Дыши со мной Джессика Парк
        Последние четыре года моей жизни превратились в бесконечный водоворот мыслей, смятения и усталости.
        Я была не в силах смотреть на себя: девушку, в которой осталось так мало надежды. Такую непростительно слабую.
        Обрывки воспоминаний – это все, что у меня осталось.
        Люди всегда вели себя одинаково: банальные слова сочувствия, а затем – позорное бегство.
        Он – единственный, кто не расспрашивал о моем детстве и о том, что случилось.
        С ним я вновь научилась дышать. Он подарил мне воздух.
        Но у него своя собственная трагедия. И он никогда не будет прежним.
        А еще он считает, что у него не хватит сил любить меня.
        Джессика Парк
        Дыши со мной
        Jessica Park
        Left drowning
        
        Для Томми,
        который есть и всегда будет моим Сабином.
        Эта книга для всех, кто выжил. Кто не сломлен.
        Вы можете любить и быть любимыми, несмотря на кажущуюся бесконечной жестокую природу бытия.
        Даже когда вы тонете и так глубоко под водой, всегда есть время, чтобы дотянуться до того, кто снова научит вас дышать.
        Глава 1
        Основы
        Я спотыкаюсь о первую ступеньку общежития и бесцеремонно падаю на бетон. Мгновение не двигаюсь, размышляя о том, что впившаяся в руку связка ключей должна причинить больше боли. Не говоря уже о коленях, принявших на себя основной удар.
        – Прекрасно, – бормочу я, неуверенно поднимаясь и прислоняясь к двери. Тихо хихикаю и пытаюсь подобрать к замку ключ. Хорошая новость в том, что если со всей дури долбануться об пол, что, кажется, я только что и сделала, завтра, возможно, я хоть что-нибудь почувствую. Это же лучше, чем ничего не чувствовать, верно? Как вам такой серебряный луч надежды? Я прислоняюсь к огромной двери, чтобы не упасть. Погодите, что там дешевле серебра? Железо? Цинк? Может быть, цинковый луч надежды?
        Мне потребовалось несколько неудачных попыток открыть замок, чтобы понять, что ключ от дома, в котором я выросла недалеко от Бостона, по понятным причинам не откроет общежитие в Висконсине. Наконец я засовываю в скважину верный ключ и поворачиваю замок.
        – Я открыла дверь! – победно шепчу я сама себе. Толстая металлическая дверь невыносимо тяжелая и плохо поддается моим усилиям, поэтому я больно ударяюсь плечом о дверную раму, пытаясь проскользнуть в узкий проем. «Еще одна победа!» – словно в тумане думаю я. Завтра меня точно настигнет похмелье, и ушибы от мебели определенно принесут боль. Так что продолжим мои бесконечные поиски физических чувств и ощущений. Любых. Тем не менее, даже в моем совершенно нетрезвом состоянии, я знаю, что синяки от пьяной ночи едва ли можно назвать шагом в сторону положительных эмоций. Но, по крайней мере, хоть что-то. Что-то кроме пустоты. Это станет отвлечением, а отвлечение всегда приветствуется.
        Лестничная клетка залита отвратительным флуоресцентным светом. Она пустая, хотя в это позднее время в любую минуту может объявиться один из моих пьяных сверстников, таща за собой девчонку на ночь. Я действительно не понимаю, как люди вообще спят друг с другом в кампусе. Любой, даже смутно привлекательный в обычной обстановке, становится значительно менее симпатичным на обратном пути в комнату общежития.
        Пьяные глаза не годятся при таком ужасном освещении. Я прислоняюсь к стене на лестничной площадке второго этажа и достаю из кармана телефон. Отражение в маленьком черном экране подтверждает подозрения. Мои и без того непослушные пряди выбились из хвоста, образуя кудрявый ореол, и даже в темном отражении в телефоне мне видны мешки под глазами. Я похожа на психа.
        – Я похожа на психа! – кричу я, слыша эхо невнятных слов. Может, я всегда так выгляжу? Не то чтобы меня это волновало. На самом деле, я мало времени провожу перед зеркалом, да и вообще почти не занимаюсь своей внешностью. Я такая, какая есть, и на этом все. По большому счету это неважно. И никто не обращает внимания. Тем не менее, я все равно выгляжу как псих.
        Добравшись до своей комнаты, я практически вваливаюсь в открытую дверь. К счастью, у меня нет соседки, которая могла бы пожаловаться на шумное появление. Она съехала несколько дней назад, предположительно, чтобы жить с не такой психопаткой, как я, а потому комната на двоих теперь вся принадлежит мне. Я не виню бедную девочку. Если вы собираетесь застрять в относительно небольшом кампусе за пределами Мэдисона, штат Висконсин, то лучше окружить себя веселыми людьми.
        Я прохожу по темной комнате, пинаю нечто, очень похожее на учебник по антропологии, и заваливаюсь на матрас. О, ирония в том, что я заменила свою односпальную кровать в общежитии полноразмерным матрасом. Любой при виде его может подумать, что я вожу домой парней.
        Но я неудачница в этой области. «Добавьте это в чертов список», – говорю я сама себе. Я упустила кучу парней из кампуса, с которыми знакомилась по пьяни, а потом отшивала еще до того, как что-либо могло произойти. Мысль о чужих руках на моем теле вызывает тошноту. Это ненормально. Я понимаю. Вот почему, напившись, у меня всегда появляется идея, что секс без обязательств это забавно и заманчиво. Ради всего святого, решись я когда-нибудь на такое, сразу окажусь в хорошей компании. Множество моих двадцатиоднолетних сверстников тайком возвращались домой в предрассветные часы. Я слышала, как эти якобы постыдные ночи со смехом пересказывались со всеми грязными подробностями.
        При желании я могу завлечь парня. Алкоголь мне помогает. И парни ведутся, хоть я и понятия не имею почему. Полагаю, это естественно – хотеть общаться с другими людьми. Вот только мне не хотелось. Совершенно. Наверное, поэтому у меня нет настоящих друзей. Но я пью и играю свою роль, питая надежду, что самовнушение работает, и что если достаточно долго притворяться, то можно вновь почувствовать себя полноценным человеком. Поначалу это занятие доставляет мне удовольствие, но к концу ночи, когда реальность возвращается и меня охватывает невыносимое одиночество, становится еще хуже.
        Знаю, не очень умно охмурять парней, а потом сбегать, когда они пытаются прикоснуться к тебе. Но у меня своя стратегия. Частенько я мямлю о том, что я девственница – откровение, которое эффективно подавляет интерес большинства парней. Это открытие в некотором роде меня забавляет. Я считала, что парням должна нравиться идея оказаться первым у девушки. Не нужно изображать акробатические трюки и все такое, раз уж я ничего не знаю. Но похоже, что в целом умные, порядочные парни в этом маленьком гуманитарном колледже посреди заснеженного Висконсина не хотят нести ответственность за лишение девственности пьяной студентки. Поди их разбери. В любом случае, я стараюсь не допускать никаких физических контактов, хотя и отчаянно желаю найти выход, пусть и временный. Видит бог, мне все равно не понравится, учитывая, что мое либидо как у камня.
        Поэтому я добавила фригидность в список. Этот тупой мысленный перечень, который изо всех сил стараюсь не вести.
        Все более длинный список моих недостатков. Моих слабостей. Провалов.
        Разве не должен тогда существовать и список достижений? Или хотя бы…
        Чего-то нормального? Я пытаюсь сосредоточиться. Чертов ликер все усложняет, но я стараюсь. Это важно.
        Я не ужасный студент.
        Регулярно моюсь.
        Много знаю о приливах.
        Ем почти все, кроме изюма.
        Господи. Снова мысли разбежались. Может, я и пьяная, но способна на большее.
        Я овладела искусством меланхолии.
        У меня сомнения относительно того, можно ли это даже смутно считать «достижением». Я снова задумываюсь, намереваясь найти что-то стоящее признания.
        Я выжила.
        Смех, срывающийся с моих губ, ужасен. Резкий звук эхом разносится по пустой комнате. Я настоящий гребаный Гарри Поттер! Я взвизгиваю:
        – Черт!
        Сажусь и скидываю обувь. Телефон все еще в руке, и я тупо смотрю на него.
        Я никогда не брошу брата.
        По крайней мере, это должно оказаться в хорошем списке. Не думая о том, что говорить, я хватаю телефон и звоню брату.
        – Господи, Блайт. Чего ты хочешь? – ворчит Джеймс.
        – Извиняюсь. Я тебя разбудила, да?
        – Да, разбудила. Сейчас три часа ночи.
        – Разве это поздно? Ты ведь тоже в колледже учишься. Думала, ты только пришел домой. – Я жду, но он ничего не говорит. – Как учеба? Как нога? Держу пари, с каждым днем ты становишься только сильнее.
        – Учеба нормально, и отвали с вопросами о ноге, ладно? При каждом разговоре задаешь их. Хватит. Лучше уже не будет, а это дерьмово. Прекрати спрашивать. – Мой брат зевает. – Серьезно, ложись спать. – Явное раздражение и отвращение в его голосе прожигают меня насквозь.
        – Джеймс, пожалуйста. Прости. – Проклятье. Я не могу скрыть пьяные нотки в своем голосе. – Мы никогда не разговариваем. Я хочу слышать твой голос. Удостовериться, что у тебя все в порядке.
        Он вздыхает.
        – Да. Я в порядке, насколько это возможно. А вот ты, судя по голосу, настоящая катастрофа.
        – Ха, как мило.
        – Очень. – Джеймс замолкает. – Маме с папой это дерьмо не понравилось бы. Ты это знаешь. Можешь просто?… Давай в другой раз?
        – Я так сожалею обо всем. Мне нужно, чтобы ты знал. Действительно знал об этом. У тебя все может наладиться. Я хочу…
        – Не надо. Не сейчас. Не снова. Мы больше не будем начинать этот гребаный разговор.
        – Ладно. – Я гляжу в темноту за окном. Сейчас предрассветные часы конца сентября, и я знаю, что грядет. Ничего хорошего. Одно и то же каждый год. – Конечно, Джеймс.
        От нелепой попытки изобразить веселье и беззаботность мой голос прерывается.
        – Поговорим потом. Береги себя, Джеймс.
        Что ж, все прошло хорошо. Я и не ожидала лучше. Пьяные ночные звонки обречены на провал. Я в курсе, потому что уже делала так раньше. Трагедия в том, что после каждого звонка брату по пьяни я решаю, что следующий разговор пройдет более гладко. Но даже если позвонить днем в трезвом состоянии, лучше не выходит. Разговор получается натянутым и неловким.
        Я тяжело вздыхаю и включаю приложение фонарика на телефоне. Мне оно нравится, можно выбрать не обычный белый свет, а любой, какой взбредет в голову. Я кладу телефон на постель, и он частично освещает комнату призрачным синим светом.
        Когда я встаю и шаркаю к маленькой раковине, то чувствую, как подпитываемая алкоголем энергия окончательно покидает тело. После нескольких попыток мне, наконец, удается завязать длинные спутанные волосы в пучок на макушке. Несколько прядей выбиваются и свисают на лицо. Я не в силах смотреть на себя – на девушку, в которой осталось так мало надежды. Которая настолько непростительно слаба. Я стыжусь собственной неспособности сделать что-то лучше. Я клянусь хотя бы следующие сутки провести без выпивки.
        Вода из-под крана ледяная. Проходит минута за минутой, пока я набираю в ладони воду и выливаю себе на лицо, и не прекращаю, пока не останавливается горячий поток слез.
        Глава 2
        Важные поступки
        Шесть часов утра в субботу – для меня не самое подходящее время для пробуждения. Я недовольно смотрю на часы. Что ж, ничего не поделаешь. Я не сплю. Мой выбор – либо встать и пережить этот день, либо остаться в постели и провести следующие несколько часов, погружаясь в неприятный и знакомый водоворот мыслей, паники, депрессии и апатии, преследовавшие меня последние четыре года. Лучше выбираться из постели. Я моргаю в темноте и поражаюсь, как устала и как мало во мне желания бороться.
        Его отсутствие явно проявилось вчера, когда я встретилась с моим пятым, и предположительно последним, научным руководителем, какой-то женщиной по имени Трейси. Женщиной, которая, кажется, возомнила, будто способна с легкостью поправить мои дела в колледже. Она определенно не понимает, с кем имеет дело. Или, может быть, забыла учесть, что у меня есть только восемь месяцев, чтобы дотянуть до выпуска.
        Я делаю глубокий вдох и шевелю пальцами ног. По крайней мере, у меня нет похмелья, потому что я осталась верна своей клятве и провела целые сутки без выпивки. Это приятные перемены. После отвратительного разговора по телефону с братом два дня назад меня мучило раскаяние о том, на что я способна, когда напиваюсь. Не говоря уже, как ужасно было встречаться с руководителем, страдая от самого жестокого похмелья. Уверена, я оставила целую лужу пропитанного алкоголем пота на офисном стуле.
        Я включаю лампу возле постели и ногами откидываю простыни, снова радуясь, что у меня нет соседки, которая бы ворчала за столь ранний подъем. Мое тело освещается желтым светом, и я невольно вздрагиваю, когда сажусь и вижу свои ноги, покрытые синяками после падения во время той пьяной ночи. Как правило, я мало задумываюсь о своей внешности, но даже мне понятно, что ужасно выгляжу не только из-за синяков. Ноги и линия бикини остро нуждаются в бритве. Осмотрев себя, я признаю, что было бы неплохо иногда тренироваться. Выживание на скудной пище и слишком большом количестве пива и текилы не очень хорошо сказывается на фигуре. И неудивительно. Я свожу ноги и смотрю на бедра. Они одновременно костлявые и дряблые – суперпривлекательное сочетание.
        Я рывком отдергиваю штору, закрывающую единственное окно, и морщусь от громкого скрежета по карнизу. На улице все еще темно, но сам акт открывания штор кажется нормальным. Именно так поступают люди, когда просыпаются. Это важное действие, и по каким-то причинам я решаю, что вся суббота должна стать днем важных поступков, если не связи с реальным миром. Я уже приняла лучшие решения за последнее время: рано вставать и не пить двадцать четыре часа.
        Натянув джинсы, толстовку, закрутив волосы в узел и почистив зубы, я запихиваю несколько вещей в рюкзак и направляюсь в студенческую столовую. Если надеюсь сегодня сделать еще что-нибудь важное, мне понадобится кофе.
        Обычно здесь полно студентов, но в этот час столовая пустует, за исключением сотрудника за прилавком – несчастной жертвы, совмещающей учебу с работой.
        – Кофе? – спрашивает он.
        Я киваю.
        – Два, пожалуйста. Самых больших. Без молока.
        Он заглядывает мне за спину.
        – Да, оба для меня.
        Я пальчиками отбиваю ритм по стойке, пока он наливает.
        – Держи. – Он защелкивает крышку на каждом стаканчике и берет мой студенческий билет.
        Я благодарю и оглядываю помещение. Обычно я сижу у стены возле запасного выхода, но раз тут сегодня так пустынно, то решаю усесться в центре и закидываю ноги на соседний стул. Первый большой глоток кофе такой крепкий и горький, что меня бросает в дрожь, но я знаю, что к четвертому глотку станет легче. «Прямо как с шотами!» – думаю я.
        Я проверяю телефон. Спустя два дня от Джеймса все еще ни одного сообщения. Я, конечно, и не жду, но так тяжело не надеяться. «Ага, – думаю я, – ну вот опять. Надежды». Может, однажды ночью он пьяный позвонит мне после студенческой вечеринки и засыплет вопросами обо всем, что не так с нашими безнадежно испорченными отношениями. Внезапно я почувствовала себя идиоткой. Ну разве не глупо на такое надеяться? Чего мне действительно хочется, так это встретиться с ним, трезво решить все невысказанные проблемы и стать близкими друзьями. Какими и должны быть. Я мысленно скривилась. «Можно подумать, такое возможно». Наверное, хорошо, что он поступил в колледж в Колорадо, подальше от меня, чтобы я не могла в любое время запросто явиться к нему в общежитие.
        Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. «Просто переживи этот день, Блайт. Ты можешь это сделать, черт подери». Лучше бы я не просыпалась в такую рань, тем самым сделав этот день длиннее необходимого. Но я не в постели, не в комнате, у меня кофе и даже наушники, так что можно послушать Национальное Общественное Радио. Я редко слушаю музыку. Теперь. Раньше, когда все было хорошо, я могла часами листать радиостанции, скачивать композиции и танцевать по комнате. Кататься на «Хонде» родителей и растворяться в музыке. Музыке, которая задевала струны моей души. Раньше я любила фантазировать о будущем.
        Я открываю сайт «радио НПР» и прокручиваю истории, пока не останавливаюсь на довольно отвратительном отрывке про бывшего вегана, который учится разделывать мясо. Когда ближе к концу истории я узнаю, что любимое мясо у бывшего вегетарианца – это свиные ноги (вот они, мечты куриных крылышек!), кто-то плюхается на стул передо мной.
        – Эй! Ты взяла мне кофе! Очень предусмотрительно.
        Вздрогнув, я поднимаю глаза. Передо мной стоит неопрятного вида парень в рваной футболке и джинсах. Он снимает ковбойскую шляпу, являя черные волосы, которые торчат во все стороны – хотя, должна признаться, весьма очаровательно. Щетина на его подбородке как минимум трехдневной давности. А глаза, хоть и покрасневшие, но пронзительного голубого цвета. Он большой мальчик. Не толстый, но крупный. Судя по шлейфу, думаю, он хорошо накачался пивом. Но больше всего в глаза бросается широкая улыбка во весь рот. Ну и еще то, что он самовольно хватает мой второй стаканчик кофе.
        И делает глоток.
        – Знаешь, а это действительно неплохой кофе. Конечно, конечно, все любят возникать и жаловаться, мол, кампусный кофе – жуткий отстой, но это только предлог, чтобы мамы и папы спонсировали постоянные поездки в дорогущую кофейню в конце улицы. Как она называется? «Бобы-Бобы», верно? Какое тупое название. А вот название моей театральной постановки звучит не так тупо: «Бобы-бобы: Музыкальные». Раз уж ты щедро угостила меня кофе, я должен отблагодарить тебя и предоставить места в первом ряду. И за кулисами! Подожди, ты еще познакомишься с парнем, который играет Дьявольскую Мясорубку Номер Три. Во время представления он напугает тебя до усрачки, но в глубине души он хороший человек. – Парень замолкает, чтобы сделать большой глоток из стаканчика, а потом грохает кулаком по столу и ухмыляется: – Улетно, да? Прямо как я люблю.
        Я моргаю и жду, когда закончится этот театр одного актера. Он наклоняет голову набок и продолжает смотреть на меня, пока я пытаюсь решить, что делать дальше.
        Он наклоняется.
        – Перебор?
        «Да, ты немного странный». Но я молчу.
        Он протягивает руку.
        – Я Сабин.
        – Блайт. – Я пожимаю ладонь. Как бы мне ни было неловко от физического контакта, я чувствую себя удивительно непринужденно, когда его большая рука обхватывает мою. Прикосновение каким-то образом успокаивает.
        – Блайт, для меня большая честь познакомиться с тобой. – Он похлопывает второй ладонью по моей, а я все еще не отстраняюсь. – А теперь расскажи, почему так рано не спишь?
        – Просто… Не знаю. – Я морщу лоб. «Кто этот парень?» – Не спится. А ты почему не спишь?
        – Подловила! В моем случае вопрос должен звучать: «Почему я так долго не ложусь?»
        Я застенчиво улыбаюсь.
        – Ох, понятно.
        Несколько мгновений мы сидим молча, не разъединяя рук, а он выжидающе смотрит на меня. Мне стоит убрать ладонь, но я просто не могу. Он странный, но очень милый.
        – Ты не собираешься спрашивать, почему я еще не в кровати? Учитывая наши близкие отношения, думаю, что мое местонахождение будет чрезвычайно актуальным вопросом. Ты должна сходить с ума от любопытства. Был ли Сабин всю ночь в караоке в парке развлечений? А может, его похитили инопланетные козы-ковбои? – Он указывает на шляпу на столе и вскидывает бровь. – А потом подвергли унизительному и в то же время возбуждающему обыску с раздеванием? Или обдолбанный и не очень умелый татуировщик из благих побуждений вместо «Господь любит меня» навсегда заклеймил его «Я люблю сыр»?
        – Ох. – Даже учитывая эту странную речь, я чувствую себя менее неловко, чем обычно при разговоре с незнакомцами, хотя все еще совершенно растеряна. – Мне следовало сразу же задать эти вопросы. Извини. – Я пытаюсь разобраться в ситуации, гадая, не флиртует ли он. Не очень-то похоже. – Ну, – говорю я, – почему нет?
        – Почему нет что?
        Господи Иисусе.
        – Еще не в постели?
        – Ох! Да! – Его хватка становится крепче, он встает, увлекая меня за собой, и прижимает мою руку к груди. – Я встречался с девушкой, так что технически в постели я уже был. Просто не спал. Ее зовут Кристал, и она божественна. Сногсшибательно красива. И, – говорит он, подмигивая, – просто ангел в самом «неангельском» смысле. Я влюбился.
        Я не могу сдержать смех. Особенно потому, что он определенно не пристает ко мне. Он уже влюблен. Ну, или чувствует влечение.
        – Спасен хорошей девушкой? – предполагаю я.
        – Пока что. – Еще раз подмигивает. Он отпускает мою руку, снова откидывается на стуле и надевает свою ковбойскую шляпу. – Вот теперь ты знаешь обо мне все что нужно. Давай послушаем о тебе, мисс Блайт. Ты новенькая?
        – Что? – возмущаюсь я. – Нет. Выпускной курс.
        – Мои извинения. Просто ты похожа на заблудшую овечку. Так мило. Сидишь здесь одна, рюкзак наверняка полон дорогущих учебников. Я знаю такой тип. К тому же, я на предпоследнем курсе и не думаю, что видел тебя раньше среди студентов. И ты, похоже, не знаешь, кто я.
        – Вполне логично, но правда в том, что в моем рюкзаке нет учебников. И я не так уж часто бываю среди студентов. Скорее считаю дни до выпуска. – Я пожимаю плечами. Конечно, это не совсем так, потому что у меня нет особых планов на будущее, но это могло объяснить мое неучастие в жизни кампуса. – Я должна быть в курсе, кто ты?
        – Если ты не большая поклонница местного театра, то, скорее всего, нет. Когда я не ухаживаю за девушками, я в театре. Значит, ты не видела меня в «Стеклянном зверинце»? Мое выступление было не таким уж убогим, скажу я тебе. А прошлой зимой я был режиссером «Кукольного дома». – Он выжидательно молчит. – Нет? Ничего?
        Я смотрю на него пустым взглядом.
        – Прости.
        – Мне больно. Очень больно. Учитывая, что теперь мы с тобой близкие друзья, с этого момента я требую, чтобы ты посещала все мои представления. Договорились?
        – Мы теперь близкие друзья? – Его фокусы одновременно обезоруживают и забавляют.
        – Ну да. Ты так не считаешь? По-моему, все правильно.
        – Конечно, – отвечаю я. Его явно осеняет идея. Настроение в столовой меняется. Мое настроение меняется.
        – Значит, ты придешь посмотреть на меня в «Как важно быть серьезным»? Представление будет через месяц.
        – Хорошо. Я приду. – Скажу, что легче согласиться, чем пытаться объяснить мое отвращение к общественным мероприятиям. Особенно трезвым.
        – А я, в свою очередь, приду, куда бы ты меня ни пригласила.
        – Это… мило. Не думаю, что в обозримом будущем мне доведется случай куда-нибудь тебя пригласить, но я учту. – Меня крайне занимает крышка на стаканчике в попытках не смотреть на Сабина. Он должен так же хорошо видеть различия между нами. Я подавлена и чувствую, что честное признание в полном отсутствии общественной жизни будет выглядеть как крик о помощи. Мне это совсем не нужно.
        – Погоди минутку! – внезапно восклицает Сабин. – Я тебя видел! Ты хлещешь пиво из воронки круче любой девчонки!
        – О боже. – Я роняю голову в ладони.
        – Я дружу с настоящим чемпионом. Фантастика! – Он скрещивает руки на груди и улыбается.
        – Фантастика, правда. Еще какая, – бурчу я.
        – Слушай, новая подружка Блайт, огромное спасибо за кофе, но мне нужно возвращаться в общежитие и поспать. – Он сам берет мой телефон и начинает печатать, затем достает свой и уговаривает меня сказать номер. – Вот. Теперь мы на связи. В каком ты общежитии? Если захочешь заглянуть, я в Леонард-Холле, комната четыреста два.
        – Хорошо. Я в Ребере. Комната триста четырнадцать.
        – Веселее! – Он наклоняется и целует меня в щеку. – Ты красивая, когда улыбаешься.
        И тогда ураган под названием Сабин выходит из здания, покидая сцену.
        Я качаю головой. Это было… было…
        Довольно мило. На самом деле, я заметно взволнована.
        А потом меня накрывает с головой печаль. Этот короткий разговор – лучшее, что случалось со мной за многие годы. Насколько это ужасно?
        Конечно, парень понятия не имеет, какая я унылая дурочка. Иначе наверняка никогда бы не подошел. Я вздыхаю. Рано или поздно он узнает. Наверное, когда протрезвеет.
        Но эта встреча, бесспорно, придала мне сил, и я решаю взять остатки от первого кофе, раз второй выпил Сабин, и направиться к озеру. Сегодня я могу сказать, что сделала что-то необычное. Эта прогулка и станет моим важным поступком.
        Глава 3
        Бросатель Камней
        Я достаю из рюкзака солнцезащитные очки и начинаю предположительно длинную прогулку к озеру. Встреча с Сабином, хотя и несколько выбила меня из колеи, привела в нехарактерно хорошее настроение и побудила, наконец, совершить этот первый поход к воде. Довольно глупо, что я никогда не была на озере, особенно учитывая, что сама настаивала на выборе колледжа исключительно у воды. Почти четыре года я не осмеливалась спускаться к берегу, но, по крайней мере, все время знала, что озеро рядом. Это важно. Доступ к воде, несмотря на мое переменчивое настроение, всегда успокаивал меня.
        От утренней прохлады застегиваю толстовку, но солнце уже набирает силу и через пару часов, думаю, прогреет воздух градусов до шестнадцати. На улице хорошо. В конце концов, солнечный свет разгоняет депрессию. Не то чтобы я ее чувствовала. Конечно, несколько симптомов у меня есть, но, думаю, они имеют право на существование. Любой в моей ситуации был бы подавлен, верно? Да и весь смысл депрессии сводится к… депрессии. Кажется, никто не принимает во внимание, что мои чувства могут быть оправданы. Ну и что с того, что я часто нахожусь в апатии и половину свободного времени напиваюсь до бесчувственности? Я не плачу все время. Вспоминаю учебник по психологии и морщусь, думая о том, насколько четко мои симптомы соответствуют клиническому определению.
        «Ладно, ладно. Я в депрессии. Вот. Я это сказала».
        А вот что мне действительно интересно с точки зрения психологии, что хотя и болезненно осознаю свои чувства и симптомы, я не могу от них избавиться и двигаться дальше. Полагаю, я застряла на месте. А это в свою очередь тоже признак депрессии.
        Я отмахиваюсь от слабых попыток самоанализа, надеваю наушники и остаток прогулки слушаю новости по радио. Достигнув озера, я нахожу тропинку через заросли кустарника, которая выводит меня к маленькому пляжу, покрытому травой и галечным песком. Озеро потрясающее, особенно в это раннее утреннее время. Я снимаю наушники. Вокруг абсолютная тишина, кроме редких всплесков воды. Похоже, я на менее популярной стороне озера, но на противоположном берегу вижу широкий пляж и несколько пришвартованных лодок.
        Я сажусь и ерзаю на песке, устраиваясь поудобнее. Воздух здесь свежий и бодрящий. Я могу дышать. Почему раньше сюда не приходила?
        Что ж, я знаю ответ.
        Дело в сложных отношениях с водой. Как говорится, «от любви до ненависти». Конечно, чаще я ее любила. Но еще она напоминает мне о прошлом, за которое я цепляюсь и одновременно бегу от него. Пусть я ни разу и не была здесь за все годы учебы в Мэттьюсе, но я чувствовала присутствие воды, а это важно. Я хотела иметь возможность прийти сюда, когда буду готова. По-видимому, сегодня как раз такой день, потому что чувствую себя здесь великолепно. Здесь необыкновенно. Фотографии и картины и близко не передают удивительную красоту утреннего света. Такую, как сейчас.
        Обычно реальность не очень меня занимает, как мечты, но в данное мгновение она прекрасна. Я одна, но на этот раз не одинока, сижу у воды и любуюсь, как солнце начинает взбираться по ясному голубому небу.
        Но обведя взглядом берег, понимаю, что все же не одна. Здесь еще один человек.
        Он стоит примерно в двадцати метрах от меня, прямо у кромки воды. На нем нет рубашки, только джинсы и голубые кроссовки. Его профиль четко вырисовывается на фоне рассвета, и я наблюдаю, как парень смотрит на озеро. Его черные волосы легкими волнами спускаются почти до плеч. Он, должно быть, ростом не меньше шести футов, статный и подтянутый. Не перекачанный, как штангист, но выглядит невероятно сильным.
        Я так пристально смотрю на него, что забываю, как дышать. Я заставляю себя сделать глубокий вдох и выдох.
        Кристально чистые мысли меня поражают. «Он уверен в себе и сосредоточен».
        Я не могу отвести глаз.
        Парень опускает взгляд и ковыряет носком землю, прежде чем наклониться и подобрать что-то. Как ни странно, я догадываюсь, что он собирается сделать, и бессознательно улыбаюсь, когда он отводит руку назад и пускает камешек по воде. Я пытаюсь подсчитать прыжки. Один, два, три, четыре, пять… Отсюда плохо видно. Он отходит на пару шагов и снова ищет на земле камни. Я наблюдаю, как он бросает другой. А потом следующий.
        Его движения плавные и легкие. Он уже делал это раньше – заметно по четким и размеренным движениям. Он кажется мне свободным, намного свободнее меня. И я снова задерживаю дыхание, глядя на него. Понятия не имею, почему меня так тянет к этому незнакомцу. Но это чувство неоспоримо.
        Бросатель камешков снова оглядывает землю, а потом тянется в передний карман джинсов и снова отправляет камень скакать по поверхности воды. Умный парень. Принес с собой. Я знаю, каким должен быть идеальный камень, чтобы разрисовать им водную гладь узором из кругов. В детстве я искала точно такие же, хотя, сколько бы ни старалась научиться, получалось не очень. Этот же парень настоящий мастер.
        Вдыхаю и выдыхаю снова, удивляясь, почему чувствую себя такой потрясенной от одного лишь его вида. Странная мысль вспыхивает в моем сознании. «Он прошлое, настоящее и будущее». Я яростно трясу головой. Какого хрена со мной творится? Это из-за того, что я не пила прошлым вечером? Может, у меня начинается какая-то странная ломка без выпивки. Наверное, мне лучше вернуться в общежитие и забраться в постель. Но соблазн наблюдать за бросателем камешков слишком велик, и я не могу заставить себя уйти. Я прекращаю бороться с собой и откидываюсь назад на локти.
        Проходит двадцать минут, а парень все еще занят тем же. Мне нравится, как он выжидает перед броском, оценивает воду и несколько минут потирает камень в руке, чтобы почувствовать его форму и текстуру, взвешивает его на ладони. Делает паузу после каждого броска, позволяя ряби исчезнуть, чтобы потом начать все сначала.
        Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я встаю и иду к нему. Должно быть, он заметил меня краем глаза, потому что слегка повернулся в мою сторону и улыбнулся. Со своего места я видела, какое привлекательное у него тело, но я не ожидала, что и его лицо окажется таким красивым. Чем ближе я подхожу, тем больше жалею, что не осталась на месте. Мне хочется поморщиться, когда отмечаю привлекательность четко очерченного подбородка – плохой знак. Тот, кто настолько сексуален, обычно настоящий засранец. Я почти не забочусь о своем теле и редко обращаю внимание на других, но плоский живот и пресс, как у него, трудно игнорировать.
        – Привет, – заговаривает он первым.
        Ох. Я пялюсь. Так откровенно. И не в глаза. Его руки – самые прекрасные из всех, что я видела.
        – Прости. Эм… Привет. – Я с трудом подбираю слова, и мне становится только хуже, когда поднимаю взгляд. Парень убирает волосы с лица. При виде его зеленых глаз под густыми, темными бровями у меня практически подгибаются колени. Это смешно. Он всего лишь человек. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь критически взглянуть на него. После еще одной минуты пристального разглядывания с облегчением отмечаю, что он, вероятно, не идеал каждой девушки. Немного худощавый, нос кривоват. Но мне это очень нравится. Я вижу совершенство там, где другие не замечают.
        – Привет, – снова повторяет он, кажется, слегка забавляясь.
        – Я видела, как ты кидал камни, – выпаливаю я. – Здорово получается.
        – Годы практики.
        Я переминаюсь с ноги на ногу, поджимая пальцы в кроссовках и снова жалея, что не осталась на своем месте. Я не понимаю, что творю.
        – Я… У меня никогда нормально не получалось. В детстве часто пыталась, но мои камни всегда просто тонули.
        – Я очень много тренировался. Нужно бросать достаточно сильно. Но и осторожно.
        Я киваю.
        – Ладно, прости, что отвлекаю. Просто хотела сказать, как мне понравилось наблюдать. – Я делаю паузу и беззастенчиво добавляю: – За тобой. Было приятно наблюдать за тобой. – Я поворачиваюсь, чтобы уйти, потрясенная собственной выходкой.
        – Эй, – окликает он меня. – Хочешь, научу? Могу дать пару советов, если хочешь.
        Я оборачиваюсь, понимая, что противиться совершенно бесполезно.
        – Если ты не против, это было бы… круто. – Я не могу сейчас придумать лучшего слова, кроме «круто», потому что этот незнакомец по каким-то причинам заставляет меня чувствовать себя еще более сумасшедшей, чем обычно.
        – Кстати, я Кристофер Шепард. Крис. Как тебе больше нравится.
        – А тебе как нравится?
        – Как и тебе, – Крис улыбается. – А ты?…
        – Я Блайт Макгвайр.
        – Приятно встретить такого же любителя камней. – Он мягко улыбается, и я очарована тем, как один уголок его губ приподнимается выше другого. Это заставляет меня нервничать и восхищаться одновременно. – Думаю, я уже все вокруг обшарил на предмет подходящих камней, но мы можем прогуляться, чтобы найти еще.
        – Ладно.
        Крис указывает налево.
        – Пойдем туда?
        – Да. Как скажешь.
        – Сейчас только захвачу футболку. Я догоню тебя. – Он отходит.
        Я опускаю голову, делая вид, будто ищу камни, потому что иначе буду следить за ним. Я вижу в нем… Не знаю. Что-то. Не знаю точно, что именно, но хотелось бы надеть с утра что-нибудь получше затасканной толстовки. Хотя понятия не имею, что еще можно выудить из моего шкафа.
        Я чувствую его рядом.
        – Что ты тут делаешь так рано? – спрашивает он.
        – Проблемы со сном. А ты?
        – Кто ж захочет такое пропустить? – Он обводит рукой сияющее в лучах солнца озеро. – Очень впечатляюще.
        Я бросаю взгляд в сторону. Он надел выцветшую черную футболку.
        – Тебе не холодно?
        – Мне нравится. Освежает. Пока ты не подошла, я подумывал раздеться и нырнуть.
        – Ты бы этого не сделал. – Я поднимаю взгляд. Мой рост пять с половиной футов[1 - Примерно 167 сантиметров.], и Крис возвышается надо мной.
        – Еще как сделал бы, – он ухмыляется мне.
        – Теперь ты рискуешь, что я сочту тебя за эксгибициониста.
        Крис на мгновение приседает, поднимает камешек и кладет его в карман.
        – Чем плох небольшой риск время от времени, а? – Он обгоняет меня и идет впереди лицом ко мне. – Это позволяет чувствовать себя живым. Возвращает вкус к жизни. Держит в тонусе.
        – Моя жизнь и без купания нагишом требует от меня слишком много внимания, благодарю.
        – Технически я не был бы обнаженным, так как собирался что-нибудь на себе оставить.
        Перед глазами вспыхивает образ Криса в одних облегающих боксерах, и мне понадобилось время, чтобы прийти в себя. Я стараюсь изображать беззаботность, следуя за Крисом.
        – Ты учишься? – спрашивает он.
        Я киваю.
        – Где?
        – Выпускной курс в Мэттьюсе.
        Он останавливается, и я чуть не врезаюсь в него.
        – Я тоже. Почему я тебя не знаю?
        Достаточно, что такой разговор уже был сегодня, но с Крисом обсуждать это казалось еще хуже.
        – Я перевелся сюда в прошлом году, – продолжает он, – но, кажется, не встречал тебя. Ты что, на индивидуальном обучении и никогда не покидаешь своей комнаты в общежитии?
        Я ничего не говорю.
        – О боже, на самом деле ведь все не так? Прости. Ужасно получилось. Я просто хотел пошутить.
        – Что? Нет! Разумеется, я хожу на обычные занятия. – Он отступает в сторону, а я прохожу мимо и продолжаю идти. Так неловко. Неужели я и правда такая неприметная, если только не пью пиво из воронки на вечеринках? Да, признаю, так и есть. Довольно легко стать невидимкой, если хочется.
        Возможно, я больше не хочу.
        Крис снова забегает вперед меня.
        – Прости! Иногда я ношусь с бешеной скоростью и упускаю детали. Упускаю людей.
        – Может быть, в траве найдутся хорошие камни. – Я поднимаюсь по небольшому склону. – Пойду, проверю.
        – Ох. Ладно. – Я знаю, что он смотрит мне вслед. – А я посмотрю на мелководье.
        Несколько минут мы молча собираем камешки, а я придумываю оправдания, чтобы уйти. Очевидно, я испортила весь разговор. Который мне не стоило начинать, учитывая, что у меня до идиотизма мало практики даже в банальном общении. Я пытаюсь подбодрить себя. Возможно, здесь сработает пресловутый закон езды на велосипеде? Если продолжить, то могу вспомнить, каково это – снова вести себя как обычный человек? Раньше у меня хорошо получалось.
        – Эй, Блайт, – зовет Крис. – У меня тут целая кучка подходящих. Спускайся, поищем еще, и сможешь показать, на что ты способна. – Его голос глубокий и мужественный, но в каждом слове я слышу тепло и участие. Это успокаивает меня и переворачивает сознание больше, чем те события четыре года назад.
        Четыре года. Господи, я была такой четыре гребаных года? Я начинаю задаваться вопросом, что же я упустила. Кого упустила. И мгновенно впадаю в ярость.
        Но потом смотрю на воду, на Криса и его заразительную улыбку. Рядом с этим парнем невозможно злиться. Я искренне улыбаюсь в ответ.
        – Да? Еще нашел? Ладно. – Я иду к нему, перешагивая через кусты, травы и камни.
        – Снимай обувь! – командует он.
        – Что?
        – Снимай обувь и закатывай штаны! Мы собираемся привести тебя в гармонию с озером. Хорошие броски зависят не только от камней. Они зависят от воды и от тебя. Так что, кроссовки прочь!
        – Холодно же! – возмущаюсь я.
        – Трусишка, – дразнится он, начиная снимать свою обувь.
        – Вовсе нет. Лишь проявляю толику здравомыслия. – Как иронично, что я заговорила о благоразумии.
        – О здравомыслии ничего хорошего не скажешь. Это глупо. Почувствуй жизнь! Давай.
        Я стараюсь сдержать улыбку, когда он игриво выгибает черную бровь.
        – Хорошо, – сдаюсь я, сбрасываю кроссовки и закатываю джинсы. – Только чтобы доказать, что я не трусишка.
        – Пойдем. – Крис заходит на несколько шагов в воду и поворачивается ко мне. – Тут не так уж и холодно. Даю слово. – Он протягивают руку. – Правда.
        Я вхожу в холодную воду, и ступни утопают в крупном песке. Четыре года я намеренно отказывала себе в подобном удовольствии. Не раздумывая, я вкладываю руку в ладонь Криса. Мои глаза закрыты, и я чувствую, как он сжимает мои пальцы. Тьма перед глазами рассеивается, вновь наполняясь старыми, позабытыми воспоминаниями. Я ощущаю, как начинаю быстро и прерывисто дышать. «Хватит. Прекрати!» – велю я себе. Я сосредотачиваюсь на уверенной и крепкой руке. Распахиваю глаза, и образы рассеиваются. Начинаю тараторить в надежде побыстрее забыть о них.
        – Ты прав. Вода не такая уж и плохая.
        Крис склоняет голову набок.
        – Ты в порядке? – Он сжимает мою ладонь.
        Я киваю:
        – Да. Да.
        Он изучает меня с более серьезным видом.
        – Мы знаем?… – Кажется, он не собирается заканчивать вопрос.
        – Что?
        Он качает головой.
        – Нет, мы раньше не встречались. Просто… Нет, ничего. – Он вкладывает мне в ладонь гладкий камешек и зажимает на нем мои пальцы. – Покажи мне. – Крис отступает назад.
        Вода ласково плещется у лодыжек, когда я выпрямляюсь.
        – А теперь не смейся. Прошло много времени с тех пор, как я этим занималась.
        – В бросании камней нет никакого юмора, – явно драматизируя, мрачно произносит он. – Это очень, очень серьезное занятие. Теперь вы можете начинать первую попытку.
        Я стараюсь не улыбнуться на его насмешливую официальность и бросаю камень. Он отклоняется метров на пять вправо, а затем пулей пронзает поверхность воды.
        – Что ж, – произносит Крис, – мастерства тебе не хватает, зато силы в избытке.
        Я смеюсь.
        – Все получилось не так, как хотелось, но ценю твой такт.
        – Попробуй еще. Я лучше отойду, на случай, если снова не получится.
        – Ха-ха. Очень смешно. Но идея неплохая… – Я чувствую его взгляд, пока делаю еще три попытки. Лишь один камень разок подпрыгивает. – Думаю, я безнадежна.
        – Вовсе нет. Зачем ты кидаешь камень, словно маленький ребенок – фрисби[2 - Фрисби – игра, в которой ее участники метают друг другу круглый пластиковый диск.]?
        Я не могу сдержать смех.
        – Это так выглядит?
        – Ну, ты именно так размахиваешь рукой. – Он улыбается и резко замахивается. – Видишь? Так не надо.
        – Аха. Я и не знала. – Задумываюсь на секунду. Он прав. Я пристально наблюдала за ним до этого и не замечала, чтобы он так бросал.
        – Вот, попробуй по-другому. – Крис приближается и становится за мной. – Ты правша, поэтому нужно повернуться другим боком, чтобы бросающая рука была дальше от воды. – Он медленно разворачивает меня за плечи, становясь так близко, что наши тени сливаются в одну. Когда он отступает, его тень отделяется и четко вырисовывается на песке. Я снова сосредотачиваюсь и бросаю гладкий камешек.
        – Кажется, так неудобно, – признаюсь я.
        – Поначалу всегда так. Избавляемся от дурной привычки. Попробуй еще раз. И зайди поглубже. Звучит слащаво, но ты должна объединиться с водой.
        Я вздыхаю, сомневаясь, что получится, но делаю пару шагов вперед, пока вода не достигает края джинсов. Я делаю еще одну попытку.
        – Лучше! – восклицает Крис. – Целых два прыжка. Давай еще.
        Я достаю камень из кармана и кидаю. На этот раз камень летит влево и совсем не скачет.
        – М-да. Я сдаюсь.
        – Нет. – Он снова стоит за мной, и я чувствую, как спиной касаюсь его груди. Крис кладет руки мне на плечи, как будто хочет прижать меня к земле, и я вздрагиваю. Не от холода и не совсем от желания. Во всяком случае, не только это вызывает дрожь.
        – Смотри над водой. Сосредоточься на горизонте. Не думай о том, куда именно ты хочешь бросить камень.
        Я чувствую, как он скользит ладонью по моей руке, а потом поднимает ее за запястье. Я делаю медленный вдох и выдох.
        – А потом, – продолжает он, – отправь камешек туда, где вода встречается с небом. – Крис медленно сгибает мою руку передо мной, показывая, как нужно бросать. – Будь твердой и уверенной в себе. Помни, что ты ему не хозяйка. Вы с этим камешком партнеры.
        – Мы партнеры. Ладно.
        Крис стоит в сантиметрах от меня, и я следую его советам.
        Три прыжка.
        – Прекрасно, – шепчет он. – Давай еще раз. Слушай своего партнера.
        Четыре прыжка.
        Он приподнимает мою руку немного выше и приближает губы к моему уху.
        – Сосредоточься.
        Семь прыжков.
        Обалдеть!
        – Ты видел? – Я едва способна говорить. Это просто прыгающий камень, нет повода так удивляться тому, что у меня получилось.
        – Это было прекрасно! Правда! – Крис сжимает мои плечи. – Просто потрясающе. Держу пари, если будешь продолжать в том же духе, то в мгновение ока сможешь запускать камни через все озеро. Очень круто, когда можешь так далеко кинуть, что сбиваешься со счета. То, как кольца на воде двигаются все дальше и дальше…
        Крис продолжает говорить, но я едва слушаю его. Я просто смотрю туда, где камешек последний раз коснулся поверхности и упал на дно озера.
        – Крис?
        – …однажды я попытался показать другому человеку, как правильно бросать, и он облажался. Ты намного лучше…
        – Крис. – Я бездумно откидываю голову назад и облокачиваюсь ему на грудь. Он такой высокий и… почему-то знакомый. Я поворачиваю голову в сторону и наслаждаюсь солнечным светом, теперь уже более сильным, который отражается от мелкой ряби на воде слепящими бликами. Мое зрение кажется зорче, мысли менее спутанными, чем еще час назад. Рядом с этим человеком необъяснимым образом я чувствую себя в большей безопасности, чем с кем-либо.
        – Да?
        По необъяснимой причине кажется невозможным не сказать ему:
        – Мои родители умерли.
        Он не отодвинулся. Даже не напрягся от моих слов.
        Первый раз, когда я произношу это вслух за… за все время. Возможно ли, что я каким-то образом умудрилась столько молчать об этом? Да, признаюсь. Знакомым из дома мне нужды сообщать не было. Они все знали. Такие новости разлетаются быстро. А в колледже такое знать никому не нужно. Я снова повторяю:
        – Мои родители умерли. Четыре года назад сгорели в пожаре. – Я отстраняюсь от него, внезапно поражаясь тому, как прямолинейно себя веду. – О господи. Прости. Не знаю, зачем все это тебе рассказываю. Мне жаль. Это не твои… мне не стоило…
        Я жду, что он поведет себя так же, как все, после смерти моих родителей. Выдадут какие-нибудь банальные слова сочувствия, типа: мне жаль. Как ужасно. Бедняжка. Какая утрата…
        …а затем сбегают. Люди всегда так поступают. Никто не знает, что говорить после слов утешения. Смерть и горе отпугивают окружающих, потому что никто не может их вынести.
        Но Крис не сбегает. Вместо этого приобнимает меня за талию и крепко прижимает к своей груди.
        – Все хорошо. Дыши.
        – У меня есть брат. Джеймс. Он ненавидит меня за это. Я сама себя за это ненавижу. Я так устала. – Я закрываю глаза и прижимаюсь щекой к футболке Криса. Он скрещивает руки у меня на животе и мягко поддерживает, пока обрывки воспоминаний о той ночи проносятся передо мной. Обрывки – это все, что у меня осталось. Та ночь вспоминается частями, но я не могу собрать картинки воедино. Возможно потому, что не хочу все вспоминать. Я и частичные воспоминания едва могу вынести. Дни непосредственно до и сразу после этой ночи для меня тоже не существуют. Они совершенно стерты из моей памяти, и я предпочитаю так и оставить. Я дрожу в объятиях Криса. Мне хочется контролировать свое сознание, но не могу. Вспышки воспоминаний, мелькающие в мозгу, яркие и мощные. Еще никогда они не были настолько реальными.
        Жар. Вода. Стекло. Грязь. Причал. Плыву к причалу. Цвета на лоскутном одеяле.
        Я начинаю задыхаться. Что со мной происходит? Почему в первое более-менее терпимое утро меня снова преследует прошлое?
        Крис крепче сжимает мои руки.
        – Дыши, – повторяет он. Его голос и прикосновения помогают. – Не борись с этим. Я здесь.
        Запах. Рисунки на одеяле. Красный. Красный. Красный. Деревья. Лестница, звук, герой. Герой. Мой герой.
        Хватит. Я больше не выдержу.
        «Думай о причале, – мысленно велю я, не открывая глаз, – думай о причале». Это всегда успокаивает. Не знаю почему, но образ причала всегда помогает избавиться от потока кошмаров. Я представляю, как плыву к нему, снова и снова. На причале я в безопасности и чувствую себя спокойно, хотя и понятия не имею почему.
        Я открываю глаза, дыхание замедляется.
        – Кажется, – протягиваю я, – у нас закончились камни.
        – Всегда можно найти еще. Хочешь еще побросать?
        – Да.
        – Тогда давай.
        Глава 4
        Нарушение Правил
        Мои очки едва приглушают насыщенный солнечный свет, поэтому я закрываю глаза. Часть меня боится это сделать, потому что я уверена, что Крис исчезнет, когда я их открою. Я проверяю свою теорию и бросаю быстрый взгляд в сторону. Крис все еще здесь, мы лежим спиной на песке и разговариваем, а точнее, он говорит. Раз у меня так мало опыта общения, я стараюсь больше слушать, чем открывать рот. Хорошо, что Сабин немного подготовил меня к этому с утра.
        Мне понадобилась вся сила воли, чтобы отвести взгляд, но не хотелось попасться на разглядывании. Мне нравится его неидеальный нос, полные губы и то, как он часто проводит рукой по своим черным волосам, ероша легкие волны. Мышцы на его руке при этом напрягаются, и я обезоружена этим видом.
        Но помимо неоспоримого физического влечения к Крису я чувствую что-то еще, что не могу объяснить. Это очень сбивает с толку. Я читала бесчисленное количество литературных произведений, в которых подробно описываются тоска и боль персонажей к любимому человеку, и со временем во мне развилось твердое убеждение, что это просто драматическая фигня, предназначенная для привлечения читателей. Сегодня, однако, я понимаю, что это не такая уж и фигня. Очень странно чувствовать трепет в груди и животе и то, каким притягательным кажется Крис. Но такое определенно прекрасное чувство также и ужасно, потому что я знаю, что это не взаимно. Не мог Крис чувствовать то же самое ко мне. Я отбрасываю эту мысль, потому что я не в том положении, чтобы ввязываться в серьезные романтические отношения, даже если Крис и заинтересовался мной. А это не так. Потому что он просто лежит рядом на песке и болтает. Поэтому я просто буду радоваться проведенному вместе времени. Часть прежней меня пробудилась к жизни, и я позволю себе насладиться этим днем.
        Крис не расспрашивает о родителях или моем детстве, за что я благодарна ему. Я поступаю так же.
        Крис уже рассказал, что жил в «слишком многих местах, чтобы все их запомнить», что он специализируется на экономике и изучает английскую литературу. Целых двадцать минут мы обсуждали любимый кофе, и этот разговор еще больше доказал, как Крис крут. У скольких студентов в комнатах есть френч-пресс и капучинатор? Ни у кого. Вот у скольких.
        – Моя сестра уже не раз пыталась стащить пресс. Я ей тоже купил, но она заявила, что в моем получается вкуснее.
        – У тебя есть сестра?
        – Сестра и два брата.
        – Сколько им? – спрашиваю я.
        – Они все со мной в Мэттьюсе. Эстель и Эрик двойняшки, они на втором курсе, а Сабин на четвертом.
        – Погоди. Сабин? – В таком маленьком кампусе вряд ли будут два Сабина. – Высокий, темные волосы, немного… дикий?
        Крис смеется.
        – Вы знакомы?
        – Только утром познакомились. Он стащил мой кофе. Очевидно, воровство кофе у вас семейное.
        – С ним бывает трудно справиться. Но он лучший брат, о котором только можно мечтать. Ну и Эрик тоже.
        – Довольно забавно, что вы все в одном колледже, – замечаю я. Воздух стал намного теплее, и я уже собираюсь снять толстовку, когда вспоминаю, что под ней на мне только футболка. И станет видно левую руку. Я довольствуюсь тем, что расстегиваю толстовку.
        Крис пожимает плечами.
        – Полагаю, мы очень близки. Нас удручала мысль, что мы будем разбросаны по стране, потому и поступили сюда.
        – А почему именно Мэттьюс?
        – Однажды увидел надпись на футболке. Показалось хорошей идеей.
        Я импульсивно шлепаю его по руке, сознавая, как легко это делаю. Я удивлена, что не чувствую себя странно из-за своего поведения, как раньше. Похоже, Крис нормально относится к моим эксцентричным выходкам.
        – Я серьезно!
        Он поворачивает ко мне голову.
        – Я тоже.
        – Странный способ выбрать колледж.
        Он ухмыляется.
        – Мы странная компания.
        – У твоих родителей, наверное, ужасный синдром опустевшего гнезда после того, как вы все разом уехали, да?
        – Дома только отец. Мать умерла, когда мы все были совсем маленькими. Аневризма головного мозга. Совершенно неожиданно. Невозможно было предвидеть. – Крис садится, и его тень скользит по моему животу. – Поэтому у нас есть что-то общее.
        – Остались без мамы.
        – Да, – соглашается он. – Остались без мамы.
        Значит, он понял, что со мной произошло, когда мы стояли в воде. Вот та связь, которую я почувствовала.
        – Я рада, что нас не объединяет смерть обоих родителей, – говорю я. – У тебя хотя бы папа остался.
        Он молчит. Я перекатываюсь на бок и сгибаю колени, Крис делает то же самое, так что мы оказываемся лицом друг к другу. Я, не стесняясь, изучаю его, путешествуя взглядом вдоль его тела. Я совершенно расслаблена. И уставшая. Я сонно спрашиваю его обо всем, что приходит в голову, потому что хочу, чтобы он продолжал говорить. Его голос мягкий и красивый, и, глядя на лицо Криса, я засыпаю.
        Я сплю без сновидений, а когда просыпаюсь, Крис все еще рядом, любуется озером, облокотившись на локти. Я медленно сажусь, а он улыбается мне.
        – Привет.
        – Привет. – Пытаясь скрыть смущение, я отряхиваю с джинсов песок и поправляю пучок. Когда так отключаешься, потом трудно собраться. – Как долго я спала?
        – Несколько часов.
        – Несколько что?! О боже. Прости! Ты не должен был сидеть со мной, пока я спала. У тебя наверняка есть дела.
        Крис качает головой.
        – Зачем мне уходить? Прекрасный день, счастливо посапывающая девушка. Хорошо поспала?
        – Да. – Это очень редкое явление, и я уверена, что спала так спокойно только благодаря Крису. Наверное, неразумно просить его сидеть со мной каждую ночь, чтобы я могла спать без кошмаров…
        – Знаешь что?
        – Что?
        Крис вскакивает и нависает надо мной.
        – Я умираю, на хрен, с голоду.
        – Ох. Ладно. – Я искоса смотрю на него. Он тоже любит ругаться. – Мне тоже, наверно, нужно идти.
        Он протягивает мне руку.
        – Пойдем перекусим. Я знаю замечательное место. На самом деле это неправда. Никакое оно не замечательное, но интересное. – Он поднимает мой рюкзак, хватает меня за руку и помогает встать. – Ты тоже должна быть голодной. Уже время обеда, а я уверен, что ты не завтракала.
        Крис прав, я умираю с голоду, но не решаюсь продолжить этот день. Безопасность, которую я чувствую рядом с Крисом возле озера, вероятно, исчезнет, если мы уйдем.
        – Я не знаю. Мне нужно заниматься и…
        – Чушь. Пойдем. – Он тянет меня вперед, а затем отпускает мою руку и снова идет спиной вперед, ко мне лицом.
        Мы молчим по дороге к кампусу, но неловкости не чувствуется. Редко, когда в компании другого человека не кажется обязательным заполнять каждую секунду разговором. Крис засовывает руки в карманы и подставляет лицо под лучи солнца. Наконец, в поле зрения появляются местные заведения, и он указывает на развевающийся на легком ветру голубой флаг.
        – Ты когда-нибудь здесь ела? Конечно, должна была. Все сюда ходят.
        Я поднимаю взгляд. «Артемис Пиккола». Я качаю головой.
        – Странное название для ресторана. Нет. Я здесь не была.
        По правде говоря, я редко покидаю кампус. Мой путь обычно неизменен, за исключением вечеров, когда я напиваюсь достаточно, чтобы захотеть пойти на вечеринку, где можно раздобыть еще больше выпивки. От общежития до аудитории, оттуда в кафетерий, обратно в общежитие, быстрый поход в библиотеку, когда это жизненно необходимо, остановка в столовой ради кофе. Задержать меня где-то может только бочонок пива. Ну, до сегодняшнего дня. Сегодня я нарушаю все правила.
        – Что? Ты никогда здесь не была? – У Кристофера чуть не отваливается челюсть. – Господи боже, девочка, нужно немедленно исправляться. Это практически обряд посвящения. Ты определенно не сможешь закончить колледж, пока не поешь здесь. Давай. Я угощаю тебя обедом. – Он распахивает дверь и жестом приглашает меня войти.
        Схватив меню со стойки у стены, Крис ведет меня сквозь лабиринт из столиков. Он двигается практически бесшумно, и вскоре мы уже сидим за столиком в глубине ресторана. Все помещение из дерева и кирпича, окон нет, и внутри невероятно темно, несмотря на прекрасную погоду снаружи. С моей жесткой скамейки хорошо видно пространство, но так как у меня за спиной стена, то Кристоферу остается смотреть только на меня. Целую минуту я мечтаю поменяться с ним местами.
        Он кладет меню себе на колени и игриво улыбается.
        – Итак, мисс Блайт, какую часть света вы желаете сегодня посетить?
        – Эм… Что? – О чем он спрашивает? Полагаю, я упустила общеизвестную шутку. – Я не… Я не понимаю, о чем ты. – Я чувствую себя совершенно не в своей тарелке.
        – Выбери страну. Куда бы ты хотела поехать?
        Господи, я едва ли из своей комнаты выхожу, так что мечты о путешествиях в другие страны меня не посещают.
        – Греция?
        – Как-то неуверенно прозвучало.
        Я тереблю молнию на своей толстовке.
        – Греция, – повторяю я убедительнее. – Санторини.
        – Выбери еще одну.
        Молния впивается в руку, когда я тяну ее вверх и вниз.
        – Бразилия.
        – Ах. Карнавал.
        – Да. Карнавал.
        Он распахивает меню.
        – Не уверен, что сможем указать конкретно Санторини, но в таком сумасшедшем заведении никогда нельзя знать наверняка. – Он изучает страничку. – Ага. Судя по твоему выбору места, тебе полагается гирос и фейжоада.
        Я тянусь через стол и забираю у него меню. Что это за место? Меню представляет собой причудливую коллекцию блюд, которые не имеют ничего общего друг с другом. За пряным маки тунцом следовала вегетарианская лазанья, а дальше фирменные африканское карри (мясо на выбор!) и бургер с беконом и грибами. Я прокашливаюсь.
        – А куда ты сегодня отправишься?
        – Никуда.
        Я поднимаю взгляд и хмурюсь.
        – Почему нет? Здесь отвратительная еда?
        Кристофер откидывается на стуле.
        – Нет. Я лучше останусь здесь, рядом с тобой.
        – Ох. – Жар приливает к щекам, но не могу охарактеризовать то, что чувствую.
        Волнение? Смущение? Что бы это ни было, я очень давно подобного не ощущала. Такие сильные эмоции, бесспорно, заставляют меня нервничать. Интересно, каков шанс, что здесь подают спиртное? Шот или пять греческой водки под гирос не помешали бы. Я опускаю взгляд.
        – Значит, что-нибудь местное. Омлет с сыром чеддер и… Что еще? Целая корова? Как, достаточно для Висконсина?
        – Прекрасно! – Он выхватывает меню и довольно громко щелкает пальцами, выкрикивая:
        – Официант! Официант! – Крис заговорщически наклоняется ко мне. – Сервис здесь ужасный.
        Я съеживаюсь, когда он начинает стучать вилкой по стакану. А я только начала думать, что он идеальный.
        – Тебе обязательно так делать каждый чертов раз, когда приходишь сюда? – К нашему столику подходит худенькая молодая девушка с коротко остриженными черными волосами. Ее голос спокойный, но ругательство выдает раздражение.
        – Да, обязательно. Иначе ты меня проигнорируешь, и я упаду в голодный обморок прямо за столом.
        Она усмехается.
        – Если бы ты не поднимал такой шум, я была бы более чем счастлива позволить тебе упасть в обморок. Чего ты хочешь?
        – Хочу, чтобы моя младшая сестра не поминала черта, а еще хочу кое с кем тебя познакомить. Эстель, это Блайт Макгвайр. Блайт, это Эстель. Моя вечно ругающаяся сестра.
        Эстель перекладывает ручку и блокнот в одну руку и протягивает вторую.
        – Рада познакомиться. У тебя должно быть невероятное терпение, чтобы выдержать обед с Кристофером.
        – Очень приятно, – говорю я, остро ощущая свои растрепанные волосы и мешковатую толстовку. Особенно рядом с Эстель, которая просто потрясающая. Какой и должна быть любая девушка, чтобы носить такую короткую стрижку. Высокие скулы и выразительные глаза придавали образу особую очаровательность. Даже без макияжа она идеальна. Стройная, наверное, даже слишком, с мальчишеской фигурой, что делает ее похожей на модель. Я замечаю крупный крест на шее, но больше никаких украшений на ней нет. Ее образ простой и красивый, я никогда не смогу так выглядеть.
        – Вы двое голодны?
        Крис начинает заказывать, но его прерывает громкий голос со стороны входа.
        – Кристофер Шепард! Ты уже украл мою девушку?
        Крис зажмуривается и смеется.
        – Убирайся! Убирайся!
        Сабин подлетает к нашему столику с выражением дичайшего гнева на лице.
        – Поверить не могу, что ты так предал меня, брат мой! Мы сразимся на дуэли из-за этой принцессы, и я одержу победу.
        Крис закатывает глаза.
        – Привет, Сабин. Как дела?
        – Как дела?! А ты как считаешь? Я потрясен! – Он похлопывает Эстель по руке, прежде чем проскользнуть ко мне и положить ладонь мне на плечо, свирепо глядя на брата. Сабин утыкается носом мне в шею, испуская фальшивый всхлип. – Когда ты успел вцепиться своими мерзкими когтями в мою милую девочку? Не ожидал, что мой брат и возлюбленная одновременно предадут меня. Я должен попытаться – нет, я верну ее себе, негодяй!
        Я закусываю губу, чтобы не расхохотаться.
        – Сабин? Разве еще утром ты не был влюблен в другую?
        Он отстраняется.
        – Был ли я?
        – Да. Кристал, верно?
        Он хлопает ладонью по лбу.
        – Как быстро забываешь обо всем, когда попадаешь в сети красавицы Блайт. Да! Прекрасная Кристал. Я должен вернуться к ней и оставить тебя в лапах этого трусливого рыцаря.
        Крис складывает руки на груди.
        – Чувак, возьми себя в руки. И не встречайся ни с кем, чье имя похоже на мое. Это ужасно.
        – Черт, дерьмо, я об этом не подумал. Крис, Кристал… – Сабин делает паузу и хмурится, а потом вновь возвращает себе театральный вид. – Ох, какая трагедия! Теперь я никогда не смогу заниматься любовью с этой девушкой, не вспомнив о тебе, дорогой брат. А это омерзительный грех.
        Эстель легонько толкает Сабина ногой.
        – Достаточно. Отстань от Криса. Ты портишь ему свидание с очень терпеливой девушкой.
        Сабин снова поворачивает голову в мою сторону.
        – Мои извинения. Но я должен предостеречь. Хотя у сэра Кристофера обаяния не занимать, он наверняка разобьет вам сердце. – Сабин смотрит на брата, становясь на мгновение серьезным. – Гарантирую.
        Крис отвечает предупреждающим взглядом, но потом смягчается.
        – Прекращай. У нас с Блайт дружеский обед. Хватит истерить.
        Я тянусь к стакану с водой.
        – Мы только утром познакомились на озере. А потом пришли сюда.
        – Как скажешь. Значит, Блайт – снова цель для честного завоевания, – дразнится Сабин. – Ладно, детки. Я собираюсь разорить это международное заведение и в одно лицо съесть гигантскую пиццу от Джанни. Нужно восстановить силы перед вечерними мероприятиями, которые, уверен, будут весьма заманчивыми. – Он встает. – Рад был снова тебя увидеть, Блайт. Не забудь о спектакле.
        – Не забуду. Обещаю.
        Сабин дает Крису пять, целует Эстель в щеку и уносится за дверь.
        – Я бы извинился за него, но он безнадежен, – говорит мне Крис, протягивая меню обратно Эстель. – Итак, думаю, Блайт будет гирос…
        – Не-а, прости. Ты не видел надпись? Сегодня только ирландская кухня.
        – Опять? – стонет Крис.
        – Аня, хозяйка, любительница тематики, – объясняет мне Эстель.
        Словно по сигналу, свет тускнеет, и в динамиках звучит торжественная музыка. Вспышка света заставляет меня зажмуриться, а когда снова открываю глаза, то обнаруживаю, что сижу с краю изображения от старого пленочного проектора. Я бросаю взгляд влево и вижу на стене покрытые травой холмы и типичный ирландский пейзаж. А еще собственную тень.
        – Гребаный ад, – бурчит Эстель. – Аня! – кричит она пожилой женщине за проектором. – Это обязательно? Уже пятый раз за месяц. И если мне еще раз придется слушать «Будь моим светом», я просто развернусь и уйду!
        – Атмосфера, моя дорогая. Аутентичность! – кричит в ответ Аня, поправляя пучок на затылке.
        – Ох, ради бога, все это чушь собачья! – возмущается Эстель. – Я ничего толком не вижу.
        – Я вижу-у, – говорит Крис так, чтобы я услышала. Он смотрит на меня.
        Яркий свет проектора практически ослепил меня, но я знаю, что на моем лице и теле танцуют цветные пятна. Щурясь, я встречаю взгляд Кристофера. Хотелось бы, чтобы он не смотрел на меня, но одновременно желала, чтобы он не отворачивался. Я двигаюсь на скамейке, чтобы изображение больше не касалось меня.
        Эстель повышает голос:
        – Твою ж мать! Короче, для вас есть крем-суп из репы, капуста и содовый хлеб.
        – Серьезно, Эстель, хватит ругаться. Я могу материться на чем свет стоит, но ты моя младшая сестра, и я этого не выношу. – Крис дергает подбородком в сторону креста на ее шее. – И, полагаю, Господь не одобряет ругательства. Особенно когда играет гимн.
        – Можно подумать, тебе есть дело до того, что думает Бог.
        – Можно подумать, он есть, – бросает он в ответ.
        Эстель замирает, сжимая блокнот для заказов.
        – Стель, ну правда. Как ты можешь хоть на одну гребаную минуту поверить, что… – Он замолкает и вздыхает.
        Ее голос теперь еле слышен:
        – Крис.
        – Прости. – Он касается ее руки. Несмотря на музыку, приходит мысль об оглушительной тишине. – Эстель, правда, я прошу прощения.
        Она кивает.
        – Я принесу еду. И два Killian’s. Пиво не помешает, чтобы запить атмосферу.
        Крис смотрит на столешницу, а я наблюдаю, как он несколько раз проводит ладонью по волосам. Музыка не прекращается, а стена рядом со мной покрывается изображением черного ирландского неба.
        Я жду. Наконец он поднимает голову.
        – Мне стыдно. Я не должен был так говорить. Особенно при тебе. – Несколько минут он возится со своей салфеткой, а потом тихо смеется.
        – Что это?
        Он кивает на динамик у нас над головами. «Amazing Grace»[3 - Речь идет о песне Вилли Нельсона из альбома «The Sound in Your Mind» (1976 г.).]. Я не заметила, как поменялась мелодия.
        Крис комкает салфетку в кулаке и прикусывает губу.
        – Чертовы волынки.
        – Чертовы волынки, – соглашаюсь я.
        – Мне правда не стоило. Нужно быть более терпимым. Мне жаль, если ты веришь…
        – Не надо, – быстро прерываю я. – Не извиняйся. Я неверующая. – Стакан с водой не дрожит в моей руке, когда я отпиваю глоток и снова ставлю его на стол. Я перекладываю столовые приборы, провожу пальцем по краю тарелки и выпрямляю спину. Я жду, пока он не встретит мой взгляд. – Мы оба знаем, что Бога не существует.
        – Да, – соглашается он. – Бога нет. Не для нас.
        Глава 5
        Боец
        Еще даже не десять вечера, когда я раздеваюсь и достаю футболку из комода. Этот день меня утомил. Перед тем как натянуть футболку, я останавливаюсь перед зеркалом в полный рост. Я уже давно этого не делала, но сейчас желание посмотреть на себя особенно сильное. Не знаю почему. Немногие знакомые мне девушки, и я в том числе, находят крайне возбуждающим смотреть на себя только в нижнем белье. Но сейчас я смотрю на свои икры, бедра, живот. Слегка повернувшись на цыпочках, осматриваю вид сзади.
        Ха. Возможно, дело в удачном приглушенном свете лампы у кровати, но я определенно выгляжу не так уж плохо. Удивительно, я думала, что разрыдаюсь, когда увижу, как все ужасно. Но и идеальной фигуру тоже не назвать. Я сажусь на пол и скрещиваю ноги по-турецки. Изучаю лицо и волосы, как если бы впервые знакомилась с собой. Снимаю резинку и распускаю шевелюру. Непослушные кудри рассыпаются по плечам; я не блондинка и не брюнетка, нечто среднее. Но зато даже я признаю, что мои голубые глаза достойны внимания. Симпатичные. Круглые щеки слегка порозовели после прогулки на солнце. Да, не так все ужасно. На грани, возможно, но ничего такого, чего нельзя было бы исправить.
        Правда, остается еще рука. Я вытягиваю руку и вглядываюсь в ее отражение. Рваный четырехдюймовый шрам все еще там, несмотря на аккуратный шов хирурга. Возможно, в более крупной больнице нашелся бы хирург получше, но я не против. Я заслуживаю гораздо худший шрам, чем этот, учитывая все обстоятельства. Я выпрямляю ноги и ставлю ступни на пол. Медленно поднимаюсь и оглаживаю изгибы тела. Я чувствую напряжение и дрожь, не привыкшая к прикосновениям. Даже собственным. Скольжу по икрам, задней части бедер. Мои ноги немного полноваты. Я должна чувствовать упругость мышц под пальцами, но этого нет. Пробегаю по талии. Кажется, это единственная часть тела, которой не коснулся жирок. Все выпитое и съеденное откладывалось в попе и ногах, но живот каким-то образом оставался относительно плоским. Ну, хоть что-то. Я кружу ладонями по животу, закрываю глаза и двигаюсь к груди. На мгновение замираю, неожиданно осознавая, насколько это приятно. Одна рука скользит ниже, снова по животу и дальше, под полоску трусиков.
        Ладно. Видимо, у меня еще осталось какое-то сексуальное влечение.
        Я ковыляю до постели, опьяненная эмоциями. Падаю на смятые простыни, свободную руку запускаю в волосы, а другой продолжаю скользить дальше между ног. Желание и потребность в ласке все сильнее, как давно я этого не чувствовала. Медленно трогаю себя, пока мысли возвращаются к Крису, к моменту, когда я впервые увидела его подтянутое тело на фоне утреннего света.
        «Чем плох небольшой риск время от времени, а?»
        Я поворачиваю голову в сторону, мои глаза закрыты, а бедра подаются вперед. Я не тороплюсь, позволяя телу самому подсказывать пальцам, где приятнее всего. Даже вспомнить не могу, когда последний раз ласкала себя. Мои мысли затуманенные и прекрасные, а обычные для меня стресс и депрессия на время исчезли. Меня переполняет единственное желание, и я легко поддаюсь ему, потому что на этот раз, единственный раз, я нахожу в себе не ненависть или боль. Мои движения поначалу медленные, я изучаю свои ощущения, но скоро как будто оказываюсь во власти собственного демона, слишком долго находившегося в заточении. Он требователен, тело и бесконтрольные мысли одерживают верх. Почувствуй жизнь!
        Руки движутся настойчивее, быстрее, накал нарастает.
        Покажи мне.
        Становится жарко, я отбрасываю простыни.
        Я лучше останусь здесь, рядом с тобой.
        Дыхание учащается.
        Бога нет. Не для нас.
        Я запутываю пальцы в волосах, едва не царапая кожу головы, упираюсь пятками в матрас, все тело напрягается. Я начинаю дрожать. Звук, срывающийся с моих губ, удивляет меня, но мощь оргазма не позволяет быть тихой.
        Я улыбаюсь, переворачиваюсь на бок и тяжело сглатываю, пытаясь восстановить дыхание. Черт возьми, как же мне это было необходимо. Так, так сильно. Приходит мысль, что ощущения оказались настолько прекрасными, что я могу и вовсе больше не вылезти из постели. Наплевать на учебу и мастурбировать дни напролет. А потом я легкомысленно смеюсь, убежденная, что мое тело вновь принадлежит мне, по крайней мере, в какой-то степени. Может, разум тоже последует его примеру?
        Я чувствую себя лучше, чем за все последние месяцы. Годы, если быть точнее. Я думаю о Сабине, с его буйностью и обаянием, о завидной физической красоте и самоуверенности Эстель. И о Крисе. Крисе с его… притягательностью. Его стойкостью.
        Я пытаюсь отвлечься от мыслей о Крисе. Конечно, он остался со мной на озере, пригласил на обед и проводил до моего общежития – нашего, как оказалось, прежде чем отправиться к себе. И что? Я громко смеюсь горькой правде: он явно сейчас не лежит в постели, проигрывая события нашего дня. Ну, или удовлетворяя себя до безумия. Скорее всего, сегодняшний день для него самый обычный. Даже если мы больше не будем общаться, я останусь благодарной за этот день, единственный день, когда моя печаль рассеялась, пусть даже ненадолго.
        А позже я вижу сон. Новый, незнакомый для меня сон.
        Я где-то на побережье. Длинная полоса крупного песка. Я вжимаю пальцы ног в мелкие камешки, пока не становится больно. Пока не режусь до крови. Я опускаю взгляд и гадаю, зачем это делаю. Вдруг решаю оглянуться в поисках помощи, но пляж пустынный. Все тихо на мили вокруг. Спокойно.
        А потом я смотрю вперед. На выбеленном солнцем причале стоит мальчик. Полагаю, ему около… Не знаю. Двенадцати? Не могу сказать наверняка. На нем плавки и рубашка без рукавов. Ветер играется в волосах. Темный загар. Красивый ребенок. А потом я вижу, как он бросает камешки. Вода здесь неспокойная, а потому я не вижу, подпрыгивают ли они. Когда пытаюсь позвать его на помощь, то не могу издать ни звука. Тем не менее, он поворачивается ко мне. Словно услышал мое желание. Умиротворенное и довольное выражение его лица успокаивает меня, и я могу сделать несколько шагов, чтобы облегчить боль.
        Без предупреждения, вокруг него вспыхивает пламя, и мальчик охвачен взметнувшимся огнем. Я начинаю задыхаться. Снова не могу двигаться, только наблюдаю и кричу. Я растеряна, потому что он не сопротивляется, не прыгает в воду, не делает ничего. Я наблюдаю, как исчезает его силуэт и огонь утихает. Причал снова пустой, словно мальчика никогда и не было. Словно этого никогда не происходило.
        Но вскоре я опять улыбаюсь, а потом запрокидываю голову и смеюсь. Мальчик выходит из воды, целый и невредимый, и снова поднимается на причал. Он упирает руки в бока и смотрит на меня с решительным выражением лица.
        Этот мальчик – боец.
        Он кивает, и я понимающе киваю ему в ответ. Мне до конца непонятно это понимание. Я не могу внятно объяснить нашу связь, ведь мы совершенно разные.
        Он боец. А я нет.
        И все же мы, несомненно, связаны.
        Глава 6
        Длинная пробежка
        Плей-листы для тренировок других людей не сильно привлекают меня, но я продолжаю копаться в музыкальном приложении. Похоже, что для многих восьмидесятые годы отличный источник адреналина, но, увы, музыка эпохи кислотного цвета гетр и эластичных махровых повязок мне совершенно не нравится.
        Наконец останавливаюсь на более-менее сносном сборнике «Топ-40» ремиксов, я начинаю разминку. Шея хрустит, когда я склоняюсь над вытянутой ногой. По всей видимости, это очень глупая идея, если тело уже издает странные звуки, а я еще ничего толком не делаю. Я, наверное, упаду в обморок метрах в пяти отсюда. Но продолжаю уговаривать тело пережить несколько упражнений на растяжку. Однако, после нескольких подъемов на пальцах ног, у меня уже болят икры, и я не чувствую уверенности в своих силах.
        Моя цель на сегодня – сорок пять минут тренировки. Разве это так уж трудно? Люди постоянно занимаются. Солнце взошло, воздух прохладный и свежий, идеальная погода для бега. Прочно закрепив наушники, смотрю на время. 8.17 утра. В две минуты десятого все будет кончено, и я кое-чего добьюсь.
        Всего через шесть минут бега я чувствую себя жалкой. Попытка подстроиться под ритм музыки привела лишь к тому, что у меня огнем обожгло легкие. Абсолютно все мне кажется неудобным. Мешковатые спортивные штаны раздражают бедра, а грудь неприятно трясется, потому что я не подумала сменить нижнее белье.
        Определенно стоит заказать спортивный лифчик, если я планирую заниматься.
        Я замедляюсь. В музыку теперь не попадаю, зато движения кажутся более естественными. Обещание заниматься сорок пять минут дано, и я собираюсь его выполнить, черт подери. Даже если мой наряд отстой, а музыка не подходит.
        На восемнадцатой минуте мне нехорошо. Я дышу с большим трудом.
        На девятнадцатой хочется лечь и умереть. В правом боку постоянно колет.
        Двадцать минут. Я останавливаюсь и наклоняюсь, уперев ладони в колени. Дыхание довольно быстро выравнивается, и боль исчезает. Выпрямляюсь, кладу руки на пояс и оцениваю маршрут пробежки. Поросшая травой тропинка приведет меня к озеру. Хорошее место назначения? Возможно. Но я чувствую себя очень неуверенно. И тогда понимаю, что останавливает меня не отсутствие уверенности. Все дело в душевной тоске. Гребаная душевная тоска. Нелепая, но отчетливая. Сегодня, без Криса, будет очень одиноко на том каменистом побережье.
        Двадцать первая минута. Решаю изменить маршрут. Если я не собираюсь бегать, так хоть прогуляюсь.
        Поэтому следующие восемь минут я твердо шагаю, мысленно прокладывая круговой маршрут обратно в общежитие. Дышать тяжело, хочется отвлечься, и я вспоминаю о советах уйти в себя, поразмышлять. Я пытаюсь расслабиться и посмотреть, что получится.
        Пока сердце колотится, а ноги подкашиваются, я мысленно пролистываю историю своей жизни. Образы быстро проносятся перед глазами. Я сажусь в школьный автобус, а мама бежит, смеясь и отчаянно размахивая коробкой с моим обедом. Отец готовит меня к вступительным экзаменам, показывая за завтраком карточки с заданиями. Боже, все воспоминания связаны с родителями, а потому каждое сопровождается горем.
        Мысли переносятся к Энни, маминой лучшей подруге, которая боролась со страховой компанией, пытавшейся откупиться от меня и Джеймса ничтожной суммой. Я понятия не имею, стал бы даже адвокат так скандалить, как это делала Энни. Она позаботилась о высшем образовании для моего брата, и чтобы все расходы были оплачены. Тогда я сказала ей, что мне плевать на мои деньги. Но Энни считала, что мы оба пережили более чем достаточно.
        Энни. Мысли о ней причиняют боль, потому что эти отношения я тоже испортила. Она единственная, кто не отвернулся от нас с Джеймсом, когда умерли родители. Именно Энни отправилась в аэропорт О’Хара в ночной рубашке, прилетела из Чикаго в Бостон, а затем проехала более трех часов, чтобы найти нас в больнице в штате Мэн. Именно Энни отвезла нас с Джеймсом обратно в родной дом в Массачусетсе. Хотя после смерти родителей он больше не казался мне родным. Она организовала похороны и, вероятно, была в курсе более ужасных подробностей, чем мы. Она одевала меня в день похорон, заставляла есть и даже ходить в душ, когда я не могла справиться с банальными ежедневными потребностями. Три недели она поддерживала нас с Джеймсом так, как никто другой. Потом мы переехали к Лизе, сестре моей матери, а Энни вернулась в Чикаго. После этого я уже не могла спокойно слушать ее голос по телефону.
        Он разрывал мне сердце. Энни так сильно напоминала мне о смерти матери, что я не могла этого вынести. Поэтому я оттолкнула ее. Но Энни не сдавалась, она выдержала множество неотвеченных звонков и писем. Даже когда я вычеркивала ее из жизни, она продолжала бороться изо всех сил за наше финансовое благополучие. В конце концов, Лиза наняла нам семейного адвоката, окончательно разрывая связь. Наш новый адвокат замечательный, но он не Энни.
        Покачав головой, я снова начинаю бежать, но, как только замечаю общежитие, перехожу на шаг. Я засовываю телефон за пояс спортивных штанов и завязываю конский хвост. Теперь, когда ужасная пробежка закончилась, я признаю, что действительно чувствую себя хорошо. Хотя мышцы болят и я совершенно выдохлась, но чувствую необычный прилив бодрости. Мне нравится. На самом деле, дойдя до ступенек Ребер-Холла, я жалею, что не пересилила себя и не выдержала все сорок пять минут.
        На входе едва не сталкиваюсь с коренастым блондином в шортах и облегающей футболке. Он пропускает меня и придерживает дверь.
        – Прекрасный день для пробежки.
        – Что?
        – Лучшей погоды и желать нечего. – Он поправляет на руке держатель для плеера и улыбается. – Свежо, но не холодно. Терпеть не могу, когда холод сковывает мышцы во время бега.
        Он думает, что я тоже спортсменка, и чувствую себя обманщицей, когда отвечаю:
        – Ох. Да, мне тоже не нравится. На улице и правда замечательно. – Я переступаю порог. – Хорошей пробежки.
        – Спасибо. Увидимся.
        Парень с плеером на руке спускается по ступенькам, вращая плечами по кругу.
        Я тоже разминаю плечи, поднимаясь по широкой лестнице на свой этаж.
        Вращение плеч. Стоило раньше о них вспомнить, но лучше поздно, чем никогда.
        А вообще, я собираюсь сделать даже больше. Захожу в свою комнату, хватаю с верхней полки шкафа полотенце, складываю его пополам и стелю на жесткий пол. Встаю на четвереньки и начинаю опускаться на руках. Двадцать отжиманий не должны оказаться такими уж трудными. Но даже облегченные отжимания (я отказываюсь называть их «девчачьими») уже на седьмом подходе заставляют трястись руки. На сегодня хватит и десяти. Теперь качаем пресс. Двадцать скручиваний прямо и по десять на каждый бок. Меня сейчас стошнит. Встаю делать выпады – пятнадцать вперед, пятнадцать назад. Неуклюже и шатко, но я их сделала.
        Это начало. И так больше физической активности, чем за все последнее время. Меня и раньше трудно было назвать спортсменкой, но дома я иногда ходила с друзьями в тренажерный зал. Когда-то. В нашей семье настоящий спортсмен Джеймс. Или должен им быть. Наверное, он никогда не простит меня за то, что я все испортила. И я не могу винить его за это. Его ненависть заслуженная.
        «Стоп, стоп, стоп», – приказываю я себе.
        Раздается сигнал электронной почты, и я со стоном поворачиваюсь, чтобы прочитать письмо. Наверняка меня предупреждают о надвигающейся опасности, и требуется срочно перевести деньги какому-нибудь принцу с экзотическим именем. Но написала тетя Лиза, с которой мы с Джеймсом прожили последние четыре года. После смерти родителей стало невыносимо оставаться в своем доме. Теперь с ним связано слишком много болезненных воспоминаний. Мы не захотели его продать, и Лиза сдала его незнакомым людям.
        Не веря своим глазам, я просматриваю письмо. Оно пестрит фальшиво веселыми восклицательными знаками. Я игнорирую фразы идиотских любезностей. Письмо гласило: раз мы с Джеймсом теперь учимся в колледже, то технически уже взрослые, поэтому «можем вернуться» в родительский дом. Судя по всему, арендаторы съехали, и Лиза увидела возможность от нас избавиться.
        Так и есть, потому что дальше в письме говорится, что она отправила все наши вещи на старый адрес. И вишенка на торте – на День благодарения она едет с друзьями в Новый Орлеан, без нас. Как-то так.
        Мне нужна мама. Я так отчаянно жажду ее объятий, что становится физически больно. Как же отвратительно, когда у тебя никого нет. Раньше я обманывала себя, считая, что смогу сблизиться с Лизой и она сможет частично заменить мне мать. Но Лиза никогда даже не пыталась скрыть, что равнодушна к племяннице и племяннику. Возможно, мы с Джеймсом слишком напоминали ей сестру, а может быть, дело в том, что Лизе чуть за тридцать, она одинока и предпочитает свою независимость семейной жизни.
        И все же ее дом и наш тоже. Точнее, был. Там наши с Джеймсом комнаты.
        Гостевые комнаты. Ни в коем случае не любимое семейное гнездышко, но, по крайней мере, они были нашими.
        Ноги горят, когда я выхожу из комнаты. Моя тетя та еще сучка. Столько раз я оправдывала ее равнодушие к нам, но теперь отказываюсь продолжать. Ее горе и утрата в такой же мере и наши с Джеймсом.
        Я громко топаю вниз по лестнице общежития, продолжая мысленную тираду. Как же я устала от Лизы и ее дерьмового отношения. Я не из тех, кто жалуется на чье-то отношение, но если бы у меня умерла сестра, я была бы намного добрее к ее детям. Окутывала бы их безмерной любовью. Вместо этого Лиза делала лишь самый минимум. Я достигаю лестничной площадки и продолжаю спускаться на цокольный этаж, кипя от гнева. Мы даже не были обузой ее кошельку.
        Я вхожу на самый нижний этаж общежития и поворачиваю налево. Если расположение комнат совпадает, тогда он живет прямо подо мной, только через несколько этажей.
        Эгоистка. Она полнейшая эгоистка. К черту. К черту ее.
        Не раздумывая, я стучу в дверь. Мне нужна помощь.
        Глава 7
        Это просто боль
        – Привет, соседка, – Крис улыбается мне. Он сидит за столом с книгой в одной руке и карандашом в другой.
        – Привет. – Конечно же, теперь до меня доходит, как глупо было заявиться сюда в таком измученном состоянии. Но я не сбегаю. На секунду отвлекаюсь, находя крайне милым то, что в век технологий Крис все еще использует карандаш. – Прости, похоже, ты занимаешься. Не хотела тебе мешать. Просто… – Я изо всех сил пытаюсь отдышаться, отчасти из-за того, что быстро бежала по лестнице, отчасти от волнения. Я упираю руки в бока и смотрю вниз.
        – В чем дело? – тихо спрашивает он. Его голос спокойный и терпеливый.
        – Я пыталась бегать, но у меня музыка отстой, и ничего толком не вышло. Каждая песня казалась глупой и неправильной. Я чувствовала себя глупо и неправильно. А моя тетя просто ужасна. И… – Я смотрю прямо в эти пьянящие зеленые глаза. – Почему я не могу забыть прошлое? Родители погибли четыре года назад, не месяц, но это до сих пор преследует меня. Я не могу это прекратить. Не могу быть счастлива. Обычно я не такая. Раньше я была жизнерадостной и веселой. Была собой. У тебя умерла мама, ты знаешь, каково это, но продолжаешь жить. Я тоже хочу жить. Как ты это делаешь? И… и… и мой плей-лист отстой.
        Он жестом приглашает меня в комнату.
        – Сядь. – Крис указывает на кровать, и я сажусь. Несмотря на тесноту его комнаты, он грациозно поднимается из-за стола и поворачивает стул так, чтобы сесть ко мне лицом. – Дай свой телефон.
        – Что?
        – Дай мне свой телефон. Посмотрим на твой плохой плей-лист.
        – Ох. Ладно. – Я выполняю его просьбу. Наши руки соприкасаются. Некоторые люди описывают подобное как разряд электричества. Искры. Но прикосновения с Крисом другие. Думаю, это больше похоже на воду. Когда вы входите в океан и вас накрывает небольшая волна, взметая песок вокруг тела и пробуждая к жизни каждую клеточку.
        «Как в замедленной съемке, – возникает внезапная мысль, – он может замедлять время». Я так сосредоточена на Крисе, который копается в телефоне, что остальная часть комнаты словно обволакивается дымкой. У него красивые руки. Сильные, ловкие, требовательные.
        Внезапно я замечаю, что он, оказывается, разговаривает:
        – …невозможно бегать под такое дерьмо. Нужен совершенно другой ритм.
        – Тяжелый металл? Ретро? Инструментальная? – с улыбкой предполагаю я.
        – Очень смешно. Уверен, ты пытаешься бежать под ритм песен.
        – Ну да.
        – Ты соревнуешься с музыкой. Не нужно. У музыки своя скорость, а ты держи свою. Будь главной. Найди в ней поддержку.
        – Поддержку?
        – Дай мне пару минут. Я покажу. – Крис копается в бумагах на столе, находит наконец наушники и надевает их. Он внимательно листает что-то на экране, лишь изредка бросая мимолетный взгляд в маленькое полуподвальное окошко у меня за спиной.
        Я облокачиваюсь на руки и жду. За исключением приглушенных звуков из наушников Криса, больше ничего не слышно. Он задумчиво покачивается на стуле, и мне нравится наблюдать за ним, когда он так увлечен музыкой. Это позволяет изучить его поближе. Я стараюсь не ерзать. Он несколько дней не брился, и ему очень идет. На мой вкус. Ему приходится постоянно откидывать с лица волосы, а потому, наверное, стрижки тоже давно не было, но мне нравится его небрежный образ. И то, как пряди касаются задней части шеи… Боже, меня буквально опьяняет вид загорелой кожи между волосами и краем футболки. Каково это, прижаться туда губами, медленно целовать его плечи, касаться кожи языком…
        Я сумасшедшая. Хорошо, хоть слюни не пускаю. И не стону.
        – Музыка должна быть фоном, настроением. Когда тебе станет комфортно, тогда можно двигаться, бежать. Тебе нужны песни со смыслом, настроением и душой. Не это попсовое дерьмо.
        Я трясу головой, возвращаясь в реальность.
        – Я не знаю. Мне не нравятся песни с глубоким смыслом.
        Крис опускается передо мной на колени и протягивает один наушник. Я помогаю вставить его в ухо, а Крис откидывает мои волосы назад и не спешит убрать руку. Он поворачивает мое лицо, заставляя смотреть прямо в глаза.
        – Нужна музыка, которая заставит чувствовать. Какая-то делает тебя сильной, какая-то слабой. Одна вызывает решительность, а другая разрывает на части. Но тебе нужно все сразу.
        Начинает играть музыка. Медленная. Мягкая и ритмичная, многослойная. «Run through pain»[4 - «Run through pain» – песня английской металкор-группы Ravenface.].
        Я снова трясу головой и смотрю мимо него.
        – Нет. – Вместо этого мне хочется сосредоточиться на загаре у него на затылке.
        Крис кивает.
        – Да. Прочувствуй все эмоции, пропусти через себя.
        – Нет, – еще более категорично отвечаю я. – Слишком часто я это делала.
        – Я так не думаю. Скорее ты останавливаешься на какой-то отдельной, а потом отмахиваешься от нее. Хватит бороться.
        – Как ты узнал? – Проклятье. Снова чувствую знакомое жжение в глазах. Как легко играть с моими эмоциями, их кидает из крайности в крайность. Похоть, потом гнев, потом боль… она никогда не закончится.
        А Крис, кажется, все только усугубляет. Почему я не могу просто держаться от него подальше?
        – Все твои действия буквально кричат об этом. Ты цепляешься за прошлое, потому что это все, что у тебя есть.
        – Это все, что у меня есть.
        – Найди еще.
        Я качаю головой. Я не знаю, как это сделать.
        – Слушай. – Крис оглядывает комнату, словно пытаясь найти способ убедить меня. Он на минуту задумывается. – Твои родители умерли. Мир развалился на части.
        Я киваю.
        Он кладет ладонь мне на щеку.
        – Тебя словно выбросили за борт.
        Я снова киваю.
        – И ты пытаешься дышать.
        Так и есть. Постоянная борьба, чтобы остаться на плаву. Мне хватает кислорода, только чтобы не пойти ко дну. Но его слишком мало для полноценной жизни.
        – Вот и делай это. Дыши. Просто дыши. – Он прибавляет громкость и гладит меня по волосам.
        Я хочу сказать ему, что из-за боли последних четырех лет не уверена, что смогу дышать самостоятельно.
        – У тебя есть настоящее, – говорит Крис. – Есть будущее. Разберись с прошлым, чтобы не оглядываться назад. Это просто боль.
        Я тяжело вздыхаю и снова поднимаю на него взгляд.
        – Просто боль, – повторяю я.
        – Да. – Он снова отводит мои волосы назад, и у меня перехватывает дыхание, тело обдает жаром. Его прикосновения ни с чем не сравнимы. В голове все путается от смеси внутренней тоски и острого ощущения нашей близости. – Да, Блайт.
        – Просто дышать? – Я борюсь со смехом.
        – Ну, почти.
        – Именно так ты и делал?
        – Да. Я сам вытащил себя из ада. Справился и двинулся дальше. Ты тоже на это способна.
        У меня не было сил остановиться. Я хватаю Криса за футболку и тянусь к нему, застыв в миллиметре от его губ. Я хочу ощутить его рот, попробовать на вкус, дышать одним воздухом с ним. Чувствую, как он напрягается, но не отстраняется.
        Мы оба не двигаемся.
        Я уверена, что в комнате жарко.
        Наконец я решаюсь и практически касаюсь его губ. Отпускаю футболку и кончиками пальцев веду выше, пока не достигаю гладкой, нежной кожи на его шее. Я знала, что она именно такая. Крис нежно отвечает на поцелуй, и я расслабляюсь еще больше. Его язык касается моего, и я вздрагиваю. Атмосфера в комнате наэлектризована моими эмоциями и пылкой, непреодолимой страстью к этому человеку.
        Никогда не думала, что медленный поцелуй может быть таким страстным. Крис не лапает меня и не засовывает язык мне в рот. Я не могу ошибиться, что он чувствует то же, что и я. Ведь не могу же?
        Нет, потому что Крис начинает медленно гладить меня по руке. Он убирает наушники, оставляя только нас и тишину. Его прикосновение так сильно на меня влияет, что я вынуждена прервать поцелуй и отдышаться. Я впиваюсь пальцами в его кожу, наблюдая, как он смотрит, трогает, изучает меня. И стараюсь не морщиться, когда он проводит пальцами по шраму на моей руке. Я забыла, что на мне лишь футболка. Такое со мной впервые, потому что я никогда не забываю об этом. Но Крис касается шрама так, словно его и нет, как будто моей вины и прошлого сейчас не существует.
        Он добирается до плеча и не останавливается. Я закрываю глаза, когда Крис проводит над грудью, и ахаю, почувствовав первое прикосновение к ней. Крис опускает руку и скользит под футболку, под лифчик, и прижимает ладонь. Его дыхание становится прерывистым.
        О боже, я сейчас закричу.
        Другой рукой он поглаживает нижнюю часть спины, и это сводит меня с ума. Так неторопливо. Он такой уверенный. Слегка толкает меня назад, чтобы заглянуть в глаза. Каждая частичка моего тела пылает. Мне нравится, как он смотрит, когда ласкает меня. На его лице намек на улыбку и… удивление? Я замечаю смущение, он явно не ожидал такого развития событий. Если раньше я сомневалась, то теперь знаю, что он чувствует ту же связь, что возникла еще у озера. Всепоглощающее понимание, магнетическое притяжение. По крайней мере, я хочу, чтобы он это чувствовал.
        Обеими руками я отвожу его темные волосы от лица, пропускаю их сквозь пальцы и скольжу по плечам. Я не тороплюсь, потому что хочу впитать каждую секунду нашей близости, каждую черточку его лица. Красивый изгиб его бровей, тень от щетины на щеках, как он покусывает губу, пока я наблюдаю за ним. Более того, я вижу все наши сходства и различия; у нас обоих прошлое полно боли, но Крис пережил его, и я тоже хочу. Сейчас же я сдавшаяся неудачница, но в нем вижу возможность спасения.
        Поэтому для меня его прикосновения значат нечто больше, чем просто физическое влечение.
        Крис накрывает ладонями мою грудь и медленно поглаживает большими пальцами. Сжимает пальцами сосок, и я запрокидываю голову назад, оказавшись не готова к болезненному желанию между ног. Я выгибаю спину, подставляя грудь и жаждая большего. Еще секунду Крис дразнит мой сосок, но потом убирает руку. Я почти всхлипываю, но он снова наклоняется ко мне и целует. На этот раз сильнее. Его поцелуй словно дарит вечность, исцеляет и решает все проблемы.
        Уверена, никто другой не смог бы так меня поцеловать.
        Я могла бы вечно вдыхать его аромат.
        Могла бы вечно влюбляться.
        Невозможно отрицать, что я явно изголодалась по физическому и сексуальному контакту. Но это все еще не объясняет, почему так отчаянно хочется сорвать одежду с этого парня, после того как шарахалась от всех остальных. Никогда еще я так не заводилась. Я двигаюсь к самому краю кровати, хватаю Криса за талию и притягиваю ближе. Он крепко обнимает меня, прижимаясь между ног. Я таю от нашего поцелуя, его язык идеален. Не могу насытиться им, хочется сильнее сжать его, хочется большего. Хочется всего. Это бессмысленно. Я едва его знаю и никогда за все три года не слыла шлюхой в кампусе. Физически и эмоционально это самое интимное мгновение в моей жизни.
        Поразительно, но сейчас я в этом уверена. Крис проник в ту маленькую часть меня, которая все еще ищет надежду. И удовольствие.
        Крис движется губами к моей шее, его дыхание опаляет. Ему приходится отстраниться, чтобы я смогла стянуть через голову его футболку.
        Гребаный ад, он прекрасен.
        Я касаюсь его груди. У него идеальный пресс, который я уже видела тогда, на озере. Крис подтянутый, решительный и совершенно бесподобный. И теперь я прикасаюсь к нему. Загипнотизированная его телом, провожу по линиям его грудных мышц, скольжу пальцами по его соскам, вниз к прессу и едва заметной дорожке волос, спускающейся к линии джинсов. А потом повторяю все снова. Я могу делать это часами. Крис тихонько стонет. Я не чувствую неуверенности в себе и не боюсь касаться его. Мною движет интуиция. Кажется, что даже простые прикосновения способны утолить мою жажду. Он пленил меня.
        Я наклоняюсь и провожу губами по его груди, целуя и касаясь языком его кожи. Крис гладит меня по волосам, пока я пробую на вкус его тело. А потом вновь поднимаюсь к его губам. Крис, не теряя ни секунды, завладевает моим ртом. Я откидываюсь на кровать, и он придавливает меня всем своим весом. Мы прижимаемся бедрами, пока он прокладывает дорожку из поцелуев от моего рта к груди, по футболке и ниже к животу.
        – Кристофер, – я шепчу его имя, снова и снова, стоит остановиться, но я не могу. Чувствую такое облегчение, что нашла его.
        Он снова ложится на меня и страстно целует, сильнее прижимаясь между ног. Я чувствую, как он возбужден, как сильно хочет меня.
        Но потом, без предупреждения, Крис приподнимается на руках и пытается отдышаться. Он прижимается ко мне щекой, и я чувствую, как теряю его. Не знаю, что сделала неправильно, но он явно не хочет продолжать. Меня убивает эта внезапная стена, дистанция между нами. Что бы ни происходило несколько минут назад – оно исчезло.
        Крис легонько целует меня в щеку и шепчет:
        – Я не… Не думаю, что это хорошая идея.
        – Ох. Ладно. – Я понятия не имею, что сказать и почему так произошло. А еще, почему он не отстраняется и дрожит. Поэтому я спрашиваю: – Крис. Почему ты дрожишь?
        – Я не дрожу, – отвечает он. Однако это так.
        Я глажу его руки, желая прикасаться к нему так долго, сколько он мне позволит. Он зарывается носом в изгиб моей шеи, успокаивая дыхание. Я так смущена.
        Он приподнимается на руках.
        – Мне правда нужно заниматься. В понедельник крупный тест по геологии.
        Я отворачиваюсь от него.
        – Конечно. У меня тоже куча дел.
        Следующие несколько минут отвратительны. Ужасно неловкая сцена, когда мы выпутываемся из объятий друг друга; я бормочу идиотское спасибо за помощь с музыкой, а Крис с виноватым видом натягивает футболку, заставляя меня чувствовать себя еще хуже.
        После глупого небрежного прощания я выбегаю из комнаты, прежде чем Крис успевает сказать что-нибудь еще. Путь до моей комнаты непростительно долог. В голове крутится мысль о пути позора. Захлопываю за собой дверь и падаю на кровать.
        Я всхлипываю. Что ж, черт, от меня определенно пахнет не очень. Это первая проблема. Может, его оттолкнул запах? Когда я шла к нему, то не собиралась стягивать с него футболку. Я перекатываюсь на бок и опускаю руку на пол. Несколько пролетов ниже Кристофер, наверное, учит про скучные слои земли или что-нибудь подобное, а я лежу здесь в полной растерянности.
        Но, проклятье, это было горячо. Пусть даже я не знала, почему он остановился и что я сделала не так.
        Эта сцена все равно вызывала улыбку на губах.
        Двадцать первое июля
        – Я собираюсь к воде, – кричит Блайт в глубину дома и облокачивается на деревянные перила. Даже деревья не могут полностью скрыть невероятный вид на океанскую бухту, вода сверкает в полуденном свете. И Блайт любит соленый запах воздуха, особенно сильный сейчас, во время отлива. Младший брат Джеймс постоянно морщит нос, а она, наоборот, с удовольствием глубоко вдыхает.
        – Давай, повеселись на кладбище моллюсков, – кричит Джеймс. Так он называет отлив. Неоднократные объяснения Блайт, что запах не имеет ничего общего с умирающими моллюсками и что на самом деле с ними все в порядке и они живы, не изменили его отношение. И не смогли объяснить ее любовь к ним.
        Блайт считает, что причина его кислого отношения кроется в том, что именно она выбрала дом из распечатанного родителями списка.
        Но разве это повод для злости? В конце концов, это же всего на две недели. Через четырнадцать дней семья Блайт наконец-то сможет переехать в свой новый летний домик в Бар-Харборе, где нынешние владельцы собирали вещи дольше, чем ожидалось. Задержка была неожиданностью и поставила родителей Блайт в неловкое положение: в середине лета практически невозможно отыскать жилье поблизости от популярного Бар-Харбора. Так они и оказались в Чилфорде, в двух часах езды к югу, в старом доме под названием «В паре шагов».
        К счастью, он оказался прекрасной заменой загородному дому в Бар-Харборе, и они сразу же поселились в нем.
        Каникулы у Блайт всегда веселые и жизнерадостные, но она знает, что так далеко не во всех семьях. Она также понимает, что все благодаря ее родителям. Они соблюдают волшебную грань между участием в ее жизни и предоставлением свободы и пространства. К тому же у нее замечательный брат. Им бы стоит больше ругаться, учитывая, что ей семнадцать, а ему пятнадцать, но нет. Он уравновешенный, дисциплинированный и рассудительный. Блайт этого очень не хватает. Но под холодной оболочкой он добрый. По-настоящему, искренне добрый. И удивительно скромный, хотя и лучший футболист в Массачусетсе. Определенно из них двоих она более легкомысленная и веселая, но Джеймс, кажется, ценит ее за это. Они хорошая пара.
        – Эй, Джеймс! Джейми! – зовет она. – Дохлые моллюски хотят с тобой поздороваться! Пойдем со мной на пляж!
        – Что? Господи, да перестань ты орать, ненормальная. – Ее брат распахивает сетчатую дверь и упирает руки в бока. – Мы же на отдыхе. Тихие разговоры, спокойные движения, – он слегка улыбается, и искорки в его глазах говорят, что брат определенно в хорошем настроении.
        – Пойдем плавать! День идеальный, ни облачка. Неподалеку есть док, можно доплыть до него.
        – Я только что съел огромный бутерброд. Потом, хорошо? Мне придется отрабатывать три килограмма наеденного. – Он похлопывает себя по мускулистому прессу. Блайт знает, что он симпатичный парень, но до сих пор избегает почти непрерывных телефонных звонков и общий интерес со стороны чуть ли не падающих к нему под ноги девчонок. Но футбол у него на первом месте. – Но тебе не стоит одной так далеко плавать, – продолжает он. – Возьми лодку, а я отсюда за тобой понаблюдаю.
        – Ладно, мистер Ответственность. Можешь спасти меня, если начну тонуть. Я не суперзвезда футбола, но плаваю достаточно хорошо. – Это правда. Она хороший пловец. Возможно, ее параметры и движения не подходят под стандарты команды по плаванию, но она способна справиться даже с бурными водами океана. Вообще, кажется, что во время плавания все физические недостатки не имеют значения. В воде Блайт чувствует себя сильной, но больше всего ей нравится само ощущение держаться на поверхности. Ничто не сравнится с тем, как тебя движут и убаюкивают волны океана. Просто нужно осознавать его мощь. «Никогда не забывай, – однажды сказал ей отец, – течение, приливы, волны… Они хитрее тебя. Они здесь главные. Твоя работа слушать. Никогда не прекращай их слышать».
        Ее отец был прав. И Блайт всегда внимала тому, что говорила ей вода.
        – Ладно, ладно, оставайся. Я скоро вернусь. Хочешь на ужин моллюсков и лобстеров? Я видела по дороге палатку с морепродуктами. Можем приготовить для мамы с папой!
        – Давай, – говорит он, улыбаясь. – Повеселись.
        Дорожка от дома к берегу проходит под высокими вечнозелеными деревьями и обсажена раскидистыми папоротниками. Блайт нравится, как листья щекочут ноги, а каменистая дорога замедляет спуск к воде. Ей вообще здесь не хочется никуда торопиться. Этот отпуск в штате Мэн окажется затишьем перед бурей. Осенью ее ждут заявки на поступление в колледж, выпускной класс в старшей школе: экзамены, анкеты, собеседования… Сплошные нервы. Очевидно, что на первом месте у нее стоит Мэттьюс. Помимо простой истины, что это замечательный колледж, там, к тому же, встретились ее родители. Блайт не хочется идти в популярный университет, где она потеряется в море студентов. Студенческие вечеринки и хаос в кампусе ее не привлекают. Мэттьюс для нее идеален. Должен быть. Даже сейчас на ней старая потертая футболка с надписью «Мэттьюс». Бледно-голубые буквы постирались во многих местах, а красный фон стал больше похож на розовый, но Блайт плевать на это. Она ее любимая. Конечно, зимы в Висконсине – отстой, но красивый кампус и интересные профессора компенсируют это. Блайт претит указывать в анкете, что оба ее родителя учились
там же, потому что хочет самостоятельно заслужить хорошее мнение о себе. Но если это поможет поступлению, то она не станет отказываться от возможности. Будет вынуждена использовать связи родителей.
        Мысль о предстоящей работе еще больше укрепляет ее решимость наслаждаться каждой минутой лета. Что довольно легко, так как у дома есть свой участок пляжа. Блайт гораздо больше нравится этот усеянный ракушками берег и холодная бурная вода, чем идеальный песок и теплая прозрачная вода тропических курортов.
        Мэн кажется ей настоящим и гораздо менее претенциозным. Валуны в морских водорослях, покрытые ракушками приливные бассейны и всепроникающий соленый воздух – вот что делает Мэн особенным.
        Она подходит к концу узкого пирса и бросает свои вещи в привязанную старую лодку. Набрасывает все еще влажный оранжевый спасательный жилет и с легкостью гребет к квадратному плавучему доку, который качается на волнах. Лодка весело подпрыгивает на воде. Блайт нравится находиться среди людей, но одиночество она любит не меньше, а потому ее привлекает уединенность этого маленького плавучего островка посреди бухты. Через несколько минут она добирается до него и укладывается на полотенце. В половину четвертого солнце все еще в разгаре, но от воды веет легкой прохладой. Под одеждой у Блайт купальник, но сначала ей хотелось погреться на солнышке, прежде чем нырнуть в Атлантику. Она сбрасывает кроссовки и снимает шорты, но футболку оставляет.
        Ложится на живот и кладет голову на скрещенные перед собой руки. Это звук. Ох, тихий плеск волн о док гипнотизирует, а жар от солнечных лучей на ногах приятно смягчается океанским бризом. Блаженство. Док качается под ней, и Блайт отдается воле океана, непредсказуемому ритму воды и своим мечтам.
        Прошли минуты, а может, и часы, когда что-то начинает беспокоить Блайт, хотя она и не понимает, что именно. Она оглядывается. Лодка все еще привязана к доку. Ничего не случилось. Блайт качает головой. Обводит взглядом правую сторону пляжа и дома. Какие-то стоят позади и сильно скрыты деревьями, а какие-то видны как на ладони. Забавно, думает она, как крошечные и местами обветшавшие дома ютятся рядом с явно более богатыми особняками, почти дворцами.
        Движение спереди на противоположном берегу привлекает ее внимание. Кто-то медленно бредет по кромке воды. Блайт подпирает подбородок руками. С такого расстояния трудно разглядеть, но она догадывается, что это парень примерно ее возраста. Высокий, из-под кепки выглядывают черные волосы. На нем коричневые шорты Карго и больше ничего. В каждой руке у него по ведру. Блайт наблюдает, как он медленно бредет по песку, с трудом делает несколько шагов в океан по густой грязи после отлива, а затем опустошает наполненные водой ведра. Он останавливается на мгновение, запрокидывает голову и замирает. Может, наслаждается замечательным днем? Или что-нибудь еще.
        Парень наклоняется и наполняет водой каждое металлическое ведро. Медленно выпрямляется и, явно уставший, бредет обратно вдоль берега.
        Он немного отставляет руки в стороны, чтобы ведра не били его по ногам. Когда доходит до какой-то воображаемой линии, снова возвращается в воду и опустошает ведра. Блайт минут десять зачарованно наблюдает, как он повторяет свой ритуал снова и снова. Что, ради всего святого, он делает? Может быть, у него какое-то навязчивое расстройство, которое требует повторений обыденных действий снова и снова, пока не почувствует удовлетворение? Хотя едва ли подобное занятие можно назвать обыденным. Полные ведра тяжелые даже для человека с таким спортивным телосложением, а без остановки таскать их туда-сюда должно сильно выматывать. Возможно, это какое-то физическое упражнение? Должно быть, он так же повернут на спорте, как и ее брат. Она продолжает наблюдать.
        Прошло еще около двадцати минут. Его ритм не меняется, а вот физическое изнеможение уже явно заметно. Ему должно быть больно. Блайт встает и прикрывает ладонью глаза от солнца.
        Еще десять минут.
        «Прекрати, – шепчет она, – ты должен остановиться. Это уже слишком».
        Кто знает, сколько он так делал до того, как она заметила. Сумасшествие. Но парень сосредоточенно продолжает свое скучное занятие. Даже когда спотыкается и проливает половину ведра.
        «Господи, прекрати! – тихо умоляет она. – Поставь ведра на землю. Ты скоро в обморок упадешь. Что, черт подери, ты делаешь?»
        Наконец он останавливается и поворачивается к ней спиной, глядя в сторону деревьев. Обалдеть! Его спина сильно обгорела на солнце. Даже на расстоянии видно, как сильно. Должна ужасно болеть, или скоро будет. Некоторое время он продолжает смотреть на деревья, склонив голову набок. Ищет что-то? Или кого-то? Он бросает ведра и наклоняется, упираясь ладонями в колени. Вероятно, пытается отдышаться. Парень снова делает несколько шагов в воду и, кажется, качает головой.
        Когда он поднимает взгляд, то замечает Блайт. Наверное, ей следовало бы смутиться, ведь ее застали за разглядыванием незнакомца, но ей не стыдно. Лишь убирает от глаз руку и остается на месте. Парень смотрит прямо на нее. Его усталость, печаль, безнадежность – все передается по воде к Блайт и разрывает ей сердце. Что-то здесь крайне неправильно.
        Она поднимает руку и неуверенно машет ему. Он тоже машет в ответ.
        Блайт складывает ладони рупором возле рта.
        – Привет!
        – И тебе привет!
        – Ты… в порядке?
        Он кладет руки на пояс и бросает быстрый взгляд в сторону, прежде чем ответить. Он кричит в ответ:
        – Да. Все нормально.
        – Что ты делаешь? – Она пытается изобразить скорее любопытство, чем беспокойство. – С ведрами. Это тренировка такая или что?
        Ей видно, как он смеется.
        – Вроде того, – кричит он в ответ.
        – У тебя сильный ожог от солнца. Стоит надеть футболку.
        – Все нормально.
        – Не думаю. Спина ужасная.
        – Со мной все будет нормально. Даю слово.
        – Это твой дом? Пожалуйста, сходи за футболкой.
        Он оглядывается.
        – Я не могу. Не должен… Не могу разговаривать. Но со мной все будет в порядке.
        Блайт хмурится.
        – Я дам тебе свою. Могу на лодке привезти. – Она приседает на корточки и начинает отвязывать лодку, но парень ее останавливает:
        – Нет! Не делай этого! – Тревога в его голосе пугает и беспокоит. Он снова озирается, а потом поворачивается к ней. – Просто… не надо. Прости. Мне очень жаль.
        – Не извиняйся. – Блайт встает и чувствует, как колотится сердце.
        Они стоят молча. Она не может отвести от него глаз. От парня волнами исходят отчаяние и сильная усталость. Блайт боится пошевелиться, боится, что он упадет на колени, если она отвернется. Поэтому она продолжает молча поддерживать его. Что бы ни происходило, это не навсегда. Все будет хорошо. У тебя все будет в порядке. Она кивает ему. Я здесь. Я рядом.
        Наконец он кричит:
        – Мне нужно продолжать.
        Блайт какое-то время не способна издать ни звука. Она не хочет, чтобы он продолжал. Не понимает, что происходит, но все это кажется ей странным. Опасным.
        Она кивает.
        – Как скажешь. Я останусь с тобой.
        – Ты не должна.
        – А я останусь. Мне так хочется.
        – Спасибо. – Ей кажется, что она слышала, как надломился его голос. Он берет металлические ведра и начинает бессмысленно наполнять их и переносить воду с одной части берега на другую. Она точно знает, как трудно во время отлива идти по тяжелому мокрому песку. Ноги глубоко увязают, превращая каждый шаг в настоящее испытание. Это может быть весело, если ты роешься в поисках моллюсков или даже если потерял шлепку в густой грязи. Но это? Чем бы ни занимался этот парень, весельем точно не назовешь. Он лишь раз останавливается, чтобы вытащить что-то из ведра и выбросить подальше в воду.
        Чуть не плача, Блайт снимает с себя футболку. Она оглядывается в поисках решения, поскольку парень ясно дал понять, что к нему плыть нельзя. И тут ее осенило: спасательный жилет. Она садится рядом. Промучившись несколько минут, ей все же удается с помощью ремней привязать футболку Мэттьюса и бутылку с водой к жилету. Она подходит к краю дока, как можно ближе к парню. И изо всех сил бросает спасательный жилет.
        – Начинается прилив, – кричит она.
        Парень на ходу поворачивает голову в ее сторону.
        – Я тебя не бросаю. – Теперь ее голос чуть не срывается.
        Он снова кивает.
        Блайт садится и подгибает колени к груди. Нет, она его не оставит. Поэтому в течение следующих полутора часов она остается, желая забрать у него часть его страданий. Если бы могла, Блайт взяла бы на себя его боль, какой бы она ни была. На несколько минут она закрывает глаза, посылая ему силу.
        Это не сломает тебя. Это не сломает тебя.
        Он не плачет, и не будет. Уже несколько раз Блайт практически проигрывает битву со слезами. Он стойкий и уверенный. Храбрый. Он останавливается только тогда, когда к нему подплывает ее спасательный жилет. Блайт задерживает дыхание, пока он пытается отвязать бутылку с водой и футболку. Должно быть, его руки ослабли и дрожат. Он неуклюже натягивает мокрую футболку через голову, оглядывается на деревья, а потом выпивает воду. В качестве благодарности он салютует ей бутылкой.
        Позже, когда завершает свое… задание? работу?… он внезапно отшвыривает оба ведра в сторону на обкатанные океаном валуны. Звук эхом проносится над водой, заставив Блайт поморщиться. Он с минуту, как ненормальный, меряет шагами берег, а затем поворачивается к Блайт и высоко поднимает руки, растопырив пальцы.
        Блайт повторяет его движение, словно соприкасаясь с ним ладонями, и как будто переплетает с ним пальцы. Парень прикладывает руки к груди, и Блайт делает то же самое.
        Она улыбается.
        Он только что утер всем нос.
        Парень почти незаметно кивает, а после медленно разворачивается и устало бредет к дому.
        Как только он скрывается из виду, Блайт тут же теряет то тепло, что она ощущала от их связи. Его вновь заменяет беспокойство. Она не может расслабиться.
        Приплыв назад и привязав лодку, Блайт идет по тропинке домой, остановившись на террасе бросить последний взгляд на бухту. Ее привлекает стоящий рядом шезлонг, и она опускается в него, глядя на воду и чувствуя усталость.
        Несколько минут спустя она слышит по скрипучему деревянному полу приближающиеся шаги Джеймса.
        – Ты готова идти? Я видел, как ты недавно вернулась. Что ты здесь делаешь?
        Шезлонг впивается ей в спину, но она по-прежнему не двигается.
        – Блайт? Ты в порядке? Чего ты там выглядываешь?
        – Что? Ах да. – Блайт не сводит глаз с бухты. – Просто любуюсь волнами. Пейзажем. – Она на секунду закрывает глаза, а затем возвращается к действительности. – Конечно, пойдем. – Она встает.
        – Тебе стоит что-нибудь накинуть поверх купальника. Я не позволю тебе полураздетой возить меня по городу. К тому же, скоро станет прохладно. Сама знаешь, какие здесь вечера. – Джеймс оглядывается. – А где твоя футболка из Мэттьюса?
        – Ох. Это. У меня ее нет.
        – Что ты имеешь в виду? Потеряла? Как ты вообще умудрилась? – Он хмурится, расстегивая свою толстовку и протягивая ее сестре. – Она же твоя любимая.
        – Спасибо. – Блайт просовывает руки в рукава и теребит молнию. – Все нормально. Моя футболка… нашла нового хозяина.
        – Чего?
        – Ничего, – она улыбается, когда они заходят в дом. – Знаешь что?
        – Что?
        – Ты очень хороший брат. Я люблю тебя. И люблю нашу семью.
        Джеймс изображает серьезную мину.
        – Ты заболела? Что с тобой не так?
        Она смеется.
        – Заткнись. Серьезно, мы счастливчики.
        – Означает ли это, что ты пустишь меня за руль? – Джеймс хватает со столика ключи и машет перед лицом Блайт.
        – Черт, нет, ты не поведешь. – Она отбирает у него ключи. – Мало того что у тебя нет даже временного ученического разрешения, но я бы не доверила тебе провезти нас через эту узкую колею в виде нашей подъездной дорожки.
        – Ладно, ладно, – ворчит он. – Поехали за ужином и будем надеяться, что не отравимся после этой твоей придорожной палатки.
        – Отличный настрой! – Она придерживает открытую входную дверь.
        – Блайт.
        – Да?
        Джеймс кладет ладонь ей на макушку и лохматит волосы.
        – Хоть ты и не позволяешь мне даже немного нарушить закон, я все равно тебя тоже люблю.
        Блайт вздыхает.
        – Черт бы тебя побрал. Ладно. Можешь порулить. Но не смей говорить родителям.
        Глава 8
        Новые открытия
        Крис сотворил какую-то магию с моим плей-листом. Восемнадцатая минута не такая и ужасная. Бег не такое отвратительное занятие. Это моя вторая целая неделя ежедневных тренировок. Мне по-прежнему очень тяжело, но я не сдаюсь. Каждый день я чувствую себя немного сильнее.
        Это просто боль.
        Я увеличиваю громкость. Крис прав. Соревнование с музыкой не помогает ни скорости, ни выносливости. Мне бы никогда не пришло в голову бежать под медленный ритм, но это работает. Правда, тексты и настроение половины песен убивают меня: любовь, похоть, тоска, гнев, желание, печаль. Но оказывается, что я могу понять все эти чувства. Удивительно приятно знать, что другие люди в мире страдают так же, как и я. И хотя это до смешного очевидный факт, но я начинаю понимать, как трудно смотреть дальше собственной боли. Крис вместе с сестрой и братьями пережили смерть своей матери, и это, конечно, невероятно трудное испытание. Что тяжелее – потерять родителя в детстве или в подростковом возрасте? Я чувствую укол сочувствия к Крису. Он был таким маленьким. Его отцу, должно быть, пришлось так много пережить. Приходилось бороться не только с собственным горем, но и горем четырех маленьких детей. Интересно, женился ли он когда-нибудь снова? Возможно, спрошу об этом у Криса. Или Сабина, поскольку с ним все гораздо проще. Ведь я не набрасывалась на него в его собственной комнате.
        Но суть здесь в том, что у других людей тоже есть проблемы и горькие воспоминания, как и у меня. Я не одинока. Да, я потеряла своих родителей при трагичных обстоятельствах и считаю это оправданием для дичайшей депрессии, но… Возможно, Крис переубедил меня. Он сказал, что я держусь за прошлое, потому что считаю, будто у меня ничего больше нет.
        Постоянное чувство вины ни к чему меня не приведет.
        Он сумел найти что-то помимо боли, и я тоже смогу.
        Музыка в наушниках меняется, и я чувствую желание несколько минут пройтись.
        «Нет, нет, нет! Ты не будешь идти! – кричу я себе. – Слушай музыку. Соберись. Есть люди, у которых все гораздо хуже, чем у тебя. Хватит быть такой эгоистичной и… и… самовлюбленной. Мир не вращается вокруг тебя и твоей ужасной боли, черт подери».
        Телефон сигналит, и я опускаю взгляд. Меня накрывает волной эмоций – это Крис. Он просто отправил мне музыку. Еще песен тридцать, может, больше. Играют первые несколько треков, и хотя первая строка текста чуть не разбивает мне сердце, моя энергия, или, по крайней мере, мотивация, возвращается.
        Это просто боль.
        Я не собираюсь останавливаться. Я сосредотачиваюсь на музыке и словах, игнорируя протесты своего тела.
        Я хочу пофантазировать о Крисе, чтобы отвлечься, но после нашей злополучной неловкой сцены на его кровати этого лучше не делать. Он определенно не мечтает обо мне. Когда мы сталкивались в кампусе, он не избегал встречи, но и не пытался заговорить со мной. Вполне возможно, что я просто выдумала ту связь между нами. Может быть, я так на него реагирую, потому что годами никто не прикасался ко мне. Честно говоря, в последний раз меня трогали на похоронах родителей. Тогда было много объятий родственников и знакомых, но это явно не похоже на страстные ласки в общежитии. Немудрено, что я теперь так взвинчена.
        Про первые несколько недель после смерти моих родителей я помню почти постоянные объятия, пожатия рук и похлопывания по голове сочувствующих родственников и друзей. Тогда мне этого совсем не хотелось. Помню, как боролась с желанием прогнать всех, кто ко мне приближался. Я начала ассоциировать прикосновения со смертью и скорбью. Не знаю, действительно ли я отталкивала людей, или они просто перестали пытаться утешить меня, но, в конце концов, нежеланные проявления сочувствия прекратились. Мы с Джеймсом больше никогда не обнимаемся, а тетя всегда настолько скованная, что кажется, она такая же бесчувственная, как и я. Ну или какой я была, потому что последнее время все так и норовят испытать меня с этой стороны. Итак, я провела четыре года без прикосновений и ласки, не испытывая в них ни малейшей потребности.
        Но теперь появился Кристофер Шепард – парень, который все изменил. Не то чтобы мое желание к нему взаимное. Я допускаю, что он мог тогда из жалости пошалить со мной. Конечно, только поэтому необязательно было прикасаться ко мне так, как это делал он, или прижиматься всем телом, явно возбуждаясь. По крайней мере, ласки со мной явно не оставили его член равнодушным. Очередная маленькая победа. Не важно. Я стараюсь смотреть на это как на забавный, ничего не значащий поцелуй с приятным дополнением в виде ласк. Хотя мне он ничего не значащим не казался. Совершенно. Он казался мне всем.
        Черт.
        Я просматриваю новый плей-лист Криса. Лично подобранные песни. Не знаю, слишком ли это – пытаться найти смысл в его выборе, но трудно не заметить в нем некоторую связь.
        В голове возникает еще один большой вопрос: почему он никак не отреагировал на мой шрам? Он не задержался на нем, когда прикоснулся, и ничего не спрашивал.
        Я бегу быстрее. Мое дыхание уже не такое сбивчивое, как в тот первый раз. Сегодня тело чувствует себя более уверенно и естественно. Впереди показывается общежитие, и я проверяю время. Ха. Я добежала до конца своего обычного маршрута на шесть минут раньше, чем вчера, и не готова свалиться замертво. Я начинаю переходить улицу.
        Проклятье.
        Я разворачиваюсь. У меня хватит сил еще минут на десять бега. И плей-лист меня манит. Крис меня манит. Лишние десять минут бега позволят еще немного помечтать о том, как Крис прижимается ко мне и без остановки целует, гладит по волосам и ласкает мою кожу под футболкой. В моих фантазиях он заходит еще дальше, касаясь каждого сантиметра моего тела.
        Глава 9
        Как важно быть
        Что ж, эти брюки отвратительны, и я не могу в них показаться на людях. Я недовольно гляжу в зеркало. С таким же успехом можно было наклеить на задницу знак с надписью «Доказательство силы гравитации». Ткань почему-то сильно провисает, странно морщится и сборит, ухудшая и так неидеальную форму. Разозлившись, я стягиваю их и швыряю в глубину шкафа. В кои-то веки мне действительно хочется хорошо выглядеть, а вместо этого я похожа на кусок говна. Я сжимаю задницу в ладонях. Глупый жир. Погодите минутку… Здесь определенно есть улучшения. Появилась упругость. Бег окупается.
        Обалдеть! Эти брюки слишком большие. Неудивительно, что они так ужасно сидят.
        Я начинаю рыться в шкафу. У меня должно быть что-то менее жуткое для спектакля Сабина. Я нахожу пару непростительно дорогих узких джинсов, которые мне подарила тетя и в которые я никогда раньше не влезала, и втискиваюсь в них. Отражение в зеркале тошноты не вызывает, а потому я их оставляю. Узкие джинсы хороши тем, что они облегают и удерживают все на месте, но при этом достаточно тянутся, чтобы я могла дышать. Каким-то чудом давно позабытая тушь не засохла, а потому я подкрашиваю ресницы и провожу по губам таким же старым розовым блеском.
        Стук в дверь пугает меня. Я не помню, чтобы раньше кто-то заходил в мою комнату.
        – Кто там? – Я быстро тянусь к ближайшей кофте, сваленной в кучу отвергнутых вариантов на кровати. Может, ко мне и нечасто приходят гости, но я точно знаю, что не стоит встречать их в одном лифчике.
        – Это Эстель.
        – Ох. Входи.
        Эстель открывает дверь. Прекрасно. На ней облегающее темно-синее короткое платье и великолепные босоножки на трехдюймовом каблуке. На ногах они держатся благодаря широким лентам, обвязанным вокруг икр. В ее черных волосах появились короткие ярко-розовые полосы, красиво обрамляющие лицо. Она выглядит так горячо, что даже мне хочется на нее накинуться.
        – Привет. Ты сегодня собираешься на представление, да? Сабин поручил доставить тебя, а Крис встретит нас там. Это наш брат Эрик.
        – Привет. – Эрик выходит из-за спины Эстель. Даже если бы я не знала, что они двойняшки, это и так бросается в глаза. Он самый низкий из трех братьев, и если бы не каблуки Эстель, они были бы с сестрой одинакового роста. У Эрика такие же выразительные черты лица, как и у нее. Они оба выглядят великолепно.
        – Приятно познакомиться, Эрик.
        – Значит, ты подружка Сабина? – спрашивает он.
        Ох. Это Сабин меня пригласил на сегодняшнее представление, не Крис. Поэтому я подруга Сабина. А действительно ли я дружу хоть с кем-нибудь из них? Правда, Сабин постоянно пишет мне, напоминая о своем представлении: «Если ты в пятницу вечером не придешь, я проткну себе глаза, чтобы не затопить весь кампус океаном слез». Однако Крис сейчас не пришел. Да, на прошлой неделе он придержал для меня дверь общежития и был крайне милым, спросив: «Как дела?», и тут же умчался в свою аудиторию. Вот, кажется, и вся суть наших удручающих отношений.
        Я киваю.
        – Типа того. Мы виделись всего несколько раз, но он очень настаивал, чтобы я пришла на представление.
        Эрик косится на меня.
        – Ты не похожа на его обычный тип девушек.
        Эстель шлепает его по руке.
        – Она не одна из побед Сабина. Или Криса, если уж на то пошло. Она подруга.
        Эрик слегка покраснел.
        – Прости, я ничего не имел в виду. Просто Саб… занятой парень.
        – Ха! Можно подумать, у Криса такого не бывает, – добавляет Эстель.
        – Ну, Сабин кажется очень милым. И веселым. Дайте минутку, я только обуюсь. – Роясь в грязных кроссовках и неуклюжих черных сабо, я клянусь что-нибудь сделать со своим гардеробом. – Извините, я сейчас. Не привыкла наряжаться. Где ты купила туфли, Эстель? – спрашиваю я из глубины шкафа. – Такие красивые.
        – В интернете заказала. Какой у тебя размер?
        – У меня здоровые, грубые ноги. Сороковой, наверное.
        – Вот, держи. – Эстель похлопывает меня по спине.
        Я вылезаю из шкафа и руками стараюсь пригладить волосы.
        – Что ты делаешь? – Эстель занялась трудной задачей развязывания лент, украшавших ее лодыжки.
        – Даю тебе босоножки.
        – Что? Нет! Ты не можешь этого сделать. Что ты тогда обуешь?
        – У меня в сумочке вторая пара. К тому же эти прекрасно тебе подойдут. Эрик, достань другую пару, хорошо?
        Это ужасно. Так неловко.
        Эрик открывает огромную сумку Эстель и вытаскивает пару бирюзовых ботильонов, сделанных под змеиную кожу. Шпильки у них еще выше, чем у босоножек.
        – Ой, Стель, они идиотские. Я с тобой рядом сидеть не буду.
        – Да пошел ты. Не беспокойся. Я не собираюсь сидеть рядом с тобой, пока ты в этом скучном наряде. Хоть ты и гей, но одеваешься не очень. Вот, примерь, – Эстель протягивает мне черные босоножки и улыбается. – Я бы дала тебе ботильоны, но, судя по твоей обуви, сомневаюсь, что ты выдержишь на каблуках.
        – Думаю, мне и таких хватит. Это очень круто с твоей стороны. Спасибо. – Я обуваю босоножки и бестолково кручу в руках ленты.
        – Давай помогу. – Эрик опускается передо мной на колени. – Я часто наблюдал, как моя сестра это делает. Давай немного подвернем джинсы, чтобы открыть босоножки.
        – Ага! Вот теперь узнаю гея! – торжествующе восклицает Эстель. Она поджимает губы и засовывает ноги в ботильоны. – Я купила на размер меньше, но это была последняя пара.
        – Уверена, что не передумаешь? – Мне неудобно, что она одолжила мне босоножки, но они и правда классные.
        Эстель окидывает меня взглядом.
        – Твою ж мать…
        – Эстель! – Эрик поднимает ладони.
        Она закатывает глаза.
        – Святые кексики! Лучше?
        – Нет, не особо.
        – Тогда, черт подери, на тебе они смотрятся лучше, чем на мне. Оставляй себе. После того, как увидела тебя в них, я больше не смогу их надеть. – Прежде чем я успеваю возразить, она уже встает и тянет меня за кофту. – Кстати, ты уверена насчет этого? Мне кажется, что этот винтаж со слоганом кока-колы тебе не подходит.
        Я оглядываю себя. Это мне наказание. Смотреть надо, что вытаскиваешь из кучи шмоток.
        – Нет, это… Я не надеваю такое «на выход». Вообще-то, я еще не определилась, в чем идти.
        Эстель решительно разворачивается и роется в беспорядке на моей постели. Ей было бы проще что-то найти, если бы я действительно ходила по магазинам и обращала внимание на модные тенденции. Наконец она тянется за своей большой сумкой.
        – Вот. Тебе будет хорошо в этом. Господи, будь у меня такие сиськи, я бы носила ее каждый день. – Она протягивает мне бледно-голубой топ. – Сегодня чертовски жарко для октября, а завтра обещают снег, так что наслаждайся теплой погодой и хвастайся своим телом.
        – Эстель, я не могу…
        – Да можешь, – говорит Эрик. – Похоже, у нее в сумке нарядов тридцать, поэтому избавь ее плечо от лишнего веса.
        – Эрик, отвернись, – командует Эстель. – Ты все еще парень.
        – Спасибо, дорогая.
        Я надеваю ее топ. Шрам теперь совершенно открыт, но я решаю, что это меня не остановит. Еще никто не говорил мне столько комплиментов, как эти двое, и… и… и мне нравится. Я чувствую себя отлично.
        – Ну, что скажете? – Я поднимаю руки и встаю в позу. Эрик поворачивается.
        – Ну, мисс Просто Подруга, ты выглядишь отлично. – Он подмигивает. – Правда. Чертовски сексуально. А теперь пойдем. Если опоздаем, Сабин разорвет нас всех на части.
        Эстель перекидывает свою огромную сумку через плечо и направляется к выходу.
        Я не могла дождаться, пока закончится пьеса. Сабин на сцене просто великолепен, очень убедителен, энергичен. Проблема не в нем. Просто актовый зал колледжа становится похожим на сауну. Я ерзаю на сиденье и обмахиваюсь программкой. Понимаю, что с температурой здесь все в порядке. Кажется, больше никому не жарко. Справа от меня расслабленно и спокойно сидит Эстель, а по ее правую руку Эрик не сводит глаз со сцены.
        Причина моего жара и беспокойства сидит в нескольких дюймах слева от меня. Плечо Криса касалось меня уже раз пятнадцать, не меньше. Учитывая, что у меня не так уж много друзей, я должна сосредоточиться на пьесе, чтобы потом похвалить своего нового друга Сабина. Вместо этого я могу лишь стараться смотреть прямо. Понимаю, что если украдкой взгляну на Криса, то могу расклеиться. Разумеется, нет никакой причины думать, что он так же остро реагирует на мое присутствие. Но каждый раз, когда он смеется над фразой из пьесы или бормочет себе под нос – или, ради всего святого, просто шмыгает носом, – я буквально дрожу от желания.
        Если бы я верила в Бога или была хоть немного религиозной, то сочла бы столь сумасшедшие физические ощущения расплатой за мастурбацию. За частую мастурбацию. Думаю, у меня уже зависимость. Проснулся мой внутренний сексуальный маньяк, и теперь я почти все время страшно возбуждена. Я почти удивляюсь, что до сих пор не схватила Эстель и не засунула свой язык в рот этой красивой девушки. С Эстель у меня, наверное, получится зайти дальше, чем с ее братом.
        О боже. Что со мной не так?
        Дело в том, что Эстель невероятно классная, но меня она не интересует. Как и Сабин. Как и любой из сотни человек в зале. Чего мне действительно хочется, так это снова оказаться в объятиях Криса. Хочу вновь вернуться в тот день на озере. Возможно, без моего неуместного признания, что родители мертвы, и воспоминаний, которые оставили меня беззащитной в его объятиях. Или в тот момент в его комнате, когда он убрал волосы от моего лица, и его дыхание стало прерывистым. Я бы все отдала, чтобы сию же секунду сорвать с него рубашку и снова почувствовать его грудь…
        Хотя и не знаю, что бы я делала, появись у меня возможность снять с него не только рубашку. Едва ли я могу похвастаться богатым опытом. Наверное, будет лучше, если между нами больше ничего не произойдет, и я останусь мучиться одна. По крайней мере, так он никогда не узнает, насколько я на самом деле неопытна.
        – Прошу прощения. Можно я протиснусь? – произносит белобрысый парень, остановившийся возле нашего ряда. – Извиняюсь. Эй, Кристофер, как дела? Знаю, знаю. Я сильно опаздываю. – Он в мятой рубашке и джинсах, при этом очень хорош собой. Протиснувшись перед нами, парень опускается на сиденье рядом с Эриком.
        – Это твое нормальное состояние, – шутит Крис. Он наклоняет ко мне голову, снова прикасаясь рукой. – Это парень Эрика, Закари. Он тебе понравится. Клевый пацан.
        Сейчас трудно мыслить, но если ничего не ответить, то он отстранится. Я останавливаюсь на довольно обычном вопросе:
        – Как давно они вместе?
        – С начала прошлого года.
        Я чуть поворачиваю голову. Но недостаточно, чтобы встретиться взглядом. Сердце колотится.
        – Хорошо, что нам всем очень нравится Зак, – шепчет Крис. – Не могу представить, чтобы один из нас встречался с тем, кого остальные не одобрили.
        – Вы приглядываете друг за другом, – говорю я.
        – Конечно. Разве у вас с братом не так?
        – Должно быть. Но больше нет.
        Крис не сразу отвечает.
        – Мне жаль.
        Я вскидываю взгляд.
        – Все наладится. Однажды. Я начинаю в это верить.
        Мы слишком близко, но он разговаривает со мной так, словно между нами не происходит ничего странного, и я не хочу упустить момент:
        – Да. Так и будет.
        Хотя Крис и отвлекает меня, я, в конце концов, втягиваюсь в представление Сабина. Может, я и ни черта не понимаю в актерском мастерстве, но точно знаю, что наслаждаюсь игрой и смеюсь не один раз. Я разочарована, когда все заканчивается, отчасти потому, что придется оставить место рядом с Крисом, но также и потому, что мне было очень приятно наблюдать за новым другом на сцене.
        Раздаются аплодисменты, и я чувствую на себе взгляд Криса, когда он встает и начинает хлопать. Я искоса смотрю на него. Проклятье, эта кривоватая усмешка такая привлекательная. Я поднимаюсь с места и поднимаю руки над головой, громко аплодируя, пока Сабин ходит по сцене и кланяется. Шепарды кричат и улюлюкают, и их энтузиазм заразителен. Я хлопаю еще громче. Крис кричит имя Сабина, Эстель свистит между пальцами, а Эрик залезает на кресло. Тянет наверх и Зака с Эстель. А Эстель хватает меня за руку, тоже заставляя залезть на сиденье. Я опускаю глаза и протягиваю Крису ладонь. Ощущения от наших сплетенных пальцев почти невыносимы.
        Сабин оглядывает зал и видит нас. Он счастливо улыбается и указывает в нашу сторону. Его семья сходит с ума, и, хотя я с ними, чувствую болезненную зависть от того, как они близки. У меня с Джеймсом уже давно все не так. Такое чувство, что у меня больше нет брата, и я могу представить, что он не думает обо мне как о сестре. Это ненормально и неприемлемо. Я очень по нему скучаю. Буду больше стараться. Больше, но без давления. Что бы это ни значило. Джеймс не очень хорошо реагирует на мои истерики, так что придется придумать, как держать свои эмоции под контролем, когда я с ним разговариваю.
        Зажигается верхний свет, и зрители начинают расходиться. Я чувствую, как Крис стоит сзади, пока мы ждем, чтобы выйти из прохода. Кажется, что проходит целая вечность, прежде чем мы все выбираемся из здания.
        – Где, черт подери, Сабин? – спрашивает Эстель. – Он сказал, что выйдет сразу после представления.
        – Наверное, прикидывает, на какую вечеринку пойти. Он сейчас появится, – успокаивает ее Крис.
        Я намеренно отхожу от Криса и болтаю с Эриком и Заком. Несколько раз ловлю на себе его взгляды, но он не делает попыток приблизиться. Мы с Эриком обнаруживаем, что ходим на общее занятие по английскому языку и по теме «Любовь и безумие в литературе восемнадцатого века». Это факультативный курс, который открыт как для второкурсников, так и для старшекурсников, и он самый популярный среди студентов.
        – И кого ты предпочитаешь? – интересуется Эрик. – Маркиза де Сада или Кейт Шопен?
        Я смеюсь.
        – Ну, это зависит от того, в какой день ты меня спросишь и насколько я буду склонна к мазохизму. А ты?
        Эрик ухмыляется.
        – Похоже, ты девушка моей мечты.
        – Значит, Маркиз де Сад, – хором восклицаем мы.
        Зак качает головой и обнимает Эрика, растирая ему руки, чтобы отогнать прохладу октябрьского вечера.
        – Думаю, вам обоим не помешало бы поменьше безумия и побольше любви. – Он целует Эрика в щеку. – Но я согласен любить сумасшедшего.
        Эрик стонет, но не может сдержать улыбку.
        – Какая драма.
        – Мои преданные поклонники собрались и ждут моего появления! – Сабин проносится мимо нас и останавливается рядом с Эстель. Он переоделся из костюма в джинсы, футболку и кожаную байкерскую куртку, но остатки макияжа все еще подчеркивают его и без того темные глаза. Сабин весь раскрасневшийся и на подъеме после выступления. Или после бутылки текилы в его руках. В любом случае от него исходит настоящий вихрь энергии.
        – Итак? Чего думаете? Чего думаете? Блайт, ты первая. Давай, вываливай. Ужасно было, да? Ты уснула? Была почти в коме, и тебя нужно было пробудить поцелуем? – Он театрально вскидывает бровь. – Но я вижу, тебя оживили. Хм-м…
        – Конечно, не заснула! – возмущаюсь я. – Ты был великолепен. Честно, Сабин, замечательное представление.
        Он сияет.
        – Благодарю. Это очень любезно. Ладно, кто следующий? Кто еще готов расточать бесконечные похвалы лучшему в мире актеру? Кто-нибудь? Серьезно? Никого? Я раздавлен.
        – Ты же знаешь, что прекрасно выступил, – говорит Эстель. – Твое эго и без наших заискиваний достаточно велико. – Затем она подносит руку ко рту и шепчет: – Но ты был великолепен.
        Парни подкидывают еще несколько заслуженных комплиментов до тех пор, пока даже Сабин не смущается.
        – Ладно, ну-ка, пойдемте. На холме играет группа, и у меня как раз есть местечко для наблюдения.
        Он ведет всю компанию через кампус, и ему приходится перекрикивать шум разминки группы и болтовню толпы из театра.
        Я застываю на месте, не зная, что делать. Должна ли я идти с ними? Меня пригласили? Хочется ли мне вообще?
        – Я… Собираюсь вернуться, – говорю я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Огромное спасибо…
        – Я все слышал! Блайт, иди сюда! – кричит Сабин через плечо. – Ты никуда не уйдешь, верно, народ? Думаю, она с нами застряла, я прав?
        – Блюй радугой! – кричит компания.
        Я спешу к Сабину и позволяю ему обнять меня за плечи.
        – Блевать радугой? Объясни.
        – Глупая семейная шутка. Наплевать на все перед лицом трагедии и все такое. – Он махнул рукой. – Насколько я понимаю, тебе это знакомо.
        Крис рассказал им про моих родителей. Прекрасно. Они относятся ко мне, как к сироте, кем я, собственно, и являюсь.
        – Серьезно, мне нужно вернуться в общежитие и…
        – Заткнись, – шутливо говорит он. – Я знаю, о чем ты думаешь, но ты с нами не поэтому.
        Мы с минуту идем молча.
        – А почему?
        Сабин пожимает плечами.
        – Разве здесь обязательно должен быть ответ? Иногда это просто правильно. Ты нам подходишь. Боже, малыш, разве ты не чувствуешь? Не нужно во всем сомневаться.
        Я улыбаюсь. Действительно чувствую. Связь. Ее трудно распознать. Даже напряженные отношения с Крисом не могут этого изменить. В голове звучит голос Криса. «Хватит бороться». Кроме того, так приятно, когда большой и сильный парень, как Сабин, тепло и по-медвежьи обнимает за плечи.
        – Хватит называть меня малышом. Я старше тебя.
        – О-о, какая дерзкая девчонка! Мне нравится! – Он трясет меня за плечо своей огромной ручищей, и я хихикаю.
        – Так куда мы идем?
        – Увидишь.
        Он ведет нас по освещенным дорожкам между зданиями студенческого городка и вверх по склону холма к самому современному зданию в Мэттьюсе.
        – Добро пожаловать в «Введение в архитектуру»! Была здесь?
        Я качаю головой.
        – Выглядит круто, но мы же не можем войти, верно? Здание явно закрыто.
        – Мы не будем заходить. Мы будем залезать. – Когда он спускает пожарную лестницу со стороны здания, шум, кажется, эхом разносится по всему кампусу. – Мы лезем наверх.
        – Сабин! – Но он уже начинает подниматься по лестнице. – Сабин! – снова кричу я.
        Ума не приложу, как справлюсь с этой шаткой пожарной лестницей в сумасшедших босоножках Эстель. Я поднимаю взгляд. Сабин уже добрался до крыши. Дерьмо. Я не любительница идти против правил, но это всего лишь незначительное нарушение, так что я не собираюсь пасовать из-за сексуальной обуви.
        Я осторожно поднимаюсь на первые ступеньки.
        – Помощь нужна?
        Мне не нужно смотреть вниз, чтобы узнать, кто это. Его голос трудно не узнать: из-за тембра и того, как сходит с ума мой пульс.
        – Все в полном порядке, – отвечаю я и продолжаю подниматься.
        Слышу, как Крис и остальные болтают внизу, но все стихает, когда я оказываюсь наверху. Сабин стоит, нагнувшись над бетонным выступом со стороны кампуса.
        Он салютует мне бутылкой.
        – Ты это сделала, дерзкая девчонка!
        Я раздраженно трясу ногой.
        – Еле-еле. Спасибо босоножкам Эстель. – Теперь я стою рядом с ним и любуюсь видом. Кампус ночью выглядит довольно эффектно.
        – Эй, возвращаясь к старому разговору, – начинает Сабин, снова приобнимая меня за плечи, – я искренне сожалею о твоих родителях. Это ужасно.
        – Благодарю. А мне жаль, что ты потерял маму. Ты был, наверное, очень маленьким, да?
        Сабин кивает.
        – Мы все.
        – Я рада, что, по крайней мере, у вас есть отец.
        Он смеется.
        – Не стоит.
        – Почему? Вы не ладите?
        Сабин оглядывается назад. Крис протягивает руку и помогает Эстель перелезть через край последней ступеньки лестницы.
        – Мой отец – придурок. Крис думает о нем еще хуже, но с папой лучше действительно не связываться.
        – Ох. Тогда мне вдвойне жаль.
        – Ничего страшного. Мы стараемся держаться от него подальше, так что это больше не проблема. Теперь у нас все хорошо? – Он ставит бутылку между нами. – Пожалуйста, откройте, мадам. Я не готов вас отпустить. Крис тут же украдет.
        Я практически фыркаю.
        – Ага, конечно. С трудом верится. – Я откручиваю крышку на текиле.
        – Не будь такой уверенной. – Сабин смотрит мне за спину, Крис и Эстель движутся в нашу сторону. – Где Эрик и Зак?
        – Ты же знаешь, как он не любит высоту, – отвечает Эстель. – Очнись, Сабин. Как давно вы с ним знакомы?
        – О боже, да что это со мной? Я совершенно забыл. – Сабин на мгновение становится серьезным. – Я дурак. Пойду за ним.
        – Не переживай, – говорит Крис. – Ты знаешь Эрика. Он не очень любит публичные зрелища. – Сабин поворачивается ко мне. – Эрик больше одиночка, просто для сведения. Он самый тихий из нас.
        – А я все время думала, что это ты.
        – Ох, как мило, мисс Блайт. А вы забавная, как я погляжу. – Он гладит меня по руке.
        – Замерзла? – спрашивает Крис, но я не оборачиваюсь. – Хочешь, дам свою куртку?
        – Я в порядке. Спасибо.
        На самом деле мне холодно.
        – Я позабочусь. – Сабин убирает руку с моего плеча и снимает кожаную куртку. – Тебе определенно холодно.
        Я поднимаю взгляд, пока просовываю руки в любезно подставленную куртку. Мы снова поворачиваемся в сторону музыкантов, и Сабин наклоняется ко мне, говоря так тихо, чтобы только я могла слышать:
        – Немного ревности никому не повредит, да?
        Мне потребовались все силы, чтобы сдержать улыбку.
        Сабин делает глоток и предлагает мне:
        – Выпьешь?
        – Нет, спасибо. – Я продолжаю любоваться огнями кампуса, стоя спиной к Крису. – У нас с текилой ужасное прошлое.
        – Ха! А с ней бывает другое?
        Я смеюсь.
        – Справедливо. Давай.
        Даже маленький глоток текилы обжигает горло.
        – Черт, крепкая. – Но все равно делаю еще один глоток. – Полагаю, соль и лайм ты с собой не носишь?
        – Я нет. Предпочитаю пить в чистом виде.
        – Могу поспорить, что в сумочке твоей сестры есть все.
        – А я спорю, что нет.
        – Спорим, что да? – Я поворачиваю голову и прерываю разговор Криса с Эстель: – Эстель, у нас тут спор. У тебя, случайно, нет лайма и соли?
        – Зависит от того, кто считает, что у меня нет?
        Я разворачиваюсь.
        – Сабин.
        – Ну, давай посмотрим, – загадочно протягивает она. Одна из лямок сваливается с плеча, пока Эстель копается в своей огромной сумке. Крис и Сабин качают головами. Она поднимает взгляд и ухмыляется: – Лови.
        Я вскидываю перед Сабином руку и хватаю передачу.
        – Один лайм, – довольно говорю я.
        – Здесь только половина, – ворчит он.
        – И, – добавляет Эстель, продолжая рыться, – примерно двадцать пакетиков соли из кафе.
        – Черт бы меня побрал. – Сабин разводит руки и надвигается на нее. – Ты заплатишь за это, сестренка!
        – Считай, что это праздничное конфетти, – кричит она, подбрасывая упаковки в воздух. Сабин кидается на нее, но ей удается вскарабкаться на брата и оседлать со спины.
        – Быстрее! – командует она. Эхо разносит веселые визги, когда Сабин начинает носиться взад и вперед по огромной крыше. Они с хохотом валятся друг на дружку и так и остаются лежать в беспорядочной куче.
        Замечательно. Теперь я осталась без прикрытия Сабина наедине с Крисом. То, чего мне хочется больше всего и одновременно чего сильнее всего страшусь. Студенческая группа закончила настраивать звук и уже начала играть довольно хорошие кавер-версии песен в стиле инди и альтернативного рока. По крайней мере, музыка наполняет тишину между нами. Я отворачиваюсь, делая вид, что наблюдаю за сценой. В конце концов, Крис подкрадывается ко мне.
        – Привет, – тихо говорит он.
        Меня бесит, какой идеальный у него голос. Хотя я и провела бессчётное количество времени, мечтая о нем во время пробежек и – что греха таить – по ночам, но все равно дико волнуюсь рядом с ним. Да и как не переживать? Я приставала к нему в комнате (вероятно, с меньшим мастерством, нежели он привык), а потом ничего от него не слышала, за исключением эмоционального плей-листа.
        Любит, не любит, любит…
        – Привет, – отвечаю я. – Текилы?
        – Конечно, почему нет? Выпьешь со мной? – Крис достает из кармана брюк связку ключей с перочинным ножом и забирает у меня лайм. – Я даже успел поймать несколько пакетиков соли. – Он приседает передо мной и на колене режет лайм. Я не могу не улыбнуться, когда он протягивает мне дольку.
        – Что смешного?
        До этого вечера я уже давно не пила, и несколько глотков текилы явно ударили мне в голову, потому что я начинаю хихикать и не могу остановиться.
        – Почему ты смеешься? – удивленно спрашивает он.
        – Это выглядит, словно ты просишь моей руки, предлагая лайм.
        Он ухмыляется:
        – Наверное, так и есть. Ну и? Ты возьмешь лайм или нет?
        – Да. – Я забираю дольку из его руки. – Неописуемо тронута вашим предложением.
        – Ах, благодарю. Думаю, могу пообещать, что это предложение лайма – самый большой шаг к институту брака, который я совершу.
        – Значит, мы мыслим одинаково, – говорю я. – Если люди искренне друг друга любят, то к чему все эти церемонии?
        – Точно. – Он встает. – Соль?
        Я киваю и облизываю участок кожи возле большого и указательного пальцев, а Крис сыплет туда соль. Я слизываю ее, делаю глоток текилы и закусываю лаймом. Секунду посасываю его, а затем говорю:
        – Идеальное сочетание. Все старания прошли не зря.
        – У меня нюх на такие вещи. – Он подмигивает, прежде чем облизать и посолить себе руку. Хорошо, что он не может читать мои мысли, потому что при виде его языка у меня подкашиваются коленки. Очевидно, я простила его исчезновение на последние несколько недель. Это легко, когда мы вместе.
        Он делает глоток и тут же заходится кашлем.
        – Боже, какое же дешевое дерьмо пьет Сабин. – Он высасывает свою дольку лайма.
        – Это да. Отвратительная гадость. – Я замолкаю. – Еще хочешь?
        – Естественно.
        И мы повторяем.
        Прокашлявшись после очередного раунда слишком больших глотков текилы, мы стоим бок о бок и наблюдаем за толпой под нами, которая становится все больше и шумнее. Группа девушек перед сценой начинает улюлюкать и скандировать, когда кто-то выходит на сцену. Я прищуриваюсь.
        – Эй, а это не…
        Крис прослеживает мой взгляд.
        – О господи, да. Это Сабин. Должно быть, они с Эстель спустились по черной лестнице. Я даже не заметил.
        Мы смотрим, как Сабин расхаживает по сцене и машет рукой обезумевшей толпе.
        – Это для нового члена клана. Я уже люблю тебя, Би! – кричит он в микрофон.
        – Черт бы меня подрал! – Я закрываю глаза. – Что он делает? Поет?
        – Он может делать все что угодно.
        – Я знаю, что ты там, наверху, сладкая моя. – Сабин смотрит в сторону крыши, перекидывает ремень через плечо и начинает перебирать пальцами по струнам акустической гитары. – Больше никаких тревог, обещай мне.
        Он поет глубоким, красивым голосом с хрипотцой, и я тронута до глубины души, что песня посвящена мне. Не знаю, о чем эта песня изначально, но понимаю, что хочет мне сказать Сабин. Он говорит оберегать свое сердце. Он говорит о своевременности, мечтах и выживании. Но в основном он поет, чтобы я прекратила переживать. Радовалась настоящему и двигалась дальше.
        Впервые мои глаза наполняются слезами от счастья. Я смаргиваю их. Сабин прикрывает ладонью глаза от света и смотрит на крышу. Он машет рукой, а затем смешно изображает боксера-чемпиона, сотрясая воздух кулаком, а затем поднимая обе руки в воздух и делая круг победы по сцене. Он во всех смыслах просто замечательный.
        – Сабин хороший парень, да?
        – Ага, – соглашается Крис. – Так и есть. Он невероятный.
        Я не свожу глаз со сцены.
        – Ты тоже. – Текила развязывает мне язык.
        Прежде чем я успеваю пожалеть о своих словах, меня спасает Эстель.
        – Это твой брат, не мой! И, эй, где мой лайм?
        Крис отрезает еще одну дольку, на этот раз используя стену вместо колена.
        – Я не знаю, что с ним не так, – ласково говорит он.
        Эстель хватает бутылку и свободной рукой приглаживает все еще идеальные волосы, пока старается отдышаться после поспешного подъема по лестнице.
        – Слишком много всего. Но взгляни на него. Он прекрасен. – Глоток текилы заставляет ее так же скривиться, как и нас. – Боже, ну и пойло. Никакой лайм не спасет.
        Она подходит к нам, и мы молча наблюдаем, как Сабин царит на сцене. Она потирает висящий на шее крест.
        – Хотелось бы мне, чтобы Эрик остался.
        – Мне тоже. – Крис гладит ее по спине. – Он с Заком. С ним все хорошо.
        – Знаю. Просто мне хочется, чтобы он проводил с нами больше времени. В любом случае, Блайт, я рада, что ты с нами. Давайте, пейте, и пойдем вниз. У Сабина есть для нас место возле сцены. Думаю, нам предстоит долгая ночь.
        Глава 10
        Курс на вечность
        Крис придерживает мне дверь общежития.
        – После вас, мадам.
        – Спасибо. – Я захожу в тускло освещенный коридор. Каким бы веселым ни был вечер, я рада вернуться. Толпа, музыка, шум, постоянное общение… Все это очень утомительно для меня, и я готова расслабиться. От грохота динамиков со сцены в ушах звенит, а голос охрип из-за необходимости перекрикивать музыку. Но я благодарна Сабину за то, что был моей опорой этой ночью. Он позволял обращаться к нему каждый раз, когда мне нужно было немного передохнуть. Становился моей стеной, когда от шума и людей кругом шла голова. Крис? Крис представлял большую опасность. Тяга к нему требовала больше смелости. Крис видел, что этот вечер для меня слишком тяжел и непривычен. Он спросил, наверное, раз пятнадцать, все ли в порядке и весело ли мне. Похоже, он знает меня и мои страхи больше, чем следовало бы. Видимо поэтому он предложил проводить меня домой, когда Сабин встретился с Кристал, а Эстель получила сообщение и тут же умчалась вместе со своей огромной сумкой.
        Войдя в общежитие, мы с Крисом останавливаемся, понимая, что пора расходиться. Я устала, но еще не готова расстаться. По крайней мере, голова у меня уже несколько часов ясная с тех пор, как мы бросили эту мерзкую текилу на крыше корпуса архитекторов. Я знаю, что не сделаю ничего ужасного, например, не накинусь на Криса. Несмотря на столь сильное желание.
        Лестница справа ведет к моей комнате, а та, что слева, – к его.
        – Ну, увидимся. Спасибо за вечер. Было очень здорово наблюдать за Сабином на сцене.
        Думаю, разумно как можно быстрее разойтись, и я начинаю подниматься по лестнице.
        – Эй, Блайт?
        – Да?
        – Как думаешь, куда поехала Эстель? После того сообщения она практически сбежала.
        Я смеюсь.
        – Серьезно? Как ее брат, ты, возможно, не захочешь знать мое мнение.
        – Что? Ты думаешь?… – Крис морщит лоб. – О нет. Серьезно? Думаешь, у нее свидание?
        – Свидание понятие растяжимое. Но да, думаю.
        Он вздрагивает.
        – Уф. Но она же… вся такая верующая. Я надеялся, что она морально против всяких… вещей.
        Я стараюсь не улыбаться.
        – Вещей? – Забавно видеть Криса таким, ведь он обычно очень красноречив.
        – Я не могу сформулировать это иначе.
        – Понимаю.
        Мы на мгновение задерживаемся на площадке первого этажа. Почему хорошим вечерам всегда кто-то мешает?
        Несколько тусовщиков, шумных и явно пьяных, спотыкаясь, входят в парадную дверь и, шатаясь, взбираются по лестнице. Наконец я поднимаюсь на несколько ступенек.
        – Думаю, уже очень поздно. – Я засовываю руки в задние карманы и делаю все возможное, чтобы выглядеть непринужденно. – Спокойной ночи, Кристофер.
        – Спокойной ночи, Блайт.
        Я испытываю некоторую гордость за то, что добралась до своей комнаты, не поддавшись желанию вернуться и засунуть язык ему в рот. Положительный момент в печальной ситуации. Главное то, что Крису, кажется, я нравлюсь как друг, а это определенно лучше, чем совсем ничего. Кроме того, только из-за него и его семьи я сегодня провела вечер в компании – неслыханное для меня событие. И это было весело. По-настоящему весело. В общем, мне не на что жаловаться.
        Сквозь окно просачивается лунный свет, благодаря которому я ни во что не врезаюсь. Тишина комнаты успокаивает. Я раздеваюсь до нижнего белья и накидываю хлопковый халат. Сейчас два часа ночи, и я должна падать от изнеможения, но это не так. Я бесцельно брожу по комнате, поправляя матрас и приводя в порядок нетронутую односпальную кровать, которая раньше принадлежала моей соседке по комнате. Еще есть стирка и книга, которую давно хотела почитать…
        Не желая спать и не находя себе места, я неподвижно стою посреди комнаты. Не хочу сейчас убирать и не хочу читать. Этот вечер не должен закончиться, и я прекрасно понимаю, что скучаю по Крису. Сегодня он настолько запал мне в душу, что я не могу просто отмахнуться от мыслей о нем, и, наверное, уже никогда не смогу. Да и не собираюсь. Я поворачиваюсь лицом к двери, как будто Крис может почувствовать нашу связь.
        А потом раздается стук. Неуверенный и робкий. Не может быть.
        Я молча поворачиваю замок, а там он.
        Крис шагает ко мне, дверь захлопывается у него за спиной. В ту же секунду он приближается и крепко сжимает мои бедра. Разворачивает меня спиной к себе, жадно притягивает и прижимает к своей груди. Я ахаю, когда он грубо шарит по моей талии, животу, распахивает халат. Горячее дыхание обжигает ухо. Крис скользит ладонью по задней стороне моего бедра, медленно и уверенно поднимается выше, пока не обхватывает попку. Снова и снова он страстно гладит меня. Крис стаскивает халат с одного плеча и откидывает мои волосы в сторону. Его губы на моей шее и ключице дарят райское наслаждение. Когда его хватка на заднице становится настолько сильной, что я чувствую всплеск приятной боли, он останавливается и медленно скользит пальцами сзади под нижнее белье. Казалось, целую вечность Крис касается лишь под самой кромкой трусиков.
        Я заставляю себя не хватать его за руки и не двигать их туда, куда захочу. Это настоящая пытка. Как мне с этим справиться? Но я не хочу останавливаться и позволяю ему самому все контролировать. Когда Крис переводит руку вперед, я откидываю голову ему на грудь, мечтая, чтобы это никогда не заканчивалось. Второй рукой он скользит от моих волос к ключице, вниз по груди, а затем под верхнюю часть халата. Теперь он так дразнит меня, лаская грудь, что я едва ли могу держаться на ногах. Меня бросает в дрожь, колени ослабли, и я не знаю, сколько еще смогу так выстоять, испытывая непередаваемое удовольствие.
        Низкий голос Криса шепчет мне на ушко:
        – Я хочу услышать, как ты кончаешь. Мне нужно это услышать.
        Я дрожу и поворачиваюсь в его руках. Крис поддерживает меня, пока я не прижимаюсь к двери. Меня обжигает его необузданное сексуальное желание, и я практически теряю рассудок. Крис берет мои руки и пригвождает их к двери над головой, наш поцелуй становится еще неистовее. Он начинает медленно тереться об меня бедрами, и у меня кружится голова. Я не могу думать. Могу лишь реагировать на его прикосновения. Мы целуемся, кажется, целую вечность, пока он не отпускает мои руки, и я, наконец, могу добраться до его брюк. Я впервые так прикасаюсь к парню, но меня направляет желание. Мне нравится ощущать под ладонью его твердость, и то, как он подает бедра навстречу прикосновениям. Но он не напористый и не эгоистичный. Отзывчивый.
        Крис разрывает поцелуй и движется губами к шее, затем медленно прокладывает дорожку из поцелуев к груди. Кончик его языка скользит по моему соску так мучительно медленно, что я едва выдерживаю. А потом обхватывает сосок губами. Посасывает его сильно и решительно, пока я не всхлипываю, а потом снова целует в губы. На этот раз Крис нежен, облизывает мою нижнюю губу, дразнит губами и своим вкусом.
        Практически прижимаясь ко мне всем телом, он смотрит вниз и развязывает халат. Я запускаю пальцы в его волосы и наблюдаю, как он ласкает округлость моей груди, движется дальше к животу, а затем к внутренней части бедер. Впервые меня такой видят и касаются в этих местах, и я удивлена, что не нервничаю и не сомневаюсь в себе. Потому что это Крис. Он проводит рукой по моим трусикам, всего один раз, заставляя меня впиться пальцами в его плечи.
        – Крис, – его имя звучит едва слышно даже для меня.
        – Я хочу услышать, как ты кончаешь, – вновь говорит он.
        Господи, разговаривать в таком состоянии нереально, но мне хочется ему кое-что сказать.
        – Никто… Никто не… – пытаюсь я.
        Он на секунду останавливается, а затем легко пробегает кончиками пальцев от трусиков до самого лица.
        – Никто?
        Я чуть улыбаюсь.
        – Ну, никто, кроме меня.
        Он тоже улыбается. Крис обхватывает ладонями мое лицо и прижимается щекой к щеке.
        – Ты мне позволишь? Мне необходимо услышать твои стоны.
        Я могу лишь кивнуть.
        Одной рукой он накрывает мои трусики, а другой упирается в дверь над моей головой, когда вновь заговаривает:
        – Скажи, если захочешь, чтобы я остановился.
        – Даже не смей. – Я убью его, если он остановится.
        Он слегка раздвигает мне бедра и едва касается тыльной стороной ладони между моих ног. Мое возбуждение только что достигло новых высот. Я буквально теряю рассудок от желания, но Крис продолжает двигаться неторопливо, заставляя меня хотеть большего с каждым прикосновением. Он пальцем оттягивает трусики в сторону. Дальше не двигается и нависает надо мной, позволяя мучиться от напряжения.
        – Прошу, – бормочу я.
        И он начинает водить пальцем вверх и вниз, плавно и чувственно, снова и снова.
        Я всхлипываю. Звук его голоса заводит до предела, и мне невероятно легко отдаться ему. Я чувствую себя в полной безопасности.
        Крис сильнее прижимает палец и медленно кружит по клитору, и я стону на ушко. Когда я одна, то никогда не издаю громких звуков, но невозможно контролировать себя, когда он творит с моим телом нечто невообразимое.
        – Да… – подбадривает он меня. – Я хочу знать, что тебе нравится.
        Его слова притягивают, усиливая то, что уже кажется таким совершенным. Крис слегка уменьшает напор, и я кладу руки ему на плечи.
        – Тебе нравится так? – шепотом спрашивает он.
        Я снова стону в ответ.
        А затем мои трусики спускаются, и я даже не осознаю этого, потому что растворяюсь в волшебных ощущениях. Его пальцы скользят ниже. Крис слегка раздвигает складочки, продолжая едва заметно двигаться.
        – А как насчет этого?
        Я впиваюсь пальцами в его кожу.
        Когда кончик пальца погружается внутрь, с моих губ срывается незнакомый мне звук.
        – Так тоже хорошо? – спрашивает Крис, проникая чуть глубже.
        – Да.
        Его палец то входит, то практически выходит из меня, нежно и соблазнительно, приближая к оргазму.
        – Ты такая влажная, – выдыхает он, когда я рефлекторно начинаю двигать навстречу бедрами. – И такая горячая. Боже, ты словно бархат.
        Он продолжает, прижимая большой палец чуть выше и лаская клитор, именно этого мне и хотелось. Я слышу, как учащается мое дыхание, стоны становятся громче, а мир сжимается, пока не остаются только мы и наше желание.
        – Ты уже близко, правда? – говорит он, двигаясь быстрее, увеличивая давление. Я не могу произнести ни слова и позволяю раствориться в его словах и ласках.
        – Я все представлял, как ты стонешь в такие мгновения, – мурлычет он. – Хотел услышать это с первой минуты нашего знакомства. И твои стоны, они невероятны… Ты невероятна… Кончай, Блайт, кончай…
        Мое тело напрягается, и я на несколько секунд замираю, пока удовольствие возрастает до невероятных высот.
        – О господи…
        Я приоткрываю глаза, когда чувствую, как Крис отстраняется от моей щеки и смотрит на меня. Мой взгляд затуманен, но знаю, что Крис смотрит мне прямо в глаза.
        – Малышка, – шепчет он. – Посмотри на меня. Ты так, так близка… Боже, я ждал целую вечность…
        Мы смотрим друг на друга, пока Крис продолжает двигать рукой. Я начинаю стонать и дрожать в его объятиях, когда меня накрывает волной оргазма. Я еще никогда так не кончала. Подаренное им удовольствие более полное, многослойное и всепоглощающее, чем все, что я испытывала раньше. Я осознаю, что повторяю имя Криса снова и снова, по мере того как каждая волна погружает меня все глубже в прекрасный водоворот ощущений, который он создал. Когда зрение окончательно затуманивается, я закрываю глаза, а Крис прижимает ко мне руку, заставляя содрогаться снова и снова.
        А потом его язык сплетается с моим, и Крис обхватывает ладонями мою попку. Он страстно целует меня и прижимает к груди. Я чувствую его эрекцию, и, несмотря на головокружение, часть меня задается вопросом, что будет дальше и пойму ли я, что делать.
        Но мне не удается это выяснить, потому что Крис слишком занят, целуя меня, пока постепенно не замедляется, оставляет последний, легкий поцелуй и утыкается носом мне в шею. Я чувствую, как он едва заметно качает головой.
        – Ты невероятная. – Он движется рукой мне на талию и поправляет мои трусики. – Ты просто… Ты все для меня.
        Его слова прекрасные, но тон голоса неправильный. Тоскливый. Извиняющийся.
        Я все еще пытаюсь отдышаться, но теперь жду своего приговора.
        – Я… Я должен идти. – Он медлит, запускает пальцы мне в волосы, лаская затылок, а потом снова быстро целует меня. – Мне нужно уйти.
        – Подожди, что? – Я ощущаю такую пустоту в груди. – Нет. Нет, тебе не нужно уходить.
        – Да. Да, я должен, – нежно возражает он. – Я слишком сильно тебя хочу.
        Я прекрасно понимаю его, потому что сама испытываю такое непреодолимое желание, что это меня пугает.
        – Так останься.
        Кажется, проходит целая вечность, прежде чем он отвечает, и его руки все еще играют с моими волосами, а наши губы соприкасаются каждые несколько секунд.
        – Я не могу. – Он делает шаг назад и отстраняет меня от двери. – Я бы все отдал, чтобы остаться, но не могу. Ты очень красивая, Блайт. – Он одаривает меня печальной улыбкой. – Но я просто не могу. Это слишком.
        И прежде чем я успеваю понять, что это значит, он уходит.
        Глава 11
        Испытание расстоянием
        Я поправляю подушку за спиной и смотрю на Эрика, который сидит на пустующей кровати в моей комнате.
        – Как долго мы занимаемся этой ерундой?
        Он зевает и приглаживает только начавший отрастать ежик волос. Они у него пушистые и мягкие, я знаю это, потому что у меня появилась привычка гладить их, словно это какая-то лампа джинна. Каждый раз, когда я это делаю, он выкрикивает: «Три желания!» Я всегда отвечаю что-то вроде: «Грудные импланты самого большого размера, корзинку мини-альпак и баллончик со взбитыми сливками!»
        Этот вариант менее болезненный для нас обоих, чем мои настоящие желания. Я хотела, чтобы родители были живы, брат не ненавидел меня, а Крис регулярно срывал с меня одежду и трахал.
        Поэтому, да. Я обхожусь шуточными желаниями.
        – Итак, – протягивает Эрик, морщась. – Думаешь, мы готовы к экзамену? Ненавижу писать эссе.
        – Вопросы с вариантами ответов не лучше. Никогда не могу выбрать только один ответ. Всегда хочется приписать на полях: выбираю B, но в зависимости от вашего взгляда на персонажа, думаю, D тоже подойдет. Знакомо?
        – Не то слово!
        Я улыбаюсь ему. На нашем совместном курсе мы постоянно занимаемся в паре, и последний месяц каждую субботу встречаемся в моей комнате или столовой, стараясь как можно лучше выполнить непростые задания. С ним легко и просто общаться, и, к счастью, он не очень похож на Криса. Этого я бы не вынесла. Но все равно каждый раз при виде его написанной фамилии в животе скручивается узел.
        По правде говоря, я понятия не имею, каковы мои отношения с Кристофером Шепардом. Последний раз я была с ним наедине в ту ночь, когда он сбежал из моей комнаты.
        Но, полагаю, это не так уж и удивительно. После того первого случая в его комнате, когда мы лишь целовались и немного позажимались, Крис свел к минимуму наше общение. А после того, как трахнул меня пальцем у двери моей комнаты, он стал практически невидимым.
        Проклятье, если мы переспим, то он вообще испарится.
        Хотя, похоже, что так оно уже и случилось.
        Кроме Эрика, единственный парень, которого я вижу, это Сабин. Он постоянно интересуется, как у меня дела, и преследует, чтобы пригласить на вечеринки, несмотря на то, что я почти всегда отказываю ему. Вместо этого мы, по крайней мере, два раза в неделю встречаемся попить кофе, и я слушаю, как он болтает о девушках (множестве девушек), игре, и всякие глупости. Я его обожаю.
        А еще мы часто видимся с Эстель. Недавно она уговорила меня на такой обстоятельный педикюр, что я боялась, как бы от бега на ступнях не выступила кровь. Кроме того, она затащила меня в салон, чтобы подстричь и покрасить мои непослушные волосы. Хотя я и сопротивлялась, но признаю, что сейчас моя внешность мне нравится больше. В волосах появились светлые пряди, а кудри теперь лежат более изящно благодаря хорошей стрижке. Начинаю походить на себя прежнюю.
        Я ловлю взгляд Эрика.
        – Почему ты улыбаешься? – спрашивает он, улыбаясь в ответ.
        Я пожимаю плечами и отвожу глаза. Это глупо.
        – В чем дело? – выпытывает он.
        Я качаю головой.
        – Ни в чем.
        Но внутренний голос практически кричит: «У тебя есть друзья. У тебя снова есть друзья!»
        Дверь в мою комнату распахивается, ударяясь о стену. Заходит Эстель, ее высокие сапоги оставляют следы воды и снега на потертом деревянном полу.
        – Что за тупая чертова стерва! Пусть хоть в преисподнюю валит и трахается там с самим дьяволом, мне плевать! – Она проносится по комнате и садится на стул возле стола. Ее волосы блестят от влаги и, несмотря на обличительную речь, вид у нее настоящего ангела.
        – Смотрю, снег на улице идет, – спокойно замечает Эрик.
        – Да. Идет. – Эстель закидывает ногу на ногу и снимает с шеи кашемировый шарф. Она кипит от злости.
        – Черт! – восклицаю я. – Собиралась же попозже на пробежку. Не видела, что погода испортилась.
        Я выглядываю в окно, на улице сыплет мокрый снег. Только все растаяло после вчерашнего снегопада, и вот опять. У нас хорошая беговая дорожка в зале, и она, вероятно, безопаснее, когда я бегаю в темные утренние часы. Гладкая и предсказуемая, но я не люблю бегать кругами и все же предпочитаю улицу. К тому же в зале всегда есть люди. Я предпочитаю бегать одна, когда вокруг нет других студентов, и никто не видит мою медлительность и неуклюжесть. Хотя новые дорогие кроссовки прослужат дольше, если не подвергать их дождю и снегу на улице.
        – Кстати, как далеко ты теперь добегаешь? – спрашивает Эстель.
        – Ох. – Я на минуту задумываюсь. Два плей-листа – довольно расплывчатый ответ. – Даже не знаю. Может, несколько миль. А может, и больше.
        Всплеснув руками, Эстель восклицает:
        – Хотела бы я, чтобы моя соседка бегала. Может, тогда она бы делом занялась, вместо того чтобы бесконечно доставать меня из-за кучи стирки. Помешанная на чистоте идиотка.
        – А ты неряха, – замечает Эрик.
        – Заткнись. А еще она любит рано утром включать свет и раскрывать шторы, ей насрать, что я хочу поспать после шести гребаных часов утра. Она шатается по комнате и намеренно все делает громко, чтобы я не могла уснуть даже с подушкой на голове. Я ее ненавижу. Почему я должна жить с такой глупой идиоткой?
        – Ты ее не выбирала? – спрашиваю я.
        – Черт, нет. Знаю, знаю, ты удивляешься, почему я не подыскала себе соседку, как все остальные. Я не нравлюсь девочкам. И это нормально. Мне они тоже не нравятся. Кроме тебя. Ты мне нравишься.
        – Да?
        – Ага. Ты не слабоумная сучка.
        – Думаю, ты тоже не такая.
        – Хорошо. Но сегодняшнее утро стало последней каплей. Разве ужасно не хотеть просыпаться под этого гребаного Майкла Бубле? Нет! Поэтому, пока она вальсировала по комнате, что-то жужжа себе под нос, я тоже решила немного пожужжать.
        Эрик громко захлопнул книгу.
        – Эстель, ты этого не сделала!
        – Что? – спрашиваю я. – О чем ты говоришь?
        Эстель разглядывает свои идеальные красные ногти.
        – Я достала свой самый большой вибратор и включила его на полную мощность.
        – О боже! – Я не уверена, что еще сказать.
        – Она не обрадовалась, будьте уверены. И, честно говоря, я тоже оказалась не в восторге от результатов. Когда-нибудь пыталась мастурбировать, одновременно горланя «It’s Beginning to Look a Lot Like Christmas»[5 - Речь идет о рождественской песне, написанной в 1951 году Мередит Уилсон, а затем кавер на нее выпустил канадский певец Майкл Бубле.]? Это нелегко. К тому же, у меня пока что еще не елочно-гирляндное настроение. Сейчас только ноябрь, и я отказываюсь думать о Рождестве, пока не отпразднуем День благодарения.
        – И естественно, она взбесилась. – Эрик краснеет и громко вздыхает. – Ты не должна была…
        – Блайт? Что думаешь? – Эстель скрещивает руки на груди.
        – Наверное, мне не хотелось бы слушать Майкла Бубле, но вот думать о нем во время мастурбации… в этом что-то есть. Он неплохо выглядит. Тем не менее, я бы выбрала другой способ, чтобы отомстить соседке. Который не включает применение вибратора.
        Эстель с минуту постукивает ногой, а потом ухмыляется.
        – Значит, анальные шарики тоже не подойдут?
        О боже.
        – Лучше не надо, – советую я.
        Эрик уже похож на свеклу.
        – Что же мне делать? – Эстель вскакивает со стула и падает на матрас, кладя голову мне на колени. – Терпеть не могу эту мерзкую девку.
        – Переезжай ко мне, – выпаливаю я.
        Она переворачивается, чтобы взглянуть на меня.
        – Что?
        – Ты можешь переехать ко мне. Я одна в двухместной комнате. Ты не должна так мучиться.
        Что я делаю? Почему не могу замолчать?
        – Правда? Правда?
        – Это очень мило с твоей стороны, – говорит Эрик.
        – Да! Да! Я принимаю твое офигенное предложение! Давай сделаем это! Устроим мой переезд!
        – Сейчас? Вот так сразу?
        – Не стоит откладывать на потом, чтобы изменить жизнь к лучшему, верно? Я права? – Эстель уже звонит по телефону. – Ты только что перевернула мой мир, Би.
        Эстель не понадобилось много времени, чтобы все организовать. Кажется, прошел всего час, а мы уже загрузили большую часть ее вещей в пикап. По плану мы с Эриком должны вернуться в мою комнату, а Эстель останется, чтобы прибраться. Колеса пикапа опасно скользят, когда мы подъезжаем к знаку СТОП.
        – Из всех дней Эстель взбрело выбрать именно этот для переезда. Она не могла подождать несколько дней, пока погода не наладится? – Щеки Эрика порозовели от холода, и он включил печку посильнее.
        – Тогда ей придется ждать еще полгода, – замечаю я. – Ты же знаешь, как здесь бывает. Колледж Мэттьюс – это пакет замороженного горошка в гигантском морозильнике Висконсина.
        – Точно. – Эрик смотрит по сторонам и проезжает перекресток. – Спасибо за помощь с ее вещами. Тебе необязательно было этим заниматься. Ты и так много сделала, позволив ей переехать.
        – Нет проблем. Хорошо, что у тебя есть этот пикап, учитывая, что она живет в другом конце кампуса. Тащить на себе всю эту хрень было бы отстойно.
        – Вообще-то, это машина Криса. Может, она и древняя, но еще хорошо послужит. У нас у всех новые тачки, но он захотел купить подержанную. Которая выдержала испытание временем и станет залогом хорошего будущего, что-то вроде того. – Эрик похлопывает по приборной доске. – Зато Сабин установил на ней крутую акустическую систему.
        – Подожди, у вас у всех есть машины?
        – Знаю. Наверное, перебор, да? – Эрик включает дворники. – Крис настоял.
        – Крис настоял? Разве это не от отца зависит?
        – Теоретически. Думаю, Криса можно назвать главой семьи.
        Мы поворачиваем за угол и слышим, как сзади по кузову скользит коробка.
        – Должно быть, вашему отцу это нравится.
        – Просто Крис гораздо лучше со всем справляется. Он сначала проверял машины на безопасность и качество, а потом сообщал нам решение. – Эрик указывает вперед. – Эй, а это не часть твоего обычного маршрута? Я тебя видел здесь как-то утром.
        – Ага.
        – Покажи мне, где ты бегаешь, и составим маршрут. Посмотрим, сколько у тебя получается.
        – Зачем? Чтобы я могла всем рассказать, что пробегаю несчастные полторы мили? К тому же, нас все ждут, чтобы выгрузить вещи Эстель.
        – Они могут и подождать пару минут. Давай. Должна же ты знать. А теперь и мне интересно.
        – Ну ладно, обычно там я выбегаю из кампуса. – Я указываю на заснеженные железные ворота возле одного из общежитий. – Потом двигаюсь по Стэнтон-стрит в сторону реки и сворачиваю налево.
        Я наблюдаю, как Эрик сбрасывает счетчик до нуля.
        – Поехали!
        – Значит, Крис довольно интересный персонаж, а? Судя по тому, что сам подобрал вам машины и прочее. – Я ставлю локоть на оконную раму и подпираю голову ладонью.
        Эрик бросает на меня быстрый взгляд и явно пытается спрятать улыбку.
        – Это точно. Между вами что-то происходит?
        Я прокашливаюсь.
        – Нет.
        – Ох, – выдыхает он, переключая передачу. – Мы все думали, что, возможно…
        – Нет, – обрываю я его. Я вспоминаю полуголого Криса, как он прижал меня к двери и заставил кончить в самый эротический момент моей жизни. – Нет, мы просто друзья. Близкие. Он… Не знаю… Он помогает мне чувствовать себя лучше. Но на этом все.
        – Мы надеялись, что между вами нечто большее.
        Я несколько раз моргаю и смотрю на снег.
        – Возможно, я тоже.
        – Извини, – произносит Эрик. – Для Криса тяжело остепениться.
        – Со многими перевстречался?
        Эрик смеется.
        – Не как Сабин, но у него есть прошлое. Он не из любителей длительных отношений, но я продолжаю надеяться. Если бы он чуть-чуть притормозил… Но Крис всегда торопится переключиться на что-то новое. Следующий курс, следующий проект, следующий шаг после учебы и все в таком духе.
        – Ха! Я зациклена на прошлом, он на будущем. Конец истории. А что насчет тебя?
        – Наверное, я из тех, кто живет настоящим, понятия не имею.
        – Ну, кажется, тебе очень нравится Зак. Он тоже живет настоящим. К тому же, он офигенно милый.
        – Правда, милый? – Эрик секунду молчит. – Офигенно. Ты из Бостона?
        – Не совсем, в получасе езды. – Я ерзаю. Может, этот пикап и с пробегом, но он такой комфортный. – Вы много поездили, да?
        – Думаю, мы исколесили около семи разных штатов. Я сбился со счета, но мы жили по всей Новой Англии и какое-то время провели на Среднем Западе. Когда я был совсем маленьким, то даже жили возле Бостона. Не уверен. Проводили лето в Техасе. Частично помню это время.
        – Так откуда же ты родом, как считаешь?
        – Ниоткуда. У нас нет родины.
        – Ты не можешь быть из ниоткуда. Где вы жили до поступления в колледж? Где сейчас живет ваш отец? Ой, поверни здесь налево.
        – Честно говоря, Блайт, – Эрик свернул к реке, – наш отец нехороший человек. Мы с ним не видимся и не говорим о нем. Там, где он живет, определенно не наш дом. Так проще.
        Я пристально смотрю на Эрика, пока он ведет машину. Сабин рассказывал нечто подобное, но тогда мне показалось, что он драматизирует. Я касаюсь его руки.
        – Мне жаль.
        Эрик кивает.
        – Мне тоже. Но у меня есть Эстель, Сабин и Крис. И у меня есть Зак, от которого я без ума и который терпит мою сумасшедшую семейку.
        – Сверни направо на Гувер-авеню, потом налево и возвращайся в кампус по Уэббер-роуд. Припаркуемся возле Ребер-Холла.
        Мы проехались немного в тишине. Гул мотора и покачивание пикапа успокаивают. Наконец, Эрик нарушает молчание:
        – Мы даже на День благодарения домой не ездим. Никогда дома не бываем.
        Я рисую на запотевшем окне ужасную карикатуру на индейку.
        – Как и я в этом году.
        – Хорошо, – отвечает Эрик. – Значит, на праздник ты с нами. Нет ничего круче, чем отмечать День благодарения в общежитии. Мы хорошо повеселимся.
        – Ладно, – соглашаюсь я. – Очень мило с твоей стороны.
        Я продолжаю показывать Эрику дорогу, пока мы не останавливаемся у моего общежития. Мне почти хочется, чтобы мы продолжали ехать. Куда угодно.
        Эрик смотрит на приборы.
        – Ну, как думаешь, сколько ты бегаешь?
        – Понятия не имею. Я ужасно медленная, просто бегу, как идиотка, до изнеможения. Но всегда последний отрезок пути прохожу пешком, иногда слишком большой, такой, что начинаю себя ненавидеть за это. О господи, все еще хуже, чем я думала? Отвратительно оцениваю расстояние. – Я зажмуриваюсь. – Давай, говори. Я смогу это пережить.
        – Пять целых и три десятых мили.
        – Прости, что?
        Он смеется.
        – Пять и три мили. Это очень круто.
        – О боже, серьезно? – Я в шоке. И хихикаю. Понятия не имела. – Не марафон, конечно, но все же… Неплохо, да?
        – Очень неплохо. Ты можешь гордиться. Я бы и четверти мили, наверное, не пробежал. Ты молодец! – Эрик открывает дверь. – Оставайся в машине, на случай, если кто-нибудь придет помочь. Начну пока разгружаться.
        Я закусываю губу. Обалдеть! Два месяца тренировок, и я могу пробежать больше пяти миль? Я действительно чувствую себя сильнее и подтянутее. И определенно подсела на тренировки. Иногда кажется, что заниматься шесть дней в неделю недостаточно, и не нахожу себе места в тот день, когда не бегаю. Во время пробежек выкладываюсь на полную, это отражается на всем теле. Боль в ногах, тошнота, колотящееся сердце и даже покрывающий кожу горячий пот вызывают привыкание. Да, это больно, но у этой боли есть цель. Может быть, цель в том, чтобы сбежать от проблем, но этот побег позволяет мне исцелиться. Я это чувствую.
        Стук по кузову пикапа выводит меня из задумчивости. Я опускаю стекло.
        – Привет, Сабин.
        – Что происходит, о, шербет моего сердца? – Легкий ветерок шевелит растрепанные волосы Сабина. Его байкерская куртка расстегнута, а под ней только тонкая белая футболка с V-образным вырезом. Пара красных шорт Карго открывают голые ноги, торчащие без носков из спортивных ботинок.
        – Тебе не холодно? Снег же идет, глупый! – Я высовываюсь в окно и наматываю ему на шею свой шарф.
        – Ауч! Какая заботливая! Но все в порядке, сладенькая. Мне не холодно, малыш. Минус пятьдесят и ледяной ветер – вот это холодно. А сегодня просто свежо. Караулишь машину?
        – Ага. Ты не видел Эрика? Он уже начал заносить вещи.
        – Хорошо. Следи внимательно за любыми подозрительными личностями. Во! Как тот парень! Блайт, на помощь! – Сабин замечает Криса и убегает, бешено петляя по дороге, тряся головой и выпучивая глаза.
        Крис засовывает руки в карманы джинсов и смотрит в окно.
        – Привет.
        – Привет. – Мы несколько недель не разговаривали, и я чувствую себя дерьмово, сидя в его машине.
        – Прости за Сабина. Как обычно. – Он больше ничего не успевает сказать, потому что Сабин заключает его в медвежьи объятия.
        – Ох, хвала господу, это всего лишь мой брат. Я решил, что ты одержимый фанат. Или зомби. – Сабин целует Криса в щеку, громко и влажно, а потом хватает что-то из вещей Эстель. – Ну что, Блайт? Куда, ради всего святого, ты захочешь это повесить?
        Я высовываю голову из окна.
        – Что за хрень?
        – Это Иисус – картина маслом размером два на три фута. – Сабин держит святотатство, словно главный приз на развлекательном шоу. – Потрясающий портрет, выполненный в неоновых тонах, заключенный в роскошную золотую раму. Необычно, правда?
        – Какое-то уродливое и безумное дерьмо. – Крис закрывает глаза.
        – Ох, ты ж черт! – восклицаю я. – Серьезно? Это не шутка?
        – У Эстель интересный художественный вкус. Уже жалеешь о своем решении? – интересуется он.
        – Нет, нет, разумеется, нет. – Я плюхаюсь обратно на сиденье. – Уверена, она будет отлично смотреться над кроватью.
        – Лучше отнесу этот бесценный шедевр подальше от снега. Я мигом. – Сабин несется по тротуару, скользя в ботинках, как на лыжах, и прикрывая голову от снега задней стороной картины.
        Я остаюсь наедине с Крисом, и трудно не смотреть на него сейчас, когда подворачивается такая возможность. Сабин с Крисом очень похожи, но Сабин больше, толще и весь какой-то взъерошенный. Он напоминает мне большого, беспокойного ребенка, тогда как Крис всегда аккуратен, опрятен и производит впечатление взрослого мужчины. Крис цельная, сложившаяся личность, а вот Сабину этого не хватает. Даже отросшие волосы, падающие сейчас Крису на глаза, выглядят идеально. И я знаю, какой он под слоями одежды, как красиво вырисовываются мышцы на руках и груди. Знаю, как он дышит, когда обхватывает ладонями мою попку…
        Более того, знаю, как он умеет утешать.
        Я слишком много знаю, чтобы не поддаваться его обаянию.
        Лобовое стекло почти полностью покрыто снегом. Я прищуриваюсь. Огромные хлопья прилипают друг к дружке и невозможно выделить хотя бы одну.
        – Эй, Блайт, послушай. – Крис через окно наклоняется в кабину своего грузовика и хватает меня за руку, но я отказываюсь смотреть ему в глаза. – О том, что произошло… О той ночи.
        – Что? Что с ней? – Я снова смотрю на заснеженное стекло перед собой. Эти проклятые зеленые глаза слишком красивы, и я боюсь, что из-за них стану слабой и жалкой. Я имею право показать ему, как сильно я злюсь. Как смущена.
        – Прости! Наверное, этого не должно было случиться. И я не хотел вот так… уходить. Дело не в тебе. И я очень сожалею.
        – То есть меня это не касается? – рявкаю я. – Это, должно быть, самая идиотская вещь, которую ты мне когда-либо говорил. Ты намного умнее, чтобы говорить подобную хрень. Не будь таким придурком.
        – Ты права, да. Дело в тебе.
        – Какая прелесть. Рада слышать.
        – Нет, я не это имел в виду. Просто все было слишком… Не знаю.
        Я наконец поднимаю взгляд, пока Крис пытается подобрать слова. Он выглядит потерянным, и мне трудно не сопереживать ему. Но больше потерянности я вижу испуг. И это я тоже могу понять.
        Наконец он продолжает:
        – Это было слишком мощным.
        Ох. Он тоже почувствовал.
        – Просто… Я зашел слишком далеко, мне не следовало. Я не из тех парней, что строят отношения.
        Я недовольно смотрю на него.
        – Крайне самонадеянно с твоей стороны. Кто говорит, что мне нужен парень? Или что я хочу тебя в роли своего парня?
        Я и сама удивлена, но это правда. Хотя я провела кучу времени, фантазируя о Крисе, и не могу отрицать сильную тягу к нему, я действительно не рассматривала идею заводить с ним настоящие отношения. Я представляла себе страсть и ласки, да, но отношения? Нет. Моя израненная душа только начинает вновь наполняться вкусом к жизни, а значит, сейчас я едва ли готова разбираться с сердечными делами. Какое облегчение это осознать.
        – Никогда не думал, что, возможно, я тоже не из тех девушек, которые ищут парня?
        Крис поглаживает пальцем тыльную сторону моей ладони.
        – Уверен. Ты из крайне необычных девушек. Черт подери, я один, кто во всех смыслах облажался. Поверь мне. Нам с тобой лучше…
        – Прекрати чертыхаться, иначе, богом клянусь, я упаду в обморок.
        Он молчит. Его взгляд нежен и печален, и я чувствую себя отвратительно.
        – Все нормально, – продолжаю я. – Просто все немного вышло из-под контроля. Сейчас все вернулось на круги своя. Дружеские посиделки в кафе и соседские отношения в общежитии.
        Я снова смотрю на ветровое стекло и притворяюсь, что любуюсь снегом, но чувствую, что Крис наблюдает за мной.
        – Прекрати на меня смотреть. Раздражает.
        – Я не могу.
        – И что это должно значить?
        Крис молчит целую вечность, прежде чем ответить:
        – Я не могу перестать думать о тебе и не знаю, что с этим делать.
        – О чем ты, черт подери, говоришь, Крис? Я едва ли вижу тебя.
        – Знаю. Я пытался держаться подальше. Не хочу потерять тебя, но и не знаю, смогу ли построить с тобой отношения…
        – Крис, – прерываю я его, не зная, что хочу сказать. Моя ладонь все еще у него в руках. Прикасаться к нему, быть рядом – кажется невероятно правильным. Я накрываю его руки второй ладонью и сжимаю. Были ли его кисти совершенными? Для других, возможно, нет. Они выглядят немного грубыми и потрескались от зимнего холода, но мне все равно. Он не идеален и совершает ошибки, но я чувствую его сердце и знаю, что он мой. Но не понимаю, в качестве кого, потому что мои чувства к нему сложны. Быть рядом так легко, но одновременно и так сложно. Кажется, я начинаю понимать, почему Крис сбежал от меня в тот вечер.
        Но я все равно хочу быть с ним, неважно, каким образом. Я не хочу его бросать.
        – Не избегай меня, – наконец, говорю я спокойно. – Не надо. Мы не обязаны начинать встречаться. Не должны определяться с нашими отношениями. Не должны допускать повторения тех случаев на кровати и у двери. Мы просто можем быть собой. Как сейчас, – говорю я, снова сжимая его руку.
        Крис наклоняется через стекло и прижимается ко мне щекой, обнимая за шею. Мне столько всего хочется сказать или сделать, но я молчу и не двигаюсь, зная без тени сомнения, что он чувствует то же самое.
        Глава 12
        В поисках утешения
        Я разглядываю фантастически уродливую неоновую картину с Иисусом, которая стоит на комоде Эстель, и пытаюсь представить, каково это – верить, что Бог наблюдает за мной, защищает меня. Просто нереально поверить, что все происходит по какой-то причине. Когда-то я верила и ходила с семьей в церковь, но теперь не знаю, во что верить и как. Думаю, любой переживший трагедию, подобную моей, тоже удивляется: как Бог может существовать и допускать такие ужасные вещи? Нет никакой причины в смерти моих родителей, и точка. Трагедия моментально заставляет тебя раскрыть глаза на реальность, и теперь, когда я знаю, что Бога нет, я не могу вернуться к вере.
        Может быть, поэтому мне так неловко рядом с нелепой иконой Эстель. Она напоминает мне, что я потеряла и что у нее до сих пор есть. Учитывая, что Эстель проводит в нашей комнате значительно меньше времени, чем я, кажется несправедливым, и я страдаю из-за этого идиотского мусора под названием «картина». Эстель описывает ее как нечто вроде фанфика. «Это дань уважения его персонажу, – сказала она однажды, – необычная игра с идеологией».
        Что бы за чушь это ни была, мне картина не нравится.
        Но, помимо неудачного украшения, Эстель прекрасная соседка. Мне даже хотелось бы видеть ее почаще, но обычно она поздно приходит домой. Я не спрашивала, где она пропадает, но, очевидно, что с кем-то встречается. Или просто спит. Учитывая, что она не упоминала этого парня, предполагаю, что его не планировали знакомить с семьей для проверки, как говорил Крис.
        Мне нравится, как она энергична, откровенна и весела, и как обычно бросает почти новую одежду в мою сторону, утверждая, что это не ее стиль. Эстель приносит домой необычную еду из ресторана, поэтому у нас всегда есть что-то в мини-холодильнике, и из-за ее неустанного приставания у меня теперь гораздо больше стильных вещей, чем мне действительно нужно. Если не быть осторожной, то скоро у меня появится зависимость от онлайн-магазинов. Эстель превращает просмотр сайтов в забаву. Кажется, что у нее полно денег, и хотя жизнь с ней становится дороже, но, после многих лет наплевательского отношения к себе, мне приятно тратиться на модную одежду и красоту.
        Но лучше всего то, что теперь у меня есть подруга и друзья, я учусь дружить и могу все изменить. Например, завтра День благодарения, и я счастлива провести его здесь с семьей Шепардов вместо того, чтобы вернуться в дом моей тети.
        По правде говоря, я особенно радуюсь, что проведу его с Крисом. Мы будем много времени вместе благодаря Эрику, который организует ужин в честь Дня благодарения, потому что он назначил меня и Криса ответственными за покупки и готовку. После того разговора наши отношения стали комфортными и гораздо менее странными.
        И, по крайней мере, одно определенно: между мной и Крисом неразрывная связь. Могу ли я быть в этом уверена? Есть доказательства? Гарантии? Нет. Ничего.
        Некоторые люди верят в Бога, а я верю в Криса.
        Поэтому не расстраиваюсь, что мы не встречаемся. Как бы глупо это ни звучало, но я знаю, просто знаю, что наше время придет. Но сейчас, в данный момент, мы выжидаем. И мне не так уж и больно. Потому что теперь в моей жизни появился не только Крис, но и предвкушение того, что может произойти в будущем.
        Прежде чем спуститься вниз на общую кухню, где мы с Крисом будем печь пирог, я решаю сделать один телефонный звонок. Джеймсу. Первый День благодарения, когда я не увижусь с братом. Это кажется ужасным, но, наверное, так даже лучше. На прошлой неделе он написал мне, что поедет домой к девушке, и я рада, что он будет в семейном кругу, хоть и не нашем. Или в том, что осталось от нашего. У нас ни бабушек с дедушками, ни кузин с кузенами. Осталась только тетя Лиза, но я с ней окончательно покончила.
        Набирая его номер, я поклялась, что воссоединю нашу семью, даже если это только я и Джеймс. Дело не в количестве, а в качестве, и когда-нибудь мы оправимся от прошлого и вернем отношения, которые должны быть между нами.
        Он отвечает на третий гудок.
        – Привет, Блайт.
        – Привет. – На этот раз мой голос звучит бодрее. Прошло несколько недель с тех пор, как мы разговаривали или обменивались короткими сообщениями и электронными письмами, а потому моя цель – чтобы этот звонок не привел к очередным слезам. – Просто хотела пожелать тебе счастливого Дня благодарения.
        – Спасибо. Тебе тоже. – Он не казался раздраженным, а это уже хорошее начало.
        – Едешь домой к девушке?
        – Ага. Она живет в другом городе, и ее родители пригласили меня, так как мне не с кем отмечать.
        Я вздыхаю, чувствуя угрызения совести, хотя и знаю, что он не собирался меня обвинять.
        – Мне очень жаль, что так вышло. Но хорошо, что тебе есть где отметить. Напомни, как зовут твою девушку?
        – Энджи.
        – Верно. Энджи. Ты уже знаком с ее родителями?
        – Нет. Мы встречаемся всего около месяца. Мне немного страшно, но она пообещала, что они нормальные.
        – Если она тебя пригласила, то они не могут быть плохими. Иначе она бы вас не знакомила.
        – И то верно. – Он с минуту молчит. – Блайт, как думаешь, мне нужно надеть костюм?
        – Сомневаюсь. Может, просто рубашку и галстук? Лучше спроси у Энджи. Что, если они все будут в джинсах и футболках? Тебе не захочется сидеть с ними в костюме.
        Он даже смеется.
        – Точно. Спрошу. Что ты делаешь завтра?
        – Ужинаю с друзьями в общежитии. У нас есть кухня и комната отдыха, собираемся сделать все возможное, чтобы устроить праздник. Мой друг Эрик составил огромное меню, так что будем следовать ему и надеяться, что ничего страшного не произойдет, если забудем сложить салфетки в форме индейки или еще что-нибудь.
        – И уж точно не забудьте вынуть из индейки бумажный пакет с потрохами, – добавляет он.
        Теперь смеюсь я.
        – Помнишь, как мама разозлилась, когда папа так сделал? А что еще хуже, он приготовил ее вверх тормашками.
        – Верно, потому что он сказал, что следовал инстинктам, и был уверен, что так ужин получится более сочным.
        Я знала, что Джеймс улыбается – замечательное чувство.
        – Не припомню, чтобы она как-то отличалась по вкусу, а ты?
        – Нет. Хотя выглядела странно, когда ее поставили на стол.
        – И мама накрыла ее полотенцем, чтоб не испортить нам аппетит.
        Это первый раз со смерти родителей, когда мы вспоминаем о них. Такая мелочь, но такая важная.
        – Джеймс? Мне бы хотелось, чтобы Лиза уделяла нам больше внимания, а не просто сообщила, что отмечать будет не дома. – Я замолкаю. – Меня это очень разозлило.
        Он оживляется.
        – Я тоже в курсе. Что с ней не так, черт подери? Интересно, и что нам, по ее мнению, оставалось делать?
        – Она не думала. Она никогда о нас не думала.
        Мы с Джеймсом никогда не признавали, что Лиза абсолютно бесчувственная дура. До этого момента.
        – Серьезно. Она… Она сказала тебе про дом? Родительский? – спрашиваю я.
        – В электронном письме. Можешь в это поверить? Ну что за сучка.
        Целых пятнадцать минут мы поносим тетю на чем свет стоит. Это подло, но крайне весело, потому что сейчас мы по одну сторону баррикад.
        А потом Джеймс удивляет меня вопросом:
        – Ты готова вернуться в родительский дом на Рождество? Думаю, это будет отвратно.
        Я честно не знаю, что ответить, но до меня доходит, что не только я осталась без родителей, но и Джеймс тоже. Лиза дерьмово играла свою роль, даже не пытаясь заменить нам мать, а потому теперь мой черед попытаться. Я могу это сделать. Господи, Джеймсу всего восемнадцать, и он все еще ребенок.
        – Нет, отвратительно не будет. Мы устроим самое замечательное Рождество с тех пор, как… – Я смиряюсь и произношу это: – Как они умерли. Мы выберемся за елкой, достанем с чердака старые украшения, и я приготовлю ужин. Санта до отказа набьет наши носки, пока из них конфеты не начнут вываливаться, еще у нас будет какао и… и… и я не знаю. Я буду делать странные закуски в виде оленей из маршмеллоу и крендельков. Мы не можем ожидать, что все будет как раньше. Но у нас появится нечто новое, твое и мое. Хорошо, Джеймс? Обещаю, все будет замечательно.
        – Я не знаю. – У него такой грустный голос. – Я не уверен, что смогу это сделать.
        – Тебе ничего не нужно делать. Я сама обо всем позабочусь и возьму на себя то, что так неохотно делала Лиза каждое наше Рождество. Теперь мы все сделаем по-своему.
        – Если ты так говоришь… – Джеймс настроен скептически, но я все же слышу легкий намек на надежду. Раздается стук в дверь, которая тут же распахивается. Крис видит, что я разговариваю по телефону, и яростно машет мне рукой, зовя с собой. У него мука на кофте, и бедный парень выглядит совсем измотанным.
        – На помощь! – одними губами произносит он.
        – Джеймс, мне нужно бежать. Похоже, с пирогом что-то приключилось.
        – Конечно.
        – Я перезвоню. – Я собираюсь отключиться, но он останавливает меня:
        – Эй, Блайт?
        – Да?
        – Хорошего Дня благодарения.
        – И тебе, Джеймс. Берегись мешка с кишками.
        – Обязательно, сестренка.
        Я бросаю телефон на постель и отправляюсь на кухню с Крисом. Я возмутительно счастлива.
        Было уже 23:30, когда мы благополучно доделали все запланированные десерты. Ну, возможно, благополучно – не то слово.
        – Это выглядят отвратительно. – Крис упирает руки в бока и с крайне недовольным видом смотрит на наше произведение. Это правда, что каждый пирог либо кривой, либо подгоревший, либо, наоборот, гротескно бесцветный. А тыквенный пирог, похоже, мог похвастаться всем этим одновременно.
        – Эрик нас убьет.
        – Бред. Он слишком много ждет от двух неопытных поваров на пустой кухне общежития. – Я смотрю на перепачканные распечатки рецептов. – А завтра мы должны приготовить четыре гарнира? Я даже прочитать это не могу!
        – Пюре из тыквы, клюквенный соус, тушеная брюссельская капуста и картофель, запеченный с тремя сырами и густыми сливками, – читает Крис.
        Я откладываю бумажки и наблюдаю, как Крис продолжает недовольно разглядывать пироги. Он только что перечислил четыре гарнира, которые моя мама готовила на каждый День благодарения. Я улыбаюсь, понимая, что за всем этим стоит Эрик; в прошлом месяце во время одного из занятий мы обсуждали праздничные блюда.
        – Вот что мы сделаем, – говорит Крис. – Чуть приглушим свет, пока будем есть сладкое, тогда никто его не увидит. Так будет лучше.
        – Идеально, – говорю я. – Крис?
        – Да, мадам.
        – Разве не странно не ехать домой на праздники?
        Он поворачивается ко мне.
        – Нет. Это чудесно.
        Мне не нравится такой ответ. Он разбивает мне сердце.
        – Не смотри на меня так. Разумно прекратить отравляющие отношения. Это хорошее дело. Иногда, чтобы все наладилось, приходится исключать людей из своей жизни. Чтобы ты мог двигаться дальше. Находиться здесь, с братьями, сестрой, тобой и Заком? Это именно такой День благодарения, о котором я мечтал.
        Возможно, он прав. Внезапно я радуюсь, что сейчас я здесь, а не с Лизой.
        – А что насчет тебя? – задает вопрос Крис. – Ты не будешь отмечать в кругу семьи. Все в порядке?
        – У меня нет семьи, за исключением Джеймса.
        Крис подходит ко мне и проводит испачканным в муке пальцем по моему носу.
        – Теперь есть.
        Я не могу придумать ответ и молчу.
        – Ты тоже помогал все это спланировать? Ужин и все остальное?
        – Ага. – Он улыбается и кладет руки мне на колени, оставляя белые отпечатки ладоней на моих джинсах. – Если я не гей, это еще не значит, что не могу подготовить праздник. – А затем быстро целует в лоб.
        Не-а, он определенно не гей. Чему я несказанно рада.
        – Я все еще поверить не могу, что Сабин и Эстель не остались помогать.
        – Но Эстель куда-то ушла сегодня вечером, и я знаю, что Сабин в баре. – Я обхватываю лицо Криса ладонями и ухмыляюсь. – Я знаю это, потому что он активно уговаривал меня пойти с ним, но я отказалась, потому что очень серьезно отношусь к своим обязанностям партнера по пирогам.
        Он протягивает руку и прибавляет громкость на портативной колонке, которая весь вечер играет его музыкальные подборки.
        – Бедная девочка. Все было так ужасно?
        Я усмехаюсь.
        – Ты настоящий кошмар. Эй, думаю, нам стоит начинать уборку. Уже скоро полночь.
        Я соскальзываю со стойки, но Крис останавливает меня, положив руки мне на талию. Его глаза лучатся озорством.
        – Всего один танец.
        – Кристофер! Посмотри на этот бардак. Я устала, и завтра у нас тоже столько дел.
        – Да брось, Блайт. Потанцуй со мной!
        – Думаю, ты просто пытаешься улизнуть от уборки. – Но он виляет задом и напускает на себя такой забавный вид, что я не могу отказать.
        И мы танцуем.
        Мы бешено кружимся по кухне, хватаемся друг за друга, раскачиваемся взад-вперед в сумасшедшем ритме и орем во всю глотку слова песни. Затем залезаем на табуреты и высоко поднимаем руки под ритмичную музыку.
        Целый час мы даже не думаем о посуде.
        Когда наконец мы заканчиваем уборку, то падаем от усталости. На этот раз я действительно способна разойтись с Крисом на лестнице и отправиться в свою комнату, чтобы немного поспать.
        Меня будит звук закрывающейся двери, и я бросаю взгляд на часы: 3:26 утра. Эстель, должно быть, и правда увлечена этим загадочным парнем. Я еще не спрашивала о нем. По какой-то причине эта тема кажется запретной. Может быть, я просто нервничаю, что у меня появилась подруга. Я боюсь давить, не зная границ нашей дружбы. Я переворачиваюсь и вглядываюсь в темную комнату. Наблюдаю, как Эстель раздевается и ложится в постель. Меня почти сморил сон, когда я слышу, как она шепчет. Ее голос дрожит, и в нем сквозит паника.
        – Прости мне мои грехи, Господи, прости мои грехи. Грехи молодости, возраста, грешную душу мою, грешное тело, грехи вольные и невольные, маленькие и тяжкие… – Ее слова сливаются в маниакальную молитву, и я застываю в постели.
        – Я искренне раскаиваюсь в каждом грехе, смертном и простительном, во всех грехах с самого детства и до настоящего часа. Я знаю, что мои грехи ранят твое доброе сердце. О, мой Спаситель, позволь мне освободиться от уз зла через страсть к моему Искупителю. Аминь. Боже, забудь и прости все, чем я была и что совершила. Аминь.
        Я понятия не имею, что делать. У меня был порыв обнять ее, но я решила, что если она захочет, то сама попросит о помощи. Я чувствую, что вторгаюсь в ее частную жизнь, подслушивая молитвы, тем более что меня не посвящали в секреты. И я знаю, как хочется иногда побыть одному, когда ты расстроен, поэтому делаю все, что могу, чтобы отстраниться от ее слов.
        Я зажмуриваюсь, но тут слышу знакомую фразу, которая снова выдергивает из объятий сна:
        – Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
        Я тихонько отворачиваюсь. Мне правда не хочется это слышать.
        – Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли. И в Иисуса Христа, Единственного Его Сына, Господа нашего, который был зачат Святым Духом, рожден Девой Марией…
        Я молюсь, чтобы неоновый Иисус пролетел через комнату и вырубил ее.
        – Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе…
        Эти слова знает практически каждый, и меня захватывает их лиричность и романтика. Момент настолько драматичен, что я не удивлюсь, заиграй сейчас мелодия из голливудского фильма.
        Я слышу тихое постукивание. Это звук четок.
        – Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою…
        Внезапно меня переполняют эмоции, и я чувствую ужасную тоску по отцу. Он любил традиции и ритуалы католической церкви. В отличие от него, я никогда не была католичкой, но слова Эстель невольно цепляют, пусть даже произнесенные дрожащим голосом.
        – Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти. Аминь.
        Она повторяет слова снова и снова, и я испытываю отвращение к себе за то, что нахожу утешение в произнесении молитвы вместе с ней. Но в эти минуты я чувствую себя ближе к отцу и пробую на вкус, каково это, искать поддержки у высших сил, верить, что кто-то присматривает за мной.
        Я понимаю, что завтра проснусь и сброшу с себя наваждение не только сна. Я снова спущусь на землю и буду знать, что в реальном мире нет высшей силы, потому что нет никаких веских причин того, что наши души разрывают на части и судьба посылает нам испытания.
        Но сейчас я прислушиваюсь к ее молитвам. Ее голос становится все тише и медленнее, и она засыпает на середине одного из шести тысяч «Аве Мария».
        Я, однако, не сплю, гадая, что, черт возьми, заставляет ее умолять Иисуса о прощении.
        Глава 13
        Погром
        Возможно, я выпила слишком много вина, но мне все равно. Я совершеннолетняя, а значит, если захочу напиться после ужина на День благодарения, то не буду чувствовать себя виноватой. Но это мало похоже на пьянку, ведь я отказалась от крепкого алкоголя. Вино усиливает мое и без того хорошее настроение, и я делаю еще один глоток шардоне. Кажется таким правильным, объевшись до отвала, сидеть на полу в комнате отдыха, кутаться в мягкую шаль, пока Крис сидит сзади меня на диване, временами гладит по волосам или разминает плечи.
        Сабин же с гитарой уселся на обеденный стол, за которым мы ели и пили почти весь день. Последние несколько часов мы выкрикивали названия песен, пытаясь найти хоть одну, которую он не знает. И каждые десять минут Крис орет названия: «Free Bird![6 - «Free Bird» – композиция американской рок-группы Lynyrd Skynyrd.]», «Cat’s in the Cradle!»[7 - «Cat’s in the Cradle» – фолк-рок песня 1974 года Гарри Чапина.], «Yesterday!»[8 - «Yesterday» – песня группы The Beatles.], «Wild World!»[9 - «Wild World» – песня, написанная и записанная английской певицей Кэт Стивенс.], и не успокаивается, пока я не даю ему по ноге, чтобы он заткнулся. К счастью, мы, кажется, единственные студенты, оставшиеся на праздник в общежитии, так что жаловаться на постоянный шум некому.
        Зак и Эрик весь вечер обнимаются, и это чертовски мило. Они сидят на полу, Зак спиной облокотился на грудь Эрика, который нежно обнимает Зака, и постоянно наклоняется поцеловать в висок или плечо. Это настолько восхитительно, черт подери, что я даже не могу позавидовать тому, что у них есть. А что же есть у меня? Полная комната людей, которых еще несколько месяцев назад не было рядом. У меня есть больше, чем я могла представить.
        – Ну что, детки. – Эстель встает из кресла, которое занимала последний час. Она машет телефоном. Словно и не было ночных стенаний и безумных молитв. Выглядит такой же собранной, как и всегда. – Я собираюсь домой к профессору по истории. Он пригласил тех, кто остался на праздник в городке, на чашечку кофе и десерт.
        – Не-е-ет, не уходи! – Сабин делает большой глоток пива. – Я как раз собирался исполнить свою версию «November Rain»[10 - «November Rain» – песня американской рок-группы Guns N’ Roses.].
        – В таком случае, мне определенно пора. – Она начинает надевать на себя слои одежды, чтобы выйти на холод.
        – Ладно, ладно. Будь по-твоему. – Он проводит по струнам гитары, а потом резко поднимает голову и широко улыбается. – Но прежде чем ты нас покинешь, мне нужно отойти.
        Он направляется к двери в холл.
        – Встретимся со стороны Блейкмор-авеню через пять минут. – И после этого выходит.
        – Он имел в виду на улице? – хнычет Эстель. – Черт, там же холодно! У нас, типа, минус на улице!
        – Что он задумал? – спрашиваю я.
        – Понятия не имею. Это может быть что угодно.
        – Он засранец, – ворчит Эрик. – Но мы все равно пойдем. – Он хлопает Зака по плечам. Зак медленно встает и протягивает руку Эрику. – А потом мы пойдем домой.
        Эрик опускает глаза, чтобы скрыть румянец.
        – Всем собраться. Надеюсь, все пройдет быстро.
        – Если мы собираемся на улицу, то сначала я допью этот бокал вина, – говорит Крис. – Теплый свитер не сравнится с алкоголем, когда нужно согреться.
        Я следую совету Криса и допиваю вино.
        – Ладно, ладно, пойдем. Быстрее уйдем, быстрее вернемся к нашему безделью. Чем и положено заниматься в праздник.
        Вскоре мы все собрались на Блейкмор-авеню, как нам и было велено, дрожа и ожидая Сабина. Прошло пятнадцать минут. От холода становится почти больно.
        – Где этот пьяный придурок? – возмущается Крис.
        – Ха! Кто бы говорил! – язвит Эрик. – Думаю, мы все немного пьяные.
        – Ты достаточно пьян, чтобы одолжить мне куртку, потому что у меня уже грудь отмерзла, – ворчит Эстель. – Уверена, что мои соски уже могут резать стекло…
        – Эй! Эй! – Эрик мгновенно скидывает куртку и протягивает ей. – Если пообещаешь, что больше никогда не будешь говорить про свои сиськи, то можешь оставить куртку себе.
        – Ой, спасибо, Эрик! Ты мой герой! – Она надевает куртку, а Эрик показывает язык.
        – Погодите. Ш-ш-ш, слушайте, – говорит Зак, слегка запинаясь. – Вы это слышали?
        Эхо доносит перебор гитары. Мы все оглядываем заснеженную улицу, но Сабина нигде не видно. Только когда он начинает кричать, до нас доходит, что он на крыше общежития. Я поднимаю глаза и съеживаюсь. Это не квадратное, бетонное, типовое здание общежития пятидесятых годов, а скорее архитектурное чудо старых времен, с крутыми карнизами, которые выступают далеко за край здания, архаичной шиферной крышей и несколькими балконами. Обычно оно поражает меня своей красотой, особенно когда во всех впадинках и выступах белеет снег. Но сейчас, когда наверху Сабин, это выглядит крайне опасно. Пока он стоит на ровной площадке около третьего этажа, но смотрит на крутой карниз прямо под ним.
        – Вот дерьмо, – бормочу я. – Черт побери.
        – Что это у него в руке? – интересуется Эрик.
        Я прищуриваюсь.
        – Думаю, это поднос из столовой.
        – О боже! – Крис бросается к дорожке, ведущей в общежитие. – Саб? Какого черта ты творишь? – кричит он брату. – Это… Чувак, это плохая идея. Что бы ты там ни придумал. Нет. Ни за что, мужик.
        Сабин рывком снимает с себя гитарный ремень.
        – Лови!
        Просто чудо, что Крису удалось поймать криво брошенный инструмент.
        – Эстель, возьми. – Крис протягивает гитару, не отрывая взгляда от брата. – Серьезно, Сабин, сваливай оттуда.
        – Я собираюсь заняться подносингом! Это будет круто.
        – Что это за чушь такая? – спрашиваю я, ни к кому конкретно не обращаясь. Никто не произносит ни слова.
        – ЧТО ЭТО ЗА ЧУШЬ?
        – Предполагаю, что он сядет на этот чертов поднос и скатится с крыши, – недоверчиво говорит Зак.
        – Нет, он этого не сделает! – восклицает Крис.
        – Да, сделаю! – Сабин пьяно улюлюкает. – Поднимайтесь! Айда со мной! Будет круто!
        – Нет, не будет. Ты покалечишься. – Крис тянет время. – Очень-очень сильно. Непоправимо.
        Это правда. Под Сабином внизу либо заледеневшая земля, либо бетон. Съехав с крыши, он наверняка отправится в отделение «Скорой помощи», если не в морг.
        – Заткнись и иди сюда, Крис. Не будь такой нюней.
        – Я нюня, потому что не хочу погибнуть? Вали оттуда на хрен, Сабин!
        – Я не умру. – Он многозначительно смотрит на нас и вытягивает руки вдоль тела. – Я не могу умереть. Драгоценный Иисус Эстель не допустит моей смерти! – Сабин подходит к краю и задумчиво изучает карниз, словно оценивая свои шансы. Как будто он на самом деле высчитывает углы и соотношения скоростей и решает, что есть некоторая вероятность того, что он не переломает себе все кости при приземлении. – Вполне реально.
        – Нет, Сабин, нет! Назад! Назад! – мы кричим уже вдвоем с Крисом. Зак и Эрик, похоже, слишком потрясены, чтобы говорить, а Эстель начинает тихо молиться.
        Сабин шлепает подносом по заснеженной черепице.
        – Молись, Стель. Взывай к силе этого младенца Иисуса, и со мной все будет хорошо!
        Эстель на мгновение перестает молиться и вскрикивает:
        – Прекрати, Сабин!
        – Да брось, Стель! Отче наш, сущий на небесах. – Сабин садится на корточки и поправляет поднос. – Да святится твое имя!
        Он уже собирается перебраться на скользкую крышу, когда я кричу:
        – Подожди! Подожди! Я иду! Не начинай пока!
        Крис резко разворачивается и несется ко мне.
        – Какого черта, Блайт? Ты туда точно не пойдешь.
        – Если мы не остановим его сейчас, он сломает себе шею. А я просто выигрываю нам время. Пойдем со мной.
        – Хорошо. Но что дальше?
        – Черт, Крис, я еще все не продумывала. Пойдем! – Мы бежим вверх по лестнице, пока не добираемся до третьего этажа. – Сюда, – говорю я Крису. – Он, должно быть, выбрался через балкон в верхней гостиной.
        Кругом темно, и нам повезло, что мы не спотыкаемся о мебель, спеша добраться до Сабина. Старые французские двери на балкон открыты, и мы выбегаем на мороз. Пространство огорожено только тонкими, не особенно прочными на вид железными перилами, и Крис отбрасывает в гостиную маленький столик, чтобы мы оба могли поместиться. Слева от меня небольшая ровная площадка, на которой стоит Сабин. Наклонная крыша, которую он выбрал чертовой взлетной полосой, выглядит опасно крутой. Я секунду перевожу дыхание, чтобы постараться спокойно поговорить с Сабином.
        Крис, однако, слишком зол. И напуган.
        – Сабин, господи! А ну тащи сюда свою задницу!
        – Вот вы где! – Сабин поворачивается к нам и протягивает поднос, на котором лежат остатки от упаковки пива. Банки и пластиковые колечки с крышек припорошило начавшимся снегом. – Кто хочет выпить?
        – Думаю, нам всем уже хватит, – говорит Крис. – Особенно тебе. Хватит валять дурака. Пора возвращаться.
        Сабин даже не смотрит на него.
        – Идешь, моя Блайт?
        Я делаю шаг вперед. Меня всю трясет.
        – Сабин. Посмотри на меня. Это глупо.
        Он не обращает никакого внимания и бросает пиво в нашу сторону. Мы не ловим и позволяем упасть банкам на пол балкона.
        – Тогда я пойду без вас. – Он кладет поднос и усаживается рядом, свесив ноги на обледеневшую крышу.
        – Это не смешно, черт побери. Пожалуйста, Сабин.
        – Не переживай, Би, Зак и Эрик меня поймают. Видишь? – Он указывает на лужайку прямо под нами.
        Зак и Эрик держат на головах матрас. А точнее, шатаются с ним взад-вперед, стараясь держать равновесие. Но хоть какая-то страховка. Эстель отвернулась, явно не в силах на это смотреть.
        – О господи, – отчаянно выдыхает Крис.
        – Сабин, прошу. Пойдем со мной внутрь, – умоляю я.
        – Если ты не со мной, то я полечу один. – Сабин пододвигает поднос вперед.
        – Ты погибнешь! – голос Криса ломается.
        – Не драматизируй. Я все переживу. Смотри.
        – Подожди! – Я перекидываю ноги через перила и встаю в шаге от моего глупого, глупого пьяного друга.
        – Нет, Блайт! – Крис хватает меня за куртку и не пускает вперед. – Не смей. Ты меня поняла? Не смей, мать твою!
        Я оборачиваюсь.
        – Все хорошо. Доверься мне.
        – Он утащит тебя за собой. Нет.
        Я отцепляю его от куртки, но он крепко хватает меня за руку.
        – Доверься мне, – повторяю я.
        Я медленно двигаюсь по крыше третьего этажа. Сажусь рядом с Сабином, правая рука словно в тисках у Криса, который перегибается через перила. Он не отпустит меня, я знаю.
        – Давай секундочку поговорим, Саб. А потом, если все равно захочешь скатиться, то хорошо. Но сначала поговорим. Договорились?
        – Ну ладно, Би. – Он обнимает меня и кладет голову мне на плечо. Я почти уверена, что Крис вот-вот сломает мне руку. Боже, Сабин слишком пьян. Я чувствую запах пива и чего-то еще. Бурбон, возможно? Я даже не видела, как он его пил.
        – Вот в чем дело, Саб. Мне очень холодно и хочется внутрь. И мне правда крайне не хочется кататься на ледянке с крыши.
        – Подносе. Кататься на подносе, – поправляет он меня.
        – Мне правда не хочется кататься на подносе, – спокойно повторяю я.
        – А я хочу, – говорит он.
        – А я нет, милый. Уверена, что ты разобьешься, а если я покачусь с тобой, то тоже убьюсь.
        – Да, хреновый расклад, – протягивает он. – Но ведь будет же весело, верно?
        – Нет, мне не будет весело, если я разобьюсь в лепешку.
        Он выдыхает в мою сторону.
        – Я тоже этого не хочу. Просто…
        – Что?
        – Временами я чувствую такую усталость. Тебе ведь знакомо это, верно?
        – Да. Очень хорошо знакомо. Но сейчас мы встаем и идем внутрь. – Я приподнимаю его голову, чтобы он мог видеть, как я улыбаюсь ему. И шепчу: – Ты нужен мне, Сабин. Я только тебя нашла, ты не можешь так поступить. Мне нужно, чтобы ты остался со мной.
        Он кивает и шепчет в ответ:
        – Ты моя лучшая подруга.
        – Я никогда тебя ни о чем не просила, но теперь прошу. Пойдем со мной, пока мы не закончили вечер в реанимации. Или в морге. Я знаю, что ты не хочешь причинить мне боль.
        – Никогда, – он тихонько смеется. – Я не Крис.
        – Кристофер не сделает мне больно.
        – Ты уверена?
        Я киваю.
        – Уверена. Теперь пойдем. – Я тяну Криса за руку, и он помогает мне встать. Сабин вскакивает и перелезает за мной через перила в гостиную. В комнате морозно из-за открытых балконных дверей, и я резко захлопываю их, пока Крис включает свет.
        Сабин, спотыкаясь, пересекает комнату и ложится на кофейный столик, а мы с Крисом падаем на диван. Крис снимает с меня заледеневшую куртку, притягивает к себе, растирая руки и плечи в попытках унять дрожь. Ему, должно быть, холодно не меньше, но он все равно беспокоится обо мне.
        – Это было очень глупо, Блайт. Но спасибо, – говорит Крис. – Не думаю, что он бы меня послушался.
        – Я все слышу! – выкрикивает Сабин.
        В комнату влетают Зак, Эрик и Эстель.
        – Он жив! – восклицает Эрик и икает, пока садится вместе с Заком на пол.
        – Дурак дураком, но зато живой, – подтверждает Эстель. – Теперь я точно ухожу. – Даже после таких событий Эстель выглядит прекрасно в облегающем красном платье. Она проходит по комнате и всех целует в щеки на прощание. Она так быстро переключается между паникой и спокойствием, что это почти пугает. Она подходит к Сабину.
        – Я люблю тебя. Перестань быть таким козлом.
        – Давай я тебя провожу? – предлагает Эрик.
        – Я не думаю, что Зак выпустит тебя из поля зрения и на десять минут, – говорит она.
        – Это точно. – Зак наклоняет голову, позволяя Эрику поцеловать себя. – Но мы пойдем вместе. Ты не можешь идти одна.
        – Мне и самой неплохо. Профессор живет в соседнем квартале.
        – Стель, не бросай меня! – Сабин лежит на столе и разговаривает с ней, свесив голову с края. – Ну останься еще на чуть-чуть!
        – Не-а. Пора. Увидимся, дорогие! – Эстель поправляет на плече свою огромную сумку и выходит в коридор, бросая напоследок: – Я обожаю вас всех, даже если вы психи. Даже больше, чем индейку!
        – Даже больше, чем вибраторы? – кричит Сабин ей вслед.
        – Ха! Нет. Никогда! – кричит она в ответ.
        Крис стонет:
        – Господи, Сабин, заткнись! – Он кладет мои ноги к себе на колени и снимает с меня ботинки, чтобы растереть замерзшие ступни.
        Сабин хихикает.
        – Больше, чем Иисуса? – громко спрашивает он. – И его матушку?
        Эстель снова появляется в дверях.
        – Да пошел ты. Следи за своим грязным ртом. – Она больше не смеется. – Серьезно, иди на хрен, Сабин.
        – Смирись, сестренка. Молись, и, возможно, я тоже найду путь к Богу. Тогда сможем вместе таскаться на исповедь. Такая дружная семья, даже вместе в церковь ходят. Я прав?
        – Я и так за тебя молюсь, – мягко произносит она. – За всех вас.
        – Да не надо! – рявкает он. – Избавь меня от этого дерьма. У тебя совсем крыша поехала.
        – Саб, отстань от нее, – вмешивается Эрик.
        – Какого черта, Эрик? С чего я должен от нее отставать? Я что, не могу с сестрой поспорить? Конечно, могу. Я могу делать все, что захочу. – Его голос становится громче. – Особенно когда речь заходит обо всей этой ерунде типа «Иисус любит меня».
        Я чувствую, как напрягается Крис и сильнее сжимает мою ногу. Настроение в комнате изменилось. Я бросаю взгляд на Зака. Мы оба здесь не члены этой семьи и чувствуем себя одинаково неуютно. Крис выжидающе смотрит на Сабина, но ничего не говорит, даже когда тот начинает язвить, отсылаясь к песне «Иисус любит маленьких детей». Пение противное и позорящее как Сабина, так и Эстель.
        – Сабин, тебе действительно лучше заткнуться, – предупреждает Эрик. Единственная причина, по которой он не вскакивает, это крепкая рука Зака на его плече.
        – Достаточно.
        – Не достаточно, – выплевывает Сабин. Он встает и открывает одну из банок пива, которые принес с балкона. Я даже не заметила, как он забрал их с собой. Он осушает половину банки и возвращается на стол.
        Мы все молчим и готовимся к дальнейшим событиям. Это затишье перед бурей, и я уверена, что станет только хуже.
        – Блайт подтвердит, что я прав. Ей приходится жить с этой набожной ненормальной. Блайт, скажи им! Ты не веришь в это дерьмо. Ну же, Стель же немного поехавшая, верно?
        Я молчу. Такого Сабина я не знаю, он никогда не вел себя так грубо и отвратительно. Но я не только злюсь, но еще и переживаю за него. Я понимаю, что это всего лишь влияние алкоголя, но мое сердце разрывается, когда я вижу друга таким. Эстель не двигается с места и выглядит сейчас подавленной и беззащитной.
        Сабин смотрит на меня.
        – Ты тоже на их стороне в этом вопросе, так? – требовательно спрашивает он.
        – Не отвечай, – говорит Крис.
        – О, теперь ты отвечаешь за Блайт? Как благородно!
        – Я не отвечаю за Блайт. Я говорю тебе заткнуться и отвалить. – Ему требуются все силы, чтобы смягчить голос и продолжить: – Саб. Уймись. Ты и так достаточно уже сегодня натворил.
        Сабин соскальзывает со стола и хватает еще одно пиво. А потом дергает меня за руку, поднимая с дивана. Как же хочется, чтобы он отключился, потому что таким он мне не нравится. Это не мой друг. Это его пьяная, агрессивная, хамская версия, но я позволяю ему поднять меня, потому что не хочу спровоцировать его на еще большую агрессию.
        – Давай, Би. Скажи, что согласна со мной. Думаешь, что Эстель заблуждается, верно? Ведь вокруг нет никаких ангелов-хранителей, святых и Всемогущего Бога. И на небе никто не живет. – Он обнимает меня за талию и прижимает к себе. Теперь я выхожу из себя. Его хватка слишком сильная, и мне больно. Знаю, что он не понимает, что творит, но не это злит меня.
        Я вскрикиваю, когда он сдавливает мне грудную клетку, и отталкиваю его.
        – Прекрати.
        Крис мгновенно вскакивает на ноги и хватает Сабина за плечо. Вижу, как у Криса побелели костяшки пальцев, но голос остается спокойным.
        – Отпусти ее, Саб.
        Сабин свободной рукой взмахивает банкой пива.
        – На небе нет ангелов, но зато на земле полно грешников. Все согласны?
        – Сабин, – Крису явно тяжело сохранять самообладание, но у него получается, – убери свои чертовы руки от Блайт. Сейчас же.
        Я никогда еще не видела, чтобы Крис был настолько злым. Знаю, как сильно он обожает брата, но сейчас холод в его глазах разбивает мне сердце.
        – Я тебя предупреждаю.
        – Ой, да понял, понял. – Сабин стискивает меня еще сильнее. – Ты не собираешься ее трахать, но будешь говорить за нее? Слабак.
        И тут, словно гром среди ясного неба, Сабин грубо завладевает моим ртом и проникает языком внутрь, прежде чем Крис оттаскивает его от меня. Я вытираю губы тыльной стороной ладони и прихожу в себя после едкого вкуса пива, бурбона и глупости, пока Крис за грудки тащит брата через всю комнату и пригвождает его к стене.
        Глаза Сабина наливаются кровью.
        – Ну, давай, Крис. Сделай это. Ты же знаешь, что хочешь.
        Теперь Крис обеими руками цепляется в футболку Сабина, и хотя проигрывает ему в габаритах, силы у Криса явно больше. А еще чистой ярости.
        – Не надо! Пожалуйста, Крис! – Как бы я ни злилась на Сабина, он просто пьян, и я не хочу, чтобы Крис избил его.
        – Блайт, я ничего ему не сделаю. Я хочу, чтобы он сейчас же угомонился. Сейчас же. – Но Сабин явно не собирается останавливаться.
        – Мне просто интересно, Крис. Ты поимел кучу девок, но не Блайт? Так какого хрена, а? Ты слишком хорош для нее? В этом дело?
        В комнате воцаряется мертвая тишина, и Крис так сильно припечатывает Сабина спиной к стене, что тот ударяется головой. Я вздрагиваю от глухого удара, но по глазам Криса вижу, что на самом деле он не причинит вреда своему брату. Несмотря на хватку, Крис показывает чудеса самообладания, вплотную наклоняясь к Сабину, и говорит так громко, чтобы я могла услышать:
        – Нет, тупой ублюдок. Это она слишком хороша для меня.
        Я едва могу дышать. Все молчат и не двигаются.
        Проходит несколько минут, а Крис продолжает держать Сабина у стены.
        – Саб? Давай на этом закончим?
        Наконец тело Сабина обмякает. Он кладет ладонь Крису на затылок.
        – Прости, чувак. Мне жаль. Я просто напился. И люблю тебя.
        Крис заметно расслабляется, но не спешит отпускать брата.
        – Я тоже тебя люблю. Не нужно так беспечно относиться к собственной жизни. Или к нам. – Крис похлопывает Сабина по щеке. – А теперь извинись перед Блайт за то, что вел себя как идиот.
        Я в восторге, как Крис сохранил самообладание и разрулил такую непростую ситуацию. Эстель, Зак и Эрик застыли у двери, как будто любое движение могло вызвать новую бурю.
        Сабин повернул ко мне голову.
        – Блайт…
        Ему не нужно было ничего мне говорить. Хотя меня и напугало его поведение, но я знаю, что за яростью всегда кроется печаль, а значит, сегодня вечером приключилось что-то невероятно грустное для него. Я не знаю, в чем дело. Но знаю, что Крис слишком легко обошелся с Сабином, за этим кроется что-то еще. Поэтому, хотя я и злюсь на Сабина, но в то же время переживаю за него. Кроме того, полное раскаяние в глазах Сабина говорит само за себя. Я знаю, каково это, когда ты не в себе, и все, что пытаешься скрыть, вдруг всплывает на поверхность в самом изощренном виде. Я могу простить ему и большее, потому что знаю его и знаю его сердце.
        – Все нормально.
        – Нет, – говорит он трезвее, чем за весь вечер. – Не нормально. Я придурок.
        – Так и есть. Но все будет в порядке. Ты побывал на самом дне океана. Я знаю, каково это. Но теперь мы оба вернулись. – Я пересекаю комнату и встаю рядом с Сабином. Мне не страшно, только грустно. – Отпусти его, Крис.
        Крис смотрит секунду на меня, а потом переводит взгляд на брата.
        – Ты успокоился? – мягко спрашивает он. – Справился с собой?
        – Ага.
        Крис продолжает говорить ровным голосом, почти как родитель, разговаривающий с непослушным ребенком:
        – Если я отпущу тебя, и ты сделаешь хоть одно неверное движение, мне придется…
        Сабин вскидывает руки в знак капитуляции.
        – Богом клянусь.
        – Как насчет того, чтобы не упоминать Бога еще несколько минут? – говорит Крис с легкой улыбкой на губах. Когда Крис отпускает его и отступает к двери, я кладу руки Сабину на плечи и крепко обнимаю его.
        – Не надо меня обнимать, – говорит он, опуская руки. – Я идиот.
        – Нет, ты не идиот. Слушай, я знаю, как иногда хочется на кого-нибудь выместить эмоции. Со мной такое тоже было.
        Сабин пожимает плечами.
        – Тогда обними в ответ, – говорю я.
        Он тоже сжимает меня в объятиях, и я чувствую, что прежний Сабин вернулся. Он кажется частью меня.
        Я слышу, как Крис тихо разговаривает с Эстель, и отвлекаюсь от объятий Сабина.
        – Все закончилось, – слышу я его. – Пожалуйста, не расстраивайся. Все хорошо, никто не пострадал. Никто и не должен был пострадать. Я бы этого не допустил. Ты меня слышишь?
        Она слепо смотрит на него сквозь застившие глаза слезы.
        Крис продолжает разговаривать:
        – Я и не думал его бить. Ты же это понимаешь, да? Я бы никогда этого не сделал.
        Я поворачиваю Сабина так, чтобы он видел расстроенное выражение лица Эстель.
        – Пойди, скажи ей, что все закончилось. И позволь ей верить в своего Бога. Мне плевать, что тебе не нравится. Это важно для нее. Дай ей то, в чем она нуждается. Эстель никогда не навязывает тебе свои убеждения. Никогда не говорит, что ты попадешь в ад, если не будешь верить в Бога.
        – Я в курсе.
        Сабин сильно измотан. Это видно по его движениям, когда он идет к сестре. Она протискивается мимо Криса и несется в объятия Сабина.
        – Мне очень жаль. Это моя вина, Саб.
        – Ни за что. Ты тут ни при чем. Прости меня, малышка. Жизнью клянусь, хотя сейчас цена кажется не очень высокой, но обещаю, что это больше никогда не повторится, – Эстель практически утопает в его больших руках. – Продолжай верить. Всегда. Я никогда больше слова против не скажу. Ни разу в жизни.
        – Я устала. – Она обмякает в его руках, но Сабину хватает сил удержать ее. – Я хочу поспать. Останешься со мной?
        – Все, что захочешь.
        – Крис тоже. Все.
        – Конечно, – говорит Крис.
        Мы все покидаем сцену битвы и направляемся в нашу с Эстель комнату.
        – Итак, – говорит Эрик неуместно небрежным тоном, – нам, возможно, придется обсудить ситуацию с твоим матрасом, Крис.
        Крис останавливается как вкопанный.
        – Что?
        – Он, наверное, немного… отсырел.
        – И промерз, – добавляет Зак.
        Крис лишь качает головой.
        Эрик, шатаясь, входит в комнату и тащит за собой Зака.
        – Эй, в следующий раз попроси кого-нибудь другого ловить этого любителя карнизного серфинга.
        – Подносинга! – кричит Сабин. – Это называется подносинг.
        Глава 14
        Дышать под водой
        Когда я просыпаюсь, солнце едва показывается из-за горизонта. Должно быть, я жутко устала, если уснула сидя. По крайней мере, матрас согнут в форме дивана у стены, и, хоть ноги и затекли под тяжестью головы Сабина, мне довольно удобно сидеть, облокотившись на импровизированную спинку. У меня хватило здравого смысла переодеться из нарядного платья в спортивный костюм и футболку, так что уже неплохо. Саб слегка похрапывает, и я нежно убираю волосы с его лица, когда он глубоко вздыхает и прижимается ближе, обхватив руками мои колени. Эрик и Зак неподвижно спят рядом под накинутым мной одеялом.
        Я потираю Сабину спину. Его футболка промокла от пота, но я не обращаю внимания. Я хочу, чтобы он даже во сне чувствовал, что я без ума от него. Беззаветно предана ему.
        Возможно, кому-то было бы противно находиться рядом после вчерашней сцены, но не мне. Я знаю, что он никогда не должен был так прикасаться ко мне. Меня злит навязанный против воли поцелуй, и что Сабин подорвал безопасность нашей дружбы, но я прощаю его. С легкостью. То, как он набросился на меня, как сделал все, что мог, чтобы оттолкнуть меня и всех остальных – было испытанием. Он пытался доказать, что мы его бросим.
        Но никто из нас так не поступит. Вот почему мы сейчас все вместе. Потому что никто не бежит в трудный час. Мы остаемся и поддерживаем друг друга. По крайней мере, я понимаю, что от тебя ждут именно этого.
        Я целую кончики пальцев и прикладываю их ко лбу Сабина, прежде чем вытереть с него пот. Рядом вибрирует мой телефон. Забавно, что я все время держу его при себе, как будто всегда жду… Не знаю что. Что-то. Я поднимаю его и читаю сообщение:
        «Доброе утро, солнышко».
        Я смотрю на кровать Эстель. На ней сидит Крис, а Эстель спит у него на коленях. Он так же гладит ее, как я Сабина. Мы оба помятые и ужасно выглядим, но на лице Криса умиротворение. Я слегка машу ему. Он одаряет меня кривоватой улыбкой, которая мне так нравится, и отправляет следующее сообщение:
        «Прости за вчерашнее. Наверное, не лучшее окончание праздника».
        Я пишу ответ:
        «Какой праздник без драки? Это же классика. Нам есть чем гордиться».
        Он печатает, качая головой:
        «Прости. За многое».
        Я с минуту придумываю ответ.
        «Ты должен извиниться только за одно», – пишу я. Медлю, прежде чем закончить мысль, и знаю, что он наблюдает за мной. – «Больше никогда не говори, что я слишком хороша для тебя. Говори: „не сейчас“. Говори: „может быть, никогда“. Но не повторяй больше этого, прошу».
        Я встречаюсь с ним взглядом, Крис снова улыбается и произносит одними губами:
        – Хорошо.
        Несмотря на вчерашний дурдом, одна вещь стала для меня кристально ясной: я еще ни с кем не ощущала такой близости, как с Крисом. И дело не в том, что мы много времени проводим вместе, а в силе безусловной связи между нами.
        Я осторожно перекладываю голову Сабина с колен, оставляя его рядом с переплетенными Заком и Эриком. Хватаю халат, полотенце, чистую одежду и корзинку с принадлежностями для душа. Я делаю Крису знак, и он, хоть и удивленный, выползает из-под Эстель и укладывает ее голову на подушку.
        Он молча следует за мной по коридору и заворачивает в сторону ванной. Я оставляю свет выключенным, вешаю полотенце на крючок возле душевой кабинки и ставлю корзинку на пол. Включаю воду и шагаю к Крису.
        Неважно, что от нас разит вчерашним беспределом. Крис обнимает меня за талию, а я кладу руки ему на грудь и утыкаюсь лбом в его плечо.
        – Если бы ночью с тобой что-нибудь случилось… – Крис не двигается, просто держит в своих объятиях, словно защищая от всего мира.
        – Ничего бы не случилось. Ты был рядом.
        Мы стоим вместе в облаке пара от горячей воды. Вино выветрилось, мысли ясные, и меня поражает масштабность влияния этой семьи на мою жизнь. Они, и в первую очередь Крис, спасли меня. Или научили спасаться самой. Он моя тихая гавань во время шторма, именно поэтому я не стесняюсь того, что собираюсь сделать. Крису понадобится вся его стойкость, но я надеюсь, что история, которую собираюсь сейчас рассказать, поможет мне освободиться. Он единственный человек, рядом с которым я вспоминаю забытое.
        Я немного отстраняюсь от него.
        – Я хочу рассказать тебе о пожаре. О том, как погибли мои родители. И мне нужно… смыть все, что расскажу.
        Он кладет подбородок мне на макушку.
        – Блайт. Ты этого хочешь?
        – Мне нужно выговориться. Если я смогу кому-нибудь рассказать, то, возможно…
        – Я понимаю, – говорит он.
        – Ты единственный человек, кому я могу открыться.
        – Если ты уверена.
        – Да. А ты? Ты тоже должен быть уверен. У меня обязательно случится срыв. Поэтому мне нужно знать, что ты сможешь… сможешь отнестись к этому с пониманием. Я многого прошу.
        – Все, что захочешь.
        Самые яркие воспоминания о пожаре накрыли меня, когда я была именно с Крисом, в тот день на озере. До этого у меня были лишь вспышки из разрозненных и не связанных между собой образов. Я надеюсь, что если расскажу ему свою историю, то смогу собрать осколки воспоминаний воедино. Вспомню более полную версию событий. Если получится, то, возможно, смогу исцелиться.
        Я начинаю стягивать футболку, и Крис помогает мне. Это доказывает, что он действительно собирается быть со мной, а не просто сторонним наблюдателем. Вместе мы спускаем вниз мои штаны, и я отпихиваю их ногой. Может, я и стою перед ним в одном нижнем белье, но ни капли не стыжусь этого. Речь сейчас не о сексе или похоти. А о близости, безопасности и очищении себя от ночи, когда моя жизнь превратилась в дерьмо.
        Я отдергиваю занавеску душа и шагаю внутрь. Я не могу сейчас смотреть Крису в глаза.
        – Ты останешься?
        – Всегда, – отвечает он.
        – Тебе не нужно ничего говорить. Просто останься.
        – Я тебя не брошу.
        Он опирается ладонью о внешнюю стенку душевой, пока я стою под водой спиной к нему. Я слышу, как звякают кольца шторки, когда она закрывается, оставляя меня одну. Чувствую, что отгораживаюсь от реальности, это именно то, что мне нужно, чтобы начать рассказ.
        Я подставляю лицо под струи воды и распускаю волосы. Жду, пока полностью намокну и белье не прилипнет к коже.
        Я подставляю спину под воду и медленно начинаю говорить:
        – Эта история довольно простая. Не знаю, почему никогда не рассказывала ее. Наверное, просто было некому. Больше половины я даже не помню. Это нормально? Дни до и после просто стерлись. А то, что осталось от воспоминаний той ночи, обрывочно и запутанно. – Я упираюсь ладонью о стенку, уже чувствуя, что неуверенно стою на ногах. – Было лето, и мы всей семьей несколько недель отдыхали в домике возле океана. Мои родители, брат и я. Мама с папой только купили дом в часе езды отсюда, и мы собирались провести там лето. Но владельцы не успели переехать, поэтому мы на время остановились поблизости. Довольно круто, когда родители могут позволить себе не работать летом, правда? Мы плавали на лодке, купались и ловили рыбу. Играли во все эти дурацкие настольные игры, какие обычно валяются в летних домиках. «Сорри», «Скрабл» и все в таком духе. Я их ненавижу, но если ты с правильными людьми, то играть в них весело. В моей семье все люди «правильные». Мы с Джеймсом качались в гамаке на веранде и читали друг другу вслух триллеры, пытаясь выяснить, у кого получается драматичнее, – я вздыхаю. – Иногда во время
отлива мы ходили за моллюсками.
        – По моей вине мы оказались в том доме. – Это мое первое признание. – Я его выбрала. Знаешь, как много идиотских названий у этих домиков для отдыха, например… Ох, не знаю. «Домик капитана» или «Прилив», или еще какая-нибудь глупость. Мне понравилось название этого дома. Ни за что на свете не смогу вспомнить, какое именно. Я много раз пыталась, чувствуя, что это важно, но оно ускользает от меня. Уверена, что легко смогу это выяснить, но не хочу, чтобы мне говорили. Я должна сама знать.
        Я точно помню, что выбрала этот дом из списка, который распечатали мои родители. Это был старый дом. Повсюду дерево. Великолепная фактурная древесина на стенах и полу. Потолок пересекали деревянные балки. На первом этаже камин. У нас с Джеймсом были прелестные маленькие комнатки через коридор друг от друга на первом этаже. Кровати украшали резные изголовья и лоскутные покрывала. Хозяйская спальня располагалась наверху в задней части дома, с видом на деревья и океан. Уверена, это было… – У меня дрожат руки, и я прислоняюсь головой к плитке, чтобы не упасть. – Дом представлялся каким-то особенным. Тем летом все казалось идеальным. Слишком идеальным.
        Сейчас я понимаю, что этот дом не слишком хорошо содержался и определенно не соответствовал нормам безопасности. Ирония в том, что именно в его неидеальности и состояла вся прелесть. Наверное, это показалось мне романтичным – классический домик на побережье, окруженный деревьями, рядом с пляжем и очень уединенный. Добраться до него оказалось нелегко. Нужно было ехать по грунтовой дороге, петлявшей по ухабам и по ширине едва вмещавшей одну машину. Наш дом стоял в самом конце этого жалкого подобия дороги, но это и хорошо, потому что он был действительно уединенным и тихим. В любом случае, мы там оказались по моему выбору и потому, что он был дешевле, чем новый дом, который хотел арендовать Джеймс. Впрочем, он не держал на меня зла. Даже когда мы обнаружили, что нагреватель горячей воды отвратительный и не было ни посудомоечной, ни стиральной машины. Морозильник еле работал, поэтому мы держали на веранде термосумку и каждый день клали в нее пакет со льдом.
        Но никого из нас это не напрягало. Мы все думали, что это весело. Но нам стоило остановиться на доме Джеймса.
        Следующее признание.
        – Однажды днем, днем, когда мы с Джеймсом вместе отправились за морепродуктами, чтобы приготовить родителям ужин. Ну, знаешь, всякие моллюски, мидии, лобстеры и все такое. Почему-то я не помню первую половину дня. Словно его и не было, как и многих других моментов жизни до и после пожара. Меня пугает, что я ничего не помню. По каким-то причинам мне кажется, что это очень важно. Я так чувствую, хоть это и бессмыслица. Но… Все же я помню, что мы ходили с братом. Помню, что Джеймс хотел повести машину. У него не было ни прав, ни даже разрешения, но он был таким очаровашкой, что я уступила и позволила ему сесть за руль. Весело учить кого-то водить, но он оказался самым ужасным водителем. Он издевался над коробкой передач и в итоге испортил родителям машину, потому что на обратном пути от нашей любимой палатки с морепродуктами она сломалась посреди грязной дороги. Издала отвратительный звук и заглохла. Наверняка автомобиль уже был не в лучшем состоянии, но Джеймс окончательно его добил. Мне стоило самой рулить, тогда машина не перегородила бы дорогу. В дальнейшем это могло бы нам помочь.
        Я потираю руки и плечи, чувствуя озноб, несмотря на теплый душ.
        – Мы оставили машину, вернулись домой и устроили потрясающий ужин с моими родителями. Запах варившихся деликатесов был таким божественным. Весь воздух был напоен соленым ароматом океана. Мне это нравилось. Мы как обычно пожелали друг другу спокойной ночи. Ну, знаешь там, «Спокойной ночи. Люблю тебя», небрежно и обыденно, даже не задумываясь, – я повышаю голос и дрожу. – Потому что кто, черт подери, говорит родителям «Спокойной ночи!» вместо чего-то более значимого, потому что они могут ночью сгореть ко всем чертям?! Я не знаю! Не знаю!
        Я ударяю кулаком по стене и начинаю плакать.
        – Я здесь, Блайт, – говорит Крис. Его голос мягкий и ровный. – Хочешь остановиться? – Он возвращает меня к реальности, давая опору.
        – Нет. – Я хочу продолжить. Я могу говорить сквозь слезы. У меня хорошо получается.
        – Я помню, что та ночь была холодной, и родители растопили дровяную печку в своей комнате наверху. Труба никуда не годилась. Металл… – Я с трудом пытаюсь глотнуть воздуха. – В металлической трубе была трещина… Не знаю, как называется эта штука. Безопасность дровяной печи зависит от этой черной металлической трубы. Но она потрескалась и не выдерживала жара огня. Знаешь, чем была утеплена большая часть дома? Что было внутри стен? Газета. Гребаная газета! Кто, во имя господа, до такого додумался?
        – Когда я проснулась, комнату уже заволокло дымом. Было так темно, что я почти ничего не видела, поэтому не сразу сообразила, что происходит. Запах… Ох, этот запах. Он забрался в рот… и за секунду наполнил легкие. – Я поворачиваюсь лицом к воде и хватаюсь за рукоятку душа. Задерживаю дыхание, потому что помню, как не могла вдохнуть тогда, сейчас то же самое. Я жду, пока не начнут побеждать инстинкты, голова кружится, и я снова делаю вдох. – Я включила подсветку на телефоне… и… голубой свет осветил едва видную сквозь дым дверь. Все казалось неправильным. В коридоре дыма было еще больше, и чувствовался жар.
        Как будто я снова там, в коридоре, слышу треск, чувствую отвратительный запах и верю, что близится смерть.
        – Я не могла мыслить логически, но ощущала ужас. Я… чувствовала его запах. В гостиную идти было невозможно, даже если бы захотела, потому что… потому что дым был совсем густым в той стороне. Все происходило слишком быстро, и у меня не было времени подумать. Пожарная сигнализация не сработала, так что я не понимала, как мог возникнуть пожар. Глупо, но я решила, что это что-то другое. Бомба, например. Я ничего не могла понять.
        – Честно, я не помню, чтобы решала, что делать. Просто двигалась. Я даже не кричала. Я не думаю… что вообще издавала какие-то звуки, – я задыхаюсь, с трудом выговаривая слова. – Я прикрывала ладонью рот. Как глупо. Это не могло помочь. Но я покинула свою комнату, потому что нужно добраться до Джеймса. Это единственная ясная мысль, которая посетила меня. Это была даже не мысль. Скорее… порыв. Я ударом ноги распахнула его дверь. Он все еще лежал в кровати, наверное, без сознания. Я не могла заставить его шевелиться. Вероятно… Наверное, я кричала ему, но не уверена. Джеймс не поднимался. Он просто не мог. Он был таким тяжелым, что мне не хватало сил. Но я пыталась. Боже, я старалась, как только могла, и каким-то чудом почти стащила его с кровати, но потом увидела огонь.
        Я чувствую, как ускоряется пульс и растет тревога, воспоминания обжигают и мучают с новой силой. Часть меня понимает, что я в д?ше и это очередной приступ паники. Что у меня нечто вроде панической атаки. Но я не могу остановиться и не хочу. Мне хочется рассказать об этом кошмаре и освободиться от него. Я едва узнаю собственный голос, бормоча слова и заходясь кашлем.
        – Его свет отражался от стен коридора… и я знала, знала… Знала, что он движется к нам.
        Я падаю, и Крис отдергивает занавеску и ловит меня. В душевой так много пара, что я едва вижу, как он поворачивает ручку.
        – Слишком горячая, малышка, – говорит он с большим самообладанием и спокойствием, чем того требует ситуация.
        Проходит минута, прежде чем я осознаю, что мы сидим на полу душевой. Крис позади меня. Это знакомое ощущение его груди за спиной немного успокаивает мой вышедший из-под контроля разум. Крис еще больше понижает температуру воды. Я опускаю взгляд и вижу, что мой живот, бедра и руки покраснели. Я практически сама себя ошпарила горячей водой.
        – Черт, Блайт, – бормочет Крис. Я слышу, что он напуган, но не отпускает меня. Он тянет меня назад от струи воды и откидывает волосы с моего лица. Теперь я рыдаю, и он позволяет мне выплакаться.
        – Я рядом и держу тебя. – Когда через несколько минут мои рыдания не утихают, он добавляет: – Думаю, тебе стоит остановиться. Ты уже достаточно рассказала.
        Хотя сейчас я одновременно объята водой и пламенем, я так громко протестую и отчаянно трясу головой, что Крис соглашается позволить мне закончить.
        – Только пообещай, что будешь дышать.
        – Я… не могу. – Я не могу дышать, я даже толком ничего не вижу. Единственное, что вижу, это кровь. И слышу крики.
        – Да, можешь. И будешь.
        Это не предложение. Это нарушение условий сделки.
        – Дыши со мной.
        Я отчаянно борюсь за воздух. Потому что его нет. Я ощущаю лишь дым.
        – Почувствуй меня, – он вдыхает, и его грудь прижимается ко мне. – Дыши, – велит он мне. – Дыши со мной.
        Я чувствую, как поднимается и опускается его грудь, и дышу вместе с ним. Я в кольце его рук, но он нежен и осторожен, оставляя мне пространство. Только сейчас я понимаю, что он до сих пор одет, его джинсы намокли и стали почти черными.
        Я продолжаю дышать.
        – Вот так. Хорошая девочка.
        Мое тело медленно остывает. Но разум все еще окутан жаром и дымом. Я собираюсь пройти через это, потому что даже в таком состоянии чувствую, насколько это важно для меня.
        – Я вижу огонь и понимаю, что у меня не хватит сил достаточно быстро оттащить Джеймса, пока он без сознания. Но я должна. Я даже не могу открыть окно. Его заклинило. В доме поломано все, и внезапно это больше не кажется забавным и романтичным. Потому что не могу открыть это гребаное окно… О, господи, Крис, я не могу открыть окно! На прикроватной тумбочке стоит лампа, я хватаю ее и разбиваю стекло на мелкие кусочки. Я порезалась. Из руки течет кровь, и меня посещает секундная мысль, что это хорошо, значит, я жива. Я все еще существую.
        – Это в прошлом. Блайт, ты здесь, со мной.
        Я понимаю, что начала рассказывать в настоящем времени, но не могу остановиться.
        – Я чувствую, как кожу овевает прохлада, это означает свободу, но времени больше не остается. Огонь настигает нас. Он пришел за нами.
        Я слышу, как Крис громко вдыхает и выдыхает мне на ухо, напоминая о необходимости дышать. Пережить это.
        Так я и делаю.
        – Я сдергиваю покрывало с его кровати. Оно лоскутное, разноцветное и с узорами. А еще на нем картинки. Глупые картинки, которые так меня злят. Как я могу рассматривать всех этих зверушек, деревья, цветочки, когда истекаю кровью, Джеймс не двигается, и мы погибнем, потому что у меня недостаточно сил?
        Крис берет в свои руки мои стиснутые ладони, и я впиваюсь в него пальцами.
        А теперь следующее признание. Или, скорее, целая череда.
        – Я слишком долго разглядываю покрывало, потому что это единственная нормальная вещь посреди хаоса. Но я набрасываю его на проем в окне, прикрывая осколки. Я не стараюсь. Не сильно задумываюсь о последствиях. Джеймс такой тяжелый, и я не знаю как, но мне удается встать на колени рядом с кроватью и закинуть его на спину. Я тащусь к окну и должна вытолкнуть из него брата. В этот момент он, наконец, приходит в сознание и… и начинает кричать. Я так сильно поранила его. Слишком сильно. Он застревает, и я не могу его вытащить. Но должна, потому что огонь почти подобрался к нам. Я не оглядываюсь, не желая знать, насколько в действительности он близко. Джеймс свисает с окна, и я просто… толкаю его изо всех сил.
        Звук, который он издает… этот звук… – Я отчаянно рыдаю. Словно Джеймс снова рядом, и я причиняю ему дикую боль. – Крис, мне слишком жарко. Тут слишком горячо. Останови это!
        Паника растет так быстро, что я не могу с ней справиться. Ноги дрожат, все тело начинает трясти. Крис тянется к ручкам и делает воду настолько холодной, насколько возможно выдержать. Он сжимает ладонями мои ноги, и я изо всех сил стараюсь сосредоточиться на ощущении его прикосновений. На нас льется холодная вода, но этого недостаточно, чтобы потушить огонь.
        – Его нога застряла в окне. На большом осколке стекла. Я выталкиваю тело Джеймса и слышу, как рвется плоть. Ох, я чувствую, что… он… Я режу его на части, но не знаю, что еще могу сделать, и никого нет рядом, чтобы помочь мне. Никогда еще я не была настолько одинокой. Наконец, он пролезает. Снаружи я слышу, как он кричит и кашляет. Я не могу выносить этого и почти передумываю сама вылезать в окно, потому что не хочу приближаться к этому звуку. Но потом я вижу огонь. Даже не поворачивая головы, замечаю, как пламя собирается поглотить меня. И я вылезаю. Как-то у меня получается, и я падаю… Падаю прямо в лужу его крови. Кровь моего брата… она… повсюду.
        – Господи, Блайт. – Крис гладит меня по ногам, растирает руки, напоминая, что я здесь, рядом с ним. Что не в том доме и не измазана кровью.
        – Я подползаю к нему и тащу прочь от горящего дома. Крики не прекращаются. Я тащу его как можно дальше, но приходится остановиться и вытереть руки о футболку, потому что… потому что не могу держать его. Мои руки сплошь в крови. Я не знаю, моя ли это кровь или его, но мы все в ней, и ладони слишком скользкие. – Я вздрагиваю в объятиях Криса.
        – Сделать воду потеплее? – шепчет он.
        Я киваю снова и снова.
        – Продолжаю вытирать руки, но не могу стереть кровь, и невозможно убраться от дома достаточно быстро. Достаточно далеко. Я не способна тащить Джеймса. – Мой голос прерывается от ужаса. – Ты должен стереть с меня кровь. Тогда я смогу помочь ему. Ты должен стереть кровь. – Я тянусь за бутылкой жидкого мыла, но меня так сильно трясет, что даже не могу ее открыть.
        Крис забирает бутылку из моих рук и выдавливает мыло себе на ладонь.
        – Убери ее! Убери ее с меня! – Я в панике и схожу с ума. Я осознаю это. – Пожалуйста, Крис.
        Сначала он намыливает мои ладони и пальцы, чтобы я могла спасти Джеймса, и не останавливается, пока моя дрожь не начинает затихать. Его руки повсюду, намыливают меня, и я наблюдаю, как он смывает невидимую кровь с моего тела. Когда отклоняюсь в сторону и всхлипываю, Крис не отпускает меня. Я тянусь к стене и с ее помощью, с трудом поднимаюсь на ноги.
        – Мои волосы. В них кровь, – говорю я ему. У меня першит в горле, а желудок скручивается в узел. – Я тащу Джеймса по пыльной дороге к машине и оборачиваюсь. Я вижу дом. Он как… куча хвороста, которая вспыхивает за секунду. Поверить не могу, как быстро он сгорел. – Теперь мои воспоминания дают, пожалуй, самое худшее признание. – И только теперь раздается вой сирен. И только теперь я вспоминаю о своих родителях.
        Колени подкашиваются, и Крис ловит меня уже второй раз за день. Он разворачивает меня к себе, и впервые с этого рассказа я смотрю ему в глаза. Я вернулась в реальность. Я больше не там. Не знаю, что хуже.
        – Почему, Крис? Почему я не вспоминала о них до этого момента? Я забыла о них? Я забыла о них, черт побери! – Меня накрывает абсолютной жестокостью этой правды. Глаза болят, слезы обжигают и причиняют боль, но их невозможно остановить. – Что со мной не так? Как я могла позабыть о них? – Я ударяю кулаками по груди Криса.
        Он обхватывает мои запястья и удерживает их на месте, заставляя послушать его.
        – Ты не забыла о них. Ты не забыла их, Блайт.
        Он прав.
        Я не забыла о них.
        Не могу произнести это вслух, но Крис может.
        – Ты знала, что они погибли. Когда ты пошла за Джеймсом, то уже понимала, что они умерли. Пожар был слишком сильным.
        – Да. – Позже, когда плач утихает и я снова могу говорить, зарываюсь лицом в мокрую футболку на его груди и продолжаю рассказывать. Опустошенная и измученная, я могу теперь закончить эту историю более спокойно. – Я все равно вернулась к дому. Оставила Джеймса истекать кровью на грязной дороге возле машины, а сама вернулась. Я вспомнила, что сбоку где-то валялась стремянка. Я нахожу ее и поднимаю.
        Чувствую, как Крис начинает мыть мне голову. Он намыливает волосы нежно, но тщательно, смывая воображаемую кровь, потому что понимает, как мне это необходимо.
        – Поначалу мне это не удалось, левая рука в ужасном состоянии. Наконец, я справилась и подошла к дому. Он просто… просто весь объят огнем. Но я вбила себе в голову, что только… Что? Заберусь повыше и скажу родителям, чтобы они выпрыгивали? Я не думала. Просто двигалась. Нашла участок стены под окном родительской спальни. Огонь сюда еще не добрался, и дом все еще выглядел вполне мирно. Я прислонила лестницу с той стороны и начала карабкаться вверх. Металл под руками нагревался, заставляя подниматься быстрее. Я не помню, куда смотрела. Смотрела ли я на их комнату, или на ноги, которые каким-то образом продолжали двигаться, или на землю. Зрение затуманилось. Наверное, от дыма. Думаю, что я взобралась всего на несколько ступенек. Вряд ли их там было больше восьми. Позже осознала, что остановилась. Я просто стояла на стремянке, пока огонь спускался ко мне.
        Я снова могу видеть. Снова чувствую себя самой собой.
        Я почти выдавливаю улыбку.
        – И потом он спас мне жизнь.
        – Появился пожарный, – вставляет Крис. Он оттягивает мою голову назад и смывает шампунь.
        – Нет, – говорю я. – Он не был пожарным. Я это знала, потому что мы жили у черта на куличках, дороги были ужасные, и пожарным пришлось бы добираться до нас целую вечность. Им пришлось припарковаться в начале грунтовой дороги и послать к дому какой-то грузовик с водой. Еще и мы с Джеймсом перегородили путь, и им пришлось сначала убрать Джеймса, чтобы сдвинуть машину с дороги. Я помню, как услышала дикий скрежет. Тогда я еще не знала, но оказалось, что грузовик толкал нашу машину весь остаток пути к дому. Мы бы сэкономили время, не пусти я днем Джеймса за руль. Машина тогда не перекрыла бы дорогу. Возможно, что-то изменилось бы.
        – Нет, – отвечает Крис. – Огонь распространился слишком быстро, разве не так?
        – Я не уверена.
        – Уверена. Думай, Блайт. Ты сама говорила. Дом был готовым костром, который только и ждал малейшей искры. Когда ты проснулась, он уже практически сгорел.
        Я осторожно киваю.
        – Ты ничего не могла сделать, чтобы помочь им добраться быстрее.
        Я снова киваю.
        – Ты в это веришь? – спрашивает он.
        Я не уверена, поэтому рассказываю ту часть истории, за которую цепляюсь и которую всегда хорошо помнила.
        – Я была на стремянке, когда широкие ладони обхватили меня за талию. Он так легко поднял меня… и мы оба полетели на землю. Я упала прямо на него и увидела, как стремянку поглотил огонь, когда обвалилась стена дома. – Теперь могу свободно вздохнуть, рассказывая о единственном моменте спасения в этой безжалостной трагедии. – Только благодаря ему я жива. Он не был пожарным. Обычный человек в простой одежде. Наверное, снимал домик по соседству.
        Я не рассказываю Крису о том, как лицо этого человека запечатлелось в моей памяти. Небольшой шрам над бровью, седина на висках и острый подбородок, который добавлял облику этого человека мужественности. И как мужчина поднял меня и побежал со мной на руках, унося подальше от ада. О том, как я не сводила с него глаз, продолжая кашлять и хватать ртом воздух, пока он нес меня к машине «Скорой помощи». И как остановил мои попытки бороться с медиками, когда я обезумела от желания узнать, был ли Джеймс мертв или жив. Он помог мне успокоиться, велел дышать в кислородную маску и сказал, что Джеймса уже везут в больницу. Что я увижу его там.
        Эти подробности я оставляю при себе.
        – Кто-то пришел помочь мне, – говорю я. – Я была не одна. Даже посреди неразберихи с воем сирен и криков я легко услышала голос своего спасителя. Он сказал мне: «Ты в безопасности, солнышко». Повторял это снова и снова. «Ты в безопасности, ты в безопасности, ты в безопасности, солнышко». Двадцать раз он произнес это. Я посчитала. Наконец-то я больше была не одна. Ирония в том, что с той ночи я стала еще более одинокой, чем вообще могла себе представить. Все покинули меня. Все мои друзья, все друзья родителей, никто не знал, что делать или как вести себя со мной, поэтому они ушли. Но я никогда не хотела умирать. Ни в ту ночь, ни после. Тот мужчина, герой, спас меня.
        Крис гладит меня по плечам и рукам. Потом приподнимает пальцем мой подбородок и заставляет посмотреть на него.
        – Значит, он спас и меня тоже.
        На мгновение он касается моих губ. Я встаю на носочки и обвиваю его шею руками, удивляясь, что мне хватает сил так крепко обнимать его. Не знаю, как отблагодарить его за то, что он только что для меня сделал, позволил выговориться, и поэтому просто обнимаю его.
        Думаю, он знает, что это для меня значит.
        – Ты была очень храброй, – говорит Крис. – И тогда, и сегодня. И ты в безопасности, солнышко.
        Глава 15
        Мнимая сила Черной Пятницы
        Моя комната в общежитии совершенно тихая, когда я проскальзываю обратно после душа. Сабин распластался на животе по моему матрасу, раскинув руки в стороны. Эстель, Зак и Эрик все еще спят. Я до сих пор нервничаю после душа и радуюсь тишине, но также хочу насладиться абсолютным облегчением после того, как очистилась от этой истории с пожаром. Позже я обдумаю каждую деталь, но сейчас мне хочется бежать, слишком много страха я сегодня натерпелась.
        Я устраиваюсь рядом с Сабином, и когда он громко зевает, зажимаю ему рот рукой.
        – Ш-ш-ш!
        – Который час? – шепчет он.
        Я наклоняюсь к его уху.
        – Еще рано. – Он начинает храпеть, и мне приходится подавить смешок. – Сабин, Сабин, Сабин! – Я хлопаю его по плечу.
        Он слегка приподнимается.
        – Что такое, малышка?
        – Сегодня Черная пятница.
        – Ох.
        – Хочешь пойти и купить неоправданно большой телевизор?
        – Именно.
        Он перекатывается на спину, поманив меня пальцем, и я залезаю ему на живот. Сабин протирает глаза и моргает.
        Его голос хриплый и грубый, но теперь Сабин снова похож на мальчика, которого я знаю и люблю.
        – А давай купим одну из этих штук для приготовления завтрака?
        – Я не знаю, что это за штуки такие.
        – Знаешь. Это кухонная комбостанция с тостером, кофеваркой и еще какой-то хренью с маленькой складной сковородкой. – Он снова зевает. – Для половины ломтика бекона и маленького яичка. Перепелиного, наверное.
        – Тогда да, можем.
        – А может, еще пару роликов?
        – Если по хорошей скидке, то давай.
        – Какая прелесть.
        – Пойдем.
        Он садится, притягивая меня к себе. Я цепляюсь за него, как детеныш коалы, и Сабин ползет со мной на руках к краю матраса.
        – В комнату Криса, – направляю его. – Он делает кофе с собой.
        – Да, мадам. – Он двигается легко, одной рукой открывая дверь, а другой придерживая меня.
        Пока Сабин преодолевает коридор, я крепко сжимаю его руками и ногами и трусь об него носом.
        – Это должен быть просто огромный телевизор, хорошо?
        Он тоже трется носом.
        – До неприличия.
        Мы останавливаемся возле двери Криса, и Сабин медлит, прежде чем взяться за ручку.
        – Мне очень стыдно. Я облажался этой ночью. Реально облажался. Я люблю тебя, Би.
        Я больше не собираюсь сегодня плакать. Нет.
        – Я тоже тебя люблю, – говорю в ответ.
        Примерно через час, позавтракав в закусочной, Крис, Сабин и я забираемся обратно в пикап. Я более чем готова к шопингу. После недавно пережитого и того, через что я заставила пройти Криса, кажется совершенно необходимым заняться чем-нибудь легкомысленным.
        Сабин залезает на тесное заднее сиденье, уступая мне переднее пассажирское.
        – В какой торговый центр поедем? – спрашиваю я. Крис выезжает с парковки и с минуту молчит.
        – Я думаю, в «Рейнхардт».
        Я бросаю на него взгляд.
        – Разве до него не два часа езды?
        – Ага. – Он поворачивает направо и движется к автостраде. – Так и есть.
        – Почему туда?
        Он пожимает плечами.
        – У тебя есть еще какие-нибудь дела на сегодня?
        Я улыбаюсь.
        – Нет.
        – Хорошо. Я просто решил покататься.
        Сабин, у которого наверняка было жуткое похмелье, уснул практически сразу, как только мы выехали на трассу. Я тоже должна чувствовать усталость, но ее нет. Я ощущаю лишь такой шокирующий уровень спокойствия, что не могу и представить, как можно сейчас заснуть, потому что хочется наслаждаться этим новым чувством.
        Крис включает радио, устраивается поудобнее и берет меня за руку. Первый час мы не разговариваем. Время от времени он отпускает мою руку, чтобы переключить музыку, но тут же снова берет обратно. Возможно, меня должно это смутить, ведь мы всего лишь друзья. Друзья не держатся за ручки. Ну, точнее, это не то же самое, когда мы с Эстель держимся за руки, пока делаем домашнее задание. Интересно, не ошиблась ли я, думая, что нам суждено стать кем-то большим друг для друга? Тогда я решаю сосредоточиться на том, что знаю наверняка: я нашла друга, этого потрясающего парня, который спас меня.
        Крис выключает радио.
        – Блайт?
        – Да?
        – А что случилось с летним домиком, который купили твои родители? И в котором ты никогда не отдыхала?
        Вопрос кажется забавным, наверное, потому что я никогда об этом не думала.
        – Ох. Ну, мы с Джеймсом его хозяева, полагаю. Слышала, что он закрыт, и несколько раз в год его проверяет сотрудник из обслуживающей компании. Тетя оплачивала налог и все такое с нашего счета.
        – Ты не была там с того лета?
        – Нет. Это… прозвучит, наверное, безумно… но мне это никогда не приходило в голову. Он даже еще не был официально нашим, когда погибли родители. Они купили его, но мы так туда и не переехали.
        – Но и не продали.
        – Нет, не продали.
        – Сколько времени прошло? Четыре года?
        – В прошлом июле было четыре.
        – Июле? – Крис щурится от яркого солнечного света. – Ха.
        – Что?
        – Ничего. Просто… Ладно, ничего. Может, когда-нибудь ты приедешь в этот дом.
        – Возможно.
        На мгновение он выпускает мою ладонь и проводит пальцами по моему предплечью.
        – Как серьезно ты пострадала? Ты говорила, что рука сильно кровоточила, да еще этот дым… Ты долго пробыла в больнице?
        Мне нравится, что он не боится расспрашивать о той ночи.
        – Меня лечили от отравления угарным газом, но все было не так уж плохо. А вот рука была… кошмарна. Порез оказался очень глубоким. Нас определенно привезли не в центральную больницу большого города. Рану зашили, меня кое-как подлатали, а вот Джеймсу требовалась большая помощь.
        – Джеймс? Значит, он серьезно пострадал, – проговорил Крис.
        – Да. Он перерезал вену – точнее, я перерезала ему вену – и несколько мышц. Вот почему было так много крови. Они переживали из-за шока, вызванного такой кровопотерей.
        – Ты говорила, что он ненавидит тебя с той ночи. Почему?
        – По многим причинам. Джеймс чуть не истек кровью и несколько недель пролежал в больнице. До этого он был подающим надежды футболистом. Невероятно талантливый, и казалось очевидным, что он продолжит играть профессионально. Кажется сумасшедшим, что он только начинал второй год старшей школы, а уже впереди маячил профессиональный спорт, но вот как все сложилось.
        – Да уж, – соглашается Крис. – В старшей школе я тоже занимался спортом, и несколько парней из моей команды подавали такие же надежды.
        – Правда? А какой вид?
        – Бег. Не очень хорошо, но мне нравилось. – Крис опускает козырек, чтобы солнце не слепило глаза. – Значит, после пожара футбольная карьера твоего брата пошла прахом?
        – Да. Месяцы терапии. Месяцы боли. Некоторые мышцы повредились. Он был подавлен. Именно он всегда был лучшим. Я никогда ни в чем не отличалась. У меня не было… особых навыков или таланта. Такая травма не стала бы для меня трагедией. – Я осознаю, как хорошо наконец-то поговорить об этом. Четыре года я обсуждала это сама с собой, а теперь появился собеседник. Такое облегчение, что больше нет секретов. – Получается, что он потерял родителей и надежду на блестящее будущее как футболиста. Джеймс посчитал, что я поступила глупо и неосторожно, вытащив его из дома.
        – Это несправедливо.
        – Да, возможно, но большую часть времени он был без сознания, а потому не думаю, что он мог понять. Он считает, что у него хватило бы ума вытащить нас оттуда в целости и сохранности. Легко так говорить, когда все лежит не на твоих плечах. Джеймс помнит лишь то, что я облажалась во всех отношениях, и не может простить меня.
        – Наверное, легче винить тебя, потому что тогда есть на кого свалить вину.
        – Он может винить Бога, – говорю я полушутя. – Если он все еще ходит в церковь, наш священник может настоять, чтобы он простил меня, потому что именно это должен сделать добрый католик. «Прости нам прегрешения наши, как мы прощаем тем, кто грешит против нас».
        – Ты тоже росла католичкой?
        Я киваю.
        – Отец был католиком, а мы ходили в церковь больше для того, чтобы порадовать его. Мы с Джеймсом никогда так серьезно все не воспринимали, но… Наверное, что-то в этом нам и нравилось. Мама была скептически настроена, даже больше, чем знал отец, – со смехом продолжаю я. – Она славилась тем, что перед самым причастием бросала на нас с Джеймсом многозначительные взгляды. Папа подловил ее однажды, и она списала все на раздражение слишком сухой облаткой для причастия. Мы тайно обменялись с ней мечтами, чтобы нам лучше давали вкуснейшие кусочки багета из французской пекарни дальше по улице.
        Крис смеется.
        – Разумно. Значит, тебе каждая минута была ненавистна?
        – Типа того. Думаю, мне нравилась идея… Ну, что в жизни может быть какой-то больший смысл или что-то еще. Мама в это верила. У нее была не религиозная духовная сторона, если можно так выразиться. Она верила в судьбу и предназначение. Взаимосвязь и цель в жизни. – Я тереблю молнию на куртке. – А ты в это веришь?
        – Совсем нет, – мгновенно отвечает он. – Эстель попалась, как только впервые сходила в церковь. Что было практически сразу после смерти мамы. Отец забирал нас на каникулы и все такое, но Эстель заставляла меня водить ее каждое воскресенье. Я ждал снаружи. Вот она, правда. Мы хотим искать в жизни скрытый смысл, потому что это удобно. Или забавно. Но на небе нет никакого воображаемого создания, по велению которого все происходит. Нет ничего сверхъестественного в том, с чем мы имеем дело или не имеем.
        У Криса такой же неромантический взгляд на мир, как и у меня. Подозреваю, что ни один из нас не хочет предсказуемого сценария жизни, включающего брак, детей и белый заборчик. У нас обоих произошли события, которые отбивают желание придерживаться традиций.
        – Возьми того человека, который снял тебя с лестницы, – продолжает Крис. – Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы предположить, что ты не считаешь его посланником Бога тебе на спасение.
        – Нет. Не считаю. Не знаю, кто он, и больше никогда его не видела, но это был просто человек, не Бог или какая-то другая… невидимая сила… которая вырвала меня у огня. Я воздаю ему должное. У человека был выбор, он выбрал спасти меня, и теперь я обязана ему жизнью. Не Бог убил моих родителей, чуть не убил Джеймса и уберег меня. Я знаю это, и не могу вернуться к тому, во что верила раньше… или во что хотела верить. Не знаю, сколько веры мне пришлось потерять в ту ночь, но во мне ее больше не осталось. – Я делаю невероятно глубокий вдох. – И ты это понимаешь.
        – Понимаю.
        – Да, – соглашаюсь я. Я кладу ладонь поверх руки Криса и смотрю на него, пока все его внимание сосредоточено на дороге. – Мы хотим того, что реально. Герои реальны.
        – Некоторые, – соглашается он. – Но не все.
        – Что ты имеешь в виду?
        – Уверен, многие люди назвали бы моего отца героем, но…
        – Но не ты, – заканчиваю я за него.
        – Нет. Я – ни за что. И это, Блайт, – говорит он, не отрываясь от дороги, – реальность. А еще реальность в том, что мне больше необязательно его видеть. Я могу сделать такой выбор.
        – Чем занимается твой отец?
        – Он художник. Во всевозможных направлениях. Скульптура, живопись, что угодно. Дом всегда был завален всевозможными материалами. Краски, штукатурка, листы металла. Проволока. Куча медной проволоки.
        Крис сильнее сжимает мою руку. Я поворачиваюсь лицом к нему и подгибаю ногу на мягком сиденье.
        – А что насчет зимних каникул? Если ты не собираешься домой, то что будешь делать? Одно дело – День благодарения, но ты не можешь остаться в кампусе на все каникулы.
        Он быстро оглядывается на заднее сиденье, а потом тихо произносит:
        – Гавайи. Но никому не говори. Они не знают. Это наша новая семейная традиция – уезжать на месяц. В прошлом году я арендовал нам дом на Хантингтон-Бич. Я не говорю им, куда мы направляемся, пока не приезжаем в аэропорт.
        – О боже, мне так нравится! Вы отлично повеселитесь. Хотя, похоже, это довольно дорого.
        – Я… У меня есть доступ к счетам. У моей мамы были деньги. Значительная сумма. Без ведома отца, по ее завещанию все деньги остались детям. Я в ответе за такое доверие. – Он с минуту молчит. – А что насчет тебя? Какие твои планы на каникулы?
        – Только я и Джеймс. В этом году мы поедем в дом, в котором выросли, а не к моей тете, как обычно. Первый раз за такое долгое время. Это будет… странно.
        С заднего сиденья доносится глухое ворчание:
        – Где мой огромный телевизор? Где он? Мне нужна моя большая плазменная любовь.
        Я улыбаюсь. Сабин проснулся.
        – Скоро приедем.
        – МЫ ИДЕМ В МАГАЗИН ГИГАНТСКИХ ТЕЛЕВИЗОРОВ! – кричит он, кладя руки на макушки мне и Криса и ероша нам волосы. Он садится на место, но оставляет ладонь на плече Криса. – Такой день сегодня хороший, правда?
        – Да, – отвечаем мы с Крисом.
        Добравшись до торгового центра, нам приходится пробиваться в магазин электроники сквозь давку разъяренных покупателей. Сабин исчезает в толпе, а мы с Крисом минут двадцать разглядываем ассортимент телевизоров.
        – Какой тебе нравится? – спрашивает Крис.
        – Черный с большим экраном.
        Он хлопает меня по руке.
        – Ты сократила список моделей до двадцати.
        – Ой, ну не знаю. Они все для меня выглядят одинаковыми. – Я оглядываю телевизоры. – Мне нужно, чтобы он работал.
        – Отличный параметр для выбора техники.
        Теперь я хлопаю его по руке.
        – Выбирай сам. Не спускай все деньги с моей карточки, но выбери самый классный, или тебе придется дорого заплатить. Пойду поищу Сабина.
        Я нахожу его в отделе мелкой бытовой техники, что неудивительно. Когда он замечает мое приближение, то радостно поднимает коробку и вскрикивает:
        – Видишь? Я же говорил! Кофе, тост, яйца и бекон! Все в одном! Это чудо!
        Я смеюсь.
        – Я очень рада, что ты нашел то, чего желает твое сердце. Пусть это будет моим подарком тебе, потому что я никогда не смогла бы выбрать такой милый, эм… – я снова бросаю взгляд на коробку, – голубенький гаджет.
        – Это не гаджет. Это портативная станция для завтрака, – поправляет он меня.
        – Я буду рада купить тебе портативную станцию для завтрака.
        – Хорошо. Но взамен я куплю тебе какие-нибудь диски к твоему новому телевизору. – Он кладет ладонь мне на спину и ведет в отдел с фильмами. – Давай посмотрим… Так, начнем с «Голубой волны». – Сабин начинает набирать в руки диски. – Потом «50 первых поцелуев». О-о-о! «Лило и Стич»! Как насчет «Перл-Харбор»? – Он машет передо мной фильмом и подмигивает.
        – Эдакая случайная подборка. – Я смотрю на фильмы, пока в голове что-то не щелкает. Это совершенно не случайная подборка. У всех фильмов есть кое-что общее. Гавайи. – О, черт возьми, ты же не спал в машине, верно?
        Сабин начинает по-идиотски плясать в проходе.
        – Мы поедем на Гавайи! О да, мы поедем! Будут хула-девушки и корифена на ужин! Плавание и дайвинг…
        – Ш-ш-ш! Прекрати! Ты не должен был знать! – Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что Криса нет поблизости. – Не говори ему, что что-то слышал, ладно? Он очень хочет сделать вам сюрприз.
        – Ладно, ладно. Обещаю. Ни слова. – Он на минуту становится серьезным. – Но у меня есть пара слов для тебя.
        Я хмурюсь.
        – Валяй.
        – Крис умный парень, но он не знает всего.
        – Что ты имеешь в виду?
        – Слушай, Блайт, прошлой ночью ты просила меня позволить Эстель верить в ее Бога и во все, что ей нужно, – он вздыхает. – Ты должна сделать то же самое. Если ты веришь… – Он обводит взглядом суету в магазине и начинает сначала: – Я не слышал всей истории, но подробности и не нужны, чтобы понять, что ты прошла через какое-то дерьмо и у тебя есть полное право крепко держаться за все, что помогает пережить ту ночь. Понимаешь, о чем я, сладкая? Возможно, ты веришь, что совпадений не бывает. У тебя может быть своя собственная версия высшей силы, или ты веришь в то, что существуют связи между, казалось бы, несвязанными частями вселенной. Может быть, у тебя есть вера, но она не связана ни с Богом, ни с одной из религий.
        – Нет. – Я качаю головой. – Это не так.
        – А я думаю, что так. Не позволяй Крису убедить тебя в обратном. Он замечательный, прекрасный и почти идеальный, но это не делает его правым во всех вопросах. Черт, хоть я и сорвался на Эстель, я не знаю, есть ли что-то выше нас. Ты этого не знаешь, и даже Крис не знает. В этом нет ничего плохого. Мы не можем знать всего. Если ты веришь в судьбу или какой-то смысл этого гребаного мира, то верь без оглядки. Наслаждайся этим.
        На минуту кажется, что все затихло, несмотря на рекламу из громкоговорителя и безостановочную болтовню покупателей. Только мы вдвоем в этом огромном магазине, и я поражена, как Сабин хорошо разглядел мою внутреннюю борьбу. Мое тайное желание верить в судьбу, существование души или чего-то еще, не жить с холодной уверенностью, что кроме случайных совпадений больше ничего нет. Еще слова Сабина каким-то образом смягчили боль, которую я испытываю из-за разлада с самой собой, и на мгновение я задаюсь вопросом, нормально ли быть нерешительной. Или надеяться на нечто.
        Появляется Крис.
        – Ну все.
        Я вырываюсь из-под пристального взгляда Сабина.
        – В чем дело? – спрашиваю я.
        – Ни в чем. Все готово. Можем подогнать машину к черному входу, и нам его выгрузят.
        Мне понадобилась секунда, чтобы понять, что он мне говорит.
        – Ты купил мне огромный телевизор?
        – И мы едем на Гавайи? – Сабин начинает скакать и бросаться в нас дисками.
        Крис просто стоит и улыбается.
        Глава 16
        Старое и новое
        На улице очень холодно, и я стараюсь себя сдерживать на последней пробежке в Висконсине в этом году. Завтра утром, двадцать первого декабря, я лечу домой. После обеда я уже буду в доме, в котором выросла. Джеймс приедет двадцать третьего, а значит, у меня будет два дня полного одиночества. Но я твердо решаю не чувствовать себя одинокой.
        Я не уверена, где смогу там бегать, и это заставляет меня нервничать. Если повезет, то снега не будет, а с холодом я уж как-нибудь справлюсь. Я привыкла, и теперь, когда у меня подходящая спортивная одежда, мне действительно это нравится. У меня явная зависимость от бега, и я знаю, что телу придется тяжко во время перерыва. Начинается следующий плей-лист, и я улыбаюсь. Крис недавно прислал, и бегать под него легко. Даже не просто легко – увлекательно.
        После пробежки я принимаю душ и собираю вещи. Эстель ушла, поэтому я кладу рождественский подарок ей на кровать, чтобы не забыть подарить перед отъездом. Я не знаю, увижу ли ее вечером или даже завтра утром. Насколько мне известно, никто из братьев ничего не знает об этом ее парне. И мне тоже очень хотелось бы не знать.
        Я имела несчастье вчера застукать ее с ним. Закончи я свою работу по антропологии всего на несколько минут раньше, то не оказалась бы в темном коридоре учебного корпуса как раз перед закрытием, с толстой пачкой бумаг в руке, ругая своего профессора за то, что не принимал электронные копии. Но это случилось. Завернув за угол коридора, я увидела их через стекло двери, ведущей на запасную лестницу. Даже с учетом времени, которое я трачу на самоудовлетворение, пока Эстель нет в комнате, не могу сказать, что когда-либо фантазировала, как моя соседка занимается с кем-нибудь сексом.
        Особенно с профессором.
        По крайней мере, это объясняет, почему она о нем не рассказывала. Предполагаю, что Бог Эстель не одобряет секс с собственным преподавателем. Я узнала мужчину, с которым она трахалась, потому что однажды он замещал моего профессора, и я была очарована тем, как он стучал кулаком по столу и щелкал пальцами каждый раз, когда хотел подчеркнуть определенный момент. Очень надеюсь, что Эстель не приходится сталкиваться с этой привычкой во время секса. Например, не делает ли он этого после оргазма, чтобы подчеркнуть торжественность момента? К счастью, я не задерживаюсь достаточно долго, чтобы выяснить это, мне удается положить свою работу и незаметно убраться оттуда к чертовой матери. Но, к сожалению, теперь меня преследует образ Эстель, жестко трахающейся с тем мужчиной.
        Но теперь, когда до отъезда остался всего день, отвлечься довольно легко. Я хочу, чтобы Джеймс приехал в полностью украшенный дом, поэтому пробегаюсь по списку того, что нужно купить и сделать. Я заказала ему в интернете дюжину подарков и постаралась устроить все так, чтобы их доставили, когда я буду дома, а Джеймс еще не приедет. Мне понадобится много времени на упаковку, потому что хочется, чтобы все было идеально. Тетя Лиза превращается в сущее наказание, когда дело касается подарков, и я не премину выдавить улыбку при виде очередной подарочной карты в магазин косметики или какого-нибудь идиотского постельного белья.
        Когда чемодан упакован, я подхожу к комнате Криса, чтобы отдать ему подарок. В моих руках коробка, упакованная в новогоднюю бумагу, хотя, конечно, я борюсь с искушением вместо этого объявить, что окажу ему честь лишить меня девственности (счастливого Рождества!), но, кажется, это плохая идея. Между нами сейчас все хорошо.
        Он открывает дверь в футболке с нарисованным Гринчем.
        – Ой, что за вздор!
        – И не говори, – отзываюсь я. – Но я все равно хочу сделать тебе маленький подарок.
        – Если это не дорогущий гаджет, то мне это не нужно.
        Я протягиваю ему коробку.
        – Тогда ладно. Это дорогущий гаджет.
        – Юхху! – Он плюхается на кровать и трясет коробку. – Ха, я почти уверен, что это специальная штуковина для уменьшения гигантских телевизоров, которые захватили вашу комнату. Я прав?
        Я бросаю взгляд на купленный им для меня в черную пятницу телевизор, который оккупировал весь письменный стол.
        – Думаю, что втайне он тебе нравится, и когда никого нет, ты смотришь порно на огромном экране.
        – Совершенно точно. Но мне все равно нужно место на столе в те редкие моменты, когда я не смотрю порно. И, эй! – восклицает Крис с преувеличенным раздражением. – На прошлой неделе приходила Эстель и смотрела «Что тебе нужно знать о Римском католицизме». Это твоя вина.
        Я усмехаюсь.
        – Ну уж извини. Теперь ты знаешь, почему я не хочу забирать телевизор. Кроме того, единственный способ смириться с тем, что ты за него заплатил, это убедиться, что он наполовину твой. А теперь открывай подарок. Мне нужно еще раз проверить, все ли я собрала в дорогу, и ложиться спать. У меня самолет в шесть утра.
        Он сдирает упаковку с квадратной коробки и снова трясет ее, прислушиваясь.
        – Мне кажется, оно сломано. Тебе лучше вернуть в магазин, – подшучивает он.
        – Не сломано. Открывай же!
        Он читает открытку:
        – «У тебя всегда будет то, что тебе нужно».
        Я шевелю пальцами в ботинках, немного нервничая, что подарок покажется слишком банальным, но Крис высыпает содержимое коробки и улыбается при виде серебристых предметов.
        – Прыгающие камни. – Он потирает один из них пальцами, а затем притворяется, будто бросает.
        – Вот почему их двадцать, – смеюсь я. – Полагаю, что хотя бы несколько ты точно бросишь в озеро. Или все их. Возможно, они для того, чтобы загадать желания, – говорю я.
        – Я не собираюсь разбрасываться ими впустую. – Он поднимает на меня взгляд, и мы на мгновение замолкаем. – Это правда очень мило, Блайт. Спасибо.
        – Мне хотелось, чтобы ты открыл подарок на Рождество, но решила, что будет не очень просить тебя взять их с собой в поездку. Они довольно тяжелые.
        – К слову, о желаниях, – произносит он и тянется под кровать. – Это ты не можешь открыть до Рождества. Оно хорошо упаковано и не тяжелое, так что возьмешь с собой. И не подглядывать.
        – Господи, Крис, тебе не нужно было ничего мне покупать! – Я машу в сторону монстра у него на столе.
        – Это был подарок на черную пятницу. А это к Рождеству. Там ничего запредельного, и я не знаю, почему выбрал это, но… Все произошло случайно. Просто почему-то сразу подумал о тебе, когда увидел. Тебе, скорее всего, не понравится.
        – Мне не может не понравиться.
        – Не подглядывать до Рождества. Обещаешь?
        – Обещаю.
        Подарок обернут в бумагу глубокого синего цвета и перевязан темно-зеленой лентой. «Цвета Атлантического океана», – думаю я. Я умираю от желания узнать, что там, и сразу же пытаюсь определить, сколько часов осталось до Рождества, но считать в уме – не мой конек.
        – Когда у тебя завтра самолет? – спрашиваю я.
        – В полдень.
        – Тебе, наверное, надо еще складывать вещи, да? Мне пора идти, нужно поспать.
        Ненавижу прощания. И у меня так давно не было практики, потому что не с кем было прощаться…
        Давно мне уже не было неловко в компании Криса, но мы не увидимся целых три недели и… Мне это не нравится. По сути, не так уж это и долго, но в изоляции студенческого городка время движется по-другому. Разлука за его пределами будет казаться бесконечной.
        – Эй, а хочешь, я подброшу тебя до аэропорта? – спрашивает он.
        – Спасибо, но я уже говорила, что самолет до Логана в шесть утра. Не думаю, что ты захочешь вставать в полчетвертого.
        – Держу пари, что ты тоже.
        Не совсем, но я хотела провести там целый день, чтобы подготовить все к приезду Джеймса.
        – Мне кажется, тебе лучше вовсе не ложиться спать.
        – Это так скучно.
        Крис улыбается.
        – Нужна компания?
        – Ты не хочешь этого делать! – возмущаюсь я.
        Он поправляет подушки и похлопывает по кровати.
        – Разумеется, хочу. Давай. Я сделаю тебе кофе в френч-прессе, и мы посмотрим фильм. Я тебе даже молоко взобью.
        Я скрещиваю руки на груди.
        – Много пены и без порно?
        – «Много пены» и «без порно» не могут стоять в одном предложении. – Он бросает в меня подушкой. – Но если ты этого хочешь. Чудик. Садись давай.
        Боже, как же я буду по нему скучать.
        Джеймс попросил одного из своих друзей забрать его сегодня вечером из аэропорта, и я разочарована. Я представляла в мечтах сцену воссоединения в пункте выдачи багажа, сопровождающуюся слезами радости и долгими объятиями. Хорошо, что у меня было немного времени скорректировать свои ожидания и подготовиться к встрече, какой бы она ни оказалась. Нереально легко относиться к возвращению домой, когда с ним связано столько воспоминаний о родителях. Такая ситуация не сулит простых каникул.
        Последние два дня дались нелегко. Несколько часов я потратила на покупки еды и всего прочего, но я отказываюсь позволять воспоминаниям и эмоциональной реакции на любую мелочь выгонять меня из дома. Например, гудение холодильника точно такое же, и этот звук вызывает ожидание, что сейчас по кафельному полу прошаркает папа, а мама расстроенно пробубнит что-то из-за того, что не может поймать любимую радиостанцию… Звуки привычного быта и счастья.
        Одной рукой я помешиваю кипящий на плите соус для спагетти в кастрюле, а другой держу приглашение, разглядывая надпись курсивом. Это приглашение на рождественский вечер от старых друзей родителей, Лени и Тима Старджен.
        Я собираюсь принять его.
        Глупо, но это кажется невероятно смелым шагом. Но ведь люди постоянно принимают приглашения. А вот я – нет. Но я все равно набираю свободной рукой их номер, пока другой помешиваю соус. Мы часто ужинали с ними всей семьей и даже на несколько недель ездили вместе в отпуск, а потому они хорошо нас знают.
        Отвечает Лени и не может скрыть своего удивления.
        – Ох, Блайт Макгвайр! Как я рада тебя слышать! Мы с Тимом часто вспоминаем тебя.
        – Правда? – выпаливаю я. – Это… это очень мило. Я звоню, чтобы сказать, что мы с Джеймсом хотели бы прийти в гости на Рождество, если еще не поздно.
        – Мы будем очень рады вас видеть, – отвечает она. – Я так счастлива, что вы придете!
        – Что ж, спасибо огромное. Ну, тогда увидимся…
        – Блайт?
        – Да?
        Наступает неловкое молчание, и я боюсь того, что она скажет дальше.
        – Как ты? – спрашивает она.
        – Неплохо, неплохо. – Я несколько минут болтаю об учебе в колледже.
        – Рада слышать, что у тебя все хорошо. Мы ничего не слышали о тебе после… после смерти твоих родителей. Я знаю, что времена были трудными, а позже ваша тетя уверила нас, что вы неплохо справляетесь, насколько это возможно, и что вы с головой в учебе и двигаетесь дальше. И мы не знали, хотели ли вы о нас слышать или нет. В конце концов, мы были друзьями твоих родителей, а у тебя, наверное, свои друзья, на которых можно положиться. После похорон мы много раз собирались позвонить, но не хотели мешать или… – Лени пытается подобрать слова: – Мы не хотели усложнять ситуацию. Если бы встреча с нами причинила вам боль, это было бы ужасно. Надеюсь, ты не считаешь, что нам просто было все равно. Или что нам сейчас все равно. Мы так сильно любили твоих родителей, Блайт. И любим тебя с Джеймсом. – Я слышу, как срывается ее голос, и меня переполняют эмоции. Кто-то беспокоился и переживал за нас. – Но теперь ты счастлива?
        Я киваю и улыбаюсь, яростно орудуя ложкой в кастрюле. Мне понадобилось время, чтобы ответить ей.
        – Да. Это было… – я пытаюсь выразить свои мысли словами. Хочется быть честной. – Это было очень, очень тяжелое время, я постоянно боролась с воспоминаниями, но в этом году все, наконец, изменилось. У меня теперь хорошие друзья, и мой мир снова заиграл яркими красками. А еще, я скучала по вам. Будет просто здорово снова увидеться.
        – Замечательно. Тим обрадуется, когда узнает, что вы придете. О, Николь Рейнс со своими родителями тоже будет с нами. Кажется, вы дружили в старших классах, да?
        – Ага. Буду рада ее увидеть.
        – Отлично. На прошлой неделе мы ходили к ним на ужин, и она спрашивала о тебе.
        – Серьезно? – удивляюсь я.
        – Совершенно. Она сказала, что ты вроде как пропала с радаров после школы, и она действительно надеется восстановить с тобой связь.
        Шокированная, я даже не смею описать свои эмоции, но мне удается еще раз поблагодарить Лени за приглашение. Мой план состоял в том, чтобы заставить себя пойти на вечеринку и просто пережить ее. Вместо этого все может получиться просто здорово. Очень, очень здорово.
        Я убавляю огонь под соусом и снова проверяю в духовке яблочный пирог. Его фото достойно кулинарного журнала, и я чуть не отправляю фотографию Крису с подписью, что его пирог на День благодарения по сравнению с этим – настоящий провал. Но отказываюсь от этой идеи.
        Я иду в гостиную. Она выглядит так, как будто Рождество буквально стошнило на нее, но мне хотелось использовать все украшения из шести коробок на чердаке. Я совсем забыла, что мама питала слабость к старинным Санта-Клаусам, поэтому в комнате выставлены всевозможные фигурки святого Николая. Выглядит жутковато, но я смягчила обстановку, развесив по комнате яркие мерцающие гирлянды. Без них было бы п?шло и безвкусно. Большинство предметов интерьера были убраны перед сдачей дома арендаторам, но, вытащив праздничные украшения, я отыскала посуду, постельное белье и прочее, к чему мы с Джеймсом с детства привыкли. Я уже распаковала коробки, которые Лиза бесцеремонно переслала из своего дома. Приятно вновь оказаться среди знакомых вещей. Облегчение оттого, что ее нет в городе, просто огромное, и я убеждена, что встреча с ней испортит настроение, которое я надеюсь задать на эти каникулы.
        Я разрываюсь между желанием оставить дом, как прежде, и освежить его. А потому изо всех сил стараюсь совместить старое и новое. Процесс украшения, распаковки, хождения за покупками и предпраздничная суета хорошо на меня влияли. Хотя иногда я не знаю, за что хвататься, но чувствую, как приобретаю опыт и становлюсь более самостоятельной.
        Я горжусь собой.
        Елка выглядит просто безумной. Она вся покрыта украшениями. Настолько, что почти не видно зелени с ветвей, но мне она кажется настоящей красавицей. Я сотни раз раскладывала и перекладывала подарки Джеймса, снова и снова перевешивала его чулок с одной части каминной полки на другую, хотя совершенно уверена, что Джеймс не расстроится из-за того, что его чулок должен висеть на три дюйма левее, или один из его подарков лежит под неправильным углом.
        Я хватаю купленную себе на Рождество книжку «Kindle» и занимаю мысли скачиванием книг и новыми историями. Без друзей и учебы у меня на каникулах определенно будет много времени на чтение. Я уже скучаю по компании Шепардов, но собираюсь взять себя в руки и не раскисать без них.
        Я успеваю прочитать десять глав книги, когда слышу, как отпирается входная дверь. Удивительно, что у нас обоих до сих пор есть ключи от дома. Я заставляю себя остаться на диване, потому что знаю, что не стоит набрасываться на Джеймса и устраивать сцену.
        Мой брат практически заваливается в гостиную под весом трех огромных спортивных сумок. Он бросает их на пол и выпрямляется.
        – Привет, – говорит он.
        Я оглядываю его. Он выглядит так же, как и четыре с половиной месяца назад – я это понимаю, – но в то же время он кажется невероятным. Я вижу маленького мальчика, который позволял мне стоять сзади его трехколесного велосипеда, который упрашивал подбросить его с причала в океан, и который поражал нас всех своими невероятными успехами в спорте, оставаясь при этом очень скромным. Аплодисменты и крики на его играх всегда крайне смущали его, но для этого и нужны родители и сестры. По крайней мере, были.
        А еще, глядя на него, на мгновение я вижу мальчика, лежащего в луже крови возле горящего дома. Но сейчас я не буду об этом думать.
        – Привет. – Кладу электронную книгу и сосредотачиваюсь на том, каким красивым и здоровым он выглядит. Джеймс немного отрастил свои светло-каштановые волосы, и ему идет, хотя у меня все равно просыпается материнский инстинкт откинуть их с его лица, чтобы я могла видеть голубые глаза. Коричневое кожаное пальто и джинсы облегают его фигуру, и я вижу, что он в такой же хорошей форме, как и всегда. – Как долетел? Никаких задержек из Боулдера?
        – Нет, все хорошо. Только я умираю с голоду. Можем что-нибудь заказать? – Он стоит посреди комнаты, засунув руки в карманы.
        – Нет, у меня ужин в духовке. – Я окидываю взглядом его багаж. – Стирка?
        – Ох. Да. Завтра займусь.
        Я подхожу к его сумкам, и мои ноги успокаивающе погружаются в ковер, как всегда.
        – Нет проблем. Я заберу. Хочешь принять душ или еще что-нибудь сделать перед едой?
        – Это… было бы здорово. Спасибо. – Когда я оказываюсь рядом и наклоняюсь забрать его сумку, он приобнимает меня. – Господи, Блайт!
        – Что? – встревоженно спрашиваю я.
        – Ты выглядишь… очень хорошо. Боже, ты такая худая. – Он отстраняет меня и оглядывает. – Погоди. Все в порядке?
        Я мягко улыбаюсь.
        – Все хорошо. Я занялась бегом, поэтому скинула вес.
        – Не то слово. У тебя появились мышцы, ты стала подтянутей и все такое. Но есть что-то еще. Ты изменила прическу? И ты как будто… Не знаю. Светишься.
        – Могу заверить тебя, что я не беременна, если ты на это намекаешь.
        Он смеется. Боже, я скучала по его смеху.
        – Я ничего такого не имел в виду. Ты хорошо выглядишь. Очень… красивая.
        Немного нервирует, какой он сейчас удивленный. Я не думаю, что стала очень уж красивой, так что, должно быть, последние несколько лет я выглядела ужасно.
        – Пойду загружу стирку. Твое полотенце в ванной, а вещи от идиотки Лизы на твоей кровати. Не торопись. Можем поесть, где захочешь.
        Джеймс выглядит несколько ошарашенным. Именно на это я и надеялась. Я определенно немного хвастаюсь. Посмотри на меня! Я полезная! И не пухлая. Для меня важно, чтобы Джеймс заметил мои старания.
        – Да, хорошо. Я ненадолго.
        Мы ужинаем, а я задаю ему кучу вопросов об учебе, его девушке, о любимой музыке. Все, что могу придумать. Я хочу заново узнать своего брата, но стараюсь вести непринужденный разговор. Я ни разу не упомянула ничего, что могло бы навести на грустные мысли. Джеймс, я с трудом могу в это поверить, тоже отзывчив. Он даже расспрашивает о моей жизни. Мне приходит в голову довольно глупая мысль, что его, возможно, «изменила хорошая девушка». Наверное, она подарила ему любовь и стабильность в жизни, то, что было ему необходимо и что я не могла ему дать.
        До этого момента.
        Следующим вечером мы собираемся на вечеринку к Лени и Тиму. Лени так крепко меня обнимает, что у меня перехватывает дыхание, и это прекрасно. Не могу не отметить, как Джеймс флиртует с каждой девчонкой приблизительно своего возраста, и им это нравится. Я ем изысканные закуски и выпиваю один бокал шампанского. Во всю глотку пою скверные, ужасные рождественские гимны. Около получаса болтаю со своей школьной подругой Николь. Никаких разговоров о смерти родителей или о моем жалком состоянии в последний год школы. Мы обменялись номерами мобильных телефонов. Следующим летом, после окончания университета, она планирует пройти стажировку в Бостонском интернет-журнале, который освещает все события в Новой Англии, и думает, что я тоже должна попытаться получить должность.
        Вечер просто волшебный.
        Я осознаю, как прекрасно держусь в ситуациях, с которыми еще прошлым летом не справилась бы. Крис, Сабин, Эрик и Эстель спасли меня, и я не знаю, чем смогу им отплатить за это.
        Джеймс делает вид, что ему не нравится, когда я заставляю его ложиться спать до полуночи, потому что в детстве мы должны были лежать в постели еще в сочельник, ни единой минутой позже двенадцати. Этот странный ритуал придумали родители. На долю секунды у меня мелькает мысль, что мы с Джеймсом должны пойти сегодня к полуночной мессе – исключение из правила, которое иногда делали мои родители, но я отмахиваюсь от нее. Может быть, я и давлю, но все равно заставляю Джеймса послушаться, устраивая целое представление, подтыкая одеяло и читая шутливую лекцию о том, что Рождество будет испорчено, даже если он встанет в туалет. Он закатывает глаза и (фантастика!) улыбается мне, интересуясь, почему я сама не в постели.
        – Потому что я эльф, глупенький. А эльфы должны работать допоздна, делать тайные… эльфийские делишки и все такое. А теперь спать! – Уходя, я слышу, как он пытается сдержать смех.
        Я еще немного брожу по гостиной. Чулок Джеймса чуть не лопается, когда заканчиваю его наполнять, а затем иду в прачечную, чтобы забросить в стирку очередную порцию его вещей. Вторая половина содержимого сумки, которую я загружаю в стиральную машину, пахнет отвратительно, как и ожидалось от парня – студента колледжа. Еще мне «посчастливилось» найти в его сумке пачку презервативов. Прекрасно. У моего младшего брата был секс раньше меня. Должна ли я побеседовать с ним о половой жизни? Фу. Наверное, нет.
        Но возможно.
        Прежде чем лечь спать, есть одна вещь, которую мне хочется сделать. Я опускаюсь на колени перед рождественской елкой и осматриваюсь. Джеймс оставил под ней пару подарков для меня, и я нахожу это очень трогательным. Вообще-то, даже более чем пару. Ха. Обычно он дарит мне футболку из своего колледжа и пару каких-нибудь мелочей. И у меня есть подарки от Эрика, Эстель и Сабина. Гораздо больше того, к чему я привыкла.
        Однако это не мешает мне найти синюю коробку с зеленой лентой от Криса. Мне хочется открыть ее в одиночестве. Уверена, что он не подарил мне ничего неподобающего, за что придется краснеть перед Джеймсом. Но все равно я хочу быть одна в этот момент. К коробке прилагается небольшой конверт с открыткой. Я не решаюсь открыть его. Так глупо, Крис не напишет какое-нибудь драматическое и романтическое признание в любви на карточке размером два на два дюйма. И не то чтобы я этого хотела.
        Но карточка на самом деле своего рода признание. Там написано: «Это принадлежит тебе. Понятия не имею почему. Я странный». Я смеюсь в голос. Внутри коробки целый ворох папиросной бумаги и пузырчатая упаковка, мне требуется несколько минут, чтобы найти и развернуть то, что внутри.
        Я тоже не знаю, почему это принадлежит мне, но соглашаюсь с Крисом. Он подарил мне красивого фарфорового морского ежа. Основной цвет раковины – бледно-зеленый, почти белый, с более темными зелеными и белыми пупырышками на месте отсутствующих шипов. Они щекочут кожу, когда я нежно провожу по ним ладонью.
        Мне нравится. Нравится больше, чем кому-либо может понравиться фарфоровый морской еж, и меня не волнует, что мое обожание этой маленькой вещи бессмысленно. Я ставлю его на пол перед собой, ложусь на живот и подпираю подбородок ладонями. И двадцать минут разглядываю фигурку.
        Это самый потрясающий из всех подарков, которые я получала.
        Глава 17
        Виновен или нет
        Рождественское утро прекрасное. Я заставляю нас постоянно чем-то заниматься, чтобы не было времени на грустные мысли об одиночестве в столь прекрасный праздник. Я включаю музыку и хихикаю про себя, когда радиостанция играет Майкла Бубле. Мы распаковываем подарки и поедаем обильный завтрак. В подарки Джеймса не входят никакие кофты с символикой его колледжа, и я подозреваю, что девушка помогла ему выбрать духи, красивый набор косметики и мерцающий шарфик. Теперь она мне нравится еще больше. Кажется, ему действительно понравилась одежда, подарочные карты, крайне дорогие наушники и новый телефон, которые я ему купила в подарок, и так здорово видеть его счастливым.
        Эстель подарила мне изумительный темно-фиолетовый топ с открытыми плечами и дизайнерскую сумочку, а в подарочном пакете от Сабина лежит красивый широкий серебряный браслет. Эрик превзошел самого себя, подарив мне мои шуточные желания для джинна: корзинку с маленькими фигурками альпаки, банку взбитых сливок и огромные гелиевые вставки для лифчика, чтобы увеличить грудь. Мне приходится объяснить этот странный набор Джеймсу, который, кажется, на мгновение обеспокоен моей новой компанией друзей. Меня переполняют эмоции от всех подарков.
        Мы с Джеймсом смотрим боевики и занимаемся всякой ерундой. Черт подери, это великолепный день.
        В то время как мой брат проводит большую часть каникул со своими школьными друзьями, я провожу много времени в банковском онлайн-кабинете и оплачиваю счета. Я хочу взять на себя все то, чем занималась Лиза, то, чем должна заниматься сама с тех пор, как мне исполнилось двадцать один и стало возможно самостоятельно распоряжаться финансами. Это чудовищное количество документов и телефонных звонков нашим адвокату и бухгалтеру, но мне удается решить несколько невероятно скучных вопросов о собственности и исчерпать все свое терпение, принимая взрослые финансовые решения. Я забочусь о том, чтобы в наше отсутствие дом содержался в порядке, и связываюсь с управляющим недвижимостью, который присматривает за домом в штате Мэн и следит, чтобы его не смыло в океан. Я подтверждаю, что не хочу сдать его в аренду.
        Каждый телефонный звонок – полный отстой, но я справляюсь с этим дерьмом и чувствую, что держу все под контролем. Но самое главное – отправляю электронное письмо. Я пишу Энни, лучшей подруге мамы, которая забывала о собственном горе, чтобы несколько недель заботиться обо мне и Джеймсе после пожара. Я нахожу ее в интернете и пишу ей письмо из восьми абзацев. Мне требуется три часа, чтобы подобрать слова и выразить, как ужасно я облажалась, сильно скучаю и нуждаюсь в ней. Я прилагаю все силы, чтобы объяснить ту боль и долгий процесс исцеления (точнее, его отсутствия), которые чувствовала на протяжении многих лет. Кроме Криса, я больше никому так не открывалась, и риск кажется огромным. Но он оправдан.
        Мне часто приходят сообщения, фотографии и даже видео от Сабина, где они вчетвером машут мне и передают привет с гавайского пляжа, а еще периодические сообщения от Криса с вопросами обо мне, но я стараюсь не позволять себе зацикливаться на нашем общении. Это время на себя, на возможность побыть с Джеймсом, и я в восторге, что мы провели две с половиной недели без скандалов.
        А потом между нами происходит отвратительный разговор.
        Честно говоря, я сама хотела, чтобы все было честно и открыто.
        Но это так больно, черт подери, так больно!
        Но все же необходимо.
        Джеймс сидит в углу комнаты и смотрит телевизор, но вдруг отрывает меня от чтения.
        – Блайт?
        – Секунду. – Я поднимаю палец. Меня полностью поглощает книга, а он, вероятно, хочет куда-нибудь поехать.
        – Блайт, – настойчиво зовет он.
        Я поднимаю взгляд и вижу, что глаза Джеймса покраснели и наполнены слезами.
        О боже. Сердце сжимается. Он расстроен. Я думала, что у нас все хорошо и что я старалась поддерживать атмосферу непринужденности и легкости, но вдруг вижу, что потерпела неудачу.
        Он начинает говорить, вываливая на меня правду, которой до сих пор никогда не делился:
        – Так трудно здесь находиться. В этом доме, особенно вот так, в чертовы праздники, и без родителей. Просто кажется, что все произошло совсем недавно, ведь мы впервые сюда вернулись. Это слишком. Мне кажется, будто они умерли только вчера.
        Мой брат ударяется в слезы, и я совершенно сбита с толку. Я не знаю, нужно ли мне сесть рядом и утешить его.
        – Я хочу, чтобы они вернулись, – говорит он.
        – Знаю. Я тоже.
        – Я так сильно этого хочу, Блайт, что готов пойти на самое худшее.
        Он делает огромное признание. Я прекрасно понимаю, что он имеет в виду, и мне не хочется, чтобы он говорил такое. У меня самой возникала такая же невыносимая мысль, и я знаю, каково это – ненавидеть себя. И не желаю такого своему брату, поэтому произношу вслух то, что должно тяготить его до глубины души:
        – Ты променял бы меня на одного из них.
        Он совершенно разбит. Это что-то новенькое, потому что обычно я разваливаюсь на части, а Джеймс всегда спокоен, собран и разумен. Теперь моя очередь быть сильной.
        – Джеймс, все нормально. Я не допущу, чтобы ты плохо себя чувствовал из-за желания вернуть их. Если бы я могла их вернуть, я бы это сделала. И неважно, какой ценой.
        – Мне жаль, мне так жаль, – произносит он, окончательно расплакавшись.
        – Я знаю, что ты винишь меня за ту ночь. За то, что оказались в этом доме, за то, как я… – Приходится собраться с духом, чтобы продолжить: – За то, как поранила тебя.
        – Нет, ты не понимаешь.
        По щекам брата ручьем текут слезы. Мне больно на это смотреть.
        – Я выдержу, Джеймс. Я тоже виню себя. Твои крики будут преследовать меня до конца жизни. Знаешь, как часто я проигрывала события той ночи и представляла, как бы можно было поступить? Что, если бы я проснулась при первом намеке на дым? Или сначала внимательно проверила, убрала ли осколки с разбитого окна? Захожу даже еще дальше, когда выбирала этот дом. Стоило все доверить тебе. Все. Я бы все изменила. Но что бы ты мне ни предъявил, я не брошу тебя, Джеймс. Никогда. Можешь злиться на меня, но я всегда буду рядом и никогда не прекращу любить тебя. Ты мой брат.
        Джеймс слишком расстроен, чтобы говорить, поэтому я продолжаю:
        – Я понимаю. Это… часть того, через что мы должны пройти. Просто сейчас такой период. Я верю, что все станет лучше. Знаю, что так долго была не в себе и ничего не делала, но я вернулась. И я не мама. Это тоже понимаю. У всех должны быть мама и папа, но тебя несправедливо лишили этого. Любому человеку нелегко терять родителей, но ты потерял обоих, когда был еще ребенком. Я не могу ничего изменить, но собираюсь быть рядом и помочь тебе, если ты мне позволишь.
        Он трет глаза и шмыгает носом, а я встаю и сажусь рядом с ним. Я хочу обнять его, но он падает мне на колени.
        – Я сделал кое-что плохое, Блайт, – говорит он сквозь слезы. – Ты не захочешь быть рядом, если узнаешь. – Джеймс плачет и цепляется за меня, как маленький ребенок.
        Я понятия не имею, о чем он говорит, но ему явно нужно облегчить душу. Поглаживая его спину, я размышляю, как чуждо нам вот так касаться друг друга, но я рада, что он позволяет мне утешать себя.
        – Никакие твои слова не изменят моего отношения.
        Он избегает смотреть мне в глаза, когда выдавливает из себя признание:
        – Я мог бы играть в футбол. Не так сильно меня поранило, как ты думала.
        Я застываю.
        – Что… что ты имеешь в виду?
        Он прячет лицо.
        – Я всем говорил, что нога слишком повреждена и не смогу больше играть, потому что не хотел. Я не мог. Футбол ни черта не значил для меня, но все хотели, чтобы я стал суперзвездой. Но мне было все равно. За исключением шрама, с ногой все в порядке.
        Нога моего брата в порядке. Последствия того, что он мне говорит, поражают меня. Я четыре года винила и ненавидела себя за то, что лишила Джеймса светлого будущего. Я считала, что футбол мог бы помочь ему отвлечься в такое ужасное время, а теперь узнаю, что он даже не хотел этого. И все же он позволил мне взять на себя ответственность за уничтожение того немногого, что у него осталось.
        Я стараюсь говорить спокойно, потому что не хочу показывать, как разозлилась:
        – Почему ты никому не говорил, что не хочешь играть? Что ты притворялся?
        – Потому что… потому что все ожидали, что я захочу… Не знаю… захочу доказать, какой я крутой перед лицом трагедии. Красивая история, верно? Местный мальчик продолжает торжествовать перед лицом трагедии? У меня не хватило духу.
        – Кто еще знал, что ты в порядке? – спрашиваю я.
        Он пожимает плечами и вытирает нос.
        – Только врачи. Тренер никогда не заставлял меня доказывать, что я не могу играть. Я просто сказал, что слишком сильно повредил мышцы и мне больно возвращаться к тренировкам.
        Я киваю, пытаясь осмыслить то, что он рассказал мне. Меня колотит от гнева за то, как он поступил со мной, и все же… Я знаю, как легко сойти с ума, когда твои родители сгорают заживо этажом выше тебя. Под гневом кроется даже своего рода понимание его выбора. Крис оказался прав, когда говорил, что Джеймсу легче обвинить меня во всем случившемся. Если бы я могла переложить вину с себя на кого-нибудь другого, я бы тоже так поступила. А моему брату было всего пятнадцать, еще совсем ребенок. Черт, он и сейчас ребенок во многих отношениях.
        Я говорю единственное, в правдивости чего уверена:
        – Должно быть, тебе трудно было решиться рассказать мне правду. И я не могу не спросить, почему сейчас? Почему ты сейчас говоришь мне об этом?
        – Потому что… потому что ты так добра ко мне. До этого, когда ты была такой разбитой, мне казалось, что легче обмануть себя и верить, что это правда. Считать свою ложь правдой, и что ты заслуживаешь всю вину, потому что ужасно было находиться рядом с тобой. Твое поведение лишь усугубляло положение.
        Я люблю Джеймса, но в данный момент он просто омерзителен, черт побери! Он оправдывал свою ложь моей скорбью и депрессией, крайне усугубляя этим мое состояние.
        – Теперь ты всегда будешь меня ненавидеть.
        – Нет, Джеймс. Я не ненавижу тебя. – Я снова кладу ладонь ему на спину. Хоть меня и обуревают смущение и гнев, не могу не признать, что он совершил храбрый поступок, рассказав мне все, и теперь понимаю, что мы достаточно настрадались. Кричать уже бесполезно. И я не смогу ненавидеть его.
        – Я очень, очень сожалею. Это было очень глупо, я просто не думал. Но у меня крыша ехала от происходящего, все наваливалось снежным комом, и я не знал, как выпутаться из вранья и…
        Я закрываю глаза и продолжаю гладить его по спине. Мысленно я кричу: «Ах ты сукин сын! Гребаный маленький ублюдок!» Вместо этого думаю о том, как хладнокровно Крис справился с тем фиаско с Сабином на День благодарения. Наверняка ему тоже хотелось придушить брата. Из крика не выйдет ничего хорошего, поэтому я говорю спокойно:
        – Я понимаю. Знаю, каково увязнуть и не знать, как выбраться из ситуации.
        Я сдерживаю слезы ради нас обоих. Джеймс снова испытывает ужасную боль, а я зациклилась на желании опекать своего брата, когда ему требовалось лишь немного гребаного утешения. Жизнь нечестная штука, но нам приходится с этим справляться. И мы будем бороться ради будущего. Не просто будущего, а светлого будущего.
        – Почему до сих пор так больно? – спрашивает он. – Почему мы не можем с этим справиться и просто жить дальше?
        – Знаю. Мы горевали больше четырех лет, но этого недостаточно. А теперь, кажется, пришло время.
        Нет никаких стадий горя, хотя об этом говорится чуть ли не в каждой глупой статье по психологии. Нет никаких временных рамок, диктующих, когда и что ты будешь чувствовать. Тебе просто приходится пережить настоящий ад, и каждый раз это очень трудно.
        – Мы пройдем через это, – убеждаю я его.
        – Как же трудно находиться дома, – всхлипывает он. – Слишком трудно.
        Я представляю, как Крис помогает мне дышать.
        Глажу брата по волосам и несколько минут размышляю. Наконец, спрашиваю:
        – Хочешь вернуться в колледж пораньше? У тебя есть, с кем там остаться?
        Он кивает и снова вытирает глаза.
        – Я поменяю твой билет. Это не проблема.
        – Ты злишься, что я хочу уехать?
        – Конечно нет. Думаю, в колледже тебе будет легче, а потому есть смысл уехать. Я знаю, что здесь ты не чувствуешь себя дома. Но когда-нибудь, когда придет время, все изменится.
        – Мне так жаль, – снова повторяет он. – Я собираюсь загладить свою вину, потому что не заслуживаю твоего хорошего отношения. Я все испортил.
        – Все нормально. – Не веря в то, что только что произошло между нами, я откидываю голову на спинку дивана. – С нами все будет хорошо. Когда-нибудь все наладится.
        Но сейчас до этого явно далеко.
        Глава 18
        Он и все, что с ним связано
        Обратная дорога в колледж кажется бесконечной. Я мечтаю, чтобы путешествие из Бостона в Мэдисон длилось одно мгновение, потому что мне просто хочется вернуться в общежитие. Погода чудесным образом благоволит мне, потому хотя бы не приходится терпеть задержки и отмены рейса. Ко времени приземления я уже вся извожусь от желания оказаться в Мэттьюсе. Поскольку меня никто не заберет, я смиряюсь, что мне придется заплатить небольшое состояние за такси до колледжа.
        Джеймс уехал из Бостона вчера, на следующий день после нашего разговора, и я в спешке подготовила и закрыла дом, чтобы успеть на свой самолет. Я не сбежала, нет. Возвращение в кампус – это не бегство. Так долго находиться в доме родителей, да еще и после признания Джеймса, было очень тяжело. Мне понадобится время, чтобы справиться с обидой и последствиями от вранья моего брата. Нет никакого способа исправить наши отношения за один вечер или даже в ближайшие несколько месяцев. Я надеюсь, что прощу его, когда буду готова. Но мне хорошо, потому что я и так сделала огромный шаг вперед во многих отношениях. Просто сейчас пришло время уезжать. Останься я дольше, могла бы уничтожить все хорошее, все свои «успехи», которые годятся для моего мысленного списка. Они завоеваны с трудом, и я не собираюсь от них отказываться.
        Только когда такси оказывается в нескольких милях от кампуса, до меня кое-что доходит. Что-то очень важное. Черт подери, я не могу попасть в общежитие. Оно откроется только через неделю. Как можно быть такой глупой? В прошлом году я слышала, как кто-то из одногруппников жаловался, что уткнулся в закрытую дверь, когда вернулся пораньше. Мэттьюс временно меняет замки или что-то вроде того, поэтому я понимаю, что мой ключ не сработает.
        Я велю таксисту ехать обратно в центр Мэдисона, пока быстро ищу по телефону отель. Да пошло оно все к черту. Я собираюсь на целую неделю остановиться в самом хорошем и дорогом отеле, который смогу найти. Никаких домашних заданий и пробежек по замерзшему кампусу, а вместо этого множество пенных ванн и удовольствие от сервиса. Отфильтровав результаты поиска по цене от дорогих к дешевым, я звоню в самый первый, «Мэдисон гранд отель Энд Сьютс», и бронирую номер. Технически я бронирую люкс.
        Несмотря на довольно заурядное название, отель действительно большой, а персонал очень любезный и профессиональный. Во время регистрации они интересуются, хорошо ли прошел полет, голодна ли я, и могут ли они еще что-нибудь для меня сделать. Что-нибудь поесть? Дополнительные подушки? Полотенца? Услуги химчистки? Уверена, что они в восторге оттого, что забронировали номер на целых шесть дней в это скучное время года, и я смеюсь, когда признаюсь себе, что мне нравится такая суета вокруг моей персоны. Родительскую любовь персонал отеля не заменит, но я рада воспользоваться любым проявлением заботы. Если надо, я даже могу внушить себе, что этого мне более чем достаточно.
        Когда мой багаж доставляют в номер, я все распаковываю, потому что не люблю жить на чемоданах. Это место станет моим домом на шесть дней. Мебель цвета черного кофе современна и изящна, а массивное окно выходит на сверкающие огни города.
        В ванной стоит джакузи, и можно открыть жалюзи в спальню, чтобы наслаждаться видом на ночное небо из окна номера. После налета на корзинку с дорогой косметикой для ухода, которая явно влетит мне в копеечку, я принимаю горячую ванну и отмокаю минут двадцать, стараясь не думать ни о чем, кроме приятных ощущений. Я брею все, что положено, и даже больше, и делаю какую-то странную грязевую маску для волос, которая должна усиливать блеск. Позже я ополаскиваюсь, наполняю ванну чистой водой и включаю джакузи. Господи боже, это обалденно!
        Струи воды ласкают кожу повсюду, и, не успев даже подумать, я уже опускаю руку между ног. Хаос и эмоции после поездки домой не совсем способствуют возбуждению, но очевидно, что телу необходима компенсация. Эта ванна могла вместить еще пятерых человек, но я бы предпочла еще одного. Я достаточно возбуждена и, вероятно, могла бы заставить себя кончить, но через несколько минут убираю руку, понимая, что сейчас я этого не хочу.
        Не своих прикосновений мне хочется.
        Знаю, мне не стоит фантазировать о Крисе, но я не могу сдержаться. Уступая физическому желанию, я снова просовываю пальцы между ног. Мозг начинает проигрывать сцены того, что бы мы могли делать вместе с Крисом, как бы я могла его касаться, заставлять стонать. Упираюсь ногой в край ванны и засовываю палец внутрь себя. Воспоминания о Крисе, делающем это со мной, обостряют чувства, и я двигаюсь быстрее. Легко представить, что именно он делал со мной тогда, у двери, я помню свои ощущения. Вспоминаю его голос, ласки, каждое произносимое им прекрасное слово. Я думаю о его пальцах между моих ног, о том пожаре, который он пробудил во мне тогда, как прижимался через одежду членом к моей киске и при этом крепко держал в объятиях…
        Я останавливаю руку. Боже, что со мной не так? Я тут же удивляюсь, как осмеливаюсь даже думать о таких неприличных словах, но должна признаться, что они кажутся мне уместными. Я вспоминаю грязные разговоры Криса, когда он заставил меня так бурно кончить, и решаю, что эта его сторона, кажется, передалась и мне. Может быть, неудивительно, что я сейчас думаю о словечках из фильмов для взрослых.
        Черт. Черт!
        Я раздраженно отдергиваю руку. Не хочу сама доводить себя до оргазма. Этого больше недостаточно. Я учусь на последнем курсе колледжа, мне просто нужен секс. А точнее, я хочу, чтобы меня так оттрахали, чтобы я сидеть потом не могла. «Как изящно», – думаю я. Но это именно то, чего мне хочется. К несчастью, сейчас этого не случится.
        Я встаю и снова копаюсь в наборе в поисках чего бы еще на себя намазать. Скраб для ног отлично подошел бы, но химический запах малинового ароматизатора отвратителен, а потому я продолжаю поиски. Среди всего прочего рядом с солью для ванны в скромной запечатанной коробке лежит вибратор. Я не беру его, такого мне тоже не надо. Упаковка презервативов и тюбик смазки выглядят как насмешка. Я хватаю их и выбрасываю через проем в стене на кровать. Потом беру невинную баночку с солевым скрабом. В ней нет ничего эротичного.
        Позже, после того, как высушила волосы и надела удобные черные легинсы и облегающую майку, я заказываю обильный ужин. Нет смысла красиво одеваться, и я рада, что моя одежда позволяет потянуться, пока жду. Мышцы все еще эластичные, потому что дома получилось взять временный абонемент в тренажерный зал. По крайней мере, мои старания до каникул не пропадут из-за долгого перерыва. Когда я дотягиваюсь до пальцев ног, то с радостью замечаю, что моя гибкость становится лучше с каждой неделей. К тому времени, как принесли еду, я уже хорошенько размялась, хотя зачем, непонятно.
        Я приглушаю свет и беру первое блюдо, феттучини альфредо, сажусь в большое кресло и смотрю на Мэдисон, пока ковыряюсь в еде. Теперь, когда у меня есть три крайне калорийных блюда, мне не хочется есть. Я размялась, раздражена и сексуально не удовлетворена.
        Я вздыхаю, глядя на живописный вид из окна. Центр города ярко сияет огнями, особенно здание Капитолия, которое залито люминесцентным белым свечением.
        Съев еще немного и сделав хороший глоток джина с тоником комнатной температуры, который я себе смешала, я выкатываю тележку в коридор, ловя кого-то из обслуживания номеров. Беру со столика серебряное ведерко и направляюсь к автомату со льдом, который стоит рядом с лифтом. Можно будет продолжить набег на мини-бар.
        Как только поворачиваю за угол, возвращаясь в свой номер, я вижу, как он выходит из двери в дальнем конце коридора.
        Крис небрежно прогуливается в мою сторону, засунув руки в карманы джинсов. Я застываю на месте, пока он, наконец, не поднимает голову и замечает меня.
        – Ну, привет, – с улыбкой произносит он. Загорелый и невероятно красивый, и я чуть не падаю в обморок.
        – Что ты здесь делаешь?
        Наверное, со стороны видно, как вздымается моя грудь. Я бросаю ведерко и быстро иду к нему. Он не может не заметить, насколько я возбуждена. Крис встречает меня на полпути, и я стискиваю в кулак его футболку, притягивая к себе. Тянусь к его губам.
        – Ты мне нужен, – уверенно произношу я напряженным голосом. Точно не знаю, но, возможно, я даже издаю рык.
        Я не отпускаю его и веду в свою комнату.
        – Блайт, что ты делаешь? Я думал, мы решили, что не будем… – Но он не сопротивляется, его руки лежат на моей талии, а потом спускаются под легинсы.
        Я улыбаюсь.
        – Заткнись. – Тянусь за спину и машу ключ-картой. Как только слышу, что дверь открыта, я ударяю по ручке и веду нас внутрь.
        Теперь его очередь упираться спиной в стену.
        Его губы вкуса апельсиновой газировки, что кажется мне ужасно милым, и я целую его крепко и долго. Не потому что люблю апельсиновую газировку. Я цепляюсь за его волосы и грудь.
        Крис заметно удивлен моим напором, а мне совершенно все равно. Но он быстро справляется с собой, и его ладони путешествуют по моей коже, пока я продолжаю целовать его. Он подхватывает меня под попку и приподнимает, прижимая к себе. Теперь мы двигаемся вместе, совсем не так, как тогда в моей комнате. Несмотря на разницу в росте, мы идеально подходим друг другу, и от сладкого ощущения, как Крис прижимается ко мне бедрами, мне практически больно. Даже сквозь джинсы я чувствую, как он возбужден.
        Не разрывая поцелуй, я нахожу его пояс и выдергиваю футболку, чтобы дотронуться до пресса, погладить поясницу и задницу. Потом возвращаюсь к джинсам, одной рукой лаская его, а другой расстегивая ремень. Крис задыхается и прислоняется головой к стене.
        – Блайт, – шепчет он напротив моих губ.
        Я наслаждаюсь звуком своего имени на его губах.
        – Да? – отвечаю я, не в силах сдержать улыбку.
        – Не уверен, что это хорошая идея, – говорит он, но его ладони накрывают мою грудь, отчего соски затвердевают.
        – А я думаю, что это блестящая идея, – возражаю я.
        – Но мы не можем… завязывать отношения. Я уже говорил, что не подхожу на роль парня.
        – Знаю. – Я сильнее потираю ладонью перед его джинсов.
        – Мы друзья. Я не хочу все испортить.
        – Я тоже. Мы и не испортим.
        – Ты сейчас так говоришь, но потом все будет по-другому.
        – Я большая девочка и знаю, чего хочу. – Так и есть. Не знаю, откуда рядом с ним у меня берется уверенность.
        – Ты знаешь, как сильно ты мне дорога, это гораздо больше, чем я…
        – Кристофер, – прерываю я его и отстраняюсь, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. Мне приятно, что он беспокоится за меня, но знаю, что он так же готов к этому, как и я. – Мне не нужно, чтобы ты стал моим парнем. – Я расстегиваю его штаны. – Я хочу, чтобы ты трахнул меня.
        Он тяжело дышит, и ему требуется время, чтобы заговорить:
        – Ты уверена?
        – Да.
        Теперь он смотрит на меня с жаром в глазах.
        – Я могу это сделать.
        – Хорошо.
        Он помогает мне стянуть с него джинсы, и я кладу ладонь поверх его синих боксеров. Крис стонет и нежно касается руками моей головы, когда я опускаюсь на колени и провожу губами по ткани. Скольжу ладонью между его ног и тянусь поцеловать его. Это для меня первый минет, и я всегда думала, что буду чувствовать себя неуверенно, но вместо этого мне отчаянно хочется Криса, любым способом. Знаю, что он чувствует жар моего дыхания. Свободной рукой стягиваю с него боксеры и тут же касаюсь языком. Моя жажда сильна, настойчива, и я схожу с ума от счастья, что наконец-то могу прикоснуться к Крису так, как мне хочется. Я провожу языком по всей его длине.
        Крис издает стон.
        – Господи, Блайт…
        На секунду я задумываюсь, правильно ли все делаю, но прогоняю неуверенность прочь. Это минет, а не ракетостроение. И мне плевать на ракетостроение. Что меня действительно волнует, так это неприкрытое удовольствие, сквозящее в издаваемых Крисом звуках.
        Я еще ниже стягиваю с него трусы и начинаю медленные ласки языком. Черт, это так приятно. Его вкус заставляет меня хотеть большего. Когда обхватываю его губами, Крис громко стонет. Теперь понимаю, почему он хотел услышать меня, узнать, как звучат мои стоны, потому что сейчас эти звуки просто божественны. Я заглатываю его член еще глубже, а потом снова вытаскиваю. Медленно нахожу ритм, который нравится нам обоим. Не знаю, делаю ли я так, как ему нравится, но ничего неправильного явно не совершаю. Смыкаю пальцы на основании его члена и скольжу по нему губами. Эти стоны и нежные прикосновения пальцев к моим волосам сводят меня с ума. Как бы сильно ни хотелось довести его до оргазма, другого мне хочется больше, а потому я останавливаюсь, как только чувствую, что он слишком близко.
        Я полностью стягиваю с него штаны и трусы и поднимаюсь, когда он выступает из них. Крис обнимает меня и притягивает к себе. Наши поцелуи теперь горячие и нетерпеливые, мы ласкаем друг друга, не в состоянии насытиться. Он стаскивает с меня легинсы и нижнее белье и тут же поднимает на руки. Я обхватываю ногами его талию. Крис несет меня в комнату, а я по дороге хватаю так кстати брошенную на кровать упаковку презервативов.
        – Слава богу, – выдыхает Крис, забирая коробку и сажая меня на комод.
        Он довольно грубо кладет руки мне на грудь, и я откидываюсь назад, чувствуя, как сильно он меня хочет. Он дразнит мои соски сквозь майку и выглядит чертовски потрясающе, все еще наполовину одетый в темно-синюю футболку. Я вынуждена на секунду прикрыть глаза, когда его член скользит меж моих ног.
        Да, нам точно не понадобится смазка. Я определенно мокрая и больше не выдерживаю. Мне кажется, что я ждала целую вечность.
        – Ты должен меня трахнуть, – прошу я. – Ты должен. Я должна почувствовать тебя внутри.
        Крис снова меня целует и говорит:
        – А я должен оказаться внутри тебя.
        Шуршание разрываемой фольги кажется невероятно сексуальным, потому что означает, что я наконец-то получу желаемое. Но вид того, как он надевает презерватив и готовится меня трахнуть, заводит еще больше.
        Он подтягивает меня к краю комода, и в голове проносится мимолетная мысль, что этот комод создан для нас двоих, потому что я на идеальной для Криса высоте. Его губы на моей шее, он крепко целует меня, а руки настойчиво скользят вверх и вниз по внешней стороне моих бедер. Мы двигаемся в бешеном ритме и не можем замедлиться, да я и не хочу.
        – Черт, твое тело идеально, – шепчет он. – Ты такая красивая.
        Он подходит ближе, и я всхлипываю, чувствуя, как он касается меня.
        – Крис, пожалуйста.
        – Ты этого хочешь? – спрашивает он, впиваясь пальцами мне в спину. – Хочу, чтобы ты была уверена.
        Я обхватываю ладонями его лицо и заставляю посмотреть на меня.
        – Да.
        Он бросает на меня самый горячий взгляд, который я когда-либо видела в своей жизни.
        – Боже, как сильно я хочу тебя.
        – Покажи мне, – шепчу я, обхватывая его бедра ногами.
        Мы не отрываем друг от друга глаз, когда головка его члена входит в меня.
        Я так отчаянно возбуждена, но внезапно он замирает.
        – О боже, пожалуйста, не останавливайся, – умоляю я.
        Он кладет руку мне на щеку.
        – Малышка, пожалуйста, дыши. Я не хочу причинять тебе боль.
        Он прав. Я невольно задерживаю дыхание, и все тело напрягается от нетерпения. Киваю и заставляю хотя бы нижнюю часть тела расслабиться. Смотрю на Криса и снова киваю. Когда я выдыхаю, он продвигается немного дальше, и я чуть не теряю рассудок. Крис едва двигается, я понимаю, что он старается быть нежным. Но я нет. Я еще больше откидываюсь назад и приподнимаю бедра, чтобы принять его глубже. Частью сознания понимаю, что это больно, но еще больше мне хочется продолжения. Когда я ставлю ногу на комод и поднимаюсь повыше, Крис резко вдыхает и кусает губу, продвигаясь еще глубже. Мы замираем на секунду и смотрим друг на друга, тяжело дыша и пытаясь взять себя в руки. Но потом я прошу его:
        – Больше. Я хочу больше.
        Он улыбается и наклоняется ко мне.
        – Ты в порядке? – Вместо ответа я двигаю бедрами вверх и вниз. – Все, что пожелаешь, малышка. – Когда он за талию притягивает меня ближе и толкается глубоко внутрь, я стону так громко ему на ухо, что, наверное, оглушаю его. Мне нравится, как он поддерживает меня за спину, когда выходит и входит обратно.
        – Господи, ты такая горячая, – выдыхает он.
        Я обхватываю его ягодицы и тянусь к губам для поцелуя. Говорить нелегко сейчас, но я все равно произношу:
        – Тогда трахай меня жестче.
        Столько времени я жила, не желая никаких чувств и прикосновений, и теперь я наконец-то компенсирую это. Мне хочется ощущать его как можно полнее. Я целую его и за талию прижимаю так сильно, что его член полностью оказывается во мне.
        Крис немного ускоряет темп, входя до конца, а потом почти полностью выходя из меня. С каждым его движением моя жажда нарастает. Я совершенно теряю контроль над собой, но на этот раз в хорошем смысле, потому что это самое естественное чувство восторга, которое у меня когда-либо было.
        Как раз в тот момент, когда действительно становится больно, Крис замедляется и меняет тон наших любовных ласк. Он крепко обнимает меня, и мы целуемся, растворяясь друг в друге и забывая дышать. Крис прижимает меня к себе и начинает слегка двигать бедрами, оставаясь глубоко и даря совершенно новые ощущения. То, как его член двигается во мне… О боже, это может вызвать зависимость. Наши мышцы напряжены, мы двигаемся в едином ритме, прижимаясь друг к другу. А потом я кое-что понимаю: вот откуда взялась фраза, что люди становятся единым целым.
        Крис тяжело дышит возле моего уха, и по хрипотце, с которой он выдыхает мое имя, я знаю, что теперь моя очередь слушать, как он кончает. Он убирает одну руку с моей талии, чтобы упереться ею в комод, двигаясь быстрее и яростнее в приближении к оргазму. Хватка на моей спине усилилась, Крис прижимал меня к себе, насколько это возможно. Я завороженно наблюдаю, как он начинает стонать и замедляться, непроизвольно двигаясь во мне, когда его накрывает дрожь.
        Его губы на моей шее, язык нежный и ласковый, Крис целует меня везде, куда может дотянуться. А потом он кладет ладонь мне на щеку и находит мои губы. Поцелуй становится нежным, чувственным и медленным, когда мы постепенно приходим в себя.
        Мы замираем, наслаждаясь мгновением, потом Крис выходит из меня, но не убирает руки.
        – Боже, прости. Ты в порядке? Я сделал тебе больно? Просто… Черт, я просто не мог остановиться. У меня никогда… такого не было.
        Как мне нравится, что он едва может связно говорить.
        – Я… буквально потерялся в этом.
        Он снова начинает целовать меня, и я стону, когда наши языки вновь сплетаются.
        Наконец, мы отрываемся друг от друга, чтобы отдышаться.
        – Да, я более чем в порядке. Это было… невероятно.
        Крис слегка качает головой.
        – Совсем не так я представлял, как ты лишишься девственности.
        Я склоняю голову вбок и улыбаюсь.
        – Ох, я поняла. Значит, ты представлял, как я теряю девственность?
        – Ну, я имел в виду…
        – А случайно не ты был частью этих фантазий?
        – Эм… Я мог бы подумать об этом… – Он прокашливается. – Между нами, несомненно, есть определенная химия и…
        Я избавляю его от неловкости и снова целую.
        – Я вовсе не жалуюсь. Неужели ты думал, что я мечтала об усеянной лепестками роз постели и свечах по всей комнате?
        Крис проводит пальцем по моим губам.
        – Нет, но сейчас мы немного поторопились. Мне стоило быть… более осторожным.
        – Ты подарил мне именно то, что я хотела.
        Он опускает голову мне на плечо и зубами отводит в сторону тоненькую бретельку топа.
        – Нет, я слишком потерял контроль.
        Я вздрагиваю, когда он дразнит мою кожу языком.
        – Ты не любишь терять контроль, правда? – мурлычу я.
        Он тихонько смеется.
        – Не совсем.
        – В общем, мне понравилось.
        Он снова смеется.
        – Я рад.
        Кое-что приходит мне в голову. Совсем не сексуальное.
        – Вот черт. У меня не идет кровь? – Крис делает полшага назад и закатывает глаза, когда я приподнимаю его подбородок так, чтобы он не мог посмотреть на меня.
        Я опускаю взгляд и трогаю себя.
        – Слава богу.
        – Нет? – спрашивает он, тут же подходя ближе и утыкаясь носом мне в шею.
        – Нет. Иначе мне пришлось бы дать уборщице большие чаевые.
        – Думаю, тебе и так придется.
        Вот! Я знала, что мы можем просто позаниматься любовью и не заморачиваться на этом. Мы остались прежними друзьями. Я запутываюсь пальцами в его волосах.
        – Эй, Крис?
        – М-м?
        Я чувствую, как он снова покусывает меня за плечо, и на секунду забываю, что хотела спросить.
        – Какого черта ты вернулся в Мэдисон? Кажется, у вас на Гавайях было все круто.
        – Ох. Это. Только не говори Сабину, что я рассказал. Суд назначил дату заседания, так что пришлось вернуться пораньше.
        – Что за черт? Зачем?
        – Летом этот идиот напился. Чтоб ты знала, ему очень стыдно, поэтому ничего не говори.
        – Не буду. Его ведь не посадят в тюрьму? – Я моментально отхожу от только что испытанного блаженства и начинаю нервничать.
        – Нет, нет. Ничего такого. Обещаю. Но с тех пор он не может водить.
        Только после слов Криса я вдруг понимаю, что никогда не видела Сабина за рулем. Всегда либо Крис, либо Эстель, либо Эрик.
        Его руки скользят по мне, и даже простые прикосновения снова невероятно возбуждают меня.
        С моих губ срывается тихий звук. Я не могу сдержать его. Просто таю в его руках.
        – А ты что здесь делаешь? – спрашивает Крис.
        – Просто… Я достаточно провела времени дома.
        Он хмурится.
        – Все в порядке?
        – Да. В основном, все прошло хорошо. Но Джеймс немного подкинул дерьма и… Я потом тебе расскажу. Все в любом случае наладится.
        Он расслабляется.
        – Хорошо. – Ладонь Криса на моем бедре сводит с ума. Он с минуту молчит, уткнувшись в меня носом. – Я все еще считаю себя обязанным загладить свою вину перед тобой. Нам нужно быть помедленнее. Гораздо медленнее.
        Он поднимает меня на руки и несет к кровати, а потом бережно усаживает на нее. Я почти с благоговением наблюдаю, как он снимает футболку. Какой же он красивый, черт подери. Его рельефный торс теперь загоревший и еще более соблазнительный, чем когда я видела его последний раз.
        – Ты готова? – Его соблазнительная улыбка убивает меня.
        Неспособная говорить, я киваю.
        Обнимаю его за шею и смотрю, как он нависает надо мной.
        – У меня на тебя много планов, но сначала мне нужно оказаться внутри тебя так, как должен был это сделать в первый раз. – Он берет в руку свой член и проводит им у меня между ног. Я все еще истекаю соками после оргазма, и Крис использует их вместо смазки. Мы оба тихо стонем, и когда он задевает клитор, я ахаю.
        Как же далеко лежат презервативы.
        Когда, наконец, мы позаботились о безопасности, Крис на предплечьях нависает надо мной. Не отводя взгляда, медленно начинает погружать в меня кончик члена. Сильнейшее возбуждение мгновенно оборачивается полным безумием, и я сильнее притягиваю Криса за талию.
        – Но-но-но, детка. – Крис качает головой и поднимает мои руки над головой. Затем переплетает наши пальцы. – Мы не будем торопиться, нравится тебе это или нет.
        Я извиваюсь под ним, отчаянно выгибая грудь, и он улыбается, но ногами удерживает меня на месте. Он заставляет меня ждать. Теоретически мне нравится идея делать это медленно, но я все равно умираю от желания поскорее начать. Дайте мне волю, и я бы уже затрахала его до смерти. Что я еще не знала, так это то, что он даст мне желаемое, но начнет медленно.
        Крис еще немного скользит внутрь. А потом выходит. Затем толкается еще глубже и замирает там. Он придерживает рукой меня за талию, пока полностью погружает в меня член. Заставляя меня стонать, на этот раз громче. Когда я уже собираюсь схватить его и притянуть еще сильнее, он чуть отстраняется на руках и медленно начинает меня иметь.
        Я теряюсь в ощущениях и вскоре привыкаю к ритму, инстинктивно двигая бедрами навстречу. Я чувствую, как он ласкает мою грудь и целует в щеку. Он занимается со мной любовью без спешки и нетерпеливости. Крис приподнимает мое тело навстречу своему, и я теряю чувство времени. Все, что мне остается, это тонуть в этих ощущениях, самым безнадежным и прекрасным образом.
        А потом он снова говорит со мной. Никогда не думала, что мне такое понравится, но его голос увеличивает накал страсти.
        – Ты невероятна. Боже, как крепко ты обхватываешь мой член.
        Я стону и быстрее двигаю бедрами, а Крис теперь нависает надо мной на руках. Он остается внутри и трется об меня всем телом. Я сильнее сжимаю мышцы вокруг него, слыша, как Крис резко втягивает воздух. Он приподнимается чуть повыше, так, чтобы кончик его члена давил на чувствительную точку внутри меня. Я начинаю дрожать. Крис трахает меня чуть сильнее… чуть сильнее. Теперь он тоже стонет, и я схожу с ума от этих звуков. Извиваюсь под ним, отчаянно всхлипывая, в то время как Крис приближает меня все ближе и ближе к краю.
        И когда он заговаривает снова, меня накрывает оргазм.
        – Ты такая прекрасная, черт возьми. Знаешь, сколько раз я думал об этом? Как ты будешь ощущаться подо мной, какое наслаждение мне подаришь. Что со мной произойдет, когда я окажусь в тебе. Как твои бедра будут подаваться мне навстречу.
        Я закрываю глаза и тону в экстазе.
        – Да, вот оно. – Соблазнительные нотки в его голосе пронзают меня. – Я чувствую, какой тугой стала твоя киска. Как ты близка. Давай, Блайт, позволь мне услышать тебя…
        Я на мгновение зависаю на пике наслаждения, а затем все тело начинает содрогаться, и с моих губ срывается целая серия стонов, я повторяю его имя снова и снова.
        Такой эйфории я даже не представляла. Это что-то нереальное. Когда вновь обретаю способность мыслить, Крис целует меня. Мне всегда будет мало наших поцелуев, я обхватываю ладонями его лицо и удерживаю его, одновременно начиная бедрами задавать ритм. Я чувствую, как напрягаются его мышцы, и он буквально набрасывается на меня, становясь еще настойчивее, жестче. Я такая влажная, что он легко движется во мне. Я прошу не останавливаться.
        Говорю, что он заставляет меня чувствовать и как отчаянно хочу его.
        Прошу кончить ради меня.
        Чувствовать его напряжение перед оргазмом, пожалуй, самое прекрасное в мире ощущение. Я крепко сжимаю Криса и двигаю бедрами в попытках подарить ему такой же экстаз, какой он дарил мне. Обхватываю его ногами и заставляю двигаться быстрее, приближая к оргазму. Крис делает меня такой отзывчивой, вызывая желание двигаться вместе с ним и ради него. Мне нравится, как он пульсирует во мне, пока кончает. Нет ощущений прекрасней. Оргазм настолько мощный, что Крис вколачивается в меня снова и снова, пока волна удовольствия, наконец, не спадает. Перед тем, как закончить, он снова целует меня, и я ловлю его дыхание.
        Я поражена. Совершенно поражена им и тем, какая я с ним. В конце концов, он скатывается с меня и ложится на кровать, пристраивая меня в изгиб своей руки.
        Крис целует меня в макушку, лениво поводя пальцами вдоль спины. Мы не в силах разговаривать. Поверить не могу, какие прекрасные ощущения он мне дарит. Я просто не могу. Моя первая ночь секса и… такое? Он определенно бог секса.
        Прижимаюсь к нему всем телом, чувствуя перенасыщение огромной дозой удовольствия от последних нескольких часов.
        – Ты же в порядке, правда? – спрашивает он меня.
        – Конечно.
        – Болит?
        Я пожимаю плечами.
        – Да?
        – Немного, – признаюсь я. – Но мне нравится.
        Он смеется.
        – Серьезно? Почему?
        Я седлаю его и усмехаюсь.
        – Потому что только что произошли просто фантастические вещи.
        – Я рад, что ты считаешь это фантастикой. – Крис выглядит таким же счастливым, как и я. Он делает глубокий вдох. – Послушай, знаю, что это глупо и банально, но… Блайт, для меня очень много значит, что я у тебя первый парень.
        Крис проводит ладонями по моей груди, касаясь так нежно и чувственно, что я снова поражаюсь, как же мне повезло в первый раз быть с тем, кому я полностью доверяю свое тело. Без остатка.
        – Это много значит для меня, что ты мой первый парень.
        Его ладони скользят ниже по животу, к изгибу попки и по бедрам.
        – Твое тело… – начинает он. – Оно просто потрясное.
        Теперь он меня смущает. Я не испытывала ни малейшего неудобства, когда он делал гораздо более интимные вещи, чем простой комплимент, но это смешно.
        – Хватит.
        – Серьезно. Мне бы понравилось твое тело, несмотря ни на что, но должен признать, что бег сделал его еще более… – Он взглядом следит за своими ладонями, блуждающими по моему телу, и я вынуждена отвести глаза. – Посмотри на себя. Эти ноги, талия. – Он подсовывает под меня руки. – И эта великолепная задница.
        – Крис…
        – Это правда. – Он садится, обхватывает ладонью мой затылок и гладит большим пальцем по щеке, а потом пропускает сквозь пальцы прядь волос. – А эти прекрасные кудри… Посмотри. Ты красавица.
        – А ты дурачок. – Я сжимаю его руку и касаюсь его идеального пресса. – Кто бы говорил. Ты настоящая гора мускулов. – Крис позволяет мне провести пальцами по его лицу, пока я оцениваю его красоту. – Прекрасные зеленые глаза и до безобразия идеальная мужественная линия челюсти.
        – Теперь ты глупышка.
        Я наклоняюсь и трусь об него носиком.
        – И этот очаровательный нос.
        – Вот тут ты промахнулась. – Похоже, ему не нравится свой нос с горбинкой, но все равно целует меня. – Эй, Блайт?
        – Да?
        – Между нами все хорошо? Тебе не кажется, что это, не знаю, странно?
        – Нет, совсем нет. Все просто идеально. Я это знаю так же хорошо, как и ты.
        Он кивает, и мы с минуту молчим.
        – Раз уж мы собираемся провести в этом отеле еще несколько дней, то, может быть, и сможем…
        – Да. Думаю, определенно сможем.
        Слава богу. Я еще с ним не закончила. Мне многое нужно наверстать.
        – И что мы им скажем? – спрашивает он с улыбкой.
        – Твоей семье?
        – Ага.
        – Понятия не имею. Что мы собираемся затрахать друг друга до смерти за эти несколько дней, и им просто придется смириться с этим?
        – Думаю, такие подробности им ни к чему.
        – Или мы ничего не скажем и будем надеяться, что они не станут донимать нас с расспросами.
        – Мне нравится, как это звучит. – Он щекочет меня под мышками и бросает на кровать. – Но сначала нам нужна еда. Я шел за ужином, когда… Ну, ты поняла.
        – Когда я накинулась на тебя в коридоре?
        – Именно так. – Он за руку стаскивает меня с кровати. Крис натягивает джинсы, хватает со столика меню и тащит меня к дивану с видом на город.
        – Подожди, я накину халат.
        – Нет! Никакой одежды!
        Я смеюсь, но все равно иду в ванную и беру мягкий белый халат. Закрываю двойные двери. Возможно, только что я делала множество того, чего еще ни с кем никогда не пробовала, но я не планирую, чтобы Крис видел, как я писаю.
        Когда выхожу из ванной, Крис сидит на краю огромного кресла и заказывает нам еду. Я сажусь позади него, обхватываю руками его живот и кладу голову на спину. Слушаю вибрацию его глубокого голоса. Крис оглядывается, и я киваю, соглашаясь с его заказом. Теперь я умираю с голода.
        – Да, принесите в двести двадцать второй номер, – произносит он и вешает трубку. – Ужин за мой счет.
        – Крис, ты не обязан этого делать.
        Я кладу правую руку к его спине и отстраняюсь, чтобы еще раз полюбоваться, какой он подтянутый и сильный. Но, несмотря на это, он такой же уязвимый, как и все мы. Об этом говорят два больших шрама на его спине. Ломаная линия начинается чуть ниже левого плеча и прерывается на полпути вниз к правой стороне спины, разрыв, вероятно, около четырех дюймов. Я не уверена, на самом деле один это шрам или два. Я помню, как он накинул рубашку на озере, и теперь подозреваю, что он прятал свои шрамы, как я часто прикрываю свой. До меня доходит, что, хотя мы с Крисом уже раздевали друг друга, сейчас я впервые разглядываю и касаюсь его шрамов, как будто мои руки знали, чего не следует делать, пока мы были недостаточно близки. Пальцы чувствуют знакомые неровности, похожие на мой собственный шрам. Крис слегка замирает, когда я касаюсь его кожи, и я прекрасно понимаю почему. Я крепче обнимаю его за талию, давая знать, что в этом нет ничего особенного.
        Он делает глубокий вдох.
        – Прости. Я совсем забыл. Наверное, это звучит безумно.
        – Тебе не за что извиняться. Ты же знаешь. – Я хлопаю левой ладонью по его животу, напоминая, что я правда понимаю его.
        И все равно не убираю руку от шрамов. Почему-то мне не хочется задавать этот вопрос, но я все равно спрашиваю:
        – Как они у тебя появились?
        Он берет мою ладонь в свою и смотрит в окно. Здания мерцают огнями на фоне темно-синего ночного неба.
        – Ох, несчастный случай с лыжами, когда был ребенком. Кончики лыж острее, чем тебе кажется.
        Я вздрагиваю.
        – Ой.
        – И правда, ой. – Он притягивает меня к себе на колени и кивает в сторону окна. – Космическое зрелище, да?
        Я бросаю на него взгляд.
        – Не то слово.
        Крис улыбается.
        – А это кресло очень удобное. – Он проскальзывает ладонями прямо мне под грудь.
        – Ага.
        – А диван прямо-таки намекает, не заметила? – Он уже дразнит мои соски.
        Волна желания, прокатывающаяся сквозь меня, практически лишает возможности мыслить.
        – Но после ужина. Нам нужно подкрепиться. – Крис распахивает халат пошире и наклоняется, чтобы провести языком по моей груди. – Тебе нравится такая идея?
        Я могу лишь слабо кивнуть в ответ. Может, сейчас и середина ночи, но я совершенно не хочу спать.
        Глава 19
        Обладание
        Проснуться от настойчивого языка Криса между моих ног и понять, что уже на полпути к оргазму – неплохое начало дня. Совершенно. Он уже делал это ночью, и я думала, что просто сгорю от удовольствия. Первое прикосновение его рта к моему клитору превзошло все ожидания, и, по-видимому, Крису процесс нравился так же, как и мне. Он находит все сладкие местечки и двигается в правильном ритме. Крис может читать мое тело с потрясающей точностью.
        Он раздвигает пальцами складочки и накрывает мою киску ртом, медленно посасывая. Я кладу руку на его голову и приподнимаю бедра навстречу.
        Он слегка отстраняется и начинает легонько целовать меня, едва касаясь губами. Я запутываю руку в собственных волосах, когда Крис снова проводит языком по клитору. Я двигаю бедрами, пока он нежно сжимает пальцами мою попку. Его язык скользит вниз, на минуту слегка толкаясь в меня, а потом движется еще ниже. Я еще шире раздвигаю ноги. Мне трудно дышать, я почти задыхаюсь и чувствую приближение оргазма.
        Снова двигаюсь ему навстречу.
        – Ты готова? – спрашивает он и в ответ слышит стон. – Хорошо. Потому что я больше не могу ждать, чтобы ощутить твой вкус, когда ты кончаешь.
        Эти слова сами по себе делают свое дело.
        Я снова чувствую его язык, пока пальцы настойчиво погружаются внутрь. Мышцы напрягаются, я едва могу дышать. Его рот и пальцы двигаются в унисон, приближая меня все ближе и ближе к краю, теперь я полностью в его власти. Мне кажется, что он нарочно удерживает меня на этой восхитительной грани экстаза, не давая кончить. Но это? Сама я на такое не способна. А потом Крис начинает ускоряться, и я взрываюсь оргазмом. Он ослабляет давление, когда моя киска начинает пульсировать. Поверить не могу, как мощно я кончила, как сильно меня сокрушает дрожь, и какие громкие стоны издаю. Крис слегка отстраняется и нежно потирает меня пальцами, пока огонь постепенно стихает.
        И хотя у меня только что был самый невероятный оргазм и мой взгляд все еще затуманен, я хочу большего.
        Крис целует мое тело, а мне трудно отдышаться и кружится голова.
        – Ты и твоя киска такие вкусные.
        – Подожди… – Я все еще сонная, но достаточно очнулась, чтобы заметить, что он полностью одет. – К чему вся эта одежда? Прекращай заниматься ерундой и залезай в постель.
        Он снова целует меня.
        – Я должен идти. Я вернусь днем.
        – Сабин? – спрашиваю я.
        – Ага. Ужин в семь, договорились? – Он с минуту молчит. – Но я приду в пять.
        Я улыбаюсь.
        – В пять отлично. Надеюсь, сегодня все будет хорошо.
        – Поспи еще, моя сладкая. – Он натягивает на меня одеяло и целует в щеку.
        Я сплю до часу дня. Заниматься сексом всю ночь напролет занятие утомительное. Приняв душ и одевшись, я пишу Джеймсу. Я не готова изображать дружескую беседу, но и не хочу прерывать с ним общение. Горничная стучит в дверь, и я решаю, что если какая комната и нуждается в уборке, то именно эта.
        К тому же, я умираю с голоду. В ресторане отеля прекрасное меню, поэтому спускаюсь, наслаждаюсь сэндвичем, а потом заказываю самый большой капучино. А затем еще один.
        Я недавно проснулась, но все равно проверяю время, не в силах дождаться пяти часов. Совершенно не могу перестать улыбаться, как идиотка, поэтому держу перед собой телефон, как будто смеюсь над каким-нибудь забавным постом.
        Приходит электронное письмо. То, которое с такой надеждой ждала. Энни мне ответила. Длинное, глубокомысленное, замечательное письмо. С болью в сердце она все понимает и не только не винит меня за то, что я оттолкнула ее, но даже признается, что в какой-то степени чувствовала от этого облегчение. Я так же сильно напоминаю ей мою маму, как и она мне. «Но мы можем с этим справиться», – пишет она. Она обещает. Энни настаивает на телефонном разговоре, но готова подождать, если мне нужно время.
        Меня так и подмывает позвонить ей прямо сейчас, но я решаю не торопиться. Мое ответное письмо полно облегчения, радости и заверений, что я скоро позвоню. Так и будет.
        Оглядываю ресторан. Тратить деньги на такое заведение неприлично и не нужно. Обычно я не особенно люблю потворствовать своим прихотям, и если бы не столкнулась с Крисом, подозреваю, что после нескольких ночей, смущенная потраченной суммой денег, переехала бы в гораздо более дешевое место. Как бы то ни было, я собираюсь позволить немного себя побаловать. Не у всех есть возможность насладиться целой неделей сказочной жизни в отеле, а потому я рада, что могу это сделать. Особенно в таком месте. «Мэдисон Гранд» очень современный, но при этом уютный и комфортный, и в нем есть некая сексуальность. Разумеется, сейчас мне все кажется сексуальным. Я разглядываю дерево в горшке в паре шагов от меня. Ладно, хорошо, я не вижу ничего сексуального в дереве, так что еще не все безнадежно.
        Мне с трудом верится, насколько прекрасной была прошлая ночь. Я знала, что между нами с Крисом явная химия, но я никогда не могла себе представить, что все будет настолько круто. Обстоятельный и дисциплинированный, даже он, оказывается, способен потерять контроль так, что сводит меня с ума, и то, как он сочетает нежность и заботливость с этой грубой, грязной стороной… Это охренительно заводит. Я знаю, что была более чем готова к сексу, но Крис, кажется, пробуждает во мне ту сторону, о существовании которой я и не подозревала.
        Наверное, когда я представляла себе потерю девственности, думала, что у этого будет определенное начало и конец; что у меня будет одноразовый секс, и все. Вместо этого потеря девственности с Крисом привела к целой ночи занятий сексом таким крутым, о котором я и мечтать не могла. Моя тяга к физическому контакту, прикосновениям и ласкам, теперь кажется бесконечной. Я и не думала, что мое тело может быть таким живым. Крис пробудил его первым касанием, когда учил бросать камешки, и с тех пор продолжал возвращать к жизни.
        И самое главное, я не чувствую себя неловко из-за того, чем мы занимались. Я не распустила сопли и не превратилась во влюбленную дурочку. У моих чувств к Крису пока нет названия. Первый секс их не изменил и не вызвал каких-то других. То, чем мы занимались ночью и чем собираемся заняться вечером, – это просто еще одна сторона наших отношений. Мысль о Крисе в роли моего парня все еще кажется глупой. Встречаться – значит ходить на свидания, отмечать годовщины и прочая ерунда. Я не могу избавиться от чувства, что если мы начнем встречаться, то опошлим все, что между нами есть. Если мы с Крисом когда-нибудь действительно решим строить серьезные отношения, то не настолько тривиально. Этот роман станет всем романам роман. Очевидно, что у нас в отеле был только секс, но я не волнуюсь о том, что произойдет, когда мы вернемся в колледж. Мы стали неотделимой частью жизни друг друга, и это не изменится за пределами отеля.
        И сейчас он дает именно то, что я хочу. Надеюсь, что дарю ему хотя бы часть того удовольствия, что получаю сама. Меня переполняет желание довести его до такой же грани безумия. Меня поражает, что рядом с Крисом я чувствую себя уверенно и в безопасности, несмотря на мою неопытность. Я все для него сделаю.
        Останавливаюсь у аптеки через дорогу и закупаюсь презервативами, а потом возвращаюсь в свою комнату. Боже, я думала, что вчера испытала нервозность, но сегодня все гораздо хуже. Все, что мне хочется, это услышать стук Криса в дверь, чтобы я успела добраться до него перед ужином. Разумеется, я умираю от желания увидеть вечером Сабина, Эстель и Эрика. Я ужасно скучаю по ним, особенно по Сабину. Мне понадобится весь мой контроль, чтобы не накричать на него за то, что он был безответственным и глупым, сев за руль пьяным. Что за идиотизм для студента колледжа? Он определенно заслуживает оказаться по уши в дерьме, но я не хочу, чтобы его жизнь разрушилась, поэтому надеюсь, суд прошел как можно лучше.
        В четыре тридцать я получаю сообщение от Криса, что дела Сабина не так уж плохи, попозже все мне расскажет. Он еще не сказал остальным, что я в городе, так что мы их удивим. О, и мы все идем ужинать, так что я должна приодеться.
        Что ж, черт! Я подлетаю к шкафу и открываю дверцы, раздеваясь до нижнего белья, пока осматриваю полки. Мне нужна Эстель. У меня уходит двадцать минут на то, чтобы выбрать черное облегающее платье без рукавов, доходящее до середины бедра, и высокие черные ботинки, которые Эстель заставила меня заказать в одном из своих любимых интернет-магазинов. Когда я раскладываю платье на кровати, приходит мысль, что я действительно скучаю по Эстель, и не только из-за ее чувства стиля. Правда в том, что мы не очень близки в смысле обмена интимными подробностями или участия в типично девчачьих разговорах. Сомневаюсь, что она когда-нибудь расскажет мне, что трахается со своим преподавателем, а я не собираюсь говорить, что сплю с ее братом. Определенно. Тем не менее, несмотря на отсутствие разговоров по душам, я без сомнений знаю, что наша дружба для нас обеих значит очень многое. Я роюсь в мешочке с украшениями и достаю подаренный Сабином серебряный браслет и чокер[11 - Чокер – короткое ожерелье, которое плотно прилегает к шее, оснащено регуляторами размера.] с серебристым бисером, который, надеюсь, подойдет.
        Я осматриваю наряд и решаю, что выбор довольно удачный. И я счастлива, что не стесняюсь открытых плеч. Крис видел и трогал меня везде, включая шрам, и ничего его не смутило. Нам обоим досталось в свое время, но это ничего не меняет.
        Стук в дверь будоражит меня. Я открываю, одетая в черное нижнее белье, и молча благодарю Эстель за ее настойчивое требование, чтобы я перестала носить уродливое хлопковое дерьмо, продаваемое наборами.
        – Черт меня дери, – протягивает Крис.
        – Привет, дорогой. Как суд?
        – Уже не помню. – Он шагает внутрь, обнимает меня за талию и притягивает к себе. – Думаю, там был судья. Еще какой-то мужик в мантии. Возможно, монах. – Крис проводит ладонью от моей груди к животу. Он и так уже опьянил меня, но его сексуальность возросла до небес, потому что я еще никогда не видела его в такой одежде. Он не в костюме при полном параде, но, по сравнению с его повседневным видом, обтягивающий черный блейзер и белая рубашка смотрятся чертовски сексуально. Разумеется, он все равно в джинсах, но сменил любимые кроссовки на черные ботинки. Но, хотя мне и нравится его одежда, мне до смерти хочется его раздеть.
        Я беру себя в руки и спрашиваю:
        – Судья, случайно, не сказал ничего важного? Ну, там, о судьбе твоего брата, например?
        – А, как быстро ты забыла. – Крис накрывает ладонями мою грудь и на секунду сжимает ее. – Я не верю в судьбу.
        – Значит, ты не веришь, что тебе суждено этой ночью несколько раз кончить?
        – Это не судьба. Просто факт. – Он опускается на колени и прижимается ртом к моим трусикам. – И сегодня ночью несколько раз кончу не только я. Весь день я думал о том, какая прекрасная ты на вкус. – Он нежно проводит по мне тыльной стороной ладони. – Я не сделал тебе больно этой ночью?
        – Нет, – мурлычу я.
        – Или рано-рано утром?
        – Определенно нет.
        Он подается вперед и целует меня там.
        – Там не болит?
        – Почти нет.
        – В таком случае, ночью тебя ждет еще больше оргазмов.
        Я упираюсь ладонями о стену у себя за спиной. Пытаюсь еще раз собраться с мыслями, пока совсем не потеряла к этому способность.
        – А как насчет Сабина?
        – Я понятия не имею, какие у него планы на вечер.
        – Очень смешно.
        – Условный срок, лишение прав, и он выпишет большой чек.
        Я резко выдыхаю, когда Крис пальцем проводит по линии трусиков.
        – Могло быть… хуже. – Мой голос дрожит, и я чувствую жар. Крис медленно и осторожно трогает меня под трусиками, но слишком скоро убирает руку. Уже через несколько минут я совершенно мокрая.
        Крис встает и целует меня в щеку:
        – Тебе стоит одеться. Нужно идти.
        Я чувствую, как он улыбается.
        – Что? Ты сказал, что ужин в семь.
        – Я соврал. Мы встречаемся пораньше, потому что Сабин хочет пойти на какой-то спектакль.
        Мне правда не хочется впадать в истерику, потому что это дешево и жалко. Но все равно не могу не смерить Криса убийственным взглядом.
        – Я с ним не пойду, – уверяет он меня.
        – Как ты это объяснил?
        Он обеими руками обхватывает мою попку.
        – Сказал, что не могу задерживаться, потому что должен вернуться в отель и трахать тебя до тех пор, пока сознание не потеряешь.
        – Кристофер! – я смеюсь. – Ты этого не сделал.
        – Нет. Я еще не рассказал им, что ты вернулась, будет сюрприз. Они скучали по тебе. Особенно Сабин.
        – Я тоже по ним скучала. – Я начинаю выпутываться из его объятий. – Между прочим, я действительно считаю тебя скотиной за то, что дразнишь меня.
        Сажусь на край кровати и начинаю надевать черные колготки. Крис скрещивает руки на груди и прислоняется к стене, наблюдая за моими движениями. Хотя я чувствую себя с ним совершенно комфортно почти во всех отношениях, мне становится не по себе от такого пристального взгляда. Но я вижу, что ему нравится, поэтому не тороплюсь и растягиваю процесс одевания. К тому времени, как надеваю второй черный кожаный ботинок на высоком каблуке, Крис выглядит так, будто собирается на меня наброситься. Проклятие, Эстель умничка.
        Через голову натянув платье, я медленно пересекаю комнату и поворачиваюсь к Крису спиной.
        – Застегнешь? – Я приподнимаю волосы.
        – Конечно. – Он явно пытается помучить меня, потому что сначала гладит мне спину, прежде чем очень медленно застегнуть молнию на платье.
        Я откидываю голову назад и облокачиваюсь об него.
        – Крис…
        – Нам нужно идти, иначе опоздаем.
        Сейчас я его ненавижу. Ненавижу, что у него хватает самообладания выйти из комнаты, потому что я чертовски хорошо чувствую, как он возбужден.
        – Ужин должен быть просто великолепным, – бурчу я.
        Крис везет меня в ресторан на своем пикапе. Мы не говорили об этом вслух, но очевидно, что решили не выдавать наших планов на остаток недели, которые включают только секс.
        Ресторан современный и освещен россыпью приглушенных огней. Сабин, Эстель и Эрик сидят в большой полукруглой кабинке, и при виде меня Сабин вскакивает с места.
        – Леди Блайт Макгвайр! – Он бросается ко мне и подхватывает в объятиях. – Я просто безумно скучал! Что ты здесь делаешь? – Он опускает меня на пол и держит за плечи. – Погоди. Все хорошо? Ты в порядке?
        – Все хорошо. Я вернулась раньше и столкнулась с Крисом. Очевидно, я и Шепарды знают толк в хороших отелях.
        Он снова обнимает меня.
        – Пойдем. Куплю тебе выпить.
        Он затаскивает меня в кабинку, так что я оказываюсь рядом с Эриком, который обнимает меня, а Эстель целует меня с другой стороны. Мне нравится, что мы в таком необычном ресторане и Сабин надел ковбойскую шляпу. Крис садится рядом с сестрой и отпивает из ее стакана с водой. Все загоревшие и сияющие, и я счастлива, что вернулась на свое место среди них.
        – Наша девочка вернулась раньше, – объявляет Сабин, – так что теперь среди нас не все родственники, и есть с кем повеселиться! Крис уже устал от нас с самого Нового года, но я знаю, что ты сможешь компенсировать нашу скуку. Правда, Крис? Блайт намного интереснее нас.
        Мне пришлось закусить щеку, чтобы не расхохотаться. Я даже смотреть не могла на Криса.
        – Никто из вас ни капельки не скучен, – говорю я. – Вы, должно быть, круто съездили. Я требую подробного рассказа! Как там на Гавайях?
        – Полно эффектных накачанных мужчин, – мечтательно произносит Эстель. Она, как обычно, при полном макияже и в кашемировом темно-сером свитере.
        Эрик закатывает глаза.
        – Это верно. Но были и другие невероятные виды.
        Я слушаю, как они болтают о роскошной квартире, которую Крис снял для них, о шикарных пляжах, пеших прогулках и катастрофических попытках Криса и Сабина научиться серфингу.
        – Верно, – говорит Крис. – Мы облажались. Не думаю, что кто-то из нас смог устоять на доске больше двух секунд.
        – Но все равно же было весело, верно, Крис?
        Мне нравится, как Сабин смотрит на брата. Я вспоминаю стычку в День благодарения и то, как она могла разделить семью или, по крайней мере, вызвать слезы, но обожание в глазах Сабина не вызывает сомнений. Он явно уважает Криса во многих отношениях, и я хотела бы, чтобы Джеймс испытывал хоть часть тех же чувств ко мне. Когда-нибудь. Возможно.
        – Эй, но мы же вернулись и снова занялись серфингом на следующий день, не так ли? – В глазах Криса скачут бесенята. – Знаешь, Блайт, так много всего, чего мне бы хотелось повторить… – Он театрально вздыхает, а я борюсь с желанием пнуть его под столом. Затем салютует стаканом Сабину и кивает Эрику: – И я хотел бы отдать тебе должное за успехи на водных лыжах.
        Эрик вздыхает.
        – Боже, я бы целыми днями этим занимался. Блайт, тебе бы понравилось. Ты когда-нибудь пробовала?
        Я качаю головой:
        – Не-а. Я немного плавала под парусом, но на этом все. О, и могу грести на лодке как никто другой.
        – Очень впечатляет, – улыбаясь, говорит Эстель. – А я могу сидеть в лодке и выкрикивать приказы, пока полуголый гавайский парень везет нас на пустынный пляж.
        – Довольно с вас, юная леди, – шутит Сабин. – Моя сестра не должна думать о мальчиках ничего неприличного. Пока тебе не исполнится сорок, Эстель.
        – Ладно, ладно. Блайт, пока мы не виделись, занималась ли ты каким-нибудь новым видом спорта?
        Я никогда не переживу этот ужин.
        – Да, расскажи нам, – поддакивает Крис. – Появились ли какие-нибудь новые увлечения?
        Я прокашливаюсь.
        – Думаю, что мне и моих достаточно.
        – Да, так как там дела с бегом? – интересуется Эрик.
        Мы с ним немного болтаем, и он пытается уговорить меня принять участие в одном из весенних забегов в Мэдисоне.
        – Ты вполне можешь это сделать! Пять миль? Десять миль?
        – Десять миль! – я чуть не вскрикиваю. – Я не могу, Эрик.
        – Посмотрим, – отвечает он.
        Ужин проходит под нескончаемые разговоры и вкусную еду. Я ем севиче в бокале из-под мартини и блюдо из гребешка с таким разнообразием ингредиентов, что едва понимаю, из чего оно. Но все просто замечательно. Эрик кормит меня с вилки своей полентой с базиликом и сливками, и я не могу сдержать стон от этого восхитительного вкуса. С удовлетворением замечаю, что Крис ерзает на стуле, когда я это делаю.
        Когда они спрашивают меня о поездке домой, я, удивляясь себе, рассказываю больше подробностей, чем собиралась. Я даже рассказываю им о том, как ходила на рождественскую вечеринку к Лени и Тиму и поговорила с Николь о стажировке после учебы.
        – Ты точно собираешься вернуться в Массачусетс после колледжа? – спрашивает Эстель. – Мы будем ужасно скучать по тебе, если ты это сделаешь.
        Сабин закидывает руку мне на плечи.
        – Мы будем скучать, но у тебя, кажется, крутые планы. Кроме того, если это журнал, возможно, ты сможешь путешествовать по работе. На Гавайи! И тебе понадобится помощник, чтобы носить чемоданы!
        – Уверена, ты знаешь идеальную кандидатуру на эту должность. – До меня доходит, что у меня осталось всего четыре месяца в Мэттьюсе до окончания учебы. – Я не знаю. За несколько месяцев многое может произойти.
        – Многое может произойти и за несколько часов, – как бы невзначай замечает Крис. Он вытаскивает из бокала с мартини оливку и, подмигнув мне, закидывает ее в рот. Жестоко. Он слишком жесток со мной.
        Я наклоняю голову вбок и недовольно смотрю на него.
        – У нас будет десерт? Я люблю сладкое. Саб, не хочешь заказать что-нибудь со мной? Кажется, я видела аппетитный клюквенный торт. И кофе. Эспрессо, возможно.
        – Да, – бурчит Крис себе под нос, – Блайт определенно понадобится эспрессо.
        Я прокашливаюсь.
        – Ну, так что, торт?
        – О, я «за». Люблю тортики, – говорит Сабин, потирая живот. – А почему торт? Почему не пирог? Или торт – это разновидность пирога? И почему не каждый торт на вкус как торт?
        – Может, давайте просто закажем его, не вдаваясь в подробности? – предлагаю я.
        – Конечно. Эй, Би, не хочешь пойти сегодня с нами на спектакль? Я, наверное, смогу еще достать тебе билет.
        – Нет! Нет, она не может, – слишком быстро отвечает Крис.
        Сабин хмурится.
        – Блайт говорила по дороге сюда, что устала после поездки. Ну, знаете, вся эта праздничная суета.
        – Вот черт, – бубнит Сабин себе под нос. – Ни за что. Нет, нет, нет.
        Я снова бросаю взгляд на Криса. Он улыбается в ответ и пожимает плечами.
        Эстель и Эрик ничего не замечают, потому что заняты просмотром фотографий на своих телефонах, решают, какие из них лучше всего отправить Заку.
        Когда приносят счет, Крис отказывается брать деньги, что меня раздражает, но не удивляет. Ему нравится проявлять заботу.
        Сабин хлопает в ладоши.
        – Ну ладно, детки. Нам пора, если мы хотим попасть на представление. А Крис с Блайт нужно поскорее добраться до отеля, чтобы они могли снова трахать друг друга до потери пульса.
        – О господи, Сабин! – Крис вскидывает руки.
        – Какого черта происходит? – вмешивается Эрик. Они с Эстель, наконец, оторвались от телефона.
        Я даже смотреть не могу на Эстель, потому что у нее на лице наидовольнейшая улыбка.
        – Ну наконец-то, черт побери, это же правда?
        Как унизительно.
        Сабин обхватывает мою голову руками, закрывая лицо так, что я ничего не вижу, и притворно всхлипывает.
        – Моего невинного маленького друга изнасиловали! Запятнали! – Он щекочет меня, и я чуть не падаю на хохочущего Эрика.
        Когда мы прощаемся, Эрик чуть задерживает меня в объятиях. Я вдруг понимаю, что он практически никак не отреагировал на восклицание Сабина, и задаюсь вопросом, не осуждает ли он. Я пока отмахиваюсь от этой мысли.
        Попрощавшись с троицей на парковке, мы с Крисом забираемся обратно в пикап. После нескольких минут дороги я больше не могу терпеть. Меня заводит один только вид его рук на руле. Боже, мне нравятся его руки. То, как он двигается, как его пальцы находят жаркие точки на моем теле, как он интуитивно знает, когда быть нежным и медленным… и когда надо сильнее прижаться ко мне, быть сильным и жестким. Эти руки вытворяют со мной невероятные вещи, пробуждая безумную жажду.
        Я запускаю пальцы в его темные волосы и провожу ноготками по шее. Я больше ни секунды не переживу без его прикосновений. Слегка приподнимаюсь, задираю платье и стягиваю колготки. Ставлю одну ногу на приборную панель. Откидываюсь назад, раздвигаю ноги и беру его руку в свою. Отвожу трусики в сторону и кладу туда его ладонь.
        – Войди в меня пальцами, – прошу я. – Пожалуйста. – Я едва могу говорить.
        – Вот так? – дразнится он.
        Очень медленно он погружает внутрь один палец. Я закрываю глаза и зарываюсь пальцами в свои волосы. Я чувствую, насколько влажной уже стала, но он даже не двигается. Просто замер на месте.
        – Кристофер, прошу, – умоляю я.
        – О, ты имеешь в виду это? – Он на мгновение убирает руку, а затем сильно толкается глубоко внутрь двумя пальцами. Я стону, когда он начинает двигаться, медленно, но настойчиво. Не знаю, как Крис умудряется одновременно еще и вести машину, но он не отрывает взгляда от дороги.
        – Этого ты хочешь? – спрашивает он.
        Я киваю.
        – А как насчет этого? – Я чувствую, как его пальцы выходят и поглаживают меня там, прежде чем сместиться на клитор. – Так тоже хочешь?
        Я хнычу, когда он начинает водить по нему пальцем. Крис надавливает сильнее, и у меня сбивается дыхание. Пикап останавливается, но Крис не прерывает наше занятие. Слава богу, что мы вернулись на темную подземную парковку отеля. Крис наклоняется, чтобы поцеловать меня и поменять руки, на этот раз сильнее сдвигая мое нижнее белье, прежде чем снова начать ласкать меня. Его язык у меня во рту, и думаю, как божественно он будет ощущаться между ног.
        Поверить не могу, что я уже готова кончить, но его пальцы знают свое дело.
        Тем не менее, я все еще планирую отомстить за сегодняшний вечер и отстраняюсь от поцелуя.
        – Я все еще на тебя злюсь, – шепчу я.
        Он улыбается и снова засовывает в меня пальцы.
        – Заметно.
        Я всхлипываю и начинаю часто дышать, а спина выгибается на сиденье. Крис продолжает настойчиво двигаться во мне, и я мощно кончаю. Если бы это не чувствовалось так чертовски прекрасно, я бы устыдилась того, как громко кричу. Но сейчас меня это не заботит. Все тело дрожит от прикосновений Криса.
        – А сейчас я отведу тебя в свою комнату и продолжу извиняться за то, что не трахнул тебя до ужина.
        – Да?
        – Тебе нравится эта идея? – шепчет он, целуя меня в шею.
        – Хм-м-м. А еще ты можешь извиниться за то, что так издевался над Сабином.
        Его язык скользит по моей коже, а пульсация между ног неумолима.
        – Я ничего подобного не делал.
        Теперь я не могу сдержать смех.
        – Да, делал. Ты как собачка, которая писает на дерево, помечая свою территорию.
        – Ты ни капли не похожа на дерево.
        – Я польщена. Но ты поступил нехорошо. И в этом не было необходимости. – Я толкаю его, чтобы он на миг обратил на меня внимание. – Сабин мой друг.
        Крис улыбается.
        – Я знаю. Я вел себя как засранец. И теперь у меня еще больше поводов для извинений, да?
        Каким-то образом мы добрались до его гостиничного номера. Я слышу, как он бросает в комнату бумажник из кармана, а потом оказывается позади меня, прижимаясь всем телом. Наша маленькая перепалка сделала его совершенно твердым. Его горячее дыхание обжигает шею, а пальцы расстегивают молнию, затем находят подол и стаскивают платье через голову. Я чувствую, как сильно он меня хочет. Скидываю с ног ботинки, а Крис опускается на колени и стягивает с меня колготки вместе с трусиками. Он проводит языком по попке, пока помогает снять одежду, а затем протягивает руку и расстегивает лифчик.
        Глава 20
        Отражение
        Наши пять дней в отеле пролетели до безумия быстро, и когда наступает последняя ночь вместе, я не готова. На следующий день мы возвращаемся в кампус. Все закончится. Я знаю, что мы еще не закончили и впереди много всего интересного, но на данный момент наш отдых в отеле – это все, что я готова выдержать. Тем не менее, меня поражает, как сильно я боюсь разлучиться с ним, даже в физическом плане. Уверена, наша дружба крепкая и непоколебимая, но я все равно нервничаю от мысли, что эта неделя заканчивается.
        Практически все, что мы делали в отеле, – это занимались любовью. Или трахались. Неважно. Мы делали это медленно и нежно, мы делали это грубо и жестко. Мы делились друг с другом энергией и запалом. Иногда он был главным, решал, что мы будем делать и как, задавал настроение. Иногда я. Я наслаждалась возможностью контролировать ситуацию, принимать решения, брать желаемое и делиться этим с кем-то другим. Так, что у меня все тело болит, очень сильно, но самым восхитительным образом. Моя способность идти на физический контакт, ощущать себя сексуальной и чувственной теперь неоспорима. Крис подарил мне это.
        Мы весь день проводим в постели. Думаю, мы оба слышим тиканье часов. Его братья и сестра перестали звонить, писать и стучать в дверь еще два дня назад.
        Крис наклоняется надо мной, целует мою грудь и живот.
        – Как ты можешь быть таким хорошим? – шепчу я. – Это невозможно.
        – Если я и хороший, то только благодаря тебе. Потому что мне хочется все тебе отдать.
        Он ведет дорожку поцелуев ниже и сгибает мои ноги. Я знаю, что он собирается сделать, и мне тоже до смерти этого хочется, но сначала я хочу кое-что другое.
        Я сползаю к его ногам и беру в ладошку член. Он такой твердый, такой красивый. Медленно начинаю двигать рукой, а затем наклоняюсь и беру его в рот. Я смыкаю пальцы вокруг его основания и провожу языком по всей длине, пока он полностью не оказывается во мне. Его вкус необыкновенный. Это мой вкус. Когда он становится влажным и скользким, я сжимаю губы и начинаю двигаться вверх и вниз, делая то, чему хорошо научилась за последние несколько дней.
        Крис громко стонет:
        – Твою мать, у тебя такой горячий рот. Боже…
        Его слова подстегивают меня. Сегодня я собираюсь заставить его кончить мне в рот. До такого мы еще не доходили, потому что соблазн секса всегда брал верх, но прямо сейчас мне отчаянно хочется этого. Ладонью я вторю своим губам, и Крис дергает бедрами. Мне нравится доставлять ему такое удовольствие. Скоро он запускает пальцы в мои волосы, и его дыхание учащается.
        – Я так долго не выдержу, Блайт. Ты слишком хороша… Боже, слишком хороша.
        Ему и не нужно сдерживаться, потому что теперь он не сможет остановить меня. И точно знаю, что это не выведет его из строя на оставшуюся ночь. Я принимаюсь сосать сильнее. Невозможно остановиться.
        Его руки крепко стискивают мои волосы, двигаясь вместе с моей головой, и, судя по звукам, он сейчас тоже находится на грани. Я немного замедляюсь, чтобы удержать его, довести до исступления.
        Мне нравится. Нравится доводить его до такого состояния. Я чувствую, как он напрягается, толкаясь глубже в мой рот. А потом выдыхает мое имя, и я пробую его на вкус, упиваюсь им, завожусь еще больше от осознания, что могу доставить такое удовольствие. Когда его стоны стихают, я, задыхаясь, целую его мускулистую грудь, поднимаюсь выше, но не успеваю достигнуть его губ. Крис толкает меня на спину и начинает целовать шею.
        – Это было… – Я чувствую, как он качает головой. – У меня нет слов.
        Его язык скользит по моему телу. Крис проводит губами по внутренней стороне моего бедра, и я чувствую, как ноги начинают дрожать, знаю, что его язык собирается сделать со мной.
        – Мне нравится заниматься с тобой любовью, – говорит он мне. – Твое тело такое сексуальное. – Его рот оказывается у меня между ног. Я тянусь вниз, нахожу ладони Криса и сжимаю их. Закрываю глаза, пока он творит свое волшебство.
        Каждое малейшее прикосновение его губ, пальцев, языка… Все, что он делает, побуждает желать его еще больше. Но как только приближаюсь к оргазму, Крис останавливается и отстраняется. Он садится на пятки и кладет мои руки мне на живот. Он гладит ими живот, грудь, повторяя путь поцелуев. А потом опускает их мне между ног. Я потираю себя пальчиком, пока Крис берет со столика презерватив. Одной рукой он прижимает кончик члена ко входу, а второй накрывает мою руку, чтобы почувствовать, как я довожу себя до оргазма. Что я и делаю. А точнее, мы делаем. И только когда меня начинает накрывать волной удовольствия, Крис медленно скользит внутрь. Он склоняется надо мной, слегка двигая бедрами, пока я сжимаюсь вокруг него снова и снова. Как бы громко я ни кончала до этого, сейчас не могу издать ни звука. Меня поглощают ощущения, когда он внутри меня в такой момент.
        Я сгибаю колени, впуская Криса еще глубже. Он приподнимается ровно настолько, чтобы смотреть мне в глаза.
        – Господи, Блайт, – все, что он может произнести.
        Он выглядит потерянным в происходящем – возможно, во мне, и это на мгновение обезоруживает. Но мне хочется кое-что попробовать, поэтому приподнимаю ноги, обхватываю его и переворачиваюсь вместе с ним, оказываясь наверху. Еще одна вещь, которую мы не успели попробовать.
        Я прижимаюсь к нему, почти не двигаясь. Снова все как в первый раз: туго, сильно и удивительно. Более того, я поражена тем, как мы связаны друг с другом и насколько это прекрасно. В комнате почти совсем темно, но огни города окутывают нас призрачным сиянием. Крис не двигается, позволяя мне привыкнуть к новым ощущениям. Его пальцы нежно пробегают по моей спине к попке, к бедрам. Ласкает мою грудь так нежно и трепетно, что хочется остановить время и остаться в этом мгновении навсегда. Поэтому я не тороплюсь.
        Не могу налюбоваться им, я сижу прямо, чтобы смотреть ему в глаза, когда начинаю двигаться более настойчиво. Но даже в таком ритме ему было тяжело говорить.
        – Блайт, – как он произнес мое имя, по-другому, с большим чувством. Он берет мои руки в свои, и я прижимаюсь с ним ладонями. Мы не может оторвать друг от друга глаз. Я опираюсь на него и начинаю раскачиваться взад и вперед, наращивая скорость. Мне нужно немного больше…
        – Кончи для меня. Я хочу видеть, как ты кончаешь.
        Это так на него не похоже. Он практически умоляет меня, его голос полон отчаяния и эмоций.
        – Пожалуйста. О боже, Блайт. Ты нужна мне, нужна.
        Он немного сгибает руки, и я наклоняюсь чуть вперед. Крис переплетает наши пальцы и позволяет мне перенести свой вес на него. Он начинает двигаться подо мной, клитор трется прямо о его тело.
        Я не хочу, чтобы это мгновение и ночь заканчивались. Я чувствую гораздо больше, нежели просто возбуждение. Все тело дрожит от переполняющих эмоций и страсти, мы так сильно привязаны друг к другу. Я даже не знаю, что с этим делать, но сердце знает о нашей связи с Крисом. Это так пугающе прекрасно.
        Я чувствую приближение оргазма, и ощущения настолько мощные, что я едва не плачу. Позволяю им поглотить меня, извиваюсь и цепляюсь за Криса, будто никогда его больше не увижу. Затем его хватка на моих руках становится сильнее, и я стараюсь не закрывать глаза, чтобы видеть, как он кончает подо мной. У меня захватывает дух, как он прекрасен в это мгновение.
        Все мое тело содрогается, и я падаю на Криса. Мы целуемся, и его губы прижимаются к моим… Не знаю, как долго.
        Этот поцелуй бесконечен.
        Крис пропускает пальцы сквозь мои волосы, и мы остаемся лежать, как единое целое. Долго. Слишком. Долго.
        И тогда я понимаю, что произошло сегодня между нами.
        Мы просто влюбились.
        Я не путаю секс с любовью. К сожалению.
        Потому что не этого мы хотели. Пока еще нет. Мы не готовы.
        Эта любовь подождет. Должна подождать.
        Есть еще кое-что, не знаю наверняка, что именно, и не уверена, как к этому относиться. Мне в голову пришла спокойная и уверенная мысль. Это не импульсивное решение после первого сексуального опыта, это просто правда.
        Я никогда не буду спать ни с кем, кроме Кристофера Шепарда.
        Мы долго лежим в постели, молча прижавшись друг к другу. А потом Крис медленно снимает меня с себя.
        – Примешь со мной ванну? – просит он.
        – Конечно.
        Он включает свет над туалетным столиком и выключает верхний. Я собираюсь принять джакузи вдвоем, как и мечтала. Но теперь чувствую меланхолию. Отчасти потому, что измотана физически и эмоционально, а отчасти по какой-то другой причине. Крис включает воду и подает мне руку, помогая залезть. Он не отпускает мою ладонь, когда садится, и подтягивает к себе. Единственный шум исходит от льющейся из крана воды. Я тихо лежу в его объятиях, пока ванна наполняется. Его ладони скользят по моим рукам и груди. На этот раз его прикосновения не просто говорят о похоти. В них нечто большее.
        Я закрываю глаза и позволяю держать себя и… и любить. Позже Крис усаживает меня и очень, очень медленно моет мое тело и волосы.
        На этот раз никакой воображаемой крови и криков.
        – Кристофер, – мурлычу я.
        Он кладет намыленную руку мне на плечо и шепчет в ответ:
        – Ты единственный человек, который меня так называет. Мне нравится.
        Когда он заканчивает, я вытаскиваю пробку и смотрю, как убывает вода. Поворачиваюсь и нежно целую Криса, прежде чем скользнуть ему за спину и заново наполнить ванну. Я глажу мышцы его рук и спины. Его кожа блестит от воды, и мои ладони легко скользят по его телу. И его шраму.
        Пока ванна наполняется, я целую его спину и массирую плечи, наслаждаясь каждым мгновением, проведенным вместе.
        Я снова и снова провожу кончиками пальцев по его неровному шраму. И думаю. А потом понимаю, точнее, вижу нечто. Его объяснение несчастного случая на лыжах? Я выдавала похожую ложь, когда меня спрашивали.
        Кристофер опускает голову. Он чувствует, что я знаю. Наконец, я произношу то, чего не хочу:
        – Это не был несчастный случай, верно?
        Он не отвечает мне сразу. Я зачерпываю в ладони воду и поливаю его кожу.
        Наблюдаю, как капли стекают по телу, и жду.
        – Нет, не был, – наконец, говорит он. – Не совсем.
        С этими словами мое сердце разбивается.
        Его отец был гораздо более жестоким сукиным сыном, чем мне говорили.
        Я продолжаю поливать Криса водой, почти ритуально, пока он не поворачивается и не притягивает меня к себе на колени. Я глажу его затылок, может быть, чтобы успокоить его, а может, и саму себя. Что бы я ни кричала в мыслях, ради Криса сохраню спокойствие. Я знаю все, что нельзя говорить, но совершенно не знаю, что можно.
        – Со мной все в порядке, Блайт, – шепчет он. – Все хорошо. Все закончилось.
        Я киваю.
        – Ты слышишь меня? Мне ничего не грозит.
        Я снова киваю.
        – И Сабину, и Эстель, и Эрику. Им тоже.
        Я не хочу отпускать его, но хочу выбраться из ванны и вернуться в нашу кровать, где мы защищены от всего. Крис поднимается и выходит из ванны, поддерживая меня за талию. Я не могу отпустить его даже на фут от себя, одну руку просовываю под его и обнимаю за спину, а вторую кладу на плечо. Я сцепляю руки вместе и прижимаюсь щекой к его сильной руке. Смотрю в зеркало на нас двоих. Наше отражение в зеркале отпечатывается в памяти, потому что я не знаю, когда снова увижу нас такими.
        А потом замечаю нечто необъяснимое. Внимательнее изучаю наше отражение. То, что замечаю, невозможно.
        Шрам на моей руке располагается идеально между двумя его, пересекающими спину.
        Мой шрам дополняет и завершает его. Как будто мы части одного целого… как будто…
        Это сумасшествие.
        Я не могу показать это Крису. Мы не верим в судьбу, предназначение, неслучайность совпадений…
        Как бы это ни называлось. Мы не верим в необъяснимое, а сейчас как раз такой случай.
        Но все же я верю.
        Меня бросает в дрожь. Крис разрывает наши объятия и заворачивает меня в толстое белое махровое полотенце.
        – Малышка, ты замерзла. Вот. – Пока он вытирает мне плечи, я обхватываю ладонями его лицо. Зеленые глаза сегодня темнее, чем обычно. Я вижу, что он устал. Но без особых усилий, подхватив под спину и коленки, он поднимает меня и несет в залитую лунным светом спальню, и мы снова и снова занимаемся любовью в нашу последнюю ночь.
        Через несколько часов я засыпаю в его объятиях.
        Когда просыпаюсь утром, его уже нет.
        В моей руке один из серебряных камешков, которые я подарила ему. А еще свернутая записка, которая гласит: «Вот и у тебя теперь всегда есть то, что нужно».
        Глава 21
        Трудно удержать
        Конец февраля принес с собой жестокие холода и даже снежные бури. Здесь такая погода не редкость, но в этом году я сильнее ощущаю лютый холод, не говоря уже о нескончаемом снеге и льдах. Днем в субботу спортзал с беговой дорожкой практически пуст; идеально для меня. Предполагаю, что всех испугал буран, и они не решились выйти на улицу. Снаружи и правда жутко. Но это одна из причин, почему я здесь. Общежитие сегодня давит на меня, и я была вынуждена уйти. Я, наверное, куталась в одежду столько же, сколько бегала.
        На дорожке со мной еще одна девчонка и несколько парней в тренажерном зале. У него стеклянная стена, и, пробегая мимо, я замечаю там Криса. Мы обычно не пересекаемся, потому что я бегаю рано утром, а он занимается ближе к вечеру, но сегодня я провела большую часть дня за учебой.
        Крис машет мне рукой, и я машу в ответ. На нем обтягивающая голубая футболка с черными шортами, и я не могу не замедлить бег, чтобы полюбоваться. Знание того, что находится под этой футболкой и шортами, отвлекает. Я отвожу взгляд и прибавляю звук. Последний плей-лист от Криса громко играет в наушниках, и я снова сосредотачиваюсь на беге. Мой таймер стоит на шестьдесят три минуты. Еще двенадцать, и все. Знаю, что все еще недостаточно быстро бегаю, поэтому сильно нажимаю на последние несколько кругов, пока ноги и легкие не начинают гореть.
        Немного пройдясь после бега и приняв душ, я стою в одном нижнем белье перед зеркалом раздевалки и сушу волосы. Обычно просто собираю свои кудри в хвост, но боюсь, что сегодня они просто превратятся в сосульки на таком морозе, если их не высушить. Пока держу фен, обращаю внимание на шрам на руке, который обычно не замечаю. Дело не в том, что я снова беспокоюсь или стесняюсь его, но я больше… Не знаю что. Сбита с толку. Озадачена. Я не рассказала Крису, как подходят наши шрамы. Я не могу понять, в чем тут дело.
        Мне и хочется ему рассказать, но боюсь, что он отнесется к этому скептически. Для меня очевидно, насколько мы друг другу подходим, но я понимаю, что для Криса все может быть иначе. Эстель точно меня поддержит. Сабин поймет. Но Крис? Нет. Кроме того, возвращаться в колледж после отеля было и так достаточно тяжело, и нет никаких причин усложнять то, что на данный момент закончено. Сейчас не время говорить о шрамах, моих или Криса. И мне не нужно знать подробностей, чтобы понять глубокое значение шрамов Криса как физических, так и эмоциональных. Я могу не вынести того, что случилось с ним, Эстель, Эриком и Сабином. Но я еще не знаю всей истории, а воображать детали не очень разумно. Мне нужны факты, но я крайне уважаю личное пространство и не стану спрашивать.
        Нам потребовалось время, чтобы снова обрести равновесие друг с другом. Сложности частично были связаны с тем, что Сабин, Эрик и Эстель, не таясь, при каждом удобном случае многозначительно смотрели на нас и ждали, что будет дальше. Не знаю, как Крис, но я не обсуждала нашу неделю в отеле ни с кем из них. К счастью, меня не спрашивали прямо, потому что я не хочу об этом говорить. То, что происходит между нами, касается нас и только нас. Даже Сабину не могу рассказать, хотя он знает больше остальных. Я слушала его многочисленные истории о сексе на одну ночь, но я никогда не стану говорить с ним о нас с Крисом.
        Несмотря на любопытные взгляды братьев и сестер Шепардов, мы с Крисом наконец-то вернулись к нормальным отношениям. Точнее, «нормальным» для нас. Мы смеемся и проводим вместе время, иногда вместе занимаемся по учебе. Это легче делать в компании с кем-то еще, потому что так меньше возможностей для многозначительных переглядываний. Я стараюсь не прикасаться к нему, потому что от напряжения, которое все еще чувствую при любом касании его кожи, или, черт возьми, даже одежды, у меня перехватывает дыхание. Я смирилась с тем, что жар между нами – это лишь часть того, кто мы есть. Но мне не легче, когда пытаюсь сосредоточиться на Достоевском и чувствую на плече руку Криса, спрашивающего, не хочу ли я чашечку кофе. Потому что тогда я могу думать лишь о том, как эта рука может скользить по моей груди, между ног… Это настоящий вызов моему самообладанию. Но мы даже не целовались с той последней ночи в отеле. Хотя я и не возражала бы против повторения ряда вещей, мне нравятся наши нынешние отношения. Жить в режиме ожидания не так уж и плохо.
        Как только я заканчиваю натягивать одежду, пуховик и шапку, получаю сообщение от Сабина о том, что меня ждут в столовой. Конечно, я пишу, что приду. Я стараюсь проводить как можно больше времени вместе с ними, зная, что выпускной с каждым днем все ближе. Скоро мне подавать заявку на стажировку, о которой говорила моя старая подруга Николь Рейнс в Бостоне. Реальность такова, что мне нужно строить планы после окончания учебы, и эти планы включают в себя возвращение домой: этого хочет Джеймс, а значит, я должна так сделать. Я хочу вернуться, но при этом не готова оставить компанию друзей. Оставить Криса. У него тоже нет четкого представления о том, что будет делать после окончания колледжа, но я подозреваю, что он найдет какую-нибудь работу в районе Мэдисона. Однако после лета мы оба теоретически могли бы свободно отправиться куда угодно.
        Когда распахиваю дверь спортзала, на меня обрушивается снежная буря. Дверь едва не кидает ветром мне прямо в лицо, но Крис вовремя протягивает руку и останавливает ее.
        – Мой герой! – Я заламываю руки и хлопаю ресницами.
        – Чертовски верно, – ухмыляется Крис. – Ты обратно в общежитие?
        – В столовую. Сабин сказал, что они все там. Хочешь пойти? – мне приходится перекрикивать ветер. Уже темно, и я мечтаю о гигантской чашке какао со взбитыми сливками.
        – Определенно.
        Я со стоном прикрываю лицо руками и наклоняюсь вперед, борясь с завывающим ветром.
        – Черт подери!
        Крис смеется и обнимает меня за плечи.
        – Смирись. Еще месяц, и все.
        Мне приятна его близость, и я прижимаюсь к нему, пока мы идем, хотя и хочется толкнуть его в сугроб и трахнуть. Мы пробираемся сквозь буран и постоянно поскальзываемся на льду, а потому я счастлива, когда добираемся до столовой относительно невредимыми.
        – Тепло! Хвала господу! – счастливо вздыхаю я.
        Я оглядываю помещение, радуясь, что вижу всех Шепардов, и Зака тоже, чьей компанией в последнее время я действительно наслаждаюсь. Он искренний, веселый и страстный, особенно в отношении Эрика.
        А еще он… Зак нормальный. У него хорошие родители, которые живут в пригороде Миннесоты, и они не делали проблемы из того, что их сын гей. Зак настолько лишен так называемого «эмоционального багажа», что с ним приятно проводить время. А еще он прекрасная компания, потому что тоже ходит на статистику. Мы в одной группе в этом семестре. Его помощь вдвойне ценна, потому что, похоже, у меня совершенно не математический склад ума. И благодаря ему у меня растет успеваемость. Моя научная руководительница Трейси прислала мне письмо, в котором говорилось, что она следит за моими оценками с нашей прошлой встречи осенью и очень впечатлена. Я счастлива.
        Крис сдергивает с меня шапку и стряхивает с нее снег прямо мне в лицо. Я смеюсь и гонюсь за ним к столу, за которым сидят Эрик, Зак, Эстель и Сабин. Крис плюхается на стул, а я в отместку хлопаю по нему своими заснеженными варежками и тут же запрыгиваю Сабину на колени, прежде чем получу в ответ.
        – Сабин! Спаси! – визжу я.
        – Ты холодная и мокрая! – жалуется Сабин, но все равно позволяет мне остаться на месте и даже помогает снять пуховик. Мне нравится, что он всегда предлагает мне место на коленях. Саб похож на пошлого Санта-Клауса. – Посмотри на свои щеки! У тебя, наверное, обморожение. – Он прикладывает к моим щекам теплые ладони и пытается согреть. Но потом начинает бешено растирать и целовать мне лицо, пока я пытаюсь вырваться.
        – Мальчишки просто несносны. – Эстель красит губы, смотрясь в зеркальце пудреницы. – Оставьте ее в покое, вы оба, а то расплата замучает. Мы с Блайт доберемся до тебя, когда ты будешь меньше всего этого ждать.
        Сабин убирает руки от моего лица.
        – Ладно, ладно, знаю, что лучше не связываться с вашей бандой.
        Сегодня он выглядит особенно неопрятно, даже для Сабина, и хотя на его мягких коленях очень удобно сидеть, он определенно набирает вес. Я не могу удержаться и тыкаю его в живот.
        – А ты не хочешь иногда ходить в спортзал со мной или с братом?
        Стол коллективно улюлюкает, а моему лицу снова достается.
        – Саб, серьезно, – говорит Эрик. – Живот и правда совсем вышел из-под контроля.
        – Ага, хоть поподтягивайся со мной, – предлагает Крис. – Или побегай пару кругов.
        Сабин прижимает меня к себе, как детеныша коалы, и, повернув спиной к столику, начинает трясти, заставляя меня хохотать.
        – Зачем? Чтобы у меня была такая же задница, как у Блайт?
        – В твоих мечтах ты наверняка обладаешь такой же задницей, как у Блайт, – Крис мне подмигивает.
        Столик снова шумит.
        Сабин опускает меня на пол.
        – Ладно, ладно. Я тебя услышал. Ты считаешь меня жирным и отвратительным, – он изображает всхлип. – Мне требуется горячий шоколад. Блайт, пойдем со мной. Я так не в форме, что мне понадобится помощь, чтобы дойти до стойки.
        – Представь, что я человек-костыль, – говорю я.
        Проходя мимо Криса, я лохмачу ему волосы, а он шлепает меня по заднице.
        – Видишь, Саб? ТВЕРДАЯ, КАК ОРЕХ! – кричит он нам вслед.
        Я лишь качаю головой, продолжая идти.
        – А вы двое не это… ну ты поняла… снова, нет? – Сабин толкает меня локтем в бок. – Я вроде как думал, что Крис…
        – Что?
        – Ничего, – отрезает он и смотрит вперед.
        – Нет, мы просто друзья. Это хорошо, правда, – заверяю я его.
        Очередь в буфете кажется бесконечной. Похоже, половина кампуса отсиживается здесь во время непогоды. Мы как раз забираем заказанные напитки, когда Зак догоняет нас у стойки.
        – Привет! – Зак облокачивается рукой о стену. – Я очень голоден. Хотите чего-нибудь? Я подумываю заказать себе в комнату пиццу, вы как?
        – Мы с моим толстым животом всегда хотим пиццу. Отличная идея, – говорит Сабин.
        – Конечно, только дай мне немного согреться, прежде чем я снова выйду на улицу. – Я все еще дрожу, когда забираю со стойки два дымящихся стакана.
        – Ой, а давайте прямо сейчас заберем и пойдем. Я очень, очень сильно хочу есть. Зак мешает нам идти, когда мы собираемся вернуться к столику.
        – Чувак, какого хрена? Совсем скоро у нас будет пицца. А леди до сих пор ледяная, как айсберг. Успокойся. – Сабин хмурится.
        Зак останавливается. Он больше не делает попыток нас остановить.
        – Саб… – Он едва заметно дергает головой в сторону стола. – Просто… – Зак смотрит на меня.
        – Вот черт, – бросает под нос Сабин.
        Я слежу за его взглядом. И сразу понимаю, что именно этот момент я запомню как первый раз, когда почувствовала боль разбитого сердца.
        Все по-прежнему сидят на своих местах за столом, но теперь там появился кое-кто еще. Она стоит за спиной у Криса и массирует ему плечи. Секунду я пытаюсь убедить себя, что вижу не то, что мне кажется. Но когда она отклоняет его голову назад и коротко целует в губы, мои попытки терпят крах. Он быстро смотрит в мою сторону, но не замечает из-за толпы. Я вижу, что он нервничает, но мне плевать.
        – Блайт. – Зак касается моей руки.
        – Кто она? – тихо спрашиваю я.
        Никто не отвечает. Я отворачиваюсь от этого зрелища. Не могу смотреть. Сабин поворачивается и выбрасывает стаканчики в мусорное ведро. Забирает у меня оставшиеся два и делает то же самое.
        – Зак, возьми ее куртку. Пойдем.
        Я смотрю на Сабина.
        – Кто она, Сабин? Кто она такая?
        – Не плачь, – говорит он. – Пожалуйста, не плачь.
        – Я не собираюсь плакать, просто хочу знать, кто это, черт подери, такая!
        Сабин увлекает меня к двери, без его руки на моей спине я бы ее сейчас не нашла.
        – Держись, малыш.
        Он пытается заставить меня подождать возле выхода под обогревателями, но я вырываюсь в метель. Лучше замерзнуть на улице, чем дышать с ней одним воздухом.
        – Господи, Блайт! Остановись!
        Я несусь сквозь снег, и Сабин с каждым шагом отстает все больше. Мне хочется к себе в комнату, в кровать. Мне хочется сбежать. Появляется Зак, натягивает мне шапку на голову и накидывает на плечи куртку, пока Сабин ругается на чем свет стоит. Когда мы добираемся до моего общежития, я стряхиваю с себя пуховик, нашариваю в кармане ключи и безнадежно вожусь с замком. Сабин пытается забрать их у меня, но я отталкиваю его руку.
        – Я сама могу открыть эту чертову дверь!
        С минуту мучаюсь, но у меня получается. Парни молча заходят следом, и я практически слышу, как они морщатся, когда я швыряю ключи через всю комнату в стену. Я сажусь на кровать и снимаю мокрые ботинки. Бросаю их в ту же стену.
        – Могла бы целиться в неонового Иисуса, – шепчет Сабин.
        – Заткнись. Тебе повезло, что у меня ничего нет в руках. – Я делаю глубокий вдох. – Прости.
        – Не извиняйся. Бросай все, что захочешь, – говорит он.
        Зак садится рядом, а Сабин опускается передо мной на корточки. Я не могу на них смотреть.
        – Вы можете просто уйти? Пожалуйста.
        – Нет, – отвечает Зак. – Мы не уйдем.
        – Пожалуйста, уходите. Мне и так достаточно стыдно. – Я смотрю на Сабина. – Сабин, прошу тебя.
        Чем больше я говорю, тем сложнее контролировать собственный голос. Я не хочу раскисать.
        С минуту все молчат, и я надеюсь, что они сдадутся.
        – Блайт, мне очень жаль. – Сабин берет мою руку.
        Я снова поднимаю на него взгляд и чувствую, как щиплет глаза. Черт.
        – Как давно?
        Пауза перед ответом слишком мучительна.
        – Несколько недель… после.
        – Несколько недель с тех пор, как мы вернулись в колледж? – Я свитером вытираю глаза. – Ты все время об этом знал?
        – Би, мы не знали, как тебе рассказать…
        – Нет, нет, все хорошо. – Я качаю головой. – Я в порядке. Правда.
        Встаю и обхожу Сабина. Нахожу свои кроссовки и ставлю их на обогреватель, стоя спиной к мальчикам. Глядя в окно, начинаю лепетать:
        – Они будут сохнуть целую вечность. Возможно, мне придется использовать запасные, если я захочу побегать завтра утром. Нужно рано вставать, потому что я все еще не сделала все по статистике и нужно прочитать миллион глав для курса по литературе. Вообще-то, мне лучше лечь спать, если я собираюсь вставать пораньше.
        – Сейчас только шесть часов, – замечает Зак.
        Мы снова молчим, пока я, наконец, не поворачиваюсь и не сдаюсь.
        – Саб…
        Друг позволяет мне упасть в его объятия и гладит меня по волосам, снова и снова приговаривая, что все будет хорошо.
        – Она просто очередная глупая девчонка, Блайт. Она не ты.
        – Он не хочет меня. – Я утыкаюсь лицом в его кожаную куртку. – Но я не имею права расстраиваться, потому что мы договорились: мы не станем кем-то большим. Просто я надеялась, что позже… будем вместе. Я все испортила.
        – Единственный, кто все испортил, это Крис. – Сабин сжимает меня крепче. Сейчас он – моя опора.
        – Крис сказал… сказал, что не хочет отношений. Сабин, это его слова. – Я поднимаю голову, и Сабин большими пальцами вытирает мне слезы. – Она не просто какая-то девчонка. Она его девушка, разве нет?
        Мне необязательно слышать ответ.
        Я отодвигаюсь и иду к раковине умыться.
        – Как ее зовут?
        – Дженнифер.
        – Полагаю, она милая?
        Они не отвечают.
        Я умываюсь и вытираю лицо полотенцем. Кровать так и манит меня, а потому я проползаю мимо Зака и ложусь.
        – Можете сказать, какая она хорошая. Все в порядке.
        Зак ложится рядом со мной.
        – Она нормальная. В ней нет ничего плохого.
        – Есть у нее одна проблема. – Сабин укладывается с другой стороны. – Она жутко нудная и скучная.
        Зак смеется.
        – Что есть, то есть.
        – Хорошо. – Я шмыгаю носом и смотрю в потолок. – Почему ты мне не сказал? Почему Крис мне не сказал? Не отвечай. Я знаю. Потому что вы считаете меня такой хрупкой и думаете, что я окончательно расклеюсь.
        – Нет. Потому что мы все надеялись, что это ненадолго, – отвечает Сабин.
        – Но она все еще с ним. – Я борюсь со слезами. – Он с ней спит? Забудь. Я не хочу знать. Меня это не касается.
        – Нет, если тебя это утешит, – выпаливает Сабин. – Это не продлится долго, Би. Она недостаточно хороша для него.
        – Как и я.
        – Нет, нет, сладкая. Неужели ты не понимаешь? Наоборот, слишком хороша. Вдруг я вспоминаю, что Крис сказал то же самое той ночью в моей комнате, когда он так внезапно сбежал.
        – Я нормально относилась к нашим отношениям. Богом клянусь. Я не была готова ни к чему большему, но я не думала, что… – Даже не знаю, как закончить предложение.
        Сабин приходит мне на помощь.
        – Что он сбежит и сделает нечто настолько глупое и бездумное. – Он чешет щетину и улыбается мне. – Я тебе говорю, обещаю, что это ненадолго. Он не собирается на ней жениться и тому подобное.
        Раздается стук в дверь, и в животе все скручивается в узел.
        – Нет, – яростно шепчу я. – Нет. Сейчас мне не хочется видеть Криса.
        Сабин кивает.
        – Понял. – Он мгновенно вскакивает с кровати. Последнее, что я слышу от него, когда он выбегает в коридор и захлопывает за собой дверь.
        – Ты что, черт возьми, издеваешься надо мной, Крис? Давай, парень, выметайся отсюда к чертовой матери. Ей нужно время, придурок!
        Я слышу, как их шаги удаляются по коридору. Комната кажется пустой без Сабина.
        Я не начинаю плакать, и это хорошо.
        – Зак…
        – Знаю. Ты такого не ожидала.
        – Нет. Не ожидала.
        Какая же я глупая. Наверное, между нами и правда был всего лишь секс. Дружба действительно была настоящей, но все остальное? Вероятно, я одна все это чувствовала. Между нами нет никакой глубокой связи, никакого значения у наших шрамов и никакой великой истории любви в будущем.
        Вот только я в это не верю. Должна, судя по поведению Криса, но нет. Сердце кричит о другом. Может быть, я выдаю желаемое за действительное.
        Зак садится и обводит взглядом пустую комнату.
        – Послушай того, кто тоже любит одного из братьев Шепард. В них легко влюбиться, но очень, очень трудно удержать.
        – Эрик тебя обожает.
        Зак кивает.
        – И Крис тебя обожает. Это очень заметно. Но парням вроде Эрика и Криса? Отношения и доверие? Для них это гораздо сложнее, чем для большинства из нас. Думаю, ты можешь себе это представить, Блайт. Сейчас Крис просто хочет легких и безопасных отношений. Он до чертиков тебя любит, поэтому и сбегает.
        Я думаю о шрамах Криса, и что могло их вызвать. И я говорю то, отчего у меня скручивает живот:
        – Думаю, Крису очень сильно досталось.
        – Да, – отвечает Зак. – Думаю, ты права.
        Глава 22
        Один, если «нет», два, если «да»
        Конец марта тоже отстой. Единственный плюс заключается в том, что вернулась моя любимая погода для бега, потому что днем температура иногда достигает пятидесяти градусов. Способность бегать на улице – дар божий. Тем не менее, я не счастлива, черт подери. Нет, я не в депрессии после того случая в столовой, но и радоваться жизни не могу. Мне ужасно не хватает Криса.
        Сабин ошибся. Крис до сих пор с Дженнифер, и я прилагаю все силы, чтобы избегать с ним встреч, особенно когда он вместе с ней. Это как если бы мы развелись и разделили опеку над его братьями с сестрой и Заком. Мы просто не можем находиться рядом. Уверена, что несколько раз заставляла его чувствовать себя неловко, потому что не могла вести себя так, будто ничего не случилось. У меня все силы уходили на улыбку и дружескую болтовню. На прошлой неделе я решила сесть отдельно от всех на спектакле Сабина. Это слишком тяжело. Самое приятное, что мне до сих пор удается избегать знакомства с ней. Для нее меня практически не существует, и меня все устраивает. Я держусь от Дженнифер как можно дальше. Но даже на расстоянии понимаю, что она симпатичная, но не слишком, и от этого только хуже. Нельзя утешить себя мыслью, что он просто трахает горячую цыпочку, это в духе студентов.
        Я ни с кем не обсуждаю ни Криса, ни Дженнифер. Эстель молится за меня, за нас с Крисом, и пусть мне хотелось закатить глаза, когда она мне это рассказала, я не смогла.
        Эстель нечасто откровенничает. Мальчики не обсуждают этот вопрос со мной. Здесь совершенно не о чем разговаривать. Сабин рядом со мной больше, чем нужно, но я ценю его внимание.
        Меня утешает тот факт, что, похоже, никто из них не в восторге от новых отношений Криса. Насколько я понимаю, они вежливы с ней, но не пускают в свой круг. Эрик признал, что она не подходит так, как подхожу я. Точнее, подходила. Короткий идеальный период времени, который я провела с ними, закончился. Все изменилось с тех пор, как мы с Крисом едва разговариваем.
        Несмотря на мои прежние уверения, что я не готова к чему-то серьезному с Крисом, другие парни меня тоже мало интересуют. Мне никогда не хотелось ни с кем пофлиртовать, и я не ходила ни на одно свидание. Я более общительная, чем за все время учебы в колледже. Я действительно разговариваю с другими людьми и занимаюсь с другими компаниями, не только с Шепардами, но меня никто не привлекает. Я не готова быть с Крисом, но и никто другой мне не нужен, это мне теперь совершенно ясно. Но для него, очевидно, все так.
        После того, как Сабин прогнал его от моей комнаты, Крис еще раз попытался поговорить со мной. Он пришел ко мне, и я открыла дверь, но прежде, чем он успел сказать хоть слово, захлопнула ее прямо перед его носом. Я не испытываю к нему ненависти и никогда не смогу, но уверена, что не хочу с ним общаться. Очень жестоко так резко обрывать отношения после всего, что между нами было. Мое сердце разбито. Я хочу, чтобы он вернулся ко мне, но не собираюсь бросаться на него, умолять или делать из себя дурочку.
        По крайней мере, приближающийся выпускной позволяет немного отвлечься. Энни приедет в Мэдисон на церемонию, и я не могу дождаться этого момента. Кроме того, я попросила ее помочь мне переехать в Бостон и пожить у меня некоторое время. Думала, она откажется от такой большой просьбы, но, к моему удивлению, она с радостью ухватилась за эту возможность. Ее брак развалился несколько лет назад, детей нет, и она сказала, что моя просьба – отличный повод взять такой необходимый перерыв. Энни прекратила адвокатскую практику на полный рабочий день и вместо этого проводит консультации из своего дома в Чикаго, поэтому легко может путешествовать, когда захочет. Правда в том, что мне понадобится помощь, чтобы покинуть Мэттьюс и вернуться домой, и горжусь тем, что смогла напрямую попросить о помощи. Энни – живое доказательство того, что отношения можно вернуть даже после полного краха, и я этому рада.
        И еще я бегаю. Каждый день, неважно, хочется мне или нет, я бегаю ради надежды.
        Я едва миную территорию кампуса на субботней утренней пробежке, когда начинаю закипать от эмоций.
        К черту все.
        Я собираюсь бегать, пока не потеряю сознание.
        Собираюсь пройти стажировку в журнале, на которую подала заявку.
        Собираюсь этим летом провести время с Николь.
        И я позволю Энни выплеснуть на меня все накопившиеся материнские чувства.
        Я собираюсь пригласить – нет, настоять, чтобы Джеймс приехал на мой выпускной.
        Крис может валить на хрен.
        Естественно, именно в этот момент из-за угла появляется пикап Криса и подъезжает ко мне. Я гляжу влево и вижу машущую мне с пассажирского места Эстель. Я избегаю смотреть на Криса. И не замечаю, что в кузове на ящиках из-под молока сидят Сабин с Эриком, пока первый не кричит мне. Крис проезжает немного вперед, чтобы я бежала прямо за машиной.
        Сабин показывает мне язык и ухмыляется. Я высовываю язык в ответ, но настроения улыбаться у меня нет. Я жду, что Крис нажмет на газ и увеличит расстояние между нами, но Сабин хлопает по боку пикапа.
        – Помедленнее, Крис! Мы всего один раз живем! – Он поднимает гитару, кладет ее на колено и начинает бренчать, глядя на меня.
        Я бросаю на него самый злобный взгляд. Музыка в наушниках играет недостаточно громко, чтобы заглушить его звонкий голос, и я обещаю себе, что с этого момента буду выкручивать громкость на максимум.
        Эрик что-то кричит мне, но его голос и вполовину не громче Сабина. Я вытаскиваю наушники.
        – Что вам нужно? Я немного занята.
        – Я в курсе. – Эрик наклоняется и что-то говорит Сабу, а потом поднимает руку и указывает на часы.
        – Что? – Я серьезно мечтаю, чтобы они убрались на хрен отсюда.
        Сабин продолжает бренчать на гитаре.
        – Эрик рассказал, что ты тренируешься для полумарафона.
        – Это не так. – Эрик по уши в дерьме. Да, он подкинул идею пробежать десять миль, но это не страшнее моих шести. А вот полумарафон не для меня. Это больше тридцати гребаных миль.
        – Я сказал им, что ты можешь пробежать полумарафон за стандартное время! – выкрикивает Эрик. Его глупая уверенность меня раздражает. – Один час и двадцать семь минут.
        Сабин свешивается с кузова и кричит Крису:
        – Останься с ней, Крис. Проследим за ее бегом.
        – Идите к черту! – Я не собираюсь бегать ни полумарафон, ни уж тем более марафон. Не могу перестать бросать взгляды в боковое зеркало на Криса. На долю секунды наши глаза встречаются, но даже это больше, чем я могу выдержать. Снова вставляю наушники и выкручиваю громкость. Я отказываюсь разговаривать с этими психами, и у меня нет настроения бежать за машиной. И вообще, что они делают так рано утром все вместе? Как же мне не повезло, что они меня нашли.
        Если только Эрик не организовал все это. Черт бы его побрал.
        Я опускаю голову и делаю все возможное, чтобы не обращать на них внимания, пока они не уедут. К чему я не готова, так это к тому, что Эрик, похоже, знает мой маршрут, поэтому перед самым поворотом вижу, как он кричит Крису, указывая, куда ехать. Хотя я и не люблю менять привычный порядок вещей, но в конце дороги сворачиваю направо вместо того, чтобы бежать налево. Крис уже исчез, так что я свободна.
        Пока не слышу, как пикап сдает назад и разворачивается.
        – Чертов придурок, – бурчу я. Я не свожу глаз с дороги и просто бегу, даже не поморщившись, когда пикап снова обгоняет меня и едет впереди. Сабин и Эрик хлопают и подбадривают меня, я не могу сдержать улыбку. Они такие забавные. Я сдаюсь и признаю, что они меня не оставят, пока я не закончу бегать. По крайней мере, Крис не сидит с ними в кузове лицом ко мне. Вероятно, он смотрит на дорогу. В конце концов, я возвращаюсь на свой любимый маршрут.
        Черт меня побери, если Крис не держится все время в пятнадцати футах передо мной, даже машет случайной машине, чтобы она проезжала мимо. Я чувствую себя невероятно глупо, но держу свою привычную скорость. Двадцать минут спустя краем глаза замечаю, как Зак сигналит мне рукой. Я поднимаю взгляд и вижу, что он качает головой. Складывает ладони рупором и кричит мне.
        Я раздраженно снова вытаскиваю наушники.
        – Что? – кричу я, не скрывая раздражения.
        – Ты слишком медленная, – кричит он в ответ. – Очень, очень медленная.
        – Очень медленная для чего?
        – Если ты собираешься бежать полумарафон, тебе лучше поторопиться.
        – Я тебе говорила, что медленная! Хватит кидаться словом «марафон»! Отвалите от меня.
        Нужна музыка. Но мой чертов телефон отключился. Поверить не могу. Этого никогда раньше не случалось. Я никогда не бегала без музыки и не могу… Без музыки и настроя…
        Музыка блокирует все: боль в лодыжках, дрожь в ногах, холод, и, самое главное, она мешает моему разуму взять верх. Я перехожу на шаг. Через несколько секунд Сабин снова колотит по кузову, и Крис с визгом останавливается.
        – Что ты делаешь? – Сабин выглядит неоправданно расстроенным.
        Я перевожу дыхание и показываю телефон:
        – Умер.
        Он разводит руками.
        – И что? Просто беги, малышка.
        Я слишком хорошо слышу Криса, когда он высовывается из окна и смотрит прямо на меня.
        – Она не может бегать без музыки.
        Меня бесит, что он так хорошо меня знает. Я это просто ненавижу. А еще меня бесит, как же больно смотреть на него.
        А потом из салона раздается музыка. Я собираюсь его убить. Иду быстрее и достигаю багажника пикапа.
        – А теперь, пожалуйста, поезжайте все домой и оставьте меня в покое. – Мой голос срывается, а горло сжимается.
        Эстель тоже опускает свое стекло и вылезает в окно, усаживаясь в проеме и всем телом свешиваясь из машины.
        – Да брось, Блайт. Беги.
        Пикап снова едет вперед.
        – Блайт, беги, черт подери, – настаивает Сабин. – Пожалуйста. Ты можешь. Осталось всего… Сколько? Сколько там миль осталось, Крис?
        Крис показывает сначала три пальца, а потом два. Три целых и две десятых мили. Он засекал.
        Я начинаю бежать. Он включает самый первый плей-лист, который присылал мне.
        Эрик перекрикивает музыку:
        – Ты пробегаешь милю за девять с половиной минут. А нужно минимум за восемь с половиной.
        Я почти уверена, что справлюсь с дистанцией, но не думаю, что смогу выдержать время. Я гораздо медленнее, чем считала раньше. Никогда прежде не обращала внимания на расстояние или темп, но я знаю, что ускориться на целую минуту будет трудно, мне придется бежать действительно быстро. Но, черт возьми, я не знала, что вообще могу пробежать десять миль, и не знала, что делаю это часто. А теперь они просят меня закончить полумарафон.
        Сабин и Эрик затыкаются и позволяют мне просто бежать. Крис вытягивает руку и показывает мне два пальца, пока я бегу под тот же плей-лист, что заставил меня вновь сорваться с места. Кажется, что с прошлого сентября прошла целая вечность. Я киваю в ответ и тут же ненавижу себя за то, что замечаю его, что реагирую на такой естественный способ нашего общения.
        – Быстрее, Би. Ты должна бежать быстрее! – кричит Сабин.
        Ноги горят. Я не привыкла к такому бегу, все тело болит.
        – Посмотри на меня, – просит он.
        Так я и делаю. Сабин очень часто валяет дурака, а потому моменты, когда он серьезен, выбивают меня из колеи. Я еще немного ускоряюсь, и Сабин начинает подыгрывать музыке на гитаре. У нас, наверное, идиотский вид, но теперь мне любопытно, смогу ли я на этот раз.
        – Молодец, девочка! – Эрик хлопает в ладоши.
        Сабин подыгрывает песне, под которую мне всегда тяжело бежать. Это одна из тех песен, которые заставили бы меня плакать, если бы осталось хоть немного дыхания. Несмотря на громкую музыку, я слышу пение Сабина, поэтому концентрируюсь на задней части пикапа и беру себя в руки.
        Песня снова меняется. Теперь играет группа The Lumineers, песня, которую я люблю, и Крис об этом знает. Мне видно, как он постукивает ладонью в такт музыке.
        К черту его.
        У меня почти не осталось сил. Невозможно продолжать бежать в таком ритме.
        – Не вздумай, Блайт! – Сабин злится. Он заметил, что я слабею. – Ты сейчас не остановишься.
        Я просто не могу. Чувствую, как ноги замедляются, несмотря на все мои усилия. Сил больше не осталось.
        – Я думал, что ты боец, Би! – возмущается Сабин. – Ты не собираешься бороться за то, что хочешь, да? Хватит быть такой нюней. Хочешь своего мужчину? Он прямо здесь. – Сабин встает и манит меня руками, затем указывает за спину и одаривает насмешливой полуулыбкой. – Собираешься позволить ему уйти? После всего этого, ты же не собираешься просто сдаться, да? Беги чуть быстрее, и, возможно, ты получишь его.
        Сабин ведет себя как чертов придурок. Надеюсь, он свалится из движущегося пикапа. Я поднимаю средний палец.
        – Оу. Посылаешь меня, да? Приятно видеть, что в тебе остался еще запал. Лучше потрать его на то, чего ты хочешь. Что твое. Он прямо здесь, Блайт. Прямо здесь, черт подери! Давай, забери его.
        Я поднимаю оба средних пальца.
        – О-о-о, моя злючка вернулась! Может, хоть теперь ты побежишь чуть быстрее. – Даже когда орет музыка, Эстель и Эрик поют и хлопают по машине в такт, я слышу Сабина яснее ясного. А значит, и Крис может его слышать. – Так что же дальше? Ты собираешься бороться? Собираешься выиграть? – Сабин уже вовсю орет на меня. – Один фак – нет, два – да. Ты хочешь его, Блайт? Достаточно ли хочешь? Достаточно ли любишь его, черт тебя дери?!
        Сейчас я Сабина просто ненавижу, но бегу быстрее и сильнее, чем когда-либо.
        И при этом держу поднятыми средние пальцы. Разумеется, я достаточно люблю Криса.
        Сабин ухмыляется и подмигивает.
        Мои эмоции сейчас на пределе, и я невольно смотрю в зеркало водителя. Крис наблюдает за мной и произносит одними губами: давай, давай… Его лицо серьезное, почти нервное, а пронзительный взгляд прикован ко мне. Вскоре я уже не слышу музыки, не слышу криков Сабина, не слышу, как ноги топают по асфальту. Я слышу лишь воздух в ушах и никого не вижу, кроме Криса. Он хочет, чтобы я это сделала. Именно из-за него я все еще могу продолжать бег. Я хочу его и люблю его. Я бы жизнь за него отдала, и меня приводит в ярость то, что знаю, черт побери, он сделает то же самое ради меня. Если я смогу бежать достаточно быстро, достаточно далеко… Если я смогу бежать, несмотря на разбитое сердце.
        Эрик начинает хлопать, и я понимаю, что преодолела дистанцию. Я перехожу на шаг, отрывая взгляд от Криса. Я вынуждена остановиться и опереться ладонями о колени. Едва могу перевести дыхание. Пикап останавливается, и Сабин спрыгивает на землю. Музыка замолкает, и я слышу только свои попытки дышать.
        – Ты это сделала, милая! Это было круто! Запрыгивай, отвезем тебя назад.
        Дыхание немного успокаивается, давая возможность говорить, но я все равно еще задыхаюсь. Я выпрямляюсь и кладу руки на талию. Приходится сражаться за каждое слово. – Ты сукин сын, Сабин. Я люблю тебя и всегда буду, но не смей, мать твою, снова так со мной поступать.
        – Блайт…
        – Я не шучу. Я знаю, что ты пытался сделать, но для него все кончено. Для меня никогда не закончится, но для него уже все. Мне не нужно унижаться еще больше и не нужно, чтобы он все это слышал, мне не нужно снова разбиваться на части. Так что иди к черту за то, что опять разбередил рану! – Я снова опускаю ладони на колени. Кажется, меня сейчас стошнит. – Пошел ты.
        Саб подходит ближе и кладет руку мне на спину.
        – Мне жаль.
        Я киваю.
        – Я в курсе.
        – Это не может быть конец. – Он кажется таким же печальным, как и я.
        – Но так и есть.
        Теперь голос Сабина прерывается.
        – Почему… почему он не выбрал тебя?
        Я слышу в голове слова Зака. И говорю Сабину:
        – Он хочет спрятаться, а я не могу этого выдержать.
        Я на минуту поднимаю взгляд на отражение Криса в боковом зеркале. На мгновение мне кажется, что он собирается выйти из машины, но он этого не делает. Я отворачиваюсь и иду прочь.
        Я в милях от общежития, но пройду их одна.
        Глава 23
        Самая бесполезная победа
        Мне с трудом верится, что я сижу в шикарном ресторане Мэдисона с Энни, Джеймсом и Сабином. Но это так. Энни выглядит такой же, как и прежде, и я восхищаюсь ей, сидя напротив. Она отрастила прямые каштановые волосы до середины спины и, как обычно, каждые несколько минут заправляет прядь за ухо. Ее карие глаза такие же выразительные, какими я их помню, и она все еще способна произнести тысячи слов, лишь поведя бровью. Сидеть рядом – именно то, что мне сейчас нужно. В какой-то степени она всегда будет напоминать мне о смерти моих родителей, но я готова двигаться дальше. Она радостна и постоянно улыбается, и мы не говорим о родителях или пожаре. Вместе обсуждаем будущее, только об этом я сейчас хочу думать.
        Сабин, естественно, очаровал ее до глубины души. Хотя он не оставил свою байкерскую куртку, но приоделся в рубашку и брюки. Странное сочетание, но Сабин и сам чудак, потому ему идет.
        Энни вновь наполняет свой бокал вина и вопросительно приподнимает бутылку.
        – Еще?
        Я качаю головой.
        – Нет, хочу быть завтра с ясной головой на выпускном.
        – Тогда я сама выпью за твою стажировку в журнале. Я так горжусь! Это гораздо увлекательнее моей скучной юридической работы, по крайней мере, мне повезло, что могу работать удаленно. Чем будешь заниматься летом, Сабин? – интересуется Энни, поворачиваясь к нему. – У тебя в следующем году выпускной, верно? Впереди важный год.
        – Я собираюсь остаться в Мэдисоне и готовить представления в студенческом театре. У них отличная летняя программа, и у меня в планах блистать перед всем местным женским населением. Так жалко, что вас не будет здесь, мисс Энни.
        Он неисправимый дамский угодник.
        – Мне тоже очень жаль. – А вот и бровь. – А твои братья и сестра? Чем они будут заниматься?
        – Эрик тоже останется в городе, работать в банке. Для меня это дико скучно, но ему нравится. И он будет вести блог для театральной труппы, с которой я работаю, так что все круто. Эстель все лето проведет в супердорогом обувном магазине, но все равно продолжит работать официанткой в ресторане.
        – Эй, Саб. – Я хочу заткнуть его, пока он не упомянул Криса.
        – Мне всегда было интересно, почему она там работает. Я не хочу показаться странной, но непохоже, что ей нужны деньги.
        Сабин улыбается.
        – Нет, это не ради денег. Это из-за Ани.
        – Пожилой женщины, которая хозяйка заведения? С пучком?
        – Ага, – он слегка улыбается. – Эстель не сторонница поиска замены мамы, но, думаю, Аня ей как бабушка. Или вроде того. Мы не… – он обводит рукой вокруг, – у нас нет бабушек и дедушек. Никаких дядь, теть и кузин. Только мы. – Он смотрит на Энни. – Нет, нет, нет, не делайте такое печальное лицо, прекрасная Энни! Моя персона с лихвой компенсирует наш скудный выбор родственников! К тому же, у нас теперь есть сексуальная кузина. – Он кивает на меня, и я смеюсь. – Расскажите мне о своих планах. Надеюсь, Энни, вы запаслись купальниками?
        Энни смотрит на меня.
        – А этот парень хорош, а?
        – Не то слово, – соглашаюсь я.
        – Думаю, у нас тоже уже есть планы на лето, и, полагаю, они в первую очередь включают поездку на Кейп-Код.
        – Какая прекрасная идея. Что думаешь? – Я поворачиваюсь к брату.
        Удивительно, что он здесь, и я чувствую, что наши отношения сейчас более нормальные, чем могла надеяться. Я уже поняла, если грамотно использовать время, оно и правда может залечить раны. Когда я, наконец, решилась попросить Джеймса приехать на мой выпускной, я не знала, что он ответит. Я не слишком тепло общалась с ним с самого Рождества, но он нормально к этому отнесся, потому что знал – я заслуживаю его терпения. Я справилась с его ложью о травме, насколько это было возможно. На самом деле, нам особо и не о чем было говорить. Мне просто потребовалось время, чтобы разобраться с тем, что вышло из рождественских каникул. Мы не можем изменить прошлое и решения, которые тогда принимали. Кроме того, у меня теперь есть возможность наладить с ним отношения, и я не хочу ее упускать. Мне очень не хватает наших прошлых веселых дней, и мы вернем это, несмотря ни на что.
        – По-моему, три недели на полуострове – это даже лучше, чем две, не так ли? – Джеймс широко улыбается и толкает меня локтем.
        – Согласна. – Я пихаю его в ответ.
        Джеймс обнимает меня за плечи и притягивает к себе, и мы умоляюще смотрим на Энни.
        – Звучит весело, правда? Целых три недели плескаться в океане, валяться на песке, ловить рыбу с лодки?
        – Вам по-прежнему нужно еще искать работу, молодой человек. – Энни многозначительно смотрит на Джеймса, но продолжает улыбаться.
        – Я совершенно уверена, что три недели отдыха вернут его желание искать работу. Верно, Джеймс?
        Он серьезно кивает.
        – Абсолютно.
        Энни смеется.
        – Вам, дурачкам, повезло, что я выпила много вина, потому что полностью поддерживаю эту идею. Договорились! – Она вытаскивает из сумочки телефон. – Собираюсь позвонить подруге, которая может пустить пожить в ее доме, не думаю, что она будет против. Все равно уезжает на несколько недель.
        Энни встает из-за столика и касается руки Джеймса.
        – Пойдем со мной. Уверена, этим двоим нужна минутка.
        Я понятия не имею, о чем она, и поворачиваюсь к Сабину. Он явно плачет.
        – О боже, Саб. Не надо. Не плачь, ладно? – Я сжимаю его огромную руку. – Что такое?
        – Так… странно видеть тебя с Джеймсом.
        – Что ты имеешь в виду?
        – Ну… то, как… он обнимает тебя за плечи. Это я так обычно делаю. – Он пожимает плечами.
        Я улыбаюсь.
        – Так-так, Сабин Шепард, да ты ревнуешь?
        – Да, черт подери. Но я счастлив за тебя. У тебя снова появилась семья.
        – Послушай меня, хорошо? Слушай, – уверенно говорю я. – Ты моя семья. С той самой минуты, как украл у меня кофе. Это навсегда. Ты всегда будешь мне нужен, и неважно, как близки мы станем с Джеймсом. Вы, все четверо, изменили мою жизнь.
        – Черт, я буду по тебе скучать. – Он не может на меня смотреть, и это, наверное, к лучшему. Я сдаюсь, у меня тоже глаза на мокром месте. На этих выходных будет много слез. Это неизбежно.
        – Прощание будет трудным, – говорю я.
        – Да уж. – Он наполняет мой бокал вином, и я залпом выпиваю половину. – Но я знаю, что это не самое трудное для тебя.
        – Нет, ты неправ. Это совсем другое, но трудно не меньше. – Я поднимаюсь со стула и занимаю свое любимое место у Сабина на коленях. Его большие руки больше не будут так часто меня обнимать. Теперь кажется, что я теряю слишком многое и не знаю, как с этим справиться. – Ты приедешь меня навестить, обещай.
        Он обнимает меня и кивает мне в шею, а я утыкаюсь ему в плечо.
        – Да, конечно. И, может быть, ты тоже придешь сюда? Мы могли бы снова вместе провести День благодарения?
        – Я не смогу приехать на праздник. Если…
        – Знаю. Если Крис тоже будет.
        Я расслабляюсь в объятиях Сабина. Сейчас мне это необходимо. Сабину придется заменить место Криса, который раньше был моей поддержкой. Потому что я собираюсь спросить его о том, что слышать не хочу, но должна.
        – Крис ведь остается в городе?
        Сабин недолго молчит, а потом кивает:
        – Да, милая.
        – И это еще не все, верно?
        – Так и есть.
        Я с минуту ничего не говорю.
        – Они ведь спят вместе?
        – Ох, я не знаю. Но, Блайт… – Он начинает говорить что-то еще и замолкает.
        – О чем ты говоришь?
        И тогда все встает на свои места. Ужасное понимание обрушивается на меня. Ему необязательно отвечать, потому что теперь я догадалась. Сердцем чувствую.
        – О боже, Сабин, нет. – Я зажмуриваю глаза, из них льются слезы. Я держусь из последних сил, но все хуже, чем я думала. – Прошу, скажи, что нет. Он не может так поступить.
        – Мне очень жаль. Мне так ужасно жаль. Я не знал, как сказать тебе.
        – Когда?
        – Только в июне следующего года.
        Крис женится.
        Эта фраза повторяется у меня в голове, пока не начинает казаться, что она превращается в крик. Я чувствую оцепенение. Как это возможно? Я думала, он такой же, как и я.
        Что единственное предложение руки и сердца, которое он когда-либо сделает, было тогда, после текилы на крыше, с долькой лайма в руках.
        Я считала, что ни один из нас никогда не будет гоняться за традицией ради традиции.
        Думала, что наши отношения будут развиваться медленно.
        Что мы найдем наш путь к вечной любви.
        Я безоговорочно в это верила.
        Сабин гладит меня по спине, и мои слезы льются на его куртку.
        – Может, ты сможешь его остановить.
        – Нет, не смогу. Даже если бы и могла, не хочу его останавливать.
        Под конец вечера я чувствую полную потерянность. Когда возвращаюсь в свою комнату в общежитии, твердо решаю, что хочу уехать из Мэттьюса, от Криса и от всей боли, которая преследует меня здесь. Если мне удастся продержаться следующие тридцать шесть часов, я буду в порядке. Буду. Мне хватит сил.
        Это просто разбитое сердце, вот и все.
        Решив не тонуть в жалости к себе, я спускаюсь в прачечную в подвале общежития и загружаю грязную одежду в машины. Сажусь на жесткий прилавок и наблюдаю за стиркой. Все крутится. Вот и меня так же закружила жизнь. В помещении пусто, здесь только я, и это, наверное, самое тихое место в кампусе, потому что все еще гуляют перед завтрашним выпускным. Час ночи не очень популярное время для избавления от пятен, но это прекрасно, потому что я не хочу никого видеть. Поэтому я здесь. Мне было наплевать, поеду ли я домой с чистой или грязной одеждой, но сидеть в своей комнате посреди упакованных коробок – слишком угнетающе. Я уже скучаю по неоновому Иисусу.
        Крис возглавляет список людей, которых я не хочу видеть. Поэтому, когда он заходит в прачечную, я сразу же начинаю барабанить костяшками пальцев по краю скамейки.
        Он кладет свое белье на стиральную машину.
        – Привет.
        – Привет.
        Крис прислоняется к машинке. Хотя я не хочу на него смотреть, но не в силах удержаться. Может быть, мы отдалились друг от друга несколько месяцев назад, но, кажется, прошла вечность с тех пор, как у меня была возможность чувствовать, как сильно его присутствие опьяняет меня. Меня озадачивает, что девушки не бегают за ним толпой, потому что для меня он очень привлекателен. Я больше никого не замечаю. Даже обида и горечь, овладевшие всеми моими мыслями, не могут поколебать того, насколько он желанен мне во всех отношениях.
        Я понимаю, что мы видимся в последний раз. Я не увижу, как он откидывает свои черные волосы от зеленых глаз, не увижу, как его футболки идеально облегают тело, и не буду получать ту полуулыбку, озаряющую мою жизнь.
        Мы долго молчим, фоновый шум машинок – единственное, что ограждает нас от парализующего напряжения.
        Наконец, Крис прерывает тишину:
        – Я разговаривал с Сабином. – Он смахивает с лица волосы. – Он рассказал тебе.
        – Я не хочу это обсуждать.
        – Блайт…
        – Нет. Нет, заткнись, Крис. – Я чувствую, как меня уносит за грань, где я не могу контролировать свой гнев и боль. – Просто заткнись, мать твою! Думал, я тебя поздравлю? Да, знаю, мне бы следовало. Но как я могу? Господи, Кристофер. Что ты наделал? Боже, что ты сделал с нами?!
        – Я сам хотел рассказать, но…
        – Но что? – выплевываю я. Соскальзываю со стойки и продолжаю выплескивать раздражение: – Кто, черт возьми, решает жениться через несколько месяцев? В нашем возрасте? Когда впереди столько времени… Чтобы сделать подобное предложение. Почему сейчас? Крис, почему сейчас? Ты даже встречаться не хотел. И… и… теперь ты помолвлен? Почему просто не сказал мне, что не хочешь меня? Было бы честно. Но это? Так нечестно! Ты знаешь, черт бы тебя побрал, что я к тебе чувствую, Крис!
        Он не сводит с меня глаз и позволяет высказать всю мою боль.
        – Тошнит ли меня от всего этого? Да. Разрывает ли меня на части при мысли, что ты касаешься ее так же, как тогда меня? Да. Но, на заметку, ревную ли я? Нет. Это не ревность. Я не хочу того, что между вами. Я никогда не захочу такого с тобой. И, черт бы тебя побрал, я не собираюсь произносить ее имя! – Теперь я безудержно плачу, не притворяясь, что могу держать себя в руках. – Я хочу того, что зарождалось между нами. Что могло у нас быть. Думаешь, я сошла с ума? Неужели я все это выдумала? – Я смотрю на него и качаю головой. Начинаю успокаиваться, потому что кое-что замечаю в нем. Нечто, что уже видела в нашу последнюю ночь в отеле.
        – Нет. Не выдумала. Я вижу… Я знаю тебя, Крис, и знаю, что ты чувствуешь по отношению ко мне, верно?
        Он ничего не говорит. Ему и не нужно.
        Я права. Он так же влюбился в меня, как и я в него. Это самая бессмысленная победа, если ее вообще таковой можно назвать.
        – Но я не могу тебя ненавидеть, потому что ты спас меня. Без тебя я бы продолжала жить, как зомби. Твоя близость позволила мне… – Я оглядываю подвал, пытаясь отыскать правильные слова. Это практически невозможно в моем состоянии. Я понятия не имею, есть ли в них хоть какой-то смысл, могу ли достучаться до него, но мне нужно выговориться, чтобы продолжить жить дальше.
        – Ты позволил мне чувствовать, чувствовать все, и мне это было необходимо. Рядом с тобой ко мне вернулись воспоминания, я начала исцеляться, и ты сделал… ты сделал мою жизнь настоящей.
        Я замолкаю. Теперь я действительно понимаю.
        – Поэтому ты не можешь со мной быть, да? Я вызываю у тебя слишком сильные чувства. А она нет. Она позволяет тебе отмахнуться от всего, что ты хочешь забыть. С ней спокойно и безопасно, как тебе и хочется. Тебе явно нужно обманывать себя, что… Не знаю… – Я изо всех сил стараюсь не развалиться на части, но это заранее проигранная битва. – Тебе нужно чувствовать нормальность, что бы это ни значило. Врать самому себе? Джеймс поступал так же. Когда-нибудь это выйдет тебе боком. Обязательно. Хотела бы я тебя ненавидеть, так было бы проще. Но не могу. Я понимаю, что ты должен сделать все возможное, чтобы пройти через… что бы ни произошло с тобой. Хотя и не знаю, что именно это было.
        Он обрывает меня:
        – Это неважно. С этой частью моей жизни покончено. Я не буду оглядываться назад, – Крис говорит уверенным голосом, он раздражающе спокоен, тогда как я полная противоположность.
        – Видишь? Именно это я и имею в виду. Ты чувствуешь рядом со мной то же, что и я рядом с тобой. Не знаю почему, но это правда. С первого мгновения на озере ты что-то сделал со мной. Ты… подтолкнул меня. И когда прикоснулся ко мне, то проник в каждую частичку меня. Мы связаны, хочешь ты этого или нет. И когда мы были… когда мы в постели, Крис… последняя ночь… Я чувствовала тебя, чувствовала твою душу. Вот чего ты не хочешь. Я понимаю, каково это, когда эмоции слишком сильные. Тогда я тоже не могла с этим справиться, но была готова подождать. Нам не стоило спать. Это худшее, что мы сделали. Хотя я сама виновата и полностью беру на себя ответственность.
        Теперь он расстроен. Теперь его глаза краснеют. Но он не сломлен, как я, его защитные стены слишком толстые.
        – Не смей говорить, что мы не должны были спать с тобой, Блайт. Не смей!
        Я не обращаю на него внимание.
        – Но если привязанность к ней, если сама она – то, что тебе нужно, тогда я никогда не буду пытаться отнять это у тебя.
        Он говорит тихо, но каждое слово жалит, как змея:
        – Она то, что мне нужно. Мы подходим друг другу, и это хорошо. Это то, что я смогу выдержать.
        – Подходите? И это все, что тебе надо от жизни? Похоже, ты совсем не слушаешь свое сердце.
        – Не каждый выбор должен определяться эмоциями.
        Я вытираю глаза. Крис шагает ко мне, но я вытягиваю руку и останавливаю его:
        – Нет, не трогай меня. Я не выдержу. Пожалуйста. Я просто не могу. Я больше не увижу тебя, знаю, но не могу сказать тебе «прощай». Как это возможно? – Меня охватывает такая печаль, что едва могу видеть. – Как я могу сказать «прощай» человеку, в которого так безнадежно, глубоко и безгранично влюблена? Потому что я люблю тебя, Крис. Люблю. И всегда буду, даже если ты никогда не полюбишь меня в ответ. Ты был моим спасением в этом году. Ты спас меня. Ты знаешь это? И я мечтаю, что ты тоже позволишь мне спасти тебя.
        Я не хочу давать ему шанс сказать что-нибудь еще. Больше не вынесу. Я иду к двери.
        – Я правда думала, что нас ждет нечто хорошее, Крис. Я верила. Ирония в том, что когда ты спас меня, то сделал достаточно сильной, чтобы я не вернулась во мрак, в котором жила раньше. Даже хотя разорвал мне сердце. Крис. Господи, Крис!
        Несмотря на все, что случилось в моей жизни, я никогда не чувствовала такой утраты. Я смотрю на него, кажется, в последний раз.
        – Ты самая большая любовь моей жизни, которой у меня никогда не будет.
        Глава 24
        Достаточно сил
        Даже после того, что произошло между нами с Крисом ночью, я все равно жду церемонию выпуска. Сегодня тяжелый день по столь многим причинам, но он также и знаменательный для меня. Я начинаю менять свою жизнь. Со мной Энни и Джеймс, я получила стажировку, и мне есть где жить. Я обладаю гораздо большим, чем многие люди. А самое лучшее: у меня есть Сабин, Эстель и Эрик. Будет ужасно трудно отвыкнуть от их постоянного присутствия в повседневной жизни. Моя зависимость от них так сильна, и мне приходится напоминать себе, что хоть и теряю их в каком-то смысле, во многих других мы все равно связаны.
        Ситуация с Крисом в корне другая и усложняет общение с остальными. Хотелось бы мне отделить его от них в своих мыслях, но это невозможно. Остается лишь сделать все, что в моих силах.
        Во время церемонии у меня закрываются глаза. Ночью я практически не спала и устала, но старательно концентрируюсь на каждой детали, чтобы ничего не забыть. Я слушаю речи, музыку и рев толпы. Общаюсь с выпускниками по обе стороны от меня, радуясь тому, что благодаря алфавитному рассаживанию Криса нигде не видно. Когда настает моя очередь выйти на сцену за дипломом, я слышу, как друзья кричат и приветствуют меня. Я поворачиваюсь и вижу Сабина, который стоит на стуле и размахивает руками, как сумасшедший. Когда иду по проходу на свое место, кто-то дотрагивается до моей мантии. Мой научный руководитель, Трейси.
        Я порывисто обнимаю ее.
        – Я это сделала!
        – Да, сделала. Я наблюдала за тобой. В этом семестре средний балл три и восемь. Совсем неплохо. Ты прекрасно выглядишь. Умница, дорогая. А теперь иди. Сегодня твой день, наслаждайся. – Она широко улыбается и толкает меня обратно в толпу.
        Я наблюдаю за вручением Кристофера, понимая, что на этом все. Наше время закончилось. Мы не станем прощаться, потому что это будет невыносимо.
        Я с благоговением наблюдаю, как воздух наполняется выпускными шапочками, олицетворяя наши коллективные достижения. Возможно, слишком поздно, но должна признать, что приятно осознавать себя частью чего-то большего. Способность вписаться в окружающий мир для меня крайне ценна. Пускай я не знаю точно, что буду делать со своей жизнью, где окажусь через пять или десять лет, но сейчас все более понятно, чем в начале года. Депрессия, поглотившая меня тогда, теперь почти отступила. Я не вернусь к ней, несмотря ни на что. Моя жизнь круто повернулась в правильном направлении.
        Но избавление от депрессии принесло понимание, что разочарование жалит не меньше. Позже, вечером, у меня ужин с Энни и Джеймсом, и Энни дарит мне в качестве выпускного подарка первоклассный ноутбук. Я протестую, что это слишком дорого, но она настаивает, раз у нее нет собственных детей; самое меньшее, что я могу сделать, это позволить ей баловать меня. Согласна, чтобы меня баловали вниманием и любовью, но не финансово, хотя и очень благодарна за новый компьютер. Джеймс застенчиво дарит мне пару сережек. Он беспокоится, что они мне не понравятся, потому что расстался с девушкой и ему пришлось выбирать их самостоятельно. Но я в восторге. Мы втроем будем хорошей командой, я в этом уверена, но мне будет не хватать компании Шепардов. Неизбежное расстояние между нами уже наступило.
        Жестоко возвращаться вечером в общежитие. Почти все мои вещи исчезли, за исключением чемоданов и матраса. Крис поможет Эстель завтра утром перенести матрас в кладовку, осенью он достанется ей. Сабин вернул свои права и отвезет меня в аэропорт, где я встречусь с Энни и Джеймсом. Нет никого лучше, чем попросить подвезти меня своего первого друга.
        В тот момент, когда меня захлестывает чувство одиночества, дверь распахивается, и в комнату врываются Эстель, Эрик и Зак.
        – Вот ты где! – счастливо вскрикивает Эстель. – Я боялась, что Сабин утащил тебя на вечеринку в твой последний вечер.
        – Не-а. Сегодня все по-тихому. Мне не нужно похмелье в самолете.
        – Ты готова? – интересуется Эрик.
        Я качаю головой:
        – Нет. Не знаю… Возможно.
        Мы переглядываемся, понимая, что это, наверное, последний раз, когда мы вот так вместе. Да, мы еще увидимся, но это будет уже не то. Все изменится. Уже поменялось. Я действительно ненавижу прощаться. Да и никогда этого не приходилось делать, а потому не могу подобрать правильных слов, чтобы сказать, как много они все для меня значат.
        – Давайте не будем затягивать, – наконец говорю я. – Ситуация отстойная, поэтому лучше поскорее с ней покончить.
        – Коротко и ясно? – предлагает Зак.
        – Да, – отвечаю я. – Давай по-быстрому.
        Зак подходит и обнимает меня.
        – Я знаю, как сильно тебе больно. Но ты крепкий орешек, все будет хорошо. – Он целует меня в щеку и направляется к выходу. – Я буду за дверью.
        – Пока, Зак. – Я машу ему вслед. Не хочу расплакаться.
        Эстель лезет в свою огромную сумочку, в которой едва помещается весь объем вещей, которые она таскает с собой. Она протягивает мне упакованный подарок.
        – Это от нас. От всех нас.
        – Ох, вам не стоило ничего мне дарить.
        – Ты только что выпустилась из колледжа. Конечно, стоило. Это важный день, и мы тобой гордимся.
        Эрик вздыхает.
        – Мы так сильно тебя любим.
        Я разворачиваю коробочку, и приходится закусить щеку, чтобы не разреветься.
        – Оно… оно принадлежало нашей матери, – говорит Эрик дрожащим голосом. – Она носила это ожерелье все время. У нее были подвески с первой буквой имени каждого из нас. К, С, Э и Э. И мы купили тебе Б. Ты одна из нас. Несмотря ни на что.
        Эстель стонет.
        – Он имеет в виду, несмотря на то, какой осел Крис.
        – Эстель! – рявкает Эрик.
        – Зато правда, сам знаешь. Кому-то следовало произнести это вслух. Блайт, мы считаем, что он совершает огромную ошибку. – Она берет серебряное ожерелье с маленькими буковками и поворачивает меня спиной. – Должна быть ты. Мы не скажем ему этого и постараемся вести себя как можно более прилично, но никто из нас ни капельки не счастлив.
        Я поднимаю волосы, пока она застегивает замок. Не хочется, чтобы кто-то из них плохо думал о Крисе или не одобрял его выбор, но я не могу не чувствовать себя польщенной. Эстель снова меня поворачивает.
        – Вот. Оно идеально на тебе смотрится.
        При виде моего выражения лица она накрывает мне рот ладонью.
        – Прекрати. Никаких благодарностей. Это тебе спасибо. Я собираюсь убрать руку, а ты не будешь говорить «спасибо», идет?
        Я киваю, и она опускает ладонь.
        Эрик прокашливается.
        – Я… Я пойду за Заком. Он тоже завтра уезжает, так что…
        – Понимаю, – говорю я.
        Еще одно прощание. Еще одни объятия.
        – Люблю тебя.
        – Я тоже тебя люблю, – отвечаю я.
        Он долго держит меня в объятиях, а потом отпускает, пока мы оба не расклеились. Ему не нужно больше ничего мне говорить.
        Эстель следующая. Моя соседка и самая крутая подруга.
        Она набирает побольше воздуха в грудь.
        – Хорошо. Я ночую не дома, полагаю, ты и так догадалась.
        Я улыбаюсь.
        – Знаю, что ты знаешь. Спасибо, что не проболталась моим братьям. Они бы с ума сошли. Я очень ценю твое молчание.
        – Ты бы поступила так же.
        – Блайт, слушай. Вся эта хрень с Крисом. Она отстойная. Правда. – Эстель на секунду касается моего ожерелья. – Ты бы понравилась нашей маме. Я ее практически не помню. Только обрывки воспоминаний, но остались ощущения от ее близости, понимаешь? Но я уверена, она была бы чертовски рада с тобой познакомиться. Как и мы все.
        Я не могу говорить, поэтому Эстель продолжает:
        – Все мы, Блайт. Я ненавижу людей, но обожаю тебя. Ты клевая. Крис настолько выжил из ума, что не видит дальше собственного носа. Он пожалеет об этом. Очень пожалеет, потому что ты уйдешь и найдешь кого-нибудь другого, поумнее. И я постараюсь радоваться за тебя, когда это произойдет, хоть и не хочу, чтобы ты была с кем-то другим из-за моего тупого, слепого, упертого брата.
        – Ох, Эстель… – Я знаю, что она пытается сделать, но у меня сейчас нет такой надежды. – Не будет никого другого.
        – Не говори так, Блайт. Не нужно сидеть и ждать его. Это нечестно по отношению к тебе.
        Я знаю, что она права, но мне еще рано даже думать о любви после Криса. Мои чувства все еще слишком сильны.
        – Я не любительница обниматься, но все равно обниму тебя. – Она улыбается, но выглядит так, будто изо всех сил старается не заплакать.
        – Ладно, я готова. Иди сюда. – Я выдавливаю улыбку и протягиваю руки. Эстель крепко сжимает меня.
        – Собираюсь скучать по тебе до усрачки!
        Я смеюсь.
        – И я буду скучать по тебе до усрачки.
        – Каждый день буду задалбливать тебя видеозвонками.
        – А мне это понравится. Только никаких вибраторов в поле зрения, ладно?
        – Боже, какая же ты стерва. – Она последний раз стискивает меня в объятиях и посылает воздушный поцелуй.
        На мгновение Эстель обнажает свою душу. Дело не в том, что она говорит, а в тоне ее голоса и нежности взгляда. Она выглядит как маленький ребенок, и это разрывает сердце.
        – Знаю, что у меня никогда не будет второй мамы, и знаю, что ты слишком молода, чтобы походить на нее, но… – Она постукивает шпилькой по полу. – В тебе что-то есть. Я никогда не забуду, что у меня была самая лучшая соседка, о которой только можно мечтать.
        В пятнадцать минут второго он появляется у меня в дверях. Я узнаю его еще по стуку. Я слишком устала, чтобы обращать внимание, что на мне только драная футболка и трусики.
        Спотыкаясь в темноте, я открываю дверь и отхожу в сторону, но Крис остается на месте, засунув руки в карманы и уткнув взгляд в пол. Он здесь не по хорошей причине, я чувствую.
        – Ты ищешь Эстель? Ее здесь нет.
        Он лишь качает головой.
        – Крис?
        Что-то не так. Любая враждебность к нему тут же испаряется. Я беру его за руку и завожу в комнату.
        – Что случилось?
        Он молча садится со мной рядом на кровать. Я даю ему время, потому что понимаю, как ему тяжело. Крис сам на себя не похож, и это пугает меня. Я снова беру его за руку.
        – Расскажи мне.
        – У отца был сердечный приступ. Серьезный.
        – О боже, Крис.
        Он ложится, словно у него не осталось сил сидеть, и я ложусь рядом, не выпуская его руки. Крис тут же поворачивается ко мне, без слов прося обнять его. Я так и делаю.
        – Ты в порядке? – спрашиваю я.
        – Нет, – шепчет он и прижимается щекой к моей груди. – Я не в порядке, потому что он не умер.
        Смысл его слов не сразу доходит до меня. Трагедия сказанного. Я не знаю, что на это ответить.
        – Почему он не умер? Почему он не умер? – Крис хватается за мою руку, прижимаясь сильнее. – Почему я не оказался достаточно сильным?
        Я глажу его по волосам.
        – Достаточно сильным для чего?
        – Почему я не смог сам его убить?
        – Ох, Крис…
        Через что, ради всего святого, Крису выпало пройти? Я чувствую, как он плачет у меня на руках. Как, черт побери, я могу защитить его от этого? Никак.
        – Я недостаточно сильный, чтобы убить его, и недостаточно сильный, чтобы быть с тобой.
        Я закрываю глаза и следующий час обнимаю его, предлагая все утешение, которое только могу ему дать.
        Мы не двигаемся, не разговариваем.
        Мы просто плачем. И дышим.
        Позже он слегка отстраняется и смотрит на меня сквозь темноту.
        – Я сожалею о прошлой ночи.
        – Не надо. – Я провожу большими пальцами под его глазами, вытирая слезы. – Я наговорила много того, чего не стоило.
        – Я недостаточно сильный, чтобы быть с тобой. Я люблю тебя, моя девочка. Конечно, я люблю тебя. Но все равно не могу этого сделать. Ты была права. Все, что сказала обо мне.
        – Все хорошо. Я понимаю.
        Крис прижимается ко мне грудью. Как же тяжело не плакать, когда он целует меня, потому что мы целуемся в последний раз. Поэтому я растворяюсь в поцелуе, желая запечатлеть в памяти его вкус и это мгновение, чтобы оно всегда оставалось со мной. Его язык движется медленно, бедра осторожно накрывают мои, и мы вбираем каждую деталь происходящего. Наши ладони не разъединяются.
        Мы целуемся всю ночь напролет, и он говорит мне лишь одно:
        – Прошлой ночью ты очень сильно ошиблась. Я никогда не смогу прикоснуться к другой девушке так, как прикасаюсь к тебе. И никогда не пожалею, что влюбился в тебя. Не забывай об этом.
        Это наше прощание.
        Глава 25
        Новое начало
        Эстель старательно выполняет свое обещание по видеозвонкам, а Сабин звонит еще чаще. Это хорошо, потому что прошел уже почти год после выпуска из Мэттьюса, и я умудряюсь успешно играть роль взрослого человека. Осенью я получила работу в том же журнале, в котором проходила стажировку. Я живу в родительском доме, веду хозяйство и оплачиваю счета. Я не стала непревзойденным бегуном, но продолжаю постоянно заниматься. Даже взяла пса из местного приюта, которого люблю без памяти. Его зовут Джон. Всего один взгляд на собаку, и вопрос выбора больше не стоял. Это же настоящая немецкая овчарка! Я не могла уйти домой одна.
        Сейчас май, не по сезону тепло, и когда мы с Джоном возвращаемся с субботней пробежки, нам обоим чертовски хочется пить. Когда я допиваю воду, звонит телефон. Это моя старая приятельница Николь, которая стала мне близкой подругой с тех пор, как я вернулась в Бостон. И она никогда не прекращает попыток заставить меня встречаться с парнями.
        – Ты уверена, что не хочешь пойти с нами сегодня вечером после ужина? Мы встречаемся с Эбби и Стефанией. Помнишь, вы знакомились прошлой осенью?
        Ее настойчивость вызывает улыбку.
        – Какая же ты милая, но ты знаешь ответ.
        Моя подруга вздыхает.
        – Ох, Блайт.
        – Что?
        – Ты все еще скучаешь по нему.
        – Николь, мы уже говорили об этом.
        – Дорогая, – она говорит как опытный психолог, – он женится через несколько недель.
        Я дотрагиваюсь кончиками пальцев до ожерелья со всеми нашими инициалами и сажусь за обеденный стол, держа в руке телефон.
        – Я в курсе.
        – Все же решила не ехать?
        – Меня не приглашали. Церемония только для членов семьи. Где-то в Ньюберипорте, как я слышала.
        – Я знаю, что не приглашали, но ты все равно можешь приехать. – Она хлопает в ладоши. – Чтобы расстроить свадьбу!
        – Исключено, – снова говорю я.
        – Ньюберипорт всего в часе езды. Хорошая поездка на север…
        Ее мелодичный голос нисколько не колеблет мою решимость.
        – Нет. Я не поеду ни по какой причине.
        – Какого черта он женится на твоей территории? Должно же быть какое-то правило, запрещающее ему въезжать в Массачусетс.
        – Я думаю, что его девушка проводила каникулы с семьей в северо-восточном Массачусетсе и любит побережье или что-то в этом роде.
        – Я думаю, это дерьмовая идея.
        – Не ты одна. В любом случае, это не имеет значения. Джеймс скоро вернется домой, и мы с ним уедем в Мэн за день до свадьбы. Будет неплохо оказаться в другом штате.
        – Значит, ты даже не увидишь остальных членов семьи? Я же знаю, как сильно ты по ним скучаешь.
        Теперь моя очередь вздыхать, потому что я скучаю по ним. Ужасно. Сабин дважды приезжал в гости за этот год. Я отпраздновала свой двадцать третий день рождения в его медвежьих объятиях и со слишком большим количеством коктейлей. Нам удается поддерживать дружбу без разговоров о Крисе, за что я ему благодарна. Наши отношения крепки сами по себе. Мозгом я всегда это понимала, но было приятно видеть и на практике. С Эриком и Эстель также. Кстати, сегодня вечером я должна позвонить ей.
        – Нет, я не увижу их в эту поездку. Мне не хочется находиться рядом сразу после свадьбы. Будет неловко постоянно стараться не обсуждать ее.
        – Значит, тебе известно, где и когда пройдет церемония?
        – Ага, Сабин проболтался. Он сводит меня с ума. Мне хотелось знать как можно меньше, но он, как и ты, пытался переманить меня с выбранного пути. Поэтому хватит упоминать слова «церемония» и «свадьба».
        – Крис хочет, чтобы ты прервала свадьбу, Блайт. Он хочет, чтобы ты знала об этом.
        – Нет. Он помолвлен, целый год уже с ней и мог закончить отношения в любой момент, если бы захотел. Он сам должен принять решение. Это не моя сказка, где я прерываю свадьбу и после этого мы живем вместе с Крисом долго и счастливо.
        – Возможно, когда свадьба пройдет… Ты, наконец, сможешь двигаться дальше.
        Я киваю.
        – Возможно. Не знаю. Николь, ты думаешь, я спятила. Вполне возможно, что так. Мне давно уже пора забыть его, но я не могу. Это не выбор. Я не могу удерживать его. Нет, я не тоскую и не плачу все время. Я не жду его.
        – Знаю, что нет. Но как бы мне хотелось, чтобы ты встречалась в этом году. Хоть с кем-нибудь! Но я понимаю. Думаю, даже завидую такой любви. Люди о ней мечтают.
        Я стону.
        – Ага, невероятно приятные ощущения.
        Она фыркает.
        – Я не это имела в виду. Возможность таких глубоких чувств к кому-либо уже многое говорит о человеке.
        – Да, что я идиотка.
        – Не-е-ет! Это говорит о том, что ты слушаешь свое сердце.
        – Мое сердце – тупая дрянь.
        Николь смеется, а потом сообщает, что ей пора встретиться с подругами за коктейлем. А я действительно рада остаться дома.
        Мне есть о чем подумать и что планировать, так как Джеймс скоро вернется домой. Мы с ним спорим, стоит или нет продавать дом в Массачусетсе. Он слишком большой, чтобы я жила в нем одна, но мы оба к нему очень привязаны.
        Но одно решение мы все-таки должны были принять – поехать в дом, который родители купили в штате Мэн, в Бар-Харборе. Дом, в котором мы не были с самого времени покупки почти пять лет назад. Я согласилась, чтобы Джеймс не искал работу, а занялся ремонтом, который неизбежно потребуется дому после простоя. Прошлым летом брат работал строителем и, кажется, его вдохновляла эта тема. К тому же в колледже он изучал архитектуру. Он, кажется, действительно увлекся идеей привести дом в порядок. Что касается меня, я думаю, что будет здорово провести вместе с братом три месяца на берегу океана. Некоторым может показаться странным такой план девушки в двадцать с небольшим, но мне не хочется того, что делают мои сверстники.
        В любом случае, в Бар-Харборе у нас много дел. Это идиллический маленький городок на Маунт-Дезерт, острове, который технически и не остров, так как соединен с материком тонкой полосой земли. Здесь находится национальный парк Акадия, и я рассчитываю гулять по нему с Джеймсом и Джоном. Наши отношения уже гораздо лучше, чем раньше, а это лето должно еще больше укрепить их.
        Приняв долгий горячий душ, я наливаю бокал вина. К тому времени, как собираюсь поболтать с Эстель, я уже допиваю второй бокал, что для меня теперь многовато.
        Я сворачиваюсь на диване с бокалом в руке и смеюсь, когда Эстель отвечает на звонок радостным:
        – Блайт! Блайт! Блайт! – И исполняет сумасшедший танец по комнате в общежитии. Ей хватило сообразительности в этом году остаться жить одной. Не уверена, что кто-то, кроме меня, смог бы вынести ее. Или любить, как я любила и люблю до сих пор.
        – Как ты, псих? – Салютую ей бокалом. – Счастливой субботы!
        – Тебе тоже! Учеба закончится через несколько дней. Не могу дождаться!
        Я подозреваю, что Эстель уже выпила, судя по громкости ее голоса.
        – Расскажи мне обо всем.
        Я откидываюсь назад и позволяю ей рассказать мне, как она заканчивает год. Я знаю, что прошлой осенью они с профессором перестали встречаться, и с тех пор она, кажется, прыгает от парня к парню. Еще не слышала об одном и том же парне больше одного раза, но все еще надеюсь. Эрик и Зак до сих пор вместе и планируют провести лето в Мэдисоне, а Сабин снова останется в местном театре.
        – Ох, я тебе говорила про Сабина? – Эстель приближается к камере так, что я практически могу заглянуть ей в нос.
        Я смеюсь.
        – Нет, что?
        – Помнишь ту девчонку Кристал с прошлого года?
        – Конечно. Он снова с ней?
        Эстель поднимает два пальца.
        – С ней и ее соседкой Марисой. Вместе, – она хихикает.
        – О боже, какая гадость! Эстель! И слышать не хочу таких подробностей! Фу. Я не могу такого думать о Сабине.
        – Соседки, ради всего святого. Как банально! Ты же не можешь представить нас с одним парнем, верно? То есть, я бы не смогла смотреть тебе в глаза на следующий день. Не потому что ты не суперсексуальная и все такое, не подумай, но… А то, что ты встречалась с моим братом, только ухудшило бы ситуацию. – Она хлопает себя по рту. – Вот дерьмо! Прости.
        – Эстель, все нормально. Прекрати.
        – Черт побери, Блайт. Мне не стоило поднимать эту тему. Я бестактная сучка.
        – Просто прикоснись к неоновому Иисусу и будешь прощена.
        – Повиси! – Эстель вскакивает, и я слышу стук каблуков по полу, когда она подходит к картине, висящей на дальней стене. Она привстает на цыпочки и гладит неонового Иисуса по голове.
        – Мне стыдно! Ты меня слышишь? Я раскаиваюсь!
        Ее короткая рубашка приподнимается, когда Эстель протягивает руку. Понимаю, что изображение с камеры не идеальное, но могу поклясться, что вижу синяк на бедренной косточке. Я забываю об этом, как только лицо Эстель снова появляется на экране, потому что она пугает меня до чертиков, и я чуть не проливаю свое вино.
        – Неоновый говорит, что я прощена.
        Я машу рукой.
        – Там и прощать не за что было.
        – Эй, Би.
        – Да?
        – Все в порядке?
        Я киваю. Секунду набираюсь храбрости, чтобы задать вопрос.
        – Как там Крис? У него все хорошо? Он… Все еще счастлив, верно?
        – Я не знаю, что на это ответить. Думаю, он в порядке. Ведет себя нормально, но он изменился. Он… Не знаю. Стал скучным, если быть честной.
        – Что? Крис не может быть скучным, что за глупости.
        – Так и есть. Мы все считаем, что он немного унылый.
        В ее дверь раздается стук.
        – Мне пора. Люблю тебя.
        – Хорошо. Развлекайся.
        – Эй, Стель?
        – Да?
        – Позвони, когда все закончится. Но не раньше. Мы просто должны избегать разговоров об этом. Скажи Сабину и Эрику. Пожалуйста. После мне будет легче.
        – Поняла. Крепись. – Она целует пальчики и посылает мне воздушный поцелуй. – Скучаю по тебе, сучка.
        – Я тоже по тебе скучаю, сучка.
        Я закрываю экран. В следующий наш разговор Крис уже будет женат. Возможно, тогда я действительно поверю, что между нами все кончено.
        Я королева фантазерок.
        Глава 26
        Воссоединение
        – Ты не забыла средство от насекомых?
        – Думаю, в Мэне они тоже продаются… – отвечаю я брату. – Кроме того, я собрала все, что только можно было. Машина битком. Если что-то и забыли, купим в Элсуэрте. Расслабься. – Я тянусь к заднему сиденью внедорожника и похлопываю Джона по голове. Этот пес – причина покупки большого автомобиля, но без нее у нас, возможно, не было бы места, чтобы втиснуть все вещи для поездки на лето. Джон с тревогой смотрит на меня.
        – Знаю. Джеймс чокнутый водитель.
        – А как насчет спиртного? Там оно продается? – Джеймс сворачивает на знакомый маршрут к шоссе 95N. Мы поедем через Массачусетс, а потом на север, в Бар-Харбор, штат Мэн.
        – Очень смешно.
        – Серьезно, дорогая сестричка, что это за маленькие бутылочки?
        – А что? Спонтанная покупка в алкогольном магазине. Раз ты за рулем, я решила, что стоит сделать глоток. – Я выливаю маленький джин в полупустую бутылку тоника и достаю из сумочки соломинку.
        – Ага, или десять, судя по всему.
        – Мы должны проехать мимо Ньюберипорта. Мне не помешает немного храбрости.
        Он хлопает меня по плечу.
        – Справедливо.
        Джеймс не в курсе всей истории, но он знает достаточно, чтобы понимать – я не хочу ехать через город, в котором женится Крис. Еще и в день его свадьбы.
        – Слушай, Блайт, мне жаль, что я вчера отравился и весь день провалялся в кровати. Знаю, ты хотела уехать раньше, но уверяю: тебе бы вчера не понравилась моя компания в дороге. Извини.
        – Да, да. Ты не виноват. Мне просто хочется свалить из Массачусетса как можно быстрее.
        – Дерьмовая ситуация. Прости.
        Я включаю радио.
        – Смотри, чтобы тебя не тормознули.
        – Я постараюсь.
        – То, что я делаю, незаконно и глупо. Поэтому никогда не пей в машине.
        – Я и не собирался.
        – И ты не должен ездить с пассажиром, который пьет.
        – Я знаю!
        – Просто говорю.
        Я устраиваюсь поудобнее и посасываю коктейль. Пройдет около часа, прежде чем мы доберемся до места преступления, и к тому времени, надеюсь, я уже буду хорошенько пьяна.
        – Джеймс? – Я делаю еще глоток.
        – Да?
        Я надеваю солнечные очки и смотрю в окно. За последний год мне приходилось иметь дело с тонной дерьма, и я не собираюсь теперь извиняться за необходимость сбежать от проблем. Убраться подальше от дома, спрятаться на лето в Мэне… Я заслужила. А насчет напиться в день свадьбы Криса? Тут все понятно.
        – Джеймс, мне будет очень хреново.
        – Ты справишься. Я рядом.
        Люблю своего брата. Правда, очень люблю. И он мне нравится. Теперь он становится моей опорой, и я чувствую себя менее одинокой в моем горе из-за этой гребаной ситуации с Кристофером Шепардом. Если я смогу проехать через идиотский Ньюберипорт без приключений, то лето будет действительно потрясающим.
        Родители бы гордились, что мы вместе поехали в Бар-Харбор. Я встряхиваю карту Маунт-Дезерт и смотрю на красный кружок, где находится наш дом. Никто из нас особо ничего не помнит о нем, потому что мы там были всего несколько минут пять лет назад. Кажется, он выходит окнами на залив Френчмен. Как изысканно.
        Джеймс позволяет мне самой выбирать музыку, когда накапливаются пустые бутылки. Каждая песня, которую я выбираю, – это одна из песен Криса, и я чувствую, что пьяно погружаюсь в бездну печали, сердечной боли и гнева. Свадьба? Гребаная свадьба? Какой глупый и совершенно тупой поступок. Я понимаю, что Крису нужны безопасные, легкие отношения, которые не бросят ему вызов и не вытащат прошлое на поверхность. Его отец, должно быть, неслабо поиздевался над всеми и особенно над Крисом. Но Крис умен, умеет держать себя в руках и способен на гораздо большее, чем просто поверхностные отношения. Он заслуживает лучшего, со мной или без.
        Жаль, что я почти ничего не знаю об его отце, но эта тема крайне щепетильная. Я никогда не обсуждала это ни с Сабином, ни с другими, проскочили всего несколько фраз. Шепарды проделали огромную работу, чтобы двигаться дальше, строить успешную жизнь. Это достойно похвалы, а выкапывать воспоминания, которые они хотят забыть, не мое дело. Крис ясно дал мне понять, что с ним все в порядке, что он оставил эту часть своей жизни в прошлом. Шепарды активные, преданные и очень жизнерадостные. Они все умеют любить. Это видно по тому, как они любят друг друга и меня. Так почему Крис не мог дать мне большего?
        Я допиваю остатки из бутылки, когда передо мной мелькает первый указатель Ньюберипорта. До него всего четверть мили, и мы несемся мимо.
        – Сворачивай на въезд! Сворачивай! – кричу я.
        – Блайт. Это плохая идея.
        – Да! – Я хлопаю по приборной панели. – Давай!
        – М-да, очень разумно. Просто замечательное решение.
        – Эй! Может, я и пьяная, но сарказм услышать могу. Я не шучу. Отвези меня на эту гребаную церемонию у моря, чтобы я могла сказать Крису… просто, много чего. Придумаю.
        – О боже. Ну, поехали.
        Джеймс сворачивает направо, подрезая фургон, и мы съезжаем с шоссе. Быстрый поиск на телефоне показывает место, где проходит церемония. Я открываю окно и вдыхаю запах побережья. Воздух пахнет по-другому, зелень другая. Все другое, и все причиняет боль.
        Я еще не совсем в стельку, но близка.
        – Здесь направо. А потом прямо до конца. Этот идиотский особняк должен быть там.
        – Хотел бы я, чтобы ты не знала о месте свадьбы. И вообще ничего о ней.
        – Да? Что ж, я тоже, но они все трепачи.
        Мы проезжаем мимо внедорожника, который припаркован в начале мощеной дороги, ведущей к большому и элегантному желтому дому. Сцена преступления, насколько я могу судить. Сегодня здесь тихо, перед домом лишь несколько машин. Джеймс останавливается на полпути к дому, но не выключает зажигание. Он определенно надеется, что моя предстоящая обличительная речь будет краткой.
        – Я правда считаю, что тебе не стоит туда идти. Хватит с тебя неприятностей, – говорит он.
        – Я не собираюсь дебоширить.
        Черт. Хотя идея позлить Криса не так уж и плоха. Если у меня достанет храбрости. Я смотрю на дом. Ладно, признаю, он красивый. Поэтому, чтобы компенсировать это, я кричу:
        – Взгляни на эту дурацкую веранду с видом на океан. И эти идиотские цветочные гирлянды. Честно! Ужасное место! – Я смотрю на часы. Полчаса до свадьбы. – Держу пари, все уже стоят снаружи. – Я указываю на лужайку, с которой открывается вид на залив. – Криса должны раздражать все эти банальности. Он их просто ненавидит! Там, наверное, будет какая-нибудь дурацкая арфа, стихи, грандиозная речь ее отца о вечной любви и заботе о своей дочери. У меня никогда не будет ни арфы, ни высокопарных речей, ни отца. У меня никогда не будет вечной любви, потому что все это чушь собачья. Не для меня.
        – Ты не должна быть здесь. Видеть все это, – говорит Джеймс. – Не поступай так с собой. – Он щурится. – А вообще, тут что-то не так. Ты говорила, что свадьба будет скромной, но почему на парковке почти нет машин?
        – Не знаю, плевать. Вот ром сейчас важнее, – заявляю я, смешивая в термосе ром с фруктовым пуншем. – Даже звучит отвратительно, да? Ром. Ненавижу ром. Никому не должен нравиться ром. Его следует пить только на тропическом курорте. А еще у тебя должны быть эти сраные зонтики и маленькие шпажки, чтобы накалывать гребаные кусочки фруктов. Погоди. У нас есть шпажки?
        – Не уверен, но удивлюсь, если есть.
        – Богом клянусь, что есть. – Я открываю дверь машины. – Джеймс, я права! Я же купила несколько в супермаркете, потому что подумала, будет круто сидеть с коктейлями на веранде. У нас ведь там много работы, верно? Так что алкоголь нам понадобится. А шпажки могут еще пригодиться для закусок, еда на них всегда вкуснее.
        Держа в руках термос, я ковыляю к задней части внедорожника и открываю люк.
        – Серьезно. Они для всего подходят! – Я начинаю рыться в сумках. Помню, что покупки из супермаркета сложила в синюю сумку. Нахожу ее и начинаю яростно разгребать содержимое.
        Джеймс выключает зажигание, выходит из машины и начинает упаковывать все, что я вытащила.
        – АГА! Я НАШЛА ШПАЖКИ! – победно вскрикиваю я. Поднимаю пакет на молнии со всякими разноцветными штуками для напитков.
        Джеймс смеется.
        – Тебе лучше?
        – В триллион раз лучше. Теперь можно и ром выпить. И подготовить обличительную речь. Стоит ли начать с того, какая скучная и бесполезная невеста, или что я считаю его идиотом и слабаком?
        – Вау. Знаешь, оба варианта хороши. Дай минутку подумать.
        Пока я пытаюсь открыть пакет, который, по моему мнению, слишком замысловато запечатан, слышу сзади громкие радостные вопли. Я оборачиваюсь и вижу небольшую компанию, несущуюся в нашу сторону.
        – Джеймс?
        – Да? – Он стоит, уперев руки в бока, и смотрит туда же, куда и я.
        – Или я перебрала, или к нам бегут люди?
        – Ты определенно выпила лишнего. И к нам бегут люди. Или скачут?
        Я поднимаю солнечные очки.
        – Странные бегуны. Может, мне стоит надевать на пробежки смокинг? Вдруг стану такой же шустрой, как они.
        – Да, вполне возможно. – Он вздыхает. – Эй, погоди минутку. А это не… Сабин?
        – Ох. Нет, этот парень слишком быстро бежит для Сабина. У Сабина живот большой.
        Но когда они приближаются, я вижу, что это на самом деле Сабин во главе компании Эрика, Зака, Криса и Эстель. Даже в ее длинном облегающем фиолетовом платье и на каблуках Эстель не отставала.
        – Слава богу! – выкрикивает она снова и снова.
        Я прислоняюсь к открытому багажнику и бросаю несколько шпажек в термос, ошеломленно наблюдая, как друзья пробегают мимо. Я явно не в своем уме.
        Смотрю на Джеймса.
        – Какого хрена происходит?
        Он качает головой.
        Я слышу «черт подери» и мгновение спустя передо мной оказывается Сабин. Он весь взмок в своем костюме, галстук развязан и свисает с шеи, а верхние пуговицы расстегнуты. Снова раздаются крики, а затем Эстель, Зак, Эрик и, наконец, Крис выстраиваются позади машины. Я несколько секунд тупо моргаю.
        Наклоняюсь и шепчу Джеймсу на ухо:
        – Думаю, тебе стоит отвезти меня в больницу, потому что у меня галлюцинации.
        – Блайт! – Сабин заключает меня в свои медвежьи объятия, и я проливаю ему на спину ром.
        – Желаешь маленькую пластмассовую шпагу? – спрашиваю я.
        – Конечно! Желаю!
        Он отрывает меня от земли, и теперь мы с Крисом на одном уровне глаз.
        Крис так красив, что у меня нет слов. Румянец на щеках, горящие глаза и улыбка, от которой я чуть не плачу. Когда Сабин, наконец, отпускает меня, я пячусь назад и усаживаюсь на машину возле багажа. Меня обнимают все, кроме Криса, который неловко стоит в стороне. Я слышу, как Джеймс представляется всем, кроме Сабина, с которым они уже несколько раз виделись. Я слишком занята, пытаясь заставить глаза правильно передавать информацию в мозг, чтобы адекватно реагировать на происходящее.
        – Что ты здесь делаешь? – спрашивает Эстель, ее глаза сверкают любопытством. – Поверить не могу!
        Я начинаю хихикать и не могу остановиться. Джеймс закатывает глаза и, наконец, отвечает за меня:
        – Мы ехали в летний дом родителей на лето. И сделали… остановку. Эм, чтобы поздравить.
        – Не-е-е-т! – рычу я на брата. – Все совсем не так.
        Я указываю на Криса.
        – Мне совершенно не хотелось приходить на твою отвратительную свадьбу, но я чувствовала необходимость сообщить, какой ты засранец, и что тебе определенно, определенно не стоит жениться. Ни при каких обстоятельствах. Но сейчас ты такой красивый в костюме, и из-за этого я чувствую себя ужасно. – Я окидываю взглядом остальных. – Вообще-то вы все красивые. Но Крис самый привлекательный. Ты, друг мой, выглядишь, как сам чертов бог в этом смокинге.
        Крис улыбается.
        – Ты пьяна?
        – Да, я напилась, мать твою, – фыркаю я. – Чего бы мне не напиться? Все пьют на свадьбе. Особенно на твоей. Так что к черту тебя. Вали, женись. Развлекайся. Надеюсь, ты отравишься закусками.
        Сабин хохочет и отбирает у меня термос.
        – А теперь здесь действительно становится весело.
        – Можем выпить за твой выпуск. Ох. Поздравляю! Ура! – А потом я наклоняюсь вперед, шатаясь. – Берегись. Там плавают шпажки.
        Он делает большой глоток.
        – Они добавляют приятное послевкусие.
        – Я тоже так считаю. Думаю, это именно зеленые. У зеленых шпажек есть суперсила.
        Джеймс прокашливается.
        – Простите! Я пытался убедить ее, что это плохая идея.
        – Это правда! – вскрикиваю я. – Он действительно пытался, – я громко икаю, – но сейчас осознаю, что прерывать свадьбу бестактно и глупо. – Я поворачиваюсь к брату. – Джеймс. Тсс! Джеймс. Мне очень стыдно. Я бы хотела уехать.
        – Мы, пожалуй, поедем, – говорит он всей компании. – Очень сожалею о случившемся. Правда.
        – Нет никакой свадьбы, – быстро произносит Эрик. – И не будет.
        – Что? – Новость наконец достигает моего сознания.
        – Невеста не придет. Да и Крис тоже! Она позвонила ему, они поговорили и решили не жениться.
        У Эрика ужасно получалось скрыть радость.
        – Она сама понимает, что он ее не любит. И последние полгода она спит с Джимом Ланкастером, – Эстель едва успевает вставить слово. – Предполагалось, что она не хотела заниматься сексом до свадьбы, но, очевидно, это была не совсем правда, потому что она трахалась с этим парнем до потери сознания.
        – Эстель! – Крис хлопает себя ладонью по лбу.
        – Но это правда. Хорошо, что ты с ней не спал, а то она могла решить, что ты и правда ее любишь.
        – Серьезно? Подробности необязательны. – Крис явно обижен.
        – Погоди минутку. Сколько? Я люблю подробности. Они такие увлекательные, – я снова начинаю смеяться. Алкоголь действительно действует на меня. – Вы не… То есть весь год… Что, между вами ничего не было?
        – Расскажи ей оставшееся, – самодовольно просит Эстель.
        Крис выглядит смущенным.
        – Не сейчас, ладно?
        Нас прерывает лай из машины.
        – Божечки мои, Джон!
        – У тебя есть собака? – спрашивает Зак.
        – У меня действительно есть пес. И он такой ми-и-и-илый. Вы должны с ним познакомиться.
        Я добираюсь до боковой двери и выпускаю животное. Джон подпрыгивает и лижет мое лицо, а потом бежит навстречу новым людям. Сабин немедленно опускается на колени и начинает его тискать.
        – Значит, вы собираетесь в дом? В котором никогда не были? – спрашивает нас Сабин.
        – Ага. Хотим его отремонтировать. Ладно, согласна, Джеймс собирается его ремонтировать, а я буду делать коктейли с зонтиками и шпажками.
        – Когда будешь трезвая, уверен, тоже мне поможешь.
        У Джеймса сегодня ангельское терпение.
        – Возможно. Или я буду тыкать тебя шпажками, чтобы ты работал быстрее. – Сабин встает и смотрит на Джеймса.
        – Похоже, у вас там много дел. – Он замолкает и ослепляет нас своей фирменной улыбкой. – Хотите помощь?
        Я смотрю на Сабина и понимаю, что он может говорить серьезно. Он же псих, все возможно. Джеймс плохо его знает и не думает, что это предложение сказано не в шутку.
        – Пожалей меня, – говорит Джеймс с добродушной улыбкой. А потом указывает на меня. – Ты заметил, что моя будущая помощница не слишком надежна.
        – Я не шучу, – говорит Сабин. – Я совершенно серьезен. – Он одаривает всех долгим, медленным, изучающим взглядом. – А давайте все поедем!
        – Сабин, ты не можешь вот так взять и пригласить нас в их дом, – возмущается Крис. – Не дури.
        – Конечно, могу. Мы семья. Верно, Блайт?
        – Да! – Эстель хлопает в ладоши. – Сделаем это! Лето с Макгвайрами!
        – Эстель! – Крис бросает на нее сердитый взгляд.
        – Вы серьезно? – На лице Джеймса расцветает широкая улыбка. – Конечно, почему нет? Приезжайте на лето. Все вы. Это будет просто бомба!
        Джеймс увлекается планами на будущее, от которых у меня слишком кружится голова, чтобы успевать за ними.
        – Что ты делаешь? У них, наверное, есть дела поважнее, Джеймс, – говорю я, явно запинаясь. – Как у нормальных людей. Работа, что там еще. Планы! – Я бессмысленно машу руками.
        – Ну, Сабина выперли из театра, – заявляет Эстель. – Так что он свободен.
        Крис хмурится.
        – Что значит – выперли? Сабин?
        – Ой, эти придурки. Я опоздал на пару мероприятий, они и воспользовались моментом.
        – И когда ты собирался мне об этом рассказать? – Крис расстроен.
        – Когда-нибудь, возможно. – Сабин смешно крутится на месте. – Все зависит от того, насколько хреново ты к этому отнесешься. Давай смотреть оптимистично. Теперь мы можем провести лето с нашей замечательной девочкой и ее любезным братом!
        – Это импульсивный поступок, и мы не станем навязываться. – Крис засовывает руки в карманы.
        – Непохоже, что у тебя есть какие-то дела, – ехидно замечает Эстель. – Твоя, как там ее, сама собирается вывезти свои шмотки из твоей квартиры, а работы у тебя нет. Ты собирался поехать в свадебное путешествие и только потом искать работу. Давай. У нас же есть деньги, черт подери, ну правда. Я хочу немного повеселиться!
        Я замечаю, что они с Джеймсом переглядываются. Прекрасно. Интересно, сможет ли мой брат за ней угнаться?
        Все смотрят на Криса, пока он переминается на месте.
        – Народ, они не хотят, чтобы мы оставались у них на лето…
        – Крис. – Я бросаю на него взгляд. Тут не в чем сомневаться. Особенно в моем пьяном состоянии нет ни единого шанса, что я откажусь от возможности вновь воссоединиться с людьми, которые мне не безразличны. Вся хрень между мной и Крисом позади, это верно. – Залезай в машину.
        Он подходит ближе, берет меня за руку и отводит в сторону. Я несколько раз спотыкаюсь о гравий, но, по крайней мере, все еще стою на ногах.
        – В чем дело? – спрашиваю я не совсем внятно. – Слышала, что ты немного заскучал. Почему бы не попробовать что-нибудь спонтанное? Должно быть весело.
        – Давай просто поразмышляем, хорошо? Постарайся на минутку протрезветь. Это безумие.
        – И что? Мы все немного того.
        – Мы с тобой год не разговаривали. С той самой ночи.
        – Я в курсе. Люблю ту ночь и ненавижу одновременно.
        Крис встречается со мной взглядом.
        – Знаю. – Он отбрасывает волосы с лица и вздыхает. – Что ты на самом деле здесь делаешь, Блайт?
        – Лучше спросить, что ты здесь делаешь?
        Он улыбается мне.
        – Справедливо. Я здесь чуть не совершил огромную ошибку.
        – Расскажи, почему это была ошибка.
        Он отводит взгляд, обдумывая ответ.
        – Потому что я не люблю ее. Сказал ей это сегодня во время разговора. Она… она не зацепила мое сердце.
        Мы оба молчим.
        Алкоголь делает все проще.
        – Я не хотела, чтобы ты женился. Совершенно не хотела, Крис.
        Мы подходим друг к другу ближе, и я прижимаюсь к его груди, пока он осторожно обнимает меня.
        Ох, боже, как же приятно. Его близость опьяняет еще больше.
        – Ты собиралась помешать свадьбе? – спрашивает он с намеком на веселье.
        – Может быть. – Теперь я смущена. – А может, и нет. Не знаю.
        – Я скучал по тебе, Блайт. Господи, как же сильно я по тебе скучал. – Он сжимает меня в объятиях. – Я больше не хочу остаться без тебя, но эта идея с летним отпуском просто нелепая. Мы не можем вот так все бросить и на целое лето уехать все вместе. Кто так делает?
        – Мы. Ты говорил это однажды: «Чем плох небольшой риск время от времени?»
        – Ты все помнишь, да?
        – Да.
        Он задумчиво гладит меня по спине, а я молча умоляю его не отпускать меня. Наконец, спустя, наверное, вечность, он крикнул:
        – Ну хорошо.
        Я жду окончательного решения. Он притягивает меня еще ближе и кричит:
        – Сделаем это!
        – Вот же черт! – восклицает Сабин и несется к нам. Он хватает Криса и смачно чмокает в щеку. – Не жениться – самый твой разумный поступок. Но тебе придется ехать рядом с вот этой девушкой с перегаром. Чур, я впереди!
        Все происходит так быстро после того, как решение принято. Мы с Джеймсом тащимся следом за семейством Шепардов обратно в отель, и через несколько минут они уже спускают свои чемоданы. Разумеется, у Эстель самый внушительный багаж. Очевидно, я все еще пьяна, но когда мы выезжаем с парковки отеля, у меня кружится голова, и не только от выпивки. Всего двадцать минут, и все мое лето резко изменилось. Не только мое, но и каждого из нас.
        Я рада, что Сабин и Крис решили сесть в машину вместе со мной и Джеймсом. Сабин впереди, а я на среднем сиденье сзади, Крис рядом со мной, а голова Джона у меня на коленях. Эрик составляет прекрасную компанию с Эстель и Заком в другой машине. Они едут следом на большом внедорожнике «Вольво», который Эстель подарили в этом году на день рождения. Это произошло после того, как Крис счел ее седан небезопасным для езды по снежным буранам Висконсина.
        Крис приобнимает меня за плечи, жест кажется естественным, как дыхание. Я прислоняюсь к нему и кладу руку ему на колени. Он берет мою ладонь и целует меня в макушку. Я закрываю глаза. Вероятно, алкоголь обманывает сознание, превращая наше воссоединение в нечто нормальное. Может быть, я слишком одурманена, чтобы понять, насколько странно все происходящее. Я понимаю, что мы ступили на совершенно новую территорию, но мне больше всего на свете хочется быть рядом, и сейчас все кажется правильным. В данный момент мне плевать, что происходит и к чему это может привести. Кроме всего прочего, я вернула своих друзей.
        Термос остался у Сабина, и я слышу позвякивание маленьких бутылочек в моей сумке.
        – Кстати, куда мы едем? Я даже не знаю, где ваш дом находится.
        Джеймс переключает радио.
        – Бар-Харбор. Часах в пяти отсюда.
        Я чувствую, как Крис напрягся.
        – Мы едем в Мэн?
        – Все нормально, Крис, – тон Сабина успокаивающий. – Мы будем далеко на севере. Не напрягайся.
        Я трусь лицом о грудь Криса.
        – Что такое?
        Он кружит большим пальцем по тыльной стороне моей ладони. Когда Сабин включает радио и они начинают болтать с Джеймсом, Крис наклоняет ко мне голову.
        – Мы какое-то время жили в Мэне. Я не собирался возвращаться.
        Услышав это, я понимаю, как много подробностей нашей жизни мы с Крисом никогда не делили друг с другом. У меня огромные пробелы в информации о нем. Оглядываясь назад, можно сказать, что у этих пробелов есть свои причины.
        – Прости! Я не знала.
        – Пожар был в Мэне? – полуутвердительно спрашивает он.
        – Да.
        – Почему-то мне всегда казалось, что ты отдыхала с родителями в Массачусетсе. Я думал на Кейп-Коде. И ты впервые туда едешь с тех пор? Справишься?
        – Да. Я могу это сделать. Теперь уже легче. – Крепче сжимаю его руку. – Почему я не знала, что ты из Мэна?
        – Мы действительно жили повсюду, а там всего около четырех лет. Но только не в районе Бар-Харбора. – Он убирает руку с моего плеча, чтобы почесать Джону за ушами. – Хороший пес, да?
        – О да.
        – Сладкий мальчик для моей сладкой девочки.
        Я снова закрываю глаза и отдыхаю на груди Криса. Я его просто обожаю.
        – Я немного пьяна, и мне нужно поспать, но сначала должна рассказать тебе один секрет.
        Я чувствую, как он усмехается.
        – Ладно, говори.
        – Только никому не рассказывай.
        – Обещаю.
        – В этом году я пыталась пробежать марафон. Два раза, на самом деле.
        – Да? Это круто.
        – Я сказала пыталась. Но не смогла. С полумарафоном я справилась, но не с целым, черт возьми. Я пыталась в прошлом октябре в пригороде Бостона и в марте в Виргинии. Хотела попасть на Бостонский марафон, но не получилось. Я облажалась.
        – Ты не облажалась. Думаю, что ты крутая, раз хотя бы решилась попробовать.
        – Я не справляюсь ни со скоростью, ни с дистанцией. Не суждено мне быть бегуном. Хотя и старалась, но я ни на что не гожусь.
        Крис гладит меня по волосам.
        – Еще как годишься.
        – Никому не говори. Мне так неловко.
        – Не скажу.
        – И еще одно. Я рада, что ты не женился. Хотя частично понимала, что злюсь на тебя, считала тебя придурком, но все равно рада, что свадьбы не будет. Но мне жаль, если ты расстроен и если сегодняшний день должен был стать хорошим.
        – Я чувствую облегчение.
        Если бы не была пьяна в стельку, я бы придумала что-нибудь поумнее. Я глубоко вздыхаю.
        – Я скучала по тебе. Мне должно быть стыдно говорить это тебе, но плевать. Я так сильно по тебе скучала, Крис.
        – Я тоже по тебе скучал, Блайт. А теперь поспи немного.
        Дотрагиваюсь пальцами до ожерелья с серебряными буквами.
        – Какой же бред между нами происходит.
        – Знаю, малышка. Я знаю.
        – Но ни на что не собираюсь его променять.
        Глава 27
        С любого расстояния
        – Что значит, в Элсуэрте нет «Старбакса»? – Я чувствую, что сейчас заплачу. У меня болит голова, и я до сих пор не могу поверить, что мы всей компанией приезжаем в Бар-Харбор. Я потираю глаза и зеваю.
        Элсуэрт – последний крупный город перед островом. Маунт-Дезерт, где находится Бар-Харбор, известен как самое популярное место для отдыха в штате Мэн. В городе полно магазинов со всем необходимым, но цены там заоблачные. Вот почему мы останавливаемся в Элсуэрте и закупаемся продуктами и прочим необходимым. Уверена, что мы выглядим крайне странной разношерстной компанией, все при параде, кроме меня и Джеймса.
        Когда мы выезжаем с покупками, я немного нервничаю из-за того, в каком состоянии окажется дом. На прошлой неделе я заказала постельное белье, полотенца, кастрюли и сковородки, основные кухонные принадлежности и прочие скучные, но необходимые вещи. Я отправила все сразу в дом. Смотритель был достаточно любезен и проследил, чтобы все прибыло. Что касается мебели, то дом уже покупался вместе с ней, и я надеялась, что она не совсем ужасна и не изъедена паразитами.
        – Если в скором времени не выпью кофе, то рискую умереть.
        – На рынке варят кофе, – замечает Джеймс.
        – Не это дерьмо. Настоящий кофе. – Меня одолевает похмелье. А может, я все еще навеселе.
        Сабин тянется назад и похлопывает меня по колену.
        – Он у тебя будет.
        – Крепкий, да?
        – Наикрепчайший. Я купил тебе упаковку колумбийского кофе, а Крис нашел французский пресс. Судя по карте, мы приедем на место через двадцать пять минут. Крис? Как доберемся, будешь ответственным за кофе.
        – Так точно.
        – Думаю, нам придется еще раз съездить в Элсуэрт сегодня или завтра, – говорю я, чувствуя, как нервы натягиваются еще сильнее. Столько всего предстоит сделать. – После стольких лет дом, наверное, превратился в помойку.
        – Эй, Би, расслабься. Мы поможем. – Я скучала по заботе Сабина. – Тебе не о чем беспокоиться. Приехать в этот дом уже событие. Мы это сделали. Серьезно. И для нас большая честь, что вы позволили нам сорваться вот так, без приглашения. Мы смотаемся туда и обратно столько раз, сколько потребуется.
        – Конечно, – добавляет Крис. – Привезем все, что вам нужно.
        Я чувствую себя лучше. Это и правда важное решение – увидеть дом.
        – Джеймс? Ты в порядке?
        – Да. Я хочу туда. И теперь у нас есть подкрепление. – Он дает Сабину «пять». Мне нравится, как эти двое подружились.
        Я согласна. У нас самое крутое подкрепление, какое только возможно.
        Я нервно дергаю ногой, когда мы подъезжаем ближе, а Джон выглядывает в окно, пока я чересчур увлеченно глажу его по спине. Вереница магазинов остается позади, сменившись зеленью, когда мы начали взбираться на холм. Сабин передает указания Джеймсу, и я с удивлением чувствую, что улыбаюсь. С дороги к нашему дому я за деревьями вижу темно-синий океан. Мы близко. Не знаю, воспоминания ли это или просто чувствую. Дорога спускается ниже, к воде, потом резко сворачивает направо, и мы оказываемся на длинной подъездной дороге, ведущей к большой лужайке. Я смотрю направо на наш дом.
        Он изрядно потрепан и ждет капитальной покраски. Щепки буквально выдуваются ветром. Газон подстригли, но заросли на заднем дворе станут большой проблемой. Передняя веранда нуждается в серьезном ремонте. Для меня, однако, дом потрясающе красив.
        Я выпускаю Джона и выхожу за ним следом. Чувствую оцепенение, но не из-за циркулирующего в крови алкоголя.
        Я вспоминаю. И подхожу ближе. Густые ветви деревьев перед домом нависают до самой земли, но я знаю, что слева есть деревянная лестница, ведущая на другую лужайку, а за ней – скалистый участок берега, который тоже принадлежит нам. Крис догоняет меня.
        – Ты в порядке?
        Я киваю. Беспокойство в его голосе излишне.
        – Я вспоминаю, Крис. А до этого ничего не помнила. Дни до и после пожара? Я говорила, что не помню их. Все это? Дом? Раньше был чистый лист. Как будто мы были здесь всего несколько дней назад… Но я начинаю хотя бы вспоминать дом. Погоди. Гостиная. У нее сводчатый потолок и камин с каменным очагом. Множество огромных окон. И там есть лестница на второй этаж. – Воспоминания буквально выплескиваются на меня. – Рядом с гостиной столовая с раздвижными стеклянными дверями на веранду. Кухня гигантская. Не шучу, она правда огромная. Как будто здесь раньше была… гостиница или нечто подобное. Мама говорила… Она говорила что-то о друзьях, которые будут навещать нас здесь. Что мы сможем разместить столько гостей, сколько захотим. Второй этаж – это длинный коридор со спальнями. Не знаю, сколько их. Не могу вспомнить. А внизу, у воды? Длинный узкий причал, который ведет к квадратному плавучему доку. К нему привязана маленькая лодка. Каяк… – Я качаю головой. – Нет, нет, должно быть, каноэ. Я не уверена.
        – Все нормально, – Крис улыбается и указывает на дом. – Что ж, иди, осмотрись.
        Я зову Джона, и он тут же возвращается ко мне, его хвост стучит по моим ногам. Я слышу за спиной всех остальных, а потом ко мне присоединяется Джеймс.
        – Ни хрена себе, Блайт, – протягивает он. Он так же шокирован, как и я. – Дом такой большой. – Джеймс берет меня за руку. – Я не помню его таким огромным.
        – Я тоже.
        – Идите внутрь, – предлагает Эрик. – Мы осмотрим все снаружи.
        Я поворачиваюсь к Джеймсу, и он бросает на меня взгляд, говорящий, что он согласен с моим решением.
        – Мы пойдем туда вместе.
        Сабин кладет мне руку на плечо.
        – Вы же не думали, что вам придется делать это в одиночку?
        – Нет. Это для нас для всех.
        Только спустя месяц дом начинает казаться мне достаточно уютным. Мебель устарела, но подходит под стиль летнего загородного дома. Я не могу представить себе этот старый дом, наполненный кучей модной, современной херни из «Crate & Barrel»[12 - «Crate & Barrel» – сеть розничных магазинов в США, Канаде и 8 других странах, выпускающая предметы домашнего обихода, мебель и домашние аксессуары.]. В нем должны быть разномастные стулья и продавленный диван. В столовой стоит длинный деревянный фермерский стол с достаточным количеством места для всех нас, чтобы удобно сидеть на вытертых от времени скамейках. Я рада, что заранее подумала многое заказать по интернету, потому что на кухне теперь есть все самое необходимое, и у нас новое постельное белье и полотенца.
        Наверху шесть скромных спален. Эрик и Зак занимают одну, а у нас у всех свои. Хотя подозреваю, что Эстель и Джеймс иногда тоже спят в одной. Я стараюсь притворяться, что их откровенный флирт – не более чем невинная забава, но пол в коридоре наверху громко скрипит, и я слышу, как открываются и закрываются двери, когда все должны спать. Во всех комнатах довольно устойчивые кровати на платформе, и я заменила несколько продавленных матрасов более толстыми и удобными. Поэтому до сих пор скрипа кроватей я не слышала, и очень этому рада. Мы спасли несколько старых одеял, хотя мне пришлось стирать их не один раз, чтобы под ними было достаточно гигиенично спать. Масштабная уборка и полировка полностью преобразили дом. Он теперь кажется живым и уютным. Джеймс начал сдирать линолеум в одной из ванных комнат и сам укладывать плитку, и я крайне впечатлена его навыками.
        Пока Джеймс с Эстель бегают по комнатам, мы с Крисом остаемся каждый в своей. Мы нежны; проходя мимо, постоянно касаемся друг друга и даже обнимаемся на диванчике перед камином в конце дня. У меня вошло в привычку слушать, как он читает мне вслух старые книги в мягких обложках, и в этом есть нечто невероятно интимное. Но мы даже не целуемся. Мы определенно вместе, но еще не совсем пара. Крис особо не пытается двигаться дальше, но это потому, что я ему не позволяю. Я знаю его поведение, интонации голоса и даже дыхание, когда он собирается сделать шаг вперед. Я не позволяю этому случиться, потому что… ну, потому что он должен был жениться меньше месяца назад. Потому что я напугана. Но я позволяю обнимать меня, гладить по волосам и наблюдать за мной. И он делает это постоянно. Мне нравится чувствовать на себе его взгляд и замечать тень улыбки на его лице, когда он понимает, что его застукали за этим занятием.
        Конечно, я тоже за ним наблюдаю. Они с Джеймсом и Сабином красят снаружи дом, и смотреть на Криса без футболки, пока он работает на стремянке, несомненно, очень заводит. Я рада, что он ни от кого не прячет свой шрам. Джеймс бросает на меня вопросительные взгляды, но я лишь качаю головой. Иногда отвлекаюсь от своих занятий и сижу на лужайке в роли надзирателя. Обычно я каждые несколько минут кричала, что они пропустили участок, чтобы позлить их, но после того, как все трое набросились на меня с грязными кистями на прошлой неделе, я прекратила. До сих пор вымываю краску из волос.
        Я замечаю одну особенность в процессе покраски: как Крис ненавязчиво отвлекает Сабина от работы на стремянке. Он часто перенаправляет брата к нижним окнам, к крыльцу и к сайдингу, до которого тот может дотянуться с земли. Видно, что он тоже волнуется за него, как и я. Сабин слишком много пьет. Да, мы все пьем, я не исключение, но Сабин делает это все дни напролет. Знаю, он всегда возле дома, у нас веселая атмосфера праздника, но его тяга к выпивке переходит на новый уровень. Хотя он в прекрасном настроении и никаких проблем не создает. Пока что.
        Сегодня необычайно теплая суббота, почти четыре недели прошло с того дня, как мы приехали, но я впервые купаюсь в одиночестве. Обычно мы спускаемся к океану всей компанией, но по какой-то причине после вечерней пробежки я хочу побыть одна.
        Я прыгаю в воду, и она совершенно ледяная. Мне повезет, если я вообще смогу проплыть больше нескольких кругов, но шок от холода и последующий прилив адреналина удивительны. Я хорошо плаваю и держусь довольно близко к берегу, но когда поднимаю взгляд, то замечаю, что Крис за мной наблюдает. Он никогда не заходит в воду, хотелось бы мне знать почему. Но все равно всегда надевает плавки и не спускает с меня глаз. У меня такое чувство, что он стоит у меня на страже.
        Думаю, сейчас около семи, солнце только подумывает о том, чтобы спуститься на ночь, а потому свет особенно прекрасен. Я продолжаю плыть, и каждый раз, когда поднимаю голову из воды, чтобы вдохнуть, вижу фигуру Криса на берегу. Я узнаю его с любого расстояния. Я плаваю кролем длинными и медленными рывками.
        Я узнаю его с любого расстояния. Не понимаю, почему эта фраза навязчиво повторяется в голове. Я убеждена, что в этой мысли чего-то недостает, но не знаю, чего именно.
        Я поднимаюсь на край причала, выныривая из воды, жутко холодной, но одновременно бодрящей. Беру полотенце и заворачиваюсь в него, рассматривая сцену на лужайке. Сабин возится с усовершенствованием наружного освещения, а Джон сидит рядом с ним. Эстель и Зак устраивают какой-то дикий танец на столе для пикника. Джеймс на мгновение перестает пялиться на мою бывшую соседку и подбрасывает полено в яму для костра. На прошлой неделе Зак и Джеймс трудились здесь целый день, и теперь у нас есть отличное место, чтобы потусоваться после наступления темноты. Крис стоит на скалистом берегу, в нескольких ярдах от начала длинного причала. Я начинаю шагать по обветренным доскам.
        – Прекрасный вечер для костра, – говорю я. Музыка, ревущая из наружных динамиков, и шум компании заставляют меня повысить голос.
        Крис не отвечает, но следует за мной взглядом, когда я подхожу ближе.
        – Крис?
        Он пристально смотрит на меня.
        – Да.
        – Все в порядке?
        – Да, вполне. Но, кажется, ты замерзла.
        – Ага. Собираюсь принять горячий душ. – Я жестом указываю за спину. Душ на открытом воздухе, вероятно, нравится мне больше всего. До приезда сюда я никогда не принимала душ на улице, но с ним ничто не сравнится. Потребовалось трижды отчищать деревянные стенки отбеливателем, а затем пройтись по ним герметиком, чтобы там стало действительно чисто, но теперь эта просторная кабина – просто рай.
        Я уже ухожу, но оборачиваюсь назад.
        – Эй, Крис. Я хотела кое-что у тебя спросить.
        – Что угодно.
        – Сабин тебя не беспокоит?
        – Что ты имеешь в виду?
        – Он… он много пьет.
        – Ага, – Крис вздыхает. – Я в курсе.
        – И ты не переживаешь?
        Он пожимает плечами.
        – Думаю, ему просто немного одиноко. Соскучился по женской компании. Ему нравится здесь, очень, но это не колледж, к которому он привык. Хочет сегодня вечером выбраться из дома, пообщаться с туристками.
        – Хорошо. Если ты так считаешь.
        Он делает шаг ко мне.
        – Не хмурься. Мне не нравится видеть тебя печальной. – Он на секунду касается моего лица.
        Без предупреждения сексуальное напряжение между нами вспыхивает с новой силой и затмевает фоновый шум.
        – Я скучал по тебе, – произносит он. – Не знаю, как выразить, насколько сильно.
        Дело не только в его словах, но в том, как он смотрит на меня. Я беру его за руку и веду за собой в душ. Он заходит вслед за мной и закрывает дверь. Тут же его руки касаются моих ладоней, кончики пальцев скользят вверх по рукам, вызывая дрожь.
        – Все еще холодно? – шепчет он.
        Я поворачиваюсь и качаю головой. Мы снимаем его толстовку через голову, и он тоже остается в плавках. Я кладу руку ему на грудь и толкаю на скамейку, которая стоит рядом с душем.
        – Сядь, – велю я.
        Воздух полнится музыкой и смехом, и мы тоже смеемся, когда слышим возглас Сабина:
        – Что значит, у нас закончились крекеры? Как же мы будем делать сморсы?
        Я включаю воду и встаю под горячие струи, пока Крис наблюдает за мной. Двигаясь медленно, я не тороплюсь, желая, чтобы он был уверен. Ни в коем случае мы не сделаем следующий шаг необдуманно. К тому же, я не против подразнить его во имя справедливости. Он целый месяц красовался передо мной в одних лишь шортах, и я выдержала это. Теперь он еще более загорелый и сильный, чем во времена колледжа. От походов на гору Кадиллак и работы по дому его мышцы стали более рельефными. То, что я не к?даюсь на него, еще не значит, что ничего не замечаю. Я ставлю ногу рядом с ним и наношу крем для бритья. Бреюсь медленнее, чем нужно, а Крис не отводит взгляда ни на долю секунды. Когда он скользит ладонью вверх по моей ноге, я позволяю ему добраться до середины бедра, прежде чем убрать его руку и отступить под воду.
        – Ты меня убиваешь, – говорит он.
        – Хорошо. – Я мою голову, выгибая спину и отставляя попку в сторону Криса. Когда просовываю намыленную руку под верхнюю часть купальника, Крис практически рычит.
        Он тянется ко мне.
        – Иди сюда, красавица. Я больше не могу не касаться тебя.
        Я позволяю ему притянуть меня к себе, сажусь на него верхом и смотрю на того, кто мучил меня все эти месяцы. Близость его тела еще больше заводит. Я провожу пальцами по его волосам, и он делает то же самое, когда я откидываю голову назад. Он ласкает мою спину и руки, двигаясь к талии, к верху купальника и, наконец, к груди. Я слегка подаю бедра вперед навстречу его возбуждению и пальчиками глажу его грудь. Какое-то время мы просто касаемся друг друга, ласкаем, изучаем заново.
        – Крис?
        – Да, малышка? – Он проводит пальцем по моей щеке, подбородку, спускается по шее, отвлекая от того, что я хочу спросить.
        – У тебя правда не было… после меня? С кем-то еще? С ней?
        Он нежно улыбается.
        – Нет.
        – Почему? Судя по тому, что я слышала, ты, – я кокетливо улыбаюсь, – достаточно общительный. – Дразня, я кладу пальчики на его губы, и Крис всасывает их в рот. От пронзительного ощущения я резко втягиваю воздух. – Кажется, ты любишь секс.
        – Я определенно очень люблю секс. И… да, думаю, раньше я больше походил на Сабина, но рад, что у меня появился повод измениться. – Он приблизил ко мне губы. – Потому что после тебя… После тебя все изменилось.
        – Значит, – шепчу я, – прошло много времени.
        – Тебе эта мысль не дает покоя, да? – Он щекочет мне бока, и я извиваюсь.
        – Да. Мне нравится, что ты больше ни с кем не был. Это кажется странным, и я крайне удивлена, но рада. – Он ничего не говорит, поэтому я отвечаю на его невысказанный вопрос: – У меня тоже никого не было.
        Крис прижимает меня к себе.
        – О, боже, я надеялся, что ты это скажешь. Я чертовски по тебе скучал. Мысль о тебе с кем-то другим… Это было мучительно. Знаю, что нечестно, потому что… ну, по многим причинам. Но думать, что кто-то другой прикасается к тебе и заводит тебя… Черт, это сводило меня с ума.
        И он целует меня. Я не забыла, каково это – целовать его, но меня все еще накрывает вихрем страсти и любви от сплетения наших языков. Уже через несколько секунд я начинаю нетерпеливо тереться об Криса. Поцелуй – господи, единственный поцелуй – уже мог заставить меня кончить.
        Мы не останавливаемся перевести дух, пока смена музыки не напоминает мне, что мы здесь не одни.
        – Мы должны остановиться. – Я закрываю глаза, когда его рука скользит под купальник и накрывает грудь. – Крис, тут же все рядом. – Но продолжаю прижиматься к нему.
        – Я знаю. – Крис опускает ладонь мне между ног, и я в отчаянии стискиваю его плечи. – Но ты же не думаешь, что я выпущу тебя из душа, не заставив кончить?
        Я стону, и он пробирается под трусики, прижимает ко мне большой палец. Учитывая, как отзывчиво мое тело на его прикосновения, неудивительно, что я никогда не хотела подобного с другим парнем. Крис знает, что меня заводит, и уже через несколько секунд я невероятно возбуждена. Прошло слишком много времени с тех пор, как я получала подобное удовольствие, поэтому у меня нет ни возможности, ни желания откладывать это. Оргазм накатывает быстро, слишком быстро, и я тяжело дышу Крису на ухо, двигая бедрами под его рукой, ощущение его твердого члена подо мной только усиливает желание.
        – Ш-ш-ш. Тише, любимая, – предостерегает он, и я изо всех сил стараюсь сдерживать стоны. Крис настойчиво ласкает мой клитор, и когда чувствует, что я на пределе, его собственное дыхание меняется. – Вот чего я хочу. Да, кончи для меня, Блайт, – шепчет он. – Черт, да. Кончай…
        Волна удовольствия обрушивается на меня, и я не могу сдержать звук, зарождающийся в самой глубине меня. Крис накрывает мой рот поцелуем и заглушает громкие стоны. То, как он держит меня, пока я кончаю, непередаваемо. Он нежный и заботливый. Я все еще могу доверить ему свое тело. Относится ли то же самое к моему сердцу – большой вопрос, на который придется ответить со временем.
        Не успев прийти в себя, я задаю вопрос, который больше всего страшит меня:
        – Что мы делаем? Что ты делаешь?
        – Люблю тебя, – просто отвечает он. – Если ты позволишь.
        – Всегда. Боже, всегда.
        Он поднимает меня и несет под душ, прислоняя спиной к стене. Я не могу поймать ни единую связную мысль. Могу лишь пытаться понять то, что происходит между нами. Его язык и губы жадно скользят по моей коже, в то время как пальцы начинают сдергивать завязки купальника. Как только я накрываю его член рукой, раздается громкий голос Сабина:
        – Где, черт возьми, Блайт и Крис?
        Крис опускает голову мне на плечо и смеется, а я съеживаюсь от звука каблуков по дорожке. Эстель носит туфли даже на местных камнях. Она стучит в дверь и кричит:
        – Они трахаются в душе! Слава тебе господи!
        Затем стук каблучков удаляется по дорожке, и в темное небо уносится коллективный взрыв аплодисментов.
        – Поздравляем! Но поторопитесь, детки! Ужин почти готов! А после этого мы прошвырнемся по барам!
        – Оставьте их в покое! – раздраженно кричит Зак. – Хоть кто-то трахается.
        Крис поднимается.
        – Мы не трахаемся! – кричит он. Подмигивает мне и потом громко добавляет: – Пока еще нет!
        – Ну, я тоже трахалась! Я тоже трахалась! – чересчур радостным тоном объявляет Эстель.
        Я откидываю голову назад:
        – О нет. О нет.
        Крис смеется.
        – Все не так плохо. Думаю, они будут хорошей парой.
        – Твоя сестра и мой брат? Это… жутко и мерзко.
        – Это вполне безобидно. Летний роман.
        – Это то…
        – Нет, – поспешно прерывает он меня. – Это не то, что ты думаешь.
        Я немного расслабляюсь, когда он растирает мне плечи.
        – Нам, наверное, нужно обсохнуть.
        – Ага. Пока что. К тому же, я не хочу, чтобы этот первый раз был таким же поспешным, как другой первый.
        Он нежно целует меня.
        – Мы будем заниматься любовью медленно, обстоятельно, чувственно и просто фантастически.
        Я улыбаюсь.
        – Горячо и грязно?
        – Узнаю мою девочку.
        Я выключаю воду.
        – Мы с тобой много времени провели вместе в воде, – говорю я.
        – Да. – Крис снимает висящие на стене полотенца и протягивает одно мне.
        – Любопытно. – Я задумываюсь, пока вытираю волосы. – Ты почти никогда не выходишь на пристань и никогда не заходишь в океан. Но когда мы впервые встретились, это не было проблемой. Помнишь? Ты ходил по мелководью. А сейчас едва ли можешь намочить ноги.
        – Ты права. Нет.
        – И?…
        Он мешкает.
        – У меня противоречивые отношения с водой. От любви до ненависти.
        Он только что озвучил то, о чем я много раз думала сама. Я беру у Криса его полотенце и вешаю ему на шею. Теперь он выглядит печальным.
        – Можешь рассказать, когда будешь готов.
        Крис кивает.
        – Что бы ты ни хотел мне сказать, все будет хорошо. Ты не испугаешь меня. Обещаю.
        – Это ты сейчас так говоришь, – он трет рукой глаза, – пока ничего не знаешь.
        – Мое мнение не изменится. – Я крепко обнимаю его. Впервые за полтора года моя левая рука вновь оказывается возле его спины, там, где наши шрамы так непостижимо идеально подходят друг к другу. – Я знаю, каково это, когда мы вместе. Не знаю, почему так происходит, но сейчас это повторяется. Именно благодаря тому, что ты был рядом, я вспомнила дом еще до того, как мы вошли в него.
        – Блайт, мне кажется, твое предположение немного притянуто за уши, ты так не думаешь?
        – Кристофер, послушай меня. – Я беру в ладони его лицо, чтобы он не мог отвернуться. Хочу, чтобы он действительно меня услышал. – Когда мы вместе, мир ощущается острее. Завеса с прошлого приоткрывается, оно становится более четким… стены рушатся. Ты не можешь притворяться, что этого не случилось со мной, ты видел, как я вспоминала события того пожара, о которых даже не подозревала. С тобой будет то же самое. Ты вспомнишь собственный пожар.
        – А теперь ты послушай меня. Будущее становится более четким и открытым. Вот как рушатся стены.
        – В любом случае, я не уйду. Мы и раньше убегали друг от друга. В основном, ты убегал. Теперь я готова. А ты?
        – Двигаться вперед вместе с тобой? Да. – Он проводит языком по моим губам и шепчет мне на ухо: – Всегда спать с тобой в одной постели? Да. Заставлять тебя кончать на моем языке, чувствовать, как ты двигаешься подо мной, когда мой член внутри тебя? Да. Слушать твои крики и мольбы, остановиться, потому что я никак не могу тобой насытиться? Абсолютно. Готов ли я постараться доставить тебе такое наслаждение, о котором ты даже помыслить не могла? Да. Готов.
        Я смеюсь.
        – Я не это имела в виду.
        – Я знаю, что ты имела в виду. – Он снова прижимает меня к себе. – Я рядом.
        Глава 28
        Достижения
        Я в одной футболке, без белья, но Крис полностью одет. Мы в моей постели, я сижу у него между ног, облокотившись ему на грудь спиной. В комнате темно, но Крис включил телевизор, потому что только что начался его любимый фильм. Мы сидим так уже полчаса после того, как ушли спать практически сразу после ужина. Света от мерцающего экрана как раз достаточно, чтобы я могла следить за рукой Криса. Он слегка поглаживает мое бедро, вверх и вниз, его ладонь совсем рядом, но не касается между ног. Он уже долго дразнит меня так. Слишком долго. А учитывая, как мы сидим, я не могу добраться до его члена. Чего мне хочется больше всего на свете.
        Последний месяц мы трахались до потери пульса. И занимались любовью. А потом снова трахались. Я переживаю, что превращаюсь в сексуального наркомана. Хорошая новость – мы можем покинуть спальню на достаточный период времени, чтобы не умереть с голоду. И достать смазку с презервативами. Один раз Крис уговорил Сабина пойти в магазин и забросить коробку нам через окно, но в основном мы сами решали свои проблемы. Мы прекратили стараться вести себя тихо, но иногда включаем громкую музыку. Наши соседи, кажется, смирились и с пониманием относятся к нам. Плохо только, что теперь у меня нет никакого права жаловаться на шум Джеймса и Эстель по ночам. Но, по общему признанию, они довольно милая пара. Забавно видеть, как мой брат суетится вокруг Эстель, старается заботиться о ней, и еще забавнее наблюдать, как она позволяет ему это делать, но они искренне увлечены друг другом. Что касается меня, то я настолько влюблена, что, кажется, будто все остальное не имеет значения.
        Я чуть поворачиваю голову и чувствую, как Крис нежно целует меня в макушку, продолжая дразнить своими легкими поглаживаниями. Потом он, наконец, кладет руку мне между ног, и я вздрагиваю. Все, что ему нужно сделать, это прикоснуться ко мне лишь раз, и разум тут же начинает таять. Появляются картинки, как мы горячо и жестко трахаемся… Я думаю о том, как ощущается его член, когда он входит в меня снова и снова. Хочу прочувствовать тот невероятно яркий момент перед тем, как он кончит, когда я цепляюсь за него, и мы оба тяжело дышим и стонем. У меня словно порнофильм с нами двумя перед глазами крутится. Картинки того, что мы делали. И что еще можем сделать.
        Потому что Крис так хорош, нет – идеален. Он заставляет меня хотеть большего, делает нетерпеливой. Может быть, когда он трахнет меня еще несколько сотен раз, мне станет легче выдерживать неторопливый темп. Но даже тогда…
        Сейчас же приближение оргазма несет в себе пот, сперму и громкие стоны, и мне хочется этого снова и снова. Я подаю бедра навстречу его руке, но он немного отстраняется, наклоняет голову и спокойно шепчет:
        – Не двигайся пока.
        Я опускаю бедра и стараюсь расслабиться. Но внезапно Крис кладет ладонь туда, где мне больше всего хочется, накрывая мою киску, и оставляет руку. Он говорит, но я не понимаю, что… пока не осознаю, что он обсуждает кино. Я даже названия не помню, хоть Крису оно так нравится. Но, похоже, мы собираемся досмотреть его до конца. Что займет весь последующий час. Прекрасно. Я решаю, что мне лучше отвлечься и остыть, потому что Крис заставит меня ждать целый бесконечный час, прежде чем даст желаемое.
        Но я могу подождать, могу успокоиться.
        Я вкладываю свою руку в его свободную ладонь и крепко сжимаю. Крис сжимает в ответ. Наконец, он касается одним пальцем моего клитора, всего на секунду, а потом снова ничего. Проделывает это снова. И снова. Я стараюсь отвлечься, чтобы не вскрикивать каждый раз. Это же не может повторяться бесконечно, верно? Я дохожу до двадцати раз и сдаюсь, позволяя ему делать то, что он задумал. Наконец, он начинает гладить меня там, медленно и нежно, и мне нравится. Это одновременно заводит и успокаивает, притупляя жажду. Теперь мне просто хочется сидеть вот так вместе, пока Крис снова и снова ласкает меня. Его пальцы прикасаются ко мне почти невесомо, нигде не задерживаясь. И поскольку он явно пытается свести меня с ума, то время от времени смеется над фильмом, который мы якобы смотрим. Он спрашивает меня что-то о сюжете, и я понимаю, что не могу ответить, потому что полностью погрузилась в ощущения и не смотрю на экран.
        Наконец, не в силах сдерживаться, я отклоняюсь в сторону и поворачиваю голову для поцелуя. Боже, он невероятно целуется. Невозможно остановиться. Его язык касается моего, такой мягкий, нежный, дразнящий. Затем Крис отстраняется и играется моими сосками, перекатывая их между пальцами.
        Ну вот, опять. Только я смогла успокоиться, как сердце снова бешено забилось, и я вновь отчаянно хочу продолжения. Меня сводит с ума, когда он вот так дразнит меня, играясь с моей грудью.
        – Ты должен меня трахнуть, Крис.
        – Нет, пока не станешь совсем мокрой, – шепчет он в ответ.
        – Я уже, клянусь.
        – Проверю.
        Он вынимает руку из-под футболки и снова опускает ее мне между ног. Дыхание прерывается, когда он скользит внутрь одним пальцем, а затем вынимает и проводит по клитору.
        – Я же говорила, что уже мокрая.
        До сих пор его руки двигались медленно, как будто каждое чертово прикосновение было рассчитано, чтобы удержать меня на грани, когда начинает нарастать оргазм и когда еще чуть-чуть и хочется закричать от разочарования. Поэтому, когда Крис толкает палец глубоко внутрь, я не могу сдержать стон и откидываюсь назад. Крис высовывает палец и засовывает уже два. Я впиваюсь руками в его ноги и выгибаю спину.
        – Пока еще не двигайся, Блайт. Я не закончил проверять.
        Теперь он просто надо мной издевается.
        Он прижимает руку сильнее и продолжает двигать пальцами, еще больше распаляя меня и лишая самообладания. Но потом снова отвлекается от моей киски и возвращается к груди.
        – Ты определенно намокла, – говорит он мне. – Но не настолько, как бы мне хотелось.
        Я снова стону. Он, должно быть, шутит. Я чувствую влагу на его пальцах, когда он потирает мои соски.
        – К тому же, фильм еще не закончился.
        Я вижу, как он старается не смеяться.
        Боже, временами я его ненавижу. Он помешан на контроле и знает, как и когда я кончу, его возбуждает как можно дольше удерживать меня на пике наслаждения. Я все еще пытаюсь научить его, что его удовольствие для меня так же важно. Ему труднее отдаться и довериться мне так, как это делаю я. Он учится, и пока что я позволяю ему играть по своим правилам.
        Я всхлипываю и бросаю взгляд на часы. Черт. Сейчас без двадцати одиннадцать. Наверняка этот его любимый фильм закончится не раньше одиннадцати. Я же могу потерпеть еще двадцать минут, верно? Я выдержу. Вот только он еще сильнее и настойчивее ласкает мою грудь. Он знает, как сочетать удовольствие с легкой болью, и я чувствую его участившееся дыхание, потому что ему нравится заводить меня. Крис ерзает, и его член упирается в меня. Я закрываю глаза. Клянусь богом, я могу кончить прямо так.
        Одна рука Криса возвращается туда, где я жажду его. Он начинает дразнить мой клитор, периодически слегка пощипывая. Я оглядываю себя. Мне хочется видеть, как он делает это. Хочу посмотреть, как он может заставить меня так сильно возбуждаться.
        – У тебя самая прекрасная киска, черт побери, – говорит Крис. – Ты же знаешь об этом? Знаешь. И я обещаю, что заставлю тебя кончить нереально сильно.
        Ему не нужно этого говорить, потому что я и так знаю – заставит. Он всегда так делает.
        – Ты уже готова, не так ли?
        – Да. – Боже, я извиваюсь от одного его голоса, но, по крайней мере, мне позволили двигаться.
        – Ты ни о чем другом не можешь сейчас думать, верно?
        Я качаю головой:
        – Нет.
        – Ты ни о чем другом не можешь сейчас думать, кроме того, каково это, когда я довожу тебя до оргазма.
        – Крис, пожалуйста…
        – Как ты напрягаешься, как дрожит все твое тело, как произносишь мое имя. Как умоляешь меня сделать это снова. Ты не можешь перестать об этом думать, да?
        – Да.
        – Тебе просто нужно большего, да, малышка?
        Я киваю.
        – Немного быстрее, немного жестче?
        Он чертовски хорошо знает, что мне нужно, но ему нравится удерживать меня на грани.
        – Крис, ты должен меня трахнуть. – Я начинаю задыхаться. – Ты должен меня трахнуть.
        – Думаешь, ты достаточно влажная для меня?
        Я хихикаю.
        – Проверь.
        Он убирает руки, чтобы отползти от меня. Я откидываюсь назад на локти и снова могу смотреть на него. Хочу снять с него одежду. Хочу прижаться к его телу. Хочу чувствовать его, слышать, ощущать его вкус.
        Но Крис опускается на колени и раздвигает мне ноги. И снова погружает в меня пальцы.
        – Ты почти такая, как мне нужно.
        Я падаю на спину и запускаю руки себе в волосы. Боже, он сводит меня с ума. Его пальцы все еще внутри меня, и он наклоняется, согревая дыханием и вызывая дрожь.
        – Крис… Да… Боже, Крис… Пожалуйста.
        Он проводит языком по клитору. Один раз.
        – У тебя самая сладкая киска, – снова повторяет он. Но я едва могу слышать. Крис на мгновение замирает. Я сжимаюсь вокруг пальцев, напоминая ему, что могу сделать с его членом. Он наклоняется ниже и слегка посасывает меня. Я кладу ладонь ему на затылок. И чувствую, как язык становится еще настойчивее. Крис начинает быстрее двигать пальцами… Когда он касается клитора зубами, я громко стону.
        Вот оно. Я раздену его сейчас же, даже если ему придется на минуту оторваться от меня. Хватаю его за футболку и заставляю выпрямиться. Сама же остаюсь лежать на кровати, раздвинув ноги, и с жадностью наблюдаю, как он стягивает футболку через голову и снимает трусы.
        Он может любить мою киску, но его член я люблю не меньше.
        – Клянусь, я уже вся мокрая, – говорю я ему.
        Он опускается меж моих ног и подхватывает меня под попку.
        – Не то чтобы я тебе не верил, но… – Крис погружается в меня языком, пробуя на вкус, вдыхая мой запах, наслаждаясь мной.
        Я упираюсь пятками в кровать.
        – Господи боже…
        А потом он приподнимает тело, прижимается ко мне грудью и целует меня. Я чувствую свой вкус на его языке и чувствую, как его член касается меня.
        – Достаточно влажная для тебя? – спрашиваю я.
        Он приподнимается на руках и улыбается.
        – Ты насквозь промокла.
        – Значит, теперь ты обязан меня трахнуть. – Мой голос звучит жалко. Это тоже понимаю. Но не могу изгнать умоляющие нотки.
        – Да, – соглашается он. – Теперь я собираюсь тебя трахнуть.
        Он отрывается от меня и садится на колени, наблюдая, как член прижимается к моей киске. Секунды, потребовавшиеся ему, чтобы надеть презерватив, кажутся вечностью. Но потом он начинает тереться о мои половые губы и медленно входит внутрь. Слегка отстраняется и снова движется вперед.
        – Крис… Крис… – Его вид между моих ног просто невероятен.
        Крис поднимает на меня взгляд и подмигивает, когда облизывает пальцы и прижимает их к клитору. Прямо как в горячем порнофильме, и он это знает. Я улыбаюсь ему. Он трахает меня сильнее. Не жестко, не глубоко, но быстро. Именно так, как мне нужно. Он изучил меня и знает, что делать.
        Мои мышцы напрягаются… Я близко… Боже, я так близко…
        Я не могу прекратить произносить его имя.
        Мне нравится его взгляд, когда он видит меня такой. Как заводят его мои стоны. Я чувствую то же самое, когда он на пике удовольствия.
        Он такой твердый, его дыхание учащается.
        – Я хочу, чтобы ты кончила, Блайт. Хочу довести тебя до оргазма. Малышка, скажи, когда будешь готова. – Его голос хриплый и полный желания.
        Он продолжает погружаться в меня, одновременно лаская пальцами, пока мое дыхание не становится затрудненным, и я не отталкиваю его руки. Потому что, как бы мне ни нравились его прикосновения, сейчас мне это не нужно. Мне нужен лишь его идеальный член.
        – Я почти… – говорить нереально.
        Он падает на меня и глубоко вонзается в мою киску. Теперь он трахает быстрее, едва выходя и вновь жестко проникая в меня. При каждом движении он трется об меня, но не это подводит к краю. А то, как двигается во мне его член, как он становится еще тверже.
        Мысли разбегаются, но я выдавливаю всего два слова:
        – Не кончай.
        – Не буду, – обещает он. Я сжимаюсь вокруг него, по собственным стонам понимая, что совсем близко.
        – Да, Блайт, кончи для меня. – Крис знает, как я реагирую на его слова. – Кончи для меня… Черт, твоя киска такая горячая… Ты такая мокрая, такая тугая… Позволь мне услышать тебя.
        Я хватаю его за плечи и впиваюсь в них ногтями. Он упивается моими стонами, когда меня накрывает оргазмом.
        Я так сильно цепляюсь за Криса, что, уверена, оставляю царапины. Все тело сотрясает, чувствую, как мышцы пульсируют вокруг его члена снова и снова, пока удовольствие волнами прокатывается сквозь меня. Черт, как же Крис хорош. Я вскрикиваю каждый раз, когда новая волна сотрясает тело. Сквозь сбивчивое дыхание бормочу:
        – Не останавливайся. Двигайся медленно, но не останавливайся. Пожалуйста.
        Я все еще кончаю и прижимаю его крепче. Крис подсовывает под меня руки, держа в своих объятиях, лаская. Каждые несколько секунд я вздрагиваю. Он трется об меня, даря удовольствие до последней капли. Пока я полностью не прихожу в сознание.
        Обхватываю его ногами за талию и приподнимаюсь навстречу. Теперь он повторяет мое имя снова и снова. Стоны от моего оргазма невероятно возбудили его. Он ближе к пику наслаждения, чем мне хочется.
        – Нет, – говорю я ему. – Не смей кончать. Мне нужно, чтобы ты не останавливался.
        Я узнала, что иногда после оргазма мне хочется, чтобы Крис продолжал трахать меня еще долго и жестко. Хотя я и схожу с ума, когда мы нежно и медленно занимаемся любовью, меня одинаково заводит и грубый, грязный секс. К счастью, Криса тоже, и, вероятно, даже больше, чем меня.
        Возможно, нечестно просить его подождать, особенно после того, что он только что сделал со мной. Но это он виноват, что невероятно хорош и мне хочется его так сильно.
        – Блайт, не думаю, что смогу ждать. – Он продолжает вколачиваться в меня.
        – Да, можешь.
        Мне нравится, когда мы вот так обмениваемся энергией.
        Иногда он заведен до предела, иногда я. Мы делимся силой нашего желания, снова и снова за ночь. А потом наступают моменты, когда нет никакого обмена, когда мы все делаем вместе, чувствуем все вместе и кончаем вместе. Мне снова будет это нужно. Позже ночью.
        Но сейчас я хочу, чтобы Крис выполнил мое желание.
        Я резко отталкиваю его, и он останавливается.
        – Думай о чем угодно. О покраске дома. О мытье посуды после не совсем удачного чили от Зака, – я улыбаюсь. – Мне плевать, что ты должен сделать. Думай о чем угодно, только не останавливайся. Ты мне нужен, Крис.
        Крис на минуту закрывает глаза. Мне нравится видеть его таким сосредоточенным. Я чувствую, как он начинает контролировать себя. Он чуть отстраняется и теперь трахает меня так, как мне хочется. Медленно, настойчиво и глубоко. Я смотрю вниз и вижу, как его член плавно входит и выходит из меня. После оргазма я еще более влажная, что никак не облегчает для Криса задачу. Но каким-то образом он держится ради меня.
        Я все еще ощущаю последствия оргазма, все чувства обостренные, и при каждом входе Криса мои стеночки пульсируют. Я умоляю его двигаться быстрее. Жестче. Мне нравится, как он нависает надо мной, придавливая своим телом. Я подгибаю колени.
        – Жестче, – прошу я. – Жестче.
        Он следует моим желаниям. Теперь он полностью растворился во мне и может продолжать.
        Я кладу руки ему на грудь. Крис весь взмок, и это заводит меня еще больше.
        – Да, Крис. – Кажется, что он трахает меня целую вечность, но мне все мало. Я чуть отталкиваю его, и он садится на колени, удерживая мои ноги.
        Его член сейчас глубоко во мне, Крис выглядит так сексуально, мы вдвоем так красивы, когда занимаемся сексом.
        – Блайт, – он едва может говорить, но смотрит мне в глаза. – Черт, я люблю твою киску.
        Я снова улыбаюсь. Все еще способна на флирт.
        – Я в курсе.
        За последний месяц Крис так изменил меня, что, наверное, и сам не ожидал. Теперь я могу быть дерзкой и настойчивой, как сейчас, даже немного самодовольной. Он учится позволять мне играть с моей властью над ним, как я позволяю ему. С другой стороны, я могу быть уязвимой и честной с ним до такой степени, до какой даже не представляла. В постели и не только. С ним и ради него я могу быть любой.
        Прямо сейчас Крис на грани, и я не могу заставить его ждать дольше.
        – Теперь я собираюсь заставить тебя кончить, – говорю я. – Так сильно, как ты меня.
        Я вытягиваю ноги, и Крис наваливается на меня всем весом. Я сжимаюсь вокруг него и поднимаю навстречу бедра. Сжимаю его задницу, притягивая сильнее, снова и снова, он стонет громче, все ближе к оргазму.
        – Я хочу, чтобы ты кончил на меня. Дай мне почувствовать это.
        Его тело замирает, и Крис выходит, быстро снимая презерватив. Он трется об меня, пока не содрогается, а затем я чувствую, как он кончает мне на грудь, со стоном выдыхая мое имя. Он просто невероятен.
        Крис накрывает рукой мою ладонь и проводит ею по моему животу и груди. Мне нравится. Он пытается перевести дыхание, наблюдая, как я размазываю его влагу по соскам. Крис целует меня и опускается на меня всем телом. Мне хочется остаться вот так, прижимаясь к Крису, целуясь с ним, наслаждаясь его близостью – пока мы снова не сможем заняться любовью.
        Я целую его влажные плечи и шею.
        – Ты был рожден, чтобы трахать меня, Кристофер Шепард.
        Он заправляет волосы мне за уши и нежно целует меня.
        – А еще я был рожден, чтобы любить тебя.
        Позже, когда Крис засыпает, я наблюдаю за его ровным дыханием. Мы тонули друг в друге. В самом прекрасном смысле. Но я знаю и другую причину нашей страсти. Крис убегает от своего собственного ада, и я позволяю ему, потому что не хочу его потерять. Не могу.
        Но я также понимаю, что мы не можем оставаться здесь вечно. Мне нужно вернуться к написанию статей для журнала, в котором я работала в Бостоне. За внештатную работу платят немного, но мне хочется оставаться у них на хорошем счету. Мы с Крисом еще не обсуждали, что будем делать, когда лето закончится. Эстель, Эрик, Зак и Джеймс должны вернуться в колледж, и, конечно же, Сабин захочет поскорее убраться из Бар-Харбора, поскольку без театральной сцены жить не может.
        В какой-то момент мне придется вернуться в Массачусетс. Мы с Джеймсом приняли решение продать дом наших родителей возле Бостона. Мы слишком много потратили на ремонт дома здесь, у залива, но оба решили, что инвестиции того стоят. Теперь это место чувствуется нашим домом. Я пока не уверена, смогу ли жить здесь круглый год, но идея, безусловно, привлекательная. Во время долгого межсезонья тут, наверное, очень тихо без толп отдыхающих, и мне это понравится.
        Но сегодня вечером мы никуда не пойдем. Поэтому я наблюдаю за спящим Крисом и жду, когда ему привидится кошмар. Я боюсь даже за стаканом воды сходить, потому что не хочу оставлять его наедине со страхами. Он спит на животе, скрестив руки над головой, дышит глубоко и ровно. Пока что.
        Каждую ночь наступает момент, когда Крис тянется ко мне во сне. Но он делает это не только из-за любви. Он тянется ко мне за защитой и утешением. Последние несколько недель ему снятся кошмары, хотя утром он никогда в этом не признается. Крис не просыпается, но его тело вздрагивает, иногда дергается, он паникует и потеет. Но всегда тянется ко мне. Я нашептываю ему, что он в безопасности, моему сладкому мальчику ничего не грозит, прижимаюсь к нему всем телом и желаю, чтобы он чувствовал всю мою любовь и веру в него.
        Почему сейчас его кошмары такие яркие? Я точно не уверена, но мне кажется, это потому что он вернулся в Мэн, куда никогда не хотел возвращаться. А еще наша близость к воде. Меня беспокоит, как Крис смотрит на Атлантику. Я вижу его глубокую любовь к океану, но еще замечаю противоречивые чувства и беззащитность, которую он так хорошо скрывает. Крис оправдывает себя тем, что вода слишком холодная. Но я явно знаю не всю историю, так как физически Крис мог переносить холод. Думаю, это как-то связано с его словами о любви и ненависти к воде. Вот часть про ненависть и пугает меня. У меня океан тоже вызывает ассоциации с тем пожаром, но вода, наоборот, помогает исцелиться.
        И еще один факт о его кошмарах: кажется, их вызвало мое присутствие. Я это знаю. Благодаря нашей связи на поверхность всплывает правда и наше прошлое. Он считает это безумием, а я нет. Это бросает вызов моему неверию в Бога и судьбу, но я уверена, что это абсолютная и непреложная истина.
        Я восхищаюсь силой Криса, но все же ищу моменты, когда он уязвим, потому что мне нравится заботиться о нем. До сих пор это происходит, когда он спит или в определенные моменты, когда мы занимаемся любовью. Но обычно он старается оградить меня от того, что считает слабостью, того, что, по его мнению, я не захочу увидеть. Вот только он не понимает, что я, наоборот, хочу увидеть, как падет его защитная стена, хотя мне и страшно. Это докажет, что он впустил меня в свое сердце и у нас есть шанс на долгие отношения. Конечно, как бы мне ни хотелось, чтобы его защита рухнула, я не знаю, что произойдет после этого.
        Но чувствую, что момент близок. Крис еще ничего не рассказывал мне, но я не сомневаюсь, что мы не сможем вечно прятаться от его прошлого. Я не хотела слишком много думать о его детстве – каким оно было для Сабина, Эстель и Эрика тоже, – и его настойчивое стремление смотреть только на настоящее и будущее отвлекало меня от взгляда на его прошлое. Но при всем моем уважении к его личной жизни мне становится все труднее игнорировать тот факт, что он не сможет вечно убегать от собственных воспоминаний. Я могу распознать травму в другом человеке, потому что сама ее пережила. И мне больно видеть, как Крис страдает.
        Я чувствую, как под поверхностью нашей любви назревает неизбежная и разрушительная буря.
        Надеюсь, что, когда это произойдет, Крис тоже потянется ко мне.
        Я буду бороться изо всех сил, чтобы спасти его и спасти нас, но в одиночку сделать этого не смогу.
        В комнате темно, и я слышу, как за окном начинает моросить дождь. Я ложусь на бок и прижимаюсь к Крису всем телом в слабой надежде, что смогу защитить его от внутреннего ужаса. Руку магнитом тянет к его спине, и я размещаю свой шрам в разрыв между его, образуя целую линию. Больше всего на свете мне хочется, чтобы сила нашего единения оказалась сильнее нанесенного в прошлом вреда.
        Если бы я все еще верила в Бога, во что угодно, я бы молилась.
        Двадцать первое июля
        Крис принимает удар по затылку с тем вызовом, на который способен подросток. Защищать себя, отвечать, как правило, не получается. Ничего хорошего ждать не приходится, когда его отец в таком настроении, но если уклониться от удара или огрызнуться, можно навлечь беду на младших. Последний заскок начался три дня назад, судя по опыту прошлых раз, сегодня должен быть последний день. Так плохо долго не бывает.
        Иногда целые месяцы без происшествий. Тихий дом даже кажется нормальным, хотя и пугает своей холодностью, а потом из ниоткуда начинается. Иногда это вызывается явно плохим настроением, иногда маниакальный восторг отца по поводу какого-нибудь произведения искусства, над которым он работает, оборачивается неконтролируемой яростью. Непредсказуемость – самое худшее. Не знать, когда это начнется, когда вспыхнет гнев и потребность проявить силу, гораздо хуже, чем когда огонь разгорается постепенно. Ожидание, что в любой момент может произойти взрыв, пугает до ужаса.
        Ну ладно, возможно, не до ужаса. Но есть некая ирония в облегчении, когда отец, наконец, набрасывается, потому что, по крайней мере, тогда ожидание заканчивается, и ясно, с чем имеешь дело. Терпение.
        Все, что Крис мог сделать, это пережить этот день. К несчастью, сейчас только позднее утро, а значит, впереди еще много часов. До тех пор, пока он сможет оградить братьев и сестру от происходящего, он будет считать сегодняшний день победой. В такие моменты Крис занимает разум тем, как удержать их в стороне от боли, и чтобы они видели как можно меньше. А еще он думает о будущем и о том, что этот ад не навсегда.
        Это просто боль.
        Ему всего лишь нужно пережить ее.
        Крис собирается вытащить их отсюда. Несправедливо, что они с братьями и сестрой одни, поэтому Крис будет защищать их, пока они все не уедут в колледж. Никто не поверит в происходящее в этом доме, потому что отец местный гребаный идол. Крайне успешный художник, который стойко перенес смерть жены и сам вырастил четырех детей? Человек, которого хвалят за его волонтерство? Кто делает щедрые пожертвования в церковь? Он не может быть такой безумной сволочью.
        Несколько лет назад, когда Крис был в средней школе, он попытался обратиться за помощью после особенно страшного происшествия. В тот вечер отец усадил их всех за обеденный стол и потребовал, чтобы Крис положил ладонь на столешницу. Весь следующий час отец периодически держал тяжелый резиновый молоток в двух футах над рукой Криса, а потом расхаживал по комнате, смеясь и рассуждая о том, как закалить характер и научить детей не бояться. Он говорил об уважении, которое заслуживал после всех своих достижений. До Криса долетали лишь обрывки слов, но не их смысл, потому что ужас обволакивал сознание, ограждая от всех безумств, которые проповедовал его отец. Крис изо всех сил старался не дергаться, когда отец притворялся, будто собирается ударить молотком по руке. Не хотелось пугать еще больше Эстель, Эрика и Сабина. Он хотел быть сильным ради них и старался найти объяснение, почему его отец так наслаждался, часами выговаривая угрозы, которые обычно не срабатывали. Иногда для него было достаточно просто внушить страх.
        И все же решимость Криса держаться поколебалась. Он ничего не мог с этим поделать. После одного из фальшивых замахов, когда отец опустил молоток в двух дюймах от его руки и Крис инстинктивно отпрянул, Эстель и Эрик оба закричали и выбежали из-за стола. Они были пойманы на втором этаже дома, и отец провел двадцать минут, привязывая их к перилам, так что дети были вынуждены смотреть на стол. У Криса до сих пор перед глазами замысловато изогнутая и закрученная проволока, как в скульптурах отца, извращенно обернутая вокруг запястий и шей. Нельзя ни сбежать, ни закрыть глаза. Сабин и Крис не отрывали глаз друг от друга, пока руки Сабина привязывали за спиной к стулу. Выражение лица Сабина было хуже слез остальных детей, подумал Крис. Душераздирающее сочувствие к тому, сколько Крис вытерпел, ранило глубже всего. Сабин не получал и половины того, что выпадало на долю Криса, потому что ему всегда доставалась роль оберегать младших. К тому же было довольно легко обращать все внимание отца на Криса. Он самый старший и лучше переносил издевательства. Удерживать отца подальше от Эрика и Эстель часто было еще
проще. Крису всего лишь нужно было сказать что-нибудь вроде: «Ты собираешься связываться с малышней? Что? Со мной справиться не можешь? Я тот, кто тебе нужен». Он не всегда мог защитить Сабина, но пытался, потому что Саб слабее.
        Так продолжался тот вечер.
        Угрозы молотком продолжались, пока Крис, наконец, не закричал:
        – Просто сделай это! – зная, что его крик положит конец отвратительной сцене. Это должен быть эпичный финал. Именно такими кульминациями и подпитывался их отец. Если доставить ему это удовольствие, то пытки прекратятся.
        – Ну же! – снова закричал Крис.
        И отец сделал, ударив Криса по руке молотком, а затем отшвырнул его в сторону и удалился в свою дорогую студию в другой части дома. Боль шокировала, но как только отец ушел, Крис поднялся из-за стола. Потребовалось время, чтобы найти, чем перерезать проволоку и освободить остальных, неоднократно заверяя, что с ним все в порядке. Да, суставы, наверное, повреждены, но с ним все будет хорошо. Сабин крепко обмотал бинтом его руку с самодельной шиной и принес два пакета со льдом, чтобы попытаться заглушить боль и снять отек.
        В следующее воскресенье Крис как обычно отвел Эстель в церковь. Они пошли пораньше, чтобы Крис мог поговорить со священником. Он показал мужчине руку, стараясь объяснить. Это вышло им боком. В тот день на проповеди священник читал прихожанам лекцию о лжи и грехе, а также сделал замечание, что ложь – особенно о своем отце – безусловно, грех. Крис понял, что хотел сказать священник: после всего, что их отец сделал для церкви, вот как его дети ему отплатили? Ложью, неблагодарные хулиганы? Крис осознал, что никто не собирается их защищать. Да и доказательства физического насилия были редкостью. Разбитая рука – одно из исключений. В этом маленьком городке практически не существовало способов бороться с репутацией их отца.
        После церкви Крис и Сабин все обсудили и решили, что не стоит просить о помощи. Кроме того, даже если помощь придет, это будет означать разлуку. Кто заберет сразу четверых детей? К тому же, взрослых. Никто. Вот кто.
        А они отказывались разлучаться. Это хуже, чем та жизнь, что у них сейчас. Вместе они бы выстояли, но не поодиночке.
        Теперь, когда Крис уже давно закончил среднюю школу и вырос, у него больше самоконтроля, чем было во время того случая с молотком много лет назад. Только это и помогает ему безропотно выдержать второй сильный удар по голове. Он не такой ослепляющий, как первый. Отец крайне редко применяет силу, да еще дважды.
        Это пугает. Крис быстро приходит в себя и продолжает передвигать цементные и каменные блоки с одной стороны студии в другую. Ладони покраснели и саднят, ноги и спина болят, но с ним все будет хорошо. Икры горят огнем. Если ты спотыкаешься, отламываешь кусочек блока, который мог бы стать частью произведения искусства, то получаешь по ногам пластиковым шнуром. Кто знал, что пластик может причинять такую адскую боль? Прямо как тот резиновый молоток. Это же просто резина, верно? Но на его костяшках пальцев до сих пор видны последствия.
        Крис выпил тонну воды и плотно поел прошлым вечером и этим утром, потому что знал, что сегодня ему понадобятся все силы. Ему семнадцать лет, он учится в выпускном классе, ему хватит стойкости, рассуждает он про себя. Моральной и физической. Он позволит этому чокнутому ублюдку делать, что ему заблагорассудится, потому что другого выбора нет. Поэтому, когда после завтрака отец провозгласил, что пора поработать, Крис был готов ко всему.
        Зубрежка, изнурительные и бессмысленные задания – излюбленный метод пыток его отца. Долгие часы повторения вырабатывают выносливость, так он говорит. Но физическое насилие ему несвойственно. Это будет очень плохой день, Крис знает, но успокаивает, что другие не пострадают. Сегодня все внимание отца будет сосредоточено на нем, Крис это чувствует.
        Прошло всего часа три, а это едва ли рекорд. В конце концов, все закончится.
        Когда тяжелые блоки были сдвинуты, к крайнему удовольствию отца, Крис получил указание прижаться спиной к стене и сесть на корточки с вытянутыми руками. Самое главное, он должен наблюдать, как его отец продолжает создавать девятифутовую металлическую скульптуру, которая занимает центр комнаты. Он должен смотреть, как скульптор зажигает паяльную лампу и проходит слишком близко от своего старшего сына. Жар от пламени ощущается слишком отчетливо, и Крис постоянно мысленно повторяет себе, что отец на самом деле не станет обжигать его. Это любимая игра – пугать и угрожать. Вызывать полное моральное и физическое истощение. Ломать.
        «Но я не сломаюсь», – мысленно кричит Крис.
        Крису уже давно не приходилось доказывать свою выносливость подобным образом, и он проклинает себя за то, что расслабился. Он уже измучен за последние дни, ноги трясутся, мышцы горят от боли. В конце концов, отец заставляет его встать и вытянуть руки в стороны. Воздух воняет химией и горелым металлом. Это лишь усиливает тошноту. Его руки уже почти не болят. Они трясутся, но Крис не позволит им опуститься, особенно когда отец все еще держит в руках паяльную лампу. Есть то, ради чего стоит рисковать, и наоборот.
        Крис не уверен, как долго он находится в студии с отцом, но перед глазами все плывет, когда его, наконец, выводят оттуда, а значит, прошло много времени. Первый удар по голове оказывается сильнее, чем Крис мог себе представить. Его выводят из дома и ведут через территорию владения. Ему дают указания, а затем пинком отправляют в сторону океана. Когда отец пинает сына, тот слышит тихий звук, оборвавшийся на полуслове. Прежде чем отец успевает его заметить, определить, откуда он донесся, Крис отвлекает его. Он отважно поворачивается и находит в себе мужество высказать все, что думает:
        – Какой в этом смысл, черт подери? – Он зарабатывает третий удар по голове и удвоенное задание. Но спасает остальных. Сестре и братьям не поздоровится, если их поймают прячущимися на дереве.
        Прежде чем вернуться к своим безумным проектам в студии, отец Криса напоминает ему, что будет периодически посматривать. Не будет никакого отдыха и перерыва в монотонном занятии.
        Крис шагает вперед, испытывая облегчение оттого, что до конца дня он будет один, несмотря на предстоящие мучения. Он поднимает взгляд на дерево и выдавливает улыбку.
        – Все нормально.
        Крис знает – нет ничего нормального в том, что у него двоится в глазах, но это пройдет.
        – Крис? – Сабин сидит на толстой ветке у ствола дерева и крепко держит Эрика и Эстель, которые выглядят ужасно смущенными и испуганными. Они уже не маленькие, теперь учатся в средней школе, но к такому не привыкли. Крис с Сабином слишком хорошо их защищали, поэтому, когда правда выплыла наружу, они были в шоке.
        – Все хорошо, Сабин. Он ушел. Я какое-то время побуду на пляже. Почему бы тебе не сводить Эрика и Эстель в кино? И на ужин. Просто берите велосипеды и убирайтесь отсюда. Возвращайтесь попозже.
        – Я не собираюсь просто бросить…
        – Сабин! На этот раз не все так ужасно. Обещаю.
        Сабин медлит.
        – Ты уверен? У меня плохое предчувствие.
        – Все почти закончилось. Иди. Не хочу, чтобы вы были поблизости, иначе я буду волноваться. Пожалуйста, уведи их отсюда. Ради меня, хорошо? – Он отворачивается и идет к пляжу, прежде чем Сабин успевает возразить.
        – Крис!
        – Что, Саб?
        – Возьми это. – Сабин бросает на землю красную бейсболку. – От солнца.
        – Спасибо, братишка. А теперь иди!
        – И вот!
        Сабин кладет в протянутые руки Криса два банана.
        – Прости. Я больше не придумал ничего взять.
        – Все хорошо, дружок. Спасибо.
        Крис колеблется, прежде чем надеть кепку. Отец отправил его сюда в шортах, без обуви и футболки. Если он будет следить, то обязательно заметит кепку, но как к этому отнесется – неизвестно. Нет никаких гарантий или правил. Крис решает, что стоит рискнуть, потому что солнце сегодня особенно пекучее.
        Крис уплетает бананы и берет два металлических ведра с валуна. Со скалистого берега Крис заходит по вязкому песку в соленую воду. Жгучая боль в ногах от провода приводит в бешенство. День и так отстойный, можно было обойтись и без боли. Крис ругает себя за то, что расколол тот цементный блок. Он достаточно сильный, чтобы не спотыкаться. Крис наполняет оба ведра и идет на другую сторону берега, где кончается собственность его отца, и выливает воду. Заново наполняет ведра и повторяет свой путь. Могло быть и хуже. Несмотря на обстоятельства, Крис любит океан. Запах, звук, вид. Множество ощущений позволяет отвлечься, мечтать и фантазировать о приятных вещах, которые могут случиться в будущем. После такого все, что угодно, покажется нереально прекрасным.
        Первый час вполне терпим. Соленая вода, в конце концов, успокаивает ноги, и, вероятно, хорошо очищает раны. К тому же она освежает в жаркий июльский день. Вода, несмотря на то, что оттягивает и без того уставшие руки, тоже является его союзником. Они с океаном партнеры в этот ужасный день. Он не виноват в страданиях Криса.
        Второй час более трудный, потому что тело уже настолько измучено за последние три дня, наполненные изнурительными задачами, унизительными комментариями и угрозами братьям и сестре, если Крис не оправдает ожидания. Как бы ни было легко позволить своему разуму увести его в воображаемый мир, Крис отказывается так поступать. Он сойдет с ума, если постарается обо всем позабыть и отстранится от происходящего. Реальность важнее всего, он верит в это. Молитва тоже не принесет облегчения. Мольбы небес о чуде не работают. Крис способен справиться с причудами отца, и он просто продолжит, как и всегда, защищать других детей. Правда в том, что перерывы между срывами отца с годами становятся все больше и больше. С тех пор, как он пошел в старшую школу, они стали очень редкими. Не то чтобы раньше каждый день в доме происходили ужасные побои. За все годы было лишь несколько случаев применения силы, обычно отец ограничивался моральными издевательствами, поэтому сегодняшний день не сломит Криса. Он делает все, что в его силах, заботясь о братьях и сестре, и отлично справляется, черт побери. Крис не мог заменить
мать, но он готовит, помогает с домашними заданиями и занимается стиркой, когда отец этого не делает. Он даже водит Эстель в церковь, которую она очень хочет посещать. На третьем часу напряженной работы решимость начинает давать трещину. Все мысли и части тела изнывают от боли. Это просто вода.
        Просто вода. Разве вода в ведрах может причинить вред? Нет. Просто дыши. Просто дыши и не останавливайся. Но каждый шаг все более тягостный, вытаскивать ноги из песка все сложнее. При подъеме очередного полного ведра кажется, что мышцы на руке сейчас порвутся. Но если остановиться, будет хуже.
        Ему лучше убить своего отца. Он все еще может. Он может застрелить его во сне из одного из охотничьих ружей в доме. Или отравить. Может быть, он так и сделает. Мгновение Крис фантазирует о том, чтобы действительно сделать это, но, несмотря на все причины «за», он знает, что не способен на такое. И что смерть отца непременно приведет к разделению детей.
        Он крепко хватается за смутный план, который заключается лишь в том, что за пределами этого дома есть будущее. И он приведет братьев и сестру к такому будущему, несмотря ни на что.
        Когда он устает еще больше, ведра опускаются ниже. Он должен сознательно удерживать руки согнутыми так, чтобы не бить ведрами по бедрам. Однако Крис не сбавляет темпа, потому что если отец решит выглянуть из верхних окон их огромного дома и увидит несовершенство, то один из детей заплатит за это. Размышляя о том, как глупо было бы доводить до совершенства такую бессмысленную задачу, Крис спотыкается и проливает полведра воды. Его охватывает паника, но он продолжает путь.
        По телу катятся капли пота. Крис чувствует солнечные ожоги на плечах и спине. Ночь сегодня будет ужасной, но Крис так сильно устанет, что ничто не помешает ему уснуть. И все же он чувствует, что близок к обмороку. Если немного не передохнуть, то он не справится. Отец позвонит в колокольчик с веранды, когда можно будет остановиться, но Крис уверен, что это произойдет не в ближайшие часы. Он поворачивается к деревьям и смотрит на верхний этаж дома, где располагается студия отца. Если тот собирается наблюдать, то будет делать это оттуда. Крис наклоняет голову, чтобы заглянуть за большую ветку дерева, и, никого не увидев, роняет ведра и упирается руками в колени, борясь с тошнотой. Проклятие, ему ужасно хочется пить. Боже, он бы многое отдал за глоток воды. Крис поворачивается и заходит в океан по самые икры. Как бы ни было соблазнительно глотнуть океанской воды, он не настолько глуп. Он качает головой. Нет, от этого станет только хуже.
        Может, у него вообще нет будущего. Возможно, ни у кого из них. Они все четверо могут быть уже сломлены так, что ничего им не поможет. Разве можно нормально жить после такого? Наверное, нет.
        Крис смотрит вдаль, туда, где океан встречается с небом. Он мог доплыть до другого берега, сбежать и никогда не возвращаться. Он размышляет об идее мгновенной свободы. Может быть, ему действительно стоит уплыть и никогда не возвращаться. Отдаться темным водам Атлантики. Но он ни за что не бросит братьев и сестру. Никогда.
        Внезапно Крис осознает, что наткнулся на чей-то взгляд. Она стоит на плавучем доке в бухте и смотрит в его сторону.
        Красивая. Он даже не может ясно видеть на таком расстоянии, но чувствует ее красоту. Крис решает, что девушка приблизительно его возраста. Наверное, у нее чудесная, нормальная жизнь, как у обычного подростка. Крисом овладевают усталость, печаль и отчаяние.
        Девушка слегка машет ему, и он машет в ответ. Он знает, что не должен этого делать, потому что отца это может взбесить, но Крис не может удержаться. Его тянет к ней. Погодите, он ее знает? Нет, непохоже. И все же в ее фигурке есть что-то знакомое.
        Она складывает ладони рупором и кричит ему:
        – Привет.
        – Привет! – отвечает Крис.
        – Ты… в порядке?
        Крис опускает руки на бедра и отводит взгляд. Черт, она наблюдала за ним. Он, должно быть, похож на сумасшедшего.
        – Да, все нормально.
        – Что ты делаешь? С ведрами. Это тренировка такая или что?
        Крис не может сдержать смех. Неплохая мысль. Может быть, он мог бы притвориться, что готовит себя к триатлону или чему-то еще. Но вместо этого он тренируется выживать.
        – Типа того.
        Девушка кричит ему поверх плещущейся воды, настаивая, что ему нужна футболка, потому что у него ужасные солнечные ожоги. Она настаивает, чтобы он хотя бы сходил за футболкой. Крис понимает, что ее крик может эхом донестись до дома, и оглядывается, чтобы убедиться, что отца нет. Она не принимает отказ в качестве ответа, и когда начинает отвязывать лодку от причала, чтобы подплыть к нему, Крис немедленно кричит:
        – Нет! Не делай этого!
        Если его увидят с ней на берегу… Боже, он не знает, что может случиться. Крис снова оглядывается. Пока все тихо. Ему стыдно за свою резкость. Она добра. Понимает, что что-то не так, но Крис не хочет тревожить ее.
        – Просто… Нет. Прости. Мне очень жаль.
        Крис и девушка стоят молча, пока он вдруг не чувствует, что они понимают друг друга. Он не может объяснить ей свою ситуацию, а она, кажется, сразу же понимает это. Крис борется с наворачивающимися слезами, пока смотрит девушке в глаза. Возможно, это потому, что ему нужна поддержка, но он убежден, что именно благодаря этой девушке не падает на колени и не сдается. Крис уверен, что она – его спасение, и практически ощущает силу, которую она посылает ему, невысказанные слова, которые несутся над водой. Я здесь. Я рядом.
        Часть его хочет, чтобы она ушла. Перестала смотреть на него. Из этого ничего хорошего не выйдет, он знает. Но Крис не может заставить себя игнорировать ее, или быть грубым и оттолкнуть ее. Когда он говорит ей, что должен продолжать, то видит, как она задумалась. Она явно знает, что у Криса неприятности.
        – Мне нужно продолжать, – в отчаянии говорит он.
        – Я останусь с тобой, – отвечает она.
        Это самые добрые слова, которые Крис когда-либо слышал, и он не может ничего ответить, кроме:
        – Спасибо.
        Он снова наполняет ведра водой, тащит их с одной стороны берега на другую, выливает и снова наполняет. Бесконечно ходит по грязи, в ступни часто впиваются осколки раковин. Он осознает, что физически находится на грани срыва. Морально тоже. Девушка – причина, почему он продолжает. Он лишь раз останавливается, когда что-то замечает в ведре. Морской еж. Это напоминает, как много жизни там, в океане, в остальном мире, и все это ждет Криса. Возможно, даже она ждет его. Кто знает? Но только если он справится сейчас. Крис осторожно вылавливает маленькое зеленое существо, заходит на несколько футов глубже в воду и отпускает на дно. Может быть, когда-то он сможет ее отыскать.
        Позже девушка снова зовет его:
        – Начинается прилив.
        Крис на ходу поднимает на нее взгляд и слегка кивает. Теперь она в купальнике, привязывает красную футболку к спасательному жилету. Погодите, что она делает? Когда до Криса доходит, он растроган чуть ли не до слез. Он смотрит, как течение несет спасательный жилет к берегу. Когда он оказывается достаточно близко, Крис останавливается и опускает ведра. Из-за того, что пальцы так ужасно дрожат, кажется, что он развязывает узлы целую вечность. Девушка постаралась на совесть, чтобы бутылка воды доплыла до него. Красная футболка, которую она прислала ему, кажется подарком с небес. Когда Крис надевает ее, мокрая ткань охлаждает плечи и защищает от солнца. Он оглядывается на дом, а затем залпом выпивает воду и салютует пустой бутылкой.
        Он смотрит вниз на футболку, с которой капает вода. «Колледж Мэттьюс». Крис понятия не имеет, где находится этот колледж, но теперь нет никаких сомнений, что он поступит туда. Они все там будут. Там будет и колледж, и семья, и радость. Это цель, будущее. Это чертов план. Крис на секунду улыбается. Может быть, он даже получит эту девушку.
        Он не сломается, черт побери. Отец его не уничтожит. Никого из них.
        Ее голос вновь доносится до него:
        – Я тебя не бросаю.
        Этот звук проникает в самую душу. Он чувствует дружбу, любовь и понимает, что, должно быть, бредит, потому что мысль необычайно яркая – эта девушка его прошлое, настоящее и будущее. Она проникает повсюду. Крис понимает, что это полная бессмыслица, но все равно радуется ее присутствию. Мало что может его обрадовать, поэтому сейчас он наслаждается возможностью. Следующие полтора часа она неподвижно сидит на доке.
        Она его опора и причина того, что он все еще может двигаться, когда, наконец, слышит звон колокольчика от дома. Собрав последние силы, Крис швыряет ведра на камни. Он справился. Это дерьмовое, оскорбительное задание выполнено, и он молодец. Крис с минуту бродит взад-вперед, наслаждаясь чувством облегчения. Теперь рукам легче, потому что больше не нужно носить вес океана. Он поворачивается к девушке, невероятной девушке, которая поддерживала его в течение многих часов, и высоко поднимает обе ладони в воздух, растопырив пальцы.
        Она повторяет его движение, и они чуть подаются навстречу, словно соединяя руки. Ее пальцы сгибаются, словно переплетаясь с его, и Крис делает то же самое. Она стала частью его, эта девушка, и Крис опускает руки, прижимая к сердцу. Она навсегда останется там.
        Глава 29
        Благодаря или вопреки
        Когда я просыпаюсь, за окном прохладно и ясно, но над водой стелется небольшой туман. Август на побережье Мэн такой. В противоположность Бостону, где поздним летом стоит удушающая влажность.
        Выскользнув из постели и не будя Криса, я завариваю кофе и выхожу на веранду, где любуюсь прекрасным побережьем и грею руки о теплую кружку.
        Однако, несмотря на великолепную погоду и пейзаж, я не могу избавиться от давящего чувства страха. Может, это потому, что я устала. Крис наверняка потом скажет, что проспал всю ночь, но на самом деле его сон был крайне неспокойным. Знаю, что ему снились кошмары, и я почти не спала из-за беспокойства и его метаний. Но сейчас Крис наконец-то заснул.
        Джеймс и Эстель лежат, обнявшись, в гамаке, который висит между двумя деревьями на дальней стороне лужайки. Я улыбаюсь. Должно быть, они всю ночь здесь проспали. Мне нравится наблюдать, как брат заботится о ней. Ну, насколько Эстель ему позволяет.
        Он очень заботлив и нежен, но без пафоса.
        Я полчаса читаю новости на своем Киндл, пока ко мне не подходит Джеймс. Он выглядит ужасно.
        – Нужен кофе, да? – спрашиваю я.
        – Ага. Спасибо. – Он натягивает через голову толстовку и садится в плетеное кресло напротив меня. Когда он упирается локтями в колени и кладет голову на руки, я понимаю, что что-то не так.
        Иду на кухню и не спеша готовлю ему двойной эспрессо. Все шло так хорошо, что очевидное напряжение Джеймса беспокоит меня. Думаю, я была права – день потребует от меня выдержки. Когда я возвращаюсь, брат снова сидит ровно, но выражение его лица вызывает тревогу.
        – Блайт, мне нужна твоя помощь.
        Я сажусь.
        – Конечно. Что случилось?
        Он отводит взгляд.
        – Даже не знаю, как об этом сказать… Я не знаю, что делать или почему…
        – Это из-за Эстель?
        – Мне очень неловко.
        – Все хорошо, Джеймс. Ты можешь мне все рассказать.
        Он начинает говорить, продолжая избегать моего взгляда:
        – Она мне действительно небезразлична, понимаешь? Правда. Думаю, она фантастическая. Конечно, внешне она такая дерзкая и колючая, но на самом деле она очень милая. Умная, веселая и дикая. – Он с минуту молчит. – Вот только эта дикость… Она неправильная, Блайт.
        – Милый, я не понимаю. – Он выглядит совершенно расстроенным, и я опускаюсь перед ним на колени. – Что ты имеешь в виду?
        – В… в постели.
        – Ох. – Теперь я понимаю, почему ему так неловко.
        – Я не хочу это обсуждать, но должен, Блайт.
        – Я рядом. Ты можешь мне доверять.
        – Слушай, я знаю, что некоторым нравится… грубый секс и все такое, верно?
        – Эм, конечно. – Он прав, этот разговор не из тех, что хочется заводить с братом, но я выдержу. – И она этого хочет. С тобой.
        Джеймс кивает.
        – А ты не хочешь, – продолжаю я.
        Он пожимает плечами.
        – Видишь ли, я вроде пытался. Был немного грубее. Притворялся, что немного дикости это весело, но… ей нужно больше.
        Я качаю головой.
        – Что значит больше?
        – Она хочет, чтобы я… делал ей больно. Все началось не сразу. Сначала были мелочи, вполне приемлемые, некоторые мне даже понравились, но она просит все больше и больше. И это пугает меня. Мы поссорились, потому что я не могу сделать то, о чем она просит.
        Джеймс глубоко вздыхает, и его глаза наполняются слезами, когда он, наконец, смотрит на меня.
        – Блайт, прошлой ночью она попросила меня ударить ее. Сильно. Господи, она хотела, чтобы я оставил синяки, она плакала и умоляла меня… Она просто обезумела. Я никогда ее такой не видел. И никого другого. Я не могу так с ней поступить. Не буду этого делать. Не причиню ей боль. Никогда.
        – О боже, Джеймс. – Я так шокирована и не нахожу слов, а просто крепко обнимаю его.
        – Зачем она меня просит о таком? – Он стискивает мою ладонь. – Разве я похож на парня, который может так поступать с девушками? Это правда? Со мной что-то не так? Мы были снаружи, во дворе, и она… Боже, она старалась заставить меня таскать ее по двору и все в таком духе. Она начала кричать на меня, говоря, что другие парни давали ей то, что она просила, и возможно, ей придется найти другого. Сказала, что, наверное, я слишком… Наивный. Слишком неопытный для нее. Но ведь то, что она просит… Это же неправильно, да? Я не могу этого сделать и не понимаю, почему она просит меня. Эстель мне действительно нравится, но я не понимаю таких отношений, они пугают меня. Что я должен…
        Голос Криса дрожит, когда он прерывает нас:
        – Джеймс?
        Я оборачиваюсь. На его лице выражение полного изумления, но я не слишком удивлена. Я вспомнила синяки, которые видела на бедре Эстель во время видеозвонка. И вспомнила, как она плакала в нашей комнате в общежитии. Раскаивалась.
        Джеймс начинает паниковать.
        – Крис, богом клянусь, я не…
        – Я знаю, что ты этого не делал. И знаю, что не станешь. – Он пересекает веранду и падает в плетеное кресло. – Ты поступил правильно. Это не твоя вина. Совершенно. – Он проводит ладонью по лицу. Вот тебе и доброе утро. – Блайт? Ты не против, если мы с Джеймсом пару минут поговорим наедине?
        – Конечно, нет. Я буду на кухне.
        Я захожу в дом через гостиную и замечаю, что Зак валяется на диване. Эрик, должно быть, громко храпел, потому что старый диван определенно не самое удобное место для сна. Я провожу два часа на кухне, убираясь, планируя ужины на следующие несколько дней, суетясь вокруг. Сейчас я ни с кем не хочу разговаривать, поэтому рада остаться здесь одна. Позже заходит Зак выпить кофе, но он такой угрюмый и тихий, поэтому я молча нарезаю овощи для гриля.
        Мы с Джеймсом едем обедать в центр города. Он больше не хочет говорить об Эстель, и я тоже. Мой брат явно ужасно смущен, поэтому я не настаиваю на продолжении разговора. Тем не менее, сейчас Джеймс выглядит лучше. Похоже, мое общество идет ему на пользу. Как только мы заканчиваем обед, приходит сообщение от Криса. Он собирается свозить Эстель в Сил Ков и спрашивает, можно ли взять с собой Джона. Конечно, я была не против. Джону нравится эта поездка. Мы с Крисом несколько раз там были. Это волшебная прогулка по замшелой каменистой тропинке к бухте, и в удачные дни на пляже можно увидеть кучу тюленей, греющихся на камнях. Надеюсь, сегодня им повезет.
        Но я знаю, что она начинается. Буря. В темнеющем небе и на земле.
        Мы с Джеймсом катаемся на туристическом паруснике по заливу. Джеймс вызывается добровольцем поднять огромные красные паруса. Несмотря на произошедшее с Эстель, он все еще может улыбаться падающим на лицо солнечным бликам, когда тянет за толстую веревку. Вскоре веревка начинает громко биться на ветру. Мне очень повезло, что он вернулся в мою жизнь. Я снимаю его на видео, а затем заставляю позировать с талисманом корабля, огромным черным ньюфаундлендом.
        Я не хочу возвращаться домой, поэтому уговариваю Джеймса прогуляться по оживленному центру Бар-Харбора. Мы едим мороженое и заходим в книжный магазин. Я покупаю брату одежду для колледжа в одном из магазинов спортивных товаров, хотя он настаивает, что в этом нет необходимости. После того, как мы обошли все кривые улочки и посетили почти все магазины, Джеймс останавливает меня.
        – Блайт. Я хочу вернуться. Мне нужно увидеть Эстель. Убедиться, что она в порядке.
        – Конечно.
        И я везу нас домой.
        Подъезжаю к дому и ставлю машину на стоянку, но Джеймс даже не шевелится, чтобы выйти.
        – Она, наверное, злится на меня, что я все рассказал.
        – Нет, не должна. Ты поступил совершенно правильно. Разговор с Крисом помог?
        – Да. Я все еще ничего не понимаю, но чувствую себя лучше. А ты понимаешь? Почему она… ну, хочет этого?
        – Боюсь, что да, Джеймс. – Я протягиваю ему ключи. – Свози Эстель на ужин или еще куда-нибудь. А я пойду поищу Криса.
        Но мне не нужно его искать, потому что я знаю, где он. И оказываюсь права. Медленно иду по верхней лужайке, спускаюсь по деревянной лестнице в нижний двор, а затем к пляжу и длинному пирсу, уходящему в океан. Крис сидит на краю пирса, свесив ноги в воду, а Сабин лежит позади него, держа в одной руке банку пива, а другой гладя Джона. Собака кажется очень возбужденной, тяжело дыша и стуча хвостом, когда оглядывается.
        – Иди сюда, Джон. – Я хлопаю в ладоши, и он несется встречать меня. Я опускаюсь на корточки и чешу ему загривок. – Присматриваешь за мальчиками? А? Да?
        Он отскакивает и снова возвращается к Сабину.
        Я переступаю через спящего друга, снимаю обувь и сажусь рядом с Крисом. Он приобнимает меня и целует.
        – Привет. – Его голос такой же уставший, как и вид.
        – Привет. Ты как? И как Эстель?
        Он вздыхает.
        – Я не знаю, что тебе ответить.
        – Блайт, Блайт, Блайт! – Сабин хлопает ладонью по доскам, и я оборачиваюсь. Он пьян. Очень пьян.
        Я бросаю взгляд на Криса.
        – Я в курсе, – говорит он. – Я в курсе.
        – Привет, Саб. – Я откидываюсь назад и кладу голову ему на живот.
        – Где ты была весь день? Я по тебе скучал, Би.
        – Уезжала с Джеймсом.
        – Ох. Я сначала подумал, что вы с Крисом снова заперлись в твоей комнате. Боже, вы двое как кролики. Больше нет только нас с тобой. Вернулся он, и ты отдалилась.
        – Прости! Завтра что-нибудь придумаем. Только мы вдвоем. – Я не хочу ни о чем с ним разговаривать. Он слишком пьян и ничего не соображает, но если сказать что-то не то, он может разозлиться. – Обещаю.
        – Ладно, Би. – Он гладит меня по голове. – Просто я скучаю по тебе, а ты все упускаешь.
        – Что же я упускаю? – лениво спрашиваю я. Я люблю Сабина, правда, но мне бы хотелось, чтобы сейчас он отправился в свою комнату и проспался. Мне хочется поговорить с Крисом наедине.
        – Например, ты вообще знала, что Зак и Эрик расстались прошлой ночью?
        – Да? – я сажусь. – Крис, ты знал об этом?
        – Нет. Сабин, о чем ты, черт подери, говоришь? Они не могут расстаться.
        Сабин смеется.
        – Господи, да вы оба вообще отстали от жизни. Вы совсем ничего не замечаете? Ссоры? Язвительные комментарии?
        Мы с Крисом действительно пребывали в собственном мирке.
        – Зак уже две недели спит на диване. По его словам, – начинает Сабин, тяжело поднимаясь и наклоняясь вперед, – они никогда даже не спали вместе. Можешь поверить в это дерьмо? То есть они спали в одной постели, и только.
        – Что? – Это застает меня врасплох. Они такие ласковые и влюбленные на людях. – Поэтому они расстались? Это не похоже на Зака.
        – Нет, глупенькая, – Сабин допивает пиво. – Эрик порвал с ним. Он говорит, что Зак хочет слишком многого, обязательств и тому подобного. Но хорошая новость заключается в том, что теперь, возможно, мне будет с кем пообщаться. С кем-то, кто не в паре и прочая херня. – Он тянется к Джону. – Хоть этот парень у меня есть. Верно, приятель? – Он гладит пса и позволяет облизать себе лицо.
        Крис словно окаменел. Эстель просит моего брата избить ее, Эрик только что расстался со своим давним бойфрендом, а Сабин снова невероятно пьян. Сабин что-то бессвязно бормочет Джону, а Крис смотрит на океан.
        – Все рушится, – говорит он тихо, чтобы брат не услышал. – Не могу в это поверить. Они разрушаются, ты видишь? – Крис поднимается, обходит Сабина и спрыгивает с пирса на песок.
        Я наблюдаю, как он разглядывает пляж. Ищет камни. Через какое-то время набирает их полные карманы и начинает бросать по поверхности океана. Он бродит по всему пляжу, а затем заходит в воду и встает прямо передо мной. Сегодня он выглядит очень печальным. Я целую его и заставляю повернуться и запрыгнуть на доски передо мной, чтобы я могла растереть ему плечи. Он ужасно напряжен.
        Сабин все еще играет с Джоном, поглаживая его.
        – Эй, Крис? – Сабин начинает что-то яростно бормотать. – Ты помнишь… – начинает он. – Ты помнишь, черт его дери, тех двух собак, которые были у нашего папаши?
        Крис заметно напрягся.
        – Сабин…
        – Я совершенно забыл до этого момента. Помнишь? Ну и ублюдком он был. Ты помнишь? У него жили две собаки какое-то время. И я вспомнил один случай… Господи, ну и больной же придурок… он поставил миски с едой на пол и бил собак, пока те ели. – Он закрывает глаза и притягивает Джона поближе. – Я не понимаю, почему они продолжали есть. Ведь отец бил их… эм… а что это было? Ремень?
        – Сабин, хватит.
        – Нет, да ладно, Крис. Я совсем ничего не помнил до этого момента. Что это было? Кажется, ремень.
        Мой любимый человек опускает голову.
        – Нет. Нет, это был не ремень.
        Я перестаю растирать ему плечи и быстро притягиваю к себе, чтобы обнять. Он тянется к моей руке.
        – Это был хлыст. Он сделал его из ветки ивы со двора.
        – Верно. Та ива, – Сабин смеется, и это самый ужасный звук, который я когда-либо слышала. – Хлыст. Точно. Так вот, он орал, какие они идиотские твари, и время от времени хлестал их. Ни за что. – Сабин утыкается лбом в пса. – Никто тебя не обидит, мальчик. Господи, Крис. Бедные чертовы собаки. – Сабин снова ложится на бок. – Блюй на радугу, – со смехом выдает он и мгновенно отключается.
        Джон беспокойно сворачивается рядом в калачик.
        – С ним все хорошо, Джон. Он в порядке, – пытаюсь я успокоить всех нас.
        – Нет, он не в порядке, и ты это знаешь.
        Крис достает из кармана камень и швыряет в воду. Затем бросает следующий.
        – Знаешь, в чем дело, Блайт? У моего отца никогда не было собак. – Он снова бросает. – У него был я. И Сабин.
        Внутри меня что-то взрывается. Я в ярости. Мне страшно даже начинать обдумывать то, что Крис только что сказал, потому что последствия огромны. Я должна была знать, чувствовала, что будет плохо. Очень плохо. Но не настолько. Невообразимая глубина безумия их отца просто не поддается пониманию. Это человек, к которому я всегда буду испытывать только неистовое отвращение и ненависть. То, что он сотворил с людьми, которых я любила больше всего на свете… Это непостижимо.
        Целый час мы молчим. Однако небо отзывается отдаленными раскатами грома. Крис вздрагивает. Я прижимаю его как можно ближе, и мы вместе наблюдаем за приливом. Я позволяю слезам стекать по щекам на его плечи, потому что невозможно не плакать, но я не собираюсь совсем расклеиваться перед ним. Не могу, потому что он держится.
        Крис снова соскальзывает с пирса и собирает камни. Я знаю, это скучное занятие его успокаивает.
        – Не все время было плохо, и обычно такого… о чем рассказал Сабин, не случалось, – проговорил Крис с берега. – Мы ходили в школу, занимались спортом, общались с друзьями. Но потом все изменилось. Нам… точнее, в основном мне… часто причиняли боль. Проходили месяцы, когда все казалось нормальным. Шесть, восемь месяцев совершенно нормальной жизни. Иногда целый год. Но когда это случалось, то обычно не сопровождалось… физическим насилием. Чаще он испытывал меня на прочность, терпение. Пытался сломить меня. Иногда нас.
        Сейчас он говорит невероятно рассудительно и спокойно об этом. Это его защита.
        Потребовалось еще двадцать минут молчания и собирания камней, чтобы он был готов рассказать мне, каково это – расти с чудовищем вместо отца. Когда я слышу невероятные подробности того, как жестоко издевались над моими любимыми людьми, я подхожу к Сабину и провожу по его рукам, затем поднимаю его рубашку, ища шрамы, которые, возможно, никогда не замечала. Хотя я ничего не нахожу, меня это не успокаивает. Я стараюсь не показывать, как влияет на меня рассказ Криса. Я должна быть храброй ради него, каким был он всю свою жизнь.
        – Отец был очень болен, – говорит Крис. – Наверное, в какой-то степени психопат. Он испытывал мое тело и старался испортить разум.
        – Но ты все равно здесь.
        – Да.
        – И Эстель, Эрик, Сабин, они тоже выдержали.
        – Я думал, что достаточно защитил их. Эстель считает, что ее защищает Бог. Черт возьми, после всего, что я сделал, она считает, что Бог – причина, по которой отец никогда не трогал ее.
        – Но причина ты.
        – Да, но теперь я вижу, что не смог защитить ее. Однажды ночью я запретил ему заходить в ее комнату, а на следующий день расплатился за это, но, хотя он так и не тронул ее, я все равно облажался. Я ужасно их подвел.
        – Ох, Крис, нет. Ты не подвел их. Как ты мог всех защитить? Ты был ребенком. Такое дерьмо не должно случаться. Но я знаю тебя, и знаю, что ты сделал больше, чем кто-либо мог на твоем месте. Чем кто-либо вообще должен был делать.
        – Я думал, с ними все будет в порядке, Блайт. – Смесь отчаяния и гнева в его голосе раздирает мне сердце. – Я думал, что… мы выберемся, и со всем будет покончено. Но посмотри на них. Они все испорчены, разве нет? Я облажался.
        – Нет, это не так. Кристофер. Они тебя любят и преданы тебе. Всегда. Я заметила это сразу, как только увидела вас вместе.
        – Ох, да брось, Блайт. Взгляни на Эстель. Она теперь и твоего брата затягивает в этот омут. Это моя вина. Мне следовало с ними убраться подальше от отца, чего бы это ни стоило. Я считал, что самое ужасное – это разделиться. Я ужасно ошибался.
        – Ты не виноват, что отец сошел с ума. Что он навредил всем вам. Возможно, он не трогал их так, как тебя, но они… видели.
        – Да. Видели.
        – Ты можешь себе представить, с каким чувством вины они живут? Не только страха, но и вины?
        Крис качает головой.
        – Почему?
        – Потому что они не смогли защитить тебя так, как ты их. Они не разделяли всего, через что ты прошел.
        Крис вытирает глаза и поворачивается ко мне.
        – Я думал, раз он никогда не добирался ни до нее, ни до Эрика, то с ними все будет в порядке. Но она определенно не в порядке. И Эрик тоже. Расстаться с Заком, потому что не может спать с ним? Все из-за этого. И Сабин. Господи, Сабин… Мы все безнадежно испорчены.
        Мы с Крисом сидим лицом друг к другу, мои ноги перекинуты через его.
        – Ты не испорчен. Я люблю тебя, – произношу я.
        – Ты только так думаешь. Ты не знаешь всего.
        – Я буду любить тебя, несмотря ни на что.
        – Посмотрим.
        – Ничто, ничто и никогда не изменит моей любви.
        – Моя спина. Эти шрамы? Хочешь послушать про них?
        Он предлагает услышать правду, и это больше похоже на угрозу.
        Но я смогу выслушать, потому что все сделаю ради него.
        – Если ты хочешь рассказать, то да.
        Прижавшись ко мне головой, он шепотом рассказывает о той ночи, когда отец чуть не убил его.
        – Ты говорила, что не можешь вспомнить некоторые дни перед пожаром и после него. У меня то же самое с той ночью, когда я получил эти шрамы. Я точно не знаю, что произошло до или после. Я смутно припоминаю изнурительную бессмысленную работу и угрозы. Бесконечные угрозы. Думаю, он заставлял меня передвигать… Не знаю… какие-то блоки для его произведения искусства. Это в его стиле.
        Ему нравилось мучить меня, давать невыносимо трудные задания и заставлять заниматься ими часами. Подобное длилось уже несколько дней во время того срыва. Я лишь помню, что к вечеру был совершенно вымотан. Я был таким слабым. Тем вечером он оставил нас одних. Ушел из дома и не вернулся к тому времени, как мы легли спать. Знаю, что мы поужинали. Или мне так кажется. Не знаю. Не помню эту часть.
        – Все нормально.
        – Было поздно. Где-то явно после полуночи. Он выдернул меня из кровати. Схватил за шею и потащил вниз по лестнице. Что-то случилось, галерея Нью-Йорка отменила сделку. Они заказали кучу деталей и… Он говорил какую-то бессмыслицу. В доме было темно, и он постоянно ударял меня о стены и мебель, пока тащил вниз. Следующее, что я помню, как оказался головой в унитазе. Под водой. Он удерживал меня, а мне не хватало сил, чтобы сопротивляться. А потом он на секунду поднял меня, сообщив, что это из-за нас у него не получается творить, мы высасываем его фантазию. Он снова заставит нас переехать. Новое место должно помочь. Моя голова опять опустилась под воду. Снова и снова. Сначала я думал, что он быстро успокоится и оставит меня в покое. Я не мог дышать, но был уверен, что он остановится и я смогу вернуться в кровать. Все, чего мне хотелось, это вернуться в свою комнату.
        Я глубоко вдыхаю и выдыхаю, чтобы Крис дышал вместе со мной. Он так и делает.
        – Но он не останавливался. Продолжал и продолжал. Я верил в будущее и в возможность побега, но чем дольше это продолжалось, тем больше угасала вера. Я начал сопротивляться, но у меня не осталось никаких сил. А потом он еще сильнее вжал меня в унитаз, и я понял, что он больше не собирался отпускать меня. Я умру. Я был… очень уверен в этом. Я умру, и все закончится. Я даже не считал, что отец собирался так поступить со мной. Думаю, это было случайно. Он же не хотел, чтобы на его руках была кровь ребенка, верно? Это не предполагалось. Он просто совершенно слетел с катушек.
        А потом я услышал этот странный звук. Пусть я задыхался и умирал, я все равно его услышал. Внезапно меня отпустили, но потребовалась секунда, чтобы я смог поднять голову. А потом понял, что это был за звук. Издал сигнал его чертов волонтерский пейджер. Это всегда было самым главным. Поэтому, прочитав сообщение, он бросил меня и уехал.
        Я кашлял и пытался отдышаться. Мне просто хотелось вернуться в постель, поэтому я выбрался из ванной к лестнице. Потянулся к перилам и спустился на пять или шесть ступеней. А потом у меня сильно закружилась голова. Ноги отказывались держать меня. Я все еще не мог дышать.
        Я снова глубоко вдыхаю, напоминая ему, что сейчас у него вдоволь кислорода.
        – Конечно, не мог. Никто бы не мог.
        Он продолжает говорить шепотом, так тихо, что мне приходится напрягать слух. Словно маленький ребенок, который рассказывает секрет.
        – Я начал падать с лестницы. Старался держаться прямо, но запутался в ногах… Поэтому когда упал на пол, то сильно ударился спиной. Я ничего не видел, потерял равновесие. Я был так дезориентирован. Вот тогда-то я и врезался в стеклянную витрину. Это была огромная, от пола до потолка, штука, которую отец поставил, чтобы хранить вещи моей мамы. Китайский фарфор и такие маленькие стеклянные фигурки животных, которые она очень любила. Вот на что я упал, и все рассыпалось вокруг меня на осколки.
        Должно быть, грохот стоял адский, потому что Сабин проснулся, а ты знаешь, что его и пушкой не разбудить. Наверное, я отключился на несколько минут, не больше. Когда очнулся, свет был включен, а он рыдал и вытаскивал меня из осколков. Я продолжал повторять, что со мной все хорошо. Но я не видел, сколько вокруг меня крови. Сабин отвел меня наверх в нашу ванную и полчаса вытаскивал из меня стекла. Когда я упал, то, должно быть… распорол себе спину. О стекло или металлические полки. Не знаю. Сабин хотел отвезти меня в отделение неотложной помощи, но я ему не позволил. Потому что, знаешь, что самое безумное? В случившемся было и кое-что хорошее. Правда, очень хорошее. Я знал, что все закончилось. Это больше не повторится. Мой отец не захочет попасться, а шанс теперь был слишком велик. Все слишком далеко зашло. Стало слишком… очевидным. Внезапно я перестал бояться.
        Сабин остановил кровь, зажав рану, как я ему сказал. Он перевязал меня при помощи кучи марли и скотча. И мы оставили стекло и кровь на полу, чтобы отец сам все убрал. В ту ночь Сабин остался в моей комнате. Он не спал и сидел под дверью, на всякий случай. Но я знал, что все кончено, и знал, что делать.
        За неделю до этого узнал, что, когда мне исполнится двадцать один год, я буду управлять большей частью имущества моей матери, включая дом. Мне не нравится думать, что она знала, какой наш отец, но… по ее завещанию все переходило нам. Так что, возможно, она действительно знала, и именно поэтому оставила меня за главного. Вот я и пригрозил ему. Если он будет держаться подальше от моей семьи – моей семьи, – то я позволю ему сохранить этот чертов роскошный дом, который он так любил. Он мог бы продолжать работать, оставаться чертовым местным героем, сохранить свой имидж, который так ценил. Но он больше никогда не посмеет прикоснуться к нам, иначе я лишу его всего. Абсолютно всего.
        В ту ночь, после того как Сабин залатал меня, я попросил его оставить записку поверх окровавленного разбитого стекла. В ней говорилось: «Больше никогда. Иначе останешься без всего». Когда мы проснулись на следующий день, все уже было убрано. Разумеется, отец ни слова не сказал об этом происшествии. Но все дерьмо прекратилось. Он не захотел потерять ни этот дом, ни студию в нем, ни деньги моей матери.
        После школы я проучился два года в близлежащем колледже, а Сабин свой первый курс. Мы не хотели рисковать и оставлять двойняшек с отцом наедине. А потом мы все вместе отправились в колледж Мэттьюс. В общем, в ту ночь отец пытался меня убить. И он бы сделал это. Я бы умер, не просигналь тот пейджер. Так что нет никакого Бога, никакого божественного вмешательства. Просто сообщение, которое пришло в самую нужную минуту.
        Крис крепко держится за меня, все еще избегая взгляда.
        – Теперь ты знаешь. Теперь ты видишь, как непоправимо я сломлен. Может быть, я и выжил, но слишком испорчен для тебя. Я не тот, кем ты меня считаешь, и не тот, кого ты заслуживаешь.
        Прежде чем я успеваю возразить, он целует меня. И чем дольше длится поцелуй, тем больше я понимаю, что это его попытка сказать «прощай» мне и нам. В конце концов, он отстраняется.
        – Я боялся, что это произойдет. Быть с тобой? Все возвращается в точности, как ты говорила. И становится лишь хуже. Нет, не смотри так на меня, Блайт. Это совсем не похоже на то, что пережила ты. Я говорил тебе не сражаться с прошлым, а впустить его в твою жизнь, потому что ты можешь с этим справиться. Но здесь совсем другое. Теперь я вижу, что мы никогда не сможем этого избежать. Раньше было лучше, я мог прятаться и смотреть лишь в будущее. Мы не можем притворяться, что ты не знаешь правду, и не можем делать вид, что у нас все в порядке. Я хотел бы быть кем-то другим, но так получилось, что произошедшее неразрывно связано с тем, кто я есть. Кем я всегда буду. Это сделало меня тем человеком, которого ты думаешь, что любишь. И ты любишь меня. Либо благодаря этому, либо вопреки. И то, и другое невыносимо.
        Глава 30
        Однажды в прошлом
        Мы с Заком всю ночь в доме одни. Мы оба словно в оцепенении. Остальные повезли Сабина в больницу. Как только Крис проговорил, что между нами все кончено, Сабина вырвало, и он начал задыхаться. Крис перевернул его на спину, когда спазмы закончились, но он все равно оставался без сознания. Крис даже не взглянул на меня, но решительно отказался брать меня с собой. Я надеюсь, что Сабин просто перепил и все будет нормально. Поэтому смотрю на свой телефон, ожидая новостей.
        Снаружи раздается оглушительный раскат грома, возвещающий о приближении грозы, и начинается сильный дождь. Зак разжигает камин, чтобы избавиться от холода, но ни один из нас не может перестать дрожать. Мы еще не говорили о разрыве наших отношений. Опустошение и смятение слишком велики. А еще гнев. Мы вместе засыпаем на диване.
        Рано утром меня будит Зак. Он принял душ, и его волосы все еще мокрые. Он сильно трясет меня, пока я не издаю рык. Я не хочу просыпаться. Хочу исчезнуть. Он велит мне одеваться и подходить к машине.
        – Зачем? Подожди, это из-за Сабина? – Я сажусь.
        – Нет. Он в порядке. Я получил сообщение от Эстель. Он поправится. Одевайся. – Зак протягивает мне термокружку с кофе. – Нас ждет путешествие.
        – Куда мы поедем?
        – Собирайся.
        Тридцать минут спустя мы выезжаем из Бар-Харбора. Очки-авиаторы Зака скрывают его глаза, но я вижу решимость в позе и хватке на руле. Сегодня он был со мной необычайно резок, но я не люблю, когда меня похищают.
        – Зак. – Я осторожно касаюсь его плеча. – Куда мы поедем?
        Он стискивает зубы и не сразу отвечает мне:
        – Тебе ведь известно то же, что и мне?
        – Да.
        – На самом деле ты знаешь больше. Я не собирался подслушивать, но вчера услышал небольшой разговор между Джеймсом и Крисом. Эстель? Она… Там же гораздо больше всего, правда? Они все по уши в дерьме.
        – Да. – Мой голос срывается. – Да.
        – Все намного хуже, чем я могу представить. Так сильно хуже.
        – Знаю, но ничего не понимаю. Зак, куда мы едем?
        – Я не хочу разговаривать. Просто дай мне вести машину.
        Я устала, но отдохнуть и расслабиться не могу. Я закрываю глаза, но рассказ Криса меня преследует. Трагедия, с которой они сталкивались изо дня в день… Это слишком. Я помню, как изменилась после пожара, он практически уничтожил меня. Но у них все намного хуже. Непостижимо, как они могли после всего этого жить нормальной жизнью. По крайней мере, внешне. Они крепкие, все до единого, но, как заметил Крис, очень сильно пострадали. Через что Крису пришлось пройти, что он пережил… Что сотворили с его телом и разумом… У меня перед глазами слишком яркие образы его детства, которые не могу перестать видеть.
        Я глубоко влюблена в Криса. Он для меня все. Он спас меня, но не позволяет спасти его. Я даже не понимаю, как могу ему помочь. Не знаю, что делать.
        – Зак, остановись. – Я внезапно начинаю захлебываться рыданиями. – Остановись.
        Зак сворачивает на обочину шоссе, и я едва вижу, когда открываю дверцу и прислоняюсь к ограждению. Меня выворачивает наизнанку. Зак выходит из машины и стоит рядом со мной, положив руку мне на спину, пока я опорожняю желудок, кашляя и плача.
        – Я знаю, Блайт. Знаю.
        – Ох, Зак. Нет, нет, нет! Пожалуйста, скажи мне, что это неправда. Пожалуйста, я не вынесу. Скажи, что это сон. Только не они. Не Крис. Не Эрик и Эстель. Боже, не Сабин. Не мой Сабин. Ох, пожалуйста. Я не хочу потерять Криса, не хочу терять их. Никого из них. Мы не можем их отпустить!
        Он протягивает мне салфетку из машины, а затем обнимает меня.
        – Знаю, милая. Они не могут… не выдерживают отношения. Вот почему Крис и Эрик пытаются нас бросить. Наша любовь слишком сильна, а они считают, что не заслуживают ее. Или боятся, что это ненадолго. Или… еще по многим причинам. У них жуткие проблемы с доверием и привязанностью. Это не их вина.
        Мы вместе плачем, оба теряем людей, в которых безумно влюблены, и нас обоих переполняет неизмеримые гнев и горе.
        Зак сажает меня обратно в машину и пристегивает ремень безопасности, поскольку я все еще в состоянии истерики.
        – Нам нужно ехать, Блайт. Просто давай поедем.
        Даже представить не могу, куда нас везет Зак, но сейчас это вряд ли играет какую-то роль. Я плачу, пока слез больше не остается.
        Потребовалось два часа, но я, наконец, успокаиваюсь. Я чувствую, что закрываюсь в себе, как будто снова появляется депрессия, которую Крис помог мне прогнать. Она завладевает мной, и я не уверена, что на этот раз смогу с ней бороться. Только не без Криса.
        Я вдруг осознаю, что Зак останавливает машину. Мы паркуемся на гравийной подъездной дорожке, заросшей деревьями, откуда открывается вид на огромный современный дом. Острые углы и стильный дизайн кажутся холодными и неприветливыми. В нем, должно быть, три этажа и фантастический вид на океан. Даже из машины я слышу, как волны накатывают на берег. Дом кажется изолированным, затерянным на огромной частной территории. Других домов не видно.
        Я вытираю глаза.
        – Где мы?
        – Здесь все произошло.
        И тогда до меня доходит. Мы возле дома их отца.
        – Хотел бы я, чтобы он умер. – Его глаза сверкают. – Они хотят, чтобы он умер. Он заслуживает смерти.
        Зака всего трясет от ярости, никогда таким его не видела. Лицо раскраснелось. Он меняется прямо на глазах, но не в моей власти урезонивать его. Зак тянется к заднему сиденью и шарит в поисках чего-то. А потом достает бейсбольную биту.
        Я смотрю на Зака и чувствую, как во мне пробуждаются эмоции. Я обеими ладонями хватаюсь за его свободную руку.
        – О господи. Черт, Зак, нет! Ты с ума сошел. Это не выход.
        – Выход. Ты это знаешь. Сукин сын выжил из ума. Ты слышала, что он с ними делал! Слышала! Он издевался над ними, черт подери. Больной ублюдок больше ни черта не получит от этих детей. Они все хотят, чтобы он исчез, ты прекрасно это знаешь. – Зак вырывает руку, вылезает из машины и бежит к дому. Он исчезает прежде, чем я осмысливаю происходящее. И потому неподвижно остаюсь на месте. Понимаю чувства Зака. Смерть их отца вызвала бы ощущение мира и настоящей справедливости. Но это сумасшествие. Какая-то часть меня не верит в реальность событий. Я заставляю себя дышать. Знаю, что нужно пошевеливаться. Я должна это остановить. Или могу допустить, чтобы все закончилось за несколько минут. Мне трудно думать, и я долго собираюсь с силами, чтобы выйти из машины.
        Но как только открываю дверь, то срываюсь с места. Зак припарковался довольно далеко от дома. Ноги так и мелькают, а сердце бешено колотится, но я не уверена, что успею вовремя. Я бегу изо всех сил. Это не выход, и не то, чего хотел бы Крис. Пока я бегу, меня накрывает ощущением дежавю. Запах, звук волн…
        Я обнаруживаю Зака перед домом. На веранде с видом на океан стоит кресло адирондак, а в нем спит мужчина. Клетчатое шерстяное одеяло покрывает его колени. Я даже не хочу смотреть и поворачиваюсь спиной к веранде. Зак все еще держит биту, но его рука безвольно свисает. К счастью, он не может этого сделать, потому что я бы не смогла ему помешать.
        – Зак, пойдем. Сейчас же.
        – Это он. Посмотри, какой он большой. Каким сильным он был, пока не заболел. – По его лицу стекают слезы. – Как он мог такое наделать? Как?
        Я не сдерживаюсь и оборачиваюсь, чтобы разглядеть внимательнее. Мне вдруг хочется увидеть человека, который причинил столько боли. Кто мог такое натворить? Кто угрожает, унижает и пугает детей до чертиков? В мире не должно такого происходить.
        Поэтому я сосредотачиваюсь на этом человеке, который так жестоко мучил моих близких. Когда я вижу его лицо, то от шока у меня подкашиваются ноги. Я подхожу совсем близко и теперь уверена. Я его знаю.
        Мужчину, который спит сейчас в кресле, я его уже видела. Сейчас он немного поседел, но я помню сильный подбородок и шрам над бровью. Помню его силу и отважность. Знаю, как идеализировала его годами, и как его образ помог мне пережить бесчисленные ночи моей собственной боли. Я помню звук его голоса, потому что он повторял мне снова и снова: «Ты в безопасности, ты в безопасности, ты в безопасности, солнышко».
        Я знаю все это, потому что человек, который мучил моих друзей и любовь всей моей жизни, – это тот же самый человек, который снял меня с лестницы прямо перед тем, как та рухнула в горящий дом.
        Глава 31
        Спасительная благодать
        Мы с Заком не разговариваем почти всю дорогу домой. Я не рассказала ему об отце Криса. Я просто не могу. Опустошение и смятение слишком велики. Пока что это моя тайна, и я не готова что-то менять. Одно из моих любимых качеств в Заке то, что он тоже уважает границы и не давит на меня, хотя и видит, как я шокирована. Однако я твердо заявляю:
        – Я могу это исправить. Смогу их вернуть. Мне просто нужно подумать.
        Он не задает вопросов, только кивает, продолжая прятаться за своими солнцезащитными очками. Мы останавливаемся у круглосуточного магазина, чтобы заправиться и перекусить. Нас обоих подташнивает, но мы решаем, что еда может помочь. Я разглядываю полки с напитками, но не могу выбрать, ничего не хочется. А потом улыбаюсь и тянусь к апельсиновой содовой.
        Войдя в дом, прохожу через гостиную мимо Джеймса, Эстель и Криса, которые только что вернулись из больницы, и поднимаюсь в свою спальню. Мне нужна тишина. Я сажусь на край кровати, кровати, которую делила с Крисом, и смотрю на свое отражение в зеркале на комоде. Не могу решить, выгляжу ли я как ребенок или как женщина. Я в забавном возрасте где-то между. Возможно, я должна была казаться себе моложе, но все пережитое заставляет меня чувствовать себя старше. Мне не так уж и неприятно быть совершенно взрослой. Я нравлюсь себе такой, какой я выросла. Если бы не пережила этот пожар и все его последствия, я могла бы любить себя меньше. На меня повлияло прошлое, как и на всех нас, но возможность принять его успокаивает. Эта сила и выдержка помогут мне сегодня. Что я собираюсь сказать Крису? У меня была долгая поездка, чтобы все обдумать, но я все еще что-то упускаю во всей истории. Я это знаю. Одеяло холодит кожу, когда я ложусь на кровать и подтягиваю колени к груди, пытаясь переварить все, что произошло за последние двадцать четыре часа. Слишком много всего. Как я и предполагала, меня захлестывает
огромная буря информации. Вот так оно и случается: вы ощущаете, как тьма нарастает, готовитесь и делаете все возможное, чтобы преодолеть ее, даже если она уничтожает весь ваш мир. Что бы вы ни делали, как бы ни старались, вас все равно поглотит сила, которую не можете контролировать. Поэтому вопрос в том, как ориентироваться в этом хаосе. Чтобы найти на него ответ, нужны размышления, доверие и ясность ума.
        Позже я поднимаюсь и начинаю мерить шагами комнату. Я близко. Ответ прямо под носом, если бы я просто могла… Я медленно сажусь и смотрю на комод. Морской еж, которого так давно подарил мне Крис, стоит в центре. Я беру его в руки и провожу по нему пальцами. Крис сказал, что это принадлежит мне, и я чувствую, что так и есть. Никто из нас не знал причины, но это казалось таким правильным, что искать ее не было надобности. С Крисом всегда так. Мы инстинктивно действуем правильно. Теперь же я чувствую, что наша связь еще глубже, чем я представляла. Я начинаю перекатывать ежа из ладони в ладонь. Думай. Думай.
        Перевернув ежа кверху дном, я останавливаюсь. Никогда не обращала внимания, что на дне есть маленький металлический диск. Он легко снимается. Фарфоровая фигурка полая, а внутри что-то набито, видимо, чтобы защитить хрупкий предмет от разрушения. Я достаю кусочек выцветшей красной ткани. Отставляю морского ежа и разглядываю клочок хлопка. Память тут же подкидывает знакомые ощущения, а через несколько минут и образы. А потом понимаю, что это. Мне слишком хорошо знаком цвет и ткань.
        Сердце чуть не останавливается.
        Я сжимаю обрывок и иду в комнату Криса. Отметая свойственное мне уважение к личному пространству других людей, особенно Криса, я начинаю лихорадочно рыться в его комоде и шкафу. Она наверняка здесь. Должна быть.
        Час спустя Крис появляется в дверях моей комнаты.
        – Блайт?
        Я сижу на полу, а слезы каскадом льются по моим щекам. Я не грущу, просто меня переполняют эмоции. Я не знаю, как это объяснить ему, потому что и сама не понимаю. Я смотрю на человека, которого люблю больше всего на свете.
        – Блайт, что ты делаешь? – Он опускается передо мной на колени.
        Я не могу разговаривать. Никак не могу начать.
        – Сабин в порядке, – говорит он. – Его отправляют на реабилитацию. Персонал здесь замечательный, и они помогли нам найти хорошее место. Он хочет, чтобы ты позвонила попозже.
        Я киваю.
        – Конечно. Я рада, что с ним все в порядке.
        Крис теребит свои часы, чтобы не смотреть на меня.
        – Мы сегодня будем собирать вещи. Скорее всего, завтра уедем.
        – Нет, – четко говорю я. – Нет, ты не поедешь. Ты не уничтожишь то, что между нами. Ты не уничтожишь нас.
        – Я должен. Я не могу втягивать тебя. Это слишком.
        Он встает.
        – Ты уже говорил, но на этот раз я не собираюсь верить. Ты сам не знаешь, что говоришь, и ты поступил со мной нечестно.
        – Слушай, тебе кажется, что есть причины, по которым ты меня любишь. Ты не должна. Совершенно. Мое… прошлое. Это часть меня, и оно влияет на меня самым хреновым образом. Ты думаешь, что я сильный, тебе нравится, что я о тебе забочусь. Но из-за всего произошедшего я не такой. Я был вынужден стать пуленепробиваемым, потому что столкнулся с полным безумием. Моя заботливость и сила запятнаны. Господи, даже в постели. Тебе нравится, какой я с тобой. Я… всегда под контролем. Всегда много командую. Ты даже сказала мне, что я не люблю терять контроль. Видишь? Как я могу быть тем, кем ты хочешь, когда знаешь, почему я такой? Это ненастоящая сила. – Его голос дрожит. – Пострадала каждая частичка меня. Вот почему я сбежал от тебя к кому-то более безопасному. Потому что ты никак не можешь смириться с тем, каким гребаным несчастьем я стану для тебя. Ты все это знаешь. Поэтому должна понимать, что я тебя недостоин, как и любой другой девушки. До сих пор я делал все неправильно. Все. Я больше не буду причинять тебе вред, как причиняю всем вокруг. Единственное разумное решение, которое могу сейчас принять, это
уйти.
        – Прекрати. Хватит! – Теперь я зла. – Даже не смей так говорить о себе и не смей утверждать, за что я тебя люблю. Отнесись серьезнее к моим словам, черт подери. Благодаря тебе вы с братьями и сестрой смогли преодолеть многие беды. И ты вытащил меня из моего собственного кошмара. Я люблю тебя по стольким причинам, но не из-за них. Я люблю тебя просто так. Без всяких условностей. И только это, черт подери, имеет значение. Я люблю каждую частичку тебя. Поэтому нет, Кристофер, нет. С нами не все покончено. И я могу доказать почему. – Я встаю, опираясь о кровать. Меня трясет, но голова ясная. – Я хочу тебе кое-что показать. Ты должен доверять мне. Можешь это сделать? Всего на минуту.
        Крис выглядит таким грустным, но все равно кивает.
        – Я собираюсь все исправить. Все будет хорошо. – Не знаю, говорю ли я это больше для него или для себя, но изо всех сил стараюсь поверить в то, что собираюсь показать и рассказать ему.
        Я поворачиваю его спиной к комоду.
        – Просто стой. Не двигайся.
        Я беру простое зеркало без оправы в полный рост и прислоняю его к кровати, чтобы оно отражало зеркало напротив. Встаю перед Крисом и обхватываю его лицо ладонями. Приподнимаюсь на цыпочках и нежно целую его. Он не отвечает на поцелуй, наверное потому, что чувствует себя испорченным и недостойным любви. Я не могу этого вынести. Когда приподнимаю нижний край его футболки, он пытается остановить меня, но я отмахиваюсь от него.
        – Доверься мне.
        Крис позволяет поднять его футболку. Я просовываю руку под его правую руку и обнимаю, дотянувшись до второй руки на его плече.
        – Посмотри в зеркало. – Я держу его крепко, закрываю глаза и жду. – Все нормально.
        Через несколько секунд я чувствую, как он напрягся. Его охватывает паника. Я знаю, когда она начинается, потому что он не раз будил меня по ночам из-за кошмаров. Меня смущает такая реакция, но для него это действительно ужасно, потому что бросает вызов его взгляду на мир. Тут нет логического объяснения, и я знаю, что Крис напуган.
        – Дыши со мной, Крис. Дыши. – Я вдыхаю и выдыхаю. – Это просто. Вот так. Вдох-выдох. Дыши.
        – Блайт, как?… Нет. Это не может быть правдой.
        – Но это реально. Мы реальны.
        В его словах сквозит недоверие:
        – Мы как… два идеально подходящих пазла.
        – Да. Именно. Я впервые заметила еще в отеле. Не хотела рассказывать, потому что сама не понимала. Но теперь поняла. – Я отступаю в сторону, а Крис быстро натягивает футболку обратно.
        – Как ты вообще можешь такое понять? Просто какое-то странное… совпадение. Это ничего не значит. Не может.
        – Может. Это означает все. – Я тянусь ему за спину и беру кое-что с комода. Прикладываю порванные остатки своей красной футболки к груди.
        – Откуда это у тебя? – он мгновенно разъяряется. – Я не хочу, чтобы ты это трогала!
        Я отхожу подальше.
        – Знаю. Потому что эта футболка для тебя много значит. Да?
        Он с минуту молчит.
        – Да. Положи ее.
        – Ты еще не понял. Подумай, Крис. Вспомни. Ты помнишь меня?
        С его лица сходят все краски, и он начинает качать головой.
        – Это моя футболка. Это моя футболка Мэттьюс.
        – Нет, Блайт. Ты ошибаешься. Она принадлежит… другому человеку.
        – Нет. Теперь я вспоминаю тот день, – ласково произношу я. – Это ты тот мальчик с пляжа. С ведрами. А я та девочка с дока. Я дала тебе это.
        – Нет. Нет, это какая-то ошибка.
        Я опускаю футболку. В его глазах страх, от которого мне нужно как-то избавиться.
        – Знаю, это слишком, но ты должен выслушать меня. Просто послушай. Я тебя видела, разговаривала с тобой, я та девушка, которая дала тебе футболку и воду.
        Он чуть ли не плачет.
        – Что?
        – Ты сам знаешь. Часть тебя помнит. Вот почему ты подарил мне на Рождество клочок моей футболки. Я не находила его до сегодняшнего дня. Пока не пришло время.
        Он садится на кровать. Я даю ему несколько минут оправиться от услышанного. У меня была целая поездка домой и время, проведенное в комнате, и я все равно потрясена. А на него обрушивается все и сразу.
        Он смотрит на морского ежа на моем комоде.
        – Должно быть, знал. Поэтому и подарил его. В тот день на берегу, когда отец заставил меня таскать ведра с водой, я думал, что не переживу это. Тогда ты была там, и я случайно зачерпнул в ведро морского ежа…
        – И ты остановился, чтобы осторожно выпустить его на волю.
        – Да. Так и было.
        – Но есть кое-что еще, Крис.
        Он смотрит на меня и ждет.
        – В ту ночь… Ночью случился пожар. А еще твой отец пытался тебя утопить.
        – В ту самую ночь?
        – Да. В ту самую ночь. Наш мир перевернулся одновременно. Твой отец чуть не убил тебя, но все обошлось. Расскажи мне снова почему?
        – Что? Потому что… потому что запиликал его гребаный пейджер. – Крис запускает пальцы в волосы. А затем замирает. – Ни за что, Блайт. Не говори этого. Это невозможно. – Он начинает собирать все воедино.
        – Возможно. Твой отец был добровольцем-пожарным, верно? Его пейджер заработал из-за пожара в моем доме. Он тот человек, который спас меня.
        – О, господи, нет! – Крис отходит к окну и стоит ко мне спиной. – Прекрати, Блайт. Хватит. Все не может быть так.
        – Есть причины, по которым мы никогда не говорили о некоторых аспектах нашей жизни. Никто из нас не упоминал Мэн, и ты никогда не говорил, чем именно помогал людям твой отец… В глубине души мы это чувствовали. Но были не готовы. А теперь время настало. Мы достаточно сильные.
        – Это слишком.
        – Я видела его сегодня. Твоего отца. Мы с Заком ездили на него посмотреть. Не переживай, он нас не заметил. Когда я его увидела, то сразу вспомнила ту ночь пожара. Я знаю твоего отца, Кристофер. Он тот, кто снял меня с лестницы.
        Между нами повисает молчание. Крис должен принять этот факт. Если сможет.
        – Мой отец пытался меня убить. А потом спас тебя.
        – Да.
        – Но это же невозможно. – Он качает головой, не переставая. – Это означает, что твой пожар спас мне жизнь. Что смерть твоих родителей спасла мне жизнь. Твое горе, чувство вины, все потерянные годы? Все, через что тебе пришлось пройти, подарило мне жизнь?
        Я стою у Криса за спиной, но пока не касаюсь его.
        – Мы не можем начать связывать все факты в какую-то логическую цепочку, но ты неправ. Это означает, что пожар случился бы при любом раскладе и мои родители все равно бы погибли. Но разве ты не видишь кое-что еще? У той ночи была своя цель. И хорошая. Сохранить нам обоим жизнь. Возможно, именно наша связь и спасла нас. Мы оба могли погибнуть в ту ночь, но благодаря друг другу этого не случилось. Твой отец был близко к нашему дому, и он прибежал вовремя, поэтому я не погибла, и это же спасло тебя. Знаю, непостижимая ирония. Но случилось то, что случилось. Боже, мои родители никогда бы не захотели, чтобы дети пережили то, что довелось нам. Благодаря пожару все закончилось? Я знаю их. Знаю их очень хорошо, и они были бы рады узнать, что благодаря пожару случилось что-то хорошее. Наши жизни и наша любовь – спасительная благодать той ночи.
        Он опускает голову и плачет.
        – Эта футболка… Она действительно была твоей. Ты была на том доке.
        – Да.
        – Ты оставалась со мной. Многие часы. Осталась на весь день.
        – Конечно.
        – Я был так поражен, что ты не ушла.
        – Я бы никогда тебя не бросила, Крис. Даже тогда, когда мы были незнакомы.
        – Ты помогла мне выстоять. Не только тогда на берегу. Но в ту ночь. Когда я решил… когда решил, что захлебнусь, я думал о тебе. Думал, что никогда не смогу встретиться с девочкой, которая осталась со мной. Девочкой, которая придала мне сил. Которая помогла построить план на будущее и благодаря которой я попал в Мэттьюс. Я решил, что должен поступить туда, чтобы… найти тебя. Я не думал об этом до сегодняшнего дня, но я искал тебя.
        Сосредоточив мысли на тебе, я смог продержать дольше, чем должен был. Когда я не мог дышать, начал захлебываться в гребаном туалете… Я боролся за жизнь из-за тебя. Когда заработал его пейджер, я почувствовал укол вины за то, что радовался чужому несчастью. Я не хотел, чтобы кто-то пострадал, но… Умирать тоже не хотел. Когда я очнулся среди стекла и собственной крови, я думал о тебе. Ты все, что у меня было. Я хранил твою футболку, потому что это единственное, что мне оставалось от тебя. Или я так думал.
        Теперь я прижимаюсь к нему всем телом и обнимаю за талию. Прислоняюсь головой к его спине и вытираю глаза о его футболку.
        – Разве ты не понимаешь, Крис? Нам суждено быть вместе. Не потому что мы должны. Выбор есть всегда. Это не обязанность. Но наши жизни переплелись, и на то были веские причины. Я подумала это, как только увидела тебя. Но считала бессмыслицей. Ту глубокую связь, которую чувствовала еще до того, как мы заговорили. Но так было и есть. Я люблю тебя с того самого дня на пристани. А возможно, даже до него. Я чувствую, словно любила тебя всю свою жизнь. Пожалуйста, Крис, я рядом. Я отдам тебе все, если ты только мне позволишь. Теперь я сильная и все могу вынести. Более того, я хочу пройти с тобой через все трудности. Я умоляю тебя, Кристофер. Всем сердцем умоляю. Позволь мне заботиться о тебе так, как ты заботился обо мне.
        Крис оборачивается, обнимает меня и кладет подбородок мне на макушку. Я крепко прижимаюсь к нему. Это пугает меня, потому что не знаю, рискнет ли он остаться со мной. Я знаю, что он не из тех, кто обращается за помощью или любовью даже при лучших обстоятельствах. Я закрываю глаза.
        – Ты думаешь, что я не смогу влюбиться и в твою уязвимость. Но ты ошибаешься. Я люблю в тебе все. Крис, я больше не знаю, во что верю… Знаю, что ты не веришь в Бога, судьбу и подобное. Если можешь, просто отодвинь в сторону рациональную, логичную, жутко скептическую часть своего мышления и просто почувствуй. Прислушайся к голосу сердца. А вся остальная хрень? Она ничего не значит. Прошлое? Ужасный кошмар, который ты пережил? Мы можем справиться с этим. Можем. И уже справились, разве ты не видишь? Рассказ о подробностях своей жизни кажется тебе чем-то новым между нами, но я всегда верила, что это настанет. Всегда знала, что моя любовь к тебе ничто не сможет поколебать. Никогда.
        Я боюсь останавливаться, боюсь, что он снова уйдет ради моего блага, но однажды мне все равно придется раскрыть перед ним все карты. Это может закончиться. Я могу потерять любовь всей моей жизни. Но я должна бороться за нее изо всех сил. Это все, что могу сделать.
        – Просто почувствуй меня, Крис, остальное не имеет значения. Знаю, верить сложно. Но я прошу тебя поверить мне, поверить в нас так, как верю я. Можешь это сделать? Пожалуйста, Крис, поверь в нас.
        Он отступает на шаг и смотрит на меня. Его щеки мокрые, он поднимает между нами наши сомкнутые ладони. Крис кивает и переплетает со мной пальцы.
        Глава 32
        Двадцать, двадцать один
        Сегодня в девять тридцать утра я выехала из Хопкинтона, штат Массачусетс, и сейчас въезжаю в город Уэллсли, где-то на восемнадцатой миле, как мне кажется. Я бегу Бостонский марафон. Типа того. Настоящий марафон не сегодня, потому что мне не хочется такого давления. В следующем месяце я буду в Ньютоне наблюдать за процессом и раздавать на финише измученным бегунам воду и апельсиновые дольки. Хотя я и восхищаюсь теми, кто может участвовать в забеге, это не для меня. Я не люблю соревнования и толпу. Хочу просто пробежать дистанцию. Мне плевать, сколько времени это займет.
        Сегодня погода на моей стороне. Последняя среда марта прохладная и сухая. Погода в Бостоне очень непредсказуема, и некоторые марафонские дни бывали ужасно жаркими и влажными, даже хорошо подготовленные бегуны оказывались в плохой форме. В дерьмовую погоду я просто разваливаюсь на части, так что мне повезло. Я уже несколько дней закидываюсь углеводами и активно пью воду. А хорошие кроссовки за последний месяц пришли в негодность.
        Из минусов? Если буду продолжать бегать в том же темпе, что и сейчас, то мне понадобится пять с половиной часов. Смехотворно медленно, и моей выносливости вряд ли хватит. Но я совершенно не представляю, как увеличить скорость. Восемнадцать миль я даже близко не бегала, я страдаю, как никогда. Очень страшно бороться за то, что ни разу не делала. Страх облажаться велик. Среднее женское время около четырех с половиной часов, но поскольку мне так сильно хочется это сделать, то плевать, пусть даже девять часов, я просто хочу добежать до финиша.
        Мало того что я медленная, так бег в неофициальный день означает, что мне приходится иметь дело с тротуарами, автомобилями и светофорами.
        Но мне помогают.
        Я бросаю быстрый взгляд на Зака, который едет чуть впереди с включенной аварийной сигнализацией. Я его обожаю за то, что он беззастенчиво блокирует перекрестки и бесит водителей, стараясь освобождать мне путь. В такие моменты я была бы рада предлогу остановиться на светофоре и внутренне стону каждый раз, когда пробегаю на зеленый.
        Ноги как желе, и мне еще никогда не было так плохо. Я просто не могу этого сделать. Единственный выход – смириться с поражением. Я останавливаюсь и сгибаюсь пополам, выключая музыку и качая головой. К черту. Зак сигналит мне снова и снова, но я трясу головой. Он сдает назад и кричит мне в пассажирское окно:
        – Ни за что, Блайт. Ты можешь это сделать.
        – Нет, – выдавливаю я. Джон громко лает из окна.
        – Взгляни вперед. Вон туда. – Он указывает на холм. – Посмотри, на что она пошла ради тебя.
        Даже в моем состоянии у меня вырывается смешок. Впереди я вижу Эстель. Она сменила свой привычный модный вид на обтягивающий ядовито-розовый костюм и подходящие в тон кроссовки.
        Я возобновляю медленную, болезненную пробежку по Коммонвелл-авеню, чтобы добраться до подруги, заставляя себя не думать о том, как долго мне еще бежать – через Уэллсли и вверх по горе Хартбрейк, – прежде чем доберусь до финишной черты аж в центре Бостона. Эстель и все остальные должны были встретить меня на финише, но мое настроение улучшилось.
        – Что такое, сучка? – спрашивает она, когда я останавливаюсь.
        – Я труп, – выдыхаю я.
        – Черта с два. На весенние каникулы я приехала сюда. А могла бы быть на чертовом Барбадосе или еще где, но нет. Хуже, ради тебя я вырядилась как идиотка, так что теперь включай свою музыку и беги, я знаю, что ты можешь.
        – Но я просто не могу.
        Эстель недовольно смотрит на меня, и я снова включаю музыку. Она хватает меня за руку и тянет вперед. Я никогда не видела, чтобы Эстель занималась спортом, поэтому забавно наблюдать за ней во время бега. И это толкает меня продолжать.
        С конца лета она проходила лечение. Все они. И хотя они с Джеймсом официально не вместе, они «общаются», как когда-то мы с Крисом. Думаю, они вновь попробуют сойтись, я впечатлена участием и терпением брата.
        Эстель немного пробегает со мной, а затем шлет воздушный поцелуй и присоединяется к Заку.
        Он снова сигналит, а Эстель свешивается из окна.
        Я снова улыбаюсь. Теперь меня ждет Эрик. Он тоже в наушниках и при моем приближении поднимает ладони. Кивает и присоединяется ко мне. Мы бежим в тишине. Мне всегда так легко в обществе Эрика, и сегодня не исключение. Мы часами вместе делали уроки, и это научило нас наслаждаться тишиной в обществе друг друга. У него был тяжелый год, и лишь месяц назад они снова сошлись с Заком.
        Я спотыкаюсь о трещину в асфальте, и Эрик поддерживает меня. Я вся мокрая от пота и вытираю лоб ладонью. Этот бег меня убивает, но я не могу остановиться. Какую бы боль ни испытывала, она несравнима с той, что пережили мои друзья, и я смогла себя убедить, что если закончу марафон, то символично поставлю точку во всех наших историях. Что, сделав это, завершу наше исцеление. Как глупо. Но теперь, при виде своих друзей, мне еще больше хочется добежать до финиша.
        Я беру себя в руки, потому что только что добралась до Ньютона, самой сложной части этого маршрута. В нем четыре холма, последний из которых – причина выбора этой трассы. Гора Хартбрейк находится между двадцатой и двадцать первой милями маршрута. Та еще дрянь. Именно здесь спортсмены чаще всего и выбывают из соревнования. Холм расположен в самом худшем участке забега, когда сдаются даже сильнейшие бегуны.
        Эрик знает, где мы. Он продолжает слегка придерживать меня за спину, и вместе мы пробегаем первый холм. Когда он сдается и присоединяется к Заку и Эстель, я не уверена, как мне справиться. Я опускаю голову и думаю, стоит ли это того или нет.
        А потом кто-то хватает меня за руку и бежит рядом. Джеймс. Он тоже отказался от своих весенних каникул, чтобы быть здесь. Я уверена, что тут сыграл и соблазн увидеть Эстель, но мой брат любит меня. Он снова проведет со мной лето в Мэне. Не думаю, что мы оба так сильно скучаем по родительскому дому в Массачусетсе. Без них он никогда не казался нам родным. А домик у залива Френчбей? Вот наше семейное гнездышко.
        – Спасибо тебе за все, Блайт. – Во время бега он смотрит вперед. – Я никогда не говорил тебе, какой храброй ты была в ту ночь, когда случился пожар, но ты сделала все, что могла. Ты спасла мне жизнь, и мне жаль, что я был таким неблагодарным. С той ночи ты делала для меня больше, чем я заслуживал. Это я тоже понимаю. И очень тебя люблю. Правда.
        – И я тебя люблю, – выдыхаю я. – Я до сих пор скучаю по ним.
        – Мы всегда будем. Но ты облегчила наше горе. У нас все будет хорошо.
        Второй холм дается чертовски тяжело, но вместе с братом мы справляемся. Мы справились с пожаром, смертью родителей, его ложью и моей депрессией, и даже с отношениями, которые чуть не потеряли. Мы бежим вместе, знаменуя то, что смогли выжить и восстановиться. Джеймс крепко держит меня за руку и вытирает глаза, когда мы заканчиваем этот отрезок пути.
        Третий холм. Я чувствую себя очень слабой. Теперь моя очередь вытирать глаза, когда Джеймс передает эстафету Сабину. Сабин всегда занимал особое место в моем сердце, как никто другой. Он не совсем мне как брат, но и не просто друг. Я выключаю музыку и хочу что-то сказать.
        – Не разговаривай и не начинай пока плакать! Я так горжусь тобой, Би. Знаю, что ты устала. Ты почти закончила. Еще совсем чуть-чуть. Мы можем это сделать.
        Я киваю и позволяю ему взять меня за руку.
        В этом году он хорошенько похудел и выглядит просто замечательно. И трезвый. Шесть месяцев реабилитации и терапии в стационаре тяжело дались ему, и я думаю, что ему пришлось труднее нас всех, потому что он почти ничего не помнит. Или не хочет вспоминать. После первых трех месяцев ему разрешили ненадолго покинуть реабилитационный центр, так что я несколько раз встречалась с ним, в том числе на Рождество, когда он приехал ко мне в штат Мэн. Он вручную рубил дрова и таскал их в дом, складывая аккуратной кучкой у камина. По вечерам готовил и играл мне на гитаре. Сабин даже помогал мне на компьютере сортировать старые семейные фотографии и распечатывать их для фотоальбома. Через несколько часов мне стало скучно, но Сабин решил, что мои детские фото просто огонь, и целыми днями приставал ко мне, чтобы я заплела волосы в косички. Осенью и зимой он был немного замкнутым, тише обычного, но в последние несколько месяцев стал больше похож на себя. Только без выпивки. Он никогда не переставал быть любящим, заботливым и милым во время нашего общения, но я рада видеть, как возвращается Сабин, который много
шумит и делает глупости.
        – Черт, бегать хреново, – говорит он, когда мы достигаем вершины холма. – Ты крутая девчонка.
        Я уже едва бегу, скорее шаркаю, когда мы оказываемся у основания холма Хартбрейк.
        – Ты готова?
        Я качаю головой:
        – Нет. Слишком тяжело. Я не хочу этого делать.
        Он тянет меня вперед.
        – Не останавливайся. Это худшее, что ты можешь сделать. Я читал. Это трудно, но не настолько.
        – Я не могу. Зачем я это затеяла? – Я задыхаюсь.
        Отвечает другой голос:
        – Потому что ты в это поверила.
        Я люблю этот голос. Он преодолевает всю мою боль и достигает сердца.
        – Крис, мне плохо. Все болит.
        Он рядом со мной, хватает мою свободную руку, так что я оказываюсь меж двух самых любимых людей, которые поддерживают меня.
        – Знаю, малышка. Но Сабин прав. Ты можешь это сделать.
        – Ты останешься? – спрашиваю я. – До конца?
        – Конечно.
        – Я не сделаю этого без тебя.
        – А я не смогу этого сделать без тебя. Мы вместе преодолеем этот холм.
        – Я так устала.
        – Знаю. Но ты должна продолжать бежать. Давай.
        Теперь я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Криса. Как всегда, при виде его у меня перехватывает дух. Мы семь месяцев прожили вместе в Бар-Харборе, но с каждым днем я влюбляюсь в него все больше и больше.
        Он протягивает мне бутылку воды и улыбается.
        – Решил отплатить за услугу.
        Я выпиваю треть бутылки воды.
        – Я люблю тебя.
        – Я тоже тебя люблю. Очень сильно.
        Сабин забирает у меня бутылку и целует в щеку.
        – Теперь ты с ним. Ребята, вы справитесь. Вперед! Вперед! Встретимся на финише. – Он подбегает к пикапу Криса, который сейчас ведет Зак, и запрыгивает в кузов. – Давай, солнышко! Беги! Вы оба!
        Сабин, Эстель, Эрик, Джеймс и Зак улюлюкают, когда мы с Крисом начинаем преодолевать самое сложное препятствие. Пикап издает протяжный сигнал, они быстро едут по Коммонвелл-авеню в сторону центра Бостона. Я протягиваю Крису другой наушник, и мы бежим под ту же песню, которую так давно слушали в его комнате в общежитии в Мэттьюсе, когда он впервые сказал мне бежать через боль.
        Холм Хартбрейк действительно ужасен. Крутые склоны на этом этапе бега жестоки и неумолимы. Говорят, что потом все будет гораздо легче, но это все равно адская пробежка. Спуск по склону тоже потребует концентрации.
        – Медленно, но ровно, сладкая, – говорит Крис. Он сохраняет медленный темп. Сильный, как всегда, но с Крисом я не чувствую себя слабой. Он вселяет в меня уверенность, несмотря на то, что я уже спотыкаюсь на каждом шагу.
        В Бар-Харборе мы с Крисом живем тихой жизнью. Ну, за исключением громкого секса. Которого у нас много. Я все еще внештатно пишу для журнала, но также работаю над романом.
        Это была идея Криса. Я понятия не имею, выйдет ли из этого что-нибудь, но мне нравится пробовать новое. Крис полюбил Национальный парк Акадия и стал довольно хорошим гидом в наших сложных походах и однодневных поездках. Он получил работу в администрации парка и сам удивился, как втянулся в скучные детали наподобие бюджета и прочего. Мы познакомились с некоторыми людьми, которые живут в этом районе, и нам есть с кем поужинать или провести вечер. Коллега Криса владеет парусной лодкой и предложил покатать нас, когда немного потеплеет.
        Зимние месяцы там некоторые люди сочли бы ужасными, но мы с Крисом не имеем ничего против. Его пикап может преодолеть почти любой снегопад, и у нас есть много припасов. Я вполне счастлива не выходить из дома по нескольку дней подряд. Джон составляет мне компанию, когда я сворачиваюсь калачиком с одеялом и ноутбуком и пишу у камина. Наша жизнь блаженно размеренна. За исключением тех случаев, когда в гости приезжают Джеймс и Шепарды. Но такой хаос мне нравится. Рождество было совершенно безумным. Энни тоже приехала, и я думаю, что мы все хотим, чтобы она нас усыновила. Кроме Сабина, который продолжает флиртовать с ней, как умеет только он. Они все вернутся этим летом, и у Джеймса с Сабином есть планы по восстановлению дома, включая шлифовку деревянных полов и переделку веранды. Но Энни останется с нами всего на неделю. У нее появился мужчина, и они собираются арендовать дом неподалеку от нас. Она хочет быть рядом, думаю, скорее, присматривать за нами, но при этом не жить вместе с семью едва выросшими подростками. Я не могу ее винить.
        Несколько месяцев Крис противился обратиться к психологу. Когда его отец умер поздней осенью, я все же смогла настоять. Смерть отца его не опечалила, но и большого облегчения, похоже, не принесла. Есть моменты прошлого, помочь справиться с которыми я не в силах. Он рассказывает мне, но пройдет много времени, прежде чем он сможет полностью открыться. Или, возможно, не захочет делиться абсолютно всем, что тоже нормально, но он знает, что я всегда рядом. Я ходила с ним на несколько встреч с психологом. Мне тяжело слушать его рассказы, приходится бороться с собственной яростью и грустью из-за его детства. У меня были прекрасные родители, которые слишком рано умерли, а у него был больной садист-отец, который умер слишком поздно.
        Когда мы пробегаем половину холма, Крис вытирает с моих щек слезы. Этот момент одновременно невероятно болезненный и в равной степени приносящий облегчение. Крис слишком хорошо меня знает, знает, когда я готова сдаться.
        – Моя любовь к тебе просто огромна, – говорит он, примеряясь к моему ритму. – Большую часть жизни я считал, что отец не принес мне ничего, кроме боли. Но это неправда. Он дал мне кое-что. Кое-кого. Тебя. Он дал мне тебя. Прошлым летом ты попросила поверить в нас. У меня не очень хорошо с верой, ты знаешь, но я чертовски сильно верю в нас. Всегда.
        Теперь до вершины холма добежать легко.
        – Мы же справимся, добежим до финиша, Блайт?
        – Конечно.
        Мы бежим сквозь отголоски нашей боли, но что еще более важно, мы бежим за нашим настоящим и за нашим будущим.
        Вместе мы надерем задницу этому холму.
        Благодарности
        Хотя написание книги – занятие довольно уединенное, временами оно требует определенной выдержки от тех, кто осмеливается связываться с капризным, упрямым, уставшим и чрезмерно кофеинозависимым автором. Я обязана поблагодарить так много людей.
        Мой издатель Тим Дитлоу поверил в «Дыши со мной» еще до того, как узнал, что это будет за книга. Настоящее испытание верой, если такое вообще существует.
        Безмерно талантливая Кейт Чайноуэт провела впечатляющую редакторскую работу, на которую только может надеяться любой писатель, и она рассмотрела все самое лучшее во мне и в этой истории.
        Огромная любовь к моему самому терпеливому агенту, Деборе Шнайдер, за то, что сказала мне, что я «поразила» ее. (Я подозреваю, что, возможно, поразил ее скорее хаос в работе со мной, но она слишком мила, чтобы сказать об этом.)
        Следующая порция благодарностей Лори Гендельман за вычитку и всестороннюю поддержку во время рождения еще одной книги. Дженни Аспиналл, Марлана Грела и Кристл Вудс – они читали главы на разных этапах и оказали огромную пользу и поддержку. Огромное спасибо моей группе поддержки.
        Спасибо Карен Лоусон за то, что она познакомила меня с любезным доктором Барнеттом, который объяснил медицинские факты на очень понятном языке.
        Джулия Кларк, помощник начальника пожарной службы Орланда, и Майкл Феррейра, первый лейтенант пожарной роты верхнего Гринвуд-Лейка, оба добровольцы из штата Мэн, любезно пожертвовали своим временем, чтобы рассказать мне больше деталей, чем требовалось, но о чем все равно попросила. Они оба прекрасные, сильные и безусловно храбрые. Берегите себя.
        Андреа Димелла терпела срочные телефонные звонки, чтобы ответить на мои нескончаемые вопросы о беге. Она ангел. А еще отвратительно атлетичная и не ленивая.
        До безумия люблю и уважаю моего отца, Картера Амбарджера, самого блестящего психотерапевта и еще более блестящего отца. Спасибо, что помог сделать моих героев более реалистичными. Я люблю тебя, папочка. А также обожаю мою маму, Сьюзен Конант, которую виню и одновременно благодарю за то, что втянула в эту работу. Мне очень повезло с такими замечательными родителями. Не у всех так.
        Мои читатели и блогеры подарили мне способность продолжать писать. Не знаю, как отблагодарить их за все отзывы, энтузиазм и смиренную любовь. Они моя опора больше, чем могут предположить. Бесконечная благодарность каждому из них за то, что остались со мной.
        И, ох, мои коллеги-писатели. Я бы ни за что не закончила «Дыши со мной» без них. Бесконечная любовь, благодарность и восхищение: Мишель Скотт, за ее ежедневную (иногда ежечасную) помощь как друга и талантливого писателя; Трейси Гарвис-Грейвс за ее неизменную и колоссальную защиту в самые мрачные часы; Эндрю Кауфману, потому что он никогда не переставал кричать: «Видишь? Теперь они слушают Джессику!». Мне это было нужно больше всего; Эбби Глайнс и Таммаре Уэббер – за то, что они были островками здравомыслия посреди хаоса; Колин Гувер, потому что иногда тебе действительно нужны эти чертовы цветы.
        Моим девочкам: я люблю вас и несомненно не справилась бы без вашей поддержки. Хорошо сработано, девочки. Вместе наша сила неизмерима.
        notes
        Примечания
        1
        Примерно 167 сантиметров.
        2
        Фрисби – игра, в которой ее участники метают друг другу круглый пластиковый диск.
        3
        Речь идет о песне Вилли Нельсона из альбома «The Sound in Your Mind» (1976 г.).
        4
        «Run through pain» – песня английской металкор-группы Ravenface.
        5
        Речь идет о рождественской песне, написанной в 1951 году Мередит Уилсон, а затем кавер на нее выпустил канадский певец Майкл Бубле.
        6
        «Free Bird» – композиция американской рок-группы Lynyrd Skynyrd.
        7
        «Cat’s in the Cradle» – фолк-рок песня 1974 года Гарри Чапина.
        8
        «Yesterday» – песня группы The Beatles.
        9
        «Wild World» – песня, написанная и записанная английской певицей Кэт Стивенс.
        10
        «November Rain» – песня американской рок-группы Guns N’ Roses.
        11
        Чокер – короткое ожерелье, которое плотно прилегает к шее, оснащено регуляторами размера.
        12
        «Crate & Barrel» – сеть розничных магазинов в США, Канаде и 8 других странах, выпускающая предметы домашнего обихода, мебель и домашние аксессуары.