то она ощутит дикое, выматывающее одиночество, и сейчас с удивлением осознавала: этого не произошло. Филипп Литке ушел, а его любовь к внучке осталась, и оказалось, ее так много было, этой любви! Наверное, достаточно, чтобы Катька всю жизнь ее ощущала. А других вещей она всерьез не боялась давно. И тут вот…
        Просто, несмотря на прогрызаемый творческий путь, Катька себе пока особо не позволяла того, на что решилась в этой презентации. Мелочей - как писать, что писать. Наверное, это дед и имел в виду в своем письме, говоря о предательстве себя самой.
        В детстве все было по-другому, но на то оно и детство. Вырастая, понимаешь: жизнь совсем не так проста…
        Катька думала, что ресторан в Костянском переулке окажется этаким дорогим местечком (сам Шагдетов выглядел дорого), куда обычные смертные если и заглядывают, то лишь затем, чтобы испугаться цен в меню и по-быстрому свалить, однако реальность ее удивила. Место было ориентировано на средний класс - и то верно, тут в округе масса офисов, наверняка народ ходит сюда обедать, вон и бизнес-ланч есть. Посетителей было немало, вкусно пахло специями. И оформлено все было в кавказском стиле, но без глупости, штампов и пластиковых растений. Хорошее место, визуально Катьке понравилось.
        Им отвели стол в углу, и через пару минут пришел Дамир - на сей раз в джинсах и рубашке поло. Встреча намечалась уже не официальная, а рабочая, и все немного расслабились, кроме Катьки. Ее слегка потряхивало. Казалось, что придуманное - глупость несусветная.
        - Ну вот, все в сборе, - сказал Шагдетов, когда уселись. - Только котов не хватает.
        - Вы на них еще насмотритесь, - вздохнула Катька. - Я буду их часто возить с собой. Валентин Петрович вот говорит, мы будем хитом «Инстаграма» этим летом.
        - Непременно. - Климанский кивнул. - Мы над этим работаем.
        - Прежде чем заговорим о работе, - сказал Дамир, - позвольте вас угостить. Вы знаете, Катерина, что адыги - очень гордый народ?
        - Полагаю, как все кавказцы, - улыбнулась она, не очень понимая, как связаны еда и гордость.
        - Иногда даже для кавказцев. Временами, как мне кажется, перегибают палку в этом вопросе. Мы эмоциональны, дерзки, возможно, в некоторых случаях это порой перерастает в хамство. - Дамир пожал плечами. - Хотя воспитанный человек себе такого никогда не позволит. Но вместе с этим адыги гостеприимны и доброжелательны. Наш обычай гостеприимства сохранился с древних времен по сей день; я прочитал немало исторических книг о своем народе, и во всех этих книгах, без исключения, историки выделяли это качество. Адыги преданны и любят очаг родной, свою улицу, свой аул, свою республику, много песен спето в честь каждого аула, которых в Адыгее много… А гостеприимство - это не в последнюю очередь национальная кухня. И чтобы дорогой гость уехал домой удовлетворенный, блюда должны быть очень, очень вкусными.
        - Ах вот оно что!
        - Мне всегда нравилось, как готовят мои соплеменники. И когда я понял, что хочу принести в Москву этот обычай адыгского гостеприимства, то открыл первый «Дефтер». Здесь все сделано для того, чтобы ублажить гостей, но без заискивания, с уважением. Стол накрывают щедро, кормят от души, и если что-то гостю не понравится, то мы извинимся - это ведь гость, его слово священно. Поэтому, - продолжил он, перейдя с напевного, сказочного тона на обычный, - я слежу за тем, чтобы в моих ресторанах все было идеально. И позвольте угостить вас сегодня по нашему обычаю.
        - Конечно… - Катька кивнула, попридержав свои ехидные комментарии. Неуместны они сейчас, видно же, что человек искренне гордится и своим происхождением, и своим народом, и едой, разумеется.
        Дамир махнул кому-то, и стол в мгновение ока заполонили блюда, блюдца и мисочки. Запахло так вкусно, что Катька сглотнула голодную слюну. Опытный Валентин Петрович предупредил девушку, чтобы не обедала и лучше не завтракала, и, глядя на заставленный вкусностями стол, Катька поняла почему. Придется попробовать все, чтобы не обидеть хозяина.
        Как хорошо, что у нее внутри, как у котиков Фреда и Джорджа, черная дыра, в которую влезает много!
        - Это щипс - главное наше национальное блюдо, густой суп, - рассказывал и показывал Дамир. - Его готовят и как соус, но я вам предлагаю мясной. Это четлибж, его часто упоминают в песнях - жареная курица, но у каждой семьи свой рецепт. Этот мне бабушка поведала, никто так вкусно не готовил четлибж в нашем ауле! Вот эти пышки называются щалям, их можно есть с сыром, а можно просто так. Вот это мое любимое - гуубат - слоеное тесто с адыгейским сыром. Ну и, конечно, сыры, и адыгейская соль, она особенная, и еще…
        Катька слушала, пробовала, млела. Страх растворился в сытости, и девушка подумала: в любой непонятной ситуации ешь, а уж потом будешь беспокоиться! Этому надо у Фреда и Джорджа поучиться, вот они такие штуки умеют виртуозно. Хм, глядишь, и удастся понять истинную суть котов, которую дед увидел сразу, а Катьке работать приходится…
        Примерно через час Валентин Петрович простонал:
        - Дамир Кирмитович, пощадите! Сил никаких больше нет. Сейчас лопну и перестану соображать, а думать-то надо! Вы нам устроили настоящий пир.
        - Ладно, - смилостивился Шагдетов. - Так уж и быть! Но разве это пир… Вот приедете к нам в гости на Кавказ… Кстати, это приглашение! Там и увидите, что такое настоящий пир. Дня на три, а то и на неделю.
        - Я окочурюсь неделю так жрать, - шепнула Катька Климанскому, пока Дамир где-то на кухне распоряжался насчет кофе и десерта. - Это какими бездонными глубинами надо обладать, чтобы выжить после такого?
        - А что, в Грузии вас не закормили? - усмехнулся Валентин Петрович.
        - Мы там один день всего пировали, улетать нужно было. Неделя - это тренироваться надо, курс по еде пройти!
        - Вот и проходите, пока угощают. Дамир Кирмитович вас теперь просто так не отпустит.
        - В смысле - просто так?
        - Вы ему понравились, неужели не заметили?
        - Да мы и виделись-то один раз.
        - Некоторым и минуты хватает. Я вас предупреждаю, Катерина Филипповна, потому что вы девушка творческая и можете не заметить. Уверяю, работе его интерес не помешает, я Шагдетова знаю не первый день. Это очень воспитанный черкес. Но - черкес. Он не переступит черту, если вы ему не позволите. А если позволите… Женщин такие мужчины выбирают раз и навсегда.
        - Шок - это по-нашему, - пробормотала Катька. - Вы меня удивляете, Валентин Петрович. О каком позволении может идти речь? Я, между прочим, почти замужняя девушка.
        - Почти не считается, - хмыкнул Климанский. - Да и, Катерина Филипповна, вы сами знаете, как я отношусь к Игорю Марковичу. Человек он хороший, но иногда этого недостаточно. Причем пострадавшей стороной в случае чего окажетесь не вы, а он.
        - Это в каком смысле?
        - А в таком, что у вас есть характер. Сильный и не очень простой. Обычный хороший человек с этим не справится. Вы его перемелете и сами не заметите, как такое произошло. Простите, что в вашу личную жизнь полез, но давно уже хотел вам это сказать.
        - Вы меня всю жизнь знаете, вам можно. - Катька покачала головой. - Давайте об этом не сейчас, вон и Шагдетов возвращается…
        Глава 11
        Со стола убрали остатки пиршества, перестелили скатерть и подали кофе и к нему какие-то новые тарелочки, но Катька есть уже не могла.
        - Ну что ж, приступим, - сказал Дамир, глядя на нее своими невозможными восточными глазами. - Расскажите нам, что придумали, Катерина!
        Она открыла папку, разложила веером листы.
        - Итак, у нас девять объектов, те самые девять жизней. Герои, проходящие через все росписи и истории. Два рыжих кота. Кстати, предлагаю их не называть Фредом и Джорджем, это слишком явная отсылка к Роулинг, да и зачем нашей мэрии иностранные имена? Наши коты служат музами и вдохновляют, но это не их приключения, а тех котиков, которых я нарисую.
        Шагдетов переглянулся с Климанским и кивнул:
        - Логично.
        - Пусть тогда пиарщики придумают имена, я в этом ничего не понимаю… Первый объект - это детский дом, начало нашей истории. Очень хорошо, логично. Герои - коты, но в детдоме я нарисую еще мальчика и девочку, нашедших котиков. Здесь у нас будет все ближе к наиву и чистые цвета, детям понравится.
        - Мне тоже нравится, - сказал Шагдетов, разглядывая набросок. Катька примерно половину взяла из дедовых идей, а остальное домыслила сама.
        - Дальше - школа. Обычная такая школа, не элитный лицей, в которую ходят обычные ребята из всех окрестных домов. Тут у нас такая история: хитрые коты решили, что тоже хотят учиться, ведь есть пушкинский персонаж - кот ученый! Вот я его тут изобразила. - Катька ткнула в рисунок. - Поэтому они отправляются в школу и вместе с ребятами получают знания. Здесь я использую стиль, близкий к иллюстрациям Сутеева - был такой очень известный советский художник, он и мультфильмы рисовал, и книжки оформлял. То, что нужно для школы. Так, дальше спортивный центр. Коты любят спорт! Вместе с друзьями-спортсменами они становятся быстрыми и ловкими, спортсмены гоняют мяч, а коты - мячики, девочка дразнит их бантиком на веревочке. Словом, движение - жизнь! Здесь я сохранила довольно много от первоначального дедовского наброска, только коты теперь не наблюдают, а играют сами.
        - Мне очень нравится, - пробормотал Валентин Петрович. - Живенько так!
        Катька улыбнулась.
        - В спортцентре и надо, чтобы живенько! А вот дальше у нас по плану реабилитационный центр для детей с функциональными нарушениями. Я правильно вычитала в описании, что они используют иппотерапию?
        Шагдетов вздохнул.
        - Они вообще молодцы. Я в этот центр племянника одного моего управляющего определил, мальчику очень хорошо помогли. Да, есть конюшня в Подмосковье, туда возят детей.
        - Конюшню мы не расписываем, расписываем стену в холле. Тут я больше обратилась к классическому стилю: много зеленого цвета, спокойствие, мягкость… Наши коты путешествовали и пришли к ребятам. Они сидят вокруг костра, солнце заходит, сгущаются сумерки. С ними взрослый, который держит на руках мальчика лет пяти, а вот тут лошади.
        - Как вы это здорово придумали, Катерина! - сказал Дамир. - Вроде простой сюжет, но целая история.
        - Она еще не закончилась. А дальше стены открытого театра в парке «Фили». И тут я хочу тех же персонажей, что на предыдущей картинке из реабилитационного центра, перенести в новую реальность. Они выздоровели и вместе с котами ставят спектакль. Мэрия не разрешила нам расписывать все ярко, попросила ограничиться минимумом возможного. Можно было бы просто взять графику, как дед планировал изначально, но… Я очень люблю вот этот стиль. - Катька выложила на стол еще один лист. - Его называют линейным рисунком, татуировщики говорят - лайнворк. Это довольно свежее направление в искусстве, ему всего-то лет десять. Суть в том, чтобы изобразить весь сюжет одной непрерывной линией.
        - Я помню, вы еще в детстве такое рисовали, - сказал Климанский. - Но попроще, конечно. Это… Это высший класс, Катерина Филипповна.
        Катька замлела от удовольствия. Над линейным наброском она просидела дольше всего; еще предстояло его качественно доработать, но основное уже было сделано. Веселые коты вместе с детьми и взрослыми ставили пьесу, линия начиналась в одном углу задника сцены, выписывала кренделя, создавала фигуры, пейзаж, предметы и прощалась со зрителями в противоположном углу.
        - Спасибо, Валентин Петрович. Дамир, что скажете?
        - Я такого вообще никогда не видел. Но очень хочу посмотреть.
        - Тогда считаем утвержденным. Поехали дальше. А дальше у нас… ага. Онкологическое отделение больницы. Здесь я, честно скажу, оставила то, что дед придумал, только будет не наив, а модерн, он же ар-нуво. Он очень подходит - такой нежный, тонкий, кружевной… как человеческая жизнь. - Катька сглотнула. - Наши коты снова пришли в гости. На улице весна, цветут вишни, распускаются цветы. На лавочке сидит женщина, она немного грустит. Один кот протягивает ей лапку, женщина в ответ тянет руку. А второй кот в это время был занят - он охотился. И теперь тащит в пасти крысу. Я сначала не поняла, что дед имел в виду, но потом посмотрела на цвета, которые он определил для крысы, и увидела… Это болезнь. Коты ее поймали. Теперь все будет хорошо.
        Шагдетов и Климанский долго молчали, потом Дамир кивнул. Официант сунулся было к ним, но восточный человек отогнал его еле заметным движением руки.
        - Дом престарелых, - сказала Катька и снова сглотнула. - Расписываем стену в актовом зале. Библиотека. Книги, теплый свет настольной лампы, хотя еще самое начало вечера - но старому человеку темновато читать. Старик сидит в кресле, в руках у него книга, а на коленях рыжий кот. Второй кот - на подоконнике открытого окна, откуда видна дорога. По дороге уходит женщина: мы не знаем, старая она или молодая, просто видим силуэт. Кот провожает ее и, наверное, щурится на заходящее солнце. Тут я вдохновлялась прорисовкой Майкла Уэлана, американского художника. Он работает в стиле фэнтези и иллюстрирует известных авторов вроде Робин Хобб, я потом покажу…
        - Что за книга в руках у старика? - спросил вдруг Дамир. Катька усмехнулась.
        - Вы заметили. «Вино из одуванчиков» Рэя Брэдбери. Лето прошло, но в погребе осталось девяносто бутылок вина с законсервированными летними днями. Девяносто лет, настоящий подарок из машины счастья.
        - Сколько таких мелочей ты туда заложила? - поинтересовался Шагдетов, внезапно переходя на «ты».
        - Много. В каждый рисунок, не только в этот. Видишь, тут у старика на столике еще «Хроники Нарнии» лежат? Вдруг дверь в волшебном шкафу не так далеко, как кажется. Аслан опять же. Тоже котик, только большой.
        - Ясно, - сказал Дамир. - Принято. Давай дальше.
        - У нас осталось всего два объекта. Приют для животных в Марьине. Здесь все проще простого. Наши коты попадают в приют и встречаются с разными животными. Но тут есть и люди: кто-то животных кормит, кто-то вычесывает… Сюда я не закладывала никакого особого смысла, кроме очевидного. Разве что… Видите, тут стоят двое - они смотрят на наших котов, хотят забрать себе. Коты об этом просто не знают пока, однако через минуту их жизнь наладится. Здесь я снова возвращаюсь к смеси наива и лайнворка, совмещу, я такого еще ни разу не делала, но давно хотелось.
        - Выглядит необычно, - заметил Климанский.
        - И, наконец, ваш… твой ресторан, Дамир. - Катька оглянулась. - Вот эта стена?
        - Вот эта стена.
        - Отлично. Коты встретились со своими людьми, и теперь у них праздник. Они все сидят за столом и радуются. Тут я вдохновлялась Пиросмани, конечно. Стол накрыт, вот как ты нам сейчас накрыл, музыка звучит, виноград со всех сторон свисает, красота! И коты радуются, и люди. Будут еще путешествия, приключения и жизни, но сейчас… сейчас все пришли домой.
        - Объясни мне одно, Катерина, - сказал Дамир, рассмотрев последний набросок и положив его на стол, - как тебе удалось так менять стили и притом остаться верной себе? Твоя рука видна в любой из этих работ. Даже несмотря на то, что техника исполнения разная. Как так получается?
        - Наверное, потому, что их рисовала я… - Катька пожала плечами. - У меня есть любимая манера, и я под нее адаптирую разные стили. Получилось… вот это.
        - Получилось, - сказал Дамир. - Что ж… Я могу сказать мэрии, что мы готовы начинать работу, не так ли?
        - Нужно утвердить точные даты. Вы с Катериной Филипповной еще на два ток-шоу приглашены, - обрадовал их Валентин Петрович. - И еще есть масса мелочей, которые я обеспечу, однако нужно ваше непосредственное участие. Вы готовы, Дамир Кирмитович?
        - Всегда готов, как говорили пионеры.
        Он смотрел на Катьку своими черными глазами: в них, казалось, отражаются звезды, и у нее что-то кипело и переворачивалось внутри.
        Этим вечером Катька наконец поплакала по деду.
        Встреча с Шагдетовым затянулась, и на Солянку она вернулась уже под вечер. Мария Михайловна готовила ужин, по квартире плыли вкусные запахи и напевы Джо Дассена, за окнами плескалось исключительно удавшееся московское лето. Коты прибежали встречать Катьку: терлись о ноги с двух сторон, мурлыкали, всячески показывали, что скучали.
        - Посмотрим, что вы скажете, когда я начну вас таскать на объекты и демонстрировать журналистам, - пробормотала Катька, скидывая босоножки. - Ох, ну и уморили они меня. Пойдем, лоботрясы…
        Она крикнула Марии Михайловне, что пришла и есть пока не хочет (еще бы - после шагдетовского-то угощения!), пошла было в свою спальню, но на полдороге остановилась. Дверь в дедову комнату оказалась приоткрыта, и Катька медленно, словно к ногам гири прицепили, потащилась туда. В спальню она не заходила с первого дня, как вернулась на Солянку.
        Все то же самое. Привычная комната, только деда нет. Катька положила папку с набросками на кровать, подошла к шкафу и открыла его.
        Ничего Мария Михайловна не убрала. Вот он, вытертый дедов свитер, страшненький уже, нитки из подола лезут, но дед его надевал зимними вечерами и, насвистывая, включал канал «Культура», где ехидно комментировал рассказы ведущих. Вот льняная рубаха, в которой дед пришел тогда в «Хлеб насущный». А вот солидный пиджак - в нем полагалось получать всякие премии, пылившиеся теперь на полках, и выглядеть заслуженным художником России.
        Катька потянула с вешалки свитер. Тот пах дедом, и, усевшись на кровать, она поняла: коты тоже помнят. Они оба залезли к ней на колени и припали к свитеру. Заурчали так, что аж мебель завибрировала. Катька уткнулась носом в свитер, уподобляясь котам, и зарыдала.
        Она выплакивала из себя черноту, которую так и не удалось выплеснуть, вырисовать, отпустить куда-то; она сползла на пол и некрасиво, по-бабьи подвывала, прижимая к себе то ли свитер, то ли какого-то кота, то ли всех сразу… Катьку скручивало, несло, корежило, она помирала в озере расплавленной лавы, по ней ездил туда-сюда грузовик, доверху нагруженный болью, непониманием и сожалением. А еще хотелось орать и ругаться, и Катька заорала и заругалась.
        Она орала на деда, посмевшего быть смертным, внезапно смертным. Как он мог? Почему жизнь так несправедлива и для всех оканчивается этим вот - путем в никуда, обрывом, за которым вечность, досыта нашпигованная ничем? Это у кошек, говорят, девять жизней, а нам-то что делать? Как оставаться здесь, зная, что мы больше никогда не увидимся? Верующим легче, но Катька не была верующей - просто не видела в этом мире никакого бога для себя.
        Если Мария Михайловна что-то и услышала, то не пришла. Исключительной деликатности женщина.
        Через некоторое время слезы стали иссякать, ругательства тоже; Катька поняла, что идет по второму кругу, а это совсем не дело. Всхлипывая, она села на ковре и обнаружила, что оба кота сидят напротив рядышком и смотрят на нее.
        - Что? - мрачно спросила у них Катька. - Чего уставились?
        «Ты ревешь», - сказал Фред.
        «Как девчонка», - добавил Джо.
        - Я и есть девчонка, вы что, прикажете мне плакать скупыми мужскими слезами, как Джейсон Стэтхем или Дуэйн Джонсон?
        «Хватит реветь», - сказал Фред.
        «И приведи себя в приличный вид», - добавил Джо.
        «Она сама не справится», - сказал Фред, встал и направился к Катьке.
        Она не шевелилась. Кот залез к ней на колени, уперся передними лапами в грудь и принялся деловито вылизывать лицо. Шершавый язык елозил по щекам, наверняка окрасившись лиловым: перед встречей с Дамиром Катька от души нарисовала глаза, а тушь вовсе не водостойкая. Ладно, не отравится котик за один-то раз… Джордж подлез с другой стороны и лизал шею справа, и Катька, не выдержав, засмеялась:
        - Ай! Пустите, лоботрясы! Щекотно же!
        «Мы не лоботрясы, - недовольно сказал Фред, нализывая Катьке нос. - Мы в отличие от тебя делом заняты».
        - Я тоже займусь делом, - пробормотала она, взяла кота за толстые бока и приподняла. - Спасибо, рыжая морда. Кто-то хочет паштета?
        Глава 12
        На следующее утро появился Игорь.
        Катька была в мастерской. Коты устроились на своей этажерке и тщательно изображали модели котов, периодически получая свои законные вкусности. Катька рисовала лоботрясов и так и этак, от руки и красками; можно было бы и не делать все заново - наброски от деда остались, их хватило бы с лихвой, - однако Катька полагала, что ей самой следует набить руку. Чем больше она рисовала Фреда и Джорджа, тем сильнее становилась эмоциональная связь с ними. Это была еще не любовь - не та любовь, с которой дед изображал их, но уже что-то близкое. Во всяком случае, некоторое взаимопонимание было достигнуто, особенно после вчерашнего вылизывания в спальне.
        Катька как раз прорисовывала вытянутую заднюю лапу Фреда, когда в дверь студии постучали и Мария Михайловна впустила гостя.
        - Катерина Филипповна, к вам Игорь Маркович.
        - Спасибо, - поблагодарила Катька и отложила карандаш. - Игорь, а что ты тут делаешь? У тебя же вроде рабочий день.
        - Решил заглянуть, - усмехнулся тот, подошел и поцеловал ее в губы - легко, словно бабочка коснулась. - Очень уж давно я тебя не видел, все только записки в мессенджере, даже созваниваемся редко. Неужели ты совсем по мне не соскучилась? Или, может, окончательно забыла?
        - Что ты такое говоришь? - Катька поморщилась. - Ну зачем эти вот банальности? Конечно, я скучаю, просто честно скажу. - Она обвела руками все окружающее пространство. - Скучать мне особо некогда. Не дают: работу надо сделать.
        Фред и Джордж при звуках практически незнакомого голоса чуть подобрались и смотрели на незнакомца не то чтобы злобно, но без особой доброжелательности.
        - Значит, вот они, знаменитые котики. - Игорь тоже не особо хотел тянуть к ним руки, чтобы погладить. - Я так понимаю, ты сейчас как раз будешь приступать к исполнению дедова заказа?
        - Да, я ведь тебе об этом сказала по телефону вчера. - Катька не любила топтаться на одном и том же подолгу; иногда неторопливость Игоря ее раздражала, как и бесконечное пережевывание уже сказанного и сделанного. - Вот сижу, делаю наброски. Со следующей недели начнется полномасштабная работа.
        - И домой ты пока не вернешься? - уточнил Игорь, прищурившись.
        - Ты же понимаешь. - Катька сама сознавала, что разговор этот назрел. И назрел уже давно, и, возможно, следовало еще раньше поговорить с Игорем, но все как-то было недосуг… Повод задуматься, не так ли? - Меня будут фотографировать, таскать из стороны в сторону, сделают медиаобъектом. По срокам мы должны уложиться в три недели с росписью всех девяти объектов, однако как она пойдет на самом деле, мы пока не знаем. Мало ли мэрия где-то вставит палки в колеса.
        - Они же вам вроде помогают. Ну, чиновники.
        - Они там помогают, тут помогают, а где-то есть начальники на местах, которым мало заплатили или недостаточно сильно настучали по шапке сверху. Поэтому сроки вроде бы намечены, но, как говорил один китайский военачальник, ни один план сражения не выдерживает столкновения с реальностью.
        - То есть видеть я тебя буду еще реже.
        - Игорь, - сказала Катька вдохновенным голосом и взяла его за плечи, чтобы посмотреть в глаза, - послушай, я не могу тебе обещать, что мы с тобой заживем точно такой же жизнью, как жили раньше. Все меняется, понимаешь?
        - Да я-то это прекрасно понимаю, - усмехнулся Игорь. - Я вижу, что я для тебя был только временным развлечением…
        - Так, стоп. - Катька подняла обе руки и отступила на шаг. - Вроде только что нормально говорили, и вдруг началось. Что это за фраза из арсенала обиженной пятнадцатилетки?
        - О как ты заговорила! - Игорь скрестил руки на груди. - Ну, раз уж мы начали, давай продолжим. Тебе этот дом и коты дороже меня. Я понимаю, что жить здесь гораздо удобнее - самый центр Москвы, огромная квартира, личная домработница, еще и деньги за проект платят немаленькие, верно? А как же вся твоя предыдущая жизнь, как твои заказчики, квартира и, в конце концов, как же я?
        Катька слушала его и понимала, что ей надоело. Вот так прямо надоело, сразу.
        - Игорек, - вздохнула она, - вот я слушаю, что ты говоришь, и не понимаю, чего ты хочешь от меня? Чтобы я бросила завещание деда, котов, то, на что я уже подписалась, пообещала людям? Тебе хотя бы интересно, чем именно я собираюсь заниматься, в чем состоит суть этого проекта? Он, между прочим, не на зарабатывание денег направлен.
        - То есть ты хочешь сказать, что тебе не заплатят?
        - Заплатят, - не стала отрицать Катька. - Но никаких космических денег там нет. Дед ввязался в эту историю потому, что хотел поучаствовать в благотворительности. Главный спонсор выступает автором идеи, которую я лишь воплощаю. Воплощаю как могу и умею, как хочу, в конце концов. И это не просто работа, это подарок городу, привлечение внимания к его проблемам, вопросам, это помощь людям. Разве ты считаешь это неважным?
        - Ты задумываешься о помощи каким-то посторонним людям, а о близких не думаешь вовсе, - сказал Игорь. - Теперь, когда твоего дедушки нет, у тебя остался я, а ты… ты словно задвигаешь меня за пыльный шкаф, потому что я тебе не соответствую.
        Катька вытаращила на него глаза.
        - Я тебе хоть раз говорила такую чушь о том, что ты мне не соответствуешь или что я хоть как-то выше тебя или лучше, умнее? Хоть раз ты от меня это слышал?!
        - Нет, - неохотно признал Игорь. - Не слышал, однако это не означает, что ты так не думаешь.
        - Много ты знаешь о том, что и как я думаю! - разозлилась Катька. - Думать за других и ставить диагнозы, не спросив человека, - это самая распоследняя идея вообще-то. Игорь, я все это время очень хорошо к тебе относилась…
        - И не любила?
        - Что, прости?
        - Ты говорила, что любишь меня, а теперь утверждаешь, что просто хорошо ко мне относилась?
        Катька ненавидела такие разговоры, терпеть не могла выяснение отношений, поэтому и страдала всегда, когда дед пытался уговорить ее на участие в его проектах, а ей приходилось отказывать. И сейчас, слушая Игоря, Катька испытывала только ту самую пыльную зашкафную тоску, от которой совсем нет толку, а лишь одно тупое расстройство. Ей хотелось бы объяснить Игорю, что она всегда не просто относилась к нему хорошо - она думала, что любит его, может, любит и сейчас… но Катька не стала бы утверждать это точно. Последние недели все перевернули: теперь прежняя жизнь казалась будто бы нереальной, а эта, новая, реальной донельзя.
        - Пожалуй, я не готова обсуждать это сейчас, - вздохнула Катька.
        - А когда ты готова? Давай сейчас решим. Теперь у тебя вечно нет времени, и не думаю, что в ближайшие недели оно появится. Я живу в твоей квартире, но без тебя… да-да, я помню, ты говорила, что это наша квартира, но, по сути, она твоя. Ты на нее заработала, это твое убежище, где ты строила свою жизнь, а я… - Игорь усмехнулся. - Пожалуй, просто подвернулся тебе. Со мной было удобно, не так ли? Тихо, спокойно, скандалов я тебе не устраивал, отпускал, куда ты хотела. Твой дед меня не любил - до сих пор не понимаю, за что, ведь я никогда про тебя плохо не думал и зла тебе не желал. Просто, наверное, я не вашего полета птица; мне и раньше так иногда казалось, хотя я гордился тем, что у меня такая умная и талантливая девушка. Я старался поддерживать тебя в твоих делах, и ты меня поддерживала, спасибо. Но любила ли ты меня? Я тебя - да, и до сих пор люблю… наверное. Сейчас все так поменялось, и я ощущаю, Катя, что я тебе не нужен. - Он поднял ладонь, останавливая ее возражение. - Нет, дай мне договорить. Я же, в конце концов, не игрушка, а живой человек, я тоже имею право на свое мнение, свои планы в
жизни. И я позвал тебя замуж не потому, что не хотел тебя упускать, не потому, что хотел как-то примазаться к твоему наследству, будущей славе, тому, чего ты достигнешь в жизни. Ты просто казалась мне подходящий спутницей жизни; с тобой интересно, да, комфортно… а разве это не важно?
        - Конечно, важно, - согласилась Катька.
        - Но мне кажется, я ошибался, и, может, дело не только и не столько в тебе, в твоем отношении, в твоей любви или нелюбви… Дело в том, что я тебе не подхожу, а ты, скорее всего, не подходишь мне, и это правда. От нее больно, но лучше признать ее сейчас, чем промучиться полжизни и потом сожалеть о том, что лучшие годы потратил не на того человека.
        - Игорь…
        - Подожди, я еще не закончил. - Судя по всему, он долго думал над этой речью и теперь вываливал ее - немного сбивчиво, но, похоже, и вправду искренне. - Поэтому я решил прийти и поговорить с тобой сегодня. И я не хотел требовать от тебя какого-либо ответа; может, ты сама и не знаешь, любишь ты меня или нет. Я понимаю, что сейчас у тебя тяжелое время. Возможно, ты запуталась. Мне ты об этом не рассказывала. Но вдруг оно и к лучшему, потому что я не очень хорош в этих сложных переживаниях. У тебя умер дедушка, резко поменялась жизнь, ты должна разгребать его моральные долги - или о чем ты мне сейчас рассказывала? И коты эти… - Он кивнул на Фреда и Джорджа, задремавших от безделья. - Сама говорила, что не можешь их понять, а они тебе все равно важнее. Давай признаем, Катя, я не соответствую этому уровню. Другой парень бы с амбициями, может быть, радостно потирал руки и воспользовался таким исключительным шансом быстро окольцевать тебя, а потом не давал развода, пока ты не отвалишь ему побольше деньжат. Или попросил пристроить куда-нибудь в теплое местечко, где денег можно получать много, а делать
практически нечего. Но я не таков, я это просто не потяну, и мне это не нужно. У меня никогда не было карьерных амбиций, и работаю я в салоне сотовой связи, потому что мне это нравится. Нравится быть консультантом, продавать телефоны… да, такое тоже бывает, не всем летать в поднебесье, кто-то и в земле должен копаться.
        - Вся эта речь, - сказала Катька, - была к чему? К тому, что ты меня бросаешь?
        - Да. - Игорь посмотрел ей прямо в глаза. - Может быть, это подлый поступок - через короткое время после смерти твоего дедушки, которого ты очень любила… Тогда считай меня подлецом, хуже уже от этого не будет, а тебе, возможно, сделается лучше. Но да, я считаю, что нам лучше расстаться сейчас, пока мы оба не натворили каких-либо глупостей.
        Катька помолчала; она не понимала, какая вожжа попала Игорю под хвост, когда некоторое время назад все еще было нормально? Вот буквально вчера они разговаривали по телефону и смеялись, и Игорь прислал ей пару веселых мемов. А теперь заявился и рассказывает о том, что он не соответствует поднебесной птице Катьке и должен свалить куда-то в голубую даль.
        - С тобой ничего не произошло этакого? - поинтересовалась она. - Ты не заболел страшной болезнью, не проштрафился перед мафией или что там еще бывает в сериалах, когда против воли бросают девушку, дабы ей не навредить?
        - Нет, все в порядке… - Игорь слабо улыбнулся. - Просто я сегодня ночью не мог заснуть и все думал и думал о том, как мы с тобой живем… вернее, не живем. Мы рядом, но как будто очень далеко. Я не умею нормально это объяснить, но это очень четкое чувство, и, как я уже сказал, лучше расстаться сейчас, чем натворить ошибок.
        - Откуда ты знаешь, что ошибка, а что нет? - пробормотала Катька. Она отошла к этажерке и принялась наглаживать Джорджа; тот даже не проснулся. - Откуда тебе это известно? Как вообще про такие вещи можно понять, что это категорически ужасные ошибки? Это ведь просто жизнь с другими людьми… и вроде бы неплохо с тобой жили! Ты не думай, будто я тебя отговариваю, - спохватилась она. - Возможно, ты прав, да и, скорее всего, прав. Я не останусь с человеком, который только что пришел и сказал мне все это, не вижу смысла. Но о том, что это ошибка, возможно, мы узнаем, только когда умрем, да и то не факт. Скорее всего, нас ждет великое ничто, и вещи, которые мы творили в жизни, просто исчезнут.
        - Ничего не исчезает просто так, - сказал Игорь. - Пока, Катя. Я соберу свои вещи, мне нужна пара дней, чтобы найти себе новую квартиру.
        - Пока, Игорь, - ответила она. Поворачиваться к нему не имело смысла. Катька слышала его шаги, когда он уходил, потом легкий хлопок закрывшейся двери. Фред приподнял голову, посмотрел на дверь, потом на хозяйку.
        - Он больше не вернется, - заверила Катька. - Не беспокойтесь.
        Глава 13
        Климанский сказал, что пришлет стилиста.
        - Катерина Филипповна, вы же понимаете, надо, - мягко объяснил он. - Вы прекрасно выглядите, но вас будут многократно снимать и во время работы, и на различных мероприятиях. Стилист проверенный, мы с этой компанией сотрудничаем не первый год. Ваш дедушка тоже пользовался их услугами.
        - Угу, - хмыкнула Катька. Она знала, что у деда был стилист, но Литке обзавелся им уже после того, как внучка сбежала из королевского замка строить самостоятельную жизнь.
        - Увы и ах, новые правила игры диктуют и не такое. Скажите спасибо, что пока можно не работать исключительно на пиар - не просиживать полдня в мессенджерах вместо рисования и не вести канал на YouTube. Хотя он-то у нас как раз есть, мы туда выкладываем записи передач…
        - Я видела, - сказала Катька.
        - Вот и замечательно. А вам мы заведем «Инстаграм», молодой девушке это более подходит. И будут там фото - ваши, постановочные. И котов. Человека вести «Инстаграм» я найму.
        - Что, все так серьезно?
        - Пока вы занимаетесь этим проектом - да, Катерина Филипповна. Потом… потом вы сами решите, нужно ли это вам и в каком объеме. Такая жизнь не всем подходит, но позволите мое мнение? Мне кажется, вам подойдет.
        - Я удалась в деда, и амбиции у меня имеются, он так всегда говорил. Ладно, Валентин Петрович, так и быть. Присылайте вашего мастера красоты.
        Стилист оказался девушкой примерно одного возраста с Катькой. Стройная, тоненькая как эльф, похожая на хрупкую статуэтку, Лада обладала жестким профессиональным мнением и золотыми руками. Катька сразу поняла, что вот с этой эльфиечкой отношения сложатся, можно даже не гадать. Через десять минут после знакомства девушки пили принесенный Марией Михайловной кофе, закусывали домашними пирожными «картошка» и болтали, а через двадцать - перешли на «ты» и отправились инспектировать Катькин гардероб.
        - Время - деньги, причем твои, - сказала Лада, распахивая дверцы шкафа, и одобрительно прищурилась. Катька специально с утра нацепила «акульи» шорты и простую белую футболку, чтобы не шокировать стилиста с порога. - Ого! Цветовая гамма мне нравится, это твое. И принты используешь, молодец. Только вот это, вот это и вот это больше никогда не надевай. - Она выкинула из шкафа несколько вещей. - А с остальным будем работать. О, какая красивая рыжая шапка… Ай!
        Рыжая шапка открыла пасть и зевнула. Из недр шкафа возникла вторая морда, убедилась, что вкусностей не дают, и засунулась обратно - шерстить вещи, как делает после завтрака каждый уважающий себя котик.
        - Коты! - восторженно сказала Лада. - Рыжие! Боже, ну все, твой «лук», считай, готов. У тебя и так полно нужных вещей в гардеробе, будем сочетать их с рыжими акцентами. Вернее, твой оттенок - это терракота. Даже звучит по-кошачьи - тер-р-ра-ко-та! - Она засмеялась. - Скажи Валентину Петровичу, пусть фотографу передаст, что мы будем снимать в терракоте, айвори, лавандовом и бирюзе, иногда будет темно-синий. Все, это твои цвета отныне, запомни.
        - А красный? - жалобно спросила Катька.
        - Красный можно, - милостиво согласилась Лада. - Но осторожно. Ты умничка, оранжевого у тебя в гардеробе все равно больше, а мы еще добавим. Так, первым делом, если я правильно поняла, тебе нужна рабочая одежда - та самая, в которой ты будешь делать свои росписи на стенах и не бояться заляпать. Хорошо, что сейчас лето. Шорты, футболки - будет все, как ты любишь!
        Катька, никогда не имевшая близких подруг, внезапно ощутила комок в горле. Лада - наемный специалист, и все же, возможно, с ней удастся нормально подружиться. Может, ходить по магазинам или пить кофе в кофейнях и болтать о мужиках и сериалах. Или даже иногда ныть о своей жизни - десять минут, не больше, но ведь хочется временами!
        - И это только начало, - коварно сказала Лада. - А котов мы тоже к делу приспособим. Будут служить нам грациозными музами.
        - Не настолько грациозными, но…
        Коты за прошедшие недели слегка схуднули, что неимоверно расстраивало Марию Михайловну, зато и передвигались животные быстрее, и выглядели здоровее. По шкафам вон повадились лазить, а раньше было лень лапой створку приоткрыть и на полку запрыгнуть…
        Жизнь закрутилась так, что об уходе Игоря Катьке думать оказалось некогда. Может, и прав он был, когда говорил, что дельфин и русалка не пара. Этим бы все равно кончилось, а смерть деда просто подстегнула события. И через день Катька удивленно обнаружила, что ей даже сделалось легче.
        Климанского она предупредила, что Игоря в ее жизни больше нет, съездила на квартиру и забрала оттуда еще вещи. Было понятно, что со студией придется завязывать. Вернее, оставить ее себе как напоминание о прогрызании пути, но жизнь уже изменилась. Катька смутно осознавала: от новой жизни, апартаментов на Солянке и котов никуда не деться. Ей и не хотелось. Она была дома в своей квартире, но и здесь был дом.
        Коты повадились спать с нею. Сворачивались теплыми калачиками: один - с правого бока, другой - с левого - и синхронно переворачивались, если Катька меняла позу. Сначала наличие двух неподъемных тушек раздражало, потом Катька привыкла, а потом и вовсе начала беспокоиться, если коты не приходили долго - задерживались на кухне у мисок. Даже зазывала их пару раз, чтобы бежали побыстрее.
        За пару дней до начала работ позвонил Шагдетов.
        - Катерина, - сказал он, поздоровавшись, - можно ли пригласить тебя на обед? Завтра воскресенье, в понедельник нужно ехать на первый объект, а в Подмосковье открылся новый ресторан. Мой друг открыл.
        - Тоже адыгская кухня? - спросила Катька, теребя кончик пояса. Лада нашла для нее роскошное лавандовое платье, и она как раз рассматривала его на вешалке в шкафу и подумывала, куда бы надеть.
        - Нет, все более традиционно. Однако там очень красивая терраса с видом на реку. Примешь мое приглашение? Если тебе нельзя, то скажи. Я слыхал, у тебя есть парень, почти муж.
        - Объелся груш, - сказала Катька. - Нет никого.
        - Не буду врать, что огорчен. Рад, что ты свободна. Поедешь со мной?
        - Да.
        - Тогда я заберу тебя завтра в двенадцать.
        Лавандовое платье село как влитое, и к двенадцати часам следующего дня Катька была словно картинка. Девушка тщательно уложила волосы и накрасила глаза так, как велела Лада. Все равно нужно тренироваться: теперь предстоит постоянно крутиться на публике, хотя бы некоторое время, пока не закончится проект.
        Коты провожали хозяйку до двери; повинуясь странному чувству, Катька наклонилась и минуты две наглаживала толстые спинки.
        - Не переживайте так, пираты. Я скоро вернусь, вечером вместе съедим ведерко мороженого. Как вам перспектива?
        Коты перспективу категорически одобрили.
        Дамир приехал на спортивной машине, низкой, хищной, словно барракуда. Катька усмехнулась: ну еще бы, горячий кавказский парень - на чем он еще может ездить? Не на семейном же «Ниссане»! Дамир вышел из машины, открыл Катьке дверцу и помог умоститься внутри; к счастью, каблуки она надела невысокие, поэтому навернуться опасности не было.
        - Как ты на ней гоняешь в московских пробках?
        - А я в московских пробках и не гоняю, она для загородных поездок. Вот выберемся за МКАД, тогда и узнаешь, на что способна эта красавица.
        - Не сомневаюсь, на многое.
        По дороге говорили мало. Дамир был сосредоточен на вождении, а Катька смотрела в окно и размышляла о том, как быстро иногда могут познакомиться или раззнакомиться люди. Отношения текут и меняют форму, словно облака. Как к этому привыкнуть? Дед постоянно твердил об изменчивости мира, считая, что прогибает его под себя, и Катьке безумно хотелось бы тоже этому научиться, ведь у деда, кажется, получалось… И вот этот Дамир - восточный человек. Черкес. Когда-то его семья жила только в горах, но теперь отец - известный московский хирург, а сам Дамир владеет сетью ресторанов и говорит по-русски очень чисто… Как все смешивается, как тянутся друг к другу нити! Еще несколько недель назад Катька понятия не имела о существовании Шагдетова, а теперь едет с ним в спортивной машине в абсолютно непонятное будущее. Это ведь не просто обед в ресторане, они оба это прекрасно понимают, уж Дамир так точно. Если Валентин Петрович прав, что Катька ему действительно понравилась, может, еще не поздно по-быстрому изрисовать эти девять стен и сбежать на Северный полюс? Там все понятно: вот снег, вот лед, вот полярная ночь,
сиди себе в сторожке и горя не знай.
        Но сбежать - это трусость. Если так пугаться новизны, можно всю жизнь просидеть в скорлупе, не двигаясь, скорчившись и глотая депрессанты один за другим.
        Катька понимала, что это не для нее.
        Глава 14
        Ресторан и вправду оказался роскошным: Дамиру отвели лучший столик с видом на реку, холмы за ней и россыпь коттеджей у синевато-зеленой кромки леса. Здесь было все, что нужно, и практически нереально, как в кино. Белые скатерти - тот самый снег с Северного полюса и в подметки им не годился! - широкие занавеси, полотнища бежевого шелка, сияющие, как на приеме у английской королевы, столовые приборы… И крохотные чашечки кофе на один глоток, но горький, черный, как Катька любила, и официант в белых перчатках, и меню в кожаном переплете, и - самое интригующее, самое неизвестное! - человек напротив.
        Кухня здесь оказалась европейская, поэтому Катька не мудрствуя лукаво заказала себе стейк и удостоилась одобрительного взгляда Дамира.
        - Ты не ешь, словно птичка, это хорошо. Не люблю, когда женщины морят себя новомодными диетами.
        - Морить себя я не готова, - согласилась Катька. - Хотя мне кажется, что после обеда в твоем ресторане я до сих пор есть не хочу.
        - Это хороший комплимент. - Дамир откинулся на спинку кресла, расслабленно положив ладони на стол. У Катьки немедленно зазудело вдохновение. Ей захотелось изобразить Дамира вот такого - еще не сытого, но уже довольного хищника; что-то было в его позе первобытное и такое настоящее, что у Катьки, образно говоря, шерсть дыбом встала на загривке.
        - Как по-твоему, это хороший ресторан?
        - Пока не знаю… - Дамир пожал плечами. - Подача радует, интерьер прекрасный, вид отличный, а еду я сегодня попробую в первый раз. Я, к сожалению, не смог присутствовать на открытии, но обещал другу, что обязательно загляну, и не один.
        - Каково это вообще - быть владельцем ресторана? И не одного, а сразу нескольких.
        - Дело непростое, но простые меня не привлекали никогда, - усмехнулся Дамир и посмотрел на нее так, что Катька всей шкурой ощутила: это он сейчас не только и не столько о ресторанном деле. - Я начинал с обычного кафе. Родители вначале не сильно одобряли эту мою идею: ресторанный бизнес довольно сложен, и здесь нужны крепкие нервы. Пока получишь все разрешения, пока создашь бренд, пока накормишь гостей, прикормишь Санэпидемнадзор… это все не сразу делается.
        - Москва не сразу строилась! - напела Катька.
        - Верно, чего только у нас не бывало, не первый же год работаем… Но вначале, знаешь, это было задорно и очень тяжело. Я работал иногда по двадцать часов в сутки, но ни минуты не чувствовал себя несчастливым, наоборот: только в том, что я делал, и было счастье. Родители после смирились, когда увидели, что я действительно это люблю и, кроме того, у меня получается.
        Звучало самодовольно, но Катька понимала, что он прав.
        - То есть ты начинал с кафешки, а дальше…
        - Как это обычно делается: сначала кафе, потом поднакопил денег - первый ресторан открыл, потом нашел спонсоров, взял кредит, заработал, отдал кредит… обычное становление бизнеса. Многие после того, как дело налажено, отпускают его и просто позволяют деньгам приходить, делегируют все обязанности, а сами уезжают на Мальдивы. Но я так не могу: угощение для адыгов - это священно. Как полностью доверить священное совершенно другим людям?
        - Понимаю, - протянула Катька. - Сложности с делегированием.
        - Еще какие. Мои управляющие не знают, молиться на меня или проклинать: молиться нужно, потому что я плачу им отличные зарплаты, а проклинать… Они никогда не знают, когда я загляну к ним в следующий раз. Может, в семь утра, когда продукты еще подвозят, а может, под закрытие - посмотреть, как они справляются с припозднившимися гостями. И у меня всегда было много идей.
        - Например?
        - Например, возьмем ресторан мой один - реальная история! - Дамир приподнял ладонь, будто поклялся. - Он находится недалеко от Третьего транспортного кольца, там рядышком много офисных зданий, а также учебное заведение, колледж какой-то. Готовят там то ли будущих бизнесменов, то ли стоматологов, я не слишком вникал. И вот приходит ко мне управляющий и говорит: «Дамир Кирмитович, нам обязательно нужно ввести в меню бургеры, картошку фри и пельмени». Я смотрю на него, как пастух на нерадивую овцу, и спрашиваю: «Георгий, за что же вы не любите наш ресторан? Почему в месте, где подаются блюда адыгской кухни, должны появиться бургеры и пельмени? Разве у нас маленькое меню и недостаточно альтернатив?» На что он мне отвечает: «Понимаете ли, шеф, каждый день заглядывают к нам студенты и так хотят эти бургеры, так хотят, что я уже устал им отказывать». Я говорю: «Бизнес-ланч предлагай». А управляющий мне: «Да какой бизнес-ланч, их интересует эта булка и картошка фри!»
        - И как? - заинтересованно спросила Катька. - Кто победил?
        - Дружба, - ответил Дамир без улыбки. - Мы сделали адыгский вариант бургера. Вроде то же самое - хлеб, мясо, овощи, - но по нашим рецептам и в нашем вкусе. От студентов отбоя нет.
        - А что еще с тобой приключалось?
        - Да чего только не приключалось. Какое- то время держал один «Дефтер» на «Марксистской», в историческом здании восемнадцатого века. Само здание попадало под юрисдикцию Москомнаследия - это организация, следящая за памятниками. Нам нельзя было делать там ремонт, какой мы хотим, не было возможности сделать нормальную вывеску… В итоге за долги перед городом здание ушло от арендаторов, у которых мы снимали помещение, обратно к городу. Пришлось съезжать. Пока мы там были, случалось смешное и грустное одновременно: рядом стоял дом, где жили родственники фээсбэшников, и к нам за один только вечер приехали пять раз полицейские измерять уровень шума. Какая-то бабушка из дома жаловалась, что мы ей мешаем, хотя у нас даже гостей не было на тот момент. В итоге после третьего вызова полицейские остались у нас пить кофе и два вызова приняли, находясь непосредственно у нас в заведении. Да и другое происходило. Внеплановые контрольные закупки алкоголя несовершеннолетними лицами, накрашенными так, что не разберешь, сколько им лет на самом деле. Продал, не проверив, не спросив паспорт, - штраф тебе. Классический
рэкет - он до сих пор есть, не удивляйся так, Катерина. Приходили депутаты, которые хотят есть бесплатно и водить в ресторан друзей, тоже бесплатно. Пьяный шеф-повар, который ведет себя неприлично.
        - Насколько неприлично? - завороженно спросила Катька. Она слушала Дамира, как Шахерезаду, рассказывающую сказку.
        - Порядочно. Закатывал истерики, кричал, что он сейчас так приготовит, что мы обалдеем. Портил продукты, конечно же. Однажды подрался с гостями и персоналом, после этого я его и уволил. Я предпочитаю иметь дело со своими, но поваров-адыгов не так много в Москве, как может показаться. Нанимаю тех, кто профессионал в своем деле и готов работать, а среди шефов много творческих личностей в худшем значении сего выражения. Вот ты творческий человек - в лучшем. - Дамир чуть подался вперед. - А бывает другое. Люди говорят, что они гении и их никто не понимает, что им мало платят, никто не ценит и у них много своих идей авторской кухни, а заставляют пышки лепить. Конечно, в большинстве случаев управляющие справлялись сами, я о многих неприятностях узнавал уже после того, как они случались и вопрос решался. Но я тоже не сижу сложа руки. Это не в моих привычках. Общаюсь с администрацией районов, организовываем вечера для ветеранов и прочие мероприятия. С налоговой говорю, с другими представителями власти - есть вопросы, которые управляющий сам решить не в состоянии. Может показаться, что это скучно, но когда
твое дело и есть ты сам, то даже рутина становится в радость.
        Катька кивнула: это она понимала. Игорь иногда спрашивал у нее, не скучно ли ей рисовать сотни набросков, ведь это практически повторение одного и того же! И, кажется, не верил, когда Катька говорила - нет, не скучно. Как это может наскучить, когда в этом и есть ты?
        - Это очень интересно.
        - Ты спросила - я ответил. - Дамир пожал плечами. - Но пора отведать местные блюда. Вправду ли мой друг заполучил одного из лучших московских шефов или пустил пыль в глаза?..
        На Катькин неизощренный вкус, еда была отличная. Дамир тоже похвалил повара, но сдержанно: то ли не очень понравилось, то ли изобретенные шефом соусы не нашли отклика в черкесском сердце, поди разбери. Катька разомлела, пила уже третью чашку кофе и с тоской поглядывала на пустую плошку из-под мороженого. К счастью, Дамир все понял правильно и заказал еще порцию.
        - Позволь спросить, - заговорил Шагдетов, дождавшись, пока Катька полакомится. - Как ты себя чувствуешь?
        - В смысле?
        - Твой дедушка покинул нас совсем недавно. Он много говорил о тебе. Говорил, какая ты замечательная. Жаль, что он не познакомил нас раньше. Думаю, ты очень любила его и переживаешь. Потому и спрашиваю, как чувствуешь себя.
        Катька сглотнула. Этот вопрос ей никто не задавал настолько искренне. Игорь интересовался, конечно, однако с Игорем это была скорее формальность. Климанский и Мария Михайловна личными вопросами Катьке не докучали. А Шагдетов вот спросил.
        - Я… нормально, наверное… - Катька вдруг призналась Дамиру в том, о чем никому не говорила: - Жутко непонятно и несправедливо. Еще коты эти. Дед в них души не чаял, а я… Может, даже ревную немного, он на них в последний год уйму времени тратил. Я все думаю: стоило с ним чаще встречаться, в поездках его сопровождать, общаться. У меня же больше нет никого. А у него были я и коты. И мне их теперь рисовать, и я немного чувствую себя виноватой перед дедом, что не люблю их так, как он.
        - Всего лишь немного?
        - Ладно, ладно, постоянно чувствую! Я очень взбалмошная личность, Дамир. У меня ветер в голове и в мыслях. И любить нормально я, видимо, не умею, и с чувствами у меня проблемы.
        - Судя по тому, как ты рисуешь, - медленно произнес Шагдетов, - нет у тебя никаких проблем.
        - А вдруг я просто талантливо притворяюсь?
        - Скажи, Катерина, тебе мое угощение понравилось? У меня в «Дефтере»?
        - Конечно! Еще спрашиваешь!
        - Могла бы ты подозревать, что шеф-повар притворялся?
        - Я… - Она осеклась, поняв, к чему клонит Дамир. - Но это ведь разные вещи! Можно хорошо делать и любить свою работу, а есть отношения между людьми…
        - Нет. - Дамир покачал головой. - Это одно и то же. Люди, коты, еда. Может, у тебя где-то любовь забуксовала, наткнулась на препятствие, и ты его не замечаешь, но это не значит, что ты черствая корка хлеба. Смотрела «Звездные войны»? Великая Сила - она повсюду.
        Катька захохотала.
        Нет ничего прекраснее, чем теплым летним днем сидеть на веранде хорошего ресторана, слушать шелест листьев в парке, поглядывать на реку, а черкес с глазами, бездонными как Марианская впадина, напоминает тебе о заветах магистра Йоды.
        - Во что я вляпалась, - пробормотала Катька, отсмеявшись.
        - Не знаю, - сказал Дамир. - А во что ты вляпалась?
        - Не знаю. - Она ответила прямым взглядом. - Ты мне скажи.
        Хватило ей спокойного Игорька, хождения вокруг да около. Ну и пусть этот человек - огонь и обжечься можно легко, очень легко. Она сама, Катька, огонь любит, как любит его ветер. Раздувает все сильнее и сильнее, пока пламя не поднимется к небесам.
        - Ты говоришь о том, что не знаешь, что такое любовь, хотя на самом деле знаешь. Ладно, оставим это. Увидеть человека и понять, что он для тебя будет непростым, - это тебе известно?
        - Да, - медленно сказала Катька. - Это - известно.
        - Со мной такое недавно произошло. - Дамир протянул руку и ладонью нашел ее ладонь. - Увидел тебя и понял, что моя жизнь поменялась. Как ты говоришь - вляпался? Я вроде бы тебя не знаю, а кажется, что знаю. Ты можешь возразить: это не любовь - и будешь права. Не она еще. Но она может вырасти. От тебя зависит, дашь ли ты ей шанс.
        - А от тебя - разве нет?
        - Это как в танце, - улыбнулся Дамир. - В таком, где мужчина подходит к женщине и показывает, как он хорош, а она гордо держит голову, чтобы он не зазнавался. И дальше все зависит от них обоих. Ты похожа на черкешенку, Катерина. О красоте их слава шла по всем землям, и мужчины всегда встают в их присутствии. В присутствии любых дам! Почтенные старики восьмидесяти, девяноста, а то и ста лет чинно поднимаются, когда по улице проходят женщины, которым нет и тридцати. Мы не любим забитых, неуверенных в себе девушек. Меня никогда не привлекали простушки или нежные домашние девочки. Мой выбор - такой огонь, как ты. Но до сих пор я не встретил женщину, про которую мог бы сказать: если она будет моей, никто другой мне не нужен до скончания моего века. Теперь я могу так сказать и принять твой ответ.
        - Любой ответ?
        - Любой. - Дамир еле заметно пожал плечами. - Я мужчина. Мужчина должен уметь проигрывать. Но учти, так просто я не проиграю!
        Катька закатила глаза, однако ехидничать не стала.
        - Я пока не знаю, что тебе ответить. Все слишком быстро происходит, смешалось, и я немного растерянна.
        - Немедленного ответа я и не жду. Просто я не мог оставить тебя в неведении и притворяться, будто ничего в моей душе нет, тогда как завтра начинается наш проект и мы будем часто встречаться.
        - Тогда… - Катька подумала немного (горячая ладонь Дамира ужасно мешала). - Тогда устроит ли тебя такой вариант: давай отложим все серьезные разговоры до окончания проекта? Я все равно сейчас ни о чем другом думать не смогу. Минимум пара дней на каждую роспись, а в некоторых местах - три-четыре, интервью эти все, фотосъемки… Заодно познакомимся в процессе. Закончим, выдохнем, и я не против поговорить. Ты мне нравишься, Дамир. И я даже тебя не боюсь. А вот себя опасаюсь.
        Он усмехнулся истинно кошачьей усмешкой (Катька готова была поклясться, что Фред и Джордж делают точно так же!) и кивнул.
        - Хорошо, Катерина. Это меня устраивает.
        Глава 15
        Катька и не понимала толком, чем занимается Валентин Петрович, пока проект не начался.
        Громадная работа, согласованная с огромным количеством людей, от нее, Катьки, требовала только непосредственного выполнения, улыбок на камеру и обнимашек с котами - на камеру же. Всем остальным заведовал Валентин Петрович в компании с Шагдетовым, и уже через половину суток после начала марафона Катька поняла, что справляются они блестяще. Ей самой просто говорили, куда идти, что делать и как стоять; первый день превратился в череду интервью и длинную фотосессию. А ведь вечером предстояло еще приступить непосредственно к росписям!
        Катька за себя-то знала, что она справится, а вот коты… Им была отведена немаленькая роль в пиар-кампании. Хоть Валентин Петрович по возможности и пощадил животных, все равно они пребывали в некотором стрессе. Теперь уже переноска, вызывавшая у Фреда и Джорджа вначале ужас, стала чуть ли не домом родным: окончательно задолбавшись, коты скрывались внутри, и выковырять их оттуда не было никакой возможности. Впрочем, фотограф, модный и смешливый парень по имени Владислав, как-то извлекал котов из домика, приговаривая: «Ну, кисонька, ну, еще капельку!» И недовольные близнецы залезали к Катьке на руки, а та прижимала к себе теплые тушки и улыбалась…
        К счастью, тут же рядышком непременно крутилась Лада, гримировавшая Катьку и менявшая ей прикиды, и все как-то потихонечку шло - вот и вечер наступил.
        Приехавший за Катькой на «Мерседесе» с водителем Валентин Петрович внимательно всех осмотрел, а потом изрек:
        - Ужин, затем детдом. Там как раз детишек по комнатам разгонят, сможем работать. Вы как, Катерина Филипповна?
        Она пожала плечами.
        - Нормально.
        - Никаких… негативных моментов?
        - Я непривычная к этому всему, да и только. Как там было в старом анекдоте? Наша кошечка тоже сначала не любила пылесос, а потом ничего - втянулась!
        Уставшие коты вздыхали в переноске, переплетясь там, и Катька засунула руку внутрь, чтобы толстячкам не было слишком грустно. Кто-то полизал ей ладонь - Фред или Джордж, не разберешь.
        - Я смотрю, вы с ними подружились, - сказал Валентин Петрович.
        - Они меня признали, это факт, - согласилась Катька. - А дружба… Что такое дружба между человеком и животным? Я даю тебе корм, а ты роняешь мне усы в суп?
        - Никак тот ус не забудете…
        - Такие вещи не забываются, Валентин Петрович.
        Поужинали в «Дефтере» у Шагдетова - уже без фотографа и стилиста, просто поели. Коты в незнакомой обстановке жевать отказывались, и Катька попросила их еще немножечко потерпеть. «Вот засветимся мы у этой первой стенки, и попрошу Валентина Петровича вас домой отвезти. А там и паштет, и вкусности из вашей коробочки, и сыр, и даже бужениной Мария Михайловна поделится… Потерпите, а?»
        Коты только вздыхали. Катька была уверена, что слов они не понимают, а вот интонацию ловят, и старалась сделать эту интонацию максимально успокаивающей.
        Дамир присоединился к Катьке и Климанскому в конце ужина, однако сам есть не стал, выпил лишь кофе и сказал, что встретит их в детдоме, после чего исчез. Валентин Петрович внимательно посмотрел, как Шагдетов целует руку Катьке, а когда спонсор ушел, поинтересовался:
        - Партнерские отношения перешли на новый уровень?
        - Скажете тоже! - фыркнула Катька. - Ну да, перешли, но совсем не на такой, как вы подумали.
        - А я ничего такого не подумал.
        - А вот я уже представила себе. - Катька мечтательно вздохнула. - Дамир Кирмитович признался мне, что я ему по душе. Говорит, я как черкешенка. Видимо, гордая и неприступная, словно гора Арарат.
        - Арарат вообще не там.
        - Но я сказала, что работа прежде всего. А там посмотрим. Валентин Петрович, вы же все обо всех знаете! Мне уже следует бежать от него, роняя тапки, или можно немного… увлечься?
        Климанский усмехнулся:
        - Во-первых, не все и не обо всех. Во-вторых, если бы интерес Дамира Кирмитовича чем-то вам грозил, я бы вас к нему не подпустил на пушечный выстрел, и гори он синим пламенем, этот проект. Вон Хасанов бы взялся или Шапиро… Но даже ваш дедушка собирался вас познакомить: может, с дальним прицелом, а может, и нет…
        - Интриганы, - пробормотала Катька. - А меня спросить?
        - Ну, мы бы спросили: Катерина Филипповна, готовы ли вы приехать на партнерский ужин? А уж дальше бы…
        - Сводники!
        - Никакие мы не сводники. Мы просто жизнь повидали. Если у меня жены нет и у Филиппа Ивановича не сложилось, это не означает, что вам своего человека не найти. А помочь - это мы завсегда.
        - Скучаете по нему? - спросила Катька.
        Валентин Петрович помолчал и ответил ровным голосом:
        - Бесконечно.
        Детский дом оказался из тех, что поприличнее: чистенький, небогатый, но с атмосферой нормальной, не казенной. Вот говорят ведь: казенный дом - но многие первое слово оставляют, а о втором забывают. Здесь было наоборот. Да, стены принадлежали государству, воспитатели получали небольшие зарплаты, но домашняя атмосфера чувствовалась. Коридоры чисто выметены, на стенках детские рисунки, цветы какие-то немудреные расставлены в кадках (котам наверняка пришелся бы по вкусу развесистый фикус), а из столовой тянет выпечкой. Детей, конечно, уже отправили спать, чтобы не крутились под ногами и не мешали, но Катька представляла, насколько им любопытно.
        «Я вам нарисую самых лучших котов, - мысленно пообещала она детям. - И сказку нарисую, и надежду. Чтобы вы знали: в жизни больше хорошего, чем плохого. Иногда кажется наоборот, однако обманываться не стоит».
        Расписывать предстояло стену в холле. Коты уже изнывали в переноске, и по договоренности с директором художнице и помощникам выделили ближайший класс; там можно было оставить вещи, вынуть из мешка лоточек и выпустить Фреда и Джорджа. Коты оказались чистюлями и немного брезговали метить пеленку, которую старательно стелила им Мария Михайловна. Лоточек, хоть и в непривычном месте, всяко лучше.
        Валентин Петрович поставил котам плошки; Катька думала, что от стресса животные есть не станут, но куда там! Настоящий аппетит никакими фотосессиями не перебьешь. Подъехавший фотограф посмеялся, поснимал ужинающих котиков, потом Катьку у стены, потому Катьку с Дамиром и отбыл. Валентин Петрович ловко упаковал Фреда и Джорджа обратно в переноску, распрощался и пообещал забрать Катьку в пять утра.
        - Я могу сам отвезти Катерину, - сказал Шагдетов.
        - При всем уважении, Дамир Кирмитович, вы тоже будете не выспавшись. А наш водитель - будет. Всего хорошего.
        И, не дав Шагдетову возразить, Климанский отбыл. Дамир проводил его взглядом, усмехаясь.
        - Какой у тебя… цербер. Откуда твой дедушка его взял?
        - Просто познакомились на какой-то выставке. Валентин Петрович по образованию экономист, скучал в конторе, дед его и сманил. Денег они поначалу больших не зарабатывали, да и теперь мы не миллиардеры, но дедушка никогда не гнался за сказочным богатством. Ему хватало, чтобы жить так, как он хочет, и на меня, и на остальных немножко, а больше и не нужно.
        - Интересный тип. Я бы предположил, что он работал на КГБ, но раз ты говоришь - экономист…
        - Если работал, то не скажет. Я теперь буду делать набросок, Дамир. Я работаю под музыку. - Катька воткнула наушники в телефон. - Тебе будет скучно, наверное.
        - Это я сам решу, - сказал Дамир, устроившись на жестком школьном стуле. Катька пожала плечами: не хочет уезжать, как хочет. Она надела наушники, включила «Би-2» и взялась за ящик с кистями и красками. «Я всегда испытываю счастье там, где я могу быть настоящим…» Музыка привычно лилась вокруг, и Катька сразу забыла о Шагдетове - осталась только белая стена, где должен был возникнуть рисунок…
        К половине пятого утра весь набросок был готов. К счастью, Катька еще в юности немало порисовала на стенах, даже увлекалась какое-то время граффити и пробовала аэрографию, а потому подобная роспись не была для нее в новинку. Наоборот, оказалось приятно вспомнить старые навыки и увидеть, что они вовсе не забылись. Контур рисунка проступил на стене, и Катька не сразу заметила, что кто-то трогает ее за плечо. Дамир, конечно.
        - Скоро нужно будет уезжать, мы сможем продолжить завтра. Очень красиво получается, Катя.
        - Спасибо. - Она постояла, глядя на работу. - Интересно, как бы все выглядело, если бы это рисовал дед… Впрочем, что это я, есть же его наброски. Может, следовало…
        - Нет, - сказал Дамир. - Все идеально.
        У Катьки сил не осталось с ним спорить. Добраться до дому, спать и снова в колесо. Беги, белочка, беги. Впереди еще долгий путь.
        Глава 16
        Катька понимала, что этот проект надо пережить. Просто сделать его не получится.
        Конечно, Валентин Петрович и пиарщики, нанятые Шагдетовым, наделали шуму. Поддержка мэрии Москвы тоже оказалась не лишней: рекламные растяжки над основными магистралями города, украшенные мордами близнецов тумбы… Соцсети бурлили, причем бурлили разнообразно. Кто-то кричал: «Лучше бы дали денег детям!» Кто-то возражал, что для сбора денег детям это все и происходит. На Катьку и ее команду работал тот факт, что налогоплательщикам эта акция ничего не стоила, ее финансировало вполне себе частное лицо - Шагдетов, а значит, и причин возбухать было меньше. Общество защиты животных раскричалось, что бедных котиков эксплуатируют и угнетают; Климанский попросил представителей приехать и оценить психологическое состояние бедных котиков. Общественные деятели не поленились, приперлись на роспись второго объекта - школы, оценили абсолютное спокойствие возлежавших рядом с Катькой котов, жирненькие бочка, повздыхали и убрались восвояси. Правда, потом написали в «Инстаграме», что коты перекормленные, но на это даже отвечать не стоило.
        Коты, кстати, еще заметнее схуднули и адаптировались к поездкам. Теперь Катька могла спокойно выпускать их не в закрытом классе, а прямо рядом с собой; Фред и Джордж никуда не убегали, спали тут же, на расстеленном одеяльце, или втихаря воровали кисточки. За кисточки Катька их ругала, за примерное поведение хвалила. Она могла не беспокоиться о том, что коты куда-то убредут, потому что за ними приглядывал Шагдетов.
        Дамир сдержал свое обещание и каждую ночь во время работы присутствовал: не мешал, помогал чем мог, подавал Катьке кисти и краски, если она просила. Иногда та слушала музыку, а иногда снимала наушники и просила Дамира что-нибудь рассказать. Он рассказывал так хорошо, что эти истории вплетались в рисунки, всплывали мелкими, практически незаметными акцентами и оставались в росписях навсегда…
        - В прошлом году, когда в России проходил чемпионат мира по футболу, все рестораны, конечно, сделали очень большую выручку, - неторопливо говорил Дамир, и Катьке казалось, будто он не о своем бизнесе рассказывает, а тянет очередную сказку Шахерезады. - Но и работали мы практически без закрытия. Так-то до последнего клиента, а что делать, если клиенты не заканчиваются? Бывало, я и сам вставал за бар, работал официантом, даже посуду один раз мыл. Обычно владельцы этим не занимаются, не снисходят, но это мои гости ко мне пришли - как тут спокойно домой уйти? Случались моменты, когда у нас гости бежали обнимать всех и каждого, чуть ли не целоваться лезли, когда их команда забивала или выигрывала… Был у нас во время чемпионата один завсегдатай в Костянском переулке, приехал из Австралии, приходил к открытию, уходил с закрытием заведения, постоянно пил две пинты пива, требовал картофель фри. Мы ему жарили картошку по-нашему, он нахваливал. А после семи часов вечера покупал банку колы и из-под полы подливал туда виски, мы делали вид, что не замечаем. Этому господину было около восьмидесяти лет, и он в
какой-то момент стал нашим талисманом заведения. К нам приходили пообщаться с ним, он рассказывал множество историй - например, о том, как его друг в Австралии нанимал себе переводчика, чтобы поговорить с англичанином, ибо не мог его понять, и переводчиком оказался бывший русский.
        Катька смеялась и вырисовывала Фреду усы.
        - Один раз пришлось мне разнимать драку немца и мексиканца, был матч между их командами, но ближе к закрытию они оба пили водку и пытались петь «Катюшу» - официанты помогли им выучить слова… Был момент, когда я работал уже восемнадцатый день подряд и в шесть вечера решил пойти домой, ибо сил не было. Но на выходе из заведения меня поймали датчане, которые часто у нас сидели. В тот день их команда победила, они не отпустили меня, и пришлось сидеть с ними праздновать. Вправду не отпускали, физически. Стоило встать - и тянули обратно за стол.
        - Ты же привык пировать неделями, - поддевала его Катька.
        - Но не с датчанами, которые лыка не вяжут, зато висят на мне, как груши на дереве. У нас, если человек выпил слишком много вина, он просто культурно падает под стол и никому не мешает!
        Самыми трудными оказались два объекта. Первый - это новая открытая сцена в парке «Фили»: работать там по ночам не получилось бы, нужно много света, так что проще управиться днем. Территорию оцепили, выдали толковых помощников из службы парка. Целыми днями лазая по стремянке вверх-вниз, Катька едва не убилась. Она уже несколько раз прокляла свою фантазию, заставившую использовать и так-то непростой лайнворк именно здесь, на самой обширной площади. Зато и с красками возиться не нужно, весь рисунок состоял из одной черной линии.
        Второй трудный объект - онкологическое отделение больницы. Катька предполагала, что находиться там будет психологически нелегко, однако не осознавала, насколько, пока не оказалась на месте. Больница была самая обычная, без изысков (в том и состоял смысл, чтобы не частную клинику разрисовывать). Пахло болезнью, хлоркой и безнадежностью. Катька чуть не плакала, рисуя там. А еще ребятня понабежала из детского отделения, все хотели погладить Фреда и Джорджа, и те, обычно настороженно относившиеся к новым людям, почему-то позволили себя тискать. В конце концов Шагдетов, заручившись согласием завотделением, прошелся с котами под мышкой по всем палатам, куда ему разрешили зайти, и в каждой провел минут по двадцать, не меньше. Котам от этого хуже точно не стало, они поглажку любили, а по Дамиру не поймешь, насколько его все это трогает. Наверняка трогает, иначе он бы не придумал этот проект, но привык держать лицо, сын гор.
        Тем вечером, когда Катька начала роспись в доме престарелых (там все было чисто, мирно и гораздо лучше, чем она себе нафантазировала), позвонил Валентин Петрович. Климанский и так-то постоянно был на связи, направляя корабль проекта в бурных водах общественного мнения, однако во время работы Катьку обычно не тревожил.
        - Извините, что отвлекаю, - сказал он, поздоровавшись. - Однако дело довольно серьезное. Есть минутка?
        - Что случилось, Валентин Петрович? - Катька отложила кисть. Шагдетов насторожился, словно цепной пес.
        - В прессе появились сведения о том, что вы получите наследство, только выполнив проект, - сухим тоном сообщил Климанский. - Катерина Филипповна, вы никому об этом не говорили?
        - Ни слова. Только с вами и обсуждали, даже с Марией Михайловной мы это не упоминали со дня встречи у нотариуса. Честное слово, Валентин Петрович, я не болтала.
        Дамир одними губами спросил: «В чем дело?» Катька покачала головой.
        - Тогда будем исследовать другие варианты, - вздохнул Климанский. - Увы и ах, но информация стала достоянием общественности. К счастью, только в нескольких желтых газетках, и мы подадим в суд за раскрытие конфиденциальной информации, но…
        - Вы думаете, это Игорь? - поинтересовалась Катька после паузы.
        - Он всегда производил приятное впечатление, однако, возможно, молодой человек решил подзаработать… Если и так, мы это узнаем. Тогда точно подадим в суд - уже на него, у меня есть подписанная им бумага о неразглашении.
        - Тысяча чертей, противно-то как, - пробормотала Катька. - Валентин Петрович, может, мне ему позвонить? Я могу попробовать его раскрутить на правдивый ответ. Это ничего там не нарушит?
        - Да что тут нарушать? Либо разгласил, либо нет. Хотите - попробуйте. Но, Катерина Филипповна, думаю, этот разговор ничего не даст. Точно желаете с ним общаться?
        - О да, - кровожадно сказала Катька. - Желаю!
        Из памяти телефона она пока не стерла номерь Игоря - тот еще не все вещи вывез из Катькиной студии, и все недосуг было поторопить. Катька могла бы перевесить этот вопрос на Валентина Петровича, но не хотелось взваливать на него еще и это. Ну уж нет, со своей личной жизнью она сама разберется…
        «Хорошо же ты разобралась!»
        Время было детское - десять вечера, Игорь еще не спал. Катька послушала длинные гудки, а когда он поднял трубку, нежно сказала:
        - Привет.
        - Привет, - несколько озадаченно откликнулся Игорь. - Если ты насчет вещей, то я собираюсь за ними послезавтра и тогда верну тебе ключи. Оставить на столике или в почтовый ящик кинуть?
        - А ты мне ничего сказать не хочешь?
        - О чем?
        - Например, о том, почему в некоторых желтых газетках написано об условиях завещания. О которых знает очень, очень ограниченный круг людей.
        - Ты позвонила, потому что решила, что это я рассказал журналистам? - быстро просек фишку Игорь.
        - Не знаю, ты или нет. Скажешь?
        - А ты мне поверишь?
        Катька нахмурилась.
        - Ты о чем?
        - Если я сейчас скажу, что не знаю, кто это сделал, ты мне поверишь? Или ты позвонила мне, уже заранее думая, что это я? Вот так просто, без доказательств, обвинила меня. А ведь есть твой бесценный помощник, и твоя домработница, и те, кто работает у нотариуса… Но ты позвонила мне, да? Ни о ком другом не подумала. Я прав, Катя?
        Она молчала, потому что Игорь был прав.
        - Хорошего вечера, - сказал он, не дождавшись ответа, и повесил трубку. Катька растерянно смотрела на телефон, не понимая, что пошло не так.
        Он ведь… черт побери, он прав! Представить, будто Валентин Петрович или Мария Михайловна за сомнительной величины сумму сдают подробности завещания прессе, было дико. Но о нотариусе Катька вообще не подумала. Климанский подумал, наверное, только ей не сказал.
        - Катерина? - на плечи легли теплые ладони. Восточный человек стоял совсем близко и смотрел ей в лицо. - Что случилось?
        - Кто-то слил в прессу условия завещания, - вздохнула она. Если это обнародовано, Шагдетов все равно узнает. - Я стану владелицей всего имущества деда, только когда закончу этот проект.
        - Вот как! - Дамир приподнял брови. - Я не знал.
        - Почти никто не знал. Но мой бывший парень в курсе. И я не понимаю, что думать. Он предлагал мне выйти за него замуж, когда дедушка умер, мне тогда это показалось странным и подозрительным. Но я не представляла, что он вот так продаст прессе… - Катька покачала головой. - Я первым делом подумала на него. А может, он тут совсем ни при чем? Почему я такая несуразная, а?
        - В каком смысле? - поинтересовался Дамир.
        - Я совершенно не разбираюсь в людях! - сердито сказала Катька. - Вот дед их насквозь видел и переживал, что это умение мне не передалось. Я иногда вижу людей настоящими, но очень редко. Потому… потому и рисовать, как я хочу, немного боюсь. - Она сглотнула. - Не так чтобы фобия, у меня фобий вообще нет, но вот это… Опасаюсь, обхожу стороной. Никогда не могла понять, врет мне человек или нет. Смотрит он на меня со значением или у него глаз дергается? Намеки от мужиков понимаю через раз, хотя общению это не мешает. И вроде с Игорем прожила не одну неделю, а теперь не поняла: он вправду меня предал или это я его голословно обвинила?
        - Тише, тише, - сказал Дамир и прижал ее к себе. Он был горячий как печка. - Все с тобой в порядке. Очень часто люди - склизкие сволочи, которых и человек с опытом не сразу раскусит!
        - Хороших-то все равно больше, - шмыгнув носом, возразила Катька. - Если в это не верить, как жить? Мне не нравится мир, который населяют только сволочи.
        - Мне тоже. Не переживай, думаю, Валентин Петрович во всем разберется.
        Следующие два дня Катьке работалось плохо. Климанский велел ей не лезть в эту историю и не читать никаких пабликов, заниматься исключительно росписью, однако Катька, конечно, почитала и расстроилась. Увидев ее мрачное лицо, заглянувшая к девушке Лада всполошилась:
        - Нет, дорогая моя, так не пойдет! А ну быстро поднимайся и пойдем, пойдем!
        - Куда это?
        - Туда это! - передразнила ее Лада. - Исправлять тебе настроение, что бы его ни испортило!
        Спустя полчаса девушки, как в Катькиной недавней мечте, сидели за столиком на открытой террасе кафе-мороженого и ели огромные порции лакомства, сверху щедро политые сиропом, посыпанные орешками и шоколадной крошкой.
        - Мороженое - лекарство от всего! - провозгласила Лада. - Ну, что тебя так расстроило? Все же хорошо идет, да и конец работы близок.
        - Угу. - Сегодня ночью Катька должна была закончить роспись в доме престарелых и перейти к приюту для животных, а там уже останется «Дефтер», и все. Общественное мнение, если не считать утекшей незнамо от кого информации о завещании, было на стороне Катьки. Валентин Петрович дело свое знал, люди на него тоже не первый день работали.
        Катька вкратце пересказала Ладе эту историю. Стилистка пожала плечами:
        - Наплюй да забудь. Знаешь, как моя бабушка говорит? Собака лает - ветер носит.
        - Как же можно наплевать, когда…
        - Да наипростейшим образом, - хладнокровно перебила ее Лада. - Взять и наплевать. Ни одному нормальному человеку, который с тобой пообщается хоть минуту, не придет в голову, что ты делаешь этот проект лишь из-за дедушкиных денег. Если бы такого условия не было, ты бы все равно рисовала котов?
        - Рисовала бы, конечно.
        - Ну и все. Чего ты переживаешь? В соцсетях сейчас пройдет битва пиарщиков с пиарщиками, помашут деревянными мечами и переключатся на кого-нибудь еще. Ты делаешь очень хорошее, важное дело и знаешь, почему его делаешь. Разве этого недостаточно?
        «А ведь действительно, - подумала Катька, - вполне достаточно!»
        Она повеселела и, когда в середине ночи позвонил Валентин Петрович (Катька как раз прорисовывала название на книжке Брэдбери), уже могла воспринимать любую информацию философски.
        - Катерина Филипповна, вы, наверное, понимаете, почему я звоню… Выяснили мы, кто разболтал о завещании.
        - Игорь?
        - Нет, он ни при чем. И нотариальная контора своих не сдает… - Валентин Петрович печально вздохнул, а потом сознался: - Егор это.
        - Егор? - Катька даже не поняла, о ком идет речь.
        - Водитель наш, который нас на «Мерседесе» возит. Мы при нем несколько раз обмолвились об особых условиях, проект обсуждали в машине, что-то такое сказали… я уж не помню. Он и сложил два и два.
        - Он уже тысячу лет с дедом работал! Почему?
        - Да решил отчего-то, что вы его выгоните, а деньги нужны. В головах у людей иногда происходит полная ересь… - раздосадованно сказал Валентин Петрович. - Поэтому сегодня утром вас домой пусть Дамир Кирмитович подвезет. И спасибо ему можете сказать.
        - За что? - Катька повернулась к спокойно читавшему что-то в телефоне Дамиру.
        - Это он свои связи задействовал, чтобы побыстрее разобраться в этом деле. Так бы мы точно гораздо дольше провозились. Скажите ему, с меня бутылка коньяка, как я и обещал.
        - Валентин Петрович передает, что коньяком проставится, - сказала Катька Дамиру, выключая телефон. - И… спасибо.
        - Выяснили кто?
        - Водитель.
        - Ясно. Значит, сегодня мне повезло и я отвезу тебя домой. - Шагдетов улыбнулся. Катька улыбнулась в ответ.
        - Еще час, наверное. Мне немного осталось.
        Она рисовала и думала о том, что днем надо позвонить Игорю и извиниться. Как бы они ни расстались и что бы ни произошло, неправа Катька, а не он. И как это она так сглупила…
        «Я научусь, - пообещала она себе ожесточенно, - научусь не судить по первому впечатлению, думать, любить… Вот когда я буду сидеть в кресле, вот как этот старик, или уходить по дороге в закат, чтобы я могла себе сказать: ошибалась, да, но старалась поступить правильно».
        - Зайдешь? - спросила Катька Дамира, когда он остановил машину у ее дома. - На кофе. У нас с террасы открывается отличный вид, а я уже сто лет не пила там кофе, все некогда.
        - Зайду. Спасибо за приглашение.
        Дом еще спал, и Мария Михайловна спала, но уж кофе-то Катька приготовить была в состоянии. Зато прискакали коты и увязались за хозяйкой и ее гостем на крышу. Там было прохладно; солнце уже встало, но на столе и стульях лежала роса. Катька смахнула ее, прежде чем усесться, и поставила перед Дамиром огромную чашку кофе.
        - Вот так… А то пьем по глотку.
        - Спасибо. - Фред тут же вскарабкался ему на колени, а Джордж решил, что будет совершать утренний променад по террасе и наблюдать за воробьями. Вкусностей-то все равно не дают, хоть охотничьи инстинкты потешить! - Как ты, Катерина? Успокоилась?
        - Размышляю о том, что мне нужно научиться разбираться в людях. - Катька забралась с ногами на стул, отхлебнула кофе и обхватила коленки руками. - Эх, жаль, что от деда этому не научилась!
        - Может, такая способность передается генетически и еще проявится?
        - Это вряд ли, - улыбнулась Катька. - Не в моем случае. Нет у меня его генов, ни единого, только то, чему он меня успел научить.
        Дамир нахмурился.
        - Я не очень хорошо понял, что ты имеешь в виду.
        - Я деду не родная, - сказала Катька. - И если по документам, то получаюсь ему не внучка, а дочь. Потому я Филипповна, а не… даже не помню, кем я там была раньше.
        - Подожди… - Дамир покачал головой. - Как такое может быть? Вы же похожи, я вижу. Вы должны быть родней!
        Катька усмехнулась. Пожалуй, этому человеку можно рассказать. Валентин Петрович заверил - Шагдетов надежный. Валентину Петровичу можно верить, у него чуйка такая же, как у деда была, если не лучше. Катька вдруг осознала, что без всяких чужих советов и выводов верила Дамиру с самой первой встречи: не знала этого восточного человека, только увидела и поверила. Почему, как? Да кто объяснит…
        - Не все те, кто выглядит как родня, родные по крови. Так бывает, Дамир. Колода причудливо тасуется, и иногда рядом ложатся туз пик и шестерка, имеющая некоторые шансы когда-нибудь стать дамой… Я до сих пор не знаю толком, почему я. Хотя дед мне говорил, но я не понимаю: то ли это, что было на самом деле, или слова, которые я хотела услышать?
        - Что именно он сказал?
        Катька помолчала.
        - Он сказал, что когда увидел меня, то понял: это на всю жизнь.
        Глава 17
        Своих родителей Катька помнила даже слишком хорошо.
        Она родилась в маленьком провинциальном городе, название которого до того тщательно забыла, что возникни нужда вспомнить - и придется ворошить документы. Первое, что помнила Катька осознанно, - это висевший на стене старый ковер, вытертый, в непонятных пятнах. Она часто лежала, отвернувшись к этому ковру, и слушала, как мама с папой орут друг на друга. По малолетству, бывало, кидалась разнимать, потом выучила: ничего хорошего, кроме тумаков, она не получит. Тумаки Катьку не устраивали, так что она смотрела в ковер и мечтала о комплекте цветных карандашей, который видела у соседской девочки, или о том, как настанет лето и, может, удастся однажды поесть мороженого! У маленькой Катьки были красивые мечты. Разноцветные, теплые, яркие.
        На деле же имелись однушка в покосившемся деревянном доме, узкое кресло-кровать, скрипевшее дряхлыми членами, и ковер со скачущими по нему оленями. И мама с папой - полная семья, предел мечтаний!
        Родители пили. Сначала не очень сильно, так, каждый день по четверти бутылки - что там сделается! Папа, бывало, любил пивка с воблой навернуть, лежа перед телевизором. Катька тогда не осознавала, насколько это типичная картина для нищей провинциальной семьи; ей-то казалось, что еще немного, и они с мамой и папой заживут как в том самом телике! Роскошно, вкусно, блестяще. Она, Катька, будет носить платья со стразами и корону, как у принцессы. Папа купит большую белую машину, а мама - вечерний наряд с длинной юбкой, и вся семья сядет в эту машину и поедет отдыхать на море! Море тоже показывали в телевизоре, и оно манило еще сильнее, чем принцессины платья. Когда Катька рассказывала маме о своих мечтах, та лишь усмехалась и тут же нагружала дочь заботами по хозяйству.
        Лет в пять до Катьки кое-что дошло. Она вдруг словно сделалась маленькой взрослой - просто в какой-то момент ей стало очевидно, что перемен не будет никогда. Родители пили все сильнее, орали все громче, а однажды мама кинулась на папу с ножом. Даже порезать успела, но вовремя опомнилась. После этого происшествия родители пару недель пили умеренно, а потом снова взялись за старое.
        Катька ходила в детский садик в соседнем дворе, играла с другими детьми (большинство - такие же неприкаянные души, как она сама), много гуляла по городу. Никому не было интересно, почему маленький ребенок бродит один; никого в этом небольшом, унылом поселении не интересовали чужие проблемы. Когда-то в городке работал завод по производству подсолнечного масла, потом захирел, его закрыли, и с тех пор поселение выживало как могло. Катька видела его серость, сырость, паутинную тоску, и так легко было запутаться в этом, остаться навсегда. Даже депрессанты принимать не нужно, окружение сделает все за тебя.
        Но вместе с тем… Осенью на фоне разрисованных граффити стен ярко пламенели клены, и казалось, будто во дворах пылают веселые костры. Летом на окраинах буйно цвели пионы, одичавшие вокруг свалок, а в частном секторе зрели на плодовых деревьях звонкие яблоки и солидные груши. Зимой выдавались иногда ясные дни, когда небо было прозрачным и хрустким, словно льдинка, а ветви спящих деревьев покрывала тонкая изморозь: вот бы из такой сшить волшебное платье! Ну а весной… Весной даже под окнами Катькиного покосившегося дома рьяно перли из земли толстенькие, уверенные крокусы, и соседские коты орали песни, и в мае маршировали полчища одуванчиков, соревнуясь в яркости с солнцем.
        Катька рисовала это все: котов, крокусы, листья, иней… Мать покупала ей простенькие наборы карандашей и дешевые альбомы с сероватой бумагой, быстро сообразив, что рисующая в уголке дочь не мешает взрослой жизни, вот и прекрасно. Иногда карандаши заканчивались, а денег не было, и тогда Катька находила угольки, камушки, почти исписанные ручки и фломастеры - что угодно, лишь бы не разрывать связь между собой и бумагой! Когда девочка болела, то первым делом тянулась к альбому, а если не дать порисовать, грустнела окончательно. Отец ворчал, что каракулями весь дом завален, и понемногу сжигал изрисованные Катькой листы в старенькой печи. Он подкидывал туда дров, и потом Катька рисовала угольками.
        Ей было пять с половиной, когда эта странная, больная и все же почти спокойная и понятная жизнь закончилась.
        Тот вечер Катька до сих пор помнила смутно. Кажется, к родителям пришли гости; было шумно и как-то нервно. Катька сидела в углу комнаты, чтобы не мешать, и рисовала в альбоме мелкие-мелкие узоры. Потом люди заговорили еще громче, потом закричали, начали махать руками, папа бросился на кого-то. О стену разбилась чашка, осколок чиркнул по Катькиной ноге; девочка увидела бисеринки крови - как ягодки на рисунке в книжке! - и заплакала скорее от удивления, чем от боли. Потом в памяти был провал, а затем в комнату вошли незнакомые люди, от которых пахло морозом и бензином, и эти люди забрали Катьку и куда-то повели. Говорили, так надо, а она все оглядывалась: где там мама, почему отпускает ее? Ведь известно, что с незнакомыми уходить запрещено…
        Уже много позже, вспоминая тот вечер урывками, Катька поняла, что случилась пьяная драка. К счастью, никого не убили (а такое случалось нередко), однако родителей все равно лишили прав. Ни суда, ни переезда Катька не помнила - в памяти сохранились лишь смутные образы да картина, что висела в кабинете то ли в милиции, то ли в опеке. На картине был изображен парусник, легкий, крутобокий, свободный, и он словно вынес Катьку в новую жизнь.
        Детский дом оказался не так уж плох. Управляла им довольно молодая директриса, искренне «болевшая» за подопечных. Детей было человек пятьдесят, все - дошкольного и младшего школьного возраста; после пятого класса переводили в другой интернат. Катьку поселили в одну комнату еще с двумя девочками, но дружбы не вышло. Зато в детдоме было полно бумаги и карандашей, и Катька самозабвенно принялась рисовать.
        Воспитательница, увидев как-то ее наброски, попросила разрешения, взяла несколько и отнесла директрисе. Та вызвала Катьку к себе и, глядя поверх очков в тонкой оправе, поинтересовалась:
        - Давно рисуешь?
        Катька кивнула.
        - Нравится?
        Она кивнула снова.
        - Будешь с учительницей рисования заниматься дополнительно, - велела директриса. - В следующем году большой областной конкурс для первоклассников, пошлем твои работы туда. Вдруг выиграешь что-то! Может, поездкой в Москву наградят, или что еще тебе хорошее достанется. Согласна?
        - Да, - выдавила Катька и, осмелев, спросила: - А можно мне карандашей побольше? Цветов не хватает.
        - Скажешь учительнице рисования, какие тебе нужны, и купим. Не обеднеют спонсоры, - пробормотала директриса. - А красками ты рисовать не пробовала?
        - Нет… - Катька помотала головой. - У нас красок не было, только карандашики…
        - Ну, значит, научишься.
        - А мама, - спросила Катька, - она не придет?
        Директриса вздохнула. Ее лицо было тонким и печальным, как чистое оконное стекло.
        - Нет, мама не придет, Катенька. Ей с тобой встречаться запретили, у нее прав нет. Да и… Может, оно и к лучшему.
        - Это потому, что она пила водку?
        - И поэтому тоже. И не заботилась о тебе как следует. Читаешь еле-еле, счет почти не знаешь… Ну ничего, Катенька, тут мы о тебе позаботимся. Веришь?
        - Да, - сказала Катька. Она словно увидела директрису в цвете: спокойный бежевый, лазоревый и немного капель багрянца, и это было хорошо.
        Обещание свое директриса сдержала. Учительница рисования, немолодая и опытная Римма Георгиевна, взялась за девочку всерьез.
        - У тебя талант, Катерина, - говаривала она. - Но одним талантом сыт не будешь. Чтобы он жил, развивался, дышал, нужно к нему обращаться каждый день. Делать много набросков, даже если они никуда не годны. Понимаешь, нет?.. Ладно, потом поймешь. А сейчас давай попробуем гуашь…
        Катьке исполнилось семь, и она пошла в первый класс. Училась так себе, но детдомовским делали скидку; иногда преподаватели оставались в заведении до позднего вечера, подтягивая отстающих. Директриса подбирала персонал под себя: тех, для кого работа с детьми - не просто служба, а жизненная миссия.
        Перед Новым годом состоялась областная художественная олимпиада. Поехали Катька и еще одна девочка, тоже неплохо рисовавшая. Областной центр, большой промышленный город, остался в памяти Катьки пыхтящим незнакомцем в черном пальто; гораздо лучше ей запомнился огромный светлый зал, где для школьников приготовили столы, краски, кисти, и карандаши, и листы бумаги, какой Катька до сих пор не видала. Белые, словно шелковые, они походили на перья из крыльев зимы и выглядели так дорого, что рисовать на них было страшно. Первые пятнадцать минут Катька просто сидела, глядя на лист, а потом медленно, осторожно потянулась к карандашам. Римма Георгиевна научила ее писать красками, но сердце Катьки оказалось навеки отдано разноцветным грифелям.
        Она взяла алый, оранжевый, черный и прикоснулась к бумаге. Катька четко знала, что понравится этому листу, ничего иного он не возьмет, все остальное будет фальшивым. Осень уходила, на хвосте ее шла зима, и эта смена времен года завораживала Катьку. Лист благосклонно принял ее штрихи. Вот идет по устланной кленовыми листьями дороге огненная лисица, поднимает голову, глядя в облака; шерсть ее вьется, перетекает в осенние костры, горящие на фоне елового леса. С хвоста лисицы капает смола, растекается черными каплями, и за ней вырастает зимняя стена - покрытые инеем ветви, припорошенные снегом гроздья рябины. Еловый лес становится седым, но отблески огня греют его и дарят надежду на весну. А лисица идет, ей весело и свободно.
        Катька не думала о победе в конкурсе. Ей просто нравилось то, что получилось, и она испытывала радость и странное облегчение оттого, что эта лисья история наконец выплеснулась из нее. Казалось, она зрела долго-долго, хотя и придумалась вроде за пятнадцать минут, а теперь Катька отпустила ее, и история зажила своей жизнью. В этом была дивная правильность, и в детдом она вернулась абсолютно довольная жизнью.
        С этого дня она стала более общительной, даже умудрилась наладить дружбу с соседками по комнате - чернокосой Алиной и маленькой улыбчивой Крисей - не в последнюю очередь потому, что рисовала их портреты. Выходило очень похоже. Римма Георгиевна хвалила ученицу, а однажды директриса вызвала Катьку к себе и сообщила ей, что «Осень-лиса» победила в конкурсе.
        - Хочешь еще в олимпиадах участвовать?
        Катька вспомнила шелковую бумагу и вздохнула:
        - Хочу…
        Она съездила еще на несколько конкурсов, особо не интересуясь, чем там дело заканчивается (заканчивалось в основном почетными грамотами, которые Катька совала в тумбочку и мгновенно о них забывала). А потом директриса сказала, что Катькины работы выиграли в полуфинале чего-то там и, пожалуй, можно теперь замахнуться на всероссийскую олимпиаду.
        - Ты молодец, Катенька. Осенью запишем тебя на участие, посмотрим, вдруг да в число финалистов войдешь? Там среди призов грант на обучение, это для тебя хороший шанс.
        Катька кивала и продолжала рисовать. Ей исполнилось восемь, наступил сентябрь - роскошный выдался в том году, весь золотисто-голубой, как церковка, что стояла неподалеку от школы. Катька бродила вокруг детдома, собирала листья и смотрела, как по ним разбегаются оттенки огня.
        Таким ясным осенним днем директриса снова ее вызвала. Катька думала, что речь пойдет о конкурсе, однако в директорском кабинете обнаружился еще и мужчина, высокий, немолодой, с цепким взглядом. Катька за этот взгляд зацепилась и не могла уже голову опустить, так и смотрела. Человек был словно колдун из тех сказок, что девочка брала в детдомовской библиотеке; то ли добрый, то ли злой, сразу так и не разберешь, но воздух вокруг него словно мерцал. Катька присмотрелась к его цветам: ослепительно-белый, льдисто-голубой и еще почему-то зеленый. Северое сияние, скрип полозьев…
        - Здравствуйте, - сказала вежливая девочка Катя.
        - Здравствуй, - сказал колдун.
        - Вот, Филипп Иванович, это она и есть. Я вам мешать не стану, но остаться придется, сами понимаете, правила.
        - Понимаю. Спасибо, Серафима Александровна, мы разберемся. Катерина, я рад познакомиться с тобой. Присядем? - Незнакомец указал на два кресла у окна, и Катька забралась в одно из них с ногами. Колдун уселся напротив. - Меня зовут Филипп Иванович, но ты можешь звать меня просто по имени - Филипп. А ты как привыкла называться?
        - Катька. - Настоящее имя вылетело, как бабочка, и закружилось по кабинету.
        - Я так и думал. - Он оглядел ее с усмешкой - встрепанного тощего галчонка с измазанными краской пальцами. - Это ты нарисовала?
        Катька глянула. Филипп Иванович показывал ей копии ее же работ - то, что это не оригиналы, она поняла сразу. Вот «Осень-лиса», а вот «Поезд в лето», ну и «Бал цветов», куда без него. Катька кивнула.
        - Кто тебя учил рисовать?
        - Римма Георгиевна. Это наша учительница.
        - А до этого?
        - Никто. Я сама рисовала.
        - И сама все придумывала?
        - Зачем придумывать? - удивилась Катька. - Оно… ну, просто рисуется. Когда что-то задают, тогда придумывать надо, а если просто так…
        Она не знала, как объяснить то, что чувствовала всегда - и в пропахшей сигаретами и перегаром родной комнатушке, и в казенном детдоме, и в залитых светом конкурсных залах, и на улицах города… Мир говорил с ней, показывал себя разными сторонами, а Катька просто слушала то, что ей говорят.
        - Ясно все с тобой, - усмехнулся Филипп Иванович и замолчал. Катька молчала тоже. Колдун смотрел на нее, и она вдруг увидела: нет, не только холодные цвета, почему же она сразу не поняла! Тут и пламя, и теплая желтизна окон в ночи, и свечной отблеск. Или вот гирлянды на елке, что наряжали в детдоме под Новый год. Вечный праздник, ожидание чуда.
        Посмотрев еще с минутку, колдун кивнул, словно Катька ему что-то сказала, встал и бросил директрисе:
        - Я ее заберу.
        - В смысле - заберете? - нахмурилась та. - На конкурс? Но это только в сопровождении кого-то из наших воспитателей, Филипп Иванович, так вот просто нельзя, не полагается…
        - Да нет, - поморщился колдун. - Совсем заберу. Как оформляется удочерение? Ну или что там нужно проделать, чтобы мне Катерину отдали? А! - Он вспомнил о чем-то и повернулся к девочке. - Вдруг она не захочет! Ну, мы спросим. Катька, я художник. Хочу тебя забрать к себе. Для отцовства я староват, будешь внучкой. Жить есть где, денег хватит. Научу тебя рисовать так, как никто не научит. Ну и… любить буду. Это я тебе точно могу обещать.
        - Катя? - обратилась к ней директриса. Девочке казалось, что голос ее чуть дрожит - то ли от страха перед колдуном, кто бы он ни был, то ли от волнения.
        Катька встала и, подняв голову, посмотрела в лицо Филиппу Ивановичу. Незнакомец, возникший из небытия всего несколько минут назад. Человек из ниоткуда. Но она видела: вот у него пятно краски на рукаве пиджака, и пахнет скипидаром и охрой, и северное сияние разворачивается торжествующими полотнами, заставляя замирать от восторга.
        «Мы с тобой одной крови - ты и я».
        Катька кивнула.
        Уже потом она узнала, что дед должен был судить финал конкурса, куда она прошла, и, просматривая работы участников, увидел ее рисунки. Дед говорил: когда он их узрел, то сразу понял, что надо делать. «Эту девочку нужно учить отдельно, - сказал он, - я прослежу, чтобы она получила лучшее образование». Уточнил у организаторов адрес, усмехнулся, узнав про детский дом, купил билет и поехал. Дальше… Дед смущался и отводил глаза, когда говорил об этом.
        - Заклинило меня, Кисточка, - объяснял он. - Я как тебя увидел, то сразу понял, что ты - моя. Моей породы, моей крови, хоть по документам и жизни мы не родня ни разу. Если бы ты с родителями жила до сих пор, то я бы тебя украл, отсудил, что угодно бы сделал, лишь бы к себе забрать. Родственники мои все давно поумирали, детей я не нажил, а внучка моя вдруг нашлась. Я ее отпускать не намерен.
        Дед настоял, чтобы Катьке сменили не только фамилию, но и отчество. Лишь имя осталось - его девочка любила, а раз так, то зачем… Дедовы знакомые покрутили пальцем у виска, в прессе тиснули пару статеек о том, что известный художник забрал к себе девочку из детдома (и, конечно, нашлись умники, посчитавшие, что дед так себе репутацию улучшает), да на том шум и закончился. Со временем все забылось, девочку считали родной внучкой великого Литке. А Катька… Катька привыкла не сразу и даже много лет спустя считала себя нищенкой, которую король почему-то до конца дней своих называл принцессой.
        Одно Катька знала точно: зимнего колдуна привела к ней веселая осенняя лисица, потому что ее освободили и отпустили идти с шелковой бумаги куда глаза глядят. Лисица ушла и вернулась не одна. Бумага умеет быть благодарной.
        Глава 18
        Катька пересказала это Дамиру коротко - может, потом настанет время для длинных историй и воспоминаний, а пока так. Шагдетов слушал, не перебивая, иногда коротко кивал. Солнце поднялось выше, с улицы доносился привычный утренний шум, роса исчезла. Заглянула Мария Михайловна, принесла еще кофе и обещала приготовить яичницу, громадную как луна. Катька думала, что коты убегут за домработницей получать утреннюю порцию вкусняшек, однако лоботрясы остались. Фред распластался на коленях у Дамира, Джо уселся под Катькиным стулом. Ей было хорошо и свободно, как давно не было, словно этой историей она наконец отпускала деда - еще не совсем, неокончательно, однако уже с готовностью выпустить его туда, куда он ушел.
        - Катя, ты позволишь кое-что сказать тебе? - спросил Шагдетов, когда она закончила говорить.
        - Давай.
        - Когда я придумал проект «Девять жизней», я долго сидел и об этом размышлял. Мой дедушка еще жив, а вот бабушки нет уже год. Моя родня в Адыгее не вся любит моего отца - он очень своенравен, и не со всеми у нас хорошие отношения, но… Это жизнь, такая, какая есть. Она никогда не бывает предсказуемой. А еще…
        Шагдетов помолчал, и Катька тоже молчала - ждала, когда он продолжит.
        - Говорят, у кошек девять жизней, - негромко проговорил Дамир, поглаживая разомлевшего кота. - Но никто не ведает, какая теперь по счету. Может, первая, а может, уже самая последняя. Уйдет такой кот в другой мир и не вернется. Мы и не узнаем. А у нас, людей, нет этого запаса, и наша жизнь - сразу девятая. Понимаешь, Катя? Если кот согрешил в жизни второй или третьей, переродится он на помойке и искупит все свои прегрешения - и тапки обоссанные, и руки исцарапанные… А мы сразу набело живем, нет у нас черновика. И вот тут решай, что важно. Знаешь сама или подсказать?
        - Знаю. - Катька облизала пересохшие губы. - Самое важное - это счастье. Себе и другим.
        - Наденьте кислородную маску на себя, а потом на ребенка, - усмехнулся Дамир. - Так в самолете объявляют. Счастье - то же самое, что кислород, без него не жизнь. Сначала сама вдохни, дыши им каждый день, когда спишь, тоже дыши. И вот тогда поделишься и с остальными, будешь кусочком их счастья. Только себя не забывай.
        Он наклонился вперед, и Фред расплющился у него на коленях.
        - Дедушка твой это знал, - произнес Дамир твердо. - Знал и говорил: всем нам нужно время. Ему - тебя принять такой, какая ты есть; тебе - себя найти, ту самую, что будет каждый день счастье испытывать. Не думай, что ты не успела что-то исправить. Все исправлено, понято, сделано до тебя; ничего, кроме счастья, дед тебе не хотел. Он давно свое нашел, а ты ему новое открывала. Я помню, как он говорил о тебе. Ни одной фальшивой ноты. Так что не думай о том, будто ты заняла чужое место. Просто живи и будь счастливой. Звучи. Я уже видел: в тебе нет ни капли фальши, Катерина.
        Катька сглотнула и шепотом пообещала ему:
        - Я буду.
        - Ну вот, - сказала Катька, отступая от стены и любуясь творением рук своих. - Готово.
        На стене шел пир горой. Люди ели, люди пили, и вместе с ними ели и пили веселые коты. Торчал со всех сторон задорный виноград, солнце каталось над холмами, как желток в хачапури по-аджарски. И веяло от росписи такой радостью, что наконец-то все встретились, таким восторгом от разговоров, людей, еды и вина, что хотелось немедленно тут же за столик сесть и выпить. Желательно - в компании друзей.
        - Это еще лучше, чем я себе представлял, - сказал Дамир и приобнял Катьку за плечи. - Азамат, сделай нам кофе и завтрак, пожалуйста!
        - Дамир, постой… - Катька остановила его. - Какой завтрак в два часа ночи? Я что-то выдохлась. Поеду домой, высплюсь, а завтра уже с новыми силами готова сесть за твой стол.
        - Это ответ?
        - Что? - Катька непонимающе нахмурилась.
        - Ты сказала, что дашь мне ответ после того, как закончишь проект. Проект закончен. Я ждал три с половиной недели! - Он шутливо воздел руки к потолку. - Три с половиной недели ты, жестокая женщина, держала меня в неведении. Но теперь я заслужил ответ, и не думай отвертеться! Готова ли ты пойти со мной на первое свидание?
        Катька встала на цыпочки, коснулась Дамировой щеки и пообещала:
        - И на первое, и на второе, и даже на десятое. Давай попробуем.
        - Точно? - спросил он уже без шутливых интонаций в голосе.
        - Точно. Только сейчас отвези меня домой, пожалуйста. Я упаду в кровать и забудусь сном. Я очень долго починяла примус и устала.
        …Дома, однако, Катьку одолели коты и бессонница. Коты соскучились (на последние объекты она привозила их ненадолго, чтобы фотограф мог сделать снимки, и потом отправляла домой), а бессонница… Вот с чего бы? Катька думала, что упадет в кровать и будет спать долго и сладко, но глаза не желали закрываться.
        - Вот напасть, - пробормотала Катька, проворочавшись больше часа, и, как была, в пижаме, потащилась вниз. Коты остались спать на ее кровати, сладенько посапывая.
        У Марии Михайловны наверняка имелось в запасе снотворное, но тормошить домработницу и требовать аптечку она не стала. Дед говорил, что от бесонницы хорошо помогает чай с мятой и ромашкой; Катька отыскала все необходимое в шкафчиках на кухне, заварила большую чашку и устроилась на полу в гостиной, чтобы почитать книжку со смартфона. Специально выбрала позануднее: глядишь, и сон сморит… Прочла всего пару строчек и обнаружила, что один рыжий кот валяется на ковре (это Фред), а второй оккупировал кресло (это Джо). Коты выглядели так, будто лежали тут вечность, хотя пару минут назад их здесь не было.
        - Откуда вы взялись, лоботрясы? - спросила у котов Катька и вдруг задумалась. - А и правда, откуда?
        Дед ей так и не рассказал. Когда Катька иногда под наплывом любопытства интересовалась в очередной раз, как так получилось, что воронам как-то бог послал эти два кусочка сыра, дед смеялся и отшучивался. То выходило, что котов принесли инопланетяне: сели как-то вечером на террасу и вручили - дескать, воспитывайте, Филипп Иванович, да не обижайте, иначе разнесем Землю на атомы! То сочинял, что выиграл котов в казино. «Всю ночь играл, Кисточка, а когда выиграл кучу денег, оказалось, что казино - банкрот! Принесли мне этих двоих, не оставлять же их там…» Или говорил, что котов доставили эльфы. Насчет эльфов Катька не сомневалась: дивные существа могли выпихнуть из леса бесполезных лоботрясов, вручить их первому попавшемуся деду и смыться, радуясь избавлению от нахлебников.
        Но взаправду, конечно, не было эльфов. А было - что?
        Есть один человек, которому известно точно.
        Катька дотянулась до телефона, набрала Климанского и, лишь когда он поднял трубку, сообразила: почти утро, нормальные люди спят! Но Валентин Петрович ответил сразу, и голос его был бодрым:
        - Слушаю!
        - Валентин Петрович, миленький, простите меня, пожалуйста, если разбудила! - затараторила Катька. - У меня только один вопрос, крохотный.
        - Ничего, я не сплю. Какой вопрос, Катерина Филипповна?
        - Где дед взял котов? Он мне так толком и не сказал, все отшучивался.
        - Да на помойке, где их еще взять было, - ответил Климанский спокойно.
        - На помойке? - выдавила Катька.
        - Если быть точным, то в мусорных ящиках у одного из домов на Солянке. Гулял вечером, услышал писк из контейнера, заглянул, а там коробка с двумя котятами. Достал да принес домой, вот и вся история. А вам не рассказывал, потому что говорил: «Моя внучка любит волшебные сказки, а эта совсем не волшебная».
        - Валентин Петрович… это самая волшебная сказка на свете.
        - Вот и я так думаю. Еще что-нибудь, Катерина Филипповна? А то у меня яичница подгорает…
        Катька попрощалась, выключила телефон и замерла, пытаясь уловить отголосок какой-то мелкой, но очень важной мысли.
        Где же, где же…
        Вот оно.
        Она все гадала, почему дед любил этих котов, что в них так его привлекало, и только сейчас до Катьки дошло.
        Не было никакого «почему».
        Как там говорил Портос? «Я дерусь просто потому, что дерусь». Дед любил котов просто потому, что любил, таких, какие они есть, - толстых наглых разгильдяев, жирненьких лоботрясов, сопящих на кровати калачиками или опрокидывающих фикусы. Не было никакой особой причины - только любовь, острая, всепоглощающая, вспыхивающая там, где ты ее и не ждешь.
        «Я сразу понял, что ты - моя».
        Наверное, он и про котов так понял. Может, и еще про кого-то в жизни понимал?.. Дед никогда не рассказывал Катьке о своих любовных похождениях, хотя она знала, что разное бывало, и всю жизнь прожил холостяком. Но, может, когда-то давно он так же влюбился в женщину, а она не смогла ответить? Кто знает. Теперь уж и не понять.
        Ей, Катьке, вовсе не обязательно любить котов так же, как дед их обожал. Не обязательно повторять его путь и его чувства, да и невозможно это. Она может гладить котов, когда они приходят, или забывать о них на целый день, и сейчас, когда проект закончился, не рисовать их больше ни разу. Она может любить их по-своему, так, как умеет. Возможно, однажды она научится и большой любви - кто сказал, что ей не надо учиться? Кому-то это дается с рождения, а другой лишь на склоне лет понимает, где оно - то самое чувство. Катька любила деда очень сильно и все равно не сразу выучилась этой любви, однако ей удалось. И с котами получится. И с людьми.
        Фред развалился на спине, подставив длинный теплый животик, Джо сопел в кресле; Катька, чуть переместившись, осторожно провела по кошачьему пузику кончиками пальцев. Фред дернул задней лапой, Катька замерла…
        И увидела.
        Солнечный и ясный день, завитки облаков на чистом небе, осень, скамейка. На скамье сидит пожилой джентльмен, похожий на Шона Коннери. Рядом с ним - два кота: один устроился на спинке скамьи, второй - на коленях; джентльмен рассеянно поглаживает животинку, но смотрит в сторону. А там, в стороне, лужайка, еще зеленая, только немного кленовых листьев нападало; по лужайке к скамье бежит, смеясь, черноволосая девочка. Она запускает воздушного змея - и он реет высоко-высоко, освещенный солнцем, рыжий, как кошачий хвост.
        Эпилог
        Катька смотрела на горы.
        Горы смотрели на нее.
        Они были чуждые и вместе с тем - смутно знакомые, словно возникший из небытия образ, от которого по спине пробегает холодок. Казалось, они так близко, что можно потрогать, и очень далеко - никогда не доберешься! Громада камня, массив скал, темная, словно угрожающая, стена деревьев. День выдался пасмурный, и облака лишь временами открывали полоски синего неба, цеплялись за горы, заботливо укрывали их. Они жили своей жизнью: лес, горы, облака. Но Катька чувствовала: стоит дать им волю, и горы проберутся в тебя, растревожат, поселятся внутри. С ними никогда не будет спокойно, покой нам только снится, да и зачем он нужен? Скучно.
        Вот горы - это да.
        Машина приткнулась на крохотной смотровой площадке. Пахло хвоей и ручьями, и хищная птица, раскинув крылья, ходила в потоках воздуха в вышине.
        - Я тут читала про твоих богов, - сказала Катька, когда Дамир подошел сзади и взял ее за плечи. - Я их буду рисовать. Они ведь тут живут, так? Мезитх, покровитель леса, прямо вон там обосновался. - Она указала на мохнатую гору. - Ездит верхом на кабане, заросшем золотой щетиной, оленей зовет. Щыблэ - бог грозы и молний. Люблю грозу в начале мая - как жахнет, ну и нет сарая!.. Он тут тоже где-то притаился, может, вон в той расщелине, с облаком вместе.
        - Там твои коты, - произнес Дамир и стиснул ее чуть сильнее. - Недовольно орут. То ли есть хотят, то ли спать, то ли тебя видеть.
        - Проснулись, голубчики, - удовлетворенно сказала Катька. - А я говорила, что у них психика покрепче моей! А Мария Михайловна все - бедные котики, нежные котики! Это два Терминатора, а не коты!
        Фреда и Джорджа они взяли с собой. Дамир предупредил, что раз уж отпуск, то отпуск по полной программе, и пир на весь мир недели на полторы, и к морю нужно съездить, и по горам походить. Конечно, Фред и Джордж могли остаться на Солянке под крылышком домработницы, однако Катька подумала: ничего им не сделается от перелета, тушкам увесистым. Так и вышло: всю дорогу близнецы проспали, в аэропорту были напоены и накормлены, загружены в машину и до сих пор вот изволили почивать.
        Катька вернулась к джипу и залезла на заднее сиденье, откуда доносилось мяуканье, на редкость мелодичное, как ни странно. При виде хозяйки коты орать перестали, но выглядели недовольными, и Катька, чтобы утешить их, приоткрыла дверцу и засунула руку внутрь, коснувшись мягкой шерстки. Выпускать домашних животных на горной дороге она опасалась, а ну как испугаются и рванут в кусты, проси потом бога Мезитха вернуть питомцев обратно целыми и невредимыми.
        Она погладила немного (коты быстро успокоились) и снова заперла дверцу. Фред и Джордж вздыхали, возились, вылизывали друг друга, показывали умильные морды. Потом оба замерли, к чему-то прислушиваясь - то ли к птичьему щебету, то ли к далеким шорохам, где там разберешь!
        «Я не сразу поняла, что вы - мои, но теперь уже можно вам признаться».
        Катька смотрела на котов.
        Коты смотрели на нее.
        Потом они синхронно зевнули и сплелись в один клубок - надо полагать, досыпать. В любой непонятной ситуации спи, ешь или пой боевую песню, и жизнь твоя пойдет задорно и хорошо.
        Катька засмеялась, задом вперед выбралась из джипа и захлопнула дверцу.
        - Поехали. Горы от нас никуда не денутся, хочется добраться поскорее.
        - Да, - сказал Дамир. - Поехали. Дом уже совсем близко.
        notes
        1
        Цитата из фронтовой песни «Незабудка». Музыка Анатолия Лепина, слова Феликса Лаубе.
        2
        Анри Жюльен Фелис Руссо (1844 - 1910) - французский художник-самоучка, один из самых известных представителей наивного искусства, или примитивизма.