Аль-Лат Сергей Петросян
        Настоящий мужчина небоится боли исмерти. Есть цель иесть враг, который стоит натвоем пути. Нокак, оказывается, сложен бывает выбор между любовью идолгом…
        Аль-Лат
        Повесть опервой любви
        Сергей Петросян
        «Будь осторожен — недай Женщине заплакать,
        Потому что Аллах считает её слёзы!
        Женщина произошла изребра мужчины.
        Неизноги, чтобы быть униженной,
        Неизголовы, чтобы превосходить,
        Ноизбока, чтобы быть бок обок смужчиной, чтобы быть равной сним.
        Изпод руки, чтобы быть защищённой,
        Исостороны сердца, чтобы быть любимой…»
        Джан Юджель
        
        ISBN978-5-4483-5909-5
        
        Поездка вГагры ей досталась, как все считали, незаслуженно — второй год всего «чернявенькая» работает, ауже ивотпуск виюле, ипопрофсоюзной цене наморе. Затри дня доотъезда позвонили изпрофкома — путевка горит! За32рубля натри недели всанаторий каждый мечтает съездить, да неукаждого получится втакой спешке. Кто уже наавгуст отпуск запланировал (ибилеты купил), акого внуки надаче ждут. Одним словом, все попереживали, поохали, да никто кроме Аллы сразу сорваться несмог. Исбилетом повезло — два дня вавиакассах науглу Невского иГоголя потолкалась, икупила «сброни». Даже переплачивать никому непришлось. Отпускных хватило вобрез напутевку идорогу, ноэто ее беспокоило мало. Всанатории питание четырехразовое, кино, танцы… Купальник, босоножки исарафан прошлогодние — почти новые, да уСветки можно рублей тридцать дозарплаты перехватить — намороженое иналимонад хватит. Мама, помогая складывать сумку, заметила:
        —Видишь, доченька, как тебя наработе ценят, — и, грустно улыбнувшись, добавила. — Папа всегда говорил: «Делай, что должно, ибудь, что будет».
        —Мама, это Марк Аврелий говорил, — заметила Алла.
        —Ну глупого человека Марком неназвалибы…
        Папа Аллы работал бухгалтером наовощебазе, нонетолько богатства ненажил, нодаже несмог позволить жене неработать. Умер отинфаркта после очередной проверки, когда Алле было три года. Проверка нарушений невыявила…
        Изленинградского моросящего дождя ипахнущего мятными конфетами салона Ту-154пассажиры попадали вдушную южную ночь срадостью ииспугом. Адлер ошарашивал. Пока северяне вдыхали испарения нагретого задолгий солнечный день асфальта исмоляной дух кипарисов, начиналась яростная атака решительных южных таксистов, одетых водинаковые майки-сеточки. Повертев науказательном пальце ключи вкачестве приветствия иудостоверения профессиональной принадлежности, они подхватывали багаж инеслись ксвоим «Жигулям», «Москвичам» и«Волгам». Перепуганные владельцы чемоданов бежали заними вприпрыжку. При этом горцы, непереставая, выкрикивали экзотические названия населенных пунктов попути предстоящей поездки: «Хоста! Дагомыс! Багрипш! Гагра!» Усадив ошалевшего курортника вмашину, исчезали впоисках очередной жертвы, которую безошибочно определяли побледному цвету лица ирастерянному взгляду.
        Алла двумя руками вцепилась вручки синей спортивной сумки ирешительно направилась кстоящим вдалеке автобусам. Все попытки завладеть ее багажом (атакже свободой икошельком) она пресекала без колебаний, так что майки-сеточки остались ни счем. Увы, последний автобус наГагры ушел почти час назад. Стоявшие сраспахнутыми багажными отсеками «Икарусы» все были приписаны ксочинским санаториям иждали «своих больных», как выразился пожилой водитель вкапитанской фуражке. Пришлось возвращаться ктаксистам. Цена впятнадцать рублей, заявленная пожилым кавказцем настарой «Волге» спортретом Сталина вуглу лобового стекла, привела ее вужас. Всего вколенкоровом кошельке лежало восемьдесят рублей, сорок два изкоторых надо было сохранить набилет домой.
        —Я натакую сумму нерассчитывала, — пролепетала Алла ипочувствовала, что веки ее набухли отготовых политься слез.
        —КАрчилу иди, — раздраженно махнул рукой владелец «Волги». — Желтый «Москвич» видишь? Он сам гагрский — договаривайся.
        Маленький коренастый усач критически осмотрел пассажирку. Оценил ее маленькую сумку свещами идешевые пластмассовые бусы нашее.
        —Профсоюзная? — строго спросилон.
        —Д-да.. — несразу сообразила Алла, — попутевке, всанаторий имени Челюскинцев.
        —Четыре рубля стебя, — Арчил величественным жестом указал ей надверцу своего рыдвана.
        Так она оказалась назаднем сидении между пышущей жаром полной грузинкой, одетой вовсе черное, ипожилым курортником всоломенной шляпе. Пожилой нервно вертел головой иполями своего канотье больно елозил поАллиному уху. Впереди, рядом сводителем сидел худой старичок всерой войлочной шапочке ичерной застиранной рубашке. Его огромный мешок Арчил долго пристраивал вбагажнике. Наконец все устроились, мотор, натужно откашлявшись черным дымом, завелся, и«Москвич», весело жужжа, понесся вдоль бетонного забора аэропорта. Позади остался огромный плакат «Скурортов Краснодарского края — самолетами Аэрофлота!» Неожиданно Алла увидела море. Взошедшая луна освещала огромную, догоризонта поверхность иотражалась вней желтой дорожкой, бегущей попокрытой мелкой рябью поверхности навстречу автомобилю.
        Неснижая скорости, Арчил, оставив одну руку наруле, интимно прилег наколени старичку ипринялся рыться вбардачке. Нашарил потрепанную кассету исгромким всхлипом воткнул ее вспрятанную под торпедой магнитолу. «Гоп-стоп, магазын номер сэмдэсят адын!» — раздалось изхрипящего динамика. Очарование лунной ночи сразу пропало, апожилой курортник вочередной раз больно царапнул Аллу своей шляпой.
        * **
        ХЛОПКИ ОДИНОЧНЫХ ВЫСТРЕЛОВ ИАВТОМАТНЫХ ОЧЕРЕДЕЙ, ДОНОСИВШИХСЯ СОВСЕХ КОНЦОВ ЛАГЕРЯ, ЗАГЛУШАЛ ГРОХОТ ПРОФИЛЬНОГО ЖЕЛЕЗА. ПОЧТИ ВСЕ ДОМА ВШАТИЛЕ БЫЛИ ПОСТРОЕНЫ ИЗСЕРЫХ ОЦИНКОВАННЫХ ЛИСТОВ ИПУЛИ ПРОШИВАЛИ ИХ НАСКВОЗЬ, ОГЛУШАЯ ОСТАВШИХСЯ ВЖИВЫХ ДВОЙНЫМ УДАРОМ — ПРАВАЯ СТЕНА, ЛЕВАЯ СТЕНА. ИНОГДА ДОБАВЛЯЛСЯ ЗВУК РАЗЛЕТАВШИХСЯ ВМЕЛКИЕ БРЫЗГИ СТЕКОЛ. СЕНТЯБРЬ — ЖАРКИЙ МЕСЯЦ ВЛИВАНЕ ИСОЛНЦЕ РАСКАЛИЛО ЖЕЛЕЗНЫЕ ЛИСТЫ. ВБАРАКЕ БЫЛО ЖАРКО, НОШАКИБА ЗНОБИЛО ОТОЩУЩЕНИЯ БЛИЗКОЙ СМЕРТИ. ОН ОПРОКИНУЛ НАБОК КРОВАТЬ СПРУЖИННОЙ СЕТКОЙ ИВЖАЛСЯ ВДОЩАТЫЙ ПОЛ. РАЗУМЕЕТСЯ, СТАЛЬНАЯ ПРОВОЛОКА НЕМОГЛА СПАСТИ ОТВЫСТРЕЛА ИЗКАЛАШНИКОВА, НОПОЧЕМУ-ТО ДАЖЕ ЭТА ПРЕГРАДА ПРИТУПЛЯЛА ЧУВСТВО СТРАХА. ДВЕРЬ СТРЕСКОМ РАСПАХНУЛАСЬ ПОД УДАРОМ КОВАНОГО БОТИНКА. ФАЛАНГИСТ ВИЗРАИЛЬСКОЙ КАСКЕ ПОДСЛЕПОВАТО ЩУРИЛСЯ, ГЛЯДЯ ВПОЛУМРАК БАРАКА СКВОЗЬ ПРИЦЕЛ М-16. ЧЕРЕЗ МЕТАЛЛИЧЕСКУЮ СЕТКУ ШАКИБ ОТЧЕТЛИВО ВИДЕЛ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ ПРИШЕЛ, ЧТОБЫ УБИТЬ ЕГО. ВРАГ СТОЯЛ НАОДНОМ КОЛЕНЕ, ЦЕЛЯСЬ ВГРУДУ МАТРАСОВ ИСОЛДАТСКИХ ОДЕЯЛ, СВАЛЕННЫХ ВДАЛЬНЕМ УГЛУ. ХОРОШО БЫЛ ВИДЕН КРАСНО-БЕЛЫЙ ШЕВРОН СЛИВАНСКИМ КЕДРОМ НАРУКАВЕ ИТАТУИРОВКА ВВИДЕ МАРОНИТСКОГО КРЕСТА
НАЗАПЯСТЬЕ. ПРОСИТЬ ПОЩАДЫ, СДАВАТЬСЯ ВПЛЕН НЕИМЕЛО СМЫСЛА — ЗАДАЧА УГОСТЕЙ БЫЛА ПРОСТАЯ: УБИТЬ ВСЕХ, КТО ОКАЖЕТСЯ НАТЕРРИТОРИИ ЛАГЕРЯ. ПАНЦИРНАЯ СЕТКА ПРЕДАТЕЛЬСКИ ЗАЗВЕНЕЛА ОТБЛИЗКОГО ВЗРЫВА, ИГОСТЬ, БЕЗОШИБОЧНО ОПРЕДЕЛИВ ИСТОЧНИК ЗВУКА, ВЫПУСТИЛ ОЧЕРЕДЬ ПРЯМО ВНЕНАДЕЖНОЕ УКРЫТИЕ ВРОСШЕГО ВПОЛ ЧЕЛОВЕКА…
        Шакиб резко сел вкровати изажал себе рот, чтобы криком отчаяния неразбудить соседей показарме. Заполгода вучилище ночные кошмары почти перестали его мучить, ивот — опять.
        Занятия сутра довечера, учебные тревоги поночам, дружное валяние дурака вчасы самоподготовки, редкие поездки наавтобусе вСимферополь повоскресеньям — все это отвлекало оттяжелых воспоминаний. Чернокожие курсанты изФРЕЛИМО умудрялись проносить вказарму русскую водку идокторскую колбасу. Изстоловой прихватывали черный хлеб, густо намазанный горчицей, ипосле отбоя устраивали «жамтар» — пирушку насдвинутых вквадрат четырех тумбочках. Палестинцев накурсе было трое, ипоначалу они сторонились безудержного веселья под мозамбикские мелодии, несущиеся изстаренького магнитофона. Шакиб еще вЛиване пробовал местное пиво, новглубине души считал это грехом, позволительным только заклятым врагам — христианским фалангистам ииудеям. Водкаже всочетании сколбасой, сделанной изнеизвестного мяса, казалась ему пределом вероотступничества, непредусматривающим прощения. Через полтора месяца, когда словарный запас позволил курсантам сносно объясняться друг сдругом по-русски, один изафриканцев-мусульман поведал ему, что Аллах позволяет отходить отзапретов, когда правоверный находится впоходе. «Аздесь, вПеревальном, военное
училище. Значит, мы все — впоходе!» — многозначительно заключил чернокожий толкователь Корана.
        Втот первый раз водка обожгла ему нёбо иязык, новкус докторской колбасы сгорчицей оказался неожиданно приятным. Вздешней столовской пище ему нехватало остроты арабской кухни, ккоторой он привык сдетства. Разваренные макароны ссыром ипресные биточки набивали желудок, ноноздри нечувствовали запаха продуктов, лишенных ароматов специй. Еда радости недоставляла, ивстоловую Шакиб ходил, как намедицинскую процедуру. Сейчасже теплая волна опьянения всочетании острой, вышибающей слезу, горчицей напомнили ему что-то неуловимо родное. Мягкий зной пустыни после захода солнца, острые шарики фалафеля налепешке, разъедающий глаза дым ночного костра… Русская горчица иводка вызвали целую гамму чувств изнедавнего прошлого — иприятных, итех, окоторых хотелось забыть навсегда.
        Шакиб сел вкровати, нашарил ступнями солдатские тапочки и, шлепая резиновыми подметками, побрел насвет дежурной лампочки возле поста дневального. «Натумбочке» никого небыло, зато изкаптерки доносились приглушенные голоса извяканье стекла окрай жестяной кружки — самые стойкие африканцы продолжали свой жамтар. Зайдя вумывальник, он первым делом напился изкрана, складывая ладонь лодочкой. Вода отдавала ржавчиной, носразу стало легче — ушли тошнота ицарапающая сухость ворту, однако ввисках продолжало стучать. Тогда он оперся руками ораковину исунул голову под струйку воды. Вспомнились слова хадиса: «Еслиже человек вернётся квину вчетвёртый раз, он будет достоин того, чтобы Аллах заставил напоить его гноем тех, кто окажется впламени ада». Усмехнулся: «Еще три раза взапасе».
        Тогда, всентябре 82-го вШатиле, жизнь ему спасли, как это ни удивительно, ненавистные израильтяне. Уже всумерках влагере появились солдаты генерала Ярона из96-ой мотопехотной дивизии ЦАХАЛ. Им удалось остановить бойню, встав между фалангистами, пришедшими мстить заубитого президента Жмайеля, оставшимися вживых бойцами ООП иих союзниками изПакистана иАлжира. Христианин прострелил ему плечо, нодобить неуспел — двое израильтян появились напороге. Уцелевших палестинцев согнали вдва барака ивыставили охрану. Шакиба наскоро перевязали исостальными ранеными отправили накрытых грузовиках вБейрут. Развезли поразным госпиталям, поэтому особо неохраняли. Через три дня, поняв, что рана неопасная, он даже несбежал, апросто невернулся после перевязки впалату — ушел вгород.
        Возвращаться вШатилу, превратившуюся влагерь для интернированных палестинцев, неимело смысла. Больничная куртка иармейские штаны привлекали внимание прохожих. Жители Бейрута одевались традиционно по-европейски, идаже война незаставила их отказаться отначищенной обуви имодельных причесок. Стараясь непопадаться военным патрулям, отправился наближайший базар. Народ там был одет попроще и, как налюбом базаре любой страны, можно было узнать новости, недорого поесть инайти пристанище. Так иполучилось — почти сразу его остановили знакомые офицеры, сбежавшие изСабры. Привели вогромный подвал наокраине, превращенный вказарму-укрытие. Там уже собралось около сотни оказавшихся вне закона бойцов ООП. Долго подбирали гражданскую одежду избольшого тюка. Все ходовые размеры разобрали — пришлось довольствоваться тренировочным костюмом снеизвестными иероглифами нагруди. Таких «спортсменов» вподвале оказалось еще двое — высокий худой парнишка изРамаллы поимени Адиль икоренастый Жамал изБейт-Хануна. Места для сна им тоже выделили водном углу — три матраса наполу, так как нары идеревянные топчаны ких появлению были
уже заняты. Вместе ели рис имясо слепешек, сидя вдоль стены наполу, вместе жадно слушали новости обуходе израильтян изЛивана, вместе поночам ходили назаработки впорт. Их привыкли видеть втроем иназывали общим именем — Спортсмены.
        Закончилась летняя жара. Вподвале стало сыро. Появились китайские термосы сгорячим чаем идве металлические печки. Дрова стоили дорого, поэтому топить начинали только вечером, аднем грелись насолнце. Погороду старались лишний раз непередвигаться — отсиживались водворе, аворота, чтобы непривлекать внимания израильтян ифалангистов, завалили всяким хламом. Спортсмены, работавшие поночам впорту, утром ложились спать всыром помещении, стащив насебя соседские одеяла. Просыпались кобеду, чтобы непропустить раздачу. Неспеша ели, потом Адиль включал транзистор. Начинали ссирийских станций — слушали бодрые репортажи орешительной международной поддержке политики Хафеза Асада итрусливом поведении израильтян. Шакиб при этом вспоминал страшные июньские дни, когда Израиль входе операции «Мир Галилее» ввел войска вЛиван, задва дня уничтожив сирийские ракетные установки вдолине Бекаа идесятки сирийских МИГов. Воздушная битва развернулась прямо над Бейрутом. Бойцы ООП могли только наблюдать, бессильно сжимая кулаки, как вморе падают подбитые истребители счерно-красными флажками нафюзеляжах. Проклятые сионисты
умудрились непотерять вэтом сражении ни одного самолета. Анаследующий день вгород вошли израильские танки…
        * **
        Санаторий имени Челюскинцев впечатлял своей основательностью. Исчезающая вдали высокая кованая ограда накаменном фундаменте ибудка проходной стурникетом сразу давали понять — здесь вам непансионат выходного дня инепионерлагерь отптицефабрики. Строгий вахтер в«сталинском» кителе искрасной повязкой нарукаве долго ипридирчиво рассматривал Аллину путевку, стараясь заметить малейшие признаки подделки. Необнаружив криминала, спросил, пристально глядя вглаза:
        —Соколовская? — Алла кивнула. — Санаторно-курортная карта есть?
        Карту всуматохе сборов она оформить неуспела ииспуганно замотала головой. Вахтер, величаво взмахнув рукой, успокоил:
        —Здесь врачей пройдешь. Сейчас вглавный корпус иди, кдежурной. Скажи — Шалва Георгиевич прислал.
        Вахтер нажал напедаль под столом, итурникет, скрипя, пропустил Аллу натерриторию.
        Ярко освещенная желтыми фонарями аллея начиналась скакой-то монументальной скульптуры. Причудливая тень отогромной пальмы непозволяла разобрать подробности иочертаниями напоминала Лаокоона ссыновьями втяжелый момент борьбы сземноводными. Подойдя поближе, Алла прочитала надпись нааккуратной табличке: «Пограничник Карацупа иего собака Индус взасаде». Видимо, здесь новоприбывший курортник должен был окончательно убедиться, что строгая форма этого серьезного учреждения полностью соответствует внутреннему распорядку. «Эти глаза напротив — пусть пробегут года…» — донеслось, видимо, станцплощадки. «Всюду жизнь», — успокоилась Алла ивесело зашагала квиднеющемуся вглубине аллеи монументальному крыльцу.
        —Вкарантин тебя положу, — сердито сказала пожилая армянка вбелом халате. — Свободных коек сейчаснет.
        —Как вкарантин? — испугалась Алла. — Тамже заразные лежат!
        —Никто там нележит. Швабры там лежат. Иведра лежат. Завтра тебе место найдем.
        Алла, стесняясь иоглядываясь надверь, достала изсумки коробку конфет «Белочка». Ее впоследний момент заставила взять мама: «Вмедучреждения без сладкого неходят. Сразу дай понять, что ты — несирота свокзала!»
        —Асегодня место найти можно?
        Густые седые усы медсестры растянулись вдовольной улыбке:
        —Сегодня нельзя, нозавтра ХОРОШУЮ койку поищем.
        Забелой дверью состеклянной табличкой «Карантин» действительно ровными рядами стояли швабры, авдоль стены вытянулся узкий коленкоровый топчанчик свозвышением для головы.
        —Белье держи, — армянка вручила ей стопку простыней, — завтра ссобой нановое место захватишь.
        —Апомыться сдороги где? — робко спросила Алла.
        —Зубы вкоридоре почистишь. Там, вконце раковина есть.
        —Авсе остальное?
        —Вон — море рядом, — махнула рукой медсестра всторону темного окна, — иди имой все остальное, сколько хочешь.
        «You’re My Heart, You’re MySoul», — донеслось сдалекой танцплощадки.
        ХОРОШАЯ койка нашлась навтором этаже нового корпуса — скучной бетонной коробки, ккоторой вела длинная кипарисовая аллея. Нужная дверь оказалась открытой настежь. Немного потоптавшись напороге, Алла заглянула внутрь. Накровати сидела девица вфутболке и, закусив губу, сосредоточенно наносила яркий лак наноготь большого пальца ноги.
        —Здравствуйте, — тихим голосом, стараясь ненапугать неожиданным появлением, произнесла Алла, — я ваша новая соседка.
        —У-у-м.. — неотрывая напряженного взгляда откисточки слаком, кивнула девица.
        —Меня Аллой зовут.
        Соседка, закончив мазок, подняла накрашенные глаза:
        —Слава Богу!
        —Вам имя мое понравилось?
        —Да нет, — рассмеялась девица. — То есть имя тоже хорошее. Просто тут дотебя старая мымра изМосквы жила. Вчера уехала. Достала меня своими нотациями: «Сарафан неприличный. Поздно негуляй..» Спать ложилась вдесять вечера идверь запирала. Поверишь — я вкомнату навторой этаж через балкон залезала. Думала, мне опять какую-нибудь старую вешалку подселят.
        —Я поздно ложусь, — заверила Алла. — Авас как зовут?
        —Жанна, — протянула свободную левую ладонь соседка. — Я изМинска. Аты?
        Алла пожала протянутую руку:
        —Я изЛенинграда.
        —Ленинград… — мечтательно потянула девица, — город дождей имостов. Была я там веще вшколе наэкскурсии. Потом ухажер был ленинградец. Напрактику кнам приезжал. Гуляли сним целое лето, кбабке моей вдеревню ездили, ноуехал ивгости непозвал. Да ичерт сним — здесь персонажи поинтереснее попадаются.
        Алла улыбнулась — слова «деревню» и«поинтереснее» уЖаны прозвучали как «дЯревню» и«поинтЯреснее».
        —Чего смеешься? — по-своему истолковала Аллину улыбку соседка. — Тут студенты-иностранцы отдыхают. Арабы, латиноамериканцы — налюбой вкус. Если кого привести захочешь — только скажи, я наберегу посплю. Ну, инаоборот, когда мне понадобится.
        —Как это — наберегу? — удивилась Алла. — Накамушках?
        —«Накамушках», — передразнила Жанна. — Здесь процедура такая есть — «сон уморя». Для этого напляже веранда построена. Скроватями. Только записаться заранее надо. Ладно, хватит болтать — напляж пора.
        Соседка встала скровати и, растопырив пальцы ног, чтобы несмазать свежий лак, напятках пошла кбалконной двери. Подороге стянула через голову футболку ибросила ее настул.
        —Ты куда, без верха-то?! — только иуспела охнуть Алла.
        Жанна крутанулась напятках, синхронно колыхнув острыми сосками:
        —Да никто наверх-то несмотрит. Кого тут стесняться — ветеранов? Иностранцы все встаром корпусе живут.
        —Так еще идверь открыта…
        —Я ее специально незакрываю — жарко без вентилятора. Еслибы небабка изМосквы, ябы иночью соткрытой дверью спала. Натягивай купальник — айда напляж!
        Жанна все также напятках, потряхивая грудью, зашагала набалкон ипринялась снимать снатянутой веревки пляжное полотенце икупальник. Немного помявшись, Алла все-таки прикрыла дверь вкоридор.
        Пляж оказался довольно просторным — места хватало всем, иперешагивать через плотно уложенные тела впоисках свободного клочка гальки необходимости небыло. Последний раз Алла была наморе еще школьницей. Мама понастоянию родни повезла ребенка вЕвпаторию. Ужасно обидно было, несмотря наканикулы, вставать всемь утра, чтобы успеть занять место напляже. Здесьже люди лежали напочтительном расстоянии друг отдруга, вольготно расставив вокруг себя сумки итапочки. Группа молодых парней восточного вида, поглядывая наобтянутые купальниками женские тела, перебрасывалась волейбольным мячом, периодически отбивая его всторону особенно понравившихся форм.
        Каменная подпорная стенка отделяла полосу гальки отсанаторского парка, поэтому спускаться кморю надо было пометаллической лесенке. Зато сверху открывался потрясающий вид наморе, аккуратно вписанный врамку израскидистых пальм. Алла сразу пожалела, что невзяла ссобой «Смену» — маленький фотоаппарат, подаренный бабушкой наокончание школы.
        —Хватит любоваться, — Жанна потянула подругу клестнице, — пошли, ато всех кавалеров разберут.
        Внизу произошла небольшая заминка — Алла хотела сразуже занять место поближе кводе, нососедка решительно потянула ее всторону изаставила расположиться рядом сволейболистами. Пришлось подчиниться. Разложив выцветшее покрывало сбабушкиной кровати накамнях, она стала стаскивать сарафан под хмурым взглядом Жанны.
        —Купальник умамы одолжила?
        Алла удивленно оглядела себя, наклонив голову:
        —Почему умамы? Мой купальник. Впрошлом году купила. Гэдээровский, чистая шерсть.
        —Понятно. Алежать наэтом будешь? — Жанна брезгливо поморщилась набабушкино покрывало.
        —Так чистое оно. Перед отъездом стирала.
        —Иштопала… Пойми ты, дуреха, ведь женщина, как картина — хорошей рамы требует. Природная красота — это, конечно, здорово, новедь ее подчеркнуть надо, чтобы сразу заметили. Тыже сюда ненагод приехала, чтобы принц успел влохмотьях золушку разглядеть, — Жанна продолжала придирчиво оглядывать Аллу. — Ноги давно брила?
        —Зачем?
        —Все ясно. Сегодня после обеда нарынок поедем — будем оправлять наш бриллиант…
        * **
        Портрет Лейлы Халед принес срынка Джамал. Нашел клейкую ленту иповесил уизголовья своего матраса. Шакибу нравился этот снимок — красивое юное лицо, мужской платок-куфия наволосах, тонкие пальцы сжимают АК-47.
        —Девушки занас воюют, — сказал Джамал, ткнув пальцем впортрет. — Пусть висит, чтобы мне стыдно было. Которую неделю вподвале как крысы прячемся.
        Эта девушка была кумиром палестинской молодежи. ВЕвропе ее, наверное, назвалибы «секс-символом», нолюбовь арабских парней неимела откровенно эротического подтекста. Они небыли монахами, однако представить себя впостели спредметом своего обожания былобы для них слишком смело. Все их познания овсепоглощающем чувстве складывались изсуфийских притч оЛейли иМеджнуне, где образе девушки изображается Бог, авобразе Меджнуна — душа, жаждущая образа Божьего, духовного совершенства ипостижения высшей Истины. Бесстрашная Лейла Халед прославилась дерзкими захватами самолетов сзаложниками истала символом сопротивления ООП. Иеще она была потрясающе красива.
        —Она замуж вышла. Живет вАммане иуже невоюет, — заметил Шакиб. — Амы здесь непрячемся, аждем вызова изрезерва.
        —Какой резерв?! Четыре месяца бездействия. Почти всех офицеров ООП наКипр отправили, Арафат — вТунисе, сирийцы ушли, фалангисты христианские поБейруту как хозяева ходят, аевреи всем заправляют! Лейла столько занас сделала, что имеет право наотдых — два самолета ссионистами захватила! Амы тут сидим иждем, когда Арафат срусскими или американцами договорится. Действовать надо!
        —Икакже ты действовать предлагаешь, брат? — спросил рассудительный Адиль, выключив радиоприемник, как всегда бормотавший унего нагруди.
        —Только террор! Воткрытом бою нам сионистов неодолеть. Уних армия регулярная, аунас — отряды. Зачас боя много ты врагов убьешь? Одного-двух. Авсамолете один герой засобой сто евреев натот свет утащит. Это математика победы.
        Вразговор постепенно включались соседи поподвалу, кричали, спорили, клялись Аллахом, что жизнь отдадут вборьбе сИзраилем, нопотом все мирно садились пить чай изгрушевидных стаканчиков-армудов. Шакиб шумно прихлебывал сладкий кипяток ипочему-то немог заставить себя несмотреть напортрет Лейлы. Разговоры давно перешли наместные бейрутские новости, кто-то рассказывал опроисшествиях набазаре, все смеялись, аон все смотрел накрасивое лицо под платком-арафаткой ипочему-то вспоминал девушку изеврейского поселения Атерет. Шакиб был еще школьником идва раза внеделю помогал дедушке продавать овощи изего фургона напротив автобусной остановки.
        —Евреи — наши враги иоккупанты, — объяснял дед, — нопусть они хотябы отдают нам свои деньги.
        Каждый четверг котправлению вечернего автобуса туда приходила очень серьезная девушка ссумкой-тележкой. Платок тщательно скрывал ее волосы, абольшие темные очки непозволяли разглядеть глаза, ноШакиб хорошо помнил тонкие длинные пальцы, которыми она то теребила кончики платка нашее, то сдвигала левый рукав, чтобы посмотреть начасы, то поправляла очки. Когда ее руки лежали нахромированной ручке тележки, он просто любовался ровными фалангами иаккуратными бледными ногтями.
        —Неглазей наиудейку! — покрикивал нанегодед.
        Приходилось отворачиваться, ноглаза все равно украдкой следили занезнакомкой. Потом подходил автобус №468иона уезжала всторону Иерусалима. Такиеже руки были иуЛейлы напортрете. Мраморной красоты пальцы, лежащие нацевье АК-47, завораживали изаставляли забывать иобесконечных днях ожидания, иотяжелом труде поночам…
        —Джамал, утебя есть невеста? — неожиданно спросилон.
        —Откуда… — улыбнулся Джамал. — Старшие братья еще неженаты, ауменя, кроме этих ботинок, инет ничего. Насвадьбу деньги годами копить надо, если утебя нет богатых родителей, амне — еще девятнадцать. Я поработать успел только уотца наполе, апотом сразу вЛиван попал. Ничего толком делать неумею. Видно народу мне написано — быть солдатом.
        —Адевушка утебя была?
        Джамал заметно покраснел.
        —Нет пока. Вдеревне — сам знаешь, какие нравы, авлагере недотого было. Нас ивгород-то толком невыпускали. Целый день бегай, стреляй или автомат чисти. Аты успел стать мужчиной?
        Шакиб грустно помотал головой:
        —Таже история.
        Наследующий день, когда он спал после ночной разгрузки впорту, ему приснилась Лейла. Сначала Шакиб целовал ее пальцы, потом руки девушки начали делать греховные движения, окоторых его, подростка, предупреждал мулла. Он стал неожиданно слабым ибеспомощным, ноему это почему-то нравилось. Несразу стало понятно, что платок наголове Лейлы непалестинский, асиний, как утой девушки изпоселка Атерет. Иоткуда наее лице темные очки. Иудейка?! Разрядка была, как ему показалось, бесконечной, нохотелось, чтобы она вообще никогда незаканчивалась. Шакиб нехотя открыл глаза. Рядом крепко спали друзья-спортсмены. Остальных обитателей подвала небыло — видимо, грелись наосеннем солнышке водворе или разошлись посвоим делам, так что никто незаметил его позора. Старясь нешуметь, он встал инаправился вумывальник, стараясь концами рубашки прикрывать предательское мокрое пятно натренировочных брюках.
        Вконце сентября появилась надежда наизменения. Израильтяне покинули Ливан, аим насмену пришли международные силы. Сняли ограничения напередвижение погороду. Руководители ООП все чаще стали бывать вБейруте — поночам приплывали сКрита набыстроходных катерах. Все разговоры вубежище теперь сводились кодному: «Когда?» Авноябре соседи поодиночке инебольшими группами стали покидать подвал. Придя утром сночных заработков, спортсмены обнаруживали все новые иновые свободные койки. Наконец, настала очередь спортсменов. Дневальный потряс заплечо спящего Джамала:
        —Брат, пришел вашчас.
        Нескрывая радостного волнения, привели себя впорядок. Хоть их извали по-прежнему Спортсменами, тренировочные костюмы они уже давно поменяли наджинсовые костюмы ияркие рубашки сдлинными воротниками. Набейрутском базаре, порывшись вмешках споношенной одеждой, можно было прилично одеться даже наих гроши. ВГазе, апозже иввоенных лагерях они неуделяли большого внимания одежде. Больше ценилась крепкая обувь, американские военные ремни, накоторые можно было повесить подсумок ифлягу, атакже прочные штаны смножеством карманов. Теперьже Бейрут, который подостоинству называли «Парижем Востока», плавно менял вкусы вчерашних солдат. Вперерывах между обстрелами местные жители спешили поделам или сидели вуличных кафе вбезупречных костюмах, ауцелевшие модные магазины процветали. Так что при первой возможности армейские ботинки менялись налаковые туфли, апалестинский платок превратился впризнак простолюдина.
        Дом номер 17наулице Факахани найти было легко, ноочень непросто было кнему приблизиться — три блок-поста перегораживали ближайшие перекрестки. После придирчивых проверок документов ипрощупывания карманов друзей наконец пропустили вздание. Сначала все трое долго отвечали навопросы строгой женщины ввоенной форме. Ее интересовало все: где родились ивыросли, где живут родственники, какие школы закончили, какими иностранными языками ивоенными навыками владеют… Женщина бойко стучала намашинке ипериодически отправляла молодого помощника сотпечатанными листами всоседнее помещение. После этого приказала сидеть вкоридоре иждать. Прошел час или полтора, после чего их уже поодному стали вызывать вкомнату, куда адъютант уносил их личные дела.
        Джамал отсутствовал совсем недолго. Вернулся важный идовольный.
        —Рассказывай скорее, — набросились нанего друзья, — куда тебя взяли?
        —Иншалла, больше вподвале сидеть небуду, — солидно ответил он, — завтра перебираюсь наюг.
        —Наюг? — удивился Адиль.- Тамже израильтяне прошли — разве остались наюге наши базы?
        —Фатх-лэнд снова собирает бойцов. — ответил Джамал. — Небудет иудеям спокойной жизни!
        Запоследние несколько лет территория Южного Ливана вдоль границы сИзраилем стала опорным пунктом сил ООП для нанесения ударов поврагу. Тамже проходили обучение будущие шахиды ибойцы издругих стран. «Тигры освобождения Тамил-Илама» ичлены японской «Красной армии» обменивались там опытом сарабами из«Черного сентября», немцами из«Баадер-Майнхоф» ифранцузами из«Аксьон директ». Бывал там илегендарный Шакал — Ильич Рамирес Санчес, наводивший ужас наврагов повсей Европе. Территория эта полностью контролировалась боевым крылом ООП — ФАТХ — получила название «Фатх-лэнд». Бойцы гордились этим топонимом, ведь по-арабски ФАТХ (fatah) означает «победа», аесли прочесть наоборот (hataf), то это уже означает «смерть». Так что само название этой земли должно было приводить врагов вужас.
        Недолго отсутствовал иАдиль. Вышел, обнял Джамала:
        —Мы вместе, брат!
        Шакиба вызвали последним. Вдлинной комнате без окна было душно, да исамо помещение скорее напоминало банковское хранилище — тяжелая дверь стабличкой «17» ивнушительными запорами, железные шкафы вдоль стен итакойже железный стол посередине. Сидевший заэтим столом седой мужчина протянул руку для знакомства:
        —Имад Мугния, сотрудник подразделения «17».
        При этом стало видно мокрое пятно под мышкой его голубой рубашки. Шакиб пожал протянутую руку, представился ипоинтересовался:
        —Подразделение «17»? Это воинское подразделение или номер комнаты?
        Седой улыбнулся:
        —Правильный вопрос. Штаб ООП всвое время занял этот дом номер 17иупрежнего его руководителя, Абу Хасана, добавочный номер телефона тоже был 17. Так нас для краткости иназвали. Слышал про Абу Хасана?
        Про легендарного Али Хасана Саламе, или, как его называли бойцы, Абу Хасана, часто рассказывали иинструкторы вШатиле, исоседи подолгому сидению вподвале.
        —Конечно! — кивнул Шакиб. — Это ведь он спланировал захват израильской сборной наОлимпиаде вМюнхене.
        —Кзахвату он имел лишь косвенное отношение, зато для охраны первых лиц ООП Абу Хасан сделал немало. Моссад обнего зубы обломал.
        —Так вы охраной занимаетесь… — разочарованно потянул Шакиб.
        —Иохраной, иразведкой, иконтрразведкой. Спецоперации натерритории врага — тоже наша задача. Идрузья твои именно там ипригодятся.
        —Асомной что будет?
        —Стобой все будет хорошо — учиться тебя отправим.
        —Как учиться?! Все будут сражаться, ая — запартой сидеть! — отобиды уШакиба даже перехватило дыхание. — Я что — недостоин?
        Имад водрузил нанос очки истал бегать глазами подокументам, лежавшим передним.
        —Ты — единственный извас троих закончил среднюю школу… английский знаешь…, …работал водителем грузовика…, — Имад перевернул страницу, — даже вот успел учителем вдеревне поработать. Математику преподавал.
        —Я — небелоручка! — воскликнул Шакиб. — Я — солдат!
        —Солдат, солдат, — успокоил его собеседник. — Только простых бойцов ибез тебя хватает. Анам теперь грамотные специалисты нужны. Мы стали получать через сирийцев и«Грады» советские, и130-миллиметровые орудия. Управление приводим впорядок. То есть, становимся настоящей армией, апрофессиональных военных почти нет. Сейчас натерритории Фатх-лэнда работают советники изГДР, ноты поедешь ввоенное училище напарулет.
        —Агде унас училище? ВЛиване?
        —Пока что нет. Арафат договорился срусскими, итеперь наши учатся вСССР. Очередная группа полетит изЙемена через три месяца.
        * **
        Местный рынок даже изокна автобуса поразил Аллу своими красками. Ленинградские магазины, аособенно Гостиный двор иПассаж нельзя было назвать скудными. Впринципе, там было все: зимняя илетняя обувь, белье, верхняя одежда игалантерея. Все было прочное идобротное, соответствовало ГОСТам игигиеническим требованиям. Вот только цвета для этой продукции явно подбирали пожилые тетки, сидящие вкабинетах, стены которых каждые пять лет красили дежурной масляной краской уныло-зеленого цвета. Иединственным ярким пятном такого помещения был пыльный фикус вуглу. Обувные отделы радовали разнообразными оттенками черного икоричневого, аженские пальто могли быть только «практичных» цветов — немарких темно-зеленого или бордо. Немного веселее выглядела детская одежда — там допускались коленкоровые аппликации икрупная клетка. Иногда наулице возле универмага или прямо впроходе появлялся стол наметаллических ножках. Для опытного покупателя это был верный знак — здесь сейчас «выбросят» дефицит. Время стоило дешево, илюди терпеливо выстраивались вочередь неизвестно зачем. Иждали. Надо сказать, что ждали незря — опытные
товароведы знали, что отправить «наточку». Импортная обувь могла быть любого цвета радуги, японские ифинские куртки напоминали светофор, аюгославское женское белье опровергало тезис отом, что лифчик может быть только бледно-розовым.
        Автобус остановился прямо напротив прилавка спляжными полотенцами. Отобилия цветов ирисунков уАллы зарябило вглазах. Павлины, тигры, герои мультфильмов — такое буйство красок было непривычным идаже пугало.
        —Откуда это все? — удивленно спросилаона.
        —Цеховики местные стараются, — ответила Жанна. — Давай тебе «фон» подберем, ато настарой тряпке ты спейзажем сливаешься.
        Алла нестала спрашивать, кто такие «цеховики». Ее больше волновало, хватитли унее денег наэту красоту.
        Полотенца поменьше стоили четыре рубля, большие (как выразилась продавщица «двуспальные») — десять. Здесь ненадо было «хватать, что дают», поэтому выбор оказался делом весьма сложным. Приглянувшегося Микки Мауса начерном фоне Жанна сразу забраковала:
        —Впионерлагерь приехала? Загар лучше смотрится наголубом. Отложите нам эту пальму нафоне неба, — ипотащила подругу дальше. — Надо сначала купальник подобрать.
        —Может, полотенца хватит? — заныла Алла. — Уменя денег вобрез.
        —Никаких «может»! Наморе это основной вид одежды. Ты внем большую часть времени проводишь, иэкономить нанем нельзя!
        Уприлавка скупальниками иплавками толпился народ, ноЖанна смело пробилась вперед.
        —Ты унас брюнетка, — рассуждала она, перебирая товар, — значит, красный тебе больше подойдет. Перекрашиваться несобираешься?
        Алла помотала головой.
        —Тогда вот этот, — повернулась кпродавщице. — Где увас примерочная?
        Мерить надо было затрепещущей наветру занавеской, стоя босиком налисте картона. Прямо напротив устроилась компания местных ребят вчерных нейлоновых рубашках, заправленных вузкие кримпленовые брюки. Они живописно расселись вдва ряда: передний ряд — накорточках, задний — натрубах дорожного ограждения. Синхронно крутя напальцах цепочки иключи отнесуществующих автомобилей, парни замерли вожидании бесплатного зрелища. Алла остановилась внерешительности.
        —Ничего небойся, — подтолкнула ее Жанна, — я стобой. Буду занавеску держать.
        Пришлось подчиниться.
        Выбранная Жанной модель удивила ее своей миниатюрностью. Вшколе унее уже был раздельный купальник, нотрусы там были трусами, алифчик — лифчиком. Этоже были какие-то треугольные лоскутки, соединенные веревочками. Сверхом удалось быстро разобраться, авот ощущение отнадетых трусов испугало. Ей показалось, что она стоит накартонке голая, идаже стало немного зябко, несмотря нажару.
        —Ой! Тут попынет…
        —Зато утебя попа есть. Иклассная. Хорошо, что оттвоего шерстяного чехла загар еще непроступил, ато былабы сейчас как флаг Польши.
        —Нотут даже зеркаланет…
        —Ая зачем? Все отлично, только вот это безобразие надо сбрить, — Жанна двумя пальцами подергала курчавые волоски, вылезающие изпод узкого лоскутка трусов.
        Вэто время порыв ветра все-таки отбросил занавеску всторону. Замершие вожидании юноши вчерных рубашках одобрительно зацокали языками идаже восхищенно подняли вверх указательные пальцы сключами.
        Результат визита нарынок был сокрушительным для Аллиного бюджета:
        Красный «стыдный» купальник излоскутков — 11рублей
        Полотенце (все-таки без пальмы, апросто голубое снадписью «Pizunda») — 4рубля
        Солнечные очки напол-лица вкрасной оправе втон ккупальнику — 3рубля
        Отприлавка спластиковыми тапочками она убежала спротяжным криком: «Не-е-е-т! Босиком похожу!», чем сберегла себе восемь рублей. Вавтобусе наобратном пути лихорадочно подбивала баланс: «Наобратный билет — 42рубля, затакси „гоп-стоп магазин“ — 4рубля, купальник — 11, полотенце — 4, очки (будь они неладны — сползают сноса) — 3. Нажизнь осталось16 рублей, аотпуск только начался…»
        Вномере зеркала вполный рост тоже небыло. Чтобы оценить обнову, пришлось залезть настул вванной комнате — маленькое зеркало над раковиной явно вешал рабочий баскетбольного роста. Вид голой попы свертикальной красной веревочкой посередине привел ее взамешательство. То есть, она, конечно доэтого видела себя взеркале обнаженной, нокрасные лоскутки, едва прикрывающие ее грудь илоно, придавали почти голому телу удивительно порочный вид. «Хорошо, что мама невидит», — только иподумалаона.
        —Хватит любоваться, — напугала ее вошедшая вванную Жанна. — Приводи себя впорядок — инапляж. Доужина еще пару часов поваляемся.
        —Да-да, я сейчас причешусь, — заторопилась Алла истала слезать состула.
        —Ага, — усмехнулась Жанна, — издесь причесать незабудь.
        —Где?
        —В… Караганде. Утебя волосы изтрусов лезут. Это, конечно, сексуально, нодля пляжа вГаграх — перебор. На — держи, — она протянула Алле пластиковый бритвенный станок.
        Оставшись наедине, Алла долго вертела бритву вруках, незная, как подступиться ксебе состоль неожиданной стороны.
        —Жанна, — наконец крикнула она, — аножниц утебянет?
        —Первый раз, чтоли? — Жанна снова появилась напороге ванной.
        Алла растерянно кивнула.
        —Ладно — залезай поддуш.
        После этого последовали короткие команды, как вармии:
        —Намылься… ногу накрай поставь… недергайся… кожу натяни… повернись инагнись… Ну, все — теперь сама. Я — собираться.
        Жанна вышла. Воровато оглядываясь надверь, Алла снова взгромоздилась настул ипосмотрела взеркало. Такой себя она еще невидела — воспоминания детства невсчет. Потрогав воспаленную кожу, она удивилась необычному ощущению свежести исвободы. Удовлетворенно хмыкнув, стала одеваться.
        Идти напляж прямо вновом купальнике всеже нерешилась — натянула сверху сарафан.
        * **
        Вызов кначальнику училища застал Шакиба врасплох — переодевшись в«гражданку», он собирался успеть натроллейбус доСимферополя. День выдался жаркий ихотелось пройти неторопясь километр доостановки наалуштинской трассе. Палестинцы вучилище были, пожалуй, единственными, кому разрешались увольнительные повоскресеньям. Остальные курсанты покидали территорию части только всоставе организованных экскурсий. Посмотрел набольшие электрические часы настене казармы — доотправления пятнадцать минут, следующий рейс — через час. Теперь можно неторопиться. Подумав, снова натянул «х/б» — форму, которую выдавали курсантам-палестинцам. Остальные иностранцы ходили вобмундировании своих стран. Кначальнику некаждый день вызывают, так что лучше выглядеть так, как надлежит будущему офицеру.
        Вприемной пришлось подождать минут двадцать. Секретарь Анна Семеновна, внушительных размеров дама, которой боялись все преподаватели икурсанты, коротко бросила:
        —Сиди. Вызовут.
        И, подхватив поднос сдвумя чашками чая, скрылась задверью, обитой черным дерматином намягкой подложке. Повертел головой. Портреты каких-то людей вформе настене иогромное панно стремя профилями — африканец, монголоид исемит вполевых фуражках, видимо, пытаются прочесть мудреные строки:
        «Позову партии родной
        Бойцов наштурм столпов колониальных
        Наш Центр готовит боевой,
        Учебный Центр интернациональный».
        Шакиб уже достаточно хорошо понимал по-русски, носмысла этих слов пока постичь несмог. Он успел изучить лежавший настолике журнал «Советский Союз» наарабском, когда телефон настоле грозной секретарши мягко заурчал, иона, выслушав указание изтрубки, бровью показала курсанту начерную дверь.
        Заогромным письменным столом под портретами Горбачева имаршала Жукова никого небыло. Хозяин кабинета, полковник Калашник инезнакомый усатый блондин всветлом костюме пили чай зажурнальным столиком уокна.
        Шакиб, подражая советским офицерам-преподавателям, командным голосом проорал:
        —Товарищ полковник, курсант Халиль повашему приказанию…
        Калашник, фанатик уставов исубординации, наэтот раз почему-то остановил его взмахом ладони:
        —Проходи, боец. Нестесняйся, — ипохлопал покожаному дивану рядом ссобой.
        —Ну, небуду вам мешать? — почему-то вопросительно обратился начальник кмужчине всветлом костюме.
        —Благодарю вас, — коротко ответилтот.
        —Мой кабинет ввашем распоряжении, — засобирался Калашник, — если что — Анна Семеновна вам чаю организует.
        Когда дверь заначальником училища закрылась, незнакомец протянул руку Шакибу ипоздоровался:
        —Салам алейкум. Кейф халак?
        —Алейкум ассалам, — ответил курсант. — Ана бехайр, шокран.
        —Меня зовут Владимир. Хотелбы стобой поговорить. Ты непротив? — Арабский ублондина был безупречным, ссильным иракским акцентом.
        —Да, конечно.
        —Ты, наверное, уже знаешь озахвате самолетаTWA?
        Шакиб неопределенно пожал плечами. Обычно вчасы самоподготовки курсанты слушали транзистор, новпоследние несколько недель пораспоряжению Калашника врасписание ввели ночные занятия, так что время «сампо» использовали, чтобы выспаться, лежа настоле.
        —То есть, пока незнаешь?
        —Пока чтонет.
        —Тогда расскажу, — Владимир ослабил узел галстука иоткинулся наспинку дивана. — Вчера авиалайнер, летевший изРима вАфины, был захвачен ипосажен ваэропорту Бейрута. Взаложниках 145пассажиров и8членов экипажа.
        —Ачто хотят люди, захватившие самолет? — осторожно спросил Шакиб.
        —Требуют освободить несколько сотен заключенных изизраильских тюрем.
        —То есть,это…
        —То есть это — члены «Хизбалла», — собеседник пристально посмотрел вглаза Шакиба. — Инас этот факт сильно тревожит.
        —Там, всамолете наши братья соружием вруках выполняют свой долг. Почему вас должны беспокоить интересы Израиля? Это государство вообще недолжно существовать!
        —Видишьли… — Владимир отхлебнул остывший чай. — Во-первых, дело получило международный резонанс. Взаложниках — граждане разных стран, втом числе, известный певец Демис Руссос. Знаешь такого?
        Шакиб кивнул.
        —Аво-вторых, СССР хоть инеимеет дипломатических отношений сИзраилем, нопозиция нашего МИДа такая: Израиль должен вернуть незаконно захваченные арабские территории, ноправо наего существование гарантированоООН.
        —Ая чем вам могу помочь?
        —Западные газеты сейчас публикуют фотографии захваченного лайнера. Нанекоторых видны лица… — Владимир, видимо, хотел сказать «террористов», нопосле маленькой заминки произнес, — вооруженных людей. Посмотри — может, ты знаешь кого-нибудь изних?
        Он достал излежавшей рядом папки пачку фотографий ивыложил ее настол. Шакиб синтересом стал перебирать снимки. Разобрать лица наних было очень тяжело — они были сделаны сбольшого расстояния сочень сильным увеличением. Человека, стоявшего натрапе вполоборота, узнать было невозможно. Еще нанескольких фотографиях был изображен кто-то вматерчатой маске вдверном проеме. Следующий снимок: открытое окно пилотской кабины, напряженное лицо члена экипажа, аиз-за его плеча выглядывает хорошо различимый человек спистолетом. Адиль?! Он подвинул фото поближе. Точно —он!
        Внимательно наблюдавший заШакибом Владимир оживился:
        —Узнал кого-нибудь?
        Моментально взяв себя вруки, Шакиб покачал головой:
        —Нет. Показалось.
        —Очень жаль, — Владимир убрал фотографии впапку. — Теперь — вторая часть нашей беседы. Как я уже сказал, мировая общественность сильно обеспокоена захватом заложников-европейцев. Адля западных разведок уже давно несекрет существование нашего, то есть, вашего тоже, училища. Знают они иотом, что здесь проходят обучение некоторые члены «Хизбалла». Под видом туристов вКрым часто приезжают иностранные корреспонденты. Намбы нехотелось всвете последних событий привлекать их внимание ксамому факту пребывания палестинцев здесь.
        —Территория училища хорошо охраняется, — беспечно махнул рукой Шакиб, — сюда непроникнут.
        —Сюда конечно непроникнут. Ноподоговоренности свашим руководством, курсанты-палестинцы имеют право наувольнительные вСимферополь. Ксожалению, несмотря настрогий запрет, твои товарищи регулярно появляются вресторанах иЯлты, иАлушты, идаже закрытого для иностранцев Севастополя.
        Шакиб помрачнел. Он исам несколько раз ездил вскладчину натакси вЯлту. Все каждый раз обходилось благополучно — даже котбою он успевал вовремя.
        —Так чтоже — нам теперь запретят увольнительные?
        —Намбы нехотелось вступать вдискуссию свашим руководством поэтому поводу. Поэтому решили найти компромиссное решение. Сейчас ведь лето, время отдыха. Согласен?
        Шакиб кивнул, еще непонимая, куда клонит гость.
        —Почемубы неустроить курсантам-палестинцам небольшие каникулы? Недельки натри, пока все незабудется. Ипреподаватели ваши тоже судовольствием отдохнут.
        —Икудаже нас отправят?
        —ВСССР много замечательных мест для отдыха, кроме Крыма. Байкал, Карелия, Абхазия… — гость мечтательно закатил глаза и, перейдя нарусский, запел. — Какие па-а-альмы вГаграх!
        * **
        Натретий день пребывания всанатории имени Челюскинцев Аллу разыскала усатая медсестра иустроила скандал:
        —Ты что, сюда загорать икупаться приехала?!
        —Вобщем-то, да… — растерянно подтвердила Алла.
        —Сюда людей лечиться направляют, анезадницу накамнях греть! — возмущению медсестры небыло предела. — Санаторно-курортную карту неоформила, напроцедуры незаписалась; завтра утебя давление подскочит — кто отвечать будет? А? Может, тебе насолнце лежать нельзя.
        Пришлось вместо пляжа тащиться наприем. Вочереди вдушном коридоре компанию ей составили две шумные тетки, громко обсуждавшие южные приключения общих знакомых, периодически восклицая: «Да ты шо!» итихий парень восточного вида, одетый вовсе яркое иимпортное. Алла долго рассматривала его новенькие пластиковые кроссовки налипучках, апотом неожиданно поймала пристальный взгляд владельца диковинной обуви. Она еще никогда невидела таких глаз умужчин. Огромные, карие… Иресницы, будто приклеенные — густые идлинные, сроскошно загнутыми кончиками. Еслибы незагар, то, наверное, сталобы заметно, как она покраснела. Пришлось опустить взгляд впол иусилием воли заставить себя несмотреть нанезнакомца. Ксчастью, как раз подошла ее очередь.
        —Соколовская? — доктору счеховской бородкой навзгляд было лет восемьдесят. — Чем страдаешь?
        —Ничем нестрадаю, — пожала плечами Алла.
        —Так-таки иничем? — дедушка-доктор взял состола стетоскоп. — Майку задери — я тебя послушаю.
        Свидимым удовольствием он оглядывал Аллину грудь идаже аккуратно приподнял ее, чтобы прослушать сердце. Соспины слушать нестал, а, усадив пациентку настул, принялся измерять давление. Накачивать воздух вманжету дрожащими пальцами ему было тяжело, поэтому, чтобы нетерять времени, он задавал вопросы:
        —Спишь хорошо? Кошмары немучают? Травмы головы небыло? Асжелудком как? Расстройства хронические?
        Навсе вопросы Алла уверенно ответила «нет», после чего он изрек:
        —Диагноз утебя тяжелый — «вегето-сосудистая дистония погепатоническому типу».
        —Ой! — испугалась Алла. — Чтоже теперь делать?
        Озорной старикашка подмигнул игромким шепотом посоветовал:
        —Живот наживот — все пройдет!
        Идобавил уже вполный голос, мотнув бородкой всторону моря заокном:
        —Купаться беги. Погода-то какая! Адля разнообразия кислородные коктейли попей.
        Мимо сидевшего вкоридоре обладателя пушистых ресниц прошла быстрым шагом, ноуспела поймать его внимательный взгляд. Парень неожиданно смутился инизко опустил голову, совсем как Алла минут десять назад.
        * **
        Обед всанатории протекал чинно инеторопливо. Официантки вбелых кружевных передниках ловко разносили подносы седой. Каждому свое — согласно предписанной диете или позаказу. Заказ надо было сделать накануне вечером — влежащем накаждом столе бланке отдыхающие вдумчиво отмечали огрызком карандаша понравившиеся им биточки, «кнели паровые» или «щи флотские». Одеваться кобеду старались, несмотря нажару, поприличнее. Встречались даже персонажи вкостюмах, азаужином некоторые дамы блистали ввечерних платьях. Потолок слепниной встиле сталинского ампира, потрескавшиеся колонны под мрамор ивеличественное полотно «Подвиг ледокола „Челюскин“» настене придавали обыденной процедуре приема пищи великосветскийшик.
        Выстрел грянул после закусок, когда первое еще только разносили. Чинное позвякивание приборов ибеседы вполголоса оборвались. Кто-то коротко охнул, женщины вытянули шеи, тревожно прижав ладони кгубам, амужчины испуганно пригнулись ктарелкам. Мизансцена напомнила кадр измелодрамы про порочное общество отдыхающих наводах аристократов.
        Бурые капли забрызгали мамину розовую кофточку ихлестнули полевой щеке. Алла испуганно провела рукой полицу изастыла сотведенной всторону ладонью, испачканной темно-красным. Напотолке над соседним столиком расплывалось темное пятно.
        —Шени дэда! — донесся истеричный визг диетсестры. — Сколка раз говорила — нэлзя ткемали сбазара суда прынасыт! Опять бутылка взорвался. Кто рэмонт потолка платит будет?!
        Отмыть пятна под краном вкоридоре неудалось. Аппетит пропал, настроение было испорчено ивстоловую возвращаться нехотелось. Алла села наподоконник и, чтобы отвлечься, принялась разглядывать наглых чаек заокном. Раскрывая крылья иугрожающе гортанно крича птицы сгоняли друг друга сбачка спищевыми отходами.
        —Испугалась? — раздался неожиданно голос заспиной.
        Алла резко обернулась. Перед ней стоял парнишка изочереди кдедушке-доктору, удививший ее своими длинными ресницами.
        —Что? — непонялаона.
        —Я спрашиваю — ты испугалась, когда бутылка взорвалась?
        —Нет, неочень. Кофточку вот испортила, — Алла кивнула назаляпанный мокрый рукав.
        —Неогорчайся. Надо насолнце повесить — пятна отойдут, — посоветовал парень. — Меня зовут Шакиб, атебя?
        —Я — Алла, изЛенинграда. Аты откуда?
        —Я изПалестины. Учусь вКрыму, асейчас унас каникулы.
        —Палестина — это Израиль? — уточнила Алла. — Так ты еврей? Уменя вИзраиле тетя живет, только я ее никогда невидела.
        —Я — араб, аПалестина — это Палестина, — неожиданно сердито ответил парень, — ато, что какой-то народ незаконно захватил нашу землю, так это ненадолго. Мы скоро сбросим их вморе!
        —КАКОЙ-ТО НАРОД жил там тысячи лет ихрамы строил, — втон ему сердито ответила Алла. — Я сама представитель этого народа. Теперь именя вморе сбросишь? Может, мне теперь напляж неходить?
        —Ходи куда хочешь! — парень развернулся ибыстро зашагал покоридору.
        Гнев душил Шакиба. Он еле сдержался, чтобы неударить наглую иудейку. Нопочему-то, даже произнося беззвучные проклятия, продолжал думать оее длинных тонких пальцах — точь-в-точь как уЛейлы Халед нафотографии…
        * **
        —Кончай хандрить, — невыдержала Жанна получасового молчания Аллы, — виданноели дело — из-за тряпки так убиваться!
        —Невтряпке дело. Просто встретился один дурак…
        —Дураков нанаш век хватит. Если из-за каждого убиваться, то можно сразу ложиться ипомирать. Натанцы пойдешь? Уменя поклонник появился изЙемена. Зовут, неповеришь, как вкино — Алладин. Пора итебе приятные знакомства заводить.
        Алла помотала головой:
        —Настроениянет.
        —Так давай я тебе его подниму. Хочешь, постригу тебя?
        —Аты что — умеешь? — удивилась Алла.
        —Что значит «умеешь»? — обиделась Жанна. — Я, между прочим, парикмахер-универсал пятого разряда. Водном излучших салонов Минска работаю.
        Алла задумчиво запустила пальцы вкопну темных волос.
        —Акак стричь? Мне мама только концы подравнивает. Она говорит, что эти волосы — мое приданое, раз золота ненажили.
        —Это неприданое, аанахронизм, — Жанна ловким движением забросила прядь Аллиных волос заухо. — Ты журналы модные смотришь?
        Алла развела руками.
        —Так, дай-ка подумать… — соседка уже сосредоточенно сооружала какие-то конструкции уАллы наголове. — «Каскад» или «ежик»?
        —Какой еще «ежик»? — испугалась Алла. — Я длинные ношу!
        —Ненужны тебе длинные — утебя лицо узкое, нос ровный, это подчеркивать надо. Вот я — круглолицая, мне наоборот — отращивать можно. Нодлину я тоже оставлю, — успокоила ее Жанна, — только спереди. Жаль, машинки нет, ноничего — справлюсь ножницами ибритвой. Только пол подметать сама будешь, когда закончим.
        Дальнейшее напоминало какое-то наваждение. Когда тяжелые пряди волос упали напол иЖанна принялась действительно превращать затылок сидящей перед ней соседки вежик, Алла захотела заплакать, нонесмогла — ей казалось, что это происходит несней. Зеркала, как это бывает впарикмахерских, небыло, анавопросы Жанна неотвечала, цедя сквозь зубы: «Неотвлекай». Периодически она отходила напару шагов отклиентки, критически оглядывала свое творение, удовлетворенно хмыкала ипринималась снова колдовать над многострадальной Аллиной головой. Процедура заняла почти час. Наконец, Жанна повелительно махнула рукой всторону ванны, где было зеркало:
        —Иди — любуйся.
        Девушка взеркале была кем угодно, только неАллой. Затылок ивиски были пострижены ежиком ивыведены «нанет». Тяжелая прядь закрывала правый глаз исоздавала таинственный и, втоже время, порочный шарм. Ибыло вэтом облике нечто настолько притягательное, что плакать сразу расхотелось.
        «Что мама скажет?» — только иподумала Алла.
        * **
        Экскурсия входила встоимость путевки, поэтому грех было непоехать. Увидев возле столовой объявление «Завтра состоится экскурсия СОЧИ — ВСЕСОЮЗНАЯ ЗДРАВНИЦА (спосещением дендрария)», подруги сразу пошли записываться.
        Автобус отходил рано, так что назавтрак пришли одетые «по-городскому» (невкупальниках под сарафанами). Наскоро запихав всебя творожную запеканку изапив ее какао изграненого стакана, побежали занимать места встоявшем уворот стареньком «ЛИАЗе». Торопились напрасно — свободными оставались только задние сиденья над раскаленным двигателем. Потом еще минут двадцать ждали фотографа. Без него руководитель экскурсии отправляться категорически отказывался. Наконец изроскошных синих «Жигулей» вылез богемного вида красавец-грузин собъемистой фотосумкой инеспеша устроился наоставленном для него свободным переднем сиденье. Солнце еще неуспело раскалить асфальт, так что дорога доСочи, несмотря нанатужно ревевший под ягодицами двигатель, особых неудобств непричинила. Экскурсовод взял вруки микрофон иразвлекал пассажиров анекдотами изагадками фривольного содержания. Когдаже автобус миновал Адлер, тон его поменялся насерьезный ион принялся сыпать цифрами ифактами, свидетельствующими онебывалых успехах курортного строительства вСССР. Солнце уже начало припекать, так что остановок для фотографирования все ждали
снетерпением. Вдендрарии прогулялись поаллее, где снимали «Принца Флоризеля», прокатились наканатной дороге, апотом организованно построились для коллективного фото нафоне раскидистой пальмы. Красавец-фотограф произнес профессиональное: «Улыбаться после слова „лопата“» и, сделав несколько дублей, пригласил желающих посниматься индивидуально нацветную пленку ORWO. Тратить три рубля нафото спальмой Алле нехотелось иона отошла посидеть втени уфонтана. Минут через десять Женя разыскалаее.
        —Алка, пошли сниматься.
        —Неохота, — ответила Алла, — да иденег жалко.
        —Слушай, этот Гела натебя глаз положил. Говорит, бесплатно напечатаю такую красавицу. Пойдем скорее — скажешь, чтобы он нас вдвоем сфоткал.
        —Гела? Это разве мужскоеимя?
        —Незнаю, он сказал: «Гела — художник, изакрасоту денег неберет».
        Фотограф подошел кпроцессу сдушой — подруги долго позировали под режиссерские выкрики: «Свет держим! Покажи страсть! Смотрим вдаль игрустим омаме…» Синхронно закидывали головы, становясь впрофиль, как Маркс иЭнгельс, потом, взявшись заруки, смотрели вто разные стороны, то водну. Съемку пришлось прервать только после недовольных реплик женской части группы, которую мастер обделил своим вниманием.
        Натерритории санатория имени Орджоникидзе после группового снимка нафоне фонтана «сгрудями», пометкому выражению экскурсовода (наяды встиле сталинского ампира действительно поражали своими формами), Гела потащил Аллу сниматься нагалерею сколоннами. Попытку Жанны увязаться следом он строго пресек:
        —Уменя вплане тема одиночества. Неотвлекайте модель!
        Подсаживая накаменные перила, брал наруки, как ребенка, апомогая слезать, задерживал ее ладонь всвоей, «созначением» глядя вглаза. НоАлле было недоего мужских чар — жара усилилась, хотелось пить ислегка мутило отсильного запаха одеколона, который источал вокруг себя ценитель красоты.
        Нанабережной, вопреки ожиданиям, ухаживания невозобновились — после группового снимка нафоне моря санаторский фотограф вступил вконфликт сместным коллегой, который назойливо предлагал сфотографироваться «сживым обезьяном». «Обезьян» лежал унего наплече, прикрыв глаза, ивпечатления «живого» непроизводил. Вовремя конфликта он только вздрагивал отособенно громких аргументов иеще сильнее вцеплялся вмайку-сеточку своего хозяина.
        Вавтобусе наобратном пути Гела бесцеремонно потряс задремавшую Аллу заплечо и, прищурив восточный глаз, вкрадчиво сказал:
        —Вмастерскую вечером приходи — открою тебе секреты мастерства…
        —Куда? Зачем? — непоняла Алла.
        —Ну, негативы выберем, проявлять-печатать будем. Потом туда-сюда глянцевать. Приходи.
        * **
        После ужина Жанну поджидал накрыльце главного корпуса высоченный брюнет, похожий наиндийского киноактера Амитабха Баччана.
        —Это Алладин, — представила незнакомца Жанна. — Он изЙемена.
        —ИзСеверного Йемена, — уточнил брюнет.
        —Мы вкафе собираемся. Хочешь снами?
        ПоЖанниному лицу было видно, что приглашает она извежливости, так что Алла поспешила отказаться иотправилась вномер. Подруга нагнала ее подороге ккорпусу ибез обиняков попросила:
        —Слушай, где-то через час можешь изномера уйти? Вкино сходи или уморя посиди. Понимаешь, очень надо…
        Иснова умчалась догонять своего Алладина.
        Вкино сегодня крутили что-то про войну, поэтому Алла решила устроиться где-нибудь под фонарем с«Сагой оФорсайтах» инаконец-то дочитать толстенный фолиант. Возле расчерченной наквадраты площадки согромными шахматными фигурами всегда было тихо исветил мощный прожектор. Сейчас двое пожилых игроков сосредоточенно двигали тяжелые фигуры инеобращали внимания наокружающую действительность. Стол для обычных шахмат был пуст иАлла скомфортом устроилась заним сосвоей тяжелой книгой. Минут через десять она поняла, что насладиться покоем неполучится — вместе сосвежим ветерком состороны моря прилетела стая комаров ипринялась нещадно кусать любительницу чтения заоткрытые части тела. Захлопнув «Сагу», Алла двинулась кморю. Свежий ветерок отгонял комаров, нони один фонарь негорел. «Можно устроиться напляже, — решила она, — хоть воздухом подышу под шум прибоя». Спустилась пожелезной лесенке, крепко держась втемноте заперила изаковыляла покрупной гальке клежакам. Непонятный шум заставил ее прислушаться иостановиться. Сквозь мерный шум прибоя явственно были слышны чье-то сопение исдавленные повизгивания. Глаза уже
привыкли ктемноте ивполумраке стали явно различимы силуэты належаках. «Я, похоже, чужая наэтом празднике жизни…» — поняла Алла ипобрела назад, всторону освещенного фонарями парка.
        Возвращаться вномер было еще рано, асидеть вдушном фойе нехотелось. Оставалось гулять попарку, неостанавливаясь, чтобы нестать добычей комаров. Проходя вдоль стены старого корпуса, обращенной кдороге, обратила внимание нажестяной прямоугольный светильник спробитыми ввиде неровной надписи дырочками налицевой стороне. ВЛенинграде такие коробки светились втемноте старых дворов надписями «Убежище», напоминая отом, что империализм недремлет.
        «Фотолаборатория» прочитала Алла, подойдя поближе. Улыбнулась, вспомнив богемного красавца Гелу. Маленькая железная дверь под светильником была приоткрыта. «Видимо, творческий процесс идет», — решила Алла и, поколебавшись, потянула створку насебя. Задверью проем закрывала плотная черная ткань, из-за которой был слышен хриплый голос Челентано: «Susanna, Susannа…» Неожиданно из-за занавески выглянул Гела.
        —Вай! Фотомодель пришла, — он бесцеремонно втащил гостью внутрь. — Заходи — музыку послушаем. Слышишь — про Сусанну поет. Уменя сестру тоже Сусанной зовут.
        Алла огляделась. Пара фотоувеличителей надлинном столе, шкаф схимреактивами ишикарный бархатный диван устены. Вся стена над бархатным ложем была увешана фотографиями красавиц вбикини.
        —Мои работы, — гордо обвел рукой этот вернисаж Гела. — Тут половина Советского Союза представлена. Даже сЧукотки модель есть.
        —Анаши снимки где? — поинтересовалась Алла.
        —Непроявлял еще. Работы много. Хочешь, пока камерную съемку проведем? Располагайся, — он кивнул надиван.
        —Да я неодета инепричесана… — замялась Алла.
        —Зачем одета? Женская красота воправе ненуждается. Вот, посмотри, — Гела, встав нацыпочки, стащил сошкафа картонную папку ипротянул ей, — так работает фотохудожник.
        Алла открыла папку. Пышнотелые красавицы позировали надиване вчем мать родила. Надо отдать должное автору — несмотря наотсутствие одежды, все выглядело достаточно пристойно. Позы моделей моглибы олицетворять скромность идаже невинность, еслибы ненекоторая «избыточность форм».
        —Ой, нет, — Алла захлопнула папку. — Я натакое никогда нерешусь.
        —Запомни, девочка, — Гела многозначительно поднял указательный палец кпотолку, — врача ихудожника нестесняются. Мы делаем мир немножечко лучше.
        —Ноябы нехотела оказаться вэтой папке.
        —Обидеть художника легко… — покачал головой хозяин каморки.
        —Я нехотела вас обидеть, — заверила Алла, — просто мы еще мало знакомы ия пока непрониклась квам доверием, как кврачу.
        —Надо растопить этот лед! — Гела вытащил изпод стола бутылку шампанского. — Если откажешься выпить бокал этого нектара — правда, обижусь!
        Хлопнула пробка, Алла успела приподнять ноги, чтобы хлынувшая напол пена незабрызгала босоножки. Впомещении запахло яблочным уксусом. Гела жестом опытного официанта наполнил две фарфоровые чашки пузырящимся напитком ипротянул одну изних гостье.
        —Заискусство — додна! — категорично объявилон.
        Алла подняла чашку снарисованным наней ежиком сяблоком наспине исделала глоток. Шампанское было теплым иочень сладким.
        —Я сказал — додна! — опереточным голосом воскликнул Гела, запрокинул голову ивыпил свою порцию внесколько крупных глотков. Кадык наего шее при этом двигался сутробным бульканьем. Осушив свой сосуд, он перевернул его ипотряс, демонстрируя завершенность процесса. Наего чашке тоже был изображен ежик. Только несяблоком, асгрибом наспине.
        Напиток повкусу напоминал компот инебыл противным. Пожав плечами, Алла мелкими глотками допила остатки. Улыбнувшись, она тоже перевернула ипотрясла свою чашку.
        —Следующий бокал я хотелбы поднять завечную красоту, которая дарит художнику вдохновение иостается потомкам вего творениях, — Гела снова наполнил чашки сежиками…
        Потом пили за«музу, посетившую обитель творца» иза«любовь, сравнимую спламенем свечи». Гела схватил гостью заруки исделал несколько танцевальных па втесном пространстве. Голова уАллы кружилась толи отвыпитого, толи отсильного запаха Гелиного одеколона. Она снова опустилась надиван. Фотограф театрально опустился наодно колено и, взявшись закаблук босоножки, поцеловал ее лодыжку. После этого его губы каким-то неведомым образом оказались навнутренней поверхности Аллиного бедра. Сначала было щекотно, нопотом неожиданная истома разлилась потелу. Также хорошо ей бывало, когда пришедшая сработы мама начинала массировать ее согнутую над заданием повысшей математике спину. Она закрыла глаза иснова почувствовала сильный запах одеколона, нотеперь он непоказался ей противным. Неожиданно сильные губы впились ей врот, агорячая чужая рука оказалась наее промежности. Щетина царапала подбородок, астальные пальцы проминали тонкую ткань трусов. Сопротивляться небыло сил, ипочему-то нехотелось. Алла начала постанывать, иее голова плавно сползла соспинки дивана наподушку. Испытывая незнакомое удовольствие, начала
понемногу двигать бедрами навстречу властной мужской руке. Внезапно она ощутила, что углекислота отвыпитой шипучки рвется наружу, норот ее был плотно запечатан чужими губами иязыком. Вытаращив глаза, Алла отчаянно замотала головой и, столкнув ссебя неожидавшего такого оборота Гелу, опрометью бросилась кдвери ивыбежала вон. «Сага оФорсайтах» осталась надиване.
        Пение цикад прервал скрип двери истук каблуков поасфальту. Шакиб подошел кперилам балкона ипосмотрел вниз. Вполумраке он несразу узнал иудейку изочереди кврачу. Прислонившись кстене иприжав левую руку кгруди, она трясла головой, высоко вскидывая челку. Через пару минут, успокоившись, девушка неровной походкой зашагала всторону нового корпуса.
        —Шармута… — прошептал ей вслед Шакиб. — Блудница.
        Ударив кулаком поперилам, вернулся вкомнату. Он ведь незнал оней почти ничего. Ни прической, ни одеждой, ни поведением она непоходила надевушек изАтерета, одна изкоторых рано или поздно сталабы его невестой, апотом иженой. Когда мулла рассказывал очернооких гуриях — прекрасных девах, которые ожидают праведников враю, он, разумеется, представлял их всвоих мечтах. Норайская красота волновала его небольше, чем драгоценности, выставленные ввитрине ювелирной лавки вБейруте. Аэта иудейка заставляла его сердце биться где-то усамого горла, когда он видел ее силуэт надорожках парка. Закрывая газа, он снова видел ее тонкие пальцы…
        Повернулся ключ взамке ивномер вошел сосед.
        —Земляк, ты сюда приехал вкомнате сидеть? Вечерний кефир непропусти.
        Поего довольному лицу было видно, что он прекрасно провел время.
        —Здесь столько девушек отдыхает — почему ни скем непознакомишься?
        Шакиб пожал плечами:
        —Алладин, даже если я скем-нибудь познакомлюсь, очем буду разговаривать? Про лагерь вЛиване? Или как я деду помогал зеленью торговать? Тыже сам говорил — женщина любит ушами.
        —Скажи, что ты — шейх. Расскажи про детство водворце.
        —Апотом выяснится, что я соврал. Как вглаза смотреть?
        Алладин рассмеялся:
        —Когда «потом», чудак? Сюда люди приезжают, отдыхают, получают удовольствие, апотом уезжают, чтобы никогда больше невстретиться. Обещай ей писать издворца. Уменя каждое лето новая девушка. Советский Союз очень большой — наавтобусе неожиданно неприедет.
        Он достал сигарету ипротянул пачку Шакибу. Тот вежливо отказался. Алладин щелкнул зажигалкой, выпустил струю дыма всторону балконной двери ипродолжил:
        —Даже вКиеве, где я четвертый год учусь, уменя несколько девушек вразных районах. Город большой, аим необязательно знать друг про друга. Одна думает, что я намедицинском, другой сказал, что аспирант-физик. Исовсеми хорошие отношения. Выпить хочешь?
        —Наверное, можно…
        —Можно, можно, — заверил его Алладин, доставая изчемодана бутылку водки, — рамадан давно кончился.
        —При чем здесь рамадан? — Шакиб показал глазами насигарету вруке соседа. — Ты уже давно здесь. Водка, табак, девушки — так можно икяфиром стать.
        —Я тебе страшную вещь скажу, сосед. Водку я больше всего люблю закусывать украинским салом.
        * **
        Напляже Шакиб долгое время нерешался снять джинсы. Доэтого ему приходилось бывать наморе всекторе Газа, нотолько вобществе сверстников мужского пола. Здесьже совсех сторон его окружали практически обнаженные женщины разного возраста. Некоторые изних были вгодах его бабушки, ноиих тела были прикрыты лишь узкими полосками ткани.
        —Купаться тоже вбрюках пойдешь? — ехидно спросил его сосед.
        Шакиб нехотя снял джинсы ибыстро лег наживот, стараясь несмотреть вокруг.
        —Али, иди кнам, — Алладин махал рукой спускавшемуся кпляжу парню.
        Тот подошел, поздоровался ибросил свою сумку накамни рядом. Шакиб продолжал лежать насвоем полотенце. Парень присел накорточки и, улыбаясь, протянул руку:
        —Меня Али зовут.
        Невставая, Шакиб представился.
        —Да выже земляки, — спохватился Алладин, — оба палестинцы.
        Улыбка неожиданно сошла слица нового знакомого. Резко выпрямившись, он подобрал сумку ибросил, уже уходя:
        —Я тут скубинцами договорился вволейбол поиграть. Пока.
        Изашагал вдальний конец пляжа.
        —Что это сним? — удивился Алладин. — Вы сним раньше невстречались?
        —Первый раз вижу, — пожал плечами Шакиб.
        Звуки шагов пожелезной лесенке заставили его обернуться. Она! Вярко-красном купальнике, потряхивая длинной челкой, Алла спускалась кпляжу, оживленно болтая сблондинкой всоломенной шляпе. Дыхание унего перехватило ижар, исходящий откамней, показался нестерпимым.
        —Ты куда смотришь? — тоже повернул голову Алладин. — Да этоже Жанна!
        —Ее Аллой зовут, — угрюмо пробурчал Шакиб.
        —Это Жанна, моя знакомая, — возразил Шакиб. — Шляпа ей идет.
        —Алла без шляпы, — прозвучал тихий ответ.
        —А-а, эта, вторая. Ну, брюнетки невмоем вкусе, — Алладин придирчиво оглядывал обеих девушек.
        Неожиданно Шакиб сел наполотенце и, глядя прямо вглаза соседу, очень серьезно спросил:
        —Как сней познакомиться?
        —Так тыже итак знаешь, как ее зовут, — удивился Алладин.
        —Мы только познакомились, исразу поругались. Надо начинать все сначала.
        —Брат, мыже напляже — это лучшее вмире место для знакомства. Посвоему опыту скажу, что самый безотказный способ — подплыть кдевушке вводе. Никто неотвлекает имасса поводов для комплиментов: загар, фигура, купальник, стиль плавания…
        —Я плавать неумею, — обреченно сказал Шакиб.
        —Проблема… Нонебеда — подплыть можно инаматрасе. Предложишь ей подержаться закрай ипередохнуть. Или скажешь, что утебя судорога ипопросишь отбуксировать кберегу. Да малоли чего можно придумать, — вошел вовкус Алладин.
        «Матрас… Где взять матрас?» — идея уже захватила Шакиба. Ничего необъясняя, он вытащил деньги изкармана джинсов и, забыв про смущение, прямо вплавках побежал всторону парка.
        —Следи заней, — бросил он набегу Алладину, — я скоро.
        Наулице напротив проходной санатория работал небольшой ларек, торговавший пляжными принадлежностями. Шакиб понесся туда сломя голову.
        —Матрас, мне нужен матрас! — выдохнул он вмаленькое окошко.
        —Матрасы все разобрали, — развела руками пожилая продавщица, — берите вот ласты.
        —Я плавать неумею. Мне нужен матрас!
        —Ну, тогда круг возьмите — большой, вас выдержит. Я вам надую, уменя компрессор есть.
        —Давайте, — обреченно махнул рукой Шакиб, — только побыстрее.
        —Три пятьдесят свас.
        Обратно он летел, надев круг насебя, чтобы нетратить время наприготовления. Наверхней площадке лестницы остановился иогляделся. Вот она! Стройная фигура вкрасном купальнике была видна издалека. Стоя вводе попояс, Алла оттолкнулась ногами ипо-мужски, саженками поплыла отберега. Прыгая через две ступеньки, Шакиб вдва счета оказался внизу ирванул кморю.
        Алладин, услышав топот покамням, поднял голову изамер. Мимо него, разбрасывая камни, несся сосед сперекошенным лицом. Глаза его, устремленные вморе, горели безумием. Торсже его опоясывал ядовито-зеленый надувной круг, изображавший гуся. Впереди подпрыгивала изогнутая шея исхищно разинутым клювом, асзади болтались две ярко-красные лапы сперепонками…
        Вечером, сидя вномере, Шакиб мрачно пил водку, необращая внимания нанехитрую закуску, которую ему принес сосед сужина (сам он выходить изкомнаты нерешался).
        —Все нетак плохо, — давясь отсмеха, рассуждал Алладин, — покрайней мере, привлек внимание всех женщин напляже. Только ты неиспользовал свой шанс. Когда твоя Алла стала захлебываться водой отсмеха итонуть, надо было броситься ее спасать…
        —Заткнись! — грубо оборвал его Шакиб, опрокинул всебя стакан водки и, закрыв голову руками, повалился накровать.
        * **
        Напляже Шакиб больше непоявлялся. Сутра уходил гулять вприморский парк, глазел надиковинных птиц павлинов, ел пирожки ссыром ипончики влетнем кафе, апотом бродил поаллеям, вспоминая строки изсуры «Аль-Бакара»: «Обратитесь запомощью ктерпению имолитве». Дедушка часто повторял, что когда посланника Аллаха (мир ему иблагословение) одолевала забота или печаль, он начинал молиться. Ноназвать его нынешнее состояние печалью былобы несовсем точно. Скорее, это была досада, идаже злость насамого себя. «Она — недля меня!» — твердил он, запивая пирожки теплой минералкой. «Адля кого? — возражал ему кто-то упрямый изглубины подсознания. — Ты что — хуже других?» «Онаже — иудейка, враг!» — решительно парировал Шакиб. Иснова обращался кКорану: «Запрещает вам Господь брать вблизкие друзья тех, кто воюет свами из-за религии ивыгоняет вас изваших домов или помогает изгнанию вас…» Возвращаясь всанаторий вконце дня, старался ходить подальним закоулкам парка, чтобы невстретить ТУ, окоторой так инесмог запретить себе думать.
        —Алладина невидел?
        Занятый своими мыслями, Шакиб даже незаметил, как Алла оказалась прямо передним.
        —К-кого? — растерялсяон.
        —Ну, Алладина. Выже сним соседи покомнате! — Алла явно нервничала.
        —Невидел.
        —Агде он может быть? Давай поищем.
        —Да что случилось-то? — наконец пришел он всебя.
        —Кнему жена приехала.
        —Какая жена? — удивился Шакиб. — Разве Алладин женат?
        —Оказывается, женат. Я сейчас через проходную шла, атам Шалва Георгиевич скакой-то решительной дамой сцепился — непропускает натерриторию. Ата неотступает, кричит: «Я — жена Алладина!» Видно, что долго наш Шалва непродержится под таким напором. АЖанна полчаса назад накрасилась ипошла ствоим соседом встречаться. Надо их найти, ато беда будет!
        —Вкомнате их быть неможет, — заверил Шакиб, — он ключ забыл настоле.
        —Икнам они неприходили. Пойдем, поищем наберегу.
        Ночное убежище належаках оказалось занято, но, судя поголосам втемноте, какой-то другой влюбленной парой. Все укромные уголки санаторского парка они проверили минут задвадцать. Жанна сАлладином как сквозь землю провалились. Шакиб исам незаметил, как взял Аллу заруку вовремя этого марафона, ирешительно тащил засобой. Ни окаком смущении он теперь иневспоминал. Просто вернул себе привычную роль мужчины ируководил процессом, абеспокойство задрузей сплотилоих.
        Неожиданно Шакиба осенило:
        —Апочему они должны прятаться? Онже незнал, что жена приедет.
        —Тогда гдеже они могут быть? — озадачилась Алла. — Вкино?
        —Сейчас возле столовой разливают вечерний кефир, аАлладин просто обожает этот напиток. Он его «кейфиром» называет.
        Парочка действительно мирно болтала ввестибюле, прихлебывая изстаканов кисломолочный напиток, именуемый враспорядке санаторского дня «вечерним мацони». Известие оприезде супруги вызвало больше эмоций уЖанны. Алладинже лишь серьезно кивнул ипроизнес:
        —Машаала… Навсе воля Аллаха.
        И, поставив недопитый стакан наподоконник, зашагал всторону проходной.
        * **
        —Али, если ты нехочешь сомной общаться, то это — твое дело, — невыдержал долгого молчания Шакиб, — ноя непросился жить втвоей комнате. Просто жена Алладина договорилась сглавврачом икупила путевку. Естественно, их поселили вместе. Аутебя как раз сосед уехал домой, вот меня иперевели ктебе.
        Али хмуро кивнул.
        —Слушай, мыже земляки, должны помогать друг другу. Мы — солдаты, вконце концов, иесли будем ссориться, Палестина сильнее нестанет, — Шакиб попытался придать своему голосу максимум дружелюбия. — Ты откуда родом? Семья где живет?
        —Я стобой нессорился, — тихо сказал Али, глядя вокно, — иоставь впокое мою семью. Следить замной приехал?
        —Зачем мне затобой следить? Я вообще здесь случайно оказался — попросили изКрыма навремя уехать. Путевку бесплатную дали.
        —Ачто ты вКрыму делал? — вголосе Али появился какой-то интерес.
        —Прислали учиться вСВОУ наартиллериста. Через два года буду офицеромООП.
        —Ачто такое СВОУ?
        Шакиб напрягся ипроизнес скороговоркой по-русски:
        —Симферопольское Военное Объединенное Училище. Это вПеревальном — двадцать километров отСимферополя.
        —ВГазе давнобыл?
        —Два года назад. Я вЛиване подготовку проходил, потом вШатиле влагере жил, потом прятался вБейруте…
        Али синтересом посмотрел насоседа:
        —Я слышал про Шатилу. Как тебе удалось выжить? Тамже фалангисты почти всех перебили.
        —Израильтяне отбили, — неохотно объяснил Шакиб. — Подобрали раненного ивгоспиталь отправили. Ая оттуда сбежал.
        —Тебя точно непросили замной присматривать?
        —Я вообще впоследний момент узнал, что сюда еду. Нас несколько палестинцев накурсе — так всех вразные места отправили. Чего ты так боишься?
        Али помолчал, апотом нехотя ответил:
        —Я хочу здесь остаться.
        —ВГаграх? — удивился Шакиб.
        —ВСССР. ВЛенинграде. Я там училище музыкальное окончил, хотел вконсерваторию поступать. Ако мне пришли люди отдоктора Шкаки исказали: «Возвращайся, ато плохо будет».
        —Какого еще доктора?
        —Доктор Фатхи Шкаки, он Палестинским Исламским Джихадом руководит. Его люди здесь всех земляков под себя подмяли. Ачто я вГазе делать буду? Я скрипач! Они говорят: «Нехочешь вГазу — езжай наЗападный берег. Под Рамаллой колледж есть „Бир Зеит“. Будешь там преподавать». Ачто я там преподавать буду? Бетховена? Генделя? Они там кроме намаза ничего слышать нехотят.
        —Новедь затвою учебу ООП платит, — заметил Шакиб, — значит, могут иприказать.
        —Замою учебу мои родители платят. Кому вООП скрипачи нужны? Просто, чтобы сюда приехать, мне пришлось вФАТХ вступить. Вот теперь они меня впокое инеоставляют.
        —Акакже ты сюда попал, всанаторий?
        —Уменя девушка есть. Секретарем вдеканате поработе синостранными студентами работает. Вот она мне эту путевку иустроила. Это ее идея была — уехать навремя изЛенинграда. Может, забудут про меня…
        * **
        Наобед Алла опоздала. Шакиб уже решил, что незаметил, как она прошла встоловую, нопродолжал сидеть наскамейке возле питьевого фонтанчика.
        Они недоговаривались овстрече, нопоследние два дня «случайным образом» он оказывался рядом напляже, тащил играть вволейбол, приносил мороженое илимонад изларька. Правда, когда Алла собиралась купаться, быстро ложился наполотенце, закрывал глаза иделал вид, что ужасно соскучился посолнцу. Инцидент снадувным гусем был благополучно забыт. Алладин, проходя мимо всопровождении жены Гали, дородной блондинки, крепко державшей его под руку, тайком одобрительно кивал имимикой показывал, что одобряет настойчивость Шакиба. Когда им удалось перекинуться парой слов встоловой, он быстро сказал по-арабски: «Пригласи девушку вкафе. Покажи уровень!»
        Неожиданно прохладные ладони закрыли ему глаза. Алла подкралась сзади, погазону.
        —Сидишь? Пойдем скорее — есть охота.
        —Алла, я нехочу встоловую, — он удержал ее руку всвоей.
        —Ты неголоден?
        —Я просто немогу больше есть биточки сгречей.
        —Могу уступить тебе макароны по-флотски. Я вчера заказала.
        —Слушай, пойдем поедим нормальной еды. Неполезной, авкусной, — вголосе его послышалась мольба.
        —Гдеже мы ее возьмем?
        —Алладин сказал, тут есть хорошее кафе наречке. Называется «Шашлычная».
        —Там дорого, наверное…
        —Алла, яже мужчина, ия хочу тебя пригласить, — он сделал паузу ипродолжил. — Пожалуйста, раздели сомной эту трапезу.
        Отнеожиданности Алла прыснула владонь.
        —«Раздели трапезу»! Ты где такую фразу услышал?
        Шакиб смущенно развел руками:
        —Алладин научил…
        Найти шашлычную оказалось легко. Согласно инструкциям Алладина они повернули налево пошоссе, дошли доречки ипошли вверх потечению поузкой асфальтовой дорожке. Запах жареного мяса подсказал им, что цель путешествия совсем рядом. Вскоре показался забор избамбуковых стволов иверхушки навесов отсолнца, крытых тростником. Территория заведения была открыта креке, поэтому застоликами втени было иуютно, ипрохладно.
        Голый попояс, зверского вида буфетчик брал избольшого алюминиевого таза огромные помидоры и, раскромсав их набольшие куски, бросал вглубокую миску. При этом для того, чтобы отрезать зеленый хвостик, он безжалостно отрезал почти треть сочной мякоти. Оттакой расточительности уАллы даже перехватило дыхание — вее семье кпродуктам относились бережливо, апрошедшая блокаду бабушка досих пор непозволяла выбрасывать зачерствевший хлеб. После помидоров наступил черед огурцов. Наблюдая, как вместе скожурой введро отправилась почти половина зеленого красавца, Алла укоризненно покачала головой — всанатории свежих овощей вменю практически небыло. Шакиб сглотнул слюну. Отодуряющего запаха шашлыка ивида простой еды унего даже стала кружиться голова. Между тем буфетчик продолжил экзекуцию: взяв поизрядному пучку кинзы, укропа ифиолетового рейхана, порубил их надеревянной доске исмахнул гору зелени втарелку. Затем, подняв над головой огромную бутыль, вкоторой, расслоившись, плавали масло ивинный уксус, хорошенько ее потряс и, зажав горлышко большим пальцем, полил получившуюся композицию образовавшейся суспензией.
        —Слушаю вас, молодые люди, — обратился он квошедшим. — Поглазам вижу — жрать охота. Санаторские?
        Жанна сШакибом дружно закивали головами.
        —Шашлык или сердце?
        —Простите, что? — непоняла Алла.- Аможно меню?
        —Тебю всегда можно, — подмигнув, ответил буфетчик. — Унас ассортимент неменяется — шашлыки, салат исердце вареное.
        Он вытащил изпод прилавка огромный мясной булыжник сторчащими вовсе стороны артериями.
        —Целое порезать или половину?
        —Я буду шашлык, — решительно сказала Алла. — Шакиб, аты?
        НаШакиба, несмотря наголод, вид вареного сердца тоже произвел удручающее впечатление.
        —Я, наверное, тоже шашлык…
        Но, спохватившись, уточнил:
        —Скажите, аизкакого мяса ваш кебаб?
        —Лучшую свинью для вас зарезал, — заверил буфетчик. — Еще утром хрюкала!
        Шакиб брезгливо сморщился:
        —Ханзир! — и, повернувшись кАлле спросил, — Тыже нестанешь есть свинину?
        —Почему нестану? — удивилась Алла.
        —Иудеи неедят свинину! Это — некошер.
        —Ачто это такое? — непонялаона.
        Иутвердительно кивнула полуголому буфетчику:
        —Мне шашлык.
        —Мне тогда салат, — ткнул пальцем вогромную миску Шакиб, — весь. Ихлеба побольше!
        —Пить что будете? Есть «Цинандали» и«Боржом».
        «Боржом» Шакиб уже пробовал. Солоноватая вода спривкусом соды непришлась ему повкусу.
        —Авторое что вы сказали?
        —«Цинандали». Белое вино.
        —Холодное? — поинтересовалась Алла.
        —Акакже! Изхолодильника.
        Буфетчик прошел через зал креке ивытащил изводы корзину сторчащими изнее бутылочными горлышками. Этикетки свина давно смыла проточная вода. Приложил для убедительности бутылку кщеке:
        —Холодное, как твое сердце!
        После этого темже ножом, которым только что кромсал помидоры, ловко срезал полиэтиленовую пробку.
        —Садитесь, — властно указал он своим кинжалом настолик уводы, — исейчас все будет.
        После прогулки пожаре молодым людям так хотелось пить, что еще дотого, как им принесли тарелку крупно нарезанного грузинского хлеба, они выпили почти полбутылки холодного иоглушительно кислого вина.
        Шашлык незаставил себя ждать. Буквально через пять минут длинный шампур согромными, слегка пригорелыми наребрах кусками мяса оказался перед Аллой. Хозяин все темже ножом ловко столкнул дымящиеся куски сшампура надлинную стальную тарелку и, поставив перед Шакибом миску ссалатом, удалился.
        Мясо, перемешанное сколечками поджаренного лука, источало божественный аромат. Алла отрезала маленький кусочек и, положив его врот, зажмурилась отудовольствия.
        —Это небиточки, — заметила она, — идаже не«кнеля паровая».
        Отзапаха жареного мяса иотвыпитого натощак вина Шакиб был готов потерять сознание, нопродолжал мужественно жевать салат.
        —Что ты там про иудеев говорил? — вдруг спросила Алла. — Почему нам шашлык нельзя?
        —Нешашлык, — угрюмо ответил Шакиб, — асвинину. Ииудеям, имусульманам свинину есть нельзя! Потому, что сказано: «Он запретил вам мертвечину, кровь, мясо свиньи ито, что принесено вжертву неради Аллаха».
        Чтобы заглушить нестерпимый аромат запретного лакомства, он быстро налил изалпом выпил почти полный стакан вина.
        —Апочему всем остальным можно? Что-то я неслышала, чтобы кто-то умер отшашлыка.
        Иотправила очередной кусочек врот.
        —Хочешь попробовать?
        Белый насрезе кусок мяса споджаристой корочкой оказался уего носа.
        —Я никому нескажу…
        Сопротивляться небыло сил. «Астагфируллах! Я впоходе. Да простит меня Аллах!» — закрыв глаза, произнес он про себя иобреченно куснул протянутую вилку.
        Вкус шашлыка оказался еще лучше, чем его запах. Он пережевывал, неглотая, нежные волокна, чтобы как можно дольше ощущать ворту это восхитительную смесь дыма, соли, перца исочной животной плоти.
        —Еще один шашлык, будьте добры, — крикнул Шакиб, закрыв глаза ладонью отстыда. — Ибутылку вина!
        —Боже, как я объелась! — Алла прислонилась кбамбуковому забору. — Ивсе кружится… Слушай, да мы стобой две бутылки выпили!
        —Хамр, ханзир… — закрыв глаза ипокачиваясь, пробормотал Шакиб. — Что дальше?
        —Что ты сказал? — непоняла Алла.
        —Свинина ивино. Сегодня я нарушил сразу два запрета.
        Она ободряюще похлопала его поплечу:
        —Ну, мнеже тоже ничего этого нельзя.
        —Пить вам можно, — успокоил ее Шакиб. — Азнаешь, я давно так вкусно неел. Ивообще думал, что увас ничего вкуснее горчицынет.
        —Аотсюда море видно, — сказала Алла, приложив ладонь ко лбу. — Представляешь, если выше вгору подняться, какой оттуда вид. Полезли?
        Шакиб ссомнением посмотрел наАллины босоножки:
        —Может, лучше подороге пройдем?
        —Поасфальту жарко топать. Авон — тропинка вкустах, — показала она рукой, — куда-тоже она ведет?
        Шакиб двигался первым, отгибая ветки, итащил заруку нетвердо державшуюся наногах Аллу. Жара втени отступила, номинут через десять заряд бодрости уних прошел истало сбиваться дыхание — тропинка все-таки шла круто вгору.
        —Ф-фу, давай отдохнем, — Алла оперлась рукой ососну. — Ой, смотри — ежевика!
        Она, забыв про усталость, подбежала кзарослям, усеянным черными ягодами. Почти сразу послышался ее сдавленный стон — длинный шип глубоко вонзился ей впалец. Большая капля крови сорвалась иупала втраву.
        —По-моему, иголка внутри осталась, — морщась отболи, проскулила Алла, — заражение теперь будет.
        Шакиб, взяв ее заруку, внимательно изучил место укола, ипосле некоторых колебаний схватил раненный палец губами ипринялся высасывать иголку. Солено-железистый вкус ее крови непоказался ему неприятным, ион попытался помочь себе зубами. Алла ойкнула, норуку неубрала. Процесс спасения захватил его, ион еще энергичнее задвигал языком ичелюстью. Усилия увенчались успехом — через мгновение Шакиб почувствовал обломок шипа усебя наязыке. Невыпуская пальца изо рта, он поднял глаза наАллу. Та смотрела нанего спокорностью иудивлением. Почувствовав, что он перестал сжимать ее палец зубами, она потянула руку насебя инеожиданно впилась губами вего перепачканный кровью рот. Чувство, охватившее ее, небыло похоже нату сладкую истому, которую она испытала под поцелуями Гелы. Движения ее стали жесткими ирешительными. То, что делали ее руки сего одеждой, волосами иставшим так неожиданно близким телом, напоминало судорожные действия человека, попавшего наглубину ипытающегося побыстрее всплыть для спасительного глотка воздуха. Боли, окоторой ее предупреждали подруги, она непочувствовала, Наоборот, неведомая сила
заставляла ее двигаться все сильнее ибыстрее, пока горячая волна беспамятства ненакатила нанее снизу, оттуда, где неистово стонал лежавший под ней втраве Шакиб.
        —Что ты шепчешь? — спросила она, когда кровь перестала шуметь унее вушах.
        Он еще сильнее прижал Аллу ксебе и, коснувшись губами ее уха, повторил:
        —Аль-Лат. Ты — Аль-Лат.
        —НеАль-Лат, аАлла, — улыбнулась она и, поцеловав его вшею, легла щекой наего грудь.
        —Аль-Лат — это одна изтрех дочерей Аллаха, самая прекрасная изних. Только современные богословы говорят, что ее надо забыть, авКоране сказано, что «никто измолящихся ей неостанется жив». Ая хочу молиться тебе, Аль-Лат…
        * **
        Две недели пролетели так быстро, что Шакиб иАлла даже неуспели привыкнуть друг кдругу. Просыпаясь утром, ни он, ни она ненежились впостели дозавтрака, что свойственно людям наотдыхе. Вскочить, умыться искорее выбежать впарк, чтобы успеть погулять, взявшись заруки, пока аллеи еще пусты, или посидеть усамой кромки моря, обнявшись. Авечером, после долгого расставания, поскорее заснуть, чтобы быстрее наступило утро иновая встреча. Алла стеснялась ходить кнему вномер. Ей казалось, что взоры всех отдыхающих обращены нанее сосуждением. Поэтому Жанне все чаще приходилось «дышать воздухом» под звездным небом или впослеобеденную жару. Они ездили гулять наПицунду, где долго бродили среди сосен, почему-то названных «реликтовыми» иогороженных металлической сеткой.
        —ИвИзраиле, ивЛиване полно таких деревьев, — заметил Шакиб, — ноникто их неохраняет.
        —Аежевика увас растет? — хитро улыбнувшись, спросила Алла.
        Вавтобусе, вовремя экскурсии наозеро Рица они так ипросидели, взявшись заруки весь путь погорному серпантину. Даже невышли подышать воздухом иразмяться возле водопада Мужские слезы. Еще пару раз ходили вшашлычную нареке. Вопросов опроисхождении мяса Шакиб уже незадавал.
        День отъезда был известен инедолжен был стать неожиданностью. Кроме того, они вместе ходили вкассу истояли вочереди забилетом для Аллы. Оба, несговариваясь, избегали темы расставания вразговорах. Наверное, потому, что невидели вэтом смысла — Лена уедет вдождливый Ленинград, аШакиб через две недели вернется вПеревальное, продолжатся занятия итренировки, аеще через год он улетит отсутствующим врасписании ночным рейсом водин изаэропортов Ближнего востока. Это было понятно, очевидно и, ксожалению, неизбежно.
        Утро отъезда наступило, словно осень. Еще вчера было тепло иможно было загорать икупаться, асегодня уже небо затянули свинцовые тучи исырой ветер заставляет кутаться втеплое пальто. Проснувшись утром, Алла неожиданно поняла: все, этот день последний, ипродолжения небудет, абудет дальше совсем другая жизнь. Движения стали механическими ибездумными. Стараясь несосредотачиваться ни начем, она, словно сомнамбула, одевалась, чистила зубы, складывала вещи всумку, сдавала белье пришедшей спозаранку кастелянше. Шакиб ждал ее вфойе вместе сАли. Возникла неловкая пауза. Жанна подхватила ее сумку и, взяв Али под руку, потащила его наулицу. Говорить что-либо небыло ни сил, ни желания, аавтобус ваэропорт уже ждал заворотами. Неглядя друг надруга, сплели пальцы рук ипошли, оставляя позади лето иощущение счастья. Возле автобуса стукнулись лбами внеловкой попытке поцелуя. Впоследний момент подбежал невесть откуда взявшийся Гела:
        —Книжку забыла. Ифотографии я напечатал.
        Опять неудалось ничего сказать. Издалека робко помахал рукой Аладдин. Жена крепко держала его заруку. Взревел мотор, обдал остающихся влете клубами едкого выхлопа.Все…
        —Ая завтра тоже вЛенинград возвращаюсь, — неожиданно сказал Али, — напоезде.
        * **
        —Этот, чтоли? — дородная проводница придирчиво оглядывала Шакиба.
        —Мой земляк, — представил его Али, — водной общаге живем. Если надо, будет помогать вдороге.
        —Апочему земляк зайцем едет? — недоверчиво спросила проводница. — Иностранных студентов без обратного билета наотдых неотправляют.
        —Он сюда кдевушке приезжал, — нашелся Али. — Всего надва дня. Вдеканате незнают. Любовь…
        —Эх, подведете вы меня под монастырь, — проворчала хозяйка вагона. — Ладно, залезай, черноглазый. Если кто спросит, ты — абхаз. Ктете вЛенинград едешь. Вслужебное купе иди изанимай верхнюю полку.
        Шакиб растерянно посмотрел надруга. Сжелезной дорогой он сталкивался впервые.
        —Я покажу, — сориентировался Али. — Пойдем скорее, мне еще всвой вагон успеть надо.
        Вкупе стоял настоявшийся запах фруктов имыла. Вагон дернулся, перрон заокном плавно поплыл назад. Зазвенели стаканы встранных металлических подставках сручками. Дверь, стуча роликами, отъехала всторону.
        —Давай знакомится, глазастый, — проводница бросила свернутые флажки настолик. — Меня Настя зовут.
        —Шакиб. Очень приятно.
        —Шакиб… Инезапомнишь сразу. Я тебя Шурой звать буду. Чаю хочешь, Шура?
        —Да, спасибо.
        Настя взяла стакан вметаллической подставке иплеснула туда холодной заварки изчайника. Потом вышла вкоридор иналила кипяток изстранного сооружения, которое обилием заклепок, манометров имедных трубок напоминало дизельный двигатель. Шакиб взял двумя руками стакан ивнимательно рассмотрел сложный орнамент, выдавленный наметаллической подставке: земной шар, кольца вокруг него и, видимо, космические аппараты вполете.
        —Да ты заручку держи — обожжешься, — улыбнулась Настя. — Подстаканник первый раз увидел?
        —Унас чай пьют измаленьких стаканчиков, — объяснил Шакиб. — Они такие круглые, как груши. Так иназываются — армуды. Имного сахара кладут.
        —Бери, сколько надо, — Настя показала накартонную коробку под столом.
        Сахар оказался упакованным вбумажные обертки порциями подва кусочка.
        —Почему так фруктами пахнет? — спросил Шакиб.
        —Так ты наних сидишь, — объяснила проводница. — Багажный ящик забит персиками игрушами. Как ты сказал — «армуды»?
        —Что, вЛенинграде нет фруктов?
        —Да есть там все нарынке. Только стоят втри раза дороже. Вот ивожу понемногу. Муторное это дело — каждый фрукт осмотреть, вгазетку завернуть, довагона дотащить… Аты точно вЛенинграде учишься? Такое впечатление, что первый раз впоезде.
        —Я доэтого насамолете летал, — честно признался Шакиб.
        —Ладно, сиди пока вкупе иневысовывайся. Сейчас остановки пойдут каждые 10 —15минут. Могут ревизоры сесть. Апосле Туапсе можно расслабиться.
        Поезд действительно делал частые остановки идаже неразгонялся. Мелькали мосты через мелкие каменистые речки, сады идома насклоне гор. Когда Настя открывала дверь, через противоположное окно он увидел море — путь проходил прямо покромке пляжа. Иногда вагон погружался вполную темноту — состав въезжал втуннель. Смеркалось. Сразрешения Насти Шакиб отправился впятый вагон вгости кАли. Долго нерешался преодолеть грохотавшую втемноте межвагонную площадку — казалось, что сейчас провалится вниз, под бешено стучащие колеса. Друга застал распевающим русские песни под гитару вшумной компании курортников. Шакиба угостили теплым пивом, то-то сунул вруку вареное яйцо. Обратно добирался уже поопустевшим коридорам. Поезд спал. Насти вкупе небыло. Оставив кроссовки под столом, залез наверхнюю полку. Стянул джинсы, свернул итрубочкой, стараясь непросыпать мелочь изкарманов, сунул их под подушку. Светившую под потолком синюю лампочку выключать нестал.
        Проснулся оттого, что кто-то тряс его заплечо.
        —Слышь, глазастый, слезай-ка вниз.
        Синяя лампочка уже негорела. Вбегающих полосках света отпролетавших заокном фонарей было видно Настино лицо. Шакиб по-военному сгруппировался испрыгнул напол. Сначала ему показалось, что проводница переоделась всветлую форму. Через мгновение понял — Настя стояла перед ним абсолютно голая. Вполумраке мерно покачивалась большая белая грудь.
        —Ну, что смотришь, — она взяла Шакиба заруку инакрыла его ладонью большой темный сосок, — бабы невидел? Небеспокойся — отКраснодара доРостова-Главного больше трех часов. Успеем.
        Шакиб держался одной рукой заполку, другой — заНастину грудь, покачиваясь вместе свагоном, летевшим втемноте наогромной скорости.
        —Настя, я немогу, — твердо сказал он. — Я Аллу люблю.
        Проводница продолжала прижимать его ладонь ксвоей груди.
        —Это та, ккоторой ты наюг мотался?
        —Да. Необижайся, пожалуйста.
        Настя вздохнула:
        —Вот непруха… Совсем я тебе ненравлюсь?
        —Очень нравишься! — горячо возразил Шакиб. — Ты такая… такая белая икрасивая.
        Он наклонился инежно поцеловал ее покачивающуюся грудь.
        —Просто я Аллу очень люблю.
        —Ладно — полезай назад, Шурка. Любовь — штука жесткая. Посебе знаю… Ничего, хоть посплю немного доРостова.
        * **
        Поезд прибывал вЛенинград рано утром. Оставив под подстаканником двадцать рублей, Шакиб направился впятый вагон. Али, чисто выбритый, всвежей футболке, ждал его втамбуре.
        —Алла знает, что ты приедешь?
        —Нет. Я почему-то небыл уверен, что решусь…
        —Ажить где будешь?
        —Незнаю. Здесь, наверное, есть какие-нибудь дешевые гостиницы?
        Али улыбнулся.
        —Тыже иностранец. Утебя разрешение только наСимферополь иГагры. Какая гостиница? Ладно, отвезу тебя вобщагу. Сейчас лето — там полно свободных коек.
        —Асам ты, где живешь?
        Али замялся.
        —Понимаешь, после того, как ко мне приходили люди отдоктора Шкаки, я вобщаге непоявляюсь, переехал кТане. Это — моя девушка. Ну, та, что вдеканате работает. Только про это никто незнает. Может, ненайдут иоставят меня впокое…
        Открылась дверь иизвагона втамбур вошли двое мужчин. Али испуганно замолчал.
        После приключений впоезде поездка вметро непроизвела наШакиба сильного впечатления, хотя встать наэскалатор он решился несразу. Восторг иизумление появились позже, когда они сАли вышли извагона настанции «Автово». Приблизительно так он представлял себе сказочные дворцы калифов из«Тысячи иодной ночи». Мрамор, бронза, массивные люстры имозаики. Носамое сильное впечатление нанего произвели огромные хрустальные колонны. «Какой, наверное, красивый Ленинград!» — подумал он. Разумеется, город, где жила Алла, инемог быть другим.
        Наулице было прохладно, поэтому ветровку, которая ни разу непригодилась вГаграх, пришлось достать изсумки инадеть. Впроходном дворе Али присел наскамейку. Шакиб удивленно посмотрел нанего:
        —Авобщагу непойдем?
        —Нехочу, чтобы там меня видели. Сейчас пройдет кто-нибудь иззнакомых, я тебя ипристрою. Вот тебе Танин телефон — звони, если что. Только никому неговори, что меня знаешь.
        Толстая девушка вочках, знакомая Али, привела Шакиба вкомнату натретьем этаже.
        —Доначала сентября здесь свободно, — сказала она, передавая ключ, — потом первокурсники будут заселяться.
        —Я только нанеделю, заверил Шакиб.
        —Ладно, только ключ неувези. Занесешь вчетырнадцатую комнату.
        Шакиб бросил сумку накровать. Сел, покачался нажелезной сетке. Что дальше? Телефоны Аллы унего были — идомашний, ирабочий. Был иадрес. Наверное, надо сначала позвонить. Ночто сказать? «Здравствуй, Алла, я приехал»? Приехал, чтобы еще несколько дней провести вместе, апотом исчезнуть. Теперь уже точно навсегда. Чтобы стало еще больнее. Незвонить? Посмотреть это красивый город, прийти навокзал, договориться спроводницей ивернуться вГагры. Доокончания путевки, выданной вучилище, еще десять дней. Ходить напляж, пить водку вномере сновым соседом ипытаться забыть все, что произошло. Сначала будет тяжело, апотом водка изанятия сутра довечера сделают свое дело. Боль будет ослабевать, апотом совсем отпустит…
        —Бухгалтерия, — раздался голос после долгих длинных гудков.
        Двухкопеечная монета созвоном провалилась внутро серого таксофона.
        —Аллу Соколовскую будьте добры, — Шакиб старался говорить без акцента.
        Втрубке что-то шуршало, слышались шаги истук печатной машинки.
        —Слушаювас.
        Это был ЕЕ голос. Такой веселый ибеззаботный. Можно еще бросить трубку ивсе закончится.
        —Алла… этоя.
        —Шаки-и-иб…
        * **
        —Вы первый раз вЛенинграде, молодой человек? — спросила бабушка, подливая Шакибу чай фарфоровую чашку спетухом.
        —Да, Анна Соломоновна, — старательно выговорил он имя иотчество старшей женщины вдоме, — ноя много читал про ваш город ивучилище видел фильм про блокаду.
        Ибабушка, имать Аллы сидели застолом снепокрытыми головами ивплатьях скоротким рукавом. «Похоже, здесь истаршее поколение пренебрегает традициями», — подумал он. Ктому, что Алла имеет лишь смутное представление отом, как надлежит жить евреям, он уже привык. Но, идя вгости виудейскую семью, он внутренне собрался иприготовился квстрече если несортодоксами впариках, то наверняка стакимиже женщинами вплатках идлинных платьях, которых он видел впоселении Атерет. Ни традиционной мезузы накосяке увходной двери, ни меноры настоле он неувидел. Онациональной принадлежности сидевших застолом свидетельствовали лишь их одинаковые носы сгорбинкой ипортрет старика спейсами над старомодным буфетом.
        —Вам обязательно надо сходить вЭрмитаж, — Аллина мама повернулась кдочери. — Тыже сможешь отпроситься наработе, раз твой друг так ненадолго приехал?
        Шакиб постепенно перестал нервничать иуже судовольствием ел домашний пирог скапустой ирассматривал семейный альбом сфотографиями.
        Когда Алла примчалась кнему вобщагу, они оба потеряли голову и, неговоря ни слова, бросились друг другу вобъятия. Попытка заняться любовью накровати оказалась неудачной — панцирная сетка провисла допола ииздавала оглушающий визг. Кончилось все тем, что Алла стояла, уперевшись руками вподоконник, аШакиб задыхался отнежности заее спиной. Когда, уже обессиленные, они обнимались посреди комнаты, Алла испуганно огляделась вокруг:
        —Ты здесь живешь?
        —Да, — сосчастливой улыбкой ответил он, целуя ее вшею.
        —Ноздесь даже белья нет. Игрязно…
        —Я подмету…
        —Ачто ты ешь? Утебя есть продукты? Посуда?
        Он пожал плечами:
        —Пока нет. Схожу вмагазин.
        —Собирайся, — она решительно отстранилась иначала собирать разбросанную одежду, — поедем ко мне ужинать.
        Уходил изгостей он уже заполночь. Женщины наперебой торопили его — надо успеть наметро. Вруках Шакиб тащил Аллину сумку, где лежал комплект постельного белья, тарелка, кружка, нож, вилка, ложки столовая ичайная, пакетик чая, сахар вбаночке, пачка печенья, кусок докторской колбасы, полбатона исоль вспичечном коробке. Алла вышла проводить его налестницу.
        —Как здорово, что ты приехал. Хоть несколько дней еще будем вместе.
        —Алла, я… — он запнулся.
        —Я все понимаю, Шакиб, — она зажала его рот ладонью, — ия все равно счастлива.
        Ленинград поразил его, прежде всего, Невой. Шакибу еще неприходилось видеть таких широких иполноводных рек. Да ирекой вего понятии было некое каменистое русло, чье заполнение водой зависело отвремени года. Внизовьях своих Иордан изизвилистого ручейка превращался после дождей вбурный поток шириной метров тридцать ипоражал воображение своей неукротимой мощью. Здесьже огромная масса воды столетиями двигалась через город, который пытался защититься отее дремлющей силы каменными набережными. ВЭрмитаже он вежливо слушал объяснения Аллы иразглядывал огромные ковры настенах, которые она называла «гобеленами». Ковры были без ворса исовсем нерадовали красками. Преобладали бежевый исерый. Ему понравился огромный светлый зал смножеством позолоченных люстр истеклянных шкафов, вкоторых была выставлена серебряная посуда.
        —Этот зал прекрасен, — заметил он, — почти как станция метро «Автово».
        Алла потащила его смотреть клетку сзолотым павлином. Помещение было залито солнцем, апоуглам журчали два фонтана. Шакиб одобрительно поцокал языком ихотел выразить свое восхищение, нозаокном опять увидел Реку и, забыв обо всем, надолго замер, прижавшись лбом кстеклу.
        Спогодой им повезло — можно было подолгу гулять понабережным иесть самое вкусное вмире мороженое «ореховая трубочка». Шакиб выучил это название и, завидев знакомую тележку снадписью «Ленхладокомбинат», бежал кней залакомством.
        —Сегодня ночью идем смотреть мосты, — однажды сказала Алла.
        —Почему ночью? — непонял Шакиб.
        —Увидишь — поймешь, — загадочно улыбнуласьона.
        Они долго шли поночному Невскому. Все магазины икафе были давно закрыты, перестали ходить троллейбусы, нонароду наулицах стало ненамного меньше. ВБейруте втакое время можно было встретить разве только военный патруль.
        —Куда идут все эти люди? — удивилсяон.
        —Гуляют.
        —Акогдаже они спят?
        —Зимой, — подумав, ответила Алла.
        Весело болтая, они дошли доЭрмитажа, итут Шакиб остановился, как вкопанный. Там, где днем открывалась панорама Невы имоста, зловещим черным квадратом внебе висела непонятная громада.
        —Боже, что это? — неудержалсяон.
        Вид вздыбленных неведомой силой мостов над черной водой поразил его. Вмрачном безмолвии под ними проплывала вереница кораблей.
        Метро было уже закрыто, поэтому Алла повела его ночевать ксебе. Мама заранее поставила накухне кровать изалюминиевых трубок, которая при любом движении издавала пронзительный визг. Верещали металлические пружинки, которыми крепилось краме брезентовое ложе. Досамого утра Шакиб периодически просыпался вужасе, что разбудил всех обитателей квартиры. Зато утром они завтракали вчетвером. Бабушка жарила блины, иони ели их обжигающе-горячими, смедом исметаной. Шакиб смотрел наженщин, хлопочущих вокруг него, иему хотелось каждое утро сидеть сними наэтой кухне. Ичтобы репродуктор нахолодильнике передавал такуюже веселую музыку, ичтобы также аппетитно пахло свежими блинами, ичтобы наногах были эти войлочные тапочки…
        Попрощались они вечером. После нескончаемых ласк долго лежали наматрасе, брошенном напол, имолчали. Апотом он проводил Аллу дометро. Утром навокзал, пообоюдному согласию, поехал один. Прошел вдоль поезда сметаллическими табличками «Ленинград — Адлер», присматривался кпроводникам ирепетировал непринужденную фразу: «ДоАдлера без багажа возьмете?» Уодного извагонов услышал знакомый голос. Проводница повернулась впрофиль — Настя!
        —Шурка,ты?
        —Я.
        —Неужели опять ксвоей крале собрался?
        —Да… — замялся он, — соскучился.
        —Ну, давай — полка твоя свободна, — Настя подмигнула ему заговорщически. — Ато, глядишь, иунас стобой стерпится-слюбится.
        Забросил сумку наверхнюю полку. Посидел, полистал журнал «Работница» настолике, съел забытую Настей конфету. Доотправления оставалось пятнадцать минут. Встал. Стащил сумку сполки. Вышел наперрон.
        —Шурка, ты куда? — удивилась проводница. — Передумал?
        Поцеловал Настю вщеку.
        —Передумал, — сказал твердо изашагал поперрону всторону вокзала.
        Через два дня он должен был вернуться вПеревальное.
        * **
        —Али, начто ты живешь?
        Шакиб говорил достаточно тихо, чтобы неуслышала Таня, которая оставила их накухне иушла вкомнату смотреть телевизор.
        —Можешь говорить нормально, — успокоил его Али, — Таня по-арабски непонимает. Апочему тебя это интересует?
        —Вучилище мне платили стипендию икормили. Сейчас мне ненакого рассчитывать. Есть доллары, которые я привез изЛивана, ноони кончаются. Кроме того, вконце августа придется уйти изобщаги — квартиру придется снимать. Ты, насколько я понимаю, втойже ситуации?
        —Меня Таня выручает. Вовсяком случае, крыша над головой есть.
        —Только неговори, что ты живешь заее счет.
        Али протестующе поднял ладони:
        —Я этого неговорил.
        —Тогда помоги мне сработой.
        —Сработой… работой это назвать сложно.
        Он испытующе посмотрел наШакиба:
        —Утебя паспорт непросрочен?
        —Оба непросрочены.
        —Утебя их два? — удивилсяАли.
        —Да. Израильский «лессе-пассе» иливанский, совсем новый. Мне перед отъездом сделали. Правда, визраильском написано «иорданец»…
        —Уменя — тоже самое, — успокоил Али. — Ты вЕвропе бывал когда-нибудь?
        —Конечно — Ленинградже вЕвропе.
        —Я Западную Европу имею ввиду.
        —Пока что нет. Апочему ты спрашиваешь?
        —Видишьли, СССР — довольно закрытая страна. Мало кто изего жителей может выехать заграницу. Авот потребность вовсяких товарах существует. Тот, кто их привозит, неплохо зарабатывает.
        —Я знаю, — согласился Шакиб, — сам старые джинсы вСимферополе продал дороже, чем новые вБейруте стоят.
        —Джинсы… — улыбнулся Али, — есть товары ипоинтереснее.
        —Мой двоюродный брат лекарства вИордании закупает ивХевроне продает. Нодля этого начальный капитал нужен, деньги надорогу… Да икак я вЕвропу попаду?
        —Есть вЛенинграде люди, которые мне верят. Они идают мне деньги надорогу инатовар. АТаня помогает свыездной визой — онаже вдеканате для иностранцев работает.
        —Это что завиза такая? Европейская? — непонял Шакиб.
        —Да нетже, — поморщился Али. — Чтобы выехать временно изСССР, студенту-иностранцу нужна такая бумажка. Это разрешение навыезд ивозвращение. Там сроки указываются истрана, куда едешь. Половинку при выезде забирают, адругую — при въезде.
        —АвЕвропу понейже пускают?
        —ВЕвропу, брат, виза нужна. Ее получить очень сложно.
        —Так какже быть?
        —Есть такая территория посреди Восточной Германии. Называется Западный Берлин. Слышал?
        Шакиб отрицательно покачал головой.
        —Историю учить надо, — важно сказал Али. — После Второй мировой войны государства-победители поделили столицу Германии назоны оккупации. Половина Берлина досталась Советскому Союзу, адругая половина — Англии, Франции иСША. Врезультате получилось два Берлина — Западный иВосточный. ВЗападном все товары, как вФРГ иденьги тоже западные. АвВосточном — такойже социализм, как здесь. Так вот, почетырехстороннему соглашению граждане этих государств-победителей илегально находящиеся наих территориях иностранцы могут посещать территорию всего Берлина без визы. Только контроль очень жесткий — для жителей СССР нужна выездная виза иприглашение изЗападного Берлина.
        —Априглашение где взять?
        —Приглашениями торгует один сомалиец втвоей общаге — унего брат взападной зоне уже лет десять живет. Так что Таня займется визами, аты приглашения добудешь. Сам понимаешь — мне вобщаге появляться опасно. Слушай, апочему ты усвоей девушки непоселишься?
        Шакиб покачал головой:
        —Она живет смамой ибабушкой.
        —Ну, ичто? Почти все советские люди так живут. Здесь проблема сотдельным жильем.
        —Нет, я люблю ее инехочу позорить. Нельзя жить смужчиной без брака.
        Али рассмеялся:
        —Отвыкай отпалестинских обычаев. Самже сказал — здесь Европа.
        * **
        Студент-сомалиец лишних вопросов незадавал — просто вписал данные Али иШакиба вприглашения, спрятал тридцать долларов вкарман ипредложил:
        —Обращайся еще — скидка будет.
        Таня тоже неподвела — через три дня принесла заветные серые бумажки сфотографиями.
        —Теперь навокзал, забилетами? — спросил Шакиб. — Или спроводниками поедем?
        Али долго смеялся.
        —Ну, ты даешь! Тебе что вГагры, что вГерманию — никакой разницы. Этоже ЗАГРАНИЦА! Туда билет даже ненавокзале продают, авспециальной кассе.
        Специальная касса находилась вгостинице «Москва». Хмурая женщина вкабинете проверила паспорта, приглашения, выездные визы итолько после этого выписала им билеты доВосточного Берлина. Ипредупредила:
        —Вдень приезда ивдень отъезда ваши плацкарты действительны вметро Западной зоны.
        Шакиб ничего непонял, новопросов задавать нестал.
        Дебаркадер Варшавского вокзала впечатлял своими размерами изастекленной крышей. Только поезда почему-то туда недоходили — перроны обрывались, недоходя доздания, ипосадка ввагоны происходила наулице, под дождем.
        Поезд №25«Ленинград-Варшава-Берлин» уже стоял уплатформы, ипосадка началась, ноАли все непоявлялся. Алла, пришедшая провожать бизнесменов взаграничный вояж, даже бегала искать его вдоль состава. Появился он впоследний момент согромной сумкой через плечо. Квагону подбежал, тяжело дыша ивытирая пот солба. Проводник молча выхватил убилет изрук ипосторонился. Вэтот момент поезд дернулся сгрохотом, Шакиб поцеловал Аллу ивскочил втамбур уже находу. Выглянув из-за плеча проводника, увидел, как она мелко крестит его, стоя под зонтиком науплывающем вдаль перроне. «Все здесь перепуталось, — подумал он. — Хотя, какая разница? Вконце концов, имусульмане, ииудеи, ихристиане, все они — дар-аль-китаб, то есть, мир Книги. Уних есть Коран, Тора или Библия. Все-таки неязычники…»
        Купе было непохоже нате, что он видел вадлерском поезде. Вуглу была раковина, атри полки располагались наодной стене, друг над другом.
        —Будет еще пассажир? — поинтересовался Шакиб
        —Нет, вэти купе продают только два места, так что поедем скомфортом.
        —Азачем тебе столько вещей? — спросил он уАли, когда тот водрузил свою сумку наполку.
        —Аты думал, только оттуда вСоюз вещи напродажу возят? Там тоже есть, чего продать.
        Он расстегнул молнию насвоем бауле.
        —Два фотоаппарата «Зенит-ЕТ», два телеобъектива, два бинокля, две банки икры, две коробки кубинских сигар идва утюга, — перечислял он, раскладывая вещи наодеяле.
        —Апочему все подва?
        —Потому, что половину ты сейчас ксебе переложишь, чтобы таможня неотняла.
        Шакиб вздохнул истал выкладывать изсумки пакет сяблоками, пирожки ивареную курицу, которые дала ему вдорогу заботливая Анна Соломоновна.
        Настанции Кузница Белостоцка их вагон три часа провисел наогромных домкратах. Солнце раскалило железную крышу, окна были задраены наглухо икондиционер неработал. Где-то внизу слышался грохот — польские железнодорожники меняли колесные тележки наболее узкие.
        —Колея вЕвропе несовпадает срусской, — объяснил проводник. — Когда дореволюции этот путь строили, то пришли кцарю испросили: «Делать колею шире?» Ацарь иответил: «Анахрен шире!» Вот исделали наш путь ровно нацарский хрен шире.
        Проводник заржал вовсе горло. Шакиб вежливо улыбнулся, носмысла шутки так инеуловил.
        Али вэто время успел через открытую дверь тамбура сплавить местному скупщику оба утюга задвадцать дойчмарок.
        —Теперь сумки полегче стали, — радовался он. — Ох, итяжелые эти советские утюги.
        Поезд прибывал наберлинский Остбанхоф рано утром. Закрыв купе назамок, компаньоны запихали чужие деньги вовнутренние карманы джинсов. Хитрые приспособления были пришиты изнутри под задними карманами. Это было изобретение Тани, которое она ивоплотила накануне их отъезда. Зайдя вздание вокзала, Али сразу нашел обменный пункт и, предъявив паспорт, обменял тридцать рублей надевяносто восточных марок.
        —Наобратном пути пригодятся, — объяснилон.
        Шакиб взял одну измонеток сего ладони. Они были необычно легкими. Судя поцвету, их штамповали изалюминия.
        —Мне тоже поменять? — спросилон.
        —Нам хватит, — ответил Али, — здесь все очень дешево.
        Здесьже, навокзале запаслись минералкой исолеными крекерами.
        —Застеной все вразы дороже, — объяснилАли.
        —Закакой еще стеной?
        —Увидишь.
        Границу пересекали настанции метро «Фридрихштрассе». Пограничник всеро-зеленой форме придирчиво проверил паспорта, выездные визы иприглашения отневедомого сомалийского друга. После этого они оказались наперроне, вдоль которого прохаживались военные ссобаками наповодках. Поезд приходил иззападной зоны попутям, собеих сторон огражденным высоким бетонным забором. Сделав две пересадки, компаньоны вышли изметро настанции «Цоо». Наулице им пришлось протискиваться через толпу людей, торгующих сигаретами срук.
        —Берги карманы, — предупредил Али, — Цоо — самый криминальный район.
        Пройдя под железнодорожным мостом, они оказались вквартале магазинов электроники сяркими вывесками «Nurfurexport!».
        —Это магазины для военных изоккупационных войск, — объяснил Али, — здесь все товары без налога спродаж. Ноивсем остальным иностранцам тоже продают.
        Али уверенным шагом направился кодной излавок. Зашел внутрь и, кудивлению Шакиба, заговорил по-русски:
        —Добрый день, где Филибер?
        Филибер появился через пару минут. Им оказался дородный негр ссерьгой вухе. Он обнял Али, как старого знакомого, иувел его вподсобку. Шакиб синтересом огляделся. Наполках ровными рядами стояли двухкассетные магнитофоны, портативные телевизоры ивидеоплееры неизвестных марок, причем названия накартонных коробках очень напоминали имена популярных производителей: «Sankyo», «Soney», «Panasonix». Несмотря наранний час, торговля шла бойко. Два восточного вида продавца общались спокупателями нанескольких языках инепрерывно отпускали товар. Ккоробкам приделывали ручки изклейкой ленты или перематывали несколько покупок вместе.
        Изподсобки выглянул Али ипозвал:
        —Тащи сюда свою сумку.
        Вкомнатке без окна они выложили настол привезенный товар. Филибер открыл каждую коробку, пощелкал фотоаппаратом иотсчитал стопку купюр. Али спрятал деньги вкарман испросил:
        —Акак наш заказ?
        —Будет готов часа через два, — ответил негр, — погуляйте пока.
        Наулице Шакиб озабоченно поинтересовался:
        —Амы разве незаэлектроникой приехали?
        Унего появилось подозрение, что Али занимается контрабандой чего-то очень опасного.
        —Заэлектроникой, — успокоил Али, — только заболее дорогой. Тех ребят, что нас сюда прислали, компьютеры интересуют. Видеоплеер вЛенинграде идет задве цены, авот хороший компьютер можно ивпять раз дороже продать. Их как раз сейчас собирают.
        —Аих разве неназаводе делают? — удивился Шакиб.
        —Назаводе собирают мониторы, авот системные блоки комплектуют «под клиента». Заказчики попросили самую продвинутую версию — 186-ю. Там стоит 16-битный микропроцессор Intel. Таких вЛенинграде ещенет!
        Шакиб навсякий случай восхищенно покачал головой, хоть ничего инепонял.
        Прогулка позападной зоне заняла часа три. Сначала зашли вKDW — большой универмаг, где, переходя сэтажа наэтаж, поглазели надорогой товар. Больше всего им понравился отдел ковров наверхнем уровне. Китайские, иранские, бельгийские, всех цветов иоттенков, сживотными ирастительными орнаментами, они радовали глаз восточного человека извали отдохнуть намягком ворсе. Шакиб сусмешкой вспомнил бледные гобелены Эрмитажа. Потом Али, пообещав показать нечто удивительное изжизни западных немцев, повез Шакиба вТиргартен. Там набольших зеленых лужайках берлинцы загорали нагишом. Ничего, кроме смущения, это зрелище унего невызвало. Тем более, что многие загорали парами. «Как можно выставлять всем наобозрение свою жену?» — задумался Шакиб. Представил себя сАллой втаком месте изалился краской отгнева исмущения. Авот вид бесконечной бетонной стены, рассекающей город надвое, произвел нанего удручающее впечатление. Огромный транспарант начетырех языках предупреждал: «Вы выезжаете изамериканского сектора». Рядом был сооружен высокий деревянный помост, скоторого можно было заглянуть ввосточный сектор. Шакиб ожидал сразу
застеной увидеть кварталы Восточного Берлина, нооказалось, что заней находится полоса сзабором изколючей проволоки исторожевые вышки. Сдругой стороны эта полоса была ограничена еще одной бетонной стеной. Это небыло похоже ни нагосударственную границу, ни навоенное укрепление (ито, идругое ему приходилось видеть вСекторе Газа ивЛиване). Ассоциация, которая возникала при виде этого сооружения, была одна — тюрьма.
        Ких возвращению товар был упакован вкоробки ирезиновыми жгутами прикручен кдвум хозяйственным тележкам. Теперь надо было рассчитаться. Помявшись, друзья принялись расстегивать штаны.
        —Ну почему все курьеры прячут деньги водно итоже место? — удивился Филибер. — Цыгане вокруг станции «Цоо» это хорошо знают, ивтолпе режут задние карманы бритвой.
        Наобратном пути, после пересечения границы ГДР настанции «Фридрихштрасе», они сшиком взяли такси довокзала. Поменянных навосточные марки тридцати рублей хватило намногое. Поезд уходил вечером, поэтому груз они оставили вкамере хранения, асами отправились гулять поулице Унтер ден Линден. Плотно поели встоловой самообслуживания, выпили пива икупили еды вдорогу. Продуктовые магазины Восточного Берлина очень понравились Шакибу. Вних небыло кричащего изобилия KDW, нобыл выбор изнескольких сортов сыра, десятка колбас, разнообразной выпечки, пива ишнапса. При этом цены были весьма демократичными. После симферопольских иленинградских гастрономов это можно было назвать изобилием.
        —Хорошо живут восточные немцы, — похвалил Шакиб.
        —Да, неплохо, — согласился Али, — только заСтену им нельзя, аони знают, что там еще лучше. Человек никогда недовольствуется тем, что имеет…
        Заказчики встречали их наВаршавском вокзале надвух белых «Волгах». Толстяк вкожаной куртке придирчиво осмотрел клейкую ленту, которой были запечатаны коробки, итутже, назаднем сиденье, рассчитался сАли. Доконца августа они успели еще раз съездить познакомому маршруту.
        * **
        Подарок выбирали долго. Шакиб объяснил, что женщине сдетьми надо дарить детские вещи, аженщине без детей — кухонную утварь, чтобы она могла доставить удовольствие своему мужчине. УТани пока детей нет, значит, нужна хорошая кастрюля или сковородка. Услышав это, Алла чуть незадохнулась отвозмущения.
        —Да вы наженщин как набытовую технику смотрите! Учти — я тебе нетостер!
        Что-то подсказало Шакибу, что вданной ситуации лучше неспорить. Витоге, вмагазине «Ванда» наСтароневском были куплены духи «Пани Валевска» икрем для рук тогоже наименования.
        Отстанции метро «Площадь мира» доулицы Дзержинского, где жили Таня иАли, шли через проходной двор. Этот короткий путь был известен многим — навстречу то идело попадались люди, спешившие домой после работы. Гулкое эхо подворотни неожиданно донесло обрывки арабской речи. Причем говорили напалестинском диалекте, который было сложно перепутать сегипетским или иракским. Шакиб невольно замедлил шаг. Трое парней, нервно переговариваясь, шли навстречу. Коренастый силуэт одного изних иголос одного изпрохожих показались знакомыми.
        —Джамал?
        Парень остановился. Спутники его сразу замолчали иповернули головы, пытаясь рассмотреть незнакомца втемноте. Посыпались белые искры, вспыхнула зажигалка вруке одного изпарней. Ошибки быть немогло — Джамал!
        —Шакиб, этоты?
        Они обнялись, все еще неверя ввозможность такой встречи.
        —Откуда ты здесь? — первым спросил Джамал.
        —Учусь вКрыму, — невдаваясь вподробности ответил Шакиб. — ВЛенинград наканикулы приехал. Аты?
        —Буду учиться втехникуме связи. Пока накурсы русского хожу. Аеще для землячества разные поручения выполняю.
        —Акак наш третий «спортсмен», Адиль? Ты что-нибудь слышал онем? Я его фото вгазете видел.
        Джамал развел руками:
        —Боюсь, мы его теперь долго неувидим. После захвата самолета его иМоссад, иамериканцы искать будут. Он теперь нелегал.
        —Ты сказал, что поручения землячества выполняешь. Ачто заземлячество? Палестинское?
        Джамал замялся:
        —Вобщем-то, их два — одно подчиняется ФАТХ, другое — Хамас.
        —Аты вкаком?
        —Я — «присматривающий» отдоктора Шкаки. Нам главное, чтобы они оставались верными идеям джихада. Воспитательную работу проводим.
        Шакиб усмехнулся:
        —Лекции читаете?
        —Да. Вот как раз после лекции ивозвращаемся. Беседовали содной заблудшей овцой. Слушай, нам пора, — заторопился Джамал, — где тебя найти?
        —Я пока вобщаге консерватории живу, настанции метро «Автово». Комната39.
        —Понял, — хлопнул его поплечу Джамал, — я тебя обязательно разыщу.
        Праздничный стол был накрыт вгостиной, новсе столпились накухне. Али, попояс голый сидел натабуретке, аТаня, всхлипывая, обрабатывала ссадины наего руках иголове перекисью водорода. Перепачканная кровью рубашка лежала враковине.
        —Значит, они тебя все-таки нашли?
        Али закрыл ладонями опухшее лицо, кивнул.
        —Сколько их было?
        —Трое. Сказали, что если невернусь, Тане плохо будет.
        * **
        Семейный совет длился недолго, ивердикт был коротким:
        —Шакиб, — бабушка для убедительности даже встала, — вы должны переехать кнам.
        —Анна Соломоновна, Галина Моисеевна, спасибо, ноэто невозможно, — твердо возразилон.
        —Почемуже? — удивились женщины хором. — Места унас хватит. Три комнаты, все-таки.
        Шакиб покачал головой:
        —Мы неженаты. Во-первых, это — грех, аво-вторых, я нехочу, чтобы про Аллу говорили плохое.
        Женщины переглянулись.
        —Видители, — Алина мама припечатала ладонью стол, — всложившихся обстоятельствах это, скорее, ваш долг.
        —Какие обстоятельства? — Шакиб беспечно махнул рукой. — Сземляками я сам разберусь. Перееду вдругую общагу. ВЛенинграде их много.
        —Мы другое имеем ввиду.
        Алла Соломоновна вопросительно взглянула надочь. Та кивнула.
        —Мы нехотим, чтобы ребенок рос без отца. Аллочкин папа умер, когда ей три годика было. Мы, конечно, отдали ей всю свою любовь, новдоме должен быть мужчина! — сказала она твердо.
        Шакиб удивленно посмотрел наАллу. Она виновато улыбнулась.
        Дверь вкомнату оказалась открытой. «Неужели забыл запереть?» — подумал Шакиб. Накровати, поверх одеяла мирно спал Джамал. Наполу рядом сним стояла чайная чашка, заполненная окурками. Тяжелый дух табака висел воздухе. Шакиб подошел кокну, открыл форточку. Свет включать нестал. Стоял, смотрел наосвещенную фонарями улицу ивспоминал долгие разговоры сДжамалом вбейрутском подвале, тяжелую ночную работу впорту, клятвы перед расставанием. Игода непрошло стех пор, акажется, что все это было вочень далекой икакой-то чужой жизни.
        Заскрипела кровать.
        —Пришел? Долго я тебя ждал.
        —Зачем курил вкомнате? Здесь вконце сентября девушки изколхоза вернутся — здесь жить будут.
        —Ничего, проветрят, — Джамал спустил ноги скровати. — Поговорим?
        Шакиб развернул стул всторону гостя,сел.
        —Ну, давай.
        —Ты уже, наверное, понял, что я ктебе нечай пить пришел.
        Шакиб неотвечал ивнимательно следил задвижениями Джамала вполумраке.
        —Ты — предатель, Шакиб Халиль. Тебя ищут. Исвязался ты спредателем. Только если твой новый друг Али — музыкант, испрос снего, как собычного труса — провели «профилактику» иотправили домой, то ты — военнослужащий, итебя будут судить. Если вернешься добровольно, то решение будет милосердным. Может, расскажешь мне, почему ты сбежал?
        —Ленинград решил посмотреть, — коротко ответил Шакиб, — имне здесь понравилось.
        —Судя пообстановке, ты здесь один живешь, новтумбочке — крем для рук женский.
        Кремом пользовалась Алла после того, как мыла чашки наобщей кухне. Судя повсему, про нее «землячество» пока непронюхало.
        —Кто-то издевушек забыл, — пожал плечами Шакиб.
        —Ты, я смотрю, время тут нетерял, — усмехнулся Джамал.
        —Аты что один пришел? Выже вгости втроем ходите, — Шакиб поспешил сменить тему.
        —Зря ты так. Когда узнали про тебя, хотели сюда группу послать. Для воздействия, так сказать. Я отговорил. Сказал, что нашего стобой разговора достаточно будет. Так что, собирайся.
        —Что, прямо сейчас?
        —Нет. Впонедельник для тебя навахте оставят инструкцию ипроездные документы доЕревана. Поездом поедешь — это два дня. ВЕреване поживешь несколько дней вобщаге педагогического института уземляков. Они помогут взять билет насамолет доАлеппо. Там тебя встретят. Всё. Я верю, что ты нетрус.
        * **
        Предложение пожить надаче возникло сразу после того, как он объявил, что переехать неможет, так как его «будут искать ибеспокоить земляки». Шакиб неверил, что его так просто оставят впокое, нобросить Аллу всложившихся обстоятельствах он просто физически немог.
        Дачу строил сразу после войны Аллин дедушка. Тогда станция «Скачки» еще была далеко загородом. Сейчасже Ленинград плавно окружал старенькое садоводство новыми бетонными корпусами. Зато добираться додачи можно было инаэлектричке, инаавтобусе отметро. Дом был летний, содинарными рамами, продуваемый всеми ленинградскими ветрами, ножелезная печь-буржуйка раскалялась занесколько минут, ивкомнате становилось даже жарко. Правда, также быстро она иостывала. Посовету соседа Миши, который жил вСкачках круглый год, Шакиб уложил напечку два слоя кирпичей, которые, разогревшись, держали тепло несколько часов. Наночь хватало, адни еще стояли теплые. Время проходило взаготовке дров, ловле пескарей вместном пруду ивразговорах сМишей, который целыми днями возился насоседнем участке. Он очень уважительно отзывался ососедках-«евреечках»:
        —Вот ведь — мужика нет, ахозяйство исправно содержат. Изабор незавален, игрядки всегда прополоты. Анна Соломоновна уних — голова, хозяин…
        Вечером Шакиб шел наостановку встречать Аллу. Она подороге успевала купить продукты: десяток яиц, полкило докторской колбасы, сосиски вполиэтилене. Один раз даже умудрилась довезти нерастаявшей пачку его любимых пельменей. Они дружно готовили ужин натрехногой электрической плитке, апотом смотрели старенький телевизор, забравшись под одеяло. Утром Шакиб просыпался первым, грел воду Алле для умывания ипосле завтрака провожал ее доостановки.
        —Мама говорила сознакомым юристом, — рассказывала Алла, — он сказал, что если виза утебя непросрочена иврозыск тебя советские власти необъявили, то можно подать заявление вспециальный ЗАГС для иностранцев изарегистрировать брак. Только там три месяца ждать надо. Он обещал узнать, нельзяли сократить время ожидания, если принести справку обеременности. Апотом можно сразу подавать заявление наполучение вида нажительство. Тогда инаработу устроишься.
        —Главное, чтобы меня мои «друзья» доэтого ненашли…
        Шакиб был согласен навсе, лишьбы быть рядом сАллой.
        —Ну как они тебя здесь найдут? — успокаивала она его. — Про меняже никто незнает.
        —Могут уАли все про меня выбить или уТани.
        —Али уже уехал, да он ивидел-то меня один раз, идаже телефона моего незнает.
        Шакиб кивал, соглашаясь, ночувство тревоги его неоставляло.
        * **
        Вэтот вечер Аллу он неждал — после работы она записалась наприем вженскую консультацию. Сидеть возле печки водиночестве — несамое романтическое занятие. Захотелось просто пройтись поулице ипосмотреть налюдей. Можно было доехать наавтобусе допроспекта Ветеранов, ноШакиб решил ограничиться прогулкой поцентру Красного села, докоторого было минут десять пешком. Прошелся попроспекту Ленина, заглянул вбулочную икупил слойку сповидлом. Неудержался — начал есть находу. Потом посидел впарке увечного огня искормил голубям остатки слойки. Решил наконец попробовать квас изжелезной бочки. Али говорил, что это — «детское пиво, которое можно пить даже мусульманам». Напиток совсем небыл похож напиво иснепривычки сильно шибал внос. «Врядли это можно пить детям», — заключил он ивылил остатки пенной жидкости нагазон.
        Кдаче пробирался уже втемноте, попамяти обходя глубокие лужи надороге. Освещенное окно увидел, подойдя совсем близко — стена дома сего стороны была глухая. «Алла приехала», — обрадовался он ипоспешил ккрыльцу, спотыкаясь между грядок. Проходя мимо окна, скорчил смешную рожу иприжался носом кстеклу, ноувидел только Аллину спину — она сидела спиной. Побарабанил ногтями постеклу. Осторожно, чтобы ненапугать. Алла повернулась, ивэтот момент он увидел, что она вкомнате неодна. Застолом, подперев голову рукой, сидел Джамал. Инстиктивно Шакиб рванулся кдвери. Тутже что-то острое ихолодное прижалось кего горлу.
        —Маса эльхер, — улышал он хриплый голос, — недергайся, земляк.
        Лица говорившего он невидел, только чувствовал сильный запах табака, исходивший отпальцев, державших нож. Распахнулась дверь. Впрямоугольнике света стоял Джамал.
        —Заходи, — спокойно сказал он, — мы тебя давно ждем.
        Неубирая лезвия отего горла, тот, что стоял заспиной, сильно толкнул его вперед. Шакиб почувствовал, как изпореза нашее кровь стала капать нарубашку.
        Вкомнате было тепло. Вбуржуйке трещали дрова, анаэлектроплитке бурлила вода вкастрюле.
        —Алла пельмени привезла, — сказал Джамал, — сейчас ужинать будем. Ты садись, ато стоя разговаривать неудобно.
        Шакиб сел ипопытался улыбнуться Алле, которая напряженно смотрела начеловека заего спиной.
        —Прием уврача отменили, — виновато сказалаона.
        —Кемаль, ты тоже садись, — показал настул Джамал, — никуда он неубежит, ведь его женщина здесь.
        Нож перестал давить нагорло ивзоне видимости появился обритый наголо здоровяк вчерном свитере. Он сел напротив Аллы, положив свое оружие настол перед собой.
        —Ты меня подвел, друг, — Джамал досадливо щелкнул пальцами, — ая ведь пообещал землякам, что стобой проблем небудет.
        —Как нашел? — грубо перебил его Шакиб.
        —Нетак уж исложно было. Таня ведь унас под контролем была, чтобы Али доместа назначения доехал. Она ирассказала, что вы вместе всанатории отдыхали. Ителефон санатория нашла — он напутевке указан. Апотом позвонил туда один изнаших ирассказал трогательную историю любви кдевушке Алле, скоторой напляже познакомился. Сказал, что приехал кней вЛенинград, аадрес потерял. Спервого раза неполучилось, анаследующий день более сердобольная дежурная попалась. Иместо работы продиктовала, иадрес, — он подмигнул Алле. — Ая ведь тебя впроходном дворе хорошо рассмотрел. При свете зажигалки. Исразу понял, что ты — еврейка. Одни беды отвас.
        —Пельмени сварились, — спокойно сказал Шакиб.
        —Что? — непонял Джамал.
        —Пельмени готовы. Давайте поедим.
        Джамал усмехнулся:
        —Ты незабываешь огостеприимстве. Ладно, давай поедим, апотом будем решать твою судьбу. Тем более, что пельмени — это самое вкусное, что я здесь пробовал. Горчица есть?
        Когда Шакиб встал, нож сразуже оказался вруке улысого Кемаля. Он внимательно следил закаждым движением хозяина дачи. Использовав кухонное полотенце как прихватку, Шакиб аккуратно снял горячую кастрюлю сплитки. Поискал глазами, кудабы ее поставить. Гости машинально убрали руки состола. Неменяя спокойного выражения лица, он аккуратно вывернул содержимое прямо набритую голову здоровяка. Раздался протяжный вой, иКемаль забился наполу, опрокинув стул. Сильным ударом ноги Шакиб швырнул стол всторону второго гостя. Джамал попытался вскочить, нотутже грохнулся обратно натабуретку, получив чувствительный удар столешницей всолнечное сплетение. Итутже увидел, что электрическая плитка сраскаленной спиралью приближается кего лицу. Успев закрыть глаза илоб руками, он почувствовал резкую боль накостяшках пальцев. Ввоздухе резко запахло паленым мясом.
        Отбросив плитку всторону, Шакиб схватил Аллу заруку ипотащил ее наулицу. Она, спотыкаясь, едва поспевала заним.
        —Ты наавтобусе приехала? Значит, дорогу настанцию они незнают. Бежим.
        Отволнения унее сбилось дыхание, поэтому через короткое время им пришлось перейти нашаг. Шакиб постоянно прислушивался, нозвуков погони пока небыло слышно. Путь достанции, обычно занимаюший неболее десяти минут, сейчас показался ему бесконечно долгим.
        —Настанции люди будут, — тяжело дыша, просипела Алла, — можно напомощь позвать. Или милицию вызвать.
        Еще издалека они увидели, что платформа, освещенная парой тусклых фонарей, была пуста. Это была именно платформа — здесь небыло ни кассы, ни телефона-автомата. Справа изтемноты ударил луч приближающейся электрички. Шакиб прикинул расстояние — добетонных ступенек перрона оставалось еще метров двести. Он посмотрел наАллу. Она еле передвигала ноги отусталости, аэлектричка уже замедляла ход для остановки. Времени наразмышления неоставалось. Он присел и, подхватив Аллу под колени, взвалил себе наплечо. «Только неупасть, только неупасть…» — твердил он про себя, пытаясь разглядеть дорогу под ногами. Электричка уже медленно ползла вдоль платформы. Когда долестницы оставалось метров десять, Алла, поняв, что он выдыхается, забарабанила ладонями поего спине:
        —Я сама. Опусти меня — я смогу.
        Поставив ее наноги, он ощутил необычайную легкость. Взявшись заруки, они преодолели ступеньки иподбежали кпоследнему вагону. Составы наэтой ветке Балтийского вокзала ходили старой конструкции — двери были неавтоматическими, аоткрывались простым нажатием ручки. Несмотря нагрозные предупреждения, висевшие навсех станциях, вечно опаздывающие пассажиры испрыгивали дополной остановки поезда, исадились, догоняя уходивший вагон.
        Шакиб распахнул дверь втамбур иоглянулся назад. Неожиданно изтемноты вкруг света ворвался Джамал. Наклонив голову инеотрывая взгляда отсвоих жертв, он несся вперед, словно разъяренный бык. Изего обмотанного полотенцем кулака торчало длинное лезвие. Раздался гудок, электричка начала очень медленно двигаться. Шакиб втолкнул Аллу втамбур иостался наплатформе, повернувшись лицом кпреследователю.
        Ему удалось отбить острие, направленное ему прямо всердце, ноДжамал был ниже имассивнее — лезвие прошло под нижним ребром ицеликом погрузилось внапряженную плоть. Отпронзившей его боли он перестал дышать ивидеть. Тело его перестало слушаться ипадало вкакую-то бесконечную бездну.
        —Аль-Лат, — беззвучно, одними губами произнес он, — «никто измолящихся ей неостанется жив»… Живи, Аль-Лат…

Санкт-Петербург
декабрь2016